Автор: Штер Н. Грундманн Р.
Теги: наука и знание в целом науковедение организация умственного труда социальное развитие в целом социология отдельных общественных систем социология организаций социология экономики политика экономика социология развитие науки социальное развитие
ISBN: 978-5-9905769-3-3
Год: 2015
Райнер Грундманн H и ко Штер ВЛАСТЬ МУЧНОГО ЗНАНИЯ Санкт-Петербург АЛЕТЕЙЯ 2015
УДК 001.3 ББК 60.55 Г 907 Грундманн Р., Штер Н. Г 907 Власть научного знания. - СПб.: Алетейя, 2015. - 324 с. ISBN 978-5-9905769-3-3 В центре внимания социологов Нико Штера и Райнера Грунд- манна - вопрос о том, при каких условиях научное знание влияет на практическую политику и как именно организовано это влияние. В поисках ответа авторы книги анализируют три кейса - экономи- ческую теорию и политику Кейнса, науку о расах и ее роль в тра- гедии холокоста, а также исследования в области климатологии, их восприятие в обществе и их последствия. ISBN 978-5-9905769-3-3 9 "7 85990 '5 76933 УДК 001.3 ББК 60.55 © Р. Грундманн, Н. Штер, 2015 © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015 Грундманн Райнер Штер Нико Власть научного знания Главный редактор издательства И. А. Савкин • Дизайн обложки И.Н. Граве Оригинал-макет Л. Г. Иванова • Корректор С. А. Семенов ИД № 04372 от 26.03.2001 г. Издательство «Алетейя», 192171, Санкт-Петербург, ул. Бабушкина, д. 53. Тел./факс: (812) 560-89-47 Редакция издательства «Алетейя»: СПб, 9-ая Советская, д. 4, офис 304, тел. (812) 577-48-72, aletheia92@mail.ru Отдел продаж: fempro@yandex.ru, тел. (921) 951-98-99 www.aletheia.spb.ru Формат 60x88 Ив. Усл. печ. л. 19,80. Заказ № 4800 Отпечатано способом ролевой струйной печати в ОАО «Первая Образцовая типография» филиал «Чеховский Печатный Двор» 142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д.1 Сайт: www.chpd.ru, E-mail: sales@chpd.ru, т/ф. 8(496)726-54-10
Предисловие Интерес к вопросу об условиях и степени фактического влияния научного знания на общество уходит своими корнями в эпоху фор- мирования научных дисциплин в Новое время. Очевидно, что этот вопрос волновал ученых не только в прошлом, но волнует и сейчас - уже хотя бы по причине необходимости легитимации науки. Утвер- дительный ответ на вопрос о практической пользе научного знания помог не только первым ученым в период становления научных дис- циплин, но и позволил современным исследователям завоевать об- щественное признание и, что немаловажно, получить доступ к ресур- сам, необходимым для все более дорогостоящих научных изысканий в современном мире. Поэтому до сегодняшнего дня во внутренних уставах многих научных институтов можно встретить двойное обо- снование их существования: с одной стороны, речь идет о научном прогрессе, с другой - о благополучии общества. В этой связи отрица- ние практической значимости научного познания неизменно нано- сит болезненный удар по науке, снижая далеко не только символиче- скую ценность труда ученых. Как правило, ответ на вопрос о причинах власти научного знания сводился к краткому указанию на успехи науки и техники в преобра- зовании условий нашей жизни. Благодаря научным открытиям мы дольше сохраняем свое здоровье и жизнь. Научный прогресс в ме- дицине - ярчайший пример, доказывающий неоспоримую пользу и силу научного познания1. В своем исследовании условий власти научного знания мы не хо- тим довольствоваться простым тавтологическим ответом, согласно которому вопрос о причинах практического успеха научных изыска- ний можно считать решенным в силу практического успеха науки и техники. 1 Заревитц и Нельсон (Sarewitz & Nelson, 2008) сравнивают успехи программ по вакцинации и педагогических программ. Они приходят к выводу, что в слу- чае вакцинаций очевиден успех, в основе которого лежит некое функционирую- щее техническое зерно, тогда как в вопросах воспитания такого зерна нет.
Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Так, например, по мнению британского химика, лауреата Нобе- левской премии Гарольда Крото, существует множество теорий, но только некоторые из них верны. Верные теории - это факты, и под- тверждением им служит применение на практике: Существует бесчисленное множество теорий, но все их одно- значно можно разделить на две категории: это «истинные» науч- ные теории, которые считаются «фактами», поскольку их функ- циональность была доказана экспериментально, и мы знаем, по- чему это доказательство удалось, и ненаучные теории, не выдер- жавшие аналогичных экспериментальных испытаний (Крото, дата изречения не указана [далее в тексте при отсутствии допол- нительных указаний перевод с английского осуществлен Р. Г. и Н.Ш.]). В качестве примеров истинных и функционирующих теорий Крото приводит теорию гравитации Ньютона, теорию электромаг- нетизма Максвелла, теорию относительности Эйнштейна, периоди- ческую таблицу Менделеева, теорию квантовой механики и, наконец, теорию эволюции Дарвина1. Это высказывание отражает мнение не только сообщества ученых-естествоиспытателей, но и в целом го- сподствующее понимание науки, истины и фактической власти. Мы, разумеется, не собираемся оспаривать практические успехи научного знания, однако этот ответ в лучшем случае дает ретроспек- тивное объяснение проблемы, соотнося теории с новейшими техни- ческими достижениями. Но дело в том, что Ньютон не стремился со- вершить полет на Луну, а Дарвин не давал никаких указаний на то, как можно бороться с различными заболеваниями. В том же клю- че можно было бы сказать, что Маркс является идейным творцом Советского Союза, а Ницше ответственен за Холокост. Такие поверх- ностные, анахроничные и функционалистские объяснения встреча- ются очень часто, однако от постоянного повторения они не стано- вятся более убедительными. В своей книге мы постараемся гораздо 1 Что касается успешного применения всех этих теорий, то здесь Крото при- водит следующие примеры: высадка на Луну (Ньютон); электричество, радио и телевидение (Максвелл); расщепление атома и управляемые спутники (Эйн- штейн); силиконовые чипы и синтез лекарств (Менделеев); лазер и DVD (кван- товая механика); борьба с опасными для жизни заболеваниями (Дарвин).
Предисловие 7 подробнее и точнее проследить взаимосвязи между развитием на- учного знания и его практическим влиянием, прежде всего, в сфере политической власти. Когда исследователи ссылаются на некие события в прошлом, в результате которых знания действительно привели либо к предска- зуемым, либо к неожиданным изменениям условий жизни, они ни- чего не говорят о том, как эти условия будут развиваться в будущем, если только не предполагается, что будущие условия в точности по- вторят условия прошлые. Указание на практический успех в лучшем случае дает ответ на наш вопрос лишь ex post facto, но не может слу- жить прогнозу или выявлению «приемов», важных для производства практических знаний. Научные знания могут стать практическими и, следовательно, обрести влияние и власть двумя способами: через применение в тех- нической или общественной сфере. В первом случае мы имеем дело с естественными и инженерными науками и их техническими арте- фактами, во втором случае - с социальным и культурологическим знанием и их соотнесенностью с политическими мерами. В первом случае власть научного знания проявляется в применении машин, приборов или медикаментов, во втором случае - в социальных дей- ствиях и прежде всего в эффективном политическом вмешательстве в экономику и общество посредством принятия новых законов, по- становлений и стратегий. В нашей книге мы сосредоточимся исклю- чительно на второй категории применения научных знаний. Процесс формирования и институционализации наук сопрово- ждался неослабевающим интересом к техническим, социальным, политическим и экономическим последствиям научного познания. Интерес к вопросу о его влиянии и общественной полезности на- много превосходит противоположный интерес к вопросу о влиянии общества на научные знания. Однако по мере утверждения интере- са к проблематике укорененности научного знания в обществе ста- ло ясно, что на вопрос о воздействии знания либо уже найдены отве- ты, либо эти вопросы не представляют непосредственного интереса для научного исследования. Разумеется, дискуссия о социальных по- следствиях научных изысканий не прекратилась полностью. Однако теперь главным стал вопрос о причинах нехватки (а не избытка) на- учных знаний. В одной из новейших версий данного тезиса, казалось бы, не- изменное соотношение влияния базиса и надстройки на системные
Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания трансформации в обществе (мы используем это знаменитое марк- систское различение метафорически) было изменено на прямо про- тивоположное. Все чаще можно услышать, что именно надстройка, к которой, несомненно, относится и общественное знание, являет- ся двигателем истории. Впрочем, остается ли за ней последнее сло- во, пока еще неясно. Хотя мнения о том, как именно выглядят взаимосвязи между по- знанием, социальным действием и обществом, существенно расхо- дятся, многие наблюдатели все же единодушны в том, что знания, производимые общепризнанными научными дисциплинами, имеют (или могут иметь) достаточно сильное воздействие на общественную практику. Если знание становится решающим фактором в производ- стве общественного богатства, неизбежно встает вопрос о том, куда направить эту производственную силу и как ее оптимально исполь- зовать. В обществе знания развитие производственных сил означает понимание того, каким образом знание можно применить на прак- тике. Упрощая и заостряя проблему, можно сказать, что в литературе встречается два подхода к анализу отношений между научными зна- ниями и властью. С одной стороны, утверждается, что знания вли- ваются в общество в виде результатов фундаментальных исследова- ний, открытий прикладной науки и технических и прочих практиче- ских применений. Эта линейная модель использует метафору потока: обществу важно устранить барьеры и препятствия для того, чтобы знания могли свободно распространяться. В рамках другого подхода утверждается, что спрос на знание порождают те, кто его применяют, т.е. знание как бы производится по заказу и дает практическое реше- ние насущных проблем. Этот подход представлен в различных вари- антах, например, в виде тезиса о науке как об источнике легитимации политики (Habermas, 1971) или заказных исследованиях (mandated science, Salter et al., 1988). В первом подходе в центре внимания ока- зываются те, кто создает предложение, т.е. производители знания, во втором - те, кто создает спрос и использует произведенное знание. В обоих случаях единица анализа определена не совсем точно. Как буд- то бы и неважно, о чем именно идет речь - об отдельных ученых, о научных дисциплинах, о науке как социальном институте или о сово- купности ученых-одиночек. В этой связи мы предлагаем ограничить анализ деятельностью акторов, производящих и внедряющих прак-
Предисловие 9 тическое научное знание. Что именно собой представляет практиче- ское знание, и есть основной вопрос нашего исследования. В отдельных кейс-стади, посвященных экономическому дискур- су, расологии и климатологии, а также особенностям практическо- го контекста, в котором раскрываются эти научные дисциплины, мы попытались выделить и проанализировать те характеристики науч- ного знания, что обеспечивают общественное влияние этой форме познания. Таким образом, в центре нашего внимания находятся те атрибуты научных знаний, в отношении которых можно сказать, что они влияют на власть научного познания в обществе. В этой связи нас не очень интересуют особенности политических процессов и ана- лиз политических решений. Мы исследуем ситуацию с точки зрения науки и именно с этих позиций анализируем проблемы практическо- го применения знания. В прошлом ключ к решению этих проблем, как правило, иска- ли и находили в теории науки. Мы, однако, считаем ответы теорети- ков науки малополезными. Впрочем, анализ научного знания и вла- сти затруднен не только их выводами. Целый ряд подходов искажает наш взгляд на связь между идеями и их практическим применением, в первую очередь, в области политики. Основная проблема заклю- чается в том, что само понятие научного знания и, соответственно, связь между этим знанием, действиями и властью изучены недоста- точно. Поэтому необходима точная спецификация и дифференциа- ция этих понятий, а также проработка различных контекстов их при- менения. Это не означает, что наши изыскания начнутся и закончат- ся на уровне понятий. Основную часть нашей работы составляют три упомянутых выше кейс-стади и их сравнение. На конкретных при- мерах мы покажем, как в ходе исторического процесса утверждается взаимосвязь научного знания и власти, т.е. власть научного знания. В трех проанализированных нами кейсах речь идет о политиче- ски значимых научных знаниях, которые были произведены в рам- ках как уже устоявшихся, так и новых научных дисциплин. Эти кей- сы отражают ситуацию в трех областях: в естественных и социаль- ных науках, а также в науках о культуре. Все три кейса относятся к разным историческим периодам и географическим областям. Рас- смотренные нами акторы из сферы научной деятельности ориенти- руются, скорее, на вопросы, актуальные в их национальном контек- сте, при этом надеясь на резонанс в других странах. В случае клима-
10 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания тологии, изначально ориентированной на глобальные проблемы, по- литическое применение научных выводов также всегда нацелено на межнациональных акторов. «Операциональные» или «практические» познавательные цели научных акторов, как правило, формируются в тесной взаимосвязи с определенными социальными, экономическими или политически- ми контекстами. Ученые надеются на положительный резонанс в об- ществе. Не приходится сомневаться в том, что исследуемые нами на- учные поля населены акторами (а среди них нередко встречаются и очень известные ученые), стремящимися к славе за пределами науч- ного сообщества. Зачастую их мотивирует вера в то, что их научные достижения поддерживают некие сильные течения в политическом противостоянии, а их внедрение может улучшить мир. Мы не претендуем на то, что наш выбор случаев для кейс-стади отвечает требованиям классического эксперимента, в котором с определенной степенью надежности выделяются те переменные, что имеют решающее значение для практического успеха научного зна- ния. Для этих целей наша выборка слишком мала. Тем не менее, логи- ка сравнительного кейс-стади (Moore, 1966; Przeworski, 1970; Skocpol, 1979) позволяет нам выявить те характеристики, которые в целом позволяют знанию обрести власть. Три выбранных нами случая соответствуют трем различным из- мерениям во взаимоотношениях научного знания и власти. На уров- не акторов в лице Джона Мейнарда Кейнса мы видим отдельного ин- дивида, которому, как никому другому, удалось изменить экономи- ческую политику ведущих западных демократических государств. Хотя в период деятельности Кейнса в качестве правительственно- го консультанта его предложения не были приняты и воплощены в жизнь, не вызывает сомнений тот факт, что именно тогда он зало- жил основы новой экономической политики. Заслуживает внимания и то, что в своих рецептах в области кризисного менеджмента Кейнс использовал небольшое количество переменных. У него не было тео- рии, которая бы отражала экономическую реальности во всей ее пол- ноте - хотя для многих именно это является условием того, что тео- рия в принципе может иметь практическое значение. Применительно к проблеме изменения климата мы имеем дело с огромным числом исследователей и экспертов, организованных в межнациональные «сообщества знания» (epistemic communities) и
Предисловие 11 пытающихся оказывать прямое влияние на политику. Однако, не- смотря на многочисленность этого сообщества и достигнутый в нем консенсус, в климатической политике оно до сих пор не добилось каких-либо практических успехов. В отношении расологии мы хотим обратить внимание читателей на то, как широко ученые используют культурные и политические ресурсы для обоснования своих претензий на такое знание, которое неизбежно вызывает политический резонанс. Так же, как и в области климатической политики, ученые-эксперты здесь очень близки к по- литическим акторам. В отличие от климатической политики, расовая политика национал-социалистического режима в Германии приве- ла к практическому внедрению выводов расовой науки, что в конеч- ном итоге нашло свое завершение в Холокосте. В связи с этим вста- ет вопрос о том, насколько «нейтрально» научное знание, всегда ли его приумножение означает увеличение общественной полезности и представляет ли оно моральную ценность само по себе. Мы очень благодарны Джею Вайнштейну за то, что он велико- душно позволил нам включить в качестве одного из кейс-стади по проблеме соотношения власти и научного познания исследование, соавтором которого он является и которое посвящено теме тесной научно-политической взаимосвязи между расовой наукой и Холоко- стом. Мы расширили рамки этого исследования в соответствии с це- лями своих изысканий. Совместная статья Джея Вайнштейна и Нико Штера «Власть знания: расовая наука, расовая политика и Холокост» впервые была опубликована в журнале «Social Epistemology» (1999). Значение кейнсианского дискурса и его социологического кон- текста сначала было проанализировано в книге Нико Штера «Прак- тическое познание» (1991). Предложенную в ней аргументацию мы расширили новыми подтверждениями огромного значения Кейнса, чьи работы, вне всякого сомнения, входят в ряд самых выдающихся исследований в области социальных наук. Их беспрецедентное зна- чение объясняется не только их влиянием на экономическую поли- тику послевоенного периода, но и тем ренессансом, который они пе- режили во время недавнего финансового кризиса. Мы хотим выразить благодарность Барбаре Штер за стилистиче- ское и техническое редактирование нашей рукописи. Мы также бла- годарим Корнелию Валльнер за ее критические замечания к тексту и форматирование библиографии. Нине Хиллекум мы признательны за дополнения к библиографии.
Глава первая ВЛАСТЬ ИДЕЙ Хотя пути к человеческому могуществу и знанию ближайшим образом сплетены один с другим и едва ли не одни и те же, однако вследствие пагубной застарелой привычки обращения к абстрактному гораздо безопаснее начинать и строить науки от тех оснований, которые связаны с действенной частью, чтобы она сама обозначила и определила созерцательную часть. Фрэнсис Бэкон ([1620] 1972: 84) То, что наука играет определенную роль в жизни общества в качестве производительной силы и средства производства, отнюдь не оправдывает прагматическую теорию познания. Макс Хоркхаймер (Horkheimer, 1932:1) Господствующая точка зрения Различие, на которое в 1932 году в первом выпуске «Журнала со- циальных исследований» обратил внимание Маркс Хоркхаймер и на которое за несколько столетий до него указал Фрэнсис Бэкон в «Но- вом органоне», подчеркивает четкую грань между полезностью и ис- тинностью результатов научного познания. Если быть более точным, Хоркхаймер настаивает на различении, которое признается многи- ми другими учеными и отсылает нас к одному из атрибутов традици- онной теории науки. Речь здесь идет о причинах практической эф- фективности результатов научного познания как, пожалуй, одного из важнейших его свойств. 1932-й год был, безусловно, крайне зна- чимым в политическом плане, и непримиримая позиция Хоркхай- мера относительно того, что общественные интересы никоим обра- зом не могут влиять на решение вопроса об истинности, явилось ре- акцией на эскалацию конфликта вокруг роли наук в обществе. Наука и производимые ею знания не должны прислуживать власти; опреде- ленная автономия науки не должна ставиться под сомнение. Однако,
Глава 1. Власть идей 13 как подчеркивает сам Хоркхаймер (Horkheimer, 1932: 2), отстаивае- мая им автономия наук не предполагает разделения теории и прак- тики. Хоркхаймер говорит как бы о двух кодах познания - о первичном и о вторичном. Первичный код познания представляет истину, вто- ричный или производный - пользу. В отличие от кода истины, код пользы связан с производством нового знания в лучшем случае опо- средованно. По этой причине такая позиция предполагает, что нет ничего практичнее хорошей теории. Истина и польза оказываются отделенными друг от друга, при том что истина контролирует поль- зу. Поскольку только истинная теория функционирует на практике, для общества полезнее предоставить науки автономию. Но каковы отношения между теорией и практикой, между зна- нием и властью? Господствующая точка зрения заключается в том, что между знаниями и властью существуют инструментальные отно- шения1. Это означает, что, во-первых, структура и культура социаль- ных групп как производителей знания не оказывают влияния на про- изводство знания или на обоснование притязаний этого знания на истинность. Только «логика науки» и природы, мира объектов, дви- жет вперед производство знания. Во-вторых, знание в общем и це- лом не связано с контекстом его применения. Вот почему часто мож- но услышать, что знание нейтрально по отношению к ценностям и не подвержено влиянию временной, пространственной или социальной среды. Подобная позиция часто встречается в виде тезиса об объек- тивности или рациональности знания: корпус научного знания явля- ется в равной мере истинным всегда и везде. 1 Мы осознаем, что эта терминология нуждается в объяснении. В теории на- уки до Поппера под «инструменталистской позицией» понималась точка зре- ния епископа и философа Джорджа Беркли, согласно которой научные теории могут функционировать на практике, т.е. могут быть инструментальными, од- нако это совершенно не обязательно делает их истинными. На заре эпохи мо- дерна многие считали кощунством употребление понятия истины за предела- ми церковной схоластики. Однако именно эти точка зрения утвердилась сре- ди практикующих ученых, которые предпочли решение философских проблем предоставить философам. Поппер (Popper, 1956), как известно, не принимал эту точку зрения, утверждая, что наука в ней уподобляется «ремеслу водопровод- чика». Согласно Попперу, наука ни при каких условиях не должна отказываться от понятия истины. В связи с этим понятие «инструментализм» мы используем в значении связи между теорией и (успешным) применением, как она выраже- на, в частности, в цитате Крото.
14 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Модель инструментального знания трактует научные теории и исследования как своего рода интеллектуальный инструмент, ис- пользуемый в практических ситуациях. В той мере, в какой научное знание истинно, оно также надежно и полезно. Само по себе теоре- тическое знание еще не гарантирует успешной реализации желае- мого социального действия. Оно также не гарантирует, что исполь- зуемые при этом средства будут соответствовать этическим требо- ваниям. Однако когда теоретическое знание находит практическое применение, перед нами открывается перспектива уменьшения тех- нической нагрузки. Нам уже не нужно самим беспокоиться о про- изводстве необходимого знания. Нам вполне достаточно знать усло- вия, при которых применяется это знание. В этом случае желаемый эффект достигается как бы сам собой, благодаря истинности лежаще- го в его основе теоретического знания. Насколько важен аспект практической значимости знания и для социальных наук, в 1954 году показал Льюис С. Фойер в своем эссе «Каузальность в социальных науках». Фойер показал, что лояльность ученых по отношению к определенным социально-научным теори- ям поддерживается их верой в некие метатеоретические представ- ления. Эти представления он называет «интервенционистскими» (interventionist) и «детерминистскими» (necessitarian). Приверженцы детерминистской модели убеждены, что некую заранее предсказан- ную ситуацию невозможно предотвратить. Сторонники интервен- ционистской модели убеждены, что путем сознательного вмешатель- ства можно изменить данную ситуацию или предотвратить ситуацию предсказанную. Это похоже на описанное Хоркхаймером различение между полезностью и истинностью. Фойер (Feuer, 1954: 683) подчер- кивает, что социологические теории принимаются учеными не пото- му, что обладают эмпирической очевидностью, а потому, что откры- вают перед исследователем новые горизонты действий. В этой книге мы исследуем вопрос о том, когда, как и почему зна- ние может приобрести власть. Многие считают эти вопросы триви- альными и не заслуживающими рассмотрения, поскольку ответ на них якобы лежит на поверхности. И широкая общественность, и це- лый ряд ученых воспринимают понятия «знание» и «истина» как си- нонимичные. Однако то, что мы сегодня называем истиной, суще- ственно менялось на протяжении столетий. Изменились и условия, при которых знание сближалось с властью. Как доказывают иссле-
Глава 1. Власть идей 15 дования по истории науки (Daston & Galison, 2007; Shapin, 1994), то, что считается объективным и истинным, подвержено исторической трансформации. Норберт Элиас (Elias, 1971) писал о том, что притя- зания знания на истинность и процедура производства и валидиза- ции знания с течением времени были все меньше ориентированы на субъект и все больше - на объект. Смешение понятий знания, истины и власти, которое мы наблю- даем в современном обществе, связано с нормами, доминирующими в самой современной науке. Согласно этим нормам, притязания зна- ния на истинность наиболее оправданны тогда, когда эти знания не привязаны к определенной исторической эпохе или к определенно- му контексту. Освобождение от контекстов многими воспринима- ется как знак качества, свидетельствующий о высоком содержании истины в том или ином знании. Ситуация изменилась по сравнению, скажем, с XVII-м веком, когда джентльмены доверительно сообща- ли друг другу, что те или иные выводы или результаты были достиг- нуты благодаря правильно осуществленной процедуре (эксперимен- ту), и для их подтверждения или проверки (virtual witnesses) в любой момент можно привлечь общественность. Гражданам современного общества не оставалось ничего иного, как делегировать процесс пе- рехода знания во власть научному сообществу и надеяться на то, что реализуемые в нем процедуры можно считать надежными. Мы ни в коем случае не сомневаемся в том, что знание может обладать властью. Мы не сомневаемся и в том, что источник мно- гих притязаний со стороны знания лежит в научном сообществе. Мы согласны с большинством наблюдателей в том, что мы живем в об- ществе знания и обладание знанием является неотъемлемым услови- ем завоевания и сохранения авторитета, социального неравенства и личной идентичности. Тем не менее, для нас также очевидно, что знание зачастую оста- ется совершенно неэффективным. Это наблюдение поражает и даже, возможно, не всеми признается, однако оно показывает нам, что раз- ные знания совершенно по-разному воспринимаются обществом, несмотря на то, что они прошли те же процедуры производства и ва- ли дизации. Другими словами, как практически успешное, так и прак- тически безуспешное знание удостоверяется в качестве такового вну- три науки и свободно от каких бы то ни было субъективных коннота- ций. В этой связи очевидно, насколько ошибочно восприятие науки в качестве ничем не ограниченной силы.
16 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Поэтому необходимо внимательно изучить, по каким причинам знания в одних случаях становится эффективным, а в других не ока- зывает никакого воздействия, хотя и в тех, и других случаях его ау- тентичность гарантирована. Ответ, который сегодня можно услы- шать чаще всего и который реже всего подвергается сомнению, за- ключается в отождествлении знания и силы. Этот удобный ответ трактует знание как нечто необходимое, что черпает свою силу из истории возникновения (внутри науки!). Правда, в таком случае уже невозможно различить разные формы знания, с одной стороны, и объяснить причины успешного или безуспешного применения зна- ния, с другой стороны. В первом случае, очевидно, исходят из того, что традиционное знание слишком слабое для того, чтобы выдер- жать конкуренцию со стороны научного знания. Во втором случае в качестве причины приводится различное содержание истины в зна- ниях. Соответственно, некоторые знания неэффективны потому, что неверна их теоретическая основа. Мы сознательно заостряем эти ар- гументы для того, чтобы предельно исчерпать их доказательный по- тенциал. Мы осознаем, что существуют подходы, критикующие тра- диционные представления о знании и силе. Однако зачастую эта кри- тика имплицитна и высказывается, например, в исследованиях при- менения научных знаний, где речь идет о причинах того, почему «хорошая» теория оказалась неэффективной на практике, или же в ходе исследования организации, когда выясняется, что технические устройства функционируют несмотря на отсутствие теорий, способ- ных дать этому исчерпывающее объяснение (Perrow, 1984). Однако во всех этих подходах отсутствует систематический анализ характе- ристик знания и власти. В отличие от традиционных моделей эффективности и власти на- учного знания, мы хотим обратить внимание на то, что источник эф- фективности знания не следует искать в процедурах производства знания или в определенных нормах научного сообщества, при помо- щи которых оно пытается внести ясность в спорные вопросы. Гораз- до более решающее значение имеет то, что знание, приобретающее практическую значимость, должно содержать варианты действия, которыми определенным образом манипулируют для того, чтобы привести реальность в соответствие с релевантным знанием. Это, с одной стороны, означает, что очень многие знания вообще не дости- гают той стадии, когда они могут напрямую преобразовывать дей-
Глава 1. Власть идей 17 ствительность (и поэтому, в конечном итоге, они не в состоянии это сделать). С другой стороны, это означает, что для того, чтобы стать эффективной, теория вовсе не должна содержать в себе все аспекты или переменные той реальности, на которую она ссылается. Поло- жение о том, что только комплексная теория может изменить ком- плексную реальность, должно быть отброшено как неверное. Знание и власть В сравнительной и исторической перспективе возникает вопрос, какое влияние достижения науки оказывают на политику и можем ли мы действительно говорить о силе знания как о его власти. На этот вопрос мы попытаемся ответить при помощи теоретических размышлений и эмпирических кейс-стади. Два выбранных нами слу- чая относятся к началу, а один - к концу XX-го века. Уже в XIX веке расология была политически значимой теорий. Во время второй ми- ровой войны она превратилась в политический инструмент, который был использован для оправдания Холокоста. Кейнсианство стало по- литически значимой исследовательской областью в 1920-е годы. Тог- да Джон Мейнард Кейнс выступил с предложениями относитель- но новой экономической политики, чтобы вывести из кризиса бри- танскую экономику. Сначала его предложения не встретили никако- го отклика, однако после второй мировой войны они стали главной экономической доктриной. Сегодня кейнсианская политика реали- зуется во всех развитых капиталистических странах. Один из пре- зидентов Соединенных Штатов даже как-то сказал: «Все мы теперь кейнсианцы». В конце ХХ-го века человечество обеспокоилось проблемой гло- бального потепления атмосферы. Изначально эту проблему подняли климатологи. В 1970-е годы небольшая группа ученых забила трево- гу в связи с предстоящей глобальной экологической катастрофой - разрушением озонового слоя. После принятия в значительной мере успешных международных законодательных мер по защите озоново- го слоя была предпринята попытка создания параллельных институ- циональных структур, что, однако, не привело к желаемому резуль- тату. Сложилась двойственная ситуация: часто можно слышать о по- литических успехах в сфере защиты озонового слоя, но в то же вре-
18 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания мя климатическая политика находится в плачевном состоянии. В на- шей книги мы анализируем в первую очередь институциональные условия, созданные для того, чтобы обеспечить эффективную транс- формацию результатов научного исследования в политические дей- ствия через посредничество Межправительственной группы экспер- тов по изменению климата (МГЭИК). Здесь, как и в случае расологии и кейнсианстсва, можно исходить из того, что научная основа вез- де остается одинаковой, однако политика разных стран оказывает- ся различной. В контексте этих трех случаев мы вводим сравнительное изме- рение именно для того, чтобы выявить степень вариации этой по- литики. В случае кейнсианства и его влияния на развитие современ- ной экономики мы, среди прочего, рассматриваем роль понятия «комплексности» применительно к социальным феноменам и то, на- сколько комплексность социального мира должна отражаться в со- циальных науках, что нередко считается принципиальным условием их практической эффективности. Мы анализируем причины различ- ной привлекательности кейнсианской политики в зависимости от исторического периода и страны. В случае климатических исследова- ний мы рассматриваем роль единой международной системы науч- ной отчетности, в связи с чем встает вопрос о том, почему климати- ческая политика отличается от страны к стране. Как и в случае кли- матологии и климатической политики, расологию мы рассматриваем в контексте культурных и политических течений эпохи. В отличие от климатологии, сегодня приумножение знаний о человеческих расах далеко не у всех заслуживает одобрение (эту же проблему можно на- блюдать и на других примерах). Национальные различия и в случае расологии подводят нас к вопросу о том, почему только в Германии эти знания привели к трагедии Холокоста. Политологические подходы: линейная модель и ее критика Уже упомянутую инструментальную модель использовали в сво- их исследованиях прежде всего американские политологи. В своей знаменитой работе «Власть и общество» (1950) Гарольд Лассуэлл и Абрахам Каплан разработали линейно-рациональную модель поли-
Глава 1. Власть идей 19 тики1. Эта модель политики опирается на традицию Просвещения и рассматривает научное знание с точки зрения помощи в решении общественных проблем. Если наука производит истинное, функцио- нирующее знание, то оно может быть использовано в политическом процессе, где его применение ведет к «правильным» политическим решениям и эффективно в разрешении споров по политическим во- просам. Это представление разделяли многие авторы как до, так и после выхода в свет книги Лассуэлла и Каплана. Многие надеются на то, что конфликтующие группы и противоборствующие идеологиче- ские позиции можно убедить в правильности решения, основанного на знании, ибо наука в состоянии преодолеть идеологические (и ме- тафизические) расхождения2. Внутри этого течения, вероятно, имеет смысл выделить два на- правления - рационалистическое и прагматическое. Для рациона- листического подхода цель заключается в принятии политическо- го решения на основании наилучшего из доступного знания. Линд- блом называет такой подход «синоптическим». Прагматический под- ход имеет своей целью договорные компромиссы, функционирую- щие на практике. Линдблом противопоставляет рациональный под- ход (основанный на большом объеме информации и требующий си- стематического сравнения доступных альтернатив действия) более скромному подходу, в рамках которого акторы, принимающие по- литические решения, учитывают лишь отдельные политические аль- тернативы (большинство из которых известно им из прошлых спо- ров и конфликтов), основанные на «предыдущем опыте постепенных мер для того, чтобы иметь возможность спрогнозировать воздей- ствие аналогичных мер в будущем» (Lindblom, 1959: 79). Опираясь на тезис Джеймса Марча и Герберта Саймона (March & Simon, 1958) об ограниченной рациональности, Линдблом утверждает, что примене- ние синоптического подхода невозможно ввиду высокой комплекс- 1 Эта модель включает в себя также технологические применения резуль- татов научного исследования. Годин (Godin, 2006) утверждает, что «линейная модель» представляет собой стилизованный артефакт, сложившийся в резуль- тате различных институциональных практик отчетности перед правительством США и статистических определений ОЭСР. Впрочем, то, что является обще- принятой практикой, нельзя объяснить влиянием отдельных исторических личностей, например, президента Буша (1945). 2 Основатель Венского кружка Отто Нойрат выразил это в емкой формуле: «Метафизика разделяет; наука объединяет» (цит. по: Cartwright et al., 1996: 179).
20 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ности проблем, поскольку актор никогда не располагает необходи- мым количеством времени, денег и информации. Он предлагает но- сителям решения вовсе отказаться от синоптической модели и огра- ничиться несколькими политическими альтернативами. У него вы- зывает удивление тот факт, что «в литературе по проблемам нахож- дения решений [...] и общественного управления развивается имен- но первый, а не второй подход» (Lindblom, 1959: 80). Другими слова- ми, практики знают, что они не доросли до требований рационали- стической модели. Ученые же, со своей стороны, об этом стараются забыть и в теории работают именно с такой моделью. В одной из своих более поздних статей Линдблом возвращает- ся к этой теме и отстаивает второй подход, который он теперь на- зывает «фрагментированным инкрементализмом» (disjointed incrementalism). Он утверждает, что мы никогда не будем иметь «полную картину» или синоптическое представление обо всех значи- мых составляющих (ценностях, данных, факторах, причинах и т.д.), предшествующих принятию решения. Вместо этого мы должны ис- ходить из неполного анализа, но делать это осознанно. Нет смысла стремиться к идеалу синоптического анализа, ибо это ведет к менее удачным результатам по сравнению с решениями, принятыми теми, кто осознает ограниченность исходных данных и, так сказать, про- бивается к цели с открытыми глазами. Линдблом приводит пример общественных зданий: «Традиционная синоптическая попытка вы- брать место для создания нового публичного пространства и обосно- вать этот выбор посредством анализа всей территории города, всех возможных потребностей и сценариев развития, превращается в лучшем случае в поверхностную, формалистскую процедуру, а в худ- шем - в обман» (Lindblom, 1979: 519). Другой аспект критики в адрес рациональной модели заклю- чается в том, что политика и наука занимают противоборству- ющие позиции, прежде всего по причине эпистемологических и коммуникативных границ. Авторы «модели двух сообществ» (two- communities-model) и в том числе Каплан (Caplan, 1979) также со- мневаются в реалистичности линейной рациональной проблемы, по- лагая, что отношения между наукой и политикой в принципе слож- ные. Эти две сферы формируются под воздействием разных логик и разных культур1. В то время как ученые стремятся к истине, полити- 1 Впоследствии модель двух сообществ была заменена политико-сетевыми подходами (Heclo, 1978; March & Rhodos, 1992) и концепцией дискурс-коалиций
Глава 1. Власть идей 21 ки заняты проблемой власти. Луман в своей теории функциональной дифференциации (2007) рассматривает этот аспект на более общем уровне, говоря о проблематичности коммуникации между социаль- ными системами. Коммуникация между политикой и наукой пробле- матична и, следовательно, «крайне маловероятна». Когда идеи институционализируются в политике и тем самым становятся реальностью, сама собой возникает мысль о том, что про- изошло то, что должно было произойти. Другими словами, связь между знанием и политикой представляется непроблематичной, бо- лее того, неизбежной. Задача историка и критически настроенно- го социолога - разоблачить эту кажущуюся неизбежность. Мишель Фуко ввел понятие дискурса для того, чтобы описывать реальность идей и практик определенной исторической эпохи. Он использует понятие археологии для того, чтобы обратить внимание читателя на те усилия, которые необходимы для анализа и деконструкции этих дискурсов. Разумеется, исследователи в области социальных наук осознают, что социальные роли ученых и тех, кто принимает полити- ческие решения, отличаются друг от друга и что акторы из этих двух сфер, по сути, живут в разных эпистемических вселенных. Малове- роятно, что эти роли пересекутся. «Маловероятно» не значит «невоз- можно», однако возможность такого пересечения должна быть тща- тельно изучена. Те, кто активно действует в обеих сферах, говорят о том, что поч- ти невозможно выйти из той роли, которую ты воплощаешь в дан- ный момент - несмотря на все твои знания и сочувствие к «другим» ролям. Рассмотрим один пример из повседневной жизни: автомоби- лист хочет доехать до своей цели и при этом представляет угрозу для переходящего улицу пешехода. Через несколько минут тот же самый пешеход может действовать таким же образом, если он сядет в ма- шину и поедет по улице. Автомобилист, который только что вел себя довольно бесцеремонно на дороге, тоже может оказаться в роли пе- шехода: вот он припарковал свою машину и идет в магазин на дру- гой стороне улицы. Теперь он будет ругаться на безответственных ав- (Hajer, 1995; Gottweis, 1998). В этих подходах на первый план выходит тесный обмен информацией между акторами из различных подсистем (представителя- ми экономики, науки, управления и общественности). Все они участвуют в пу- бличном дискурсе, а иногда также в менее публичных сетях с тем, чтобы повли- ять на политические решения, и при этом противостоят другим группам акто- ров, отстаивающим другие интересы, ценности и политические цели.
22 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания томобилистов, пытающихся его «переехать». Всем нам знакомы по- добные примеры из повседневной жизни: они показывают нам, как сложно, более того, иногда невозможно быстро перенести опыт из одной роли в другую и исправить свое поведение. Скептики могли бы на это ответить, что только несчастные случаи (которых, возмож- но, в последний момент удалось избежать) могут спровоцировать тот шок, который необходим для пересмотра рутинных практик. Херне (Hernes, 2008: 258) делится своим личным опытом посто- янного перехода из мира (социальной) науки в мир политики и об- ратно. Он отмечает, что политики и представители социальных наук относятся друг к другу с благожелательным равнодушием, что «по- литики хотя и финансируют исследования, не сильно заинтересова- ны в их результатах; исследователи же описывают мир, не надеясь на его изменение». Херне разрабатывает типологию ролей в обоих ми- рах1. Он полагает, что первый шаг в работе ученого всегда заключает- ся в наблюдении некой ситуации, нуждающейся в объяснении, тог- да как политик начинает свою деятельность с определения полити- ческого вопроса, нуждающегося в рассмотрении (и решении). Поэ- тому «цель ученых [...] - объяснить действительность, а цель поли- тиков - воплотить нечто в реальность» (Hernes, 2008: 262). Полити- ку нужен рычаг для действия, необходимого для изменения реально- сти. Кроме того, опытный политик должен уметь предвидеть побоч- ные последствия и непреднамеренные результаты. Свои наблюдения Херне завершает замечанием о том, что задача ученых - «придумать и валидизировать объяснения», тогда как задача политиков - «при- думать и реализовать меры» (Hernes, 2008: 263). Было бы интерес- но продолжить его аргументацию и выяснить, что происходит, когда ученые (или другие не-политики) влияют на политические решения и разбираются в политических процессах. Многие, причем не толь- ко марксисты, попытались это сделать вслед за Марксом («Филосо- фы лишь различным образом объясняют мир, но дело заключается в том, чтобы его переделать»). Представители почти всех научных дис- циплин, начиная с антропологии и заканчивая зоологией, пытались повлиять на политические решения путем открытого или скрытого 1 Не вдаваясь в детали и границы его типологии, скажем лишь, что он не- сколько наивно принимает попперовское представление о том, что ученые от- клоняют теоретическую модель в том случае, если ей не соответствуют эмпири- ческие данные (Hernes, 2008: 262),
Глава 1. Власть идей 23 лоббирования. То же самое можно сказать и о неправительственных организациях, которые иногда очень тесно сотрудничают с учеными, а иногда сами занимаются распространением научного знания. Мы видим возможность пересечения ролей ученого и политика в пересмотре роли ученого, которого Херне воспринимал исключи- тельно как когнитивное существо. Предположим, ученый знает, что политики хотят, чтобы их воспринимали как активную сторону. Если результаты его научных исследований способны стать «рычагом к действию» и если ему удастся представить комплексное явление как явление, поддающееся управлению, то вероятность того, что его ис- следования будут восприняты политиками как значимые, резко воз- растет. Поэтому нам кажется, что чем больше ученые разбираются в политических процессах, тем больше у них шансов «протащить» ре- зультаты исследований в политическую практику, тем самым повы- сив их эффективность. Научные данные и консенсус Знания редко преподносятся в простой и недвусмысленной фор- ме. Разумеется, те, кто принимает политические решения, предпочи- тают ясную и простую информацию, и иногда производители зна- ния исполняют их желания. Но даже в том случае, когда знания с са- мого начала излагаются в виде простого набора фактов, прогнозов и рекомендаций, часто выясняется, что на более глубоком уровне все гораздо сложнее. Это легко можно увидеть, если проанализировать различные политические меры, основанные на схожих или одинако- вых научных данных и оценках. Мы рассматриваем подобные случаи в наших трех кейс-стади. Применительно к расологии очевидно, что между разными нациями в отношении к этой области знания суще- ствовали большие различия, несмотря на общую научную основу. В конце концов, Холокост был осуществлен только одним националь- ным правительством. В случае кейнсианства мы также наблюдаем различные варианты реализации одной и той же доктрины. Можно сказать, что даже в отношении самого понятия «кейнсианство» нет единого мнения. Между тем теория всегда была связана с полити- ческими рекомендациями, которые изначально были сформулиро- ваны одним настойчивым ученым. Наконец, изменение климата по- казывает, что даже транснациональная организация взаимодействия
24 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания между наукой и политикой не в состоянии предотвратить фундамен- тальных отличий в климатической политике разных стран. Гормли (Gormley, 2007) пишет о том, что экономисты (в отличие от представителей других социальных наук) имеют особенно сильное влияние на формирование общественной политики. В своем коммен- тарии к государственной политике дерегуляции в США в 1980-е годы он показывает, что большая часть мер по дерегуляции была иниции- рована известными экономистами из элитных университетов и затем принята в широких политических кругах. Экологическая политика - наиболее показательный пример перехода от структур государствен- ного контроля к анализу затрат и полезности и инструментам рыноч- ного регулирования. В 1990 году в США с целью снижения выбросов двуокиси серы был принят акт «О чистом воздухе», согласно которо- му право на выбросы можно приобрести за деньги. Вскоре это стало главным политическим инструментом в международных перегово- рах об изменении климата. До этого рыночно-ориентированные под- ходы воспринимались крайне недоверчиво, прежде всего европей- скими правительствами (Damro & Luaces-Méndez, 2003; Gilbertson & Reyes, 2009). Гормли приводит и другие примеры успешного при- менения рекомендаций со стороны ученых, в том числе и полито- логов. Впрочем, он отмечает, что многие рекомендации были проиг- норированы. Этому факту он дает свое объяснение. По его мнению, для успеха или неуспеха научного знания в политике важен консен- сус экспертов. Сторонники политики, вооруженной «хорошими», однозначными результатами эмпирических исследований, облада- ют большими преимуществами в подобных спорах. Это «позволяет представителям групп, объединенных общими интересами, разраба- тывать как инструментальные, так и нормативные аргументы, в то время как их оппоненты вынуждены ограничиваться лишь норма- тивными аргументами» (Gormley, 2007: 310). Неудачные попытки внедрения отдельных научных идей Гормли объясняет недостатком эмпирических данных, что, в свою очередь, приводит к отсутствию консенсуса среди экспертов, или, если ис- пользовать формулировку самого Гормли, к тому, «что любая рабо- та одного из этих экспертов подвергается нападкам со стороны экс- перта из враждебного лагеря». В этих условиях эксперты поставля- ют «патроны» обоим сторонам конфликта, не влияя на позицию его участников (Gormley, 2007: 310).
Глава 1. Власть идей 25 К аналогичным выводам приходят многие исследователи. Как мы увидим в четвертой главе, МГЭИК действовала в том же направ- лении. Однако независимо от того, насколько прочным был консен- сус среди экспертов, МГЭИК так и не удалось примирить ключевые мировые державы в вопросах климатической политики. Изменение климата - это, возможно, самый яркий пример того, как эксперты на протяжении многих лет обеспечивали аргументами обе стороны конфликта, несмотря на наличие консенсуса в научной среде1. Дан Заревиц (Sarewitz, 2004) называет эту ситуацию «избытком объек- тивности», а Роджер Пильке мл. (Pielke jr., 2007) противопоставляет идеально-типическую логику «борьбы с абортами» «политике борь- бы с торнадо». Тем самым он хочет показать, что политика в сфе- ре климата имеет гораздо больше общего с политикой в отношении абортов (где наука, мораль и политика тесно связаны друг с другом), чем с политикой в отношении торнадо (где речь идет о сухих фактах и оценке рисков). Наши кейс-стади свидетельствуют о том, что вопрос о компетен- ции политиков - играют ли они роль «дилетантов», как пишет Макс Вебер2, или же они фактически контролируют принимаемые реше- ния - это вопрос эмпирический. Нас интересует, как развивалась ра- сология, а именно можно ли говорить о том, что из престижных на- учных институтов ее влияние перекинулось на политических лиде- ров, и лишь затем - на другие научные учреждения? И можно ли про- следить аналогичный тип развития применительно к проблеме изме- нения климата и кейнсианства? 1 Сам Гормли указывает на границы консенсуса среди ученых в связи с про- блемой контроля вооружений. В этом случае важны группы, объединенные об- щим интересом, поскольку «они хорошо организованы, обеспечены финансово и готовы стоять до конца» (перевод наш - Р. Г., Н. Ш.). 2 Согласно Веберу, бюрократии не просто собирают знания, но и пытаются это знание защитить от нападок «аутсайдоров» и используют его в инструмен- тальных целях. Поскольку политические лидеры все чаще оказываются «диле- тантами», контроль за экспертами становится задачей других экспертов. Пра- витель «контролирует одного специалиста при помощи других» (Weber, [1922] 1972: 574). Кто контролирует бюрократический аппарат управления и господ- ствует над ним? Вебер (Weber, [1922] 1972:128) считает контроль со стороны не- специалиста возможным лишь до известной степени, так как в целом «профес- сиональный тайный советник в должности министра, как правило, в долгосроч- ной перспективе превосходит [...] неспециалиста в осуществлении своей воли».
26 Райнер Грундманн, Нико Штер. Впасть научного знания Власть идей Рассмотрим проблему отношений между идеями и интересами в процессе поиска политических решений, а также часто встречаю- щееся представление о том, что идеи способны обладать особой вла- стью. Этой проблемой занимались в том числе исследователи в обла- сти международных отношений, и различные варианты этого аргу- мента мы находим в понятии «фокальных точек» Томаса Шеллинга (focal points, что значит «очевидная точка конвергенции») или в кон- цепции Джудит Голдштейн, согласно которой «согласие с [экономи- ческими] идеями объясняется их властью» (Goldstein, 1994: 2). Критики подобной аргументации требовали от ее сторонников объяснения того, каким образом идеи в своем каузальном воздей- ствии на реальность могут быть независимыми от политики и от ин- тересов акторов, их породивших (Jacobsen, 1995: 295). Голдштейн в конечном итоге отказалась от радикального варианта этого тезиса, остановившись на том, что наибольшее значение имеют выдающие- ся идеи, поддержанные общественной элитой. Но существуют и другие возможности воздействия идей на ре- альность и проявления их власти. В социологии и исследованиях СМИ для обозначения определения проблем и подходов к их реше- нию утвердилось понятие фрейминга (framing; Goffman, 1974; Hajer, 1995). Как мы знаем, фреймы не только очерчивают определенные фрагменты реальности, которым затем уделяется повышенное вни- мание, но и предоставляют схемы интерпретации, которые использу- ются в процессе поиска, восприятия, обозначения и оценки (Entman, 1993). При помощи фреймов акторы определяют проблемы, уста- навливают причины, находят решения и дают нравственные оценки. Фреймы имеют ключевое значение для определения причин, а так- же содержат в себе моральные суждения. Они предоставляют и обо- сновывают предлагаемые решения, а также дают прогнозы относи- тельно предполагаемых последствий. В этом смысле можно сказать, что идеи сами по себе обладают властью. Это означает, что если бы та или иная политическая тема была определена каким-то другим обра- зом, то мы наблюдали бы иную последовательность событий, что (по всей вероятности) привело бы к другому результату. В другом вари- анте подобной аргументации в сфере политологии утверждается, что способ определения проблемы решающим образом влияет на ее ре- шение (Schattschneider, 1960).
Глава 1. Власть идей 27 Однако в первую очередь фреймы должны быть сконструирова- ны и внедрены в политический процесс. На этом этапе политические акторы, журналисты, политические и научные элиты могут играть решающую роль. Они должны придерживаться схожих позиций для того, чтобы фреймы были ориентированы на конкретные политиче- ские проекты и партии. Как пишет Херне (Hernes, 2008: 263), «ты мо- жешь выбрать противников, но не союзников, но некоторых нежела- тельных союзников ты можешь отпугнуть альтернативами, на кото- рых ты остановишь свой выбор». Петер Хаас предложил свою модель объяснения координации действий в международной политике. Эта модель, основанная на по- нятии «эпистемические сообщества», привлекла внимание научной общественности. Хаас утверждает, что знаниям тяжело найти отклик у власти: «Даже когда ученые думают, что они разрабатывают свои истины для власти, власть, как правило, не проявляет к этим исти- нам никакого интереса» (Haas, 2004: 570). Когда же власть прислуши- вается к истине? Такое случается редко, уверяет Хаас (впрочем, не на- столько редко, чтобы можно было полностью исключить такую воз- можность, как это делают многие политологи). Необходимым усло- вием здесь является трансформация результатов научных исследова- ний в «утилитарное знание», в «точную информацию, полезную для политиков и тех, кто принимает решения». Вполне в духе линейной модели Хаас утверждает: «Наука должна производить надежное зна- ние, которое затем через ответственных акторов должно передавать- ся политикам». В роли надежных трансмиссии как раз и выступают ученые со схожими убеждениями, т.е. эпистемические сообщества (Haas, 2004: 576). Хаас дает следующее определение эпистемического сообще- ства: эти сообщества представляют собой «основанные на знании сети специалистов, которых объединяет общая вера в причинно- следственную связь, в проверку знания на достоверность и в осно- вополагающие ценностные принципы, а также общие политические цели. Их позицию лучше всего, пожалуй, сформулировал один из членов такого сообщества, выразивший готовность "признать убеди- тельность причинно-следственных взаимосвязей даже без уверенно- сти в их наличии"» (Haas, 1992b: 187 и далее). В другом месте Хаас пи- шет: «По причине своей экологической сознательности члены этой
28 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания группы выступают за принятие упреждающих мер, несмотря на це- лый ряд неопределенностей» (Haas, 1993: 176). Хаас исходит из того, что влияние науки на политику тем силь- нее, чем больше ее независимость. Сначала научное знание должно вырабатываться за защитным валом, а затем эпистемические сооб- щества должны передавать его тем, кто принимает решения. Далее, он исходит из того, что «те, кто принимает решения, осознают гра- ницы своих возможностей в преодолении новых обстоятельств и ви- дят необходимость делегировать поиск решений авторитетным лю- дям, считающимся экспертами в своей области» (Haas, 2004: 576). Это высказывание вызвало следующий комментарий: «Хааса вооду- шевило то, что в правительстве работает все больше научных экспер- тов и что власти в своих решениях все чаще учитывают технические ноу-хау. Но наиболее сильный заряд оптимизма он получил от самих ученых». К этому следовало бы добавить, что статистические данные, как правило, неоднозначны, а ученые разобщены в силу расхождения позиций по спорным общественным вопросам, как показывают при- меры из области экологии и энергетики (Jacobsen, 1995: 302 и далее). Якобсен справедливо обращает внимание на то, что любые (а значит, и эпистемические) сообщества не склонны поощрять мнения, откло- няющиеся от магистральной позиции. Поэтому вера Хааса в крити- ческий потенциал сообщества экспертов-единомышленников вызы- вает оправданные сомнения. При каких условиях эпистемические сообщества могут приоб- рести влияние в обществе? Адлер и Хаас (Adler & Haas, 1992: 380 и далее) утверждают, что «если у политиков нет заранее сформули- рованной позиции и рассматриваемый вопрос привлекает их вни- мание лишь на короткое время, то группы экспертов могут оказы- вать сильное влияние». Якобсен справедливо возражает: «Получает- ся, что если проблема незначительна, значение экспертов возраста- ет - весьма привлекательная перспектива». В защиту Хааса и Адлера можно было бы сказать, что эксперты в подобных ситуациях высту- пают в качестве «составителей повестки дня» (agenda-setter). Именно они выносят определенные темы на рассмотрение политиков. Якоб- сен это признает, отмечая, что тот, кто «убеждает акторов принять некое "определение ситуации", начинает до известной степени кон- тролировать результаты [...], ибо определение проблемы предопре- деляет способ ее решения» (Jacobsen, 1995: 292).
Глава 1. Власть идей 29 Итак, подход Хааса опирается на два основополагающих допуще- ния: во-первых, те, кто принимает политические решения, обраща- ются к специалистам для того, чтобы снизить уровень неопределен- ности; во-вторых, те, кто принимает политические решения, действу- ют на основании консенсуса среди экспертов. Существуют и другие, более эффективные возможности управления в условиях неопреде- ленности, однако Хаас оставляет их без внимания. Во-первых, эпи- стемические сообщества реагируют на возникающие проблемы че- рез посредничество других акторов, например через НГО (см. Токе, 1999). Во-вторых, необходимость в общей научной основе не так ве- лика, как предполагает Хаас. Мы часто наблюдаем ситуацию раскола среди экспертов. Неопределенность по определению означает, что в научном мире всегда существует, по меньшей мере, две конкурирую- щие теории (Elster, 1979: 384). Это говорит о том, что для тех, кто при- нимает решения, проблема только усложняется, но никак не упроща- ется. В то же время это открывает дорогу другим, некогнитивным ме- ханизмам, которые могут сыграть свою роль в борьбе за правильные политические решения. Первый аспект свидетельствует о том, что Хаас недооценивает потенциал гражданского общества в его иници- ативных действиях; второй аспект показывает, что он переоценивает когнитивные способности эпистемических сообществ и их влияние на общественную политику (к мнению Хааса относительно МГЭИК мы еще вернемся в заключительной главе). Политика знания В этом разделе мы хотим обратить внимание читателя на то, что знание не «влияет» на политику автоматически, само по себе. Для кого-то это означает, что такое влияние невозможно, для кого-то - что оно нежелательно. По мнению Линдблома, «синоптическая по- зиция», если она воплощается в практических действиях, не только невозможна, но и вредна. Пильке (Pielke, 2007) и Заревиц (Sarewitz, 1998, 2004) в своих ра- ботах убедительно показали, что политики по своему разумению «выхватывают» из научных исследований те результаты, которые со- ответствуют их политическим задачам, и направляют внимание об- щественности на ту информацию, которая представляет в выгодном свете их воззрения или политику. Существует слишком много раз-
30 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ных объективностей и слишком много разных результатов исследо- ваний, которые можно использовать для различных политических альтернатив. Большее количество исследований открывает больше возможностей. Каждый надеется решить проблему неопределенно- сти, увеличив количество научных исследований. Однако эта надеж- да не оправдывается. Научные результаты в основном используются для легитимации политических опций, существовавших еще до по- явления новых результатов исследования. Стивен Краснер (Krasner, 1993: 238, 257) увидел в этой позиции восприятие «идей как анке- ра»: «Идеи не отрывают новых альтернатив, не существовавших пре- жде, они легитимируют политическую практику, которая уже явля- ется свершившимся фактом. Идеи - это один из нескольких инстру- ментов, используемых акторами для отстаивания собственных инте- ресов [...]. Лишь после того, как идеи интегрируются в институцио- нальные структуры, они начинают оказывать реальное воздействие на политическое поведение». Коллингридж и Рив (Collingridge & Reeve, 1986) также указывают на наличие ситуаций, в которых политический консенсус имеет ме- сто до проведения научного исследования. Результаты исследования в таком случае лишь легитимируют уже предопределенные опции1. Политические решения принимаются в результате переговоров и по- исков компромисса. «Компромисс такого рода не требует практиче- ски никакой технической информации». Почему же тогда такое ко- личество экспертов от науки задействованы в качестве консультан- тов и почему правительства стараются привлечь к процессу приня- тия решений как можно больше специалистов? Дело в том, что груп- пы с различными интересами пытаются блокировать друг друга при помощи «своего» знания, претендующего на истинность: В этом смысле научные исследования и анализ играют не ге- роическую роль, обеспечивая политику истинным знанием, а ско- рее ироническую, не позволяя политике опираться главным об- разом на технические заключения. Исследование одной гипоте- 1 Говоря о научно-консалтинговых учреждениях, они предлагают два сце- нария: (1) сверхкритическая политическая среда, в которой ученый и политики разобщены. В результате споры и технические дебаты не прекращаются никог- да. (2) Докритическая политическая среда, в которой результаты исследований используются для оправдания существующих политических опций.
Глава 1. Власть идей 31 зы призвано уравновесить исследование другой гипотезы, с тем чтобы дать возможность реализации политики, равнодушной ко всем научным предположениям (Collingridge & Reeve, 1986: 32)1. По сути, Коллингридж и Рив (Collingridge & Reeve, 1986: 28) утверждают, что политические решения никогда не принимаются с учетом предположений научного сообщества и что те, кто принимает такие решения, и не должны прислушиваться к научным гипотезам. Это утверждение перекликается с аргументацией Линдблома, Заре- вица и Пильке. Правильные политические решения должны быть гибкими и допускать возможность пересмотра; кроме того, негатив- ные последствия для здоровья населения и окружающей среды в слу- чае ошибки должны быть минимальными. Барри Варне указывает на слабые места подобной аргументации. По мнению Коллингриджа и Рива, политические дебаты не зависят от научных исследований или предшествуют им. Интересы участни- ков в этих дебатах не зависят от знания. Барнс видит в этом допу- щении грубое искажение действительности: «Цели и интересы фор- мулируются в контексте имеющегося знания» (Barnes, 1987: 561). Та- кой же точки зрения придерживаются все те, кто исследует отноше- ние между идеальными и материальными аспектами социального действия. Наибольшую известность приобрела теория Макса Вебе- ра, объясняющая значение религиозных идей для научных интере- сов (Parsons, 1938). Фуко также указывал на роль дискурсивных фор- маций, включающих в себя материальные интересы и системы идей. Интересы не могут быть определены независимо от идей (Clegg, 1 Макс Вебер был одним из первых, кто обратил внимание на роль техни- ческих экспертов в процессе принятия политических решений. В «Хозяйстве и обществе» он пишет о «легально рациональном авторитете бюрократическо- го аппарата» и о высоком статусе технического знания. Бюрократии не толь- ко накапливают знания, но и пытаются защитить это знание от «аутсайдеров» (ср. Weber, [1922] 1972: 990-993) и стремятся избежать публичного обсуждения используемых ими техник, в то время как люди, несущие политическую ответ- ственность, постепенно превращаются в «дилетантов». Управлять экспертами и держать их под контролем могут только другие эксперты (Weber, [1922] 1972: 994). Но кто контролирует административный аппарат? Вебер полагает, что со стороны неспециалистов подобный контроль возможен только до известной степени. В целом профессиональные чиновники умеют лучше отстаивать свою позицию, чем их номинальный начальник - министр, не являющийся специа- листом (Weber [1922] 1972: 338).
32 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания 1989). В свою очередь, Питер Холл (Hall 1989) подчеркивает, насколь- ко важны идеи при определении собственных интересов. Проникая в политическую сферу, новое знание способно дестабилизировать су- ществующие социальные отношения. Когда эти отношения разру- шаются, возникает необходимость в новом определении интересов. Есть и еще одна причина, почему идеи играют столь важную роль: в публичном дискурсе приемлемы не все аргументы. Недостаточно сослаться на собственные корыстные интересы за исключением тех случаев, когда можно доказать, что эти интересы связаны с аспекта- ми честности или справедливости. Если личный интерес поддержи- вается научными данными, то они также являются легитимным ар- гументом. По этой причине знание, и прежде всего научное знание, считается важным ресурсом. Следует подчеркнуть еще один момент: хотя научные изыскания редко или даже никогда не определяют политический курс (как это постулируется в линейной модели), тем не менее, они играют важ- ную роль при расстановке политических приоритетов. В политиче- ском процессе имеет значение то, о чем думают люди, а также каким образом они думают о тех или иных вопросах. Здесь тоже важна фор- мулировка проблемы в начале дискуссии, ибо она может иметь про- должительное влияние на ее ход. Возможно, мы сможем лучше понять интересующую нас пробле- му, если будем различать научные исследования и экспертизу. Зача- стую оба эти понятия используются как синоним (мы тоже отчасти следуем общепринятому словоупотреблению). Коллингридж и Рив правы в том, что отдают предпочтение понятию «исследование»: уче- ные проводят исследование, и его результаты публикуются в специ- альных журналах. Впрочем, как правило, они хранятся без употре- бления в тех или иных базах данных. Вероятность того, что они хоть как-то повлияют на политику, равна нулю. Но этот аргумент теря- ет свою силу, если заменить понятие «исследование» понятием «экс- пертиза». Эксперты как раз и переводят результаты исследований в те или иные области употребления. Они выступают в качестве макле- ров: именно они доводят научные знания до своих клиентов и широ- кой общественности (Stehr & Grundmann, 2010). В современном об- ществе сложно себе представить принятие политических (или важ- ных частных) решений без подключения экспертов.
Глава 1. Власть идей 33 Мы предлагаем понимать под знанием способность и возмож- ность приводить в движение те или иные процессы1. По отношению к реальности знание является моделью. Так, например, данные со- циальной статистики - это не только отражение общественной ре- альности, но и трактовка ее проблем. Они касаются того, что могло бы быть, и в этом смысле дают возможность для осуществления дей- ствий. Результаты исследований и научных изысканий не являются су- губо пассивным знанием. Знание следует рассматривать как первый шаг на пути к практическим мерам. Знание в состоянии изменить ре- альность. Наш выбор понятий основывается на знаменитом выска- зывании Фрэнсиса Бэкона «Scientia est potentia»y что часто, но не со- всем верно переводят как «Знание - сила». Бэкон утверждает, что чрезвычайная полезность знания его проистекает от его способности приводить вещи в движение. В понятии potentia, что означает «спо- собность», как раз и раскрывается «сила» знания. Знание есть сози- дание. Человеческое знание - это знание правил действия и, соответ- ственно, возможность вызывать те или иные процессы или создавать те или иные вещи. Таким образом, успехи или результаты человече- ских действий могут фиксироваться по тому, как меняется окружаю- щая действительность, и, по крайней мере, в современном мире ре- альность все в большей мере основывается на знании. Знание не яв- ляется силой в значении актуальной власти; знание есть потенциаль- ная власть2. Следовательно, мы должны различать саму способность принимать те или иные меры и применение этой способности. Рас- смотрим это различение подробнее. Знание только тогда выполняет «активную» функцию, когда при- нимаемые меры не укладываются в стереотипные параметры (Макс Вебер) или их реализация регулируется принципиально иным обра- 1 Мы не утверждаем, что такое определение применимо только к знанию. В социальном контексте когнитивные содержания не обладают монополией в отношении способности человека к действию. Схожую функцию могут выпол- нять социальные нормы, потребности или тенденции (см. Loyal & Barnes, 2001). 2 Изначально слово «власть» («die Macht») обозначает способность, а одним из основополагающих определений способности является возможность про- ведения различия. В этом значении, а не в том, в котором власть обычно рас- сматривается в контексте социальных отношений, а именно как реализованная власть над чем- или кем-либо, определение власти как способности соотносится с определением знания как осуществления (ср. Dryberg, 1997: 88-89).
34 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания зом1. Активную роль знание играет только тогда, когда по каким бы то ни было причинам присутствует свобода решений или необходи- мость их принятия2. Поэтому для Карла Мангейма (Mannheim, 1929: 74) социальное действие имеет место только там, «где еще не нача- лось рационализированное пространство, где нет установленных си- туаций, вынуждающих к принятию определенных решений»3. При- менительно к конкретным случаям это означает: Бюрократ, расправляющийся с пачкой официальных бумаг согласно данным ему предписаниям, не совершает действия. Не совершает действия и судья, подводящий то или иное дело под соответствующий параграф, и фабричный рабочий, изготавли- вающий шуруп строго по инструкции, и по сути даже инженер, комбинирующий законы природы ради той или иной цели, не со- вершает действия. Все эти формы поведения следует называть репродуктивны- ми, поскольку осуществляются они в рамках рационализирован- ной структуры, в соответствии с предписаниями, без принятия личного решения (Mannheim, 1929: 74)4. 1 На основе допущения о том, что знание есть способность действовать, можно выделить несколько форм знаний в зависимости от того, какие имен- но способности к действию в них воплощены. Примером подобного функци- онального различения форм знания может служить предложенное Лиотаром (Lyotard [1979] 1983: 6) различение «знания как инвестиции» и «знания как пла- тежа», по аналогии с финансовыми затратами на инвестиции и непосредствен- ное потребление. 2 Проведенный Никласом Луманом (Luhmann 1992: 136) анализ условий принятия решений допускает еще более широкое применение знаний: «При- нятие решений возможно только тогда и только в той мере, когда и в какой мере отсутствует определенность в отношении дальнейших событий». Учиты- вая, что будущее в высшей мере неопределенно, знания в процессе принятия ре- шений применяются во многих социальных контекстах, включая и те, которые, как правило, подразумевают исключительно рутину и привычное поведение. 3 С точки зрения интеракционистов, все организации и социальные струк- туры представляют собой «договорные порядки» («negotiated orders») (Strauss et al., 1964: 1978). Это, однако, не означает, что всякий аспект социальной реаль- ности той или иной организации постоянно или же с точки зрения определен- ных ее членов может быть определен по-новому. В действительности это каса- ется лишь определенных и, по всей вероятности, узко ограниченных взаимос- вязей, и в отношении этих контингентных условий действия знание может быть мобилизовано в форме планирования коллективных целей. 4 Схожее определение интересующих нас понятий мы находим в эссе Фри- дриха Хайека «Обесценивание знаний в обществе» 1945-го года. В своем эссе
Глава 1. Власть идей 35 Таким образом, для Мангейма проблема отношения между тео- рией и практикой возникает только в определенных ситуациях. Раз- умеется, ситуации, которые полностью рационализированы и повто- ряются в одном и том же виде из раза в раз, тоже не исключают неко- торых «иррациональных» (т.е. открытых) моментов. Однако важно подчеркнуть, что речь здесь идет об условиях знания, причем знания в значении результата человеческих действий. Знание может приве- сти к тем или иным социальным действиям, но в то же самое время оно само есть результат социальных действий. Среди прочего это го- ворит о том, что способность к действию отнюдь не тождественна фактическому действию, т.е. знание еще не есть действие1. Значение научных открытий для общества заключается в первую очередь в способности использовать знание в качестве возможности действия. Знание обладает способностью изменять реальность. Дей- ствие же, как подчеркивает в том числе и Мангейм, - это не что иное, как результат сравнительно устойчивого репертуара отдельных по- ступков или способов поведений, возникающих при наличии опре- деленных поводов. Это, безусловно, не относится ко всем ситуаци- ям, с которыми мы сталкиваемся в нашей повседневной жизни или в нерутинных контекстах действия. Как подчеркивает Фридрих Тен- брук (Tenbruck, 1986: 95), все люди «время от времени оказывают- Хайек прославляет децентрализацию, подчеркивает значение локального зна- ния (knowledge in place) для действия и системы ценообразования, которая транслирует информацию и подводит к решению вопроса об условиях коорди- нации ситуативных действий. Кроме того, Хайек (Hayek [1945] 1976: 82) обра- щает внимание на то, что экономические проблемы всегда «возникают только в результате тех или иных изменений. Пока все остается так, как есть, или, по крайней мере, развивается не иначе, чем ожидалось, не возникает новых про- блем, требующих решения, а также не встает вопрос о необходимости нового плана действий». 1 В одном из недавних экономических исследований был предпринята по- пытка представить знание в количественном выражении и интегрировать его в экономические теории. В некоторых аспектах этого исследования обнаружива- ется сходство с нашим определением знания как способности действовать: «Я определяю знание как возможное наблюдаемое поведение, как способность че- ловека или группы людей предпринимать действия, результат которых - пред- сказуемое изменение материальных объектов» (Howitt, [1996] 1998: 99). Даже если не принимать во внимание тяжеловесную формулировку этого определе- ния, ограничение понятия «знание» материальными объектами - это уже шаг назад и возвращение к концепции «черного ящика», оперирующей понятиями «процедура» и «наблюдаемое поведение». В конечном итоге Хауит все же скло- няется к отождествлению знания с действием.
36 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ся в новых ситуациях, в которых неприемлемы автоматические, за- крытые способы поведения и привычки. В этих случаях имеет значе- ние, какие элементы ситуации заданы, а какие - нет». Но и стабиль- ные элементы социальных отношений, известные как «структурные» атрибуты действии и воздействующие на действие в виде внешней «силы», могут рассматриваться как ряд допустимых опций действия, открытых для определенных групп и лиц. Поэтому качества, которыми должны обладать результаты иссле- дований - способность повышать спрос на новое знание, влиять на оценку полученных результатов и их реализацию на практике - ре- шающим образом зависят от предполагаемой открытости ситуации. Вероятность реализации знания как способности к социальному дей- ствию является важным результатом соответствия (в самом широ- ком смысле этого слова) между характером и содержанием знания и теми элементами ситуации, которые считаются открытыми, т.е. под- даются контролю или манипуляции со стороны тех или иных акто- ров (см. об этом подробнее Stehr, 1991). Отсюда следует необходимость различать «знание для практики» и «практическое знание», тем более что прагматическая релевант- ность знания не дана a priori, т.е. знание совершенно необязатель- но способно воплотиться в действии или стать «естественным» прак- тическим знанием. В этой связи мы снова хотим отослать читателя к концепции Карла Мангейма (Mannheim [1929] 1965: 143), который в своем исследовании «Идеология и утопия» попытался сформулиро- вать проблемы и вопросы «науки политики». В этом контексте оче- видно, что для успешного «применения» научных познаний в кон- кретных ситуациях действия необходимо, чтобы возможности дей- ствия и понимание акторов того, в какой мере они могут повлиять на ситуацию действия, были связаны между собой. Только в этом случае знание может стать практическим знанием. Для понимания практического знания и реализации этого зна- ния необходимы, с одной стороны, конкретные результаты исследо- ваний и, с другой стороны, возможность контроля над условиями си- туации действия. Способность применять результаты научного по- знания можно считать способностью изменять ситуативные условия, тогда как само знание есть способность к действию. Таким образом, в современных обществах существует некая сфе- ра пересечения возможностей влияния на события путем принятия
Глава 1. Власть идей 37 тех или иных мер. Именно в этой сфере занята постоянно увеличи- вающаяся группа консультантов и экспертов, транслирующих науч- ное знание (Stehr,1992; Stehr & Grundmann, 2010). Их деятельность необходима для установления связи между комплексным, постоян- но меняющимся и растущим багажом научного знания и теми, кто хочет использовать этот багаж в своих действиях. Сами по себе идеи не «переходят» от одного человека к другому, подобно денежным ку- пюрам. Знание привязано к конкретным индивидам и «социальным сетям». Различные интерпретации сначала должны прийти к некому «выводу», и только после этого они могут стать способностью к дей- ствию (Витгенштейн) и, в конечном итоге, практическим знанием. Именно эту функцию - отсечение рефлексии или «снятие» ба- рьеров к непосредственному применению результатов научного по- знания, в результате чего они могут стать основой для конкретных мер - в современном обществе знания выполняют эксперты. Соци- альный престиж и влияние экспертов и консультантов особенно ве- лики, если их ноу-хау касаются доступа к результатам научного по- знания, которые могут быть использованы в процессе принятия ре- шения и тем самым как-то повлиять на ситуацию1. Вывод Проведенный нами анализ существующей литературы показы- вает, что среди представителей социальных наук нет единого мне- ния в отношении возможного влияния знания на политику. С одной стороны, можно выделить сторонников рационального понимания политики, согласно которому чем больше и лучше имеющиеся зна- ния, тем лучше результаты политических мер. Такая концепция ча- сто подразумевает также, что консенсус в области знания упрощает политические действия. Свою интерпретацию и критику этой кон- цепции мы провели на примере работ Ласуэлла, Каплана, Гормли и Хааса. Им противостоят представители другой концепции, согласно которой политика в целом не зависит от результатов научного по- 1 Примечание относительно терминологии: для описания этих ролей мы используем понятия «эксперт», «консультант» и «политический предпринима- тель». Эти понятия не являются синонимами, а отсылают к разным аспектам одной и той же роли, охватывая широкий диапазон, начиная от более пассив- ной роли эксперта и заканчивая более активной ролью «провидца».
38 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания знания, что, впрочем, является не недостатком, а, скорее, преиму- ществом. В этом ключе свою аргументацию выстраивают Линдблум, Коллингридж и Рив, а также Пильке и Заревитц. Мы же, напротив, пытаемся показать, что знания действительно могут обладать властью, т.е. могут воздействовать на реальность раз- ными способами. Во-первых, знания могут выступать в форме идей, предоставляющих интерпретации ситуаций (фреймы) и определя- ющих проблемы, тем самым влияя на их решения. Именно поэто- му делегаты, «рупоры», представляющие те или иные интересы, claim makers имеют огромное влияние на политический процесс. В этой роли могут выступать эксперты или профессиональные политики. В отличие от исследователей, чья деятельность относится к сугубо научной сфере, эксперты могут иметь влияние на стыке науке и по- литики. В этой связи очевидно, что мы склоняемся, скорее, ко вто- рой из приведенных выше точек зрения, когда обращаем внимание на то, что использование понятий «фрейм» и «эксперт» вносит изме- нение в обе концепции. Другая возможность влияния через знания появляется тогда, когда само знание содержит в себе возможности действия в связи с конкретным проблемным случаем. Как видно из исследований, про- веденных Вебером, Мангеймом и Хернсом, значимым для действия знание может стать только тогда, когда в принципе существуют раз- личные варианты действий и можно выявить практические рычаги, с помощь которых можно дать ход тем или иным процессам. При этом остается открытым вопрос о том, насколько велик «когнитивный ав- торитет» тех, кого мы называем «claim makers», и насколько важен этот авторитет. В своих эмпирических исследованиях мы пытаемся найти ответ на этот вопрос.
Глава вторая КТО СПАС КАПИТАЛИЗМ: ВЛАСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ Экономика - это наука, мыслящая моделями, в сочетании с искусством выбирать те модели, которые значимы для ре- ального мира. Джон Кейнс (Keynes, 1938:296) Наша цель в этой главе - проследить влияние экономических идей Кейнса на экономическую политику. При этом нас интересу- ет не только то обстоятельство, что знания или идеи могут играть важную роль в политэкономии. Несмотря на то, что роль идей в по- литике часто оценивается как менее важная, чем роль так называе- мых структурных факторов, мы попытаемся уделить особое внима- ние взаимосвязи между знаниями и структурой. Знания делают дей- ствие возможным, а структура ограничивает знания в значении спо- собности к действию. Мы утверждаем, что экономические идеи, содержащие в себе значимые для политики знания, должны быть нацелены на те харак- теристики политической, социальной и экономической ситуации, которые подлежат контролю со стороны соответствующих учрежде- ний, а не являются «внешними» параметрами, не поддающимися ни- какому воздействию. Иногда от влияния на такого рода «внешние» параметры, не подлежащие контролю со стороны отдельного госу- дарства, отказываются добровольно, как это происходит в случае наднациональных организаций, таких как Европейский Союз, или же они являются результатом преобразований, изначально ограни- чивающих суверенность национальных институтов, поскольку по- следние не в состоянии контролировать эти важные преобразова- ния (ср. Dahl, 1994). В том случае, если внешние изменения, которые не может контролировать отдельно взятая страна, затрагивают вну- треннюю экономическую политику, очевидно, что знания, никак не учитывающие это обстоятельство, вряд ли лягут в основу политиче- ского действия.
40 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Будут ли знания, о которых можно сказать, что они «делают воз- можным» политическое действие, на самом деле восприняты «прак- тиками», как Кейнс называет правительства, политиков и чиновни- ков, и использованы для реализации политических целей, зависит не только от самих идей. Здесь играет роль целое множество факторов, включая представление о том, действительно ли данное знание спо- собствует решению проблемы и может ли это решение быть реализо- вано при помощи уже существующих инструментов. Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать тот факт, что экономиче- ские идеи Джона Мейнарда Кейнса имели огромное влияние во мно- гих странах, особенно после второй мировой войны. Нас интересу- ет прежде всего вопрос о том, благодаря каким ключевым характе- ристикам кейнсианская теория в определенный период была вос- принята как полезная политиками различных стран, верных капита- листическому мировоззрению. Очевидно, что времена «героическо- го» влияния кейнсианских идей прошли. Можно ли считать утрату их влияния на политику отражением интеллектуальной «моды» (ср. Hall, 1989b: 4) - этот вопрос будет интересовать нас в рамках нашего исследования причин власти данной экономической теории. Но для начала необходимо, по крайней мере, в общих чертах из- ложить суть кейнсианской теории в интеллектуальном и социально- экономическом контексте. При этом мы, однако, не будем касаться «кейнсианства»1, т.е. многочисленных практических выводов из эко- номической модели Кейнса в разных национальных контекстах (см., например, Bombach et al, 1983) и в разные периоды, а также по су- ществу формалистской кейнскианской экономики последних трид- цати лет, разбитой на несколько «лагерей» (см., например, Davidson, 1978; Diesing, 1982: 114-119). Мы ограничимся исключительно Кейн- сом и не будем рассматривать ни его эпигонов, ни дальнейших кри- тических разработок его подхода, какими бы важными они ни были. В своих изысканиях мы опираемся непосредственно на рабо- ты Кейнса и его деятельность в качестве консультанта, не вдаваясь в дискуссию специалистов о том, развивается ли его теория даль- ше или ее потенциал уже исчерпан. Интенсивный и подробный кри- тический анализ работ Кейнса, а также детальных и не всегда оче- 1 Дональд Уинч (Winch 1989) и другие аналитики неоднократно подчерки- вали, что в данном контексте важно различать идеи, выдвинутые и поддержан- ные самим Кейнсом, и идеи его последователей.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 41 видных интерпретаций и модификаций его идей были бы уместны в рамках дискуссии об истории экономических идей, но не в нашем исследовании практической эффективности экономического учения Кейнса. Кейнс-экономист Принято считать, что восприятие Джона Мейнарда Кейнса в ка- честве экономиста определялось прежде всего его интересом к во- просам экономической политики. Вот как сформулировал это рас- хожее представление Эрик Дж. Хобсбаум (Wattel, 1985: 3): «С момен- та своего яркого выступления перед общественностью с критикой Версальского мирного договора 1919-го года и вплоть до своей смер- ти Кейнс непрерывно пытался защитить капитализм от него само- го» (см. также Schumpeter, 1949: 355 и далее; Robinson, 1956: 11)1. По- добная оценка вполне соответствует не совсем скромной самооцен- ке Кейнса: говоря о значении своей теории и своей теоретической альтернативы неоклассической модели, он видит в них «единствен- ный практический способ предотвратить распад существующих эко- номических форм» (Keynes, 1936: 380). С другой стороны, тот факт, что экономическая теория Кейнса нашла немало сторонников среди социал-демократов и деятелей профсоюзов2, показывает, что теория влияния кейнсианских идей гораздо сложнее, чем можно было бы предположить, исходя из высказывания Хобсбаума. Представления Кейнса породили гораздо более широкий диапазон интерпретаций. Так, например, в консервативным лагере Кейнс был предан анафе- 1 Йозеф Шумпетер (Schumpeter, 1949: 356) утверждает, что то, что сам он называет «идеологическим элементом» в теории Кейнса, придало дополнитель- ный импульс его идеям, поскольку без них невозможны «новые пути» в науке, а также объясняет их притягательность во времена Кейнса. Идеологические ком- поненты его учения Шумпетер описывает как «видение разлагающегося капита- лизма, который является причиной упадка целого ряда потенциальных харак- теристик современного общества». 2 Деятелей профсоюзного движения привлекали и, несомненно, привлека- ют до сих пор теории отставания общественного потребления от обществен- ного производства, поскольку они могут служить убедительным аргументом в борьбе за повышение зарплат, создавая при этом видимость личной незаинте- ресованности. Однако делать отсюда смелый вывод, как делает его О'Коннор (O'Connor, 1984:202), о том, что кейнсианская теория, по крайней мере, отчасти есть «непреднамеренный результат борьбы рабочего класса», а значит, не толь- ко «доктрина, обосновывающая его требования», мы считаем преувеличением.
42 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ме за то, что он-де готовил почву для социалистической системы (ср. Coddington, 1974). Это еще раз иллюстрирует тот факт, что способы проявления практического влияния кейнсовской теории действи- тельно сложны и разнообразны. Процесс распространения кейнси- анских идей и возможные практические последствия не укладыва- ются в модель, отражающую в общих чертах политические противо- стояния и расхождения в современном обществе. Впрочем, возмож- но, способы влияния, не совпадающие с традиционным разделени- ем на политические лагери, свидетельствуют о своеобразной произ- вольности идей Кейнса и, соответственно, об их открытости различ- ным толкованиям. Наиболее важные экономические работы Кейнса - это «Трактат о деньгах» («Treatise on Money», 1930) и «Общая теория занятости, процента и денег» («General Theory of Employment, Interest and Mon- ey», 1936). Опубликованы они были во время мирового экономиче- ского кризиса и сразу после него. Работу над «Общей теорией» Кейнс начал в 1932 году1. К тому моменту уровень безработицы в Велико- британии вот уже десять лет не опускался ниже уровня десяти про- центов. До публикации «Общей теории» Кейнс на протяжении мно- гих лет активно участвовал в дискуссиях о целях и мерах экономиче- ской политики (ср. Chick, 1987). Тобин (Tobin, 1986: 15) указывает на то, что «в "Общей теории" Кейнс преследовал очевидную цель - подвести профессиональную аналитическую основу под те политические позиции, которые он от- стаивал в дискуссии». Интерпретация Тобина, безусловно, верна: сам Кейнс во введении к «Общей теории» дает понять, что в ней он об- ращается в первую очередь к своим коллегам-экономистам. И тут же (Keynes, 1936: v) добавляет, что главное предназначение «Общей те- ории» - «рассмотрение сложных теоретических вопросов, и только во вторую очередь - приложение этой теории к действительности». В то же время можно согласиться и с Адольфом Лове (Lowe, 1977: 128), который не без основания утверждал, что «Общая тео- 1 См. письма Кейнса, а также примечания редактора Дональда Моггриджа к ним в: Keynes [1973] 1981: 172, 243, 337. Моггридж указывает еще на два «внеш- них» повода, которые, возможно, побудили Кейнса приступить к написанию «Общей теории»: это, с одной стороны, то, как его «Трактат о деньгах» был вос- принят в научной сфере, и дискуссии, посвященные тому же трактату, в так на- зываемом «кембриджском кружке», куда входили преимущественно молодые экономисты (ср. Keynes, [1973] 1987: 338-343).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 43 рия» Кейнса знаменует собой переход от «чистой» к «политизиро- ванной» экономике, несмотря на то, что этот теоретический текст со- держит всего несколько явных указаний на конкретные меры эконо- мической политики1. В любом случае сегодня в ретроспективной ин- терпретации «Общей теории» Кейнса господствует мнение, согласно которому данное исследование является частью практически ориен- тированной экономической теории. В целом обстоятельства написания «Общей теории», на наш взгляд, подтверждают тот факт, что важные теоретические откры- тия и новые концепции в экономике часто возникают в результате напряженных размышлений и «интуитивных» поисков решений со- временных практических проблем. Во всяком случае, «Общая тео- рия» была написана на пике интереса Кейнса к актуальным вопросам экономической политики (ср. Schumpeter, 1954: 1157; Steindl, 1985: 105-109). Экономическая теория «Общая теория» Кейнса знаменует собой переход к новой пара- дигме в современной экономической теории2. Кейнс предполагает, более того, он почти уверен, что его теория носит революционный характер. Книга еще не готова, а Кейнс уже пишет в письме Джорджу Бернарду Шоу: «Я думаю, что книга по экономической теории, над которой я работаю, произведет революцию в изучении экономиче- ских проблем во всем мире - полагаю, не сразу, а в течение последу- ющих десяти лет». Суть совершенного Кейнсом прорыва полностью соответствует современному пониманию теоретической революции, сформировавшемуся под влиянием работ Томаса Куна: это прежде всего «сдвиг»3 основных экономических понятий и новая понятий- 1 Теперь в центре внимания экономической теории оказываются не только «те ситуации, где по сути нет необходимости в теоретической ориентации, по- скольку система автоматически функционирует бесперебойно» (Lowe, 1965: 98). 2 Разумеется, не все профессиональные экономисты разделяют точку зре- ния, согласно которой теория Кейнса знаменует собой решительный разрыв со старой экономической теорией. Кто-то считает, что этот разрыв был недоста- точно решительным (например, Brothwell, 1988), а кто-то не видит в нем доста- точной интеллектуальной новизны, которая бы позволила назвать Кейнса ре- волюционером. 3 См. важную концепцию «понятийного сдвига», предложенную Дональдом Шёном (Schön, 1963) в качестве ключевой категории для общего анализа пред-
44 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ная классификация экономических явлений (ср. Harrod, 1951: 462 и далее; Lowe, 1977). Тот факт, что главная работа Кейнса была написана после гло- бального экономического кризиса, имевшего серьезные социально- экономические последствия, и была основана на личном опыте Кейнса как участника дискуссий об экономической политике и одно- временно биржевого спекулянта, можно считать значимым во мно- гих отношениях1. Так, например, то, что свой диагноз Кейнс выстра- ивал с учетом депрессивной фазы экономической конъюнктуры, без- условно, имело большое значение для предложенных им политиче- ских мер. Разумеется, эта взаимозависимость стала поводом для последу- ющих споров среди экономистов на тему «универсальности» кейн- сианского диагноза и основанных на нем задач экономической по- литики. С другой стороны, если говорить об условиях развития общественно-научного знания, пример Кейнса, по-видимому, позво- ляет сделать общий вывод о том, что значимые когнитивные инно- вации в социальных науках могут рассматриваться либо как реакция на сформировавшиеся внутри профессии интеллектуальные тради- ции, либо как результат размышлений о внешних значимых событи- ях и кардинальных изменениях в обществе. Если подобное разделе- ние в принципе осуществимо и имеет смысл, то во втором случае с высокой долей вероятности можно предположить, что разрыв меж- ду новыми теоретическими изысканиями и решениями, с одной сто- роны, и устоявшейся профессиональной теоретической традицией, с посылок и воплощения теоретической инновации и фантазии. Говоря о Кейн- се, Питер Холл (Hall, 1989: 365) (вполне в духе Шёна) отмечает, что «новые идеи особенно влиятельны [...] в том случае, если они меняют основополагающие ка- тегории, сквозь которые мы наблюдаем реальность, а после Кейнса мир эконо- мики уже никогда не был таким же, как прежде». 1 Доходы и потери Кейнса от спекуляций на рынке акций были огромны. В 1927 году его состояние оценивалось примерно в 44.000 фунтов стерлингов (около одного миллиона в пересчете на цены 1992 года). К концу 1929 года его состояние уменьшилось до 7.815 £ (почти 180.000 £ в пересчете на цены 1992 года). В середине 1930-х годов оно снова многократно увеличилось, а доходы Кейнса во много раз превзошли средний показатель прибыль на Уолл-стрит. У Скидельского (Skidelsky, 1992: 524) мы читаем: «До 1936 года чистая стоимость его имущества перевалила за 500.000 фунтов, что соответствует примерно три- надцати миллионам, с учетом нынешних цен. Его капитал увеличился более чем в двадцать раз, и это в то время, когда курсы акций на Уолл-стрит увеличились всего в три раза, а в Лондоне оставались практически неизменными».
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 45 другой стороны, будет особенно большим. Если же говорить о при- чинах возможности или невозможности практического применения общественно-научного знания как способности к действию, то здесь также можно предположить, что если это знание возникло как не- посредственная реакция на практические проблемы, то у него боль- ше шансов с самого начала быть ближе к «практике». Во всяком слу- чае, это наблюдение уже говорит о том, что мы имеем дело с важным аспектом общественно-научного знания, который следует учитывать при оценке практической эффективности этого знания. По сути, макроэкономика и, соответственно, характерный для со- временной экономики интерес к определенным совокупным показа- телям циклов развития народного хозяйства берут свое начало с ра- бот Кейнса. Адольф Лове (Lowe, 1977: 220), сравнивая учение Кейнса с неоклассической экономической теорией, именно в этом смещении основных компонентов видит гарантию большей инструментально- сти кейнсианства: «за счет того, что бесчисленные микро-связи в мо- дели Вальраса были заменены несколькими основополагающими макро-связями, Кейнс в своей "Общей теории" приходит к предло- жениям, которые несложно проверить статистически и которые, что не менее важно, могут служить практическим инструментом в про- цессе принятия политических решений». Понимание народного хозяйства уже не зависит от решения ав- тономных индивидуальных субъектов экономики. У народного хо- зяйства (как объекта познания) есть своя собственная, независимая динамика (ср. Diesing, 1982: 83). Смещение теоретического интере- са с индивидуальных параметров на коллективные, безусловно, име- ло своих предшественников в области социологии и антропологии1. Отправной точкой рассуждений Кейнса стала критика исходно- го допущения неоклассической экономики, согласно которому раз- витые капиталистические системы стремятся к равновесному состо- янию при полной занятости населения. Впрочем, во многих интер- претациях и изложениях учения Кейнса упускается из виду тот факт, что Кейнс обеспокоен не только отсутствием полной занятости, но и несправедливым распределением доходов и богатства. В связи с 1 Такая интерпретация и акцент на нерациональных составляющих эконо- мических решений в теории Кейнса привели к тому, что его работу стали кри- тиковать как «слишком социологическую» (см., например, Brunner & Meltzer, 1977)
46 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания этим Кейнс полагает, что его теория ставит под сомнение целый ряд экономических аргументов, которые часто используются для оправ- дания функциональности подобного распределения богатства. Он убежден, что с его теорией совместимо менее выраженное экономи- ческое неравенство. Кейнс выступает против ортодоксального представления о том, что механизм ценообразования автоматически обусловливает «нор- мальное состояние», т.е. полную занятость, что распределение дохо- дов отражает предельную полезность отдельных факторов производ- ства (т.е. капитала, труда и земли), а экономический рост можно счи- тать гарантированным. Классическая теория занятости выражена в двух тезисах: (а) Решения о накоплениях и инвестициях являются функцией процентных ставок в стадии полной занятости в состоянии равно- весия; (б) равновесие спроса и предложения на рынке труда регулиру- ется реальными расходами по заработной плате (их номинальная из- менчивость имеет нижнюю границу). Кейнсианская концепция экономического действия и важней- ших, в первую очередь психологических факторов, определяющих его ход, принципиально отличается и от неоклассического, рацио- налистского представления о homo oeconomicus. Кратко это отли- чие можно сформулировать так: Кейнс отмечает особое значение пластичности экономического действия и влияние множества не поддающихся учету факторов или «иррациональных» мотивов (ср. Schmölders et al, 1956). В кейнсианской теории экономического дей- ствия подчеркивается контингентность ожиданий, значение обыча- ев и условностей, а также влияние спекулятивного поведения на эко- номические решения. В более подробном изложении разработанная Кейнсом макроэкономическая теория отличается от своих неоклас- сических предшественников прежде всего в следующих аспектах1: • В кейнсианском подходе делается акцент на особом значении инвестиционных решений для уровня занятости и экономическо- го роста. На такого рода решения определяющее влияние оказыва- ют недостоверные или даже спекулятивные ожидания предпринима- телей относительно будущих показателей. Кроме того, за счет муль- типликаторного эффекта инвестиции стимулируют спрос. Одна- 1 Классическое изложение этих различий см. в: Hicks, 1937.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 47 ко для капиталистических экономик характерна внутренняя неста- бильность. Соотношение инвестиций и сбережений есть проявление экономического поведения различных акторов1, и слишком высокая доля сбережений может оказаться препятствием в инвестиционной деятельности. • Кейнс не считает важнейшим экономическим измерением тот аспект экономического действия, который связан с предложением. Он утверждает, что решающую роль в экономическом цикле игра- ет спрос, и тем самым ставит под вопрос все предыдущие теорети- ческие системы и в первую очередь закон Жана-Батиста Сэя. В те- ории Кейнса потребление уже не является функцией предложения; предложение не создает спрос, а само регулируется спросом. Пред- лагаемые услуги и товары являются функцией спроса (Keynes, 1936: 21 и далее; ср. также Drucker, [1981] 1984), и поэтому спрос может быть недостаточным. В связи с этим Кейнс, вопреки положениям не- оклассической теории, как она представлена, например, в работах Фридриха Хайека и других представителей так называемой австрий- ской школы политической экономии, приветствовал государствен- ные меры по поддержанию потребительского спроса в период низ- кой конъюнктуры. • Деньги Кейнс уже не рассматривает как нейтральное средство взаимодействия. В своей теории он пытается соединить теорию сто- имости и теорию денег. Так, например, процентные ставки нацио- нальной экономики того или государства определяется отношением денежного спроса и предложения для спекулятивных целей. • В центре всей макроэкономики Кейнса стоит теория занято- сти. Полную занятость Кейнс рассматривает как особый случай и до- пускает равновесное развитие национальной экономики при непол- ной занятости. В его понимании, безработица возникает не по при- чине добровольного отказа от трудовой деятельности, как утвержда- ет неоклассическая теория (часть рабочих отказываются работать по причине слишком низкой реальной заработной платы), а вследствие особого экономического статуса рабочего, который не в состоянии определять размер реальной заработной платы. 1 Ранние высказывания самого Кейнса ([1930] 1975), по крайней мере, отча- сти, как, например, в его «Трактате о деньгах», перекликаются с традиционны- ми подходами к этому вопросу: «Акт сбережения со стороны физического лица может вести либо к увеличению инвестиций, либо к увеличению потребления со стороны остальных членов данного сообщества».
48 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания • Кейнс опровергает неоклассический тезис о том, что распреде- ление доходов в экономической системе есть функция предельной полезности отдельных факторов производства. Резюмируя отличия теории Кейнса от неоклассической экономи- ки, можно сказать, что его «Общая теория» отражает кардинальные изменения в самом экономическом процессе капиталистических си- стем. До начала ХХ-го века взаимодействие предложения и спроса на товары и услуги, т.е. товарная экономика, являлось важнейшим эле- ментом экономического процесса со своими собственными внутрен- ними законами. Предложение и спрос на товары и услуги были, так сказать, независимыми переменными экономиеского цикла. Кейнс (Keynes, 1936: VII) сам указывает на это радикальное отличие. Он подчеркивает, что его теория, в отличие от неоклассической теории, изучает «монетарную» или символическую экономику, т. е. в первую очередь предложение денег, кредиты, дефициты и превышение до- ходов над расходами в бюджете, процентные ставки и т. д. Это дает основание утверждать, что кейнсианская интерпретация экономиче- ских фактов представляет собой новую, оригинальную точку зрения: «Вместо товаров, услуг и труда - реалий физического мира или "ве- щей" - у Кейнса в качестве экономических реалий выступают симво- лы: деньги и доверие» (Drucker, [1981] 1984: 6). Разумеется, подобный теоретический проект имеет смысл только тогда, когда монетарная экономика уже стала достаточно самостоя- тельной и, соответственно, способна оказывать существенное влия- ние на экономический процесс. Современные монетаристы (напри- мер, Милтон Фридман) утверждают, что со временем эта тенденция только усиливалась, и на сегодняшний день монетарная экономи- ка является единственно реальной. Как бы то ни было, теория Кейн- са отражает структурные изменения в капиталистической экономи- ке; движение капиталов и инвестиционные решения превращаются в особый рынок, где действуют свои законы, а не законы товарной эко- номики (ср. Drucker, 1971: 56-59).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 49 Политика и экономика Некоторые наши самые талантливые экономисты, ока- завшись в прошлом, не принесли бы никакой пользы правите- лю ни в военное, ни в мирное время, хотя политическая эконо- мика как результат практических исследований и теорети- ческой работы скорее способна дать необходимый совет. Поль Э. Самуэльсон (Samuelson, 1959:188). Чтобы оценить практическую эффективность кейнсианской те- ории (как в прошлом, так и в настоящем), прежде всего необходи- мо обозначить ключевые характеристики этой теории, чтобы затем привлечь их в качестве критериев для оценки их практической поль- зы. Подобное обозначение не может быть произвольным; оно долж- но базироваться на теории применения общественно-научного зна- ния. Такая теория, в свою очередь, не должна ограничиваться расхо- жими схематичными представлениями, суть которых мы изложили в предыдущей главе. Насколько бесполезен подобный схематизм, вид- но уже по тому, как неумело представители такого подхода пытают- ся решить поставленную нами проблему. Сложно представить себе, чтобы они могли дать такой ответ о практической эффективности кейнсианской теории, который не был бы абсолютно случайным. По сути, традиционная теория способна дать только один ответ: успех кейнсианства граничит с чудом. Для «общей» теории Кейнса характерно отсутствие частых и яв- ных отсылок к релевантным экономическим аспектам - достаточно вспомнить о его теории занятости, универсальной по мнению само- го Кейнса. С учетом наших задач кейнсианскую теорию можно све- сти к одному такому аспекту, а именно к открытию влияния инве- стиционных решений на уровень занятости. Как мы видим, Кейнс далек от теоретического проникновения в то, что Липсет называет комплексным «общим системным поведением». Коллингридж и Рив (Collingridge & Reeve, 1986:5) в этой связи говорят также о «дисфунк- циональное™», о переизбытке информации, относящейся к приня- тию решения. Тем самым они хотят опровергнуть распространен- ное мнение о том, что «качество» или рациональность политических решений находятся в прямой зависимости от объема доступной ре- левантной информации. Кратко их позицию можно сформулиро- вать следующим образом: «Утверждение о том, что хорошее решение
50 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания может быть принято только в том случае, если неопределенности в окружающей среде будут сведены к минимуму за счет сбора макси- мально полной информации, просто-напросто неверно. Бывает, что очень удачные политические решения принимаются на основе очень незначительной по объему информации». Несмотря на то, что Кейнс делает акцент всего на нескольких экономических переменных, и сегодня нередко можно услышать о том, насколько эффективной - при определенных условиях - явля- ется его теория на практике. Экономические знания В конечном итоге наша задача могла бы еще заключать- ся в отборе переменных, которые поддаются контролю или управлению в соответствии с системой, в которой мы живем. Джон Мейнард Кейнс (Keynes, 1936:247) Практические уроки, извлеченные из экономической тео- рии Кейнса, по сути превратили его теоретические размышления в «систему политического контроля над экономической жизнью» (Skidelsky, 1979: 55). Тщательный анализ «Общей теории» показыва- ет, что Кейнс старался сформулировать практически полезные ука- зания к действию, адресованные одному совершенно конкретному корпоративному актору - казначейству Великобритании. Теорию Кейнса отличает в первую очередь то, что в ней внима- ние намеренно сосредоточено на сравнительно небольшом коли- честве экономических совокупных показателей, из которых можно вычленить главные детерминанты уровня занятости в национальной экономике. Так, Кейнса интересует валовой национальный продукт за год (товары и услуги), совокупный спрос на эти товары и услуги и совокупный доход, из которого вытекают совокупный спрос и сово- купные инвестиции национальной экономики. На основе этих агре- гатных величин определяются ключевые факторы занятости. Кейнс устанавливает наличие связи между величиной нацио- нального дохода и степенью занятости, опираясь на пять внутренних и на один внешний индекс национальной экономики. Нередко осно- вой его анализа служат статистические данные. При этом для кейн- сианской теории характерно отсутствие исчерпывающей характери-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 51 стики эмпирических параметров народного хозяйства (см., напри- мер: Schumpeter, 1954: 1175, 1183 и далее). Если склонность к потреблению или соответствующие возмож- ности населения, а также готовность предпринимателей к инвести- циям недостаточны для того, чтобы полностью использовать ресур- сы национальной экономики, а на их рост не приходится надеять- ся в силу господствующих экономических условий, в ситуацию с це- лью стимулирования экономики должно вмешаться государство, вы- делив дополнительные средства из бюджета. В большинстве случа- ев эти дополнительные средства должен обеспечиваться эмиссион- ным банком или заемным капиталом, поскольку повышение налогов приведет к противоположному результату, т. е. к снижению спроса. Ввиду того, что экономическая политика, прибегающая к подобным средствам, «в случае антицикличности [рынков] подразумевает вы- равнивание бюджета, а при постоянной компенсаторной деятельно- сти государства ведет к перманентно растущей государственной за- долженности, неудивительно, что представители "солидной" бюд- жетной политики долгое время упорно сопротивлялись утвержде- нию кейнсианства» (Spahn, 1976: 216). В последнее время для многих экономистов и разработчиков программ экономической политики, в первую очередь в Соединен- ных Штатах (ср. Türe, 1986) характерно резко отрицательное отно- шение к вмешательству государства, тогда как в основе предложен- ной Кейнсом экономической политики лежит активистское пони- мание экономической деятельности государства. Более того, Кейнс (Keynes, 1936: 321 и далее) считает необходимым существенно расши- рить традиционные функции государства ради обеспечения полной занятости. Поэтому в характерном пассаже «Общей теории» (Keynes, 1936: 271) он пишет о склонности к инвестициям следующим обра- зом: «В условиях laissez-faire вряд ли поэтому можно избежать широ- ких колебаний в размерах занятости без глубоких изменений в пси- хологии рынка инвестиций [...]. На этом основании я делаю вывод, что регулирование объема текущих инвестиций оставлять в частных руках небезопасно»1. Другими словами, основополагающее допуще- ние, согласно которому - вопреки и неоклассической теории, и по- пулярному в настоящее время монетаризму - государство имеет воз- 1 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Эксмо, 2007. С.132.
52 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания можность конструктивного вмешательства, в экономической поли- тике, одобренной и вдохновленной Кейнсом, является само собой разумеющимся. Впрочем, сегодня подобная компенсаторная эконо- мическая политика государства уже не принимается всеми безого- ворочно. Сегодня все чаще - в частности, в рамках неоклассической макроэкономики - говорят о способности рынка к самовосстанов- лению. В этом контексте в качестве первоочередной задачи государ- ства рассматривается поддержание и защита конкуренции в частном секторе. Итак, в этой главе нам предстоит выяснить, когда и где поло- жения кейнсианской экономической теории совпали с такими иде- ологическими и структурными условиями, при которых эти поло- жения могли быть реализованы в виде конкретных мер экономиче- ской политики. В наши задачи не входит доказательство того, что те или иные инструменты экономической политики были изобретены Кейнсом. Разумеется, Кейнс был не единственным, кто выступал за активную роль государства в национальной экономике. До и после Кейнса, независимо от него, многие другие экономисты и политики, социалисты и другие противники доктрины laissez-faire, настаивали на сознательном интенсивном вмешательстве государства в эконо- мику ради реализации тех или иных экономических и социальных задач1. Нам, совершенно независимо от истории возникновения те- орий и конфликтов за интеллектуальное первенство, важно выяс- нить, подразумевает ли определенное теоретическое видение опреде- ленное пространство практических действий и условий восприятия. Однако уже по этой причине положительный резонанс и совпадение взглядов, равно как и отсутствие подобного совпадения, не означа- ют, что в этом случае имеет место нечто вроде логически необходи- мой или эмпирически неопровержимой ответственности определен- ной теории за тот или иной конкретный путь развития. Существую- щие в обществе причинные взаимосвязи - как правило, и, хочется добавить, к счастью - редко бывают настолько однозначными. 1 Так, например, Вагнер (Wagner, 1990: 301) обращает внимание на то, что теоретическое понимание, побудившее элиту в континентальной Европе конца 1920-1930-х годов к более масштабному вмешательству в экономику после ми- рового экономического кризиса, восходило к работам «старых противников ли- беральной теории времен "социального вопроса" и зарождения социального го- сударства [...]. Теоретической основой программ кредитования расходов и об- щественных работ в континентальной Европе не было учение Кейнса». Впрочем, после войны оно стало теоретической основой политических мер в экономике.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 53 Государство как предприниматель С 1919-го года уровень безработицы в Англии на протяжении де- сяти лет практически не опускался ниже 8 процентов (см. рис. 1). Не- удивительно, что этот экономический показатель приобрел большое политическое значение и находился в центре внимания в ходе борь- бы либеральной и консервативной партии на парламентских выбо- рах 1929-го года. В своем политическом манифесте в марте 1929-го года либералы под предводительством своего кандидата в премьер- министры Ллойда Джорджа обещали в случае победы на выборах снизить показатель безработицы до «нормального уровня». Достичь этой цели предполагалось за счет государственной программы соз- дания рабочих мест, прежде всего в сфере транспорта и жилищного строительства. Правящая консервативная партия была против такой программы. Ллойд Джордж выступал за подобную экономическую инициативу со стороны государства еще в 1924 году. С другой сто- роны, в то время английское правительство придерживалось очень четкой официальной позиции, которую в 1929 году в своем докладе о бюджете изложил Уинстон Черчилль, занимавший должность каз- начея: «Казначейство твердо и непоколебимо придерживается прин- ципа, согласно которому, независимо от потенциальных политиче- ских или социальных преимуществ, за счет государственных займов и расходов в целом и de facto должно создаваться лишь очень незна- чительное количество дополнительных рабочих мест» (см. Winch, 1972: III). Кейнс тоже принимает участие в общественных дебатах, развер- нувшихся вокруг этого предвыборного обещания. В полемической листовке, написанной совместно с Хьюбертом Хендерсоном (Keynes, [1929] 1984b)1, Кейнс вступает в дискуссию на стороне либералов. Он оправдывает предвыборные обещания Ллойда Джорджа и оспарива- ет аргументы его политических противников. Исход выборов, веро- 1 В авторизированной версии основных изречений Кейнса по актуальным вопросам экономической политики, впервые изданной в 1931 году под назва- нием «Эссе об убеждениях» («Essays in Persuasion») (Keynes, [1931] 1963), пред- ставленная в сокращенном виде статья, на которую мы здесь ссылаемся, еще но- сит программное название «Политика экспансии», тогда как полный текст в об- щем собрании сочинений был опубликовал под заголовком «Может ли Ллойд Джордж сделать это?» (ср. Keynes, [1929] 1984b). В этой версии Кейнс несколь- ко расширил текст, а при составлении сборника «Эссе об убеждениях» отказал- ся от добавленных пассажей.
54 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ffffffffffffffffffffffffffffff Рис. 1. Показатели безработицы для Германии/ФРГ и Великобритании, 1920-2007. Источник: Liesner, 1985; IMF International Financial Statistics. ятно, сильно разочаровал Кейнса: либералы оказались лишь третьи- ми по числу мест в парламенте. Тем не менее, именно они играют ре- шающую роль в парламенте, так как ни у лейбористов, ни у консер- ваторов нет большинства голосов. Партия лейбористов формирует правительство меньшинства. В выше названной работе, равно как и в других статьях 1920-х - начала 1930-х годов (Keynes, [1926] 1984, [1930а] 1984d), Кейнс разво- рачивает подробную, убедительную аргументацию в пользу конкрет- ных мер экономической политики. Так, он гораздо настойчивее, чем в своих научно-академических работах, включая и «Общую теорию», призывает к принятию фискальных или монетарных мер, т. е. к уве- личению государственных расходов либо за счет снижения процент- ных ставок, либо путем расширения инвестиций1. Дон Патинкин (Patinkin, 1982: 200-220) подробно изучил исто- рию становления кейнсианской политэкономической концепции и проанализировал кажущуюся противоречивость его рекоменда- ций. Его интересовал, в первую очередь, вопрос о том, когда и по- 1 В статье 1926-го года «Конец laissez-faire» (Keynes, [1926] 1984: 292), а так- же в «Трактате о деньгах» Кейнс высказывается в пользу конкретных монетар- ных мер по борьбе с безработицей в Великобритании, называя в первую оче- редь гибкую процентную политику центрального банка. Соединенным Штатам в конце 1920-х годов он также рекомендует снизить ставки центрального банка.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 55 чему Кейнс отдает предпочтение монетарным мерам перед фискаль- ными. В «Трактате о деньгах» и в своих журналистских публикаци- ях этого периода Кейнс приветствует как монетарные, так и фискаль- ные меры государства в качестве реакции на сложившуюся экономи- ческую ситуацию. В том, что Кейнс делает акцент то на одном, то на другом инструменте экономической политики, Патинкин не видит противоречия. Акцент на снижении процентных ставок или на уве- личении государственных расходов делается в зависимости от того, в каком качестве выступает в данный момент Кейнс. В «Трактате о деньгах» он говорит как представитель «чистой» науки и пытается сформулировать положения, имеющие универ- сальную значимость. Участвуя в актуальной политической дискус- сии, он старается дать рекомендации относительно экономической политики Англии. При этом он выступает в роли самого известного экономиста своей страны и, соответственно, реагирует прежде все- го на особую внутриполитическую и экономическую ситуацию в Ан- глии (ср. Patinkin, 1982: 208 и далее), говоря о том, что, на его взгляд, можно сделать в данных конкретных условиях в интересах страны (см. Lekachman, 1966: 65 и далее). Таким образом, в своих полемических эссе 1920-х - начала 1930- х годов Кейнс обращается к одной публике, а в своих научных рабо- тах того же периода - к другой. Тем не менее, конкретные политэко- номические рекомендации, в частности, по борьбе с безработицей, вполне согласуются с более сдержанными и более общими тезисами академических трудов. В конечном итоге, и в том, и в другом случае речь идет о повышении совокупного спроса. Простой, прагматичный расчет Кейнса показывает, что государ- ственные программы по созданию рабочих мест и повышение спроса отвечают интересам всех членов общества и в конечном счете влекут за собой меньшие затраты, чем постоянно высокий уровень безрабо- тицы. Либералы в своей предвыборной программе обещали создать от 400 до 500 тысяч дополнительных рабочих мест, предполагая, что 5000 рабочих мест в год будут стоить около одного миллиона фунта стерлингов» Кейнс дает понять, что такой прогноз он считает консер- вативным, так как опосредованный, кумулятивный эффект от госу- дарственных мер (позднее названный им эффектом мультипликато- ра), скорее всего, окажет гораздо большее воздействие на уровень за- нятости в национальной экономике (Keynes,[1929] 1984b: 106). Госу-
56 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания дарственные инвестиции, о которых идет речь в политических деба- тах, должны финансироваться за счет кредитов, выплата процентов вряд ли сильно обременит бюджет. Конечно же, в данном контексте вопросы о том, почему государ- ство вообще должно выступать в качестве предпринимателя, поче- му бездеятельности и способности рынка к самовосстановлению не- достаточно для преодоления экономического кризиса (ср. Keynes, [1929] 1984: 117 и далее) и не подрывают ли «коллективные» эконо- мические меры основы капиталистического строя, имеют высокую политическую значимость. Кейнс отвечает на все эти вопросы отри- цательно. Капиталистическому строю ничего не угрожает, а пола- гаться на то, что свободное взаимодействие рыночных сил преодоле- ет рецессию, нельзя. В прошлом для вывода национальной экономи- ки из кризиса была необходима война: Кейнс отчасти признает неиз- бежность такого положения дел, но в то же время предостерегает со- временников (Keynes, [1931b] 1982: 60): Раньше доходы от займов не тратились: они целиком причи- тались государству, если только государство не находилось в со- стоянии войны. Поэтому в прошлом мы нередко ждали войны, чтобы выйти из еще большего экономического кризиса. Я наде- юсь, что в будущем мы не будем придерживаться подобной пу- ристской финансовой политики и будем готовы инвестировать в мирные проекты, что, согласно финансовым законам прошлого, было позволительно только для возмещения ущерба от войны. Кроме того, уже тогда в ведении государства находилась инфра- структура общества (дороги, жилой фонд, коммуникации), а ее каче- ство является важнейшим ресурсом для частной экономики. Кейнс же обращает внимание прежде всего на то, что государственные зай- мы не находятся в отношении конкуренции с частными инвестиция- ми, но, когда ожидание прибыли у частных предпринимателей отсут- ствует, в них необходимо пробудить склонность к инвестициям пу- тем повышения доходов населения. Впрочем, увеличение накопле- ний еще не означает, что частные предприниматели будут более ак- тивны в своем инвестиционном поведении. Как подчеркивает Кейнс (Keynes, [1929] 1984: 123): «Государство целенаправленно призывает население к сбережению своих средств, чтобы можно было строить
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 57 дома, дороги и тому подобное. Поэтому снижение процентных ста- вок за счет отказа от новых инвестиций и блокирования расходова- ния этих средств равноценно самоубийству». Кроме того, увеличение объема кредитования и инвестирование этих средств внутри страны во время рецессии совершенно не обязательно сопровождается ин- фляцией. Государственное участие в экономике и результаты коллек- тивных экономических мер никак не влияют на сущностные харак- теристики капиталистического строя (Keynes, [1926] 1984: 292 и да- лее), что, в свою очередь, подталкивает Кейнса к следующему выводу (Keynes, [1926] 1984: 294): «Я полагаю, что при мудром руководстве капитализм вполне может воплощать экономические цели гораздо эффективнее любой другой известной нам системы, но и это во мно- гих отношениях еще не идеал». Когда в 1931 году сформированное лейбористами правитель- ство меньшинства вместо того, чтобы пытаться повысить спрос сре- ди населения, начинает проводить противоположную экономиче- скую политику, у Кейнс это вызывает горькую иронию и разочаро- вание. Правительство решило сократить государственные расходы; так, например, лейбористы урезали зарплаты учителям и повысили налоги. По мнению Кейнса, подобные меры могли лишь трагическим образом усугубить рецессию. Его призыв - «необходима любая фор- ма деятельности, нужно делать что-нибудь, расходовать деньги, под- держивать масштабные проекты» (Keynes, [1931] 1984: 139) - не был воспринят как разумное указание к действию. Уровень безработицы продолжал расти. Когда в начале 1930-х гг. стало ясно, что, несмотря на снижение процентных ставок, число безработных в Англии не уменьшается (см. Рисунок 1), Кейнс снова пересматривает свои экономические ре- комендации английскому правительству в свете новой ситуации. Те- перь он убежден, что для снижения уровня безработицы необходи- мы как государственные меры по созданию рабочих мест, так и низ- кая процентная ставка (см., например: Keynes, [1933] 1972: 353 и да- лее). Кроме того, путем изменения девизной политики можно поза- ботиться о том, чтобы согласованная мера подобного рода не приве- ла к утечке капитала. Эту точку зрения Кейнс отстаивает и в «Общей теории» (например: Keynes, 1936: 164, 378). Эти эпизоды из истории разработки и политической реакции на рекомендации Кейнса в отношении реализации конкретной поли-
58 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания тической цели в конце 1920-х - начале 1930-х годов недвусмыслен- но показывают, что разработка и публикация практического знания еще вовсе не означает его реализацию. Возможно ли вообще выде- лить некие общие факторы, трансцендирующие специфические на- циональные способы и характеристики того или иного политическо- го контекста, которые могли бы объяснить, почему старания Кейн- са, по крайней мере, в то время не увенчались успехом? Были ли ре- комендации Кейнса по борьбе с массовой безработицей уже конкрет- ной возможностью действия, или же для их воплощения в жизнь не- обходимо было трансформировать их в «инструменты» (как считает, например, Смит: Smith, 1987)? Можно ли назвать другие общие пред- посылки, например, из области национальной экономической стати- стики, позволяющие заключить, что в своих требованиях Кейнс об- ращал внимание не на те переменные, на которые можно было воз- действовать при помощи имеющихся средств, или что нельзя было сказать заранее, будут ли вообще достигнуты желаемые результа- ты? В любом случае неудивительно, что наблюдатели успеха и неудач Кейнс в роли экономического консультанта единодушны в вопросе о том, почему его рекомендации не вызвали непосредственного широ- кого резонанса среди политиков, за исключением политически моти- вированной оппозиции. Кейнс-консультант Кенйс не только работал над новой экономической теорией, не- разрывно связанной с практикой, но и принимал непосредственное участие в актуальном политическом процессе. Он писал статьи для научных журналов и газет. Как представитель культурной и полити- ческой элиты своей страны, он оказывал влияние на общественное мнение и на политику, определенным образом комбинируя в публич- ных высказываниях свои взгляды на жизнь, свои академические воз- зрения и политические идеалы. Кейнс входил в Блумсберийский кру- жок, интересовался изобразительным искусством (имел коллекцию современной живописи), музыкой и театром и был женат на танцов- щице. Он приобрел рояль (и роллс-ройс) своего друга Самуэля Кур- то. В научной и политической среде он был знаком с такими людьми, как Людвиг Витгенштейн, Пьеро Сраффа, Бертран Рассел, Вирджи-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 59 ния Вульф, Ллойд Джордж и Макмиллан1. Киршнер утверждает, что теории Кейнса, равно как и его вмешательство в практическую по- литику следует рассматривать как следствие его философских и нор- мативных принципов. Его нравственный компас показывал презре- ние к денежной мотивации и к сугубому экономизму, согласно кото- рому все наши действия по сути мотивированы стремлением к уве- личению собственного богатства. В статье «Экономические возмож- ности наших внуков» мы находим его знаменитое высказывание по данному вопросу: Когда накопление богатства перестанет считаться одной из основных задач общества, изменятся многие нормы морали. Мы сможем избавиться от терзающих нас уже две сотни лет псевдо- моральных принципов, из-за которых наиболее отвратительные черты человеческого характера были возведены в ранг высочай- ших добродетелей. Мы позволим себе осмелиться и установим истинную ценность стяжательства. Страсть к обладанию деньга- ми - в отличие от уважения к деньгам как средству достижения жизненных удовольствий и ценностей - будет считаться тем, чем она является на самом деле, - постыдным заболеванием, одной из тех полупреступных, полупатологических наклонностей, вид ко- торых пугает и заставляет обращаться к специалистам по психи- ческим расстройствам2. Этот почти фрейдистский комментарий является основой норма- тивных ориентации и общих представлений Кейнса о цели экономи- ческой деятельности. Экономистов он воспринимал как зубных вра- чей, чья задача заключается в решении повседневных проблем че- ловека и, прежде всего, в обеспечении экономической безопасно- сти, чтобы сам человек мог сосредоточиться на более важных вещах (Kirshner, 2009: 537). 1 Примечательно, что по отношению к евреям в кругу знакомых Кейнса применялись негативные стереотипы. Скидельски полагает, что стереопитиза- ция со стороны самого Кейнса имела место не на обыденном, а на философ- ском уровне (Skidelsky, 1992: 239). Как и Зомбарт, он видел в евреях воплоще- ние «духа» капитализма, что в его понимании означало абстрактную «любовь к деньгам». 2 Кейнс Дж. М. Экономические возможности наших внуков / Пер. с англ. Д. Шестакова // Вопросы экономики. № 6. 2009. С. 65.
60 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Теории Кейнса разрабатывались в тесном контакте и отчасти в ответ на мнения других видных комментаторов и политиков. Кейнс принадлежал к элите британского общества, включавшей в себя крупных политиков, интеллектуалов, деятелей искусства, предпри- нимателей, банкиров и ученых. После мирового экономического кризиса 1929-го года Кейнса пригласили в совещательные органы правительства. Он вошел в состав возглавляемой Макмилланом ко- миссии по финансам и промышленности, задача которой заключа- лась в изучении роли банковской системы в экономике, а также в со- став Экономического совета (Economie Advisory Council), после чего принял участие в трех обедах, устроенных премьер-министром Рам- сеем Макдональдом. Прежние попытки создания подобной комис- сии по инициативе Бевериджа и Болдуина быстро потерпели неуда- чу. Теперь, когда во всем мире разразился экономический кризис, Макмиллан 22-го января 1930 года, наконец, учредил Совет прави- тельства Его Величества по экономическим вопросам. В его состав входили министры и пятнадцать приглашенных экспертов, включая Кейнса (Skidelsky, 1992: 343 и далее). Так Кейнс оказывается вовлеченным в политические баталии, к которым он не вполне готов. Как пишет Скидельски (Skidelsky, 1992: 344), Кейнс не был «человеком политики, он был политэкономом. Он придумывал теории, чтобы оправдать то, что он хотел сделать. Он понимал, что его теория должна быть полезной для политики и управления и простой в применении. Она должна приносить полити- ческие дивиденды. Но он также понимал, что для того, чтобы одер- жать победу в политическом споре, он должен победить в интеллек- туальном противостоянии». Кейнс был самой заметной фигурой во время дебатов комиссии Макмиллана. Его голос был решающим как при допросе свидетелей, так и при вынесении приговора (Skidelsky, 1992: 345). В ходе этих обсуждений Кейнс опробовал и оттачивал свою аргументацию отно- сительно налоговых инструментов государственного вмешательства. Главный вопрос, вокруг которого разгорелась дискуссия, заключал- ся в том, почему, несмотря на безработицу, не произошло массового понижения заработных плат. Кейнс не был склонен объяснять этот факт могуществом британских профсоюзов. Вместо этого он пред- ложил сложную историческую аргументацию, построенную на поня- тии «негибкости» заработной платы:
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 61 Согласно моей трактовке истории, вот уже на протяжении многих столетий имеет место активное социальное сопротив- ление любым попыткам снижения заработной платы. Я думаю, что, за исключением отдельных попыток адаптации к конъюн- ктурным колебаниям, современная и античная история никог- да не знала такого коллектива, который был бы готов без борь- бы принять снижение общего уровня заработной платы (Keynes, 1981:318). Как и следовало ожидать, его позицию разделял Эрнест Бевин, генеральный секретарь профсоюза транспортников и неквалифици- рованных рабочих, который также входил в комиссию Макмилла- на. Сам лорд Макмиллан, напротив, полагал, что именно социаль- ные выплаты со стороны государства мешают «экономическим за- конам» эффективно работать. Кейнс возражал ему, указывая на то, что социальные выплаты не наносят вреда экономическому закону. «Я не думаю, что для большего соответствия экономическим зако- нам необходимо повышать или, наоборот, снижать заработную пла- ту. Это вопрос фактического положения дел. Экономические зако- ны не управляют фактами, а говорят нам, какие последствия эти фак- ты будут иметь в будущем» (Keynes, 1981: 83 и далее). В понимании Кейнса пособие по безработице не является причиной безработицы. За время работы комиссии Кейнс внес несколько предложений по преодолению экономического кризиса. Прежде всего, он откло- нил новую стратегию Банка Англии, предполагавшую возвращение к золотому стандарту и сокращение кредитований. Вместо этого он ре- комендовал оказывать поддержку инвестициям внутри страны - пу- тем снижения процентных ставок, повышения числа кредитов, кон- троля за иностранными инвестициями и государственных расхо- дов на инфраструктуру. В ответ на скептические замечания по по- воду центральной роли кредитов Кейнс признался, что предоставле- ние кредитов есть лишь «уравновешивающий фактор», но он «луч- ше всего поддается контролю» (цит. по: Skidelsky, 1992: 358). При- веденный ниже фрагмент дискуссии между Кейнсом и экономистом Банка Англии Уолтером Стюартом иллюстрирует позицию Кейнса: СТЮАРТ: Как экономист я не могу поверить, что все недуги де- лового мира можно излечить простым увеличением или уменьшени- ем объема кредитования со стороны центрального банка.
62 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания КЕЙНС: Вполне возможно, что погода имеет гораздо большее влияние на деловой мир, чем учетная ставка; но, несмотря на это, когда речь идет о том, что делать, вряд ли имеет смысл и дальше утверждать, что на самом деле важнее всего погода. В определенном смысле это, вероятно, так и есть - не исключено, что погода являет- ся самым важным фактором. СТЮАРТ: Возможно, это единственное, что может сделать цен- тральный банк; но я не думаю, что это единственное, что может сде- лать бизнес [...]. Я считаю приведение зарплат в соответствие с эко- номической ситуацией гораздо важнее для промышленной сферы, чем [...] какие бы то ни было действия банка (цит. по: Skidelsky, 1992: 358). Как точно заметил Кейнс, для правительства имеют значение те рычаги, которые поддаются контролю. Таким рычагом, наряду с денежно-кредитной политикой, является объем инвестиций. Если частный сектор экономики не готов инвестировать, это может - и, по твердому убеждению Кейнса, должно - делать правительство. По мнению Скидельски (Skidelsky, 1992: 362), выступления Кейнса на заседаниях комиссии Макмиллана знаменуют собой на- чало кейнсианской революции в политике. Впрочем, здесь его роль сводилась к тому, чтобы подтолкнуть банкиров, политиков и эконо- мистов к пересмотру своих принципов, тогда как в Экономическом консультативном совете (Economic Advisory Council, EAC) под пред- седательством премьер-министра Макдональда он имел возмож- ность напрямую влиять на государственную политику. Первоначаль- но в рамках совета предполагались консультации экспертов и биз- несменов по широкому кругу вопросов, однако Кейнс отклонил этот вариант работы, опасаясь, что подобные консультации внесут нераз- бериху. Он убедил премьер-министра созвать небольшой комитет, куда бы вошли избранные экономисты, чья задача состояла бы в раз- работке решений выявленных проблем. Макдональд созвал такой ко- митет, и Кейнс стал его председателем. Кроме него в комитет вош- ли Хендерсон, Пигу, Стемпел и Лайонел Роббинс. Свои надежды на то, что комитет придет к общему диагнозу ситуации, Кейнс связывал с общим профессиональным языком участников дискуссии: по всей видимости, он полагал, что его коллеги в целом разделяют его под- ход, изложенный им в «Трактате о деньгах» (Skidelsky, 1992: 364).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 63 Однако бывший союзник Кейнса Хендерсон, разделявший по- ложения его статьи «Может ли Ллойд Джордж сделать это?»1, стал склоняться к более консервативным предложениям. Не следует де- лать ничего, что повлечет за собой более высокие налоги для пред- приятий. В разгар депрессии, по мнению Хендерсона, любые круп- ные государственные расходы приведут к повышению налогов. Предвосхищение подобного развития событий вызовет тревогу сре- ди предпринимателей. Хендерсон пишет: Эта тревога может совсем просто привести к противополож- ным результатам, нежели те, на которые нацелена программа за- нятости, и они окажутся в замкнутом круге, будучи вынужден- ными запустить еще одну программу большего масштаба, кото- рая себя не оправдает, что приведет к еще большей дыре в бюд- жете и к еще большим опасениям, пока они либо не откажутся от всей этой политики целиком, либо столкнуться с настоящей па- никой - бегством от фунта и так далее (цит. по: Skidelsky, 1992: 366). И он тут же добавляет, что предприниматели ожидают подобных последствий: «Там, где есть веские основания для ожиданий опреде- ленного события и основания эти такого рода, что экономика способ- на их понять, результаты данного события проявляются еще до его фактического наступления» (цит. по: Skidelsky, 1992: 671). Кейнс признавал, что психологические факторы важны, однако настойчиво обращал внимание на то, что процентные ставки повы- сились на 50 % по сравнению с довоенным периодом и что нужно изыскать средства, необходимые для ключевых инвестиций. Поми- мо процентных ставок и золотого стандарта, препятствующего част- ным инвестициям, на заседаниях комиссии обсуждались заработные платы. Почти все экономисты были единодушны в том, что при абсо- лютной гибкости зарплат такой проблемы, как безработица, не было бы вовсе. Однако, как отмечал Кейнс, зарплаты оставались стабиль- ными, по крайней мере, в последнее время. Пигу пришел к тем же 1 В этой брошюре 1929 года Кейнс объяснил феномен, впоследствии полу- чивший название «эффект мультипликатора»: первые государственные расходы влекут за собой повышение фактической покупательской способности и, следо- вательно, имеют кумулятивный эффект.
64 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания выводам относительно экономической политики, что и Кейнс, тог- да как другие влиятельные члены комиссии не разделяли его мне- ния. Лайонел Роббинс, представлявший Лондонскую фондовую бир- жу (LSE), указывал на то, что крах экономики - это не болезнь, ко- торую надо лечить, а исцеление от болезни: по его мнению, Велико- британия жила не по средствам. Теперь англичанам придется приве- сти уровень жизни в соответствие с новыми реалиями. Кейнс не без сарказма похвалил Роббинса за то, что он - едва ли не единственный, по мнению Кейнса - согласовал свои политические рекомендации со своей экономической теорией. И Кейнс, и Пигу со- глашались с диагнозом, а именно с фактом недостаточной гибкости зарплат, но не считали, что эту гибкость необходимо восстановить. Они искали решение, не затрагивающее заработную плату. Даже на аналитическом уровне Кейнс, в отличие от своих оп- понентов, не считал причиной сложившейся экономической ситуа- ции слишком высокие зарплаты. И высокая безработица, и заработ- ные платы были обусловлены снижением цен и утратой экспортных рынков вследствие переоцененности фунта стерлингов. Зарплатный фонд съедает большую часть прибыли исключительно по причине спада производства. Кейнс в своем анализе с самого начала учитывал международный аспект экономической деятельности, тогда как дру- гие экономисты, в частности, Пигу, включили его в свои рассужде- ния позже (ср. Skidelsky, 1992: 370). Комиссия так и не пришла к единому мнению относительно эко- номической политики. Роббинс хотел получить от правительства права составления заключительного доклада меньшинством чле- нов, Хендерсон и Пигу обнародовали свои возражения против пла- нов Кейнса относительно государственного вмешательства в эко- номику. Вероятнее всего, консенсус мог быть достигнут по вопро- су пошлины на импортируемые товары. Протекционизм казался по- литически приемлемым даже таким людям, как Освальд Мосли, чьи взгляды на тот период были близки к взглядам Кейнса. В итоге но- вая версия документа, где Роббинс получил возможность выразить свою позицию в отдельной главе, представляла собой мешанину са- мых разных точек зрения. Комиссии не удалось достичь консенсу- са относительно заработных плат, налогов, государственных расхо- дов и налогов на импорт. Для оценки рекомендаций ЕАС был создан кабинетный комитет, члены которого пришли к выводу, что комис-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 65 сия не оправдала ожиданий правительства. На практике в форме за- кона в 1931 году была реализована лишь рекомендация по введению таможенных пошлин. Скидельски (Skidelsky, 1992: 377) так проком- ментировал политическую мудрость Кейнса: «Решив отказаться от муниципального строительства и сделать ставку на импортные тари- фы, Кейнс в очередной раз продемонстрировал поразительную спо- собность предугадывать то, что в скором времени должно было стать политически приемлемым». Теперь, на примере дискуссий вокруг идей и политический реко- мендаций Кейнса в недолгой истории Веймарской республики, мы проанализируем, почему определенная форма экономической мыс- ли, характерная, прежде всего, для академической элиты и работаю- щих на правительство экономистов, в сочетании с идеологическими предубеждениями могла долго и успешно противостоять реализации кейнсианской экономической политики1. Кейнс в Германии Во время мирового экономического кризиса Кейнс пытался убе- дить в достоинствах своих политэкономических идей не только ан- глийских политиков, но и тех, кто отвечал за экономическую и фи- нансовую политику в имперском правительстве Генриха Брюнинга (с ЗО-го марта 1930 г. по 30-е мая 1932 г.), которое, в свою очередь, сыграло ключевую роль в судьбе Веймарской республики. В своих мемуарах Генрих Брюнинг рассказывает2, как 11-го января 1932 г. во время часового визита он пытался убедить Кейнса в том, что «про- пагандой инфляционистских методов он подорвет основу любой раз- умной финансовой политики в Германии. Слушатели его доклада в Гамбурге [доклад на тему "Экономические перспективы 1932" со- стоялся 8-го января 1932 года; см. Keynes, 1982: 39-48; на немецком языке: Keynes, 1932] ошибочно полагали, что английское правитель- ство разделяет его взгляды». Приезд Кейнса в Гамбург, а затем в Бер- 1 Обсуждение гораздо более богатой истории и проблем реализации кейн- сианской экономической политики в послевоенный период в ФРГ, США и Сое- диненном королевстве см. в: Spahn, 1976. 2 Встречу Кейнса с Брюнингом, скорее всего, организовал давний друг Кейнса и советник Брюнинга Карл Мельхиор (ср. Johnson & Johnson, 1978: 59). Воспоминания Кейнса о Мельхиоре были изданы в собрании его сочинений: Keynes, [1949] 1972.
66 Райнер Грундманн, Нико Штпер. Впасть научного знания лин совпал по времени с заявлением правительства Германии от 9-го января 1932 года о прекращении репатриационных выплат в ближай- шем будущем1. Позиция Брюнинга2 и проциклическая дефляционная полити- ка, которую последовательно проводило его правительство, отве- чали и интересам промышленности, и отчасти интересам социал- демократов (Landfried, 1976), но в первую очередь отражали «экс- пертное» мнение большинства политэкономов на данном этапе эко- номического развития Веймарской республики (ср.: von Mises, 1931; Röpke, 1932; A. Weber, 1932: 169; Kroll, 1958: 131-193; Krohn, 1981: 142-149; Landmann, 1981; Balderston, 2002: 88-99)3. Немецкое правительство, как и правительство Англии, делало ставку на способность рынка к самовосстановлению и надеялось, что проблема хронической безработицы, которая, согласно мнению большинства, возникла в результате завышения зарплат в ущерб об- разованию капитала, будет решена за счет резкого снижения зарплат и процентных ставок в соответствии с новым соотношением спроса и предложения. До мирового экономического кризиса экономисты в большинстве своем были убеждены в том, что в рыночной экономи- ке безработица возникает лишь в связи с незначительными «потеря- ми на трение» и случайными факторами. Экономист Альфред Вебер (Weber, 1931: 29)4, который в сво- ей речи перед Союзом социальной политики в сентябре 1930 года в Конигсберге, где он прославляет достоинства капиталистического 1 Под впечатлением от увиденного в Германии Кейнс в середине января 1932 года проанализировал проблему возложенных на Германии репатриаци- онных обязательств в статье «Новый политик и нация» («New Statesman and Na- tion»). В ней он выступает за введение моратория на выплаты, тем самым под- держивая позицию Брюнинга по данному вопросу (ср. Keynes, 1978: 366-369). 2 Гарольд Джеймс (James, 1989: 238) отмечает, что дефляционную поли- тику правительства Брюнинга поддерживал также «ряд высокопоставленных профессиональных чиновников, среди которых наибольшим влиянием пользо- вался госсекретарь (самая высокая должность в министерстве финансов) Ганс Шеффер». 3 Из такого сближения позиций разных групп населения историки, говоря о данном периоде, часто делают вывод, что экономическая и денежная полити- ка Брюнинга вполне соответствовала обстоятельствам того времени, тогда как экономисты, рассматривая ситуацию с точки зрения сегодняшнего дня, счита- ют те же экономические и финансовые меры немецкого правительства ошибоч- ными (ср. Sanmann, 1965: ПО). 4 Не следует путать его с братом Макса Вебера, культуролом Альфредом Ве- бером (1868-1958).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 67 строя, то и дело ссылается на единое мнение ведущих экономистов, также полагает, что условием «активизации потенциальной способ- ности капитала» «никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть потребление». Активировать капитал может только «достаточ- ное вливание нового капитала». Повышение спроса, как говорит Ве- бер от имени своих коллег, не может принести ничего хорошего для экономики страны. Сторонники примитивной теории покупатель- ской способности, в частности, профсоюзные деятели Веймарской республики или тот же Генри Форд, впадают в непростительное за- блуждение, которое способно привести лишь к краху национальной экономики (Weber, 1931: 32). По утверждению Вебера (Weber, 1931: 58), ни один политэконом, стремящийся «к истине и ясности [...] независимо от каких бы то ни было партийно-политических догм и интересов, со всей мыслимой решимостью и непредвзятостью», не может, «изучив беспристраст- но нынешнее бедственное положение, прийти к выводу [...], что мы тоже можем восстановить экономику нашей страны без временного снижения жалований и зарплат» (Weber, 1931: 40). Такой вывод, раз- умеется, также подразумевает, что получение кредита для обеспече- ния занятости безработных является бессмысленной, если не опас- ной мерой экономической политики. Представители немецкой поли- тэкономии, с гордостью заявляет Вебер, несмотря на различия в ми- ровоззрении и методологии, в целом единодушны в отношении те- оретического диагноза и политической терапии. За аутсайдерами и чудаками среди профессиональных экономистов сохраняется пра- во нарушить этот всеобщий консенсус, что они и делают по понят- ным психологическим причинам. Впрочем, они не так безобидны, поскольку позволяют «не желающим думать массам, которые фор- мируют так называемое общественное мнение», и дальше оставать- ся в их ленивом состоянии, как бы говоря: «Смотрите, те, кто обычно стоит выше частных интересов и чья обязанность заключается в не- предвзятом научном изучении всех этих экономических взаимосвя- зей, они тоже расходятся во мнениях» (Weber, 1931: 56). Подобного рода суждения, весьма характерные для экспертов- экономистов незадолго до падения Веймарской республики1, разу- 1 Не имея возможности подробно рассмотреть весь спектр конкурирующих экономических идей, мы все же хотим отметить, что в этот период в экономи- ке имели место и другие теоретические подходы и политические рекомендации,
68 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания меется, поддерживали канцлера Брюнинга в его намерении прово- дить политику дефляции и снижения государственных расходов с це- лью преодоления экономического кризиса в целом и страха перед ин- фляцией в частности. Ради этой цели правительство повысило раз- личные взносы, таможенные пошлины и налоги, в частности налог с оборота, подоходный налог и налог на заработную плату. Так как эти меры, ввиду общей экономической рецессии, не компенсирова- ли спад поступлений в государственную казну, правительство также резко и значительно сократило государственные расходы с тем, что- бы обеспечить более или менее сбалансированный бюджет. Итогом этих мер экономической и фискальной политики стал кумулятивный, постоянно нарастающий процесс рецессии. Поэтому, оглядываясь назад, можно утверждать, что Кейнс, ви- девший причину неэффективности государственных антикризис- ных мер в недостатке знаний со стороны политиков и экономистов (Keynes, 1932: 41), более адекватно оценивал ситуацию, нежели его многочисленные, скептически настроенные критики: Если мы захотим, мы еще сможем стать хозяевами своей судьбы. Препятствия на пути к выходу из кризиса не являются материальными. Они проистекают из уровня знаний, способно- сти суждения и воззрений тех, в чьих руках находится власть. К несчастью, традиционные, глубоко укорененные догматы от- ветственных правителей во всем мире берут свое начало в опы- те, не имеющем параллелей в современной жизни: зачастую этот опыт прямо противоположен тому, что эти люди на самом деле должны были считать правильным (Keynes, 1934: 41). Члены правительства и их советники не понимали, какой эф- фект может иметь политика форсированного оживления экономики путем повышения государственных расходов, и поэтому не удели- вдохновленные, в частности, англо-саксонской теорией, где доминирующие ин- теллектуальные традиции подвергались критическому анализу. К этим подхо- дам, не имевшим, впрочем, почти никакого политического влияния, относится, прежде всего, объяснение экономических кризисов молодыми экономистами Веймарской республики, которые впоследствии были вынуждены эмигриро- вать. Это Адольф Лёве, Герхард Кольма, Эдуард Хайманн и Эмиль Ледерер. Те- оретические позиции этого периода и их практическая неэффективность под- робно описаны в: Krohn, 1981.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 69 ли ей должного внимания. Занманн (Sanmann, 1965: 120) отмечает, что единодушие специалистов и политиков относительно выбранно- го курса в экономической и фискальной политике объясняется так- же тем, что => тогда никто не осознавал, что денежная политика носит про- циклический характер; ^> соответственно, не было и осознания того, что именно пото- му, что реализуемая <=> денежная политика действует проциклически, должна быть возможной и другая, <=> антициклическая денежная политика — если не на практике, то, по крайней мере, в <=> виде теоретической модели. Как мы видели, модель Кейнса вовсе не была никому неизвест- ной. Кроме того, нет оснований утверждать, что антициклическая экономическая и денежная политика в эпоху Брюнинга была воз- можной только «теоретически»: на самом деле кейнсианская поли- тика была вполне реальной альтернативой для Веймарской респу- блики 1930-х годов, и даже «давление» внешнеполитических обсто- ятельств, о которых часто вспоминают в этой связи, не было бы не- преодолимым препятствием1. Значительное влияние экономических идей Кейнса на амери- канскую экономическую политику, особенно после рецессии 1938 года (ср. Galbraith, 1980; Salant, 1989; Weir, 1989; Goodwin, 1995; Parker, 2005), подтверждает диагноз, поставленный Кейнсом Вей- марской республике. Влияние Кейнса в США еще больше усилива- ется в ходе войны. В послевоенный период его идеи экспортируют- ся во многие западные индустриальные страны как товар, доказав- ший свою успешность в набирающей силу мировой державе Амери- ке. Оглядываясь на историю распространения и успешного заимство- вания кейнсианской экономической доктрины, Хиршман (Hirschman, 1 К этому выводу приходит, в частности, Ландманн (1981: 217): «Таким об- разом, лишь полное отсутствие понимания циклических взаимосвязей в пере- живающей спад экономике Германии стало причиной того, что и Брюнинг, и репатриационные кредиторы в равной мере противостояли всему, что не соот- ветствовало безоговорочному курсу на дефляцию» (см. также: Sanmann, 1965: 134).
70 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания 1989: 4) приходит к выводу, что вероятность эффективной диссеми- нации и имплементации экономических идей существенно возраста- ет, если соответствующие теории изначально находят поддержку у элиты того или иного государства. Если это государство к тому же играет важную роль в мире, вследствие чего его элита получает воз- можность эффективного распространения близких ей идей, можно исходить из того, что теории, продвигаемые подобным образом, поч- ти наверняка будут иметь большое практическое влияние. Предложенная Кейнсом концепция экономической политики, ре- ализация которой, безусловно, возможна в разных конкретных про- граммах действия, отличается простотой1 и гибкостью. При этом ее следует отличать от тех макроэкономических инструментов и задач, которые возникли в послевоенное время (в первую очередь в США), но при этом воспринимались и критовались как кейнсианский ин- струментарий. Сам Кейнс так преподносит свою теорию (Keynes, 1936: IX): «Поскольку предпосылки, на которые она опирается, не столь специфичны, как предпосылки ортодоксальной теории, ее про- ще приспособить к широкому полю разных условий»2. Согласно теории Кейнса, нестабильность капиталистической экономики должна компенсироваться мерами государственного вме- шательства: (1) необходимо создать институциональные условия, обеспечивающие относительно низкую процентную ставку и высо- кие ожидания экспансии, что, в свою очередь, должно стимулиро- 1 «Общая теория» Кейнса - сегодня об этом можно говорить с уверенно- стью - вызвала столь сильный резонанс среди экономистов в первую очередь потому, что она давала относительно простое, но при этом убедительное объяс- нение неравновесных процессов, а, кроме того, на основании этой теории мож- но было сформулировать однозначные рекомендации государственной власти относительно экономической политики. К такому же выводу приходит и Бли- ни (Bleaney, 1985: 37). Он, в частности, пишет, что теория Кейнса «была теоре- тически отточенным вскрытием слабых мест чистой неоклассической теории, авторы которой отбросили очень простое объяснение проблем экономическо- го кризиса из-за того, что ввели в теорию принцип эффективного спроса» (Кур- сив наш - Р. Г., Н. ИХ). 2 Эти комментарии Кейнса можно найти в предисловии, написанном им для немецкого издания «Общей теории», которое вышло в свет в 1936 году в Берлине. Говоря о большей гибкости и более широких возможностях примене- ния, Кейнс, очевидно, пытается убедить немецкого читателя в том, что хотя его книга ориентирована в первую очередь на экономические системы, действую- щие по принципу laissez-faire, тем не менее, она применима и там, где имеет ме- сто «более выраженное государственное управление».
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 71 вать инвестиции; (2) необходимо попытаться с помощью государ- ственных мер, в частности, программ дополнительных государствен- ных расходов, стимулировать эффективный спрос1. Важным, возможно, даже решающим условием этих мер эконо- мической политики является принципиальная дееспособность госу- дарства (Feuer, 1954: 683 и далее; Lindblom, 1972: 3 и далее). Для эко- номики страны едва ли не со времен Иоганна Генриха фон Тюнин- га (первого экономиста, включившего в экономическую теорию про- странственное измерение) и его концепции «изолированного госу- дарства» это условие является само собой разумеющимся. Безуслов- но, закономерности национальной экономики проще выявить тогда, когда любые внеэкономические силы (Маркс) остаются за рамками анализа или же рассматриваются как помехи. Вначале и экономисты, и менеджеры, и политики, и чиновники с большим недоверием отнеслись к экономическим идеям Кейнса, равно как и к его рекомендациям по экономической политике, но в конечном итоге его концепция получила признание. Взгляды поли- тиков и экономистов - не в последнюю очередь под влиянием во- йны - изменились, что в конечном итоге привело к утверждению принципов кейнсианской экономики в Великобритании, США (за- кон «О полной занятости»), в ФРГ (закон «О стабильности и эконо- мическом росте», 1967 г.), а потом почти во всех западных странах. Эти принципы даже вошли в хартию ООН и, таким образом, стали новой ортодоксией (ср. Kaldor, 1983: 29 и далее). Но уже через двад- цать пять лет, в 1970-х, основанная на учении Кейнса политика пол- ной занятости начинает давать сбой. Сначала экономисты сталкива- ются с неизвестным им феноменом - стагфляцией, а затем с ее проти- 1 Когда Кейнса провозглашают спасителем капитализма, то, скорее всего, имеют в виду то, что государственные расходы, в первую очередь не связанные с производством, помогли решить проблему капитализма, вызванную недоста- точным спросом и/или перепроизводством. Начиная с 1920-х годов, производ- ство неизменно расширялось, несмотря на снижение капитальных инвестиций и использования рабочей силы, и предложенные Кейнсом меры помогли взять эту тенденцию «под контроль», причем сразу в двух аспектах. С одной стороны, государственные расходы замедляют вовлечение новых эффективных средств производства, поскольку у экономики отнимаются средства, необходимые для инвестиций. С другой стороны, государственные расходы стимулируют спрос, что компенсирует избыточное предложение товаров и услуг. Впрочем, с точки зрения неомарксистов, такое кейнсианское спасение капитализма носит лишь временный характер (ср. Block & Hirschhorn, 1979: 370 и далее).
72 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания воположностью. Все чаще можно услышать, что кейнсианские меры государственного регулирования уже не действуют. Экономические цели докейнсианской эпохи, например, преодоление инфляции как источника всех проблем, снова выходят на первый план, а регули- рование предложения денег становится первостепенной задачей эко- номической политики. Даже если разграничить кеинсианскии коэф- фициент полной занятости (термин, предложенный Джоном Хиксом и обозначающий уровень занятости, который может быть достигнут при помощи кейнсианского инструментария) и остаточную безрабо- тицу, остается непонятным, почему кеинсианскии показатель полной занятости на протяжении прошедших двадцати лет неуклонно сни- жался. Как видно из таблицы 1, где собраны данные для отдельных индустриальных стран, к тяжелым последствиям мирового эконо- мического кризиса относится резкое сокращение внешней торгов- ли. Впрочем, с 1945 года до сегодняшнего дня «экспортная квота» этих стран неуклонно растет и уже приближается к докризисному уровню. Представленная в сокращенном виде в таблице 1 тенденция из- менений в объеме национального экспорта, тем не менее, нагляд- но демонстрирует, как сильно за последнее время изменилась спо- собность государства воздействовать на собственное экономическое развитие при помощи внутриэкономических мер. Чем выше инду- цированный международными рынками спрос на товары и услуги той или иной страны, тем меньше вероятность того, что внутрина- циональные инструменты экономической политики будут иметь же- лаемый успех. В этой связи очевидно, что практическая эффектив- ность кейнсианских экономических мер может варьироваться в за- висимости от способности государства влиять на выделенные Кейн- сом общеэкономические параметры (Feuer, 1954). Поэтому, несколь- ко упрощая, можно сказать, что определенные меры экономической политики в стране, экономика которой зависит от высокой экспорт- ной квоты, гораздо менее эффективны, чем те же меры, принятые в стране с низкой экспортной квотой, не говоря уже о многих других важных взаимосвязях и тенденциях развития мировой экономики1. 1 См., например, анализ Петера Друкера (Drucker, 1986: 768), который вы- ходит далеко за рамки нашей тематики. Друкер обращает внимание на тот факт, что решающее влияние исходит именно от мировой экономики, а не от «макро-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 73 Важнейшие структурные изменения современного общества, а зна- чит, и экономики, по словам Дэниела Белла (Bell, 1987: 2), «интегри- рованы в мировую экономику», тогда как «политическое управление по-прежнему осуществляется на национальном уровне». Другими словами, политическая «переработка» структурных изменений, вы- званных трансформацией мировой экономики, и сегодня по большей части проходит в узких рамках национального государства1. Там, где структурные изменения экономики, вызванные мировыми тенденци- ями развития, по крайней мере, отчасти перерабатываются согласо- ванно в рамках международного сообщества, как, например, в слу- чае ЕС, это, разумеется, одновременно означает уменьшение свобо- ды действий отдельного государства в вопросах регулирования эко- номики и только еще раз подтверждает, насколько бессмысленно го- ворить об экономической теории как о политэкономии или теории народного хозяйства, хотя такое понимание и сегодня широко рас- пространено в немецкоязычном пространстве. Оно, вне всякого со- мнения, верно в отношении прошлого, когда экономическая теория в любом случае была ориентирована на экономику отдельного госу- дарства (см., например, Kuznets, 1951, 1971), однако сегодня это до- пущение является скорее интеллектуальным помехой для реалистич- ной экономической теории. экономики отдельного государства, на которой до сих пор целиком и полно- стью сосредоточена большая часть экономической теории» (см. также Lipsey, 1990). Социологи, не склонные доверять тезису о том, что мы являемся совре- менниками кардинальной глобализации национальных экономик, используют данные о доле экспорта в ВНП в начале XX века и о ее последующем сниже- нии (см. Таблицу 1) в качестве доказательства того, что в первые десятилетия XX века глобализация играла гораздо более важную роль, чем сегодня (ср. Hirst & Thompson, 1992). В последние десятилетия рост торговли замедлился в связи с появлением международных концернов с производственными филиалами во всем мире (см. Stich weh, 1999). Экономическая глобализация не ограничивается потоком товаров и услуг, она интегрирована в стремительно нарастающий меж- дународный обмен символическими товарами. * Вопрос о том, какие последствия может иметь прогрессирующая «инте- грация» национальных экономик, скажем, для возможностей управления, а также для сохранения социально-политических и культурных особенностей от- дельных наций, открывает широкое поле для зачастую политически мотивиро- ванных спекуляций. Например, можно ли утверждать, что, как прогнозирует Хотц-Харт (Hotz-Hart, 1983: 313), ожесточенная международная конкуренция ведет к уменьшению возможностей обеспечения социальных гарантий в рам- ках отдельного государства по причине неизбежного конфликта между логикой рынка и логикой государства всеобщего благосостояния?
74 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Таблица 1 Доля экспорта в ВНП с учетом рыночных цен для отдельных государств, 1928-2007 1928 1936 1950 1954 1960 1964 1970 1974 1980 1984 1988 1992 1996 2000 2004 2007 Германия / ФРГ 33,24 12,00 9,33 13,88 16,02 15,71 19,91 23,32 23,47 25,19 29,29 23,98 25,03 33,69 38,07 46,43 Великобритания 22,75 16,36 17,55 16,69 17,33 17,27 21,55 24,89 27,50 28,29 23,04 23,72 29,49 27,68 24,91 25,87 США 5,29 3,79 4,41 4,51 5,21 5,74 6,49 8,70 10,79 9,09 7,60 10,14 11,16 10,98 10,06 11,88 Япония 10,71 9,50 10,82 13,62 13,49 14,69 9,75 9,76 9,72 10,84 13,04 17,07 Источник: Показатели для Германии / ФРГ, Великобритании и США были рассчита- ны на основе макроэкономических данных из: Liesner, 1985. Таблица 2 Коэффициенты корреляции (очищенного от тренда) экономического роста отдельных стран в периоды 1920-1938, 1948-1962, 1963-1987 Страны США / Канада США / Великобритания США / Германия Великобритания / Германия Великобритания / Канада Германия / Канада 1920-1938 -.63 .56 -.11 .70 .20 .82 1948-1962 .82 -.04 -.52 .33 -.24 -.81 1963-1987 -.05 .68 .59 .83 -.29 -.60
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 75 Некоторые авторы придерживаются мнения, что в «Общей те- ории» Кейнс не ограничивается замкнутой национальной экономи- кой, а подразумевает мировую экономику в целом (ср. Hicks, 1983: 22). На самом деле в «Общей теории» Кейнс не интересуется непо- средственно вопросами международной торговли, и вывод о том, что в своих эмпирических наблюдениях он имеет в виду мировую эконо- мику, очевидно, ошибочен. Усиление взаимосвязи экономического развития современ- ных индустриальных стран можно проследить путем сравнительно- го трендового анализа макроэкономических показателей для перио- дов, интересующих нас в данном контексте. Тогда же встает вопрос о том, действительно ли наблюдаемая сегодня констелляция экономи- ческих трендов не имеет аналогов в истории. При сравнении разви- тия этих динамических рядов в экономических показателях для раз- ных стран, например, в показателях роста ВНП, исчисляемого в ры- ночных ценах, или в показателях безработицы, должна отражаться следующая тенденция: после значимых национально-специфических процессов в экономике этих стран, скажем, в период непосредствен- но после второй мировой войны и приблизительно до начала 1960-х годов, динамические ряды, при условии, что тезис об усилении взаи- мосвязи верен, должны постепенно сходиться в одном общем трен- де. Статистически это сближение должно отражаться в высокой зна- чимой корреляции изменений экономических показателей. В приве- денных ниже таблицах представлен результат подобного регрессион- ного анализа, в котором использовались очищенные от тренда пока- затели экономического роста (или, точнее, роста ВНП в рыночных ценах), показатели безработицы и долгосрочной процентной ставки в период между 1920 и 1987 годами для США, Канады, Великобрита- нии и Германии (ФРГ). В таблицах 2-4 представлены значения про- стой линейной корреляции. Нас интересуют прежде всего периоды с 1948 по 1962 год и с 1963 по 1987 год: именно между ними, по мнению многих экономистов, проходит граница, разделяющая кейнсианские меры государствен- ного регулирования экономики на успешные и менее успешные. Если сравнить коэффициенты корреляции между отдельными стра- нами для этих периодов, то в большинстве случаев результаты бу- дут соответствовать ожиданиям. Если не принимать во внимание те немногие исключения, которые имеют место, то можно увидеть, что
76 Райнер Грундманн, Нико Штер. Впасть научного знания Таблица 3 Коэффициенты корреляции очищенных от тренда показателей безработицы отдельных стран в периоды 1920-1938,1948-1962,1963-1987 Страны США / Канада США / Великобритания США / Германия Великобритания / Германия Великобритания / Канада Германия / Канада 1920-1938 -.97 .56 .92 .73 .68 .94 1948-1962 .81 -.54 .38 -.33 -.75 .63 1963-1987 .84 .77 .55 .74 .79 .83 Таблица 4 Коэффициенты корреляции очищенных от тренда долгосрочных процентных ставок в отдельных странах в периоды 1920-1938,1948-1962,1963-1987 Страны США / Канада США / Великобритания США / Германия Великобритания/ Германия Великобритания / Канада Германия / Канада 1920-1938 .87 .32 нет данных нет данных .08 нет данных 1948-1962 .88 .32 -.56 -.14 .08 -.48 1963-1987 .83 .03 .38 .29 .22 .26 Источник: Данные по США, Великобритании и Германии для периодов между 1920 и 1983 годами взяты из: Liesner, 1985. Данные по Канаде для периодов между 1920 и 1983 годами взяты из: Parkin & Bade, 1986. Остальные данные взяты из «Еже- годника международной финансовой статистики» МВФ за 1988 год. конвергенция экономического развития в четырех странах - США, Канаде, Великобритании и ФРГ - в период между 1963 и 1987 годом гораздо выше, чем в период между 1948 и 1962 годом. В то же вре- мя парная корреляция ВНП, показателей безработицы и процентной ставки в довоенный период свидетельствует о том, что «большая са- мостоятельность» государств в послевоенные годы, по всей видимо- сти, является результатом кардинальных перемен, связанных с вой-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 11 ной. Такая интерпретация представляется оправданной, если учесть, что корреляция экономических показателей в период между 1920 и 1938 годом отчасти была очень высокой. Так, например, корреля- ция показателей безработицы в довоенной период в большинстве сравниваемых стран почти столь же высокая, как и в последний пе- риод. Впрочем, приведенные в таблицах 2-4 данные отражают лишь тот факт, что некогда очень высокий уровень «взаимозависимости» этих государств, который, кстати, был еще выше в 1913 году, лишь по- степенно восстанавливался после войны. На первый взгляд, подоб- ная тенденция допускает вывод о том, что сегодня экономики разных стран должны быть более независимыми, чем в 1920-е и 1930-е годы. Однако это ошибочная интерпретация. Взаимозависимость крупных торговых держав сегодня во многих отношениях выше, чем пятьде- сят лет назад, несмотря на то, что, например, экспортные квоты в от- дельных случаях еще не достигли уровня прошлых лет. Хотя в чисто «физическом» смысле экономическая зависимость отдельных госу- дарств от их торговых партнеров уменьшилась, во многих других, бо- лее значимых отношениях их взаимозависимость усилилась (см., на- пример, Rich, 1983). Чтобы в этом убедиться, достаточно вниматель- но изучить фактические торговые потоки, характер импортируемых и экспортируемых товаров, услуг и капитала, потребителей и эконо- мический уровень торговых партнеров. Вместе с тем в последнее вре- мя имеют место экономические процессы, которые, с одной стороны, ведут к уменьшению торговых потоков, а, с другой стороны, усили- вают взаимосвязи между партнерами. К таким процессам относит- ся, например, рост многонациональных концернов. Производство в разных странах уменьшает экспортные риски или полностью избав- ляет от необходимости экспортировать товары и услуги. Как подчер- кивает, в частности, Розенкранц (Rosencrance, 1987: 163), прямые ин- вестиции такого рода ведут к тому, «что объединение инвестиций в индустриальных странах порождает взаимную заинтересованность в успехе каждого, чего не было в девятнадцатом веке и вплоть до пер- вой мировой войны». Политическое значение разветвления и усиления экономических связей и, соответственно, взаимозависимости сегодня совершен- но иное, нежели в 1920-е и 1930-е годы. Взаимопроникновение эко- номических систем разных национальных государств вынуждает их
78 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания сотрудничать друг с другом. Национальные цели если и могут быть достигнуты, то только за счет мер, согласованных с иностранными партнерами. Мировая экономическая политика, или Кризис кейнсианской теории Было бы неверно на основании наших рассуждений делать вы- вод о том, что пределы экономических мер, опирающихся на поло- жения «Общей теории», совпадают с пределами самой «Общей тео- рии». Такого рода пределы существуют. Однако, кроме того, эффек- тивная экономическая политика имеет пределы, очерченные эконо- мическими условиями и процессами их изменений. Научные и логи- ческие пределы «Общей теории» были неоднократно описаны ком- петентными людьми (например: Hansen, 1952; Kaldor, 1983). Нас же интересуют возможности и границы социально-научного знания в тот момент, когда оно сталкивается со специфическими социальны- ми условиями действий со стороны определенных акторов. Нам, та- ким образом, интересны не логические или «научные» границы «Об- щей теории», а «исторические» или практические пределы сформу- лированного Кейнсом экономического знания. Крах кейнсианской экономической политики в экономических и политических условиях, установившихся с 1960-х годов, - общепри- знанный факт, однако на его констатации консенсус наблюдателей исчерпывается. Существует множество зачастую противоречивых объяснений, авторы которых хотя и обращаются к интересующим нас историческим фактам, но при этом надеются самыми разными способами обосновать тезис о практической иррелевантности кейн- сианского инструментария. Среди объяснений звучал также упрек в том, что во многих западных странах отношение к идеям Кейнса с са- мого начала было скептическим, предложенные им меры экономи- ческой политики исполнялись неохотно и не до конца (см., напри- мер: Steindl, 1985 116 и далее), а в 1970-е гг. кейнсианская полити- ка была применена не по назначению, поскольку ее реализация воз- можна только в определенной «кейнсианской ситуации» (ср. Schiller, 1987). Наконец, другие критики Кейнса не хотели верить в то, что в истории вообще имел место такой факт, как практически эффектив-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 79 ная кейнсианская экономическая политика. Так, Альфред Вебер по- сле второй мировой войны сетовал на то, что эпигоны Кейнса, пы- тавшиеся превратить теорию учителя «в универсальное политэконо- мическое учение», «несут значительную часть вины за те серьезные трудности, которые в настоящее время испытывает свободный мир». Таким образом, дееспособность государства и других экономиче- ских акторов должна рассматриваться в отношении отнюдь не ста- тистической совокупности факторов, определяющих динамику на- циональной экономики и, прежде всего, экономическую экспансию при изменчивых краевых условиях. Кейнс (Keynes, 1936: 1) оправды- вает создание своей «общей теории» в качестве альтернативы «клас- сической» экономической теории среди прочего тем, что теория его предшественников уже не соответствует особенностям господству- ющих экономических условий. Кейнс считает классическую теорию пригодной лишь для особого случая, а именно для экономики с пол- ной занятостью. Поэтому применение ее к проблеме «вынужденной безработицы» ведет «к ошибкам и роковым последствиям» (Keynes, 1936:14). Такое применение можно сравнить с использованием основ евклидовой математики в неевклидовом мире. Из этой дилеммы есть только один выход - создание неевклидовой математики. Кейнс про- водит аналогии со своей теорией, утверждая, что в ней достигается большее соответствие идеи и практики. Впрочем, возражение отно- сительно того, что любая теория в принципе соответствует только определенной констелляции экономических отношений, опроверга- ется лишь применительно к данному конкретному случаю. К факторам, которые в настоящее время играют особо важную роль, но при этом не отражены ни в классической, ни в кейнсиан- ской экономической теории, безусловно, относятся научные и тех- нические изобретения и открытия (Freeman, 1977). Если Шумпетер в своих работах (Schumpeter, 1951) говорит о значении инноваций1 для расширения экономики, то в «Общей теории» Кейнса этот фактор не упоминается, точнее говоря, больше не упоминается, потому что еще в «Трактате о деньгах» Кейнс (Keynes, 1930: 85 и далее), вслед за Шум- петером, подчеркивает универсальное значение технических транс- 1 Впрочем, в понимании Шумпетера, инновации не ограничиваются эко- номической и технической сферой; это более общее понятие, с помощью кото- рого Шумпетер обращает внимание на роль непрерывностей в экономическом процессе.
80 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания формаций и инноваций для экономического роста и изменчивых ин- вестиционных решений, а в одной из статей, написанных в том же году, объясняет беспрецедентный рост общественного благосостоя- ния в современных обществах научно-техническим прогрессом, про- центной ставкой и начавшимся еще в XVI-м веке накоплением капи- тала (см. Keynes, [1930a], 1984). Однако технический прогресс очень сложно, а зачастую и во- все невозможно контролировать, планировать или сдерживать в рамках отдельно взятого национального государства. Шумпетер (Schumpeter, 1952: 283), во всяком случае, полагает, что кейнсиан- ский анализ применим лишь к небольшим временным отрезкам. Из- за того, что Кейнс оставляет за рамками своего анализа фактор тех- нического развития, не учитывая его даже в качестве динамической переменной, возможности применения этого анализа ограничены в лучшем случае несколькими годами - может быть, циклом в сорок ме- сяцев, а что касается особых проявлений, то здесь возможно- сти данного анализа ограничены факторами, от которых зависит уровень загруженности промышленных мощностей в том случае, если они остаются неизменными. Таким образом, не учитывает- ся ни одно из проявлений, связанных с обновлением и изменени- ем этих мощностей, а такие проявления доминируют в капитали- стическом процессе. Недостаточная практическая эффективность кейнсианской эко- номической политики, безусловно, связана с приоритетными целя- ми кейнсианской теории и, прежде всего, разумеется, с целью дости- жения полной занятости1, а также с экономическими параметрами, 1 Сегодня многие полагают, что полная занятость стала недостижимой пре- жде всего по причине недавних изменений в области техники, а также требова- ний к капиталу и труду как фактору производства. В этой связи, пожалуй, сто- ит упомянуть о том, что, в представлении Кейнса, «мир безработицы» (Keynes, 1936а: 321) гораздо теснее связан с господством «капиталистического индиви- дуализма». Таким образом, непродолжительные периоды оживления были для него лишь коротким перерывом в характерном для капитализма общем состо- янии безработицы. Как бы то ни было, на протяжении нескольких десятилетий специалисты и на Востоке, и на Западе были единодушны в том, что полная за- нятость желательна и, соответственно, должна рассматриваться как цель госу- дарственной экономической политики, вне зависимости от политической иде-
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 81 которые учитываются или, наоборот, не учитываются в данной тео- рии. Акцент на определенных аспектах экономики и игнорирование других аспектов или же убежденность в том, что другие переменные можно считать граничными условиями, константными или не под- лежащими анализу, разумеется, не случайны, а отражают определен- ные интеллектуальные, профессиональные представления о господ- ствующих экономических условиях. Так, например, в кейнсианской теории отсутствует анализ про- изводительности. С одной стороны, это наверняка вызвано тем, что речь здесь идет об экономическом параметре, который в уравнении экономического процесса расположен на стороне предложения. С другой стороны, сознательное игнорирование проблематики произ- водительности отражает те условности, которые имели место в эко- номической мысли того времени. Дело в том, что в период между 1900-м и 1920-м годами произошел один из мощнейших производ- ственных сдвигов современности. Это, вне всякого сомнения, дало повод для оптимизма, и проблема ограниченности предложения, о которой неустанно твердила классическая экономика, казалась, по крайней мере, не такой актуальной. Отсюда Друкер (Drucker, [1981] 1984: 9) делает вывод о том, что «произошедший в теории произво- дительности поворот от теории, предполагавшей заложенную в си- стеме тенденцию к снижению доходов, к теории, предполагавшей их равномерное увеличение, является одной из главных причин кейн- сианской "научной революции"». Именно этот поворот сделал воз- можным «смещение акцента с предложения на спрос или, другими словами, веру в то, что производительность отличает внутренне при- сущая ей тенденция к избыточному производству, а не тенденция к дефицитарности»1. Впрочем, к факторам, оказывающим существенное влияние на экономические показатели современных обществ, относятся и со- циальные процессы. Их, пожалуй, можно было бы назвать деривата- ми тех факторов, особое значение которых подчеркивал еще Кейнс. ологии. И лишь сегодня политические и экономические допущения, которые долгое время служили основой консенсуса относительно полной занятости или «права на труд», ставятся под сомнение (ср. Gorz, [1980] 1981; Keane & Owens, 1986; Keane, 1988:69-100). 1 Анализ военного кейнсианства выходит за рамки нашего исследования. См. на эту тему: Melman 1970; Mintz & Hicks, 1984; Jencks, 1985; Abelshauser, 1999; Johnson, 2007.
82 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Пример такого фактора - ожидания участников экономической де- ятельности (акторов). Впрочем, сегодня реакция экономических ак- торов на информацию, которая может иметь влияние на экономи- ческие процессы, гораздо более непосредственная. Экономические процессы в целом стали намного гибче, чем еще несколько десяти- летий назад. Другими словами, сегодня практически все убеждены в том, что будущее неопределенно, что завтрашний день не оправдает сегодняшних ожиданий и что слухи, изменчивые настроение и пред- восхищение будущих тенденций существенным образом влияют на экономическую деятельность1. Это распространенное мнение, в свою очередь, питает убеждение в том, что только быстрая реакция на из- менение экономических показателей может быть правильной. Наконец, говоря о причинах снижения практической значимости кейнсианской теории для экономической политики 1970-х-1980-х годов, нельзя упускать из виду тот факт, что сам по себе успех идей Кейнс, так сказать, исчерпал их потенциал. Кейнс не думал о том, что будет, если предложенные им меры станут частью общей идеологии и основным инструментом экономической политики во многих стра- нах. Одним из условий, при которых кейнсианская политика может быть эффективной, безусловно, является то, что никакие встречные процессы не противодействуют, в частности, мерам по регулирова- нию спроса. Однако если экономические акторы предвосхищают «регулирование спроса за счет фискальной политики с целью дости- жения полной занятости, то эффективность этой политики подрыва- ется инфляцией» (Scherf, 1986: 132). Тот факт, что кейнсианская тео- рия и экономическая политика как бы упраздняют сами себя, имеет, вероятно, и другие, более глубокие причины. Речь здесь идет не толь- ко о мысленном предвосхищении последствий экономической поли- тики по модели Кейнса. Изменились базовые структурные характе- ристики мировой экономики, и эти изменения были вызваны не в последнюю очередь успехом кейнсианских идей. Таким образом, эффективная экономическая политика в из- менившихся контекстных условиях требует экономических зна- 1 Ответ Роберта Хейлбронера на вопрос о том, почему сегодня экономистам сложнее предугадать тенденции экономического развития, как нам кажется, указывает на схожие кардинальные изменения в структуре экономики: «Впол- не вероятно, что это [предугадывание] сегодня дается сложнее, чем прежде, по- тому, что сама экономика теперь является скорее результатом решений, а не чи- стого взаимодействия объективных сил, что само по себе делает прогноз затруд- нительным» (цит. по: Greene, 1974: 64).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 83 ний, учитывающих эти изменения. Поэтому и сегодня остается вер- ным комментарий Альфреда Маршалла об экономических доктри- нах (Marshall, [1980] 1948: 30 и далее): «Несмотря на широкое приме- нение экономического анализа и теоретических рассуждений эконо- мистов, у каждой страны свои собственные проблемы, и любое из- менение социальных условий, вероятно, требует новых экономиче- ских принципов». То, как сам Кейнс оценивал свою критику в адрес нео«классической» экономической теории, вполне согласуется с те- зисом Маршалла. Так, например, Кейнс (Keynes, 1936: 319) подчер- кивает, что в своей критике он хочет обратить внимание не столь- ко на конкретные логические или методологические противоречия классической теории, сколько на ее далекие от реальности исходные предпосылки, в которых он видит причину практических неудач в реализации экономической политики, возникшей под ее влияни- ем. В своей «Общей теории» Кейнс старался показать, «что в усло- виях laissez-faire внутри страны и при наличии международного зо- лотого стандарта, что было характерно для второй половины Х1Х-го века, правительства не располагали никакими другими средства- ми для смягчения экономических бедствий в своих странах, кроме конкурентной борьбы за рынки. Ведь все средства борьбы с хрони- ческой или перемежающейся безработицей были запрещены, кро- ме мер, направленных на улучшение торгового баланса за счет его поступлений»1. Разумеется, идеи самого Кейнса вовсе не являются неуязвимыми для подобной критики. Выводы Влияние, которое Кейнс оказывал на политику, в своем роде уни- кально. Его личность была неразрывно связана с революцией в эко- номической теории и политике. И хотя при жизни Кейнса прямое влияние его идей было ограниченным, уже тогда прослеживались от- дельные элементы, которые, как оказалось, имели решающее значе- ние для его долгосрочного влияния. Кейнс был частью культурной и политической элиты централизованного - тогда, как и сейчас - госу- дарства. Его личные связи с представителями властной элиты Вели- кобритании в период между первой и второй мировой войной про- 1 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Эксмо, 2007. С.142.
84 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания стирались до самого высокого уровня, а, кроме того, Кейнс играл важную роль в должности консультанта при правительстве. Впро- чем, несмотря на его присутствие во власти, его выдающиеся способ- ности в качестве аналитика и оратора, а также его неофициальное, а иногда и официальное лидерство до кризиса 1929-го года правитель- ство Великобритании не последовало его советам. Ему не удалось убедить правительство отказаться от валютного паритета на основе золотого стандарта, начать реализацию крупных строительных про- ектов, снизить процентные ставки и повысить налоги. К его реко- мендациям прислушались позднее, после того, как многие страны пе- режили продолжительный экономический и политический кризис. В своей книге «Политическая власть экономических идей» Пи- тер Холл (Hall, 1989a) задается вопросом о том, почему идеи Кейн- са в какой-то момент были восприняты в одних странах и не были восприняты в других. Чтобы ответить на этот вопрос, он, на основа- нии анализа различных авторов, разрабатывает модель из трех взаи- мосвязанных факторов. Эти факторы - теоретическая привлекатель- ность, а также административная и политическая возможность реа- лизации. Первый фактор описывает степень, в какой данная теория смогла увлечь сообщество экономистов и молодых ученых. При этом Холл имеет в виду и обещание решить важнейшие экономические пробле- мы страны. Для Кейнса важнейшей проблемой была безработица. Страны, которые видели главную проблему в инфляции, скорее все- го, не стали проводить кейнсианскую политику. Кейнсианские идеи смогли убедить сообщество экономистов, а затем произвести впе- чатление и на элиту (см. Hall, 1989: 9, сноска 9). Этот аргумент пред- полагает, что идеи сами по себе обладают способностью убеждать и за счет этого приводят в движение общество. Холл (Hall, 1989: 10), впрочем, справедливо указывает на то, что экономические теории зачастую являются лишь одним из многих факторов, влияющих на политику. Еще один механизм влияния - это институционализация идей. Как пишет Салант (Salant, 1989), с кейнсианской парадигмой выросли целые поколения экономистов. Наиболее значимым транс- лятором идей Кейнса был учебник Сэмюэльсона «Экономика: вво- дный анализ», впервые опубликованный в 1948 году. Другой аспект в модели Холла - административные возможности воплощения - отсылает к установкам чиновников в министерствах.
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 85 На основании своего опыта обращения с проблемами, с которыми они сталкивались в прошлом, они формируют суждение о функци- ональности определенной экономической политики. Госчиновники, чья главная забота - дефицит бюджета, вряд ли благосклонно отне- сутся к политике кейнсианского толка. Относительная открытость политической администрации по отношению к консультантам, чьи взгляды не совпадают с представлениями традиционной экономи- ки, является ключевой переменной в данном объяснении того, поче- му идеи Кейнса по-разному были восприняты в разных странах. Эта мысль получила развитие, прежде всего, в работах Маргарет Вейт и Теды Скочпол. Впрочем (по мнению Холла), в этом подходе пере- оценивается роль чиновников и недооценивается роль политиков. Институционально кейнсианское учение утвердилось в американ- ском законе о занятости 1946 года, где в качестве цели заявлено до- стижение высокого уровня и производительности, и занятости. Са- лант (Salant, 1989: 51) пишет, что где-то с середины 1930-х годов до конца второй мировой войны экономисты в правительстве опережа- ли экономистов в университетах в разработке политических аспек- тов кейнсианской макроэкономической теории, особенно в прило- жении к эмпирическим данным. Академическая элита Гарварда бы- стрее добилась влияния на правительство, чем другие университеты. Как показывает Салант, Кейнс не имел прямого влияния на полити- ку в США, а до 1938-го или 1939-го года опосредованное влияние его идей тоже было незначительным. Лишь позднее его влияние распро- странилось на интеллектуальную атмосферу в американском обще- стве, но тогда уже это влияние стало огромным. Наконец, политические возможности реализации экономиче- ских идей проявляются в момент создания коалиций. Согласно Пи- теру Гуревичу (Gourevitch, 1984; см. также его статью в Hall, 1989), кейнсианские идеи были воплощены в жизнь только там, где суще- ствовала достаточно большая политическая коалиция, поддерживав- шая сторонников этих идей. Это еще раз напоминает нам о том, ка- кую важную роль в политическом процессе играют группы, возник- шие на основе общих интересов, и о необходимости соотносить при- нимаемые меры с ожидаемой реакцией таких групп. Впрочем, в дан- ном подходе сам по себе «интерес» не рассматривается как особая те- оретическая проблема, а принимается как данность. И здесь замыка- ется круг холловскои аргументации: идеи имеют решающее значение в определении собственных интересов.
86 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Особое значение имеет структура политического дискурса. Инте- ресно, что в середине 1980-х годов Холл мог исходить из того, что не само финансирование дефицита государственного сектора в целом воспринималось как проблема, но что проблематичными в период между двумя мировыми войнами пока еще были отношения между государством и рынками капиталов (Hall, 1989: 380 и далее). Мы же уже пережили возвращение к установкам, которые Холл считал на- всегда исчезнувшими. Политический дискурс может меняться, а вме- сте с ним меняются и доминирующие политические идеи, которые берут свое начало в том числе и в коллективной памяти, основанной на прошлом опыте. Описанную выше модель Холл использует для объяснения того, почему кейнсианская политика получила различное распростране- ние в разных странах в разные периоды времени. В результате са- мой важной переменной оказалась политическая ориентация правя- щей партии. Если правящая партия поддерживала тесную связь с ра- бочим классом, а высокий уровень безработицы был главной забо- той правительства, тогда вероятность того, что такое правительство последует рекомендациям Кейнса, была более высокой. Примени- тельно к 1930-м годам Холл приводит примеры социал-демократов в Швеции, Демократической партии в США и Французского народно- го фронта. Впрочем, были и другие правительства (в частности, не- мецкое и японское), которые опирались не на мобилизацию рабочего класса, а на военную мобилизацию. Возможно, это говорит о том, что использование кеинсианского инструментария зависит не только от того, к какому политическому лагерю принадлежит правящая пар- тия1. По всей видимости, кейнсианские идеи могут использовать и левые, и правые, и демократические, и авторитарные режимы. Холл, однако, старается максимально полно исчерпать объяснительный потенциал своей центральной переменной и указывает на Скандина- вию, где страны с сильными социально-демократическими партия- 1 Нам кажется немного странным утверждение Холла (Hall, 1989: 376) о том, что «из пяти случаев кейнсианских или протокейнсианских экспериментов в период между двумя мировыми войнами, в случаях, не связанных напрямую с попыткой мобилизации рабочего класса, использовалась военная мобилизация, как это было в Германии и Японии». Это, по всей видимости, означает, что два кейса в его кейс-стади не подтверждают его гипотезу, а это довольно высокий процент для выборки из пяти стран. Впрочем, он тут же добавляет, что «социал- демократию, разумеется, нельзя отождествлять с кейнсианством» (377).
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 87 ми наиболее последовательно реализовали кейнсианскую политику, в отличие от стран со слабыми социал-демократическими партиями, где эта политика была реализована в наименьшей степени (Швеция и Норвегия, в отличие от Финляндии, тогда как Дания занимает про- межуточную позицию). Как только кейнсианская политика доказала свою эффектив- ность, ее подхватили и продолжили консервативные партии. Это можно было наблюдать в США, где президент Никсон произнес свою знаменитую фразу: «Мы теперь все кейнсианцы»1. Холл не обнару- живает ни одного противоположного случая, когда бы кейнсианская политика была инициирована консервативной партией. Решающим фактором Холл также считает власть центрального банка в его вза- имодействии с главными политиками, а также влияние професси- ональных чиновников, в отличие от советников, назначенных пра- вительством на временной основе. Все эти факторы играют важную роль, однако при имеющимся многообразии стран и исторических периодов для обоснования данной модели необходима исчерпыва- ющая реконструкция и интерпретация событий. Холл же пытается решить эту задачу на нескольких страницах в самом конце заключи- тельной главы. Здесь он упоминает еще одну переменную - внешние шоки или кризисы. В этом смысле вторая мировая война была важ- нее экономического кризиса 1930-х годов (Oliver & Pemberton, 2003). В связи с этим Пирсон (Pierson, 1993: 362) спрашивает: Почему «научение» в одних случаях ведет к положительным результатам и нарастающим изменениям в политике, а в других случаях - к отрицательным результатам и реакционной полити- ке? По верному наблюдению Холла, конечно, трудно ошибиться, сказав, что на тех, кто принимает политические решения, влия- ют выводы, сделанные ими из прошлого опыта, однако уроки, ко- торые нам преподносит история, никогда не бывают однознач- ными. Оглядываясь назад, пожалуй, можно сказать, что успех побуждает к повторению, и в этом смысле определение успеха или неудачи неизбежно является социологическим или полити- ческим процессом [...] Холл высказывает свои предложения по поводу того, как можно определить неудавшиеся политические 1 То же самое можно сказать и о Новых лейбористах при Тони Блэре. При- дя к власти, он продолжил неолиберальную политику Тэтчер.
Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания проекты. Опираясь на куновскую концепцию научных парадигм, он утверждает, что научение «третьей степени» (смена парадиг- мы) [...] включает в себя аномалии [...], не совсем понятные тен- денции развития [...] в значении [другой] парадигмы. По мнению Пирсона, это не более, чем данное постфактум объ- яснение того, почему определенный политический курс потерпел не- удачу. Сложность и многообразие мер государственного регулирова- ния, а также неопределенность в отношении взаимосвязи этих мер и их результатов, как правило, открывают широкое поле для дискус- сий. То обстоятельство, что часто нельзя однозначно сказать, была ли та или иная политика «успешной», указывает на высокий уровень неопределенности в процессе научения. Свое исследование Холл (Hall, 1989: 365) заканчивает еще одним вариантом объяснения практической эффективности кейнсианской экономической теории. Он обращает внимание на то, как быстро и беспрепятственно эта теория распространилась в экономическом со- обществе без какого-либо одобрения со стороны политических ав- торитетов, и после этого, для достижения практического влияния на экономическую политику, оставалось только перевести ее в сферу поиска политических решений. «Возрастающее значение экспертов в управлении современным государством привело ее [теорию] в самое сердце политического процесса». Свою «Общую теорию занятости, процента и денег» Кейнс закан- чивает следующим, на сегодняшний день уже ставшим классическим наблюдением: идеи экономистов и политических мыслителей - и когда они пра- вы, и когда ошибаются - имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят ми- ром. Люди практики, которые считают себя совершенно непод- верженными интеллектуальным влияниям, обычно являются ра- бами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сума- сбродные идеи из творений какого-нибудь академического пи- саки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила ко- рыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит
Глава 2. Кто спас капитализм: власть экономического мышления 89 не сразу, а по истечении некоторого периода времени. В области экономической и политической философии не так уж много лю- дей, поддающихся влиянию новых теорий, после того как они до- стигли 25- или 30-летнего возраста, и поэтому идеи, которые го- сударственные служащие, политические деятели и даже агитато- ры используют в текущих событиях, по большей части не явля- ются новейшими. Но рано или поздно именно идеи, а не корыст- ные интересы становятся опасными и для добра, и для зла. В этом абзаце Кейнс предсказывает и судьбу своей собственной «Общей теории». Но и помимо этого пророчества, для темы нашего исследования крайне важно высказывание Кейнса о потенциальном практическом влиянии идей, основанных на научном знании. Ско- рее всего, он сознательно выбрал многозначное понятие идеи, кото- рое среди прочего означает, что наиболее важные практические воз- действия знания носят культурный характер. Кейнс указывает на то, что знания косвенным образом (и с временной задержкой) способны влиять на социальные отношения.
Глава третья ИДЕЙНЫЕ ВДОХНОВИТЕЛИ УНИЧТОЖЕНИЯ: ВЛАСТЬ РАСОЛОГИИ Национал-социализм есть воплощение в деле и воле зна- ния о расах. Рюгемер (Rügemer, 1938: 476) В этой главе мы будем говорить о роли «расологии» (науки о ра- сах) и Холокосте. В период своего формирования в первой полови- не прошлого столетия и утверждения как в научной среде, так и в об- ществе «расология» опиралось на знания из различных научных от- раслей науки того времени - из биологии, естественной истории и особенно антропологии. Когда ставится вопрос о роли «расологии» и ученых, занимавшихся «наукой о расах», в идейной подготовке Холо- коста, поднимается целый ряд тем, представляющих интерес в кон- тексте изучения власти научного знания. Помимо краткой истории интеллектуальных истоков и природы расологии, ее успешной борь- бы за авторитет в научной среде и легитимацию через связь с при- знанными интеллектуальными сферами и методами, нас интересует вопрос о том, какую практическую роль пыталась играть расология, какого «триумфа» она достигло и каким образом, а также какие тра- гические последствия этот триумф имел в Германии. Значение расовых категорий в расоведении восходит к тому пе- риоду, когда расология формировалось в качестве научной дисци- плины с университетскими кафедрами, исследовательскими про- граммами, институтами, учебными планами и специализированны- 1 Мы хотели бы поблагодарить Огустина Бренигена, Роберта Цитино, Ш. Н. Айзенштадта, Сандера Гилмана, Джеймса МакКи, Мартина Майснера, Фолькера Мейя, Джека Ньюсана Портера, Бенджамина Зингера, Герда Шрете- ра, Дэвида Н. Смита и Клауса Чвера за их конструктивные замечания к первона- чальному варианту этой главы. Также мы благодарны Ирене Кнох, Сонали Тате и Амиру Алламу за обеспечение технической поддержки. Исходный англий- ский вариант статьи, существенно переработанный и дополненный для данной книги, был написан Джеем Вайнштейном в соавторстве с Нико Штером и опу- бликован в журнале «Социальная эпистемология» (Social Epistemology. 1999. № 13. P. 3-36). Мы благодарим Франка Айзенхута за перевод этой статьи с ан- глийского на немецкий язык.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 91 ми журналами, т. е. к первой половине ХХ-го века. Этот вопрос воз- вращает нас к истокам социальных наук. По мнению многих современных историков социальных наук, современный социально-научный дискурс сформировался в XVIII веке. Это была эпоха, когда во Франции, Германии и Англии образованные слои населения тратили огромное количество мысли- тельной энергии на обсуждение различных спорных вопросов и сре- ди прочего вопроса о климатических факторах, влияющих на циви- лизационные особенности народов (эта дискуссия прослеживает- ся в эссе Монтеня, в «Духе закона» Монтескье, в «Заметках о влия- нии климата» Уильяма Фалконера). По наблюдению современника, очень многие авторы считали климат решающим фактором. Вопрос о том, в какой мере эти идеи коррелируют с представлением о при- роде в различных культурах или же влияют на эти представления, еще ждет подробного изучения. Неисследованным пока остается и влияние достигнутого на основе здравого смысла консенсуса отно- сительно научных представлений о климате и его изменениях, а так- же о воздействии этих процессов на отдельного индивида и обще- ство в целом. Кто читал «Самоубийство» Эмиля Дюркгейма (впервые оно было издано в 1897 году), тому известно его классическое, впоследствии парадигмальное для современной социологии методологическое до- казательство того, что, казалось бы, совершенно идиосинкразиче- ские индивидуальные действия являются социальными феноменами и что их распределение нельзя объяснить причинами физического, а уж тем более космического характера. Разумеется, от его внимания не ускользнул тот факт, что среди его современников многие убежде- ны, например, в причинно-следственной взаимосвязи между клима- том или погодой и количеством самоубийств. Дюркгейм решитель- но отвергает подобную аргументацию (Durkheim, [1897] 1983: 101 и далее): Факты должны сложиться весьма необычным образом, что- бы можно было выдвинуть подобный тезис [...] Причину того, что разные народы в разной мере склонны к самоубийству, сле- дует искать в сущности их цивилизации и ее распространении в разных странах, а не в каких-то таинственных свойствах климата. Там, где заканчивается природный детерминизм, начинают- ся социальные науки. Труды Дюркгейма оказали заметное воздей-
92 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ствие на их становление. Дюркгейм обосновывает и всячески при- ветствует разделение наук естественных и социальных. С другой сто- роны, стремление Дюркгейма кардинальным образом опровергнуть и преодолеть ложные выводы природного детерминизма вызвало лишь крайне незначительный интеллектуальный резонанс в других социально-научных дисциплинах1. Собственно, расцвет климатиче- ского детерминизма, расологии и геополитической перспективы в социальных науках приходится на начало ХХ-го века. Оставаясь в тени научной жизни, интеллектуальный расизм, тем не менее, был значимым и уважаемым направлением мысли в За- падной Европе Х1Х-го и начала ХХ-го веков. Теории расовых разли- чий, биологический детерминизм и евгеника были интегрированы в мейнстрим идейных течений и воспринимались как нечто само со- бой разумеющееся (ср. Ban ton, 1998)2. 1 Значение и легитимность понятия «раса» с давних пор вызывает оживлен- ные споры в социологии. Особенно показательными в этом отношении стали дебаты вокруг объяснительного потенциала понятия расы на первом заседании Немецкого социологического общества в 1910 году (впрочем, эти споры про- должились и на последующих заседаниях; см. Schleiff, 2009). Также имел место спор между Максом Вебером (Weber, 1911; см. также Weber, [1922] 1978) и Вер- нером Зомбартом (Sombart, 1911); см. Grundmann & Stehr, 1997. 2 Питирим Сорокин (Sorokin, 1928: 195-356) посвятил около 250 страниц своей книги «Современные социологические теории» различным ответвлени- ям «биологической школы в социологии». Он приходит к выводу, что эта шко- ла является «одним из самых сильных направлений социологической мысли». И добавляет, что, нравится нам это или нет, но «чем обширнее и точнее позна- ния в области биологии [...], тем сильнее влияние, которое эти познания будут оказывать на социологическую мысль в будущем. Любая попытка изолировать социологию от биологии вредна. Прогноз, сделанный Сорокиным в 1928 году, так же точен, как и ошибочен. Если мы сегодня возьмем наугад какую-нибудь книгу, посвященную социологическим идеям, мы в лучшем случае найдем в ней лишь самую скудную информацию по биологической школе в социологии. Тем не менее, наибольшего влияния на социальные науки биологические знания до- стигли всего через несколько лет после сорокинского прогноза. В современной теории общества, за исключением социобиологии, наиболее заметным откло- нением от наследия Дюркгейма являются отдельные направления в феминист- ской социологии, учитывающие в своих исследованиях человеческое тело.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 93 Расология, расовая политика и Холокост Ни один суд никогда не вынесет решение о том, что опреде- ленные экземпляры человеческого рода обязаны чаще рожать де- тей, а остальное человечество должно оставаться бесплодным, хотя результат подобного эксперимента был бы, бесспорно ин- тересным. Эдвард М. Ист (East, 1929) С другой стороны, моим еврейским согражданам я должен по- советовать не нервничать всякий раз, когда разговор заходит о расе. От этого сразу же возникает такое чувство, что они бо- ятся любого объяснения расовых вопросов. Между тем спокойное, объективное рассмотрение послужило бы истинному благу обе- их сторон. Фритц Ленц (цит. по: Baux, Fischer & Lenz, [1921] 1927: 562) Ученые, положившие начало расоведению, обнаружили новую интеллектуальную перспективу, а также значимость их работы для практической жизни, и смело заявили об этом общественности. В 1921 году Фриц Ленц, профессор кафедры расовой гигиены в Мюн- хенском университете1, говоря о расоведении, для большей убеди- тельности цитировал «нордического мыслителя Канта»: «Она [расо- логия] представляет собой нечто принципиально новое, к чему про- сто неприложимы старые схемы и слова; и по своей сути она не пес- симистична; только она указывает верный путь к оздоровлению и прогрессу человечества и его культуры» (Lenz, [1921] 1927: 583)2. Проктор (Proctor, 1988a: 15) указывает на то, что «дегенерация расы, которой боялись немецкие социал-дарвинисты, имела, по их мнению, две причины: во-первых, система медицинского обслужива- 1 Фриц Ленц так описывает создание этой кафедры (Lenz, 1924: 227): «Бава- рия была первой немецкой землей, где в 1923 году была открыта университет- ская кафедра евгеники. Вообще-то денег на новую профессуру не было; но по- скольку враги Германии захватили ее колонии в тропиках, кафедра тропиче- ской гигиены была преобразована в кафедру евгеники». 2 Эти и другие цитаты взяты из книги Эрвина Баура, Ойгена Фишера и Фри- ца Ленца «Теория человеческой наследственности и расовая гигиена», перво- го тома их «Теории человеческой наследственности», впервые изданной в 1921 году. Второй том Фриц Ленц писал без соавторов; он посвящен исключительно вопросам расовой гигиены (евгеники).
94 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ния "слабых" уничтожила естественную борьбу за существование; а во-вторых, бедные и не совсем нормальные люди размножаются бы- стрее, чем люди нормальные и одаренные». В 1904 году Альфред Плётц, один из ведущих немецких социал- дарвинистов, основал Архив биологии рас и общества. Год спустя вместе с психиатром Эрнстом Рюдином, юристом Анастасиусом Нор- денгольцем и антропологом Рихардом Турнвальдом он основал Об- щество расовой гигиены. В последующие годы и десятилетия это об- щество, куда поначалу входили всего несколько человек, стремитель- но росло, и в 1930 году количество его членов перевалило за 13001. Причины того, почему необходимо и возможно вмешательство «цивилизованных наций» ради их же блага, перечислены во введе- нии к книге Фишера, Баура и Ленца «Теория человеческой наслед- ственности» (Fischer, Baur, Lenz, [1921] 1931: 19)2: Каждый народ или каждая нация претерпевают постоянные изменения в своем составе [...] Эти изменения могут быть во бла- го народа, они могут способствовать его лучшей адаптации и под- линному прогрессу; но они могут также означать медленный или быстрый процесс упадка, дегенерации (что в большинстве случа- ев и происходит с цивилизованным нациями)». Законодательное вмешательство «в вопросы населения и ра- совой гигиены» должно базироваться на научных знаниях, чтобы не превратиться в «опасное шарлатанство необразованных про- фанов» (Baur, Fischer & Lenz, [1921] 1931: 20). Примечательно, что на ранних этапах движение за расовую гигиену не укладывается четко в разделение на «левых» и «пра- 1 Анализ социального происхождения членов данного общества см. в: Weiss, 1987. 2 Ленц изучал медицину, в том числе у профессора Альфреда Плётца, а в сво- их многочисленных работах старался утвердить категорию расы в социальной жизни. 1-го октября 1933 года он был приглашен Ойгеном Фишером в Инсти- тут антропологии им. кайзера Вильгельма на должность директора отдела евге- ники, который он вскоре переименовал в отдел расовой гигиены. В 1937 году он вступил в НСДАП. Ленц был одним из самых влиятельных специалистов по ев- генике в Веймарской республики и оставался таковым в период господства ра- совой гигиены при нацистском режиме. Как пишет Шейла Фейс Вайс (Weiss, 1978: 7) в своей книге «Раса и класс в евгенике Фрица Ленца», для Ленца «раса на самом деле была не многим более, чем проекцией классовых предрассудков - предрассудков немецкой образованной буржуазии и академических бонз, к ка- ковым принадлежал он сам».
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 95 вых». Многие социалисты считали евгенику частью государ- ственного планирования и рационализации средств производ- ства. Многих из них привлекала возможность «планировать ге- нетическое будущее». [...] Еще в 1925 году ведущий советский журнал, посвященной проблемам евгеники, публиковал перево- ды статей из Архива биологии рас и общества (Proctor, 1988a: 22). Практическая наука, на которую ссылался Ленц и которая име- ла своей целью прекращение дегенеративного процесса, возникла во время первой мировой войны одновременно в Германии, других ев- ропейских странах и Соединенных Штатах1. Тесное родство и взаи- мовлияние практически-политических и научных импульсов никог- да не было секретом. На самом деле симбиоз науки и практических (политических) амбиций является тем признаком интеллектуально- го развития расологии, который как раз и обеспечил ее становление, а также поддержку и резонанс среди общественности. Одним из глав- ных создателей евгеники в Германии был практикующий врач Виль- гельм Шалльмайер (1857-1919). Изданная им в 1891 году брошюра носит название, которое говорит само за себя: «Об угрозе физическо- го вырождения культурного человечества». В 1903 году Шалльмайер участвовал в конкурсе, который преследовал однозначно политиче- скую цель и финансировался Фридрихом А. Круппом. Конкурсный вопрос звучал так: «Чему нас учат принципы теории происхождения применительно к внутриполитическому развитию и законодатель- ству государства?» Статья Шалльмайера «Наследственность и отбор в жизни народов» заняла первое место и, по мнению Фрица Ленца (Lenz, 1924: 224), на протяжении долгих лет оставалась «лучшим из- ложением основ евгеники на немецком языке». Когда в 1920-е годы формировалось международное исследова- тельское поле расологии, практиковавшие ее ученые находились под 1 В 1924 году Ленц пишет статью для «The Journal of Heredity», где он опи- сывает становление евгеники в Германии. При этом он апеллирует к между- народной солидарности ученых. Ленц (Lenz, 1924: 223) настаивает на том, что «сотрудничество всех народов европейской расы и цивилизации крайне необ- ходимо. Существование лучших расовых свойств этих народов уже сегодня в большей или меньшей степени под угрозой». В четвертом издании совместно- го труда Баура, Фищера и Ленца (Baur, Fischer, Lenz, 1936: 766), т.е. после приня- тия нюрнбергских законов о расе (1935-й год), Ленц недвусмысленно заявляет: «Главную угрозу для нашего немецкого народа представляет - к счастью, сегод- ня уже можно сказать "представляло" - смешение с евреями».
96 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания влиянием общего для западной культуры перехода от религиозного к псевдообъективному, расовому антисемитизму, на который они, в свою очередь, тоже оказывали влияния. Далее мы попытаемся рас- ширить наше понимание этого процесса, рассмотрев тот его аспект, который имел наиболее ощутимые последствия, а именно взаимос- вязь между расологией, расовой политикой и Холокостом. Мы крат- ко осветим историю понятия «раса» начиная с его появления в тео- рии эволюции и заканчивая его тщательной проработкой в сочине- ниях ведущих расологов той эпохи, в первую очередь Ленца, Ойгена Фишера и их коллег. Затем мы проследим, что связывало расологи- ческие исследования и близкие к ним географические и социально- психологические теории о влиянии климата, возникшие в тот же пе- риод. Расширив таким образом диапазон нашего исследования, мы сможем предложить более полный обзор метода, с помощью кото- рого формировалась нацистская политика расовой гигиены. Мы по- лагаем, что положения этой политики основывались не на невеже- ственных предрассудках или параноидальных идеях шизофреника, а были результатом исследований, которые в то время воспринима- лись как строго научные и осуществлялись уважаемыми учеными. Таким образом, мы попытаемся показать, что Холокост в опреде- ленном смысле был научно «оправдан»1. Взаимовлияние наук о расе и расовой политики, а также то, как вместе они привели к санкци- онированному государством геноциду, на наш взгляд, являются не- двусмысленным и вселяющим беспокойство примером того, как зна- ния могут обернуться властью, а власть - знанием2. В свете разобла- чений прошлых лет, в частности о том, что шведское правительство за нескольких десятилетий стерилизовало несколько тысяч «ненуж- ных» граждан (Balz, 1997), очевидно, что обществу очень тяжело про- тивиться искушению использовать науку для нарушения прав чело- века (см. также Freiburg, 1993). 1 Берли и Випперманн пишут (Burleigh & Wippermann, 1991: 56): «Вопреки представлению о том, что нацизм каким-то образом коррумпировал и испога- нил священные академические залы науки (что он, разумеется, действительно сделал), можно сказать, что именно коррумпированная и сама по себе уже испо- ганенная наука придала нацизму "академический" и "научный" характер» (см. также Jaspers, [1945[ 1965: 31-40). 2 Мы надеемся, что нам не нужно отдельно оговаривать вопрос о том, что наш анализ наук о расе не направлен на выяснение того, является ли эта область знаний научным способом дискурса. С другой стороны, нет сомнений в том, что в рассматриваемый период расология во многих областях науки и за ее предела- ми считалась важным и сугубо научным начинанием.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 97 От сакрального к научному То, что национал-социалистический режим воплотил в реальность в стерилизациях, убийстве душевнобольных и ра- совом безумии, задолго до этого было подготовлено неправо- мерным использованием науки. КарлЯсперс (Jaspers, [1947] 1965: 43) Глубоко укорененный антисемитизм в западной культуре во мно- гом способствовал приходу к власти национал-социалистов в Герма- нии периода Веймарской республики и созданию ситуации, в кото- рой стало возможным организованное истребление евреев в пери- од гитлеровского фашизма1. Фраза историка Генриха Трейчке «Наша беда - это евреи», которая впоследствии красовалась на первой стра- нице одиозной газеты Юлиуса Штрейхера „Der Stürmer", четко отра- жает эту взаимосвязь: в ней дается (1) доступный для понимания ди- агноз причин материальных и духовных проблем, мучивших Герма- нию в период после первой мировой войны, а также предлагается (2) терапия - создание нации, «свободной или чистой от евреев»; позд- нее эта терапия будет воплощена в жизнь. С другой стороны, очевидно, что эффективная реализация поли- тики чистоты нации от евреев зависела от выработки ясных, легко применимых и практических стандартов, при помощи которых от- дельного индивида можно было бы с уверенностью отнести к одной из двух категорий - еврей / не еврей. Эти стандарты должны были стать своего рода рабочим определением агентов «беды» Германии. Как это было зафиксировано в «Нюрнбергских законах» 1935 года, решение было найдено в законах наследственности, разработанных в рамках биологического дискурса и разделяющих граждан на основа- нии расовой идентичности их предков2. 1 Как отмечает Беренбаум (Berenbaum, 1995) и другие авторы, расология возникла в широко понимаемой европейско-американской культурной среде, где антисемитизм считался разумным и, более того, нормальным убеждением. Более ранние общие исследования о корнях антисемитизма в западной культу- ре можно найти в: Poliakov, 1974; Mosse & Lachmann, 1978. 2 Так называемые «Нюрнбергские расовые законы» вышли в нескольких ча- стях; так, 26-го июня 1935 года вышел Закон об изменении закона о предотвра- щении появления потомства с наследственными заболеваниями; 18-го октября 1935 года - Закон о защите наследственного здоровья немецкого народа, а 26-го ноября 1935 года - Закон о защите немецкой крови и немецкой чести. Хотя в це-
98 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания В соответствующей литературе уже неоднократно упоминалось о том, что подобные воззрения существенным образом отличают- ся от традиционного антисемитизма (см., например: Katz, 1980; Gil- man, 1996, глава 2)1. На протяжении почти двух тысяч лет к евро- пейским евреям относились как к «другим» - маргиналам, посто- ронним или даже отверженным - за то, что они отказывались при- знать Христа своим мессией и - согласно церковной доктрине, отме- ненной лишь в 1968 году - считались виновными в смерти «спасите- ля». Хотя эти догматы веры и основанные на них принципы исклю- чения делали жизнь евреев непростой, они в то же время подразу- мевали возможность «оправдательного приговора» в случае перехо- да в христианскую веру. Кроме того, поскольку родители-евреи мог- ли иметь ребенка-христианина, религия предков не была причиной для неизбежного исторжения из общества, преследования или убий- ства. «Мир без евреев», который грезился европейским христианам до первой мировой войны, это был мир, где все евреи, наконец, пе- решли в христианскую веру - или, как гласит более светская форму- лировка Карла Маркса (Marx, 1844), где евреи не вели себя «как ев- реи». Религиозные мотивы и рациональные обоснования особого от- ношения к евреям отражали средневековое мировоззрение, в ко- тором общественные отношения (равно как и природные явления) трактовались в первую очередь в духовном измерении. Еврейская проблема постулировалась как принцип неправильной веры, от ко- торого - как и от прочих «грехов» - можно избавиться путем смены вероисповедания, раскаяния или духовных практик. Однако к нача- лом эти законы считаются первыми расовыми законами национал-социалистов, ранее уже был создан прецедент в виде целого ряда аналогичных законов. Это, среди прочего, Закон о сокращении безработицы от 1-го июня 1933 года, пер- воначальный Закон о защите наследственного здоровья немецкого народа от 14-го июля 1933 года, Закон против опасных преступников и рецидивистов от 24-го ноября 1933 года и начало расовой регистрации в соответствии с приня- тым в октябре 1934 года законом о сокращении безработицы. С этого времени, как отмечают Берли и Випперман, действовал следующий принцип: «[...] Соци- альная политика была неразрывно связана с "сортировкой" "чуждых" и "менее ценных" рас» (Burleigh & Wippermann, 1991: 48). 1 Особый интерес представляют рассуждения Катца о резком переходе от религиозного к расовому антисемитизму. Его стремление к «более научному» взгляду на отношения между евреями и нееврееями в Европе подтверждает те- зис о том, что академические исследования расовых вопросов были порожде- нием эпохи.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 99 лу ХХ-го века неуклонно увеличивающаяся дистанция между есте- ственными науками и церковной доктриной, возникшая несколько веков назад и лишь недавно нашедшая выражение в биологической исследовательской дисциплине, а именно в быстро ставшей популяр- ной дарвинистской теории эволюции, затронула и отношения между христианами и евреями. Таким образом, эти интеллектуальные из- менения способствовали своего рода «обмирщению» (или, если быть еще более точным, «онаучиванию») этих отношений. На самом деле не только в первые годы Веймарской республики, но и во всем христианском мире1 было принято считать евреем каж- дого, кто принадлежал к еврейской «расе» и, в силу неизменных био- логических закономерностей, более подробно описанных, например, Менделем и Гальтоном (Mendel & Galton, [1898] 1962) мог произве- сти на свет только еврейское потомство. Измерение физиогномиче- ских параметров с целью классификации находило все большее при- знание в обществе (см. Efron, 1994), а это предполагает убежденность в том, что принадлежность к евреям можно установить при помо- щи антропометрических параметров, как, например, длина носа, раз- мер ушей, форма головы, размер черепа, форма лица, изгиб бровей, прогнатизм и форма ноги (Gilman, 1991). Таким образом, расистский антисемитизм все больше и больше вытеснял религиозный, интел- лектуальный или «когнитивный» антисемитизм, хотя окончательной смены одного антисемитизма другим так и не произошло2. Из этой расисткой концепции следует, что «отталкивающая» сущность евре- ев не может быть устранена при помощи «культурной терапии», так как еврейство у евреев «в крови». Отныне разделение людей на груп- пы происходило по «материальному», более объективному крите- рию, выраженному в количественных показателях. В этом контексте понятие «освобождения нации» (или континента, или мира) от евре- ев означало физическое устранение целого генного пула. 1 «Расистские антисемитские теории не были исключительно немецким яв- лением. Впрочем, в Германии они, по-видимому, были особенно широко рас- пространены и в достаточной мере инструментализированы для политических целей» (Burleigh & Wippermann, 1991: 36). Современное рассмотрение истории ненависти к евреям см. в: Smith, 1997. 2 Виктор Клемперер (Klemperer, 1995) 31-го марта 1933 года пишет в своем дневнике о том, что завтра должен начаться всеобщий бойкот еврейских лавок и магазинов, и комитет по бойкотированию заявил, что религия владельцев не имеет значение, важна только раса.
100 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Это драматичное превращение религиозного антисемитизма в биологический является одним из существенных отличий Холокоста от прежних преследований евреев и случаев геноцида1, поскольку он автоматически обрекал на одну и ту же судьбу религиозное и нерели- гиозное, ортодоксов и обращенных, мертвых, живых и еще не рож- денных2. Таким образом, массовые убийства, имевшие место во вре- мя Холокоста, отчасти были результатом господствовавших опреде- лений жертв, определений, которые теперь были сформулированы в категорических, безапелляционно «научных» понятиях. Впрочем, достигнутый в контексте тоталитарного режима поразительный мас- штаб этих убийств в определенной степени был также результатом бюрократических процедур и технологий массового производства3. 1 Опираясь на поразительный по своей полноте фактический материал по случаям геноцида и расовым войнам на протяжении всей истории челове- чества, Катц (Katz, 1994) показывает, что введение категорического подхода к определению еврея делает Холокост уникальным в еврейской истории. Об этом утверждении, как и о других аспектах книги Катца, много спорят, но, как бы то ни было, оно проясняет некоторые моменты, значимые с точки зрения влия- ния расологии. * Следующим логическим шагом было открытие расовых евреев. Те, кто осуществлял расовую политику на бытовом уровне, во время преследования ев- реев в своей ненависти необязательно задумывались о логической и концепту- альной ясности. Вместо этого они часто смешивали естественно-биологические и культурные концепции идентичности. Того, кого нельзя было причислить к «расовым евреям», но кто при этом критиковал нацистский режим, называли «еврейскими большевиками» или «еврейскими приспешниками» (ср. Rosen- strauch, 1988). Многие попросту продолжали использовать традиционные ре- лигиозные антисемитские конструкты. 3 Кристофер Браунинг (Browning, 1992) подробно исследовал то, в какой степени индоктринация расистских идей способствовала «ослаблению» мора- ли среди солдат айнзацгрупп (см. в первую очередь главу 18). Этой проблеме посвящена также книга Даниэля Голдхагена (Goldhagen, 1996), а также боль- шое число исследовательских работ, возникших в качестве реакции на эту кни- гу (например, Finkelstein, 1997). После знакомства с этими и другими источни- ками кажется очевидным, что из-за того, что представители «выродившейся расы» не считались людьми, бесчеловечное отношение к евреям - и их искоре- нение - воспринималось как этически приемлемое и даже необходимое. Впро- чем, кровавые последствия данной задачи не становились от этого более прият- ными. Поэтому необходимо было использовать принципы сложной организа- ции и «переработки людей» для обезличивания (которое, в характерной диалек- тике беззакония, вылилось во всеобщее обесчеловечивание) реализуемой расо- вой политики. Если следовать утверждению Голдхагена, что Холокост можно объяснить характерным для немцев деструктивным антисемитизмом, то мож- но было бы предположить, что раз Гитлер и нацисты были безгранично фана- тичными антисемитами, им совершенно не нужна была расология для оправ-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 101 Поскольку «проблема» отныне считалась вопросом не веры, а на- следственности - речь шла о «вырождении расы», а не о «неправиль- ной вере», теперь можно было и с потенциальными врагами «тре- тьего рейха» поступать так, как с представителями «выродившейся расы». Это касалось как славян, так и цыган, хотя и те, и другие офи- циально исповедовали христианскую религию (см. Burleigh & Wip- permann, 1991: Глава 5)1. Приравняв понятие «народ» (которое опре- делялось как «раса» в додарвинский период) к понятию «раса», наци- сты обеспечили себе право считать «арийцев» «расой господ», несмо- тря на то, что они не придерживались христианской веры в традици- онном понимании. Эта ситуация точно и лаконично описана в разделе «Расизм и ан- тисемитизм в Германии» путеводителя по Яд ва-Шем (Yad Vashem Guidebook, 1995: 13 и далее): Расизм добавил новые, субстанциальные измерения к тради- ционному антисемитизму. В прошлом ненависть к евреям име- ла особые причины и определенные траектории развития. Не- нависть, подпитываемая древнехристианскими представления- ми, основывалась на отношении к евреям как к народу Израиля и народы мессии, но также как к народу, отвергшего Спасителя, Иисуса, и тем самым обрекшего себя на гонения и вечную враж- дебность со стороны христианского мира. Евреев полагалось дер- жать в состоянии нищеты, рабства, деградации. Кроме того, их вечные скитания среди народов, находившихся во власти хри- стиан, казалось, подтверждали истинность христианского уче- нии. Позже антисемитизм усилился под давлением экономиче- ских, социальных и политических факторов. Расовый антисеми- дания их действий. Финкельштейн опровергает это мнение, указывая на обще- признанные исследования, со всей очевидностью доказавшие, что для того, что- бы среднестатистические немцы и руководящие деятели согласились с поли- тикой, против которой они в другом случае бы возражали, необходимы были научные и другие рациональные объяснения. Так или иначе, расология суще- ствовала и пользовалась широкой поддержкой режима. На самом деле, все не знавшие угрызений совести диктаторы ХХ-го века нуждались в идеологии, оправдывающей их действия своей «научностью». 1 Центр исследований вопросов расовой гигиены и наследственности Управления здравоохранения был основан в 1936 году под руководством д-ра Роберта Риттера для изучения «цыганского вопроса» (Burleigh 8c Wippermann, 1992: 54).
102 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания тизм, связанный с неправильно истолкованным дарвинистским взглядом на общество, придал ненависти к евреям новую убеди- тельность. Согласно теориям нацистов, опасность, возникающая при соприкосновении со злом - с развращенными евреями, про- истекала не из их неправильной веры или их роли в экономики, и даже не из их склонности жить замкнутой социальной группой, а из самой их сущности, из их нечистой еврейской крови. Разницу между расовой политикой на основании религиозных убеждений и политикой, основанной на биологическом понятии расы, можно продемонстрировать на примере событий 1941-го года в Крыму. Когда немецкие армии вторглись на территорию Польши и СССР и продвигались дальше на восток, они использовали специаль- ные соединения, вошедшие в историю как «айнзацгруппы». Их без преувеличения можно назвать «эскадронами смерти». Они возник- ли в результате соглашения между Главным управлением имперской безопасности (RSHA), Верховным главнокомандованием вермахта (0KW) и Верховным командованием сухопутных войск (ОКН)1. Когда одна из айнзацгрупп достигла Крыма, ее командиры не знали, какую мерку они должны применять к крымчакам, что- бы определить для себя, убивать их или нет. Об этих людях зна- ли очень мало - только то, что они когда-то перебрались в Крым из южного Средиземноморья и говорили на тюркском языке. Од- нако считалось, что когда-то в прошлом в кровь предков этих не- 1 «На строго секретных встречах в Претцше и Дюбене в Саксонии в мае 1941-го года командиры айнзацгрупп и айнзацкомманд получали инструкции относительно своей миссии от Гейдриха, начальника полиции безопасности и службы безопасности, и Штрекенбаха, руководителя отдела персонала RSHA. Там их посвятили в печально известные планы фюрера, о которых идет речь в этой книге. Под предлогом обеспечения политической безопасности завое- ванных территорий [...] айнзацгруппы должны были беспощадно ликвидиро- вать любое сопротивление национал-социализму, т.е. оппозицию не только на- стоящего, но также прошлого и будущего. Им предстояло убивать целые груп- пы людей - без перемирия, без следствия, без жалости, слез и раскаяния. Жен- щины должны были быть убиты вместе со своими мужчинами, дети тоже долж- ны были быть казнены, так как иначе они бы выросли и стали противниками национал-социализма или даже стали бы мстить за своих родителей. Позже, в Берлине, Гейдрих еще раз подчеркивает этот момент в своей речи перед неко- торыми командирами айнзацгрупп» (www.lawofwar.org/Einsatzgmppen%20Case. htm, последнее обращение 15.03.2010).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 103 понятных крымчаков попало несколько капель еврейской крови. Если это так, то должны ли они считаться евреями и быть рас- стреляны? В Берлин был отправлен соответствующий запрос. От- вет гласил: крымчаки - евреи и должны быть расстреляны. Их расстреляли (www.lawofwar.org/Einsatzgruppen%20Case.htm, по- следнее обращение 15.03.2010). Другая этническая группа - караимы - избежала массового уни- чтожения. Было отправлено несколько запросов «экспертам», и уже в другом ведомстве было принято решение, что караимы не относят- ся к «еврейской расе». Очевидно, госведомства испытывали потреб- ность объяснить, почему некая этническая группа, исповедующая один из вариантов иудаизма, не была уничтожена (см. Tyaglyy, 2004: 451 и работы, которые он цитирует). Расология как практическое знание Науки о расе были придуманы для того, чтобы обнару- жить множество различий среди рас, помимо таких призна- ков, как цвет кожи и телосложение, т. е. признаков, по кото- рым мы различаем расы. Иэн Хэкинг (Hacking, 2005:104) Сегодня расологии обычно отказывают в статусе науки, называя ее в лучшем случае псевдонаукой и тем самым изолируя ее от научно- го сообщества. Подобная дисквалификация теоретиков и исследова- телей рас и исключение их из числа ученых слишком упрощает ответ на вопрос о том, какую практически-политическую власть они фак- тически имели в Германии первой половины прошлого столетия и к какой власти сознательно стремились. Главный вопрос расологии был и остается таким, как его сформу- лировал Макс Вебер (Weber, [1924] 1988:488) в 1912 году в своей речи по поводу доклада «Об истории философии с точки зрения расовой теории», с которым Франц Оппенгеймер выступил на втором заседа- нии Немецкого социологического общества в Берлине1: «Передают- 1 Еще одно, более раннее выступление Вебера (Weber, 1911) на первом за- седании Немецкого социологического общества в 1910 году, где речь также идет о месте понятия расы в социологии и которое явилось реакцией на доклад А. Плётца «О понятиях расы и общества», мы рассмотрим ниже.
104 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ся ли по наследству определенные различия, важные с точки зрения истории, политики, культуры и истории развития, и каковы эти раз- личия?» Далее в своих комментариях к докладу Оппенгеймера Вебер, однако, говорит именно об описанных выше спорных рамках дискус- сии: заслуживают ли в принципе теории и исследовательские проек- ты, реализуемые в рамках расологии, того, чтобы называться «науч- ными»? Когда Вебер открыто высказывает сомнение в том, что «расовую проблему» можно привести к по-научному точному и удовлетвори- тельному решению, и при этом отсылает читателя к своей собствен- ной, не удовлетворившей его попытке, предпринятой на ограничен- ном исследовательском поле в рамках работы по психофизике про- мышленного труда (Weber, [1908-1909] 1988), с его точки зрения, по- лучается, что доказать можно все или ничего, особенно если пред- посылки расовой теории применяются к более широкому комплек- су проблем, например, в общественно-историческом контексте. Ре- троспективные исследования, например, попытка проанализировать случай Римской империи сквозь призму расовой теории, в еще мень- шей степени, чем исследования «живых объектов», способны разре- шить общий вопрос о роли наследственных предрасположенностей. Произвольность, некритичное применение гипотез и использование не проясненных понятий - вот характерные признаки современной расовой теории. Одним словом, то, что делают исследователи и тео- ретики расологии, есть «научное преступление» (Weber, [1924] 1988: 489). Их следует исключить из научного сообщества. Исследователь Холокоста Михаэль Беренбаум (Berenbaum, 1993: 31) утверждает, что евгеника (изучение наследственного здоровья) при нацизме была возведена в ранг государственной политики, а так называемые науки о расе преподавались в университетах. При этом медицина, биология, история, антропология и социология были низ- ведены до областей знания, обслуживающих «псевдонаучную» расо- вую теорию1. Всего при нацистах для изучения «расовой гигиены» 1 Джон Грей пишет в Guardian (15.03.2008): «Некоторые самые страшные преступления новейшей истории были совершены режимами, ссылавшимися на санкционирование их действий со стороны науки. И "научный расизм" наци- стов, и "диалектический материализм" советской власти сводили невообрази- мое многообразие человеческой жизни к фатальной простоте научной форму- лы. В обоих случаях наука была сплошным враньем, однако в то время она каза- лась правдивой, причем не только подданным преступного режима. Наука мо- жет использоваться для антигуманных целей точно так же, как и любое другой
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 105 было создано 33 исследовательских института, 18 профессур и четы- ре отдела в Имперском управлении здравоохранения1. Назначенный нацистами ректор Берлинского университета (после Ойгена Фише- ра им был ветеринар, член штурмовой группы) ввел в учебный план 25 курсов по «расологии»2. Заявленная научная легитимность концепции расы и ее исполь- зование в объяснении группового поведения и групповых ценностей были (и остаются до сих пор) важной предпосылкой легализации и продвижения евгеники и эвтаназии. Подобные практики, наряду с иерархическими принципами, выведенными непосредственно из дарвинской теории формирования вида, гласившей, что одни виды (и, соответственно, расы) являются высоко развитыми, а другие - де- генеративными3, превратили практику санкционированного госу- дарством геноцида в высоко технологичное предприятие (Horowitz, 1980). В этом смысле расология в нацистской Германии была в пер- вую очередь политической наукой и особой формой практического знания (Stehr, 1992). Сьюэлл (Sewell, 2010) возводит истоки дискур- са расовой гигиены напрямую к Спенсеру, Дарвину, Геккелю и Галь- тону. В Англии до первой мировой войны в евгенике главенствова- ла семья Дарвинов: человеческий институт. И опасность того, что наука будет использована подоб- ным образом, на самом деле выше ввиду ее огромного авторитета». 1 В начале 1930-х годов Немецкое общество расовой гигиены использова- ло это понятие вместо понятия «евгеника». В последние годы Веймарской ре- спублики понятие евгеники воспринималось близкими к нацизму авторами как «отклонение влево» (см. Graham, 1977: 1139). Обеспокоенная ростом расист- ских настроений среди исследователей вопросов человеческой наследственно- сти и усилением их контактов с праворадикальными партиями, «группа био- логов и антропологов, состоящая из сторонников партии центра, католиков и социал-демократов, попыталась заставить Немецкое общество расовой гигие- ны сменить название на Немецкое общество евгеники» (Graham, 1977:1139). Их попытка на символическом уровне остановить расщепление определенных по- литических ценностей и целей на биологические концепции потерпела неудачу. 2 Эти факты, очевидно, подтолкнули к решениям, принятым в связи с орга- низацией впечатляющей выставки, посвященной расологии, в Мемориальном музее Холокоста в США, где директором по исследовательской работе до 1997 года был Беренбаум. 3 «Теории Дарвина в их приложении к человеческому обществу придали различным утопиям о селективном размножении, известным еще с античных времен, среди прочего, утопиям Платона, Мора и Кампанеллы, некий налет на- учной обоснованности. Фрэнсис Гальтон (1822-1911) пошел еще дальше, при- меняя принцип отбора в интересах биологического оздоровления человеческой расы» (Burleigh & Wippermann, 1991: 29). См. также: Marks, 1995.
106 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания [Это] было практически семейное предприятие Дарвинов. Сын Чарльза Дарвина Леонард в 1911 году сменил его кузена Гальтона на посту председателя Национального общества евгени- ки. В том же году от Общества откололась Кэмбриджская группа. В числе ее руководящих членов было еще трое сыновей Чарльза Дарвина - Гораций, Фрэнсис и Джордж. Казначеем группы был молодой преподаватель экономики Джон Мейнард Кейнс, млад- ший брат которого Джеффри позднее женился на внучке Дарви- на Маргарет. Между тем мать Кейнса Флоранс и дочь Горация Дарвина Рут совместно заседали в комитете Кембриджского об- щества заботы о слабоумных, которое мы сегодня склонны вос- принимать не иначе, как организацию, прикрывающую занятия той же евгеникой (Sewell, 2010: 54). Хотя Беренбаум, как уже отмечалось ранее, называет расологию псевдонаукой, у нас есть основания не принимать его позицию. Мы не хотим тем самым сказать, что «подлинную» науку не сле- дует отличать аналитически от псевдонауки или что истина и миф тесно взаимосвязаны. Мы скорее полагаем, что характеристика этого исследовательского поля в категориях псевдонаучности не релевант- на для нашего понимания расологии и ее влияния, более того, пре- пятствует этому пониманию. В действительности к расологии отно- сились как к «настоящей» науке, и таковым же было ее воздействие на внешний мир. Как верно замечает Труцци (Truzzi, 1996: 574), настоящая опасность [...] для науки исходит скорее от догмы, чем от псевдонауки. [...] есть и другие причины для того, что- бы исключить понятие псевдонауки из наших рассуждений. По- жалуй, более целесообразно и менее провокационно говорить о плохих или даже глупых теориях, не рискуя запутаться в разгра- ничении «настоящих» и «псевдо» проблем. С другой стороны, есть хорошо известный критерий, предложен- ный Карлом Поппером для разграничения науки и ненауки: в авто- биографической статье из книги «Предположения и опровержения» он рассказывает, как в 1919 году внезапно понял, что астрология, психоанализ Фрейда, психология Адлера и марксизм суть псевдона-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 107 уки, ищущие подтверждения своей правоты, тогда как наука (Нью- тон, Эйнштейн) старается выдвигать такие гипотезы, которые мож- но проверить. Проктор (Proctor, 1988a: 6) убедительно доказывает, что весьма активную, если не главную роль во внедрении, администрировании и реализации расовой политики национал-социалистического режи- ма играли представители биолого-медицинских наук. В этом смысле можно сказать, что науку (и особенно биолого-медицинскую область знаний) в период Третьего рейха нельзя рассматривать как по сути своей «пассивную» или «аполитичную» сферу, которая тем или иным образом реагировала на воздействие чисто внешних политических сил. Как раз наоборот: есть множество доказательств того, что уче- ные активно участвовали в создании и реализации ключевых аспек- тов национал-социалистической расовой политики. В начале ХХ-го века расология - и в первую очередь ученое мне- ние о том, что интеллектуальные способности и поведенческие ха- рактеристики определяются расовой принадлежностью - пользо- валась признанием в качестве легитимной научной дисциплины не только в Германии, но и во всей Европе и в Северной Америке. Прежнее представление о человеческой природе как о подвижной и непредопределенной уступило место новым воззрениям (Rosenberg, 1976), в которых гораздо большее значение придавалось неизменным наследственным предрасположенностям (ср. Shapin, [1982] 1986: 356 и далее). Согласно новым теориям, социальный порядок стремился повторить природный. В этом смысле сочинения Герберта Спенсе- ра (Spencer, [1862] 1873) и особенно Артюра де Гобино (de Gobineau, 1915)1 оказывали влияние на мнение ученых и широкой обществен- ности задолго до выхода в свет работы Хьюстона Чемберлена о ра- совых различиях (Chamberlain, 1900), которая, как принято считать, стала поворотным моментом в истории (Biddis, 1970). И хотя в це- лом эта концепция считается полностью дискредитированной, в не- которых сферах современного академического сообщества и сегодня в той или иной форме присутствуют попытки применения расовых теорий (см. Barkan, 1992). 1 С наибольшим энтузиазмом идеи Гобино были восприняты в Германии. Рихард Вагнер был другом Гобино, и он же вместе со своими единомышленни- ками в Байройте немало способствовал популяризации расовых теорий Гобино. Отдельные, наиболее влиятельные переводчики его работ внесли в его идеи ан- тисемитскую ноту, которой изначально в них не было (ср. Weingart, Kroll, Bay- ertz, 1988: 94).
108 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Если мы включим в круг наук о расе, понимаемых нами в ши- роком смысле слова, приверженцев климатического детерминизма того времени, станет очевидно, что в контексте этих наук в Германии и других странах было написано огромное множество работ. И хотя, с одной стороны, для определенных утверждений отсутствуют эмпи- рические доказательства, а, с другой стороны, в интерпретации не- которых эмпирических данных наблюдается чудовищная подмена смыслов, в целом эти работы претендовали на строгую «научность» и на критическую оценку в соответствии с исследовательскими стан- дартами того времени. В своем стремлении к накоплению количественных данных для иллюстрации и обоснования своих теорий эти исследователи полага- ли, что их труд находится на вершине научной деятельности. На пер- вый взгляд работы приверженцев расовой теории и климатического детерминизма действительно содержат убедительно широкий диапа- зон доказательств, основанных на естественнонаучных эксперимен- тальных исследованиях. Уровень дискурса достаточно высок, в сво- ей аргументации авторы, казалось бы, строго придерживаются науч- ной логики, характерной для того периода, а выводы кажутся логич- ными и неопровержимыми. И, по-видимому, любая серьезная кри- тика в этой области знаний должна, по меньшей мере, отвечать тем же стандартам. Здесь речь идет не о расизме и антисемитизме завсег- датаев пивных, а о настоящей науке - и многими эта наука оценива- ется как лучшее, что есть в современной мысли. И все же расология - точно так же, как и современный клима- тический детерминизм - содержит в себе не только научный ком- понент. Она всегда старается не отрываться от практики. Ее разви- тие целиком определяется практическими проблемами эпохи и же- ланием влиять на общественную политику. Ее исторические и интел- лектуальные корни и ее устремления восходят к прикладной науке, если мы говорим о заложенной в ней программе, касающейся серьез- ных социальных и политических проблем того времени. Несмотря на то, что сторонники расовой теории приписывали ей номологиче- ский характер и вели свою работу, исходя из этой характеристики, в реальности авторитет и популярность расологии объяснялись от- нюдь не логической непротиворечивостью ее выводов. По этим кри- териям расология была не более (впрочем, что немаловажно, вероят- но, и не менее) успешной, чем другие, конкурирующие с ней подхо-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 109 ды. В какой-то мере успех расологии, особенно в Веймарской респу- блике и нацистской Германии, объяснялся тем, что она подразумева- ла практическое применение, которое казалось эффективным и было созвучно наболевшим проблемам того времени - сначала на уровне повседневной жизни граждан и внешнеполитических дел правитель- ства, затем - в качестве главного элемента внутренней и военной по- литики государства. Помимо этого, в Германии практические устремления и успех ра- сологии усиливало и поддерживало большое количество посредни- ческих общественных организаций. Главную роль здесь играли на- ционалистические пангерманские социальные движения, которые целиком и полностью приняли расовую теорию, всячески продвига- ли ее в обществе и ратовали за внедрение ее политических выводов1. В результате во многих случаях границы между научными и по- литическими программами, а также между индивидуальными науч- ными целями и личными идеологическими амбициями расологов оказались размытыми. С момента публикации «Неравенства рас» Гобино (1915) теория рас определялась политическими целями, и такая ситуация сохраня- ется до сих пор. При этом речь никогда не шла только о классифика- ционной или объясняющей рамочной концепции, хотя, в частности, и Герберт Спенсер, и Макс Вебер всегда выступали за «нейтральную» 1 До первой мировой войны и в период Веймарской республики многие ор- ганизации в Германии включили расовые теории в свою политическую про- грамму и решительно требовали принятия политических мер, в частности, зако- нов, запрещающих биологическое смешение рас. В исследовании, опубликован- ном в 1913 году и посвященном так называемым «рехоботским бастерам» - эт- нической группе потомков готтентотов и буров, в то время проживавших в гер- манской колонии в Юго-Западной Африке (современной Намибии), Ойген Фи- шер, без каких-либо эмпирических доказательств, приходит к выводу, что сме- шение рас неизбежно ведет к ухудшению здоровья потомков. Позднее эти вы- воды часто использовались для оправдания политики, направленной на пре- дотвращение смешения рас. В статье, написанной для «Теории человеческой на- следственности», Фишер (Fischer, [1921] 1927: 14) дает понять, что на немецкую нацию смешение рас оказывает особо вредное воздействие, так как «участь, по- стигшая немецкую нацию в настоящее время», вызвана и упрочена именно раз- личными комбинациями рас и схожа с судьбой греков, «дрожавших перед рим- скими императорами». По прошествии всего нескольких дней после прихода к власти нацистов Фишер в своей лекции в Кёнигсбергском университете потре- бовал искоренить «чуждые расы вместе с их наследственными заболеваниями» (см. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 385).
110 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания позицию. Во время первого конгресса Немецкого социологическо- го общества в 1910 году среди социологов, отвергавших любое упо- минание расовой принадлежности или каких-либо других биологи- ческих категорий в рамках социологического дискурса, произошел спор. Расовый биолог Альфред Плётц, приглашенный на конгресс в качестве гостя, прочитал лекцию (Ploetz, 1911), в которой он рьяно доказывал значимость расовой принадлежности для исследователь- ских проблем социологии. В ходе жаркой дискуссии, разгоревшей- ся после доклада, особенно решительно подобную аргументацию от- вергал Макс Вебер (Weber, 1911). В своем выступлении он постарал- ся показать, какую опасность повлечет за собой принятие социоло- гами расистских объяснительных подходов. Это протестное высту- пление Вебера - пример фундаментальных теоретических решений, принятых теми теоретиками, которые сегодня входят в крут ученых- социологов. Стоит отметить, что Вернер Зомбарт, исполнявший обя- занности модератора в этой дискуссии, занял гораздо более «при- миренческую» позицию по отношению к докладчику, нежели Вебер. Образно говоря, Зомбарт не стал захлопывать перед расовой теорией дверь, а высказал надежду на совместные дополнительные исследо- вания взаимосвязи между характеристиками различных рас и соци- альными процессами (ср. Sombart, 1911). В начале ХХ-го века, в пери- од господства биологической парадигмы, социология всеми спосо- бами старалась сформировать свой собственный научный профиль, сформировать свою идентичность. Чтобы достичь успеха в этом на- чинании, «отцы-основатели» были вынуждены проводить четкие разграничительные линии между новой научной дисциплиной и ее конкурентами. Вебер совершенно точно не исключал априори объ- яснение человеческого поведения или социальных структур факто- рами, связанными с расовой принадлежностью. Но он подчеркивает, что у подобных объяснений нет доказательств. Между строк читает- ся его убежденность в том, что этих доказательств никогда не будет. Вебер не принимает расовую теорию по двум причинам - во-первых, из стремления придать социологии научный профиль, отличающий ее от других дисциплин, а, во-вторых, из-за своих общеполитических взглядов. Свою собственную теорию Вебер решительно противопо- ставлял натуралистическим или биологическим концепциям. Согласно этим концепциям, человеческое поведение должно быть объяснено таким образом, чтобы можно было принять практи-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 111 ческие меры для контроля или «исправления» этого поведения. По- скольку расология возникла в контексте дарвинистского естествоз- нания, ее внимание направлено на влияние биологического проис- хождения и взаимосвязь между наследственностью и социальным поведением. Как уверял Фриц Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927), а вслед за ним американский генетик Турман Райе (Rice, 1929), про- блема расовой принадлежности не имела бы никакого значения, если бы различия между расами ограничивались анатомическими особен- ностями. Поэтому решающую роль играют «духовные» характери- стики расы. Ленц признает, что эти характеристики нельзя измерить теми же техническими приборами, которые используют для кванти- фикации органических признаков1. Тем не менее, Ойген Фишер сле- дующим образом подытожил рассуждения своих единомышленни- ков (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 143): «Как в физическом, так и в духовном отношении отдельные человеческие расы очень силь- но различаются между собой». Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 547) также решительно подводит черту под спором о духовной пред- расположенности, утверждая, что «нордическая раса находится впе- реди всего остального человечества по своей духовной одаренности». Прошло некоторое время, прежде чем Фишер смог свыкнуться с представлением о превосходстве нордической расы, которое ста- ло краеугольным камнем нацистской расологии. За день до прихо- да Гитлера к власти он выступил в Обществе им. кайзера Вильгель- ма с речью, в которой заявил, что смешение нордической расы с не- нордическими народами Европы «не только не принесло вреда, но в действительности явилось причиной многих духовных достиже- 1 Неоднозначность концепции Ленца бросалась в глаза, сам он, однако, от- рицал, что в какой-то момент отказался от положения о существовании «духов- ных» характеристик. Представление о том, что это и есть подлинные характери- стики расы, тесно связано с концепцией «расы как ценностного принципа» (см. Lenz, 1933). Эти духовные свойства расы считаются безусловно существующи- ми и утверждаются практически независимо от научного исследования той или иной расы. На самом деле принцип ценности расы оправдывает как (1) слия- ние идеологии и науки в данном конкретном случае (ср. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 102 и далее), так и в целом (2) стратегический союз между научными и вненаучными группами, готовыми внедрять в жизнь политическую программу расологии. Авторы «Журнала социальных исследований», редакция которого к тому времени уже была изгнана за пределы Германии, продолжали выражать надежду на то, что расологию в значении полезной естественной науки можно оградить от расологии в значении чистой идеологии (ср. Landsberg, 1933: 388).
112 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ний народов». Более того, Фишер утверждал, что там, где нордиче- ская раса сохранилась в наиболее чистом виде, она не создала «ниче- го великого в культуре» (Proctor, 1988a: 40). После этой речи на Фи- шера был сделан донос, его сняли с поста директора Общества расо- вой гигиены и постепенно вытеснили из Архива биологии рас и об- щества. Впрочем, в том же 1933-м году ему удалось вернуть себе все эти влиятельные должности после того, как он стал ректором Бер- линского университета. Изучение взаимосвязи между наследственностью и «духовными» качествами в практических целях было обусловлено интересом к кон- тролю за демографическим развитием, к подъему и падению цивили- зации, прогрессу «человеческих качеств», здоровья и энергии, одним словом, заинтересованностью в сохранении «лучших» социальных характеристик путем «племенного отбора». «Точно так же, как науч- ная медицина невозможна без глубокого знания анатомии человека, физиологии и патологии», - отмечает Эрвин Баур (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: XI), - «так же и для изучения человеческой социологии, для любой целенаправленной демографической политики и для лю- бых задач в области расовой гигиены (евгеники) необходим научный фундамент». В этом контексте неудивительно, что виднейший пред- ставитель современного климатического детерминизма, в то время профессор географии в Йельском университете Элсворт Хантингтон является также автором книги «Дети завтрашнего дня: цель евгени- ки» (1935), а в период с 1934 по 1938 год он занимал должность прези- дента Американского общества евгеники (см. также: Hankins, 1926). Интерес сторонников расовой теории к асимметрии и иерар- хии был среди прочего обусловлен практическими соображения- ми, о которых писали многие популярные писатели, например, Ганс Ф. Гюнтер, считающийся «образцовым теоретиком расы» (наприм.: Günther, 1927; см. также Kolnai, 1977). Различия в человеческом по- ведении объяснялись не только разной генетической наследствен- ностью - для расологов было также очевидно, что наследственность может меняться в зависимости от степени адаптации к окружающей среде - а к ней, коль скоро речь идет о поведении, относится и социо- культурное окружения. Отсюда следовало, что в определенные мо- менты времени в определенных местах отдельные расы намного опе- режали остальные в своем развитии. Эта ситуация трактовалась в об- щем значении господства и подчинения; по причине естественно-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 113 го (т.е. расового) превосходства одна группа или нация является го- сподствующей, более многочисленной или владеет большими богат- ствами. Эру максимального распространения политической власти в Северо-западной Европе расологи, начиная с Гобино и заканчивая Фишером, объясняли и оправдывали тем, что этот регион населяли наиболее развитые расы. Когда ситуация в Германии и за ее преде- лами стала ухудшаться, те же самые аргументы использовались в ка- честве рационального объяснения (1) - неполноценные расы ока- зывали тлетворное влияние на общественную политику, а их гены слишком свободно смешивались с генами более развитых рас; в ка- честве варианта решения проблемы (2) предлагался общественный контроль, а при необходимости - эвтаназия для живущих и генети- ческий контроль для еще не рожденных. Читательская аудитория, к которой обращались расологи, не ставила под сомнение истинность и надежность подобных воззрений. Ее потчевали обмирщенными и лишенными остроты аргументами и мнениями, к тому же облачен- ными в понятия научного дискурса, который в те годы пользовался наибольшим доверием. Несмотря на, казалось бы, безупречную научность, характерную для расового дискурса, этого было явно недостаточно ни для безого- ворочной легитимности расовых исследований в академической сре- де, ни для достижения безраздельного господства над общественным мнением и реализации расологических знаний на практике. То поло- жение, которое расология занимала в нацистской Германии, объяс- нялось, скорее, другими, не релевантными для академической дисци- плины особенностями: (1) Расология восстанавливала преемствен- ность с традиционными концепциями национального характера или так называемого народного духа и в то же время признавала совре- менные естественнонаучные теории1. (2) Их аргументация была со- звучна представлениям «обычного здравомыслящего человека» о различиях расовых групп в телосложении и поведении. (3) Она на- прямую влекла за собой практическое применение (воплотившееся, в частности, в Нюрнбергских законах). 1 В этой связи и не только огромное значение имеет историческое исследо- вание Бенуа Массина (Massin, 1996), в котором он пытается понять, какие ин- теллектуальные и общественные силы вознесли так высоко Фишера и его шко- лу. Гилман (Gilman, 1996: 77-84) указывает на похожую работу Эндрю Лайона (Lyon, 1974), где рассматривается отчасти более ранний временной период.
114 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Холокост был результатом публичных политических решений, принятых непосредственно в интересах тоталитарного режима Гер- мании. Эти решения имели под собой научную основу, и те, кто при- нимал решения, вели научный дискурс на таком серьезном научном уровне, какого в принципе очень редко достигают какие бы то ни было политические режимы1. Согласно нацистской теории, человечество не является одно- родным сообществом, и у человеческих рас нет общего знамена- теля. Те, кто говорят о единстве человеческой расы, намеренно искажают истину; они также отрицают существование рас и от- казываются признавать наличие постоянных конфликтов между ним. Фразы об общей судьбе человечества нелепы и столь же аб- сурдны, как рассуждения о партнерстве между людьми и насеко- мыми (Yad Vashem, 1995: 14)2. Понятие полигенетики присутствовало в лексиконе расологов, а в Германии к середине 1920-х оно стало главной категорией фи- зической антропологии. В этом контексте концепция жизненного пространства, как никакая другая концепция, иллюстрирует тесную связь между физической антропологией, расологией и политикой в Германии. 1 Отношения взаимодополнения между наукой и политикой проявились в целом ряде аспектов. Большинство академиков были не только нацистами - многие из них, как, в частности, Фишер, были офицерами СС. Расологи работа- ли в правительственных учреждениях в сфере образования, расовой гигиены и медицины. Предметы по расовой гигиене были включены во все гражданские и военные образовательные программы. Важные исторические подробности этой взаимосвязи между наукой и расовой политикой можно найти в: Burleigh & Wippermann, 1991; Lerner, 1992. 2 Некоторые расологи даже считали, что способность понять расовою тео- рию детерминирована генетически. В результате целый ряд научных областей (например, моногенетика) воспринимался как «еврейский» и, следовательно, «тлетворный», тогда как другие сферы считались «арийскими», антисемитски- ми и поэтому «истинными». Кроме того, как заметил в 1933 году немецкий расо- лог Иоахим Гаупт (Haupt, 1933: 2), «в исследованиях расовая теория и народная мысль вкладывали истинные для всех ценностные представления в руку, опи- равшуюся на полученные естественнонаучными методами познания. Подобные представления вновь возводили фундамент для иерархии наук, который был утрачен в эпоху стремительного развития науки, когда ученые были заняты ис- ключительно сбором эмпирического материла».
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 115 Научные и политические значения понятия «жизненное пространство» Подобно другим режимам с непреодолимой жаждой завоева- ний, гитлеровская Германия тоже считала себя вправе претендовать на земли за пределами своей территории и колонизировать эти зем- ли. В истории подобная политика обычно трактуется как так назы- ваемая реальная политика. Речь здесь идет об особой комбинации политических, экономических, религиозных и культурных интере- сов, какая, например, привела к возникновению британской импе- рии. В конце XIX-го века империализм и колониализм в своей убеж- денности в том, что мировой порядок этого времени, вне всякого сомнения, есть результат эволюционного отбора, породили социал- дарвинистскую метаструктуру. В этом отношении показательна ар- гументация Чемберлена. Когда Германия, наконец, «пробудилась» и тоже поспешила присоединиться к всеобщей империалистической экспансии, ее политические деятели просто подняли новые пред- ставления на новый уровень. Как было заявлено, аннексия и колони- зация служили расовым целям. В случае Германии два этих принципа применялись в два четко различимых периода экспансионистской политики. До вторжения в Польшу в сентябре 1939 года любое территориальное завоевание оправдывалось нацистами как еще один шаг к объединению разроз- ненного немецкого народа и/или арийской расы. Официально заяв- лялось, что искусственные границы национальных государств «раз- делили» естественную общность немецкого народа, и то, что со сто- роны может казаться проявлением империализма, на самом деле есть восстановление жизненного пространства арийской расы. Начало польской кампании знаменует собой существенные из- менения в политике. С этого момента и до конца войны концепция жизненного пространства была идеологическим принципом, при- званным оправдать экспансию за пределы существующих границ. Сначала, в «Майн кампф», Гитлер - причем, как известно, очень убе- дительно - писал, что если определенная раса лучше всего приспосо- блена к борьбе за существование и господствует над другими расами, она должна обеспечить себе соответствующую территорию для реа- лизации задач эволюции. Следует подчеркнуть, что это утверждение, в отличие от традиционных аргументов, где делается акцент на пре-
116 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания имуществах, связанных с внутренней структурой общества, увеличе- нием религиозной общины и так далее, основывается на научных из- ысканиях. Оно апеллирует не к жадности или духовному порыву, а к разуму. Доля истины в концепции жизненного пространства, а также ее эффективность в качестве политического принципа не были явно произвольными, как в случае других оправданий экспансионист- ских устремлений. Ее притягательность и эффективность зависели от того, как понятие расы определялось на практике, какие физиче- ские и духовные характеристики объяснялись расовыми различи- ями, что влияет на способность к выживанию, насколько большой должна быть территория, чтобы ее было достаточно, и так далее. За тридцать лет до выхода в свет «Майн кампф» (в 1924-1925 году) эти проблемы обсуждались и исследовались уважаемыми учеными, спе- циалистами в области географии, биологии, антропологии (см. Gil- man, 1996: 30-42; Lerner, 1992, в первую очередь его рассуждения о Конраде Лоренце). Классический (т.е. в данном контексте особенно популярный) труд Эрвина Баура, Ойгена Фишера и Фрица Ленца «Теория чело- веческой наследственности и расовая гигиена» впервые был опубли- кован в 1921 году1. В 1928 году Фишер был назначен директором Ин- ститута антропологии, теории человеческой наследственности и ев- геники им. кайзера Вильгельма2. Гитлер поддерживал тесные личные отношения с немецкими расологами. Многие из них еще задолго до назначения Гитлера рейхсканцлером были членами нацистской пар- тии, в том числе и Фишер3, в 1933 году назначенный ректором Бер- 1 В этом и последующих разделах мы опираемся именно на работу Баура, Фишера и Ленца. Как видно из приведенного в ней списка литературы, она была далеко не единственным сочинением подобного рода за короткое время суще- ствования расологии. Тем не менее, именно эту книгу можно считать оконча- тельным вариантом расового учения, вобравшим в себя идеи авторов издан- ных и неизданных исследований. Ленц (Lenz, 1931: 303) с радостью отмечает, что Гитлер во время своего тюремного заключения в Ландсберге прочел второе издание книги Баура, Фишера и Ленца и усвоил расологические идеи. 2 Насыщенное описание взлета и падения могущественного фишерского института при нацистах см. в: Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 413-424, а также: Lösch, 1997. 3 Как пишет Проктор (Proctor, 1988: 292), многие расологи хотели, чтобы их считали внепартийными, и поэтому не торопились вступать в НСДАП. Ленц, Плётц и Рюдин вступили в партию в 1937 году, Фишер и Фершуэр - в 1940-м.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 117 линского университета им. Гумбольдта (Wistrich, 1988)1. Таким обра- зом, к 1935-му году, когда связка «раса - территория» впервые была зафиксирована в законах, расология уже утвердилась как научная дисциплина. Обе крупные организации, занимающиеся проблемами расовой гигиены, летом 1933-го года были объединены в одну. Сюда же во- шло и Немецкое общество расовой гигиены, которое к тому време- ни насчитывало 1300 членов в 20 региональных группах. Многие его члены имели высшее образование, некоторые занимали должности в Управлении по расовым вопросам НСДАП. С этого момента дан- ная организация вместе со своим журналом под названием «Архив биологии рас и общества» служила популяризации расовой поли- тики режима. Немецкое общество антропологии, в 1937 году переи- менованное в Немецкое общество расовых исследований, выполня- ло аналогичную функцию. Члены обеих организаций - либо в каче- стве частных лиц, либо как сотрудники исследовательских институ- тов - принимали участие в разработке и реализации мер расовой по- литики. При этом наиболее активным был Институт антропологии, теории человеческой наследственности и евгеники им. кайзера Виль- гельма, основанный в 1928 году под покровительством Общества им. кайзера Вильгельма. Директоры этого института (Ойген Фишер, Фриц Ленц и барон Отман фон Фершуэр) были конформистами, го- товыми к действию и полными энтузиазма (Burleigh & Wippermann, 1991: 52). С этого момента Германия в своей внешней политике руко- водствовалась принципами, подтвержденными и одобренными ве- дущими учеными нации2. 1 Гарверы отмечают (Garver & Garver, 1991: 1112): «После 1933 года, ког- да нацисты захватили власть, среди молодых врачей наблюдалось такое рвение идентифицировать себя с нацизмом, что они стали самой многочисленной про- фессиональной группой в партии. Когда нацистская партия стала обнародовать свои идеи по поводу расовой гигиены, многие врачи с готовностью поддержа- ли это движение и поспешили выполнить поручение партии, т.е. от лечения лю- дей перейти к лечению нации. За годы нацистского режима установка этих вра- чей изменилась - они уже не считали каждую жизнь ценной, а видели и такую жизнь, которая не стоила того, чтобы быть прожитой. Раннее, вышедшее из биологии интеллектуальное движение за расовую гигиену в Германии переро- дилось в политически-расистское движение, целью которого было доказатель- ство якобы различной ценности разных групп населения. 2 Рано возникшая тесная связь между расологами, антропологами, геогра- фами, социологами и представителями общественных наук, которые отстаива- ли истинность расовой доктрины в Германии и стремились к тому, чтобы сфе-
118 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Принципы расологии В первые дни существования Третьего рейха считалось, что расо- логия сумела доказать следующие утверждения1: > Тысячелетиями у расовых групп формировались свойства, которые отражали разные формы адаптации к разным окружающим условиям. В этом смысле каждая раса имеет свою исконную террито- рию, к природным условиям которой она наилучшим образом при- способлена по своим свойствам. Как мы увидим в дальнейшем, дви- жущим фактором в этом процессе социальные психологи и географы того времени, в частности, Гельпах и Хантингтон, считали климат. У Смешение рас привело к возникновению значительных вариа- ций на уровне индивидов, однако доминантные физические и пове- денческие характеристики по-прежнему прослеживались. Таким об- разом, индивидов, после установления соответствующих анатомиче- ских и социально-психологических характеристик, можно было с до- статочной точностью причислить к той или иной расовой категории. Данные проведенных измерений и наблюдений наряду с результата- ми археологических исследований и историческими свидетельства- ми можно было также использовать для определения территории, на которой на самом деле должны проживать индивиды. > Некоторые физические характеристики являются прогрессив- ными и способствуют выживанию вида, тогда как другие, регрессив- ные характеристики представляют угрозу для будущего человече- ства. Так, например, эффективная зрительно-моторная координация есть эволюционное развитие по сравнению с врожденными невроло- гическими нарушениями этой функции. > Аналогичным образом со свойствами расы и, соответственно, с ее шансами на выживание связаны духовные или поведенческие ха- рактеристики. ра их знаний была преобразована в прикладную науку, свидетельствует о том, что нацистам, после того как они оказались у власти, не нужно было фальси- фицировать выводы академической расологии (см. также: Weingart, Kroll, Bay- ertz, 1988: 381-389). Когда нацисты захватили власть, представители социальных наук, которые еще до этого демонстрировали близость к нацистской доктрине, начали спорить о том, чьей заслугой является разработка этой самой доктри- ны. Притязания Вернера Зомбарта на первенство проанализированы в: Lenger, 1994: 365; см. также: Lenz, 1933. 1 Шесть принципов, которые мы приводим в этом разделе, взяты из не- скольких источников и среди прочего из работ Ленца и других упоминавших- ся ранее расологов (Lerner, 1992; Burleigh & Wippermann, 1991; Rushton, 1995).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 119 Если рассматривать все человечество в целом, то из наличия ку- дрявых волос с высокой долей вероятности можно сделать вывод о темном цвете кожи их обладателя, и схожим образом из физических характеристик можно сделать выводы о вероятной душевной орга- низации. Впрочем, определенные физические свойства расы, по всей видимости, позволяют сделать непосредственные выводы о ее духов- ном устройстве. Так, высота лба и размер головы в определенной сте- пени являются расовой характеристикой, а выше мы уже говорили о том, каким образом с ними связаны умственные способности (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 573 и далее)1. > Далее, в существующих экономических и политических усло- виях расы отличаются друг от друга по своей способности поддер- живать современный «цивилизованный» образ жизни (выражен- ный, например, в противопоставлении примитивных и культурных народов). До промышленной революции этот аспект, возможно, не имел большого значения, однако с тех пор отсутствие или наличие этой способности имело существенное влияние на международные и межгрупповые отношения. Уже то, что промышленная революция произошла в Северной Европе, свидетельствует о том, что расы, про- живающие на этой территории, наиболее развитые (это прямое про- должение тезиса Гобино - Чемберлена). > Существуют методы вмешательства в процесс естественно- го отбора ради максимизации положительных и минимизации от- рицательных свойств населения страны. Другими словами, при по- мощи «племенного отбора» (и при необходимости эвтаназии) мож- но так «очистить» расы, что шансы конкретной нации на выживание объективным образом улучшатся. Те же самые методы могут приме- няться в ходе колонизации с целью удовлетворения притязаний про- 1 Когда Ленц (Lenz, 1925) рассуждает о «Закате Европы» Шпенглера с точ- ки зрения биологии рас, особое недоумение у него вызывает то, какую важную роль, как ему кажется, Шпенглер отводит культуре. По мнению Ленца, он сосре- доточен не на той переменной: вместо культуры ему следовало бы изучать расу. В расе заключена суть, культура же поверхностна. Если верить Ленцу (Lenz, 1925: 298), то дело обстоит так: «Именно на примере музыки особенно очевид- но, что наследственная или, что одно и то же, расовая предрасположенность го- раздо существеннее, чем принадлежность к определенной культуре, которая, по сравнению с расой, всегда остается чем-то внешним». Кроме того, Ленц не раз- деляет шпенглеровский пессимизм и фатализм. По его мнению (Lenz, 1925:309), закат цивилизации не является неизбежным. Ему можно противостоять и пре- дотвратить «смерть расы».
120 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания грессивных рас на жизненное пространство. Этим представлением о практическом вмешательстве - т.е. применении научных принципов в демографической политике - история обязана именно расовой ги- гиене1. Пятый и шестой принципы имели решающее значение для уста- новления связи между научными наблюдениями расологов и госу- дарственной политикой. Представление о том, что расы и культу- ры Северной Европы опережают остальные расы и культуры в сво- ем развитии, разделяли многие ученые, начиная со Спенсера и Го- бино и заканчивая Элсвортом Хантингтоном, Эдвардом Истом, Ган- сом Ф.К. Гюнтером, Вилли Гельпахом и представителями немецкой физической антропологии периода с 1900-й по 1930-й год. Как отме- чает Массин (Massin, 1996: 97-100), среди них были как моно-, так и полигенетики. Позднее эту точку зрения признали правильной Фи- шер и его коллеги. В целом нацистская расология уделяла все больше и больше внимания технологиям вмешательства, упомянутого в ше- стом принципе. В заключении к «Теории человеческой наследствен- ности и расовой гигиене» Ленц пишет: «Если мы [представители нор- дической расы] и впредь будем допускать хищническое использова- ние нашего лучшего наследственного материала, каковое происходи- ло на протяжении последних десятилетий, то через несколько поко- лений мы совершенно точно будем уже не лучше монголов. Поэтому расоведение должно не рождать высокомерие, а вести к конкретным действиям, т.е. к внедрению расовой гигиены (Ленц в: Ваш*, Fischer, Lenz, [1921] 1927:583). Утверждения Ленца и его коллег кажутся убедительными прежде всего благодаря тому, что в них уже доказанные, реалистичные идеи и практический опыт в разведении животных и растений переносит- 1 В общих чертах эти принципы были сформулированы еще в 1880 году Фридрихом Ницше (Nietzsche, 1988: 189): "Удовлетворение влечения не долж- но становится практикой, от которой страдает раса, ибо уже нет никакого отбо- ра, а все без исключения совокупляются и рождают детей. Вымирание многих видов человека столь же желательно, как иное размножение. [...] Более того: вступать в брак следует только 1) ради развития, 2) чтобы оставить после себя плоды подобной человечности. - Для всех остальных довольно сожительства, с предотвращением зачатия. - Этому бездумному легкомыслию надо положить конец. Эти бараны не должны вступать в брак! Браки должны стать гораздо бо- лее редким явлением] Пройдитесь по большим городам и спросите себя, следу- ет ли этим людям размножаться! Пусть лучше убираются к своим блудницам!»
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 121 ся на человека. Предвосхищая возражения против применения мето- дов доместикации к человеку, Фриц Ленц (Baur, Fischer, Lenz [1921] 1927:136, примечание 1) заявляет, что при разведении домашних жи- вотных «произвольный отбор осуществляется согласно внешней по отношению к ним воле селекционера» и что точно так же «и челове- ка можно в биологическом смысле рассматривать как вид, подлежа- щий доместикации». Для того, чтобы результаты расологических исследований были «должным образом» применены на практике, необходимо выполне- ние, по меньшей мере, трех условий - одного практического и двух эпистемологических. В практической сфере должна существовать профессия, представители которой занимались бы «разведением» людей. Это условие как раз и выполнялось в программах расовой ги- гиены, внедрением которых руководили преподаватели Берлинско- го университета им. Гумбольдта и сотрудники Института им. кайзе- ра Вильгельма. Для выполнения второго условия необходимо было утвержде- ние идеи о том, что принцип естественного отбора опровергает ла- маркизм. В гильдии расологов эта идея считалась спорной1. Если бы характеристики приобретались в результате изменений географиче- 1 Несогласие с ламаркизмом имело огромное значение для расологов, оправдывавших себя тем, что все механизмы наследования, кроме тех, кото- рые основаны на принципах дарвинизма, ненаучны. На самом же деле, как мы знаем, социо-культурные характеристики (наверное, можно даже сказать «ду- ховные способности») приобретаются на протяжении жизни одного поколе- ния и передаются следующему поколению. Мужчина и женщина, родившие- ся, к примеру, в Италии и с раннего детства говорящие на итальянском языке, могут эмигрировать в англоязычную страну, например, в Соединенные Шта- ты, выучить английский язык, пожениться, родить детей и вырастить их уже в семье, где говорят только по-английски. Получается, что в социо-культур ном смысле дети унаследовали приобретенное качество. Полагать, что то же самое мы наблюдаем, например, у жирафов, которые вытягивают шеи, чтобы достать листья с высоких деревьев, и передают свою «длинношеесть» своим потомкам, есть чудовищное заблуждение. Но именно такой была аргументация Фишера и его коллег, опровергавших якобы ламаркистский подход Франца Боаса (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 581 и далее). Несмотря на глубокие различия в трактовке «духовных способностей» представителей разных групп, Боас вместе с марксистами-материалистами и критиковавшими Маркса идеалистами вос- принимались расологами как повздорившие братья, у которых, тем не менее, общий отец - Ламарк (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 582). По схожим причинам расологи отвергали также взгляды Спенсера на приобретение куль- турных свойств (см. Ashley & Orenstein, 1995: глава 5).
122 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ской среды или вследствие социализации, а затем генетическим пу- тем передавались последующим поколениям, селективный отбор был бы неэффективным, а его результаты - сомнительными. Такая точка зрения - ее придерживался, в частности, Лестер Франк Уорд и другие американские ученые - в начале 1920-х годов не принималась ни одним немецким расологом (см. Massin, 1996). В 1933 году малей- ший намек на то, что расовые характеристики могут существенным образом меняться под влиянием окружения или образования, счи- тался ненаучным. Третье условие, при котором было бы возможно «очищение» той или иной национальной группы от чуждых элементов, заключалось в единодушном принятии того, что расы существуют в действительно- сти и поддаются идентификации. Ученые должны располагать сред- ствами и методами, чтобы классифицировать расовые признаки по четким и измеримым критериям. Для этого на достаточно высоком уровне развития должны находиться такие области знания, как ан- тропометрия, гематология и сравнительная анатомия. В Германии 1935-го года все эти три условия были выполнены. Расология, текст и контекст С конца Х1Х-го века исследования в области расологии проводи- лись в целом ряде стран, в том числе в Англии и США, однако в пе- риод с 1927-й по 1933-й год расология претерпела существенные из- менения. Несмотря на вклад различных научных дисциплин в эту об- ласть знания, ученые-расологи, как это ни странно, были единодуш- ны в своем согласии с приведенными выше принципами и в понима- нии связанных с ними проблем. Фишеровская, на тот момент при- знанная окончательной классификация рас (неандертальцы, негры, монголоиды и «четыре великих европейских расы», а именно среди- земноморская, восточная, переднеазиатская и нордическая)1 прак- тически совпадает с классификациями Кнокса, Эдварда Иста (East, 1927: 186) и Фрэнка Хенкинса (который усовершенствовал типоло- гизацию Гобино). 1 «Тевтонцы» классифицировались как одна из ветвей нордической расы (ср. Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921 [ 1927: 523-556).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 123 Теории расологов были хорошо известны среди образованной общественности и в целом получили признание: статьи, написан- ные ведущими представителями этой области знания, вошли даже в «Encyclopedia Britannica» 1920-х и начала 1930-х годов. Основные по- ложения расовой теории стали составляющей «здравого смысла», а расологи как раз и стремились к тому, чтобы тезис о том, что расо- вые признаки играют важную роль в человеческой жизни, стал ча- стью «здравого смысла». Главная интеллектуальная проблема для расологов заключалась в объяснении определенных наблюдаемых ими вариаций так назы- ваемых «духовных характеристик». Ойген Фишер (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 143) придерживался следующей точки зрения: Однако из всех факторов расовый состав оказывает решаю- щее влияние на судьбу народа, на его культурные, духовные до- стижения. Нельзя отрицать, что на расцвет или упадок того или иного народа в истории, [...] безусловно, столь же сильно вли- яет целое множество внешних факторов. [...] Однако наряду с ними, вне всякого сомнения, огромную роль играют способно- сти, обусловленные расовой принадлежностью. Отдельные чело- веческие расы в высшей степени различны как в физическом, так и в духовном отношении. Им в самой разной степени и в самых разных комбинациях присущи наследственные и неотчуждаемые свойства - фантазия, инициативность, интеллект и так далее. Так же, как окружающая среда паратипически влияет на физи- ческие свойства, точно так же жизненная ситуация и судьба по- рождает разнообразные модификации наследственных духовных предрасположенностей как у отдельного индивида, так и у состо- ящего из тысяч таких индивидов народа. Однако сами по себе эти предрасположенности существуют, а поскольку народы при- надлежат к разным расам, то и духовные способности их раз- личны. Цели и задачи подобных исследований существенно варьирова- лись и обычно включали в себя изучение социо-культурных и пове- денческих характеристик, как это можно видеть, например, в фише- ровском отождествлении культурной и духовной «функциональной эффективности». Какой бы ни была природа этих характеристик, от-
124 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ныне в обыденном языке социального исследования они обознача- лись как зависимые переменные или рабочие признаки расы. Если считать, что расовая принадлежность дана от природы раз и навсегда и может меняться по прошествии определенного временно- го периода только путем гибридизации (общий биологический тер- мин, обозначающий смешение рас), то евгеника является адекват- ным средством для того, чтобы управлять изменениями зависимой переменной. Если, как утверждают современные представители кли- матического детерминизма, на генетические характеристики может влиять климат, то политика географического распределения рабочей силы является более эффективной альтернативой. Логическое след- ствие и того, и другого подхода - расовая война. Тем не менее, и сто- ронники климатического детерминизма, и расологи отстаивали идею жизненного пространства, тем самым обеспечивая экспансионист- ской политике благословение от науки. Климат и раса Широкие дебаты об относительном влиянии воспитания и сре- ды нельзя рассматривать отдельно от дискуссий о воздействии кли- мата на человеческую историю и общество. Так, например, знамени- тый французский натуралист Жорж Бюффон (1707-1788) был убеж- ден, что в основе многообразия человеческих рас лежит некое един- ство. Эта идея актуальна и сегодня. Однако, по мнению Бюффона, ви- димое многообразие выражало различия чисто физического, внеш- него свойства. Различные человеческие расы он рассматривал как ва- риации, возникшие из одной, изначально белой расы под влиянием климата (ср. Boas, 1930). Более поздние концепции разрабатывались под сильным вли- янием дарвинистской теории, тогда как концепции, возникшие до ХХ-го века, находились еще под влиянием неоламаркистских идей. Их авторы - например, представители физической антропологии в Германии в 1880-е и 1890-е годы - считали, что физиология человека, перемещенного в другие климатические условия, на самом деле спо- собна меняться, а органические последствия акклиматизации пере- даются по наследству следующим поколениям. В конечном итоге было не так уж важно, какой именно подход использовался для биологического обоснования климатического де-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 125 терминизма - дарвинистский, ламаркистский или смешанный1, по- скольку во всех этих подходах отстаивалась идея о том, что природ- ный климат является ключевым экологическим фактором, определя- ющим успешность или, наоборот, безуспешность человеческой дея- тельности2. Врач и антрополог Рудольф Вирхов, который работал в то вре- мя, когда колониальная экспансия стояла на политической повест- ке дня большинства европейских стран, и придерживался неоламар- кистского взгляда на климат, был убежден, что способность людей к деторождению резко снижается, если они эмигрируют в регионы, где климат отличается от климата их родины3. По крайней мере, в крат- косрочной перспективе численность колонизаторов неизбежно бу- 1 Герберт Спенсер (Spencer, [1887]: 349 и далее) разделяет эту многознач- ность, типичную для современного ему научного дискурса. Говоря о роли кли- мата, он высказывает идею о том, что «люди, приспособленные к жизни в одном климате, не могут приспособиться к другим климатическим условиям, прожи- вая в них в течение длительного времени просто потому, что они будут посте- пенно вымирать. Подобные изменения могут распространяться лишь медлен- но, благодаря размножению рас в пограничных регионах с умеренным клима- том, к которому будут постепенно привыкать последующие поколения. То же самое верно и для духовной сферы. Интеллектуально и эмоционально разви- тые натуры, необходимые для высокой культуры, не возникнут из совершен- но нецивилизованных народов - деятельность, навязанная необходимостью, приведет к постепенному упадку и вымиранию, а не к адаптации» (см. также: Huntington, 1907: 15). 2 См. работу о расовом мифе в Южной Калифорнии конца прошлого века: Starr, 1985: 89-93. Старр описывает убежденность многих жителей Южной Ка- лифорнии в том, что эта земля стала «новым Эдемом» для англосаксов и англо- саксонская раса, ослабленная своим долгим заточением на перенаселенных хо- лодных Британских островах, в здоровом климате южных стран пробуждается к новой жизни. 3 В период колониализма в течение нескольких лет велись споры о возмож- ностях и опасностях адаптации белых людей к «тропическому климату» и о том, что конкретно означает понятие «акклиматизация». Диапазон мнений и экс- пертных оценок был весьма широк. Вирхов и другие ученые предостерегали от опасностей тропиков (ср. Sapper, 1932; Ward, 1930). Их оппоненты утвержда- ли, что нет никаких причин полагать, что «северные европейцы не в состоя- нии постоянно проживать в тропических регионах» (Bormann, 1937: 11). Впро- чем, и они высказывали озабоченность низким культурным уровнем «европей- ских поселений в тропиках, который едва ли превышал уровень аборигенов» (Bormann, 1937:112). На основе этих наблюдений Борманн в конечном итоге от- казывается от положительной оценки адаптационных возможностей европей- цев. Об успешной адаптации (Борманн называет это «устойчивостью расы го- спод») мы можем говорить в том случае, если имеет место не просто демографи- ческое выживание, а динамическое развитие народа.
126 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания дет уменьшаться, а поддерживать ее на одном уровне можно только за счет постоянного притока новых людей1. В целом неоламаркисты, разумеется, давали «оптимистичный» прогноз, так как были убеждены, что к климату можно почти идеаль- но адаптироваться, а произошедшие изменения затем передаются по наследству. Дарвинисты же отступали перед фактом, что унаследо- ванные климатические предрасположенности не могут меняться от одного поколения к другому, а в лучшем случае трансформируются в ходе длительного процесса естественного отбора. Сторонники климатического детерминизма из числа дарвини- стов подчеркивают, что конкретные климатические условия при- влекают одних людей и отталкивают других. Климатические условия также подкрепляют их превосходство и искореняют практики, не со- ответствующие их сути (ср. Huntington, 1945: 610). В долгосрочной перспективе, как отмечает Хантингтон (Huntington, 1927: 165), «бо- лезнь, неудачи и постепенное вымирание ожидают тех, кто не может или не хочет приспособиться к климату, но прежде, чем это произой- дет, они могут переселиться в другие климатические зоны, которые в большей степени соответствуют их телосложению, темпераменту, профессии, привычкам, социальным институтам и уровню разви- тия». Ведущие представители климатического детерминизма, рабо- тавшие в начале ХХ-го века, такие как географ Элсворт Хантингтон 1 Элсворт Хантингтон (Huntington, 1915: 6) соглашается с Вирховым, и, имея в виду «бедных белых», поселившихся на Багамах, утверждает, что, «если белый человек поселяется в климатической зоне, менее благоприятной для его развития, чем климат его родины, он рискует утратить свою физическую и ду- ховную энергию». Еще более четко эта идея выражена в учебнике по социоло- гии, одним из авторов которых был Хантингтон (Hungtington, 1927: 257): «Если белый человек навсегда переселится на побережье экваториальной Африки и там будет пытаться работать так же, как дома, он вряд ли добьется успеха, если только его организм не устроен иначе, чем у большинства представителей его расы. Ему приходится быть несколько спокойнее, чем дома, приходится уде- лять больше внимания своему здоровью, его жена и дети зачастую должны про- живать в более прохладном климате, если они хотят сохранить свое здоровье. Его идеалы государственной службы, социального и научного прогресса и де- мократической формы управления, может быть, и останутся неизменными, но поскольку у него уже не будет избыточной энергии, он и без какого-то конкрет- ного заболевания, скорее всего, будет довольно вялым. Таким образом, несмо- тря на то, что внешние формы общественного устройства в тропическом клима- те могут оставаться такими же, как и в более прохладных регионах, стиль жиз- ни там совсем другой».
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 127 (Huntington, [1915] 1924) в США и социальный психолог Вилли Гель- пах (Hellpach, 1938) в Германии, разделяли заинтересованность ра- сологов в том, чтобы объяснить вариации внутри вида homo sapiens эволюционными принципами. Прежде всего они старались проде- монстрировать, что существуют различные региональные группы, которые часто (хотя и не систематически) называют расами и кото- рые можно идентифицировать по физическим и «ментальным» при- знакам. Эти признаки, в свою очередь, представляют собой адаптив- ную реакцию на условия соответствующего региона. Среди этих ге- ографических условий, формирующих характер расы, климат игра- ет особую роль. Суть теории Хантингтона лучше всего выражена в следующем его выводе (Huntington, [1915] 1924: 270): «Наивысшей ступени цивилизации нация достигает лишь там, где ее к этому сти- мулирует климат». В 1911 году Эллен Черчилл Семпл опубликовала свое повсеместно цитируемое исследование (Semple, 1911: 1 и далее) о влиянии природной среды на человеческие качества, где дала сле- дующее универсальное объяснение: Человек есть порождение земли [...], земля заботилась о нем, давала ему пропитание, ставила перед ним задачи, направляла его мысль, сталкивала его с трудностями, которые закаляли его тело и обостряли ум, дала ему прочувствовать проблемы навига- ции и ирригации и в то же время шепнула на ухо, как эти пробле- мы решить [...]. Наука не может исследовать человека в отрыве от почвы, которую он обрабатывает, или от угодий, по которым он путешествует, или от морских путей, по которым он везет свои товары, точно так же, как белого медведя или пустынный как- тус невозможно понять в отрыве от их естественного жизненно- го пространства. Для Хантингтона (Huntington, [1915] 1924: 363 и далее) так же, как и для расологов, эти идеи о глубоком воздействии условий окру- жающей среды на свойства человека были не просто научными на- блюдениями - для них речь шла о вещах острой практической зна- чимости. По всей видимости, раса или нация могут формироваться пу- тем естественного отбора. Голые цифры ни о чем не говорят: во
128 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания многих случаях плотность населения оказывается величайшим злом, как это было в Ирландии, Китае, Японии и Германии. Лишь качество имеет значение, а качества можно достичь только тогда, когда сокращается количество людей с низкими наследственны- ми моральными и умственными способностями и увеличивается количество людей с высокими наследственными способностями, ведущими к расовому господству. В прошлом естественный от- бор происходил непрерывно, без осознанного вмешательства лю- дей, меняя ситуацию иногда в лучшую, иногда в худшую сторо- ну. Теперь вопрос лишь в том, станет ли раса или нация контро- лировать такого рода отбор, чтобы он имел неизменно положи- тельное воздействие, как это было в первые, великие дни Древ- ней Греции и Исландии, или же он и впредь будет оставлен на волю случая и, возможно, приведет к великой нищете, как это произошло в Китае или той же Греции более позднего периода1. Итак, идея о взаимосвязи между климатом и расой теперь бази- руется не на домыслах и предположениях, как это было на протя- жении многих столетия в случае аналогичной концепции влияния климата на человеческие качества. Теперь, в целях убедительной на- учной презентации своей теории, ученые стали привлекать множе- ство количественных данных из области социологии, антропологии и экологии. Впрочем, по сути, представители современного клима- тического детерминизма, так же, как в свое время Платон, Монте- скье или Гегель, утверждают, что определенный климат (например, климат современной Северной Европы) положительно влияет как на сохранение определенных генетических свойств (светлая кожа, свет- лые волосы, длинные ноги и так далее), так и на конкретные достиже- ния в сфере культуры, экономики и политики. Индивиды, превосхо- дящие по своим характеристикам представителей других рас, имеют 1 Очевидно, что эти принципы, равно как и их воплощение на практике не ограничиваются немецкой расологией. Эти комментарии предполагают суще- ствование критического, сравнительного метода исследования, потенциал ко- торого, впрочем, не был исчерпан. Этот метод призван раскрыть ту социаль- ную, политическую и интеллектуальную среду, которая ограничила влияние ра- сологии на политику в США (ввиду того факта, что принципы расовой полити- ки включены в американскую конституцию, и такая ситуация сохраняется до сегодняшнего дня). В целом идеи Хантингтона о дальнейшем развитии не смог- ли перейти с уровня «научного знания» на уровень практической, т.е. политико- правовой реализации.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 129 больше шансов на выживание и воспроизводство, а, следовательно, и на закладку будущего генофонда. В конечном итоге этот процесс от- бора формирует группу, в которой неблагоприятные характеристики сведены к минимуму. Таким образом, региональные и межгруппо- вые различия являются результатом долгосрочного взаимодействия между климатическими условиями и генетическими процессами1. С этой точки зрения для эффективного выявления релевантных измерений и атрибутов существуют серьезные препятствия. В тео- ретических тезисах заложено множество практических сложностей (например, как определяется понятие «житель»?) Кроме того, отсут- ствует объяснение того, в какой мере отклонения от исходного кли- мата могут «порождать» уже упоминавшиеся вариации познаватель- ных и поведенческих характеристик. Это результат странного, неод- нозначного смешения дарвинистских и ламаркистских эволюцион- ных принципов (ср. Stehr, 1996). Схожие проблемы вставали и перед расологией, в первую оче- редь тогда, когда ученые Гумбольдсткого университета в Берлине под руководством Ойгена Фишера пытались воплотить расологические принципы на практике. Если климатологические подходы для объ- яснения постоянных, передающихся от поколения к поколению ду- ховных и поведенческих характеристик прибегают к концепции расы или к чему-то подобному, то представителям расологического подхо- да приходится искать причины возникновения подвидов. В силу сво- его влияния на репродуктивную способность эту роль играют «усло- вия окружающей среды». У Фишера подобная аргументация особен- но явно прослеживается, когда он пишет о влиянии климата (Ваш*, Fischeer, Lenz, [1921] 1927: 136 и далее), например, здесь: Следует напомнить, прежде всего, о вариациях формы, дли- ны и цвета волос, цвета глаз, роста и формы носа. В качестве при- мера может служить появление так называемой белой кожи и светлых волос. Очень легко найти доказательства того, что среди всех темнокожих рас иногда встречаются слабоокрашенные ин- 1 Характерные качества еврейского народа, например, острый ум, Хантинг- тон (Huntington, 1926: 76 и далее, цит. в: Gilman, 1996: 51) не объясняет влияни- ем климата. В довольно типичном пассаже, объясняющим расовые различия, он связывает это ментальное качество с селективным выживанием развитых в ум- ственном отношении, но физически слабых индивидов после поражения евреев в войне с римлянами в 79 году до н. э.
130 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания дивиды. Впрочем, в естественных условиях светлая кожа не смог- ла сохраниться в тропиках и постепенно исчезла. Тропическое солнце наносит столь сильный вред незащищенному от пигмен- тации телу, что возникновение расы со светлой кожей и светлы- ми волосами было возможно только в умеренных климатических зонах. Тот факт, что у светловолосого северного европейца пиг- мент, в первую очередь пигмент радужной оболочки глаза, рас- пределяется точно так же, как у светлых одомашненных живот- ных, но совершенно иначе, чем у полярных животных, является однозначным доказательством того, что мы имеем дело с доме- стицированной формой, которая могла содержаться в прохлад- ном климате, тогда как в тропиках, если подобные идиоварианты возникли или возникают, они всякий раз неизбежно вымирают. Таким образом, природа постоянно заботится о том, чтобы каче- ство расы оставалось на высоте. Похожую аргументацию выстраивает и Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 549): «Северная природа не позволяла людям жить боль- шими сообществами. В условиях нехватки пропитания северной зи- мой люди могли выжить только небольшими кланами. Поэтому в нордической расе сформировалась склонность к обособлению, к жизни в одиночку». С конца XIX-го века и до второй мировой войны очень многие авторы, как, к примеру, Хантингтон, который именно в связи с этим вопросом оказался под ударом сокрушительной кри- тики П.А. Сорокина (Sorokin, 1928), в своей аргументации связыва- ли между собой климат, расовую принадлежность, поведение и веро- вания. Как показывает огромное множество перекрестных ссылок и цитат, параллели в этих работах не случайны. Климатический детер- минизм и расология дополняли друг друга в объяснении того, поче- му возникновение иерархии и неравенства неизбежно и почему одни народы должны управлять другими. Раса, коэффициент интеллекта и уровень преступности В отличие от климатического детерминизма, расология не зани- малась непосредственно влиянием климата на генетические свой- ства или на изменения цивилизационных признаков. Расологов, ско-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 131 рее, интересовало влияние генетических свойств на индивидуаль- ные «ментальные признаки», т. е., невзирая ни на что, они остава- лись верны дарвинистским принципам в их изначальном варианте. Центральным элементом их программы было применение результа- тов тестов умственного развития для демонстрации влияния расо- вых признаков на умственную деятельность (см. Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: раздел З)1. Идея измерения коэффициентов интеллекта и соотнесения полученных результатов с расовыми признаками до сих пор привлекает некоторых ученых и раскалывает научное сообще- ство на два враждующих лагеря. В 1930-е годы расологи полагали, что анатомия и физиология нервной системы (и в особенности мозга) определяется наследствен- ностью, а их изучение позволяет нам судить о роли расовых призна- ков в развитии культуры. Ленц, в частности, писал: «В самом факте существования духовных различий между расами можно не сомне- ваться» (Baur, Fischer, Lenz, [1921 [ 1931: 633). «Ведь для каждой расы характерны свои конкретные средние показатели строения каждого органа; естественно, это касается и строения мозга, а значит, и духов- ных предрасположенностей» (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 521). Позднее он еще раз повторит эту идею в, казалось бы, убедительной метафоре: «Мы не можем выпрыгнуть из собственной кожи, а выйти за пределы своей души мы не можем и подавно; души же различают- ся от расы к расе не меньше, чем цвет кожи» (ebd.: 575). 1 В ходе спора, вызванного публикацией «Гауссовой кривой» (Herrstein & Murray, 1994), мало кто обращал внимание на то, что несколькими десятилети- ями ранее расологи уже использовали тесты IQ для измерения зависимых пере- менных и что тогда - как и сейчас - эта практика, как правило, была связана с политикой расовой гигиены. Впрочем, и в 1920-1930-е годы, и в предшествую- щий период всегда находились ученые, с крайней осторожностью относивши- еся к гипотезе взаимозависимости биологических и психических свойств. На- пример, Франц Боас (Boas, 1934: 34) в своей статье о расе в Энциклопедии со- циальных наук совершенно недвусмысленно заявляет, что из всех выводов, ко- торые можно сделать из подобных исследований, достоверным является толь- ко один: существует явная зависимость психических реакций на жизненные об- стоятельства, а все расовые различия, которые считаются данными от природы, очень сильно зависят от внешних обстоятельств, стало быть, «нет никаких до- казательств врожденных расовых различий [...]. Чтобы согласиться с утверж- дением о том, что расовая принадлежность влечет за собой наличие определен- ных духовных свойств, необходимо доказательство того, что один и тот же ра- совый тип неизменно демонстрирует одинаковые психические свойства, вне за- висимости от культурной среды и места проживания».
132 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Если признать верной исходную посылку расологов о том, что результаты тестов на определение IQ отражают непосредственно ра- ботоспособность и функциональность мозга, то различия в этих ре- зультатах должны свидетельствовать о разных наследственных «ум- ственных способностях». Итог этой аргументации подводила демон- страция того, что при измерении коэффициента интеллекта у пред- ставителей отдельных рас действительно наблюдались систематиче- ские, обусловленные расовой принадлежностью различия - Ист, Фи- шер и другие полагали, что им удалось это доказать (см. среди про- чего статью Ленца в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 525-530). Стало быть, вывод, сделанный совершенно без учета влияния ламаркист- ских механизмов, не вызывал никаких сомнений: разные расы об- ладают изначально разными умственными способностями, которые можно распределить по шкале от меньшего к большему, точно так же, как разные виды животных обладают более или менее развитыми характеристиками. Ленц настойчиво подчеркивает это отличие расо- логии от климатического детерминизма: «Таким образом, раса в из- вестном смысле есть продукт окружающей ее среды, однако не в ла- маркистском смысле, т.е. не напрямую, а вследствие производимой этой средой селекции» (ebd.: 547 и далее). Еще одно обстоятельство, которое, по мнению расологов, под- тверждает наличие этой важной связи, - это сравнительная стати- стика преступности. При этом предполагается, что степень духов- ного развития расы напрямую связана с количеством преступлений, совершенных представителями этой расы: «На духовные различия между расами проливает свет и их вовлеченность в преступную дея- тельность», - утверждает Ленц (ebd.: 566). И далее: «В Северной Аме- рики среди негров наблюдается значительно более высокий уровень преступности, чем среди населения европейского происхождения. Это, очевидно, связано с их более низкой способностью к предвиде- нию и самообладанию при наплыве чувственных впечатлений и пря- мых искушений». Современные исследователи, как правило, скептически и очень осторожно относятся к подобным резким переходам с одного дис- курсного уровня на другой, т.е. от (а) генетики к (б) анатомии и фи- зиологии мозга, а затем к (в) психологии (недостаточное самооблада- ние) и (г) преступности. Представители расологии и климатического детерминизма не видели никаких проблем в подобном «междисци-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 133 плинарном» дискурсе. В изучении этих вопросов они могли опирать- ся на богатую литературу, посвященную «преступному типу телосло- жения», в том числе на классические труды Ломброзо. Если же они и выражали недовольство современными теориями отклоняющегося поведения, то только для демонстрации того, что психические харак- теристики, связанные с преступностью, распределены среди нацио- нальностей не случайным образом, а в зависимости от расы. Уста- новление связи между умственными способностями, поведением и расовыми признаками отнюдь не заканчивалось объяснением уров- ня преступности. В литературе по расологии и климатологии, к кото- рой мы в скором времени еще раз обратимся, приводится множество других аспектов влияния расы на ментальные предрасположенности. Однако теперь мы хотели бы перейти к рассмотрению независимой переменной в расологии, а именно к понятию расы. Насколько реальна раса Сегодня почти все ученые придерживаются точки зрения, со- гласно которой понятие расы, в том смысле, в каком его использо- вали сторонники расовой теории и климатического детерминизма, по сути является конструкцией post hoc1. Это понятие больше соот- ветствовало духу времени, чем представление о сравнительно изоли- рованном круге популяций, проживающих в непосредственной ге- ографической близости друг от друга. Следует также отметить, что, согласно уже имеющимся результатам исследования генома чело- века, понятие расы должно быть «денатурализовано». Человеческая раса - это не биологическая, а культурная категория. С точки зрения генетики, существует только одна человеческая раса. Отсюда следует несколько важных выводов. Во-первых, в силу того, что места проживания народностей и интерпретация понятий «сравнительно изолированный» и «непосредственная близость», как известно, могут меняться с течением времени, понятие расы - это из- менчивый и спорный конструкт. Его нельзя воспринимать как не- изменную категорию, не подверженную никакому влиянию. Попу- 1 Сокращенная форма фразы post hoc, ergo propter hoc (лат.) - после того, следовательно из-за того. Имеется в виду необоснованное предположение о на- личии причинного влияния одного явления на другое исключительно потому, что первое явление предшествовало второму. - Прим. переводчика.
134 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ляция (имеется в виду человеческая популяция, возникшая есте- ственным путем) - это скопление индивидов, для которого характер- но: 1) относительная эндогамия; 2) наличие ограниченной террито- рии и 3) социальной структуры, которая включает в себя а) прави- ла эндогамии или экзогамии и б) определение территории этой по- пуляции. Между членами одной популяции как в рамках одного по- коления, так и между поколениями наблюдается внешнее сходство, что объясняется наличием наследственных признаков, а сравнение с представителями другой популяции выявляет систематические раз- личия. Однако, если рассматривать население в динамике, совершен- но четко прослеживается влияние двух наследственных факторов - генетического и культурного. С этой точки зрения, наблюдения расологов по поводу того, что индивиды, схожие по антропометрическим параметрам, схожи также в мышлении и поведении, верны и совершенно объяснимы в рамках данной концепции двух факторов наследственности. Члены одной популяции наследуют физические характеристики по генетическим «каналам»; в свою очередь, духовные и поведенческие характеристи- ки передаются от поколения к поколению под формирующим влия- нием культуры. К этим, культурно-наследственным характеристикам относится и способность противостоять импульсам, вызванным не- посредственными чувственными впечатлениями, что было доказано Лисгардом и Шнайдером (Lysgaard & Schneider, 1953), а также ceteris paribus1 вероятность участия в преступной деятельности, что хорошо известно современным криминалистам. Расологи не видели существенных различий между эволюцией видов и эволюцией рас. «Можно прямо сказать: образование видов есть одновременно образование рас», - заявляет Ойген Фишер (Ваш*, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 135). В действительности же популяцию нельзя приравнять к виду, поскольку она лишь относительно эндо- гамна, стало быть, ее генофонд является открытым. Кроме того, в че- ловеческих популяциях правила эндогамии могут быть нарушены не только вследствие случайных связей, но и намеренно, что влечет за собой устойчивую модификацию генетического материала. Безу- словно, подобные «нарушения» всегда так или иначе стигматизиру- ются; табуированная экзогамия воспринимается как отклоняющее- ся поведение. Тем не менее, браки между членами разных популяций 1 При прочих равных условиях (лат.) - Прим. переводчика.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 135 не только возможны, но и, как известно, практиковались всегда с мо- мента появления вида Homo sapiens. He говоря уже о том, что имен- но это обстоятельство лежит в основе формирования «рас». Представим себе, что у некой популяции, полностью изолиро- ванной от всех других популяций, исключена всякая возможность экзогамии, а значит, и смешения видов или аккультурации, при этом члены данной популяции обладают общими ментальными и пове- денческими характеристиками. У этой популяции, лишенной всяких контактов с внешней средой, есть все характерные признаки «расы»: ее члены похожи друг на друга внешне и по манере поведения и, без- условно, отличаются от членов других популяций. Вывод о том, что второе обстоятельство обусловлено первым, напрашивается сам со- бой. Если бы в какой-то воображаемый момент истории человече- ство как вид состояло бы из определенного количества (предполо- жим, ста) подобных, полностью изолированных друг от друга попу- ляций, то существовало бы сто «рас». На самом же деле подобная изоляция достижима только в мыс- ленном эксперименте, поскольку каждая человеческая популяция имела такое количество контактов с другими, географически близ- кими ей популяциями, что вызванной этим гибридизацией и аккуль- турацией вряд ли можно пренебречь. Частота подобных контактов напрямую зависит от территориальной удаленности или от того, на- сколько доступны территории проживания других популяций. В ре- зультате мы приходим к следующему выводу: в определенный мо- мент истории в относительно изолированном регионе можно най- ти несколько популяций с явным сходством во внешнем виде и куль- туре, тогда как между регионами будут наблюдаться существенные различия. Эти группы популяций, объединенные одним регионом, и соответствуют тому конструкту, которому антропологи, генетики и сторонники климатического детерминизма начала ХХ-го века дали название «раса». Количество подобных «рас» со временем меняется и зависит от того, сколько регионов могут контактировать между собой в данный конкретный момент. Согласно этому подходу, чем выше мобиль- ность, тем меньше «чистых» рас, т.к. а) члены популяций одного ре- гиона чаще вступают в культурные и брачные связи между собой, и одновременно б) жители разных регионов также устанавливают ре- гулярные контакты друг с другом.
136 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания В начале эпохи европейских завоеваний в начале XVI-ro века, с одной стороны, океаны и горы все еще разделяли регионы, кото- рые - что, однако, в то время не было совершенно очевидно - были изолированы друг от друга настолько, что все популяции смогли со- хранить свой, четко отличимый от других генофонд и свою культуру. В этом контексте всеобщее признание получила концепция челове- чества, состоящего из пяти больших, четко отличимых друг от друга расовых групп. Это кавказская раса в Европе (подразделяемая на че- тыре «великих европейских расы», см. выше), негроидная раса в Аф- рике, австралоидная раса в Тихоокеанском регионе, монголоидная в Азии и родственные ей американские индейцы в Новом Свете. Эта типология была принята в конце XIX-го века, когда новые откры- тия и исследования породили потребность в объяснении и оправда- нии различий. Подобные объяснения были сформулированы первы- ми антропологами, социологами и географами, а позднее превозно- сились сторонниками расовой теории как наиболее эффективные. Археологические находки, однако, не оставляют сомнений в том, что еще до появления технологических инноваций, облегчивших об- щение, по крайней мере, в первых четырех из упомянутых пяти ре- гионов доминирующая популяционная группа («раса») сформирова- лась в результате более ранних контактов между популяциями, про- живавшими до того момента изолированно. Таким образом, весьма вероятно, что до 1500 года существовало больше пяти изолирован- ных друг от друга регионов, а, следовательно, и «рас», а до перехо- да от бронзового века к ледниковому периоду вид Homo sapiens, воз- можно, насчитывал сотни «подвидов». Если смотреть в долгосроч- ной перспективе, то расовые барьеры устраняются через определен- ные промежутки времени (и в то же время люди могут - по крайней мере, теоретически - намеренно или по неосторожности возводить новые барьеры), поскольку на самом деле их не существует. Они, ско- рее, отражают определенную комбинацию демографических, исто- рических, юридических и технологических условий, отличающихся высоко динамичным характером и в принципе отчасти поддающих- ся влиянию со стороны человека. Многое в этой аргументации подсказано простым здравым смыс- лом. Однако концепция расы, по-видимому, обладает некой неуло- вимой притягательностью, основанной на признании идеи о том, что биологические и генетические признаки определяют верования
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии \Ъ7 и поведение. Возможно, существующие в реальности популяции, культуры и наследственные признаки настолько сложны и запутан- ны, что во время борьбы за власть в сфере университетской антропо- логии в период Веймарской республики (однако не только в Герма- нии) те, для кого эти характеристики были главными объясняющи- ми переменными, были вынуждены признать победу расизма. Впро- чем, вполне вероятно, что истинная причина подъема расологии за- ключается в совместимости ее гипотез с публичными приоритета- ми в политике того времени. Сложно оправдать проведение военной кампании для завоевания жизненного пространства и освобождения мира от евреев, если речь идет о «географически близких, историче- ски изменчивых популяционных группах». Когда же с уверенностью заявляют, что специфические свойства индивидов объясняются глу- боко укорененными, неизменными генетическими факторами, то ра- совая гигиена неизбежно будет играть очень важную роль в государ- ственной политике. Функция конструкта «раса» В этом разделе мы подробнее рассмотрим функцию расы как кон- структа. Мы уже отмечали, что расологи считали «умственные спо- собности» или «ментальные характеристики» результатом зримых вариаций наследственных физических признаков, генетической де- терминации автономии мозга и влияния «внутренних секреций» (т.е. гормонов). Если смотреть под таким углом зрения, то многое из ра- совой теории могло бы показаться «разумным» и современным соци- ологам и биологам. Наша нервная и эндокринная система, безуслов- но, точно так же подчиняется законам генетической наследственно- сти, как вариации цвета глаз и кожи. И в той мере, в какой имеет ме- сто сохранение и изменение генофонда, о чем уже шла речь выше, вполне логично предположить, что различные «расы» (т.е. популя- ционные группы, проживающие вблизи друг от друга в определен- ный исторический момент) в этом смысле имеют четко различимые соматические предрасположенности. Однако какие именно умственные или «духовные» способности вытекают из таких предрасположенностей? Как мы уже говорили, в первую очередь немецкие и американские расологи придавали осо- бое значение а) коэффициенту интеллекта, измеренному при помо-
138 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания щи соответствующего теста, и б) уровню нравственности, определя- емому по данным официальной криминальной статистики. Очевид- но, причина таких предпочтений кроется в том, что из количествен- ных параметров в то время именно эти были наиболее доступными и, по стандартам того времени, считались надежными и достоверны- ми. Сегодня мы знаем, что по своей сути эти данные весьма спорные. Несмотря на то, что дискуссии о взаимосвязи между IQ и «расо- выми признаками» продолжаются и, вполне вероятно, по-прежнему занимают в том числе современных представителей евгенической те- ории, данные параметры уже по своему определению должны от- ражать характеристики некого ограниченного типа (ограниченно- го тем, что обычно понимают под интеллектом), приобретенные в результате обучения. До сих пор не разработана методика, с помо- щью которой можно было выявить умственные способности ново- рожденного, но даже если бы такая методика существовала, с ее по- мощью вряд ли можно было бы отличить неврологические и гормо- нальные характеристики, заданные генетически, от характеристик, зависящих от различных условий протекания беременности (пита- ния матери, лекарств, принимаемых во время и до беременности, и так далее). Даже если в случае коэффициента интеллекта на самом деле на- блюдаются систематические «расово обусловленные» различия, то их нельзя объяснить исключительно или главным образом генети- ческими признаками. Знания, необходимые для того, чтобы успешно пройти тест IQ, без каких-либо сложностей можно приобрести точ- но так же, как можно приобрести умение читать или писать. Что ка- сается показателей преступности, то известно, что они являются со- циальным конструктом - в данном случае для применения расологи- ческих объяснительных моделей возникают еще более существенные препятствия, ибо очевидно, что не только на формирование потен- циальных преступных наклонностей, но и на вероятное восприятие в качестве преступника - независимо от виновности или невиновно- сти - решающее влияние оказывает конкретный культурный и соци- альный контекст. Вполне возможно, что все «расы» в одинаковой мере склонны к аморальному поведению, независимо от того, насколько адекватно эти тенденции отражены в официальной криминальной статистике. Однако в данном случае очень сложно отойти от отдельных пред-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 139 ставлений общественности и предубеждений некоторых ученых. Ра- сологи, в частности, Ленц, противопоставляли отклоняющееся по- ведение «негров», якобы изначально соответствующее их характеру, «безусловно» законопослушному поведению «нордической расы». Но разве не были «негры» жертвами насильственного угона, рабства и голодной смерти в эпоху колонизации, и разве не представители «нордической расы» задумали и осуществили Холокост? И что, в ко- нечном итоге, следует считать аморальным или преступным? Несмотря на все сложности, возникшие в связи с использовани- ем коэффициента интеллекта и показателей уровня преступности для выявления функции конструкта «раса», в вопросе соотнесения духовных качеств с другими характеристиками расологи без колеба- ний вступили на совершенно неизведанное исследовательское поле. Примечательно, что, в отличие от анализа уровня интеллекта или морали, у их гипотез относительно расовых вариаций упомянутых выше других характеристик нет никакой статистической базы. Их эмпирические «доказательства» сплошь и рядом строятся на отсыл- ках к «здравому смыслу», путевых заметках и цитатах классических и современных писателей и философов. На самом деле для расологии характерно примечательное непостоянство, с одной стороны, в том, что касается точности и количественного выражения независимых переменных, т. е. коэффициента интеллекта и уровня преступности, а с другой стороны, в явно противоречивом и не поддающемся кван- тификации подходе к (ключевым) «духовным» характеристикам. Среди этих не поддающихся измерению характеристик наиболее часто в расологии и климатическом детерминизме упоминается спо- собность к понятийному выражению непосредственных чувствен- ных впечатлений. Считается, что это когнитивное свойство являет- ся определяющим и тесно связано с некоторыми другими характери- стиками, как, например, способность или склонность к откладыва- нию удовлетворения непосредственных побуждений, энергичность, усердие и (разумеется) высокий коэффициент интеллекта. Система- тические вариации этого свойства интерпретируются как внутренне присущие индивидам, неизменные и иерархически упорядоченные с точки зрения уровня адаптации и шансов на выживание. Таким образом, сторонники расовой теории соотнесли силу во- ображения, способность к абстрактному мышлению и к откладыва- нию удовлетворения желаний с иерархической классификацией жи-
140 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания вущих в настоящее время рас Homo sapiens. Австралоидные народно- сти, которые Ленц называет «первобытными австралийцами», «осо- бенно в духовном плане явно еще сравнительно близки» (Lenz, [1921] 1927: 523) к неандертальцам и поэтому считаются наиболее отсталой расой. «Попытки приучить их к оседлости и возделыванию почвы потерпели полное фиаско. Главная причина этой культурной неуда- чи примитивных первобытных рас заключается, по-видимому, в не- достаточно развитом воображении [...]». Далее он предупреждает: «Предвосхищая обычные в этом вопросе возражения, следует под- черкнуть, что этим исконным расам было отпущено столько же вре- мени для создания более высокой культуры, как и всем остальным». На противоположном конце шкалы располагается щедро ода- ренная от природы «нордическая раса», которая, как мы уже видели, по своим духовным способностям «находится впереди всего осталь- ного человечества» (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 547). Со- гласно Фишеру (Fischer, 1923: 150), эти способности включают в себя «энергичность и усердие», «живое воображение» и «высокий интел- лект». «С ними также связаны способность к предвидению, организа- торский талант и художественная одаренность». Ленц и его коллеги выявили множество других «духовных харак- теристик», якобы обусловленных расовой принадлежностью или ге- нами (некоторые из них приведены в приложении к данной главе). Несмотря на то, что эти характеристики включали в себя все воз- можные «способности» и «наклонности», расологи стремились каж- дый признак увязать с тем, что они называли базовыми когнитивны- ми способностями - силой воображения и тому подобным. На самом деле тот факт, что во главу угла расологи ставили именно силу во- ображения и способность к откладыванию удовлетворения желаний, имеет большое значение для анализа их концепции расовой иерар- хии в целом и той роли, которую они отводили евреям, в частности:1 1. Это помогает нам понять, почему представления подобного рода были настолько привлекательными. Они были сравнительно просты для понимания в силу созвучности с личным опытом, что, в 1 Заслугу создания основополагающей теории еврейского образа мысли приписывают марбургскому психологу Эриху Еншу (Jaensch, 1930), хотя его главное сочинение было опубликовано через несколько лет после выхода в свет многократно цитированной нами работы Баура, Фишера и Ленца (ср. Jaensch, 1927).
Глава 3. Шейные вдохновители уничтожения: власть расологии 141 свою очередь, объяснялось «добровольной близостью» расовой тео- рии к расовой политике нацистов. Расы в ней представлены как раз- ные ступени развития в эволюционном смысле и жизненном цикле данного понятия. Точно так же, как новорожденные не могут проти- востоять сложным воздействиям окружающей среды, так же и «недо- развитые» расы неспособны справиться с вызовом, который бросает им современная цивилизация. Расы с уровнем развития маленького ребенка не могут контролировать свои действия. Как и несовершен- нолетние, они полностью зависимы и в лучшем случае могут лишь развлекать взрослых (потому что сами любят играть и петь). В отли- чие от них, наиболее развитая из всех рас обладает способностью (и в то же время это ее «моральный долг») управлять судьбой всех осталь- ных рас. Вооруженная прогрессивным знанием из области расовой гигиены, «нордическая раса» может рационально управлять процес- сом здорового созревания человечества. Таким образом, дискурс расовой гигиены разрешает запустить процесс естественного отбора с тем, чтобы максимально развить свя- занную с силой воображения способность к откладыванию удовлет- ворения желаний и за счет этого добиться успеха в условиях совре- менной цивилизации «Самообладание - это, пожалуй, самая харак- терная черта нордической расы, и в значительной мере на ней осно- вана ее культурная одаренность. Расы, не наделенные этим каче- ством, не в состоянии долгое время преследовать и реализовывать разумные цели (Ленц в: Ваш*, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 547). 2. Если отдельные расы, чей уровень развития соответствует уровню развития ребенка, можно контролировать так же, как взрос- лые контролируют маленьких детей, то для рас промежуточного уровня («подростковых» рас) характерна сложная комбинация про- грессивных и инфантильных черт характера. Несмотря на отсутствие у них рационального поведения и способности к откладыванию удо- влетворения желаний, в полной мере присущих «нордической» расе, эти люди достаточно хитры для того, чтобы противостоять дисци- плинарному порабощению, к которому вполне приспособились не- гры, представители «первобытных рас» и монголоиды. К этой кате- гории относятся восточные расы и расы Ближнего Востока, в погра- ничной зоне которого располагаются евреи (а также славяне и дру- гие). Поскольку в филогенетическом смысле это уже не «дети», но еще и не «взрослые», их необходимо подвергнуть «специальной об-
142 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания работке». Евреи рассматриваются расологами как ключевой пример «вырождения» расы, но не потому, что евреи находятся на неизмен- но «низкой» ступени развития. Их «вырождение» связано, скорее, с тем, что они отражают особо опасный момент в эволюционном про- цессе, когда ум смешивается с незрелостью. Классификация евреев Последний раздел нашего анализа расологии посвящен тому, как расологи на самом деле подходили к так называемой «еврейской про- блеме». Из предшествующих наблюдений уже ясно, что объяснение высоких умственных способностей данной группы населения было делом крайней важности, но таило в себе множество проблем, ко- торые расологи смогли решить с огромным трудом. Если официаль- ная нацистская доктрина была четкой и однозначной (согласно этой доктрине евреи являли собой некую «вырожденческую форму», мен- тальные и поведенческие характеристики которой наносили вред со- циальному и политическому прогрессу), то представители расовой теории из академической среды не спешили с однозначными выво- дами. В многостраничных комментариях Ленца, Фишера, Иста, Стод- дарда и других странным образом соединяются уважение, восхище- ние и недоверие по отношению к особым «еврейским путям». Та- кая позиция сформировалась на почве обширной литературы о ев- рейском менталитете, написанной в предшествующие десятиле- тия (см. Gilman, 1996)1. Расологи и их коллеги утверждали, что ев- рейскую расу отличает уникальное по своей разнородности смеше- 1 Как показал Гилман, в связи с распространением дарвинистского идей- ного наследия в академических кругах и не только можно проследить своео- бразный троякий стереотип, сформировавшийся в Европе и США: а) евреи ге- нетически другие; б) это связано с их умственным превосходством; в) их высо- кая интеллектуальность может скрывать и некие темные стороны. Формальная расология Веймарской республики и нацистского режима опиралась на очень обширную литературу о евреях и еврейских «духовных характеристиках» (см. Gilman, 1996: 33-40, 53 - здесь цитируется Ленц и 211-214, примечания 1-16). Она включает в себя произведения Гальтона (Galton, 1892; 1962) и Марка Тве- на в США (Twain, 1985; см. также Gilman, 1993). Еврейские ученые на перифе- рии академического истеблишмента создали даже «позитивную» расологию, где приписываемые евреям физические и духовные характеристики рассматрива- ются как наиболее прогрессивные (cM.Efron, 1994; Gilman, 1996: 63-71).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 143 ние генетического материала и, соответственно, ментальных харак- теристик. Считалось, что это смешение возникло в результате леген- дарных скитаний евреев и, таким образом, приписывалось а) комби- нации разных, зачастую противоположно направленных климатиче- ских факторов и б) частому смешению генетического материала. Несмотря на существенную долю примесей, в окончательной концепции Фишера и Ленца евреи классифицируются как ветвь пе- реднеазиатской расы, составляющей «существенную часть еврейско- го населения». В подавляющем большинстве случаев [...] еврея можно рас- познать уже по его внешнему облику [...]. В Северной Германии распознать еврея можно с вероятностью, граничащей с достовер- ностью. Духовное своеобразие евреев выражено еще более ярко, нежели телесное; евреев можно было бы даже назвать душев- ной расой. Ядро еврейской души складывается из переднеазиат- ских черт характера, выраженных особенно сильно (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 556). Среди авторов цитируемого нами учебника в первую очередь Ойген Фишер в своей главе «Описание рас (антропография)» попы- тался на основании пространного исторического экскурса обрисо- вать сложную картину еврейской генетики. Подход Фишера отличает явный интерес автора к взаимодействию между восточными и перед- неазиатскими компонентами, его отношение к различению сефардов и ашкенази и его уверенность в том, что, несмотря на все эти услож- няющие факторы, евреи и германцы представляют собой два в корне различных человеческих типа. Здесь имеет смысл привести сравни- тельно большой отрывок этой главы: Если, в силу особого интереса, мы снова выделяем из семит- ских народов иудеев, то, разумеется, описанное выше смешение рас имеет место и в их случае: ядро данной народности состоит из элементов переднеазиатской и восточной расы. Сегодня в ев- рействе различают две ветви - сефардов и ашкенази; в первой из них преобладает восточная раса, во второй - переднеазиатская. Тот факт, что европейские евреи отличаются друг от друга, объ- ясняется их смешением с народами, среди которых они прожи-
144 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания вают. В крови южных евреях велика средиземноморская состав- ляющая, в крови восточных евреев - альпийская и монголоид- ная. Уже в период возникновения диаспоры евреи из северной Палестины, сформировавшиеся под влиянием преимущественно переднеазиатского компонента, продвигались на север, тогда как южные евреи с восточной внешностью двигались морем в Юж- ную Европу, так что эти две ветви разделились еще в те далекие времена. То, что мы видим сейчас, есть смешение рас. После все- го вышесказанного едва ли не излишне еще раз обращать внима- ние на то, что мы в равной степени не можем говорить ни о ев- рейской, ни о германской расе, но, безусловно, по отдельности евреи, как и германцы, представляют собой специфическое расо- вое смешение. Таким образом, с полным основанием можно го- ворить о расовых признаках и расах евреев и германцев и четко отличать одну расу от другой [очевидно, что это очень важный проект] (Фишер в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 162). Представление расологов о «расовом смешении» определяет и то, как они характеризуют функцию конструкта «раса» применительно к ментальным характеристикам евреев. В этой области подвизались многие генетики, географы и антропологи того времени; в Германии в этом вопросе, как и в вопросах расовой психологии, ведущую роль играл Фриц Ленц. По исчислимым параметрам, таким, как коэффициент интеллек- та или показатель уровня преступности, превосходство евреев было общепризнанным. «Впрочем, отдельные восточно-переднеазиатские элементы среди евреев в некоторых областях духовной жизни дости- гают уровня нордической расы, а в некоторых даже превосходят его» (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 547). Ленц также отмечает, что «евреи выделяются среди других высоким интеллектом и пред- приимчивостью», что «еврейские школьники не по возрасту разви- ты», и что в области физики, математики и психологии евреи подарили миру выдающихся ученых. [...] их сила в этой области объясня- ется высокоразвитыми математическими способностями и силь- ной формальной логикой. Этим способностям евреи, очевидно, обязаны и своими выдающимися успехами в шахматах. Пода-
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 145 вляющее большинство великих шахматистов - евреи (ebd.: 560 и далее). Американский генетик Эдвард Ист (East, 1929: 212) связывает ге- ниальность евреев, с похвалой отзываясь об их, как он это называ- ет, селективном племенном отборе, с их наследственными задатка- ми: «Из ста ведущих ученых [в исследовании Дж. М. Кеттела 1915-го года] семеро были еврейского происхождения, шестеро из них полу- чили свои научные должности по приглашению [Соединенных Шта- тов]. Этот факт говорит за всю расу в целом». Впрочем, он допускает, что вырождение и высокий уровень интеллекта не исключают друг друга: Вырождение как результат неудачного генетического соеди- нения не компенсируется достижениями других представителей той же расы. Величие привязано к индивиду. Равномерно вели- ких рас не существует. С точки зрения истории, евреи - великий народ. Они странствовали по миру и смешали свою кровь с кро- вью других народов. Вопреки расхожему мнению, они, как пока- зал Фишберг, представляют собой самую неоднородную группу на земле. С самого начала они были смешанной расой и продол- жали смешиваться с другими расами и дальше. В каждой стра- не они рождали на свет выдающихся личностей, и, как правило, эти выдающиеся личности удачно вступали в брак, будь то вну- три или за пределами своей религиозной общины. Так строгий отбор породил людей, достигших славы практически во всех об- ластях человеческой деятельности (East, 1929: 178 и далее). Характерным для евреев высоким уровнем интеллекта объясня- ется их достойный восхищения трезвый и умеренный образ жизни и удивительно миролюбивый характер. «Германцы могли бы равнять- ся на евреев в том, что касается их воздержанности в употреблении алкоголя. Это, очевидно, объясняется их душевным складом». И да- лее: «То, что христиане чаще наносят друг другу увечья, объясняется не их религией, а расовыми различиями» (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927:563,568). Несмотря на все эти положительные черты характера, расоло- ги все же убеждены, что у еврейского интеллекта и еврейской мора-
146 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ли должна быть и темная сторона и что хорошие качества не оправ- дывают эту нацию: «К объектам природы евреи проявляют незначи- тельный конструктивный интерес; но их живо интересует все, что волнует человеческие души» (ebd.: 561). «В вопросах наглядной пред- метности и техники способности евреев ограничены» (ebd.: 561). От- сутствием интереса к конкретному и любовью к абстрактному - «аб- страктной одаренностью евреев» (ebd.: 546) - объясняются и другие наследственные характеристики евреев, включая выбор профессии. Аналогичным образом, говоря о низких, на первый взгляд, пока- зателях преступности, нельзя забывать про склонность евреев к об- ману и разврату и о связанных с ней культурных и деловых практи- ках. Ленд (ebd.: 568, цитируя Э. Вульфена): Чтобы иметь возможность объективно судить о преступно- сти среди евреев, на самом деле следовало бы сравнить ее с пре- ступностью среди той части нееврейского населения, которая на- ходится в том же социальном положении, что и евреи. У меня та- кое впечатление, что в соответствующих нееврейских кругах на- силие совершается не чаще, чем среди евреев, однако оскорбле- ния и мошенничество встречаются гораздо реже. [...] Как гово- рят, евреи очень часто бывают задействованы в распространении порнографических открыток и порнографической литературы, а также в торговле людьми. Еще одна, похожая черта характера очень часто упоминается в расологической литературе, посвященной евреям. Разные авторы на- зывают ее по-разному - «способность сопереживать» и «общитель- ность». По всей видимости, она происходит также из любви евреев к абстрактному и, в свою очередь, объясняет, почему евреи ведут себя именно так, а не иначе. «Его [еврея] чаще считают навязчивым и чув- ствительным, чем германца; даже если он, обидевшись, уходит, он, как правило, сам же и возвращается; по своей сути он просто не мо- жет обходиться без других людей» (ebd.: 558). Примечательно, что эту черту характера связывают с отмечае- мой многими способностью евреев манипулировать людьми: «ев- реи отличаются не только умом и предприимчивостью, усердием и настойчивостью, но также и прежде всего поразительной способ- ностью проникать в души других людей и по своей воле управлять
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 147 ими» (ebd.: 557 и далее). Здесь же мы узнаем, почему в одних профес- сиях евреи доминируют, тогда как других профессий они избегают. «Любовь евреев к медицине [...] связана [...], по всей видимости, с тем, что еврей больше, чем германец, боится боли, телесного недуга и смерти, а успех врача в значительной мере зависит от его способно- сти влиять на души других людей» (ebd.: 672). Такая разборчивость в выборе профессии простирается дале- ко за пределы медицины, доходя до разжигания общественных ре- волюций, чего все так боятся. «Непропорционально большая часть знаменитых музыкантов - евреи» (ebd.: 539). «Способность евреев представлять себя в чисто вымышленных обстоятельствах так явно, как если бы это были обстоятельства фактические, пригождается не только актерам, но и адвокатам, торговцам и демагогам. [...] В рево- люционных движениях истеричные евреи играют большую роль, так как они тоже способны полностью погрузиться в утопичные пред- ставления и, соответственно, вполне искренне раздавать убедитель- ные обещания массам» (ebd.: 562). Опираясь на эти идеи, студент факультета расологии мог при по- мощи одной-единственной «теории» объяснить, (а) почему евреи до- биваются успеха в жизни, (б) почему им нельзя доверять и (в) поче- му столь многие из них становятся врачами, музыкантами и рево- люционерами. Этот подход лежит также в основе одной из главных идей расологов, объясняющей очевидную экономическую успеш- ность немецких евреев - «знаменитую еврейскую деловитость» (ebd.: 537). Для подробного ознакомления с этой чертой характера Ленц отсылает читателя к трудам политэконома и социолога Вернера Зом- барта, который «блестяще описал деловые способности евреев» (ebd.: 558). Важно также объяснение происхождения этого таланта: «Это свойство присуще не только евреям, но и другим восточным наро- дам, а особенно грекам и армянам» (ebd.: 537). Речь идет об особых способностях к коммерческому и иному посредничеству и к соот- ветствующим профессиям. Поэтому «они всегда старались добывать средства к существованию в первую очередь в торговле и в схожих сферах. По этой причине создать семью могли, как правило, толь- ко те евреи, которые были наделены способностью посредничать в обмене продуктами труда других людей, возбуждать их желания и управлять этими желаниями» (ebd.: 557).
148 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания В конечном итоге, благодаря механизму естественного отбора, эти обстоятельства породили устойчивую ассоциацию между определен- ными профессиями и еврейством: «Профессии, которые они предпо- читают и в которых они достигают успеха, - это, прежде всего, про- фессия коммерсанта, торговца, заимодавца, а также журналиста, пи- сателя, издателя, политика, актера, музыканта, юриста и врача» (ebd.: 558). И далее: «Театральной деятельностью занимаются и управляют по большей части, а в Соединенных Штатах, согласно данным Фор- да [приводится цитата из «Международного еврейства»1], даже ис- ключительно евреи. То же самое касается и кино. Весьма значитель- ную часть газет и журналов выпускают евреи-издатели, подготав- ливают евреи-редакторы и снабжают статьями евреи-журналисты» (ebd.: 558)2. Помимо «всем известной» деловой жилки, назойливый характер и стремление манипулировать людьми формируют самый неиско- ренимый и таинственный расовый признак евреев - их способность ассимилироваться в любой социальной среде. Это утверждение - а также представление о том, что евреи могут ассимилироваться где угодно - было воспринято расологами как общее знание, основан- ное на здравом смысле. Это свойство действительно было описано в ранних, донаучных работах на тему расовых различий, в частности, в исследовании французского историка Анатоля Леруа-Больё (Leroy- 1 Генри Форд пользовался большим уважением в нацистской Германии и играл важную роль в популяризации антисемитизма как в Германии, так и в США. Это один из немногих американцев, которых цитирует Ленц. Кроме того, он единственный американец, которого цитировал Гитлер в «Майн Кампф». Если говорить об академической расологии в США, то ее ведущими предста- вителями были среди прочего Мэдисон Грант и Лотроп Стоддард (см., напри- мер: Grant, 1918; Stoddard, 1924). Небольшое, но глубокое исследование о свя- зи между американской расологиеи и расовой политикой немецких нацистов см. в: Kühl, 1994. Гилман (Gilman, 1998: 285, примечание 1) констатирует: «Ас- социация евреев с "высоким интеллектом" относится к старым топосам амери- канской нации». 2 Гитлер, как обычно, высказал то же самое мнение гораздо более откро- венно. В беседе с Гиммлером в 1942-м году он констатировал: «Открытие ев- рейской бациллы есть одна из величайших революций, которые имели место в мире. Борьбу, которую мы ведем сегодня, можно сравнить с борьбой, кото- рую в прошлом веке вели Пастер и Кох. Как много болезней происходит от ев- рейской бациллы! Мы выздоровеем только тогда, когда уничтожим евреев. Все имеет свою причину, ничто не происходит случайно» (Cameron & Stevens, 1988: 332; цит. по: Burleigh & Wippermann, 1991: 107).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 149 Beaulieu, 1895, цит. по: Gilman, 1998: 78). Согласно Леруа-Больё, по- скольку евреи обладают особой «способностью ассимилироваться», «современный еврей быстрее нас реагирует на влияния своего окру- жения и своей эпохи». Ленц подхватывает этот тезис и, рассматривая данный талант евреев, сравнивает их с бабочкой Leminitis archippus, которая с поразительной точностью мимикрии имитирует бабочку монарха (Danaus plexippus). Если своеобразие евреев во внешности проявляется не столь сильно, как на духовном уровня, то объясняется это, по- видимому, тем, что евреи с очень экзотической внешностью были менее успешны, чем те, кто больше похож на тип прини- мающей нации. Инстинктивным желанием не выделяться обу- словлен также выбор такого брачного партнера, который внеш- не близок принимающей нации [...]. В том, что многие евреи бе- рут себе нееврейские имена, также проявляется желание еврея не быть узнанным в качестве такового. Поскольку данный тип со- вершенно слился со своим окружением в результате подобно- го отбора, мы можем говорить о настоящей мимикрии, которая имеет место тогда, когда одно живое существо получает преиму- щество в борьбе за выживание за счет сходства с другими жи- выми существами. Среди некоторых родов животных встречают- ся виды, внешне очень похожие и близкие по систематическим признакам, однако разительно различающиеся по своим инстин- ктам. Я знаю несколько подобных видов из отряда бабочки. Зна- чительное внешнее сходство этих видов объясняется, очевидно, тем, что их внешний вид обеспечивает определенные преимуще- ства в борьбе за выживание в общей среде (Ленц в: Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927:557). Если самим евреям это качество приносит пользу, то для прини- мающего населения их способность к мимикрии представляет опас- ность. Эта опасность особенно велика там, где талант проникать в чужую среду и манипулировать людьми сочетается со склонностью к истерии и революционной демагогии. Если раса с подобными ярко выраженными способностями к тому же занимает господствующие позиции в коммерции, науке, прессе, индустрии развлечений и дру- гих важных областях общественной жизни, то потенциальная угроза
150 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания для других рас очевидна. Ленц предоставляет читателю право самому делать выводы относительно воздействия данного синдрома на ра- совую гигиену. Впрочем, за одно десятилетие, прошедшее после пу- бликации результатов его «исследования», круг замкнулся: государ- ство стало проводить политику очищения нации от евреев. Те, кто сформулировал программу этой политики, также с огромной тща- тельностью разработали систему надежных генеалогических, антро- пометрических и прочих критериев для «разоблачения» евреев с не- еврейской внешностью. Несмотря на то, что еврейский ум хорошо приспособлен для за- нятий в области науки, коммерции, музыки и так далее, ему прису- ща некоторая «замкнутость», которая, скорее всего, объясняется лю- бовью евреев к абстрактному. Говоря о невозможности сионистско- го решения еврейской проблемы, Ленц (ebd.: 559) ссылается именно на это качество евреев: «В силу их недостаточной одаренности или нежелания создавать нечто новое, государство, состоящее исключи- тельно из евреев, вряд ли возможно». В любом случае, и у еврейского ума есть четкие границы: «Тот факт, что еврейские авторы цитируют преимущественно друг друга, объясняется по большей части тем, что мысли их соплеменников лучше всего отражают их собственное сво- еобразие» (ebd.: 557). В связи с этой строптивостью еврейского ума Ленц делает одно важное замечание, которое затем несколько раз повторяет в споре со своими критиками. Поскольку он, очевидно, хочет раз и навсегда убедить читателя, что расовые характеристики на самом деле генети- чески предопределены и неизменны, он высмеивает тех, кто утверж- дает, что такие качества, как настырность, деловая хватка и предпо- чтение определенных профессий, могут приобретаться отдельным индивидом на протяжении его жизни. С типичной для расологиче- ского подхода логикой он клеймит подобные объяснения как «ла- маркистские» и «ненаучные». Впрочем, он идет еще дальше и утверж- дает, что даже предпочтение той или иной доктрины есть расовый признак, характерный в первую очередь для евреев! Эту часть подробного и очень показательного спора Ленца с оп- понентами он завершает также весьма примечательным образом: «На упомянутую выше взаимосвязь я указал не для того, чтобы раз и навсегда опровергнуть ламаркизм, а чтобы раскрыть перед читате- лем психологию евреев».
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 151 Так расологи высказали свое последнее сомнение в характере ев- реев, что возымело роковые последствия для этой нации. Согласно расовой теории, эту, в целом высоко интеллектуальную расу отлича- ет коварство, лживость, стремление манипулировать людьми и ам- бициозность, а в силу своего расового характера она неспособна при- знать убедительно доказанные выводы расологии. «Поэтому сразу же возникает ощущение, что у них есть причины опасаться любого объяснения расовых вопросов» (ebd.: 562). Иудаизм, как и христианство, имел особую историческую при- тягательность в глазах народов, которые в конечном итоге осели в Европе. И так же, как и христианство, эта религия со временем рас- пространилась на все континенты, где она исповедовалась меньшин- ством и принималась большинством. Темнобородый человек в каф- тане, который, как описано в «Майн кампф», так шокировал Гитлера в период пробуждения его политического сознания и который впо- следствии олицетворял «вечного жида» в идеологии антисемитиз- ма, наверняка принадлежал к евреям-ашкенази, чьи предки жили в Центральной и Восточной Европе. Интересно было бы узнать, какой была бы реакция Гитлера, если бы он сначала увидел монголоидно- го китайского еврея, восточного Бней-Исраэль из Бомбея или черно- кожего еврея из Эфиопии. Ему, как и всякому другому среднестати- стическому гражданину Австрии, не были знакомы эти «смешанные типы»; следует также отметить, что если расологи и сторонники кли- матического детерминизма и знали об их существовании, то они ни разу не упомянули о них в своих работах - возможно, потому, что те представляли для них некую необъяснимую аномалию1. Перечисляя физические и духовные характеристики еврейской расы, расологи на самом деле демонстрировали свою фактическую неосведомленность. Объект их исследований - до того, как он понес огромные потери в результате действий, обусловленных практиче- скими причинами - представлял собой целое множество этнических групп внутри Германии и некоторых других европейских народов, и по существу эти этнические группы имели большее сходство со свои- 1 В Еврейском музее в Амстердаме выставлены фотографии еврейских жен- щин со всего мира, и эта выставка наглядно демонстрирует «расовое» много- образие еврейских народов. Особенно поражает контраст между первой фото- графией рожденной в Польше израильской девушки в голубых джинсах и фут- болке и последней фотографией, на которой мы видим темнокожую девушку из Черной Африки в традиционной африканской одежде с символом «хай» на шее.
152 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ми европейскими согражданами, нежели с евреями за пределами Ев- ропы. Однако эта категория и ее атрибуты были всем хорошо извест- ны и вызывали благосклонную реакцию общественности в средствах массовой информации. Независимо от того, насколько тщательно была проработана данная концепция, расология все же сумела изо- лировать «нежелательные» общественные элементы, а также предло- жила средства для их уничтожения. Так же, как и в отношении дру- гих рас, оправдывая евгенику, эвтаназию и, наконец, убийство, при- менительно к евреям расологи использовали в качестве зависимых переменных этнические стереотипы. Независимо от, собственно, на- учных заслуг, эта наука, тем не менее, исправно «функционировала». Проведенный нами анализ показывает, что Холокоста в том виде, в каком он имел место фактически, не было бы без поддержки и леги- тимации этой новой формы антисемитизма со стороны науки в лице Ленца и его коллег, или что, по крайней мере, без них история мог- ла бы принять другой оборот. Это не означает, что не будь расоло- гии, политика Гитлера не привела бы к Освенциму. Однако если бы наука отказала Гитлеру в признании его «окончательного решения», в политическом и технологическом плане это бы сильно осложни- ло массовое убийство евреев и представителей других «дегенератив- ных рас». Знание и власть В своем обсуждении расологии мы сосредоточились на условиях, при которых научное знание было реализовано на практике. В рам- ках общей теории социального действия лучшим определением зна- ния является способность действовать. Альтернативным вариантом может быть способность анализировать то, что создается или приво- дится в движение1. Таким образом, определение знания выводится из концепции социального действия. Это говорит о том, что знание может оставаться невостребованным и что нет абсолютно никаких гарантий того, что знание будет применено оптимальным образом. 1 Когда речь заходит о подобной концепции, разумеется, сразу же вспоми- нается знаменитое высказывание Фрэнсиса Бэкона о власти знания над приро- дой или, в самом общем смысле, о власти знания (хотя такой формулировки в сочинениях Бэкона нет). В этой связи Бэкон использует выражение scientia est potentia; при этом для описания власти знания используется слово potentia, т.е. «возможность».
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 153 Как мы уже видели, знание может применяться и ради в высшей сте- пени иррациональных целей. Знание в значении способности к дей- ствию не является решающим фактором в отношении его примене- ния. Знание - это не deus ex machina1*. Цели, ради которых оно при- меняется, и последствия этого применения зависят от конкретных обстоятельств конкретного места и времени (ср. Stehr, 1994: 91-120). Излагая свои наблюдения, мы снова и снова настойчиво возвра- щаемся к главному тезису. Как мы попытались показать, власть на- учного знания необязательно основывается на его истинности. Пом- нить об этом особенно важно именно сегодня, после того, как ста- ло известно, что правительство Швеции многие годы финансирова- ло евгеническую программу, а также в свете возродившегося интере- са социальных наук к понятию расы (ср. Lieberman & Reynolds, 1995; McKee, 1994; Weinstein, 1997: 47, № 2-4), к наследственным основам поведения и влиянию меняющегося климата на человека и общество (см., например: Rushton, 1995; Lerner, 1992). Как это ни парадоксаль- но, именно в наш век глобализации мы являемся свидетелями того, как понятие расы оказывается в центре культурной жизни, что вид- но по частоте и интенсивности дискуссий на эту тему, которые раз- ворачиваются в СМИ, политических объединениях и академических кругах2. Всегда находился ряд ученых как среди представителей со- циальных и естественных наук, так и в сфере самоназванной «крити- ческой» науки, которые отводили расе и/или климату центральную роль в объяснении неравенства или различий между социальными группами3. Учитывая проведенный нами кейс-стади, очевидно, что 1 Бог из машины (лат.) - Прим. переводчика. 2 Дарил Михаэль Скотт (Scott, 1997) сделал хороший обзор истории поня- тия расы и расовой политики в США. Кроме того, здесь следует упомянуть две исторические работы, посвященные нацистской Германии: Mason, 1993; Crew, 1994. 3 В современной Германии расология вовсе не исчезла из учебных планов университетов и из исследовательских программ. Der Spiegel (от 12.05.1997) со- общает о непрекращающихся спорах в Гамбургском университете и в Институ- те антропологии, где главную роль играют как раз расологи. Кроме того, сотруд- ники отделений антропологии в университетах Майнца и Киля также работают над темами, близкими к кругу тем расологии. Это и неудивительно, если вспом- нить, с какой легкостью расологи периода нацистской власти сохранили свои кафедры в послевоенной Германии или же были вновь приглашены на профес- сорские должности через некоторое время (включая и Фрица Ленца, пригла- шенного в 1947 году в Гёттингенский университет) - в том числе и в качестве директоров исследовательских институтов по проблемам генетики человека, антропологии, демографии и психиатрии (см. Kühl, 1997: 176-181; Ash, 1999).
154 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания такой подход может обладать значительной властью на практике, со- вершенно независимо от его «объективной» ценности. Выводы Связь между научными знаниями и политикой была обеспече- на благодаря сети личностных и идеологических установок, основан- ных на расистской картине мира. Эта сеть простиралась от общедо- ступных популярных идей до научно обоснованных подходов. Ра- сология занимала почетное место среди академических дисциплин в Веймарской республике и за пределами Германии еще до прихода Гитлера к власти. В Германии она превратилась в смертоносный ин- струмент легитимации, когда правящая партия стала проводить по- литику, в которой имперская экспансия предполагала также этниче- ские чистки. Возможность использования расологических доктрин представляла особый интерес для власть предержащих, посколь- ку эти доктрины совпадали с народными представлениями, глубоко укорененными как в умах широкой общественности, так и в полити- ческой и даже научной среде. Мы попытались показать, что гитле- ровский режим не извратил науку, что расология была и оставалась признанной научной дисциплиной. Сегодня мы можем удивляться тому, как общая (во многом антисемитская) картина мира могла пре- вратиться в научное по своей видимости обоснование необходимо- сти «улучшить» арийскую расу. При этом главные действующие лица этого процесса были уверены, что смогут использовать власть науки в своих целях. Они не уставали повторять, что их политика опирает- ся на научную истину, а не на расхожие стереотипы. Мы разделяем точку зрения Проктора (Proctor, 1988a: 286) отно- сительно того, как нацистский режим использовал науку: Нацисты взяли главные проблемы своей эпохи - расовый во- прос, половой вопрос, преступность и бедность - и превратили их в медицинские или биологические проблемы. Нацистские фи- лософы утверждали, что Германия находится на краю расовой гибели и что соблюдение расовой гигиены жизненно необходимо Критический анализ новой версии климатического детерминизма см. в: Штер Н., Шторх X. Погода. Климат. Человек / Пер. с нем. Тимофеевой К. СПб: «Але- тейя», 2011.
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 155 для того, чтобы удержать страну от «расового самоубийства». Так расовая гигиена соединила в себе философию биологического де- терминизма с верой в то, что наука способна дать техническое ре- шение существующих социальных проблем. Идеология биологи- ческого детерминизма способствовала продвижению политиче- ских программ, с которыми вошли в историю нацисты; их реа- лизацией занималась политическая партия, перед которой стоя- ла задача искоренить все формы расовой, социальной или духов- ной «болезни». Это могло бы послужить уроком для других случаев обществен- ной политики, не столь проблематичных в этическом плане. Одна- ко и в этих случаях для оправдания отдельных решений часто ссыла- лись на научную истину, несмотря на то, что определение и реализа- ция правильных и справедливых мер во многом являются политиче- ским решением. Другими словами, даже если бы выводы расологии были «истинными», из этого бы еще не следовало, что разные расы заслуживают разного отношения (или даже уничтожения). Если бы эта точка зрения была прочно укоренена в обществе, нацистскому режиму было бы гораздо сложнее оправдать политику расового уни- чтожения результатами научных изысканий. Приложение Функция конструкции «раса»: продолжение темы влияния расы на умственное и психическое своеобразие Помимо синдрома «сила воображения / откладывание удовлетворения желаний» расологи выявили множество других характеристик, которые, по их мнению, отражали духовные способности той или иной расы. И здесь мы снова видим характерное для них отсутствие интереса к соответствующим количественным данным. Хотя эти характеристики изложены несистема- тично (что опять-таки типично для расовой теории), их можно рассматри- вать как своего рода «пакет стереотипов», т.е. набор общих правил относи- тельно желаемого поведения. Поскольку общий контекст этих объяснений устанавливает тесную и непосредственную взаимосвязь между различными основополагающими характеристиками - главным образом, между способностью откладывать удовлетворение желаний, интеллектом, зрелостью и духовным здоровьем, с одной стороны, и принадлежностью к «нордической расе», с другой сторо-
156 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ны, комментаторы не пытаются выяснить, какие из этих характеристик вы- зывают другие характерные различия. В этом контексте в центре внимания часто оказывается эмоциональ- ность. Так, например, Ленц противопоставляет «негра», чье настроение ко- леблется «между беззаботной веселостью и беспомощной подавленностью» (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 524), типичному представителю «норди- ческой расы», который «не столь склонен к поверхностной общительно- сти и поверхностной веселости, но зато обладает чувством юмора, исходя- щим из глубины». «По теплой сердечности нордическая раса превосходит все остальные» (ebd.: 551). Таким образом, то, что мы сегодня называем «би- полярным расстройством психики» (маниакально-депрессивный психоз), в представлении расологов было совершенно однозначно связано с генетиче- ской расовой наследственностью, так же, как и уровень развития интеллекта и показатель преступности. Несмотря на то, что в отношении причин этого довольно частого заболевания по-прежнему нет единого мнения, расологи исходят из того, что читатель понимает, как и почему связаны между собой это удивительное многообразие и культурные характеристики отдельных личностей: причина заключается в том, что прогрессивное, нордическое и белое - это «хорошо», а регрессивное, ненордическое и черное - это «плохо». В некоторых случаях эта предполагаемая связь проступает слишком явно. Так, например, по утверждению расологов, сексуальное поведение от- ражает уровень зрелости и способность откладывать удовлетворение же- ланий: «Ставшая притчей во языцех половая необузданность негров так- же объясняется, по-видимому, не столько особой силой их половых инстин- ктов, сколько общей детской невоздержанностью» (ebd.: 529). В отличие от негров (вполне предсказуемо), «человек нордический избирателен в своей любви, но отнюдь не холоден. Нордический поэт Френсен, который знает нордическую душу [и, соответственно, признается в качестве научного ав- торитета] довольно часто подчеркивает живость полового темперамента, но он, тем не менее, прав» (ebd.: 551). Впрочем, в других случаях эта связь не столь очевидна. Способность создавать сложные организации хотя и далека от сферы биологических ин- стинктов, несмотря на это, тоже рассматривается как расовая характеристи- ка. «Что касается создания организаций и построения государства, то здесь способности негров очень незначительны. Они так и не создали никаких со- циальных образований, сравнимых с европейскими или азиатскими» (ebd.: 529). Однако «у монголов способности, касающиеся жизни в коллективе, очень развиты» (ebd.: 635). Где-то между этими биологическими и социальными способностями в ленцевском каталоге наследственных духовных характеристик находятся черты характера и даже особенности вкуса. Сюда относятся: Честность: «Все китайцы врут [...], причем, по-видимому, даже тогда, когда это вранье не приносит им особой пользы» (ebd.: 532, ссылаясь на вра- ча, «который долгие годы жил среди китайцев»). И далее: «Чувство правды и честность [у южан] развиты не так сильно, как у человека нордического» (ebd.: 535). И далее: «В нордических странах работнику можно верить на сло- во. [...] В южных странах подобная честность и порядочность, по крайней мере, не являются правилом» (ebd.: 551).
Глава 3. Идейные вдохновители уничтожения: власть расологии 157 Отсутствие потребностей: «Самое сильное оружие монголоидов в борь- бе с другими расами - это поразительное отсутствие потребностей» (ebd.: 532). Любовь к музыке: «Переднеазиатская раса, безусловно, музыкальна; это, как мне кажется, вообще самая музыкальная раса из всех» (ebd.: 539). «Что касается музыки, позволяющей выразить движения души, то здесь норди- ческая раса кажется мне не очень одаренной» (ebd.: 552). Чтобы подобное высказывание ни в коем случае не представило нордическую расу в невы- годном свете, Ленц тут же добавляет: «И хотя многие великие композито- ры принадлежат к нордической расе, своей расовой наследственности они обязаны скорее общей способностью к духовному творчеству, нежели, соб- ственно, музыкальным талантом». Трудоспособность, деловые качества, творческие способности и так да- лее: в то время как негры «демонстрируют изрядную ловкость и техниче- скую сноровку» и, «следует признать, весьма смышленые и умелые» (ebd.: 525), «в примитивной, монотонной работе ни одна раса не сравнится [...] по выдержке и терпению с монголоидной» (ebd.: 532). В отличие от этих менее развитых групп, восточная раса «отличается не только умом, но также энер- гичностью и предприимчивостью» (ebd.: 536). Но при этом: «Почти все ве- ликие научные открытия, изобретения и прочие интеллектуальные (sic) до- стижения современности были сделаны либо в северо-западной части Евро- пы [...], либо в Северной Америке» (ebd.). Таков далеко не полный список зависимых переменных, которые ис- пользовали в своих исследованиях сторонники расовой теории и климати- ческого детерминизма. Впрочем, и этот список позволяет выявить те черты и свойства человеческого характера, которые, по мнению расологов, можно контролировать при помощи строгой системы расовой гигиены. И здесь мы хотим еще раз подчеркнуть, что этот набор общепризнанных расовых сте- реотипов никогда не подвергался критической проверке, а его научная зна- чимость и достоверность никогда не ставились под сомнение. Очевидно, со- держащегося в них зернышка истины было достаточно для того, чтобы обе- спечить достоверность всего проекта. Поскольку и в самом деле «каждый знал» о существовании различий между расами, никто не видел необходи- мости в более детальной проверке. Практические результаты этой доктрины имели гораздо большее зна- чение, чем ее привлекательность. И направленность этих результатов была очевидной: прикладная расология, в основе которой лежало допущение о том, что способность откладывать удовлетворение желаний - наряду с дру- гими характеристиками - зависит от расовой принадлежности, видела свою задачу в максимизации признаков, способствующих развитию человеческой цивилизации, и минимизации антицивилизационных, дурных характери- стик. Были ли они в конечном итоге правы в своей верности истине челове- ческого многообразия, не сильно интересовало расологов, ибо все они были уверены в том, что в конечном счете такая наука действует во благо «хоро- шей» расы (т. е. обеспечивает безусловную поддержку нордических качеств). Это действительно политическая наука in extremis.
Глава четвертая ЗАЩИТНИКИ ПРИРОДЫ: ВЛАСТЬ КЛИМАТОЛОГИИ От климатологии к климатической политике Количество сообщений в СМИ об изменении климата в послед- ние годы невероятно возросло. Сейчас, когда мы пишем эту книгу, не проходит ни одного дня без новостей и репортажей на эту тему. Она интересует политиков и широкую общественность и, как правило, вызывает у них обеспокоенность. Климатический дискурс ставит пе- ред нами фундаментальные вопросы о будущем общества и его при- родной среды и требует адекватных политических решений. Как и в предыдущих главах, мы сосредоточимся на роли научно- го знания в публичных дебатах об изменении климата. Именно уче- ные первыми привлекли внимание СМИ и политиков к данной про- блеме, и, скорее всего, без их предостережений мы бы так и жили, не беспокоясь об изменениях в климатической системе. Проблему пар- никовых газов изучали еще в XIX веке. Здесь следует назвать, прежде всего, Фурье (Fourier, 1824), Тиндалла (Tyndall, 1863), Аррениуса (Аг- rhenius, 1896) и Чемберлена (Chamberlain, 1897). Впрочем, никто из этих исследователей не говорил о необходимости политических мер, и очень многие ранние работы на эту тему были забыты. Современ- ный дискурс изменения климата возник не раньше середины 1960- х, когда объединились две исследовательские области, до этого ни- как не связанные между собой: исследование круговорота углерода и моделирование атмосферы. Первым занимались такие ученые, как Роджер Ревель и Ханс Сьюсс, вторым - Джон фон Нейман и другие. В рамках новой дисциплины была предпринята попытка оценить реакцию атмосферы на увеличение концентрации углекислого газа в воздухе. Из этой попытки зародилась дисциплина, занимавшаяся (и по большому счету занимающаяся до сих пор) моделированием. В середине 1960-х годов в исследовательском сообществе было распространено представление о том, что мы проводим широкомас- штабный эксперимент с нашей планетой, но эксперимент этот не представляет никакой угрозы, и поэтому необходимости в политиче-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 159 ских действиях нет. В 1966 году Ревель писал, что «наше отношение к изменению содержания диоксида углерода в атмосфере [...] выра- жает не столько опасение, сколько любопытство» (цит. по: Hart & Victor, 1993: 656). Если бы необходимость вмешательства все же воз- никла, то совещательный орган при президенте (PSАС) уже в 1965 году рассматривал возможность «размещения отражающего матери- ала в атмосфере в качестве технологической меры противодействия увеличению концентрации СО2» (Hart & Victor, 1993: 656)1. В 1970 и в 1972 годах была опубликовано два научных доклада: в одном были изложены результаты исследования опасных экологических про- блем (SCEP), в другом - результаты исследования антропогенного влияния на климат (SMIC). Эти исследования повлияли на ход кон- ференции ООН по проблемам окружающей среды, которая состоя- лась в 1972 году в Стокгольме. На этой конференции было приня- то решение о создании всемирной сети по контролю атмосферы. От- дельным участникам конференции было ясно, что в этих вопросах необходимы долгосрочные ориентиры и лидеры. Приведенная ниже цитата разъясняет соображения этих участников: в письме к Морису Стронгу, председателю стокгольмской конференции, Кэррол Уилсон задается вопросом, «[...] как и каким именно образом мы можем соз- дать сеть влиятельных людей, обладающих глобальным сознанием и видением, которое простирается до конца этого века и дальше, а так- же экологическим сознанием в самом широком смысле этого слова?» (цит. по: Hart & Victor, 1993: 664). В США научные исследования климата получили развитие в пе- риод между 1971 и 1975 годами, когда их финансирование выросло в четыре раза. В исследовательском сообществе утвердилась мысль об острой актуальности климатических изменений. Ученые стали высказывать свои опасения - не в последнюю очередь потому, что 1 Как отмечают Харт и Виктор (Hart & Victor, 1993: 656), подобные карти- ны будущего «отражают оптимизм других обсуждавшихся в то время "мега- проектов" (например инженерных планов употребления ядерных взрывчатых веществ), появление которых стимулировалось гонкой вооружений в пери- од холодной войны. Подобные предложения постепенно сошли на нет в конце 1960-х, когда изменился интеллектуальный климат за пределами естественных наук, и парниковый эффект стал важным научным приоритетом». Сегодня об- суждение подобных предложений возобновилось с прежней силой. В 2009 году Королевское общество по развитию знаний о природе в Великобритании опу- бликовало доклад, в котором обсуждаются различные возможности решения проблемы (Shepherd, 2009).
160 Райнер Грундманн, Нико Штер. Впасть научного знания именно в это время наблюдались сильные погодные аномалии. Ми- нистр иностранных дел Генри Киссинджер настаивал на необходи- мости интенсивных международных исследований климатической катастрофы, намекая на готовность США взять на себя руководящую роль. Природа тоже сказала свое слово, и исследование климата ста- ло главным вопросом в повестке дня ведущих американских полити- ков (Hart & Victor, 1993: 665). Как мы увидим далее, в последующие десятилетия этот алгоритм (в частности, использование погодных аномалий в качестве дока- зательства изменения климата) неоднократно повторялся. Дебаты вокруг изменения климата «стали одним из самых сложных и жар- ких научно-политических споров в новейшей истории» (O'Donnell, 2000). Это действительно так, ибо риск велик, велико и количество участников, а научное знание спорно (см. Funtowicz & Ravetz, 1993). Знания по этому вопросу очень разнородны и противоречивы, и вполне вероятно, что желаемое единство так и не будет достигнуто (Hulme, 2009). Большое значение здесь имеют производители и по- средники знаний, и их роли могут быть разными. Есть представите- ли чистой науки, которых не сильно волнуют политические решения (в случае климатологии это, безусловно, исключение); есть ученые, выступающие за определенную климатическую политику (так назы- ваемые «адвокаты» или «активисты»); есть ученые, выступающие в роли «честных маклеров» (см. Pielke, 2007); и, наконец, есть полити- ческие предприниматели (см. анализ этой группы в: Kingdon, 1984). Все эти роли могут исполнять ученые или так называемые эксперты (см. Grundmann & Stehr, 2010). Роль политического предпринимате- ля часто берут на себя менеджеры от науки, работающие на прави- тельство и поэтому имеющие представление о том, как нужно дей- ствовать в политическом поле. Следует также отметить, что есть еще один тип научной деятельности, который обычно упускают из виду. Пильке называет его «скрытой партийностью» (stealth advocacy): Когда ученый утверждает, что его интересы касаются «исклю- чительно науки», на самом деле во многих случаях он действует пристрастно. Для некоторых ученых такое поведение политиче- ски выгодно, поскольку так они могут быть выше определенных споров и дискуссий (ссылаясь на исторический авторитет науки), но в то же время могут ограничивать политические опции. Эти
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 161 ученые пытаются «плавать, не намокнув». Другие ученые могут и сами не замечать, как их мнимые попытки «сосредоточиться ис- ключительно на науке» ведут к смешению научных и политиче- ских дебатов. Избежать подобного смешения можно [...] толь- ко, если открыто соотносить науку с возможными политически- ми мерами (Pielke, 2007: 7). В этой главе мы покажем, что в дебатах об изменении климата случаи скрытой партийности встречаются очень часто. В своей статье о первых исследованиях климата и первых шагах климатической политики в США Харт и Виктор (Hart & Victor, 1993) выделяют аспекты, имевшие ключевое значение для последующего развития. Вначале главную роль играли политические предпринима- тели. Они использовали свой выход к политике, чтобы внести волну- ющий их вопрос на повестку дня, получить финансирование, создать сеть контактов и оказывать влияние на политику. Некоторые пред- ставители научной элиты очень успешно воспользовались возмож- ностью привлечь общественное внимание к сфере своих исследова- ний. На этот процесс оказывали влияние как личные, корыстные ин- тересы, так и стремление поддержать развитие фундаментальной на- уки. В заказных исследованиях ученые не видели возможности про- двигать собственные исследовательские интересы. Современная климатология возникла из двух дисциплин - иссле- дования круговорота углерода и моделирования атмосферы. В свою очередь, эти дисциплины обязаны своим возникновением обеспо- коенности в связи с ядерными испытаниями. Предполагалось, что эти испытания привели к изменению погоды, которое теперь долж- ны исследовать ученые. Впрочем, ученые не смогли подтвердить вли- яние облаков пыли, выброшенных ядерными взрывами, на погоду. Федеральные службы США (Комиссия по атомной энергии, Служ- ба исследования морей и министерство экономики) подогревали ин- терес к круговороту углерода и других веществ в атмосфере (Hart & Victor, 1993:648). Пионеры в области исследования круговорота угле- рода Ханс Сьюсс и Роджер Ревель в 1950-х годах пришли к выводу, что часть углекислого газа, выбрасываемого в атмосферу при сжига- нии ископаемого топлива, поглощается океанами. Это означало, что рост потребления ископаемого топлива ведет к повышению концен- трации СО2 в атмосфере. Ревель работал в Институте Скриппса - са-
162 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания мой значимой организации в этой области исследований. Впослед- ствии сотрудники Института Скриппса стали измерять концентра- цию углекислого газа на метеостанции Институа в Мауна-Лоа на Га- вайях и доказали один из немногих неопровержимых фактов клима- тологии: выброс диоксида углерода постоянно увеличивается. Второй значимой для климатологии областью было моделиро- вание атмосферных процессов. Начало этой дисциплине положил Джон фон Нейман, который получил от военно-морских сил США финансирование для своего проекта по математической метеороло- гии в принстонском Институте прикладных исследований. Позднее эта исследовательская группа была преобразована в Лабораторию ге- офизической гидродинамики. Встретились обе дисциплины лишь после 1965-го года. Как утверждают Харт и Виктор, это не было связано ни с накоплением новых знаний, ни с осознанием того, что изменение климата выхо- дит из-под контроля. Просто ведущие представители этих дисци- плин стали мыслить уже не как ученые, а как предприниматели. Ког- да перед ними открылась возможность представить свой труд широ- кой общественности не как тему узко ограниченного исследователь- ского проекта, а как фундаментальную проблему естествознания, они не преминули этой возможностью воспользоваться. Вдохновленные новым позиционированием климатологических исследований, Ре- вель и его коллеги стали более решительно искать средства для фи- нансирования своей научной работы и стремиться к расширению из- учения круговорота углекислого газа и моделирования атмосферных процессов (Hart & Victor, 1993: 657). Изучение этой проблемы счи- талось главной задачей, обеспечивающей основу для последующих действий. В 1973 году ученые исходили из того, что фундаменталь- ные исследования будут завершены к 1980-му году (NAS, 1973, цит. по: Hart & Victor, 1993: 679). Впрочем, для многих участников поли- тических инициатив научный прогресс был далеко не главной целью. Харт и Виктор так описывают послевоенный период климатоло- гических исследований: Моделирование атмосферных процессов, возникшее из мате- матического прогнозирования погоды и изначально финансиру- емое вооруженными силами США, по всей видимости, последо- вало примеру послевоенной физики, обретя и сохранив относи-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 163 тельную независимость. Это позволило ученым, занимавшимся моделированием атмосферы, свободно плавать в своем «научном потоке», если использовать формулировку Кингдона. Глобаль- ный «эксперимент» по изучению парникового эффекта был ин- тересной научной проблемой, но не такой, которая бы требовала политического вмешательства (Hart & Victor, 1993: 654). Кроме того, новая дисциплина - климатология - не давала одно- значного ответа на актуальные вопросы, как было показано в одной из статей журнала Time в 1968 году, где освещалось противостояние между теорией глобального потепления и теорией глобального похо- лодания. Авторы статьи отмечают, как сложно найти такое научно- экспертное знание, которое можно было бы использовать при при- нятии политических решений. И приходят к следующему выводу: «Катастрофа кажется уже неминуемой, но непрофессионалам слож- но понять, откуда именно ее ждать» (цит. по: Hart & Victor, 1993:656). В середине 1960-х годов дискуссия о парниковом эффекте как объекте фундаментального исследования велась главным образам в связи с федеральной программой модификации погоды. Эта про- грамма свидетельствовала в пользу признания того, что в данном случае речь идет о фундаментальных исследованиях. В то же вре- мя она блокировала попытки расширить и объединить исследова- ния круговорота углерода и моделирование атмосферных процес- сов. Сопротивление со стороны чиновников и Конгресса вызывало раздражение у предприимчивой академической элиты, занимавшей- ся исследованиями океана и атмосферы. С конца 1940-х годов, когда проводил свои эксперименты лауреат Нобелевской премии Ирвинг Лангмуир, интерес правительства в отношении меняющейся погоды ограничивался увеличением количества осадков (и в первую очередь возможностью вызвать дождь в южных штатах путем генерации об- лаков), что, по сути, имело мало общего с проблемой изменения кли- мата в глобальном масштабе (Hart & Victor, 1993: 657). Финансирование федеральной программы модификации пого- ды за период с 1966 по 1971 год выросло почти вдвое (с 9 млн. дол- ларов до 16 млн.). В то же время примерно на 20 % сократилось фи- нансирование исследований «непреднамеренных изменений погоды и климата» (с 434 000 долларов до 360 000). В эпоху технологическо- го оптимизма проблеме «непреднамеренных изменений климата», по
164 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания сравнению с модификацией погоды, недоставало «гламура» (Hart & Victor, 1993: 660). Когда начало широкомасштабным климатологиче- ским исследованиям все же было положено, а климатическая поли- тика была внесена на повестку дня, причиной этому послужил от- нюдь не неудержимый научный прогресс. Харт и Виктор указывают на особую роль политических предпринимателей: На наш взгляд, «вес научных доводов», без соответствующей активности научной элиты и экологического движения, которые открыли определенные возможности, вряд ли смог бы направить и политику, и науку в то русло, в котором они фактически раз- вивались. Одно и то же научное исследование в разных условиях может иметь самые разные политические последствия (Hart 8c Victor, 1993: 667 и далее; курсив наш - Р. Г. и Н. Ш.). Джеймс Хансен из НАСА относится к политическим предприни- мателям от науки, которые заслуживают особого внимания. В 1981 году он связался с журналистом New York Times Уолтером Саллива- ном и послал ему почти готовый к публикации материал. Салливан написал об этом статью, которая была опубликована на первой стра- нице New York Times. Хансен в своей статье предостерегает человече- ство от непредсказуемого повышения температуры земной атмосфе- ры, которое повлечет за собой катастрофическое повышение уровня Мирового океана. В статье под заголовком «Исследователи зафикси- ровали тенденцию к потеплению, которое ведет к повышению уров- ня моря» приводятся шокирующие предостережения семи ученых, работающих на правительство США. По их словам, им удалось вы- явить «общую тенденцию к потеплению атмосферы Земли, которая простирается до 1880-го года. Они считают это доказательством су- ществования парникового эффекта, при котором растущая концен- трация углекислого газа вызывает постоянное повышение темпера- туры». Далее в статье говорится о том, что в будущем столетии уче- ные прогнозируют глобальное потепление в «беспрецедентных мас- штабах». «Этого может быть достаточно даже для того, чтобы рас- топить ледяные слои западной Антарктики, вследствие чего уровень Мирового океана может подняться на 15-20 футов [5,6-6 метров]. Они утверждают, что в этом случае "25 процентов территории Луи- зианы и Флориды, 10 процентов территории Нью-Джерси, а также
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 165 многие другие низменные участки по всему миру" могут в течение одного столетия или даже раньше оказаться под водой» (New York Times, 22-е августа 1981). Через неделю была опубликована еще одна статья, в которой говорилось о том, что, «согласно проведенным ис- следованиям, предсказанное на основании различных моделей поте- пление Земли соответствует измерениям глобальной температуры с 1880-го года, а также измерениям с Венеры и Марса. Таким образом, исследователи убедились в том, что эти эффекты реально существу- ют и что модели в состоянии их предсказать». Авторы статьи оказались правы, предположив, что «другие уче- ные, скорее всего, поставят под вопрос эти гипотезы, методы и за- ключения». Правы они и в своем прогнозе относительно того, что «некоторые сочтут парниковый эффект полезным для сельского хо- зяйства во всем мире». Пожалуй, самым значимым был прогноз от- носительно того, что прежде, чем можно будет говорить об оконча- тельных данных и выводах, пройдут многие десятилетия. Однако общественность так или иначе стояла перед важным фактом: груп- па уважаемых ученых предупреждала о грозящей катастрофе. Авто- ры New York Times пришли к следующему выводу: «Существование парникового эффекта по-прежнему находится под вопросом и поэ- тому не может служить обоснованием для кардинального изменения энергетической политики. Однако данное исследование, безусловно, предупреждает нас о том, что необходимость в подобном изменении может возникнуть» (New York Times, 29-е августа 1981). В широких правительственных кругах деятельность Хансена не вызвала одобрения. Министерство энергетики попыталось ото- звать финансирование, уже выделенное на проведение исследова- ний, и Хансену пришлось уволить из института пятерых сотрудни- ков (Weart, 2003: 144). Несмотря на это, первые предостережения Хансена не были восприняты всерьез ни американскими, ни меж- дународными СМИ. Ситуация изменилась в середине 1980-х годов, по всей видимости после того, как над Антарктикой были обнаруже- ны участки атмосферы с необычно низким содержанием озона, впо- следствии названные озоновой дырой. Озоновая дыра была обнару- жена в начале 1980-х годов специалистами Британской Антарктиче- ской Службы, в 1985 году было опубликовано сообщение об этом от- крытии (Farman et al., 1985), а еще через год существование озоновой дыры подтвердили ученые NASA (Stolarski et al, 1986).
166 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания После этого вопросы глобальной экологии и, прежде всего, все, что касается изменения климата, стали невероятно актуальными. Не заставила себя ждать и обеспокоенность общественности в связи со сбоями в климатической системе. В августе 1986-го года на обложке немецкого еженедельника Der Spiegel можно было видеть изображе- ние Кёльнского собора, стоящего в воде, с подзаголовком «Климати- ческая катастрофа» (Weingart et al., 2000). Перед Конгрессом США в качестве эксперта в июне 1988-го года снова выступил Хансен. Ему принадлежит знаменитое высказыва- ние, что он «на 99 процентов уверен в том, что глобальное потепле- ние действительно существует» (O'Donnell, 2000): «По моему мне- нию, существование парникового эффекта доказано, и он уже сей- час изменяет климат». Еще более решительно Хансен высказался в беседе с репортером New York Times: «Сейчас пора прекратить хо- дить вокруг да около, а вместо этого надо прямо сказать, что дока- зательств более чем достаточно и что парниковый эффект уже суще- ствует» (New York Times, 24-е июня 1988). На руку сыграл и тот факт, что свое заявление Хансен сделал в засушливый период. Время его выступления перед комитетом Конгресса было выбрано неслучай- но. Сенатор Том Вирт готовил слушания о глобальном потеплении (Andersen & Agrawala, 2002: 44). Ситуация благоприятствовала тому, чтобы представить проблему наиболее драматичным образом. Как и на своих прошлых (и будущих) выступлениях, Хансен, будучи пу- бличным человеком, сразу оказался на линии огня, как показал обру- шившийся на него шквал критики. Скептически настроенные «вра- ги» видели в климатической проблеме и в высказываниях Хансена «паникерство по поводу глобального потепления». Профессор эко- логии Виргинского университета и сотрудник известного своим кон- серватизмом Института Катона Патрик Мичелс обвинил Хансена в том, что он - единственный из всех ученых, кто допускает существо- вание причинно-следственной связи между «нынешней температу- рой и антропогенными изменениями в атмосфере» (Washington Post, 8-е января 1989). Этот словесный поединок показателен в отношении того, чем рискуют ученые, оказавшиеся в роли политических предпринимате- лей: они стремятся произвести впечатление абсолютно объективных специалистов, на которых совершенно не влияют политические или какие-то иные мотивы. Отсюда и упрек Мичелса в том, что Хансен не
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 167 вписывается в мейнстрим научного дискурса и является «единствен- ным ученым», который соотносит нынешнюю погоду с долгосрочны- ми тенденциями. Ученые, защищающие Хансена, наоборот, торопят- ся заклеймить спорщиков вроде Мичелса, называя их «кучкой» упер- тых индивидов. Сам Хансен пытался опровергнуть точку зрения Ми- челса, утверждая, что «научное сообщество убеждено в том, что в те- чение будущих десятилетий нас ожидают кардинальные изменения климата, если выбросы парниковых газов будут и впредь увеличи- ваться, как предполагают многие специалисты Национальной акаде- мии наук и авторитетных международных организаций» (Washington Post, H. Februar 1989). И Хансена, и Мичелса мы относим к категории «активистов» от науки. Следует отметить, что свою активность они проявляют открыто. В одном из интервью для американского журнала Discover Стив Шнайдер верно заметил: С одной стороны, наш этический долг как ученых - последо- вательно придерживаться научного метода, т.е. мы обещаем че- ловечеству говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, что означает, что мы обязаны включать сюда все свои сомнения, все предостережения, все «если» и «но». С другой стороны, мы не только ученые, но и человеческие существа. И, подобно боль- шинству людей, мы хотим улучшить мир, что в данном контек- сте означает, что мы стараемся уменьшить риск изменения кли- мата, который может привести к катастрофе. Для этого нам нуж- на поддержка, нужно внимание широкой общественности. А это, разумеется, означает, что нам нужно как можно больше сооб- щений в СМИ. Поэтому нам приходится предлагать шокирую- щие сценарии, давать упрощенные драматичные объяснения и как можно меньше упоминать о своих сомнениях. Таким обра- зом, в этическом плане мы часто оказываемся между молотом и наковальней, и никакая формула нам не может помочь. Каждый из нас должен решать сам, где достигается нужный баланс меж- ду эффективной и честной работой. Я надеюсь, что это одно и то же (Schell, 1989: 44). За это высказывание на Шнайдера обрушился шквал критики. Однако нельзя забывать, что он как ученый высказывает свою лич-
168 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ную точку зрения. Дело обстоит иначе, когда подобную пристраст- ность демонстрируют организации, в частности, Межправитель- ственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК). Международная климатическая политика В 1992 году на Конференции ООН по проблемам окружающей среды и развития, известной также как «Саммит Земли», странам- участницам была предложена для подписания Рамочная Конвенция ООН по изменению климата. 154 государства подписали Рамочную Конвенцию, добровольно возложив на себя обязательство умень- шить концентрацию парниковых газов в атмосфере с целью «предот- вращения опасных интерференции с климатической системой Зем- ли» (UNO, 1992)1. Цель данной Конвенции заключалась в том, чтобы к 2000-му году стабилизировать выбросы парниковых газов на уров- не 1990-го года. Ее адресатами были главным образом промышлен- ные страны. Подписанты договаривались в первую очередь о том, что они признают «общую, но дифференцированную ответствен- ность», направленную на сокращение выбросов парниковых газов в ближайшем будущем. Эту ответственность должны были взять на себя промышленно развитые страны, перечисленные в Приложении I Рамочной Конвенции. Рамочная Конвенция вступила в силу 21-го марта 1995-го года после того, как ее ратифицировали более пятидесяти стран. С этого момента представители стран-подписантов встречаются на соответ- ствующих конференциях (Conference of the Parties, COP), чтобы оце- нить успехи в решении проблемы глобального потепления. В середи- не 1990-х годов начались переговоры о Киотском протоколе, в кото- 1 Во второй статье Конвенции ее цели определены следующим образом: «Конечная цель настоящей Конвенции и всех связанных с ней правовых доку- ментов, которые может принять Конференция Сторон, заключается в том, что- бы добиться во исполнение соответствующих положений Конвенции стабили- зации концентраций парниковых газов в атмосфере на таком уровне, который не допускал бы опасного антропогенного воздействия на климатическую систе- му. Такой уровень должен быть достигнут в сроки, достаточные для естествен- ной адаптации экосистем к изменению климата, позволяющие не ставить под угрозу производство продовольствия и обеспечивающие дальнейшее экономи- ческое развитие на устойчивой основе» (http://unfccc.int/resource/docs/convkp/ convru.pdf, последнее обращение 27.11.2013, курсив наш - Р. Г. и Н. Ш.)
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 169 ром должны были быть закреплены обязательные к исполнению со- глашения индустриальных стран о сокращении выбросов парнико- вых газов. В своей книге «Открытие глобального потепления» Спенсер Вирт предпринял грандиозную попытку проследить развитие различных научных подходов, которые в конечном итоге привели к нашему ны- нешнему пониманию проблемы. Имеет смысл более подробно позна- комиться с его взглядом на взаимосвязь между знанием и действием, а также между научным пониманием и политическими решениями. В предисловии к своей книге он пишет: Сама постановка вопроса возникла в научном сообществе: изменение климата - это серьезная социальная, экономическая и политическая проблема. Практически все люди на земле долж- ны будут приспосабливаться к этому изменению. Сложнее все- го придется бедным людям и бедным народам, однако не будет никого, кого эта проблема обойдет стороной. Гражданам пона- добится надежная информация, гибкость, необходимая для того, чтобы перестроить свою жизнь, а также эффективная и адек- ватная помощь правительства на всех уровнях. Стало быть, это очень важная, если не важнейшая задача - улучшить взаимодей- ствие между носителями различного знания и повсеместно уси- лить демократический контроль за правительствами. Дух рацио- нальной дискуссии, сбора фактического материала, терпимости к критике и стремления к достижению консенсуса, т.е. все то, что характерно для сообщества исследователей климата, могут слу- жить хорошим примером (Weart, 2003: 201). Вирт возлагает большие надежды на соединение здравого науч- ного скептицизма и критической дискуссии в демократических об- ществах, что должно послужить моделью для процессов преодоле- ния проблем, которые нас ожидают. Так, он пишет: Мы должны принять непростые решения. [...] Глобальное потепление нанесет урон нашему личному благосостоянию, раз- витию человеческого общества и, по сути, всей жизни на нашей планете. [...] Проследив, как ученые в прошлом преодолевали не- определенность, связанную с изменениями климата, мы сможем
170 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания лучше понять, почему они сегодня высказываются именно так, а не иначе. Кроме того, мы можем попытаться понять, как ученые обходятся с другими проблемами, в которых они разбираются. Как ученые приходят к достоверным выводам? (Weart, 2003: viii). Этим небольшим абзацем автор говорит нам о том, что нам пред- стоит принять непростые решения и что важно понять высказыва- ния ученых, ибо они играют важную роль. Мы должны прислушать- ся к ученым, так как они сообщают нам достоверные, обоснованные выводы. Пока это похоже на самую банальную историю, которую мы слышали множество раз и которая гласит, что мы можем положить- ся на науку с ее достоверным знанием и безо всяких сомнений можем считать это знание само собой разумеющимся. Поскольку естествен- ные науки функционируют в практических контекстах, мы, как люди некомпетентные, не обязаны их понимать. Нас должен убеждать их инструментальный успех. Однако аргументация Вирта развивается в другом направлении. Сразу после процитированного выше абзаца Вирт сообщает нам о том, что привычное для нас представление о научном открытии взято из старых фундаментальных наук, таких, как физика или биология и включает в себя наблюдения, идеи и эксперименты, упорядо- ченные самым тщательным образом. Мы уж очень хотим верить в то, что научное открытие даст нам некий окончательный ответ, даст четкие инструкции относительно того, что надо делать. Од- нако этот логический вывод об окончательных результатах не ве- рен в отношении междисциплинарных исследований, к которым относится и исследование изменения климата (вообще-то, он не- верен и в отношении старых фундаментальных наук тоже). Итак, остановившись на этом высказывании, мы можем конста- тировать, что, согласно Вирту, новые междисциплинарные исследо- вания не дают четких ответов и не содержат руководства к действию. Более того, эта дилемма неоднозначных результатов и неясных реко- мендаций затрагивает и фундаментальную науку. Разумеется, это из- вестно всякому, кто хотя бы немного знаком с социологией и исто- рией наук (Science and Technology Studies). Показательно, что в дан-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 171 ном случае эту точку зрения отстаивает физик по образованию, про- славившийся своими историческими произведениями. Но, несмотря ни на что, Вирт (Weart, 2003: ix) полагает, что нео- пределенность в результатах климатологических исследований свя- зана с их непростым объектом. Поэтому он пишет, что история открытия глобального потепления [...] напоминает не организованную процессию, а, скорее, беспорядочное блужда- ние ученых по огромной территории. [...] Запутанность клима- тологических исследований отражает сложность самой природы. Климатическая система Земли неизбежно настольно сложна, что мы никогда не сможем ее понять во всей ее совокупности, в отли- чие от какого-нибудь физического закона. Здесь мы снова слышим отголоски традиционной аргументации, согласно которой существует принципиальная разница между одно- значными физическими законами и другими формами знания, слож- ными и запутанными в силу того, что они «отражают сложность са- мой природы» (Weart, 2003: ix)1. Вирт приходит к выводу, что «эти неопределенности перекиды- ваются и на отношения между климатологией и политикой. Деба- ты об изменении климата могут в той же мере запутать наблюдате- ля, что и споры о том, как выплаты социальных пособий влияют на общество» (Weart, 2003: ix). И здесь мы подходим к самой сути про- блемы. Мешает ли когнитивная неопределенность (в климатологии) принятию политических решений (по проблемам климата)? Станет ли проще от слов перейти к политическому действию, если его науч- ная основа будет более определенной? Это весьма неудобные вопро- сы не только для политиков и граждан, но и для ученых. Вирт говорит нам, что мы должны стремиться к однозначности результатов и стараться избегать путаных аргументов. Кто станет с 1 Социальные науки традиционно противопоставляются наукам естествен- ным. Предполагается, что объект их исследований - общество - настолько слож- ный, что производство достоверного знания невозможно, равно как и обосно- вание ориентиров для практического действия через полученные знания. Вирт применяет эту аргументацию к естественным наукам, коль скоро и они сталки- ваются с объектами высокой степени сложности. Во второй главе мы постара- лись показать, что данный аргумент строится на ошибочном заключении: Кейнс сумел выделить несколько релевантных переменных, несмотря на то, что эконо- мика и общество представляют собой крайне сложные объекты исследования.
172 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания этим спорить? В нашей культуре, где, безусловно, доминирует раци- онализм, невозможно даже аргументировать вне этих базовых пред- посылок. И, тем не менее, стоит задуматься о некоторых сложностях, связанных с этим подходом, поскольку он пересекается с одним из главных вопросов нашей книги. Различая строго научное знание и менее жесткие, менее одно- значные формы познания, Вирт вынуждает нас принять следующие исходные посылки: 1. Физика в состоянии дать однозначное знание, если ученым удается ограничивать комплексность объекта; 2. Досто- верные и однозначные выводы повышают нашу способность дей- ствовать; 3. Однозначность физического знания объясняется отча- сти тем, что физика не отражает природу вещей (поскольку сводит их сложность к упрощенным формулам). Как уже говорилось выше, по мнению Вирта, климатология не может воспользоваться класси- ческой физической моделью. Таким образом, однозначные выводы становятся невозможными, и мы оказываемся заложниками при- роды, сложной по своей сути. Нам приходится принимать полити- ческие решения так же, как это происходит в области социальной и экономической политики. И в том, и в другом случае основная слож- ность заключается в том, чтобы, несмотря на неоднозначное знание, выявить релевантные для действия переменные. По поводу проблемы когнитивной неопределенности Вирт пола- гает, что климатологи взялись за нее при помощи «интересных но- вых политических механизмов» (Weart, 2003: ix). Важным нововве- дением стало и создание в 1988 году Межправительственной груп- пы экспертов по изменению климата (МГЭИК / IPCC) на основе двух организаций ООН - Всемирной метеорологической организации (ВМО) и Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП). В этом Вирт прав: МГЭИК представляет собой нечто совершенно новое и исключительное в области консультирования политиков со стороны ученых. Плохо это или хорошо, мы попытаемся понять в ходе даль- нейших рассуждений. МГЭИК: глобальная политика и наука Задача МГЭИК заключается в том, чтобы изучить и обобщить научную литературу об изменении климата, данные о его влиянии, включая финансовые затраты, а также политические реакции на эту
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 173 проблему. МГЭИК также участвует в обсуждении научных и тех- нических вопросов для Рамочной конвенции об изменении клима- та. Она дает экспертную оценку имеющегося знания и следит за тем, чтобы в процессе определения состояния проблемы участвовали все важные группы, что существенно упрощает управление и админи- стрирование в глобальном масштабе. Вот как сама МГЭИК опреде- ляет свои задачи: Межправительственная группа экспертов по изменению кли- мата (Intergovernmental Panel on Climate Change, IPCC) была соз- дана с целью предоставления объективной информации об из- менениях климата тем, кто принимает политические решения в этой сфере, и другим лицам и организациям, интересующимся из- менением климата. МГЭИК не проводит ни научных исследова- ний, ни мониторинга климатических данных и параметров. Ее за- дача заключается в обобщении имеющейся научно-технической и социально-экономической информации по проблемам клима- та и всесторонней оценке этой информации на объективной, от- крытой и транспарентной основе1. Руководство осуществляет Бюро МГЭИК, состоящее из тридца- ти членов, включая председателя МГЭИК и вице-председателей ра- бочих и целевых групп. В настоящее время председателем МГЭИК является Раджендра К. Пачаури, до него этот пост занимали Берт Бо- лин и Роберт Уотсон. В написании оценочных докладов МГЭИК приняло участие бо- лее 2000 ученых из разных стран. МГЭИК является признанным во всем мире авторитетом в области научной экспертизы по вопро- сам климата. Впрочем, некоторые «противники» из числа ученых и не только полагают, что МГЭИК искажает существующие знания по проблеме и преувеличивает ее масштаб и актуальность. Скепти- ки считают, что ученые, сотрудничающие с МГЭИК, на самом деле являются экологическими активистами, которые стараются исклю- чить из политического процесса экспертов, представляющих иное знание (Boehmer-Christiansen, 1994a, 1994b; Miller & Edwards, 2001). После недавних скандалов эти утверждения, которым долгое время не придавали значения, считая их пропагандой со стороны нефтяной и угольной промышленности, вновь оказались в центре внимания. 1 www.de-ipcc.de/de/119.php, последнее обращение 20.04.2010.
174 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания В своей структуре МГЭИК имеет три рабочие группы (working groups, WGs). Рабочая группа I оценивает научные аспекты климати- ческой системы и изменения климата. Рабочая группа II рассматри- вает вопросы уязвимости социально-экономических и природных систем к изменению климата и варианты адаптации к ним. Рабочая группа III оценивает варианты ограничения выбросов парниковых газов и другие способы предотвращения изменения климата. Кроме того, в состав МГЭИК на временной основе входят многочисленные целевые группы, созданные для выполнения различных конкретных задач. Доклады МГЭИК по замыслу авторов должны основываться на уже опубликованной независимой исследовательской литературе (хотя на практике неизданная литература иногда оказывает влияние на оценки экспертов, не исключено также, что отдельные исследова- тельские проекты проводятся исключительно ради того, чтобы по- влиять на оценки МГЭИК). МГЭИК публикует свои доклады каждые пять или шесть лет. Задачи, сферы деятельности и компетенции многочисленных от- делов регулируются сложной иерархической структурой МГЭИК. «Научное ядро» рабочих групп отвечает за составление докладов, ко- торые должны быть одобрены пленумом рабочих групп и Межпра- вительственной группы в целом (Skodvin, 2000: 107). Доклады разли- чаются по степени одобрения и признания: есть доклады, одобрен- ные рабочими группами; доклады, одобренные рабочей группой и принятые МГЭИК (это резюме для политиков, а также технические документы); и доклады, принятые МГЭИК. К последней категории относятся так называемые Обобщенные доклады. «Принятый до- клад тщательно, строчка за строчкой обсуждается на пленарном за- седании соответствующей рабочей группы» (Skodvin, 2000: 107; кур- сив наш - Р. Г. и Н. Ш.). Для написания отдельных глав докладов рабочие группы при- глашают ведущих авторов, просто авторов и экспертов. Кандидату- ры авторов и ведущих авторов предлагают правительства. Председа- тель и вице-председатель каждой рабочей группы назначают веду- щих авторов из числа тех, кто был рекомендован правительством. За- частую авторов выбирают по территориальному принципу. Со вре- менем увеличилось число авторов из развивающихся стран. За время работы МГЭИК правила формирования рабочих групп изменились, что привело к отказу от идеи «организационного ядра».
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 175 Изначально предполагалось, что рабочие группы будут небольши- ми (13-17 членов; см. Skodvin, 2000: ПО). Но поскольку речь идет о структуре ООН, количество представителей в ней не может быть ограничено произвольным образом. В результате на пленарных засе- даниях рабочих групп теперь присутствуют главным образом пред- ставители правительств (большая часть которых - ученые, работаю- щие в государственных учреждениях). Для того чтобы было принято резюме для политиков, его текст должен быть одобрен на пленарном заседании. «Обобщенный доклад всех трех рабочих групп, разработанный председателем МГЭИК, а также председателями и сопредседателями рабочих групп, также должен быть одобрен пленумом МГЭИК» (Skodvin, 2000: 111). Прежде чем одобрить текст обобщенного доклада, члены пленарно- го заседания обсуждают его построчно. Вот что можно об этом про- честь на официальном сайте МГЭИК: Резюме для политиков готовятся параллельно с основными докладами и проходят одновременное экспертное и правитель- ственное рецензирование. Они построчно одобряются на пле- нарном заседании с учетом мнений ведущих авторов для обеспе- чения того, чтобы резюме согласовывались с лежащим в их осно- ве научно-техническим докладом1. Научное сообщество на пленарных заседаниях МГЭИК представ- ляют председатель МГЭИК и председатели рабочих групп. Тем не ме- нее, большинство участников - это представители правительств. С течением времени деятельность МГЭИК, вне всякого сомнения, ста- ла более формализованной и сложной. Скодвин описал процесс составления докладов и резюме на кон- ференциях и регулярных встречах авторов и ведущих авторов. Хотя команда ведущих авторов (ответственных за отдельные главы) в ра- бочей группе I назначается Бюро из числа тех, кто был рекомендован правительствами, фактическая процедура, на наш взгляд, отражает нормы обычной научной деятельности (Skodvin, 2000: 112). «Бюро» состоит из председателя, трех вице-председателей, а также сопредсе- 1 http://ipcc.ch/pdf/ipcc-faq/ipcc-introduction-ru.pdf, последнее обращение 8.12.13.
176 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания дателей и вице-председателей трех рабочих групп1. Как только про- ект доклада написан, его передают на переработку «экспертам» и «правительствам». Эта система двойного рецензирования была вве- дена в 1993 году, когда экспертов выбирали на основании их научных достижений. Однако правительства также высказывали свое мнение. Скодвин дает понять, что в данный момент политики не оказывают на МГЭИК чрезмерного давления или влияния, поскольку сложный научный материал исключает сколько-нибудь значимое участие не- специалистов. О цели консенсуса между основными мнениями уче- ных судить сложно. Скодвин (на основании интервью с ведущими авторами) сообщает, что большинство участников не считают кон- сенсус необходимым для успешной деятельности МГЭИК. С другой стороны, в докладах мы не найдем вотум меньшинства, зато нередко приходится слышать о манипуляциях в процессе составления докла- дов (см. ниже). Впрочем, недавние скандалы говорят о том, что «ор- кестровка консенсуса» состоялась (Montford, 2010; Toi, 2010). Скорее всего, собеседники Скодвина склонны смотреть на реальность сквозь розовые очки. Шекли и Винн (Shackley & Wynne, 1995) видят в структуре на- учной деятельности МГЭИК информационную пирамиду с Рабо- чей группой I на вершине. Схожего мнения придерживаются Шоу и Робинсон (Shaw & Robinson, 2004: ПО). Они полагают, что в рамках МГЭИК установилась концептуальная гегемония «ядра», куда вхо- дят «разработчики моделей», и это ядро оказывает огромное вли- яние на то, «какая информация учитывается и считается значимой как в отношении природной среды, так и в отношении социального мира». Разработчики, как правило, создают модели общей (глобаль- ной) циркуляции (GMCs), основанные на чисто физических пере- менных и параметрах. Несмотря на отдельные попытки сгладить ие- рархическое неравенство между рабочими группами (наиболее зна- чимой из этих попыток была разработка интегрированных моделей оценки (IAMs)), в деятельности МГЭИК по-прежнему доминируют модели общей циркуляции, разработкой которых занимается Рабо- чая группа I2. 1 http://ipcc.ch/pdf/ipcc-faq/ipcc-who-is-who-ru.pdfa последнее обращение 10.12.13. 2 Шекли и Винн (Shackley & Wynne, 1995: 122 и далее) так описывают инте- грированные модели оценки: «Интегрированные модели оценки - это первый
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 177 Со временем доклады МГЭИК становились все более драматич- ными по тону. Официальное объяснение этому - новые знания о кли- мате, однако некоторые видят здесь умелую драматургию ради дости- жения политических целей. В своем первом докладе МГЭИК извести- ла общественность о том, что выбросы парниковых газов усилива- ют природный парниковый эффект. Во втором докладе говорилось о том, что пока «недостаточно данных для того, чтобы определить, произошли ли в XX веке однонаправленные изменения в изменчиво- сти глобального климата или в погодных экстремумах». Тем не менее, «фактическая ситуация в целом говорит о том, что человек оказыва- ет ощутимое влияние на глобальный климат»1. Вот и все доказатель- ства глобального потепления. В третьем докладе (ТДО) отмечается, что за последние сто лет температура Земли повысилась примерно на 0,6 °С и что это повышение, по крайней мере, отчасти объясняется антропогенным увеличением выбросов парниковых газов. Имеются «новые и более надежные данные, свидетельствующие о том, что на- блюдавшееся в течение последних 50 лет потепление большей частью обусловлено деятельностью человека». Вот и все объяснение причин глобального потепления. Третий доклад об оценке (ТДО) также на- чинается с заявления о «беспрецедентном» потеплении: «В глобаль- ном плане можно с весьма высокой степенью уверенности утверж- дать, что 90-е годы были самым теплым десятилетием, а 1998 год - са- мым теплым годом, как об этом свидетельствуют данные регистра- ции, полученные с помощью приборов (1861-2000 годы). [...] Повы- шение температуры поверхности в XX веке в северном полушарии шаг к исследовательской деятельности на самом высоком уровне. Несмотря на то, что их успех не был полным, они обещают нам надежные методы изучения и формирования будущего. Политические, культурные и институциональные условия, как правило, очень изменчивы и неопределенны, или же они не под- даются определению и прогнозированию. Их сложно перевести в числовые па- раметры для интегрированных моделей. Возможно, именно поэтому разработ- чики пока не пытались включить их в качестве переменных - вместо этого они используют концепции, техники и методы, аналогичные тем, что используются разработчиками моделей в области биологии, национальной экономики или ат- мосферной химии (единственная группа, которая пытается учитывать культур- ный фактор в разрабатываемой интегрированной модели оценки, использует крайне детерминистскую теорию культурного многообразия)». 1 Перевод наш - Р. Г., Н. Ш. На немецком сайте IPCC можно найти немец- коязычные версии докладов, начиная с третьего доклада.
178 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания было, скорее всего, большим, чем в течение любого другого века за последнюю тысячу лет»1. В четвертом докладе об оценке (AR4) о влиянии человека на ми- ровой климат сказано лишь, что оно является «весьма вероятным». Кроме того, констатируется, что «средние температуры в северном полушарии [...] во второй половине XX века были, вероятно, самы- ми высокими, по крайней мере, за прошедшие 1300 лет». «Соответ- ствующие будущие температуры в Гренландии сравнимы с теми, ко- торые установлены для последнего межледникового периода 125 000 лет назад, когда, по палеоклиматическим данным, площадь полярно- го материкового льда уменьшилась, что привело к повышению уров- ня моря на 4-6 м»2. Критики считают подобные высказывания пустым алармизмом, основанным на ненадежных данных. В центре внимания критиков - утверждение о том, что на Земле еще никогда не было так тепло, как в течение последних нескольких десятилетий. Доказательством при этом служит палеоклиматическая реконструкция. Поскольку дан- ные об измерениях температуры отсутствуют, используются другие источники, например, анализ годичных колец деревьев. Вокруг этих методов разгорелся большой спор, вошедший в историю науки как спор о «хоккейной клюшке». График в виде хоккейной клюшки ока- зался в центре скандала вокруг электронной переписки, о котором в ноябре 2008-го года писали газеты во всем мире. Объем нашей книги не позволяет даже кратко осветить все ответвления этой дискуссии. Ниже мы затронем лишь те темы, которые напрямую связаны с на- шей проблематикой, т.е. с темой взаимоотношений знания и власти. Спор о «хоккейной клюшке» Майкл Манн - климатолог, в то время сотрудник Массачусетс ко- го университета в Амхерсте - в 1998 году совместно с двумя коллега- ми опубликовал статью (Mann et al, 1998), в которой утверждалось, что среднегодовые температуры в северном полушарии за прошед- шие восемь лет были выше температуры за любой другой год предше- ствующего периода, начиная (по меньшей мере) с 1400-го года. Это 1 http://ipcc.ch/pdf/climate-changes-2001/synthesis-syr/russian/summary- policymakers.pdf. * http://www.ipcc. ch/pdf/assessment-report/ar4/syr/ar4_syr_ru.pdf.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 179 утверждение основывалось на анализе временных рядов так называ- емых прокси-данных, охватывающих период до 1400-го года. Еще че- рез год те же авторы опубликовали новый анализ прокси-данных, на этот раз до 1000-го года (Mann et al, 1999). В новой статье утвержда- лось, что теплый период последних лет теплее, чем самый теплый год во время так называемого средневекового потепления. До сих пор в палеоклиматологии господствовало мнение, что средневековое поте- пление имело место с XI-го по XIV-й век, а с XVI-ro по XVIII-й век продолжался малый ледниковый период. В статье Манна и его кол- лег был представлен график (см. Рисунок 2), получивший запомина- ющееся название «хоккейная клюшка» и придавший теории глобаль- ного потепления иконический характер. Параллельно с работой Манна и его соавторов свои исследова- ния в Восточной Англии проводили научные сотрудники Институ- та климатических исследований (CRU), среди которых прежде все- го следует назвать Фила Джонса, Кейта Бриффа и Тима Осборна. Именно Джонс и американский климатолог Кевин Тренберт явля- лись ведущими авторами соответствующей главы в Третьем докладе об оценках МГЭИК (TAR), опубликованном в 2001 году. В этом отче- те «хоккейная клюшка» воспроизводится в шести разных местах, что свидетельствует о ее необычайной важности для всей аргументации в целом. В докладе мы читаем: Как и в случае «малого ледникового периода», так называе- мый «средневековый теплый период» менее выражен на шкале полушарий, более скромен по своему масштабу и иначе распре- делен во времени, чем принято считать в отношении традицион- но определяемой европейской эпохи. Средние температуры для северного полушария, приведенные Джонсом (Jones et al., 1998), Манном (Mann et al, 1999), а также Кроули и Лоури (Crowley & Lowery, 2000), показывают, что температуры в период с XI-го по XIV-й век были примерно на 0,2 °С выше, чем температуры в пе- риод с XV-ro по XIX-й век, но скорее ниже, чем средние темпера- туры в середине ХХ-го века (IPCC, 2001: 135). Именно это заявление подверглось резкой критике со стороны ученых и в первую очередь Стива Макинтайра, который совместно с Россом Маккитриком опубликовал статью о своей неудачной по-
180 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания 1.0 -1.0 1000 1200 1400 1600 YEAR 1800 2000 reconstruction (AD 1000-1980) raw data (А01902-1998) calibration period (AD 1902-1980) mean • reconstruction (40 year smoothed) linear trend (AD 1000-1850) Рис. 2. Первая версия «хоккейной клюшки» Манна и соавторов (Mann et al, 1999) пытке получить те же данные, что и Манн. Для повторного анализа результатов Манна и Джонса Макинтайр и Макьситрик обратились к ним с просьбой о предоставлении данных и программ, которые они использовали. Однако ни Манн, ни Джонс не спешили откликнуть- ся на эту просьбу. В электронных письмах из Восточной Англии они приводят самые разные причины отказа1. Активным образом во всем этом процессе участвовала «ингруппа» или «основной состав» уче- 1 Группу ученых вокруг Манна и Джонса блоггеры называют по-разному: «клан», «трайб», «хоккейная команда» (или просто «команда»), «клика», «заго- ворщики» или «банда». Раньше социологи науки (Crane, 1972; Price, 1963) ис- пользовали понятие «невидимый колледж», которое восходит к ученому XVII- го века Роберну Бойлю и описывается следующим образом: «существовавшие ранее и существующие сейчас неформальные объединения ученых, постоянно обменивающихся между собой идеями, при неизменной численности группы, что обеспечивает возможность личных взаимоотношений» (цит. по: Merton, 1995: 407). Х.М. Коллинз (Collins, 1985) в этой связи говорит об «основном со- ставе» в науке («core sets»).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 181 ных (Collins, 1985). Подобные группы формируются из сотрудников отдельных авторитетных исследовательских организаций и поддер- живают контакты с другими известными институтами. Руководите- ли этих групп контролируют доступ к таким важным ресурсам иссле- довательской деятельности, как лаборатории, публикации и финан- сирование (ср. также Hagstrom, 1965; Traweek, 1988). Они же решают, в каком направлении будет развиваться то или иное исследователь- ское поле и где проходит граница между наукой и не-наукой (Gieryn, 1995; Jasanoff, 1990). Перед началом работы над четвертым докладом МГЭИК в одном из электронных писем эксперт по годичным кольцам, сотрудник Ин- ститута метеорологических исследований Кейт Бриффа писал о том, что в сфере исторической документации изменений климата нет но- вых данных, а есть лишь давно известные «старые доказательства». Существовало множество различных техник сбора и ранжи- рования данных, однако их эффективность еще далеко не дока- зана. Мы должны остерегаться выводов, выходящих за пределы того, что мы можем с полной уверенностью обосновать - а общие выводы TAR по сути именно такие. Мы не должны поддаваться давлению со стороны и представлять результаты таким образом, чтобы нас можно было упрекнуть в пристрастности, так что на- падать на Моберга нет причин. Надо лишь продемонстрировать «наиболее вероятное» изменение температур на протяжении по- следних 1300 лет, что мы, на мой взгляд, вполне в состоянии сде- лать. Четкое подтверждение со стороны TARs - это хороший ре- зультат, учитывая то обстоятельство, что мы здесь говорим о не- определенности, которую мы обосновываем при помощи все но- вых данных. Давайте не будем брать на себя чрезмерных обяза- тельств (e-mail 114 003 9406). Удивительно, что Бриффа (и другие сомневавшиеся эксперты) ничего не сказали, когда речь шла о таком важном деле, как популя- ризации результатов исследований для широкой публики, в том чис- ле в рамках МГЭИК. Когда в четвертый доклад МГЭИК были вклю- чены такие высказывания, как, например, фраза о том, что сейчас мы живем в «самое теплое время за период в 1300 лет», среди экспертов не наблюдалось ни малейшего расхождения во мнениях. Для МГЭИК
182 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания представление о том, что в Средние века температура Земли была все же выше, чем в конце ХХ-го века, было бы проблематичным, тем бо- лее при весьма ограниченной информации о парниковых газах в эпо- ху Средневековья. По-видимому, именно групповое давление поме- шало отдельным ученым высказать свои сомнения. Во время подготовки третьего доклада МГЭИК Фил Джонс рабо- тал над реконструкцией «хоккейной клюшки». Для этого ему были крайне необходимы результаты исследований Бриффы. Бриффа знал, каких именно результатов от него ждут: Мне известно о давлении, которое оказывается для того, что- бы мы представили складную историю о, «по-видимому, беспре- цедентном потеплении за период в 1000 или даже больше лет», но в реальности ситуация не так проста. У нас не так много прокси- данных, доходящих до современного периода, а в тех данных, ко- торые доходят до сегодняшнего дня (по крайней мере, это касает- ся значительного объема данных о годичных кольцах деревьев), можно наблюдать отдельные неожиданные изменении, не согла- сующиеся с тезисом о потеплении в новейший период. На мой взгляд, было бы неумно оставлять этот момент без внимания в соответствующей главе (e-mail 938 031 546). Другие ученые были обеспокоены тем, какую информацию сле- дует оглашать, предполагая, что открытая дискуссия о проблемах, связанных с реконструкцией температур, может исказить основные выводы. Среди участников спора Манн особенно сильно переживал из-за того, что признание в том, что имеющаяся информация недо- статочно надежна, станет козырем в руках скептиков: Скептики же сделают все для того, чтобы поставить под со- мнение нашу способность понять факторы, влияющие на эти оценки, и сумеют подорвать веру [в них]. Я не думаю, что с на- учной точки зрения такие сомнения обоснованы, и я ни в коем случае не хочу оказаться тем, кто их подпитывает! (e-mail 938 018 124). В конце концов, Бриффа изменил свой график и привел свои дан- ные в соответствие с другими температурами за прошедшие века, в
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 183 1.0 Mann et al., 1999, reconstruction (annual mean, full hemisphere) Mann et al, 1999, reconstruction (annual mean, 30°N to 7O':N latitude band) Jones efa/, 1998, reconstruction (summer, extra-tropical emphasis) Briffa, 2000, reconstruction (tree-ring density only, summer, extra-tropical) Instrumental data (annual mean, full hemisphere) 2000 Рис. 3. График из Третьего доклада МГЭИК результате чего температуры оказались ниже, чем в первоначальной версии. Однако это повлекло за собой новые и, возможно, еще бо- лее серьезные проблемы. Теперь получалось, что после 1960-го года температура понижалась, а это не соответствовало имеющимся ме- теорологическим измерениям. Теперь возникал вопрос: если после 1960-го года годичные кольца не могли быть надежным источником информации, то могли ли они быть таким источником в отношении прошедших столетий? Публичное обсуждение этого вопроса могло иметь непредсказуемые последствия, и тогда эксперты МГЭИК при- бегли к замечательной «хитрости». В графике в докладе МГЭИК (см. рисунок 3) «неудобная» кривая, основанная на данных о годичных кольцах после 1960-го года, просто-напросто отсутствует. Это была самая настоящая уловка в прямом смысле этого слова, поскольку на графике мы видим разноцветные, пересекающиеся линии, а кривая годичных колец, на которой отражено снижение температуры после 1960-го года, заменена прямыми замерами температуры, которые, разумеется, демонстрируют ее повышение. Существует множество примеров того, как «хоккейная коман- да» исключала из дискуссии критиков собственной концепции. Как было показано выше, только эта группа инсайдеров определяла, кто из ученых является экспертом, а кто - нет, кто имеет право исполь- зовать имеющиеся данные, а от кого их следует скрывать любой це-
184 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ной. И нет практически ни одного примера содержательного диалога с критиками. В ответ на критику звучали лишь пустые, ничего не зна- чащие фразы: эта газета не заслуживает доверия, эта статья - полный бред, эти люди злые и так далее. В 2006 году в Сенате США прошло два слушания по «делу хоккей- ной клюшки». Доклад был подготовлен Национальным исследова- тельским советом по атмосферным наукам и написан группой авто- ров из двенадцати ученых, чья задача заключалась в анализе и оцен- ке методологии и результатов исследований Манна и его коллег. До- клад, опубликованный в 2006 году, в целом признавал верной аргу- ментацию Манна, в частности, соглашаясь с ним в том, что в конце ХХ-го века было гораздо теплее, чем на протяжении четырех пред- ыдущих столетий. Авторы доклада также утверждали, что средние температуры между 900-м и 1500-м годом определить сложнее, и по- этому велика вероятность ошибок. Второй доклад, также опубликованный в 2006 году, известен как «доклад Вегмана». Он был подготовлен Комитетом прикладной и те- оретической статистики Национальной академией наук. В нем под- тверждается правомерность критики Макинтайра в адрес «хоккей- ной клюшки» и разоблачаются ошибочные статистические методы, с помощью которых Манн строил свои температурные кривые. По- скольку доклад Вегмана был написан по поручению сенатора Барто- на, члена Республиканской партии, связанной с нефтяной компани- ей Exxon, Манн и его сторонники отмахнулись от его доводов как от политического заказа. В докладе Вегмана затрагивается рассмотренный выше вопрос противостояния ин- и аутсайдеров и его влияния на производство научного знания: Когда мы внимательно изучили социальную сеть, объединя- ющую авторов вокруг темы температурных реконструкций, мы обнаружили, что, по меньшей мере, 43 автора напрямую связаны с д-ром Манном, т.к. он является соавтором их научных работ. Полученные результаты свидетельствуют о том, что в сфере па- леоклиматических исследований все авторы тесно связаны меж- ду собой и поэтому «независимые исследования», вероятно, не столь независимы, как может показаться на первый взгляд.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 185 Таким образом, часто используемый аргумент о научном кон- сенсусе, в данном случае представленном МГЭИК, предстает в новом свете. Когда речь идет о том, что более 2000 ученых во всем мире раз- деляют одно и то же мнение, часто упускается из виду тот факт, что за главным тезисом, таким, как, например, тезис об аномально высо- ких температурах, стоит лишь небольшая кучка исследователей, ко- торые, к тому же, старательно ограждают себя от любой критики. В подобных обстоятельствах не только скептики могут усомниться в надежности научного знания. МГЭИК: наука или политика? Что на самом деле представляет собой МГЭИК? Это научная или политическая организация? Как мы уже говорили, МГЭИК возникла из двух организаций ООН - ВМО и ЮНЕП. Соответственно, члена- ми МГЭИК могут стать члены обеих организаций. МГЭИК с характерной скромностью описывает свою задачу как предоставление «политически релевантной» информации: Доклады МГЭИК должны быть политически нейтральными, несмотря на то, что в них должны объективно рассматриваться политически релевантные научные, технические и социально- экономические факторы. Они должны соответствовать высоким научным и техническим стандартам и по возможности отражать широкий спектр мнений и экспертных знаний со всего мира1. Скодвин (Skodvin, 2000: 106) отмечает, что МГЭИК «конструи- рует научную часть программы об изменении климата, в то время как Конференция сторон конвенции (СОР) закладывает основы по- литической или административной организации». Не следует, одна- ко, считать, что эти две стороны четко разделены. Скодвин поясня- ет, что Исполнительный совет ВМО и Управляющий совет ЮНЕП учредили МГЭИК в качестве межправительственной организа- ции под эгидой ООН. Будучи подразделением ООН, МГЭИК, как 1 http://www.de-ipcc.de/de/! 19. рЬрЛ
186 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания и большинство организаций в рамках ООН, подчиняется ее тра- диционным процедурам. Поэтому одна из ее главных характе- ристик - это то, что, действуя в научной сфере, организационно МГЭИК интегрирована в политические институциональные рам- ки. Разделение между наукой и политикой внутри МГЭИК следу- ет воспринимать, скорее, как некую зону, а не как четкую грани- цу (Skodvin, 2000: 106). Таким образом, это уникальный в своем роде институт, учиты- вая тот факт, что он включает в себя и ученых, и представителей госу- дарственной власти. Это гибридная или «пограничная организация» (Miller, 2001)1. Первый председатель МГЭИК Берт Болин заявлял, что цель МГЭ- ИК - способствовать усилению веры в науку во всех странах мира: «Именно сегодня многие страны, особенно развивающиеся, не до- веряют научным докладам, в написании которых не участвовали их собственные ученые и политики. Разве Вы не считаете, что для того, чтобы эти доклады вызывали доверие, они должны быть репрезен- тативными?» (цит. по: Schneider, 1991: 25). Это мнение было одной из тех идей, которые лежали в основе международной организации МГЭИК и правительственных механизмов признания (Siebenhüner, 2003; Skodvin, 2000). Учредители МГЭИК пытались достичь всеобщего консенсуса в отношении научных аспектов изменения глобального климата, кото- рый, по их мнению, был необходим для принятия политических ре- шений. Для достижения поставленной цели была определена слож- ная процедура, кратко описанная выше. Особое значение при этом имеют резюме для политиков, текст которых обсуждается построч- но. Такая процедура - результат осмысления опыта действий в сфере 1 Представление о МГЭИК как о гибриде отсылает нас к латуровскому ана- лизу (Latour, 1993) двух комплементарных процессов - гибридизации и очище- ния. Чем больше ученые вмешиваются в политику, тем больше они подчерки- вают чисто научный характер своей деятельности. С другой стороны, полити- ки, вмешивающиеся в научные дебаты, подчеркивают, что они принимают ре- шения на основании наилучшего из доступного знания. Таким образом, знание оказывается центральным ориентиром для игроков из обеих сфер жизни. Это, впрочем, не означает, что знание можно непосредственным образом перевести в политические решения или что ученые обладают властью. Скорее, наоборот: правительство решает, какой политический курс будет принят и какое знание необходимо для его легитимации (см. Grundmann, 2009).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 187 решения озоновой проблемы: именно этот опыт, по-видимому, стал решающим для стремления к консенсусу ради дальнейшего между- народного политического сотрудничества. Разве достижение подоб- ного консенсуса не привело к тому, что резкий всплеск многочислен- ных, отчасти противоречивых суждений резко прекратился? Разве этот процесс не завершился успехом - подписанием Монреальского протокола? Это международное соглашение конкретизировало цели и временные планы последовательного снижения выброса веществ, разрушающих озоновый слой. Протокол превозносился многими в качестве примера для подражания, в первую очередь в отношении климатической политики. Поэтому нам стоит более подробно озна- комиться с его историей. Охрана озонового слоя В июне 1974-го года два исследователя из Калифорнийского уни- верситета в Ирвайне опубликовали статью в журнале Nature, где они высказали гипотезу, согласно которой фреоны, по всей видимо- сти, могут способствовать разрушению озонового слоя (см. об этом Grundmann, 1999). Шервуд Роуланд и Марио Молина, оба химики по профессии, утверждали, что фреоны поднимаются в стратосферу, где продукты их разложения атакуют озоновый слой. Двух этих исследователей можно назвать адвокатами или акти- вистами, поскольку они с самого начала связывали свою научную ра- боту с определенной политической перспективой. Этой перспекти- вой было ограничение производства и применения фреонов. Они не только публиковали результаты своих исследований в научной ли- тературе, но и положили начало политическим дебатам, в ходе ко- торых сами они выступали за ограничение выбросов фторхлоругле- родов. Вначале они не находили практически никакой поддержки в научной среде, но зато сумели убедить тех, кто принимает полити- ческие решения, в необходимости профилактических мер, так что уже в 1977 году в США было законодательно запрещено использова- ние фреонов в спреях. Благодаря этой мере производство фреонов во всем мире сократилось примерно на четверть. Этот запрет был осно- ван не на научном доказательстве изложенной выше гипотезы, а на общественном признании ее истинности. После того, как в 1985 году
188 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания британские исследователи опубликовали данные об аномально низ- ком содержании озона над Южным полюсом, те, кто первыми распо- знал опасность, получили поддержку со стороны других игроков из политической и публичной сферы. После 1987-го года было заключе- но несколько международных соглашений, результатом которых ста- ло существенное снижение производства и потребления фреонов во всем мире. В 1995 году Роуланд и Молина, совместно с Паулем Крут- ценом, получили Нобелевскую премию по химии. Открытие озоновой дыры, безусловно, было важнейшим собы- тием, которое символизировало кризис и заставляло задуматься об остроте проблемы. Это дало возможность политическим активистам, включая и ученых, предложить решения, разработанные ими еще до кризиса. Одним из первых противников государственного регулирования производства фреонов был Джеймс Лавлок. Оглядываясь назад, он с уважением говорит о роли ученых-активистов и в первую очередь Шервуда Роуланда. Если бы Роуланд не действовал как миссионер, то ситуация наверняка приняла бы совершенно иной оборот. Если бы на нее смотрели объективно, по-научному, как бы мне этого хотелось, то общественность и политики не увидели бы в ней серьезной проблемы. Если бы он не задал взбучку «зеленым» и политикам. Огромную часть своего времени он, по всей видимости, потра- тил на разъезды и выступления с докладами. Это были настоя- щие предвыборные речи. Он приезжал в каждый городишко и в каждую деревню и выступал там с докладом. Я думаю, так наукой не занимаются, но, возможно, он был прав, потому что он в это верил (Grundmann, 1999: 347). Критики часто указывают на ненаучность, характерную для де- ятельности ученых-активистов. Однако ни один ученый, работаю- щий в этой сфере, не мог избежать следующих вопросов: на ком ле- жит бремя доказывания? Что считается научным обоснованием вре- да и кто имеет право об этом судить? Каково значение самого небла- гоприятного сценариея (worst-case scenario) по сравнению с осталь- ными? Какую роль следует отводить социальной или экономической пользе при обсуждении запретов (Brooks, 1982)? Эти вопросы неиз-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 189 бежно вставали и при поиске политических альтернатив - причем в равной мере и перед учеными, и перед политиками. Многие ученые, участвовавшие в обсуждении проблемы фрео- нов, «оказались не в состоянии дать свою - эксплицитную или им- плицитную - оценку практически ни одного из этих важнейших не научных, а ценностных решений, независимо от того, насколько не- примиримой была их позиция "придерживаться исключительно фактов"» (Brooks, 1982: 206). На заседании комиссии Конгресса Ро- уланд, когда его попросили сопоставить экологическую ситуацию и экономические интересы, отдал приоритет экологическим вопросам: «Я полагаю, что экономические перестановки имеют минимальное значение, в отличие от огромного значения возможного вреда для экологии» (цит. по: Grundmann, 1999: 137). Политически ангажированным ученым удалось убедительно из- ложить проблемную ситуацию вокруг озонового слоя в ходе публич- ных дебатов, выступлений в образовательных учреждениях, на пар- ламентских слушаниях и в СМИ. Была также сформулирована своего рода «политическая стратегия» по защите озонового слоя, т.е. были обозначены ключевые переменные, на которые можно было напря- мую повлиять путем политического вмешательства (за запретом фреонов в производстве аэрозолей должны были последовать дру- гие ограничения). В виду возможных погрешностей модельных исчислений на са- мом деле у ученых не было чисто научного метода для того, чтобы оценить, насколько необходимо регулировать применение фреонов. В этом споре у каждой стороны было свое видение. Промышлен- ники ссылались на презумпцию невиновности - «невиновен, пока вина не доказана», в то время как критики видели острую необходи- мость в особых предупредительных мерах. Один из главных вопро- сов заключался в том, какие выводы следует делать из погрешностей в компьютерных моделях - за или против ограничений. Коэффици- ент погрешности, равный двум, означал, что масштаб проблемы мог быть или вдвое меньше, или вдвое больше, на что обратил внимание исследователь атмосферы Ральф Цицерон на одном из слушаний в Конгрессе. Погрешность могла означать ошибку и в том, и в другом направлении. Американский Закон 1977-го года о сохранении чистоты возду- ха утвердил превентивный подход, запретив все формы применения
190 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания фреонов (в частности, в аэрозолях), «кроме жизненно важных». Клю- чевое значение здесь имел принцип «уместных ожиданий вместо ло- гичного доказательства». Этого было достаточно для оправдания по- литических мер. Это предопределило также политику США в между- народных переговорах (Betsill & Pielke, 1997). Здесь следует обратить внимание на еще один момент. «Запрет на использование аэрозолей» вступил в силу на основании научных ги- потез и модельных исчислений сокращения озонового слоя в буду- щем. Фактического материала об изменениях атмосферы на тот мо- мент не было. Представители промышленности постоянно подчер- кивали, что они в корне не согласны с идеей регулирования промыш- ленного производства на основании «голой теории». В начале 1980-х годов сокращение озонового слоя оказалось на повестке дня в международной экологической политике. До 1986-го года противники запрета обращали внимание на то, что для обосно- вания законодательного регулирования недостаточно фактической информации. Чтобы устранить этот пробел в знаниях, необходимы были новые исследования. Критики закона были правы в том, что атмосфера была недостаточно изучена. Это стало особенно очевид- но, когда была открыта озоновая дыра, поскольку этот феномен не смогла предсказать ни одна теоретическая модель. Понадобилось не- сколько лет, прежде чем ученые смогли дать ему научное объясне- ние. Но может ли (относительное) невежество или научная погреш- ность служить оправданием бездействия? По сути, именно этот во- прос лежал в основе всех споров о необходимости законодательно- го регулирования. Показателен сам факт того, что многие ученые, за- нятые в исследованиях озоновой дыры, имели примерно следующее мнение о превентивной политике: «Я всегда считал, что в виду воз- можных погрешностей следует действовать осторожно, как бы пере- страховываясь; именно так мы страхуем свое имущество от пожара, не прогнозируя его, но в случае пожара мы можем сослаться на стра- ховку» (интервью с одним американским ученым, которое Р.Г. про- вел в 1995 году; необходимо учитывать, что этот ученый не был сто- ронником запрета на использование аэрозолей и фреонов; наобо- рот, он долгое время выступал против теорий антропогенных при- чин озоновой дыры). Открытие озоновой дыры стала сигналом тревоги, в корне изме- нившим восприятие проблемы. По словам Роуланда, «резкое сокра-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 191 щение озонового слоя над Антарктикой проделало путь от убедитель- ной компьютерной гипотезы относительно будущего до актуальной проблемы сегодняшнего дня» (New York Times, 7-е декабря 1986 г.). Хотя официально эта тема еще не была частью международных пе- реговоров, итогом которых стал Монреальский протокол, фактиче- ски она существенно повлияла на эти переговоры (Grundmann, 1999; Christie, 2001). Внимание СМИ резко возросло после того, как озо- новая дыра стала научно доказанным фактом. Ее цветное изображе- ние превратилось в икону, которая символизировала угрозу для озо- нового слоя и жизни на Земле. Еще до появления метафоры «озоно- вая дыра», с середины 1970-х до середины 1980-х гг. эксперты и обы- ватели были обеспокоены «истончением озонового слоя». Разница между двумя этими обозначениями очевидна. Если метафора истон- чения вызывает в воображении представление об изношенной тка- ни, то метафора дыры рождает в уме образ воздушного шара с ды- рой или зараженного организма. Вне всякого сомнения, эта метафо- ра использовалась для того, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации (Benedick, 1991: 13). Из изложенного выше понятно, что в основе подписания Монре- альского протокола не было научного консенсуса. Здесь, скорее, сы- грали свою роль активисты от науки, проявившие себя в сфере по- литики. Им удалось создать практическое знание, кульминация ко- торого - реализуемые на практике политические рекомендации, как, например, запрет аэрозолей или постепенное сокращение производ- ства и использования ХФУ. Разумеется, этим активистам оказался на руку подлинный кризис, которого никто не ожидал и который никто не прогнозировал. Решающим фактором, обусловившим их успех, было доверие, которое они сумели завоевать в ходе дискуссии. Ког- да в центре внимания оказалась никем не предсказанная озоновая дыра, они сумели представить свою позицию превентивного регули- рования наиболее убедительным образом. Перечень мер, принятый в Монреальском протоколе (МП), вклю- чал в себя замораживание показателей производства в 1990 году, со- кращение производства на 20 процентов в 1994 году и последующее сокращение до 1999-го года, т.е. в итоге пятидесятипроцентное со- кращение производства ХФУ по сравнению с 1986-м годом. Кроме того, протокол содержит следующие важные условия: У недопущение переноса производства в страны, не подписав- шие протокол;
192 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания У запрет на импорт из стран, не подписавших протокол; > страны-подписанты должны представлять две трети мирового потребления ХФУ на 1986 год; > постоянный пересмотр условий договора учеными-экспертами. Из списка мер становится ясно, что предметом данного между- народного соглашения было в первую очередь ограничение произ- водства веществ, разрушающих озоновый слой (Prins & Rayner, 2007; Grundmann, 2001). Климатической политике подобные меры недо- ступны. Скорее всего, МП служил примером при подписании согла- шения о климате (Grundmann, 2005, 2007). Но, несмотря на множе- ство параллелей, это различие имеет решающее значение. Производ- ство парниковых газов теснейшим образом связано с функциони- рованием современных обществ: чтобы они функционировали так, как сейчас, они должны располагать большим количеством легко до- ступной энергии. Моментальное резкое ограничение производства парниковых газов привело бы к краху экономики. Ни в одной стране невозможно себе даже представить сокращение производства пар- никовых газов на 50 % в ближайшие пять лет, как имело место в слу- чае ХФУ. Самые смелые ожидания предусматривают сокращение вы- бросов на 80 % за период в пятьдесят лет. Но и здесь пока остается не- ясным, как именно следует идти к этой цели (Pielke, 2009). Есть и еще один аспект, отличающий проблему изменения кли- мата от проблемы разрушения озонового слоя. Это различие связано с разным уровнем драматизма. Как мы показали выше, в случае озо- новой политики внезапное обнаружение озоновой дыры означало кризис, который убедил все участвующие стороны в необходимости немедленных действий. В климатической политике подобный кри- зис пока не наступил, и поэтому до сих пор ведутся дискуссии о том, прослеживаются ли в современной ситуации сигналы или предвест- ники подобного кризиса. Активисты от науки, отвечающие на этот вопрос утвердительно, нередко слышат в свой адрес упреки в нечи- стоплотности методов. И с этим связано еще одно существенное различие. Если в слу- чае озоновой политики ученые-активисты сумели убедить осталь- ных в своей политической позиции, то в климатической политике мы сталкиваемся, прежде всего, со скрытой партийностью (см. Pielke jr., 2007: 7; Пильке использует понятие "stealth advocacy"). Как мы увидим далее, кое-какие обстоятельства действительно указывают на то, что для деятельности отдельных климатологов ха-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 193 рактерна скрытая партийность. Это означает, что ученые намерен- но ограничивают спектр возможных действий, несмотря на то, что это плохо согласуется с их официальной ролью честного посредни- ка. Таково и расхожее мнение о МГЭИК - органе, авторитет которо- го основан в первую очередь на авторитете науки. Нападки на МГЭИК По мере возрастания роли МГЭИК получила развитие особая ди- намика, усложнившая простой, очевидный антагонизм в спорах во- круг озонового слоя. МГЭИК прикладывает немало усилий для того, чтобы доказать, что ее суждения и оценки основываются на мак- симально полной научной информации и исключают какую-либо партийность. Как заявляет бывший председатель МГЭИК Роберт Уотсон: МГЭИК [...] разработала надежную процедуру экспертной оценки и имела большое влияние на политический процесс, при- чем не только на правительственном уровне, но и во многих об- ластях частного сектора. Так, например, многие транснациональ- ные компании, такие как «Бритиш Петролеум», «Шелл», «Дюпон» и «Тойота», опираясь на заявления МГЭИК, указывали на то, что частный сектор должен всерьез воспринимать проблему измене- ния климата, и это как раз и есть тот способ воздействия, которое должны оказывать хорошие научные отчеты (Watson, 2005: 474). МГЭИК, по выражению Роджера Пильке, стремится быть «чест- ным маклером». Вопрос о том, насколько хорошо ей это удается, является предметом многочисленных дискуссий и будет рассмо- трен ниже. Некоторые скептики утверждают, что наука под эгидой МГЭИК - это «мусор», в котором отражаются, скорее, махинации политиков, чем обоснованные научные данные. Другие авторы кри- тикуют излишнюю сосредоточенность на моделях (Oreskes et al., 1994) и связанное с этим чрезмерное доверие к имеющемуся зна- нию (Pielke jr. 2007). Эти критики утверждают, что, несмотря на про- гресс в климатологии, мы должны быть готовы к высокому уровню погрешности и ошибок, тогда как МГЭИК систематически занижа-
194 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ет этот уровень и вместо этого «оркеструет» консенсус (Elzinga, 1995; Oppenheimer et al, 2007). Как и в случае озоновой политики, здесь также широко распро- странено мнение, что наука играет роль судьи в дебатах о климате и тем самым задает направление политических решений1. Критика де- ятельности МГЭИК воспринимается как попытка сорвать политиче- ские планы по ограничению выбросов парниковых газов. Так, мно- гие именитые ученые выступили с критикой датского экономиста и общественного деятеля Бьерна Ломборга, обвиняя его в «нечисто- плотной науке». Эта критика имела явный подтекст, указывавший на то, что главной причиной нападок на Ломборга были его поли- тические рекомендации, отличающиеся от мнения большинства (см. Lomborg, 2001; обсуждения в: Environmental Science 8c Policy, 2004 - специальный выпуск, посвященный Ломборгу, а также: Scientific American, 2002, Vol. 286, No. 1). Это прямое следствие взгляда на роль науки как на роль третейского судьи - Ломборг, впрочем, разделя- ет эту точку зрения со своими противниками. Наивысшей точки по- добные взгляды достигают в представлении о том, что активная кли- матическая политика (в частности, сокращение выбросов углекисло- го газа) оправданна только тогда, когда существуют научные доказа- тельства ее необходимости. Если научные данные допускают вероят- ность ошибки, регулирование при помощи политических мер может быть проблематичным. Не кто иной, как Эл Гор, резюмировал эту позицию следующим образом: Абсолютно необходимо проведение новых исследований, лучших исследований, более целенаправленных исследований, если мы намереваемся закрыть существующие пробелы в различ- ных областях знания и достичь более широкого и прочного по- литического консенсуса, который требуется для абсолютно но- 1 МГЭИК, напротив, подчеркивает свою политическую нейтральность: в силу своей научной и международной ориентации МГЭИК воплощает в себе уни- кальную возможность обеспечивать точной и взвешенной научной информацией тех, кто принимает политические решения. Поддерживая отчеты МГЭИК, прави- тельства тем самым признают авторитет их научного содержания. В этом смыс- ле деятельность данной организации играет свою роль при утверждении поли- тических мер, но она никогда не дает прямых указаний, оставаясь политически нейтральной (<http: www.ipcc.ch/organization/organization.htm>).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 195 вых, беспрецедентных мер по решению данной проблемы (цит. по: Sarewitz & Pielke jr., 2000: 58). Позиция Эла Гора имеет два проблематичных и, возможно, даже дисфункциональных побочных эффекта. С одной стороны, в ней присутствует тенденция к маргинализации других точек зрения, от- личающихся от научного мейнстрима МГЭИК или от других обще- принятых взглядов. С другой стороны, она оставляет без внимания урок, который преподнесла нам озоновая политика, а именно вывод о том, что политические действия возможны и без научных доказа- тельств. Если общественность и те, кто принимает политические ре- шения, согласны с принципом «Всегда лучше перестраховаться», то можно действовать и без завышенных ожиданий к науке. Задача остановить изменение климата на определенном уровне (повышение глобальной температуры максимум на 2°) имела поли- тическую подоплеку, поскольку основывалась на сценариях, в ко- торые изначально были включены четкие нормативные предпочте- ния (а кто захочет услышать в свой адрес упреки в том, что он со- знательно движется в сторону «запретной зоны»?). То, что в центре внимания находятся именно парниковые газы, а среди них - имен- но СО2, является решением МГЭИК, причем отнюдь не политически нейтральным. Существует множество других антропогенных при- чин глобального потепления, которые совершенно не учитываются в результате этого предпочтения. Пильке и его коллеги критикуют МГЭИК за подобное политически обусловленное предвосхищение возможных вариантов действия (Pielke sr. et al., 2009: 413): К сожалению, в докладе МГЭИК за 2007 год не уделено долж- ного внимания другим антропогенным фактором, оказывающим воздействие на региональный и глобальный климат, и никак не учтено их влияние на прогнозируемость климатических явлений на региональном уровне. Кроме того, слишком большое значе- ние придается средней глобальной температуре при учете огра- ниченного количества антропогенных влияний. Помимо этого, МГЭИК разрабатывает стратегию смягчения человеческого воз- действия на климат на базе глобального модельного прогнози- рования.
196 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Наряду с парниковыми газами, Пильке и его соавторы упомина- ют о влиянии аэрозолей на формирование облаков и осадков, о вли- янии содержащихся в воздухе аэрозолей, таких как сажа, о роли ре- активных форм азота и о значении меняющегося землепользования. Все эти факторы имеют большое значение для практических дей- ствий, а некоторые из них, возможно, оказывают гораздо более непо- средственное влияние, чем те внушительные сокращение выбросов СО2, к которым стремится официальная политика. Кроме того, регу- лируя эти факторы, человечество могло бы снизить уязвимость кон- кретных местностей и регионов перед лицом определенных клима- тических явлений, независимо от того, вызваны ли они экстремаль- ными погодными условиями или антропогенным изменением кли- мата. Роль сценариев Однако вернемся к нашему тонкому знатоку в вопросах знаний и мирового правительства - к Роберту Уотсону. Он участвовал как в дебатах об озоновом слое, так и в спорах об изменении климата, а с 1997-го по 2002-й год был председателем МГЭИК. В своей статье для журнала Королевского общества он пишет: Чтобы влиять на поиск решений, мы должны понимать как причины изменения окружающей среды, так и процесс поиска политических решений. Хотя наука и необходима для компетент- ной государственной политики и поиска компетентных решений, одной науки здесь недостаточно. Мы должны не только выявить проблему, но и определить возможные в данной ситуации поли- тические решения. Затем мы должны реализовать эти решения и оценить последствия. Далее, мы должны понимать, что на про- цессы поиска решений очень сильно влияют ценности, что они объединяют в себе политические и технократические элементы, что они происходят в абсолютно разных пространственных из- мерениях (начиная с одной деревни и заканчивая всей планетой) и что для того, чтобы вообще быть эффективными, они всегда должны быть прозрачными и открытыми для участия всех реле- вантных сторон (Watson, 2005: 473).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 197 После этого очень обстоятельного и саморефлексивного описа- ния роли знания и необходимости широкой социальной базы для по- иска политических решений он снова сужает угол зрения и обращает все свое внимание на науку: Есть неопровержимые доказательства того, что на главных лиц, принимающих решения в сфере частной экономики и поли- тики, включая членов правительств, влияют надежные и обосно- ванные научные знания. Для получения надежных и обоснован- ных научных знаний необходимы внутри- и межнациональные, а также независимые исследовательские программы, которые - там, где это уместно - сочетают локальное знание с институци- ональным и обеспечивают возможность свободного и открыто- го обмена информацией. Эти знания должны быть переведены в формат, соответствующий процессу поиска решений. Здесь речь идет об эффективной координации знания и его пре- образовании - переформатировании - в политику. Разумеется, про- блемы на этом не заканчиваются, а только начинаются. В нашей кни- ге мы различаем «знание для практики» и «практическое знание». Это различение важно, поскольку изначально никогда нельзя исходить из того, что знание обладает прагматической релевантностью. Чтобы знание стало релевантным для практических действий, должен быть выполнен целый ряд условий. Согласно Мангейму (Mannheim, [1929] 1965:143), для успешного применения знаний в конкретных действи- ях необходимо, чтобы в такого рода контекстах сочетались как воз- можности действия, так и понимание субъектами действия горизон- та своих возможностей и своего потенциала. Только в этом случае знание может стать практическим знанием. Другими словами, во- первых, научного знания не всегда достаточно для выполнения этих условий, а, во-вторых, знание должно быть применимо к имеющим- ся в реальности и поддающимся воздействию рычагам. Когда Уотсон пишет о том, что «знания должны быть переведены в формат, соот- ветствующий процессу поиска решений», он касается именно этого аспекта. По его мнению, сценарии играют особую роль в процессе по- иска политических решений. Он утверждает, что знания - это один из важнейших инструментов, способствующих политическим изме- нениям. Сценарии - это «убедительное описание возможного буду-
198 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания щего, отличающееся от предсказаний или проекций». Он подчерки- вает их преимущества не только в сфере экологической политики, но и, например, в «проигрывании военных действий, проецировании цен на сельхозпродукцию или потребления энергии». Сценарии ис- пользуют в своей деятельности и многие транснациональные компа- нии, такие как «Ройал Дац Шелл» и «Морган Стенли». При этом, по словам Уотсона, «целью тех, кто принимает решения, является изу- чение возможных вариантов будущего развития, а также понимание факторов, вызывающих те или иные тенденции, с тем, чтобы с помо- щью принятых мер можно было достичь положительных и избежать отрицательных результатов» (Watson, 2005: 475)*. Тем не менее, как показывает опыт, со сценариями нужно быть очень осторожным. Среди транснациональных компаний «Шелл» считается пионером в использовании сценариев в целях прогнози- рования и подготовки к будущему. Специалисты компании заинте- ресовались проблемой изменения климата в начале 1980-х и 1990-х годах, и, по мнению руководства компании, именно «Шелл» является пионером и экспертом в использовании сценарного планирования (Shell, 2004)2. Уже в 1971 году «Шелл» открыто заговорила о проблеме когнитивных погрешностей в своих стратегиях, основанных на сце- нарном планировании. В публикациях компании в отношении роли и значения сценарного планирования говорится, что «единственное 1 В терминологии, принятой в МГЭИК, климатические прогнозы (climate predictions) отличают от климатических проекций (climate projections), а послед- ние, в свою очередь, отличают от сценариев. Климатический прогноз (climate forecast) - это результат попытки оценить наиболее вероятные тенденции раз- вития климата в будущем, например, в сезонном, годовом или долгосрочном временном масштабе. Климатические проекции «зависят от применяемого в данном случае сценария развития выбросов, концентрации или излучения». Сценарии же «основываются на гипотезах о будущих тенденциях социально- экономического и технологического развития, которые могут реализоваться, но могут и остаться нереализованными, в связи с чем для сценариев характерен высокий уровень погрешности» (http://www.ipcc.ch/pdf/glossary/ar4-wgl.pdf). 2 «Использование сценария дает возможность непрерывного измерения трендов и тенденций развития, которые могут оказаться важными в будущем» (Skjaerseth & Skodvin, 2001: 53). Райт утверждает, что сценарии привели к тому, что «Шелл» «учитывала реакцию на нефтяной кризис 1972-го года и падение цен в 1981 году еще до этих событий» (Wright, 2004: 6). А Грант заявляет, что «хотя все [крупные нефтяные] компании в известной мере применяли сценар- ный анализ, только у „Шелл" он составлял основу и ядро ее стратегии планиро- вания. Другие компании используют сценарии как стимул или противовес для своих прогнозов или для изучения особых ситуаций» (Grant, 2003: 17).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 199 конкурентное преимущество, которым будет обладать фирма буду- щего, будет заключаться в умении ее менеджеров обучаться быстрее конкурентов» (Shell, 2006). Стаббс (Stubbs, 2009) сделал подробный анализ сценариев «Шелл» конца 1980-х и начала 1990-х годов. Он показал, что сценарии имели весьма ограниченное влияние на стратегическое развитие «Шелл» и даже противоречили официальным заявлениям: В сценариях 1992-го года речь идет о растущей потребно- сти в конечных сырьевых ресурсах и в первую очередь в иско- паемом топливе, а также о необходимости глобальных соглаше- ний. В этом не было ничего принципиально нового, если учи- тывать, что в докладе Брундтланда эта тема затрагивалась еще в 1987 году и что правительства ряда стран уже обсуждали возмож- ность международных соглашений в преддверии саммита ООН в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Особенно обращает на себя вни- мание тот факт, что члены правления «Шелл» практически ни- как не высказывались по поводу необходимости мер против из- менения климата или же вопроса о том, как сама компания долж- на управлять своим воздействием на окружающую среду. В сце- нариях 1995-го года экологические проблемы, не говоря уже об изменении климата, практически не затрагиваются. Это стран- но, учитывая тот факт, что на тот момент уже активно действо- вала МГЭИК и наблюдался существенный прогресс в переговор- ном процессе. Так что сценарии вряд ли оказывали существенное влияние на правление компании в вопросах изменения климата (Stubbs, 2009: 120). Другими словами, в сценариях ничто не предсказывало того, что позиция «Шелл» резко поменяется, и компания, которая до этого вы- ступала против контроля выбросов парниковых газов, будет поддер- живать Киотский протокол. В сценариях 1998-го года рассматривается вопрос о том, что мог бы включать в себя Киотский протокол и почему на поли- тические решения в области экологии влияют, скорее, новые кризисы и крайние формы экологического активизма, а не пла- номерные конструктивные действия правительств и компаний (Stubbs, 2009: 120).
200 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Можно было бы подумать, что управление «Шелл» тем самым как бы учитывает потенциальное воздействие Киотского протокола и ре- акцию общественности. Однако Киотский протокол был подписан намного позже, чем «Шелл» определилась со своей позицией в отно- шении изменения климата, и ничто не указывает на какое-либо влия- ние этого события на экологический курс компании. Как уже упоми- налось выше, сценарии были, скорее, реакцией на события прошлых лет, нежели провидческим анализом возможных тенденций будуще- го развития. Использование сценариев опасно, в первую очередь, потому, что им обычно приписывают особый эпистемологический статус. Те, кто принимают решения, могут спутать сценарии с реальностью. И, что, пожалуй, важнее всего в данном контексте, так этот тот высокий ста- тус, который Уотсон приписывает сценариям, видя их мнимый блеск в мире большого бизнеса. Примечательно, что в «Шелл» сценарии ставят в зависимость от событий: «Сценарии дают нам альтернативный взгляд на будущее. Они указывают на важные события, на главных действующих лиц и на причины, побуждающие их к действию, и показывают нам, как функционирует мир» (Shell, 2010). Этому аспекту не уделяют должного внимания ни Уотсон, ни МГЭИК. Они хотят использовать престиж, которым обладает сце- нарное планирование в глазах управляющих некоторых компаний. Однако сценарии создаются на основе конкретных гипотез о числен- ности населения, экономическом росте и энергетическом балансе (в терминологии МГЭИК такие гипотезы называются «сценариями» (storylines)), а они могут меняться. МГЭИК открыто признает суще- ствование «высокого уровня погрешности». В 2000 году МГЭИК опу- бликовала специальный доклад о сценариях выбросов - СДСВ (SRES, IPCC, 2000), где представлены четыре группы сценариев (AI, А2, В1 и В2), цель которых - анализ альтернативных путей развития, в со- вокупности охватывающих широкий спектр демографических, эко- номических и технологических факторов и обусловленных ими вы- бросов парниковых газов. В одном из сценариев (А2) разработчики исходят из того, что численность населения Земли к 2100-му году до- стигнет 15,1 млрд. человек, что на 50 % превышает численность, про- гнозируемую в остальных сценариях. Подобные тонкости скрыты в
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 201 технических деталях доклада и очень редко афишируются1. Мы обоб- щили некоторые «сюжеты» МГЭИК и их последствия в таблице 5. При этом следует иметь в виду, что в специальном докладе о сцена- риях содержатся лишь гипотезы о социально-демографическом раз- витии, так что остальные гипотезы о последствиях мы были вынуж- дены взять из Третьего доклада об оценках. Таблица 5 Сюжеты МГЭИК из доклада о сценариях Гипотезы о социально- демогра- фическом развитии Последствия Население Доход на душу населения ($) Уровень образования Технологические инновации и передача техно- логий Международное сотрудничество Среднее повыше- ние температуры в 2100 году (°С) Среднее повыше- ние уровня воды в Мировом океа- не в 2100 году (м) AI 9 млрд. 21000 высокий высокий высокий AIT: 2.4 AIB: 2.8 AIFI: 4.0 AIT: 0.20-0.45 AIB: 0.21-0.48 AIFI: 0.26-0.59 A2 5 млрд. 7200 различ- ный различ- ный низкий 3.4 0.23-0.51 В1 9 млрд. 13 000 высокий высокий высокий 1.8 0.18-0.38 В2 10 млрд. 12 000 высокий различ- ный низкий 2.4 0.20-0.43 (NB: Гипотезы о социально-демографическом развитии охватывают период до 2050-го года, гипотезы о последствиях - период до 2100-го года). На основе этих четырех сюжетов (А 1/2, В1/2) было разработано сорок сценариев, шесть из которых были приведены в качестве на- глядных примеров. В нашей таблице на примере группы AI, мож- но увидеть, насколько различаются, в частности, проведенные в рам- ках данной группы модельные расчеты подъема уровня температу- 1 В своем докладе (Stern Review, 2007), написанном по поручению британ- ского правительства, лорд Стерн, оценивая ущерб от изменения климата, опи- рался в основном на сценарий А2.
202 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ры и моря (AIT, A1B, A1F1). Жиро и его коллеги (Girod et al., 2009) сделали обзор всех опубликованных на сегодняшний день сценари- ев МГЭИК (1990, 1992 и 2000) и обратили внимание на увеличение числа сценариев и их авторов при одновременном сокращении кон- кретной информации, в частности, на отказ от описательного под- заголовка. В сценариях 1990-го года такие заголовки еще были - на- пример, «2030: высокие выбросы» или «2060: низкие выбросы». В се- рии особых докладов МГЭИК о сценариях некоторые разработчики моделей предлагали описательные подзаголовки, в которых отража- лись главные гипотезы соответствующих сюжетов, однако в окон- чательной версии от них отказались. По сравнению с предыдущи- ми сценариями, в СДСВ 2000-го года резко возросло количество до- ступной информации. Увеличение информации необязательно игра- ет положительную роль в процессе принятия решений: с одной сто- роны, новая информация может отражать важные аспекты, с другой стороны, она может запутать тех, кто принимает политические реше- ния. Измерение погрешности в перспективных оценках численности населения и размера доходов - безусловный плюс, поскольку влия- ние изменения климата сильно зависит от этих переменных, как под- черкивают в своей работе Нихоллс и Тол (Nicholls & Toi, 2006: 1073): «Будущие миры, которым больше всего угрожает повышение уров- ня воды в Мировом океане, похожи на сценарии А2 и В2, где глав- ную роль играют социально-экономические различия [...], а не то, на сколько метров поднимется уровень воды в Мировом океане». Если в сценариях 1990-го и 1992-го года еще описывались послед- ствия (в частности, повышение температуры и уровня воды в Ми- ровом океане), то в последней версии СДСВ раздел о последстви- ях отсутствует. В сценарии 1990-го для предсказания климата в бу- дущем используется сценарий «2030: высокий уровень выбросов». После 1990-го года всем сценариям приписывается одинаковая ве- роятность. После 1992-го года вероятность того или иного сценария вообще не указывается. В публичной дискуссии это легко может при- вести к путанице, и в этой связи неудивительно, что некоторые кли- матологи настаивают на введении соответствующих предпосылок, основанных на оценках вероятности, какими бы субъективными они ни были. Так, например, Стивен Шнайдер (Schneider, 2001: 19) пишет:
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 203 Открывающаяся перед нами перспектива вызывает еще большее беспокойство, так как теперь десятки пользователей бу- дут выбирать произвольные сценарии и тенденции изменения климата и составлять таблицы частотности, основанные на [...] неявных, молчаливо принимаемых допущениях. [...] Я бы одно- значно больше доверял расчетам вероятности, сделанным коман- дой ученых в рамках работы над СДСВ, какими бы субъектив- ными они ни были, чем расчетам множества других заинтересо- ванных лиц, которым ситуация дает возможность сделать свой личный выбор. Поэтому, пока мы ждем решения МГЭИК отно- сительно того, будет ли для этой непростой задачи сформирова- на новая команда, те, кто принимает политические решения по вопросам климата, должны быть бдительны и всякий раз настаи- вать на том, чтобы консультанты, устанавливающие порог «опас- ности» климатических изменений, обосновывали свое решение. Кроме того, они должны в отдельном отчете продемонстриро- вать, каким образом они выбирали сценарии выбросов и тенден- ций изменения климата, поскольку и те, и другие определяют ве- роятность будущих рисков. Жиро и его соавторы (Girod et al, 2009: 116) придерживаются другого мнения. Они призывают не указывать вероятность сцена- риев, более тщательно их разрабатывать, делать их более прозрач- ными, а также давать оценку вариантов политического вмешатель- ства - тоже при помощи сценарного метода. Перед разработчиками новых сценариев МГЭИК стоят сле- дующие задачи: (i) прийти к единому мнению относительно кон- кретного количества сценариев выбросов; (ii) сделать сценарии прозрачными и представить их классификацию (при условии вмешательства / невмешательства); (iii) оценить, какие полити- ческие меры необходимы для обеспечения низкого уровня вы- бросов - сценария RCP (Representative Concentration Pathways); и (iv) честным и прозрачным образом согласовать критические по- зиции со стороны науки и государства. «Шелл» открыто заявляет о тех допущениях, на которых строятся ее сценарии. В 1992 году компания представила два сценария - «Но-
204 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания вые горизонты» (New Frontiers) и «Баррикады» (Barricades). В «Но- вых горизонтах» разработчики исходили из того, что глобальное со- трудничество будет продолжено, а государства признают факт вза- имозависимости глобальных финансовых и политических институ- тов. Возрастет использование всех энергоносителей - нефти, угля, газа, неконвенциональной нефти и значимых новых возобновляе- мых источников энергии, в первую очередь фотовольтаики. «Барри- кады», напротив, прогнозируют усиление протекционизма и остров- ного мышления. Опасения по поводу энергетической безопасности и разрушения окружающей среды приведут к драконовским мерам на локальном уровне. Произойдет ослабление международных институ- тов, а вместе с ним - снижение способности общемирового решения проблем (Stubbs, 2009: 79). МГЭИК ссылается на эти сценарии «Шелл» (наряду с другими ис- точниками, они использовались для создания сюжетов AI и А2), но отстает от «Шелл» в том, что касается открытой коммуникации с об- щественностью. И «Шелл», и МГЭИК при разработке данных сценариев исходят из одной базовой, но все же, вероятно, спорной предпосылки. Речь идет о том, что сценарии должны создаваться без учета рода деятель- ности той организации, которая их создает. Райт объясняет это сле- дующим образом: Терминология, которая используется в публикациях «Шелл», маркирует определенную дистанцию между сценарием и его раз- работчиком; она создает впечатление объективности и легитим- ности. [...] При этом разработчики очень активно используют позитивистскую методологию, которая исходит из существова- ния некого внешнего мира, который необходимо исследовать, а не из создаваемых человеком альтернативных реальностей. [...] Интересно, что сама компания никак не фигурирует в сценарии. По всей вероятности, предполагается, что компания лишь реа- гирует на те или иные события, но никак на них не влияет. В со- ответствии с методикой планирования, «организация ни в коем случае не должна фигурировать в сценарии в качестве действую- щего субъекта». Если же данная конкретная организация явля- ется одним из важнейших и влиятельнейших игроков в данной сфере, такой подход означает отрицание основополагающей ре- альности (Wright, 2004: 10).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 205 МГЭИК также лишь очень недолго работала с так называемыми сценариями вмешательства (IPCC, 1990). Речь идет о сценарии вы- бросов, в котором присутствуют гипотезы о политических мерах, на- правленных на сокращение выбросов парниковых газов. При этом в сценарии без вмешательства речь идет о «таком сценарии выбросов, в котором подобные гипотезы отсутствуют» (Alcamo et al., 1995: 258). Когда мы говорим о компании «Шелл» или о МГЭИК, то в обо- их случаях неправомерно было бы утверждать, что эти организации, разрабатывающие сценарии, никак не влияют на будущее мира. В от- ношении «Шелл» нам известно, что изменение ее позиции (а также позиции «ВР» и компаний в сфере перестрахования) послужило сиг- налом для подписания Киотского протокола (Legget, 2000). Несмо- тря на это, МГЭИК в своих сценариях исходит из того, что мир бу- дет развиваться без какой-либо климатической политики. На самом же деле мир не сможет игнорировать изменение климата, и сцена- рии учитывают это неявным образом, а именно в предположениях о социально-демографическом развитии и технологическом прогрес- се. В СДСВ мы читаем: В сценариях этого доклада не учитываются какие-либо до- полнительные инициативы в области климатической политики; другими словами, в нем нет сценариев, в которых бы непосред- ственным образом учитывалась реализация положений Рамоч- ной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН) или норм выбросов из Киотского протокола. Впрочем, выбросы пар- никовых газов напрямую зависят от политических мер, никак не связанных с изменением климата, а касающихся широкого спек- тра других задач. Кроме того, государственные меры в различной степени способны влиять на такие факторы выбросов парнико- вых газов, как изменение демографической структуры, социаль- ное и экономическое развитие, технологический прогресс, ис- пользование ресурсов и ограничение загрязнения окружающей среды вредными веществами. Это влияние отражено в сюжетах и в построенных на их основе сценариях (IPCC, 2000: 3). Возможно, наиболее сильно сценарии МГЭИК и «Шелл» разли- чаются между собой в социологическом аспекте. Если «Шелл» на- стаивает на необходимости понять действующих субъектов и их мо-
206 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания тивацию, то МГЭИК выстраивает свои сценарии на основе отдель- ных обобщенных статистических данных, пытаясь - в духе позити- визма - выразить все в количественных показателях. Это не означа- ет, что МГЭИК вообще не учитывает аспект мотивации действующих субъектов. Как мы покажем далее, обсуждение сценариев МГЭИК на самом деле сыграло важную роль в политическом процессе, посколь- ку влияние на тех, кто принимает решение, собственно и было целью этих сценариев. Тем не менее, достичь желаемого политического ре- зультата так и не удалось. Определение проблемы Подход, учитывающий при анализе политического процессе ис- ключительно деятелей науки и их влияние на тех, кто принимает по- литические решения, представляется нам проблематичным (в дан- ном разделе мы опираемся на работу одного из авторов: Grundmann, 2007). Столь же бесперспективным представляется нам и безуслов- ное разделение ученых на экспертов и неэкспертов. Как показыва- ет опыт, в реальности имеет место противостояние между двумя ла- герями, которые представляют две политические позиции, осно- ванные на разных базовых ценностях и когнитивных допущениях (Hajer, 1995). Представители науки, политики и общественности, т.е. дилетантов, есть и в том, и в другом лагере. Результаты научных ис- следований и их символическая репрезентация в общественном про- странстве представляют собой ценные ресурсы. На карту поставлены доверие общественности и достоверность научных данных в ее гла- зах, так как в ходе публичных дискуссий проверке подвергаются ар- гументы обеих сторон. Вполне возможно, что ученые-эксперты игра- ют главную роль в вопросах определения проблемы и формулиров- ки символов и метафор. Однако именно ангажированные дилетан- ты, широкая заинтересованная общественность, включая СМИ, в ко- нечном итоге решают, какой из многочисленных вариантов заслу- живает доверия. Кардинальные изменения этого доверия со сторо- ны общественности вряд ли можно объяснить при помощи консен- сусной модели. Скорее всего, одна сторона одержит верх над другой (Hajer, 1995). Впрочем, вряд ли можно ожидать, что решающую роль в этом процессе будут играть научные доказательства. Так, напри-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 207 мер, в случае с озоновым слоем очевидно, что подписание междуна- родного соглашения в Монреале в 1987 году произошло без влияния какой-либо серьезной научной теории. Важную роль в формировании общественного мнения играют СМИ. Английское понятие «framing» включает в себя определение проблемы, описание ее причин, варианты решений и приписывание вины (Entman, 1993; Spector & Kitsuse, 1977; Ungar, 1992; Mazur & Lee, 1993). Некоторые авторы исследовали восприятие проблемы изме- нения климата при помощи сформулированной Доунсом теории ци- клов внимания (Trumbo, 1996), в то время как другие исследовате- ли полагали, что влияние СМИ в данном случае вторично, посколь- ку они «могут лишь заострять восприятия, первично сформулиро- ванные в рамках политического дискурса о глобальном потеплении. Этими первичными источниками являются ученые, правительства и компании» (Newell, 2000: 95). Если говорить упрощенно, в климатической политике мы на- блюдаем противостояние двух диаметрально противоположных идеально-типических фрейма. Согласно первому фрейму, мировая экономика понесет фатальный ущерб в том случае, если мы попыта- емся резко сократить выбросы парниковых газов. Согласно второ- му фрейму, катастрофические последствия будет иметь как раз про- тивоположное поведение. Эти фреймы основываются на фундамен- тальных ценностях, например, таких, как стремление не нанести вред (глобальной экологии или экономике). Кроме того, они опираются на выборочное знание о причинно-следственных взаимосвязях, о бу- дущих состояниях климата, их причинах и последствиях, а также на знания из области экономики, в частности, о затратах, связанных с сокращением выбросов углекислого газа. Политика Соединенных Штатов при Джордже Буше соответствовала первому фрейму («дей- ствовать во избежание экономического вреда для США), в то время как ЕС следует второму фрейму («действовать во избежание экологи- ческой катастрофы»)1. 1 Было бы преувеличением считать, что Европа пыталась резко сократить выбросы углекислого газа на своей территории; она пыталась сделать первый скромный шаг. Фактически выбросы во многих странах Евросоюза только воз- росли (ЕЕА, 2005).
208 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Какое влияние оказывает МГЭИК на политику Поскольку МГЭИК является межправительственной организа- цией, деятельность которой строится на основе научного консенсу- са, неудивительно, что многие наблюдатели (и участники этого про- цесса) исходят из линейности отношений между наукой и полити- кой, т.е. они полагают, что в рамках МГЭИК знание автоматически трансформируется в действие. Мы сначала рассмотрим эту распро- страненную точку зрения, прежде чем перейти к менее популярно- му подходу. Во втором докладе МГЭИК, опубликованном в 1996 году, содер- жится следующая знаменитая фраза: «Имеющиеся доказательства свидетельствуют о существовании явного влияния человека на ми- ровой климат». Изменения в климатической политике США ученые объясняют именно публикацией этого доклада. 17-го июля 1996-го года госсекретарь США заявил на Конференции сторон конвенции (СОР-2), что отныне США будут поддерживать «реалистичные, но обязательные к исполнению задачи» в отношении выбросов. Теперь уже невозможно выяснить, в какой степени Доклад МГЭИК повлиял на это политическое решение. Если послушать Вирта, то однозначно складывается впечатление, что Доклад был непосредственной при- чиной изменений (Edwards & Schneider, 2001). Вирт также отмеча- ет, что США «очень серьезно восприняли недавно изданный Доклад МГЭИК». Он подробно цитирует текст Доклада и говорит о том, что «наука убеждает; беспокойство по поводу глобального потепления имеет под собой реальные основания» (цит. по: Edwards & Schneider, 2001: 222). При этом, правда, остается без внимания тот факт, что вице-президент Эл Гор еще до доклада прислушивался к сообщени- ям на эту тему, о чем свидетельствует его книга 1992-го года «Земля в равновесии». Вполне вероятно, что правительство Клинтона исполь- зовало Доклад для легитимации политического курса, который в об- щих чертах уже был сформулирован. Наличие прямой связи между научной экспертизой и политиче- ским курсом опровергает еще один, более поздний эпизод. С 1996-го года общая направленность научных оценок не менялась, тогда как политика США менялась неоднократно. Буш назвал Киотский про- токол «серьезной ошибкой», так как он наносит ущерб экономике, а, кроме того, его нельзя назвать честным из-за недостаточного участия
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 209 развивающихся стран. Примечательно, что, отзывая подпись США под Киотским протоколом и его обязательствами, Буш обратил вни- мание на то, что «причины и решения проблемы изменения мирово- го климата недостаточно изучены» (New York Times от 17-го марта 2001-го года). 11-го марта 2003-го года Белый дом потребовал от На- циональной академии наук представить обновленный, актуальный доклад о состоянии исследований в области климата. В ответ на этот запрос одиннадцать ведущих специалистов в области атмосферных исследований подтвердили господствующую точку зрения, согласно которой атмосфера Земли нагревается, и основная доля ответствен- ности за это лежит на человеке. Несмотря на то, что позиция Наци- ональной академии наук не подтвердила политический курс прави- тельства, оно продолжало настаивать на том, что Киотский протокол является в корне ошибочной мерой и что мы «не должны делать ни- чего, что вредит американской экономике» (New York Times от 7-го июня 2001-го года). В этом эпизоде затрагиваются две проблемы - во-первых, неопределенность относительно влияния человека на климат и, во-вторых, неопределенность относительно воздействия ограничительных мер на экономику США. Очевидно, что правитель- ство Буша придавало второй проблеме больше значения, чем первой, причем научная экспертиза, по-видимому, служила лишь легитими- рующим прикрытием для его решений, принимаемых на основании совершенно других факторов. Если бы Академия наук представила Бушу устраивающую его сфабрикованную экспертизу, Буш наверня- ка привел бы и научные аспекты. В конечном итоге в них не было не- обходимости, ибо все решил экономический аргумент. Существует и другой, менее распространенный взгляд на отно- шение между наукой и политикой, согласно которому консенсус сре- ди представителей науки не является условием введения мер регули- рования. Если сравнить озоновую политику и политику в отноше- нии изменения климата, то, как отмечают Пильке и Бетсил (Pielke & Betsill, 1997), в случае озоновой политики неопределенность научных выводов способствовала принятию мер регулирования. В середине 1970-х годов в США был принят, а в середине 1980-х годов возобнов- лен ряд (превентивных) политических мер. В отличие от авторов, по- лагающихся на научную коллегиальность и консенсус среди ученых (как, например, это делает Хаас: Haas, 1992, 1993), Пильке и Бетсил подчеркивают, что «в некоторых случаях неопределенность научных
210 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания выводов способствует политическому развитию больше, чем нали- чие консенсуса» (Pielke & Betsill, 1997: 165). Аналогично и Эдварде (Edwards, 1999: 465 и далее) подчеркивает, что «неопределенность в научных выводах может служить риторическим средством, кото- рое по-разному могут использовать и фактически используют самые разные игроки». Противники предупредительных мер, как правило, требует «доказательств» до того, как эти меры будут признаны леги- тимными. Однако и сторонники предупредительных мер говорят о том, что ввиду неопределенности научных выводов необходимо дей- ствовать немедленно, чтобы наихудшие сценарии не воплотились в жизнь. «Эти неопределенности [...] не только совершенно не препят- ствуют принятию решений, но, более того, могут обеспечить сторон- ников национальной и международной [климатической] политики самыми убедительными аргументами в пользу скорейших действий» (Edwards, 1996: 155). В центре дискуссии оказался также вопрос о том, что МГЭИК ис- пользует простые идеи и концепции для того, чтобы достичь консен- суса в научной среде и не запутать политиков. Примером здесь мо- жет служить чувствительность климата - параметр, показывающий, насколько возрастет средняя глобальная температура, если уровень углекислого газа увеличится вдвое по сравнению с доиндустриаль- ной эпохой. По оценкам, содержащимся в докладах МГЭИК, этот по- казатель варьируется от 1,5 до 4,5 °С. Этот промежуток использовал- ся в качестве «анкера», который оставался неизменным несмотря на то, что среди ученых никогда не было единого мнения относительно этого промежутка и среднего значения. Анкер оставили там, где он был, чтобы ни у кого не возникло впечатления, будто научные зна- ния стали ненадежными (van der Sluijs et al., 1998; см. также Weart, 2003: 173)1. Результаты первой экспертизы, проведенной в 1979 году амери- канской Академией наук, были следующими: наиболее вероятное по- вышение температуры «равняется 3°С, при вероятной погрешности ± 1,5 °С» (US NAS 1979, цит. по van der Sluijs, 1998: 298). Соответ- ственно, предполагаемое глобальное потепление произойдет в диа- 1 Примечательно, что со временем изменился эпистемологический статус чувствительности климата. В ранних подходах увеличение концентрации СО2 вдвое использовалось как инструмент для сопоставления моделей, а в 1980-х гг. чувствительность климата превратилась в измеримый, объективный индикатор климатической системы (van der Sluijs et al., 1998: 307).
Глава 4. Защитники природы: впасть климатологии 211 пазоне 1,5-4,5 °С. Примечательно, что этот диапазон оставался не- изменным на протяжении долгого времени: он присутствует во всех значимых моделях, в частности, в тех, что были разработаны в На- циональной академии наук США в 1979 и 1983 годах, в Филлахе в 1985 году, МГЭИК в 1990, 1992 и 1994 годах, Болином в 1995 году и МГЭИК в 1995 году (van der Sluijs et al, 1998)1. Ван дер Слуйс очень подробно описывает, как научное сообщество и те, кто принима- ют политические решения2, вплоть до сегодняшнего дня придержи- вались этой концепции чувствительности климата. Разумно пред- положить, что ученые и те участники процесса, которые принима- ют политические решения, выбрали данную стратегию для того, что- бы добиться достоверности своих выводов и сохранить ее в буду- щем. Однако ради этого консенсуса пришлось кое-чем поступить- ся. Из-за «анкерных свойств» диапазона 1,5-4,5 °С без внимания со стороны политиков остались другие аспекты, как, например, регио- нальные различия и колебания этого диапазона или же резкие кли- матические скачки и роль бедности, социального неравенства, гло- бального потребления и моделей землепользования (van der Sluijs et al., 1998: 318). Все эти аспекты можно было бы использовать в ар- гументации в пользу превентивной стратегии в отношении измене- ния климата (см. Pielke sr., 2009). Таким образом, «анкерный подход» привел к весьма спорным последствиям, вытеснив другие, не менее важные аспекты проблемы. Лишь несколько лет спустя в центре вни- мания оказалась одна из этих неучтенных альтернатив - показатель- но, что речь шла исключительно о резких изменениях климата. Пе- реломные моменты (tipping points) способствовали дополнительной драматизации проблемы. В Третьем докладе МГЭИК верхняя граница в прогнозе глобаль- ного потепления была поднята до 5,8 °С. По мнению Стивена Шней- дера (Schneider, 2001: 17), это изменение имеет большое значение и далеко идущие последствия. Шнайдер полагает, что причиной для 1 Лишь после публикации Третьего доклада этот диапазон был расширен до 1,4-5,8 °С (www.ipcc.ch/pub/spm22-0I.pdf, последнее обращение 05.08.2010). 2 Здесь имеется в виду, прежде всего, «эпистемическое сообщество», кото- рое Хаас (Haas, 1992: 187 и далее) описывает как «основанную на знании соци- альную сеть специалистов, убежденных в наличии связей между причиной и следствием, в проверках обоснованности и лежащих в их основе принципиаль- ных ценностях, а, кроме того, преследующих общие политические цели». Как мы покажем далее, Хаас (как ни странно?) отказывается применять понятие epistemic community к МГЭИК.
212 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания него послужило два фактора, которые не относятся к ремеслу моде- лирования: низкий уровень выбросов аэрозолей, способствующих охлаждению климата, и прогноз предельно высокого уровня концен- трации СО2. За последние годы изменился не только диапазон прогнозируе- мого глобального потепления - появилось еще и множество путаю- щих новостей о ее последствиях. Главный поставщик подобных но- востей - МГЭИК. В чем опасность «опасных изменений климата»? В 2004 году ведущий научный консультант Соединенного коро- левства сэр Дэвид Кинг следующим образом высказался об уровне опасности климатических изменений: «Я полагаю, что на сегодняш- ний день изменение климата является одной из проблем, которые за- служивают самого серьезного внимания, даже большего внимания, чем угроза терроризма» (King, 2004: 176). Несколько лет спустя Ми- нистерство окружающей среды, пищевых продуктов и сельского хо- зяйства опубликовало на своей странице в Интернете следующее за- явление: Изменение климата - самая большая проблема, с которой столкнулся мир. В ее решении должны участвовать все страны. При этом Соединенное Королевство играет ведущую роль на международном уровне. Используя инструменты Европейско- го Союза, Большой восьмерки и Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН), мы делаем все для достиже- ния мирового консенсуса с целью принятия мер по предотвраще- нию опасных изменений климата. Цель британского правитель- ства - стабилизация уровня концентрации парниковых газов в атмосфере с целью предотвращения опасных изменений клима- та и адаптации к тем изменениям, которых избежать нельзя. ЕС и правительство Великобритании полагают, что если мы хотим предотвратить опасные последствия, глобальное потепление не должно превышать 2 °С по сравнению с доиндустриальной эпо- хой1. 1 http://defra.gov.uk/sustainable/government/publications/uk-strategy/docu- ments/Chap4.pdf, последнее обращение в сентябре 2009-го года.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 213 Майк Халм (Hulme, 2009: 66 и далее) так комментирует эти рито- рические стратегии: «Терминология и метафорические конструкции страха и катастрофы стали особенно интенсивно применяться в от- ношении изменения климата после событий 11-го сентября. "Война с терроризмом" стала тем конструктом, с которым теперь можно было сравнивать угрозу грядущего изменения климата, ради чего был раз- работан новый репертуар понятий и метафор». Есть и другие примеры еще более драматичных высказываний перед лицом мировой общественности. Говоря об опасных антро- погенных изменениях климата (DAI), несколько авторов из чис- ла экспертов МГЭИК сформулировали «пять причин для беспокой- ства» (Smith et al., 2009). Статья, в которой перечислены эти причи- ны, была опубликована в престижном научном журнале Proceedings of the National Academy of Sciences: Угроза для уникальных и находящихся под угрозой уничто- жения экосистем, таких, как коралловые рифы, тропические глетчеры, виды растений и животных, находящиеся под угрозой вымирания, уникальные экосистемы, места с высоким уровнем биоразнообразия, небольшие островные государства и автохтон- ные сельские поселения. Угроза экстремальных погодных явлений: увеличение ин- тенсивности и частоты либо усугубление последствий периодов сильной жары, наводнений, засушливых периодов, лесных пожа- ров или тропических ураганов. Распределение последствий: отдельные регионы, государства и группы населения понесут больший ущерб от изменений кли- мата, в то время как другие регионы, государства и группы насе- ления понесут гораздо меньший ущерб, а третьи даже извлекут из изменений климата определенную выгоду; порядок ущерба мо- жет варьироваться и внутри регионов, в зависимости от сектора и групп населения. Общий размер ущерба: последствия, распределенные по всей планете, можно представить в виде единой матрицы, в частности, финансовый ущерб, негативное влияние на человеческие жизни или число жертв. Угроза дискретности в огромных масштабах или, как это иногда называют, сингулярности или переломных моментов. Яв- ления такого рода включают в себя (частичное или полное) тая-
214 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания ние ледяных покровов Западной Антарктики или Гренландии и значительные изменения в отдельных частях климатической си- стемы Земли, как, например, существенное сокращение или кол- лапс меридиональной циркуляции в Северной Атлантике (Smith et al, 2009: 2 и далее). По сравнению с предыдущими публикациями МГЭИК и в пер- вую очередь с Третьим докладом 2001-го года авторы переработали анализ этих пяти аспектов с учетом повышения средней глобальной температуры (GMT). Они пришли к выводу, что менее значительное повышение GMT влечет за собой угрозу большего ущерба. Этот вы- вод основывается на том, что, наряду с другими факторами, «растет количество доказательств того, что при незначительном повышении GMT по сравнению с приблизительными показателями 1990-го года климатическая система окажется под угрозой огромного ущерба, ко- торый может быть нанесен ей в течение нескольких столетий». По драматичности высказывания этот прогноз существенно отличает- ся от описанного выше анализа чувствительности климата. Теперь речь идет о переломных моментах (tipping points)1 - либо в связи с концентрацией СО2 (350 ррт), либо в связи с увеличением средней температуры (2 градуса), либо в отношении временного промежутка, когда еще можно что-то сделать (менее десяти лет). В связи с этим Лентон и его соавторы (Lenton et al, 2008: 1786) пишут: Человеческая деятельность, по всей видимости, способ- на привести составляющие климатической системы не только в критическое состояние, но и в качественно отличные модусы функционирования, что подразумевает серьезные последствия для человека и экологических систем. Примерами здесь [...] яв- ляются потенциальный коллапс термохалинной циркуляции в Атлантике, исчезновение тропических лесов Амазонки и таяние 1 Это понятие стало популярным после выхода в свет одноименной кни- ги Малкольма Глэдвелла; в 2006 году его стали использовать ведущие полити- ки. Тони Блэр и премьер-министр Нидерландов Ян Петер Балкененде в письме к одному из политиков Евросоюза сообщают, что «у нас в распоряжении лишь небольшой промежуток времени от десяти до пятнадцати лет для того, чтобы предотвратить катастрофические переломные моменты» (цит. по: Hulme, 2009: 333).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 215 ледяных покровов в Гренландии. Подобные явления принято на- зывать «переломными моментами», в соответствии с популярной идеей о том, что незначительное изменение в определенный мо- мент времени может иметь серьезные долгосрочные последствия для системы; другими словами, «даже мелочи могут повлечь за собой серьезные изменения». Лентон совместно с коллегами изучил некоторые из этих нели- нейных процессов, ведущих к катастрофическим событиям, и при- шел к выводу, что общество, «пребывает в иллюзии безопасности из-за упрощенной репрезентации глобальных изменений». Наиболь- шую угрозу Лентон видит в таянии арктических льдов и ледяного по- крова Гренландии. Политики должны были бы принять во внима- ние эту информацию, однако в этом и «состоит главная трудность»1. Это заключительное замечание проливает свет на подход, типич- ный для модельного метода: «Ввиду большой неопределенности в от- ношении переломных моментов мы должны стараться лучше понять лежащие в их основе физические механизмы и их проявление для того, чтобы политики могли "избежать неподконтрольных ситуа- ций и взять под контроль ситуации неизбежные"» (Lenton et al., 2008: 1792). Другими словами, мы недостаточно знаем о причинах многих аспектов изменений климата. Но что дало бы нам более полное зна- ние? Изменило ли бы оно качество политических решений? На эти вопросы сложно ответить. Поэтому многие ученые, убежденные в необходимости немедленных действий, так любят говорить (наря- ду с разговорами о том, что увеличение финансирования позволило бы укрепить научную основу политических решений) о крайне высо- ком уровне опасности. Нас хотят заставить поверить в то, что от пе- реломных моментов нас отделяют всего несколько сантиметров. Два примера демонстрируют особенность подобной аргументации: один пример связан с повышением уровня воды в Мировом океане, вто- рой - с таянием ледников в Гималаях. 1 Впервые понятие «переломный момент» (tipping point) появилось в 2003 году, когда The Chronicle of Higher Education опубликовала статью, в ко- торой это понятие упоминалось в связи с вероятным ослаблением Гольфстри- ма («Hot Air and Cold Fear: Scientists Debate Whether Global Warming Can Cause a Big Chill») - еще до того, как соответствующие дебаты были отражены в науч- ной литературе по изменению климата. Первая публикация имела место в ноя- бре 2005 года. Рассил и Нисса анализируют проникновение этого понятия из не- научной литературы в климатологию.
216 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Ложная тревога Незадолго до Копенгагенского саммита по климату, которого все с нетерпением ждали, группа из 26 ученых, из которых примерно по- ловина - эксперты МГЭИК, выступила со сборником статей под об- щим названием «Копенгагенский диагноз»1. В этом сборнике встре- чаются заявления вроде следующего: «Повышение уровня воды в Мировом океане до 2100-го года, вероятно, будет, по крайней мере, в два раза больше повышения, прогнозируемого Рабочей группой 1 в етвертом докладе МГЭИК; если не сократить выбросы парни- ковых газов, уровень воды в Мировом океане может подняться бо- лее чем на один метр. Верхняя граница до 2100-го года оценивается в 2 метра». Как утверждают авторы «Копенгагенского диагноза», из-за того, что доклады МГЭИК очень быстро сдаются в печать, а новые зна- ния о стремительно поднимающемся уровне воды в Мировом оке- ане продолжают поступать, на сегодняшний день ученым доступны новые результаты исследований, не включенные в доклад МГЭИК за 2007-й год. Прогнозы о значительном повышении уровня воды в Мировом океане были сделаны в 2007 году немецким океанографом Штефаном Рамшторфом в статье, которая вызвала шквал критики. Авторы «Копенгагенского диагноза» и средства массовой информа- ции использовали именно эти прогнозы. По сути, утверждалось, что это как бы официальное заявление МГЭИК. Лишь после того, как Копенгагенский саммит провалился, в серьезных газетах стали появ- ляться критические статьи. Так, The Sunday Times 10-го января 2010- го года цитировала одного из главных специалистов Метеорологиче- ской службы Великобритании Джейсона Лоуна, который сказал сле- дующее: «Эти прогнозы о том, что уровень воды в Мировом океане поднимется на 2 метра, вызвали большой ажиотаж, однако мы пола- гаем, что до 2100-го года такой существенный подъем маловероятен. Математический метод, лежащий в основе этих прогнозов, просто- ват и неудовлетворителен». Пфеффер и соавторы (Pfeffer et al., 2009) опубликовали результа- ты исследований, на которые сегодня часто ссылаются. Вот что они пишут: 1 http://www.copenhagendiagnosis.org/.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 217 Мы считаем, что состояние ледников, необходимое для суще- ственного повышения уровня воды в Мировом океане, будет до- стигнуто до 2100-го года, но вместе с тем приходим к выводу, что прогнозы о повышении уровня воды более, чем на два метра, не- состоятельны. Мы думаем, что общее повышение уровня воды в Мировом океане на два метра может произойти до 2100-го года лишь в случае стремительного изменения всех переменных. Бо- лее убедительные, хотя тоже основанные на допущении ускоре- ния прогнозы предсказывают общее повышение уровня воды в Мировом океане приблизительно на 0,8 метра до 2100-го года. Эти грубо упрощенные сценарии дают нам «наиболее вероят- ную» отправную точку для более точных прогнозов изменения уровня воды в Мировом океане, в которых учитываются движе- ния ледников. Ввиду приведенного выше пассажа из книги Пфеффера и его кол- лег, тем более удивительно, что авторы некоторых научных статей, которые считают вероятным подъем уровня воды в Мировом океане на 2 метра, ссылаются как раз на Пфеффера. Так, например, Оверпек и Вайс (Overpeck & Weiss, 2009) пишут, что «[...] прогнозируемый Вермеером и Рамшторфом подъекм уровня воды в Мировом океа- не до 2100-го года удивительно точно совпадает с другой, абсолютно независимой оценкой гляциологических границ, опубликованной в прошлом году (0,8-2,0 м; сноска 3)». «Сноска 3» отсылает читателя к статье Пфеффера. Саймон Холгейт раскритиковал статью Рамшторфа в Science за упрощение реальности. Вот что он пишет о ее влиянии на обществен- ность: «Рамшторф обладает талантом публиковать свои статьи с ра- дикальными тезисами перед крупными конференциями, когда вни- мание к ним практически гарантировано. [...] Проблема в том, что методы его односторонни и автоматически ведут к высоким показа- телям повышения воды в Мировом океане. Эти методы невозможно обосновать, но они рождают сенсации» (The Sunday Times, 10-е янва- ря 2010). Второй пример взят непосредственно из Четвертого оценочного доклада МГЭИК за 2007-й год. В Главе 10 мы читаем: Ледники в Гималаях тают быстрее, чем в любом другом реги- оне мира, [...] и если их таяние будет продолжаться с нынешней
218 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания скоростью, очень велика вероятность того, что к 2035-му году или даже раньше они исчезнут при условии, что атмосфера Зем- ли будет нагреваться такими же темпами. Общая площадь ледни- ков к 2035-му году, вероятно, сократится с сегодняшних 500 000 до 100 000 км2 (WWF, 2005). Вопреки собственным правилам, МГЭИК почерпнула этот тезис не из специальной научной литературы, а из статьи, опубликованной годом ранее в New Scientist, автор которой ссылается на исследова- ние WWF. Когда это неприятное обстоятельство стало известно об- щественности, Министерство окружающей среды и лесного хозяй- ства Индии в Нью-Дели подготовило доклад, в котором опроверга- ется тезис о вероятном исчезновении ледников к 2035-му году. Автор доклада Виджай Кумар Раина проанализировал двадцать ледников и пришел к выводу, что говорить об аномальном таянии гималайских ледников преждевременно. Доклад получил поддержку индийско- го министра окружающей среды Джайрама Рамеша. В ответ на это председатель МГЭИК Пачаури выступил с решительной речью в за- щиту доклада МГЭИК и обвинил индийского министра в «дерзости». В интервью для Guardian он сказал: «Мы очень четко представляем себе, что происходит. Я не знаю, почему министр поддерживает эти неподтвержденные результаты исследований. Это крайне дерзкое за- явление» {Guardian, 9-е ноября 2009). Кто прав? Манхав Хандекар, которым в прошлом занимался исследованиями для Министерства охраны окружающей среды Канады, а также был одним из экспертов, работавших над докладом МГЭИК за 2007-й год, дал свою оценку со- временному состоянию научных исследований в данной области, от- части опираясь на анализ Грэхама Когли (университет Трент, Онта- рио). Хандекар приходит к следующему выводу: Площадь гималайских ледников сокращается, но не быстрее, чем площадь других леднико, например, в Арктике или где-либо еще. Два самых крупных и значимых ледника в Гималаях на дан- ный момент уменьшаются очень незначительно. Главная при- чина уменьшения некоторых других ледников заключается, по- видимому, в том, что зимой на них не накапливается достаточ- ное количество снега. Сокращение осадков в виде снега объясня- ется многими факторами, например, годовыми колебаниями ко-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 219 личества осадков зимой или же смещением к югу субтропическо- го струйного течения, простирающегося на 1500 км над Гималай- скими горами (Khandekar, 2009). Между тем Пачаури был вынужден признать свою ошибку. На него оказывалось большое давление, вероятно, в том числе из-за кон- фликтов интересов. Доверие к его высказываниям было подорвано, причем даже в той стране, которая ведет агрессивную климатиче- скую политику. В феврале министр защиты окружающей среды Ве- ликобритании Эд Милибэнд написал письмо Пачаури, в котором, в частности, говорилось: «Ошибки, подобные оценкам МГЭИК в отно- шении гималайских ледников, неизбежно наносят ущерб. Это дает повод для беспокойства, поскольку доброе имя и доверие к МГЭИК необходимы для того, чтобы все страны признали опасность измене- ния климата»1. Он также пишет о том, что МГЭИК должна пересмо- треть принятые в ней процедуры и способы реагирования на крити- ку со стороны общественности и СМИ. Кроме того, необходимо най- ти способ исправлять ошибки и избегать проблем в будущем, осо- бенно в том, что касается докладов, опирающихся на «серую литера- туру». Именно это стало причиной «гималайского ляпсуса». «Разуме- ется, это лишь общий контур стратегии», пишет Милибэнд. «Нужно проделать гораздо большую работы, чтобы в итоге получить подроб- ный план изменений. Британское правительство готово Вам в этом помочь». В целом по прочтении письма не складывается впечатле- ния, что его автор хотел поддержать председателя МГЭИК. В то время, когда писались эти строки, сообщения об ошибках, якобы допущенных в докладе МГЭИК, появлялись едва ли не еже- дневно. Примечательно, что многие комментаторы либо безогово- рочно вставали на защиту МГЭИК, либо огульно критиковали все ее действия. Обе позиции отражают крайне политизированную ситуа- цию, в которой представители обеих сторон, по-видимому, придер- живаются мнения, что речь здесь идет о принципиальной границе между добром и злом, и срединного пути быть не может. Все громче звучали призывы реформировать МГЭИК, была даже проведена не- зависимая проверка под эгидой Межакадемического совета2. Быший 1 http:// www. decc.gov.uk/en/content/cms/what_we_do/change_energy/ tackling_clima/intl_strat/ipcc/ipcc.aspx. 2 <http:www.interacademycouncil.net/?id=12852>.
220 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания председатель МГЭИК Роберт Уотсон четко распознал проблему: «Все ошибки, по-видимому, объясняются стремлением представить опас- ность изменения климата серьезнее, чем она есть в реальности, путем преувеличения ее последствий. Это настораживает. МГЭИК должна проследить эту тенденцию и задать себе вопрос о причинах ее воз- никновения» (Watson, 2010). Когда ученые-активисты слишком часто бьют тревогу, которая затем оказывается ложной, это выходит боком самим ученым, ибо подрывает доверие в целом к науке и в частности к климатологии. Если нас слишком часто предупреждать «Берегитесь, волк!», мы ско- ро просто-напросто потеряем интерес. Один из активистов от науки извлек этот урок из озоновой политики: Мы, ученые, «разрываемся» - с одной стороны, нужно пре- достеречь человечество, но в то же время не хочется всякий раз кричать «Катастрофа!». Ведь если делать это слишком часто, ни- кто не станет тебя слушать. С другой стороны, предостерегая, мы знаем, что наверняка знаем не все. Проблемы можно переоце- нить, но можно и недооценить. Последнее было доказано внезап- ным появлением озоновой дыры. Непростая ситуация для науки (Пауль Крутцен в Die WelU 23.10.1989, цит. в: Grundmann, 1999: 132). Крутцен так же, как Роуланд и Молина, явно выступал в роли ад- воката. Эти трое действовали за пределами того, что считалось науч- ным консенсусом. Они предупреждали об опасности от себя лично, а не от имени организации, и открыто выступали за определенный политический курс. Тогда эту роль ценили немногие. Что касается МГЭИК, то ее эксперты, как нам представляется, поддерживают ту или иную сторону иногда открыто, а иногда скрыто (причем оба эти случая сложно однозначно разделить), а научный консенсус выдает непрерывный сигнал тревоги. Долго так продолжаться не может.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 221 Эффект стадности Пороговая модель Грановеттера (Granovetter, 1978) подходит для анализа социальных ситуаций, когда большое число действующих агентов ориентируется в своих действиях на действия других при практически полном отсутствии институциональных прецедентов, на которые можно было бы ориентироваться, и при высоком уров- не неопределенности. В результате возникает эффект стадности. Не- большая группа с низким пороговым значением быстро берет на себя роль лидера (в данном случае - роль адвокатов) и пытается заручить- ся поддержкой коллег, у которых, однако, пороговое значение выше. Они, прежде чем позволить убедить себя в необходимости действий, хотят увидеть более полные данные или других значимых и заслу- живающих доверия лиц (либо же заслуживающие доверия органи- зации), которые занимают соответствующую позицию. Так, один ис- следователь, с которым Грундманн проводил интервью в рамках сво- его исследования по озоновой политике, сказал: Многие люди ждали, чем это закончится. Потому что боль- шинство ученых в большинстве областей не хотят подавать го- лос, если только они действительно тщательнейшим образом не изучили данную область, чтоб говорить о ней с полной уверен- ностью. Число химиков/метеорологов, разбиравшихся в хими- ческих свойствах газообразного хлора и в метеорологии, на тот момент было очень, очень незначительным. Поэтому никто и не ждал, что многие ученые выскажут свое мнение. Возможно, они говорили что-то вроде: да, это звучит очень интересно и даже убедительно, но когда в это верят - это нечто совершенно другое (Grundmann, 2001: 58). Как мы знаем, ситуация изменилась с наступлением кризиса, т.е. с обнаружением озоновой дыры. В климатической политике мы до сих пор не пережили подобного кризиса и наблюдаем лишь попытки вызвать их, по крайней мере, символически (как показывают приве- денные выше примеры). Вне зависимости от того, придумана ли си- туация или она существует в действительности, если она определяет- ся как реальная, она имеет реальные последствия (как гласит знаме- нитая теорема Томаса). Ниже мы рассмотрим три арены, на которых
222 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания можно наблюдать в действии эффект стадности, заставляющий реле- вантных действующих агентов поверить в то, что изменения климата происходят в реальности и представляют опасность. СМИ Как видно из рисунка 4, количество газетных статей об измене- нии климата непрерывно возрастало в четырех странах выборки. По- сле 2005-го года наблюдается экспоненциальный рост, который до- стигает наивысшей точки в 2007 году. После этого интерес ослабе- вает, однако остается на более высоком уровне, чем в 2006 году. До Копенгагенского саммита по вопросам климата еще раз наблюда- ется повышение интереса, за которым следует стремительный спад (Grundmann & Scott, 2011; Grundmann & Krishnamurthy, 2010). Карвальо и Берджесс (Carvalho & Burgess, 2005) проанализирова- ли британские газеты за прошедшие двадцать лет. Ввиду авторитета МГЭИК и того обстоятельства, что речь в данном случае идет о науч- ных вопросах, логично было бы предположить существование впол- не определенного содержания, которое журналисты могли презенто- вать в качестве истории. Однако между так называемыми «фактами» и их презентацией для массового читателя существуют большие раз- личия, из чего авторы делают следующий вывод: Освещение в прессе проблемы изменения климата было очень тесно связано с политической программой по этому во- просу и особенно с публичными высказываниями премьер- министров и других высокопоставленных членов правительства. Кроме того, как уже упоминалось выше, из нашего анализа следу- ет, что СМИ конструируют совершенно конкретные образы на- учного знания и его неопределенности в отношении изменений климата, акцентируют или, наоборот, преуменьшают серьезность их последствий для того, чтобы сохранить такие политические приоритеты, как регулирующая роль государства, личная свобо- да и в целом экономический и социальный статус-кво. В резуль- тате мы наблюдаем не только политизацию, но и идеологизацию угрозы изменения климата (Carvalho & Burgess, 2005: 1467). В другом исследовании (Boykoff & Boykoff, 2004) утверждается, что американская пресса следует норме сбалансированного освеще-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 223 Рис. 4. Количество статей об изменениях климата в Великобритании, США, Германии и Франции. Ключевые слова для поиска в газетных статьях: climate change, global warming, greenhouse effect; Klimawandel, globale Erwärmung, Klimatastrophe; changement climatique, effet de serre, réchauffement de la planète, réshauffement climatique. Nexis Datenbank. ния проблемы. Т. е. по отводимому пространству и уделяемому вни- манию МГЭИК и ее критики находятся в равном положении. В более позднем исследовании, опубликованном в 2007 году, Бойкофф писал: Согласно результатам данного исследования, за период ис- следования наблюдалось резкое увеличение количества газет- ных сообщений об антропогенном изменении климата как в Со- единенном Королевстве, так и в США; однако в 2005 году изме- нилась манера освещения данной проблемы в американских га- зетах - произошел переход от подчеркнуто всестороннего осве- щения к репортажам, в которых особый акцент делался на суще- ствовании научного консенсуса относительно ответственности за изменение климата (Boykoff, 2007: 6).
224 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Он приходит к выводу, что отныне норма «сбалансированного освещения» уже не является приоритетным методом в представле- нии проблемы изменения климата в серьезных американских печат- ных изданиях. Это означает, что с 2005-го года американские СМИ уже не уделяют так много места и внимания тем, кто сомневается в угрозе изменения климата. Наука Во многих заявлениях ученых, политиков и неправительствен- ных организаций можно прочесть, что ответы на научные вопросы уже найдены, что мы уже знаем, что изменение климата вызвано дея- тельностью человека и причина этого изменения - парниковые газы. В ходе систематического исследования научных публикаций в обла- сти исследований климата (Oreskes, 2004) было проанализировано 928 статей из базы данных Института научной информации (ISI). По словам автора данного исследования, «доклады МГЭИК однозначно свидетельствуют о наличии консенсуса среди ученых», и это, «безу- словно, еще раз подтверждает, что ученые единодушны в том, что де- ятельность человека влияет на глобальный климат [...]». Из 928 про- анализированных статей ни одна не противоречила этому консенсус- ному мнению. В 2003 году, примерно в то же время, когда проводила свое ис- следование Орескес, Денис Брей также собирал данные путем опро- са климатологов1. Брей опросил 558 ученых и пришел к иному выво- ду, нежели Орескес2. Один из вопросов звучал так: «В какой степени 1 Результаты доступны в Интернете: http://coast.gkss.de/staft7bray/ surveyintro.html. 2 В упоминавшемся выше исследования Грундманна мы встречаем анало- гичное высказывание одного из разработчиков модели атмосферы о том, на- сколько сами разработчики доверяют своим моделям: «Я вспоминаю встречу в 78-м году, когда собралось несколько разработчиков [...]. Каждый высказывал- ся по очереди, а вопрос был о том, как же мы должны представлять себе изме- нение озонового слоя в реальности, а не в соответствии с тем, что утверждалось в наших моделях, потому что мы знали, что сами наши модели весьма спорны. Было несколько человек, которые считали, что в конечном итоге реальных из- менений, включая увеличение, нет вовсе. Однако большинство из нас полагали, что в ближайшие 30-40 лет изменения будут значительными. И они были даже более значительными, чем мы ожидали, так как нам тогда не хватало необходи- мых знаний в области химии и физики» (цит. по: Grundmann, 2001: 59).
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 225 Вы согласны с утверждением, что изменение климата вызвано в пер- вую очередь антропогенными факторами?» Значение 1 соответствует высокой степени согласия, значение 7 соответствует высокой степе- ни несогласия. Были получены следующие результаты: 1 - высокая степень согласия - 50 (9,4 % валидных ответов) 2-134 (25,3 %) 3- 112(21,1%) 4-75(14,2%) 5-45 (8,5 %) 6-60(10,8%) 7 - высокая степень несогласия - 54 (9,7 % валидных ответов) Брей попытался разместить результаты своего исследования в Science, однако журнал отказал ему в публикации1. Особый интерес вызывает тот факт, что при формировании вы- борки Брей отчасти опирался на список Орескес и, таким образом, напрямую опросил некоторых ученых, чьи статьи анализировала Орескес. И некоторые исследователи признались, что чувствуют себя недостаточно квалифицированными, поскольку не являются специ- алистами в области климатологии2. Отсюда напрашивается вывод, что исследование Орескес, оче- видно, несвободно от методологических недостатков. По-видимому, в некоторых из 928 статей авторы ссылались на консенсус по вопро- су изменения климат, не пытаясь выяснить, в чем, собственно, этот консенсус состоит и что он означает. Если отдельные авторы при- знаются, что не являются экспертами в вопросах изменения кли- мата, логично предположить, что в данном случае мы наблюдаем эффект стадности. 1 Письмо Брея в редакцию Science под заголовком «Не такой уж однознач- ный консенсус по вопросу изменения климата» выложено в Интернете: http:// www.sepp'.org/Archive/NewSEPP/Bray.htm. 2 nttp://klimazwiebel.blogspot.com/201 О/о 1 /tale-of-tw (комментарий 19).
226 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Научные организации Ричард Ордуэй, «публичное лицо» Национального центра атмос- ферных исследований (NCAR), составил список научных организа- ций по следующему принципу: Все эти научные институты, пользующиеся авторитетом во всем мире, выступили с письменными заявлениями о том, что под влиянием деятельности человека повышается температура атмосферы Земли и/или меняется климат: 1) Европейская академия наук и искусств 2007; 2) Межакадемический союз 2007; 3) Международный совет академий инженерных и техноло- гических наук 2007; 4) 32 национальные академии наук (Австралия, Бельгия, Бра- зилия, Гана, Германия, Замбия, Зимбабве, Индонезия, Ирландия, Италия, Индия, Камерун, Канада, Карибские острова, Кения, Ки- тай, Мадагаскар, Малайзия, Мексика, Нигерия, Новая Зеландия, Россия, Сенегал, Соединенное Королевство, Судан, США, Танза- ния, Уганда, Франция, Швеция, Южная Африка Япония) 2001; 5) Национальные академии наук стран «Большой восьмерки» и пяти других государств сделали совместное заявление в 2009 году; 6) Ассоциация Академий наук африканских стран (Камерун, Гана, Кения, Мадагаскар, Нигерия, Сенегал, Южная Африка, Су- дан, Танзания, Уганда, Замбия, Зимбабве, а также Африканская академия наук) 2007; 7) Королевское общество Новой Зеландии 2008; 8) Польская академия наук 2007; 9) Национальный исследовательский совет США 2001; 10) Американская ассоциация содействия развитию науки 2006; 11) Европейский научный фонд 2007; 12) Федерация научных и технологических организаций Ав- стралии 2008; 13) Американский геофизический союз 2007; 14) Европейская федерация геологов 2008; 15) Европейский союз геологических наук 2005;
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 227 16) Американское геологическое общество 2006; 17) Австралийское геологическое общество 2007; 18) Международная ассоциация геодезии и геофизики 2007; 19) Национальная ассоциация преподавателей наук о Земле 2009; 20) Американское метеорологическое общество 2003; 21) Австралийское метеорологическое и океанографическое общество (с 2009); 22) Канадский фонд наук о климате и атмосфере 2005; 23) Канадское метеорологическое и океанографическое об- щество 2007; 24) Английское королевское метеорологическое общество 2007; 25) Всемирная метеорологическая организация 2006; 26) Американская четвертичная ассоциация (самое позднее с 2009-го года); 27) Американская ассоциация врачей, работающих с дикими животными (самое позднее с 2009-го года); 28) Американское микробиологическое общество 2003; 29) Австралийская ассоциация по изучения коралловых ри- фов 2006; 30) Институт биологии в Великобритании (самое позднее с 2009-го года); 31) Американское общество лесоводов 2008; 32) Американская академия педиатрии 2007; 33) Американский институт профилактической медицины 2006; 34) Американская медицинская ассоциация 2008; 35) Американская ассоциация общественного здоровья 2007; 36) Австралийская медицинская ассоциация 2004; 37) Всемирная федерация общественного здоровья 2001; 38) Всемирная организация здравоохранения 2008; 39) Американское астрономическое общество (самое позднее с 2009-го года); 40) Американское химическое общество (самое позднее с 2009-го года); 41) Американский институт физики (самое позднее с 2009-го года);
228 Райнер Грундманн, Нико Штер. Впасть научного знания 42) Американское физическое общество 2007; 43) Американская статистическая ассоциация 2007; 44) Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК). Ордуэй комментирует этот список следующим образом: Как известно, ни одна [...] научная организация националь- ного или международного уровня [...] не опровергает [базовое знание о влиянии человека на недавние изменения климата], од- нако заявления трех из четырех американских институтов, зани- мающихся науками о Земле (некоторые из них относятся к 1999- му году), отражают их нейтральную позицию, [...] и ни одна ор- ганизация пока не оспаривает результаты МГЭИК [...] относи- тельно того, что именно мы, люди, стали причиной повышения температуры Земли. Некоторые заявления были сделаны до 2001-го года (а в отдель- ных случаях даже еще раньше), однако большая их часть относятся к 2007-му (14) и к 2009-му (10) году. По результатам исследования Бойкоффа (Boykoff, 2007: 3), наи- более значительный рост числа сообщений об изменении климата в прессе в Соединенном Королевстве наблюдался в июне-июле 2005-го года, а также в период с сентября по ноябрь 2006-го года, тогда как в США максимальное увеличение числа статей имело место в ноябре 2006-го года. В обоих случаях усиление внимания к проблеме в прес- се наблюдалось до того, как на эту тему активно стали высказываться профессиональные организации. Национальные академии наук выступали с официальными заяв- лениями и раньше, в частности, еще в 2001 году1, а в период с 2005-го по 2009-й год практически ежегодно. В заявлении 2005-го года под- черкивается, что имеющегося научного объяснения изменения кли- мата достаточно для того, чтобы государства могли предпринять 1 В 2001 году с заявлениями выступили академии наук Австралии, Бельгии, Бразилии, Камеруна, Канады, Карибских островов, Китая, Франции, Ганы, Гер- мании, Индонезии, Ирландии, Италии, Японии, Кении, Мадагаскара, Малай- зии, Мексики, Нигерии, Новой Зеландии, России, Сенегала, Южной Африки, Судана, Швеции, Танзании, Уганды, Соединенного Королевства, США, Замбии и Зимбабве.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 229 конкретные действия для его предотвращения. При этом в заявле- нии напрямую упоминается консенсус экспертов МГЭИК1. В ходе подготовки к 33-му саммиту «Большой восьмерки» в 2007 году академии наук стран «Большой восьмерки» и еще пяти стран (Бразилии, Индии, Китая, Мексики, ЮАР) распространили за- явление, в котором упоминалось заявление 2005-го года и добавля- лось: «[...] безусловно, климат меняется, и очень вероятно, что это изменение вызвано главным образом усиливающимся вмешатель- ством человека в атмосферу. Эти изменения приведут к трансфор- мации окружающей среды, если не будут приняты соответствующие меры»2. Незадолго до 34-го саммита G8 в 2008 году те же национальные академии наук стран G8+5 опубликовали заявление, в котором по- вторяется позиция, высказанная в заявлении 2005-го года, и обра- щается внимание на то, «что происходит изменение климата, и ан- тропогенное потепление влияет на многие физические и биологи- ческие системы». Наряду с другими действиями, авторы заявления призывают правительства других стран «принять необходимые эко- номические и политические меры для того, чтобы ускорить переход к низкоуглеродистой энергетической системе и, создав соответству- ющую мотивацию, добиться изменений в поведении индивидов и го- сударств3. Перед саммитом по проблеме климата в 2009 году в Копенгаге- не представители тех же самых академий подчеркивали: «Изменение климата и устойчивая система энергообеспечения - вот главные про- блемы человечества в будущем. Важно, чтобы главы государств до- стигли договоренности о сокращении выбросов, ибо это необходимо для преодоления отрицательных последствий антропогенного изме- нения климата». Авторы заявления ссылаются на Четвертый оценоч- ный доклад МГЭИК за 2007 год и подчеркивают, что «изменение кли- мата происходит даже быстрее, чем предполагалось ранее, что вы- бросы СО2 с 2000-го года были выше, чем в самых негативных про- 1 Декларацию 2005-го года подписали национальные академии одиннадца- ти стран: Бразилии, Канады, Китая, Франции, Германии, Индии, Италии, Япо- нии, России, Соединенного Королевства и Соединенных Штатов Америки. 2 Совместное заявление академий наук цитируется на сайте: http:// en.wikipedia.org/wiki/Scientific_opinion_on_climate_change. 3 Совместное заявление академий наук 2008-го года.
230 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания гнозах, что арктические ледники таяли, а уровень воды Мирового океана поднимался гораздо быстрее, чем предполагалось»1. Считаете ли Вы, что еще при Вашей жизни глобальное потепле- ние будет представлять серьезную угрозу для Вас или для Вашего об- раза жизни? Do you think that global warming will pose a serious threat to you or your way of life in your lifietime? ■ % Yes ! : % No 6S 25 • _ 66 31 • 65 33 ■• 62 35 58 60 - 40 38 67 32 1998 2000 2002 2004 2006 2008 2010 Рис. 5. Данные опроса о глобальном потеплении в США Стремление повлиять на процесс принятия политических ре- шений особенно очевиден среди академий и других профессиональ- ных объединений. Некоторые их заявления, безусловно, можно на- звать алармистскими. Как мы уже видели в отношении СМИ, здесь 2007-й год также был годом наибольшей активности. Пока неясно, сохранится ли запал и в последующие годы или же внимание к дан- ной проблеме будет ослабевать. Одной из причин того, почему при- менительно к проблеме изменения климата мы не наблюдаем циклов внимания (см. Grundmann & Krishnamurthy, 2010), является инсти- туционализированная структура общественности. В лице МГЭИК была создана организация, которая регулярно распространяет науч- 1 Совместное заявление академий наук 2009-го года.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 231 ные новости, полученные от других научных организаций и различ- ных групп, объединенных общими политическими или иными инте- ресами. Этим обеспечивается определенный уровень освещения про- блемы. И, тем не менее, есть основания полагать, что в ближайшие годы произойдет относительный спад интереса, поскольку постоян- ный рост внимания со стороны СМИ невозможен. Thinking about what is said in the news, in your view is the seriousness of global warming — [ROTATED: generally exaggerated, generally correct, or is it generally underestimated]? % Generally exaggerated 31 30 31 33 38 31 30 33 35 41 48 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 Рис. 6. Восприятие американской общественностью сообщений СМИ о глобальном потеплении Если вспомнить то, что говорится о глобальном потеплении в но- востях, на Ваш взгляд, серьезность этой проблемы в целом переоце- нивается, оценивается адекватно или же недооценивается? Кроме того, общественное мнение и освещение проблемы в прес- се не развиваются синхронно. Как показывают опросы, проведенные в США, с 1998-го по 2002-й год обеспокоенность в связи с изменени- ем климата была выше, чем в период между 2006-м и 2008-м годом, когда наблюдался повышенный интерес к этой проблеме в СМИ. По- сле 2008-го года имело место даже некоторое уменьшение беспокой- ства, т.е. как раз тогда, когда количество газетных статей про измене- ние климата достигло своего пика. Мы приводим здесь графики Ин- ститута Гэллапа (см. рисунок 5).
232 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Опрос Гэллапа также показывает, что, согласно общественному мнению, американские СМИ преувеличивают серьезность проблемы глобального потепления - при том, что опрос проводился как раз в тот момент, когда СМИ писали на эту тему все чаще и чаще (см. Ри- сунок 6). Эта обратная связь между освещением проблемы в СМИ и обще- ственным восприятием нуждается в объяснении. Возможно, мы име- ем дело со здоровым скептицизмом людей, у которых складывается впечатление, будто им пытаются что-то продать. Нордхаус и Шел- ленбергер (Nordhaus & Shellenberger, 2009) предлагают следующую интерпретацию: Возможно, они не очень хорошо разбираются в климатоло- гии, но их нельзя против воли заставить поверить в апокалипти- ческие картины будущего нашей планеты или последовать при- зыву кардинально изменить «наш образ жизни» - только потому, что так им говорят экологи и климатологи. Как это часто бывает, мнению экспертов они доверяют меньше, чем образованные эли- ты, и было бы неплохо, если бы те из нас, кто уделяет этим вопро- сам больше внимания, помнили, что мнение экспертов и, кстати, их консенсус тоже на настоящий момент сделали не такую бле- стящую карьеру, как большинству из нас хотелось бы думать. Возможно, именно эти попытки привлечь как можно боль- ше внимания за счет максимально мрачных прогнозов о судь- бах планеты (и человечества) как раз и подорвали доверие обще- ственности к науке о климате. Апокалиптические картины ката- строф, вызванных глобальным потеплением, привели не к требо- ваниям сложных, масштабных мер со стороны общественности, а к тому, что многие американцы стали сомневаться в науке. После того, как было озвучено требование климатологии кардиналь- но изменить образ жизни, многие американцы, как и следовало ожидать, пришли к выводу, что плох не их образ жизни, а то, что им рассказывали ученые. И в этом они не так уж и неправы, по- скольку некоторые известные борцы против изменения климата в своем неудержимом стремлении заставить политиков действо- вать делали такие заявления о состоянии климатологических ис- следований, которые выходили далеко за рамки любого научного консенсуса по данной теме, пропагандируя самые мрачные сце-
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 233 нарии и радикальные новейшие исследования, нередко отклоня- ющиеся от мнения МГЭИК. Здесь затронут важный аспект отношений между общественным мнением, мнением экспертов и СМИ. Ошибаются те, кто считает, что общественность можно убедить, представив ей «наиболее обо- снованные из имеющихся результаты научных исследований». Оши- баются и те, кто полагает, что наиболее обоснованные результаты не были восприняты потому, что скептики начали медийную войну, и чтобы ее выиграть, нужно наращивать силы. Но общество странно устроено - его не так легко соблазнить, но и измотать его тоже не- легко. Это вовсе не означает, что общественность все «знает лучше». Но у нее есть свои причины кому-то верить больше, а кому-то мень- ше. И есть устойчивые механизмы, выравнивающие реальную жизнь и базовые ценности с ожиданиями извне. Как объясняют Нордхаус и Шелленбергер (Nordhaus & Shellenberger, 2009): Если сложить эти два психологических феномена - недоста- точное чувство имманентной угрозы (то, что психологи называ- ют «low-threat salience») и лояльность к системе, в результате по- лучится общественное мнение, изо всех сил сопротивляющееся просвещению или в целом какому-либо влиянию. Большинство американцев не чувствуют опасности в той мере, которая необхо- дима, чтобы прислушаться к сообщениям на эту тему, а попытки добавить громкость вызывают только одну реакцию - стремле- ние сохранить статус-кво. Стало быть, тенденции последних лет учат нас, что угрозы апокалипсиса - в том случае, если его послед- ствия относятся к далекому будущему, их сложно представить себе образно или логически и вызваны они не кознями внешне- го врага, а повседневной деятельностью человека - распознаются не так легко, и большинство людей не видят в них опасности для сегодняшнего дня. И чем громче и тревожнее звучат голоса бор- цов против изменения климата, тем сильнее поляризация мне- ний по этому вопросу, а на каждого привлеченного таким обра- зом либерала приходится один потерявший интерес консерватор или представитель умеренных взглядов. Эти интересные и даже вполне убедительные объяснения подни- мают новые вопросы, требующие изучения как с точки зрения психо- логии, так и в целом социальных наук.
234 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания Климатическая политика: что теперь? Энтони Гидденс (Giddens, 2009) посвятил проблеме изменения климата целую книгу, в которой он анализирует различные совре- менные политические дискуссии в Великобритании и в мире. В на- чале своего исследования он пишет: «Многие говорили, что для того, чтобы всерьез заняться проблемой изменения климата, необ- ходимы усилия, схожие с подготовкой к войне, с той лишь разницей, что в данном случае отсутствуют враги, которых можно распознать и с которыми можно бороться» (Giddens, 2009: 2). И, говоря о том, как трудно действовать в такой ситуации, Гидденс формулирует парадокс, который он без ложной скромности называет своим име- нем: Климатическая политика должна заниматься тем, что я назы- ваю «парадоксом Гидденса». Этот парадокс гласит, что, посколь- ку опасности, связанные с глобальным потеплением, нельзя по- трогать руками, она не проявляются сегодня же и не видны в по- вседневной жизни, какими бы пугающими они ни казались, мно- гие жители Земли будут сидеть сложа руки и не станут предпри- нимать никаких конкретных действий. И, тем не менее, ждать, пока эти опасности станут зримыми и требующими безотлага- тельных действий, сегодня уже нельзя (Giddens, 2009: 2). Изложив суть некоторых, наиболее актуальных и, следует при- знать, амбициозных проектов, Гидденс заявляет, что «у нас нет кли- матической политики [...], нет и анализа политических инноваций, необходимых для реализации наших устремлений в отношении огра- ничения глобального потепления» (Giddens, 2009: 4). В этой связи он приводит множество аргументов, которые пред- ставляются нам весьма спорными1, однако их обсуждение отвлекло бы нас от основного вопроса. Тем не менее, его анализ слабых сторон политической фразеологии об изменении климата верен. Так, напри- мер, он дает понять, что звон набатного колокола вряд ли способен заставить политиков принять правильные решения и вовремя реа- 1 В первую очередь мы имеем в виду несогласие Гидденса с принципом предупреждения неблагоприятных последствий и с концепцией устойчивого развития.
Глава 4. Защитники природы: власть климатологии 235 лизовать необходимые меры климатической политики. По мнению Гидденса, страх - это не лучшая мотивация человека к действию. Кроме того, мы разделяем его скептическое отношение к слиш- ком сильной фиксации на целевых установках (что свидетельствует, скорее, о нежелании действовать, нежели наоборот) и его мнение о том, что адаптация к изменению климата должна быть проактивной. Связь между общественным мнением и мерами правительства Гидденс рассматривает в контексте теории Кингдона (Kingdon, 1984) о политических течениях, окнах возможностей и политических пред- принимателях. Эта теория предлагает решения возникающих про- блем тем, кто ждет этих решений. В кризисных ситуациях особен- но велика вероятность того, что откроются политические окна (воз- можности), и решающую роль может сыграть своевременная презен- тация убедительных решений. Гидденс, правда, использует понятие политического предпринимателя в очень узком смысле, ограничивая его лишь традиционным кругом политиков и тех, кто принимает ре- шения. Интересно, что ни у Кингдона, ни у Гидденса мы не встретим упоминания ученых или каких-либо других экспертов. Их нет в спи- ске тех, кто может влиять на политическое решение. В контексте на- шей аргументации и проблематики данной книги этот аспект особен- но важен. Гидденс упоминает о «фрейминге» и «фокусирующих со- бытиях», тем самым отдавая должное роли СМИ. Общий настрой на- ции имеет огромное значение и «оказывает существенное влияние на то, где и когда сходятся в одной точке проблема, политика и полити- ческие течения» (Giddens, 2009: 112). Это действительно так, а пози- цию Гидденса мы разделяем и в том, что не следует слишком сильно полагаться на результаты климатологических исследований, но, не- смотря на это, мы считаем, что ученые в роли политических пред- принимателей все же заслуживают нашего внимания. Это не значит, что они всегда играют положительную роль. Во-первых, параллель- но с ними действуют и другие участники, а во-вторых, ограничение процесса исключительно научной сферой может привести к его за- медлению. МГЭИК, бесспорно, сыграла главную роль в определении поли- тического курса. Без ее участия изменение климата не было бы одной из важнейших глобальных проблем, каковой оно является сегодня. И все же МГЭИК демонстрирует и типичные слабые стороны тради- ционного модуса отношений между наукой и политикой. Считает- ся, что правительства должны следовать рекомендациям ученых, по-
236 Райнер Грундманн, Нико Штер. Власть научного знания скольку последние производят лучшее из возможного знания за счет достижения консенсуса в своей среде. Даже если оставить в сторо- не вопрос о необходимости консенсуса, МГЭИК пренебрегает важ- ным аспектом, а именно ограниченной возможностью контролиро- вать социальные параметры действия. Возвращаясь к нашему разли- чению, мы можем констатировать, что МГЭИК производила знание для практики, но не практическое знание. Призывая к сокращению выбросов парниковых газов во всем мире, МГЭИК, по-видимому, не учитывает того, что на выбросы влияют факторы, которые превыша- ют возможности политического контроля со стороны правительств. Уровень выбросов парниковых газов зависит от экономической де- ятельности, а правительства не могут быть заинтересованы в ее со- кращении. Так политика оказывается перед необходимостью пред- почесть одно другому. Как показывает опыт, до сих пор экономиче- ский рост был для политики важнее, чем обеспокоенность потенци- альными климатическими кризисами в будущем. Разумеется, у изло- женной здесь проблемы нет простого решения. Но оставлять ее во- все без решения и просто убеждать политиков в том, что они долж- ны набраться духу и поставить экологию выше экономики, нам не кажется разумным. По-видимому, быстрого способа, оставляющего пространство для поиска решений, нет. Единственная реалистичная альтернатива, вероятно, заключается в долгосрочной реструктуриза- ции экономики и общества за счет развития низкоутлеродных техно- логий и защиты от возможных рисков. Альтернативой прокрустову ложу сокращения выбросов явля- ется анализ ключевых секторов экономики с высоким уровнем вы- бросов парниковых газов (производство стали, цемента, энергетиче- ский сектор) с помощью уравнения Кайя (названному так по имени японского ученого, специалиста в области энергетики Йоши Кайя). Оно показывает, что все антропогенные выбросы являются результа- том всего четырех переменных: населения, валового национального продукта (ВНП) на душу населения, потребления энергии на единицу ВНП (энергоемкость) и выбросов на единицу потребления энергия (углеродоемкость). Мы не будем касаться демогра