История отечества, в романах, повестях, документах. Столетье безумно и мудро. Век XVIII - Рогожин Н.М.

Автор: Рогожин Н.М.

Теги: художественная литература история повести романы источниковедение история нового времени издательство молодая гвардия серия история отечества в романах повестях документах

Год: 1986

Похожие

История отечества, в романах, повестях, документах. Вслед подвигам Петровым... Век XVIII

История отечества, в романах, повестях, документах. В огненном кольце. Век XX

История отечества, в романах, повестях, документах. Обновление земли. Век XX

История отечества, в романах, повестях, документах. Блестящая плеяда. Век XIX

Текст

Scan Kreyder -16.12.2018 - STERLITAMAK

история отечества
В РОМАНАХ,
повестях,
ЛОКУ7ИСНТЯХ.
ВЕК
XVIII

^ Столетье
безумно и мулро
ЛС.Пушкин
МПИТЛНСКЛЯ
ЛОЧМ
Роман
Л.Н.Радищев
ПУТЕШЕСТВИЕ
ИЗ ПЕТЕРВУРГИ
В МОСКВУ
ПВОРЯНСМЯ
ИМПЕРИЯ
документы
Записки
Воспоминания
Москва
■ЛЮ71СШЯ Г^РЛИЯ
1986

ББК 84Р1
С 81
РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ БИБЛИОТЕКИ
«ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА В РОМАНАХ,
ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ»
Алимжанов А. ТБондарев Ю. В., Деревянко А. П.,
Десятерик В. ИКузнецов Ф. ФКузьмин А. ГЛихачев Д. С
Машовец Н. П., Новиченко Л. Н., Осетров Е. И.,
Рыбаков Б. А., Сахаров А. НСевастьянов В. И
Хромов С. С., Юркин В. Ф.
Автор предисловия
доктор исторических наук, профессор
В. И. БУГАНОВ
Составление, сопроводительный текст, комментарии
кандидата исторических наук
Н. М. РОГОЖИНА
Рецензент доктор исторических наук
А. И. КОМИССАРЕНКО
Оформление библиотеки
Ю. БОЯРСКОГО
Иллюстрации
А. БИЛЮКИНА
4701000000—199 _
С 078(02)—86 163—86
© Издательство «Молодая гвардия», 1986 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Нет, ты не будешь забвенно,
столетье безумно и мудро...
А. Н. Радищев
Осъмпадцатое столетье
XVIII столетие — бурная и противоречивая эпоха отече¬
ственной истории. С одной стороны, великие достижения: рефор¬
мы времен Петра I и Екатерины И, громкие победы в Север¬
ной, Семилетней, русско-турецких войнах, взлет во всех областях
науки, культуры; с другой — ужасы крепостничества, которое
в это время, по словам В. И. Ленина, на практике мало чем от¬
личалось от рабства; вереница бездарных правителей после Пет¬
ра — «ничтожных наследников северного исполина» (А. С. Пуш¬
кин); печально-знаменитые дворцовые перевороты; бироновщина
с засильем немцев; разгул казнокрадства, взяточничества. Разви¬
тие оппозиционной общественно-политической мысли, появление
революционных настроений в среде передовых дворян (А. Н. Ра¬
дищев и радищевцы) соседствовали с деспотизмом — «просве¬
щенным», припудренным европейской образованностью и лоском
и диким, принимавшим нередко изуверские формы по градам и
весям российским; недаром Радищев, обозревая внутренним взо¬
ром современную ему Россию, страну, богатую талантами и не¬
счастную одновременно, писал о безумии и мудрости века, за¬
вершавшего свой путь в мировой истории.
...«Петру Первому — Екатерина Вторая» — эта горделивая
надпись, выбитая по повелению императрицы всероссийской на
цоколе памятника, созданного Э. М. Фальконе, говорит о многом.
Повелительница обширного и могущественного государства, быв¬
шая принцесса захудалого немецкого княжества, жена незадач¬
ливого русского императора Петра III, задушенного столичными
гвардейцами, она их волей вознеслась на вершипу власти и
5

треть столетия правила в интересах дворянской гвардии, всего
российского шляхетства. Дворянство и при жизни «матушки-го¬
сударыни», и десятилетия спустя после ее кончины прославляло
«золотой век» Екатерины. Императрица считала себя продолжа¬
тельницей деяний Великого Петра, и, нужно сказать, в ее прав¬
ление страна, как и в первой четверти XVIII века, далеко шагну¬
ла вперед по всем направлениям. В области экономики Россия
заняла одно из ведущих мест в тогдашнем мире; достаточно ска¬
зать, что она опередила все страны по выплавке чугуна, а под
парусами из русского полотна европейские корабли бороздили во¬
ды Мирового океана. Во второй половине XVIII века сформиро¬
вался капиталистический уклад, началось разложение феодально-
крепостнической системы. Блистательные победы русской армии
и флота в войнах с Турцией, Швецией и Францией приумножи¬
ли воинскую славу солдат и матросов, генералов и адмиралов —
П. А. Румяпцева-Задунайского, А. В. Суворова, Ф. Ф. Ушакова и
многих других. Русская культура выдвинула великих мастеров
литературы и искусства.
Но, как и при Петре Великом, развитие страны носило про¬
тиворечивый характер. Дело здесь не только и не столько в от¬
дельных неудачах, поражениях, а в главном — в сохранении и
попытках усиления крепостного права, которое, как кандалы, не
только опутывало российское крестьянство, но и мешало дви-
жепию вперед всего общества, замедляло и деформировало его
развитие, исторический прогресс в целом. Крепостное право ста¬
ло причиной того, что русская промышленность, вышедшая на
передовые рубежи во второй половине XVIII века, начала резко
отставать от промышленности передовых стран Европы и Амери¬
ки в следующем столетии. В гораздо большей степени это отно¬
сится к сельскому хозяйству. Всесилие феодалов, их полномоч¬
ных представителей в лице правящей верхушки во главе с им¬
ператрицей, тяжелое положение низов общества стали причиной
нового усиления народного недовольства, классовой борьбы, кото¬
рая в середине — третьей четверти столетия припяла исключи¬
тельные размах и упорство. Почти вся третья четверть столетия
с бесчисленными восстаниями стала своего рода подготовкой ве¬
ликой Крестьянской войны под предводительством Пугачева.
Всю вторую половину XVIII века можно с полным правом назы¬
вать не «екатерининской эпохой», как это делали дворянские и
буржуазные историки и публицисты, писатели и поэты, а «пуга¬
чевской эпохой» — Пугачев, его предшественники и последова¬
тели, их неустанная и героическая борьба наложили характер¬
нейший отпечаток на жизнь русского общества, историю Оте¬
чества.
Россия — огромное государство, территория и население ко¬
6

торого заметно выросли во второй половине столетия, — оста¬
валась аграрной страной. В середине века (1747 г.) в ней про¬
живало 18 миллионов человек, в конце (1796 г.) — 36 миллио¬
нов. Из них городские жители составляли 4,1 процента, осталь¬
ные 95,9 процента — сельское население, почти половина кото¬
рого — 48,7 процента — крепостные крестьяне. Российская импе¬
рия простиралась от Балтийского и Черного морей до Тихого
океана, от Северного Ледовитого океана до степей Прикаспия и
Казахстана.
Правящие круги в эпоху «просвещенного абсолютизма» вто¬
рой половины столетия, несмотря на рассуждения о «всенарод¬
ной пользе», «общем благе», заботе о благе «всех верноподдан¬
ных», проводили сугубо продворянскую политику. Защита кре¬
постнических порядков, предотвращение хозяйственного упадка
дворянских вотчин, борьба с требованиями и выступлениями со¬
циальных низов составляли суть мероприятий центральных и
местных органов власти.
Неуклонно укреплялась абсолютная власть российских мо¬
нархов. По-прежнему на страже интересов класса феодалов стоя¬
ли Сенат, высшее государственное учреждение России, и колле¬
гии. При царствующих особах действовали учреждения, стояв¬
шие над всей бюрократической системой: «Конференция при вы¬
сочайшем дворе» при Елизавете Петровне (1741—1761 гг.), «Совет
при высочайшем дворе» при Петре III (1761—1762 гг.), «Непре¬
менный совет» при Екатерине II (создан в 1769 г.). В значитель¬
ной степени возросла власть генерал-прокурора Сената; он высту¬
пал в роли доверенного лица императрицы. В 1764 году упразд¬
нили должность украинского гетмана и тем самым автономные
права Украины.
Императрицы, правительства раздают десятки и сотни тысяч
крестьян и десятин земли фаворитам, вельможам, прочим дворя¬
нам. Последние только от «матушки государыни» Екатерины II
получили до 800 тысяч крестьян обоего пола. Дворяне безза¬
стенчиво захватывали земли в Поволжье и Заволжье, Новороссии
и других местах. А Генеральное межевание легализовало владе¬
ние дворянами 50 миллионами десятин «примерной земли». Не¬
даром А. Т. Болотов, известный мемуарист, дворянин среднего
достатка, назвал манифест о межевании «славным» документом.
По случаю возведения на престол Екатерины II в результате
дворцового переворота, побед над врагами внешними (войны с
Турцией и др.) и внутренними (победа над Пугачевым, напри¬
мер) братья А. Г. и Г. Г. Орловы, Г. А. Потемкин, П. А. Румян¬
цев, П. И. Панин,. А. И. Бибиков получили тысячи десятин и ты¬
сячи крепостных душ. Граф П. Б. Шереметев, богатейший поме¬
щик России, владел 160 тысячами крестьян, которые трудились
7

в его имениях, разбросанных в 16 губерниях. Однажды он прини¬
мал в Кускове, в «маленьком Версале», как его называли совре¬
менники, саму императрицу, истратив на это 25 тысяч рублей.
Граф Орлов, выехавший на конгресс в Фокшаны после оконча¬
ния первой русско-турецкой войны (1768—1774 гг.), щеголял в
платье, усыпанном бриллиантами и другими каменьями, стоимо¬
стью в 1 миллион рублей.
Императорская фамилия располагала вотчинами с 1 миллио¬
ном крестьян; чистый доход от них ежегодно составлял 480 тысяч
рублей, из которых лишь 30 тысяч вкладывались в производство,
остальные шли на царские дворцы, банкеты, содержание штата.
Помимо эксплуатации крестьян, вельможи и рядовые дворя¬
не получали доходы от заводов и фабрик, винокурения, промыс¬
лов, торговых предприятий. Таковы, например, граф А. И. Шу¬
валов, владевший металлургическими заводами, или генерал-про¬
курор Сената А. И. Глебов, наживавший деньги на винном от¬
купе в Иркутске, и многие другие. Многие помещики заводили
мануфактуры в своих владениях.
О роскошной жизни, мотовстве русских вельмож слухи и
легенды распространялись по всей стране. За ними тянулись по¬
мещики. Все это ложилось тяжелым бременем на народные ни¬
зы, прежде всего крестьянство. По указу 17 января 1765 года
владельцы получают право ссылать в Сибирь «вредных обществу
людей» — крестьян, осмеливавшихся в той или иной форме про¬
тестовать против давившего на них гнета; через три года по но¬
вому указу крестьян, протестовавших против гнета и насилия
помещиков, обязали содержать воинские команды, присланные
для их усмирения. Екатерине, особенно во время выездов, путе¬
шествий по стране, сильно докучали челобитьями всякие обижен¬
ные и угнетенные; последовал указ о наказании и ссылке тако¬
вых на поселение в Нерчинск с его рудниками. За сосланных по¬
мещики получали денежную компенсацию или их рассчитывали
как рекрутов. Дворяне торговали крестьянами, как скотом, раз¬
лучая семьи, проигрывали в карты, обменивали на борзых, чи¬
нили суд и расправу. Садистской жестокостью прославились из¬
вестная Салтычиха, княгиня Куракина, супруги Шеншины и мно¬
гие другие.
Специалисты подсчитали, что за XVIII столетие повинности
крестьян в пользу помещиков выросли в 12 раз, государственные
подати — в полтора раза. Если учитывать непрерывное падение
курса рубля, увеличение платежей не выглядит столь стреми¬
тельным, повинности в пользу казны даже несколько снизились.
Но поборы феодалов все равно поднялись очень сильно. Всеоб¬
щее ликование российского шляхетства вызвал указ 18 февраля
1762 года «О даровании вольности российскому дворянству». В от¬
8

личие от петровских законоположений, требовавших от дворян
обязательной службы государству, военной или гражданской, этот
акт освобождал их от таковой; дворянские дети должны были
лишь обучаться пристойным для «благородного» сословия наукам
и учтивостям.
Конечно, объективные процессы экономического развития, по¬
требности страны, протест социальных низов заставляли власти,
класс феодалов идти на уступки, послабления. В одних случаях
они давали реальные плоды, как, например, секуляризация мо¬
настырских и церковных земель 1764 года, приведшая к переводу
почти 2 миллионов крестьян обоего пола из подчинения духо¬
венству в категорию экономических (ими стала ведать специаль¬
ная Коллегия экономии), позднее — государственных. Их пере¬
вели на денежный оброк, что в известной степени улучшало по¬
ложение бывших монастырских крестьян. Облегчили положение
старообрядцев (освобождение их в том же 1764 году от двойной
подушной подати). Власти в 70-е годы обнародовали указ о сво¬
боде торгово-промышленной деятельности, что давало большую
свободу крестьянам и мещанам, прежде всего, конечно, зажиточ¬
ным. В других случаях меры и жесты правительства, предприни¬
маемые в духе «просвещенного абсолютизма», носили деклара¬
тивный, фальшивый характер. Так было, например, с широко
разрекламированным созывом в 1767 году Комиссии по состав¬
лению нового Уложения (взамен устаревшего Соборного уложе¬
ния 1649 г.), чтением для ее депутатов наказа Екатерины II с
рассуждениями о правах человека в духе «Энциклопедии» Дидро
и Даламбера и других сочинений передовых философов, мысли¬
телей Западной Европы XVIII века. Когда дело дошло до обсуж¬
дения наказов депутатов от сословий, особенно тех, в которых го¬
ворилось о недостатках существующего строя, об ужасах кре¬
постничества, Екатерина II быстро распустила комиссию, пре¬
кратила эту, по словам Пушкина, «фарсу наших депутатов, столь
непристойно разыгранную».
Существенные изменения произошли в положении классов,
сословий. Давно ушла в прошлое сложная иерархия служилых
людей «по отечеству» — их деление на московских и городовых
(провинциальных). Исчезли бояре, окольничие, думные дворяне,
думные дьяки, стряпчие, стольники, городовые дворяне и дети
боярские, жильцы. Со времен петровской «Табели о рангах» и
других узаконений феодалы консолидировались в единый класс
российского дворянства, шляхетства; юридическое положение его
унифицировалось: все феодалы, столичные и провинциальные, за
свою службу получали определенный чин по гражданскому или
военному ведомству. Тем не менее земельная аристократия со¬
храняет и усиливает свои позиции; место бояр и окольничих за¬
9

нимают князья, графы и бароны; с этими вельможами не могут
тягаться рядовые, провинциальные дворяне, хотя по закопу они
имеют равные с ними права и возможности, и этому отнюдь не
противоречат взлеты и блистательная карьера таких людей, как
тот же Меншиков или Потемкин, братья Разумовские и Орловы.
Указ о вольности дворянской провозглашает «благородное дво¬
рянство... яко главной в государстве член»; по словам императ¬
рицы в «Наказе», «дворянство есть нарицание в чести, различа¬
ющее от прочих тех, кои оными украшены». Дворянство, потом¬
ственное и пожалованное, получило свою сословную организа¬
цию. Происходило, с одной стороны, одворянивание представите¬
лей купеческого и других сословий; с другой — обуржуазивать
дворянства, представители которого втягивались в торговую и
промышленную деятельность. Екатерипа II однажды с великим
удивлением восприняла известие о том, что в числе винных от¬
купщиков числились вельможи князья Гагарин, Долгоруков, Ку¬
ракин; а граф Апраксин, более того, изъявил желание записать¬
ся в третью купеческую гильдию — поступок, по мнению импе¬
ратрицы, совсем уж сумасшедший. Поскольку нашлись стремя¬
щиеся к тому же, этим вопросом пришлось специально зани¬
маться Сенату.
В положении крестьянства тоже произошли в XVIII веке
существенные перемены. С одной стороны, апогея достиг кре¬
постнический режим. С другой — заметны признаки его начав¬
шегося ослабления, расшатывания. Секуляризация монастырских
крестьян, переход теми или иными путями крепостных в разряд
государственных, бегство на окраины страны, большая свобода
в запятиях торгово-промышленной деятельностью, увеличение
числа оброчно-обязанных отходников — все это смягчало тяжесть
крепостнической эксплуатации. Несмотря па вовлечение в сферу
крепостнической эксплуатации новых масс людей и новых тер¬
риторий (например, Украины и других), удельный вес крепост¬
ных в общей массе податного населения начинает постепенно
снижаться.
Податная реформа Петра 1718 года привела к унификации
низших сословий населения. В то же время появляются новые
социальные разряды крестьян — приписные к заводам, посессион¬
ные. В Среднем Поволжье и Прикамье сформировалась особая
категория крестьян —- лашманов, которые занимались заготов¬
кой и сплавом строевого леса для кораблестроения.
Довольно многочисленная категория дворцовых крестьян
(с конца XVIII в. их называли удельными) все более сближа¬
лась с государственными. Ясашные люди (из представителей не¬
русских народностей Поволжья, Приамурья, Сибири) нередко пе¬
реводились с натурального на денежный оброк.
10

Формируется третье сословие, представителей которого в
XVIII веке называли разночинцами. Это лично свободные подат¬
ные люди — из отставных солдат, матросов, их детей, отпущен¬
ных па волю крепоетных, родственников «канцеляристов», ду¬
ховных лиц низшего ранга и других, наконец, — ремесленники
и торговцы, проживавшие в городах и торгово-промышленных
селениях.
Характерными фигурами становятся крестьяне-отходпики,
скупщики, предприниматели — крестьяне «купечествующие». Вы¬
деляется слой своего рода крестьянской буржуазии и категория
бедняков-наемников, работавших в разных отраслях мануфактур¬
ной промышленности, на промыслах, транспорте, отчасти и в
сельском хозяйстве.
Выделяла крестьянская среда и еовсем пе обеспеченных лю¬
дей, голь перекатную — бобылей, половников, «праздношатаю¬
щихся», «не помнящих родства»; многие скитались «меж двор»,
«по миру», то есть попросту нищенствовали.
Увеличивалась численность городских сословий — купцов,
объединенных в гильдии, и ремесленников-мещан; между двумя
этими категориями происходила, социальная диффузия — разбо¬
гатевшие мещане поднимались в гильдийскую среду, а обедпев-
шие купцы-гыльдийцы спускались в ряды мещанства. Имуще¬
ственное неравенство, социальное размежевание поляризовали эту
социальную среду — из нее выделялись предприниматели и на¬
емные работники.
Важнейшим фактором социального порядка, характерным для
XVIII века, стало формирование предпролетариата из числа по¬
томственных работных людей фабрик и заводов, приписных и
посессионных крестьян, отходников и прочих, предбуржуазии из
купцов, «капиталистых» крестьян, «купечествующих» дворян.
Особенности социально-экономического развития страпы,
укрепление позиций самодержавия и господствующего класса,
усиление его нажима па социальные низы имели естественным
следствием усиление классовой борьбы. В XVIII столетии проис¬
ходят две крестьянских войны, широкий размах принимает про¬
тест всех категорий крестьян, на борьбу поднимаются работные
люди мануфактур, городские сословия, казаки, представители
нерусских народностей Поволжья, Урала, Казахстана, Сибири.
Большие масштабы приобретают народные выступления в раз¬
ных районах страны в еередине и третьей четверти XVIII века.
Как отмечалось выше, это время — канун Пугачевского восста¬
ния, после подавления которого классовая борьба во многом на¬
поминает времена Пугачева и события, предшествовавшие дви¬
жению, им возглавленному. Подготовка, предпосылки Крестьян¬
ской войны 1773—1775 годов, само Пугачевское восстание, после-
11

пугачевские движения — все эти этапы генетически связаны
между собой, имеют общие черты, перерастают друг в друга.
Бегство приняло такие масштабы, что приходили в запусте¬
ние многие села и деревни, целые волости. Причинами его сами
крестьяне называли «тяжкие поборы» и «скудность», «нападки»
и побои, «тиранство» помещиков и голод, рекрутчину и подуш¬
ную подать. Уходили не только в соседние уезды и города, к
новым владельцам, на заводы, но и в степь, в казачьи области,
на Урал и в Сибирь, Украину и Каспий, «за польский рубеж» и
«Бухарскую сторону», в Персию и другие места. Многие проби¬
рались к раскольникам — в Заволжье, Поморье и др. Цель была
одна — получить облегчение, найти волю, свободную землю.
Столь же широкие размеры приняла подача челобитных.
Правда, это был «бунт на коленях», для которого характерна ве¬
ра в «добрых» правителей. Тем не менее власти преследовали
челобитчиков, как «пущих злодеев» и «заводчиков», поскольку их
жалобы на притеснения дворян, просьбы облегчить участь кре¬
стьян рассматривались как «пасквили», «продерзости». Составле¬
ние челобитных, их отправление вместе с ходоками в Москву или
Петербург производилось «всем миром». При этом «учиняли при¬
сягу», целовали крест на том, чтобы «всем стояти заодно», пе
выдавать друг друга. Это в известной степени сплачивало кре¬
стьян селения или волости, работников завода, приучало их к
совместным выступлениям, отстаиванию своих интересов.
Все чаще официальные донесения, правительственные доку¬
менты упоминают о действиях «воровских людей», «разбойных
партий». Среди «разбойников» имелись ординарные грабители и
убийцы, то есть типично уголовные элементы. Но социальный об¬
лик большинства иной: это прежде всего беглые крестьяне,
дворовые, посадские, работные люди, солдаты и прочие, которые
вели борьбу с социальной несправедливостью и ее носителями.
Они собирались в отряды, которые нападали на дворян, бога¬
теев, разрушали имения, захватывали имущество.
В 50-е годы отряды беглых активно действуют в западных,
северных районах Европейской России, в Поволжье. Их отряды в
30—40, иногда до 150 человек громят помещичьи усадьбы во
многих уездах. Бывали случаи, когда «разбойники» поддержива¬
ли восстания крестьян, работных людей, а последние, в свою оче¬
редь, оказывали им помощь.
Два года (1754—1755) продолжались волнения крестьян
деревень Улемы и Астрахани Казанского уезда. После смерти
их помещиков они отказались подчиниться новому владельцу.
Забрали в доме помещика, погребах и амбарах все имущество и
припасы, поделили между собой. В Москву поехали по их пору¬
чению десять ходоков с просьбой «за помещиком не быть».
12

Остальные стали готовиться к обороне. В конце концов вла¬
стям удалось, хотя и с большим трудом, подавить это выступ¬
ление.
В середине 50-х годов восстания принимают в ряде случаев
ожесточенный характер. Так, в Николо-Угрешском монастыре
под Москвой крестьяне избили архимандрита и монаха, следив¬
шего за работами, осадили воинскую команду, засевшую за мо¬
настырскими стенами, грозили убить всех монахов. Власти при¬
слали новый военный отряд, и каратели пустили в ход оружие
против тысячной толпы восставших. Избиение, аресты, голод сде¬
лали свое дело, и движение прекратилось. Но его участники от
великого страха, едва не все из той вотчины, оставя дома, раз¬
бежались к другим ближним вотчинам и в Москву. Подобные же
события происходили в 1755 году в селе и восьми деревнях Иоси-
фо-Волоколамского монастыря в Тверском уезде.
Крестьяне трех сел (2170 душ мужского пола) Шацкого уез¬
да, принадлежавшие Новоспасскому монастырю, вели борьбу с
1753 по 1758 год.
В XVIII веке, помимо широкого участия в четвертой кре¬
стьянской войне, то есть в пугачевском движении, гораздо более
широкий характер приняли самостоятельные выступления работ¬
ных людей. Во многих случаях и работные люди, и приписные
крестьяне по-прежнему стремятся вырваться с предприятий и
уйти в свои деревни. Но уже вполне зримо, осязаемо выделяют¬
ся профессиональные требования, связанные с их положением,
работой на заводе или фабрике, — улучшения условий жизни и
тРУДа5 прекращения насилий администрации предприятий (штра¬
фы, наказания и пр.). Это свидетельствует о формировании в
стране предпролетариата с его специфическими требованиями и
действиями.
Работные и приписные бегут с заводов, подают челобитные
властям, поднимают восстания.
В 1762 году происходили волнения на Московском Суконном
дворе. Работные люди и мастеровые Липецкого, Козьминского и
Боринского заводов под Воронежем протестовали по поводу их
передачи из казны в «вечное владение» князю Репнину и потре¬
бовали возвращения их в казну (1755 г.). Обо всех своих нуждах
они сообщали в челобитной: им снизили в два раза расценки,
вычитали из зарплаты, выдавали ее не деньгами, а продуктами,
изделиями и товарами; сдавали их в рекруты, запрещали отхо¬
жие промыслы во время остановки заводов. Характерно, что они
не требуют «увольнения от завода», который стал для них по¬
стоянным местом жительства и работы, дававшей им пропитание.
Власти арестовали Григория Куприянова, возглавлявшего вы¬
ступление, и других «зачинщиков». Рабочие ответили забастов¬
13

кой, и заводы остановились. Бастующие освободили арестован¬
ных вожаков, перестали подчиняться распоряжениям заводской
конторы, избрали свой орган управления — станичную избу во
главе с тем же Куприяновым. В станичной избе собирали сред¬
ства для продолжения борьбы, выдавали отпускные свидетельства,
наказывали изменников. Вскоре начались массовые аресты, ссыл¬
ки. В далекий Нерчинск выслали Куприянова. Но восставшие,
проявляя стойкость и упорство, добились своего — заводы снова
взяли «в казну».
Особой формой классовой борьбы являлось самозванчество. Имя
царствующих особ еще в 30—50-е годы принимали представите¬
ли социальных низов с целью организации борьбы против «пло¬
хих» бояр, вельмож. Они стремились придать своим действиям
«законный» характер. И самозванцы, и те люди, которые за ними
шли, не мыслили себе иных порядков, кроме правлепия царя,
императора, но «доброго» по отношению ко «всей черни». «Хо¬
роший» правитель, по их мнению, должен дать волю всем бед¬
ным и обиженным «плохими» господами людям.
Волновалось казачество, в рядах которого собирались потом¬
ки беглых крестьян, холопов, посадских и служилых людей, вся¬
кого бедного и униженного люда, многие новоприхожие беглецы.
Ухудшение их положения, наступление «регулярства», эксплуа¬
тация местной казацкой верхушки вызывали волнения казацкой
голытьбы. В 50-е годы активные волнения происходят на Яике.
Они связаны с борьбой казаков «войсковой», или «непослушной»
(по отношению к властям), и «послушной» сторон. Особую остроту
волнения казаков приобретают в 60-е *— начале 70-х годов, нака¬
нуне Пугачевского восстания.
Наконец, важной составной частью классовой борьбы этого
времени являются волнения нерусских народов: социальные, ан¬
тифеодальные, с одной стороны, и национальные — с другой.
Коренное население Поволжья, Прикамья, Приуралья, Башкирии,
Калмыкии, Казахстана испытывало двойной гнет — «своих» и
русских феодалов, властей. Основная его часть находилась на по¬
ложении ясачных, или государственных, крестьян; феодальная
знать пополняла ряды русского дворянства. Постепенно сближе¬
ние нерусских низов и русских крестьян и работных людей, горо¬
жан и казаков, переселявшихся в эти места, обусловливали их
сближение и совместную борьбу против гнета феодалов, чинов¬
ников, церковников.
Развитие массовой борьбы в эпоху, отмеченную заметным ро¬
стом мощи самодержавного государства, его аппарата власти, ка¬
рательных органов, отличалось, с одной стороны, усилением клас¬
сового протеста угнетенных; с другой — ужесточением репрес¬
сий господствующего класса против угнетенных, возросшими
14

масштабами расправ с повстанцами. Эти черты нашли наиболее
полное выражение в ходе четвертой крестьянской войны.
Характерно, что началась она не в Подмосковье, в юто-за-
падных уездах или на Дону, как первые три крестьянских вой¬
ны — под предводительством Болотникова, Разина и Булавина, а
на далеких юго-восточных окраинах. Первоначальный очаг дви¬
жения в эти столетия смещается все дальше от центра европей¬
ской части страны. На этот раз инициаторами выступили яиц-
кие казаки. Выходцев из крестьян и дворовых, горожан и работ¬
ных людей, бурлаков и ярыжек притесняли и власти, и казацкая
верхушка. Правда, еще сохранялись некоторые остатки былых
вольностей и привилегий, но и Военная коллегия из Петербурга,
и царские генералы и офицеры, которых присылали оттуда на
Яик, старались свести их на нет. А свои «прожиточные» казаки,
представители местной старшины, делали все, чтобы завоевать
доверие императрицы и ее присных и получать чины, награды,
пожалования.
Четвертая крестьянская война, последняя в истории феодаль¬
ной России, была самой мощной. На первом ее этапе — с сен¬
тября 1773 года до начала марта 1774 года — восставшие под
предводительством Е. И. Пугачева и его сподвижников заняли
ряд крепостей и городов по Яику и Средней Волге, в Башкирии,
Прикамье, Предуралье и Зауралье, осаждали Оренбург и другие
города. Они разгромили войска генерала Кара и полковника Чер¬
нышева. Но в начале марта потерпели сильные поражения у Та¬
тищевой крепости и под Оренбургом. На втором этапе движе¬
ния с начала марта до середины июля 1774 года —* войско
Пугачева идет маршем по Башкирии, горному Уралу, Прикамью,
штурмом захватывает Казань, но терпит поражение под ее сте¬
нами. Третий, заключительный, этап отмечен мощным народным
движением на Правобережье Волги и в соседних районах. Де¬
сятки тысячи крестьян и других зависимых людей поднимаются
на восстание, организуют многочисленные отряды, вливаются в
главное войско Пугачева. Наряду с Оренбуржьем и Уралом, За¬
падной Сибирью и северным Казахстаном* где повстанцы про¬
должают свои действия, в восстание включаются Казанская, Ни¬
жегородская, Симбирская, Пензенская, Саратовская, Тамбовская,
Воронежская губернии. Русское и нерусское население этих мест
громит помещичьи имения, расправляется с дворянами, чинов¬
никами, священниками. Крестьянская война получает особенно
широкий размах именно на третьем этапе. Пугачевские манифе¬
сты этой поры отличаются ярко выраженной непримиримостью
к дворянам и властям^ четко и недвусмысленно формулируют
взгляды и требования восставших — освобождение угнетенных
от крепостной неволи, наделение их землей и правами, уничто¬
15

жение дворян. Но одновременно усиливается стихийность, ло¬
кальность, неорганизованность движения.
25 августа 1774 года Пугачев потерпел окончательное пора¬
жение южнее Царицына, а 14 сентября главного предводителя,
захваченного казаками-изменниками, привозят в Бударинский
форпост, где год назад началось восстание, 10 января следующе¬
го года Пугачева и его ближайших сподвижников казнят в Мо¬
скве на Болотной площади. Каратели огнем и мечом прошли ио
районам, охваченным Пугачевским восстанием.
Подавление Пугачевского восстания, дворянский террор от¬
нюдь не привели к прекращению народной борьбы. В последней
четверти столетия «разбойники», «понизовая вольница», «разгла-
шатели» по всей стране передавали из уст в уста рассказы и ле¬
генды о Пугачеве и пугачевцах. Около полутора десятка само¬
званцев выдавали себя, как и отважный донской казак, за Пет¬
ра III, его сына Павла Петровича, Ивана Антоновича.
Не иссякает поток беглых, в том числе на окраины страны.
Многие ищут «землю обетованную». Роль ее выполняют некая
Беловодия, «город Игната» (Анапа и ее окрестности) и другие.
Восстания крестьян, однодворцев, работных людей вспыхи¬
вают то тут, то там, охватывают большое число уездов и губер¬
ний. Упорством и длительностью отличались движения крестьян
на Украине — в Белоцерковке (1778—1780 гг.), Морозовке (1772—
1788 гг.), Турбаях (1789—1793 гг.), в ряде имений русских уездов
Европейской России, работных людей Урала и Приуралья и др.
В них явно заметны пугачевские традиции борьбы с угнета¬
телями.
Классовая борьба, особенно Крестьянская война 1773—1775 го¬
дов, приведшая в ужас российское дворянство, непосредственно
воздействовала на внутреннюю политику империи. Правитель¬
ство идет на некоторые послабления, лавирует. 17 марта 1775 го¬
да манифестом освободили от уплаты подушной подати купцов,
имевших капитал более 500 рублей; с них взимали теперь сбор
в 1 процент с капитала. В следующем году их же освободили от
рекрутчины, взамен которой заставили платить каждого взнос
в 300 рублей (7 лет спустя — 500 руб.). В том же 1775 году объ¬
явили о свободе заведения промышленных предприятий, кузниц,
отменили сбор (по 1 руб.) с фабричных и «домовых» станов. Ма¬
нифестом 21 мая 1779 года регулировались обязанности припис¬
ных к заводам крестьян, повышалась вдвое их зарплата, хотя
она по-прежнему оставалась низкой (20 коп. в день конному ра¬
ботнику и 10 коп. пешему — летом; соответственно 12 коп. и
8 коп. — зимой). В то же время правительство сделало все, чтобы
укрепить свою власть, органы центрального и местного управле¬
ния, улучшить положение дворян. На участников подавления Пу¬
16

гачевского восстания посыпались чины и награды, им жаловали
новые земли и крепостных. Ликвидировали автономию Украины,
Войска Донского. В мае 1775 года уничтожили Запорожскую Сечь,
вместо нее сформировали Черноморское войско, переселив его на
Кубань, Волжское казачье войско перебросили на Терек. Яицких
казаков лишили всех вольностей, окончательно подчинив Воен¬
ной коллегии. На Украине и Дону ввели обычную общероссий¬
скую администрацию. То же произошло с «особым прибалтий¬
ским порядком» — автономией Эстляндии и Лифляндии; там
ввели губернии во главе с наместником. Постепенно ликвидиро¬
вали большинство коллегий (1780-е гг.), оставив только три —
Военную, Адмиралтейскую, Иностранных дел. Главные дела ре¬
шались в Императорском совете («Совет при высочайшем дво¬
ре»), повысилась роль генерал-прокурора Сената; роль же самого
Сената, разделенного еще в 1763 году на департаменты, заметно
упала. Местное управление в годы Крестьянской войны проявило
себя, с точки зрения властей, не с лучшей стороны. По «Учрежде¬
нию о губерниях», которое обнародовали в 1775 году, страну раз¬
делили на большее количество губерний (50 вместо прежних 23),
меньших по большей части, чем до реформы, по своим размерам.
Губернским учреждениям в значительной степени передали пра¬
ва центральных учреждений. Во главе каждой губернии постави¬
ли губернатора. Группу из двух-трех губерний возглавлял гене¬
рал-губернатор или наместник, являвшийся как бы личным
представителем императорской особы. Власть его была весьма
большой; в обстановке, которая его окружала, было, по отзывам
современников, «нечто царское».
Губернатор возглавлял губернское правление, объявлявшее
распоряжения правительства и следившее за их исполнением.
Промышленностью, сбором налогов, доходами и расходами ведала
казенная палата. Приказ общественного призрения имел в своем
распоряжении школы, больницы и т. п. К числу судебных учреж¬
дений относились палата уголовного суда и палата гражданского
суда; ниже стояли сословпые суды — верхний земский суд для
дворян, Губернский магистрат — для горожан, Верхняя распра¬
ва — для государственных крестьян. Особый, Совестный, суд
должен был примирять тяжущиеся стороны, назначал для того
посредников.
Уездную администрацию возглавлял капитан-исправник, ко¬
торого избирали местпые дворяне. Нижний земский суд, помимо
судебных, выполнял и административные функции. Другие су¬
дебные учреждения —- уездный суд, Нижняя pacnpaBav При~нер-
вом, председатель и два заседателя которого избирались дворян¬
ством, существовала дворянская опека. Вторая судила государ¬
ственных крестьян.
2
47

Каждую столицу в административном отношении возглавлял
обер-полицмейстер, другие города — городничий или комендант.
Судебные дела вели Городовой магистрат, или Ратуша (во главе
с выборным городским головой), а торговые дела — Словес¬
ный суд.
Власть в губерниях и городах осуществлялась в целом дво¬
рянством, которое укрепилось и в центре, и йа местах. Бюро¬
кратическая машина была усовершенствована, лучше приспособ¬
лена к функционированию ее местных звепьев, более близких к
населению, «подлым» сословиям, за которыми нужно было не¬
укоснительно наблюдать, чьи нежелательные для властей замыс¬
лы и действия предотвращать и пресекать. Народные волнения,
выступления беспокоили администрацию, дворян более всего, и на
подавление волнений была нацелена вся мощь государственного
аппарата, карательных органов, полиции и армии.
Классовая борьба, противостояние угнетенных и угнетателей
определяли в конечном счете эволюцию социальпо-политических
процессов, социальной структуры общества, общественно-полити¬
ческой жизни, культуры. Осью общественных отношений явля¬
лось существование, ужесточение крепостнического режима, на¬
кладывавшего неизгладимый отпечаток па все стороны жизни
страны, начиная с сельского хозяйства и промышленности и
кончая литературой п искусством.
Думается, что литературные произведения — роман
А. С. Пушкина и «Путешествие из Петербурга в Москву»
А. Н. Радищева, документы, мемуары современников пугачев¬
ской эпохи дадут читателю, разумеется, не исчерпывающее, но
достаточно полное представление о России второй половины
XVIII века.
К сожалению, объем настоящего издания не позволяет опуб¬
ликовать все произведения и документы полностью. «Путеше¬
ствие...» А. Н. Радищева, некоторые правительственные указы и
постановления, мемуары приводятся с сокращениями. Состав то¬
ма подобран таким образом, чтобы с различных точек зрения по¬
казать жизнь Русского государства, основные направления раз¬
вития общественной мысли, исторические события, современные
Пугачевскому восстапшо.
Пугачевскую эпоху нельзя не назвать героической, она под¬
готовила будущие выступления против гпета и насилий, в пуга¬
чевскую эпоху зародились освободительные идеи русского Про¬
свещения, русской революционной мысли и революционного дви¬
жения.
В. И, Буганов

АСПушкин
МПИТ71НСМЯ
лочт
Роман
Береги честь смолоду.
Пословица
2*

ГЛАВА I
СЕРЖАНТ ГВАРДИИ
— Был бы гвардии он завтра же капитан.
— Того не надобно; пусть в армии послужит.
— Изрядно сказано! пускай его потужит...
Да кто его отец?
Княжнин
Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей
служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-
майором в 17.. году. С тех пор жил он в своей Симбир¬
ской деревне, где и женился на девице Авдотье Василь¬
евне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина. Нас было
девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во
младенчестве.
Матушка была еще мною брюхата, как уже я был
записан в Семеновский полк сержантом, по милости май¬
ора гвардии князя Б., близкого нашего родственника.
Если бы паче всякого чаяния матушка родила дочь, то
батюшка объявил бы куда следовало о смерти неявивше-
гося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался в
отпуску до окончания наук. В то время воспитывались
мы не по-нонешнему. С пятилетнего возраста отдан я был
на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение
пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на две¬
надцатом году выучился я русской грамоте и мог очень
здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время
батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, кото¬
рого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина
и прованского масла. Приезд его сильно не понравился
Савельичу. «Слава богу, — ворчал он про себя, — кажет¬
ся, дитя умыт, причесан, накормлен. Куда как нужно
21

тратить лишние деньги нанимать мусье, как будто и сво¬
их людей не стало!»
Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в
Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour etre
outchitel *, не очень понимая значение этого слова.
Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайнос¬
ти. Главною его слабостию была страсть к прекрасному
полу; нередко за свои нежности получал он толчки, от
которых охал по целым суткам. К тому же не был он (по
его выражению) и врагом бутылки, Tie. (говоря по-рус¬
ски) любил хлебнуть лишнее. Но как вино подавалось у
нас только за обедом, и то по рюмочке, причем учителя
обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень скоро при¬
вык к русской настойке и даже стал предпочитать ее
винам своего отечества, как не в пример более полезную
для желудка. Мы тотчас поладили, и хотя по контракту
обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и
всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня
кое-как болтать по-русски, — и потом каждый из нас
занимался уже своим делом. Мы жили душа в душу. Дру¬
гого ментора я и не желал. Но вскоре судьба нас разлу¬
чила, и вот по какому случаю:
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая ко¬
ровница Акулька как-то согласились в одно время ки¬
нуться матушке в ноги, винясь в преступной слабости и
с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопыт¬
ность. Матушка шутить этим не любила и пожаловалась
батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас по¬
требовал каналью француза. Доложили, что мусье давал
мне свой урок. Батюшка пошел в мою комнату. В это
время Бопре спал на кровати сном невинности. Я был
занят делом. Надобно знать, что для меня выписа¬
на была из Москвы географическая карта. Она висела на
стене безо всякого употребления и давно соблазняла меня
шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее
змей и, пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Ба¬
тюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мо¬
чальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои
упражнения в географии, батюшка дернул меня за ухо,
потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно
и стал осыпать укоризнами. Бопре в смятении хотел было
привстать и не мог: несчастный француз был мертво
* Чтобы стать учителем (франц.).
22

пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот припод¬
нял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день
прогнал со двора, к неописанной радости Савельича.
Тем и кончилось мое воспитание.
Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду
с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шест¬
надцать лет. Тут судьба моя переменилась.
Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое
варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Ба¬
тюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им
получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него
влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного
участия, и чтение это производило в нем всегда удиви¬
тельное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть
все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть не¬
счастную книгу как можно подалее, и таким образом
Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда
по целым месяцам. Зато, когда он случайно его находил,
то, бывало, по целым часам не выпускал уж из своих
рук. Итак, батюшка читал Придворный календарь, из¬
редка пожимая плечами и повторяя вполголоса: «Ге-
нерал-норучик!.. Он у меня в роте был сержантом!.. Обо¬
их российских орденов кавалер!.. А давно ли мы...»
Наконец батюшка швырнул календарь на диван и по¬
грузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доб¬
рого.
Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильев¬
на, а сколько лет Петруше?»
— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала
матушка. — Петруша родился в тот самый год, как
окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда
еще...
«Добро, — прервал батюшка, — пора его в служ¬
бу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голу¬
бятни».
Мысль о скорой разлуке со мною так поразила ма¬
тушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы по¬
текли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое вос¬
хищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями
о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я во¬
ображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему,
было верхом благополучия человеческого.
Батюшка не любил ни переменять свои намерения,
ни откладывать их исполнение. День отъезду моему был
23

назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен
писать со мною к будущему моему начальнику, и потре¬
бовал пера и бумаги.
— Не забудь, Андрей Петрович, — сказала матуш¬
ка, — поклониться и от меня князю Б.; я, дескать,
надеюсь, что он не оставит Петрушу своими мило¬
стями.
— Что за вздор! — отвечал батюшка нахмурясь. —
К какой стати стану я писать к князю Б.?
— Да ведь ты сказал, что изволишь писать к началь¬
нику Петруши?
— Ну, а там что?
— Да ведь начальник Петрушин — князь Б. Ведь
Петруша записан в Семеновский полк.
— Записан! А мне какое дело, что он записан? Пет¬
руша в Петербург не поедет. Чему научится он, служа
в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай по¬
служит он в армии, да потянет лямку, да понюхает по¬
роху, да будет солдат, а не шаматон *. Записан в гвар¬
дии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Матушка отыскала мой паспорт, хранившийся в ее
шкатулке вместе с сорочкою, в которой меня крестили,
и вручила его батюшке дрожащею рукою. Батюшка про¬
чел его со вниманием, положил перед собою на стол и
начал свое письмо.
Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня,
если уж не в Петербург? Я не сводил глаз с пера батюш¬
кина, которое двигалось довольно медленно. Наконец он
кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом,
снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо к
Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и
ДРУГУ- Ты едешь в Оренбург служить под его началь¬
ством».
Итак, все мои блестящие надежды рушились! Вместо
веселой петербургской жизни ожидала меня скука в сто¬
роне глухой и отдаленной. Служба, о которой за минуту
думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким не-
счастием. Но спорить было нечего. На другой день поут¬
ру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложи¬
ли в нее чемодан, погребец с чайным прибором и узлы с
булками и пирогами, последними знаками домашнего
* Шаматон — мот, гуляка, пустой человек.
24

баловства. Родители мои благословили меня. Батюшка
сказал мне: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присяг¬
нешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся;
на службу не напрашивайся; от службы не отговаривай¬
ся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смо¬
лоду». Матушка в слезах наказывала мне беречь мое
здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на
меня заячий тулуп, а сверху лисью шубу. Я сел в ки¬
битку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь сле¬
зами.
В ту же ночь приехал я в Симбирск, где должен был
пробыть сутки для закупки нужных вещей, что и было
поручено Савельичу. Я остановился в трактире. Савельич
с утра отправился по лавкам. Соскуча глядеть из окна на
грязный переулок, я пошел бродить по всем комнатам.
Вошед в биллиардную, увидел я высокого барина лет
тридцати пяти, с длинными черными усами, в халате, с
кием в руке и с трубкой в зубах. Он играл с маркером,
который при выигрыше выпивал рюмку водки, а при про¬
игрыше должен был лезть под биллиард на четверинках.
Я стал смотреть на их игру. Чем долее она продолжа¬
лась, тем прогулки на четверинках становились чаще, по¬
ка наконец маркер остался под биллиардом. Барин про¬
изнес над ним несколько сильных выражений в виде над¬
гробного слова и предложил мне сыграть партию. Я от¬
казался по неумению. Это показалось ему, по-видимому,
странным. Он поглядел на меня как бы с сожалением; од¬
нако мы разговорились. Я узнал, что его зовут Иваном
Ивановичем Зуриным, что он ротмистр гусарского пол¬
ку и находится в Симбирске при приеме рекрут, а стоит
в трактире. Зурин пригласил меня отобедать с ним вмес¬
те чем бог послал, по-солдатски. Я с охотою согласился.
Мы сели за стол. Зурин пил много и потчевал и меня,
говоря, что надобно привыкать ко службе; он рассказы¬
вал мне армейские анекдоты, от которых я со смеху чуть
не валялся, и мы встали из-за стола совершенными при¬
ятелями. Тут вызвался он выучить меня играть на бил¬
лиарде. «Это, — говорил он, — необходимо для нашего
брата служивого. В походе, например, придешь в местеч¬
ко — чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жи¬
дов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на
биллиарде; а для того надобно уметь играть!» Я совер¬
шенно был убежден и с большим прилежанием принял¬
ся за учение. Зурин громко ободрял меня, дивился
моим быстрым успехам и, после нескольких уроков, пред¬
25

ложил мне играть в деньги, по одному грошу, не для вы¬
игрыша, а так, чтоб только не играть даром, что, по его
словам, самая скверная привычка. Я согласился и на то,
а Зурин велел подать пуншу и уговорил меня попробо¬
вать, повторяя, что к службе надобно мне привыкать; а
без пуншу что и служба! Я послушался его. Между тем
игра наша продолжалась. Чем чаще прихлебывал я от
моего стакана, тем становился отважнее. Шары поминут¬
но летали у меня через борт; я горячился, бранил марке¬
ра, который считал бог ведает как, час от часу умножал
игру, словом — вел себя как мальчишка, вырвавшийся
на волю. Между тем время прошло незаметно. Зурин
взглянул на часы, положил кий и объявил мне, что я
проиграл сто рублей. Это меня немножко смутило. День¬
ги мои были у Савельича. Я стал извиняться. Зурин ме¬
ня прервал: «Помилуй! Не изволь и беспокоиться. Я мо¬
гу и подождать, а покамест поедем к Аринушке».
Что прикажете? День я кончил так же беспутно, как
и начал. Мы отужинали у Аринушки. Зурин поминутно
мне подливал, повторяя, что надобно к службе привы¬
кать. Встав из-за стола, я чуть держался на ногах; в пол¬
ночь Зурин отвез меня в трактир.
Савельич встретил нас на крыльце. Он ахнул, увидя
несомненные признаки моего усердия к службе. «Что это,
сударь, с тобою сделалось? — сказал он жалким голо¬
сом, — где ты это нагрузился? Ахти господи! отроду та¬
кого греха не бывало!» — «Молчи, хрыч! — отвечал я
ему, запинаясь, — ты, верно, пьян, пошел спать... и уло¬
жи меня».
На другой день я проснулся с головною болью, смутно
припоминая себе вчерашние происшествия. Размышления
мои прерваны были Савельичем, вошедшим ко мне с чаш¬
кою чая. «Рано, Петр Андреич, — сказал он мне, качая
головою, — рано начинаешь гулять. И в кого ты пошел?
Кажется, ни батюшка, ни дедушка пьяницами не быва¬
ли; о матушке и говорить нечего: отроду, кроме квасу, в
рот ничего не изволили брать. А кто всему виноват? про¬
клятый мусье. То и дело, бывало, к Антипьевне забежит:
«Мадам, же ву при, водкю». Вот тебе и же ву при! Нече¬
го сказать; добру наставил, собачий сын. И нужно было
нанимать в дядьки басурмана, как будто у барина не ста¬
ло и своих людей!»
Мне было стыдно. Я отвернулся и сказал ему: «Поди
вон, Савельич; я чаю не хочу». Но Савельича мудрено бы¬
ло унять, когда, бывало, примется за проповедь. «Вотви-
26

дишь ли, Петр Андреич, каково подгуливать. И головке-
то тяжело, и кушать-то не хочется. Человек пьющий ни
на что не годен... Выпей-ка огуречного рассолу с медом,
а всего бы лучше опохмелиться полстаканчиком настой¬
ки. Не прикажешь ли?»
В это время мальчик вошел и подал мне записку от
И. И. Зурина. Я развернул ее и прочел следующие
строки:
«Любезный Петр Андреевич, пожалуйста пришли мне
с моим мальчиком с.то рублей, которые ты мне вчера про¬
играл. Мне крайняя нужда в деньгах.
Готовый ко услугам
Иван Зурин»*
Делать было нечего. Я взял на себя вид равнодушный
и, обратясь к Савельичу, который был и денег, и белья,
и дел моих рачитель, приказал отдать мальчику сто руб¬
лей. «Как! зачем?» — спросил изумленный Савельич,
«Я их ему должен», — отвечал я со всевозможной холод-
ностию. «Должен! — возразил Савельич, час от часу при¬
веденный в большее изумление, —■ да когда же, сударь,
успел ты ему задолжать? Дело что-то не ладно. Воля
твоя, сударь, а денег я не выдам».
Я подумал, что если в сию решительную минуту не
переспорю упрямого старика, то уж в последствии време¬
ни трудно мне будет освободиться от его опеки, и, взгля¬
нув на него гордо, сказал: «Я твой господин, а ты мой
слуга. Деньги мои. Я их проиграл, потому что так мне
вздумалось. А тебе советую не умничать и делать то, что
тебе приказывают».
Савельич так был поражен моими словами, что сплес¬
нул руками и остолбенел. «Что же ты стоишь!» — закри¬
чал я сердито. Савельич заплакал. «Батюшка Петр Анд¬
реич, — произнес он дрожащим голосам, — не умори ме¬
ня с печали. Свет ты мой! послушай меня, старика: на¬
пиши этому разбойнику, что ты пошутил, что у нас и де-
нег-то таких не водится. Сто рублей! Боже ты милости¬
вый! Скажи, что тебе родители крепко-накрепко заказа¬
ли не играть, окроме как в орехи...» — «Полно врать, —
прервал я строго, — подавай сюда деньги или я тебя вза¬
шей прогоню».
Савельич поглядел на меня с глубокой горестью и по¬
шел за моим долгом. Мне было жаль бедного старика;
27

но я хотел вырваться на волю и доказать, что уж я не
ребенок. Деньги были доставлены Зурину. Савельич по¬
спешил вывезти меня из проклятого трактира. Он явился
с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестию
и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не
простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-
нибудь увидеться.
ГЛАВА II
ВОЖАТЫЙ
Сторона ль моя, сторонушка,
Сторона незнакомая!
Что не сам ли я на тебя зашел,
Что не добрый ли да меня конь завез:
Завезла меня, доброго молодца,
Прытость, бодрость молодецкая
И хмелшгушка кабацкая.
Старинная песня
Дорожные размышления мои были не очень приятны.
Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен.
Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в
симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя ви¬
новатым перед Савельичем. Все это меня мучило. Старик
угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал,
изредка только покрякивая. Я непременно хотел с ним
помириться и не знал с чего начать. Наконец я сказал
ему: «Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват; ви¬
жу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрас¬
но обидел. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушать¬
ся тебя. Ну, не сердись; помиримся».
28

— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глу¬
боким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я
кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в
трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к
дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да
засел в тюрьме. Беда да и только!.. Как покажусь я на
глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя
пьет и играет.
Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово
впредь без его согласия не располагать ни одною копей¬
кою. Он мало-помалу успокоился, хотя все еще изредка
ворчал про себя, качая головою: «Сто рублей! легко ли
дело!»
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг ме¬
ня простирались печальные пустыни, пересеченные хол¬
мами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце са¬
дилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по
следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ям¬
щик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шап¬
ку, оборотился ко мне и сказал:
— Барин, не прикажешь ли воротиться?
— Это зачем?
— Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь,
как он сметает порошу.
— Что ж за беда!
— А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на вос¬
ток.)
— Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного
неба.
— А вон — вон: это облачко.
Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко,
которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ям¬
щик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.
Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обо¬
зы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением
ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не
силен; я понадеялся добраться заблаговременно до сле¬
дующей станции и велел ехать скорее.
Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лоша¬
ди бежали дружно. Ветер между тем час от часу стано¬
вился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, кото¬
рая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала не¬
бо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ве¬
тер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное
29

небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, ба¬
рин, — закричал ямщик, — беда: буран!»...
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ве¬
тер выл с такой свирепой выразительностью, что казался
одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади
шли шагом — и скоро стали. «Что же ты не едешь?» —
спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? — отве¬
чал он, слезая с облучка, — невесть и так куда заехали:
дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Са¬
вельич за него заступился. «И охота было не слушать¬
ся, — говорил он сердито, — воротился бы на постоялый
двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б
утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы
на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего.
Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Ло¬
шади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ям¬
щик ходил кругом, от нечего делать, улаживая упряжь.
Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь уви¬
деть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог
различить, кроме мутного кружения метели... Вдруг уви¬
дел я что-то черное. «Эй, ямщик! — закричал я, — смот¬
ри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматривать¬
ся. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое мес¬
то, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шеве¬
лится. Должно быть, или волк, или человек».
Я приказал ехать на незнакомый предмет, который
тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две ми¬
нуты мы поравнялись с человеком.
— Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. —
Скажи, не знаешь ли где дорога?
— Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, — от¬
вечал дорожный, — да что толку?
—- Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли
ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ноч¬
лега?
— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, —
слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек.
Да, вишь, какая погода: как раз собьешься с дороги.
Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран
утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по
звездам.
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, пре¬
дав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг
дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику:
30

«Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да
поезжай».
— А почему мне ехать вправо? — спросил ямщик с
неудовольствием. — Где ты видишь дорогу? Небось: ло¬
шади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. — Ямщик
казался мне прав. «В самом деле, — сказал я, — почему
думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ве¬
тер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу,
дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его
и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать*
Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка ти¬
хо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в ов¬
раг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону.
Это похоже было на плавание судна по бурному морю.
Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опус¬
тил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный
пением бури и качкою тихой езды.
Мне приснился сон, которого никогда не мог я по¬
забыть и в котором до сих пор вижу нечто пророче¬
ское, когда соображаю с ним странные обстоятельства
моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно,
знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеве¬
рию, несмотря на всевозможное презрение к предрас¬
судкам.
Я находился в том состоянии чувств и души, когда су¬
щественность, уступая мечтаниям, сливается с ними в не¬
ясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще
свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне...
Вдруг увидел я вороты и въехал на барский двор нашей
усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтобы ба¬
тюшка не прогневался на меня за невольное возвраще¬
ние под кровлю родительскую и не почел бы его умыш¬
ленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из
кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с
видом глубокого огорчения. «Тише, — говорит она мне, —■
отец болен при смерти и желает с тобою проститься».
Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу,
комната слабо освещена; у постели стоят люди с печаль¬
ными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка
приподымает полог и говорит: «Андрей Петрович, Пет¬
руша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; бла¬
гослови его». Я стал на колени и устремил глаза мои па
больного. Что ж?.. Вместо отца моего вижу в постеле ле¬
жит мужик с черной бородою, весело на меня погляды¬
вая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей:
31

«Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати
просить благословения у мужика?» — «Все равно, Пет¬
руша, — отвечала мне матушка, — это твой посаженый
отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благосло¬
вит...» Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с посте¬
ли, выхватил топор из-за спины и стал махать во все
стороны. Я хотел бежать... и не мог; комната напол¬
нилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и сколь¬
зил в кровавых лужах... Страшный мужик ласково ме¬
ня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое
благословение...» Ужас и недоумение овладели мною...
И в эту минуту я проснулся: лошади стояли; Савель¬
ич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: при¬
ехали».
— Куда приехали? — спросил я, протирая глаза.
— На постоялый двор. Господь помог, наткнулись пря¬
мо на забор. Выходи, сударь, скорее да обогрейся.
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с
меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи.
Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою,
и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лу¬
чина освещала ее. На стене висела винтовка и высокая
казацкая шапка.
Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шес¬
тидесяти, еще свежий и бодрый. Савельич внес за мною
погребец, потребовал огня, чтоб готовить чай, который
никогда так не казался мне нужен. Хозяин пошел хло¬
потать.
— Где же вожатый? — спросил я у Савельича.
«Здесь, ваше благородие», — отвечал мне голос сверху.
Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два свер¬
кающих глаза. «Что, брат, прозяб?» — «Как не прозяб¬
нуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха
таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался
не велик». В эту минуту хозяин вошел с кипящим само¬
варом; я предложил вожатому нашему чашку чаю; му¬
жик слез с полатей. Наружность его показалась мне за¬
мечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав
и широкоплеч. В черной бороде его показывалась про¬
седь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его име¬
ло выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса
были обстрижены в кружок; на нем был оборванный ар¬
мяк и татарские шаровары. Я поднес ему чашку чаю; он
отведал и поморщился. «Ваше благородие, сделайте мне
32

такую милость, — прикажите поднести стакан вина; чай
не наше казацкое питье». Я с охотой исполнил его жела¬
ние. Хозяин вынул из ставца штоф и стакан, подошел к
нему и, взглянув ему в лицо: «Эхе, — сказал он, — опять
ты в нашем краю! Отколе бог принес?» Вожатый мой миг¬
нул значительно и отвечал поговоркою: «В огород летал,
конопли клевал; швырнула бабушка камушком — да ми¬
мо. Ну, а что ваши?»
— Да что наши! — отвечал хозяин, продолжая
иносказательный разговор. — Стали было к вечерне зво¬
нить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на по¬
госте.
«Молчи, дядя, — возразил мой бродяга, — будет дож¬
дик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А те¬
перь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лес¬
ничий ходит. Ваше благородие! за ваше здоровье!»
При сих словах он взял стакан, перекрестился и выпил
одним духом. Потом поклонился мне и воротился на по¬
лати.
Я ничего не мог тогда понять из этого воровского раз¬
говора; но после уж догадался, что дело шло о делах
Яицкого войска, в то время только что усмиренного пос¬
ле бунта 1772 года. Савельич слушал с видом большого
неудовольствия. Он посматривал с подозрением то на
хозяина, то на вожатого. Постоялый двор, или, по-тамош¬
нему, умет, находился в стороне, в степи, далече от вся¬
кого селения и очень походил на разбойническую при¬
стань. Но делать было нечего. Нельзя было и подумать о
продолжении пути. Беспокойство Савельича очень меня
забавляло. Между тем я расположился ночевать и лег
на лавку. Савельич решился убраться на печь; хозяин
лег на полу. Скоро вся изба захрапела, и я заснул как
убитый.
Проснувшись поутру довольно поздно, я увидел, что
буря утихла. Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пе¬
леною на необозримой степи. Лошади были запряжены.
Я расплатился с хозяином, который взял с нас такую
умеренную плату, что даже Савельич с ним не заспорил
и не стал торговаться по своему обыкновению, и вчераш¬
ние подозрения изгладились совершенно из головы его.
Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и ве¬
лел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич на¬
хмурился. «Полтину на водку! — сказал он, — за что
это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому
двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Вся-
3 Столетье безумно и мудро
33

кому давать на водку, так самому скоро придется голо¬
дать». Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по моему
обещанию, находились в полном его распоряжении. Мне
было досадно, однако ж, что не мог отблагодарить чело¬
века, выручившего меня если не из беды, то по крайней
мере из очень неприятного положения. «Хорошо, — ска¬
зал я хладнокровно, — если не хочешь дать полтину, то
вынь ему что-нибудь из моего платья. Он одет слишком
легко. Дай ему мой заячий тулуп».
— Помилуй, батюшка Петр Андреич! — сказал Са¬
вельич. — Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет,
собака, в первом кабаке.
— Это, старинушка, уж не твоя печаль, — сказал
мой бродяга, — пропью ли я или нет. Его благородие
мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская во¬
ля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
— Бога ты не боишься, разбойник! — отвечал ему Са¬
вельич сердитым голосом. — Ты видишь, что дитя еще
не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его ра¬
ди. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его
на свои окаянные плечища.
— Прошу не умничать, — сказал я своему дядьке, —
сейчас неси сюда тулуп.
— Господи владыко! — простонал мой Савельич. —*
Заячий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то
пьянице ого л е лому!
Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал
его примеривать. В самом деле тулуп, из которого успел
и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-
как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич
чуть не завыл, услышав, как нитки затрещали. Бродяга
был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил
меня до кибитки и сказал с низким поклоном: «Спасибо,
ваше благородие! Награди вас господь за вашу доброде¬
тель. Век не забуду ваших милостей». Он пошел в свою
сторону, а я отправился далее, не обращая внимания на
досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о
своем вожатом и о заячьем тулупе.
Приехав в Оренбург, я прямо явился к генералу. Я
увидел мужчину росту высокого, но уже сгорбленного ста¬
ростью. Длинные волосы его были совсем белы. Старый
полинялый мундир напоминал воина времен Анны Иоан¬
новны, а в его речи сильно отзывался немецкий выговор.
Я подал ему письмо от батюшки. При имени егоонвзгля-
34

нул на меня быстро: «Поже мой! — сказал он. — Тавно
ли, кажется, Андрей Петрович был еще твоих лет, а те¬
перь вот уш какой у него молотец! Ах, фремя, фремя!»
Он распечатал письмо и стал читать его вполголоса, де¬
лая свои замечания. «Милостивый государь Андрей Кар¬
лович, надеюсь, что ваше превосходительство»... Это что
за серемонии? Фуй, как ему не софестно! Конечно: дис¬
циплина перво дело, но так ли пишут к старому кам¬
рад?.. «ваше превосходительство не забыло»... гм... «и...
когда... покойным фельдмаршалом Мин... походе... также
и... Каролинку»... Эхе, брудер! так он еще помнит стары
наши проказ? «Теперь о деле... К вам моего повесу»...
гм... «держать в ежовых рукавицах»... Что такое ешовы
рукавиц? Это, должно быть, русска поговорк... Что та¬
кое «дершать в ешовых рукавицах?» — повторил он, об¬
ращаясь ко мне.
— Это значит, — отвечал я ему с видом как можно
более невинным, — обходиться ласково, не слишком стро¬
го, давать побольше воли, держать в ежовых рукавицах.
— Гм, понимаю... «и не давать ему воли»... нет, вид¬
но ешовы рукавицы значит не то... «При сем... его пас¬
порт»... Где же он? А, вот... «отписать в Семеновский»...
Хорошо, хорошо: все будет сделано... «Позволишь без чи¬
нов обнять себя и... старым товарищем и другом» — а!
наконец догадался... и прочая и прочая... Ну, батюшка, —
сказал он, прочитав письмо и отложив в сторону мой
паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером пере¬
веден в *** полк, и, чтоб тебе времени не терять, то завт¬
ра же поезжай в Белогорскую крепость, где ты будешь
в команде капитана Миронова, доброго и честного чело¬
века. Там ты будешь на службе настоящей, научишься
дисциплине. В Оренбурге делать тебе нечего; рассеяние
вредно молодому человеку. А сегодня милости просим:
отобедать у меня.
«Час от часу не легче! — подумал я про себя, — к че¬
му послужило мне то, что еще в утробе матери я был
уже гвардии сержантом! Куда это меня завело? В ***
полк и в глухую крепость на границу киргиз-кайсацких
степей!..» Я отобедал у Андрея Карловича, втроем с его
старым адъютантом. Строгая немецкая экономия царство¬
вала за его столом, и я думаю, что страх видеть иногда
лишнего гостя за своею холостою трапезою был отчасти
причиною поспешного удаления моего в гарнизон. На
другой день я простился с генералом и отправился к ме¬
сту моего назначения.
3*
35

ГЛАВА III
КРЕПОСТЬ
Мы в фортеции живем,
Хлеб едим и воду пьем;
А как лютые враги
Придут к нам на пироги,
Зададим гостям пирушку:
Зарядим картечью пушку.
Солдатская песня
Старинные люди, мой батюшка.
Недоросль
Белогорская крепость находилась в сорока верстах от
Оренбурга. Дорога шла по крутому берегу Яика. Река
еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно чернели
в однообразных берегах, покрытых белым снегом. За ни¬
ми простирались киргизские степи. Я погрузился в раз¬
мышления, большею частию печальные. Гарнизонная
жизнь мало имела для меня привлекательности. Я ста¬
рался вообразить себе капитана Миронова, моего буду¬
щего начальника, и представлял его строгим, сердитым
стариком, не знающим ничего, кроме своей службы, и го¬
товым за всякую безделицу сажать меня под арест на
хлеб и на воду. Между тем начало смеркаться. Мы ехали
довольно скоро. «Далече ли до крепости?» — спросил я
у своего ямщика. «Недалече, — отвечал он. — Вон уж
видна». Я глядел во все стороны, ожидая увидеть гроз¬
ные бастионы, башни и вал; но ничего не видал, кроме
деревушки, окруженной бревенчатым забором. С одной
стороны стояли три или четыре скирда сена, полузане-
сенные снегом; с другой — скривившаяся мельница, с
лубочными крыльями, лениво опущенными. «Где же кре¬
пость?» — спросил я с удивлением. «Да вот она», —отве¬
36

чал ямщик, указывая на деревушку, и с этим словом мы
в нее въехали. У ворот увидел я старую чугунную пуш¬
ку; улицы были тесны и кривы; избы низки и большею
частию покрыты соломою. Я велел ехать к коменданту, и
через минуту кибитка остановилась перед деревянным до¬
миком, выстроенным на высоком месте, близ деревянной
же церкви.
Никто не встретил меня. Я пошел в сени и отворил
дверь в переднюю. Старый инвалид, сидя на столе, наши¬
вал синюю заплату на локоть зеленого мундира. Я велел
ему доложить обо мне. «Войди, батюшка, — отвечал инва¬
лид, — наши дома». Я вошел в чистенькую комнатку,
убранную по-старинному. В углу стоял шкаф с посудой;
на стене висел диплом офицерский за стеклом и в рам¬
ке; около него красовались лубочные картинки, пред¬
ставляющие взятие Кистрина и Очакова, также выбор
невесты и погребение кота. У окна сидела старушка в те¬
логрейке и с платком на голове. Она разматывала нитки,
которые держал, распялив на руках, кривой старичок в
офицерском мундире. «Что вам угодно, батюшка?» —
спросила она, продолжая свое занятие. Я отвечал, что
приехал на службу и явился по долгу своему к господи¬
ну капитану, и с этим словом обратился было к кривому
старичку, принимая его за коменданта; но хозяйка пере¬
била затверженную мною речь. «Ивана Кузмича дома
нет, — сказала она, — он пошел в гости к отцу Гераси¬
му; да все равно, батюшка, я его хозяйка. Прошу любить
и жаловать. Садись, батюшка». Она кликнула девку и ве¬
лела ей позвать урядника. Старичок своим одиноким гла¬
зом поглядывал на меня с любопытством. «Смею спро¬
сить, — сказал он, — вы в каком полку изволили слу¬
жить?» Я удовлетворил его любопытству. «А смею спро¬
сить, — продолжал он, — зачем изволили вы перейти из
гвардии в гарнизон?» Я отвечал, что такова была воля на¬
чальства. «Чаятельно, за неприличные гвардии офицеру
поступки», — продолжал неутомимый вопрошатель. «Пол¬
но врать пустяки, — сказала ему капитанша, — ты ви¬
дишь, молодой человек с дороги устал; ему не до тебя...
(держи-ка руки прямее...). А ты, мой батюшка, — про¬
должала она, обращаясь ко мне, — не печалься, что тебя
упекли в наше захолустье. Не ты первый, не ты послед¬
ний. Стерпится, слюбится. Швабрин Алексей Иваныч
вот уж пятый год как к нам переведен за смерто¬
убийство. Бог знает, какой грех его попутал; он, изво¬
лишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да
37

взяли с собою шпаги, да и ну друг в друга пырять; а
Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще при двух
свидетелях! Что прикажешь делать? На грех мастера
нет».
В эту минуту вошел урядник, молодой и статный ка¬
зак. «Максимыч! — сказала ему капитанша. — Отведи
господину офицеру квартиру, да почище». — «Слушаю,
Василиса Егоровна, — отвечал урядник. — Не поместить
ли его благородие к Ивану Полежаеву?» — «Врешь, Мак¬
симыч, — сказала капитанша, — у Полежаева и так тес¬
но; он же мне кум и помнит, что мы его начальники.
Отведи господина офицера... как ваше имя и отчество,
мой батюшка? Петр Андреич?.. Отведи Петра Андреи-
ча к Семену Кузову. Он, мошенник, лошадь свою пустил
ко мне в огород. Ну, что, Максимыч, все ли благопо-
лучно?»
— Все, слава богу, тихо, — отвечал казак, — только
капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей Негулиной
за шайку горячей воды.
— Иван Игнатьич! — сказала капитанша кривому ста¬
ричку. — Разбери Прохорова с Устиньей, кто прав, кто
виноват. Да обоих и накажи. Ну, Максимыч, ступай себе
с богом. Петр Андреич, Максимыч отведет вас на вашу
квартиру.
Я откланялся. Урядник привел меня в избу, стоявшую
на высоком берегу реки, на самом краю крепости. Поло¬
вина избы занята была семьею Семена Кузова, другую
отвели мне. Она состояла из одной горницы довольно
опрятной, разделенной надвое перегородкой. Савельич
стал в ней распоряжаться; я стал глядеть в узенькое
окошко. Передо мною простиралась печальная степь. На-*
искось стояло несколько избушек; по улице бродило не¬
сколько куриц. Старуха, стоя на крыльце с корытом, кли¬
кала свиней, которые отвечали ей дружелюбным хрю¬
каньем. И вот в какой стороне осужден я был проводить
мою молодость! Тоска взяла меня; я отошел от окошка
и лег спать без ужина, несмотря на увещания Савельи¬
ча, который повторял с сокрушением: «Господи владыко!
ничего кушать не изволит! Что скажет барыня, коли ди¬
тя занеможет?»
На другой день поутру я только что стал одеваться,
как дверь отворилась, и ко мне вошел молодой офицер не¬
высокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым,
но чрезвычайно живым. «Извините меня, — сказал он мне
38

по-французски, — что я без церемонии прихожу с вами
познакомиться. Вчера узнал я о вашем приезде, желание
увидеть наконец человеческое лицо так овладело мною,
что я не вытерпел. Вы это поймете, когда проживете
здесь еще несколько времени». Я догадался, что это был
офицер., выписанный из гвардии за поединок. Мы тот¬
час познакомились. Швабрин был очень не глуп. Разго¬
вор его был остер и занимателен. Он с большой весело-
стию описал мне семейство коменданта, его общество и
край, куда завела меня судьба. Я смеялся от чистого серд¬
ца, как вошел ко мне тот самый инвалид, который чинил
мундир в передней коменданта, и от имени Василисы Его¬
ровны позвал меня к ним обедать. Швабрин вызвался ид¬
ти со мною вместе.
Подходя к комендантскому дому, мы увидели на пло¬
щадке человек двадцать стареньких инвалидов с длинны¬
ми косами и в треугольных шляпах. Они выстроены бы¬
ли во фрунт. Впереди стоял комендант, старик бодрый и
высокого росту, в колпаке и в китайчатом халате. Увидя
нас, он к нам подошел, сказал мне несколько ласковых
слов и стал опять командовать. Мы остановились было
смотреть на учение; но он просил нас идти к Василисе
Егоровне, обещаясь быть вслед за нами. «А здесь, — при¬
бавил он, — нечего вам смотреть».
Василиса Егоровна приняла нас запросто и радушно
и обошлась со мною как бы век была знакома. Инвалид
и Палашка накрывали стол. «Что это мой Иван Кузмич
сегодня так заучился! сказала комендантша. — Па¬
лашка, позови барина обедать. Да где же Маша?» Тут
вошла девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная,
с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши,
которые у ней так и горели. С первого взгляда она не
очень мне понравилась. Я смотрел на нее с предубеж¬
дением: Швабрин описал мне Машу, капитанскую дочь,
совершенною дурочкою. Марья Ивановна села в угол и
стала шить. Между тем подали щи. Василиса Егоровна,
не видя мужа, вторично послала за ним Палашку. «Ска¬
жи барину: гости-де ждут, щи простынут; слава богу,
ученье не уйдет; успеет накричаться». Капитан вскоре
явился, сопровождаемый кривым старичком. «Что это,
мой батюшка? — сказала ему жена. — Кушанье дав¬
ным-давно подано, а тебя не дозовешься». — «А слышь
ты, Василиса Егоровна, — отвечал Иван Кузмич, —
я был занят службой: солдатушек учил». — «И, пол¬
но! — возразила капитанша. — Только слава, что
39

солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней
толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился: так
было бы лучше. Дорогие гости, милости просим за
стол».
Мы сели обедать. Василиса Егоровна не умолкала ни
на минуту и осыпала меня вопросами: кто мои родители,
живы ли они, где живут и каково их состояние? Услы¬
ша, что у батюшки триста душ крестьян, «легко ли! —
сказала она, — ведь есть же на свете богатые люди! А у
нас, мой батюшка, всего-то душ одна девка Палашка; да
слава богу, живем по-маленьку. Одна беда: Маша, девка
на выданье, а какое у ней приданое? частый гребень, да
веник, да алтын денег (прости бог!), с чем в баню схо¬
дить. Хорошо, коли найдется добрый человек; а то сиди
себе в девках вековечной невестою». Я взглянул на
Марью Ивановну; она вся покраснела, и даже слезы кап¬
нули на ее тарелку. Мне стало жаль ее, и я спешил пе¬
ременить разговор. «Я слышал, — сказал я довольно не¬
кстати, — что на вашу крепость собираются напасть баш¬
кирцы». — «От кого, батюшка, ты изволил это слы¬
шать?» — спросил Иван Кузмич. «Мне так сказывали в
Оренбурге», — отвечал я. «Пустяки! — сказал комен¬
дант. — У нас давно ничего не слыхать. Башкирцы —
народ напуганный, да и киргизцы проучены. Небось па
нас не сунутся; а насунутся, так я такую задам остраст¬
ку, что лет на десять угомоню». — «И вам не страш¬
но, — продолжал я, обращаясь к капитанше, — оставать¬
ся в крепости, подверженной таким опасностям?» —
«Привычка, мой батюшка, — отвечала она. — Тому
лет двадцать как нас из полка перевели сюда, и не при¬
веди господи, как я боялась проклятых этих нехристей!
Как завижу, бывало, рысьи шапки, да как заслышу
их визг, веришь ли, отец мой, сердце так и замрет!
А теперь так привыкла, что и с места не тронусь,
как придут нам сказать, что злодеи около крепости ры¬
щут».
— Василиса Егоровна прехрабрая дама, — заметил
важно Швабрин. — Иван Кузмич может это засвидетель¬
ствовать.
— Да, слышь ты, — сказал Иван Кузмич, — баба-то
не робкого десятка.
— А Марья Ивановна? — спросил я, — так же ли
смела, как и вы?
— Смела ли Маша? — отвечала ее мать. — Нет, Ма¬
40

ша трусиха. До сих пор не может слышать выстрела из
ружья: так и затрепещется. А как тому два года Иван
Кузмич выдумал в мои именины палить из нашей пуш¬
ки, так она, моя голубушка, чуть со страха на тот свет не
отправилась. С тех пор уж и не палим из проклятой
пушки.
Мы встали из-за стола. Капитан с капитаншею отпра¬
вились спать; а я пошел к Швабрину, с которым и про¬
вел целый вечер.
ГЛАВА IV
ПОЕДИНОК
— Ин изшль, и ставь же в позитуру.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!
Княжнин
Прошло несколько недель, и жизнь моя в Белогорской
крепости сделалась для меня не только сносною, но даже
и приятною. В доме коменданта был я принят как родной.
Муж и жена были люди самые почтенные. Иван Куз¬
мич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был че¬
ловек необразованный и простой, но самый честный и
добрый. Жена его им управляла, что согласовалось с его
беспечностью. Василиса Егоровна и на дела службы
смотрела, как на свои хозяйские, и управляла крепостию
так точно, как и своим домком. Марья Ивановна скоро
перестала со мною дичиться. Мы познакомились. Я в ней
нашел благоразумную и чувствительную девушку. Неза¬
метным образом я привязался к доброму семейству, даже
к Ивану Игнатьичу, кривому гарнизонному поручику,
о котором Швабрин выдумал, будто бы он был в непоз¬
41

волительной связи с Василисой Егоровной, что не имело
и тени правдоподобия; но Швабрин о том не беспо¬
коился.
Я был произведен в офицеры. Служба меня не отяго¬
щала. В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни
учений, ни караулов. Комендант по собственной охоте
учил иногда своих солдат; но еще не мог добиться, чтобы
все они знали, которая сторона правая, которая левая,
хотя многие из них, дабы в том не ошибиться, перед
каждым оборотом клали на себя знамение креста. У
Швабрина было несколько французских книг. Я стал чи¬
тать, и во мне пробудилась охота к литературе. По утрам
я читал, упражнялся в переводах, а иногда и в сочинении
стихов. Обедал почти всегда у коменданта, где обыкно¬
венно проводил остаток дня и куда вечерком иногда
являлся отец Герасим с женою Акулиной Памфиловной,
первою вестовщицею во всем околотке. С А. И. Швабри-
ным, разумеется, виделся я каждый день; но час от часу
беседа его становилась для меня менее приятною. Всег¬
дашние шутки его насчет семьи коменданта мне очень не
нравились, особенно колкие замечания о Марье Иванов¬
не. Другого общества в крепости не было, но я друго¬
го и не желал.
Несмотря на предсказания, башкирцы не возмущались.
Спокойствие царствовало вокруг нашей крепости. Но
мир был прерван незапным междуусобием.
Я уже сказывал, что я занимался литературою. Опы¬
ты мои, для тогдашнего времени, были изрядны, и Алек¬
сандр Петрович Сумароков, несколько лет после, очень
их похвалил. Однажды удалось мне написать песенку,
которой был я доволен. Известно, что сочинители иногда,
под видом требования советов, ищут благосклонного слу¬
шателя. Итак, переписав мою песенку, я понес ее к Шваб¬
рину, который один во всей крепости мог оценить произ¬
ведения стихотворца. После маленького предисловия
вынул я из кармана свою тетрадку и прочел ему следую¬
щие стишки:
Мысль любовну истребляя,
Тщусь прекрасную забыть,
И ах, Машу избегая,
Мышлю вольность получить!
Но глаза, что мя пленили,
Всеминутно предо мной;
Они дух во мне смутили,
Сокрушили мой покой.
42

Ты, узнав мои напасти,
Сжалься, Маша, надо мной,
Зря меня в сей лютой части,
И что я пленен тобой.
— Как ты это находишь? — спросил я Швабрина,
ожидая похвалы, как дани, мне непременно следуемой.
Но, к великой моей досаде, Швабрин, обыкновенно снис¬
ходительный, решительно объявил, что песня моя нехо¬
роша.
— Почему так? — спросил я его, скрывая свою до¬
саду.
— Потому, — отвечал он, — что такие стихи достой¬
ны учителя моего, Василья Кирилыча Тредьяковского, и
очень напоминают мне его любовные куплетцы.
Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно
разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо
мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из
рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не пока^
жу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой
угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли
ты свое слово; стихотворцам нужен слушатель, как
Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто
эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной
страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ива¬
новна?»
— Не твое дело, — отвечал я нахмурясь, — кто бы
ни была эта Маша. Не требую ни твоего мнения, ни твоих
догадок.
— Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный лю¬
бовник! — продолжал Швабрин, час от часу более раз¬
дражая меня, — но послушай дружеского совета: ко¬
ли ты хочешь успеть, то советую действовать не песен¬
ками.
— Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.
— С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтобы
Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо неж¬
ных стишков подари ей пару серег.
Кровь моя закипела.
— А почему ты об ней такого мнения? — спросил я,
с трудом удерживая свое негодование.
— А потому, — отвечал он с адской усмешкою, — что
знаю по опыту ее нрав и обычай.
— Ты лжешь, мерзавец! — вскричал я в бешенстве, *—
ты лжешь самым бесстыдным образом.
43

Швабрин переменился в лице.
— Это тебе так не пройдет, — сказал он, стиснув мне
руку. — Вы мне дадите сатисфакцию.
— Изволь; когда хочешь! — отвечал я, обрадовав¬
шись. В эту минуту я готов был растерзать его.
Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его
с иголкою в руках; по препоручению комендантши он на¬
низывал грибы для сушенья на зиму. «А, Петр
Андреич! — сказал он, увидя меня, — добро пожало¬
вать! Как это вас бог принес? по какому делу, смею
спросить?» Я в коротких словах объяснил ему, что я по¬
ссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича,
прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслу¬
шал меня со вниманием, вытараща на меня свой един¬
ственный глаз. «Вы изволите говорить, — сказал он
мне, — что хотите Алексея Иваныча заколоть и желае¬
те, чтоб я при том был свидетелем? Так ли? смею спро¬
сить».
— Точно так.
— Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли!
Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда!
Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его
выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в
третье — и разойдитесь; а мы вас уж помирим. А то:
доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить?
И добро б уж закололи вы его: бог с ним с Алексеем
Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас
просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дура¬
ках, смею спросить?
Рассуждения благоразумного поручика не поколебали
меня. Я остался при своем намерении. «Как вам угод¬
но, — сказал Иван Игнатьич, — делайте как разумеете.
Да зачем же мне тут быть свидетелем? К какой стати?
Люди дерутся, что за невидальщина, смею спросить? Сла¬
ва богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмот¬
релся».
Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта,
но Иван Игнатьич никак не мог меня понять. «Воля ва¬
ша, — сказал он. — Коли уж мне и вмешаться в это
дело, так разве пойти к Ивану Кузмичу да донести ему
по долгу службы, что в фортеции умышляется злодей-
ствие, противное казенному интересу: не благоугодно
ли будет господину коменданту принять надлежащие ме¬
ры...»

Я испугался и стал просить Ивана Игнатьича ничего
не сказывать коменданту; насилу его уговорил, он дал
мне слово, и я решился от него отступиться.
Вечер провел я, по обыкновению своему, у комендан¬
та. Я старался казаться веселым и равнодушным, дабы
не подать никакого подозрения и избегнуть докучных
вопросов; но, признаюсь, я не имел того хладнокровия, ко¬
торым хвалятся почти всегда те, которые находились в
моем положении. В этот вечер я расположен был к нежно¬
сти и к умилению. Марья Ивановна нравилась мне более
обыкновенного. Мысль, что, может быть, вижу ее в пос¬
ледний раз, придавала ей в моих глазах что-то трога¬
тельное. Швабрин явился тут же. Я отвел его в сторону
и уведомил его о своем разговоре с Иваном Игнатьичем.
«Зачем нам секунданты, — сказал он мне сухо, — без
них обойдемся». Мы условились драться за скирдами, что
находились подле крепости, и явиться туда на другой день
в седьмом часу утра. Мы разговаривали, по-видимому,
так дружелюбно, что Иван Игнатьич от радости пробол¬
тался. «Давно бы так, — сказал он мне с довольным ви¬
дом, — худой мир лучше доброй ссоры, а и нечестен, так
здоров».
— Что, что, Иван Игнатьич? — сказала комен¬
дантша, которая в углу гадала в карты, — я не вслуша¬
лась.
Иван Игнатьич, заметив во мне знаки неудовольствия
и вспомня свое обещание, смутился и не знал, что отве¬
чать. Швабрин подоспел к нему на помощь.
— Иван Игнатьич, — сказал он, — одобряет нашу
мировую.
— Ас кем это, мой батюшка, ты ссорился?
— Мы было поспорили довольно крупно с Петром
Андреичем.
— За что так?
— За сущую безделицу: за песенку, Василиса Его¬
ровна.
— Нашли за что ссориться! за песенку!., да как же
это случилось?
— Да вот как: Петр Андреич сочинил недавно пес¬
ню и сегодня запел ее при мне, а я затянул мою люби¬
мую:
Капитанская дочь,
Не ходи гулять в полночь.,,
45

Вышла разладица. Петр Андреич было и рассердился;
но потом рассудил, что всяк волен петь, что кому угодно.
Тем и дело кончилось.
Бесстыдство Швабрина чуть меня не взбесило; но ни¬
кто, кроме меня, не понял грубых его обиняков; по край¬
ней мере никто не обратил на них внимания. От песенок
разговор обратился к стихотворцам, и комендант заме¬
тил, что все они люди беспутные и горькие пьяницы, и
дружески советовал мне оставить стихотворство,
как дело службе противное и ни к чему доброму не до¬
водящее.
Присутствие Швабрина было мне несносно. Я скоро
простился с комендантом и с его семейством; пришед до¬
мой, осмотрел свою шпагу, попробовал ее конец и лег
спать, приказав Савельичу разбудить меня в седьмом
часу.
На другой день в назначенное время я стоял уже за
скирдами, ожидая моего противника. Вскоре и он явил¬
ся. «Нас могут застать, — сказал он мне, — надобно по¬
спешить», Мы сняли мундиры, остались в одних кам¬
золах и обнажили шпаги. В эту минуту из-за скирда
вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инва¬
лидов. Он потребовал нас к коменданту. Мы повинова¬
лись с досадою; солдаты нас окружили, и мы отправи¬
лись в крепость вслед за Иваном Игнатьичем, кото¬
рый вел нас в торжестве, шагая с удивительной важно-
стию.
Мы вошли в комендантский дом. Иван Игнатьич отво¬
рил двери, провозгласив торжественно: «привел!» Нас
встретила Василиса Егоровна. «Ах, мои батюшки! На что
это похоже? как? что? в нашей крепости заводить смер¬
тоубийство! Иван Кузмич, сейчас их под арест! Петр
Андреич! Алексей Иваныч! подавайте сюда ваши шпаги,
подавайте, подавайте. Палашка, отнеси эти шпаги в чу¬
лан. Петр Андреич! Этого я от тебя не ожидала. Как тебе
не совестно? Добро Алексей Иваныч: он за душегубство
и из гвардии выписан, он и в господа бога не верует; а
ты-то что? туда же лезешь?»
Иван Кузмич вполне соглашался с своею супругою и
приговаривал: «А слышь ты, Василиса Егоровна правду
говорит. Поединки формально запрещены в воинском ар¬
тикуле». Между тем Палашка взяла у нас наши шпаги и
отнесла в чулан. Я не мог не засмеяться. Швабрин сохра¬
нил свою важность. «При всем моем уважении к вам, —
46

сказал он ей хладнокровно, — не могу не заметить, что
напрасно вы изволите беспокоиться, подвергая нас ваше¬
му СУДУ* Предоставьте это Ивану Кузмичу: это его
дело». — «Ах! мой батюшка! — возразила комендант¬
ша, — да разве муж и жена не един дух и едина
плоть? Иван Кузмич! Что ты зеваешь? Сейчас рассади
их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-
то прошла; да пусть отец Герасим наложит на них эпи-
тимию, чтоб молили у бога прощения да каялись перед
людьми».
Иван Кузмич не знал, на что решиться. Марья Ива¬
новна была чрезвычайно бледна. Мало-помалу буря утих¬
ла; комендантша успокоилась и заставила нас друг друга
поцеловать. Палашка принесла нам наши шпаги. Мы
вышли от коменданта по-видимому примиренные. Иван
Игнатьич нас сопровождал. «Как вам не стыдно было, —
сказал я ему сердито, — доносить на нас коменданту
после того, как дали мне слово того не делать?» — «Как
бог свят, я Ивану Кузмичу того не говорил* — отвечал
он, — Василиса Егоровна выведала все от меня. Она всем
и распорядилась без ведома коменданта. Впрочем, слава
богу, что все так кончилось». С этим словом он повернул
домой, а Швабрин и я остались наедине. «Наше дело
этим кончиться не может», — сказал я ему. «Конечно, —
отвечал Швабрин, — вы своею кровью будете отвечать
мне за вашу дерзость; но за нами, вероятно, станут при¬
сматривать. Несколько дней нам должно будет притво¬
ряться. До свидания!» И мы расстались как ни в чем не
бывали.
Возвратясь к коменданту, я, по обыкновению своему,
подсел к Марье Ивановне. Ивана Кузмича не было дома;
Василиса Егоровна занята была хозяйством. Мы разго¬
варивали вполголоса. Марья Ивановпа с нежностию вы¬
говаривала мне за беспокойство, причиненное всем моею
ссорою с Швабриным. «Я так и обмерла, — сказала
она, — когда сказали нам, что вы намерены биться на
шпагах. Как мужчины странны! За одно слово, о кото¬
ром через неделю верно б они позабыли, они готовы
резаться и жертвовать не только жизнию, но и сове-
стию и благополучием тех, которые... Но я уверен, что
не вы зачинщик ссоры. Верно* виноват Алексей Ива¬
ныч».
— А почему же вы так думаете, Марья Ивановна?
— Да так... он такой насмешник! Я не люблю Алек¬
сея Иваныча. Он очень мне противен; а странно: ни за
47

что б я не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась.
Это меня беспокоило бы страх.
— А как вы думаете, Марья Ивановна? Нравитесь ли
вы ему, или нет?
Марья Ивановна заикнулась и покраснела.
— Мне кажется, — сказала она, — я думаю, что нрав¬
люсь.
— Почему же вам так кажется?
— Потому что он за меня сватался.
— Сватался! Он за вас сватался? Когда же?
— В прошлом году. Месяца два до вашего приезда.
— И вы не пошли?
— Как изволите видеть. Алексей Иваныч, конечно,
человек умный, и хорошей фамилии, и имеет состояние;
но как подумаю, что надобно будет под венцом при всех
с нихм поцеловаться... Ни за что! ни за какие благопо¬
лучия!
Слова Марьи Ивановны открыли мне глаза и объясни¬
ли мне многое. Я понял упорное злоречие, которым Шваб¬
рин ее преследовал. Вероятно, замечал он нашу взаимную
склонность и старался отвлечь нас друг от друга. Слова,
подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более
гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмеш¬
ки, увидел я в них обдуманную клевету. Желание нака¬
зать дерзкого злоязычника сделалось во мне еще силь¬
нее, и я с нетерпением стал ожидать удобного случая.
Я дожидался недолго. На другой день, когда сидел я
за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин
постучался под моим окошком. Я оставил перо, взял
шпагу и к нему вышел. «Зачем откладывать? — сказал
мне Швабрин, — за нами не смотрят. Сойдем к реке. Там
никто нам не помешает». Мы отправились молча. Спус-
тясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки
и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я
сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда сол¬
датом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которы¬
ми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во
мне столь опасного противника. Долго мы не могли сде¬
лать друт другу никакого вреда; наконец, приметя, что
Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него насту¬
пать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я
свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел
Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке...
В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже
правого плеча; я упал и лишился чувств.
48

ГЛАВА V
ЛЮБОВЬ
Ах ты, девка, девка красная!
Не ходи, девка, молода замуж;
Ты спроси, девка, отца, матери,
Отца, матери, роду-племени;
Накопи, девка, ума-разума,
Ума-разума, приданова.
Песня народная
Буде лучше меля найдешь, позабудешь.
Если хуже меня найдешь, воспомянепгь.
То же
Очнувшись, я несколько времени не мог опомниться
и не понимал, что со мною сделалось. Я лежал на кро¬
вати, в незнакомой горнице, и чувствовал большую сла¬
бость. Передо мною стоял Савельич со свечкою в руках.
Кто-то бережно развивал перевязи, которыми грудь и
плечо были у меня стянуты. Мало-помалу мысли мои
прояснились. Я вспомнил свой поединок и догадался, что
был ранен. В эту минуту скрыпнула дверь. «Что? ка¬
ков?» — произнес пошепту голос, от которого я затрепе¬
тал. «Все в одном положении, — отвечал Савельич со
вздохом, — все без памяти вот уже пятые сутки». Я хо¬
тел оборотиться, но не мог. «Где я? кто здесь?» — ска¬
зал я с усилием. Марья Ивановна подошла к моей кро¬
вати и наклонилась ко мне. «Что? как вы себя чувству¬
ете?» — сказала она. «Слава богу, — отвечал я слабым
голосом. — Это вы, Марья Ивановна? скажите мне...» Я
не в силах был продолжать и замолчал. Савельич ахнул.
Радость изобразилась на его лице. «Опомнился! опомнил¬
ся! — повторял он. — Слава тебе, владыко! Ну, батюшка
4 Столетье безумно и мудро
49

Петр Андреич! напугал ты меня! легко ли? пятые сут¬
ки!..» Марья Ивановна перервала его речь. «Не говори с
ним много, Савельич, — сказала она. — Он еще слаб».
Она вышла и тихонько притворила дверь. Мысли мои
волновались. Итак, я был в доме коменданта, Марья
Ивановна входила ко мне. Я хотел сделать Савельичу не¬
которые вопросы, но старик замотал головою и заткнул
себе уши. Я с досадою закрыл глаза и вскоре забылся
сном.
Проснувшись, подозвал я Савельича и вместо его уви¬
дел перед собою Марью Ивановну; ангельский голос ее
меня приветствовал. Не могу выразить сладостного чув¬
ства, овладевшего мною в эту минуту. Я схватил ее руку
и прильнул к ней, обливая слезами умиления. Маша не
отрывала ее... и вдруг ее губки коснулись моей щеки, и
я почувствовал их жаркий и свежий поцелуй. Огонь про¬
бежал по мне. «Милая, добрая Марья Ивановна, — ска¬
зал я ей, — будь моею женою, согласись на мое сча¬
стие». Она опомнилась. «Ради бога успокойтесь, — ска¬
зала она, отняв у меня свою руку. — Вы еще в опасно¬
сти: рана может открыться. Поберегите себя хоть для
меня». С этим словом она ушла, оставя меня в упоении
восторга. Счастие воскресило меня. Она будет моя! она
меня любит! Эта мысль наполняла все мое существо¬
вание.
С той поры мне час от часу становилось лучше. Меня
лечил полковой цирюльник, ибо в крепости другого ле¬
каря не было, и, слава богу, не умничал. Молодость и
природа ускорили мое выздоровление. Все семейство ко¬
менданта за мною ухаживало. Марья Ивановна от меня
не отходила. Разумеется, при первом удобном случае я
принялся за прерванное объяснение, и Марья Ивановна
выслушала меня терпеливее. Она безо всякого жеманства
призналась мне в сердечной склонности и сказала, что
ее родители, конечно, рады будут ее счастию, «Но поду¬
май хорошенько, — прибавила она, — со стороны твоих
родных не будет ли препятствия?»
Я задумался. В нежности матушкиной я не сомне¬
вался, но, зная нрав и образ мыслей отца, я чувствовал,
что любовь моя не слишком его тронет и что он будет на
нее смотреть как на блажь молодого человека. Я чисто¬
сердечно признался в том Марье Ивановне и решился,
однако, писать к батюшке как можно красноречивее,
прося родительского благословения. Я показал письмо
Марье Ивановне, которая нашла его столь убедительным
50

и трогательным, что не сомневалась в успехе его и пре¬
далась чувствам нежного своего сердца со всею доверчи-
востию молодости и любви.
Со Швабриным я помирился в первые дни моего вы¬
здоровления. Иван Кузмич, выговаривая мне за поединок,
сказал мне: «Эх, Петр Андреич! надлежало бы мне по¬
садить тебя под арест, да ты уж и без того наказан.
А Алексей Иваныч у меня таки сидит в хлебном мага¬
зине * под караулом, и шпага его под замком у Василисы
Егоровны. Пускай он себе надумается да раскается».
Я слишком был счастлив, чтоб хранить в сердце чувство
неприязненное. Я стал просить за Швабрина, и добрый
комендант, с согласия своей супруги, решился его осво¬
бодить. Швабрин пришел ко мне; он изъявил глубокое со¬
жаление о том, что случилось между нами; признался,
что был кругом виноват, и просил меня забыть о про¬
шедшем. Будучи от природы не злопамятен, я искренно
простил ему и нашу ссору и рану, мною от него полу¬
ченную. В клевете его видел я досаду оскорбленного са¬
молюбия и отвергнутой любви и велокодушно извинял
своего несчастного соперника.
Вскоре я выздоровел и мог перебраться на мою квар¬
тиру. С нетерпением ожидал я ответа на посланное
письмо, не смея надеяться и стараясь заглушить печаль¬
ные предчувствия. С Василисой Егоровной и с ее мужем
я еще не объяснялся; но предложение мое не должно
было их удивить. Ни я, ни Марья Ивановна не старались
скрывать от них свои чувства, и мы заранее были уж
уверены в их согласии.
Наконец однажды утром Савельич вошел ко мне, дер¬
жа в руках письмо. Я схватил его с трепетом. Адрес был
написан рукою батюшки. Это приуготовило меня к че¬
му-то важному, ибо обыкновенно письма писала ко мне
матушка, а он в конце приписывал несколько строк. Дол¬
го не распечатывал я пакета и перечитывал торжествен¬
ную надпись: «Сыну моему Петру Андреевичу Гриневу,
в Оренбургскую губернию, в Белогорскую крепость».
Я старался по почерку угадать расположение духа, в ко¬
тором писано было письмо; наконец решился его распе¬
чатать и с первых строк увидел, что все дело пошло к
черту. Содержание письма было следующее:
«Сын мой Петр! Письмо твое, в котором просишь ты
нас о родительском нашем благословении и согласии на
* Хлебный магазин — амбар для хранения зерна.
4* 51

брак с Марьей Ивановной дочерью Мироновой, мы полу¬
чили 15-го сего месяца, и не только ни моего благослове¬
ния, ни моего согласия дать я тебе не намерен, но еще и
собираюсь до тебя добраться да за проказы твои про¬
учить тебя путем как мальчишку, несмотря на твой офи¬
церский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще не¬
достоин, которая пожалована тебе на защиту отечества,
а не для дуелей с такими же сорванцами, каков ты сам.
Немедленно буду писать к Андрею Карловичу, прося его
перевести тебя из Белогорской крепости куда-нибудь по¬
дальше, где бы дурь у тебя прошла. Матушка твоя,
узнав о твоем поединке и о том, что ты ранен, с горести
занемогла и теперь лежит. Что из тебя будет? Молю бо¬
га, чтоб ты исправился, хоть и не смею надеяться на
его великую милость.
Отец твой А. Г,».
Чтение сего письма возбудило во мне разные чувство¬
вания. Жестокие выражения, на которые батюшка не
поскупился, глубоко оскорбили меня. Пренебрежение, с
каким он упоминал о Марье Ивановне, казалось мне
столь же непристойным, как и несправедливым. Мысль
о переведении моем из Белогорской крепости меня ужа¬
сала; но всего более огорчило меня известие о болезни
матери. Я негодовал на Савельича, не сомневаясь, что
поединок мой стал известен родителям через него. Шагая
взад и вперед по тесной моей комнате, я остановился
перед ним и сказал, взглянув на него грозно: «Видно
тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и целый
месяц был на краю гроба: ты и мать мою хочешь умо¬
рить». Савельич был поражен как громом. «Помилуй,
сударь, — сказал он, чуть не зарыдав, — что это изво¬
лишь говорить? Я причина, что ты был ранен! Бог ви¬
дит, бежал я заслонить тебя своею грудью от шпаги
Алексея Иваныча! Старость проклятая помешала. Да
что ж я сделал матушке-то твоей?» — «Что ты сделал? —
отвечал я. — Кто просил тебя писать на меня доносы?
разве ты приставлен ко мне в шпионы?» — «Я? писал
на тебя доносы? — отвечал Савельич со слезами. — Гос¬
поди царю небесный! Так изволь-ка прочитать, что пи¬
шет ко мне барин: увидишь, как я доносил на тебя».
Тут он вынул из кармана письмо, и я прочел следу¬
ющее:
«Стыдно тебе, старый пес, что ты, невзирая на мои
строгие приказания, мне не донес о сыне моем Петре
52

Андреевиче и что посторонние принуждены уведомлять
меня о его проказах. Так ли исполняешь ты свою долж¬
ность и господскую волю? Я тебя, старого пса! пошлю
свиней пасти за утайку правды и потворство к молодо¬
му человеку. С получением сего приказываю тебе немед¬
ленно отписать ко мне, каково теперь его здоровье, о ко¬
тором пишут мне, что поправилось, да в какое именно
место он ранен и хорошо ли его залечили».
Очевидно было, что Савельич передо мною был прав и
что я напрасно оскорбил его упреком и подозрением.
Я просил у него прощения; но старик был неутешен.
«Вот до чего я дожил, — повторял он, — вот каких ми¬
лостей дослужился от своих господ! Я и старый пес, и
свинопас, да я ж и причина твоей раны? Нет, батюшка
Петр Андреич! не я, проклятый мусье всему виноват: он
научил тебя тыкаться железными вертелами да притопы¬
вать, как будто тыканием да топанием убережешься от
злого человека! Нужно было нанимать мусье, да тратить
лишние деньги!»
Но кто же брал на себя труд уведомить отца моего о
моем поведении? Генерал? Но он, казалось, обо мне не
слишком заботился; а Иван Кузмич не почел за нужное
рапортовать о моем поединке. Я терялся в догадках.
Подозрения мои остановились на Швабрине. Он один
имел выгоду в доносе, коего следствием могло быть уда¬
ление мое из крепости и разрыв с комендантским семей¬
ством. Я пошел объявить обо всем Марье Ивановне. Она
встретила меня на крыльце. «Что это с вами сделалось? —
сказала она, увидев меня. — Как вы бледны!» — «Все
кончено!» — отвечал я и отдал ей батюшкино письмо.
Она побледнела в свою очередь. Прочитав, она возвра¬
тила мне письмо дрожащею рукою и сказала дрожащим
голосом: «Видно, мне не судьба... Родные ваши не хотят
меня в свою семью. Буди во всем воля господня! Бог
лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего,
Петр Андреич; будьте хоть вы счастливы...» — «Этому
не бывать! — вскричал я, схватив ее за руку, — ты меня
любишь; я готов на все. Пойдем, кинемся в ноги к твоим
родителям; они люди простые, не жестокосердые горде¬
цы... Они нас благословят; мы обвенчаемся... а там, со
временем, я уверен, мы умолим отца моего; матушка бу¬
дет за нас; он меня простит...» — «Нет, Петр Андреич, —
отвечала Маша, — я не выйду за тебя без благословения
твоих родителей. Без их благословения не будет тебе сча¬
53

стия. Покоримся воле божией. Коли найдешь себе суже¬
ную, коли полюбишь другую — бог с тобою, Петр Андре¬
ич; а я за вас обоих...» Тут она заплакала и ушла от меня;
я хотел было войти за нею в комнату, но чувствовал, что
был не в состоянии владеть самим собою, и воротился
домой.
Я сидел, погруженный в глубокую задумчивость, как
вдруг Савельич прервал мои размышления. «Вот,
сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бу¬
маги, — посмотри, доносчик ли я на своего барина и ста¬
раюсь ли я помутить сына с отцом». Я взял из рук его
бумагу: это был ответ Савельича на полученное им
письмо. Вот он от слова до слова:
«Государь Андрей Петрович,
отец наш милостивый!
Милостивое писание ваше я получил, в котором изво¬
лишь гневаться на меня, раба вашего, что-де стыдно мне
не исполнять господских приказаний; а я, не старый пес,
а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и
усердно вам всегда служил и дожил до седых волос.
Я ж про рану Петра Андреича ничего к вам не писал,
чтоб не иопужать понапрасну, и, слышно, барыня, мать
паша Авдотья Васильевна и так с испугу слегла, и за
ее здоровие бога буду молить. А Петр Андреич ранен был
под правое плечо, в грудь иод самую косточку, в глу¬
бину на полтора вершка, и лежал он в доме у комендан¬
та, куда принесли мы его с берега, и лечил его здешний
цирюльник Степан Парамонов; и теперь Петр Андреич,
слава богу, здоров, и про него кроме хорошего, нечего и
писать. Командиры, слышно, им довольны; а у Василисы
Егоровны он как родной сын. А что с ним случилась
такая оказия, то быль молодцу не укора: конь и о четы¬
рех ногах, да спотыкается. А изволите вы писать, что со¬
шлете меня свиней пасти, и на то ваша боярская воля.
За сим кланяюсь рабски.
Верный холоп ваш
Архип Савельев».
Я не мог несколько раз не улыбнуться, читая грамо¬
ту доброго старика. Отвечать батюшке я был не в состоя¬
нии; а чтоб успокоить матушку, письмо Савельича мне
показалось достаточным.
С той поры положение мое переменилось. Марья Ива¬
новна почти со мною не говорила и всячески старалась
избегать меня. Дом коменданта стал для меня постыл,
54

Мало-помалу приучился я сидеть один у себя дома. Ва¬
силиса Егоровна сначала за то мне пеняла; но, видя мое
упрямство, оставила меня в покое. С Иваном Кузмичом
виделся я только, когда того требовала служба. СоШваб-
риным встречался редко и неохотно, тем более что заме¬
чал в нем скрытую к себе неприязнь, что и утверждало
меня в моих подозрениях. Жизнь моя сделалась мне не¬
сносна. Я впал в мрачную задумчивость, которую пита¬
ли одиночество и бездействие. Любовь моя разгоралась в
уединении и час от часу становилась мне тягостнее.
Я потерял охоту к чтению и словесности. Дух мой упал.
Я боялся или сойти с ума, или удариться в распутство.
Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние
на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и бла¬
гое потрясение.
ГЛАВА VI
ПУГАЧЕВЩИНА
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати.
Песня
Прежде нежели приступлю к описанию странных про¬
исшествий, коим я был свидетель, я должен сказать не¬
сколько слов о положении, в котором находилась Орен¬
бургская губерния в конце 1773 года.
Сия обширная и богатая губерния обитаема была
множеством полудиких народов, признавших еще недавно
владычество российских государей. Их поминутные воз¬
мущения, непривычка к законам и гражданской жизни,
легкомыслие и жестокость требовали со стороны прави¬
тельства непрестанного надзора для удержания их в по¬
виновении. Крепости выстроены были в местах, признан¬
55

ных удобными, заселены по большей части казаками,
давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие
казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и без¬
опасность сего края, с некоторого времени были сами для
правительства неспокойными и опасными подданными.
В 1772 году произошло возмущение в их главном город¬
ке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые
генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к
должному повиновению. Следствием было варварское
убиение Траубенберга, своевольная перемена в управле¬
нии и, наконец, усмирение бунта картечью и жестокими
наказаниями.
Это случилось несколько времени перед прибытием
моим в Белогорскую крепость. Все было уже тихо или
казалось таковым; начальство слишком легко поверило
мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злоб¬
ствовали втайне и выжидали удобного случая для возоб¬
новления беспорядков.
Обращаюсь к своему рассказу.
Однажды вечером (это было в начале октября
1773 года) сидел я дома один, слушая вой осеннего вет¬
ра и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. При¬
шли меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправил¬
ся. У коменданта нашел я Швабрина, Ивана Игнатьича
и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы
Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мной по¬
здоровался с видом озабоченным. Он запер двери, всех
усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул
из кармана бумагу и сказал нам: «Господа офицеры,
важная новость! Слушайте, что пишет генерал». Тут он
надел очки и прочел следующее:
«Господину коменданту Белогорской крепости
Капитану Миронову.
По секрету.
Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула дон¬
ской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиня непро¬
стительную дерзость принятием на себя имени покойного
императора Петра III, собрал злодейскую шайку, про¬
извел возмущение в яицких селениях и уже взял и разо¬
рил несколько крепостей, производя везде грабежи и
смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете
вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие
меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а
56

буде можно и к совершенному уничтожению оного, если
он обратится на крепость, вверенную вашему попе¬
чению».
— Принять надлежащие меры! — сказал комендант,
снимая очки и складывая бумагу. — Слышь ты, легко
сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто три¬
дцать человек, не считая казаков, на которых плоха на¬
дежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Уряд¬
ник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офице¬
ры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные до¬
зоры; в случае нападения запирайте ворота да выводите
солдат. Ты, Максимыч, смотри крепко за своими казака¬
ми. Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще
всего содержите все это в тайне, чтоб в крепости никто
не мог о том узнать преждевременно.
Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил.
Я вышел вместе со Швабриным, рассуждая о том, что мы
слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» — спро¬
сил я его. «Бог знает, — отвечал он, — посмотрим. Важ¬
ного покамест еще ничего не вижу. Если же...» Тут он
задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую
арию.
Несмотря на все наши предосторожности, весть о по¬
явлении Пугачева разнеслась по крепости. Иван Кузмич,
хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на све¬
те не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. По¬
лучив письмо от генерала, он довольно искусным обра¬
зом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы
отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные
известия, которые содержит в великой тайне. Василиса
Егоровна тотчас захотела отправиться в гости к попадье
и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб
ей не было скучно одной.
Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас
послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не
могла нас подслушать.
Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ни¬
чего выведать от попадьи, и узнала, что во время ее от¬
сутствия было у Ивана Кузмича совещание и что Палаш¬
ка была под замком. Она догадалась, что была обманута
мужем, и приступила к нему с допросом. Но Иван Куз¬
мич приготовился к нападению. Он нимало не смутился
и бодро отвечал своей любопытной сожительнице:
«А слышь ты, матушка, бабы наши вздумали печи то¬
57

пить соломою; а как от того может произойти несчастие,
то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам пе¬
чей не топить, а топить хворостом и валежником». —
«А для чего ж было тебе запирать Палашку? — спро¬
сила комендантша. — За что бедная девка просидела в
чулане, пока мы не воротились?» Иван Кузмич не был
приготовлен к таковому вопросу; он запутался и пробор¬
мотал что-то очень нескладное. Василиса Егоровна уви¬
дела коварство своего мужа; но, зная, что ничего от него
не добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о
соленых огурцах, которые Акулина Памфиловна приго¬
товляла совершенно особенным образом. Во всю ночь
Василиса Егоровна не могла заснуть и никак не могла
догадаться, что бы такое было в голове ее мужа, о чем
бы ей нельзя было знать.
На другой день возвращаясь от обедни, она увидела
Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тря¬
пички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, за¬
пиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти во¬
енные приготовления? — думала комендантша, — уж не
ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Куз¬
мич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она клик¬
нула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выве¬
дать от него тайну, которая мучила ее дамское любопыт¬
ство.
Василиса Егоровна сделала ему несколько замечаний
касательно хозяйства, как судия, начинающий следствие
вопросами посторонними, дабы сперва усыпить осторож¬
ность ответчика. Потом, помолчав несколько минут, она
глубоко вздохнула и сказала, качая головою: «Господи
боже мой! Вишь какие новости! Что из этого будет?»
— И, матушка! — отвечал Иван Игнатьич. — Бог
милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку
я вычистил. Авось дадим отпор Пугачеву. Господь не вы¬
даст, свинья не съест!
— А что за человек этот Пугачев? — спросила ко¬
мендантша.
Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и за¬
кусил язык. Но уже было поздно. Василиса Егоровна при¬
нудила его во всем признаться, дав ему слово не расска¬
зывать о том никому.
Василиса Егоровна сдержала свое обещание и никому
не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то по¬
тому только, что корова ее ходила еще в степи и могла
быть захвачена злодеями.
58

Вскоре все заговорили о Пугачеве. Толки были раз¬
личны. Комендант послал урядника с поручением разве¬
дать хорошенько обо всем по соседним селениям и крепо¬
стям. Урядник возвратился через два дня и объявил, что
в степи верст за шестьдесят от крепости видел он мно¬
жество огней и слышал от башкирцев, что идет неведо¬
мая сила. Впрочем, не мог он сказать ничего положитель¬
ного, потому что ехать дальше побоялся.
В крепости между казаками заметно стало необык¬
новенное волнение; во всех улицах они толпились в куч¬
ки, тихо разговаривали между собою и расходились, уви¬
дя драгуна или гарнизонного солдата. Посланы были к ним
лазутчики. Юлай, крещеный калмык, сделал коменданту
важное донесение. Показания урядника, по словам Юлая,
были ложны: по возвращении своем лукавый казак объ¬
явил своим товарищам, что он был у бунтовщиков, пред¬
ставлялся самому их предводителю, который допустил его
к своей руке и долго с ним разговаривал. Комендант не¬
медленно посадил урядника под караул, а Юлая назна¬
чил на его место. Эта новость принята была казаками с
явным неудовольствием. Они громко роптали, и Иван
Игнатьич, исполнитель комендантского распоряжения,
слышал своими ушами, как они говорили: «Вот ужо тебе
будет, гарнизонная крыса!» Комендант думал в тот же
день допросить своего арестанта; но урядник бежал из-
под караула вероятно при помощи своих единомышлен¬
ников.
Новое обстоятельство усилило беспокойство комен¬
данта. Схвачен был башкирец с возмутительными листа¬
ми. По сему случаю комендант думал опять собрать сво¬
их офицеров и для того хотел опять удалить Василису
Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Куз¬
мич был человек самый прямодушный и правдивый, то
и не нашел другого способа, кроме как единожды уже им
употребленного.
«Слышь ты, Василиса Егоровна, — сказал он ей по¬
кашливая. — Отец Герасим получил, говорят, из горо¬
да...» — «Полно врать, Иван Кузмич, — перервала ко¬
мендантша, — ты, знать, хочешь собрать совещание да
без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих не
проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, ма¬
тушка, — сказал он, — коли ты уже все знаешь, так, по¬
жалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». — «То-то,
батька мой, — отвечала она, — не тебе бы хитрить; по¬
сылай-ка за офицерами».
59

Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии
жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-
нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о
своем намерении немедленно идти на нашу крепость;
приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров
увещевал не супротивляться, угрожая казнию в против¬
ном случае. Воззвание написано было в грубых, но силь¬
ных выражениях и должно было произвести опасное впе¬
чатление на умы простых людей.
«Каков мошенник! — воскликнула комендантша. —
Что смеет еще нам предлагать! Выйти к нему навстречу
и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын!
Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и
всего, слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие
командиры, которые послушались разбойника?»
— Кажется, не должно бы, — отвечал Иван Куз¬
мич. — А слышно, злодей завладел уж многими крепо¬
стями.
— Видно, он в самом деле силен, — заметил
Швабрин.
*— А вот сейчас узнаем настоящую его силу, — ска¬
зал комендант. — Василиса Егоровна, дай мне ключ от
анбара. Иван Игнатьич, приведи-ка башкирца да прика¬
жи Юлаю принести сюда плетей.
— Постой, Иван Кузмич, — сказала комендантша,
вставая с места. — Дай уведу Машу куда-нибудь из до¬
му; а то услышит крик, перепугается. Да и я, прав¬
ду сказать, не охотница до розыска. Счастливо, оста¬
ваться.
Пытка в старину так была укоренена в обычаях судо¬
производства, что благодетельный указ, уничтоживший
оную, долго оставался безо всякого действия. Думали,
что собственное признание преступника необходимо было
для его полного обличения, — мысль не только неосно¬
вательная, но даже и совершенно противная здравому
юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого
не приемлется в доказательство его невинности, то при¬
знание его и того менее должно быть доказательством его
виновности. Даже и ныне случается мне слышать ста¬
рых судей, жалеющих об уничтожении варварского обы¬
чая. В наше же время никто не сомневался в необходи¬
мости пытки, ни судьи, ни подсудимые. Итак, приказа¬
ние коменданта никого из нас не удивило и не встрево¬
жило. Иван Игнатьич отправился за башкирцем, кото¬
60

рый сидел в анбаре под ключом у комендантши, и через
несколько минут невольника привели в переднюю. Ко¬
мендант велел его к себе представить.
Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в
колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у две¬
рей. Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не за¬
буду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят.
У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была вы¬
брита; вместо бороды торчало несколько седых волос;
он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза
его сверкали еще огнем. «Эхе! — сказал комендант,
узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщи¬
ков, наказанных в 1741 году. — Да ты, видно, старый
волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впер¬
вой уже бунтуешь, коли у тебя так гладко выстрога¬
на башка. Подойди-ка поближе; говори, кто тебя подо¬
слал?»
Старый башкирец молчал и глядел на коменданта с
видом совершенного бессмыслия. «Что же ты мол¬
чишь? — продолжал. Иван Кузмич, — али бельмес по-
русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по-ваше¬
му, кто его подослал в нашу крепость?»
Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана
Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выра¬
жением и не отвечал ни слова.
— Якши, — сказал комендант, — ты у меня заго¬
воришь. Ребята! сымите-ка с него дурацкий полосатый
халат да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хоро¬
шенько его!
Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо не¬
счастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на
все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж
один из инвалидов взял его руки и, положив их себе
около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай
взял плеть и замахнулся, — тогда башкирец засто¬
нал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, от¬
крыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий
обрубок.
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что
ныне дожил я до кроткого царствования императора
Александра, не могу не дивиться быстрым успехам про¬
свещения и распространению правил человеколюбия. Мо¬
лодой человек! если записки мои попадутся в твои руки,
вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те,
61

которые происходят от улучшения нравов, без всяких
насильственных потрясений.
Все были поражены. «Ну, — сказал комендант, —
видно, нам от него толку не добиться. Юлай, отведи
башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потол¬
куем».
Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг
Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с ви¬
дом чрезвычайно встревоженным.
— Что это с тобою сделалось? — спросил изумлен¬
ный комендант.
— Батюшки, беда! — отвечала Василиса Егоровна. —«
Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Гера¬
сима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали.
Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взя¬
ты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда.
Неожиданная весть сильно меня поразила. Комен¬
дант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный моло¬
дой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем
проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и
останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная нахо¬
дилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти.
С часу на час должно было и нам ожидать нападения
Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась
мпе, и сердце у меня так и замерло.
— Послушайте, Иван Кузмич! сказал я комендан¬
ту. — Долг наш защищать крепость до последнего на¬
шего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно
подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Орен¬
бург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, бо¬
лее надежную крепость, куда злодеи не успели бы до¬
стигнуть.
Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей:
— А слышь ты, матушка, и в* самом деле, не отпра¬
вить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтов¬
щиками?
— И, пустое! — сказала комендантша. — Где такая
крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская
ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней про¬
живаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от
Пугачева отсидимся!
— Ну, матушка, — возразил Иван Кузмич, — оста¬
вайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься.

Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся
или дождемся сикурса *; ну, а коли злодеи возьмут кре¬
пость?
— Ну, тогда... — Тут Василиса Егоровна заикнулась
и замолчала с видом чрезвычайного волнения,
— Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант,
замечая, что слова его подействовали, может быть, в
первый раз в его жизни. — Маше здесь оставаться не
гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там
и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе
советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты
старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут
фортецию приступом.
— Добро, — сказала комендантша, — так и быть, от¬
правим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Не¬
чего мне под старость лет расставаться с тобою да искать
одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вме¬
сте и умирать.
— И то дело, — сказал комендант. — Ну, медлить
нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет
ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних
у нас и нет. Да где же Маша?
— У Акулины Памфиловны, — отвечала комендант¬
ша. — Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Ниж¬
неозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко,
до чего мы дожили!
Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде доче¬
ри. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него
не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна яви¬
лась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали
молча и встали из-за стола скорее обыкновенного; про¬
стясь со всем семейством, мы отправились по домам.
Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я
предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну.
В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила
мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! — сказала она
мне со слезами. — Меня посылают в Оренбург. Будьте
живы и счастливы; может быть, господь приведет нас
друг с другом увидеться; если же нет...» Тут она за¬
рыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, — сказал я, —
* Сикурс — помощь (франц.), слово, бытовавшее в рус¬
ской военной терминологии XVIII века.

прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни
было, верь, что последняя моя мысль и последняя молит¬
ва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей гру¬
ди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из ком¬
наты.
ГЛАВА VII
ПРИСТУП
Голова моя, головушка,
Голова дослуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушка
Ни корысти себе, ни радости,
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого;
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.
Народная песня
В эту ночь я не спал и не раздевался. Я намерен был
отправиться на заре к крепостным воротам, откуда Марья
Ивановна должна была выехать, и там проститься с нею
в последний раз. Я чувствовал в себе великую переме¬
ну: волнение души моей было мне гораздо менее тягост¬
но, нежели то уныние, в котором еще недавно был я по¬
гружен. С грустию разлуки сливались во мне и неясные,
не сладостные надежды, и нетерпеливое ожидание опас¬
ностей, и чувства благородного честолюбия. Ночь прошла
незаметно. Я хотел уже выйти из дому, как дверь моя
отворилась и ко мне явился капрал с донесением, что
64

наши казаки ночью выступили из крепости, взяв насиль¬
но с собою Юлая, и что около крепости разъезжают
неведомые люди. Мысль, что Марья Ивановна не ус¬
пеет выехать, ужаснула меня; я поспешно дал капралу
несколько наставлений и тотчас бросился к комен¬
данту.
Уж рассветало. Я летел по улице, как услышал, что
зовут меня. Я остановился. «Куда вы? — сказал Иван
Игнатьич, догоняя меня. — Иван Кузмич на валу и по¬
слал меня за вами. Пугач пришел». — «Уехала ли Марья
Ивановна?» — спросил я с сердечным трепетом.
«Не успела, — отвечал Иван Игнатьич, — дорога в
Оренбург отрезана; крепость окружена. Плохо, Петр
Андреич!»
Мы пошли на вал, возвышение, образованное приро¬
дой и укрепленное частоколом. Там уже толпились все
жители крепости. Гарнизон стоял в ружье. Пушку туда
перетащили накануне. Комендант расхаживал перед сво¬
им малочисленным строем. Близость опасности одушев¬
ляла старого воина бодростию необыкновенной. По сте¬
пи, не в дальнем расстоянии от крепости, разъезжали
человек двадцать верхами. Они, казалося, казаки, но меж¬
ду ими находились и башкирцы, которых легко можно
было распознать по их рысьим шапкам и по колчанам.
Комендант обошел свое войско, говоря солдатам: «Ну, де¬
тушки, постоим сегодня за матушку государыню и дока¬
жем всему свету, что мы люди бравые и присяжные!»
Солдаты громко изъявили усердие. Швабрин стоял подле
меня и пристально глядел на неприятеля. Люди, разъ¬
езжающие в степи, заметя движение в крепости, съеха¬
лись в кучку и стали между собою толковать. Комен¬
дант велел Ивану Игнатьичу навести пушку на их
толпу и сам приставил фитиль. Ядро зажужжало и про¬
летело над ними, не сделав никакого вреда. Наезд¬
ники, рассеясь, тотчас ускакали из виду, и степь опу¬
стела.
Тут явилась на валу Василиса Егоровна и с нею Ма¬
ша, не хотевшая отстать от нее. «Ну, что? — сказала
комендантша. — Каково идет баталья? Где же неприя¬
тель?» — «Неприятель недалече, — отвечал Иван Куз¬
мич. — Бог даст, все будет ладно. Что, Маша, страшно
тебе?» — «Нет, папенька, — отвечала Марья Иванов¬
на, — дома одной страшнее». Тут она взглянула на меня
и с усилием улыбнулась. Я невольно стиснул рукоять
моей шпаги, вспомня, что накануне получил ее из ее рук,
5 Столетье безумно и мудро
65

как бы на защиту моей любезной. Сердце мое горело,
Я воображал себя ее рыцарем. Я жаждал доказать, что
был достоин ее доверенности, и с нетерпением стал ожи*
дать решительной минуты.
В это время из-за высоты, находившейся в полверсте
от крепости, показались новые конные толпы, и вскоре
степь усеялась множеством людей, вооруженных копья¬
ми и сайдаками *. Между ими на белом коне ехал че¬
ловек в красном кафтане, с обнаженной саблею в руке:
это был сам Пугачев. Он остановился; его окружили, и,
как видно, по его повелению, четыре человека отдели¬
лись и во весь опор подскакали под самую крепость.
Мы в них узнали своих изменников. Один из них дер¬
жал под шапкою лист бумаги; у другого на копье вотк¬
нута была голова Юлая, которую, стряхнув, перекинул
он к нам через частокол. Голова бедного калмыка упала
к ногам коменданта. Изменники кричали: «Не стреляй¬
те; выходите вон к государю. Государь здесь!»
«Вот я вас! — закричал Иван Кузмич. — Ребята!
стреляй!» Солдаты наши дали залп. Казак, державший
письмо, зашатался и свалился с лошади; другие поскака¬
ли назад. Я взглянул на Марью Ивановну. Пораженная
видом окровавленной головы Юлая, оглушенная залпом,
она казалась без памяти. Комендант подозвал капрала и
велел ему взять лист из рук убитого казака. Капрал вы¬
шел в поле и возвратился, ведя под уздцы лошадь уби¬
того. Он вручил коменданту письмо. Иван Кузмич про¬
чел его про себя и разорвал потом в клочки. Между тем
мятежники, видимо, приготовлялись к действию. Вскоре
пули начали свистать около наших ушей, и несколь¬
ко стрел воткнулись около нас в землю и в частокол.
«Василиса Егоровна! — сказал комендант. — Здесь не
бабье дело; уведи Машу; видишь: девка ни жива ни
мертва».
Василиса Егоровна, присмиревшая под пулями, взгля¬
нула на степь, на которой заметно было большое движе¬
ние; потом оборотилась к мужу и сказала ему: «Иван
Кузмич, в животе и смерти бог волен: благослови Машу.
Маша, подойди к отцу».
Маша, бледная и трепещущая, подошла к Ивану Куз¬
мичу, стала на колени и поклонилась ему в землю. Ста¬
рый комендант перекрестил ее трижды; потом поднял и,
поцеловав, сказал ей изменившимся голосом: «Ну, Маша,
* Сайдак — лук в чехле и колчан со стрелами,
66

будь счастлива. Молись богу: он тебя не оставит. Коли
найдется добрый человек, дай бог вам любовь да совет.
Живите, как жили мы с Василисой Егоровной. Ну, про¬
щай, Маша. Василиса Егоровна, уведи же ее поскорей».
(Маша кинулась ему на шею и зарыдала.) «Поцелуем¬
ся ж и мы, — сказала, заплакав, комендантша. — Про¬
щай, мой Иван Кузмич. Отпусти мне, коли в чем я тебе
досадила!» — «Прощай, прощай, матушка! — сказал
комендант, обняв свою старуху. — Ну, довольно! Сту¬
пайте, ступайте домой; да коли успеешь, надень на Машу
сарафан». Комендантша с дочерью удалились. Я глядел
вослед Марьи Ивановны; она оглянулась и кивнула мне
головой. Тут Иван Кузмич оборотился к нам, и все вни¬
мание его устремилось на неприятеля. Мятежники съез¬
жались около своего предводителя и вдруг начали сле¬
зать с лошадей. «Теперь стойте крепко, — сказал комен¬
дант, — будет приступ...» В эту минуту раздался страш¬
ный визг и крики; мятежники бегом бежали к крепости.
Пушка наша заряжена была картечью. Комендант под¬
пустил их на самое близкое расстояние и вдруг выпалил
опять. Картечь хватила в самую середину толпы. Мятеж¬
ники отхлынули в обе стороны и попятились. Предводи¬
тель их остался один впереди... Он махал саблею и,
казалось, с жаром их уговаривал... Крик и визг, умолк¬
нувшие на минуту, тотчас снова возобновились. «Ну,
ребята, — сказал комендант, — теперь отворяй воро¬
та, бей в барабан. Ребята! вперед, на вылазку, за
мною!»
Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за
крепостным валом; но обробелый гарнизон не тронулся.
«Что ж вы, детушки, стоите? — закричал Иван Куз¬
мич. — Умирать так умирать: дело служивое!» В эту
минуту мятежники набежали на нас и ворвались в кре¬
пость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня
сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками
вошел в крепость. Комендант, раненный в голову, стоял
в кучке злодеев, которые требовали от него ключей.
Я бросился было к нему на помощь: несколько дюжих
казаков схватили меня и связали кушаками, приговари¬
вая: «Вот ужо вам будет, государевым ослушникам!»
Нас потащили по улицам; жители выходили из домов с
хлебом и солью. Раздавался колокольный звон. Вдруг за¬
кричали в толпе, что государь на площади ожидает плен¬
ных и принимает присягу. Народ повалил на площадь;
нас погнали туда же.
67

Пугачев сидел в креслах на крыльце комендантского
дома. На нем был красный казацкий кафтан, обшитый
галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями
была надвинута на его сверкающие глаза. Лицо его по¬
казалось мне знакомо. Казацкие старшины окружали
его. Отец Герасим, бледный и дрожащий, стоял у крыль¬
ца, с крестом в руках, и, казалось, молча умолял его за
предстоящие жертвы. На площади ставили наскоро ви¬
селицу. Когда мы приближились, башкирцы разогнали
народ и нас представили Пугачеву. Колокольный звон
утих; настала глубокая тишина. «Который комендант?» --
спросил самозванец. Наш урядник выступил из толпы и
указал на Ивана Кузмича. Пугачев грозно взглянул на
старика и сказал ему: «Как ты смел противиться мне,
своему государю?» Комендант, изнемогая от раны, со¬
брал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты
мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!»
Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком.
Несколько казаков подхватили старого капитана и по¬
тащили к виселице. На ее перекладине очутился вер¬
хом изувеченный башкирец, которого допрашивали мы
накануне. Он держал в руке веревку, и через мину¬
ту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на
воздух. Тогда привели к Пугачеву Ивана Игнатьича.
«Присягай, — сказал ему Пугачев, — государю Петру
Федоровичу!» — «Ты нам не государь, — отвечал Иван
Игнатьич, повторяя слова своего капитана. — Ты, дя¬
дюшка, вор и самозванец!» Пугачев махнул опять плат¬
ком, и добрый поручик повис подле своего старого на¬
чальника.
Очередь была за мною. Я глядел смело на Пугачева,
готовясь повторить ответ великодушных моих товарищей.
Тогда, к неописанному моему изумлению, увидел я среди
мятежных старшин Швабрина, обстриженного в кружок и
в казацком кафтане. Он подошел к Пугачеву и сказал
ему на ухо несколько слов. «Вешать его!» — сказал Пу¬
гачев, не взглянув уже на меня. Мне накинули на шею
петлю. Я стал читать про себя молитву, принося богу
искреннее раскаяние во всех моих прегрешениях и моля
его о спасении всех близких моему сердцу. Меня прита¬
щили под виселицу. «Не бось, не бось», — повторяли
мне губители, может быть и вправду желая меня обод¬
рить. Вдруг услышал я крик: «Постойте, окаянные! по¬
годите!..» Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит
в ногах у Пугачева. «Отец родной! — говорил бедный

дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти
его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха
ради вели повесить хоть меня старика!» Пугачев дал
знак, и меня тотчас развязали и оставили. «Батюшка
наш тебя милует», — говорили мне. В эту минуту
не могу сказать, чтоб я обрадовался своему избавлению,
не скажу, однако ж, чтоб я о нем и сожалел. Чув¬
ствования мои были слишком смутны. Меня снова приве¬
ли к самозванцу и поставили перед ним на колони.
Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «Целуй
руку, целуй руку!» — говорили около меня. Но я
предпочел бы самую лютую казнь такому подлому уни¬
жению. «Батюшка Петр Андреич! — шептал Савель¬
ич, стоя за мною и толкая меня. — Не упрямься! что
тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод... (тьфу!) поцелуй
у него ручку». Я не шевелился. Пугачев опустил ру¬
ку, сказав с умешкою: «Его благородие, знать, одурел
от радости. Подымите его!» Меня подняли и оставили
на свободе. Я стал смотреть на продолжение ужасной ко¬
медии.
Жители начали присягать. Они подходили один за
другим, целуя распятие и потом кланяясь самозванцу.
Гарнизонные солдаты стояли тут же. Ротный портной,
вооруженный тупыми своими ножницами, резал у них
косы. Они, отряхиваясь, подходили к руке Пугачева, ко¬
торый объявлял им прощение и принимал в свою шайку.
Все это продолжалось около трех часов. Наконец Пугачев
встал с кресел и сошел с крыльца в сопровождении сво¬
их старшин. Ему подвели белого коня, украшенного бо¬
гатой сбруей. Два казака взяли его под руки и посадили
на седло. Он объявил отцу Герасиму, что будет обедать
у него. В эту минуту раздался женский крик. Несколько
разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну,
растрепанную и раздетую донага. Один из них успел уже
нарядиться в ее душегрейку. Другие таскали перины,
сундуки, чайную посуду, белье и всю рухлядь. «Батюш¬
ки мои! — кричала бедная старушка. — Отпустите ду¬
шу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану
Кузмичу». Вдруг она взглянула на виселицу и узнала
своего мужа. «Злодеи! — закричала она в исступле¬
нии. — Что это вы с ним сделали? Свет ты мой, Иван
Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя
ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном
бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторж¬
ника!» — «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачев.
69

Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она
упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал, на¬
род бросился за ним.
ГЛАВА VIII
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Незвалый гость хуже татарина.
Пословица
Площадь опустела. Я все стоял на одном месте и не
мог привести в порядок мысли, смущенные столь ужас¬
ными впечатлениями.
Неизвестность о судьбе Марьи Ивановны пуще всего
меня мучила. Где она? что с нею? успела ли спрятать¬
ся? надежно ли ее убежище?.. Полный тревожными мыс¬
лями, я вошел в комендантский дом... Все было пусто;
стулья, столы, сундуки были переломаны; посуда переби¬
та; все растаскано. Я взбежал по маленькой лестнице, ко¬
торая вела в светлицу, и в первый раз отроду вошел в
комнату Марьи Ивановны. Я увидел ее постелю, пере¬
рытую разбойниками; шкап был разломан и ограблен;
лампадка теплилась еще перед опустелым кивотом. Уце¬
лело и зеркальце, висевшее в простенке... Где ж была
хозяйка этой смиренной, девической кельи? Страшная
мысль мелькнула в уме моем: я вообразил ее в руках у
разбойников... Сердце мое сжалось... Я горько, горько за¬
плакал и громко произнес имя моей любезной... В эту
минуту послышался легкий шум, и из-за шкапа явилась
Палаша, бледная и трепещущая.
— Ах, Петр Андреич! — сказала она, сплеснув ру¬
ками. — Какой денек! какие страсти!.,
70

— А Марья Ивановна? — спросил я нетерпеливо, —
что Марья Ивановна?
— Барышня жива, — отвечала Палаша. — Она спря¬
тана у Акулины Памфиловны.
— У попадьи! — вскричал я с ужасом. — Боже мой!
да там Пугачев!..
Я бросился вон из комнаты, мигом очутился на улице
и опрометью побежал в дом священника, ничего не видя
и не чувствуя. Там раздавались крики, хохот и песни...
Пугачев пировал с своими товарищами. Палаша прибе¬
жала туда же за мною. Я подослал ее вызвать тихонько
Акулину Памфиловну. Через минуту попадья вышла ко
мне в сени с пустым штофом в руках.
— Ради бога! где Марья Ивановна? — спросил я с
неизъяснимым волнением.
— Лежит, моя голубушка, у меня на кровати, там за
перегородкою, — отвечала попадья. — Ну, Петр Андре¬
ич, чуть было не стряслась беда, да, слава богу, все про¬
шло благополучно: злодей только что уселся обедать, как
она, моя бедняжка, очнется да застонет!.. Я так и об¬
мерла. Он услышал: «А кто это у тебя охает, старуха?»
Я вору в пояс: «Племянница моя, государь; захворала,
лежит, вот уж другая неделя». — «А молода твоя пле¬
мянница?» — «Молода, государь». — «А покажи-ка мне,
старуха, свою племянницу». — У меня сердце так и
екнуло, да нечего было делать. — «Изволь, государь;
только девка-то не сможет встать и прийти к твоей ми¬
лости». — «Ничего, старуха, я и сам пойду погляжу».
И ведь пошел окаянный за перегородку; как ты дума¬
ешь! ведь отдернул занавес, взглянул ястребиными свои¬
ми глазами! — и ничего... бог вынес! А веришь ли, я и
батька мой так уж и приготовились к мученической смер¬
ти. К счастию, она, моя голубушка, не узнала его. Гос¬
поди владыко, дождались мы праздника! Нечего сказать!
бедный Иван Кузмич! кто бы подумал!.. А Василиса-то
Егоровна? А Иван-то Игнатьич? Его-то за что?.. Как это
вас пощадили? А каков Швабрин, Алексей Иваныч? Ведь
остригся в кружок и теперь у нас тут же с ними пирует!
Проворен, нечего сказать. А как сказала я про больную
племянницу, так он, веришь ли, так взглянул на меня,
как бы ножом насквозь; однако не выдал, спасибо ему и
за то. — В эту минуту раздались пьяные крики гостей и
голос отца Герасима. Гости требовали вина, хозяин кли¬
кал сожительницу. Попадья расхлопоталась. — Ступай¬
те себе домой, Петр Андреич, — сказала она, — теперь
71

не до вас; у злодеев попойка идет. Беда, попадетесь под
пьяную руку. Прощайте, Петр Андреич. Что будет, то
будет; авось бог не оставит.
Попадья ушла. Несколько успокоенный, я отправился
к себе на квартиру. Проходя мимо площади, я увидел не¬
сколько башкирцев, которые теснились около виселицы и
стаскивали сапоги с повешенных; с трудом удержал я
порыв негодования, чувствуя бесполезность заступления.
По крепости бегали разбойники, грабя офицерские дома.
Везде раздавались крики пьянствующих мятежников.
Я пришел домой. Савельич встретил меня у порога. «Сла¬
ва богу! — вскричал он, увидя меня. — Я было думал,
что злодеи опять тебя подхватили. Ну, батюшка Петр
Андреич! веришь ли? все у нас разграбили, мошенники:
платье, белье, вещи, посуду — ничего не оставили. Да что
уж! Слава богу, что тебя живого отпустили! А узнал ли
ты, сударь, атамана?»
— Нет, не узнал; а кто же он такой?
— Как, батюшка? Ты и позабыл того пьяницу, кото¬
рый выманил у тебя тулуп на постоялом дворе? Зая¬
чий тулупчик совсем новешенький; а он, бестия, его так
и распорол, напяливая на себя!
Я изумился. В самом деле сходство Пугачева с моим
вожатым было разительно. Я удостоверился, что Пугачев
и он были одно и то же лицо, и понял тогда причину
пощады, мне оказанной. Я не мог не подивиться странно¬
му сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный
бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся
по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал го¬
сударством!
— Не изволишь ли покушать? — спросил Савельич,
неизменный в своих привычках. — Дома ничего нет;
пойду пошарю да что-нибудь тебе изготовлю.
Оставшись один, я погрузился в размышления. Что
мне было делать? Оставаться в крепости, подвластной
злодею, или следовать за его шайкою было неприлично
офицеру. Долг требовал, чтобы я явился туда, где служ¬
ба моя могла еще быть полезна отечеству в настоящих
затруднительных обстоятельствах... Но любовь сильно со¬
ветовала мне оставаться при Марье Ивановне и быть
ей защитником и покровителем. Хотя я и предвидел ско¬
рую и несомненную перемену в обстоятельствах, но все
же не мог не трепетать, воображая опасность ее поло¬
жения.
72

Размышления мои были прерваны приходом одного из
казаков, который прибежал с объявлением, что-де «ве¬
ликий государь требует тебя к себе». — «Где же он?» —
спросил я, готовясь повиноваться.
— В комендантском, — отвечал казак. — После обе¬
да батюшка наш отправился в баню, а теперь отдыхает.
Ну, ваше благородие, по всему видно, что персона знат¬
ная: за обедом скушать изволил двух жареных поросят,
а парится так жарко, что и Тарас Курочкин не вытер¬
пел, отдал веник Фомке Бикбаеву да насилу холодной
водой откачался. Нечего сказать: все приемы такие важ¬
ные... А в бане, слышно, показывал царские свои знаки
на грудях: на одной двуглавый орел, величиною с пятак,
а на другой персона его.
Я не почел нужным оспоривать мнения казака и
с ним вместе отправился в комендантский дом, зара¬
нее воображая себе свидание с Пугачевым и стараясь
предугадать, чем оно кончится. Читатель легко мо¬
жет себе представить, что я не был совершенно хладно¬
кровен.
Начинало смеркаться, когда пришел я к комендант¬
скому дому. Виселица с своими жертвами страшно чер¬
нела. Тело бедной комендантши все еще валялось под
крыльцом, у которого два казака стояли на карауле.
Казак, приведший меня, отправился про меня доло¬
жить и, тотчас же воротившись, ввел меня в ту комна¬
ту, где накануне так нежно прощался я с Марьей Ива¬
новною.
Необыкновенная картина мне представилась: за сто¬
лом, накрытым скатертью и установленным штофами и
стаканами, Пугачев и человек десять казацких старшин
сидели, в шапках и цветных рубашках, разгоряченные
вином, с красными рожами и блистающими глазами.
Между ими не было ни Швабрина, ни нашего урядника,
новобранных изменников. «А, ваше благородие! — ска¬
зал Пугачев, увидя меня. — Добро пожаловать; честь и
место, милости просим». Собеседники потеснились. Я мол¬
ча сел на краю стола. Сосед мой, молодой казак, строй¬
ный и красивый, налил мне стакан простого вина, до ко¬
торого я не коснулся. С любопытством стал я рассмат¬
ривать сборище. Пугачев на первом месте сидел, обло¬
котись на стол и подпирая черную бороду своим широким
кулаком. Черты лица его, правильные и довольно прият¬
ные, не изъявляли ничего свирепого. Он часто обращался
73

к человеку лет пятидесяти, называя его то графом, то
Тимофеичем, а иногда величая его дядюшкою. Все обхо¬
дились между собою как товарищи и не оказывали ни¬
какого особенного предпочтения своему предводителю.
Разговор шел об утреннем приступе, об успехе возмуще¬
ния и о будущих действиях. Каждый хвастал, предлагал
свои мнения и свободно оспоривал Пугачева. И на сем-то
странном военном совете решено было идти к Оренбур¬
гу: движение дерзкое, и которое чуть было не увенча¬
лось бедственным успехом! Поход был объявлен к завт¬
рашнему дню. «Ну, братцы, — сказал Пугачев,
затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку.
Чумаков! Начинай!» Сосед мой затянул тонким голос¬
ком заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хо¬
ром;
Не шуми, мати зеленая дуб.ро-вущка,
Не мешай мне доброму молодцу думу думати.
Что заутра мне доброму молодцу в допрос идти
Перед грозного судью, самого царя.
Еще станет государь-царь меня спрашивать:
Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын.
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Еще много ли с тобой было товарищей?
Я скажу тебе, надежа православный царь,
Всеё правду скажу тебе, всю истину,
Что товарищей у меня было четверо:
Еще первый мой товарищ темная ночь,
А второй мой товарищ булатный нож,
А как третий-то товарищ, то мой добрый конь,
А четвертый мой товарищ, то тугой лук,
Что рассылыцики мои, то калены стрелы.
Что возговорит надежда православный царь:
Иснолать тебе, детинушка крестьянский сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими,
Что двумя ли сголбами с перекладиной.
Невозможно рассказать, какое действие произвела на
меня эта простонародная песня про виселицу, распевае¬
мая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица,
стройные голоса, унылое выражение, которое придавали
они словам и без того выразительным, — все потрясало
меня каким-то пиитическим ужасом.
Гости выпили еще по стакану, встали из-за стола и
простились с Пугачевым. Я хотел за ними последовать,
но Пугачев сказал мне: «Сиди; я хочу с тобою перегово¬
рить». Мы остались глаз на глаз.
74

Несколько минут продолжалось обоюдное наше мол¬
чание. Пугачев смотрел на меня пристально, изредка
прищуривая левый глаз с удивительным выражением
плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с
такою непритворной веселостию, что и я, глядя на него,
стал смеяться, сам не зная чему.
— Что, ваше благородие? — сказал он мне. — Стру¬
сил ты, признайся, когда молодцы мои накинули тебе
веревку на шею? Я чаю, небо с овчинку показалось...
А покачался бы на перекладине, если бы не твой слуга.
Я тотчас узнал старого хрыча. Ну, думал ли ты, ваше
благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был
сам великий государь? (Тут он взял на себя вид важ¬
ный и таинственный.) Ты крепко передо мною вино¬
ват, — продолжал он, — но я помиловал тебя за твою
добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда
принужден я был скрываться от своих недругов. То ли
еще увидишь! Так ли еще тебя пожалую, когда полу¬
чу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усер¬
дием?
Вопрос мошенника и его дерзость показались мне так
забавны, что я не мог не усмехнуться.
— Чему ты усмехаешься? — спросил он меня нахму¬
рясь. — Или ты не веришь, что я великий государь? От¬
вечай прямо.
Я смутился: признать бродягу государем был я не в
состоянии: это казалось мне малодушием непроститель¬
ным. Назвать его в глаза обманщиком — было подверг¬
нуть себя погибели; и то, на что был я готов под висели¬
цею в глазах всего народа и в первом пылу негодования,
теперь казалось мне бесполезной хвастливостию. Я ко¬
лебался. Пугачев мрачно ждал моего ответа. Наконец
(и еще ныне с само довольствием поминаю эту минуту)
чувство долга восторжествовало во мне над слабостию
человеческою. Я отвечал Пугачеву: «Слушай; скажу тебе
всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе госуда¬
ря? Ты человек смышленый: ты сам увидел бы, что я
лукавствую».
— Кто же я таков, по твоему разумению?
— Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь
опасную шутку.
Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не ве¬
ришь, — сказал он, — чтоб я был государь Петр Федо¬
рович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в
75

старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про
меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело
до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне
верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы
и в князья. Как ты думаешь?»
— Нет, — отвечал я с твердостию. — Я природный
дворянин; я присягал государыне императрице: тебе слу¬
жить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне доб¬
ра, так отпусти меня в Оренбург.
Пугачев задумался. «А коли отпущу, — сказал он, —
так обещаешься ли по крайней мере против меня не
служить?»
— Как могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. —
Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя —
пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам
требуешь повиновения от своих. На что это будет похо¬
же, если я от службы откажусь, когда служба моя пона¬
добится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня —
спасибо; казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе
правду.
Моя искренность поразила Пугачева. «Так и быть,—
сказал он, ударя меня по плечу. — Казнить так казнить,
миловать так миловать. Ступай себе на все четыре сто¬
роны и делай что хочешь. Завтра приходи со мною про¬
ститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрема
клонит».
Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была
тихая и морозная. Месяц и звезды ярко сияли, освещая
площадь и виселицу. В крепости все было спокойно и
темно. Только в кабаке светился огонь и раздавались
крики запоздалых гуляк. Я взглянул на дом священника.
Ставни и ворота были заперты. Казалось, все в нем было
тихо.
Я пришел к себе на квартиру и нашел Савельича,
горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей
обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — ска¬
зал он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость
и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил;
покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у
Христа за пазушкой».
Я последовал его совету и, поужинав с большим аппе¬
титом, заснул на голом полу, утомленный душевно и фи¬
зически.
76

ГЛАВА IX
РАЗЛУКА
Сладко было спознаваться
Мне, прекрасная, с тобой;
Грустно, грустно расставаться,
Грустно, будто бы с душой.
Херасков
Рано утром разбудил меня барабан. Я пошел на сбор¬
ное место. Там строились уже толпы пугачевские около
виселицы, где все еще висели вчерашние жертвы. Каза¬
ки стояли верхами, солдаты под ружьем. Знамена разве¬
вались. Несколько пушек, между коих узнал я и нашу,
поставлены были на походные лафеты. Все жители на¬
ходились тут же, ожидая самозванца. У крыльца комен¬
дантского дома казак держал под уздцы прекрасную бе¬
лую лошадь киргизской породы. Я искал глазами тело
комендантши. Оно было отнесено немного в сторону и
прикрыто рогожею. Наконец Пугачев вышел из сеней.
Народ снял шапки. Пугачев остановился на крыльце и
со всеми поздоровался. Один из старшин подал ему ме¬
шок с медными деньгами, и он стал их метать пригорш¬
нями. Народ с криком бросился их подбирать, и дело
обошлось не без увечья. Пугачева окружали главные из
его сообщников. Между ими стоял и Швабрин. Взоры
наши встретились; в моем он мог прочесть презрение, и
он отворотился с выражением искренней злобы и при¬
творной насмешливости. Пугачев, увидев меня в толпе,
кивнул мне головою и подозвал к себе. «Слушай, —
сказал он мне. — Ступай сей же час в Оренбург и объ¬
яви от меня губернатору и всем генералам, чтоб ожидали
меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня
77

с детской любовию и послушанием; не то не избежать
им лютой казни.» Счастливый путь, ваше благородие! —
Потом обратился он к народу и сказал, указывая на
Швабрина: — Вот вам, детушки, новый командир: слу¬
шайтесь его во всем, а он отвечает мне за вас и за кре¬
пость». С ужасом услышал я сии слова: Швабрин делал¬
ся начальником крепости; Марья Ивановна оставалась в
его власти! Боже, что с нею будет! Пугачев сошел с
крыльца. Ему подвели лошадь. Он проворно вскочил в
седло, не дождавшись казаков, которые хотели было под¬
садить его.
В это время из толпы народа, вижу, выступил мой
Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бума¬
ги. Я не мог придумать, что из того выйдет. «Это что?» —
спросил важно Пугачев. «Прочитай, так изволишь уви¬
деть», — отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и
долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так
мудрено пишешь? — сказал он наконец. — Наши свет¬
лые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-
секретарь?»
Молодой малый в капральском мундире проворно под¬
бежал к Пугачеву. «Читай вслух», — сказал самозванец,
отдавая ему бумагу. Я чрезвычайно любопытствовал
узнать, о чем дядька мой вздумал писать Пугачеву.
Обер-секретарь громогласно стал по складам читать сле¬
дующее:
— «Два халата, миткалевый и шелковый полосатый,
на шесть рублей».
— Это что значит? — сказал, нахмурясь, Пугачев.
— Прикажи читать далее, — отвечал спокойно Са¬
вельич.
Обер-секретарь продолжал:
— «Мундир из тонкого зеленого сукна на семь
рублей.
Штаны белые суконные на пять рублей.
Двенадцать рубах полотняных голландских с манже¬
тами на десять рублей.
Погребец с чайною посудою на два рубля с полти¬
ною...»
— Что за вранье? — прервал Пугачев. — Какое мне
дело до погребцов и до штанов с манжетами?
Савельич крякнул и стал объясняться.
— Это, батюшка, изволишь видеть, реестр барскому
добру, раскраденному злодеями..,
78

— Какими злодеями? — спросил грозно Пугачев.
— Виноват: обмолвился, — отвечал Савельич. — Зло¬
деи не злодеи, а твои ребята таки пошарили да порастас¬
кали. Не гневись: конь и о четырех ногах да спотыкает¬
ся. Прикажи уж дочитать.
— Дочитывай, — сказал Пугачев. Секретарь про¬
должал:
— «Одеяло ситцевое, другое тафтяное на хлопчатой
бумаге четыре рубля.
Шуба лисья, крытая алым ратином, 40 рублей.
Еще заячий тулупчик, пожалованный твоей милости
на постоялом дворе, 15 рублей».
— Это что еще! — вскричал Пугачев, сверкнув огнен¬
ными глазами.
Признаюсь, я перепугался за бедного моего дядьку.
Он хотел было пуститься опять в объяснения, но Пуга¬
чев его прервал: «Как ты смел лезть ко мне с такими
пустяками? — вскричал он, выхватя бумагу из рук сек¬
ретаря и бросив ее в лицо Савельичу. —* Глупый ста¬
рик! Их обобрали: экая беда? Да ты должеп, старый
хрыч, вечно бога молить за меня да за моих ребят за то,
что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с
моими ослушниками... Заячий тулуп! Я-те дам заячий
тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу ве¬
лю содрать на тулупы?»
— Как изволишь, — отвечал Савельич, — а я че¬
ловек подневольный и за барское добро должен отве¬
чать.
Пугачев был, видно, в припадке великодушия. Он от¬
воротился и отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин
и старшины последовали за ним. Шайка выступила из
крепости в порядке. Народ пошел провожать Пугачева.
Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой
держал в руках свой реестр и рассматривал его с видом
глубокого сожаления.
Видя мое доброе согласие с Пугачевым, он думал упо¬
требить оное в пользу; но мудрое намерение ему не
удалось. Я стал было его бранить за неуместное усердие
и не мог удержаться от смеха. «Смейся, сударь, — от¬
вечал Савельич, — смейся; а как придется нам сызнова
заводиться всем хозяйством, так посмотрим, смешно ли
будет».
Я спешил в дом священника увидеться о Марьей Ива¬
новной. Попадья встретила меня с печальным известием.
79

Ночью у Марьи Ивановны открылась сильная горячка.
Она лежала без памяти и в бреду. Попадья ввела меня
в ее комнату. Я тихо подошел к ее кровати. Перемена в
ее лице поразила меня. Больная меня яе узнала. Долго
стоял я перед нею, не слушая ни отца Герасима, ни доб¬
рой жены его, которые, кажется, меня утешали. Мрачные
мысли волновали меня. Состояние бедной, беззащитной
сироты, оставленной посреди злобных мятежников, соб¬
ственное мое бессилие устрашали меня. Швабрин, Шваб¬
рин пуще всего терзал мое воображение. Облеченный
властию от самозванца, предводительствуя в крепости,
где оставалась несчастная девушка — невинный пред¬
мет его ненависти, он мог решиться на все. Что мне было
делать? Как подать ей помощь? Как освободить из рук
злодея? Оставалось одно средство: я решился тот же час
отправиться в Оренбург, дабы торопить освобождение Бе¬
логорской крепости и по возможности тому содействовать.
Я простился с священником и с Акулиной Памфиловной,
с жаром поручая ей ту, которую почитал уже своею же¬
ною. Я взял руку бедной девушки и поцеловал ее, оро¬
шая слезами. «Прощайте, — говорила мне попадья, про¬
вожая меня, — прощайте, Петр Андреич. Авось увидим¬
ся в лучшее время. Не забывайте нас и пишите к нам
почаще. Бедная Марья Ивановна, кроме вас, не имеет
теперь ни утешения, ни покровителя».
Вышед на площадь, я остановился на минуту, взгля¬
нул на виселицу, поклонился ей, вышел из крепости и
пошел по Оренбургской дороге, сопровождаемый Савельи¬
чем, который от меня не отставал.
Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг
услышал за собою конский топот. Оглянулся; вижу: из
крепости скачет казак, держа башкирскую лошадь в по¬
водья и делая издали мне знаки. Я остановился и вско¬
ре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез с своей
лошади и сказал, отдавая мне поводья другой: «Ваше
благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с сво¬
его плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп).
Да еще, — примолвил, запинаясь, урядник, — жалует он
вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою; прости¬
те великодушно». Савельич посмотрел на него косо и
проворчал: «Растерял дорогою! А что же у тебя побряки¬
вает за пазухой? Бессовестный!» — «Что у меня за
пазухой-то побрякивает? — возразил урядник, нимало
не смутясь. — Бог с тобой, старинушка! Это бренчит
уздечка, а не полтина». — «Добро, — сказал я, преры¬
80

вая спор. — Благодари от меня того, кто тебя прислал;
а растерянную полтину постарайся подобрать на воз¬
вратном пути и возьми себе на водку». — «Очень бла¬
годарен, ваше благородие, — отвечал он, поворачивая
свою лошадь, — вечно за вас буду бога молить». При сих
словах он поскакал назад, держась одной рукою за па¬
зуху, и через минуту скрылся из виду.
Я надел тулуп и сел верхом, посадив за собою Са¬
вельича. «Вот видишь ли, сударь, — сказал старик, —
что я недаром подал мошеннику челобитье: вору-то ста¬
ло совестно, хоть башкирская долговязая кляча да овчин¬
ный тулуп не стоят и половины того, что они, мошенни¬
ки, у нас украли, и того, что ты ему сам изволил пожа¬
ловать; да все же пригодится, а с лихой собаки хоть
шерсти клок».
ГЛАВА X
ОСАДА ГОРОДА
Заняв луга и горы,
И, в нем перуны скрыв, в нощи иривесть под град.
За станом повелел соорудить раскат
С вершины, как орел, бросал на град он взоры.
Херасков
Приближаясь к Оренбургу, увидели мы толпу колод¬
ников с обритыми головами, с лицами, обезображенными
шипцами палача. Они работали около укреплений под
надзором гарнизонных инвалидов. Иные вывозили в те¬
лежках сор, наполнявший ров; другие лопатками копали
землю; на валу каменщики таскали кирпич и чинили го¬
родскую стену. У ворот часовые остановили нас и потре¬
бовали наших паспортов. Как скоро сержант услышал,
6 Столетье безумно и мудро
81

что я еду из Белогорской крепости, то и повел меня
прямо в дом генерала.
Я застал его в саду. Он осматривал яблони, обнажен¬
ные дыханием осени, и с помощию старого садовника бе¬
режно их укутывал теплой соломой. Лицо его изобража¬
ло спокойствие, здоровье и добродушие. Он мне обрадо¬
вался и стал расспрашивать об ужасных происшествиях,
коим я был свидетель. Я рассказал ему все. Старик слу¬
шал меня со вниманием и между тем отрезывал сухие
ветви. «Бедный Миронов! — сказал он, когда кончил я
свою печальную повесть. — Жаль его: хороший был офи¬
цер. И мадам Миронов добрая была дама и какая май-
стерица грибы солить! А что Маша, капитанская доч¬
ка?» Я отвечал, что она осталась в крепости на руках у
попадьи. «Ай, ай, ай! — заметил генерал, — Это плохо,
очень плохо. На дисциплину разбойников никак нельзя
положиться. Что будет с бедной девушкою?» Я отвечал,
что до Белогорской крепости недалеко, и что, вероятно,
его превосходительство не замедлит выслать войско для
освобождения бедных ее жителей. Генерал покачал го¬
ловою с видом недоверчивости. «Посмотрим, посмотрим, —
сказал он. — Об этом мы еще успеем потолковать. Про¬
шу ко мне пожаловать на чашку чаю: сегодня у меня
будет военный совет. Ты можешь нам дать верные све¬
дения о бездельнике Пугачеве и об его войске. Теперь
покамест поди отдохни».
Я пошел на квартиру, мне отведенную, где Савельич
уже хозяйничал, и с нетерпением стал ожидать назначен¬
ного времени. Читатель легко себе представит, что я не
преминул явиться на совет, долженствовавший иметь
такое влияние на судьбу мою. В назначенный час я уже
был у генерала.
Я застал у него одного из городских чиновников, пом¬
нится, директора таможни, толстого и румяного ста¬
ричка в глазетовом кафтане. Он стал расспрашивать ме¬
ня о судьбе Ивана Кузмича, которого называл кумом, и
часто прерывал мою речь дополнительными вопросами и
нравоучительными замечаниями, которые если и не обли¬
чали в нем человека сведущего в военном искусстве, то
по крайней мере обнаруживали сметливость и природный
ум. Между тем собрались и прочие приглашенные. Меж¬
ду ими, кроме самого генерала, не было ни одного воен¬
ного человека. Когда все уселись и всем разнесли по
чашке чаю, генерал изложил весьма ясно и пространно,
в чем состояло дело. «Теперь, господа, продолжал
82

он, — надлежит решить, как нам действовать противу
мятежников: наступательно или оборонительно? Каждый
из оных способов имеет свою выгоду и невыгоду. Дей¬
ствие наступательное представляет более надежды на ско¬
рейшее истребление неприятеля; действие оборонитель¬
ное более верно и безопасно... Итак, начнем собирать
голоса по законному порядку, то есть начиная с млад¬
ших по чину. Господин прапорщик! — продолжал он,
обращаясь ко мне. — Извольте объяснить нам ваше мне¬
ние».
Я встал и, в коротких словах описав сперва Пугачева
и шайку его, сказал утветэдительно, что самозванцу спо¬
соба не было устоять про тву правильного оружия.
Мнение мое было принято чиновниками с явною не-
благосклонностию. Они видели в нем опрометчивость и
дерзость молодого человека. Поднялся ропот, и я услы¬
шал явственно слово «молокосос», произнесенное кем-то
вполголоса. Генерал обратился ко мне и сказал с улыб¬
кою: «Господин прапорщик! Первые голоса на военных
советах подаются обыкновенно в пользу движений насту¬
пательных; это законный порядок. Теперь станем про¬
должать собирание голосов. Господин коллежский совет¬
ник! скажите нам ваше мнение!»
Старичок в глазетовом кафтане поспешно допил
третью свою чашку, значительно разбавленную ромом,
и отвечал генералу: «Я думаю, ваше превосходительство,
что не должно действовать ни наступательно, ни оборо¬
нительно».
— Как же так, господин коллежский советник? —
возразил изумленный генерал. — Других способов такти¬
ка не представляет: движение оборонительное или на¬
ступательное...
— Ваше превосходительство, двигайтесь подкупа-
тельно.
— Эх-хе-хе! мнение ваше весьма благоразумно. Дви¬
жения подкупательные тактикою допускаются, и мы вос¬
пользуемся вашим советом. Можно будет обещать за
голову бездельника... рублей семьдесят или даже сто... из
секретной суммы...
— И тогда, — прервал таможенный директор, —
будь я киргизский баран, а не коллежский советник, если
эти воры не выдадут нам своего атамана, скованного по
рукам и по ногам.
— Мы еще об этом подумаем и потолкуем, — отвечал
генерал. — Однако надлежит во всяком случае предпри¬
83

нять и военные меры. Господа, подайте голоса ваши по
законному порядку.
Все мнения оказались противными моему. Все чинов¬
ники говорили о ненадежности войск, с неверности уда¬
чи, об осторожности и тому подобном. Все полагали, что
благоразумнее оставаться под прикрытием пушек, за
крепкой каменной стеною, нежели на открытом поле
испытывать счастие оружия. Наконец генерал, выслушав
все мнения, вытряхнул пепел из трубки и произнес сле¬
дующую речь:
— Государи мои! должен я вам объявить, что с моей
стороны я совершенно с мнением господина прапорщика
согласен, ибо мнение сие основано на всех правилах
здравой тактики, которая всегда почти наступательные
движения оборонительным предпочитает.
Тут он остановился и стал набивать свою трубку.
Самолюбие мое торжествовало. Я гордо посмотрел на чи¬
новников, которые между собою перешептывались с ви¬
дом неудовольствия и беспокойства.
— Но, государи мои, — продолжал он, выпустив,
вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного ды¬
му, — я не смею взять на себя столь великую ответствен¬
ность, когда дело идет о безопасности вверенных мне
провинций ее императорским величеством, всемилости-
вейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с боль¬
шинством голосов, которое решило, что всего благоразум¬
нее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападе¬
ния неприятеля силой артиллерии и (буде окажется воз¬
можным) вылазками — отражать.
Чиновники, в свою очередь, насмешливо поглядели
на меня. Совет разошелся. Я не мог не сожалеть о сла¬
бости почтенного воина, который, наперекор собственно¬
му убеждению, решался следовать мнениям людей несве¬
дущих и неопытных.
Спустя несколько дней после сего знаменитого совета
узнали мы, что Пугачев, верный своему обещанию, при-
ближился к Оренбургу. Я увидел войско мятежников с
высоты городской стены. Мне показалось, что число их
вдесятеро увеличилось со времени последнего приступа,
коему был я свидетель. При них была и артиллерия, взя¬
тая Пугачевым в малых крепостях, им уже покоренных.
Вспомня решение совета, я предвидел долговременное за¬
ключение в стенах оренбургских и чуть не плакал от до¬
сады.
Не стану описывать оренбургскую осаду, которая при¬
84

надлежит истории, а не семейственным запискам. Скажу
вкратце, что сия осада по неосторожности местного на¬
чальства была гибельна для жителей, которые претер¬
пели голод и всевозможные бедствия. Легко можно себе
вообразить, что жизнь в Оренбурге была самая несносная.
Все с унынием ожидали решения своей участи; все оха¬
ли от дороговизны, которая в самом деле была ужасна.
Жители привыкли к ядрам, залетавшим на их дворы;
даже приступы Пугачева уж не привлекали общего лю¬
бопытства. Я умирал со скуки. Время шло. Писем из Бе¬
логорской крепости я не получал. Все дороги были отре¬
заны. Разлука с Марьей Ивановной становилась мне не¬
стерпима. Неизвестность о ее судьбе меня мучила. Един¬
ственное развлечение мое состояло в наездничестве. По ми¬
лости Пугачева, я имел добрую лошадь, с которой делился
скудной пищею и на которой ежедневно выезжал я за
город перестреливаться с пугачевскими наездниками.
В этих перестрелках перевес был обыкновенно на сторо¬
не злодеев, сытых, пьяных и доброконных. Тощая горо-
довая конница не могла их одолеть. Иногда выходила в
поле и наша голодная пехота; но глубина снега мешала
ей действовать удачно противу рассеянных наездников.
Артиллерия тщетно гремела с высоты вала, а в поле вяз¬
ла и не двигалась по причине изнурения лошадей. Таков
был образ наших военных действий! И вот что оренбург¬
ские чиновники называли осторожностию и благоразу¬
мием!
Однажды, когда удалось нам как-то рассеять и про¬
гнать довольно густую толпу, наехал я на казака, отстав¬
шего от своих товарищей; я готов был уже ударить его
своею турецкою саблею, как вдруг он снял шапку и за¬
кричал:
— Здравствуйте, Петр Андреич! Как вас бог милует?
Я взглянул и узнал нашего урядника. Я несказанно
ему обрадовался.
— Здравствуй, Максимыч, — сказал я ему. — Давно
ли из Белогорской?
— Недавно, батюшка Петр Андреич; только вчера во¬
ротился. У меня есть к вам письмецо.
— Где ж оно? — вскричал я, весь так и вспыхнув.
— Со мною, — отвечал Максимыч, положив руку за
пазуху. — Я обещался Палаше уж как-нибудь да вам
доставить. — Тут он подал мне сложенную бумажку и
тотчас ускакал. Я развернул ее и с трепетом прочел сле¬
дующие строки:
85

«Богу угодно было лишить меня вдруг отца и мате¬
ри: не имею на земле ни родни, ни покровителей. При¬
бегаю к вам, зная, что вы всегда желали мне добра и что
вы всякому человеку готовы помочь. Молю бога, чтоб
это письмо как-нибудь до вас дошло! Максимыч обещал
вам его доставить. Палаша слышала также от Максимы-
ча, что вас он часто издали видит на вылазках и что вы
совсем себя не бережете и не думаете о тех, которые за
вас со слезами бога молят. Я долго была больна; а ког¬
да выздоровела, Алексей Иванович, который командует у
нас на месте покойного батюшки, принудил отца Гераси¬
ма выдать меня ему, застращав Пугачевым. Я живу в на¬
шем доме под караулом. Алексей Иванович принуждает
меня выйти за него замуж. Он говорит, что спас мне
жизнь, потому что прикрыл обман Акулины Памфилов-
ны, которая сказала злодеям, будто бы я ее племянница.
А мне легче было бы умереть, нежели сделаться женою
такого человека, каков Алексей Иванович. Он обходится
со мною очень жестоко и грозится, коли не одумаюсь и
не соглашусь, то привезет меня в лагерь к злодею, и с
вами-де то же будет, что с Лизаветой Харловой. Я про¬
сила Алексея Ивановича дать мне подумать. Он согла¬
сился ждать еще три дня; а коли через три дня за него
не выду, так уж никакой пощады не будет. Батюшка
Петр Андреич! вы один у меня покровитель; заступитесь
за меня, бедную. Упросите генерала и всех командиров
прислать к нам поскорее сикурсу да приезжайте сами,
если можете. Остаюсь вам покорная бедная сирота.
Марья Миронова».
Прочитав это письмо, я чуть с ума не сошел. Я пус¬
тился в город, без милосердия пришпоривая бедного мое¬
го коня. Дорогою придумывал я и то и другое для из¬
бавления бедной девушки и ничего не мог выдумать.
Прискакав в город, я отправился прямо к генералу и
опрометью к нему вбежал.
Генерал ходил взад и вперед по комнате, куря свою
пенковую трубку. Увидя меня, он остановился. Вероятно,
вид мой поразил его; он заботливо осведомился о причи¬
не моего поспешного прихода.
— Ваше превосходительство, — сказал я ему, — при¬
бегаю к вам как к отцу родному; ради бога, не откажите
мне в моей просьбе: дело идет о счастии всей моей жизни.
— Что такое, батюшка? — спросил изумленный ста¬
рик. — Что я могу для тебя сделать? Говори,
86

— Ваше превосходительство, прикажите взять мне
роту солдат и полсотни казаков и пустите меня очистить
Белогорскую крепость.
Генерал глядел на меня пристально, полагая, вероят¬
но, что я с ума сошел (в чем почти и не ошибался.)
— Как это? Очистить Белогорскую крепость? — ска¬
зал он наконец.
— Ручаюсь вам за успех, — отвечал я с жаром. —
Только отпустите меня.
— Нет, молодой человек, — сказал он, качая голо¬
вою. — На таком великом расстоянии неприятелю легко
будет отрезать вас от коммуникации с главным стратеги¬
ческим пунктом и получить над вами совершенную побе¬
ду. Пресеченная коммуникация...
Я испугался, увидя его завлеченного в военные рас¬
суждения, и спешил его прервать.
— Дочь капитана Миронова, — сказал я ему, — пи¬
шет ко мне письмо: она просит помощи; Швабрин при¬
нуждает ее выйти за него замуж.
— Неужто? О, этот Швабрин превеликий Schelm *, и
если попадется ко мне в руки, то я велю его судить в
двадцать четыре часа, и мы расстреляем его на парапете
крепости! Но покамест надобно взять терпение...
— Взять терпение! — вскричал я вне себя. — А он
между тем женится на Марье Ивановне!..
— О! — возразил генерал. — Это еще не беда: лучше
ей быть покамест женою Швабрина: он теперь может
оказать ей протекцию; а когда его расстреляем, тогда,
бог даст, сыщутся ей и женишки. Миленькие вдовушки
в девках не сидят; то есть, хотел я сказать, что вдовуш¬
ка скорее найдет себе мужа, нежели девица.
— Скорее соглашусь умереть, — сказал я в бешен¬
стве, — нежели уступить ее Швабрину!
— Ба, ба, ба, ба! — сказал старик. — Теперь пони¬
маю: ты, видно, в Марью Ивановну влюблен. О, дело
другое! Бедный малый! Но все же я никак не могу дать
тебе роту солдат и полсотни казаков. Эта экспедиция
была бы неблагоразумна; я не могу взять ее на свою от¬
ветственность.
Я потупил голову; отчаяние мною овладело. Вдруг
мысль мелькнула в голове моей: в чем оная состояла,
читатель увидит из следующей главы, как говорят ста¬
ринные романисты,
* Плут (нем.).
87

ГЛАВА XI
МЯТЕЖНАЯ СЛОБОДА
В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.
«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп?» —
Спросил он ласково.
А. Сумароков
Я оставил генерала и поспешил на свою квартиру.
Савельич встретил меня с обыкновенным своим увещани¬
ем. «Охота тебе, сударь, переведываться с пьяными раз¬
бойниками! Боярское ли это дело? Не ровен час: ни за
что пропадешь. И добро бы уж ходил ты на турку или
на шведа, а то грех и сказать на кого».
Я прервал его речь вопросом: сколько у меня всего-
на-все денег? «Будет с тебя, — отвечал он с довольным
видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки
успел утаить». И с этим словом он вынул из кармана
длинный вязанный кошелек, полный серебра. «Ну, Са¬
вельич, — сказал я ему, — отдай же мне теперь полови¬
ну; а остальное возьми себе. Я еду в Белогорскую кре¬
пость».
— Батюшка Петр Андреич! — сказал добрый дядька
дрожащим голосом. — Побойся бога; как тебе пускаться
в дорогу в нынешнее время, когда никуда проезду нет от
разбойников! Пожалей ты хоть своих родителей, коли сам
себя не жалеешь. Куда тебе ехать? Зачем? Погоди ма¬
ленько: войска придут, переловят мошенников; тогда по¬
езжай себе хоть на все четыре стороны.
Но намерение мое было твердо принято.
— Поздно рассуждать, — отвечал я старику. —
Я должен ехать, я не могу не ехать. Не тужи, Савельич:
бог милостив; авось увидимся! Смотри же, не совестись
88

и не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втри¬
дорога. Деньги эти я тебе дарю. Если через три дня я не
ворочусь...
— Что ты это, сударь? — прервал меня Савельич. —
Чтоб я тебя пустил одного! Да этого и во сне не проси.
Коли ты уж решился ехать, то я хоть пешком да пойду
за тобой, а тебя не покину. Чтобы я стал без тебя си¬
деть за каменной стеною! Да разве я с ума сошел? Воля
твоя, сударь, а я от тебя не отстану.
Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и по¬
зволил ему приготовляться в дорогу. Через полчаса я сел
на своего доброго коня, а Савельич на тощую и хромую
клячу, которую даром отдал ему один из городских жи¬
телей, не имея более средств кормить ее. Мы приехали
к городским воротам; караульные нас пропустили; мы
выехали из Оренбурга.
Начинало смеркаться. Путь мой шел мимо Бердской
слободы, пристанища пугачевского. Прямая дорога зане¬
сена была снегом; но по всей степи видны были конские
следы, ежедневно обновляемые. Я ехал крупной рысью.
Савельич едва мог следовать за мною издали и кричал
мне поминутно: «Потише, сударь, ради бога потише. Про¬
клятая клячонка моя не успевает за твоим долгоногим
бесом. Куда спешишь? Добро бы на пир, а то под обух,
того и гляди... Петр Андреич... батюшка Петр Андре¬
ич!.. Не погуби!.. Господи владыко, пропадет барское
дитя!»
Вскоре засверкали бердские огни. Мы подъехали к
оврагам, естественным укреплениям слободы. Савельич от
меня не отставал, не прерывая жалобных своих моле¬
ний. Я надеялся объехать слободу благополучно, как
вдруг увидел в сумраке прямо перед собой человек пять
мужиков, вооруженных дубинами: это был передовой ка¬
раул пугачевского пристанища. Нас окликали. Не зная
пароля, я хотел молча проехать мимо их; но они меня
тотчас окружили, и один из них схватил лошадь мою
за узду. Я выхватил саблю и ударил мужика по го¬
лове; шапка спасла его, однако он зашатался и выпу¬
стил из рук узду. Прочие смутились и отбежали: я
воспользовался этой минутою, пришпорил лошадь и по¬
скакал.
Темнота приближающейся ночи могла избавить меня
от всякой опасности, как вдруг, оглянувшись, увидел я,
что Савельича со мною не было. Бедный старик на своей
89

хромой лошади не мог ускакать от разбойников. Что
былю делать? Подождав его несколько минут и удостове¬
рять в том, что он задержан, я поворотил лошадь и от¬
правился его выручать.
Подъезжая к оврагу, услышал я издали шум, крики и
голос моего Савельича. Я поехал скорее и вскоре очутил¬
ся снова между караульными мужиками, остановившими
меня несколько минут тому назад. Савельич находил¬
ся между ими. Они стащили старика с его клячи и гото¬
вились вязать. Прибытие мое их обрадовало. Они с кри¬
ком бросились на меня и мигом стащили с лошади. Один
из них, по-видимому главный, объявил нам, что он сей¬
час поведет нас к государю. «А наш батюшка, — приба¬
вил он, — волен приказать: сейчас ли вас повесить, али
дождаться свету божия». Я не противился; Савельич по¬
следовал моему примеру, и караульные повели нас с тор¬
жеством.
Мы перебрались через овраг и вступили в слободу.
Во всех избах горели огни. Шум и крики раздавались
везде. На улице я встретил множество народу; но никто
в темноте нас не заметил и не узнал во мне оренбургско¬
го офицера. Нас привели прямо к избе, стоявшей на углу
перекрестка. У ворот стояло несколько винных бочек и
две пушки. «Вот и дворец, — сказал один из мужиков, —
сейчас об вас доложим». Он вошел в избу. Я взглянул
на Савельича; старик крестился, читая про себя молит¬
ву. Я дожидался долго; наконец мужик воротился и ска¬
зал мне: «Ступай: наш батюшка велел впустить офи¬
цера».
Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее му¬
жики. Она освещена была двумя сальными свечами, а
стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки,
стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде,
ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшка¬
ми, — все было как в обыкновенной избе. Пугачев си¬
дел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке
и важно подбочась. Около него стояло несколько из глав¬
ных его товарищей, с видом притворного подобострастия.
Видно было, что весть о прибытии офицера из Оренбур¬
га пробудила в бунтовщиках сильное любопытство и что
они приготовились встретить меня с торжеством. Пугачев
узнал меня с первого взгляду. Поддельная важность его
вдруг исчезла. «А, ваше благородие! —* сказал он мне с
живостию. — Как поживаешь? Зачем тебя бог принес?»
Я отвечал, что ехал по своему делу и что люди его меня
90

остановили. «А по какому делу?» — спросил он меня.
Я не знал, что отвечать. Пугачев, полагая, что я не хачу
объясняться при свидетелях, обратился к своим товари¬
щам и велел им выйти. Все послушались, кроме двух, ко¬
торые не тронулись с места. «Говори смело при них, —
сказал мне Пугачев, — от них я ничего не таю». Я взгля¬
нул наискось на наперсников самозванца. Один из них,
тщедушный и сгорбленный старичок с седою бородкою,
не имел в себе ничего замечательного, кроме голубой
ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не
забуду его товарища. Он был высокого росту, дороден и
широкоплеч, и показался мне лет сорока пяти. Густая
рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без нозд¬
рей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали
его рябому широкому лицу выражение неизъяснимое.
Он был в красной рубахе, в киргизском халате и в казац¬
ких шароварах. Первый (как узнал я после) был беглый
капрал Белобородов; второй — Афанасий Соколов (про¬
званный Хлопушей), ссыльный преступник, три раза бе¬
жавший из сибирских рудников. Несмотря на чувства,
исключительно меня волновавшие, общество, в котором я
так нечаянно очутился, сильно развлекало мое вообра¬
жение. Но Пугачев привел меня в себя своим вопро¬
сом: «Говори: по какому же делу выехал ты из Орен¬
бурга?»
Странная мысль пришла мне в голову: мне показалось,
что провидение, вторично приведшее меня к Пугачеву,
подавало мне случай привести в действо мое намерение.
Я решился им воспользоваться и, не успев обдумать то,
на что решался, отвечал на вопрос Пугачева:
— Я ехал в Белогорскую крепость избавить сироту,
которую там обижают.
Глаза у Пугачева засверкали. «Кто из моих людей
смеет обижать сироту? — закричал он. — Будь он семи
пядей во лбу, а от суда моего не уйдет. Говори: кто ви¬
новатый?»
— Швабрин виноватый, — отвечал я. — Он держит в
неволе ту девушку, которую ты видел, больную, у по¬
падьи, и насильно хочет на ней жениться.
— Я проучу Швабрина, — сказал грозно Пугачев. —
Он узнает, каково у меня своевольничать и обижать
народ. Я его повешу.
— Прикажи слово молвить, — сказал Хлопуша хрип¬
лым голосом. — Ты поторопился назначить Швабрина в
91

коменданты крепости, а теперь торопишься его вешать.
Ты уж оскорбил казаков, посадив дворянина им в на¬
чальники; не пугай же дворян, казня их по первому на¬
говору.
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал ста¬
ричок в голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а
не худо и господина офицера допросить порядком: зачем
изволил пожаловать. Если он тебя государем не призна¬
ет, так нечего у тебя и управы искать, а коли признает,
что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с тво¬
ими супостатами? Не прикажешь ли свести его в при¬
казную да запалить там огоньку: мне сдается, что
его милость подослан к нам от оренбургских коман¬
диров.
Логика старого злодея показалась мне довольно убе¬
дительною. Мороз пробежал по всему моему телу при
мысли, в чьих руках я находился. Пугачев заметил мое
смущение. «Ась, ваше благородие? — сказал он мне под¬
мигивая. — Фельдмаршал мой, кажется, говорит дело.
Как ты думаешь?»
Насмешка Пугачева возвратила мне бодрость. Я спо¬
койно отвечал, что я нахожусь в его власти и что он во¬
лен поступать со мною, как ему будет угодно.
— Добро, — сказал Пугачев. — Теперь скажи, в ка¬
ком состоянии ваш город.
— Слава богу, — отвечал я, — все благополучно.
— Благополучно? — повторил Пугачев. — А народ
мрет с голоду!
Самозванец говорил правду; но я по долгу присяги
стал уверять, что все это пустые слухи и что в Оренбур¬
ге довольно всяких запасов.
— Ты видишь, — подхватил старичок, — что он тебя
в глаза обманывает. Все беглецы согласно показывают,
что в Оренбурге голод и мор, что там едят мертвечину, и
то за честь; а его милость уверяет, что всего вдоволь.
Коли ты Швабрина хочешь повесить, то уж на той же
виселице повесь и этого молодца, чтоб никому не было
завидно.
Слова проклятого старика, казалось, поколебали Пуга¬
чева. К счастию, Хлопуша стал противоречить своему то¬
варищу.
— Полно, Наумыч, — сказал он ему. — Тебе бы все
душить да резать. Что ты за богатырь? Поглядеть, так в
92

чем душа держится. Сам в могилу смотришь, а других
губишь. Разве мало крови на твоей совести?
— Да ты что за угодник? — возразил Белобородов. —
У тебя-то откуда жалость взялась?
— Конечно, — отвечал Хлопуша, — и я грешен, и
эта рука (тут он сжал свой костлявый кулак и, засуча
рукава, открыл косматую руку), и эта рука повинна в
пролитой христианской крови. Но я губил супротивника,
а не гостя; на вольном перепутье, да в темном лесу, не
дома, сидя за печыо; кистенем и обухом, а не бабьим
наговором.
Старик отворотился и проворчал слова: «Рваные
ноздри!»...
— Что ты там шепчешь, старый хрыч? — закричал
Хлопуша. — Я тебе дам рваные ноздри; погоди, придет и
твое время; бог даст, и ты щипцов понюхаешь... А пока¬
мест смотри, чтоб я тебе бородишки не вырвал!
— Господа енаралы! — провозгласил важно Пуга¬
чев. —■ Полно вам ссориться. Не беда, если б и все орен¬
бургские собаки дрыгали ногами под одной переклади¬
ной: беда, если наши кобели меж собою перегрызутся.
Ну, помиритесь.
Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно
смотрели друг на друга. Я увидел необходимость пере¬
менить разговор, который мог кончиться для меня очень
невыгодным образом, и, обратись к Пугачеву, сказал ему
с веселым видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя
за лошадь и за тулуп. Без тебя я не добрался бы до го¬
рода и замерз бы на дороге».
Уловка моя удалась. Пугачев развеселился. «Долг
платежом красен, — сказал он, мигая и прищурива¬
ясь. — Расскажи-ка мне теперь, какое тебе дело до той
девушки, которую Швабрин обижает? Уж не зазноба ли
сердцу молодецкому? а?»
— Она невеста моя, — отвечал я Пугачеву, видя
благоприятную перемену погоды и не находя нужды
скрывать истину.
— Твоя невеста! — закричал Пугачев. — Что ж ты
прежде не сказал? Да мы тебя женим и на свадьбе тво¬
ей попируем! — Потом, обращаясь к Белобородову: —-
Слушай, фельдмаршал! Мы с его благородием старые
приятели; сядем-ка да поужинаем; утро вечера мудре¬
нее. Завтра посмотрим, что с ним сделаем.
Я рад был отказаться от предлагаемой чести, но де¬
93

лать было нечего. Две молодые казачки, дочери хозяина
избы, накрыли стол белой скатертью, принесли хлеба, ухи
и несколько штофов с вином и пивом, и я вторично
очутился за одною трапезою с Пугачевым и с его страш¬
ными товарищами.
Оргия, коей я был невольным свидетелем, продолжа¬
лась до глубокой ночи. Наконец хмель начал одолевать
собеседников. Пугачев задремал, сидя на своем месте;
товарищи его встали и дали мне знак оставить его. Я вы¬
шел вместе с ними. По распоряжению Хлопуши, кара¬
ульный отвел меня в приказную избу, где я нашел и Са-
вельича и где меня оставили с ним взаперти. Дядька был
в таком изумлении при виде всего, что происходило, что
не сделал мне никакого вопроса. Он улегся в темноте и
долго вздыхал и охал; наконец захрапел, а я предался
размышлениям, которые во всю ночь ни на одну минуту
не дали мне задремать.
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева.
Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряжен¬
ная тройкою татарских лошадей. Народ толпился на ули¬
це. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорож-
ному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собесед¬
ники окружали его, приняв на себя вид подобострастия,
который сильно противуречил всему, чему я был свиде¬
телем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и
велел мне садиться с ним в кибитку.
Мы уселись. «В Белогорскую крепость!» — сказал Пу¬
гачев широкоплечему татарину, стоя правящему трой¬
кою. Сердце мое сильно забилось. Лошади тронулись,
колокольчик загремел, кибитка полетела...
«Стой, стой!» — раздался голос, слишком мне знако¬
мый, — ия увидел Савельича, бежавшего нам навстре¬
чу. Пугачев велел остановиться. «Батюшка, Петр Андре¬
ич! — кричал дядька. — Не покинь меня на старости
лет посреди этих мошен...» — «А, старый хрыч! — ска¬
зал ему Пугачев, — Опять бог дал свидеться. Ну, садись
на облучок».
— Спасибо, государь, спасибо, отец родной! — гово¬
рил Савельич усаживаясь. — Дай бог тебе сто лет здрав¬
ствовать за то, что меня старика призрил и успокоил.
Век за тебя буду бога молить, а о заячьем тулупе и
упоминать уж не стану.
Этот заячий тулуп мог наконец не на шутку рассер¬
дить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслы-
94

хал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поска¬
кали; народ на улице останавливался и кланялся в пояс.
Пугачев кивал головою на обе стороны. Через мину¬
ту мы выехали из слободы и помчались по гладкой до¬
роге.
Легко можно себе представить, что чувствовал я в
эту минуту. Через несколько часов должен я был уви¬
деться с той, которую дочитал уже для меня потерянною.
Я воображал себе минуту нашего соединения... Я ду¬
мал также и о том человеке, в чьих руках находилась
моя судьба и который по странному стечению обстоя¬
тельств таинственно был со мною связан. Я вспоминал
об опрометчивой жестокости, о кровожадных привычках
того, кто вызывался быть избавителем моей любезной!
Пугачев не знал, что она была дочь капитана Миронова;
озлобленный Швабрин мог открыть ему все; Пугачев
мог проведать истину и другим образом... Тогда что ста¬
нется с Марьей Ивановной? Холод пробегал по моему те¬
лу, и волоса становились дыбом...
Вдруг Пугачев прервал мои размышления, обратясь
ко мне с вопросом:
— О чем, ваше благородие, изволил задуматься?
— Как не задуматься, — отвечал я ему. — Я офи¬
цер и дворянин; вчера еще дрался противу тебя, а сего¬
дня еду с тобой в одной кибитке, и счастие всей моей
жизни зависит от тебя.
— Что ж? — спросил Пугачев. — Страшно тебе?
Я отвечал, что, быв однажды уже им помилован, я
надеялся не только на его пощаду, но даже и на по¬
мощь.
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозва¬
нец. — Ты видел, что мои ребята смотрели на тебя ко¬
со; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион
и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согла¬
сился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и
татарин не могли его услышать, — помня твой стакан
вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я не такой еще
кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
Я вспомнил взятие Белогорской крепости; но не почел
нужным его оспоривать и не отвечал ни слова.
— Что говорят обо мне в Оренбурге? — спросил Пу¬
гачев, помолчав немного.
— Да, говорят, что с тобою сладить трудновато; нече¬
го сказать: дал ты себя знать.
95

Лицо самозванца изобразило довольное самолюбие.
— Да! — сказал он с веселым видом. — Я воюю хоть
куда. Знают ли у вас в Оренбурге о сражении под Юзе-
евой? Сорок ееаралов убито, четыре армии взято в по¬
лон. Как ты думаешь: прусский король мог ли бы со
мною потягаться?
Хвастливость разбойника показалось мне забавна.
— Сам как ты думаешь? — сказал я ему, — упра¬
вился ли бы ты с Фридериком?
— С Федор Федоровичем? А как же нет? С вашими
енаралами ведь я же управляюсь; а они его бивали. До¬
селе оружие мое было счастливо. Дай срок, то ли еще
будет, как пойду на Москву.
— А ты полагаешь идти на Москву?
Самозванец несколько задумался и сказал вполго¬
лоса:
— Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ре¬
бята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо
востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею
головою.
— То-то! — сказал я Пугачеву. — Не лучше ли тебе
отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к
милосердию государыни?
Пугачев горько усмехнулся.
— Нет, — отвечал он, — поздно мне каяться. Для
меня не будет помилования. Буду продолжать как на¬
чал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь
поцарствовал же над Москвою.
— А знаешь ты, чем он кончил? Его выбросили из
окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и
выпалили!
— Слушай, — сказал Пугачев с каким-то диким
вдохновением. — Расскажу тебе сказку, которую в ребя¬
честве мне рассказывала старая калмычка. Однажды
орел спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего
живешь ты на белом свете триста лет, а я всего-на-все
только тридцать три года? — Оттого, батюшка, отвечал
ему ворон, что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь
мертвечиной. Орел подумал: давай попробуем и мы пи¬
таться тем же. Хорошо. Полетели орел да ворон. Вот за¬
видели палую лошадь; спустились и сели. Ворон стал
клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул
другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат во¬
рон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз на¬
96

питься живой кровью, а там что бог даст! — Какова
калмыцкая сказка?
— Затейлива, — отвечал я ему. — Но жить убий¬
ством и разбоем значит по мне клевать мертвечину.
Пугачев посмотрел на меня с удивлением и ничего
не отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в свои
размышления. Татарин затянул унылую песню; Савель¬
ич, дремля, качался на облучке. Кибитка летела по глад¬
кому зимнему пути... Вдруг увидел я деревушку на кру¬
том берегу Яика, с частоколом и с колокольней — и
через четверть часа въехали мы в Белогорскую крепость.
Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома.
Народ узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за
нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был
одет казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог
Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях
изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он сму¬
тился; но вскоре оправился, протянул мне руку, гово¬
ря: «И ты наш? Давно бы так!» Я отворотился от него
и ничего не отвечал.
Сердце мое заныло, когда очутились мы в давно зна-
7 Столетье безумно и мудро д^
ГЛАВА XII
СИРОТА
Как у нашей у яблоньки
Ни верхушки нет, ни отросточек;
Как у нашей у княишюшки
Ни отца нету, ни матери.
Снарядить-то ее некому,
Благо словитъ-то ее некому.
Свадебная песня

комой комнате, где на стене висел еще диплом покойно¬
го коменданта, как печальная эпитафия прошедшему
времени. Пугачев сел на том диване, на котором, быва¬
ло, дремал Иван Кузмич, усыпленный ворчанием своей
супруги. Швабрин сам поднес ему водки. Пугачев выпил
рюмку и сказал ему, указав на меня: «Попотчуй и его
благородие». Швабрин подошел ко мне с своим подно¬
сом; но я вторично от него отворотился. Он казался сам
не свой. При обыкновенной своей сметливости он, конеч¬
но, догадался, что Пугачев был им недоволен. Он трусил
перед ним, а на меня поглядывал с недоверчивостию.
Пугачев осведомился о состоянии крепости, о слухах про
неприятельские войска и тому подобном и вдруг спро¬
сил его неожиданно:
— Скажи, братец, какую девушку держишь ты у се¬
бя под караулом? Покажи-ка мне ее.
Швабрин побледнел как мертвый.
— Государь, — сказал он дрожащим голосом... —
Государь, она не под караулом... она больна... она в
светлице лежит.
— Веди ж меня к ней, — сказал самозванец, вставая
с места. Отговориться было невозможно. Швабрин повел
Пугачева в светлицу Марьи Ивановны. Я за ними после¬
довал.
Швабрин остановился на лестнице.
— Государь! — сказал он. — Вы властны требовать
от меня, что вам угодно; но не прикажите постороннему
входить в спальню к жене моей.
Я затрепетал.
— Так ты женат! — сказал я Швабрину, готовяся его
растерзать.
— Тише! — прервал меня Пугачев. — Это мое дело.
А ты, — продолжал он, обращаясь к Швабрину, — не
умничай и не ломайся: жена ли она тебе, или не жена, а
я веду к ней кого хочу. Ваше благородие, ступай за
мною.
У дверей светлицы Швабрин опять остановился и ска¬
зал прерывающимся голосом:
— Государь, предупреждаю вас, что она в белой го¬
рячке и третий день как бредит без умолку.
— Отворяй! — еказал Пугачев.
Швабрин стал искать у себя в карманах и сказал, что
не взял с собою ключа. Пугачев толкнул дверь ногою; за¬
мок отскочил; дверь отворилась, и мы вошли.
08

Я взглянул и обмер. На полу, в крестьянском оборван¬
ном платье сидела Марья Ивановна, бледная, худая, с
растрепанными волосами. Перед нею стоял кувшин во¬
ды, накрытый ломтем хлеба. Увидя меня, она вздрогну-
нула и закричала. Что тогда со мною стало — не по¬
мню.
Пугачев посмотрел на Швабрина и сказал с горькой
усмешкою:
— Хорош у тебя лазарет! — Потом подошед к Марье
Ивановне: — Скажи мне, голубушка, за что твой муж те¬
бя наказывает? в чем ты перед ним провинилась?
— Мой муж! — повторила она. — Он мне не муж.
Я никогда не буду его женою! Я лучше решилась умереть,
и умру, если меня не избавят.
Пугачев взглянул грозно на Швабрина.
— И ты смел меня обманывать! — сказал он ему. —
Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?
Швабрин упал на колени... В эту минуту презрение за¬
глушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзе¬
нием глядел я на дворянина, валяющегося в ногах бегло¬
го казака. Пугачев смягчился.
— Милую тебя на сей раз, — сказал он Швабри-
ну, — но знай, что при первой вине тебе припомнится
и эта.
Потом обратился он к Марье Ивановне и сказал ей
ласково:
— Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я госу¬
дарь.
Марья Ивановна быстро взглянула на него и догада¬
лась, что перед нею убийца ее родителей. Она закрыла ли¬
цо обеими руками и упала без чувств. Я кинулся к ней;
но в эту минуту очень смело в комнату втерлась моя ста¬
ринная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею ба¬
рышнею. Пугачев вышел из светлицы, и мы трое сошли
в гостиную.
— Что, ваше благородие? — сказал, смеясь, Пуга¬
чев. — Выручили красную девицу! Как думаешь, не пос¬
лать ли за попом, да не заставить ли его обвенчать пле¬
мянницу? Пожалуй, я буду посаженым отцом, Швабрин
дружкою; закутим, запьем — и ворота запрем!
Чего я опасался, то и случилось. Швабрин, услыша
предложение Пугачева, вышел из себя.
— Государь! — закричал он в исступлении. — Я ви¬
7*
99

новат, я вам солгал; но и Гринев вас обманывает. Эта
девушка не племянница здешнего попа: она дочь Ивана
Миронова, который казнен при взятии здешней кре¬
пости.
Пугачев устремил на меня огненные свои глаза.
— Это что еще? — спросил он меня с недоумением.
— Швабрин сказал тебе правду, — отвечал я с твердо-
стию.
— Ты мне этого не сказал, — заметил Пугачев, у
коего лицо омрачилось.
— Сам ты рассуди, — отвечал я ему, — можно ли бы¬
ло при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива.
Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы не спасло!
— И то правда, — сказал, смеясь, Пугачев. — Мои
пьяницы не пощадили бы бедную девушку. Хорошо сде¬
лала кумушка-попадья, что обманула их.
— Слушай, — продолжал я, видя его доброе располо¬
жение. — Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу...
Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе
за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того,
что противно чести моей и христианской совести. Ты мой
благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедной
сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни
был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем
бога молить о спасении грешной твоей души...
Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. «Иы
быть по-твоему! — сказал он. — Казнить так казнить,
жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе
свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам бог лю¬
бовь да совет!»
Тут он оборотился к Швабрину и велел выдать мне
пропуск во все заставы и крепости, подвластные ему.
Швабрин, совсем уничтоженный, стоял как остолбенелый.
Пугачев отправился осматривать крепость. Швабрин его
сопровождал; а я остался под предлогом приготовлений
к отъезду.
Я побежал в светлицу. Двери были заперты. Я пос¬
тучался. «Кто там?» — спросила Палаша. Я назвался. Ми¬
лый голосок Марьи Ивановны раздался из-за дверей. «По¬
годите, Петр Андреич. Я переодеваюсь. Ступайте к Акули-
не Памфиловне: я сейчас туда же буду».
Я повиновался и пошел в дом отца Герасима. И он и
попадья выбежали ко мне навстречу. Савельич их уже
предупредил. «Здравствуйте, Петр Андреич, — говорила
100

попадья. — Привел бог опять увидеться. Как поживаете?
А мы-то про вас каждый день поминали. А Марья-то Ива¬
новна всего натерпелась без вас, моя голубушка!.. Да ска¬
жите, мой отец, как это вы с Пугачевым-то поладили? Как
он это вас не укокошил? Добро, спасибо злодею и за
то». — «Полно, старуха, — прервал отец Герасим. — Не
все то ври, что знаешь. Несть спасения во многом глаго-
лании. Батюшка Петр Андреич! войдите, милости просим.
Давно, давно не видались».
Попадья стала угощать меня чем бог послал. А между
тем говорила без умолку. Она рассказала мне, каким обра¬
зом Швабрин принудил их выдать ему Марью Ивановну;
как Марья Ивановна плакала и не хотела с ними расстать¬
ся; как Марья Ивановна имела с нею всегдашние сноше¬
ния через Палашку (девку бойкую, которая и урядника
заставляет плясать по своей дудке); как она присовето¬
вала Марье Ивановне написать ко мне письмо и прочее.
Я, в свою очередь, рассказал ей вкратце свою историю.
Поп и попадья крестились, услыша, что Пугачеву изве¬
стен их обман. «С нами сила крестная! — говорила Аку-
лина Памфиловна. — Промчи бог тучу мимо. Ай да Алек¬
сей Иваныч; нечего сказать: хорош гусь!» В самую эту
минуту дверь отворилась, и Марья Ивановна вошла с
улыбкою на бледном лице. Она оставила свое кре¬
стьянское платье и одета была по-прежнему просто и
мило.
Я схватил ее руку и долго не мог вымолвить ни одно¬
го слова. Мы оба молчали от полноты сердца. Хозяева
наши почувствовали, что нам было не до них, и остави¬
ли нас. Мы остались одни. Все было забыто. Мы говори¬
ли и не могли наговориться. Марья Ивановна рассказала
мне все, что с нею ни случилось с самого взятия крепо¬
сти; описала мне весь ужас ее положения, все испытания,
которым подвергал ее гнусный Швабрин. Мы вспомнили
и прежнее счастливое время... Оба мы плакали... Нако¬
нец я стал объяснять ей мои предположения. Оставаться
ей в крепости, подвластной Пугачеву и управляемой
Швабриным, было невозможно. Нельзя было думать и об
Оренбурге, претерпевающем все бедствия осады. У ней не
было на свете ни одного родного человека. Я предложил
ей ехать в деревню к моим родителям. Она сначала коле¬
балась: известное ей неблагорасположение отца моего ее
пугало. Я ее успокоил. Я знал, что отец почтет за сча¬
стие и вменит себе в обязанность принять дочь заслу¬
женного воина, погибшего за отечество. «Милая Марья
101

Ивановна! — сказал я наконец. — Я почитаю тебя своею
женою. Чудные обстоятельства соединили нас неразрывно:
ничто на свете не может нас разлучить». Марья Иванов¬
на выслушала меня просто, без притворной застенчиво¬
сти, без затейливых отговорок. Она чувствовала, что
судьба ее соединена была с моею. Но она повторила, что
не иначе будет моею женою, как с согласия моих родите¬
лей. Я ей и не противуречил. Мы поцеловались горячо,
искренно — и таким образом все было между нами
решено.
Через час урядник принес мне пропуск, подписанный
каракульками Пугачева, и позвал меня к нему от его
имени. Я нашел его готового пуститься в дорогу. Не мо¬
гу изъяснить то, что я чувствовал, расставаясь с этим
ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме
одного меня. Зачем не сказать истины? В эту минуту
сильное сочувствие влекло меня к нему. Я пламенно же¬
лал вырвать его из среды злодеев, которыми он предводи¬
тельствовал, и спасти его голову, пока еще было время.
Швабрин и народ, толпящийся около нас, помешали мне
высказать все, чем исполнено было мое сердце.
Мы расстались дружески. Пугачев, увидя в толпе Аку-
лину Памфиловну, погрозил пальцем и мигнул значитель¬
но; потом сел в кибитку, велел ехать в Берду, и когда ло¬
шади тронулись, то он еще раз высунулся из кибитки и
закричал мне: «Прощай, ваше благородие! Авось увидим¬
ся когдг.-нибудь». Мы точно с ним увиделись, но в каких
обстоятельствах!..
Пугачев уехал. Я долго смотрел на белую степь, по ко¬
торой неслась его тройка. Народ разошелся. Швабрин
скрылся. Я воротился в дом священника. Все было готово
к нашему отъезду; я не хотел более медлить. Добро на¬
ше все было уложено в старую комендантскую повозку.
Ямщики мигом заложили лошадей. Марья Ивановна пош¬
ла проститься с могилами своих родителей, похороненных
за церковью. Я хотел ее проводить, но она просила меня
оставить ее одну. Через несколько минут она воротилась,
обливаясь молча тихими слезами. Повозка была подана.
Отец Герасим и жена его вышли на крыльцо. Мы сели
в кибитку втроем: Марья Ивановна с Палашей и я. Са¬
вельич забрался на облучок. «Прощай, Марья Ивановна,
моя голубушка! прощайте, Петр Андреич, сокол наш
ясный! — говорила добрая попадья. — Счастливый путь,
и дай бог вам обоим счастия!» Мы поехали. У окошка ко¬
мендантского дома я увидел стоящего Швабрина. Лицо
102

его изображало мрачную злобу. Я не хотел торжествовать
над уничтоженным врагом и обратил глаза в другую сто¬
рону. Наконец мы выехали из крепостных ворот и навек
оставили Белогорскую крепость.
ГЛАВА XIII
АРЕСТ
Не гневайтесь, сударь: по долгу моему
Я должен сей же час отправить вас в тюрьму.
— Извольте, я готов; но я в такой надежде,
Что дело объяснить дозволите мне прежде.
Княжнин
Соединенный так нечаянно с милой девушкою, о ко¬
торой еще утром я так мучительно беспокоился, я не ве¬
рил самому себе и воображал, что все со мною случившее¬
ся было пустое сновидение. Марья Ивановна глядела с за¬
думчивостью то на меня, то на дорогу и, казалось, не успе¬
ла еще опомниться и прийти в себя. Мы молчали. Сердца
наши слишком были утомлены. Неприметным образом
часа через два очутились мы в ближней крепости, также
подвластной Пугачеву. Здесь мы переменили лошадей.
По скорости, с каковой их запрягали, по торопливой
услужливости брадатого казака, поставленного Пугачевым
в коменданты, я увидел, что, благодаря болтливости
ямщика, нас привезшего, меня принимали как придвор¬
ного временщика.
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы прибли-
жились к городку, где, по словам бородатого коменданта,
находился сильный отряд, идущий на соединение к само¬
званцу. Мы были остановлены караульными. На вопрос:
кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум
103

со своею хозяюшкою». Вдруг толпа гусаров окружила нас
с ужасною бранью. «Выходи, бесов кум! — сказал мне
усастый вахмистр. — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею
хозяюшкою!»
Я вышел из кибитки и требовал, чтоб отвели меня к их
начальнику. Увидя офицера, солдаты прекратили брань.
Вахмистр повел меня к майору. Савельич от меня не от¬
ставал, поговаривая про себя: «Вот тебе и государев кум!
Из огня да в полымя... Господи владыко! чем это все кон¬
чится?» Кибитка шагом поехала за нами.
Через пять минут мы пришли к домику, ярко осве¬
щенному. Вахмистр оставил меня при карауле и пошел
обо мне доложить. Он тотчас же воротился, объявив мне,
что его высокоблагородию некогда меня принять, а что
он велел отвести меня в острог, а хозяюшку к себе при¬
вести.
— Что это значит? — закричал я в Слпенстве. — Да
разве он с ума сошел?
— Не могу знать, ваше благородие, — отвечал вах¬
мистр. — Только его высокоблагородие приказал ва¬
ше благородие отвести в острог, а ее благородие при¬
казано привести к его высокоблагородию, ваше благо¬
родие!
Я бросился на крыльцо. Караульные не думали меня
удерживать, и я прямо вбежал в комнату, где человек
шесть гусарских офицеров играли в банк. Майор метал.
Каково было мое изумление, когда, взглянув, на него,
узнал я Ивана Ивановича Зурина, некогда обыгравшего
меня в Симбирском трактире!
— Возможно ли? — вскричал я. — Иван Иваныч! ты
ли?
— Ба, ба, ба, Петр Андреич! Какими судьбами? От¬
куда ты? Здорово, брат. Не хочешь ли поставить кар¬
точку?
— Благодарен. Прикажи-ка лучше отвести мне квар¬
тиру.
— Какую тебе квартиру? Оставайся у меня.
— Не могу: я не один.
— Ну, подавай сюда и товарища.
— Я не с товарищем; я... с дамою.
— С дамою! Где же ты ее подцепил? Эге, брат! —
(При сих словах Зурин засвистел так выразительно, что
все захохотали, а я совершенно смутился.)
104

— Ну, — продолжал Зурин, — так и быть. Будет тебе
квартира. А жаль... Мы бы попировали по-старинному...
Гей! малой! Да что ж сюда не ведут кумушку-то Пуга¬
чева? или она упрямится? Сказать ей, чтоб она не боя¬
лась: барин-де прекрасный; ничем не обидит, да хоро¬
шенько ее в шею.
— Что ты это? — сказал я Зурину. — Какая кумушка
Пугачева? Это дочь покойного капитана Миронова. Я вы¬
вез ее из плена и теперь провожаю до деревни батюшки¬
ной, где и оставлю ее.
— Как! Так это о тебе мне сейчас докладывали? По¬
милуй! что ж это значит?
— После все расскажу. А теперь, ради бога, успокой
бедную девушку, которую гусары твои перепугали.
Зурин тотчас распорядился. Он сам вышел на улицу
извиняться перед Марьей Ивановной в невольном недо¬
разумении и приказал вахмистру отвести ей лучшую
квартиру в городе. Я остался ночевать у него.
Мы отужинали, и, когда остались вдвоем, я рассказал
ему свои похождения. Зурин слушал меня с большим вни¬
манием. Когда я кончил, он покачал головою и сказал:
«Все это, брат, хорошо; одно нехорошо: зачем тебя черт
несет жениться? Я, честный офицер, не захочу тебя обма¬
нывать: поверь же ты мне, что женитьба блажь. Ну, ку¬
да тебе возиться с женою да нянчиться с ребятишками?
Эй, плюнь. Послушайся меня: развяжись ты с капитан¬
скою дочкой. Дорога в Симбирск мною очищена и безопас¬
на. Отправь ее завтра ж одну к родителям твоим; а сам
оставайся у меня в отряде. В Оренбург возвращаться
тебе незачем. Попадешься опять в руки бунтовщикам,
так вряд ли от них еще раз отделаешься. Таким обра¬
зом любовная дурь пройдет сама собою, и все будет
ладно».
Хотя я не совсем был с ним согласен, однако ж чувст¬
вовал, что долг чести требовал моего присутствия в войске
императрицы. Я решился последовать совету Зурииа:
отправить Марью Ивановну в деревню и остаться в его
отряде.
Савельич явился меня раздевать; я объявил ему, чтоб
на другой же день готов он был ехать в дорогу с Марьей
Ивановной. Он было заупрямился. «Что ты, сударь? Как
же я тебя-то покину? Кто за тобою будет ходить? Что
скажут родители твои?»
Зная упрямство дядьки моего, я вознамерился убе¬
105

дить его лаской и искренностию. «Друг ты мой, Архип Са¬
вельич! — сказал я ему. — Не откажи, будь мне благоде¬
телем; в прислуге здесь я нуждаться не стану, а не буду
спокоен, если Марья Ивановна поедет в дорогу без тебя.
Служа ей, служишь ты и мне, потому что я твердо ре¬
шился, как скоро обстоятельства дозволят, жениться на
ней».
Тут Савельич сплеснул руками с видом изумления не¬
описанного.
— Жениться! — повторил он. — Дитя хочет женить¬
ся! А что скажет батюшка, а матушка-то что поду¬
мает?
— Согласятся, верно согласятся, — отвечал я, — когда
узнают Марью Ивановну. Я надеюсь и на тебя. Батюш¬
ка и матушка тебе верят: ты будешь за нас ходатаем, не
так ли?
Старик был тронут. «Ох, батюшка ты мой Петр Анд¬
реич! — отвечал он. — Хоть раненько задумал ты же¬
ниться, да зато Марья Ивановна такая добрая барыш¬
ня, что грех и пропустить оказию. Ин быть по-твоему!
Провожу ее, ангела божия, и рабски буду доносить тво¬
им родителям, что такой невесте не надобно и прида¬
ного».
Я благодарил Савельича и лег спать в одной комна¬
те с Зуриным. Разгоряченный и взволнованный, я раз¬
болтался. Зурин сначала со мною разговаривал охотно;
но мало-помалу слова его стали реже и бессвязнее; на¬
конец, вместо ответа на какой-то запрос, он захрапел и
присвистнул. Я замолчал и вскоре последовал его при¬
меру.
На другой день утром пришел я к Марье Ивановне.
Я сообщил ей свои предположения. Она признала их бла¬
горазумие и тотчас со мною согласилась. Отряд Зурина
должен был выступить из города в тот же день. Нечего
было медлить. Я тут же расстался с Марьей Ивановной,
поручив ее Савельичу и дав ей письмо к моим родителям.
Марья Ивановна заплакала. «Прощайте, Петр Андреич! —
сказала она тихим голосом. — Придется ли нам увидать¬
ся или нет, бог один это знает; но век не забуду вас;
до могилы ты один останешься в моем сердце». Я ничего
не мог отвечать. Люди нас окружали. Я не хотел при них
предаваться чувствам, которые меня волновали. Наконец
она уехала. Я возвратился к Зурину, грустен и молчалив.
Он хотел меня развеселить; я думал себя рассеять: мы
106

провели день шумно и буйно и вечером выступили в
поход.
Это было в конце февраля. Зима, затруднявшая воен¬
ные распоряжения, проходила, и наши генералы готови¬
лись к дружному содействию. Пугачев все еще стоял под
Оренбургом. Между тем около его отряды соединялись и
со всех сторон приближались к злодейскому гнезду. Бун¬
тующие деревни, при виде наших войск, приходили в по¬
виновение; шайки разбойников везде бежали от нас, и
все предвещало скорое и благополучное окончание.
Вскоре князь Голицын, под крепостию Татищевой, раз¬
бил Пугачева, рассеял его толпы, освободил Оренбург и,
казалось, нанес бунту последний и решительный удар.
Зурин был в то время отряжен противу шайки мятежных
башкирцев, которые рассеялись прежде, нежели мы их
увидали. Весна осадила нас в татарской деревушке. Реч¬
ки разлились, и дороги стали непроходимы. Мы утеша¬
лись в нашем бездействии мыслию о скором прекраще¬
нии скучной и мелочной войны с разбойниками и дика¬
рями.
Но Пугачев не был пойман. Он явился на сибирских
заводах, собрал там новые шайки и опять начал злодейст¬
вовать. Слух о его успехах снова распространился. Мы
узнали о разорении сибирских крепостей. Вскоре весть о
взятии Казани и о походе самозванца на Москву встрево¬
жила начальников войск, беспечно дремавших в надежде
на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил по¬
веление переправиться через Волгу *.
Не стану описывать нашего похода и окончания вой¬
ны. Скажу коротко, что бедствие доходило до крайности.
Мы проходили через селения, разоренные бунтовщиками,
и поневоле отбирали у бедных жителей то, что успели они
спасти. Правление было повсюду прекращено: помещики
укрывались по лесам. Шайки разбойников злодействовали
повсюду; начальники отдельных отрядов самовластно на¬
казывали и миловали; состояние всего обширного края,
где свирепствовал пожар, было ужасно... Не приведи бог
видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!
Пугачев бежал, преследуемый Иваном Ивановичем
Михельсоном. Вскоре узнали мы о совершенном его раз¬
битии. Наконец Зурин получил известие о поимке само¬
званца, а вместе с тем и повеление остановиться. Война
* К этому месту относится «Пропущенная глава», отброшен¬
ная Пушкиным и сохранившаяся только в черновом автографе.
107

была кончена. Наконец мне можно было ехать к моим ро¬
дителям! Мысль их обнять, увидеть Марью Ивановну, от
которой не имел я никакого известия, одушевляла меня
восторгом. Я прыгал как ребенок. Зурин смеялся и гово¬
рил, пожимая плечами: «Нет, тебе несдобровать! Же¬
нишься — ни за что пропадешь!»
Но между тем странное чувство отравляло мою ра¬
дость: мысль о злодее, обрызганном кровию стольких не¬
винных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила ме¬
ня поневоле: «Емеля, Емеля! — думал я с досадою, —
зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под
картечь? Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что
прикажете делать? Мысль о нем неразлучна была во мне
с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных
минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук
гнусного Швабрина.
Зурин дал мне отпуск. Через несколько дней должен я
был опять очутиться посреди моего семейства, увидеть
опять мою Марью Ивановну... Вдруг неожиданная гроза
меня поразила.
В день, назначенный для выезда, в самую ту минуту,
когда готовился я пуститься в дорогу, Зурин вошел ко мне
в избу, держа в руках бумагу, с видом чрезвычайно оза¬
боченным. Что-то кольнуло меня в сердце. Я испугался,
сам не зная чего. Он выслал моего денщика и объявил,
что имеет до меня дело. «Что такое?» — спросил я с бес¬
покойством. «Маленькая неприятность, — отвечал он, по¬
давая мне бумагу. — Прочитай, что сейчас я получил».
Я стал ее читать: это был секретный приказ ко всем от¬
дельным начальникам арестовать меня, где бы ни попал¬
ся, и немедленно отправить под караулом в Казань в
Следственную комиссию, учрежденную по делу Пуга¬
чева.
Бумага чуть не выпала из моих рук. «Делать нече¬
го! — сказал Зурин. — Долг мой повиноваться приказу.
Вероятно, слух о твоих дружеских путешествиях с Пуга¬
чевым как-нибудь да дошел до правительства. Надеюсь,
что дело не будет иметь никаких последствий и что ты
оправдаешься перед комиссией. Не унывай и отправляй¬
ся». Совесть моя была чиста; я суда не боялся; но мысль
отсрочить минуту сладкого свидания, может быть на не¬
сколько еще месяцев, устрашала меня. Тележка была го¬
това. Зурин дружески со мною простился. Меня посади¬
ли в тележку. Со мною сели два гусара с саблями наго¬
ло, и я поехал по большой дороге.
108

ГЛАВА XIV
СУД
Мирская молва —
Морская волна.
Пословица
Я был уверен, что виною всему было самовольное мое
отсутствие из Оренбурга. Я легко мог оправдаться: наезд¬
ничество не только никогда не было запрещено, но еще
всеми силами было ободряемо. Я мог быть обвинен в из¬
лишней запальчивости, а не в ослушании. Но приятель¬
ские сношения мои с Пугачевым могли быть доказаны
множеством свидетелей и должны были казаться по край¬
ней мере весьма подозрительными. Во всю дорогу раз¬
мышлял я о допросах, меня ожидающих, обдумывал свои
ответы и решился перед судом объявить сущую правду,
полагая сей способ оправдания самым простым, а вместе
и самым надежным.
Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую.
По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торча¬
ли закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след,
оставленный Пугачевым! Меня привезли в крепость, уце¬
левшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня
караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. На¬
дели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом от¬
вели меня в тюрьму и оставили одного в тесной и темной
конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, заго¬
роженным железною решеткою.
Таковое начало не предвещало мне ничего доброго.
Однако ж я не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибег¬
нул к утешению всех скорбящих и, впервые вкусив сла¬
дость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного
109

сердца, спокойно заснул, не заботясь о том, что со мною
будет.
На другой день тюремный сторож меня разбудил с
объявлением, что меня требуют в комиссию. Два солдата
повели меня через двор в комендантский дом, останови¬
лись в передней и впустили одного во внутренние ком¬
наты.
Я вошел в залу довольно обширную. За столом, по¬
крытым бумагами, сидели два человека: пожилой генерал,
виду строгого и холодного, и молодой гвардейский капи¬
тан, лет двадцати осьми, очень приятной наружности,
ловкий и свободный в обращении. У окошка за особым
столом сидел секретарь, с пером за ухом, наклонясь над
бумагою, готовый записывать мои показания. Начался до¬
прос. Меня спросили о моем имени и звании. Генерал
осведомился, не сын ли я Андрея Петровича Гринева?
И на ответ мой возразил сурово: «Жаль, что такой по¬
чтенный человек имеет такого недостойного сына!» Я спо¬
койно отвечал, что каковы бы ни были обвинения, тяго¬
теющие на мне, я надеюсь их рассеять чистосердечным
объяснением истины. Уверенность моя ему не понрави¬
лась. «Ты, брат, востер, •— сказал он мне нахмурясь, —
но видали мы и не таких!»
Тогда молодой человек спросил меня: по какому слу¬
чаю и в какое время вошел я в службу к Пугачеву и по
каким поручениям был я им употреблен?
Я отвечал с негодованием, что я, как офицер и дво¬
рянин, ни в какую службу к Пугачеву вступать и ника¬
ких поручений от него принять не мог.
— Каким же образом, —• возразил мой допросчик, —
дворянин и офицер один пощажен самозванцем, между
тем как все его товарищи злодейски умерщвлены? Каким
образом этот самый офицер и дворянин дружески пирует
с бунтовщиками, принимает от главного злодея подарки,
шубу, лошадь и полтину денег? Отчего произошла такая
странная дружба и на чем она основана, если не на из¬
мене или по крайней мере на гнусном и преступном ма¬
лодушии?
Я был глубоко оскорблен словами гвардейского офи¬
цера и с жаром начал свое оправдание. Я рассказал, как
началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время
бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня
узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда,
не посовестился я принять от самозванца; но что Бело¬
горскую крепость защищал я противу злодея до послед¬
110

ней крайности. Наконец я сослался и на моего генерала,
который мог засвидетельствовать мое усердие во время
бедственной оренбургской осады.
Строгий старик взял со стола открытое письмо и стал
читать его вслух;
— «На запрос вашего превосходительства касательно
прапорщика Гринева, якобы замешапного в нынешнем
смятении и вошедшего в сношения с злодеем, службою
недозволенные и долгу присяги противные, объяснить
имею честь; оный прапорщик Гринев находился на служ¬
бе в Оренбурге от начала октября прошлого 1773 года до
24 февраля нынешнего года, в которое число он из го¬
рода отлучился и с той поры уже в команду мою не яв¬
лялся. А слышно от перебежчиков, что он был у Пуга¬
чева в слободе и е ним вместе ездил в Белогорскую кре¬
пость, в коей прежде находился он на службе; что касает¬
ся до его поведения, то я могу...» Тут он прервал свое
чтение и сказал мне сурово: «Что ты теперь скажешь се¬
бе в оправдание?»
Я хотел было продолжать, как начал, и объяснить мою
евязь с Марьей Ивановной так же искренно, как и все
прочее. Но вдруг почувствовал непреодолимое отвраще¬
ние. Мне пришло в голову, что если назову ее, то комис¬
сия потребует ее к ответу; и мысль впутать имя ее меж¬
ду гнусными изветами злодеев и ее самую привести на
очную с ними ставку — эта ужасная мысль так меня по¬
разила, что я замялся и спутался.
Судьи мои, начинавшие, казалось, выслушивать отве¬
ты мои с некоторую благосклонностию, были снова пред¬
убеждены противу меня при виде моего смущения. Гвар¬
дейский офицер потребовал, чтоб меня поставили на
очную ставку с главным доносителем. Генерал велел
кликнуть вчерашнего злодея. Я с живостью обратился к
дверям, ожидая появления евоего обвинителя. Через не¬
сколько минут загремели цепи, двери отворились, и во¬
шел — Швабрин. Я изумился его перемене. Оп был ужас¬
но худ и бледен. Волоса его, недавно черные как смоль,
совершенно поседели; длинная борода была всклокочена.
Он повторил обвинения свои слабым, но смелым голосом.
По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург
шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы пе¬
редавать письменные известия о всем, что делалось в го¬
роде; что наконец явно передался самозванцу, разъезжал
с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить
своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и
111

пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца.
Я выслушал его молча и был доволен одним: имя Марьи
Ивановны не было произнесено гнусным злодеем, оттого
ли, что самолюбие его страдало при мысли о той, кото¬
рая отвергла его с презрением; оттого ли, что в сердце
его таилась искра того же чувства, которое и меня за¬
ставляло молчать, — как бы то ни было, имя дочери бе¬
логорского коменданта не было произнесено в присут¬
ствии комиссии. Я утвердился еще более в моем намере¬
нии, и когда судьи спросили: чем могу опровергнуть по¬
казания Швабрина, я отвечал, что держусь первого сво¬
его объяснения и ничего другого в оправдание себе ска¬
зать не могу. Генерал велел нас вывести. Мы вышли вме¬
сте. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему
ни слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв
свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги. Меня
опять отвели в тюрьму и с тех пор уже к допросу не тре¬
бовали.
Я не был свидетелем всему, о чем остается мне уве¬
домить читателя; но я так часто слыхал о том рассказы,
что малейшие подробности врезались в мою память и что
мне кажется, будто бы я тут же невидимо присутствовал.
Марья Ивановна принята была моими родителями с
тем искренним радушием, которое отличало людей старо¬
го века. Они видели благодать божию в том, что имели
случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они
к ней искренно привязались, потому что нельзя было ее
узнать и не полюбить. Моя любовь уже не казалась ба¬
тюшке пустою блажью; а матушка только того и жела¬
ла, чтоб ее Петруша женился на милой капитанской
дочке.
Слух о моем аресте поразил все мое семейство. Марья
Ивановна так просто рассказала моим родителям о стран¬
ном знакомстве моем с Пугачевым, что оно не только не
беспокоило их, но еще заставляло часто смеяться от чи¬
стого сердца. Батюшка не хотел верить, чтобы я мог быть
замешан в гнусном бунте, коего цель была ниспроверже¬
ние престола и истребление дворянского рода. Он строго
допросил Савельича. Дядька не утаил, что барин бывал
в гостях у Емельки Пугачева и что-де злодей его таки
жаловал; но клялся, что ни о какой измене он и не слы¬
хивал. Старики успокоились и с нетерпением стали ждать
благоприятных вестей. Марья Ивановна сильно была
встревожена, но молчала, ибо в высшей степени была
одарена скромностию и осторожностию.
112

Прошло несколько недель... Вдруг батюшка получает
из Петербурга письмо от нашего родственника князя Б**.
Князь писал ему обо мне. После обыкновенного присту¬
па, он объявлял ему, что подозрения насчет участия мо¬
его в замыелах бунтовщиков, к неечастию, оказались
елишком основательными, что примерная казнь должна
была бы меня постигнуть, но что гоеударыня, из уваже¬
ния к заелугам и преклонным летам отца, решилась по¬
миловать преступного сына и, избавляя его от позорной
казни, повелела только еоелать в отдаленный край Сиби¬
ри на вечное поселение.
Сей неожиданный удар едва не убил отца моего. Он
лишился обыкновенной евоей твердости, и горесть его
(обыкновенно немая) изливалась в горьких жалобах.
«Как! — повторял он, выходя из еебя. — Сын мой уча¬
ствовал в замыелах Пугачева! Боже праведный, до чего
я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого
разве мне легче? Не казнь етрашна: пращур мой умер на
лобном месте, отетаивая то, что почитал евятынею евоей
совести; отец мой поетрадал вмеете е Волынеким и Хру¬
щевым. Но дворянину изменить евоей приеяге, соеди¬
ниться с разбойниками, е убийцами, е беглыми холопья-
ми!.. Стыд и ерам нашему роду!..» Испуганная его
отчаянием матушка не емела при нем плакать и стара¬
лась возвратить ему бодрость, говоря о неверноети мол¬
вы, о шаткоети людского мнения. Отец мой был неуте¬
шен.
Марья Ивановна мучилась более веех. Будучи увере¬
на, что я мог оправдаться, когда бы только захотел, она
догадывалась об иетине и почитала еебя виновницею мо¬
его неечаетия. Она екрывала от всех евои елезы и стра¬
дания и между тем непрестанно думала о средствах, как
бы меня епаети.
Однажды вечером батюшка еидел на диване, перевер¬
тывая лиеты Придворного календаря; но мыели его были
далеко, и чтение не производило над ним обыкновенного
евоего действия. Он наевиетывал старинный марш. Ма¬
тушка молча вязала шеретяную фуфайку, и елезы изред¬
ка капали на ее работу. Вдруг Марья Ивановна, тут же
еидевшая за работой, объявила, что необходимость ее за¬
ставляет ехать в Петербург и что она проеит дать ей епо-
еоб отправиться. Матушка очень огорчилась. «Зачем тебе
в Петербург? — сказала она. — Неужто, Марья Иванов¬
на, хочешь и ты нае покинуть?» Марья Ивановна отвеча¬
ла, что вся будущая еудьба ее завиеит от этого путеше-
8 Столетье безумно и мудро
Ш

ствия, что она едет искать покровительства и помощи у
сильных людей, как дочь человека, пострадавшего за свою
верность.
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминаю¬
щее мнимое преступление сына, было ему тягостно и ка¬
залось колким упреком. «Поезжай, матушка! — сказал
он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать
не хотим. Дай бог тебе в женихи доброго человека, не
ошельмованного изменника». Он встал и вышел из ком¬
наты.
Марья Ивановна, оставшись наедине с матушкою, от¬
части объяснила ей свои предположения. Матушка со сле¬
зами обняла ее и молила бога о благополучном конце за¬
мышленного дела. Марью Ивановну снарядили, и через
несколько дней она отправилась в дорогу с верной Пала¬
шей и с верным Савельичем, который, насильственно раз¬
лученный со мною, утешался по крайней мере мыслию,
что служит нареченной моей невесте.
Марья Ивановна благополучно прибыла в Софию и,
узнав на почтовом дворе, что Двор находился в то время
в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели
уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с нею
разговорилась, объявила, что она племянница придворно¬
го истопника, и посвятила ее во все таинства придвор¬
ной жизни. Она рассказала, в котором часу государыня
обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась;
какие вельможи находились в то время при ней; что из¬
волила она вчерашний день говорить у себя за столом,
кого принимала вечером, — словом, разговор Анны Влась¬
евны стоил нескольких страниц исторических записок и
был бы драгоценен для потомства. Марья Ивановна слу¬
шала ее со вниманием. Они пошли в сад. Анна Власьев¬
на рассказала историю каждой аллеи и каждого мости¬
ка, и, нагулявшись, они возвратились на станцию очень
довольные друг другом.
На другой день рано утром Марья Ивановна просну¬
лась, оделась и тихонько пошла в сад. Утро было пре¬
красное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших
уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло
неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-
под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла
около прекрасного луга, где только что поставлен был
памятник в честь недавних побед графа Петра Александ¬
ровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской по¬
роды залаяла и побежала ей навстречу, Марья Ивановна
114

испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздал¬
ся приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит».
И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке
противу памятника. Марья Ивановна села на другом кон¬
це скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья
Ивановна, со своей стороны бросив несколько косвенных
взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она бы¬
ла в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душе¬
грейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румя¬
ное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза
и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама
первая перервала молчание.
— Вы, верно, не здешние? — сказала она.
— Точно так-с: я вчера только приехала из провин¬
ции.
— Вы приехали с вашими родными?
— Никак нет-с. Я приехала одна.
— Одна! Но вы так еще молоды.
— У меня нет ни отца, ни матери.
— Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам?
— Точно так-с. Я приехала подать просьбу госуда¬
рыне.
— Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправед¬
ливость и обиду?
— Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не
правосудия.
— Позвольте спросить, кто вы таковы?
— Я дочь капитана Миронова.
— Капитана Миронова! того самого, что был комен¬
дантом в одной из оренбургских крепостей?
— Точно так-с.
Дама, казалось, была тронута. «Извините меня, —
сказала она голосом еще более ласковым, — если я вме¬
шиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе; изъясните
мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне
удастся вам помочь».
Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила.
Все в неизвестной даме невольно привлекало сердце и
внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кар¬
мана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей
покровительнице, которая стала читать ее про себя.
Сначала она читала с видом внимательным и благо¬
склонным; но вдруг лицо ее переменилось, — и Марья
Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями,
8*
115

испугалась строгому выражению этого лица, за минуту
столь приятному и спокойному.
— Вы просите за Гринева? — сказала дама с холод¬
ным видом. — Императрица не может его простить. Он
пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но
как безнравственный и вредный негодяй.
— Ах, неправда! — вскрикнула Марья Ивановна.
— Как неправда! — возразила дама, вся вспыхнув.
— Неправда, ей-богу неправда! Я знаю все, я все вам
расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что по¬
стигло его. И если он не оправдался перед судом, то раз¬
ве потому только, что не хотел запутать меня. — Тут она
с жаром рассказала все, что уже известно моему чита¬
телю.
Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы останови¬
лись?» — спросила она потом; и услыша, что у Анны
Власьевны, примолвила с улыбкою: «А! знаю. Прощайте,
не говорите никому о нашей встрече. Я надеюеь, что вы
недолго будете ждать ответа на ваше письмо».
С этим словом она встала и вошла в крытую аллею,
а Марья Ивановна возвратилась к Анне Власьевне, ис¬
полненная радостной надежды.
Хозяйка побранила ее за раннюю осеннюю прогулку,
вредную, по ее словам, для здоровья молодой девушки.
Она принесла самовар и за чашкою чая только было при¬
нялась за бесконечные рассказы о дворе, как вдруг при¬
дворная карета остановилась у крыльца, и камер-лакей
вошел с объявлением, что государыня изволит к себе
приглашать девицу Миронову.
Анна Власьевна изумилась и расхлопоталась. «Ахти
господи! — закричала она. — Государыня требует вас ко
двору. Как же это она про вас узнала? Да как же вы,
матушка, представитесь к императрице? Вы, я чай, и сту¬
пить по-придворному не умеете... Не проводить ли мне
вас? Все-таки я вас хоть в чем-нибудь да могу предосте¬
речь. И как же вам ехать в дорожном платье? Не послать
ли к повивальной бабушке за ее желтым роброном?» Ка¬
мер-лакей объявил, что государыне угодно было, чтоб
Марья Ивановна ехала одна и в том, в чем ее застанут.
Делать было нечего: Марья Ивановна села в карету и
поехала во дворец, сопровождаемая советами и благосло¬
вениями Анны Власьевны.
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей
судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез не¬
416

сколько минут карета остановилась у дворца. Марья Ива¬
новна с трепетом пошла по лестнице. Двери перед нею
отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых
великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. На¬
конец, подошед к запертым дверям, он объявил, что сей¬
час об ней доложит, и оставил ее одну.
Мысль увидеть императрицу лицом к лицу так устра¬
шала ее, что она с трудом могла держаться на ногах.
Через минуту двери отворились, и она вошла в уборную
государыни.
Императрица сидела за своим туалетом. Несколько
придворных окружали ее и почтительно пропустили
Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась,
и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так
откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад.
Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада,
что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу
просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности
вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь
отвезти к будущему свекру».
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и,
заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла
ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю,
что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед
дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем.
Я беру на себя устроить ваше состояние».
Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила.
Марья Ивановна уехала в той же придворной карете. Ан¬
на Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения,
осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отве¬
чала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее
беспамятством, но приписала оное провинциальной за¬
стенчивости и извинила великодушно. В тот же день
Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Пе¬
тербург, обратно поехала в деревню...
Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гри¬
нева. Из семейственных преданий известно, что он был
освобожден от заключения в конце 1774 года, по именно¬
му повелению; что он присутствовал при казни Пугачева,
который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая
через минуту, мертвая и окровавленная, показана была
народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье
117

Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской гу¬
бернии. В тридцати верстах от*** находится село, при¬
надлежащее десятерым помещикам. В одном из барских
флигелей показывают собственноручное письмо Екатери¬
ны II за стеклом и в рамке. Оно писано к отцу Петра
Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы
уму и сердцу дочери капитана Миронова. Рукопись Петра
Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из
его впуков, который узнал, что мы заняты были трудом,
относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы ре¬
шились, с разрешения родственников, издать ее особо,
приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив
себе переменить некоторые собственные имена.
19 окт. 1836.
Издатель,

ПОЭТ И ИСТОРИЯ ПУГАЧЕВА
Общеизвестны любовь и интерес А. С. Пушкина к отече¬
ственной истории. Создавая произведения, художественно ото¬
бражающие прошлое нашей Родины, — «Песнь о вещем Олеге»,
«Борис Годунов», «Полтава» и др., поэт прежде всего стремился
через прошлое понять современную ему действительность и пред¬
восхитить будущее. В этой связи он писал; «Только история на¬
рода может объяснить истинные требования онаго». Историче¬
ские интересы А. С. Пушкина необычайно разнообразны, но бо¬
лее всего его привлекали переломные моменты, крупные народ¬
ные движения. Вполне естествен особый интерес Пушкина
к «беспокойным страницам» — Петр I, Екатерина II, Пугачев...
В 30-е годы, в связи с резко усилившимися крестьянскими
волнениями, А. С. Пушкин в ряде своих произведений поднимает
наиболее острую и волнующую общественность проблему — те¬
му крестьянского протеста, крестьянского восстания. У него воз¬
никает замысел написать «Историю Пугачева».
А. С. Пушкину была предоставлена возможность ознакомиться
с некоторыми архивными материалами о Пугачевском восстании
1773—1774 годов. Таким образом, Пушкин, по существу, стал пер¬
вым историком, исследовавшим эту тему. Однако поэт не огра¬
ничился официальными документами и посещает места описы¬
ваемых событий — Оренбургские степи, Поволжье; непосред¬
ственно знакомится с природой и бытом края, осматривает места
сражений, расспрашивает очевидцев, собирает устные расеказы и
предания о Пугачеве. Результатом этой фундаментальной работы
явился основательный труд А. С. Пушкина — «История Пугаче¬
ва», который по требованию Николая I был назван «История Пу¬
гачевского бунта» и под таким названием вышел из печати
в 1834 году.
В обстановке «холерных бунтов» 1830-х годов царь Нико¬
лай I, помня восстание декабристов и страшась новой «пугачев¬
£19

щины», был заинтересован в произведениях, напоминающих
уроки крестьянской войны XVIII века. Правительство понимало,
что крепостная зависимость крестьян представляет угрозу госу¬
дарственному спокойствию и порядку, и поэтому не только не
противилось, но и способствовало появлению в печати образа
«злодея» Пугачева.
В своей работе Пушкин четко выразил мысль об антифео¬
дальной направленности народного движения, развенчав тем са¬
мым поддерживаемую официальными кругами и печатью легенду
о возможности существования патриархальных, добрых отноше¬
ний между ними. Он писал: «...весь черный народ был за Пугаче¬
ва. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и
монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было
открытым образом на стороне правительства». Он признавал, что
«мятежники избрали средства самые надежные и действенные
для своей цели». Они, «грабя казну и достояния дворян... не ка¬
сались крестьянской собственности», Пугачев «объявил народу
вольность; истребление дворянского рода, отпущение повинно¬
стей и безденежную раздачу соли».
После публикации «Истории Пугачевского бунта» многие вос¬
приняли это произведение с негодованием. «В публике очень
бранят моего Пугачева... — писал А. С. Пушкин. — ...Уваров
(министр просвещения. — Я. Р.) большой подлец. Он кричит
о моей книге как о возмутительном сочинении».
В дальнейшем тема крестьянской войны нашла художествен¬
ное воплощение в историческом романе «Капитанская дочка». За¬
мысел нового произведения о Пугачевском восстании возникает
у поэта в процессе работы над романом «Дубровский» и над
«Историей Пугачева». При создании «Капитанской дочки» ее ав¬
тор, по существу, соединил в себе гениального художника и
серьезного историка-исследователя.
Особенностью романа является то, что исторический (доку¬
ментальный, архивный) материал не механически вводится в по¬
вествование, а полностью переведен поэтом на язык художествен¬
ных образов. Одна из центральных проблем романа — взаимоот¬
ношения мыслящего дворянства и народа, трагическую разоб¬
щенность которых А. С. Пушкин особенно остро ощущал после
поражения восстания декабристов.
Если Радищев в «Путешествии...» выдвинул идею крестьян¬
ского восстания, то Пушкин, как художник и историк, не только
дал картину этого восстания, но и попытался решить проблему
его идейного вдохновителя, вождя, «вожатого».
Согласно последним исследованиям (Р. В. Овчинников,
Ю. Г. Оксман, Н. Н. Петрунина и др.) существовало несколько
планов романа и прообразов главного героя будущей «Капитан¬
120

ской дочки». В основе первоначального замысла главный герой —
родовитый дворянин, сознательно связавший себя с Пугачевым.
Но в ходе авторской работы в романе появились два персонажа:
положительный герой — Гринев, который был против «бунта», но
сочувствовал Пугачеву, и отрицательный — злодей и предатель
Швабрин. Среди реально существовавших офицеров-дворян, слу¬
живших и сотрудничавших с Пугачевым (М. Шванвич, И. Боша-
рин, Ф. Минеев), не было ни одного, который бы мог стать
«вожатым». Пушкин остается верен исторической правде: в его
романе истинным вождем восстания является выходец из народа,
донской казак Е. И. Пугачев, а центральным героем — восстав¬
ший народ. В сюжет романа введено большое количество персо¬
нажей из народа, многие из них развернуты в полновесные
художественные образы, противостоящие и одновременно допол¬
няющие друг друга, но одинаково порожденные крепостниче¬
ской действительностью.
С особым воодушевлением, симпатией и поэтической силой
Пушкин создавал Пугачева. Перед автором стояла сложная зада¬
ча — преодолеть традиционное «канцелярски-проклинательное»
правительственное отношение к Пугачеву. Екатерина II в своей
переписке с Вольтером стремилась изобразить Пугачева хитрым
и коварным с простодушными казаками, грабителем и разбой¬
ником с дворянами, слабовольным, бессильным и трусливым пе¬
ред судьями. Мнение императрицы стало официальной точкой
зрения, которая защищалась в литературе А. Сумароковым,
Г. Державиным, П. Кудряшовым и др. Для Николая I Пугачев
был «фигурой», которой «пугали помещиков, не желавших посту¬
питься своими правами на личность крепостного».
Пушкин не пошел по пути тенденциозного изображения Пу¬
гачева как «бешеного пса», «изверга естества», а стремился со¬
здать образ, отвечающий его представлениям об истинном народ¬
ном герое. Пугачев показан Пушкиным во всей своей суровой
социально-исторической реальности. Он беспощаден к своим клас¬
совым врагам в эпизоде расправы после взятия Белогорской кре¬
пости. Но, обращаясь к Гриневу, он искренен, говоря: «Ты ви¬
дишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ва¬
ша братья». Ему в высшей степени присуще чувство справедли¬
вости, когда он защищает слабых, обездоленных, обиженных:
«Кто из моих людей смеет обижать сироту? Будь он семи пя¬
дей во лбу, а от суда моего не уйдет. Говори: кто винова¬
тый?» Он помнит оказанное ему добро, и это проявляется в ве¬
ликодушном отношении к Гриневу.
Писатель показал смелость и смышленость Пугачева, эти ха¬
рактерные черты русского человека, его щедрость и размаши¬
стость натуры. Пораженный откровенным, искренним рассказом
121

Гринева, он восклицает: «Казнить так казнить, жаловать так жа¬
ловать: таков мой обычай». С большой выразительностью напи¬
сана сцена, в которой Пугачев поет с товарищами свою любимую
простонародную, «бурлацкую» песню: «Не шуми, мати зеленая
дубровушка», а также эпизод, когда Пугачев «с каким-то диким
вдохновением», как бы предчувствуя свою трагическую судьбу,
рассказывает Гриневу калмыцкую сказку об орле и вороне.
Обаятельность образа пушкинского Пугачева не могли не за¬
метить современники поэта, критики и исследователи «Капитан¬
ской дочки». Так, П. А. Вяземский писал: «Сам Пугачев обрисо¬
ван метко и впечатлительно. Его видишь, его слышишь». Извест¬
ный публицист, профессор Московского университета М. Н. Кат¬
ков обращал внимание современников на то, что «образ Пугачева
намечен мастерски: это одна из самых цельных характеристик
у Пушкина». П. И. Чайковский, обдумывая возможность написа¬
ния оперы на сюжет «Капитанской дочки», отметил: «...несмот¬
ря на самые благоприятные условия, я не думаю, чтобы оказа¬
лось возможным появление на сцене Пугачева. Ведь без него
обойтись нельзя, а изображать его приходится таким, каким он
у Пушкина, т. е., в сущности, удивительно симпатичным злоде¬
ем». Выразительно определила свое отношение к пушкинскому
«вожатому» поэт М. И. Цветаева: «Пугачев — живой человек. Жи¬
вой мужик. И этот живой мужик — самый неодолимый из всех
романтических героев». Наиболее полно значение романа «Капи¬
танская дочка», вклад Пушкина в русскую историю и культуру
обобщил Ф. М. Достоевский: «И никогда еще ни один русский
писатель пи прежде, ни после его не соединялся так задушевно
и родственно с народом, как Пушкин»*

АН.Рааишев
ПУТЕШЕСТВИЕ
ИЗ ПЕТЕРБУРГА
В МОСКВУ

Чудище обло, озорно, огромно^
стозевно и лаяй.
«Тилемахида»,
том II, пн. XVIII, стих 514
А. М. К.
Любезнейшему другу
Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе
оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя
мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но
сердце твое бьет моему согласно — и ты мой друг.
Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями
человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внут¬
ренность мою — и узрел, что бедствия человека происхо¬
дят от человека, и часто от того только, что он взирает
непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я
сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что
от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели
сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувство¬
вали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вос¬
трепетал от сея мысли и сердце мое далеко ее от себя
оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом.
«Отыми завесу с очей природного чувствования — и бла¬
жен буду». Сей глас природы раздавался громко в сложе¬
нии моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое по¬
вергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в
себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению;
и — веселие неизреченное! — я почувствовал, что воз¬
можно всякому соучастником быть во благодействии себе
подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что чи¬
тать будешь. Но если, говорил я сам себе, я найду кого-
либо, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели
125

же опорочит неудачное изображение мысли; кто состра-
ждет со мною над бедствиями собратий своей; кто в
шествии моем меня подкрепит, — не сугубый ли плод
произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне
искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ моего серд¬
ца живешь — и имя твое да озарит сие начало.
ВЫЕЗД
Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ям¬
щик, по обыкновению4 своему, поскакал во всю лошади¬
ную мочь, и в несколько минут я был уже за городом.
Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам
нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставать¬
ся трудно; но блажен тот, кто расстаться может не
уяыбаяся; любовь или дружба стрегут его утешение. Ты
плачешь, произнося прости; но воспомни о возвращении
твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении,
яко роса пред лицом солнца. Блажен возрыдавший, на-
деяйся на утешителя; блажен живущий иногда в буду¬
щем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугуб¬
ляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает на¬
хмуренность грусти, распложая образы радости в зерца¬
лах воображения.
Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, на¬
скучив моим ушам, призвал наконец благодетельного
Морфея *. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в
смертонодобное мое состояние, представила меня вооб¬
ражению моему уединенна. Я зрел себя в пространной
* Морфей = сон (по имени бога сновидений в греческой
мифологии).
126

долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность
и пестроту зелености; не было тут источника на про¬
хлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя.
Един, оставлен среди природы пустынник! Вострепетал.
— Несчастный, — возопил я, — где ты? Где дева-
лося все, что тебя прельщало? Где то, что жизнь твою
делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вку¬
шенные, были сон и мечта? — По счастию моему слу¬
чившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя
толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась.
Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом
в три жилья.
— Что такое? — спрашивал я у повозчика моего.
— Почтовый двор.
— Да где мы?
— В Софии, — и между тем выпрягал лошадей.
СОФИЯ
Повсюду молчание. Погруженный в размышлениях,
не приметил я, что кибитка моя давно уже без лошадей
стояла. Привезший меня извозчик извлек меня из задум¬
чивости:
— Барин-батюшка, на водку! — Сбор сей хотя не за¬
конный, но охотно всякий его платит, дабы не ехать па
указу. Двадцать копеек послужили мне в пользу. Кто
езжал на почте, тот анает, что подорожная есть сбере¬
гательное письмо, без которого всякому кошельку, гене¬
ральский, может быть, исключая, будет накладно. Вынув
ее из кармана, я шел с нею, как ходят иногда для защи¬
ты своей со крестом.
121

Почтового комиссара нашел я храпящего; легонько
взял его за плечо.
— Кого черт давит? Что за манер выезжать из горо¬
да ночью. Лошадей нет; очень еще рано; взойди, пожа¬
луй, в трактир выпей чаю или усни. — Сказав сие, г. ко¬
миссар отворотился к стене и паки* захрапел. Что де¬
лать? Потряс я комиссара опять за плечо.
— Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей, —
и, обернув голову одеялом, г. комиссар от меня отворо¬
тился.
«Если лошади все в разгоне, — размышлял я, — то
несправедливо, что я мешаю комиссару спать. А если
лошади в* конюшне...» Я вознамерился узнать, правду ли
г. комиссар говорил. Вышел во двор, сыскал конюшню и
нашел в оной лошадей до двадцати; хотя, правду сказать,
кости у них были видны, но меня бы дотащили до сле¬
дующего стана. Из конюшни я опять возвратился к ко¬
миссару; потряс его гораздо покрепче. Казалося мне, что
я к тому имел право, нашед, что комиссар солгал. Он
второпях вскочил и, не продрав еще глаз, спрашивал:
— Кто приехал? Не... — Но, опомнившись, увидя
меня, сказал мне: — Видно, молодец, ты обык так обхо¬
диться с прежними ямщиками. Их бивали палками; но
ныне не прежняя пора. — Со гневом г. комиссар лег
спать в постелю. Мне его так же хотелось попотчевать,
как прежних ямщиков, когда они в обмане приличались **,
но щедрость моя, давая на водку городскому повозчику,
побудила софийских ямщиков запрячь мне поскорее ло¬
шадей, и в самое-то время, когда я намерялся сделать
преступление на спине комиссарской, зазвенел на дворе
колокольчик. Я пребыл добрый гражданин. Итак, два¬
дцать медных копеек избавили миролюбивого человека от
следствия, детей моих от примера невоздержания во гне¬
ве, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости.
Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по
обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских на¬
родных песен, тот признается, что есть в них нечто,
скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых
песен суть тону мягкого. На сем музыкальном располо¬
жении народного уха умей учреждать бразды правления.
В них найдешь образование души нашего народа. По¬
смотри на русского человека; найдешь его задумчива.
* Паки — опять, снова.
** Приличались — уличались.
128

Если захочет разогнать скуку или, как то он сам назы¬
вает, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В весе¬
лии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо
случится не по нем, то скоро начинает спор или битву.
Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающий¬
ся обагренный кровию от оплеух, многое может решить
доселе гадательное в истории российской.
Извозчик мой поет. Третий был час пополуночи. Как
прежде колокольчик, так теперь его песня произвела
опять во мне сон. О природа, объяв человека в пелены
скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам
боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему
в отраду сон. Уснул, и все скончалось. Несносно пробуж¬
дение несчастному. О, сколь смерть для него приятна.
А есть ли она конец скорби? — Отче всеблагий, неужели
отвратишь взоры свои от скончевающего бедственное
житие свое мужественно? Тебе, источнику всех благ, при¬
носится сия жертва. Ты един даешь крепость, когда есте¬
ство трепещет, содрогается. Се глас отчий, взывающий к
себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю;
на земли она стала уже бесполезна.
ТОСНА
Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что доро¬
га была наилучшая. Таковою ее почитали все те, кото¬
рые ездили по ней вслед государя. Такова она была дей¬
ствительно, но на малое время. Земля, насыпанная на до¬
роге, сделав ее гладкою в сухое время, дождями разжи¬
женная, произвела великую грязь среди лета и сделала
ее непроходимою... Обеспокоен дурною дорогою, я, встав
из кибитки, вошел в почтовую избу, в намерении отдох-
9 Столетье безумно и мудро
129

нуть. В избе нашел я проезжающего, который, сидя за
обыкновенным длинным крестьянским столом в перед¬
нем углу, разбирал бумаги и просил почтового комисса¬
ра, чтобы ему поскорее велел дать лошадей. На вопрос
мой — кто он был? — узнал я, что то был старого по¬
крою стряпчий, едущий в Петербург с великим множе¬
ством изодранных бумаг, которые он тогда разбирал.
Я немедля вступил с ним в разговор, и вот моя с ним
беседа:
— Милостивый государь! Я, нижайший ваш слута,
быв регистратором при разрядном архиве, имел случай
употребить место мое себе в пользу. Посильными моими
трудами я собрал родословную, на ясных доводах утверж¬
денную, многих родов российских. Я докажу княжеское
или благородное их происхождение за несколько сот лет.
Я восстановлю не редкого в княжеское достоинство, по¬
казав от Владимира Мономаха или от самого Рюрика его
происхождение.
— Милостивый государь! — продолжал он, указывая
на свои бумаги. — Все великороссийское дворянство дол¬
женствовало бы купить мой труд, заплатя за него столь¬
ко, сколько ни за какой товар не платят. Но с дозволе¬
ния вашего высокородия, благородия или высокоблагоро¬
дия, не ведаю, как честь ваша, они не знают, что им нуж¬
но. Известно вам, сколько блаженныя памяти благовер¬
ный царь Федор Алексеевич российское дворянство оби¬
дел, уничтожив местничество. Сие строгое законополо¬
жение поставило многие честные княжеские и царские
роды наравне с новгородским дворянством. Но благо¬
верный же государь император Петр Великий совсем
привел их в затмение своею табелью о рангах. Открыл
он путь чрез службу военную и гражданскую всем к при¬
обретению дворянского титла и древнее дворянство, так
сказать, затоптал в грязь. Ныне всемилостивейше цар¬
ствующая наша магь утвердила прежние указы высочай¬
шим о дворянстве положением, которое было всех степен¬
ных наших востревожило, ибо древние роды поставлены
в дворянской книге ниже всех. Но слух носится, что в
дополнение вскоре издан будет указ и тем родам, кото¬
рые дворянское свое происхождение докажут за 200 или
300 лет, приложится титло маркиза или другое знатное,
и они пред другими родами будут иметь некоторую от-
личность. По сей причине, милостивейший государь! труд
мой должен весьма быть приятен всему древнему благо¬
родному обществу; но всяк имеет своих злодеев.
130

В Москве завернулся я в компанию молодых господчи¬
ков и предложил им мой труд, дабы благосклокностшо их
возвратить хотя истраченную бумагу и чернплы; но вме¬
сто благоприятства попал в посмеяние и, с горя оставив
столичный сей град, вдался пути до Питера, где, известно,
гораздо больше просвещения.
Сказав сие, поклонился мне об руку с, вытянувшись
прямо, стоял передо мною с величайшим благоговением.
Я донял его мысль, вынул из кошелька... и, дав ему, со¬
ветовал, что, приехав в Петербург, од продал бы бумагу
свою на вес разносчикам для обвертки; ибо мнимое мар-
кизство скружить может многим голову, и од причиною
будет возрождению истребленного в России зли —* хва¬
стовства древния породы.
ЛЮБАНИ
Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно.
Может быть, и зимою и летом. Нередко то бывает о пу¬
тешественниками: поедут на санях, а возвращаются на
телегах. — Летом. Бревешками вымощенная дорога за¬
мучила мои бока; я вылез из кибитки и пошел пешком.
Лежа в кибитке, мысли мои обращены были в неизмери¬
мость мира. Отделялся душевно от земли, казалося мне,
что удары кибиточные были для меня легче. Но упраж¬
нения духовные не всегда нас от телесности отвлекают;
и для сохранения боков моих пошел я пешком. В не¬
скольких шагах от дороги увидел я пашущего ниву
крестьянина. Время было жаркое. Посмотрел я на часы.
Первого сорок минут. Я выехал в субботу. Сегодня
праздник. Пашущий крестьянин принадлежит, конечно,
помещику, который оброку с него не берет. Крестьянин
9*
131

пашет с великим тщанием. Нива, конечно, не господская.
Соху поворачивает с удивительною легкостию.
— Бог в помощь, — сказал я, подошед к пахарю, ко¬
торый, не останавливаясь, доканчивал зачатую борозду. —
Бог в помощь, — повторил я.
— Спасибо, барин, — говорил мне пахарь, отряхая
сошник и перенося соху на новую борозду.
— Ты, конечно, раскольник, что пашешь по воскре¬
сеньям?
— Нет, барин, я прямым крестом крещусь, — ска¬
зал он, показывая мне сложенные три перста. — А бог
милостив, с голоду умирать не велит, когда есть силы и
семья.
— Разве тебе во всю неделю нет времени работать,
что ты и воскресенью не спускаешь, да еще и в самый
жар?
— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз
в неделю ходим на барщину; да под вечером возим остав-
шее в лесу сено на господский двор, коли погода хоро¬
ша; а бабы и девки для прогулки ходят по праздникам
в лес по грибы да по ягоды. Дай бог, — крестяся, —
чтоб под вечер сегодня дождик пошел. Барин, коли есть
у тебя свои мужички, так они того же у господа молят.
— У меня, мой друг, мужиков нет, и для того никто
меня не клянет. Велика ли у тебя семья?
— Три сына и три дочки. Первинькому-то десятый
годок.
— Как же ты успеваешь доставать хлеб, коли только
праздник имеешь свободным?
— Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш
брат, то с голоду не умрет. Видишь ли, одна лошадь от¬
дыхает; а как эта устанет, возьмусь за другую; дело-то
и споро.
— Так ли ты работаешь на господина своего?
— Нет, барин, грешно бы было так же работать.
У него на пашне сто рук для одного рта, а у меня две
для семи ртов, сам ты счет знаешь. Да хотя растянись на
барской работе, то спасибо не скажут. Барин подушных *
не заплатит; ни барана, ни холста, ни курицы, ни масла
не уступит. То ли житье нашему брату, как где барин
оброк ** берет с крестьянина, да еще без приказчика.
* Подушные — государственный налог, которым обла¬
гались крестьяне «с мужской души» независимо от возраста.
** Оброк — в данном случае личная, подушная, тяг¬
ловая или поземельная подать.
132

Правда, что иногда и добрые господа берут более трех
рублей с души; но все лучше барщины. Ныне еще по¬
верье заводится отдавать деревни, как то называется, на
аренду. А мы называем это отдавать головой. Голый на¬
емник * дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам
не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в
город; все работай на него, для того что он подушные
платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать
крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика
хотя можно пожаловаться, а на наемника кому?
— Друг мой, ты ошибаешься, мучить людей законы
запрещают.
— Мучить? Правда; но небось, барин, не захочешь в
мою кожу. — Между тем пахарь запряг другую лошадь
в соху и, начав новую борозду, со мною простился.
Разговор сего земледельца возбудил во мне множество
мыслей. Первое представилось мне неравенство крестьян¬
ского сословия. Сравнил я крестьян казенных с крестья¬
нами помещичьими. Те и другие живут в деревнях; но
одни платят известное, а другие должны быть готовы
платить то, что господин хочет. Одни судятся своими рав¬
ными; а другие в законе мертвы, разве по делам уголов¬
ным. Член общества становится только тогда известен
правительству, его охраняющему, когда нарушает союз
общественный**, когда становится злодей! Сия мысль всю
кровь во мне воспалила.
— Страшись, помещик жестокосердый, на челе каж¬
дого из твоих крестьян вижу твое осуждение.
Углубленный в сих размышлениях, я нечаянно обра¬
тил взор мой на моего слугу, который, сидя на кибитке
передо мной, качался из стороны в сторону. Вдруг по¬
чувствовал я быстрый мраз ***, протекающий кровь мою,
и, прогоняя жар к вершинам, нудил его распростираться
по лицу. Мне так стало во внутренности моей стыдно, что
едва я не заплакал.
— Ты во гневе твоем, — говорил я сам себе, —
устремляешься на гордого господина, изнуряющего
крестьянина своего на ниве своей; а сам не то же ли или
еще хуже того делаешь? Какое преступление сделал бед¬
ный твой Петрушка, что ты ему воспрещаешь пользо¬
* Наемник — помещик-арендатор, приобретавший за
плату во временное владение имение с крепостными.
** Союз общественный — Радищев считал, что госу¬
дарство возникло путем добровольного соглашения людей.
*** Мраз — мороз, холод.
133

ваться усладителем наших бедствий, величайшим даром
природы несчастному — сном? Он получает плату, сыт,
одет, никогда я его не секу ни плетьми, ни батожьем
(о умеренный человек!) — и ты думаешь, что кусок хлеба
и лоскут сукна тебе дают право поступать с подобным
тебе существом как с кубарем*, и тем ты только хваста¬
ешь, что не часто подсекаешь его в его вертении. Веда¬
ешь ли, что в первенственном уложении, в сердце каж¬
дого написано? Если я кого ударю, тот и меня ударить
может. Вспомни тот день, когда Петрушка пьян был и не
поспел тебя одеть. Вспомни о его пощечине. О, если бы он
тогда, хотя пьяный, опомнился и тебе отвечал бы сораз¬
мерно твоему вопросу!
— А кто тебе дал власть над ним?
— Закон.
— Закон? И ты смеешь поносить сие священное имя?
Несчастный!.. — Слезы потекли из глаз моих; и в тако¬
вом положении почтовые клячи дотащили меня до сле¬
дующего стана.
ЧУДОВО
Не успел я войти в почтовую избу, как услышал на
улице звук почтового колокольчика, и чрез несколько
минут вошел в избу приятель мой Ч... Я его оставил
в Петербурге, и он намерения не имел оттуда выехать
так скоро. Особливое происшествие побудило человека
нраву крутого, как то был мой приятель, удалиться из
Петербурга, и вот что он мне рассказал.
— Ты был уже готов к отъезду, как я отправился в
* Кубарь — подобие волчка, юлы, вертелся, когда его
«подсекали» кнутом или прутиком.
134

Петергоф. Тут я препроводил праздники столь весело,
сколько в шуму и чаду веселиться можно. Но, желая
поездку мою обратить в пользу, вознамерился съездить
в Кронштадт и на Систербек *, где, сказывали мне, в по¬
следнее время сделаны великие перемены. В Кронштадте
прожил я два дни с великим удовольствием, насыщаяся
зрением множества иностранных кораблей, каменной
одежды крепости Кронштадтской и строений, стремитель¬
но возвышающихся. Любопытствовал посмотреть нового
Кронштадту плана и с удовольствием предусматривал
красоту намереваемого строения; словом, второй день
пребывания моего кончился весело и приятно. Ночь была
тихая, светлая, и воздух благорастворенный вливал в
чувства особую нежность, которую лучше ощущать, не¬
жели описать удобно. Я вознамерился в пользу употре¬
бить благость природы и насладиться еще один хотя раз
в жизни великолепным зрелищем восхождения солнца,
которого на гладком водяном горизонте мне еще видеть
не удавалось. Я нанял морскую двенадцативесельную
шлюпку и отправился на С...
Версты с четыре плыли мы благополучно. Шум весел
единозвучностию своею возбудил во мне дремоту, и том¬
ное зрение едва ли воспрядало от мгновенного блеска па¬
дающих капель воды с вершины весел. Стихотворческое
воображение преселяло уже меня в прелестные луга Па¬
фоса и Амафонта. Внезапу острый свист возникающего
вдали ветра разгнал мой сон, и отягченным взорам моим
представлялися сгущенные облака, коих черная тяжесть,
казалось, стремила их нам на главу и падением устраша¬
ла. Зерцаловидная поверхность вод начинала рябеть, и ти¬
шина уступала место начинающемуся плесканию валов.
Я рад был и сему зрелищу; соглядал величественные чер¬
ты природы и не в чванство скажу: что других устра¬
шать начинало, то меня веселило. Восклицал изредка, как
Вернет: ах, как хорошо! Но ветр, усиливайся постепен¬
но, понуждал думать о достижении берега. Небо от гус¬
тоты непрозрачных облаков совсем померкло. Сильное
стремление валов отнимало у кормила направление, и
порывистый ветр, то вознося нас на мокрые хребты, то
низвергая в утесистые рытвины водяных зыбей, отнимал
у гребущих силу шественного движения. Следуя поневоле
направлению ветра, мы носилися наудачу. Тогда и берега
начали бояться; тогда и то, что бы нас при благополуч¬
ном плавании утешать могло, начинало приводить в от¬
* Систербек — Сестрорецк.
135

чаяние. Природа завистливою нам на сей час казалася,
и мы на нее негодовали теперь за то, что не распрости¬
рала ужасного своего величества, сверкая в молнии и
слух тревожа громовым треском. Но надежда, преследуя
человека до крайности, нас укрепляла, и мы, елико нам
возможно было, ободряли друг друга.
Носимое валами, внезапу судно наше остановилось
недвижимо. Все наши силы, совокупно употребленные,
не были в состоянии совратить его с того места, на ко¬
тором оно стояло. Упражняясь в сведении нашего судна
с мели, как то мы думали, мы не приметили, что ветр
между тем почти совсем утих. Небо помалу очистилося
от затмевавших синеву его облаков. Но восходящая заря
вместо того, чтоб принести нам отраду, явила нам бед¬
ственное наше положение. Мы узрели ясно, что шлюпка
наша не на мели находилась, но погрязла между двух
больших камней и что не было никаких сил для ее из¬
бавления оттуда невредимо.
Вообрази, мой друг, наше положение; все, что я ни
скажу, все слабо будет в отношении моего чувствия. Да
и если б я мог достаточные дать черты каждому души моея
движению, то слабы еще были бы они для произведения
в тебе подобного тем чуствовованиям, какие в душе моей
возникали и теснилися тогда. Судно наше стояло на сре¬
дине гряды каменной, замыкающей залив, до С... прости¬
рающийся. Мы находилися от берега на полторы версты,
Вода начинала проходить в судно наше со всех сторон и
угрожала нам совершенным потоплением. В последний
час, когда свет от нас преходить начинает и отверзается
вечность, ниспадают тогда все степени, мнением между
человеков воздвигнутые. Человек тогда становится про¬
сто человек: так, видя приближающуюся кончину, забыли
все мы, кто был какого состояния * и помышляли о спа¬
сении нашем, отливая воду, как кому сподручно было.
Но какая была в том польза? Колико воды союзными
нашими силами было исчерпаемо, толико во мгновение
паки накоплялося. К крайнему сердец наших сокруше¬
нию ни вдали, ни вблизи не видно было мимоидущего
судна. Да и то, которое бы подало нам отраду, явясь взо¬
рам нашим, усугубило бы отчаяние наше, удаляясь от нас
и избегая равныя с нами участи.
Наконец судна нашего правитель, более нежели все
другие к опасностям морских происшествий обыкший,
взиравший поневоле, может быть, на смерть хладнокров¬
* Состояния — сословия.
136

но в разных морских сражениях в прошедшую Турецкую
войну в Архипелаге, решился или нас спасти, спасаяся
сам, или погибнуть в сем благом намерении: ибо, стоя
на одном месте, погибнуть бы нам должно было. Он, вы-
шед из судна и перебирался с камня на камень, напра¬
вил шествие свое к берегу, сопровождаем чистосердеч¬
нейшими нашими молитвами. Сначала продолжал он
шествие свое весьма бодро, прыгая с камня на камень,
переходя воду, где она была мелка, переплывая ее, где
она глубже становилась. Мы с глаз его не спускали. На¬
конец увидели, что силы его начали ослабевать, ибо он
переходил камни медлительнее, останавливался почасту
и садяся на камень для отдохновения. Казалося нам, что
он находился иногда в размышлении и нерешимости о
продолжении пути своего. Сие побудило одного из его
товарищей ему преследовать, дабы подать ему помощь,
если он увидит его изнемогающа в достижении берега,
или достигнуть оного, если первому в том будет неуда¬
ча. Взоры наши стремилися вослед то за тем, то за дру¬
гим, и молитва наша о их сохранении была нелицемер¬
на. Наконец последний из сих подражателей Моисея* в
прохождении, без чуда, морския пучины своими стопами
остановился на камне недвижим, а первого совсем мы по¬
теряли из виду.
Сокровенные доселе внутренние каждого движения,
заклепанные, так сказать, ужасом, начали являться при
исчезании надежды. Вода между тем в судне умножала-
ся, и труд наш, возрастая в отливании оной, утомлял си¬
лы наши приметно. Человек ярого и нетерпеливого сло¬
жения рвал на себе волосы, кусал персты, проклинал час
своего выезда. Человек робкия души и чувствовавший
долго, может быть, тягость удручительныя неволи ры¬
дал, орошая слезами своими скамью, на которой ниц рас¬
простерт лежал. Иной, воспоминая дом свой, детей и
жену, сидел яко окаменелый, помышляя не о своей, но
о их гибели, ибо они питалися его трудами.
Каково было моей души положение, мой друг, сам
отгадывай, ибо ты меня довольно знаешь. Скажу только
тебе то, что я прилежно молился богу. Наконец начали
мы все предаваться отчаянию, ибо судно наше более по¬
ловины водою натекло и мы стояли все в воде по колено.
Нередко помышляли мы выйти из судна и шествовать
по каменной гряде к берегу, но пребывание одного из
* Моисей — в библейской мифологии пророк, который вы¬
вел евреев по дну расступившегося Красного моря.
137

наших сопутников на камне уже несколько часов и скры¬
тие другого из виду представляло нам опасность перехо¬
да более, может быть, нежели она была в самом деле,
Среди таковых горестных размышлений увидели мы близ
противоположного берега, в расстоянии от нас каком то
было, точно определить не могу, два пятна черные на
воде, которые, казалося, двигалися. Зримое нами нечто
черное и движущееся, казалося, помалу увеличивалось;
наконец, приближался, представило ясно взорам нашим
два малые судна, прямо идущие к тому месту, где мы
находилися среди отчаяния, во сто крат надежду пре¬
восходящего. Как в темной храмине, свету совсем непри¬
ступной, вдруг отверзается дверь, и луч денный, влетев
стремительно в среду мрака, разгоняет оный, распрости¬
рался по всей храмине до дальнейших ее пределов, —
тако, увидев суда, луч надежды ко спасению протек
наши души. Отчаяние превратилося в восторг, горесть
в восклицание, и опасно было, чтобы радостные телодви¬
жения и плескания не навлекли нам гибели скорее, не¬
жели мы будем исторгнуты из опасности. Но надежда
жития, возвращался в сердца, возбудила паки мысли о
различии состояний, в опасности уснувшие. Сие послу¬
жило на сей раз к общей пользе. Я укротил излишнее
радование, во вред обратиться могущее.
По нескольком времени уввдели мы две большие ры¬
бачьи лодки, к нам приближающиеся, и, при настижении
их до нас, увидели в одной из них нашего спасителя,
который, прошед каменною грядою до берега, сыскал сии
лодки для нашего извлечения из явной гибели. Мы, не
мешкав ни мало, вышли из нашего судна и поплыли в
приехавших судах к берегу, не забыв снять с камня со¬
товарища нашего, который на оном около семи часов на¬
ходился. Не прошло более получаса, как судно наше,
стоявшее между камней, облегченное от тяжести, всплы¬
ло и развалилося совсем. Плывучи к берегу среди радо¬
сти и восторга спасения, Павел — так звали спасшего
нас сопутника — рассказал нам следующее:
«Я, оставя вас в предстоящей опасности, спешил по
камням к берегу. Желание вас спасти дало мне силы
чрезъестественные; но сажен за сто до берега силы мои
стали ослабевать, и я начал отчаяваться в вашем спасе¬
нии и моей жизни. Но, полежав с полчаса на камени,
вспрянув с новою бодростию и не отдыхая более, дополз,
так сказать, до берега. Тут я растянулся на траве и, от¬
дохнув минут десять, встал и побежал вдоль берега к
138

С... что имел мочи. И хотя с немалым истощением сил,
но, воспоминая о вас, добежал до места, Казалось, что
небо хотело испытать вашу твердость и мое терпение,
ибо я не нашел ни вдоль берега, ни в самом С... никакого
судна для вашего спасения. Находясь почти в отчаянии,
я думал, что нигде не можно мне лучше искать помощи,
как у тамошнего начальника. Я побежал в тот дом, где
он жил. Уже был седьмой час. В передней комнате на¬
шел я тамошней команды сержанта. Рассказав ему ко¬
ротко, зачем я пришел и ваше положение, просил его,
чтобы он разбудил Г..., который тогда еще почивал.
Г. сержант мне сказал: «Друг мой, я не смею». — «Как
ты не смеешь? Когда двадцать человек тонут, ты не
смеешь разбудить того, кто их спасти может? Но ты,
бездельник, лжешь, я сам пойду...»
Г. сержант, взяв меня за плечо не очень учтиво, вы¬
толкнул за дверь. С досады чуть я не лопнул. Но помня
более о вашей опасности, нежели о моей обиде и о жесто¬
косердии начальника с его подчиненным, я побежал к
караульной, которая была версты с две расстоянием от
проклятого дома, из которого меня вытолкнули. Я знал,
что живущие в ней солдаты содержали лодки, в которых,
ездя по заливу, собирали булыжник на продажу для
мостовых, я и не ошибся в моей надежде. Нашел сии две
небольшие лодки, и радость теперь моя несказанна: вы
все спасены. Если бы вы утонули, то и я бы бросился
за вами в воду».
Говоря сие, Павел обливался слезами. Между тем
достигли мы берега. Вышед из судна, я пал на колени,
возвел руки на небо.
— Отче всесильный, — возопил я, — тебе угодно, да
живем; ты нас водил на испытание, да будет воля твоя. —
Се слабое, мой друг, изображение того, что я чувство¬
вал. Ужас последнего часа прободал мою душу, я видел
то мгновение, что я существовать перестану. Но что я
буду? Не знаю. Страшная неизвестность. Теперь чув¬
ствую; час бьет; я мертв; движение, жизнь, чувствие,
мысль — все исчезнет мгновенно. Вообрази себя, мой
друг, на краю гроба, не почувствуешь ли корчащий мраз,
лиющийся в твоих жилах и завременно жизнь пресека¬
ющий. О мой друг! — Но я удалился от моего повество¬
вания.
Совершив мою молитву, ярость вступила в мое серд¬
це. Возможно ли, говорил я сам себе, чтоб в наш век, в
Европе, подле столицы, в глазах великого государя совер-
139

шалося такое бесчеловечие! Я воспомянул о заключенных
агличанах * в темнице бенгальского субаба**.
Воздохнул я во глубине души. Между тем дошли мы
до С... Я думал, что начальник, проснувшись, нака¬
жет своего сержанта и претерпевшим на воде даст хотя
успокоение. С сею надеждою пошел я прямо к нему в
дом. Но поступком его подчиненного столь был раздра¬
жен, что я не мог умерить своих слов. Увидев его, ска¬
зал: «Государь мой! Известили ли вас, что за несколько
часов пред сим двадцать человек находились в опасно¬
сти потерять живот свой на воде и требовали вашея по¬
мощи?» Он мне отвечал с наивеличайшею холодностию,
куря табак: «Мне о том сказали недавно, а тогда я спал».
Тут я задрожал в ярости человечества: «Ты бы велел
себя будить молотком по голове, буде крепко спишь,
когда люди тонут и требуют от тебя помощи». Отгадай,
мой друг, какой его был ответ. Я думал, что мне сделает¬
ся удар от того, что я слышал. Он мне сказал: «Не моя
то должность». Я вышел из терпения: «Должность ли
твоя людей убивать, скаредный человек; и ты носишь
знаки отличности, ты начальствуешь над другими!..»
Окончать не мог моея речи, плюнул почти ему в рожу
и вышел вон. Я волосы драл с досады. Сто делал распо¬
ложений как отмстить сему зверскому начальнику не за
себя, но за человечество. Но, опомнясь, убедился воспо-
* Агличане приняли в свое покровительство ушедшего к
ним в Калкуту чиновника бенгальского, подвергшего себя казни
своим мздоимством. Справедливо раздраженный субаб, собрав
войско, приступил к городу и оный взял. Аглинских военно¬
пленных велел ввергнуть в тесную темницу, в коей они в пол-
сутки издохли. Осталося от них только двадцать три человека.
Несчастные сии сулили страже великие деньги, да возвестит
владельцу о их положении. Вопль их и стенание возвещало о
том народу, о них соболезнующему; но никто не хотел возве¬
стить о том властителю. Почивает он — ответствовано умира¬
ющим агличанам; и ни един человек в Бенгале не мнил, что
для спасения жизни ста пятидесяти несчастных должно отъяти
сон мучителя на мгновение.
Но что ж такое мучитель? Или паче, что ж такое народ,
обыкший к игу мучительства? Благоговение ль или боязнь тяг¬
чит его согбенна? Если боязнь, то мучитель ужаснее богов, к
коим человек воссылает или молитву, или жалобу во время но¬
щи или в часы денные. Если благоговение, то возможно челове¬
ка возбудить на почитание соделателей его бедствий; чудо, воз¬
можное единому суеверию. Чему более удивляться, зверству ли
спящего набоба или подлости не смеющего его разбудить? —
Рен а ль. История о Индиях, том. II. (Прим, автора.)
** Субаб — правитель провинции в Индии.
140

миновением многих примеров, что мое мщение будет бес¬
плодно, что я же могу прослыть или бешеным, или злым
человеком; смирился.
Между тем люди мои сходили к священнику, который
нас принял с великою радосгию, согрел нас, накормил,
дал отдохновение. Мы пробыли у него целые сутки, поль¬
зуясь его гостеприимством и угощением. На другой день,
нашед большую шлюпку, доехали мы до Ораниенбаума
благополучно. В Петербурге я о сем рассказывал тому и
другому. Все сочувствовали мою опасность, все хулили
жестокосердие начальника, никто не захотел ему о сем
напомнить. Если бы мы потонули, то бы он был нашим
убийцею. «Но в должности ему не предписано вас
спасать», — сказал некто. Теперь я прощусь с городом
навеки. Не въеду николи в сие жилище тигров. Единое
их веселие — грызть друг друга; отрада их — томить
слабого до издыхания и раболепствовать власти. И ты
хотел, чтоб я поселился в городе.
— Нет, мой друг, — говорил мой повествователь,
вскочив со стула, — заеду туда, куда люди не ходят, где
не знают, что есть человек, где имя его неизвестно. Про¬
сти, — сел в кибитку и поскакал.
СПАССКАЯ ПОЛЕСТЬ
Я вслед за моим приятелем скакал так скоро, что на¬
стиг его еще на почтовом стану. Старался его уговорить,
чтоб возвратился в Петербург, старался ему доказать, что
малые и частные неустройства в обществе связи его не
разрушат, как дробянка, падая в пространство моря, не
может возмутить поверхности воды. Но он мне сказал на¬
отрез:
141

— Когда бы я, малая дробинка, пошел на дно, то бы,
конечно, на Финском заливе бури не сделалось, а я бы
пошел жить с тюленями. — И, с видом негодования прос¬
тясь со мною, лег в свою кибитку и поехал поспешно.
Лошади были уже впряжены; я уже ногу занес, чтобы
влезть в кибитку; как вдруг дождь пошел. «Беда невели¬
ка, — размышлял я, •— закроюсь циновкою и буду сух».
Но едва мысль сия в мозге моем пролетела, то как будто
меня окунули в дролубь. Небо, не спросясь со мною,
разверзло облако, и дождь лил ведром. С погодою не сла¬
дишь; по пословице: тише едешь, дале будешь — вылез я
из кибитки и убежал в первую избу. Хозяин уже ложил¬
ся спать, и в избе было темно. Но я и в потемках выпро¬
сил позволение обсушиться. Снял с себя мокрое платье и,
что было посуше положив под голову, на лавке скоро за¬
снул. Но постеля моя была не пуховая, долго нежиться
не позволила. Проснувшись, услышал я шепот. Два го¬
лоса различить я мог, которые между собою разговари¬
вали.
— Ну, муж, расскажи-тка, — говорил женский голос.
— Слушай, жена. Жил-был..,
— И подлинно на сказку похоже; да как же сказке
верить? — сказала жена вполголоса, зевая ото сна. —
Поверю ли я, что были Полкан, Бова или Соловей Раз¬
бойник.
— Да кто тебя толкает в шею, верь, коли хочешь.
Но то правда, что в старину силы телесные были в ува¬
жении и что силачи оные употребляли во зло. Вот тебе
Полкан. А о Соловье Разбойнике читай, мать моя, истол¬
кователей русских древностей. Они тебе скажут, что он
Соловьем назван красноречия своего ради. Не перебивай
же моей речи. Итак, жил-был где-то государев наместник.
В молодости своей таскался по чужим землям, выучился
есть устерсы * и был до них великий охотник. Пока день¬
жонок своих мало было, то он от охоты своей воздержи¬
вался, едал по десятку, и то когда бывал в Петербурге.
Как скоро полез в чины, то и число уетерсов на столе его
начало прибавляться. А как попал в наместники и когда
много стало у него денег своих, много и казенных в рас¬
поряжении, тогда стал он к устерсам как брюхатая баба.
Спит и видит, чтобы устерсы кушать. Как пора их прихо¬
* Устерсы — устрицы. Вся нижеследующая история
весьма напоминает причуды вельможи Г, А. Потемкина, фавори¬
та Екатерины II.
142

дит, то нет никому покою. Все подчиненные становятся
мучениками. Но во что бы то ни стало, а устерсы есть
будет.
В правление посылает приказ, чтобы наряжен был не-*
медленно курьер, которого он имеет в Петербург отпра-
вить с важными донесениями. Вое знают, что курьер по-
скачет за устерсами, но куда ни вертись, а прогоны выда¬
вай. На казенные денежки дыр много. Гонец, снабжен¬
ный подорожною, прогонами, совсем готов, в куртке и
чикчерах * явился пред его высокопревосходительство.
«Поспешай, мой друг, — вещает ему унизанный орде¬
нами, — поспешай, возьми сей пакет, отдай его в Боль¬
шой Морской».
«Кому прикажете?»
«Прочти адрес».
«Его... его...»
«Не так читаешь».
«Государю моему гос...»
«Врешь... господину Корзинкину, почтенному лавош-
нику, в С.-Петербурге, в Большой Морской».
«Знаю, ваше высокопревосходительство».
«Ступай же, мой друг, и как скоро получишь, то воз¬
вращайся поспешно и нимало не медли; я тебе скажу спа¬
сибо не одно».
И ну-ну-ну, ну-ну-ну; по всем по трем, вплоть до Пи¬
тера, к Корзинкину прямо на двор.
«Добро пожаловать. Куды какой его высокопревосходи¬
тельство затейник, из-за тысячи верст шлет за какою
дрянью. Только барин добрый. Рад ему служить. Вот
устерсы, теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пя¬
тидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли дороги.
Да мы с его милостию сочтемся».
Бочку взвалили в кибитку; поворотя оглобли, курьер
уже опять скачет; успел лишь зайти в кабак и выпить
два крючка ** сивухи.
Тинь-тинь... Едва у городских ворот услышали звон
почтового колокольчика, караульный офицер бежит уже
к наместнику (то ли дело, как где все в порядке) и ра¬
портует ему, что вдали видна кибитка и слышен звон ко¬
локольчика. Не успел выговорить, как шасть курьер в
двери.
* Чикчёры — обтягивающие гусарские брюки.
** Крючок — чарка.
143

«Привез, ваше высокопревосходительство».
«Очень кстати; (оборотись к предстоящим): право,че¬
ловек достойный, исправен и не пьяница. Сколько уже
лет по два раза в год ездит в Петербург; а в Москву
сколько раз, упомнить не могу. Секретарь, пиши представ¬
ление. За многочисленные его в посылках труды и за точ¬
нейшее оных исправление удостоиваю его к повышению
чином».
В расходной книге у казначея записано: по предложе¬
нию его высокопревосходительства дано курьеру Н. Н.,
отправленному в С.-П. с наинужнейшими донесениями,
прогонных денег в оба пути на три лошади из экстраор¬
динарной суммы... Книга казначейская пошла на реви¬
зию, но устерсами не пахнет. — По представлению госпо¬
дина генерала и проч. приказали: быть сержанту Н. Н.
прапорщиком.
— Вот, жена, — говорил мужской голос, — как доби¬
ваются в чины, а что мне прибыли, что я служу беспо¬
рочно, не подамся вперед ни на палец. По указам велено
за добропорядочную службу награждать. Но царь жалу¬
ет, а псарь не жалует. Так-то наш г. казначей; уже дру¬
гой раз по его представлению меня отсылают в уголовную
палату*. Когда бы я с ним был заодно, то бы было не
житье, а масленица.
— И... полно, Клементьич, пустяки-то молоть. Знаешь
ли, за что он тебя не любит? За то, что ты много промен **
берешь со всех, а с ним не делишься.
— Потише, Кузминична, потише; неравно кто под¬
слушает. — Оба голоса умолкли, и я опять заснул.
Поутру узнал я, что в одной избе со мною ночевал
присяжный с женою, которые до света отправились в
Новгород.
Между тем как в моей повозке запрягали лошадей,
приехала еще кибитка, тройкою запряженная. Из нее вы¬
шел человек, закутанный в большую япанчу ***, и шляпа
с распущенными полями, глубоко надетая, препятствова¬
ла мне видеть его лицо. Он требовал лошадей без подо¬
рожной: и как многие повозчики, окружив его, с ним тор¬
* Отсылать в уголовную палату — отдавать под
суд за уголовное преступление.
** Промен — плата, взимавшаяся при обмене одних де¬
нег на другие, например, ассигнаций на серебро.
*** Япанча (епанча) — широкий долгополый плащ.
144

говались, то он, не дожидаясь конца их торга, сказал
одному из них с нетерпением:
— Запрягай поскорей, я дам по четыре копейки на
версту.
Ямщик побежал за лошадьми. Другие, видя, что до¬
говариваться уже было не о чем, все от него отошли.
Я находился от него не далее как в пяти саженях.
Он, подошед ко мне и не снимая шляпы, сказал:
— Милостивый государь, снабдите чем ни есть чело¬
века несчастного.
Меня сие удивило чрезмерно, и я не мог вытерпеть,
чтоб ему не сказать, что я удивляюсь просьбе его о вспо¬
можении, когда он не хотел торговаться о прогонах и да¬
вал против других вдвое.
— Я вижу, — сказал он мне, — что в жизнь вашу по¬
перечного вам ничего не встречалося.
Столь твердый ответ мне очень понравился, и я, не
медля ни мало, вынув из кошелька...
— Не осудите, — сказал, — более теперь вам слу¬
жить не могу, но если доедем до места, то, может быть,
сделаю что-нибудь больше. — Намерение мое при сем
было то, чтобы сделать его чистосердечным; я и не ошиб¬
ся.
— Я вижу, — сказал он мне, — ч?о вы имеете еще
чувствительность, что обращение света и снискание соб¬
ственной пользы не затворили вход ее в ваше сердце.
Позвольте мне сесть на вашей повозке, а служителю ва¬
шему прикажите сесть на моей.
Между тем лошади наши были впряжены, я испол¬
нил его желание — и мы едем.
— Ах, государь мой, не могу себе представить, что я
несчастлив. Не более недели тому назад я был весел, в
удовольствии, недостатка не чувствовал, был любим, или
так казалося; ибо дом мой всякий день был полон людь¬
ми, заслужившими уже знаки почестей; стол мой был
всегда как великолепное некое торжество. Но если тще¬
славие толикое имело удовлетворение, равно и душа на-
слаждалася истинным блаженством. По многих сперва
бесплодных стараниях, предприятиях и неудачах наконец
получил я в жены ту, которую желал. Взаимная наша
горячность, услаждая и чувства и душу, все представля¬
ла нам в ясном виде. Не зрели мы облачного дня. Бла¬
женства нашего достигали мы вершины. Супруга моя бы¬
ла беременна, и приближался час ее разрешения. Все сие
Ю Столетье безумно и мудро
145

блаженство, определила судьба, да рушится одним мгно¬
вением.
У меня был обед, и множество так называемых дру¬
зей, собравшись, насыщали праздный свой голод на мой
счет. Один из бывших тут, который внутренне меня не
любил, начал говорить с сидевшим подле него, хотя
вполголоса, но довольно громко, чтобы говоренное жене
моей и многим другим слышно было:
«Неужели вы не знаете, что дело нашего хозяина в
уголовной палате уже решено».
— Вам покажется мудрено, — говорил сопутник мой,
обращая ко мне свое слово, — чтобы человек неслужа¬
щий и в положении, мною описанном, мог подвергнуть
себя суду уголовному. И я так думал долго, да и тогда,
когда мое дело, прошед нижние суды, достигло до высше¬
го. Вот в чем оно состояло: я был в купечестве записан;
пуская капитал мой в обращение, стал участником в част¬
ном откупу *. Неосновательность моя причиною была,
что я доверил лживому человеку, который, лично попав¬
шись в преступлении, был от откупу отрешен, и по сви¬
детельству будто его книг, сделался, по-видимому, на нем
большой начет. Он скрылся, я остался в лицах, и начет
положено взыскать с меня. Я, сделав выправки, сколько
мог, нашел, что начету на мне или совсем бы не было,
или бы был очень малый, и для того просил, чтобы сде¬
лали расчет со мною, ибо я по нем был порукою.
Но вместо того, чтобы сделать должное по моему проше¬
нию удовлетворение, велено недоимку взыскать с меня.
Первое неправосудие. Но к сему присовокупили и другое.
В то время как я сделался в откупу порукою, имения за
мною никакого не было, но по обыкновению послано было
запрещение на имение мое в гражданскую палату. Стран¬
ная вещь — запрещать продавать то, чего не существу¬
ет в имении! После того купил я дом и другие сделал
приобретения. В то же самое время случай допустил меня
перейти из купеческого звания в звание дворянское, по-
луча чин. Наблюдая свою пользу, я нашел случай про¬
дать дом на выгодных кондициях *, совершив купчую
в самой той же палате, где существовало запрещение.
Сие поставлено мне в преступление; ибо были люди, кото¬
рых удовольствие помрачалось блаженством моего жития.
Стряпчий казенных дел сделал на меня донос, что я, из¬
* Частный откуп — право монопольного ведения тор¬
говли частным лицом по уплате денежного взноса,
** Кондиции — условия,
446

бегая платежа казенной недоимки, дом продал, обманул
гражданскую палату, назвавшись тем званием, в коем я
был, а не тем, в котором находился при покупке дома.
Тщетно я говорил, что запрещение не может существо¬
вать на то, чего нет в имении, тщетно я говорил, что по
крайней мере надлежало бы сперва продать оставшееся
имение и выручить недоимку сей продажею, а потом пред¬
принимать другие средства; что я звания своего не утаи¬
вал, ибо в дворянском уже купил дом. Все сие было от¬
ринуто, продажа дому уничтожена, меня осудили за лож¬
ный мой поступок лишить чинов и требуют теперь, —
говорил повествователь, — хозяина здешнего в суд, дабы
посадить под стражу до окончания дела. — Сие последнее
повествуя, рассказывающий возвысил свой голос. — Же¬
на моя, едва сие услышала, обняв меня, вскричала: «Нет,
мой друг, и я с тобою». Более выговорить не могла. Чле¬
ны ее все ослабели, и она упала бесчувственна в мои объ¬
ятия. Я, подняв ее со стула, вынес в спальную комнату
и не ведаю, как обед окончался.
Пришед чрез несколько времени в себя, она почувст¬
вовала муки, близкое рождение плода горячности нашей
возвещающие. Но сколь ни жестоки они были, вообра¬
жение, что я буду под стражею, столь ее тревожило, что
она только и твердила: и я пойду с тобою. Сие несчаст¬
ное приключение ускорило рождение младенца целым
месяцем, и все способы бабки и доктора, для пособия
призванных, были тщетны и не могли воспретить, чтобы
жена моя не родила чрез сутки. Движения ее души не
токмо с рождением младенца не успокоились, но, усилив¬
шись гораздо, сделали ей горячку.
Почто распространяться мне в повествовании? Жена
моя на третий день после родов своих умерла. Видя ее
страдание, можете поверить, что я ее не оставлял ни на
минуту. Дело мое и осуждение в горести позабыл совер¬
шенно. За день до кончины моей любезной недозрелый
плод нашея горячности также умер. Болезнь матери его
занимала меня совсем, и потеря сия была для меня тогда
невелика.
—- Вообрази, вообрази, — говорил повествователь мой,
взяв обеими руками себя за волосы, — вообрази мое по¬
ложение, когда я видел, что возлюбленная моя со мною
расставалася навсегда.
— Навсегда! — вскричал он диким голосом. — Но за¬
чем я бегу? Пускай меня посадят в темницу; я уже не¬
чувствителен; пускай меня мучат, пускай лишают жизни.
10*
147

О варвары, тигры, змеи лютые, грызите сие сердце, пу¬
скайте в него томный * ваш яд.
Извините мое исступление, я думаю, что я лишусь
скоро ума. Сколь скоро воображу ту минуту, когда лю¬
безная моя со мною расставалася, то я все позабываю и
свет в глазах меркнет. Но окончу мою повесть. В толико
жестоком отчаянии, лежащу мне над бездыханным телом
моей возлюбленной, один из искренних моих друзей, при¬
бежав ко мне:
«Тебя пришли взять под стражу, команда на дворе.
Беги отсель, кибитка у задних ворот готова, ступай в Мо¬
скву или куда хочешь и живи там, доколе можно будет
облегчить твою судьбу».
Я не внимал его речам, но он, усилясь надо мною и
взяв меня с помощию своих людей, вынес и положил в
кибитку но, вспомня, что надобны мне деньги, дал мне
кошелек, в котором было только пятьдесят рублей. Сам
пошел в мой кабинет, чтобы найти там денег и мне вы¬
нести; но, нашед уже офицера в моей спальне, успел толь¬
ко прислать ко мне сказать, чтобы я ехал. Не помню, как
меня везли первую станцию. Слуга приятеля моего, рас¬
сказав все происшедшее, простился со мною, а я теперь
еду, по пословице — куда глаза глядят.
Повесть сопутника моего тронула меня несказанно.
Возможно ли, говорил я сам себе, чтобы в толь мягкосер¬
дое правление, каково ныне у нас, толикие производили-
ся жестокости? Возможно ли, чтобы были столь безумные
судии, что для насыщения казны (можно действительно
так назвать всякое неправильное отнятие имения для
удовлетворения казенного требования) отнимали у людей
имение, честь, жизнь? Я размышлял, каким бы образом
могло сие происшествие достигнуть до слуха верховныя
власти. Ибо справедливо думал, что в самодержавном
правлении она одна в отношении других может быть бес¬
пристрастна. — Но не могу ли я принять на себя его за¬
щиту? Я напишу жалобницу в высшее правительство.
Уподроблю все происшествие и представлю неправосудие
судивших и невинность страждущего. — Но жалобницы
от меня не примут. Спросят, какое я на то имею право;
потребуют от меня верющего письма **. — Какое имею
право? — Страждущее человечество. Человек, лишенный
имения, чести, лишенный половины своея жизни, в само¬
* Томный — приносящий муку, страдание.
**Вёрющее письмо — доверенность.
148

вольном изгнании, дабы избегнуть поносительного заточе¬
ния. И на сие надобно верющее письмо? От кого? Ужели
сего мало, что страждет мой согражданин? — Да и в том
нет нужды. Он человек: вот мое право, вот верющее
письмо. — О богочеловек! Почто писал ты закон твой для
варваров? Они, крестятся во имя твое, кровавые приносят
жертвы злобе. Почто ты для них мягкосерд был? Вместо
обещания будущия казни, усугубил бы казнь настоящую
и, совесть возжигая по мере злодеяния, не дал бы им по¬
коя денно-ночно, доколь страданием своим не загладят
все злое, еже * сотворили. Таковые размышления толико
утомили мое тело, что я уснул весьма крепко и не просы¬
пался долго.
Возмущенные соки мыслию стремилися, мне спящу,
к голове и, тревожа нежный состав моего мозга, возбуди¬
ли в нем воображение. Несчетные картины представля¬
лись мне во сне, но исчезали, как легкие в воздухе пары.
Наконец, как то бывает, некоторое мозговое волокно, тро¬
нутое сильно восходящими из внутренних сосудов тела
парами, задрожало долее других на несколько времени,
и вот что я грезил.
Мне представлялось, что я царь, шах, хан, король, бей,
набоб, султан или какое-то сих названий нечто, седящее
во власти на престоле.
Место моего восседания было из чистого злата и хитро
искладенными драгими разного цвета каменьями блиста¬
ло лучезарно. Ничто сравниться не могло со блеском мо¬
их одежд. Глава моя украшалася венцом лавровым.
Вокруг меня лежали знаки, власть мою изъявляющие.
Здесь меч лежал на столпе, из сребра изваянном, на коем
изображалися морские и сухопутные сражения, взятие
городов и прочее сего рода; везде видно было вверху имя
мое, носимое Гением славы, над всеми сими подвигами
парящим. Тут виден был скипетр мой, возлежащий на
снопах, обильными класами** отягченных, изваянных из
чистого злата и природе совершенно подражающих.
На твердом коромысле возвешенные зрелися весы***.
В единой из чаш лежала книга с надписью Закон мило¬
сердия; в другой книга же с надписью Закон совести.
Держава ****, из единого камня иссеченная, поддержива¬
* Е ж е — что, которое.
** Класы — колосья.
*** Весы — символ правосудия.
**** Держава — драгоценный шар с крестом наверху,
эмблема власти монарха.
149

ема была грудою младенцев, из белого мрамора иссечен¬
ных. Венец мой возвышен был паче всего и возлежал на
романах *, сильного исполина, воскраие *'*' же его поддер¬
живаемо было истиною. Огромный величины змия, из
светлыя стали покованная, облежала вокруг всего седали¬
ща *** при его подножии и, конец хвоста в зеве держа-
ща, изображала вечность.
Но не единые бездыханные изображения возвещали
власть мою и величество. С робким подобострастием и
взоры мои ловящи, стояли вокруг престола моего чины
государственные. В некотором отдалении от престола
моего толпилося бесчисленное множество народа, коего
разные одежды, черты лица, осанка, вид и стан различие
их племени возвещали. Трепетное их молчание уверяло
меня, что они все воле моей подвластны. По сторонам, на
несколько возвышенном месте, стояли женщины в вели¬
ком множестве в прелестнейших и великолепнейших
одеждах. Взоры их изъявляли удовольствие на меня
смотреть, и желания их стремились на предупреждение
моих,, если бы они возродились.
Глубочайшее в собрании сем присутствовало молча¬
ние; казалося, что все в ожидании были важного какого
происшествия, от коего спокойствие и блаженство всего
общества зависели. Обращенный сам в себя и чувствуя
глубоко вкоренившуюся скуку в душе моей, от насы¬
щающегося скоро единобразия происходящую, я долг от-«
дал естеству и, рот разинув до ушей, зевнул во всю мочь.
Все вняли чувствованию души моей. Внезапу смятение
распростерло мрачный покров свой по чертам веселия,
улыбка улетала со уст нежности и блеск радования с
ланит**** удовольствия. Искаженные взгляды и озира¬
ние являли нечаянное нашествие ужаса и предстоящи^
беды. Слышны были вздохи, колющие предтечи скорби;
и уже начинало раздаваться задерживаемое присутстви¬
ем страха стенание. Уже скорыми в сердца всех стопами
шествовало отчаяние и смертные содрогания, самыя кон¬
чины мучительнее. Тронутый до внутренности сердца
толико печальным зрелищем, ланитные мышцы нечувст-*
вительно стянулися ко ушам моим и, растягивая губы,
произвели в чертах лица моего кривлениег улыбке подоб¬
* Рамена — плечи.
** Воскраие — край.
*** Седалище —- трон.
**** Ланиты — щеки,
150

ное, за коим я чхнул весьма звонко. Подобно как в
мрачную атмосферу, густым туманом отягченную, прони¬
кает полуденный солнца луч, летит от жизненной его
жаркости сгущенная парами влага и, разделенная в сос¬
таве своем, частию, улегчася, стремительно возносится в
неизмеримое пространство эфира и частию, удержав в
себе одну только тяжесть земных частиц, падает низу
стремительно, мрак, присутствовавший повсюду в небытии
светозарного шара*, исчезает весь вдруг и, сложив по¬
спешно непроницательный свой покров, улетает на кры-
лех мгновенности, не оставляя по себе ниже ** знака
своего дрисутствования, — тако при улыбке моей разве¬
ялся вид печали, на лицах всего собрания поселившийся;
радость проникла сердца всех быстротечно, и не осталося
косого вида неудовольствия нигде. Все начали воскли¬
цать:
— Да здравствует наш великий государь, да здравст¬
вует навеки. — Подобно тихому полуденному ветру, по¬
мавающему *** листвия дерев и лютострастное произво¬
дящему в дубраве шумление, тако во всем собрании
радостное шептание раздавалось.
Иной вполголоса говорил:
— Он усмирил внешних и внутренних врагов, расши¬
рил пределы отечества, покорил тысячи разных народов
своей державе.
Другой восклицал:
— Он обогатил государство, расширил внутреннюю и
внешнюю торговлю, он любит науки и художества, поощ¬
ряет земледелие и рукоделие.
Женщины с нежностию вещали:
— Он не дал погибнуть тысячам полезных сограж¬
дан, избавя их до сосца еще гибельныя кончины.
Иной с важным видом возглашал:
— Он умножил государственные доходы, народ облег¬
чил от податей, доставил ему надежное пропитание.
Юношество, с восторгом руки на небо простирая,
рекло:
— Он милосерд, правдив, закон его для всех равен,
он почитает себя первым его служителем. Он зако¬
нодатель мудрый, судия правдивый, исполнитель рев¬
* Светозарный шар — солнце.
** Ниже — даже.
*** Помавающий — колеблющий.
151

ностный, он паче всех царей велик, он вольность дарует
всем.
Речи таковые, ударяя в тимпан* моего уха, громко
раздавалися в душе моей. Похвалы сии истинными в ра¬
зуме моем изображалися, ибо сопутствуемы были искрен¬
ности наружными чертами. Таковыми их приемля, душа
моя возвышалася над обыкновенным зрения крутом; в
существе своем расширялась и, вся объемля, касалася
степеней божественной премудрости. Но ничто не срав-
нилося с удовольствием самоодобрения при раздавании
моих приказаний. Первому военачальнику повелевал я
идти с многочисленным войском на завоевание земли, це¬
лым небесным поясом от меня отделенной.
— Государь, — ответствовал он мне, — слава единая
имени твоего победит народы, оную землю населяющие.
Страх предшествовать будет оружию твоему, и возвращу-
ся, приносяй дань царей сильных.
Учредителю плавания я рек:
— Да корабли мои рассеются по всем морям, да узрят
их неведомые народы; флаг мой да известен будет на Се¬
вере, Востоке, Юге и Западе.
— Исполню, государь. — И полетел на исполнение,
яко ветр, определенный надувать ветрила корабельные.
— Возвести до дальнейших пределов моея области, —
рек я хранителю законов, — се день рождения моего, да
ознаменится он в летописях навеки отпущением повсе¬
местным. Да отверзутся темницы, да изыдут преступни¬
ки и да возвратятся в домы свои, яко заблудшие от ис¬
тинного пути.
— Милосердие твое, государь! есть образ всещедрого
существа. Бегу возвестити радость скорбящим отцам по
чадех их, супругам по супругах их.
— Да воздвигнутся, — рек я первому зодчию, — ве¬
ликолепнейшие здания для убежища мусс, да украсятся
подражаниями природы разновидными; и да будут они
ненарушимы, яко небесные жительницы, для них же они
уготовляются.
— О премудрый, — отвечал он мне, — егда ** веле¬
ниям твоего гласа стихии повиновалися и, совокупя силы
свои, учреждали в пустынях и на дебрях обширные гра¬
ды, превосходящие великолепием славнейшие в древно¬
сти; колико маловажен будет сей труд для ревностных
* Тимпан — древний музыкальный инструмент типа
литавр.
** Егда — когда.
152

исполнителей твоих велений. Ты рек, и грубые строения
припасы уже гласу твоему внемлют.
— Да отверзется ныне, — рек я, — рука щедроты,
да излиются остатки избытка на немощствующих, сокро¬
вища ненужные да возвратятся к их источнику.
— О всещедрый владыко, всевышним нам дарован¬
ный, отец своих чад, обогатитель нищего, да будет твоя
воля.
При всяком моем изречении все предстоящие воскли¬
цали радостно, и плескание рук не токмо сопровождало
мое слово, но даже предупреждало мысль. Единая из все¬
го собрания жена, облегшаяся твердо о столп, испускала
вздохи скорби и являла вид презрения и негодования.
Черты лица ее были суровы и платье простое. Голова ее
покрыта была шляпою, когда все другие обнаженными
стояли главами.
— Кто сия? — вопрошал я близ стоящего меня.
— Сия есть странница, нам неизвестная, именует се¬
бя Прямовзорой и глазным врачом. Но есть волхв опас¬
нейший, носяй яд и отраву, радуется скорби и сокруше¬
нию; всегда нахмуренна, всех презирает и поносит; даже
не щадит в ругании своем священный твоея главы.
— Почто же злодейка сия терпима в моей области?
Но о ней завтра. Сей день есть день милости и веселия.
Приидите, сотрудники мои в ношении тяжкого бремени
правления, приимите достойное за труды и подвиги ваши
воздаяние.
Тогда, восстав от места моего, возлагал я различные
знаки почестей на предстоящих; отсутствующие забыты
не были, но те, кои приятным видом словам моим шли
во сретение *, имели большую во благодеяниях моих долю.
По сем продолжал я мое слово:
— Пойдем, столпы моея державы, опоры моея власти,
пойдем усладиться по труде. Достойно бо, да вкусит тру¬
дившийся плода трудов своих. Достойно царю вкусити
веселия, он же изливает многочисленные всем. Покажи
нам путь к уготованному тобою празднеству, — рек я к
учредителю веселий. — Мы тебе последуем.
— Постой, — вещала мне странница от своего ме¬
ста, — постой и подойди ко мне. Я — врач, присланный
к тебе и тебе подобным, да очищу зрение твое. Какие
бельма! — сказала она с восклицанием.
Некая невидимая сила нудила меня идти пред нее,
*Во сретение — навстречу,
153

хотя все меня окружавшие мне в том препятствовали,
делая даже мне насилие.
— На обоих глазах бельма, — сказала странница, —
а ты столь решительно судил о всем. — Потом коснула-
ся обоих моих глаз и сняла с них толстую плену, подоб-
ну роговому раствору. — Ты видишь, — сказала она
мне, — что ты был слеп, и слеп всесовершенно. Я есмь
Истина. Всевышний, подвигнутый на жалость стенанием
тебе подвластного народа, ниспослал меня с небесных
кругов, да отжену* темноту, проницанию взора твоего
препятствующую. Я сие исполнила. Все вещи представят¬
ся днесь в естественном их виде взорам твоим. Ты про¬
никаешь во внутренность сердец, Не утаится более от те¬
бя змия, крыющаяся в излучинах душевных. Ты позна¬
ешь верных своих подданных, которые вдали от тебя не
тебя любят, но любят отечество; которые готовы всегда
на твое поражение, если оно отмстит порабощение чело¬
века. Но не возмутят они гражданского покоя безвремен¬
но и без пользы. Их призови себе в друзей. Изжени сию
гордую чернь, тебе предстоящую и прикрывшую срамоту
души своей позлащенными одеждами. Они-то истинные
твои злодеи, затмевающие очи твои и вход мне в твои чер¬
тоги воспрещающие. Един раз являюся я царям во все
время их царствования, да познают меня в истинном
моем виде; но я никогда не оставляю жилища смертных.
Пребывание мое не есть в чертогах царских. Стража, об¬
севшая их вокруг и бдящая денно-ночно стоглазно, вос¬
прещает мне вход в оные. Если когда проникну сию спло¬
ченную толпу, то, подняв бич гонения, все тебя окру¬
жающие тщатся меня изгнать из обиталища твоего; бди
убо, да паки не удалюся от тебя. Тогда словеса ласка¬
тельства, ядовитые пары издыхающие, бельма твои паки
возродят, и кора, светом непроницаемая, покрыет твои
очи. Тогда ослепление твое будет сугубо; едва на шаг
один взоры твои досязать будут. Все в веселом являться
тебе будет виде. Уши твои не возмутятся стенанием, но
усладится слух сладкодеяием ежечасно. Жертвенные ку¬
рения обыдут на лесть отверстую душу. Осязанию твое¬
му подлежать будет всегда гладкость. Никогда не разде¬
рет благотворная шероховатость в тебе нервов осязатель¬
ности. Вострепещи теперь за таковое состояние. Туча
вознесется над главой твоей, и стрелы карающего грома
готовы будут на твое поражение. Но я, вещаю тебе, по¬
* От жену — отгоню.
154

живу в пределах твоего обладания. Егда восхощешь ме¬
ня видети, егда, осажденная кознями ласкательства, ду¬
ша твоя ваалкает моего взора, воззови меня из твоея от¬
даленности; где слышен будет твердый мой глас, там ме¬
ня и обрящешь. Не убойся гласа моего николи. Если из
среды народныя возникнет муж, порицающий дела твоя,
ведай, что тай есть твой друг искренний. Чуждый надеж¬
ды мзды, чуждый рабского трепета, он твердым гласом
возвестит меня тебе. Блюдись и не дерзай его казнити,
яко общего возмутителя. Призови его, угости его, яко
странника. Ибо всяк, порицающий царя в самовластии
его, есть странник земли, где все пред ним трепещет.
Угости его, вещаю, почти его, да возвратившися возмо¬
жет он паче и паче глаголати нельстиво. Но таковые твер¬
дые сердца бывают редки; едва един в целом столетии
явится на светском ристалище. А дабы бдительность
твоя не усыплялася негою власти, се кольцо дарую те¬
бе, да возвестит оно тебе твою неправду, когда на нее
дерзать будешь. Ибо ведай, что ты первейший в обще¬
стве можешь быть убийца, первейший разбойник, первей¬
ший предатель, первейший нарушитель общия тишины,
враг лютейший, устремляющий злость свою на внутрен¬
ность слабого. Ты виною будешь, если мать восплачет о
сыне своем, убиенном на ратном поле, и жена о муже
своем; ибо опасность плена едва оправдать может убий¬
ство, войною называемое. Ты виною будешь, если за¬
пустеет нива, если птенцы земледелателя лишатся жизни
у тощего без ззравыя пищи сосца материя. Но обра¬
ти теперь взоры свои на себя и на предстоящих тебе, воз¬
зри на исполнение твоих велений, и если душа твоя
не содрогнется от ужаса при взоре таковом, то отыду
от тебя, и чертог твой загладится навсегда в памяти
моей.
Изрекшия странницы лицо казалося веселым и ве¬
щественным сияющее блеском. Воззрение на нее вливало
в душу мою радость. Уже не чувствовал я в ней зыбей
тщеславия и надутлости высокомерия. Я ощущал в ней
тишину; волнение любочестия и обуревание властолюбия
ее не касалиея. Одежды мои, столь блестящие, казалися
замараны кровию и омочены слезами. На перстах моих
виде лися мне остатки мозга человеческого; ноги мои стоя¬
ли в тине. Вокруг меня стоящие являлися того скареднее.
Вся внутренность их казалась черною и сгораемою туск¬
лым огнем ненасытности. Они метали на меня и друг на
друга искаженные взоры, в коих господствовали хищ¬
155

ность, зависть, коварство и ненависть. Военачальник мой,
посланный на завоевание, утопал в роскоши и веселии.
В войсках подчиненности не было; воины мои почиталися
хуже скота. Не радели ни о их здравии, ни прокормлении;
жизнь их ни во что вменялася; лишались они установ¬
ленной платы, которая употреблялась на ненужное им
украшение. Большая половина новых воинов умирали от
небрежения начальников или ненужныя и безвременный
строгости. Казна, определенная на содержание всеопол-
чения, была в руках учредителя веселостей. Знаки воен¬
ного достоинства не храбрости были уделом, но подлого
раболепия. Я зрел пред собою единого знаменитого по
словесам военачальника, коего я отличными почтил зна¬
ками моего благоволения; я зрел ныне ясно, что все его
отличное достоинство состояло в том только, что он посо¬
бием был в насыщении сладострастия своего начальника;
и на оказание мужества не было ему даже случая, ибо
он издали не видал неприятеля. От таких-то воинов я
ждал себе новых венцов. Отвратил я взор мой от тысячи
бедств, представившихся очам моим.
Корабли мои, назначенные да прейдут дальнейшие
моря, видел я плавающими при устье пристанища. На¬
чальник, полетевший для исполнения моих велений на
крылех ветра, простерши на мягкой постеле свои чле¬
ны, упоялся негою и любовию в объятиях наемной воз¬
будительницы его сладострастия. На изготованном веле¬
нием его чертеже совершенного в мечтании плавания
уже видны были во всех частях мира новые острова, кли¬
мату их свойственными плодами изобилующие. Обшир¬
ные земли и многочисленные народы израждалися из ки¬
сти новых сил путешествователей. Уже при блеске нощ-
ных светильников начерталося величественное описание
сего путешествия и сделанных приобретений слогом цве¬
тущим и великолепным. Уже златые деки * уготовлялися
на одежду столь важного сочинения. О Кук! Почто ты
жизнь свою провел в трудах и лишениях? Почто скончал
ее плачевным образом? Если бы воссел на сии корабли,
то, в веселиях начав путешествие и в веселиях его скон-
чая, столь же бы много сделал открытий, сидя на одном
месте (и в моем государстве), толико же бы прославил¬
ся; ибо ты бы почтен был твоим государем.
Подвиг мой, коим в ослеплении моем душа моя на¬
иболее гордилася, отпущение казни и прощение преступ¬
* Деки — доски.
156

ников едва видны были в обширности гражданских дея¬
ний. Веление мое или было совсем нарушено, обращайся
не в ту сторону, или не имело желаемого действия пре¬
вратным оного толкованием и медлительным исполнени¬
ем. Милосердие мое сделалося торговлею, и тому, кто да¬
вал больше, стучал молот жалости и великодушия. Вме¬
сто того чтобы в народе моем чрез отпущение вины про¬
слыть милосердым, я прослыл обманщиком, ханжою и
пагубным комедиантом.
— Удержи свое милосердие, — вещали тысячи гла-
сов, — не возвещай нам его великолепным словом, если
не хощешь его исполнити. Не соплощай * с обидою на¬
смешку, с тяжестию ее ощущение. Мы спали и были по¬
койны, ты возмутил наш сон, мы бдеть не желали, ибо
не над чем.
В созидании городов видел я одно расточение государ-
ственныя казны, нередко омытой кровию и слезами моих
подданных. В воздвижении великолепных зданий к расто¬
чению нередко присовокуплялося и непонятие о истин¬
ном искусстве. Я зрел расположение их внутренное и
внешнее без малейшего вкуса. Виды оных принадлежали
веку готфов и вандалов. В жилище, для мусс уготован¬
ном, не зрел я лиющихся благотворно струев Касталии и
Ипокрены; едва пресмыкающееся искусство дерзало воз¬
водить свои взоры выше очерченной обычаем округи. Зод¬
чие, согбенные над чертежом здания, не о красоте оного
помышляли, но как приобретут ею себе стяжание. Воз-
гнушался я моего пышного тщеславия и отвратил очи
мои.
Но паче всего уязвило душу мою излияние моих щед¬
рот. Я мнил в ослеплении моем, что ненужная казна
общественная на государственные надобности не может
лучше употребиться, как на вспоможение нищего, на
одеяние нагого, на прокормление алчущего, или на под¬
держание погибающего противным случаем, или на мзду
не радящему о стяжании достоинству и заслуге. Но сколь
прискорбна было видеть, что щедроты мои изливалися на
богатого, на льстеца, на вероломного друга, на убийцу
иногда тайного, на предателя и нарушителя обществен¬
ной доверенности, на уловившего мое пристрастие, на
снисходящего моим слабостям, на жену, кичащуюся сво¬
им бесстыдством. Едва-едва досязали слабые источники
* Соплощать — отождествлять, приравнивать.
157

моея щедроты застенчивого достоинства и стыдливыя за¬
слуги. Слезы пролились из очей моих и сокрыли от меня
толь бедственные представления безрассудной моей щед¬
роты.
Теперь ясно я видел, что знаки почестей, мною разда¬
ваемые, всегда доставалися в удел недостойным. Достоин¬
ство неопытное, пораженное первым блеском сих мни¬
мых блаженств, вступало в единый путь с ласкатель¬
ством * и подлостию духа, на снискание почестей, вожде¬
ленной смертных мечты; но, влача косвенно стопы свои,
всегда на первых степенях изнемогало и довольствовать¬
ся было осуждаемо собственным своим одобрением, во
уверении, что почести мирские суть пепл и дым. Видя во
всем толикую превратность, от слабости моей и ковар¬
ства министров моих проистекшую, видя, что нежность
моя обращалася на жену, ищущую в любви моей удовлет¬
ворения своего только тщеславия и внешность только
свою на услаждение мое устрояющую, когда сердце ее
ощущало ко мне отвращение, — возревел я яростию
гнева.
— Недостойные преступники, злодеи! Вещайте, по¬
что во зло употребили доверенность господа вашего?
Представьте ныне пред судию вашего. Вострепещите в
окаменелости злодеяния вашего. Чем можете оправдать
деда ваши? Что скажете во извинение ваше? Се он, его
же призову из хижины уничижения. Прииди, — вещал
я старцу, коего созерцал в крае обширныя моея области,
кроющегося под заросшею мхом хижиною, — прииди об¬
легчить мое бремя; прииди и возврати покой томящемуся
сердцу и востревоженному уму.
Изрекши сие, обратил я взор мой на мой сан, познал
обширность моея обязанности, познал, откуду проистекает
мое право и власть. Вострепетал во внутренности моей,
убоялся служения моего. Кровь моя пришла в жестокое
волнение, и я пробудился. Еще не опомнившись, схватил
я себя за палец, но тернового кольца на нем не было.
О, если бы оно пребывало хотя на мизинце царей!
Властитель мира, если, читая сон мой, ты улыбнешься
с насмешкою или нахмуришь чело, ведай, что виденная
мною странница отлетела от тебя далеко и чертогов тво¬
их гнушается.
* Ласкательство — угодничество, подхалимство, лесть.
158

ПОДБЕРЕЗЬЕ
Насилу очнуться я мог от богатырского сна, в котором
я столько сгрезил. Голова моя была свинцовой тяжелее,
хуже, нежели бывает с похмелья у пьяниц, которые по
неделе пыот запоем. Не в состоянии я был продолжать
пути и трястися на деревянных дрогах (пружин у кибит¬
ки моей не было). Я вынул домашний лечебник; искал,
нет ли в нем рецепта от головной дурноты, происходящей
от бреду во сне и наяву. Лекарство со мною хотя всегда
ездило в запасе, но, по пословице: на всякого мудреца
довольно простоты — против бреду я себя не предосте¬
рег, и оттого голова моя, приехав на почтовый стан, была
хуже болвана.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка
моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная Пят¬
ница, охотница была до кофею и говаривала, что помо¬
гает он от головной боли. Как чашек пять выпью, гова¬
ривала она, так и свет вижу, а без того умерла бы в
три дня.
Я взялся за нянюшкино лекарство, но, не привыкнув
пить вдруг по пяти чашек, попотчевал излишне для меня
сваренным молодого человека, который сидел на одной со
мной лавке, но в другом углу, у окна.
— Благодарю усердно, — сказал он, взяв чашку с ко¬
феем.
Приветливый вид, взгляд неробкий, вежливая осанка,
казалось, некстати были к длинному полукафтанью и к
примазанным квасом волосам. Извини меня, читатель, в
моем заключении, я родился и вырос в столице, и если
кто не кудряв и не напудрен, того я ни во что не чту.
Если и ты деревенщина и волос не пудришь, то не осу¬
ди, буде я на тебя не взгляну и пройду мимо.
159

Слово за слово, я с новым моим знакомцем пола¬
дил. Узнал, что он был из новогородской семинарии и
шел пешком в Петербург повидаться с дядею, который
был секретарем в губернском штате. Но главное его на¬
мерение было, чтоб сыскать случай для приобретения
науки.
— Сколь великий недостаток еще у нас в пособиях
просвещения, — говорил он мне. — Одно сведение латин¬
ского языка не может удовлетворить разума, алчущего
науки. Виргилия, Горация, Тита Ливия, даже Тацита по¬
чти знаю наизусть, но когда сравню знания семинаристов
с тем, что я имел случай, по счастию моему, узнать, то
почитаю училище наше принадлежащим к прошедшим
столетиям. Классические авторы нам все известны, но
мы лучше знаем критические объяснения текстов, нежели
то, что их доднесь делает приятными, что вечность для
них уготовало. Нас учат философии, проходим мы логику,
метафизику, ифику *, богословию, но, по словам Кутейки-
на в «Недоросле», дойдем до конца философского учения
и возвратимся вспять. Чему дивиться: Аристотель и схо¬
ластика доныне царствуют в семинариях. Я, по счастию
моему, знаком стал в доме одного из губернских членов
в Новегороде, имел случай приобрести в оном малое зна¬
ние во французском и немецком языках и пользовался
книгами хозяина того дома. Какая разница в просвеще¬
нии времен, когда один латинский язык был в училищах
употребителен, с нынешним временем! Какое пособие к
учению, когда науки не суть таинства, для сведущих ла¬
тинский язык токмо отверстые, но преподаются на языке
народном!
— Но для чего, — прервав, он свою речь продол¬
жал, — для чего не заведут у нас вышних училищ, в ко¬
торых бы преподавалися науки на языке общественном,
на языке российском? Ученье всем бы было внятнее; про¬
свещение доходило бы до всех поспешнее, и одним поко¬
лением позже за одного латинщика нашлось бы двести че¬
ловек просвещенных; по крайней мере в каждом суде
был бы хотя один член, понимающий, что есть юриспру¬
денция или законоучение.
— Боже мой! — продолжал он с восклицанием, —
если бы привести примеры из размышлений и разгла¬
гольствований судей наших о делах! Что бы сказали Гро-
ций, Монтескью, Блекстон!
* И ф и к а — этика.
160

— Ты читал Блекстона?
— Читал первые две части, на российский язык пере¬
веденные. Не худо бы было заставлять судей наших
иметь сию книгу вместо святцев, заставлять их чаще в
нее заглядывать, нежели в календарь. Как не поту¬
жить, — повторил он, — что у нас нет училищ, где бы
науки преподавалися на языке народном.
Вошедший почталион помешал продолжению нашей
беседы. Я успел семинаристу сказать, что скоро желание
его исполнится, что уже есть повеление о учреждении но¬
вых университетов, где науки будут преподаваться по
его желанию.
— Пора, государь мой, пора...
Между тем как я платил почталиону прогонные день¬
ги, семинарист вышел вон. Выходя, выронил небольшой
пук бумаги. Я поднял упадшее и не отдал ему. Не обли¬
чи меня, любезный читатель, в моем воровстве; с таким
условием, я и тебе сообщу, что я подтибрил. Когда же
прочтешь, то знаю, что кражи моей наружу не выведешь;
ибо не тот один вор, кто крал, но и тот, что принимал, —
так писано в законе русском. Признаюсь, я на руку не¬
чист; где что немного похожее на рассудительное увижу,
то тотчас стяну; смотри, ты не клади мыслей плохо. —
Читай, что мой семинарист говорит:
«Кто мир нравственный уподобил колесу, тот, сказав
великую истину, не иное что, может быть, сделал, как
взглянул на круглый образ земли и других великих в
пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Поступая в познании естества, откроют, может быть,
смертные тайную связь веществ духовных или нравствен¬
ных с веществами телесными или естественными; что
причина всех перемен, превращений, превратностей мира
нравственного или духовного зависит, может быть, от
кругообразного вида нашего обиталища и других к сол¬
нечной системе принадлежащих тел, равно, как и оно,
кругообразных и коловращающихся...»
На мартиниста похоже, на ученика Шведенборга...
Нет, мой друг! Я пью и ем не для того только, чтоб
быть живу, но для того, что в том нахожу немалое услаж¬
дение чувств. И покаюся тебе, как отцу духовному, я луч¬
ше ночь просижу с пригоженькою девочкою и усну упоен¬
ный сладострастием в объятиях ее, нежели, зарывшись в
еврейские или арабские буквы, в цыфири или египетские
иероглифы, потщуся отделить дух мой от тела и рыскать
11 Столетье безумно и мудро
161

в пространных полях бредоумствований, подобен древ¬
ним и новым духовным витязям. Когда умру, будет вре¬
мя довольно на неосязательность, и душенька моя набро¬
дится досыта.
Оглянись назад, кажется, еще время то за плечами
близко, в которое царствовало суеверие и весь его при¬
чет: невежество, рабство, инквизиция и многое кое-что.
Давно ли то было, как Вольтер кричал против суеверия
до безголосицы; давно ли Фридрих неутолимый его был
враг не токмо словом своим и деяниями, но, что для него
страшнее, державным своим примером. Но в мире сем все
приходит на прежнюю степень, ибо все в разрушении
свое имеет начало. Животное, прозябаемое, родится, рас¬
тет, дабы произвести себе подобных, потом умереть и
уступить им свое место. Бродящие народы собираются во
грады, основывают царства, мужают, славятся, слабеют,
изнемогают, разрушаются. Места пребывания их не вид¬
но; даже имена их погибнут. Христианское общество вна¬
чале было смиренно, кротко, скрывалося в пустынях и
вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось
своего пути, вдалося суеверию; в исступлении шло стезею,
народам обыкновенною; воздвигло начальника, расшири¬
ло его власть, и папа стал всесильный из царей. Лутер
начал преобразование, воздвиг раскол, изъялся из-под вла¬
сти его и много имел последователей. Здание предубежде¬
ния о власти папской рушиться стало, стало исчезать и
суеверие; истина нашла любителей, попрала огромный
оплот предрассуждений, но не долго пребыла в сей стезе.
Вольность мыслей вдалася необузданности. Не было ниче¬
го святого, на все посягали. Дошед до краев возможности,
вольномыслие возвратится вспять. Сия перемена в обра¬
зе мыслей предстоит нашему времени. Не дошли еще до
последнего края беспрепятственного вольномыслия, но
многие уже начинают обращаться к суеверию. Разверни
новейшие таинственные творения, возмнишь быти во
времена схоластики и словопрений, когда о речениях за¬
ботился разум человеческий, не мысля о том, был
ли в речении смысл; когда задачею любомудрия почи-
талося и на решение исследователей истины отдавали
вопрос, сколько на игольном острии может уместиться
ДУШ.
Если потомкам нашим предлежит заблуждение, если,
оставя естественность, гоняться будут за мечтаниями, то
весьма полезный бы был труд писателя, показавшего нам
из прежних деяний шествие разума человеческого, когда,
1G2

сотрясший мглу предубеждений, он начал преследовать
истину до выспренностей ее и когда, утомленный, так ска¬
зать, своим бодрствованием, растлевать начинал паки свои
силы, томиться и ниспускаться в туманы предрассудков
и суеверия. Труд его писателя бесполезен не будет: ибо,
обнажая шествие наших мыслей к истине и заблуждению,
устранит хотя некоторых от пагубныя стези и заградит
полет невежества; блажен писатель, если творением сво¬
им мог просветить хотя единого, блажен, если в едином
хотя сердце посеял добродетель.
Счастливыми назваться мы можем: ибо не будем сви¬
детели крайнего посрамления разумныя твари. Ближние
наши потомки счастливее нас еще быть могут. Но пары,
в грязи омерзения почившие, уже воздымаются и предоп¬
ределяются объяти зрения круг. Блаженны, если не уз¬
рим нового Магомета; час заблуждения еще отдалится.
Внемли, когда в умствованиях, когда в суждениях о ве¬
щах нравственных и духовных начинается ферментация *
и восстает муж твердый и предприимчивый на истину или
на прельщение, тогда последует премена царств, тогда
премена в исповеданиях.
На лествице, по которой разум человеческий нисходить
долженствует во тьму заблуждений, если покажем что-
либо смешное и улыбкою соделаем добро, блаженны на¬
речемся.
Бродя из умствования в умствование, о возлюблен¬
ные, блюдитеся, да не вступите на путь следующих ис¬
следований.
Вещал Акиба: вошед по стезе Равви Иозуа в сокро¬
венное место, я познал тройственное. Познал 1-е: не на
восток и не на запад, но на север и юг обращатися до¬
влеет. Познал 2-е: не на ногах стоящему, но восседая
надлежит испражняться. Познал 3-е: не десницею, но
шуйцею ** отирать надлежит задняя. На сие возразил
Бен Газас: дотоле обесстудил *** еси чело свое на учите¬
ля, да извергающего присматривал! Ответствовал он: сии
суть таинства закона; и нужно было, да сотворю сотво¬
ренное и их познаю.
Смотри Белев словарь, статью Акиба.
* Ферментация — брожение.
** Десница — правая рука. Шуйца — левая.
*** Обесстудить — опозорить.
11*

НОВГОРОД
Гордитеся, тщеславные созидатели градов, гордитесь,
основатели государств; мечтайте, что слава имени ваше¬
го будет вечна; столпите камень на камень до самых об¬
лаков; иссекайте изображения ваших подвигов, и надписи,
дела ваши возвещающие. Полагайте твердые основания
правления законом непременным. Время с острым рядом
зубов смеется вашему кичению. Где мудрые Солоновы
и Ликурговы законы, вольность Афин и Спарты утвер¬
ждавшие? — В книгах. А на месте их пребывания па¬
сутся рабы жезлом самовластия. — Где пышная Троя,
где Карфага? — Едва ли видно место, где гордо они сто¬
яли. — Курится ли таинственно единому существу не¬
тленная жертва во славных храмах древнего Египта?
Великолепные оных остатки служат убежищем блеюще¬
му скоту во время средиденного зноя. Не радостными
слезами благодарения всевышнему отцу они орошаемы,
но смрадными извержениями скотского тела. О! гордость,
о! надменность человеческая, воззри на сие и познай,
колико ты ползуща!
В таковых размышлениях подъезжал я к Новугоро-
цу, смотря на множество монастырей, вокруг оного ле¬
жащих.
Сказывают, что все сии монастыри, даже и на пятна¬
дцать верст расстоянием от города находящиеся, заклю¬
чался в оном; что из стен его могло выходить до ста
тысяч войска. Известно по летописям, что Новгород имел
народное правление. Хотя у их были князья, но мало
имели власти. Вся сила правления заключалася в посад¬
никах и тысяцких. Народ в собрании своем на вече был
истинный государь. Область Новгородская простиралася
на севере даже за Волгу. Сие вольное государство стоя¬
164

ло в Ганзейском союзе. Старинная речь: кто может стать
против бога и великого Новагорода — служить может до¬
казательством его могущества. Торговля была причиною
его возвышения. Внутренние несогласия и хищный со¬
сед совершили его падение.
На мосту вышел я из кибитки моей, дабы насладить¬
ся зрелищем течения Волхова. Не можно было, чтобы
не пришел мне на память поступок царя Ивана Василь¬
евича по взятию Новагорода. Уязвленный сопротивле¬
нием сея республики, сей гордый, зверский, но умный
властитель хотел ее разорить до основания. Мне зрится
он с долбнею* на мосту стоящ, так иные повествуют,
приносяй на жертву ярости своей старейших и началь¬
ников новогородских. Но какое он имел право свиреп¬
ствовать против них; какое он имел право присвоять
Новгород? То ли, что первые великие князья российские
жили в сем городе? Или что он писался царем всея Ру¬
син? Или что новогородцы были славенского племени? Но
на что право, когда действует сила? Может ли оно суще¬
ствовать, когда решение запечатлеется кровию народов?
Может ли существовать право, когда нет силы на при¬
ведение его в действительность? Много было писано о
праве народов; нередко имеют на него ссылку; но зако¬
ноучители не помышляли, может ли быть между наро¬
дами судия. Когда возникают между ими вражды, когда
ненависть или корысть устремляет их друг на друга, су¬
дия их есть меч. Кто пал мертв или обезоружен, тот и
виновен; повинуется непрекословно сему решению, и
апелляции на оное нет. Вот почему Новгород принадле¬
жал царю Ивану Васильевичу. Вот для чего он его разо¬
рил и дымящиеся его остатки себе присвоил. Нужда, же¬
лание безопасности и сохранности созидают царства; раз¬
рушают их несогласие, ухищрение и сила.
Что ж есть право народное? — Народы, говорят за¬
коноучители, находятся один в рассуждении другого в
таком же положении, как человек находится в отношении
другого в естественном состоянии.
Вопрос: в естественном состоянии человека какие суть
его права?
Ответ: взгляни на него. Он наг, алчущ, жаждущ. Все,
что взять может на удовлетворение своих нужд, все при-
свояет. Если бы что тому воспрепятствовать захотел, он
препятствие удалит, разрушит и приобретет желаемое.
* Дол бия — деревянная палица, молот.

Вопрос: если на пути удовлетворения нуждам своим
он обрящет подобного себе, если, например, двое, чув-*
ствуя голод, восхотят насытиться одним куском, — кто
из двух большее к приобретению имеет право?
Ответ: тот, кто кусок возьмет.
Вопрос: кто же возьмет кусок?
Ответ: кто сильнее.
Неужели сие есть право естественное, неужели се
основание права народного?
Примеры всех времен свидетельствуют, что право без
силы было всегда в исполнении почитаемо пустым сло¬
вом.
Вопрос: что есть право гражданское?
Ответ: кто едет на почте, тот пустяками не занимает¬
ся и думает, как бы лошадей поскорее промыслить.
ИЗ ЛЕТОПИСИ НОВОГОРОДСКОЙ
Новогородцы с великим князем Ярославом Ярославичем вели
войну и заключили письменное примирение.
^Новогородцы сочинили письмо для защищения своих вольно¬
стей и утвердили оное пятидесятью осьмию печатьми.
Новогородцы запретили у себя обращение чеканной монеты,
введенной татарами в обращение.
Новгород в 1420 году начал бить свою монету.
Новгород стоял в Ганзейском союзе.
В Новегороде был колокол, по звону которого народ собирал¬
ся на вече для рассуждения о вещах общественных.
Царь Иван письмо и колокол у новогородцев отнял.
Потом. В 1500 году — в 1600 году — в 1700 году — году —
году Новгород стоял на прежнем месте.
Но не все думать о старине, не все думать о завтраш¬
нем дне. Если беспрестанно буду глядеть на небо, не
смотря на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду
в грязь... размышлял я. Как ни тужи, а Новагорода по-
прежнему не населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора
ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
— Ба! ба! ба! Добро пожаловать, откуды бог при¬
нес, — говорил мне приятель мой Карп Дементьич, пре¬
жде сего купец третьей гильдии, а ныне именитый граж¬
данин. — По пословице, счастливый к обеду. Милости
просим садиться.
— Да что за пир у тебя?
— Благодетель мой, я женил вчера парня своего.
Благодетель твой, подумал я, не без причины он меня
так величает. Я ему, как и другие, пособил записаться в
166

именитые граждане. Дед мой будто должен был по век¬
селю 1000 рублей, кому, того не знаю, с 1737 году. Карп
Дементьич в 1780 вексель где-то купил и какой-то при¬
ладил к нему протест. Явился он ко мне с искусным
стряпчим, и в то время взяли они с меня милостиво одни
только проценты за 50 лет, а занятый капитал мне весь
подарили. Карп Дементьич человек признательный.
— Невестка, водки нечаянному гостю.
— Я водки не пью.
— Да хотя прикушай. Здоровья молодых... — И сели
ужинать.
По одну сторону меня сел сын хозяйский, а по дру¬
гую посадил Карп Дементьич свою молодую невестку.
...Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш и листо¬
чек бумажки. Я тебе во удовольствие нарисую всю чест¬
ную компанию и тем тебя причастным сделаю свадебной
пирушке, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил.
Если точных не спишу портретов, то доволен буду их си¬
луэтами. Лаватер и по них учит узнавать, кто умен и кто
глуп.
Карп Дементьич — седая борода, в восемь вершков от
нижней губы. Нос кляпом, глаза ввалились, брови как
смоль, кланяется об руку, бороду гладит, всех величает:
благодетель мой.
Аксинья Парфентьевна, любезная его супруга.
В шестьдесят лет бела как снег и красна как маков цвет,
губки всегда сжимает кольцом; ренского * не пьет, перед
обедом полчарочки при гостях да в чулане стаканчик
водки. Приказчик мужнин хозяину на счете показывает...
По приказанию Аксиньи Парфентьевны куплено годового
запасу 3 пуда белил ржевских и 30 фунтов румян листо¬
вых... Приказчики мужнины — Аксиньины камердинеры.
Алексей Карпович сосед мой застольный. Ни уса, ни
бороды, а нос уже багровый, бровями моргает, в кружок
острижен, кланяется гусем, отряхая голову и поправляя
волосы. В Петербурге был сидельцем **. На аршин когда
меряет, то спускает на вершок; за то его отец любит, как
сам себя; на пятнадцатом году матери дал оплеуху.
Парасковья Денисовна, его новобрачная супруга, бе¬
ла и румяна. Зубы как уголь***. Брови в нитку, чернее
сажи. В компании сидит потупя глаза, но во весь день
* Ренское (рейнское) — белое виноградное вино.
** Сиделец — торгующий в лавке от купца, продавец.
*** Зубы как уголь — в XVII—XVIII веках существо¬
вал обычай чернить зубы.
167

от окошка не отходит и пялит глаза на всякого мужчину.
Под вечерок стоит у калитки. Глаз один подбит. Пода¬
рок ее любезного муженька для первого дни; — а у ко¬
го догадка есть, тот знает за что.
Но, любезный читатель, ты уже зеваешь. Полно,
видно, мне снимать силуэты. Твоя правда; другого не бу¬
дет, как нос да нос, губы да губы. Я и того не понимаю,
как ты на силуэте белилы и румяна распознаешь.
— Карп Дементьич, чем ты ныне торгуешь? В Пе¬
тербург не ездишь, льну не привозишь, ни сахару, ни
кофе, ни красок не покупаешь. Мне кажется, что торг
твой тебе был не в убыток.
От него-то было я и разорился. Но насилу бог
спас. Получив одним годом изрядный барышок, я жене
построил здесь дом. На следующий год был льну неуро¬
жай, и я не мог поставить, что законтрактовал. Вот от¬
чего я торговать перестал.
— Помню, Карп Дементьич, что за тридцать тысяч
рублей, забранных вперед, ты тысячу пуд льну прислал
должникам на раздел.
— Ей, больше не можно было, поверь моей совести.
— Конечно, и на заморские товары был в том году
неурожай. Ты забрал тысяч на двадцать... Да, помню;
на них пришла головная боль.
— Подлинно, благодетель, у меня голова так болела,
что чуть не треснула. Да чем могут заимодавцы мои на
меня жаловаться? Я им отдал все мое имение.
— По три копейки на рубль.
— Никак нет-ста, по пятнадцати.
— А женин дом?
— Как мне до него коснуться; он не мой.
— Скажи же, чем ты торгуешь?
— Ничем, ей, ничем. С тех пор как я пришел в несо-
стояние, парень мой торгует. Нынешним летом, слава
богу, поставил льну на двадцать тысяч.
— На будущее, конечно, законтрактует на пятьде¬
сят, возьмет половину денег вперед и молодой жене по¬
строит дом...
Алексей Карпович только что улыбается:
— Старинный шутник, благодетель мой. Полно мо¬
лоть пустяки; возьмемся за дело.
— Я не пью, ты знаешь.
— Да хоть прикушай.
Прикушай, прикушай, — я почувствовал, что у меня
щеки начали рдеть, и под конец пира я бы, как и дру-
168

гие, напился пьян. Но, по счастию, век за столом сидеть
нельзя, так как всегда быть умным невозможно. И по
той самой причине, по которой я иногда дурачусь и бре¬
жу, на свадебном пиру я был трезв.
Вышед от приятеля моего Карпа Дементьича, я впал
в размышление. Введенное повсюду вексельное право, то
есть строгое и скорое по торговым обязательствам взыска¬
ние, почитал я доселе охраняющим доверие законополо¬
жением; почитал счастливым новых времен изобретением
для усугубления быстрого в торговле обращения, чего
древним народам на ум не приходило. Но отчего же, бу-
де нет честности в дающем вексельное обязательство, от¬
чего оно тщетная только бумажка? Если бы строгого
взыскания по векселям не существовало, ужели бы тор¬
говля исчезла? Не заимодавец ли должен знать, кому он
доверяет? О ком законоположение более пещися должен¬
ствует, о заимодавце ли или о должнике? Кто более в гла¬
зах человечества заслуживает уважения, заимодавец ли,
теряющий свой капитал, для того что не знал, кому дове¬
рил, или должник в оковах и в темнице. С одной сторо¬
ны — легковерность, с другой — почти воровство. Тот по¬
верил, надеяся на строгое законоположение, а сей...
А если бы взыскание по векселям не было столь стро¬
гое? Не было бы места легковерию, не было бы, может
быть, плутовства в вексельных делах.
Я начал опять думать, прежняя система пошла к чер¬
ту, и я лег спать с пустою головою.
БРОННИЦЫ
Между тем как в кибитке моей лошадей переменяли,
я захотел посетить высокую гору, близ Бронниц находя¬
щуюся, на которой, сказывают, в древние времена, до
163

пришествия, думаю, славян, стоял храм, славившийся тог¬
да издаваемыми в оном прорицаниями, для слышания
коих многие северные владельцы прихаживали. На том
месте, повествуют, где ныне стоит село Бронницы, стоял
известный в северной древней истории город Холмоград.
Ныне же на месте славного древнего капища построена
малая церковь.
Восходя на гору, я вообразил себя преселенного
в древность и пришедшего, да познаю от державного бо¬
жества грядущее и обрящу спокойствие моей нереши¬
мости. Божественный ужас объемлет мои члены, грудь
моя начинает воздыматься, взоры мои тупеют, и свет в
них меркнет. Мне слышится глас, грому подобный, ве-
щаяй:
— Безумный! Почто желаешь познати тайну, которую
я сокрыл от смертных непроницаемым покровом неиз¬
вестности? Почто, о дерзновенный! познати жаждешь то,
что едина мысль предвечная * постигать может? Ведай,
что неизвестность будущего соразмерна бренности тво¬
его сложения. Ведай, что предузнанное блаженство теря¬
ет свою сладость долговременным ожиданием, что пре-
лестность настоящего веселия, нашед утомленные силы,
немощна произвести в душе столь приятного дрожания,
какое веселие получает от нечаянности. Ведай, что пред¬
узнанная гибель отнимает безвременно спокойствие, от¬
равляет утехи, ими же наслаждался бы, если бы сконча¬
ния их не предузнал. Чего ищеши, чадо безрассудное?
Премудрость моя все нужное насадила в разуме твоем
и сердце. Вопроси их во дни печали и обрящешь уте¬
шителей. Вопроси их во дни радости и найдешь обузда-
телей наглого счастия. Возвратись в дом свой, возвра¬
тись к семье своей; успокой востревоженные мысли;
вниди во внутренность свою, там обрящешь мое божество,
там услышишь мое вещание. — И треск сильного уда¬
ра, гремящего во власти Перуна, раздался в долинах
далеко.
Я опомнился. Достиг вершины горы иг узрев церковь,
возвел я руки на небо.
— Господи, — возопил я, — се храм твой, се храм,
вещают, истинного, единого бога. На месте сем, на ме¬
* Предвечная — не имеющая начала; здесь: божествен¬
ная.
470

сте твоего ныне пребывания, повествуют, стоял храм за¬
блуждения. Ноне могу поверить, о всесильный! чтобы
человек мольбу сердца своего воссылал ко другому како¬
му-либо существу, а не к тебе. Мощная десница твоя,
невидимо всюду простертая, и самого отрицателя всемо-
гущия воли твоея нудит признавати природы строителя
и содержателя. Если смертный в заблуждении своем
странными, непристойными и зверскими нарицает тебя
именованиями, почитание его, однако же, стремится к те¬
бе, предвечному, и он трепещет пред твоим могуществом.
Егова, Юпитер, Брама; бог Авраама, бог Моисея, бог
Конфуция, бог Зороастра, бог Сократа, бог Марка Ав¬
релия, бог христиан, о бог мой! ты един повсюду. Если
в заблуждении своем смертные, казалося, не тебя чтили
единого, но боготворили они твои несравненные силы,
твои неуподобляемые дела. Могущество твое, везде и во
всем ощущаемое, было везде и во всем поклоняемо. Без¬
божник, тебя отрицающий, признавая природы закон не¬
пременный, тебе же приносит тем хвалу, хваля тебя па¬
че нашего песнопения. Ибо, проникнутый до глубины
своея изящностию твоего творения, ему предстоит трепе¬
тен. Ты ищешь, отец всещедрый, искреннего сердца и ду¬
ши непорочной; они отверсты везде на твое пришествие.
Сниди, господи, и воцарися в них.
И пребыл я несколько мгновений, отриновен * окрест¬
ных мне предметов, нисшед во внутренность мою глубо¬
ко. Возвед потом очи мои, обратив взоры на близ стоя¬
щие селения:
— Се хижины уничижения, — вещал я, на месте,
где некогда град великий гордые возносил свои стены.
Ни малейшего даже признака оных не осталося. Рассудок
претит имети веру и самой повести: столь жаждущ он
убедительных и чувственных доводов. И все, что зрим,
прейдет; все рушится, все будет прах. Но некий тайный
глас вещает мне, пребудет нечто вовеки живо.
С течением времен все звезды помрачатся,
померкнет солнца блеск; природа, обветшав
лет дряхлостью, падет.
Но ты во юности бессмертной процветешь,
незыблемый среди сражения стихиев,
развалин вещества, миров всех разрушенья.
* Отриновен — отрешен.
т

ЗАЙЦОВО
В Зайцове на почтовом дворе нашел я давнышнего
моего приятеля г. Крестьянкина. Я с ним знаком был
с ребячества. Редко мы бывали в одном городе; но бесе¬
ды наши, хотя не часты, были, однако же, откровенны.
Г. Крестьянкин долго находился в военной службе и, на¬
скучив жестокостями оной, а особливо во время войны,
где великие насилия именем права войны прикрывают¬
ся, перешел в статскую. По несчастию его, и в статской
службе не избегнул того, от чего, оставляя военную,
удалиться хотел. Душу он имел очень чувствитель¬
ную и сердце человеколюбивое. Дознанные его столь пре¬
восходные качества доставили ему место председате¬
ля уголовной палаты. Сперва не хотел он на себя при¬
нять сего звания, но, помыслив несколько, сказал он
мне:
— Мой друг, какое обширное поле отверзается мне на
удовлетворение любезнейшей склонности моея души! Ка¬
кое упражнение для мягкосердия! Сокрушим скипетр же¬
стокости, который столь часто тягчит рамена невинности;
да опустеют темницы и да не узрит их оплошливая сла¬
бость, нерадивая неопытность, и случай во злодеяние
да не вменится николи. О мой друг! Исполнением моея
должности источу слезы родителей о чадах, воздыхания
супругов; но слезы сии будут слезы обновления во бла¬
го; но иссякнут слезы страждущей невинности и просто¬
душия. Колико мысль сия меня восхищает. Пойдем, уско¬
рим отъезд мой. Может быть, скорое прибытие мое там
нужно. Замедля, могу быть убийцею, не предупреждая
заключения или обвинения прошением или разрешением
от уз.
С таковыми мыслями поехал приятель мой к своему
172

месту. Сколь же много удивился я, узнав от него, что он
оставил службу и намерен жить всегда в отставке.
— Я думал, мой друг, — говорил мне г. Крестьян-
кин, — что услаждающую рассудок и обильную найду
жатву в исполнении моея должности. Но вместо того на¬
шел я в оной желчь и терние. Теперь, наскучив оною, не
в силах будучи делать добро, оставил место истинному
хищному зверю. В короткое время он заслужил похвалу
скорым решением залежавшихся дел; а я прослыл копот¬
ким. Иные почитали меня иногда мздоимцем за то, что не
спешил отягчить жребия несчастных, впадающих в пре¬
ступление нередко поневоле. До вступления моего в стат¬
скую службу приобрел я лестное для меня название че¬
ловеколюбивого начальника. Теперь самое то же каче¬
ство, коим сердце мое толико гордилося, теперь почитают
послаблением или непозволительною поноровкою *. Ви¬
дел я решения мои осмеянными в том самом, что их
изящными делало; видел их оставляемыми без действия.
С презрением взирал, что для освобождения действитель¬
ного злодея и вредного обществу члена или дабы нака¬
зать мнимые преступления лишением имения, чести,
жизни начальник мой, будучи не в силах меня прекло¬
нить на беззаконное очищение злодейства или обвинение
невинности, преклонял к тому моих сочленов, и нередко
я видел благие мои расположения исчезавшими, яко дым
в пространстве воздуха. Они же, во мзду своего гнусного
послушания, получили почести, кои в глазах моих столь
же были тусклы, сколь их прельщали своим блеском. Не¬
редко в затруднительных случаях, когда уверение в не¬
винности названного преступником меня побуждало на
мягкосердие, я прибегал к закону, дабы искати в нем
подпору моей нерешимости; но часто в нем находил вме¬
сто человеколюбия жестокость, которая начало свое име¬
ла не в самом законе, но в его обветшалости. Несораз¬
мерность наказания преступлению часто извлекала у ме¬
ня слезы. Я видел (да и может ли быть иначе), что за¬
кон судит о деяниях, не касаяся причин, оные произво¬
дивших. И последний случай, к таковым деяниям отно¬
сящийся, понудил меня оставить службу. Ибо, не воз¬
могши спасти винных, мощною судьбы рукою в преступ¬
ление вовлеченных, я не хотел быть участником в их
казни. Не возмогши облегчить их жребия, омыл руки
мои в моей невинности и удалился жестокосердия.
* Поноровка — потворство.
173

В губернии нашей жил один дворянин, который за не¬
сколько уже лет оставил службу. Вот его послужной спи¬
сок. Начал службу свою при дворе истопником, произве¬
ден лакеем, камер-лакеем *, потом мундшенком **, ка¬
кие достоинства надобны для прехождения сих степеней
придворйыя службы, мне неизвестно. Но знаю то, что он
вино любил до последнего издыхания. Пробыв в мунд-
шенках лет 15, отослан был в герольдию, для определе¬
ния по его чину. Но он, чувствуя свою неспособность
к делам, выпросился в отставку и награжден чином кол¬
лежского асессора, с которым он приехал в то место, где
родился, то есть в нашу губернию, лет шесть тому назад.
Отличная привязанность к своей отчизне нередко осно¬
вание имеет в тщеславии. Человек низкого состояния,
добившийся в знатность, или бедняк, приобретший бо¬
гатство, сотрясши всю стыдливости застенчивость, по¬
следний и слабейший корень добродетели, предпочитает
место своего рождения на распростертие своея пышности
и гордыни. Там скоро асессор нашел случай купить де¬
ревню, в которой поселился с немалою своею семьею.
Если бы у нас родился Гогард, то бы обильное нашел
поле на карикатуры в семействе г. асессора. Но я худой
живописец; или если бы я мог в чертах лица читать
внутренности человека с Лаватеровою проницательно-
стию, то бы и тогда картина асессоровой семьи была при¬
мечания достойна. Не имея сих свойств, заставлю вещать
их деяния, кои всегда истинные суть черты душевного
образования.
Г. асессор, произошед из самого низкого состояния,
зрел себя повелителем нескольких сотен себе подобных.
Сие вскружило ему голову. Не один он жаловаться мо¬
жет, что употребление власти вскружает голову. Он се¬
бя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, дан¬
ными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними
от бога проистекает), да употребляет их в работу по про¬
изволению. Он был корыстолюбив, копил деньги, жесток
от природы, вспыльчив, подл, а потому над слабейшими
его надменен. Из сего судить можешь, как он обходился
с крестьянами. Они у прежнего помещика были на обро¬
ке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю,
скотину всю у них купил по цене, какую сам опреде¬
лил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они
* Камер-лакей — старший придворный лакей.
** Мундшенк — придворный служитель, ведающий напит¬
ками (виночерпий).
174

не умирали с голоду, то кормил их на господском дво¬
ре, и то по одному разу в день, а иным давал из милости
месячину *. Если который казался ему ленив, то сек
розгами, плетьми, батожьем или кошками **, смотря по
мере лености; за действительные преступления, как то —
кражу не у него, но у посторонних, не говорил ни слова.
Казалося, будто хотел в деревне своей возобновить нра¬
вы древнего Лакедемона или Запорожской сечи. Случи¬
лось, что мужики его для пропитания на дороге ограбили
проезжего, другого потом убили. Он их в суд за то не
отдал, но скрыл их у себя, объявя правительству, что
они бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если кре¬
стьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за зло¬
деяние. Если кто из крестьян что-нибудь украл у него,
того он сек как за леность или за дерзкий или остроум¬
ный ответ, но сверх того надевал на ноги колодки, кан¬
далы, а на шею рогатку. Много бы мог я тебе рассказать
его мудрых распоряжений; но сего довольно для позна¬
ния моего ироя ***. Сожительница его полную власть
имела над бабами. Помощниками в исполнении ее веле¬
ний были ее сыновья и дочери, как то и у ее мужа. Ибо
сделали они себе правилом, чтобы ни для какой нужды
крестьян от работы не отвлекать. Во дворе людей было
один мальчик, купленный им в Москве, парикмахер до¬
чернин да повариха-старуха. Кучера у них не было, ни
лошадей; разъезжал всегда на пахотных лошадях.
Плетьми или кошками секли крестьян сами сыновья.
По щекам били или за волосы таскали баб и девок до¬
чери. Сыновья в свободное время ходили по деревне или
в поле играть и бесчинничать с девками и бабами, и ни¬
какая не избегала их насилия. Дочери, не имея женихов,
вымещали свою скуку над прядильницами, из которых
они многих изувечили.
Суди сам, мой друг, какой конец мог быть таковым
поступкам. Я приметил из многочисленных примеров, что
русский народ очень терпелив и терпит до самой край¬
ности; но когда конец положит своему терпению, то ни¬
что не может его удержать, чтобы не преклонился на
жестокость. Сие самое и случилось с асессором. Случай
* Месячина — ежемесячная выдача продуктов беззе¬
мельным крестьянам.
** Кошка — многохвостая плеть из смоленой пеньки или
сыромятных ремней.
*** Ирой — герой.
175

к тому подал неистовый и беспутный или, лучше сказать,
зверский поступок одного из его сыновей.
В деревне его была крестьянская девка, недурна со¬
бою, сговоренная за молодого крестьянина той же дерев¬
ни. Она понравилась середнему сыну асессора, который
употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в лю¬
бовь; но крестьянка верна пребывала в данном жениху
ее обещании, что хотя редко в крестьянстве случается, но
возможно. В воскресенье должно было быть свадьбе.
Отец жениха, по введенному у многих помещиков обы¬
чаю, пошел с сыном на господский двор и понес повенеч-
иые * два пуда меду к своему господину. Сию-то послед¬
нюю минуту дворянчик и хотел употребить на удовлетво¬
рение своея страсти. Взял с собой обоих своих братьев
и, вызвав невесту чрез постороннего мальчика на двор,
потащил ее в клеть, зажав ей рот. Не будучи в силах
кричать, она сопротивлялася всеми силами зверскому на¬
мерению своего молодого господина. Наконец, превоз-
моженная всеми тремя, принуждена была уступить си¬
ле; и уже сие скаредное чудовище начинал исполнением
умышленное, как жених, возвратившись из господского
дома, вошел на двор и, увидя одного из господчиков
у клети, усумнился о их злом намерении. Кликнув отца
своего к себе на помощь, он быстрее молнии полетел ко
клети. Какое зрелище представилося ему. При его при¬
ближении затворилась клеть; но совокупные силы двух
братьев немощны были удержать стремления разъярен¬
ного жениха. Он схватил близлежащий кол и, вскоча
в клеть, ударил вдоль спины хищника своея невесты.
Они было хотели его схватить, но, видя отца женихова,
бегущего с колом же на помощь, оставили свою добычу,
выскочили из клети и побежали. Но жених, догнав од¬
ного из них, ударил его колом по голове и ее проломил.
Сии злодеи, желая отмстить свою обиду, пошли пря¬
мо к отцу и сказали ему, что, ходя по деревне, они встре¬
тились с невестою, с ней пошутили; что, увидя, жених ее
начал их бить, будучи вспомогаем своим отцом. В доказа¬
тельство показывали проломленную у одного из братьев
голову. Раздраженный до внутренности сердца болезнию
своего рождения, отец восккнел гневом ярости. Немедля
вэлел привести пред себя всех трех злодеев — так он на¬
зывал жениха, невесту и отца женихова. Представшим
* Повепечпые — оброк, уплачиваемый помещику за раз¬
решение вступить в брак.
476

цм пред него первый вопрос его был о том, кто проломил
голову его сыну. Жених в сделанном не отперся, расска¬
зав все происшествие.
«Как ты дерзнул, — говорил старый асессор, — под¬
нять руку на твоего господина? А хотя бы он с твоею не¬
вестою и ночь переспал накануне твоея свадьбы, то ты
ему за это должен быть благодарен. Ты на ней не же¬
нишься; она у меня останется в доме, а вы будете на¬
казаны».
По таковом решении жениха велел он сечь кошками
немилосердо, отдав его в волю своих сыновей. Побои вы¬
терпел он мужественно; неробким духом смотрел, как
начали над отцом его то же производить истязание. Но
не мог вытерпеть, как он увидел, что невесту господские
дети хотели вести в дом. Наказание происходило на дво¬
ре. В одно мгновение выхватил он ее из рук ее похи¬
щающих, и освобожденные побежали оба со двора. Сие
видя, барские сыновья перестали сечь старика и побе¬
жали за ними в погоню. Жених, видя, что они его насти¬
гать начали, выхватил заборину и стал защищаться.
Между тем шум привлек других крестьян ко двору гос¬
подскому. Они, соболезнуя о участи молодого крестьяни¬
на и имея сердце озлобленное против своих господ, его
заступили. Видя сие, асессор, подбежав сам, начал их
бранить и первого, кто встретился, ударил своею тростию
столь сильно, что упал бесчувствен на землю. Сие было
сигналом к общему наступлению. Они окружили всех
четверых господ и, коротко сказать, убили их до смерти
на том же месте. Толико ненавидели они их, что ни один
не хотел миновать, чтобы не быть участником в сем
убийстве, как то они сами после призналися.
В самое то время случилось ехать тут исправнику той
округи с командою. Он был частию очевидным свидете¬
лем сему происшествию. Взяв виновных под стражу, а
виновных было половина деревни, произвел следствие,
которое постепенно дошло до уголовной палаты. Дело
было выведено очень ясно, и виновные во всем призна¬
лися, в оправдание свое приводя только мучительские
поступки своих господ, о которых уже вся губерния
была известна. Таковому делу я обязан был по долгу
моего звания положить окончательное решение, пригово¬
рить виновных к смерти и вместо оной к торговой каз¬
ни * и вечной работе.
* Торговая казнь — телесные наказания (чаще —
кнутом) на городских торговых площадях.
12 Столетье безумно и мудро
177

Рассматривая сие дело, я не находил достаточной и
убедительной причины к обвинению преступников. Кре¬
стьяне, убившие господина своего, были смертоубийцы.
Но смертоубийство сие не было ли принужденно?
Не причиною ли оного сам убитый асессор? Если в ариф¬
метике из двух данных чисел третие следует непрекос-
ловно, то и в сем происшествии следствие было необхо¬
димо. Невинность убийц, для меня по крайней мере, бы¬
ла математическая ясность. Если, идущу мне *, напа¬
дет на меня злодей и, вознесши над головою моею кин¬
жал, восхочет меня им пронзить, — убийцею ли я по-
чтуся, если я предупрежду его в его злодеянии и безды¬
ханного его к ногам моим повергну? Если нынешнего
века скосырь **, привлекший должное на себя презре¬
ние, восхочет оное на мне отомстить и, встретясь со мною
в уединенном месте, вынув шпагу, сделает на меня на¬
падение, да лишит меня жизни или по крайней мере да
уязвит меня, — виновен ли я буду, если, извлекши мой
меч на защищение мое, я избавлю общество от тревожа¬
щего спокойствия его члена? Можно ли почесть деяние
оскорбляющим сохранность члена общественного, если я
исполню его для моего спасения, если оно предупредит
мою пагубу, если без того благосостояние мое будет пла¬
чевно навеки?
Исполнен таковыми мыслями, можешь сам вообразить
терзание души моей при рассмотрении сего дела. С обык¬
новенною откровенностью сообщил я мои мысли моим со¬
членам. Все возопили против меня единым гласом. Мяг-
косердие и человеколюбие почитали они виновным за-
щищением злодеяний; называли меня поощрителем убий¬
ства; называли меня сообщником убийцев. По их мне¬
нию, при распространении моих вредных мнений исчез¬
нет домашняя сохранность. Может ли дворянин, говорили
они, отныне жить в деревне покоен? Может ли он видеть
веления его исполняемы? Если ослушники воли госпо¬
дина своего, а паче его убийцы невинными признаваемы
будут, то повиновение прервется, связь домашняя рушит¬
ся, будет паки хаос, в начальных обществах обитающий.
Земледелие умрет, орудия его сокрушатся, нива запустеет
и бесплодным порастет злаком; поселяне, не имея над
собою власти, скитаться будут в лености, тунеядстве и
разъидутся. Города почувствуют властнодержавную дес¬
* Идущу мне — когда я иду.
** Скосырь — наглец, щеголь.
178

ницу разрушения. Чуждо будет гражданам ремесло, ру¬
коделие скончает свое прилежание и рачительность, тор¬
говля иссякнет в источнике своем, богатство уступит ме¬
сто скаредной нищете, великолепнейшие здания обвет¬
шают, законы затмятся и порастут недействительностию.
Тогда огромное сложение общества начнет валиться на
части и издыхати в отдаленности от целого; тогда пре¬
стол царский, где ныне опора, крепость и сопряжение
общества зиждутся, обветшает и сокрушится; тогда вла¬
дыка народов почтется простым гражданином, и общество
узрит свою кончину. Сию достойную адския кисти кар¬
тину тщилися мои сотоварищи предлагать взорам всех,
до кого слух о сем деле доходил.
«Председателю нашему, — вещали они, — сродно за¬
щищать убийство крестьян. Спросите, какого он проис¬
хождения? Если не ошибаемся, он сам в молодости своей
изволил ходить за сохою. Всегда новостатейные сии дво¬
рянчики странные имеют понятия о природном над кре¬
стьянами дворянском праве. Если бы от него зависело,
он бы, думаем, всех нас поверстал в однодворцы, дабы
тем уравнять с нами свое происхождение».
Такими-то словами мнили сотоварищи мои оскорбить
меня и ненавистным сделать всему обществу. Но сим не
удовольствовались. Говорили, что я принял мзду от жены
убитого асессора, да не лишится она крестьян своих от¬
сылкою их в работу, и что сия-то истинная была причина
странным и вредным моим мнениям, право всего дво¬
рянства вообще оскорбляющим. Несмысленные думали,
что посмеяние их меня уязвит, что клевета поругает, что
лживое представление доброго намерения от оного меня
отвлечет! Сердце мое им было неизвестно. Не знали они,
что нетрепетен всегда предстою собственному моему су¬
ду, что ланиты мои не рдели багровым румянцем со¬
вести.
Мздоимство мое основали они на том, что асессорша
за мужнину смерть мстить не желала, а, сопровождаема
своею корыстию и следуя правилам своего мужа, желала
крестьян избавить от наказания, дабы не лишиться своего
имения, как то она говорила. С таковою просьбою она
приезжала и ко мне. На прощение за убиение ее мужа я
с ней был согласен; но разнствовали мы в побуждениях.
Она уверяла меня, что сама довольно их накажет; а я
уверял ее, что, оправдывая убийцев ее мужа, не надле¬
жало их подвергать более той же крайности, дабы паки
не были злодеями, как то их называли несвойственно.
12*
179

Скоро наместник известен стал о моем по сему делу
мнения, известен, что я старался преклонить сотовари¬
щей моих на мои мысли и что они начинали колебаться
в своих рассуждениях, к чему, однако же, не твердость
и убедительность моих доводов способствовали, но день¬
ги асессорши. Будучи сам воспитан в правилах неоспо¬
римой над крестьянами власти, с моими рассуждениями
он не мог быть согласен и вознегодовал, усмотрев, что
они начинали в суждении сего дела преимуществовать,
хотя ради различных причин. Посылает он за моими со¬
членами, увещевает их, представляет гнусность таких
мнений, что они оскорбительны для дворянского обще¬
ства, что оскорбительны для верховной власти, нарушая
ее законоположения; обещает награждение исполняющим
закон, претя мщением не повинующимся оному; и скоро
сих слабых судей, не имеющих ни правил в размышле¬
ниях, ни крепости духа, преклоняет на прежние их мне¬
ния. Не удивился я, увидев в них перемену, ибо не ди¬
вился и прежде в них воспоследовавшей. Сродно хвилым,
робким и подлым душам содрогаться от угрозы власти и
радоваться ее приветствию.
Наместник наш, превратив * мнения моих сотовари¬
щей, вознамерился и ласкал себя, может быть, превра¬
тить и мое. Для сего намерения позвал меня к себе по¬
утру в случившийся тогда праздник. Он принужден был
меня позвать, ибо я не хаживал никогда на сии безрас¬
судные поклонения, которые гордость почитает в подчи¬
ненных должностию, лесть нужными, а мудрец мерзи-
тельными и человечеству поносными. Он избрал нарочно
день торжественный, когда у него много людей было в со¬
брании; избрал нарочно для слова своего публичное
собрание, надеяся, что тем разительнее убедит меня. Он
надеялся найти во мне или боязнь души, или слабость
мыслей. Против того и другого устремил он свое слово.
Но я за нужное не нахожу пересказывать тебе все то,
чем надменность, ощущение власти и предубеждение
к своему проницанию и учености одушевляло его витий¬
ство. Надменности его ответствовал я равнодушием и
спокойствием, власти непоколебимостию, доводам дово¬
дами и долго говорил хладнокровно. Но наконец содрог-
шееся сердце разлияло свое избыточество. Чем больше
видел я угождения в предстоящих, тем порывистее ста¬
* Превратив — повернув, изменив, переломив.
180

новился мой язык. Незыблемым гласом и звонким про¬
изношением возопил я наконец сице *:
«Человек родится в мир равен во всем другому. Вес
одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. След¬
ственно, человек без отношения к обществу есть суще¬
ство, ни от кого не зависящее в своих деяниях. Но он
кладет оным преграду, согласуется не во всем своей еди¬
ной повиноваться воле, становится послушен велениям
себе подобного, словом, становится гражданином. Ка кия
же ради вины обуздывает он свои хотения? Почто постав¬
ляет над собою власть? Почто, беспределен в исполнении
своея воли, послушания чертою оную ограничивает?
Для своея пользы, скажет рассудок; для своея пользы,
скажет внутреннее чувствование; для своея пользы, ска¬
жет мудрое законоположение. Следственно, где нет ею
пользы быть гражданином, там он и не гражданин. След¬
ственно, тот, кто восхощет его лишить пользы граждан
ского звания, есть его враг. Против врага своего он за¬
щиты и мщения ищет в законе. Если закон или не в си¬
лах его заступить, или того не хочет, или власть его не
может мгновенное в предстоящей беде дать вспомоще
ствование, тогда пользуется гражданин природным пра¬
вом защищения, сохранности, благосостояния. Ибо граж¬
данин, становяся гражданином, не перестает быть чело¬
веком, коего первая обязанность, из сложения его про¬
исходящая, есть собственная сохранность, защита, бла¬
госостояние. Убиенный крестьянами асессор нарушил
в них право гражданина своим зверством. В то мгнове¬
ние, когда он потакал насилию своих сыновей, когда он
к болезни сердечной супругов присовокуплял поругание,
когда на казнь подвигался, видя сопротивление своему
адскому властвованию, — тогда закон, стрегущий граж¬
данина, был в отдаленности, и власть его тогда была не¬
ощутительна; тогда возрождался закон природы, и власть
обиженного гражданина, не отъемлемая законом поло¬
жительным в обиде его, приходила в действительность;
и крестьяне, убившие зверского асессора, в законе обви¬
нения не имеют. Сердце мое их оправдает, опираяся га
доводах рассудка, и смерть асессора, хотя насильствен¬
ная, есть правильна. Да не возмнит кто-либо искать
в благоразумии политики, в общественной тишине довода
к осуждению на казнь убийцев в злобе дух испустившею
асессора. Гражданин, в каком бы состоянии небо ро-
* С й ц <з — так.
т

диться ему ни судило, есть и пребудет всегда человек; а
доколе он человек, право природы, яко обильный источ-
ник благ, в нем не иссякнет никогда; и тот, кто дерзнет
его уязвить в его природной и ненарушимой собственно¬
сти, тот есть преступник. Горе ему, если закон граждан¬
ский его не накажет. Он замечен будет чертою мерзения
в своих согражданах, и всяк, имеяй довольно сил, да от¬
мстит на нем обиду, им соделанную».
Умолк. Наместник не говорил мне ни слова; изредка
подымал на меня поникшие взоры, где господствовала
ярость бессилия и мести злоба. Все молчали в ожидании,
что, оскорбитель всех прав, я взят буду под стражу. Из¬
редка из уст раболепия слышалося журчание негодова¬
ния. Все отвращали от меня свои очи. Казалося, что
близстоящих меня объял ужас. Неприметно удалилися
они, как от зараженного смертоносною язвою. Наскучив
зрелищем толикого смешения гордыни с нижайшею под-
лостию, я удалился из сего собрания льстецов.
Не нашед способов спасти невинных убийц, в сердце
моем оправданных, я не хотел быть ни сообщником в их
казни, ниже оной свидетелем; подал прошение об отстав¬
ке и, получив ее, еду теперь оплакивать плачевную судь¬
бу крестьянского состояния и услаждать мою скуку об¬
хождением с друзьями. — Сказав сие, мы рассталися и
поехали всяк в свою сторону.
Сей день путешествие мое было неудачно; лошади бы¬
ли худы, выпрягались поминутно; наконец, спускайся
с небольшой горы, ось у кибитки переломилась, и я да¬
лее ехать не мог. Пешком ходить мне в привычку. Взяв
посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но
прогулка по большой дороге не очень приятна для петер¬
бургского жителя, не похожа на гулянье в Летнем саду
или в Баба, скоро она меня утомила, и я принужден был
сесть.
Между тем как я, сидя на камне, чертил на песке фи¬
гуры кой-какие, нередко кривобокие и кривоугольные,
думал я и то и се, скачет мимо меня коляска. Сидящий
в ней, увидев меня, велел остановиться, — и я в нем
узнал моего знакомого.
— Что ты делаешь? — сказал он мне.
— Думу думаю. Времени довольно мне на размышле¬
ние; ось переломилась. Что нового?
— Старая дрянь. Погода по ветру, то слякоть, то
вёдро. А!.. Вот новенькое. Дурындин женился.
182

— Неправда. Ему уже лет с восемьдесят.
— Точно так. Да вот к тебе письмо... Читай на до¬
суге; а мне нужно поспешать. Прости, — и расстались.
Письмо было от моего приятеля. Охотник до всяких
новостей, он обещал меня в отсутствии снабжать оными
и сдержал слово. Между тем к кибитке моей подделали
новую ось, которая, по счастию, была в запасе. Едучи, я
читал:
Петербург
Любезный мой!
На сих днях совершился здесь брак между 78-летним
молодцом и 62-летней молодкою. Причину толь престаре¬
лому спарению отгадать тебе трудненько, если оной не
скажу. Распусти уши, мой друг, и услышишь. Госпо¬
жа Ш... — витязь в своем роде не последний, 62 лет, вдо¬
ва с 25-летнего своего возраста. Была замужем за куп¬
цом, неудачно торговавшим; лицом смазлива; оставшись
после мужа бедною сиротою и ведая о жестокосердии
собратий своего мужа, не захотела прибегнуть к проше¬
нию надменной милостыни, но за благо рассудила кор¬
миться своими трудами. Доколе красота юности водилась
на ее лице, во всегдашней была работе и щедрую полу¬
чала от охотников плату. Но сколь скоро приметила, что
красота ее начинала увядать и любовные заботы усту¬
пили место скучливому одиночеству, то взялась она за
ум и, не находя больше покупщиков на обветшалые свои
прелести, начала торговать чужими, которые, если не
всегда имели достоинство красоты, имели хотя достоин¬
ство новости. Сим способом нажив себе несколько тысяч,
она с честию изъялась из презрительного общества сво-
день и начала в рост отдавать деньги, своим и чужим
бесстыдством нажитые. По времени забыто прежнее ее
ремесло; и бывшая сводня стала нужная в обществе мо¬
тов тварь. Прожив покойно до 62 лет, нелегкое надоуми¬
ло ее собраться замуж. Все ее знакомые тому дивятся.
Приятельница ее ближняя Н... приехала к ней.
— Слух носится, душа моя, — говорит она поседе¬
лой невесте, — что ты собралась замуж. Мне кажет¬
ся, солгано. Какой-нибудь насмешник выдумал сию
басню.
Ш. Правда совершенная. Завтра сговор, приезжай пи¬
ровать с нами.
Я. Ты с ума сошла. Неужели старая кровь разыгра¬
183

лась; неужели какой молокосос подбился к тебе под кры¬
лышко?
Ш. Ах, матка моя! некстати ты меня наравне с моло¬
дыми считаешь ветреницами. Я мужа беру по себе...
Я. Да то я знаю, что придет по тебе. Но вспомни, что
уже нас любить нельзя и не для чего, разве для денег.
Ш. Я такого не возьму, который бы мне мог изменить.
Жених мой меня старее 16 годами.
Я. Ты шутишь!
Ш. По чести правда; барон Дурындин.
Я. Нельзя этому статься.
Ш. Приезжай завтра ввечеру; ты увидишь, что лгать
не люблю.
Я. А хотя и так, ведь он не на тебе женится, но на
твоих деньгах.
Ш. А кто ему их даст? Я в первую ночь так не обезу¬
мею, чтобы ему отдать все мое имение; уже то время
давно прошло. Табакерочка золотая, пряжки серебряные
и другая дрянь, оставшаяся у меня в закладе, которой
с рук нельзя сбыть. Вот весь барыш любезного моего
женишка. А если он неугомонно спит, то сгоню с пос¬
тели.
Я. Ему хоть табакерочка перепадет, а тебе в нем что
проку?
Ш. Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена
не худо иметь хороший чин, что меня называть будут:
ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходи¬
тельство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие
зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ны¬
не сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не
имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как
муж будет свой, то какой бы насморк ни был, все слы¬
шать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя ду¬
шенька...
Я. Прости, матушка.
Ш. Завтра сговор, а через неделю свадьба.
Я. (Уходит.)
Ш. (Чхает.) Небось не воротится. То ли дело, как
муж свой будет!
Не дивись, мой друг! На свете все колесом вертится.
Сегодня умное, завтра глупое в моде. Надеюсь, что и ты
много увидишь дурындиных. Если не женитьбою всегда
они отличаются, то другим чем-либо. А без дурындиных
свет не простоял бы трех дней.
184

КРЕСТЬЦЫ
В Крестьцах я был свидетелем расстания у отца
с детьми, которое меня тем чувствительнее тронуло, что
я сам отец и скоро, может быть, с детьми расставаться
буду. Несчастный предрассудок дворянского звания велит
им идти в службу. Одно название сие приводит всю кровь
в необычайное движение! Тысячу против одного дер¬
жать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих
в службу, 98 становятся повесами, а два под старость,
или, правильнее сказать, два в дряхлые их, хотя не ста¬
рые лета, становятся добрыми людьми. Прочие происхо¬
дят в чины, расточают или наживают имение и проч.
...Смотря иногда на большого моего сына и размышляя,
что он скоро войдет в службу или, другими сказать слова¬
ми, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбом
становятся. Не для того, чтобы служба сама по себе раз¬
вращала нравы; но для того, чтобы со зрелыми нравами
надлежало начинать службу.
Иной скажет: а кто таких молокососов толкает
в шею? — Кто? Пример общий. Штаб-офицер семнадцати
лет; полковник двадцатилетний; генерал двадцатилетний;
камергер, сенатор, наместник, начальник войск. И како¬
му отцу не захочется, чтобы дети его, хотя в малолет¬
стве, были в знатных чинах, за которыми идут вслед бо¬
гатство, честь и разум. Смотря на сына моего, представ¬
ляется мне: он начал служить, познакомился с вертопра¬
хами, распутными, игроками, щеголями. Выучился чи¬
стенько наряжаться, играть в карты, картами доставать
прокормление, говорить обо всем, ничего не мысля, тас¬
каться по девкам или врать чепуху барыням. Каким-то
образом фортуна, вертясь на курей ножке, приголубила
его; и сынок мой, не брея еще бороды, стал знатным
185

боярином. Возмечтал он о себе, что умнее всех на свете.
Чего доброго ожидать от такого полководца или градо¬
начальника?
Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истин¬
ный гражданин! Не захочется ли тебе сынка твоего луч¬
ше удавить, нежели отпустить в службу? Не больно ли
сердцу твоему, что сынок твой, знатный боярин, прези¬
рает заслуги и достоинства, для того что их участь пре¬
смыкаться в стезе чинов, пронырства гнушаяся? Не воз¬
рыдаешь ли ты, что сынок твой любезный с приятною
улыбкою отнимать будет имение, честь, отравлять и ре¬
зать людей, не своими всегда боярскими руками, но по¬
средством лап своих любимцев.
Крестицкий дворянин, казалося мне, был лет пятиде¬
сяти. Редкие седины едва пробивались сквозь светло-ру¬
сые власы главы его. Правильные черты лица его знаме¬
новали души его спокойствие, страстям неприступное.
Нежная улыбка безмятежного удовольствия, незлобием
рождаемого, изрыла ланиты его ямками, в женщинах
столь прельщающими; взоры его, когда я вошел в ту
комнату, где он сидел, были устремлены на двух его сы¬
новей. Очи его, очи благорастворенного рассудка, каза-
лися подернуты легкою пленою печали; но искры твер¬
дости и упования пролетали оную быстротечно. Пред ним
стояли два юноши, возраста почти равного, единым годом
во времени рождения, но не в шествии разума и сердца
они разнствовали между собою. Ибо горячность родителя
ускоряла во младшем развержение ума, а любовь братня
умеряла успех в науках во старшем. Понятия о вещах
были в них равные, правила жизни знали они равно, но
остроту разума и движения сердца природа в них наса¬
дила различно. В старшем взоры были тверды, черты
лица незыбки, являли начатки души неробкой и непоко¬
лебимости в предприятиях. Взоры младшего были остры,
черты лица шатки и непостоянны. Но плавное движение
оных необманчивый был знак благих советов отчих.
На отца своего взирали они с несвойственною им робо-
стию, от горести предстоящей разлуки происходящею,
а не от чувствования над собою власти или начальства.
Редкие капли слез точилися из их очей.
— Друзья мои, — сказал отец, — сегодня мы рас¬
станемся, — и, обняв их, прижал возрыдавших к перси
своей. Я уже несколько минут был свидетелем сего зре¬
лища, стоя у дверей неподвижен, как отец, обратясь
ко мне:
186

— Будь свидетелем, чувствительный путешественник,
будь свидетелем мне перед светом, сколь тяжко сердцу
моему исполнять державную волю обычая. Я, отлучая
детей моих от бдящего родительского ока, единственное
к тому имею побуждение, да приобретут опытности, да
познают человека из его деяний и, наскучив гремлением
мирского жития, да оставят его с радостию; но да имут
отишие в гонении и хлеб насущный в скудости. А для
сего-то остаюся я на ниве моей. Не даждь *, владыко
всещедрый, не дождь им скитатися за милостынею вель¬
мож и обретати в них утешителя! Да будет соболезнуяй
о них их сердце; да будем им творяй благостыню их рас¬
судок.
Воссядите и внемлите моему слову, еже пребывати
во внутренности душ ваших долженствует. Еще по¬
вторю вам, сегодня мы разлучимся. С неизреченным
услаждением зрю слезы ваши, орошающие ланиты ва¬
шего лица. Да отнесет сие души вашей зыбление совет
мой во святая ее, да восколеблется она при моем воспоми-
новении и да буду отсутствен оградою вам от зол и пе¬
чалей.
Приняв вас даже от чрева материя в объятия мои,
не восхотел николи, чтобы кто-либо был рачителем **
в исполнениях, до вас касающихся. Никогда наемная ра-
чительница не касалася телеси вашего и никогда наем¬
ный наставник не коснулся вашего сердца и разума. Не¬
усыпное око моея горячности бдело над вами денно-ноч-
но, да не приближится вас оскорбление; и блажен нари-
цаюся, доведши вас до разлучения со мною. Но не вооб¬
ражайте себе, чтобы я хотел исторгнуть из уст ваших
благодарность за мое о вас попечение или же признание,
хотя слабое, ради вас мною соделанного. Вождаем соб¬
ственный корысти побуждением, предприемлемое на ва¬
шу пользу имело всегда в виду собственное мое услажде¬
ние. Итак, изжените из мыслей ваших, что вы есте под
властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не в рассуд¬
ке, а меньше еще в законе хощу искати твердости союза
нашего. Он оснуется на вашем сердце. Горе вам, если
его в забвении оставите! Образ мой, преследуя нарушите¬
лю союза нашея дружбы, поженет его в сокровенности
его и устроит ему казнь несносную, дондеже не возвра¬
* Даждь — дай.
** Рачитель — воспитатель, наставник.
187

тится к союзу. Еще вещаю вам, вы мне ничем не должны.
Воззрите на меня, яко на странника и пришельца, и
если сердце ваше ко мне ощутит некую нежную наклон¬
ность, то поживем в дружбе, в сем наивеличайшем на
земли благоденствии. Если же оно без ощущения пре¬
будет — да забвени будем друг друга, яко же нам не
родитися. Даждь, всещедрый, сего да не узрю, отошед
в недра твоя сие предваряяй! Не должны вы мне ни за
воскормление, ни за наставление, а меньше всего за
рождение.
За рождение? — Участники были ли вы в нем? Во¬
прошаемы были ли, да рождени будете? На пользу ли
вашу родитися имели или во вред? Известен ли отец и
мать, рождая сына своего, блажен будет в житии или
злополучен? Кто скажет, что, вступая в супружество, по¬
мышлял о наследии и потомках; а если имел сие наме¬
рение, то блаженства ли их ради произвести их желал
или же на сохранение своего имени? Как желать добра
тому, кого не знаю, и что сие? Добром назваться мо¬
жет ли желание неопределенное, помаваемое неизвестно-
стию?
Побуждение к супружеству покажет и вину рожде¬
ния. Прельщенный душевною паче добротою матери ва-
шея, нежели лепотою лица, я употребил способ верный
на взаимную горячность, любовь искренную. Я получил
мать вашу себе в супруги. Но какое было побуждение
нашея любви? Взаимное услаждение; услаждение плоти
и духа. Вкушая веселие, природой повеленное, о вас мы
не мыслили. Рождение ваше нам было приятно, но не
для вас. Произведение самого себя льстило тщеславию;
рождение ваше было новый и чувственный, так сказать,
союз, союз сердец подтверждающий. Он есть источник на¬
чальной горячности родителей к сынам своим; подкреп¬
ляется он привычкою, ощущением своея власти, отраже¬
нием похвал сыновних к отцу.
Мать ваша равного со мною была мнения о ничтож¬
ности должностей ваших, от рождения проистекающих.
Не гордилася она пред вами, что носила вас во чреве сво¬
ем, не требовала признательности, питая вас своею кро-
вию; не хотела почтения за болезни рождения, ни за
скуку воскормления сосцами своими. Она тщилася бла¬
гую вем дать душу, яко же и сама имела, и в ней хотела
насадить дружбу, но не обязанность, не должность или
рабское повиновение. Не допустил ее рок зрети плодов
ее насаждений. Она нас оставила с твердостию хотя
188

духа, но кончины еще не желала, зря ваше младенче¬
ство и мою горячность. Уподоблялся ей, мы совсем ее
не потеряем. Она поживет с нами, доколе к ней не оты-
дем. Ведаете, что любезнейшая моя с вами беседа есть
беседовати о родшей вас. Тогда, мнится, душа ее бесе¬
дует с нами, тогда становится она нам присутственна, тог¬
да в нас она является, тогда она еще жива. — И отирал
вещающий капли задержанных в душе слез.
Сколь мало обязаны вы мне за рождение, толико же
обязаны и за воскормление. Когда я угощаю пришельца,
когда питаю птенцов пернатых, когда даю пищу псу, ли¬
жущему мою десницу, — их ли ради сие делаю? Отраду,
увеселение или пользу в том нахожу мою собственную.
С таковым же побуждением производят воскормление
детей. Родившиеся в свет, вы стали граждане общества,
в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если
бы допустил до вас кончину безвременную, был бы убий¬
ца. Если я рачительнее был в воскормлении вашем, не¬
жели бывают многие, то следовал чувствованию моего
сердца. Власть моя, да пекуся о воскормлении вашем или
небрегу о нем; да сохраню дни ваши или расточителем
в них буду; оставлю вас живых или дам умрети завре-
менно — есть ясное доказательство, что вы мне не обя¬
заны в том, что живы. Если бы умерли от моего о вас
небрежения, как то многие умирают, мщение закона ме¬
ня бы не преследовало.
Но, скажут, обязаны вы мне за учение и наставление.
Не моей ли я в том искал пользы, да благи будете. По¬
хвалы, воздаваемые доброму вашему поведению, рассуд¬
ку, знаниям, искусству вашему, распростирайся на вас,
отражаются на меня, яко лучи солнечны от зеркала. Хва¬
ля вас, меня хвалят. Что успел бы я, если бы вы вдалися
пороку, чужды были учения, тупы в рассуждениях, злоб¬
ны, подлы, чувствительности не имея? Не только состра-
датель был бы я в вашем косвенном хождении, но жерт¬
ва, может быть, вашего неистовства. Но ныне спокоен
остаюся, отлучая вас от себя; разум прям, сердце ваше
крепко, и я живу в нем. О друзья мои, сыны моего серд¬
ца! Родив вас, многие имел я должности в отношении
к вам, но вы мне ничем не должны; я ищу вашей друж¬
бы и любви; если вы мне ее дадите, блажен отыду к на¬
чалу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас
навеки, ибо поживу на памяти вашей.
Но если я исполнил должность мою в воспитании ва¬
шем, обязан сказати ныне вам вину, почто вас так, а
189

не иначе воспитывал и для чего сему, а не другому вас
научили; и для того услышите повесть о воспитании ва¬
шем и познайте вину всех моих над вами деяний.
Со младенчества вашего принуждения вы не чувство¬
вали. Хотя в деяниях ваших вождаемы были рукою моею,
не ощущали, однако же, николи ее направления. Деяния
ваши были предузнаты и предваряемы; не хотел я, что¬
бы робость или послушание повиновения малейшею чер¬
тою ознаменовала на вас тяжесть своего перста. И для
того дух ваш, не терпящ веления безрассудного, кроток
к совету дружества. Но если, младенцам вам сущим, на¬
ходил я, что уклонился он пути, мною назначенного,
устремляемы случайным ударением, тогда остановлял я
ваше шествие или, лучше сказать, неприметно вводил
в прежний путь, яко поток, оплоты прорывающий, ис¬
кусною рукою обращается в свои берега.
Робкая нежность не присутствовала во мне, когда, ка¬
залося, не рачил * об охранении вас от неприязненности
стихий и погоды. Желал лучше, чтобы на мгновение те¬
ло ваше оскорбилося преходящею болью, нежели дебелы **
пребудете в возрасте совершенном. И для того почасту
ходили вы босы, непокровенную имея главу; в пыли,
в грязи возлежали на отдохновение на скамии или на
камени. Не меньше старался я удалить вас от убийствен¬
ной пищи и пития. Труды наши лучшая была приправа
в обеде нашем. Воспомните, с каким удовольствием обе¬
дали мы в деревне нам неизвестной, не нашед дороги
к дому. Сколь вкусен нам казался тогда хлеб ржаной и
квас деревенский!
Не ропщите на меня, если будете иногда осмеяны,
что не имеете казистого восшествия ***, что стоите, как
телу вашему покойнее, а не как обычай или мода ве¬
лит; что одеваетеся не со вкусом, что волосы ваши куд-
рятся рукою природы, а не чесателя. Не ропщите, если
будете небрежены в собраниях, а особливо от женщин,
для того что не умеете хвалить их красоту; но вспомните,
что вы бегаете быстро, что плаваете не утомляяся, что
подымаете тяжести без натуги, что умеете водить соху,
вскопать гряду, владеете косою и топором, стругом и до¬
лотом; умеете ездить верхом, стрелять. Не опечальтеся,
что вы скакать не умеете как скоморохи. Ведайте, что
* Рачил — заботился.
** Дебёлы — здесь: изнежены.
*** Восшествие — походка.
190

лучшее плясание ничего не представляет величественно¬
го; и если некогда тронуты будете зрением оного, то лю-
бострастие будет тому корень, все же другое оному по¬
стороннее. Но вы умеете изображать животных и неоду¬
шевленных, изображать черты царя природы, человека.
В живописи найдете вы истинное услаждение не токмо
чувств, но и разума. Я вас научил музыке, дабы дрожа¬
щая струна согласно вашим нервам возбуждала дрем¬
лющее сердце; ибо музыка, приводя внутренность в дви¬
жение, делает мягкосердие в нас привычкою. Научил я
вас и варварскому искусству сражаться мечом. Но сие
искусство да пребудет в вас мертво, доколе собственная
сохранность того не востребует. Оно, уповаю, не сделает
вас наглыми; ибо вы твердый имеете дух и обидою не
сочтете, если осел вас улягнет или свинья смрадным до
вас коснется рылом. Не бойтесь сказать никому, что вы
корову доить умеете, что шти и кашу сварите или зажа¬
ренный вами кусок мяса будет вкусен. Тот, кто сам уме¬
ет что сделать, умеет заставить сделать и будет на по¬
грешности снисходителен, зная все в исполнении труд¬
ности.
Во младенчестве и отрочестве не отягощал я рассудка
вашего готовыми размышлениями или мыслями чужды¬
ми, не отягощал памяти вашей излишними предметами.
Но, предложив вам пути к познаниям, с тех пор как на¬
чали разума своего ощущати силы, сами шествуете к от¬
верстой вам стезе. Познания ваши тем основательнее, что
вы их приобрели не твердя, как то говорят по пословице,
как сорока Якова. Следуя сему правилу, доколе силы
разума не были в вас действующи, не предлагал я вам
понятия о всевышнем существе и еще менее об откро¬
вении. Ибо то, что бы вы познали прежде, нежели были
разумны, было бы в вас предрассудок и рассуждению
бы мешало. Когда же я узрел, что вы в суждениях ва¬
ших вождаетесь рассудком, то предложил вам связь по¬
нятий, ведущих к познанию бога; уверен во внутренно¬
сти сердца моего, что всещедрому отцу приятнее зрети
две непорочные души, в коих светильник познаний не
предрассудком возжигается, но что они сами возносятся
к начальному огню на возгорение. Предложил я вам тог¬
да и о законе откровенном, не сокрывая от вас все то,
что в опровержение оного сказано многими. Ибо желал,
чтобы вы могли сами избирать между млеком и жел-
чию, и с радостию видел, что восприяли вы сосуд утеше¬
ния неробко.
191

Преподавая вам сведения о науках, не оставил я озна¬
комить вас с различными народами, изучив вас языкам
иностранным. Но прежде всего попечение мое было, да
дознаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснять
ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие
было в вас непринужденно и поту на лице не произво¬
дило. Аглинский язык, а потом латинский старался я
вам известнее сделать других. Ибо упругость духа воль¬
ности, перехода в изображение речи, приучит и разум
к твердым понятиям, столь во всяких правлениях
нужным.
Но если рассудку вашему предоставлял я направлять
стопы ваши в стезях науки, тем бдительнее тщился быть
во нравственности вашей. Старался умерять в вас гнев
мгновения, подвергая рассудку гнев продолжительный,
мщение производящий. Мщение!.. Душа ваша мерзит его.
Вы из природного сего чувствительныя твари движения
оставили только оберегательность своего сложения, по¬
прав желание возвращать уязвления.
Ныне настало то время, что чувствы ваши, дошед до
совершенства возбуждения, но не до совершенства еще
понятия о возбуждаемом, начинают тревожиться всякою
внешностию и опасную производить зыбь во внутренно¬
сти вашей. Ныне достигли времени, в которое, как то го¬
ворят, рассудок становится определителем делания и не¬
делания; а лучше сказать, когда чувства, доселе одержи¬
мые плавностию младенчества, начинают ощущать дро¬
жание или когда жизненные соки, исполнив сосуд юно¬
сти, превышать начинают его воскраия, ища стезю свой¬
ственным для них стремлениям. Я сохранил вас непри¬
ступными доселе превратным чувств потрясениям, но но
сокрыл от вас неведения покровом пагубных следствий
совращения от пути умеренности в чувственном услажде¬
нии. Вы свидетели были, сколь гнусно избыточество чув¬
ственного насыщения, и возгнушалися; свидетели были
страшного волнения страстей, превысивших брега своего
естественного течения, познали гибельные их опустоше¬
ния и ужаснулися. Опытность моя, носяся над вами, яко
новый Егид, охраняла вас от неправильных уязвлений.
Ныне будете сами себе вожди, и хотя советы мои будут
всегда светильником ваших начинаний; ибо сердце и ду¬
ша ваша мне отверсты; но яко свет, отдаляяся от пред¬
мета, менее его освещает, тако и вы, отриновенны моего
присутствия, слабое ощутите согрение моея дружбы.
И для того преподам вам правила единожития и обще¬
192

жития, дабы по усмирении страстей не возгнушалися
деяний, во оных свершенных, и не познали, что есть рас¬
каяние.
Правила единожития, елико то касаться может до
вас самих, должны относиться к телесности вашей и
нравственности. Не забывайте никогда употреблять ва¬
ших телесных сил и чувств. Упражнение оных умеренное
укрепит их не истощевая и послужит ко здравию вашему
и долгой жизни. И для того упражняйтеся в искусствах,
художествах и ремеслах, вам известных. Совершенствова¬
ние в оных иногда может быть нужно. Неизвестно нам
грядущее. Если неприязненное счастие отымет у вас все,
что оно вам дало, — богаты пребудете во умеренности
желаний, кормяся делом рук ваших. Но если во дни бла¬
женства все небрежете, поздно о том думать во дни пе¬
чали. Нега, изленение и неумеренное чувств услаждение
губят и тело и дух. Ибо, изнуряяй тело невоздержностию,
изнуряет и крепость духа. Употребление же сил укрепит
тело, а с ним и дух. Если почувствуешь отвращение
к яствам, и болезнь постучится у дверей, воспряни тог¬
да от одра твоего, на нем же лелеешь чувства твои, при¬
веди уснувшие члены твои в действие упражнением и
почувствуешь мгновенное сил обновление; воздержи себя
от пищи, нужной во здравии, и глад сделает пищу твою
сладкою, огорчавшую от сытости. Помните всегда, что
на утоление глада нужен только кусок хлеба и ковш во¬
ды. Если благодетельное лишение внешних чувствований,
сон, удалится от твоего возглавия и не возможешь во¬
зобновить сил разумных и телесных, — беги из чертогов
твоих и, утомив члены до усталости, возляги на одре тво¬
ем и почиешь во здравие.
Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите
в чистоте; ибо чистота служит ко здравию, а неопрят¬
ность и смрадность тела нередко отверзает неприметную
стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неуме¬
ренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во
рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки,
ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины
уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его
брашна *, и сердце ваше усладится, дав отраду скорбя¬
щему.
Ныне достигли вы, повторю, того страшного времени
* Бр&шно — хлеб-соль, еда.
13 Столетье безумно и мудро
193

и часа, когда страсти пробуждаться начинают, но рассу¬
док слаб еще на их обуздание. Ибо чаша рассудка без
дпытности на весах воли воздымается; а чаша страстей
опустится мгновенно долу *. Итак, к равновесию не ина¬
че приближиться можно, как трудолюбием. Трудитеся
телом; страсти ваши не столь сильное будут иметь вол¬
нение; трудитеся сердцем, упражнялся в мягкосердии,
чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении,
и страсти ваши направятся ко благому концу. Труди¬
теся разумом, упражнялся в чтении, размышлении, ра¬
зыскании истины или происшествий; и разум управлять
будет вашею волею и страстьми. Но не возмните в востор¬
ге рассудка, что можете сокрушить корени страстей, что
нужно быть совсем бесстрастну. Корень страстей благ
и основан на нашей чувствительности самою природою.
Когда чувствы наши, внешние и внутренние, ослабевают
и притупляются, тогда ослабевают и страсти. Они бла¬
гую в человеке производят тревогу, без нее же уснул бы
он в бездействии. Совершенно бесстрастный человек есть
глупец и истукан нелепый, не возмогаяй ни благого, ни
злого. Не достоинство есть воздержатися от худых по¬
мыслов, не могши их сотворить. Безрукий не может уяз¬
вить никого, но не может подать помощи утопающему,
ни удержати на бреге падающего в пучину моря.
Итак, умеренность во страсти есть благо; шествие во
стезе средою есть надежно. Чрезвычайность во страсти
есть гибель; бесстрастие есть нравственная смерть. Яко
же шественник, отдалялся среды стези, вдается опасно¬
сти ввергнутися в тот или другой ров, такого бывает ше¬
ствия во нравственности. Но буде страсти ваши опытно-
стию, рассудком и сердцем направлены к концу благому,
скинь с них бразды томного благоразумия, не сокращай
их полета; мета их будет всегда величие; на нем едином
остановиться они умеют.
Но если я вас побуждаю не быть бесстрастными, паче
всего потребно в юности вашей умеренность любовныя
страсти. Она природою насаждена в сердце нашем ко
блаженству нашему. И так в возрождении своем никогда
ошибиться не может, но в своем предмете и неумеренно¬
сти. И так блюдитеся, да не ошибетеся в предмете любви
вашея и да не почтете взаимною горячностию оныя образ.
G благим же предметом любви неумеренность страсти
сея будет вам неизвестна. Говоря о любви, естественно
* Долу — вниз.
194

бы было говорить и о супружестве, о сем священном сою¬
зе общества, коего правила не природа в сердце начерта¬
ла, но святость коего из начального обществ положения
проистекает. Разуму вашему, едва шествие свое начинаю¬
щему, сие бы было непонятно, а сердцу вашему, не испы¬
тавшему самолюбивую в обществе страсть любви, повесть
о сем была бы вам неощутительна, а потому и бесполез¬
на. Если желаете о супружестве иметь понятие, воспомя-
ните о родшей вас. Представьте меня с нею и с вами,
возобновите слуху вашему глаголы наши и взаимные ло¬
бызания и приложите картину сию к сердцу вашему.
Тогда почувствуете в нем приятное некое содрогание. Что
оно есть? Познаете со временем; а днесь довольны будь¬
те оного ощущением.
Приступим ныне вкратце к правилам общежития.
Предписать их не можно с точностию, ибо располагают¬
ся они часто по обстоятельствам мгновения. Но, дабы
колико возможно менее ошибаться, при всяком начина¬
нии вопросите ваше сердце; оно есть благо и николи
обмануть вас не может. Что вещает оно, то и твори¬
те. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце
имеете благое. Но следовати возмнивый рассудку, не
имея на браде власов, опытность возвещающих, есть без¬
умец.
Правила общежития относятся ко исполнению обыча¬
ев и нравов народных, или ко исполнению закона, или ко
исполнению добродетели. Если в обществе нравы и обы¬
чаи не противны закону, если закон не полагает добро¬
детели преткновений в ее шествии, то исполнение пра¬
вил общежития есть легко. Но где таковое общество су¬
ществует? Все известные нам многими наполнены во нра¬
вах и обычаях, законах и добродетелях противоречиями.
И оттого трудно становится исполнение должности чело¬
века и гражданина, ибо нередко они находятся в совер¬
шенной противуположности.
Понеже добродетель есть вершина деяний человече¬
ских, то исполнение ее ничем не долженствует быть пре-
пинаемо. Небреги обычаев и нравов, небреги закона
гражданского и священного, столь святыя в обществе ве¬
щи, буде исполнение оных отлучает тебя от добродетели.
Не дерзай николи нарушения ее прикрывати робостию
благоразумия. Благоденствен без нее будешь во внешно¬
сти, но блажен николи.
Последуя тому, что налагают на нас обычаи и нра¬
вы, мы приобретаем благоприятство тех, с кем живем.
13*
195

Исполняя предписание закона, можем приобрести назва¬
ние честного человека. Исполняя же добродетель, приоб¬
ретем общую доверенность, почтение и удивление, даже
и в тех, кто бы не желал их ощущать в душе своей. Ко¬
варный афинский сенат, подавая чашу с отравою Сокра¬
ту *, трепетал во внутренности своей пред его доброде-
телию.
Не дерзай никогда исполнять обычая в предосужде-
ние закона. Закон, каков ни худ, есть связь общества.
И если бы сам государь велел тебе нарушить закон, не
повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во
вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного по¬
велевает, тогда повинуйся, ибо в России государь есть
источник законов.
Но если бы закон или государь или бы какая-либо
на земли власть подвизала тебя на неправду и нарушение
добродетели, пребудь в оной неколебим. Не бойся ни
осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ниже
самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко ка¬
мень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость му¬
чителей твоих раздробится о твердь твою; и если преда¬
дут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на па¬
мяти благородных душ до скончания веков. Убойся зара¬
нее именовать благоразумием слабость в деяниях, сего
первого добродетели врага. Сегодня нарушишь ее ува¬
жения ради какового, завтра нарушение ее казаться
будет самою добродетелию; и так порок воцарится
в сердце твоем и исказит черты непорочности в душе и
на лице твоем.
Добродетели суть или частные, или общественные.
Побуждения к первым суть всегда мягкосердие, кротость,
соболезнование, и корень всегда их благ. Побуждения
к добродетелям общественным нередко имеют начало свое
в тщеславии и любочестии. Но для того не надлежит
остановляться в исполнении их. Предлог, над ним же
вращаются, придает им важности. В спасшем Курции
отечество свое от пагубоносныя язвы никто не зрит ни
тщеславного, ни отчаянного или наскучившего жизнию,
но ироя. Если же побуждения наши к общественным доб¬
родетелям начало свое имеют в человеколюбивой твер¬
дости души, тогда блеск их будет гораздо больший.
* Сократ умер, выпив по приговору афинян чашу яда (ци¬
куты) в присутствии друзей и учеников.
196

Упражняйтеся всегда в частных добродетелях, дабы мог¬
ли удостоиться исполнения общественных.
Еще преподам вам некоторые исполнительные прави¬
ла жизни. Старайтеся паче всего во всех деяниях ваших
заслужить собственное свое почтение, дабы, обращая во
уединении взоры свои во внутрь себя, не токмо не могли
бы вы раскаяваться о сделанном, но взирали бы на себя
со благоговением.
Следуя сему правилу, удаляйтеся, елико то возмож¬
но, даже вида раболепствования. Вошед в свет, узнаете
скоро, что в обществе существует обычай посещать
в праздничные дни по утрам знатных особ; обычай ска¬
редный, ничего не значащий, показующий в посетителях
дух робости, а в посещаемом дух надменности и слабый
рассудок. У римлян было похожее сему обыкновение, ко¬
торое они называли амбицио, то есть снискание или об¬
хождение; а оттуда и любочестие названо амбицио, ибо
посещениями именитых людей юноши снискивали себе
путь к чинам и достоинствам. То же делается и ныне.
Но если у римлян обычай сей введен был для того, что¬
бы молодые люди обхождением с испытанными научали-
ся, то сомневаюсь, чтобы цель в обычае сем всегда не¬
порочна сохранилася. В наши же времена, посещая знат¬
ных господ, учения целию своею никто не имеет, но
снискание их благоприятства. Итак, да не преступит нога
ваша порога, отделяющего раболепство от исполнения
должности. Не посещай николи передней знатного бояри¬
на, разве по долгу звания твоего. Тогда среди толпы пре¬
зренной и тот, на кого она взирает с подобострастием,
в душе своей тебя хотя с негодованием, но от нее от¬
личит.
Если случится, что смерть пресечет дни мои прежде,
нежели в благом пути отвердеете, и, юны еще, восхитят
вас страсти из стези рассудка, — то не отчаивайтеся, со-
глядая иногда превратное ваше шествие. В заблужде¬
нии вашем, в забвении самих себя, возлюбите добро.
Распутное житие, безмерное любочестие, наглость и все
пороки юности оставляют надежду исправления, ибо
скользят по поверхности сердца, его не уязвляя. Я луч¬
ше желаю, чтобы во младых летах ваших вы были рас¬
путны, расточительны, наглы, нежели сребролюбивы или
же чрезмерно бережливым, щеголеваты, занимался более
убранством, нежели чем другим. Систематическое, так
сказать, расположение в щегольстве означает всегда
сжатый рассудок. Если повествуют, что Юлий Кесарь
197

был щеголь; но щегольство его имело цель. Страсть
к женщинам в юности его была к сему побуждением. Но
он иа щеголя облекся бы мгновенно во смраднейшее ру¬
бище, если бы то способствовало к достижению его же¬
ланий.
Во младом человеке не токмо щегольство преходящее
простительно, но и всякое почти дурачество. Если же
наикраснейшими деяниями жизни прикрывать будете ко¬
варство, ложь, вероломство, сребролюбие, гордость, лю-
бомщение, зверство, — то хотя ослепите современников
ваших блеском ясной наружности, хотя не найдете ни¬
кого столь любящего вас, да представит вам зерцало исти¬
ны, не мните, однако же, затмить взоры прозорливости.
Проникнет она светозарную ризу коварства и доброде¬
тель черноту души вашей обнажит. Возненавидит ее
сердце твое и, яко чувственница *, увядать станет при¬
косновением твоим, но мгновенно, но стрелы ее издалека
язвить тебя станут и терзать.
Простите, возлюбленные мои, простите, друзья души
моей; днесь при сопутном ветре отчальте от брега чуж-
дыя опытности ладью вашу; стремитеся по валам жития
человеческого, да научитеся управляти сами собою. Бла-
жени, не претерпев крушения, если достигнете пристани¬
ща, его же жаждем. Будьте счастливы во плавании ва¬
шем. Се искренное мое желание. Естественные силы мои,
истощав движением и жизнию, изнемогут и угаснут;
оставлю вас навеки; но се мое вам завещание. Если не¬
навистное счастие истощит над тобою все стрелы свои,
если добродетели твоей убежища на земли не останется,
если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от
угнетения, — тогда воспомни, что ты человек, воспомяни
величество твое, восхити венец блаженства, его же отъяти
у тебя тщатся. Умри.
В наследие вам оставляю слово умирающего Катона.
Но если во добродетели умрети возможешь, умей умреть
и в пороке и будь, так сказать, добродетелен в самом зле.
Если, забыв мои наставления, поспешать будешь на злые
дела, обыкшая душа добродетели востревожится; явлю-
ся тебе в мечте. Воспряни от ложа твоего, преследуй
душевно моему видению. Если тогда источится слеза из
очей твоих, то усни паки; пробудишься на исправление.
Но если среди злых твоих начинаний, воспоминая обо
мне, душа твоя не зыбнется и око пребудет сухо... Се
* Чувственница — мимоза.
198

сталь, се отрава. Избавь меня скорби; избавь землю по¬
носный тяжести. Будь мой еще сын. Умри на доброде¬
тель.
Вещавшу сие старцу, юношеский румянец покрыл
сморщенные ланиты его; взоры его испускали лучи на¬
дежного радования, черты лица сияли сверхъестествен¬
ным веществом. Он облобызал детей своих и, проводив
их до повозки, пребыл тверд до последнего расстания. Но
едва звон почтового колокольчика возвестил ему, что они
начали от него удаляться, упругая сия душа смягчилася.
Слезы проникли сквозь очей его, грудь его воздымала-
ся: он руки свои простирал вслед за отъезжающими; ка¬
залося, будто желает остановить стремление коней. Юно¬
ши, узрев издали родшего их в такой печали, возрыдали
столь громко, что ветр доносил жалостный их стон до
слуха нашего. Они простирали также руки к отцу сво¬
ему; и казалося, будто его к себе звали. Не мог старец
снести сего зрелища; силы его ослабели, и он упал
в мои объятия. Между тем пригорок скрыл отъехавших
юношей от взоров наших; пришед в себя, старец стал на
колени и возвел руки и взоры на небо.
— Господи, — возопил он, — молю тебя, да укре¬
пишь их в стезях добродетели, молю, блажени да будут.
Веси, николи не утруждал тебя, отец всещедрый, беспо¬
лезною молитвою. Уверен в душе моей, яко благ еси и
правосуден. Любезнейшее тебе в нас есть добродетель;
деяния чистого сердца суть наилучшая для тебя жертва...
Отлучил я ныне от себя сынов моих... Господи, да будет
на них воля твоя. — Смущен, но тверд в надеянии своем
отъехал он в свое жилище.
Слово крестицкого дворянина не выходило у меня из
головы. Доказательства его о ничтожестве власти роди¬
телей над детьми казалися мне неоспоримы. Но если
в благоучрежденном обществе нужно, чтобы юноши по¬
читали старцев и неопытность — совершенство, то нет,
кажется, нужды власть родительскую делать беспредель¬
ною. Если союз между отцом и сыном не на нежных чув¬
ствованиях сердца основан, то он, конечно, нетверд; и
будет нетверд вопреки всех законоположений. Если отец
в сыне своем видит своего раба и власть свою ищет в за¬
коноположении, если сын почитает отца наследия ради,
то какое благо из того обществу? Или еще один неволь¬
ник в прибавок ко многим другим, или змия за пазухой...
Отец обязан г.мня «оскормить и научить и должен на¬
казан быть за его проступки, доколе он не войдет в со¬
19S

вершеннолетие; а сын должности свои да обрящет в сво¬
ем сердце. Если он ничего не ощущает, то виновен отец,
почто ничего не насадил. Сын же вправе требовгти от
отца вспомоществования, доколе пребывает немощен и
малолетен; но в совершеннолетии естественная сия и при¬
родная связь рушится. Птенец пернатых не ищет по¬
мощи от произведших его, когда сам начнет находить пи¬
щу. Самец и самка забывают о птенцах своих, когда сии
возмужают. Се есть закон природы. Если гражданские
законы от него удалятся, то производят всегда урода. Ре¬
бенок любит своего отца, мать или наставника, доколе
любление его не обратится к другому предмету. Да не
оскорбится сим сердце твое, отец чадолюбивый; естество
того требует. Единое в том тебе утешение да будет, вос¬
поминая, что и сын сына твоего возлюбит отца до совер¬
шенного только возраста. Тогда же от тебя зависеть бу¬
дет обратить его горячность к тебе. Если ты в том успе¬
ешь, блажен и почтения достоин. В таковых размышле¬
ниях доехал я до почтового стана.
ЯЖЕЛБИЦЫ
Сей день определен мне был судьбою на испытание.
Я отец, имею нежное сердце к моим детям. Для того
то слово крестицкого дворянина меня столь тронуло. Но
потрясши меня до внутренности, излияло некое услади¬
тельное чувствование надежды, что блаженство наше
в отношении детей наших зависит много от нас самих.
Но в Яжелбицах определено мне было быть зрителем
позорища, которое глубокий корень печали оставило в ду¬
ше моей, и нет надежды на его истребление. О юность!
Услыши мою повесть; познай свое заблуждение; воз дер¬
200

жись от произвольный гибели и пресеки путь к будуще¬
му раскаянию,
Я проезжал мимо кладбища. Необыкновенный вопль
терзающего на себе власы человека понудил меня оста¬
новиться. Приближаясь, увидел я, что там совершалось
погребение. Надлежало уже гроб опускать в могилу, но
тот, которого я издали зрел терзающего на себе власы,
повергся на гроб и, ухватясь за оный весьма крепко, не
дозволял оный опускать в землю. С великим трудом от¬
влекли его от гроба и, опустя оный в могилу, зарыли ее
поспешно. Тут страждущий вещал к предстоящим:
— Почто вы меня его лишили, почто меня с ним не
погребли живого и не скончали моей скорби и раскаяния.
Ведайте, ведайте, что я есмь убийца возлюбленного мо¬
его сына, его же мертва предали земле. Не дивитеся
сему. Я не прекратил жизни его ни мечом, ни отравою.
Нет, я более сего сделал. Я смерть его уготовал до рож¬
дения его, дав жизнь ему отравленную. Я есмь убийца,
каковых много, но есмь убийца лютейший других. Убий¬
ца сына моего до рождения его. Я, я един прекратил
дни его, извлияв томный яд в начало его. Он воспретил
укрепиться силам тела его. Во все время жития своего
не наслаждался он здравием ни дня единого; и томяще¬
гося в силах своих разверстие яда пресекло течение жиз¬
ни. Никто, никто меня не накажет за мое злодеяние! —
Отчаяние ознаменовалося на лице его, и бездыханна по¬
чти отнесли его с сего места.
Нечаянный хлад разлился в моих жилах. Я оцепенел.
Казалося мне, я слышал мое осуждение. Воспомянул дни
распутныя моея юности. Привел на память все случаи,
когда востревоженная чувствами душа гонялася за их
услаждением, почитая мздоимную участницу любовныя
утехи истинным предметом горячности. Воспомянул, что
невоздержание в любострастии навлекло телу моему
смрадную болезнь. О, если бы не далее она корень свой
испускала! О, если бы она с утолением любострастия пре-
рывалася! Прияв отраву сию в веселии, не токмо согре¬
ваем ее в недрах наших, но даем ее в наследие нашему
потомству. О друзья мои возлюбленные, о чада души
моей! Не ведаете вы, колико согреших пред вами. Блед¬
ное ваше чело есть мое осуждение. Страшусь возвестить
вам о болезни, иногда вами ощущаемой. Возненавидите,
может быть, меня и в ненависти вашей будете справед¬
ливы. Кто уверит вас и меня, что вы не носите в крови
вашей сокровенного жала, определенного, да скончает
201

дни ваши безвременно. Прияв сей смрадный яд в тело
мое в совершенном возрасте, затверделость моих членов
противилася его распространению и борется с его смер-
тоносностию. Но вы, прияв его от рождения вашего, нося
его в себе как нужную часть сложения, — как воспроти¬
витесь разрушительному его сожжению? Все ваши болез¬
ни суть следствия сея отравы. О возлюбленные мои!
Плачьте о заблуждении моего юношества, призовите на
помощь врачебное искусство и, если можете, не нена¬
видьте меня.
Но теперь отверзается очам моим все пространство
сего любострастного злодеяния. Согрешил предо мною,
навлекши себе безвременную старость и дряхлость
в юношеских еще летах. Согрешил пред вами, отравив
жизненные ваши соки до рождения вашего, и тем угото¬
вил вам томное здравие и безвременную, может быть,
смерть. Согрешил, и сие да будет мне в казнь, согрешил
в горячности моей, взяв в супружество мать вашу. Кто
мне порукою в том, что не я был причиною ее кончины?
Смертоносный яд, источался в веселии, преселился в чи¬
стое ее тело и отравил непорочные ее члены. Тем смерто¬
носнее он был, чем был сокровеннее. Ложная стыдливость
воспретила мне ее в том предостеречь; она же не осте-
регалася отравителя своего в горячности своей к нему.
Воспаление, ей приключившееся, есть плод, может быть,
уделенной ей мною отравы... О возлюбленные мои, коли¬
ко должны вы меня ненавидеть!
Но кто причиною, что сия смрадная болезнь во всех
государствах делает столь великие опустошения, не ток¬
мо пожиная много настоящего поколения, но сокращая
дни грядущих? Кто причиною, разве не правительство?
Оно, дозволяя распутство мздоимное, отверзает не токмо
путь ко многим порокам, но отравляет жизнь граждан.
Публичные женщины находят защитников и в некоторых
государствах состоят под покровительством начальства.
Если бы, говорят некоторые, запрещено было наемное
удовлетворение любовныя страсти, то бы нередко были
чувствуемы сильные в обществе потрясения. Увозы, на¬
силия, убийство нередко бы источник свой имели в лю¬
бовной страсти. Могли бы они потрясти и самые основа¬
ния обществ. — И вы желаете лучше тишину и с нею
томление и скорбь, нежели тревогу и с нею здравие и
мужество. Молчите, скаредные учители, вы есте наем¬
ники мучительства; оно, проповедуя всегда мир и тиши¬
ну, заключает засыпляемых лестию в оковы. Боится оно
202

даже посторонний тревоги. Желало бы, чтоб везде оди¬
наково с ним мыслили, дабы надежно лелеяться в вели¬
честве и утопать в любострастии... Я не удивляюся гла¬
голам вашим. Сродно рабам желати всех зреть в оковах.
Одинаковая участь облегчает их жребий, а превосходство
чье-либо тягчит их разум и дух.
ВАЛДАЙ
Новый сей городок, сказывают, населен при царе
Алексее Михайловиче взятыми в плен поляками. Сей
городок достопамятен в рассуждении любовного распо¬
ложения его жителей, а особливо женщин незамужних.
Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских ба¬
ранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проез¬
жающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки
останавливают и стараются возжигать в путешественнике
любострастие, воспользоваться его щедростью на счет
своего целомудрия. Сравнивая нравы жителей сея в горо¬
да произведенныя деревни со нравами других российских
городов, подумаешь, что она есть наидревнейшая и что
развратные нравы суть единые токмо остатки ее древнего
построения. Но как немного более ста лет, как она насе¬
лена, то можно судить, сколь развратны были и первые
его жители.
Бани бывали и ныне бывают местом любовных тор-
жествований. Путешественник, условясь о пробывании
своем с услужливою старушкою или парнем, становится
на двор, где намерен приносить жертву всеобожаемой
Ладе *. Настала ночь. Баня для него уже готова. Путе¬
* JI а д а — славянская богиня любви, супружества, веселья.
203

шественник раздевается, идет в баню, где его встречает
или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственни¬
цы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены; омы¬
вают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одеж¬
ды, возжигают в нем любострастный огнь, и он препро¬
вождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное
на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошно¬
го и отягченного любовными подвигами и вином путе¬
шественника сии любострастные чудовища предавали
смерти, дабы воспользоваться его имением. Не ведаю,
правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских
девок сократилася. И хотя они не откажутся и ныне удо¬
влетворить желаниям путешествепника, но прежней наг¬
лости в них не видно.
Валдайское озеро, над которым построен сей город,
достопамятно останется в повествованиях жертвовавшего
монаха жизнию своею ради своей любовницы. В полу-
торе версте от города, среди озера, на острове находится
Иверский монастырь, славным Никоном патриархом по¬
строенный. Один из монахов сего монастыря, посещая
Валдая, влюбился в дочь одного валдайского жителя.
Скоро любовь их стала взаимною, скоро стремились они
к совершению ее. Единожды насладившиеся ее веселием,
не в силах они были противиться ее стремлению. Но со¬
стояние их полагало оному преграду. Любовнику нельзя
было отлучаться часто из монастыря своего; любовнице
нельзя было посещать кельи своего любовника. Но горяч¬
ность их все преодолела; из любострастного монаха она
сделала неустрашимого мужа и дала ему силы почти
чрезъестественные. Сей новый Леандр дабы наслаждать¬
ся веселием ежедневно в объятиях своей любовницы,
едва ночь покрывала черным покровом все зримое, вы¬
ходил тихо из своей кельи и, совлекая свои ризы, пре-
плывал озеро до противустоящего берега, где восприем-
лем был в объятия своей любезной. Баня и в ней утехи
любовные для него были готовы; и он забывал в них
опасность и трудность преплывания и боязнь, если бы
отлучка его стала известна. За несколько часов до рас¬
света возвращался он в свою келью. Тако препроводил
он долгое время в сих опасных преплытиях, награждая
веселием ночным скуку дневного заключения. Но судьба
положила конец его любовным подвигам. В одну из но¬
чей, когда сей неустрашимый любовник отправился чрез
валы на зрение своей любезной, внезапу восстал ветр,
ему противный, будущу ему на среде пути его. Все силы
204

его немощны были на преодоления разъяренных вод.
Тщетно он утомлялся, напрягая свои мышцы; тщетно
возвышал глас свой, да услышан будет в опасности. Ви¬
дя невозможность достигнуть берега, вознамерился он
возвратиться к монастырю своему, дабы, имея попутный
ветр, тем легче оного достигнуть. Но едва обратил он
шествие свое, как валы, осилив его утомленные мышцы,
затопили его в пучине. Наутрие тело его найдено на от¬
даленном берегу. Если бы я писал поэму на сие, то бы
читателю моему представил любовницу его в отчаянии.
Но сие было бы здесь излишнее. Всяк знает, что любов¬
нице, хотя на первое мгновение, скорбно узнать о кончи¬
не любезного. Не ведаю и того, бросилась ли сия новая
Геро в озеро или же в следующую ночь паки топила
баню для путешественника. Любовная летопись гласит,
что валдайские красавицы от любви не умирали... разве
в больнице.
Нравы валдайские переселилися и в близлежащий
почтовый стан, Зимногорье. Тут для путешественника та¬
кая же бывает встреча, как и в Валдаях. Прежде всего
представятся взорам разрумяненные девки с баранками.
Но как молодые мои лета уже прошли, то я поспешно
расстался с мазаными валдайскими и зимногорскими си¬
ренами.
ЕДРОВО
Доехав до жилья, я вышел из кибитки. Неподалеку
от дороги над водою стояло много баб и девок. Страсть,
господствовавшая во всю жизнь надо мною, но уже угас¬
шая, по обыкшему ее стремлению направила стопы мои
к толпе сельских сих красавиц. Толпа сия состояла бо¬
205

лее нежели из тридцати женщин. Все они были в празд¬
ничной одежде, шеи голые, ноги босые, локти наруже,
платье заткнутое спереди за пояс, рубахи белые, взоры
веселые, здоровье на щеках начертанное. Приятности,
загрубевшие хотя от зноя и холода, но прелестны без
покрова хитрости; красота юности в полном блеске,
в устах улыбка или смех сердечный; а от него виден
становился ряд зубов белее чистейшей слоновой кости.
Зубы, которые бы щеголих с ума свели. Приезжайте сю¬
да, любезные наши боярыньки московские и петербург¬
ские, посмотрите на их зубы, учитесь у них, как их со¬
держать в чистоте. Зубного врача у них нет. Не сдира¬
ют они каждый день лоску с зубов своих ни щетками, ни
порошками. Станьте, с которою из них вы хотите, рот
со ртом; дыхание ни одной из них не заразит вашего
легкого. А ваше, ваше, может быть, положит в них на¬
чало... болезни... боюсь сказать какой; хотя не закрасне¬
етесь, но рассердитесь. Разве я говорю неправду? Муж
одной из вас таскается по всем скверным девкам; полу¬
чив болезнь, пьет, ест и спит с тобою же; другая же са¬
ма изволит иметь годовых, месячных, недельных или, че¬
го боже спаси, ежедневных любовников. Познакомясь се¬
годня и совершив свое желание, завтра его не знает; да
и того иногда не знает, что уже она одним его поцелуем
заразилася. А ты, голубушка моя, пятнадцатилетняя де¬
вушка, ты еще непорочна, может быть; но на лбу твоем
я вижу, что кровь твоя вся отравлена. Блаженной па¬
мяти твой батюшка из докторских рук не выхаживал;
а государыня матушка твоя, направляя тебя на свой
благочестивый путь, нашла уже тебе женишка, заслу¬
женного старика генерала, и спешит тебя выдать замуж
для того только, чтобы не сделать с тобой визита воспи¬
тательному дому *. А за стариком-то жить нехудо, своя
воля; только бы быть замужем, дети все его. Ревнив он
будет, тем лучше: более удовольствия в украденных уте¬
хах; с первой ночи приучить его можно не следовать глу¬
пой старой моде с женою спать вместе.
И не приметил, как вы, мои любезные городские
сватьюшки, тетушки, сестрицы, племянницы и проч., ме¬
ня долго задержали. Вы, право, того не стоите. У вас на
щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на
искренности... сажа. Все равно, румяна или сажа. Я по¬
* Незаконнорожденных детей обычно отдавали в воспита¬
тельные дома.
206

бегу от вас во всю конскую рысь к моим деревенским
красавицам. Правда, есть между ими на вас похожие, но
есть такие, каковых в городах слыхом не слыхано и видом не
видано... Посмотрите, как все члены у моих красавиц круг¬
лы, рослы, не искривлены, не испорчены. Вам смешно, что
у них ступни в пять вершков, а может быть, и в шесть.
Ну, любезная моя племянница, с трехвершковою твоею
ножкою стань с ними рядом, и бегите взапуски, кто ско¬
рее достигнет высокой березы, по конец луга стоящей?
А... а... это не твое дело. А ты, сестрица моя голубушка,
с трехчетвертным своим станом в охвате, ты изволишь
издеваться, что у сельской моей русалки брюшко на воле
выросло. Постой, моя голубушка, посмеюсь я над тобою.
Ты уж десятый месяц замужем, и уж трехчетвертной твой
стан изуродовался. А как то дойдет до родов, запоешь
другим голосом. Но дай бог, чтобы обошлось все смехом.
Дорогой мой зятюшка ходит повеся нос. Уже все твои
шнурованья бросил в огонь. Кости из всех твоих платьев
повытаскивал, но уже поздно. Сросшихся твоих накриво
составов тем не спрямит. Плачь, мой любезный зять,
плачь. Мать наша, следуя плачевной и смертию разреша¬
ющихся от бремени жен ознаменованной моде, уготовала
за многие лета тебе печаль, а дочери своей болезнь, де¬
тям твоим слабое телосложение. Она теперь возносит над
главою ее смертоносное острие, и если оно не коснется
дней твоея супруги, благодари случай; а если веришь,
что провидение божие о том заботилося, то благодари и
его, коли хочешь. Но я еще с городскими боярыньками.
Вот что привычка делает; отвязаться от них не хочется.
И, право, с вами бы не расстался, если бы мог довести
вас до того, чтобы вы лица своего и искренности не ру¬
мянили. Теперь прощайте.
Покуда я глядел на моющих платье деревенских нимф,
кибитка моя от меня уехала. Я намерялся идти за нею
вслед, как одна девка, по виду лет двадцати, а, конечно,
не более семнадцати, положа мокрое свое платье на ко¬
ромысло, пошла одною со мной дорогою. Поравнявшись с
ней, начал я с нею разговор.
— Не трудно ли тебе нести такую тяжелую ношу, лю¬
безная моя, как назвать, не знаю?
— Меня зовут Анною, а ноша моя не тяжела. Хотя
бы и тяжела была, я бы тебя, барин, не попросила мне
пособить.
— К чему такая суровость, Аннушка, душа моя?
Я тебе худого не желаю.
207

— Спасибо, спасибо; часто мы видим таких щелку¬
нов, как ты; пожалуй, проходи своею дорогою.
— Анютушка, я, право, не таков, как я тебе кажуся,
и не таков, как те, о которых ты говоришь. Те, думаю,
так не начинают разговора с деревенскими девками, а
всегда поцелуем; но я хотя бы тебя поцеловал, то, конеч¬
но бы, так, как сестру мою родную.
— Не подъезжай, пожалуй; рассказы таковые я слы¬
хала; а коли ты худого не мыслишь, чего же ты от меня
хочешь?
— Душа моя, Аннушка, я хотел знать, есть ли у тебя
отец и мать, как ты живешь, богато ли или убого, весе¬
ло ли, есть ли у тебя жених?
— А на что это тебе, барин? Отроду в первый раз та¬
кие слышу речи.
— Из сего судить можешь, Анюта, что я не негодяй,
не хочу тебя обругать или обесчестить. Я люблю женщин
для того, что они соответственное имеют сложение моей
нежности; а более люблю сельских женщин или крестья¬
нок для того, что они не знают еще притворства, не на¬
лагают на себя личины притворныя любви, а когда лю¬
бят, то любят от всего сердца и искренно...
Девка в сие время смотрела на меня, выпяля глаза с
удивлением. Да и так быть должно; ибо кто не знает, с
какою наглостию дворянская дерзская рука поползается на
непристойные и оскорбительные целомудрию шутки с де¬
ревенскими девками. Они в глазах дворян старых и ма¬
лых суть твари, созданные на их угождение. Так они и
поступают; а особливо с несчастными, подвластными их
велениям. В бывшее пугачевское возмущение, когда все
служители вооружились на своих господ, некакие кресть¬
яне (повесть сия нелжива), связав своего господина, вез¬
ли его ка неизбежную казнь. Какая тому была причина?
Он во всем был господин добрый и человеколюбивый, но
муж не был безопасен в своей жене, отец в дочери. Каж¬
дую ночь посланные его приводили к нему на жертву бес¬
честия ту, которую он того дня назначил. Известно в де¬
ревне было, что он омерзил 60 девиц, лишив их непороч¬
ности. Наехавшая команда выручила сего варвара из рук
на него злобствовавших. Глупые крестьяне, вы искали
правосудия в самозванце! Но почто не поведали вы сего
законным судиям вашим? Они бы предали его граждан¬
ской смерти, и вы бы невинны осталися. А теперь злодей
сей спасен. Блажен, если близкий взор смерти образ мыс¬
лей его переменил и дал жизненным его сокам другое те¬
208

чение. Но крестьянин в законе мертв, сказали мы... Нет,
нет, он жив, он жив будет, если того восхочет...
— Если, барин, ты не шутишь, — сказала мне Аню¬
та, — то вот что я тебе скажу; у меня отца нет, он
умер уже года с два, есть матушка да маленькая сестра.
Батюшка нам оставил пять лошадей и три коровы. Есть и
мелкого скота и птиц довольно; но нет в дому работни¬
ка. Меня было сватали в богатый дом за парня десятилет¬
него; но я не захотела. Что мне в таком ребенке; я его
любить не буду. А как он придет в пору, то я состареюсъ,
и он будет таскаться с чужими. Да сказывают, что свекор
сам с молодыми невестками спит, покуда сыновья вырас¬
тают. Мне для того-то не захотелось идти к нему в семью.
Я хочу себе ровню. Мужа буду любить, да и он меня лю¬
бить будет, в том не сомневаюсь. Гулять с молодцами
не люблю, а замуж, барин, хочется. Да знаешь ли для че¬
го? — говорила Анюта, потупя глаза.
■— Скажи, душа моя Анютушка, не стыдись; все слова
в устах невинности непорочны.
— Вот что я тебе скажу. Прошлым летом, год тому
назад, у соседа нашего женился сын на моей подруге, с
которой я хаживала всегда в посиделки. Муж ее любит,
а она его столько любит, что на десятом месяце, после
венчанья родила ему сынка. Всякий вечер она выходит
пестовать его за ворота. Она на него не наглядится. Ка¬
жется, будто и паренек-то матушку свою уж любит. Как
она скажет ему: агу, агу, он и засмеется. Мне-то до слез
каждый день; мне бы уж хотелось самой иметь такого
же паренька...
Я не мог тут вытерпеть и, обняв Анюту, поцеловал ее
от всего моего сердца.
— Смотри, барин, какой ты обманщик, ты уж игра¬
ешь со мною. Поди, сударь, прочь от меня, оставь бед¬
ную сироту, — сказала Анюта, заплакав. — Кабы батюш¬
ка жив был и это видел, то бы, даром, что ты господин,
нагрел бы тебе шею.
— Не оскорбляйся, моя любезная Анютушка, не
оскорбляйся, поцелуй мой не осквернит твоей непорочно¬
сти. Она в глазах моих священна. Поцелуй мой есть знак
моего к тебе почтения и был исторгнут восхищением глу¬
боко тронутыя души. Не бойся меня, любезная Анюта, не
подобен я хищному зверю, как наши молодые господчики,
которые отъятие непорочности ни во что вменяют. Если
бы я знал, что поцелуй мой тебя оскорбит, то клянусь
тебе богом, чтобы не дерзнул на него.
14 Столетье безумно и мудро
209

— Рассуди сам, барин, как не сердиться за поцелуй,
когда все они уже посулены другому. Они заранее все
уж отданы, л я в них не властна.
— Ты меня восхищаешь. Ты уже любить умеешь. Ты
нашла сердцу своему другое, ему соответствующее. Ты
будешь блаженна. Ничто не развратит союза вашего.
Не будешь ты окружена соглядателями, в сети пагубы
уловить тебя стрегущими. Не будет слух сердечного дру¬
га твоего уязвлен прельщающим гласом, на нарушение
его к тебе верности призывающим. Но почто же, моя лю¬
безная Анюта, ты лишена удовольствия наслаждаться сча¬
стием в объятиях твоего милого друга?
— Ах, барин, для того, что его не отдают к нам в дом.
Просят ста рублей, А матушка меня не отдает; я у ней
одна работница.
— Да любит ли он тебя?
— Как же не так. Он приходит по вечерам к нашему
дому, и мы вместе смотрим на паренька моей подруги...
Ему хочется такого же паренька. Грустно мне будет; но
быть терпеть. Ванюха мой хочет идти на барках в Питер
в работу и не воротится, покуда не выработает ста рублей
для своего выкупа.
— Не пускай его, любезная Анютушка, не пускай его;
он идет на свою гибель. Там он научится пьянствовать,
мотать, лакомиться, не любить пашню, а больше всего он
и тебя любить перестанет.
— Ах, барин, не стращай меня, — сказала Анюта,
почти заплакав.
— А тем скорее, Анюта, если ему случится служить в
дворянском доме. Господский пример заражает верхних
служителей, нижние заражаются от верхних, а от них яз¬
ва разврата достигает и до деревень. Пример есть истин¬
ная чума; кто что видит, тот то и делает.
— Да как же быть? Так мне и век за ним не бывать
замужем. Ему пора уже жениться; по чужим он не гуля¬
ет; меня не отдают к нему в дом; то высватают за него
другую, а я, бедная, умру с горя... — Сие говорила она,
проливая горькие слезы.
— Нет, моя любезная Анютушка, ты завтра же бу¬
дешь за ним. Поведи меня к своей матери.
— Да вот наш двор, — сказала она, остановись. —
Проходи мимо, матушка меня увидит и худое подумает.
А хотя она меня и не бьет, но одно ее слово мне тяже¬
лее всяких побоев.
210

— Нет, моя Анюта, я пойду с тобою... — И, не дожи¬
даясь ее ответа, вошел в ворота и прямо пошел на лест¬
ницу в избу. Анюта мне кричала вслед:
— Постой, барин, постой.
Но я ей не внимал. В избе я нашел Анютину мать,
которая квашню месила; подле нее на лавке сидел буду¬
щий ее зять. Я без дальних околичностей ей сказал, что
я желаю, чтобы дочь ее была замужем за Иваном, и для
того принес ей то, что надобно для отвлечения препят¬
ствия в сем деле.
— Спасибо, барин, — сказала старуха, — в этом те¬
перь уж нет нужды. Ванюха теперь пршпед сказывал,
что отец уж отпускает его ко мне в дом. И у нас в вос¬
кресенье будет свадьба.
— Пускай же посуленное от меня будет Анюте в при¬
даное.
— И на том спасибо. Приданого бояре девкам даром
не дают. Если ты над моей Анютой что сделал и за то
даешь ей приданое, то бог тебя накажет за твое беспут¬
ство; а денег я не возьму. Если же ты добрый человек
и не ругаешься над бедными, то, взяв я от тебя деньги,
лихие люди мало ли что подумают.
Я не мог надивиться, нашед толико благородства в об¬
разе мыслей у сельских жителей. Ашота между тем во¬
шла в избу и матери своей меня расхвалила. Я было еще
попытался дать шч денег, отдавая их Ивану на заведение
дому; но он мне сказал:
— У меня, барин, есть две руки, я ими дом и за¬
веду.
Приметив, что им мое присутствие было не очень при¬
ятно, я их оставил и возвратился к моей кибитке.
Едущу мне из Едрова, Анюта из мысли моей не выхо¬
дила. Невинная ее откровенность мне нравилась безмер¬
но. Благородный поступок ее матери меня пленил. Я сию
почтенную мать с засученными рукавами за квашнею или
с подойником подле коровы сравнивал с городскими ма¬
терями. Крестьянка не хотела у меня взять непорочных,
благоумышленных ста рублей, которые в соразмерности
состояний долженствуют быть для полковницы, советни¬
цы, майорши, генеральши пять, десять, пятнадцать ты¬
сяч или более; если же госпоже полковнице, майорше, со¬
ветнице или генеральше (в соразмерности моего посула
едровской ямщичихе), у которой дочка лицом недурна,
или только что непорочна, и того уже довольно, знатный
боярин седмидесятой или, чего боже сохрани, седмьдесят
211

второй пробы, посулит пять, десять, пятнадцать тысяч,
или глухо знатное приданое, или сыщет чиновного жени¬
ха, или выпросит в почетные девицы*, то я вас вопро¬
шаю, городские матушки, не екнет ли у вас сердечко? не
захочется ли видеть дочку в позлащенной карете, в брил¬
лиантах, едущую четвернею, если она ходит пешком, или
едущую цугом, вместо двух заморенных кляч, которые ее
таскают? Я согласен в том с вами, чтобы вы обряд и
благочиние сохранили и не так легко сдалися, как феат-
ральные девки. Нет, мои голубушки, я вам даю сроку на
месяц или на два, но не более. А если доле заставите
воздыхать первостатейного бесплодно, то он, будучи за¬
нят делами государственными, вас оставит, дабы не те¬
рять с вами драгоценнейшего времени, которое он лучше
употребить может на пользу общественную. — Тысяча
голосов на меня подымаются; ругают меня всякими мерз¬
кими названиями: мошенник, плут, кан... бес... и пр. и пр.
Голубушки мои, успокойтесь, я вашей чести не поношу.
Ужели все таковы? Поглядитесь в сие зеркало; кто из
вас себя в нем узнает, та брани меня без всякого мило¬
сердия. Жалобницы и на ту я не подам, суда по форме
говорить с ней не стану.
Анюта, Анюта, ты мне голову скружила! Для чего я
тебя не узнал 15 лет тому назад. Твоя откровенная не¬
винность, любострастному дерзновению неприступная,
научила бы меня ходить во стезях целомудрия. Для чего
первый мой в жизни поцелуй не был тот, который я на
щеке твоей прилепил в душевном восхищении. Отраже¬
ние твоея жизненности проникнуло бы во глубину моего
сердца, и я бы избегнул скаредностей, житие мое испол¬
нивших. Я бы удалился от смрадных наемниц любострас-
тия, почтил бы ложе супружества, не нарушил бы союза
родства моею плотскою несытостию; девственность была
бы для меня святая святых, и ее коснутися не дерзнул
бы. О моя Анютупгка! Сиди всегда у околицы и давай
наставления твоею незастенчивою невинностию. Уверен,
что обратишь на путь доброделания начинающего с оного
совращатися и укрепишь в нем к совращению наклонно¬
го. Не востревожься, если закоренелый в развратности,
поседевший в объятиях бесстудства мимо тебя пройдет и
тебя презрит; не тщися воспретить его шествию услаж¬
дением твоего разговора. Сердце его уже камень; душа
* То есть добьется звания фрейлины, придворной дамы.
212

его покрылася алмазною корою. Не может благодетельное
жало невинныя добродетели положить на нем глубокие
черты. Конец ее скользнет по поверхности гладко затвер¬
делого порока. Блюди, да о нее острие твое не притупит¬
ся. Но не пропусти юношу, опасными лепоты прелестя¬
ми облеченного; улови его в твои сети. Он горд, надме¬
нен, порывист, нагл, дерзновенен, обидящ, уязвляющ ка¬
жется. Но сердце его уступит твоему впечатлению и от¬
верзется на восприятие твоего благотворного примера. —
Анюта, я с тобой не могу расстаться, хотя уже вижу
двадцатый столп от тебя.
Но что такое за обыкновение, о котором мне Ашота
сказывала? Ее хотели отдать за десятилетнего ребенка. Кто
мог такой союз дозволить? Почто не ополчится рука, за¬
коны хранящая, на искоренение толикого злоупотребле¬
ния? В христианском законе брак есть таинство, в граж¬
данском — соглашение или договор. Какой овященнослу*
житель может неравный брак благословить или какой су¬
дия может его вписать в свой дневник? Где нет соразмер¬
ности в летах, там и брака быть не может. Сие запре¬
щают правила естественности, яко вещь бесполезную для
человека, сие запрещать долженствовал бы закон граж¬
данский, яко вредное для общества. Муж и жена в обще¬
стве суть два гражданина, делающие договор, в законе
утвержденный, которым обещеваются прежде всего на
взаимное чувств услаждение (да не дерзнет здесь никто
оспорить первейшего закона сожития и основания брач¬
ного союза, начало любви непорочнейшия и твердый ка¬
мень основания супружнего согласия), обещеваются жить
вместе, общее иметь стяжание, возвращать плоды своея
горячности и, дабы жить мирно, друг друга не уязвлять.
При неравенстве лет можно ли сохранить условие сего
соглашения? Если муж десяти лет, а жена двадцати пяти,
как то бывает часто во крестьянстве; или если муж пяти¬
десяти, а жена пятнадцати или двадцати лет, как то бы¬
вает во дворянстве, — может ли быть взаимное чувств
услаждение? Скажите вы мне, мужья старички, но ска¬
жите по совести, стоили ли вы названия мужа? Вы мо¬
жете только возжечь огонь любовный, не в состоянии его
утушить.
Неравенством лет нарушается единый из первейших
законов природы; то может ли положительный закон быть
тверд, если основания не имеет в естественности? Скажем
яснее: он и не существует. — Возвращать плоды взаим¬
ной горячности. — Но может ли тут быть взаимность,
213

где с одной стороны пламя, а с другой нечувствитель¬
ность? Может ли быть тут плод, если насажденное дре¬
во лишается благодетельного дождя и питающия росы?
А если плод когда и будет, но будет он тощ, невзрачен
и скорому подвержен тлению.
Не уязвлять друг друга. — Се правило предвечное,
верное; буде счастливою в супругах симпатиею чувства
их равномерно услаждаются, то союз брачный будет бла¬
гополучен; малые домашние волнения скоро утихают при
нашествии веселия. И когда мраз старости подернет чув¬
ственное веселие непроницаемою корою, тогда напоми-
новение прежних утех успокоит брюзгливую древность
лет. — Одно условие брачного договора может и в нера¬
венстве быть исполняемо: жить вместе. Но будет ли в
том взаимность? Один будет начальник самовластный,
имея в руках силу, другой будет слабый подданик и раб
совершенный, веление господа своего исполнять только
могущий. — Вот, Анюта, благие мысли, тобою мне вну¬
шенные. Прости, любезная моя Анютушка, поучения твои
вечно пребудут в сердце моем впечатленны, и сыны сы¬
нов моих наследят в них.
Хотиловский ям был уже в виду, а я еще размышлял
о едровской девке и в восторге души моей воскликнул
громко: «О Анюта! Анюта!» Дорога была негладка, лоша¬
ди шли шагом; повозчик мой вслушался в мою речь, огля¬
нувшись на меня.
— Видно, барин, — говорил он мне, улыбаясь и по¬
правляя шляпу, — что ты на Анютку нашу призарился.
Да уж и девка! Не одному тебе она нос утерла... Всем
взяла... На нашем яму много смазливых, но перед ней
все плюнь. Какая мастерица плясать! Всех за пояс за¬
ткнет, хоть бы кого... А как пойдет в поле жать... загля¬
денье. Ну... брат Ванька счастлив.
— Иван браг тебе?
— Брат двоюродный. Да ведь и парень! Трое вдруг
молодцов стали около Анютки свататься; но Иван всех от¬
боярил. Они тем и сем, но не тут-то. А Ванюха тотчас и
подцепил... (Мы уже въезжали в околицу...) То-то, ба¬
рин! Всяк пляшет, да не как скоморох. — И к почтово¬
му двору подъехал.
— Всяк пляшет, да не как скоморох, — твердил я,
вылезая из кибитки... — Всяк пляшет, да не как ско¬
морох, — повторил я, наклонялся, и, подняв, разверты¬
вая...
214

хотилов
ПРОЕКТ В БУДУЩЕМ
Доведя постепенно любезное отечество наше до цвету¬
щего состояния, в котором оное ныне находится; видя
науки, художества и рукоделия, возведенные до высочай-
шия совершенства степени, до коей человеку достигнути
дозволяется; видя в областях наших, что разум человече¬
ский, вольно распростирая свое крылие, беспрепятствен¬
но и незаблужденно возносится везде к величию и надеж¬
ным ныне стал стражею общественных законоположе¬
ний, — под державным его покровом свободно и сердце
наше в молитвах, ко всевышнему творцу воссылаемых, с
неизреченным радованием сказати может, что отечество
наше есть приятное божеству обиталище; ибо сложение
его не на предрассудках и суевериях основано, но на
внутреннем нашем чувствовании щедрот отца всех. Неиз¬
вестны нам вражды, столь часто людей разделявшие за
их исповедание, неизвестно нам в оном и принуждение.
Родившись среди свободы сей, мы истинно братьями друг
друга почитаем, единому принадлежа семейству, единого
имея отца, бога.
Светильник науки, носяся над законоположением на¬
шим, отличает ныне его от многих земных законоположе¬
ний. Равновесие во властях, равенство в имуществах отъ-
емлют корень даже гражданских несогласий. Умерен¬
ность в наказаниях, заставляя почитать законы верхов¬
ный власти яко веления нежных родителей к своим ча¬
дам, предупреждает даже и бесхитростные злодеяния.
Ясность в положениях о приобретении и сохранении име¬
ний не дозволяет возродиться семейным распрям. Межа,
отделяющая гражданина в его владении от другого, глу¬
215

бока и всеми зрима и всеми свято почитаема. Оскорбле¬
ния частные между нами редки и дружелюбно примиря¬
ются. Воспитание народное пеклося о том, да кротки бу¬
дем, да будем граждане миролюбивы, но прежде всего
да будем человеки.
Наслаждался внутреннею тишиною, внешних врагов
не имея, доведя общество до высшего блаженства граж¬
данского сожития, неужели толико чужды будем ощуще¬
нию человечества, чужды движениям жалости, чужды
нежности благородных сердец, любви чужды братния и
оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну,
на поношение дальнейшего потомства треть целую общ-
ников наших, сограждан нам равных, братий возлюблен¬
ных в естестве, в тяжких узлах рабства и неволи? Звер¬
ский обычай порабощать себе подобного человека, воз¬
родившийся в знойных полосах Ассии *, обычай, диким
народам приличный, обычай, знаменующий сердце ока¬
менелое и души отсутствие совершенное, простерся
на лице земли быстротечно, широко и далеко. И мы,
сыны славы**, мы, именем и делами словуты в ко¬
ленах земнородных***, пораженные невежества мра¬
ком, восприяли обычай сей; и ко стыду нашему, ко
стыду прошедших веков, ко стыду всего разумного
времяточия сохранили его нерушимо даже до сего
Дня.
Известно вам из деяний отцов ваших, известно всем
из наших летописей, что мудрые правители нашего наро¬
да, истинным подвизаемы человеколюбием, дознав есте¬
ственную связь общественного союза, старалися положить
предел стоглавному сему злу. Но державные их подвиги
утщетилися **** известным тогда гордыми своими преиму¬
ществами в государстве нашем чиносостоянием, но ныне
обветшалым и в презрение впавшим дворянством наслед¬
ственным. Державные предки наши среди могущества
сил скипетра своего немощны были на разрушение оков
* А с сия — Азия, в XVIII веке считалась родиной вар¬
варства, рабства и деспотизма.
** То есть славны, известны именем. В екатерининский век
была популярна ложная версия о происхождении имени славян
от слова «слава».
*** Колена земнородные — земные поколения.
**** Утщетилися — сделались тщетными, напрасными.
216

гражданский неволи. Не токмо они не могли исполнити
своих благих намерений, но ухищрением помянутого в
государстве чиносостояния подвигнуты стали на против¬
ные рассудку их и сердцу правила. Отцы наши зрели гу¬
бителей сих, со слезами, может быть, сердечными, сожи-
мающих узы и отягчающих оковы наиполезнейших в об¬
ществе сочленов. Земледельцы и доднесь между нами ра¬
бы; мы в них не познаем сограждан нам равных, забыли
в них человека. О возлюбленные наши сограждане!
О истинные сыны отечества! Воззрите окрест вас и по¬
знайте заблуждение ваше. Служители божества предвеч¬
ного, подвизаемые ко благу общества и ко блаженству
человека, единомыслием с нами изъясняли вам в поуче¬
ниях своих во имя всещедрого бога, ими проповедуемо¬
го, колико мудрости его и любви противно властвовати
над ближним своим самопроизвольно. Старалися они до¬
водами, в природе и сердце нашем почерпнутыми, дока¬
зать вам жестокость вашу, неправду и грех. Еще глас их
торжественно во храмах живого бога вопиет громко:
опомнитесь, заблудшие, смягчитеся, жестокосердые; раз¬
рушьте оковы братии вашей, отверзите темницу неволи
и дайте подобным вам вкусити сладости общежития,
к нему же всещедрым уготованы, яко же и вы. Они
благодетельными лучами солнца равно с вами на¬
слаждаются, одинаковые с вами у них члены и чувства,
и право в употреблении оных должно быть одина¬
ково.
Но если служители божества представили взорам ва¬
шим неправоту порабощения в отношении человека, за
долг наш вменяем мы показать вам вред оной в обществе
и неправильность оного в отношении гражданина. Из¬
лишне, казалось бы, при возникшем столь уже давно ду¬
хе любомудрия изыскивать или поновлять доводы о су¬
щественном человеков, а потому и граждан равенстве.
Возросшему под покровом свободы, исполненному чув¬
ствиями благородства, а не предрассуждениями доказа¬
тельства о первенственном равенстве суть движения его
сердца обыкновенные. Но се несчастие смертного на зем¬
ли: заблуждати среди света и не зрети того, что прямо
взорам его предстоит.
В училищах, юным вам сущим, преподали вам осно¬
вания права естественного и права гражданского. Право
естественное показало вам человеков, мысленно вне обще¬
ства, приявших одинаковое от природы сложение и пото¬
217

му имеющих одинаковые права, следственно, равных во
всем между собою и единые другим не подвластных. Пра¬
во гражданское показало вам человеков, променявших
беспредельную свободу на мирное оныя употребление.
Но если все они положили свободе своей предел и пра¬
вило деяниям своим, то все равны от чрева материя в
природной свободе, разны должны быть и в ограничении
оной. Следственно, и тут один другому не подвластен.
Властитель первый в обществе есть закон: ибо он для
всех один. Но какое было побуждение вступати в обще¬
ство и полагати произвольных пределы деяниям? Рассу¬
док скажет: собственное благо; сердце скажет: собствен¬
ное благо; нерастленный закон гражданский скажет: соб¬
ственное благо. Мы в обществе живем, уже многие степе¬
ни усовершенствования протекшем, и потому запамято¬
вали мы начальное оного положение. Но воззрите на все
новые народы и на все общества естества, если так ска¬
зать можно. Во-первых, порабощение есть преступление;
во-вторых, един злодей или неприятель испытует тягость
неволи. Соблюдая сии понятия, познаем мы, колико уда-
лилися мы от цели общественной, колико отстоим еще
вершины блаженства общественного далеко. Все сказан¬
ное нами вам есть обычно, и правила таковые иссосали
вы со млеком матерним. Един предрассудок мгновения,
единая корысть (да не уязвитеся нашими изречениями),
единая корысть отъемлет у нас взор и в темноте бесную-
щим нас уподобляет.
Но кто между нами оковы носит, кто ощущает тяготу
неволи? Земледелец! Кормилец иашея тощеты, насыти-
тель нашего глада, тот, кто дает нам здравие, кто житие
наше продолжает, не имея права распоряжати ни тем,
что обработывает, ни тем, что производит. Кто же к ни¬
ве ближайшее имеет право, буде не делатель ее? Пред¬
ставим себе мысленно мужей, пришедших в пустыню для
сооружения общества. Помышляя о прокормлении своем,
они делят поросшую злаком землю. Кто жребий на уделе
получает? Не тот ли, кто ее вспахать возможет; не тот ли,
кто силы и желание к тому имеет достаточные? Младен¬
цу или старцу, расслабленному, немощному и нерадиво¬
му удел будет бесполезен. Она пребудет в запустении,
и ветр класов на ней не возвеет. Если она бесполезна де¬
лателю ее, то бесполезна и обществу; ибо избытка своего
делатель обществу не отдаст, не имея нужного. След¬
ственно, в начале общества тот, кто ниву обработать мо¬
жет, тот имел на владение ею право, и обработывающий
218

ее пользуется ею исключительно. Но колико удалилися
мы от первоначального общественного положения отно¬
сительно владения. У нас тот, кто естественное имеет к
оному право, не токмо от того исключен совершенно, но,
работая ниву чуждую, зрит пропитание свое зависящее
от власти другого! Просвещенным вашим разумам исти¬
ны сии не могут быть непонятны, но деяния ваши в
исполнении сих истин препинаемы, сказали уже мы,
предрассуждением и корыстию. Неужели сердца ваши,
любовию человечества полные, предпочтут корысть чув¬
ствованиям, сердце услаждающим? Но какая в том ко¬
рысть ваша? Может ли государство, где две трети граж¬
дан лишены гражданского звания и частию в законе мер¬
твы, назваться блаженным? Может ли назвать блажен¬
ным гражданское положение крестьянина в России? Не-
иасытец кровей один скажет, что он блажен, ибо не
имеет понятия о лучшем состоянии.
Мы постараемся опровергнуть теперь сии зверские
властителей правила, яко же их опровергали некогда
предшественники наши деяниями своими неуспешно.
Блаженство гражданское в различных видах предста¬
виться может. Блаженно государство, говорят, если в нем
царствует тишина и устройство. Блаженно кажется, ког¬
да нивы в нем не пустеют и во градех гордые воздыма¬
ются здания. Блаженно называют его, когда далеко про¬
стирает власть оружия своего и властвует оно вне себя
не токмо силою своею, но и словом своим над мнением
других. Но все сии блаженства можно назвать внешни¬
ми, мгновенными, преходящим, частными и мыслен¬
ными.
Воззрим на предлежащую взорам нашим долину. Что
видим мы? Пространный воинский стан. Царствует в нем
тишина повсюду. Все ратники стоят в своем месте. Наи¬
величайший строй зрится в рядах их. Единое веление,
единое руки мановение начальника движет весь стан, и
движет его стройно. Но можем ли назвать воинов блажен¬
ными? Превращенные точностию воинского повиновения
в куклы, отъемлетея у них даже движение, воля, толико
живым веществам свойственная. Они знают только веле¬
ние начальника, мыслят, что он хощет, и стремятся, ку¬
да направляет. Толико всесилен жезл над могуществен¬
нейшею силою государства. Совокупны возмогут вся, но
разделенны и на едине пасутся, яко скоты, амо же па¬
стырь пожелает. Устройство на счет свободы столь же
противно блаженству нашему, как и самые узы. Сто не¬
219

вольников, пригвожденных ко скамьям корабля, весла¬
ми двигаемого в пути своем, живут в тишине и устрой¬
стве; но загляни в их сердце и душу. Терзание, скорбь,
отчаяние. Желали бы*они нередко променять жизнь на
кончину; но и ту им оспоривают. Конец страдания их
есть блаженство; а блаженство неволе не сродно, и по¬
тому они живы. И так да не ослепимся внешним спокой¬
ствием государства и его устройством и для сих толь¬
ко причин да не почтем оное блаженным. Смотри все¬
гда на сердца сограждан. Если в них найдешь спокой¬
ствие и мир, тогда сказать можешь воистину; се бла¬
женны.
Европейцы, опустошив Америку, утучнив нивы ее кро-
вию природных ее жителей, положили конец убийствам
своим новою корыстию. Запустелые нивы сего обновлен¬
ного сильными природы потрясениями полукружия по¬
чувствовали соху, недра их раздирающую. Злак, на туч¬
ных лугах выраставший и иссыхавший бесплодно, почу¬
вствовал былие свое острием косы подсекаемо. Валятся
на горах гордые древеса, издревле вершины их осеняв¬
шие. Леса бесплодные и горные дебри претворяются в
нивы плодоносные и покрываются стовидными произра¬
щениями, единой Америке свойственными или удачно в
оную переселенными. Тучные луга потаптываются мно¬
гочисленным скотом, на яству и работу человеком опре¬
деляемым. Везде видна строящая рука делателя, везде
кажется вид благосостояния и внешний знак устройства.
Но кто же столь мощною рукою нудит скупую, ленивую
природу давать плоды свои в толиком обилии? Заклав
индейцев единовременно, злобствующие европейцы, про¬
поведники миролюбия во имя бога истины, учители кро¬
тости и человеколюбия к корени яростного убийства за¬
воевателей прививают хладкровное убийство порабоще¬
ния приобретением невольников куплею. Сии-то несчаст¬
ные жертвы знойных берегов Нигера и Сенагала *, отри¬
нутые своих домов и семейств, преселенные в неведомые
им страны, под тяжким жезлом благоустройства вздира¬
ют** обильные нивы Америки, трудов их гнушающейся.
И мы страну опустошения назовем блаженною для того,
что поля ее не поросли тернием и нивы их обилуют
произвращениями разновидными. Назовем блаженною
* Имеются в виду африканские невольники,
** Вздирать — вспахивать.
220

страною, где сто гордых граждан утопают в роскоши,
а тысячи не имеют надежного пропитания, ни соб¬
ственного от зноя и мраза укрова. О, дабы опустети паки
обильным сим странам! Дабы терпение и волчец, прости¬
рая корень свой глубоко, истребил все драгие Амери¬
ки произведения! Вострепещите, о возлюбленные мои,
да не скажут о вас: «премени имя, повесть о тебе ве¬
щает».
Мы дивимся и ныне еще огромности египетских зда¬
ний. Неуподобительные пирамиды чрез долгое время до¬
казывать будут смелое в созидании египтян зодчество.
Но для чего сии столь нелепые кучи камней были угото¬
ваны? На погребение надменных фараонов. Кичливые
сии властители, жаждая бессмертия, и по кончине хоте¬
ли отличествовати внешностию своею от народа своего.
И так огромность зданий, бесполезных обществу, суть
явные доказательства его порабощения. В остатках погиб¬
ших градов, где общее блаженство некогда водворялось,
обрящем развалины училищ, больниц, гостиниц, водово¬
дов, позорищ и тому подобных зданий; во градах же, где
известнее было я, а не мы, находим остатки великолеп¬
ных царских чертогов, пространных конюшен, жилища
зверей. Сравните то и другое; выбор наш не будет за¬
труднителен.
Но что обретаем в самой славе завоеваний? Звук,
гремление, надутлость и истощение. Я таковую славу
применю к шарам, в 18-м столетии изобретенным; из
шелковой ткани сложенные, наполняются они мгновенно
горючим воздухом и возлетают с быстротою звука до вы¬
спренних пределов эфира *. Но то, что их составляло си¬
лу, источается из среды тончайшими скважинами непре¬
станно; тяжесть, горе** вращавшаяся, приемлет есте¬
ственный путь падения долу; и то, что месяцы целые со^
оружалося со трудом, тщанием и иждивением, едва часов
несколько может веселить взоры зрителей.
Но вопроси, чего жаждет завоеватель; чего он ищет,
опустошая страны населенные или покоряя пустыни своей
державе? Ответ получим мы от яростнейшего из всех, от
Александра, Великим названного; но велик поистине не в
* Эфир — воздушное пространство, атмосфера.
** Горе — вверх.
221

делах своих, но в силах душевных и разорениях. «О афи¬
няне! — вещал он. — Колико стоит мне быть хвалиму ва¬
ми». Несмысленный, воззри на шествие твое. Крутой
вихрь твоего полета, преносяся чрез твою область, затас¬
кивает в вертение свое жителей ее и, влача силу государ¬
ства во своем стремлении, за собою оставляет пустыню п
мертвое пространство. Не рассуждаешь ты, о ярый вепрь,
что, опустошая землю свою победою, в завоеванной ничего
не обрящешь, тебя услаждающего. Если приобрел пусты¬
ню, то она соделается могилою для твоих сограждан, в ко¬
ей они сокрыватися будут; населяя новую пустыню, пре¬
вратишь страну обильную в бесплодную. Какая же при¬
быль, что из пустыни соделал селитьбы, если другие
населения тем сделал пустыми? Если же приобрел насе¬
ленную страну, то исчисли убийства твои и ужаснися.
Искоренить долженствуешь ты все сердца, тебя в громо-
носности твоей возненавидевшие; не мни убо, что любитп
можно, его же бояться нудятся *. По истреблении му¬
жественных граждан останутся и будут подвластны тебе
робкие души, рабства иго восприяти готовые; но и в них
ненависть к подавляющей твоей победе укоренится глу¬
боко. Плод твоего завоевания будет — не льсти себе —
убийство и ненависть. Мучитель пребудешь на памяти
потомков; казниться будешь, ведая, что мерзят тебя новые
рабы твои и от тебя кончины твоея просят.
Но, нисходя к ближайшим о состоянии земледелателей
понятиям, колико вредным его находим мы для общества.
Вредно оно в размножении произрастений и народа, вред¬
но примером своим и опасно в неспокойствии своем. Че¬
ловек, в начинаниях своих двигаемый корыстию, пред-
приемлет то, что ему служить может на пользу, ближай¬
шую или дальную, и удаляется того, в чем он не обретает
пользы, ближайшей или дальновидной. Следуя сему ес¬
тественному побуждению, все начинаемое для себя, все,
что делаем без принуждения, делаем с прилежанием,
рачением, хорошо. Напротив того, все то, на что несвобод¬
но подвизаемся, все то, что не для своей совершаем поль¬
зы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых на¬
ходим мы земледелателей в государстве нашем. Нива у
них чуждая, плод оныя им не принадлежит. И для того
обрабатывают ее лениво; и не радеют о том, не запустеет
ли среди делания. Сравни сию ниву с данною надменным
* Нудятся — вынуждены.
222

владельцем на тощее прокормление делателю. Не жалеет
сей о трудах своих, ее ради предпринимаемых. Ничто не
отвлекает его от делания. Жестокость времени он одоле¬
вает бодрственно; часы, на упокоение определенные, про¬
водит в трудах; во дни, на веселие определенные, оного
чуждается. Зане рачит о себе, работает для себя, делает
про себя. И так нива его даст ему плод сугубый; и так
все плоды трудов земледелателей мертвеют или паче не
возрождаются, они же родились бы и были живы на на¬
сыщение граждан, если бы делание нив было рачительно,
если бы было свободно.
Но если принужденная работа дает меньше плода, то
не достигающие своея цели земные произведения толико
же препятствуют размножению народа. Где есть нечего,
там хотя бы и было кому есть, не будет; умрут от исто¬
щения. Тако нива рабства, неполный давая плод, мертвит
граждан, им же определены были природою избытки ее.
Но сим ли одним препятствуется в рабстве мпогоплодие?
К недостатку прокормления и одежд присовокупили рабо¬
ту до изнеможения. Умножь оскорбления надменности и
уязвления силы, даже в любезнейших человека чувствова¬
ниях; тогда со ужасом узришь возникшее губительство не¬
воли, которое тем только различествует от побед и завое¬
ваний, что не дает тому родиться, что победа посекает. Но
от нее вреда больше. Легко всяк усмотрит, что одна опу¬
стошает случайно, мгновенно; другая губит долговременно
и веегда; одна, когда прейдет полет ее, скончаевает свое
свирепство; другая там только начнется, где сия кончит¬
ся, и примениться не может, разве опасным всегда потря¬
сением всея внутренности.
Но нет ничего вреднее, как всегдашнее на предметы
рабства воззрение. С одной стороны родится надменность,
а с другой робость. Тут никакой не можно быть связи,
разве насилие. И сие, собирался в малую среду, властно¬
державное свое действие простирает всюду тяжко. Но по¬
борники неволи, власть и острие в руках имеющих, сами
ключимые во узах, наияростнейшие оныя бывают пропо¬
ведники. Кажется, что дух свободы толико в рабах ис¬
сякает, что не токмо не желают скончать своего страда¬
ния, но тягостно им зрети, что другие свободствуют. Око¬
вы свои возлюбляют, если возможно человеку любити
свою пагубу. Мне мнится в них зрети змию, совершившую
падение первого человека. — Примеры властвования суть
заразительны. Мы сами, признаться должно, мы, ополчен¬
ные палицею мужества и природы на сокрушение стоглав¬
223

ного чудовища, иссосающего пищу общественную, угото¬
ванную на прокормление граждан, мы поползнулися, мо¬
жет быть, на действия самовластия, и хотя намерения
наши были всегда благи и к блаженству целого стреми¬
лись, но поступок наш державный полезностию своею
оправдаться не может. И так ныне молим вас отпущения
нашего неумышленного дерзновения.
Не ведаете ли, любезные наши сограждане, коликая
нам предстоит гибель, в коликой мы вращаемся опасно¬
сти. Загрубелые все чувства рабов, и благим свободы ма¬
новением в движение не приходящие, тем укрепят и усо¬
вершенствуют внутреннее чувствование. Поток, заграж¬
денный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем
тверже находит противустояние. Прорвав оплот единож¬
ды, ничто уже в разлитии его противиться ему не возмо¬
жет. Таковы суть братия наша, во узах нами содержимые.
Ждут случая и часа. Колокол ударяет. И се пагуба звер¬
ства разливается быстротечно. Мы узрим окрест нас меч
и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу
суровость и бесчеловечие. И чем медлительнее и упорнее
мы были в разрешении их уз, тем стремительнее они бу¬
дут во мщении своем. Приведите себе на память прежние
повествования. Даже обольщение колико яростных сотво¬
рило рабов на погубление господ своих! Прельщенные
грубым самозванцем, текут ему вослед и ничего толико
не желают, как освободиться от ига своих властителей; в
невежестве своем другого средства к тому не умыслили,
как их умерщвление. Не щадили они ни пола, ни возра¬
ста. Они искали паче веселие мщения, нежели пользу со¬
трясения уз.
Вот что нам предстоит, вот чего нам ожидать должно.
Гибель возносится горе постепенно, и опасность уже
вращается над главами нашими. Уже время, вознесши ко¬
су, ждет часа удобности, и первый льстец или любитель
человечества, возникши на пробуждение несчастных, ус¬
корит его мах. Блюдитеся.
Но если ужас гибели и опасность потрясения стяжаний
подвигнуть может слабого из вас, неужели не будем мы
толико мужественны в побеждении наших предрассужде¬
ний, в попрании нашего корыстолюбия и не освободим
братию нашу из оков рабства и не восстановим природ¬
ное всех равенство? Ведая сердец ваших расположение,
приятнее им убедиться доводами, в человеческом сердце
почерпнутыми, нежели в исчислениях корыстолюбивого
благоразумия, а менее еще в опасности. Идите, возлюб¬
224

ленные мои, идите в жилища братии вашей, возвестите
о премене их жребия. Вещайте с ощущением сердечным:
подвигнутые на жалость вашею участию, соболезнуя о по¬
добных нам, дознав ваше равенство с нами и убежденные
общею пользою, пришли мы, да лобзаем братию нашу,
Оставили мы гордое различие, нас толико времени от вас
отделявшее, забыли мы существовавшее между нами не¬
равенство, восторжествуем ныне о победе нашей, и сей
день, в он же сокрушаются оковы сограждан нам любез¬
ных, да будет знаменитейший в летописях наших. Забудь¬
те наше прежнее злодейство на вас, и да возлюбим друг
друга искренне.
Се будет глагол ваш; се слышится он уже во внутрен¬
ности сердец ваших. Не медлите, возлюбленные мои. Вре¬
мя летит; дни наши преходят в недействии. Да не скон¬
чаем жизни нашея, возымев только мысль благую и не
возмогши ее исполнить. Да не воспользуется тем потом¬
ство наше, да не пожнет венца нашего и с презрением о
нас да не скажет: они были.
...Вот что я прочел в замаранной грязию бумаге, кото¬
рую поднял я перед почтовою избою, вылезая из кибитки
моей.
Вошед в избу, я спрашивал, кто были проезжие не¬
задолго передо мною.
— Последний из проезжающих, — говорил мне поч-
талион, — был человек лет пятидесяти; едет по подорож¬
ной в Петербург. Он у нас забыл связку бумаг, кото¬
рую я теперь за ним вслед посылаю.
Я попросил почталиона, чтобы он дал мне сии бумаги
посмотреть, и, развернув их, узнал, что найденная мною
к ним же принадлежала. Уговорил я его, чтобы он бума¬
ги сии отдал мне, дав ему за то награждение. Рассматри¬
вая их, узнал, что они принадлежали искреннему моему
ДРУГУ» а потому не почел я их приобретение кражею. Он
их от меня доселе не требовал, а оставил мне на волю, что
я из них сделать захочу.
Между тем как лошадей моих перепрягали, я любо¬
пытствовал, рассматривая доставшиеся мне бумаги. Мно¬
жество нашел я подобных той, которую читал. Везде я
обретал расположения человеколюбивого сердца, везде
видел гражданина будущих времен. Более всего видно
было, что друг мой поражен был несоразмерностию граж¬
данских чиносостояний. Целая связка бумаг и начертаний
законоположений относилася к уничтожению рабства в
15 Столетье безумно и мудро
225

России. Но друг мой, ведая, что высшая власть недостаточ¬
на в силах своих на претворение мнений мгновенно, на¬
чертал путь по временным законоположениям к постепен¬
ному освобождению земледельцев в России. Я здесь пока¬
жу шествие его мыслей. Первое положение относится к
разделению сельского рабства и рабства домашнего. Сие
последнее уничтожается прежде всего, и запрещается
поселян и всех, по деревням в ревизии написанных, брать
в домы. Буде помещик возьмет земледельца в дом свой
для услуг или работы, то земледелец становится свободен.
Дозволить крестьянам вступать в супружество, не требуя
на то согласия своего господина. Запретить брать вывод¬
ные деньги *. Второе положение относится к собственно¬
сти и защите земледельцев. Удел в земле, ими обработы-
ваемый, должны они иметь собственностию; ибо платят
сами подушную подать. Приобретенное крестьянином име¬
ние ему принадлежать долженствует; никто его оного да
не лишит самопроизвольно. Восстановление земледельца
во звание гражданина. Надлежит ему судиму быть ему
равными, то есть в расправах**, в кои выбирать и из по¬
мещичьих крестьян. Дозволить крестьянину приобретать
недвижимое имение, то есть покупать землю. Дозволить
невозбранное приобретение вольности, платя господину
за отпускную известную сумму. Запредить произволь¬
ное наказание без суда. — Исчезли варварское обыкно¬
вение, разрушься власть тигров! — вещает нам законо¬
датель... За сим следует совершенное уничтожение раб¬
ства.
Между многими постановлениями, относящимися к
восстановлению по возможности равенства во гражданах,
нашел я табель о рангах. Сколь она была некстати ны¬
нешним временам и оным несоразмерна, всяк сам мо¬
жет вообразить. Но теперь дуга коренной лошади звенит
уже в колокольчик и зовет меня к отъезду; и для того я
за благо положил лучше рассуждать о том, что выгоднее
для едущего на почте, чтобы лошади шли рысью или ино¬
ходью, или что выгоднее для почтовой клячи, быть ино¬
ходцем или скакуном? — нежели заниматься тем, что не
существует.
* Выводные деньги — плата жениха за невесту, если
она крепостная другого помещика.
** Расправа — суд для государственных крестьян и одно¬
дворцев.
226

ВЫШНИЙ волочок
Никогда не проезжал я сего нового города, чтобы не
посмотреть здешних шлюзов. Первый, которому на
мысль пришло уподобиться природе в ее благодеяниях и
сделать реку рукодельную, дабы все концы единым обла¬
сти в вящее привести сообщение, достоин памятника для
дальнейшего потомства. Когда нынешние державы от ес¬
тественных и нравственных причин распадутся, позла¬
щенные нивы их порастут тернием и в развалинах велико¬
лепных чертогов гордых их правителей скрываться будут
ужи, змеи и жабы, — любопытный путешественник обря-
щет глаголющие остатки величия их в торговле. Римляне
строили большие дороги, водоводы, коих прочности и ны¬
не по справедливости удивляются; но о водяных сообще¬
ниях, каковые есть в Европе, они не имели понятия. До¬
роги, каковые у римлян бывали, наши не будут никогда;
препятствует тому наша долгая зима и сильные морозы, а
каналы и без обделки не скоро заровняются.
Немало увеселительным было для меня зрелище выш¬
неволоцкий канал, наполненный барками, хлебом и дру¬
гим товаром нагруженными и приуготовляющимися к
прохождению сквозь шлюз для дальнейшего плавания до
Петербурга. Тут видно было истинное земли изобилие и
избытки земледелателя; тут явен был во всем своем бле¬
ске мощный побудитель человеческих деяний — корысто¬
любие. Но если при первом взгляде разум мой усладился
видом благосостояния, при раздроблении мыслей скоро
увяло мое радование. Ибо воспомянул, что в России мно¬
гие земледелатели не для себя работают; и так изобилие
вемли во многих краях России доказывает отягченный
жребий ее жителей. Удовольствие мое пременилося в рав¬
ное негодование с тем, какое ощущаю, ходя в летнее вре¬
15*
227

мя по таможенной пристани, взирая на корабли, приво¬
зящие к нам избытки Америки и драгие ее произраще¬
ния, как-то сахар, кофе, краски и другие, не осушившие¬
ся еще от пота, слез и крови, их омывших при их возде-
лании.
— Вообрази себе, — говорил мне некогда мой
друг, — что кофе, налитый в твоей чашке, и сахар, рас¬
пущенный в оном, лишали покоя тебе подобного человека,
что они были причиною превосходящих его силы трудов,
причиною его слез, стенаний, казни и поругания; дерзай,
жестокосердый, усладить гортань твою. — Вид преще-
ния *, сопутствовавший сему изречению, поколебнул ме¬
ня до внутренности. Рука моя задрожала, и кофе про¬
лился.
А вы, о жители Петербурга, питающиеся избытками
изобильных краев отечества вашего, при великолепных
пиршествах, или на дружеском пиру, или наедине, когда
рука ваша вознесет первый кусок хлеба, определенный на
ваше насыщение, остановитеся и помыслите. Не то же ли.
я вам могу сказать о нем, что друг мой говорил мне о про¬
изведениях Америки? Не потом ли, не слезами ли и сте¬
нанием утучнялися нивы, на которых оный возрос? Бла¬
женны, если кусок хлеба, вами алкаемый, извлечен из
класов, родившихся на ниве, казенною называемой, или
по крайней мере на ниве, оброк помещику своему платя¬
щей. Но горе вам, если раствор его составлен из зерна,
лежавшего в житнице дворянской. На нем почили скорбь
и отчаяние; на нем знаменовалося проклятие всевышнего,
егда во гневе своем рек: проклята земля в делах своих.
Блюдитеся, да не отравлены будете вожделенною вами
пищею. Горькая слеза нищего тяжко на ней возлегает.
Отрините ее от уст ваших; поститеся, се истинное и по¬
лезное может быть пощение.
Повествование о некотором помещике докажет, что че¬
ловек корысти ради своей забывает человечество в подоб¬
ных ему и что за примером жестокосердия не имеем нуж¬
ды ходить в дальные страны, ни чудес искать за триде¬
вять земель; в нашем царстве они в очью совершаются.
Некто, не нашед в службе, как то по просторечию на¬
зывают, счастия или не желая оного в ней снискать, уда¬
лился из столицы, приобрел небольшую деревню, напри¬
мер во сто или в двести душ, определил себя искать при¬
* Прещение — запрет.
228

бытка в земледелии. Не сам он себя определял к сохе, но
вознамерился наидействительнейшим образом всевозмож¬
ное сделать употребление естественных сил своих кресть¬
ян, прилагая оные к обработыванию земли. Способом к
сему надежнейшим почел он уподобить крестьян своих
орудиям, ни воли, ни побуждения не имеющим; и уподо¬
бил их действительно в некотором отношении нынешнего
века воинам, управляемым грудою, устремляющимся на
бою грудою, а в единственности ничего не значащим.
Для достижения своея цели он отнял у них малый удел
пашни и сенных покосов, которые им на необходимое про¬
питание дают обыкновенно дворяне, яко в воздаяние за
все принужденные работы, которые они от крестьян тре¬
буют. Словом, сей дворянин некто всех крестьян, жен их
и детей заставил во все дни года работать на себя. А да¬
бы они не умирали с голоду, то выдавал он им определен¬
ное количество хлеба, под именем месячины известное.
Те, которые не имели семейств, месячины не получали, а
по обыкновению лакедемонян пировали вместе на гос-
подском дворе, употребляя, для соблюдения желудка, в
мясоед пустые шти, а в посты и постные дни хлеб с
квасом. Истинные розговины * бывали разве на святой не¬
деле.
Таковым урядникам ** производилася также прилич¬
ная и соразмерная их состоянию одежда. Обувь для зи¬
мы, то есть лапти, делали они сами; онучи получали от
господина своего; а летом ходили босы. Следственно, у
таковых узников не было ни коровы, ни лошади, ни ов¬
цы, ни барана. Дозволение держать их господин у них
не отымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто
был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, кото¬
рых господин иногда бирал себе, платя за них цену по
своей воле.
При таковом заведении неудивительно, что земледелие
в деревне г. некто было в цветущем состоянии. Когда у
всех худой был урожай, у него родился хлеб сам-четверт;
когда у других хороший был урожай, то у него приходил
хлеб сам-десят и более. В недолгом времени к двумстам
душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию;
и, поступая с ними равно, как и с первыми, год от году
умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его
* Разговиыы — разговенье, первое употребление мясной
и молочной пищи после поста.
** Таковым урядникам — то есть жившим согласно
такому порядку.
229

нивах. Теперь он считает их уже тысячами и славится как
знаменитый земледелец.
Варвар! Не достоин ты носить имя гражданина. Ка¬
кая польза государству, что несколько тысяч четвертей в
год более родится хлеба, если те, кои его производят, счи¬
таются наравне с волом, определенным тяжкую вздирати
борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтоб
полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? что¬
бы один благословлял правительство, а не тысячи? Богат¬
ство сего кровопийца ему не принадлежит. Оно нажито
грабежом и заслуживает строгого в законе наказания.
И суть люди, которые, взирая на утучненные нивы сего
палача, ставят его в пример усовершенствования в земле¬
делии. И вы хотите называться мягкосердыми, и вы носи¬
те имена попечителей о благе общем. Вместо вашего по¬
ощрения к таковому насилию, которое вы источником го¬
сударственного богатства почитаете, прострите на сего
общественного злодея ваше человеколюбивое мщение.
Сокрушите орудия его земледелия; сожгите его риги, ови¬
ны, житницы и развейте пепл по нивам, на них же совер-
шалося его мучительство, ознаменуйте его яко обществен¬
ного татя *, дабы всяк, его видя, не только его гнушался,
но убегал бы его приближения, дабы не заразиться его
примером.
МЕДНОЕ
«Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой
люли, люли, люли, люли...» Хоровод молодых баб и девок;
пляшут; подойдем поближе, — говорил я сам себе, раз-
* Тать — преступник,
230

вертывая найденные бумаги моего приятеля. Но я читал
следующее. Не мог дойти до хоровода. Уши мои задерну¬
лись печалию, и радостный глас нехитростного веселия
до сердца моего не проник. О мой друг! Где бы ты ни
был, внемли и суди.
Каждую неделю два раза вся Российская империя из¬
вещается, что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет
платить того, что занял, или взял, или чего от него тре¬
буют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, про¬
едено, пропито, про... или раздарено, потеряно в огне или
воде, или Н. И. или Б. Б. другими какими-либо случаями
вошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в
ведомостях приемлется. Публикуется: «Сего... дня полуно¬
чи в 10 часов, по определению, уездного суда или горо¬
дового магистрата, продаваться будет с публичного торга
отставного капитана Г... недвижимое имение, дом, состоя¬
щий в... части, под №..., и при нем шесть душ мужеского
и женского полу; продажа будет при оном доме. Желаю¬
щие могут осмотреть заблаговременно».
На дешевое охотников всегда много. Наступил день и
час продажи. Покупщики съезжаются. В зале, где оная
производится, стоят неподвижны на продажу осужден¬
ные.
Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаж¬
дет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет
его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском
походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую ба¬
талию он раненого своего господина унес на плечах из
строю. Возвратись домой, был дядькою своего молодого
барина. Во младенчестве он спас его от утопления, броса¬
ясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме,
и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выку¬
пил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность
свою в гвардии унтер-офицером.
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери
своего молодого барина; его была нянькою и имела над-
зирание за домом до самого того часа, как выведена на
сие торжище. Во все время службы своей ничего у господ
своих не утратила, ничем не покорыстовалась, никогда не
лгала, а если иногда им досадила, то разве своим право-
душием.
Женщина лет в 40, вдова, кормилица молодого своего
барина. И доднесь чувствует она еще к нему некоторую
нежность. В жилах его льется ее кровь. Она ему вторая
231

мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своей
природной матери. Сия зачала его в веселии, о младен¬
честве его не радела. Кормилица и нянька его были вос¬
питанницы *. Они с ним расстаются, как с сыном.
Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь
лютый, чудовище, изверг! Посмотри на нее, посмотри на
румяные ее ланиты, на слезы, лиющиеся из ее прелест¬
ных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обеща¬
ниями уловить ее невинности, ни устрашить ее непоко¬
лебимости угрозами и казнию, наконец употребил обман,
обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в виде его
насладился веселием, которого она делить с тобой гнуша-
лася. Она узнала обман твой. Венчанный с нею не кос¬
нулся более ее ложа, и ты, лишен став твоея утехи, упо¬
требил насилие. Четыре злодея, исполнители твоея воли,
держа руки ее и ноги... но сего не окончаем. На челе ее
скорбь, в глазах отчаяние. Она держит младенца, плачев¬
ный плод обмана или насилия, но живой слепок прелю¬
бодейного его отца. Родив его, позабыла отцово зверство,
и сердце начало чувствовать к нему нежность. Она боит¬
ся, чтобы не попасть в руки ему подобного.
Младенец... Твой сын, варвар, твоя кровь. Иль дума¬
ешь, что где не было обряда церковного, тут нет и обя¬
занности? Иль думаешь, что данное по приказанию твое¬
му благословение наемным извещателем слова божия со-
четование их утвердило, иль думаешь, что насильствен¬
ное венчание во храме божием может назваться союзом?
Всесильный мерзит принуждением, он услаждается же¬
ланиями сердечными. Они одни непорочны. О! колико
между нами прелюбодейств и растления совершается во
имя отца радостей и утешителя скорбей, при его свиде¬
телях, недостойных своего сана.
Детина лет в 25, венчанный ее муж, спутник и наперс¬
ник ** своего господина. Зверство и мщение в его глазах.
Раскаивается о своих к господину своему угождениях.
В кармане его нож; он его схватил крепко; мысль его от¬
гадать нетрудно... Бесплодное рвение. Достанешься дру¬
гому. Рука господина твоего, носящаяся над главою раба
непрестанно, согнет выю твою на всякое угождение. Глад,
стужа, зной, казнь, все буде^ против тебя. Твой разум
чужд благородных мыслей. Ты умереть не умеешь. Ты
* Воспитанницы —- здесь: воспитательницы.
** Наперсник — любимец.
232

склонишься и будешь раб духом, как и состоянием. А ес¬
ли бы восхотел противиться, умрешь в оковах томною
смертию. Судии между вами нет. Не захочет мучитель
твой сам тебя наказывать. Он будет твой обвинитель.
Отдаст тебя градскому правосудию. — Правосудие! —
где обвиняемый не имеет почти власти оправдаться. —
Пройдем мимо других несчастных, выведенных на тор¬
жище.
Едва ужасоносный молот * испустил тупой свой звук
и четверо несчастных узнали свою участь, — слезы, ры¬
дание, стон пронзили уши всего собрания. Наитвердей¬
шие были тронуты. Окаменелые сердца! Почто бесплодное
соболезнование? О квакеры **! Если бы мы имели вашу
душу, мы бы сложилися и, купив сих несчастных, даро¬
вали бы им свободу. Жив многие лета в объятиях один
другого, несчастные сии к поносной продаже восчувству¬
ют тоску разлуки. Но если закон иль, лучше сказать, обы¬
чай варварский, ибо в законе того не писано, дозволяет
толикое человечеству посмеяние, какое право имеете про¬
давать сего младенца? Он незаконнорожденный. Закон
его освобождает. Постойте, я буду доноситель; я избавлю
его. Если бы с ним мог спасти и других! О счастие! Почто
ты так обидело меня в твоем разделе? Днесь жажду вку-
сити прелестного твоего взора, впервые ощущать начинаю
страсть к богатству. — Сердце мое столь было стеснено,
что, выскочив из среды собрания и отдав несчастным по¬
следнюю гривну из кошелька, побежал вон. На лестнице
встретился мне один чужестранец, мой друг.
— Что тебе сделалось? Ты плачешь?
— Возвратись, — сказал я ему, — не будь свидете¬
лем срамного позорища. Ты проклинал некогда обычай
варварский в продаже черных невольников в отдаленных
селениях твоего отечества; возвратись, — повторил я, —
не будь свидетелем нашего затмения и да не возвестиши
стыда нашего твоим согражданам, беседуя с ними о на¬
ших нравах.
— Не могу сему я верить, — сказал мне мой друг, —
невозможно, чтобы там, где мыслить и верить дозволяет¬
ся всякому кто как хочет, столь постыдное существовало
обыкновение.
* Ужасноносный молот — молоток аукционера.
** Квакеры — религиозная секта в Англии и США.
Их лозунги: любовь к ближним и самоусовершенствование.
233

— Не дивись, — сказал я ему, — установление свобо¬
ды в исповедании обидит одних попов и чернецов, да и те
скорее пожелают приобрести себе овцу, нежели овцу во
Христово стадо. Но свобода сельских жителей обидит, как
то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог
свободе поборствовать, все великие отчинники *, и сво¬
боды не от их советов ожидать должно, но от самой тя¬
жести порабощения.
ГОРОДНЯ
Въезжая в сию деревню, не стихотворческим пением
слух мой был ударяем но пронзающим сердца воплем
жен, детей и старцев. Встав из моей кибитки, отпустил я
ее к почтовому двору, любопытствуя узнать причину при¬
метного на улице смятения.
Подошел к одной куче, узнал я, что рекрутский на¬
бор был причиною рыдания и слез многих толпящихся.
Из многих селений казенных и помещичьих сошлися от¬
правляемые на отдачу рекруты.
В одной толпе старуха лет пятидесяти, держа за го¬
лову двадцатилетиего парня, вопила:
— Любезное мое дитятко, на кого ты меня покида¬
ешь? Кому ты поручаешь Д0хЧ родительский? Поля наши
порастут травою, мохом — наша хижина. Я, бедная пре¬
старелая мать твоя, скитаться должна по миру. Кто со¬
греет мою дряхлость от холода, кто укроет ее от зноя?
Кто напоит меня и накормит? Да все то не столь сердцу
тягостно; кто закроет мои очи при издыхании? Кто при¬
* Великие отчинники — владельцы громадных име-
пий (отчин, вотчин).
234

мет мое родительское благословение? Кто тело предаст
общей нашей матери, сырой земле? Кто придет воспомя-
нуть меня над могилою? Не канет на нее твоя горячая
слеза; не будет мне отрады той.
Подле старухи стояла девка уже взрослая. Она так¬
же вопила:
— Прости, мой друг сердечный, прости, мое красное
солнушко. Мне, твоей невесте нареченной, не будет боль¬
ше утехи, ни веселья. Не позавидуют мне подруги мои.
Не взойдет надо мною солнце для радости. Горевать ты
меня покидаешь ни вдовою, ни мужнею женою. Хотя бы
бесчеловечные наши старосты хоть дали бы нам обвенча-
тися; хотя бы ты, мой милый друг, хотя бы одну уснул
ноченьку, уснул бы на белой моей груди. Авось ли бы
бог меня помиловал и дал бы мне паренька на утешение.
Парень им говорил:
— Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое серд¬
це. Зовет нас государь на службу. На меня пал жеребей.
Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет. Авось либо
я с полком к вам приду. Авось либо дослужуся до чина.
Не крушися, моя матушка родимая. Береги для меня
Прасковьюшку. — Рекрута сего отдавали из экономиче¬
ского селения.
Совсем другого рода слова внял слух мой в близстоя¬
щей толпе. Среди оной я увидел человека лет тридцати,
посредственного роста, стоящего бодро и весело на окрест
стоящих взирающего.
— Услышал господь молитву мою, — вещал он. —
Достигли слезы несчастного до утешителя всех. Теперь
буду хотя знать, что жребий мой зависеть может от доб¬
рого или худого моего поведения. Доселе зависел он от
своенравия женского. Одна мысль утешает, что без суда
батожьем наказан не буду!
Узнав из речей его, что он господский был человек,
любопытствовал от него узнать причину необыкновенно¬
го удовольствия. На вопрос мой о сем он ответствовал:
— Если бы, государь мой, с одной стороны поставле¬
на была виселица, а с другой глубокая река и, стоя ме¬
жду двух гибелей, неминуемо бы должно было идти на¬
право или налево, в петлю или в воду, что избрали бы
вы, чего бы заставил желать рассудок и чувствитель¬
ность? Я думаю, да и всякий другой избрал выброситься
в реку, в надежде, что, преплыв на другой брег, опас¬
ность уже миновала. Никто не согласился бы испытать,
235

тверда ли петля, своею шеею. Таков мой был случай.
Трудна солдатская жизнь, но лучше петли. Хорошо бы и
то, когда бы тем и конец был, но умирать томною смер-
тию, под батожьем, под кошками, в кандалах, в погребе,
нагу, босу, алчущу, жаждущу, при всегдашнем поруга¬
нии; государь мой, хотя холопей считаете вы своим име¬
нием, нередко хуже скотов, но, к несчасхию их горчай¬
шему, они чувствительности не лишены. Вам удивитель¬
но, вижу я, слышать таковые слова в устах крестьянина;
по, слышав их, для чего не удивляетесь жестокосердию
своей собратий, дворян?
И поистине не ожидал я сказанного от одетого в сму¬
рый кафтан, со бритым лбом. Но, желая удовлетворить
моему любопытству, я просил его, чтобы он уведомил
меня, как, будучи толь низкого состояния, он достиг по¬
нятий, недостающих нередко в людях, несвойственно на¬
зываемых благородными.
— Если вы не поскучаете слышать моей повести, то
я вам скажу, что я родился в рабстве; сын дядьки моего
бывшего господина. Сколь восхищаюсь я, что не назовут
уже меня Ванькою, ни поносительным именованием, ни
позыва не сделают свистом. Старый мой барин, человек
добросердечный, разумный и добродетельный, нередко
рыдавший над участию своих рабов, хотел за долговре¬
менные заслуги отца моего отличить и меня, дав мне вос¬
питание наравне с своим сыном. Различия между нами
почти не было, разве только то, что он на кафтане носил
сукно моего потоне. Чему учили молодого боярина, тому
учили и меня, наставления нам во всем были одинако¬
вы, и без хвастовства скажу, что во многом я лучше
успел своего молодого господина.
«Ванюша, — говорил мне старый барин, — счастие
твое зависит совсем от тебя. Ты более к учености и нрав¬
ственности имеешь побуждений, нежели сын мой. Он по
мне * будет богат и нужды не узнает, а ты с рождения с
нею познакомился. Итак, старайся быть достоин моего о
тебе попечения».
На семнадцатом году возраста молодого моего барина
отправлен был он и я в чужие край с надзирателем,
коему предписано было меня почитать сопутником, а не
слугою. Отправляя меня, старый мой барин сказал мне:
«Надеюся, что ты возвратишься к утешению моему
* По мне — здесь: после меня.

и своих родителей. Раб ты в пределах сего государства,
ко вне оных ты свободен. Возвратясь же в оное, уз, рож¬
дением твоим на тебя наложенных, ты не обрящешь».
Мы отсутственны были пять лет и возвращалися в
Россию: молодой мой барин в радости видеть своего ро¬
дителя, а я, признаюсь, ласкался пользоваться сделанным
мне обещанием. Сердце трепетало, вступая опять в пре¬
делы моего отечества. И поистине предчувствие его было
не ложно. В Риге молодой мой господин получил известие
о смерти своего отца. Он был оною тронут, я приведен
в отчаяние. Ибо все мои старания приобрести дружбу и
доверенность молодого моего барина всегда были тщет¬
ны. Он не только меня не любил, из зависти, может быть,
тесным душам свойственной, но ненавидел.
Приметив мое смятение, известием о смерти его отца
произведенное, он мне сказал, что сделанное мне обеща¬
ние не позабудет, если я того буду достоин. В первый раз
он осмелился мне сие сказать, ибо, получив свободу смер-
тию своего отца, он в Риге же отпустил своего надзира¬
теля, заплатив ему за труды его щедро. Справедливость
надлежит отдать бывшему моему господину, что он много
имеет хороших качеств, но робость духа и легкомыслие
оные помрачают.
Чрез педелю после нашего в Москву приезда бывший
мой господин влюбился в изрядную лицом девицу, но
которая с красотой телесною соединяла скареднейшую
душу и сердце жестокое и суровое. Воспитанная в над¬
менности своего происхождения, отличностию почитала
только внешность, знатность, богатство. Чрез два меся¬
ца она стала супруга моего барина и моя повелительница.
До того времени я не чувствовал перемены в моем состоя¬
нии, жил в доме господина моего как его сотоварищ.
Хотя он мне ничего не приказывал, но я предупреждал
его иногда желания, чувствуя его власть и мою участь.
Едва молодая госпожа переступила порог дому, в кото¬
ром она определялася начальствовать, как я почувство¬
вал тягость моего жребия. Первый вечер по свадьбе и
следующий день, в который я ей представлен был супру¬
гом ее как его сотоварищ, она занята была обыкновен¬
ными заботами нового супружества; но ввечеру, когда
при довольно многолюдном собрании пришли все к столу
и сели за первый ужин у новобрачных и я, по обыкно¬
вению моему, сел на моем месте на нижнем конце, то
новая госпожа сказала довольно громко своему мужу:
если он хочет, чтоб она сидела за столом с гостями, то
237

бы холопей за оный не сажал. Он, взглянув на меня и
движим уже ею, прислал ко мне сказать, чтобы я из-за
стола вышел и ужинал бы в своей горнице. Вообразите,
колико чувствительно мне было сие уничижение. Я, скрыв,
однако же, исступающие из глаз моих слезы, удалился.
На другой день не смел я показаться. Не наведываяся обо
мне, принесли мне обед мой и ужин. То же было и в сле¬
дующие дни. Чрез неделю после свадьбы в один день
после обеда новая госпожа, осматривая дом и распреде¬
ляя всем служителям должности и жилище, зашла в мои
комнаты. Они для меня уготованы были старым моим
барином. Меня не было дома. Не повторю того, что она
говорила, будучи в оных, мне в посмеяние, но, возвра¬
тись домой, мне сказали ее приказ, что мне отведен угол
в нижнем этаже, с холостыми официантами, где моя по¬
стели, сундук с платьем и бельем уже поставлены; все
прочее она оставила в прежних моих комнатах, в коих
поместила своих девок.
Что в душе моей происходило, слыша сие, удобнее
чувствовать, если кто может, нежели описать. Но дабы
не занимать вас излишним, может быть, повествованием,
госпожа моя, вступив в управление дома и не находя
во мне способности к услуге, поверстала меня в лакеи и
надела на меня ливрею. Малейшее мнимое упущение сея
должности влекло за собою пощечины, батожье, кошки.
О государь мой, лучше бы мне не родиться! Колико крат
негодовал я на умершего моего благодетеля, что дал мне
душу на чувствование. Лучше бы мне было возрасти в
невежестве, не думав никогда, что есмь человек, всем
другим равный. Давно бы, давно бы избавил себя нена¬
вистной мне жизни, если бы не удерживало прещение
вышнего над всеми судии. Я определил себя сносить
жребий мой терпеливо. И сносил не токмо уязвления те¬
лесные, но и те, коими она уязвляла мою душу. Но едва
не преступил я своего обета и не отъял у себя томные
остатки плачевного жития при случившемся новом души
уязвления.
Племянник моей барыни, молодец осмнадцати лет,
сержант гвардии, воспитанный во вкусе московских ще-
гольков, влюбился в горнишную девку своей тетушки и,
скоро овладев опытною ее горячностию, сделал ее ма¬
терью. Сколь он ни решителен был в своих любовных де¬
лах, но при сем происшествии несколько смутился. Ибо
тетушка его, узнав о сем, запретила вход к себе своей
горнишной, а племянника побранила слегка. По обыкно¬
238

вению милосердых господ, она намерилась наказать ту,
которую жаловали прежде, выдав ее за конюха замуж.
Но как все они были уже женаты, а беременной для сла¬
вы дома надобен был муж, то хуже меня из всех служи¬
телей не нашла. И о сем госпожа моя в присутствии сво¬
его супруга мне возвестила яко отменную мне милость.
Не мог я более терпеть поругания.
«Бесчеловечная женщина! Во власти твоей состоит
меня мучить и уязвлять мое тело; говорите вы, что за¬
коны дают вам над нами сие право. Я и сему мало ве¬
рю; но то твердо знаю, что вступать в брак никто при¬
нужден быть не может». — Слова мои произвели в ней
зверское молчание. Обратясь потом к супругу ее:
«Неблагодарный сын человеколюбивого родителя, за¬
был ты его завещание, забыл и свое изречение; но не
доводи до отчаяния души, твоея благороднейшей, стра¬
шись!»
Более сказать я не мог, ибо по повелению госпожи
моей отведен был на конюшню и сечен нещадно кошка¬
ми. На другой день едва я мог встать от побоев с посте¬
ли; и паки приведен был пред госпожу мою.
«Я тебе прощу, — говорила она, — твою вчераш¬
нюю дерзость; женись на моей Маврушке, она тебя про¬
сит, и я, любя ее в самом ее преступлении, хочу это для
нее сделать».
«Мой ответ, — сказал я ей, — вы слышали вчера,
другого не имею. Присовокуплю только то, что просить
на вас буду начальство в принуждении меня к тому, к
чему не имеете права».
«Ну, так пора в солдаты», — вскричала яростно моя
госпожа... — Потерявший путешественник в страшной
пустыне свою стезю меньше обрадуется, сыскав опять
оную, нежели обрадован был я, услышав сии слова;
«в солдаты», — повторила она, и на другой день то было
исполнено.
Несмысленная! Она думала, что так, как и поселя¬
нам, поступление в солдаты есть наказание. Мне было то
отрада, и как скоро мне выбрили лоб, то я почувство¬
вал, что я переродился. Силы мои обновилися. Разум и
дух паки начали действовать. О! надежда, сладостное
несчастному чувствие, пребуди во мне!
Слеза тг±жкая, но не слеза горести и отчаяния посту¬
пила из очей его. Я прижал его к сердцу моему. Лицо
его новым озарилось веселием.
— Не все еще исчезло; ты вооружаешь душу мою, —
239

вещал он мне, — против скорби, дав чувствовать мне,
что бедствие мое не бесконечно...
От сего несчастного я подошел к толпе, среди которой
увидел трех скованных человек крепчайшими железами.
Удивления достойно, — сказал я сам себе, взирая на сих
узников, — теперь унылы, томны, робки, не токмо не
желают быть воинами, но нужна даже величайшая жес¬
токость, дабы вместить их в сие состояние; но обыкнув
в сем тяжком во исполнении звании, становятся бодры,
предприимчивы, гнушаяся даже прежнего своего состоя¬
ния. Я спросил у одного близстоящего, который по одеж¬
де своей приказным служителем быть казался:
— Конечно, бояся их побегу, заключили их в толь
тяжкие оковы?
— Вы отгадали. Они принадлежали одному помещи¬
ку, которому занадобилися деньги на новую карету, и
для получения оной он продал их для отдачи в рекруты
казенным крестьянам.
Я. Мой друг, ты ошибаешься, казенные крестьяне по¬
купать не могут своей братии.
Он. Не продажею оно и делается. Господин сих не¬
счастных, взяв по договору деньги, отпускает их на волю;
они, будто по желанию, приписываются в государствен¬
ные крестьяне к той волости, которая за них платила
деньги, а волость по общему приговору отдает их в сол¬
даты. Их везут теперь с отпускными для приписания
в нашу волость.
Вольные люди, ничего не преступившие, в оковах,
продаются как скоты! О законы! Премудрость ваша ча¬
сто бывает только в вашем слоге! Не явное ли се вам по¬
смеяние? Но паче еще того посмеяние священного имени
вольности. О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные,
яряса в отчаянии своем, разбили железом, вольности их
препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих
господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем
потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнули-
ся великие мужи для заступления избитого племени; но
были бы они других о себе мыслей и права угнетения
лишенны. Не мечта сие, но вздор проницает густую за¬
весу времени, от очей наших будущее скрывающую:
я зрю сквозь целое столетие. — С негодова: чем отошел
я от толпы.
Но склепанные узники теперь вольны. Если бы хотя
немного имели твердости, утщетили бы удручительные
помыслы своих тиранов... Возвратимся...
240

— Друзья мои, — сказал я пленникам в отечестве
своем, — ведаете ли вы, что если вы сами не желаете
вступить в воинское звание, никто к тому вас теперь при¬
нудить не может?
— Перестань, барин, шутить над горькими людьми.
И без твоей шутки больно было расставаться одному с
дряхлым отцом, другому с малолетными сестрами, треть¬
ему с молодою женою. Мы знаем, что господин нас про¬
дал для отдачи в рекруты за тысячу рублей.
— Если вы до сего времени не ведали, то ведайте,
что в рекруты продавать людей запрещается; что кресть¬
яне людей покупать не могут; что вам от барина дана
отпускная и что вас покупщики ваши хотят приписать
в свою волость будто по вашей воле.
— О, если так, барин, то спасибо тебе; когда нас
поставят в меру, то нее скажем, что мы в солдаты не
хотим и что мы вольные люди.
— Прибавьте к тому, что вас продал ваш господин
не в указное время и что отдают вас насильным обра¬
зом *.
Легко себе вообразить можно радость, распростершую¬
ся на лицах сих несчастных. Вспрянув от своего места
и бодро потрясая свои оковы, казалося, что испытывают
свои силы, как бы их свергнуть. Но разговор сей ввел
было меня в великие хлопоты: отдатчики рекрутские,
вразумев моей речи, воспаленные гневом, прискочив ко
мне, говорили:
— Барин, не в свое мешаешься дело, отойди, пока
сух, — и сопротивляющегося начали меня толкать столь
сильно, что я с поспешностию принужден был удалить¬
ся от сея толпы.
Подходя к почтовому двору, нашел я еще собрание
поселян, окружающих человека в разодранном сертуке,
несколько, казалося, пьяного, кривляющегося на пред¬
стоящих, которые, глядя на него, хохотали до слез.
— Что тут за чудо? — спросил я у одного мальчи¬
ка. — Чему вы смеетеся?
— А вот рекрут-иноземец, по-русски не умеет пик¬
нуть. — Из редких слов, им изреченных, узнал я, что
он был француз. Любопытство мое паче возбудилося; и,
желая узнать, как иностранец мог отдаваем быть в рек¬
* Во время рекрутского набора запрещается в продаже
крестьян совершать купчие. (Прим. автора.)
16 Столетье безумно и мудро
241

руты крестьянами? я спросил его на сродном ему
языке:
— Мой друг, какими судьбами ты здесь находишься?
Француз. Судьбе так захотелося; где хорошо, тут и
жить должно.
Я. Да как ты попался в рекруты?
Француз. Я люблю воинскую жизнь, мне она уже
известна, я сам захотел.
Я. Но как то случилося, что тебя отдают из деревни
в рекруты? Из деревень берут в солдаты обыкновенно
одних крестьян, и русских; а ты, я вижу, не мужик и не
русский.
Француз. А вот как. Я в Париже с ребячества учился
перукмахерству. Выехал в Россию с одним господином.
Чесал ему волосы в Петербурге целый год. Ему мне
заплатить было нечем. Я, оставив его, не нашел места,
чуть не умер с голоду. По счастию мот попасть в матро-
зы на корабль, идущий под российским флагом. Прежде
отправления в море приведен я к присяге как российский
подданный и отправился в Любек. На море часто кора¬
бельщик бил меня линьком * за то, что был ленив.
По неосторожности моей упал с вантов ** на палубу и
выломил себе три пальца, что меня навсегда сделало не¬
способным управлять гребнем. Приехав в Любек, попал¬
ся прусским наборщикам и служил в разных полках. Не¬
редко за леность и пьянство бит был палками. Заколов,
будучи пьяный, своего товарища, ушел из Мемеля, где я
находился в гарнизоне. Вспомнил, что обязан в России
присягою и яко верный сын отечества отправился в Ригу
с двумя талерами в кармане. Дорогою питался милосты¬
нею. В Риге счастие и искусство мое мне послужили;
выиграл в шинке рублей с двадцать и, купив себе за
десять изрядный кафтан, отправился лакеем с казанским
купцом в Казань. Но, проезжая Москву, встретился на
улице с двумя моими земляками, которые советовали
мне оставить хозяина и искать в Москве учительского
места. Я им сказал, что худо читать умею. Но они мне
отвечали: «Ты говоришь по-французски, то и того до¬
вольно». Хозяин мой не видал, как я на улице от него
удалился, он продолжал путь свой, а я остался в Моск¬
ве. Скоро мне земляки мои нашли учительское место за
сто пятьдесят рублей, пуд сахару, пуд кофе, десять фун¬
* Линьки — веревочные плети для наказания матросов.
** Ванты — канаты, крепящие мачты и паруса.
242

тов чаю в год, стол, слуга и карета. Но жить надлежало
в деревне. Тем лучше. Там целый год не знали, что я
писать не умею. Но какой-то сват того господина, у ко¬
торого я жил, открыл ему мою тайну, и меня свезли в
Москву обратно. Не нашед другого подобного сему ду¬
рака, не могши отправлять мое ремесло с изломанными
пальцами и боясь умереть с голоду, я продал себя за две¬
сти рублей. Меня записали в крестьяне и отдают в рек¬
руты. Надеюсь, — говорил он с важным видом, — что
сколь скоро будет война, то дослужуся до генеральского
чина; а не будет войны, то набью карман (коли можно)
и, увенчан лаврами, отъеду на покой в мое отечество.
Пожал я плечами не один раз, слушав сего бродягу,
и с уязвленным сердцем лег в кибитку, отправился в путь.
ЗАВИДОВО
Лошади уже оыли впряжены в кибитку, и я пригото¬
влялся к отъезду, как вдруг сделался на улице великий
шум. Люди начали бегать из краю в край по деревне.
На улице видел я воина в гранодерской шапке, гордо
расхаживающего и, держа поднятую плеть, кричащего:
— Лошадей скорее; где староста? Его превосходитель¬
ство будет здесь чрез минуту; подай мне старосту... —
Сняв шляпу за сто шагов, староста бежал во всю прыть
на сделанный ему позыв.
— Лошадей скорее!
— Тотчас, батюшка; пожалуйте подорожную.
— На. Да скорее же, а то я тебя... — говорил он, под¬
няв плеть над головою дрожащего старосты. Недокончен¬
ная сия речь столь же была выражения исполнена, как у
Виргилия в «Енеиде» речь Эола к ветрам: «Я вас!»... и,
16*
243

сокращенный видом плети властновелительного граноде-
ра, староста столь же живо ощущал мощь десницы гро¬
зящего воина, как бунтующие ветры ощущали над со¬
бою власть сильной Эоловой остроги. Возвращая новому
Полкану подорожную, староста говорил:
— Его превосходительству с честною его фамилией
потребно пятьдесят лошадей, а у нас только тридцать
налицо, другие в разгоне.
— Роди, старый черт. А не будет лошадей, то тебя
изуродую.
— Да где же их взять, коли взять негде?
— Разговорился еще... А вот лошади у меня будут... —
И, схватя старика за бороду, начал его бить по плечам
плетью нещадно. — Полно ли с тебя? Да вот три све¬
жие, — говорил строгий судья ямского стана, указывая
на впряженных в мою поЕОзку. — Выпряги их для нас.
— Коли барин-та их отдаст.
— Как бы он не отдал! У меня и ему то же доста¬
нется. Да кто он таков?
— Невесть какой-то... — Как он меня величал, того
не знаю.
Между тем я, вышед на улицу, воспретил храброму
предтече его превосходительства исполнить его намере¬
ние и, выпрягая из повозки моей лошадей, меня заставить
ночевать в почтовой избе.
Спор мой с гвардейским полканом прерван был приез¬
дом его превосходительства. Еще издали сльппен был
крик повозчиков и топот лошадей, скачущих во всю мочь.
Частое биение копыт и зрению уже неприметное обраще¬
ние колес подымающеюся пылью толико сгустили воздух,
что колесница его превосходительства закрыта была не¬
проницаемым облаком от взоров ожидающих его, аки
громовой тупи, ямщиков. Дон-Кишот, конечно, нечто чу¬
десное бы тут увидел; ибо несущееся пыльное облако под
знатною его превосходительства особою, вдруг остано¬
вись, разверзлося, и он предстал нам от пыли серовиден,
отродию черных подобным.
От приезду моего на почтовый стан до того времени,
как лошади вновь впряжены были в мою повозку, про¬
шло по крайней мере целый час. Но повозки его превос¬
ходительства запряжены были не более как в четверть
часа... и поскакали они на крылех ветра. А мои клячи
хотя лучше казалися тех, кои удостоилися везти превос¬
ходительную особу, но, не бояся гранодерского кнута, бе¬
жали посредственною рысью.
244

Блаженны в единовластных правлениях вельможи.
Блаженны украшенные чинами и лентами. Вся природа
им повинуется. Даже несмысленные скоты угождают их
желаниям, и, дабы им в путешествии зевая не наскучи-
лось, скачут они, не жалея ни ног, ни легкого, и нередко
от натуги околевают. Блаженны, повторю я, имеющие
внешность, к благоговению всех влекущую. Кто ведает из
трепещущих от плети, им грозящей, что
тот, во имя коего ему грозят, безгласным в
придворной грамматике называется; что ему ни А..., ни
О... во всю жизнь свою сказать не удалося *; что он одол¬
жен, и сказать стыдно кому, своим возвышением; что в
душе своей он скареднейшее есть существо; что обман,
вероломство, предательство, блуд, отравление, татьство,
грабеж, убивство не больше ему стоят, как выпить ста¬
кан воды; что ланиты его никогда от стыда не краснели,
разве от гнева или пощечины; что он друг всякого при¬
дворного истопника и раб едва-едва при дворе нечто зна¬
чащего. Но властелин и презирающ неведающих его низ-
кости и ползущества. Знатность без истинного достоин¬
ства подобна колдунам в наших деревнях. Все крестьяне
их почитают и боятся, думая, что они чрезъестествен-
иые повелители. Над ними сии обманщики властвуют по
своей воле. А сколь скоро в толпу, их боготворящую, за¬
вернется мало кто, грубейшего невежества отчуждивший-
ся, то обман их обнаруживается, и таковых дальновидцев
они не терпят в том месте, где они творят чудеса. Равно
берегись и тот, кто посмеет обнаружить колдовство вель¬
мож.
Но где мне гнаться за его превосходительством! Он
поднял пыль столбом, которая по пролете его исчезла, и
я, приехав в Клин, нашел даже память его погибшую с
шумом.
* См. рукописную «Придворную грамматику» Фон-Визина **.
(Прим. автора.)
** В «Придворной грамматике» Д. И. Фонвизин писал: «Чрез
гласных разумею тех сильных вельмож, кои по большей части
самым простым звуком, чрез одно отверстие рта, производят уже
в безгласных то действие, какое им угодно. Например, если боль¬
шой барин при докладе ему... нахмурясь скажет: о! — того дела
вечно сделать не посмеют, разве как-нибудь перетолкуют ему об
оном другим образом, и он, получа о деле другие мысли, скажет
тоном, изъявляющим свою ошибку: а! — тогда дело обыкновенно
в тот же час и решено».
Эта сатира на двор Екатерины была опубликована лишь в
1829 году.
245

клин
— «Как было во городе во Риме, там жил да был
Евфимиам князь...» — Поющий сию народную песнь, на¬
зываемую «Алексеем божиим человеком», был слепой
старик, седящий у ворот почтового Двора, окруженный
толпою по большей части ребят и юношей. Сребровидпая
его глава, замкнутые очи, вид спокойствия, в лице его
зримого, заставляли взирающих на певца предстоять ему
со благоговением. Неискусный хотя его напев, но неж-
ностию изречения сопровождаемый, проницал в сердца
его слушателей, лучше природе внемлющих, нежели взра¬
щенные во благогласии уши жителей Москвы и Петер¬
бурга внемлют кудрявому напеву Габриелли, Маркези
или Тоди. Никто из предстоящих не остался без зыбле-
ния внутрь глубокого, когда клинский певец, дошед до
разлуки своего ироя, едва прерывающимся ежемгновенно
гласом изрекал свое повествование. Место, на коем были
его очи, исполнилося исступающих из чувствительной от
бед души слез, и потоки оных пролилися по ланитам
воспевающего. О природа, колико ты властительна!
Взирая на плачущего старца, жены возрыдали; со
уст юности отлетела сопутница ее, улыбка; на лице
отрочества явилась робость, неложный знак болез¬
ненного, но неизвестного чувствования; даже муже¬
ственный возраст, к жестокости толико привыкший,
вид восприял важности. О! природа, — возопил я
паки...
Сколь сладко неязвительное чувствование скорби! Ко¬
лико сердце оно обновляет и оного чувствительность.
Я рыдал вслед за ямским собранием, и слезы мои бы¬
ли столь же для меня сладостны, как исторгнутые из
сердца Вертером... О мой друг, мой друг! Почто и ты не
246

зрел сея картины? Ты бы прослезился со мною, и сла¬
дость взаимного чувствования была бы гораздо услади¬
тельнее.
По окончании песнословия все предстоящие давали
старику как будто бы награду за его труд. Он принимал
все денежки и полушки, все куски и краюхи хлеба до¬
вольно равнодушно, но всегда сопровождая благодарность
свою поклоном, крестяся и говоря к подающему: «Дай
бог тебе здоровья». Я не хотел отъехать, не быв сопро¬
вождаем молитвою сего, конечно, приятного небу старца.
Желал его благословения на совершение пути и желания
моего. Казалося мне, да и всегда сие мечтаю, как будто
соблагословение чувствительных душ облегчает стезю в ше¬
ствии и отъемлет терние сомнительности. Подошед к не¬
му, я в дрожащую его руку толико же дрожащею от бо¬
язни, не тщеславия ли ради то делаю, положил ему
рубль. Перекрестясь, не успел он изрещи обыкновенного
своего благословения подающему, отвлечен от того не-
обыкновениостию ощущения лежащего в его горсти.
И сие уязвило мое сердце. Колико приятнее ему, — ве¬
щал я сам себе, — подаваемая ему полушка! Он чув¬
ствует в ней обыкновенное к бедствиям соболезнование
человечества, в моем рубле ощущает, может быть, мою
гордость. Он не сопровождает его своим благословени¬
ем. О! колико мал я сам себе тогда казался, колико зави¬
довал давшим полушку и краюшку хлеба певшему
старцу!
— Не пятак ли? — сказал он, обращая речь свою не¬
определенно, как и всякое свое слово.
— Нет, дедушка, рублевик, — сказал близстоящий его
мальчик.
— Почто такая милостыня? — сказал слепой, опуская
места своих очей и ища, казалося, мысленно вообразити
себе то, что в горсти его лежало. — Почто она не могу¬
щему ею пользоваться? Если бы я не лишен был зрения,
сколь бы велика моя была за него благодарность. Не имея
в нем нужды, я мог бы снабдить им неимущего. Ах! ес¬
ли бы он был у меня после бывшего здесь пожара, умолк
бы хотя на одни сутки вопль алчущих птенцов моего со¬
седа. Но на что он мне теперь? Не вижу, куда его и по¬
ложить; подаст он, может быть, случай к преступлению.
Полушку не много прибыли украсть, но за рублем охотно
многие протянут руку. Возьми его назад, добрый госпо¬
дин, и ты и я с твоим рублем можем сделать вора. —
247

О истина! Колико ты тяжка чувствительному сердцу, ко¬
гда ты бываешь в укоризну. — Возьми его назад, мне,
право, он не надобен, да и я уже его не стою; ибо не
служил изображенному на нем государю. Угодно было
создателю, чтобы еще в бодрых моих летах лишен я был
вождей моих. Терпеливо сношу его прещеиие. За грехи
мои он меня посетил... Я был воин, на многих бывал бит¬
вах с неприятелями отечества; сражался всегда неробко.
Но воину всегда должно быть по нужде. Ярость исполня¬
ла всегда мое сердце при начатии сражения: я не
щадил никогда у ног моих лежащего неприятеля и
просящего, безоруженному помилования не дарил.
Вознесенный победою оружия нашего, когда устремлял¬
ся на карание и добычу, пал я ниц, лишенный зре¬
ния и чувств пролетевшим мимо очей в силе своей
пушечным ядром. О! вы, последующие мне, будьте
мужественны, но помните человечество! — Возвра¬
тил он мне мой рубль и сел опять на место свое по¬
койно.
— Прими свой праздничный пирог, дедушка, — го¬
ворила слепому подошедшая женщина лет пяти¬
десяти. С каким восторгом он принял его обеими ру¬
ками!
— Вот истинное благодеяние, вот истинная милосты¬
ня. Тридцать лет сряду ем я сей пирог по праздникам и
по воскресеньям. Не забыла ты своего обещания, что ты
сделала во младенчестве своем. И стоит ли то, что я сде¬
лал для покойного твоего отца, чтобы ты до гроба мое¬
го меня но забывала? Я, друзья мои, избавил отца ее от
обыкновенных нередко нобой крестьянам от проходящих
солдат. Солдаты хотели что-то у него отнять; он с ними
заспорил. Дело было за гумнами. Солдаты начали му¬
жика бить; я был сержантом той роты, которой были сол¬
даты, прилунился тут; прибежал на крик мужика и его
избавил от побой; может быть, чего и больше, но вперед
отгадывать нельзя. Вот что вспомнила кормилица моя
нынешняя, когда увидела меня здесь в нищенском со¬
стоянии. Вот чего не позабывает она каждый день и каж¬
дый праздник. Дело мое было невеликое, но доброе.
А доброе приятно господу; за ним никогда ничего не про¬
падает.
— Неужели ты меня столько пред всеми обидишь,
старичок, — сказал я ему, — и одно мое отвергнешь по¬
даяние? Неужели моя милостыня есть милостыня греш¬
248

ника? Да и та бывает ему на пользу, если служит к умяг¬
чению его ожесточенного сердца.
— Ты огорчаешь давно уже огорченное сердце есте¬
ственною казнию, — говорил старец, — не ведал я, что
мог тебя обидеть, не приемля на вред послужить могу¬
щего подаяния; прости мне мой грех, но дай мне, коли
хочешь мне что дать, дай, что может мне быть полезно...
Холодная у нас была весна, у меня болело горло — плат-
чишка не было, чем повязать шеи, — бог помиловал, бо¬
лезнь миновалась... Нет ли старенького у тебя платка?
Когда у меня заболит горло, я его повяжу; он мою со¬
греет шею; горло болеть перестанет; я тебя вспоминать
буду, если тебе нужно воспоминовение нищего. — Я снял
платок с моей шеи, повязал на шею слепого... И рас¬
стался с ним.
Возвращался чрез Клин, я уже не нашел слепого
певца. Он за три дни моего приезда умер. Но платок
мой, сказывала мне та, которая ему приносила пирог по
праздникам, надел, заболев перед смертию, на шею, и с
ним положили его во гроб. О! если кто чувствует цену се¬
го платка, тот чувствует и то, что во мне происходило,
слушав сие.
ВЕШКИ
Сколь мне ни хотелось поспешать в окончании моего
путешествия, но, по пословице, голод — не с^ои
брат — принудил меня зайти в избу и, доколе не добе-
руся опять до рагу, фрикасе, паштетов и прочего фран¬
цузского кушанья, на отраву изобретенного, принудил ме¬
ня пообедать старым куском жареной говядины, которая
со мною ехала в запасе. Пообедав сей раз гораздо хуже,
249

нежели иногда обедают многие полковники (не говорю о
генералах) в далъных походах, я, по похвальному обще¬
му обыкновению, налил в чашку приготовленного для
меня кофию и услаждал прихотливость мою плодами по¬
та несчастных африканских невольников.
Увидев передо мною сахар, месившая квашню хозяй¬
ка подослала ко мне маленького мальчика попросить ку¬
сочек сего боярского кушанья.
— Почему боярское? — сказал я ей, давая ребенку
остаток моего сахара. — Неужели и ты его употреблять
не можешь?
— Потохму и боярское, что нам купить его не на что,
а бояре его употребляют для того, что не сами достают
деньги. Правда, что и бурмистр наш, когда ездит к Мос¬
кве, то его покупает, но также на наши слезы.
— Разве ты думаешь, что тот, кто употребляет сахар,
заставляет вас плакать?
— Не все; но все господа дворяне. Не слезы ли ты
крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб,
как и мы? — Говоря сие, показывала она мне состав сво¬
его хлеба. Он состоял из трех частей мякины и одной час¬
ти несеяной муки. — Да и то слава богу при нынешних
неурожаях. У многих соседей наших и того хуже. Что ж
вам, бояре, в том прибыли, что вы едите сахар, а мы го¬
лодны? Ребята мрут, мрут и взрослые. Но как быть, по¬
тужишь, потужишь, а делай то, что господин велит. —
И начала сажать хлебы в печь.
Сия укоризна, произнесенная не гневом или негодова¬
нием, но глубоким ощущением душевныя скорби, испол¬
нила сердце мое грустию. Я обозрел в первый раз вни¬
мательно всю утварь крестьянския избы. Первый раз об¬
ратил сердце к тому, что доселе на нем скользило. — Че¬
тыре стены, до половины покрытые, так, как и весь пото¬
лок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере
поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от
холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий
избу; окончины, в коих натянутый пузырь смеркающийся
в полдень пропускал свет; горшка два или три (счастли¬
вая изба, коли в одном из них всякий день есть пустые
шти!). Деревянная чашка и кружкй, тарелками называ¬
емые; стол, топором срубленный, который скоблят скреб¬
ком по праздникам. Корыто кормить свиней или телят,
буде есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем го¬
рящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется.
250

К счастию, кадка с квасом, на уксус похожим, и на дво¬
ре баня, в коей коли не парятся, то опит скотина. По¬
сконная рубаха, обувь, данная природою, онучки с лап¬
тями для выхода. — Вот в чем почитается по справед¬
ливости источник государственного избытка, силы, могу¬
щества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупо¬
требления законов и их шероховатая, так сказать, сто¬
рона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучитель¬
ство наше и беззащитное нищеты состояние. — Звери
алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы остав¬
ляем? То, чего отнять не можем, — воздух. Да, один воз¬
дух. Отъемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб
и воду, но и самый свет. Закон запрещает отъяти у него
жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти ее
у него постепенно! С одной стороны — почти всесилие;
с другой — немощь беззащитная. Ибо помещик в от¬
ношении крестьянина есть законодатель, судия, ис¬
полнитель своего решения и, по желанию своему, ис¬
тец, против которого ответчик ничего сказать не сме¬
ет. Се жребий заклепанного во узы, се жребий
заключенного в смрадной темнице, се жребий вола во
ярме.
Жестокосердый помещик! Посмотри на детей кресть¬
ян, тебе подвластных. Они почти наги. Отчего? Не ты ли
родших их в болезни и горести обложил сверх всех поле¬
вых работ оброком? Не ты ли не сотканное еще полотно
определяешь себе в пользу? На что тебе смрадное ру¬
бище, которое к неге привыкшая твоя рука подъяти гну¬
шается? Едва послужит оно на отирание служащего те¬
бе скота. Ты собираешь и то, что тебе не надобно, не¬
смотря на то, что неприкрытая нагота твоих крестьян те¬
бе в обвинение будет. Если здесь нет на тебя суда, —
но пред судиею, не ведающим лицеприятия, давшим не¬
когда и тебе путеводителя благого, совесть, но коего раз¬
вратный твой рассудок давно изгнал из своего жилища,
из сердца твоего. Но не ласкайся безвозмездием. Неусып¬
ный сей деяний твоих страж уловит тебя наедине, и ты
почувствуешь его кары. О! если бы они были тебе и
подвластным тебе на пользу... О! если бы человек, входя
почасту во внутренность свою, исповедал бы неукроти¬
мому судии своему, совести, свои деяния. Претворен¬
ный в столп неподвижный громоподобным ее гласом,
не пускался бы он на тайные злодеяния; редки бы
тогда стали губительствы, опустошения... и пр., и пр.,
и пр.
251

ЧЕРНАЯ ГРЯЗЬ
Здесь я видел также изрядный опыт самовластия дво¬
рянского над крестьянами. Проезжала тут свадьба. Но
вместо радостного поезда и слез боязливой невесты, ско¬
ро в радость претвориться определенных, зрелись на че¬
ле определенных вступать в супружество печаль и уны¬
ние. Они друг друга ненавидят и властию господина сво¬
его влекутся на казнь, к алтарю отца всех благ, подателя
нежных чувствований и веселий, зиждителя истинного
блаженства, творца вселенньтя. И служитель его приимет
исторгнутую властию клятву и утвердит брак! И сие на¬
зовется союзом божественным! И богохуление сие оста¬
нется на пример другим! И неустройство сие в законе
останется ненаказанным!.. Почто удивляться сему? Бла¬
гословляет брак наемник; градодержатель, для охранения
закона определенный, — дворянин. Тот и другой имеют в
сем свою пользу. Первый ради получения мзды; другой,
дабы, истребляя поносительное человечеству насилие, не
лишиться самому лестного преимущества управлять себе
подобным самовластно. — О! горестная участь многих
миллионов! Конец твой сокрыт еще от взора и внучат
моих...
Я тебе, читатель, позабыл сказать, что парнасский су¬
дья *, с которым я в Твери обедал в трактире, мне сде¬
лал подарок. Голова его над многим чем испытывала свои
силы. Сколь опыты его были удачны, коли хочешь, суди
сам; а мне скажи на ушко, каково тебе покажется. Если,
читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Бе¬
реги ее для бессонницы.
* Парнасский судья — то есть встреченный путе¬
шественником стихотворец, автор оды «Вольность».
252

СЛОВО О ЛОМОНОСОВЕ
Приятность вечера поело жаркого летнего дня выгна¬
ла меня из моей кельи. Стопы мои направил я за Нев¬
ский монастырь и долго гулял в роще, позади его лежа¬
щей *. Солнце лицо свое уже сокрыло, но легкая завеса
ночи едва-едва ли на синем своде была чувствительна **„
Возвращался домой, я шел мимо Невского кладбища. Во¬
рота были отверсты. Я вошел... На сем месте вечного мол¬
чания, где наитвердейшее чело поморщится несомненно,
помыслив, что тут долженствует быть конец всех блестя¬
щих подвигов; на месте незыблемого спокойствия и рав¬
нодушия непоколебимого могло ли бы, казалося, совме¬
стно быть кичение, тщеславие и надменность? Но гроб¬
ницы великолепные? Суть знаки несомненные человече¬
ский гордыни, но знаки желания его жити вечно. Но се
ли вечность, который человек толико жаждущ?.. Не столп,
воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою
в дальнейшее потомство. Не камень со иссечением имени
твоего пренесет славу твою в будущие столетия. Слово
твое, живущее присно *** и вовеки в творениях твоих,
слово российского племени, тобою в языке нашем обнов¬
ленное, прелетит в устах народных за необозримый го¬
ризонт столетий. Пускай стихии, свирепствуя сложенно,
разверзнут земную хлябь и поглотят великолепный сей
град, откуда громкое твое пение раздавалося во все кон¬
цы обпшрныя России; пускай яростный некий завоева¬
тель истребит даже имя любезного твоего отечества: но
* Озерки. (Прим. автора.)
** Июнь. (Прим. автора.)
*** П р й с н о — всегда.
253

доколе слово российское ударять будет слух, ты жив бу¬
дешь и не умрешь. Если умолкнет оно, то и слава твоя
угаснет. Лестно, лестно так умрети. Но если кто умеет
исчислить меру сего продолжения, если перст гадания на¬
значит предел твоему имени, то не се ли вечность?.. Сие
изрек я в восторге, остановясь пред столпом, над тле¬
нием Ломоносова воздвигнутым. — Нет, не хладный ка¬
мень сей повествует, что ты жил на славу имени россий¬
ского, не может он сказать, что ты был. Творения твои
да повествуют нам о том, житие твое да скажет, почто ты
славен.
Где ты, о! возлюбленный мой! Где ты? Прииди бесе-
довати со мною о великом муже. Прииди, да соплетем
венец насадителю российского слова. Пускай другие, ра¬
болепствуя власти, превозносят хвалою силу и могуще¬
ство. Мы воспоем песнь заслуге к обществу.
Михайло Васильевич Ломоносов родился в Холмого-
рах... Рожденный от человека, который не мог Дать ему
воспитания, дабы посредством оного понятие его изостри-
лося и украсилося полезными и приятными знаниями;
определенный по состоянию своему препровождать дни
свои между людей, коих окружность мысленный области
не далее их ремесла простирается; сужденный делить вре¬
мя свое между рыбным промыслом и старанием получить
мзду своего труда, — разум молодого Ломоносова не мог
бы достигнуть той обширности, которую он приобрел, тру¬
дясь в испытании природы, ни глас его той сладости, ко¬
торую он имел от обхождения чистых мусс. От воспита¬
ния в родительском доме он приял маловажное, но клюя
учения: знание читать и писать, а от природы — любо¬
пытство. И се, природа, твое торжество. Алчное любопыт¬
ство, вселенное тобою в души наши, стремится к позна¬
нию вещей; а кипящее сердце славолюбием не может тер¬
петь пут, его стесняющих. Ревет оно, клокочет, стонет и,
махом прерывая узы, летит стремглав (нет преткновения)
к предлогу своему. Забыто все, один предлог в уме; им
дышим, им живем.
Не выпуская из очей своих вожделенного предмета,
юноша собирает познание вещей в слабейших ручьях
протекшего наук источника до нижайших степеней обще¬
ства. Чуждый руководства, столь нужного для ускорения
в познаниях, он первую силу разума своего, память, ост¬
рит и украшает тем, что бы рассудок его острить должен¬
ствовало. Спя тесная округа сведений, кои он мог при-
сбресть на месте рождения своего, не могла усладить
254

жаждущего духа, но паче возжгла в юноше непреодоли¬
мое к учению стремление. Блажен! что в возрасте, когда
волнение страстей изводит нас впервые из нечувствитель¬
ности, когда приближаемся степени возмужалости, стрем¬
ление его обратилося к познанию вещей.
Подстрекаем науки алчбою, Ломоносов оставляет ро¬
дительский дом; течет в престольный град, приходит в
обитель иноческих мусс и вмещается в число юношей,
посвятивших себя учению свободных наук и слову бо-
жию.
Преддверие учености есть познание языков; но пред¬
ставляется яко поле, тернием насажденное, и яко гора,
строгим каме>нем усеянная. Глаз не находит тут прият¬
ности расположения, стопы путешественника — покой-
ныя гладости на отдохновение, ни зеленеющегося убежи¬
ща утомленному тут нет. Тако учащийся, приступив к
неизвестному языку, поражается разными звуками. Гор¬
тань его необыкновенным журчанием исходящего из нее
воздуха утомляется, и язык, новообразно извиваться при¬
нужденный, изнемогает. Разум тут цепенеет, рассудок без
действия ослабевает, воображение теряет свое крылие;
единая память бдит и острится и все излучины и отвер¬
стия свои наполняет образами неизвестных доселе зву¬
ков. При учении языков все отвратительно и тягостно.
Если бы не подкрепляла надежда, что, приучив слух
свой к необыкновенности звуков и усвоив чуждые произ¬
ношения, не откроются потом приятнейшие- предметы, то
неуповательно, восхотел ли бы кто вступить в столь стро¬
гий путь. Но, превзошед сии трудности, коликократно на¬
граждается постоянство в понесенных трудах. Новые
представляются тоща естества виды, новая цепь вообра¬
жений. Познанием чуждого языка становимся мы граж¬
данами тоя области, где он употребляется, собеседуем с
жившими за многие тысячи веков, усвояем их понятия:
и всех народов и всех веков изобретения и мысли соче-
таваем и приводим в единую связь.
Упорное прилежание в учении языков сделало Ломо¬
носова согражданином Афин и Рима. И се наградилося
его постоянство. Яко слепец, от чрева материя света не
зревший, когда искусною глазоврачевателя рукою восси¬
яет для него величество дневного светила, — быстрым
взором протекает он все красоты природы, дивится ее
разновидности и простоте. Все его пленяет, все поражает.
Он живее обыкших всегда во зрении очей чувствует ее
изящности, восхищается и приходит в восторг. Тако Ло¬
255

моносов, получивши сведение латинского и греческого
языков, пожирал красоты древних витий и стихотворцев.
С ними научался он чувствовать изящности природы; с
ними научался познавать все уловки искусства, крыюще-
гося всегда в одушевленных стихотворством видах, с ни¬
ми научался изъявлять чувствия свои, давать тело мысли
и душу бездыханному.
Если бы силы мои достаточны были, представил бы я,
как постепенно великий муж водворял в понятие свое по¬
нятия чуждые, кои, преобразовавшись в душе его и раз¬
уме, в новом виде явилися в его творениях или родили со¬
всем другие, уму человеческому доселе неведомые. Пред¬
ставил бы его, ищущего знания в древних рукописях сво¬
его училища и гоняющегося за видом учения везде, где
казалося быть его хранилище. Часто обманут бывал в
ожидании своем, но частым чтением церковных книг он
основание положил к изящности своего слога, какое чте¬
ние он предлагает всем желающим приобрести искусство
российского слова.
Скоро любопытство его щедро получило удовлетворе¬
ние. Он ученик стал славного Вольфа. Отрясая правила
схоластики или паче заблуждения, преподанные ему в мо¬
нашеских училищах, он твердые и ясные полагал степе¬
ни к восхождению во храм любомудрия. Логика научила
его рассуждать; математика верные делать заключения и
убеждаться единою очевидностию; метафизика преподала
ему гадательные истины, ведущие часто к заблуждению;
физика и химия, к коим, может быть, ради изящности си¬
лы воображения прилежал отлично, ввели его в жертвен¬
ник природы и открыли ему ее таинства; металлургия
и минералогия, яко последственницы предыдущих, при¬
влекали на себя его внимание; и деятельно хотел Ло¬
моносов познать правила, в оных науках руководствую¬
щие.
Изобилие плодов и произведений понудило людей ме¬
нять их на таковые, в коих был недостаток. Сие произве¬
ло торговлю. Великие в меновном торгу затруднения по¬
будили мыслить о знаках, всякое богатство и всякое иму¬
щество представляющих. Изобретены деньги. Злато и
сребро, яко драгоценнейшие по совершенству своему ме¬
таллы и доселе украшением служившие, преображены
стали в знаки, всякое стяжание представляющие. И тогда
только, поистиие тогда возгорелась в сердце человеческом
256

ненасытная сия и мерзительная страсть к богатствам, ко¬
торая, яко пламень, вся пожирающи, усиливается, полу¬
чая пищу. Тогда, оставив первобытную свою простоту и
природное свое упражнение, земледелие, человек предал
живот свой свирепым волнам или, презрев глад и зной
пустынный, претекал чрез оные в неведомые страны для
снискания богатств и сокровищ. Тогда, презрев свет сол¬
нечный, живый нисходил в могилу и, расторгнув недра
земная, прорывал себе нору, подобен земному гаду, ищу¬
щему в нощи свою пищу. Тако человек, сокрываясь в
пропастях земных, искал блестящих металлов и сокра¬
щал пределы своея жизни наполовину, питаяся ядови¬
тым дыханием паров, из земли исходящих. Но как и са¬
мая отрава, став иногда привычкою, бывает необходимою
человеку в употреблении, так и добывание металлов,
сокращая дни ископателей, не отвергнуто ради своея
смертоносности; а паче изысканы способы добывать
легчайшим образом большее число металлов по возмож¬
ности.
Сего-то хотел познать Ломоносов деятельно и для ис¬
полнения своего намерения отправился в Фрейберх. Мне
мнится, зрю его пришедшего к отверстию, чрез которое
истекает исторгнутый из недр земных металл. Приемлет
томное светило, определенное освещать его в ущелинах,
куда солнечные лучи досязать не могут николи. Исполнил
первый шаг; — что делаешь? — вопиет ему рассудок. —
Неужели отличила тебя природа своими дарованиями для
того только, чтобы ты употреблял их на пагубу своея со¬
братий? Что мыслишь, нисходя в сию пропасть? Желаешь
ли снискать вящее искусство извлекати сребро и злато?
Или не ведаешь, какое в мире сотворили они зло? Или за¬
был завоевание Америки?.. Но нет, нисходи, познай под¬
земные ухищрения человека и, возвратись в отечество,
имей довольно крепости духа подать совет зарыть и заров¬
нять сии могилы, где тысящи в животе сущие погреба¬
ются.
Трепещущ нисходит в отверстие и скоро теряет из ви¬
ду живоносное светило. Желал бы я последовать ему в
подземном его путешествии, собрать его размышления и
представить их в той связи и тем порядком, какими они в
разуме его возрождалися. Картина его мыслей была бы
для нас увеселительною и учебною. Проходя первый слой
земли, источник всякого прозябения, подземный путе¬
шественник обрел его нисходственным с последующими,
отличающимся от других паче всего своею плодоносною
17 Столетье безумно и мудро
257

силою. Заключал, может быть, из того, что поверхность
сия земная не из чего иного составлена, как из тления
животных и прозябений, что плодородие ее, сила пита¬
тельная и возобновительная, начало свое имеет в нераз¬
рушимых и первенственных частях всяческого бытия, ко¬
торые, не переменяя своего существа, переменяют вид
только свой, из сложения случайного рождающийся. Про¬
ходя далее, подземный путешественник зрел землю всег¬
да расположенную слоями. В слоях находил иногда остат¬
ки животных, в морях живущих, находил остатки расте¬
ний и заключать мог, что слоистое расположение земли
начало свое имеет в наплавном положении вод и что во¬
ды, переселяяся из одного края земного шара к другому,
давали земле тот вид, какой она в недрах своих представ¬
ляет. Сие единовидное слоев расположение, теряяся из
его зрака, представляло иногда ему смешение многих раз¬
нородных слоев. Заключил из того, что свирепая стихия,
огнь, проникнув в недра земные и встретив противубор-
ствующую себе влагу, ярясь, мутила, трясла, валила и
метала все, что ей упорствовать тщилося своим противо¬
действием. Смутив и смешав разнородные, знойным сво¬
им дохновением возбудила в первобытностях металлов
силу притяжательную и их соединила. Там узрел Ломо¬
носов сии мертвые по себе сокровища в природном их
виде, воспомянул алчбу и бедствие человеков и е сокру¬
шенным сердцем оставил сие мрачное обиталище людской
ненасытности.
Упражняяся в познании природы, он не оставил воз¬
любленного своего учения стихотворства. Еще в отечестве
своем случай показал ему, что природа назначила его к
величию, что в обыкновенной стезе шествия человеческого
он скитаться не будет. Псалтирь, Симеоном Полоцким в
стихи преложенная, ему открыла о нем таинство приро¬
ды, показала, что и он стихотворец. Беседуя с Горацием,
Виргилием и другими древними писателями, он давно уже
удостоверился, что стихотворение российское весьма бы¬
ло несродно благогласию и важности языка вашего. Чи¬
тая немецких стихотворцев, он находил, что слог их был
плавнее российского, что стопы в стихах были расположе¬
ны по свойству языка их. И так он вознамерился сделать
опыт сочинения новообразными стихами, поставив сперва
российскому стихотворению правила, на благогласии на¬
шего языка основанные. Сие исполнил он, написав оду йа
победу, одержанную российскими войсками над турками
и татарами, и на взятие Хотина, которую из Марбурга он
258

прислал в Академию наук. Необыкновенность слога, сила
выражения, изображения, едва не дышащие, изумили чи¬
тающих сие новое произведение. И сие первородное чадо
стремящегося воображения по непроложенному пути в
доказательство с другими купно послужило, что когда на¬
род направлен единожды к усовершенствованию, он ко
славе идет не одной тропинкою, но многими стезями
вдруг.
Сила воображения и живое чувствование не отверга¬
ют разыскания подробностей. Ломоносов, давая примеры
благогласия, знал, что изящность слога основана на пра¬
вилах, языку свойственных. Восхотел их извлечь из само¬
го слова, не забывая, однако же, что обычай первый всег¬
да подает в сочетании слов пример, и речения, из прави¬
ла исходящие, обычаем становятся правильными. Раз¬
дробляя все части речи и сообразуя их с употреблением
их, Ломоносов составил свою грамматику. Но, не доволь¬
ствуйся преподавать правила российского слова, он дает
понятие о человеческом слове вообще яко благороднейшем
по разуме даровании, данном человеку для сообщения
своих мыслей. Се сокращение общей его грамматики: Сло¬
во представляет мысли; орудие слова есть голос; голос
изменяется обрадованием или выговором; различное из¬
менение голоса изображает различие мыслей; итак, слово
есть изображение наших мыслей посредством образова¬
ния голоса чрез органы, на то устроенные. Поступая да¬
лее от сего основания, Ломоносов определяет нераздели¬
мые части слова, коих изображения называют буквами.
Сложение нераздельных частей слова производит скла¬
ды*, кои опричь образовательного различия голоса раз¬
личаются еще так называемыми ударениями, на чем
основывается стихосложение. Сопряжение складов произ¬
водит речения, или знаменательные части слова. Сии изо¬
бражают или вещь, или ее деяние. Изображение словес¬
ное вещи называется имя; изображение деяния — гла¬
гол. Для изображения же сношения вещей между собою
и для сокращения их в речи служат другие части слова.
Но первые суть необходимы и называться могут главны¬
ми частями слова, а прочие служебными. Говоря о раз¬
ных частях слова, Ломоносов находит, что некоторые из
них имеют в себе отмены. Вещь может находиться в раз¬
ных в рассуждении других вещей положениях. Изобра¬
жение таковых положений и отношений именуется паде¬
* Склады — слоги.
17*
259

жами. Деяние всякое располагается по времени; оттуда и
глаголы расположены по временам, для изображения дея¬
ния, в какое время оное происходит. Наконец Ломоносов
говорит о сложении знаменательных частей слова, что про¬
изводит речи.
Предпослав таковое философическое рассуждение о
слове вообще, на самом естестве телесного нашего сложе¬
ния основанном, Ломоносов преподает правила россий¬
ского слова. И могут ли быть они посредственны, когда
начертавший их разум водим был в грамматических тер¬
ниях светильником остроумия? Не гнушайся, великий
муж, сея хвалы. Между согражданами твоими не грамма¬
тика твоя одна соорудила тебе славу. Заслуги свои о рос¬
сийском слове суть многообразны; и ты почитаешися в
малопритяжательном сем своем труде яко первым основа¬
телем истинных правил языка нашего и яко разыскате-
лем естественного расположения всяческого слова. Твоя
грамматика есть преддверие чтения твоея риторики, а та
и другая — руководительницы для осязания красот изре¬
чения творений твоих. Поступая в преподавании правил,
Ломоносов вознамерился руководствовать согражданам
своим в стезях тернистых Гелликона, показав им путь к
красноречию, начертавая правила риторики и поэзии.
Но краткость его жизни допустила его из подъятого тру¬
да совершить одну только половину.
Человек, рожденный с нежными чувствами, одаренный
сильным воображением, побуждаемый любочестием, ис¬
торгается из среды народныя. Восходит на лобное место.
Все взоры на него стремятся, все ожидают с нетерпением
его произречения. Его же ожидает плескание рук или по¬
смеяние, горшее самыя смерти. Как можно быть ему по¬
средственным? Таков был Демосфен, таков был Цицерон;
таков был Пит; таковы ныне Бурк, Фокс, Мирабо и дру¬
гие. Правила их речи почерпаемы в обстоятельствах, ела*
дость изречения — в их чувствах, сила доводов — в их
остроумии. Удивляяся толико отменным в слове мужам и
раздробляя их речи, хладнокровные критики думали, что
можно начертать правила остроумию и воображению, ду¬
мали, что путь к прелестям проложить можно томными
предписаниями. Сие есть начало риторики. Ломоносов,
следуя, не замечая того, своему воображению, исправив¬
шемуся беседою с древними писателями, думал также,
что может сообщить согражданам своим жар, душу его
исполнявший. И хотя он тщетный в сем предприял труд,
но примеры, приводимые им для подкрепления и объ¬
260

яснения его правил, могут несомненно руководствовать
пускающемуся вслед славы, словесными науками стя¬
жаемой.
Но если тщетный его был труд в преподавании правил
тому, что более чувствовать должно, нежели твердить, —
Ломоносов надежнейшие любящим российское слово оста¬
вил примеры в своих творениях. В них сосавшие уста сла¬
дости Цицероновы и Демосфеновы растворяются на веле¬
речие. В них на каждой строке, на каждом препинании,
на каждом слоге, почто не могу сказать при каждой бук¬
ве, слышен стройный и согласный звон столь редкого,
столь мало подражаемого, столь свойственного ему благо-
гласия речи.
Прияв от природы право неоцененное действовать на
своих современников, прияв от нее силу творения, повер¬
женный в среду народныя толщи, великий муж действует
на оную, но и не в одинаком всегда направлении. Подо¬
бен силам естественным, действующим от средоточия, ко¬
торые, простирая действие свое во все точки окружности,
деятельность свою присну везде соделовают, — тако и
Ломоносов, действуя на сограждан своих разнообразно,
разнообразные отверзал общему уму стези на познания.
Повлекши его за собою вослед, расплетая запутанный
язык на велеречие и благогласие, не оставил его при то¬
щем без мыслей источнике словесности. Воображению ве¬
щал: лети в беспредельность мечтаний и возможности, со¬
бери яркие цветы одушевленного и, вождаяся вкусом,
украшай оными самую неосязательность. И се паки гре¬
мевшая на Олимпических играх Пиндарова труба возгла¬
сила хвалу всевышнего вослед псальмопевца. На ней воз¬
вестил Ломоносов величие предвечного, восседающего на
крыле ветренней, предшествуемого громом и молниею и
в солнце являя смертным свою существенность, жизнь.
Умеряя глас трубы Пиндаровой, на ней же он воспел
бренность человека и близкий предел его понятий. В безд¬
не миров беспредельной, как в морских волнах малей¬
шая песчинка, как во льде, не тающем николи, искра ед¬
ва блестящая, в свирепейшем вихре как прах тончайший,
что есть разум человеческий? — Се ты, о Ломоносов,
одежда моя тебя не сокроет.
Не завидую тебе, что, следуя общему обычаю ласкати
царям, нередко недостойным не токмо похвалы, стройным
гласом воспетой, но ниже гудочного бряцания, ты льстил
похвалою в стихах Елисавете. И если бы можно было без
уязвления истины и потомства, простил бы я то тебе ради
261

признательный твоея души ко благодеяниям. Но позави¬
дует не могущий во след тебе идти писатель оды, позави¬
дует прелестной картине народного спокойствия и тиши¬
ны, сей сильной ограды градов и сел, царств и царей уте¬
шения; позавидует бесчисленным красотам твоего слова;
и если удастся когда-либо достигнуть непрерывного тво¬
его в стихах благогласия, но доселе не удалося еще нико¬
му. И пускай удастся всякому превзойти тебя своим
сладкопением, пускай потомкам нашим покажешься ты
нестроен в мыслях, неизбыточен в существенности твоих
стихов!.. Но воззри: в пространном ристалище, коего кон¬
ца око не досязает, среди толпящейся многочисленности,
на возглавии, впереди всех, се врата отверзающ к риста¬
лищу се ты. Прославиться всяк может подвигами, но ты
был первый. Самому всесильному нельзя отъять у тебя
того, что дал. Родил он тебя прежде других, родил тебя
в вожди, и слава твоя есть слава вождя. О! вы, доселе бес¬
плодно трудившиеся над познанием существенности души
и как сия действует на телесность нашу, се трудная вам
предлежит задача на испытание. Вещайте, как душа дей¬
ствует на душу, какая есть связь между умами? Если
знаем, как тело действует на тело прикосновением, пове¬
дайте, как неосязаемое действует на неосязаемое, произво¬
дя вещественность; или какое между безвещественностей
есть прикосновение. Что оно существует, то знаете. Но ес¬
ли ведаете, какое действие разум великого мужа имеет
над общим разумом, то ведайте еще, что великий муж мо¬
жет родить великого мужа; и се венец твой победонос¬
ный. О! Ломоносов, ты произвел Сумарокова.
Но если действие стихов Ломоносова могло размаши¬
стый сделать шаг в образовании стихотворческого поня¬
тия его современников, красноречие его чувствительного
или явного ударения не сделало. Цветы, собранные им в
Афинах и в Риме и столь удачно в словах его пресажден-
ные, сила выражения Демосфенова, сладкоречив Цицеро-
ново, бесплодно употребленные, повержены еще во мра¬
ке будущего. И кто? Он же, пресытившися обильным ве¬
леречием похвальных твоих слов, возгремит не твоим хо¬
тя слогом, но будет твой воспитанник. Далеко ли время
сие или близко, блудящий взор, скитаяся в неизвестности
грядущего, не находит подножия остановиться. Но если
мы непосредственного от витийства Ломоносова не нахо¬
дим отродия, действие его благогласия и звонкого препи¬
нания бесстопной речи было, однако же, всеобщее. Если
не было ему последователя в витийстве гражданском, но
262

на общий образ письма оно распространилося. Сравни то,
что писано до Ломоносова, и то, что писано после его, —
действие его прозы будет всем внятно.
Но не заблуждаем ли мы в нашем заключении? Задол¬
го до Ломоносова находим в России красноречивых пасты¬
рей церкви, которые, возвещая слово божие пастве своей,
ее учили и сами словом своим славилися. Правда, они бы¬
ли; но слог их не был слог российский. Они писали, как
можно было писать до нашествия татар, до сообщения
россиян с народами европейскими. Они писали языком
славенским. Но ты, зревший самого Ломоносова и в творе¬
ниях его поучаяся, может быть, велеречию, забвен мною
не будешь. Когда российское воинство, поражая гордых
оттоманов, превысило чаяние всех, на подвиги его взираю¬
щих оком равнодушным или завистливым, ты, призванный
на торжественное благодарение богу браней, богу сил, oS
ты, в восторге души твоей к Петру взывавший над гроб¬
ницею его, да приидет зрети плода своего насаждения:
«Восстани, Петр, восстание, когда очарованное тобою ухо
очаровало по чреде око, когда казалося всем, что, приспе-
вый ко гробу Петрову, воздвигнути его желаешь, силою
высшею одаренный, тогда бы и я вещал к Ломоносову:
зри, зри и здесь твое насаждение. Но если он слову мог
тебя научить... В Платоне душа Платона, и да восхитит и
увидит нас, тому учило его сердце.
Чуждый раболепствования не токмо в том, что благо¬
говение наше возбуждать может, но даже и в люблении
нашем, мы, отдавая справедливость великому мужу, не
возомним быти ему богом всезиждущим, не посвятим его
истуканом на поклонение обществу и не будем пособ¬
никами в ускорении какого-либо предрассуждения или
ложного заключения. Истина есть высшее для нас бо¬
жество, и если бы всесильный восхотел изменить ее об¬
раз, являяся не в ней, лицо наше будет от него отвра-
щенно.
Следуя истине, не будем в Ломоносове искать велико¬
го дееписателя, не сравним его с Тацитом, Реналем или
Робертсоном; не поставим его на степени Маркграфа или
Ридигера, зане упражнялся в химии. Бели сия наука бы¬
ла ему любезна, если многие дни жития своего провел он
в исследовании истин естественности, но шествие его бы¬
ло шествие последователя. Он скитался путями проложен¬
ными, и в нечисленном богатстве природы не нашел он
ни малейшия былинки, которой бы не зрели лучшие его
очи, не соглядал он ниже грубейшия пружины в веще¬
263

ственности, которую бы не обнаружили его предшествен¬
ники.
Ужели поставим его близ удостоившегося наилестней-
шия надписи, которую человек низ изображения своего
зреть может? Надпись, начертанная не ласкательством,
но истиною, дерзающею на силу: «Се исторгнувший гром
с небеси и скиптр из руки царей». За то ли Ломоносова
близ его поставим, что преследовал электрической силе в
ее действиях; что не отвращен был от исследования о ней,
видя силою ее учителя своего пораженного смертно. Ло¬
моносов умел производить электрическую силу, умел от¬
вращать удары грома, но Франклин в сей науке есть зод¬
чий, а Ломоносов рукодел.
Но если Ломоносов не достиг великости в испытаниях
природы, он действия ее великолепные описал нам сло¬
гом чистым и внятным. И хотя мы не находим в творени¬
ях его, до естественныя науки касающихся, изящного учи¬
теля естественности, найдем, однако же, учителя в слове
и всегда достойный пример на последование.
Итак, отдавая справедливость великому мужу, постав¬
ляя имя Ломоносова в достойную его лучезарность, мы
не ищем здесь вменить ему и то в достоинство, чего он не
сделал или на что не действовал; или только, распложая
неистовое слово, вождаемся исступлением и пристрасти¬
ем. Цель наша не сия. Мы желаем показать, что в отно¬
шении российской словесности тот, кто путь ко храму
славы проложил, есть первый виновник в приобретении
славы, хотя бы он войти во храм не мог. Бакон Верулам-
ский не достоин разве напоминовения, что мог токмо ска¬
зать, как можно размножать науки? Не достойны разве
признательности мужественные писатели, восстающие
на губительство и всесилие для того, что не могли изба¬
вить человечества из оков и пленения? И мы не почтем
Ломоносова для того, что не разумел правил позорищного
стихотворения и томился в эпопеи, что чужд был в стихах
чувствительности, что не всегда проницателен в сужде¬
ниях и что в самых одах своих вмещал иногда более слов,
нежели мыслей? Но внемли: прежде начатия времен, ког¬
да не было бытию опоры и вся терялося в вечности и не¬
измеримости, все источнику сил возможно было, вся кра¬
сота вселенныя существовала в его мысли, но действия
не было, не было начала. И се рука всемощная, толкнув
вещественность в пространство, дала ей движение. Солн¬
це воссияло, луна прияла свет, и телеса, крутящиеся го¬
ре, образовалися. Первый мах в творении всесилен был;
264

вся чудесность мира, вся его красота суть только след¬
ствия. Вот как понимаю я действие великия души над
душами современников или потомков; вот как понимаю
действие разума над разумом. В стезе российской словес¬
ности Ломоносов есть первый. Беги, толпа завистливая,
се потомство о нем судит, оно нелицемерно.
Но, любезный читатель, я с тобою закалякался... Вот
уже Всесвятское... Если я тебе не наскучил, то подожди
меня у околицы, мы повидаемся на возвратном пути *.
Теперь прости. — Ямщик, погоняй.
МОСКВА! МОСКВА!!!..
* Трудно сказать, хотел ли Радищев в действительности про¬
должить книгу: заключительные строки главы «Клин» упомина¬
ют о состоявшемся возвращении путешественника.

А. Н. РАДИЩЕВ И ЕГО ВРЕМЯ
В истории российского освободительного движения вторая
половина XVIII века ознаменована зарождением и распростране¬
нием оппозиционной общественно-политической мысли. «Все не¬
обыкновенные умы страстно желали великих перемен... Везде
обнаруживалось какое-то внутреннее неудовольствие... Проница¬
тельные наблюдатели ожидали бури; Руссо и другие предсказы¬
вали ее с разительною точностию; гром грянул во Франции», —
писал в это время писатель, поэт и выдающийся историк
Н. М. Карамзин.
Эхо Великой французской революции отозвалось и в России.
Противоречия между существующим строем и новыми европейски¬
ми идеями, Пугачевское восстание и настоящее положение наро¬
да вызвали подъем национального самосознания во всех областях
государственной жизни и культуры. Передовая молодежь, опи¬
раясь на труды французских энциклопедистов (Монтескье, Руссо,
Вольтера, Гельвеция), осуждала самодержавие, паразитизм дво¬
рян, бесчеловечность крепостного права. Взволнованные голоса
раздавались на заседаниях Уложенной комиссии, на страницах
сатирических журналов «Живописец», «Трутень», «Кошелек» а
др. Российские просветители полагали, что покончить с социаль¬
ной несправедливостью можно лишь распространением знаний
и всеобщим образованием. В это время создавались политические
и публицистические произведения, требовавшие ограничения кре¬
постничества и привилегий дворянства.
Юрист и социолог, профессор Московского университета
С. Е. Десницкий в своих «словах» и «рассуждениях» вопрос о про¬
исхождении государства и семьи связывал с возникновением и
развитием имущественного неравенства и частной собственности.
Работа юриста и историка А. Я. Поленова «О крепостном состоя¬
нии крестьян в России» ставила своей задачей защитить крепост¬
ных крестьян «от наглостей» помещиков, которые их «без всякой
266

пощады и милосердия мучат». В комедии Д. И. Фонвизина «Не¬
доросль», сатирических листках Н. И. Новикова, журналах, кото¬
рые выпускал юный Иван Крылов, звучали слова осуждения
по адресу «злонравных» крепостсников-помещиков.
Одновременно в общественном сознании растет интерес
к личности, чувствам и мыслям отдельного человека. Тема судьбы,
смысла и предназначения человеческой жизни занимает все боль¬
шее место в искусство. Не случайно в живописи этого времени
особое развитие получает искусство портрета. Идеалы просвети¬
тельства определили высокое представление о назначении челове¬
ка. Черты нового отношения к личности отразились в творчестве
Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, В. Л. Боровиковского. Обра¬
зы их современников, овеянные грустью и мечтательностью,
отличаются душевным благородством и особой внутренней гар¬
монией.
Высшим достижением общественно-политической мысли это¬
го времени явилось сочинение А. Н. Радищева «Путешествие из
Петербурга в Москву». Насколько идеи Радищева опередили свое
время и были опасны для самодержавия, мы можем судить по
тому, как внимательно читала «Путешествие» императрица. «За¬
мечания Екатерины II на книгу А. Н. Радищева» буквально ис¬
пещрены ссылками на страницы издания и многочисленными по¬
метами: «Птенцы учат матку...», «...страница покрыта бранью и
ругательством и злостным толкованием...», «изливается яд фран¬
цузский», «уважение никокой не видно тут к закону божию и
гражданскому, а предпочтены произвольный бредни суемудрыя».
«Бунтовщик хуже Пугачева», — заявила императрица статс-сек¬
ретарю А. В. Храповицкому «с жаром и чувствительностью».
Пятнадцать лет отделяло выход книги Радищева от Пугачевского
восстания, но не вдохновители французской революции, а дон¬
ской казак Емельян Пугачев представлялся Екатерине, когда она
прочитала «Путешествие». И это не было случайностью. Книга
Радищева выросла на народной, отечественной основе, хотя ее
автор и был знаком с идеями Гельвеция, Дидро и Рейналя.
По показаниям самого Радищева, напечатано было всего около
650 экземпляров. Семьдесят пять поступили в книжную лавку
Зотова, несколько книг он подарил, знакомым, а основной тираж
уничтожил вместе с черновыми набросками,. узнав о предстоящем
приходе полиции. Тем не менее о книге быстро узнали и много
говорили. Тираж был. отпечатан в конце мая 1790 года; 30 июня
полиция произвела обыск в доме Радищева, а сам автор попал
в Петропавловскую крепость,
16 июля 1790 года секретарь. Екатерины II князь А. А. Без¬
бородко писал: «Всего смешнее, что шалун Никита Рылеев цен-
зировал сию книгу, не читав, а, удовольствовавшись титулом,
267

надписал свое благословение. Книга, сия начала входить в моду
у многой шали; но, по счастью, скоро ее узнали. Сочинитель взят
под стражу». С другой стороны, показательно отношение к Ра¬
дищеву брата Е. Р. Дашковой графа А. Р. Воронцова, под на¬
чальством которого служил Радищев в Петербургской таможне.
Надо сказать, что А. Н. Радищев отличался исключительной доб¬
росовестностью и честностью в «приращении» таможенных дохо¬
дов, за что неоднократно бывал награжден. Сиятельный вель¬
можа А. Р. Воронцов покровительствовал Радищеву в течение
всей его опальной жизни. Будучи сенатором, он тем не менее не
принимал участия в суде, но именно по его ходатайству смерт¬
ную казнь заменили ссылкой в Сибирь; благодаря его хлопотам
с Радищева сняли кандалы, впоследствии Воронцов посылал ему
книги и взял на себя все расходы, связанные с пребыванием Ра¬
дищева в ссылке.
Хотя до выхода «Путешествия» и публиковались произведения
обличительного характера (Фонвизин, Новиков, Княжнин), по
Портрет неизвестного художника, написанный
по заказу А. Р. Воронцова.
А. Н. Радищев по возвращении из Сибири.

столь решительных мер, пресекавших инакомыслие, правитель¬
ство не предпринимало. Между тем в суде над Радищевым уча¬
ствовали представители шести правительственных учреждений:
Уцравы благочиния, Тайной экспедиции, Петербургского губерн¬
ского правления, Палаты уголовного суда, Правительствующего
сената и Государственного совета, а также целая армия поли¬
цейских сыщиков, чиновников, сенаторов во главе с императ¬
рицей.
В Петропавловской крепости Радищев пробыл два месяца и
восемь дней. Петр I заложил на берегу Невы крепость, которая
должна была стать оплотом против внешних врагов, но стала од¬
ной из самых страшных тюрем для важнейших политических
преступников. В свое время в ней был заточен и умер передовой
публицист, автор «Книги о скудости и богатстве» И. Т. Посошков,
в XIX веке здесь находились в заключении декабристы,
Н. Г. Чернышевский, Д. В. Каракозов, А. И. Ульянов, М. Горь¬
кий и др.
Подобно Пугачеву, Радищев был закован в цепи как исклю¬
чительно важный и опасный преступник. Следственное дело вел
тот же самый обер-секретарь Тайной экспедиции С. И. Шешков-
ский, который осенью 1774 года допрашивал в Москве Е. И. Пу¬
гачева. Допросы Радищева сочетались с угрозами, пыткой голо¬
дом и лицемерными обещаниями полного прощения. Императри¬
цу прещде всего интересовали цель, с которой была написана
книга, и имена сообщников. Радищев отвечал категорически, что
<«как сам не имел никакого намерения сделать возмущение, то и
сообщников не имел». Перед судьями он пытался представить се¬
бя легкомысленным писателем, ищущим славы: «Дерзновенные
выражения и неприличной смелости почерпнул я, читая разных
писателей, и ни с каким другим намерением, как чтобы про¬
слыть хорошим писателем». Но достаточно открыть первую стра¬
ницу «Путешествия» со словами: «Я взглянул окрест меня —
душа моя страданиями человечества уязвлена стала», чтобы не¬
соответствие истинных намерений писателя и его вынужденного
«раскаяния» стало совершенно очевидным.
Палата уголовного суда вынесла Радищеву смертный приговор
на пятнадцати листах. В конце приговора было сказано: «За сие
ево преступление Палата мнением и полагает, лиша чинов и дво¬
рянства... и на оной толкования казнить смертию, а показанные
сочинения ево книги, сколько оных отобрано будет, истребить».
Через две недели Екатерина II, по ходатайству А. Р. Воронцова
и по случаю мира со Швецией, подписала указ о замене Радище¬
ву смертной казни ссылкой на десять лет в Сибирь, в Илимский
острог.
Какие же надо было написать строки, чтобы заслужить столь
269

жестокое наказание?! Радищев не выступал с оружием в руках,
не возглавлял повстанческих отрядов, и тем не менее — «бунтов¬
щик» и даже «хуже Пугачева»! Ключом для понимания отноше¬
ния Радищева к Пугачевскому восстанию являются строки:
«Прельщенные грубым самозванцем, текут ему вослед л ничего
толико не желают, как освободиться от ига своих властителей;
в невежестве своем другого средства к тому не умыслили, как
их умерщвление. Не щадили они ни пола, ни возраста. Они
искали паче веселие мщения, нежели пользу сотрясения уз». Са¬
мое важное в данном контексте — не осуждение «невежества»,
а осуждение коренной ошибки восставших. Главное, по мнению
Радищева, состояло не в мщении, не в убийстве отдельных гос¬
под, а в «сотрясении уз», то есть в освобождении от крепостного
права, в коренном решении наболевшей проблемы. Если восстав¬
шие крестьяне боролись за «хорошего царя», который освободит
их от помещиков и даст землю, то Радищев призывал к рево¬
люции, к свержению царской власти вообще. Более того, его
книга воспитывала будущих руководителей революционных вос¬
станий.
«Путешествие» написано в форме путевых записок. Этот свое¬
образный жанр ведет свое происхождение от древних «хожде¬
ний» и более поздних «пугешественных записок». Тяжеловес¬
ный язык имеет заметно выраженный налет сентиментализма
(например, наставление добропорядочного отца сыновьям своим,
«сон» автора, разговоры его с поселянами, частые слезы и пр.)
дань традициям и вкусам времени.
Радищев затронул большой круг вопросов, начиная с обозре¬
ния исторического развития европейских народов, размышлений
о новгородском народоправстве, современном общественном уст¬
ройстве, крепостничестве и кончая вопросами судебной системы,
воспитания, нравственности, литературы.
Автор описывает свои встречи и разговоры с представителя¬
ми разных слоев общества — здесь дворянин и крестьянин, ку¬
пец и чиновник, деревенская девушка и городской обыватель.
Подобный прием дает Радищеву возможность показать положе¬
ние людей разного чина и звания. Это своего рода социальный
срез всего русского общества. В то же время перед нами фило¬
софский трактат, наполненный глубокими ж скорбными размыш¬
лениями о смысле жизни, о несовершенном устройстве россий¬
ского общества, а также о возможных путях дальнейшего разви¬
тия страны. Главное в книге — протест против «страданий чело¬
вечества» и призыв к устранению всякого насилия, так как все
люди «в природной свободе равны».
После шестилетнего пребывания в ссылке Радищеву было
разрешено вернуться в свое имение. С воцарением Александра I
270

он перебрался в Петербург, но, надломленный физически и ду¬
ховно, в 1802 году покончил с собой, прожив всего 53 года.
Первыми последователями А. Н. Радищева были его совре¬
менники •—- поэты-радищевцы. В 1794 году был арестован 22-лет¬
ний майор В. В. Пассек, написавший несколько революционных
стихотворений и среди них такие строки о Екатерине II:
Разум, воля и свобода
Стонут в узах, вопия:
Долго ль чтить нам сумасброда
Кровь сосуща, как змия?
После многих злоключений, допросов и тюрем автор был сослан
в Сибирь, в Тобольскую губернию.
Поэт и драматург В. В. Капниет напиеал в 1783 году «Оду
на рабство», в которой «оплакал» порабощение русского и укра¬
инского народов, а в 1793 году в «Оде на емерть моего сына»
он пиеал, что императрица держит «скиптр несправедливости».
Университетский товарищ Радищева П. И. Челшцев, побы¬
вав в Олонецкой, Архангельской, Вологодской и Новгородской гу¬
берниях, изложил свои наблюдения в дневнике, известном под
названием «Путешествие по северу России в 1791 году». Днев¬
ник содержит много сведений по истории, этнографии, промыш¬
ленности и торговле Севера. Почти 200 лет назад, говоря о не¬
исчерпаемых природных богатствах северного края, Челищев
предлагал проекты его освоения посредством строительства фаб¬
рик и заводов. Но главное в этом произведении, что объединяет
его с радищевским «Путешествием...», — это искреннее сопережи¬
вание боли и страданиям угнетенного народа, беспощадное обли¬
чение его угнетателей. Неудивительно, что последние годы своей
жизни Челищев провел в бедности и гонениях, а его дневник
был издан лишь в 1886 году.
В. А. Маевский под впечатлением от книги Радищева писал:
Неужели сердцу нежному
В предел участи назначено
Пред зловреднейшим творением
Пресмыкаться во ничтожестве.
Крепоетной генерал-губернатора И. П. Салтыкова, Маевский
вел обширную переписку на литературные темы с такими же,
как и он, сумевшими получить образование крепостными и вод¬
ном из писем к другу писал: «Всяк, рожденный с чувствами, дол¬
жен проклинать силу тиранской власти и оплакивать положение
судьбы вашей».
Если в литературе конца XVIII столетия последователей Ра¬
271

дищева было сравнительно немного, то в первой половине
XIX века их число заметно увеличилось. Среди них можно на¬
звать имена известных писателей и публицистов. Декабристы,
А. С. Пушкин, А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышев-
ский в своих статьях и выступлениях прочно связали имя Ра¬
дищева с историей русского освободительного движения. Герцен
в предисловии к сочинениям Радищева и Щербатова, издаваемым
Вольной русской типографией, писал: «Радищев гораздо ближе
к нам, чем князь Щербатов; разумеется, его идеалы были так же
высоко в небе, как идеалы Щербатова — глубоко в могиле;
но это наши мечты, мечты декабристов».
Av С. Пушкин уже в лицейские годы интересовался судьбой и
произведениями Радищева; ему принадлежал редчайший экзем¬
пляр «Путешествия...», который был в руках Екатерины И. Широ¬
кую полемику вызвала его статья «Александр Радищев».
В 1830-х годах Пушкин ведет своего рода диалог с Радищевым
в своем «Путешествии из Москвы в Петербург», но эта работа
осталась незавершенной. Итогом его исканий и размышлений ста¬
ли знакомые каждому из нас слова: «Вослед Радищеву воссла¬
вил я свободу».

лрорянскяя
ИМПЕРИЯ
АжуМЕНТЫ
Записки
Воспоминания
18 Столетье безумно и мудро

но им%лн бы к* помещикам* своимъ должное
Повиновеше и беспрекословное во всем* по-
слушаше; как» о том* издревле отъ Самодер¬
жавных* Предков* Ея Императорскаго Вели¬
чества узаконено, без* всякой отмены, пове¬
левая таковых*, кто отважится возмущать
людей и крестьян* к* неповиновешю их* по¬
мещикам* , тотчас* брать подъ карауль и
приводить въ ближайиая Присутственный ме-
ста, которымъ без* продолжения времени по¬
ступать съ ними по указам*, как* съ нару¬
шителями общаго покоя, без* вслкаго посла-
блешя. А буде и по обнародоваши сего Ея Им-
ператорскаго Величества указа которые лю¬
ди н крестьяне в* должном* у помещиков*
своих* послушанж не останутся , и я* про¬
тивность вышензображеннаго 2-й Уложенной
главы 13 пункта иедозволенныя на noMtщи-
ков* своих* челобитныя, а наипаче Ея Импе¬
раторскому Величеству в* собственный руки
подавать отважатся: то как* челобитчики,
так* и сочинители сих* челобитен* наказаны
будут* кнутом* у и прямо сошлются в* веч¬
ную работу в* Нерчинск* у съ зачетом* их*
помещикам* в* рекруты. А для повсеместна-
Из указа 22 августа 1767 года о запрещении крестьянам жало-
ваться на помещиков.

Российское государство XVIII века, иными словами, дворян¬
ская империя — время расцвета вольностей и привилегий дво¬
рян, формирования буржуазии и усиления крепостничества.
В документах этого раздела правительственному законодательству
противопоставляется правотворчество народа — знаменитые ука¬
зы Е. И. Пугачева и послания одного из его сподвижников,
«полковника главной армии» И. Н. Грязнова. Среди тысяч до¬
кументов, выходивших из Кабинета ее величества, первыми по
своему значению являлись манифесты и указы. В ставке
Е. И. Пугачева воззвания к населению именуются так же: мани¬
фесты и указы, рескрипты. Обе противоборствующие стороны от¬
меняли старые и устанавливали новые законы, оформляли их
юридически: скрепляли подписью и печатью.
Правительственные указы написаны тяжелым канцеляр¬
ским языком, с многочисленными повторами, сложными для вос¬
приятия фразами и оборотами. Их объявляли официально «для
повсеместного о сем сведения и исполнения».
Указы Е. И. Пугачева распространялись участниками и сто¬
ронниками восставших, были адресованы простому народу, напи¬
саны доступным языком, ярко и образно, хотя и не всегда гра¬
мотно. Собирая материалы для «Истории Пугачева», А. С. Пуш¬
кин сразу же понял и оценил силу воздействия пугачевских воз¬
званий, определив их как «удивительный образец народного
красноречия». Понимала это и Екатерина II, поэтому она лично
распорядилась, чтобы там, где пугачевские «указы не проявят¬
ся, чтоб везде оных чрез палача публично сжечь, и чтоб везде
впредь тако поступали со всеми указами, кои не от законных
властей происходят».
Повстанческие власти заимствовали традиционную форму
правительственных документов того времени, но наполнили ее
новым содержанием. Читателю представляется возможность сопо¬
ставить государственное и крестьянско-казацкое законода¬
тельства.
18*
275

В начале раздела представлены тексты правительственных
указов. Проводя дворянскую политику, правительство прежде все¬
го принимало меры, предупреждающие выступления крестьян.
Указ о ссылке крестьян в Сибирь (13 декабря 1760 г.) предостав¬
лял помещикам право «людей и крестьян, а также и женск. пол
до 45 лет, замеченных в вредных проступках» (воровство, пьян¬
ство и прочие беспокойства) отправлять на поселение.
Крепостническая политика государства особенно ужесточи*
лась после вступления на престол Екатерины II. Сопротивление
крестьян помещичьему произволу побудило правительство И июля
1763 года издать указ об оплате крестьянами расходов, свя¬
занных с подавлением их волнений, «дабы другие, боясь сего,
к тем ослушникам не приставали».
17 января 1765 года Екатериной II был издан указ, пред¬
оставлявший помещикам право ссылать крестьян на каторгу без
суда и следствия.
Произвол и беззакония помещиков вынуждали крестьян
искать защиты у верховной власти. Во время путешествия Ека¬
терины И в Казань ей было подано 600 челобитных. 22 августа
1767 года последовал жесточайший указ о беспрекословном пови¬
новении крестьян своим владельцам. Любая жалоба на помещика
объявлялась государственным преступлением, а подавшие ее
«злодеи и возмутители общего покоя» подлежали наказанию и
ссылке на каторгу. Таким образом, всякая челобитная крепостно¬
го приравнивалась к ложному доносу на помещика. Указ должен
был читаться повсеместно в течение месяца в праздничные и
воскресные дни, а затем ежегодно во время храмовых праздни¬
ков по всем перквам, «дабы никто неведением отговориться не
мог». Так был сделан еще один шаг по пути законодательного
оформления всевластия помещика-дворянина над крепостным
крестьянством.
Закрепляя бесправное положение крестьян, правительство од¬
новременно расширяло права и сословные привилегии дворян¬
ства. Манифест о вольности дворянства 18 февраля 1762 года, из¬
данный Петром III и затем подтвержденный Екатериной II,
провозгласил важнейшую привилегию, которой добивались дво¬
ряне в течение многих лет, — освобождение от обязательной го¬
сударственной службы. Манифест способствовал развитию дво¬
рянского предпринимательства, так как довольно значительная
часть дворян, оставив государственную службу, вернулась
в свои поместья.
Значительным явлением в политической жизни России вто¬
рой половины XVIII века был манифест о секуляризации церков¬
ных имений от 26 февраля 1764 года, завершивший многовеко¬
вую борьбу между светскими и духовными феодалами. Непо¬
276

средственной причиной, побудившей правительство пойти на эту
реформу, были непрерывные волнения монастырских крестьян,
которые отказывались нести повинности, платить оброк, захва¬
тывали и засевали монастырские земли.
Следующим этапом укрепления дворянского землевладения
стало межевание земель, так как дробность помещичьих владе¬
ний приводила к земельным захватам и многочисленным тяж¬
бам между дворянами. Помещики часто увеличивали свои владе¬
ния за счет крестьянских земель. Манифест о генеральном раз¬
межевании земель (19 сентября 1765 г.) должен был ликвидиро¬
вать частновладельческие споры между различными катего¬
риями землевладельцев, четко зафиксировав границы их вла¬
дений.
Ответом правительства Екатерины II на Пугачевское восста¬
ние было «Учреждение для управления губерний» (7 ноября
1775 г.), передавшее всю власть на местах в руки дворянства.
«Учреждение...» определило структуру, функции и задачи орга¬
нов управления в губерниях и уездах.
Переходя к характеристике документов повстанческого лаге¬
ря, отметим, что они отразили возросший уровень сознательности
и организованности движения по сравнению с предшествующими
народными выступлениями XVII—XVIII веков. Указы Е. И. Пуга¬
чева и его сподвижников наиболее полно и красноречиво харак¬
теризуют требования и идеологию крестьян.
В настоящее время, по мнению видного советского историка,
исследователя пугачевского движения Р. В. Овчинникова, извест¬
но около шестисот документов, вышедших из ставки Пугачева,
его Военной коллегии и других органов местного управления
восставших.
Манифесты, указы, воззвания не только учитывали интересы
крестьян, казаков и нерусских народов, но и вносили элементы
организации и дисциплины в стихийные выступления масс.
Написанные от имени самого «императора Петра III» или его
«верноподданных», облаченных званиями графов, генералов, пол¬
ковников, документы Пугачева и его сподвижников оказывали
огромное воздействие на трудовой народ. Это отмечал и
А. С. Пушкин, говоря, что обращение Пугачева, исполненное
«в грубых, но сильных выражениях, должно было произвести опас¬
ное впечатление на умы простых людей». Пушкин снял до 20 ко¬
пий указов Пугачева и его сподвижников. Среди них был и имен¬
ной указ Пугачева казакам Яицкого войска от 17 сентября
1773 года — «первое возмутительное воззвание», оригинал кото¬
рого сохранился до наших дней. «Большой лист грубой серой
бумаги, неровно обрезанный по краям, текст написан старатель¬
ной и в то же время неуверенной рукой» (Р. В. Овчинников).
277

Этот указ привлек под знамена восставших всего за два дня око¬
ло трехсот казаков.
В войсках Пугачева сражались русские, башкиры, татары,
казахи, калмыки и др. Необходимо было координировать их дей¬
ствия, предупреждать возможные конфликты на национальной
и религиозной почве. В указах, обращенных к башкирскому на¬
селению от 1 октября 1773 года, провозглашается равенство на¬
родов и вероисповеданий, освобождение от налогов, рекрутчины
и, самое главное, от крепостной неволи.
Немаловажную роль восставшие отводили артиллерии. Всего
в войске Пугачева насчитывалось до 600 артиллеристов. Помимо
трофейных пушек, использовались орудия собственного литья.
Делали их уральские рабочие разных заводов — Авзяно-Петров-
ского, Воскресенского, Саткинского и др. Там же изготовляли
порох, ядра, бомбы и гранаты с картечью. Указ приказчикам
Авзяно-Петровского завода от 17 октября 1773 года гласит: «ис-
вправьте вы мне... два мартила и з бомбами и в скорым поспе¬
шением ко мне представьте».
О размахе восстания свидетельствует указ от 13 июня
1774 года, составленный в ставке Пугачева и посланный «полков¬
нику» Вахтиару Канкаеву, который формировал русские и баш¬
кирские повстанческие отряды в районах Прикамья для даль¬
нейшего наступления на Казань.
В лагере Пугачева старались учитывать политические,
национальные, зкояомические и религиозные интересы восстав¬
ших. Постепенно вырабатывались более конкретные требования.
Важным этаном в этом направлении является указ от 19 июня
1774 года, в котором изложены основные положения крестьян¬
ской вольности — освобождение от крепостной зависимости, по¬
душной подати и рекрутских наборов.
Наиболее значительное выражение требования восставших
получили в манифестах, обнародованных в конце июля 1774 года.
Один из наиболее радикальных, манифест от 28 июля 1774 года,
объявлял о том, что «третий император» жалует «всех, находив¬
шихся прежде в крестьянстве, в подданстве помещиков», самым
заветным и желанным «вольностию и свободою и вечно каза¬
ками, не требуя рекрутских и протчих денежных податей, владе¬
нием земель, лесными, сенокосными угодьями...» и т. д. Далее
говорится о необходимости расправы над помещиками, выдви¬
гается задача полного искоренения дворян: «кои прежде были
дворяне в своих поместьях и вотчинах — оных противников
нашей власти и возмутителей империи и розорителей крестьян,
всячески стараясь ловить, казнить и вешать и поступать ровным
образом так, как они, не имея в себе малейшего христианства,
чинили с вами, крестьянами».
278

В воззваниях И. Н. Грязяова трактуются общие проблемы
взаимоотношений помещиков и крестьян, не забыты и христиан¬
ские заповеди добра и милосердия. Повстанческий отряд Ивана
Никифоровича Грязнова подошел к Челябинску и начал его оса¬
ду в начале января 1774 года. Восставшие послали в город три
письма с требованием прекратить сопротивление и сдать Челя¬
бинск без кровопролития. В них же доказывается «истинность»
Петра III — «государя» и «императора»; властей упрекают в рас¬
правах и разорениях над крестьянами, а главное, ^основывают¬
ся классовые цели восставших: освободить «Россию от нга рабо¬
ты», а дворяне — это те, кто держит людей » этом иге. Цель вос¬
ставших — освобождение от всех угнетателей, за что ж яювдати-
ли жизнями тысячи повстанцев вместе со своим предводите¬
лем — донским казаком Е, И4 Пугачевым.

«ДЛЯ ПОВСЕМЕСТНОГО О СЕМ СВЕДЕНИЯ
И ИСПОЛНЕНИЯ...»
Правительственные указы и постановления
Указ о ссылке крестьян в Сибирь
13 декабря 1760 г.
Объявляется во всенародное известие. Понеже в Сибирской
губернии и Иркутской провинции, в Нерчинском уезде, состоят
к поселению и хлебопашеству весьма удобные места, которых к
заселению государственный интерес требует. Того ради Прави¬
тельствующий сенат приказали: публиковать во всем госу¬
дарстве печатными указами. 1) Кто из помещиков пожелает сво¬
их людей и крестьян, также и женск. пол, которые, вместо долж¬
ных по своим званиям услуг, воровством, пьянством, и прочими
непристойными продерзостными поступками многие вред, разо¬
рения, убытки и беспокойства приключают и другим, подобным
себе, наивящие к таким же вредным поступкам примеры пода¬
ют, таковых за оные непотребства, однако ж годных к крестьян¬
ской и другой работе, летами не старее 45 лет, отдавать к объ¬
явленному поселению, коих для помянутого отправления в Си¬
бирь принимать по заручным доношениям от самих помещиков
или от их поверенных, у коих будут надлежащие поверенные
письма, в лежащих по Волге и Оке рекам, губерниях, провинци¬
ях и городах, в способнейших водяным путем вниз до Самары
отправлению местах, а именно: по Волге — по Ржеве Владими¬
рове, в Зубцове, в Старице, в Твери, в Кашине, в Угличе, в Ро¬
манове, в Ярославле, в Костроме, в Юрьевце-Повольском, в Ба-
лахне, в Нижнем Новгороде, в Кузмодемьянске, в Чебоксарах, в
Свияжске, в Казани, в Симбирске, в Самаре; по Оке — в Кромах,
в Орле, в Белеве, в Лихвине, Перемышле, и Воротынске, в Ка¬
луге, в Алексине, в Кашире, в Коломне, в Переславле-Рязанском,
в Касимове, в Муроме, також и в Москве в губернской канцеля¬
рии, а помещикам и их поверенным давать для зачета в буду¬
щие наборы в рекруты надлежащие квитанции на таком осно¬
вании, как при приемах рекрут бывают, без всякого продолжения
и не причиняя никаких убытков; а кои из тех женаты, то отда¬
вать тех людей с женами; а буде у коих из тех малолетние де¬
ти будут, коих сами помещики при отцах и матерях их на то по¬
селение отдать пожелают, за таковых платить тем помещикам
280

из казны по приеме того ж дня из наличных в вышеобъявленных
губерниях и провинциях доходов за мужеск пол до 5 лет по
10 рублей, а от 5 до 15 лет — по 20 рублей, а в 15 лет, не пла¬
тя денег, зачитать в рекруты ж, а за детей, за женск пол пла¬
тить деньги вполы выше означенных; что же касается до меры
и роста тех, отдаваемых людей, то в сем случае оное не наблю¬
дается, токмо того в помянутых местах при приеме предостере¬
гать, дабы те отдаваемые люди и крестьяне были здоровые и не¬
увечные, а хотя б некоторые члены и повреждены были, точию
б к работам не были помешательными; а при том бы от поме¬
щиков своих снабдены были как мужеск, так и женск пол плать¬
ем и обувью на таком основании, как обыкновенно при рекрут¬
ских наборах чинится; да сверх того, от отдатчиков же на про¬
питание до отправления их, где приняты будут, на месте и в
пути, вместо денежного, також и за провиант, на каждого зачи-
тающего в рекруты человека давать, а именно: на безженного
по 20 рублей, с женою по 15 рублей, а которые с женами ж и с
детьми, хотя б несколько или один сын, или дочь, на тех по
10 рублей. 2) А дабы от кого чуягах людей и крестьян, вместо
своих отдавано быть не могло, того предостерегать; и ежели кто
в том явится, с теми поступать во всем равно, как публикован¬
ными о рекрутах е. и. в. указами поведено, непременно. 3) А кто
таковых на поселение не прежде, но по состоянии о наборе рек¬
рут указа отдавать будет, таких уже не в оный набор, но в по¬
следующие зачитать; и тот зачет чинить за собственные тех по¬
мещиков деревни как тех уездов, где отданы будут, так и дру¬
гих губерний и провинций, в коих деревни его имеются. 4) А чтоб
дворцовые, синодальные, архиерейские, монастырские и государ¬
ственные крестьяне и купечество таких же, как выше описано,
непотребных и вредных обществу людей, отдачею на оное посе¬
ление и зачетом в рекрутские наборы пользоваться могли, того
ради и им так же, как и помещикам, отдавать и от них прини¬
мать во всем на вышепредписаныом основании позволяется, то¬
чию с такою предосторожностию, дабы находящиеся над ними
власти и всякого звания командиры и управители по прихотям
своим или по каким ни есть яко не настоящие и не наследствен¬
ные помещики, но временные начальники, но каким-либо ни
есть пристрастиям и мщениям и напрасно кого теми продерзо¬
стями ополичивая, на оное поселение отдавать не отваживались,
того ради каждой волости, села или деревни выборным и старо¬
стам с крестьяны самим между собою по общему всех письмен¬
ному приговору, с приложением вместо их приходских попов
рук, о крестьянах, в вышеописанпых продерзостях находящихся,
в доказательство, что подлинно те таковые, как выше описано,
продерзатели, с оными приговорами чрез командиров своих
представлять от монастырей, от лавр и от ставропигиальных в
канцелярию Экономии, а от епархиальных монастырей — с апро¬
бации их архиереев, а о купцах — от магистратов, и от дворцо¬
вых — от Главной дворцовой канцелярии, а от государственных
крестьян — также чрез их команды, с надлежащими письмен¬
ными удостоверениями принимать и для зачета в рекрутской на¬
бор также квитанции давать; а ежели кто в отдаче и в приеме
таких окажет какую несправедливость, за то таких по надлежа¬
щем изоблачении наказывать, в силу е. и. в. узаконений, неупус-
тительно. 5) А понеже те принимаемые люди из каждого места
отправляемы быть должны по наступлении лета водяным путем
281

до Самары, того ради всем тем отдатчикам таковых людей и
крестьян к вышеобъявленной отдаче в вышеописанные города
стараться проводить и отдавать до наступления летнего време¬
ни за месяц или менее, дабы в содержании их при тех городах
затруднения быть не могло; а кто прежде оных поставит и от¬
даст, таковых тем отдатчикам до того летнего времени кормить,
сверх данных на них денег, своим коштом *; а как их содер¬
жать и по наступлении летнего времени, каким образом до на¬
стоящих мест отправлять, о том губернским, провинциальным и
воеводским канцеляриям посланными из Сената указами настав¬
ление дано с крепким подтверждением, дабы тем людям как по
отдаче в городах и во время препровоясдения их водяным и су¬
хим путем, так и при настоящем поселении никому напрасного
изнурения не чинить, но всякому из них пристойное призрение
показывать дабы и сами те отправляемые на оное поселение лю¬
ди как в пути порядочное им препровождение, так и тамо к жи¬
тельству их всеми потребностьми удовольствие видя, могли от
побегов и продерзостей удержаться и в лучших и добропорядоч¬
ных поступках жизнь свою спокойно препровождать тщились;
а ежели кто из тех людей, пренебрегши об них такое попече¬
ние, побег или прочие какие продерзости учинит, с таковыми
поступать как с преступниками е. и. в. указов, без всякой по¬
щады.
О приеме Адмиралтейской коллегии присылаемых от помещиков
для смирения крепостных людей и об употреблении их в тяжкую
работу
17 января 1765 г.
Объявляется во всенародное известие. По высочайшей е. и. в.
конфирмации**, воспоследовавшей сего генваря 8 дня на подне¬
сенный от Сената доклад, поведено, буде кто из помещиков лю¬
дей своих, по предерзостному состоянию заслуживающих спра¬
ведливое наказание, отдавать пожелает для лучшего воздержа¬
ния в каторжную работу, таковых Адмиралтейской коллегии
принимать и употреблять в тяжкую работу на толикое время, на
сколько помещики их похотят, и во всю ту оных людей в работе
бытность довольствовать пищею и одеждою из казны равно с ка¬
торжными; когда ж помещики их пожелают обратно взять, то от¬
давать им беспрекословно, с тем только, если таковые по бытно¬
сти своей в работе положенного платья и обуви срока не выно¬
сят, то оное от них отбирать в казну.
О бытии помещичьим людям и крестьянам в повиновении и
послушании у своих помещиков и о неподавании челобития
в собственные ее величества руки
22 негуста 1767 г.
Во всенародное известие. Хотя по высочайшей е. и. в. кон¬
фирмации обнародованным от Сената генваря 19 дня прошлого
1765 года указом, в подтверждение многих прежде изданных, и
* Своим коштом — за свой счет.
** Конфирмация — утверждение решения, приговора
царем.
282

объявлено, дабы никто е. и. в. в собственные руки, мимо учреж¬
денных на то правительств и определенных особо для того пер¬
сон, челобитен подавать отнюдь не отваживался под опасением
предписанного в оном указе наказания, а именно: когда кто не
из дворян и неимеющих чинов осмелится высочайшую е. и. в.
особу подачею в собственные руки челобитен утруждать, то за
первое дерзновение отсылать таковых в работу на каторгу на
месяц, за второе, с наказанием публично, отсылать туда же на
год, возвращая оных по прошествии срока на прежние жилища,
а за третие преступление, с наказанием публично плетьми, ссы¬
лать вечно в Нерчинск, с зачетом крепостных помещикам их в
рекруты.
Но ныне, не взирая на то, дворовые люди и крестьяне гене¬
рала Леонтьева, генеральши Толстой и подполковника Аврама
Лопухина и его братьев отважились еще нарушить оный обнаро¬
дованный указ подачею е. и. в. в собственные руки на помещи¬
ков своих челобитен, не токмо противных изображенному в
13-м пункте 2-й уложенной главы закону, но и вовсе оным недо¬
зволенных, как то в помянутом уложенном пункте именно напе¬
чатано: «А будет учнут извещати про государское здоровье, или
какое изменное дело чьи люди на тех, у кого они служат, или
крестьяне, за кем они живут в крестьянех, а в том деле ни чем
их не уличат: и тому их извету не верити; и учиня им жесто¬
кое наказание, бив кнутом нещадно, отдати тем, чьи они люди и
крестьяне; а опричь тех великих дел, ни в каких делех таким
Наказание плетьми крепостного крестьянина.
Художник Хейслер. XVIII в.

изветчикам не верити». И хотя, во исполнение вышеизображен-
еых законов, некоторые из помянутых преступников за сие их
дерзновение здесь в Москве на разных площадях, а достальные в
их жилищах публично и жестоко на теле все наказаны, при чем
помещикам отдано на их произволение, к себе ли их по наказа¬
нии обратно взять пожелают, или согласятся, чтоб оные отосла¬
ны были в казенную работу в Нерчинск? Равномерно и прочие
их сообщники, как то и бригадира Дмитрия Алсуфьева и брать¬
ев его дворовые люди и крестьяне, чрез посланные команды все
приведены в должное помещикам своим послушание.
Но как из обстоятельств сего дела усматривается, что тако¬
вые преступления большею частию происходят от разглашения
злонамеренных людей, рассеивающих вымышленные ими слухи о
перемене законов и собирающих под сим видом с крестьян по¬
боры, обнадеживая оных исходатайствовать им разные пользы и
выгоды, которые вместо того теми поборами корыстуются сами,
а бедных и незнающих законов крестьян, отвратя их от должно¬
го помещикам повиновения, приводят в разорение и в крайнее
несчастие. Чего ради Правительствующий сенат, по возложенной
на него от е. и. в. доверенности, имея попечение о сохранении в
государстве установленного порядка, а особливо пользы тех, кои,
не имея достаточного о узаконениях знания и уверяясь по про¬
стоте своей таковыми вымышленными от злонамеренных людей
слухами, слепо оным последуют, а чрез то впадают в неизбеж¬
ную погибель, за нужное почел сим е. и. в. указом еще обнаро¬
довать, чтоб помещичьи люди и крестьяне подобным сему лож¬
ным разглашениям ни под каким видом не верили, но имели
бы к помещикам своим должное повиновение и беспрекословное
во всем послушание, как о том издревле от самодержавных
предков е. и. в. узаконено, без всякой отмены, повелевая тако¬
вых, кто отважится возмущать людей и крестьян к неповинове¬
нию их помещикам, тотчас брать под караул и приводить в
ближайшие присутственные места, которым без продолжения
времени поступать с ними по указам, как с нарушителями об¬
щего покоя, без всякого послабления. А буде и по обнародова¬
нии сего е. и. в. указа которые люди и крестьяне в должном у
помещиков своих послушании не останутся и в противность вы-
шеизображенного 2-й уложенной главы 13 пункта недозволенные
на помещиков своих челобитные, а наипаче е. и. в. в собственные
руки подавать отважатся, то как челобитчики, так и сочинители
сих челобитен наказаны будут кнутом и прямо сошлются в веч¬
ную работу в Нерчинск, с зачетом их помещикам в рекруты.
А для повсеместного о сем сведения и исполнения сей указ
с получения оного чрез целый месяц в каждом месте в празднич¬
ные и воскресные дни, а по прошествии месяца ежегодно по од¬
ному разу во время храмовых праздников читать по всем церк¬
вам, дабы никто неведением отговариваться и в подобное сим по¬
следним преступникам несчастие впасть не мог.
Об оплате крестьянами расходов, связанных с подавлением
их волнений и восстаний
11 июля 1763 года
Объявляется во всенародное известие. Вследствие опублико¬
ванного в прошлом 1762 году июля 3 дня е. и. в. манифеста,
о сказавшихся тогда некоторых помещиков крестьянах, что оные
284

от должного помещикам своим повиновения отложились, и по¬
ступили на многие своевольства и продерзости. Сего июля 4 дня,
в высочайшее е. и. в. в Сенате присутствие, по собственноручной
е. и. в. на поднесенный доклад конфирмации поведено: ежели
впредь последует какая от крестьян помещикам непокорность, и
посланы будут воинские команды, то сверх подлежащего по ука¬
зам за вины их наказания дабы чувствительнее то им было, взы¬
скивать с них и причиненные по причине их непослушания ка¬
зенные убытки, дабы другие, боясь сего, к тем ослушникам не
приставали, и чтоб о том всякой сведом был, во всем государстве
публиковать.
Манифест о вольности дворянства
18 февраля 1762 г.
Бессмертной славы, премудрый монарх, любезный государь,
дед наш, Петр Великий, император Всероссийский, какую тягость
и коликие труды принужден был сносить единственно для бла¬
гополучия и пользы отечества своего, возводя Россию к совершен¬
ному познанию как военных, гражданских, так и политических
дел, тому не только вся Европа, но и большая часть света не¬
ложный свидетель.
Но как к восстановлению сего нужно было, в наипервых,
яко главный в государстве член, благородное дворянство при¬
учить и показать, сколь есть велики преимущества просвещен¬
ных держав в благоденствии рода человеческого против бесчис¬
ленных народов, погруженных в глубине невежеств; то по сему
в тогдашнее ж время самая крайность настояла российскому дво¬
рянству, оказывая отличные свои к ним знаки милости, повелел
вступать в военные и гражданские службы и, сверх того, обучать
благородное юношество не только разным свободным наукам, но
и многим полезным художествам, посылая оных в Европейские
государства и для того ж самого учреждая и внутрь России раз¬
ные училища, дабы с наивящщею поспешностию достигнуть же¬
лаемого плода.
Правда, что таковые учреждении, хотя в начале частиго каза¬
лись тягостными и несносными для дворянства, лишаться покоя,
отлучаться домов, продолжать против воли своей самим военную
и другие службы, и детей своих в оные записывать, от которой
некоторые укрывались, подвергая себя за то не только штрафам,
но и лишались имений своих, как нерадивые о своем и потом¬
ков своих добре.
Упомянутому ж установлению, хотя оное в начале несколько
и с принуждением сопряжено было, но весьма полезное, после¬
довали все со времен Петра Великого владеющие Российским
престолом, а особливо любезная наша тетка, блаженной памяти
государыня императрица Елисавет Петровна, подражая делам
государя родителя своего, знание политических дел и разные
науки распространила и умножила под своим покровительством
в Российской державе; но что ж из всего того произошло, мы с
удовольствием нашим видим, и всяк истинный сын отечества сво¬
его признать должен, что последовали от того неисчетные поль¬
зы; истреблена грубость в нерадивых о пользе общей, перемени¬
лось невежество в здравый рассудок, полезное знание и прилеж¬
ность к службе умножило в военном деле искусных и храбрых
генералов, в гражданских и политических делах поставило све¬
285

дущих и годных людей к делу, одним словом заключить, благо¬
родные мысли вкоренили в сердцах всех истинных в России пат¬
риотов беспредельную к нам верность и любовь, великое усердие
и отменную к службе нашей ревность, а потому и не находим мы
той необходимости, в принуждении к службе, какая до сего вре¬
мени потребна была.
И тако мы, в рассуждении упомянутых обстоятельств, по
данной нам от всевышнего власти, из высочайшей нашей импера¬
торской милости, отныне впредь на вечные времена и в потом¬
ственные роды жалуем всему российскому благородному дворян¬
ству вольность и свободу, кои могут службу продолжать как в
нашей империи, так и в прочих Европейских союзных нам дер¬
жавах, на основании следующего узаконения:
1) Все находящиеся в разных наших службах дворяне могут
оную продолжать, сколь долго пожелают и их состояние им доз¬
волит, однакож, военные ни во время кампании, ниже пред нача¬
тием оной за три месяца о увольнении из службы или абшида
просить да не дерзают, но по окончании как внутрь, так и вне
государства, состоящие в военной службе могут просить у коман¬
дующих над ними о увольнении из службы или отставки и ожи¬
дать резолюции; состоящие во всяких наших службах в первых
осьми классах — от нашей всевысочайшей конфирмации, а про¬
чие чины получают определение по департаментам, до которых
оные принадлежат.
2) Всех служащих дворян за добропорядочную и беспороч¬
ную нам службу награждать при отставке по одному рангу, если
в прежнем чине, с которым к отставке идет, больше года состоял,
и то таковых, кои от всех дел увольнения просить будут; а кои
из военной в статскую службу пожелают вступить и ваканции *
будут, то и таковым, по рассмотрении определяя, награждении
чинить, если три года в одном ранге состоял, то есть в том, с ко¬
торым идет к статской или другой какой нашей службе.
3) Кто ж будучи в отставке некоторое время или после во¬
енной находяся в статской и других наших службах пожелает
паки вступить в военную службу, таковьте приняты будут, есть
ли их к тому достоинствы окажутся, теми ж чинами, в каковых
они состоят, с переименованием военных чинов, но старшинством
младшими пред всеми теми, кои с ними, когда они из военной
службы уволены, в одних рангах состояли; есть ли ж таковые
все уже повышены будут, то может и определяющийся в воен¬
ную службу старшинство получить с того дня, как определится;
сие для того постановляем, дабы служащие перед песлужащими
выгоду и пользу имели; равным образом кто, будучи и от стат¬
ской службы отставлен, и потом из отставки пожелает в стат¬
скую ж и другие службы, кроме военной, а по его годности при¬
нять будет можно, то поступать по сему ж артикулу, исключая
одно переименование.
4) Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъ¬
ехать в другие Европейские государства, таким давать нашей
Иностранной коллегии надлежащие паспорты безпрепятственно
с таковым обязательством, что, куда нужда востребует, то б на¬
ходящиеся дворяне вне государства нашего явились в своем оте¬
честве; когда только о том учинено будет надлежащее обнаро¬
дование, то всякой в таком случае повинен со всевозможной ско-
* Ваканции — вакансии,
286

ростию волю нашу исполнить под штрафом секвестра * его
имения.
5) Продолжающие службу, кроме пашей, у прочих Европей¬
ских государей российские дворяне, могут, возвратись з отече¬
ство свое, по желаниям и способности вступить на вакапции в
нашу службу: находящиеся в службах коронованных глаз теми ж
чинами, на которые патенты ** объявят, а служащие у прочих
владетелей — с понижением чинов, как о том прежнее узаконе¬
ние установлено и по которому ныне исполняется.
6) А как по сему нашему всемилостивейшему установле¬
нию никто уже из дворян российских неволею службу продол¬
жать не будет, ниже к каким-либо земским делам от наших уч¬
режденных правительств употребится, разве особливая надо 5-
пость востребует, но то не инаково, как за подписанием наше!
собственной руки именным указом поведено будет, то ж и Смо¬
ленское шляхетство; напротиву того в Петербурге, и в Москва
определено указом еще государя императора Петра Первого при
Сенате и оного конторе по нескольку человек из отставных дво¬
рян для всяких случающихся надобностей; то мы высочайше по¬
велеваем отныне впредь всегда погодно с переменою быть при
Сенате по 30, а при конторе оного — по 20 человек, для чего Ге¬
рольдии ежегодно по пропорции живущих в губерниях, а не з
службах находящихся дворян и наряд чинить, одпакож не назпа-
чивая никого поименно, но самим дворянам в губерниях и про¬
винциях меж собой выборы чинить, объявляя только, кто выбран
будет, в канцеляриях, дабы оные могли о том в Герольдию ра¬
портовать, а выбранным высылку учинить.
7) Хотя сим нашим всемилостивейшим узаконением все бла¬
городные российские дворяне, исключая однодворцев, навсегда
вольностию пользоваться будут, но наше к ним отеческое попе¬
чение еще далее простирается, и о малолетных их детях, коих
отныне повелеваем для единственного только сведения объявлять
в 12 лет от рождения их в Герольдии, в губерниях, провинциях
и городах, где кому выгоднее и способнее, при чем от родителей
или от сродников их, у кого оные в смотрении, брать известии,
чему они до двенадцатилетяего возраста обучены и где далее на¬
уки продолжать желают, внутрь ли нашего государства в учреж¬
денных. на иждивении нашем разных училищах, или в прочих
Европейских державах, или в домах своих чрез искусных и
знающих учителей, буде достаток имения родителям то сделать
дозволит; однакож, чтоб никто не дерзал без обучения пристой¬
ных благородному дворянству наук детей своих воспитывать под
тяжким нашим гневом; того для повелеваем всем тем дворянам,
за коими не более 1000 душ крестьян, объявлять детей своих пря¬
мо в нашем Шляхетном кадетском корпусе, где они всему тому,
что к знанию благородного дворянства принадлежит, с наипри¬
лежнейшим рачением обучаемы будут, а по изучении всякой по
его достоинству с награждением чинов выпустится и потом может
всякой вступить и продолжать службу по выше помянутому.
8) Находящихся же ныне в нашей службе дворян, в Солда¬
тах и прочих нижних чинах менее обер-офицера, кои не дослу¬
* Секвестр — временная конфискация имущества, нало¬
жение ареста.
** Патент — диплом, свидетельство о получении чина,
звания.
287

жились офицерства, не отставливать, разве кто более 12 лет во¬
енную службу продолжал, то таковые получат увольнения от
службы.
9) Но как мы сие наше всемилостивейшее учреждение все¬
му благородному дворянству на вечные времена фундаменталь¬
ным и непременным правилом узаконяем, то в заключение сего
мы, нашим императорским словом наиторжественнейшим обра¬
зом, утверждаем на всегда сие свято и ненарушимо содержать в
постановленной силе и преимуществах, и нижепоследующие до
нас законные наши наследники в отмену сего в чем-либо посту¬
пить могут, ибо сохранение сего нашего узаконения будет им
непоколебимым утверждением самодержавного Всероссийского
престола; напротиву ж того мы надеемся, что все благородное
российское дворянство, чувствуя толикие наши к ним и потом¬
кам их щедроты, по своей к нам всенодданнической верности и
усердию побуждены будут не удаляться, ниже укрываться от
службы, но с ревиостию и желанием в оную вступать и честным
и незазорным образом оную по крайней возможности продолжать,
неменьше и детей своих с прилежностию и рачением обучат бла¬
гопристойным наукам, ибо все те, кои никакой и нигде службы
не имели, но только как сами в лености и праздности все время
препровождать будут, так и детей своих в пользу отечества сво¬
его ни в какие полезные науки не употребят, тех мы, яко суще
нерадивых о добре общем, презирать и уничтожать всем нашим
верноподданным и истинным сынам отечества повелеваем, и ниже
ко двору нашему приезд или в публичных собраниях и торже¬
ствах терпимы будут.
Манифест о секуляризации церковных имений
26 февраля 1764 г.
Объявляем всенародно. Прадед наш, блаженный и вечнодо¬
стойной памяти государь царь и великий князь Алексей Михай¬
лович, в 1649 году учреждая правосудие в подданном своем на¬
роде, усмотрел количество имений духовных не по намерению
подателей употребляемое, помышлять начал о распоряжении
оных и обращении на действительные дела церкви Христовой;
но преемник его, наш вселюбезнейший дед император Петр Ве¬
ликий с первых лет своего царствования то самое делом произ¬
вел. Сей высоких дарований государь в 1701 году генваря 31 дня
обращать начал указом своим все имения недвижимые духовные
на истинную пользу душеспасительную, для которой благочести¬
вые податели награждали церковь божию в империи нашей. Он
повелел графу Мусину-Пушкину взять оные под свое ведение и
распорядить на благолепие церковное и на достодолжное и неза¬
зорное содержание олтарю служащим, а остатки посвятить опре¬
делил на учреждение училищ духовных, на пропитание отече¬
ству послужившим и оставшимся в старости, ранах и болезнях,
бедным и неимущим. Но чтобы удобнее желаемого конца достиг¬
нуть, в 1720 году составил он Духовный регламент, и все сии спа¬
сительные дела передал в исполнение тем же властям духовным,
под правлением учрежденного тогда Синода. В 1724 году генваря
20 дня повелел он описать, сколько за осми-гривенным подушным
окладом останется из духовных вотчин во всем государстве хле¬
ба для содержания нищих, сирот и монахов, им служащих, та-
288

кож де службу божию и на училища; а потом генваря 22 дня
учредил Камер-Коллегию для всех с имений духовных сборов, по¬
лагая штаты на епархии и монастыри, на соборы и прочие цер¬
ковные места, а остатки употребить на гошпитали; почему у Си¬
нода с Сенатом были тогда рассуждения и определено того же
1724 года Монастырский приказ переименовать камер-конторою
с принадлежащим к ней учреждением. Но не судил бог сего столь
богоугодного дела довершить великого духа монарху, а кончиною
его осталося все оное без исполнения. В следствие чего бабка на¬
ша, блаженной памяти Екатерина Алексеевна 1726 года июля
12 дня и сентября 26 повелела быть коллегии Экономии сино¬
дального правления и в первом указе все дела духовные Всерос¬
сийской церкви оному препоручила, а земские и экономию всех
церковных деревень в правление отдала той Коллегии единствен¬
ное. То самое подкрепляемо было повторяемыми указами при
покойной императрице Анне Иоанновне в 1736 и 1738 годах, до¬
коле Синод при вселюбезнейшей нашей тетке, в бозе почивающей
императрице Елисавете Петровне, сам испросил ту коллегию Эко¬
номии в 1744 году отставить, а своим надзиранием обязался раз¬
множать экономию и употреблять доходы с вотчин духовных по
намерению родителя ее. Но, не достигши и чрез то до соверше¬
ния, понудило е. в. в 1757 году сентября 30 дня, присутствуя в
Конференции, объявить, что монастыри, не имея власти употреб¬
лять доходы церковные инако, как на положенные законами ро¬
дителя ее расходы, суетное себе делают затруднение управлени¬
ем деревень, а иногда и налогами, от чего и крестьяне их при¬
ходят в ослушание; и потому начала было в том родителя своего
делать распорядки, однакож блаженная и ее кончина достигнуть
того не допустила.
Таковое было действие и старание о распоряжении на дела
богоугодные имений духовных от времени государя императора
Петра Великого чрез 63 года в бозе почивающих бывших до нас
монархов; но для чего оное конца своего не достигло, о том мы
не исследьтваем, а осталося нам, как видим, судьбами божиими,
приняв скипетр в Империи нашей, перво всего утвердить в на¬
роде те дела спасительные церкви нашей православной, о кото¬
рых столь много прежде было помышляемо. Мы, в воздаяние
божиего к нам благословения, одно то положили на сердце, чтоб
общее народа нашего благо нашим собственным благополучием
почитать, и для того приемля перво всего за основание к тому
дела душеспасительные церкви нашей православной, определили
труд, предприятый нашими предками, по истинному и богоугод¬
ному их намерению к концу привести. Ревность наша к богу и
вере пашей православной первым подвигом были дело сие с по¬
спешением начинать, дабы мы не явились безответны пред его
судом. Да не возмнит же кто, яко бы желание наше было достоя¬
ние благочестивых подателей, церквам единожды посвященное,
обратить на какое-либо употребление, свету и его суете служа¬
щее! Но кто может столь неразумен и дерзновенен пред богом
явиться, чтобы благолепие церковное, поучение народа, нищим
призрение, в старости, ранах и болезнях послужившим за веру
и отечество содержание, не принимал за те добродетели, к кото¬
рым нас прямая вера Христова поучает? И не мы ли, самодер¬
жавную власть от бога приявши над многими народами, паче
всех земных о том помышлять должны? Сии и прочие к тому
служащие размышления, верою и законом, а к кому и собствен-
19 Столетье безумно и мудро
289

ною нашею любовию к исполнению должности нашей в сердце
нашем питаемые, побудили нас дар божий по завету его обра¬
тить на сии богоугодные дела и составляющее немалую часть до¬
ходов государственных, а некоторыми властями беспорядочно
иногда управляемое, привести в такой порядок, о котором предки
наши чрез 60 лет и больше трудилися, по не онончали. Для сих
причин в прошлом, 1762 году, ноября 29 числа, учредили мы при
дворе нашем духовную комиссию, состоящую из трех духовных
персон и из пяти светских, которой повелели быть под нашим
единственным ведением, снабдив оную довольною от нас инструк¬
цией) за нашим собственноручным подписанием; и помощию се¬
го департамента, под нашими частодаваемыми резолюциями и
повелениями, по многим той комиссии докладам достигли мы со¬
вершить следующее: 1) Понеже в камер-коллежской ведомости по
последней ревизии оказалось всех архиерейских, монастырских и
церковных крестьян 910.866 душ и управление столь великого чи¬
сла деревень духовными, часто переменяющимися властями, про¬
исходило тем самым домам архиерейским и монастырям тяго¬
стное, а временем или за расхищением служками, или и за не¬
знанием прямого хозяйства деревенского, — беспорядочное и
самим крестьянам разорительное; сверх же того многие епар¬
хии, монастыри, соборы и белое священство так были неуравне-
ны, что одни перед другими весьма малые доходы, а другие и ни¬
каких не имели, то мы, учредя коллегию Экономии, повелеваем
от сего времени принять ей все оные вотчины, со всеми казен¬
ными в них наличностьми под свое ведение и управление. А яко
комиссия за сходственное и удобное крестьянам без отягощения
их нашла, и о том нам свое мнение представила, чтоб на каж¬
дую душу, вместо всех архиерейских и. монастырских, пашенных
и сенокосных работ и всякого рода хлебных и других окладов,
положить оброку денежного по полтора рубли с души, то мы,
оное комисское представление утвердя, повелели по тому окладу
и начать собирать с сего 1764 года генваря с 1 числа; а вместо
того. 2) Все архиерейские домы и мужеские и девичьи монасты¬
ри, имевшие за собою до сего времени вотчины, разделили на три
класса, на которые так, как и на вотчинные и ружные соборы и
церкви *, сделали особенные штаты и в них именно означили,
сколько домов архиерейских и мужеских и девичьих монастырей
в тех классах по древним их степеням быть, сколько соборов и
церквей ружных и что по тем штатам из коллегии Экопомии в
каждый из них, вместо денежной суммы, отпускать всякий год
должно. 3) С некоторого времени, отступя от прежнего порядка,
посвящалися архиепископы, епископы, архимандриты и игумены
не по степеням их епархий и монастырей, но для сохранения
древнего обыкновения; в первые два класса мы ныне определя¬
ем архиепископов, а в третий посвящать указали епископов, то¬
же и о монастырях повелели: в первых двух классах быть архи¬
мандритам, а в третий посвящать игуменов. 4) Для вспоможения
в Новгородской епархии оставили по прежнему викарием одного
епископа, которому жительство определили в Олонце, а в Мос¬
ковской вновь учредили викарием же другого и дом свой архие¬
* Вотчинные и ружные соборы и церкви — со¬
держание хлебом, деньгами и припасами церковного причта, вы¬
плачиваемого прихожанами. Руга — жалованье безземельному
причту.
290

рейский иметь ему в Севске повелели, по чему и на сих двух
епископов особливый домам их штат положили; и таким образом
все оные домы архиерейские, монастыря и соборы так, как и
церкви ружные, снабдили известным доходом денежным годовым,
который они получать будут от коллегии Экономии без всяких
бывших до сего времени хлопот и трудностей, налагающих им
бремя управлением деревень. А чтобы не лишены были архиерей¬
ские домы выгод, к домостроительству их служащих, то мы пове¬
лели каждому архиерейскому дому по близости определить заго¬
родные дворы, рыбные ловли и земли, для сена и пастьбы лоша¬
дей и скота довольные. 5) Белое священство * во всем нашем го¬
сударстве, каждому известно, в каком до сего времени находится
еще неустройстве. Наше главное попечение, чтоб учреждением
полезных училищ во всех епархиях положить впредь такое осно¬
вание, по которому бы мало-по-малу священники при церквах не
токмо способнее были поучениями просвящать простой народ, но
и своим образом жития пример подавать поучаемому народу в
вере спасительной, от которой истекает все благонравие и доброе
согражданство. Но понеже еще сей части учреждения мы не со¬
вершили, а уповаем с божиею помощию и то к желаемому кон¬
цу вскоре привести, то предварительно ныне избавили мы только
все упомянутое белою священство от сбору им разорительного
данных денег с церквей, который прежними патриархами был
установлен и по сие время в отягощение священству продолжал¬
ся, и оной вовсе сложили; так как и собираемую часть хлеба, с
монастырей 20-ю, а с церквей 30-ю, на семинарии **, к немалому
оскудению того же священства до сего бывшие, оставили, а опре¬
делили, вместо оной, на училища от той же коллегии Экономии
знатную повсягодно денежную отпускать сумму, которая тогда
будет известна, когда наше учреждение о семинариях в народ
объявится; при чем мы не оставим и о других выгодах до бла¬
госостояния того белого священства, по приличию их сана, по¬
лезные учинить определения. 6) В вышеупомянутых штатах мы
определили сумму на содержание церквей, их благолепие и вся¬
кого сана и достоинства олтарю служащим на повсягодное до¬
вольствие, где дали пристойное пропитание и чужестранным ду¬
ховным, которые за православие или изгнаны от других иновер¬
ных, или, по неимуществу в отечестве их пропитания, в нашей
империи убежища по единоверию себе ищут; а напоследок и
штат жалованью святейшего Синода и его в Москве конторе из
тех же в коллегию доходов определили, так, как и дом патриар¬
ший синодальный удовольствовали. 7) За таковыми знатными рас¬
ходами, единственно к славе имени божия служащими, остава¬
лось нам самое важное устроить, о чем предки наши, в бозе по¬
чивающие монархи, столь долговременно паче всего трудились,
а именно — дабы часть доходов определить от тех имений, кото¬
рыми боголюбивые податели церкви божие наградили, больным,
престарелым, дряхлым и за веру и любовь, по ревности к отече¬
ству в тяжкой военной, морской и сухопутной службе раны по¬
несшим. Сами пастыри духовные в церкви поучают, сколь вели¬
кая есть жертва богу разумевать на нища и убога и ведать
скорбь их и болезни, а паче от службы без пропитания изнемог¬
ших и оставшихся и коликого вечного воздаяния от бога, каж¬
* Белое священство — не монашествующее, мирское.
** Семинария — среднее духовное учебное заведение.
19*
291

дый христианин надееться за призрение таковых должен. Кольми
паче мы, принявши от небесные силы бремя правительства всех
наших народов, к устроению таких дел одолжаемся, и не цер¬
ковь ли сама, питая нищих и болящих, сей дар в снедь им при¬
нести от избытков своих долженствует? Для того мы знатную
годовую сумму от той же коллегии Экономии определили на пен¬
сии верно и долговременно служившим и без пропитания остав¬
шимся офицерам, на инвалидов, на госпитали, богадельни и на
многие по смерть временные дачи, такожде вдовам и сиротам, и
всего более 250.000 рублей в год к тому назначали, так, как то
особливо в росписаниях находится, нами конфирмованных. Но для
твердого и непоколебимого порядка и самой коллегии Экономии
в Москве и ее конторе в С. Петербурге определили мы штат с
довольным каждому в оных чину и служителю содержанием из
тех же доходов. При окончании же всех сих богоугодных дел,
когда мы с крайним нашим прилежанием все то рассматривали,
что комиссия духовная, по велению нашему расписав, нам все¬
подданнейше представляла, ревность наша к церкве православ¬
ной побудила нас, сверх всего, что мы в оном росписании нашли,
исправили и высочайше уже конфирмовали, прибавить еще по¬
даяния повсягодного епархиям, монастырям, соборам и церквам
ружным, а при том и инвалидам, от собственного сердца нашего
движения и усердия к церкве святой, до 40.000 рублей на раз¬
дел, которую сумму и повелели мы из Коллегии отпускать по
всягодно по приложенному при сем особливому росписанию во
все места. И дабы всем нашим верноподданным известно было
подробное всему вышеписанному объяснение, то мы, все то, что
утвердили, при сем напечатать и публиковать во всем государ¬
стве Сенату нашему указали; сим образом богоугодные дела, о
которых предки наши столь долговременно трудилися, делом са¬
мим мы совершили, и тем богу послужили. Не нам, но имени его
буди слава.
Манифест о генеральном размежевании земель
19 сентября 1765 г.
Распространяя на все части правления наше всегдашнее, бо¬
гом поспешествуемое попечение о истинном благосостоянии вру¬
ченной нам святым его промыслом Империи, не могли мы оста¬
вить и того намерения, чтоб не привесть к исполнению пред¬
принятое для совершенного государственного благоучреждения
любезною нашею теткою, в бозе опочивающей императрицею
Елисаветою Петровною, государственное земель размежевание.
И хотя мы, к сожалению нашему, и узнали, что при начатии се¬
го полезного дела в царствование е. в. некоторые владетели не
только не способствовали оному, но паче различными и отчасти
недельными спорами заводили еще оное до остановки; однакож
как по благоутробию нашему не могли мы и не можем себе во¬
образить, чтоб при всем том в числе владетелей не было пе срав-
ненно более таких истинных сынов отечества своего, которые бы
не ставили себе собственно в честь и славу способствовать всеми
силами всякому для государства полезному делу, а следователь¬
но, и толь нужному размежеванию земель. В таком совершен¬
ном удостоверении за благо рассудили мы назначить новую на-
рочную межевую комиссию, в которую определя генерала и се¬
292

натора Панина, генерал-поручика и сенатора Мельгунова, гене¬
рал-поручика и сенатора Муравьева, тайного советника и пре¬
зидента Вотчинной коллегии Лунина, да правящего генерал-про-
курорскую должность генерал-квартирмейстера князя Вяземско¬
го, повелели им рассмотреть, во-первых, прежде изданную о го¬
сударственном межевании инструкцию со всеми до оной касаю¬
щимися установлениями, бывшими во время межевания различ¬
ными случаями и происходившими от владетелей спорами.
Сия комиссия, исполня в том данное ей повеление наше все¬
подданнейше представила нам, что в прежней межевой инструк¬
ции, сверх известного нам желания покойной государыни импе¬
ратрицы, любезной нашей тетки, дабы государственным разме¬
жеванием доставить всем владельцам покой и надежность их
имений, а при том еще и установить точное положение грани¬
цам всех владений, введены еще напрасные и затруднительные
виды, ревизии и редукции * всех земляных дач по тому, что оною
инструкцией) велено без разбора у каждого помещика, как бы
кто ни владел своим спокойно и без всякого на него челобитья,
рассматривать все на земляные его дачи крепости для изыскания
по оным примерных во владении каждого земель, равно как и у
заспорившихся в своих границах, следовать и рас лтривать, ка¬
ким образом доходила до всякого владельца каж; х дача. Хотя
такое по крепостям в землях разобрание по общиг государствен¬
ным законам принадлежало бы единственно, и то ■ *. случае толь¬
ко иска и челобития одного на другого в завладении чужих зе¬
мель, суду и решению Вотчинной коллегии, что сверх того не
сделано в прежнем государственного межевания установлении
никакого определения о невзыскании исков за те земли, которые
в чужих руках отъищутся общим государственным, а не по иску
каждого челобитчика, особливо предпринимаемым межеванием.
Почему добрые и землями своими всегда безмятежно владеющие
помещики возъимели натуральное сомнение и опасность, чтоб
без всякого их намерения захватывать чужие земли, или произ¬
водить иск за такие, кои другими в древние времена из их при¬
мерных земель по приуроченным им в писцовых книгах дачах
захвачены, не быть во всем их недвижимом имении от самого
оному начала подверженными следствию одпого офицера, отправ¬
ляемого только межевщиком; а корыстолюбивые, напротив то¬
го, получили при таком учреждении государственного размеже¬
вания повод и поползновение помышлять о достижении вящщего
себе обогащения исками за открывающиеся оным в завладении
издревле их земли; и что напоследок от такого в прежнем уста¬
новлении неопределения произошли толь многие посторонние в
межевании споры и остаповки, от коих успех оного сделался со¬
вершенно зависимым.
К признанию существа таковых от комиссии нам представ¬
ленных недостатков преклонились мы тем охотнее, что
кроме очевидного настояния оных, уверяем еще себя иметь в
империи нашей больше таких истинных сынов отечества, кото¬
рые для общего государственного спокойствия предпочтут всег¬
да жертвовать общему благоучреждению малою частию своего
собственного, нежели для партикулярной корысти делать толь
полезному делу препятствия и остановку.
* Редукция — отведение, отделение, проверка прав на
владение.
293

На сем основании восхотели мы, исключая все вышеозначен¬
ные посторонние обстоятельства, кои в прежнем государственно¬
го размежевания установлении причинствовали между владете¬
лями споры и взаимные иски, сделать оному для пользы и успо¬
коения обществу новое учреждение. Чего ради, предписав опре¬
деленной от нас межевой комиссии некоторые генеральные пра¬
вила, повелели мы ей, соглася с оными прежнюю межевую ин¬
струкцию, сочинить новую и представить тот новый проэкт к на¬
шей апробации, а между тем, сии начальные правила обнародо¬
вать. Ныне же для сведения всем владельцам, поколику что, как
для каждого из них особливо, так и до всех вообще касаться мо¬
жет, дабы по оном все правомыслящие и отечеству искренно доб¬
рожелательные граждане наперед совершенно удостовериться
могли, что монаршая наша воля и повеление о государственном
размежевании имеют единственным себе предметом истинную
всего общества пользу утверждением покоя, прав и надежности
каждого владетеля в его благоприобретенном имении; во взаим-
ство чему полагаем и мы твердую надежду, что с своей стороны
все владетели, руководствуясь яеложной любовию к отечеству и
ревнуя каждый по силе своей об общем благе, с которым соб¬
ственное его зль много связано, не преминут употреблять все¬
возможных с\ щтв к облегчению и поспешествованию сего нуж¬
ного и полезх :о дела. Напротив чего мы еще всемилостивейше
чрез сие обна оживаем, что те, кои надежду нашу похвальным
своим содействованием исполнят, признаны будут от нас сущи¬
ми ревнителями и соучастниками в происходящей государству
от нового благоучреждения пользе, также и усердными исполни¬
телями монарших наших повелений. Когда вопреки те, кои, пред¬
почитая собственную свою мнимую корысть, не устыдятся нароч¬
но вымышляемыми спорами и препятствиями затруднять и оста¬
навливать скорое производство государственного межевания, не¬
минуемо подвергнут себя за то и справедливому нашему гневу,
и общему всего общества, яко недоброжелатели оного, омер¬
зению.
Впрочем для лучшего успеха государственному межеванию и
чтоб оно в свое время с меньшими затруднениями происходить
могло, всемилостивейше повелеваем мы чрез сие:
1) Никому, как владельцам и городам, так дворцовым, одно¬
дворческим и прочим всякого без изъятия казенного ведомства
селам, слободам и деревням отнюдь не распространять отныне
владения земель своих за те границы, в которых публикация се¬
го манифеста каждого застанет, кроме особливых на то указов,
покупок и других указных дачь, или полюбовных разделов, но
паче всякому, оставаясь в прежних пределах, ожидать спокойно
государственного размежевания. Чего ради по обнародовании
сего манифеста всем владетелям, городам, селам, и казенного
всякого звания слободам и деревням освидетельствовать, околь¬
ным людьми и заметить нынешнего их в землях владения гра¬
ницы.
2) Понеже в генеральных к сочинению межевой инструкции
правилах, за основание от нас предписанных, именно означено,
что мы всемилостивейше жалуем и утверждаем хотя и не пра¬
ведно в древние времена по проискам от давних предков приуро¬
ченных примерные земли сверх написанного в писцовых книгах
числа четвертей тем владельцам, городам и казенного ведомства
селам, слободам и деревням, кои в их полюбовно только меж¬
294

ду соседьми своими разведутся, то в следствие сего прекратить
им ныне за те примерные земли, яко по справедливости государ¬
ству собственно, а не им принадлежащие, всякие между собою
споры и вражду.
3) Каждому владельцу, городу и казенного ведомства селам,
слободам и деревням измерить благовременно земли свои посмот¬
реться притом по крепостям, нет ли у них какой в завладении,
и буде есть примерные дачи по урочищам сверх написанного чи¬
сла четвертей, в таком случае употребить всевозможное стара¬
ние и снисхождение, чтоб, в оных с соседьми своими полюбовно
разведясь, к приезду будущею весною землемеров приготовить¬
ся в землях владения своего обводами полюбовных же межей и
тем сделать себя достойными к получению в вечное и потом¬
ственное за собою утверждение тех примерных земель, коих без
того сами себя навсегда лишить могут.
Учреждение для управления губерний
7 ноября 1775 г.
Божиею милостию мы, Екатерина Вторая, императрица и са¬
модержица Всероссийская и прочая, и прочая, и прочая объявля¬
ем всем нашим верноподданным.
Царие и царство веков прошедших в блаженствующие и во
днех наших хотя многие примеры в бытиях своих оставили в
доказательство истины сей, что распространение пределов госу¬
дарства, умножение в оном народа и происшедшее изобилие в
способах ко внутреннему и извне текущему обогащению переме¬
няли как образ их управления, так часто и заставляли допол¬
нять самые законоположения, учинившиеся напоследок или не¬
удобными, или недостаточными, коих довлело при основании дер¬
жавы и в первом ее состоянии: но мы не восходя исследованием
ко временам отдаленным и к царствам чуждым, наиубедительней¬
шее доказательство для усердных сынов России заемлем и пред¬
лагаем от собственного отечества, которое прежним положением
и состоянием своим настоящим есть тому подобно; ибо сравни¬
вая времена и лета и в них восхождение России, узреть каждый
может помощию здравого своего рассудка и заимствованным от
истории смыслом, колико в настоящем для Российского отече¬
ства знаменитом веке воссияло оное купно славою, пользою и си¬
лами своими; а соображая прежние и нынешние многоразнствую-
щие обстоятельства, перемены, состояние, постановлении, нужды
или необходимости, сухопутные и морские государственные тог¬
дашние и нынешние силы, торговлю, ремесла, и частые заселения
тут, где засеки были и за засеками степи, и когда ныне не токмо
многие степи, но и за степи селения далеко простираются, вра-
зумиться легко чрез сие соображение состояния прежнего и ны¬
нешнего России, сколь неоспоримо и в оной действуют умноже¬
ние и просвещение народное, возбуждающие собою умножение
попечений и всякого в земле порядка, и умножающие по мере
того и заботы правительства.
Началось сие столетие войною с Свейскою короною несколь¬
ко лет неудачливою, но твердостию духа государя императора
Петра Великого и лучшим его устройством войск сухопутных с
заведенною морского силою, счастливо окончанною, и увеличив¬
шею Россию тремя княжествами.
295

Посреди сих побед, Турецких и Персидских походов, сей пре¬
мудрый и неутомимый государь, чувствуя тогдашние уже недо¬
статки во внутреннем управлении своего государства, и желая
видеть империю на наилучшей степени славы и порядка, изда¬
вал и установлял много разнообразных законов и учреждений к
пользе своих подданных, старался о их просвещении, о торговле
и купеческом мореплавании, а входя во все подробности не остав¬
лял никакой части правления без новых учреждений или пред¬
писаний. Умножая доходы государственные, умножал и способы
к приобретениям подданным своим; открывая новые отрасли тор¬
говли, промыслов, рукоделия и ремесл, завел торговые города и
пристани морские; но век его быв рановременно прекращен,
оставил многие заведения, установления и учреждения при са¬
мом еще их основании. Многие по блаженной его кончине быв¬
шие перемены, разные правила и мысли, частые войны хотя не
умаляли величества Империи, но паводили на установления сего
великого императора или отмены, либо отнимали мысли к про¬
должению им начатого, или вводили правила иные по разным о
вещах понятиям, или же по переменяющимся обстоятельствам
до естественному течению вещей.
Мы потому, от самого дня возведения нашего на всероссий¬
ский престол, попечение наше неутомленно простирали спознать
вообще и подробно по переменившимся обстоятельствам части
внутреннего государственного управления, требующие поправле¬
ния или издания новых учреждений, постановлений и узако¬
нений.
Свету известно, что в 1766 году уже приступили мы к со¬
зыву депутатов со всей Империи, дабы спознать нужды и недо¬
статки каждого уезда по его положению; и уже оставалось нам
ожидать от трудов комиссии ия плодов соответствующих
Турецкой стороны в 1768 году войны России и шестилетное про¬
должение оной, совокупленное со многими, сколь трудными,
столь и опасными обстоятельствами, отвлекая людей и возмож¬
ности от продолжительного сочинения целого узаконения, и умно¬
жая собою бремя, заняло время и мысли упражнением не менее
важным, обороною веры и отечества от врагов внешних и внут¬
ренних.
Бог однакож благословляющий намерения благие, и истреб¬
ляющий неправедные и нечестивые затеи, даровав нам, по шести¬
летним многочисленным и непрерывным сухопутным и морским
победам славный мир, с совокупно восстановленными тишиною
и покоем повсюду в обширных пределах Империи, доставил нам
паки время упражняться приятнейшим сердцу нашему трудом,
снабдить Империю нужными и полезными учреждениями для
умножения порядка всякого рода, и для беспрепятственного те¬
чения правосудия; и для того, как мать о чадах своих беспре¬
станно пекущаяся; входя вновь во все подробности внутреннего
управления Империи, нашли мы — во-первых: что по великой
обширности некоторых губерний, оные недостаточно снабдены
как правительствами, так и надобными для управления людьми,
что в одном и том же месте, где ведомо правление губернии, и
казенные доходы, и счеты обще с благочинием или полициею, и
сверх того еще уголовные дела и гражданские суды отправляют¬
ся, а таковым же неудобствам тех же губерний в провинциях и
уездах правления не меньше подвержены; ибо в одной воевод-
нашему попечению о благе
частном, как объявление с
296

скои канцелярии совокуплены находятся дела всякого рода и
звания.
Происходящие от того неустройства весьма ощутительно, с
одной стороны медленность, упущении и волокита суть есте¬
ственные следствия такового неудобного и недостаточного поло¬
жения, где дело одно другое останавливает, и где опять невоз¬
можность исправить на единую воеводскую канцелярию множе¬
ство различного существа возложенных дел служить может иног¬
да и долгою отговоркою, и покрывать неисправные должности, и
быть поводом страстному производству. С другой стороны от мед¬
лительного производства возрастают своевольства и ябеда обще
с многими пороками; ибо возмездие за преступления и пороки
производится не с таковою поспешностию, как бы надлежало для
укрощения и в страх предерзостным. В иных же местах множе¬
ство дозволенных апелляций не малую причиняют правосудию
остановку, как то на пример: по торговым, купеческим и мещан¬
ским делам, кто словесного суда решением не доволен, тот мо¬
жет с изнова просить в городовом магистрате, на сей отзывать¬
ся в провинциальный магистрат, из провинциального перенесть
в губернский магистрат, из губернского в Главный магистрат, а
из оного в Сенат.
Для пресечения всех сих и многих других неудобностей, кои
исчислять пространно б было, наипаче же ради заведения луч¬
шего порядка и для беспрепятственного течения правосудия за
благорассудили мы издать ныне учреждение для управления гу¬
берний и снабдить сим оные, как части составляющие Российской
империи обширность, приготовляя тем самым и облегчая лучшее
и точнейшее исполнение полезнейших впредь издаваемых узако¬
нений.
Сие наше постановление, как всяк усмотреть может, судеб¬
ные места отделяет от губернских правлений, предписывает каж¬
дому месту должности и правила, доставляет оным возможность
исполнять предписанное, не токмо порядком своим соответствует
нынешнему внутреннему состоянию нашей империи, но еще
наивящше противу прежнего надежно утверждает общую тишину
и безопасность, снабдевая разными выгодами частное и личное
состояние и пребывание, в недрах государства живущих разно¬
го рода и поколения людей; и следственно существом своим про¬
изводит новый опыт к удостоверению наших вернолюбезных под¬
данных, сколь наполнены мы человеколюбивым призрением к на¬
роду, и горячим попечением о общем благе и добром устройстве.
А по сему и надеемся мы, что всяк благоразумный человек,
и всяк ревностный сын отечества усердно стремиться будет соот¬
ветствовать нашему благому намерению, сколь до кого сии новые
учреждения касаться будут, и тем самым да докажут нам до¬
стодолжную признательность за дарованные вновь нашему на¬
роду вообще единым учреждением разные благодеяния; бога же
мы просим и молим, да благословит сие паше постановление
многих лет благополучным течением, к счастию подданных, к
умножению истинного правосудия, к поправлению нравов и к рас¬
пространению всех христианских добродетелей: да вселит он в
сердца употребляемых в сие дело усердие к точному и нелице¬
мерному отправлению должности, отвращение же от праздного
провождения времени в роскоши и во всяких иных пороках, нра¬
вы развращающих, да почтется в людях сих наивящшим сты¬
дом леность, нерадение и неприлежность ко всякому порученно¬
297

му делу, яко же и главнейшим поношенном да будет упущение
должности, и нерачение о части блага общего им вверенного и
да наставит всех и нас самих на путь ему творцу во всем благо¬
угодный, пребывая впрочем ко всем нашим верным подданным
с обыкновенною нашею монаршею милостию. Дан в Москве но¬
ябре 7 дня 1775 года, государствоваиия нашего в 14 лето.
Глава L Примерный штат губернии, в коей столица
1. Дабы губерния порядочно могла быть управляема, пола¬
гается в оной от трех сот до четырех сот тысяч душ.
2. Для управления же губернии полагается главнокомандую¬
щий в отсутствии императорского величества.
3. В губернии учреждается правитель или губернатор.
4. В губернии учреждается правление губернское.
5. В губернском правлении заседает главнокомандующий, пра¬
витель или губернатор с двумя советниками.
6. В губернии учреждается палата уголовного суда.
7. В палате уголовного суда заседает председатель один, два
советника и два асессора.
8. В губернии учреждается палата гражданского суда.
9. В палате гражданского суда заседает председатель один,
два советника и два асессора.
10. В губернии определяется губернский землемер.
11. В губернии учреждается палата для домостроительных
дел и управления казенных доходов и. в.
12. В казенной палате заседает поручик правителя или вице-
губернатор, директор экономии или домоводства, один советник,
два асессора и один губернский казначей.
13. В губернии учреждается верхний земский суд, а буде об¬
ширность губернии того требует, то дозволяется учредить в гу¬
бернии более одного верхнего земского суда.
14. В верхнем земском суде заседает первый и второй пред¬
седатель и десять заседателей.
15. Буде нужда того требует, то губернию разделить на обла¬
сти или провинции.
16. Губернии и области разделяются на уезды или округи.
17. В уезде, или округе считается от двадцати до тридцати
тысяч душ.
18. В каждом уезде, или округе учреждается уездный, или
окружной суд.
19. В уездном, или окружном суде заседают уездный, или ок¬
ружной судья и два заседателя.
20. При каждом уездном суде учреждается место под назва¬
нием: дворянская опека.
21. В дворянской опеке председает уездный дворянский пред¬
водитель и заседает уездный судья и его заседатели.
22. В каждом уезде или округе учреждается нижний земский
суд.
23. В нижнем земском суде заседают земский исправник
или капитан, и два или три заседателя, смотря на обширность
уезда.
и 24. В каждом уезде или округе определяется уездный казна¬
чей один, землемер присяжный один, доктор один, лекарь один,
подлекарей два и лекарских учеников два.
298

25. В каждом городе, где нет коменданта, определяется го¬
родничий, в столице же обер-полицеймейстер.
26. По городам и посадам старосты и судьи словесного суда
остаются на прежнем основании.
27. Ратушам быть только по посадам.
28. В городах остаться имеют городовые магистраты.
29. В городовом магистрате присутствовать имеют два бур¬
гомистра и четыре ратмана.
30. При каждом городовом магистрате учреждается городовой
сиротский суд.
31. В городовом сиротском суде председает городский глава
и заседают два члена городского магистрата и городовый ста¬
роста.
32. В губернии учреждается губернский магистрат, и буде об¬
ширность губернии того требует, то дозволяется учредить в гу¬
бернии более одного губернского магистрата.
33. В губернском магистрате заседает первый и вторый пред¬
седатель и шесть заседателей.
34. В губернии учреждается по усмотрению главнокомандую¬
щего, соображаясь с обширностью губернии обстоятельствами
разнообразных уездов, для однодворцев и прочих, о коих в
335 статье ниже сего сказано, у каждых от 10 и 30 тысяч душ,
по одному суду под названием: нижняя расправа.
35. В нижней расправе заседает расправный судья и восемь
заседателей, из коих двое отсылаются для заседания в нижнем
земском суде и двое для заседания в совестном суде, по делам
до их селений касающимся.
36. В губернии, где учреждена одна или более, нижняя рас¬
права, там учреждается и суд под названием: верхняя расправа;
и буде обширность губернии того требует, то дозволяется учре¬
дить в губернии более одной верхней расправы.
37. В верхней расправе заседают первый и вторый председа¬
тель и десять заседателей.
38. В губернии учреждается по одному приказу под названи¬
ем: Приказ общественного призрения.
39. В приказе общественного призрения председает губерна¬
тор сам и заседают двое заседателей верхнего земского суда, двое
заседателей губернского магистрата, да двое заседателей верхней
расправы (где есть; где же которых нет, то само собою разуме¬
ется, что в заседании не будет).
40. В губернии учреждается по одному суду под названием
совестный суд.
41. В совестном суде председает судья совестного суда той
губернии, и заседают по дворянским делам двое дворян, по горо¬
довым делам двое граждан, по расправным делам двое поселян.
42. При губернском правлении и при палатах определяется
губернский прокурор, губернский стряпчий казенных дел, и гу¬
бернский стряпчий уголовных дел.
43. При верхнем земском суде определяется прокурор стряп¬
чий казенных дел и стряпчий уголовных дел.
44. При губернском магистрате определяется прокурор, стряп¬
чий казенных дел и стряпчий уголовных дел.
45. При верхней расправе определяется прокурор, стряпчий
казенных дел и стряпчий уголовных дел.
46. В каждом уезде, или округе определяется уездный стряп¬
чий один...

Глава XII. О сборе с народа и о доходах императорского
величества
138. Всякой род сбора законами установленный с каждого
уезда, буде денежный, да отдается в кладовые уездного казна¬
чея теми самими, кому сбор платить следует, или их поверен¬
ным и в указанный срок; буде хлеб или сено, да отдадут в ма¬
газины и. в.
139. По окончании срока сбора уездный казначей должен¬
ствует уведомить казенную палату, как о том в 123 статье пред¬
писано. О недоимках же посылает реэстр в нижний земский
суд для взыскания.
140. Казенная палата по прошествии всякого срока сбора из
ведомостей уездных казначеев сочинить имеет два реэстра; в
1-й вносит перечень по уездам исправных, а во 2-й перечень же
неисправных плательщиков, и буде есть, и недоимку каждого
уезда. Оба реэстра посылает казенная палата в губернское прав¬
ление, откуда, по 2-му реэстру о недоимках посылают не мешкав
в пижний земский суд приказание о взыскании.
141. По получении реэстра о недоимках, нижний земский суд
посылает в недоимочное место неисправным плательщикам при¬
казание, чтоб в 4-недельный срок недоимочный сбор был внесен,
куда надлежит, и данные им роспискя о приеме к суду пред¬
ставлены были.
142. Буде же в 4-недельный срок не внесутся недоимки, и
расписки о приеме к суду представлены не будут; тогда земский
исправник сам должен ехать в то место, где учинилась недоим¬
ка, и оную собирать, или же один из заседателей того суда; и
для того придать тому взыскателю двух человек солдат, коим
ежедневно производить двойную порцию на счет неисправных
плательщиков до тех пор, пока не будет выплачена в казну не¬
доимка. Буде же в трои сутки неисправный плательщик не вне¬
сет недоимки, тогда земский исправник имеет право поступать,
как о неисправных плательщиках в уставе казенной палаты на¬
писано. И все сие делается неисправным плательщикам в стыд
и наказание, ибо всяк исправен быть долженствует.
143. Буде же уездный казначей станет мешкать в приеме
сбора, или в отдаче расписок о приеме, и на него в том жалоба
будет нижнему земскому суду, тогда земский исправник должен
казначею напомнить о исполнении его должности, и о том уве¬
домить казенную палату, дабы неисправные по мере их вины и
воздаяние получить могли.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗЕЦ НАРОДНОГО
КРАСНОРЕЧИЯ...»
Указы Б. И. Пугачева и послания его атаманов
17 сентября 1773 г. — Именной указ казакам Яицкого войска
Самодержавнаго императора, нашего великаго государя, Пет¬
ра Федаровича Всеросийскаго и прочая, и прочая, и прочая.
Во имянном моем указе изображено Яицкому войску: как вы,
други мои, прежным царям служили до капли своей до крови,
дяды и отцы вашы, так и вы послужити за свое отечество мне,
великому государю амператору Петру Федаравичу. Когда вы
устоити за свое отечество, и ни истечет ваша слава казачья, от
ныне и до веку и у детей ваших. Будити мною, великим госу¬
дарем, жалованы: казаки и калмыки и татары. И которые мне,
государю императорскому величеству Петру Фе< до >равичу, вин-
ныя были, и я, государь Петр Федарович, во всех винах прощаю
и жаловаю я вас: рякою с вершын и до усья и землею, и тра¬
вами, и денежным жалованьям, и свиньцом, и порахам, и хлеб-
ныим правиянтам.
Я, великий государь амператор, жалую вас, Петр Федарович.
1773 году синтября 17 числа.
1 октября 1773 г. — Именной указ башкирам Оренбургской
губернии
Тысячью великой и высокой и государственной владетель над
цветущем селении, всем от бога сотворенным людям самодер¬
жец, тайным и публичным даже до твари наградитель усерд-
ственной и в святости искусной, милостив и милосерд, сожели-
тельное сердце имеющей государь император Петр Федорович,
царь российской, во всем свете славной, в верности свят, речен-
ным разного рода людям под своим скипетром самодержавец, еще
и протчих, и протчих, и протчих.
Время от времяни пришедшим в подданство свецкому наро¬
ду в городах и провинциях, також в степе и в полях повелению
моему повинующимся добрым и худым людям моим с женами, с
детьми и с дочерьми известно и ведомо да будет.
301

Сии мои указы публиковать во всех сторонах живущим в
деревнях, в пути проезжающим и в деревнях по каждой улице
распростроняя, везде разглашать повелел, показывать нуждным
моим людям жадное радостное мои милости для отворения у вы¬
сочайшего моего двора дверей. С посланцом башкирским моим
областям, старшине и деревенским стариком, большим и мень¬
шим заблаговремянно повеление посылается с моим поздравле¬
нием. Також с других стран, заблуждая и претерпевая нужду
и печаль, находящияся, да и з боку, вспомня меня и услыша о
моем имяни приезжающим, желающим быть в моем подданстве,
каким образом и чем отцы и прадеды ваши издревле предкам
отца моего и прежним дядьям и теткам служили, проливая
кровь, и неприятелям супротивлялись, приятелям же подмогу да¬
вали. И ныне таким же образом душевно-усердствующей и сер¬
дечно-вернейшей и несумнительнейшей дражайшей, светлое лицо
имеющей, государыне вашей служите безъизменно, не пременяя
сердца свои, повелениям бы моим были послушными, не вложа
ваши сердца укривлению. Точно верьте: в начале бог, а потом
па земли я сам, властительный ваш государь. И мне служить бу¬
дете, не щадя живота своего и души свои принеся на жертву,
и неприятелям моим супротивляясь, и пролитию крови при мне
в готовости быть, ибо справедливо и точно сие есть, в чем во
уверение ваше своеручно вовсюду, а потом и к вам указы мои
разослал. И так будьте послушными и к сей моей службе пре¬
данность учините, то я вследствие первых примеров всем тем,
что вы от единого бога просите, равно пожалую, ибо всемилости-
вейший ваш государь я. О чем верно зпайте и верьте: отныне я
вас жалую землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилища¬
ми, покосами и с морями, хлебом, верою и законом вашим, по¬
севом, телом, пропитанием, рубашками, жалованьем, свинцом, по¬
рохом, и провиантом, словом всем тем, что вы желаете во всю
жизнь вашу. И бутте подобными степным зверям. А произвед¬
шие от вас в сей жизни добрые и худые дела упущаю, купно и с
потомками вашими обоего пола до будущего пришествия. В след¬
ствие чего, исполняя повеление мое, послушайте, что истинной
ваш государь сам идет, и с усердием, и верностию вашею благо¬
словенное лицо мое видеть встречайте. Уповаю на господа от
худых дел; что б сие выдумано было в сердце, не держите ни¬
какого сумнения. А когда повелению господина скорым время-
нем отвратите и придете на мой гнев, то мои подданные от ме¬
ня, не ожидав хорошее упование, милосердия б уже не проси¬
ли, чтоб на мой гнев противность не пршпол; для чего точно
я присягаю именем божиим, после чего прощать не буду, ей, ей.
P. S. Сей мой указ писан сентября в последних числах, во
вторник начало, в день Покрова подтвержден.
Доброжелатель, тысячью великой и высокой, един великой
император государь Петр Федорович Третий руку приложил.
1 октября 1773 2. — Именной указ башкирам Оренбургской
губернии
Указ
Я во свете всему войску и народом учрежденный великий го¬
сударь, явившейся ис тайного места, прошоающий народ и живот-
302

У:
&. •
нашею
?f *£Лчжц» 1в<!^ар л -ппирл ih tp^<xf>»dHi<L
5pccy®<H»rt«<Me
*nrt« W>M jVw*
№ ^ /<V^
/^дПМлтемЬ A^fMS. L ^®4Ч^,Я*
£оигу й¥, д^т" «о»'"'
^ ; т^^мфмд, 1^ла<* w^ia*' Доиат^цг-
да^а *®чА wwft
>д ^ттеиу, 7»а^лтпи^|<?а««рГ *«»#f
.fTWtfb л«ие «’(ично#^* -w^apf 4Amff*t
^аЩтЯ»<^» -nCmp At+apntfiy'' %V*
^^Ш^ПаЦЧН»! 3<*<s*>f ^mfcbftni<?® - л'ИннсгиС
уЧй:/- ,..i£r-.-s. —''#&K''',k л -ч^
Pji& ifaiUA tsjpw? ^
li'jf/’tfcвмшё^гд <|£ЛТП^ €*MHH
j 4®РДорААОк ^ало^ан^! цр*нп
К >*4w<*T»«f& jm«ajth?^ e /иц< iocpjaji
f**wf««>/»p йандого^ t<tr^
Щемимы rid я &*. юрдл(>£ -кгтпй,
p*sw&£ -uaedfc m*xb inoaytf n%«w&4'|| '
иТ^.лв<4^ P4f<«£ ckiifbibJktHh iyfrivfoeiK ЩШ
lilti^***^ tfitHMUfiVb ^СгорА^/ИД j
-i&i
vVA'jt
' *
ЛШу
“^'•2: *
jr~
Ш
*Ш:
Именной указ E. И. Пугачева казакам Яицкого войска
от 17 сентября 1773 г.

ных в винах, делатель благодеянии, сладоязычной, милостивый,
мяхкосердечный российский царь, император Петр Федорович, во
всем свете вольны, в усердии чисты и разного звания народов
самодержатель и прочая, и прочая, и прочая.
На сем свете живущему в городах и крепостях мне поддан¬
ному благодетельному и продерзательному народу з домашними,
то есть детьми и женами, объявляется: си мои указы во всех сто¬
ронах, как-то: на всех дорогах, местах, деревнях, на перекрест¬
ках и улицах публикуются.
За нужное нашел я желающим меня показать и для отворе-
ния на сих днях пространно милостивой моей двери послать на¬
рочного. И Башкирской области старшинам, деревенским стари¬
кам и всем малым и большим так, как гостинец, посылаю мои по¬
здравлении.
Заблудившия, изнурительныя, в печале находящиеся, по мне
скучившиеся, услыша мое имя, ко мне итти, у меня в поддан¬
стве и под моим повелением быть желающие! Без всякого сум-
нения идите и, как прежде сего ваши отцы и деды, моим отцам
и дедам же служа, выходили против злодеев в походы, пролива¬
ли кровь, а с приятелями были приятели, так и вы ко мне вер¬
но, душевно и усердно безсумненно к моему светлому лицу и
сладоязычному вашему государю для походу без измены и пре-
менения сердца и без криводушия в подданство и в мои пове¬
лении [идите]. А особливо первая надежда на бога на сем
свете.
Мне, вольному вашему государю, служа, душ ваших не по¬
жалейте против моево неприятеля проливать кровь. Когда при-
кажется, что будте готовы, то изготовтесь. А что верно я, то для
уверения вас своей рукою во все стороны, как то и к вам, указы
послал. Слушайте! И когда на сию мою службу пойдете, то за
сие я вас по прежнему, как вы от бога меня просите, так и я
вас помилую. А что я ваш подлинно милостивый государь, при¬
знавайте и верьте. Ныне я вас, во-первых, даже до последка зем¬
лями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами,
хлебами, законами, пашнями, телами, денежным жалованьем,
свинцом и порохом, как вы желали, так пожаловал по жизнь ва¬
шу. И пребывайте так, как степпыя звери. В благодеяниях и
продерзностях всех вас пребывающих на свете освобождаю и даю
волю детям вашим и внучатам вечно. Повеления мои послушай¬
те и исполните.
А что точно ваш государь сам едет, с усердием вашим для
смотрения моего светлаго лица встречю выезжайте. А я уповаю
на бога и вам подтверждаю: от таких продерзностей, размыш¬
ляя, на себя сумнения не возлагайте. Когда же кто, на прика¬
зании боярския в скором времяни положась, изменит и постре-
чается моему гневу, то таковыя от меня благодеяния и уже пе
ожидайте и милости не просите и к гневу моему прямо не идите.
Сие действительно божием имянем под присягою я сказываю;
после истинно не прощу.
Доброжелатель, великий император, государь Петр Федоро¬
вич и царь сам Третий руку приложил.
Сей мой указ писан и скреплен по исходе сентября месяца,
во вторник, то есть, в Покров.
С подлинного переводил толмач Андрей Васильев, Иван Чер-
кашенинов.
304

17 октября 1773 г. — Именной указ приказчикам
Авзяно-Петровского завода М. О. Копылову, Д. Федорову
и заводским крестьянам
Самодержавнаго императора Петра Феодоровича Всероссий¬
ская и прочая, и прочая, и прочая.
Сей мой имянной указ в завод Авзяно-Петровскому Максиму
Осипову, Давыду Федорову и всему миру мое именное пове¬
ление:
Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы по¬
служите мне, великому государю, верно и неизменно до капли
крови. И исполните мое повеление: исправьте вы мне, великому
государю, два мартила и з бомбами, и в скорым поспешением ко
мне представьте. И за то будите жалованы крестом и бородою,
рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем,
и хлебом, и провиянтом, и свинцом, и порохом, и всякою вольно-
стию. И повеления моего исполнити, со усердием ко мне приез¬
жайте, то совершенно меня за оное преобрести можите к себе
мою монаршескую милость.
А ежели моему указу противиться будите, то вскорости вос¬
чувствуйте на себя праведный мой гнев, и власти всевышняя
создателя нашего избегнуть не можете. Никто вас истинным на-
шия руки защитить не может.
4773 году октября 17 дня.
Великий государь Петр Третий Всероссийский.
Печать Е. И. Пугачева. (Август 1774 г.)
1Л41 и I *-***££ «(Г£*
tff'ot c4-ef г (Cf с< 1 ^ I < I* (ty t
’ТГС?> иъ*Ч*
20 Столетье безумно и мудро

13 июня 1774 г. — Именной указ полковнику Бахтиару
Канкаеву и походному старшине Ермухаммету Кадырметеву
Указ нашего императорского величества мещеряцкому пол¬
ковнику Бахтиару Канкаеву, походному старшине Ермухаммету
Кадырметеву.
Репорт ваш сего июня 13 числа получил, коим требуете по¬
велительного указу о набрании русского и башкирского войска.
На что сим имянным нашим указом повелевается онаго войска
как русского, так и башкирского всячески стараться набирать в
Большую армию и стоять против злодеев и искоренять противя¬
щихся нашей короны. И полковнику Каныкаеву и старшине Ка¬
дырметеву учинить о том по сему нашему указу во всем непре¬
менно.
Во верность сего за подписанием собственной руки и за при¬
ложением короны сей указ дан июня 13 дня 1774 году.
Петр.
19 июня 1774 г. — Именной указ башкирскому старшине Адылу
Ашменеву и сотнику Мукашу Сутееву
Указ нашего императорского величества, самодержца Всерос-
сийскаго, верноподданным рабам, сынам Отечества, наблюдателям
общаго спокойствия и тишины, башкирскому походному старши¬
не Адилю Ашменеву, сотнику Мукату Четееву.
Репорт ваш нами получен, коим уведомляете, что как Нево-
лина деревня, так и около многия жительства склонны под на¬
шу корону, — на том благодарим всевышнюю десницу. И, по по¬
лучении сего, имеете прилагать ваше старание и усердное попе¬
чение так, как верные и нелицемерные рабы, ко увещанию и скло¬
нению народа под наш скипетр, коим объявлять, что мы отече¬
ским нашим милосердием и попечением жалуем всех вернопод¬
данных наших, кои помнят долг своей к нам присяги, вольно-
стию, без всякого требования в казну подушных и протчих по¬
датей и рекрутскова набору, коим казна сама собою довольство-
ватца может, а войско наше из вольножелающих к службе на¬
шей великое исчисление иметь будет. Сверх того, в России дво¬
рянство крестьян своих великими работами и податями отяго¬
щать не будет, понеже каждой восчювствует прописанную воль¬
ность и свободу.
Напротиву чего, всячески старатьца вам, старшине и сотнику,
набирать к имеющемуся у вас в команде войску и, по набра¬
нии достаточного числа, дожидаться вам со оною прибытия на¬
шего величества с армией нашей в деревне Неволиной. А мы
ныне находимся под городом Осою и, взяв оную в склонность,
немедленно к вам следовать имеем. Поход же вам для взятья
Рожественскаго заводу до прибытия нашего умедлить.
С сего ж указу в разныя жительства и деревни, списывая
копии для сведения народу о нашем шествии, розсылать копии.
По получении сего в самом скором времени с нарочно послан¬
ным русским репортом с прописанием обстоятельств нас уведо¬
мить. И старшине Ашменеву и сотнику Чютееву учинить о том
по всему нашего императорскаго величества указу непременно.
В верность чего за подписанием собственной руки и за при-
лоя^ением нашей короны дан сей июня 19 числа 1774 года.
На подлинном подписано тако: Петр.
306

28 июля 1774 г. — Манифест, объявленный во всенародное
известие жителям города Саранска и его округи
Божиею милостию мы, Петр Третий, император и самодер¬
жец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляется во всенародное известие.
Жалуем сим имянным указом с монаршеским и отеческим
нашим милосердием всех, находившихся прежде в крестьянстве,
в подданстве помещиков, быть верноподданными собственной на¬
шей короны рабами, и награждаем вольностию и свободою и веч¬
но казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и прот¬
чих денежных податей, владением земель, лесными, сенокосны-
Портрет Екатерины II (середина 1790-х годов).
С картины В. Боровиковского.
20*

ми угодьями, и рыбными ловлями и соляными озерами без по¬
купки и без оброку, и протчими всеми угодьями, и свобождаем
всех <от> прежде чинимых от дворян и градских мздоимцов —
судей всем крестьяном налагаемых податей и отягощениев. И же¬
лаем вам спокойной в свете жизни, для которой мы вкусили и
претерпели от прописанных злодеев-дворян странствие и немалое
бедствие.
А как ныне имя наше властию всевышней десницы в России
процветает, того ради повелеваем сим нашим имянным указом:
кои прежде были дворяне в своих поместьях и вотчинах, — оных
противников нашей власти и возмутителей империи и раззорите-
лей крестьян, всячески стараясь ловить, казнить и вешать, и по¬
ступать равным образом так, как они, не имея в себе малейша-
го христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении
которых противников злодеев-дворян всякой может возчувство-
вать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца
будет.
Дан июля 28-го дня 1774 году.
Петр.
8 января 1774 г. — Письмо полковника повстанцев
И. Н. Грязнова товарищу воеводы Исетской провинции
В. И. Свербееву с призывом прекратить сопротивление и сдать
Челябинск войскам Е. И. Пугачева
Высокоблагородный и высокопочтенный господин коллеж¬
ский асессор и пример-маиор Василей Иванович Свербеев.
Я во удивление прихожу, что так напрасно закоснели серд¬
ца человеческие и не приходят в чувство, а паче не иное что,
как делают раззорение православным християном и проливают
кровь неповинно, а паче называют премилосердощедраго госуда¬
ря и отца отечества великаго императора Петра Федоровича бро¬
дягою донским казаком Пугачевым. Вы ж думаете, что одна
Исецкая провинцыя имеет в себе разум, а протчих почитая за
ничто, или, словом сказать, за скот. Поверь, любезной, ошиб¬
лись! Да и ошибаются многие, не зная, конечно, ни силы, ни пи¬
сания. Естли б мы нашего премилосердаго отца отечества вели¬
каго государя были не самовидцы, то б и мы в сумнении были.
Верь, душа моя, безсумненно, что верно и действительно наш
государь — батюшка сам истинной, а не самозванец.
Что ж за прибыль быть православным христианам в между-
усобии и бранех и проливать кровь неповинных? И за что ваш
господин воевода с артилерискою командою взялся вернейших
государю слуг приводить в раззорение?
Пожалуй, сделай себя счастливым, прикажи, чтобы без вся-
каго кровопролития зделать и крови напрасно не проливать. Естли
же после сего последняго до вас увещания в склонность не при¬
дете, то, обещаюсь богом, подвигну мои, вверенные от его импе-
раторскаго величества, войска и уже тогда никаковой пощады
ждать вам надеяться не предвижу от мала и до велика. Прошу,
яко брата, уговорить. Вас же, естли сие зделаете, обещеваю вам
пред богом живот, а не смерть; закоснелым же, что не придет
в чювство, после сего ожидать благополучия не остается. Разве
мы не сыны церкве божией? Опомнитесь други и братьи в бозе.
Затем, скратя, окончиваю сим и остаюсь при армии, посланной
308

от его императорскаго величества главной армии полковник Иван
Грязнов.
Генваря 8 дня 1774 году *.
Над текстом: Подано генваря 8 дня 1774 году.
8 января 1774 г. — Обращение полковника И. Н. Грязнова
к жителям Челябинска с призывом покориться войскам
Е. И. Пугачева
Находящимся в городе Челябинску всякаго звания людям.
Не иное что к вам, приятныя церкве святой сыны, я прости¬
раю руку мою к написанию сего: господь наш Иисус Христос
желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Рос¬
сию от ига работы, какой же, говорю я вам.
Всему свету известно, сколько во изнурении приведена Рос¬
сия, от кого ж, — вам самим то пебезизвестно. Дворянство об¬
ладает крестьянеми, но, хотя в законе Божием и написано, чтоб
оне крестьян также содержали, как и детей, но one не только за
работника, но хуже почитали полян своих, с которыми гоняли за
зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так кре¬
стьян работою удручили, что и в /с/сылках тово никогда не бы¬
вало, да и нет. А напротив тово, з женами и детьми малолетпы-
ми не было ли ко господу слез!
И чрез то, услыша, яко изральтян от ига работы избавляет.
Дворянство же премногощедраго отца отечества, великаго госу¬
даря Петра Феодоровича за то, что он соизволил при вступлении
своем на престол о крестьянех указать, чтоб у дворян их не бы¬
ло во владении, но то дворянем нежели ныне, но и тогда не
пользовало, а кольми паче ныне изгнали всяким неправедным на¬
ведением. И так чрез то принужденным нашолся одиннадцать
лет отец наш странствовать, а мы, бедные люди, оставались си¬
ротами. А ныне отца нашего, хотя мы и старание прилагаем воз¬
вести, но дворянство и еще вымысел зделало назвать так дерзко
бродягою донским казаком Пугачевым, а напротив того, еще на¬
казанным кнутом и клеймы имеющим на лбу и щеках. Но естли
б, други и приятныя святые церкви чада, мы были прещедраго
отца отечества, великаго государя Петра Феодоровича, не само¬
видцы, то б и мы веры не прияли, чрез что вас уверяем не су-
мневатца и верить действительно и верно — государь наш
истинно.
Чего ради сие последнее к вам увещание пишу: приидите в
чувство и усердно власти его императорскому величеству поко¬
ритесь. Нам кровь православных не нужна, да и мы такие же,
как и вы точно, православный веры. За что нам делать между-
усобныя брани? А пропади тот, кто государю не желал добра, а
себе самому! Следственно, все предприятии вам уже разуметь
можно, и естли вы в склонность притти не пожелаете, то уже
говорю нескрытно: вверенные мне от его императорскаго вели¬
чества войска на вас подвигнуть вскоре имею, и тогда уже вам,
сами разсудите, можно ли ожидать прощения.
* Далее следует зачеркнутый текст: Любезные чада и бра¬
тия! Подумайте, неверные, государя своего опознали мы. По¬
знать не смеем бутто нас дастать нельзя будет с тем, чтоб спро¬
сить о государе сведение,
310

Мой совет: для чего напрасно умирать и претерпевать раз-
зорение всем вам, гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Чи-
лябинск славной по России город и каменную имеет стену и
строение — отстоитца. Не думайте, приятныя: предел от бога
положен, его же никто прейти не может. А вам наверное, гово¬
рю, что стоять — не устоять. Пожалуйте, не пролейте напрасно
свою кровь. Орды неверные государю покорились, а мы противо-
творничаем. Затем, скратя сим, остаюсь.
Генваря 8 дня 1774 года.
Посланной от армии его императорского величества главной
армии полковник Иван Грязнов.
9 января 1774 г. — письмо полковника И. Я. Грязнова
в Исетскую провинциальную канцелярию с предложением сдать
Челябинск без кровопролития, направив делегатов
для переговоров
Разсмотрение нами чинено, и по разсмотрении сия ваша бу-
машка посылается обратно. Из манифеста ж усматривается, яко¬
бы государь наш церкви разорял и протчие чинил непорядки.
О таковых непорядках напиеанпых мы не ныне уже известны,
что написано напрасно, и персонально с государем было гово-
рено. Вы ж, не видя, называете Емельяном Пугачевым, а мы,
видя, и свидетельствовали.
Как дерзнуть можем! Да уже и печатовать более ко увеще-
Е. И. Пугачев. Гравюра XVIII в.

ванию Гришак-Ростриг, видно, не находят. Да и вы не дураки
ли: Дмитрий царевич был весьма малолетен, а Гришка назвался
уже взрослым: почему ж было можно опознать ево? Как наш
батюшки, всемилостивейший государь, уже не малых лет при¬
нимать изволил Россию; следственно, кого б я видал прежде, по
и на всех послатца могу, что узнаю чрез дватцать лет, нежели
чрез одиннатцать.
И так, естли отыщутся у вас благоразумные люди, разсудить
могут, что и узнать можно. Так вы лихо не подумайте тово, что
дворяня привыкли всею Россиею ворочать, как скотом, но ища
и хуже почитают собак, а притом без малых жить не привыкли.
А государь все то от них тогда отобрать изволил, так чрез то
дворяня умыслили написать хулу, а признали быть за лутчее
владеть Россиею сами и всеми угодными или угодностями.
И для того благоволите город здать без всякаго напраснаго
православным кровоприлития. Естли же вы так отдаться не со¬
гласны, дать нам вскоре знать, ныне же чрез два часа присыл¬
кою нарочнаго не умедлить. Вы думайте и опасайтесь прислать
человека, так не извольте сумневатца. Мы не таковых сердец,
как вы: нашева удерживайте. Естли же своего жаль, выслать на-
шева, и для того немедленно дайте знать, или знатную от ваших
персону для хотя переговорки. Право, пустим обратно.
Над текстом: Разсмотря сие все со обстоятельством, дать
знать городу.

«ВЗИРАЯ НА НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ ОТЕЧЕСТВА..,»
В XVIII веке воспоминания и автобиографии подучают рас¬
пространение главным образом в дворянской среде, но уже во
второй половине века начинают появляться автобиографические
записки купцов и чиновников.
В публикуемых мемуарах авторы — современники пугачев¬
ской эпохи — дополняют друг друга, каждый по-своему, со сво¬
их социальных позиций оценивают различные факты и события
(государственное устройство, придворные нравы, Чумной бунт,
Пугачевское восстание, деятельность Академии наук и др.). Мы
попытались познакомить читателя с наиболее яркими образцами
мемуарной литературы второй половины XVIII века, созданными
представителями просвещенной аристократии (М. М. Щербатов,
Е. Р. Дашкова), провинциального дворянства (А. Т. Болотов) и
состоятельного купечества (И. А. Толченов).
Раздел открывает памфлет М. М. Щербатова «О поврежде¬
нии нравов в России», в котором автор дает развернутую харак¬
теристику государственного строя и политической борьбы в Рос¬
сии XVIII столетия. Рукописное наследие Щербатова весьма об¬
ширно и многообразно, но прежде всего он был одним из первых
профессиональных историков послепетровской эпохи, автором
«Истории Российской от древнейших времен» и публикатором
многочисленных исторических памятников. По его мнению, «изу¬
чение истории своей страны необходимо для тех, кто правит, а
те, кто освещает ее, приносят истинную пользу государству».
Публикуемый труд не предназначался для печати, он был на¬
писан тайно в 1786—1789 годах, незадолго до смерти автора, и
стал своего рода его духовным завещанием.
Консервативная критика «просвещенного абсолютизма», рез¬
кая оппозиция существующим порядкам, призывы вернуться к
«простым нравам», «старинной нравственности» — не просто
мнение высокообразованного аристократа, это философия части ро¬
313

довитого дворянства, которое стремилось ограничить самодержа¬
вие в свою пользу. Показательно, что А. И. Герцен объединил
«О повреждении нравов в России» М. М. Щербатова и «Путеше¬
ствие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева в одном издании
лондонской Вольной типографии. В его понимании оба эти про¬
изведения являлись образцами русской оппозиционной литера¬
туры XVIII века, своеобразными истоками последующих револю¬
ционных традиций. По его определению, это были «два крайних
воззрения на Россию», однако их объединяло резко отрицатель¬
ное отношение к правлению Екатерины И. И Щербатов и Ради¬
щев считали, что лесть, лицемерие, подхалимство, лень, недобро¬
совестность, корыстолюбие и безнравственность — вот те поро¬
ки, которые губят Российское государство.
Служивший при дворе Екатерины II М. М. Щербатов встре¬
чался и беседовал с видными государственными деятелями, был
свидетелем многих событий придворной жизни,, как официальный
историограф и почетный член Академии наукг имел доступ к
секретным государственным бумагам. Описывая порядки при дво¬
рах предшественников Екатерины II, он осуждает современные
ему нравы, сравнивая их с допетровской Русыо. Немало ирониче¬
ских суждений высказывает Щербатов в адрес самой императри¬
цы как главы государства. «Все царствование сей самодержицы
означено деяниями, относящимися к ея славолюбию», «любостра¬
стна, и совсем вверяющаяся своим любимцам, ...самолюбива до
бесконечности...» и т. д. В деятельности Екатерины II Щербатов
отмечал прежде всего ее стремление к деспотизму, желание сла¬
вы, будь то первой раздел Польши, победа русского флота при
Чесме или присоединение Крыма. Осуждает он и правительствен¬
ное законодательство. «Жалованная грамота дворянству» и «Жало¬
ванная грамота городам», по его мнению, «более лишение, неже¬
ли даяние прав в себе вмещают». Выход Щербатов видел в «ис¬
правлении нравов двора» и благочестивом государе, который бу¬
дет показывать «пример трудолюбия и снисхождения на советы
умных людей», то есть дворян.
Идеи М. М. Щербатова оказали влияние на последующее
развитие общественной мысли в России.
Е. Р. Дашкова, как и М. М. Щ,ербатов, была представитель¬
ницей просвещенной аристократии, имела возможность наблю¬
дать придворный быт времени Елизаветы Петровны, Петра III,
Екатерины II, участвовала в ряде важных политических событий,
встречалась со многими известными людьми. По своим убежде¬
ниям она, как и Щербатов, была сторонницей ограниченной дво¬
рянской монархии.
«Записки...» Е. Р. Дашковой были созданы в 1803—-1805 годах
(подлинник на французском языке). Это обдуманный итог пере¬
314

житого, законченное литературной произведение. В основе ее «За¬
писок...» лежит просветительская идея общественного блага и
апология просвещенного абсолютизма. Повествование начинается
с рассказа о ее детстве, замужестве, особенно подчеркивается
личное участие автора в дворцовом перевороте 1762 года, описы¬
ваются путешествия за границу... Несмотря на просветительскую
деятельность, личное знакомство с Дидро и Вольтером, Дашкова
остается достойной представительницей своего класса, когда пи¬
шет о А. Н. Радищеве. В «Записках»... он фигурирует как «один
молодой человек», который служил на таможне под начальством
ее брата и страдал «писательским зудом», а «в его брошюре
встречаются даже выражения и мысли, опасные по нашему вре¬
мени». Узнав, что Радищева сослали в Сибирь, Дашкова в боль¬
шей степени обеспокоена судьбой своего брата.
Поскольку развернутую характеристику важнейших полити¬
ческих событий и картины придворной жизни читатель найдет в
произведении М. М. Щербатова, мы сочли целесообразным по¬
местить отрывки из «Записок...» Е. Р. Дашковой, связанные с
развитием науки в России, деятельностью Академии наук и Рос¬
сийской Академии. Вместе с тем здесь же приводятся ее описа¬
ния событий, последовавших после смерти Екатерины II и свя¬
занных с правлением Павла I и воцарением Александра I.
В публикуемом тексте Е. Р. Дашкова подробно рассказывает
об обстоятельствах назначения ее на пост директора Петербург¬
ской Академии наук, о неблагополучном положении внутри этого
учреждения после смерти М. В. Ломоносова, об основании Рос¬
сийской Академии, о своей разносторонней деятельности во гла¬
ве академий, о больших трудностях в деле создания первого тол¬
кового словаря русского языка, инициатором которого она явля-
лась. Следует отметить, что «Словарь Академии Российской» яв-
ляется выдающимся научным трудом конца XVIII века, которо¬
му давали высокую оценку А. С. Пушкин и Н. М. Карамзин.
Деятельность Дашковой была по достоинству оценена как в
России, так и за рубежом. Она была избрана членом иностранных
академий, российских и зарубежных научных обществ.
Среди мемуарной литературы XVIII столетия выделяются за¬
писки А. Т. Болотова. Их автор, мелкопоместный дворянин, в от¬
личие от М. М. Щербатова и Е. Р. Дашковой был далек от при¬
дворной жизни, не участвовал в крупных политических событи¬
ях, однако его жизнь была не менее богата интересными впе¬
чатлениями, что нашло отражение в труде «Жизнь и приключе¬
ния Андрея Болотова...». Одаренный от природы, разносторонне
образованный, деятельный человек, рачительный хозяин, он пи¬
сал: «Судьба назначила меня быть со временем знаменитым эко¬
номическим писателем... доведется писать много и обо многом...»
315

Действительно, записки Болотова чрезвычайно велики по
своему объему и хронологическому охвату описываемых собы¬
тий. В своем имении, сельце Дворянинове, а также в Богородиц-
кс, где он служил управляющим, Болотов регулярно вел записи
с 1789 до 1816 года. В его сочинении нашли отражение быт,
правы, служба, духовные интересы дворянства средней руки.
Мемуары составлены в форме писем, написанных мелким убори¬
стым почерком в 29 томиках по 400 и более страниц в каждом.
Автор подробно и неторопливо описывает все события, происхо¬
дившие с ним, его предками и членами семьи, методы обучения
дворяпских детей, службу в полку, свое участие в Семилетней
войне, поездки в Петербург и Москву. Особое место в его запи¬
сях запимает жизнь крестьян, их повинности, взаимоотношения
с помещиками, крестьянские волнения. Однако на первом месте
стоят проблемы рационализации помещичьего хозяйства.
В публикуемых записках содержатся ценнейшие сведения,
связанпые с эпидемией чумы и московским восстанием 1771 года
(Чумной бунт), казнью Пугачева в январе 1775 года и крестьян¬
скими волнениями, вспыхнувшими в том же году в имении, где
Болотов был управляющим. Оценку этим событиям автор, есте¬
ственно, дает с дворянско-крепостнических позиций, рассматри¬
вая казнь Пугачева как «истинное торжество дворянства».
«Журнал или записка жизни и приключений» М. А. Толчено-
ва — уникальный и почти единственный источник, воспроизво¬
дящий быт и предпринимательскую деятельность купечества
XVIII века. Автор «Журнала...» получил скромное домашнее об¬
разование и совершенствовал его самостоятельно. С 1769 года, в
четырнадцатилетием возрасте, он начал вести дневник, в котором
с течением времени лаконичные записи семейной хроники стали
переплетаться с описанием торговой деятельности энергичного и
предприимчивого дельца. По своему стилю «Журнал...» напоми¬
нает книгу коммерческих расчетов, подробные погодные записи о
хозяйственных нуждах, деловых поездках прерываются немного¬
словными бытовыми зарисовками под названием «Разные изве¬
стия» и «Прочие достопамятности», которые чаще всего сообщают
о ценах на хлеб, урожаях, пожарах и наводнениях, иногда — о
событиях в столице, посещении театра или музея. Имеются в
тексте и «Рассуждения», но касаются они в основном погоды и
«произрастаний».
Несмотря на некоторое однообразие, записи И. А. Толченова
имеют немаловажное значение. Торговые операции, цены на то¬
вары, прибыли и убытки определяли смысл жизни представите¬
лей верхов российского третьего сословия, которое постепенно
пабирало силу в условиях начавшегося кризиса феодально-кре¬
постнической системы в России на рубеже XVIII—XIX веков.

М. М. ЩЕРБАТОВ. «О ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ В РОССИИ»
Взирая на нынешнее состояние отечества моего с та¬
ковым оком, каковое может иметь человек, воспитанный
по строгим древним правилам, у коего страсти уже лета¬
ми в ослабление пришли, а довольное испытание подало
потребное просвещение, дабы судить о вещах, не могу я
не удивиться, в коль краткое время повредилиса повсюдно
нравы в России. Воистину могу я сказать, что естли, всту-
пя позже других народов в путь просвещения, и нам ни¬
чего не оставалось более, как благоразумно последовать
стезям прежде просвещенных народов; мы подлинно в
людскости и в некоторых других вещах, можно сказать,
удивительные имели успехи и исполинскими шегами
шествовали к поправлению наших внешностей, но тогда
же гораздо с вящей скоростию бежали к повреждению на¬
ших нравов и достигли даже до того, что вера и боже¬
ственный закон в сердцах наших истребились, тайны бо¬
жественные в презрение впали. Гражданские узаконения
презираемы стали. Судии во всяких делах нетоль стали
стараться, объясняя дело, учинить свои заключении на
основании узаконеней, как о том, чтобы лихоимственно
продавая правосудие, получить себе прибыток или, уго¬
ждая какому вельможе, стараются проникать, какое есть
его хотение; другие же, не зная и не стараяса познавать
узаконении, в суждениях своих, как безумные бредят, и
ни жизнь, ни честь, ни имения гражданския не суть без¬
опасны от таковых неправосудей. Несть ни почтения от
чад к родителям, которые не стыдятся открытно их воли
противуборствовать и осмеивать их старого века посту¬
пок. Несть ни родительской любви к их исчадию, кото¬
рые, яко иго с плеч слагая, с радостию отдают воспиты¬
вать чуждым детей своих; часто жертвуют их своим при¬
317

бытком, и многие учинились для честолюбия и пышно¬
сти продавцами чести дочерей своих. Несть искренней
любви между супругов, которые часто друг другу, хладно
терпя взаимственныя прелюбодеяния, или другия за ма¬
лое что разрушают собою церковью заключенный брак, и
не токмо стыдятся, но паче яко хвалятся сим поступком.
Несть родственнические связи, ибо имя родов своих ни за
что почитают, но каждый живет для себя. Несть дружбы,
ибо каждый жертвует другом для пользы своя; несть вер¬
ности к государю, ибо главное стремление почти всех об¬
манывать своего государя, дабы от него получать чины и
прибыточные награждения; несть любви к отечеству, ибо
почти все служат более для пользы своей, нежели для
пользы отечества; и наконец несть твердости духу, дабы
не токмо истину пред монархом сказать, но ниже времен¬
щику в беззаконном и зловредном его намерении попро-
тивиться.
М. М. Щербатов.
Гравированный портрет неизвестного художника.

Толь совершенное истребление всех благих нравов, гро¬
зящее падением государству, конечно должно какие осно¬
вательные причины иметь, которые во первых я подщуса
открыть, а потом показать и самую историю, как нравы
час от часу повреждались, даже как дошли до настоящей
развратности.
Стечение многих страстей может произвести такое по¬
вреждение нравов, а однако главнее из сих я почитаю
сластолюбие. Ибо оно рождает разные стремительный хо¬
тения, а дабы достигнуть до удовольствия оных, часто
человек ничего не щадит. В самом деле, человек, предав¬
ший себя весь своим беспорядочным хотениям, и обожа
внутри сердца своего свои охулительные страсти, мало
уже помышляет о законе божии, а тем меньше еще о
узаконениях страны, в которой живет. Имея себя едино¬
го в виду, может ли он быть сострадателен к ближнему
и сохранить нужную связь родства и дружбы? А как го¬
сударя считает источником, от коего может получить та-
кия награждения, которые могут дать ему способы испол¬
нить свое сладострастие, то привязывается к нему, но не
с тою верностию, каковую бы должен преданной к само¬
держцу своему иметь, но с тем стремлением, к чему ве¬
дет его страсть, то есть, чтобы угождать во всем госуда¬
рю, льстить его страстям и подвигнуть его награждать
его. А таковые расположении не рождают твердости; ибо
может ли тот быть тверд, которой всегда трепещет не
достигнуть до своего предмету, и которого твердость яв¬
ным образом от оного удаляет? Юлий Цесарь, толь искус¬
ный в познании сердец человеческих, яко искусен в воен¬
ных и политических делах, который умел побеждать воо¬
руженных противу его врагов и побежденных сердца к
себе обращать. Не иное что ко утверждению своея похи¬
щенные власти употребил, как большия награждения, да¬
бы, введши чрез сие сластолюбие, к нему якобы ко источ¬
нику раздаяней более людей привязывались. Не токмо
всем своим поступком изъявлял такия свои мысли, но и
самыми словами единожды их изъяснил. Случилось, что
ему доносили нечто на Антония и на Долабелу, якобы он
их должен опасаться. Отвечал, что он сих в широких а
покойных одеждах ходящих людей, любящих свои удо¬
вольствии и роскошь, никогда страшиться причины иметь
не может. Но сии люди, продолжал он, которые о велико¬
лепное™ ни о спокойствии одежд не радят, сии и же
роскошь презирают, и малое почти за излишное считают,
каковы суть Брутус и Кассий, ему опасны в рассужде-*
319

нии намереней его лишить вольности римский народ.
Не ошибся он в сем, ибо подлинно сии его тридцети тре¬
мя ударами издыхающей римской вольности пожертвова¬
ли. И тако самый сей пример и доказует нам, что не в
роскоши и сластолюбии издыхающая римская вольность
обрела себе защищение, но в строгости нравов и в уме¬
ренности.
Отложа все суровости следствий непросвещения и ски¬
тающейся жизни диких народов, рассмотрим их внутрен¬
ний и не истребленные, влиянные природою в сердце че¬
ловеческое добродетели. Худы ли или хороши их законы,
они им строго последуют; обязательствы их суть священы,
и почти не слышно, чтобы когда кто супруге или ближ¬
нему изменил; твердость их есть не вероятна, они за
честь себе считают не токмо без страху, но и с презре¬
нием мученей умереть; щедрость их похвальна, ибо все,
что общество трудами своими приобретает, то все равно
в обществе делится, и нигде я не нашел, чтоб дикия
странствующия и не просвещепные народы похитили у
собратей своих плоды собственных своих трудов, дабы
свое состояние лучше других сделать. А все сие происхо¬
дит, что несть в них и не знают они сластолюбия, след¬
ственно и никакого желания, клонящегося в ущерб дру¬
гому, а к пользе себе, иметь не могут.
Довольно я уже показал, что источник повреждения
есть сластолюбие; приступлю тапериче показывать, каки¬
ми степенями достигло оно толико повредить сердца моих
одноземцов. Но, дабы говорить о сем, надлежит сперва
показать состояние нравов россиан до царствования Пет¬
ра Великого.
Не токмо подданные, но и самые государи наши жизнь
вели весьма простую, дворцы их были не обширны, яко
свидетельствуют оставшийся древния здания. Семь или
восемь, а много десять комнат составляли уже довольное
число для вмещения государя. Оные состояли: крестовая,
она же была и аудиенц-камера, ибо тут приходили и ожи¬
дали государя бояре и другие сановники; столовая го¬
раздо небольшая, ибо по разрядным книгам видим, что
весьма малое число бояр удостаивалось иметь честь быть
за столом у государя; а для каких великолепных торжеств
была назначена Грановитая палата. Не знаю я, была ли
у государей передспальняя, но кажется по расположению
старых дворцов, которые я запомню, ей быть надлежало.
Спальня и оные были не розные с царицами, но всегда
одна. За спальнею были покои для девушек царицыных,
320

и обыкновенно оная была одна, и для малолетных детей
царских, которые по два и по три в одной комнате жива¬
ли; когда же возрастали, то давались им особливые покои,
но и оные не больше состояли как из трех комнат, то
есть, крестовой, спальни и заспальной комнаты. Самые
дворцы сии больших украшений не имели, ибо стены бы¬
ли голые, и скамьи стояли покрыты кармазинным* сук¬
ном, а изыскуемое было великолепие, когда дурною рез¬
ною работою вокруг дверей были сделаны украшения,
стены и своды вымазаны иконописным письмом, образа¬
ми святых, или так цветы наподобия арабеска; и естли
было несколько ореховых стульев или кресел для царя и
царицы, обитых сукном или трипом **, то сие уже выс¬
шая степень великолепия была. Кроватей с занавесами не
знали, но спали без занавесок. А уже в последния вре¬
мена токмо, яко знатное великолепие было, что обили в
царском доме крестовую палату золотыми кожами, кото¬
рую палату, бывшую возле красного крыльца, я сам пом¬
ню с почернелыми ея обоями.
Стол государев соответствовал сей простоте, ибо хотя
я точно утвердить и не могу, чтобы государи кушивали
не на серебре, но потому, что в мастерской палате не ви¬
жу порядочного сервизу серебреного, заключаю, что тог¬
да государи кушивали на олове; а серебреные блюда и
сделанные горы наподобие Синайских, также и другия
столовыя украшения употреблялися токмо в торжествен¬
ные дни.
Кушанье их сходственно с тем же было, хотя блюда
были многочисленны, но они все состояли из простых ве¬
щей. Говядина, баранина, свинина, гуси, куры индейския,
утки, куры русския, тетеревы и поросята были довольны
для составления великолепнейшего стола, с прибавлением
множества пирожного, не всегда из чистой крупичатой
муки сделанного. Телятину мало употребляли, а поеных
телят *** и каплунов **** и не знали. Высочайшее же
великолепие состояло, чтоб круг жареного и ветчины обер¬
нуть золотою бумагою, местами пироги раззолотить, и по¬
добное. Потом не знали ни капорцов *****, ни оливков, ни
других изготовленей для побуждения аппетиту, но до-
* Кармазин — тонкое сукно алого цвета.
** Трип — шерстяная ткань с ворсом, изготовленная на
льняной основе.
*** Поеные телята — вскормленные молоком.
**** Каплун — кладеный, холощеный петух.
***** Капорцы — каперсы, цветочные почки каперсового
куста, пряная приправа.
‘21 Столетье безумно и мудро
321

вольствовалисъ огурцами солеными, сливами, и наконец
за великолепие уже считалось подать студень с солены¬
ми лимонами.
Рыбный стол еще тощее мясного был. Садков купече¬
ских было очень мало, и не имели искусства из дальных
мест дорогую живую рыбу привозить, да к тому же го¬
сударев двор был не на подряде, но из волостей своих
всем довольствовался. И тако в Москве, где мало состоя¬
ло обильства рыбы, довольствовался токмо тою рыбою, ко¬
торую в Москве-реке и в ближних реках ловили, а как
происходил чувствительный недостаток в столе государе-
ве, то сего ради как в самой Москве, так и по всем госу¬
даревым селам, сделаны были пруды, из которых ловили
рыбу про стол государев; впротчем же употребляли соле¬
ную, привозя из городов, из которых на многия, где есть
рыбные ловли, и в дань оная была положена, как мне
случилось самому видеть в Ростове грамоты царския осей
дани. А зимою привозили из дальних мест рыбу мерзлую
и засольную, которая к столу государей употреблялась.
Десерт их такой же простоты был, ибо изюм, корин¬
ка*, винные ягоды, чернослив и медовые постилы состав¬
ляли оной, что касается до сухих вещей. Свежие же ле¬
том и осенью были: яблоки, груши, горох, бобы и огур¬
цы. А думаю, что дынь и арбузов и не знали, разве когда
несколько арбузов привезут из Астрахани. Привозили еще
и виноград в патоке, а свежего и понятия не имели при¬
возить, ибо оный уже на моей памяти в царствование
императрицы Елисаветы Петровны, тщаниями Ивана Ан-
тоныча Черкасова, кабинет-министра, начал свежей при¬
возиться.
Для толь малого числа покоев не много бы освещения
надобно* но и тут не токмо не употребляли, но и за грех
считали употреблять восковые свечи, а освещены были
комнаты сальными свечами, да и тех не десятками или
сотнями поставляли, а велика уже та комната была, где
четыре свечи на подсвешниках поставлялись.
Напитки состояли: квас, кислые щи, пиво и разные
меды, из простого вина сделанная вотка. Вины: церковное,
то есть красное ординарное вино, ренское, под сим имя-
нем разумелся нетокмо рейнвейн**, но также и всякое
белое ординарное вино; романея***, то есть греческия
* Коринка — коринфский изюм, мелкий, без косточек.
** Рейнвейн — рейнское вино; так называли тогда лю¬
бое виноградное вино.
*** Романея — сладкая настойка,
322

сладкия вина, и аликант *. Которые чужестранные на¬
питки с великою бережливостию употребляли. И погреба,
где они содержались, назывались фряжския, потому что
как первые оные, а паче греческия, получались чрез
франков, а другия знали, что из Франции идут, то общее
имя им и дали фряжских вин.
Таков был стол государев в рассуждении кушанья и
напитков; посмотрим, какия были их екипажи. Государи
и все бояре летом езжали всегда верхом, а зимою в откры¬
тых санях, но в чрезвычайных случаях, как находим по
летописцам, что в случае болезни, когда государь в похо¬
де занеможет, то также сани употребляли и летом. И прав¬
да, что в верховой езде государекой великое было вели¬
колепие, яко видно по оставшимся конским уборам, хра¬
нящимся в мастерской палате. Арчаги ** седл были с ка¬
меньями, стремена золотые или с каменьями, мушту-
ки *** также драгоценными камнями были покрыты, по¬
душки бархатные, шитые или золотом, или серебром, или
и низаные жемчугом, с запонами **** драгоценных кам¬
ней, попоны тому же великолепию подобные, бархатные
или аксаметные ***** золотые, с шитьем иль с низаньем
и с каменьями. Но сие азиацкое великолепие неубытошно
было, ибо, сделанные единожды, таковые уборы на мно¬
гия столетия могли служить.
Царицы же езжали обыкновенно в колымагах, роде ко-
рет, сделанных снаружи на подобие фурманов ******? Где
не было ни места, чтоб сидеть, ни окошек, но клали
внутрь пуховики для сиденья, а вместо нынешних драго¬
ценных точеных стекол, опускающейся кожею окошки и
двери закрывали. Не могли такия коляски удобны быть
ни к какому украшению, ибо снаружи они все обиты были
кожею, а верх великолепия в делание оных состоял, чтоб
наружную кожу, местами позолоченную и тисненную,
употребить. Корет же не токмо не знали, но и воображе¬
ния о них не имели, ибо уже и в царствовании Петра Ве¬
ликого ближний мой свойственник, боярин князь Михай-
ло Иванович Лыков, человек пребогатый, бывши воеводою
у города Архангельского, выписал ореховую, украшенную
* Аликант — название вина, изготовляемого в Испа¬
нии (Алаканте).
** А р ч а г — деревянный остов седла.
*** Муштуки — мундштук, удила для взнуздывания ло¬
шадей, особенно верховых.
**** 3 а п о н а — старинная бляха, застежка с украшениями.
***** Аксамит — шелковая ткань, подобная бархату.
****** Фурман — длинная телега для перевозки товаров.
323

резьбою корету с точеными стеклами, по смерти его сия
корета досталась деду моему, и почиталась толь завидною
и драгоценной вещию, хотя и снова тысечи рублев не
стоила, что князь Меншиков делал нападки на деда мое¬
го, чтобы ее получить, и за неотдание учинил, что дед
мой лишился всех недвижимых именей, которые бы над¬
лежало ему наследовать после супруги князя Лыкова.
Возрим таперя на одежды царския. Они были велико¬
лепны. В торжественных их одеяниях злато, жемчуг, и
камеяье новсюдова блистали; но обыкновенные одежды, в
коих более наблюдали спокойствие, нежели великолепие,
были просты, а потому не могли быть причиною сласто¬
любия, а торжественные толь редко употреблялись и толь
крепки были, что их за носильные одежды и почитать не
должно, но были они яко какия коронныя сосуды, опре¬
деленные для показания токмо великолепия монарша, и
естли не самые одежды, то по крайней мере украшения
их, быв соделаны из золотых блях, жемчугу и камней из
рода в род переходили. Но общим образом сказать, не бы¬
ло никаких ни изыскуемых и тленных украшеней, нн ве¬
ликого числа платей, но пять или шесть, а много до деся¬
ти платьев когда имел царь или царица, то уже довольно
считалось, да и те нашивали до износу, разве из особли¬
вой милости кому плеча своего платья пожалуют.
Главней же роскош в царских обыкновенных платьях
состоял в драгоценных мехах, которые они для подкладки
и на опушку одеяней своих употребляли, но мехи сии не
купленные и не из чуждых государств привезенные были,
но дань, собираемая с сибирских народов. Впрочем цари¬
цы имели обычаи носить длинные тонкия полотняные у
сорочек рукова, которые на руку набирали, и сии были
иногда толь длинны, что даже до двадцети аршин полот¬
на в них употреблялось.
Се есть все, что я мог собрать о роде житья, выезду
и одежды царской, а сие самое и показует, коликая про¬
стота во всем оном находилась. Бояре и прочие чиновни¬
ки по мере их состояния подобную же жизнь вели, ста-
раяса притом, из почтения к царскому сану, никогда и к
простому сему великолепию не приближаться. А более
всего сохраняло от сластолюбия, что ниже имели понятия
о перемене мод, но, что деды нашивали, то и внучаты, не
почитаясь староманерными, носили и употребляли. Бы¬
вали у бояр златотканные, богатые одеяния, которые про¬
сто золотами называли, и не инако надевали, когда для
какого торжественного случаю повелено им было в золо-
324

тах ко двору собираться; а посему сии одежды им надол¬
го служили, и я заподлинно слыхал, что не стыдилиса и
сыновья по кончине родителей своих тоже платье носи гь.
Однако несть никакого общества, куда бы великолепно и
роскошь не вкрадывалися, то, колико кажится мне, глав¬
нее великолепия состояло у бояр иметь великое число сл у¬
жителей. Великолепие, может статься, до излишности до¬
веденное, но в самом деле основанное на нужде, ибоГюя-
ре с людьми своими хаживали на войну, и оные общо а
воинов государственных, и защитников в опасном случае
своим господам были. Но в мирное время за честь себе
бояре считали, когда едит по городу, чтобы ему предше¬
ствовали человек пятьдесят слуг пешками; слыхал я, что
и самые боярани не токмо куда в знатное посещение, но
ниже к обедни к своему приходу стыдились без предше¬
ствования дватцети или тритцети слуг ехать. Однако со¬
держание сих слуг недорого стоило, давали им пищу и
весьма малое на сапоги жалованье, а в протчем они со¬
держались своим искусством, дома носили серые сермяж¬
ные кавтаны *, а при выезде господина или госпожи, ка¬
кой у кого полутче кавтан сыщется, ибо тогда ливреи не
знали. И я сам запомню, что без гостей званых во всех
домах лакеи ливреи не надевали, а употребленные к долж¬
ностям люди, которых бывало мало, носили такия кавта¬
ны, какие случится.
Остается мне еще сказать, что не было тогда ни еди¬
ного, кто бы имел открытой стол, но разве ближние са¬
мые родственники без зову куда обедать ездили, а посто¬
ронний инако не езжали, как токмо званые. И могли си¬
деть по утру до часа обеденного, а вечеру до ужина, не
быв уняты обедать или ужинать.
Таковые обычаи чинили, что почти всякой по состоя¬
нию своему без нужды мог своими доходами проживать
и иметь все нужное, не простирая к лутчему своего же¬
лания, ибо лутче никто и не знал. А к тому же воспитание
в набожии, хотя иногда делало иных суеверными, но вла¬
гало страх закона божия, которой утверждался в серд¬
цах их ежедневною домашнею божественною службою. Не
было разных для увеселения сочиненных книг, и тако
скука и уединенная жизнь заставляла читать божествен¬
ное писание, и паче в вере утверждаться. Правление де¬
ревень занимало большую часть время, а сие правление
* Сермяжный кафтан — верхнее долгополое мужское
платье, сшитое из грубого некрашеного сукна*
325

влекло за собою рассмотрение разных крепостей и заве¬
денных разных приказных дел, которые понуждали вник¬
нуть в узаконении государства, и за честь себе считали
младые люди хаживать сами в суды, как я в роде своем
имею примеры, что князь Дмитрей Федорович Щербатов
хаживал не токмо по своим делам, по и по чужим, и толь
учинился благоразумием своим знаем боярину князь Фе¬
дору Федоровичу Волконскому, что сей, хотя князь Щер¬
батов, по причине разорения дому его, купно с убиением
деда его князь Савы Щербатова, от самозванца Отрепье¬
ва, и в бедности находился, однако, сей боярин, человек
весьма богатый, дочь свою и наследницу своего имения
за него отдал, и князь Иван Андреич Щербатов, который
после был министром в Гишпании, Цареграде * и Англии,
а наконец действительным тайным советником, сенатором
и ордена святого Александра Невского кавалером, по
своим делам в молодости своей в суды хаживал.
Почтение к родам умножило еще твердость в сердцах
наших предков, беспрестанные суды местничества, пита¬
ли их гордость; пребывание в совокуплении умножало
связь между родов и соделовало их безопасность, что
твердое предприять, а тогда же и налагало узду, кому что
недостойное имени своего соделать; ибо бесчестие одного
весь род того имени себе считал. А сие не токмо молодых
людей, но и самых престарелых в их должности удержи¬
вало. Благородной гордости бояр мы многия знаки обре¬
таем. Князь Симски-Хабаров, быв принуждаем усту¬
пить место Малюте Скуратову, с твердостию отрекса, и
когда царем Иоанном Васильевичем осужден был за сие
на смерть, последнею милость себе просил, чтоб прежде
его два сына его были умерщвлены, яко быв люди моло¬
дые ради страха гонения и смерти чего недостойного ро¬
ду своему не учинили. Князь Михайла Петрович Репнин
лутче восхотел претерпеть гнев царя Иоанна Васильевича
и наконец убиение, нежели сообщником учиниться рас¬
путных его забав. Соединение же родов толь твердо было,
что ни строгой обычай царя Иоанна Васильевича, ни каз¬
ни не могли возбранить, чтоб, совокупясь многими рода-
мп, не просили у сего государя пощады своим родствен¬
никам и свойственникам, осужденным на казнь, и брали-
са быть поруками впредь за поступки того, яко свидетель¬
ствуют сие многие сохраненные грамоты в архиве ино¬
* Царьград — древнерусское название Константинополя,
н 1,1 не — Стамбул,

странной коллегии, где таковые поручные подписи есть.
И дед мой князь Юрья Федорович Щербатово не устра¬
шился у разгневленного государя Петра Великого по ца-
ревичеву делу за родственника своего, ведомого на казнь,
прощения просить, прося, что естли не учинено будет ми¬
лосердия, дабы его самого, в старых летах сущего, ли¬
шить жизни, да не увидят очи его бесчестия роду и име¬
ни своего. И пощаду родственнику своему испросил.
Такая тесная связь между родов обуздывала страсти
юношей, которые, не токмо быв воспитываемы в совер¬
шенном почтении и беспрекословном повиновении к их
родителям, обязаны были почитать всех старших своего
рода, и в них обретали строгих надзирателей своих пос¬
тупков, так как защитников во всяком случае. Самые еще
хотя и мало остающийся обычаи ныне сие свидетельст¬
вуют, которые, в младости моей помню, яко священные
законы хранились, чтобы молодые люди каждый празд¬
ник проезжали по утрам к их старшим родственникам для
изъявления почтения их. И чтоб ближния родственники
и свойственники съезжались загавливаться и разгавли-
ваться к старшему.
Самые самовластнейшие государи принуждены ино¬
гда бывают последовать умоначертанию своего народа,
так наши государи и последовали утверждать сии обы¬
чаи, не токмо снисходя на прозьбы благородных, но так¬
же производя предпочтительно пред другими из знатней¬
ших родов, и мы находим, в роде князей Репниных, что
многия из столников, миновав чин околничего, прямо в
бояре были жалованы. Преимущество сие, часто и мла¬
дым людям учиненное, могло бы подать причину поду¬
мать, что оное обращалось в обиду другим, но сего не
было, ибо не по одним чинам тогда благородных почи¬
тали, но и по рождениям их, и тако чины давали токмо
должности, а рождение приобретало почтение.
В возмездие за такое снисхождение государей полу¬
чали они, что находили в благородных верных, усердных
и твердых слуг. Почщуся я несколько мне известных при¬
меров предложить. Афанасей Нагой, быв послом в Кры¬
му и многое претерпевая от наглостей Крымских, хотя
выбивам был ханом из Крыму, чувствуя нужду его
пребывания в сем полуострове, объявил, что он разве
связанной будет вывезен из Крыму, а без того не по¬
едет, хотя бы ему смерть претерпеть. Князь Борис Алек¬
сеевич Голицын предпочел сохранение здоровья государе¬
ва возвышению своего рода, спас Петра Великого во мла¬
327

денчестве, и винному родственнику своему пощаду жи¬
вота испросил. Прозоровской, во время трудных обстоя¬
тельств начала Швецкия войны, соблюл великое число
казны и государственные вещи, повеленные государем
изломать и перебить в монету, утаил,, дав вместо их соб¬
ственное свое серебро, и при благополучнейших обстоя¬
тельствах, когда государь сам сожалел о истреблении
сих вещей, целые, не желая никакого возмездия, возвра¬
тил. Борис Петрович Шереметев суд церевичев не под¬
писал, говоря, что «он рожден служить своему государю,
а не кровь его судить», и не устрашился гневу государе¬
ва, которой несколько времени на него был, яко внут¬
ренне на доброжелателя несчастного царевича. Князь
Яков Федорович Долгоруков многия дела, государем под¬
писанные, останавливал, дая ему всегда справедливые
советы, и гнев государской, за частое его противоборство
воли его, на почтение обращал, а тем открывал путь об¬
ще и к славе своего государя, и к блаженству народно¬
му. Си были остатки древнего воспитания и древнего
правления.
Воззрим же таперя, какия перемены учинила в нас
нужная, но, может быть, излишнея перемена Петром
Великим, и как от оные пороки зачели вкрадываться в
души наши, даже как царствования от царствования они
час от часу, вместе с сластолюбием возрастая, дошли до
такой степени, как выше о них упомянул. Сие сочинит
кунно историю правлений и пороков.
Петр Великий, подражая чужестранным народам, не
токмо тщился ввести познание наук, искусств, и ремесл,
военное порядочное устроение, торговлю и приличнейшая
узаконения в свое государство,, также старался ввести и
таковую людцкость, сообщение и великолепие, в коем
ему сперва Лефорт натвердил, а потом которое и сам он
усмотрел. Среди нужных установленей законодательства,
учреждения войск и артиллерии, не меньше он прилогал
намерение, являющиеся ему грубые древния нравы смяг¬
чить. Повелел он бороды брить, отменил старинные рус¬
ские одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин
немецкие кафтаны носить, а женщин вместо телогреи * —
бостроги, юбки, шлафроки и самары **г вместо подкол-
* Телогрея — длинная одежда знатных женщин с от¬
кидными рукавами.
** Сим ар а (самара) — длинная верхняя одежда, подобная
тоге, но на меху, расширенная книзу, с бархатным поясом.
328

ков — фантанжами * и корнетами **, голову украшать.
Учредил разные собрания, где женщины, до сего отделен¬
ные от сообщения мужчин, вместе с ними при веселиях
присутствовали. Приятно было женскому полу, бывшему
почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться
всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями
и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими
их хороший стан; не малое же им удовольствие учинило,
что могли прежде видеть, с кем на век должны совоку¬
питься, и что лица женихов их и мужей уже не покрыты
стали колючими бородами. А с другой стороны, приятно
было младым и незаматерелым в древних обычаях лю¬
дям вольное обхождение с женским полом, и что могут
наперед видеть и познать своих невест, на которых пре¬
жде, поверяя взору родителей их, женивались. Страсть
любовная, до того почти в грубых нравах незнаемая, на-
чела чувствительными сердцами овладевать, и первое
утверждение сей перемены от действия чувств произо¬
шло. А сие самое и учинило, что жены, до того не чув¬
ствующие свои красоты, начели силу ее познавать, ста¬
ли стараться умножать ее пристойными одеяниями, и бо¬
лее предков своих распростерли роскошь в украшении.
О коль желание быть приятной действует над чувствиями
жен! Я от верных людей слыхал, что тогда в Москве бы¬
ла одна только уборщица для волосов женских, и ежели
к какому празднику когда должны были младые женщи¬
ны убираться, тогда случалась, что она за трои сутки
некоторых убирала и они принуждены были до дня вы¬
езду сидя спать, чтобы убору не испортить. Может быть,
сему не поверят ныне, но я паки подтверждаю, что я
сие от толь верных людей слышел, что всем сумневаться
не должно. Естли страсть быть приятной такое действие
над женами производила, не могла она не иметь дей¬
ствия и над мужчинами, хотящими им угодным быть, то
то же тщание украшеней, ту же роскошь рождало.
И уже перестали довольствоваться одним или двумя
длинными платьями, но многия с голунами ***, с шитьем
и с пондеспанами **** делать начели.
* Фантанжи — сложная женская прическа, появляет¬
ся в 1680 году. Ее возникновение связано с именем возлюблен¬
ной короля Людовика XIV мадемуазель де Фонтанж.
** Корнеты — маленький женский головной убор с дву¬
мя длинными лентами из батиста или тонкого газа.
*** Галуны — позументы, шелковая или шерстяная тесь¬
ма, шитая серебром или золотом, которую нашивали на одежду.
**** Пондеспаны — оторочка из белого оленьего меха.
329

Колико сам государь ни держался древней простоты
нравов в своей одежде, так что, кроме простых кавтанов
и мундиров, никогда богатых не нашивал, и токмо для
коронации императрицы Екатерины Алексеевны, своей
супруги, сделал голубой гродетуровой * кавтан с серебре¬
ным шитьем, да сказывают еще у него был другой кав¬
тан дикой ** с золотым шитьем, не знаю, для какого знат¬
ного же случая сделанной. Протчее все было так просто,
что и беднейший человек ныне того носить не станет.
Как видно по оставшим его одеждам, которые храняться
в Куншкамере при императорской академии наук. Ман¬
жет он не любил и не нашивал, яко свидетельствуют его
портреты; богатых екипажей не имел, но обыкновенно
езжал в городах в одноколке***, а в дальном пути в
качалке ****. Множества служителей и придворных у
него не было, но были у него денщики, и даже караулу
окроме как полковника гвардии не имел. Однако при
такой собственно особы его простоте хотел он, чтобы
подданные его некоторое великолепие имели. Я думаю,
что сей великий государь, которой ничего без дальновид¬
ности не делал, имел себе в предмет, чтоб великолепием
и роскошию подданных побудить торговлю, фабрики и ре-
меслы, быв- уверен что при жизни его излишнее велико¬
лепие и сластолюбие не утвердит престола своего при
царском дворе. И тако мы находим, что он побуждал не¬
которое великолепие в платьях, как видим мы, что во
время торжественного входу, после взятия Азовского, ге¬
нерал-адмирал Лефорт шел в красном кавтане с голуна-
ми по швам, и другие генералы также богатые кавтаны
имели, ибо тогда генералы мундиров не нашивали. Бо¬
гатые люди из первосановников его двора или которые
благодеяниями его были обогащены, как Трубецкия, Ше¬
реметев и Меншиков; в торжественные дни уже стара¬
лись богатые иметь платья. Парчи и голуны стали как
у жен, так и у мужей во употреблении, и хотя не часто
таковые платья надевали, моды хотя долго продолжались,
однако они были, и по достатку своему оные уже их ча¬
ще, нежели при прежних обычаях делали. Вместо саней
и верховой езды и вместо колымаг, не терпящих украше-
* Гродетур — название самых плотных шелковых тка¬
ней; их разновидности — грогро, гроденапль.
** Дикой — сероватый, серо-голубой цвет.
*** Одноколка — телега с одной парой колес.
**** Качалка — коляска, подвешенная как качели, для
удобства в дальней дороге.
330

ней, поевились уже кареты и коляски, начелись уже цу-
ки, которых до того не знали, и приличные украшении к
сим екипажам. Служители переодеты на немецкий ма¬
нер, не в розноцветных платьях стали наряжаться, но
каждый по гербу своему или по изволению делал им лив¬
реи, а офисьянты, которых тогда еще весьма мало было,
еще в разноцветных платьях ходили.
Касательно до внутреннего житья, хотя сам государь
довольствовался самою простою пищею, однако он ввел
уже во употребление прежде незнаемые в России напит¬
ки, которые предпочтительно другим пивал. То есгь, вме¬
сто вотки домашней, сиженой из простого чина, вотку
голландскую анисовую, которая приказной называлась.
И вины ермитаж и венгерское, до того не знаемые в
России.
Подражали сему его и вельможи, и те, которые близ¬
ки были ко двору, да и в самом деле, надлежало им сие
иметь, ибо государь охотно подданных своих посещал, то
подданный чего для государя не сделает. Правда, сие не ток¬
мо ему было угодно, но напротиву того, он часто за сие гне¬
вался, и не токмо из простого вина подслащенную вотку,
но и самое простое вино пивал, но и собственное жела¬
ние удовольствия, до того ими не знаемого, превозмогло
и самое запрещение государево, дабы последовать его
вкусу. Уже в домах завелиса не токмо анисовая приказ¬
ная вотка, но и гданския, вины не токмо старинные, о ко¬
их выше помянул, но также ермитаж, венгерское и не¬
которые другия. Правда, что еще их сначала весьма бе¬
режливо подавали, и в посредственных домах никогда
в обыкновенные столы употребляемы не были, но токмо
во время праздников и пиршеств, да и тут не стыди¬
лись, принести четвертную или сулею * запечатанную и,
налив из нее по рюмки, опять запечатав, на погреб ото¬
слать.
Однако, хотя сам не любил, и не имел времени при
дворе своем делать пиршествы, то оставил сие любимцу
своему князю Меншикову, который часто оные как в тор¬
жественные дни, так и для чужестранных министров с
великим великолепием по тогдашнему времени чинил.
Имел для сего великой дом, не токмо на то время, но и
в нынешнее, ибо в оной после кадетской сухопутной кор¬
пус был помещен, и слыхал я, что часто государь, видя
из дворца своего торжество и пиршество в доме его лю¬
* Сулея — сосуд для вина, масла.
331

бимца, чувствовал удовольствие. Говоря: «Вот как Дани-
лич веселится». Равно ему подражая, так и быв обяза¬
ны самыми своими чинами, другия первосановники им¬
перии также имели открытые столы, как генерал-адми¬
рал граф Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фельдмар¬
шал граф Борис Петрович Шереметев, канцлер граф
Гаврила Иванович Головкин и боярин Тихон Пит; -тич
Стрешнев, которому, поелику он оставался первым пра¬
вителем империи во время отсутствия в чужия край им¬
ператора Петра Великого, на стол и деревни были даны.
Сим знатным людям и низшия подражая, уже во мно¬
гих домах открытые столы завелиса, и столы не та кия,
как были старинные, то есть, что токмо произведении
домостройства употреблялись, но уже старались чуже¬
странными приправами придать вкус доброте мяс и рыб.
И конечно в таком народе, в коем страныоприимство со¬
чиняло всегда отличную добродетель, не трудно было
ввестись в обычай таковых открытых столов употребле¬
ние; что соединяяса и с собственным удовольствием об¬
щества, и с лутчим вкусом кушанья, противу старинно¬
го, самым удовольствием утверждалось.
Но неприятель был Петр Великий честному обществу,
но хотел, чтобы оно безубыточно каждому было. Он учре¬
дил ассамблеи, на которые в назначенные дни множество
собирались. Но сим ассамблеям предписал печатными
листами правила, что должно на стол поставлять и как
принимать приезжих. Сим упреждая и излишнею рос¬
кошь, и тягость высших себе принимать. Ибо общество
не в обжирании и опивании состоит, и не может оно быть
приятно, где нет равности. Сам часто государь присут¬
ствовал в сих ассамблеях и строго наблюдал, дабы пред¬
писанное исполнялось.
Но слабы были сии преграды, когда вкус, естественное
сластолюбие и роскошь стараются поставленную прегра¬
ду разрушить, и где неравность чинов и надежда полу¬
чить что от вельмож истребляют равность. В присутствии
государевом учиненные им предписания сохранялись в
ассамблеях, но в простом житье роскошь и унижение
утверждали свои корни.
И подлинно мы видим, что тогда зачели уже многия
домы упадать, и упадающие ожидать от милости госу¬
даревой и от защищения вельмож своего подкрепления.
Из первых знатных домов мне случалось слышать о унад-
шем доме князя Ивана Васильевича Одоевского, которо¬
го дом был на Тверской, тот самой, которой после сего
332

был Василья Федоровича Салтыкова потом Строгонова,
а ныне за князь Алексеем Борисовичем Голицыным со¬
стоит, в приходе у Спаса. Сей князь Одоевской неуме¬
ренным своим сластолюбием так разорился, что, продав
все деревни, оставил себе некоторое число служителей,
которые были музыканты, и сии, ходя в разные места
играть и получая плату, тем остальное время жизни его
содержали. Воистину при древней простоте нравов музы¬
канты не нашли бы довольно в упражнении своем при¬
были, чтобы и себя, и господина своего содержать.
Я сказал о сем князе Одоевском, яко о разорившемся
человеке, но и многия другия естли не в разорение от
сей перемены жизни пришли, но по крайней мере чу-
ствовали не малую нужду. Дабы умолчать о прочих, Бо¬
рис Петрович Шереметев, фелтмаршал, именитый свои¬
ми делами, обогащенный милостию монаршею, принуж¬
ден однако был вперед государево жалованье забирать и
с долгом сим скончался, яко свидетельствует самая его
духовная. И после смерти жена его подавала письмо го¬
сударю, что она от исков и других убытков пришла в
разоренье.
Переменившейся таким образом род жизни, в начале
первосановников государства, а в подражании им и дру¬
гих дворян, и расходы достигши до такой степени, что
стали доходы превозвышать; начели люди наиболее при¬
вязываться к государю и к вельможам, яко ко источни¬
кам богатства и награждений. Страшусь я, чтобы кто не
сказал, что по крайней мере сие добро произвело, что
люди наиболее к государю стали привязываться. Несть,
сия привязонность несть благо, ибо она не точно к особе
государской была, но к собственным своим пользам; при¬
вязанность сия учинилась не привязанность верных под¬
данных, любящих государя и его честь, и соображающих
все с пользою государства, но привязанность рабов наем¬
щиков, жертвующих все своим выгодам и обманывающих
лестным усердием своего государя.
Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею ме¬
сто лестию и самством наполнилось. Оттуда произошло
раболепство, презрение истины, обольщение государг. и
прочия злы, которые днесь при дворе царствуют и кото¬
рые в домах вельможей вогнездились. Не соскрылся сей
порок от остроумного монарха, и сей государь, строг и
справедлив до крайности, старался сколько можно лесть
отгонять; яко случилось, как я слыхал, что один из зна-
емых ему офицеров, быв с ним на ассамблее, выхвалял
333

свое усердие к государю, говоря, что он во всяком случае
готов за него умереть. Услышел сие государь, ему гово¬
рил, что ни он не желает, ни должность его ему не пове¬
левает, чтобы он хотел, не разбирая случаю, для него
умереть, но требует токмо того, чтобы в случае нужды
или опасности его особы, что не может быть не соединено
с пользою государственною, он расположен был пожерт¬
вовать своею жизнию. Офицер, хотя наиболее показать
свое усердие, зачел паки утверждать, что он сие готов
учинить всякой час, когда угодно будет государю. Остро¬
умный монарх, ничего не отвечав, взяв его руку, палец
его поднес к горячей свече и зачал его жечь; от боли офи¬
цер зачел силиться выдернуть руку. Тогда, ее опустя,
сказал ему государь, что когда он малой боли обожже-
ния пальца вытерпеть не мог, не по нужде, но по воле
государя, то как он толь щедро обещает с радостию и все
тело свое без нужды пожертвовать? Другой случай, слы¬
шанной же мною, доказует, коль любил государь истину.
Захар Данилыч Мешуков, бывший порутчиком во флоте
прежде, 1718 году, любимый государем яко первый рус¬
ской, в котором он довольно знания в мореплавании на¬
шел, и первой, которой командовал уже фрегатом, быв
на едином пиршестве с государем в Кронштате и напив¬
шись несколько пьян, стал размышлять о летах госуда¬
ря, о оказующемся слабом его здоровье, и о наследнике,
какого оставляет, вдруг заплакал. Удивился государь,
возле которого он сидел, о текущих его слезах, любопыт¬
но спрашивал причину оных. Мешуков ответствовал, что
он размышлял, что место, где они сидят, град, столич¬
ный близ построенный, флот заведенный, множество
русских, входящих в мореплаватели, самый он, служив¬
шей во флоте и окружающий его милости, суть деяния
рук его, то взирая на сие и примечая, что здоровье его,
государя и благодетеля, ослабевает, не мог от слез ие
удержаться, прилогая притом простою речыо: «На кого ты
нас оставишь». Ответствовал государь: «У меня есть на¬
следник», — разумея царевича Алексея Петровича.
На сие Мешуков спиана и несторожно сказал: «Ох! вить
он глуп, все расстроит». При государе сказать так о на¬
следнике, и сие не тайно, но пред множеством председя-
щих! Что сделал государь? Почувствовал он вдруг дер¬
зость, грубость и истину и довольствовался, усмехнув¬
шись, ударить его в голову с приложением: «Дурак, сего
в беседе не говорят».
Но, невзирая на таковое любление истины, он ни на
334

отвращение его ото лести, не мог государь вкрадыва¬
ющейся сей яд искоренить. Большая часть окружающих
его ни в чем не смели ему противуречить, но паче льсти¬
ли, хваля все соделанное им и не противуреча его изволе¬
ниям, а иные и угождая страстям его. Хотя он знатным
образом никогда обманут и не был, однако князь Яков
Федорович Долгоруков никогда не нашел в супротивле-
ниях своих государю в сенате себе помощников. И тщет¬
но он суровыми и справедливыми своими предложения¬
ми два определения, подписанные государем, отменил, о
привозе на переменных лошадях провианту в Петербург
на армию, и о набрании посохи, на содержании народ¬
ном, для делания Ладожского канала, в обоих случаях,
ни в других, никто соучастником его твердости и спра¬
ведливости быть не хотел; единый сам государь терпел
его грубые, но справедливые предложении и, хотя с стис-
нением сердца, превозмогая себя, на оные соглашался.
Я слышел от очевидных свидетелей, и Василей Никитич
Татищев в истории своей сие вместил, что бывши госу¬
дарь в Кронштадте в едином пиршестве, окружающия его
вельможи начели превозносить его хвалами, говоря, что
он более отца своего. Между таковых похвальных воп¬
лей единый князь Яков Федорович Долгорукой в мол¬
чании пребывал. Приметя сие, государь требовал его
мнения. Сей остроумный и твердый муж не мог вдруг
ответствовать на такой вопрос, где состояло суждение
между царствующего государя и его отца, обеих отлич¬
ных их качествами. Взяв несколько времени подумать,
сказал следующее. Исчислил он все подробно, что Петр
Великий сделал для пользы отечества, исчислил его тру¬
ды и подвиги, и наконец сказал, коль велик он есть во
владыках земных; но, продолжая, говорил, все сии тру¬
ды, все сии установлении не утверждают еще внутрен¬
него спокойствия государства, и безопасность граждан¬
скую в жизни и в имениях; отец же твой, говорил, при
тихости нравов, начинал многое, но паче всего, что он
сделал, уложенье, которое ныне, по перемене обычаев,
перемены требует, когда окончишь ты все свои подвиги
благими узаконениями, тогда справедливо можно будет
сказать, что весьма превзошел твоего отца. Государь вос¬
чувствовал всю справедливость его глаголов и согласием
своим мнение его утвердил.
Чего же ради никто другой ни в беседах, ни в сена¬
те, и нигде инде таковой правды не говорил, как сей бес¬
смертия достойный князь Долгоруков? Того ради, что она
335

более желали приобрести милость государскую, нежели,
говоря правду, его почтение, желали чинов и имений.
Ибо в самом деле не видно, чтобы любимец его, князь
Меншиков, когда ему строгую правду представлял, что¬
бы Гаврило Иванович Головкин, государственный канц¬
лер, отвратил его от переписки с Гилембурхом, с Гор-
цом и с английскими и шкотланскими сообщниками пре¬
тендента, ни Остерман, бывший тогда в малом чину и
написавшей требуемое письмо, несовместимость сего по¬
ступку представил, чтобы Иван Мусин-Пушкин его от
какого дела удержал; чтобы адмирал Апраксин, имеющий
толикую поверенность, что вопреки сказал государю.
Но все токмо согласие свое изъявляли и впускали вко¬
реняться лести и рабству для свойственных своих при¬
бытков; чему и сам государь и князь Яков Федорович
Долгорукий противуборствовали. А с другой стороны,
духовный чин, который его не любил, за отнятие своей
власти, гремел во храмах божиих его панегириками.
Между сими Прокопович, которой из духовенства, хотя
нелюбви к государю не имел, но был совершенно ослеп¬
лен честолюбием, яко в другия царствовании ясно ока¬
зал, выспренный сий глас на хвалы государевы вознес.
Достоин он был многих похвал; но желательно было бы,
чтобы они не от лести происходили, а похвалы Прокопо¬
вича, сего непостриженного монаха, сего честолюбивого
архиерея, жертвующаго закон изволениям Бирона, сего
иже не устыдился быть судьею тайной канцелярии, был
архипастырем церкви божией, были лестны, яко свиде¬
тельствует его собственное сочинение: «Правда воли мо¬
наршей», — памятник лести и подобострастия монаше¬
ского изволения государскому.
Сказал я, что сластолюбие и роскошь могли такое
действие в сердцах произвести, но были еще и другия при¬
чины, происходящий от самых учрежденей, которые твер¬
дость и добронравие искореняли. Разрушенное местни¬
чество (вредное впрочем службе и государству) и не за¬
мененной никаким правом знатным родам, истребило мыс¬
ли благородной гордости во дворянах, ибо стали не роды
почтенны, но чины и заслуги и выслуги; и тако каждый
стал добиваться чинов, а не всякому удастса прямые услу¬
ги учинить, то, за недостатком заслуг, стали стараться
выслуживаться, всякими образами льстя и угождая го¬
сударю и вельможам; а при Петре Великом введенная
регулярная служба, в которую вместе с холопями их
писали на одной степени их господ в солдаты, и сии пер¬
336

вые по выслугам, пристойным их роду людям, доходя
до офицерских чинов, учинялиса начальниками господам
своим и бивали их палками. Роды дворянския стали раз¬
делены по службе так, что иной однородцов своих и век
не увидит. То могла ли остаться добродетель и твердость
в тех, которые с юности своей от палки своих начальни¬
ков дрожали, которые инако, как подслугами, почтения
не могли приобрести, и быв каждый без всякой опоры
от своих однородцов, без соединения и защиты, оставался
един, могущий предан быть в руки сильного.
Похвально есть, что Петр Великий хотел истребить
суеверии в законе, ибо в самом деле, не почтение есть
богу и закону суеверие, но паче ругание. Ибо приписы¬
вать богу неприличные ему деянии, сие есть богоху-
лить. В России бороду образом божиим почитали, и за
грех считали ее брить, а чрез сие впадали в ересь ант-
ропоморфитов. Чудеса, без нужды учиненные, явленные
образы, редко доказанные, повсюду прославляли, при¬
влекали суеверное богомолие и делали доходы разврат¬
ным священнослужителям. Все сие Петр Великий тщил¬
ся отвратить; указами повелел брить бороды, а духов¬
ным регламентом положил преграду ложным чудесам и
явлениям, равно как и неблагопристойнам сборам при по¬
ставленных на распутиях образах. Зная, что закон бо¬
жий есть к сохранению рода человеческого, а не ко
истреблению его без нужды, благословением от синода
и от вселенских патриархов учинил позволенно есть мясо
в посты в нужде, а паче в морской службе, где и без
рыбы довольно люди к скорбутике подвержены, повеле¬
вая самоохотно жертвующих жизнию своею таковым
воздержанием, во время приключившихся им болезням,
в воду кидать. Все сие очень хорошо, а окроме что по¬
следнее несколько сурово. Но когда он сие учинил, тог¬
да, когда народ еще был непросвещен, и тако, отнимая
суеверии у непросвещенного народа, он самую веру к бо¬
жественному закону отнимал. Сие действие Петра Ве¬
ликого можно применить к действию неискусного садов¬
ника, которой у слабого дерева отрезывает водяные, по¬
жирающие его сок, ветви. Естли бы оно было корнем
сильно, то сие обрезывание учинило ему произвести хо-
рошия и плодовитые ветви, но как оно слабо и больно,
то урезание сих ветвей, которые чрез способ листьев
своих, получающих внешнею влагу, питали слабое дерево,
отняв ее, новых плодовитых ветвей не произвело, ниже
соком раны затянуло, и тут сделались дуплы, грозящие
22 Столетье безумно и мудро
337

погибелью древу,. Так урезание суеверий и на самые
основательные части веры вред произвело, уменьшились
суеверия, но уменьшилась и вера. Исчезла рабская
боязнь ада, но исчезла и любовь к богу и к снятому его
закону; и нравы, за недостатком другого просвещения
исправляемые верою., потеряв сию подпору, в разврат
стали приходить.
Со всем почтением, которое я к сему великому в мо¬
нархах и великому в человеках в сердце своем сохраняю,
со всем чувствием моим, что самая польза государствен¬
ная требовала, чтобы он имел, окроме царевича Алексея
Петровича, законных детей преемниками его престола.
Не могу удержаться, чтобы не охулить развод его с пер¬
вою супругою, рожденной Лопухиной, и второй брак, по
пострижении первой супруги, с пленницею Екатериною
Алексеевною, ибо пример сей нарушения таинства супру¬
жества, ненарушимого в своем существе, показал, что
без наказания можно его нарушать. Пусть монарх имел
к тому сильные причины, которых однако я не вижу,
окроме склонности его к Монсовым и сопротивления же¬
ны его новым установлениям; но подражатели его имели
ли государственные причины подобное делать. Павел
Иванович Егузинской, постригши первую^ свою жену и
женясь на другой, рожденной Головкиной, имел ли госу¬
дарственные причины стараться иметь себе потомство, в
нарушение божественных законов? Многия и другия сему
подражали и не токмо из вельмож, но и из малочиновных
людей, яко князь Борис Солнцев-Засекии сие учинил.
И тако, хотя Россия чрез труды и попечения сего
государя приобрела знаемость в Европе и вес в делах,
войски ее стали порядочным образом учрежденны, и фло¬
ты Белое и Балтийское море покрыли, коими силами по¬
бедила давных своих неприятелей и прежних победите¬
лей, поляков и шведов, приобрела знатные области и мор¬
ские пристанищи. Науки ж художествы, и ремеслы в ней
стали процветать, торговля начала ее обогащать, и пре¬
образовались россиане из бородатых в гладкие, из долго-
полых в короткополые, стали сообщительнее, и позоршци
благонравные известны им учинились. Но тогда же
искреннея привязанность к вере стала исчезать, таинства
стали впадать в презрение, твердость уменьшилась,
уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сла¬
столюбие положили основание своей власти, а сим побуж¬
дено и корыстолюбие к разрушению законов и ко вреду
граждан начало проникать в судебные места.
338

Таково есть состояние, в котором (не взирая на все
преграды, которые собственной своей особою и своим
примером полагал Петр Великий для отвращения от по¬
роков) в рассуждении нравов осталаса Россия по смерти
сего великого государя. Воззрим таперь колико при двух
кратких царствованиях Екатерины Первыя и Петра II
пороки сделали шегов, дабы наиболее утвердиться в
России.
Женский пол обыкновенно более склонен к роскошам,
нежели мужской, и тако видим мы, что императрица
Екатерина Алексеевна Первая, еще при жизни супруга
своего Петра Великого, имела уже двор свой. Камер¬
гер * у нее был Моне, которого излишнея роскошь были
первые знаки, доведшия его до поносной смерти: камер-
юнкеры** ее были Петр и Янов Федоровичи Балковы,
его племянники, которые также при несчастий его от
двора были отогнаны. Любила она и тщилась украшаться
разными уборами и простирала сие хотение до того, что
запрещено было другим женщинам подобные ей украше¬
нии носить, яко же убирать алмазами обе стороны го¬
ловы, а токмо позволяла убирать левую сторону, запре¬
щено стало носить горностаевые мехи с хвостиками, ко¬
торые одна она носила, и сие не указом, не законом
введенное обыкновение учинилось почти узаконение,
присвояющее сие украшение единой императорской фами¬
лии, тогда как в немецкой земле и мещанки его употреб¬
ляют. А такое тщание не показует ли, что естли лета
зачели убавлять ее красоту, то уборами, отличными от
других, тщилась оную превозвысить. Не знаю, справед¬
ливо ли сие мнение было, и прилично ли государю еже¬
часно подобно как в маскератном платье пред подданны¬
ми своими быть, якобы не доставало ему других украше-
ней, могущих его отличить. По восшествии ея на прес¬
тол, довольно чудным образом воспоследующим, ибо Петр
Великий не с тем ея венчал царским венцом, чтоб ея на¬
следницею своею учинить, ниже когда того желал, но
умирая, не назнача наследника, вельможи, а именно:
князь Меншиков, зная слабость императрицы, Толстой,
боясь мщения от сына царевича Алексея Петровича, за¬
конного наследника, за привезение и за смерть отца его,
вопрося Ивана Ильича Мамонова, подполковника гвар¬
дии, надеится ли он на согласие гвардии полков, и по-
луча утвердительный ответ, пред собранными полками
* Камергер — почетное придворное звание.
** Камер-юнкер — низшее придворное звание.
22*
339

ее самодержицею провозгласили. Тако взошла сия госу¬
дарыня на всероссийский престол, действия недостатку
основательных законов. И Петр Великий еще не охладел
мертвый, а уже не воля его, не право наследственное и
привязанность к крови, но самовольное желание вельмож
решило важнейшую вещь в свете, то есть наследство его
престола.
Восшествие ее таким образом на престол следующие
действии над нравами народными произвело. Она была
слаба, роскошна во всем пространстве сего названия,
вельможи были честолюбивы и жадны. А из сего произо¬
шло, упражняясь в повседневных пиршествах и роскошах,
оставила всю власть правительства вельможам, из кото¬
рых вскоре взял верх князь Меншиков. Пышность и
сластолюбие у двора его умножились, упала древняя гор¬
дость дворянская, видя себя управляема мужем, хотя до¬
стойным, но из подлости происшедшим, а место ее засту¬
пило раболепство к сему вельможе, могущему все.
Краткое царствование сей императрицы впрочем
больших перемен не могло учинить, окроме что вывоз
разных драгоценных уборов и вин весьма умножился, и
Пригласительный билет на маскарад
к обер-шталмейстеру Л. А. Нарышкину.

сластолюбие сие во все степени людей проникло, умно¬
жило нужды, а умножа нужды, умножило искание спо¬
собов без разбору, дабы оные наполнить.
Какое тогда состояние было сына царевича Алексея
Петровича, по несчастию отца своего лишенного принад¬
лежащего ему наследия? Он был в юных летах, о вос¬
питании его не помышляли, наследником престола его
не признавали, и ниже моления в церквах о здравии его
было, яко бы надлежало о происшедшем от царского
корня, и все его поступки надзираемы были.
Дабы наиболее надзирать его поступки и примечать
его слова и движении, определен был к нему младый,
умный и честолюбивый человек, князь Иван Алексеевич
Долгоруков. Сей, примечая жизнь императрицы Екате¬
рины Алексеевны, и рассуждая, что не уповательно, что¬
бы две дщери Петра, Великая герцогиня Анна и цеса¬
ревна Елисавета, яко до браку рожденные, могли на
российский престол после матери своей взойти, вместо
чтоб под видом служения князь Петру Алексеевичу быть
его предателем, рассудил сыскать его к себе милость и
поверенность. В единый день, нашед его единого, пал
пред ним на колени, изъясняя всю привязанность, ка¬
кую весь род его к деду его, Петру Великому, имеет, и
к его крови, изъяснил ему, что он по крови, по рожде¬
нию и по полу почитает его законным наследником рос¬
сийского престола, прося, да уверится в его усердии и
преданности к нему. Таковые изъяснении тронули серд¬
це младого чувствующего свое несчастие князя. Тотчас
доверенность последовала подозрениям, а после и совер¬
шенная дружба, по крайней мере со стороны князя Пет¬
ра Алексеевича, сих младых людей соединила.
Однако князь Меншиков, видя себя правителем го¬
сударства и толь близко к престолу, не мог осмелиться
желать оный себе приобрести, зная, что никто из росси¬
ян не потерпит, чтоб, имея еще многих царского рода, он
мог, происшедшей из низких людей, похитить себе пре¬
стол, обратил мысли свои, естли не быть самому госу¬
дарем, то учиниться его тестем. Князь Петр Алексеевич,
оставленный от всех и непризнанный наследником пре¬
стола, ему показался быть к сему удобным орудием.
Но прежде он хотел обязанного ближним родством вен¬
ского двора мысли о сем узнать, то есть, чтобы и оный
согласился оставить ему правление государства до воз¬
расту императора и дочь свою за оного выдать. По быв¬
шим переговорам с графом Вратиславом, послом цесар¬
341

ским, на все сие согласие получил, и цесарский двор
прислал 40 тысяч рублев в подарок госпоже Крамер, ка¬
мер-фрау * императрицы Екатерины Алексеевны, дабы
она ее склонила именовать по себе наследником князя
Петра Алексеевича. И тако в сем случае российский пре¬
стол стал покупаться, и не близость крови, но избрание
прежде бывшей пленницы, внука Петра Великого и
правнука царя Алексея Михайловича на престол толь
знатной империи возводило.
Вскоре по именовании своем наследником Российско¬
го престола князь Петр Алексеевич, под именем импе¬
ратора Петра II лет, взошел по смерти императрицы
Екатерины Алексеевны. Сила и могущество князя Мен-
шикова умножились, государь был в юных летах, а сей
вельможа, хотя не был именован регентом, но действи¬
тельно таковым был. А сие самое уже доказует, колико
упал дух благородных; при младенчестве царя Иоанна
Васильевича законной властию утвержденному совету
для управления во время малолетства государева, боя¬
рам, выбранным из среды самих их, из среды знатней¬
ших родов государства, повиноваться не хотели. И ког¬
да в болезни своей царь Иоанн Васильевич хотел утвер¬
дить престол малолетнему сыну своему, то, не хотя быть
управляемы боярами, сыну государя своего присегать не
хотели. Во время младенчества самого Петра Великого
на случай Нарышкиных негодовали, а се ныне из подло¬
сти происшедшему мужу, без всякого законного утверж¬
дения его власти, бесспорно повиновались. Да рассудит
по сему, верность ли сие было к государю, или падение
духу благородного.
Истина заставила меня сие сказать, но я не могу, по¬
елику мне известно, не похвалить поступок князя Мен-
шикова. Он честолюбием на место сие был возведен, но
управление его было хороше, а паче попечении его о
воспитании и научении младого государя; чесы были
установлены для наук, для слушания дел, для разгово¬
ров и обласкания первосановников государства и, нако¬
нец, чесы для веселия. И можно сказать, что князь Мен¬
шиков был купно правитель государства и дятка госу¬
дарев. Еще бы похвальнее его поступок был, естли бы он
не имел собственных своих видов, а делал бы сие для
пользы отечества и в воздаяние за то, чем он должен
Петру Великому, деду царствующего государя. Но он не
* Камер-фрау — придворная дама, ведающая туалетами
государыни.
342

имел толь героической души, и все мысли его клони¬
лись, чтобы обручить дочь свою за младого государя, что
наконец противу самой склонности государя исполнено
им было.
Посем приумножил свои старании о воспитании и на¬
учении государя. Взял его жить в дом свой, неотлучно
при нем пребывая, и дом князя Меншикова учинился
дворец государев. Во время сие соделал он два дела, ко¬
торые присоединенные к противу склонности государевой
обручения его с княжною Меншиковою, приключили на¬
конец падение сего вельможи. Первое, был при государе
учитель, родом венгерец, именем Зейкин. Сей противен
учинился владычествующему министру, и сего он в тай¬
не от государя удалил. Хотя молчанию сие предал госу¬
дарь, но не оставил подозревать, от кого сей его настав¬
ник был удален, не смея и вопрошать о нем, дабы более
ему несчастия не приключить. Второе, принесено было
от купечества несколько тысяч червонных к государю,
были благосклонно приняты, но тогда случившеяса тут
сестра государева, принцесса Наталья Алексеевна, сих
денег к себе просила. Государь, который весьма любил
сестру свою, приказал их отнести еще тогда, как при-
несшия их купцы в прихожей находились. Встретился
кдязь Меншиков с несомыми сими деньгами в комнату
принцессы, их немедленно возвратил, и, пришед в комна¬
ту государеву, представлял ему, что таковый немедлен¬
но учиненный дар принесенных денег купцами показыва¬
ет презрение к оным и может огорчить его подданных.
Может быть, представил ему и правила бережливости,
какие Петр Великий имел. Сис огорчило государя и сест¬
ру его, а подало случай наедине любимцу его, князь
Ивану Алексеевичу Долгорукову, представить ему, коль
мала его есть власть. Кажится властолюбие в сердцах
прежде всего родится, а паче в сердцах монарших, и та-
ко сие оскорбление, тем наивящее, что отмстить за него
не мог, на сердце младого монарха оставалось.
Однако приличными весельями и удовольствиями, час¬
тыми съездами ко двору старался князь Меншиков бла¬
гопристойным образом в праздные чесы веселить своего
государя и зятя. А пример двора, разливаясь сперва на
вельмож, а потом и на других граждан, чинил, что и они
по мере достатку своего, а иногда и свыше, старались
сообществом веселиться, и простота нравов исчезала.
Наконец приходило время падения князя Меншикова,
и произошло оно от следующего случая. Сей вельможа,
343

всячески стараясь утешить своего государя и укрепить
движением и трудами его тело, повез его со псовою охо¬
тою. Гоньба, травля, и прочее, что веселит в сей охоте,
весьма полюбились младому государю. Часто князь Мен¬
шиков отъезжал в мызу свою Оранинбоум, и случилось,
что единожды в небытность его в Петербурге, в пасмур¬
ной и холодной день, государь поехал па поле. По воз¬
вращении своем, нашел он Меншикова весьма раздра¬
женным сею ездою, которой с тою горячностию, каковая
может произойти от желания сохранить его здоровье и
от опасности потерею его лишиться толь великого союза,
ему представлял, коль нерассудительно было в пасмурное
и холодное время ездить и здоровье свое подвергать. Хотя
горячи были его изъяснении, но они от усердия проис¬
ходили, однако младый государь ощущал только в них
единую горячность и яко нарушение почтения к себе,
однако скрыл и то в сердце своем: и князь Иван Алек¬
сеевич Долгорукий, ищущий погибели Меншикова, дабы
самому и род свой на ту степень возвести, не оставил,
паче очернить все слова сего вельможи.
Помнится мне, в июле месяце поехал князь Менши¬
ков в мызу свою Оранинбоум для освящения созданные
им церкви. Сей ожидаемый уже давно случай и был
употреблен к погублению его. Государь, по совету князя
Ивана Алексеевича Долгорукова, поехал в Петергоф
окружен гвардией, и повелено было князю Меншикову
сказать, чтобы он в Петергоф не ездил, а проехал бы
прямо в Петербург, где тогда же двору государеву веле¬
но было из дому князя Меншикова выбираться. Тщетно
ниспадавший сей министр просил единые милости, что¬
бы видеть государя и оправдании свои принести, тщет¬
но княжна Катерина Александровна, его дочь, невеста
государева, писала к великой княжне Наталье Алексеев¬
не, дабы она упросила у государя, своего брата, проще¬
ние родителю ее. Первое, понеже опасались, чтоб сохра¬
няемая некая князем Меншиковым власть и сильные его
представления не тронули сердце государево, а ему от¬
казано было; а нелюбимый невесты, от которой изба¬
виться хотел сам государь, просьбы также действия не
возимели, и князь Меншиков по приезде своем в Петер¬
бург назавтрее был арестован и сослан в ссылку. Тако
ниспал сей пышный вельможа, пример перемены и непо¬
стоянства счастия: из низкого состояния почти до трона
дошедший, и паки в низость и несчастье ввергнутый.
Посем Петр Вторый начел править сам государством,
344

естли можно назвать правлением правление юноши госу¬
даря. Князь Иван Алексеевич Долгоруков, друг и на-
перстник государев, толь ему любимый, что даже на
одной постели с ним сыпал, всемогущий учинился. Пожа¬
лован немедленно был в обер-камергеры *, возложена на
него была андреевская лента, пожалован в капитаны
гвардии Преображенского полку, гренадерской роты, и
все родственники его были возвышены, правя по изволе¬
ниям их всеми делами империи. Престали науки госу¬
даревы, министры лишь для виду были допускаемы; все
твердое и полезное отгналось от двора, и, пользуйся
склонностию государевой к охоте, она всех важных
упражненей место заняла. Однако, что погубило князя
Меншикова, то не устрашило Долгоруких, они употреби¬
ли старание, дабы им родственницу свою, княжну Екате¬
рину Алексеевну, дочь князь Алексея Григорьевича, се¬
стру же князя Ивана Алексеевича, за государя обру¬
чить. И в сем обручении нечто странное было, ибо хотя
обручение сие было в присутствии всех и всего двора,
но во время обручение государь и его невеста были окру¬
жены Преображенского полку гренадерами, которые круг
их, под начальством своего капитана князь Ивана Алек¬
сеевича Долгорукова, батальон каре составляли.
Князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, лю¬
бил распутную жизнь и всеми страстьми, к каковым под¬
вержены младые люди, не имеющие причины обуздавать
их, были обладаемы. Пьянство, роскошь, любодеяние и
насилии место прежде бывшего порядку заступили. В при¬
мер сему, ко стыду того века, скажу, что слюбился он,
иль лутче сказать, взял на блудодеяние себе, и между
прочими жену К.Н.Ю.Т. рожденную Головкину и не
токмо без всякой закрытности с нею жил, но при частых
съездах у К.Т. с другими своими молодыми сообщника¬
ми пивал до крайности, бивал и ругивал мужа, бывше¬
го тогда офицером кавалергардов ** имеющего чин гене¬
рал-майора, и с терпением стыд свой от прелюбодеяния
своей жены сносящего. И мне самому случилось слы¬
шать, что единожды, быв в доме сего князя Трубецкого
по исполнении многих над ним ругательств, хотел нако¬
нец его выкинуть в окошко, и естли бы Степан Василь-
* Обер-камергер — старшее почетное придворное зва¬
ние.
** Кавалергарды — почетная стража и телохранители
императорской фамилии, офицерский состав комплектовался из
лиц высшей аристократии.
345

ич Лопухин, свойственник государев по бабке его, Лопу¬
хиной, первой супруге Петра Великого, бывший тогда
камер-юнкером у двора и в числе любимцев князя Дол¬
горукова, сему не воспрепятствовал, то бы сие исполне¬
но было. Но любострастие его одною или многими не-
удовольствовалось, согласие женщины на любодеяние
уже часть его удовольствия отнимало, и он иногда приез¬
жающих женщин из почтения к матери его затаскивал к
себе и насиловал. Окружающие его однородцы и другие
младые люди, самым распутством дружбу его приобрет¬
шим, сему примеру подражали, и можно сказать, что
честь женская не менее была в безопасности тогда в
России, как от турков во взятом граде. Привычка есть и
к преступлениям, а сей был первый шаг, которым жены
выступали из скромности и тихого жития, которое от
древних нравов они еще сохраняли.
Отец его, князь Алексей Григорьевич, человек по¬
средственного разума, и единственно страстен к охоте,
для коронации государей всегда бывают в Москве, то
после оной и присоветовал ему там утвердить свое жи¬
тие, оставя навсегда Петербурх. Приехал двор в Москву,
но распутство не престало, по месяцу и по два отлуче¬
нии государево для езды с собаками остановило течение
дел; сила единого рода учинила, что токмо искатели в
оном чины и милости получали, а другие уже и к гра¬
бежу народа приступали. Желании угодить роскошным
Долгоруким юношам пиры со всею знаемою для них рос¬
кошью делали.
Воззрим таперь, какие были сии езды государевы на
охоту, и каким были там упражнении. Ибо пример двора
великое действие над образом мысли и всех подданных
имеет, Ездил государь в Боровском, Коломенском и дру¬
гих уездах иногда и по месяцу, ежедневно, не взирая
ни на сырую погоду, ни на холод, езда с собаками была
от утра до вечера. Окроме, что охота государева, при ко¬
торой и сокольники находились, и все придворные, ко¬
торые поневоле должны были охотниками сделаться, со
всей России собранные зиаемейшия охотники-дворяне
имели позволение быть при охоте государевой. То коль
сие должно было составить великую толпу людей и ко-
ликое множество собак. Всякой из сего себе представить
может, пощажены ли были тогда поля с хлебом, надеж¬
да земледельца, стада скота, хотя и отгонялись, но не
могли ли иногда с сею толпою собак встретиться. А окру¬
жающие государя вельможи, которые были тогда же и
346

охотники, для удовольствия своего не представляли мо¬
лодому и незнающему государю, колико таковые езды
вред земледелию наносят. Иззябши возвращался госу¬
дарь вечеру на квартеру, тут встречала его невеста его
княжна Долгорукова, со множеством жен и девиц, и бал
начинался, которой иногда гораздо поздно в ночь был
продолжен. Младые государевы лета от распутства его
сохраняли, но подлинно есть, что он был веден, чтобы со
временем в распутство впасть; а до тех мест любимец
его, князь Иван Алексеевич Долгоруков, всем сам поль¬
зовался, и утружденного охотою государя принуждал по
неволе представляемые ему веселья вкушать.
Наконец возвратился государь в Москву из Коломен¬
ского уезду, новые начелись веселья, ежедневно мед¬
вежья травля, сажание зайцов, кулашные бои, с веселья¬
ми придворными все чесы жизни его занимали, даже
как, простудяся, занемог воспою, в девятый день скон¬
чался, и вся надежда Долгоруких, яко скудельный * со¬
суд о твердный камень сокрушилась. Осталось токмо па¬
мяти сего царствования, что неисправленная грубость с
роскошью и с распутством соединилась. Вельможи и
вышние впали в роскошь, жены стыд, толь украшающий
pix пол, стали оный забывать, а нижние граждани при-
обыкли льстить вельможам.
Однако по смерти Петра Второго никого не было на¬
значенного к приятию российского престола. Первосте¬
пенные вельможи собрались дабы учинить важное реше¬
ние, кого во владыки толь великой части света возвести.
Коль ни дерзки, коль ни самолюбивы, однако не смели
без взятия мнения от именитейших благородных сего ре¬
шить. Разные мнении были подаваны. Иные представ¬
ляли, что как вторая супруга Петра Великого уже цар¬
ствовала над Россиею, то надлежит взять из монастыря
первую супругу Петра Великого и оную на престол воз¬
вести. Другие представляли, что есть в живых две доче¬
ри Петра Великого, принцесса Анна в супружестве за
герцогом Голштинским и принцесса Елисавета в деви¬
цах, и хотя они и прежде браку рождены, но как уже за¬
конными признаны, то рождение их не препятствует
взойти на российский престол... Третьи представляли
принцессу Екатерину, герцогиню Меклембургскую, стар¬
шею дочь царя Иоанна Алексеевича, наконец четвертые
* Скудельный — глиняный.
347

принцессу Анну вдовствующую герцогиню Курлянд¬
скую.
Уже собиравшийся вельможи предопределили великое
намерение, ежели бы самолюбие и честолюбие оное не
помрачило, то есть учинить основательные законы госу¬
дарству и власть государеву сенатом или парламентом
ограничить. Но заседание в сенате токмо нескольким ро¬
дам предоставили, тако, уменьшая излишнею власть мо¬
нарха, предавали ее множества вельможам, со огорчени¬
ем множества знатных родов, и вместо одного толпу го¬
сударей сочиняли. Сии вельможи прияли в рассуждение
разные выше предложенные мнения о наследстве престо¬
ла. Были многие и дальновиднейшие, которые желали воз¬
вести царицу Евдокию Федоровну на российский пре¬
стол, говоря, что как она весьма слабым разумом одаре¬
на, то силе учрежденного совету сопротивляться не мо¬
жет, а чрез сие даст время утвердиться постановляемым
узаконениям в предъосуждения власти монаршей. Но на
сие чинены были следующия возражении. Что закон пре¬
пятствует сан монашеский, хотя и по неволе возложенной,
с нее снять, и что она, имевши множество родни Лопу¬
хиных, к коим весьма была привязана, род сей усилится
и может для счастия своего склонить ее разрушить пред¬
полагаемые постановления. Дочерей Петра Великого, яко
незаконнорожденных, отрешили. Принцессу Екатерину
Иоанновну, герцогиню Мекленбургскую, отрешили ради
беспокойного нрава ея супруга, и что Россия имеет нуж¬
ду в покое, а не мешания в дела сего герцога, по причине
его несогласия с его дворянством. И наконец, думая, что
толь знатное нечаянно предложенное наследство герцоги¬
ни Анне Ивановне заставит искренно наблюдать полага¬
емые ими статьи. А паче всего склонил всех на избрание
сие князь Василий Лукич Долгоруков, которой к ней
особливую склонность имел и, может быть, мнил отгнав
Бирона, его место заступить. Все сии на сие согласились,
и он сам послан был с пунктами призывать ее на престол
российский, естли будет обещаться и подпишет сии пре-
дустановляемые законы.
Герцогиня Анна не отрекласа подписать уменьшающий
российского императора власть статьи, которые ее возво¬
дили из герцогинь Курляндских в российския императри¬
цы, и, поехав из Митавы, недоехав до Москвы за семь
верст, остановилась в селе Всесвяцком, принадлежащем
царевичу Грузинскому, в его доме, во ожидании приуго-
товления торжественного ея вшедствия в Москву. А тогда
348

же было дано дозволение всем благородным приезжать в
оное село для принесения своего поздравления государы¬
не. Долгорукия знали, что множество благородных были
весьма недовольны учиненными ими статьями, которые
в руки некоторых родов всю власть правительства вруча¬
ли; и сего ради имели великую осторожность, дабы кто
какой записки, подходя к руке, не подал, и сего ради
всегда кто из Долгоруких стоял возле государыни, пове-
левая всем подходящим к руки иметь руки назади, не
принимая руку монаршу на свою, как сие обыкновенно
есть.
И подлинно еще прежде приезда в Москву императри¬
цы Анны, известно было Долгоруким и другим, что неко¬
торым уменьшение власти монаршей противно было; яко
сие оказалось, что Павел Иванович Егузинской, генерал-
прокурор, зять же канцлера Гаврила Ивановича Головки¬
на, послал тайно от себя офицера, Петра Спиридоновича
Сумарокова, с письмом, увещающим герцогиню Курлянд¬
скую не подписывать посланные к ней с князь Василием
Лукичем пункты. Сие письмо было оным князем Долго¬
руковым поймано, и он посланного немилосердно сам
бил, о таком писании сообщил в московской вельмож со¬
вет, которой и намерялся Павла Ивановича немедленно
казнить, но предложении князь Григорья Алексеевича
Долгорукова, чтоб таковую счастливую перемену кровию
подданного не обагрять, и он впредь до решения посажен
был под жестокую стражу.
Сказал я уже выше, что дух благородной гордости и
твердости упал в сердцах знатно рожденных россианех;
и тако, хотя великая часть ощущала неудовольствие, но
никто ни к чему смелому приступити не дерзал. Однако,
естли не точно пользою отечества побуждены, то собствен¬
ными своими видами, нашлиса такие, которые предпри¬
няли разрушить сие установление. Феофан Прокопович,
архиепискуп Новгородский, муж, исполненный честолю¬
бия, хотел себе более силы и могущества приобрести. Ва¬
силий Никитич Татищев, человек разумный и предприя-
тельный, искал своего счастия. Князь Антиох Дмитрие¬
вич, человек ученой, предприятельной, но бедный по при¬
чине права перворождения брата своего, князь Дмитрия
Дмитриевича, искал себе и почестей и богатства, которые
надеялся чрез умысел свой противу установления полу¬
чить, и тем достигнуть еще до желания его жениться на
княжне Варваре Алексеевне Черкаской, дочери и наслед¬
нице князь Алексея Михайловича Черкаского, богатейше¬
349

го из российских благородных. Сии три, связанные друж¬
бою, разумом и своими вцдами, учинили свое расположе¬
ние для разрушения сделанного Долгорукими узаконе¬
ния. Они во первых открылись в сем князь Алексею Ми¬
хайловичу Черкаскому, человеку весьма недовольному
Долгорукими, а паче за причиненные ими оскорблении
князь Никите Юрьевичу Трубецкому, его шурину. Сей
человек молчеливый, тихий, коего разум никогда ни в ве¬
ликих чинах не блистал, но повсюду являл осторожность,
не вошел точно сам в сей умысел, а довольствовался ток¬
мо стараться о мнениях подданных императрице сооб¬
щить. Сие он исполнял чрез своячиницу свою, Прасковью
Юрьевну Солтыкову, супругу Петра Семеновича, но Сол-
тыковы несколько в свойстве с императрицею. Сия жена
хитрая и нашла способ, быв при надзираемой императри¬
це, наедине ей записку о начинающихся намерениях со¬
общить.
Однако воспоследовала коронация, и императрица
Анна Иоанновна, не яко самодержавная, но яко подчи¬
ненная некиим установлениям, была коронована. Долго-
рукия и их сообщиники несколько успокоились, мня, что
сила клятвы, учиненной императрицею при коронации,
воздержит ее сделать какую перемену. Тщетная надежда.
Императрица после коронации своей не столь стала на¬
блюдаема, а потому о продолжении умыслу возвратить
ей самодержавство удобнее известия получала, а Проко¬
пович и Кантемир, сочиня челобитную от всех граждан,
наспех множеству недовольных дали ее подписать, и на¬
конец, вдруг в назначенный день, под предводительством
князя Черкаского представ на аудиенцию к императрице,
подали ей челобитную, по прочтении которой, яко снисхо¬
дя на желание народное подписанные пункты были при¬
несены, ею самою были разодраны, она самодержавной
учинилась, а вскоре несчастие Долгоруких последовало.
Обстоятельствы сии хотя казались бы и несовместны
с описанием состояния нравов, однако естли кто прилеж¬
но рассмотрит оные, то умоначертание народное и пере¬
мены мыслей ясно усмотрит; и так можно сказать, что
бываемые перемены в государствах всегда суть соедине¬
ны с нравами и умоначертанием народным. Воззрим же
таперя, как при правлении сея императрицы, наивяще
упала твердость в сердцах, и как роскошь наиболее стала
вкореняться. А для показания сего надлежит рассмот¬
реть, во-первых, обычаи самой сей императрицы, второе,
обычаи ее любимца Бирона, после бывшего герцогом
350

Курляндским, и его могущество, и третие, состояние дво-
ра, и какия были сделаны при сей государыни учрежде-
ния в рассуждении великолепности оного.
Императрица Анна не имела блистательного разуму,
но имела сей здравый рассудок, который тщетной блистав
тельности в разуме предпочтителен; с природы нраву
грубого, отчего и с родительницею своею в ссоре находи¬
лась, и ею была проклета, как мне известно сие по на^
ходящемуся в архиве Петра Великого одному письму от
ее матери, ответственному на письмо императрицы Ека-
терины Алексеевны, чрез которое она прощает дочь свою,
сию императрицу Анну. Грубой ее природный обычай не
смягчен был ни воспитанием, ни обычаями того века; ибо
родилась во время грубости России, а воспитана была и
жила тогда, как многие строгости были оказуемы, а сие
учинило, что она не щадила крови своих подданных и
смертную мучительную казнь без содрагания подписыва¬
ла, а может статься и еще к тому была побуждаема и
любимцем своим Бироном. Не имела жадности к славе, и
потому новых узаконеней и учрежденей мало вымышля¬
ла, но старалась старое учрежденное в порядке содер¬
жать. Довольно для женщины прилежна к делам и люби¬
тельница была порядку и благоустройства, ничего спешно
и без совету искуснейших людей государства не начина¬
ла, отчего все ее узаконении суть ясны и основательны.
Любила приличное великолепие императорскому сану,
но толико, поелику оно сходственно было с благоустрой¬
ством государства. Не можно оправдать ее в любостра-
стии, ибо подлинно, что бывшей у нее гофмейстером Петр
Михайлович Бестужев имел участие в ея милостях, а по¬
том Бирон и явно любимцом ее был; но наконец при ста¬
рости своих лет является, что она его более яко нужного
друга себе имела, нежели как любовника.
Сей любимец ея Бирон, возведенной ею в герцоги
Курляндские, при российском же дворе имеющей чин
обер-камергера, был человек, рожденный в низком состоя¬
нии в Курляндии, и сказывают, что он был берейтор *,
которая склонность его к лошадям до смерти его сохраня¬
лась. Впрочем был человек, одаренный здравым рассуд¬
ком, но без малейшего просвещения, горд, зол, крово-
жаждущ, и не примирительный злодей своим неприяте¬
лям. Однако касающе до России он никогда не старался
* Берейтор — берейтер, объездчик верховых лошадей и
учитель верховой езды.
351

во время жизни императрицы Анны что либо в ней при¬
обрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее
сокровищами российскими, однако зная, что он там от
гордого курляндского дворянства ненавидим и что он ина-
ко как сильным защищением России не может сего гер¬
цогства удержать, то и той пользы пользам России под¬
чинял. Впрочем был груб, яко свидетельствует единый
его поступок, что ездив на малое время к границам Кур¬
ляндии и нашед мосты худы, отчего и карета его испорти¬
лась, призвав сенаторов, сказал, что он их вместо мосто¬
вин велит для исправления мостов положить. Сие первого
правительства присутствующие, правительство, к которо¬
му Петр Великий толикое почтение имел, принуждены
были от любимца-чужестранца вытерпеть безмолственно.
Толико уже упала твердость в сердцах россиан.
Правление императрицы Анны было строго, а иногда
и тираническое. За самые малейшия дела сажали в тай¬
ную канцелярию, и в стене соделанные казармы петер¬
бургской крепости недовольны были вместить сих несчаст¬
ных. Казни были частые, яко Долгорукие, быв прежде за
тщание их ограничить власть монаршу, были сосланы, а
потом за ту же вину из Сибири привезены и переказнены в
Шлюссембурхе, а бывшей и не сослан князь Григорей
Федорович Долгоруков, назначенный уже в польское по¬
сольство, за то что уведано было, что Долгоруковы князь
Алексей Григорьевич с сыном и другие сочинили духов¬
ную, которой якобы при смерти своей Петр Второй при¬
знавал, что имел сообщение с княжною Екатериною
Алексеевною и оставлял ее беременну, и сего ради ока¬
зывал свое желание возвести ее на престол, духовную
сию переписывал, но тогда же силою своих представле-
ней учинил сие безумное сочинение, бесчещущее княж¬
ну Долгорукову без всякия пользы, уничтожить, также
смертную казнь токмо за переписку претерпел; и учинен
был указ, дабы Долгоруких не производить. Было гоне¬
ние и на род Голицыных: князь Дмитрий Михайлович, че¬
ловек разумнейший того века, был сослан в ссылку, и
напрасное его осуждение довольно видно по самому ма¬
нифесту его сослания, дети его: князь Сергий Дмитрие¬
вич, дабы отдалить его от двора, послан был в Казань в
губернаторы, а князь Алексей Дмитриевич, бывшей тогда
уже штатским действительным советником, послан ниж¬
ним офицером в Кизляр. Князь Петр Михайлович Голи¬
цын, который и услуги Бирону показал, без всякого су¬
да, из камергеров послан был в Нарым в управители; а
352

наконец Артемий Петрович Волынский, обер-егермей-
стер *, по единой его ссоре и неприязни бироновой был с
принуждением им воли самой государыни мучительными
пытками пытан и потом казнен. Дело его толь мало дово¬
дило его до какого наказания, что мне случилось слышать
от самой ныне царствующей императрицы, что она, про-
четши его с прилежностию, запечатав, отдала в сенат с
надписанием, дабы наследники ея прилежно прочитыва¬
ли оное и остерегались бы учинить такое неправосудное
бесчеловечие» Но можно сказать с единым стихотворцом:
На пышные верхи гром чаще ударяет.
Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого
вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе не-
счастия, но народ был порядочно управляем. Не был отя¬
гощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись
в точности, страшилиса вельможи подать какую причину
к несчастию своему, а не быв ими защищаемы, страши¬
лись и судьи что неправое сделать, или мздоимству кос¬
нуться. Был уставлен кабинет, где без подчинения и без
робости един другому каждый мысли свои изъяснял, и
осмеливался самой государыне при докладах противуре-
чить, ибо она не имела почти никогда пристрастия то
или другое сделать, но искала правды. И так по крайней
мере лесть в таковых случаях отогнана была, да можно
сказать, и не имела она льстецов из вельможей, ибо прос¬
то последуя законам, дела надлежащим порядком шли.
Леты же ее и болезни ей не оставляли время что другое
предпринимать; чины и милости все по совету или лучше
сказать по изволению Бирона, герцога Курляндского, ис¬
текали; имела она для своего удовольствия несколько
женщин, а именно: княгиню Аграфену Александровну
Щербатову, к которой, как по веселому ее нраву, так и
по другим причинам привязана была; Анну Федоровну
Ешкову и Мелгариту Федоровну манахиню, которых еще
императрица знала, когда в молодости своей, когда они
были при дворе простыми девушками. Любила шутов и
дураков, и были при ней князь Никита Федорович Вол¬
конской, Балакирев и князь Михайло Голицын, которые
иногда и с больными есть шутками ее веселили. Се выс¬
ший знак деспотичества, что благороднейших родов люди
в толь подлую должность были определены. Но вместо ее
все вельможи дрожали перед Бироном. Единый взгляд
его благороднейших и именитейших людей в трепет при¬
*Обер-егермейстер — начальник придворных егерей.
Егерь — охотник, стрелок.
23 Столетье безумно и мудро
353

водил, но толь был груб и неприступен, что ниже и лести
место давал. Однако были некоторые преданные, то есть
граф Остерман, которого он другом почитал и уважал его
по делам, принимая от него советы, и князь Александр
Борисович Куракин, обер-шталмейстер *, угождал ему ло¬
шадьми, яко умной человек льстил ему словами, и яко ве¬
селой веселил иногда государыню своими шутками, и час¬
то соделанные им в пьянстве продерзости, к чему он скло¬
нен был, ему прощались. Петр Федорович Балк шутками
своими веселил государыню и льстил герцогу, но ни в
какие дела впущен не был.
Сказал уже я выше, что императрица Анна Иоаннов¬
на любила приличное своему сану великолепие и поря¬
док, и тако двор, который еще никакого учреждения не
имел, был учрежден, умножены стали придворные чины,
серебро и злато на всех придворных возблистало, и даже
ливрея царская сребром была покровенна; уставлена бы¬
ла придворная конюшенная канцелярии, и екипажи при¬
дворные всемогущее блистание того времени возымели.
Итальянская опера была выписана, и спектакли начелись,
так как оркестр и камерная музыка. При дворе учини¬
лись порядочные и многолюдные собрания, балы, торже-
ствы и маскарады.
А все вышеописанное и показует, какие шаги обстоя¬
тельствами правления и примерами двора злые нравы
учинили. Жестокость правления отняла всю смелость
подданных изъяснять свои мысли, и вельможи учинились
не советниками, но дакальщиками **, государевыми и его
любимцов во всех таких делах, в которых имели причину
опасаться противуречьем своим неудовольствие приклю¬
чить; любовь к отечеству убавилась, а самство и желание
награждений возрасло. Великолепие, введенное у двора,
понудило вельмож, а подражая им и других умножить
свое великолепие. Оно уже в платьях, столах и других
украшениях начинало из меры выходить; так что самою
императрицею Анною примечено было излишнее велико¬
лепие, и изданным указом запрещено было ношение зо¬
лота и серебра на платье, а токмо позволено было старое
доносить, которые платья и были запечатаваны.
Но тщетное приказание, когда сам двор, а паче тогда по
* Обер-шталмейстер — начальник придворной ко¬
нюшни.
** Дакальщики — те, кто поддакивает, со всем согла¬
шается.
354

причине сыновей герцога Курляндского, людей молодых,
в сей роскошь впал. Не токмо сей роскошь виден был на
торжественных одеяниях придворных и других чинов лю¬
дей, но даже мундиры гвардии офицеров оной ощущали,
а паче мундиры конной гвардии, которые тогда были
синия с красными обшлагами, выкладенные петлями и по
швам широким золотым галуном. Многия из знатных лю¬
дей стали иметь открытые столы, яко фелтмаршал граф
Миних, вице-канцлер граф Остерман, хотя впрочем весь¬
ма умеренно жил; Гаврила Иванович Головкин, генерал-
адмирал, граф Николай Федорович Головин и другие.
Число разных вин уже умножилось, и прежде незнаемые
шемпанское, бургонское и канское стало привозиться и
употребляться на столы. Уже вместо сделанных из про¬
стого дерева мебелей стали не иные употребляться как
англинския, сделанные из красного дерева мегагена, до-
мы увеличились, и вместо малого числа комнат уже по
множеству стали иметь, яко свидетельствуют сие того
времяпи построенные здания, начели домы сии обивать
штофными и другими обоями, почитая неблагопристой¬
ным иметь комнату без обой, зеркал, которых сперва
весьма мало было, уже во все комнаты и болыпия стали
употреблять. Екипажи тоже великолепие восчувствовали
и екипажи, богатые, позлащенные кареты, с точеными
стеклами, обитые бархатом, с золотыми и серебреными
бахрамами, лутчие и дорогие лошеди, богатые тяжелые
и позлащенные и посеребренные шоры, с кутасами *
шелковыми и с золотом или серебром, также богатые
ливреи стали употребляться. А паче таковой роскошь
был виден, ибо он по приказанию учинен, во время свадь¬
бы принцессы Анны Меклембургской, племянницы
императрициной, за принца Антона Ульриха Броуншвей-
ского.
Всякой роскошь приключает удовольствие и некоторое
спокойствие, а потому и приемлется всеми с охотою, и по
мере приятности своей распространяется. А отсего, от ве¬
ликих принимая малые, повсюдова он начел являться;
вельможи, проживаясь, привязывались более ко двору,
той же причины. Исчезла твердость, справедливость, бла¬
городство, умеренность, родство, дружба, приятство, при¬
вязанность к божию и к гражданскому закону, и любовь
к отечеству; а места сии начинали занимать презрение бо¬
* Кутасы — шнур с кистями, подвеска на шнуре, бахром¬
чатое украшение.
23*
355

жественных и человеческих должностей, зависть, често¬
любие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность
и лесть, чем каждый мнил свое состояние сделать и удо¬
вольствовать свои хотении.
Однако между множества людей оставалось еще вели¬
кое число, которые, не быв толь близко у двора, сохраня¬
ли древнюю строгость нравов; и правосудие, естли не по
склонности, но по крайней мере по страху казней, испол¬
няемое, еще в довольном равновесии весы свои сохраняло.
При таковых обстоятельствах (по кратком правлении
принцессы Анны, вместо сына ея, принца Иоанна Браун-
швейского, именованного наследником империи умираю¬
щей императрицею Анною) принцесса Елисавета, дщерь
Петра Великого и императрицы Екатерины, взошла на
российский престол.
Умалчивая, каким образом было учинено возведение
ее на всероссийский престол гренадерскою ротою Преоб¬
раженского полку, и многия другия обстоятельства, при¬
ступаю к показанию ее умоначертания, яко служащему
к показаниям причин развратности нравов. Сия госуда¬
рыня из женского полу в младости своей была отменной
красоты, набожна, милосердна, сострадательна и щедра,
от природы одарена довольным разумом, но никакого
просвещения не имела, так что меня уверял Дмитрей
Васильевич Волков, бывшей конференц-секретарь, что
она не знала, что Великобритания есть остров; с природы
веселого нрава и жадно ищущая веселей, чувствовала
свою красоту и страстна умножать ее разными украше¬
ниями; ленива и недокучлива ко всякому требующему
некоего прилежания делу, так что за леностию ея не
токмо внутренние дела государственный многия иногда
леты без подписания ея лежали, но даже и внешняя госу¬
дарственные дела, яко трактаты, по несколько месяцев
за леностию ее подписать ее имя у нее лежали; роскош¬
на и любострастна, дающая многую поверенность своим
любимцам, но однако такова, что всегда над ними власть
монаршу сохраняла.
Хотя она, при шествии своем принять всероссийский
престол, пред образом спаса нерукотворенного обеща¬
лась, что естли взойдет на родительской ей престол, то во
все царствование свое повелением ея никто смертной
казни предан не будет; однако, приняв престол, многих
из вельмож повелела судить, в чем? в том, что они к
царствующим тогда государем были привязаны, и что, не
почитая ее наследницею престола, но опасаясь имя ея ро¬
356

дителя и рождения ее, давали сходственные с пользою
тех государей предосудительные ей советы, и оные были
осуждены на смерть, приведены к ешофоту, и хотя сво-
бождении от казни получили, но были в ссылки разосла¬
ны. Таков был отличной своим разумом генерал-адмирал
граф Остерман, который управлением своим министер¬
ских дел многия пользы России приобрел; таков был
фелтмаршал граф Миних, многажды победитель над тур¬
ками и первый из европейских вождей, который укротил
гордость сего вражеского христианем народа. Сии и неко¬
торые другая были за усердие их к императрице Анне и
принцу Иоанну сосланы в ссылку. Но одни ли они усерд¬
ны к ним были и верно им служили? Вся Россия четыр¬
надцать лет в том же преступлении была, а окружающие
двор, последуя изволениям императрицы Анны, и весьма
малое уважение к принцессе Елисавете имели, следствен¬
но и все справедливо должны были опасаться ее мщения,
хотя не казни, но ссылки. Сему единый пример приложу.
При восшествии на престол, был дежурным генерал-адъ¬
ютантом граф Петр Семенович Солтыков. Родственник же
его Василей Федорович Солтыков, человек злой и глупый,
имел сведение о намерениях принцессы Елисаветы.
И когда вышеименованный дежурный генерал-адъютант
был арестованной приведен пред вновь восшедшую импе¬
ратрицу и пал к ней на колени, тогда родственник сей
Василей Федорович Солтыков ему сказал, что вот таперь
ты стоишь на коленях перед нею, а вчерась и глядеть бы
не хотел, и готов бы всякое ей зло сделать. Поражен та¬
кими словами, не мог граф Петр Семенович ничего ответ¬
ствовать. Но милостивое снисхождение самой государы¬
ни, запретившей врать Василью Федоровичу, его обод¬
рило.
В таком страхе находился весь двор, а где есть страх,
тут нет твердости. Первый бывший не весьма любимым
при дворе принцессы Анны князь Никита Юрьевич Тру¬
бецкой вошел в силу. Человек умной, честолюбивый, про¬
нырливый, злый и мстительный, быв пожалован в гене¬
рал-прокуроры, льстя новой императрице, и может быть,
имея свои собственные виды, представлял о возобновле¬
нии всех законов Петра Великого. Почитающая память
родителя своего императрица Елисавета на сие согласи¬
лась, и все узаконения императрицы Анны, которые бы¬
ли учинены в противность указам Петра Великого, окро-
ме о праве перворождения в наследстве, были уничтоже¬
ны, между коими многие весьма полезный обретались.
357

Льстя государю, надлежало льстить и его любимцу, а сей
был тогда Алексей Григорьевич Разумовской, после быв¬
ший графом. Сей человек из Черкас, из казаков, был ко
двору принцессы Елисаветы привезен в певчия, учинился
ее любовником, был внутренно человек доброй, но недаль-
ного рассудку, склонен, как и все черкасы, к пьянству, и
так сей его страстию старались ему угождать. Степан Фе¬
дорович Апраксин, человек также благодетельной и доб¬
рого расположения сердца, но мало знающ в вещах, про¬
нырлив, роскошен и честолюбив, а к тому и хотя не был
пьяница, но не отрекался иногда в излишность сию впа¬
дать, и привезенный из ссылки граф Алексей Петрович
Бестужев, бывший при императрице Анне кабинет-мини¬
стром и добрым приятелем Бирону, за которого он и в
ссылку был сослан. Человек умной, чрез долгую привыч¬
ку искусный в политических делах, любитель государ¬
ственной пользы, но пронырлив, зол и мстителен, сласто¬
любив, роскошен и собственно имеющий страсть к пьян¬
ству. Сии двое, пив с ним вместе и угождая сей его стра¬
сти, сочинили партию при дворе, противную князь Ники¬
те Юрьевичу Трубецкому.
Были еще другие, посящие милость на себе монаршу,
сии суть родственники императрицыны, по ее матери им¬
ператрице Екатерине Алексеевне, и по бабки ее Натальи
Кирилловне, и оные первые были Ефимовския, Скавроп-
ския и Тендряковы, о которых о всех генерально можно
сказать, что они были люди глупые и распутные; поум¬
нее или, лучше сказать, поживея из них изо всех был, но
и тот был недалек, Николай Наумович Чеглоков, за кото¬
рого ближнея свойственница государынина Марья Симо¬
новна Гендрикова была выдана; и Михайло Ларионович
Воронцов, женатой на Анне Карловне Скавронской, дво¬
юродной сестре императрицы, после пожалованной гра¬
фом и бывший канцлером, коего тихой обычай не дозво¬
лял оказывать его разум, но по делам видно, что он его
имел, а паче дух твердости и честности в душе его оби¬
тал, яко самыми опытами он имел случай показать. Вто¬
рые были Нарышкины, и хотя род сей и довольно много¬
числен, но ближним родственником своим считала импе¬
ратрица Александра Львовича Нарышкина, к которому
всегда отличное уважение показывала.
Потом были в особливом уважении у двора те, кото¬
рые знали о намерениях императрицы взойти на престол,
и сии были, окроме Михаила Ларионовича Воронцова,
князь Гессен-Гомбурской и его супруга кнегиня Катери¬
358

на Ивановна, и Василей Федорович Солтыков с его
женою.
Признательность императрицы простиралась и на тех,
которые у двора ее с верностию ей служили, и сии бы¬
ли: два брата Александр и Петр Ивановичи Шуваловы,
которого второго жена Мавра Егоровна и любимица импе-
ратрицына была, и о сей последней чете буду иметь слу¬
чай впредь упомянуть. Скворцов, Лялин, Возжинской и
Чулков, из которых некоторые и из подлости были.
Все сии разные награждения получили, а недостаточ¬
ные стали обогащены. И как не одно рождение, и по дол¬
голетним службам полученные чины стали давать пре¬
имущество у двора, то и состоянии смешались, и что из
подлости или из незнатных дворян происшедшей, обога¬
щенный по пышности делал, того знатной, благородной
или заслуженной, но не награжденной человек за стыд
почитал не делать.
Когда смешались состояния, когда чины начели из
почтения выходить, а достатки не стали равняться, еди¬
ные, от монаршей щедроты получая многое, могли много
проживать, а другие, имея токмо рождение и службу и
небольшой достаток, с ними восхотели равны быть, то¬
гда естественно роскошь и сластолюбие сверху вниз ста¬
ли преходить и раззорять нижних; а как сие сластолюбие
никогда пределов излишностям своим не полагает и са¬
мые вельможи начели изыскивать умножить оное в до¬
мах своих. Двор, подражая или, лутче сказать, угождая
императрице, в златотканныя одежды облекался; вельмо¬
жи изыскивали в одеянии все, что есть богатее, в столе
все, что есть драгоценнее, в пище, что реже, в услуге во¬
зобнови древнею многочисленность служителей, прило¬
жили к оной пышность в одеянии их. Екипажи возбли¬
стали златом, дорогия лошеди, не столько для нужды
удобные, как единственно для виду, учинились нужные
для вожения позлащенных карет. Домы стали украшаться
позолотою, шелковыми обоями во всех комнатах, дороги¬
ми меблями, зеркалами и другими. Все сие составляло
удовольствие самым хозяевам, вкус умножался, подража¬
ние роскошнейшим народам возрастало, и человек делал¬
ся почтителен по мере великолепности его житья и
уборов.
Очевидный будучи свидетель роду жизни и сластолю¬
бия тогдашнего времени, я некоторые примеры потщуся
представить. Граф Алексей Петрович Бестужев имел
толь великий погреб, что он знатной капитал составил,
359

Моды в России в 1779 году.
(С рисунка, приложенного к журналу
«Модное ежемесячное сочинение», изд. 1779 г.)
Убор а ла бельпуль. Расцветающая приятность.
Счастливый щеголь. Раскрытые прелести. Прелестная простота.

Моды в России в 1791 году.
Головной убор «Пчелиный улей». Роба на манер королевиной.

когда после смерти его был продан графом Орловым. Па¬
латки, которые у него становливались на его загородном
дворе на Каменном Острову, имели шелковые веревки. Сте¬
пан Федорович Апраксин всегда имел великой стол, гар¬
дероб его из многих сот разных богатых кавтанов со¬
стоял; в походе, когда он командовал российскою армиею
противу прусского короля, все спокойствии, все удоволь¬
ствии, какие возможно было иметь в цветущем торговлею
граде, с самою роскошию при звуке оружей и беспокой¬
стве маршей ему последовали. Полатки его величиною го¬
род составляли, обоз его более нежели 500 лошедей отяг¬
чал, и для его собственного употребления было с ним
«50 заводных богато убранных лошадей. Граф Петр Бори¬
сович Шереметев, сперва камергер, а потом генерал-ан¬
шеф и генерал-адъютант, богатейший тогда в России че¬
ловек, как по родителе своем графе Борисе Петровиче
Шереметеве, так и по супруге своей графини Варваре
Алексеевне, рожденной княжне Черкаской, дочери и на¬
следнице князь Алексея Михайловича Черкаского, чело¬
века также весьма богатого. Человек весьма посредственной
разумом своим, ленив, незнающ в делах, и, одним словом,
таскающей, а не носящей свое имя, и гордящейся единым
своим богатством, в угодность монархине со всем воз¬
можным великолепием жил; одежды его наносили ему
тягость от злата и сребра и блистанием ослепляли очи;
екипажи его, к чему он и охоты не имеет, окроме что
лутчего вкусу, были выписаны изо Франции, были на-
ндрагоценнейшия, стол его великолепен, услуга многочис¬
ленна, и житье его, одним словом, было таково, что не
единажды случалось, что нечаянно приехавшую к нему
императрицу с немалым числом придворных, он в вечер¬
нем кушанье, якобы изготовляясь, мог угощать. А сие ему
достоинством служило, и он во всяком случае у двора, не
взирая на разные перемены в рассуждении его особы,
был особливо уважаем. Граф Иван Григорьевич Черны¬
шев, сперва камер-юнкер, а потом камергер, человек не
толь разумный, коль быстрый, увертливый и проворный,
и, словом, вмещающий в себе все нужные качества при¬
дворного, многия примеры во всяком роде сластолюбия по¬
дал. К несчастию России, он немалое время путешество¬
вал в чужие край, видел все, что сластолюбие и роскошь
при других европейских дворах наиприятнейшего име¬
ют, он все сие перенял, все сие привез в Россию, и всем
сим отечество свое снабдить тщился. Одеянии его были
особливого вкусу и богатства, и их толь много, что он еди¬
362

ножды вдруг двенатцать кавтанов выписал, стол его, со
вкусом и из дорогих вещей соделанной, обще вкус, обоня¬
ние и вид привлекал; екипажи его блистали златом, и
самая ливрея его пажей была шитая серебром; вины у
него были на столе наилутчия и наидражайшия.
И подлинно он сим некоторое преимущество получал, яко
человек имеющей вкус, особливо всегда был уважаем у
двора, женился на богатой невесте Ефимовской, родне
государыни и любимой ею, потом учинился другом фа¬
вориту Ивану Ивановичу Шувалову, чрез него прежде
других тогда весьма в почтении находящуюся ленту поль¬
скую белого орла получил, а сим же защищением чрез се¬
нат за малую цену, то есть не более 90 000 рублев, полу¬
чил медныя заводы, где слишком на сто тысеч готовой
меди было, и которые, чрез несколько лет приведенные
им в разоренье, с великим иском на них, за 70 000 про¬
дал обратно короне.
Вкореняющаяся такая роскошь проникла и в такие
состоянии людей, которые бы по чинам и обстоятельствам
своим не имели нужду ее употреблять. Князь Борис Сер¬
геевич Голицын, сперва отбегающей от службы порутчик
или капитан, а потом отставной майор, оную в Москве
колико возможно оказывал; богатые одеяния его и жены
его, ливреи, екипажи, стол, вины, услуга и протчее, все
было великолепно. Таковое роскошное житье привлекало
ему некоторой род почтения, но изнуряло его состояние,
так как и действительно он как от долгов приватным лю¬
дям, так и от долгов казне разоренный умер, и жена его
долгое время должна была страдать и претерпевать нуж¬
ду в платеже за безумие своего мужа, для оплаты нажи¬
тых долгов.
Тако сластолюбие повсюду вкоренялось, к разорению
домов и к повреждению нравов. Но где оно наиболее ока¬
зало вредных своих действий? И где оно, соединяясь с
пышностию и властолюбием, можно сказать, оказало свою
победу над добрыми нравами? Сие было в особе графа
Петра Ивановича Шувалова. Имя сего мужа памятно в
России не токмо всем вредом, который сам он причинил,
но и примерами, которые он оставил к подражанию. Род
Шуваловых у нас никогда в великих чинах не бывал, и
отец сего Шувалова, Иван Максимыч, в младости своей
у деда моего, брата родного моего деда князь Юрья Фе¬
доровича Щербатова, у князь Федора Федоровича был
знакомцем. Вошед в службу, долговременным продолже¬
нием оныя достиг наконец до генерал-майорского чину,
363

был губернатором у города Архангельского откудова отец
мой его сменил, и оттуда был употреблен в губернаторы
или в Ригу или в Ревель, где и умер. Он был человек
умный и честной, имел двух сыновей Александра и Пет¬
ра Ивановичей, которым дав приличное воспитание, опре¬
делил их в службу ко двору цесаревны Елисаветы Пет¬
ровны. В царствование императрицы Анны Ивановны
старались наполнять двор сей цесаревны такими людьми,
которые бы ни знатности рода, ни богатства не имели, и
тако сии достигли из пажей даже до камер-юнкеров.
Петр Иванович Шувалов был человек умный, быстрый,
честолюбивый, корыстолюбивый, роскошный, был женат
на Мавре Егоровне Шепелевой, женщине исполненной
многими пороками, а однако любимице императрицыной.
Он, пользуясь напаметованием прежней своей службы,
когда быв при дворе ее, яко цесаревны, разделял ее уте¬
снения, и милостию императрицы к жене его, с самого
начала приятия престола императрицы Елисаветы Пет¬
ровны отличную стал иметь силу; вскоре был пожалован
в камергеры, и разумом своим, удобным к делам и ко
льсти, силу свою умножил, пожалован был в генерал-по-
рутчики и присутствовать в сенат. Тут соединяя все, что
хитрость придворная наитончайшего имеет, то есть, не
токмо лесть, угождение монарху, подслуживанье любов¬
нику Разумовскому, дарение всем подлым и развратным
женщинам, которые были при императрице и которые
единые были сиделыцицы у нее по ночам, иные гладили
ее ноги, к пышному не многознаменующему красноре¬
чию. Проникнул он, что доходы государственные не име¬
ют порядочного положения, а императрица была роскош¬
на и сластолюбива; тогда когда сенат, не имея сведе¬
ния о суммах, где какия находятся, всегда жаловался на
недостаток денег, сей всегда говорил, что их довольно, и
находил нужные суммы для удовольствия роскоши импе¬
ратрицы. Дабы на умножающееся сластолюбие иметь до¬
вольно денег, тогда как другие, взирая на недостаток на¬
родный, не дерзали ничего накладывать, сей, имея в ви¬
ду свою пышность и собственные свои пользы, увеличил
тщаниями своими доходы с винных откупов, и для удо¬
вольствия своего корыстолюбия сам участником оных
учинился. Монополии старался вводить, и сам взял откуп
табаку, рыбные ловли на Белом и Леденом море, и леса
алоницкия, за все получая себе прибыль. При милосерд¬
нейшей государыне учредил род инквизиции, изыскую-
щей корчемство, и обагрил российские области кровию
364

пытанных и сеченных кнутом, а пустыни сибирские и
рудники наполнил сосланными в ссылку и на каторги,
так что считают до 15 ООО человек, претерпевших такое
наказание. Взирая на торговлю, умножил пошлины на то¬
вары без разбору, и тем приумножением убытку по цене
оны, при умножении сластолюбия, принужденно многих
в разорение повлек. Умножил цену на соль, а сим самым
приключил недостаток и болезни в народе. Коснувшись
до монеты, возвышал и уменьшал ее цену, так что пяти-
копеешники медные привел ходить в грош, и бедные под¬
данные на капитале медных денег, хотя не вдруг, но три
пятых капиталу своего потеряли; по его предложению де¬
лана была монета медная по осми рублев из пуда, а по¬
том опять переделавана по шестнатцати рублев из пуда.
Хотя ни одно из сих действий не было учинено без тай¬
ных прибытков себе, но еще дошедши до чину генерал-
фелцехмейстера *, и быв подкрепляем родственником
своим Иваном Ивановичем Шуваловым, которого ввел
в любовники к любострастной императрице, тогда когда
повсюдова в Европе умножали артиллерию, и Россия,
имея тысячи пушек, могла бы, токмо их перелив, снаб¬
дить армию и флот, он множество старых пушек в мед¬
ную монету переделал, приписуя себе в честь, что якобы
неизвестное и погибшее сокровище в сокровище обра¬
щающееся обратил. Не могши скрыть свои желания ко¬
рыстолюбия, силою и властию своей, и пользуяса узако¬
нением Петра Великого, чтобы заводы рудокопные от¬
давать в приватные руки, испросил себе знатные заводы,
и между протчими, лутчей в государстве, Гороблагодац-
кой, и сие с такою бессовестностию, что когда сей завод,
могущей приносить прибыли многие сты тысяч рублев,
был оценен в 90 тысеч рублев, то он не устыдился о до¬
рогой оценке приносить жалобу сенату и получил его по
новой переценке, где не справедливость и не польза го-
сударская были наблюдаемы, но страх его могущества,
не с большим за 40 тысеч рублей, завод, при котором
было приписных до дватцети тысяч душ, завод, принося¬
щий после ему до двухсот тысеч рублев, и который после
взят был обратно короною за его долги за бесценок, за
750 рублей. Откупы, монополии, мздоимствы, торговля,
самим им заведенная, и грабительствы государственных
именей не могли однако его жадность и сластолюбие удо¬
вольствовать; учредил банк, по-видимому могущей бы
* Генерал-фельдцейхмейстер — глава артиллерии.
365

полезным быть подданным, и оной состоял в медной мо¬
нете, занимая из которого должно было платить по два
процента и чрез несколько лет внести капитал серебром.
Но кто сим банком воспользовался? Он сам, взяв мил¬
лион; Гот, взявший у него на откуп алоеецкие леса, и
взятые деньги отдавший ему; армяне, взявшие в моно¬
полию астраханской торг и большую часть взятых денег
отдавшие ему. Князь Борис Сергеевич Голицын, кото¬
рый толь жало взятьем сим пользовался, что уверяют,
якобы в единое время из 20 тыгсеч, им взятых, токмо
4 тысячи в пользу себе употребил.
Властолюбие его, равно как и корыстолюбие, преде¬
лов не имело. Не довольствуясь, что он был генерал-фел-
цехмейстер, генерал-адъютант и сенатор, восхотел оприч¬
ную себе армию соделатъ. Представление его, так как и
все чиненная им, было принято, и ©н сочинил армию, со¬
стоящую из тритцети тысеч пехоты, разделенную в шесть
легионов или полков, каждый но пяти тысеч человек, ко¬
торые ни от кого, окроме его, не зависели. Является, что
в России рок таковых безнужных затей есть скоро ро¬
диться и еще скорее упадать, армия сия, сочиненная из
лутчих людей государства, пошла в поход противу прус¬
ских войск, много потерпела, ничего не сделала, часть ее
превращена была в состоящие под его же начальством
фузелерные полки, а потом и совсем исчезла.
Мало я не забыл, исчисляя честолюбивые затеи сего
чудовища, помянуть о изобретенных им, иль лутче ска¬
зать, в подражание старинных и отброшенных голбиц,
которые Шуваловскими назывались, и коих коническая
камера чинила, что весьма далеко отдавали, а елипсиче-
ской калибер, что разметисто наблизко картечами стре¬
ляли, и единорогов, которые и ныне есть в употреблении,
ради лекости их. Он, выдумку свою всему предпочитая,
гербы свои на сих новых орудиях изображал, гнал всех
тех, которые дерзали о неудобности их, ныне доказан¬
ной, говорить, яко между протчжми содержал под аре¬
стом князь Павла Николаевича Щербатова, сказавшего
по приезде своем из армии, что их действие весьма близ¬
ко, не мажет быть ияако действительно, как на совер¬
шенно гладком месте; что отдача назад голбиц может
самим действующим им войскам вред нанести и расстро¬
ить их порядок, а что тягость их не удобна ни к волне¬
нию, ни к доставлению после выстрела на прежнее ме¬
сто, и наконец, что достойно смеху то, что их толь сек¬
ретными почитают, и с особливою присягою к ним люди

употреблены, которые даже от главных начальников, со¬
крывают сей мнимый секрет с обидою оных, коим ввере¬
но начальство армии, а не могут они знать ни секрета,
ни действия, употребляемых в ней орудей, а самое еже
расстраивает всю дисциплину в войске, что введенные
в сие таинство, якобы отличные люди от других, не но
достоинству, но по опричности своей, излишные чины по¬
лучают и более других им всемощным начальником ува¬
жаемы суть.
Между многих таковых развратных его иредприятей
начеты однако были два но его предположениям, то есть
генеральное межеванье и сочинения нового уложения. Но
за неоспоримую истину должно сие принять, что разврат¬
ное сердце влечет за собою развратный разум, который
во всех делах того чувствителен бывает. Хотя не можно
сказать, чтобы намерения генерального межеванья не
полезно было государству и чтобы межевая инструкция
не содержала в себе много хороших узаконеяей, но мно-
гия в ней находились и такие,, которые не сходственно
со сираведливостиш, но по дальновидности его ли самого
или его окружающих были для собственных их польз
учинены. А исполнение еще хуже было. Порочного серд¬
ца человек выбирал порочных людей для исправления
разных должностей, те, не на пользу общественную, но
на свои прибытки взирая, также порочных людей одоб¬
ряли, отчего множество тогда же произошло злоупотреб¬
лении; и не пользою обществу сие межеванье учинилось,
но учинилось верным способом к иажитку определенных
и к грабежу народа. Сочинение уложенья не лутчей
успех имело, ибо были к сему толь полезному делу госу¬
дарства определены люди не те, которые глубокою на¬
укою состояние государства и древних прав, сообщенных
с наукою логики и моральной филозофии, а равно и
с долговременным исполнением беспорочно своих долж¬
ностей, могли удостоиться имени законодателей и благо¬
творителей своего отечества. Но Емме, человек ученый,
но груб и бесчеловечен е природы; Дивов, глупый, на-
метливый на законы человек, но мало смыслящий их
разум, а к тому же корыстолюбивый; Ешков, добрый и
не мздоимщик и знающей по крайней мере российский
законы человек, но ленивой, праздной и не твердый
судья; Казлов, умной и знающий законы человек, но
токмо пред тем вышел из-под. следствия по мздоимствам
и воровствам; Глебов, угодник графу Шувалову, умной
по наружности человек, но соединяющий в себе все по¬
367

роки, которые сам он, Петр Иванович, имел. Такия лю¬
ди, таково и сочинение. Наполнили они сочиненное свое
уложенье множество пристрастными статьями, по кото¬
рым каждый хотел или свои дела решить, или, начавши
новые, воспользоваться разорением других. Наполнили
его неслыханными жестокостями пыток и наказаний, так
что, когда по сочинении оное было без чтения сенатом и
других государственных чинов поднесено к подписанию
государыни, и уже готова была сия добросердечная го¬
сударыня не читая подписать, перебирая листы, вдруг
попала на главу пыток, взгленула на нее, ужаснулась ти¬
ранству и, не подписав, велела переделывать. Тако чу¬
десным образом избавилась Россия от сего бесчеловечного
законодательства.
Но я слишком отдалился от моей причины, колико
она ни достойна любопытства, и токмо ее продолжил для
показания умоначертания сего именитого мужа, а раз¬
вратность вельможи влекла примером своим развратность
и на нижних людей. И подлинно, до его правления хотя
были взятки, были неправосудии и был разврат, но все
с опасением строгости законов, и народ, хотя малое что
и давая, не мог справедливо жаловаться, что разорен есть
от судей. Но с возвышением его неправосудие чинилось
с наглостию, законы стали презираться, и мздоимствы
стали явные. Ибо довольно было быть любиму и защи-
щаему им, графом Шуваловым, иль его метресами, иль
его любимцами Глебовым и Яковлевым, чтобы не стра-
шаса ничего, всякия неправосудии делать и народ взят¬
ками разорять. Самый сенат, трепетав его власти, при¬
нужден был хотениям его повиноваться, и он первый,
иже правосудии и из сего вышего правительства изгнал.
Чрез искание Анны Борисовны графини Апраксиной, до¬
чери князь Бориса Васильевича Голицына, при княгине
Алене Степановне Куракиной, решено было дело между
князь Голицына и кнегини Елены Васильевны Урусовой
в беглых крестьянах, и хотя она была права, но реше¬
нием сената была приведена в разоренье. Защищал он,
сообщаса с графом Александром Борисовичем Бутурли¬
ным, князей Долгоруких, по делу о деревнях Анны
Яковлевны Шереметевой, дочери именитого князь Якова
Федоровича Долгорукова, чтобы лишить не право при¬
надлежащей части князь Якова Александровича и сестру
его княжну Марью Александровну Долгоруких, и тесть
мой на сие голос подал, то сказано ему было от выше-
именованного графа Бутурлина, что естли он от сего дела
368

не отступит, они найдут способ толико его обнести у го¬
сударыни, что может быть он свое упрямство и ссылкою
заплатит.
Не могу я упустить, чтобы не помянуть об едином
узаконении сего графа Петра Ивановича Шувалова, учи¬
ненном для собственного его прибытку и разрушающем
супружественную связь, которая до сего у нас свято
сохранялась. Между прочими вещами, связующими су¬
пругов, и, сходственно с божиим законом, подчиняющих
жен мужьям своим, было узаконение, что жена без воли
мужа своего недвижимого своего имения продать и зало¬
жить не могла, и муж всегда должен был позволение
свое в крепости подпискою означить. Графу Петру Ива¬
новичу Шувалову нужда была купить одну деревню, не
помню у какой графини Головиной, живущей особливо
от мужа своего, и посему и не могущей его согласия
иметь. Предложил, чтобы сей знак покорства жен уни¬
чтожить; по предложению его, яко всесильного мужа
в государстве, был учинен указ, он деревню купил, а
сим подал повод по своенравиям своим женам от мужей
отходить, разорять их детей, а отшедшим разоряться.
Довольно думаю описал я разные клонящиеся к сво¬
им собственным прибыткам предприятии графа Шувало¬
ва, наводящия тогда же мне огорчения не токмо по са¬
мому злу, чинившемуся тогда, но и по даваемому приме¬
ру, о котором я пророчествовал, что он множество по¬
дражателей себе найдет. Яко и действительно воспосле¬
довало. Князь Вяземский показанием, что он умножает
доходы, хотя то часто со стенанием народа, в такую силу
вошел, что владычествует над законами и сенатом. Князь
Потемкин не токмо всю армию по военной коллегии под
властию своей имеет, но и особливую опричную себе ди¬
визию из большей части армии сочинил, а нерегулярные
все войска в опричнину себе прибрал, стараясь во всех
делах толико превзойтить графа Шувалова, колико он
других превосходил.
Мне должно теперь помянуть о его нравах и роскоши.
Беспрестанно в замыслах и беспрестанно в делах не мог
он иметь открытого дому и роскошь свою великолепным
житьем показывать. Но был сластолюбив и роскошен
в приватном своем житье. Дом его был убран колико
возможно лутче по тогдашнему состоянию, стол его ма-
линькой наполнен был всем тем, что есть драгоценней¬
шее и вкуснейшее; десерт его был по тогдашнему наи¬
великолепнейший, ибо тогда как многия, изживши век,
24 Столетье безумно и мудро
369

вкусу ананасов не знали, а о банане и не слыхивали, он
их в обильстве имел и первый из приватных завел ана¬
насовую большую аранжерею. Вины, употребляемые им,
не токмо были лутчие, но, не довольствуяса теми, кото¬
рые обыкновенно привозятся и употребляются, делал до¬
ма вино ананасовое. Екипаж его был блистающ златом, и
он первый цук аглинских, тогда весьма дорогих лоша¬
дей имел; платье его соответствовало также пышности:
злото, сребро, кружевы, шитье на нем блистали, и он
первый по графе Алексее Григорьевиче Разумовском
имел бриллиантовые пуговицы, звезду, ордены и еполет,
с тою токмо разностию, что его бриллиантовые уборы бо¬
гатея были. Во удовольствие своего любострастия всегда
имел многих метрес, которым не желея деньги сыпал, а
дабы и тело его могло согласоваться с такой роскошью,
принимал ежедневно горячие лекарства, которые и
смерть его приключили. Одним словом, хотя он тогда
имел более 400 тысеч рублей доходу, но на его роскошь,
любострастие и дары окружающих императрицу недоста¬
вало, и он умер, имея более миллиона на себе казенного
долгу.
Примеры таковые не могли не разлиться на весь на¬
род, и повсюдова роскошь и сластолюбие умножились.
Домы стали великолепно убираться и стыдились не анг-
линския мебели иметь; столы учинились великолепны, и
повары, которые сперва не за первого человека в доме
считались, стали великие деньги в жалованье получать.
Так что Фукс, бывшей повар императрицын, и служив¬
шей ей в цесаревнах, хотя имел брегадирской чин, но
жалованье получал по 800 рублев в год, а уже тогда и
приватные стали давать рублев по пятисот, окроме со¬
держания. Лимоны и померанцы * не могли быть дороги
в Петербурге, куда они кораблями привозятся, но в Мо¬
скве они были толь редки, что разве для больного или
для особливо великого стола их покупали, учинились и
в Москве в изобильстве. Вины дорогия и до того незнае¬
мые не токмо в знатных домах вошли во употребление,
но даже и низкие люди их употреблять начели, и за ще¬
гольство считалось их разных сортов на стол подавать,
даже, что многие под тарелки в званые столы клали
записки разным винам, дабы каждый мог попросить ка¬
кое кому угодно. Пиво аглинское, до того и совсем не
бывшее во употреблении, но введенное во употребление
* Померанцы — апельсины.
370

графиней Анной Карловной Воронцовой, которая его
любила, стало не токмо в знатных столах ежедневно упо¬
требляться, но ; аже подлые люди, оставя употребление
рускава пива, о^ым стали опиваться. Свечи, которые до
сего по большей части употреблялиса сальные, а где
в знатных домах, и то перед господами, употребляли во¬
щеные, но и те из желтого воску, стали везде да и во
множестве употребляться белые восковые. Роскошь
в одеждах все пределы превзошел: парчевые, бархатные,
с золотом и серебром, платья шитые золотом, серебром
и шелками, ибо уже галуны за подлое почитали, и те
в толиком множестве, что часто гардероб составлял почти
равной капитал с прочим достатком какого придворного
или щеголя, а и у умеренных людей оного всегда вели¬
кое число было. Да можно ли было сему инако быть,
когда сам государь прилогал все свои тщании ко украше¬
нию своей особы, когда он за правило себе имел каждый
день новое платье надевать, а иногда по два и по три на
день, и стыжусь сказать число, но уверяют, что несколь¬
ко десятков тысеч разных платей после нее осталось.
Мундиров тогда, кто имел токмо достаток, кроме долж¬
ности своей не нашивали, и даже запрещено было в оных
танцовать при дворе. Екипажи были умеренного с про¬
чим великолепия, уже русского дела корета в презрении
была, а надлежало иметь, с заплатою нескольких тысеч
Рублев, французскую и с точеными стеклами, чтоб шоры
и лошади оной соответствовали и прочее. Однако при
всем сем еще очень мало было сервизов серебреных, да
и те большая часть жалованных государем; Степан Фе¬
дорович Апраксин, человек пышной и раскошной, по¬
мнится мне, до конца жизни своей на фаянсе едал, до-
вольствуяса иметь чаши серебреные, и я слыхал от Ива¬
на Лукьяновича Талызина, что он первый из собственных
своих денег сделал себе сервиз серебреной.
При сластолюбивом и роскошном государе не удиви¬
тельно, что роскошь имел такия успехи, но достойно
удивлению, что при набожной государыни, касательно
до нравов, во многом божественному закону противубор-
ствии были учинены. Сие есть в рассуждении хранения
святости брака таинства по исповеданию нашей веры.
Толь есть истинно, что единый порок и единый просту¬
пок влечет за собою другие. Мы можем положить сие
время началом, в которое жены начели покидать своих
мужей. Не знаю я обстоятельств первого странного раз¬
воду, но в самом деле он был таков. Иван Бутурлин, а
24*
371

чей сын не знаю, имел жену Анну Семеновну; с ней слю¬
бился Степан Федорович Ушаков, и она, отошед от мужа
своего, вышла за своего любовника, публично содеяв лю-
бодейственный и противный церкви сий зрак, жили. По¬
том Анна Борисовна графиня Апраксина рожденная
княжна Голицына, бывшая же в супружестве за графом
Петром Алексеевичем Апраксиным, от него отошла. Я не
вхожу в причины, чего ради она оставила своего мужа,
который подлинно был человек распутного жития. Но
знаю, что развод сей не церковным, но гражданским по¬
рядком был сужен. Муж ее, якобы за намерение учинить
ей какую обиду в немецком позорище, был посажден под
стражу и долго содержался, и наконец велено ей было
дать ее указную часть из мужня имения при живом му¬
же, а именоваться ей попрежнему княжною Голицыною.
И тако, отложа имя мужа своего, приведши его до до¬
саждения под стражу, наследница части его имения учи¬
нилась, по тому токмо праву, что отец ее, князь Борис
Васильевич, имел некоторой случей у двора, а потом, по
разводе своем, она сделалась другом кнегини Елене Сте¬
пановне Куракиной, любовнице графа Шувалова.
Пример таких разводов вскоре многими другими же¬
нами был последуем, и я токмо двух в царствовании им¬
ператрицы Елисаветы Петровны именовал, а ныне их
можно сотнями считать.
Еще Петр Великий, видя, что закон наш запрещает
князь Никите Ивановичу Репнину вступить в четвертый
брак, позволил ему иметь метресу, и детей его, под име¬
нем Репнинских, благородными признал. Так же князь
Иван Юрьевич Трубецкой, быв пленен шведами, имел
любовницу, сказывают, единую благородную женщину,
в Стокгольме, которую он уверил, что он был вдов, и от
нее имел сына, которого именовали Бецким, и сей еще
при Петре Великом почтен был благородным и уже был
в офицерских чинах. Такому примеру последуя, при цар¬
ствовании императрицы Елисаветы, выбледок князь Ва-
силья Владимировича Долгорукова Рукин наравне с дво¬
рянами был производим. Алексей Данилович Татищев, не
скрывая, холопку свою, отнявшую у мужа жену, в мет-
ресах содержал, и дети его дворянство получили. А сему
подражая, ныне толико сих выбледков дворян умножи¬
лось, что повсюдова толпами их видно. Лицыны, Ранцо-
вы и прочие, которые или дворянство получают, либо по
случаю или за деньги до знатных чинов доходят, что ка¬
жется хотят истребить и честь законного рождения, и, не
372

закрытно содержа метрес, являются знатные люди на¬
смехаться и святостию закона, и моральным правилам,
и благопристойности. И тако можно сказать, что и сии
злы, толь обыкновенные в нынешнее время, отрыгнули
корень свой в сие царствование.
Такое было расположение нравов при конце сей им¬
ператрицы, и она, скончавшись, оставила престол свой
племяннику своему, сыну старшей своей сестры, Анны
Петровны, бывшей за герцогом Голстинским, Петру Фе¬
доровичу, государю, одаренному добрым сердцем, естли
может оно быть в человеке, не имеющем ни разума, ни
нравов, ибо, впрочем, он не токмо имел разум весьма
слабый, но яко и помешанной, погруженный во все по¬
роки: в сластолюбие, роскошь, пьянство и любострастие.
Сей, взошедший на всероссийский престол, к поврежден¬
ным нравам быв сам с излихвою поврежден, равно по
природному своему расположению, так что и во все вре¬
мя царствования императрицы Елисаветы старались наи¬
более его нравы испортить, не мог исправления им сде¬
лать.
Сей государь имел при себе главного своего любимца
Льва Александровича Нарышкина, человека довольно ум¬
ного, но такого ума, который ни к какому делу стремле¬
ния не имел, труслив, жаден к честям и корысти, удобен
ко всякому роскошу, шутлив, и, словом, по обращениям
своим и по охоте шутить более удобен быть придворным
шутом, нежели вельможею. Сей был помощник всех его
страстей.
Взошедши сей государь на всероссийский престол без
основательного разуму и без знания во всяких делах,
восхотел поднять вольным обхождением воинский чин.
Все офицеры его голстинския, которых он малой корпус
имел, и офицеры гвардии часто имели честь быть при
его столе, куда всегда и дамы приглашались. Какие сии
были столы? Тут вздорные разговоры, смешанные с не¬
умеренным питьем, были смешены, тут после стола по¬
ставленный пунш и положенные трубки, продолжения
пьянства и дым от курения табаку представлял более
какой трактир, нежели дом государский; коротко одетой
и громко кричащей офицер, выигрывал над прямо знаю¬
щим свою должность. Похвала прусскому королю, тогда
токмо преставшему быть нашим неприятелем, и униже¬
ние храбрости российских войск составляли достоинство
приобрести любление государево; и граф Захар Григорь¬
евич Чернышев, при бывшей пробы российской и прус¬
373

ской взятой в плен артиллерии, за то, что старался до¬
казать, и доказал, что российская артиллерия лутче услу-
жена, не получил за сие андреевской ленты, которые
тогда щедро были раздаваемы.
Имел государь любовницу, дурную и глупую, графиню
Елисавету Романовну Воронцову, но ею, взошед на пре¬
стол, он доволен не был, а вскоре все хорошие женщины
под вожделение его были подвергнуты. Уверяют, что
Александра Иванович Глебов, тогда бывший генерал-про¬
курор, и им пожалованной купно и в генерал-крикскоми-
сары *, подвел падчерицу свою Чеглокову, бывшую после
в супружестве за Александр Николаичем Загряским, и
уже помянутая мною выше кнегиня Елена Степановна
Куракина была привожена к нему на ночь Львом Алек¬
сандровичем Нарышкиным, и я сам от него слышал, что
бесстыдство ее было таково, что, когда по ночевании ночи
он ее отвозил домой по утру рано и хотел, для сохране¬
ния чести ее, и более чтобы не учинилось известно сие
графине Елисавете Романовне, закрывши гардины ехать,
она, напротив того, открывая гардины, хотела всем пока¬
зать, что она с государем ночь переспала.
Примечательна для России сия ночь, как рассказывал
мне Дмитрей Васильевич Волков, тогда бывшей его сек¬
ретарем. Петр Третий, дабы сокрыть от графини Ели¬
саветы Романовны, что он всю ночь будет веселиться
с новопривозной, сказал при ней Волкову, что он имеет
с ним сию ночь препроводить в исполнении известного
им важного дела в рассуждении благоустройства госу¬
дарства. Ночь пришла, государь пошел веселиться с кня¬
гинею Куракииою, сказав Волкову, чтобы он к завтрею
какое знатное узаконение написал, и был заперт в пу¬
стую комнату с дацкою собакою. Волков не зная ни
причины, ни намерения государского, не знал, о чем за¬
чать писать, а писать надобно. Но как он был человек
догадливой, то вспомнил нередкия вытвержении госу¬
дарю от графа Романа Ларионовича Воронцова о вольно¬
сти дворянства, седши, написал манифест о сем. По утру
его из заключения выпустили, и манифест был государем
опробован и обнародован.
Не токмо государь, угождая своему любострастию, та-
ко благородных женщин для удовольствия себе употреб¬
лял, но и весь двор в такое пришел состояние, что каж¬
* Геперал-кригскомиссар — ведал снабжением и
обмундированием войск.
374

дый почти имел незакрытую свою любовницу, а жены, не
скрываясь ни от мужа, ни родственников, любовников
себе искали. Исчислю ли я к стыду тех жен, которые не
стыдилиса впадать в такия любострастия, с презрением
стыда и благопристойности, иже сочиняет единую из
главнейших добродетелей жен? Нет, да сокроются от по¬
томства имена их, и роды их да не обесчещутся напамя-
тованием преступленей их матерей и бабок; и тако, до-
вольствуяса описать, какой был разврат, подробно о лю-
бострастиях их ни о именах их не помяну. Ибо в самом
деле, с угрызением сердца моего принуждаю себя и тут,
где необходимо должно поминать, именуя таковых, по
причине сочинения сего, определенного сокрыться в моей
фамилии меня принуждает.
И тако разврат в женских нравах, угождение Focy-
дарю, всякого роду роскошь и пьянство составляла отлич¬
ные умоначертании двора, и оттуда они уже некоторые
разлилиса и на другия состоянии людей в царствование
императрицы Елисаветы Петровны, а другия разливаться
начинали, когда супруга сего Петра Третьего, рожденная
принцесса Ангаль-Цербская, Екатерина Алексеевна, взо¬
шла с низвержением его на российский престол. Не рож¬
денная от крови наших государей, жена, свергнувшая
своего мужа возмущением и вооруженною рукою, в на¬
граду за толь добродетельное дело корону и скипетр рос¬
сийский получила, купно и с именованием благочести¬
вые государыни, яко в церквах о наших государях моле¬
ние производится.
Не можно сказать, чтобы она не была качествами до¬
стойна править толь великой империей, естли женщина
возможет поднять сие иго, и естли одних качеств доволь¬
но для сего вышнего сану. Одарена довольной красотой,
умна, обходительна, великодушна и сострадательна по
системе, славолюбива, трудолюбива по славолюбию, бе¬
режлива, предприятельна, некое чтение имеющая. Впро¬
чем мораль ее состоит на основании новых философов,
то есть не утвержденная на твердом камени закона бо-
жия, и потому, как на колеблющихся свецских главностях
есть основана, с ними обще колебанию подвержена. На¬
против же того, ее пороки суть: любострастна, и совсем
вверяющаяся своим любимцам, исполнена пышности во
всех вещах, самолюбива до бесконечности, и не могущая
себя принудить к таким делам, которые ей могут скуку
наводить, принимая все на себя, не имеет попечения
о исполнении и, наконец, толь переменчива, что редко и
375

один месяц одинакая у ней система в рассуждении прав¬
ления бывает.
Совсем тем, вошедши на престол и не учиня жестоко¬
го мщения всем тем, которые до того ей досаждали, име¬
ла при себе любимца своего, который и вспомоществовал
ей взойтить на престол, человека, взросшего в трактирах
и в неблагопристойных домах, ничего неучившегося и
ведущего до того развратную младого человека жизнь, но
сердца и души доброй. Сей, вошедши на вышнею сте¬
пень, до какой подданной может достигнуть, среди Ку¬
лагиных боев, борьбы, игры в карты, охоты и других
шумных забав, почерпнул и утвердил в сердце своем не¬
которые полезные для государства правила, равно как и
братья его. Оные состояли: никому не мстить, отгонять
льстецов, оставить каждому месту и человеку непрерыв¬
ное исполнение их должностей, не льстить государю, вы¬
искивать людей достойных, и не производить как токмо
по заслугам, и наконец отбегать от роскоши, — которые
Братья Орловы во время Московской чумы 1771 года.

правила сей Григорей Григорьевич, после бывшей гра¬
фом, а наконец князем, до смерти своей сохранил. На¬
ходя, что карташная азартная игра может привести дру¬
гих в разоренье, играть в нее перестал. Хотя его явные
были неприятели графы Никита и Петр Ивановичи Пани^
ны, никогда ни малейшего им зла не сделал, а напро-
тиву того, во многих случаях им делал благодеяния, и
защищал их от гневу государыни. Изрубившему измен¬
ническим образом брата его, Алексея Григорьевича, не
токмо простил, но и милости сделал, множество льсте¬
цов, которые тщились обуздать его самолюбие, никогда
успеху не имели, и напротиву того, более грубостию мож¬
но было снискать его любовь, нежели лестью; никогда
в управление непринадлежащего ему места не входил, а
естли бы и случилось ему за кого попросить, никогда не
сердился, ежели ему в том отказывали; никогда не
льстил своей государыне, к которой не ложное усердие
имел, и говорил ей с некоторою грубостию все истины,
но всегда на милосердие подвигал ее сердце, чему и сам
я многажды самовидцем бывал; старался и любил выис¬
кивать людей достойных, поелику понятие его могло по¬
стигать, но не токмо таких, которых по единому их
достоинству облагодетельствовал, но ниже ближних сво¬
их любимцев не любил инако производить, как по мере
их заслуг, и первый знак его благоволения был застав¬
лять с усердием служить отечеству и в опаснейшия ме¬
ста употреблять, яко учинил с Севолодом Алексеевичем
Севоложским, которого в пущую в Москву язву с собой
взял и там употребил его к делу. Хотя с молоду развра¬
тен и роскошен был, но после никакой роскоши в доме
его не видно было, а именно, дом его отличного в убран¬
стве ничего не имел, стол его не равнялся с столами, ка-
кия сластолюбы имеют, екипажи его, хотя был и охотник
до лошадей и до бегунов, ничего чрезвычайного не име¬
ли, и наконец, как сначала, так и до конца никогда ни
с золотом, ни с серебром платья не нашивал. Но все его
хорошия качества были затмены его любострастием: он
презрил, что должное ему к своему государю и ко двору
государскому, учинил из двора государева дом распутия;
не было почти ни одной фрейлины у двора, которая не
подвергнута бы была к его исканиям, и коль много было
довольно слабых, чтобы на оные преклониться, и сие
терпимо было государыней, а наконец тринадцатилетнею
двоюродную сестру свою, Катерину Николаевну Зиновь¬
еву, иссильничал, и, хотя после на ней женился, но не
377

прикрыл тем порок свой, ибо уже всенародно оказал
свое деяние, и в самой женитьбе нарушил все священ¬
ные и гражданские законы.
Однако во время его случая дела довольно порядочно
шли, и государь, подражая простоте своего любимца, сни¬
сходил к своим подданным, не было многих раздаяней, но
было исполнения должностей, и приятство государево
вместо награжденей служило. Люди обходами не были
обижаемы, и самолюбие государево истиннами любимца
укрощаемо часто было.
Однако, понеже добродетели не толь есть удобны
к подражанию, сколь пороки, мало последовали достой¬
ным похвалы его поступкам, но женщины, видя его и
братей его любострастие, гордились и старались их лю¬
бовницами учиниться и разрушенную уже приличную
стыдливость при Петре Третьем долгою привычкою, во
время случая Орловых, совсем ее погасили, тем наипаче,
что сей был способ получить и милость от государыни.
Не падение, но отлучение его от места любовника
подало случай другим его место для любострастный им¬
ператрицы занять, и можно сказать, что каждый любов¬
ник, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь
пороком за взятые миллионы одолжил Россию (окроме
Васильчикова, который ни худа, ни добра не сделал).
Зорич ввел в обычай непомерно великую игру. Потем¬
кин — властолюбие, пышность, подобострастие ко всем
своим хотениям, обжорливость и, следственно, роскошь в
столе, лесть, сребролюбие, захватчивость и, можно ска¬
зать, все другие знаемые в свете пороки, которыми или
сам преисполнен и преисполняет окружающих его, и та¬
кс дале в империи. Завадовский ввел в чины подлых ма¬
лороссиян, Корсаков приумножил бесстыдство любостра¬
стна в женах; Ланской жестокосердие поставил быть в
чести, Ермолов не успел сделать ничего, а Мамонов вво¬
дит деспотичество в раздаянии чинов и пристрастие к
своим родственникам.
Сама императрица, яко самолюбивая женщина, не
токмо примерами своими, но и самым ободрением поро¬
ков является, желает их силу умножить. Она славолю¬
бива и пышна, то любой лесть и подобострастие. Из ок¬
ружающих ее Бецкой, человек малого разума, но доволь¬
но пронырлив, чтобы ее обмануть, зная ее склонность к
славолюбии многие учреждении сделал, яко сиропита¬
тельные домы, девичей монастырь, на новом основании
кадецской сухопутной корпус и академию художеств, ссуд¬
378

ную и сироцкую казну, поступая в том яко александрий¬
ский архитектор, построющий фару, на коем здании на
алебастре имя Птоломея царя изобразил, давшего деньги
на строение, а под алебастром на мраморе свое изваял,
дабы, когда от долготы времен алебастр отпадет, единое
его имя видно было. Так и Бецкой, хотя показывал вид,
что все для славы императрицыной делает, но не токмо во
всех проектах его, на разных языках напечатанных, имя
его, яко первого основателя является, но ниже оставил
монархине и той власти, чтобы избрать правителей сих
мест, а сам повсюду начальником и деспотом был до па¬
дения его кредиту. Дабы закрыть сие, все способы были
им употреблены ей льстить: повсюды похвалы гремели
ей; в речах, в сочинениях, и даже в представляемых ба¬
летах на театре, так что я сам единожды слышал при
представлении в кадетцком корпусе балета Чесменского
боя, что она сказала мне: il me loue tant, qyenfin il me
gatera *. Счастлива бы была, естли бы движения душев¬
ные последовали сим речам, но несть, когда сие изрекала,
душа ее пышностию и лестию упивалась. Не меньше
Иван Перфильевич Елагин употреблял стараний приват¬
но и всенародно ей льстить. Быв директор театру, разные
сочинения в честь ее слагаемы были, балеты танцами воз¬
вещали ее дела, иногда слава возвещала пришествие рос¬
сийского флота в Морею, иногда бой Чесменской был по-
хваляем, иногда воспа с Россиею плясала. Также князь
А. А. Вяземской, генерал-прокурор, человек неблистатель¬
ного ума, но глубокого рассуждения, бывши генерал-
прокурором и имевши в руках своих доходы государствен¬
ные, искуснейший способ для лыцения употребил. При¬
творился быть глупым, представлял ей совершенное бла¬
гоустройство государства под властию ее и, говоря, что
он, быв глуп, все едиными ее наставлениями и, быв по¬
бужден духом ее, делает, и по сили, премудрость ее не
токмо равнял, но и превозвышал над божией, а сим са¬
мым учинился властитель над нею. Безбородко, ее секре¬
тарь, ныне уже граф, член иностранной коллегии, гоф¬
мейстер, генерал-почтдиректор, и все в рассуждении пра¬
вительства за правило имеет никогда противу ее не гово¬
рить, но похваляя исполнять все ее веления, и за сие не¬
померный награждения получил.
Дошедшия до такой степени лесть при дворе, и от
людей в дела употребленных, начели другими образами
* Он мне так льстит, что в конце концов испортит меня (франц.).
379

льстить. Построит ли кто дом, на данные от нее отчасти
деньги, или на наворованные, зовет ея на новоселье, где
на люменации пишет: «Твоя от твоих тебе приносимая»;
или подписывает на доме: «Щедротами великия Екатери¬
ны», забывая приполнить, но разорением России; или,
давая праздники ей, делают сады, нечаенные представ¬
лении, декорации, везде лесть и подобострастия изъяв¬
ляющий.
К коликому разврату нравов женских и всей стыдли¬
вости пример ея множества имения любовников, един
другому часто наследующих, и равно почетных и корыст¬
ными снабженных, обнародован чрез сие причину их
счастия, подал другим женщинам. Видя храм сему поро¬
ку, сооруженный в сердце императрицы, едва ли за порок
А. Д. Ланской. С портрета Д. Г. Левицкого.

себе считают ей подражать, но паче мню, почитает каж¬
дая себе в добродетель, что еще столько любовников не
переменила!
Хотя при поздых летах ея возрасту, хотя седины уже
покрывают ея голову, и время нерушимыми чертами оз¬
начило старость на челе ея, но еще не уменьшается в ней
любострастие. Уже чувствует она, что тех приятностей,
каковые младость имеет, любовники ее в ней находить
не могут, и что ни награждении, ни сила, ни корысть, не
может заменить в них того действия, которое младость
может над любовником произвести. Стараясь закрывать
ущерб, летами приключенной, от простоты своего одея¬
ния отстала, хотя в молодости и не любила златоткан-
ных одеяней, хотя осуждала императрицу Елисавету Пет-
Князь П. А. Зубов. С портрета Лампи.

ровну, что довольно великий оставила гардероб, чтоб це¬
лое воинство одеть, сама стала ко изобретению прилич¬
ных платьев и к богатому их украшению страсть свою
оказывать, а сим, не токмо женам, но и мужчинам по¬
дала случай к таковому же роскошу. Я помню, что, во-
шед ко двору в 1768 году, один был у всего двора шитой
золотом красной суконной кавтан — у Василья Ильича
Бибикова; в 1769 году в апреле месяце императрица раз¬
гневалась на графа Ивана Григорьевича Чернышева, что
он в день рождения ея в шитом кавтане в Сарское село
приехал, а в 1777 году, когда я отстал от двора, то уже
все и в простые дни златотканные с шитьем одеянии но¬
сили и почти уже стыдились по одному борту иметь
шитье.
Не можно сказать, чтобы императрица была прихотли¬
ва в кушанье, но можно сказать, что еще слишком уме¬
ренна, но бывшей ея любовник, а оставшись всемогу¬
щим ее другом, князь Григорей Александрович Потем¬
кин не токмо прихотлив в еде, но даже и обжорлив; не¬
осторожность обер-гофмаршала князь Николая Михайло¬
вича Голицына, приготовить ему какого-то любимого
блюда подвергла его подлому ругательству от Потемкина
и принудила итти в отставку; то после сего каждой да
рассудит, наследники князя Голицына, Григорей Ники¬
тич Орлов и князь Федор Сергеич Борятинской не упо¬
требляют ли таперя все свое тщание, дабы удовольство¬
вать сего всемогущего в государстве обжору. И подлинно
стол государев гораздо великолепней и лутче ныне стал.
А также, дабы угодить сему другу монаршу, повсюду
стали стараться умножать великолепие в столах (хотя и
до него оно довольно было) и от вышних до нижних бо¬
лезнь сея роскоши и желание лутчими вещами насытить¬
ся распространилось.
Общим образом сказать, что жены более имеют склон¬
ности к самовластию, нежели мущины, о сей же со спра-
ведливостию можно уверить, что она наипаче в сем слу¬
чае есть из жен жена. Ничто ей не может быть досад¬
нее, как то, когда, докладывая ей по каким делам, в со¬
противление воли ея законы поставляют, и тотчас ответ
от нее вылетает, разве я не могу, не взирая на законы,
сего учинить? Но не нашла никого, кто бы осмелился
ответствовать ей, что может яко деспот, но с поврежде¬
нием своей славы и поверенности народной. Дела миогия
свидетельствуют ее самовластие. 1) Возвращение Марьи
Павловне Нарышкиной от Талызина деревень, утвержден¬
382

ных купчими и самым владением. 2) Дело детей князь
Бориса Васильевича Голицына о прадеда их Стрешневских
деревнях, беззаконно отписанных. Сенатом сие беззаконие
признано, и докладом испрашивано было позволение их
законным наследникам возвратить, и подписать на докла¬
де: «быть по сему», — являлся сделать справедливое
удовлетворение оным; но после из комнаты было истол¬
ковано, что «быть по сему» знаменовало: быть в описи.
Аким Иванович Апухтин докладывал ей по военной кол¬
легии о отставке одного генерал-майора, получил повеле¬
ние отставить без чина, но, как он зачел представлять,
что законы точно повелевают генерал-майорам давать чи¬
ны при отставке, получил в ответ, что она превыше зако¬
нов и дать ему не хочет сего награждения. Таковые при¬
меры, видимые в самом государе, не побуждают ли и вель¬
мож к подобному же самовластию и к несправедливо¬
стям, и стенящая от таковых наглостей Россия ежеднев¬
ные знаки представляет, коль есть заразителен пример
государской.
Такое расположение мыслей, а паче в особе, предан¬
ной своим любимцам, естественно влечет за собою при¬
страстие и неправосудие, многие мог бы я примеры
представить одному и другому, но довольно, ежели я
скажу, что, не любя Сахарова, яко человека дурных нра¬
вов (который однако долгое время быв камердинером ее,
пользовался ея доверенностию, хотя не лутче был), дело
его без рассмотрение было отдано в архив, якобы дурные
нравы должно было делом по деревням наказать, в како¬
вом случае и развратной человек может иметь справед¬
ливость, и тут не нравы и расположение судятся, но что
кому принадлежит, исключительно до всего другого.
И дело Вахмейстера о беззаконно отписанных у деда его
лифлянских имениях, признанное справедливым всеми
департаментами Сената, решение получило, что оные
таки отданы генералу Броуну, за которым и остатся.
Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей
жизни признанной мздоимцем, был определен в намест¬
ники во Владимир и не преставал обыкновенные свои
мздоимствы производить; но сокрыты оные были от го¬
сударя, который токмо двоезнаменующем знаком: при¬
сылкою большого кошелька его укорил. Но как он уже
умер, и разоренье народа дошло до крайности, тогда по-
велено следовать его и губернаторской поступок, но хо¬
тя и семь лет разоренье народное продолжалось, а след¬
ствие повелено учинить токмо за два года. Таковые при-
383

меры, часто случающийся, не подают ли подданным по¬
буждения подобным поступкам для польз своих подра¬
жать? Случилось мне читать в одной книги ясный при¬
мер, что тщетно будешь стараться начертить верный
крут, когда центр неверен и колеблющ, никогда черта кру¬
га точно несойдется; и слова священного писания, ясно
же означающие должность начальников: учителю, ис¬
правься сам!
Можно ли подумать, чтобы государь, чинящий вели-
кия раздаянии, государь, к коему стекаются большей
частию сокровищи всего государства, мог быть корысто¬
любив? Однако сие есть, ибо инако я не могу назвать
введение она толь всеми политическими писателями оху-
ляемого обычаю чины за деньги продавать. А сему есть
множество примеров. Развратный нравами и корыстолю¬
бивый откупщик Лукин, дав восемь тысеч двору из наво-
Князь Г. А. Потемкин-Таврический.
С портрета Д. Г. Левицкого.

рованных денег и, подари его в народное училище, чин
капитанской получил; и Прокофей Демидов, привожен-
ный под висилицу за пашквили, бывший под следствием
за битье в доме своем секретаря юстиц-коллегии, делав¬
шей беспрестанно наглости и проказы, противные всяко¬
му благоучрежденному правлению, за то, что, с обидою
детей своих, давал деньги в сиропитательный дом, чин
генерал-маеорской получил, а за дание пяти тысяч в поль¬
зу народных школ учинено ему всенародно объявленное
чрез газеты благодарение. Якобы государь не мог полез¬
ных учрежденей завести, без принимания денег от раз¬
вратных людей, и якобы деньгами могли искупиться раз¬
вратные нравы! Пример сей еще других заразительнее
учинился. Чины стали все продажны, должности не до¬
стойнейшим стали даваться, но кто более за них запла¬
тит, а и те, платя, на народе взятками стали сие вы-
Граф А. М. Дмитриев-Мамонов. С портрета
Д. Г. Левицкого, принадлежавшего кн. Щербатову.
25 Столетье безумно и мудро

мещать. Купцы, воровством короны обогатившиеся, боль¬
шие чины получили, яко Логинов, бывший откупщик, и
не токмо вор по откупам, но и приличившейся в воров¬
стве комиссариатской суммы, чины штапския получил.
Фалеев, в подрядах с государем взимая везде тройную
цену, не токмо сам штапския чины и дворянство полу¬
чил, но и всех своих прислужников в штап-офицеры и в
офицеры произвел. Торговля впала в презрение, недо¬
стойные вошли во дворяне, воры и злонравные награж¬
дены, развратность ободрена, а все под очами и знанием
государя, то можно ли после сего правосудия и бескорыст¬
ности от нижних судей требовать?
Все царствование сей самодержицы означено деяния¬
ми, относящимися к ея славолюбию.
Множество учиненных ею заведений, являющихся для
пользы народной заведенных, в самом деле не суть, как
токмо знаки ея славолюбия, ибо, естли бы действительно
имела пользу государственную в виду, то, учиня заве¬
дения, прилагала бы старания и о успехе их, но, доволь-
ствуюся заведением и уверением, что в потомстве она
яко основательница оных вечно будет почитаться, о ус¬
пехе не радила и, видя злоупотреблении, их не пресека¬
ла. Свидетельствует сие заведение сиропитательному до¬
му, девичьева монастыря для воспитания благородных де¬
виц, переправление кадетцкого корпуса и прочее, из ко¬
торых в первом множество малолетних померло, а и по¬
ныне, чрез дватцать слишком лет, мало или почти никого
ремесленников не вышло; во втором ни ученых, ни бла¬
гонравных девиц не вышло, как толико, поелику приро¬
да их сим снабдила, и воспитание более состояло играть
комедии, нежели сердце и нравы и разум исправлять;
из третьего вышли с малым знанием, и с совершенным
отвращением всякого повиновения. Зачетые войны еще
сие свидетельствуют. По пристрастию возвели на поль¬
ский престол Понятовского, хотели ему противу вольно¬
стей польских прибавить самовластию; взяли в защище-
ние десидентов. И вместо чтобы стараться сих утеснен¬
ных за закон в Россию к единоверным своим призывать,
ослабить тем Польшу и усилить Россию, чрез сие подали
причину к турецкой войне, счастливой в действиях, по¬
более России стоящей, нежели какая прежде бывшая
война; послали флот во Грецию, которой божеским за¬
щищен нем победу одержал, но мысль в сей посылки бы¬
ла единое славолюбие. Разделили Польшу, а тем усилили
и аувстрийский и бранденбургския домы и потеряли у
386

России сильное действие ея над Польшею. Приобрели
или, лутче сказать, похитили Крым, страну, по разности
своего климата служащую гробницею россиянам. Соста¬
вили учреждении, которые не стыдятся законами назы¬
вать, и соделанные наместничествы наполня без разбо¬
ру людьми, с разрушением всего первого ко вреду обще¬
ства, ко умножению ябеды и разоренья народного, да и
за теми надзирания не имеют, исправляют ли точно по
данным наставлениям. Испекли законы, правами дворян¬
скими и городовыми названные, которые более лишение,
нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают
отягощение народу. Таковое необузданное славолюбие
также побуждает стремиться к созиданию неисчетного
числа и повсюду великих зданей; земледельцы многою
работою стали от их земли корыстию отвлекаемы; дохо¬
ды государственные едва ли достают на такия строения,
которые и построившись в тягость оным своим содержа¬
нием будут; и приватные, подражая сей охоте, основан¬
ной на славолюбии, чтоб чрез многия веки пребываю¬
щий здании имя свое сохранить, безумно кинулись в
такие строения и украшении их. Единый от избытка
многия тысячи для спокойствия и удовольствия своего в
созидание домов, огородов, беседок, многия тысечи пола¬
гает, другой из пышности, а третей наконец, последуя
вредному примеру, то же сверх достатку своего делает,
и чтоб не отстать от других; а все обще, находя себе
спокойствие и удовольствия, мало помалу в разоренье сей
роскошью приходят, тяготят себя и государство, и часто
недостаток своих доходов лихоимством и другими охули-
тельными способами наполпягот.
Совесть моя свидетельствует мне, что все коль ни
есть черны мои повествии, но они суть не пристрастны,
и единая истина, и разврат, в которой впали все отече¬
ства моего подданные, от коего оно стонет, принудил ме¬
ня оные на бумагу преложить. Итако по довольному опи¬
санию нравов сея императрицы довольно можно располо¬
жения души и сердца ее видеть. Дружба чистая никогда
не вселялась в сердце ея, и она готова лутчего своего дру¬
га и слугу предать в угодность любовника своего. Не име¬
ет она материнских чувств к сыну своему и обо всех за
правило себе имеет ласкать безмерно и уважать челове¬
ка, пока в нем нужда состоит, а потом, по пословице сво¬
ей, выжетой лимон кидать. Примеру сему суть: Анна
Алексеевна Матюшкина, всегда и во время гонения ее
бывшая к ней привязана, наконец отброшена стала, граф
25*
387

Алексей Петрович Бестужев, спомоществующей ей, когда
она была великою княгинею, во всех ея намерениях и
претерпевшей за нее несчастие, при конце жизни своей
всей ее поверенности лишился, и после смерти его она
его бранила. Граф Никита Иванович Панин, спомоще¬
ствующей взойти ей на престол, при старости отъятие
всех должностей своих видел и, может быть, сие кончи¬
ну его приключило. Николай Иванович Чечерин, слу¬
жившей ей со всем возможным усердием и носившей ее
милость, толико наконец от нее гнан был, что безвремен¬
но живот свой окончил. Князь Александр Михайлович
Голицын, фелтмаршал, безмолвный исполнитель всех ея
веленей, без сожаления от нее умер; ибо хотя и известно
еще по утру было о его смерти, но тот день весела на
концерт вышла, и дав время своему веселию, отходя,
спросила любовника своего Ланского, каков князь Алек¬
сандр Михайлович? и, получа известие о смерти его,
сделала вид тогда заплакать; а сие и показует, колико
фальшивое при том имеет сердце. Графиня Праско¬
вья Александровна, долгое время ея любимица и друг,
наконец была от двора отогнана и с печали умерла.
По сему да судит каждый, могут ли чистые чувствова¬
ния дружбы возгнездиться по таким примерам в под¬
данных.
Представив сию печальную картину, кажется, что уже
не настоит нужды сказывать, имеет ли она веру к зако¬
ну божщю, ибо естли бы сие имела, то бы самый закон
божий мог исправить ее сердце и наставить стопы ея на
путь истины. Но несть упоено безразмыслительным чте¬
нием новых писателей, закон христианский (хотя доволь¬
но набожной быть притворяется, ни за что почитает),
коль ни скрывает своих мыслей, но они многажды в бе¬
седах ее открываются, а деяния иначе доказуют; многия
книги вольтеровы, разрушающия закон, по ея велению
были переведены, яко Кандид, принцесса Вавилонская, и
прочия, и Белизер Мармонтелев, не полагающий ника¬
кой разности между добродетели язычников и добродете¬
ли христианской, не токмо обществом, по ее велению,
был переведен, — но и сама участницей перевода оного
была. А терпение, или лутче сказать, позволения против¬
ным закону бракам, яко князей Орлова и Голицына на
двоюродных их сестрах и генерала Боура на его падче¬
рице, наиболее сие доказует, и тако можно сказать, что в
царствование ее, и сия нерушимая подпора совести и до¬
бродетели разрушена стала.
388

Такими степенями достигла Россия до разрушения
всех добрых нравов, о каковом при самым начале я по¬
мянул. Плачевное состояние, о коем токмо должно про¬
сить бога, чтоб лутчим царствованием сие зло истребле¬
но было. А до сего дойтить инако не можно, как тогда,
когда мы будем иметь государя, искренно привязанного
к закону божию, строгого наблюдателя правосудия, на¬
чавших с себя, умеренного в пышности царского пре¬
стола, награждающего добродетель и ненавидещего поро¬
ки, показующего пример трудолюбия и снисхождения на
советы умных людей, тверда в предприятиях, но без уп¬
рямства, мягкосерда и постоянна в дружбе, показующего
пример собою своим домашним согласием с своей супру-
Екатерина II в домашнем платье.
С весьма редкой гравюры XVIII века, сделанной по наброску.

гою и гонящего любострастии — щедра без расточимости
для своих подданных и искавшего награждать доброде¬
тели, качествы и заслуги без всякого пристрастия, умею¬
щего разделить труды, что принадлежит каким учрежден¬
ным правительствам, и что государю на себя взять, и на¬
конец, могущего иметь довольно великодушия и любви к
отечеству, чтобы составить и предать основательные пра¬
ва государству, и довольно тверда, чтобы их исполнять.
Тогда изгнанная добродетель, оставя пустыни, утвер¬
дит среди градов и при самом дворе престол свой, пра¬
восудие не покривит свои вески ни для мзды, ни для
сильного; мздоимство и робость от вельмож изгонятся,
любовь отечества возгнездится в сердца гражданские, и
будут не пышностию житья и не богатством хвалиться,
но беспристрастием, заслугами и бескорыстностию. Не бу¬
дут помышлять, кто при дворе велик, и кто упадает, но,
имея в предмете законы и добродетель, будут почитать
их яко компасом, могущих их довести и до чинов, и до
достатка. Дворяне будут в разных должностях служить
с приличною ревностию званию их, купцы престанут
желать быть офицерами и дворянами; каждый сократится
в свое состоянием, и торговля уменьшением ввозу сла¬
столюбие побуждающих чужестранных товаров, а отвозов
российских произведеней процветет; искусствы и ремеслы
умножатся, дабы внутри России соделать нужное к пыш¬
ности и великолепию некоего числа людей,

ИЗ ЗАПИСОК Е. Р. ДАШКОВОЙ
Царствование Екатерины II
В следующем месяце снять был бал при дворе пс ка¬
кому-то случаю. Императрица, обойдя все* стагс-дам*
и иностранных министров и поговорив с ними, вернулась
ко мне.
— Я бы хотела с вами поговорить, — сказала она.
— Я всегда готова выслушать ваше императорское ве¬
личество с величайшим благоговением.
— Сейчас ото невозможна.
— Koi дч и где ваше величество прикажете, — отве¬
тила я.
Она отошла от меня, поговорила еще с несколькими
иностранными министрами, которые затем становились
по другой стороне комнаты; остановившись между двумя
рядами, государыня встретилась со мной глазами и зна¬
ком подозвала меня к себе. Я своим ушам не повери¬
ла, когда императрица предложила мне место директора
Академии наук. От удивления я не могла выговорить
ни слова, и императрица успела наговорить мне много
лестного, думая этим убедить меня принять ее предло¬
жение.
— Нет, ваше величество, — наконец, сказала я, —* не
могу я принять место, совершенно не соответствующее
моим способностям. Если ваше величество не смеетесь на¬
до мной, то позвольте мне сказать, что, в числе многих
прочих причин, я из любви к вашему величеству не хочу
* Статс-дама — высшее придворное звание женщины из
привилегированного сословия, состоявшей в свите царствующей
особы.
391

рисковать сделаться всеобщим посмешищем и не оправ¬
дать вашего выбора.
Императрица прибегла даже к хитрости, чтобы убе¬
дить меня, высказав предположение, что я потому не сог¬
лашаюсь на ее предложение, что больше ее не люблю.
Все, имевшие счастье быть близкими к императрице,
знают, что она умела быть очаровательной, красноречивой
и тонкой, когда хотела привлечь к себе или убедить кого-
нибудь. Ей незачем было пускать в ход свое искусство
для меня, так как в своей бескорыстной и неизменной
любви к ней я готова была слушаться ее во всем, что не
шло вразрез с моими принципами. Но на этот раз ее по¬
стигла неудача.
— Сделайте меня начальницей ваших прачек, — ска¬
зала я, — и вы увидите, с каким рвением я вам буду
служить.
— Теперь вы смеетесь надо мной, предлагая занять
такое недостойное вас место.
— Ваше величество, думаете, что меня знаете, но вы
меня не знаете; я нахожу, что какую бы должность вы
мне ни дали, она станет почетной с той минуты, как я ее
займу; и как только я стану во главе ваших прачек, это
место превратится в одну из высших придворных должно¬
стей, и мне все будут завидовать. Я не умею стирать и
мыть белье, но если бы я тут сделала ошибки вследствие
своего незнания, они бы не повлекли за собой серьезных
последствий, между тем как директор Академии наук
может совершить только крупные ошибки и тем навлечь
нарекания на государя, избравшего его.
Ее величество возразила мне, что, вспомнив тех, кто
занимал эту должность, я должна буду сознаться, что по
своим способностям они стоят много ниже меня. На это
я ответила:
— Тем хуже для тех, кто навлекает на себя презре¬
ние, принимая совершенно непосильные обязанности.
— Хорошо, — ответила она, — пока довольно об
этом; на вас и так все смотрят; что же касается до ваше¬
го отказа, я должна вам сказать, что он убеждает меня
еще больше в том, что я не могу сделать лучшего вы¬
бора.
От этого разговора я была как в лихорадке, и мое ли¬
цо, вероятно, отражало мое волнение, так как я прочла
удовольствие на лицах придворных дам, когда вернулась
в их ряды; они думали, что между мной и императрицей
392

произошла неприятная сцена, и старая графиня Матюш-
кина, которая вообще не любила стесняться, спросила
меня, что означал этот длинный и таинственный разговор
с ее величеством.
— Вы видите, что я совершенно расстроена, графи¬
ня, — ответила я, — но меня взволновала доброта импе¬
ратрицы и ее слишком лестное и совершенно незаслужен¬
ное мнение обо мне.
Я с нетерпением ожидала конца бала, чтобы в тот же
вечер написать императрице и с большей убедитель¬
ностью мотивировать свой отказ. Вернувшись к себе, я
тотчас же написала письмо, которое несомненно рассерди¬
ло бы другого государя; я позволила себе сказать, что
иногда частная жизнь монарха ускользает от истории, но
его вредный или плохой выбор лиц никогда не избегнет
ее суда; сам господь бог, создавая меня женщиной, этим
самым избавил меня от должности директора Академии
наук; считая себя круглой невеждой, я никогда не мечта¬
ла попасть в ученую корпорацию, даже в общество Арка¬
дии в Риме, куда я могла быть зачислена за несколько
дукатов. Я кончила письмо почти в двенадцать часов но-
Е. Р. Дашкова.
Гравюра И. Майра по портрету Д. Г. Левицкого. 1780-е гг.

чи, так что было поздно посылать его императрице, но,
сгорая от нетерпения покончить с этим делом и добиться,
чтобы императрица бросила свою затею, которую я счи¬
тала просто нелепой, я поехала к князю Потемкину, ни¬
когда прежде не переступая порога его дома. Я велела
доложить о себе и просила меня принять по очень важ¬
ному делу, даже если он в постели. Действительно, князь
Потемкин уже лежал; я рассказала все происшедшее
между мной и императрицей, на что он мне ответил, что
императрица уже сообщила ему об этом, и что она про¬
никлась мыслью поручить мне управление Академией
наук.
— Но я не хочу и не могу на это согласиться, —
ответила я. — Я написала ей письмо; прочтите его,
князь, и прикажите передать его императрице, как только
она проснется.
Князь Потемкин, прочитав письмо, разорвал его на¬
четверо. Меня подобная бесцеремонность привела в него¬
дование.
— Как вы смеете, князь, рвать мое письмо к императ¬
рице? — воскликнула я.
— Прежде чем сердиться, выслушайте меня, — отве¬
тил он. — Никто не сомневается в вашей любви к импе¬
ратрице; почему же вы хотите ее рассердить и огорчить?
Я вам сказал, что она целых два дня только и мечтает об
этом. Впрочем, если вы не дадите себя убедить, вам при¬
дется только принять на себя маленький труд заново на¬
писать это письмо; вот вам и перо. Я говорю с вами как
преданный вам человек; кроме того, должен сказать, что
императрица смотрит на это назначение как на средство
приблизить вас к себе и удержать в Петербурге; ей на¬
доели дураки, окружающие ее.
Мой гнев на князя прошел, так как я вообще была
отходчива; я ответила ему, что напишу более умеренное
письмо и велю своему лакею передать его через камерди¬
нера императрице; но попросила его помочь мне изгнать
из головы императрицы ее несообразную затею. Про¬
щаясь с князем, я выразила надежду, что он и впредь не
откажет мне в своих услугах.
Вернувшись к себе, я была так взволнована, что, не
раздеваясь, села писать и так и просидела до утра в при¬
дворном костюме, раздумывая над случившимся накану¬
не. В семь часов утра я послала лакея во дворец и полу¬
чила ответ от императрицы, в котором она говорила мне

много любезностей, но ничего определенного насчет моет
отказа. К вечеру того же дня я получила письмо от гра¬
фа Безбородко с приложением копии с указа, уже отправ¬
ленного в Сенат, которым я назначалась директором Ака¬
демии наук и упразднялась комиссия, учрежденная с не¬
которых пор для управления Академией, вследствие жа¬
лоб на Домашнева профессоров и всех лиц, служивших в
Академии. Смущенная и пораженная, я велела никого не
принимать и, расхаживая по гостиной, стала размышлять
над беспокойством и хлопотами, которые доставит мне это
место; что еще хуже, я предвидела, что между мной и
императрицей возникнут неоднократные недоразумения.
Граф Безбородко писал мне между прочим: — «Ее вели
чество приказала мне сообщить вам, что вы можете док¬
ладывать ей о всех делах, касающихся той части, в управ¬
ление которой вы вступаете, и что она будет всегда
готова устранить все препятствия и облегчить трудно¬
сти, которые вы встретите на своем пути». Таким обра¬
зом, я очутилась запряженною в воз, совершенно разва¬
лившийся, и лишена была даже помощи вышеупомянутой
комиссии.
Я на свой страх решила послать в канцелярию Ака¬
демии копию с указа и приказала продолжать прежнее
управление ею еще два дня и в тот же день прислать
мне сведения о всех отраслях ее деятельности, о типогра¬
фии, словолитне и т. п., список фамилий всех лиц, заве¬
дующих кабинетами, библиотекой и т. п.; кроме того, я
просила лиц, стоящих во главе различных отделов, при¬
готовить мне к следующему дню подробный рапорт о со¬
стоянии вверенных им отделов. Одновременно я просила
комиссию сообщить мне все нужные сведения и инструк¬
цию или устав, определяющие права и обязанности ди¬
ректора, дабы я могла их хорошенько усвоить, прежде чем
приступить к какой бы то ни было деятельности; наконец,
я уверяла этих господ, что считаю своим священным дол¬
гом платить им дань уважения, столь заслуженного их
талантами и учеными трудами, и просила их передать то
же самое своим коллегам.
Я надеялась таким путем избегнуть крупных недора¬
зумений в самом начале. На следующий день я отправи¬
лась в уборную императрицы, где собирались ее секрета¬
ри и начальники отдельных частей для получения прика¬
заний от ее величества. Каково же было мое удивление,
когда я увидела среди них и Домашнева! Он подошел ко
мне, изъявляя готовность преподать мне наставления на¬
395

счет моей новой должности. Негодуя на его нахальство,
я возможно вежливее объявила ему, что первейшей своей
обязанностью ставлю славу и процветание Академии и
беспристрастие к ее членам, таланты которых будут слу¬
жить единственным мерилом для моего уважения, и что
в моем полном неведении относительно подробностей
управления Академией я прибегну к просвещенным со¬
ветам государыни, обещавшей мне свое руководство. В ту
минуту, когда он мне что-то отвечал, императрица приот¬
ворила дверь и, увидав нас, закрыла ее снова и позвони¬
ла. Дежурный камердинер вошел к императрице и затем
пригласил меня в комнату государыни.
— Как я рада вас видеть, — сказала она мне. — Ска¬
жите, пожалуйста, что вам говорил этот дурак Домашнев?
— Он меня наставлял, ваше величество, как мне себя
вести в новой должности, в которой я окажусь еще неве¬
жественнее его, с тою только разницей, что я буду стро¬
же следить за тем, чтобы на мое бескорыстие не упало
и тени сомнения. Не знаю, должна ли я благодарить ваше
величество за это блестящее доказательство вашего высо¬
кого мнения обо мне или выразить вам свое соболезнова¬
ние по поводу необычайного шага, сделанного вами, —
назначения меня директором Академии наук.
Ее величество стала уверять, что она не только доволь¬
на своим выбором, но гордится им.
— Это очень лестно для меня, ваше величество, —
возразила я, — но вы вскоре устанете водить слепого: я,
круглая невежда, во главе всех наук!
— Будет смеяться надо мной, — ответила государы¬
ня, — надеюсь, что вы в последний раз так говорите
со мною.
По выходе моем из комнаты императрицы, гофмар¬
шал* сказал мне, что императрица еще с вечера прика¬
зала ему, в случае, если я приеду утром, пригласить меня
к обеду к маленькому столу императрицы и объявить, что
мой куверт ** всегда будет накрыт за этим столом, и что
императрица не желает стеснять этим мою свободу дей¬
ствия, но всегда будет очень рада видеть меня у себя за
обедом. Меня поздравляли с новой милостью императри¬
цы, выразившейся в назначении меня на столь важный
пост; другие же, видя мое грустное лицо, были иа-
* Гофмаршал — придворный титул; ведал приемами и
довольствием двора.
** Куверт — столовый прибор.
396

столько деликатны, что не смущали меня своими поздрав¬
лениями. Но в общем все мне завидовали, тем более,
что, глядя на мое безыскусственное поведение при дворе,
меня считали женщиной весьма посредственной.
На следующий день, в воскресенье, ко мне явились с
самого утра вое профессора и служащие в Академии.
Я объявила им, что на следующий день буду в Акаде¬
мии и что, если кому-нибудь понадобится видеть меня по
делу, я прошу приходить в какой им удобнее час и вхо¬
дить в мою комнату без доклада. Вечером я занялась чте¬
нием рапортов и постаралась освоиться немного с лаби¬
ринтом, в который мне приходилось вступить, с твердым
убеждением, что каждая моя ошибка станет известна
всем и подвергнется жестокой критике.
Я постаралась также запомнить имена главных хра¬
нителей, и на следующий день, перед тем как ехать в
Академию, я сделала визит великому Эйлеру. Я называю
его великим, потому что он бесспорно самый замечатель¬
ный математик и геометр наших дней; кроме того, он был
знаком со всеми науками, отличался трудолюбием и, даже
потеряв зрение, продолжал производить исследования и
делать открытия. Он диктовал свои произведения мужу
своей внучки, Фусу, и оставил после себя материалы для
Петербургская Академия наук. Гравюра ХУШ в.

Комментариев, издаваемых Академией, на несколько лет.
Он, как и все, был недоволен порядками в Академии, ни¬
когда не ездил туда и вмешивался в ее дела исключи¬
тельно в тех случаях, когда Домашнев придумывал ка¬
кой-нибудь особенно вредный проект; тогда он подписы¬
вался в числе других под протестом и иногда лично пи¬
сал императрице. Обещая не беспокоить его впоследствии,
я просила его поехать со мной в Академию на этот
единственный раз, так как мне хотелось, чтобы он меня
ввел в первую ученую Конференцию под моим председа¬
тельством. Он был очень польщен моим вниманием к не¬
му. Мы были с ним знакомы уже давно, и я беру на се¬
бя смелость утверждать, что, будучи еще очень молодой,
за пятнадцать лет до моего назначения в Академию, я
уже пользовалась его расположением и уважением.
Он сел в мою карету; я пригласила с собой его сына,
непременного секретаря Академической конференции, и
а его внука, Фуса, чтобы вести знаменитого слепца. Вой¬
дя в залу, где были собраны все профессора и адъюнкты,
я сказала им, что просила Эйлера ввести меня в заседа¬
ние, так как, несмотря на собственное невежество, счи¬
таю, что подобным поступком самым торжественным об¬
разом свидетельствую о своем глубоком уважении к науке
н просвещению. Я сказала эти несколько слов стоя и за¬
метила, что Штелин, профессор аллегории, имевший чин
действительного статского советника *, соответствующий
тину генерал-майора, намеревался сесть рядом с дирек¬
торским креслом и, следовательно, опираясь на свой чин,
полученный бог весть за что, играть первую роль после
меня. Тогда я обратилась к Эйлеру и попросила его сесть
на любое место, так как какое бы место он ни избрал,
оно станет первым с той минуты, как он его займет.
Не только сын и внук, но и все профессора, питавшие
глубокое уважение к почтенному старцу, с величайшей
радостью услышали мои слова, и на глазах их наверну¬
лись слезы. Из залы заседаний я пошла в канцелярию,
где ведались все денежные дела Академии. Тут были и
заведующие отделами; я им сказала, что в публике
распространено мнение, что при прежнем директоре было
много злоупотреблений, так что Академия не только не
обладала капиталом для чрезвычайных расходов, но бы¬
* Он получил этот чин при Петре III, и можно смело ска¬
зать, что как его научные знания, так и чин, и он сам были
действительно только аллегорией. (Прим. автора.)
398

ла обременена многими долгами; следовательно, мы были
обязаны совместно исправить эти беспорядки и пользо¬
ваться самым простым и быстрым средством к тому,
то есть бережно хранить все имущество Академии, не рас¬
хищая и не портя его; твердо решив сама не пользовать¬
ся ничем от Академии, я объявила^ что не позволю это
делать и моим подчиненным, вследствие чего благора¬
зумнее всего будет каждому воздерживаться от пользова¬
ния имуществом Академии, так как всех, следующих
этому принципу, я найду возможным вознаградить за их
усердие и увеличить их жалование. Комментарии, печа¬
тавшиеся сперва в двух томах in quarto ежегодно, впо¬
следствии появлялись только в одном томе, а затем и во¬
все перестали печататься за неимением шрифтов; в ти¬
пографии царил полный беспорядок и она была очень
скудно оборудована. Я ее быстро привела в прекрасный
вид; достала отличные шрифты и выпустила два тома
Комментариев, в которых большая часть статей принад¬
лежала Эйлеру.
Князь Вяземский, генерал-прокурор * Сената, спросил
императрицу, следует ли ему привести меня к присяге,
как всех лиц, вступающих в административную долж¬
ность. Императрица ответила:
— Конечно, я ведь не тайно назначила ее директором;
правда, я не нуждаюсь в новых подтверждениях ее вер¬
ности мне и отечеству, но мне эта церемония доставит
удовольствие, так как торжественно и публично подтвер¬
дит ее назначение.
Князь Вяземский прислал мне сказать, через своего
секретаря, что он меня ждет на следующий день в Сенат
для приведения меня к присяге. Меня это очень смуща¬
ло, но я не могла уклониться от обязанности, которая на¬
лагалась на всех лиц, состоявших на службе, от самых
низших до самых высших чинов.
На следующий день я отправилась в Сенат в назначен¬
ный час; чтобы попасть в церковь, надо было пройти
через залу заседаний, где собрались все сенаторы, и не¬
которые из них, знавшие меня близко, встали и подошли
ко мне.
— Вы, вероятно, так же удивлены, как и я, — сказа¬
ла я, — что я пришла сюда, чтобы присягать ее величест¬
* Генерал-прокурор — должность, учрежденная Пет¬
ром I, с обширным кругом действия.

ву в верности, когда эта клятва давно уже запечатлена в
моем сердце; но надо повиноваться и не уклоняться от
долга, предписанного всем без исключения; потому-то и
произошло чудо присутствия женщины в этом святили¬
ще.
После церемонии (вследствие своей застенчивости в
подобных чрезвычайных случаях я была сильно смуще¬
на, так что обливалась холодным потом и чувствовала
спазмы) я попросила генерал-прокурора сообщить мне
все документы, посланные концелярией Академии в Се¬
нат и относящиеся к жалобам на бывшего директора и
его предприятия, а также его объяснительные и оправда¬
тельные записки. Он обещал прислать их мне в тот же
день. Только когда я их прочла, мне удалось хоть отчасти
разобраться в задаче, которую мне предстояло выполнить.
Мне стоило большого труда отделить так называемые ка¬
зенные суммы от так называемых специальных, которые
подлежали внесению в соответствующие книги.
Академия была обременена долгами; между прочим
она должна была за книги русским, парижским и гол¬
ландским книгопродавцам; так как я не хотела просить
денег у ее величества, я понизила цену печатаемых в
Академии книг на тридцать процентов, вследствие чего
они в короткое время разошлись в значительном коли¬
честве. Я употребила деньги, полученные таким способом,
на уплату долгов и представила в Сенат или, скорей, го¬
сударственному казначею, то есть тому же князю Вязем¬
скому, запоздалый отчет по расходованию казенных сумм
за прежние годы. Специальные суммы состояли в исклю¬
чительном распоряжении директора, так как он, собствен¬
но говоря, создавал их и употреблял на покупку предме¬
тов, непредвиденных при учреждении Академии, на на¬
грады и прочие чрезвычайные расходы, которые нельзя
было производить из сумм, ассигнованных на содержание
Академии. Этими суммами покрывался и дефицит, обра¬
зовывающийся вследствие постоянного вздорожания всех
предметов.
Я застала всего семнадцать учеников в гимназии и
двадцать одного обучавшегося искусствам подмастерья,
которые содержались на счет Академии. Число первых
повысилось при мне до пятидесяти, а вторых — до соро¬
ка. Я удержала в Академии Фуса, собиравшегося ее по¬
кинуть, и удвоила жалованье ему и Георги. На следую¬
щий год я увеличила содержание всем профессорам и
открыла три бесплатных курса: математики, геометрии
400

и естественной истории; они читались русскими профессо¬
рами, которые получали за это двести рублей из спе¬
циальных средств по окончании лекций. Я часто присут¬
ствовала на лекциях и с удовольствием видела, что ими
пользовались для пополнения своего образования де¬
ти бедных русских дворян и молодые гвардии унтер-офи¬
церы.
В конце зимы князь Потемкин отправился в армию и
взял с собою моего сына, который ехал с ним в одной
карете. Князь обходился с ним дружески и внимательно;
в Белоруссии он даже сделал крюк, чтобы убедиться са¬
мому, что представляет из себя Круглое; одни считали,
что императрица, пожаловав мне его, подарила мне гро¬
мадное состояние; другие же оценивали его довольно низ¬
ко. Князь Потемкин написал мне из Круглого, утешая
меня тем, что со временем можно будет поднять доход¬
ность этих земель, и приказал бригадиру Бауеру, управ¬
лявшему имениями князя по соседству с Круглым, при¬
вести его в порядок и составить план тех улучшений, ко¬
торыми доходы с него могли бы быть увеличены. «Впро¬
чем, — писал мне князь, — есть здесь село, носящее ваше
имя (Дашково); вы могли бы его получить, чтобы воспол¬
нить дефицит в числе душ, пожалованных вам указом».
Мне действительно легко было бы получить эту землю, так
как польский король, считавший себя обязанным моему
покойному мужу, мог бы легко уладить это дело между
своей сестрой, владевшей ею пожизненно, и тем лицом,
к которому она перешла бы после ее смерти; оно не было
наследственно ни той, ни для другого. Но князь Потем¬
кин не пожелал, чтобы я писала об этом ни королю, ни
графу Штакельбергу, нашему послу в Польше; он хо¬
тел сам устроить это дело и в результате я не получи¬
ла ни Дашкова, ни вознаграждения за недостающие в
Круглом души, так как не обратилась даже за этим в
Сенат.
Разлука с сыном была для меня весьма тягостной;
я не могла привыкнуть к его отсутствию, но так как я
всегда в течение всей своей жизни жертвовала собствен¬
ными радостями пользе моих детей, я согласилась на его
отъезд в армию, в виду того, что его пребывание в ней
могло принести ему немалые служебные выгоды. Он час¬
то писал мне. Князь Потемкин относился к нему чрезвы¬
чайно благосклонно, вызывая этим удивление всех, знав¬
ших его легкомысленный характер, избалованный удачей
и успехами. В общем, я была спокойна духом, но меня
26 Столетье безумно и мудро
401

утомляли множество подробностей в управлении Акаде¬
мией, неустанные улучшения и, главным образом, измы¬
шление и применение способов для прекращения хище¬
ния, проникнувшего в Академию и систематически
совершавшегося в течение нескольких лет.
На следующее лето их императорские высочества, ве¬
ликий князь Павел и его супруга, возвратились из своего
путешествия за границу. Я очень редко ездила к их дво¬
ру под предлогом, что я посвящала все свое время испол¬
нению моих директорских обязанностей и что Стрельнин-
ский дворец, где императрица позволила мне поселиться
на лето (моя дача совершенно разваливалась), был так
далек от Гатчины, что поездка туда представляла целое
путешествие. Их императорские высочества приглашали
к себе всех известных в обществе лиц; у них гостили по
нескольку дней; хозяева обращались со всеми вежливо и
любезно, так что меня уверяли даже, что приглашенные
чувствовали себя там совсем свободно. Ее высочество на¬
стойчиво приглашала меня к себе, но я просила ей пере¬
дать, что, конечно, не менее других находила бы удо¬
вольствие в приятной жизни в Гатчине, но что я была
уверена, что в Царском Селе было известно все, что дела¬
ется там, и потому, лишая удовольствия посещать двор
их высочеств, я тем самым не давала императрице воз¬
можности расспрашивать меня о нем, а у великого князя
отнимала всякий повод подозревать меня в сплетнях; я
прибавила, что никакие миллионы не заставят меня ста¬
новиться между матерью и сыном и что ее высочество,
вдумавшись в мой образ действий, несомненно почтит ме¬
ня своим уважением. В течение десяти лет мое поведение
ни на йоту не отклонилось от принятого мною принципа:
я бывала у их высочеств только в торжественные дни,
когда к ним ездил весь двор. Императрица не расспраши¬
вала меня о том, что там происходит, зная, что я не бы¬
ваю в Гатчине, и если иногда и случалось, что государы¬
ня, будучи недовольна сыном, сообщала мне причину
своего гнева, я неизменно выражала свое недоумение, что
она впутывает в их ссору третье лицо, когда она могла
быть уверена в его послушании, если сообщит ему лич¬
но свое мнение.
Этот твердый и честный образ действия в результате
не доставил мне даже покоя; читатель увидит ниже, что
Павел I преследовал и мучил меня наравне с лицами, по
его млению, обидевшими или оскорбившими его. Граф
Андрей Шувалов вернулся из Парижа, и ему вскоре уда¬
402

лось настроить фаворита Ланского враждебно против
меня и моего сына. Однажды мы говорили с императри¬
цей о том, с какой легкостью можно достать в Италии от¬
личные копии с произведений искусства, и я выразила
сожаление, что в России нельзя получить бюст ее вели¬
чества, который мне так хотелось иметь. Императрица
велела лакею принести свой бюст, сделанный знаменитым
русским художником Шубиным, и подарила мне его. Уви¬
дев это, Ланской воскликнул:
— Но ведь это бюст мой, ведь он мне принадлежит!
Императрица уверяла его, что он ошибается, и во
время этого маленького спора он злобно посматривал на
меня, а я бросила на него презрительный взгляд. С тех
пор ее величество всегда прерывала его и прекращала
споры, которые он любил затевать со мной. Вскоре ге¬
нерал-прокурор Вяземский стал внушать мне отвращение
к моей директорской должности. То он оставлял без вни¬
мания представления, которые я делала в Сенат о повы¬
шении лиц, заслуживавших награды; то не присылал мне
нужных сведений насчет границ губерний, когда я хоте¬
ла издавать исправленные карты их; наконец он осмелил¬
ся спросить казначея Академии, почему он не приносит
ежемесячно вместе с отчетами о расходах казенных сумм
и отчеты сумм специальных. Я немедленно же написала
императрице и просила ее прислать мне отставку, так как
князь Вяземский желает установить отчетность, не су¬
ществовавшую с самого основания Академии, даже при
моем предшественнике, которого подозревали в злоупот¬
реблениях; я напоминала государыне, что вследствие
моих усиленных просьб она разрешила мне представлять
ей отчет специальных сумм и что ее величество изволи¬
ла удивляться моему искусному распределению их и тем
мерам, которыми я их увеличила; следовательно, я не
могла позволить генерал-прокурору захватывать права
директора в столь существенной для процветания Акаде¬
мии отрасли и еще менее — набрасывать тень на мое бес¬
корыстие.
Князь Вяземский получил выговор, и императрица
просила меня забыть его глупую выходку. Он был трудо¬
любив и аккуратен, но необразован и злопамятен и мстил
мне за то, что я приняла к себе на службу людей, кото¬
рых он преследовал и увольнял с занимаемых ими долж¬
ностей, лишая их тем куска хлеба.
Я вызвала его враждебное отношение к себе еще дру¬
гим обстоятельством. В Академии издавался новый журнал,
26*
403

в котором сотрудничали императрица и я. Советник Козо-
давлев и другие лица, служившие под моим начальством,
поместили в нем несколько статей в прозе и стихах;
Вяземский принял на свой счет и на счет своей супруги
сатирические произведения, в особенности когда он узнал,
что в журнале сотрудничает Державин. Он одно время
преследовал Державина и лишил его места вице-губерна¬
тора и потому думал, что тот отомстит ему, изображая его
в своих стихах, которые читались всеми с жадностью, так
как Державин был известный и талантливый поэт. Мне
пришлось испытать по этому поводу много неприятностей.
Князь Вяземский старался, насколько мог, чинить мне
препятствия в моих полезных начинаниях; некоторые из
них имели даже общественное значение, как например,
новые точные карты целых провинций, изменивших свои
границы после разделения России на губернии *.
Он не только не сообщал мне нужных сведений, но
задерживал и те, которые губернаторы присылали мне по
моей просьбе. Мне не хотелось постоянно надоедать им¬
ператрице своими жалобами, и я старалась терпеливо
выносить все эти невзгоды.
В июле месяце мой сын вернулся курьером из армии
с известием о завоевании Крыма. Моя радость неожидан¬
ного свидания с ним была неописуема. Он пробыл всего
несколько дней и снова уехал в армию с чином полков¬
ника. Эта милость императрицы осчастливила меня осо¬
бенно потому, что мой сын, получив чин, выходил из
гвардии, следовательно, не был обязан жить в Петербур¬
ге и имел возможность обнаружить свои таланты, коман¬
дуя полком. Однажды я гуляла с императрицей в саду
в Царском Селе; разговор коснулся красоты и богатства
русского языка. Я выразила удивление, что императрица,
будучи сама писательницей и любя наш язык, не основа¬
ла еще Российской Академии, необходимой нам, так как
у нас не было ни установленных правил, ни словарей,
* Эта мудрая мера, достойная Великой Екатерины, ввела по¬
рядок и цивилизацию внутри империи. Появились безопасные и
удобные дороги, вследствие чего оживилась внутренняя торгов¬
ля; суды действовали на местах, так что ищущим справедли¬
вости не приходилось ездить за ней за две-три тысячи верст в
столицу. Города украсились. Государыня велела построить на
свой счет в главных городах губерний великолепные дворцы для
губернаторов и для судебных установлений. Она выстроила кра¬
сивые соборы; чрез учреждение гражданской внутренней поли¬
ции водворились порядок и безопасность, которые судебные
установления не в силах были поддерживать вследствие отда¬
ленности их друг от друга. (Прим. автора.)
404

вследствие чего нам приходилось употреблять иностран¬
ные термины и слова, можду тем как соответствующие им
русские выражения были гораздо, сильнее и ярче.
— Не знаю, как это случилось, — ответила государы¬
ня, — так как я уже несколько лет мечтаю от атом и да¬
же сделала насчет этого некоторые распоряжения.
— А вместе с тем это очень легко сделать, так как за
границей есть несколько образцов подобных академий, и
надо только выбрать.
— Составьте мнег пожалуйста, программу, — сказала
императрица.
— Не лучше ли, — возразила я,. — вашему величест¬
ву приказать вашему секретарю представить вам план
Французской, Берлинской и других академий с примеча¬
ниями относительно изменений или урезок применитель¬
но к подобной Академии в России.
— Я еще раз прошу вас взять на себя этот труд;
тогда я буду уверена, что, благодаря вашей деятельности
не затянется это дело, которое, к стыду моему, еще не
приведено в исполнение.
— Труд невелик, ваше величество, и я постараюсь его
исполнить возможно скорей, но осмеливаюсь еще раз ука¬
зать вашему величеству, что любой из ваших секретарей
справится с этой задачей лучше меня.
Так как мне не удалось разубедить императрицу, то
приходилось повиноваться. Вернувшись вечером к себе,
я набросала краткий план учреждения Академии русско¬
го языка. Каково было мое удивление, когда мне вернули
мой далеко не совершенный набросок, сделанный мною
наскоро, с целью доставить удовольствие императрице,
утвержденный подписью государыни, как продуманный
и окончательный устав; он сопровождался копией с ука¬
за, которым государыня назначила меня президентом
этой новой Академии. Копия указа была одновременно
послана в Сенат, чем императрица как бы показывала,
что и слышать не хочет об отказе с моей стороны.
Через два дня я вернулась в Царское Село и тщетно
пыталась уговорить императрицу выбрать другого прези¬
дента. Тогда я сказала ей, что у меня уже готовы и сум¬
мы, необходимые на содержание Российской Академии,
и что ей придется только купить для нее дом; она была
особенно довольна и удивлена, когда я сказала, что на
содержание Академии хватит тех пяти тысяч рублей, ко¬
торые она выдавала каждый год из своей шкатулки на
переводы на русский язык классических авторов.
405

— Но я все-таки желала бы, — возразила она, —
чтобы эти переводы были сделаны.
— Они и будут производиться, —■ ответила я, — ими
будут заниматься ученики Академии наук под руковод¬
ством русских профессоров; таким образом эти пять ты¬
сяч рублей будут применены с пользой; прежде дирек¬
тора никому не отдавали в них отчета, и, судя по немно¬
гочисленности изданных переводов, они, по всей
вероятности, смотрели на них как на свои карманные
деньги; однако надо учредить жетоны или одну или две
медали в виде награды тем, кто более всего потрудится
в новой Академии. Я буду иметь счастье представить вам
штаты и необходимые расходы, и тогда видно будет,
останутся ли еще деньги на жетоны и медали. Я действи¬
тельно представила императрице смету, назначив жалова¬
нье двум секретарям по девятьсот рублей каждому,
двум переводчикам по четыреста пятьдесят рублей; кро¬
ме того, я наметила должности казначея и четырех сто¬
рожей — для топки и уборки здания; содержание штата
достигало цифры три тысячи триста рублей; остальные
тысячу семьсот рублей предназначались на покупку дров,
бумаги и книг, которые должны были приобретаться еже¬
годно в небольшом количестве, а пока я предложила
пользоваться моей собственной библиотекой *. На жетоны
и на медали денег не оставалось, так что императрица
назначила тысячу двести рублей в год на покупку их.
Государыня казалась обрадованною и даже еще более
удивленною моею сметою, так как она привыкла, что в
представляемых ей сметах не был забыт и президент и
ему назначено было большое жалование; я же не назначи¬
ла себе ни копейки, и это полезное учреждение стоило
только лишь тысячу двести пятьдесят рублей, которые ее
величество предназначала на жетоны и медали. Я покон¬
чу тут с Российской Академией, отослав читателей (если
это их интересует) к последнему моему отчету, представ¬
ленному императрице, и скажу только, что на деньги, не
выданные за последние три года директорства Домашнева
на переводы, то есть на пятнадцать тысяч рублей, я вы¬
строила (прибавив к ним еще небольшую сумму из спе¬
циальных средств) два флигеля во дворе дома, купленно¬
го нам императрицей, которые я отдавала внаймы за
тысячу девятьсот пятьдесят рублей. Император Павел ве¬
* Однако через десять лет у Академии была уже своя доволь¬
но большая библиотека. (Прим. автора.)
406

лел отнять этот дом и флигеля, выстроенные мною, и
взамен дал участок земли, на котором стояла только
кузница. Я оставила, уходя из Академии, капитал в сорок
девять тысяч рублей, сданный в воспитательный дом,
дом, обставленный мебелью, значительную библиотеку,
доходы, увеличенные на тысячу девятьсот пятьдесят руб¬
лей в год, и законченный и изданный словарь; все это бы¬
ло сделано в течение одиннадцати лет.
Не могу покончить с Российской Академией, не ска¬
зав, что у меня по поводу ее было много неприятностей
при дворе. Просвещенная часть общества отдавала мне
справедливость и сознавала, что учреждение Российской
Академии и быстрота, с какой двигалось составление
первого у нас словаря, стояли в зависимости исключи¬
тельно от моего патриотизма и энергии. Но придворная
партия находила, что словарь, расположенный в слово¬
производном порядке, был очень неудобен, и сама импе¬
ратрица не раз спрашивала меня, почему мы не составля¬
ли его в алфавитном порядке. Я сказал ей, что вто¬
рое издание, которое появится через три года после пер¬
вого, будет издано в алфавитном порядке, но что первый
словарь какого-нибудь языка должен быть этимологиче¬
ский, так как должен отыскивать и объяснять корни и
происхождение слов. Не знаю, почему императрица, спо¬
собная обнять самые высокие мысли, не понимала меня.
Мне это было очень досадно, и как мне ни было непри¬
ятно оглашать мнение императрицы о нашем словаре, я
решила обсудить его в первом нашем заседании, исклю¬
чив, однако, много мелких вопросов, которыми меня по¬
стоянно осаждали; все члены Академии, как я и ожида¬
ла, единогласно решили, что первый словарь не может
быть составлен иначе, а что вторично он будет издан пол¬
нее и в алфавитном порядке. Я передала императрице ре¬
шение академиков и их мотивы, но императрица не от¬
казалась от своего мнения. Она занималась в это время
составлением также чего-то вроде словаря, редактируемо¬
го Палласом *. Это был словарь девяноста или ста язы¬
* Этот ученый приобрел известность своими описаниями пу¬
тешествий по России и своими познаниями в естественной исто¬
рии, но он был безнравственный, беспринципный и корыстный
человек; в издание книги, которую он в угоду императрице на¬
зывал словарем, он вогнал более чем двадцать тысяч рублей, не
считая того, что стоила Кабинету посылка курьеров в Сибирь, на
Камчатку, в Испанию, Португалию и т. п. для отыскания не¬
скольких слов каких-то неизвестных и бедных наречий. (Прим.
автора.)
407

ков; некоторые из них имели всего двадцать слов, напри¬
мер: небо, земля, вода, отец, мать и у. п.; это ненужное и
странное произведение внушало мне отвращение, хотя все
его и расхваливали как чудесный словарь. Чтобы отдох¬
нуть от всего этого, я переехала на дачу (я выстроила
там каменный дом) и совершенно отказалась от выездов
и приемов. Академия требовала от меня столько работы,
что у меня совершенно не оставалось свободного време¬
ни. На мою долю выпала обязанность собрать все сло¬
ва, начинающиеся на известные три буквы алфавита;
каждую субботу мы собирались для отыскания кор¬
ней слов, собранных, таким образом, всеми членами
Академии. Кроме того, я каждую неделю ездила на не¬
сколько дней в Царское Село. Так было занято все мое
время.
* * *
Под начальством моего брата но таможне служил один
молодой человек по фамилии Радищев; он учился в Лейп¬
циге, и мой брат был к нему очень привязан. Однажды в
Российской Академии, в доказательство того, что у нас
было много писателей, не знавших родного языка, мне
показали брошюру, написанную Радищевым. Брошюра
заключала в себе биографию одного товарища Радищева
по Лейпцигу, некоего Ушакова, и панегирик ему. Я в тот
же вечер сказала брату, который послал уже купить эту
брошюру, что его протеже страдает писательским зудом,
хотя ни его стиль, ни мысли не разработаны, и что в его
брошюре встречаются даже выражения и мысли опас¬
ные по нашему времени. Через несколько дней брат ска¬
зал мне, что я слишком строго осудила брошюру Ради¬
щева; прочтя ее, он нашел только, что она ненужна, так
как Ушаков не сделал и не сказал ничего замечатель¬
ного.
— Может быть, я слишком строго к нему отнеслась,—
возразила я.
Однако, видя, что брат интересуется этим молодым
человеком, я сочла своим долгом сообщить ему какое
заключение я вывела из этой глупой брошюрки: человек,
существовавший только для еды, питья и сна, мог найти
себе панегириста только в том, кто снедаем жаждой
распространять свои мысли посредством печати, и что
этот писательский зуд может побудить Радищева на¬
408

писать впоследствии что-нибудь еще более предосуди¬
тельное. Действительно, следующим летом я получила в
Троицком очень печальное письмо от брата, в котором он
мне сообщал, что мое пророчество исполнилось; Радищев
издал несомненно зажигательное произведение, за что
его сослали в Сибирь. Я далека была от мысли радовать¬
ся, что мои выводы оказались верными, и меня опечали¬
ла судьба Радищева и еще более горе моего брата, кото¬
рое, как я знала, нескоро еще уляжется. Я даже пред¬
видела, что фаворит, с которым граф Александр был в
натянутых отношениях, не преминет попытаться набро¬
сить тень и на него по этому случаю. Он действительно
так и сделал; при другом государе ему удалось бы и по¬
вредить ему, но на Великую Екатерину его слова не про¬
извели никакого впечатления. Однако этот инцидент и
интриги генерал-прокурора внушили моему брату отвра¬
щение к службе, и он попросил годового отпуска, ссыла¬
ясь на расстроенное здоровье, требовавшее покоя и де¬
ревенского воздуха. Когда он уехал в свои поместья, я
очутилась одна в Петербурге, в обществе, ставшем мне
ненавистным; но меня Поддерживала надежда на его
возвращение; однако до истечения срока отпуска он по¬
дал прошение об отставке и получил ее.
Он кончил свою, полезную для отечества службу в
1794 г. Через полтора года после его отъезда вдова од¬
ного из наших знаменитых драматических авторов,
Княжнина, попросила меня напечатать в пользу его де¬
тей последнюю написанную им и еще не изданную тра¬
гедию.
Отзыв Екатерины II на книгу
«Путешествие из Петербурга в Москву».
7— Нр к L* ко*
^ г<?стv
Ql.vC’U ГТТ £
lii Ul. Ц € с «Л Ux

Мне доложил об этом один из советников канцелярии
Академии наук, Козодавлев. Ему я и поручила прочесть
ее и сообщить мне, нет ли в трагедии чего-нибудь против¬
ного законам или религии, и добавила, что охотно даю
ему это поручение, так как он превосходно владеет рус¬
ским языком и, будучи сам писателем, может судить о
том, что можно или нельзя напечатать у нас. Козодав¬
лев сообщил мне, что пьеса содержит в себе исторические
факты, происшедшие в Новгороде, что он ничего не нашел
в ней предосудительного и что развязка заключается в
торжестве русского государя и изъявлении покорности
Новгородом и мятежниками. Тогда я велела напечатать
ее, с тем чтобы вдова понесла возможно менее расходов.
Трудно себе представить, какие нелепыя последствия это
повлекло за собой. Граф Иван Салтыков, никогда ничего
не читавший, по чьему-то наущению объявил фавориту
графу Зубову, что он прочел эту трагедию и что она яв¬
ляется чрезвычайно опасной в данное время. Не знаю,
прочла ли ее императрица или граф Зубов, но в резуль¬
тате ко мне явился полицеймейстер и очень вежливо по¬
просил меня отдать соответствующее приказание храни¬
телю книжного магазина Академии, так как императрица
приказала ему взять все находившиеся в нем экземпляры
трагедии, находя ее слишком опасной для распростране¬
ния в публике. Я исполнила его просьбу, предупредив,
что вряд ли он найдет эту книгу в магазине, так как она
помещена в последнем томе «Российскаго феатра», изда¬
ваемого Академией в свою пользу; я добавила, что он мог
испортить этот том, вырвав из него названную комедию,
но что мне это кажется смешным, так как это произведе¬
ние гораздо менее опасно для государей, чем некоторые,
французские трагедии которые играют в Эрмитаже. Днем
ко мне явился генерал-прокурор Сената Самойлов, с упре¬
ком от имени императрицы, что я напечатала эту пьесу
Княжнина. Не знаю, хотели ли меня этим напугать или
рассердить, но во всяком случае ни того, ни другого
не достигли. Я очень твердо и спокойно ответила гр. Са¬
мойлову, что удивляюсь, как ее величество может допу¬
стить мысль, что я буду способствовать распространению
произведения, могущего нанести ей вред. Самойлов сооб¬
щил, что императрица намекнула и на брошюру Радище¬
ва, говоря, что трагедия Княжнина является вторым
опасным произведением, напечатанным в Академии; в от¬
вет на это я выразила желание, чтобы императрица про¬
чла их и в особенности сравнила эту пьесу с теми, кото-
410

н(иЛ(
-“'‘■’f Coxte^b-r».^, тге.вгижч<,«, cx-kW»-*, ^Сжо «9^
-®я 5чй? 66о .К^0щ^тги«Н>^ ТГ1 ыи«тп-ъц_оцлйн’|влЛ итг»
Vi ™ UAHOV/^ ЧД |\ СГ
# - - t’C^^TT^Trn "4.HI 9*-^ СПТГсС Ч^Н H.<LVU &Л*1» ИТГО
Aoi4aftprt> *И.ЩЦ<* ^сиксзг:^ ^ ^сРлк.Сгп^с^-if.o'wo^pecft'b £-
ACtо 6иап4 СЬся^сЯо $,а сч -и^кеГои .^fb. 6г^нм^ц/п
'^°-^Нба-^22. **СОСГ€,. 1д~П#*«.Т*аи/воикС»ц«Ь %СН
1^$7 >Э1 .143; с^тлкмЗлозЛ. к loi" рто и. «олпст. к,*/ Л-<осот« \\ Ъ
И4.орС|<а£о ^Спголссс
«скаоклц^’Тггои КвЛГЛЮЯ-
v I ^ -•.- —<
КнЭлоЗХгЬ . ц IOJ рто И. «ОЛПСТ. К,'/ ^С-^ОСОТ** « 1:
^~KHkla; Hf'\4carei /О5^ С^пшаи^ис
/Я-j UaSkunrG Сил€Рж’«6 * ctKow£#«-иц^»д
H,KAOfU>H-. ’ИГОИ KOjt«.MK.^ 1» ^w» ft ЦП*fo
Св^инеюЛ— цЯи,С«со^€ио оне^ оттопано
cTvctttC, но'<«‘‘9? Спго««Фш-оЛ©Cf\J,^tЪ8>. %0^с\. РСггРОд*. o^HjL ?
C^^oPakc«(\^o tto-aoj^hi/u' £*&. 15^Ст-еотгве> Ск<*Э«.мо.Ъпс
<jrWvo 'Cia'loPoGXa'io <оТ?£кмьсЛ*
, H\V Wfro^^'«на, с^оОртгоажаЛд »-А\АШчСн}я* сКаЯо -
* е^инергггсчл- *-*«. tlCtan U^w o^k&Hic ^OCK^^WCA^
^Л&вкгвен»л> Oclwetnc* И tCoHof^Pwiou^iu^ 4^ircPotmof —
v CKci^o <2>€ЛИХеСЛТ 6*1, *ПГ^‘Ь сеД-тгаасегг^ЛТ/мя^
(оСсгтлв* U$fc-U* c8u-*€€4^«St«
&ii-npo.Acoire>> COtukeKi/V'rrrotd pa§ ajiJ^JBrcC tAKU^otoypTj^-
C^dHHft^jTfiACoota^eH'ru ^^«.PhCKate 1Г^азкьАек\>и.^ twci< s-/
014,0 «ЛС«и* - 1ксйчпг^лро«М> OHOtc KHj^U СчтРиттиаи.«.иио7
lAXPKTr^SuavHu^TTo^fb «Уна^й^Л^ < йл*уЯ ^ *
а«(к.-кгР4^Слга6цей%|^ 61» TTитп-^6Сдшлс.* киу ia. С*-Н «л* Ь
&$*А.Спг6 кЪ 4^caCHOi<o^««.®^ljiyc-H»j 14.0 С|А~пг 1а6CijtJty
. ’гостгймн^ с“т*^ слнчяг^ -
С ^О^ОСйЪ Ka3L«UHft| 0f*<p3 ^tHOjDj У^
Q/ба-
«*W«uSc _P
лГ(Х1. && trnco*HЯ». 9L5. игомд,
JdLjb
i Г(Х-Л Gear 6t C<^f4>Hrt<«KC<
f
Смертный приговор A. H. Радищеву, вынесенный Петербургской
палатой уголовного суда 25 июля 1790 г.

рые даются на ее сцене к в общественном театре; «на¬
конец, — добавила я, — это меня не касается, так как я
подвергла ее цензуре советника Козодавлева, прежде чем
разрешить вдове автора печать ее в свою пользу»; в за¬
ключение я выразила надежду, что меня не будут боль¬
ше беспокоить по поводу этой истории.
На следующий день, вечером, я, по обыкновению,
поехала к императрице провести вечер с ней в интим¬
ном кружке. Когда императрица вошла, ее лицо выража¬
ло сильное неудовольствие. Подходя к ней, я спросила
ее, как она себя чувствует.
— Очень хорошо, — ответила она, — но что я вам
сделала, что вы распространяете произведешш, опасные
для меня и моей власти?
— Я, ваше величество? Нет, вы не можете этого ду¬
мать.
— Знаете ли, — возразила императрица, — что это
произведение будет сожжено палачом.
Я ясно прочла на ее лице, что эта последняя фраза
была ей внушена кем-то и что эта идея была чужда ее
уму и сердцу.
— Мне это безразлично, ваше величество, так как
мне не придется краснеть по этому случаю. Но, ради бо¬
га, прежде чем совершить поступок, столь мало гармони¬
рующий со всем тем, что вы делаете и говорите, прочти¬
те пьесу и вы увидите, что ее развязка удовлетворит вас
и всех приверженцев монархического образа правления;
но главным образом примите во внимание, ваше вели¬
чество, что, хотя я и защищаю это произведение, я не
являюсь ни его автором, ни лицом, заинтересованным в
его распространении.
Я сказала эти последние слова достаточно вырази¬
тельно, чтобы этот разговор окончился; императрица села
играть; я сделала то же самое.
Через день я поехала к императрице с обычным до¬
кладом, твердо решив, что если она не позовет меня, как
всегда в комнату бриллиантов *, я не буду больше ездить
* В этой комнате были выставлены большая и малая брил¬
лиантовые короны и все бриллианты. Когда императрица видела
меня среди придворных в своей уборной, она всегда звала в эту
комнату, где мы оставались с ней вдвоем и свободно разговари¬
вали, пока ее причесывали. (Прим. автора.)
412

к ней по утрам и, не откладывая, подам прошение об
отставке.
Самойлов, выходя от императрицы, шепнул мне: «Им¬
ператрица сейчас выйдет; будьте покойны; она на вао
не сердится». Я ответила ему громко, чтобы меня слыша¬
ли все присутствующие:
— Мне нечего волноваться, так как я ничего дур-*
ного не сделала. Мне было бы досадно за императри¬
цу, если бы она питала несправедливые чувства ко
мне; впрочем, я ведь не впервые переношу несправедли¬
вости.
Императрица вскоре появилась и, дав присутству¬
ющим поцеловать руку, сказала мне: «Пойдем со мной,
княгиня». Надеюсь, что читатели этих Записок поверят
мне, что это приглашение доставило мне огромное удо¬
вольствие, не столько за себя, сколько за императрицу,
так как я с грустью должна была сознаться, что моя от¬
ставка и отъезд из Петербурга не послужили бы к ее
чести. Надеюсь также, что мне не припишут суетности,
которая никогда мне и в голову не приходила.
* * *
Лето 1796 г. я провела в своем могилевском имении,
где принимала некоторых лиц из Петербурга, хорошо
осведомленных о том, что делалось и говорилось при дво¬
ре, и выразивших мне свое удовольствие, что вскоре уви¬
дятся со мной, так как ее величество намеривалось мне
написать и пригласить в Петербург для того, чтобы я
повезла великую княжну Александру в Швецию; ее
брак с шведским королем казался делом почти решен¬
ным; одновременно я получила из Москвы письма от мо¬
их родственников, выражавших свое сожаление, что мне
придется их покинуть, так как, по слухам, императрица
уже отправила ко мне курьера с приглашением вернуться
в Петербург. Тогда я решила немедленно же вернуться
в Троицкое и испросить или отставку или продление от¬
пуска. Вернувшись в Троицкое, я написала императрице,
и она продолжила мой отпуск всего на год. Ее письмо
было очень милостиво, но, опасаясь, что государыня не¬
довольна моим долгим отсутствием, я написала в Петер¬
бург верным друзьям и просила их сообщить мне откро¬
венно, как императрица отзывается обо мне и не сердит¬
ся ли на меня. Мне ответили, что императрица несколько
413

раз говорила обо мне и как будто была довольна тем, что
выбрала меня для сопровождения своей внучки в Шве¬
цию. «Я знаю, — говорила она, — что княгиня Дашкова
слишком меня любит, чтобы отказать мне в исполнении
моего сердечного желания, и тогда я буду покойна за мою
молодую королеву».
Вернувшись из Круглого в Троицкое, я решила закон¬
чить начатые постройки. Четыре дома были достроены,
и я еще больше украсила свой сад, так что он стал для
меня настоящим раем, и каждое дерево, каждый куст
был посажен при мне и в указанном мною месте. Любо¬
ваться своим призведением вполне естественно, и я
утверждаю, что Троицкое — одно из самых красивых
имений в России и за границей.
Мне в особенности приятно и утешительно было жить
в нем, потому что крестьяне мои были счастливы и бо¬
гаты. Население за сорок лет моего управления им воз¬
росло с восьмисот сорока до тысячи пятисот пятидесяти
душ. Число женщин увеличилось еще больше, так как ни
одна из них не хотела выходить замуж вне моих владе¬
ний. Я увеличила свою и без того большую библиотеку
и комфортабельно устроила нижний этаж, чтобы жить в
нем осенью. Ревматизм, полученный мною в Шотландии
и всегда мучивший меня осенью, не преминул напомнить
мне о себе и в означенном году; я была нездорова весь
октябрь месяц и в начале ноября, когда Россию постигло
самое ужасное несчастье, поставившее меня на краю
могилы.
Серпуховский городничий Григоров, честный и по¬
чтенный человек, очень преданный мне (так как мне уда¬
лось оказать некоторые услуги ему и его брату), приехал
ко мне как-то вечером. Когда он вошел в комнату, ме¬
ня поразило его растерянное и грустное лицо. «Что
с вами?» — спросила я. — «Разве вы не знаете, княги¬
ня, какое случилось несчастье? Императрица сконча¬
лась».
Моя дочь, бывшая тогда со мной, боясь, что я упаду,
поддержала меня.
— Нет, — сказала я, — не бойтесь за мою жизнь;
к несчастью я переживу этот страшный удар; меня ожи¬
дают еще и другие горести, и я увижу свою родину не¬
счастной в той же мере, в какой она была славной и
счастливой в царствование Екатерины.
В продолжение двадцати четырех часов меня терзали
414

невыносимые страдания; я тряслась всем телом, но зна-»
ла, что не настало еще мое избавление.
Слова, сказанные мною в первую минуту отчаяния,
оказались пророческими. Вскоре все общество было объ¬
ято постоянной тревогой и ужасом. Не было семьи, не
оплакивавшей какой-нибудь жертвы. Муж, отец, дядя
видели в своей жене, сыне, наследнике предателя, бла¬
годаря которому он погибал в казематах крепостей или
в Сибири. Рвота, спазмы и бессонницы так ослабили мой
организм, что я только изредка могла вставать с постели
и то на короткое время. Я поехала в Москву в начале де¬
кабря, чтобы приставить себе пиявки, и твердо решила
возможно скорее вернуться в Троицкое, так как я уже
получила указ Сената, которым император уволил меня
от всех моих должностей; в ответ на это я просила Са¬
мойлова, остававшегося еще генерал-прокурором Сена¬
та, повергнуть перед государем выражение моей предан¬
ности и благодарности за то, что он освободил меня от
непосильного бремени. Написав это письмо, я стала по¬
корно ожидать неминуемых преследований. Однако перед
своим отъездом из Москвы я была поставлена в затруд¬
нительное положение и не знала, как из него выйти.
Я получила письмо, подписанное «Донауров»; по прика¬
занию императора, он уведомлял меня о моем увольне¬
нии со службы. Мне неизвестны были ни имя, ни отче¬
ство Донаурова, и потому я не знала, как мне ему отве¬
тить и адресовать письмо; не ответить ему вовсе и не
известить о получении приказания государя я не могла,
так как это считалось бы преступлением против него.
Вместе с тем, если бы я написала ему, не соблюдая
обычных форм обращения, я этим создала бы себе веч¬
ного врага, так как он приписал бы это упущение моему
высокомерию. Я и решила написать своему двоюродному
брату, князю Куракину, бывшему еще в фаворе, и про¬
сила его извиниться за меня перед Донауровым, что я не
ответила ему непосредственно, объяснив ему, что это слу¬
чилось потому, что я не знала, как адресовать ему письмо
и не хотела оказаться невежливой; кроме того, я просила
сообщить ему, что я смотрю на свою отставку, как на
благодеяние со стороны императора. Я рассказала сво¬
ему брату, графу Александру, этот инцидент и не мог¬
ла прийти в себя от удивления, когда он сообщил мне,
что этот Донауров был сыном буфетного лакея моего дя¬
ди государственного канцлера; женившись на кал¬
мычке, любимой, горничной тети, он получил заведова¬
415

ние винным погребом, а затем сделался главным дворец¬
ким.
Ссылки и аресты стали событиями столь обыденными,
что слухи о них дошли и до меня. Я была глубоко по¬
трясена смертью Екатерины Второй, несчастием, постиг¬
шим мою родину, и ужасом, сковывавшим решитель¬
но всех, так как не было почти дворянской семьи, из
которой хоть один член не томился бы или в Сиби¬
ри, или в крепости. Моя болезнь и в особенности со¬
стояние моих нервов превращали мою жизнь в тягост¬
ное для меня бремя, но я не хотела самовольно сокра¬
тить ее.
Мне необходимо было ехать в Москву не для того,
чтобы советоваться с докторами, — я не питала дове¬
рия к местным эскулапам, — а чтобы поставить себе пи¬
явки и тем восстановить правильное и спокойное крово¬
обращение. Я приехала в Москву четвертого декабря в
девять часов утра. В моем доме меня с тревогой и нетер¬
пением ожидали родственники, думавшие, что я не вы¬
несу потери Екатерины Второй. Туда же вскоре приехал
и браг Александр. Я принуждена была лечь в постель;
не было еще двенадцати часов, когда генерал-губернатор
Измайлов вошел ко мне. Он, очевидно, спешил в Сенат,
так как не успел он сесть, как тихо сказал мне, что им¬
ператор приказал ему передать мне от его имени, чтобы
я немедленно же вернулась в деревню и помнила бы
1762 год. Я ответила громко, так, чтобы меня слышали
присутствующие, что я всегда буду помнить 1762 год и
что это приказание императора исполню тем охотнее, что
воспоминания о 1762 годе никогда не пробуждают во
мне ни сожалений, ни угрызений совести и что, если бы
государь продумал события этого года, он, может быть,
не обращался бы со мной таким образом; что же касает¬
ся отъезда моего в деревню, то немедленно же уехать я
не могу, так как должна поставить себе пиявки, но что
уеду непременно на следующий день вечером или самое
позднее через день утром. Генерал-губернатор откланял¬
ся и ушел. Все присутствующие были подавлены и гру¬
стны, кроме меня. Мой брат был крайне опечален, и я
старалась ободрить его.
Я уехала из Москвы 6 декабря. Моя жизнь представ¬
ляла из себя сплошную борьбу со смертью. Я через день
писала брату и родным, и они аккуратно отвечали мне.
Некоторые из них, между прочим мой брат, пытались
уверить меня, что Павел I своим обращением со мной
416

как бы исполнял свой долг по отношению к памяти отца,
но что после коронации моя судьба изменится, и потому
он просил меня не падать духом и беречь свое здо¬
ровье. Я приведу здесь свой ответ, так как он (как и
многие мои слова) оказался пророческим: «Ты уверяешь,
мой друг, что Павел оставит меня в покое после корона¬
ции. Разве ты его не знаешь? Когда деспот начинает
бить свою жертву, он повторяет свои удары до полного
ее уничтожения. Меня ожидает целый ряд гонений, и я
приму их с покорностью. Я надеюсь, что я почерпну му¬
жество в сознании своей невинности и в незлобивом не¬
годовании на его обращение лично со мной. Дай бог
только, чтобы ои в своей злобе забыл про тебя и про мо¬
их близких; что ни угодно будет господу послать мне, я
никогда не скажу и не сделаю ничего, что могло бы уни¬
зить меня в моих собственных глазах. Прощай, мой
друг, мой возлюбленный брат, целую тебя».
Лежа в постели или на кушетке без движения, не
имея даже возможности много читать, вследствие судо¬
рожных болей в затылке, я на досуге вспоминала все,
что испытала и сделала в жизни, и обдумывала, что мне
предстояло еще сделать.
Мне страстно хотелось поехать за границу, как только
мне удастся получить на то разрешение, но меня удер¬
живала любовь к сыну. Дела его были расстроены, он
ими не занимался, и вследствие множества долгов его
доходы могли бы уменьшиться до очень скромных разме¬
ров, если бы я лично своими попечениями не сохраняла
и не увеличивала собственное состояние. Я черпала неко¬
торое утешение в прошлом. Мое бескорыстие и неизмен¬
ная твердость моего характера служили для меня источ¬
ником внутреннего мира и удовлетворения, которые хо¬
тя и не заменяли всего, но придавали мне известную гор¬
дость и мужество, поддерживавшие меня в превратностях
судьбы.
Я узнала, что некоторые фавориты покойной императ¬
рицы задавались целью вывести меня из терпения, с тем
чтобы я, поддавшись живости своего характера, сделала
бы сцену, которая открыто поссорила бы меня с императ¬
рицей. Между прочим, граф Мамонов, который был ум¬
нее своих предшественников, был убежден, что не удаст¬
ся восстановить императрицу против меня и заставить
ее совершить слишком явную несправедливость, если я
сама не вызову ее на это, что легко могло бы случиться,
если бы я, будучи озлоблена против государыни, не сдер-
27 Столетье безумно и мудро
417

жала бы своего негодования и тем дала бы её повод гне¬
ваться на меня. Он исподтишка много вредил мне и мо¬
ему сыну, что и могло бы вызвать во мне раздражение,
но я по опыту знала, что была бельмом на глазу у фаво¬
ритов, и, руководимая своей безграничной любовью к
императрице, умела отличать то, что исходило от нее лич¬
но, от того, что было ей внушено фаворитами, которым
я не только не поклонялась, но делала вид, что не знаю,
какое они занимают положение и каким влиянием поль¬
зуются.
Непоправимая потеря, постигшая мою родину со
смертью императрицы, приводила меня в ужас и отчая¬
ние, но прошлое вызывало во мне воспоминания, за¬
ставлявшие меня уважать свой образ действий.
Настоящее было тревожно. Павел с первых же дней
своего восшествия на престол открыто выражал свою
ненависть и презрение к матери. Он поспешно уничтожал
все, совершенное ею, и лучшие ее постановления были
заменены актами необузданного произвола.
Назначения на различные места и увольнения с них
следовали друг за другом с такой быстротой, что не успе¬
вало появиться в газетах объявление о назначении на ка¬
кое-нибудь место известного лица, как оно уже было
сменено. Никто не знал, к кому обратиться. Редки были
те семейства, где не оплакивали бы сосланного или за¬
ключенного члена семьи. Всюду царил страх и вызывал
подозрительное отношение к окружающим, уничтожал
доверие друг к другу, столь естественное, при кровных
родственных узах. Под влиянием страха явилась и апа¬
тия, чувство губительное для первой гражданской добро¬
детели — любви к родине. Будущее предвещало мне не¬
исчислимые бедствия. Удрученная горем и больная, я тре¬
петала за своих родных и друзей и влачила жизнь в на¬
дежде, что она скоро прекратится. Вскоре оправдалось
мое пророчество о том, что Павел не прекратит своих
гонений на меня.
% * *
Действительно, 12-го марта провидению угодно было
допустить, чтобы пресечены были дни Павла I и тем са¬
мым и общественные и частные бедствия; рост налогов
с каждым днем, а с ними вместе и гонения. Сколько раз
я благодарила создателя, что я избавлена от обязанности
418

являться при дворе в царствование Павла! Сколько мне
пришлось бы перенести горя и тревоги, так как природа
отказала мне в искусстве притворяться, столь необходи¬
мом при общении с государями и еще более с их прибли¬
женными, и на лице моем ясно отражались отвращение,
презрение и негодование, волновавшие мою душу. Павел
был невыносим со своим прусским капральством, невы¬
носим и в том, что придавал какое-то сверхъестественное
значение своему царскому сану; он был труслив и подо¬
зрителен, постоянно воображал, что против него состав¬
ляются заговоры, и все его действия являлись только
вепышками, внушенными настроением минуты; к не¬
счастью, они чаще всего были злы и жестоки. К нему
приближались со страхом, соединенным с презрением.
Как мало походила ежедневная жизнь его придворных
на времяпрепровождение лиц, имевших счастие быть при¬
ближенными к Великой Екатерине! Не роняя своего до¬
стоинства, она была доступна всем, и в обращении с ней
не было и тени раболепного страха; она своим присут¬
ствием вызывала чувство благоговейного почтения и ува¬
жения, согретого любовью и благодарностью. В частной
жизни она была весела, любезна, приветлива и старалась
заставить забыть свой сан. Даже если бы возможно было,
чтобы его потеряли из виду хоть на одну минуту, у всех
было такое ясное сознание великих качеств, которыми ода¬
рила ее природа, что представление о ней всегда связано
было с чувством благоговейного уважения.
Возвратившись в Москву, мой брат рассказал несколь¬
ким лицам произнесенное мною пророчество, и меня стали
осаждать вопросами, на которые я решительно не могла
ответить, так как сама не отдавала себе отчета, каким
образом эта мысль засела у меня в голове. Спустя неко¬
торое время мой брат получил письмо от нового импера¬
тора, вызывавшего его в Петербург для принятия уча¬
стия в делах.
Вскоре в Троицкое приехал мой племянник, Татищев *,
присланный просить меня от имени императора приехать.
Не в моем возрасте и не с моими немощами и взглядами
на придворную жизнь было спешить воспользоваться
приглашением государя и фигурировать при дворе.
Я оставила своего племянника у себя всего три дня, да¬
* Он был камергером и служил в министерстве иностранных
дел, где стоял во главе отдела, ведавшего азиатскими делами.
(Прим. автора.)
27*
419

бы он мог провести несколько дней с матерью и родными
в Москве и посоветовала ему поскорее вернуться на свой
пост, опасаясь, чтобы кто-нибудь его не занял в его от¬
сутствие (как это часто бывает при наступлении нового
царствования). Я дала ему письмо к государю, в кото¬
ром, поблагодарив его за память обо мне, выразила ему
сожаление, что не могу немедленно лететь в Петербург,
ввиду того, что мое расстроенное здоровье не позволяет
мне предпринять сейчас это путешествие, но что при
первой возможности я удовлетворю свое горячее жела¬
ние повергнуть пред ним чувства своей глубокой пре¬
данности. В конце апреля я уехала из Троицкого, дабы
застать еще в Москве моего брата Александра. Мы ре¬
шили, что он поедет вперед, а я останусь еще неделю в
Москве, чтобы восстановить свои силы и вместе с тем
избегнуть задержек и путаницы с почтовыми лошадьми,
которых потребовалось бы довольно много для нас обоих.
Я приехала в Петербург в мае месяце и с удоволь¬
ствием увиделась с государем, которого научилась любить
за последние двенадцать лет; но меня еще больше обра¬
довало, что красота его супруги составляла малейшее ее
украшение. Меня привлекли к ней ее ум, образование,
скромность, приветливость и такт, соединенный с редкой
для такой молодой женщины осторожностью. Она уже
правильно говорила по-русски, без малейшего иностран¬
ного акцента.
Однако я с грустью видела, что Александр окружил
себя молодыми людьми, небрежно относившимися к осо¬
бам преклонного возраста, которых император и без того
старался избегать, вследствие своей застенчивости (объ¬
ясняемой, кажется, глухотою). Четыре года царствова¬
ния Павла, пытавшегося превратить своих сыновей в кап¬
ралов, были потеряны для науки и умственного их раз¬
вития. Вахтпарады и обмундирование войск занимали
его главным образом. Я предвидела, что даже доброта
государя и твердые принципы гуманности и справедли¬
вости не оградят его от того, что, с одной стороны, его
приближенные вполне овладеют его доверием, а с дру¬
гой — министры и высшие должностные лица будут де¬
лать все, что угодно. Я уехала из Петербурга в июле и,
несмотря на далекое расстояние, отправилась в белорус¬
ское имение и затем занялась приготовлением к корона¬
ции экипажей и гардероба, который я совершенно запу¬
стила за последние семь лет. Мне нечего было одеть.
Я заняла в банке сорок четыре тысячи рублей; из них
420

девятнадцать тысяч пятьсот рублей употребила на упла¬
ту долга сына по векселю, одиннадцать тысяч рублей —
на уплату долга моего племянника Дмитрия Татище¬
ва, а остальные истратила на отделку своего москов¬
ского дома и на приготовление к участию в торже¬
ствах коронации, причем я не стремилась к особой
роскоши, но хотела соблюсти приличествующий моему
положению декорум. До отъезда я получила обещание
государя, что при первом производстве Кочетова, моя
племянница будет сделана фрейлиной, а князь Урусов,
женившийся на моей племяннице Татищевой, камер-юн¬
кером.
Я приехала в Москву за две недели до их величеств.
Въезд их в город совершился с большой торжественно¬
стью и великолепием. В кортеже участвовали более пя¬
тидесяти придворных и столько же частных карет. За ка¬
ретами их величеств и императорской фамилии следовал
экипаж, в котором сидели принцесса Амалия, сестра им¬
ператрицы, и я, как первая статс-дама императорского
двора. Затем ехали статс-дамы, фрейлины, высшие долж¬
ностные лица и т. д.
Их величества поехали прямо в Кремль и слушали
молебен в соборе. Так как я не люблю церемоний, эти¬
кета и празднеств, я не стану больше о них распростра¬
няться. Впрочем, все коронационные торжества друг на
друга походят; скажу только, что молодой император и
его прелестная супруга завоевали сердца всех москвичей.
Во время пребывания их величеств в старинной рези¬
денции наших государей, представляющей из себя целый
особенный мир, вследствие своей обширности и различия
между собой ее жителей, — в ней можно встретить обы¬
чаи и манеры современных европейцев рядом е пережит¬
ками татарских нравов и чистым патриархальным бы¬
том — во время пребывания там их величеств я вела
весьма утомительную жизнь. Дворец, в котором они жи¬
ли, был в девяти верстах от моего дома, и я почти каж¬
дый день ездила ко двору, предполагая, что буду полез¬
ной императрице Елизавете, указывая ей множество ме¬
лочей, неважных по существу, но которыми не следовало
пренебрегать, для того чтобы произвести то хорошее впе¬
чатление, какое я от всего сердца желала ей оставить по
себе. Она сказала брату, что я была ее ангелом-храни-
телем и что она без меня не сумела бы справиться со
своим новым положением. Моя горячая привязанность к
ней заставляла меня безропотно переносить утомление
421

и скуку церемоний, этикета, составлявших придворную
атмосферу, столь удушливую для простой деревенской
жительницы, какою была я; личный интерес никогда
пе побудил бы меня к этому. После отъезда двора в
Петербург я вернулась к своему обыкновенному обра¬
зу жизни и в начале марта, как всегда, уехала в Тро¬
ицкое.
На следующий год я поехала в Белоруссию, чтобы до¬
строить и освятить новую церковь, сооруженную мною
на большой площади в Круглом, а затем в июле месяце
отправилась в Петербург, куда к тому же времени дол¬
жен был приехать мой брат Семен. Каково было мое не¬
годование, когда я услышала, что лица, окружавшие го¬
сударя и обыкновенно враждовавшие между собой, одна¬
ко в один голос поносили царствование Екатерины II и
внушали молодому монарху, что женщина никогда не
сумеет управлять империей. В противовес ей они вос¬
хваляли до небес Петра I, этого блестящего деспота, это¬
го невежду, пожертвовавшего полезными учреждениями,
законами, правами и привилегиями своих подданных ради
своего честолюбия, побудившего его все сломать и все
заменить новым, независимо от того, полезно ли оно или
нет; некоторые невежественные или льстивые иностран¬
цы провозгласили его создателем великой империи, за¬
долго до него игравшей большую роль, чем та, которая
выпала на ее долю в его царствование.
Я каждый раз, как представлялся к тому случай, от¬
кровенно и, может быть, слишком горячо высказывала
свое мнение по поводу проповедуемых новых доктрин.
Однажды все министры, составлявшие новое и несколько
нелепое правительство, а также и некоторые из интим¬
ных друзей государя обедали у моего брата Александра;
они навели разговор на Екатерину, критикуя вкривь и
вкось все ее деяния, не умея отличить злоупотреблений,
которые князь Потемкин допустил в военном деле, и не¬
добросовестности или невежества исполнителей от чисто¬
ты и глубины намерений императрицы, всегда обращен¬
ных к благу и преуспеянию империи. Мой брат Семен
присоединился к ним. Это вызвало во мне чувство, кото¬
рое я не хочу и, пожалуй, теперь и не сумею описать.
Моя речь, сказанная против этих нареканий, дышала ис¬
кренностью и горячностью, как всегда в подобных слу¬
чаях. Все это взволновало меня до такой степени, что
я опасно заболела. Не могу не упомянуть, что дверь
моя осаждалась посетителями и посетительницами, сне-
422

шившими узнать о моем здоровье; я видела в этом
доказательство любви и уважения, которые еще пита¬
ли к памяти великой государыни и благодетельницы
России.
Слова, произнесенные за обедом у моего брата, стали
темой всех разговоров в городе; все приезжали выразить
мне свое сочувствие. Я бы охотно обошлась без него,
если бы исполнилась хоть одна моя мечта о счастье ро¬
дины или хоть одна из истин, которые я старалась рас¬
пространять, принесла бы плоды. Я нашла, что Петер¬
бург сильно изменился со времени императрицы. В нем
были либо якобинцы, либо капралы; я умышленно упот¬
ребляю слово «капрал», потому что все военные, от сол¬
дата до генерала включительно, только и занимались
постоянными и многочисленными учениями и усвоением
себе строгой военной выправки.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ А. Т. БОЛОТОВА
БЕДСТВИЯ В МОСКВЕ
Письмо 151-е
1771 год
Любезный приятель! Ну, мой друг! теперь дошел я
до того несчастного времени, в которое не только мы, по
все почти отечество наше поражено было неизреченным
смущением, горестью и печалью...
Я упоминал вам в моих прежних письмах, что пагуб¬
ный подарок Оттоманской Порты, который до того изве¬
стен нам был под именем моровой язвы, а тогда впервые
чумою начал называться, внедрился более нежели за год
в южные пределы нашего отечества и свирепствовал уже
давно и довольно сильно в Киеве и в других пограничных
местах к Молдавии, из которой зло сие переселилось к
нам, и где подвержена была оному и вся воюющая то¬
гда еще против турков наша армия и претерпевала от
него очень много.
По неизбежному сообщению оной с Россией и по все¬
гдашней езде оттуда и туда людей, не можно было ни¬
как не допустить того, чтоб не вкралась она и в наши
пределы. Какие ни употребляемы были к тому предосто¬
рожности и сколько ни наделано было везде карантинов,
но всеми ими ничего не сделано и, может быть, более
оттого, что как бедствие сие было для нас совсем ново и
очень давно в России небывалое, то и не знали еще как
с ним лучше обходиться и как предпринимать против
него надежнейшие меры. А самое сие распространило зло
сие далее и допустило достигнуть ему до Москвы самой.
О сей упоминал уже я вам, что зло сие оказалось в
424

ней еще в ноябре минувшего 1770 года, и как нигде не
могло оно быть так бедственно и опасно, как в сем сто¬
личном великом городе, простирающем коммуникацию
свою всюду и всюду и имеющем непосредственное сооб¬
щение со всеми краями государства, то удивительно ли,
что из ней распространилось зло сие чрез несколько вре¬
мени и по разным другим не только городам, но и селе¬
ниям самым.
Поспешествовало весьма много к тому и то, что, по
новости сего бедствия и по неопытности еще совершенной,
сначала менее оное уважали, сколько б надобно, и по не¬
благовременной политике долее оное утаеваемо было, не¬
жели сколько-б надлежало; а потому хотя и принимали
некоторые меры к утушению сего зла и к недопущению
его распространиться, но меры сии были слишком еще
слабы и далеко к тому недостаточны; а оттого и произо¬
шло, что зло сие, внедрившись однажды, не только не
утихло, но час от часу, в Москве увеличивалось более,
А. Т. Болотов. С картины неизвестного художника.

как о том и упоминал я, говоря о фабрике суконной, о
которой носилась молва, что оная еще зимою вся вы¬
мерла.
Но как, несмотря на то, долгое время еще не был воз¬
бранен ни въезд в Москву, ни выезд из оной, а все,
имеющие надобности в оной, во всю весну и лето невоз¬
бранно в нее езжали, а из ней не только они, но и все,
коим только не хотелось быть в Москве, без всякой ос¬
тановки из оной выезжали и всюду, и всюду разъезжа¬
лись, то натурально многие из сих разъезжавшихся, ко¬
гда не сами выезжали уже заразившимися, так вывозили
с собою многие вещи, зараженные сим ядом, и такие,
от которых могли заражаться в уездах и в других местах
и самые люди. И Москву не прежде вздумали запереть,
как тогда, когда было уже слишком поздно, и когда зло
сие сделалось в Москве повсеместным и начало свиреп¬
ствовать уже в полной мере; а когда яд сей развезен уже
был всюду и всюду, тогда начали употреблять хотя уже
и строгость и поделали множество везде застав и каран¬
тинов, но все то помогло уже мало.
Сия важная и непростительная проступка тогдашнего
правительства нашего и произвела то, что все, живущие в
деревнях и уездах, во всю сию весну и лето жили спустя
рукава, и до самого сентября месяца всего меньше о бла¬
говременном предпринимании всех нужных предосторож¬
ностей помышляли, а чрез самое то допустили внедрить¬
ся сему злу от приходящих и приезжающих с Москвы и
в селениях многих.
Все сие рассказываю я вам из собственной опытности,
ибо и о самих себе могу сказать то же самое, что говорил
теперь о других. До нас хотя и доходили от времени до
времени слухи о увеличивающейся в Москве заразе, но
как, по пословице говоря, рубили тогда еще не нашу ты¬
сячу, то и не было нам дальнего горя, и более потому,
что почитали себя от Москвы слишком отдаленными, и
увидев, что зло сие не так то скоро распространяется,
как мы сначала себе воображали, думали, что к нам оно
и вовсе не дойдет.
Далее полагали и не один раз говаривали мы, что
ежели б зло сие и начало к нам приближаться, так ус¬
петь можно куда-нибудь и уехать далее; например, если
нельзя будет в какую-нибудь из ближних деревень, так
хотя бив самую степную козловскую или шадскую.
Таковыми то помышлениями занимались и сим-то об¬
разом старались мы сами себя ободрять и утешать во всю
426

последнюю половину августа месяца, в которую слухи о
Москве стали становиться час от часу страшнее, и ужас¬
нее. Но, как у нас не только вблизи, но и в самом Серпу¬
хове зла сего еще не было, то все-таки жили мы себе в
прежнем спокойствии духа и продолжали прежние свои
разъезды и свидания друг с другом.
Но не успел наступить сентябрь месяц, как вдруг од¬
ним утром поражен и в неописанный страх и ужас при¬
веден я был известием, что мор едва ли не внедрился
в самое наше Тулеино. Мне сказывали, что в сей дерев¬
не, отстоящей от нас только версты за четыре, один му¬
жик, принадлежащий князю Горчакову, скоропостижно
умер, а другой, пришедший из Москвы, при смерти бо¬
лен.
Господи! как вострепетало тогда во мне сердце, как я
сие услышал, и как поразительно было нам всем изве¬
стие о столь близкой уже к нам опасности, а особливо,
что чума завелась уже в такой деревне, с которою име¬
ли мы необходимое всякий день сообщение и откуда к
нам, и от нас туда всякий день и денно и нощно ходили
и езжали люди. Мы не инако тогда думали и полагали,
что Тулеино наше в немногие дни вымрет все, до единого
человека, а между тем, того и смотри, что дело дойдет до
нас, и мы такому ж бедствию подвергнемся.
Все сие сгоняло нас то и дело в кучки и побуждало к
совещаниям о том, что нам при таких опасных обстоя¬
тельствах делать, как себя — спасать, и какие брать
предосторожности? И тогда не один раз приходила мысль,
чтоб не совершилось и вправду того, о чем мы шутя го¬
ворили, и чтоб не заставила неволя нас и действительно
оставить дом и все милое и немилое и бежать куда зря
для спасения своей жизни!
Словом, мысли о сем не выходили у нас у всех ни на
минуту из головы, и мы погрузились в такое уныние и
смущение, какого изобразить не можно, и надобно при¬
знаться, что дружный переход из прежнего спокойного
в такое неизреченное смутное расположение духа было
для нас очень трудно. Все наши дела и обыкновенные
занятия сделались нам вдруг не милы, ничего не хоте¬
лось делать и ни о чем даже и мыслить.
* * *
О чуме все мы имели тогда еще очень темное и пе
совсем правильное понятие и воображали ее себе несрав¬
ненно опаснейшею, нежели какова была она в самом
427

деле. Мы не инако думали, что везде, где она ни заведет¬
ся, не оставит она в живых ни одного уже человека,
ибо такое мнение имели все о поветриях моровых, быв¬
ших в древние времена в России; а сие более всего нас
изумляло,, устрашало и приводило в отчаяние.
Совсем тем, как мы ни перепуганы были помянутым
известием, но в тот. день мы ничего еще особливого не
предпринимали,, и я имел еще столько духа, чтоб в обод¬
рение других сказать, что бог знает, правда ли еще то,
х так ли подлинно все нам говорят, а надобно наперед
хорошенько распроведать о том.
И, действительно, наутрие послали в деревню сию
нарочного и велели обо всем порядочно распросить и раз¬
ведать в подробность; и какое неописанное удовольствие
восчувствовали и как обрадованы были все мы, как по-
сыланный, возвратившись, засвято уверял нас, что из все¬
го того, что мы слышали, и половина неправда, и что
чумы там вовсе еще нет, а случившееся далеко не тако¬
во страшно и опасно.
Он рассказывал нам, что мужик хотя и умер действи¬
тельно скоропостижно, но он был больной и дряхлый и
давно уже не работал; а другой больной мужик вовсе и
в Москве не бывал, а был только в подмосковной и болен
ногами и не опасною болезнью.
— Вот, сударыни! — воскликнул я, прибежавши к
своим домашним и сказывая им сие радостное известие, —
не правда ли моя, что может быть все дело и не так,
как теперь, и оказалось. Народ наш любит ко всему при¬
лыгать и прибавлять.
Но не успели мы, так сказать, перевести дух и успо¬
коиться: опять несколько, как в тот же еще самый день
поражает меня другое и того еще страшнейшее известие.
Сказывают мне, что мор есть уже и в Нижней-Городне, и
что мужик, да две бабы, ни горя, ни боля, в ней померли.
Как ни страшно и ни поразительно было для нас сие
новое известие, но мы испужались уже гораздо меньше
и тотчас сказали:
— Но, бог знает, правда ли и точно ли так? не при-
бавляют-ли и тут что-нибудь, как по тулеинскому делу?
Надобно и о сем узнать короче и распроведать.
А по самому сему слух сей и не в состоянии был нас
остановить в предпринимаемой в сей день езде, ибо гос¬
пожи наши расположились в сей день ехать в село Са-
винское, где поднимали тогда на церковь крест, и им
сию церемонию хотелось видеть; а я, с Михаилом Матве¬
428

евичем расположился съездить к другу моему, господину
Полонскому, у которого мы тогда и были. А по возвра¬
щении оттуда, имел я удовольствие узнать, что и послед¬
нее известие о Городне не совсем было справедливо; но
происшествия, случившиеся там, были такого рода, что
опасности никакой от того не предвиделось. Все сие слу¬
чилось 3-го и 4-го числа сентября месяца.
Успокоившись от сего испуга и напрасного еще стра¬
ха, принялись мы за прежние дела и упражнения: и как
около сего времени поспели и все яблоки в садах, и сим
был отменно хороший род в сие лето, то приступил я с
спокойным духом к сниманию оных с дерев и убиранию
к месту. А кончив сие дело, съездил я с родными своими
в Калединку для празднования там праздника их, рож¬
дества богородицы, в котором праздновании и разъез¬
дах там по разным гостям и провели мы несколько дней
и не прежде домой возвратились, как 11-го числа; да и к
сему принудило меня то, что я, будучи в Калединке, не¬
сколько позанемог, а приехавши в дом, совсем было
разнемогся; но, по счастию, жар и все прочее прошло
очень скоро.
С сего времени по самый почти конец сего месяца не
произошло собственно у нас ничего почти особливого; и
хотя слухи о распространяющемся час от часу более мо¬
ровом поветрии продолжались, но мы, будучи помянуты¬
ми двумя происшествиями несколько подкрепляемы, не
так много их уважали и не слишком давали им себя
смущать, но продолжали разъезжать, как и в спокойные
времена, почти ежедневно по гостям, или угощать у се¬
бя к нам приезжающих.
Но, при случае одного такого выезда, перетрощены *
мы были однажды чрезвычайно, а именно: в один день
приезжает к нам гость, некто г. Карпов, и пробывши у
нас сутки, расположился съездить от меня к господину
Полонскому и подговорил съездить туда же вместе с
ним и мою тещу.
Но что-ж! случись в самое то время, как они были у
господина Полонского, приезжает к нему прямо из Мос¬
квы и уже из зараженного чумою дома его теща, уска¬
кавшая без памяти из сего города. Наши крайне были
тем перепуганы, ибо в тогдашнее время все приезжие с
Москвы были для всех крайне опасны, и будучи не ра¬
ды, что туда заехали, спешили как возможно скорее от-
туда уехать.
* Перетрощены — перепуганы,
429

Признаюсь, что неприятно было и мне, что им и лю¬
дям нашим случилось вместе быть с приезжими из Моск¬
вы. Но как испужался я, когда на другой день после
того, проводив от себя господина Карпова, услышал я,
что теща моя стала жаловаться, что у ней вдруг заболе¬
ла очень нога, покраснела, горела и сделалась на ней
страшная инфламация *.
— Ах, батюшка! — возопил я сам в себе, будучи в
душе своей крайне сим встревожен. — Уж не моровая
ли это язва и не смертоносный ли нарыв хочет это де¬
латься? Уже не захватила ль она подарка сего в Зы-
бинке от ускакавшей из Москвы тещи г. Полонского?
Уже не сидела ли она подле сей приезжей и, может быть,
уже заразившейся чумою, и не пристала ли она к ней
уже от сей гостьи? О, господи! что тогда с нами бедными
будет, ведь и мы все заразимся от ней и погибнуть бу¬
дем должны.
Словом, я перетревожен был тем неизобразимым об¬
разом, и хотя приняв наружный спокойный вид, я и обо¬
дрял ее говоря, что это ничего не значит и что, конечно,
она ногу свою как-нибудь простудила, и хочет быть это
рожа; но на уме у меня было совсем не то, а трепетали
во мне даже все члены.
К вящему ж смятению моему пришли к нам в самый
тот же день с повесткой из города и с строгим приказа¬
нием, чтоб везде в деревнях, на всех въездах и выездах
становили заставы и брали возможнейшие предосторож¬
ности от размножающейся повсюду моровой язвы.
Посыланные сии сказывали нам, что все уезды разде¬
лены на многие участки, и что в участки сии определены
из живущих в них дворян, так называемые, частные
смотрители, и им накрепко приказано за всеми селения¬
ми, в их частях находящимися, иметь наиприлежнейшее
смотрение и всегда их осматривать; а в случае несчастия
употреблять все предосторожности и принимать нужные
меры, и что повод к сделанию всех таковых распоряже¬
ний подало то, что в Москве, за выездом из ней всех
знатных и самого главного начальника, господствует по¬
чти совершенное безначалие, и что народ разбегается
в разные стороны и разносит с собою уже страшным об¬
разом увеличившуюся язву, от которой всякий день по¬
мирает многое множество народа. И так-де нужно, чтоб
сих разбегающихся всюду и всюду людей никуда не пус¬
* Инфламация — воспаление.
430

кали или, хватая, запирали в особые места и держали их,
как в карантинах.
Теперь представьте себе, любезный приятель, каково
было мне, встревоженному и без того болезнью моей те¬
щи, слышать все вышеупомянутое. Признаюсь, что мину¬
ты сии были для меня тяжелы очень, и день сей преис¬
полнен множеством трудов, забот, смущений и беспо¬
койств; ибо как опасность сделалась тогда уже достовер¬
ною, то нечего было долго думать, а надобно было ж
для собственной своей безопасности поспешить исполне¬
нием повелеваемого.
Итак, я созвавши своих деревенских соседей, ну-ка
вместе с ними сам ходить по всем въездам и выездам в
нашем селении, и одни, при себе, заставливать наглухо
загораживать и заглушать, а на необходимейших стано-
вить из людей и крестьян наших заставы и учреждать
строгие караулы с неугасимыми огнями, и приказывать
накрепко никаких посторонних и незнакомых людей в
селение не впускать, а из знакомых проезжих окуривать
и не давать им воли останавливаться, а провожать их по¬
скорее из селения вон.
Не успели мы все сие кончить, как вдруг, 21 числа
сего месяца поражены неописанным образом все мы бы¬
ли страшным известием о случившемся в Москве вели¬
ком несчастий и бывшем в оной страшном мятеже, воз¬
мущении и убийстве архиерея московского *.
Господи! как перетревожил и смутил всех нас тогда
слух о сем печальном происшествии! Нам случилось то¬
гда быть всем вместе, как мы сие известие услышали, и
нас оно так всех поразило, что мы остолбенели и не мог¬
ли долго ни одного слова промолвить, а только друг на
друга взглядывали и насилу-насилу собрались с духом и
начали рассуждать и говорить о сем предмете. И чего,
и чего не придумали мы тогда о могущих произойти от
того печальных и бедственных следствиях!
Поводом к несчастному происшествию сему и обстоя-
тельствы оного были, сколько нам тогда по разносившим¬
ся слухам и по письму одного самовидца, имевшего в
сем бедствии личное соучастие, было известно — сле¬
дующие.
Как скоро язва в Москве так сильно начала усили¬
ваться, что не можно уже было удержать ее в пределах,
какие предосторожности и старания к тому употребляе¬
* Имеется в виду архиерей Амвросий.
431

мы ни были, и чума взяла верх над всеми цолагаемыми
ей препонами, то сие так всех живущих в ней устраши¬
ло, что всякий, кто только мог, стал помышлять о спасе¬
нии себя бегством и действительно уезжал и уходил из се¬
го несчастного города, а особливо, узнав, что не было к
тому и дальнего препятствия. Ибо, сначала хотя и учреж¬
дены были при всех въездах и выездах строгие заставы,
не выпускавшие никого из Москвы, но сие продолжа¬
лось только до того времени, покуда имел сам главноко¬
мандующий тогда Москвою, старичок фельдмаршал, граф
Петр Семенович Салтыков в ней свое пребывание и на¬
ходились также и все военные команды в городе.
Но как для увеличивающейся с каждым днем опасно¬
сти принуждены были и все почти последнее вывесть из
города в лагерь, да и сам главнокомандующий уехал в
свою подмосковную деревню, то ослабела сама по себе
как полиция, так и прочие власти, и Москва поверглась
в такое состояние, которое походило почти на безнача¬
лие, и очумленная общим и повсеместным несчастием
глупая чернь делала, что хотела, ибо ни смотреть за нею,
ни действия ее наблюдать было некому, а всякому нуж¬
но было только о самом себе помышлять.
При таковом критическом положении, когда из гос¬
под и дворян никого почти в Москве не было и в до¬
мах их находились оставшие только холопы, и те го¬
лодные, раскольники же и чернь негодовали на учрежде¬
ние карантинов, запечатание торговых бань, непогребе-
ние мертвых при церквах и на прочие комиссиею уч¬
режденные распоряжения, которые были не по их глупо¬
му вкусу.
Не оставили и попы с своей стороны делать злу сему
возможнейшее споспешествование, будучи движимы ко¬
рыстолюбием и желая от народа обогатиться. Нимало не
из благочестия и истинного усердия, а единственно из
корысти учреждали они по приходам своим ежедневные
крестные ходы и сделали сие без всякого от начальства
своего дозволения. Но как народ от сих скопищ при хо¬
дах еще пуще заражался, ибо мешались тут больные, и
зараженные, и здоровые, то попы, увидев, наконец, что
они от доходов при сих богомолиях, заражаясь от других,
и сами стали помирать, как то им от архиерея было пред¬
сказано, сии хождения со крестами бросили.
Но праздность, корыстолюбие и проклятое суеверие
прибегло к другому вымыслу. Надобно было бездельни¬
кам выдумать чудо и распустить по всей Москве слух,
432

что не вся надежда еще потеряна, а есть еще способ из¬
бавиться от чумы чрез поклонение одной иконе.
Орудием к тому были двое: один гвардейского Семе¬
новского полку солдат, Савелий Бяков, а другой фабрич¬
ный Илья Афанасьев.
Бездельники сии, при вспоможении одного попа от
церкви всех святых, что на Кулишке, выдумали чудо,
которое, хотя ни с величеством божиим, ни с верою здра¬
вою, ниже с разумом было согласно, но которому одна¬
ко, при тогдашних обстоятельствах, глупая, безрассуд¬
ная и легковерная чернь в состоянии была поверить.
А именно, на Варварских воротах, в Китае-городе, стоял
издревле большой образ богоматери, называемой «Бого-
любской»; и помянутый поп разгласил везде, будто бы
оный фабричный пересказывал ему, что он видел во сне
сию богоматерь, вещающую ему так:
— Тридцать лет прошло, как у ее образа, на Вар¬
варских воротах, не только никто и никогда не пел мо¬
лебна, но ниже пред образом поставлена была свеча;
то за сие хотел Христос послать на город Москву камен¬
ный дождь, но она упросила, чтоб вместо оного быть
только трехмесячному мору.
Как ни груба и ни глупа была сия баснь, и как ни
легко можно было всякому усмотреть, что выдумана она
самым невеждою и глупцом, однако не только чернь, но
и купцы тому поверили, а особливо женщины, по извест¬
ному и отменному их усердию к богоматери и привержен¬
ности ко всем суевериям, слушали с отменным благого¬
вением рассказы фабричного, сидящего у Варварских во¬
рот и обирающего деньги с провозглашением:
— Порадейте, православные, богоматери на всемир¬
ную свечу! — и взапуски друг перед другом старались
изъявить свою набожность служением сему образу мо¬
лебнов и всенощных; и сие делала не только чернь, но и
самое купечество.
А жадные к корысти попы, оставив свои приходы и
церковные требы, собирались туда с налоями и произво¬
дили сущее торжище, а не богомолие; ибо всякий, для
спасения живота своего, не жалел ничего, а давал все,
что мог, добиваясь только службы, или подавал подаяние.
От сего, натурально, долженствовало произойти то след¬
ствие, что во все часы дня и ночи подле ворот сих на¬
ходилась превеликая толпа народа, а денежных прино¬
шений накидано было от него целый сундук, тут же
подле образа стоявший.
28 Столетье безумно и мудро
433

А как ничто тогда не было так вредно и опасно, как
таковые скопища народные, поелику чрез самое то и от
прикосновения людей друг к другу чума наиболее и раз¬
множалась, то полиция московская, как ни слаба была
уже тогда в своем действии, и как много ни занималась
единым только выволакиванием крючьями из домов за-
чумелых и погибших от заразы, вываживанием их за го¬
род и зарыванием в большие ямы, но не упустила и по¬
мянутого стечения народного у Варварских ворот из ви¬
да, но сначала всячески старалась разгонять народ. Но
как мало в том успевала по чрезмерной и даже слепой
приверженности народа к образу и возлагания им на
него всей надежды, то рассудила дать о том знать быв¬
шему тогда в Москве архиерею и предложить ему, чтоб
он поспешествовал к тому с своей стороны снятием с во¬
рот и удалением куда-нибудь помянутого образа.
Первенствующим архиереем был тогда в Москве Ам¬
вросий, муж отличных достоинств, обширных знаний и
жития добродетельного. Сей, по причине оказавшемся
в Чудове монастыре (где он имел обыкновенное свое
пребывание) заразы, высылая больных вон, сидел сам
тогда из предосторожности взаперти; но, узнав о помяну¬
том вредном стечении народа у Варварских ворот, дол¬
гом своим почел пресечь сие позорище.
Намерение его было удалить оттуда служащих мо¬
лебны и всенощные попов, а образ богоматери перенесть
во вновь построенную тут же у ворот императрицею цер¬
ковь Кира Иоанна, потому что по причине приставленной
к образу лестницы и множества превеликого молящихся,
не было в Варварские ворота ни прохода, ни проезда; а
собранные тут деньги употребить на богоугодные дела, а
всего ближе отдать в воспитательный дом, в коем был
он опекуном.
Вследствие чего и посланы были люди для призыва
тех попов в консисторию *; но они, разлакомившись при¬
бытками и узнав, зачем их призывают, не только отрек¬
лись туда иттить, но еще угрожали присланным побить
их каменьями. Сие хотя и раздражило архиерея, но он,
как благоразумный муж, укротив свой гнев, за лучшее
признал посоветовать о том, как бы поступить лучше
в таком щекотливом случае, с некоторым начальником
* Консистория — учреждение, осуществлявшее управ¬
ление церковью, и сословный суд на территории той или иной
епархии.
434

воинских команд и испросить у него для вспоможения
себе небольшую воинскую команду.
Опасение, чтоб не обратить на себя простолюдинов и
глупую чернь, произвело у них такое по сему делу ре¬
шение, чтоб оставить до времени снятие и перенесение
иконы, а к собранным у Варварских ворот деньгам, дабы
они фабричными не были расхищены, приложить только
консисторскую печать; а дабы учинить сие безопаснее,
то и дано было обещание прислать на вспомощение не¬
большую воинскую команду из Великолуцкого полку.
Итак, 15 сентября, в 5 часов пополудни, пришла в Чу¬
дов монастырь помянутая команда, состоящая в шести
солдатах и одном унтер-офицере. И как наступил вечер,
то, в надеянии что народ разошелся уже по домам, и
отправилась оная команда с двумя консисторскими подья¬
чими и консисторскою печатью, взяв с собою и того са¬
мого попа, разглашателя о чуде и который в тот день
допрашивай был по сему предмету в консистории.
Но прежде, нежели команда сия пришла к воротам
Варварским, городской плац-майор был о том уже, и как
видно от самого сего попа, с которым он делился сбо¬
рами денежными, преуведомлен. И сей бездельник, за¬
раженный корыстолюбием, жалея собранные деньги, по¬
спешил, до прихода еще их, приложить сам печать свою
к сундуку с деньгами, а народу разгласил, что ввечеру
сам архиерей будет к воротам брать икону и захватить
себе все собранные деньги.
Сим произвел он во всех тут бывших для богомолия
многих людях великий ропот и негодование, и, видя их
наклонность к недопущению до того, вооружил всех куз¬
нецов у Варварских ворот, в их кузнях находившихся, и
ожидал с ними и другими людьми уже в готовности
вступить с посыльными в самый бой.
Итак, когда пришла команда консисторская, то нашла
она тут уже превеликую толпу вооруженного всякою вся¬
чиною народа, и консисторский подъячий едва только хо¬
тел приложить печать к сундукам, как вдруг некто за¬
кричал:
— Бейте их!
И вместе с сим словом бросилось на команду множе¬
ство людей и начали бить и солдат и подъячих. И как
сии, натурально, стали обороняться, то произошла от
сего в один миг страшная драка, соединенная с воплем и
криком превеликим, что «грабят икону богоматери и бьют
28*
435

защищающих ее»; а сие и воспламенило в один миг все
пламя мятежа и народного возмущения.
Вопль и крик разливался по всем улицам, как вода;
во всех ближних приходских церквах ударили в колоко¬
ла в набат, а потом на Спасских воротах и, наконец, и по
всем приходским церквам и во всем городе; а сие и про¬
извело всеобщую тревогу и возмущение всего народа, ко¬
торый со всех сторон бежал к Варварским воротам с ду¬
бинами, кольями, топорами и другими орудиями.
Таковое смятение, натурально, нагнало на всех лю¬
дей, составляющих лучшую и умнейшую часть народа,
страх и ужас; но никто так тем потревожен не был, как
упомянутый архиерей. Сей, как предчувствуя прибли¬
жающуюся к нему его страдальческую кончину, толико
поражен был известием, полученным о сем мятеже, что
от смущения не знал что делать.
Некто из консисторских чиновников, бывший тогда
с ним вместе и все несчастное происшествие с ним ви¬
девший, и сам в оном некоторое участие имевший, опи¬
сывает оное в письме к приятелю своему следующими
словами:
«О таковом смятении и бунте услышав, владыко не¬
медленно поехал из Чудова со мною и в моей карете
к Михаилу Григорьевичу Собакину, в надежде там пере¬
ночевать, яко у холостого человека. Мы застали его боль¬
ного в постели и от набатов в великий страх пришед¬
шего.
Мы принуждены были его оставить. Совет положили
оттуда ехать к господину Еропкину, но как только вы¬
ехали мы со двора от господина Собакина, то приказал
он мне везти себя в Донской монастырь. Ни просьбы, ни
представления мои не могли успеть, чтоб туда, то-есть
в Донской монастырь, не ехать.
Ехав по улице ночью, какое мы видели зрелище! На¬
род бежал повсюду толпами и кричал только: «Грабят
Боголюбскую богоматерь!» все, даже до ребенка, были
вооружены! Все, как сумасшедшие, в чем стояли, в том
и бежали, куда стремление к убийству и грабительству
влекло их.
В 10 часов приехали мы в Донской монастырь.
В ожидании конца начавшемуся в городе смятению, я и
не воображал, чтоб на Чудов было нападение. Но вла-
дыкин дух все сие предвещал; нрав народа был ему из¬
вестен.
В тот же вечер, обратившаяся от Варварских ворот,
436

чернь устремилась ночью на Чудов монастырь и, раз¬
ломав ворота, искала везде архиерея, грозя убить его.
Все, что ни встречалось их глазам, было похищаемо,
разоряемо и до основания истребляемо. Верхние и ниж¬
ние архиерейские кельи, те, где я с братом имел квар¬
тиру, экономские и консисторские, и все монашеские
кельи и казенная палата, что в оной ни было, были раз¬
граблены.
Окна, двери, печи и все мебели разбиты и разлома¬
ны; картины, иконы, портреты, и даже в самой домовой
архиерейской церкви с престола одеяние, сосуды, утварь
и самый антиминс в лоскутки изорваны, и ногами потоп¬
таны были от такого народа, который по усердию будто
за икону вооружился. Тому же жребию подвержены бы¬
ли наши библиотеки и бумаги.
В то время жил в Чудове, для излечения болезни,
приехавший архимандрит Воскресенского монастыря, Ни¬
кон, меньшой брат архиерея. Чернь, нашед его и почи¬
тая архиереем, не только совсем ограбила, и хотя до
смерти не убила, но так настращала, что он от страха
в уме помешался и вскоре умер.
Наконец, какое было зрелище, когда разбиты были
чудовские погреба, в наем Птицыну и другим отдавае¬
мые, с французской водкой, разными винами и англий¬
ским пивом. Не только мужчины, но и женщины прихо¬
дили тут пить и грабить.
Одним словом, целые сутки граблен и расхищаем был
Чудов монастырь, и никто никакой помощи дать не мог.
Где тогда были полицейские офицеры с командами их?
Где полк Великолуцкий для защищения оставленного го¬
рода? Где, напоследок, градодержатели?
Из чего заключить можно, что город оставлен и бро¬
шен был без всякого призрения. Из знатных бояр нахо¬
дился один только Еропкин в городе, и того убийцы ис¬
кали, чтоб умертвить. Прочие же разъехались все по
деревням.
Федор Иванович Мамонов, приехав на гауптвахту,
просил хотя десяти солдат, с коими мог бы всех выгнать
из Чудова, но капитан отозвался неимением на то указа.
Итак, до тех пор дрался в Чудове, пока и сам почти до
смерти прибит был каменьем.
О сем происшествии сведали мы на другой день, то
есть 16-го числа, чрез посланного в Чудов одного слу¬
жителя из Донского монастыря.
В таком случае не оставалось нам иного делать, как
437

поскорей удалиться из города. Мы бы тотчас уехали, но
без билета никто из города выпускаем не был.
Владыко приказал мне письменно дать знать о сих
горестных обстоятельствах письменно господину Еропки¬
ну с таким представлением: «что, посыланная с общего
их согласия к Варварским воротам для известного дела
команда от приставленных у Варварских ворот баталион-
ных солдат разбита; что устремившаяся ночью на Чудов
чернь все разбила, и одни только остались стены; что
оная же чернь, хотя везде искала его убить, но особли¬
вым божиим проведением он в чем стоял спасся, и что
угрозы рассвирепевшей черни принуждают его искать
убежища вне города.
Окончание письма состояло в просьбе, чтоб дан был
ему билет для свободного из города выпуска; чтобы Чу¬
дов монастырь с чудотворцем и оставшею братиею при¬
нял он в свое призрение, и чтоб о таковом плачевном со¬
стоянии благоволил в Санктпетербург представить.
Вместо билета прислан был от господина Еропкина
конной гвардии офицер с приказанием, чтобы владыко
поскорей выехал из Донского монастыря и чтоб пере¬
оделся, дабы его не узнали.
Сказав сие, офицер побежал от нас, дав знать, что
он ожидать будет в конце сада князя Трубецкого и от¬
туда велит проводить на Хорошево в Воскресенский мо¬
настырь, куда имел намерения владыко уехать.
Между тем как владыко переодевался, и покуда сыс¬
кали платье, заложили кибитку и делали к пути приго¬
товления, услышали мы шум, крик и пальбу около Дон¬
ского монастыря. Чернь, отбив карантины и Данилов мо¬
настырь, и другие карантинные дома, спешила к Дон¬
скому монастырю.
Каким образом сведала она о нашем здесь убежище,
о том не известно и по сие время. Ни то посланный по¬
утру в Чудов монастырь для разведывания служитель
разгласил неосторожно, ни то монастырские слуги дош-
ские рассказали; последнее вероятнее*
Уже была подвезена кибитка, в которую лишь только
владыко, переодевшись в простое поповское платье, сесть
и поехать с монастыря (успел), как вдруг начали убийцы
ломать монастырские со всех сторон ворота. Страх и от¬
чаяние всех нас тут постигло.
Все, кто ни был в монастыре, искали себе спасения.
Владыко с Никольским архимандритом Епифанием по¬
шел прямо в большую церковь, где пели обедню; рассе¬
438

явшаяся по монастырю чернь, состоявшая из дворовых
людей, фабричных и разночинцев, имея в руках рога¬
тины и топоры и всякие убивственные орудия, искали
архиерея и всех, кто им ни попадался, били, домогаясь
узнать, где скрылся архиерей.
Что владыко со мною и в моей карете из Чудова
уехал, сие видели многие, а тут увидели ее на дворе
Донского монастыря и узнали. Один из подъячих архие¬
рейской канцелярии тут же бывший, объявил о моей ка¬
рете. Кучер и лакеи никак не сказали, хотя их смертно
били, чтоб они об архиерее и обо мне объявили.
Наконец, сведали они, что архиерей в церкви, а я
скрылся в бане, ибо мой малый, посадя меня тут, сам
ушел и попался ворам в руки; а при мне в то время си¬
дели в бане двое монастырских слуг, кои и топили баню.
Злодеи, ворвавшись в церковь, ожидали конца обед¬
ни. Страдалец из алтаря увидел, что народ с оружием и
дрекольми вошел в церковь, и узнав, что его ищут, испо¬
ведался у служившего священника и приобщился свя¬
тых тайн, а потом пошел на хоры, позади иконостаса.
Между тем, как злодеи, не ожидая конца обедни, во¬
рвались в алтарь и искали там владыку, одна из них
партия нашла меня в бане. Боже мой! в каком тогда на¬
ходился я отчаянии жизни моей! Поднятые на меня
смертные удары отражены были часами и табакерками,
при мне тогда находившимися.
Просил я их о нечинении мне зла. Вдвое того про¬
сили, не знаю еще какие сторонние, называя меня по
имени и приписывая мне имя доброго и честного чело¬
века, в числе коих был и помянутый подъячий наш,
Красной.
Меня потащили из бани, и встретившаяся другая зло¬
дейская партия лишила бы меня жизни, хотя две и по¬
лучил от них контузии, если б первые мои злодеи не
приняли меня под свое покровительство и защищение.
Таково-то действие золота и серебра.
Едва взошел я с ними на церковную паперть, как
вдруг воспоследовала с нами, провожаемая из церкви
с криком и шумом радостным, покойного страдальца ро¬
ковая встреча.
Злодеи мои, закричав: — Вот он! вот он! бросили меня,
полумертвого. Представь себе, любезный друг, что со
мною в таком горестном приключении происходило!
Сидя еще в бане, приуготовлял я себя к смерти и спо¬
койно ожидал убийцев, радуясь, что достигну мучениче¬
439

ского венца; а тут уповал, что неминуемо потащат меня
вместе со владыкою из монастыря. Но божеское провиде¬
ние, сохранило меня цела и невредима.
В древние времена церковь служила убежищем и для
самых винных и порочнейших людей. В нынешнее же
время архиерей и пастырь вытащен был от своих овец
на убиение! Вот плоды просвещенного века.
Но что я медлю и не приступаю к повествованию той
жесточайшей для меня в жизни минуты, в которую я
услышал, что владыко убит до смерти.
Злодеи, вменяя за грех осквернить монастырь, а паче
церковь кровью, вывели страдальца в задние монастыр¬
ские ворота, где колокольня, и у самой рогатки сначала
делали ему несколько вопросов, а потом мученическим
образом до тех пор били и терзали его, пока уже уви¬
дели умирающа.
Спустя четверть часа и скончался новый московский
мученик, и тело, избитое и обагренное кровью, лежало
на распугни день и ночь целую, пока синодальной кон¬
торы члены, чрез полицейскую команду, заблагорассу¬
дили поднять.
Вот точная трагедия, коей был я сам зрителем.
Пролив неповинную кровь, убийцы, из коих как наи¬
главнейший, был дворовый человек полковника Алек¬
сандра Раевского, по имени Василий Андреев, и цело¬
вальник, московский купец Иван Дмитриев (кои оба по¬
том на том же месте казнены виселицею), со многими
другими побежали в город производить дальнейшие не¬
истовства; а я, чрез час после убийства владыки уехал
в Черную Грязь к князю Матвею Дмитриевичу Канте¬
миру, где и брат мой находился».
Сии были точные слова сего свидетеля и очевидца
сей трагедии. Какой собственно был он человек и к кому
сие писал, до сведения моего не дошло. Почему, оставя
сие, буду продолжать историю московского мятежа далее
так, как носившаяся тогда молва о том повествовала.
Помянутым тираническим убийством совсем невинно¬
го святителя, все богомерзкое скопище злодеев сих ни¬
мало не удовольствовалось и не усмирилось; но остер¬
венившись однажды уже, рассеялось оно толпами по всем
улицам городским и начали грабить и производить вся¬
кого рода наглости и буянства.
Они провели весь тот день в сих бесчиниях мерзких
и бесчеловечных. Самая наступившая потом ночь не мог¬
ла укротить их бешенства и зверства; но злодейские ско¬
440

пища их умыслили зверство свое и буянство простирать
на утрие далее: перебить всех докторов и лекарей и
всех, какие были еще, начальников, а потом разграбить
Кремль и все в нем находящееся; а особливо расхитить
сокровища, которые они в Успенском и других соборах
найтить надеялись.
Соблазняло и поджигало к тому их наиболее то из¬
вестное им обстоятельство, что Москва находилась тогда
в совершенном почти безначалии. Главные командиры
все разъехались по подмосковным своим деревням; а и
самых воинских команд было очень мало, ибо все прочие
выведены были за город, в лагерь, для безопасности.
Что-ж касается до полицейской команды, то они ее,
для малочисленности оной, не уважали и думали, что
ей со всем их великим множеством никак сладить не
можно. А по всему сему и возмечтали зверские злодеи
сии, что им ничто не в состоянии будет воспрепятство¬
вать произвесть злодейское свое намерение в действо.
В сем расположении злодейских своих сердец и умов,
смолвились они на утрие сбежаться со всех сторон на
большую торговую площадь между Кремлем и рядами
находящуюся. И не успело наступить утро последую¬
щего бедственного и кровопролитного дня, как и повали¬
ли со всех сторон превеликие толпы беснующего народа
в Китай-город.
Уже наполнилась вся площадь и все улицы между
рядами бесчисленным множеством оного; уже многие
сотни или паче тысячи бездельников сих бегали и бро¬
дили по Кремлю самому и допивали остаточные вина,
отыскиваемые в погребах, там находящихся; уже все
храмы и ряды, с бесчисленными сокровищами и товаров
несметным множеством, подвержены были явной ежеми¬
нутной опасности от расхищения, и наивеличайшее бед¬
ствие висело уже власно, как на волосе, над всею Мо¬
сквою, как невидимая десница всемогущего удержала еще
бедственный и роковой удар сей, и по бесконечной благо¬
сти своей, пощадила еще сию древнюю столицу облада¬
телей наших, употребив к отвращению того совсем не-
ожидаемое и, невидимому ничего почти не значущее, ко
такое средство, которое возымело тогда успех, превзошед¬
ший всякое чаяние и ожидание.
Сыскался в недрах Москвы один усердный россиянин
и истинный сын отечества своего, восхотевший жертво¬
вать всеми силами и самою даже жизнью своею для
спасения великого города сего от бедствия величайшего.
441

Был то отставной и никакой уже должности на себя
не имевший, престарелый и мало до того народу извест¬
ный, а того менее славный генерал, по фамилии Ероп¬
кин, а по имени, достойному вечного забвения, Петр
Дмитриевич.
Благодетельствующий еще в Москве промысел госпо¬
день удержал его стечением разных обстоятельств на сие
время и власно как нарочно для прославления его в Мо¬
скве и не допустил его выехать из ней вместе с прочими.
Сей не успел услышать о происшедшем мятеже подле
Варварских ворот и потом о убиении архиерея, как, ве¬
дая, что нет никого из начальников московских, кому-б
о усмирении мятежа старание приложить было можно,
и предусматривая, что остервеневшийся народ при одном
том не останется, а прострет наглости свои далее, ре¬
шился вступить самопроизвольно, хотя совсем не в свое,
но крайне нужное тогда дело, и принять главное началь¬
ство над всеми находившимися в Москве немногими во¬
енными командами, и неусыпно трудился во всю ночь не
только собранием всех их, колико ему то учинить было
возможно, в Кремль, но желая хотя сей спасти от нагло¬
сти и расхищения народного, успел сделать и все нуж¬
ные распоряжения к недопущению народа ворваться
в оный.
Четыре входа было тогда в сию древнюю цитадель и
известны под четырьмя воротами: Спасскими, Никольски¬
ми, Вознесенскими и Боровицкими; но из всех одни толь¬
ко Вознесенские оказались способными к заграждению
оных затворами и железными опускными решетками;
прочие-ж долговременная безопасность, в коей сия сто¬
лица находилась, сделала к тому неспособными.
Итак, по сделанному господином Еропкиным распоря¬
жению, помянутые Вознесенские ворота тотчас были на¬
глухо заперты и заграждены; а во всех прочих, кои за¬
переть не было возможности, поставлены были пушки со
многочисленными командами людей военных, собранных
им кое-как и призванных из-за города.
Сим не только возбранен был вход вне Кремля нахо¬
дящимся мятежникам, но и все случившиеся внутри
Кремля злодеи захвачены и переловлены.
По учинении сего, престарелый генерал, увидев
страшное множество скопившегося на торговой площади
народа, и слышал крик и вопль их, чтоб иттить на пролом
в Кремль для расхищения оного, отважился выехать вер¬
хом к ним, и разъезжая между ними, усовещивать и
442

всячески уговаривать народ, чтоб он успокоился и не
простирал бесчиния своего далее.
— Полно, полно, друзья мои! — говорил он им. —
Что это вы затеяли? Опомнитесь, пожалуйте, и подумай¬
те, такое ли время теперь, чтоб помышлять о таких наг¬
лостях и бесчиниях. Смерть и без того у нас у всех пе¬
ред глазами, и гнев господень и без того нас поражает,
и надобно-ль гневить его еще более злодеяниями такими?
Но все сии и множество других убеждений, которы¬
ми он бунтующую чернь уговорить и укротить старался,
не имели ни малейшего успеха. Множашие не хотели ни¬
мало внимать убеждениям и словам его, и злейшие из
мятежников кричали только ему:
—• Убирайся-ка, убирайся, старик, сам скорее прочь
отсюда, а то и самого тебя стащим с лошади. Слышишь!
не твое дело, и ты ступай прочь отсюда.
Нечего было тогда делать сему престарелому мужу,
как действительно удалиться опять в Кремль к своим
командам; но по достижении до оных, не оставил он
еще кричать и убеждать их всячески, говоря, чтоб они
отходили прочь и не отваживались никак ломиться к во¬
ротам, сказывая им прямо, что буде не послушаются, то
он по дуракам велит стрелять.
Но они не хотели тому никак верить. И как по при¬
ближавшимся к Спасским воротам велел он выстрелить,
для единого устрашения, одними пыжами и направив вы¬
ше голов, и они увидели, что никто из них не был ни
убит, ни ранен, то возмечтав себе, что не берет их ни¬
какая пуля и пушка, и что сама богоматерь защищает и
охраняет их, с великим воплем бросились и повалили
прямо к воротам.
Но, несчастные того не знали, что тут готовы были
уже и иные пушки, заряженные ядрами и картечами; и
как из сих посыпались на них сии последние, а первые
целые улицы между ими делать начали, перехватывая ко¬
го на-двое, кого поперек, и у кого руку, у кого ногу или
голову отрывая, то увидели, но уже поздно, что с ними
никак шутить были не намерены.
И как таковая неожидаемая встреча была им весьма
неприятна, и все злейшие заводчики, бежавшие впереди,
почти наповал были побиты, и ядра, попадая в стремив¬
шуюся народную толпу и достигая до самой улицы Иль¬
инки, одним выстрелом по нескольку десятков умерщвля¬
ли; то сие бывших назади так устрашило, что все бро¬

сились назад и разбежались в разные стороны, кто куда
скорее успеть мог.
А сие самое по особливому счастию и положило ко¬
нец всей этой трагической сцене; ибо не успели все на¬
ходившиеся перед прочими воротами толпы услышать
пальбу и вопли раненых и увидеть бегущий прочь народ,
как и сами начали разбегаться врознь, и в короткое вре¬
мя не видно было нигде во всей Москве ни малейшей
кучки и скопища народного, и полиции оставалось толь¬
ко ловить и вытаскивать из винных погребов тех, кои
в них пьющие были заперты.
О сем-то страшном происшествии достиг до нас по¬
мянутый, 21-го числа сентября, первый слух, поразивший
всех нас неизреченным образом.
Но как письмо мое уже слишком увеличилось, то до¬
звольте мне на сем месте остановиться и кончить оное
уверением, что я есмь и прочее.
Декабря 23 дня 1807 года
ПРЕКРАЩЕНИЕ ЧУМЫ
Письмо 152-е
Любезный приятель! Описав вам в последнем пред
сим письме московский бунт и возмущение, в дополнение
к тому скажу, теперь, что хотя собственно мятеж помя¬
нутым насильственным средством и совершенно был раз¬
рушен и прекращен, но язва тем нимало не прекрати¬
лась, но продолжала по прежнему или еще более свиреп¬
ствовать над несчастною Москвою и повергла оную в по¬
ложение, достойное величайшего сожаления. Превеликое
множество жителей похищаемо было ею ежедневно и
доходило до того, что недоставало сил к вытаскиванию
из домов и выволакиванию оных за город и зарыванию.
Люди употребляемы были к тому из колодников и
назначенных к отсылке на каторгу; и все они обшиты
были кругом в черное смоляное и особое одеяние, в кото¬
ром прорезаны были только отверстия для глаз, рта я
ноздрей и от самого того, несмотря, хотя имели они ея^е-
дневно дело с умирающими чумою, многие действитель¬
но спаслись от оной и остались живы.
Что ж касается до прочих, заражающихся язвою лю¬
дей, то немногим только удавалось спастись от смерти;
но множайшие в самое короткое время погибали и пре¬
444

великое множество домов опустело совершенно, потому
что все, бывшие в них люди, вымерли до единого.
И особливо еще милость господня была та, что чума
сия не оставляла собственного и такого морового повет¬
рия, которым заражен был самый воздух и был губите¬
лен для всех, но размножалась наиболее от прикоснове¬
ния до тел, до платья и до других вещей, бывших на за¬
раженных и умерших чумою; а потому и заражались наи¬
более от небрежения и упущения нужных предосторож¬
ностей, и излишней неблаговременной отваги. Из тех же,
которые употребляли все нужные предосторожности и бе¬
реглись от всякого к сумнительным вещам прикоснове¬
ния, очень немногие заражались, а множайшие остава¬
лись целыми и невредимыми.
Но жаль, что в истине сей и возможности спастись тем
от чумы, простой народ не скоро мог удостовериться и до
тех пор наиболее и заражался, покуда не перестал иметь
небрежение и стал более употреблять предосторожно¬
стей.
Совсем тем чума продолжалась и после помянутого
несчастного происшествия нарочито еще долго, и народу
в Москве погибло очень много.
Господин Еропкин награжден был тотчас за ревность
и усердие свое от монархини. Она, как скоро услышала
о деяниях его, как из признательности почтила его пер¬
вейшим российским орденом.
Впрочем, пример его побудил и других из наших пер¬
вейших вельмож к последованию оному. Отобралось их
несколько человек, и в числе их сам ближайший фаворит
и тогдашний любимец ее граф Орлов, и предложил мо¬
нархине, что они хотят ехать в Москву и, подвергая
жизнь свою опасности, употреблять там старание и все,
что только могут, к прерванию чумы, к остановлению
действий ее и к сохранению оставшего народа.
Императрица охотно и дозволила им сие и довольна
была очень, что из самых близких к ней людей сыска¬
лись такие патриоты.
Они и действительно приехали в Москву, жили в ней
несколько времени, употребляли все, что только было им
возможно. Жили в императорском, огромном Головин¬
ском дворце, бывшем за Немецкою слободою, и имели нес-
частие видеть оный при себе, от топления камина, заго¬
ревшийся и весь оный в немногие часы превратившийся
в пепел.
Но помогли-ль они чем-нибудь несчастной Москве и
445

поспешествовали-ль с своей стороны чем к прерванию чу¬
мы, о том как-то ничего не было слышно; а начала она
уже сама собой, при наступлении зимы, сперва мало-по¬
малу утихать, а потом вдруг, к неописанному обрадова-
нию всех, пресеклась.
Между тем, как все сие в столице нашей происходи¬
ло, мы в деревнях своих жили по прежнему в мире, ти¬
шине и спокойствии, и во весь помянутый сентябрь ме¬
сяц не переставали разъезжать друг к другу по гостям и
заниматься обыкновенными своими упражнениями. Ибо,
доходящие до нас о Москве слухи, хотя и часто нагоня¬
ли на нас страх и ужас и немало нас озабочивали, но ве¬
ликая разность была между слухами о происходившем в
дали и происшествиями близкими. Сии не прежде нача¬
ли нас прямо тревожить, как с начала месяца октября.
Первейшее, весьма поразившее нас известие услыша¬
ли мы еще 27 сентября от нашего молодого приходского
тогда попа Евграфа, приходившего к нам делать извет*
на товарища своего, престарелого попа Ивана, и сказы¬
вал, что в Злобине убежавшая от чумы и съехавшая
с Москвы, племянница князя Горчакова, занемогши
очень скоро и сомнительно умерла; и что помянутый то¬
варищ его не только ходил причащать ее, но и похоронил
при церкви тайно и так, что никто о том не знал и не ве¬
дал, и что, по всему видимому, умерла она чумою.
Господи! как поразились мы все сим нечаянным и
страшным известием. Деревня сия была под боком у нас,
и тулеинским моим всякий день мимо ей на работу ко
мне ходить надлежало. И так не долженствовало-ли стра¬
шиться, что зло сие там распространится и дойдет скоро
до нас. А не менее нагонял на нас страх уже и погост
самый.
Не могу изобразить, как досадовал я тогда на старика
попа нашего и проклинал ненасытную алчность к коры¬
сти сего негодного человека. Натурально должно было
заключать, что похоронил он чумою умершею княжую
племянницу не инако, как за великую плату. Итак, ко¬
рыстолюбие своему жертвовал не только собственною сво¬
ею жизнью, но и благом всего своего прихода; ибо через
самое то язва могла всего скорее и удобнее распростра¬
ниться по всем окружным селениям.
Я послал к нему тотчас сказать, чтоб он перестал
* Делать извет — доносить, наговаривать, приносить
жалобу.
446

бездельничать и умирающих чумою таскать к церкви и
хоронить на погосте, как то и запрещено уже было и от
начальства; и что, в случае, ежели не уймется, я донесу
о том архиерею, и он за то постраждет.
Но поп и не подумал уважать сии угрозы, но продол¬
жал и далее свое пагубное ремесло и, к превеликому
удивлению, спасся от чумы, несмотря, что со многими
чумными имел дело й не только внося в церковь, их от¬
певал, но и погребал лично.
Сие нас так настращало, что мы на праздник покрова
не осмелились ехать к обедне к своей церкви, боясь и
близко быть к тому месту, где погребены были чумные;
а не велели и людям своим никому ходить туда, а езди¬
ли к обедне уже в Ченцово. А на заставах своих велели
наистрожайшим образом, чтоб курение было беспрерыв¬
ное, и чтоб все, входящие в деревню, были наитщатель¬
нейшим образом окуриваны. А чрез день после того,
с общего согласия, решились, подняв образа, обойтить
с ними и со всеми жителями всю нашу деревню и помо¬
литься хорошенько богу о том, чтоб он нас помиловал и
деревню нашу сохранил от заразы; что и учинили мы ок¬
тября 3-го числа.
Происшествие сие было трогательное и чувствитель¬
ное. За образами послано было несколько людей. По при¬
ближении же к селению, встречены они были нами со
всеми обоего пола жителями, от мала до велика, и все
мы провожали их при обходе с ними вокруг всего наше¬
го селения.
При конце-ж обхода сего остановились мы на току
гумна брата моего Михаила Матвеевича, на том почти
месте, где оный и поныне у сына его, подле пруда. Тут
молебствовали мы и по водосвятии приносили с колено¬
преклонением наитеплейшие моления наши ко всевыш¬
нему, и я не думаю, чтоб когда-нибудь маливались мы
с таким искренним усердием, как в тогдашнее время.
По окончании сего, и поставив образа в доме у брата,
зазвал я всех к себе и угостил обедом, а потом проводили
мы святые образа таким образом же из деревни.
Не успели мы сего священнодействия кончить, как на
другой день, при случае поминок братнина тестя, г. Ста-
хеева перетревожены мы были в прах известием, что чу¬
ма окружила нас уже со всех почти сторон и в самой
близости, а именно, что была она уже в Липецах, во Дво¬
риках, в Якшине, в Городне, в Злобине и на заводе Вед-
447

минском. Все сие услышали мы вдруг и одним разом,
и я не в силах изобразить, как много устрашило нас сие
известие.
* * *
С сего времени по самый день моих имянин просиде¬
ли мы, от страха окружающей нас со всех сторон чумы,
дома и никуда не ездили. И вся достопамятность, случив¬
шаяся в течение сего времени, была та, что меньшой мой
двоюродный брат Гаврила Матвеевич, не столько служив¬
ший, как более только слонявшийся в гвардейской служ¬
бе, получил прапорщичий чин, приехал в отставку и с се¬
го времени стал уже жить всегда в деревне.
Едучи из Петербурга, объехал он Москву в дальнем
расстоянии, без того настращал бы и он нас своим при¬
ездом.
Все наши разъезды сделались около сего времени уже
очень опасными, ибо везде легко можно было повстре¬
чаться с какими-нибудь зачумевшими людьми, или на¬
ехать на дороге что-нибудь с умыслу брошенное и лежа¬
щее от людей зачумленных и опасных; ибо в черный на¬
род внедрилось тогда самое адское суеверие и предрассу¬
док пагубный: что если хотят, чтоб чума где пресеклась,
то надобно что-нибудь зачумленное кинуть на дороге и
тогда если кто поднимет и принесет домой, то там и
сделается вновь чума, а в прежнем месте пресечется.
А сие действительно многие и делали и нам самим:
неоднократно случалось наезжать лежащую на дороге
либо шапку, либо шляпу, либо иные какие вещи из одеж¬
ды, но от которых мы, как от огня, уже бегали и всегда
объезжать их старались.
Но сколь не опасно было в сие время разъезжать, но
я столько любим был и уважаем моими родными, друзь¬
ями и соседями, что ко дню моих имянин, несмотря на
всю опасность, съехались ко мне таки-довольно гостей, и
я день сей, против чаяния, провел с милыми и любез¬
ными людьми в удовольствии совершенном.
* * *
Между тем, в конце сего месяца обрадованы мы бы¬
ли до бесконечности известием, что в Москве поветрие
начинало мало-по-малу ослабевать и утихало уже примет¬
ным образом.
Нашлись также тогда везде списки о умерших в ней,
во все летние месяцы, чумою, и по оным — погубила
448

она в месяце апреле 744, в мае — 857, в июне — 1.099,
в июле — 1.708, в августе 7.268, в сентябре — 21.401, в
октябре — 17.561. Всего по ноябрь месяц 50.632 челове¬
ка. А деревень, в одном московском уезде заразилось 216,
умалчивая о прочих уездах и провинциях. А сколько на¬
роду померло в Москве в ноябре и всего всех везде, было
нам не известно, а думать надобно, что чума в сей раз
похитила у нас около ста тысяч человек, когда не более.
* * *
Замечания достойно, что я в самое сие время изобрел
простое и самое удобное средство никому еще до того не
известное, к составлению так называемого картезианского
чертенка из воска, которым физическим экспериментом в
последующее время я так много веселился, а иногда упо¬
треблял его в пользу, и что сама фигурка сия подала нам
тогда повод к особливому смеху.
Случилось сие утром одного из тогдашних празднич¬
ных дней, при случае пришедших ко мне на поклон не¬
скольких человек из духовенства от нашей церкви и дру¬
гих соседственных. Были в числе их и попы, и дьяконы,
и дьячки, были люди умные, были и со всякою всячин¬
кою. Как все они, дожидаясь угощения водкою, у меня
сидели, то приди мне охота порезвиться и удивить их
своею нововыдуманною фигуркою. Итак, важным и не
шуточным тоном говорю я им:
— А со мною, отцы святые, какая случилась дико¬
винка. На сих днях ловили у меня в прудах подо льдом
рыб к празднику, и как вытащили невод, то увидели
между рыбою нечто чернеющееся и ворочующеся. Они
почли сперва водяным тараканом, но скоро увидя, что
был то совсем не таракан, а некая чудная, необыкновен¬
ная и удивительная вещица, имеющая точное подобие
маленького черного человечка, или паче чертенка с
страшными глазами и превеликими горбами спереди и
сзади, все мы удивились и не знали, что это такое, и
что с ним делать. Наконец, решился я посадить его ско¬
рей опять в воду в ведро, а из него в стеклянную банку,
наполненную водою и, чтоб не ушел, завязал сверху на
крепко пузырем. Он и теперь у меня цел и жив, и по¬
глядите какой!
Сказав сие, пошел я в свой кабинет, вынес банку
мою с фигуркою и, показав ее всем им с крайним лю¬
бопытством на нее смотрящим, спросил:
29 Столетье безумно и мудро
449

— Ну, видите?
— Видим! видим! — ответствовали, — живой, ис¬
тинно, с ногами, и движется!
Тогда, восхотев их еще более удивить, сказал я:
— Да, посмотрите-ка, какой еще послушливый, что
прикажешь, то и делает!
После сего начал я будто фигурке говорить и прика¬
зывать:
— Ну, чертенок, ступай книзу... ниже... ниже... на са¬
мое дно... стань на колени... ну, стой так, ...ну, пошел
опять кверху... ну, остановись в средине... ну, далее
кверху... ну, опять вниз!
Как фигурка все то и делала, что я говорил, то зри¬
тели мои смотрели на все сие, разинувши рот, и не зна¬
ли, что им обо всем том думать, а только твердили:
— Господи помилуй!
А были из них некоторые такие, которые как мне
после сами сознавались, сочли его действительно чер¬
тенком и читали «Да воскреснет бог» и прочие молитвы,
кои почитали они удобными к поруганию бесов и ди¬
вились, что он нимало их заклинаний не боялся. А то,
что происходило все сие от единого только неприметно¬
го давления моею ладонью пузыря, которым горло бан¬
ки было завязано, никому из них и в хмысль не приходи¬
ло. Я не мог довольно нахохотаться тогдашнему их изум¬
лению; но не менее удивлял и увеселял фигуркою сею и
других многих.
* * *
Сим образом провели мы, по многим отношениям, до¬
стопамятнейший на свете и незабвенный 1771 год и бла¬
годарили бога, что, по благодати его, остались живы и
здоровы и не претерпели даже никакого вреда и убытка.
Сим окончу я мое письмо и в заключение скажу, что
я есмь ваш и прочая.
Декабрь 30, 1807
ПОИМКА И КАЗНЬ ПУГАЧЕВА
1775 год
Любезный приятель! Итак, вновь наставший 1775 год
начал я провождать, живучи уже в Киясовке, в новом и
покойном казенном доме.
450

4 * *
Не успели святки еще пройтить, как, оставив своих
родных в Киясовке, поехал я сам на короткое время в
Москву. Это было еще в первый раз, что поехал я к
князю своему с личными донесениями о состоянии во¬
лости и обо всем мною в ней сделанном. Князь принял
меня очень ласково, и был всеми моими делами и рас¬
поряжениями доволен и благодарил меня за все мое обо
всем старание. После чего и пошли у нас с ним разго¬
воры и рассуждения о том, чтобы впредь сделать и учре¬
дить. Главнейшим предметом оных было построение в
Киясовке для больных госпиталя, который ему неотмен¬
но учредить там хотелось и для которого старался уже
он приискать и лекаря. И как тогда имел я для житель¬
ства своего готовый дом и в старом большом доме не бы¬
ло никакой надобности, то и положено было у нас пред
наступлением весны весь верхний деревянный этаж с не¬
го снять и, поставив на ином месте позад сада, обратить
его в госпиталь, отделив в нем особые комнаты и для жи¬
тья лекарю, а после того разобрать и весь нижний этаж
каменный и кирпичи из него сохранить для будущего
здания большого каменного дома, который угодно было
императрице приказать построить и которому делался уже
и план. И как князь в особливости охотник был до стро¬
ения, то просил меня тем, а особливо построением гос¬
питаля колико можно поспешить.
Не мало же говорено было у нас с ним и о оброке во¬
лости, и о том, как бы нам сделать распоряжение для
получения всегдашних работников, для исправления ра¬
бот нужнейших. Первый угодно было князю, для полу¬
чения множайшего с сей волости дохода, оставить тот
же, какой крестьяне плачивали до сего своей помещице,
а именно по 6-ти рублей с тягла или мужа с женою,
который хотя и превосходил оброк, платимый Богоро-
дицкою волостью двумя рублями, но для подмосковных
крестьян был не только сносен, но и очень еще умерен.
Что касается до работ, то положено было всю волость
разделить на 40 частей или вытей и определить, чтоб с
каждой выти было по одному работнику с лошадыо, или
когда в лошадях не случится надобности, то пешему, и
которые сменялись бы по-недельно, а если чего сими
работниками успеть не можно будет сделать, то все про¬
чие работы производить уже наемными людьми или по
особым нарядам, с определенным платежом денег.
29*

* * *
Москва вся занималась в сие время одним только
Пугачевым. Сей изверг был уже тогда в нее привезен,
содержался окованный на цепях, и вся Москва съезжа¬
лась тогда смотреть сего злодея, как некоего чудовища,
и говорила об нем. Над ним, как над государственным
преступником производился тогда, по повелению импе¬
ратрицы, формальный и важнейший государственный суд
и все не сомневались, что он казнен будет.
Кроме сего достопамятно было, что в самое сие вре¬
мя производилось в Москве с превеликим поспешением
строение на Пречистенке временного огромного дворца
для пребывания императрицы. Ибо, как она намерена
была прибыть в Москву для торжествования мира с тур^
ками, а головинский дворец, в котором она до того вре¬
мени живала, во время чумы сгорел и ей жить было
негде, то и приказала она построить для себя дворец на
скорую руку. Почему, несмотря на всю стужу и зимнее
тогдашнее время, и производилось строение сие с вели¬
ким поспешением и тысячи рук занимались оным денно
и ночно.
Как скоро я все свои дела кончил, то нимало не мед¬
ля, севши поутру в свою кибитку, поскакал я домой; но
не успел поравняться при выезде из Москвы с последнею
заставою, как увидел меня стоявший на ней знакомый
офицер г. Обухов и закричал:
— Ба! ба! ба! Андрей Тимофеевич, да куда ты
едешь?
— Назад в свое место, — сказал я.
— Да как это, братец, уезжаешь ты от такого празд¬
ника, к которому люди пешком ходят?
— От какого такого? — спросил я.
— Как, разве ты не знаешь, что сегодня станут каз¬
нить Пугачева, и не более как часа через два. Остано¬
вись, сударь, это стоит любопытства посмотреть.
— Что ты говоришь? — воскликнул я; — но, эх ка¬
кая беда! Хотелось бы мне и самому это видеть, но как
я уже собрался и выехал, то ворочаться опять не хо¬
чется.
— Да на что и зачем ворочаться; вот я сейчас туда
еду, так поедем вместе со мной в санях моих, а кибитка
пускай здесь у меня на дворе постоит и тебя дождется.
— Очень хорошо, братец, — сказал я, и ну скорей
452

вылезать из кибитки, иттить к нему в квартиру и на ско¬
рую руку оправляться, а через несколько минут мы с
ним, севши в сани, и полетели действительно на Болото,
как место назначенное для сей казни.
Мы нашли уже всю площадь на Болоте и всю дорогу
на нее, от Каменного моста, установленную бесчислен¬
ным множеством народа. Я неведомо как рад был, что
случился со мною такой товарищ, которого все полицей¬
ские знали и которому все там коротко было известно,
Он, подхватя меня, не бегал, а летал со мною, совался
и всюду, для приискивания удобнейшего места для смот¬
рения. И мы вскоре за сим увидели молодца, везомого
на превысокой колеснице в сопровождении многочислен¬
ного конвоя из конных войск. Сидел он с кем-то рядом,
а против него сидел поп. Повозка была устроена каким-
то особым образом и совсем открытая, дабы весь народ
мог сего злодея видеть. Все смотрели на него с пожира¬
ющими глазами, и тихий шопот и гул раздавался от то¬
го в народе. Но нам некогда было долго смотреть на сие
шествие, производимое очень медленно, а мы, посмотрев
несколько минут, спешили бежать к самому эшафоту, да¬
бы захватить для себя удобнейшее место для смотрения.
Весь оный в некотором и нарочито великом отдалении
окружен был сомкнутым тесно фрунтом войск, постав¬
ленных тут с заряженными ружьями, и внутрь сего об¬
ширного круга не пускаемо было никого из подлого на¬
рода. Но товарища моего, как знакомого и известного
человека, а при нем и меня, пропускали без задержания,
к тому же мы были и дворяне, а дворян и господ про¬
пускали всех без остановки; и как их набралось тут
превеликое множество, то судя по тому, что Пугачев
наиболее против них восставал, то и можно было проис¬
шествие и зрелище тогдашнее почесть и назвать истин¬
ным торжеством дворян над сим общим их врагом и зло¬
деем.
Нам с господином Обуховым удалось, протеснившись
сквозь толпу господ, пробраться к самому эшафоту и
стать от него не более как сажени на три, и с самой той
восточной стороны оного, где Пугачев должен был на
эшафоте стоять для выслушивания читаемого ему всего
сенатского приговора и сентенции *. Итак, имели мы наи¬
выгоднейшее и самое лучшее место для смотрения, и
покуда его довезли, и довольно времени для обозрева-
* Сентенция — судебный приговор (франц.).
453

вия эшафота и всего окружающего оный довольно еще
просторного порожнего внутри круга. Эшафот воздвиг¬
нут был посреди оного, четверосторонний, вышиною ар¬
шин четырех и обитый снаружи со всех сторон тесом и
с довольно просторным наверху помостом, окруженный
балюстрадой. Вход на него сделан был только с одной
южной стороны по лестнице. Посреди самого сего помо¬
ста воздвигнут был столб, с воздетым на него колесом, а
на конце утвержденным на него железною острою спи¬
цею. Вкруг эшафота сего в расстоянии сажен на два¬
дцать поставлено было кругом и со всех сторон несколь¬
ко виселец, не выше также аршин четырех или еще ни¬
же, с висящими на них петлями и приставленными ле¬
сенками. Мы увидели подле каждой из них приготовлен¬
ных уже палачей и самых узников, назначенных для
казни, держимых, тут стражами. А таким же образом ле¬
жали некоторые и другие из их злодейского общества,
скованные, при подножии самого эшафота.
Не успела колесница подъехать с злодеем к эшафо¬
ту, как схватили его с ней и взведя по лестнице на верх
оного, поставили на краю восточного его бока, против
самых нас. В один миг наполнился тогда весь помост
множеством палачей, узников и к ним приставов, ибо
все наилучшие его наперсники и друзья долженствовали
жизнь свою кончить вместе с ним на эшафоте, почему и
приготовлены уже были на всех углах и сторонах оного
плахи с топорами. Подле самого ж Емельки Пугачева
явился тотчас секретарь, с сенатским определением в ру¬
ках, а пред ним, внизу и подле самых нас, на лошади
верхом, бывший тогда обер-полицейместером г. Архаров.
Как скоро все установилось, то и началось чтение сен¬
тенции. Мы стояли подле самого г. Архарова, и так близ¬
ко, что могли чтомое от слова до слова слышать. Но нас
занимало не столько слушание читаемого, как самое зре¬
ние на осужденного злодея. И как громогласное и рас-
становочное чтение продлилось очень долго, ибо в опреде¬
лении сенатском прописаны были все его и сообщников
его злодеяния и, подведены были все законы, по силе
которых должен он был предан быть казни, то имели
мы время насмотреться на сего изверга. Он стоял в длин¬
ном нагольном овчинном тулупе почти в онемении и сам
вне себя и только что крестился и молился. Вид и образ
его показался мне совсем не соответствующим таким дея¬
ниям, какие производил сей изверг. Он походил не
столько на зверообразного какого-нибудь лютого разбой¬
454

ника, как на какого-либо маркитантишка * или харчев¬
ника плюгавого. Бородка небольшая, волосы всклокочен¬
ные и весь вид ничего незначущий и столь мало похожий
на покойного императора Петра третьего, которого слу¬
чалось мне так много раз и так близко видать, что я,
смотря на него, сам себе несколько раз в мыслях го¬
ворил:
— Боже мой! до какого ослепления могла дойтить
наша глупая и легковерная чернь, и как можно было
сквернавца сего почесть Петром третьим!
Между тем, как ни пристально мы на него смотрели!
однако успели оглянуться и назад на стоящие вокруг
эшафота виселицы. На них увидели мы всех осужден¬
ных к смерти, взведенных на лестницы с надетыми на го¬
ловы их тюриками ** и с возложенными на шеи их уже
петлями, а палачей, державших их и готовых при пер¬
вом знаке столкнуть их с лестниц. И как назначено было
им в одну секунду умереть с своим начальником, то по
самому тому и не могли мы видеть самое произведение
их казни, которую, как думаю, и никто не видал, ибо
всех глаза устремлены были на эшафот и на Пугачева.
Как скоро окончили чтение, то тотчас сдернули с
осужденного на смерть злодея его тулуп и все с него
платье, и стали класть на плаху для обрубания, в силу
сентенции, наперед у него рук и ног, а потом и головы.
Были многие в народе, которые думали, что не воспосле¬
дует ли милостиваго указа и ему прощения, и бездельни¬
ки того желали, а все добрые того опасались. Но опасе¬
ние сие было напрасное: преступление его было не так
мало, чтоб достоин он был какого помилования; к тому
ж и императрица не хотела сама и мешаться в эю дело,
а предала оное в полное и самовластное решение сена¬
та; итак, должен он был неотменно получить достойную
мзду за все его злодейства. Совсем тем произошло при
казни его нечто странное и неожидаемое, и вместо того,
чтоб, в силу сентенции, наперед его четвертовать и отру¬
бить ему руки и ноги, палач вдруг отрубил ему прежде
всего голову, и богу уже известно, каким образом это
сделалось: ни то палач был к тому от злодеев подкуплен,
* Маркитант *— торговец, следующий за войсками; по¬
вар в трактире.
** Тюрик (тюрюк) — имеется в виду холщовый колпак,
который надевали на преступника перед казнью.
455

чтоб он не дал ему долго мучиться, ни то произошло от
действительной ошибки и смятения палача, никогда еще
в жизнь свою смертной казни непроизводившего; но как
бы то ни было, но мы услышали только, что стоявший
там подле самого его какой-то чиновник вдруг на палача
с сердцем закричал:
— Ах, сукин сын! что ты это сделал? и потом: — ну
скорее руки и ноги.
В самый тот момент пошла стукотя и на прочих пла¬
хах и вмиг после того очутилась голова г. Пугачева,
взоткнутая на железную спицу на верху столба, а отруб¬
ленные его члены и кровавый труп, лежащие на колесе.
А в самую ту-ж минуту столкнуты были с лестниц и все
висельники, так что мы оглянувшись увидели их всех ви¬
сящими и лестницы отнятые прочь. Превеликий гул от
аханья и многого восклицания раздался тогда по всему
несчетному множеству народа, смотревшего на сие ред¬
кое и необыкновенное зрелище.
Сим образом совершилась сия казнь и кончилось сие
кровавое и странное позорище. Надлежало потом все час-
сти трупа сего изверга развозить по разным частям го¬
рода и там сожигать их на местах назначенных, а потом
прах рассевать по воздуху. Но мы сего уже не видали, но
как народ начал тогда тотчас расходиться, то пошли и
мы отыскивать свои сани и возвратились на них к заста¬
ве, где отобедав у своего знакомца и простившись с ним,
пустился я в свой путь в Киясовку с головою, преиспол¬
ненною мыслями и воображениями виденного, редкого и
необыкновенного у нас зрелища и весьма поразительного,
и на другой день к обеду возвратился к своим до¬
машним.
Сих нашел я давно уже меня к себе ожидавших и
всех здоровыми и благополучными; но вскоре за сим на¬
значено было и нам самим вытерпеть передрягу и, про¬
тив всякого чаяния и ожидания, подвергнуться внезапно¬
му страху и опасению. Случай сей был совсем особли¬
вый и следующего рода.
По возвращении моем из Москвы я первым долгом
почел созвать к себе всех старост и начальников деревен¬
ских и объявить им все последние повеления, данные
мне от князя, а наиглавнейше о платеже ими впредь
такого же почти оброка, какой платили они до того вре¬
мени. Все они выслушали слова мои, как казалось, до¬
вольно с спокойным духом и разъехались по своим мео
456

там. Но не успело несколько дней после того пройтить,
как вдруг является перед крыльцом моим превеликая тол¬
па народа. Удивился я, о сем услышав, и тотчас велел
спросить, что за народ и зачем в таком множестве? Ска¬
зывают мне, что Спасские-де крестьяне и хотят сами вас
видеть.
— Хорошо, *— сказал я, — скажите им, что я тотчас
к ним выйду, — а сам удивился тому еще больше.
Но скоро удивление мое превратилось в превеликое
смущение и беспокойство духа, когда посланный к ним с
помянутым вопрошанием и весьма мне преданный сол¬
дат, вместо того, чтоб иттить к ним, остановился и мне
сказал.
— Что-де, сударь, толпа их превеликая и кажется
сволочью сущих негодяев. Что-то все рычат и мурчат, и
предводителем у них не староста и не бурмистр, а какой-
то Роман, который, как говорят, наивеличайший сутяга
и самый сварливейший и негоднейший человек во всей
волости, и что-то они мне подозрительны, и нет-ли у них
какой блажи и чего-нибудь непутного на уме.
Поразился я смущением, услышав такую неожидае-
мость, и сам себе сказал:
— Господи! чтоб такое это было, и что такое они
хотят?
Сердце во мне как голубь затрепетало; однако я, не
давая солдату смятения своего приметить, ему сказал:
— Вздор, братец, мне кажется... Однако, поди ты со
мною, да скажи вот в канцелярии и товарищам своим,
чтоб они на всякий случай были готовы.
— Хорошо, — сказал он и пошел им сказывать, а я,
вьцпед в лакейскую, стал смотреть в окно, простираю¬
щееся на двор, поджидая возвращения солдата.
И смутился еще более, увидев в самом деле человек
почти до ста мужиков, стоящих перед крыльцом моим, а
пред ними помянутого Романа, расхаживающего как пе¬
туха индейского и хорохорющегося по примеру оного.
Сие привело меня самого в изумление; однако как нечего
было делать, то дождавшись прибегшего ко мне назад
солдата, вышел я на крыльцо или паче на некоторый род
открытой и аршина на два от земли возвышенной широ¬
кой галлерейки, простиравшейся от одного флигеля до
другого. Тут, став против самого сделанного для схода с
ней неширокого крыльцы, спросил я мужиков, чего они
хотят?
457

— К тебе-ста пришли, — закричал с грубостью пред¬
водитель их, а за ним закричала и вся его сволочь.
Таковой грубый и неучтивый ответ смутил меня еще
более однако я имел еще столько духа, что преодо¬
лел закипающееся во мне сердце и, засмеявшись, им
сказал:
— Это я и без того вижу; но зачем таким?
— А вот-ста зачем, — закричали они в несколько го¬
лосов, а Роман всех громче и грубее, — велишь-ста ты
платить нам оброка по шести рублев с тягла.
— Ну, что же такое? — спросил я.
— Но с чего-ж-ста ты это взял?
— Как с чего? князь так приказал.
— Да-ста, как бы не князь! Да для чего другие госу¬
даревы крестьяне платят меньше, да и в Богородицкой
волости платят только по четыре рубля с тягла *, а мы
что за грешные, что с нас больше?
— Этого я не знаю! — сказал я, — а воля на то кня¬
зя, да и самой государыни.
— Как бы не так, — завопил Роман, — ты-ста дума¬
ешь, что мы тому и поверим. Государыня-ста не знаег
о том, и не ведает, а это все твои довести **, и ты сам
хочешь денежками нашими набить себе карманы.
Грубые и дерзкие сии слова вывели меня тогда из
терпения.
— Ах ты, бездельник! — закричал я на него, — как
ты смеешь со мною так говорить?
— Мы-ста не бездельники, — закричали они во все
множество голосов.
А Роман, подскочив к крыльцу, еще более закричал:
— И что ж ты за боярин, чтоб не сметь с тобою го¬
ворить; ну, так знай же, что мы твоего приказа не слу¬
шаем, словам твоим не верим и такого оброка платить
не хотим и никак не станем.
Кровь во мне воспламенилась при услышании сего;
однако, я имел еще столько терпения, что им сказал:
— Что это, что это вы, дурачье, затеяли, бунтовать
что ли вы хотите? за это передернут вас всех кнутьями!
Да для чего малинские, киясовские и покровские ни сло¬
ва не говорят и повинуются приказанию княжому?
— Вольно-ста им, — закричали они, — но мы того
не хотим!
* Тягло — повинность.
** Довести — доводы, домыслы.
458

А Роман, как ерш растаращив глаза и опять подбе¬
жав к крыльцу, и прямо мне в глаза закричал:
— Ну не хотим-ста, не хотим; это все твои плутни,
не слушаем!
— Ах ты, сукин сын! — закричал я, не могши уже
никак утерпеть более: — хочешь ли, я тебя...
Но я не успел еще сего слова домолвить, как он вско¬
чил на первые ступеньки крыльца и во все горло заво-
пел:
— Я-ста не сукин сын, а разве ты такой, а себя я
тебе докажу! Бить-ста, што ли меня хочешь, так тебе не
удастся, и кому еще бог поможет.
Сказав сие, побежал ко мне вверх по ступенькам и
протянул уже руку, чтоб схватить меня за ворот и тащить
с крыльца.
Признаюсь, что минута сия была для меня весьма кри¬
тическая и было не натурально, что не мог я не испу-
жаться. Что-ж касается до моих домашних, сбежавших¬
ся между тем к окну спальни и смотревших в оное на
сие происшествие, то сии завопили и закричали от стра¬
ха и испуга. Но тут где ни возьмись помянутый усерд¬
ный ко мне солдат, и вывернувшись из-за меня, так сего
бездельника толкнул, что он полетел стремглав с крыль¬
ца на землю, а самую ту минуту подскочили и прочие
стоявшие уже за мною солдаты, которых я и не видал, п
отведя меня к стороне, говоря:
— Посторонитесь, сударь! — выхватили свои шпажон-
ки и, загородив собою весь всход на крыльцо, к зашу¬
мевшему народу закричали:
— Цыц! Бездельники, не шевелись никто с места,
всех перерубим, если кто отважится подойти сюда ближе
хоть на пядень; что это, и свое ли вы затеяли?
Неожидаемое явление сие так всех испугало, что они,
все оцепенев, почти в один миг замолчали, и никто в са¬
мом деле не смел поворошиться, а я, ободрившись тем,
к стоящему внизу приказчикову брату и к другим не¬
скольким дворовым закричал:
— Схватите этого бездельника и держите крепко.
Те тотчас и бросились на поднимающегося от земли
и, окружив его, действительно схватили так, что он не
мог и шевельнуться, а я, обратясь к утихшей и в без¬
молвии стоявшей толпе, с спокойнейшим же духом
сказал:
— Ах, дурачье, дурачье! Что это вы затеяли, и не с
459

ума ли вы сошли, что дали сему бездельнику себя соб¬
лазнить и возмутить? Как можно мне самому от себя
это взять? Да коротко, если в том только дело, что вы
мне не верите, то за чем дело стало? Выберите между
собою двух или трех человек, кому вы поверить можете, я
сейчас отправлю их в Москву к князю, пускай спросят
они сами у князя и услышат, от себя ли я это взял, или
так сама государыня приказала?
— Хорошо-ста, хорошо! — сказали они в несколько
голосов. — Это дело; мы-ста тотчас выберем.
— Всего лучше! — подхватил я: — Выбирайте, и
пускай они спросят о том князя, а если хотят, так име¬
нем вашим и просят о убавке оброка и чего им хочется.
Все они тотчас зашумели и начали между собою вы¬
бирать двух депутатов, а я, обратясь к прикащику и сол¬
датам, сказал:
— А вы, между тем, отведите сего молодца в зем¬
скую избу и до тех пор покараульте, покуда возвратят¬
ся посылаемые в Москву. Я с ним ничего не сделаю и
не хочу марать и рук своих.
Солдаты мои тотчас его подхватили, и чтоб он не кри¬
чал, заткнули ему рот платком и повели за ворота, и
там, без моего приказания, взляпали на его ноги претол-
стые колодки.
А я между тем, поговорив уже дружелюбнее с толпою
сих негодяев и приведя их в рассудок, пошел писать к
князю рапорт, с изображением живейшими красками все¬
го сего происшествия, и как между тем выбраны были
ими и депутаты, то и отправил их с солдатом и с моим
рапортом в Москву к моему командиру, а мужикам ве¬
лел ехать домой; что они, не делая более никакого шу¬
ма, и учинили.
Сим кончилось тогда сие происшествие, а вместе с
тем кончу я, и сие мое письмо, сказав, что я есмь а
прочее.
Января 6-го дня 1809 года
ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕСТЬЯНСКОГО БУНТА
Любезный приятель! Легко можете себе вообразить,
что описанное в предследовавшем письме происшествие
произвело во мне и в домашних моих весьма глубокое
впечатление. Все мы никак не ожидали такого явления,
460

и потому было оно для нас тем чувствительнее, и мы,
увидев такой беспокойный народ, начинали опасаться,
чтоб и впредь не произошло тому подобного или чего-ни¬
будь еще худшего. Однако, по благости господней, было
сие первым и последним досадным и неприятным для нас
происшествием. Благоразумные меры, принятые князем
и мною, прекратили все такие вздоры и восстановили на¬
всегда ненарушимое спокойствие между крестьянами, а
вкупе довели их до повиновения совершенного.
Совсем тем не сомневаюсь я, что вы любопытны те¬
перь знать, что произошло далее по вышеописанному де¬
лу, и какое последствие произвело отправление депута¬
тов к князю с моим рапортом? О сем коротко скажу, что
произошло то, чего я ожидал и чего ожидать было мож¬
но. Князь, прочитавший рапорт, и досадовал на дерзость
мужиков, и смеялся крайнему их неразумению и глупо¬
сти, и сколько ни был тих и кроток, но не преминул
дать на представленных к нему депутатов превеликий
окрик, и уверив сих дураков, что оброк наложен не ина-
ко как с воли государыни, как он и действительно о том
докладывал императрице и получил именное на то пове¬
ление, сказал потом им, что все они за дерзость свою и
неповиновение достойны величайшего наказания и за¬
служили то, чтоб всех их передрать кнутом или, по край¬
ней мере, детей всех бывших с Романом в заговоре отдать
в зачет в рекруты; что он непременно и учинит, если
впредь кто-нибудь отважится тому подобное сделать. Но
на сей раз из единого человеколюбия их милует и нака¬
зывает единым только приказанием заставить их без
очереди две недели отправлять казенные работы.
— Что ж касается до возмутителя вашего, бездельни¬
ка Романа, то, — обратись к стоявшему подле него секре¬
тарю, сказал: — напишите к управителю ордер, и про¬
писав все теперь мною говоренное, присовокупите, чтоб
бездельника Романа, в наказание за его дерзновение ив
страх другим, при собрании всех старост и вытных на¬
чальников * и лучших в волости людей, наказал плетьи-
ми нещадно, с подтверждением, что если он и за сим
отважится впредь предпринять что-либо тому подобное, то
без всякого помилования отдан будет в город для суж¬
дения и учинения с ним, как с мятежником и возмутите¬
лем, по всей строгости законов, и чтоб управитель сей ор¬
* Вытные начальники —* разверстчики, раскладчики
податей.
461

дер мой для ведома прочел всем волостным начальникам
и лучшим людям.
Секретарь тотчас и намахал такой ордер, какого луч¬
ше желать мне было не можно. Князь, подписав оный, ве¬
лел его при себе господам депутатам, валяющимся у его
ног, прочесть и потом им еще в подтверждение сказал:
— Вот, слышите, скажите всем вашим товарищам, что
я на первый случай вас милую; а если вы не перестане¬
те дурить, тогда не просите уже от меня никакой мило¬
сти, и вы тем доведете, что оброк ваш увеличится еще бо¬
лее, а сверх того дураков всех пересекут за дерзость и
ослушание. Ну, ступайте-ж и скажите о том всем и
всем!
Итак, по пословице говоря, не солоно хлебав, и при¬
нуждены были господа сии ехать назад и обжогшись на
молоке, с того времени стали дуть и на воду, ибо сие так
на них подействовало, что из всех их и из прочих
крестьян не посмел никто и кукнуть. Что ж касается до
самого виновника всему злу, бездельника Романа, то при
Акварели Андрея Тимофеевича и Павла Андреевича Болотовых,
изображающие Богородицкий парк сразу же после его создания.
«Вид и сцена, представляющаяся зрению в Церериной роще при
входе на площадь с Обелиском с полуденной стороны».

собрании всех старост и лучших людей и по прочтении
при них ему всего княжова ордера, не преминул я велеть
высечь его плетьми; однако далеко не так много, сколько
он заслуживал, а весьма еще умеренно, ибо боялся с та¬
ким негодным человеком связываться, а доволен был тем,
что его при сем случае все старосты и лучшие люди бра¬
нили и тазали, говоря, что ему за его дела досталось еще
мало.
Но сего негодяя не в состоянии было и все сие нима¬
ло укротить и привесть в рассудок. Он вытерпел все се¬
чение, не произнеся не только ни малейшего вопля, но
ниже одного слова, и кипел злобою не столько уже на
меня, сколько на самого князя. Почему, будучи тогда
отпущен жить попрежнему в свое селение, нимало но
унялся, но не переставал явно продолжать свое злосло¬
вие, и не удовольствуясь тем, вздумал поступить еще да¬
лее. И как вскоре после того времени прибыл из Петер¬
бурга в Москву двор, то услышав, что государыня нахо¬
дится в Москве, затеял было иттигь просить самое ее и
«Сцена вечерняя, представляющаяся зрению с вечерней сиделки
в нижней части Богородицкого сада».

подать ей на князя и на меня челобитную, наполненную
бездельническими и явными клеветами. Вот каков был
сей прямо негодный человек!
Но как по отпуске его в деревню не преминул я всем
лучшим и добрым людям в тамошнем селении втайне
от него накрепко подтвердить, чтоб все они за ним и за
всем поведением его присматривали и тотчас бы мне до¬
несли, как скоро что-нибудь дурное заприметят и сде¬
лали б сие для собственной пользы, дабы сей скверный
и негодный человек не мог самих их вовлечь в какую-
либо беду и наказание, то не успел он новое помянутое
злодейство замыслить и по неосторожности кому-то про¬
болтаться, как тотчас мне о том и донесено было.
Сие натурально опять меня встревожило и озаботило
очень. Я сожалел уже о том, что наказал его мало и не
пронял хорошенько, но как того возвратить было не мож¬
но, то велел только усугубить за ним присмотр; и как
чрез несколько дней мне донесено было, что он, ездивши
несколько дней сряду к какому-то знакомому ему дьяч¬
ку, такому же бездельнику, каков был сам, для состав¬
ления и писания челобитной, наконец действительно
в Москву, не сказавшись никому, с сыном своим уехал, и
сей уже один и без него домой возвратился, то за нужное
я почел предуведомить о том князя, и тотчас отправил
с письмом своим к нему самого того приверженного ко
Усадьба дворянина среднего достатка
Андрея Тимофеевича Болотова. По рисунку А. Т. Болотова.

мне и довольно заприметившего исправного и усердного
солдата, дабы мог он употреблен быть в Москве для
отыскания оного. А все сие и произвело вожделенное дей¬
ствие. Князь, получив о том мое уведомление, тотчас пре¬
поручил ему всячески сего бездельника отыскивать, и
как скоро где его заприметит, тотчас бы его при помощи
полицейских, которым также дано было от князя о том
знать, его схватить и к нему представить; что все было
удачно и исполнено. Солдат почти не отходил от дворца,
и не успел Роман только показаться, как они раба божия
тотчас и спелепляли и вместе с написанною самой глу-
пейшеею челобитною, найденною у него за пазухою,
представили к князю. И как бумага сия оказалась напол¬
ненная ядом и явными клеветами на самого князя — то
сей другого не нашел, как для исторжения такого него¬
дяя из среды добрых людей, прислать его ко мне скован¬
ного по рукам и по ногам и предписать мне ордером
отослать его, как мятежника и возмутителя, в Коломну
и именем его требовать, чтоб он сослан был немедленно
в Сибирь на поселение без всякого зачета в рекруты; что
мною тотчас и учинено было. Итак, через сие освободи¬
лись мы от сего негодяя, и он, просидев несколько меся¬
цев в тюрьме, наконец и поплыл жить в отдаленный край
Азии, а чрез то успокоилась и вся волость. Вот какое
окончание получило все сие досадное дело...
* * *
Сим окончу я сие мое письмо, поелику оно достигло
до обыкновенных своих пределов, и скажу, что я есмь
ваш и прочее.
Января 7-го дня 1809 года
30 Столетье безумно и мудро

ИЗ ЖУРНАЛА И. А. ТОЛЧЕНОВА
1771 год
20-го генваря поехал я из Петербурга домой, 29-го
приехал благополучно. Февраль и март жил дома. В апре¬
ле на короткое время ездил в Москву.
2-го маиа поехал с Андреем Коробовым в Волочок
на барки, кои грузились на Тверце, при деревне Горо¬
дище. И отправлял их Левонтей Худяков. Из Новаго-
рода Коробов поехал в Петербург сухим путем, а я барки
отправлял один и которого числа с оными в Петербург
приплыл не упомню. И в Петербурге находился я по
29-е июля, а того числа выехал домой. 9-го августа при¬
ехал благополучно и батюшку получил в доме, а дедуш¬
ка находился на Ширинской мельнице. 11-го поехал
с батюшкою на мельницу к дедушке. 12-го приехали на
мельницу и нашли, что дедушка опасно болен. 16-го освя¬
тили больного елеом *. 17-го повезли дедушку домой
в лотке, и родитель мой при нем поехал. 18-го поехал
я сухим путем домой-жа. На 19-е в ночи дед мой, Фе¬
дор Кирилович, скончался в реке Сестре, под деревнею
Стрелкою и тело до Рогачевской пристани везли в лот-
ке-ж, а оттуда до дому — на лошадях. 20-го в обедни
приехал я домой и скоро потом и тело на Каменную го¬
ру привезли, где и встретило его духовенство здешнего
города и проводили до дому. 21-го происходило погребе¬
ние, и положено тело в Введенской церкве, в трапезе, на
правой стороне.
Осень сего года жил я дома, а родитель мой по боль¬
шой части на Ширинской мельнице.
* Елеом — елей, оливковое деревянное масло, освященное
по обрядам церкви для помазания христиан,
466

Разные известия на 1771 год
О торгу. Покупка хлеба в оном году у нас была сле¬
дующая. В Москве куплено зимою ржи и круп неболь¬
шое число, да приготовлено дома солоду с 800 кулей,
и весь оной переведен на Тверцу, в деревню Городище
и тут-жа присоединено небольшое число оставшей на
Ширинской мельнице, за отпуском на барках, мепхечной
муки. И все оное отправлялось в Петербург на 4-х бар¬
ках. В Орле Афанасей Понов с Максимом Сычевым на¬
брали пшеницы один струг. В Морше Пимен Шкурин
набрал муки ржаной до трех тысяч кулей, коя и отправ¬
лена до Рыбного на одном струге. В Чебоксарах куплено
муки до 2-х тысяч кулей. В Рыбной слободе купил ба¬
тюшка муки 3000 кулей да пшеницы 2000 четвертей.
Ход баркам, в разсуждени прочих годов, был по слу¬
чаю частых дождей, поспешный и не точию вся ржаная
мука, но и пшеница переделана в мешечную муку и уско¬
рила дойти до Петербурга. Муку ржаную всю отдали
в правиант, по силе заключенного в оном-жа году в ген-
варе месяце контракта, по которому обязались поставить
в главную правиантскую канцелярию 10 тысяч кулей по
2 р. 60 коп. куль. И как покупной на низу и Рыбной
в отдачу недостало, то докуплено чрез Андрея Коро¬
бова в Ладожском канале 2000 кулей по 3 р. 9 коп.
На вольную продажу, пришедшую муку, прочие прода¬
вали в Петербурге 3 р. 25 коп. куль, а потому нам от
правиантской поставки был немалой убыток. На мешеч¬
ную муку цена была весьма выгодна и росход большой
и продавали крупичетую от 1 р. и до 1 р. 10 коп., ку-
лишную — 80 и 85 коп., подрукавную 77 коп. пуд.
Прочил достопамятства
В Москве в сей год свирепствовала сильная зарази¬
тельная болезнь или мор и начало оной последовало
в феврале месяце, но несколько и прекратилась, а потом
к осене весьма усилилась и особливо сентябрь и ок¬
тябрь поглотили многие тысячи людей. И как из Москвы
черный народ посему случаю начал разходиться в ближ¬
ние города и селения и некоторые из таковых уже и са¬
ми заражены были, а прочия вынесли платье и другие
вещи, напоенные тем смертоносным ядом, то зараза и
размножилась по многим городам и селениам, а особливо
лежащие по-близости Москвы селении, большой половины
33*
467

жителей лишились. В Дмитрове также сие зло коснулось,
хотя и не весьма сильно, однако до 40 чел. от оного
умерло и большею частию в тех домах, кои или пожитки
из Москвы получали или сродники приезжали, не взяв¬
ши осторожности. И по оному обстоятельству для отвра¬
щения праведного гнева создателева нроизходили частые
крестные ходы по воскресным дням от каждой церкви
вокруг своего прихода, а три хода были вокруг всего
города. В первых числах декабря зараза во всех местах
прекратилась. Сентября 16 дня учинился в Москве от
черни великой бунт, в коем убит преосвященной архи¬
епископ московский Амвросий...
* * *
1773 год
Генваря 6-го по соизволению и убеждению родителя
принял я намерение сочетаться законным браком. 9-го
поехали по оному случаю в Москву. 18-го смотрели неве¬
сту в Кожевниках у купца Алексея Ивановича Осоргина
дочь, девицу Анну Алексеевну, кою судьбами божьими и
определено иметь мне супругою. 17-го произведено ру¬
кобитье. 20-го поехали на время в Дмитров. 22-го обратно
в Москву приехали. 24-го был заговор. 27-го происхо¬
дило таинство брака в церкви Казанской богоматери, что
в Сущеве, а пирушка свадебная отправлялась в доме
тестя батюшкина, Петра Дмитриевича Холщевникова.
28-го был у нас вечерний стол. 29-го тоже. 30-го у тестя
отводной стол. Февраля 1-го ввечеру поехали в Дмитров
и с нами тесть и теща и некоторые из новых сродников,
ночевали в Шолохове.
2-го приехали домой еще до разсвета, литургию * слу¬
шали у Введении, и онаго дни были званы и обедали
у нас гости, кои в городе познатнее и ближние сродни¬
ки. 3-го паки обедали сродники и соседи. 6-го поехал я
с хозяйкою на масленицу в Москву, ночевали в Шоло¬
хове. 12-го возвратились домой. Марта в половине вто¬
рично с хозяйкою был в Москве. 25-го у обедни были
у праздника и обедали у дяди Ивана Ильича. В апреле
еще в Москве был с хозяйкою. 18-го маиа приехали в го¬
сти тесть с тещею и своячница Марья Алексеевна. 12-го
* Литургия — обедня, кульминационный момент право¬
славного богослужения.
468

день Пятесятницы препроводили в гулянье. 23-го тесть
с тещею поехали в Москву. 31-го поехал я с хозяйкою
в Москву-ж. Июня 3-го возвратились домой.
10-го поехал родитель мой в Рыбную слободу. 26-го
возвратился благополучно. 29-го ездили на гулянье в Под-
чертковскую рощу. Июля 8-го были в крестном ходу на
Подлепичье и обедали у Хитрово. 15-го была у нас пи¬
рушка. 26-го батюшка поехал вторично в Рыбную, а от¬
туда расположился жить на Ширинской мельнице, куда
и мачиха Мавра Петровна поехала, а в доме оставался я
с хозяйкою.
Августа 18-го по воли родителя поехал я с хозяйкою
к нему на мельницу. 19-го ввечеру приехали благополуч¬
но. 20-го были в гостях у живущего в упраздненном XXI и-
ринском монастыре экономического казначея Аверкиева.
24-го ввечеру всем семейством поехали в Кашин. 25-го
в Кашине в соборе были у обедни. Обедали у воевод¬
ского товарища Копылова, а прочее время дня были в го¬
стях у тамошних купцов. На 27-е в ночи возвратились
на мельницу. 30-го ездил я с родителем в Медведицкое
для отпуску в ход нагруженных мешечною мукою двух
барок.
Сентября 1 дня ездили в село Карцово к священнику
в гости и у него обедали, а оттуда возвращаясь, заехали
к госп. Приклонскому в сельце Щекотове. 4-го в вечеру
поехали все домой, ночевали в Микулиие. 5-го обедали
в Карачунове, а ночевали в Вотре. 6-го к обеду приехали
домой благополучно. 8-го были в крестном ходу и обе¬
дали у секретаря Грекова. 9-го провожали до Подчерт-
кова главного магистрата члена Гурьева, оттуда были
в Ларькове у казначея Копнина. 10-го в 3-м часу по¬
полудни поехал я в Волочок на барки, кои стояли за за¬
пором рек. 11-го обедали в селе Захарове, ночевали
в Шоше. 12-го, приехавши в Городень, своих лошадей от¬
пустил обратно и, нанявши тутошних, в 1 (час) пополуд¬
ни проехал Тверь, а ночевал в селе Медном. 13-го утром
проехал Торжок, а в 7 ч. пополудни — село Выдро-
пуско.
14-го в 3-м часу утра приехал благополучно в Воло¬
чок и слушал всенощную и литургию, а после полдень
смотрел на слюзе начавшегося спуску баркам, коих
в сей день выпущено 139 барок. 15-го спуск баркам про¬
должался и выпущено 236, в том числе и наши 13, раз¬
деленные на два каравана, из коих передней, состояв¬
шей в 6 барках, поутру, а задней, 7 барок заключаю¬
469

щей, после полудня, а я остался в Волочке и перешел на
квартиру к купцу Сергею Павловичу Сорокину. 16-го
весь день в Волочке-ж был, а баркам спуск и сей день
продолжался. 17-го в Волочке-ж пробыл, а в ночь в лот¬
ке поехал на барки, кои стояли, проплыв Мстино озеро,
у слюза, куда и я приплыл в полночь. 18-го поутру ездил
на слюз и был у тутошнего комисара Петра Борисовича
Тыртова. А к вечеру в озере запорная вода скопилась
высотою в 3 арш. 13 вершков и тогда-ж сделали начало
отпору. 19-го поутру совсем отворили слюзы, а в 7 ч.
начался спуск баркам и в оной день и я с передним ка¬
раваном спустился, а задней оставил под управлением
Афанасья Попова. Ночевали, прошед порог Солпу, под
деревнею Грыжиным. 20-го приплыли благополучно на
Ношкинскую пристань и, получив лоцманов, тут и ноче¬
вали.
21-го на разсвете поплыли в ход и к полдням благо¬
получно приплыли на Басутинскую пристань. Обедал я
у тутошнего комисара прапорщика Петра Алексеевича
Мазовского и, за неимением в наличности лоцманов, тут
и ночевали. 22-го поутру получил лоцманов и поплыли
в ход, ночевали спустясь порог Опоки. 23-го поутру спу¬
стились порог Жадин и за теснотою впереди барок, при¬
валили на левую сторону и простояли весь день и ноче¬
вали, а я ходил на рядок и ужинал у секретаря Ивана
Степанова Мухина. 24-го поутру спустились к самой
Опеченской пристани и, получив лоцманов, в полдни пу¬
стились в Боровицкие пороги. Я плыл на казенной барке
и, благополучно доплыв до города Боровичь, наперед по¬
ехал в лотке на Потерпильскую пристань и дорогою имел
приятное удовольствие, что все барки спустились и плы¬
вут благополучно и скоро и пристали все, за неимением
на правой стороне места от множества барок, на левую,
где отдавши розделку лоцманам и прибавочным работ¬
никам, в 3 ч. ночи поехал обратно на рядок сухим пу¬
тем, для препровождения заднева каравана, а передней
отпустил под управлением Максима Сычева.
25-го, приехавши на рядок, сыскал задней караван,
стоящей повыше холмов, которой тогда-ж и спустился
к пристани и, получив лоцманов, с нетерпеливостию ожи¬
дал очереди к отвалу, но к великой заботе дошла оная
очень поздно и так в уповании на власть божию пустил
точию 5 барок, а две при прикащике Иване Степанове
Шкург-ше оставил до следующего утра. Сам-же сухим пу¬
тем поехал в Потерпилицы и, приехав уже ночью, на¬
470

шел, что барки сплыли благополучно, точно одна из них
сделалась чрезвычайно топла, которую всю ночь и от¬
ливали.
26-го поутру ходил для моления в Боровицкой мона¬
стырь и, возвратись в Потерпелицы, осмотрили топлую
барку и сказалась оная к дальнейшему ходу вовсе не
способна, почему, променявши на твердую, начали пере¬
грузку. Скоро потом приплыли благополучно и оставлен¬
ные на рядку 2 барки, точию сгруженая из них за мелко¬
водней в паузок мука, до 60 кулей, потонула. Барку
перегрузили в 4 ч. пополудни, но как еще вышепомяну-
тая потоплая мука не бывала, то в ожидании оной тут
и ночевали. 27-го до свету топлая мука приплыла, кою
разгрузя по баркам, отвалили на возхождении солнца.
Погода весь день была пасмурная и тихая. Ночевали,
отплывши 40 верст, на левой стороне.
28-го был поутру великой туман, за которым долго
не отваливали, а как несколько туман миновался, то и
поплыли, но едва проплыли косу Радоник, как туман вто¬
рично плыть возпрепятствовал, почему и привалили на
правую сторону и, постояв несколько, как совсем воздух
очистился, то и пустился в ход и прошли каменья, име-
нуемыя Столбы, за ними Малиновския косы, потом порог
Луженец, а далея в 2-х верстах камни Лосята, где пе¬
редним баркам сделалась большая заминка, однако мои
прошли благополучно и следовали 7 верст плесами. По¬
том спустились нарочитой порог Хвощовик, за ним
в 2-х верстах, порог жа Березовик, в 5-ти верстах порог
Соленой, за коим начались Светлицкие пороги и в оных
одна моя барка стала на камень, а другая, благополучно
сплыв, на левой стороне ниже деревни Гвоздина, при¬
валила ночевать. Скоро и ставшая барка снялась
сама собою, однако, с прочими соединиться за поздым
времянем не ускорила и в том-жа месте и ночь про¬
стояла.
29-го поутру паки большой туман оказался и я за
оставшею назади баркою послал всех лоцманов, чтобы
соединить е прочими. И как оную пригнали, то все бар¬
ки и отвалили в ход и, отплывши 7 верст, как начали
приближаться опасные места, а туман еще продолжался,
то для предосторожности и привалили на правой сторо¬
не, под самым селом Белая, где разстоянию Потерпилиц
с Устволенскою пристанью считается ровно половина.
Коль-же скоро туман начал опадать, то отварили вто¬
рично, но вторично-ж привалили за теснотою и заминкою
471

барок, впереди нас пловущих, на левую сторону, и немно¬
го постоявши, поплыли и в полуверсте прошли порог
Свинки, за ним узкой проход, называемой Собачей про¬
лаз, и едва оной миновали, то ко огорчению увидел я,
что на правой стороне, на камне стоит моя барка и для
снятия оной две барки, в том числе и казенная, проплыв
оную и еще косу, Добрая жена называемую, схватались
на правую сторону. Передния-ж 4 барки, не зная сего
приключения, уплыли далея. Через полчаса помощию
божиею барку сняли и продолжали поплав и с версту
шли косами, называемыми Ребры. Потом проплыли
в правой стороне большой камень Кобель и за ним око¬
ло 5 верст плыли плесами, точию в разсуждени мелково-
дия везде имели опасность от множества камней, потом
прошли порог Овдуни, за которым в левой стороне —
Жеребцову гору, косу Коромыслову, прошедши кою,
одна моя барка стала на камень в правой стороне. По¬
чему и как уже поздно становилось, то и прочил все бар¬
ки немного пониже привалили на левую сторону и, сняв¬
ши и тое барку с камня, ночевали во обще.
30-го туман недолго продолжался, почему и отвалили
рано и в 2-х верстах прошли порог Сумы, а за ним
в 2-х жа верстах — Плоскую косу, деревню Кузнецы, и
каменья, называемые Сука со щенятами. Потом в 3-х вер¬
стах — деревню и косу Шляпки, где сделалась передним
баркам заминка, отчего и моя одна барка стала на ка¬
мень, прочия-ж, проплыв оное место, шли с 5 верст ко¬
сами, а изыскавши удобное место, привалили для оста¬
новившейся барки, а как и та, снявшись, соединилась,
то все поплыли далея и в правой стороне проплыли село
Морконицы, потом погост Каширу и за ним на левой
стороне и ночевали.
1-го октября, рано отвалив, проплыли деревню За-
островцы, потом порог Подвязье, пониже которого одна
моя барка стала на камень, а другия благополучно со¬
шли и порог Вязь и, приваливши, сняли и тою барку и
к прочим спустили. Потом, все продолжая путь, в полу¬
версте прошли косу Брюховчину, за нею в версте — ка¬
мень Сундук, потом около 7 верст плыли плесами и, не
доходя порога, называемого Коньки, одна барка стала на
камень, которую однако-ж скоро сняли и проплыли по¬
мянутой порог, но едва оной миновали, то другая барка
стала, однако-же и тое скоро сняв, плыли с 12 верст и
на правой стороне ночевали.
2-го поутру, отдаливши, сплыли порог Пехов, за ним
472

в 3-х верстах порог Медведь, откуда я в лотке поехал
наперед, на Устволную и за 5 верст до оной проехал по¬
рог Лопотун и приехал на Устволную, куда скоро и бар¬
ки приплыли благополучно и тут ночевали. 3-го на раз-
свете в ход отвалили, и я, отплывши от Устволной, на
барках около 3-х верст, поплыл в лотке с Афанасьем
Поповым на передней караван, а оным править оставил
Ивана Степанова Шкурина. В 20-ти верстах от Уствол¬
ной проплыли в правой стороне село Морозовец, потом
косу Парневскую, а в 45-ти верстах от Устволной ноче¬
вали в селе Полосах. 4-го поутру поплыли далее и в 5-ти
верстах проплыли село Рышево, откуда начинаются пес¬
ки, потом и в Бронницы приплыли благополучно, где
получили известие, что барки у устья Мсты-реки стоят
за мелководием, почему и я туда поехал и в сумерки
на оные, за 5 верст до Ильменя стоящие, приехал.
5-го после обеда ездил в лотке на устье, где барки
проводили чрез мель с великим трудом людьми и не бо¬
лея как по 10 и 20-ти барок в день. 6-го с полден по¬
ехал обратно в лотке в верх Метою для отыскания зад-
нева каравана, ночевал в Бронницах. 7-го нашел барки
в 7 верстах выше Бронниц, под деревнею Новоселицы,
из коих казенная стояла посреди реки на песке и я тут
и ночевал. 8-го по осведетельствовании оказалось, что
никаким способом далея баркам за мелководием плыть
не можно и потому принял намерение хлеб из оных вы¬
грузить на берег и, порядивши грузилыциков, поехал
на передней караван и к вечеру приехал благополучно.
11-го ввечеру был на устье.
13-го паки был на устье, сего-ж дня пригнали с зад-
нева каравана порожнюю барку для разгрузки. В ночи
погода стояла веема ветреная с озера с большим дождем
и оною, выведенные изо Меты, ниже города Косарева
9 барок все потопило. 14-го с утра начали разгрузку и
из трех барок сделали четыре. 15-го поутру пошел в Нов¬
город пешком чрез болоты и там в Софийском соборе
сподобился помолиться, а на барки возвратился в сумер¬
ки. 16-го положил намерение ехать домой, и, поручив
барки прикащикам Афанасью Попову и Максиму Сыче¬
ву, около обедни поехал до Бронниц в лотке, куда при¬
ехав, разеудил побывать в Новосельцах у выгруженного
хлеба и, поехавши в сумерки в лотке-ж // за наступив¬
шим великим ветром и снегом, едва к полуноче приехал
и ночевал на барке.
17-го, учредя и приказав, что касается до зимовья
473

прикащику Шкурину, поехал в лотке обратно в Бронни¬
цы и тут порядил отвести себя до дому подводчика из де¬
ревни Естьян и у него в доме и ночевал. 18-го за час до
свету выехали. Обедали в селе Подлитовье, ночевали
в Крестцах. 19-го обедали в деревне Соменке, ночевали
в Ваддаях. 20-го обедали в Едрове, ночевали в Хотилове.
21-го обедали в Волочке,, и я заходил к купцу Сорокину.
Ночевали в деревне Холохолне. 22-го до свету приехали
в Выдропуско, откуда ходил я на барку свою, шедшую
с мешечною мукою при Петре Сычеве, и коя стояла за
запором Тверды, не дошед Выдрацуска около 3-х верст,
возвратясь оттуда, продолжали путь и ночевали в Торж¬
ку. 23-го на разсвете приехали в село Медное, откуда
также ходил я к двум баркам, кои с мешечною-ж мукою
шли при Никифоре Соколове и стояли за запором Твер¬
ды в 6-ти верстах ниже Медного, противу деревни Троиц-
кова. Пришедши с барок и продолжая путь, к ночи при¬
ехали в Тверь и тут оную проводили.
24-го обедали в городке и с Шоши поехали просе-
лошною дорогою, ночевали в деревне Вагине. 25-го обе¬
дали в селе Тресвяцком, а в самые сумерки и дому достиг
благополучно. 26-го отправлялось в Дмитрове торжество
о совершившемся бракосочетании их императорских вы¬
сочеств государя цесаревича и великого князя Павла
Петровича и государыни великой княгини Наталии Алек¬
сеевны, с целодневным звоном. Литургию слушал я
у Введения, а вечер сидел на имянинах у дяди Дмитреа
Ильича. 27-го всенощную и литургию по случаю воскрес¬
ного дня слушал у Введениа: сей день отправлялось тор¬
жество об одержанных успехах над турками. Ноября 8-го
обедал на имянинах у коронного поверенного Михайла
Михайлова. 2.1-го была у нас цирушка. Декабря 28-го
поехал с хозяйкою в Москву.
Разныя достопамятности в 1773-м году
Маиа 22-го был в Москве большой пожар, который
начался на Вшивой горке, и выгорели Таганка, Ворон-
цовская, и между ими лежащие слободы, у Переулки, до
самого поля к Крутицам и притом перебросило и за Мо-
скву-реку в Кожевники, где тако-ж 9 домов истреблены
пламенем.
Июия 1-го производима была закладка в Москве крем¬
левскому дворцу с великою церемониею. Июля 14-го был
в Москве другой великой пожар, начавшейся в день вос¬
474

кресной в самую литургию в Егорьевском монастыре
в кельи, от которого вся Тверская, обе Дмитровки и дру¬
гие ближния слободы выгорели. Августа 16-го скончался
в Переславле преосвященный Геннадий епископ пере-
славской и дмитровской. Сентября 8-го освещена настоя¬
щая, вновь созданная Пятницкая каменная церковь во
имя нерукотворного образа Христа Спасителя. В ноябре
определен в нашу епархию новой архирей, бывый новго¬
родского Бежицкого монастыря архимандрит Антоний и
посвящен в Москве зимою. Сею осенью началось на низу
замешательство от злодея и самозванца Пугачева. В сем
году переездил я в разные места 2219 верст. В разлуке
с хозяйкою находился 51 день.
1774-й год
Генваря 1-го у обедни был в Успенском соборе. 5-го
там же — у вечерни. 6-го там же — у обедни, а вече¬
ром катались по улицам. 17-го в 3 ч. пополудни поехал
из Москвы на переменных на Суру в Промзино городи¬
ще. 18-го в 1 ч. пополудни проехал Володимер. 19-го
в 3 ч. утра — Муром, а в 8 ч. пополудни Арзамас. 21-го
в 3 ч. утра приехал в Промзино, где уже до меня покуп¬
ка пшеницы производилась Нефедом Решетниковым.
27-го ездил в Алаторь для получения денег, 29-го в 5 ча¬
сов 30 мин. утра поехал из Промзина в село Лысково
для начатия и в том месте покупки пшеницы. Обедали
в селе Андреевке 33 версты, ночевали в селе Козмине
38 верст, всего 71 верста. 30-го поутру была великая вью¬
га. Обедали в селе Талызине 22 версты, ночевали в селе
Мангуши 37, всего 59 верст. 31-го обедали в деревне
Майданах, ночевали в деревне Новой, всего 65 верст...
Разные известия па 1774-й год
О торгу. В оном году зимою куплено в Орле, Лыско-
ве и в Промзино городище пшеницы 4828 четвертей, це¬
ною вся кругом в Рыбную пришла по 3 р. 21/г коп. чет¬
верть, доброто-ж весьма хороша. Оная пшеница перемо¬
лота на Ширинской мельнице в крупичатую муку и оной
одна барка дошла до Соснинки, а другая до Бронниц, а
две барки до Прутни и с первых двух барок вся мука, а
с последних одной крупичатой 700 мешков поднято в
475

Петербург гужем. И по зиме вся она мука в Петер¬
бурге произведена в продажу без остатку следующими
ценами: крупичатая от 1 р. до 1 р. 18 к., выбойка от
78 до 82 коп., кулишная от 75 до 80 коп., подрукавная
от 70 до 77 коп. пуд, и барыш был нарочитой. Досталь-
ная-ж мука в Прутне и на мельнице осталась в следую¬
щий год.
Прочие достопамятности
В сем году постигли Россию великия несчастий как-
ю: 1-е возмущение самозванца Пугачева, который в ни¬
зовых губерниях причйнил великия разорении, а между
тем и самую столицу Москву с близлежащими городами
потревожил. А потому 27 июля получено в Дмитрове
с нарочным курьером от Сената московского приказание
о принятии предосторожности и, вследствие того, 31-го
собралось уездное дворянство и с предводителем генерал-
майором и кавалером князь Иваном Федоровичем Голи¬
цыным в город. И с общего согласия положили сформи¬
ровать корпус из дворовых людей своих, вооружив их по
надлежащему, а числом до ста душ одного человека.
Сему последуя, и дмитровское купечество, собравшись
в магистрат, сделало с своей стороны положение в од¬
ной силе с дворянами. Но действительного вооружения
оного корпуса не последовало, ибо 6 августа получено
от Сената приказание — оное вооружение оставить, по¬
тому что по благости божией злодей Пугачев подоспев¬
шими от тамошнего края регулярными войсками разбит
с своими единомышленниками совершенно и ударился
в бегство в степи, к Астрахани простиравшееся. Ревность
же, в разсуждении принятия предосторожности дворян¬
ством и купечеством здешними оказанную, Правитель¬
ствующей Сенат весьма похвалил.
2-е на Россию несчастье — неурожай хлеба в низо¬
вых губерниях, кое произшествие по большой части от
вышеописанных смятениев воспоследовало и около Аст¬
рахани и Саратова мука ржаная доходила ценою в 1 р.
пуд и по такой дороговизне во многих местах, употреб¬
ляли люди в пищу траву, лебеду толченую и дубовые
жолуди и на рынки вывозили оные вещи в продажу.
Скоту-ж и соломы не доставало. И единственно заклю¬
чить, что в оном году, в 4-х губерниях, то есть Оренбург¬
ской, Астраханской, Казанской и Нижегородской, от двух
вышеописанных бедственных случаев погибло народу
476

превеликое множество. Напротив того и не один точию
всевышнего гнев изливался на Россию, но милуяй оную,
господь наказав внутри предел ея, извне ниспослал про¬
славление оружие ея и увенчав победами, обрадовал вы¬
годным миром *, заключенным за Дунаем 10 июля с Пор-
тою Оттоманскою. В доме у нас сего года складена ка¬
менная кладовая полатка и внутри деревянных покоев
отправлена столарною работою. Июля 31 дня скончался
дяди Дмитриа Ильича сын Серьгий на 5-м году от роду.
Декабря 7 дня преставился батюшкин второй тесть, Петр
Дмитриевич Холщевников. В сем году переездил я в раз¬
ные места 5946 верст. В разлуке с хозяйкою находился
195 дней.
1775-й год
Генваря 3-го ввечеру поехал в Москву. 5-го на раз-
свете из Москвы в Орел. 6-го до свету проехал Тулу. 7-го
в 10-м часу утра в Орел приехал. 8-го начали покупку
пшенице. 17-го поехал обратно домой. 19-го поутру в Мо¬
скву приехал, а ввечеру в дом отправился, ночевал в Шо¬
лохове. 20-го до свету приехал благополучно. 21-го с пол¬
день поехал с хозяйкою в Москву, где тогда и родитель
мой находился. 23-го из Москвы паки в дом за некоторой
надобностию поехал. 25-го поутру в Москву возвратился,
а после обеда на Тверской смотрели торжественного
въезда в сию столицу ея императорского величества и их
высочеств. Марта 6-го в 7 ч. утра поехал я на Ширин-
скую мельницу. Обедали в деревне Пригарах, ночевали
в Городне. 7-го поутру приехал на мельницу. 9-го ездил
в Медведицкое, а вечер сидел и ужинал в Ширинском
монастыре у экономического казначея Аверикева. 10-го
ездил в село Белеутово для покупки галицких барок **,
коих однако-ж не отыскал. 11-го поутру поехал на Твер-
цу в деревню Городище к зимующему там хлебу. Обеда¬
ли в селе Стоянце, ночевали в селе Рожествине. 12-го
в 2-м часу пополудни приехал в Городище и порядил
лоцманов с коноводами...
Июня 1-го ввечеру гулял в придворном саду. 2-го на
разсвете барки приплыли благополучно. 8-го был с про¬
чими купцами по призыву в главной полиции, где в при-
* Имеется в виду Кучук-Кайнарджийский мир, заключенный
10 июля 1774 года.
** Названия барок зависели от места их изготовления: волж¬
ские, сицкие, галицкие и др.
477

судствии склоняли продавать ржаную муку не свыше
3 р. 50 коп. куль, однако последнюю цену все торговцы
барочные изтребовали 3 р. 80 коп. 16-го по оному-ж слу¬
чаю был я с прочими призыван в Зимний дворец, где
тогда жительство имел в отсудствие двора главнокоман¬
дующий генерал-фельдмаршал князь Александр Михай¬
лович Голицын и от него к збавке цен на ржаную муку
склоняемы были, однако все отозвались малостию бары¬
ша. 25-го был у Кирилы Филиповича Попова. 29-го ли¬
тургию слушал в Невском, а вечером гулял в придвор¬
ном саду.
Июля 3-го ходил для смотрения любопытных вещей
в Академию Художеств. 6-го ветр дул с моря и в Неве
была воде большая прибыль. 9-го был в Кунст-камере.
10-го день мирного с Оттоманскою Портою торжества.
Литургию слушал в Казанском соборе, которую служил
преосвященный смоленский, и главнокомандующий со
всеми знатными особами находился, и от оной церкви до
Зимнего дворца по обеим сторонам улиц стояли в две
шеренги гвардейские команды и полевые полки и во
время многолетия произвели беглый огонь троекратно, а
с крепостей пушечная пальба и вседневно звон продол¬
жался. Вечер и даже заполночь проводил в гулянье по
большим улицам, которые, равно и обе крепости, богато
были иллуминованы и народу стечение было большое.
14-го был у Кирилы Попова. 18-го у Конона Гуттуева.
19-го ввечеру прогуливался на Озерках. 26-го обедали
у меня Семен Коробьин и Алексей Рудаков с хозяйками.
29-го смотрел произведенного на Неве, противу Милли¬
онной, шлюпочного бегу...
Разные известия на 1775-й год
О торгу. Во-первых, в начале сего года куплено
в Новгороде у рыбнослободского Багрова зазимовавшей
муки ржаной Козловского кряжу 2 тысячи кулей ценою
по 3 р. 21V2 коп. куль. Оною весною отправлено на
3-х барках в Петербург, где однако-ж сим годом не про¬
дано по причине требований высокой цены. Оставшая от
прошлого года мешечная мука отправлена с Тверцы
в Петербург на пяти барках и вся произведена в продажу
с нарочитым барышом. Сверх оного куплено зимою сего
года в Орле пшеницы до 1600 да в Промзине городище
до 1300 четвертей, ценою обе стали в Рыбную слободу
около 8 р. 80 коп. четверть. Оную родитель разделил
478

на три части и первую продал юхотскому Торопову
в Рыбной числом 840 четв. по 5 р. 50 коп., вторую часть
толикое-ж число заключающую, отпустил на барках
в Петербург зерном, которая сим годом хотя туда и до¬
шла, однако не продалась; третья-ж часть 1200 четвертей
переделана на Ширинской мельнице в крупичетую муку
и за мелководием не отправлена, осталась в будущий год.
Сим годом кончилось владение наше городскими мельни¬
цами.
Ирония достопамятности
Генваря 9 дня происходила в Москве казнь самозван¬
цу Пугачеву с его сообщниками. В генваре-ж определен
в дмитровской Борисоглебской монастырь новой игумен
Иаков, а прежней переведен в Переславский Никитский
монастырь.
Марта 17 дня состоялся указ о разделении купече¬
ства с мещанством и о новых с купечества податях и по
оному в майе месяце дмитровское купечество объявило
следующие капиталы, а именно:
Родитель мой Алексей Ильич . .
. 35150
р-
Иван Ильич Толченов с братьями
. 26000
р.
Степан Сергеев Лошкин ....
. 10000
р.
Петр Сергеев Лошкин ....
. 9200
р-
Александр Васильев Лошкин . .
. 8800
р.
Иван Семенов Толченов ....
. 3300
р-
Петр Семенов Толченов ....
. 2800
р-
Степан Короваев
. 2000
р-
Артемей Тугаринов
. 2000
р-
Павел Иванов Толченов ....
. 1000
р-
Алексей Семенов Толченов . . .
. 1000
р.
Таврило Шестаков
. 1000
р-
и прочих в 3-ю гильдию взошло 11
домов
Марта 21-го дня родитель мой сделался болен лихо¬
радкою, которая сперва чрез день, а потом и ежедневно
с великою жестокостию мучила до половины маиа. Июля
в первых числах поднят в Москве на Ивановскую коло¬
кольню большой колокол. Сим летом отделаны снаружи
столарною работою новыя хоромы, тако-ж к кладовой
сделаны переходы, вороты и заборы и все оное выкраше¬
но. А из старой каменной полатки сделаны людския по¬
кои. Ноября 20-го дня перешли мы жить в новые дере-
вянныя хоромы. В сем году переездил я в разные места
5087 верст. В разлуке с хозяйкою находился 193 дня.
479

* * *
1782-й год
Октябрь
1-го всенощную слушал у Введения, а литургию в со¬
боре. Вечер у меня сидели городничей, Назимов с фами-
лиею и Горохов. 2-го литургию слушал у Введения, а
прочее время проводил дома. 3-го указныя часы пробыл
в магистрате, а вечер дома. 4-го то-ж. 5-го никуда не вы¬
езжал. Вечер у меня сидели дядя Иван Ильич с домаш¬
ними и брат Петр Алексеев. 6-го указныя часы пробыл
в магистрате, а вечер сидел у Назимова. 7-го утро в ма¬
гистрате пробыл, а вечер сидел у дяди Ивана Ильича.
8-го после обеда ездил на Луговую мельницу. 9-го ли¬
тургию слушал у Введения, обедал и вечер пробыл на
крестинах у ратмана, брата Ивана Ивановича. 10-го утро
проводил в торгу и магистрате, а прочее время дома.
11-го утром был восприемником у Коробова сына, Ми¬
хаила, и обедал и вечер у него пробыл. 12-го указные
часы пробыл в магистрате, а вечер дома. 13-го то-ж.
14-го литургию слушал в соборе и после оной был у го¬
родничего, а вечером у Назимова и у брата Петра Алек¬
сеева 15-го до полудня пробыл в магистрате, а вечер до¬
ма у меня сидели городничей и Назимов.
16-го литургию слушал в соборе и оттуда не надолго
заезжал в магистрат. Вечер у меня сидели дядя Иван
и Михайла Ильичи. 17-го утром был у городничего и
в магистрате, а вечер дома. 18-го то-ж. 19-го литургию
слушал у Введения. В 8 ч. утра приехал из Москвы тесть
Алексей Иванович. Обедали у меня ближния сродники,
а вечер еще сидели городничей, Горохов, Назимов, но¬
вой уездной стряпчей.
20-го указные часы пробыл в магистрате. Вечером
приехал в наш город для открытия присудственных мест,
по высочайшему о губерниях учреждению, флота капи¬
тан 1-го ранга Василей Никитич Курманалеев, которой
и расположился квартировать в моем доме. 21-го поутру
городничей и дворянские новые судьи были у г. Курма-
налеева, а потом в соборе слушали литургию и в маги¬
стратских покоях производилась балатировка из купе¬
чества и мещанства в городские главы и в магистрат
в присудствующие и другие должности, причем я остался
паки 1-м бургомистром. Обедал я у судьи уездного князь
Ивана Петровича Оболенского, а вечер пробыл при бала-
тировке. 22-го происходило открытие всех присудствен-
480

ных мест с должною и новою для нашего города цере¬
монней). Обедать я со всеми чиновниками ездил в Дани¬
ловское к князю, а оттуда вечером заезжал не надолго
к князю-ж Оболенскому. 23-го кушали у меня: князь
Иван Федорович Голицын, г. Курманалеев, князь Оболен¬
ской, городничей и все городские судьи и лутчие из ку¬
печества. 24-го поутру г. Курманалеев отбыл в Серги¬
евской посад, а я весь день дома проводил. 25-го указ¬
ные часы пробыл в магистрате, а вечер дома. 26-го в со¬
боре слушал литургию, а потом был в магистрате, ве-
чер-жа сидел у дяди Ивана Ильича. 27-го указаное время
в магистрате пробыл, обедал у князя Оболенского, а ве¬
чер сидел у Назимова. 28-го до обеда в магистрате про¬
был, а вечер дома. 29-го поутру ездил на Луговую мель¬
ницу. 30-го всенощную и литургию слушал у Введениа,
а вечер пробыл в магистрате по случаю совета. 31-го ука¬
зные часы в магистрате пробыл, а вечер дома.
31 Столетье безумно и мудро

КОММЕНТАРИИ
А. С. ПУШКИН. КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА
Текст романа печатается по изданию: Пушкин А. С. Рома¬
ны и повести. М., 1968, с. 219—321.
К с. 21 Был бы гвардии он завтра ж капитан... Княж¬
нин. — Из комедии Я. Б. Княжнина «Хвастун» (1786).
Княжнин Яков Борисович (1740 (42) —1791) — русский дра¬
матург, поэт, переводчик. Сын псковского вице-губернатора.
С 1778 года работал секретарем главного попечителя просвети¬
тельских и воспитательных учреждений. Княжнин написал восемь
трагедий, три комедии, шесть комических опер и ряд других
произведений. В 1783 году выбран членом Российской Академии.
Патриотический пафос и тираноборческие мотивы таких трагедий,
как «Рослав», «Вадим Новогородский» — на исторические сюже¬
ты, — пользовались успехом современников и вызывали недо¬
вольство Екатерины II. По одной из версий Я. Б. Княжнина за¬
секли розгами в Тайной канцелярии, где он и умер.
...в молодости... служил при графе Минихе... — Миних
Бурхард Христоф (1683—1767) — полководец, генерал-фельдмар¬
шал и общественный деятель, первый министр в 1740—1741 годах,
императрицей Елизаветой Петровной был отправлен в ссылку,
где пробыл двадцать лет, возвращен из нее в 1762 году Пет¬
ром III, во время переворота Екатерины II остался верен Пет-
РУ ш.
К с. 27 ...и денег, и белья и дел моих рачитель... — Из «По¬
слания к слугам моим: Шумилову, Ваньке и Петруше» Д. И. Фон¬
визина (1769).
Фонвизин Денис Иванович (1745—1792) — надворный совет¬
ник при государственной коллегии иностранных дел, поэт, дра¬
матург, переводчик. Автор многочисленных переводных трагедий
и драм: «Альзира», «Сидней», «Иосиф», «Жизнь Сифа», «Карита
и Полидор» и др., комедий «Бригадир» и «Недоросль». Как поли¬
тический мыслитель — сторонник представительного правления,
пропагандировал конституционные и реформаторские идеи.
К с. 33 ...О делах Яицкого войска, в то время только что
усмиренного после бунта 1772 года. — Яицкое войско — казачье
войско, расположенное по реке Яику (переименованной Екатери¬
ной II после Пугачевского восстания в реку Урал). Бунт в Яиц-
ком городке вспыхнул 12 января 1772 года и летом был подавлен.
В «Истории Пугачева» Пушкин писал о настроениях усмиренных
казаков: «То ли еще будет! — говорили прощенные мятежни-
482

ки: — Так ли мы тряхнем Москвою... Тайные совещания проис¬
ходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предве¬
щало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель
сыскался».
К с. 35 ...покойным фельдмаршалом Мин... — то есть Ми-
нихом.
К с. 37 ...лубочные картинки, представляющие взятие Ки-
стрина и Очакова... — осаду русскими войсками крепости Кю-
стрин в 1758 году во время Семилетней войны и взятие турецкой
крепости Очаков в 1737 году во время русско-турецкой войны
1735—1739 годов.
К с. 41 — Ин изволь и стань же в позитуру... Княжнин. —
Из комедии Я. Б. Княжнина «Чудаки» (1794).
К с. 42 Александр Петрович Сумароков (1717—1777) —
драматург, поэт, теоретик русского классицизма, один из пер¬
вых российских авторов, писавший трагедии на сюжеты отече¬
ственной истории: «Синав и Трувор», «Вышеслав», «Димитрий Са¬
мозванец», «Ярополк и Димиза», «Новые лавры» и др. Современ¬
ники сравнивали Сумарокова с Вергилием и Лафонтеном, назы¬
вали его «северным Расином».
Мысль любовну истребляя... — это стихотворение, несколько
переделанное и сокращенное, опубликовано в «Новом и полном
собрании российских песен», изд. Н. Новикова, ч. 1. М., 1780.
К с. 43 ...Василья Кирилыча Тредьяковского... — Тредиаков-
ский В. К. (1703—1769) — поэт, переводчик, теоретик литературы, с
1745 года профессор красноречия императорской Академии наук.
Во второй половине XVIII века Тредиаковский пользовался репу¬
тацией трудолюбивого, но не очень талантливого сочинителя. От¬
звуки такой оценки сохраняются до настоящего времени. Хотя
еще Новиков в «Опыте исторического словаря о российских писа¬
телях» отмечал, что Тредиаковский «первый в России сочинил
правила нового российского стихосложения... первый открыл в Рос¬
сии путь к словесным наукам, а паче к стихотворству... и первый по¬
ложивший толико труда и прилежания в переводе на российский
язык преполезных книг». В своем сочинении «Новый и краткий
способ к сочинению российских стихов» (1735) Тредиаковский
реформировал силлабический стих, предложив силлабо-тонические
принципы стихосложения.
К с. 59 ...башкирец с возмутительными листами... воззвание
Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. —
Имеются в виду манифесты и воззвания Пугачева.
К с. 60 Что смеет еще нам предлагать! Выйти к нему на¬
встречу и положить к ногам его знамена! — В обращении Пуга¬
чева в Оренбургскую губернскую канцелярию предлагалось «всем
господам, и всякого звания людям»: «Выдите вы из града вон,
вынесете знамена и оружие, приклоните знамена и оружие пред
вашим государем».
К с. 61 ...одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. —
Имеется в виду восстание в Башкирии, с невероятной жесто¬
костью подавленное царскими войсками.
31*
483

К с. 76 Гришка Отрепьев — боярский сын Юрий Отрепьев,
инок Чудова монастыря под именем Григорий, в 1602 году объ¬
явил себя царевичем Дмитрием, сыном Ивана Грозного.
...я присягал государыие-императрице... — Екатерина II (1729—
1796) — немецкая принцесса Софья Фредерика Августа Ангальт-
Цербтская, была выдана замуж за Петра III. В результате пере¬
ворота 28 июня 1762 года Екатерина Алексеевна была объявлена
российской императрицей Екатериной II.
К с. 77 Сладко было спознаваться... — Из стихотворения
М. М. Хераскова «Разлука». Михаил Матвеевич Херасков (1733—
1807) закончил в 1751 году Сухопутный шляхетский кадетский
корпус, с 1755 по 1802 год его жизнь была связана с Московским
университетом: с 1763 года Херасков — директор университета,
с 1778 года — куратор. Херасков — один из лучших поэтов вто¬
рой половины XVIII века, автор первой русской эпической поэмы
«Россияда» (1779). Наибольшей популярностью среди современ¬
ников пользовались трагедия «Борислав», оды, песни, сатири¬
ческие произведения и нравоучительный роман «Нума Помпилий,
или Процветающий Рим».
К с. 81 Заняв луга и горы... — Из поэмы М. М. Хераскова
«Россияда», прославляющей взятие Казани Иваном Грозным.
К с. 86 ...с вами-де то же будет, что с Лизаветой Харло-
вой. — Лизавета Харлова — жена командира крепости Нижне¬
озерной майора Харлова, убитого Пугачевым. Пугачев сделал
Харлову своей наложницей, а потом казнил ее вместе с малолет¬
ним братом.
К с. 88 В ту пору лев был сыт... — Стихи сочинены самим
Пушкиным в духе басен Сумарокова.
К с. 107 Вскоре князь Голицыну под крепостию Татищевой,
разбил Пугачева... — Это произошло 22 марта 1774 года.
...весть о взятии Казани... — Казань была взята Пугачевым
12 июля 1774 года.
...преследуемый Иваном Ивановичем Михельсоном... — Ми-
хелъсон И. И. (1740—1807) — подполковник, нанесший оконча¬
тельное поражение Пугачеву 25 августа 1774 года в сражении
между Царицыном и Черным Яром.
К с. 113 ...отец мой пострадал вместе с Волынским и Хру¬
щевым. — А. П. Волынский (1689—1740), кабинет-министр импе¬
ратрицы Анны Иоанновны, и А. Ф. Хрущев (ум. 1740), советник
адмиралтейц-коллегии, были казнены в 1740 году за участие
в заговоре с целью свергнуть власть всесильного временщика
Бирона, фактического главы государства. Бирон Эрнст Иоганн
(1690—1772) — герцог, фаворит императрицы Анны Иоанновны,
создатель реакционного антирусского режима. После дворцового
переворота 1740 года был арестован и сослан; возвращен в Петер¬
бург Петром III.
К с. 114 София — военный городок, расположенный за Цар¬
скосельским парком, с 1808 года — часть Царского Села.
...памятник в честь недавних побед графа Петра Александро¬
вича Румянцева. — Обелиск вблизи Екатерининского дворца в
Царском Селе, воздвигнутый в память победы русских войск над
турками и х реке Кагуле в 1770 году.
484

А. Н. РАДИЩЕВ. ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА
В МОСКВУ
Текст печатается с сокращениями по изданию: Ради¬
щев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. М., 1975, с. 43—
167, 195—200, 215—251.
Радищев Александр Николаевич (1749—1802) — русский ре¬
волюционный мыслитель, писатель, провозвестник революцион¬
ных идей в России.
К с. 125 Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй —
обло — тучно; озорно — нагло, пакостливо; лаяй — лающее.
Эпиграф — несколько измененный стих поэмы В. К. Тредиаков-
ского «Телемахида» (1766), из главы, где рассказывается, как в
подземном царстве (Тартаре) мучаются цари, «употребившие во
зло свое на престолах могущество».
А. М. К. — инициалы Алексея Михайловича Кутузова, това¬
рища Радищева по Лейпцигскому университету, писателя, масо¬
на; ему же посвящено «Путешествие...». По своим взглядам Ку¬
тузов не был революционером, но, как и Радищев, боролся про¬
тив несправедливости и насилия. Посвящение Кутузову — это
своего рода продолжение полемики между друзьями.
К с. 129 Бурлак... многое может решить доселе годательное
в истории российской. — Внимательно наблюдая жизнь народа,
Радищев уже в то время начал осознавать его роль в истории.
К с. 130 Разрядный архив — архив Разрядного приказа,
хранилище родословных документов боярства и дворянства.
Федор Алексеевич российское дворянство обидел, уничтожив
местничество. — В XV—XVII веках на государственные должно¬
сти назначали в зависимости от родовитости «по местам». С унич¬
тожением в 1682 году местничества при царе Федоре Алексееви¬
че (старшем брате Петра I) назначения стали зависеть в боль¬
шей степени не от древности и заслуг рода, а от личных заслуг
и достоинств претендента на то или иное место.
Новгородское дворянство вело свою родословную с момента
разгрома Новгорода Иваном Грозным в 1570 году и поэтому счи¬
талось недостаточно древним и сравнительно небогатым.
...ибо древние роды поставлены в дворянской книге ниже
всех. — «Жалованная грамота дворянству» в большей степени
расширила привилегии помещиков, чем родовитых дворян.
К с. 134 приятель мой Ч... — Петр Иванович Челищев
(1745—1811), товарищ Радищева по Лейпцигскому университету.
Радищев считает его одним из многих людей своего времени,
которые видели пороки феодального общества, но, не веря в воз¬
можность борьбы, предпочитали уединиться в своей сельской
усадьбе.
К с. 135 Пафос и Амафонт (Амат) — древние города на
Кипре, где находились храмы Афродиты (Киприды) — богини
любви и красоты.
Вернет (Верне) Клод-Жозеф (1714—1789) — известный фран¬
цузский пейзажист-маринист.
К с. 137 ...Турецкую войну в Архипелаге — русско-турецкая
война 1768—1774 годов.
К с. 140 Реналь —■ Гийом Рейналъ (1713—1796) — француз¬
485

ский историк, просветитель, автор книги «История обеих Индий»,
которая была сожжена в 1781 году как антиправительственная.
Рейналь призывал к революционному свержению феодального
строя и выступал против колониализма.
К с. 142 Полкан — сказочное животное, получеловек-полу-
конь из сказки о Бове-Королевиче.
Бова — «Бова-Королевич» — герой русской волшебной бога¬
тырской повести. Преодолевая различные препятствия, Бова-Ко¬
ролевич добивается прекрасной царевны Дружевны, совершает
подвиги, проявляет чудеса храбрости. Дружевна — воплощение
любви и преданности.
К с. 152 Муссы — музы, девять богинь греческой мифологии,
покровительницы искусства, поэзии и наук: Каллиона (Красиво-
речивая) символизирует героический эпос; Клио (Славящая) —
богиня истории; Урания (Небесная) — астрономии; Эвтерпа (Пре-
красноуслаждающая) — музыки; Эраго (Приятная) — лирики;
Терпсихора (Усладительнотанцующая) — танца; Мельпомена
(Пляшущая) — трагедии; Талия (Цветущая) — комедии; Поли¬
гимния (Многопоющая) — пантомимы.
К с. 154 Йзжени сию гордую чернь — прогопи придворных
льстецов, корыстных начальников, фаворитов и т. д.
К с. 156 Военачальник мой, посланный на завоевание, уто¬
пал в роскоши и веселии. — Имеется в виду жизнь Потемкина в
ставке во время русско-турецкой войны 1787—1791 годов.
Кук Джемс (1728—1779) — знаменитый английский морепла¬
ватель, совершивший ряд крупных открытий в Тихом океане;
убит туземцами-каннибалами на Сандвичевых островах.
К с. 157 Готфы (готы) и вандалы — восточногерманские
племена, разграбившие в V веке Рим.
Касталия и Ипокрена — в данном случае родники поэтичес¬
кого вдохновения; в греческой мифологии — источники у подно¬
жия Парнаса и Геликона, которые были связаны с культом бо¬
га солнца и поэзии Аполлона и девяти муз.
К с. 158 Властитель мира, если, читая сон мой. — В данном
случае Радищев, видимо, использовал распространенную в его
время форму «сна» для обличительного показа придворных по¬
рядков, положения в стране и сущности царской власти.
К с. 160 Виргйлий (Вергилий), Горйций — римские поэты
I в. до н. э.; Тит Ливий (59 до н. э. >— 17 н. э.), Тацит (55—
120) — римские историки.
Семинарист Кутейкин — учитель Митрофанушки — говорит
в «Недоросле» Д. И. Фонвизина; «Ходил до риторики, да, богу
изволившу, назад воротился».
Гроций Гуго де Гроот (1583—1645) — известный голландский
ученый, юрист, социолог и государственный деятель. Монтескью
(Монтескье) Шарль Луи (1689—1755) — выдающийся француз¬
ский просветитель. Влёкстон (Блэкстон) Уильям (1723—1780) —
известный английский юрист. Радищев имеет в виду его четы-
рехтомпый труд «Комментарии к английским законам».
486

К с. 161 ...уже есть повеление о учреждении новых универси¬
тетов... — В 1787 году широко пропагандировался план открытия
университетов в Пскове, Чернигове и Пензе, который не был осу¬
ществлен. В данном случае Радищев подчеркивает рекламно-де¬
магогический характер просветительских программ Екатерины И.
На мартиниста похоже, на ученика Шведенборга... — Марти¬
нист — последователь философского учения мистика Сен-Марте¬
на (1743—1803).
Шведенборг (Сваденборг) Эммануил (1688—1772) — швед¬
ский писатель-мистик. Радищев здесь и далее выступает против
мистических учений, уводивших от активной борьбы.
К с. 162 Фридрих II (1712—1786) — прусский король с
1740 года, пропагандировавший «просвещенный абсолютизм», но
проводивший реакционную политику; в результате после его
правления территория Пруссии почти удвоилась, а в государстве
установился деспотический режим.
Лутер (Лютер) Мартин (1483—1546) — реформатор церкви в
Германии, основатель лютеранства, направленного против догма¬
тов католичества и злоупотреблений римских пап.
К с. 163 Магомет (Мухаммед) (570—632) — основатель рели¬
гии ислама (мусульманства).
Вещал Акиба. — В данном случае Радищев цитирует толко¬
вателя талмуда еврейского писателя и ученого раввина Акибу
бен Иосифа (I—II вв.) по Велеву словарю (т. е. «Историческому
и критическому словарю» Пьера Бейля (1647—1706), французско¬
го атеиста и материалиста).
К с. 164 Солон (638—559 до н. э.) — афинский законодатель
и реформатор. Ликург — легендарный законодатель Древней
Спарты (IX в. до н. э.).
...пасутся рабы жезлом самовластия... — Греция в XV—
XIX веках была под властью Турецкой империи.
Троя (Илион) — древний город в Малой Азии, достигавшей
особого могущества во втором тысячелетии до н. э.
Карфага (Карфаген) (IX—II вв. до и. э.) — рабовладельче¬
ский североафриканский город-государство.
К с. 165 Ганзейский союз — союз северонемецких богатых
торговых городов в XIV—XVII веках, развивавший торговлю на
Северном и Балтийском морях.
...поступок царя Ивана Васильевича по взятии Новагорода... —
Имеется в виду кровавая расправа Ивана IV с жителями Новго¬
рода в 1570 году.
К с. 166 Из летописи новогородской. — В данном случае Ра¬
дищев цитирует не подлинный документ. События новгородской
истории хронологически расположены так, чтобы показать, как
самодержавие отняло у вольного Новгорода самостоятельность и
привело его к упадку.
Ярослав Ярославич (1230—1272) — великий князь Тверской,
брат Александра Невского, воевал с новгородцами в 1270—
1271 годах.
15 января 1478 года «лучшие» (знатные) новгородцы присяг¬
нули на верность Ивану III, утвердив присягу 58 личными печа¬
тями.
Новгородский вечевой колокол был вывезен в Москву в мар¬
487

те 1478 года. Иван III именовался в некоторых документах ца¬
рем, но официально этот титул принял Иван IV (в 1547 г.).
К с. 167 Лаватер (Лафатер) Иоганн Каспар (1741—1801) — па¬
стор, автор книги «Физиогномические фрагменты», в которой раз¬
работана теория распознавания душевного мира человека по его
внешним данным.
К с. 169 Вексельное право. — Имеются в виду те случаи, ког¬
да купцы брали в долг товары, переводили свои капиталы на
имя ближайших родственников, а себя объявляли разоренными.
В результате они получали возможность отдать только часть
долга.
К с. 171 Егова (Иегова), Юпитер, Брама — имена божеств в
иудейской, древнеримской, индийской религиях. Авраам, Мои¬
сей — библейские персонажи. Конфуций (551—479 до н. э.) —
древнекитайский философ. Зороастра (Заратуштра) (VII в. до
н. э.) — пророк древнеиранской религии народов Средней Азии,
Персии, Азербайджана. Сократ (469—399 до н. э.) — древнегре¬
ческий философ. Марк Аврелий (121—180) — римский император.
Радищев цитирует популярную в России трагедию английско¬
го писателя Аддисона (1672—1719) из истории борьбы римлян-
республиканцев против диктатуры Юлия Цезаря.
К с. 172 ...место председателя уголовной палаты... — Имеется
в виду реформа 1775 года, создавшая систему местных судов.
Палату уголовного суда возглавлял председатель.
К с. 174 Гогард (Хогарт) Уильям (1697—1764) — английский
живописец и гравер, сатирик.
Коллежский асессор — чин, который давал право в XVIII ве¬
ке на получение потомственного дворянства, а следовательно,
право владеть землей и крепостными крестьянами.
К с. 175 Древний Лакедемон (Спарта) — греческий рабовла¬
дельческий город-государство.
К с. 179 Однодворцы — владельцы небольшого земельного
участка, одного двора, частью — дворяне, потомки служилых,
частью — государственные крестьяне.
К с. 182 Баба — английский парк близ Финского залива, по
дороге из Петербурга в Петергоф; место воскресных гуляний (от
слов «Ба! Ба!»).
К с. 192 Егид (эгида) — щит царя богов Зевса в греческой
мифологии, символ защиты.
К с. 196 Курций Марк — легендарный древнеримский юноша,
бросившийся в пропасть, чтобы спасти Рим. Когда в 362 году до
н. э. на римском форуме разверзлась бездонная пропасть, оракул
предсказал гибель городу, если пропасть не поглотит лучшее его
благо. Со словами: «Нет лучшего блага в Риме, чем оружее и
храбрость!» — юный Курций в доспехах, на коне кинулся в без¬
дну, и она сомкнулась.
К с. 197 Юлий Кесарь (Цезарь) (100—44 до н. э.) — римский
диктатор, полководец и общественный деятель.
К с. 198 Катон Младший (95—46 до н. э.) — римский поли¬
тический деятель, сторонник аристократической республики. Вы¬
ступал против режима личной диктатуры. Когда узнал о военной
488

победе Цезаря над силами республиканцев, закололся мечом. Ра¬
дищев, видимо, имел в виду предсмертные слова Катона, приве¬
денные историком Плутархом: «Теперь я принадлежу себе».
К с. 203 При царе Алексее Михайловиче в 1654—1667 годах
была война с Польшей.
К с. 204 Леандр — в древнегреческой поэзии любовник Ге-
ро — жрицы Афродиты, каждую ночь переплывавший Геллеспонт
(Дарданеллы) для свидания с возлюбленной, которая зажигала
на башне фонарь. Однажды буря погасила фонарь. Увидев утром
прибитое волнами тело утонувшего Леандра, Геро бросилась
в море.
К с. 224 Прельщенные грубым самозванцем. — Имеется в ви¬
ду Крестьянская война 1773—1775 годов под предводительством
Е. И. Пугачева.
К с. 231 Радищев обращается к А. М. Кутузову, который на¬
ходился с 1789 года в Берлине.
Русские газеты «Санкт-Петербургские ведомости» и «Мос¬
ковские ведомости» выходили дважды в неделю.
Имеются в виду поход фельдмаршала Миниха (1688—1767)
в Крым (1736) и победа русских при Кунерсдорфе (1759), открыв¬
шая путь на Франкфурт-на-Одере в Семилетнюю войну (1756—
1763).
К с. 235 Русская армия до военной реформы 1870 года по¬
полнялась путем рекрутских наборов из крепостных крестьян;
помещики были обязаны поставлять одного рекрута от опреде¬
ленного числа мужчин (в 1789 г. — одного от сотни). Государ¬
ственные и экономические (перешедшие от монастырей к колле¬
гии Экономии крепостные) крестьяне вместо себя выставляли
специально купленных у помещиков крепостных. Помещичья
спекуляция крепостными во время рекрутских наборов неодно¬
кратно запрещалась (1766, 1769, 1770). Новый запрет последовал,
когда Радищев начинал печатать «Путешествие...» (1789).
К с. 246 Габриелли Катарина (1730—1796), Маркёзи Луиджи
(1755—1829), Тоди Мария Франциска Лючия (1748—1793) —
итальянские певцы.
Вертер — герой романа Гёте «Страдания молодого Вертера»
(1774).
К с. 255 ...престольный град... — Москва. Хотя официальная
столица государства была в 1712 году перенесена в Петербург, Мо¬
сква в сознании русских людей сохраняла значение столичного
(престольного) города.
Обитель иноческих мусс. — Славяно-греко-латинское учили¬
ще (основано в 1680-х годах), затем академия в Москве, куда
поступил учиться М. В. Ломоносов.
К с. 256 Вольф Христиан (1679—1754) — марбургский про¬
фессор, знаток естествознания и философии, под руководством
которого занимался в 1736 году М. В. Ломоносов.
К с. 258 Симеон Полоцкий (1629—1680) — русский церков¬
ный и общественный деятель, поэт-драматург, воспитатель детей
царя Алексея Михайловича.
489

«Ода на взятие Хотина» (1739) была написана М. В. Ломо¬
носовым в Фрейберге (Саксония), где он в то время учился.
К с. 259 Грамматика. — Ломоносов составил первую науч¬
ную грамматику русского языка в 1755 году.
К с. 260 Риторика — «Краткое руководство к красноречию»
(1748), в котором Ломоносов изложил правила ораторского ис¬
кусства.
Пит (Питт) Старший Уильям (1708—1778), Бурк (Берк) Эд¬
мунд (1730—1797), Фокс Чарлз Джемс (1749—1806) — известные
английские политические деятели и ораторы; Мирабо Оноре —
Габриелъ-Рикетти (1749—1791) — французский политический дея¬
тель, оратор.
К с. 261 Пиндар (522—477 до н. э.) — греческий поэт, автор
од в честь победителей на Олимпийских играх. Радищев называ¬
ет его последователем «Псалмопевца», то есть библейского царя
Давида.
К с. 262 Позавидует прелестной картине народного спокой¬
ствия и тишины. — Радищев говорит здесь об оде М. В. Ломоно¬
сова «На день восшествия на... престол... Елисаветы Петровны
1747 года».
К с. 263 Но ты ...забвен мною не будешь. — Речь идет о мо¬
сковском митрополите Платоне (Левшине), современнике Ради¬
щева. Автор сравнивает его с греческим философом Платоном и
упоминает речь митрополита над гробницей Петра I, произне¬
сенную в 1770 году, по случаю победы русского флота над тур¬
ками под Чесмой.
Робертсон Уильям (1721—1793) — английский историк; Марк¬
граф Андрей Сигизмунд (1709—1782) — немецкий химик; Риди-
г ер (Рюдигер) Андрей (1673—1731) — немецкий философ-идеа¬
лист; возможно, Радищев имел в виду естествоиспытателя Рюди-
гера Христиана Фридриха (1760—1808).
К с. 264 Се исторгнувший гром с небеси и скиптр из руки ца¬
рей. — Надпись на портрете Бенджамина Франклина (1706—
1790), американского государственного деятеля, ученого, просве¬
тителя, одного из авторов Декларации независимости США (1776)
и Конституции (1787,). Франклин призывал к отмене рабства; из¬
вестен трудами в области электричества, изобрел громоотвод;
иностранный почетный член Петербургской Академии наук с
1789 года.
Радищев говорит о гибели друга Ломоносова, физика Георга
Вильгельма Рикмана (1711—1753), погибшего при проведении опы¬
тов с электричеством во время грозы.
Бакон (Бэкон) Веруламский (1561—1626) — английский фи¬
лософ-материалист, положивший начало экспериментальному ме¬
тоду в науке.
К с. 265 Всесвятское — старинное село под Москвой, на Пе¬
тербургской дороге. Сейчас на этом месте станция метро «Сокол»,
Сохранилась церковь постройки 1733 года.
490

ИЗ ЗАМЕЧАНИЙ ЕКАТЕРИНЫ II
НА КНИГУ А. Н. РАДИЩЕВА «ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУР¬
ГА В МОСКВУ» 26 ИЮНЯ — 7 ИЮЛЯ 1790 Г.
Прочитав книгу А. Н, Радищева, Екатерина II на полях на¬
писала довольно подробные замечания по поводу ее содержания,
которые послужили основой для допроса Радищева в Тайной экс¬
педиции и судебного приговора.
Текст печатается по изданию: Бабкин Д. С. Процесс
А. Н. Радищева. М.—Л., 1952, с. 156—164.
Так как Екатерина II ссылается в «Замечаниях» на страни¬
цы издания «Путешествия...» 1790 года, то в скобках указываются
названия соответствующих глав*
Книга печатана в 1790 году без подписи типографии и без
видимого дозволения в начале; но в конце сказано: с дозволения
Управы благочиния. Сие вероятно ложь, ибо оплошность. Наме¬
рение сей книги на каждом листе видно; сочинитель оной на¬
полнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и
выищивает все возможные к умалению почтения к власти и вла-
стем, к привидению народа в негодование противу начальников
и начальства.
Он же едва ли не мартинист; или чево подобное, знание име¬
ет довольно, и многих книг читал. Сложения унылаго и все ви¬
дит в темначерном виде, следовательно черпажелтсго вида. Сие
примечание сделано при 30 странице.
Воображение имеет довольно, и на письме довольно дерзок...
Сочинитель ко злости склонен. Стр. 60. Сие наипаче видно
из последующих страниц. Стр. 72, 73. Довольно доказывают на¬
мерение, для чево вся книга написана, подвиг же сочинителя об
заклад биться можно, по которому он ее надписал, есть тот, для
чево вход не имеет в чертоги; можно быть, что имел когда ни
на есть: а ныне не имея, быв с дурным и следовательно с небла¬
годарным сердцом, подвизается пером. На 75 стр. Но оробел наш
враль, ежели ближе царя был, он бы инако запел, много тако¬
вых вралей мы видели и имели между раскольниками, и твердые
те сердца бывают суще потом утурапленные.
Не знаю какова нега власти в других владетели, во мне не
велика.
Стр. 76 (Чудово}. Птенцы учат матку. Злость в злобном,
во мне ее нет.
Убивство войною называемое, чево же оне желают, чтоб без
обороны попасця в плен туркам, татарам, либо пакарится шведам.
Попрекая о неисполнении велении, самы себя обвиняют.
77, 78 стран. (Спасская полесть) написаны в возмутительном
намерении, о чем прилагается попечение к пресечению, то обра¬
щено в коризну.
79 страница, не о Чичегове по крайной мере говорит. 80 стр.
оне весь ум съели, и один государь без смысл. На той же стра¬
ница опорачивается действие милосердии.
81 страница покрыта бранью и ругательством и злостным
толкованием, злодейство сие разпространилось на следующие
страницы 82, 83, 84 и 85. Но при всем том намерении, порочить
не могли, и принуждены обратится на исполнении, следователь¬
но порочат общество, а не доброе сердце, либо намерение госу¬
даря.
491

86 (Подберезье). Сам говорит, что сгрезил грез.
88 стр. упоминает о знании: что я имел случай по щастию
моему узнать. Кажется сие знание в Лейпцих получано, и дово¬
дит до подозрения на господ Радищева и Щелищева паче же бу-
де у них заведено типография в доме, как сказывают.
92, 93, 94, 95, 96, 97 страница исповедует мартинистов уче¬
ние и прочих теозофов...
99, 100, 101. (Новгород) Говоря о Новегороде, о вольном ево
правление и о суровости Царя Иоана Васильевича не говорит о
причине сей Казны, а причина была, что Новогрод, приняв унию,
придался Полской республики, следовательно царь казнил отступ¬
ников и изменников, в чем по истине сказати меру не нашел.
102. Сочинитель вопрошает: но какое он имел право свиреп¬
ствовать против них, какое он имел право присвоять Новгород?
Ответ: древность владение и закон новгородской и всея России
и всего света, которой наказывал бунтовщиков и от церквы от¬
ступников. Но сей вопрос тут делается, дабы отвергать власть, и
оставлен без ответа.
На 103. Учтены вопросы те, по которым теперь Францие ра-
заряется...
Стр. 119 и следующий (Зайцево) служат сочинителю к про¬
изведению ево намерении, то есть показать недостаток тепереш-
наго образа управления и пороки онаго, здесь дело идьет до ча¬
сти уголовной. Сим трудом наполнены стр. 120, 121, 122, 123.
Стр. 124 определена к тому, дабы доказать недостойное про¬
изведение в чины, в копце той странице сочинитель сам себя
противоречит, ибо показывает склонности человека низкова со¬
стояния тогда, когда по ево системы (нынешпо француской) все
состоянии определены быть равны под имени человека и ево
мнимыя права.
На 125 стр. Паки упоминается низкаго состояния, из чево
заключается, что господин сочинитель еще не весьма тверд в сво¬
их правил, но противу двора и придворных ищет изливать свою
злобу, злословия сии он выудил из книг отчасти, на которых при¬
дворные никогда не ответствовали, а доводы довольно однакоже
сыскать можно уменьшающие порицание.
Стр. 126, 127, 128, 129, 130, 131, 132, 133. Служат к слогу вы¬
думанной сказке для описания зверскаго обхождения помещика
с крестьянами и убивства господина и трех ево сыновей...
На стр. 137 изливается яд французской и продолжается на
138 и 139. Но все сие разсуждение лехко опровергнуть можно еди¬
ным простым вопросом: ежели кто учинит зло, дает ли право дру¬
гому творить наивящее зло? Ответ: конечно, нет. Закон дозволяет
в оборону от смертнаго удара ударить, но доказание при том тре¬
бует, что инако не можно было избегнуть смерть. И стало вся
толкование сочинителя не дельное, не законное, но суетное умст¬
вование...
На 147 стр. едит оплакивать плачевную судьбу крестьянска-
го состояния, хотя и то не оспоримо, что лутчее судбы наших
крестьян у хорошова помещика нет по всей вселенной.
154, 155, 156 стр. описывает вступление дворян в службе та¬
кими же красками злобы, как все прочее.
156, 157, 158. На сих страниц видно гордости души сочини¬
теля и ево огорчение и неудовольствие на вельмож, которую ста¬
рается книгою своею разсеять, так как и опорочивание всево
установлениаго и принятаго. На 159 стр. сие еще явственнее...
492

Стр. 174, 175 (Крестцы) довольно глубокомысленны суть; 176,
177 суть продолжение наставление детей, так как 178, 179, 180.
На сей странице становятся необузданны так, как и вся книга,
и едва умоначертание сочинителева не такова ли, вероятно ка¬
жется что родился с необузданной амбиции и, готовясь к выш-
ным степеням, да ныне еще не дошед, желчь нетерпение разли¬
лось по всюда на все установленное и произвело особое умство¬
вание, взятое однако из разных иолумудрецов сего века, как то
Руссо, аббе Рейнала, и тому гипохондрику подобные; касательно
же метафизику мартинист...
Стр. 190, 191, 192, 193, 194 доказывают, что сочинитель имеет
воображение довольно и любит распространить гипрохондриче-
ские и унылпые мысли, и тут паки упоминается о ничтожестве
власти родителей над детьми, что противно закону христианско¬
му и гражданскому.
Стр. 195 еще более распространяет сей незаконный толк и
суще развратной, кончится же оной на 196 странице; и уважние
никакой не видно тут к закону божию и гражданскому, а пред¬
почтет,I произвольный бредны суемудрыя.
Стр. 197, 198, 199, 200, 201 описывают следствии дурной бо-
лезны, которую сочинитель имел; вины ею же оной приписывает
на 202 стр. правительству, а па 203 совокупляет к тому брани и
ругательствы на проповедующих всегда мир и тишину...
278—288 (Выдропуск) о уничтожении придворных чинов; тут
царем достается крупно и кончится сими словами: како власть со
свободою сочетать должно на взаимную пользу. Сие думать мож¬
но, что целит на французской развратной нынешний пример. Сие
тем более вероятно становится, что сочинитель везде ищет слу¬
чай придраться к царю и власти; теперь с ним дело имеет...
370 стр. и следующие, до 394 (Городня) повесть о рекрут¬
ском наборе и отягченных крестьян и тому подобное, служащее
к проведыванию вольности и к искоренению помещиков...
Скажите сочинителю, что я читала ево книгу от доски до
доски, и прочтя усумнилась, не зделано ли ему мною какая оби¬
да? ибо судить ево хочу, дондеже не выслушен, хотя он судит
царей, не выслушивая их оправдание...
На 418 начинается слово о Ломоносове и простирается до
окончания книги, тут вмещена хвала Мирабоа, который не еди¬
ной, но многие висельницы достоин; тут имп<ератрице>
Ели<завете> Пе<тровне> оказано непочтение. Тут видно, что
сочинитель не сущей християшш. И вероподобие оказывается,
что он себя оприделил быть начальником, книгою ли или инако
изторгнуть скиптра из рук царей, но как сие исполнить един не
мог, показывается уже следы, что несколько сообщников имел;
то надлежит ево допросить, как о сем, так и о подлинном наме¬
рении, и сказать ему, чтоб он написал сам, как он говорит, что
правда любит, как дело было; ежели же не напишет правду, тог¬
да принудить мне сыскать доказательство и дело ево зделается
дурнее прежнего.
На 453 обещает сочинитель продолжение той книги на воз¬
вратном пути. Где ето сичинение, начато ли и где находится.
О строки с дозволения Управы благочиния скажу, что при¬
бавить к книге после подписи подписавшего есть лживый посту¬
пок и бездельство. Старатся надлежит узнать, много ли выпуще¬
ны эксемпляри и куды девались.
493

Сие замечание на «Письмо к другу жительствующему в То¬
больске».
Сие сочинение такожде господина Радищева и видно из под¬
черченных мест что давно мысль ево готовилась ко взятому пу¬
ти, а француская революция ево решила себя определить в Рос¬
сии первым подвизателем. Я думаю Щелищев едва ли не второй;
до протчих добраться нужно, изо Франции еще пришлют вско-
ро паричко.
«ДЛЯ ПОВСЕМЕСТНОГО О СЕМ СВЕДЕНИЯ И ИСПОЛНЕНИЯ...»
Правительственные указы и постановления
Текст печатается по изданию: Дворянская империя XVIII ве¬
ка. М., 1960, с. 19—30, 32—37, 50—60, 71—72.
К с. 280 ...наивящие к таким же вредным поступкам примеры
подают... Вящий — самый большой, самый важный.
К с. 281 Дворцовые, синодальные, архиерейские, монастыр¬
ские и государственные крестьяне. — Рост денежного хозяйства
и промышленности России усиливал эксплуатацию крестьян, что
выражалось в увеличения оброка и усилении барщины. Одновре¬
менно растет численность крепостного крестьянства и появляют¬
ся многочисленные формы крепостной зависимости.
Лавра — название наиболее крупных и важных монастырей
в России (Печерская в Киеве, Троице-Сергиевская под Москвой и
Александро-Невская в Петербурге).
Ставропигиальные монастыри — крупные монастыри, подчи¬
нявшиеся непосредственно Синоду. Синод преобразован 14 фев¬
раля 1721 года из Духовной коллегии. В его ведении находились
исключительно церковные дела: толкование церковных догм, рас¬
поряжения о церковных службах, утверждались жития святых,
мощей, чудотворных икон, цензура духовных книг, борьба с ере¬
сями и расколами, учебные заведения, назначение и смещение
церковных должностных лиц и т. п. Синод исполнял также функ¬
ции духовного суда. Состоял из 12 членов, назначаемых царем
из представителей высшего духовенства. Для надзора за деятель¬
ностью Синода царем назначался обер-прокурор, которому подчи¬
нялись синодальная канцелярия и церковные фискалы — «инк¬
визиторы». Должность фискала была учреждена в 1711 году, что
было связано с формированием абсолютизма, ростом бюрократии
и необходимостью борьбы с злоупотреблениями. В условиях аб¬
солютной монархии церковь занимала подчиненное положение в
отношении к центральной государственной власти.
Канцелярия Экономии. — В начале XVIII века церковным
имуществом, землями и крестьянами управлял Монастырский
приказ, который с 1724 года стал называться камер-конторой, а с
1726 года — Коллегией Экопомии; в 1744 году Коллегия Экономии
была упразднена, а ее дела были переданы Канцелярии синодаль¬
ного экономического правления. После секуляризации монастыр¬
ских и церковных земель в 1763 году заведование ими и прожи¬
вавшими на них крестьянами было передано в восстановленную
на правах центрального учреждения Коллегию Экономии.
Епархиальные монастыри — монастыри, находившиеся в ве¬
дении епархиальных властей. Большинство монастырей принад¬
494

лежало к этой категории. Епархия — церковно-территориальная
единица во главе с епископом, после областной реформы 1775 го¬
да совпадала с губернией.
Архиерей — глава священнослужителей (иереев), общее на¬
звание для высших чинов духовенства.
Магистраты — местные городские учреждения, созданные в
1723—1724 годах, представляли собой коллегиальную форму прав¬
ления и состояли из президента, 2—4 бургомистров и 2—8 рат¬
манов. В ведении магистратов находилось все управление горо¬
дом: уголовный и гражданский суд, финансовые и хозяйственные
дела.
Главная Дворцовая канцелярия. — При преемниках Петра I
расходы на содержание императорского двора сильно возросли:
на содержание дворцов, пышные празднества и церемонии трати¬
лись огромные суммы. В это время появляется несколько цент¬
ральных учреждений по заведованию отдельными отраслями
придворного хозяйства. Во главе этих учреждений стояла Глав¬
ная Дворцовая канцелярия, которая с 1725 года заведовала двор¬
цовыми крестьянами, придворными штатами и хозяйством.
К с. 282 Губернские, провинциальные и воеводские канцеля¬
рии. В 1726—1727 годах были ликвидированы многие из мест¬
ных органов и учреждений, созданных Петром I: земские и пол¬
ковые комиссары, конторы камерирских дел и ракетмейстерские,
канцелярии вальдмейстерские и рекрутских дел, надворные суды
и т. д. Новая система местного управления была закреплена ин¬
струкцией 12 сентября 1728 года. Органами управления и суда в
губернии стали губернаторы, а в провинциях и уездах — воево¬
ды. Им подчинялись соответствующие канцелярии: губернские,
провинциальные, воеводские.
К с. 283 2-й уложенной главы — 2-я глава Соборного уложе¬
ния 1649 года. Уложение представляло собой кодекс законов са¬
модержавной монархии XVII века, в котором были максимально
учтены пожелания помещиков и посадской верхушки.
К с. 286 Класс — чин по Табели о рангах, установленный
Петром I в 1722 году. Чины, военные и гражданские, разделя¬
лись в Табели по 14 классам, представители среднего и мелкого
дворянства тем самым получили возможность достигать высших
чинов в государстве.
К с. 287 Герольдия, Геролъдмейстерская контора — централь¬
ное учреждение, ведавшее делами о генеалогии дворян, их титу¬
лах, гербах, прохождении дворянами службы, выдававшее дво¬
рянам дипломы и патенты на титулы и чины, и т. д.
Шляхетский кадетский корпус — дворянское учебное Иц вос¬
питательное заведение, учрежденное Анной Ивановной в
1731 году.
К с. 288 Алексей Михайлович, в 1049 году учреждая пра¬
восудие... — Имеется в виду Соборное уложение 1649 года.
Сей высоких дарований государь в 1701 году генваря 31 дня
обращать начал указом своим все имения недвижимые духовные
на истинную пользу душеспасительную. — Петр I упразднил
Патриарший казенный приказ, и его функции были переданы Мо¬
настырскому приказу во главе с боярином И. JI. Мусиным-Пуш¬
киным и дьяком Е. Зотовым.
Духовный регламент законодательный акт, изданный в
495

1721 году, согласно которому была установлена новая система ор¬
ганизации управления церкви и закреплено ее подчинение свет¬
ской власти. Составил «Духовный регламент», а также научный
трактат «Правда воли монаршей» псковский епископ Феофан
Прокопович. В этих актах, выполненных по заданию и с помо¬
щью Петра I, изложено теоретическое обоснование абсолютизма.
Учрежденная тогда же, 14 февраля 1721 года Духовная коллегия
была преобразована в Святейший правительствующий Синод.
К с. 296 Свету известно, что в 1766 году уже приступили мы
к созыву депутатов со всей Империи, дабы спознать нужды и
недостатки каждого уезда по его положению... — В 1766 году на¬
чалась работа по подготовке нового Уложения. Своеобразным ма¬
нифестом, выражавшим псевдолиберальную политику, был «На¬
каз» Екатерины II Комиссии по составлению нового Уложения.
Манифест 14 декабря 1766 года объявил о созыве депутатов Ко¬
миссии в Москве в июне 1767 года.
«УДИВИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗЕЦ НАРОДНОГО КРАСНОРЕЧИЯ...»
Указы Е. И. Пугачева и послания его атаманов
Текст печатается по изданию: Документы ставки Е. И. Пуга¬
чева, повстанческих властей и учреждений. 1773—1774 гг. М.,
1975, с. 23, 25—27, 30—31, 44—47, 270—272.
К с. 301 Указ от 17 сентября 1778 г. написан секретарем
Е. И. Пугачева, 19-летним яяцким казаком И. Я. Почиталиным,
в ночь с 16 на 17 сентября 1773 года в степи у хутора братьев
Толкачевых. Тогда же он по приказу Пугачева был зачитан пер¬
вой группе казаков-повсганцев и одобрен ими. Так как Е. И. Пу¬
гачев был неграмотен, манифесты и указы составляли его лич¬
ные секретари: И. Я. Почиталин, М. Д. Горшков, Б. Идеркеев,
Д. Н. Кальминский и др. С ноября 1773 года распоряжения и
указы оформляли секретари Военной коллегии, которая являлась
высшим исполнительным и распорядительным органом при Пу¬
гачеве.
Калмыки и татары принимали активное участие в пугачев¬
ском движении. Среди них особенно отличились служившие в
Яицком казачьем войске: Балтай Идеркеев, Антыш Тангаев, Ураз-
гильда Аманов и др.
Оригинал указа от 1 октября 1773 года на татарском языке
написан Балтаем Идеркеевым. Идеркеев на допросе сказал, что
Пугачев «приказывал написать к старшинам Кинзею Арасланову,
Алибаю Мурзагулову и Кутлугильде Абдрахманову указ свой,
коим призывал он их с командами к себе на службу. Да и дру¬
гим о том же повестить им приказывал и обещевал за то жало¬
вать всю орду землями, водами и всякою вольностию». Указ был
одновременно написан в трех идентичных экземплярах, переве¬
ден различными переводчиками и известен в качестве трех само¬
стоятельных документов.
К с. 302 Перевод указа от 1 октября 1773 года, выполненный
переводчиком Уфимской провинциальной канцелярии Андреем
Васильевым, был послан из Уфы казанскому губернатору
Я. JI. Бранту.
К с. 305 Указ от 17 октября 1773 года написан И. Я. Почита-
496

линым.^ С этим указом на Авзяно-Петровский завод прибыл пуга¬
чевский полковник А. Т. Соколов-Хлопуша и после ареста за не¬
послушание приказчиков М. О. Копылова, Д. Федорова и контор¬
щика В. Набатова обратился к заводским крестьянам, «чтобы они
были верны Петру III». Соколов-Хлопуша увез с собой около
500 крестьян, пушки, боеприпасы и до 12 тысяч рублей. После
отъезда Соколова-Хлопуши на Авзяно-Петровском заводе было
налажено производство артиллерийских снарядов, заводским кре¬
стьянам выплатили заработанные ими деньги и каждому выдали
но барану.
К с. 306 Указы от 13 и от 19 июня 1774 года составлены в ла¬
гере Пугачева секретарем повстанческой Военной коллегии
А. И. Дубровским. Разорившийся мденский купец Иван Степано¬
вич Трофимов принимал участие в восстании под псевдонимом
Алексей Иванович Дубровский.
Адьгл Ашменев и Мукаш (Мукат) Сютеев (Чютеев) — баш¬
киры, активные участники повстанческого движения.
Предписание об отмене похода Адыла Ашменева к Рожде¬
ственскому заводу последовало в связи с необходимостью охраны
переправ через Каму до подхода главных сил Пугачева.
К с. 307 Манифест от 28 июля 1774 года составлен в лагере
Пугачева А. И. Дубровским и торжественно объявлен на площади
у соборной церкви в Саранске.
К с. 308 Воззвания полковника Я, Я. Грязнова — пример
участия в разработке идейной платформы Крестьянской войны не
только Е. И. Пугачева и его Военной коллегии, но также и дру¬
гих предводителей восставших. Грязнов выступал с требованием
ликвидации режима феодальной эксплуатации, уничтожения дво¬
рянства и заводчиков как конкретных угнетателей крестьянства в
имениях и на заводах. В воззваниях поставлен и обоснованно
разрешен вопрос и законности и справедливости Крестьянской
войны.
Грязнов Иван Никифорович (1725—1774), — как и А. И. Дуб¬
ровский, выходец из купцов, разорившись, работал по вольному
найму на зуальских заводах, примкнул к пугачевскому движе¬
нию в октябре 1773 года, погиб в боях под Казанью.
К с. 310 Поляне — в данном случае охотничьи собаки (бор¬
зые), которых брали для псовой охоты в поле.
Петр 111 упоминается здесь в связи с народным толкованием
содержания его манифеста от 18 февраля 1762 года, который в
действительности не отменял феодальных прав собственности дво¬
рянства на крестьян.
На лбу и щеках... — Провинциальные власти распространяли
слухи, будто Пугачев за прежние его преступления был «наказан
кнутом с поставлением на лице его знаков». Но так как этого на
самом деле не было, то подобные измышления еще более укре¬
пили его авторитет и вселяли в восставших веру, что перед ни¬
ми истинный государь Петр III.
К с. 311 «Бумашка». — Имеется в виду манифест Екатери¬
ны II от 29 ноября 1773 года, направленный против Пугачева и
его сподвижников, в связи с назначением генерала А. И. Биби¬
кова командующим карательными войсками правительства.
32 Столетье безумно и мудро
497

К с. 312 И. Н. Грязнов опровергает тот раздел манифеста Ека¬
терины II, в котором Е. И. Пугачев уподобляется самозванцу Лже-
дмитрию I — Григорию Отрепьеву,
М. М. ЩЕРБАТОВ «О ПОВРЕЖДЕНИИ НРАВОВ В РОССИИ»
Щербатов Михаил Михайлович (1733—1790) — князь, русский
общественный и государственный деятель, историк и публицист.
М. М. Щербатов происходил из древнего и богатого рода основа¬
телей русской княжеской династии Рюриковичей, его отец
М. Ю. Щербатов (1678—1738), архангельский губернатор, генерал-
майор, участвовал в Северной войне (1700—1721) и был сподвиж¬
ником Петра I.
В раннем детстве М. М. Щербатов был записан в Семенов¬
ский полк, получил прекрасное образование, владел несколькими
иностранными языками, в его библиотеке хранилось около 15 ты¬
сяч книг и множество рукописей. Воспользовавшись «Манифе¬
стом о вольности дворянской», он в 1762 году в чине капитана
вышел в отставку. В 60-х годах написал ряд статей, в которых
наметилась его социально-политическая доктрина — отрицание
равенства людей, требование сильной государственной власти,
критика правительства с позиций дворянской аристократии.
В 1767 году в качестве депутата от дворян Ярославской губер¬
нии участвует в Комиссии по составлению нового Уложения, вы¬
ступая с историческим и политическим обоснованием привилегий
дворянства против притязаний купечества и крестьян. В это же
время Щербатовым была проведена большая работа в деле науч¬
ной публикации исторических источников. Среди них значитель¬
ные издания: «Царственная книга», «История свейской войны»,
«Летопись о многих мятежах», «Царственный летописец» и др.
В 1768 году Щербатов работает в Комиссии о коммерции, в
1771 году, назначен герольдмейстером; в 1773 году получает при¬
дворный чин действительного камергера, с 1775 года заведует
секретным делопроизводством по военным делам, в 1778 году по¬
лучил чин тайного советника, назначен президентом Камер-
коллегии, а в 1779 году становится сенатором. В 1788 году
М. М. Щербатов ушел с гражданской службы и до конца своих
дней занимался публицистикой и литературной работой. Его мно¬
гочисленные сочинения посвящены законодательству, экономике,
статистике, просвещению и всякого рода «рассуждениям» и «раз¬
мышлениям». В конце 80-х гг. он заканчивает мемуарный памф¬
лет «О повреждении нравов в России» и издает утопический ро¬
ман «Путешествие в землю Офирскую...», в котором иносказатель¬
но воспевает старые порядки Руси. Свои взгляды на историю
Щербатов выразил и обосновал в «Истории Российской от древ¬
нейших времен», Труд этот особенно пенен тем, что насыщен
большим количеством разнообразных источников. С 1770 года бы¬
ло напечатано 18 книг «Истории...», за которые М. М. Щербатов
получил звание историографа и почетного члена Петербургской
Академии наук (1776 г.).
Текст печатается по изданию: «О повреждении нравов в Рос¬
сии князя М. Щербатова и путешествие А. Радищева. Факсимиль¬
ное издание». М., «Наука», 1984. Приложения, с. 59—130. В на¬
стоящей публикации частично использованы комментарии и
именной указатель названного издания.
498

К с. 319 Случилось, что ему (Ю. Цезарю) доносили нечто на
Антония и на Долабелу, якобы он их должен опасаться. — Со¬
гласно Плутарховой биографии Цезаря: «получив донос о том, что
Антоний и Долабела замышляют мятеж, он (Цезарь) сказал:
«Я не особенно боюсь этих длинноволосых толстяков, а скорее —
бледных и тощих», намекая на Кассия и Брута». Кассий и Брут
стояли во главе заговора сенаторов на жизнь Ю. Цезаря (44 г.
до н. э.).
Антоний Марк (ок. 83—80 до н. э.) — римский политический
деятель и полководец.
Долабелла Гай — участник междоусобных войн последней
эпохи Римской республики, сначала противник, а затем сторон¬
ник Цезаря.
Брут Марк Юний (85—42 до н. э.) — римский политический
деятель; Кассий Север (ум. 32 г. до н. э.) — римский оратор и
писатель.
К с. 320 ...ибо подлинно сии его тридцети тремя ударами из¬
дыхающей римской вольности пожертвовали. — Имеется в виду
стремление Цезаря уничтожить республиканскую власть, за что
он и был убит тридцатью тремя ударами кинжалов заговорщиков.
...до царствования Петра Великого. — Петр I Великий (1672—
1725) — царь с 1682 г., с. 1721 г. — император.
Не токмо подданные, но и самые государи наши жизнь вели
весьма простую... — Здесь М. М. Щербатов представляет очерк
быта московских царей и высшей знати в допетровской Руси.
См.: Забелин И. Е. Домашний быт русских царей. М., 1862; он же.
Домашний быт русских цариц. М., 1869.
...по разрядным книгам видно... — разрядные книги — книги
записей распоряжений русского правительства о ежегодных на¬
значениях на военную, гражданскую и придворную службу.
К с. 322 Елизавета (Елисавета) Петровна (1709—1761) — им¬
ператрица с 1741 г., дочь Петра I от брака с Екатериной I.
Черкасов Иван Антонович (1692—1752) — барон, государствен¬
ный деятель, кабинет-секретарь Петра I.
К с. 323 Лыков Михаил Иванович (1640—1701) — князь,
боярин.
К с. 326 Щербатов Дмитрий Федорович — князь, окольничий,
воевода. Дед Дмитрия Федоровича — Савва Дмитриевич Щерба¬
тов — взят в плен и убит в Путивле в 1607 г. во время Кресть¬
янской войны под предводительством Ивана Болотникова.
Волконский Федор Федорович (ум. 1665) — князь, боярин.
Отличился во время Смоленской войны (1532—1534); был членом
комиссии по составлению Соборного уложения. 1649 г..
Щербатов Иван Андреевич (1696—1761) — князь, государ¬
ственный деятель и дипломат.
Орден святого Александра Невского учрежден в 1724 г. «в на¬
граждение подвигов», т. е. как исключительна военная награда,
но уже Екатерина I награждала этим орденом за заслуги как на
военной, так и на гражданской службе. Орден не разделялся на
классы или степени, считался высокой наградой и вручался до¬
вольно редко.
Малюта Скуратов (Скуратов-Вельский Григорий Лукьяно¬
вич (ум. 1573 г. ) — государственный военный и политический дея¬
32*
499

тель времен царя Ивана IV Грозного, с 1570 г. думный дворянин.
Иван IV Васильевич Грозный (1530—1584) — великий князь с
1533 г., первый русский царь с 1547 г.
Князь Михайла Петрович Репнин лутче восхотел претерпеть
гнев царя Иоанна Васильевича и наконец убиение, нежели сообщ¬
ником учиниться распутных его забав — князь, боярин, воевода
М. П. Репнин за отказ плясать в маске вместе со скоморохом
был убит в церкви в ночь с 30 на 31 января 1564 г.
...многие сохраненные грамоты в архиве иностранной колле¬
гии... — архив Коллегии был образован в 1720 г. по указу Петра I
и являлся одним из центральных хранилищ государственных до¬
кументов.
К с. 327 ...дед мой князь Юрья Федорович Щербатово... —
Щербатов Ю. Ф. (1629—1737), князь, окольничий, бригадир.
Стольник — дворцовый, затем придворный чин в Русском
государстве в XIII—XVIII веках. В XVI—XVII веках стольники
прислуживали во время торжественных трапез великих князей и
царей, служили у царей «в комнатах» и сопровождали их в по¬
ездках. Стольники назначались также на воеводские, посольские
и другие должности. По росписи чинов XVII века занимали пя¬
тое место после бояр и думных дьяков.
Окольничий — придворный чин и должность в Русском госу¬
дарстве в XIII—XVIII веках, второй после боярина думный чин.
Они назначались руководителями приказов, полковыми воевода¬
ми, участвовали в организации придворных церемоний.
Бояре — высший слой феодального общества в Русском го¬
сударстве X—XVII веков, занимали ведущее место в государ¬
ственном управлении.
Афанасей Нагой, быв послом в Крыму и... чувствуя
нужду его пребывания в сем полуострове, объявил, что он разве
связанной будет вывезен из Крыму, а без того не поедет, хотя
бы ему смерть претерпеть. — Афанасий Федорович Нагой (ум.
после 1591 г.), дипломат, думный дворянин, посол в Крыму в
1563 — 1574 гг., успел известить царя Ивана IV о готовящемся
походе крымцев на Москву (1572 г.), за что был посажен ханом
под стражу.
Князь Борис Алексеевич Голицын предпочел сохранение здо¬
ровья государева... и винному своему родственнику пощаду жи¬
вота испросил. — В 1689 г. после прихода Петра I к власти
В. А. Голицын (1654—1714), активно этому способствовавший,
просил царя о помиловании Василия Голицына (1643—1714), сво¬
его двоюродного брата и фаворита царевны Софьи, приговорен¬
ного к казни. В. В. Голицын был лишен боярства, вотчин и со¬
слан в Архангельский край.
К с. 328 Прозоровский, во время трудных обстоятельств нача¬
ла Швецкия войны, соблюл великое число казны и государствен¬
ные вещи, повеленные государем изломать и перебить в монету...
и при благополучнейших обстоятельствах... возвратил. —
П. И. Прозоровский выполнил приказ Петра I, воспользовавшись
старой монетой, накопленной еще при царе Алексее Михайло¬
виче.
Прозоровский Петр Иванович (ум. 1718 г.) — князь, боярин,
государственный деятель, сподвижник Петра I.
Борис Петрович Шереметев суд царевичев не подписал... —
Граф, генерал-фельдмаршал Б. П. Шереметев (1652—1719) был
500

в 1718 г. членом верховного суда над царевичем Алексеем Пет¬
ровичем, но его подписи под приговором не было.
Князь Яков Федорович Долгоруков многия дела, государем
подписанные, останавливал, дая ему всегда справедливые сове¬
ты... открывал путь обще и к славе своего государя, и к блажен¬
ству народному. — Я. Ф. Долгоруков (Долгорукий) (1639—
1720) — сподвижник Петра I и доверенное лицо. С 1712 г. сена¬
тор, с 1717 г. президент Ревизион-коллегии, пользовался репу¬
тацией правдивого и мудрого советника императора, как у совре¬
менников, так и у потомков.
Воззрим же таперя, какие перемены учинила в нас нужная,
но, может быть, излишнея перемена Петром Великим... — Здесь
и далее Щербатов представляет краткий очерк «О повреждении
нравов...» в царствование Петра I. Историк был знатоком мате¬
риалов и документов петровского времени, так как был офици¬
ально допущен к бумагам Петра Великого, опубликовал некото¬
рые из них, многое знал по семейным преданиям и рассказам.
Лефорт Франц Яковлевич (1655/56—1699) — военный дея¬
тель, на русской службе с 1678 г., сподвижник Петра I, коман¬
довал флотом в Азовских походах (1695—1696), с 1695 г. — ад¬
мирал.
К с. 330 ...для коронации императрицы Екатерины Алексеев¬
ны... — Екатерина I (Марта Скавронская) (1684—1727'), императ¬
рица с 1725 г.
...которые храниться в Куншкамере... — в 1714 г. создана
Кунсткамера, куда были помещены экспонаты, приобретенные за
границей, подаренные Петром I и купленные у населения. Так бы¬
ло положено начало первому русскому музею. С 1719 г. Кунстка¬
мера открыта для всеобщего обозрения. После передачи в 1728 г.
в ведение Академии наук Кунсткамера быстро превратилась в
один из богатейших музеев мира.
Трубецкие, Шереметевы — древние русские княжеские роды.
Меншиков Александр Данилович (1673—1729) — ближайший
сподвижник Петра I. Благодаря своим незаурядным способно¬
стям стал крупнейшим военачальником во время Северной вой¬
ны, а затем стал президентом Военной коллегии и генерал-губер¬
натором Петербурга.
К с. 331 Имел (А. Д. Меншиков) для сего великой дом... в
оной после кадетской сухопутной корпус был помещен... — Мен-
шиковский дворец (на совр. Университетской набережной Ленин¬
града) — первое каменное здание Петербурга (1710—1714).
В 1732 году дворец передан сухопутному шляхетскому Кадетско¬
му корпусу (основан 29 июля 1731 г. для подготовки офицеров
армии). В дальнейшем Кадетский корпус был разделен на Сухо¬
путный, Морской, Инженерный и Артиллерийский. Часть выпуск¬
ников направлялась для службы в государственных учреждениях.
К с. 332 Апраксин Федор Матвеевич (1661—1728) — граф, го¬
сударственный и военный деятель, сподвижник Петра I, генерал-
адмирал, первый президент Адмиралтейств-коллегии. С 1726 г. —
член Верховного тайного совета.
Головкин Гаврила Иванович (1660—1734) — граф, государ¬
ственный деятель, воспитатель и сподвижник Петра I, с 1709 г. —
государственный канцлер, с 1718 г. — президент Коллегии ино¬
странных дел, в 1726—1730 гг. — член Верховного тайного со¬
вета.
501

...Боярин Тихон Никитич Стрешнев, которому... на стол и де¬
ревни были даны. — Т. Н. Стрешневу и Ф. Ю. Ромодановскому
Петр I доверил управление государством во время своего загра¬
ничного путешествия («Великое посольство») в 1697—1698 гг.
Стрешнев Тихон Никитич (1749—1819) — боярин, сенатор, дове¬
ренное лицо Петра I с 1689 г. Ромодановский Федор Юрьевич
(ок. 1640—1717) — князь, государственный деятель.
Он учредил ассамблеи. — В 1718 г. издан закон об учрежде¬
нии ассамблей, где было сказано: «...в котором доме собрание
или съезд делается не только для забавы, но и для дела; ибо
тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, так¬
же слышать, что где делается, при том же и забава». Ассамблеи
устраивались в столице поочередно в домах придворной знати или
в Летнем саду с танцами, игрой в шахматы и карты, одна ком¬
ната предназначалась специально для курепия. Женщинам пред¬
писывалось принимать обязательное участие в ассамблеях.
Петр I часто их посещал, организовывал танцы, расставлял па¬
ры и танцевал сам.
Одоевский Иван Васильевич (ум. 1764) — князь, государствен¬
ный деятель.
К с. 333 Салтыков (Солтыков) Василий (Дасилей) Федорович
(1675—1755) — граф, государственный деятель, при императрице
Анне Ивановне генерал-адъютант и генерал-полицеймейстер в Пе¬
тербурге.
К с. 334 Мешуков (Мишуков) Захар Данилович (1684—
1762) — адмирал с 1757 г.
Алексей Петрович (1690—1718) — царевич, сын Петра I от
брака с Евдокией Федоровной Лопухиной (1669—1731). Участник
антиправительственного заговора. По приговору, который подпи¬
сали 127 человек, осужден на смертную казнь.
К с. 335 Татищев Василий Никитич (1686—1750) — полити¬
ческий деятель, активный участник петровских преобразований.
В период Северной войны выполнял различные дипломатические
поручения, в 1724— 1726 гг. командирован в Швецию, управлял
уральскими заводами (1720—1723 и 1734—1739), ведал Астрахан¬
ской губернией (1741—1745). Неизменно сочетал служебные за¬
нятия с работой по истории России. Основным трудом Татище¬
ва явилась его «История Российская с самых древнейших вре¬
мен». Дело всей своей жизни — «Историю Российскую...» Тати¬
щев представил в Академию наук в 1739 г., его труд одобрил
М. В. Ломоносов, но первые четыре тома были опубликованы
лишь после смерти автора.
К с. 336 ...не видно, чтобы... Гаврило Иванович Головкин, го¬
сударственный канцлер, отвратил его от переписки с Гилембур-
хом, с Горцом и с английскими и шкотланскими сообщниками пре¬
тендента, ни Остерман, бывший тогда в малом чину и написав¬
шей требуемое письмо, несовместимость сего поступку предста¬
вил. — Речь идет о сложной, до сего дня еще полностью не из¬
ученной дипломатической борьбе на втором этапе Северной вой¬
ны; о предполагаемых контактах русского правительства с чле¬
ном Государственного совета Швеции Горном, шведским послан¬
ником^ в Англии Юленборгом, сторонниками восстановления на
английском престоле династии Стюартов.
502

Остермап Андрей Иванович (Генрих Иоганн Фридрих) (1688—
1747) — граф, государственный деятель, дипломат. На русской
службе с 1703 г., в 1727—1730 гг. — воспитатель Петра II, С
1731 г. руководил внешней и внутренней политикой России. Пос¬
ле дворцового переворота 1741 г. был предан суду, приговорен к
смертной казни, замененной ссылкой в Березов, где и умер.
Мусин-Пушкин Иван ,Алексеевич — граф, государственный
и военный деятель, участник Северной войны.
Прокопович Феофан (1681—1736) — церковный и политиче¬
ский деятель, писатель и историк, сподвижник Петра I. Автор
Духовного регламента и один из учредителей Синода. Проявил
себя в самых разнообразных областях знаний и искусства (исто¬
рик, ритор, драматург, поэт). В сочинении «Правда воли монар¬
шей» Ф. Прокопович приходит к выводу, что наиболее совершен¬
ной формой государственного правления является абсолютная мо¬
нархия.
К с. 337 ...ересь антропомор фит о в — антропоморфизм — рели¬
гиозное представление о том, что животные, растения и явления
природы обладают человеческими свойствами — мыслями, чув¬
ствами, волей.
К с. 338 Моне Анна Ивановна (ум. 1714) — фаворитка Петра I.
Павел Иванович Егузинской, постригши первую свою жену
и женясь на другой, рожденной Головкиной... — П. И. Ягужин-
ский (Егузинский) (1683—1736)—генерал-аншеф, генерал-проку¬
рор Сената, кабинет-министр, первый раз был женат на Анне
Федоровне Хитрово. Этот брак из-за неуравновешенного характе¬
ра жены, а позже и проявившихся у нее признаков душевной
болезни был неудачен. В сентябре 1722 г. Ягужинский подал
прошение в Синод о разводе, но разрешения не получил.
В 1723 г. после второго прошения Ягужинского Синод предоста¬
вил ему право развода. А. Ф. Ягужинская была пострижена в
монастырь. 24 сентября 1723 г. Ягужинский обратился в Синод с
просьбой разрешить ему вступить в новый брак. Получив согла¬
сие на свою просьбу, 10 ноября 1723 г. он женился на дочери
государственного канцлера Анне Гавриловне Головкиной.
Солнцев-Засекин Борис Петрович — князь, окольничий.
К с. 339 Петр II Алексеевич (1715—1730) — император Рос¬
сии с 1727 г.
...Камергер у нее был Моне ... камер-юнкеры ее были Петр и
Яков Федоровичи Балковы ... — В ноябре 1724 г. камергер Вил-
лим Иванович Моне, правитель вотчинной канцелярии императ¬
рицы Екатерины Алексеевны, был обвинен в «плутовстве и про¬
тивозаконных поступках», истинной же причиной была его
связь с царицей. 16 ноября 1724 г. В. И. Моне был казнен, его
родственники подверглись разным наказаниям.
Балк Петр Федорович (1690—1743)—племянник В. Монса,
генерал-поручик, в 1717—1724 гг. на службе при дворе, в
1717 г. — камергер, в 1724 г. переведен в армию в чине капитана,
впоследствии возвращен ко двору.
Балк Яков Федорович (1712—1762)—племянник В. Монса,
генерал-поручик, в 1724 г. отправлен сержантом в армию, впо¬
следствии возвращен ко двору.
Толстой Петр Андреевич (1645—1729) — государственный
деятель, тайный советник, дипломат, в 1717 г. участвовал в пере¬
говорах с венским двором о возвращении царевича Алексея Пет¬
503

ровича в Россию, привез последнего в Москву и участвовал в су¬
де над ним. После восшествия на престол сына Алексея Петрови¬
ча Петра II Толстой арестован, сослан на Соловки, где и умер.
Дмитриев-Мамонов (Мамонов) Иван Ильич (1680—1730) —
военный деятель, генерал-аншеф, сенатор, морганатический суп¬
руг царевны Прасковьи Ивановны.
К с. 340 И Петр Великий еще не охладел мертвый... но само¬
вольное желание вельмож решило важнейшую вещь в свете, то
есть наследство его престола. — Здесь и далее (с. 340—347) пред¬
ставлено одно из первых описаний основных политических собы¬
тий 1725—1730-х годов, во время правления Екатерины I и Пет¬
ра И.
К с. 341 Долгоруков (Долгорукий) Иван Алексеевич (1708—
1739) — князь, генерал-майор, фаворит Петра II, в 1730 г. сослан,
в 1739 г. — казнен в Новгороде.
Анна Петровна, герцогиня Голштинская (1708—1723) — дочь
Петра I от брака с Екатериной I, герцогиня Голштейн-Готторпс-
кая, мать императора Петра III.
...и дочь свою за оного выдать. — После смерти Петра I
А. Д. Меншиков пытался сохранить свое влияние при дворе, об¬
ручив свою дочь Марию с Петром II (1727 г.).
Вратислав — граф, австрийский посланник.
К с. 342 Крамер Анна Ивановна (1694—1770) — камер-фрау
Екатерины I, затем гоффрейлина и гофмейстерина царевны На¬
тальи Алексеевны — сестры Петра II.
Алексей Михайлович (1629—1676), царь с 1645 г.
Нарышкины — дворянский род, к которому принадлежала
вторая жена царя Алексея Михайловича Наталья Кирилловна
(1651—1694) — мать Петра I.
К с. 343 ...был при государе учитель, родом венгерец, име¬
нем Зейкин. Сей противен учинился владычествующему минист¬
ру, и сего он в тайне от государя удалил. — Иван Алексеевич
Зейкин, родом из Венгрии, вместе с Мавриным был у Петра II
учителем истории, географии, математики и латинского языка.
После вступления Петра II на престол А. Д. Меншиков, стре¬
мясь усилить свое влияние на малолетнего императора, отстра¬
нил от него Маврина и Зейкина. Маврин был отправлен в То¬
больск, а Зейкин — на свою родину.
Наталья Алексеевна (1714—1728) — великая княжна, сестра
Петра II.
К с. 344 Ораниенбаум (совр. город Ломоносов) — дворцовая
резиденция А. Д. Меншикова.
Петергоф (совр. Петродворец) — основан в начале XVIII в.,
как летняя царская резиденция.
Меншикова Мария (Катерина—в тексте) Александровна
(1711—1729)— княжна, дочь А. Д. Меншикова, невеста Петра II.
Тако ниспал сей пышный вельможа... — По решению Вер¬
ховного тайного совета 8 сентября 1727 г. А. Д. Меншиков был
арестован по обвинению в государственной измене, хищении каз¬
ны и сослан с семьей в Березов с конфискацией всего имущества.
Умер Меншиков в Березове.
К с. 345 Андреевская лента — высшей наградой в царской
России был старейший из русских орденов — орден святого апо¬
504

стола Андрея Первозванного. Это был орден царей, высших санов¬
ников и генералитета; был учрежден Петром I в 1698 г. после воз¬
вращения из поездки в Западную Европу. Знаки ордена Андрея
Первозванного состояли из креста, звезды и голубой ленты.
Считается, что святой патрон русской земли апостол Андреи
Первозванный, один из ближайших учеников Христа, кончил
свою жизнь распятым на кресте, брусья которого были скрепле¬
ны наискось (андреевский крест). Знак ордена — косой крест —
был голубого цвета, на нем изображался распятый Андрей Пер¬
возванный. Серебряная звезда имела в центре двуглавого орла
на золотом фоне, с наложенным на него андреевским крестом.
Голубая лента (андреевская) была из муара (шелковая ткань с
волнообразным отливом), носилась через правое плечо и имела
ширину 10—12 см. Петр I жаловал орден крайне редко, при его
жизни было награждено всего 38 человек. Сам Петр I был толь¬
ко шестым, а первым кавалером ордена стал генерал-адмирал
Ф. А. Головин. При Петре II было всего 5 награждений. Орден¬
ские знаки могли быть пожалованы с бриллиантовыми украше¬
ниями, что составляло высшую степень ордена.
Долгорукова Екатерина Алексеевна (1712—1745) — княжна,
невеста Петра II.
Долгоруков (Долгорукий) Алексей Григорьевич (ум. 1734) —
князь, государственный деятель, член Верховного тайного сове¬
та; второй, после Остермана, гофмейстер Петра II. Придворная
должность гофмейстера введена в России в XVIII в. Гофмейстер
ведал дворцовым хозяйством и придворным церемониалом.
...взял... между прочим жену К.Н.Ю.Т. рожденную Головки¬
ну... — Князь Никита Юрьевич Трубецкой (1699—1767) — князь,
государственный деятель, генерал-фельдмаршал, в 1740—1760 гг.
генерал-прокурор; первый раз был женат на графине Анастасии
Гавриловне Головкиной (ум. 1735).
К с. 346 Лопухин Степан Васильевич (ум. 1748) — государ¬
ственный и военный деятель, генерал-лейтенант.
К с. 347 принцесса Екатерина — Екатерина Ивановна (1691—
1723) — герцогиня Мекленбургская, дочь царя Ивана Алексееви¬
ча, мать Анны Леопольдовны — правительницы России в 1740—
1741 гг.
Иван V Алексеевич (1666—1696), царь с 1682 г. совместно с
Петром I.
К с. 348 Долгоруков Василий Лукич (ок. 1670—1739) — князь,
дипломат, член Верховного тайного совета, активный участник
«заговора верховников», в 1730 г. сослан в Соловецкий мона¬
стырь, в 1739 г. казнен в Новгороде. После смерти Петра II пред¬
ставители родовитой аристократии («верховники») пытались
ограничить самодержавие в свою пользу. Верховный тайный со¬
вет, учрежденный Екатериной I в противовес Сенату, после паде¬
ния А. Д. Меншикова фактически был под влиянием двух ста¬
рых родов — Долгоруких и Голицыных. После вступления на
престол Анны Ивановны совет упразднен 4 марта 1730 г., а чле¬
ны его подвергнуты гонениям.
...в селе Всесвяцком, принадлежащем царевичу Грузинско¬
му... — Село Всесвятское с 1695 г. принадлежало сподвижнику
Петра I имеретинскому царевичу Александру Арчиловичу (ум.
505

1711). В 1730 г. селом владела сестра последнего — «милетинская
царевна» Дарья Арчиловна, у которой и останавливалась Анна
Ивановна.
К с. 349 Сумароков Петр Спиридонович (1709—1780) — воен¬
ный деятель, генерал-аншеф.
Кантемир Антиох Дмитриевич (1708—1744) — князь, государ¬
ственный и политический деятель, дипломат, поэт. Дмитрий Дмит¬
риевич — князь, брат А. Д. Кантемира.
Черкасская (в замужестве Шереметева) Варвара Алексеевна
(1711—1767) — графиня, статс-дама.
Черкасский Алексей Михайлович (1680—1742) — князь, го¬
сударственный деятель, в 1730 г. стоял во главе дворянской оп¬
позиции «верховникам», с 1731 г. — кабинет-министр, в 1740—
1741 гг. — канцлер, президент Коллегии иностранных дел.
К с. 350 Салтыкова (Солтыкова) Прасковья Юрьевна (урож¬
денная Трубецкая) — графиня, статс-дама Анны Ивановны и Ели¬
заветы Петровны.
Салтыков Петр Семенович (1696—1772/78) — граф, генерал-
фельдмаршал, в 1764—1771 гг. генерал-губернатор Москвы.
...подписанные пункты... были разодраны. — Члены Верховно¬
го тайного совета в 1730 г. предложили российскую царскую ко¬
рону курляндской герцогине Анне Ивановне, но на условиях (кон¬
дициях), ограничивающих самодержавную власть. Анна Иванов¬
на сначала согласилась принять кондиции, но, приехав в Москву,
узнала, что «затейка» верховников не пользуется поддержкой
широких кругов дворянства. После коронации Анна Ивановна
публичпо надорвала лист с кондициями.
К с. 351 Бестужев Петр Михайлович (1664—1743) — граф, го¬
сударственный деятель, обер-гофмейстер вдовствующей герцогини
Курляндской Анны Ивановны.
К с. 352 Тайная канцелярия — создана в 1718 г. в связи с
делом царевича Алексея Петровича; ведала делами о государ¬
ственных преступлениях, подчинялась непосредственно Сенату.
Шлиссельбург (Шлюссембурх) — бывш. крепость Орешек;
после окончания Северной войны превращена в государственную
тюрьму. Первыми политическими узниками были сестра Пет¬
ра I — Мария Алексеевна, его первая жена Евдокия Лопухина,
князья Голицын Д. М. и Долгорукие, император Иван Антонович.
Долгоруков (Долгорукий) Сергей Григорьевич (в рукописи
Григорей Федорович) — князь, дипломат, в 1730 г. попал в опа¬
лу, в 1739 г. казнен в Новгороде как составитель подложного
завещания от имепи Петра II.
Голицын Дмитрий Михайлович (1665—1737) — князь, государ¬
ственный деятель, дипломат. Глава «верховников», в 1736 г. осуж¬
ден по обвинению в заговоре, умер в Шлиссельбурге.
Голицын Сергей Дмитриевич (1696—1738) — князь, государ¬
ственный деятель, дипломат, писатель; Голицын Алексей Дмит¬
риевич (1697—1768) — князь, государственный и военный дея¬
тель, во время опалы сослан в Кизляр с лишением чинов и дво¬
рянства, в 1741 г. — сенатор, судья московского Судного при¬
каза, в 1757 г. — действительный тайный советник.
Голицын Петр Михайлович (1702—1760) — камергер в штате
великой княжны Натальи Алексеевны, в 1738 г., во время опалы
506

рода Голицыных, сослан управлять Нарымским острогом в Ени¬
сейской губернии; в 1752 г. — генерал-поручик.
К с. 353 Волынский Артемий Петрович (1689—1740) — госу¬
дарственный деятель и дипломат, с 1738 г. — кабинет-министр
императрицы Анны Ивановны, противник «бироновщины», обви¬
нен в измене, в 1740 г. казнен.
Юшкова (Ешкова) Анна Федоровна — камер-фрау Анны Ива¬
новны.
Волконский Никита Федорович — князь, Балакирев Иван
Александрович (1693—1768), Голицын Михаил Алексеевич (1697—
1775) — князь — придворные шуты императрицы Анны Ива¬
новны.
К с. 354 Куракин Александр Борисович (1697—1749) — князь,
государственный деятель, дипломат.
К с. 355 Головин Николай Федорович (1695—1745) — граф,
государственный деятель, дипломат, генерал-адмирал.
Антон Ульрих (1714—1774) — принц Брауншвейгский, гене¬
ралиссимус, муж Анны Леопольдовны.
К с. 356 ...принцесса Елисавета, дщерь Петра Великого и
императрицы Екатерины, взошла на российский престол. —
Рассказ о царствовании Елизаветы Петровны — самый обширный
в книге Щербатова. В этот период будущий историк уже нахо¬
дился на службе и многое видел своими глазами, отчего мемуар¬
ный элемент произведения сильно возрастает. Как видно из само¬
го рассказа, автор нередко пользуется сообщениями конференц¬
секретаря Д. В. Волкова.
Волков Дмитрий Васильевич (1718—1785) — государственный
деятель, конференц-секретарь в последний год царствования Ели¬
заветы Петровны, секретарь Петра 1П.
...повелением ея никто смертной казни предан не будет... —
Указами от 29 апреля 1753 г. и 30 сентября Г754 г. в России от¬
менялась смертная казнь.
К с. 358 Разумовский Алексей Григорьевич (1709—1771) —
граф, государственный и военный деятель; фаворит, а с 1742 г. —
муж императрицы Елизаветы Петровны; после дворцового пере¬
ворота 1741 г. — камергер и генерал-поручик, с 1756 г. — фельд¬
маршал, с 1762 г. — в отставке.
Апраксин Степан Федорович (1702—1758) — государственный
и военный деятель, генерал-фельдмаршал, в начале Семилетней
войны командовал русской армией, но затем был смещен и пре¬
дан суду.
Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693—1766) — граф, госу¬
дарственный деятель и дипломат, генерал-фельдмаршал, в 1740—
1741 гг. — кабинет-министр, в 1744—1758 гг. — канцлер.
Ефимовские; Скавронские с 1727 г.; Гендриковы — графские
роды.
Чеглоков (Чоглоков) Николай Наумович (1718—1754) —
камергер.
Гендрикова Марья Симоновна (1723—1756) — двоюродная
сестра Елизаветы Петровны; фрейлина, а с 1742 г. — статс-дама.
Воронцов Михаил Илларионович (1714—1767) — граф, госу¬
дарственный деятель и дипломат, участник дворцового переворо¬
та 1741 г., в 1758 — 1762 гг. — канцлер.
507

Воронцова Анна Карловна (урожд. Скавроиская) (1722—
1775) — графиня, двоюродная сестра Елизаветы Петровны, статс-
дама, с 1760 г. — обер-гофмейстерина, жена М. И. Воронцова.
Нарышкин Александр Львович (1694—1746) — государствен¬
ный деятель; двоюродный брат Петра I; в 1741 г. — член след¬
ственной комиссии над Минихом, Остерманом, Головкиным и др.
При дворе Елизаветы Петровны пользовался большим влиянием
и почетом.
Гессен-Гомбургский (Гессен-Готбургский) Людвиг Груно Виль¬
гельм (1705—1745) — принц, генерал-фельдмаршал, генерал-фельд-
цехмейстер. На русской службе с 1723 г., участник дворцового
переворота 1741 г.
К с. 359 Гессен-Гомбургская (Гессен-Готбургская) Анастасия
Ивановна (в тексте ошибочно: Екатерина) (1705—1755) — актив¬
ный участник дворцового переворота 1741 г., статс-дама.
Шувалов Александр Иванович (1710—1771) — граф, генерал-
фельдмаршал, участник дворцового переворота 1741 г., в 1746—
1763 гг. — начальник Тайной канцелярии.
Шувалов Петр Иванович (1710—1762) — граф, государствен¬
ный деятель, генерал-фельдмаршал, генерал-фельдцехмейстер,
участник дворцового переворота 1741 г., при Елизавете Петровне
фактически стоял во главе правительства, направляя внутрен¬
нюю политику России.
Шувалова Мавра Егоровна (урожд. Шепелева) (1708—1759) —
фрейлина, затем — статс-дама, жена П. И. Шувалова.
Скворцов Ермолай Иванович — сын кучера, служил при ма¬
лом дворе цесаревны Елизаветы Петровны, после ее воцарения
стал камергером.
Лялин Пимен Васильевич — паж Елизаветы Петровны, пос¬
ле ее воцарения стал камергером.
Возжинский Никита Андреевич (1696—1764) — придворный
конюх, в царствование Елизаветы Петровны стал камергером.
Чулков Василий Васильевич — придворный истопник цеса¬
ревны Елизаветы Петровны, после ее воцарения стал камерге¬
ром, в 1762 г. уволен в отставку в чине генерала.
К с. 362 Шереметев Петр Борисович (1713—1788) — гене¬
рал-аншеф, генерал-адъютант, сын Б. П. Шереметева.
Чернышев Иван Григорьевич (1726—1797) — граф, государ¬
ственный и военный деятель, дипломат.
К с. 363 Шувалов Иван Иванович (1727—1797) — граф, го¬
сударственный деятель, генерал-адъютант, фаворит императрицы
Елизаветы Петровны, первый куратор Московского университета,
президент Академии художеств.
Голицын Борис Сергеевич, Старший (1715—1761) — князь,
майор.
Шувалов Иван Максимович, Старший (ум. 1736) — государ¬
ственный деятель, генерал-майор, отец Александра и Петра Шу¬
валовых.
К с. 367 Дивов Иван Иванович (1707—1775) — государствен¬
ный и военный деятель, в 1766—1767 гг. — президент Юстиц-
коллегии.
Юшков (Ешков) Иван Иванович (ум. 1781) — государствен¬
ный деятель, с 1753 г. — главный судья Судного приказа, с
508

1760 г. — президент Камер-коллегии, генерал-полицеймейстер Пе¬
тербурга, московский гражданский губернатор.
Козлов (Казлов) Иван Федорович (1680—1752) — генерал-
майор, член Военной коллегии при Елизавете Петровне.
Глебов Александр Иванович (1722—1790) — государственный
деятель, геперал-аншеф, с 1755 г. — обер-прокурор Сената, гене¬
рал-прокурор в правление Петра III и Екатерины II (до 1764 г.).
К с. 368 Апраксина Анна Борисовна (урожд. княжна Голи¬
цына) (1730—1811) — графиня, жена П. А. Апраксина.
Голицын Борис Васильевич (1705—1769) — князь, военный
деятель, адмирал.
Куракина Елена (Алена) Степановна (1735—1769) — княги¬
ня, фаворитка Петра III.
Бутурлин (Батурлин) Александр Борисович (1694—1767) —
граф, генерал-фельдмаршал, главнокомандующий русской арми¬
ей в последние годы Семилетней войны.
К с. 369 Вяземский (Вяземской) Александр Алексеевич
(1727—1793) — князь, государственный деятель, в 1764—1792 гг.—
генерал-прокурор.
К с. 371 Талызин Иван Лукьянович (1700—1777) — адми¬
рал, участник дворцового переворота 1762 г.
К с. 372 Ушаков Степан Федорович (р. 1705) — писатель, го¬
сударственный деятель.
Апраксин Петр Алексеевич (1728—1757) — граф, поручик
лейб-гвардии Семеновского полка.
Репнин Никита Иванович (1668—1726) — князь, военный и
государственный деятель, генерал-фельдмаршал.
Трубецкой Иван Юрьевич (1667—1750) — князь, боярин,
фельдмаршал.
Бецкий (Бецкой) Иван Иванович (1704—1795) — государ¬
ственный и общественный деятель, генерал-поручик, в 1764—
1794 гг. — президент Академии художеств, в 1762 — 1793 гг. —
директор Канцелярии от строений.
Долгоруков Василий Владимирович (1667—1746) — князь, ге¬
нерал-фельдмаршал, член Верховного тайного совета, в 1731 г.—
арестован, в 1739 г. — заточен в Соловецкий монастырь, затем
возвращен из ссылки, с 1741 г. — президент Военной коллегии.
Татищев Алексей Данилович (1699—1760) — генерал-аншеф,
генерал-полицеймейстер Петербурга.
Лицыны, Ранцовы (Рапцовы) — дворянские роды.
К с. 373 ...она, скончавшись, оставила престол свой племян¬
нику своему... — Здесь и далее Щербатов дает очерк царствова¬
ния Петра III. Петр III Федорович (1728—1762) — сын старшей
дочери Петра I Анны и герцога Голынтейн-готторпского Карла-
Фридриха; 28 ноября 1741 г. объявлен наследником русского пре¬
стола. Привезен 5 февраля 1742 г. в Петербург, Российский импе¬
ратор с 1761 г.; 28 июня 1762 г. свергнут в результате переворо¬
та, организованного его женой Екатериной.
Нарышкин Лев Александрович (1733—1799) — обер-шталмей-
стер, фаворит Петра III.
Чернышев Захар Григорьевич (1722—1784) — граф, государ¬
ственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал.
К с. 374 Воронцова Елизавета Романовна — графиня, фаво¬
ритка Петра III, сестра Е. Р. Дашковой (урожд. Воронцовой).
509

Чоглокова (Чеглокова) Елизавета Николаевна — двоюродная
племянница Елизаветы Петровны.
Загряжский (Загряский) Николай Александрович (1746—
1821) — действительный тайный советник, первым браком был
женат на Е. Н. Чоглоковой.
К с. 377 Орлов Григорий Григорьевич (1734—1783) — граф,
генерал-фельдцехмейстер, первый президент Вольного экономи¬
ческого общества, активнейший участник дворцового переворота
1762 г., фаворит Екатерины II.
Панин Никита Иванович (1718—1783) — граф, государствен¬
ный деятель и дипломат, воспитатель Павла I, активный участ¬
ник дворцового переворота 1762 г., ближайший советник Екате¬
рины II по внешнеполитическим делам, в 1763—1781 гг. стоял
во главе Коллегии иностранных дел, принадлежал к оппозици¬
онной партии крупной аристократии, стремившейся к некоторо¬
му ограничению самодержавной власти.
Панин Петр Иванович (1721—1789) — граф, военный дея¬
тель, генерал-аншеф, брат Н. И. Панина, участник Семилетней
и русско-турецкой (1768—1774 гг.) войн, в 1770 г. — в отстав¬
ке, один из членов оппозиционной правительству партии круп¬
ной аристократии. В июле 1774 г. был назначен командующим
карательными войсками, действовавшими против Е. И. Пугачева.
Изрубившему изменническим образом брата его, Алексея
Григорьевича. — Алексей и Федор Григорьевичи Орловы слави¬
лись своей силою. В Петербурге только один человек кичился
сильнее их; это был Шванвичь (отец того Шванвича, который
пристал к Пугачеву и сочинял для него немецкие указы). Он
мог сладить с каждым из них порознь — но вдвоем Орловы
брали над ним верх. Разумеется они часто сталкивались друг с
другом; — когда случалось что Шванвичу попадал один из Ор¬
ловых то он бил Орлова, когда попадались оба брати, — то они
били Шванвича. Чтобы избежать таких напрасных драк они зак¬
лючили между собой условие, по которому один Орлов должен
был уступать Шванвичу и где бы ни попался ему повиноваться
безпрекословно, двоеже Орловых берут верх над Шванвичем и
он должен покоряться им также безпрекословно. Шванвичь
встретил однажды Федора Орлова в Трактире и в силу условия
овладел бильярдом, вином и бывшими с Орловым женщинами.
Он однакож недолго пользовался своей добычей, вскоре пришел
в трактир к брату Алексей Орлов и Шванвичь должен был в
свою очередь уступить бильярд, вино и женщин. Опьянелый
Шванвичь хотел было противиться, но Орловы выталкали его из
трактира. Взбешенный этим, он спрятался за воротами и стал
ждать своих противников. Когда Алексей Орлов вышел Шван¬
вичь разрубил ему палашей щеку и ушел. Орлов упал; — удар
нанесенной нетвердой рукой не был смертелен, — и Орлов от¬
делался продолжительною болезнью и шрамом на щеке. Это
было незадолго до 1762 г. Орловы возвысились и могли бы по¬
губить Шванвича, — но они не захотели мстить ему; он был
пазиачен Кронштадтским комендантом и стараниями Орлова
смягчен был приговор над его сыном, судившемся за участие
в Пугачевском бунте. (Прим. А. И. Герцена.)
Орлов Алексей Григорьевич (1737—1807/08) — граф, гене¬
рал-аншеф, генерал-адмирал, один из активнейших участников
дворцового переворота 1762 г., в 1770 г. получил титул графа
510

Чесменского за победу над турецким флотом в Чесменской бух¬
те (1770).
Всеволожский (Севоложский) Всеволод (Севолод) Алексеевич
(1752—1796) — сенатор, участник дворцового переворота 1762 г.
Зиновьева Екатерина (Катерина) Николаевна (1752—1782)—
фрейлина, затем — статс-дама, жена Г. Г. Орлова.
К с. 378 Васильчиков Александр Семенович — камергер, в
1773—1776 гг. — фаворит Екатерины II.
Зорич Семен Гаврилович (1745—1799) — генерал-лейтенант,
генерал-адъютант, основатель кадетских корпусов в Шклове и
Москве, фаворит Екатерины II.
Завадовский (Заводовский) Петр Васильевич (1739—1812)—
граф, государственный деятель, в 1802—1810 гг. — министр на¬
родного просвещения, фаворит Екатерины II.
Римский-Корсаков (Корсаков) Иван Николаевич (1754—
1831) — генерал-майор, флигель-адъютант, фаворит Екатерины II.
Ланской Александр Дмитриевич (1754—1784) — генерал-по¬
ручик, фаворит Екатерины И.
Ермолов Александр Петрович (1754—1836) — генерал-пору¬
чик, фаворит Екатерины II.
Дмитриев-Мамонов (Мамонов) Александр Матвеевич (1758—■
1803) — граф, генерал-адъютант, фаворит Екатерины II.
...многие учреждении ...яко сиропитательные домы, девичей
монастырь ...академию художеств... — Были открыты воспитатель¬
ные дома в Москве (1764 г.) и Петербурге (1770 г.). В 1764 г.
часть корпусов Смольного монастыря в Петербурге была переда¬
на Воспитательному обществу благородных девиц (Смольному ин¬
ституту). Академия художеств учреждена в Петербурге в 1757 г.
К с. 379 ...александрийский архитектор, построющий фару...—
Фаросский маяк («Фара») — одно из «семи чудес света» — мра¬
морная башня, выстроенная на острове Фаросе близ Александ¬
рии при царе Птолемее Филадельфе (III в. до н. э.).
Елагин Иван Перфильевич (1725—1794) — государственный
деятель, писатель, кабинет-секретарь Екатерины И, в 1766—
1779 гг. — директор придворного театра.
Безбородко Александр Андреевич (1747—1799) — светлейший
князь, государственный деятель и дипломат.
К с. 382 Бибиков Василий Ильич (1740—1787) — цензор,
писатель, в 1779—1782 гг. заведовал русской труппой в Петер¬
бурге.
Царское (Сарское) село. — В начале XVIII в. усадьба в
25 верстах от Петербурга подарена Петром I А. Д. Меншикову,
затем была «отписана» жене царя Екатерине Елексеевне. К сере¬
дине XVIII в. здесь оформилась парадная императорская рези¬
денция.
Голицын Николай Михайлович (1727—1786) — князь, обер-
гофмаршал, тайный советник.
Орлов Григорий Никитич (ум. 1803) — камергер, гофмаршал.
Барятинский (Борятинский) Федор Сергеевич (1742—1814)—
князь, обер-гофмаршал, участник дворцового переворота 1762 г.
К с. 383 Апухтин Аким Иванович (ум. 1804) — государ¬
ственный и военный деятель, генерал-лейтенант, в 1764 г. —
511

оберстер-кригскомиссар, 1768 г. — генерал-майор при Главном
комиссариате, 1773 г. — член Военной коллегии.
Сахаров — камердииер Екатерины II.
К с. 383 Браун (Броун) Юрий Юрьевич, фон (1704—1792) —
генерал-аншеф, генерал-губернатор Лифляндии.
Воронцов Роман Илларионович (1707—1783) — граф, госу¬
дарственный деятель, генерал-аншеф, при Екатерине^ И был на¬
местником Владимирской, Пензенской и Тамбовской губерний.
За взяточничество получил у современников прозвище Роман —
большой карман. Отец Е. Р. Дашковой.
К с. 386 По пристрастию возвели на польский престол Поня-
товского, хотели ему противу вольностей польских прибавить са¬
мовластию; взяли в защищение десидентов... — подразумевают¬
ся события, предшествующие первому разделу Польши: Екате¬
рина II, усиливая свое влияние в этой стране, поддерживала ко¬
роля Станислава Поиятовского (1764—1795), а также христиан-
некатоликов.
...подали причину к Турецкой войне. ...послали флот во Гре¬
цию, которой божеским защищением победу одержал. — Важным
эпизодом русско-турецкой войны 1768—1774 гг. была экспедиция
русского флота в Средиземное и Эгейское моря, завершившаяся
победоносным морским сражением у Чесмы.
К с. 385 Демидов Прокопий Лкинфиевич (1710—1786) — за¬
водчик-миллионер, действительный тайный советник.
Матюшкина Анна Алексеевна (1722—1804) — графиня, статс-
дама.
К с. 387 Испекли законы, правами дворянскими и городовыми
названные... — Имеются в виду «Жалованная грамота дворянству»
и «Жалованная грамота городам», подписанные Екатериной II
21 апреля 1785 г.
К с. 388 Николай Иванович Чечерин, служивший ей (Екате¬
рине II) со всем возможным усердием... наконец от нее гнан
был, что безвременно живот свой окончил. — Николай Иванович
Чичерин (Чечерин) (ум. 1782) — генерал-полицеймейстер Петер¬
бурга. В 1777 г. в столице произошло крупное наводнение, унес¬
шее тысячи жизней. Екатерина II поставила случившееся в вину
Чичерину как главе полиции, вследствие чего 7 декабря 1777 г.
он получил отставку.
Голицын Александр Михайлович (1718—1783) — князь, госу¬
дарственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал, участник
Семилетней войны, командующий 1-й русской армией во время
русско-турецкой войны 1768—1774 гг.
Графиня Прасковья Александровна... — П. А. Брюс (1729—
1786) — графиня, статс-дама.
...многия книги вольтеровы... Белизер Мармонтелев... — Кро¬
ме переводов отдельных сочинений Вольтера, издатель И. Г. Рах¬
манинов начал с 1785 г. выпуск «Полного собрания всех переве¬
денных на российский язык сочинений Вольтера».
Вольтер (Мари Франсуа Аруэ) (1694—1778) — французский
писатель и философ-просветитель. Среди сочинений Вольтера —
«История России при Петре Великом»; в 1745 г. избран в почет¬
ные члены Петербургской Академии паук.
Мармонтелъ Жан Франсуа (1723—1799) — французский писа¬
тель, автор популярных в России романов и повестей, среди ко¬
торых — роман «Велизарий», переведенный при участии Екатери¬
512

ны II и изданный под названием «Велизер»; «Нравоучительные
сказки», вышедшие в переводе Д. И. Фонвизина в 1764 г.
М. М. Щербатов осуждал проникновение в Россию вольной фран¬
цузской литературы задолго до начала французской революции.
Е. Р. ДАШКОВА. ИЗ ЗАПИСОК
Дашкова Екатерина Романовна (1743—1810) принадлежала к
высшим кругам российской аристократии — древнему дворян¬
скому роду Воронцовых. Ее крестной матерью была императрица
Елизавета Петровна, а воспитывалась она в доме своего дяди,
канцлера М. И. Воронцова, друга и покровителя М. В. Ломоно¬
сова. В 1759 году Екатерина Романовна выходит замуж за офи¬
цера Преображенского полка, носившего старинную дворянскую
фамилию Дашковых, и становится княгиней. В 1761 году сбли¬
жается с женой наследника престола, будущей императрицей
Екатериной Великой, и принимает участие в дворцовом перево¬
роте 28 июня 1762 года. После свержения Петра III, во время
коронационных торжеств в Москве, Екатерина II назначает Даш¬
кову статс-дамой, но в их отношениях наступает заметное охлаж¬
дение со стороны императрицы, влияние Дашковой в придвор¬
ных кругах явно падает. После смерти мужа двадцатилетняя
вдова с двумя детьми вынуждена уехать в деревню, чтобы по¬
править расстроенное состояние Дашкова. Дважды она была за
границей и провела там в общей сложности около десяти лет.
Во время своего путешествия она встречалась с видными поли¬
тическими деятелями, писателями и учеными: А. Смитом, Воль¬
тером, Д. Дидро, У. Робертсоном и др. По возвращении Даш¬
ковой в Россию (1783 г.) Екатерина II назначает ее директором
Петербургской Академии наук, а затем президентом учрежден¬
ной в том же году Российской академии. За время своего пре¬
зидентства-Дашкова основала новое периодическое издание «Со¬
беседник любителей российского слова», возобновила прежние на¬
учные издания и публичные чтения при академии на русском
языке по математике, физике, минералогии, естественной исто¬
рии; по ее инициативе был выпущен толковый словарь русского
языка. Организаторские способности и энергия Дашковой восхи¬
щали современников и привлекали к деятельности в академии
многих талантливых ученых и писателей. Екатерина II, напуган¬
ная пугачевским восстанием, французской революцией, деятель¬
ностью Новикова и книгой Радищева, подозрительно относилась
ко всем начинаниям Дашковой, опасаясь возможного заговора.
В 1794 году Дашковой дают разрешение на двухгодичный от¬
пуск, что фактически означало отставку. С воцарением Павла I
она находится в ссылке с северной части Новгородской губер¬
нии, а затем в своем имении Троицком, недалеко от современ¬
ного города Протвино. Но и в ссылке Е. Р. Дашкова не остав¬
ляет научных занятий, пишет мемуары, рисует чертежи для но¬
вых построек и садов, занимается в своей библиотеке. В 1801 го¬
ду со смертью Павла I опала Дашковой кончилась, она присут¬
ствовала на коронации Александра I, но при дворе не осталась.
Похоронена Е. Р. Дашкова в Троицком, где сохранилась ее мо¬
гила.
Текст печатается по изданию: Екатерина Дашкова.
33 Столетье безумно и мудро
513

Записки. 1743-1810. Л., 1985, с. 141-156; 171—174; 179-185; 202-
207.
К с. 394 ...я поехала к князю Потемкину... — Потемкин Гри¬
горий Александрович (1739—1791) — государственный и военный
деятель, главнокомандующий русской армии в русско-турецкой
войне 1787—1791 годов, генерал-фельдмаршал и князь Тавриче¬
ский (с 1784 г.). По отзывам иностранных послов, был «самым
влиятельным лицом в России». Единственный из фаворитов Ека¬
терины II, с которым Е. Р. Дашкова была постоянно в хороших
отношениях; в 1782 году он взял сына Дашковой Павла себе в
адъютанты. Генерал-лейтенант Павел Михайлович Дашков
(1763—1807) — в 1798 году назначен губернатором Киева, с 1801 го¬
да — предводитель дворянства Московской губернии.
К с. 395 ...л получила письмо от графа Безбородко с прило¬
жением копии с указа ...которым я назначалась директором Ака¬
демии наук и упразднялась комиссия... вследствие жалоб на
Домашнева. — Указ Екатерины II Сенату от 24 января 1783 года
гласил: «Дирекция над С.-Петербургскою Академиею наук препо¬
ручается статс-даме княгине Дашковой».
Академия наук основана по указу Петра I в 1724 году. Пер¬
воначально она называлась Российской, во время директорства
Дашковой-Петербургской. Президентом академии считался
К. Г. Разумовский, который занимал этот пост почти полсто¬
летия.
Разумовский Кирилл Григорьевич (1728—1803) — граф, гет¬
ман малороссийский, генерал-фельдмаршал, практически не уча¬
ствовал в делах академии, все правление было сосредоточено в
руках директоров. До Дашковой эту должность занимал младший
из Орловых — Владимир Григорьевич, а в 1775—1783 годах —
их ставленник С. Г. Домашнев (1743—1795), известный своим не¬
уважением к науке и корыстолюбием. Была даже создана спе¬
циальная комиссия для разбора академических дел и злоупотреб¬
лений Домашнева.
К с. 397 ...и на следующий день, перед тем, как ехать в
Академию, я сделала визит великому Эйлеру... — Леонард Эйлер
(1707—1783) — профессор физики и высшей математики Петер¬
бургской Академии наук. Возмущенный произволом, царившим в
Академии, не посещал ее заседания в течение ряда лет. Дашко¬
ва не без умысла пригласила «знаменитого слепца», чтобы под
его покровительством совершить вступление на пост директора
академии.
...мужу своей внучки, Фусу — Фусс Николай Иванович
(1755—1825) — известный математик, швейцарец по происхож¬
дению; жил и работал в России, с 1783 года — академик Петер¬
бургской Академии наук.
К с. 400 Я застала всего семнадцать учеников в гимназии и
двадцать одного обучавшегося искусствам подмастерьев. — Ко вре¬
мени, когда Дашкова стала директором, Петербургская Академия
наук существовала более полувека. Для подготовки отечествен¬
ных научных кадров при ней были учреждены академическая
гимназия и академический университет.
...и удвоила жалованье ему и Георги — Георги Иоганн Гот¬
либ (Иван Иванович) (1729—1802) — профессор минералогии,
химик, этнограф; с 1783 года — действительный член Петербург¬
ской Академии наук, автор «Описания российско-императорского
514

столичного города Санкт-Петербурга и достопамятных окрестно¬
стей оного» (Спб., 1794).
К с. 402 Граф Андрей Шувалов... мое бескорыстие. — С пер¬
вых месяцев своего директорства Е. Р. Дашкова испытывает не¬
мало трудностей, ей все давалось «беспокойством и хлопотами».
Она ссорится с фаворитом императрицы генерал-адъютантом
A. Д. Ланским, генерал-прокурором Сената А. А. Вяземским, пре¬
пятствовавшим изданию карт русских губерний. Отстаивая свое
мнение относительно издания словаря Российской академии, не
соглашается с самой Екатериной II.
К с. 403 Шубин Федот Иванович (1740—1805) — знаменитый
русский скульптор, увековечивший в своих работах государствен¬
ных деятелей екатерининской эпохи. Им созданы скульптурные
портреты Екатерины II, Павла I, А. М. Голицына, П. А. Румянце¬
ва, Г. А. Потемкина, М. В. Ломоносова, В. Я. Чичагова и др.
В Академии издавался новый журнал... — Журнал «Собесед¬
ник любителей российского слова, содержащий разные сочинения
в стихах и прозе некоторых российских писателей» издавался
«иждевением императорской Академии наук» в 1783—1784 годах.
В «Собеседнике» сотрудничали многие талантливые литераторы, в
чем была несомненная заслуга основателя и редактора журнала
Е. Р. Дашковой, а также соредактора и советника дирекции Ака¬
демии О. П. Козодавлева.
Козодавлев Осип Петрович (1754—1819) — писатель, член
Российской академии с 1783 года, заведовал изданием Полного
собрания сочинений М. В. Ломоносова, при Павле I был назна¬
чен обер-прокурором Сената, а затем сенатором.
В журнале «Собеседник...» принимали участие почти все рус¬
ские писатели того времени: Г. Р. Державин, Д. И. Фонвизин,
B. В. Капнист, Я. Б. Княжнин, И. Ф. Богданович и др. Деятель¬
но сотрудничала в журнале и Екатерина II.
К с. 404 Я выразила удивление, что императрица, будучи са¬
ма писательницей и любя наш язык, не основала еще Россий¬
ской академии, необходимой нам... — Указ о создании Россий¬
ской академии и назначении Е. Р. Дашковой ее председателем
был издан 30 октября 1783 года. Она же написала устав этого
учреждения, как научного центра по изучению русского языка
и словесности. Со временем Дашковой удалось собрать в Россий¬
ской академии многих талантлиых ученых, таких, как С. Я. Ру-
мовский, А. П. Протасов, С. К. Котельников; писателей и поэ¬
тов — Д. И. Фонвизина, Г. Р. Державина, М. М. Хераскова,
Я. Б. Княжнина; в XIX столетии членами Российской академии
были В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, И. А. Крылов, П. А. Вя¬
земский. По мнению Дашковой, ближайшая цель этого учрежде¬
ния — составление русской грамматики и словаря русского язы¬
ка. В дальнейшем члены Академии должны были также зани¬
маться изучением памятников русской письменности, в частно¬
сти летописей, а также стремиться увековечить в своих произве¬
дениях «знаменитые деяния предков наших».
К с. 407 ...Палласом — Паллас Петр Симон (1741—1811) —
естествоиспытатель, с 1767 года — академик Петербургской Ака¬
демии наук.
К с. 408 ...мне показали брошюру, написанную Радищевым.
Брошюра заключала в себе биографию одного товарища Радище¬
ва по Лейпцигу, некоего Ушакова, и панегирик ему... — Имеет¬
ся в виду «Житие Федора Васильевича Ушакова», напечатанное
33*
515

впервые без имени автора в 1789 году. Это автобиографическое
произведение о юности Радищева и его друзей, об их жизнен¬
ном пути.
К с. 409 ...вдова одного из наших знаменитых драматических
авторов, Княжнина, попросила меня напечатать в пользу ее де¬
тей последнюю написанную им и еще не изданную трагедию... —
Имеется в виду трагедия Я. Б. Княжнина «Вадим Новгородский»,
главный герой которой — республиканец, представитель новго¬
родского народного веча. После издания трагедии за счет Акаде¬
мии ее тираж был конфискован по распоряжению Екатерины II
как «произведения, опасные для меня и моей власти».
К с. 413 ...чтобы я повезла великую княжну Александру в
Швецию... — Александра Павловна (1783—1801) — старшая дочь
Павла I, была помолвлена с шведским королем Густавом IV
Адольфом (1778—1837). Е. Р. Дашкова должна была сопровож¬
дать ее к будущему мужу, но брак не состоялся.
К с. 415 Вскоре все общество было объято постоянной тре¬
вогой и ужасом. — Павел I (1754—1801) — сын Петра III и Ека¬
терины II — в течение всей жизни враждебно относился к участ¬
никам переворота 1762 года. После его вступления на престол в
1796 году начались многочисленные ссылки и репрессии. Более
того, Павел I устроил торжественную церемонию погребения сво¬
его отца с перенесением его праха в Петропавловский собор и
заставил убийц нести регалии Петра III. Военно-полицейский
режим Павла I просуществовал всего пять лет, в 1801 году он
был убит заговорщиками.
...князю Куракину... — Куракин Алексей Борисович (1759—
1829) — князь, видный государственный деятель, с 1793 года —
камергер, с 1796 по 1798 год — генерал-прокурор Сената, с 1802
по 1807 год — генерал-губернатор Малороссии, с 1807 по
1811 год — министр иностранных дел.
К с. 419 ...племянник Татищев... — Татищев Дмитрий Павло¬
вич (1767—1845) — член Государственного совета, обер-камергер,
российский посланник в Неаполе (1802—1803; 1805—1808), Мад¬
риде (1815—1821) и Гааге (1821—1822).
К с. 420 ...от имени императора... красота его супруги... —Им¬
ператор Александр I (1777—1825) — великий князь, старший сын
Павла I, любимый внук Екатерины И. Воспитывался будущий им¬
ператор по воле Екатерины II в духе идей просветителей Д. Лок¬
ка и Жан-Жака Руссо, руководителем учебных занятий был из¬
бран швейцарец Ф. Ц. Лагарп. С 1792 года женат на принцессе
баденской Луизе (1779—1826), принявшей имя Елизаветы Алексе¬
евны. В 1801 году, вступая на престол, Александр I опубликовал
манифест, в котором осудил царствование Павла I, и обязывался
управлять «по законам и по сердцу в Бозе почивающей... импе¬
ратрицы Екатерины Великия...».
А. Т. БОЛОТОВ. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
Болотов Андрей Тимофеевич (1738—1833)— тульский поме¬
щик, ученый и мемуарист, один из основоположников русской
агрономической науки. Получив хорошее по тому времени обра¬
зование и благодаря своей усидчивости, Андрей Тимофеевич силь¬
но выделялся среди окружавших его офицеров и дворян. Знание
516

иностранных языков, естественных наук, большой интерес к
агрономии предопределили выдвижение Болотова среди однопол¬
чан, а в будущем — его занятия сельским хозяйством. В годы
Семилетней войны (1756—1762) он служит в Кенигсберге, где
посещает лекции по философии, делает переводы, знакомится с
основами естествознания, рисует и собирает библиотеку. Фли¬
гель-адъютант петербургского генерал-полицеймейстера Корфа, Бо¬
лотов предпочел многообещающей военной карьере «мирную,
сельскую, спокойную и уединенную жизнь» и систематическое
занятие науками. Воспользовавшись Манифестом о вольности
дворянской (1762), отставной капитан А. Т. Болотов возвратился
в свою усадьбу в село Дворяниново недалеко от Тулы и посвя¬
тил себя хозяйственным заботам. Вскоре он становится одним
из самых активных членов Вольного Экономического Общества.
Популярное среди помещиков Общество занималось распростра¬
нением практических знаний по агрономии, скотоводству и эко¬
номному ведению хозяйства. Болотов печатает статьи в изданиях
Общества по земледелию, дает советы управителям, а кроме то¬
го, сам издает два сельскохозяйственных журнала: «Сельский
житель» и «Экономический магазин» — с полезными сведениями
по всем областям сельского хозяйства. Особое место в трудах
Андрея Тимофеевича занимают работы о садово-парковом искус¬
стве и ландшафтной архитектуре, где эстетика соседствует с хо¬
зяйственной целесообразностью. В 1776 году его назначают
управляющим в село Богородицк, которое входило в состав во¬
лостей, предназначавшихся для незаконнорожденного сына Ека¬
терины II и ее фаворита Григория Орлова — будущего графа
А. Г. Бобринского. Двадцать лет Болотов провел в Богородицке,
которое в 1777 году было зачислено в разряд городов, и оста¬
вил после себя прекрасную память — сохранившийся до наших
дней живописный парк. В это время он пишет бесчисленное мно¬
жество научных и хозяйственных статей, философские рассужде¬
ния. В 1794 году его избирают членом Лейпцигского Королев¬
ского Саксонского Экономического общества, труды переводят и
печатают за границей. После смерти Екатерины II А. Т. Болотов,
получив незначительный чин коллежского асессора, в 1797 году
вернулся в свою усадьбу в Дворяниново. По-прежнему не остав¬
ляя литературные и хозяйственные занятия, пишет публикуемые
воспоминания, над которыми работал в течение 30 лет.
Текст печатается по изданию: Жизнь и приключения Андрея
Болотова, описанные им самим для своих потомков, т. 3. М.—Л.,
1931, с. 11—52, 184—204.
К с. 424 Эпидемии чумы в России случались довольно часто.
Наиболее масштабными были эпидемии 1351 и 1769—1771 годов.
Последняя, которую описывает Болотов, видимо, была следстви¬
ем русско-турецкой войны 1768—1774 годов, во время которой
армия понесла от эпидемии громадные потери. В России эпиде¬
мия чумы начала распространяться в 1770 году со стороны Брян¬
ска, Севска и приняла особенный размах в Москве. Паника на¬
селения вызвала бунты, которые жестоко подавлялись. Описание
одного из них, 15—17 сентября 1771 года, получившего наимено¬
вание «Чумной», во время которого был зверски убит архиерей
Амвросий, и передает со слов очевидцев Болотов.
К с. 428 Михаил Матвеевич Болотов — родственник Андрея
Тимофеевича, отставной офицер, помещик.
517

К с. 433 Церковь Всех Святых ка К у лишках — на современ¬
ной площади Ногина в Москве. В XIV веке здесь проходила до¬
рога из Кремля к Яузскому мосту на Владимир и Коломну.
По последней в 1380 году воины Дмитрия Донского шли на Ку¬
ликово поле и возвращались обратно. Здесь Донским была по¬
ставлена деревянная церковь Всех Святых на Кулишках (Ку-
лишки — лесистая, болотистая местность); «кулижка» — рос¬
чисть в лесу) «в память всех убиенных на Куликовском поле в
битве с татарским Мамаем». В XV—XVI веках на ее месте воз¬
веден первый каменный храм. Здание церкви, которое теперь мы
видим на южной стороне площади Ногина, относится к XVI —
первой трети XVII века; отдельные элементы и части здания да¬
тируются более поздним временем. Колокольня — конца XVI ве¬
ка. Внешний вид церкви несколько искажен ремонтными и ре¬
ставрационными работами.
Варварские ворота Китай-города. — Китай-город — один из
древнейших исторических районов в центре Москвы к востоку
от Кремля, в настоящее время — одна из заповедных
зон Москвы. Название известно с XVI века (предположительно
от слова «кита» — связка жердей, применявшихся при строи¬
тельстве укреплений; по другой версии — от татарского слова
«китай» — «средний».) Заселение южной части Китай-города (со¬
временное Зарядье) началось с XI века. К XIV веку эту терри¬
торию занимал ремесленный и торговый Посад, который в конце
XIV века был обнесен валом; в 1534 году — рвом и земляными
укреплениями; на их месте в 1535—1538 годах возведена Китай¬
городская стена под руководством итальянского зодчего Петрока
Малого. Стена сложена из кирпича с внутренней каменной забу¬
товкой на белокаменном цоколе, опиравшемся на свайный фун¬
дамент. Боевой ход по верху стены прикрыт с внешней стороны
парапетом с бойницами, с внутренней — опирался на аркаду,
ниши которой имели бойницы «подошвенного боя». Стена начи¬
налась от Арсенальной Угловой башни Кремля, шла вдоль совре¬
менной площади Революции и площади Свердлова, проспекта
Маркса, площади Дзержинского, Новой и Старой площадей, по
Китайскому проезду и Москворецкой набережной до Беклеми-
шевской (Москворецкой) башни Кремля. Охватывала территорию
Посада; длина около 2,6 километра, высота более 6 метров, тол¬
щина около 6 метров. Стена имела 14 башен, из них 6 воротных
(в XVII в. некоторые увепчаны шатрами). В 1707—1708 годах
башни дополнительно укреплены земляными бастионами.
В 1934 году в связи с реконструкцией центра стена разобрана.
Сохранился участок с угловой башней на современной площади
Свердлова и за гостиницей «Метрополь» (зубцы в форме «ласточ¬
киных хвостов» (мерлоны) — начала XIX в.) и в районе совре¬
менной площади Ногина (быв. Варварская, Варваринская пл.,
пл. Варварских ворот). Прежние названия площади напоминают
о существовавших здесь с* 1536 года Варварских (Всехсвятских)
воротах в Китай-городской стене. Остатки Варварской башни хо¬
рошо видны ныне при выходе из станции метро «Площадь Ноги¬
на» на улицу Разина (быв. ул. Варварка, Варварская, Варварин¬
ская). Прежнее название улицы — с XVIII века по церкви св.
великомученицы Варвары начала XVI века (архитектор — Але-
виз) и перестроенной в 1796 году М. Ф. Казаковым. В XVII веке
улица называлась Знаменской по одноименному монастырю и
518

Большой Покровской — по церкви Покрова божьей матери на
Псковской горе.
К с. 435 Чудов монастырь — мужской, основан в 1365 году
воспитателем Дмитрия Донского митрополитом Алексеем на ме¬
сте Ханского двора. По позднейшим свидетельствам, этот двор
подарила митрополиту ханша Тайдула за исцеление зрения. То¬
гда подобное выздоровление воспринималось как «чудо», и в па¬
мять его построена в монастыре первая церковь в честь «чуда
архистратига Михаила в Хонех», известного по церковной исто¬
рии. В 1365 году деревянный храм заменен каменным, который
много раз горел, перестраивался и расширялся, в последний
раз — в XVI веке. Кроме него, в 1485 году построена церковь в
честь Алексея (в 1448 г. объявленного святым), которая тоже
много раз горела и перестраивалась. В 1677 году к Чудову мо¬
настырю присоединен обширный двор боярина Б. И. Морозова,
на котором в 1686 году по чертежу царя Федора Алексеевича по¬
строена новая церковь Алексея, служившая собором монастыря,
а при ней палаты, трапезная и пр. Монахи Чудова монастыря
были главным образом ученые старцы. Многие из них стали по¬
том епископами и митрополитами. Здесь же имели временное
пребывание приезжавшие из Греции и южнославянских земель
епископы, например известный ученый Максим Грек. В 1680-х го¬
дах в монастыре учреждена Чудовская Греко-латинская школа,
позже преобразованная в Славяно-греко-латинскую академию.
Учителями этой школы были известные Арсений Грек и заме¬
нивший его Епифаний Славинецкий. Голштинец Кленк писал в
1675 году: «Чудов монастырь скорее можно назвать дворянским
учебным заведением, чем монастырем». Но его можно назвать
также тюрьмой для более или менее известных духовных лиц, не
согласных с принятым учением или политикой церкви. 12 декабря
1666 года здесь осудили и лишили патриаршества Никона. Здесь
же пребывал в 1610 году постриженный в монахи царь Василий
Шуйский. Со времени Ивана IV установился обычай крестить в
этом монастыре всех царских детей, а бояре и другие знатные
лица избрали монастырское кладбище для своего погребения.
На нем похоронены бояре Морозовы, Трубецкие, Хованские, Обо¬
ленские и др. Со времени Петра I архимандритами монастыря бы¬
ли только ученые монахи. В 1744—1833 годах здесь находилась
Московская духовная консистория.
К с. 436 Собакин М. Г. — тайный советник, сенатор, член
коллегии иностранных дел, умер в 1773 году.
Еропкин П. Д. — генерал, московский главнокомандующий
в 1786—1790 годах.
Донской монастырь — мужской, на юго-западе Моск¬
вы, на бывшей Крымской дороге. Основан в 1591 году царем Фе¬
дором Ивановичем в память избавления Москвы от набега крым¬
ского хана Казы-Гирея на месте, где находился стан русских
воинов и стояла церковь-палатка с иконой Донской божьей ма¬
тери (отсюда название). Монастырь являлся важным звеном
южного оборонительного пояса, который образовывали укреплен¬
ные монастыри — Симонов, Данилов и др. Монастырь упразднен
после 1917 года. С 1934 года — Музей архитектуры Академии
архитектуры СССР, с 1964 года — филиал научно-исследователь¬
ского музея архитектуры имени А. В. Щусева.
К с. 437 Антиминс (греч.) — освященное покрывало — плат с изоб¬
ражением положения во гроб Иисуса Христа. Обязательная при¬
519

надлежность престола в церкви. Без антиминса нельзя совер¬
шать литургию; на нем стоят чаша для причастия — потир и со¬
суд, на который возлагается освященный хлеб (дискос).
К с. 437 Дмитриев-Мамонов Ф. И. (1727—1805) — начальник
бригады (бригадир — чин между полковником и генералом).
К с. 438 Воскресенский монастырь — мужской, Новоиеруса¬
лимский (Новый Иерусалим именуемый). Основан в 1656 году
патриархом Никоном (совр. г. Истра Московской обл.) как под¬
московная резиденция патриарха. Воскресенский собор монасты¬
ря (1656—1685 гг.) построен по подобию храма над гробом гос¬
поднем в Иерусалиме. В соответствии с прототипом он состоит
из трех основных объемов, расположенных по оси восток — за¬
пад: подземной церкви Константина и Елены, крестовокупольно¬
го храма Воскресения и увенчанной шатром ротонды. С юга к
собору примыкала семиярусная колокольня. Сохранился также
«скит» Никона (1658). В XVII веке в монастыре существовала
крупная библиотека. К середине XVIII века монастырь становит¬
ся крупным феодальным хозяйством, до секуляризации 1763 года
ему принадлежали 13 тысяч крепостных крестьян. Монастырь за¬
крыт в 1918 году. В 1920 году в зданиях монастыря открылся
художественный, исторический и краеведческий музей, с 1935 го¬
да — Московский областной краеведческий музей. В 1941 году
немецко-фашистские захватчики разграбили коллекции музея,
взорвали и сожгли архитектурные памятники. Музей вновь от¬
крыт с мая 1959 года. Реставрационные работы продолжаются.
Данилов монастырь — мужской. В южной части Замоскво¬
речья, на углу современной Дубининской улицы и Даниловского
вала. Основан в 1282 году первым самостоятельным московским
князем Даниилом Александровичем (отсюда название) — сыном
Александра Невского. Этот монастырь — первое звено в южном
оборонительном поясе Москвы; играл важную роль в обороне
Москвы от набегов татар, особенно во время осады 1591 года вой¬
сками Казы-Гирея. )В 1606 году близ монастыря произошло сраже¬
ние крестьянских войск Ивана Болотникова с армией царя Василия
Шуйского, закончившееся поражением восставших. В конце
XVII века обнесен кирпичной стеной с семью башнями и над-
вратной церковью над северными воротами. Сохранились архи¬
тектурные памятники XVI—XVIII веков.
К с. 443 Ильинка (совр. ул. Куйбышева) — одна из основных
улиц Китай-города, между Красной площадью и Старой и Новой
площадями. Возникла в XIV—XV веках. До XVI века улица на¬
зывалась Дмитриевской — по церкви Дмитрия Солунского на углу
Рыбного пер. Церковь известна с 1472 года, в 1790 году снесена.
В 1518—1626 годах здесь стоял Ильинский монастырь, давший
улице новое название. В XVI веке на Ильинке были торговый и
Гостиный двор; в XVII веке — Посольский двор. В XVII—
XVIII веках — подворья нескольких монастырей, многочисленные
торговые ряды, в начале XVIII столетия — шелковая мануфактура.
К с. 445 Немецкая слобода — находилась в северо-восточной
части Москвы, на правом берегу Яузы, близ ручья Кукуй. Воз¬
никла в середине XVI века, заселена пленными из Ливонии и
выходцами из Западной Европы (иностранцев называли «немца¬
ми» за незнание русского языка, считая их как бы немыми). На¬
селение занималось главным образом ремеслами и мукомольным
промыслом (мельницы на Яузе). В начале XVII века разорена
520

войсками Лжедмитрия II. Возродилась в середине XVII века на
берегу Яузы, выше устья реки Чечеры, как новоиноземская (Но¬
вонемецкая) слобода. Заселена была иностранными офицерами,
служившими в русской армии, среди которых были будущие спо¬
движники Петра I — генералы П. Гордон и Ф. Лефорт, а также
купцами и владельцами ремесленных заведений. В слободе часто
бывал Петр I. На берегу Яузы во второй половине XVII века от¬
крыта одна из первых в Москве мануфактур — шелковая ману¬
фактура А. Паульсена. В 1701 году Я. Г. Грегори открыл в Немец¬
кой слободе первую в Москве частную аптеку (отсюда название
Аптекарского переулка). С начала XVIII века территория застраи¬
вается дворцами знати. По Немецкой слободе получила название
Немецкая (ныне Бауманская) улица. С середины XIX века на¬
звание Немецкая слобода исчезает из московской лексики, а на ее
территории частично распространяется название Лефортово.
И. А. ТОЛЧЕНОВ. ИЗ ЖУРНАЛА...
Толченов Иван Алексеевич (1754—1812?) — родился в семье
дмитровского купца. Большинство состоятельных купцов города
Дмитрова в силу удобного расположения города на перекрестке
водных и сухопутных дорог занимались оптовой хлебной торгов¬
лей. Не только отец, но и дед Толченова скупали в среднем По¬
волжье зерно и муку, а затем переправляли в Петербург. Автор
«Журнала...» с детских лет участвовал в торговых операциях и со¬
провождал хлебные караваны. Капитал торговой фирмы Толчено-
вых в 1775 году составлял 35 150 рублей, что составляло более
половины капитала всех остальных видных купцов города, вме¬
сте взятых. После смерти отца в 1779 году И. А. Толченов ста¬
новится главой фирмы и обладателем всего состояния. Будучи
человеком тщеславным, тяготевшим к роскоши и великосветско¬
му образу жизни, Толченов оставался представителем «безрод¬
ной» купеческой среды. Пытаясь преодолеть комплекс сословной
неполноценности, он стремится окружить себя более привилеги¬
рованными друзьями и знакомыми. Как член городского прав¬
ления, бургомистр, принимает в своем доме московского генерал-
губернатора Н. П. Архарова, в гостях у него бывали князья, воево¬
ды, проезжие отцы церкви. Во время своих довольно частых по¬
ездок в Москву и Петербург Толченов посещает театры, музеи,
интересуется литературой. Достаточно широко образованный и
наблюдательный Иван Алексеевич ведет дневниковые записи. Под¬
ражая дворянам, тратит огромные суммы на предметы роскоши,
благотворительность и развлечения. В результате прибыль от тор¬
говых операций перестала покрывать растущие расходы на строи¬
тельство двухэтажного особняка, устройство оранжереи, пожерт¬
вования церкви и прочие многочисленные непроизводительные за¬
траты. В 1795 году И. А. Толченов на грани разорения и конфи¬
скации имущества продает свой дом и переезжает в довольно
скромную московскую квартиру. Записи «Журнала...» обрываются
1812 годом, дальнейшая судьба автора неизвестна.
Текст печатается по изданию: Журнал или записка жизни и
приключений Ивана Алексеевича Толченова. М., 1974, с. 33—38,
40—70, 184—186.
К с. 466 Ширинская мельница — расположена на реке Медве¬
521

дице в вотчине Ширинского монастыря в Кашинском уезде.
К с. 467 В XVIII веке существовало 5 сортов пшеничной му¬
ки: крупчатка (крупичетая) — мука — 1-го сорта; крупчатка дру¬
гая — 2-го сорта; подрукавная — 3-го сорта; куличная (кулиш-
ыая) — 4гго сорта; крючки или выбойка — 5-го сорта.
...сильнаяг заразительная болезнь или мор... — Эпидемия чу¬
мы в 1771 году, которая особенно распространилась в Москве.
К с. 468 Сентября 16 дня учинился в Москве от черни вели¬
кий бунт — Чумной бунт 15—17 сентября 1771 года.
К с. 469 Имеется в виду вышневолоцкая шлюзовая система,
сооруженная в 1703—1709 годах. Система пропускала караваны
весной, летом и осенью. Караван Толченова совершил путь, от
Твери до Петербурга за 79 дней в летнюю навигацию (8 мая —
27 июля) и за 75 — в весеннюю (15 апреля — 1 июля).
К с. 470 ...высотою в 3 арш. 13 вершков... — В XVIII веке
употреблялись следующие меры длины: верста — 500 саженям —
1,0668 км; сажень — 3 аршинам — 7 футам — 213,36 см; аршин —
4 четвертям — 16 вершкам — 28 дюймам — 71,12 см; четверть —
4 вершкам — 17,77 см; вершок — 4,44 см; фут — 12 дюймам —
30,48 см; дюйм — 10 линиям — 2,54 см; линия — 10 точкам —
2,54 мм.
К с. 474 ...торжество об одержанных успехах над турками... —
По-видимому имеется в виду победа русских войск 15 октября у
Карамурата и 17 октября при Карасу во время второго похода
Румянцева за Дунай.
...закладка в Москве кремлевского дворца с великою церемо-
ниею... — Строительство кремлевского дворца по проекту архи¬
тектора В. И. Баженова началось в 1773 году и было прервано в
1775 году в связи с русско-турецкой войной и восстанием Е. И. Пу¬
гачева.
К с. 479 Генваря 9 дня происходила в Москве казнь само¬
званцу Пугачеву с его сообщниками. — Казнь происходила не
9 января* как сообщает автор, а 10 января 1775 года в Москве на
Болотной площади (ныне — пл. Репина).
Марта 17 дня состоялся указ о разделении купечества с ме¬
щанством. — Имеется в виду указ «О высочайше дарованных раз¬
ным сословиям милостях по случаю заключенного мира с Пор-
тою Оттоманскою».
К с. 480 На основании указа от 7 ноября 1775 года «Учреж¬
дения для управления губерний Всероссийской империи» 5 ок¬
тября 1781 года был издан указ «Об учреждении Московской гу¬
бернии». Указ об открытии присутственных мест в Москве объ¬
явлен 23 октября 1782 года.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Маркс К. Хронологические выписки. — Архив Маркса и
Энгельса. Т. VIII, с. 157—166.
Энгельс Ф. Об общественных отношениях в России. —
Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 2-х т.
Т. II. М., 1955, с. 39—50.
Ленин В. И. О государстве. — Поли. собр. соч., т. 39,
с. 64-84.
ПУБЛИКАЦИИ ИСТОЧНИКОВ
Восстание Емельяна Пугачева. Сб. документов. Л., 1935.
Державин Г. Р. Записки из известных всем происше-
ствиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы
Романовича Державина. — Державин Г. Р. Сочинения. М., 1985,
с. 361—468.
Дневник А. В. Храповицкого. М., 1901.
Долгорукий И. М. Записки. Пг., 1916.
Допрос Емельяна Пугачева в Тайной экспедиции в Москве в
1774—1775 гг. — Красный архив, 1935, т. 2—3 (69—70).
Екатерина II. Записки. М., 1909.
Екатерина II. Наказ Комиссии о сочинении нового Уло¬
жения. Спб., 1907.
Избранные произведения русских мыслителей второй полови¬
ны XVIII века, т. 1—2. М., 1952.
Пугачевщина, т. 1—3. М. — Л., 1926—1931.
Русский быт по воспоминаниям современников XVIII века,
ч. 2, вып. 1—3 (1761—1796 гг.). М., 1918—1923.
Р у н и ч П. С. Записки сенатора Павла Степановича Рунича
о пугачевском бунте. — Русская старина, 1870, т. 2, № 8—10.
Хрестоматия по истории СССР. XVIII век. М., 1963.
ИССЛЕДОВАНИЯ
Абсолютизм в России (XVII—XVIII вв.). М., 1964.
Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева. М. — Л., 1952.
Буганов В. И. Крестьянские войны в России XVII—
XVIII вв. М., 1976.
Буганов В. И. Пугачев. М., 1984.
523

Герцен А. И. О развитии революционных идей в России. —
Соч., т. 3. М., 1956.
Готье Ю. В. История областного управления от Петра I до
Екатерины И, т. 2. М., 1941.
Ключевский В. О. Курс русской истории, ч. V. — Соч.,
т. 5. М., 1958.
Краснобаев Б. И. Очерки истории русской культуры
XVIII в. М., 1972.
Лимонов Ю. А., Мавродин В. В., Панеях В. М. Пуга¬
чев и пугачевцы. Л., 1974.
Лозинская Л. Я. Во главе двух академий. М., 1978.
Любченко О. Н. Есть в Богородицке парк. Тула, 1984.
Мавродин В. В. Классовая борьба и общественно-полити¬
ческая мысль в России в XVIII в. (1773—1790 гг.). Л., 1975.
Овчинников Р. В. Манифесты и указы Е. И. Пугачева.
М., 1980.
Овчинников Р. В. Над «пугачевскими» страницами Пуш¬
кина. М., 1981.
О к с м а н Ю. Г. Пушкин в работе над романом «Капитанская
дочка». — В кн.: Пушкин А. С. Капитанская дочка. М., 1964,
с. 149—208.
Петрунина Н. Н., Фридлепдер Г. М. Над страницами
Пушкина. Л., 1974.
Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. —
Соч., т. XX. М. — Л., 1925.
Пушкин А. С. История Пугачева. — Собр. соч. в 10 томах*
т. VII. М., 1981.
Сахаров А. Последние дни Е. И. Пугачева. — В кн.: Са¬
харов А., Троицкий С. Живые голоса истории. М., 1978.
Семевский В. И. Крестьяне в царствование императрицы
Екатерины II, т. I—II. Спб., 1901—1903.
Сухомлинов М. И. История Российской Академии,
вып. 1. Спб., 1874.
Юшков С. В. История государства и права СССР, ч. I. М.,
1950.
Яковцевский В. Н. Купеческий капитал в феодально-кре¬
постнической России. М., 1953.
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ганичев В. Н. Росс непобедимый. М., 1985.
Данилевский Г. П. Мирович. — Княжна Тараканова. —
Сожженная Москва. М., 1961.
Западов А. В. Забытая слава. Опасный дневник. М., 1976.
Злобин С. П. Салават Юлаев. М., 1953.
Пикуль В. С. Фаворит, кн. 1—2. Л., 1985.
Рассадин С. Б. Сатиры смелый властелин. М., 1985.
Форш О. Д. Радищев. — Собр. соч., т. 3. М. — Л., 1963.
Шишков В. Я. Е. Пугачев, кн. 1—3. М., 1957.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие. В. И. Буганов б
А. С. Пушкин. КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА 19
А. Н. Радищев. ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МО¬
СКВУ 123
ДВОРЯНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ДОКУМЕНТЫ. ЗАПИСКИ.
ВОСПОМИНАНИЯ.
«Для повсеместного о сем сведения и исполнения...»
Правительственные указы и постановления 280
«Удивительный образец народного красноречия...»
Указы Е. И. Пугачева и послания его атаманов . , « 301
«Взирая на нынешнее состояние отечества...»
М. М. Щербатов. «О повреждении нравов в России» . . 317
Из записок Е. Р. Дашковой 391
Из воспоминаний А. Т. Болотова 424
Из журнала И. А. Толченова 466
Комментарии 482
Рекомендуемая литература 523

Столетье безумно и мудро. Век XVIII / Сост.
81 сопровод. текст, коммент. Н. М. Рогожина; Предисл.
В. И. Буганова. — М.: Мол. гвардия, 1986. —
525 с., ил. (История Отечества в романах, пове¬
стях, документах).
В пер.: 2 р. 10 к. 200 000 экз.
Том посвящен истории России второй половины XVIII ве¬
ка. Кроме «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, «Путешествия
из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, в сборник войдут
указы и манифесты Е. Пугачева и правительства Екатери¬
ны И, отрывки из воспоминаний и мемуаров. Издание рас¬
считано на массового читателя.
^8(02)°—86~199 163—186 ББК 84Р1 + 63 3(2)46

В БИБЛИОТЕКЕ «ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА В РОМАНАХ,
ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ» ВЫШЛИ КНИГИ:
За землю русскую
(век XIII)
Государство всё нам держати
(век XV)
Московское государство
(век XVI)
Стояти заодно
(век XVII)
Бунташный век
(век XVII)
Наука побеждать
(век XVII)
Седой Урал
(век XVIII)
Горные ветры
(века XIX—XX)
На крутом переломе
(век XX)
Союз нерушимый
(век XX)
Коммуны будущей творцы
(век XX)
Обновление земли
(век XX)
Священная война
(век XX)

ИБ № 5297
*
СТОЛЕТЬЕ БЕЗУМНО И МУДРО
Старший редактор библиотеки
«История Отечества в романах,
повестях, документах»
С. Елисеев
Редактор тома
Е. Калмыкова
Художественный редактор
А. Романова
Технический редактор
Т. Шельдова
Корректоры
И. Тарасова, И. Ларина
*
Сдано в набор 16.01.86. Подписано
в печать 11.06.86. А08169. Формат
84ХЮ8'/з2. Бумага типографская
№ 1. Гарнитура «Обыкновенная
новая». Печать высокая. Уел. печ.
л. 27,72, Уел. кр.-отт. 28,24. Учет¬
но-изд. л. 30,8. Тираж 200 000 экз.
(100 001—200 000 экз.). Цена
2 р. 10 к. Заказ 2350.
*
Типография ордена Трудового
Красного Знамени издательства
ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
Адрес издательства и типографии:
103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.

Scan Kreyder -16.12.2018 - STERLITAMAK