Г. МИШИН


ГЕННАДИЙ МИШИН
КРАЕВЕД
Саратов
2008
МИШИН Г. A.
«КРАЕВЕД». Саратов. 2008.120 с.
В книге рассказывается о жизни и исторических трудах Почётного чле-
на-учредителя Саратовской учёной архивной комиссии А. Н. Минха. Один
из первых исследователей Саратовского края, Минх участвовал в станов-
лении саратовского дореволюционного исторического краеведения и в ка-
кой-то степени определял пути работы будущим поколениям краеведов.
Среди иллюстраций в книге впервые публшуются некоторые рисунки
А. Н. Минха.
«Ещё одно, последнее сказанье -
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил:
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдёт мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду -
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу...»
А. Пушкин
3
ПОЧЁТНЫЙ ЧЛЕН СУДЕ
В начале двадцатого столетия фамилия Минх была хорошо известна и
считаема в культурной среде саратовского губернского общества. Вот не-
которые представители этой фамилии:
Григорий Николаевич Минх (младший) - служил в те годы чиновни-
ком особых поручений в канцелярии саратовского губернатора.
Александр Александрович Минх - занимал в Саратове должность ми-
рового судьи Первого участка.
Александр Петрович Минх - заведовал Саратовской женской фельд-
шерской школой.
Алексей Петрович Минх, брат предыдущего, избирался гласным от
Аткарского уезда, где находилось имение Минхов.
Названные и другие саратовцы, принадлежавшие к этой благородной
фамилии, составляли относительно молодую поросль Минхов. Однако в
начале XX века живы были и представители предыдущего поколения этого
славного рода, трудившиеся на благо своей губернии да и всей России. Не
дожил до нового столетия, пожалуй, самый яркий человек из саратовских
Минхов. Я имею в виду врача-эпидемиолога Григория Николаевича Мин-
ха, умершего в декабре 1896 года в Саратове. Прожить Ему довелось ровно
шестьдесят лет.	,
О Григории Николаевиче стоит рассказать подробнее. Родился он в селе
Вербки (Елизаветино) Липецкого уезда Тамбовской губернии. В четырёх-
летием возрасте вместе с родителями переехал в Аткарский уезд Саратовс-
кой губернии, а образование начал в Первой саратовской гимназии. Курс
медицинского факультета Московского университета Николай Минх окон-
чил успешно, потому был определён ординатором к знаменитому профес-
сору Григорию Антоновичу Захарьину, выпускнику той же саратовской
гимназии. В тридцать лет Григорий Николаевич сам стал профессором па-
тологической анатомии Киевского университета. Там Минх занялся иссле-
дованиями эпидемии в Витлянке, затем проказой на юге России. Для изу-
чения этой болезни он побывал также в Персии и в Средней Азии. В 1873
году Минх впервые научно описал возбудителей сибирской язвы, разви-
вавшихся в телах блуждающих клеток. Результатом долгих исследований
стал фундаментальный труд «Чума в России».
4
В 1884 году Григорий Николаевич вышел в отставку и поселился в селе
Новые Бурасы Саратовской губернии, где прожил до конца своих дней, то
есть до 12 декабря 1896 года.
... У меня вызывает искреннее уважение тот факт, что все саратовские
Минхи (включая и представительниц прекрасного пола), серьёзно интере-
совались историей России и особенно историей Саратовского края. Под-
тверждением этих слов служит такое документальное свидетельство: чле-
нами Саратовской губернской учёной архивной комиссии (СМАК) состоя-
ли пять представителей этой замечательной фамилии. Со дня основания
СУАК в её составе были братья Александр Николаевич и Николай Никола-
евич (последний в 1909 году был избран председателем Архивной комис-
сии.
В 1900 году вступил в СУАК Александр Минх, сын Александра Нико-
лаевича, а в 1908 году - Григорий Минх (сын Николая Николаевича) и его
супруга Эмилия Васильевна.
Наиболее активным, деятельным и плодовитым исследователем исто-
рии Саратовского края из всех Минхов является Александр Николаевич,
трудам которого и посвящается этот очерк.
С юных лет Александр Минх был пытливым, любознательным и, что
о обсшго важно в данном случае, и «писучим» человеком. Он использовал
всякую возможность заносить в тетради свои мысли, впечатления от уви-
денного, записывать вновь узнанные сведения. Так было на военной служ-
бе, па г ра кдапской, во время путешествий по Саратовскому краю, по По-
волжью. Спустя многие десятилетия записные книжки Александра Минха
приобрели неоценимое историческое значение, за что хочется сказать ав-
тору множество слов искренней благодарности.
Теперь обратим любознательный взор в прошлое рода Минхов. Круп-
нейшие историки Германии утверждают, что фамилия Минх проросла на
том же старинном родословном древе, что и фамилии Мюнх (к ней при-
надлежит поэт XIX века Фридрих Гальма и историк Эрнст Герман из того
же времени), и фамилия Миних (фельдмаршал Бурхард Христофорович,
находившийся на российской службе в восемнадцатом столетии).
Известно, что по приглашению императрицы Екатерины II в 1786 году
в Россию на постоянное жительство приехал молодой, но уже успевший
хорошо зарекомендовать себя как грамотный специалист, немецкий медик
Иоганн Генрих фон Минх, названный на русский манер Андреем Иванови-
чем. Он то и стал основателем российской ветви Минхов.
Свою службу на благо России Андрей Иванович начал в городе Орле
инспектором врачебного управления, курировавшего Орловскую и Тамбов-
скую губернии. Вначале вместе со званием потомственного российского
дворянина А. И. Минх получил чин коллежского асессора (чин восьмого
класса, соответствовавший воинскому званию майор), а спустя десятиле-
тие был пожалован следующим по табели о рангах чином седьмого класса
5
—надворный советник. Перед выходом в отставку в 1800 году Андрей Ива-
нович Минх уже имел немалую семью - супругу Прасковью Александров-
ну и детей - Александра, Николая и Любовь.
Сын Николай стал со временем отцом известного уже нам краеведа
Александра Минха, который, как мы знаем, часто держал в руке перо и
умело им пользовался. В записях Александра Николаевича имеются и строки
о глубоко им уважеаемых родителях. Например, вот такие:
«Отец мой Николай Андреевич Минх, из юнкеров артиллерии, 28 июня
1818 года произведён был в прапорщики и перешёл в Екатеринославский
кирасирский полк корнетом, где 14 ноября 1819 года произведён в поручи-
ки, 3 марта 1824 года в штабс-ротмистры, 10 июня 1826 года в ротмистры
и вышел в отставку 25 апреля 1833 с чином майора. Женился на дочери
полковника Бориса Карловича Бланка (тамбовского помещика) Варваре Бо-
рисовне. У них были дети: Александр, Пётр, Григорий, Николай и дочь
Анна.
Родословная моей матери. Древнее начало рода Бланк относится к фран-
цузской эмиграции гугенотов во время Варфоломеевской ночи. Предок
бежал в Германию. Около середины XVIII столетия архитектор Карл Бланк,
о котором Забелин в описании домашнего быта русских царей упоминает,
что при переделках и поправках в Коломенском дворце, около Москвы, 11
мая 1764 года подал смету материалов, нужных при работе.
Карл Бланк купил имение в Тамбовской губернии: Трёхсвятское, Бори-
совку и Петровку; сын его полковник Борис Карлович жил в Москве, где у
него был собственный дом и, кроме того, имение с усадьбой Можайского
уезда, недалеко от Бородина: французы сожгли всё в 1812 году, и Борис
Карлович бежал в том же году с семейством в Тамбовское имение, где по-
селился в сельце Вербках (Елизаветино тож), здесь в 1820-х годах поста-
вил он дом, перевезённый из Липецка. Мне помнится, когда я был ещё ре-
бёнком лет 6-7, в конце 1830-х и начале 1840-х годов, этот очень большой
дом с мезонином и большой каменной террасой и колоннами, обращённы-
ми в сад к реке Матыре.
В доме была пристройка, где помещалась ковровая - здесь были сто-
ячие станки, и перед каждым, спиною к окнам, сидели на лавках по не-
сколько ковёрщиц. Ковры эти славились даже в Москве. Помню большую
залу, со старинными, в высоком футляре часами, гостиную и много других
комнат: в одной из них, в больших золочёных рамах, помещались по сте-
нам, превосходно сделанные масляными красками, фамильные портреты
XVIII столетия; в другой большая библиотека ценных книг того же века.
Около дома был сад и, за дорогою, большая старая дубовая роща».
Александр Минх не случайно назвал Вербки сельцом: это не уменьши-
тельное или ласкательное обращение к селу. Минх, разумеется, знал, что
сельцом в старой Руси называли населённый пункт, в котором церкви пока
ещё не имелось (с церковью - село), но была часовня. И ещё сельцом мог-
6
ло называться поселение с помещичьей усадьбой. Так вот, по поводу часо-
венки в Вербках ничего определённого сказать не моту, зато точно извест-
но, что там находилась господская усадьба. Это подтверждают записи са-
мого А. Н. Минха.
Я столь настойчиво толкую читателю о Вербках-Елизаветине потому,
что именно в тамошнем помещичьем имении 16 апреля 1833 года родился
главный персонаж настоящего очерка - Александр Николаевич Минх, бу-
дущий историк Саратовского края.
О детских и отроческих годах Александра сведений почти не сохрани-
лось, вероятнее всего эти годы прошли всё в том же родительском имении
на тамбовщине под присмотром домашних воспитателей и учителей, а по-
том юношу определили в московский частный пансион пленного наполео-
новского капитана Адольфа Сгори. В пансионе Александр познакомился с
основами различных наук, учился фехтовать, стрелять, обучался танцам и
рисованию.
«В 1854 году кровавая борьба России с Турцией, Англией, Францией и
Сардинией подняла всю нашу молодёжь, - вспоминал позднее Александр
Минх, - со всех сторон, одушевлённые горячим патриотизмом, стреми-
лись молодые дворяне под царские знамёна и штандарты. Я последовал
общему влечению и, с согласия моего отца, старого майора Екатеринос-
лавского кирасирского полка, поспешил вступить юнкером в Московский
(впоследствии лейб Его Величества) драгунский полк, с которым и уча-
ствовал в битвах Крымской компании».
Участвуя в походах и боевых сражениях, Александр Николаевич, по
заведённому им обычаю, вёл подробные дневниковые записи, которые те-
перь представляли бы несомненный исторический интерес, но, к сожале-
нию, тетради дневников не сохранились. На склоне жизни Александр Ни-
колаевич с горечью вспоминал, что походные записки 1854-1856 годов он
передал известному историку, академику Николаю Фёдоровичу Дуброви-
ну, по его просьбе. Академик в то время редактировал исторический жур-
нал «Русская старина» и дневники Минха понадобились ему для работы.
После смерти Дубровина рукописи затерялись. Их поисками, по просьбе
Александра Николаевича занимался академик-языковед Алексей Алексан-
дрович Шахматов, детство которого прошло в Саратовском крае. Поиски
успеха не имели.
С января 1857 года полк, в котором служил Александр Минх, получил
название Елизаветградского, а командиром полка был назначен флигель-
адъютант полковник Дмитрий Скобелев. Вскоре этот полк вновь переиме-
новали в лейб-драгунский Его Императорского величества Псковский полк.
В нём Минх служил до 1861 года, года освобождения крестьян России от
крепостной зависимости.
Реформа 1861 года затрагивала не только интересы крестьян и поме-
щиков, коснулась она частично и российского офицерства. Военному ко-
мандованию разрешено было отпускать из полков офицеров, которых гу-
7
бернаторы и предводители дворянства избирали в мировые посредники.
Причём, такие офицеры не исключались из своих полков, а считались в
долгосрочных юмандировках. По мере необходимости они могли вернуть-
ся к месту своей армейской службы.
Видимо следует пояснить, кто такие были мировые посредники и чем
призваны были заниматься в гражданской службе. Так называли земских
чиновников, главной обязанностью которых было утверждение уставных
грамот, определявших отношения между помещиками и их бывшими кре-
постными крестьянами. Мировые посредники наблюдали за правильнос-
тью составления этих грамот в мировых участках и, до введения их в дей-
ствие, разрешали всякого рода споры, несогласия, конфликты между поме-
щиками и крестьянами, получившими волю.
В тог период начальником Саратовской губернии состоял действитель-
ный статский советник Егор Иванович Барановский, а предводителем гу-
бернского дворянства - князь Владимир Алексеевич Щербатов. Именно их
решением поручик 1-й кавалерийской дивизии Александр Минх был при-
глашён кандидатом в мировые посредники в Саратовскую губернию. По-
лучив соответствующий приказ штаба своей дивизии, Александр Николае-
вич покинул Шавли, уездный городок Ковенской губернии, где квартиро-
вал его полк, и отправился в длительное путешествие до села Колено
Аткарского уезда Саратовской губернии. В этом селе находилась усадьба
родителей Александра Николаевича и, конечно же, хлопоты отца Николая
Андреевича повлияли на решение губернатора пригласить поручика Мин-
ха кандидатом в мировые посредники.
«Проехав Петербург, Москву, Тульскую, Орловскую и Тамбовстую гу-
бернии, - вспоминал потом Александр Николаевич, - не имея совершенно
понятия о новом преобразовании, в котором я должен был принять дея-
тельное участие, усердно прислушивался и приглядывался к положению
дел: но из хаоса толков трудно было вынести что-нибудь определённое.
Многие помещики были недовольны, жаловались на беспорядки и грозя-
щее окончательное разорение: невольно приходили на память слова Мани-
феста 19-го февраля 1861 года: «Самому дворянству предоставили мы, по
собственному вызову, составить предположения о новом устройстве быта
крестьян». Не думаю, чтобы и половина помещиков согласилась тогда ос-
вободить крестьян на выработанном новом положении».
Направляясь в Аткарский уезд Саратовской губернии, поручик Алек-
сандр Минх, испытавший за недолгие двадцать восемь лет своей жизни
немало переездов с места на место, вряд ли предполагал, что едет он в
край, который станет для него самым дорогим местом на земле, где он и
завершит спустя полвека свой жизненный путь.
Давайте же познакомимся с селом Колено, куда направлялся Минх, и с
его обитателями, жившими в 1860-е годы. Село это стояло на левом берегу
реки Аркадак, при впадении в неё ещё трёх малых речушек: Студёнки,
Иловатки, и Беспаловки. Вблизи села река Аркадак делала поворот, при
8
котором правый гористый берег её образовывал «колено»: от него, вероят-
но, произошло название села.
Начиная с 1790-х годов в селе в разное время жили крепостные кресть-
яне разных, подчас именитых российских помещиков: Разумовского, Пу-
тилова, Тенишевой, Енгалычева, Кутушева и других. Отставной майор Ни-
колаи Андреевич Минх тупил имение в с. Колено у помещиков Богдано-
вых в 1840 году, но сам оставался жить в Усманском уезде Тамбовской
губернии. В Колене за усадьбой и крестьянами присматривал нанятый уп-
равляющий - доверенное лицо помещика Минха. Сам же Николай Андре-
евич переехал в Колено на постоянное жительство в августе 1843 года. В
1848 году ои выстроил в селе новый дом, где потом жил его сын Александр
Николаевич.
В селе Колено пять помещичьих домов: Воскобойникова, Фреймана,
Крымского, Агишева и Николая Минха. Кроме того два дома принадлежа-
ли местным священникам, один каменный флигель был построен под по-
чтовую станций). У базарной площади стояли ещё два каменных флигеля
Н. А. Минха, которые хозяин предоставлял для проживания своим родствен-
никам, временами навещавшим его. В Колено, на той же сельской площа-
ди, имелся ветхий деревянный гостиный двор на четырнадцать мест (ла-
вок), калашня (пекарня) и небольшое строение для хранения торговых ве-
сов и гирь, называвшееся почему-то думой.
Крестьянвс. Коленев 1861 году насчитывалось на указанных пятерых
помещиков немногим более пятисот душ мужского пола: женщины ревиз-
скими сказками не учитывались. Жили они в 171 дворе. Ещё пятьдесят
пять домов занимали жившие оседло разночинцы (не приписанные ни к
какому сословию). Их в селе насчитывалось до семидесяти душ. Помещи-
ку Николаю Андреевичу Минху принадлежало 124 коленовских крестьян-
ских мужских душ, живших в сорока двух дворах.
Коленовские крестьяне жили в низких, бедных избушках, крытых со-
ломою, большей частью курных. Курная изба топилась «по чёрному», то
есть, она не имела печной трубы, выходившей наружу. Во время топки со-
ломой или кизяком дым из печи выходил внутрь избы и быстро наполнял
её, собираясь у потолка, так что стоять в избе после такой топки было очень
тяжело, приходилось ложиться на скамью либо садиться на земляной пол,
поскольку внизу воздух был чище, чем вверху. Стены и потолки в курных
избах всегда были покрыты толстым слоем чёрной копоти. Топить печи
«по чёрному» крестьян принуждала нехватка кирпича, требовавшегося для
кладки труб.
... Вот в такое саратовское село летом 1861 года приехал Александр
Николаевич Минх для исправления новой незнакомой для себя, как для
всей царской России, службы мирового посредника. Однако место посред-
ника в Аткарском уезде уже было занято соседом Минхов по с. Колету по-
мещиком А. О. Фрейманом и Александру Николаевичу пришлось в тече-
ние полугода значится кандидатом в мировые посредники, что дало Мину
9
полезную возможность спокойно присмотреться к особенностям будущей
службы.
Александр Николаевич внимательно изучал труд и быт крестьян села
Колено и окрестных деревень: раныпе-то он приезжал в имение отца из-
редка, только в отпуск, и вникать в тонкости окружающей жизни нужды не
видел - отдыхал да развлекался насколько позволяли местные условия...
Зато теперь Александр Николаевич старался приглядываться к каждой ме-
лочи, вникать в суть предстоящего дела. Иногда Мин?^ приходилось выез-
жать то в уездный Аткарск, то в губернский Саратов, толкаться в приёмных
начальства, беседовать с канцелярскими служащими. Порой такие встречи
в высоких кабинетах наталкивали Александра Николаевича на всяческие
рассуждения. Однажды он записал в своей тетради вот что:
«С давних пор существует у нас на Руси бюрократия, постоянно разра-
стающаяся в образе всевозможных чиновников, целью которых была не
столько честная служба государству, сколько личная нажива, большие ок-
лады, грабёж и взяточничество. Пресловутая волокита, крючкотворство и
вымогательства давили страну тяжёлым гнётом, начиная с высших санов-
ников и до мелкой сошки».
Прочитав эти строки Минха, я ничуть не удивился. Напротив, я лишь
получил очередное подтверждение, что в нашей многострадальной России
ничего не меняется вот уж которое столетие. Разве что коррупция стала
более открытой и наглой да взятки крупнее.
Ещё др приезда на саратовщину Александр Минх обсуждал с товари-
щами по полку своё намерение работать мировым посредником между
помещиками и крестьянами после Манифеста 1861 года. Некоторые зна-
комцы не советовали ему ввязываться в это щекотливое, а быть может и
опасное предприятие: сельские мужики, дескать, народ грубый, жестокий,
необузданный... Кабы чего не случилось...
Й вот Минх в Агкарском уезде, так сказать, с глазу на глаз с этими
самыми крестьянами. И что же?.. Позже он вспоминал:
«На деле всё было тихо: мужик работал как следует, баба жала, моло-
тила и отбывала, хотя с ленцой, зимний урок прядевом, полотном и редни-
ной: побор птицей и яйцами продолжался: трёх (как у моего отца), иногда
четырёх и у ред ких помещиков, пятидневная барщина тянулась обыден-
ным порядком: мужик покряхтывали, только исподтишка, слушал, что чи-
тает лавочник, кабатчик или какой-нибудь деревенский грамотей: болтали
больше бабы.
Местами были небольшие беспорядки, но прекращались они скоро:
правда, что при это! доставалось человекам пяти-десяти попробовать розг
от станового или члена земского суда. За последнее крепостное время мне
был известен в околотке лишь один возмутительный случай жестокости: в
имении В-на, Сердобского уезда, недалеко от с. Колено, где, при управляю-
щем Эшгольце, произошли беспорядки. Явившийся исправник Гриневич
довёл наказание ослушников до возмутительного живодёрства.
10
Трудно было помещику, в особенности старику, расстаться с крепост-
ным правом. В течение короткого времени должен был совершиться пол-
ный переворот в самом основании его хозяйства и перелом вековых зако-
ренелых привычек, понятий и убеждений. Деды и отцы завели порядок,
машина шла обычным ходом: с покон века назначено было, сколько в име-
нии господских дней, барин распределит работы, пашня в своё время взмё-
тана и засеяна, трава и хлеб убраны, понадобится кончить спешное дело,
стоит назначить сгонную (поголовную) барщину и в день-два всё свезено,
хлеб сложен в скирды, гумна растут как города и барин ждёт цены. Кресть-
янин, покончив с трёхдневной барской работой, успеет кончить и свою.
При крепостном праве крепостные люди делились на крестьян и дво-
ровых. Первые работали известное число дней в неделю и пользовались за
то землёю и усадьбами от своего помещика. Дворовые жили и кормились
на барском дворе. Около господской усадьбы некоторые имели свои клети,
причём семейным позволялось держать коров и птицу. Дворни у зажиточ-
ных помещиков было много: я знаю некоторых, державших до ста человек
обоего пола: лакеи, портные, сапожники, садовники, горничные, швеи, ко-
вёрщицы, кружевницы, няньки, повара, поварёнки, кучера, конюхи, ключ-
ники, разные мастеровые. У некоторых кроме того - музыканты и певчие,
псари и доезжачие: всё это кормилось барином и, вдобавок, за малейшую
провинность нередко пороли их на конюшне: большинство этого люда были
зунеядцы и пьяницы»,
По поводу последних слов Минха могу с уверенностью сказать: «ба-
рин явно погорячился». Впрочем, большинство российских помещиков
считали своих крестьян тунеядцами и бездельниками, хотя жили за счёт их
труда. Зато уж сами помещики в своих имениях неустанно трудились за
обеденным столом да на мягких диванах: вспомним из классической лите-
ратуры гончаровского Обломова, старосветских помещиков Достоевского
и множество других примеров.
Да и сам Александр Минх с первого дня пребывания в отцовском по-
местье жил фактически на иждивении тех крестьян, которых называл туне-
ядцами и пьяницами. Кстати сказать, этот же самый Александр Минх в
первом томе «Саратовского сборника», изданного в 1881 году, вспоминал:
«Пьянство в крепостное время было редко, благодаря строгости помещи-
ка, дороговизне водки и небольшому числу кабаков: в прежние года их
было два на тысячу душ мужского населения».
В первый год пребывания в коленовском имении отца Александр Ни-
колаевич посвящал свой досуг размышлениям о человеческом бытие, фи-
лософским рассуждениям, записывая свои мысли в толстые тетради. Зате-
, кавшие за письменным столом мышцы молодой Минх нередко разминал
на охоте либо на рыбной ловле. К слову сказать, в окрестностях Колена
условия для подобного времяпрепровождения были вполне подходящие. В
ближних к селу лесах часто встречались волки и лисы, в лугах и на озёрах
имелось много всякой птицы: стада стрепетов, длинноносых улит, драхв
11
(степных куриц), разных диких уток, болотной дичи. В лесах водились ку-
ропатки.
В речке Аркадак, протекавшей через село Колено, живности было мало:
мелкая плотва и раки, а вот километра два-три ниже по течению можно
уже было ловить окуня и щуку, попадались пескари, небольшие линьки,
бывал и голец. Примечательно, что ниже села, в заливах и озерках Аркада-
ка водились небольшие речные черепахи, длиною до тридцати сантимет-
ров.
... А с введением института мировых посредников в Ангарском уезде
дело обстояло следующим образом: в 1861 году уезд был разделён на шесть
мировых участков. Посредником Первого участка назначили Петра Густа-
вовича Фохта, во Втором участке посредником стал Пётр Павлович Слеп-
цов, в Третьем - Андрей Иванович Шепф, в Четвёртом - Николай Степано-
вич Байшев, в Пятом - Александр Оттович Фрейман и в Шестом - Михаил
Всеволодович Панафидин. Вскоре Фрейман подал прошение об отставке и
его место занял Александр Николаевич Минх. Первым его рабочим днём в
должности мирового посредника стал первый день июля 1862 года, а со-
стоял он в этой должности шесть нелёгких лет.
Как же представлял себе Александр Минх предназначение и обязанно-
сти мирового посредника? Об этом он говорил так:
«Крестьянское дело подведомственно мировым посредникам, их съез-
дам и губернскому присутствию, - эти учреждения состоят по министер-
ству внутренних дел.
Ближайшие руководители, начальники и судьи народа являются миро-
вые посредники: от взгляда и направления их зависит ход дела на участке».
В первое время мировые посредники, избиравшиеся только из дворян
уездными предводителями дворянства и, с одобрения губернаторов, утвер-
ждавшиеся Сенатом, не пользовались доверием у крестьян, которые были
убеждены, что дворянин дворянину брат, потому всегда будет отстаивать
интересы помещиков, а не крестьян. Но и помещики, недовольные осво-
бождением крестьян от крепостной зависимости, находили в мировых по-
средниках «козлов отпущения» и выплёскивали на них накопившуюся оби-
ду и раздражение: их называли отступниками дворянского сословия и выс-
тавляли чуть ли не предателями, уничтожавшими дворянские права и
достоинства. В участке Александра Минха была богатая помещица Елена
Андреевна Иванова Будучи дальней родственницей Александра Николае-
вича она относилась к нему доброжелательно, даже с любовью, до тех пор
пока Минх не стал мировым посредником. После этого отношение Ивано-
вой к родственнику резко изменилось: в жалобах на него предводителю
уездного дворянства она называла Александра Николаевича не иначе как
«атаманом разбойников».
Постепенно отношение крестьян к мировым посредникам стало ме-
няться к лучшему. Мужики, после нескольких справедливых решений, вы-
12
несенных посредниками в защиту крестьян, стали воспринимать их как
законную власть, у которой можно найти правду.
С 1863 года круг полномочий мировых посредников значительно рас-
ширился: из разбора жалоб и конфликтов между крестьянами и помещика-
ми, устройства дел по поземельным и обязательным отношениям, он рас-
пространился на разбор многих отношений и исков владельцев, не исклю-
чая купечества и духовенства, между собою, на полное управление народом,
который окончательно доверился своим посредникам. Мировые стали хо-
датаями и защитниками народа. Через их руки жалобы переходили к губер-
нским начальникам, к прокурорам и архиереям, смотря по принадлежнос-
ти к сословию. Посредники решали споры по потравам, порубкам, найму
рабочих и прислуги, по сдаче и аренде земли и прочее и прочее.
«Часто поступали жалобы крестьян на притеснения и вымогательства
духовенства при требах,—писал Александр Минх в своих «Записках миро-
вого посредника, - священники не соглашались хоронить покойников ме-
нее как за два-три рубля и требовали за свадьбы до десяти рублей сереб-
ром, кроме того известное количество водки, за последней крестьяне никог-
да не стоят. Подобное лихоимство заставило меня в 1862—1863 год ах разослать
по волостным правлениям указ Синода, запрещавший священникам вымо-
гать деньги за таинства и требы. (Церковная треба - богослужение по по-
требности верующих: крестины, болезнь, смерть и проч. - Г. М.)_ Трезвос-
тью значительная часть духовенства не отличалась: через мои руки про-
шло несколько дел очень грязных, которые пришлось передать
преосвященному. Исключения, разумеется, были: у меня в участке име-
лись и достойные пастыри, как священник села Белгазы-Маматовки Анд-
рей Михайлович Розанов, уважаемый и любимый не только своим прихо-
дом, но и всем околотком».
В «Записках мирового посредника» Минх указывал и на коррупцию
среди губернских чиновников. «Я был лично свидетелем, - писал Алек-
сандр Николаевич, - нахального вымогательства служащих губернского
присутствия». Минх имел в виду следующий конфликт между крестьяна-
ми и губернским чиновником. Дело в том, что в крепостное время кресть-
янам разрешалось выплачивать своим помещикам отступные при наборе
их в рекруты, при этом помещики выдавали крестьянским семьям соответ-
ствующую квитанцию, свидетельствовавшую об оплате освобождения от
рекрутства. Эти квитанции хранились в губернском присутствии. При оче-
редном рекрутском наборе, когда подходила очередь того или иного крес-
тьянина, он ссылался на известную квитанцию, её находили в чиновничь-
их закромах и молодой крестьянин освобождался от службы в царской ар-
мии, которая длилась, как известно, двадцать пять годков.
Надо сказать, что описанное положение с оплатой и квитанциями было
вполне законно, поскольку было утверждено Высочайшим указом.
В начале своей службы мировым посредником Александр Минх со-
брал в Софьиной волости своего участка несколько рекрутских квитанции
13
бывших крестьян помещицы С. Л. Шуваловой и отвёз их в губернское при-
сутствие.
Прошло около года. Наступило время очередного набора в рекруты и
неожиданно под набор стали попадать те крестьяне, чьи семьи заплатили в
своё время конторе Шуваловой пятьсот рублей серебром. По тем време-
нам деньги солидные. Обескураженные крестьяне обратились за помощью
к мировому посреднику Минху. Александр Николаевич направил своего
письмоводителя в Саратовское губернское присутствие, чтобы выяснить,
почему освобождённых от воинской службы крестьян забирают в рекруты
и куца же подевались квитанции об оплате за освобождение от рекрутчи-
ны.
В Саратове письмоводитель обратился к столоначальнику рекрутского
стола Цыбульскому, а тот открыто дал совет посланцу мирового посредни-
ка: пускай, дескать,, крестьяне волости соберут две тысячи рублей - одну
тысячу может оставить себе, а вторую должен передать ему, Цыбульскому,
тогда дело сразу решится положительно для крестьян.
«Сильная настойчивость и вмешательство губернатора помогли мне, -
писал Минх,- при содействии предводителя уездного дворянства Карако-
зова, выручить разрешение в тот самый день, когда несчастные семьи дол-
жны были явиться на ставку в рекрутское присутствие».
В описанном эпизод е фигурируют две фамилии - Цыбульский и Кара-
козов. Первый в Саратове давно был известен, как отъявленный взяточник.
Ещё в 1856 году, будучи частным городским приставом, он был замешан в
громком «еврейском деле»и потому выгнан со службы. Несколько лет спу-
стя Цыбульский сам дал взятку крупному губернскому чиновнику и вскоре
получил место столоначальника в губернском присутствии.
Аткарский уездный предводитель дворянства Михаил Михайлович
Каракозов был человеком честным, порядочным, но на его доброе имя едва
не попало грязное пятно. Случилось это в 1866 году, когда дальний род-
ственник Михаила Михайловича 24-летний Дмитрий Каракозов совершил
покушение на императора Александра II, но выстрелил не точно. Михаил
Михайлович решил тогда поменять свою фамилию, на что получил Высо-
чайшее позволение. С тех пор он стал называться - Михайлов-Рославлев.
С 1861 года в Пятом мировом участке, которым со следующего года
руководил Александр Минх, числилось пять волостей: Коленская, Широ-
ко-Уступская, Мало-Дмитриевская, Больше-Ольшанская и Софьинская.
Потом к ним добавилось ещё пять волостей. Произошло это после того,
как в 1863 году был расформирован участок № 6, а его волости перешли в
мировой участок Минха, который стал именоваться Первым мировым уча-
стком. Площадь его была велика, примерно до пяти тысяч квадратных ки-
лометров, на которой размещалось 82 населённых пунктов, подчинённых
мировому посреднику Александру Николаевичу Минху. Хотя «офис» по-
средника Минха находился в селе Колено, ездить ему приходилось много,
14
так сказать: жизнь на колёсах. А это обстоятельство, что ни говори, дурно
сказывалось на состоянии здоровья.
Читатель, конечно же помнит, что Александр Минх, служа мировым
посредником в Саратовской губернии, числился в резервном эскадроне лейб-
драгунского Псковского полка, располагавшегося в Ковенской губернии,
граничившей с Пруссией и Польшей. В 1863 году Александр Николаевич
даже получил очередной воинский чин штабс-капитана. Командир Псков-
ского полка, благожелательно относившийся к Минху, в начале 1863 года
предложил ему вернуться на службу в полк, ну а если так уж хочется зани-
маться мировым посредничеством, то командир обещал подыскать такое
место где-нибудь вблизи расположения полка, в северо-западном крае Рос-
сии. Александр Николаевич может и принял бы это дружеское предложе-
ние, да весной того же года в селе Колено скончался его отец - Николай
Андреевич. Смерть родителя, похороны, хлопоты по разделу оставшегося
имущества среди братьев (Александру Николаевичу досталось с. Колено),
все связанные с этим заботы заставили Минха отказаться от переезда из
Саратовской губернии, а в следующем году он и вовсе подал в отставку,
которая была принята.
Чем занимался по службе мировой посредник А. Н. Минх в последую-
щие 1866-1868 годы мы теперь уже не узнаем никогда, потому что его за-
писи за этот период утеряны, вероятно, безвозвратно, подобно дневникам
с боевых сражений. Об этом времени со слов самого Минха известно, по-
жалуй, только следующее:
«Частые разъезды по д олжности мирового посредника в ненастье и вью-
гу, иногда и в ростепель, когда на шестах и верёвках приходилось пере-
правляться в зажорах (дорожные ямы с подснежной водой - Г. М.) и логах,
затем промокшему отогреваться в волостном правлении или помещичьей
конторе, сильно подорвали моё здоровье, почему, взяв отпуск и передав
должность моему кандидату Николаю Викторовичу Гардеру, я выехал в
Москву, где и лечился зиму 1868-1869 годов».
Между тем в 1868 году в России началась судебная реформа. Началась
она в обеих столицах, затем начала распространяться во все концы госу-
дарства. В 1869 году мировой судебный институт был введён и в Саратов-
ской губернии. Вернувшийся к этому времени из Москвы Александр Минх
земским уездным собранием был избран Аткарским участковым судьёй и
утверждён Сенатом в этой должности 19 мая 1869 года...
Что-то мы всё о работе да о работе. Между тем у Александра Минха
была и личная, семейная жизнь с супругой Варварой Ивановной, с прису-
щими всякой жизни радостями и печалями, заботами и тревогами. Став
после смерти отца хозяином в селе Колено, Минх обязан был думать о бла-
гоустройстве имения, следить за состоянием усадьбы, заботиться о нема-
лом хозяйстве, контролировать дохода и расходы.
Отец нашего героя, Николай Минх, переехав в Колено, сразу принялся
за строительство сельской церкви, законченной и освящённой в 1858 году.
15
А Александр Николаевич, как человек ценивший образование, направил
свои усилия прежде всего на строительство народного училища на селе,
которое он открыл первого октября 1864 года. При училище Минх устроил
библиотеку, насчитывавшую до сто пятидесяти книг, пожертвованных час-
тными лицами и Петербургским комитетом грамотности. Кстати, народ-
ное училище Минх строил тоже, как правило, на пожертвования местных
помещиков. Содержалось потом училище на добровольные зносы коле-
новских крестьян: по пять копеек с души. Единственный в училище учи-
тель получал жалование в 120 рублей в год.
В 1870 году Минх с помощью местных помещиков расширил учили-
ще, и в нём вместо прежних сорока размещалось уже 85 учеников. Алек-
сандр Николаевич постоянно заботился о своём детище. В 1880 году он
рассказывал:
«По просьбе всей Коленовской волости я ходатайствовал через Сара-
товского губернатора Михаила Николаевича Галкина-Враского перед госу-
дарыней-наследницей Марией Фёдоровной о принятии её высочеством
этого училища под своё покровительство и получил разрешение наимено-
вать училище «Мариинским имени её высочества», затем по вторичному
моему ходатайству её высочество соблаговолила передать мне через на-
чальника губернии 27 апреля 1871 года свой портрет в роскошно-вызоло-
ченной раме для помещения в училище. Осенью того же года посетил шко-
лу начальник губернии Галкин-Враский, выказавший большое участие и
содействие кдальнейшему развитию Мариинского училища: почему в 1872
году я просил его прислать свой портрет, который высочайше разрешено
поместить в школе».
Несмотря на то, что плодородная местность в окрестностях села Коле-
на благоприятствовала произрастанию разного рода лесов, дубрав и про-
чих древонасаждений, никто из местных землевладельцев не разводил фрук-
товых садов. Лишь в 1863 году Александр Николаевич Минх с супругой
Варварой Ивановной решили разбить на территории своего поместья пер-
вый сад. Их примеру последовал и соседский помещик Никандр Андрея-
нович Крымский. Вскоре Минх на собственном опыте убедился, что на
агкарских землях хорошо переносят зимние холода, причём без особого
ухода, яблони всех сортов, груши, вишни, бергамоты, сливы, смородина и
крыжовник. Пробовал Александр Николаевич разводить в своём саду ца-
реградский торн, вишни марель и владимирскую, но эти сорта не перено-
сили саратовских холодов.
Варвара Ивановна больше занималась приусадебным огородом, на ко-
тором славно чувствовали себя традиционные для этой полосы овощи: ка-
пуста, огурцы, помидоры, сажали и картофель, появившийся в этих местах
всего лет за 15-20 до этого времени. А ещё прямо на огородных грядках
ставили по два-три «пенька», так в селе называли пчелиные ульи: полно-
ценные пасеки имелись лишь у некоторых зажиточных крестьян.
16
Читатель уже знает, что в зиму 1868-1869 годов Александр Минх ез-
дил в город своей юности Москву, где он когда-то воспитывался в пансио-
не француза А. Стори, который одновременно являлся преподавателем 3-й
Московской гимназии. По этому обстоятельству многие воспитанники пан-
сиона почти автоматически становились учащимися этой гимназии. Такой
путь прошёл и юный Минх. А вот весной того же 1868 года Александр
Николаевич совершил долгое, но увлекательное путешествие из Аткарско-
го уезда на юг России. Целью поездки стали кавказские минеральные воды,
лечением которыми по совету медиков решил воспользоваться Александр
Минх. По давней своей привычке Минх подробно описывал дорожные
впечатления от путешествия, иллюстрируя текст множеством замечатель-
ных карандашных и акварельных зарисовок. Результатом путешествия,
кроме поправленного здоровья, стали три объёмистых рукописных тома
под заголовком «Поездка в Пятигорск», которые хранятся ныне в фондах
Государственного архива Саратовской области.
Думаю, нет резона подробно знакомиться с содержанием «Записок»
Минха, представлю читателю лишь ту страничку текста, где Александр
Николаевич описывает свои впечатления от пребывания на Саратовской
земле. Возможно, именно тогда в душе А. Минха зарождался повышенный
исторический интерес к Саратову и Саратовской губернии.
«Переночевав в Аткарске, мы выехали 10 мая в Саратов: весь день силь-
ный холод , ветер и грязь. Переехав Иткарский мост, дорога идёт по пахот-
ной стороне правым берегом Иткары..»
При подъезде к Саратову Минх снова взялся за перо: «С восемнадца-
той версты начинаются сады и дачи вправо от дороги, переехав красивую
дачу и поднявшись в гору, Саратов открывается вдруг, за ним широкая Вол-
га и Заволжье с Покровской слободой...
Расположение города правильно, улицы прямые и широкие, город кра-
сив, в нём много каменных зданий, но часто коробит глаз полуразвалив-
шийся забор или плохое строение радом с красивой постройкой. Спуски к
Волге очень круты, но вымощены. Набережной нет, берег Волги страшно
грязен и завален в беспорядке всяким хламом.
Главная и самая старинная утица- Московская, она вдёт от берега Волги
к выезду на так называемый Московский тракт, идущий на Петровск и Пензу.
Почти на половине её находится обширная площад ь, называемая Хлебной,
или Театральной, на ней по одну сторону идут торговые рады и хлебные
магазины, по другую - новый гостиный двор, а слева на середине площади
построен каменные театр.
При начале Московской улицы, неподалёку от берега, находится ста-
рый гостиный двор, выход ящий одним фасадом своим на Гостиную пло-
щадь. От этой площади вдет улица Сергиевская (теперь ул. Чернышевско-
го - Г. М.), прорезывающая весь город вдоль берега.
17
Из древних памятников, современных основанию Саратова, следует
считать Старый собор, построенный в 1697 году, он находится недалеко от
Волги на Московской улице.
Из других древнейших церквей современных собору по времени пост-
ройки: Крестовоздвиженская, Введенская, Вознесенская и Спасопреобра-
женская».
Последняя фраза, написанная Минхом, может ввести читателя в заб-
луждение, чего не хотелось бы. Назвав четыре церкви Саратова «совре-
менными собору по времени постройки», то есть 1697 году, Александр
Николаевич допустил существенную неточность. Если Введенскую цер-
ковь, возведённую ровно 4qje3 полвека после Старого Троицкого собора,
как-то ещё можно притянуть под определение «современная собору», то
Спасопреображенская церковь моложе Старого собора на целое столетие,
а Крестовоздвиженская и того пуще - построена в 1843 году, примерно как
и Вознесенская. Причём в 1868 году, когда вёл свои записи Минх, в Сара-
тове имелось две Вознесенских церкви: одна - Михаила Архангела, пост-
ройки 1849 года, и вторая - Митрофановская - 1838 года.
Простим же великодушно Александру Николаевичу его ошибку, ведь в
то время он далёк ещё был от саратовского краеведения, и продолжим чте-
ние его записей о губернском городе.
«К новейшим достопримечательностям города Саратова надо отнести
Алесандро-Невский собор, построенный в 1825 году в память освобожде-
ния России в 1812 году, здесь хранятся знамёна ополчения 1812 и 1855
годов. Собор стоит на площади, называемой Соборной, и окружён с трёх
сторон небольшим городским садом, называемым Липками. На Соборной
площади находятся: архиерейский дом, обнесённый каменной оградой,
внутри которого поднимаются пирамидальные тополя, из которых теперь
много посохших; каменное здание присутственных мест.
На Хлебной, или Театральной, площади замечательны: новый гости-
ный двор с отличными лавками разных товаров и новый каменный театр.
Площадь эта обставлена лучшими каменными домами, зимой устраивают-
ся здесь искусственные горы и каток для бегающих на коньках. В Саратове
много красивых казённых и частных зданий. В городе устроены с 1857
года водопроводы и сделаны бассейны, что было крайне необходимо, по-
тому что город бедствовал без воды».
В 1868 году встреча с Саратовом по пути в Пятигорск была у Алексан-
дра Николаевича далеко не первой как не первым было и описание Сарато-
ва в его тетрадях. Например, ещё в 1853 году двадцатилетний Александр
Минх, приехав в отпуск к отцу в село Колено, встретился там с семнадца-
тилетним братом Григорием, и уж не ведаю - по чьей инициативе, но бра-
тья решили отправиться в путешествие вверх по Волге до столицы Тата-
рии. Во время этой длительной и познавательной прогулки Александр тоже
был вооружён чернилами и бумагой, в результате чего появился его пер-
вый литературный труд,. К сожалению, эти путевые записки были опубли-
18
кованы только в 1903 году в казанском журнале «Деятель», а назвал их ав-
тор «От Саратова до Казани полвека назад». У меня нет возможности поли-
стать казанский журнал и познакомиться с текстом Минха, зато в Саратов-
ском областном архиве бережно хранится подлинная рукопись Александра
11иколаевича «От Саратова до Казани», украшенная акварелями и каран-
дашными рисунками автора. Я хочу сейчас привести как пример неболь-
шой фрагмент этой рукописи, чтобы читатель смог получить представле-
ние о творчестве «начинающего» Александра Минха:
«Четырёхтрубный пароход «Православный» (с 1874 года назывался
«Александр Невский» -Г.М.), компании «Меркурий», буксирно-пассажир-
ский, плоскодонный, делает рейсы (пути) между Нижним и Астраханью на
Волге, не заходя в её притоки и буксируя за собой от 2-х до 3-х барж. В
кормовой (задней) части парохода помещаются каюты: над сходом в них
сделана галерея (рубка), перед которой два стояка, к которым укрепляется
буксир (толстый канат для тяги барж за пароходом) и над всей кормовой
частью устроены деревянные прочные дуги, на которых ходит буксир, и
предохраняющие от последнего палубу и руль. Вверху, по обе стороны ко-
лёс, помещение кухни и каюты для служащих на пароходе. В середине па-
роходного корпуса помещена машина, печь и паровик: над ними, меж труб,
устроен трап, возвышенная площадка, на которой постоянно находится, во
время плавания, капитан, командующий машинистами в рупор, проведён-
ный к машине: здесь же помещается рулевое колесо, к которому проведе-
ны цепи руля: колесом действует лоцман. В передней части парохода не-
большая будка прикрывает спуск в каюты 2-го класса, которые помещают-
ся в носовой части. Перед мачтой поставлен поворотный строевой вал, в
голове которого сделаны сквозные гнёзда для рычага: служит он для спус-
ка и подъёма якорей: канат, прикреплённый к якорю, проходит в носовое
отверстие борта, накладывается на горизонтальный вал, помещённый между
двумя стойками, и заматывается на стоячем вале. Матросы вкладывают
рычаг, ворочают вал в ту или иную сторону. Первоклассные каюты отдела-
ны и убраны очень хорошо: мебель с пружинами, обои, зеркала, картины и
мягкие подушки, кают-компании или общий зал убран довольно щегольс-
ки. Топят дровами, которые грузят преимущественно женщины. В трёх
верстах от Вольска мы остановились ночью, чтобы грузиться дровами, и
до часу ночи сидели на берегу у пылающего костра: дорогу от того места,
где сложены дрова, до берега осветили множеством зажжённых дровяных
куч: работа кипела, мимо нас беспрестанно мелькали носильщицы, с ними
не было ни одного мужика, потому что в Вольске занимаются нагрузкой
дров исключительно бабы и девки, которые, при первом звуке пароходного
свистка, сбегаются со всех сторон со своими носилками. От Саратова до
Самары мы шли около пяти дней, против течения и ветра, с тяжело нагру-
женными баржами».
Читатель, разумеется, догадался, что это было описание парохода «Пра-
вославный», на котором двадцатилетний Александр Минх совершил в 1853
19
году путешествие из Саратова до Казани. Об этой работе Минха его био-
граф Сергей Лукин писал: «Работа не бог весть какой исторической и кра-
еведческой ценности, но уже в ней проявляется страсть Минха к быту, эт-
нографии, топонимике».
Я могу, пожалуй, присоединитьсяк высказыванию моего приятеля Сер-
гея Лукина, рано ушедшего из жизни. Александр Минх в свои молодые
годы, вероятно, не помышлял о каких-либо исторических изысканиях, ис-
следованиях: он добросовестно описывал в жанре путевых дневников свои
передвижения по России - то ли служебные (во время военных действий),
то ли туристические (поездки по Волге), фиксировал события, делился на-
блюдениями. В то же время, вольно или невольно, Минх затрагивал нити
отечественной истории. Например, привелось Александру Николаевичу
участвовать в Крымской войне - при речке Чёрной, на Федюхиных высо-
тах, в других сражениях - всё виденное и пережитое он описал в своих
«Походных н боевых записка в Крыму. 1855-1856 г.г.». Эти страницы, как
их не г оспринимай внесли некоторый вклад в формирование историчес-
кого взгляда на Крымскую компанию.
Нечто подобное происходило и в «мирных» описаниях поездок по Вол-
ге. Знакомясь с новыми для себя населёнными пунктами по берегам вели-
кой реки, Минх описывал жизнь и быт населения, народные обычаи и тра-
диции, заносил в тетради услышанные в этих местах народные песни, ле-
генды, поверия. Нередко Минх интересовался историей города или села.
Наибольшую любознательность проявлял Александр Николаевич к тем
селениям и людям на Саратовской земле, с которыми крепко связали его
условия жизни и служба мировым посредником, а потом и мировым судь-
ёй. Я имею в виду прежде всего Аткарский уезд Саратовской губернии и,
конкретно, село Колено Аткарского уезда. С конца 1860-х годов Александр
Минх принялся вдумчиво и скрупулёзно описывать современную жизнь
села, не упуская возможность проникнуть и в его прошлое.
Вскоре подвернувшийся случай позволил Минху опубликовать свой
материал о с. Колено. Произошло это в 1881 году, когда в типографии Са-
ратовского губернского правления был отпечатан первый том «Саратовс-
кого сборника» с подзаголовком: «Материалы для изучения Саратовской
губернии». Подготовкой издания занимался Саратовский Статистический
комитет. Благодаря трудам Александра Николаевича перед нами ожила при-
мечательная история небольшого, казалось бы совсем неприметного села
Колено, центра Коленской волости. В состав этой волости, между прочим,
кроме самого Колена входило ещё одно село - Бедняковка и двадцать дере-
вень. Минх так начал своё повествование:
«Село Колено. В западном углу Аткарского уезда (теперь оно входит в
состав Екатернновского района Саратовской области -Г. М.), по почтово-
му тракту из Саратова в Воронеж, на границах Сердобского и Балашовско-
го уездов лежит село Ивановское Колено, Аркадак тож, в 150 верстах от
20
Саратова, 66 от Аткарска, в 90 верстах от Балашова и около 43 вёрст от
большого торгового села Баланды.
Местность, где раскинуто село, довольно красива и оживлена зеленью:
противоположный берег реки Аркадак, высоко поднявшийся над селом,
частью покрыт лесом: пёстрые овраги бороздят склоны возвышенностей.
Верстах в одиннадцати от села Колена, в Сердобском уезде, при дерев-
не Семёновке-Витчинина, Сборный Аркадак тож, сходятся два потока: один
из них берёт начало в Вертуновских полях недалеко от села Барки, а другой
в Аткарском уезде при деревне Красновидовке: они образуют реку Арка-
дак... Правый возвышенный берег Аркадака в конце села образует колено,
от чего, вероятно, произошло название села, и речка берёт направление на
запад, сохраняя его до устья. Аркадак впадает в Хопёр в пятидесяти вер-
стах от Колена, вёрст около восьми ниже села Аркадак. Близ устья в селе
Аркадаке, с винокуренного завода Абазы, грузятся на нём спиртом барки,
сбегающие в Хопёр и Дон. На реке много мельниц, в том числе и крупчат-
ки».
Последние строки Минха нуждаются в некотором пояснении. Матери-
алы о с. Колено, опубликованные в 1881 году, Александр Николаевич пи-
сал в 1867 году, а в 1871 году помещик Абаза продал свой винокуренный
завод князьям Вяземским. Крупчатками же в те времена назывались мель-
ницы, вырабатывавшие пшённую крупу.
«Мало осталось старых документов по с. Колену, - продолжал писать
Минх, - церковные дела и грамота на построение прежней церкви сгорели,
уцелевшее от огня растеряно. Мне удалось собрать несколько метричес-
ких книг за 1796,1800,1801 и 1806 годы и исповедные книги 1812 и 1818
годов: из них видно, что в 1796 году село Ивановское, Колено тож, принад-
лежало к Саратовской епархии, Аткарской округи. В селе жили крестьяне
помещиков: Аристарха Ивановича Протодьяконова, господина Путилова,
Александра Ивановича Енгалычева и Василия Ивановича Дубенского. В
1800 году оно показано Астраханской Епархии Аткарской десятины и в
том году помещиками: Протодьяконов, Путилов, Енгалычев, Львов, Богда-
нов, Кутушев, Викторов, Дубенский, кроме того значится в приходе Разу-
мовский. За 1801 год село Иоанно-Предгеченское (во имя церкви) или Ива-
новское, Колено тож, значится Саратовской епархии и губернии, Сердобс-
кой округи: помещиками показаны те же, кроме Разумовского, и в списке
являются крестьяне госпожи Тенишевой. В 1806 году оно, Колено, принад-
лежит к Саратовской епархии, Аткарской округи и, кроме предыдущих,
названы крестьяне помещика Аблисимова. Из исповедных книг видно, что
в 1812 году село принадлежало к Пензенской епархии, Саратовской губер-
нии и Аткарскому округу...»
Вог так- шаг за шагом, строка за строкой, страница за страницей, Алек-
сандр Минх подробно, порой дотошно, пересказывает читателям историю
жизни глубинного села Саратовской губернии, знакомит с помещиками, с
21
некоторыми крестьянами, а иногда даже с лихими людьми, с разбойника-
ми, державшими в страхе с. Колено и его окрестности.
В 1867 году А. Минх - самоучка, новичок i исторических исследова-
ниях, но уже тогда в его разысканиях проглядывала крепкая хватка будуще-
го яркого историка, археолога, этнографа... В этом мы ещё не единожды
сможем найти подтверждения, знакомясь с творчеством малоопытного пока
в делах истории мирового посредника.
«Когда основалось село Колено никто не помнит, - писал далее Минх, -
оно исстари было помещичье. Старожилы помнят, что жил здесь «до фран-
цуза», то есть до 1812 года, помещик Викторов, который владычествовал
до Коротковых хуторов (ныне Андреевка, Гартонг) и Красного Куста и, как
передают слухи, держал шайку наездников. Около того же времени и не-
много позже были в славе помещики: Подъяпольский и Рахманин, у после-
днего было душ пятьсот. Помещики стали выселять крестьян своих на но-
вые места, по окрестностям с. Колена... Старики от 80 до 90 лет, которых
немного осталось в селе Колено, рассказывают, как очевидцы, ещё в нача-
ле 1800-х годов Колено было большое село и считало 1000 душ: помнят
они как принадлежали ещё к Сердобскому уезду и возили подати в г. Сер-
добск. В то время не существовало ни одного из тех селений, которые те-
перь разбросаны на значительном пространстве между существовавшими
и тогда сёлами: Коленам, Борками, Мамотовкой (Белгазой) и Баландой».
Из записей Минха видно, что для сбора сведений (о населённых пунк-
тах, о помещиках, о крестьянах) он часто обращался к мудрым сельским
старцам, чьи рассказы и воспоминания заменяли порой недостаток в офи-
циальных документах. Впрочем, не только старики помогали Минху в сбо-
ре и обработке нужного материала; важную помощь бескорыстно оказыва-
ли и люди среднего, даже молодого возраста Решил, например, Александр
Николаевич собрать и записать в сёлах н деревнях Аткарского уезда народ-
ные легевды, предания, песни, пословицы и поговорки. Туг же на помощь
ему пришли двое добровольцев - учитель школы в селе Колено Иван Анд-
реевич Троицкий и штатный письмоводитель мирового посредника Алек-
сандр Егорович Дворников. Без их участия Минх едва ли собрал бы такую
богатейшую коллекцию местного фольклора. А коллекция оказалась со-
вершенно изумительной. Предваряя её публикацию в материале о Копейс-
кой волости, Минх писал:
«Исстари существуют на Руси в нашем простом народе поверья и пред-
рассудки: глубоко пускают они корни в той среде, куда не заглядывало не
только образование, но и грамотность, где дети живут, думают и смотрят,
как их прадеды, где часто услышишь и теперь: «Вы в лесу росли, пеньку
молились». И дети верят грубым рассказам о колдунах, ведьмах, домовых,
леших, проклятых, русалках и проч. Дедушка мой сам мне говорил, что
был на свадьбе и ввдел колдуна: сцдел он на почётном месте и все ему
кланялись, угощали его на славу и ни в чём не перечили, а то испортит: три
22
из нашего села кличут (кликуши, «испорченные» женщины-Г. М.) от него,
да двое ходят на четвереньках: жил он долго, нажил денег пропасть...»
Далее Минх значительное внимание уделил народным повериям. По
определению Владимира Даля поверие есть то, чему народ верит безотчёт-
но, по преданию, по обычаю. Русские поговорки вразумляли: «Не всякое
поверие — суеверие» и «Мы живём по рассудку, народ - по обычаям и пове-
рьям».
Александр Николаевич предложил следующую классификацию пове-
рий:
«Знахарь, почти то же что колдун. Его почитают на свадьбах, и вообще
народ имеет к нему большое уважение. Знахарь или знахарка лечат от раз-
ных болезней, снимают порчу и угадывают - кем что украдено и где поло-
жено».
«Проклятый — тот кого прокляла мать за непочтение к ней. Живут про-
клятые в воде или в лесу, ночью выходят они на дорогу в виде ямщиков,
предлагают прохожему проехать на их лошадях, но тот кто к ним сядет,
останется у них навсегда».
«Леший тог же проклятый человек: живут они в больших лесах и боло-
тах, постоянно хохочут; кто им попадётся, того защекочут до смерти».
«Летает ещё Огненный змей по свету, рассыпается он в полночь на
крыше дома, где покойник, и является плачущим - мужу умершей и жене
умершего, обращается в оплакиваемого, поздоровается и начнёт говорить,
только шёпотом, и не велит никому сказывать: приносит с собой лакомства
и деньги, но по утру лакомства обращаются в камни, а деньги в черепки».
«Проклятые, опившиеся, утопленники, колдуны прочие, - дополняет
сказанное автор, - по смерти выходят из могил и бродят по свету: их, гово-
рят, земля но принимает, тело их всё тлеет, а тень бродит повсюду, и дивные
дела творят их тени».
«Оборотни н ведьмы. Мужчина и женщина, знающие чернокнижие, с
помощью злых духов могут обращаться в разных животных. Эти люди, как
верит народ, в полночь кувыркаются через огонь, на печном шестке (с две-
надцатью ножами и с двенадцатью вилками между пальцами) три раза, после
чего вылетают в трубу сорокой и по своему желанию делаются птицей или
другим животным, ходят в этом виде по селу, кусают народ или вовсе зае-
дают людей... Случилось раз, что ведьма обратилась в свинью и напала на
мужика, который был очень силён. Мужик отрезал ей ухо и от ноги копыта,
принёс домой и положил на окно, не сказав об этом никому. По утру до-
машние увидали на подоконнике человеческое ухо и кисть руки. Начались
расспросы.
- Знаю, батюшка, - сказал младший сын, — слушай, я расскажу в чём
дело. Иду я вчера вечером с вечеринки, один, без товарищей, не дождав-
шись конца. Навстречу мне бежит свинья, прямо на меня, да под ноги. Я
испугался, сотворил молитву и читаю богородицу, а свинья всё мне под
ноги катится. Я перекрестился, снял с пояса ножик, ухватил свинью за ухо
23
и отрезал его. Свинья всё на меня бросается, хочет укусить. Попалась мне
палка, я стал её колотить по ногам, да с досады отрезал ей ногу. Побежала
от меня свинья, ковыляя, с визгом, на гумно кМатрёне, вдовой старухе, что
живёт на задах. Принёс я ухо и ногу домой и положил на подоконник: бил
я свинью, а не человека».
Старик догадался. «Знаю, - говорит, - это оборотень, что ходит по де-
ревне и заел было в прошлом голу нашу сваху».
Сделали обыск и нашли старуху Матрёну на печи, всю обвязанную и
больную. Её освидетельствовали. У неё не оказалось уха и на правой руке
кисть отрезана».
Надо отметить, что Александр Минх не бездумно, не автоматически
вписывает в свою тетрадь услышанные, пересказанные ему помощниками
истории, связанные с народными поверьями и предрассудками. Напротив,
он внимательно отслеживает истоки их появления в крестьянской среде,
пытается проследить развитие поверий и предрассудков во времени, в на-
родном творчестве, анализирует влияние их на тёмную крестьянскую жизнь.
Мы легко убеждаемся в искренней заинтересованности автора этой темой.
Вот небольшой фрагмент рассуждений Минха по этому поводу:
«Не скоро изгладятся поверия и предрассудки в русском народе. Когда
я смотрю на кружок взрослых парней и девок, собравшихся около старика-
рассказчика, послушаю его небылицы, то мне является перед глазами дру-
гая картина: старушка няня или мамка, в недавнее прошлое время, окру-
жённая маленькими барчатами и рассказывающая разные страсти. Как схо-
жи эти дети с теми взрослыми, которые собрались около старика: то же
внимание, та же безусловная вера в сверхъестественное. Вера эта в пред-
рассудки ещё до сих пор встречается и в нашем барском быту: разве под
оставшимся впечатлением россказней в нашем детстве, мы не приписыва-
ем дурных предзнаменований: встрече со священником, трём свечам, три-
надцати за обедом, зайцу, перебежавшему дорогу, крику ворона и тысяче
других случаев, из которых одни предвещают добро, другие - худо? Ещё и
теперь молодёжь гадает на святки, старички верят картам и раскладывают
по ним будущее или прибегают к ворожеям...»
К поверьям Минх относил и веру крестьян в домового, который, яко-
бы, имелся в каждой избе. Правда, Александр Николаевич называл его ещё
и хозяином дома: как, дескать, домовой пожелает, так и будет протекать
жизнь в крестьянском подворье. В пример автор приводит слышанный в
Коленовской волости сказ:
«Случилось вот что. Купил мужик серую лошадь, прошло несколько
дней - лошадь начала худеть: мало ест, к колоде стоит хвостом, вместо
корма лежит в колоде навоз: значит домовой невзлюбил лошадь, потому
хозяин должен её продать и купить такую, которая нравилась бы домовому.
Если же домовой полюбит лошадь, то у неё на другой же день будет запле-
тена грива, и по вечерам, без помощи хозяина,, домовой станет приносить
лошади охапки сена».
24
По народным повериям домовой, как правило, предсказывал обитате-
лям избы либо добро, либо что-то худое. Делал он это посредством разных
звуков и неясных возгласов, доносившихся из фундамента или из-за печки,
где домовой, как считали люди, живёт. Домовому приписывались много-
численные проказы, случавшиеся в доме; например, предполагалось, что
домовой по ночам иногда душит сонных хозяев избы. «Покажется утром
синее пятно на теле, никто не сможет разуверить мужика или бабу, что их
не «щупал домовой». Народные знатоки этого дела считали, что надо было
только иметь смелость ощупать домового ночью, когда он душит, и спро-
сить: «к худу или к добру?» - и можно было получить ответ на этот вопрос
по следующим приметам: «Если домовой мохнатый, тёплый и скажет «к
добру», то хозяин дома смело может ждать благополучия, в противном слу-
чае - жди несчастья».
В старой Руси народная молва утверждала «Где разбойник, там и кла-
ды», а в Коленской волости Саратовской губернии разбойничьих шаек по
Аркадакским лесам шастало в прошлые времена немало, о том в записях
Минха встречаются всякие предания: «У нас в ту пору много было леса в
Колене, — рассказывали старожилы, - от того места, где кладбище у новой
церкви, дальше за возвышенность к лощине и по речке Сгудёнке, впадаю-
щей в Аркадак, вверх до деревни Кондрашовки, было на нашей памяти
сплошь покрыто густым берёзовым лесом; вывели его в конце восемнад-
цатого века. По правому же берегу Аркадака тянулись обширные дубовые
леса: дуб попадался обхвата в два и больше... Отцы и деды рассказывали,
что эти леса и окрестности Колена служили притоном большим шайкам
разбойников. Часто въезжали они в село с зажжёнными холстами на дро-
тиках и с криком «не ворошись» брали, что хотели».
Быть может, наслушавшись подобных рассказов о разбойниках, пря-
тавших в разных местах награбленное золото, серебро другие драгоценно-
сти, у Минха родился повышенный интерес к кладоискательству. Он часто
писал об этом в различных своих краеведческих трудах. В описании Ко-
ленской волости Александр Николаевич так же не обошёл вниманием тему
кладов и кладоискательства.
«Желающие добыть клад,- записал он очередное местное поверие, -
берут под вечер «Ивана Купалы» (24 июня) свечи от покойника, те самые,
которые раздаются мирянам во время панихиды над усопшим и утаённые
при этом случае: идут к тому месту, где предполагается найти клад, взявши
ладаницу, окуривают кругом то место до трёх раз: вынимают из ладаницы
уголь, кладут его на землю и вздувают огонь, чтобы зажечь восковую све-
чу. Когда покажется огонёк, то над ним держат немного ломы, щупы, лопа-
ты, и начинают рыть клад, но чтобы добыть клад, безошибочно и без труда
отыскать место, где он зарыт, надо иметь «разрыв траву», которая цветёт в
полночь на Ивана Купалу: никто не видит как она цветёт. Чтобы добыть её,
надо больших трудов и, по словам рассказчиков, при этом жизнь находится
в опасности. К вечеру под Ивана Купалу надо поймать петуха и держать
25
его под платьем, в котором намерен идти за травой, до тех пор пока в селе
во всех избах покажутся огни, потом нести его под полою в лес и, дождав-
шись того времени, когда петух пропоёт три раза, начать рвать цвет не об-
ращая внимания на то, что будет представляться глазам. Тут нечистая сила
прибегает ко всем хитростям, чтобы помешать человеку достать желае-
мую траву. Тот, кто устоит против всего, сорвёт цвет, должен без оглядки
бежать домой, не отвечая ни на какие вопросы, тогда трава останется у
него, но ежели он скажет хотя одно слово, то всё пропадает и он возвраща-
ется домой с пустыми руками».
Минх, конечно же, не привёл ни одного убедительного примера о на-
хождении в окрестных местах каких-либо кладов, возможно потому, что
никто не смог найти и сорвать необходимую по условию поверия разрыв-
траву, нахождение которой сопряжено с определёнными трудностями. Из-
вестно, что Александр Минх тоже не единожды участвовал в поисках кла-
дов (об этом мы поговорим позже), но те клады можно, пожалуй, назвать
кладами археологическими...
Я уже уведомил читателя, что подробное описание Коленской волости
Саратовской губернии, составленное Минхом, вошло в «Саратовский сбор-
ник Материалы для изучения Саратовской губернии», изданный в 1881 году
в Саратове. Этот «Сборник» обязан своим появлением на свет знамена-
тельной дате, столетию со дня... Впрочем, об этом стоит поговорить под-
робнее...
Третьего февраля 1781 года состоялось официальное открытие Сара-
товского наместничества, иначе говоря - губернии. Саратовские краеведы
нередко путаются в правомерности того или иного названия саратовской
земли в 1780-е годы. Для внесения ясности в этом споре предлагаю обра-
титься к «Русскому энциклопедическому словарю», издававшемуся про-
фессором И. Н. Березиным с 1873 года в С.-Петербурге.
«Знаменитое Учреждение о губерниях 1775 года положило новое раз-
деление государства. Число губерний учетверено, их явилось сорок... За
основания разделения взято было начало народонаселения, именно цифра
300-400 тысяч жителей, конечно мужского пола: уезд назначен в 30 тысяч
жителей. Новые части государства получили в «Учреждении» двоякое имя:
прежнее - губерния и новое, заимствованное из древней России, — намест-
ничество».
Так вот: в начале февраля 1881 года Саратовская губерния собиралась
шумно отметить 100-летие своего образования. Подготовка к этому торже-
ству началась едва ли не за год до проведения, 18 мая 1880 года состоялось
заседание Саратовского статистического комитета под председательством
губернатора, действительного статского советника Фёдора Ивановича Ти-
мирязева. Он предложил отметить предстоящий юбилей изданием сборни-
ка статей по статистике Саратовского края. Членами комитета предложе-
ние начальника губернии понравилось, его всесторонне обсудили и реши-
ли включить в будущий сборник статьи исключительно по статистике края,
26
без каких-либо исторических, этнографических или археологических ма-
териалов, поскольку по истории края предполагалось выпустить другой
сборник, задуманный в 1879 году Городской думой Саратова.
Материалы для исторического описания Саратовской губернии соби-
рались медленно да и средства для печатания задуманного думой издания
почему-то не находились, оттого и появление исторического описания Са-
ратовского края оказалось под большим вопросом. Зная всё это и проана-
лизировав сложившуюся обстановку, статистический комитет решил рас-
ширить свой сборник и включить в него статьи по истории Саратова и Са-
ратовской губернии. Материал собрали довольно быстро и в ноябре 1880
года типография Губернского правления приступила к печатанию первого
тома «Саратовского сборника».
К активной работе над «Сборником» одним из первых был привлечён
Александр Николаевич Минх, состоявший к тому времени не только чле-
ном Саратовского статистического комитета, но и членом Московского ар-
хеологического общества. Именно «Материалы для истории Саратовской
губернии» А. Минха открыли «Саратовский сборник». Александр Никола-
евич довольно подробно, на основе сохранившихся догументов, рассказал
читателям об образовании Саратовской губернии, о первых годах её суще-
ствования, о первых губернаторах, предводителях дворянства, городских
головах, епископах... Я уверен, что современному читателю исторические
сведения, опубликованные некогда Минхом тоже будут очень интересны.
«До 1780 года, - писал Минх, - в здешнем крае было всего четыре
города: Саратов, Царицын, Дмитриевск (Камышин) и Петровск, состав-
лявшие Саратовское воеводство, принадлежавшее к Астраханской губер-
нии. 11 января 1780 года состоялся указ императрицы Екатерины II, дан-
ный правительствующему сенату об учреждении Саратовского наместни-
чества: поведено генерал-поручику, астраханскому губернатору Якоби под
руководством генерал-губернатора Астраханского, Саратовского, Азовского
и Новороссийского, князя Потёмкина, без упущения времени, осмотреть
местное положение и разделить губернию примерно на десять уездов.
7 ноября 1780 года состоялся именной указ императрицы правитель-
ствующему сенату об открытии Саратовского наместничества, причём, 9
ноября велено ему, губернатору Якоби, отпускать по 20 тысяч рублей ас-
сигнациями в год на построение присутственных мест в Саратовском на-
местничестве из статских государственных доходов.
В исполнение указа 7-го ноября, наместничество было разделено на
девять уездов, почему к прежним город ам (за исключением Царицына) были
присоединены вновь открытые следующие шесть городов:
!. Вольск, на правом берегу Волги, переименованный из дворцового
села Малыковки, некогда принадлежавшего князю Александру Данилови-
чу Меншикову.
2.	Хвалынск, сделанный городом из дворцового села, называвшегося
Сосновым островом.
27
3.	Кузнецк, при речке Т^уеве, переименованный из дворцового села
Нарышкине, Труево тож.
4.	Сердобск, при речке Сердобе, переименованный из села пахотных
солдат Большой Сердобы,
5.	Аткарск, правильнее Иткарск, переименованный из села пахотных
солдат Еткары. В 1798 году он был упразднён, а в 1804 г. опять сделан
городом.
6.	Балашов, при реке Хопре, преобразован из дворцового села Балашо-
ва. В 1799 г. он был упразднён, а в 1804 г. опять сделан городом.
В том же 1780 году утверждены гербы для всех десяти городов. (А.
Минх ошибался: десятый герб Царицына был утверждён в 1857 году - Г.
М.)
10 ноября 1780 года вышел Указ сената о штатах Саратовского намес-
тничества или губернии (том XX Полного собрания законов 1780 г.). Из
архивных дел аратовского дворянского собрания видно, что первые вы-
боры на должность губернского предводителя дворянства состоялись со-
гласно означенному указу, в 1781 году. В архивах бывшей городской думы
хранится дело за 1790 г. № 2, из которого видно, что бывший тогда намес-
тником генерал-поручик Илья I аврилович Нефёдьев в предложении «гу-
бернского города Саратова городскому обществу» от 2-го января 1790 года
написал между прочим так: «По благополучном истечении девятилетнего
времени открытия Саратовского наместничества собрано сие общество на
тот единственно конец, чтоб во исполнение Высочайшей воли Её Импера-
торского величества всемилостивейшей нашей государыни и матери оте-
чества сделать, на основании Высочайшего её учреждения об управлении
губернии по балам к заседанию в назначенные в нём судебные места, зави-
сящие от выбора купечества и мещанства членов».
Пусть читателя не смущает тот факт, что в приведённом Минхом доку-
менте 1790 года говорится о девятилетии со дня открытия Саратовской гу-
бернии, то есть с 1781 года, хотя указ императрицы по этому поводу вышел
в 1780 году. Дело в том, что чиновничья канитель по подготовке соответ-
ствующих документов длилась традиционно долго, потому официальное
открытие нового наместничества состоялось третьего февраля 1781 года:
от того н счёт годам повели. Это важное событие живо и красочно описал
саратовский литератор и краевед Андрей Филиппович Леопольдов (1800-
1875) в своих «Исторических очерках Саратовского края» 1848 года.
«Для открытия наместничества приехал в Саратов, назначенный горо-
дом губернским, из Астрахани преосвященный Антоний и губернатор Яко-
би. Первым наместником определён 21 января 1781 года генерал-майор
Иван Игнатьевич Поливанов, вице-губернатором Иван Еремеевич Цыпле-
тев. Открытие происходило торжественно. Накануне, третьего февраля с
вечера местный преосвященный Антоний, прибывший из Астрахани в Са-
ратов собственно для этого торжественного случая, совершил всенощное
бдение. По утру дворянство и купечество собрались в наместнический дом
28
и шли в Собор (ныне - Старо-Троицкий - Г. М.) по два в ряд, среди драгун-
ского полка и казаков, стоявших во фронте с распущенными знамёнами.
Войска шли в церковь церемониальным маршем с музыкою. В конце обед-
ни, которую служил преосвященный Антоний, прочтены были манифест и
указ. Вслед за тем дворянство и купечество приведены к присяге для из-
брания судей. Преосвященный сказал приличное торжеству слово. Нако-
нец, отслужен благодарственный молебен: по этому случаю проходил во
весь день в саратовских церквах колокольный звон, пальба из пушек и ру-
жей. Для черни выставлено было до ста пятидесяти бочек разных питий:
вина, чихиря, пива и мёда. Седьмого февраля был общий бал, девятого
происходил выбор судей в наместническом доме. Преосвященный Анто-
ний служил молебен в присутственных местах, помещавшихся в деревян-
ном доме, выстроенном в то время совершенно в степи (как говорили ста-
рожилы), и окропил их де-свягой водой. Десятого февраля угощали нищих
и оделяли их деньгами. Одиннадцатого числа преосвященный угощал ду-
ховенство. По ночам город был великлепно освещён...»
К описанию Леопольдовым открытия Саратовской губернии внёс Алек-
сандр Минх и свой небольшой штрих: он рассказал, что по этому торже-
ственному случаю российская императрица Екатерина Алексеевна прислала
для некоторых присутственных мест Саратова дорогие подарки: несколько
стенных часов. «Трое из них ещё целы, - сообщал Александр Николаевич, -
они находятся в губернском правлении, в казённой палате и в попечитель-
стве общества купцов и мещан».
В том же разделе «Саратовского сборника»Минх познакомил читателя
с «начальствующими лицами», управлявшими Саратовской губернией в
первое столетие её существования. За этот срок губернией руководили двад-
цать губернаторов и двадцать восемь губернских предводителей дворян-
ства. На должность голов Саратовского городского управления были из-
браны за сто лет двадцать четыре человека, из них четверо (Евграф Кар-
пов, Осип Горбунов, Иван Волков и Лев Масленников) избирались на три
узаконенных трёхлетних срока.
* * *
Напомню читателю, что Александр Николаевич Минх, завершив службу
мировым посредником в Коленовской волости, был избран Агкарским уез-
дным земским собранием участковым мировым судьёй и утверждён в той
должности указом Сената от 19 мая 1869 года. Место жительства ему ме-
нять не пришлось, поскольку его «камера» (по-нынешнему - офис) остава-
лась по-прежнему в селе Колено.
Новая работа вполне устраивала Минха: не надо было ему коренным
образом перестраиваться, так как она во многом была схожа с прежней, в
29
должности мирового посредника. Будучи человеком добросовестным, доб-
ропорядочным и исполнительным, Александр Николаевич относился к сво-
им служебным обязанностям очень ответственно, дела вёл честно и акку-
ратно, за что получал положительные отзывы и от населения уезда и от
непосредственного начальства.
В 1879 году Александр Минх по его прошению был переведён из Ат-
карского в Саратовский уезд на ту же должность уездного мирового судьи.
Теперь его «камера» переместилась из Колена в село Полчаниновку Сара-
товского уезда (теперь в Татищевском районе Саратовской области, на ав-
тотрассе Саратов-Петровск). Причиной смены рабочего места послужили
очередные разделы земель и имущества, разраставшейся со временем фа-
милии Минхов. Первый такой серьёзный раздел прошёл в 1863 году, после
смерти главы семьи Николая Андреевича Минха. В Коленовской волости
остались жить на своих землях Варвара Борисовна Минх (вдова Николая
Андреевича) и Пётр Николаевич, их сын. Александр Николаевич перебрался
в Полчаниновку, где помещицей была его супруга Варвара Ивановна. А лет
через пять в Новые Бурасы Саратовской губернии приехал на постоянное
житьё вышедший в отставку Григорий Николаевич Минх, брат Александра
и Петра. Так и жили Минхи в относительной близости друг то друга, пери-
одически встречаясь у кого-то в имении: ведь от села Колена до Полчани-
новки было всего вёрст сто, а от Полчаниновки до Новых Бурас и того
меньше - вёрст около сорока. Уверяю, для резвой пары лошадок это не
ахти какое расстояние.
Как известно, Александр Минх в свободное от службы время увлекал-
ся историей Саратовского края, этнографией, археологией, нумизматикой,
собирал предметы саратовской старины, записывал образчики местного
фольклора. В то лето 1879 года, когда Минх переводился из Агкарского
уезда в Саратовский , у него неожиданно появилось свободное время, и
Александр Николаевич решил потратить его с пользой для себя, для удов-
летворения своих духовных интересов. Минх вознамерился побывать ни
одном из загадочных исторических мест вблизи Саратова, на правом бере-
гу Волги. Конечно же, я имею в виду старинный Увек, о котором уже не
одно столетие ведут разнотолки отечественные учёные, и которым, учиты-
вая его повышенную любознательность, не мог не заинтересоваться Алек-
сандр Минх.
Что же мог знать в то время Александр Николаевич об Увеке из печат-
ных научно-популярных источников?.. И много, и мало...
Увек относился к числу малоисследованных до того времени памятни-
ков древности. О прошлом Увекского городища имелись весьма скудные
сведения, взятые, как правило из книг восточных писателей. Городище счи-
тали то ли буртасским, то ли татарским поселением. Знаменитый путеше-
ственник Марко Поло оставил нам краткое упоминание об Увеке. Проехав
через восточную Россию в Азию, ко двору могущественного монгольского
хана Кублая и пробыв в его свите с 1272 по 1298 год, в описании своего
30
путешествия он упомянул о монгольском городе Укаке. (Татарское назва-
ние города было Укек, что означало «вал», «плотина».) Арабский географ
Исмаил Абульфеда, живший с 1273 по 1331 год, называет тот же город,
слегка изменив его имя - Акак. По его словам город был небольшой и на-
ходился на берегу Итиля (Волги) на равном расстоянии от городов Булгара
и Сарая. Город этот считался одним из важнейших городов Золотой Орды.
Там печаталась своя монета с названием Укек...
О далёком прошлом Увека можно много и увлекательно рассказывать
тем более, что в советское время на месте древнего городища были прове-
дены немалые и небезуспешные археологические работы, сделаны серьёз-
ные открытия, но это была уже совсем друга история. А пока скалу, что до
приезда на Увек Александра Минха, там, пожалуй, лишь один раз проводи-
лись целенаправленные раскопки. Произошло это в 1878 году. Тогда про-
фессора Кеслер и Гримм отыскали на Увеке остатки линии водопровода,
шедшего от Волги. Водопровод был устроен из гончарных труб, тщатель-
но скреплённых материалом, похожим на цемент. А ещё в тех местах часто
попадались серебряные и медные старинные монеты, металлические ук-
рашения, глиняная и медная посуда с восточными орнаментами, склепы и
могильные плиты древнего кладбища. Различные предметы старины при-
водили к убеждению, что когда-то Увек являлся крупным центром древней
жизни и что на его развалинах остались отпечатки древних культур... Вот в
такой загадочный и привлекательный с исторической точки зрения край и
направил свои стопы Александр Николаевич Минх, сопровождаемый сво-
им старым знакомцем А. Я. Шабаловским, имевшим собственные земли
на Увеке.
Выехали они из центра Саратов 11 августа 1879 года. Минх начало
поезд ки описал так: «Проехав за Ильинским мостом (в районе нынешнего
пересечения улиц Чернышевского и Чапаева - Г. М.) город и Солдатскую
слободу (несколько лачуг около лагеря 40-й пехотной дивизии), мы поеха-
ли по берегу Волги: но от лагеря до самой речки Увековки Волга далеко от
вас и коренной реки не вцдно, её отделяет пожня (дуга и разбросанный по
ним кустарник), затопляемая половодьем, теперь же обсохшая и покрытая
сетью озёр, оставшихся после спада весенних вод. Дорога хороша, хотя
немного кособока. Направо в ложбине приютилась небольшая деревушка
Князевка и недавно сделанный в русском стиле деревянный дом землевла-
дельца Стемпковского: тут около дороги разбросано несколько старых ги-
гантов - осокорей и вязов, корни которых причудливо вымыты волнами
Волги при её разливе. За Князевкой скоро переезжаем мостом речку Уве-
ковку и вправо, версты две от берега, в её ложбнне видны избы Ивановско-
го Увека, а на противоположной стороне речки поднялась белая церковь».
Село Ивановский Увек (народное название «Иван-постный») было хотя
и маленькое, с хаотично разбросанными по склонам избами, но в некото-
рой степени примечательное. Своё название село получило от той самой
«белой церкви», которую приметил Александр Минх. Эта каменная цер-
31
ковь с каменной колокольней была построена в 1815 году на средства титу-
лярного советника Семёна Малинского, похороненного при этой церкви
(по другим сведениям - на средства прокурора Василия Каменского), Увек-
ская церковь имела три престола: «в память Усекновения честный главы
Святого Иоанна Предтечи и Крестителя Господня: во имя Архистратига
Михаила и во имя Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла».
В овраге, рядом с которым расположено было село, имелся родник с
прозрачной и вкусной водой. В старину, по преданию, в водах этого родни-
ка явился жителям Увека образ Иоанна Крестителя. С тех пор этот образ и
привлекал в эти места богомольцев из дальних мест. Происходило это еже-
годно 29 августа в день усекновения главы Иоанна Предтечи, в этот же
день здесь устраивалась и богатая сельская ярмарка.
Однако, вернёмся к Минху и Шабловскому, направлявшимся на лёгкой
пролётке в одну лошадь к Набережному Увеку. Оказалось, что день для
загородной поездки ими был выбран неудачно. Разъярившийся над Волгой
ветер гнал по реке такие крупные волны, что ни одно судно не решилось в
это утро отправиться в плавание. Сильный ветер шалил и на улицах Сара-
това, гоняя по ним огромные тучи пыли. Издали город едва виднелся в
бурой, грязной дымке. Несмотря на непогоду пролётка с путешественни-
ками в течение часа покрыла расстояние от центра Саратова до Увека. Раз-
ные волжские путеводители и справочники определяли это расстояние то в
девять, то в десять или двенадцать, а иногда и в пятнадцать вёрст.
Добравшись по берегу Волги до Набережного Увека, пролётка сверну-
ла вправо к горе, миновала остатки древнего вала и вскоре остановилась у
ворот усадьбы Шабловского, где Минх по приглашению хозяина отдохнул
до следующего утра, переждал непогоду.
На следующее утро Александр Николаевич отправился на возвышав-
шуюся над увекскими дачами гору. Любезный Шабловский нашёл ему про-
водника из местных крестьян, указывавшего приезжему туристу краткий и
удобный путь наверх.
Гористая местность, как ни странно, была довольно сносно обжита и
обработана. Минх и проводник вышли из усадьбы Шабловского, пересек-
ли реденький фруктовый сад, потом рощу, миновали пологие склоны, заса-
женные бахчевыми культурами и ещё через полчаса утомительного подъё-
ма оказались на вершине горы, прозванной местными жителями Калан-
чой. С неё и впрямь можно было оглядеть и даль реки, и оба волжских
берега...
«Гора Каланча, — записал свои впечатления Александр Николаевич, -
острый и узкий гребень, подошедший к Волге. По обеим её сторонам глу-
боко обегают очень крутые скаты и ясно видны её осадки. Вид с этой узень-
кой вышки поразительно хорош: внизу господская усадьба с домом на са-
мом берегу Волги, отделённая от высокой и крутой горы видимо сползши-
ми буграми, покрытыми перелесками, над которыми висит Каланча.
Недалеко от усадьбы, почти рядом, начинается небольшая, разбросанная
32
по буграм, деревушка дворов в двадцать - Набережный Увек, тоже около
самого берега Волги. Вправо беспорядочная масса сползших увалов и буг-
ров - это древний Увек, или Укеб. Впереди Волга: на той стороне - луговые
низкие поймы и займища, покрытые пожнями и мелколесьем, блестят озё-
рами и рукавами: к Саратову - масса воды, песчаные косы и отмели: вдали
обрисовалась Покровская слобода и ясно видны её три белые церкви. Да-
леко-далеко по горизонту стелется заволжская степь. Кверху и книзу убега-
ет извилинами Волга со своими пожнями, озёрами и рукавами. К верху у
подошвы ясно очертанного и оборвавшегося к Волге кряжа Соколовых гор,
весь на виду лежит Саратов, левее подступила к нему Лысая гора и на бере-
гу реки раскинуты белые палатки 40-й дивизии. Ближе долина реки Уве-
ковки... Пыхтя и клокоча тащит кверху буксирный пароход две тяжело на-
груженные баржи, бежит вниз на белом парусе лёгкая лодка...»
Налюбовавшись красотами волжских окрестностей со скалистой Ка-
ланчи, Минх высмотрел у подножия горы развалины древнего города.
Сверху городище виделось хорошо, пространно, но Александру Николае-
вичу не терпелось скорее ступить на его древнюю землю, прочувствовать
дух былых веков, ведь именно для этого он и приехал сюда, на Увек. Со-
провождаемый местным крестьянином, Минх начал спускаться с Каланчи
по тропе, ведшей к развалинам. Внизу почва местами была вспахана, заса-
жена огурцами, а рядом земля оказалась густо усеянной обломками старых
кирпичей, гфасными черепками разбитой глиняной посуды, углем и мас-
сой мелких и крупных костей. Для себя Минх тут же отметил, что это, ве-
роятно, кости животных, которых здесь поедали древние поселенцы.
Опытный проводник, он по-вццимому не в первый раз сопровождал
любопытствующих приезжих к старому городищу, поднимал с земли и по-
давал Минху кое-какие предметы. Вот он протянул ему массивную ручгу
от глиняного кувшина, потом наклонился и поднял с земли валявшуюся
старинную татарскую монету (её Александр Минх впоследствии передал в
Московское археологическое общество). Проводник доверительно расска-
зал Александру Николаевичу, что подобных монет здесь встречается до-
вольно много: этим умело пользуются местные жители, продавая их за хо-
рошую цену туристам.
В те годы увековцы торговали активно и бесконтрольно. Они продава-
ли различные старые черепки, откопанные металлические изделия (разу-
меется, не разбираясь в их ценности), даже старые человеческие черепа.
Нередко местные хитрецы злоупотребляли доверчивостью туристов, от-
кровенно надували их. Рассказывали, что одна увекская женщина продала
заезжему путешественнику по приличной цене якобы старинное женское
украшение, найденное на увекских развалинах, на самом же деле это была
обыкновенная синяя стеклянная бусинка, только что сорвавшаяся с дешё-
вого ожерелья этой женщины.
Минх долго ходил по широкому и удлинённому пространству, покры-
тому холмами и буграми. Здесь почти вся земля была занята остатками
33
старинных каменных и кирпичных построек. Даже малоопытному в архе-
ологии Александру Минху стало понятно, что целевых, плановых раско-
пок на увекском городище никогда не проводилось, хотя много туг земли
изрыто, перекопано. Не иначе на городище активно и грубо работали мес-
тные крестьяне, искавшие предметы старины для скорой продажи, для мел-
кой наживы.
«Я обошёл несколько свеже взрытых бугров, — записал Минх, — здесь в
прошлом году владелец этой местности Маурин ломал камень из древних
фундаментов на продажу городу Саратову для мостовых: в одной из ям
виден сажени на три длины плотно сложенный из светло-серого тёсаного
камня фундамент, около сажени ширины, залитый очень прочной белой
массой - камень не здешний, а вероятно привезён сверху Волги Бугор, в
котором вырыта основа древнего здания, весь из мусора, разбитого кирпи-
ча и цемента; ясно, что он образовался не обвалом горы, а из развалившей-
ся постройки, то же представляют и остальные, исследованные мною буг-
ры. Я не разделяю мнение некоторых, что эти руины завалены обвалами и
оседами горы. Это могло случиться только ближе к Каланче, ежели только
там были жилища, так как под крутыми скатами ясно видны эти оседы».
На Увеке Минх удивлялся и поражался буквально всему, каждой мало-
приметной мелочи. Он едва ли не во всём пытался увидеть отзвуки про-
шлого, безвозвратно исчезнувшей жизни на этом полузабытом местечке
волжского берега... Возвращаясь в полдень с той самой прогулки на Калан-
чу, Александр Николаевич, уже на подходе кусадьбе Шабловского, увидел
группу старых величавых осокорей, а рядом с ними прижившуюся гигант-
скую ветлу (разновидность ивы). Вид одиноко стоявших древесных бога-
тырей поразил и восхитил Минха. Он долго прохаживался меж них, внима-
тельно разглядывал, а затем принялся обмерять ветлу. В походной тетради
Александра Николаевича тут же появилась запись о ветле:«... ствол её име-
ет в объёме, на высоте груди человека, шесть аршин». (Около 4 м 30 см)
Остаток дня двенадцатого августа Минх потратил на знакомство с вла-
дельцами увекских земель Мауриным и Жарским, потом отдыхал в усадь-
бе гостеприимной семьи Шабловских. Вечер они провели на балконе дачи,
стоявшей на самом берегу Волги. «Эта громадная река, - записал впечат-
лительный Минх, — несётся здесь без отмелей и водное пространство легло
от берега до берега, как мне кажется, версты на три шириной. С балкона
ввд превосходный: Саратов весь на виду, по гладкой, как зеркало блестя-
щей поверхности, изредка волнуемой мелкой рябью, беспрестанно сколь-
зят лодки, несутся лёгкие «самолётные» пароходы, стройно идёт двухэтаж-
ный «американец», расколыхав своими колёсами Волгу, которая за его про-
ходом плещется на пологое прибрежье: буксирные пароходы тянут то баржи,
то длинный плот из брусьев. Береговая дорожка тоже оживлена: по ней то
простучат телеги, то покажется городской экипаж - горожане довольно часто
приезжают сюда на прогулку и многие взбираются на Каланчу».
34
Я едва не забыл пояснить читателю, что имел в виду Александр Минх
под словосочетанием «двухэтажный американец». Это были крупные па-
роходы на Волге, построенные по типу американских суд ов, которые в 1870-
е годы принадлежали Волжско-камскому пароходству и находились в арен-
де у Альфонса Александровича Зевеке. Вот их названия: «Переворот» (пе-
реименованный позже в «Колорадо», «Миссисипи», «Миссури», «Ниагара»
и «Бенардаки». Ещё один двухпалубный пароход американского типа «Алек-
сандр П», плававший по Волге с 1871 года, принадлежал пароходному об-
ществу «Кавказ и Меркурий».
На балконе Шабловских стоял стол, за которым хозяева ненавязчиво
угощали «чем бог послал» Александра Минха. Я не стану, подобно Ильфу
и Петрову перечислять, что именно в тот вечер бог послал на ужин Шаб-
ловским, (тем более, что я и сам этого не знаю), однако моту уверить чита-
теля, что радушные хозяева потчевали гостя не только вкусно приготов-
ленной пищей, но и долгой задушевной беседой. По просьбе Минха Шаб-
ловский рассказывал всякие истории, связанные с Набережным Увеком,
поведал о некоторых примечательных находках старины. Александр Нико-
лаевич узнал, например, что буквально за несколько дней до нынешнего
его пребывания на Увеке, у Шабловских останавливался доктор из Петер-
бурга Илья Петрович Лебедев, который нашёл на старом увекском кладби-
ще несколько любопытных, по его мнению, человеческих черепов. Один
череп с хорошо сохранившимся костяком и зубами Лебедев выкопал прямо
в саду Шабловских, вблизи дома.
Интересно, что в верхней части черепа имелась круглая пробоина, воз-
можно от копья или стрелы.
Минху 'Приятно было узнать, что Алексей Яковлевич Шабловский и
сам интересовался историей прибрежного места, частью которого он те-
перь владел. От Шабловского Александр Николаевич узнал, что во време-
на императора Павла Петровича Набережный Увек принадлежал генералу
фон Кабрилу. Его дочь вышла замуж за некоего Енгельке, а в наследство ей
досталось увекское имение отца.
— Здесь не было дома, — рассказывал Минху Алексей Яковлевич, - но
стояли надворные флигеля и теперь уцелевшие. На берету Волги имелась
беседка и цветники, стояли две маленькие пушки, из которых салютовали
проплывавшим мимо судам.
Шабловский сообщил и о том, что у Енгельке однажд ы побывал нынеш-
ний государь Александр II, бывший тогда наследником, и у него, дескать,
хранится до настоящего времени, сделанный в тот день рисунок Увека.
Я должен подтвердить последний рассказ Шабловского. Великий князь
Александр Николаевич, будущий царь-освободитель, действительно посе-
тил летом 1837 года Саратовский край. В ночь с 26 на 27 июня саратовцы
встречали почётных гостей: наследника-цесаревича и его свиту, в составе
35
которой находился и знаменитый русский поэт Василий Андреевич Жу-
ковский.
«Взоры жителей устремлены были на левый берег Волги к слободе
Покровской, откуда ждали высокого гостя, - рассказывал в 1898 году автор
исторического очерка в «Спутнике по городу Саратову». В эту ночь в но-
вом кафедральном Алексащро-Невском соборе шла всенощная. Ночной
город и берег Волги, суда у пристани, склоны окрестных гор и ближайшие
острова ярко освещались иллюминациями.
Около часа ночи со стороны Покровской слободы стали приближаться к
саратовскому берегу полыхающие судовые огни. Большинство горожан в этот
час спали и потому, когда лодки причалили к Кабаковскому взвозу и цесаре-
вич с сопровождающими сошёл на берег, его встречали в основном офици-
альные лица, правители Саратова и губернии и именитые граждане города».
Опустив некоторые подробности, скалу, что 29 июня 1837 года в шесть
часов утра кареты со столичными путешественниками выехали за городс-
кую заставу и направились в сторону Набережного Увека по тому самому
пути, который сорок два года спустя проделал Александр Минх.
Енгельке рассказал будущему императору кое-что из того, что было
ему известно об истории Увека, о Золотой Орде, о видневшихся на проти-
воположном берегу Покровской слободе (слева) и селе Квасниковка (спра-
ва). В это время поэт и отличный рисовальщик Василий Жуковский зари-
совал вид Набережного Увека, который хранился потом у императора вме-
сте с другими путевыми зарисовками Василия Андреевича.
В тот день цесаревич получил неожиданный подарок: увекский крес-
тьянин Иван Платонов преподнёс ему найденный на местных развалинах
кувшин и в нём сто две старинные монеты, на вид такие новые, будто толь-
ко что вышли из чеканки.
Хочется сказать ещё несколько слов о бывших владельцах увекской
земли, у известного уже Енгельке увекское место купил саратовец А Н.
Шахматов, а после его смерти имение выкупил А. Я. Шабловский, кото-
рый построил здесь большой и красивый дом.
... Мысль о посещении Набережного Увека родилась у Минха после
многих увлекательных рассказов об этом загородном месте, которые Алек-
сандр Николаевич слышал от саратовских знакомцев, интересовавшихся
историей Саратовского края. Причём Минх чуть ли не интуитивно чув-
ствовал, что эта история велика и богата, но ещё мало изучена.
Желая теоретически подготовиться к посещению Увека, Александр
Минх просмотрел всю доступную в условиях Саратова историческую и
археологическую литературу за последние десятилетия, но сведений о На-
бережном Увеке встретить ему не удалось. Лишь с прошедшего 1878 года в
саратовских газетах стали появляться короткие заметки об этом истори-
ческом населённом пункте.
«Между тем год от года исчезает этот памятник старины, - встрево-
женно писал Александр Николаевич, - и до сих пор наука не взялась ещё
36
расследовать его должным порядком. Было бы желательно, чтобы археоло-
гические общества сосредоточили в одно целое все разбросанные сведе-
ния об этом древием городе, привели бы в известность прежние находки и
занялись бы настоящими, так как масса монет и вещей ежегодно продаётся
на сплавы серебрякам и медникам и исчезает бесследно для науки... Пол-
ный сборник статей и описаний древнего Увека мог бы восстановить, на-
сколько можно, ясное понятие об этом старинном городе и потому я буду
впредь доставлять указания и выписки всего того, что будет попадаться
мне под руки относящегося до Увека. Что за народ воздвиг в древности
свои обиталища на этом теперешнем пепелище, кто были эти первые его
засельщики, когда и какая страшная катастрофа уничтожила этот цвету-
щий татарский город, которого остатки разбираются веками и отмываются
Волгой, представляя ещё до сих пор обильное хранилище для раскопок?
Вот не разрешённые ещё наукой вопросы».
Обещая впредь доставлять читателям указания и выписки всего того,
что будет попадаться ему относящегося до Увека, Минх искренне намере-
вался исполнять своё обещание. И очень скоро ему представился случай
доказать это. Вскоре после возвращения с Набережного Увека Александр
Николаевич получил экземпляр выписываемого им журнала «Древняя и
новая Россия» № 4 за 1879 год, в котором, к своему удовольствию, нашёл
статью об Увеке, написанную членом Казанского общества археологии,
истории и этнографии Пономарёвым. Этот учёный побывал на Увеке ров-
но за год до приезда туда Минха, то есть с восьмого по двенадцатое августа
1878 года. В своей статье «На развалинах Увека близ Саратова», опублико-
ванной в «Древней и новой России», Пономарёв так писал об увиденном
на Саратовской земле:
«Саратов занимает северную часть полукруглой возвышенной площа-
ди, с одной стороны примыкающей к дугообразному изгибу Волги, а с трёх
остальных - замкнутой высокими сыртами (местное старое название воз-
вышенностей в окрестностях Саратова - Г. М.); Соколовой горой с севера,
Лысой - с запада, с юга - горою Увеком или Стенькиным бугром, отстоя-
щим от Саратова вёрст на восемь, представляется из города массивным
нагорным мысом, поднимающимся над рекой пятью ясно очерченными
террасами и отбрасывающим Волгу на восток почти под прямым углом:
первая терраса, начинаясь тот час же за узкой береговой полосой, огибает
возвышенность лентообразной площадью саженей в 40-50 шириною, за
первой террасой следует вторая, за второй третья и так далее. На верху
пятой террасы, образующей гребень сырта, находится высшая его точка -
куполообразный холм. С этого пункта, подымающегося саженей на 50-60
над уровнем Волги, во все стороны открывается обширная панорама на
сырты, облегающие Саратов, на самарскую заволжскую степь и на самую
Волгу, исчезающую вверху за Соколовой горой, а внизу, за дальними сыр-
тами, на горизонте. Это лучший обсервационный пост во всей этой мест-
ности, поэтому и во время господства на Волге понизовой вольницы, и во
37
времена монгольские, а быть может и в более отдалённые эпохи, у перво-
начальных насельников этого края, Стенькин бугор несомненно должен был
играть роль важнейшего сторожевого пункта. Не менее замечателен харак-
тер Стенькина бугра и в отношении стратегическом. Отвесные склоны тер-
рас, глубокие буераки с крутыми скатами делают его малодоступным: но
кроме природы бугор этот сделан был в прошлые времена ещё менее дос-
тупным и рукою человека. С южной, более доступной стороны возвышен-
ности, тянется узкою полосою насыпь, настолько очевидная, что не остаёт-
ся ни малейшего сомнения в её происхождении, тем более, что окрестные
жители называют её валом и считают за «мамайскую крепь», (укрепление,
крепость - Г. М.)
Увекские старожилы рассказывали Пономарёву, что этот древний вал,
ограничивавший когда-то поселение Увек и служивший некой защитой от
набегов врагов, имел протяжённость более двухсот метров, а глубина рва
рядом с валом составляла до полутора метров.
Пересказывая вкратце статью Пономарёва, Александр Минх затронул
издавна известные по увекской теме имена Геродота, Марко Поло, Измаила
Абдульфеда, российских историков Карамзина, Забелина и других, но с по-
добным материалом лучше знакомиться по работам современных учёных.
Нынешнему читателю, на мой взгляд, интересно и полезно будет по-
знакомиться с увекскими находками, которые хаотично попадались во вто-
рой половине девятнадцатого века местным жителям и редким учёным по
воле случая заезжавшим в Набережный Увек Коренные поселенцы назы-
вали эти находки коротко - «мамаевщина». О некоторых находках Алек-
сандр Николаевич рассказал в «Саратовском сборнике» 1881 года издания.
Я уже касался записей Минха, где он упомянул одного из землевладельцев
Набережного Увека, поставлявшего увекский камень в Саратов для про-
кладывания городских мостовых, а вот дополнение к прежним строкам
Минха:
«При раскопках фундаментов Маур иным для мощения саратовских улиц
напали на стену правильной кирпичной кладки из превосходного квадрат-
ного кирпича, кроме того в мусоре стали попадаться гладко обтёсанные
плитняки величиною до одного аршина (71 см - Г. М.).Одни из этих плит-
няков (мраморные плиты - Г. М.) имели совершенно гладаую поверхность,
другие украшены были продолговатыми врезными, сходящимися в форме
треугольников и трапеций, полосками, а также звёздочками и кружочками.
Кроме того извлечено было из земли несколько карнизов из камня и один
известковый, два массивных каменных полукруга с двойными поперечны-
ми прорезами, несколько камней с пробитыми в них нишами и прочее.
Надсмотрщик за работами сообщил о находках саратовскому архитектору
г-ну Салько, вручив ему и несколько монет с арабскими знаками, найден-
ных при выработке камня».
Алексей Маркович Салько (1838-1918) был крупнейшим саратовским
архитектором, многие из проектов которого и ныне украшают улицы Сара-
38
това. Назову, например, здание гостиницы «Московской», здание Управле-
ния РУЖД (Прив ЖД) на Музейной площади, дом основателей русского
цирка братьев Никитиных на проспекте Кирова... Мне вдруг подумалось,
что такой опытный зодчий как Салько мог воспользоваться старинными
мраморными плитамис Бережного Увека при оформлении каких-либо своих
построек. Почему бы и нет?
Со слов священника села Увек Дроздова Минх пишет о том, что побы-
вавшие в 1877 году в селе столичные профессора Кесслер и Грим произве-
ли там небольшие раскопки, в результате чего напали на древний водопро-
вод. При извлечении гончарных труб из земли было замечено, что они спа-
яны одна с другой крепким известковым цементом, не ломались в местах
соединений даже при сильных ударах. «Эти трубы, — писал А. Минх, - в
большом ходу у местных крестьян и употребляются вместо самоварных».
Кроме остатков зданий, водопровода и заброшенного кладбища на
месте древнего Увека попадалось много различных вещей: домашней
утвари, монет, украшений, предметов роскоши прежних обитателей здеш-
них мест.
«Проходя в разных направлениях, — писал Минх, - всюду встречаются
прямо на поверхности земли обломки узорчатых глиняных кувшинов. Не-
редко попадаются здесь и целые кувшины шарообразной формы с узкими
и длинными горлами: местные крестьяне дали им прозвище «мамайские
квасники» и говорят, что находили такие, которые вмещали до шестнадца-
ти вёдер. По рассказам священника Дроздова и других, кроме красных гли-
няных кувшинов попадаются и «писанные кувшины», покрытые с обеих
сторон глазурью и изукрашенные красными, зелёными и золочёными по-
лосками, идущими сверху вниз. Из медной утвари встречаются в Увеке чаще
всего чашки': их находят кучками, штук по двенадцать вместе. Они мед-
ные, похожи на наши полоскательные, одна меньше другой, и сложены все
вместе. В 1877 году профессора Кесслер и Грим и бывший редактор «Сара-
товских губернских ведомостей» Воскобойников, по словам священника
Дроздова, приобрели на Увеке двенадцать таких чашек, вложенных одна в
другую.
Вся металлическая утварь, находимая жителями Бережного Увека, про-
даётся обыкновенно медникам и на колокольный завод , - продолжал Минх,
- так что г. Пономарёву удалось приобрести здесь только два цельных и
несколько разбитых восточных зеркал не одинаковой величины и с различ-
ными изображениями, сделанных из той же композиции, как и находимые
в Булгарах: громе того несколько неопределённых медных вещиц, из кото-
рых узорчатые служили, по-видимому, украшением конской сбруи. Ника-
кого оружия в развалинах никогда не находили, кроме как две алебарды с
круглыми отверстиями, идущими параллельно лезвию».
О находках, связанных с религиозным культом, Александру Минзу мало
что было известно. Рассказал он, что у К. Я. Маурина хранились найден-
ные на Увеке семь-восемь каменных «божков» и один серебряный идол
39
«четверти в две вышиной» (четверть - около 17,8 см). Этот идол был сде-
лан в виде женщины садящей в кресле, с большой грудью и сложенными
на животе руками. Каменных идолов Маурин передал бывшему Саратовс-
кому губернатору, действительному статскому советнику Владимиру Алек-
сеевичу Щербатову, а серебряного - в Московский университет.
Минх писал о находках, сделанных на Увеке до 1877 года и их в то
время действительно было очень мало, но уже через несколько лет при
более-менее тщательных раскопках на месте старого города ценных нахо-
док появилось гораздо больше. «Таковы, особенно, находки каменных и
медных православных образков, иконок и крестов, встреченных здесь в
довольно значительном количестве, - сообщал в 1913 году справочник Ря-
зано-Уральской железной дороги. - Большой интерес возбуждает весь ке-
рамический отдел, особенно же фарфоровая восточная посуда, различные
литейные формочки, гирьки и прочее».
Профессор А. Спицын в своём реферате, приложенном к «Трудам Са-
ратовской Учёной архивной комиссии» том 29, продолжал рассуждать по
тому же поводу: «Наибольшее количество вещей (кроме монет) собрано
было в последние годы благодаря производившимся здесь железнодорож-
ным сооружениям. Предметы эти совершенно аналогичны с вещами, на-
ходимыми в других золотоордынских городах. Лишь очень немногие на-
ходки относятся к значительно более отдалённому времени, именно к IX-
X векам, что указывает на существование здесь бургасского поселения.
Из известных сооружений татарской поры на Увеке наиболее интересно
здание, раскопанное в 1891 году С. С. Краснодубровским, представляю-
щее собою четырёхугольное сооружение с какими-то круглыми камера-
ми внутри. Сам Краснодубровский говорит, что при этих раскопках нахо-
дились вещи греческой работы, косвенно подтверждающие мнение И. Е.
Забелина о том, что Увек в IV веке до Рождества Христова был местона-
хождением г. Гелона, о котором говорит Геродот в IV книге своей исто-
рии».
Наиболее частой и лёгкой «добычей» людей на Увеке становились ста-
ринные монеты - мед ные и серебряные, их случайно находили и местные
жители, обрабатывавшие бахчи у подножия Стенькина бугра, и шустрые
крестьянские ребятишки, резвившиеся в тех местах, и, конечно же, учёные
мужи, периодически наведывавшиеся на исторический Увек и рывшиеся в
его земле.
Любознательные, увлечённые историей жители Саратова составляли
из увекских монет обширные коллекции, обменивались между собою от-
дельными экземплярами либо продавали их. Короче говоря, нумизматика
была серьёзным увлечением многих, порой именитых, саратовцев. По мне-
нию Александра Минха самые значительные коллекции старинных монет
в Саратове имелись у помещика К. Я. Маурина, у епископа Саратовского и
Царицынского Афанасия и у священника села Увек А. И. Дроздова. Кол-
лекции эти славились в 1850-1860-е годы, в последующие годы они и схо-
40
жие с ними саратовские нумизматические собрания расформировывались
самим владельцем, либо меняли хозяев и места нахождения, а то и просто
бесследно исчезали. Коллекция Маурина, например, была распродана час-
тично самим владельцем, а затем и его наследниками. Немало монет из
мауринской коллекции приобрёл граф Шувалов, некоторое их количество
было поднесено владельцем, через саратовского предводителя дворянства
Александра Павловича Слепцова будущему императору Александру III,
который посетил Саратов в июле 1869 года.
«Целых две корзины увекских вещей, в том числе и монеты, - писал
Минх в «Саратовском сборнике», - переданы проезжавшему через Сара-
тов литератору Всеволоду Крестовскому - автору «Петербургских трущоб».
Кроме того, Маурин рассказывал, что за одну из монет он получил от графа
Шувалова 600 рублей, что многие из монет по определению ориенталиста
Гордея Семёновича Саблукова, жившего прежде в Саратове, относились к
VII веку магометанской эры и на некоторых из них означено было имя го-
рода Укека, что в коллекции Маурина была даже машинка, посредством
которой чеканили в Укеке монеты, одна из которых передана в Московский
университет».
По рассказам очевидцев, особой полнотой и качеством выделялась в
Саратове нумизматическая коллекция епископа Саратовского Афанасия,
служившего в Саратовской епархии более девяти лет, и с 1856 года жив-
шего в Астрахани. Его коллекция была столь велика, что более походила
на нумизматический музей. К сожалению, после смерти преосвященно-
го, часть коллекции была расхищена прислугой, да и остатки её бесслед-
но исчезли.
Увекский священник А. И. Дроздов тоже собрал великолепную коллек-
цию старинных монет, но ещё при жизни некоторые из них передал в спе-
циальные учёные учреждения: в Императорское Географическое общество,
в Академию наук, на Московскую Политехническую выставку 1872 года.
По смерти священника его вдова Евдокия Мефодьевна и дочь Ольга
Александровна активно распродали остатки некогда знаменитой коллек-
ции увекских монет.
«Монеты попадаются здесь и отдельными экземплярами и целыми
кладами от ста и более штук, и на горах, и на берету Волги, - продолжал
нумизматическую тему Александр Минх. - Так, крестьянин Иван Плато-
нов нашёл кувшин и в нём сто две блестящих монеты, как будто сейчас
вышедшие из чекана. Эта находка поднесена им покойному наследнику
цесаревичу (императору Александру Николаевичу, погибшему 1 марта
1881 года -Г. М.), при его проезде через Саратов. Все монеты продаются
крестьянами серебрякам по 18 коп. за золотник, а медные идут медникам
и на колокольные заводы. Г-н Пономарёв скупил в Набережном Увеке 55
серебряных и 216 медных монет, из числа которых, по определению чле-
нов Казанского общества археологии, истории и этнографии В. К. Саве-
льева и И. О. Готвальда, нашлось много очень достопримечательных и
41
редких, несколько же никогда не публиковавшихся экземпляров: монеты
эти по времени принадлежат: Менгу-Тимуру, Токтогу-хану, Узбеку, Джа-
нибеку, Бердибеку, Хызр-хану, Мюриду и Азиз-шейх-хану. Чеканены они
в Увеке, Сарае, Булгаре, Гюлистане и Мухши. Самая древняя принадле-
жит Менгу-Тимуру и выбита в Булгаре в 673 г. гиждры, т. е. в 1274-5 году
христианской эры».
С особой тщательностью и заинтересованностью рассказал Минх в
«Саратовском сборнике» о, как он выражался, галантерейных вещах, нахо-
димых в земле Набережного Увека. К таким вещам Александр Николаевич
относил прежде всего «пронизки» - бусы различных видов и достоинств,
начиная от простых, каменных, грубой работы, до бус «весьма изящной
отделки».
«У покойного Маурина этих пронизок были целые ящики, - рассказы-
вает Минх. - Он раздал их разным лицам, например, одному только писа-
телю Всеволоду Кресто гскому две нитки аршина по два каждая. Кроме
пронизок встречаются тут «глазки» (прозрачные гранёные драгоценные
камни), браслетки бронзовые, серебряные и бронзовые кольца, серебря-
ные подвески и серьги и, наконец, золотые перстни с д орогими камнями,
хотя и очень редки».
Известно было, что младший Маурин, после смерти своего отца, стра-
стного коллекционера, продал из унаследованной коллекции дорогие золо-
тые перстни богатым вельможам из Петербурга.
В конце 1870-х годов один увекский крестьянин нашёл у подножия
Каланчи великолепный золотой перстень и продал его секретарю сара-
товского дворянского общества В. М. Готовицкому за двенадцать рублей.
Известный нам Пономарёв тоже сделал на Увеке существенные покупки
из старинной галантереи. Удостоверено, что он приобрёл: двадцать шесть
экземпляров бус - красивых и разнородных, обломки бронзового кольца
и браслета, серебряное кольцо, два серебряных подвеска, три «глазка» -
один лиловый аметист и два, крупных и красивых, неизвестных назва-
ний. Причём, саратовский ювелир определил, что огранка у этих камней,
не «ма аевских» времён, а более поздняя. Сам Пономарёв объясняет это
тем, что Стенькин бугор (Каланча) и увекские буераки в не столь давние
времена несомненно были облюбованы вольницей понизовья Волги, раз-
бойниками, которые грабили речные суда, а награбленное прятали на
прибрежных утёсах или оврагах, в том числе и на Увеке. В подтвержде-
ние своего предположения Пономарёв показывал любопытным куплен-
ный здесь же золотой перстень с крупным бирюзовым камнем. По мне-
нию специалистов этот перстень изготовлен на Востоке из золота выс-
шей пробы и украшен бирюзовым камнем высокого достоинства. Вероятно
волжские разбойнички ограбили какой-нибудь караван восточных судов,
а богатство зарыли на Увеке.
Любопытный рассказ Минх услышал от увекского священника Алек-
сандра Дроздова о том, что смотритель саратовского тюремного замка Па-
42
леолог, потом он служил поручиком в армии, приобрёл на Набережном Увеке
старинную печать из неизвестного тёмного камня, на котором на древне-
славянском языке вырезаны слова: «Печать Михаила Князя черниговско-
го». Впоследствии Палеолог, якобы, демонстрировал эту печать на съезде
археологов в Киеве...
* * *
Не первый год у этих мест
Я в час вечерний проезжаю,
И каждый раз гляжу окрест,
И над берёзами встречаю
Всё тот же золочёный крест.
Среди зелёной густоты
Карнизов обветшалых пятна,
Внизу могилы и кресты,
И мне - мне кажется понятно,
Что шепчут куполу листы.
Афанасий Фет
Теперь мы, вероятно, никогда уже не узнаем, как зарождалась, форми-
ровалась и крепла, чем подпитывалась в сердце Александра Минха чистая
и светлая любовь к новому, саратовскому отечеству. Ему, пришельцу из дру-
гой земли Саратовский край стал близок и дорог словно край отеческий,
дорог настолько, что Александр Николаевич не только принял для себя его
современную данность, но и проникся трепетным почтением к его про-
шлому. Этому прошлому Саратовгцины, изучению её старины посвятил
Минх всё своё свободное время, всю энергию души и тела, и никогда по-
там до конца дней своих не изменял этой нежной и преданной привязанно-
сти к земле Саратовской.
Александр Минх во многом был схож с большинством тех российских
жителей, которые питали особенную приязнь к Саратовскому краю, но имел
он и совершенно отличную он них наклонность. Александр Николаевич,
например, решил выразить свои чувства к земле, представившей ему воз-
можность плодотворно жить и работать, в виде неимоверно кропотливого,
длительного труда: подробнейшее описание всех, даже самых мелких, на-
селённых пунктов Саратовской губернии, а также её рек, озёр, гор, холмов,
оврагов, лесов, рощ и проч., и проч. Задуманный Минхом труд даже в наш
компьютеризированный век кажется настолько грандиозным и трудновы-
полнимым (тем более для одного человека), что даже всего лишь обсужде-
ние его вызывает только скептическую улыбку.
43
И тем не менее... Александр Минх в начале 1870-х годов решительно
принялся за исполнение своего, казалось бы, абсурдного плана.
Забегая вперёд, должен сказать, что абсурдная для меня и доя таких
как я людей идея, для Минха оказалась во многом реальной и выполнимой.
Согласно плану Александра Николаевича, описание губернии должно было
проводиться им раздельно по каждому из десяти уездов Саратовской гу-
бернии, а это: Хвалынский, Вольский, Саратовский, Камышинский и Ца-
рицынский уезды, лежавшие по течению Волги, и Кузнецкий, Петровский,
Сердобский, Аткарский и Балашовский, располагавшиеся вдали от реки
Волги. Все эти уезды по большим и малым сельским грунтовым дорогам
Минх намеревался объездить лично на карете, в свободное от службы вре-
мя, собрать все возможные сведения о земле, землевладельцах и населён-
ных пунктах, и, конечно же, должным образом описать увиденное и услы-
шанное в своей рабочей тетради. Сразу замечу, что общая площадь Сара-
товской губернии составляла на то время почти 74230 квадратных
километров. Для объезда, осмотра и тщательного описания такого громад-
ного пространства необходимо было потратить многие недели, месяцы и
даже годы человеческой жизни.
Для Минха, на мой сторонний взгляд, самым простым началом работы
над его обширным замыслом было бы описание того уезда, где он изна-
чально устраивал свою жизнь в Саратовской губернии, то есть Аткарского
уезда, тем более, что будучи мировым посредником в этом уезде, а потом и
мировым судьёй, Александр Николаевич уже начинал описывать земли сво-
ей Коленовской волости и ближайших к ней мест. Возможно, как и я рас-
суждал и сам Минх, но по какому-то стечению обстоятельств, появивший-
ся в печати в 1898-1902 годах труд Александра Николаевича, озаглавлен-
ный «Историко-географический словарь Саратовской губернии», в его
четырёх выпусках общим объёмом в 1409 страниц, охватил материалы толь-
ко о Камышинском и Царицынском уездах, то есть о тех землях, которые
ныне входят в состав Волгоградской области. Сведения о других уездах
Саратовского края никогда не издавались, да и успел ли Минх описать ос-
тальные уезды - не известно; достоверных подтверждений этому не име-
лось... до недавнего времени, во всяком случае.
А в это недавнее время, точнее, в начале 1990-х годов, в Саратове я
напал на след некой неизвестной местным краеведам рукописной книги
Александра Минха. Ни названия, ни чего-то другого я об этой книге не
знал.
Не ставу отнимать у читателя его драгоценное гремя долгим переска-
зом событий, поисков, положительных и отрицательных эмоций и всего
того, что сопутствует краеведу, идущему по следу нужного материала. Глав-
ное - я нашёл ценнейшую рукопись Александра Минха. И вот теперь она
лежит передо мною, а я имею возможность рассказать о ней.
Книга в тёмном старинном переплёте, размером в шестнадцатую долю
печатного листа, объёмом 194 страницы. На титульном листе тёмно-корич-
44
левыми чернилами аккуратно выведено: «Саратовский сборник. Материа-
лы для изучения Саратовской губернии. Том третий. А. Н. Минх, 1885 года».
По поводу даты «1885 г.» должен заметить, что рукопись составлена из
отдельных глав, частей, имеющих в конце текста свои даты написания: от
1880 года до 31 декабря 1885 год а. На рисунках Александра Минха, иллю-
стрирующих книгу, стоит 1887 год , а примечания в конце рукописи, сде-
ланные опять же автором, имеют дату 1890 год.
Внимание сразу же привлекают два слова на титуле: «Том третий». Зна-
чит, имеются (имелись?) как минимум два предыдущих тома. На это же
указывают начальные строки на первой странице рукописи. Это заголовок
раздела: «Саратовский уезд. Полчаниновская волость». И далее в скобках:
«Окончание, см. «Саратовский сборник», т. II».
Несколькими страницами ранее я уже писал о том, что в 1879 году
Александр Минх переехал из села Колено Аткарского уезда в Полчанинов-
ку Саратовского уезда в должности мирового судьи. Это село, кстати ска-
зать, было основано в конце 1740-х годов помещиком Полчаниновым, по
фамилии которого и названо. В Почаниновской же волости находились зем-
ли супруги Александра Минха Варвары Борисовны.
Поселившись в 1861 году в Коленовской волости, Минх принялся опи-
сывать село Колено и деревни, входившие в состав волости. Переселив-
шись в с. Полчаниновьу, Александр Николаевич стал собирать и записы-
вать сведения о Полчаниновской волости, относившейся к Саратовскому
уезду. Найденный мною сборник Минха как раз начинается материалом о
Глядковском приходе Полчаниновской волости, к которому, кроме села
Глядкова, приписаны были ещё пять деревень: Чуевка, Кодировка, Сереб-
ряковка, Македоновка и Лычи.
Поскольку в найденном «окончании» материалов о Полчаниновской
волости нет рассказа о самом селе Полчаниновке, то резонно предполо-
жить, что этот рассказ остался в предыдущем втором томе, о чём я искрен-
не сожалею, потому что в том селе находилась усадьба Минхов и Алек-
сандр Николаевич, я уверен, красочно и подробно описал свой дом и свою
жизнь в нём. Откровенный рассказ самого автора был очень кстати в моём
повествовании об Александре Минхе. Однако, как часто в жизни бывает,
мы имеем не то чего хотим, а то что имеем...
Обратимся же к рукописи Александра Минха. Я хочу предоставить
читателю возможность познакомиться с фрагментом из первой главы тре-
тьего тома рукописного «Саратовского сборника», чтобы у него, читате-
ля, сложилось собственное впечатление о труде, о тексте Минха, о его
манере изложения, подачи материала, причём, без редакторской правки,
которая неизбежно изменила бы материал, будь он в своё время где-ни-
будь напечатан.
«Село Глядковка. (Троицкое тож). Никто не помнит когда поселена Глад-
ковка. Это один из самых старых посёлков здешней волости: не было ни
Широкого, ни Идолги, ни Каменки, не говоря уже о других окольных млад-
45
ших селениях как Фёдоровка, Ивановка, Полчаниновка и прочие. Отсюда
до Аткарска не было ни одного, кроме теперешнего села Вырыпаевки. «При-
шёл», как выражаются старожилы, сюда из Москвы помещик Глядков (у
которого будто бы было в Московской губернии село Глядковка). Он спер-
ва прислал в этот край двух стариков осмотреть место для заселения: один
из них облюбовал урочище выше нынешней Македоновки и поставил там
избу: место это и ложбина до сих пор зовётся в народе Старая изба. Другой,
называвшийся Ульяном, выбрал иное место (в даче, принадлежащей те-
перь крестьянину Андрею Никитину) и вырыл тут погреб. Когда Глядков
приехал сам и осмотрел оба места, то не нашёл их удобными для поселе-
ния, а выбрал по своему усмотрению, то, где сидит теперь село. Никто не
помнит когда стал Глядков выселять сюда своих крестьян. Затем, по рас-
сказам, имение это перешло Дмитрию Петровичу Кичееву, дочь которого
Прасковья Дмитриевна вышла за дворянина Андрея Константиновича Кар-
пова. От них имение досталось по наследству дочерям его: Александре
Андреевне Ладоженской, Варваре Андреевне Мауриной и (от второй жены
его) Елене Андреевне Ивановой. Две первые части перешли в 1865 году к
внучкам Александры Андреевны Ладоженской: Варваре Ивановне Минх
и Александре Ивановне Янковской - дочерям полковника Ивана Андрее-
вича Янковского: Елена Андреевна Иванова продала своё имение Степа-
ну Степановичу Венценосцеву. Кроме того были здесь и другие помещи-
ки: Ульян Петрович Чекмарёв, от которого имение перешло сыну его Петру
Ульяновичу и по смерти последнего досталось по наследству единствен-
ной его дочери Марье Петровне, вышедшей за Серафима Францевича
Кейзера.
Имение Алексея Андреевича Македонского по смерти его перешло
дочери Елизавете Алексеевне Грузинцевой, которая в 1873 году продала
свой участок купцу Шпенёву. Третья помещица была Анна Степановна
Казаринова, четвёртый - Николай Ильич Плотов, и пятая - Елизавета Ива-
новна Корнетова: у всех у них были свои дома в Гладковке, кроме наслед-
ниц Карпова, которые здесь не жили».
Упомянув в предложенном отрывке фамилию Кичеев, Александр Минх
поставил радом с ней крестик, указывающий на соответствующее приме-
чание внизу страницы. В том примечании сказано:
«Приведу здесь рассказ старожилов о Кичееве: в селе Никольском, Пяша
тож, (ныне Сердобского уезда) жил до Пугачёва зажиточный помещик
Дмитрий Петрович Кичеев. Когда шайки под предводительством сообщ-
ников Пугачёва наводнили Пензенскую губернию и дошли в нынешний
Сердобский уезд (в 1774 г.), то помещики бежали или прятались переоде-
тыми. Кичеев скрылся в избе у своего крестьянина, но тот выдал его раз-
бойникам и его повесили. Дети Кичеева, в том числе и одиннадцатилетняя
дочь Прасковья, спасены были пяшенскими мужиками. Переодетая в крес-
тьянку барышня была взята пяшенской бабой, которая жалея её, упросила
начальника шайки отдать ей девочку как детище. Разбойник спросил Прас-
46
ковью, будет ли она почитать и слушаться, и отдал её крестьянке... У Киче-
ева были большие имения кроме Пяти и Глядковки: в Аткарском уезде он
владел деревней Кичеевкой».
Читая строки Минха я между тем представлял себе, как он, Александр
Николаевич, в тарантасе либо карете, мчит по пыльной, ухабистой сельс-
кой дороге от одной деревушки к другой, чтобы выведать у местных стари-
ков историю их поселения, расспросить о прежних и нынешних помещи-
ках. .. И тут вспоминается, почему-то, гоголевская бричка, в которой неспе-
ша катил по российскому тракту незабвенный Павел Иванович Чичиков.
Помните?
«Едва только ушёл назад город, как уже пошли писать, по нашему обы-
чаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие
жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, диких вереск и
тому подобный вздор. Попадались вытянутые по снурку деревни, построй-
кою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с
резными деревянными под ними украшениями в виде висячих, шитых узо-
рами утиральников. Несколько мужиков, по обыкновению, зевали, сидя на
лавках перед воротами в своих овчинных тулупах. Бабы с толстыми лица-
ми и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел
телёнок или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды извес-
тные...»
Но вернёмся к описанию Александром Минхом села Глядковка Полча-
ниновской волости, Саратовского уезда, Саратовской губернии:
«Село Глядковка, - писал автор, - расположено по обе стороны Бакур-
ского оврага, берущего начало тут же у села и впадающего в овраг Боль-
шой, который соединившись с истоком от Старой избы, образует овраг
Лысые горы, впадающий под именем Глядковского истока в речку Колыш-
лей против деревни Кошаровки. На левой стороне оврага, одной прямой
улицей сидят от верховья в два порядка: по правой стороне улицы, ближе к
бараку’ (местное название оврага - Г. М.), крестьяне бывшие Е. А. Ивано-
вой: по левой - Ладоженских, а за плотиной небольшого пруда, пересекше-
го улицу, порядок бывших Мауринских крестьян, (д лина этой улицы 140,
ширина — 25 саженей). Против последних спускается дорога в Бакурский
овраг и, перейдя его двумя мостами, поднимается круто в гору к церкви.
Около моста, на дне Баварского оврага, большой родник, служащий почти
единственным водопоем для всего села. На правом берету Бавурского ов-
рага стоит белая каменная церковь, очень плохие домишки церковнослу-
жителей, небольшой флигель Плотовой и несколько изб. Против церкви -
дом и постройки купца Шпенёва. На этом месте была до 1873 года усадьба
Македонских: дом со службами, сад и прекрасная роща крупных дубов в
семь десятин. Купил имение Шпенёв, перестроил дом, уничтожил сад, вы-
рубил дубовую рощу, выкорчевал пни и распахал это место до самой церк-
ви. Роща эта на возвышенном месте придавала живой вид селу, которое
теперь стоит совершенно оголённое. У Шпенёва есть ветряная мельница.
47
В с. Гладковке четыре барщины: Ладоженских, Мауриной, Ивановой и
Плотовой. Они составляют одно общество при одном старосте. Всех домо-
хозяев - 52. По сведениям Центрального статистического комитета показа-
но в с. Глядковке (Троицком тож) в 1859 году 130 дворов ив них: муж. пола
559 душ, женск. 592, всего 1151 д. об. п.»
Далее Минх записал, сколько десятин и какой по качеству земли име-
лось у каждого землевладельца Гладковки, в том числе и взятой на откуп
местными крестьянами: сообщил, сколько у каждого из владельцев было
задействовано земли под усадьбу, под пашни, под выгон и т. д. Я не стану
засорять головы читателям этими не столь важными теперь цифрами, вы-
ражу только своё удивление и восхищение проделанной Минхом статисти-
ческой работой, при этом напомню, что подобную подробнейшую и точ-
нейшую статистшу Александр Николаевич составил по десяткам сёл, де-
ревень, хуторов нескольких уездов Саратовской губернии. Труд
архисложнейший!!!
Если в описываемом населённом пункте старожилы рассказывали ка-
кую-либо примечательную историю из жизни их селения, Александр Ни-
колаевич непременно записывал такой сказ в свою тетрадь. В Гладковке он
тоже услышал несколько местных историй.
«У всех свежо ещё в памяти, - записал Минх, - зверское убийство,
совершённое в с. Глядковке в 1850 году. Был в это время дьячком при гляд-
ковской церкви Иван Михайлович Голубев: у него было трое детей — два
мальчика и одна девочка. На Светлое Воскресение 1850 года пошёл он с
женой в церковь к заутрени, оставив дома при детях няньку - старуху Ав-
дотью. Незадолго перед этим ему переданы были, собранные с прихожан
для правки церкви 50 рублей, но он боялся держать их дома, так как в Гляд-
ковке водился народ не совсем чистый на руку, отнёс их на хранение в цер-
ковь. В то время, как он был у заутрени, злодеи, полагая, что деньги у него,
забрались в его дом через повет (крыша, чердак - Г. М.), убили старуху
Авдотью, нанеся ей более двадцати ранений, и мальчика, а девочке около
окна отрубили голову. Второй мальчик Дмитрий остался жив только пото-
му, что спал за печкой и злодеи его не видали. После заутрени Чекмарёвс-
кие барышни пошли к дому дьячка, чтобы там дождаться обедни, на их
стук никто не отпер им д верей, почему они послали людей перелезть через
забор, которые нашли три окровавленных и зверски изуродованных трупа.
Все уверены, что это преступление совершено крестьянами Павлом Жу-
равлёвым и Михаилом Филоховым-Патрикеевым. На суде они не созна-
лись и оставлены лишь в подозрении, но были улики: Журавлёва - по сле-
ду, а Патрикеева мать сама рассказывала, что когда в эту ночь вернулся её
сын Михайла, то велел сжечь рубаху».
В рукописной книге «Саратовский сборник Александр Минх проявил
себя не только как дотошный статистик, он пробует свои силы и в истори-
ческих исследованиях, в частности, касательно всё той же Полчаниновс-
кой волости, да и всего Саратовского Поволжья.
48
A. H. Минх.
A. H. Минх,
 r.feBie y4j
s
AFXm
’овская Губернски
Y£i-’- лЛк' irt.

^n^Ofjn^L/. —
W
Л0РЕЧЕСЕ1Й АРХИВЕ
йш’овская Губерв:-!..!»' J

Титульный лист рукописи A. H. Минха.

Московский Воспитательный дом. Гравюра XIX в.
пуиР оглХг- У	£‘Аяяг.?ччл-'' y. Яо Obaituf i
HjtJx.y/ni^>f:	fioykrSe. it (rSx-fy	^^fie . frt л f r	c< t-.,_.y, /
1Х^<Я-*-''л oiy, y£ ?	y//.uAаг'чг x>tbr *,.<:• tyA., у rt,
fnfSл>ил fayAtHa гЛлЛ^Со (ifie,a r w c/c f t-Ltte PcAoo ц.	«f
$.&r >n£is>: /4 с сЛ, < Ч-ч. eowertич ул^.<ле^г^л-ttrzf r^: <4r tyt,jo .
По	п ^(\пеуо/Сч^	l-.b>i,ay fi	« -
0 f -fri vx. f-ri. ♦?<<> ЛЛ«С> <'.-#'*%/'€«5,€ IK,^	Л'5Е<7 у	^i/'^^-л.':'^
?£ с-Кгч(Л{Л’	- -^/5 4-У/г^ л^г 
C i> J v &.
ji’/*t riiyWA-. f -Я^Ая J a	у
vytj f^i fcz«s<t5 /A-А Угч.г^к Ч’-'Tt:,. ->ле^ ,
WJt	I. iff
loueAy,	riymty


Страница из рукописи А. Н. Минха “Саратовский сборник”.
Публикуется впервые.
СТСал0с,Ь & ^-/Л*k b-dt^^yt-л-^'^с
-JC-ai-e-Ccfe,	-гч^-^й
СееСЛ^саг /сы^ .^е.Л^6  ..
4/ f/e^ *£* ъ > ^ЛУ-г.
(,_ esi fi'j'y gf^^tjULjo e.^a^-t^..
г &£ л-е> JW<0	ke/l? !><jzc£,

• К &-/(*Я'7С*& //'> ’rt ev ef/i^,
iA0 Uej/< &иЯУ-цу	<tt'i_A
__	... -	—««n-	—	- х.
^Ла> tea  ~ tootle
/юйр^Л ё/itf & у^у^Ы~-О00^ &a kye ^04’АеиЛ'^-
& .'	?ve&&nyелх&я.’Ъ' Саллис t t-&S Л
fe^cjzsbcit- foeеЛen£0Uy
с’&е^^л.^-с/иЛу	~ /^00
€ '/ж fie^f-iye^^^tt £te-ej&k	?z%>
(Лг	'/Сж£/Ст?./
'П0 S$,t £ сС	0& ъ^%и/'7О& <МАЬе$С
'10

Страница из рукописи A. H. Минха “Саратовский сборник .
Публикуется впервые.
HO HCKC^LO cli'KjD fa-
Страница из рукописи А. Н. Минха.
Страница из рукописи А. Н. Минха.
Рисунок А. Н. Минха 1887 года. Публикуется впервые.
Рисунок А. Н. Минха. Вид на с. Полчаниновку. 1887 г.
Публикуется впервые.
Рисунок А. Н. Минха. Мордовские крестьяне в Саратовской губернии. 1880 г.
Публикуется впервые.
Рисунок А. Н. Минха. Церковь в селе Оркино. 1880 г.
Публикуется впервые.
Рисунок А. Н. Минха. Троицкий собор в Саратове. 1853 г.
Набережный Увек.
Акварель неизвестного художника первой половины XIX века.
САРАТ0ВСН1Й СБОРНИКЪ.
МАТЕР1АЛЫ ДЛЯ ИЗУЧЕН1Я САРАТОВСКОЙ ГУБЕРН1И.
И з д а п i е
Саратовгкаго Статистическаго Комитета.
Т О М Ъ ПЕРВЫЙ.
ОТДФЛ'Ь ПЕРВЫЙ.
Съ тремя фотогравюрами.
------——
Саратов*.
Тпногрэфй1 Губернскаго Ира плетя.
1881
ВАЛЕЕВ
Владимир Хрйрулович:
Титульный лист “Саратовского сборника”.
ОГЛАВЛЕШЕ.
ОТДЪЛЪ ПЕРВЫЙ.
СТР.
Предислов1е.
Материалы для исторш Саратовской губерши. А. Н. Минха.
I) OrKjuTie наместничества., II) Саратовсюе Губернаторы.
III) Губерйсюе предводители дворянства. IV) Городсме	.
головы. V) Епископ” Саратовской епархш ...	*
Первое стол'Ь™ Вольска. М. М. Владимирова .	•	17
Полянская волость. Л. Н. Минха -	.	.	.	65
Мордва въ Хвалынском! уЬзд'Ь. Князя Ф. С. Голицына. 177
Статистика мануфактурной промышленности Кузнецкаго
уЬзда. 0. в. Чекалина .	.	.	.	195
Набережный Увекъ. А. Н. Минха. .	.	.	.	211
Очеркъ города Петровска. А. А. Лунина .	.	.	234
Село Голицыне. Свящ. Г. Надеждинскаго.	.	•	249
Волга въ Саратовской губерши. Ф. М. Иреображенскаго.	285
ОТДЪЛЪ ВТОРОЙ.
Старина в! Саратовской губерши. А- И. С.
I) Изображенге сивиллъ въ царицынскоМъ храм-Ь. 11) Кар*
тузъ и троств Петра' Вёликаго., III) Старинный вещи въ
Нетровске. IV) Старый иконостасъ въ Посаде Дубовке	I
О климагЬ Кузнецкаго уЬзда, въ связи съ вл!яшемъ его
въ области м’Ьстнаго сельскаго хозяйства. 0. 0.
Чекалина. ........................................ 8
Дв'Ь народный былины:
I. Песня про Илью Муромца. II. Песня про сына Стеньки
Разина .	.....	.	.	14:
Замечательная святыня .	.	.	.	.		20
ПоЪздка въ Песчанку, Оркино и Лохъ. А. И. С. .	23
Оглавление “Саратовского сборника”. 1881 г.
Крестьянские типы губерний Поволжья.
Саратовъ.—Saratoff. № 65.
Железно-дорожный вокзалъ.
А
Саратовский железнодорожный вокзал. 1900-е годы.
A. H. Минх.
A. H. Минх.
“Труды СУАК”.
КВИТАНЦ1Я № »
Состоящая ноль АвгустЬйшимъ покровительствомъ Его Ммператерскаго Высочества Ввликаго
князя Константина Константиновича
Саратовская Губернская Ученая Архивная Комисая.
МУЗЕЙ.
Администращя музея считастъ нр1ятнымъ
/За-аЛ. Уу.’.	искреннюю
Хранитель музея Х--
долгомъ выразить
признательность.
Квитанция, заполненная
хранителем музея “СУАК” С. Щегловым.
Публикуется впервые.
Н. В. Басаргин
Надпись А. Минха на обратной стороне
снимка с медальона Н. Басаргина.
Публикуется впервые.
РУССКИ АРХИВЪ
м О С Н В А.
Еряолае декая Садовая»
Ю 175-й.
. Je j 4/ У % <>кл
„	"Z . zz l Z(«r*‘"V*i7
(1 f е f t Z	..Ц (*."*•
г	r J&4*
M'/lfa-rf'- Ч IrH^^/d''-
щ >< Г[ < f^rfirr' '"°	‘ L ! 3#
n^r ff/, ч М*"’ " '/<"£/' ' f'
ломм 1 * *
fa ew .tfb-(^rt'"r ( *'
„,ч(^	'
A,rifi гЛ'гГ^ irSi
fa.	f
'(din (n^((^fe 'ffe^
f. ^'ll^'t
^'('Xl
r- ,	„ „	/А,!///-*' ydfix
/<' 4. . ' ч "
,.^.. d. I.-U ^«SK^y"
чИ'р /s^‘t
'^((l€^
ЙМИ t^vU -'^*-V
L ‘" ' ‘	=	ir
l	't,f,^'<dC ’',,p ,<ff
' j'	iCl" 'Ion1' e.(W rnU'<f fyvsyt'ti*
ffaiVdrf'.ffefU'd -л/<П (yd'd(e<f.r()
Автограф письма П. Бартенева к А. Минху.
Публикуется впервые.
П. И. Бартенев.
A. H. Минх.
Одна из последних фотографий.
«Из приведённого мною подробного описания селений, - записал Алек-
сандр Николаевич, - мы познакомились с частными подробностями Пол-
чаниновской волости, теперь постараемся набросать общую картину и заг-
лянем в старину этого края.
Несомненно, что с глубокой древности густые леса, перерезанные не-
большими полянами, покрывали сплошь эту волнистую местность на про-
тяжении от теперешних сёл Слепцовки и Идолги к северу, через нынеш-
ние Полчаниновскую, Ягоднополянскую, частью Озёрскую и Вязовскую
волости на Гремячку и Лох; к югу за Слепцовской и Кологривовской леса
редели и начинались степные пространства. Здесь в то время родники,
затенённые вековыми дебрями, питали массу ручьёв, дававших начало
речкам: Сокуру, Колышлею и Идолге, нёсшим в древесной тени, в разные
стороны свои светлые (приветливые - Г. М.), чистые воды; топор и плуг
не касались ещё тогда этой девственной почвы, на которой нет признаков
людского жилья тех времён: властелином и обитателем её был только ди-
кий зверь. По дебрям Сокурки и Круглого бродил косолапый медведь,
рыскали волк и лиса, гнездились тетерев и куропатка, охотились беркут и
коршун и разве изредка прокладывали себе путь татары, собираясь дики-
ми ордами для набегав на надвигавшиеся с северо-запада, медленно, но
последовательно, славянские посёлки. В Полчаниновской волости мы не
замечаем следов мордвы. Узкая береговая полоса Поволжья была уже в
руках русских, стояли там наши сторожевые крепости: Саратов, Дмитри-
евск и Царицын, но это были острова, окружённые ещё татарщиной -
«диким полем», в лесных дебрях которого и по рекам, лишь в первой чет-
верги XVII века начинали появляться русские промышленники: бортни-
ки, рыболовы и охотники на бобров. Железная рука властелина Русского
царства, великого Петра, в конце XVII и в начале прошлого столетий,
быстро стала отодвигать к юго-востоку, остановившуюся у Пензы грань
государства: мы видим уже в 1698 г. Петровскую крепость и вёрст 25
ниже, не доходя вёрст 15 до настоящей Полчаниновской волости, сторо-
жевую линию, защищавшую населённую окраину новой империи. Тут,
по сю сторону этой черты (татарскую), группируются курганчики, захва-
тившие Озерскую и северо-западную окраину Полчаниновской волости
(около Песчанки): они неправильно рассеяны, но заняли от «черты» ши-
рокую ленту к юго-востоку, между следами Петровской сторожевой ли-
нии и лесными дебрями, покрывавшими теперешние Полчаниновскую,
Ягодно-Полянскую и Озерскую волости. Но там, где росли эти леса, кур-
ганы почти не попадаются, а разбросаны они между окраинами их и ле-
вым берегом реки Медведицы. Не разрешена ещё задача, кто насыпал эти
курганы; надо полагать, что здесь были могилы монголов, по расположе-
нию же других, можно принять их за сторожевые.
Тёмный мрак тайн древности начинает рассеиваться только с начала
прошлого столетия: можно утвердительно сказать, что в конце XVII века
доказывается указом Петра Великого стольнику и воеводе «на Саратове»
49
Алексею Яковлевичу Новосильцеву в марте 1700 года, об отводе земель
«на выпуск и табунные и сенокосные и на лесные угодья» городу Саратову
и «по челобитью ручников и всяких чинов граждан жителей», где между
прочим сказано, что грань отводимой дачи идёт «к большой дороге, что
едут из Саратова на Пензу, перешедши же большую дорогу...» и т. д. Из
этого указа видно, что границы городской земли, окружавшей Саратов на
огромное пространство, близко подходили к нынешним Полчаниновским
и Ивановским дачам, спускаясь с севера на юг, от речки Чердыма к реке
Идолге, и местность вне этой отведённой городу округи, названа «земля
Дикое поле».
В 1680 году Пенза была взята и разорена Азовскими и Крымскими
татарами, а в 1717 г. той же участи подвергся Петровск от Кубанских и
Крымских татар; после того вскоре мы видим уже, что Пётр I устраивает
далеко на юге, около Царицына, сторожевую линию. Из этого можно зак-
лючить, как быстро передвинулась юго-восточная окраина Руси и ясно,
что местность между этими двумя чертами начала заселяться гораздо ранее
разными сходцами и беглецами из верховых сёл и городов. В 1720-х го-
дах прекратились уже совершенно татарские набеги на эту местность и
вот предания начинают отмечать появление в Полчаниновских, Ягодно-
Полянских и Озерских лесах разного бродячего люда, сошедшегося в
шайки под начальством удалых головорезов вроде Кудеяра, Улана и т. под.
Долго ютились их пригоны в здешних местах, на что указывают преда-
ния об урочищах и остатки землянок и логовищ. Пугачёвщина 1774 года
ещё более увеличила разбойничий состав этого края и смело можно ска-
зать, ссылаясь на записки современника, пастора Катанея, что пуля и ки-
стень гуляли здесь по лесным дорогам до конца прошлого (восемнадца-
того) столетия. Мы видим также из рассказов старожилов, что смелые
застройщики: мордвин Орька, Разгосимов, Пахомовы и другие, начали
появляться сверху в эти края уже в первой половине прошлого столетия:
устраивают шалаши, землянки, пчельники и хутора: плуг и топор сошлись
в лесной местности почти одновременно с кистенём и ружьём. Тут же
скоро слышатся имена помещиков, которым принадлежат «пустопорож-
ние» земли, но правильное заселение волости, появление в ней посёлков
и деревень мы можем отнести только к середине прошлого столетия, что
доказывают выше приведённые рассказы стариков о заселении этих мест.
Пошёл тогда гулять топор по этим старым, густым лесам, рылись пни и
плуг подымал никогда не трогавшуюся почву. Рядом садятся и немцы из
далёких стран Германии, и край утратил скоро своё старое название та-
тарщины и дикого поля, заглохли и заросли следы Петровской стороже-
вой черты, соха распахала и почти сгладила остатки пограничных курга-
нов. Первыми посёлками являются в здешней местности (нынешней Пол-
чаниновской волости): около средины прошлого столетия - Глядковка и
Песчанка, затем в середине того же столетия - Большая Крюковка, во
второй половине начинают заселяться деревни Ивановка и Фёдоровка:
50
около 1800 года - Любовино; в 1806 г. - Полчаниновка, в 1840-х годах -
Чуевка и между 1851 и 54 годами селятся деревни: Котировка, Серебря-
ковка, Македоновка, Лычи и Новая Крюковка.
До освобождения крестьян (1861 г.) прежние помещики здешней воло-
сти имели большие барщинные запашки, но теперь посевом занимаются в
ограниченном количестве: Ивановы, Шпенёв, Кейзер, Мейер, Ухтомская,
Городецкие, Шабловские и Минх. Остальная земля идёт вся в сдачу крес-
тьянам на деньги...»
Разумеется, далеко ие все сведения, собранные и описанные Алексан-
дром Минхом, являются бесспорными. Работы историков двадцатого сто-
летия внесли существенные поправки и дополнения к исследованиям сво-
их предшественников, тем не менее труды Александра Николаевича без
сомнения оставили значительный след в разработке истории Саратовского
края, в чём мы будем ещё неоднократно убеждаться, продолжая знаком-
ство с найденной мною рукописной книгой Минха «Саратовский сборник».
Завершив описание земель и селений Полчаниновской волости, Минх
обратился к Оркинской волости, тоже входившей в состав Саратовского
уезда Саратовской губернии. В этой главе Александр Николаевич факти-
чески поведал историю мордовского народа на территории Саратовского
края, записал народные обычаи, приметы, поговорки, описал мордовские
сельские празднества.
В следующей главе «Саратовского сборника», представляя читателям
Мариинскую волость, Александр Минх большую часть рассказа посвятил
первому в России Воспитательному (сиротскому, детскому) дому, следы
которого из старой Москвы вели в Мариинскую волость. В этом повество-
вании Минх-нередко использовал исторические документы, хранившиеся
в московских и саратовских архивах (например, Архив Министерства юс-
тиции, дела Саратовской управы). Однако значительная их часть, в частно-
сти, находившиеся в Саратовском областном архиве, погибли во время по-
жара, так что благодаря Минху мы теперь имеем представление о содержа-
нии некоторых безвозвратно исчезнувших документов.
Теперь о Воспитательном доме... До петровского времени в России не
существовало никаких приютов для бедных детей или подкидышей: толь-
ко по указу царя Петра Алексеевича таких детей стали принимать в Ново-
девичьем и Алексеевском монастырях, но в очень малом числе.
В сентябре 1762 года в Москве начались торжества, посвящённые ко-
ронации прибывшей сюда новой императрицы Екатерины Второй. В те же
дни Екатерина повелела открыть в Москве Воспитательный дом для бед-
ных сирот. Основные заботы по этому делу легли на плечи Ивана Иванови-
ча Бецкого, побочного сына фельдмаршала князя Никиты Трубецкого и
будущего президента Академии художеств.
Вот что читаем по этому поводу у Александра Минха:
«В 1763 году генерал-прокурор Иван Иванович Бецкой после путеше-
ствия по Европе подал доклад императрице Екатерине II об учрежд ении в
51
Москве Воспитательного дома для найденных и оставленных родителями
детей, по примеру тех, которые он видел во время путешествия в Голлан-
дии, Франции, Италии и других государствах. Доклад этот был передан на
рассмотрение тайным советникам и сенаторам: князю Якову Петровичу
Шаховскому, графу Никите Ивановичу Панину и графу Миниху. Мнение
их и доклад Бецкого 26 августа были Высочайше утверждены и 1 сентября
последовал Высочайший манифест об учреждении в Москве Воспитатель-
ного дома. По проекту полное управление этим домом вверялось главному
попечителю «знатной и в особой милости у императрицы состоящей осо-
бе», кроме него учреждался Опекунский совет, который должны состав-
лять шесть опекунов, также из «знатных персон» и которым поручался Вос-
питательный дом во всех отношениях. Сверх того для собирания подаяний
по всему государству и за границей, а преимущественно для надзора и за-
щиты вышедших из заведения питомцев, назначались попечители и попе-
чительницы из «знатных же особ» духовных и светских. Лицам этим Опе-
кунский совет высылал «благодарный вид», где говорилось: «Вы, благоде-
тельствующий попечитель, восприявший на себя звание сие, по единому
сердцу Вашему добродетельному, делом самым соответствовать вознаме-
рились имени сему. Собрание опекунов, по установлению своему за долг
почитает поднести лист сей в знак свидетельствования своего к Вам при-
знания и попечения таковых, которым милосердная наша Екатерина II, им-
ператрица Всероссийская, к незабвению на вечные годы имени своего, по
вере к Богу и по любви к отечеству, дом особливый устроила и щедротами
своими наградила. Ваше имя в книге архивной уже навеки». Кроме того
было постановлено иметь в Воспитательном доме портреты лиц, «учинив-
ших знатное подаяние».
Главным попечителем и представителем у престола монархии был из-
бран ею Иван Иванович Бецкой. Для постройки зданий был составлен план
архитектором Бланком, на выполнение которого требовалось 500000 руб-
лей. Императрица пожертвовала единовременно 100000 руб. из собствен-
ных своих «комнатных» доходов: наследник Великий князь Павел Петро-
вич назначил ежегодно по 20000 руб., кроме того государыня приказала
отпустить из собственной вотчины, Тульской губернии, Епифановского
уезда, села Бобрика ржаной муки 200 и гречневой крупы 50 четвертей:
Демидов вложил в сохранную казну до 100000 руб., многие заявили жела-
ние вносить ежегодно определённую сумму с имений, пенсий, даже жало-
вания. Лица всех званий и состояний наперерыв старались выразить свою
готовность этому делу. Опекунский совет имел право выбивать медали и
раздавать их сделавшим особенно значительные пожертвования. Кроме того
тот же совет имел право награждать дворянина, дававшего ежегодно до
600 рублей, правом участвовать в собрании Опекунского совета. Лица дру-
гих званий; кроме крестьян, награждались чином «камерира от коллегии»
(должность в камер-коллегии, состоявшая в проверке годовых счетов - Г.
М.), за единовременные пожертвования не менее 1000 руб. - чином кол-
52
лежского комиссара (коллежского регистратора), сделавших же пожертво-
вания деревнями, домами и проч., портреты развешивались в Воспитатель-
ном доме и кроме того положено поминать имена благотворителей в церк-
вах Воспитательного дома и вписывать имена их в особую книгу «в память
потомству». Большая часть пожертвований поступала от петербургского
дворянства, почему 1 октября 1770 года у строено было в Петербурге отде-
ление Московского воспитательного дома, кроме того повелено было от-
делять в пользу Воспитательного дома 4-ю часть сбора «с публичных позо-
рищ (комедий и опер), с балов и всяческих игрищ».
Громадные и великолепные здания, и теперь красующиеся на берегу
Москвы-реки, были отделаны и 21 апреля 1764 года начался приём мла-
денцев: в этот день принесено их 19 обоего пола, найденных незадолго до
открытия у разных приходских церквей. С тех пор детей стали приносить
туда все, кому только хотелось: законных и незаконнорожденных. В Вос-
питательном доме не спрашивали оттуда и чей младенец, а принимали всех.
Случалось, что детей привозили в каретах. Часто по праздникам являлись
в Воспитательный дом лица, приносившие детям, под известным номе-
ром, конфеты, наряды и подарки кормилицам, и следили за ними. Некото-
рые матери, чтобы не затерять из виду ребёнка, выжигали на теле знаки
или вешали с крестом косточку. Знатные отцы и матери направляли своих
детей в высшие учебные заведения, а бедные матери часто нанимались кор-
милицами в Воспитательный дом, причём получали жалование по пять
рублей в месяц.
Вскоре в Воспитательный дом нанесено было столько детей, что со-
держать кормилиц стало трудно, почему детей стали раздавать по дерев-
ням, но тут происходили крупные обманы: питомцев кормили бабы соскою,
многие набирали в несколько лет до пяти детей и более. За ребёнка до семи
лет воспитательницы получали за них жалованье, причём они страшно зло-
употребляли своим правом. Подростков, оказавшихся способными, надзи-
ратели Воспитательного дома брали в Москву и даровитые поступали в
высшие учебные заведения. Малоспособных же отсылали обратно к быв-
шим воспитателям. Из питомцев времён Екатерины многие сделались чи-
новниками, большинство же просто мужиками.
В 1820-х годах императрица Мария Фёдоровна пожелала дать питом-
цам оседлость: в одно время собрали всех парней девиц из подмосковных
деревень в подмосковное подворье Воспитательного дома и всех помести-
ли в одном доме, разделявшемся широким коридором: в одну половину
поместили парней, в другую девиц. За мужчинами наблюдали надзирате-
ли, за девушками — надзирательницы. Так жили они три недели, беспрес-
танно встречаясь в коридоре, играли на дворе, гуляли вокруг двора и, вооб-
ще, знакомились. Некоторые тут же согласились друг с другом на брак, но
некоторые девицы, жившие в хороших домах, в Москве, горничными, со-
всем не хотели идти замуж ни за одного из этих мужиков: к таким-то имен-
но всего более и приставали уроды-парни.
53
Недели через три приехал опекун и велел всем выстроиться в коридо-
ре, в две шеренги: в одну женихам, в другую девушкам-невестам, и прика-
зал женихам выбирать себе невест, начиная с крайнего. Парень указывал
на девушку и говорил: «Я вот эту возьму»: девушку подводили к нему и
потом обоих отводили в сторону. Иной урод укажет на красавицу-барыш-
ню, хорошо одетую горничную, она закричит, замашет руками: «не хочу,
не пойду замуж!»
Опекун начинает уговаривать её и если видит, что пара действительно
не подходящая, то оставляет её, если же ему показалось, что подходящая,
то просто без церемоний, в пинки, к жениху и делу конец. Многие из таких
убежали из Мариинской колонии и пропали без вести. Многие парни жела-
ли жениться на дочерях своих воспитателей или из односельцев, в таком
случае Опекунский совет закреплял за женихом всё хозяйство его тестя.
Некоторые питомцы, как они полагают сами, женились на своих родных
сёстрах.
Вскоре после женитьбы, перед масляницею, питомцев отправили в
Смоленскую губернию, в село Гореново, имение отобранное за долги у
помещика Тутычина Опекунским советом. Здесь была хорошая барская
усадьба с большим садом и множеством построек: всё это имение с крес-
тьянами, которых было до пятисот душ, отошло в ведение Совета. Питом-
цев разместили по крестьянам-старожилам и тотчас же принялись за вы-
рубку леса и приготовление к постройкам: весною начали строить дома по
образцу Аракчеевских военных поселений. В дома поместили женатых, с
правами на звание хозяев, но к ним придали по парню и девице, называв-
шихся - товарищами, и по мальчику и девочке, названных малолетками,
так каждый дом состоял из хозяев, товарищей и малолеток. Товарищи были
большей частью и женатые. На каждый дом было отведено четыре десяти-
ны земли в каждом поле (всего 12 десятин пахотной) и луга: дано по четы-
ре лошади, четыре коровы, десять овец и один баран, десять кур и петух,
упряжь будничная и праздничная и полное хозяйство, даже до малейшей
пустой вещи, вроде зеркальца и мыльца. До сбора с полей хлеба им выда-
вали ежемесячно по десять фунтов крупы, сверх того по одному фунту го-
вядины и масла в день на человека. По уборке хлеба выдача эта прекрати-
лась.
В Горенове было устроено своё особое управление: управляющий, бух-
галтер, писаря, доктор, фельдшера и полиция. Управление во всём знало
исключительно только Опекунский совет и смоленские власти обязаны были
только исполнять требования Гореновского управления. Первым управля-
ющим в Горенове был Дмитрий Александрович Хрущёв: он хотел завести
аракчеевские порядки, но питомцы, привыкшие, живя под Москвою, толь-
ко к фабричному делу, ведя там жизнь вольную, свободную и беззаботную,
не могли освоиться с трудом хлебопашца, Хрущёв же сразу хотел их сде-
лать образцовыми хозяевами: едет питомец получасом позже на работу —
порка: едет с поля, соха в грязи - порка, но что ещё более не понравилось
54
том земель у города Саратова, руководствовались при возобновлении меж,
не планами, а памятью стариков-старожилов. Старики пошли по степи, за
ними плуг, и навсегда закрепили межи. Теперь, если посмотреть на грани-
цу с. Николаевского и участка № 1, прилегающие к деревне Карамышке,
межа делает самые фантастические уклоны под разными углами, линии
ломаются иногда саженей на десять, лучшие места обойдены и не попали в
питом скую дачу. На купленной земле предполагалось поселить столько пи-
томцев, чтобы на каждую душу приходилось 15 десятин.
На купленной земле одно довольно высокое место, при большой Там-
бовско-Саратовской дороге, вблизи реки Идолги, понравилось Лоде, но
место это было с оврагами, лесом и небольшим болотом. Лоде вздумал
выстроить здесь первое поселение и сделать его центром других, последу-
ющих поселений. Для этого он вырубил лес по оврагам, засыпал их и вы-
ровнил место, спустил приходившееся по средине болото и засыпал его
мусором от строившегося впоследствии дома. На западной стороне ны-
нешнего с. Николаевского, по оврагу, был вплоть до Карамышского лесу,
крупный строевой лес. Между нынешним домом священника и домом кре-
стьянина Ф. Е. Цыганова был глубокий овраг, тоже с лесом, сверху которо-
го был такой родник, что на нём могла стоять небольшая водяная мельни-
ца. Всё это вырублено, вычищено, засыпано и выровнено: заваливать род-
ник не было нужды, но его велели засыпать и оставили будущих поселенцев
с солонцеватыми колодцами и тухлой водой в речке. Спустя лет двадцать
было много попыток отыскать этот родник, но вода не найдена. В прежнее
время леса было до того много в этих местах, что он служил притоном
разбойникам: есть предание, что в конце, на западной стороне села Нико-
лаевского был большой лес, которого теперь нет и признаку, и в нём жил
разбойник Кувыкан, ушедший, с поселением деревни Карамышки, в глубь
леса. У него была большая шайка н построено было несколько изб. Котда
Кувыкана убили и шайка его разбрелась, то вскоре на это место пришли
поселенцы из Рязанской губернии и построили деревню Кувыку, отстоя-
щую теперь от с. Николаевского версты на три и считающую до 180 дво-
ров. Западный конец этой деревни н теперь зовут Рычами или Рычёвкой,
как людей не местного происхождения и сходных с мордвою. Недавно на
том месте, где предание указывает первоначальное пребывание Кувыкана,
при рьггье ям для кирпичного завода, найдены в одном месте человеческие
кости.
Лоде сделал подряды на все постройки и выслан был инженер-италь-
янец. Главными подрядчиками были: Китаев, Шеин, Давьщов и Мельни-
ков; последний подарил впоследствии в церковь села Николаевского ико-
ну Воскресения Христова, составленную преимущественно из горного
хрусталя, очень хорошей работы, которая теперь находится в этой церк-
ви. Инженер был взяточник и страшная каналья, почему многие из под-
рядчиков разорились. При Лоде построен дом для управляющего и боль-
шой четырёхэтажный дом для помещения служащих: доктора, двух фель-
56
дшеров, ветеринара, бухгалтера, письмоводителей, эконома, коновала,
акушерки, а также аптеки, больницы на тридцать кроватей и мелких слу-
жащих. Тут же устроена была домовая церковь. На том месте, где Лоде
спустил болото, по засыпанному мусором, заложена им церковь, окон-
ченная уже Кнорре, так как Лоде жил в колонии всего три года. В то же
год , как окончена была работа по церкви, она была оштукатурена и внут-
ри вся окрашена малиновой краской, затем тотчас был приглашён преос-
вященный Иаков для освящения храма. Народу набралось много, причём
вся краска с отпотевших стен сползла: дало почувствовать себя и болото,
церковь дала трещину по всем углам, крыльца осели и две железные две-
ри не отворяются, холод и сырость всегда невыносимы. В общем, цер-
ковь большая, светлая и красивая: постройка её обошлась в 32404 рубля,
70 и три четверти копеек.
По обе стороны большого четырёхэтажного дома построено по одно-
му двухэтажному. В одном, вверху, жили брандмайор и учитель школы,
внизу помещались пожарные инструменты: в другом помещены школа и
мастерские. На восточной и западной сторонах выстроены деревянные дома
для причта (все священно и церковнослужители, принадлежавшие к одно-
му приходу - Г. М.). Построено было четыре бани - две мужские и две
женские, кузница, складочно-припасный магазин, водяная мельница и сле-
сарни. Впоследствии, когда устроено было несколько селений, то на боль-
шом доме устроена была высокая каланча, где постоянно находился сто-
рож, наблюдавший за всеми селениями. Ниже каланчи стоял большой герб
с изображением пеликана, питающего своих детей, и с надписью внизу: «И
вы живы будете». Позади дома управляющего посажено чернолесье (ли-
ственный лес - Г. М.) и разведён фруктовый сад с теплицами и парниками.
Дома крестьян построены в одну улицу и между каждыми двумя домами
оставлен широкий проулок. Два дома составляли квартал и между ними,
посредине, по улице - амбар, разделённый внутри на две половины для
обоих домов. Постройки сделаны из брусьев капитально и прочно: улица
широкая, вдоль её, по обеим сторонам, вымощены кирпичём тротуары,
обсаженные берёзами и липами.
К приезду питомцев всё подобрали, вымели и вычистили: наёмными
рабочими - немецкими колонистами, посеяны им пшеница, рожь, овёс и
просо, наняты были кузнецы, слесаря, бондари, колёсники, портные, са-
пожники и плотники, учреждена вспомогательная касса, при которой кро-
ме денег имелись ещё: масло, соль, мыло, сальные свечи, дёготь, колёса,
топоры, косы, серпы и прочие вещи необходимые в хозяйском быту. Лоде
построил село Николаевское и двенадцать дворов поселения Александ-
ровского. Котда всё было готово для водворения, велено было смоленс-
ким питомцам продавать всё своё имущество, кроме домов н лошадей.
Весною 1830 года они тронулись из Горенова на новое жительство, но
это не было обыкновенное переселение крестьян, а скорее торжествен-
ное шествие: впереди обоза сновали сотские и десятские, за ними ехали
57
сопровождавшие переселенцев: доктор, брандмейстер, письмоводитель,
эконом и местные власти полиции, за ними - питомцы. Всякому встреч-
ному сотские махали и кричали: «Прочь, ворочай в сторону, питомцы
едут!»
Понятно, как заважничались тогда питомцы.
Всех переселенцев из Горенова было шестьдесят две семьи и при них
«товарищи» и «малолетки»: в дороге им выдавались кормовые деньги по
60 копеек на человека, считая тут и детей.
13 июня 1830 года питомцы приехали на место, на границе их новой
земли за три версты от Николаевского у так называемого урочища Качка-
ря, встретил их управляющий Леде со всем штатом служащих и с хлебом
солью. Дома означены были нумерами, прибитыми к ворогам: брошены
были жребии и Лоде ввёл каждого хозяина в дом, поздравляя с новосельем;
все печи были натоплены и в каждом доме был приготовлен обед...
Всего было вдоволь, работы никакой, и питомцы только ели и пили,
хотя в Положении о них сказано было: «Питейные дома запрещаются в
поселениях питомцев на вечные времена», но деревня Кувыка была всего в
трёх верстах и питомцы стали пить безобразно.
Первая работа, выпавшая на долю питомцев, была покос ковыла, но
саратовских ковылов аршина в полтора вышины они никогда ещё не виды-
вали и потому одна артель в шестнадцать человек, промаявшись две неде-
ли, накосили всего возов семь.
В первое же лето приехал для освидетельствования поселений князь
Гагарин. Питомцы явились к нему с жалобами на ковыл, Гагарин посмеял-
ся и велел косить поёмные луга. По этому случаю и теперь смеются над
первыми поселенцами: «вы всем недовольны, на вас никто не угодит».
Для того, чтобы приучить питомцев пахать новые земли плугами, на-
няты были немецкие колонисты в руководители, по одному на каждые де-
сять дворов. Питомцам постоянно напевало начальство, что государыня
Мария Фёдоровна столько купила им земли, что и глазом не окинешь, вез-
де эта земля».
Хочется верить, что благоразумный читатель простит меня за исполь-
зование столь длинных фрагментов из рукописи Александра Минха. Де-
лаю я это потому, что совершенно уверен - в ближайшие годы, а то и деся-
тилетия, другой подобной возможности познакомить читателя с велико-
лепной краеведческой рукописью Александра Николаевича просто ие
представится, поскольку у нашего очень богатого государства, как показа-
ла жизнь в начале двадцать первого века, на издание культурного наследия
не хватает средств: они быстро и накрепко разобраны по карманам.
На мой взгляд, рукописный «Саратовский сборник» Минха изобилует
такими ценными, если не драгоценными, сведениями по истории Саратов-
ского края, что-замалчивать их просто грешно. И ещё. Оберегая личное
время читателя, я постараюсь, насколько это мне удастся, сократить цити-
руемые абзацы либо кратко пересказывать их.
58
Вслед за селом Николаевским вблизи с ним, под руководством Лоде,
были построены деревни: Мариинская, Константиновская и Михайловс-
кая - названные по именам членов императорского дома.
Во вновь созданный Николаевский городок питомцев Воспитатель-
ного дома нередко наезжали крупные сановники, посланцы царского дво-
ра. Я уже писал о визите члена Государственного совета князя Павла Пав-
ловича Гагарина. Осмотрев Николаевский городок, князь остался им до-
волен. Его сиятельству понравились и добротно устроенные дома, и
заполненные скотом дворы, и роскошные берёзки, раскинувшиеся вдоль
деревенских тротуаров (хотя Гагарину доносили прежде, что высажен-
ные наспех деревья почти все засохли), князь и не заметил, что находчи-
вый Лоде велел нарубить в лесах берёзок покрасивее и навтыкать их у
тротуаров.
Однажды в Николаевский городок приехал член Опекунского совета
Арсеньев. Он, как и прочие, говорил о том, что императрица Мария Фёдо-
ровна дала питомцам Воспитательного дома в вечное пользование сара-
товскую землю, что она и впредь будет одаривать их разными благодеяни-
ями. «Матушка императрица, - заключил Арсеньев, - называет вас не ина-
че как «мои детушки».
Поселенцы Николаевского городка не платили никаких налогов. Ра-
ботать их если и заставляли, то понемногу: собирали мусор у новых по-
строек, возили дрова из леса, подметали улицы, засевали общественные
пашни.
В Положении о питомцах Воспитательного дома, разместившихся в
Николаевском городке, было сказано, что им «даётся льгота на двенадцать
лет, считая со времени вод ворения. В это время они будут изъяты от всех
общественных повинностей. По истечении же этого срока они должны всту-
пить в права и обязанности казённых крестьян, рекрутскую же повинность
должны нести лишь по истечении сорока лег».
Это то, о чём знали все питомцы, чем они гордились и что боялись
потерять. Но высшее начальство знало и другое, утаённое до времени от
воспитанников Воспитательного дома, а именно: по истечении срока льгот
питомцы не только превращались в обыкновенных государственных крес-
тьян (которых могли продавать или подарить кому-либо), но и должны бу-
дут потом выплатить Опекунскому совету все те деньги, что так широко
раздавались им, тратились на жилища, благоустройство и прочие блага. А
сумма долга при этом получалась огромная - по несколько сотен тысяч
рублей с каждой семьи.
После истечении двенадцати лет «льготной» жизни в Николаевском го-
родке «детушки» императрицы Марии Фёдоровны, согласно утверждённо-
му Положению, стали казёнными, государственными крестьянами и долж-
ны были отрабатывать начисленные на них долги. В 1850 году новый уп-
равляющий Николаевской колонией Александр Александрович Ремлинген
приказал старостам селений выслать всех мужиков-питомцев пахать земли
59
на самом дальнем от деревень участке. Старосты исполнили приказание.
Константиновским, Михайловским иМариинским крестьянам на этот уча-
сток пришлось ехать через село Николаевское, главное в городке. Здесь
остановились на короткий отдых: ждали, когда соберутся и присоединят-
ся николаевские мужики. В это время в село приехали двое возвратив-
шихся из Саратова питомцев. Они спросили у крестьян, есть ли у них
приказ Опекунского совета о вспашке земель. «Нет, - ответили мужики, -
Пахать приказал управляющий». - «Тогда и пахать незачем. Ремлинген
нам не указчик».
На том и порешили и рзъехались по домам.
На следующий день мужики-питомцы по приказу управляющего со-
брались у дома Ремлингена, и тут-то Александр Александрович впервые и
в грубых выражениях поведал им о том, что щедрые пособия выдавались
вовсе недаром: пришло время их возвращать, отрабатывать.
«Вог и будете возмещать долг работой: пахать, бороновать, засеивать
общественные поля, рубить и перевозить лес, косить, молотить хлеб», - со
злорадством закончил Ремлинген.
Возмущённые услышанной новостью, крестьяне снова отказались под-
чиняться приказу и в тот же день послали ходоков в Саратов и подали про-
шение губернатору о защите их от произвола управляющего. Не имеет он,
дескать, права заставлять их работать, их, любимцев матушки императри-
цы. Ремлинген в свою очередь написал жалобу в губернское управление
государственных имуществ, изложив суть дела.
Саратовский гражданский губернатор Матвей Львович Кожевников
поступил просто до примитивности. Он переслал прошение питомцев тому
же Ремлингену с резолюцией: «Разобраться и доложить». Правитель же
палаты Саратовского управления государственных имуществ Ходзинский
(а питомцы-крестьяне были государственным имуществом) приехал в Ни-
колаевский городок, чтобы разъяснить крестьянам их «заблуждения». Сде-
лал он это весьма своеобразно. Когда питомцы собрались в очередной раз
у дома Ремлингена, Ходзинский вышел к ним в сюртуке, а не в мундире со
звёздами, как делали другие государственные чиновники, и обрушил на
них площадную брань, потребовав, чтобы они немедля шли на работу.
Из толпы послышались недовольные голоса: «Кто ты такой? Мы тебя
не знаем»; «До это, кажись, соседский помещик-пьяница, а не чиновник из
Саратова»; «А не поколотить ли его»?
Взбешенный Ходзинский выругался и уехал, а из Саратова срочно со-
общил министру в столицу: «Крестьяне-питомцы бушуют!»
Колонисты тоже послали жалобу министру государственных имуществ,
который переслал бумагу начальнику Саратовской губернии Кожевникову.
Матвей Львович сам приехал в Николаевский городок, но крестьяне не за-
хотели с ним разговаривать.
- Мы послали прошение вам, - негодовали они, -а вы его переслали
Ремлингену. Мы подали прошение министру - прошение переслали сюда
60
же. Значит, на наши жалобы не обращают внимания. Теперь одна надежда -
на батюшку императора.
Губернатор уехал ни с чем.
Питомцы снарядили ходоков в Петербург, к царю, но те не дошли, про-
пив по дороге общественные деньги. Послали вторых - та же история. Лишь
третьи добрались до Петербурга, но министр государственных имуществ
граф Киселёв (кстати, имевший земли в той же Саратовской губернии) к
царю их не допустил, однако пообещал лично разобраться в конфликте и
прислал в Николаевский городок своего чиновника Струкова, который сра-
зу же принял сторону управляющего Ремлингена и во всём обвинил питом-
цев. Главного зачинщика (его назвал Ремлинген) Струков приказал отпра-
вить в саратовский острог, и с чувством исполненного долга возвратился в
столицу.
Питомцы ие успокоились. В Петербург отправилась новая группа хо-
доков из Николаевского городка. Они, наконец, добились аудиенции у са-
мой государыни императрицы, и та заверила их в помощи.
«Ремлинген всех задарил подарками, - заключила беседу императри-
ца, - но я-то нацду на него управу!»
А на другой день по докладу саратовского губернатора ходоков-питом-
цев арестовали и в кандалах отправили в саратовский острог.
Вскоре в Саратовскую губернию пришёл царский указ (видимо, госу-
дарыня сдержала слово) об освобождении питомцев от работы на полях
и даже от перевозки дров. Вопрос, казалось, решился в пользу николаев-
ских крестьян, но управляющий Ремлинген был другого мнения. Он ра-
зобрал для растопки печей бревенчатую баню с мельничным домиком и
пригрозил, что пустит на топливо все крестьянские дома, если мужики не
согласятся заготавливать дрова в лесу и выполнять другую крестьянскую
работу.
Приезжавшие в Саратов - новый управляющий палатой государствен-
ных имуществ Карцев, окружные начальники Златогорский, Шенф и дру-
гие, поочерёдно уговаривали бунтовавших питомцев отказаться от царс-
ких льгот, а те наотрез отказывались принимать статус государственных
крестьян и выплачивать повешенные на них долги.
В городок приехал снова губернатор Кожевников с группой чиновни-
ков, в том числе с двумя жандармскими офицерами.
Собрали мужиков и губернатор зачитал им «Положение о питомцах
Московского Воспитательного дома» от 1828 года, где говорилось о две-
надцатилетнем сроке на льготы и о возмещении питомцами средств, затра-
ченных Опекунским советом на их воспитание и жизнь.
Крестьяне и чиновники стояли перед Кожевниковым, сняв головные
уборы: в фуражке оставался только губернатор. Когда он кончил читать
документ, один из крестьян спросил его:
- А от царя ли эта бумага?
61
-	Конечно, от царя. Видишь, напечатано, - ответил резко статский со-
ветник.
-	Напечатать всё можно, однако мы не верим.
-	Почему не верите?
-	Потому что государеву бумагу читают, сняв фуражечку.
Сконфуженный губернатор уехал в Саратов.
14 сентября 1852 года губернатор Кожевников снова появился в Нико-
лаевском городке: на этот раз он привёз приказ министра государственных
имуществ о ссылке в Сибирь зачинщиков крестьянского бунта. К приезду
начальника губернии в село прислали из Саратова две роты солдат, полсот-
ни казаков и двадцать пять конных жандармов. Но тут оказалось, что ни в
селе Николаевском, ни в других деревнях колонии не осталось в домах ни
одного мужчины. Их долго разыскивали конные жандармы. Наконец, му-
жиков нашли в одном из дальних оврагов, где они прятались. Крестьяне
отказались вернуться в деревню и лишь угроза, что их жён отправят в ост-
рог, а деревню сожгут, вынудила их вернуться в Николаевское.
В колонии собралось около пятисот питомцев. Их окружили солдаты и
казаки. Губернатор зачитал распоряжение министра о ссылке в Сибирь глав-
ных бунтовщиков, а Ремлинген назвал фамилию первого из составленного
заранее списка бунтовщиков: «Иван Петров».
Передние рады мужиков, сцепившись руками, дали понять, что ни Пет-
рова, ни кого-то другого не собираются добровольно отдавать жандармам.
Тогда десяток солдат бросились в толпу за указанным Петровым. Крестья-
не их не пускали, сопротивлялись. Раздалась команда офицера, и солдаты
принялись пробивать себе дорогу в толпе прикладами. Избитого, окровав-
ленного Ивана Петрова вытащили из объятий толпы, заковали в кандалы и
усадили в арестантскую телегу. А другая группа солдат уже пробивалась к
следующему бунтовщшу - Николаеву...
Сорок восемь человек «навыдёргивали» солдаты из толпы крестьян и
отправили в саратовскую тюрьму, а затем по этапу в Сибирь. За ними, по-
грузив нехитрые пожитки на телеги, поехали их семьи, потом и другие пи-
томцы стали покидать саратовскую землю. Только из одного Николаевско-
го городка сто девяносто пять семей из двухсот переехали в Сибирь.
Так складывалась судьба первого в России Воспитательного (сиротс-
кого) дома, волей государя расселённого на Саратовской земле.
... Описывая Мариинскую волость Саратовского уезда, Александр Минх
не ограничился пересказом истории Николаевского городка. Он к тому же
познакомил читателей с землями, жителями и хозяйством деревень этой
волости: Константиновской, Александровской, Михайловской, Мариинс-
кой, Кувыки, Елховки и Владимирского выселка. Должно признаться, что
рассказы об этих населённые пунктах не столь познавательны и занима-
тельны как о Николаевском городке, тем не менее они тоже являются стра-
ничкой в истории Саратовского края.
62
Переходя к следующей главе, о Лоховской волости, сиену предупре-
дить читателя, что находясь на общих правах в рукописи Минха «Саратов-
ский сборник», этот материал отличен от всех прочих в книге. Он собран и
написан не Александром Николаевичем, а другим человеком. Об этом Минх
самуведомляет в первой же строке: «Очерк составлен 1 сентября 1880 года
учителем Оркинской школы А. Л. Леонтьевым».
В этой записи Минха, на мой взгляд, имеется случайная неточность.
Думаю, что первого сентября 1880 года очерк о селе Лох мог быть записан,
перенесён на бумагу, а вот составлялся он, вероятно, не одну неделю, так
обширен и разнообразен его материал. И ещё. Мне кажется, что переписы-
вая леонтьевский очерк в свою книгу, Минх его не только слегка подредак-
тировал, но и подверг некоторой литературной обработке: уж очень стиль
и манера написания схожи с очерками самого Александра Николаевича.
Уж коли Минх посчитал нужным присоединить очерк Леонтьева к сво-
им записям, то и нам, я уверен, следует вникнуть в суть этого материала,
перенеся его на эти страницы.
«Село Лох лежит в северо-западной окраине Саратовского уезда, на
границе с Петровским и отстоит от г. Саратова в 75 верстах, а от соседних
сёл: с юга - слободы Сокура в 15 верстах, деревни Ненарокомовки около
полугоры версты. С востока от Бурас в 12 вер., с севера от деревни Бегуч
(Мордва) в 10 вер., от деревни Языковки (Таволожка тож) в 10 вер. и с
запада от села Гремячки около 8 вёрст. Лоховские дачи граничат с востока
с дачами села Бурасы и дер. Ненарокомовки помещика Щербина, с юга с
дачами наследниц князя Голицина Сокурской экономии, с запада с дачами
с. Гремячки и с севера с дачами Петровского уезда помещика М. В. Усти-
нова и села Языковки. Часть лоховских дач, расположенная к северу от
села и прилегающая к Петровскому уезду, имеет ровный, степной харак-
тер, далее же вёрст через пять, внутрь Саратовского уезда, дачи волнисты и
имеют высокие бугры и сырты, прорезанные глубокими и узкими долина-
ми. Горы и их склоны покрыты лесом, они обступили Лох с востока, севера
и запада, имея крутые склоны к югу, и поднимаются нередко саженей на
60-70 над уровнем долов: из них Кудеярова, Марунова и Караульная заме-
чательны сохранившимися о них народными легендами и кроме того Куде-
ярова гора имеет пещеру. Эта гора расположена в одной версте на северо-
восток от села Лох и находится в ряду других гор, обступивших село с трёх
сторон, подымается саженей на 60 из долины и спускается круто в узкий
дол - Майоров, по другую сторону которого поднялась тоже высокая и кру-
тая гора - Марунова. Рядом с Кудеяровой, немного ближе к селу, находится
очень высокая Караульная гора, на песчаной её вершине, между редким и
мелким чернолесьем-кустарником, растёт несколько старых сосен. К по-
дошвы Кудеяровой горы, между нею и Маруновой, бьёт родник, отделан-
ный срубом, называемый Симовым. Вода его течёт на юго-восток, образуя
63
ручей Соколку, на котором расположено село Лох, и на протяжении трёх-
четырёх вёрст его течения стоят семь мельниц Лоховского общества. За
селом Соколка соединяется с ручьём Лопгок, который берёт своё начало из
родников и образует по течению несколько маленьких озерков: соединён-
ные воды Соколки и Лошка впадают в речку Чердым, текущую в Волгу. В
Лошке ловится мелкая рыба, а также форель, называемая по имени речки -
лошок, которая попадается довольно крупных размеров.
В Куцеяровой горе находится Куцеярва пещера с двумя отверстиями,
ведущими внутрь горы. Одно из них называется трубой и расположено на
самой вершине горы, но настолько завалено щебнем, что отверстия не вид-
но и осталась теперь только яма глубиною в сажень. Прежде, как говорят
лоховчане, отверстие это было свободно и опускалось на глубину около 30
саженей внутрь горы отвесно, тогда было видно, что стенки трубы дикого
камня, ясно носят на себе следы копоти от дыма, почему можно думать,
что это отверстие действительно когда-то служило выходом для дыма из
внутренних помещений пещеры. Это отверстие, по словам старожилов, лет
двадцать тому назад завалили солдаты стоявшего в селе Лох Бутырского
полка.
Другое отверстие находится ниже в склоне горы, обращённой на юг,
приблизительно саженей сорок от дна долины: последнее имеет теперь
около трёх четвертей аршина вышины и около восемнадцати вершков ши-
рины и помещается в яме, человек может пролезть в него только ползком.
Вход этот ведёт далеко внутрь горы извилистым коридором. Раньше, как
говорят лоховчане, можно было проникнуть по нему саженей до шестиде-
сяти, дальше же проход заслонён упавшими камнями, но что затем он об-
рывается пропастью, из которой подымаются газы, гасящие свечу и на дне
которой бурлит как-буцто вода и несёт холодом. Вход в пещеру год от года
обваливается, заносится щебнем и песком весенними потоками. Лет пять
тому назад смельчаки-живописцы, работавшие в лоховской церкви, могли
проникнуть только на 24 сажени внутрь горы. Они нарисовали план своих
исследований, но куда они его девали - неизвестно. В последний раз Куде-
ярова гора была исследована шестого августа 1880 года членом Московс-
кого Императорского Археологического общества А. Н. Минх и А. И. Со-
коловым.
Про Кудеярову гору и пещеру сохранилось много преданий у лоховс-
ких жителей. Рассказывают, что в Лоховских дачах когда-то жили разбой-
ники, атаманом которых был Кудеяр (Костомаров относит его ко времени
царствования Иоанна Грозного). Недалеко от Куцеяровой горы, в конце
Майорова дола, указывают урочище, носящее название «Пушка». Здесь,
говорят, находили ружейные стволы и теперь ещё попадаются куски пере-
жжённого железа: по народному сказанию здесь были кузницы Кудеяра, на
которы изготовлялось оружие для его войска. Сам же Кудеяр жил в пеще-
64
ре внутри нынешней Кудеяровой горы, в которой было вырыто много по-
тайных ходов и устроены роскошные помещения и кладовые, наполнен-
ные разными драгоценными вещами. Внутри - жильё пещеры (дворец, как
выражаются рассказчики) было окружено коридором. Уходя в набег или на
разбой, Кудеяр скрывал и заваливал вход так, что никто не мог отыскать
его. Народная легенда говорит, что этот подземный дворец цел до сих пор
и в кладовых его множество богатств, спрятанных за железными дверями,
запертыми замками величиной с поросёнка. Их сторожит «пристав» - не-
чистый дух в образе седого старца. Кто высушит Симов родник, тот найдёт
ключи от Кудеяровой пещеры. Народ верит, что у крестьянина Ерша (Ер-
шова, давно умершего) была старинная записка, в которой подробно опи-
сана пещера и её богатства. Ёрш был одинок и когда умер, то записка эта
пропала.
При Куцеяре вход в пещеру и вся местность, где был стан разбойников,
охранялись стражей, причём на Караульной горе он ставил караулы, на-
блюдавшие за окрестностью. В «Саратовском сборнике» том 1 помещены
подробные описания легенд о Кудеяровой горе и её окрестности. Добав-
ляю их здесь рассказом окольных жителей о поздней легенде:
«Шёл однажды лоховчанин около Кудеяровой горы. Сделалась уже темь,
он заплутался и попал в какую-то землянку. Видит, в ней сидит седой ста-
рик, спросивший его, откуда он и что ему нужно. Тот ответил, что был на
Кудеяровой горе, шёл в Лох и когда стемнело, сбился с дороги. На это ста-
рец ответил, что он на Кудеяровой горе, а Кудеяр - он сам.
В это время влетела громадная птица, села старику на голову н стала
клевать её до мозга. Страдалец сидит и стонет: «О господи, о господи!»
Долго долбила птица голову седовласого Кудеяра, наконец, улетела к
рассвету. Несчастный страдалец вздохнул и рассказал пришельцу, что бо-
лее века, как обречён он сторожить свои сокровища в горе и, по каре Божь-
ей за свои разбои, каждую ночь прилетает эта огромная птица и клюёт его
голову до мозга, и конца не видит он этому мучению... В землянке у Куде-
яра лежит краюха хлеба, которая не убывает».
О первоначальном заселении Лоховских дач не сохранилось никаких
документов. Рассказывают, что в глубокую старину здесь были большие
леса, теперь вырубленные, так что старики лет семидесяти не помнят их, н
что первым и обитателями нх были разбойники (Кудеяр), затем рассказыва-
ют про некоего Маруна (фамилия Маруновых и теперь существует в Лоху),
как первого заселыцика. Более точные сведения указывают, что Лох насе-
лён переселенцами из разных мест, большей частью из деревни Пёстровки
Петровского уезда, за шестьдесят вёрст от Лоха. Это переселение относят
ко времени Петра Великого. В числе поселенцев была мордва, теперь со-
вершенно здесь обрусевшая и слившаяся с русским населением. Были пе-
реселенцы н из Изюма, откуда вышли Скуратовы, фамилия и теперь суще-
65
ствующая в Лоху. Село и теперь имеет названия частей, указывающие на
первых заселыциков: Мордовский конец, Пёстровка н Лоховская слободка
(улицы и площадь вокруг церкви и волостного правления).
По имеющимся данным время заселения Лоха можно отнести к началу
XVIII и даже к концу XVII столетий, причём поселенцы, как видно из ста-
ринных документов, хранящихся в ризнице при Лоховской церкви, в зна-
чительном количестве состояли из пахотных солдат.
В 1752 году построена в Лоху маленькая деревянная, из соснового леса,
церковь во имя Архангела Михаила, почему село носит второе название -
Архангельское. Церковь эта стояла более ста лет и в 1870 годах была про-
дана в село Лопатине Петровского уезда за 800 рублей, причём, несмотря
на целое столетие, лес оказался совершенно прочным. На площади, там
тде была старая церковь, поставлена в 1879 году часовня, которая вместе с
недавно построенным училищем, обнесена забором, внутри которого раз-
водится сад. В начале 1870-х годов построена здесь новая каменная боль-
шая церковь, в ней трёхярусный иконостас с позолотой. В ризнице хранят-
ся: перешедшее из старой церкви Евангелие, отпечатанное в 1751 году и
несколько старинных документов, относящихся к концу прошлого и нача-
лу настоящего столетий. В притворе храма стоит огромная, старинной жи-
вописи икона, изображающая «страшный суд», перенесённая из старой
церкви. Нынешняя церковь поставлена на возвышенности и обнесена ка-
менной оградой с разноцветными стеклянными шарами по столбам; в ог-
раде стоит мраморный памятник над могилой штаб-ротмистра Герасима
Ивановича Щербина, скончавшегося 23 апреля 1875 года.
Село Лох имеет в настоящее время 497 дворов и в 1880 году числится
по духовной росписи 1596 душ мужского пола и 1739 душ женского пола,
всего 3335 душ обоего пола: между женщинами встречаются весьма кра-
сивые. .. В селе несколько улиц с хорошими постройками и большими дво-
рами. Перед многими дворами есть палисадники, за дворами расположе-
ны огороды и сады.
Лоховчане - русские, православного исповедания: между ними немно-
го раскольников разных толков. Крестьяне снимают, сверх надельной, зем-
ли у соседних помещиков: Щербинина, князя Голицына в Сокурской эко-
номии и в Петровском уезде у Устинова.
Лоховские крестьяне весьма зажиточны, нищих между ними не встре-
чается, только неурожаи последних лет и в особенности настоящего 1880
года тяжело отозвались на их хозяйственном быте.
В Лоховской волости, по распределению Саратовского уездного по
крестьянским делам присутствия с января 1879 г. принадлежат: село Лох,
село Гремячка, деревня Красная речка и деревня Ненарокомовка...»
На этом заканчивается глава о селе Лох в третьем томе рукописного
«Саратовского сборника» Минха, составленная школьным учителем Леон-
66
тьевым и мы снова обращаемся к материалам, собранным Александром
Николаевичем Минхом.
Мы помним как, рассказывая легенду о Куцеяровой горе, Леонтьев об-
молвился, что в первом томе «Саратовского сборника»Александр Минх
пересказал несколько легенд о Кудеяре. Я никогда не встречал рукопись
этого тома, но знаю о его существовании, частично и о содержании, из
дневниковых записей саратовского краеведа Михаила Соколова, который в
1920-е годы списал для себя кое-что из рукописи Александра Николаевича,
в том числе и легенды о Кудеяре. Я напоминаю об этом потому, что хочу
сказать: Минх собирал предания и легенды не только о Кудеяре, но и о
других поволжских разбойниках, о лихих атаманах - прежде всего о Еме-
льяне Пугачёве. Эти предания он, словно жемчужные зёрна, разбрасывал
по страницам различных своих рукописей, украшая ими суховатый, в об-
щем-то текст.
В описываемом мною третьем томе рукописи «Саратовский сборник»
Минх тоже неоднократно обращал свой пыгливыйвзор к пугачёвскому бунту
и к самому Пугачёву. Вот один из примеров: в главе об Озерской волости
Саратовского уезда Минх сообщил сведения о селе Оркино (Рождественс-
кое, Кучугуры тож), ныне оно относится к Петровскому району. На страни-
це 69 Александр Николаевич записал:
«Пугачёвщина и для Оркино не прошла бесследно. Толпы Пугачёва,
шедшие из Пензы через Петровск на Саратов, захватили и Оркино. Расска-
зывают, что здесь был даже сам Пугачёв и останавливался в хате мордвина
Скупцева, жена которого украла у Пугачёва мешок с деньгами и спрятала
их, зарыв сначала в солому на крыше, а потом перенесла «на зады» (гумно)
и там высыпала в кучу лежавших брёвен, где они и остались целы: оттого
Скупцевы до сих пор богаты.
Священник с приходом самозванца, как рассказывает народное преда-
ние, куда-то спрятался и пропадал всё время, пока толпища пугачёвцев не
оставили совсем Оркино и окрестностей. Зато досталось дьякону, которо-
го прислали спросить; где поп? И как он не мог, а может быть и не хотел
указать убежище священника, то его и вздёрнули на верёвке на воротный
столб н задушили».
На странице 165 Александр Минх добавляет:
«Страшная в Поволжье пугачёвщина не обошла и Озерки. Пугачёв про-
шёл здесь из Петровска на Саратов в 1774 году. В 1813 году везли через
Озерки много пленных французов и их немало помёрзло в то время по
дороге. Пугачёвщина, несмотря на истекшее столетие, ещё памятна до сих
пор в Поволжском крае. В каждом старом селе Саратовской губернии ус-
лышишь ещё предания об этом ужасном 1774 годе, живущем в памяти по
рассказам отцов и дедов.
Сёла, далеко лежащие от пути следования самозванца, ошибочно гово-
рят, что у них был Пугачёв, смешивая массу шаек и разбойничьих атама-
67
нов того страшного времени с самим самозванцем и его главной толпой.
Путь Пугачёва из Пензы к Саратову известен - это старый Московский
тракт. В каждом селе рассказывают, что повешен, застрелен или заколот
кто-либо из помещиков, бурмистров или писарей, во многих местах слы-
шишь, что вернулось в селение несколько человек, ушедших в шайку, с
обрезанными ушами н носами. Дубровин, Мордовцев, Анучин и другие
писатели о пугачёвщине яркими красками рисуют все ужасы того времени
Есть исторические документы, что Михельсон и другие отпускали пойман-
ных ими в толпах самозванца по домам, обрезав им предварительно уши.
Много колонистов-немцев добровольно поступили в Саратове в шайку
Пугачёва, где и оставались до окончательного рассеивания толпы само-
званца. Таких лиц было потом доставлено в Саратов 432 человека обоего
пола».
Ссылаясь опять же на исторические свидетельства и документы, Минх
передаёт известный эпизод о том, как молодой Гаврила Державин, буду-
щий знаменитый поэт, едва не попал в плен к пугачёвцам. Несложно опре-
делить, что в своей работе Александр Николаевич использовал третий том
Николая Дубровина «Пугачёв и его сообщники», статью Дмитрия Анучина
«Граф Панин» в журнале «Русский вестник» за март 1869 года и моногра-
фии о Пугачёвском бунте Даниила Мордовцева.
«Приведу исторические данные, - записал Александр Минх, - о проходе
Пугачёва от Петровска до Саратова. Чтобы разведать о движении самозван-
ца, Державин взял из Саратова шестьдесят казаков, есаула Фомина и, прожи-
вавшего в немецких колониях, польской службы подполковника Гогеля. Ко-
манда была отправлена вперёд с вечера 3 августа 1774 года, и на каждой
станции, приказано Державиным, приготовить ему почтовых лошадей.
Державин выехал из Саратова рано утром четвёртого августа, взяв с
собою Гогеля. Верстах в пятнадцати не доезжая Петровска, встретился им
возвращавшийся оттуда курьер саратовского коменданта Бошняка, сказав-
ший, что Пугачёв ещё в тридцати верстах от Петровска. Проехав ещё пять
вёрст, повстречали мужика и, пригрозив ему пистолетом, допытались, что
Пугачёв в пяти верстах от города.
Державин хотел вернуться в Саратов, но Гогель уговорил его послать
вперёд казаков: те были захвачены пугачёвцами и ускакали лишь Фомин н
Шкуратов (Скуратов). Пугачёв, сам пять, гнался за ними несколько вёрст и
Скуратов был заколот яицким казаком насмерть, есаул же Фомин спасся и,
догнав Державина и Гогеля, прибыл в Саратов.
Когда весть о появлении Пугачёва в Пензе дошла до Петровска, то про-
винциальная канцелярия предписала прапорщику штатной команды Ивану
Юматову, собрать всех жителей и взять подписку, что ониявятсядля защи-
ты города с оружием, но жители отказались и пахотный солдат Ларин из-
бил Юматова дубиной; Ларин за это арестован не был. Петровский воевода
68
Зимнинский и товарищ его секунд-майор Буткевич не принимали никаких
мер к защите города н, при первой вести, воевода уехал в Астрахань, секре-
тарь его Лука Яковлев бежал в Саратов, товарищ же воеводы Буткевич за-
держан двумя тысячами собравшихся пахотных солдат, так же как и один-
надцать человек штатной команды (единственных защитников города).
Юматов согласился встретить Пугачёва с почестями и колокольным зво-
ном, за что и назначен был самозванцем, вошедшим в Петровск четвёртого
августа, комендантом города и произведён в чин полковника. Впоследствии,
по сентенции суда по делу Пугачёвского бунта, Юматов лишён был «за
гнусную по чину офицера робость, чинов» (Д. А. Анучин «Граф Панин»)».
Далее, увлёкшись пугачёвской темой, Минх подробно описал путь ар-
мии самозванца от Петровска до Саратова через уже известное нам село
Озерки (не путать с девятью другими Озерками Саратовской губернии тех
лет, а также с Малыми, Большими и Новыми Озерками), через Песчанс-
кие, Полчаниновские и Сокурские земли. Описал Минх и взятие Емелья-
ном Пугачёвым Саратова, но об этом образованному читателю хорошо из-
вестно из многих других источников.
Рассказывая о Сокуре, Александр Минх пересказал в своём «Сара-
товском сборнике» историю, связанную с прохождением через село пуга-
чёвцев.
«Верстах в восемнадцати от Сокура, - записал Минх, - по преданию,
сохранившемуся у малороссиян, на Медвежьей горе стоял в старину станом
хохол Белокур, грабивший окрестность. Когда Пугач проходил через Сокур,
то повесил на ворогах бурмистра-немца. Надо заметить, что самого Пугачё-
ва в Сокуре не было, так как он прошёл из Петровска по большой Московс-
кой дороге на Озерки в Саратов. По сведениям Д. Л. Мордовцева, во второй
половине 1774 года в Саратовском уезде грабили отдельные шайки под пред-
водительством Молотилина, Иванова, Воронова (имевшего 12 пушек), Сав-
расова и других: имена эти народ не упоминает, а называет вообще-Пугач».
Коснувшись истории создания слободы Покровской, Самарской губер-
нии, Минх и здесь затронул тему пугачёвщины. Он сообщил, что покровс-
кие солевозы управлялись атаманами, из которых особенно памятен Коб-
зарь, повешенный Пугачёвым за то, что не хотел признать его власти.
... Я уже вижу, как, прочитав предыдущие строки, читатель недоумён-
но повёл бровью и мысленно задал автору резонный вопрос: «А какая, соб-
ственно говоря, существует связь между селом Сокур Саратовского уезда н
слободой Покровской, располагавшейся во времена Минха за Волгой на
территории соседней Самарской губернии?»
А связь то, как выясняется, имеется, потому Александр Николае-
вич, рассказывая о Сокуре, посчитал нужным упомянуть и о Покровс-
кой слободе. Начну я свои пояснения пожалуй с того, что село Сокур,
относящееся теперь к Татищевскому району, имело в девятнадцатом
69
столетии второе название - Покровское и престольным праздником в
селе считался Покров день, отмечавшийся прежде всего в местной По-
кровской церкви.
Александр Минх в своём «Саратовском сборнике» высказывал версию
о том, что поселившиеся в Сокуре в начале 1730-х годов малороссийские
возчики соли, в 1740-х годах переселились за Волгу, поближе к Эльтонско-
му озеру, из которого они возили соль к Саратову. Выкупив у Саратова сво-
бодные земли, сотурские хохлы образовали новое поселение названное
Покровской слободой.
Не отвергая безоговорочно версию Минха, я хочу высказать другое
предположение, предание, поддержанное действительным членом Геогра-
фического общества при Академии наук СССР В. Торцевым в его книге
«Саратовская область в географических названиях», изданной в 1984 году.
Работа у солевозцев (чумаков) в середине XVIII века была трудной,
изнурительной и не каждому по силам. Туриста семь вёрст медлительные
волы с тяжёлым грузом проходили в несколько дней, а то и недель, если
мешала распутица. Уставая от такой работы, многие возчики соли отказы-
вались от неё, желая заняться обычным крестьянским трудом у себя в сло-
боде Покровской. Однако, хотя они н значились вольнонаёмными работни-
ками, прервать трудовой контракт с саратовской Соляной конторой было
не так-то просто.
Покровчане слышали, что где-то за Саратовом есть ещё свободные зем-
ли, где крестьяне ни от кого не зависят, работают на себя, выплачивая иног-
да небольшие подати в государственную казну. Саратовцы, как сказывали,
первыми эти земли и вспахивали..
Однажды солевозцы Покровской слободы решили поменять свой труд
на хлебопашество. Десятки слободских семей покинули свои дома, зем-
лянки и, переправившись на самодельных судёнышках через Волгу, со всем
скарбом и скотиною отправились на новое место. Так в полусотне вёрст от
Саратова образовалось село Сокур.
Несколько лет покровские хохлы (так их теперь называли в округе) воль-
но жили и трудились на новой земле. Но вскоре свою твёрдую власть пока-
зал землевладелец - князь Ацдрей Михайлович Голицын. Он потребовал с
крестьян немалую плату за проживание на принадлежавшей ему земле. Сна-
чала малороссыплатили князю по гривне «сворот», потом порублю «с дыма»
(то есть за одну трубу на крыше избы), а потом их заставили полностью ра-
ботать на барина. В переписи населения 1780 года бежавшие из Покровской
слободы хохлы числились уже «под данными князя Голицина».
Существует ещё одна версия образования села Согур, разнящаяся с
предыдущими: она представлена в «Энциклопедии Саратовского края»,
изданной в 2002 году. Там, например, утверждается, что село Сокур обра-
зовано в 1720 году выходцами из г. Саратова.
70
Найденная мною рукопись третьего тома «Саратовского сборника» со-
держит множество ценнейшего материала для изучения истории Саратовс-
кого края. О значении его можно судить уже по тем фрагментам, которые я
представил здесь ранее. Кроме того, Александр Николаевич много инте-
ресного пересказал в своей книге о народностях, заселявших саратовщину
до 1880-х годов: об украинцах, татарах, мордве, немецких колонистах и
других Мне, например, понравился материал о переселении на саратовс-
кие земли (в Марииноую волость) жителей Кавказа - дагестанцев. В сара-
товском краеведении эта тема затрагивалась крайне редко, потому, я ду-
маю, пара страничек минховского текста, опубликованная здесь, привле-
чёт заслуженный интерес у читателей.
«Осенью 1879 года, - писал Александр Николаевич, - выстроены в
Мариинской волости два поселения для черкесов: Большой и Малый Даге-
сганы. Большой Дагестан в трёх верстах от Мариинского вокзала желез-
ной дороги, по направлению к Аткарску: стоит на голом бугре в ста саже-
нях от реки Идолги, на левой её стороне. Сюда переселены сосланные с
Кавказа, бунтовавшие в последнюю войну, черкесы.
Оба поселения обошлись казне страшно дорого. У черкесов введено
подворное владение и им дано по шесть десятин надвор без различия душ.
Приведу здесь данные об этих поселениях, взятые мною из докумен-
тов и личных моих наблюдений. В сентябре 1878 года Министерство внут-
ренних дел сообщило начальнику Саратовской губернии Михаилу Никола-
евичу Галкин-Врасскому о последовавшем 14 мая 1878 года, Высочайше
утверждённом, положении Кавказского комитета, которым было поручено
министрам внутренних дел, финансов и государственных имуществ войти
во взаимное соглашение о постепенной высылке в губернии европейской
части империи, за участие в бывшем в 1877 году восстании 440 семейств
из жителей Дагестана и Терской области и 300 человек бессемейных из
разных местностей Кавказского и Закавказского края. На основании этого
распоряжения в Саратовскую губернию и было выслано до 1300 человек
горцев взрослых и малолетних обоего пола, которые следовали в здешнюю
губернию на пароходах, не в виде арестантов.
Устройство жилищ д ля переселённых черкесов поручено было чинов-
нику особых поручений пятого класса при Министерстве внутренних дел
действительному статскому советнику Дмитрию Андреевичу Поливанову,
под наблюдением которого построено для горцев три селения: Большой и
Малый Дагестаны в Саратовском уезде и Кавказ в Аткарском. Главными
подрядчиками состояли: в Саратовском уезде купец Константин Иванович
Соколов, в Аткарском - землевладелец Леонид Николаевич Сафонов, кото-
рые обязались построить каждую усадьбу за 725 рублей.
Вполне устройство горцев ещё не совершилось, а потому нельзя опре-
делить во сколько обойдётся их водворение: на постройку же собственно
71
истрачено до 170000 рублей. Горцы поселены в Саратовской губернии на
правах государственных крестьян, с подчинением их общим крестьянским
и судебным учреждениям. В настоящее время, в сёлах Большом и Малом
Дагестане находится горцев: мужского пола 335 человек, женского - 214 н
детей до пятнадцатилетнего возраста — 191 человек. В селении же Кавказ
поселено горцев: взрослых мужчин 113, женщин - 53, малолетних до 14
лет - мальчиков 38 и девочек 43.
До меня доходили настоятельные слухи, что селения эти выстроены
очень дурно и что чиновник Министерства Поливанов взял крупную взят-
ку с подрядчиков, которыми были, как я сказал выше, Соколов и Сафонов.
Для разъяснения этих слухов тупец Соколов передал мне свои документы
по этому делу: из них видно: 14 июля 1879 года был заключён действитель-
ным статским советником Дмитрием Андреевичем Поливановым от име-
ни Министерства внутренних дел с ним, Соколовым, договор о постройке
усадьб, для переселяемых из Дагестана горских семей на Мариинском ка-
зённом участке Саратовского уезда, к первому октября 1879 года, по плану.
Предложено первоначально устроить двести усадеб. Усадьба должна со-
стоять: из деревянной, брусового леса избы, плетнёвого навеса для скота и
плетнёвого забора вокруг двора, длина и ширина дворового места с пост-
ройкой избы определена по десять саженей в длину и столько же в ширину.
Брусовый лес для построек назначен сосновый или еловый от пяти до семи
вершков в диаметре, доски в сенях должны быть толщиною в полтора вер-
шка: кладка изб на смоляной пакле: крыша соломенная вначёс, с заливкой
глиною полы должны быть в избах двойные - чёрный, из чернолесья, чис-
тый - из досок в один с четвертью вершка. Печи в избах русские, окон
должно быть три. Цена за каждую усадьбу с двором назначена 720 рублей,
залог с Соколова был взят 15000 руб. процентными бумагами. По контрак-
ту все остатки и обрезки от деревянных построек и плетней остаются бес-
платно в пользу переселенцев.
(Выписано из подлинного контракта): «Лесу чернолесья куплено Соко-
ловым в казённой Идолгской даче около тринадцати десятин, на сумму 802
р. 15 кош, что составляет за десятину около 62 руб.». Цена самая дешёвая.
Согласно предложения Министра внутренних дел от 24 сентября 1879 г.
за № 4079, комиссия из саратовского губернатора Ф. И. Тимирязева, чинов-
ника особых поручений Мин. внут. дел Поливанова, управляющего госуд.
имущ. Сарат. губ. Гаврилова, губернского инженера Тиден и члена губернс-
кой земской управы Пятницкого, прибыла для осмотра и приёма построек от
Соколова, уже оконченных. Постройки найдены удовлетворяющими всем
требованиям контракта и кроме того Соколов сделал лишнее против усло-
вия, выстроив бесплатно мечеть в шесть саженей длины и четыре сажени
ширины, обнеся её оградою в триста погонных саженей. (Выписка из под-
линного акта приёма).
72
Выстроены на Мариинском участке два селения: Большой Дагестан в
114 дворов, в которых поселено 552 души обоего пола, и Малый Дагестан
в 86 дворов и в них 3 56 лиц обоего пола. Расстояние между этими селени-
ями три версты. Постройка обоих поселений в Саратовскомуезде обошлась
в 144000 рублей. В Аткарском уезде выстроено подрядчиком Сафоновым
селение Кавказ.
Ещё в июле 1879 года привезено было сюда по Волге до 850 душ черке-
сов и помещены в палатках в 1 и до 5 вёрст от деревни Кувыки. Они сильно
стали болеть, в особенности дети. В августе, так как ночи стали холодные и
кроме того действовала на них перемена климата и воды; им не озаботились
заранее подготовить жилища. Присланный из Петербурга чиновник Полива-
нов без торгов и не посоветовавшись ни с кем из местных жителей, ни даже
с уездной земской управой, об удобстве места и способе построек, сдал вы-
стройки поселений по своему усмотрению по 720 рублей за двор. Между
тем сами горцы просили его допустить их самих к постройке сакль, вроде
кавказских, за что просили по 50 руб. на двор, камня и хворосту, но Полива-
нову такая дешёвая постройка поселений показалась неудобной.
До первого октября черкесы сильно терпели от холодов в своих холтцё-
вых палатках, но большой смертности у них не было. Зимою, как передавали
мне становой пристав Богданов и доктор Кнорре, в избах обоих Дагсстанов
было очень холодно, так что несчастные дрогли даже в тулупах; об ночах и
говорить нечего. Холод в избах приписывают тому, что сени недостаточно
ухетованы (утеплены - Г. М.) и недостатку топлива. Черкесы, не умея обра-
щаться с печами, жгут дрова на полах изб и греются около этих костров.
Горцы получают от казны паёк на продовольствие, топливо, кроме того
наняты казною же кувыкинские крестьяне возить им в зимнее время воду
бочками, так как воды у них нет. На весну затуплены казною же семена для
посева ярового и наняты пахари для сева. Оземь в прошлом 1879 году тоже
посеяна на счёт казны. Черкесы упорно отказываются от всяких работ, пре-
имущественно полевых. Женщины у них «вьючные животные», сам же го-
рец только покуривает трубку и ровно ничего не делает.
В две поездки мои в Большой Дагестан весною 1880 года мне удалось
хорошо ознакомиться с этим черкесским посёлком. Малого Дагестана я
ещё не видал и потому ничего не могу высказать о нём.
Вот данные, сообщённые мною, как результат моего осмотра, саратов-
скому губернатору Ф. И. Тимирязеву по его просьбе: «Селение Большой
Дагестан расположено крайне неудобно для зимних холодных вьюг - на
юру; вода от посёлка саженей на сто и то не во владении поселенцев: было
бы желательно, чтобы вопрос о приобретении левого берега речки Идолги
ъувыкских крестьян, разрешился бы удовлетворительно. Я не думаю, что-
бы была возможность на таком высоком бугре устроить в селении колод-
цы, так как вода должна быть на очень значительной глубине, причём явля-
73
ются два неудобства: 1) дороговизна рытья, так как плата за него идёт про-
грессивно, т. е. первая сажень стоит от полутора до двух рублей, вторая три
рубля, третья - четыре рубля, остальные доходят до пяти рублей и более
каждая, и 2) неудобство выволочки воды из глубокого колодца...
Подворное пользование пахотными наделами многими признаётся
удобным, но первоначальный надел на дворы переселенцев должен бы
быть отведён при этом сообразуясь с числом душ семьи. В Большом Да-
гестане отведено на двор по шесть десятин пахоты, но есть дворы в две
души, есть в шесть. Казна обработала и засеяла поля на свой счёт и двор
в две души получил со своего надела избыток семян и продовольствия,
двор же в шесть душ получил таковое в скудном виде против соседа. При
мне многие черкесы заявляли уже об этом исправнику. С 1 июля 1880
года правительство предполагает прекратить выдачу денег на продоволь-
ствие, надеясь, что горцы примутся за работы, но я сомневаюсь, что весь
Дагестан возмётся за полку и уборку хлеба, а также косьбу сена. Исклю-
чения может быть будут, но очень незначительные. Надежда возвраще-
ния на родину царит в них в полной силе. Беспорядков ожидать нельзя,
но работать в поле они не будут. Русская пословица верно говорит» «Как
волка не корми, он всё в лес глядит».
Мужчины черкесы большей частью торгаши и ремесленники: сереб-
ряки, медники, оружейники и кузнецы: к хлебопашеству они совершенно
не способны, потому нельзя ожидать, чтобы цель правительства сделать из
них осёдлых хлебопашцев, когда-либо осуществилась. Вообще поселение
это крайне неудачно, а обошлось оно очень дорого...»
Между кувыкскими н марьинским крестьянами с новопоселёнными
черкесам были нередкие столкновения и дело доходило до палок и даже
ножей, но не всегда были правы и мужики: поймают вора черкеса и изобь-
ют его, сбегутся при этом горцы из близлежащего аула и пойдёт драка. На
Михайлов день за то, что черкесы смотрели в окна избы одного крестьяни-
на, где гуляли и пели русские, последние их жестоко исколотили: сбежа-
лись черкесы н в свою очередь отколотили русских. Черкесы вообще народ
воровской: в околотке пропадает много рогатого скота и овец, стали боль-
ше воровать и русские из окольных селений. Черкесы всегда принимают от
них краденое, большей частью резаный скот.
Осенью 1882 года поступило ко мне, как мировому судье, много жалоб
о кражах черкесами хлеба с гумен окольных крестьян: жители Мариинс-
кой волости складывают сжатый хлеб в поле копнами и скирдами, черкесы
Малого Дагестана, собираются ночью в значительном количестве, человек
по двадцать- тридцать, берут с собою полога и отправляются на поля, рас-
ставляют предварительно вооружённые караулы и обмолачивают палками
на этих пологах или торпищах (рядно самой грубой работы - Г. М.) краде-
ные снопы ржи и пшеницы. Ежели их застаёт хозяин, то караульные черке-
74
сы грозят ему дубинами. Таким образом они украли в околотке тысяч до
пяти снопов».
Понимая, что свободолюбивых и непокорных кавказцев всё одно не
удержать на одном месте, российское правительство разрешило им отлу-
чаться на короткое время из назначенных для проживания мест в Саратов-
ской губернии. Под предлогом отлучки многие из горцев в буквальном смыс-
ле «разбрелись в разные стороны» и никогда уже не возвращались в район
поселений. А в скоре, то есть 15 мая 1883 года был объявлен Высочайший
манифест по случаю коронации императора Александра III, по которому
горцы, сосланные с Кавказа в Саратовский и Аткарский уезды, были про-
щены и летом того же года возвращены на родину... Так закончилось почти
четырёхлетнее пребывание опальных жителей Кавказа на Саратовской зем-
ле. А построенные для них избы в Малом и Большом Дагестане, а также в
Кавказе, были проданы с торгов на слом.
При описании Мариинской волости в «Саратовском сборнике» Алек-
сандр Минх не упустил возможностиупомянуть, что через эту часть Сара-
товского уезда проходила Тамбово-Саратовская железная дорога, которая
к тому времени существовала немногим более десятилетия. Имелась на
этой дороге и станция Марииновка: ныне упразднённая, она находилась
раньше между теперешними станциями Курдюм и Татищеве. Мариинский
вокзал стоял на открытой местности, без деревьев и кустов. Лишь невдале-
ке, у мельницы купца Ф. Р. Мейера, на песке сиротливо стояли несколько
сосен и ветел. Метрах в двухстах от станции Марииновки протекала речка
Идолга, через которую был перекинут небольшой железнодорожный мост,
так называемого американского типа. От Марииновки до Саратова по же-
лезной дороге считалось 24 версты.
Будучи мировым судьёй в уезде, через который проводилось строитель-
ство железной дороги, Минх, конечно же, был в сфере тех событий, а сле-
довательно очень интересно было бы познакомиться с впечатлениями, ко-
торые остались у него от строительства «железки» или «чугунки».
Здесь необходимо пояснить, что рассказ Минха о прокладывании же-
лезнодорожного пути от Тамбова до Саратова (часть теперешней линии
Саратов-Москва) писался в середине 1880-х годов и был, пожалуй, первым
описанием этой многострадальной стройки. Впрочем, в 1881 году А А.
ТЪловачёв выпустил книгу «История железнодорожного дела в России», но
в ней очень мало саратовского материала, к сожалению.
Свой рассказ Александр Николаевич начал жёсткой и интригующей
фразой: «Грустная и гадкая история устройства этой железной дороги».
Затем начал повествование:
«Ещё в 1868 году от Саратова до города Козлова (Тамбовской губернии)
не существовало «чугунки» и путь совершался на своих лошадях или на дол-
гих, или на вольных ямщиках по большому вольному Кирсановскому тракту.
75
Но уже весною 1869 года потянулись на восток, нагруженные котомками и
мешками, пешеходы-рабочие, двинулись и подводы со шпалами и другими
матерьялами. До Тамбова поднялись уже насыпи, но мосты ещё не были
устроены, от Тамбова же к Саратову работы только ещё начались.
В 60-х и 70-х годах нынешнего столетия всю Россию охватил железно-
дорожный раж, не отстала и Саратовская губерния. Ещё в 1859 году была
утверждена правительством постройка Московско-Саратовской железной
дороги и лишь осенью в 1865 году была произведена нивелировка от Коз-
лова до Саратова, но постройка дороп остановлена, почему саратовское
земство подняло в 1866 году железнодорожный вопрос: оно требовало во
что бы то ни стало железную дорогу на Саратов и, в пыху, плохо обсуждало
свои действия и выбор. Выборные лица: председатель Губернской земской
управы Михайлов-Рославлев и два директора для проектированной дороги
- Лупандин и Болгавский продали земство: получив от строителей почтен-
ные куши, они решились на невыгодные условия, допустили громадные
отступления и поддерживали Гладина и Лукашевича до того перед зем-
ством, что когда явились им соперники, в лице других строителей, согла-
сившихся выстроить дорогу дешевле, то наши представители железнодо-
рожного дела увлеклись до того, что одной из причин отказа новым контр-
агентам выставили то, что Гладину невыгодно взять неустойку,
обусловленную в контракте, которую в то время принимали на себя новые
контр-агенты. Обеды Лупандина и Гладина стоили тысячи рублей, вина
лились рекой для гласных и влиятельных, недаром говорят у нас, что «чу-
гунку пропили Гладину». Земство стало хозяином дороги, которая оконче-
на по всей линии от Тамбова до Саратова и по ней открыто движение в
августе 1871 году; приёмка полотна и сооружений лежала на земской ко-
миссии. Правительство назначило такую же от себя, но последняя была
крайне неудачна: вопреки всем возражениям, хотя и поздно опомнившихся
земцев, правительственная комиссия, осмотрев последние участки гото-
вой «чугунки», нашла их годными, вследствие чего приказано земству при-
нять дорогу без всяких возражений. Осмотр был безобразный, строители
поили правительственную комиссию, так что вряд ли она видела те страш-
ные недостатки и небрежность сооружения, исправление которых в послед-
ствии тяжело било по карману Саратовское земство
Небрежность постройки отозвалась уже в 1873 году: весна была по-
здняя — 11 апреля нахлынувшая из лощин вода сделала значительные про-
рвы в полотне железной дороги в четырёх местах: 1) около Ргищевской стан-
ции, 2) в десяти верстах от Салтыков, 3) версты три дальше размыта насыпь
вышиной более полутора саженей; тут в эту ночь с одиннадцатого на двенад-
цатое апреля погибли начальник дистанции Иогансен и машинист, раздав-
ленные при осмотре дороги провалившимися паровозом и тендером, и 4) в
пяти верстах от станции Кологривовки значительный обвал насыпи.
76
Дорога произвольно уцлиннена строителями на тринадцать вёрст про-
тив условия, к тому же она чрезвычайно извилиста последние две станции
к Саратову. Несмотря на небрежность сооружений, каждая верста желез-
ной дороги обошлась в девяносто тысяч рублей, стоимость баснословная,
удивившая всю Россию. С этой то громадной стоимости всей линии в 353
версты земство и гор. Саратов должны платить гарантию. Строитель Гла-
дни не обращал никакого внимания на сооружения, вся работа была сдана
подрядчикам по участкам за более низкие, но тем не менее огромные сум-
мы, сам же Гладин безобразничал до нельзя. Почтовые тройки ждали его
на пунктах по несколько суток, получая за то по десять рублей в день. В
гор. Аткарске перед его приездом, водворяли в гостинице гарем; было бы
невозможно вычислить, сколько лилось шампанского при проездах чугу-
ношного туза, полотно же работалось в это время кое-как, вместо мостов и
каменных пролётов клали узенькие трубы, а часто прямо заваливали от-
вержки оврагов и лощин. Самые мосты сделаны так, что боишься вместе с
ними слететь в Хопёр или в Медведицу. Мост на последней красив, но к
осени 1873 года камни с одной стороны устоя Стали отходить и ему грози-
ла опасность свалиться.
С декабря 1871 года потянулись нескончаемые процессы со строителя-
ми дороги: Гладиным, Фон-Дезеном и Лукашевичем, сопряжённые для зем-
ства с огромными расходами. Директорами дороги от земства были: Лу-
пандин - с 1868 по 1871 г., Коваленков - с конца 1871 года и Штрик - с
1876до 1882 года. В этом году правительство приняло эту дорогу на себя с
тем, что земство отказалось от своих прав на неё и вместо «гарантии» уп-
лачивало бы правительству в течение 74 лет (то есть до 1 июля 1957 года)
постоянную ежегодную ренту в 176900 руб. кредитных, тогда как прежде
платилось гарантии 384977 руб. 40 коп. металлических... При этом было
обусловлено: 1) Правление общества должно быть переведено из Петер-
бурга в Саратов и 2) Земству будет предоставлено право проверки счетов и
отчётов, ио оба условия были нарушены акционерами, так что земство ли-
шено было всякой возможности определять выручку и расход, а равно и
тот недочёт доходности, за который д олжно было платить «гарантию». Все
мольбы земства правительству оставались без уважения».
Разумеется, читатель, как и я, заметил, что в краткой «исторической
справке» Александра Минха о постройке Тамбово-Саратовского участка
Рязано-Уральской железной дороги большую роль играют авторские эмо-
ции, страсти, помешавшие чётко представить суть строительного дела.
Интересующимся историей создания P-У железной дороги, а история
эта несомненно увлекательна, я советую обратиться к весьма толковому
изданию «Рязано-Уральскаяжелезная дорога и её район», которое вышло в
светв 1913 году. Оно, уверен, ответит на многие вопросы историков желез-
нодорожной темы.
77
На этом, я считаю, можно закончить знакомство с найденной мною
рукописью третьего тома «Саратовского сборника» Александра Николае-
вича Минха. Тешу себя надеждой, что мне удалось донести до читателя
основные мысли огромного замысла талантливого саратовского краеведа.
Его великолепный труд с полным правом займёт своё заслуженное место
рядом с трудами лучших саратовских краеведов.
* * *
Архитектор ты иль ваятель,
Живописец ты или поэт, -
Что такое твоё искусство,
Как не бьющий из сердца свет!
Свет любви твоей к той речушке,
Что из сказок детства течёт,
К той дорожке, что год за годом
Круче радуг подъём берёт.
К той избушке на курьих ножках,
Где ходил ты под стол пешком,
К той ветле, на которой месяц
Ночевал за твоим окном.
Ко всему, что зовёшь отчизной
Чем душа народа жива.
А без этого нет на свете
Ни таланта, ни мастерства.
Николай Рыленков
В Саратове на улице Кутякова расположено здание Государственного
архива Саратовской области. Осенью 2006 года в фойе этого здания была
открыта небольшая художественная выставка, посвящённая 12-летию об-
разования Саратовской учёной комиссии. Выставка называлась «Рисунки
Александра Николаевича Минха». Экспозиция выставки была невелика, и
не только потому, что фойе госархива ограничено свободной площадью;
очень сложно было собрать воедино и продемонстрировать зрителям аква-
рели и карандашные рисунки Александра Николаевича, рассеянные по раз-
личным рукописным книгам и тетрадям Минха. Думаю, достаточно будет
сказать, что в ста шести делах архивного фонда А. Н. Минха имеется более
четырёхсот акварельных и карандашных его рисунков, не считая множе-
ства разбросанных по рукописям рисованных карт, планов, чертежей.
78
В середине 1980-х годов я по два-три дня в неделю посещал Саратов-
ский обл. архив, где собирал материал для своих первых книжек. В те дни
я сдружился с Сергеем Лукиным, работавшим в этом архиве фотографом.
По образованию Лукин был историком, потому изредка выступал в печати
с краеведческими публикациями. Помню, как однажды Сергей пригласил
меня в свою лабораторию, находившуюся рядом с читальным залом и там
показал мне объёмный рукописный том Александра Минха, кажется, он
назывался «Поездка в Пятигорск». Признаюсь, текст книги, которую я ско-
рее просмотрел чем прочитал, смутно сохранился в моей памяти, зато я
прекрасно помню яркие, сочные, оригинальные акварели, украшавшие
путевые записи Минха. Тогда я впервые узнал, что Александр Николаевич
был ещё и способным художником - наблюдательным и вдумчивым.
Если верить Сергею Лукину, а не верить ему у меня нет оснований,
Александр Минх в какое-то время брал уроки у саратовского художника и
педагога Андрея Сергеевича Година, у которого обучался и юный Михаил
Врубель, детские годы проживший в Саратове.
Минха нельзя назвать серьёзным мастером акварели, но его доброт-
ные, аккуратно исполненные этюдные работы, являются великолепными
иллюстрациями к его краеведческим исследованиям, к описаниям путеше-
ствий, к бытовым записям в своём полчаниновском имении...
Акварельные работы А. Минха давно привлекали внимание саратовс-
ких краеведов, иногда их даже использовали в печати для иллюстраций
каких-либо изданий, но порой забывали упомянуть фамилию автора. На-
пример, на форзацах прекрасной книги о Саратове Николая Палькина «Го-
род волжской судьбы», изданной в 1990 году, красуются два акварельных
рисунка «Пристань пароходного общества «Меркурий» на Волге у Сарато-
ва» и «Старый Троицкий собор в Саратове» (рисунки 1867 и 1853 годов),
но нигде не значится имя автора акварелей, а это Александр Минх. ,
Та же работа с саратовским Троицким собором иллюстрирует «Энцик-
лопедию Саратовского края» 2002 года издания, но под акварелью указано:
«Неизвестный художник».
Не моту умолчать о том, что в найденной мною рукописи Минха «Са-
ратовский сборник» тоже имеются несколько акварельных и карандашных
рисунков. Почти все они выполнены на страницах в тексте: «Церковь села
Оркино», «Старые постройки в Николаевском городке», «Женщины с. Ор-
кино в национальных мордовских одеждах», «Гора Куцеяра», и датирова-
ны 1880 годом. Позднее, когда «Саратовский сборник» одевали в переплёт,
Минх в начале книги вклеил два карандашных рисунка 1887 года, на кото-
рых запечатлены виды села Полчаниновки.
Саратовский историк Юлия Майорова, побывавшая на выставке А.
Минха в Саратовском областном архиве, так выразила своё впечатление об
увиденном:
79
«В скрупулёзных, прорисованных до мельчайших деталей иллюстра-
циях, созданных Минхом к своим исследованиям и дневникам, зафиксиро-
вано всё, что, по мнению Александра Николаевича, могло представлять
интерес для потомков. Его неопубликованные рукописи буквально испещ-
рены миниатюрными акварелями, графическими иллюстрациями. Даже не
зная биографию этого удивительного человека, её можно восстановить по
рисункам. По ним же можно изучать археологию и географию Поволжья,
Дона, Кавказских Минеральных Вод, не говоря о том, какой это подарок
для этнографа, глазами которого Александр Николаевич смотрел на мир».
Я полностью согласен с этими словами.
* * *
«История в некотором смысле есть священная книга народов:
главная, необходимая, зерцало их бытия и деятельности: скрижаль
откровений и правил: завет предков к потомству: дополнение, изъяс-
нение настоящего и пример будущего».
Николай Карамзин
Прежде чем перейти к рассказу о Саратовской учёной архивной комис-
сии, одним из членов-учредителей которой был Александр Минх, я попы-
таюсь познакомить читателя с предисторией появления в Российской им-
перии подобных комиссий.
С 1863 года в России при министерстве внутренних дел существовали
Статистический совет и Центральный статистический комитет. На Статис-
тический совет, находившийся под председательством лица, назначавше-
гося императорам, и состоявший из представителей различных ведомств и
науки, возложено было определение общего направления статистической
работы в государстве.
Центральный статистический комитет занимался сбором, проверкой и
публикацией поступающих ежегодно из местных статистических учреж-
дений сведений со всей империи.
В каждой губернии существовали местные статистические комитеты,
которые собирали статистические сведения по своей губернии и составля-
ли описание губернии либо отдельных отраслей управлений, хозяйства,
промышленности.
Сведения о губерниях, собранные и хранившиеся в архивах Централь-
ного статистического комитета составляли новейшую историю Российс-
кой империи.
В 1877 году в Санкт-Петербурге открылся Археологический институт,
готовивший за двухлетний курс специалистов по археологии и архивоведе-
нию. Организатором и первым директором, этого института был извест-
80
ный юрист и историк Николай Васильевич Калачов, родившийся в семье
саратовского помещика.
Постепенно ситуация сложилась так, что Николай Калачов стал своего
рода связующим звеном между Центральным статистическим комитетом и
Археологическим институтом. Ои видел, понимал их нужды и проблемы,
искал пути сближения и способы решения возникавших между этими род-
ственными учреждениями вопросов.
По роду службы занимаясь архивоведением, Калачов ясно ввдел сла-
бые стороны этой науки, вырабатывал пути усовершенствования архивно-
го дела в России, стремился преобразовать архивы из обычных складов
старых деловых бумаг в учреждения, оказывающие первостепенную по-
мощь в изучении истории государства российского.
Калачов понимал: если в столице архивы ещё как-то справляются со
своими функциями, то в губернских городах, в провинции, дела обстоят
просто отвратительно. Николай Васильевич вспоминал, как однажды, пос-
ле упразднения в Оренбурге генерал-губернаторства, ои стал свидетелем
безразличного, если не безобразного, отношения к ценным документам
уральского наместничества. Лишь заботами Калачова важный архив уда-
лось спасти.
Этот и подобные случаи заставили Николая Васильевича серьёзно за-
думаться о сбережении множества важных в историческом отношении бу-
маг, брошенных на произвол судьбы в различных городах Российской им-
перии.
В конце 1883 года Калачов предоставил в кабинет министров свой план
учреждения в-России губернских учёных архивных комиссий. Некоторое
время спустя, а именно 13 апреля 1884 года состоялось «Высочайше ут-
верждённое определение комитета министров о представлении министру
внутренних дел разрешить открытие комиссий в Твери, Рязани, Тамбове и
Орле, а открытие дальнейших комиссий должно происходить по определе-
нию местного губернатора в Археологический институт, который уже ис-
прашивает разрешение министра внутренних дел». На деле контроль за
работой учёных архивной комиссии поручался директору Археологичес-
кого института Н. В. Калачову, а отчёты о деятельности комиссии Николай
Васильевич предоставлял не в министерство внутренних дел, как предпо-
лагалось изначально, а в Академию наук.
В положении об учёных архивных комиссиях говорилось: «Учёные
комиссии составляются из лиц, могущих быть полезными своими трудами
для исполнения следующих, лежащих на комиссиях обязанностей: разбора
дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах раз-
ных ведомств к уничтожению: для выделения из них более интересных в
научном отношении в исторический архив при комиссиях: составление
описей и указателей означенным делам и документам и приведения их в
81
такой порядок, чтобы они доступны были для учёных занятий. Кроме того,
архивные комиссии могут включать в круг своих занятий разыскание, опи-
сание и объяснение всяких других памятников старины для устройства при
комиссиях музеев и библиотек».
В середине 1885 года хлопотами Калачова была открыта пятая архи-
вная комиссия в Костроме. Осенью того же года Николай Васильевич вые-
хал в Саратов, где намечалось открытие следующей, шестой в России, гу-
бернской учёной архивной комиссии. Однако случилось непредвиденное.
Разыгравшаяся во время долгого и слякотного пути болезнь принудила
Калачова прервать поездку и завернуть в своё имение Волхонщина Сер-
добского уезда Саратовской губернии. Это была довольно зажиточная де-
ревня в триста душ обоего пола, приютившаяся на берегу речки Сердобы в
десяти верстах от уездного города. Незначительная поначалу хворь неожи-
данно обострилась и в конце октября 1885 года Николая Васильевича Ка-
лачова не стало. Было ему шестьдесят шесть лет.
Комиссия в Саратове через некоторое время всё-таки начала свою пло-
дотворную деятельность, затем архивные комиссии открылись в Симфе-
рополе (Таврическая комиссия), Оренбурге, Нижнем Новгороде, Перми,
Ярославле, Калуге и Симбирске.
Рождение Саратовской учёной архивной комиссии (САУК) пришлось
на последний месяц 1886 года. Об этом свидетельствует протокол первого
организационного собрания САУК. Начинался он так:
«12 декабря 1886 года. В 8 часов вечера, по приглашению г. губернато-
ра Алексея Алексеевича Зубова, в дом его, для открытия губернской учё-
ной архивной комиссии, прибыли следующие лица: вице-губернатор Адольф
Андреевич Тилло, председатель окружного суда Николай Николаевич Не-
порожнев, начальник саратовской Мариинской женской гимназии Авдий
Иванович Соколов, действительный статский советник Александр Ивано-
вич Шахов, мировой судья Александр Николаевич Минх, председатель съез-
да мировых судей Николай Николаевич Минх, землевладелец Михаил Вик-
торович Готовицкий и секретарь саратовского статистического комитета
Николай Степанович Соколов...»
Первым председателем СУАК был избран Тилло Адольф Андреевич
(Адольф Вильгельм Пауль), правителем дел - Соколов Николай Степано-
вич.
В первые годы, не имея своего постоянного помещения, саратовская
архивная комиссия размещалась то в здании присутственных мест на Ни-
кольской улице (теперь Радищевская), то на чердаке городской публичной
библиотеки дома графа Нессельроде на углу улиц Московской и Приютс-
кой (Комсомольской). Основными средствами на работу комиссии были
членские взносы суаковцев и добровольные пожертвования саратовских
жителей.
82
Александр Минх был одним из самых деятельных и самых уважаемых
членов С5АК. Его жизненный и краеведческий опыт, чего недоставало ещё
другим архивистам, часто оказывал неоценимую помощь в работе комис-
сии. Молодое поколение членов СУАК искренне и с почтением признавали
Александра Николаевича своим учителем.
За годы работы Саратовской архивной комиссии было напечатано трид-
цать три тома «Трудов САУК», публиковались краеведческие статьи, вос-
поминания, сообщения об исторических и археологических находках, эт-
нографический материал. И здесь Александр Минх проявлял завидную
активность, демонстрируя в то же время глубокие познания, широту и раз-
нообразие своих краеведческих интересов. Вот заглавия некоторых мате-
риалов, опубликованных Минхом на страницах «Трудов Саратовской учё-
ной архивной комиссии»: «Материалы для истории заселения Саратовско-
го уезда», «Быт духовенства Саратовского края в XVIII и начале XIX
столетий», «Дело мордвы селений Захаркина и Славкина, Петровского уез-
да», «Археологические находки и раскопки в Аткарском уезде», «К исто-
рии переселения малороссов в Саратовский край», «Легенды о Кудеяре в
Саратовской губернии».
Следует добавить, что Александр Николаевич одновременно печатал-
ся в других периодических изданиях. «Легенды о Кудеяре», например, кро-
ме «Трудов СУАК» публиковались в 1891 и 1894 годах в «Саратовском ли-
стке», а в 1893 году в «Этнографическом обозрении».
В год основания Саратовской архивной комиссии Александр Минх за-
кончил очень важный многолетний свой труд. С первого года пребывания
на саратовской земле он неустанно собирал и записывал народные обряды,
обычаи, суеверия и предсказания жителей Саратовской губернии. Как из-
вестно, наш край издавна населяли многочисленные народности: русские,
украинцы, татары, немцы, мордва, чуваши... Учитывая это обстоятельство
Минх в пред исловии к своей книге дал подробное этнографическое описа-
ние этих народностей, рассказал об истории заселения ими саратовской
земли.
Окончив работу над рукописью «Народные обычаи...», Александр Минх
отправил её на суд Русского географического общества в Петербург. В 1887
году в «Известиях» этого общества появился благоприятный отзыв о пред-
ставленной гуда рукописи с материалами по этнографии и фольклору, со-
бранными А. Минхом. Автором отзыва был Александр Николаевич Пыпин-
академик, двоюрод ный брат Н. Г. Чернышевского, а позднее Почётный граж-
данин г. Саратова.
В 1888 году за свой этнографический труд Александр Минх был из-
бран членом Императорского Русского географического и Московского
археологического обществ. По этому приятному поводу Пыпин прислал
Минху письмо, которое хранится теперь в Гос. архиве Саратовской облас-
83
ти. Пыпин, в частности, писал: «Исследование о вашем крае интересует
меня не только как саратовского уроженца, но и потому ещё, что наш край
до сих пор мало исследован исторически (или археологически) и этногра-
фически, между тем очень этого заслуживает. Это край сравнительно но-
вый по русскому заселению - население очень пёстрое, а в русской части,
без сомнения, сборное, явившееся из разных концов России... В Вашем
труде меня радовало именно то, что изучение делалось лицом, которое живёт
в прямых, непосредственных связях с народною жизнью, видит её не урыв-
ками и случайно, а каждый день. Сколько могло бы быть сделано для на-
уки, если бы нашлось больше просвещённых людей, которые в подобных
условиях посвятили бы часть своего досуга изучению народа, который всё
ещё остаётся для нас сфинксом и от которого в конце концов зависит всё
наше государственное и национальное значение».
Книга Александра Минха увидела свет в 1890 году. Она имела доволь-
но пространное название : «Народные обычаи, суеверия, предрассудки и
обряды крестьян Саратовской губернии. Собраны в 1861-1888 годах». И
далее значилось: «Члена Императорского Русского географического и Мос-
ковского Археологического обществ, Саратовской архивной комиссии и
Саратовского губернского статистического комитета А. Н. Минха». На ти-
тульном листе ещё сообщалось, что эта книга «удостоена Императорским
Русским географическим обществом серебряной медали». Печаталось из-
дание в петербургской типографии Безобразова.
Всё тот же академик А. Н. Пыпин, готовивший книгу Минха к изда-
нию, писал в предисловии: «Труд г. Минха привлёк внимание отделения
как опыт цельного этнографического очерка края, до сих пор всеми недо-
статочно исследованного, - опыт, который не берёт на себя дать вполне
научные объяснения материала, сделанные местным старожилом, близким
к народной среде».
В 1898 году началось издание солидного (первый том в четырёх от-
дельных выпусках общей сложностью в 1409 страниц) «Историко-геогра-
фического словаря Саратовской губернии», которое продолжалось четыре
года. А в 1908 году увидела свет ещё одна книга Александра Минха «Город
Агкарск. Материалы для историко-географического описания Саратовской
губернии».
Однако нет сомнения, что главным интересом в тот период для Мин-
ха была архивная комиссия или «архивка», как её любовно называли чле-
ны СУАК. В её стенах Александр Николаевич нашёл дело по душе, а в её
рядах - друзей-единомышленников, таких как Сергей Щеглов, Пётр Подъя-
польский, Иван Славин, Андрей Смирнов, Николай Сиротинин, Василий
Юматов, Иван Штауб, Пётр Лебедев, Николай и Александр Хованские.
В декабре 1902 года Александра Минха суаковцы избрали почётным
членом губернской архивной комиссии, что явилось признанием его зас-
луг на почве саратовского краеведения.
84
Здесь надо честно сказать, что работать Саратовской архивной комис-
сии, впрочем, как и всем другим губернским комиссиям, приходилось в
очень трудных, напряжённых условиях. Прежде всего, далеко не всегда
хватало средств для плодотворной работы. Тех денег, что СУАК получала
от петербургского Археологического института и от добровольных пожер-
твований, хватало только на аренду помещений для библиотеки, архива и
музея СУАК да на зарплату кое-кому из сотрудников, в том числе сторожу,
истопнику, буфетчику. А ведь необходимо было ещё выписывать газеты,
журналы и книги по истории для своей библиотеки, оплачивать поездки на
раскопки, командировки в другие города, платить за печатание «Трудов
СУАК» и других исторических книг и брошюр членов саратовской «архи-
вки». Требовались деньги и для приобретения ценных исторических и ар-
хеологических экспонатов для музея СУАК.
Деньги, деньги, деньги... И всегда один и тот же сакраментальный воп-
рос: «Где их взять?»
Когда в некоторых губернских архивных комиссиях России, изнывав-
ших от безденежья, уже начали поговаривать о самороспуске, вдруг мель-
кнул лучик надежды, о котором в апреле 1908 года возвестил журнал «Ис-
торический вестник». Он сообщал:
«В настоящее время всеми губернскими учёными архивными комис-
сиями получено от директора императорского Археологического институ-
та извещение, что он намерен, с согласия министра внутренних дел, хода-
тайствовать в установленном порядке о назначении ежегодной пра итель-
ственной субсидии губернским учёным архивным комиссиям в размере
приблизительно 2000 рублей на каждую. При этом директор срочно запра-
шивает от комиссий сведения об их бюджете и деятель ости за всё время
их существования. Остаётся, конечно, надеятся, что давнишние и неоднок-
ратно заявлявшиеся просьбы архивных комиссий о материальной помощи,
наконец получат удовлетворение. Но это внимание к ним правящих сфер,
помимо материального значения, ещё более дорого тем, что оно является
первым за всё почти двадцатипяти летнее их существование со времени
состоявшегося о них высочайше утверждённого 13 апреля 1884 г. положе-
ния комитета министров. Итак, блеснул луч надежды во мраке полного заб-
вения... блеснул тогда, когда, видимо, прекратились всякие уже попытки
вызвать помощь и внимание. А это так. Даже настоящий почин директора
Археологического института не возбудил в печати ни отклика, ни призна-
тельности. А важно, чтобы в настоящий именно момент печать подала го-
лос за поддержку архивных комиссий и выяснила их действительную роль
в служении историко-археологической науке».
Как ни удивительно, но попытки вызвать помощь и внимание к губер-
нским архивным комиссиям не прошли даром. На нужды «архивов» обра-
тила свой взгляд даже Государственная Дума. На одном из её заседаний, 1
мая 1909 года, по этому вопросу выступил депутат Протопопов. Он сказал:
85
«Изучение общей истории каждого государства основано на исследо-
вании тех областей, которые входят в состав этого государства, и путём к
ознакомлению с этой историей служат местные памятники старины, ко-
торые сохранились в этой области: памятники исторические, доистори-
ческие, письменные, ископаемые и архитектурные. Всякая страна, кото-
рая дорожит деяниями своих предков и желает, чтобы эти деяния не про-
пали бесследно, должна иметь способ сохранения этих памятников и
способы изучения таковых. Наши западные соседи с давних времён тра-
тят на эту отрасль очень большие суммы. У них существует правильное
убеждение в том, что изучение истории поднимает в народе уважение к
своему государству, любовь к своей родине и намечает правильные пути
будущих исторических задач государства. У нас это дело несколько в заб-
росе...»
Удивительно получается: со времени того выступления А. Д. Протопо-
пова, расстрелянного в 1918 году большевиками, прошло ровно столетие,
Россия за эти годы побывала в двух эпостасях русского капитализма - пред-
социалистическом и постсоциалистическом (бандитском) - но фактически
ничего не изменилось в отношении государственной власти к отечествен-
ной истории и к историческим памятникам: они как были, по выражению
Протопопова, «в забросе», там и остались.
Всё, что сказал Протопопов, было неким предисловием к главному, а
главным стало то, что депутат просил коллег по Думе поддержать, как он
выразился, «тощий законопроект», по которому предлагалось выделить из
государственных средств 5200 рублей «на выдачу пособий губернским учё-
ным архивным комиссиям».
Если бы такая сумма предназначалась одной архивной комиссии, по-
мощь выглядела бы существенной, но при разделе на все комиссии Рос-
сии, пособие становилось плачевным... С другой стороны: «Дарёному
коню в зубы не смотрят», и для Саратовской «архивки» несколько сот
рублей тоже кое-что значили. Для примера скажу, что годовой расход в
1909 году Саратовской архивной комиссии составил 2156 рублей, а член-
ских взносов собрали только 118 рублей, значит покрывать расходы при-
ходилось из других предвиденных и непредвиденных источников финан-
сирования: пожертвований и пособий от отдельных сочувствующих граж-
дан, от земств, городов, учреждений, в том числе и от Государственной
Думы.
Александр Николаевич Минх, кроме обязательных членских взносов
тоже ежегодно жертвовал по несколько десятков, а то и сотен рублей, на
нужды СУАК. Так же поступали и другие члены саратовской «архивки»,
помогая ей выжить.
86
* * *
Коротенький обрывок рода -
Два-три звена, - и уж ясны
Заветы тайной старины:
Созрела новая порода, -
Уголь превращается в алмаз.
Александр Блок
В 1872 году в Москве вышла в свет первая часть исторического сбор-
ника «Девятнадцатый век», изданного Петром Ивановичем Бартеневым,
снискавшим широкую известность тем, что пятьдесят лет (без двух меся-
цев) издавал популярнейший в России исторический журнал «Русский ар-
хив». В книге этой были опубликованы «Записки Николая Васильевича Ба-
саргина», известного декабриста, осуждённого на каторгу по второму раз-
ряду. Имеющийся в моём книжном собрании экземпляр «Девятнадцатого
века», принадлежал ранее Александру Николаевичу Минху, о чём свиде-
тельствует владельческий автограф на внутренней стороне переплёта. Сбор-
ник отпечатан в мягкой бумажной обложке, потому Александр Николаевич
заказал для него добротный, красивый переплёт, на корешке которого было
вытиснено: вверху - «Девятнадцатый век», внизу - «А. Минх». Большое
значение сборнику придаёт вложенная фотография с изображением моло-
дого Николая Басаргина и подлинник письма Петра Бартенева к Александ-
ру Минху.
Особый интерес вызывает фотография, сделанная в 1905 году в салоне
Петра Михайловича Ушакова, находившегося в Саратове на углу улиц Не-
мецкой и Вольской. Снимок представляет собой поясной портрет молодо-
го офицера времён Александра I. На обороте фотографии имеется надпись
чернилами, оставленная рукой Александра Минха:
«Настоящий фотографический снимок с медальона-портрета Николая
Васильевича Басаргина (декабриста) начала 1820-х годов, до ссылки его в
Сибирь, подаренного им своей двоюродной сестре (моей матери) Варваре
Борисовне Минх, урождённой Бланк. Подлинный медальон хранится у меня.
А Н. Минх. с. Полчаниновка, Саратовского уезда, 9 апреля 1905 года».
Широко известны изображения декабриста Басаргина более позднего
периода, а эта фотография с медальона впервые знакомит нас с обликом
декабриста до восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
Один из наиболее активных членов Южного общества Николай Басар-
гин (1799 -1861) учился в кадетском корпусе, затем в школе колонновожа-
тых, где впоследствии некоторое время был преподавателем. В 1820 году в
чине поручика Басаргина направили для прохождения службы в лейб-гвар-
87
дии егерский полк Второй Южной армии. В Тульчине, в штаб-квартире
армии, он познакомился с Павлом Пестелем, Сергеем Волконским, Михаи-
лом Фонвизиным, Василием Ивашевым и другими членами «Союза Благо-
денствия». Вскоре Басаргин был принят в это тайное общество Иваном
Бурцевым, своим дальним родственником. Вцдимо, в тот период неизвест-
ный нам художник исполнил медальон-портрет Басаргина, с которым Ни-
колай Васильевич не расставался до печальных декабрьских событий 1825
года.
В августе двадцать пятого после родов неожиданно умерла от просту-
ды жена Басаргина, урождённая княжна Мещерская. Потрясённый горем,
Николай Васильевич тяжело заболел — отнялись на время ноги. В октябре,
немного поправившись, он взял отпуск и отправился во Владимир навес-
тить своего брата. На обратном пути, уже в декабре, Басаргин остановился
в подмосковном городке Богородске. Здесь до него дошли слухи о смерти
императора Александра Павловича. Предчувствие чего-то трагического
овладело молодым офицером. Мысль о возможном разоблачении тайного
общества и о последующем жестоком наказании давно терзала его душу.
Ещё за несколько месяцев до смерти жены, читая ей только что вышедшую
из печати поэму Кондратия Рылеева «Войнаровский», Николай Василье-
вич сказал супруге: «Может быть и меня ожидает ссылка», - на что Мария
Михайловна ответила с нежной улыбкой: «Ну что ж. Я так же приду уте-
шить тебя, разделить твою участь. Ведь это не может разлучить нас».
Теперь же мысль о наказании и ссылке стала тревожить Басаргина всё
чаще и чаще. Перед отъездом из Богородска он остро почувствовал, что
эта встреча с братом Александром и семейством Бланк, быть может, после-
дняя и, возможно поэтому оставил на память милой кузине Вареньке свой
медальон с миниатюрным портретом.
По возвращении в Тульчин Басаргин, как и другие члены Южного об-
щества, был арестован по доносу предателя Майбороды и приговорён к
десяти годам каторжных работ, за которыми последовали ещё двадцать лет
жизни на поселениях в Сибири. Лишь в 1856 году Басаргину разрешено
было вернуться в Центральную Россию, где через пять лет Николай Васи-
льевич скончался. Память о нём бережно хранилась среди его многочис-
ленных родственников и передавалась из поколения в поколение. Так и
медальон-портрет декабриста перешёл по наследству от Варвары Бланк-
Минх к её сыну Александру.
Александр Николаевич понимал, что просвещённой части русского
общества небезынтересно было бы ознакомиться с изображением извест-
ного декабриста Басаргина, исполненным до его ссылки в Сибирь, потому
начал искать возможность опубликовать фотографию с медальона в каком-
либо петербургском или московском издании. Однако попытки эти конча-
лись неудачами - царская цензура не желала допускать к опубликованию
фотографию крамольного офицера. Тогда Минх в 1905 году обратился к
88
своему дальнему родственнику Петру Ивановичу Бартеневу, издателю и
историку отечественной литературы. Минх с детства был знаком с Петром
Бартеневым, всегда поддерживал с ним тёплую, хотя и отдалённую связь.
Именно по рекомендации члена-основателя СУАК Александра Минха Бар-
тенев в феврале 1889 года был избран действительным членом Саратовс-
кой учёной архивной комиссии.
Содержание письма, посланного Александром Николаевичем Барте-
неву мне не известно, зато у меня имеется ответное письмо Петра Ивано-
вича саратовскому родственнику. Написано оно на фирменном листе, в ле-
вом верхнем углу которого напечатано: «Русский архив». Москва, Ермола-
евская Садовая, д. 175-й». и с датой, написанной чернилами: «Апреля 22
дня 1905 г.»
Далее читаем текст:
«Очень Вам благодарен, глубокоуважаемый Александр Николаевич, за
прекрасный портрет Вашего двоюродного деда в его молодости (я имею
его стариком). Это, во-первых, один из благороднейших декабристов, а во-
вторых, его светлое имя соединено для меня с памятью достойнейшей Ва-
шей матушки и моего затя-друга. Помню живо и батюшку Вашего с его
курчавою головою на беговых дрожках: каждое утро ездил он мимо наше-
го деревенского дома на мельницу Ордина (которую арендовал) и однажды
остановил лошадь и сообщил моей матери, что в то утро бог дал ему сына
Григория...
Скажите, собраны ли у Вас сведения родословные о Минхах и Блан-
ках, и если имеются, следовало бы напечатать в Летописи историко-родос-
ловного общества.
С истинным уважением и полным сочувствием к трудам Вашим Пётр
Бартенев.
Р. S. Будете в Москве, не откажитесь повидаться».
Александр Минх всегда очень внимательно, с карандашом в руке, чи-
тал книги, журналы, корреспонденцию. В нужных, по его мнению, случаях
делал на полях какие-либо пометки: замечания, примечания, комментарии.
Вот и на письме Петра Бартенева, после его прочтения, Александр Никола-
евич сделал надписи на полях. Отметив крестиком в тексте письма слова:
«моего затя и друга», он радом сделал примечание: «Пётр Борисович Бланк;
был женат на Екатерине Ивановне Бартеневой».
Рядом со словами в письме «сына Григория» Минх поставил два крес-
тика, а слева на полях написал: «Григорий Николаевич Минх, впоследствии
профессор Киевского университета»' Читатель, разумеется, догадался, что
речь идёт о брате Александра Николаевича, известном враче: о нём я крат-
ко рассказал в начальных строках этого очерка.
Фотография с медальона Басаргина, конечно, интересна, но куда более
ценен сам медальон. Среди личных вещей Александра Минха, часть кото-
рых после смерти Александра Николаевича оказались в музее Саратовской
89
архивной комиссии, а потом перешла в фоцды Областного краеведческого
музея, медальона декабриста не оказалось. Вполне возможно, что на скло-
не лет Александр Николаевич передал его кому-нибудь из своих родствен-
ников: брату, сыну... Маловероятно, но всё-таки нельзя исключить, что ме-
дальон Басаргина мог попасть и в семью выдающегося русского химика
Дмитрия Ивановича Менделеева, на сестре которого, Ольге Ивановне, в
третьем браке был женат Николай Басаргин. Менделеевы любовно храни-
ли память о родственнике-декабристе. Известно, что рукопись «Записок Н.
В. Басаргина» принадлежала, судя по надписи на обложке, П. Н. Менделе-
еву, родному брату жены декабриста и великого химика, и, как свидетель-
ствует литературовед Павел Щёголев, была передана ему для публикации
сыном владельца - И. П. Менделеевым (напечатана в 1917 году). Дочь хи-
мика Менделеева Любовь Дмитриевна (жена поэта Александра Блока),
будучи драматической актрисой, в память о знаменитом родственнике выб-
рала себе сценическую фамилию - Басаргина.
... Напомню, что Пётр Бартенев и Александр Минх были знакомы с
детства. Родились они в соседних имениях Липецкого уезда Тамбовской
губернии: в Королевщине - Бартенев, в Елизаветино - Минх. Пётр Ивано-
вич родился на четыре года раньше Александра Николаевича, а умерли в
одном 1912 году: Минх - второго августа, Бартенев двадцать второго ок-
тября. На протяжении всей жизни они поддерживали дружеские отноше-
ния, встречались, переписывались, обменивались книгами. Когда вышла
из печати книга «Девятнадцатый век», экземпляр её Пётр Иванович при-
слал в подарок Александру Николаевичу, поскольку там были опубликова-
ны «Записки» их общего родственника.
Александр Минх с большим интересом прочитал «Записки Н. В. Ба-
саргина», местами помечая их краткими комментариями. Например, на
странице 144 он подчеркнул карандашом слова Басаргина «двое братьев
Беляевых», а на полях написал: «Александр Петрович и Пётр Петрович,
впоследствии наши саратовцы - мои хорошие знакомые». Речь идёт о бра-
тьях Беляевых - известных декабристах, после возвращения из многолет-
ней ссылки в 1849 году поселившихся в Саратовской губернии.
К слову молвить, я тоже с большим любопытством прочёл «Записки Н.
В. Басаргина» и нашёл в них множество интересного материала, относя-
щегося к истории декабристского движения в России, а также немало фак-
тов и характеристик, касающихся известных и ныне российских деятелей
культуры и общественных отношений. Ну, например, Басаргин писал: «В
Одессе встретил я также нашего знаменитого поэта Пушкина: ои служил
тогда в Бессарабии при генерале Инзове. Я ещё прежде этого имел случай
видеть его в Тульчине у Киселёва. Знаком я с ним не был, но в обществе
раза два-три встречались. Как человек он мне не понравился. Какое-то бре-
терство и желание осмеять, уколоть других. Тогда же многие из знавших
90
его говорили, что рано или поздно, а умереть ему на дуэли. В Кишинёве он
имел несколько поединков»,
А вот ещё:
«Бывая в Петербурге у одного из моих товарищей по корпусу, офицера
гвардейского генерального штаба Корниловича, я имел случай встречать у
него раза два Кондратия Фёдоровича Рылеева. Хотя я не знал тогда, что он
был членом общества, но его разговор, его пылкая живая натура, мне очень
понравились».
* * *
И современники, и тени
В тиши беседуют со мной.
Острее стало ощущенье
Шагов Истории самой.
Она своею тьмой и светом
Меня омыла и ожгла.
Всё явственней её приметы,
Понятней мысли и дела.
Мне этой радости доныне
Не выпадало отродясь.
И с каждым днём нерасторжимей
Вся та преемственность и связь.
Ярослав Смеляков
Когда в апреле 1905 года Александр Минх писал письмо издателю пер-
вого отечественного специализированного журнала по русской истории
Петру Бартеневу, он, несмотря на исполнившиеся в том месяце семьдесят
два года, был ещё довольно бодр и настраивался на дальнейшую активную
работу в архивной комиссии. Конечно же, старческие хвори и недуги вре-
менами доставляли ему значительные неприятности, но Александр Нико-
лаевич стоически переносил их.
Однако, как народ говорит: человек предполагает, в бог располагает. В
1905 году в России прокатилась кровавая волна народных волнений. В го-
родах рабочие и ремесленники бастовали, митинговали, даже брались за
оружие, в сельской местности крестьяне, истерзанные нищетой, хватались
за дубины, вилы и топоры. Не стала исключением и Саратовская губерния.
В село Колено, Агкарского уезда, где в родительском доме жил когда-то и
сам Александр Николаевич, взбунтовавшиеся мужики подожгли и разгра-
били усадьбу Минхов. В огне погибли многие семейные реликвии, которы-
ми Александр Николаевич очень дорожил.
91
Уж не знаю, то ли душевное потрясение болезненно подействовало на
впечатлительную душу Александра Минха, то ли что-то другое, но здоро-
вье Александра Николаевича резко ухудшилось и встал вопрос о немед-
ленной операции.
Даже в наш век высоких технологий да высокоразвитой медицины не-
возможно с полной уверенностью гарантировать положительный исход
казалось бы заведомо не очень сложных операций, а уж что говорить о
хирургии столетней давности. Короче говоря, в 1906 году после неудачной
операции Александр Николаевич лишился сначала зрения, а потом и обеих
ног Трагедия? - Без сомнения... И всё же, видевшие в те дни Минха его
знакомцы, утверждали, что он по-прежнему не терял бодрости духа, про-
должал по мере сил работать, изредка, но печатался в «Трудах Саратовской
учёной архивной комиссии», в других специальных изданиях.
Последние годы жизни Александр Минх прожил в Аткарске. В 1908
году он издал небольшую книжицу так и названную - «Город Аткарск.
Материалы для историко-географического описания Саратовской губер-
нии».». Лишённый возможности передвигаться, Минх поддерживал связь
с Саратовом и с архивной комиссией через почту. Когда книга «Город Ат-
карск» вышла из печати, Александр Николаевич переслал часть экземпля-
ров саратовским друзьям и в архивную комиссию.
11 октября 1908 года состоялось очередное 85-е собрание СУАК, в ра-
бочем протоколе которого следующая запись; «А. Н. Минх доставил в Ар-
хивную комиссию три экземпляра своей книги «Город Аткарск» и копию с
полученной им от его императорского высочества великого князя Констан-
тина Константиновича телеграммы: «Благодарю Вас за книгу Вашу по ис-
тории гор. Аткарска. Приятно убедиться в том, что прошлое уездных горо-
дов наших привлекает к себе внимание серьёзных исследователей и что
труды их находят себе отличных издателей».
Вероятно, стоит напомнить читателю, что великий князь Константин
Константинович Романов, будучи известным в своё время поэтом-лириком
(К. Р.), был в те годы и президентом Императорской Академии наук, на
адрес которой Минх послал свою книгу «Город Аткарск».
Товарищи Александра Минха по архивной комиссии, получив книгу
об Аткарске, искренне порадовались за старшего собрата, но руководители
СУАК испытывали и заметное беспокойство, ведь им где-то надо было отыс-
кивать денежные средства, чтобы рассчитаться с типографией гор. Аткарс-
ка, где печаталась эта книга. Дело в том, что СУАК ещё не погасила дав-
нишний солидный, учитывая их скромный бюджет, долг за печатание в ат-
карской типографии четвёртого выпуска Историко-Географического словаря
А. Минха.
Владелец типографии в Аткарске Василий Иванович Миловидов, сам
смарта 1908 года состоявший действительным членом СУАК, в конце фев-
раля следующего 1909 года прислал руководству архивной комиссии жёст-
92
кое письмо с требованием вернуть долг в 180 рублей, числившийся за ко-
миссией аж с 1903 года, о чём имелся исполнительный лист у одного из
мировых судей г. Саратова. «Если к пятому марта сего год а, - писал Мило-
видов, - долг не будет уплачен, то я буду просить А. Н. Минха обратиться
за содействием по этому вопросу к господину губернатору». Вог в какие
сложные ситуации попадала архивная комиссия из-за недостатка денеж-
ных средств.
Александр Николаевич оказывал всяческую помощь родной «архивке».
Он передавал в музей СУАК всевозможные старинные предметы, найден-
ные в разное время во время археологических раскопок, помогал внесени-
ем в кассу комиссии доступных ему денежных сумм из личных средств,
помогал и полезными советами. Например, по совету Минха в 1909 году
была устроена выставка предметов по археологии, палеонтологии, нумиз-
матике, церковным древностям и древней письменности, с целью увеличе-
ния средств саратовской архивной комиссии.
Минх не имел возможности посещать собрания СУАК, зато члены ар-
хивной комиссии могли иногда приезжать к своему почтенному сотовари-
щу в Аткарск на поезде, следовавшем из Саратова. Такая поездка в Аткарск
состоялась, например, 26 декабря 1909 года, когда члены правления СУАК
своё последнее годовое заседание решили провести на квартире члена-ос-
нователя архивной комиссии Александра Минха. Главным вопросом, кото-
рый обсуждался на этой встрече, был очень важный и неотложный: «О не-
обходимости комиссии иметь собственное здание для собраний, для свое-
го музея, архива, библиотеки.
В тот день долгие рассуждения, обсуждения и споры не привели к еди-
ному мнению - члены правления высказали несколько предложений, где,
каким образом, через какие губернские или столичные органы власти мож-
но бы получить для СУАК собственное здание, но все эти предложения
выглядели беспомощными и неубедительными.
Неожиданно вопрос о собственном здании для СУАК уже в следую-
щем 1910 году самостоятельно решил член-учредитель архивной комис-
сии и её почётный член с января 1887 года Адольф Андреевич Тилло. Все
годы пребывания в комиссии он оказывал ей посильную материальную
помощь разными денежными суммами, на этот раз действительный статс-
кий советник превзошёл свою обычную щедрость. Тилло подарил губерн-
ской архивной комиссии собственный одноэтажный дом на Большой Кос-
трижной улице Саратова (нынешний адрес — ул. Сакко и Ванцетти, 40).
Заканчивался 1911 год. Архивная комиссия готовилась отмечать свой
небольшой, но всё-таки юбилей- двадцать пять лет со дня основания СУАК.
По этому случаю больной Александр Минх написал тёплое письмо своему
брату Николаю, руководившему в то время работой архивной комиссии:
«Его превосходительству господину председателю Саратовской губер-
нской архивной комиссии.
93
Милый друг и брат Николай Николаевич!
Прошу как председателя передать мои приветствия и сердечное по-
здравление всем членам нашей комиссии с наступившим днём—25-летием
со дня открытия. Крайне скорблю, что по причине старческих болезней,
слепоты и безножья не моту провести с вами этот знаменательный для меня
день, когда вы все соберётесь праздновать его в обществе лиц, преданных
и сочувствующих истории и археологии. Много вынесли мы невзгод, нуж-
ды и скитальничества за этот четверть вековой период но теперь, благода-
ря роскошному дару глубокоуважаемого товарища нашего Адольфа Анд-
реевича Тилло, мы прочно обосновались в собственном доме, в котором
наши труженики-товарищи могут теперь дружно вполне развернуть свою
научную работоспособность на пользу истории родного края. Остаётся
искренне пожелать одно, чтобы наши русские архивные комиссии матери-
ально не остались бы, как было до сих пор, пасынками тех учреждений и
лиц, в ведении которых они состоят по высочайшей воле.
Искренне любящий тебя брат А. Минх Аткарск. 10 декабря 1911 г.»
Вскоре Александр Николаевич получил ответ от товарищей по архи-
вной комиссии, подписанный председателем СУАК, родным братом Нико-
лаем Минхом и правителем дел Николаем Хованским. В письме, в частно-
сти, говорилось:
«Комиссия, по случаю исполнившегося 25-летия её существования,
восстанавливая в памяти своей весь прожитый период и оглядываясь на
свои первые и последующие шаги в деле выполнения возложенных на неё
задач, на все свои начинания и их выполнения, с признательностью оста-
новилась на Вашем крупном и непосредственном участии решительно во
всех делах комиссии.
Вы обогатили областную историю своими работами по исследованию
прошлого, по археологии, географии и этнографии нашего края. Ваш «Ис-
торико-географический словарь Саратовской губернии», отдельно издан-
ный комиссией, доставил славу и честь Вам, а через Вас и комиссии.
Вам именно комиссия обязана расширением круга своих деятельных
участников в обработке архивных дел, в добывании и изучении историчес-
ких документов, в производстве археологических раскопок и собирании
вещественных памятников местной старины, так как Вы не только сами
трудились, но и вдохновляли на труд других лиц, соприкасавшихся с Вами.
Это Ваше влияние на пробуждение интереса к истории вообще и местной в
собственности признают многие из членов комиссии...»
Прошло ещё полгода. Немощь и страдания, наконец , одолели Алексан-
дра Николаевича и 21 июля 1912 года он скончался на восьмидесятом году
жизни. Похоронили Минха в селе Колено, рядом с могилами родителей.
Так и остался Александр Николаевич вместе с тем народом, среди которо-
го и для которого он добросовестно совершал свой жизненный путь. В 1890
году, обозревая прожитое и пережитое, Александр Минх написал:
94
«Прошло тридцать шесть лет кряду, в которые я, почти без промежут-
ков, близко жил с русским простонародьем: воином и пахарем: нетрудно
было, любя этот народ, посвятив себя той деятельности, которую я избрал,
и как помещику, хорошо узнать в это долгое время русского человека, его
качества и недостатки, его радости и горе, его понятия и заблуждения, во-
обще весь строй его жизни».
95
Мишин Геннадий Алексеевич
КРАЕВЕД
В авторской редакции
Подписано к печати 08.10.2007
Отпечатано в ЗАО ПЦ «ИППОЛиТ-99».
Саратов, ул. Б. Казачья, 79/85.
Тираж 300. Заказ 516.