История отечества в романах, повестях, документах. Злато слово. Век XII - Борисов Н.С., Боярский Ю., Кузьмин А.Г.

Автор: Борисов Н.С. Боярский Ю. Кузьмин А.Г.

Теги: художественная литература документация история история россии издательство молодая гвардия серия история отечества в романах повестях документах серия история отечества

Год: 1986

Похожие

История отечества, в романах, повестях, документах. За Землю Русскую. Век XIII

История отечества, в романах, повестях, документах. От Корсуня до Калки. Век X-XIII

История отечества, в романах, повестях, документах. Обновление земли. Век XX

История отечества, в романах, повестях, документах. В огненном кольце. Век XX

Текст

Scan Keyder - 25.11.2018 - STERLITAMAK

ИСТОРИЯ отечества
В РОМЛНЯХ,
повестях,
40КУ7ИСНТ71Х.
ВЕК
XII

Злато
слово
СЛОВО
о похоле
ИГОРЕВОМ
ИГОРЯ,
сын л святосллвовл,
ВНУКЛ олсговл
ПЕРЕВОДЫ
И ПОЭТИЧЕСКИЕ
ПЕРЕЛОЖЕНИЯ
РУСЬ И СТЕПЬ
В ЭПОХУ
«словл
О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Л/1осква
’7И0710ЛЛЯ ГдШШ*
1986

ББК 84Р1
3 67
РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ БИБЛИОТЕКИ
«ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА В РОМАНАХ,
ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ»;
Алимжанов А. ТБондарев Ю. ВДеревянко А. Я., Десятерик В. Я.,
Кузнецов Ф. Ф., Кузьмин А. Г., Лихачев Д. Машовец Я. Я.,
Новиченко Л. Я., Осетров Е. И., Рыбаков Б. А., Сахаров А, Я.,
Севастьянов В. Я., Хромое (7. (7., Юркин Я. Ф,
Составление, предисловие и вступительные статьи
кандидата исторических наук
Н. С. БОРИСОВА
Рецензент
доктор исторических наук
А. Г. КУЗЬМИН
Оформление библиотеки
Ю. БОЯРСКОГО
4702010000—235
3 078(02)—86 ез объявл*
© Издательство «Молодая гвардия», 1986 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга посвящена «Слову о полку Игореве» — бесцеппо-
му сокровищу русской культуры, произведению, которое вот уже
восемь столетий дарит читателям наслаждение истинной поэ¬
зией, будит в сердцах высокие гражданские чувства.
Едва ли найдется другой памятник культуры Древней Руси, о
котором было бы написано и сказано столько, сколько о «Слове
о полку Игореве». Ему посвящено несколько тысяч книг и ста¬
тей. «Слово» хорошо знают и за рубежом. Оно переведено на
многие иностранные языки. По решению Генеральной конферен¬
ции ЮНЕСКО во всех странах — членах этой международной
организации — в 1985 году был отпразднован 800-летпий юбилей
«золотого слова» русской литературы.
«Слово о полку Игореве» было создано в 80-е годы XII века.
Одни ученые датируют его 1185—-1187 годами, другие называют
более точную дату — август 1185 года.
В истории Руси XII век отмечен прежде всего быстрым раз¬
витием феодальных отношений. Возникшее во второй половине
IX века раннефеодальное государство Киевская Русь к этому
времени уже сыграло свою историческую роль. По словам ака¬
демика Б. А. Рыбакова, «для молодого русского феодализма
IX—XI веков единая Киевская Русь была как бы нянькой, вос¬
питавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую семью
русских княжеств». Примерно за полвека до создания «Слова»
страна вступила в период феодальной раздробленности.
Распад Киевской Руси, резко ускорившийся после смерти в
1132 году могущественного киевского князя Мстислава Владими¬
ровича, был одним из проявлений развития общества: дальней¬
ший рост феодализма требовал укрепления княжеской власти «на
местах» — в Смоленске и Галиче, Ростове и Суздале, Рязани и
Чернигове. Только своя, местная княжеская власть могла обес¬
печить быстрое развитие боярских вотчин — основного экономи¬
ческого элемента феодальной системы на Руси. Быстрый суд и
расправа со взбунтовавшейся крестьянской общиной, устрашение
5

враждебных соседей — вот чего ждала местная знать от прихо¬
дивших из Киева и «оседавших на землю» князей.
Летописцы XII века, следуя законам своего жанра, расска¬
зывают главным образом о деятельности князей. Однако за спи¬
ной каждого из потомков легендарного Рюрика стояли его боя¬
ре. Ссора с пими обычно кончалась для князя потерей престола
(тогда говорили — стола), а иногда и жизни. Так жертвой бояр¬
ского заговора стал в 1174 году властный владимиро-суздальский
князь Андрей Боголюбский. В 1208 году галицкие бояре повесили
сразу трех неугодных им князей — сыновей Игоря Святосла¬
вича, героя «Слова».
Стремясь обуздать могущественное боярство, князья искали
опору в других слоях общества: покровительствовали торговцам
и ремесленникам, проводили своих ставленников на высшие цер¬
ковные должности. Одновременно они развивали собственное до-
мениальное хозяйство, увеличивали численность «младшей дру¬
жины».
Негативным следствием распада прежде единого государства
стали княжеские междоусобицы, которые приводили к ослабле¬
нию военной мощи русских княжеств. Княжеские семейные хро¬
ники XII века полны свидетельств жестокости и вероломства.
Враждовали не только отдельные князья, но и целые династии.
Потомки Олега Святославича Черниговского (умер в 1115 году),
Ольговичи, постоянно соперничали с сыновьями и внуками Вла¬
димира Всеволодовича Мономаха (умер в 1125 году) — Монома-
шичами.
Стремясь любой ценой добиться победы над соперником, по¬
лучить желанный стол, князья все чаще призывали на помощь
врагов Руси — кочевников. Летописи XII века часто сообщают
об участии в кпяжеских усобицах половцев, которых древнерус¬
ские книжники обычно называли «погаными» (от латинского «па-
ганус» — «язычник»). «Одумайтесь, князья, вы, что старшей бра¬
тии своей противитесь, рать воздвигаете и поганых на братью
свою призываете», — писал неизвестный проповедник второй
половины XII века. Однако эти призывы разума и человеколю¬
бия оставались без ответа.
После распада единой Киевской державы ее основными поли¬
тическими наследниками стали Владимиро-Суздальское княжество,
Галицко-Волыпская земля и Новгородская феодальная республи¬
ка. Помимо этого, существовали Черпиговское, Смоленское, По¬
лоцкое, Рязанское и ряд более мелких княжеств. Большую роль
в политической и культурной жизни Руси по-прежнему играл
Киев. Ни одна из княжеских династий не смогла превратить его
в свое наследственное владение. На киевском «золотом столе» во
6

второй половине XII века сменяли друг друга князья смоленские,
переяславские, суздальские, волынские. Киевское княжение по
традиции рассматривалось как высшая ступень политической
карьеры. Юрий Долгорукий, например, владея всем северо-восто¬
ком Руси, почти полжизни посвятил изнурительной борьбе за
Киев. Его сыновья Андрей и Всеволод прочно обжились во Вла-
димире-на-Клязьме. Однако и они принимали еамое живое участие
в борьбе вокруг киевского великого княжения.
В 1185 году великим князем киевским был убеленный «сере¬
бреными сединами» Святослав Всеволодович. Этот князь не при¬
надлежал к числу тех правителей, чье имя надолго переживает
год смерти. Однако от природы Святослав был наделен здравым
умом, терпением и осторожностью. Эти качества позволили ему
после долгих переездов с одного провинциального княжения на
другое занять в 1176 году киевский «золотой стол».
Впрочем, торжество Святослава было неполным. Стремясь по¬
гасить княжеские усобицы, от которых страдали их вотчины, ки¬
евские бояре во второй половине XII века широко применяли
своеобразную систему политического дуумвирата. Одному из
князей-соперников передавали в управление Киев, другому —
киевскую землю. Соправителем Ольговича Святослава стал пред¬
ставитель клана Мономашичей князь Рюрик Ростиславич.
После некоторых колебаний Святослав решил не затевать ссо¬
ры. В 1180 году он отдал в жены Рюрику свою дочь и прими¬
рился со своим довольно двусмысленным положением князя без
княжества. Политическое здравомыслие Святослава принесло Ру¬
си большую пользу. В середине 80-х годов соправители повели
успешную борьбу с половцами. Степная опасность в эти годы
была особенно сильной: во главе нескольких кочевых орд встал
энергичный и воипственный хан Кончак.
Весной 1184 года в ответ на враждебные действия со стороны
Кончака Святослав и Рюрик организовали большой поход в
степь. Объединенное войско состояло лишь из дружин «млад¬
ших» князей — сыновей Святослава Киевского Всеволода и Оле¬
га, его двоюродного брата Всеволода Святославича по прозвищу
Буй-Тур, а также внука Юрия Долгорукого Владимира Глебо¬
вича Переяславского. Вместе с русскими дружинами выступили
отряды «черных клобуков» — союзных Руси кочевников, посе¬
ленных русскими князьями в бассейне реки Роси, на южных гра¬
ницах Киевской земли.
Походом руководил 33-летний новгород-северский князь Игорь
Святославич, будущий главный герой «Слова о полку Игореве».
Он не пользовался большим авторитетом среди собратьев и к то¬
му же был известен давними связями с половцами.
Весенний поход 1184 года окончился бесславно. Не дойдя до
7

половецких кочевий, Игорь поссорился с Владимиром Глебови¬
чем, который повернул свою дружину и возвратился на Русь.
Пользуясь отсутствием Игоря, Владимир разграбил его владения,
а тот, в свою очередь, напал на принадлежавший Владимиру го¬
род Глебов.
Раздосадованный неудачей Святослав Киевский летом 1184 го¬
да решил сам выступить против половцев. G ним были его сы¬
новья, соправитель Рюрик Ростиславич, Владимир Глебович Пе¬
реяславский и целый ряд второстепенных князей. На помощь
Святославу прислал свои полки галицкий кпязь Ярослав Осмо-
мысл.
При подготовке этого похода вновь проявилась узость полити¬
ческого кругозора местных князей: родной брат Святослава Ки¬
евского Ярослав Черниговский, брат Рюрика Давыд Смоленский,
а также Игорь Новгород-Северский под разными предлогами
уклонились от участия в походе. Однако и без них собранных
Святославом сил оказалось достаточно для того, чтобы нанести
половцам сокрушительное поражение. Главное сражение произо¬
шло у впадения в Днепр реки Орели, неподалеку от современно¬
го города Днепропетровска. Были захвачены в плен одиннадцать
половецких ханов и множество рядовых воинов.
В то время как Святослав громил основные силы степняков
на берегах Днепра и Орели, князь Игорь с братом Всеволодом,
сыном Владимиром и племянником Святославом предприняли
успешный набег на половецкие кочевья, расположенные вблизи
южных границ владений Игоря.
В следующем, 1185 году половцы попытались нанести мощ¬
ный ответный удар по Киевской земле. Уже в феврале готовая
к вторжению армия хана Кончака появилась вблизи русской
границы — реки Сулы. Для штурма русских городов были приго¬
товлены особые огнеметные приспособления, стрелявшие «жи¬
вым огнем».
Над Русью нависла небывалая угроза. Святослав Киевский
спешно собирал войска. Однако и в этот критический момент
князь Ярослав Черниговский и шедший в русле его политики
Игорь предпочли не портить отношения с половцами. Оба, ссы¬
лаясь на серьезные причины, не прислали на помощь Святосла¬
ву ни одного воина.
2 марта 1185 года Святослав и Рюрик обратили в бегство вой¬
ско Кончака в битве на реке Хорол. Была захвачена «артил¬
лерия» половцев вместе с ее создателем, неким «бусурманином»,
искусным в метании «живого огня». Стремясь закрепить победу,
Святослав несколько недель спустя отправил в степь одного из
своих бояр, Романа Нездиловича, с отрядом «своих поганых».
8

21 апреля 1185 года это войско нанесло половцам еще одно по¬
ражение.
В конце весны Святослав Киевский начал готовить новый по¬
ход против Кончака, все еще располагавшего значительными си¬
лами. С этой целью он отправился в объезд своих северо-восточ¬
ных владений, а также земель, лежащих в среднем течении Дес¬
ны. Не дожидаясь возвращения Святослава и не уведомив его,
князь Игорь со своими ближайшими родичами решил совершить
глубокий рейд по половецким степям. 23 апреля 1185 года, в са¬
мый «весенний Юрьев день», войско Игоря выступило из Нов-
город-Северского в свой роковой поход.
Источники позволяют по-разному толковать мотивы решения
Игоря. Одни исследователи безоговорочно признают его героем
борьбы со Степью, другие осуждают за безрассудство, но восхи¬
щаются его воинской доблестью и верят рассказу летописи об ис¬
купительном раскаянии, которое он пережил в плену, третьи
склонны видеть в нем лишь коварного и беспринципного коры¬
столюбца.
Как бы там ни было, поход Игоря закончился трагически.
После удачной стычки с небольшим отрядом половцев на бере¬
гах степной речки Сюурлий И мая войско Игоря было окружено
огромными силами кочевников. В кровавой двухдневной битве
полегли тысячи русских витязей, а князья попали в плен.
Победа над Игорем подала половцам большие надежды. Отря¬
ды Кончака устремились на Переяславль и Киев. Другой поло¬
вецкий хан, Гзак, предпочел напасть на Путивль и другие остав¬
шиеся беззащитными владения Игоря и Буй-Тура Всеволода.
Узнав о поражении Игоря, князь Святослав Киевский принял
срочные меры. Гзак и Кончак успели разграбить лишь южные
окраины Киевской земли и Посемья. Испугавшись послаппых
Святославом войск, они отступили в степь, уводя тысячи
пленных.
В этот момент — вероятно, в начале июля 1185 года — па
Русь явился бежавший из плена Игорь. Смирив гордыню, он по¬
ехал в Киев просить у Святослава и других князей помощи для
воссоздания военного могущества Новгород-Северской земли, ко¬
торой по-прежнему угрожало половецкое вторжение. От того, как
примут беглеца в Киеве, отзовутся ли на его просьбы, зависела
пе только судьба самого Игоря. Вопрос стоял о налаживании
всей системы обороны степных границ, подорванной безрассуд¬
ством новгород-северского князя. На одну чашу весов легла без¬
опасность многих тысяч простых смердов, судьба всей Южной
Руси, на другую — мелкое самолюбие и личные счеты ее прави¬
телей.
По-видимому, именно в эти тревожные дни лета 1185 года и

прозвучало впервые «Слово о полку Игореве» — страстный при¬
зыв к единению во имя защиты Отечества.
Автор «Слова» был не только великим художником, но и че¬
ловеком поразительной житейской мудрости. Его цель — не раз¬
жечь, а притушить княжескую рознь. Он стремится сплотить
князей, оживить в них родственные чувства напоминанием об об¬
щих предках — Ярославе Мудром, Владимире Мономахе. Автор
осуждает княжеские усобицы и одного из их зачинателей — князя
Олега Святославича, прозванного Гориславичем. Во имя главной
цели своего произведения — единения князей автор «Слова»
поэтизирует образы Игоря и Всеволода. Он наделяет эпическим
величием Святослава Киевского, щедрой рукой рассыпает похва¬
лы другим князьям. Каждый образ, каждый эпитет «Слова» глу¬
боко продуман и подчинен общему замыслу.
Драматические события, вызвавшие к жизни бессмертное
«Слово», завершились относительно благополучно. Ни во второй
половине 1185 года, ни позже хану Кончаку не удалось осуще¬
ствить свои замыслы захвата Южной Руси. Прочная граница со
степью была восстановлена. И среди тех, кому Русь была обя¬
зана таким исходом событий, очевидно, не последнее место за¬
нимает неизвестный автор «Слова о полку Игореве».
Конечно, никакое, даже самое горячее и сильное слово не
могло навсегда прекратить княжеские раздоры, грозившие упад¬
ком оборонного могущества Руси. А между тем в конце XII века
дальние горизонты уже затягивались грозными тучами. «Слово»
было создано в те годы, когда далеко на востоке, на берегах Оно-
на и Керулена, «люди длинной воли» уже собирались под знаме¬
на молодого Чингисхана. По определению К. Маркса, вниматель¬
но изучавшего «Слово о полку Игореве», «суть поэмы — призыв
русских князей к единению как раз перед нашествием собствен¬
но монгольских полчищ» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,
т. XXIX, с. 16). Разумеется, автор «Слова» не знал о событиях в
Центральной Азии. Однако он хорошо понимал, что ослабление
военного могущества Руси немедленно повлечет за собой наше¬
ствие «иноплеменников».
«Слово о полку Игореве» дошло до своих первых исследова¬
телей и издателей всего лишь в одном списке XVI века. Но ведь
и вся история древнерусской литературы — это прежде всего ис¬
тория потерь и утрат. Лишь изобретение печатного станка сдела¬
ло книгу, а вместе с ней и мысль человеческую менее уязвимой
для безжалостного времени. Даже самые редкие старопечатные
книги — так называемые инкунабулы — сохранились хотя бы в
нескольких экземплярах.
Книгопечатание началось в России лишь в середине XVI века
10

и приобрело значительные масштабы в следующем столетии.
До этого пользовались кпигами, переписанными от руки. В XI—
XIV веках их писали на хорошо выделанной телячьей коже —
пергамене. Впоследствии дорогой и сложный в изготовлении
пергамен постепенно выходит из употребления. Его заменяет бу¬
мага, вначале привозная, а затем и отечественная.
Несмотря на относительно высокую стоимость пергаменных
рукописных книг, спрос на них был весьма велик. По подсчетам
историка Б. В. Сапунова, в домонгольской Руси находилось в об¬
ращении около 150 тысяч книг. До нашего времени из них до¬
шли лишь 190. Большинство из них похожи на старого солдата-
инвалида: без начала и без конца, с вырванными листами, вы¬
цветшими чернилами и полустершимися строчками, со следами
деятельности мышей и прочих обитателей подвалов и чердаков.
Куда же исчезло практически все грандиозное книжное бо¬
гатство Древней Руси?
Главным врагом книги был огонь. «Красный петух» был ча¬
стым гостем древнерусских городов. Москва, например, за свою
восьмивековую историю десятки раз выгорала дотла. Пожар на¬
чинался то от молнии, то от огненной стрелы врага, осадившего
город, то от тайной искры, высеченной рукой предателя, а то и
просто от забытой кем-то горящей свечки. Горела не только Мо¬
сква. В крупнейшем культурнохМ центре Руси — Новгороде с XI
по XIX век источниками зафиксировано 108 пожаров. Немалую
жатву собрал огонь и в других русских городах.
Вторым после огня врагом книги были... сами люди. Они то
рьяно выискивали и уничтожали книги «недозволенного» содер¬
жания, то равнодушно выбрасывали под дождь и снег обветшав¬
шие, казавшиеся ненужными и неинтересными древние манус¬
крипты.
Некоторые литературные произведения Древней Руси нам из¬
вестны только по их названиям. Так, упоминаются в летописях,
но не дошли до нас «Житие Антония Печерского» и светская по¬
весть об Александре Невском, важнейшие памятники раннего
московского летописания «Летописец Великий Русский» и «Влади¬
мирский Полихрон». Даже историки XVIII — начала XIX века
еще имели в своем распоряжении такие рукописи, которые пе
сохранились до настоящего времени.
Среди потерь и знаменитая библиотека Ивана Грозного, о бо¬
гатстве которой свидетельствуют современники. Мечта найти это
сокровище русской культуры, якобы спрятанное в одном из цар¬
ских тайников, до сих пор волнует археологов и любителей оте¬
чественной старины.
Поток времени унес с собой не только книги. Бесследно ис¬
чезло и множество других памятников материальной и духовной
И

культуры домонгольской Руси. Так, из полутора сотен известных
по письменным и иным источникам каменных храмов той эпохи
в более или менее целом виде сохранились лишь единицы. Из ты¬
сяч стальных мечей найдено менее двух сотен, из множества
икон выявлено лишь около 50. Но даже то немногое из наследия
домонгольской Руси, чем располагают сейчас музеи и книгохра¬
нилища, приходилось собирать по крупицам, часто ценой огром¬
ного труда и больших материальных затрат.
Первые попытки целенаправленного сбора и научпого изуче¬
ния древнерусских книг относятся уже к первой половине
XVIII века. Быстрый рост национального самосознания в Пет¬
ровскую эпоху вызвал усиление интереса к отечественной ста¬
рине, к «деяниям и мечтам предков». Начало «собиранию рас¬
сеянного» положил сам Петр. Он неоднократно, настойчиво тре¬
бовал от местных гражданских и церковных властей «во всех
епархиях и монастырях и соборах прежние жалованные грамоты
и другие куриозные письма оригинальные, также и исторические
рукописные и печатные книги пересмотреть и переписать... и те
переписанные книги прислать в Сенат». Настойчиво разыскива¬
ли и собирали древние рукописи историки XVIII века В. Н. Та¬
тищев, Г. Ф. Миллер, М. М. Щербатов, И. Н. Болтин.
Гражданское, идейно-политическое зпачение исторических
трудов обусловило рост интереса к ним не только передовых
представителей дворянства, но и правящих верхов. Даже импе¬
ратрица Екатерина II прилежно занималась русской историей,
поощряла интерес к ней среди своих придворных. Одним из них
был Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744—1817), с именем
которого связано крупнейшее археографическое открытие
XVIII века — находка «Слова о полку Игореве».
Судьба не обделила Мусина-Пушкина. По рождению он при¬
надлежал к одной из древнейших дворянских фамилий, основа¬
телем которой считался воевода Александра Невского по имени
Ратша. Один из Пушкиных в XV веке получил прозвище Муса.
Род Мусиных-Пушкиных сильно возвысился в начале XVIII ве¬
ка, когда одному из них, И. А. Мусину-Пушкину, Петр I за вер¬
ную службу пожаловал титул графа и звание сенатора. Алексей
Иванович Мусин-Пушкин, будучи владельцем нескольких тысяч
душ крестьян, мог заниматься чем угодно или же вообще не за¬
ниматься ничем. Наделенный живым умом и любознательностью,
он, как и многие незаурядные люди той эпохи, часто менял на¬
правление своей деятельности и словно шутя вычерчивал при¬
хотливую линию своей биографии. Окончив Артиллерийское учи¬
лище, к 28 годам дослужился до чина генерал-адъютанта, но тут,
наскучив службой, отправился в длительное заграничное путе¬
шествие. Посетив Германию, Францию, Голландию, Италию, Му¬
12

син-Пушкин в 1775 году вернулся в Россию и вновь решил по¬
святить себя службе, на сей раз в должности придворного цере¬
мониймейстера. Привлекательная внешность и веселый нрав в со¬
четании с проницательностью и деловитостью позволили Муси¬
ну-Пушкину сделать быструю карьеру. Он стал кавалером мно¬
гих российских орденов, занял пост обер-прокурора «святейшего
синода» и одновременно президента Академии художеств.
Даже приход к власти взбалмошного и жестокого императо¬
ра Павла I не прервал служебных успехов Мусина-Пушкина.
Павел пожаловал ему графский титул и второй по значению
после государственного канцлера чин — действительного тайно¬
го советника. Одпако в 1799 году Мусин-Пушкин выходит в от¬
ставку и, навсегда расставшись со службой, начинает жизнь
частного человека, уединенного философа, наслаждающегося ти¬
шиной и покоем в сельской глуши.
Вторая половина XVIII века богата яркими натурами и не¬
обычными биографиями. И пожалуй, лишь немногие историки
помпили бы имя Мусипа-Пушкипа, если бы не одна на первый
взгляд второстепенная сторона его деятельности. Граф имел бла-
городпую страсть: он собирал книги. Конечно, само по себе это
еще не было чем-то из ряда вон выходящим. В екатерининскую
эпоху просвещение впервые затронуло широкие массы русского
дворянства. Одни искали в книгах ответа на больные вопросы
тогдашней российской жизни, для других приобретение книг
стало модой. Даже ленивые и сытые придворные фавориты за¬
казывали книгопродавцам составить им такую же точно библио¬
теку, как у самой императрицы. Шеренги дорогих, редких книг
годами, десятилетиями дремали в массивных, похожих на сарко¬
фаги шкафах.
За столичной зпатью тянулось и провинциальное дворянство.
Подчас мода на книги доходила до смешного. Мемуары тех лет
рассказывают, что некоторые тщеславные, но скуповатые уезд¬
ные «любомудры» приказывали своим крепостным плотникам на¬
колоть сотни две-три аккуратных, по формату книг деревянных
чурок и обернуть их в кожаные переплеты с именами знамени¬
тых русских и иностранных писателей. Восхищенные гости, рас¬
сматривая сквозь стекло запертого шкафа эту деревянную биб¬
лиотеку, дивились начитанности и широте интересов хозяина
дома.
Но не таким «кпиголюбом» был Мусин-Пушкин. Он собирал
не просто книги, но главным образом старинные рукописные
сборники, летописи, хронографы. Со страниц этих ветхих книг
вставала сама русская история, звучали живые голоса ее героев
и хранителей. Для приобретения таких книг Мусин-Пушкин не
жалел ни сил, ни средств. При этом он не был похож на пуш¬
13

кинского скупого рыцаря, таящего своп сокровища в тяжелых
сундуках. Его библиотека была открыта для историков и люби¬
телей отечественной старины. Более того, Мусин-Пушкин, не в
пример многим другим библиофилам, давал свои книги «на вы-
пос», хотя и не всегда потом получал их обратно.
Наиболее ценные исторические материалы, попавшие к нему
в руки, Мусин-Пушкин с помощью своих друзей И. Н. Болтина,
Н. Н. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского готовил к пе¬
чати. По меткому выражению В. О. Ключевского, «это был ан¬
тикварий-публицист». Он резко осуждал широко распространив¬
шееся среди дворянства слепое преклонение перед всем иност¬
ранным и презрительное отношение к национальной культуре.
Главпой целью собирательской и публикаторской деятельности
Мусина-Пушкина было воспитание любви к Отечеству, уважения
к его богатой истории.
Венцом научной деятельности мусин-пушкинского кружка
стало издание в 1800 году в Москве «Слова о полку Игореве».
Первое издание зпаменитого памятника было озаглавлено весь¬
ма витиевато: «Ироическая песнь о походе на половцев удель¬
ного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича, писанная
старинным русским языком на исходе XII столетия с перело¬
жением на употребляемое ныне наречие».
История открытия «Слова» долгое время была окутана тай¬
ной. Сам Мусип-Пушкин не любил распространяться на эту те¬
му. По-видимому, причиной молчаливости графа было то, что
рукописный сборник, в состав которого входило «Слово», так же
как и многие другие редкие книги своей библиотеки, Мусин-
Пушкин приобрел не совсем законным путем. Заняв в 1791 году
пост главы «духовной коллегии» — синода, он вскоре убедил Ека¬
терину II издать указ, который требовал извлечения из всех мо¬
настырских архивов наиболее древних рукописей и присылки их
в синод для снятия копий. Указ был более чем своевременным:
в монастырях древние книги зачастую хранились крайне небреж¬
но. По свидетельству одного современника, в пачале XIX века
в подмосковном Иосифо-Волоцком монастыре «старый... архив
помещался в башне, где в окнах не было рам. Снег покрывал на
пол-аршина кучу книг и столбцов, наваленных без разбора».
В Новгороде монахи Юрьева монастыря отправили на свалку це¬
лый воз старинпых книг, и только случай спас их от гибели.
Документы, поступавшие в синод согласно указу императри¬
цы, Мусин-Пушкин просматривал лично. Наиболее интересные
из них он отбирал для своей домашней библиотеки. Эти дей¬
ствия Мусина-Пушкина не остались незамеченными. Сменивший
его на посту синодского обер-прокурора князь В. А. Хованский
обвинил графа в присвоении монастырских рукописей. В обще¬
14

стве заговорили о том, что Мусин-Пушкин «беззаконно» стяжал
свои книжные сокровища.
В оправдание Мусина-Пушкина можно сказать, что в его дей¬
ствиях не было абсолютно никакой корысти. Всю свою библио¬
теку он задолго до кончины передал научному учреждению —
Московскому архиву Коллегии иностранных дел. И лишь привя¬
занность к своим рукописям заставляла Мусина-Пушкина мед¬
лить с перевозкой библиотеки па новое место.
Настал грозный 1812 год. Наполеоновская армия вторглась
в пределы России. Второго сентября французы заняли Москву.
В тот же день в городе начались пожары. Мусин-Пушкин, по
обыкновению проводивший лето в своей усадьбе Иловиа в Яро¬
славской губернии, был уверен, что врагу не дойти до Москвы.
Поэтому он не принял никаких мер для спасения своего мо¬
сковского имущества и библиотеки. Дочь Мусина-Пушкина, вы¬
ехавшая из Москвы незадолго до вступления в город французов,
позаботилась лишь о том, чтобы вывезти фамильные ценности и
коллекцию картин. В опустевшем графском особняке на Разгу¬
ляе потянуло запахом гари... Впоследствии, желая оправдать
отца, а заодно и себя, она рассказывала о том, что свою библио¬
теку Мусин-Пушкин якобы заранее спрятал в тайнике в подва¬
ле дома. Французские солдаты, случайно обнаружив тайник, рас¬
хитили его содержимое. Эти рассказы старой графини послужи¬
ли основанием для живучей легенды о том, что рукопись «Сло¬
ва» не погибла в пламени, а лишь вновь затерялась где-то в
бескрайних российских просторах.
Гибель бесценного собрания рукописей Мусина-Пушкина по¬
трясла современников. Вольное обращение графа с синодальны¬
ми документами обернулось невосполпимой утратой для русской
культуры. Библиотека синода, где следовало бы находиться мно¬
гим книгам из коллекции Мусина-Пушкина, и собрание Москов¬
ского архива Коллегии иностранных дел, куда он так и не со¬
брался передать свои книги, полностью уцелели.
А в доме на Разгуляе, помимо «Слова», погибли ценнейшие
исторические документы из собрания историков В. Н. Татищева
и И. Н. Болтина, бумаги видного деятеля петровского времени
П. Н. Крекшина, наконец, личный архив Мусина-Пушкина, его
дневники, которые он вел па протяжении многих лет.
Велико было горе Мусина-Пушкина: своей неосмотрительно¬
стью он нанес невозместимый ущерб делу, которому посвятил
большую часть жизни. Сознавая свою вину, оп попытался
оправдаться перед современниками и потомками. Неоднократпо
п устно и письменно он заявляет о том, что все его рукописи
были куплены у частных лиц. Отвечая на вопрос историка
К. Ф. Калайдовича отпосительпо происхождения «Слова», он пи¬
15

сал: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерей¬
ский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвеще¬
нием и любитель словесности; по уничтожении штата остался
он в том монастыре на обещании до смерти своей. В последние
годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер
мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под
№ 323-м, под названием Хронограф, в конце найдено «Слово о
полку Игореве». Проверить это утверждение Мусина-Пушкина
было невозможно: Иоиль умер еще в 1798 году.
Версия Мусина-Пушкина уже давно вызывала большие со¬
мнения у историков и литературоведов. Одни считали, что она
недостоверна потому, что Иоиль вовсе не был любителем и со¬
бирателем книг. Другие, наоборот, находили доказательства его
интереса к литературе и, исходя из этого, сомневались в том,
что Иоиль, обладая таким сокровищем, как «Слово», молчал об
этом и безропотно уступил честь открытия и публикации памят¬
ника Мусину-Пушкину.
В последние годы туман, скрывавший историю находки един¬
ственной рукописи «Слова», несколько рассеялся. По-видимому,
где-то в середине 80-х годов XVIII века Мусин-Пушкин, часто
бывавший в Ярославле проездом в свое имение на Мологе, взял
для ознакомления четыре древних книги из библиотеки Спасо-
Преображенского монастыря. В одной из них среди переводных
и русских сочинений исторического характера находилось и «Сло¬
во о полку Игореве». Мусин-Пушкин не спешил возвращать в
монастырскую библиотеку заинтересовавшие его книги. В 1787 го¬
ду Спасо-Преображенский монастырь был упразднен, а в его зда¬
ниях разместился «архиерейский дом» — перепесенная из Ро¬
стова резиденция архиепископа ростовского и ярославского. Все
имущество монастыря, в том числе и библиотека, перешло в
распоряжение ростовского владыки. Занимавший этот пост Арсе-
пий Верещагин был в дружеских отношениях с Мусиным-Пуш¬
киным. В 1788 году он организовал «списание» книг, числивших¬
ся за графом. В описи монастырской библиотеки 1788 года про •
тив названий этих кпиг появилась лаконичная запись: «за вет-
хостию и согнитием уничтожены». В результате Мусин-Пушкин
из временного держателя рукописей превратился в их владельца.
Прошло более десяти лет, прежде чем Мусин-Пушкин опуб¬
ликовал свою ярославскую находку. Причинами его медлитель¬
ности были и сложности в прочтении текста «Слова», и много¬
численные служебные обязанности главы синода, и хлопоты по
изданию других древнерусских памятников — Русской Правды,
Поучения Владимира Мопомаха, Книги Большому Чертежу. Кро¬
ме того, сам Мусин-Пушкин поначалу не осозпал огромного
исторического значения «Слова о полку Игореве». Впрочем, уже
16

в 90-е годы велась большая работа по изучению «Слова». Над за¬
гадочным, малопонятным текстом «колдовали» виднейшие архи¬
висты того времени И. Н. Болтин, Н. Н. Бантыш-Каменский,
А. Ф. Малиновский, Н. М. Карамзин. Были сделаны первые ва¬
рианты перевода «Слова» на современный русский язык. Свой
собственный перевод Мусин-Пушкин поспешил преподнести
императрице Екатерине II.
Как рыбак, спешащий закинуть удочку туда, откуда он толь¬
ко что извлек добычу, Мусин-Пушкин вновь решил попытать
счастья в Ярославле. В 1792 году по его требованию из библио¬
теки «архиерейского дома» были высланы в синод еще три древ¬
них рукописных хронографа. Однако найти второй список «Сло¬
ва» или что-либо столь же значительное на этот раз не удалось.
Нелегко давалось и уже «пойманное» произведение: «Слово»
дошло до его первых исследователей в рукописи XVI века.
Для переписчика в тексте оригинала уже многое было непонят¬
но. Поэтому многие слова и даже целые выражения он, возмож¬
но, переиначивал на свой лад, искажая их смысл. Обилие «тем¬
ных мест», многочисленные авторские отступления, сбивчивость
в изложении событий делали любой, даже самый тщательный пе¬
ревод древнего памятника весьма уязвимым для критики. Высо¬
копоставленный вельможа, Мусин-Пушкин опасался стать ми¬
шенью для ядовитых стрел журнальных критиков.
Долгожданное издание «Слова» вызвало огромный интерес у
читающей публики. Появились многочисленные подражания, сти¬
хотворные вариации. Имя древнего певца Бояна стало нарица¬
тельным, его образ вдохновлял поэтов, волновал воображение.
Гибель рукописи еще более обострила внимание русского об¬
щества к древней поэме. Уже в 1813 году молодой историк
К. Ф. Калайдович решил собрать все имеющиеся сведения о ней.
Сведений этих оказалось крайне мало. После исчезновения
оригинала стали активнее и первые скептики. Одни из них пря¬
мо называли поэму литературной подделкой конца XVIII столе¬
тия, выполненной либо самим Мусиным-Пушкиным, либо кем-то
из его окружения; другие не сомневались в подлинности рукопи¬
си, сгоревшей в доме на Разгуляе, но считали, что не только
рукопись, но и само произведение было создано в XVI веке;
третьи не высказывались категорично, однако весьма осторож¬
но отзывались о значении и достоинствах «подозрительного» про¬
изведения.
Ярким примером скептицизма по отношению к «Слову» может
служить высказанное в 1840 году на страницах журнала «Оте¬
чественные записки» мнение молодого журналиста, а впослед¬
ствии известного реакционного публициста М. Н. Каткова: «Что
хотите говорите, его никак нельзя принять за действительный
2 Злато слово
17

и достоверный памятник! Одно только трудно придумать, кто мог
решиться на подделку и написать такую нелепицу без всякой це¬
ли, без всякой arriere pensee (задней мысли. — Н, Б.). Такая урод¬
ливость в языке, такая дикая а 1а Марлинский вычурность и ви¬
тиеватость в сравнениях и изобретениях, такая натянутость, на¬
дутость, бессвязица, — ни одного слова живого!» Поразительное
в своей самонадеянности и безапелляционности хлесткое сужде¬
ние Каткова, конечно, было крайностью, своего рода Геркулесо¬
выми столбами критицизма. Однако сомнения в том, что «Сло¬
во» — памятник русской литературы XII века, высказывали и
такие известные знатоки отечественной старины, как М. Т. Ка-
ченовский, Е. А. Болховитинов, П. М. Строев, Н. П. Румянцев.
Подозрительное отношение к «Слову» во второй четверти
XIX века вполне объяснимо. Русская историческая наука еще не
имела достаточно глубоких представлений о культуре домонголь¬
ской Руси. Этот период отечественной истории многим казался
эпохой варварства.
Были и другие веские причины для скептицизма. Слабое раз¬
витие археографии позволяло ловким фальсификаторам успешно
сбывать многочисленные подделки — копии уже известных древ¬
них текстов или псевдооригинальные произведения. Жертвами
фальсификаторов становились подчас даже самые крупные исто¬
рики и коллекционеры того времени. Так, в 1815 году не кто иной,
как сам граф Мусин-Пушкин, купил у антиквара Бардина... ру¬
копись «Слова о полку Игореве». Созвав к себе в дом членов Мо¬
сковского общества истории и древностей, торжествующий граф
показал им свое приобретение. Однако торжество вскоре оберну¬
лось разочарованием: выяснилось, что почти одновременно с Му¬
синым-Пушкиным такую же рукопись купил у того же Бардина
А. Ф. Малиновский. Обе они были всего лишь удачной под¬
делкой.
В то время как историки в поисках следов «Слова» ворошили
сухие, как прошлогодние листья, страницы архивных «единиц
хранения», древняя поэма была подвергнута и своеобразной «поэ¬
тической экспертизе». Вот как отзывался о «Слове» А. С. Пуш¬
кин, сразу почувствовавший неподдельную поэтическую свежесть
произведения: «Подлинность же самой песни доказывается ду¬
хом древности, под который невозможно подделаться. Кто из на¬
ших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Ка¬
рамзин? Но Карамзин не поэт. Державин? Но Державин не знал
и русского языка, не только языка «Песни о полку Игореве». Про¬
чие не имели все вместе столько поэзии, сколько находится
оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства».
Пушкин видел огромное значение древней поэмы для русской
литературы и горячо отстаивал ее подлинность. Во время носе-
18

щения Московского университета 27 сентября 1832 года, он до¬
казывал это в споре с тогдашним главой скептиков профессором
М. Т. Каченовским и его учеником О. М. Бодянским. Поэт знал
«Слово» наизусть и в разговорах часто цитировал отрывки из
древней поэмы. В последние годы жизни он мечтал о собствен¬
ном издании «Слова», подбирал необходимые для этого материа¬
лы. Пушкин не только восхищался поэтическими достоинствами
ноэмы — его живой, острый ум привлекали исторические и фи¬
лологические загадки, которыми буквально усеян текст произве¬
дения. Можно только пожалеть, что наметившейся встрече двух
великих поэтов — Пушкина и безымянного автора «Слова» —
так и не суждено было состояться.
Выступления скептиков заставляли защитников «Слова»
искать все новые и новые подтверждения его подлинности. Ко¬
нечно, бесспорным, стопроцентным доказательством могла стать
только находка еще одной древней рукописи поэмы. Однако та¬
кой удачи судьба не послала ни одному из исследователей. Ко¬
свенным свидетельством подлинности памятника могло послу¬
жить повторение его структуры, отдельных образов и выраже¬
ний в других литературных произведениях Древней Руси. По¬
исками в этом направлении занималось несколько поколений
историков и филологов. Шла своеобразная «охота за тенью» ве¬
ликого произведения.
Первого крупного успеха добился неутомимый исследователь
«Слова» К. Ф. Калайдович. В 1824 году он опубликовал приписку
к псковскому Апостолу 1307 года. Осуждая усобицу князей Юрия
Даниловича Московского и Михаила Ярославича Тверского, пи¬
сец Диомид почти дословно воспроизвел одну из фраз «Игоревой
песни». Стало очевидным и воздействие «Слова» на такой из¬
вестный памятник русской литературы XV века, как «Сказание
о Мамаевом побоище». Наконец, в 1852 году была обнаружена
знаменитая «Задоищина» — торжественный гимн, прославляю¬
щий победу Руси над Ордой на Куликовом поле.
«Слово о полку Игореве» рассказывало о тяжелом пораже¬
нии русских дружин, которое как бы открывало собой длитель¬
ный период времени, когда сила была на стороне степняков. Со¬
бытия 1380 года завершили этот тяжелый, мрачный этап в исто¬
рии страны. Ордынцы, которых на Руси часто называли привыч¬
ным именем «половцы» и которые в этническом отношении были
прямыми потомками тех половцев, с которыми сражался князь
Игорь, потерпели наконец сокрушительное поражение. Русь всту¬
пала в новый, полный радостных надежд период своей истории.
Стремясь наиболее наглядно выразить мысль о том, что Кули¬
ковская битва — историческое возмездие за многочисленные
«обиды», нанесенные Русской земле кочевниками-степняками,
2*
19

автор «Задонщины» построил свое произведение по образцу «Сло¬
ва о полку Игореве», позаимствовав из него но только отдель¬
ные выражения, но и целые фразы. Разумеется, при этом такие
реалии, как имена князей и бояр, названия городов, рек и уро¬
чищ, были заменены на новые, относящиеся к событиям 1380 года.
Среди древнерусских литературных произведений, испытав¬
ших влияние «Слова о полку Игореве», можно назвать и южно-
русские летописи конца XII века. Их тесная связь со «Словом»
была выявлена работами академика Б. А. Рыбакова.
Для правильного понимания исторической судьбы «Игоревой
песни» важно было доказать, что рукопись, в состав которой
входило «Слово», существовала задолго до начала археографиче¬
ской деятельности Мусина-Пушкина и его кружка. В результате
целенаправленного поиска ученых эта задача была решена. В яро¬
славских архивах были найдены документы, подтверждающие тот
факт, что древняя рукопись, в составе которой находилось «Сло¬
во о полку Игореве», была известна ярославским читателям уже
в середине XVIII века.
Сейчас, после полутора столетий всестороннего изучения па¬
мятника, вопрос о его подлинности можно считать решенным.
Попытки доказать подложность «Слова» или же пересмотреть об¬
щепринятую дату его создания — 1185—1187 годы — имели место
и в нашем столетии. Однако эти теории не выдержали строгой
научной критики и были отвергнуты практически всеми совет¬
скими и зарубежпыми специалистами по древнерусской литера¬
туре.
Признание древности поэмы, разумеется, не означает конца
научных дискуссий и споров. «Слово» по-прежнему остается не
только самым выдающимся, но и самым загадочным, уникаль¬
ным по своей сложности и «многослойности» памятником древ¬
нерусской литературы.
Сменяя друг друга, поколения исследователей разрабатывают
этот богатейший прииск исторических концепций, гипотез и
фактов. Среди них такие известные советские ученые, как
Б. Д. Греков, В. Ф. Ржига, М. Н. Тихомиров, В. П. Адрианова-
Перетц, О. В. Творогов, JI. А. Дмитриев, Г. Н. Моисеева и многие
другие.
В изучении «Слова» главную роль играют, конечно, истори¬
ки и филологи. Одпако для проверки и уточнения отдельных
фактов использовались также данные и методы астрономии и
биологии, антропологии и географии, не говоря уже о специаль¬
ных исторических дисциплинах — палеографии, генеалогии, ге¬
ральдике, сфрагистике.
Для того чтобы читатель мог представить всю сложность и
многогранность работы по изучению памятника и его эпохи, от¬
20

метим лишь наиболее крупные проблемы, скажем о наиболее
острых дискуссиях последних двух-трех десятилетий.
Уже со времени находки и опубликования памятника среди
ученых и любителей старины не ослабевает интерес к загадке
автора «Игоревой песни». Анонимное, как и многие другие про¬
изведения древнерусской литературы и искусства, «Слово» вме¬
сте с тем отмечено печатью яркой авторской индивидуальности.
Его автор был не только талантливым писателем, но и дерзким
нарушителем канонов и традиций. В эпоху господства христиан¬
ства он воскрешал полузабытые образы языческих богов, насе¬
лял мир фантастическими существами, неведомыми священному
писанию. «Слово» написано столь свободно, раскованно, что ли¬
тературоведы до сих пор затрудняются причислить его к како¬
му-либо из известных древнерусских литературных жанров.
Кто же он, этот Великий Неизвестный, как иногда именуют
автора «Слова о полку Игореве»?
Давно минули те времена, когда иные литературоведы, стре¬
мясь лишний раз подчеркнуть «народность» поэмы, изображали
ее автора безвестным гусляром-сказителем, талантливым само¬
родком. Ныне исследователи единодушны в том, что «Слово» бы¬
ло создано как литературное произведение, а его автор, хорошо
знакомый с традициями устного народного творчества, был в то
же время одним из самых образованных людей своего времени.
Вероятно, он принадлежал к высшим слоям общества. На это
указывают и его широкая осведомленность в военном деле, и
прекрасное знание истории междукняжеских отношений, и, нако¬
нец, независимый тон повествования.
Автор «Слова» не только политик и историк, но и патриот.
В его произведении каждая строка дышит любовью к родной
земле, к ее городам, где в оправе почерневших стен высятся бе¬
локаменные соборы и кипят пародом рыночные площади, к ее
селам и нивам, где покрикивают пахари, идущие за плугом, ды¬
мят очаги и бегает по двору босоногая детвора.
Высказывая предположения об авторстве «Слова о полку Иго¬
реве», историки и литературоведы называли различных историче¬
ских лиц, живших в конце XII — первой половине XIII века, —
галицкого книжника Тимофея и певчего Митусу, черниговского
боярина Беловолода Просовича, новгород-северского тысяцкого
Рагуйлу и его сына, находившегося вместе с князем Игорем в
половецком плену. Высказывалось и такое мнение: автором «Сло¬
ва» был... сам князь Игорь.
Интересную гипотезу относительно автора древней поэмы
предложил академик Б. А. Рыбаков. Анализ русских летописей
второй половины XII века позволил ученому очертить весьма ин¬
тересную историческую фигуру — киевского тысяцкого Петра
21

Бориславича, воина, дипломата и историка, участвовавшего в
создания родовой летописи «Мстиславова племени» — потомков
князя Мстислава Великого (1125—1132). Сравнив отразившиеся в
летописи политические взгляды н литературные приемы Петра
Бориславича и неизвестного автора «Слова о полку Игореве»,
Рыбаков обнаружил их необычайную близость. Это позволило
предположить, что именно Петр Бориславич и был создателем
бессмертной поэмы.
Разумеется, проблема автора «Слова» пока не решена. Воз¬
можно, кому-то из будущих исследователей посчастливится най¬
ти бесспорные свидетельства и разгадать одну из самых волную¬
щих тайн русской истории.
Одним из интересных направлений изучения «Слова о полку
Игореве» стали попытки воссоздания первоначального вида поэ¬
мы. За более чем три столетия, протекшие от момента ее созда¬
ния до времени написания списка, попавшего впоследствии в
руки А. И. Мусина-Пушкина, текст «Слова» неоднократно пере¬
писывался и при этом, конечно, подвергался искажениям. Неко¬
торые слова, понятные читателю конца XII века, за это время
вышли из употребления или изменили свое значение. Такие сло¬
ва и выражения переписчик начала XVI века мог выбросить или
истолковать по-своему. Более того, по предположению известного
русского филолога конца XIX века А. И. Соболевского, некогда
целый лист выпал из рукописи «Слова», а потом был вставлен
составителем не на свое место. Список, опубликованный Муси¬
ным-Пушкиным, повторял этот дефект. Для правильного прочте¬
ния памятника Соболевский предлагал произвести значительные
перестановки в хрестоматийном тексте памятника.
Гипотеза Соболевского была принята некоторыми последую¬
щими исследователями «Слова о полку Игореве». В ее пользу го¬
ворит и анализ композиции «Задонщины». Повторяя многие
художественные образы «Слова», автор «Задонщины», возможно,
повторил и его структуру. Композиция же «Задонщины» совпа¬
дает с вариантом композиции «Слова», предложенным Собо¬
левским.
Продолжая исследования в этом направлении, академик
Б. А. Рыбаков предложил переместить не один, а шесть фраг¬
ментов текста. Он отметил в общей сложности полтора десятка
смысловых сбоев в тексте поэмы, обусловленных дефектами му-
син-пушкинского списка.
Один из таких смысловых «провалов» Рыбаков предложил за¬
полнить фрагментом из «Слова о погибели Русской земли». Это
произведение первой половины XIII века было одним из прямых
литературных наследников «Слова о полку Игореве». По мнению
Рыбакова, оно отразило как раз тот фрагмент «Слова о полку
22

Игореве», который не сохранился в списке Мусина-Пушкина. Со¬
держание этого утраченного фрагмента — панегирик киевскому
князю Владимиру Мономаху (1113—1125).
Отдавая должное смелой научной гипотезе, следует огово¬
риться, что далеко не все исследователи согласны с построением,
предложенным Б. А. Рыбаковым. Некоторые специалисты в об¬
ласти древнерусской литературы и языка считают, что такие пе¬
рестановки нарушают своеобразную поэтическую цельность «Сло¬
ва», автор которого сознательно прерывал рассказ о событиях
историческими экскурсами и лирическими отступлениями.
Тут надо сказать, что часто и недостаточно компетентные в
этой области люди делают попытки воссоздать первоначальный
текст памятника. Это нередко приводит к курьезам. История ли¬
тературы знает примеры того, как иные «исследователи» практи¬
чески заново переписывали «Слово», стремясь вложить его жи¬
вую художественную ткапь в прокрустово ложе своей схемы. Со¬
кровище российской словесности требует столь же бережного,
благоговейного отпошения, как древний собор или уникальная
фреска. Следует помнить, что текст издания 1800 года при всех
его «темных местах» и возможных ошибках имеет одно решаю¬
щее преимущество: после гибели самой рукописи он обрел силу
оригинала.
Впрочем, недавно и само первое издание «Игоревой песни»
преподнесло исследователям сюрприз. Внимательное изучение
всех сохранившихся экземпляров этого издания — а их к на¬
стоящему времени выявлено около 70 — показало, что в неко¬
торых из них встречаются «подмененные» страницы. Ученые при¬
шли к выводу, что в уже готовых экземплярах отдельные стра¬
ницы изымались и на их место вклеивались новые, отпечатан¬
ные по другим вариантам перевода. Изучение экземпляров пер¬
вого издания «Слова» ведется и в другом направлении: некото¬
рые из них имеют на полях многочисленные пометки и коммен¬
тарии читателей начала XIX века, возможно, знакомых с самой
рукописью произведения. Эти пометки дают дополнительный ма¬
териал для правильного понимания «темных мест» «Слова» и ре¬
конструкции его текста.
Крупнейшей проблемой изучения «Слова о полку Игореве»
стало определение его места в системе мировой культуры, выяв¬
ление связей и параллелей с литературным творчеством сосед¬
них с Русью стран и народов. Русская культура в эпоху «Сло¬
ва» отличалась большой открытостью, готовностью к взаимообо-
гащению. Ей чужда была религиозная замкнутость и нетерпи¬
мость, насаждавшаяся церковью в последующие столетия. В ли¬
тературе XII века, как и в других областях художественного твор¬
чества, прослеживаются контакты с южными и западными сла¬
23

вянами, Византией, Скандинавией и Западной Европой. Соотно¬
шение различных «иноземных» мотивов в древнем памятнике
было и остается предметом дискуссии. Одпако огромным боль¬
шинством исследователей признано, что основное влияние на
автора «Слова» оказали восточнославянская литературная тради¬
ция и устное народное творчество.
По-разному понимают исследователи отношение автора поэмы
к его литературным предшественникам, и в первую очередь —
«вещему Бонну». Приведем для сравнения лишь две точки зре¬
ния, высказанные в последние годы. Писатель A. JI. Никитин вы¬
деляет в тексте памятника целые разделы, принадлежащие, по
его мнению, перу Бонна и лишь слегка обработанные автором
«Слова» применительно к событиям XII века. Ипое мнение вы¬
сказал недавно переводчик «Слова» А. А. Косоруков. Он считает,
что в произведении преобладает не подражание, а противопо¬
ставление литературной манере Бонна. По-новому истолковав
вводную часть поэмы, он пришел к выводу о том, что поход Иго¬
ря послужил темой для нескольких литературных произведений.
«Современники, опередившие Поэта (автора «Слова». — Н. Б.),
слагали повести о походе Игоря по-старому, то есть в духе Бон¬
на. А Поэт нашел способ сказать о повом времени по-новому,—
пишет Косоруков. — Боян воспевал только победы князей. Поэт
хочет отображать жизнь как она есть, объективно: и светлую и
темную ее сторону».
Интересное решение проблемы «старого» и «нового» стиля в
«Слове» предложил недавно академик Д. С. Лихачев. Используя
наблюдения музыковеда Л. Б. Кулаковского, он разработал ги-
аотезу о диалогическом построении поэмы. Д. С. Лихачев пред¬
положил, что «Слово» изначально предназначалось для исполне¬
ния двумя певцами. Один из них — поклонник «старых словес»,
витиеватой литературной манеры Бояна. Другой ведет рассказ о
событиях иначе: без прикрас, избегая преувеличений и отвле¬
ченных рассуждений. Автор попеременно «предоставляет слово»
то одному, то другому исполнителю.
Большие споры по-прежнему вызывает вопрос о соотношении
реального и символического в «Слове о полку Игореве». При поч¬
ти полном отсутствии христианских образов неизвестный автор
широко использовал красочную языческую символику. Своеоб¬
разными «действующими лицами» поэмы стали солнце, земля и
небо, явления природы, звери и птицы. Однако многие из обра¬
зов, которые мы воспринимаем как символы и метафоры, имели
для русичей конца XII века вполпе конкретный смысл. Ученые
стремятся прочесть «Слово» глазами человека той эпохи. Приме¬
ром может служить исследование солнечной символики.
Давпо установлено, что рассказ о солнечном затмении не яв¬
24

лялся чисто художественным приемом автора «Слова». Действи¬
тельно, 1 мая 1185 года, когда войско Игоря подошло к Север¬
скому Донцу, произошло солнечное затмение. Однако вниматель¬
ное изучение летописей позволило литературоведу А. Н. Робин¬
сону высказать предположение о том, что для Игоря затмение
означало гораздо больше, чем просто тревожпое предзнаменова¬
ние. В роду потомков князя Олега Святославича, внуком кото¬
рого был Игорь, солнечной символике придавалось особое зна¬
чение. Целый ряд хронологических совпадений убеждал Ольго¬
вичей в том, что солнечное затмение предупреждает о близкой
смерти одпого из члепов рода. Игорь, продолжавший поход во¬
преки грозному предзнаменованию, был наказан не смертью, но
еще более страшной для гордого витязя карой — позорным пле¬
ном. По мнению А. Н. Робинсона, поход Игоря привлек внима¬
ние современников и стал темой для летописных повестей и ге¬
ниальной поэмы прежде всего как вызов, брошенный смертным
всемогущей судьбе.
Другим примером попытки проникнуть в сокровенный смысл
«Слова о полку Игореве» может служить анализ поведения
изображенных в поэме животных и птиц. Долгое время в науке
было общепринятым мнение зоолога и географа Н. В. Шарлеманя,
утверждавшего, что автор «Слова» очепь точно изобразил повад¬
ки крылатых и четвероногих обитателей степи. Однако несколь¬
ко лет назад биолог Г. В. Сумаруков отверг выводы Шарлеманя.
Он пришел к заключению, что звери и птицы в поэме ведут себя
крайне неестественно: галки не летают в это время года «ста¬
дами», лисицы вообще никогда не «брешут» на людей, а волки
в середине мая (во время похода Игоря) не собираются в стаи
и не воют. Все эти и некоторые другие упомянутые в «Слове»
животные и птицы, по мнению Сумарукова, означают не реаль¬
ных живых существ, а тотемы половецких родов. Их поведение
передает в «зашифрованном» виде отношение различных кочевых
орд к действиям князя Игоря. Тотемизм — одна из ранних форм
религии, существовавшая у многих народов. Не миновали его и
половцы. Есть сведения, что некоторые половецкие роды считали
своим прародителем и покровителем (тотемом) волка, лебедя,
змея. Гипотеза Г. В. Сумарукова заставляет во многом по-новому
взглянуть на соотношение реальности и символики в «Слове о
полку Игореве».
Помимо общих проблем, возникает и множество частных, кон¬
кретных вопросов. К примеру, давно идет спор о маршруте вой¬
ска и о месте роковой битвы. Существует более десяти вариантов
предполагаемого пути Игоря в степь.
Обширная литература существует и относительно толкования
каждого из так называемых «темных мест» произведения. Осо¬
25

бенно примечательны в этом отношении загадочные «Траяновы
века», «бусово время», «хиновские стрелы», «босой волк», «гот¬
ские девы», «синее вино». Есть в «Игоревой песне» и уникаль¬
ные слова, не встречающиеся в других древнерусских письмен¬
ных источниках и потому трудные для объяснения.
Исследования «Слова о полку Игореве» — одна из самых яр¬
ких страниц в истории отечественной науки. В этой работе успех
приносит лишь сочетание строгого научного анализа и художе¬
ственной интуиции. Благодаря общим усилиям ученых и поэтов
великое произведение древнерусской литературы открывается пе¬
ред читателями все новыми и новыми гранями.
Созданное в конце XII века «Слово о полку Игореве», как
всякое замечательное творение человеческого гения, велико не
только само по себе, но и тем влиянием, которое оно оказывало
па русскую литературу во всем ее дальнейшем развитии. «Сло¬
во» имеет свою литературную судьбу и в древнем периоде рус¬
ской литературы, и в новом.
С легкой руки Пушкина «Слово о полку Игореве» стало на¬
стольной книгой крупнейших русских поэтов и писателей. Ни один
из них не усомнился в его подлинности и поэтических достоин¬
ствах. Мотивы «Слова» звучат в творчестве Т. Шевченко, А. Ост¬
ровского, А. Блока, И. Бунина, С. Есенина. Не ослабел интерес к
древнейшему памятнику и в советской литературе. Среди пере¬
водчиков «Слова» поэт Н. Заболоцкий, писатели А. Югов, И. Но¬
виков. Образы «Слова» использованы в поэзии JI. Татьяничевой,
Н. Рыленкова, П. Антокольского и многих других.
Несколько слов о содержании этой книги. Она открывается
публикацией самого памятника, который сопровождается парал¬
лельным переводом на современный русский язык. Большое ме¬
сто займут поэтические переводы и переложения, отражающие
различные этапы изучения памятника. Особый раздел посвящен
его историческому содержанию. В него вошли документальные
материалы и наиболее интересные для широкого читателя рабо¬
ты советских ученых, занимающихся исследованиями «Слова о
полку Игореве».
В публикуемых научных трудах точки зрения исследователей
по некоторым вопросам не совпадают. Изучение памятника идет
в столкновении различных гипотез и мнений. Встречаясь с тако¬
го рода противоречиями, читатель может самостоятельно пораз¬
мыслить над многими загадками «Слова». Характеристика эпохи
и ее культуры, исторические образы героев произведения, сведе¬
ния о жизни половецкой степи — все это позволит читателю
вжиться в мир «Игоревой песни», глубже понять ее патриотиче¬
скую направленность.
Я. С. БОРИСОВ
26

слово
оплъкуигорСв-Б,
игооя,
сынл святъславля,
внукл ОЛЬГОВА
С7ЮРО
О ПОХОЯ€
ИГОРНОМ
ИГОРЯ,
СЫНЯ СВЯТОСЯЯ0ОВЯ,
ВНУКД ОЯ<ЕГО5Я

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
Не Л'Ьпо ли ны бяшетъ, братие,
начяти старыми словесы
трудныхъ повЪстий о пълку Игорев^,
Игоря Святъславлича?
Начати же ся тъй пъони
по былинамь сего времени,
а не по замышлению Бояню.
Боянъ бо вЪщий,
аще кому хотяше пъснь творитп,
то раст!>кашется мыслию по древу,
сЬрымъ вълкомъ по земли,
шизымъ орломъ подъ облакы.
Помняшеть бо, рече,
дървыхъ времепъ усобицъ.
Тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей:
который дотечаше,
та преди пЬснь пояше —
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
иже зарьза Редедю предъ пълкы касожьскыми,
красному Романови Святъславличю.
Боянъ я^е, братке, не 10 соколовь
на стадо лебедъй пущаше,
нъ своя выциа пръсты
28

ПЕРЕВОД
Не пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом,
Игоря Святославича?
Пусть начнется же песнь эта
по былинам нашего времени,
а не по замышлению Бояна.
Боян же вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками.
Вспоминал он, как говорил,
первых времен усобицы.
Тогда напускал десять соколов на стадо лебедей:
какую лебедь настигали,
та первой и пела песнь —
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
что зарезал Редёдю пред полками касожскими,
красному Роману Святославичу.
Бояп же, братья, не десять соколов
на стадо лебедей напускал,
но свои вещие персты
29

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
на живая струны въскладаше;
они же сами княземъ славу рокотаху.
Почнемъ же, братие, повесть сию
отъ стараго Владимера до нынйшняго Игоря,
иже истягпу умь крЬпостию своею
и поостри сердца своего мужествомъ;
наплънився ратнаго духа,
наведе своя храбрый плъкы
на землю ПоловКцькую
за землю Руськую.
Тогда Игорь възр!
на свЬтлое солнце
и вид!> отъ него тьмою
вся своя воя прикрыты.
И рече Игорь
къ дружинЬ своей:
«Братие и дружино!
Луце жъ бы потяту быти,
неже полонену быти;
а всядемъ, братие,
на свои бръзыя комони,
да позримъ
синего Дону».
Спалъ князю умь
похоти
и жалость ему знамение заступи
искусити Дону великаго.
«Хощу бо, — рече, — копие приломити
конець поля Половецкаго;
съ вами, русици, хощу главу свою приложити,
а любо нспити шеломомь Дону».
30

ПЕРЕВОД
на живые струны воскладал;
они же сами князьям славу рокотали.
Начнем же, братья, повесть эту
от старого Владимира до нынешнего Игоря,
который скрепил ум силою своею
и поострил сердце свое мужеством;
исполнившись ратного духа,
навел свои храбрые полки
на землю Половецкую
за землю Русскую.
Тогда Игорь взглянул
на светлое солнце
и увидел воинов своих
тьмою прикрытых.
И сказал Игорь-князь
дружине своей:
«О дружина моя и братья!
Лучше ведь убитым быть,
чем плененным быть;
сядем же, братья,
на борзых коней
да посмотрим хоть
на синий Дон».
Ум князя уступил
желанию,
и охота отведать Дон великий
заслонила ему предзнаменование.
«Хочу, — сказал, — копье преломить
на границе поля Половецкого;
с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить,
либо шлемом испить из Дону».

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
О Бояне, соловию стараго времени!
Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,
скача, славию, по мыслену древу,
летая умомъ подъ облакы,
свивая славы оба полы сего времени,
рища въ тропу Трояню
чресъ поля на горы.
П1>ти было п1снь Игоревп,
того внуку:
«Не буря соколы занесе
чрезъ поля широкая —
галици стады бежать
къ Дону великому».
Чи ли въсп!ти было,
вьщей Бояне,
Велесовь внуче:
«Комони ржуть за Сулою —
звенить слава въ КыевЬ;
трубы трубять въ НовЬградЪ —
стоять стязи въ ПутивлЫ»
Игорь ждетъ мила брата Всеволода.
И рече ему буй туръ Всеволодъ:
«Одинъ братъ,
одинъ свЪтъ свътлый —
ты, Игорю!
оба есв*Е Святъславличя!
Седлай, брате,
свои бръзыи комони,
а мои ти готови,
осЪдлаии у Курьска напереди.
А мои ти куряни свЬдоми къмети:
подъ трубами повити,
нодъ шеломы възлЬлъяни,
конець копия въскръмлени,
пути имь в!>доми,
яругы имь зиаеми,
луци у нихъ папряжени,
тули отворени,
сабли изъостренп;
32

ПЕРЕВОД
О Боян, соловей старого времени!
Вот бы ты походы те воспел,
скача, соловей, по мысленному дереву,
летая умом по подоблачью,
свивая славу обеих половин сего времени,
рыща по тропе Трояна
через поля на горы.
Так бы пришлось внуку Велеса
воспеть песнь Игорю:
«Не буря соколов занесла
через поля широкие —
стаи галок бегут
к Дону великому».
Или так бы начать тебе петь,
вещий Боян,
Веселов внук:
«Кони ржут за Сулой —
звенит слава в Киеве;
трубы трубят в Новгороде —
стоят стяги в Путивле!»
.ь.
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй тур Всеволод:
«Один брат,
один свет светлый —
ты, Игорь!
Оба мы — Святославичи!
Седлай же, брат,
своих борзых коней,
а мои-то готовы,
оседланы у Курска еще раньше.
А мои-то куряне — опытные воины:
под трубами повиты,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
пути им ведомы,
овраги им знаемы,
луки у них натянуты,
колчаны отворены,
сабли изострены;
3 Злато слово
зз

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
сами скачють, акы сЬрыи влъци въ дол)ь,
ищучи себе чти, а князю славЬ».
Тогда въступи Игорь киязь въ златъ стремень
и поЬха по чистому полю.
Солнце ему тъмою путь заступаше;
нощь стонущи ему грозою птичь убуди;
евистъ звъринъ въста,
збися дивъ —
кличетъ връху древа,
велитъ послушати — земли незнаем!»,
и тебЬ, Тьмутороканьский блъванъ!
А половци неготовами дорогами
побЬгоша къ Дону великому:
крычатъ т!>лЬгы полунощы,
рци, лебеди роспутцени.
Уже бо бЪды его пасетъ птиць
по дубию;
влъци грозу въсрожатъ
по яругам:
орли клектомъ на кости звъри зовутъ;
лисици брешутъ на чръленыя щиты.
О
Влъз L,
и Поморию,
и Посулию,
и Сурожу,
и Корсуню,
Игорь къ Дону вой ведетъ!
С*#
34

ПЕРЕВОД
сами скачут, как серые волки в ноле,
ища себе чести, а князю славы».
Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступало;
ночь стонами грозы птиц пробудила;
свист звериный встал,
взбился див —
кличет на вершине дерева,
велит прислушаться — земле незнаемой,
и тебе, Тмутороканский идол!
И половцы непроложенными дорогами
побежали к Дону великому:
кричат телеги в полуночи,
словно лебеди распущенные.
Уже несчастий его подстерегают птицы
по дубам;
волки грозу подымают
по оврагам;
орлы клектом на кости зверей зовут;
лисицы брешут на червленые щиты.
О
Волге,
и Поморью,
и Посулыо,
и Сурожу,
и Корсуню,
А Игорь к Дону воинов ведет!
Ст*

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!
42^
Длъго ночь мрькнетъ.
Заря св'Ьтъ запала,
мъгла поля покрыла.
Щекотъ славий усне;
говоръ галичь убуди.
Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша,
ищучи себ ь чти, а князю — славы.
Съ зарания въ пятокъ
потопташа поганыя плъкы половецкыя,
и рассушясь стрелами по полю,
помчаша красныя дЬвкы половецкыя,
а съ ними злато,
и паволокы,
и драгыя оксамиты.
Орьтъмами,
и япончицами,
и кожухы
начашя мосты моститп по болотомъ
и грязивымъ МЬСТОМЪ,
36

ПЕРЕВОД
О Русская земля! уже ты за холмом!
Долго ночь меркнет.
Заря свет уронила,
мгла поля покрыла.
Щекот соловьиный уснул,
говор галок пробудился.
Русичи великие поля червлеными щитами перегородили,
ища себе чести, а князю — славы.
Спозаранок в пятницу
потоптали они поганые полки половецкие
и, рассыпавшись стрелами по полю,
помчали красных девушек половецких,
а с ними золото,
и паволоки,
и дорогие оксамйты.
Покрывалами,
и плащами,
и кожухами
стали мосты мостить по болотам
и по топким местам,
37

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
и веяными узорочьи ПОЛОВЪЦКЫМИ.
Чрьлепъ стягъ,
бЬла хорюговь,
чрьлеиа чолка,
сребрено стружие —
храброму Святъславличю!
Дремлетъ въ пол! Ольгово хороброе гнъздо.
Далече залетъло!
Не было оно обидЪ порождено,
ни соколу,
ии кречету,
ни Te6i>, чръный воронъ,
поганый пол овчине!
Гзакъ бежитъ сърымъ влъкомъ,
Кончакъ ему сл Ьдъ править къ Дону великому.
Другаго дни велми рано
кровавыя зори свЬтъ иовЬдаютъ;
чръныя тучя съ моря идутъ,
хотятъ нрикрыти 4 солнца,
а въ нихъ трспещуть синии млънии.
Быти грому великому,
Идти дождю стрЬлами съ Дону великаго!
Ту ся копиемъ приламати,
ту ся саблямъ потручяти
о шеломы половецкыя,
на рЬцЬ на Каял t,
у Дона великаго!
О Русская земл-t! уже за шеломянемъ еси!
Се вътри, Стрибожи внуци, в*Ьютъ съ моря стрелами
на храбрыя плъкы Игоревы.
Земля тутнетъ,
38

ПЕРЕВОД
и всякими узорочьями половецкими.
Червлен стяг,
белая хоругвь,
червлена чёлка,
серебряно древко —
храброму Святославичу!
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо.
Далеко залетело!
Не было оно в обиду порождено
ни соколу,
ни кречету,
ни тебе, черный ворон,
поганый половец!
Гзак бежит серым волком,
а Кончак ему путь указывает к Дону великому.
Па другой день спозаранок
кровавые зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,
а в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому,
Пойти дождю стрелами с Дона великого!
Тут копьям изломиться,
тут саблям побиться
о шлемы половецкие
на реке на Каяле,
у Дона великого!
О Русская земля! уже ты за холмом!
Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами
на храбрые полки Игоревы.
Земля гудит,
39

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
рекы мутно текуть,
пороси поля прикрываютъ,
стязи глаголютъ:
половци идуть отъ Дона,
и отъ моря,
и отъ всехъ странъ Рускыя плъкы оступиша.
Дъти бЪсови кликомъ поля прегородиша,
а храбрый русици преградиша чрълеными щиты.
Яръ туре Всеволод*»!
Стоиши на борони,
прыщеши на вой стрелами,
гремлеши о шеломы мечи харалужными!
Камо, туръ, поскочяше,
своимъ златымъ шеломомъ посвечивая,
тамо лежатъ поганыя головы половецкыя.
Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя,
отъ тебе, яръ туре Всеволоде!
Кая раны дорога, братие, забывъ чти и живота,
и града Чрънигова отня злата стола,
и своя милыя хоти, красныя Глебовны
свычая и обычая?
Были в\»чи Трояни,
минула лета Ярославля;
были плъци Олговы,
Ольга Святеславличя.
Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше
и стрелы по земли сеяше.
Ступаетъ въ златъ стремень въ граде Тьмуторокане,
той же звонъ слыша давный великый Ярославь,
а сынъ Всеволожь, Владимиръ,
по вся утра уши закладаше въ Чернигов ь.
Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе
и на Канину зелену паполому постла
за обиду Олгову
храбра и млада князя.
40

ПЕРЕВОД
реки мутно текут,
пыль поля прикрывает,
стяги говорят:
половцы идут от Дона,
и от моря,
и со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля перегородили,
а храбрые русичи перегородили червлеными щитами.
Ярый тур Всеволод!
Стоишь ты в самом бою,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными!
Куда, тур, поскачешь,
своим златым шлемом посвечивая,
там лежат поганые головы половецкие.
Рассечены саблями калеными шлемы аварские
тобою, ярый тур Всеволод!
Какой раны, братья, побоится тот, кто забыл честь,
и богатство,
и города Чернигова отцов золотой стол,
и своей милой, желанной прекрасной Глебовны
свычаи и обычаи?
Были века Трояна,
минули годы Ярославовы;
были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Вступал в золотое стремя в городе Тмуторокане,
а звон тот уже слышал давний великий Ярослав,
а сын Всеволода, Владимир,
каждое утро уши закладывал в Чернигове.
Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела
и на Канину зеленое погребальное покрывало постлала
храброму и молодому князю
за обиду Олега.
41

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
Съ тоя же Каялы Святоплъкь повеяв яти отца своего
междю угорьскими иноходъци
ко святой Софии къ Киеву.
Тогда, при Cbi3i Гориславличи,
сТяшется и растяшеть усобицами,
погибашеть жизнь Даждьбожа внука;
въ княжихъ крамолахъ вЪци человЬкомь скратишась.
Тогда по Руской земли р*>тко ратаевТ кикахуть,
пъ часто врани граяхуть,
трупиа себ! д'кляче,
а галицн свою рЪчь говоряхуть,
хотять полетТти на уедие.
То было въ ты рати и въ ты нлъкы,
а сицей рати не слышано!
Съ зараниа до вечера,
съ вечера до св Ьта
летятъ стрелы каленыя,
гримлютъ сабли о шеломы,
трсщатъ копиа харалужиыя
въ пол ъ незнаемЬ,
среди земли Половецкыи.
Чръна земля подъ копыты костьми была посЬяна,
а кровию польяна:
тугою взыдоша по Руской земли.
Что ми шумить,
что ми звенить —
далече рапо предъ зорями?
Игорь плъкы заворочаетъ:
жаль бо ему мила брата Всеволода.
Бишася день,
бишася другый;
третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы.
Ту ся брата разлучиста на брезЪ быстрой Каялы;
ту кроваваго вина не доста;
ту пиръ докопчаша храбрии русичи:
42

ПЕРЕВОД
С той же Каялы Святополк повелел отца своего привезти
между венгерскими иноходцами
ко святой Софии к Киеву.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалось и прорастало усобицами,
погибало достояние Даждьбожа внука;
в княжеских крамолах сокращались жизни людские.
Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны граяли,
трупы между собой деля,
а галки свою речь говорили,
собираясь полететь на добычу.
То было в те рати и в ie походы,
а такой рати не слыхано!
С рапнего утра до вечера,
с вечера до света
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные
в поле незнаемом,
среди земли Половецкой.
Черная земля иод копытами костьми была засеяна
и кровыо полита:
горем взошли они по Русской земле.
Что мне шумит,
что мне звенит —
издалека рано до зари?
Игорь полки заворачивает,
ибо жаль ему милого брата Всеволода.
Билися день,
билися другой;
на третий день к полудню пали стяги Игоревы.
Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы;
тут кровавого вина недостало;
тут пир закончили храбрые русичи:
43

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
сваты попоиша, а сами полегоша
за землю Рускую.
Ничить трава жалощами,
а древо с тугою къ земли преклонилось.
Cm*
Уже бо, братие, не веселая година въстала,
уже пустыни силу прикрыла.
Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука,
вступила дъвою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы
на синЪмъ море у Дону;
плещучи, уиуди жирля времена.
Усобица княземъ на поганыя погыбе,
рекоста бо брать брату:
«Се мое, а то мое же».
И начяша князи про малое
«се великое» млъвити,
а сами на себЪ крамолу ковати.
А погании съ всЪхъ странъ прихождаху съ победами
на землю Рускую.
О, далече, зайде соколъ, птиць бья, — къ морю!
А Игорева храбраго плъку не крЬсити!
За нимъ кликну Карна, и Жля
поскочи по Руской земли,
смагу людемъ мычючи въ пламянЬ роз!.
Жены руския въсплакашась, аркучи:
«Уже намъ своих милыхъ ладъ
ни мыслию смыслити,
ни думою сдумати,
ни очима съглядати,
а злата и сребра ни мало того потрепати».
44

ПЕРЕВОД
сватов напоили, а сами полегли
за землю Русскую.
Никнет трава от жалости,
а дерево с горем к земле приклонилось.
Уже ведь, братья, невеселое время настало,
уже пустыня войско прикрыла.
Встала обида в войсках Дажьбожа внука,
вступила девою на землю Трояню,
восплескала лебедиными крылами
плеская, прогнала времена обилия.
Борьба князей против поганых прекратилась,
ибо сказал брат брату:
«Это мое, и то мое же».
И стали князья про малое
«это великое» говорить
и сами на себя крамолу ковать.
А поганые со всех сторон приходили с победами
О, далеко залетел сокол, птиц избивая, — к морю!
Игорева храброго полка не воскресить*
По нем кликнула Карна, и Желя
поскакала по Русской земле,
огонь мыкая в пламенном роге.
Жены русские восплакались, приговаривая:
«Уже нам своих милых лад
а золота и серебра совсем не потрогать».
на синем море у Дона
на землю Русскую.
ни мыслию не смыслить3
ни думою не сдумать,
ни глазами не повидать,
45

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
А въстона бо, братие, Киевъ тугою,
а Черниговъ напастьми.
Тоска разлился по Руской земли;
печаль жирна тече средь земли Рускыи.
А князи сами па себе крамолу коваху,
а погании сами,
победами нарищуще на Рускую землю,
емляху дань по бъл! отъ двора.
до
Тии бо два храбрая Святъславлича, *—
Игорь и Всеволодъ —
уже лжу убудиста которою,
ту бяше успилъ отецъ ихъ —
Святъславь грозный великый киевскый —
грозою:
бяшеть притрепалъ своими сильными плъкы
и харалужными мечи,
наступи на землю Половецкую,
притопта хлъми и яругы,
46

ПЕРЕВОД
И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле;
печаль обильная потекла посреди земли Русской.
А князи сами на себя крамолу ковали,
а поганые,
с победами нарыскивая на Русскую землю,
сами брали дань по белке от двора.
Ибо те два храбрых Святославича,
Игорь и Всеволод,
уже коварство пробудили раздором,
а его усыпил было отец их —
Святослав грозный великий киевский —
грозою:
прибил своими сильными полками
и булатными мечами,
наступил на землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги,
47

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
взмути pinbi и озеры,
иссуши потопы и болота.
А поганаго Кобяка изъ луку моря,
отъ желЪзныхъ великыхъ плъковъ половецкыхъ,
яко вихрь, выторже:
и падеся Кобякъ въ град!, Киев!,,
в гридниц!, Святъславли.
Ту н1>мцы и венедици,
ту греци и морава
поютъ славу Святъславлю,
кають князя Игоря,
иже погрузи жиръ во днЬ Каялы — р 1>кы половецкыя,
рускаго злата насыпаша.
Ту Игорь князь высЪд'Ь изъ седла злата,
А Святъславь мутенъ сонъ вид!,
въ Киев i на горахъ.
«Син ночь съ вечера одЪвахуть мя, рече, —■
чръною паполомою
на кроваты тисов!,;
чръпахуть ми синее вино,
съ трудомъ смъшено;
сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ
великый женчюгь на лоно
и нЬгуютъ мя.
Уже дьскы безъ кн!»са
в моемъ терем!, златовръсЬмъ.
Всю нощь съ вечера
бусови врани възграяху у ПлЬсньска,
на болони б!>ша дебрь Кияня
и несошася къ синему морю»,
И ркоша бояре князю:
«Уже, княже, туга умь полонила;
се бо два сокола сл!,т1ста
а въ седло кощиево
Уныша бо градомъ забралы
а веселие пониче.
съ отня стола злата
48

ПЕРЕВОД
взмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота.
А поганого Кобяка от лукоморья,
из железных великих полков половецких,
как вихрь исторг:
и пал Кобяк в граде Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венецианцы,
тут греки и чехи
поют славу Святославу,
корят князя Игоря,
потопившего богатство на дне Каялы — реки половецкой, —
просыпав русского золота.
Тут Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.
А Святослав смутный сон видел
в Киеве на горах.
«Этой ночью с вечера одевали меня, — говорит, —
черным покрывалом
на кровати тисовой;
черпали мне синее вино,
с горем смешанное;
сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
и нежили меня.
Уже доски без князька
в моем тереме златоверхом.
Всю ночь с вечера
серые вороны граяли у Плесеньска,
в предградье стоял лес Кияни,
и понеслись они, вороны, к синему морю»,
И сказали бояре князю:
«Уже, князь, горе ум полонило;
это ведь два сокола слетели
с отчего престола золотого
4 Злато слово
49

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
поискати града Тьмутороканя,
а любо испити шеломомь Дону.
Уже соколома крильца припЬшали
поганыхъ саблями,
а самаю опуташа
въ путины железны».
Темно бо бЬ въ 3 день:
два солнца noMipnocTa,
оба багряная стлъпа погасоста,
и съ нима молодая месяца —
Олегъ и Святъславъ —
тъмою ся поволокоста
и въ мор к погрузиста,
и великое буйство подаста хинови.
На р!цЬ на КаялЬ тьма свЬтъ покрыла —
по Руской земли прострошася половци,
акы пардуже гнЬздо.
Уже снесеся хула на хвалу;
уже тресну нужда на волю;
уже връжеся дивь на землю.
Се бо готьскыя красныя д 1вы
въспЬша на брезъ синему морю:
звоня рускымъ златомъ,
поють время Бусово,
лелеют месть Шароканю.
А мы уже, дружина, жадни веселия!
Тогда великый Святъславъ
изрони злато слово
с слезами см Ьшено
и рече:
«О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде!
Рано еста начала Половецкую землю
мечи цв Ьлити,
а себ & славы искати.
Нъ нечестно одолеете,
нечестно бо кровь поганую пролиясте.
Ваю храбрая сердца
въ жестоцемъ харалуз b скована
а въ буести закалена.
50

ПЕРЕВОД
добыть города Тмутороканя
или испить шлемом Дона.
Уже соколам крыльца подсекли
сабли поганых,
а самих опутали
в путы железные».
Темно было в третий деяь:
два солнца померкли,
оба багряные столба погасли,
и с ними два молодых месяца —
Олег и Святослав —
тьмою заволоклись
и в море погрузились,
и великую смелость возбудили в хиновах.
На реке на Каяле тьма свет покрыла —
по Русской земле простерлись половцы.
точно выводок гепардов.
Уже пал позор на славу;
уже ударило насилие на свободу;
уже бросился див на землю.
И вот готские красные девы
запели на берегу синего моря:
звеня русским золотом,
воспевают время Бусово,
лелеют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина, без веселья!
Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
«О мои дети, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить,
а себе славы искать.
Но нечестно вы одолели,
нечестно кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в смелости закалены.
4*
51

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
Се ли створисте моей сребреней сЬдинЪ?
А уже не вижду власти
сильнаго,
и богатаго,
и многовоя
брата моего Ярослава,
съ черниговьскими былями,
съ могуты,
и съ татраны,
и съ шельбиры,
и съ топчакы,
и с ревугы,
и съ ольберы.
Тии бо бес щитовь, съ засапожникы
кликомъ плъкы побЪждаютъ,
звонячи въ прадЪднюю славу.
Нъ рекосте: «МужаимЪся сами:
преднюю славу сами похитимъ,
а заднюю си сами подЪлимъ!»
А чи диво ся, братие, стару помолодити?
Коли соколъ въ мытехъ бываетъ,
высоко птицъ възбиваетъ:
не дастъ гнезда своего въ обиду.
Нъ се зло — княже ми непособие:
наниче ся годины обратиша.
Се у Римъ кричатъ подъ саблями половецкыми,
а Володимиръ подъ ранами.
Туга и тоска сыну Глебову!»
Великый княже Всеволоде!
Не мыслию ти прелетЪти издалеча
отня злата стола поблюсти?
Ты бо можеши Волгу веслы раскропити,
а Донъ шеломы выльяти!
Аже бы ты былъ,
то была бы чага по ногагЬ,
а кощей по резан Ь.
Ты бо можеши посуху
живыми шереширы стр!>ляти —*
удалыми сыны ГлЬбовы,
52

ПЕРЕВОД
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
Не вижу уже власти
сильного,
и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами,
и с татранами,
и с шельбйрами,
и с топчаками,
и в ревугами,
и с ольбёрами.
Те ведь без щитов, с засапожными ножами
кликом полки побеждают,
звоня в прадедовскую славу.
Но сказали вы: «Помужествуем сами:
прошлую славу себе похитим,
а будущую сами поделим!»
А разве дивно, братья, старому помолодеть?
Когда сокол линяет,
высоко птиц взбивает:
не даст гнезда своего в обиду.
Но вот зло — князья мне не помогают:
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!»
Великий князь Всеволод!
Неужели и мысленно тебе не прилететь издалека
отчий золотой стол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать,
а Дон шлемами вылить!
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резани.
Ты ведь можешь посуху
живыми копьями стрелять —
удалыми сыновьями Глебовыми.

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
4
Ты, буй Рюриче, и Давыде!
Не ваю ли вой
злачеными шеломы по крови плаваша?
Не ваю ли храбрая дружина
рыкаютъ, акы тури,
ранены саблями калеными
на пол1> незнаемЬ?
Вступита, господина, въ злата стремень
за обиду сего времени,
за землю Рускую,
за раны Игоревы,
буего Святъславлича!
Смг
Галичкы Осмомысл L Ярославе!
Высоко с Ьдиши
на своемъ златокованнЪмъ стол'Ь,
подперъ горы Угорскыи
своими жел Ъзными плъки,
заступивъ королеви путь,
затворивъ Дунаю ворота,
меча бремены чрезъ облакы,
суды рядя до Дуная.
Грозы твоя по землямъ текутъ,
отворявши Киеву врата,
стрелявши съ отня злата стола
салътани за землями.
СтрЬляй, господине, Кончака,
поганого кощея,
за землю Рускую,
за раны Игоревы,
буего Святъславлича!
54

ПЕРЕВОД
4
Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
Не ваши ли воины
золочеными шлемами по крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
рыкает, как туры,
раненные саблями калеными
на поле незнаемом?
Вступите же, господа, в золотые стремена
за обиду сего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
Сшг
Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь ты
на своем златокованом престоле,
подпер горы Венгерские
своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота,
меча тяжести через облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь Киеву ворота,
стреляешь с отчего золотого престола
салтанов за землями.
Стреляй же, господин, в Кончака,
поганого раба,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
55

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
А ты, буй Романе, и Мстиславе!
Храбрая мысль носитъ вашъ умъ на д!ло.
Высоко плававши на д!ло въ буести,
яко соколъ на в Ьтрехъ нгиряяся,
хотя птицю въ буйств! одол!ти.
Суть бо у ваю железный паробци
подъ шеломы латиньскыми.
Т!ми тресну земля,
и многы страны —
Хинова,
Литва,
Ятвязи,
Деремела,
и половци сулици своя повръгоша,
а главы своя подклониша
подъ тыи мечи харалужныи.
Нъ уже, княже Игорю,
утръпъ солнцю св!тъ,
а древо не бологомъ листвие срони:
по Реи и по Сули гради подЬлиша.
А Игорева храбраго плъку не крЬсити!
Донъ ти, княже, кличетъ
и зоветь князи на побЬду.
Олговичи, храбрый князи, досп!ли на брань...
Инъгварь и Всеволодъ,
и все три Мстиславичи,
не худа гн!зда шестокрилци!
Не победными жребии
собЬ власти расхытисте!
Кое ваши златыи шеломы
и сулицы ляцкыи
и щиты?
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Рускую,
56

ПЕРЕВОД
А ты, буйный Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг.
Высоко взмываешь на подвиг в отваге,
точно сокол на ветрах паря,
стремясь птицу храбро одолеть.
Есть ведь у вас железные молодцы
под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля,
и многие страны —«
Хйнова,
Литва,
Ятвяги,
Деремёла,
и половцы копья свои повергли,
а головы свои подклонили
под те мечи булатные.
Но уже, о князь Игорь,
померк солнца свет,
а дерево не к добру листву сронило:
по Роси и по Суле города поделили,
А Игорева храброго полка не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовет князей на победу.
Ольговичи, храбрые князья, подоспели на брань...
Ингварь и Всеволод,
и все три Мстиславича,
не худого гнезда соколы!
Не по праву побед
расхитили вы себе владения!
Где же ваши золотые шлемы
и копья польские
и щиты?
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую,
57

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
за рапы Игоревы,
буего Святъславлича!
Уже бо Сула не течетъ сребреными струями
къ граду Переяславлю,
и Двина болотомъ течетъ
онымъ грознымъ полочаномъ
подъ кликомъ поганыхъ.
Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ,
позвони своими острыми мечи
о шеломы литовьскыя,
притрепа славу дЬду своему Всеславу,
а самъ подъ чрълеными щиты
на кровавЬ травъ
притрепанъ литовскыми мечи
и с хотию на кров,
л'

ПЕРЕВОД
за раны Игоревы,
буйного Святославича!
Уже Сула не течет серебряными струями
для города Переяславля,
и Двина болотом течет
для тех грозных полочан
под кликом поганых.
Один только Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами
о шлемы литовские,
прибил славу деда своего Всеслава,
а сам под червлеными щитами
на кровавой траве
был прибит литовскими мечами
на кровь со своим любимцем,

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
а тъи рекъ:
«Дружину твою, княже,
птиць крилы приод*>,
а звЪри кровь полизаша».
Не бысть ту брата Брячяслава,
ни другаго — Всеволода.
Единъ же изрони жемчюжну душу
изъ храбра тЪла
чресъ злато ожерелие.
У ныл и голоси,
пониче веселие,
трубы трубятъ городеньскии!
Ярославли вси внуце и Всеславли!
Уже понизите стязи свои,
вонзите свои мечи вережени.
Уже бо выскочисте изъ дЪдней славъ.
Вы бо своими крамолами
начясте наводити поганыя
на землю Рускую,
на жизнь Всеславлю.
Которою бо б1>ше насилие
отъ земли Половецкыи!
На седьмомъ в!>цЬ Трояни
връже Всеславъ жребий
о д Ьвицю себ*Ь любу.
Тъй клюками подпръ ся о кони
и скочи къ граду Кыеву
и дотчеся стружиемъ
злата стола киевьскаго.
Скочи отъ нихъ лютымъ звЪремъ
въ плъночи изъ БЪлаграда,
обвейся син1> мьглЬ утръже вазни,
с три кусы отвори врата Новуграду,
разшибе славу Ярославу,
60

ПЕРЕВОД
а тот и сказал:
«Дружину твою, князь,
крылья птиц приодели,
а звери кровь полизали».
Не было тут брата Брячислава,
ни другого — Всеволода.
Так в одиночестве изронил он жемчужную душу
из храброго тела
через златое ожерелье.
Приуныли голоса,
поникло веселие,
трубы трубят городенские!
<5®}>
Ярослава все внуки и Всеслава I
Склоните стяги свои,
Вложите в ножны свои мечи поврежденные,
ибо лишились вы славы дедов.
Вы ведь своими крамолами
начали наводить поганых
на землю Русскую,
на богатства Всеслава.
Из-за усобицы ведь настало насилие
от земли Половецкой!
На седьмом веке Трояна
кинул Всеслав жребий
о девице ему милой.
Он хитростями оперся на коней
и скакнул к городу Киеву
и коснулся древком
золотого престола киевского.
Скакнул от них лютым зверем
в полночь из Белгорода,
объятый синей мглой, добыл он счастье,
в три удара отворил ворота Новгорода,
расшиб славу Ярославу,
61

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
скочи влъкомъ
до Немиги съ Дудутокъ.
На Немиз*Ь снопы стелютъ головами,
молотятъ чепи харалужными,
на тоц^ животъ кладутъ,
в!>ютъ душу отъ тЬла.
Немиз! кровави брез^
не бологомъ бяхуть пос^яни —
пос!яни костьми русскихъ сыновъ.
Всеславъ князь людемъ судяше,
князем ъ грады рядяше,
а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше:
изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя,
великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше.
Тому въ Полотьск^ позвониша заутренюю рано
у Святыя Софеи въ колоколы,
а онъ въ КыевЪ звонъ слыша.
Аще и в Ьща душа въ дръзй тЬл1>,
нъ часто бЬды страдаше.
Тому вЪщей Боянъ
и пръвое припевку, смысленый, рече:
«Ни хытру,
ни горазду,
ни птицю горазду
суда божиа не минути».
6мг
О, стонати Руской земли,
помянувше пръвую годину
и пръвыхъ князей!
Того стараго Владимира
нельзъ бъ пригвоздити къ горамъ киевьскымъ:
сего бо нынЬ сташа стязи Рюриковы,
62

ПЕРЕВОД
скакнул волком
до Немиги с Дудуток.
На Немиге снопы стелют головами,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
У Немиги кровавые берега
не добром были посеяны —
посеяны костьми русских сынов.
Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил,
а сам в ночи волком рыскал:
из Киева дорыскивал до петухов Тмутороканя,
великому Хорсу волком путь перерыскивал.
Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано
у святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
Хоть и вещая душа у него в храбром теле,
но часто от бед страдал.
Ему вещий Боян
давно припевку, разумный, сказал:
«Ни хитрому,
ни умелому,
ни птице умелой
суда божьего не миновать».
Свмг
О, стонать Русской земле,
вспоминая первые времена
и первых князей!
Того старого Владимира
нельзя было пригвоздить к горам киевским:
теперь же встали стяги Рюриковы,
63

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
а друзии — Давидовы,
нъ розно ся имъ хоботы пашутъ.
Копиа поютъ!
На Дунай Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
«Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялъ рЪцЬ,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцЪмъ его тклЪ».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивл! на забраль, аркучи:
«О вЪтрЪ, ветрило!
Чему, господине, насильно вЪеши?
Чему мычеши хиновьскыя стрЬлкы
на своею нетрудною крилцю
на моея лады вой?
Мало ли ти бяшетъ ropt подъ облакы вЪяти,
лелЬючи корабли на син1> морЬ?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развЬя?»
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на заборолЪ, аркучи:
«О Днепре Словутицю!
64

ПЕРЕВОД
а другие — Давыдовы,
но врозь у них полотнища развеваются.
Копья поют!
На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою безвестною рано кукует:
«Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю,
омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
утру князю кровавые его раны
на могучем его теле».
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе было под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье
по ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая.
«О Днепр Словутич!
5 Злато слово 65

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
Ты пробилъ еси каменный горы
сквозь землю Половецкую.
Ты лелЬялъ еси на себЬ Святославли насады
до плъку Кобякова.
Възлелъй, господине, мою ладу къ Mirk,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивл! на забрал^ аркучи:
«СьЬтлое и тресвЬтлое слънце!
ВсЪмъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладЬ вой?
Въ пол k безводнЬ жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ ту л и затче?»
Прысну море полунощи,
идутъ сморци мьглами.
Игореви князю богъ путь кажетъ
изъ земли Половецкой
на землю Рускую,
къ отню злату столу.
Погасоша вечеру зори.
Игорь С11ИТТ),
Игорь бдитъ,
Игорь мыслию поля мЬритъ
отъ великаго Дону до малаго Донца*
Комонь въ полуночи Овлуръ свисну за рЬкою!
велить князю разумъти:
князю Игорю не быть!
Кликну,
стукну земля,
66

ПЕРЕВОД
Ты пробил каменные горы
сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слез
на море рано».
Ярославна рапо плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою цм луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?»
Прыснуло море в полуночи,
идут смерчи тучами.
Игорю-князю бог путь указывает
из земли Половецкой
в землю Русскую,
к отчему золотому столу.
4
Погасли вечером зори.
Игорь спит,
Игорь бдит,
Игорь мыслью поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;
велит князю разуметь:
князю Игорю не быть в плену!
Кликнула,
стукнула земля,
5*
67

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
въшумъ трава,
вежи ся половецкий подвизашася.
А Игорь князь доскочи
горнастаемъ къ тростию
и бълымъ гоголемъ на воду.
Въвръжеся на бръзъ комонь
и скочи съ него бусымъ влъкомъ.
И потече къ лугу Донца,
и полет!, соколомъ подъ мьглами,
избивая гуси и лебеди
завтроку,
и объду,
и ужинъ.
Коли Игорь соколомъ полет!,,
тогда Влуръ влъкомъ потече,
труся собою студеную росу:
претръгоста бо своя бръзая комоня.
Донецъ рече:
«Княже Игорю!
Не мало ти величия,
а Кончаку нелюбия,
а Руской земли веселиа».
Игорь рече:
03

ПЕРЕВОД
зашумела трава,
вежи половецкие задвигались.
А Игорь-князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца,
и полетел соколом под облаками,
избивая гусей и лебедей
к завтраку,
и обеду,
и ужину.
Коли Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
стряхивая собою студеную росу:
оба ведь надорвали своих борзых коней.
Донец говорит:
«О князь Игорь!
Немало тебе величия,
а Кончаку нелюбия,
а Русской земле веселия».
Игорь говорит:
69

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
«О Донче!
не мало ти величия,
лел Ьявшу князя на влънахъ,
етлавшу ему зелЪну траву
на своихъ сребреяыхъ брез*Ьхъ,
од 1>вавшу его теплыми мъглами
подъ сЬнию зелену древу;
стрежаше его гоголемъ на водЪ,
чайцами на струяхъ,
чрьнядьми на ветрЬхъ».
Не тако ти, рече, р*Ька Стугна:
худу струю имЬя,
пожръши чужи ручьи и стругы,
ростреиа къ устью,
уношу князю Ростиславу затвори.
ДнГирь темнЪ березЪ
плачется мати Ростиславля
по уноши князи Ростислав^».
У пыша цвЬты жалобою,
и древо с тугою къ земли приклонилось.
А не сорокы втроскоташа —
на слъду Игорев t 1>здитъ Гзакъ съ Кончакомъ.
Тогда врани не граахуть,
галици помлъкоша,
сорокы не троскоташа,
полозие ползаша только.
Дятлове тектомъ путь къ рЬцЬ кажутъ,
соловии веселыми п Ъсньми
св-^тъ пов'Ьдаютъ.
Смг
Млъвитъ Гзакъ Кончакови:
«Аже соколъ къ гнезду летитъ,
соколича ростр 1ляевГ
своими злачеными стрелами».
Рече Кончакъ ко Гз*к
«Аже соколъ къ гнезду летитъ,
ТО

ПЕРЕВОД
«О Донец!
Немало тебе величия,
лелеявшему князя на волнах,
стлавшему ему зеленую траву
на своих серебряных берегах,
одевавшему его теплыми туманами
под сенью зеленого дерева;
ты стерег его гоголем на воде,
чайками на струях,
чернядями на ветрах».
Не такова-то, говорит он, река Стугна:
скудную струю имея,
поглотив чужие ручьи и потоки,
расширенная к устью,
юношу князя Ростислава заключила.
На темном берегу Днепра
плачет мать Ростислава
по юноше князе Ростиславе.
У ныли цветы от жалости,
и дерево с тоской к земле приклонилось.
То не сороки застрекотали —
по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли,
галки примолкли,
сороки не стрекотали,
только полозы ползали.
Дятлы стуком путь кажут к реке
да соловьи веселыми песнями
рассвет возвещают.
Сш*
Говорит Гзак Кончаку:
«Если сокол к гнезду летит,
расстреляем соколенка
своими золочеными стрелами».
Говорит Кончак Гзаку:
«Если сокол к гнезду летит,
71

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ
а въ соколца опутаевъ
красною девицею».
<j®5>
И рече Гзакъ къ Кончакови:
«Аще его опутаевЪ краспою дЪвицею,
ни нама будетъ сокольца,
ни нама красны девице,
то почпутъ наю птици бити
въ пол Ь Половецкомъ».
Cmtr
Рекъ Боянъ и Ходына,
Святъславля иЬснотворца
стараго времени Ярославля,
Ольгова коганя хоти:
«Тяжко ти головы кром1> плечю,
зло ти тЬлу кромЬ головы» —
Руской земли безъ Игоря.
Солнце свьтится на небесЬ, —
Игорь князь въ Руской земли;
д-Ьвицы поютъ на Дунай, —
вьются голоси чрезъ море до Киева.
Игорь -Ьдетъ по Боричеву
къ святЪй богородици Пирогощей.
Страны ради, гради весели.
Пьвше п'Ьснь старымъ княземъ,
а потомъ мол оды мъ нъти:
72

ПЕРЕВОД
То опутаем мы соколенка
красною девицей».
И сказал Гзак Кончаку:
«Если его опутаем красной девицей,
не будет у нас ни соколенка,
ни красной девицы,
и станут нас птицы бить
в поле Половецком».
Сказали Боян и Ходына,
Святославовы песнотворцы
старого времени Ярослава,
Олега-князя любимцы:
«Тяжко голове без плеч,
беда телу без головы» —
так и Русской земле без Игоря.
4
Солнце светится на небе, —
а Игорь-князь в Русской земле;
девицы поют на Дунае, —
вьются голоса их через море до Киева.
Игорь едет по Борйчеву
ко святой богородице Пирогощей.
Села рады, грады веселы.
Певши песнь старым князьям,
потом и молодым петь:
73

ДРЕВНЕ РVСОК ИЙ Т ЕК СТ
«Слава Игорю Святъславличю,
буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
Здрави князи и дружина,
побарая за христьяны
на поганыя плъки!
Кпяземъ слава а дружин!!
Аминь.
74

П Е Р Е 13 О Д
«Слава Игорю Святославичу,
буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
Здравы будьте, князья и дружина,
борясь за христиан
против нашествий поганых!
Князьям слава и дружине!
Аминь.
75

ПеРСБОЛЫ
и поэтические
переложения

78
-*> *

Н. М. КАРАМЗИН
ПЕРЕСКАЗ-ПЕРЕВОД «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Игорь, князь Северский, желая воинской славы, убеждает дру¬
жину идти на половцев и говорит: «Хочу преломить копие свое
на их дальнейших степях, положить там свою голову или шле¬
мом испить Дону!» Многочисленная рать собирается: «Кони
ржут за Сулою, гремит слава в Киеве, трубы трубят в Новегоро-
де, знамена развеваются в Путивле: Игорь ждет милого брата,
Всеволода». Всеволод изображает своих мужественных витязей:
«Они метки в стрелянии, под звуком труб повиты, концем копья
вскормлены; пути им сведомы, овраги знаемы; луки у них натя¬
нуты, колчаны отворены, сабли наточены; носятся в поле, как
волки серые; ищут чести самим себе, а князю славы». Игорь,
вступив в златое стремя, видит глубокую тьму пред собою; небо
ужасает его грозою, звери ревут в пустынях, хищные птицы
станицами парят над воинством, орлы клектом своим предве¬
щают ему гибель, и лисицы лают на багряные щиты россиян.
Битва начинается; полки варваров сломлены; их девицы красные
взяты в плен, злато и ткани в добычу; одежды и наряды поло¬
вецкие лежат на болотах, вместо мостов для россиян. Князь
Игорь берет себе одно багряное знамя неприятельское с древком
сребряным. Но идут с Юга черные тучи, или новые полки вар¬
варов: «Ветры, Стрибоговы внуки* веют от моря стрелами на вои¬
нов Игоревых». Всеволод впереди с своею дружиною: «Сыплет
на врагов стрелы, гремит о шлемы их мечами булатными. Где
сверкнет златый шишак его, там лежат головы половецкие».
Игорь спешит на помощь к брату. Уже два дни пылает битва,
неслыханная, страшная: «Земля облита кровью, усеяна костями.
В третий день пали наши знамена: кровавого вина недостало;
кончили пир свой храбрые россияне, напоили гостей и легли за
отечество». Киев, Чернигов в ужасе: половцы, торжествуя, ведут
79

Игоря в плен, и девицы их «поют веселые песни на берегу си¬
него моря, звеня русским золотом». Сочинитель молит всех кня¬
зей соединиться для наказания половцев и говорит Всеволо¬
ду III: «Ты можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать
шлемами»; Рюрику и Давиду: «Ваши шлемы позлащенные издав¬
на обагряются кровию; ваши мужественные витязи ярятся, как
дикие волы, уязвленные саблями калеными»; Роману и Мстисла¬
ву Волынским: «Литва, ятвяги и половцы, бросая на землю свои
копья, склоняют головы под ваши мечи булатные»; сыновьям
Ярослава Луцкого, Ингварю, Всеволоду и третьему их брату:
«О вы, славного гнезда шестокрылцы! заградите поле врагу стре¬
лами острыми». Он называет Ярослава Галицкого Осмомыслом, при¬
бавляя: «Сидя высоко на престоле златокованом, ты подпира¬
ешь горы Карпатские железными своими полками, затворяешь
врата Дуная, отверзаешь путь к Киеву, пускаешь стрелы в зем¬
ли отдаленные». В то ж время Сочинитель оплакивает гибель
одного кривского князя, убитого литовцами: «Дружину твою,
князь, птицы хищные приодели крыльями, а звери кровь ее по¬
лизали. Ты сам выронил жемчуоюную душу свою из мощного те¬
ла чрез златое ожерелье». В описании несчастного междоусобия
владетелей российских и битвы Изяслава I с князем полоцким
сказано: «На берегах Йемена стелят они снопы головами, моло¬
тят цепами булатными, веют душу от тела... О времена бед¬
ственные! Для чего нельзя было пригвоздить старого Владимира
к горам Киевским» (или сделать бессмертным)!.. Между тем
супруга плененного Игоря льет слезы в Путивле, с городской
стены смотря в чистое поле: «Для чего, о ветер сильный! лег¬
кими крылами своими навеял ты стрелы ханские на воинов мое¬
го друга? Разве мало тебе волновать синее море и лелеять ко¬
рабли на зыбях его? ...О Днепр славный! ты пробил горы камен¬
ные, стремяся в землю Половецкую; ты нес на себе ладии Свято¬
славовы до стана Кобякова: принеси же и ко мне друга милого,
да не шлю к нему утренних слез моих в синее море!.. О солнце
светлое! ты для всех тепло и красно: почто же знойными лучами
своими изнурило ты воинов моего друга в пустыне безводной?..»
Но Игорь уже свободен: обманув стражу, он летит на борзом ко¬
не к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пи¬
щи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцем в Россию.
Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет оную
приветствовать князя: «Немало тебе, Игорь, величия, хану Кон¬
чаку досады, а Русской земле веселия». Князь ответствует: «Не¬
мало тебе, Донец, величия, когда ты лелеешь Игоря на волнах
своих, стелешь мне траву мягкую на берегах сребряных, одева¬
ешь меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняешь
гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах».
Игорь, прибыв в Киев, едет благодарить Всевышнего в храм Пи¬
рогощей Богоматери, и Сочинитель, повторив слова Бояновы:
«Худо голове без плеч, худо плечам без головы», восклицает:
«Счастлива земля и весел народ, торжествуя спасение Игорево.
Слава князьям и дружине!» Читатель видит, что сие произведе¬
ние древности ознаменовано силою выражения, красотами язы¬
ка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными сти¬
хотворству юных народов..

В. А. ЖУКОВСКИЙ
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Игоря Святославича!
Начаться же сей песни
По былинам сего времени,
А не вымыслам Бояновым,
Вещий Боян,
Если песнь кому сотворить хотел,
Растекался мыслию по древу,
Серым волком по земли,
Сизым орлом под облаками.
Вам памятно, как пели о бранях первых времен:
Тогда пускались десять соколов на стадо лебедей;
Чей сокол долетал, тот первую песнь пел:
Старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу,
Сразившему Редедю перед полками касожскими,
Красному ли Роману Святославичу.
Боян же, братия, не десять соколов на стадо
лебедей пускал,
Он вещие персты свои на живые струны вскладывал,
И сами они славу князьям рокотали.
Начнем же, братия, повесть сию
От старого Владимира до нынешнего Игоря.
6 Злато слово
81

Натянул он ум свой крепостию,
Изострил он мужеством сердце,
Ратным духом исполнился
И наг^л храбрые полки свои
На землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,
Увидел он воев своих, тьмою от него прикрытых,
И рек Игорь дружине своей:
«Братия и дружина!
Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.
Сядем же, други, на борзых коней
Да посмотрим синего Дона».
Вспала князю на ум охота,
Знаменье заступило ему желание
Отведать Дона великого.
«Хочу, — он рек, —- преломить копье
Конец поля Половецкого с вами, люди русские!
Хочу положить свою голову
Или испить шеломом Дона».
О Боян, соловей старого времени!
Как бы воспел ты битвы сии,
Скача соловьем по мысленну древу,
Взлетая умом под облаки,
Свивая все славы сего времени,
Рыща тропою Трояновой через поля на горы!
Тебе бы песнь гласить Игорю, того Олега внуку!
Не буря соколов занесла чрез поля широкие —
Галки стадами бегут к Дону великому!
Тебе бы петь, вещий Боян, внук Велесов!
Ржут кони за Сулою,
Звенит слава в Киеве,
Трубы трубят в Новеграде,
Стоят знамена в Путивле,
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И рек ему буй-тур Всеволод:
«Один мне брат, один свет светлый ты, Игорь!
Оба мы Святославичи!
Седлай, брат, борзых коней своих,
А мои тебе готовы,
Оседланы перед Курском.
А куряне мои — бодрые кмети,
Под трубами повиты,
Под шеломами взлелеяны,
Концом копья вскормлены,
Пути им все ведомы,
82

Овраги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Тулы отворены,
Сабли отпущены,
Сами скачут, как серые волки в поле,
Ища себе чести, а князю славы».
Тогда вступил князь Игорь в златое стремя
И поехал по чистому полю.
Солнце дорогу ему тьмой заступило;
Ночь, грозой шумя на него, птиц пробудила;
Рев в стадах звериных;
Див кличет на верху древа,
Велит прислушать земле незнаемой,
Волге, Поморию, и Посулию,
И Сурожу, и Корсуню,
И тебе, истукан Тмутороканский!
И половцы неготовыми дорогами побежали
к Дону великому:
Кричат в полночь телеги,
словно распущенны лебеди.
Игорь ратных к Дону ведет.
Уже беда его птиц окликает,
И волки угрозою воют по оврагам,
Клектом орлы на кости зверей зовут,
Лисицы брешут на червленые щиты...
О Русская земля! Уж ты за горами
Далеко!
Ночь меркнет,
Свет-заря запала,
Мгла поля покрыла,
Щекот соловьиный заснул,
Галичий говор затих.
Русские поле великое червлеными щитами огородили,
Ища себе чести, а князю славы.
В пятницу на заре потоптали они нечестивые полки
половецкие
И, рассеясь стрелами по полю, помчали
красных дев половецких,
А с ними и злато, и паволоки, и драгие оксамиты;
Ортмами, епанчицами, и мехами,
и разными узорочьями половецкими
По болотам и грязным местам начали мосты мостить.
А стяг червленый с белой хоругвию,
А челка червленая со древком серебряным
6*
83

Храброму Святославичу!
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо —*
Далеко залетело!
Не родилось оно на обиду
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, черный ворон, неверный половчанин!
Гзак бежит серым волком,
А Кончак ему след прокладывает к Дону великому.
И рано на другой день кровавые зори свет поведают;
Черные тучи с моря идут,
Хотят прикрыть четыре солнца,
И в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дону великого!
Ту-то копьям поломаться,
Ту-то саблям притупиться
О шеломы половецкие
На реке на Каяле, у Дона великого!
О Русская земля, далеко уж ты за горами!
Уж ветры, Стрибоговы внуки,
Веют с моря стрелами
На храбрые полки Игоревы.
Земля гремит,
Реки текут мутно,
Прахи поля покрывают,
Стяги глаголют;
Половцы идут от Дона, и от моря, и от всех стран.
Русские полки отступили.
Бесовы дети кликом поля прегородили,
А храбрые русичи щитами червлеными.
Ярый тур Всеволод!
Стоишь на обороне,
Прыщешь на ратных стрелами,
Гремишь по шеломам мечом харалужным!
Где ты, тур, ни проскачешь, шеломом златым посвечивая,
Там лежат нечестивые головы половецкие!
Порублены калеными саблями шлемы аварские
От тебя, ярый тур Всеволод!
Какою раною подорожит он, братья,
Он, позабывший о жизни и почестях,
О граде Чернигове, златом престоле родительском,
О красной Глебовне, милом своем желании,
свычае и обычае?
Были сечи Трояновы,
Миновали лета Ярославовы:
84

Были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот Олег мечом крамолу ковал,
И стрелы он по земле сеял.
Ступал он в златое стремя в граде Тмуторокани.
Молву об нем слышал давний великий Ярослав,
сын Всеволодов,
А князь Владимир всякое утро уши затыкал в Чернигове.
Бориса же Вячеславича слава на суд привела
И на конскую зеленую попону положила
За обиду Олега, храброго юного князя.
С той же Каялы Святополк после сечи взял отца своего
Меж угорскою конницей ко святой Софии в Киев.
Тогда при Олеге Гориславиче сеялось
и вырастало междоусобием,
Погибала жизнь Дажьбожиих внуков,
В крамолах княжеских век человеческий сокращался,
Тогда по Русской земле редко оратаи распевали,
Но часто враны кричали,
Трупы деля меж собою;
А галки речь свою говорили,
Сбираясь лететь на обед.
То было в тех ратях и тех походах,
Но битвы такой и не слыхано!
От утра до вечера,
От вечера до света
Летают стрелы каленые,
Гремят мечи о шеломы,
Трещат харалужные копья
В поле незнаемом
Среди земли Половецкия.
Черна земля под копытами
Костьми была посеяна,
Полита была кровию,
И по Русской земле взошло бедой.
Что мне шумит,
Что мне звенит
Так задолго рано перед зарею?
Игорь полки заворачивает:
Жаль ему милого брата Всеволода.
Билися день,
Бились другой,
На третий день к полдню
Пали знамена Игоревы.
Тут разлучилися братья на бреге быстрой Каялы;
85

Тут кровавого вина недостало;
Тут пир докончили храбрые воины русские:
Сватов попоили,
А сами легли за Русскую землю.
Поникает трава от жалости,
А древо печалию
К земле приклонилось.
Уже невеселое время, братья, настало:
Уже пустыня силу прикрыла;
И встала обида в силах Дажьбожиих внуков,
Девой ступя на Троянову землю,
Встрепенула крыльями лебедиными,
На синем море у Дону плескался.
Прошли времена благоденствия,
Миновалися брани князей на неверных,
Брат сказал брату: то мое, а это мое же!
И стали князи про малое спорить, как бы про великое,
И сами на себя крамолу ковать,
А неверные со всех стран набежали
с победами на землю Русскую!..
О! далеко залетел ты, сокол, сбивая птиц к морю!
А бесстрашному полку Игореву уже не воскреснуть!
Вслед за ним крикнули Карна и Жля
и по Русской земле поскакали,
Мча разорение в пламенном роге.
Жены русские всплакали, приговаривая:
«Уж нам своих милых лад
Ни мыслию смыслить,
Ни думою сдумать,
Ни очами сглядеть,
А злата-сребра много потратить!»
И застонал, друзья, Киев печалию,
Чернигов напастию,
Тоска разлилася по Русской земле,
Обильна печаль потекла среди земли Русской.
Князи сами на себя крамолу ковали,
А неверные сами с победами врывались
в землю Русскую.
Дань собирали по белке с двора.
Так-то сии два храбрые Святославича,
Игорь и Всеволод, пробудили коварство,
Едва усыпил его мощный отец их,
Святослав грозный, великий князь Киевский.
Гроза Святослав!
Притрепетал он врагов своими сильными ратями
87

И мечами булатными;
Наступил он на землю Половецкую,
Притоптал холмы и овраги,
Возмутил озера и реки,
Иссушил потоки-болота;
А Кобяка неверного из луки моря
От железных великих полков половецких
Вихрем исторгнул,
И Кобяк очутился в городе Киеве,
В гриднице Святославовой.
Немцы и венеды,
Греки и моравы
Славу поют Святославову,
Кают Игоря-князя,
Погрузившего силу на дне Каялы, реки половецкия,
Насыпав ее золотом русским.
Там Игорь-князь из златого седла пересел
в седло кощеево
Уныли в градах забралы,
И веселие поникло.
И Святославу мутный сон привиделся:
«В Киеве на горах в ночь сию с вечера
Одевали меня, — рек он, — черным покровом
на кровати тесовой
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное;
Сыпали мне пустыми колчанами
Жемчуг великий в нечистых раковинах на лоно
И меня нежили.
А кровля без князя была на тереме моем златоверхом.
И с вечера целую ночь граяли враны зловещие,
Слетевшись на склон у Пленьска в дебри Кисановой...
Уж не послать ли мне к синему морю?»
И бояре князю в ответ рекли:
«Печаль нам, князь, умы полонила;
Слетели два сокола с золотого престола отцовского,
Поискать города Тмутороканя
Иль выпить шеломом из Дону.
Уж соколам и крылья неверных саблями подрублены,
Сами ж запутаны в железных опутинах».
В третий день тьма наступила.
Два солнца померкли,
Два багряных столпа угасли,
А с ними и два молодые месяца, Олег и Святослав,
Тьмою подернулись.
На реке на Каяле свет темнотою покрылся.

Гнездом леопардов простерлись половцы
по Русской земле
И в море ее погрузили,
И в хана вселилось буйство великое.
Нашла хула на хвалу,
Неволя ударила на волю,
Вергнулся Див на землю.
Вот уж и готские красные девы
Вспели на бреге синего моря;
Звоня золотом русским,
Поют они время Бусово,
Величают месть Шураканову.
А наши дружины гладны веселием.
Тогда изронил Святослав великий слово златое,
с слезами смешанное:
«О сыновья мои, Игорь и Всеволод!
Рано вы стали мечами разить Половецкую землю,
А себе искать славы!
Не с честию вы победили,
С нечестием пролили кровь неверную!
Ваше храброе сердце в жестоком булате заковано
И в буйстве закалено!
То ль сотворили вы моей серебряной седине!
Уже не вижу могущества моего сильного,
богатого, многовойного брата Ярослава,
С его черниговскими племенами,
С монгутами, татранами и шельбирами,
С топчаками, ревутами и ольберами.
Они без щитов, с кинжалами засапожными,
Кликом полки побеждали,
Звеня славою прадедов.
Вы же рекли: «Мы одни постоим за себя,
Славу передню сами похитим,
Заднюю славу сами поделим!»
И не диво бы, братья, старому стать молодым.
Сокол ученый
Птиц высоко взбивает,
Не даст он в обиду гнезда своего.
Но горе, горе! Князья мне не в помощь!
Времена обратились на низкое!
Вот и Роман кричит под саблями половецкими,
А князь Владимир под ранами.
Горе и беда сыну Глебову!
Где же ты, великий князь Всеволод?
89

Иль не помыслишь прилететь издалеча
отцовский златой престол защитить?
Силен ты веслами Волгу разбрызгать,
А Дон шеломами вычерпать,
Будь ты с ними, и была бы чага по ногате,
А кощей по резане.
Ты же посуху можешь с чадами Глеба удалыми
Стрелять живыми самострелами.
А вы, бесстрашные, Рюрик с Давыдом,
Не ваши ль позлащенные шеломы в крови плавали?
Не ваша ль храбрая дружина рыкает,
Словно как туры, калеными саблями ранены
в поле незнаемом?
Вступите, вступите в стремя златое
За честь сего времени, за Русскую землю,
За раны Игоря, буйного Святославича!
Ты, галицкий князь Осмомысл Ярослав,
Высоко ты сидишь на престоле своем златокованом!
Подпер Угорские горы полками железными,
Заступил ты путь королю,
Затворил Дунаю вороты,
Бремена через облаки мечешь,
Рядишь суды до Дуная,
Гроза твоя по землям течет,
Ворота отворяешь ты Киеву,
Стреляешь в султанов с златого престола
отцовска через далекие земли.
Стреляй же, князь, в Кончака, неверного кощея,
за Русскую землю,
За раны Игоря, буйного Святославича!
А ты, Мстислав, и смелый Роман!
Храбрая мысль носит ваш ум на подвиги,
Высоко взлетаете вы на дело отважное,
Словно как сокол на ветрах ширяется,
Птиц одолеть замышляя в отважности!
Шеломы у вас латинские, под ними железные панцири!
Дрогнули ими многие земли и области хановы,
Литва, Деремела, Ятвяги,
И половцы, копья свои повергнув,
Главы подклонили
Под ваши мечи харалужные.
Но уже для Игоря-князя солнце свет свой утратило,
И древо свой лист не добром сронило;
По Роси, по Суле грады поделены,
90

А храброму полку Игоря уже не воскреснуть.
Дон тебя, князя, кличет,
Дон зовет князей на победу.
Ольговичи, храбрые князи, доспели на бой.
Вы же, Ингварь, и Всеволод, и все три Мстиславича,
Не худого гнезда шестокрильцы,
Не по жеребью ли победы власть себе вы похитили?
На что вам златые ваши шеломы,
Ваши польские копья, щиты?
Заградите в поле врата своими острыми стрелами
За землю Русскую, за раны Игоря,
смелого Святославича!»
Не течет уже Сула струею серебряной
Ко граду Переяславлю;
Уж и Двина болотом течет
К оным грозным полочанам под кликом неверных.
Один Изяслав, сын Васильков,
Позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские,
Утратил он славу деда своего Всеслава,
А сам под червлеными щитами на кровавой траве
Положен мечами литовскими,
И на сем одре возгласил он:
«Дружину твою, князь Изяслав,
Крылья птиц приодели,
И звери кровь полизали!»
Не было тут брата Брячислава,
ни другого — Всеволода.
Один изронил ты жемчужную душу
Из храброго тела
Через златое ожерелие!
Голоса приуныли,
Поникло веселие,
Трубят городенские трубы.
Ты, Ярослав, и вы, внуки Всеславли,
Пришло преклонить вам стяги свои,
Пришло вам в ножны вонзить мечи поврежденные!
Отскочили вы от дедовской славы,
Навели нечестивых крамолами
На Русскую землю, на жизнь Всеславову!
Бывало нам прежде какое насилие от земли Половецкия!
На седьмом веке Трояновом
Бросил жребий Всеслав о девице милой.
Он, подпершись клюками, сел на коня,
Поскакал ко граду Киеву
91

И коснулся древком копья до златого
престола Киевского.
Лютым зверем в полночь поскакал он из Белграда,
Синею мглою обвешенный,
Поутру же, стрикузы водрузивши,
раздвинул врата Новугороду,
Славу расшиб Ярославову,
Волком помчался с Дудуток к Немиге.
На Немиге стелют снопы головами,
Молотят цепами булатными,
Жизнь на току кладут,
Веют душу от тела.
Кровавые бреги Немиги не добром были посеяны,
Посеяны костями русских сынов.
Князь Всеслав людей судил,
Князьям он рядил города,
А сам в ночи волком рыскал;
До петухов он из Киева успевал к Тмуторокани,
К Херсоню великому волком он путь перерыскивал.
Ему в Полоцке рано к заутрени зазвонили
В колокола у святыя Софии,
А он в Киеве звон слышал.
Пусть и вещая душа была в крепком его теле,
Но часто страдал он от бед.
Ему и вещий Боян древней припевкой предрек:
«Будь хитер, будь смышлен.
Будь по-птичьи горазд,
А божьего суда не минуешь!»
О, стонать тебе, земля Русская,
Вспоминая времена первые и первых князей!
Нельзя было старого Владимира пригвоздить
к горам киевским!
Стяги его стали ныне Рюриковы,
А другие Давыдовы;
Нося на рогах их, волы ныне землю пашут.
А копья поют на Дунае».
Голос Ярославнин слышится, на заре
одинокой чечеткою кличет.
«Полечу, говорит, кукушкою по Дунаю,
Омочу бобровый рукав в Каяле-реке,
Оботру князю кровавые раны на отвердевшем теле его»<
Ярославна поутру плачет в Путивле на стене,
приговаривая:
«О ветер, ты ветер!
F чему же так сильно веешь?

На что же наносишь ты стрелы ханские
Своими легковейными крыльями
На воинов лады моей?
Мало ль подоблачных гор твоему веянью?
Мало ль кораблей на синем море твоему лелеянью?
На что ж, как ковыль-траву, ты развеял мое веселие?»
Ярославна поутру плачет в Путивле на стене,
припеваючи:
«О ты, Днепр, ты, Днепр, ты, слава-река1
Ты пробил горы каменны
Сквозь землю Половецкую;
Ты, лелея, нес суда Святославовы к рати Кобяковой:
Прилелей же ко мне ты ладу мою,
Чтоб не слала к нему по утрам по зарям слез я на море!»
Ярославна поутру плачет в Путивле
на стене городской, припеваючи:
«Ты светлое, ты пресветлое солнышко!
Ты для всех тепло, ты для всех красно!
Что ж так простерло ты свой горячий луч
на воинов лады моей,
Что в безводной степи луки им сжало жаждой
И заточило им тулы печалию?»
Прыснуло море ко полуночи,
Идут мглою туманы:
Игорю-князю бог путь указывает
Из земли Половецкой в Русскую землю,
К златому престолу отцовскому.
Приугасла заря вечерняя.
Игорь-князь спит — не спит,
Игорь мыслию поле меряет
От великого Дона
До малого Донца.
Конь к полуночи,
Овлур свистнул за рекою,
Чтоб князь догадался.
Не быть князю Игорю!
Кликнула, стукнула земля;
Зашумела трава:
Половецкие вежи подвигнулись.
Прянул князь Игорь горностаем в тростник,
Белым гоголем на воду;
Взвернулся князь на быстра коня,
Соскочил с него бесом-волком,
И помчался он к лугу Донца;

Полетел он, как сокол под мглами,
Избивая гусей-лебедей к завтраку, и обеду, и ужину.
Когда Игорь-князь соколом полетел,
Тогда Овлур волком потек за ним,
Сбивая с травы студеную росу:
Притомили они своих борзых коней.
Донец говорит: «Ты, Игорь-князь!
Не мало тебе величия,
А Кончаку нелюбия,
Русской земле веселия!»
Игорь в ответ: «Ты, Донец-река!
И тебе славы не мало,
Лелеявшему на волнах князя,
Подстилавшему ему зелену траву
На своих берегах серебряных,
Одевавшему его теплыми мглами
Под навесом зеленого дерева,
Охранявшего его на воде гоголем,
Чайками на струях,
Чернядьми на ветрах.
Не такова, — примолвил он, — Стугна-река:
Худая про нее слава!
Пожирает она чужие ручьи,
Струги меж кустов раздирает.
А юноше князю Ростиславу
Днепр затворил брега темные.
Плачет мать Ростиславова
По юноше князе Ростиславе.
Увянул цвет жалобою,
А деревья печалию к земле приклонило».
Не сороки застрекотали:
Вслед за Игорем едут Гзак и Кончак.
Тогда враны не граяли,
Галки замолкли,
Сороки не стрекотали,
Ползком только ползали,
Дятлы стуком путь к реке кажут,
Соловьи веселыми песнями свет прорекают.
Молвил Гзак Кончаку:
«Если сокол к гнезду долетит,
Соколенка мы расстреляем стрелами злачеными!»
Гзак в ответ Кончаку:
«Если сокол к гнезду долетит,
Соколенка опутаем красною девицей!»
94

И сказал опять Гзак Кончаку:
«Если опутаем красною девицей,
То соколенка не будет у нас,
Ие будет и красныя девицы,
И начнут нас бить птицы в поле Половецком!»
Пел Боян, песнотворец старого времени,
Пел он походы на Святослава,
Правнука Ярославова, сына Ольгова,
супруга дщери Когановой.
«Тяжко, — сказал он, — быть голове без плеч,
Худо телу, как нет головы!»
Худо Русской земле без Игоря!
Солнце светит на небе, —
Игорь-князь в Русской земле!
Девы поют на Дунае,
Голоса долетают через море до Киева,
Игорь едет по Боричеву
К святой богородице Пирогощей.
Радуются земли,
Веселы грады.
Песнь мы спели старым князьям,
Песнь мы спели князьям молодым:
Слава Игорю Святославичу!
Слава буйному туру Всеволоду!
Слава Владимиру Игоревичу!
Здравствуйте, князья и дружина,
Поборая за христиан полки неверные!
Слава князьям, а дружине аминь!
95

А. Н. МАЙКОВ
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Не начать ли нашу песнь, о братья,
Со сказаний о старинных бранях, —■
Песнь о храброй Игоревой рати
И о нем, о сыне Святославле!
И воспеть их, как поется ныне,
Не гоняясь мыслью за Бояном!
Песнь слагая, он, бывало, вещий,
Быстрой векшей по лесу носился,
Серым волком в чистом поле рыскал,
Что орел, ширял под облаками!
Как воспбмнит брани стародавни,
Да на стаю лебедей и пустит
Десять быстрых соколов вдогонку;
И какую первую настигнет,
Для него и песню пой та лебедь, —
Песню пой о старом Ярославе ль,
О Мстиславе ль, что в бою зарезал,
Поборов, касожского Редедю,
Аль о славном о Романе Красном.,.
Но не десять соколов то было;
Десять он перстов пускал на струны,
И князьям, под вещими перстами, —
Сами струны славу рокотали!

Поведем же, братия, сказанье
От времен Владимировых древних,
Доведем до Игоревой брани,
Как он думу крепкую задумал,
Наострил отвагой храброй сердце,
Распалился славным ратным духом
И за землю Русскую дружины
В степь повел на ханов половецких,
У Донца был Игорь, только видит —
Словно тьмой полки его прикрыты,
И воззрел на светлое он Солнце —
Видит: Солнце — что двурогий месяц,
А в рогах был словно угль горящий;
В темном небе звезды просияли;
У людей в глазах позеленело:
«Не добра ждать», — говорят в дружине,
Старики поникли головами:
«Быть убитым нам или пленённым!»
Князь же Игорь: «Братья и дружина,
Лучше быть убиту, чем пленёну!
Но кому пророчится погибель —
Кто узнает, нам или поганым?
А посядем на коней на борзых
Да посмотрим синего-то Дону!»
Не послушал знаменья он Солнца,
Распалясь взглянуть на Дон великий!
«Преломить копье свое, — он кликнул, —
Вместе с вами, русичи, хочу я
На конце неведомого поля!
Или с вами голову сложити,
Иль испить златым шеломом Дону!»
О Боян, о вещий песнотворец,
Соловей времен давно минувших!
Ах, тебе б певцом быть этой рати!
Лишь скача по мысленному древу,
Возносясь орлом под сизы тучи,
С древней славой новую свивая,
В путь Троянов мчась чрез дол на горы,
Воспевать бы Игореву славу!
То не буря соколов помчала,
То не стаи галчьи побежали
7 Злато слово
81

Чрез поля-луга на Дон великий...
Ах, тебе бы петь, о внук Велесов!..
За Сулой-рекою да ржут кони,
Звон звенит во Киеве во стольном,
В Новеграде затрубили трубы;
Веют стяги красные в Путивле..,
Поджидает Игорь мила брата;
А пришел и Всеволод и молвит:
«Игорь, брат, един ты свет мой светлый!
Святослав ли мы сыны, два брата!
Ты седлай коней своих ретивых,
А мои оседланы уж в Курске!
И мои куряне ль не смышлены!
Повиты под бранною трубою,
Повзросли под шлемом и кольчугой,
Со конца копья они вскормлены!
Все пути им сведомы, овраги!
Луки туги, тулы отворены,
Остры сабли, крепко отточены,
Сами скачут словно волки в поле,
Алчут чести, а для князя славы!..»
И вступил князь Игорь во злат стремень,
И дружины двинулись за князем.
Солнце путь их тьмою заступало;
Ночь пришла — та взвыла, застонала
И грозою птиц поразбудила.
Свист звериный встал кругом по степи;
Высоко поднявшися но древу,
Черный Див закликал, подавая
Весть на всю незнаемую землю,
На Суду, на Волгу и Поморье,
На Корсупь и Сурожское море,
И тебе, болван Тмутороканский!
И бегут неёзжими путями
К Дону тьмы поганых, и отвсюду
От телег их скрып пошел, — ты скажешь:
Лебедей испуганные крики.
Игорь путь на Дон великий держит,
А над ним беду уж чуют птицы
И несутся следом за полками;
Воют волки по крутым оврагам,
Ощетинясь, словно бурю кличут;
98

На красны щиты лисицы брешут,
А орлы своим зловещим клектом
По степям зверьё зовут на кости...
А уж в степь зашла ты, Русь, далеко!
Перевал давно переступила!
Ночь редеет. Бел рассвет проглянул,
По степи туман понесся сизый;
Позамолкнул щекот соловьиный,
Галчий говор по кустам проснулся...
В поле Русь, с багряными щитами,
Длинным строем изрядилась к бою,
Алча чести, а для князя — славы.
И в пяток то было; спозаранья
Потоптали храбрые поганых!
По полю рассыпавшись, что стрелы,
Красных дев помчали половецких,
Оксамйту, паволок и злата.
А мешков и всяких узорочий,
Кожухов и юрт такую силу,
Что мосты в грязях мостили ими.
Всё дружине храброй отдал Игорь,
Красный стяг один себе оставил,
Красный стяг, серебряное древко,
С алой челкой, с белою хоругвью.
Дремлет храброе гнездо Олега.
Далеко, родное, залетело!
«Не родились, знай, мы на обиду
Ни тебе, быстр сокол, пёстер кречет,
Ни тебе, зол ворон половчанин...»
А уж Гзак несется серым волком,
И Кончак за Гзаком им навстречу...
И в другой день полосой кровавой
Повещают день кровавый зори...
Идут тучи черные от моря,
Тьмой затмить хотят четыре солнца...
Синие в них молпии трепещут...
Грому быть, великому быть грому!
Лить дождю калёными стрелами!
Поломаться копьям о кольчуги,

Потупиться саблям о шеломы,
О шеломы половчан поганых!
А уж в степь зашла ты, Русь, далеко!
Перевал давно переступила!..
Чу! Стрибожьи чада понеслися,
Веют ветры, уж наносят стрелы,
На полки их Игоревы сыплют...
Помутились, пожелтели реки,
Загудело поле, пыль поднялась,
И сквозь пыли уж знамёна плещут...
Ото всех сторон враги подходят —
И от Дона и от синя моря,
Обступают наших отовсюду!
Отовсюду бесовы исчадья
Понеслися с гиканьем и криком.
Молча Русь, отпор кругом готовя,
Подняла щиты свои багряны.
Ярый тур ты, Всеволод! Стоишь ты
Впереди с курянами своими!
Прыщешь стрелами на вражьих воев,
О шеломы их гремишь мечами!
Где ты, буй тур, ни поскачешь в битве,
Золотым посвечивая шлемом, —
Там валятся головы поганых,
Там трещат аварские шеломы
Вкруг тебя от сабель молодецких!
Не считает ран уж он на теле!
Да ему о ранах ли тут помнить,
Коль забыл он и Чернигов славный,
Отчий стол, честны пиры княжие
И своей красавицы княгини,
Той ли светлой Глебовны, утехи,
Милый лик и ласковый обычай!
Были веки темного Трояна,
Ярослава годы миновали;
Были брани храброго Олега..*
Тот Олег мечом ковал крамолу,
Сеял стрелы по земле по Русской...
Затрубил он сбор в Тмуторокани:
Слышал трубы Всеволод великий,
100

И с утра в Чернигове Владимир
Сам в стенах закладывал ворота...
А Бориса ополчила слава
И на смертный одр его сложила
На зеленом поле у Канина...
Пал млад князь, пал храбрый Вячеславич,
За его ж, за Ольгову, обиду!
И с того зеленого же поля
На своих угорских иноходцах
Ярополк увез и отче тело
Ко святой Софии в стольный Киев.
И тогда ж, в те злые дни Олега,
Сеялось крамолой и растилось
На Руси от внуков Гориславы;
Погибала жизнь Дажьбожьих внуков,
Сокращались веки человекам...
В дни те редко ратаи за плугом
На Руси покрикивали в поле;
Только враны каркали на трупах,
Галки речь вели между собою,
Далеко ночуя мертвечину.
Так в те брани, так в те рати было,
Но такой, как Игорева битва,
На Руси не слыхано от века!
От зари до вечера, день целый,
С вечера до света реют стрелы,
Гремлют остры сабли о шеломы,
С треском копья ломятся булатны
Середй неведомого поля,
В самом сердце Половецкой степи!
Под копытом черное все поле
Было сплошь засеяно костями,
Было кровью алою полито,
И взошел посев по Руси — горем!..
Что шумит-звенит перед зарею?
Скачет Игорь полк поворотити...
Жалко брата... Третий день уж бьются!
Третий день к полудню уж подходит:
Тут и стяги Игоревы пали!
Стяги пали, тут и оба брата
На Каяле быстрой разлучились...
Уж у храбрых русичей не стало

Тут вина кровавого для пира,
Попоили сватов, да и сами
Полегли за отческую землю!
В поле травы с жалости поникли,
Дерева с печали приклонились...
Невеселый час настал, о братья!
Уж пустыня скрыла поле боя,
Где легла Дажьбожья внука сила, —
Но над ней стоит ее Обида...
Обернулась девою Обида
И ступила на землю Трояню,
Распустила крылья лебедины
И, крылами плещучи у Дона,
В синем море плеща, громким гласом
О годах счастливых поминала:
«От усобиц княжьих — гибель Руси!
Братья спорят: то мое и это!
Зол раздор из малых слов заводят,
На себя куют крамолу сами,
А на Русь с победами приходят
Отовсюду вброги лихие!
Залетел далече ясный сокол,
Загоняя птиц ко синю морю, —
А полка уж Игорева нету!
На всю Русь поднялся вой поминок,
Поскочила Скорбь от веси к веси
И, мужей зовя на тризну, мечет
Им смолой пылающие роги...
Жены плачут, слезно причитают:
Уж ни мыслью милых нам не смыслить!
Уж ни думой лад своих не сдумать!
Ни очами нам на них не глянуть,
Златом, сребром нам уже не звякнуть!
Стонет Киев, тужит град Чернигов,
Широко печаль течет по Руси;
А князья куют себе крамолу,
А враги с победой в селах рыщут,
Собирают дань по белке с дыму...
А все храбрый Всеволод да Игорь!
То они зло лихо разбудили:
Усыпил было его могучий
102

Святослав, князь Киевский великий...
Был грозой для ханов половецких!
Наступил на землю их полками,
Притоптал их холмы и овраги,
Возмутил их реки и озера,
Иссушил потоки и болота!
А того поганого Кобяка,
Из полков железных половецких,
Словно вихрь, исторг из лукоморья —
И упал Кобяк во стольный Киев,
В золотую гридню к Святославу...
Немцы, греки, и венецияне,
И морава хвалят Святослава,
И корят все Игоря, смеются,
Что на дне Каялы половецкой
Погрузил он русскую рать-силу,
Реку русским золотом засыпал
Да на пей же сам с седла златого
На седло кощея пересажен».
В городах затворены ворота.
Приумолкло на Руси веселье.
Смутен сон приснился Святославу.
«Снилось мне, — он сказывал боярам,
Что меня на кипарисном ложе,
На горах, здесь в Киеве, ох, черным
Одевали с вечера покровом;
С синим мне вином мешали зелье;
Из поганых половецких тулов
Круппый жемчуг сыпали на лоно;
На меня, на мертвеца, не смотрят, —
В терему ж золотоверхом словно
Из конька повыскочили доски,
И всю ночь прокаркали у Пленска,
Там, где прежде дебрь была Кисаня,
Па подолье, стаи черных вранов,
Проносясь несметной тучей к морю...»
Отвечали княжие бояре:
«Ум твой, княже, полонило горе!
С злат-стола два сокола слетели,
Захотев испить шеломом Дону,
Поискать себе Тмуторокани.

И подсекли половцы им крылья,
А самих опутали в железа!
В третий день внезапно тьма настала!
Оба солнца красные померкли,
Два столба багряные погасли,
С ними оба тьмой поволоклися
И в небесных безднах погрузились,
На веселье ханам половецким,
Молодые месяцы, два света —
Володимир с храбрым Святославом!
На Каяле Тьма наш Свет покрыла,
И простерлись половцы по Руси,
Словно люты пардусовы гнезда!
Уж хула на славу нанеслася,
Зла нужда ударила на волю,
Черный Див повергнулся на землю,
Рад, что девы готские запели
По всему побрежью синя моря!
Золотом позванивают русским,
Прославляют Бусовы победы
И лелеют месть за Шарукана...
До веселья ль, княже, тут дружине!»
Изронил тогда в ответ боярам
Святослав из уст златое слово,
Горючьмй слезами облитое:
«Детки, детки, Всеволод мой, Игорь!
Сыновцы мои вы дорогие!
Не в пору искать пошли вы славы
И громить мечами вражью землю!
Ни победой, ни пролитой кровью
Для себя не добыли вы чести!
Да сердца-то ваши удалые
На огне искованы на лютом,
Во отваге буйной закалёны!
Что теперь вы, дети, сотворили
С сединой серебряной моею?
Нет со мной уж брата Ярослава!
Он ли сильный, он ли многоратный,
Со своей черниговской дружиной!
А его Могуты и Татраны,
Топчакй, Ревуги и Ольбёры,
Те — с ножами, без щитов, лишь кликом,
Бранной славой прадедам ревнуя,
104

Побеждают полчища и рати...
Вы ж возмнили: сами одолеем!
Всю сорвем, что в будущем есть, славу,
Да и ту, что добыли уж деды!..
Старику б помолодеть не диво!
Вьет гнездо сокол и птиц взбивает,
Своего гнезда не даст в обиду,
Да беда — в князьях мне нет помоги!
Времена тяжелые настали:
Крик в Ромнах под саблей половецкой!
Володимир ранами изъязвлен,
Стонет, тужит Глебович удалый...
Что ж ты, княже, Всеволод великий!
И не в мысль тебе перелетети,
Издалёка поблюсти стол отчий?
Мог бы Волгу веслами разбрызгать,
Мог бы Дон шеломами расчерпать!
Будь ты здесь, да половцев толпою
Продавали б — девка по ногате,
Смерд-кощей по рёзани пошел бы!
Ведь стрелять и посуху ты можешь:
У тебя живые самострелы —
Двое братьев, Глебовичей храбрых!
Ты, буй Рюрик, ты, Давыд удалый!
Вы ль с дружиной по златые шлемы
Во крови не плавали во вражьей?
Ваши ль рати не рычат по степи,
Словно туры, раненные саблей!
Ой, вступите в золотое стремя,
Распалитесь гневом за обиду
Вы за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!
Остромысл ты вещий, Ярославе...
Высоко на золотом престоле
Восседаешь в Галиче ты крепком!
Подпер ты своей железной ратью,
Что стеной, Карпатские угорья,
Заградив для короля дорогу,
Затворив ворота на Дунае,
Через тучи сыпля горы камней
И судя до самого Дуная!
И текут от твоего престола

По землям на супротивных грозы...
Отворяешь в Киеве ворота,
Мечешь стрелы за земли в салтанов!..
Ах, стреляй в поганого кощея,
Разгроми Кончала за обиду,
Встань за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!
Ты, Роман, с своим Мстиславом верным!
Смело мысль стремит ваш ум на подвиг!
Ты, могучий, в замыслах высоко
Возлетаешь, что сокол ширяя
11а ветрах над верною добычей...
Грудь у вас из-под латинских шлемов
Вся покрыта кольчатою сеткой!
Перед вами трепетали земли,
Потрясались Хйновские страны,
Деремела ж, половцы с литвою
И ятвяги палицы бросали
И во прах кидались перед вами!
Свет, о князь, от Игоря уходит!
Пе на благо лист спадает с древа!
По Росй, Суле враг грады делит,
А полку уж Игорева нету!
Дон зовет, Роман, тебя на подвиг,
Всех князей сзывает на победу,
А одни лишь ольговичи вняли
И на брань на зов его доспели...
Ингварь, Всеволод и вы, три брата,
Вы, три сына храброго Мстислава,
Не худа гнезда птенцы крылаты!
Отчин вы мечом не добывали —
Где же ваши шлемы золотые?
Аль уж нет щитов и ляшских палиц?
Заградите острыми стрелами
Ворота на Русь с широкой степи!
Потрудитесь, князи, в поле ратном,
Все за землю Русскую родную,
За живые Игоревы раны!..
Уж не той серебряной струею
Потекла Сула к Переяславлю,
И Двина пошла уже болотом,
Взмущена врагом, под грозный Полоцк!

Услыхал и Полоцк крик поганых!
Изяслав булатными мечами
Позвонил один о вражьи шлемы,
Да разбил лишь дедовскую славу,
Сам сражен литовскими мечами
И изрублен на траве кровавой,
Под щитами красными своими!
И, на том одре на смертшш лёжа,
Сам сказал: «Вороньими крылами
Приодел ты, князь, свою дружину,
Полизать зверям ее дал крови!»
И один, без брата Брячислава,
Без другого Всеволода-брата,
Иаронил жемчужную он душу;
Изронил один из храбра тела,
Сквозь свое златое ожерелье!..
И поникло в отчине веселье,
В Городнё трубят печально трубы...
Все вы, внуки грозного Всеслава,
Опустите ваши красны стяги
И в ножны мечи свои вложите:
Вы из дедней выскочили славы!
В ваших сварах первые вы стали
Наводить на отчий край поганых!
И от вас не лучше половецких,
Таковы ж насилья были Руси!
Загадал о дедине любезной
Тот Всеслав, на Киев жребий бросил,
На коня вскочил он и помчался,
Да лишь древком копия добился
До его престола золотого!
В ночь бежал оттуда лютым зверем,
Синей мглой из Белграда поднялся,
Утром бил уж стены в Новеграде,
Ярослава славу порушая...
Проскочил оттуда серым волком,
От Дудуток на реку Немигу...
Не снопы то стелют на Немиге —
Человечьи головы кидают!
Не цепами молотят — мечами!
Жизнь на ток кладут и веют душу,
Веют душу храбрую от тела!
Ох, не житом сеяны — костями
Берега кровавые Немиги,

Всё своими русскими костями!..
Днем Всеслав суды судил народу
И ряды рядил между князьями,
В ночь же волком побежит, бывало,
К петухам в Тмуторокань поспеет,
Хорсу путь его перебегая!
Да! ему заутреню, бывало,
Зазвонят у полоцкой Софии,
Он же звон у киевской уж слушал!
А хотя и с вещею душою
Был, великий, в богатырском теле,
Все ж беды терпел-таки немало!
Про него и спел Боян припевку:
«Будь хитер-горазд, летай хоть птицещ
Всё суда ты божьего не минешь!»
Ох, стонать земле великой Русской,
Про князей воспоминая давних,
Вспоминая прежнее их время!
Да нельзя ж ведь было пригвоздити
Ко горам ко киевским высоким
Старика Владимира навеки!
По рукам пошли его знамена,
И уж розно машут бунчуками,
Розно копья петь пошли по рекам!
Игорь слышит Ярославнин голос...
Там, в земле незнаемой, поутру
Раным-рано ласточкой щебечет:
«По Дунаю ласточкой помчусь я,
Омочу бебрян рукав в Каяле,
Оботру кровавы раны князю
На белом его могучем теле!..»
Там она, в Путивле, раным-рано
На стене стоит и причитает:
«Ветр-ветрило! Что ты, господине.
Что ты веешь, что на легких крыльях
Носишь стрелы в храбрых воев лады!
В небесах, под облаки бы веял,
По морям кораблики лелеял,
А то веешь, веешь — развеваешь
На ковыль-траву мое веселье...»
108

Там она, в Путивле, раным-рано
На стене стоит и причитает:
«Ты ли, Днепр мой, Днепр ты мой Славутич!
По земле прошел ты Половецкой,
Пробивал ты каменные горы!
Ты ладьи лелеял Святослава,
До земли Кобяковой носил их...
Прилелей ко мне мою ты ладу,
Чтоб мне слез не слать к нему с тобою
По сырым зорям на сине море!.,»
Рано-рано уж она в Путивле
На стене стоит и причитает:
«Светлое, тресветлое ты Солнце,
Ах, для всех красно, тепло ты, Солнце!
Что ж ты, Солнце, с неба устремило
Жаркий луч на лады храбрых воев!
Жаждой их томишь в безводном поле,
Сушишь-гнешь несмоченные луки,
Замыкаешь кожаные тулы...»
Сине море прыснуло к полночи,
Мглой встают, идут смерчй морские:
Кажет бог князь-Игорю дорогу
Из земли далекой Половецкой
К золотому отчему престолу.
Погасают сумерки сквозь тучи...
Игорь спит, не спит, крылатой мыслью
Мерит поле ко Донцу от Дона.
За рекой Овлур к полночи свищет,
По коня он свищет, повещает:
«Выходи, князь Игорь, из полона».
Ветер воет, проносясь по степи,
И шатает вежи половецки:
Шелестит-шуршит ковыль высокий,
И шумит-гудит земля сырая...
Горностаем скок в тростник князь Игорь,
Что бел гоголь по воде ныряет,
На быстра добра коня садится;
По лугам Донца что волк несется;

Что сокол летит в сырых туманах,
Лебедей, гусей себе стреляет
На обед, на завтрак и на ужин.
Что сокол летит князь светлый Игорь,
Что сер волк Овлур за ним несется,
Студену росу с травы стряхая.
Уж лихих коней давно загнали.
Вран не каркнет, галчий стихнул говор,
И сорочья стрекота не слышно.
Только дятлы ползают по ветвям,
Дятлы тёктом путь к реке казуют.
Соловьин свист зори повещает...
Говорит Донец: «Ох, князь ты Игорь!
Величанья ж ты себе да добыл,
А Кончаку всякого проклятья,
Русской всей земле светла веселья!»
Отвечал Донцу князь светлый Игорь:
«Донче, Донче, ты ли, тихоструйный!
И тебе да будет величанье,
Что меня ты на волнах лелеял,
Зелену траву мне стлал в постелю
На своем серебряном побрежье,
Теплой мглою на меня ты веял
Под темной зеленою ракитой;
Серой уткой сторожил на русле,
На струях — чирком, на ветрах — чайкой...
Вот Стугна, о Донче, не такая!
Как пожрет-попьет ручьи чужие,
По кустам, по долам разольется!..
Ростислава-юношу пожрала,
На Днепре ж, на темном побережье,
Плачет мать по юноше, по князе;
Приуныли с жалости цветочки,
Дерева с печали приклонились...»
Не сороки — чу! — застрекотали:
Едут Гзак с Кончаком в злу погоню.
Молвит Гзак Кончаку на погони:
«Коль сокол к гнезду летит, урвался,
Уж млада соколика не пустим,
110

А поставим друга в чистом поле,
Расстреляем стрелами златыми».
И в ответ Кончак ко люту Гзаку:
«Коль сокол к гнезду летит, урвался,
Сокольца опутаем потуже
Крепкой цепью — красною девйцей».
Гзак в ответ Кончаку слово молвит:
«Коль опутать красною девицей,
Не видать ни сокольца младого,
Не видать ни красной нам девицы;
А их детки бить почнут нас в поле,
Здесь же, в нашем поле половецком».
Стародавних былей песнотворец,
Ярослава певший и Олега,
Так-то в песне пел про Святослава:
«Тяжело главе без плеч могучих,
Горе телу без главы разумной».
И земле так горько было Русской
Без удала Игоря, без князя...
Ан на небе солнце засветило:
Игорь-князь в земле уж скачет Русской,
На Дунае девицы запели;
Через море песнь отдалась в Киев.
Игорь едет, на Боричев держит,
Ко святой иконе Пирогощей.
В селах радость, в городах веселье;
Все князей поют и величают,
Перво — старших, а за ними — младших,
Воспоем и мы: свет-Игорь — слава!
Буй тур свету-Всеволоду — слава!
Володимир Игоревич — слава!
Святославу Ольговичу — слава!
Вам на здравье, князи и дружина,
Христиан поборцы на поганых!
Слава князьям и дружине!
Аминь.
Ш

В. И. СТЕЛЛЕЦКИЙ
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВОМ,
ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА
Не подобает ли нам, братья,
повести на старинный лад печальные сказанья
о походе Игоревом, Игоря Святославича?
Петься же той песни по былям нашего времени,
а не по замышлению Боянову.
Боян вещий, братья, коли хотел кому песнь творить,
растекался мыслию по древу,
носился серым волком по земле,
сизым орлом — в подоблачьи:
помнил он, молвится, прежних времен усобицы.
Тогда пускал он десять соколов на стадо лебедей,
которую сокол нагонял,
та первая песнь начинала
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
одолевшему Редедю пред полками касожскими
молодому Роману Святославичу.
Боян же, братья, не десять соколов на стадо лебедей
пускал,
но свои вещие персты на живые струны возлагал,
они же сами князьям славу рокотали.
112

Начнем же, братья, сказание наше
от старого Владимира до нынешнего Игоря,
который напряг ум волею своею
и отточил сердце свое мужеством;
исполнившись ратного духа,
повел свои храбрые полки на землю Половецкую
за землю Русскую.
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце
и видит: от него тьмою
все воины его прикрыты.
И сказал Игорь дружине своей:
«Братья и дружина!
Лучше убитым быть,
чем полоненным быть, —
сядем же, братья, на своих борзых коней,
поглядим в дали синего Дона!»
Воспылал ум князя желанием,
и знаменье жажда ему заслонила
отведать Дона великого.
«Хочу, — молвил, — копье преломить в поле
Половецком с вами, русичи;
хочу сложить свою голову
либо испить шеломом Дона!»
О Боян, соловей старого времени!
Кабы ты своей песнью эти битвы воспел,
скача, соловей, по мысленному древу,
взлетая умом под облака,
свивая славу по обе стороны сего времени!
Рыща тропою Трояновой через поля на горы,
так бы песнь про Игоря петь Велёсову внуку:
«Не буря соколов занесла чрез поля широкие,
галки стаями летят к Дону великому».
Или так бы запеть, вещий Боян, Велесов внук:
«Кони ржут за Сулою, —
звенит слава в Киеве».
Трубы трубят в Новгороде —
стоят стяги в Путивле;
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему Буй-Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый ты, Игорь,
оба мы — Святославичи!
Седлай, брат, коней своих борзых,
§ Злато слово
113

а мои готовы, стоят под Курском оседланы.
А мои куряне — бывалые воины:
под трубы боевые повиты,
под шеломами взлелеяны,
концом копья вскормлены;
пути им ведомы,
овраги знаемы,
их луки напряжены,
колчаны отворены,
сабли изострены;
сами скачут как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю славы».
Тогда вступил Игорь-князь в злат стремень
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступало,
ночь стонала ему грозою, птиц пробудила,
свист звериный в стада их сбил,
Див кличет с вершины древа,
велит послушать земле незнаемой,
Волге, и Поморию, и Посулию,
и Сурожу, и Корсуни,
и тебе, Тмутороканский истукан!
А половцы неторными дорогами побежали к Дону
великому:
кричат телеги в полуночи, словно лебеди
распуганные.
Игорь воинов к Дону ведет.
А уж беду его стерегут птицы по дубравам;
волки грозу накликают по оврагам;
орлы клекотом на кости зверя зовут;
лисицы брешут на красные щиты.
О русские полки! За холм зашли вы порубежный!
Долго мрак ночи длится.
Заря свет зажгла,
туман поля прикрыл.
Щекот соловьиный уснул,
говор галочий пробудился.
Русичи широкие поля своими алыми щитами
перегородили,
ища себе чести, а князю славы.
Рано поутру в пятницу они потоптали поганые полки
половецкие
114

и рассыпались стрелами по полю,
помчали красных девок половецких,
а с ними и злато, и шелк, и дорогие аксамиты.
Плащами, покрывалами и опашнями, и разным
узорочьем половецким
стали мосты мостить по болотам и топким местам.
Чермный стяг, белая хоругвь,
чермная челка, серебряная палица —
храброму Святославичу!
Дремлет в поле храброе Олегово гнездо, далеко залетело!
Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету,
ни тебе, черный ворон, поганый половчйн!
Гза бежит серым волком,
Кончак за ним следом — к Дону великому!
На другой день в час ранний
кровавые зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут —
хотят прикрыть четыре солнца,
и в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дона великого!
Тут копьям преломиться,
тут саблям пощербиться
о шеломы половецкие,
на реке на Каяле, у Дона великого.
О русские полки! За холм зашли вы порубежный!
Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами
на храбрые полки Игоревы.
Земля гудит, реки мутно текут,
прах поля застилает, плеща, стяги говорят,
половцы идут от Дона и от моря,
со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля преградили,
а храбрые русичи — алыми щитами!
Яр-Тур Всеволод! Стоишь на поле брани,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шеломы мечами булатными;
куда, Тур, ни поскачешь, своим златым шеломом
посвечивая,
там и лежат поганые головы половецкие.
№

Порублены саблями калеными шеломы аварские
тобою, Яр-Тур Всеволод!
Ран ли побоится, братья,
забывший почести и богатство, и града Чернигова отчий
злат престол,
и своей милой жены, ясной Глебовны, свычаи и обычаи.
Были века Трояновы,
миновались лета Ярославовы;
были походы Олеговы, Олега Святославича.
Тот Олег мечом крамолу ковал
и по земле стрелы сеял:
вступает в злат стремень во граде Тмуторокани,
а уж звон тот слышал давний великий Всеволод, сын
Ярославов,
а Владимир что ни утро закладал себе уши
в Чернигове;
Бориса же Вячеславича,
младого и храброго князя,
похвальба на смертный суд привела
и на Канине зеленое ложе постлала за обиду Олегову.
С такой же, как ныне, Каялы повез Святополк отца
своего
между угорскими иноходцами ко святой Софии, к Киеву,
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалась и порастала усобицами,
погибала волость Даждьбожьего внука,
в княжьих крамолах век людской сокращался;
тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны каркали,
мертвечину деля меж собою,
а галки речь свою заводили,
собираясь лететь на поживу.
То было в те битвы и в те походы,
а о такой битве не слыхано.
С рассвета до вечера,
с вечера до света,
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шеломы,
трещат копия булатные
в поле незнаемом, среди земли Половецкой.
Черна земля под копытами костьми была засеяна,
а кровию полита;
горем взошли они по Русской земле!
116

Что там шумит, что там звенит издалека
рано перед зорями?
Игорь полк собирает:
жаль ему милого брата Всеволода!
Билися день, бились другой,
на третий день к полудню пали стяги Игоревы.
Тут два брата разлучились на береге быстрой Каялы,
тут кровавого вина не достало,
тут лир докончили храбрые русичи:
сватов напоили,
а сами полегли
за землю Русскую.
Никнет трава с жалости,
а древо с печалью к земле приклонилось.
Уже невеселая, братья, година настала,
уже Пустыня Русскую Силу прикрыла!
Восстала враждою Обида в полках Дажбожьего внука,
вступила девою на землю Троянову.
заплескала лебедиными крыльями на синем море
У Дона,
плещучи, прогнала обильные времена!
Война князей с погаными к концу пришла,
ибо сказал брат брату: «То — мое, и это — мое же!»
И начали князья про малое «вот великое» молвить
и сами на себя крамолу ковать,
а поганые со всех сторон приходили с войною и бедой
на землю Русскую:
О! Далеко залетел сокол — к морю, птиц избивая.
А Игорева храброго полка не воскресить!
По нем кликнула Карна,
И Жля поскакала по Русской земле,
жар неся погребальный в пламенном роге.
Жены русские восплакались, причитая:
«Уже нам милых своих ни мыслию помыслить,
ни думою вздумать,
ни очами не увидеть,
а златом и серебром подавно не потешиться!»
И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от бед и напастей,
тоска разлилась по Русской земле,
печаль обильная потекла среди земли Русской.
117

А князья сами на себя крамолу ковали,
а поганые, с войной и победами рыская по Русской
земле,
дань собирали по векше с двора.
Те два храбрые Святославича,
Игорь и Всеволод,
пробудили кривду самовольством;
ее смирил грозою отец их, великий грозный Святослав
Киевский,
устрашил своими могучими полками и булатными
мечами,
вторгся в землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги,
взмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота,
а поганого Кобяка из Лукоморья,
из железных великих полков половецких, словно вихрь,
выхватил,
и пал Кобяк в граде Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венетичи,
тут греки и морава
поют славу Святославову,
корят князя Игоря,
что добро потопил на дне Каялы, реки половецкой.
Злата русского порассыпали!
Тут Игорь-князь пересел из златого седла да в седло
невольничье!
Уныли по градам их могучие кремлй, а веселие поникло.
А Святослав горестный сон видел в Киеве на горах.
«В ночь сию с вечера одевали меня, — молвил, —
черным покрывалом на кровати моей тисовой,
черпали мне синее вино, с горем смешанное;
сыпали мне из пустых колчанов поганых толмачей
скатный жемчуг на грудь, обряжая меня.
Уже доски без матицы в моем тереме златоверхом!
Всю ночь с вечера вещие вороны каркали у Плесневска
на пойме,
прилетели они из мрака ущелья Кисанского
и понеслися к синему морю.
118

И сказали бояре князю:
«Горе, князь, ум одолело:
слетели два сокола с отчего престола златого
поискать града Тмуторокани
либо испить шеломом Дона.
Уже соколам крылья подрезали поганые саблями,
а самих опутали путами железными.
Ибо техмно стало в третий день: два солнца затмились,
оба столпа багряные погасли-помрачились,
а с ними два молодые месяца, Олег и Святослав, тьмою
заволоклись и в море погрузились.
Дерзость великую придали они пришлецам.
На реке на Каяле Тьма Свет покрыла;
на Русскую землю кинулись половцы, словно выводок
рысей.
Уже напало Бесчестье на Славу,
уже ударило Насилье на Волю,
уже низринулся Див на землю!
Запели готские красавицы-девы на береге синего моря,
звеня русским золотом;
поют время Бусово,
лелеют месть за беду Шарукаяову.
А уже мы, дружина, лишились веселия!»
Тогда великий Святослав изроныл златое слово,
со слезами смешанпое, молвив:
«О сыны мои, Игорь и Всеволод!
Рано вы стали Половецкую землю мечами терзать,
а себе славы добиваться,
но не с честью в бой вступили,
не с честью вы кровь поганую пролили!
Ваши храбрые сердца из надежного булата кованы,
а в удали закалены!
Что же сделали вы с моей серебряной сединой?
А уже не вижу я правды и помощи могучего, и богатого,
и многоратного брата моего Ярослава
с черниговскими вельможами,
с воеводами, со старейшинами, с боярами-шельбйрами,
с воинами-топчаками, с богатырями, с храбрецами,
а ведь они без щитов, с ножами засапожными,
кликом полки побеждают,
звеня прадедовой славой!

Но вы сказали: «Поратуем сами,
новою славой одни завладеем, и прежнюю сами
поделим!»
А диво ли, братья, старому молодым обернуться?
Когда сокол перелиняет,
высоко птиц загоняет —
не даст гнезда своего в обиду!
Но вот зло: князья мне пособлять зареклись;
на худое годины обратились!»
Се в Римове кричат под саблями половецкими,
а Владимир тяжко ранен —
горе и тоска сыну Глебову!
Великий князь Всеволод!
Не мыслию лишь прилететь бы тебе издалека отчий злат
престол поблюсти.
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон
шеломами вычерпать!
Кабы здесь ты был, продавали б рабынь за бесценок,
а рабов и подавно!
Ты ведь можешь посуху живыми стрелять
огнестрелами —
удалыми сыновьями Глебовыми.
Ты, Буй-Рюрик, и Давыд!
Не у вас ли воины по шеломы золоченые в крови
плавали?
Не у вас ли рыкают, словно туры, дружинники храбрые,
раненные саблями калеными на поле незнаемом?
Вступите, государи, в злат стремень за обиду сего
времени,
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!
Галицкий князь Осмомысл Ярослав!
Высоко ты сидишь на своем златокованом престоле,
подперев горы Угорские своими полками железными,
заступив путь королю, затворив Дунаю ворота,
метая громады за облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь ворота Киеву,
стреляешь с отчего златого престола в султанов
за землями —
120

стреляй, государь, в Кончака, в поганого кочевника,
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!
А ты, Буй-Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль стремит ум ваш на подвиги!
Высоко, Буй-Роман, возносишься на подвиг в доблести,
будто сокол, на ветрах ширяющий,
пожелавший птицу в дерзости одолеть!
Есть ведь воины у вас в панцирях железных
под шеломами латинскими!
От них дрогнула земля, и многие племена:
хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы —
копья свои побросали,
а головы свои преклонили
под те мечи вороненые.
Но уже, князь, для Игоря померк солнца свет,
а древо не к добру листву обронило:
по Роси и Суле грады поделили,
а Игорева храброго полка не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу:
Ольговичи, храбрые князья, уже ринулись в бой!
Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича!
Не худа гнезда шестикрыльцы-соколы!
Не по жребьям побед себе волости добыли!
К чему же ваши златые шеломы, и копья ляшские,
и щиты?
Загородите врагам ворота своими острыми стрелами
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!
Уже Сула не течет серебряными струями для града
Переяславля,
и Двина болотом течет тем грозным полочанам под клики
поганых.
Один лишь Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами о шеломы литовские,
поверг славу деда своего Всеслава,
а сам под красными щитами на кровавой траве
повержен литовскими мечами,
и, с суженою обручась, молвил:
«Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели,
а звери кровь полизали!»
121

Не было тут ни брата Брячислава, ни другого —
Всеволода,
один изронил он жемчужную душу из храброго тела чрез
златое ожерелие!
Приуныли голоса, поникло веселие,
трубы трубят городенские.
Ярослав и все внуки Всеславовы!
Долу склоните стяги свои,
вложите в ножны мечи свои пощерблениые —
вы отбились от дедовой славы!
Вы крамолами своими стали наводить поганых
на землю Русскую,
на удел Всеславов:
из-за раздоров пришло к нам насилие
от земли Половецкой!
На седьмом веке Трояновом кинул Всеслав жребий
о девице, ему любой.
Он, обманом оседлав коней, скакнул к граду Киеву
и коснулся палицей золотого престола Киевского;
прянул от полков лютым зверем в полночь из Белгорода
и окутался синею мглой,
а наутро вонзил секиры: отворил ворота Новгорода —
расшиб славу Ярославову.
Скакнул волком до Немиги из Дудуток,
на Немиге снопами головы стелют, молотят цепами
булатными,
кладут жизнь на току, веют душу от тела.
Немиги кровавые берега не добром были засеяны —
засеяны костьми русских сынов!
Всеслав-князь горожанам суд судил,
князьям города рядил,
а сам в ночи волком рыскал,
из Киева волком дорыскивал, до петухов, в Тмуторокань;
великого Хорса в пути обгонял-перерыскивал.
Ему в Полоцке рано к заутрене позвонили в колокола
у святой Софии,
а он в Киеве звон слышал!
Хотя душа ведуна была в храбром теле,
но часто страдал от напастей.
О ней вещий, мудрый Боян еще встарь припевку сказал:
«Ни хитрому, ни гораздому,
122

ни колдуну гораздому
суда божьего не миновать!»
О! Стонать Русской земле, вспоминая прежнюю годину
и прежних князей!
Того старого Владимира нельзя было пригвоздить
к горам Киевским!
А ныне его стяги стали Рюриковы,
а те — Давыдовы.
Но врозь их полотнища веют, розпо их копья поют.
На Дунае Ярославнин голос слышится,
безвестною кукушкой рано кличет:
«Полечу, — молвит, — кукушкою по Дунаю,
омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
отру князю кровавые его раны на могучем его теле».
Ярославна рано плачет в Путивле у бойниц кремля,
причитая:
«О Ветер-Ветрило!
Зачем, господин мой, силой встречною веешь,
зачем наносишь вражьи стрелы на своих легких крыльях
на моего лады воинов?
Мало ли тебе было, высоко под облаками вея, лелеять
корабли па синем море?
Зачем, госнодин, мое веселые по полю ковыльному
развеял?»
Ярославна чуть свет плачет в Путивле-городе на венцах
кремля, причитая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил волной каменные горы среди земли
Половецкой,
ты лелеял на струях своих Святославовы ладьи до полка
Кобякова —
приледей, господин, моего ладу ко мне, чтоб не слала
к нему слез на море рано!»
Ярославна рано плачет в Путивле на стене кремля,
причитая,
«Светлое и тресветлое Солнце!
Всем ты тепло и пригоже!
Зачем, госнодин мой, простер горячие свои лучи
на воинов лады,
123

в поле безводном жаждою им луки согнул,
тоскою колчаны замкнул?»
Взбушевалось море полуночью,
идут смерчи тучами.
Бог стезю Игорю кажет
из земли Половецкой в землю Русскую
к отчему златому престолу.
Погасли вечером зори.
Игорь спит — Игорь глядит,
Игорь мыслию поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
В полночь Овлур коня свистнул за рекою:
велит князю разуметь;
«Князю Игорю не быть тут!» — кликнул.
Стукнула земля, зашумела трава —
вежи половецкие всполошились!
А Игорь-князь поскакал горностаем в тростник густой,
слетел белым гоголем на воду,
вскинулся на борзого коня,
соскочил с него волком-оборотнем
и побежал к лугу Донца,
и полетел соколом под тучами,
побивая гусей и лебедей
к завтраку, и обеду, и ужину.
Когда Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
отрясая студеную росу, —
надорвали они коней своих борзых!
Донец сказал: «Князь Игорь!
Немало тебе величия,
а Кончаку горевания,
а Русской земле веселия!»
Игорь сказал: «О Донец мой!
Немало тебе величия,
лелеявшему князя на волнах,
стлавшему ему зелену траву на своих берегах
серебряных,
одевавшему его теплою мглою под сенью зеленого древа;
стерег ты его гоголвхМ на воде,
чайками на струях,
чернетьми на ветрах!»
Не такова, молвят, река Стугна: скудную струю имея,
пожрав чужие ручьи и воды,
124

расширясь к устью,
юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного
берега.
Плачет мать Ростиславова
по юноше князе Ростиславе!
Приуныли цветы в горести,
а древо с печалью к земле приклонилось.
А не сороки застрекотали —
по следу Игореву рыщут Гза с Кончаком.
Тогда вороны не каркали,
галки приумолкли,
сороки не стрекотали,
поползни стихли, ползали только.
Дятлы стуком путь к реке кажут,
соловьи веселыми песнями свет возвещают.
Молвит Гза Кончаку:
«Коли сокол ко гнезду летит,
соколенка расстреляем своими золочеными стрелами».
Говорит Кончак Гзе:
«Коли сокол ко гнезду летит,
соколика мы опутаем красною девицею».
И сказал Гза Кончаку:
«Коли его опутаем красною девицею,
не будет у нас соколенка,
не будет и красной девицы,
и почнут нас птицы бить в поле Половецком!»
Молвил Боян про походы Святославовы,
слагатель песен о старых временах —
Ярославом, Олеговом, жены кагана:
«Тяжко тебе, голова, без плеч,
зло и телу без головы» —
Русской земле — без Игоря!
Солнце светится на небе:
Игорь-князь — в Русской земле.
Девицы поют на Дунае,
вьются голоса их через море до Киева.
Игорь едет по Борйчеву ко святой богородице
Пирогощей.
125

Рады села, грады веселы!
Спевши песнь старым князьям, надо и молодым запеть:
«Слава Игорю Святославичу,
Буй-Туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
Здравье князьям и дружине,
что встают за христиан на поганые полки!
Князьям слава и дружине!
Аминь.
126

Н. А. ЗАБОЛОЦКИЙ
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ
Вступление
Не пора ль нам, братия, начать
О походе Игоревом слово,
Чтоб старинной речью рассказать
Про деянья князя удалого?
А воспеть нам, братия, его —-
В похвалу трудам его и ранам —
По былинам времени сего,
Не гоняясь в песне за Бояном.
Тот Боян, исполнен дивных сил,
Приступая к вещему напеву,
Серым волком по полю кружил,
Как орел, под облаком парил,
Растекался мыслию по древу.
Жил он в громе дедовских побед,
Знал немало подвигов и схваток,
И на стадо лебедей чуть свет
Выпускал он соколов десяток.
И, встречая в воздухе врага,
Начинали соколы расправу,
И взлетала лебедь в облака
И трубила славу Ярославу.
Пела древний киевский престол,
Поединок славила старинный,

Где Мстислав Редедю заколол
Перед всей касожскою дружиной,
И Роману Красному хвалу
Пела лебедь, падая во мглу.
Но не десять соколов пускал
Наш Боян, но, вспомнив дни былые,
Вещие персты он подымал
И на струны возлагал живые, —
Вздрагивали струны, трепетали,
Сами князям славу рокотали.
Мы же по иному замышленыо
Эту повесть о године бед
Со времен Владимира княженья
Доведем до Игоревых лет
И прославим Игоря, который,
Напрягая разум, полный сил,
Мужество избрал себе опорой,
Ратным духом сердце поострил
И повел полки родного края,
Половецким землям угрожая.
О Боян, старинный соловей!
Приступая к вещему напеву,
Если б ты о битвах наших дней
Пел, скача по мысленному древу;
Если б ты, взлетев под облака,
Нашу славу с дедовскою славой
Сочетал на долгие века,
Чтоб прославить сына Святослава;
Если б ты Трояновой тропой
Средь полей помчался и курганов, —
Так бы ныне был воспет тобой
Игорь-князь, могучий внук Троянов:
«То не буря соколов несет
За поля широкие и долы,
То не стаи галочьи летят
К Дону на великие просторы!»
Или так воспеть тебе, Боян,
Внук Велесов, наш военный стан:
«За Сулою кони ржут,
Слава в Киеве звенит,
В Новеграде трубы громкие трубят,
Во Путивле стяги бранные стоят!»

Часть первая
1
Игорь-князь с могучею дружиной
Мила брата Всеволода ждет.
Молвит буй тур Всеволод: «Единый
Ты мне брат, мой Игорь, и оплот!
Дети Святослава мы с тобою,
Так седлай же борзых коней, брат!
А мои, давно готовы к бою,
Возле Курска под седлом стоят.
2
А, куряне славные —
Витязи исправные:
Родились под трубами,
Росли под шеломами,
Выросли как воины,
С конца копья вскормлены.
Все пути им ведомы,
Все яруги знаемы,
Луки их натянуты,
Колчаны отворены,
Сабли их наточены,
Шеломы позолочены.
Сами скачут по полю волками
И, всегда готовые к борьбе,
Добывают острыми мечами
Князю — славы, почестей — себе!»
3
Но, взглянув на солнце в этот день,
Подивился Игорь на светило:
Середь бела дня ночная тень
Ополченья русские покрыла.
И, не зная, что сулит судьбина,
Князь промолвил: «Братья и дружина!
Лучше быть убиту от мечей,
Чем от рук поганых полонёну!
Сядем, братья, на лихих коней
Да посмотрим синего мы Дону!»
Вспала князю эта мысль на ум —
9 Злато слово
129

Искусить неведомого края,
И сказал он, полон ратных дум,
Знаменьем небес пренебрегая:
«Копие хочу я преломить
В половецком поле незнакомом,
С вами, братья, голову сложить
Либо Дону зачерпнуть шеломом!»
4
Игорь-князь во злат стремень вступает,
В чистое он поле выезжает.
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила,
Свист зверей несется, полон гнева,
Кличет Див над ним с вершины древа,
Кличет Див, как половец в дозоре,
За Сулу, на Сурож, на Поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тмутороканский!
5
И бегут, заслышав о набеге,
Половцы сквозь степи и яруги,
И скрипят их старые телеги,
Голосят, как лебеди в испуге.
Игорь к Дону движется с полками,
А беда несется вслед за ним:
Птицы, поднимаясь над дубами,
Реют с криком жалобным своим,
По оврагам волки завывают,
Крик орлов доносится из мглы —
Знать, на кости русские скликают
Зверя кровожадные орлы;
Уж лиса на щит червленый брешет,
Стон и скрежет в сумраке ночном...
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
6
Долго длится ночь. Но засветился
Утренними зорями восток.
Уж туман над полем заклубился,

Говор галок в роще пробудился,
Соловьиный щекот приумолк.
Русичи, сомкнув щиты рядами,
К славной изготовились борьбе,
Добывая острыми мечами
Князю — славы, почестей — себе.
7
На рассвете, в пятницу, в туманах,
Стрелами по полю полетев,
Смяло войско половцев поганых
И умчало половецких дев.
Захватили золота без счета,
Груду аксамитов и шелков,
Вымостили топкие болота
Япанчами красными врагов.
А червленый стяг с хоругвью белой,
Челку и копье из серебра
Взял в награду Святославич смелый,
Не желая прочего добра.
8
Выбрав в поле место для ночлега
И нуждаясь в отдыхе давно,
9*

Спит гнездо бесстрашное Олега —
Далеко подвинулось оно!
Залетело, храброе, далече,
И никто ему не господин —
Будь то сокол, будь то гордый кречет
Будь то черный ворон — половчин.
А в степи, с ордой своею дикой
Серым волком рыская чуть свет,
Старый Гзак на Дон бежит великий,
И Кончак спешиг ему вослед.
9
Ночь прошла, и кровяные зори
Возвещают бедствие с утра.
Туча надвигается от моря
На четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре солнца не сверкали,
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!
Уж трепещут синие зарницы,
Вспыхивают молнии кругом.
Вот где копьям русским преломиться
Вот где саблям острым притупиться,
Загремев о вражеский шелом!
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
10
Вот Стрибожьи вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел на русские полки.
Стоном стонет мать-земля сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется, поле покрывая,
Стяги плещут: половцы идут!
С Дона, с моря с криками и с воем
Валит враг, но, полон ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.

11
Славный яр тур Всеволод! С полками
В обороне крепко ты стоишь,
Прыщешь стрелы, острыми клинками
О шеломы ратные гремишь.
Где ты ни проскачешь, тур, шеломом
Золотым посвечивая, там
Шишаки земель аварских с громом
Падают, разбиты пополам.
И слетают головы с поганых,
Саблями порублены в бою,
И тебе ли, тур, скорбеть о ранах,
Если жизнь не ценишь ты свою!
Если ты на ратном этом поле
Позабыл о славе прежних дней,
О златом черниговском престоле,
О желанной Глебовне своей!
12
Были, братья, времена Трояна,
Миновали Ярослава годы,
Позабылись правнуками рано
Грозные Олеговы походы.

Тот Олег мечом ковал крамолу,
Пробираясь к отчему престолу,
Сеял стрелы и, готовясь к брани,
В злат стремень вступал в Тмуторокани,
В злат стремень вступал, готовясь к сече.
Звон тот слушал Всеволод далече,
А Владимир за своей стеною
Уши затыкал перед бедою.
13
А Борису, сыну Вячеслава,
Зелен саван у Канйна брега
Присудила воинская слава
За обиду храброго Олега.
На такой же горестной Каяле,
Укрепив носилки между вьюков,
Святополк отца увез в печали,
На конях угорских убаюкав.
Прозван Гориславичем в народе,
Князь Олег пришел на Русь как ворог.
Внук Дажьбога бедствовал в походе,
Век людской в крамолах стал недолог.
И не стало жизни нам богатой,
Редко в поле выходил оратай,
Вороны над пашнями кружились,
На убитых с криками садились,
Да слетались галки на беседу,
Собираясь стаями к обеду...
Много битв в те годы отзвучало,
Но такой, как эта, не бывало.
14
Уж с утра до вечера и снова
С вечера до самого утра
Бьется войско князя удалого,
И растет кровавых тел гора.
День и ночь над полем незнакомым
Стрелы половецкие свистят,
Сабли ударяют по шеломам,
Копья харалужные трещат.
Мертвыми усеяно костями,
Далеко от крови почернев,
Задымилось поле под ногами,

И взошел великими скорбями
На Руси кровавый тот посев.
15
Что там шумит,
Что там звенит
Далеко во мгле, перед зарею?
Игорь, весь израненный, спешит
Беглецов вернуть обратпо к бою.
Не удержишь вражескую рать!
Жалко брата Игорю терять.
Бились день, рубились день другой,
В третий день к полудню стяги пали,
И расстался с братом брат родной
На реке кровавой, на Каяле.
Недостало русичам вина,
Славный пир дружины завершили —
Напоили сватов допьяна,
Да и сами головы сложили.
Степь поникла, жалости полна,
И деревья ветви приклонили.
16
И настала тяжкая година,
Поглотила русичей чужбина,
Поднялась Обида от курганов
И вступила девой в край Троянов.
Крыльями лебяжьими всплеснула,
Дон и море оглашая криком,
Времена довольства пошатнула,
Возвестив о бедствии великом.
А князья дружин не собирают,
Не идут войной на супостата,
Малое великим называют
И куют крамолу брат на брата.
А враги на Русь несутся тучей,
И повсюду бедствие и горе.
Далеко ты, сокол наш могучий,
Птиц бия, ушел на сине море!
17
Не воскреснуть Игоря дружине,
Не подняться после грозной сечи!

И явилась Карна и в кручине
Смертный вопль исторгла, и далече
Заметалась Желя по дорогам,
Потрясая искрометным рогом.
И от края, братья, и до края
Пали жены русские, рыдая:
«Уж не видеть милых лад нам боле!
Кто разбудит их на ратном поле?
Их теперь нам мыслию не смыслить,
Их теперь нам думою не сдумать,
И не жить нам в тереме богатом,
Не звенеть нам серебром да златом!»
18
Стонет, братья, Киев над горою,
Тяжела Чернигову напасть,
И печаль обильною рекою
По селеньям русским разлилась.
И нависли половцы над нами,
Дань берут по белке со двора,
И растет крамола меж князьями,
И не видно от князей добра.
19
Игорь-князь и Всеволод отважный —
Святослава храбрые сыны —
Вот ведь кто с дружиною бесстрашной
Разбудил поганых для войны!
А давно ли, мощною рукою
За обиды наши покарав,
Это зло великое грозою
Усыпил отец их, Святослав!
Был он грозен в Киеве с врагами
И поганых ратей не щадил —
Устрашил их сильными полками,
Порубил булатными мечами
И на Степь ногою наступил.
Потоптал холмы он и яруги,
Возмутил теченье быстрых рек,
Иссушил болотные округи,
Степь до лукоморья пересек.
А того поганого Кобяка
Из железных вражеских рядов

Вихрем вырвал — и упал, собака,
В Киеве, у княжьих теремов.
20
Венецейцы, греки и морава
Что ни день о русичах поют,
Величают князя Святослава,
Игоря отважного кляпут.
И смеется гость земли немецкой,
Что, когда не стало больше сил,
Игорь-князь в Каяле половецкой
Русские богатства утопил.
И бежит молва про удалого,
Будто он, на Русь накликав зло,
Из седла, несчастный, золотого
Пересел в кощеево седло...
Приумолкли города, и снова
На Руси веселье полегло.
Часть вторая
1
В Киеве далеком, на горах,
Смутный сон приснился Святославу,
И объял его великий страх,
И собрал бояр он по уставу.
«С вечера до нынешнего дня, —
Молвил князь, поникнув головою, —
На кровати тисовой меня
Покрывали черной пеленою.
Черпали мне синее вино,
Горькое отравленное зелье,
Сыпали жемчуг на полотно
Из колчанов вражьего изделья.
Златоверхий терем мой стоял
Без конька, и, предвещая горе,
Вражий ворон в Плесенске кричал
И летел, шумя, на сине море».
2
И бояре князю отвечали:
«Смутен ум твой, княже, от печали.
137

Не твои ль два сокола, два чада
Поднялись над полем незнакомым
Поискать Тмуторокани-града
Либо Дону зачерпнуть шеломом?
Да напрасны были их усилья.
Посмеявшись на твои седины,
Подрубили половцы им крылья,
А самих опутали в путины».
3
В третий день окончилась борьба
На реке кровавой, на Каяле,
И погасли в небе два столба,
Два светила в сумраке пропали.
Вместе с ними, за море упав,
Два прекрасных месяца затмились
Молодой Олег и Святослав
В темноту ночную погрузились.
И закрылось небо, и погас
Белый свет над Русскою землею,
И, как барсы лютые, на нас
Кинулись поганые с войною.
И воздвиглась на Хвалу Хула,
И на волю вырвалось Насилье,
Прянул Див на землю, и была
Ночь кругом и горя изобилье.
4
Девы готские у края
Моря синего живут.
Русским золотом играя,
Время Бусово поют.
Месть лелеют Шаруканью,
Нет конца их ликованью...
Нас же, братия-дружина,
Только беды стерегут.
5
И тогда великий Святослав
Изронил свое златое слово,
Со слезами смешано, сказав:

«О сыны, не ждал я зла такого!
Загубили юность вы свою,
На врага не вовремя напали,
Не с великой честию в бою
Вражью кровь на землю проливали.
Ваше сердце в кованой броне
Закалилось в буйстве самочинном.
Что ж вы, дети, натворили мне
И моим серебряным сединам?
Где мой брат, мой грозный Ярослав,
Где его черниговские слуги,
Где татраны, жители дубрав,
Топчаки, ольберы и ревуги?
А ведь было время — без щитов,
Выхватив ножи из голенища,
Шли они на полчища врагов,
Чтоб отмстить за наши пепелища.
Вот где славы прадедовской гром!
Вы ж решили бить наудалую:
«Нашу славу силой мы возьмем,
А за ней поделим и былую».
Диво ль старцу — мне помолодеть?
Старый сокол, хоть и слаб он с виду,
Высоко заставит птиц лететь,
Никому не даст гнезда в обиду.
Да князья помочь мне не хотят,
Мало толку в силе молодецкой.
Время, что ли, двинулось назад?
Ведь под самым Римовым кричат
Русичи под саблей половецкой!
И Владимир в ранах, чуть живой, —
Горе князю в сече боевой!»
6
Князь великий Всеволод! Доколе
Муки нам великие терпеть?
Не тебе ль на суздальском престоле
О престоле отчем порадеть?
Ты и Волгу веслами расплещешь,
Ты шеломом вычерпаешь Дон,
Из живых ты луков стрелы мечешь,
Сыновьями Глеба окружен.
Если б ты привел на помощь рати,
Чтоб врага не выпустить из рук, —

Продавали б девок по ногате,
А рабов — по резани па круг.
7
Вы, князья буй Рюрик и Давид!
Смолкли ваши воинские громы.
А не ваши ль плавали в крови
Золотом покрытые шеломы?
И не ваши ль храбрые полки
Рыкают, как туры, умирая
От каленой сабли, от руки
Ратника неведомого края?
Встаньте, государи, в злат стремень
За обиду в этот черный день,
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого сына Святославича!
8
Ярослав, князь Галицкий! Твой град
Высоко стоит под облаками.
Оседлал вершины ты Карпат
И подпер железными полками.
На своем престоле золотом
Восемь дел ты, князь, решаешь разом,
И народ зовет тебя кругом
Осмомыслом — за великий разум.
Дверь Дуная заперев на ключ,
Королю дорогу заступая,
Бремена ты мечешь выше туч,
Суд вершишь до самого Дуная.
Власть твоя по землям потекла,
В киевские входишь ты пределы,
И в салтанов с отчего стола
Ты пускаешь княжеские стрелы.
Так стреляй в Кончака, государь,
С дальних гор на ворога ударь
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого сына Святославича!
140

о
Вы, князья Мстислав и буй Роман!
Мчит ваш ум на подвиг мысль живая,
И несетесь вы на вражий стан,
Соколом ширяясь сквозь туман,
Птицу в буйстве одолеть желая.
Вся в железе княжеская грудь,
Золотом шелом латинский блещет,
И повсюду, где лежит ваш путь,
Вся земля от тяжести трепещет.
Хинову вы били и Литву;
Деремела, половцы, ятвяги,
Бросив копья, пали на траву
И склонили буйную главу
Под мечи булатные и стяги.
10
Но уж прежней славы больше с нами нет.
Уж не светит Игорю солнца ясный свет.
Не ко благу дерево листья уронило:
Поганое войско грады поделило.
По Суле, по Роси счету нет врагу.
Не воскреснуть Игореву храброму полку!
Дон зовет нас, княже, кличет нас с тобой!
Ольговичи храбрые одни вступили в бой.
11
Князь Ингварь, князь Всеволод! И вас
Мы зовем для дальнего похода,
Трое ведь Мстиславичей у нас,
Шестокрыльцев княжеского рода!
Не в бою ли вы себе честном
Города и волости достали?
Где же ваш отеческий шелом,
Верный щит, копье из ляшской стали?
Чтоб ворота Полю запереть,
Вашим стрелам время зазвенеть
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого сына Святославича!
141

12
Уж не течет серебряной струею
К Переяславлю-городу Сула.
Уже Двина за полоцкой стеною
Под клик поганых в топи утекла.
Но Изяслав, Васильков сын, мечами
В литовские шеломы позвонил,
Один с своими храбрыми полками
Всеславу-деду славы прирубил.
И сам, прирублен саблею каленой,
В чужом краю, среди кровавых трав,
Кипучей кровью в битве обагренный,
Упал на щит червленый, простонав:
«Твою дружину, княже, приодели
Лишь птичьи крылья у степных дорог,
И полизали кровь на юном теле
Лесные звери, выйдя из берлог».
И в смертный час на помощь храбру мужу
Никто из братьев в бой не поспешил.
Один в степи свою жемчужну душу
Из храброго он тела изронил.
Через златое, братья, ожерелье
Ушла она, покинув свой приют.
Печальны песни, замерло веселье,
Лишь трубы городенские поют...
13
Ярослав и правнуки Всеслава!
Преклоните стяги! Бросьте меч!
Вы из древней выскочили славы,
Коль решили честью пренебречь.
Это вы раздорами и смутой
К нам на Русь поганых завели,
И с тех пор житья нам нет от лютой
Половецкой проклятой земли!
14
Шел седьмой по счету век Троянов.
Князь могучий полоцкий Всеслав
Кинул жребий, в будущее глянув,
О своей любимой загадав.
Замышляя новую крамолу,
142

Он опору в Киеве нашел
И примчался к древнему престолу
И копьем ударил о престол.
Но не дрогнул старый княжий терем.
И Всеслав, повиснув в синей мгле,
Выскочил из Белгорода зверем —
Не жилец на киевской земле.
И, звеня секирами на славу,
Двери новгородские открыл,
И расшиб он славу Ярославу
И с Дудуток через лес-дубраву
До Немиги волком проскочил.
А на речке, братья, на Немиге
Княжью честь в обиду не дают:
День и ночь снопы кладут на риге —
Не снопы, а головы кладут.
Не цепом — мечом своим булатным
В том краю молотит земледел,
И кладет он жизнь на поле ратном,
Веет душу из кровавых тел.
Берега Немиги той проклятой
Почернели от кровавых трав —
Не добром засеял их оратай,
А костями русскими — Всеслав.
15
Тот Всеслав людей судом судил,
Города Всеслав князьям делил,
Сам всю ночь, как зверь, блуждал в тумане,
Вечер — в Киеве, до зорь — в Тмуторокани,
Словно волк, напав на верный путь,
Мог он Хорсу бег пересягнуть.
16
У Софии в Полоцке, бывало,
Позвонят к заутрене, а он
В Киеве, едва заря настала,
Колокольный слышит перезвон.
И хотя в его могучем теле
Обитала вещая душа,
Все ж страданья князя одолели,
И погиб он, местию дыша.
Так свершил он путь свой небывалый.
143

И сказал Боян ему тогда:
«Князь Всеслав! Ни мудрый, ни удалый
Не минуют божьего суда».
17
О, стонать тебе, земля родная,
Прежние годины вспоминая
И князей давно минувших лет!
Старого Владимира уж нет.
Был он храбр, и никакая сила
К Киеву б его не пригвоздила.
Кто же стяги древние хранит?
Эти — Рюрик носит, те — Давыд,
Но не вместе их знамена плещут,
Врозь поют их копия и блещут.
Часть третья
1
Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землей
Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?

Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слезы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»
2
И взыграло море. Сквозь туман
Вихрь промчался к северу родному —
Сам господь из половецких стран
Князю путь указывает к дому.
Уж погасли зори. Игорь спит —
Дремлет Игорь, но не засыпает.
Игорь к Дону мыслями летит,
До Донца дорогу измеряет.
Вот уж полночь. Конь давно готов.
Кто свистит в тумане за рекою?
То Овлур. Его условный зов
Слышит князь, укрытый темнотою:
«Выходи, князь Игорь!» И едва
Смолк Овлур, как от ночного гула
10 Злато слово
145

Вздрогнула земля,
Зашумела трава,
Буйным ветром вежи всколыхнуло.
В горностая-белку обратясь,
К тростникам помчался Игорь-князь
И поплыл, как гоголь, по волне,
Полетел, как ветер, на коне.
Конь упал, и князь с коня долой,
Серым волком скачет он домой.
Словно сокол, вьется в облака,
Увидав Донец издалека.
Без дорог летит и без путей,
Бьет к обеду уток-лебедей.
Там, где Игорь соколом летит,
Там Овлур, как серый волк, бежит,
Все в росе от полуночных трав,
Борзых коней в беге надорвав.
3
Уж не каркнет ворон в поле,
Уж не крикнет галка там,
Не трещат сороки боле,
Только скачут по кустам.
Дятлы, Игоря встречая,
Стуком кажут путь к реке,
И, рассвет веселый возвещая,
Соловьи ликуют вдалеке.
4
И, на волнах витязя лелея,
Рек Донец: «Велик ты, Игорь-князь!
Русским землям ты принес веселье,
Из неволи к дому возвратясь». —
«О река! — ответил князь. — Немало
И тебе величья! В час ночной
Ты на волнах Игоря качала,

Берег свой серебряный устлала
Для него зеленою травой.
И, когда дремал он под листвою,
Где царила сумрачная мгла,
Страж ему был гоголь над водою,
Чайка князя в небе стерегла.
5
А не всем рекам такая слава.
Вот Стугна, худой имея нрав,
Разлилась близ устья величаво,
Все ручьи соседние пожрав,
И закрыла Днепр от Ростислава,
И погиб в пучине Ростислав.
Плачет мать над темною рекою,
Кличет сына-юношу во мгле,
И цветы поникли, и с тоскою
Приклонилось дерево к земле».
6
Не сороки во поле стрекочут,
Не вороны кличут у Донца —
Кони половецкие топочут,
Гзак с Кончаком ищут беглеца.
И сказал Кончаку старый Гзак:
«Если сокол улетает в терем,
Соколенок попадет впросак —
Золотой стрелой его подстрелим».
И тогда сказал ему Кончак:
«Если сокол к терему стремится,
Соколенок попадет впросак —
Мы его опутаем девицей». —
«Коль его опутаем девицей, —
Отвечал Кончаку старый Гзак, —
Он с девицей в терем свой умчится,
И начнет нас бить любая птица
В половецком поле, хан Кончак!»
7
И изрек Боян, чем кончить речь
Песнотворцу князя Святослава:
«Тяжко, братья, голове без плеч,

Горько телу, коль оно безглаво».
Мрак стоит над Русскою землей:
Горько ей без Игоря одной.
8
Но восходит солнце в небеси —
Игорь-князь явился на Руси.
Вьются песни с дальнего Дуная,
Через море в Киев долетая.
По Боричеву восходит удалой
К Пирогощей богородице святой.
И страны рады,
И веселы грады.
Пели песню старым мы князьям,
Молодых настало время славить нам:
Слава князю Игорю,
Буй тур Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
Слава всем, кто, не жалея сил,
За христиан полки поганых бил!
Здрав будь, князь, и вся дружина здрава
Слава князям и дружине слава!

РУСЬ и степь
В ЭПОХУ
«С7ЮВД
О П071НУ
ИГОРСЬС»

Общая схема русских княжеств XII в. (по И. А. Голубцову).
Границы обобщены.

Чем больше мы узнаем о времени создания «Слова о полку
Игореве» и о людях, живших тогда на Руси, тем глубже откры¬
вается нам мудрость и красота древней поэмы.
Для общего знакомства с Русью XII века лучше всего обра¬
титься к работам выдающегося советского историка Бориса
Александровича Рыбакова. Он широко известен в нашей стране
и за рубежом такими фундаментальными исследованиями, как
«Ремесло Древней Руси», «Древняя Русь. Сказания. Былины. Ле¬
тописи», «Язычество древних славян», «Киевская Русь и рус¬
ские княжества XII—XIII вв.», «Геродотова Скифия».
Научные труды Б. А. Рыбакова отмечены Ленинской и Госу¬
дарственной премиями, ему присвоено звание Героя Социалисти¬
ческого Труда.
Б. А. РЫБАКОВ
РУССКИЕ КНЯЖЕСТВА XII — НАЧАЛА XIII в.
«И разъдрася вся Русская земля...» — записал в сво¬
ей хронике один из летописцев под 1132 г., когда после
смерти великого князя киевского Мстислава, сына Мо¬
номаха, все княжества Руси вышли из повиновения Ки¬
еву и начали жить самостоятельной жизнью. Князья по¬
лутора десятков суверенных государств, равных и подоб¬
ных западноевропейским королевствам, занялись «устро¬
ением своих земель», что нашло отражение в интересней¬
ших грамотах-описях 1130-х годов, определяющих повин¬
ности разных городов и округов внутри отдельных кня¬
151

жеств. Но в еще большей мере для наступившей новой
эпохи так называемой «феодальной раздробленности» ха¬
рактерны длительные кровопролитные усобицы князей,
войны за расширение земельных владений, которые со¬
временник с горечью называл «погибелью земли Рус¬
ской», так как внутренние войны были бессмысленны
с общенародной точки зрения и, кроме того, крайне
ослабляли обороноспособность Руси по отношению
к внешней опасности (половцы, татары, немцы-кресто¬
носцы) .
Период феодальной раздробленности длился в России
с XII по конец XV в., но внутри этого более чем трехве¬
кового отрезка времени существовал четкий и тягостный
рубеж — татарское нашествие 1237—1241 гг., после ко¬
торого иноземное иго резко нарушило естественный
Князь Ярослав
Владимирович
Мудрый. Реконст¬
рукция М. М. Гера¬
симова
по черепу,
найденному
в гробнице
Ярослава.

ход русского исторического процесса, сильно замедлило
его.
Период феодальной раздробленности полон сложных,
противоречивых процессов, которые нередко ставят исто¬
риков в тупик. Особенно заметны отрицательные сторо¬
ны эпохи: явное ослабление общего военного потенциала,
облегчающее иноземное завоевание, междоусобные войны
и возрастающее дробление княжеских владений. В се¬
редине XII в. было 15 княжеств; в начале XIII в., нака¬
нуне нашествия Батыя, — около 50, а в XIV в. (когда
уже начался процесс феодальной консолидации) количе¬
ство великих и удельных княжеств достигало примерно
250. Причиной такой дробности были разделы владений
князьями между своими сыновьями; в результате княже¬
ства мельчали, слабели, и итоги этого стихийного про¬
цесса рождали у современников иронические поговорки:
«В Ростовской земле — князь в каждом селе»; «в Ро¬
стовской земле у семи князей один воин».
С другой стороны, необходимо обратить внимание на
то, что начальная фаза феодальной раздробленности (до
того, как в нормальное развитие вмешался фактор за¬
воевания) характеризуется не упадком культуры, как
можно было бы ожидать, исходя из перечисленных отри¬
цательных явлений, а, наоборот, бурным ростом городов
и ярким расцветом русской культуры XII — начала
XIII в. во всех ее проявлениях. Из этого следует, что
новая политическая форма, очевидно, содействовала на
первых порах прогрессивному развитию.
Много неясности и в определении причин, породив¬
ших феодальную раздробленность, а с этим неизбежно
связан и вопрос о времени ее возникновения. Одной из
причин считали раздел княжества между сыновьями, а
«удельный период» начинали с завещания Ярослава Муд¬
рого (1054 г.), разместившего своих сыновей в разных
русских областях. Но тогда надо было бы начинать с Вла¬
димира I, распределившего по Руси всех своих двена¬
дцать сыновей, являвшихся наместниками великого кня¬
зя. Другой причиной считают княжеские усобицы. Но
междоусобные войны князей-братьев начались тоже еще
при сыновьях Святослава: Ярополк воевал с Олегом, и
тот был убит; Владимир воевал с Ярополком и поручил
варягам убить брата. Вторая серия усобиц, длившихся
целых десять лет, падает на годы 1015—1024-й, когда
из двенадцати сыновей Владимира уцелело только
трое.
153

Усобицы князей на Руси, как и в европейском сред¬
невековье, сопутствовали (и в значительной мере пре¬
пятствовали) историческому движению, но не определяли
полностью ту или иную политическую форму. Разделы
княжеских земель между наследниками, ставшие ощу¬
тимыми с XIII в., усугубляли дробление княжеств-госу¬
дарств, но, опять-таки, не создавали нового явления в по¬
литической жизни Руси. Экономической основой и обос¬
нованием феодальной раздробленности считают натураль¬
ное хозяйство. Это верно, как констатация факта, но ни¬
как не объясняет причин перехода от единой державы
к нескольким независимым княжествам, так как и в пер¬
вобытности, и при появлении переходных форм (союзы
племен), и в необъятной по своей территории Киевской
Руси IX — начала XII в. господствовало натуральное
Мечи X в., найденные на дне Днепра.

хозяйство. Больше того, именно в XII в. одновременно
с распадом Киевской Руси исконная замкнутость хозяй¬
ства начала частично нарушаться: городские мастера все
больше переходили к работе на рынок, их продукция все
в большей степени проникала в деревню, не меняя, прав¬
да, основ хозяйства, но создавая принципиально новые
контакты города с возникающим широким деревенским
рынком.
Расчленение раннефеодальных грандиозных империй
на ряд фактически (а иногда и юридически) суверенных
княжеств-королевств было неизбежным этапом в развитии
феодального общества, будь то Киевская Русь в Восточ¬
ной Европе или империя Каролингов в Центральной
Европе*, с которой Маркс сопоставлял Киевскую
Русь.
Необходимо отказаться от понимания всей эпохи фео¬
дальной раздробленности как времени регресса, движения
вспять. Быть может, не слишком удачна и наша привыч¬
ная научно-учебная терминология: «Киевская Русь
распалась...»; «единое могучее государство раздробилось
на ряд княжеств...» Читатель сразу начинает сожалеть
о том, что прекрасное государство, воспетое былинами и
летописями, «раздробилось», «распалось»: нечто целое
перестало существовать и превратилось в обломки,
в осколки, которые по самому своему терминологиче¬
скому смыслу должны быть хуже непотревоженного це¬
лого.
Если мы внимательно вглядимся в сущность явлений,
происходивших в XI—XII вв., то несомненно мы предпо¬
чтем другие обозначения вроде следующих: «Киевская
Русь была зерном, из которого вырос колос, насчиты¬
вавший несколько новых зерен-княжеств». Или: «Киев¬
ская Русь была матерью, вырастившей многих сыновей,
составивших новое поколение», и т. п.
Феодальная раздробленность являлась, как это ни па¬
радоксально на первый взгляд, результатом не столько
дифференциации, сколько исторической интеграции.
Когда речь идет о феодальном обществе, создаваемом
феодальным классом, нас в первую очередь должна ин¬
тересовать совокупность первичных ячеек феодализма —
вотчин — и их исторический путь. К сожалению, они
недостаточно освещены источниками, но некоторые при¬
близительные расчеты мы все же можем сделать. Сколь¬
ко на Руси было вотчин? Союзов племен в IX—X вв.
было 15. Во главе союза стоял «светлый князь», упоми¬
155

наемый договором 911 г.; союз племен (Вятичи, Криви¬
чи, Древляне и др.)? по условному десятичному делению,
соответствовал «тьме» (см. выше), т. е. 10 000. Термин
«тьма» в более поздних источниках соответствовал кня¬
жеству («Смоленская тьма», «Киевская тьма» и т. п.).
Каждый союз состоял примерно из десяти «тысяч»,
во главе которых стояли просто князья («всякое княжье»
договора 944 г., «князья, иже роспасли зелю» летопись
946 г.), общее число которых у восточных славян долж¬
но достигать 150. Добавим к этому (исходя из того же
десятичного расчета) еще 140 племенных князьков несла¬
вянских народов, плативших дань Руси. «Всякого
княжья» для X в. наберется свыше двух сотен. В каждом
таком князе мы вправе видеть уже оформившегося или
оформляющегося феодала, властителя определенной
округи. Но этим еще не кончаются наши расчеты. Каж
дая «тысяча» подразделялась на «сотни», под которыми
следует понимать комплексы из нескольких «весей» —
деревень или сел. Во главе сотни стоял родовой старей¬
шина, староста («старший ста», сотни), может быть,
«старец земский». Перед этим низшим слоем, возглав¬
лявшим (или управлявшим) деревенское население, ис¬
числяемое сотней душ взрослых мужчин-работников, муж-
чин-ратников, открывалась полная возможность превра¬
титься в вотчинника-феодала. Тогда количество вотчин¬
ных владений всех рангов перевалит за 3000.
К этому можно добавить некоторое количество захва¬
тов и бенефициальных пожалований * со стороны высшей
княжеской власти и ее дружинников.
На всю эту значительную массу потенциальных и уже
оформившихся вотчинников значительное воздействие
оказывало хорошо известное нам полюдье. Грозная сила
всех великокняжеских войск, ежегодно объезжавших под¬
властные племена, не только непосредственно отбирала
часть урожая и охотничьей добычи, но и воздействовала
на организацию дела местной знатью — ведь до отдален¬
ных, глубинных краев всех племен сам великий князь за
срок полюдья добраться не успевал. Для сохранения ми¬
ра, для выполнения обусловленных норм дани князья,
«пасшие земли», должны были организовать доставку
дани племенной и сотенной знатью. Полюдье киевских
князей стимулировало интенсивное отчуждение прибавоч¬
ного продукта местной знатью, а тем самым ускоряло пе¬
реход к феодальным отношениям господства и подчине¬
ния во всех звеньях десятично-племенной системы. Перед
156

местной знатью еще в lX—X вв., когда она была полу¬
феодальной, полупервобытной, вставали вопросы органи¬
зации дела, взаимных отношений друг с другом, отно¬
шений с верховной властью и с крестьянской общиной,
на которую велось коллективное, ускоряемое полюдьем
наступление социальных верхов.
Все это заставляло местное боярство и «княжье» изыс¬
кивать различные меры соблюдения своих интересов и
выполнения требований Киева. Вот здесь-то и приходи¬
лось им, выражаясь языком того времени, «думать о строе
земельном», т. е. о своем бытии в качестве класса. Скла¬
дываются вассальные отношения, идет, очевидно, повсе¬
местно борьба за иммунитет, за право наследования
и т. п.
«Коловращение» князей во второй половине XI в., ча¬
стая смена князей в стольных городах, ослаблявшая кня¬
жеский слой в целом и разорявшая местную знать, долж¬
ны были усилить заботу земского боярства о своем строе
земельном. Местному боярству нужна была консолидация
для противодействия княжеской чехарде и княжеской
жадности, и, конечно, масштабы всей Киевской Руси не
соответствовали возможностям провинциальных феода¬
лов. Боярство XI—XII вв. вполне доросло до интеграции
в рамках близких к древним племенным союзам, но не
более.
Раннефеодальная империя — так сказать, возрастная,
временная политическая форма, особенно необходимая
в условиях постоянной внешней опасности для содействия
первичным процессам феодализации. Развитой феодализм
характеризуется потребностью наладить нормальное про¬
изводство на феодальных началах в деревне и в городе.
Огромные масштабы Киевской Руси для этого не нужны.
Феодальному хозяйству тогда не под силу было действен¬
но объединить колоссальные пространства Киевщины и
Полесья, Суздальского Ополья и новгородских озер, пло¬
дородной Волыни и приморской Тмутаракани. Объедине¬
ние было непрочным и отчасти вызванным внешними при¬
чинами.
Время для централизованного государства в таких
масштабах еще не настало; это произошло лишь на поро¬
ге капитализма, в XVIII в., когда масштабы европейской
части Российской империи приблизились к Киевской
Руси.
Для молодого русского феодализма IX—XI вв. еди¬
ная Киевская Русь была как бы нянькой, воспитавшей
157

и охранившей от всяких бед и напастей целую семью рус¬
ских княжеств. Они пережили в ее составе и двухвеко¬
вой натиск печенегов, и вторжение варяжских отрядов,
и неурядицу княжеских распрей, и несколько войн с по¬
ловецкими ханами, а к XII в. выросли настолько, что
смогли начать самостоятельную жизнь.
Раннефеодальная монархия при все возраставшем уча¬
стии боярства вывела Русские земли на путь спокойного,
нормального развития, одолев как стремительных полов¬
цев, так и не менее стремительных князей — искателей
счастья. Основная часть господствующего класса — много¬
тысячное земское (местное) боярство — получила в по¬
следние годы существования Киевской Руси Простран¬
ную Русскую Правду, определявшую феодальные права.
Но книга на пергамене, хранящаяся в великокняжеском
архиве, не помогала реальному осуществлению боярских
прав.
Даже сила великокняжеских вирников, мечников, вое¬
вод не могла из Киева реально помогать далекому про¬
винциальному боярству окраин Киевской Руси.
Земскому боярству XII в. нужна была своя, местная,
близкая власть, которая сумела бы быстро претворить
в жизнь юридические нормы Правды, своевременно по¬
мочь боярину в его столкновениях с крестьянством. Нуж¬
ны были иные масштабы государства, иная структура
Феодального организма, более приспособленная к нуждам
основного, прогрессивного тогда класса феодалов.
Такая структура была дана самой жизнью, масштабы
ее и географические пределы были выработаны еще на¬
кануне сложения Киевской Руси. Мы имеем в виду сою¬
зы племен, те «княжения» Кривичей, Словен, Волынян,
которые были поименованы летописцем и долго еще по¬
том служили географическими ориентирами.
Киевская Русь распалась на полтора десятка само¬
стоятельных княжеств, более или менее сходных с полу¬
тора десятками древних племенных союзов.
Столицы многих крупнейших княжеств были в свое
время центрами союзов племен: Киев у Полян, Смоленск
у Кривичей, Полоцк у Полочан, Новгород у Словен, Нов-
город-Северский у Северян. Союзы племен были устой¬
чивой общностью, складывавшейся веками; географиче¬
ские пределы их были обусловлены естественными рубе¬
жами.
За время раннефеодальной империи здесь повсемест¬
158

но сложились феодальные отношения; родовая и племен¬
ная знать превратилась в бояр, развились города, начав¬
шие даже соперничать с Киевом. Когда приостановилось
быстрое, как в калейдоскопе, перемещение князей, то
местное боярство смогло остановить свой выбор на том
или ином князе, прося его остаться княжить и не пре¬
льщаться миражем великого княжения. Князья закреп¬
лялись в стольных городах и основывали свои местпые
династии: Ольговичи в Чернигове, Изяславичи на Волы¬
ни, Брячиславичи в Полоцке, Ростиславичи в Смоленске,
Юрьевичи во Владимиро-Суздальской земле и др. Каждое
из новых княжеств полностью удовлетворяло потребно¬
сти феодалов — из любой столицы XII в. можно было
доскакать до границ этого княжества за три дня. В этих
условиях нормы Русской Правды могли быть подтверж¬
дены мечом властителя вполне своевременно.
Князья, обосновавшиеся прочно в той или иной земле,
по-иному относились к нормам эксплуатации и феодаль¬
ным поборам, заботясь, во-первых, о том, чтобы не раз¬
дражать то боярство, которое помогло им здесь обосно¬
ваться, и, во-вторых, о том, чтобы передать свое княже-
пие детям в хорошем хозяйственном виде.
В каждом из княжеств появился свой епископ, князья
издавали свои уставные грамоты, при дворе каждого
князя велась летопись, в каждом стольном городе возник¬
ли свои художественные и литературные направления.
Это не нарушало еще единства древнерусской народно¬
сти, но позволяло выявиться местным творческим силам.
Кристаллизация самостоятельных княжеств проходила на
фоне бурного развития производительных сил (главным
образом в городах) и в значительной мере была обуслов¬
лена этим развитием. Рост производительных сил начался
задолго до образования княжеств. Успехи раннефеодаль¬
ной монархии Владимира I позволили тогда особенно ин¬
тенсивно развиваться и земледелию, и ремеслу, и строи¬
тельству замков, и городам, и торговле.
Но во второй половине XI в., в эпоху неустойчивости
и конфликтов, произошел разрыв между продолжавши¬
ми развиваться производительными силами и политиче¬
ской формой, временно затормозившей нормальное раз¬
витие класса феодалов. Возрождение феодальной монар¬
хии при Святополке, Мономахе, Мстиславе, вызванное чи¬
сто внешними причинами, но усиленное прямым вмеша¬
тельством боярства, несколько поправило дело. Однако,
несмотря на несомненные личные таланты Владимира
159

Мономаха и его сына, оказалось, что форма единой ав¬
тократической империи уже изжила себя и для полного
соответствия надстройки базису нужно было уменьшить
масштабы объединения, приблизить государственную
власть к феодалам на местах, поставить рядом с Киевом
еще несколько центров.
Боярство каждого княжества, отобравшее себе наибо¬
лее подходящего князя, должно было быть довольно
эмансипацией от Киева и той долей участия в управле¬
нии своей земли, которую оно получало, пугая своего
князя широкими возможностями нового выбора, пригла¬
шения на его место нового князя из числа многочислен¬
ных его родичей, кормившихся в захудалых городках
вроде Клечьска, Вщижа или Курска. Князь, со своей сто¬
роны, был доволен тем, что строил свое новое гнездо проч¬
но и основательно; князь знал, что сейчас боярское вой¬
ско поддержит его (если он угоден боярству); он созна¬
вал, что боярство будет препятствовать надоевшим исто¬
щающим усобицам, будет ограждать его (в своих бояр¬
ских интересах) от соперников-князей; князь понимал,
что при таких благоприятных условиях он сможет спо¬
койно передать свое княжество, свой княжий двор, вот¬
чины и села своим сыновьям, что княжеская власть
в этой земле останется в его роду.
Феодальные княжества XII в. были вполне сложивши¬
мися государствами. Их князья обладали всеми правами
суверенных государей; они «думали с боярами о строе
земельном и о ратех», т. е. распоряжались внутренними
делами и имели право войны и мира, право заключения
любых союзов, хотя бы даже с половцами. Никто им этого
права не давал, оно возникло из самой жизни. Великий
князь киевский, ставший первым среди равных, не мог
помешать ни Новгороду Великому ограничить (по суще¬
ству, упразднить) княжескую власть или заключить до¬
говор с Ригой, ни Юрию Долгорукому сговориться с Вла¬
димиром Галицким против Киева, ни черниговским Оль-
говичам дробить свою землю на уделы или вступать
в союз с половецкими ордами.
Власть киевского князя над всей Русью безвозвратно
отошла в прошлое, так же как и многое другое в межкня-
жеских отношениях. Прежнее плохо соблюдавшееся ди¬
настическое старшинство уступило место новым формам
вассальных отношений. Теперь представитель старшей
ветви нередко «ездил подле стремени» более сильного
князя, происходившего от младшей ветви, брат называл
460

брата «отцом», признавая тем самым его своим сюзе¬
реном.
Буйное племя князей вынуждено было в новых усло¬
виях полностью осесть на землю и занять разные ступе¬
ни феодальной лестницы.
Самую верхнюю ступень теперь занимал уже не один
киевский великий князь; в XII в. титул «великий князь»
применялся и к черниговским, и к владимирским, и к дру¬
гим князьям. Их великие княжения вполне соответство¬
вали и по размерам территории, и по своей внутренней
сущности западноевропейским королевствам. Процесс их
отпочкования от Киева строго соответствовал общим исто¬
рическим условиям.
Раньше других обособились те земли, которым никог¬
да не угрожала половецкая опасность, — Новгород и По¬
лоцк. У каждой из этих земель были собственные торго¬
вые пути в Западную Европу; это увеличивало их са¬
мостоятельность, и уже в XI в. они постоянно проявляли
сепаратистские тенденции. В 1136 г. восстание новгород¬
цев завершилось превращением Новгорода в феодальную
республику.
Вслед за Новгородом и Полоцком обособились Галич,
Волынь и Чернигов. Галичу помогало в этом его окра¬
инное положение, удаленность от основного театра вой
ны с половцами и близость к Венгрии и Польше, откуда
могла прийти поддержка. Обособлению Чернигова благо¬
приятствовали его связи с Юго-Востоком, Тмутараканью,
Кавказом: когда появились в степях половцы, то черни¬
говские князья, более других связанные со степным
миром, наладили с ними дружественные отношения,
породнились и широко пользовались поддержкой «пога¬
ных».
Постепенно оформилась новая политическая карта Ру¬
си со многими центрами. Киевская земля сохранилась
в пределах между Днепром и Горынью, Полесьем и
степью.
Сам Киев в XII в. представлял собой большой куль¬
турный центр, где строились новые здания, писались ли¬
тературные произведения, создавался замечательный ле¬
тописный свод 1198 г., объединивший десяток летописей
отдельных княжеств. Киев не управлял больше Русски¬
ми землями, но сохранил величественность «порфиронос¬
ной вдовы».
Именно здесь, в Киеве, при дворе «великого и гро;;
ного» Святослава, была написана в 1185 г. одна из луч¬
11 Злато слово

ших во всей средневековой Европе политических поэм
с широкой общенародной программой военного союза
против степняков — «Слово о полку Игореве»* Автор
гневно осуждает княжеские усобицы в прошлом и на¬
стоящем, призывает князей сплотиться в едином походе
против половцев.
Осуждал ли автор «Слова» существовавшее в его вре¬
мя положение — наличие наряду с Киевским еще доброго
десятка других самостоятельных княжеств? Пытался ли
он воскресить известное ему по летописям время единой
Киевской Руси? Противопоставлял ли он свое время ста¬
рому, осуждая новое и идеализируя прошлое? Нет, ниче¬
го этого мы в «Слове о полку Игореве» не найдем. Его
автора заботит лишь одно — опасность разрозненных се¬
паратных действий кпязей и настоятельная необходимость
в условиях нового половецкого натиска 1170--1180-х го¬
дов объединения ими своих полков.
Не порицая отдельных владетелей, а, наоборот, отно¬
сясь с полным уважением к их великокняжеским правам,
он воспевает феодальных владык, русских «королей», об¬
ращаясь то к могучему Всеволоду Большое Гнездо, то
к величественному Ярославу Осмомыслу Галицкому, то
к потомкам вещего Всеслава с призывом «встать за зем¬
лю Русскую».
После недолгого «медового месяца» совместной жизни
боярства и севших на землю князей обозначился уже
в 1160-е годы ряд противоречий. Боярство в своей массе
было инертно, малоподвижно и больше всего на свете
интересовалось своей вотчиной.
Если кругозор людей родового строя ограничивался
микроскопическим «миром», границами родовой земли
в 10—15 км от поселка, то горизонт простого боярина
раздвинулся до пределов нескольких таких «миров», но
не более. Многое в вотчине основывалось на натуральном
хозяйстве, которое никак не могло способствовать рас¬
ширению кругозора. Главными задачами среднего феода¬
ла являлись, во-первых, ведение своего хозяйства, т. е.
отчуждение доли урожая тех нескольких миров, землю
которых он, феодал, объявил своей, а во-вторых, ограж¬
дение этой вотчинной земли от вмешательства более силь¬
ных феодалов. Средний феодал не был сторонником ни
усобиц, ни далеких завоевательных походов. Сидеть
в своем родовом гнезде, в своей «отчине и дедине» он
считал основным, наиболее естественным своим положе¬
нием. Если князь тянул таких бояр с их слугами и хо¬
162

лопами на какую-нибудь войну, то бояре, по образному
выражению летописца, «идучи не идяху».
На другом полюсе класса феодалов находились князья
и сосредоточенная в городах крупная землевладельческая
знать, которая то ладила с князем, то бывала порой не¬
довольна его крутым нравом. Эта знать нередко интере¬
совалась делами соседнего княжества, участвовала в усо¬
бицах, затевала походы в чужие земли. Ее кругозор был
широк, но ее возможности становились все более огра¬
ниченными.
Князья — основатели новых династий — быстро пу¬
стили корни в своих княжествах и стремились стать са-
мовластцами внутри только что приобретенных земель.
Только одно поколение князей прожило дружно с зем¬
ским боярством, пригласившим их княжить. Сыновья
Юрия Долгорукого, Изяслава Мстиславича, Ярослава
Осмомысла уже бились не на живот, а на смерть с бояр¬
ством собственной земли.
Князьям была нужна надежная опора в этой борьбе,
послушные силы, готовые в любое время двинуться в лю¬
бое место, «ища князю славы, а себе чести», т. е. посто¬
янная дружина, расположенная поблизости от столицы
княжества.
Степень развития феодальных отношений была теперь
уже не та, что при Владимире I, содержавшем огромные
лагеря дружинников, — в XII в. не нужно было все
свои резервы держать при дворе, можно было «распустить
дружину по селам», т. е. дать поместья своим военным
слугам, сделать их тем, что в XVI в. называлось дворян¬
ством или «детьми боярскими». Многие слуги, рядовичи и
тиуны, выполнявшие хозяйственные и административно¬
судебные функции в княжестве, вероятно, тоже получали
княжескую «милость» и становились условными, времен¬
ными держателями княжеской земли, причем вполне воз¬
можно, что часть из них за особые заслуги получала зем¬
ли в наследственное, вотчинное владение, переходя в раз¬
ряд боярства.
Рожденная новыми условиями низшая прослойка фео¬
далов — дворянство — была бедна, экономически неустой¬
чива, жадна до земли и крестьян, но определенна в сво¬
их политических симпатиях и антипатиях. Дворянство
с самого своего возникновения было поставлено в поло¬
жение соперника боярства, причем соперника слабого,
неуверенного в завтрашнем дне, жившего одними княже¬
скими милостями; поэтому в глазах дворянина XII—
11*
163

XIII вв. князь был и умным кормчим, и сильной кре¬
постью, и могучим дубом, противостоящим бурям и вет¬
рам, а боярство — жадным, напористым обидчиком.
«Лучше мне в лаптях жить при княжьем дворе, чем
в сафьяновых сапогах при боярском», — резюмировал
один из таких княжеских слуг.
В своих спорах с соседними государствами, в повсе¬
дневных столкновениях с боярами князья могли опи¬
раться на «отроков», «детских». Уже в конце XI в. Все¬
волод Ярославич «возлюби смысл уных», а в середине
XII в. один из князей прямо заявил, что если бояре
с ним не согласны, то его дворяне («детские») заменят
их и станут у него на положении бояр.
Наибольшие резервы конных дружин, близких по по¬
ложению к дворянству, были в распоряжении киевского
князя. На огромном степном пространстве, окаймленном
лесами Днепра, Стутны и Роси, на 6 тыс. кв. км жили
и кочевали поселенные здесь киевскими князьями племе¬
на Черных клобуков, в состав которых входили торки,
берендеи и печенеги.
Итак, рыцарственный XII век выдвинул не только бо¬
ярство, находившееся ранее несколько в тени, но и раз¬
нообразное дворянство, включившее в себя и дворцовых
слуг, и воинов — «детских» или «отроков», и беспокой¬
ных всадников — торков и печенегов.
Любечский замок. Конец XI в. Реконструкция Б. А. Рыбакова.

Важным элементом средневекового общества явились
города, развивавшиеся в ту пору особенно бурно и пол¬
нокровно. Средневековый город был сложным и многооб¬
разным социальным организмом, который никак нельзя
охарактеризовать какой-нибудь одной чертой.
Город был крепостью, убежищем во время опасности
для окрестных смердов; он был как бы коллективным
замком крупнейших земельных магнатов округи во глаье
с самим князем. Боярские и княжеские дворы занимали
в городе видное место. В силу этого город являлся есте¬
ственным административным центром округи (или кня¬
жества), местом суда и платежа, местом издания разных
постановлений. Он был средоточием разнообразного ре¬
месла: посады широким кольцом окружали его аристо¬
кратическую часть — кремль, или «детинец». В городе
производилось все, что было нужно для хозяйства или
войны, все, что украшало быт или служило предметом
вывоза. Он был также главнейшим (а иногда и един¬
ственным) местом торговли округи и средоточием запасов
и богатств; городские ростовщики пускали свои щупаль¬
ца в беднейшие кварталы ремесленников, ссужая свои
капиталы под бесчеловечно высокие проценты.
В городах и в непосредственной близости от них вы¬
зревал и развивался еще один элемент феодального сред¬
невековья — церковь. Церковь в XI—XII вв. стала не
только органом идеологического воздействия, но и частью
самого господствующего класса. Во главе церкви стоял
митрополит, намечаемый великим князем и утверждае¬
мый собором епископов. Епископы управляли епархия¬
ми, которые в XII в. территориально совпадали с круп¬
нейшими княжествами и владели большими земельными
угодьями, селами и городами.
Если митрополит отчасти соответствовал великому
князю (хотя и зависел от него), а епископ — князю от¬
дельной земли, то боярству в церковной сфере соответ¬
ствовали монастыри, становившиеся в это время крупны¬
ми земельными собственниками. Монастырская земля но
дробилась по наследству, как княжеская или боярская, и
поэтому монастыри быстро богатели. Епископами и игу¬
менами крупных пригородных монастырей нередко бы¬
вали богатые знатные люди, связанные с придворными
кругами, получавшие богатые вклады и ведшие княже¬
ское летописание. Монастыри вели торговлю и занима¬
лись ростовщичеством.
Все звенья церковной организации принимали актив¬
165

ное участие в политической жизни, в феодальных усо¬
бицах и классовой борьбе. Христианская формула «рабы
да повинуются господам своим» находила широчайшее
применение в условиях обострения социальных кон¬
фликтов.
Все перечисленные составные части русского феодаль¬
ного общества находились в развитии, в непрерывном
движении и в различных сочетаниях образовывали враж¬
дующие между собой блоки и группы.
Князья создавали и поддерживали дворянство для
борьбы против крестьян и бояр. Крупное боярство стре¬
милось при посредстве боярской думы ограничить само¬
державие князей и одновременно с той же целью ока¬
зывало давление па дворян, оттесняя их на задний план.
Возможно, что желание создать свои резервы военных
и дворовых слуг толкало боярство на возрождение холоп¬
ства, которому уделено так много места в Пространной
Русской Правде. Иные холопы вели торг как от имени
господина, так и от себя. Результатом конфликтов бояр¬
ства с закрепощаемым крестьянством явилось переселе¬
ние закупов в укреилеппые дворы феодалов, что явствует
как из Русской Правды, так и из археологических дан¬
ных о дворах XII в.
Города бурлили в мятежах. «Черные люди» городских
посадов одинаково терпели и от боярства и от купече¬
ства. Их неожиданными союзниками оказывались могуще¬
ственные князья, всегда готовые поддержать ту силу,
которая могла быть направлена против боярства. И ре¬
месленники и купцы объединялись в свои «братства»,
«обчины», в корпорации, близкие ремесленным цехам и
купеческим гильдиям Запада.
Классовая борьба вспыхивала то в форме прямых вос¬
станий, то в завуалированном виде антицерковных ересей.
В каждом княжестве, сообразно особенностям его ис¬
торического развития, складывалось свое соотношение
сил, а на поверхность выступало свое особое сочетание
охарактеризованных выше элементов. Так, история Вла¬
димиро-Суздальской Руси показывает нам победу велико¬
княжеской авторитарной власти над земельной аристокра¬
тией к концу XII в.
К началу XIII в. стал более явственным неудержи¬
мый процесс феодального дробления внутри княжеств,
выделение мелких удельных княжеств-вассалов. Новый
половецкий натиск 1170—1180-х годов, эпохи Кобяка и
Копчака, застал еще только начало этого губительного
1GG

процесса. Лучшие люди Руси, вроде автора «Слова о пол¬
ку Игореве», прекрасно понимали, что перед лицом степ¬
ной угрозы необходимо полное единение всех сил как
внутри отдельных земель, так и крупных княжеств меж¬
ду собой.
Создание крупных экономических областей, преодоле¬
ние замкнутости феодального натурального хозяйства,
установление экономических связей города с деревпей —
все эти прогрессивные явления, уже хорошо заметные
в русской жизни XII—XIII вв., не поспевали за ката¬
строфическим распадом недавно сложившихся полнокров¬
ных и сильных русских княжеств.
Татаро-монгольское нашествие 1237—1241 гг. застало
Русь цветущей, богатой и культурной страной, но уже по¬
раженной ржавчиной феодальной удельной раздроблен¬
ности.
Героическое время совместной борьбы с печенегами и
половцами уже миновало, единого военного резерва уже
не было, и Русь оказалась в одинаковом положении
с другими феодальными государствами — державой хо-
резмшахов *, Грузинским царством, не сумевшими орга¬
низовать отпор несметным полчищам Чингисхана и
Батыя.
Татаро-монгольским нашествием закончился большой
и яркий исторический период в жизни русского народа.
Этот период не был забыт народом, его вспоминали как
время расцвета, побед и блестящего международного по¬
ложения.
В богатой истории Киевской Руси и русских княжеств
XII—XIII вв. народ черпал уверенность в своих силах и
будущей победе.
Киевское княжество
Для автора «Слова о полку Игореве» Киевское кня¬
жество было первым среди всех русских княжеств. Он
трезво смотрит на современный ему мир и не считает уже
Киев столицей Руси. Великий князь киевский не при¬
казывает другим князьям, а просит их вступить «в злат
стремень... за землю Русскую», а иногда как бы спраши¬
вает: «Не думаешь ли ты прилететь сюда издалека, что¬
бы охранять отчий золотой трон?» Так обратился он ко
Всеволоду Большое Гнездо.
«Автор «Слова о полку Игореве» с большим уважени¬
ем относится к суверенным государям, князьям других
167

земель, и совершенно не предлагает перекраивать поли¬
тическую карту Руси. Когда он говорит о единстве, то
имеет в виду лишь то, что было вполне реально тогда, —
военный союз против «поганых», единую систему обо¬
роны, единый замысел далекого рейда в степь. Но на
гегемонию Киева он не притязает, так как давно уже
Киев превратился из столицы Руси в столицу одного из
княжеств и находился почти в равных условиях с таки¬
ми городами, как Галич, Чернигов, Владимир на Клязьме,
Новгород, Смоленск. Отличала Киев от этих городов лишь
его историческая слава и положение церковного центра
всех Русских земель. До середины XII в. Киевское кня¬
жество занимало значительные пространства на Право¬
бережье Днепра: почти весь бассейн Припяти и бассей¬
ны Тетерева, Ирпеня и Роси. Только позднее Пинск и
Туров обособились от Киева, а земли западнее Горыни
и Случи отошли к Волынской земле.
Особенностью Киевского княжества было большое ко¬
личество старых боярских вотчин с укрепленными зам¬
ками, сосредоточенных в старой земле Полян на юг от
Киева. Для защиты этих вотчин от половцев еще в XI в.
по р. Роси (в «Поросье») были поселены значительные
массы кочевников, изгнанных половцами из степей: тор¬
ков, печенегов и берендеев, объединенных в XII в. об¬
щим именем — Черные Клобуки. Они как бы предвосхи¬
щали будущую пограничную дворянскую конницу и нес¬
ли пограничную службу на огромном степном простран¬
стве между Днепром, Стугной и Росыо. По берегам Роси
возникли города, заселенные черноклобуцкой знатью
(Юрьев, Торческ, Корсунь, Дверен и др.). Защищая Русь
от половцев, торки и берендеи постепенно воспринимали
русский язык, русскую культуру и даже русский былин¬
ный эпос.
Столицей полуавтономного Поросья был то Канев, то
Торческ, огромный город с двумя крепостями на север¬
ном берегу Роси.
Черные клобуки играли важную роль в политической
жизни Руси XII в. и нередко влияли на выбор того или
иного князя. Бывали случаи, когда Черные клобуки гор¬
до заявляли одному из претендентов на киевский пре¬
стол: «В нас ти есть, княже, и добро и зло», т. е., что
достижение великокняжеского престола зависит от них,
постоянно готовых к бою пограничных конников, распо¬
ложенных в двух днях пути от столицы.
За полвека, что отделяет «Слово о полку Игореве» от
168

времени Мономаха, Киевское княжество прожило слож¬
ную жизнь.
В 1132 г., после смерти Мстислава Великого, от Киева
одно за другим стали отпадать русские княжества: то из
Суздаля прискачет Юрий Долгорукий, чтобы захватить
Переяславское княжество, то соседний черниговский Все¬
волод Ольгович вместе со своими друзьями половцами
«поидоша воюючи села и городы... и люди секуще даже
идо Киева придоша...». Новгород окончательно освободил¬
ся. от власти Киева. Ростово-Суздальская земля действо¬
вала уже самостоятельно. Смоленск по своей воле при¬
нимал князей. В Галиче, в Полоцке, в Турове сидели свои
особые князья. Кругозор киевского летописца сузился
до кизво-черниговских конфликтов, в которых, правда,
принимали участие и византийский царевич, и венгерские
войска, и берендеи, и половцы.
После смерти незадачливого Ярополка в 1139 г. на
киевский стол сел еще более незадачливый Вячеслав, но
продержался всего лишь восемь дней — его выгнал Все¬
волод Ольгович, сын Олега «Гориславича».
Киевская летопись изображает Всеволода и его брать-
Софийский собор в Киеве. Вид здания в XII в.
Реконструкции Ю. А. Асеева.
169

ев хитрыми, жадными и криводушными людьми. Вели¬
кий князь вел непрерывно интриги, ссорил родичей, жа¬
ловал опасным соперникам далекие уделы в медвежьих
углах, чтобы удалить их от Киева.
Попытка вернуть Новгород Киеву не увенчалась успе¬
хом, так как новгородцы выгнали Святослава Ольговича
«про его злобу», «про его насилье».
Игорь и Святослав Ольговичи, братья Всеволода, бы¬
ли недовольны им, и все шесть лет княжения прошли во
взаимной борьбе, нарушениях присяги, заговорах и при¬
мирениях. Из крупных событий можно отметить упор¬
ную борьбу Киева с Галичем в 1144—1146 гг.
Всеволод не пользовался симпатиями киевского бояр¬
ства; это отразилось и в летописи, и в той характеристи¬
ке, которую взял из неизвестных нам источников
В. Н. Татищев *: «Сей великий князь ростом был муж
велик и вельми толст, власов мало на главе имел, брада
широкая, очи немалые, нос долгий. Мудр (хитер. —
Б. Р.) был в советах и судах, для того — кого хотел, того
мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел и бо¬
лее в веселиях, нежели расправах упражнялся. Чрез сие
киевлянами от него тягость была великая. И как умер, то
едва кто по нем, кроме баб любимых, заплакал, а более
были рады. Но при том более тягости от Игоря (его бра¬
та. — Б. Р.), ведая его нрав свирепый и гордый, опаса¬
лись».
Главный герой «Слова о полку Игореве» — Святослав
Киевский — был сыном этого Всеволода.
Всеволод умер в 1146 г. Дальнейшие события ясно по¬
казали, что главной силой в княжестве Киевском, как и
в Новгороде и в других землях в это время, являлось
боярство.
Преемник Всеволода, его брат Игорь, тот самый князь
свирепого нрава, которого так опасались киевляне, вынуж¬
ден был присягнуть им на вече «на всей их воле». Но не
успел еще новый князь отъехать с вечевого собрания
к себе на обед, как «кияне» бросились громить дворы
ненавистных тиунов и мечников, что напоминало собы¬
тия 1113 г.
Руководители киевского боярства, Улеб тысяцкий и
Иван Воитишич, тайно послали посольство к князю Изя-
славу Мстиславичу, внуку Мономаха, в Переяславль
с приглашением княжить в Киеве, и когда тот с войсками
подошел к стенам города, бояре повергли свой стяг и, как
было условлено, сдались ему. Игоря постригли в монахи
170

и сослали в Переяславль. Началась новая стадия борьбы
Мономашичей и Ольговичей.
Умный киевский историк конца XII в. игумен Мои¬
сей, располагавший целой библиотекой летописей различ¬
ных княжеств, составил описание этих бурных лет
(1146—1154 гг.) из отрывков личных хроник враждо¬
вавших князей. Получилась очень интересная картина:
одно и то же событие описано с разных точек зрения,
один и тот же поступок одним летописцем описывался
как внушенное богом доброе дело, а другим — как козни
«вселукавого дьявола».
Летописец Святослава Ольговича тщательно вел все
хозяйственные дела своего князя и при каждой победе
его врагов педантично перечислял, сколько коней и ко¬
был угнали враги, сколько погорело стогов сена, какая
утварь была взята в церкви и сколько корчаг вина и ме¬
да стояло в княжеском погребе.
Особенно интересен летописец великого князя Изясла-
ва Мстиславича (1146—1154 гг.). Это человек, хорошо
знавший военное дело, участвовавший в походах и воен¬
ных советах, выполнявший дипломатические поручения
своего князя. По всей вероятности, это боярин, киевский
тысяцкий Петр Бориславич, много раз упоминаемый
в летописях. Оп ведет как бы политический отчет своего
князя и старается выставить его в наиболее выгодном
свете, показать хорошим полководцем, распорядитель¬
ным правителем, заботливым сюзереном. Возвеличивая
своего князя, он умело чернит всех его врагов, проявляя
незаурядный литературный талант. Для документирова¬
ния своей летописи-отчета, предназначенного, очевидно,
для влиятельных княжеско-боярских кругов, Петр Бори¬
славич широко использовал подлинную переписку своего
князя с другими князьями, киевлянами, венгерским коро¬
лем и своими вассалами. Он использовал также протоко¬
лы княжеских съездов и дневники походов. Только в од¬
ном случае он расходится с князем и начинает осуждать
его — когда Изяслав поступает против воли киевского
боярства.
Княжение Изяслава было заполнено борьбой с Ольго-
вичами, с Юрием Долгоруким, которому дважды удава¬
лось ненадолго овладеть Киевом.
В процессе этой борьбы был убит в Киеве, по приго¬
вору веча, пленник Изяслава кпязь Игорь Ольгович
(1147 г.).
В 1157 г. умер в Киеве Юрий Долгорукий. Предпола-
171

гают, что суздальский князь, нелюбимый в Киеве, был
отравлен.
Во время этих усобиц середины XII в. неоднократно
упоминаются будущие герои «Слова о полку Игореве» —
Святослав Всеволодич и его двоюродный брат Игорь
Святославич. Пока еще это третьестепенные молодые
князья, ходившие в бой в авангардных отрядах, получав¬
шие небольшие города в удел и «целовавшие крест на
всей воле» старших князей. Несколько позднее они за¬
крепляются в крупных городах: с 1164 г. Святослав
в Чернигове, а Игорь в Новгороде-Северском. В 1180 г.,
уже незадолго до событий, описанных в «Слове о полку
Игореве», Святослав стал великим князем киевским.
В связи с тем, что Киев часто являлся яблоком раз¬
дора между князьями, киевское боярство заключало
с князьями «ряд» и ввело любопытную систему дуумви¬
рата, продержавшуюся всю вторую половину XII в. Ду-
умвирами-соправителями были Изяслав Мстиславич и его
дядя Вячеслав Владимирович, Святослав Всеволодич
и Рюрик Ростиславич. Смысл этой оригинальной меры
был в том, что одновременно приглашались представители
двух враждующих княжеских ветвей и тем самым отча¬
сти устранялись усобицы и устанавливалось относитель¬
ное равновесие. Один из князей, считавшийся старшим,
жил в Киеве, а другой — в Вышгороде или Белгороде
(он распоряжался землей). В походы они выступали со¬
вместно и дипломатическую переписку вели согласованно.
Внешняя политика Киевского княжества иногда опре¬
делялась интересами того или иного князя, но, кроме
того, было два постоянных направления борьбы, требо¬
вавших всегда готовности. Первое и главнейшее — это,
разумеется, Половецкая степь, где во второй половине
XII в. создавались феодальные ханства, объединявшие
отдельные племена. Обычно Киев координировал свои
оборонительные действия с Переяславлем (находившим¬
ся во владении ростово-суздальских князей), и тем самым
создавалась более или менее единая линия Рось — Сула.
В связи с этим значение штаба такой общей обороны пе¬
решло от Белгорода к Каневу. Южные пограничные за¬
ставы Киевской земли, расположенные в X в. на Стугне
и на Суле, теперь продвинулись вниз по Днепру до Оре-
ли и Снепорода-Самары.
Вторым направлением борьбы было Владимире-Суз¬
дальское княжество. Со времен Юрия Долгорукого севе¬
ро-восточные князья, освобожденные своим географиче¬
173

ским положением от необходимости вести постоянную
войну с половцами, устремляли свои военные силы на
подчинение Киева, используя для этой цели пограничное
Переяславское княжество. Высокомерный тон владимир¬
ских летописцев иногда вводил в заблуждение историков,
и они считали порою, что Киев в это время совершенно
заглох. Особое значение придавалось походу Андрея Бо¬
голюбского, сыпа Долгорукого, на Киев в 1169 г. Киев¬
ский летописец, бывший свидетелем трехдневного грабе¬
жа города победителями, так красочно описал это собы¬
тие, что создал представление о какой-то катастрофе.
На самом деле Киев продолжал жить полнокровной
жизнью столицы богатого княжества и после 1169 г.
Здесь строились церкви, писалась общерусская летопись,
создавалось «Слово о полку...», несовместимое с понятием
об упадке.
Киевского князя Святослава Всеволодича (1180—
1194 гг.) «Слово» характеризует как талантливого полко¬
водца. Его кузены, Игорь и Всеволод Святославичи, своей
торопливостью побудили то зло, с которым незадолго пе¬
ред этим удалось справиться Святославу, их феодальному
сюзерену:
Святъславъ грозный великий Киевъскый грозою
Бяшеть притрепал своими сильными полки и
харалужными мечи;
Наступи на землю Половецкую;
Притопта холмы и яругы;
Взмути реки и озеры;
Иссуши потоки и болота.
А поганого Кобяка из луку моря
От железных великих полков Половецких,
Яко вихрь, выторже.
И падеся Кобяк в граде Киеве,
В гриднице Святъславли.
Ту Немци и Венедици, ту Греци и Морава
Поют славу Святъславлю,
Кають князя Игоря...
Поэт имел здесь в виду победоносный поход объеди¬
ненных русских сил на хана Кобяка в 1183 г.
Соправителем Святослава был, как сказано, Рюрик
Ростиславич, княживший в «Русской земле» с 1180 по
1202 г., а потом ставший на некоторое время князем
киевским.
«Слово о полку Игореве» целиком на стороне Свято¬
174

слава Всеволодича и о Рюрике говорит очень мало. Ле¬
топись же, наоборот, находилась в сфере влияния Рюри¬
ка. Поэтому деятельность дуумвиров освещена источни¬
ками пристрастно. Мы знаем о конфликтах и разногласи¬
ях между ними, но знаем и то, что Киев в конце
XII в. переживал эпоху расцвета и пытался даже играть
роль общерусского культурного центра. Об этом говорит
киевский летописный свод 1198 г. игумена Моисея, во¬
шедший вместе с Галицкой летописью XIII в. в так на¬
зываемую Ипатьевскую летопись.
Киевский свод дает широкое представление о разных
русских землях в XII в., используя ряд летописей отдель¬
ных княжеств. Открывается он «Повестью временных
лет», рассказывающей о ранней истории всей Руси, а за¬
вершается записью торжественной речи Моисея по по¬
воду постройки за счет князя Рюрика стены, укрепляю¬
щей берег Днепра. Оратор, подготовивший свое произве¬
дение для коллективного исполнения «едиными усты»
(кантата?), называет великого князя царем, а его кня¬
жество величает «державою самовластпой... известной не
только в Русских пределах, но и в далеких заморских
странах, до конца вселенной».
После смерти Святослава, когда Рюрик стал княжить
в Киеве, его соправителем по «Русской земле», т. е. юж¬
ной Киевщине, стал ненадолго его зять Роман Мстисла-
вич Волынский (праправпук Мономаха). Он получил
лучшие земли с городами Треполем, Торческом, Каневом
и другими, составлявшие половину княжества. Однако
этой «лепшей волости» позавидовал Всеволод Большое
Гнездо, князь Суздальской земли, желавший быть в ка¬
кой-то форме соучастником управления Киевщиной.
Началась длительная вражда между Рюриком, под¬
держивавшим Всеволода, и обиженным Романом Волын¬
ским. Как всегда, в усобицу быстро были втянуты и Оль-
говичи, и Польша, pi Галич. Дело кончилось тем, что Ро¬
мана поддержали многие города, Черные клобуки, и, на¬
конец, в 1202 г. «отвориша ему кыине ворота».
В первый же год великого княжения Роман организо¬
вал поход в глубь Половецкой степи «и взя веже полове-
ческые и приводе полона много и душь хрестьяпских
множество отполони от них (от половцев. — Б. Р.), и
бысть радость велика в земли Русьстей».
Рюрик не остался в долгу и 2 января 1203 г. в союзе
с Ольговичами и «всею Половецкою землею» взял Киев.
«И сотворися велико зло в Русстей земли, якого же зла
176

ие было от крещенья над Кыевом... Подолье взяша ипож-
гоша; ино Гору взяша и митрополыо святую Софью раз¬
грабиша и Десятинную (церковь)... разграбиша и мана-
стыри все и иконы одраша... то положиша все себе в по¬
лон». Далее говорится о том, что союзники Рюрика —
половцы изрубили всех старых монахов, попов и мона¬
шек, а юных черниц, жен и дочерей киевлян увели в свои
становища.
Очевидно, Рюрик не надеялся закрепиться в Киеве,
если так ограбил его и ушел в свой собственный замок
в Овруче.
В том же году после совместного похода на половцев
в Треполе Роман захватил Рюрика и постриг в монахи
всю его семью (включая и свою собственную жену, дочь
Рюрика). Но Роман недолго правил в Киеве — в 1205 г.
он был убит поляками, когда на охоте в своих западных
владениях заехал слишком далеко от своих дружин.
С Романом Мстиславичем связаны поэтические строки
летописи, дошедшей до нас, к сожалению, лишь частично.
Автор называет его самодержцем всей Руси, хвалит его
ум и храбрость, отмечая особенно борьбу его с полов¬
цами: «Встремил бо ся бяше на поганые, яко и лев, сер¬
дит же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и коркодил, и
прехожаше землю их, яко и орел; хробор бо бе, яко и
тур». По поводу половецких походов Романа летописец
вспоминает Владимира Мономаха и его победоносную
борьбу с половцами. Сохранились и былины с именем Ро¬
мана.
Одна из недошедших до нас летописей, использован¬
ная В. Н. Татищевым, сообщает чрезвычайно интерес¬
ные сведения о Романе Мстиславиче. Будто бы после
насильственного пострижения Рюрика и его семьи Роман
объявил всем русским князьям, что его тесть был сверг¬
нут им с престола за нарушение договора. Далее следует
изложение взглядов Романа на политическое устройство
Руси в XIII в.: киевский князь должен «землю Русскую
отовсюду оборонять, а в братии, князьях русских, доб¬
рый порядок содержать, дабы един другого не мог оби¬
деть и на чужие области наезжать и разорять». Роман
обвиняет младших князей, пытающихся захватить Киев,
не имея сил для обороны, и тех князей, которые «приво¬
дят поганых половцев». Затем следует проект выборов
киевского князя в случае смерти его предшественника.
Выбирать должны шесть князей: Суздальский, Чернигов¬
ский, Галицкий, Смоленский, Полоцкий, Рязанский;
176

«младших же князей к тому избранию не потребно».
Эти шесть княжеств должны передаваться по наслед¬
ству старшему сыну, но не дробиться на части, «чтобы
Русская земля в силе не умалялась». Роман предлагал
созвать княжеский съезд для утверждения этого порядка.
Трудно сказать, насколько достоверны эти сведения,
но в условиях 1203 г. такой порядок, если бы он мог
быть проведен в жизнь, представлял бы положительное
явление. Однако стоит вспомнить благие пожелания на¬
кануне Любечского съезда 1097 г., его хорошие решения
и трагические события, последовавшие за ним.
У В. Н. Татищева сохранились характеристики Рома¬
на и его соперника Рюрика:
«Сей Роман Мстиславич, внук Изяславов, ростом был
хотя не весьма велик, но широк и надмерно силен: лицом
красен, очи черные, нос великий с горбом, власы черны
и коротки; вельми яр был во гневе; косен языком, когда
осердится, не мог долго слова выговорить; много веселил¬
ся с вельможами, но пьян никогда не бывал. Много жен
любил, но ни едина им владела. Воин был храбрый и
хитр на устроение полков... Всю жизнь свою в войнах
препровождал, многи победы получил, а единою (лишь
однажды. — Б. Р.) побежден был».
Рюрик Ростиславич охарактеризован по-другому. Ска¬
зано, что он был на великом княжении 37 лет, но за это
время шесть раз был изгоняем и «много пострада, не
имея покоя ниоткуда. Понеже сам питием многим и же¬
нами обладай был, мало о правлении государства и своей
безопасности прилежал. Судьи его и по градам управи¬
тели многую тягость народу чинили, для того весьма ма¬
ло он в народе любви и от князей почтения имел».
Очевидно, эти характеристики, полные средневековой
сочности, составлял какой-нибудь галицко-волынский
или киевский летописец, симпатизировавший Роману.
Интересно отметить, что Роман — последний из рус¬
ских князей, воспетых былинами; книжная и народная
оценки совпали, что случалось весьма редко: народ очень
осмотрительно отбирал героев для своего былинного
фонда.
Роман Мстиславич и «мудролюбивый» Рюрик Рости¬
славич — последние яркие фигуры в списке киевских
князей XII—XIII вв. Далее идут слабые владетели, не
оставившие по себе памяти ни в летописях, ни в народ¬
ных песнях.
Усобицы вокруг Киева продолжались и в те годы,
12 Злато слово
177

когда над Русью нависла небывалая новая опасность —
татаро-монгольское нашествие. За время от битвы на
Калке в 1223 г. до прихода Батыя под Киев в 1240 г.
сменилось много князей, было много боев из-за Киева.
В 1238 г. киевский князь Михаил бежал, боясь татар, в
Венгрию, а в грозный год Батыева прихода он собирал
в княжестве Даниила Галицкого пожертвованные ему
феодальные оброки: пшеницу, мед, «говядо» и овец.
«Мать городов русских» — Киев прожил яркую
жизнь на протяжении ряда веков, но в последние три
десятилетия его домонгольской истории слишком сказы¬
вались отрицательные черты феодальной раздробленно¬
сти, приведшей к расчленению Киевского княжества на
ряд уделов.
Певец «Слова о полку Игореве» не мог своими вдох¬
новенными строфами остановить исторический процесс.
Черниговское и Северское княжества
Черниговское и Северское княжества составляли, как
и Киевское и Переяславское, части древней «Русской
земли», того первоначального ядра Руси, которое сложи¬
лось еще в VI—VII вв., но сохранило свое имя надолго*
Северская земля с Новгородом на Десне, Путивлем,
Рыльском, Курском на Сейме и Донцом (близ современ¬
ного Харькова) обособилась от Черниговской земли не сра¬
зу; это произошло только в 1140—1150-е годы, но связь
их ощущалась и в дальнейшем. Оба княжества были в
руках Ольговичей. Быть может, Святослав Всеволодич
Киевский потому и рассматривался в «Слове о полку Иго¬
реве» как сюзерен и черниговских и северских князей,
что был внуком Олега Святославича, т. е. прямым Ольго-
вичем и самым старшим из них. До прихода в Киев он
был великим князем черниговским и, став киевским кня¬
зем, часто ездил то в Чернигов, то в Любеч, то в далекий
Карачев.
Черниговскому княжеству принадлежали земли Ради¬
мичей и Вятичей; северо-восточная граница княжества
доходила почти до Москвы. В династическом и церковном
отношении к Чернигову тянулась даже далекая Рязань.
Особенно важны были южные связи Чернигова с По¬
ловецкой степью и приморской Тмутараканью. Черниго-
во-Северские земли на большом пространстве были от¬
крыты степям; здесь строились пограничные оборонитель¬
ные линии, здесь оседали побежденные кочевники, вы-
178

тесненные с хороших пастбищ новыми хозяевами — по¬
ловцами.
Пограничное Курское княжество, выдержавшее много
половецких наездов, стало чем-то вроде позднейших ка¬
зачьих областей, где постоянная опасность воспитывала
смелых и опытных воииов — «кметей». Буй Тур Всево¬
лод говорит Игорю:
А мои ти куряни — сведоми къмети:
Под трубами повити,
Под шеломы възлелеяны
Конецъ копия въскръмлени
Пути им ведоми
Яругы им зпаеми
Луци у них напряжени
Тули отворени
Сабли изъострени.
Сами скачютъ, акы серые влъци въ поле
Ищучи себе чти [чести],
А князю — славы.
Черниговским князьям, начиная с «храброго Мстисла¬
ва, иже зареза Редедю пред полки касожскыми» и до нача¬
ла XII в., принадлежала Тмутаракань (современная Та¬
мань) — древний город у Керченского пролива, большой
международный порт, в котором жили греки, русские,
хазары, армяне, евреи, адыгейцы. Средневековые геогра¬
фы, исчисляя длины черноморских маршрутов, нередко
за одну из основных точек отсчета брали Тмутаракань.
К середине XII в. связи Тмутаракани с Черниговом
оборвались, и этот морской порт перешел в руки полов¬
цев, чем и объясняется желание Игоря
Поискати града Тъмутороканя,
А любо испити шеломомъ Дону,
т. е. обновить старые пути к Черному морю, на Кавказ,
в Крым и Византию. Если Киев владел днепровским
путем «из Грек в Варяги», то Чернигов обладал своими
дорогами к синему морю; только дороги эти слишком
прочно были закрыты кочевьями нескольких половецких
племен.
Если киевские князья широко использовали Черных
клобуков в качестве заслона от половцев, то и чернигов¬
ские Ольговичи имели «своих поганых».
12*
179

В «златом слове» Святослав упрекает своего брата
Ярослава Черниговского в том, что он уклонился от об¬
щего похода против половцев и занялся только обороной
своей земли:
А уже не вижду власти, сильного
и богатаго
И многовои брата моего Ярослава
С Черноговъскими былями,
С могуты и с татраны,
С шелъбиры, и с топчакы,
И с ревугы, и с олъберы,
Тии бо бес щитовъ, с засапожникы
Кликом полны побеждают,
Звонячи в прадеднюю славу.
Возможно, что здесь имеются в виду какие-то тюрко¬
язычные дружины, очень давно, еще со времени «праде¬
дов» оказавшиеся в Черниговской области; быть может,
это — тюрко-болгары или какие-то племена, приведен¬
ные Мстиславом с Кавказа в начале XI в.
Черниговское княжество по существу обособилось от
Киевской Руси еще во второй половине XI в. и только
временно при Мопомахе было в вассальном подчинения
у киевского князя. Неожиданное доказательство того, что
черниговские князья считали себя в XII в. равноправны¬
ми киевским, дали раскопки в столице Золотой Орды, в
Сарае *, где была найдена огромная серебряная заздрав¬
ная чара с надписью: «А се чара великого князя Володи-
мера Давыдовича...» Владимир был черниговским князем
в 1140—1151 гг. в соправительстве со своим младшим
братом Изяславом (умер в 1161 г.).
Географическое положение, родственные связи князей
и давняя традиция дружбы с кочевниками сделали Чер¬
ниговское княжество своего рода клином, врезавшимся в
остальные русские земли; внутри же клина часто хозяй¬
ничали приглашенные Ольговичами половцы. За это не
любили самого Олега Святославича, его сыновей Всеволо¬
да и Святослава; за это в Киеве убили третьего сына —
Игоря Ольговича. Внук Олега, герой «Слова о полку Иго¬
реве», — Игорь Святославич в свое время был связан
дружбой не с кем иным, как с Кончаком.
Игорь родился в 1150 г. (в год знаменитого похода
ему было всего 35 лет) и в 1178 г. стал князем новгород-
северским. В 1180 г. он в числе других Ольговичей вме¬
180

сте с половцами зашел далеко в глубь Смоленского кня¬
жества и дал бой Давыду Ростиславичу под Друцком.
Затем Игорь вместе с Кончаком и Кобяком двинулся к
Киеву, и они отвоевали великое княжение для Святосла-
ка Всеволодича. Игорь, возглавлявший половецкие вой¬
ска, охранял Днепр, но Рюрик Ростиславич, выгнанный
ими из Киева, разбил половцев. «Игорь же видев Полов¬
це побежены, и тако с Кончаком вскочивша в лодью,
бежа на Городец к Чернигову».
А три года спустя он уже воюет против половцев,
против того же Кончака, напавшего на Русь. В этом по¬
ходе Игорь рассорился с Владимиром Переяславским из-
за того, кому из них ездить «напереде». Речь шла не о
воинской славе, а о том, что авангардные части захваты¬
вали большую добычу. Рассердившийся Владимир повер¬
нул полки и ограбил Северское княжество Игоря.
В 1183 г. у Игоря уже возникла идея сепаратных похо¬
дов на половцев. Киевские, переяславские, волынские и
галицкие войска разбили Кобяка и множество других ха¬
нов на р. Орели близ днепровских порогов. Ольговичи
отказались от участия в этом походе, но Игорь, узнав о
том, что главные силы Половецкой земли разбиты вдале¬
ке от его княжества, предпринял вместе с братом Всево¬
лодом поход на половецкие становища по р. Мерлу, не¬
далеко от г. Донца. Поход был удачен.
Наступил полный крупных событий 1185 г. Ранней
весной «окаянный и треклятый» Кончак двинулся на
Русь. Черниговские князья сохраняли дружественный
нейтралитет, прислав к Кончаку своего боярина.
Святослав и Рюрик 1 марта разбили половцев на Хо-
роле, взяв большую добычу оружием и конями.
Игорь Святославич Северский не участвовал в этом
походе, но летописец пытается выгородить его, сообщая
о том, что гонец из Киева поздно прискакал, что дружрг-
на в боярской думе отговорила князя.
В апреле Святослав одержал еще одну победу над
половцами: были взяты их вежи, много пленных и
коней.
Игорь, узнав об этом, будто бы сказал своим васса¬
лам: «А мы что же, не князья, что ли? Пойдем в поход
и себе тоже славы добудем!» Поход начался 23 апреля.
Когда войска подошли к русским рубежам, 1 мая 1185 г.,
было солнечное затмение, широко использованное в
«Слове о полку Игореве» как поэтический образ:

Солнце ему тьмою путь заступаше;
Нощь стонущи ему грозою птичь убудщ
Свисть зверин вста.
Игорь пренебрег предостерегающими «знаменьями»
природы и двинулся в степь на юг от Северского Донца
по направлению к Азовскому морю. В пятницу 10 мая
войска встретились с первым половецким кочевьем, муж¬
ское население которого «все от мала до велика» засло¬
нило собою кибитки, но было разбито.
С зарания в пяток (пятницу. — Б. Р.)
Потопташа поганыя полки половецкыя,
И рассушясь стрелами по полю,
Помчаше красныя девкы половецкыя,
А с ними злато, и паволокы, и драгыя
оксамиты♦
На следующий день сюда подоспел Кончак с объеди¬
ненными половецкими силами и окружил «Ольгово хороб¬
рое гнездо». Страшная трехдневная сеча на берегах Кая¬
лы кончилась полным уничтожением русских сил: Игорь
и часть князей и бояр были взяты в плен (за них хоте¬
ли получить огромный выкуп), 15 человек выскользнули
из окружения, а все остальные полегли в «поле незнае-
ми, среди земли Половецкыи».
Ту кровавого вина не доста;
Ту пир докончаша храбрии русичи:
Сваты попоиша, а сами полегоша за землю
Рускую«
После победы половецкие полки двинулись на Русь в
трех направлениях: на обезлюдевшие княжества Игоря и
Буй Тура Всеволода, на Переяславль и на самый Киев,
куда Кончака манили воспоминания о хане Боняке, сту¬
чавшем саблей в Золотые ворота Киева.
В момент похода Игоря киевский князь Святослав
мирно объезжал свой старый черниговский домен, и
только когда великий князь доплыл в ладьях до Черни¬
гова, сюда добрался участник несчастливого «полка Иго¬
рева», ускользнувший из окружения, — Беловолод Про¬
сович. Он и рассказал о трагедии на берегах Каялы и о
том, что поражение Игоря «отвориша ворота на Русь-
скую землю».
Надо думать, что после известий, полученных в Чер¬
182

нигове, великий князь не продолжал плыть по извилис¬
той Десне, а, вспомнив стремительную езду Мономаха,
помчался в Киев верхом со скоростью «от заутрени до
вечерни». Далее князь Святослав «посла по сыны свое
и по все князи, и собрашася к нему к Кыеву, и высту-
пиша к Каневу».
Стратегия обороны была такова: сын Святослава Олег
с воеводой Тудором был немедленно послан отражать по¬
ловцев от берегов Сейма (в княжестве пленного Игоря),
в Переяславле уже бился с ними внук Долгорукого Вла¬
димир Глебович, а главные силы стали «постеречь зем¬
ле Руское» на Днепре у Канева, охраняя Рось и важный
стратегически Зарубинский брод, связывавший с пере¬
яславским левым берегом.
Все лето 1185 г. ушло на такое противостояние полов¬
цам; летопись сообщает и о приходе войск из Смоленска,
и об обмене гонцами с Переяславлем и с Треполем, и о
внутренних маневрах половцев, нащупывавших слабые
места в шестисоткилометровой русской обороне, органи¬
зованной наспех, в тяжелейших условиях.
Потребность в новых силах, в участии отдаленных
княжеств была велика все лето. Но, может быть, еще
больше чувствовалась потребность в единении всех рус¬
ских сил, даже тех, которые уже пришли под знамена
киевского князя.
Князья неохотно выступали против половцев. Ярослав
Черниговский собрал войска, но не двигался на соедине¬
ние со Святославом, за что и заслужил осуждение в «зла¬
том слове». Давыд Ростиславич Смоленский привел свои
полки на Киевщину, но стал в тылу киевских полков, у
Треполя, в устье Стугны, и отказывался выступать далее.
А в это время Кончак осадил Переяславль; князь
Владимир едва вырвался из боя, раненный тремя копья¬
ми. «Се половьци у мене, а помозите ми!» — послал он
сказать Святославу.
Святослав же и его соправитель Рюрик Ростиславич
не могли немедленно двинуть свои силы, так как Давыд
Смоленский готовился к возвращению домой. Смоленские
полки устроили вече и заявили, что они-де условились
идти только до Киева, что сейчас боя нет, а участвовать
в дальнейшем походе они не могут: «уже ся есмы изне¬
могли».
Пока шел этот недостойный торг с Давыдом, Кончай
напал на Римов на Суле и половцы изрубили или поло¬
нили всех его жителей.
183

Святослав и Рюрик, шедшие на помощь Переяславлю
и Римову, задержались из-за «коромолы» Давыда. Ги¬
бель Римова летопись прямо ставит в связь с тем, что
русские силы «опоздишася, сжидающе Давыда смол-
няны».
Когда же соединенные полки Святослава и Рюрика
форсировали Днепр, чтобы отогнать Кончака, Давыд
ушел от Треполя и повернул вспять свои смоленские
войска.
С большой горечью пишет об этом автор «Слова о пол¬
ку Игореве». Он вспомнил древних князей, пожалел о
том, что старого Владимира (Святославича) нельзя было
навечно оставить здесь, на Киевских горах, сказал о том,
как стонет Русь, потому что «теперь стоят стяги Рюри¬
ка, а рядом — его брата Давыда, но по-разному разве¬
ваются их бунчуки, но по-разному поют их копья».
Не случайно поэт вспомнил старого Владимира — ведь
именно здесь, на берегах Стугны, где совершилось преда¬
тельство смоленского князя, два века назад Владимир
Святославич поставил цепь своих богатырских застав.
Мысль автора еще раз настойчиво возвращается к этой
реке: при описании побега Игоря, вспоминая гибель Мо-
номахова брата в 1093 г. в водах Стугны, он противопо¬
ставляет ее Донцу, «лелеявшу князя на волнах»:
Не тако ти, рече, река Стугна;
Худу струю имея, пожръши чужи ручьи
и стругы,
Рострена к устью,
Уношу князя Ростислава затвори...
Можно думать, что автор «Слова», находясь при сво¬
ем князе Святославе, провел это грозное лето 1185 г. в
стане русских войск между Каневом и Треполем, между
Росью и Стугной, и был свидетелем и приезда гонцов из
осажденных и сожженных городов, и рассылки гонцов
за новыми «помочами», и трусливого вероломства Давы¬
да под Треполем на Стугне.
Не в эти ли месяцы «противостояния», когда нужно
было найти особые вдохновенные слова для объединения
русских сил, для привлечения к обороне князей отдален¬
ных земель, и сложилось замечательное «златое слово»?
Ведь в этом разделе «Слова о полку Игореве», завершаю¬
щемся словами об измене Давыда, нет ни одного факта,
который выходил бы за хронологические рамки тех не¬
скольких месяцев, когда Святослав и Рюрик держали
184

оборону на Днепре от Витичевского брода до Зарубин-
ского, от Треполя до Канева. Не с каневских ли непри¬
ступных высот, полных языческой старины, смотрел в это
время на Русь и на степь автор «Слова о полку Иго¬
реве»?
Он глубоко сожалел о гибели русских и не мог удер¬
жаться от горьких упреков в адрес Игоря. Игорь — не
герой «Слова», а лишь повод для написания патриоти¬
ческого призыва, значение которого не исчерпывается со¬
бытиями 1185 г.
Весною 1186 г. Игорь уже бежал из плена: И дней
брел по укромным речным зарослям и наконец вернул¬
ся на родину.
В 1199 г. после смерти Ярослава Игорь Святославич
стал великим князем черниговским и успел в последние
годы завести собственную летопись, попавшую в Киев¬
ский свод. Здесь Игорь представлен весьма благород¬
ным князем, непрерывно думающим о благе земли Рус¬
ской. Умер Игорь в 1202 г. Его сыновья, оказавшиеся в
Галицкой земле, вели крутую антибоярскую политику,
убили около 500 знатных бояр и в конце концов были
повешены в Галиче в 1208 г.
Дальнейшая история Чернигово-Северской земли не
представляет особого интереса. Размножившиеся Ольго-
вичи по-прежнему охотно принимали участие в усобицах
и постепенно расчленили землю на несколько мелких уде¬
лов. В 1234 г. Чернигов выдержал тяжелую осаду войск
Даниила Галицкого: «Лют бо бе бой у Чернигова; оже
и таран на нь поставша, меташа бо каменем полтора пе-
рестрела. А камень — якоже можаху 4 мужи силнии
подъяти».
В 1239 г. Чернигов вместе со всем Левобережьем был
взят войском татар.
Галицко-Волынские земли
В самой торжественной форме обращается с призывом
автор «Слова о полку Игореве» к галицкому князю Яро¬
славу Владимировичу, определяя с присущей ему гени¬
альностью в нескольких строках важную роль богатого и
цветущего Галицкого княжества:
Галичкьг Осмомысле Ярославе!
Высоко седиши на своем златокованнем столе,
Подпер горы Угорскыи (Карпаты. — Б. Р.)
185

Своими железными полкьг,
Заступив королеви путь,
Затворив Дунаю ворота,
Меча времени чрез облакы,
Суды рядя до Дуная.
Грозы твоя по землям текут;
Отворявши Киеву врата,
Стрелявши с отня злата стола салтани
за землями.
Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея,
За землю Рускую, за раны Игоревы, буего
Святославлича!
Читатель или слушатель поэмы ярко представлял се¬
бе могущественную западнорусскую державу, опиравшую¬
ся на Карпаты и Дунай с одной стороны и протягиваю¬
щую свою властную руку в другом направлении — до
Киева и до половецких «султанов». Строки верно отража¬
ли быстрое возвышение Галицкого княжества, выросшего
на месте уделов сосланных и бежавших сюда второсте¬
пенных киязей XI — начала XII в.
Менее пышно, но тоже почтительно приветствует ав¬
тор «Слова» волынских князей и особенно знамепитого
Романа Мстиславича, который «как сокол парит высоко
над землей». У него и у его вассалов «железный панорзи
(нагрудники. — Б. Р.) под шеломы латиньскими», и
его облаченные в латы полки побеждают и половцев и
литовцев. Упомянуты здесь и второстепенные князья не¬
большого Луцкого княжества — Ингварь и Всеволод
Ярославичи. Всех волынских князей, праправнуков Мо¬
номаха, поэт призывает: «Загородите полю (степня¬
кам. — Б. Р.) ворота своими острыми стрелами за зем¬
лю Русскую, за раны Игоревы».
В истории Галицко-Волынских земель мы видим пе¬
ремещение исторического центра: в древние времена на
первом месте был Дулебский союз племен, находивший¬
ся на стыке восточно- и западнославянских племен При¬
карпатья и Волыни. В VI в. этот союз племен был раз¬
бит аварами, старый племенной центр — Волынь — за¬
глох, и центром этих земель становится Владимир Во¬
лынский, носящий имя Владимира Святославича, уделяв¬
шего большое внимание западнорусским землям.
Плодородная почва, мягкий климат, относительная
безопасность от кочевников сделали благодатную землю
Волыни одной из богатейших на Руси. Здесь очень ин¬
186

тенсивно развиваются феодальные отношения и склады¬
вается сильный боярский слой. Здесь возникают такие
города, как Перемышль, Луцк, Теребовль, Червен, Холм,
Берестье, Дрогичин. Долгое время мы ничего не нахо¬
дим в летописях о Галиче. Но в XII в. Галич из не¬
большого удельного городка второстепенных князей бы¬
стро превращается в столицу значительного княжества,
возникшего на землях таких славянских племен, как Бе¬
лые Хорваты, Тиверцы и Уличи. На рубеже XII и XIII
столетий Роман Мстиславич Волынский объединил Га¬
лицкую землю и Волынь в одно большое государство, пе¬
режившее татаро-монгольское нашествие и просущество¬
вавшее до XIV в. Такова схема истории Западной Руси.
Самостоятельную политику по отношению к Киеву
западнорусские князья пытались вести еще в XI в.: на¬
пример, Василько Ростиславич Теребовльский, ослеплен¬
ный после Любечского съезда, его брат Володарь, князь
Перемышльский, и их враг Давыд Игоревич Волынский,
а потом Дорогобужский. Последним представителем мел¬
ких князей-изгоев был Иван Ростиславич Берладник,
внук Володаря, биография которого полна разнообразных
приключений. В 1144 г. он княжил в небольшом Звени¬
городе (на севере от Галича), а галичане, воспользовав¬
шись тем, что их князь Владимир Володаревич был да¬
леко на охоте, пригласили Ивана и «введоша к собе в
Галич». Когда Владимир осадил Галич, то весь город от¬
стаивал Ивана, но в конце концов ему пришлось бежать
на Дунай, а Владимир, войдя в город, «многы люди изсе-
че, а иные показни казнью злою». На Дунае Иван Ро¬
стиславич по области Берлади и получил прозвище Бер-
ладника.
В 1156 г. мы видим Берладника в вятских лесах,
где он за 12 гривен золота и 200 гривен серебра служит
неудачливому союзнику Юрия Долгорукого — Святосла¬
ву Ольговичу. Затем он перешел в другой лагерь, и сра¬
зу его судьбой заинтересовались и Юрий Долгорукий,
которому удалось схватить его и заточить в Суздале, и
на другом конце Руси, в Галиче, — Ярослав Осмомысл,
помнивший вражду Берладника с его отцом. Он посы¬
лает целое войско к Юрию, чтобы доставить Берладника
в Галич и казнить его. Но па пути неожиданно дружины
черниговского князя Изяслава Давыдовича отбили Бер¬
ладника у суздальских войск, и он избег жестокой рас¬
правы. В 1158 г. он уезжает от гостеприимного Изясла¬
ва, ставшего уже великим князем киевским, так как
187

дипломатический конфликт из-за него принял европей¬
ский масштаб: к Изяславу в Киев прибыли послы Гали¬
ча, Чернигова, Венгрии и Польши, требуя выдачи Ивана
Берладника. Он снова вернулся на Дунай, а оттуда во
главе шеститысячного войска пошел на Галицкое кня¬
жество. Смерды открыто переходили на его сторону, но
союзные половцы покинули его, так как он не разрешал
им грабить русские города. Изяслав и Ольговичи поддер¬
живали Берладника и затеяли поход на Галич, но галиц-
кие войска Ярослава опередили их, оказались под Кие¬
вом и скоро овладели столицей. Ярослав «отворил воро¬
та Киеву», а Изяслав и Берладник бежали к Вырю и
Вщижу.
Спустя три года, в 1161 г., Иван Берладник оказался
в Византии и умер в Салониках; ненависть князей на¬
стигла его здесь: «Инии тако молвяхуть — яко с отравы
бе ему смерть». Князь, за которого горожане Галича це¬
лый месяц сражались насмерть, князь, не . допускавший
половецких грабежей, князь, к которому «смерды ска¬
чут через заборола», конечно, интересная фигура для
XII в., но слишком односторонне обрисованная враждеб¬
ными летописями.
Волынское княжество с 1118 г. и далее сохранялось
за потомством Мономаха и его сына Мстислава. Отсюда
Изяслав Мстиславич молниеносными маршами, делая по
100 км в сутки, внезапно врывался в пирующий Белго¬
род и в Киев, сюда, в свой Владимир Волынский, уходил
он, проигрывая битвы, когда «кияне» и Черные клобуки
говорили ему: «Ты — нам князь, коли силен будешь, а
ныне — не твое время, поеди прочь!» Внуки Изяслава
Мстиславича разделили землю на пять уделов, и ко вре¬
мени «Слова о полку Игореве» объединение их еще не
состоялось.
С середины XII в. рядом с Волынским княжеством
вырастает княжество Галицкое, сразу вступившее в со¬
перничество с соседом и даже с Киевом. Первому галиц-
кому князю, Владимиру Володаревичу (1141—1153 гг.),
как мы только что видели, пришлось преодолевать сопро¬
тивление не только удельных князей вроде Ивана Бер¬
ладника, но и горожан и местного боярства, сильно
укрепившегося здесь за время существования мелких
уделов.
Вся дальнейшая история Галицко-Волынских земель
представляет собой борьбу центростремительного начала
с центробежным. Первое олицетворяли князья Владими¬
188

ра Волынского и Галича, а второе — удельные князья и
богатое, привыкшее к самостоятельности боярство.
Расцвет Галицкого княжества связан с воспетым в
«Слове» Ярославом Осмомыслом (1153—1187 гг.), сыном
Владимира Володаревича, двоюродным братом Ивана
Берладника.
Знакомимся мы с ним в летописи при следующих об¬
стоятельствах: киевский князь Изяслав Мстиславич, мно¬
го воевавший с Владимиром Володаревичем и с помощью
венгерского короля победивший его в 1152 г., прислал
в Галич в начале 1153 г. своего боярина Петра Борисла¬
вича (являвшегося, по-видимому, автором княжеской ле¬
тописи). Посол напомнил князю Владимиру о некоторых
его обещаниях, скрепленных обрядом целования креста.
Издеваясь над послом, галицкий князь спрашивал: «Что,
этот маленький крестик я целовал?» — ив конце кон¬
цов выгнал киевского боярина и его свиту: «Досыти есте
молвили, а ныне — полези вон!» Посол оставил князю
кре-стоцеловальные грамоты и на некормленых конях
выехал из города. Новая война была объявлена. Снова
должны были скакать на Галич королевские полки с за¬
пада, киевские — с востока, а волынские — с севера,
снова галицкий князь должен был слать гонцов на дру¬
гой конец Руси за помощью к Юрию Долгорукому, сво¬
ему свату и давнему союзнику. Но гонец поскакал по
киевской дороге и вернул с пути Петра Бориславича.
В Галиче навстречу послу из дворца спустились слуги в
черных одеждах; на «златокованом столе» сидел моло¬
дой княжич в черной мантии и черном клобуке, а рыцар¬
ский караул стоял у гроба старого князя Владимира Во¬
лодаревича.
Ярослав поспешил загладить неосторожную заносчи¬
вость отца и изъявил полную покорность великому кня¬
зю: «Прими мя, яко сына своего Мстислава. Ать ездить
Мстислав подле твой стремень по единой стороне, а яз
по другой стороне подле той стремень еждю всими свои¬
ми полкы». С таким образным признанием феодальной
зависимости Ярослав отпустил посла, «по иное мысли в
сердце своем», добавляет летопись. И уже в том же году
война состоялась. Князь Ярослав в бою не участвовал,
бояре сказали ему: «Ты еси молод... а поеди, княже, к
городу». Вероятно, боярство просто не очень доверяло
князю, который незадолго перед этим клялся в верности
Киеву. Не так уже юн был в это время Ярослав Осмо-
мысл — за три года до битвы он женился на дочери
189

Юрия Долгорукого Ольге. Боярство и в дальнейшем
энергично вмешивалось в княжеские дела. В 1159 г., ко¬
гда не был завершен еще конфликт из-за Ивана Берлад¬
ника, галичане упорно продолжали выказывать симпа¬
тии дунайскому удальцу и обратились к его покровите¬
лю, киевскому князю Изяславу Давыдовичу, с предло¬
жением пойти на их родной город походом: «Толико
явишь стягы — и мы отступим от Ярослава!»
Новый конфликт между Ярославом и боярством воз¬
ник в 1173 г. Княгиня Ольга с сыном Владимиром бежа¬
ла от мужа вместе с видными галицкими боярами в
Польшу. Владимир Ярославич выпросил у соперника
своего отца г. Червен, стратегически удобный и для свя¬
зей с Польшей, и для наступления на отца. Это тот Вла¬
димир Галицкий, забулдыга и бражник, образ которого
так красочно воспроизведен в опере Бородина «Князь
Игорь». Игорь Святославич был женат на его сестре Ев-
фросинье, дочери Ярослава Осмомысла («Ярославпе»).
Разрыв с отцом был вызван тем, что у Ярослава была
любовница Настасья и ее сыну Олегу Ярослав отдавал
предпочтение перед законным сыном Владимиром.
Восемь месяцев Ольга Юрьевна и Владимир находи¬
лись в отъезде, но наконец получили письмо от галиц-
ких бояр с просьбой вернуться в Галич и обещанием
взять под стражу ее мужа. Обещание было выполнено
с лихвой — Ярослав Осмомысл был арестован, его
друзья, союзные половцы, изрублены, а любовница На¬
стасья сожжена на костре. «Галичане же накладаша
огнь, сожгоша ю, а сына ее в заточение послаша, в кпя-
зя водивше ко кресту, яко ему имети княгиню вправду.
И тако уладившеся». Конфликт, кажущийся семейным,
был временно улажен таким своеобразным средневеко¬
вым способом.
На следующий год Владимир бежал на Волынь, но
Ярослав Осмомысл, наняв на 3 тысячи гривен поляков,
сжег два волынских города и потребовал выдачи мятеж¬
ного сына; тот же бежал в Поросье и собирался скрыться
в Суздале. Объездив в поисках убежища мно¬
жество городов, Владимир Галицкий оказался наконец
у сестры в Путивле, где проживал несколько лет, пока
Игорь не примирил его с отцом. Осенью 1187 г. скон¬
чался Ярослав Осмомысл, оставив наследником все же
не Владимира, а Олега «Настасьича». Тотчас же «бысть
мятеж велик в Галицкой земле». Бояре выгнали Олега и
дали престол Владимиру, но и этот князь не удовлетво¬
190

рил их. «Князящу Володимеру в Галичкой земле. И бе
бо любезнив питию многому и думы не любяшеть с му¬
жами своими». Этим было решено все — если князь пре¬
небрегает боярской думой, если он выходит из воли
«смысленных», то он уже тем самым плох, и в летопись
о нем вносятся всякие порочащие его детали: и что он
много пьет, и что он «поя у попа жену и постави (себе)
жену», и что он в городе, «улюбив жену или чью дочерь,
поимашеть насильем».
Роман Мстиславич Волынский, зная о недовольстве
галицких бояр Владимиром, предлагал им выгнать Вла¬
димира и принять его, Романа. Бояре повторили то, что
сделали при отце своего князя, — они пригрозили
смертью любовнице Владимира: «Не хочем кланятися по¬
падьи, а хочем ю убити!» Владимир Галицкий, взяв зо¬
лото, серебро, «попадью» и двух ее сыновей, бежал в
Венгрию.
Роман Мстиславич ненадолго вокняжился в Галиче,
он был изгнан венгерским королем, который, воспользо¬
вавшись перевесом сил, посадил в Галиче не Владимира,
искавшего у него помощи, а своего сына Андрея. Влади¬
мир же был заточен в башне венгерского замка.
Галичане тайно продолжали искать себе князя по сво¬
ей воле: то Роман сообщал, что «ведуть мя галичане к
собе на княжение», то боярское посольство приглашало
сына Берладника Ростислава Ивановича. Понадеявшись
на галицких бояр, Ростислав в 1188 г. с небольшим вой¬
ском показался под стенами Галича. «Мужи же галич-
кие не бяхуть вси во единой мысли», и отряд Берладни-
чича был окружен венграми и частью галичан; сам князь
был сбит с коня.
Когда тяжко раненного князя венгры несли в Галич, то
горожане «возмятошася, хотяча й изотъяти у угор (венг¬
ров. — Б. Р.) и принята себе на княжение. Угре же,
усмотревшие то и приложивше зелье смертное к ранам»,
В 1189 г. Владимир Галицкий бежал из заточения.
Он изрезал шатер, находившийся на вершине его баш¬
ни, свил веревки и по ним спустился вниз; двое его сто¬
ронников помогли ему добраться до Германии. Импера¬
тор Фридрих Барбаросса согласился (при условии ежегод¬
ной выплаты ему 2 тыс. гривен) помочь изгнаннику в
получении Галича. При поддержке Германии и Польши
Владимир снова вокняжился в своей «отчине и дедине».
В 1199 г., по смерти Владимира, галицким князем
стал Роман Мстиславич. Волынь и Галич объединились в
191

одних руках и составили большое и могущественное кня¬
жество, равное крупным европейским королевствам. Ко¬
гда же Роман овладел и Киевом, то в его руках оказался
огромный компактный кусок Русских земель, равный
Священной Римской империи Фридриха Барбароссы.
Вынужденный при вступлении на престол принести при¬
сягу галицкому боярству, Роман впоследствии действо¬
вал круто, вызывая этим недовольство бояр.
Из летописных намеков мы можем сделать вывод, что
Роман очень заботился об обогащении своего княжеско¬
го домена и селил на свою землю пленных. У Романа
искал приюта византийский император Алексей III Ан¬
гел, изгнанный из Царьграда в 1204 г. рыцарями-кресто-
иосцами, нашедшими себе более богатую добычу в хри¬
стианской Византии, чем далекий «гроб господень» где-
то в Палестине.
Короткое княжение победоносного Романа в Галиче,
Киеве и Владимире Волынском, когда его называли «са¬
модержцем всея Руси», упрочило положение западнорус¬
ских земель и подготовило их дальнейший расцвет.
Помимо изложенной выше красочной и драматичной
внешней истории княжеств и князей, эта эпоха крайне ин¬
тересна для нас теми обостренными отношениями между
князьями и боярством, которые так явственно обозначи¬
лись уже во времена Ярослава Осмомысла. Если отбро¬
сить элемент личной выгоды и корысти, несомненно
определявший многие действия князей, то следует при¬
знать, что проводимая ими политика концентрации зе¬
мель, ослабления уделов и усиления центральной княже¬
ской власти объективно была безусловно прогрессивной,
поскольку совпадала с народными интересами. В прове¬
дении этой политики князья опирались на широкие слои
горожан и на выращенные ими самими резервы мелких
феодалов («отроки», «детские», «милостники»),полностью
зависевших от князя.
Антикняжеские действия бояр приводили к борьбе
боярских партий между собой, к усилению усобиц, к без¬
защитности государства перед лицом внешней опасности.
При переплетенности княжеских интересов и относи¬
тельном равновесии сил крупных княжеств особый ха¬
рактер приобретал вопрос о престолонаследии.
Многие княжеские браки заключались тогда с поли¬
тическим расчетом между детьми пяти-восьмилетнего
возраста. Когда молодой княжич подрастал и брак осу¬
ществлялся, то он получал не ту родню, которую мог вы¬
192

брать себе сам, исходя от своих интересов, а ту, которая
отвечала интересам его родителей десятки лет назад. Бо¬
ярство должно было использовать эти противоречия, а
для князей был только один выход — передать престол
безродному побочному сыну. С этим, вероятно, и связано
то упорство, с каким держались за своих любовниц и
внебрачных сыновей и Святополк Изяславич, и Ярослав
Осмомысл, и его сын Владимир. Тестем Ярослава был мо¬
гущественный и дерзкий Юрий Долгорукий, стремивший¬
ся вмешаться в чужие дела. Тестем Владимира был «ве¬
ликий и грозный» Святослав Всеволодич Киевский. В то
время, когда Владимир с любовницей и детьми сидел в
Венгрии в башне, его тесть решил получить Галич, отчи¬
ну зятя, для себя лично (1189 г.). Такие действия можно
было легко облечь в форму защиты законных прав его
дочери и внуков, за которых уже заступалось галицкое
боярство.
Когда боярство Галича сжигало Настасью, изгоняло
Олега «Настасьича» или восставало против Владимировой
попадьи, то дело шло не столько о нравственности кня¬
зей, сколько о том, чтобы не позволить князю быть «са-
мовластцем» в тех условиях, чтобы боярству не лишить¬
ся союзников внутри княжеского семейства и мощной
поддержки со стороны коронованных родичей княгини.
Подобная борьба княжеской и королевской власти с
феодалами, стремившимися замкнуться в своих вотчи¬
нах, велась в ту пору и в Западной Европе, и в Грузин¬
ском царстве, и на Востоке, и в ряде других княжеств.
Не нужно думать, что поголовно все боярство выступало
против князя. Значительные и влиятельные боярские
крути активно содействовали сильной и действенной кня¬
жеской власти.
В Галицко-Волынской Руси эта борьба разных фео¬
дальных элементов достигла своего апогея во время кня¬
жения сына Романа, не менее знаменитого, чем его
отец, — Даниила Галицкого (родился около 1201 г. —
умер около 1264 г.). Даниил осиротел четырех лет от ро¬
ду, и все его детство и отрочество прошло в условиях
усобиц и ожесточенной феодальной борьбы, Боярство
Владимира Волынского хотело после смерти Романа оста¬
вить его княгиню-вдову с детьми на княжении, а галиц-
кие бояре пригласили сыновей Игоря Святославича Чер¬
ниговского. Княгине пришлось бежать; дядька Мирослав
на руках вынес Даниила через подземный ход из города
(«изыйде дырою градною»). Беглецы нашли приют в
13 Злато слово
193

Польше. Галицко-Волынское княжество распалось на ряд
уделов, что позволило Венгрии завоевать его. Князья Иго¬
ревичи, не имевшие никакой опоры в этих землях, пыта¬
лись удержаться путем репрессий — они убили около пя¬
тисот знатных бояр, но тем лишь усилили сторонников
изгнанной вдовствующей княгини. В 1211 г. бояре торже¬
ственно посадили на княжение мальчика Даниила в ка¬
федральной церкви Галича. Игоревичей же бояре пове¬
сили, «мести ради». Очень быстро галицкие бояре захо¬
тели избавиться и от княгини, имевшей сильных заступ¬
ников в Польше. Придворный летописец Даниила Га¬
лицкого, писавший много позднее, вспоминает такой эпи¬
зод: галичане выгнали княгиню из города; Даниил с пла¬
чем сопровождал ее, не желая расставаться. Какой-то
тиун схватил повод Даниилова коня, а Даниил выхватил
меч и начал рубить им, пока мать не отняла у него ору¬
жие. Возможно, что летописец сознательно рассказал этот
эпизод как эпиграф к описанию дальнейших действий
Даниила, направленных против бояр. В Галиче вокня-
жился боярин Владислав, что вызвало возмущение в фео¬
дальных верхах: «Не есть лепо боярину княжити в Га-
личи». После этого Галицкая земля снова подверглась
иноземной интервенции.
Лишь в 1221 г. Даниилу при поддержке своего те¬
стя Мстислава Удалого довелось стать князем во Влади¬
мире, и лишь в 1234 г. он окончательно утвердился в Га¬
личе.
Галицкие земельные магнаты держались как князья:
«Бояре же галичьстии Данила князем собе называху: а
сами всю землю держаху...» Таков был боярин Добро-
слав, распоряжавшийся даже княжеским доменом, таков
был Судислав, замок которого представлял собой кре¬
пость, наполненную запасами и оружием и готовую к
борьбе с князем. Боярство то приглашало Даниила, то
составляло заговоры против него. Так, в 1230 г. «крамо¬
ла же бывши во безбожных боярех галичкых». Бояре ре¬
шили поджечь дворец во время заседания боярской думы
и убить князя. Брату Даниила Васильку удалось поме¬
шать заговору. Тогда один из бояр пригласил князей на
обед в Вышенский замок; тысяцкий, друг Даниила, успел
предупредить, «яко пир зол есть... яко убьену ти быти».
Было схвачено 28 бояр, однако казнить их Даниил по¬
боялся. Спустя же некоторое время, когда Даниил «в пи¬
ру веселящуся, один из тех безбожных бояр лице зали
ему чашею. И то ему стерпевшу».
594

Нужно было находить новую, более надежную опору.
И Даниил созвал «вече» отроков, служилых воинов,
младших членов дружины, которые являлись прообразом
позднейшего дворянства. Отроки поддержали своего кня¬
зя: «Верны есмы богу и тобе, господину нашему!», а сот¬
ский Микула дал Даниилу совет, определивший дальней¬
шую политику князя: «Господине! Не погнетши пчел —
меду не едать!»
Вслед за битвой на Калке (перед которой Даниил ез¬
дил смотреть «невиданное рати», а после которой, ране¬
ный, «обрати конь свой на бег») феодальные раздоры и
дробление продолжали разъедать богатые Русские зем¬
ли, а центростремительные силы, олицетворяемые здесь
Даниилом, были недостаточно укреплены, не могли еще
противостоять одновременно и внутреннему и внешнему
врагу. Боярская оппозиция, постоянно опиравшаяся то на
Польшу, то на Венгрию, не превратила Галицко-Волын-
скую землю в боярскую республику, но существенно
ослабила княжество. Недаром летописец, переходя к это¬
му предтатарскому периоду жизни одного из наиболее
развитых и культурных русских княжеств, горестно пи¬
сал: «Начнем же сказати бесчисленные рати и великие
труды и частые войны и многия крамолы и частая воз-
стания и многия мятежи...»
Города Галицко-Волынской земли — Галич, Влади¬
мир, Перемышль, Луцк, Львов, Данилов, Берестье
(Брест) и др. — были богатыми, многолюдными и краси¬
выми. Трудом местных мастеров и архитекторов они бы¬
ли окружены крепкими стенами, застроены изящными
зданиями. Здесь, как и во Владимиро-Суздальской Руси,
любили каменную скульптуру; известен «хытрец» Авдей,
искусно резавший по камню. Мы знаем о премудром
книжнике Тимофее, обличавшем своими иносказательны-
ми притчами жестокость завоевателей, знаем о гордом
певце Митусе. В наших руках находится исключительная
по полноте и красочности Галицкая летопись XIII в.,
представляющая собой историческую биографию князя
Даниила.
Через Галицко-Волынские земли проходили важней¬
шие торговые пути общеевропейского значения, выводив¬
шие на Краков, Прагу, Регенсбург и Гданьск. Дрогичин
на Буге был своего рода общерусской таможней — там со¬
хранились десятки тысяч товарных пломб XI—XIII вв. со
знаками многих русских князей. На известной средневе¬
ковой карте мира арабского географа Идриси, составлен¬
13*
195

ной в Палермо около 1154 г., показаны такие города, как
Галич, Белгород Днепровский, Луцк и Перемышль. Вы¬
ход к Дунаю и Черному морю связывал с византийским
миром. Недаром в разное время императоры, потерпевшие
неудачи в империи, искали убежище в Галиче и полу¬
чали здесь города «в утешение» (Андроник, Алексей III).
Археологические раскопки в галицко-волынских горо¬
дах дают нам хорошее представление и о жизни простых
горожан, и о высоком уровне всей культуры этого юго-
западного угла Русских земель. Делами Галицко-Волып-
ской Руси живо интересовались не только в соседних
землях, но и в Германии, и в Риме, и во Франции, и в
Византии,
Полоцкое княжество
Полоцкая земля находилась на северо-западе Руси;
через нее проходил очень важный путь в Западную Ев¬
ропу по Западной Двине, более короткий, чем путь через
Новгород. Литовско-латышские племена были соседями
Полоцка на большом протяжении; когда в землях Лит¬
вы, Латыголы и Земиголы стали расти племенные дру¬
жины, то они иногда совершали набеги на русские обла¬
сти Подвинья. Однако эти походы не идут ни в какое
сравнение с разорительными набегами половцев на юж¬
ные земли. В основном отношения с соседями были мир¬
ными.
Автор «Слова о полку Игореве», горячий поклонник
Всеслава Полоцкого, одного из главных участников киев¬
ского восстания 1068 г., много говорит о Полоцкой зем¬
ле и ее князьях и даже несколько идеализирует их. Всех
русских князей он делит на две неравные части — на
«Ярославлих внуков» и на «Всеславлих внуков»; если
династически полоцкие князья действительно составляли
обособленную ветвь, то по объему земель эти две части
были не равны.
У Полоцкой земли были все условия для приобрете¬
ния независимости; в этом отношении она напоминала
Новгород. Здесь также было сильно местное боярство; в
Полоцке, богатом торговом центре, существовало город¬
ское вече и, кроме того, какие-то «братчины», боровшие¬
ся с князьями; возможно, что это были купеческие объ¬
единения, аналогичные Ивану на Опоках в Новгороде.
Княжеская власть здесь не была особенно сильна, и
Полоцкая земля распалась на несколько довольно само¬
196

стоятельных уделов: Минск, Витебск, Друцк, Изяслав ль,
Стрежев и др.
Яркую эпоху в жизни Полоцкой земли составило дли¬
тельное княжение Всеслава Брячиславича (1044—
1101 гг.). Этот энергичный князь воевал и с Новгородом,
и с Псковом, и с Ярославичами. Одним из врагов Все¬
слава был Владимир Мономах, ходивший в походы на
Полоцкую землю с 1084 по 1119 г. Киевским князьям
удавалось лишь на время подчинить себе эту землю, жив¬
шую своей обособленной жизнью. Последний раз реши¬
тельную попытку подчинить ее предпринял Мстислав Ве¬
ликий в 1127 г., послав войска со всех концов Руси — с
Волыни и из Курска, из Новгорода и из торкского По-
росья. Всем отрядам были указаны точные маршруты, и
всем им был определен единый, общий для всех день
вторжения в пределы Полоцкого княжества. Полоцкий
князь Брячислав, увидев себя окруженным, «страшився,
не мога поити ни семо, ни овамо». Через два года некото¬
рые полоцкие князья были высланы в Византию, где они
пробыли десять лет.
В 1132 г. Полоцк самостоятельно выбрал себе князя и
одновременно с другими землями Руси обособился окон¬
чательно от власти Киева. Правда, в отличие от соседних
княжеств Полоцкая земля сразу распалась на уделы; пер¬
вым выделился в самостоятельное княжение Минск (Ме-
неск). В борьбе между Рогволодом Борисовичем Полоц¬
ким и Ростиславом Глебовичем Минским в 1158 г. ак¬
тивное участие приняли горожане Полоцка и Друцка.
Рогволод, внук Всеслава, оказался князем-изгоем без
княжества; его родичи «вземше под ним волость его и жизнь
его (имущество, хозяйство. — Б. Р.)». Дручане стали
приглашать его: когда он с войском оказался близ Друц¬
ка, то 300 дручан и полочан выехало на ладьях для тор¬
жественной встречи князя. Тогда и в Полоцке «мятеж
бысть велик». Горожане и боярство Полоцка пригласили
Рогволода на великое княжение, а Ростислава, зачинщи¬
ка усобицы, хотели заманить 29 июня на пир — «брат¬
чину», но предусмотрительный князь надел под платье
кольчугу «и не смеша на ня дерзнути». На следующий
день началось восстание против Ростиславовых бояр, за¬
кончившееся вокняжением Рогволода. Однако попытка
нового полоцкого князя объединить все уделы не увенча¬
лась успехом. После одного неудачного похода, во время
которого погибло много полочан, Рогволод не вернулся в
свою столицу, и полочане еще раз проявили волю, подоб¬
197

но киевлянам или новгородцам, — они пригласили в
1162 г. из Витебска князя Всеслава Васильковича (1161—
1186 гг.).
В «Слове о полку Игореве» речь идет о брате этого
Всеслава, князе Изяславе Васильковиче, боровшемся с
литовскими феодалами.
Един же Изяслав, сын Васильков,
Позвони своими острыми мечи о шеломы
Литовьския,
Притрепа славу деду своему Всеславу,
А сам под Чрълеными щиты на кроваве траве
Притрепан литовскыми мечи...
Нападения литовских дружин стали возможны в ре¬
зультате ослабления Полоцкой земли, раздробленной на
множество уделов.
Автор «Слова» обращается с укором ко всем князьям,
как Ярославичам, так и Всеславичам:
Ярославли и вси внуци Всеславли!
Уже понизите стязи свои,
Вонзите свои мечи вережени;
Уже бо выскочисте из дедней славе.
Вы бо своими крамолами
Начясте наводити поганыя на землю Рускую,
На жизнь Всеславлю;
Которую бо беше насилие от земли Половецкыи!
Певец уподобляет опасность литовских набегов (есте¬
ственно усилившихся в связи с ростом феодализации) по¬
ловецкой опасности и считает, что русские должны «скло¬
нить знамена и вложить в ножны свои выщербленные ме¬
чи», т. е. покориться существующему порядку, так как
причина их поражений — их собственные раздоры, сою¬
зы с «погаными».
Печальное повествование о полоцких усобицах, в ре¬
зультате которых воины полегли в поле и «птицы крылья¬
ми прикрыли их тела, а звери подлизали кровь», автор
заканчивает историческими воспоминаниями, восторжен¬
но воспевая вещего Всеслава.
История Полоцкой земли в конце XII и начале XIII в.
известна нам плохо. К величайшему сожалению, погибла
Полоцкая летопись, принадлежавшая в начале XVIII в.
архитектору П. М. Еропкину. В. Н. Татищев выписал из
198

нее интереснейшее подробное повествование о событиях
1217 г. в Полоцке: жена князя Бориса Давыдовича Свя-
тохна вела сложную интригу против своих пасынков Ва¬
силька и Вячка: то она хотела их отравить, то посылала
подложные письма, то добивалась их изгнания и, нако¬
нец, при помощи своей свиты стала уничтожать полоц¬
ких бояр, враждебных ей. Были убиты: тысяцкий, посад¬
ник и ключник. Зазвонил вечевой колокол, и полочане,
ожесточенные тем, что сторонники княгини «города
разоряют и народ грабят», выступили против интри¬
ганки Святохны Казимировны; она была посажена под
стражу.
В. Н. Татищев держал эту летопись в руках очень не¬
долго. Он отметил, что в ней «много о полоцких, витеб¬
ских и других... кыязех писано; токмо я не имел времени
всего выписать и потом... видеть не достал».
Князь Вячко впоследствии пал в битве с немецкими
рыцарями, защищая русские и эстонские земли.
Полоцко-Витебско-Мииская земля, ставшая позднее, в
XIV в., основой белорусской народности, обладала своеоб¬
разной культурой, интересной историей, но далеко зашед¬
ший процесс феодального дробления не позволил ей со¬
хранить свою целостность и политическую самостоятель¬
ность: в XIII в. Полоцкое, Витебское, Друцкое и Мин¬
ское княжества были в первую очередь поглощены новым
феодальным формированием — Литовским великим кня¬
жеством, в котором, однако, действовали русские законы
и господствовал русский язык.
Смоленское княжество
Обращаясь по очереди ко всем русским князьям, ав¬
тор «Слова о полку Игореве» очень сдержанно и несколь¬
ко загадочно выражает свой призыв к смоленским князь¬
ям, двум братьям Ростиславичам:
Ты, буй Рюриче и Давыде!
Не ваю ли вой злачеными шеломы по крови
плаваша?
Не ваю ли храбрая дружина
Рыкают акы тури, ранены саблями калеными,
на поле незнаеме?
Вступита, господина, в злат стременъ
За обиду сего времени, за землю Рускую,
За раны Игоревы, буего Святъславлича!
19S

Рюрик в это время был, как мы знаем, соправителем
и потенциальным соперником киевского князя. Певец
умолчал и о том и о другом, он просто отнес Рюрика в
один раздел со смоленским князем, вероломным, эгои¬
стичным Дгзыдом. Не входя во все тонкости межкняже-
ской вражды, то прорывавшейся безудержной яростью,
как было в 1180 г., то затаенной, как в 1185 г., автор
«Слова» напоминает смоленским князьям, что и они оба
когда-то тяжело пострадали от половецких стальных са¬
бель. В 1177 г. летом, «на русальной неделе», т. е. в
июне, половцы ворвались на Русь; Рюрик и Давыд были
посланы против них, но «Давыд же бяше не притяги и
бывше распре межи братьею», — вот когда начали их
копья «розно петь». Половцы нанесли всем русским вой¬
скам страшное поражение. Святослав Всеволодич требо¬
вал суда над Давыдом, лишения его княжества. Об этих
далеких и не очень приятных событиях и напомнил ав¬
тор «Слова» князю Давыду, а заодно и Рюрику, как бы
делая его ответственным за брата. Десятилетняя вражда
Святослава и Давыда сделала строки «Слова», посвящен¬
ные смоленскому князю, слишком скупыми и вежливо-не¬
приязненными. Из них очень трудно выяснить, что пред¬
ставлял собою в то время Смоленск.
Смоленское княжество, древняя земля Кривичей, за¬
нимало срединное положение, будучи окружено со всех
сторон русскими областями. Через Смоленск проходили
важные магистральные дороги в Западную Европу и Ви¬
зантию: путь вверх по Днепру завершался у Смоленска;
далее через систему волоков он мог вывести и в Запад¬
ную Двину (к Полоцку и в Балтику), и в Ловать, и за¬
тем в Новгород. Торговое значение Смоленска отражено
в договоре Смоленска с Ригой и Готландом 1229 г.
Смоленское княжество, выделявшееся время от вре¬
мени в удел еще в XI в., обособилось от Руси при Рости¬
славе Мстиславиче (1127—1159 гг.), внуке Мономаха и
отце упоминавшихся выше Рюрика и Давыда. Смоленск
имел очень удобную связь с Киевом — вниз по Днепру
можно было пустить флотилию любых размеров, и всего
лишь через восемь дней она была уже под стенами сто¬
лицы. Единственным препятствием на этом пути был Лю-
беч, принадлежавший черниговским князьям, но и оно
было устранено. В 1147 г. Ростислав, воспользовавшись
отсутствием черниговских войск, сжег Любеч и, как он
сам писал брату, «Ольговичам много зла сотворил». После
этого в Любече жили только «псари да половцы», а смо¬
200

ленские ладьи беспрепятственно могли плыть в Киев.
Быть может, эта важная стратегическая близость к Кие¬
ву (в сочетании с полной безопасностью самого Смолен¬
ского княжества от половцев) и была причиной того, что
почти все смоленские князья побывали на киевском пре¬
столе: Ростислав Мстиславич и его сыновья Роман и Рю¬
рик, внук Мстислав Романович и сын Мстислава —
Роман.
От времени Ростислава до нас дошел интереснейший
документ, подробно вводящий нас в княжеское феодаль¬
ное хозяйство. Это грамота Ростислава Мстиславича
епископу Мануилу, данная по случаю учреждения в
Смоленске епархии около 1136 г. Здесь перечислены
статьи княжеского дохода с разных городов всего Смо¬
ленского княжества, десятая часть которого (десятина)
передавалась церкви. В 36 пунктах собралось различных
поборов на 4 тыс. гривен; здесь были и виры, и прода¬
жи, и полюдье, торговые пошлины, мыт (таможенные
сборы), гостевые и др. Епископ получал, кроме того, зе¬
мельные владения с феодально зависимым населением
(изгои, бортники и др.) и доходы с церковных судов по
особым видам преступлений.
В то время во всех выкристаллизовывавшихся княже¬
ствах учреждались самостоятельные епархии и оформля¬
лись имущественные права епископов. Происходило это
по инициативе кпязей, закрепившихся в определенных
землях и хотевших усилить свои позиции поддержкой
церкви.
Рост церковных богатств и имений в 1130-е годы вы¬
звал резкую критику, Климент Смолятич, известный пи¬
сатель середины XII в., ставший по воле киевского князя
митрополитом, писал, что он, Климент, не относится к
тем, «иже прилагают дом к дому и села к селам, изгои же
исябры и борти и пожни, ляди же и старины». Возможно,
что Климент, отвечая смоленскому священнику, имел в
виду прежде всего смоленского епископа, своего полити¬
ческого врага, Мануила. Самому Клименту было предъ¬
явлено любопытное обвинение в том, что он, христианин,
слишком увлекается такими языческими «философами»,
как Гомер, Аристотель и Платон.
В княжение Давыда Ростиславича (1180—1197 гг.),
уже известного нам по своим бесславным делам на юге,
происходили конфликты между князем и горожанами
Смоленска. У князя Давыда еще в молодости было мно¬
го неприятностей с новгородцами, которые не один раз
201

«показывали путь» ему. В 1186 г., вскоре после возвра¬
щения из-под Треполя, «въстань бысть Смоленске проме-
жи князем Давыдом и Смолняны. И много голов паде
луцыпих муж». В чем состояли противоречия между кня¬
зем и боярством, летопись не сообщает.
Смоленское княжество не было исключением — борь¬
ба боярства с князьями в очень резкой форме шла и в
других землях.
К началу XIII в. относится интереснейшее событие в
Смоленске, приоткрывающее частично завесу над внут¬
ренней социально-идеологической жизнью русских сред¬
невековых городов: игумены и попы устроили всенарод¬
ный суд над неким попом Авраамием. Одни хотели его
заточить, другие — «к стене ту пригвоздить и зажещи»,
а третьи — утопить. Игумены и попы, «яко волы
рыкающие», хотели, «аще бо мощно, жива его пожре-
ти».
Чем же так разъярил Авраамий смоленских церков¬
ников? Оказывается, находясь в одном из окраинных мо¬
настырей Смоленска, Авраамий читал населению книги и
«протолковывал» их всем — «малым и великим, рабам
же и свободным и рукодельным». В Смоленске везде го¬
ворили, что «он уже весь град к собе обратил есть». Его
обвиняли в чтении «глубинных книг», из которых одна
упомянута в его житии. Это так называемая «Златая
цепь», сборник изречений и слов, направленных иногда
против «плохих пастухов» — попов и монахов. В таких
сборниках появлялись антиклерикальные идеи, близкие
учению западноевропейских вальденсов, преследовавших¬
ся католической церковью. В сходных условиях у нас на
Руси возникли сходные идеи. Открытая проповедь таких
опасных для церкви идей, проповедь, обращенная к ра¬
бам и рукодельным, вызвала ненависть духовенства.
Князь спас Авраамия от казни, но еретику-проповеднику
церковь придавала такое значение, что по всем дорогам,
ведущим в Смоленск, были поставлены воины (очевидно,
владычные, епископские), преграждавшие путь сторон¬
никам Авраамия; они действовали так решительно, что
некоторые люди, шедшие к Авраамию, «разграблени
быша».
Смоленское княжество, укрытое внутри Русских зе¬
мель от всех внешних врагов, долго, до начала XV в., со¬
храняло самостоятельность. Батый во время похода
1237—1238 гг. направился было к Смоленску, но затем
обошел его стороной. Очевидно, богатый торговый город,
202

украшенный десятками великолепных зданий и обнесен¬
ный крепкими стенами, представлял непреодолимую пре¬
граду для войска, измотанного сопротивлением русских
городов, и кровожадный завоеватель не посмел показать¬
ся под его стенами.
Новгород Великий
История Новгорода — это, во-первых, история одного
из крупнейших городов средневековой Европы, а во-вто¬
рых, история необозримой страны, раскинувшейся от
Балтики до Ледовитого океана и Урала. Когда впослед¬
ствии, при Иване III, Новгородская земля влилась в со¬
став Московского централизованного государства, то сра¬
зу удвоила его размеры.
Истоки новгородской истории уводят нас в отдаленпое
время славянской колонизации севера, когда славяне-
земледельцы медленно осваивали всю зону лиственных
лесов Восточной Европы.
В своем расселении славяне долго не выходили за
пределы этой пригодной для земледелия обширной обла¬
сти, доходившей до озер Чудского и Ильменя и до ко¬
стромского Поволжья. Далее на север лежала зона без¬
брежной хвойной тайги, редко заселенной местным не¬
славянским населением, жившим здесь со времен неолита
и занимавшимся преимущественной охотой и рыболов¬
ством. Родовые поселки славян не заходили в эту суро¬
вую зону.
Вот именно здесь, на пограничье двух ландшафтпых
областей, где на протяжении сотен километров пришли в
соприкосновение славянские и угро-финские племена,
предки эстонцев, карелов, вепсов, коми, удмуртов, и воз¬
никла цепь древних городков, окаймлявших самые север¬
ные земли, до которых добрались в эпоху родо-племен-
ного строя славяне. Таковы Псков и Изборск близ Чуд¬
ского озера, Новгород на Ильмене, Белоозеро, Ростов.
Одни из них возникли еще в догосударственную пору и
были центрами тех или иных племенных союзов, другие
же были поставлены как «новые города», как северные
фактории Киевской Руси. Вероятно, к их числу и отно¬
сился Новгород, возникший в IX в. Сложение государ¬
ственности на юге изменило судьбу этих порубежных го¬
родов. Русские дружинники перешагнули в IX—X вв.
границу двух ландшафтных зон, удерживавшую пахарей,
и углубились в тайгу, открывая неведомые земли, встре¬
203

чаясь с различными народами и привозя в Киев вещи,
изготовленные кузнецами Урала.
В поисках дани драгоценной пушниной русские дохо¬
дили до Северной Двины, Белого моря, Мезени, Печоры
и до самого Ледовитого океана. Меха редкостных зверей,
охотничьи соколы, моржовая кость — «дорог рыбий
зуб» — вот что привлекало русских землепроходцев в
тайгу и заполярную тундру, где «путь был зол», где они
«идоша непроходными месты, яко не видеша ни дний, ни
нощи, но всегда — тьма».
В летописи помещен большой список различных пле¬
мен и народов, издавна плативших дань Руси; добрая по¬
ловина их была связана с Новгородом или входила впо¬
следствии в состав его владений: Чудь, Норома, Ямь,
Чудь Заволочская, Пермь, Печора, Югра. Отношения с
этими племенами были, как и при колонизации Ростово-
Суздальской земли, сравнительно мирными. Конфликты,
которые изредка возникали между новгородцами и мест¬
ным населением, носили частный характер и никогда не
кончались жестокими массовыми расправами и истребле¬
нием народа, как это бывало в эпоху раннего и позднего
средневековья в других странах (от Европы до Америки
включительно). Местная знать вливалась в русское бояр¬
ство (например, Чудин и его брат Тукы). О далеких се¬
верных связях Новгорода очень интересно рассказал ле¬
тописцу боярин Гюрята Рогович в конце XI в.: «Я послал
своего отрока (дружинника. — Б. Р.) в Печору — это
люди, дающие дань Новгороду, — и оттуда он поехал в
Югру, соседящую на севере с Самоедами. Югорцы рас¬
сказали моему отроку о том, что три года тому назад
они обнаружили чудо на берегу океана: там, где огром¬
ные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу
океана («в луку моря»), был услышан говор и крик мно¬
гих людей... Язык их был нам неизвестен, но они, указы¬
вая на наше железное оружие, жестами просили отдать
его им. И если кто-нибудь давал им нож или топор, то
они взамен давали ему меха. Путь к этим горам лежит
через непроходимые пропасти, через снега и леса; поэто¬
му мы не всегда доходили туда; кроме того, мы знаем,
что есть люди и еще далее на север...»
Если мы взглянем на карту побережья Ледовитого
океана, то без труда определим те места, о которых лето¬
писец беседовал с Гюрятой, — высокие горы подступают
к «луке моря» только в одном месте, где есть пролив
Югорский Шар и поблизости — мыс Русский Заворот,
204

где отрог Урала, хребет Пай-Хой, подходит к берегу за¬
лива. Земля, расположенная прямо на «полунощи» от
этого русско-югорского комплекса географических назва¬
ний, — это Новая Земля. Так благодаря древним новго¬
родцам мы узнаем о том, что далеко за Полярным кру¬
гом, на Новой Земле, в конце XI в. еще сохранялся не¬
олитический облик хозяйства и именно новгородцы по¬
знакомили эти далекие племена с новой культурой.
Следами сухопутных дорог новгородцев в северо-вос¬
точные земли являются многочисленные погосты, осно¬
ванные ими для сбора дани; список их был составлен
уже в 1137 г. Есть они на Северной Двине (погосты Ра-
кунь, Усть-Емец, Усть-Вага, Тойма) и на ее при¬
токе Ваге (Вель, Пуйте) и еще далее на восток (по¬
гост Пинега и Помоздин, погост на Вычегде близ р. Иж-
мы), где до сих пор живут потомки древних новгородцев,
сохранившие русский костюм и обряды, но в многовеко¬
вом отрыве от своей родины утратившие свой язык, —
«ижемцы» говорят теперь на языке коми. Самой отдален¬
ной колонией Новгорода была Вятская земля. Новгород¬
цы принесли на север земледелие, и позднее на Двине и
на Ваге появилось много боярских вотчин и монастырей,
двигавшихся вслед за крестьянской колонизацией из
Новгородской и Ростовской земель. В своих тысячеверст¬
ных путях новгородцы часто ходили на ладьях и «ушку¬
ях» по рекам и морям. К Югорскому Шару и Русскому
Завороту они, вероятно, плавали на кораблях по океану,
делая в общей сложности путь в 5000 км, равный путе¬
шествию из Новгорода в Лондон и обратно. Летопись го¬
ворит о «кругосветном» плавании вокруг Европы через
Киев и Новгород, Ла-Манш и Гибралтар, называя бал¬
тийско-атлантический отрезок его путем «из Варяг в
Греки».
Сам Новгород был построен на наивыгоднейшем пе¬
рекрестке торговых путей, важных как для Киевской Ру¬
си, так и для всей Северной Европы. Почти полтысяче¬
летия он был для Руси своеобразным «окном в Европу».
Одна из древних былин так описывает пути, расхо¬
дившиеся от Новгорода:
Реки да озера к Нову-городу,
А мхи да болота к Белу-озеру,
Да чистое поле ко Пскову;
Темные леса Смоленские...
Широка мать-Волга под Казань шла,
203

Подале того — и под Астрахань...
Из-под белого горючего из-под камешка
Выбегала мать Днепра-река
Да устьем впадала в море Черное...
Из Новгорода вниз по Волхову через Ладожское озе¬
ро и Неву легко было попасть в Швецию, на Готланд или
в земли балтийских славян. Из Новгорода через Ильмень
и Мету попадали на Волгу и шли в Болгарию, Хазарию
и далекие земли Востока. А третий путь — «из Грек в
Варяги» — пролегал из Византии и Киева вверх по
Днепру, через волоки, затем Ловатью в Ильмень и неиз¬
бежно вел в Волхов через Новгород.
В благоприятном положении Новгорода у истоков
Волхова заключались противоречия его будущего: с од¬
ной стороны, Киев, «мать городов русских», всегда зорко
следил за своим новым городом, и киевские князья по¬
сылали сюда наместниками своих старших сыновей, что¬
бы крепче держать эту международную пристань в своих
руках. С другой стороны, удаленность от Киева, широ¬
чайшие связи с десятками могущественных и богатых
стран и богатства собственной земли давали Новгороду
возможность роста, усиления, а следовательно, и незави¬
симости.
Та ранняя пора, когда городок на Волхове был дале¬
кой факторией Киева, отразилась частично в феодаль¬
ном делении Новгородской земли. Обычно каждое русское
княжество составляло «тьму», т. е. десять «тысяч», де¬
сять военно-финансовых округов; каждая тысяча дели¬
лась на «сотни». Новгородская же земля составляла все¬
го лишь одну тысячу, делившуюся на сотни, расположен¬
ные веером вокруг Новгорода радиусом в 200—300 км.
Значит, Киев не признавал Новгород равноправным дру¬
гим частям Руси (например, Волыни или Смоленщине) и
рассматривал его лишь как одну десятую часть какого-
то целого (может быть, самой «Киевской тьмы»?). Прав¬
да, город тоже составлял десять сотен, т. е. еще одну ты¬
сячу, но все же до полного десятитысячного комплекта
было далеко.
Новгород расположен на двух берегах Волхова, неда¬
леко от истока этой реки, вытекающей из Ильмень-озера.
Древнейшее местоположение было, очевидно, на левом
берегу, где стоит кремль и где в названии Волосова ули¬
ца хранится память о языческом боге скота и богат¬
ства — Волосе-Велесе. Почти у самого озера, вне города,
20G

стоял идол Перуна, поставленный по приказу киевского
князя в конце X в. Вокруг Перуна, как гласит древнее
предание, горел неугасимый огонь; раскопки обнаружи¬
ли вокруг идола восемь костров. Вплоть до XX в. у жи¬
телей Новгорода сохранялось поверье, что, проплывая
мимо Перыни, нужно бросить в воду монету, как бы в
жертву древнему богу.
Левобережный древний комплекс был, по-видимому,
связан с «русинами» из Киева, составлявшими гарнизон
пограничной крепости. На правом берегу Волхова нахо¬
дился Славенский холм, связанный в большей степени с
местным племенем словен.
Бурный рост города быстро привел к плотному засе¬
лению обоих берегов, соединенных знаменитым Великим
мостом через Волхов, игравшим важную роль в истории
города: здесь сходились на бой враждующие стороны
после шумного веча, здесь бесчинствовал былинный Вась¬
ка Буслаев, здесь приводились в исполнение смертные
приговоры — осужденных сбрасывали с моста в волхов¬
ские глубины. Новгород XI—XIII вв. был большим, хо¬
рошо организованным городом. Его кремль, выросший
вдвое, был укреплен каменной стеной и включал в себя
Софийский собор (являвшийся также и хранилищем го¬
сударственных документов) и епископский двор. В юж¬
ной части Кремля другой новгородский былинный ге¬
рой — богатый купец Садко Сытинич — построил боль¬
шую Борисоглебскую церковь.
Напротив Кремля находились торг, вечевая площадь,
Ярославово дворище, дворы иноземных купцов и церкви
купеческих корпораций (Иван па Опоках, Богородица на
Торгу, Варяжская божница). Берега Волхова были поде¬
лены на пристани и густо уставлены кораблями и лодка¬
ми разных стран и городов. Судов на воде было так мно¬
го, что иногда во время пожара огонь по ним переходил
с одного берега на другой. По периферии города распо¬
лагались монастыри. Юрьевский монастырь, построенный
Мстиславом, возвышался, как башня, при въезде в город
с юга, со стороны Ильменя, а для плывших с севера та¬
кими воротами города являлся Антониев монастырь. Го¬
род был вымощен деревянными мостовыми, относитель¬
но которых существовал даже специальный Устав о замо¬
щении улиц.
Новгородские летописцы были более, чем их киевские
собратья, внимательны к своему родному городу и по¬
стоянно сообщали читателям о жизни Новгорода. Мы зна¬
207

ем о городских пожарах, о грандиозных наводнениях,
когда воды Волхова затопляли город и жители сидели на
крышах своих хором, знаем о годах засухи и неурожаев,
когда приходилось покупать жито в Суздальской земле.
Очень много для понимания истории Новгорода, его
культуры и быта дали многолетние раскопки экспедиции
А. В. Арциховского. Выявлены жилые усадьбы, улицы,
дома, мастерские, боярские терема. Найдено множество
предметов — от инструментов ремесленников до золотых
печатей и тончайшего «узорочья».
Особый интерес представляют знаменитые берестяные
грамоты — письма простых горожан, написанные по са¬
мым различным поводам. То это короткая просьба дать
взаймы гривну, то приглашение на похороны, записка к
жене с просьбой прислать чистое белье, долговые распис¬
ки, челобитные, завещания, любовные письма, стихи или
избирательные «жеребья» с единственным именем на
всем листе. Ни один из средневековых городов Европы
не может похвастаться таким разнообразным эпистоляр¬
ным фондом, который создавался ремесленниками и тор¬
говцами, домашними хозяйками и боярами.
В XII—XIII вв. Новгород Великий был огромным го¬
родом, основное население которого составляли ремеслен¬
ники самых разнообразных специальностей. Здесь были и
кузнецы, и гончары, и мастера золотых и серебряных
дел, и множество мастеров, специализировавшихся на
изготовлении определенного вида изделий, — щитники,
лучники, седельники, гребенщики, гвоздочники и т. п.
Иногда имена ремесленников попадали в летопись, а иной
раз мы узнаем о них по подписям на их изделиях. Так,
например, известны два великолепных серебряных сосу¬
да, изготовленпых, возможно, для посадников; на них
есть подписи: «Братило делал», «Коста делал». Новгород¬
цы славились как искусные плотники, и в раскопках най¬
дено много остатков деревянных домов и резных украше¬
ний. Целый «конец» Новгорода назывался Плотницким,
а многие улицы долго хранили память о селившихся куч¬
но ремесленниках: Щитная, Кузнецкая, Кожевники, Гон¬
чарная и др. Ремесло, существовавшее первоначально как
работа на заказ, в XII в. все больше связывалось с рын¬
ком. По всей вероятности, наиболее богатые из мастеров
торговали своей продукцией на главном торгу Новгорода,
как это хорошо известно для более позднего времени.
Важную роль в жизни города играла и внешняя тор¬
говля. Новгород был связан с Киевом и Византией, с
208

Волжской Болгарией и прикаспийскими странами, с Гот¬
ландом и всей Южной Прибалтикой. В самом Новгороде
были иноземные торговые дворы — «Немецкий», «Гот¬
ский», а новгородский двор был, например, в Киеве.
На городском торгу можно было купить и изделия ре¬
месленников этого города, и продукты, привезенные кре¬
стьянами из окрестных деревень, и множество разнооб¬
разных заморских товаров из стран Востока, Западной
Европы, других русских княжеств, Византии. Выгодное
географическое положение Новгорода способствовало раз¬
витию внешней торговли, которая была делом не только
купцов, но и бояр, и новгородской церкви. Далекие тор¬
говые экспедиции, требовавшие оснащения кораблей и
большой вооруженной охраны, сплачивали боярско-купе¬
ческие круги и выдвигали их сразу на видное место.
В новгородском былинном эпосе эти далекие плавания
опоэтизированы: в 1070-е годы появилась былина о пла¬
вании к Корсуню (Херсону) в Крыму, былина о Садко,
богатом госте, которая очень живо рисует и быт самого
Новгорода Великого в XII в., и плавание 30 кораблей по
синему морю.
Несмотря на ремесленно-торговый характер основной
массы населения Новгорода, реальная власть принадле¬
жала в городе и в стране боярам-землевладельцам, вотчи¬
ны которых находились как в пределах новгородских
«сотен», так и в далеких колониях — в Заволочье, на
Двине и Ваге. В силу особенностей Новгородской земли
боярство было прочно связано с внешней пушной торгов¬
лей, и это придавало ему большую экономическую силу
и корпоративную сплоченность. Вплоть до начала XIII в.,
пока у рубежей Новгородской земли не появились не¬
мецкие рыцарские ордена, Новгород не знал постоянной
угрозы внешней опасности, и военные резервы боярства
могли расходоваться на охрану торговых караванов, тыся¬
чеверстных путей и отдаленных факторий-погостов. Важ¬
ными форпостами Новгорода были Псков и Ладога, бояр¬
ство которых иногда принимало участие в политической
жизни своего «старшего брата», но иногда проявляло и
самостоятельность.
В Новгороде Великом постоянно кипела классовая
борьба «черных людей» против бояр, ростовщиков и мо¬
настырей и борьба различных групп боярства
между собой; непрерывно возрастало сопротивление вла¬
сти Киева. Особенно заметно было это стремление к обо¬
соблению от Киева на ранних этапах. Оно приобретало
14 Злато слово
209

характер общегородской борьбы всех слоев и групп, объ¬
единенных общими задачами. Наличие таких общих за¬
дач несколько отодвигало на задний план классовую
борьбу, так как боярство демагогически использовало ве¬
чевые собрания, предъявляло нелюбимым князьям обви¬
нения в том, что они «не блюдут смердов», и изображало
свою борьбу за власть как общую борьбу за новгородские
вольности.
На протяжении XI в. новгородское боярство много раз
проявляло свою волю в отношении великих князей и тех
князей-наместников, которых Киев посылал в Новгород.
Мы помним, как гордилось новгородское боярство победо¬
носным походом на Киев при Ярославе Мудром и теми
грамотами, которые закрепляли новгородские вольности
в 1015 г. В последнюю четверть XI в. существенно из¬
менилась летописная формула извещения о начале кня¬
жения нового князя; ранее говорили: великий князь ки¬
евский «посади» князя в Новгороде. Теперь стали гово¬
рить: новгородцы «введоша» князя себе. Летопись запе¬
стрела такими фразами: «бежа князь», новгородцы «выг-
наша князя», «показаша путь» князю. Первым изгнанни¬
ком оказался Глеб Святославич, выступивший против
всего города в защиту епископа и, как мы помним, соб¬
ственноручно зарубивший волхва. Новгородцы его «выг-
наша из города, и бежа за Волок, и убиша и Чудь». Это
произошло в 1078 г. Появилась новая система «выкармли¬
вания» князя. Новгород приглашал к себе юного княжи¬
ча из семьи влиятельного князя и с ранних лет приучал
его к своим боярским порядкам. А если великий князь
пытался сменить такого вскормленника и заменить его
по давней традиции своим сыном, то боярство горой вста¬
вало за своего князя. Так было с Мстиславом Владими¬
ровичем, сыном Мономаха, который с 12 лет княжил в
Новгороде. По прошествии 14 лет, в 1102 г., Святополк
Киевский пытался заменить его своим сыном, но новго¬
родское посольство вступило с великим князем в великую
«прю» и довольно дерзко заявило ему: «Если у твоего
сына две головы, то посылай его к нам!»
Мстислав остался в Новгороде и даже породнился
с новгородским боярством, женившись вторым браком на
дочери посадника.
Новое значение в это время приобретает и важный
пост посадника, так сказать, премьер-министра в бояр¬
ской республике. Ранее посадник был доверенным лицом
великого князя, посланным из Киева. В XII в. посадни¬
210

ков новгородцы выбирают сами из среды наиболее знат¬
ного боярства, а в XIII в. утверждается тезис, что «нов¬
городцы в князьях и посадниках вольны». При Владими¬
ре Мономахе была сделана последняя попытка круто
обойтись с новгородским боярством. Когда Мстислав был
отозван отцом на юг, а в Новгороде остался его сын Все¬
волод, то боярство стало, очевидно, держать себя слиш¬
ком независимо. Владимир и Мстислав совместно вызвали
в 1118 г. всех новгородских бояр в Киев, заставили их
присягнуть на верность, а некоторых бояр, провинивших¬
ся в каких-то незаконных конфискациях, оставили в сто¬
лице и заточили. Среди заточенных был новгородский
сотник, боярин Ставр. О нем была сложена похожая на
былину новелла, рисующая привольное житье боярина
в Новгороде:
В Нове-городе живу да я хозяином,
Я хозяином живу да управителем...
У меня ли у Ставра у боярина
Злата, серебра стоят кованы ларцы,
Крупну жемчугу бурмицкому несть числа.
Приехав по вызову князя Владимира в Киев (как и
в летописи), боярин Ставр посмеивается над киевским бо¬
ярством, да и над самим великим князем. В Новгороде
в эти годы строилась новая крепостная стена, заложен¬
ная еще Мстиславом в 1116 г., «более прежней», и вот
новгородец иронически отзывается об укреплениях
Киева:
Ой, глупые бояре, неразумные,
Они хвалятся градом Киевом...
А что это за ограда во Киеве
У ласкова князя Владимира?
У меня ли у Ставра широкий двор
Не хуже будет города Киева!
Далее былина рассказывает, что Владимир, разгне¬
вавшись на хвастливого новгородца, посадил Ставра
в «погребы глубокие». Летопись ничего не сообщает
о его дальнейшей судьбе, а былина-новелла вся посвяще¬
на ловким и смелым действиям Ставровой молодой жены,
одурачившей князя и добившейся освобождения своего
мужа.
Однако расправа с новгородским бодрством ради под¬
14*
211

держания престижа молодого князя Всеволода Мстисла-
вича не остановила сепаратистских стремлений Новгоро¬
да. Всеволод (1118—1136 гг.) был последним княьем, при
котором Киев вмешивался во внутренние дела Новгорода.
Всеволод Мстиславич довольно долго выполнял раз¬
личные военные поручения Новгорода, а в 1132 г., после
смерти Мстислава, он, соблазнившись перспективой при¬
обрести крупный удел на юге, поскакал в Переяславль, но
продержался в этом городе лишь несколько часов —
к обеду его уже выгнал оттуда Юрий Долгорукий, его
дядя.
Князь Всеволод вернулся в Новгород, рассчитывая,
очевидно, на поддержку посадника Петрилы Микульчи-
ча и архиепископа Нифонта. Но здесь он застал необы¬
чайное брожение как в городе, так и по всей земле нов¬
городской: боярство, по всей вероятности, в свое время
заключило с ним договор о пожизненном княжении, что¬
бы еще раз не сталкиваться с тяжелой рукой Мономаха,
как это было на втором году (1118 г.) княжения юного
Всеволода. Теперь новгородцы, псковичи и ладожане, со¬
бравшись все вместе, припомнили ему его обещание («хо-
щу у вас умрети») и в наказание за легкомысленную
поездку в Переяславль «выгнаша князя Всеволода из го¬
рода». Однако с полпути его вернули.
Новый конфликт созрел два года спустя, когда Все¬
волод снова пытался ввязаться в южные дела. При об¬
суждении похода на Суздаль прения на вече приняли ост¬
рый характер. «Почаша молвити о суждальстеи воине
новгородци и убиша муж свои и вергоша с мосту».
Во время самого похода произошла смена посадников,
и сторонник Всеволода Петрила был устранен. Пораже¬
ние, понесенное новгородцами в битве на Ж дане-горе
в 1135 г., еще более обострило недовольство Всеволодом,
втянувшим Новгород в эту невыгодную войну.
К бурным 1135—1136 гг., которые иногда называли
даже «новгородской революцией», относятся два очень
важных документа, посвященных делам купеческих кор¬
пораций. Рассмотренные вместе с летописью, они могут
отчасти помочь нам в выяснении княжеской политики
в последние критические годы существования княжеской
власти в Новгороде.
Оба документа подправлялись потомками в XIII—
XIV вв., но первоначальное ядро их предположительно
можно выделить.
В 1135 г. при посаднике Мирославе князь Всеволод
212

составил «Рукописание», посвященное льготам и приви¬
легиям купеческого братства при церкви Ивана на Опо¬
ках, построенной среди новгородского торга в 1127—
ИЗО гг. Издавая этот документ, князь, очевидно, рас¬
считывал на поддержку купечества.
«Рукописание» отчетливо утверждает и защищает пра¬
ва богатого купечества, «пошлых купцов». При церкви
Ивана на Опоках учреждался совет из трех старост.
Купцы выбирали двух старост, а от «житьих» и «черных
людей» был только один, да и то не выборный, а офици¬
альное лицо, боярин тысяцкий. Ивановскому братству да¬
вались самоуправление и суд по торговым делам, незави¬
симые от посадника. Стать членом гильдии мог богатый
купец (или сын богатого купца), вносивший большой
вклад в 50 гривен. В пользу Ивановского братства шли
таможенные пошлины с воска, привозимого в Новгород
со всех концов Руси. Гильдия имела свой общинный
праздник И сентября, когда из общей казны тратили
(очевидно, на устройство пира) 25 гривен серебра, зажи¬
гали в церкви 70 свечей и приглашали служить в церкви
самого владыку, получавшего за это гривну серебра и
сукно. Праздник братства Ивана на Опоках длился це¬
лых три дня. Такие совместные праздники членов купе¬
ческих гильдий или ремесленных цехов были характер¬
ны для всех средневековых городов Европы и Востока.
Тем временем в начавшейся феодальной раздроблен¬
ности и распрях князей Новгород попытался сказать свое
слово в общерусской политике — посадник Мирослав Гю-
рятинич ездил в Южную Русь мирить киевлян с черни¬
говцами. Князь Всеволод, остававшийся в Новгороде, да¬
вал противоречивые рекомендации относительно того,
с кем из соперников надо быть Новгороду в союзе.
Недовольство князем со стороны новгородских бояр
возрастало одновременно с сознанием их собственного мо¬
гущества. Кроме боярства и купечества, в Новгороде бы¬
ло еще две силы, на которые мог бы положиться князь
в поисках опоры для своего пошатнувшегося престола, —
церковь и «черные люди». С «черными людьми» у Всево¬
лода были враждебные отношения, что и было ему потом
поставлено в вину. Оставалась церковь, являвшаяся
в Новгороде значительной экономической и политической
силой. И вот создается второй документ Всеволода Мсти¬
славича, в котором он частично зачеркивает привилегии,
только что данные купечеству. Это — Устав князя Все¬
волода о церковных судех... и о мерилах торговых. Устав
213

был обнародован таким образом: на заседание княжеско¬
го совета в присутствии бояр, княгини и архиепископа
были приглашены десять сотских, бирюч и два старосты;
один из них — иванский староста Васята. В Уставе
очерчен круг людей, подвластных церкви, и состав тех
преступлений, которые подведомственны церковному су¬
ду (развод, умыкание, чародейство, волхование, ведов¬
ство, ссоры между родными, ограбление мертвецов, язы¬
ческие обряды, убийство внебрачных детей и др.)*
Но начинается Устав с того, что князь определяет, ко¬
му он вверяет суд и мерила торговые: на первом месте
оказывается церковь Святой Богородицы на Торгу, далее
Софийский собор и епископ и лишь на третьем месте
«староста Иваньский». Текст здесь не исправен — после
упоминания о Богородицкой церкви написано: «В Киеве
и митрополиту»; это явное недоразумение, так как в Ки¬
еве не было такой церкви, а новгородская божница в Ки¬
еве носила имя Михаила. После уточнения некоторых
экономических деталей (какие оброчные статьи получают
иванский поп и сторож) говорится, что старосты и тор¬
говцы должны управлять «домом святого Ивана», «до¬
кладывая владыке», т. е. дела купеческой корпорации
ставятся под контроль новгородского архиепископа.
Церковь Богородицы на Торгу была заложена князем
Всеволодом вместе с владыкой Нифонтом в 1135 г. Зи¬
мою Нифонт ездил в Киев: Устав Всеволода, пожалуй,
правильнее датировать началом 1136 г., когда и церковь
на Торгу уже была построена и владыка вернулся из
своей дипломатической поездки. Новый документ (если
только он верно понят нами) укреплял связи князя
с церковью и ее влиятельным главой — архиепископом,
но должен был вызвать недовольство новгородского купе¬
чества, корпоративная церковь которого — Иван на Опо¬
ках — оказалась отодвинутой на второй план, а на пер¬
вое место выдвинулась новопостроенная Богородицкая
церковь, созданная князем и владыкой.
Дальнейшие события показали, что кыязь просчитал¬
ся: 28 мая 1136 г. по приговору веча (с участием пскови¬
чей и ладожан) Всеволод был арестован и вместе с же¬
ной, детьми и тещей посажен в епископский дворец, где
30 вооруженных воинов стерегли его (а заодно, может
быть, и владыку?) два месяца. В июле Всеволода выпу¬
стили из города, предъявив ему обвинения: 1. «Не блю¬
дет смерд»; 2. Зачем в 1132 г. польстился на Пере¬
яславль?; 3. Зачем первым бежал с поля боя в 1135 г.?;
214

4. Зачем склонял к союзу с Черниговом, а потом велел
разорвать этот союз?
С этого времени вольнолюбивый Новгород Великий
окончательно становится боярской феодальной республи¬
кой. Красочность записей 1136 г., сделанных в летописи,
как предполагают, ученым, математиком Кириком, пока¬
зывает события 1136 г. особенно выпукло, но, как мы ви¬
дели, приход новгородского боярства к власти фактиче¬
ски совершился раньше. После изгнания Всеволода, на¬
шедшего приют у «младшего брата» Новгорода, во Пско¬
ве, в Новгород был приглашен Святослав Ольгович из
Чернигова. Кипение страстей в Новгороде продолжа¬
лось — то новгородцы сбросят с моста какого-то боярина,
то архиепископ откажется венчать нового князя и запре¬
тит всему духовенству идти на свадьбу, то какой-то доб¬
рохот изгнанного Всеволода пустит стрелу в Святослава,
то какие-то мужи новгородские тайно пригласят Всево¬
лода опять вернуться к ним. Когда же тайное стало яв¬
ным, «мятеж бысть велик в Новгороде: не восхотеша
людье Всеволода». Бояре — друзья Всеволода — или бе¬
жали к нему во Псков, и их имущество подвергалось
конфискации, или платили огромную контрибуцию.
Очень важно отметить, что 1500 гривен, собранные
с «приятелей» Всеволода, были розданы купцам, чтобы
они могли снарядиться на войну с Всеволодом.
Последние князья Новгорода (быть может, за исклю¬
чением Мстислава Удалого) являлись, по существу, наем¬
ными военачальниками. Новгород Великий в XII—
XIII вв., управляемый боярами, был ареной напряжен¬
ной классовой борьбы. Обособление его от власти киев¬
ского князя сказалось в том, что боярское правительство
все чаще стало принимать участие в усобицах в других
землях, а это сильно ухудшало положение и крестьян и
городского люда, на плечи которых ложилась вся тяжесть
междоусобных войн, разорявших страну и затруднявших
подвоз хлеба из более хлебородных земель.
Восстание 1136 г. было далеко не единственным.
В 1209 г. вспыхнуло восстание против посадника Дмит-
ра Мирошкинича. Его сокровища были разделены вос¬
ставшими «по зубу, по 3 гривне по всему граду».
В 1229 г. «простая чадь» Новгорода возмутилась
против архиепископа Арсения и тысяцкого Вячеслава.
«Възмятеся всь град», — пишет летописец и рассказы¬
вает далее, как народ прямо с веча двинулся с оружием
против боярских и владычных дворов. Был поставлен
215

другой архиепископ, и в числе его помощников оказался
оружейник Микифор Щитник.
Богатый ремесленно-торговый город, столица огром¬
ной земли, границы которой терялись у берегов Ледови¬
того океана, Новгород на протяжении XII — начала
XIII в. быстро рос, развивался, расширял свои торговые
связи, создавал своеобразную культуру.
Наиболее близкой аналогией Новгороду в Западной
Европе является Флоренция, богатая торгово-аристокра¬
тическая республика, внутренняя история которой тоже
полна борьбой феодальных партий, борьбой бедных го¬
рожан с ростовщиками и патрициями.
История Новгорода не была так трагически прервана
татарским нашествием, как это случилось с Киевом, Чер¬
ниговом и другими городами. Новгород успешно отбился
от немецких рыцарей и легче, чем другие земли, пере¬
нес утверждение татарского ига, но и на Новгороде тя¬
жело сказались первые десятилетия татарского владыче¬
ства на Руси.
Новгород Великий играл очень важную роль в исто¬
рии Руси, Западной Европы и далекого Северо-Востока,
куда вместе с новгородской мирной колонизацией про¬
никало русское ремесло и русское земледелие. Этим был
подготовлен путь дальнейшего продвижения в Сибирь,
Владимиро-Суздальское княжество
Как бы предугадывая, что Северо-Восточной Руси
будет суждено служить связующим звеном между домон¬
гольским периодом русской истории и всей последующей
историей Московской Руси, автор «Слова о полку Игоре¬
ве» восторженно и вдохновенно говорит о могуществен¬
ном суздальском князе Всеволоде Большое Гнездо
(1176—1212 гг.):
Великый княже Всеволоде!
Не мыслию ти прелетети издалеча
Отня злата стола поблюсти?
Ты бо можеши Волгу веслы раскропити,
А Дон шеломы выльяти!
Аже бы ты был, то была бы чага по ногате,
А кощей по резане (т. е. половецкие пленники
стоили бы гроши. — Б. Р.).
Его обширное княжество охватывало древние земли
Кривичей, отчасти Вятичей и те области, куда испокон
216

веку направлялась славянская колонизация: земли Ме¬
ри, Муромы, Веси, т. е. междуречье Волги и Оки с пло¬
дородным Суздальским Опольем и район Белоозера.
Со временем границы Ростово-Суздальской земли продви¬
нулись дальше в таежные леса — на Северную Двину,
к Устюгу Великому и даже на Белое море, соприкасаясь
здесь с новгородскими колониями.
Взаимоотношения пришедших сюда славян с местным
угро-финским населением были в целом, несомненно, мир¬
ными. Оба народа постепенно сливались, обогащая друг
друга элементами своей культуры.
Географическое положение Ростово-Суздальской земли
имело свои преимущества: здесь не было угрозы поло¬
вецких набегов, так как степь была далеко, здесь, за
непроходимыми лесами Вятичей, киевские князья, их ти¬
уны и рядовичи не могли хозяйничать так смело, как
вокруг Киева. Варяжские отряды проникали сюда не
прямо по воде, как в Ладогу или Новгород, а через си¬
стему волоков в Валдайских лесах. Все это создавало от¬
носительную безопасность Северо-Восточной Руси. С дру¬
гой стороны, в руках суздальских князей был такой ма¬
гистральный путь, как Волга, впадающая «семьюдесят
жерел в море Хвалисское», по берегам которого лежали
сказочно богатые страны Востока, охотно покупавшие
пушнину и славянский воск. Все новгородские пути на
Восток проходили через Суздальскую землю, и этим ши¬
роко пользовались князья, насильственно воздействуя на
экономику Новгорода.
В XI в., когда Поволжье и Ока входили в состав Ки¬
евской Руси, здесь происходили восстания: в 1024 г. —
в Суздальской земле; около 1071 г. — на Волге, Шексне
и Белоозере, подавленное Яном Вышатичем *.
К этому времени уже существовали города Ростов,
Суздаль, Муром, Рязань, Ярославль и др. В черноземных
районах Суздалыцины богатело местное боярство, имев¬
шее возможность снабжать хлебом даже Новгород.
Настоящее окняжение этих областей началось с Вла¬
димира Мономаха, который еще мальчиком должен был
проехать «сквозе Вятиче», чтобы добраться до далекого
Ростова. Те долгие годы, когда Мономах, будучи пере¬
яславским князем, владел и Ростовским уделом, сказа¬
лись на жизни Северо-Востока. Здесь возникли такие го¬
рода, как Владимир на Клязьме, Переяславль, названный
в отличие от южного Залесским, сюда были перенесены
даже названия южных рек. Здесь Владимир строил горо¬
217

да, украшал их зданиями, здесь он вел войну с Олегом
«Гориславичем», здесь, где-то на Волге, писал свое «По¬
учение», «на санех седя». Связь Суздалыцины с Пере¬
яславлем Русским (ныне Переяслав-Хмельницкий) про¬
должалась на протяжении всего XII столетия.
Ростово-Суздальская земля обособилась от Киева од¬
новременно с другими Русскими землями в 1132—1135 гг.
Здесь княжил один из младших сыновей Мономаха —
Юрий, получивший характерное прозвище Долгорукого,
очевидно, за свою неуемную тягу к далеким чужим вла¬
дениям. Его внешняя политика определялась тремя на¬
правлениями: войны с Волжской Болгарией *, торговым
конкурентом Руси, дипломатический и военный нажим на
Новгород и изнурительные бесполезные войны за Киев,
заполнившие последние девять лет его княжения.
В свои южные авантюры Юрий Долгорукий втягивал¬
ся постепенно. Началось с того, что изгнанный из Киева
в 1146 г. Святослав Ольгович, его феодальный сосед по
княжествам, обратился к Юрию за помощью. Юрий Вла¬
димирович, прислав союзнику войско с далекого Белоозе-
ра, затеял прежде всего войны с соседями: сам он удач¬
но воевал с Новгородом, а Святослава направил на Смо-
Св. Георгий. Нагрудная иконка. Резьба по камню.
Конец XII — начало XIII вв.
218

ленские земли. Когда Святослав Ольгович начал успеш¬
ные действия и «ополонился» в верховьях Протвы, к не¬
му прибыл гонец от Юрия, пригласивший его в погра¬
ничный суздальский городок, очевидно, отпраздновать
победы: «Приди ко мне, брате, в Москов». Никто не ду¬
мал тогда, что этому городку в вятических лесах сужде¬
но будет стать одним из крупнейших городов мира.
С берегов Протвы в Москву сначала приехал сын Свя¬
тослава и привез Долгорукому в подарок охотничьего ге¬
парда, самое быстрое животное, от которого не мог
ускользнуть ни один олень. Затем, 4 апреля 1147 г.,
в Москву приехал Святослав с сыном Владимиром и сви¬
той, в составе которой находился девяностолетний боя¬
рин, служивший еще его отцу, Олегу «Гориславичу».
На следующий день Юрий дал торжественный пир. «По-
веле Гюрги устроити обед силен и створи честь велику
им и да Святославу дары многи». Так впервые была
упомянута Москва, сначала замок боярина Кучки,
в 1156 г. — пограничная крепость, в XIII в. — удельный
княжеский городок, а в XV в. — столица огромного Рус¬
ского государства, которое иностранцы по имени ее на¬
зывали Московией.
Кроме Москвы, Юрием Долгоруким были построены
или укреплены здесь города Юрьев-Польский, Дмитров,
Коснятин, Кидекша, Звенигород, Переяславль и др.
В своих южных делах, отвоевывая Киев у племянни¬
ка Изяслава Мстиславича или у своего старшего брата
Вячеслава, Юрий то выигрывал сражения и доходил
с войсками почти до Карпат, то стремительно бежал из
Киева в лодке, бросив дружину и даже тайную дипло¬
матическую переписку. У В. И. Татищева сохранилось
такое описание Юрия Долгорукого, восходящее, очевид¬
но, к враждебным ему киевским источникам: «Сей ве¬
ликий князь был роста немалого, толстый, лицом белый;
глаза не вельми велики, нос долгий и накривленный; бра¬
да малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития;
более о веселиях, нежели о расправе и воинстве приле¬
жал, но все оное состояло во власти и смотрении вель¬
мож его и любимцев».
Умер Юрий в Киеве в 1157 г.
Настоящим хозяином Северо-Восточной Руси, крутым,
властолюбивым, энергичным, стал сын Долгорукого —
Андрей Юрьевич Боголюбский (1157—1174 гг.).
Еще при жизни отца, когда Юрий прочно княжил
в Киеве, Андрей, нарушая отцовские распоряжения, ушел
219

в 1155 г. в Суздальскую землю, очевидно, приглашенный
местным боярством. После смерти Юрия Долгорукого
произошло избрание Андрея князем. «Ростовцы и суз-
дальцы, сдумавши вси, пояша Андрея». Ростов и Суздаль,
древние боярские центры, влиявшие на весь ход событии,
желали наравне со всеми другими землями обзавестись
своим князем, своей династической ветвью, чтобы пре¬
кратить перемещения князей, не связанных с интересами
данной земли. Андрей, с юности прославивший себя ры¬
царскими подвигами на юге, казался подходящим канди¬
датом. А сам он, вероятно, с радостью поменял неустой¬
чивое счастье воина-вассала, получавшего за службу то
один город, то другой, на прочное обладание огромной
страной, уже приведенной в порядок при его отце и
деде.
Однако новый князь сразу решительно поставил себя
не рядом с боярством, а над ним. Своей столицей он сде¬
лал сравнительно новый город Владимир, а резиденци¬
ей — великолепный белокаменный замок в Боголюбове
близ Владимира, построенный его мастерами. Первым
актом князя было изгнание младших братьев (они со
временем могли превратиться в его соперников) и старой
дружины отца, которая всегда в таких положениях вме¬
шивалась в управление. «Се же створи, хотя самовластец
быти всей Суздальской земли». С этого времени Андрею
приходилось остерегаться бояр; по некоторым сведениям,
он даже запретил боярам принимать участие в княже¬
ских охотах — ведь мы знаем случаи, когда князья не
возвращались с охоты...
В борьбе за власть Андрей стремился опереться и на
церковь, используя епископскую кафедру. Он хотел ви¬
деть ростовским епископом Федора, поддерживавшего во
всем князя, но киевские и цареградские церковные власти
не поддержали его, и в 1168 г. «Федорец, лживый влады¬
ка», был казнен как еретик.
В области внешней политики Андрей продолжал дей¬
ствовать в тех же трех направлениях, которые были на¬
мечены еще Долгоруким: походы на Волжскую Болга¬
рию, походы на Новгород и Киев. Новгород успешно
отразил «суздальцев», а Киев войскам Андрея удалось
взять и разграбить в 1169 г. Следует повторить, что этот
грабеж, красочно описанный современником-киевляни-
ном, не привел ни к экономическому, ни к политическому
упадку бывшей столицы, где вскоре закрепились княже¬
ские линии, неподвластные северо-восточному князю.
220

Когда победитель Киева Андрей, «исполнився высоко-
умья, разгордевся велми», попытался распоряжаться
южнорусскими князьями в 1174 г., то его послу мечнику
Михну * остригли голову и бороду и в таком обезобра¬
женном виде отослали обратно. Когда Андрей Боголюб-
окий увидел стриженого боярина и услышал от него
твердый отказ князей в повиновении, то «бысть образ ли¬
ца его попустнел» и он «погуби смысл свой невоздержа¬
нием, располевся гневом».
Предпринятый вторичный поход на Киев собрал не¬
слыханное количество князей и войск, но завершился бес¬
плодной двухмесячной осадой Вышгорода. «И тако воз-
вратишася вся сила Андрея князя Суждальского... при¬
шли бо бяху высокомысляще, а смиренние отъидоша
в домы своя».
Слишком широкие военные замыслы князя Андрея,
не вызываемые ни потребностями обороны, ни интереса¬
ми боярства, должны были обострить взаимоотношения
внутри княжества. По всей вероятности, конфликты с бо¬
ярством вызывались и внутренней политикой Андрея Бо-
голюбского, пытавшегося прибрать боярство к рукам.
Здесь, в Северо-Восточной Руси, писатель Даниил Заточ¬
ник советовал боярину ставить свой двор и села подаль¬
ше от княжеской резиденции, чтобы князь его не ра¬
зорил.
Легенды о начале Москвы, рассказывающие о том, что
князь отнял этот замок у боярина Степана Ивановича
Кучки, ведут нас к Андрею. Хотя в летописи постройка
княжеской крепости в 1156 г. связана с именем Юрия,
но мы знаем, что в этом году Юрий сидел в Киеве, ми¬
рился с половцами на Зарубинском броде, встречал мит¬
рополита из Царьграда и подготавливал поход на Во¬
лынь.
Князь, построивший крепость на месте Кучкова дво¬
ра, — это, очевидно, Андрей Боголюбский. Боярство не
могло спокойно смотреть на окняжение своих замков.
В 1173 г. Андрей задумал новый поход на Волжскую
Болгарию; в походе, кроме основных владимирских сил,
участвовали муромские и рязанские войска. В «Городце»
на Волге в устье Оки (Нижний Новгород, современный
г. Горький) был назначен сбор всем дружинам. Две не¬
дели князья безуспешно ожидали своих бояр: путь им
был «не люб», и они, не выказывая прямого неповинове¬
ния, нашли хитроумный способ уклониться от нежела¬
тельного похода — они «идучи не идяху».
221

Все эти события свидетельствовали о крайней напря¬
женности взаимоотношений между «самовластцем»-кня-
зем и боярством, напряженности, доходившей до такой
же степени, до какой дошли в это время княжеско-бояр¬
ские конфликты на противоположном краю Руси, в Га¬
личе. В том же 1173 г. галицкие бояре сожгли на ко¬
стре княжескую любовницу, мать наследника престола,
а суздальские бояре сами освободили себя от военной
службы, придумав способ идучи не идти.
1174 год, год безуспешного и бесславного похода на
Киевщину, ускорил трагическую развязку. Группа бояр,
руководимых Кучковичами, составила в 1174 г. (по дру¬
гим летописям, в 1175 г.) заговор против Андрея. Два¬
дцать заговорщиков, в числе которых были Яким Кучко-
вич, Петр, Кучков зять, ключник Анбал, пировали у Пет¬
ра в Боголюбове, по соседству с княжеским дворцом. Сбо¬
рище не должно было вызвать особых подозрений, так
как происходило 29 июня, в день именин боярина Петра.
Яким Кучкович, получивший известие о том, что князь
задумал казнить его брата, выступил с речью: «День —
того казнил, а нас — завтра; а промыслимы о князе
сем!» Ночью вооруженные заговорщики, напившись в ме-
душе вина, поднялись в княжескую спальню и выломали
двери. Андрей хотел взять меч, висевший в спальне, но
оказалось, что заговорщики предусмотрительно убрали
его; князь, физически очень сильный, долго в темноте
боролся с толпой пьяных бояр, вооруженных мечами и
копьями. Наконец убийцы ушли, а князь, которого счи¬
тали мертвым, спустился вниз. Услыхав его стоны, бояре
зажгли свечи, нашли Андрея и прикончили его. Та часть
дворца, где разыгралась эта кровавая трагедия, сохрани¬
лась до сих пор в Боголюбове.
Антропологическое исследование скелета Андрея Бо-
голшбского подтвердило слова летописи о физической
силе князя и о ранах, нанесенных ему. По черепу из
гробницы Андрея известный антрополог М. М. Гераси¬
мов восстановил внешний облик этого незаурядного пра¬
вителя, бывшего и полководцем, и писателем, и заказчи¬
ком превосходных архитектурных сооружений. Сведения
В. Н. Татищева так обрисовывают Андрея Боголюбского:
во-первых, он, подобно Соломону, создал великолепный
храм (Успенский собор во Владимире), во-вторых, «град
же Владимир разшири и умножи всяких в нем жителей,
яко купцов, хитрых рукодельников и ремесленников раз¬
ных населил. В воинстве был храбр, и мало кто из кня¬
222

зей подобный ему находился, но мир паче, нежели вой¬
ну, и правду паче великого приобретения любил. Ростом
был невелик, но широк и силен вельми, власы черные,
кудрявые, лоб высокий, очи велики и светлы. Жил
63 года».
На следующий день после убийства князя горожане
Боголюбова, мастера дворцовых мастерских и даже кре¬
стьяне окрестных сел подняли восстание против княже¬
ской администрации: дома посадников и тиунов были
разграблены, а сами княжеские управители, включая
«детских» и мечников, были убиты. Восстание охватило и
Владимир.
В чем были плюсы и минусы княжения Юрия Долго¬
рукого и Андрея Боголюбского?
Несомненно положительным было широкое строитель¬
ство городов, которые являлись не только крепостями, но
и средоточием ремесла и торговли, важными экономиче¬
скими и культурными центрами феодального государства.
Князь, временно сидевший на уделе, готовый в любой
момент скакать в другие земли, не мог заниматься стро¬
ительством городов. Юрий же и Андрей (продолжая по¬
литику Мономаха) связали свои основные интересы
с Ростово-Суздальской землей, и это было объективно по¬
ложительным. В новые города и новоосвоенные земли на¬
чался, как говорят некоторые источники, приток колони¬
стов, и боярство одобряло такую политику Юрия
в 1140-е годы, в период относительной гармонии княже¬
ских и боярских интересов.
Строительство городов, с одной стороны, было резуль¬
татом развития производительных сил, а с другой — мо¬
гучим фактором дальнейшего роста их, получавшего но¬
вую, расширенную базу.
Рост производительных сил не замедлил сказаться и
на развитии культуры. Сохранившиеся до наших дней
постройки эпохи Андрея Боголюбского свидетельствуют
о глубоком понимании русскими архитекторами задач
своего искусства. Тонкий и глубокий математический ана¬
лиз пропорций, умение предусмотреть оптические искаже¬
ния будущего здания, тщательная продуманность дета¬
лей, подчеркивающих гармоничность целого, — эти каче¬
ства зодчих Андрея Боголюбского являются результатом
общего высокого развития культуры. Церковь Покрова на
Нерли, комплекс Боголюбского замка, воскрешенные со¬
ветским исследователем Н. Н. Ворониным, Золотые воро¬
та Владимира — все это немеркнущие произведения ис¬
223

кусства, позволившие летописцу сравнивать Андрея с биб¬
лейским царем Соломоном, а нам — постигать изумитель¬
ную красоту русского зодчества накануне создания «Сло¬
ва о полку Игореве». При дворе Андрея Боголюбского
развивалась и литературная деятельность; Андрей сам
был писателем. Сохранились отрывки летописания кня¬
жения Андрея.
Положительной следует считать в деятельности Юрия
и Андрея и ту централизацию власти, которая шла за
счет ущемления интересов князей-родичей и бояр.
В обычное, мирное время это могло, по всей вероятно¬
сти, оставаться в разумных пределах, когда власть вели¬
кого князя сдерживала центробежные силы и направляла
их по какому-то единому руслу.
Минусами «самовластия» в рамках княжества-коро¬
левства были конфликты, рождавшиеся из роста княже¬
ского домена за счет боярских вотчин, и дробление кня¬
жества на уделы, выделяемые сыновьям князя. Оно при¬
водило к расчленению такого веками сложившегося орга¬
низма, как «земля» или «княжение» XII в., восходящего,
как мы видели, к древним племенным союзам VI—
VIII вв. Разрушать, расчленять то, чего смогло достиг¬
нуть еще родо-племенное общество, было крайне нерацио¬
нально. Впрочем, к Андрею этот упрек неприменим — он
не делил своего княжества между детьми; двое его сыно¬
вей умерли еще при нем, а единственный сын, пережив¬
ший отца, — Георгий Андреевич, ставший впоследствии
царем Грузии, — не принимался в расчет при династи¬
ческих переделах Владимирского (по старой боярской тер¬
минологии, Ростово-Суздальского) княжества. Опасность
такого дробления сказалась позднее, когда «Большое
Гнездо» князя Всеволода захотело распространиться по
всем городам Северо-Восточной Руси.
Отрицательной стороной деятельности Андрея Бого¬
любского было, конечно, его стремление к Киеву, к «Рус¬
ской земле», т. е. к лесостепной части Приднепровья.
Это стремление никак не было связано с повседневными
интересами суздальского боярства; это были личные че¬
столюбивые замыслы Андрея, внука Мономаха.
Экономика южнорусского боярства и князей за
200 лет борьбы с печенегами и половцами приспособи¬
лась к нуждам постоянной обороны, постоянной готовно¬
сти к сидению в осаде и походам. С этим, возможно, бы¬
ло связано широкое развитие закупничества (при содер¬
жании закупов внутри укрепленных боярских дворов),
224

возрастание применения холопского труда в XII в., поз¬
волявшего быстро создавать необходимые в таких усло¬
виях запасы продовольствия, и создание своеобразных
«крестьянских городов», прообраза военных поселений,
вроде пограничного Изяславля на Горыни. Главная тя¬
жесть постоянной военной службы на юге была к этому
времени переложена на многотысячный заслон берендей-
ской конницы в Поросье.
Ничего этого не было во Владимирской земле, прочно
отгороженной Брынскими, Московскими и Мещерскими
лесами от Половецкой степи. Каждый поход вызывал рез¬
кое нарушение феодальной экономики, не говоря уже
о крайней разорительности его для народа. За пять лет,
предшествующих заговору Кучковичей, Андрей Боголюб-
ский снарядил пять далеких походов: на Новгород, на
Северную Двину, на болгар и два похода на Киев. По са¬
мым скромным подсчетам, войска должны были пройти
за это время под знаменами Андрея около 8000 км (по
лесам, болотам и водоразделам), т. е. потратить не менее
года только на одно передвижение к цели, не считая дли¬
тельных осад и маневров. Добавим, что три похода за¬
кончились неудачно. Неудивительно, что это княжение
завершилось вооруженным выступлением боярской
верхушки и независевшим от него проявлением народного
гнева в отношении представителей княжеской админи¬
страции.
Восстание в 1174 г. в Боголюбове и Владимире напо¬
минает киевское восстание 1113 г., также возникшее пос¬
ле смерти князя, перенапрягшего тетиву народного тер¬
пения.
После смерти Андрея Ростов и Суздаль, средоточие
старого местного боярства, применили изобретенную ки¬
евским боярством систему княжеского дуумвирата: ими
были приглашены двое племянников Андрея, второстепен¬
ные князья, неопасные для местной знати.
Однако здесь на сцену выступил новый город, вырос¬
ший при Андрее в крупный ремесленно-торговый
центр, — Владимир. Владимирцы приняли Михаила
Юрьевича, брата Андрея. Началась война между Росто¬
вом и Владимиром; ростовцы, возмущенные возвышением
Владимира, грозились: «Сожжем его! Или снова пошлем
туда нашего посадника — ведь это же наши холопы, ка¬
менщики!» В этой фразе сквозит пренебрежение аристо¬
кратов к демократическим слоям города, к ремесленни¬
кам, каменщикам, тем «делателям», которые незадолго
15 Злато слово
225

перед этим решительно расправлялись с мечниками и
«детскими», а теперь захотели иметь своего князя, не¬
угодного Ростову и Суздалю. Временно победил Ростов —
Михаил ушел из Владимира, а там стали княжить бояр¬
ские избранники, «слушая боляр, а боляре учахуть я на
многое именье». Их «детские» «многу тяготу люд ем сим
створиша продажами и вирами».
Кончилось тем, что горожане Владимира, «новые мень¬
шие люди», снова пригласили Михаила и решили твердо
стоять за него. Михаил разбил войско племянников и
стал князем владимирским. С ним находился его брат
Всеволод Юрьевич. Победа горожан Владимира имела
большие последствия — произошел социальный раскол и
в старом Суздале. Горожане Суздаля тоже пригласили
к себе Михаила (1176 г.), сказав, что они, простые суз-
дальцы, с ним не воевали, что его врагов поддерживали
только бояре, «а на нас лиха сердца не держи, но по-
еди к нам!»
В эти годы часто упоминается Москва (Московь, Куч-
ково) как город, стоящий на пересечении границы Вла¬
димирской земли наезженным путем из Чернигова во
Владимир.
В 1177 г. Михаил Юрьевич, давно уже болевший,
умер. Ростовское боярство снова начало борьбу за поли¬
тическую гегемонию, поддерживая своего прежнего кан¬
дидата Мстислава Ростиславича Безокого против Всево¬
лода Юрьевича, выдвигаемого такими городами, как Вла¬
димир, Переяславль Залесский и Суздаль. Самонадеянное
ростовское боярство властно вмешивалось в дела князя:
когда Мстислав собрался было примириться с дядей, то
бояре заявили: «Если ты и дашь ему мир, то мы ему не
дадим!» Дело разрешилось битвой у Юрьева 27 июня
1177 г., принесшей победу Всеволоду. Бояре были схва-
чепы и связаны; их села и стада взяты победителями.
Вслед за тем Всеволод разгромил Рязань, где укрылись
его враги. Рязанский князь Глеб (из Ольговичей) и Мсти¬
слав Безокий с братом Ярополком были пленены.
Горожане Владимира, бояре и купцы, были сторонни¬
ками решительной расправы; они приходили на княжий
двор «многое множество с оружием» и настоятельно тре¬
бовали казни. Несмотря на заступничество Святослава
Черниговского, друга Всеволода, пленных соперников
ослепили, а Глеб умер в заточении.
Так началось княжение «ведикого Всеволода», могше¬
226

го веслами Волгу расплескать и шлемами Дон вычерпать.
Силу новому князю придавал его союз с городами, ши¬
рокими слоями городского населения.
Кроме того, к этому времени создается еще одна си¬
ла, являвшаяся опорой княжеской власти, — дворянство,
т. е. служилый, военный слой, зависевший лично от кня¬
зя, получавший за службу или земли во временное вла¬
дение, или денежно-натуральную плату, или право сбора
каких-то княжеских доходов, часть которых предназна¬
чалась самим сборщикам. Единого термина еще не было,
но в эту категорию младших членов дружины и княже¬
ских министериалов мы должны включить «детских»,
«отроков», «гридей», «пасынков», «милостников», «мечни¬
ков», «вирников», «биричей», «тиунов» и др. Одни из них
были почти холопами, другие дослуживались до положе¬
ния бояр; эта прослойка была многочисленной и разно¬
образной. В судьбах этих людей многое зависело от их
личных качеств, от случая, от щедрости или скупости
князя. Они знали княжескую жизнь, несли дворцовую
службу, воевали, судили, скакали гонцами в чужие зем¬
ли, сопровождали посольства, объезжали далекие погосты,
закалывали из-за угла княжеских соперников, заковыва¬
ли их в цепи, присутствовали на поединках, организовы¬
вали псовую или соколиную охоту, вели учет княжеско¬
му хозяйству, может быть, даже писали летописи. В мир¬
ное время им всем находилось дело в обширном княже¬
стве, где государственное переплеталось с лично княже¬
ским, домениальным, а во время войны они уже могли
составить основное ядро княжеской рати, конницу «мо¬
лоди».
С одним из таких людей, взирающих на князя как на
единственного покровителя, мы знакомимся по его соб¬
ственной челобитной, писанной затейливым языком, но
с большим мастерством и эрудицией. Это — Даниил За¬
точник [«Псевдо-Даниил». Около 1230 г.], написавший
письмо-прошение переяславскому князю Ярославу Всево-
лодичу в XIII в. Он происходит из холопов, но блестяще
образован, начитан и, по его собственным словам, не
столько храбр на рати, сколько умен, «крепок в замыс¬
лах». Он проклинает богатых бояр и просит князя при¬
нять его к себе на службу:
«Княже мой, господине! Яко же дуб крепится мно¬
жеством корения, тако и град нашь твоею державою...
Кораблю глава кормник, а ты, княже, людем своим...
15*
227

Весна украшает землю цветы, а ты нас, княже, укра¬
шавши милостию своею...
Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед
нити в боярстем дворе...»
Умный, но бедный, образованный, но безродный, мо¬
лодой, но непригодный к военной службе, которая сразу
открыла бы перед ним широкую дорогу, он хочет найти
свое место в жизни поблизости от князя. Он не собирает¬
ся разбогатеть женитьбой на богатой невесте, не хочет
и в монастырь идти, не надеется на помощь друзей; все
его мысли направлены к князю, который не копит сокро¬
вища, а раздает свою «милость» не только домочадцам,
но и «от инех стран... притекающая» к нему.
Этот «Даниил» является выразителем интересов того
возраставшего на протяжении XII в. слоя служилых лю¬
дей, которые в большинстве своем шли, конечно, в вой¬
ско, в «молодшую дружину» князя, но в виде исключе¬
ния просились и на службу, требующую прежде всего
«мудрости». Антибоярские настроения этих людей позво¬
ляли княжеской власти опираться на них в своей борьбе
с гордым и независимым боярством.
При Всеволоде Большое Гнездо Владимирское княже¬
ство усилилось, разрослось, внутренне укрепилось благо¬
даря поддержке городов и дворянства и стало одним из
крупных феодальных государств в Европе, широко из¬
вестным и за пределами Руси. Всеволод мог влиять на
политику Новгорода, получил богатый удел на Киевщине,
вмешивался иногда в южнорусские дела, но без тех гран¬
диозных затрат, которые приходилось делать его брату
Андрею. Всеволод почти полновластно распоряжался ря¬
занскими княжествами; там княжили шесть братьев Гле¬
бовичей, постоянно враждовавших друг с другом. В «Сло¬
ве о полку Игореве» сказано о Всеволоде: «Ты бо мо¬
жеши посуху живыми шереширы стреляти, удалыми
сыны Глебовы», т. е. он может бросить «удалых сынов
Глебовых», как зажигательные снаряды с греческим ог¬
нем. Здесь имелся в виду победоносный поход 1183 г. на
Волжскую Болгарию, в котором, по приказу Всеволода,
участвовали четверо Глебовичей. В 1185 г. они вышли
из повиновения, но об этом автор «Слова» еще не знал,
когда писал эту часть своей поэмы. Владимирское княже¬
ство было связано и с Переяславско-Русским княжеством.
Всеволод здесь сажал на княжение своих сыновей.
Всеволод умер в 1212 г. В последний год его жизни
228

возник конфликт по поводу престолонаследия: великий
князь хотел оставить княжество по-прежнему под главен¬
ством г. Владимира, новой столицы, а его старший сын
Константин, ученый книжник и друг ростовских бояр,
хотел вернуться к старым временам первенства Ростова.
Тогда Всеволод созвал нечто вроде земского собора:
«Князь великий Всеволод созва всех бояр своих с городов
и с волостей и епископа Иоана, и игумены, и попы, и
купцы, и дворяны, и вси люди». Этот съезд представите¬
лей присягнул второму сыну, Юрию. Однако вокняжить-
ся после смерти отца ему удалось только в 1218 г. Юрий
Всеволодич погиб в 1238 г. в битве с татарами на р. Сити.
В начале XIII в. Владимиро-Суздальская Русь раздро¬
билась на несколько уделов между многочисленными сы¬
новьями Всеволода Большое Гнездо.
Владимиро-Суздальское княжество, ядро будущего
Московского государства XV в., — яркая страница рус¬
ской истории, и не случайны те торжественные строки,
которые посвящены ему в «Слове о полку Игореве».
Многогранная культура Северо-Восточной Руси впол¬
не созвучна этой замечательной поэме: белокаменное зод¬
чество, проникнутая своеобразной средневековой филосо¬
фией скульптура, летописи, полемическая литература, жи¬
вопись и «узорочье» золотых и серебряных дел мастеров,
народные былины о местных и общерусских богатырях.
Интереснейшим отражением общерусской культуры
X—XII вв. является владимирский летописный свод
1205/06 г., созданный, возможно, при участии старшего
сына Всеволода — Константина Мудрого, о котором со¬
временники говорили, что он «великий был охотник к пи¬
танию книг и научен был многим наукам... многие дела
древних князей собрал и сам писал, також и другие
с ним трудилися».
Подлинник свода не дошел до нас, но сохранилась его
копия, выполненная в XV в. в Смоленске и впервые вве¬
денная в научный оборот Петром Великим («Радзившь
ловская», или «Кенигсбергская» летопись). В своде пред¬
ставлены «дела древних князей» от Кия до Всеволода
Большое Гнездо.
Драгоценной особенностью Радзивилловской летописи
является наличие 618 красочных миниатюр, удачно на¬
званных «окнами в исчезнувший мир».
А. А. Шахматовым и А. В. Арциховским установле¬
но, что рисунки, как и текст, повторяют оригинал — свод
1205/06 г. Дальнейший анализ позволил определить, что
22Э

и составители владимирского свода не были первыми ав¬
торами и художниками — в их распоряжении имелась
целая библиотека иллюстрированных («лицевых») ле¬
тописей, включавших и свод 997 г., и свод Никона
1073/1076 г., и «Повесть временных лет» Нестора, и киев¬
ское летописание эпохи Мономаха и его сыновей, и раз¬
ное летописание второй половины XII в. В руках влади¬
мирских сводчиков были даже такие лицевые летописи,
из которых они брали рисунков больше, чем текста. Так
мы можем судить о том, что киевская летопись Петра
Бориславича была иллюстрированной, так как в Радзи-
вилловской есть миниатюры, изображающие события, опи¬
сание которых в тексте этой летописи отсутствует и
имеется только в киевском своде 1198 г. (Ипатьевская
летопись): совещание Изяслава Мстиславича с венгер¬
ским королем, посольство боярина Петра Бориславича
к Владимиру Галицкому (1152 г.) и др. Нигде в тексте
Радзивилловской летописи не говорится об участии кня¬
гини в убийстве Андрея Боголюбского, а на рисунке мы
видим, помимо бояр-убийц, княгиню, несущую отрублен-
Дмитрий Солунскнй. Нагрудная иконка. Резьба по камню.
Первая треть XIII в.

ную руку своего мужа. Другие источники подтверждают
участие княгини в заговоре.
Наличие иллюстрации в своде 997 г. доказывается фор¬
мой мечей, характерной для середины X в., и формой
корчаг тоже X в., сохраненной при всех перерисовках.
Большой интерес представляют зарисовки первона¬
чального вида древней архитектуры Киева, Переяславля,
Владимира. Десятинная церковь в Киеве (996 г.) была раз¬
рушена Батыем в 1240 г. и копиистам XV в. была неизве¬
стна, а на миниатюре она изображена такой, какой ее уда¬
лось восстановить только по результатам раскопок XX в.
Исходные иллюстративные материалы свода 1205/06 г.,
относящиеся к разным летописям XI и XII вв., вводят
нас в область литературно-политической борьбы того вре¬
мени, может быть, даже в большей степени, чем летопис¬
ный текст, так как отбор сюжетов для иллюстрирования
особенно рельефно выражал субъективную тенденцию
иллюстратора. В миниатюрах Никона Тмутараканского
(1073—1076 гг.) четко прослеживается симпатия к Мсти¬
славу Тмутараканскому и враждебность к Ярославу Муд¬
рому и его старшему сыну Изяславу. Художник же, ри¬
совавший миниатюры к летописанию Изяслава, проявил
неслыханную дерзость — он отомстил Никону, изобразив
его в виде осла (!) на игуменском месте в церкви.
Редакторская обработка труда Нестора князем Мсти¬
славом сказалась в обильном иллюстрировании всех (да¬
же мелких) эпизодов из раннего периода жизни самого
Мстислава. Любопытную особенность художественной
школы эпохи Мономаха и Мстислава представляют иро¬
нические пририсовки на полях: змея (победа над полов¬
цами), собака (свары князей), кот и мышь (удачный по¬
ход 1127 г.), обезьяна (испуганные торки), лев, которого
бьют дубиной (поражение Юрия Долгорукого, имевшего
в гербе льва), и т. п. Одна из таких пририсовок представ¬
ляет особый интерес: когда в 1136 г. черниговские Ольго-
вичи начали одну из тех кровавых усобиц, по поводу
которых говорили тогда — «почто сами ся губим?»,
художник-киевлянин пририсовал на полях глубоко симво¬
личную фигуру воина-самоубийцы, вонзающего кинжал
себе в грудь. Это был как бы эпиграф к повествованию
о распаде Киевской Руси.
Владимирский летописный свод 1205/06 г. был не толь¬
ко образцом роскошной государственной летописи одно¬
го княжества — он отразил в себе художественную куль-
туру Руси за несколько столетий.
231

Русская культура XI—XII веков — прекрасный, по во многом
уже безвозвратно потерянный для нас мир. Словно легендарная
Атлантида, он скрылся в океане минувшего. Мы благоговейно
собираем его драгоценные обломки и помещаем их в сокровищ¬
ницах наших музеев. Благодаря усилиям ученых культура до¬
монгольской Руси предстала пыне как одна из вершин европей¬
ской культуры той эпохи. И «Слово» обрело своих не менее за¬
мечательных исторических спутников — шедевры архитектуры,
живописи, художественного ремесла.
Одним из ведущих ученых в области древней русской культу¬
ры является лауреат Государственных премий СССР, академик
Дмитрий Сергеевич Лихачев. Широко известны такие его рабо¬
ты, как «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания
Премудрого (конец XIV — начало XV в.)», «Великое наследие»,
«Поэтика древнерусской литературы». Он известен и как публи¬
катор литературных памятников Древней Руси. Событием в на¬
учной и литературной жизни стало подготовленное Д. С. Лиха¬
чевым издание древней русской летописи — «Повести временных
лет» в серии «Литературные памятники». Следует сказать и еще
об одной стороне его многогранной деятельности — активной
борьбе за охрану памятников истории и культуры нашей Родины.
Д. С. Лихачев много работал и над «Словом о полку Игореве».
Помимо целого ряда исследовательских статей, посвященных от¬
дельным конкретным вопросам изучения «Слова», им подготов¬
лено несколько обобщающих работ, цель которых — показать
произведение во всем многообразии его связей с русской куль¬
турой XI—XII веков. Его книги «Слово о полку Игореве» —
героический пролог русской литературы», «Слово о полку Иго¬
реве». Историко-литературный очерк», «Слово о полку Игореве»
и культура его времени» стали для многих читателей своего ро¬
да ключом, с помощью которого открываются сокровенные глу¬
бины древнего памятника,
232

Д. С. ЛИХАЧЕВ
КУЛЬТУРА РУСИ XII ВЕКА, ВРЕМЕНИ СОЗДАНИЯ
«СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
«Слово о полку Игореве» — не одинокий памятник
русской культуры XII в. Как гениальное произведение,
оно органически вырастало из своего времени, времени
высокого уровня русской культуры XII в., было тесно
связано с эпохой, как цветок — с почвой, с окружающим
его светом, воздухом, растениями.
Рядом со «Словом о полку Игореве» поднимались его
спутники — прекрасные создания русского зодчества
конца XII в. во Владимире, в Чернигове, в Новгороде, в
Старой Ладоге, в Пскове. Рядом с автором «Слова» рабо¬
тали превосходные русские ремесленники, художники.
«Слово о полку Игореве» родилось в обстановке повышен¬
ного интереса к оживленной деятельности разнообраз¬
ных местных литературных школ, в обстановке развития
многих литературных жанров.
Две черты особенно ярко характеризуют культуру кон¬
ца XI — начала XIII в. сравнительно с предшествующей
культурой Руси X — первой половины XI в.: это обилие
и своеобразие местных культур, отражение в русской
культуре феодального дробления и интенсивный рост на¬
родных основ русской культуры. Экономическая раз¬
дробленность Руси и связанное с нею политическое разъ¬
единение вели к замкнутости отдельных культурных ми¬
ров. Однако размежевание Русской земли границами от¬
дельных феодальных полугосударств-княжеств, обособ¬
ленность их культур не могли создать сами по себе ка¬
чественных различий. Качественные различия отдельных
областных культур, отличия в самом характере их возни¬
кали в связи с тем, что в каждом из феодальных полу-
государств создавались свои собственные условия для
развития культуры. Каждое из самостоятельных полу-
государств отличается своей расстановкой классовых
сил. Огромное значение приобретает вопрос, чьим интере¬
сам служит культура — князьям, боярству, купечеству,
духовенству и т. д.
Между тем проникновение народных, местных черт
в культуре верхов феодального общества сглаживает все
эти областные различия. Творчество народных мастеров
в Рязани и во Владимире, в Галиче и в Новгороде было
в основе своей общим, очень сходным. Устное народное
233

Ожерелье из Киевского клада 1880 г. и «Суздальские бармы».
XJ-XII вв.

творчество, народные исторические и лирические песни
были повсюду теми же. Русский язык, несмотря на ди¬
алектные различия, был понятен повсюду. И это в пер¬
вую очередь обусловливал рост единства русской куль¬
туры.
Во все усложняющемся культурном развитии Руси ра¬
стут областные различия, но растет и самобытная единая
основа русской культуры.
Влияние деревянной народной архитектуры ка камен¬
ную, влияние деревянной резьбы на скульптурные укра¬
шения храмов во Владимире и в Галиче, проникновение
в живопись народных вкусов, проникновение в литера-
туру устных форм русской речи — все это, хотя и про¬
являлось в различных областях Руси по-разному и поэ¬
тому внешне, казалось, усиливало областные различия,
на самом же деле в конечном счете вело к росту элемен¬
тов единства.
В результате тенденции единства возобладали над
тенденциями дробления. Кем бы ни были заказчики, под¬
линными творцами культуры были непосредственные
выполнители заказов: русские ремесленники, каменщики,
строители и т. д., то есть трудовое русское население.
Именно от них, от выполнителей, шли технические изо¬
бретения, всякого рода новшества, все прогрессивное, са¬
мобытное и подлинно народное. Вкусы же заказчиков
диктовались по преимуществу традициями и трафаретом,
стремлением затмить пышностью соседей или подражать
византийскому двору.
Вместе с тем и самое народное начало, которое вно¬
сится русскими мастерами в их искусство, не остается
неподвижным — оно также развивается, растет, крепнет
под влиянием роста производительных сил страны. Со¬
вершенствуется не только техника ремесла, но и грамот¬
ность широких масс населения. Письма, документы, на¬
писанные на бересте, начинают распространяться осо¬
бенно широко. Надписи встречаются на многих бытовых
предметах — па шиферпых пряслицах, гончарных изде¬
лиях и т. д. Растет фольклор, растет общественная ак¬
тивность горожан и крестьянства. Тем самым создаются
благоприятные условия для развития самобытности куль¬
туры Руси. Развитие этих самобытных черт в конце кон¬
цов приведет к образованию национальных культур — од¬
ного из необходимых элементов складывающихся наций.
Меньше, чем в других областях, местные черты ска¬
зались в культуре Киева XII в. Киев в XII в. оставался
235

центром Русской земли — если и не реально, то, во вся¬
ком случае, идеально: его продолжали считать центром
Русской земли даже и тогда, когда он фактически им
перестал быть. Вместе с тем князья черниговские и смо¬
ленские, галицкие и владимирские приходят сюда, на
киевский «золотой стол», со своими военными дружина¬
ми и дружинами строителей, со своим двором и летопис¬
цами. Князья то строят в Киеве свои здания, то жестоко
его опустошают, перевозя из пего в свои княжества пред¬
меты искусства и книги. Киев как бы находился в цент¬
ре того нивелирующего движения, отчасти сглаживавше¬
го областные различия, которое создавало непрестанное
перемещение русских князей из одной области в другую.
Упадок политического значения Киева сказался преж¬
де всего в архитектуре. В XII в. в Киеве и вокруг Киева
строятся церкви значительно меньших размеров, чем во
времена Ярослава, его сыновей и внуков.
Архитектурные формы этих церквей упрощены, бо¬
гатое внутреннее убранство мозаиками исчезает, заменя¬
ясь более дешевыми фресками. Из многочисленных церк¬
вей этого времени известно немного: церковь Успения
на Подоле в Киеве (1131 — 1132 гг.), церковь Кириллов¬
ского монастыря в Киеве (1140 г.) и некоторые другие,
знакомые по фундаментам в раскопках археологов. Жи¬
вопись Киева изучена еще слабее. В плохой сохранности
дошли до нас фрагменты прекрасных фресок Кириллов¬
ского монастыря.
Зато значительно богаче представлено ремесло Киева.
Украшения русских горожанок.
XII—XIII вв.

Раскопки археологов показали яркую картину разруше¬
ния Киева ордами татаро-монголов и выявили в нем ре¬
месленные мастерские, которые уточнили наши представ¬
ления о ремесленном производстве того времени.
В XI—XII вв. в Киеве развивается производство тон¬
чайших эмалей, требовавшее от русских мастеров исклю¬
чительного искусства и художественного чутья.
По замечанию исследователя ремесла Древней Руси
академика Б. А. Рыбакова: «Как в эмальерном деле, так
и в смежных с ним киевские мастера были выше своих
западноевропейских современников (на Западе, напри¬
мер, не была еще известна техника пастилажа — накла¬
дывания рельефного эмалевого рисунка па керамику, хо¬
рошо разработанная киевскими мастерами)». Не имели
себе равных русские мастера и в технике зерни и ска¬
ни, в изготовлении тончайших литейных форм.
Как в Киеве, так и в других центрах русского ремес¬
ла, число которых беспрерывно растет, количество ре¬
месленных специалистов значительно увеличивается, до¬
стигая в некоторых городах шестидесяти. Совершенству¬
ется техника ремесел. Увеличение массовости продукции
разрушает первоначальную замкнутость ремесла. Пря¬
слицы из розового шифера, изготовлявшиеся под Киевом
в Овруче, распространяются по всей Русской земле —
вплоть до далекой Ладоги. Часть русской ремесленной
продукции вывозится в Западную Европу, например,
замки, известпые в Чехии и в других странах как «рус¬
ские замки».

Развитие ремесла связано с развитием в нем самобыт¬
ных, народных начал.
«В художественном отношении мир образов, создан¬
ных русскими мастерами, — пишет Б. А. Рыбаков, —
представляет интереснейшую и своеобразную страницу в
истории общеевропейского ремесленного искусства. В кам¬
не, эмали, на серебре и кости русские мастера вопло¬
тили причудливую смесь христианских и архаичных язы¬
ческих образов, сочетав все это с местными русскими мо¬
тивами и сюжетами».
Еще отчетливее представляем мы литературу Киева
этого периода, и в частности его летописание. В составе
Ипатьевской летописи в пределах до 1200 г. дошел до
нас Киевский летописный свод, созданный в Выдубицком
подгороднем монастыре в честь киевского князя Рюрика
Ростиславича («буй Рюрика»). Он открывался «Повестью
временных лет», составленной еще в начале XII в., про¬
должался соединенными в одно целое летописными запи¬
сями, сделанными в Киеве (в Печерском и Выдубицком
монастырях), в Чернигове и в Переяславле Южном, и за¬
ключался похвальным словом выдубицкого игумена Мо¬
исея в честь киевского князя Рюрика Ростиславича.
В Киевском летописном своде 1200 г. отразились мно¬
гочисленные новые формы исторических произведений,
впервые возникшие на русской почве именно в период
феодальной раздробленности. В свод включены личные,
семейные и родовые княжеские летописи.
В этих летописях отмечены главным образом события
семейной и личной жизни князей: рождение детей, бра¬
ки, смерти, монашеские постриги, перемены княжения
тем или иным князем и изредка походы.
Насколько предшествующее общерусское летописание
XI в. было обширно по теме и по исполнению, настолько
это княжеское летописание оказалось узким по содержа¬
нию и несложным по выполнению.
Однако в летописании княжеском — личном и семей¬
ном — имеется положительная сторона: это интенсив¬
ность исторического самосознания, сознания историче¬
ской ценности личной деятельности. Нас поражает сейчас
распространенность этой заботы об историческом отобра¬
жении собственной деятельности. Такие княжеские лето¬
писи, как Игоря Святославича, или его отца Святослава
Ольговича, или родовая летопись Ростиславичей смолен¬
ских, значительно обогатили своим составом Киевскую
летопись XII в.
238

Значительно обогатила Киевский свод и другая, но¬
вая форма исторического повествования, также возник¬
шая в XII в. — жизнеописания князей. Одно из таких
жизнеописаний — рассказ боярина Петра Борисовича о
киевском князе Изяславе Мстиславиче (под 1146—
1154 гг. в Ипатьевской летописи) — составляет наиболее
яркие страницы Киевского свода 1200 г. Он носит свет¬
ский характер и с замечательной отчетливостью отражает
княжеский быт XII в.
Наконец, в составе Киевского свода 1200 г. отрази¬
лась еще одна новая литературная форма исторического
повествования, возникшая в связи с феодальными усоби¬
цами того времени: это обличительные повести о княже¬
ских преступлениях. Эти повести предназначались одной
из враждующих сторон для того, чтобы служить своего
рода обвинительными актами против другой. Они были
типичны для периода наиболее острых феодальных усо¬
биц. Это были своеобразные документы злодеяний, но до¬
кументы, составленные в живой манере, с точно передан¬
ными речами действующих лиц, изящно написанные,
насыщенные бытовыми подробностями, дышащие азартом
княжеских усобиц, наполненные драматическими дета¬
лями. Составлялись эти повести обычно непосредствен¬
ными участниками событий или их свидетелями, чтобы
обвинить нарушителей мира и феодальных прав.
Одна из таких повестей включена в Киевский свод
под 1175 г. — это повесть Кузьмища Киянина об убий¬
стве Андрея Боголюбского. С поразительной силой пси¬
хологического наблюдения рассказывает Кузьмище о том
страхе, который испытывали убийцы перед тем, как во¬
рваться в ложницу (спальню) князя. Испуганные, они
возвращаются назад, спускаются в медушу (погреб для
вин), подкрепляют силы вином и только после этого со¬
вершают убийство. Кузьмище повествует о бешеном со¬
противлении князя. Князя хотели обманом заставить от¬
ворить дверь в спальню. Но князь догадался об обмане.
Убийцы выломали дверь, и двое из них навалились на
князя. В темноте князь подмял под себя одного из
убийц, другой, предполагая, что повален князь Андрей,
ранил своего товарища. Убийцы секли князя саблями и
мечами и кололи копьями. Решив, что князь убит, они
«трепещющи отъидоша». Затем одному из них показа¬
лось, что князь сошел с сеней. Они вернулись, зажгли
свечи и нашли князя по кровавому следу. Тут только
они завершили убийство. Другая повесть того же типа —
239

рассказ боярина Петра Борисовича о клятвопреступлении
Владимира Галицкого (сохранилась не полностью под
1152 г.). Этот рассказ не менее ярок.
Благодаря столь разнообразному материалу Киевская
летопись представляет собой одну из самых богатых ле¬
тописей Древней Руси — и как исторический источник,
и как литературное произведение, и как памятник рус¬
ского литературного языка. Она носит в основном, как
было сказано, светский характер и отражает рост само¬
бытных черт русской литературы этого периода. Лето¬
пись осуждает князей — «наводчиков» половцев и нару¬
шителей «крестного целовапия». Призыв «постеречи земли
Русьскыя», «блюсти Русской земли», «за землю Русскую
страдати» звучит и в Киевской летописи в течение всего
XII в.
Киевская литература в значительной степени созда¬
валась не киевлянами. К их числу принадлежит знаме¬
нитый проповедник Климент Смолятич, литературная
деятельность которого относится к 1140—1150 гг. Лето¬
пись так характеризует Климента: «бысть книжник и
философ так, яко же в Руской земли не бяшеть». Из всех
многочисленных произведений Климента сохранилось
лишь единственное, обращенное к пресвитеру Фоме. В нем
заключается мысль о допустимости символического
толкования священного писания и связанных с этой ма¬
нерой ораторских приемов проповеди. Послание это по¬
казывает наличие в XII в. споров о предпочтительности
тех или иных литературных приемов и свидетельствует
о существовании в это время различных литературных
школ и рафинированной писательской культуры. Как вид¬
но из послания Климента, смоленский князь и пресвитер
Фома обвинили Климента в излишнем пристрастии к Оми-
ру (Гомеру), Аристотелю и Платону и ставили ему в при¬
мер некоего Григория, который совсем просто вел свои
беседы, не прибегая к авторитетам и показаниям.
На грани киевской литературы и литературы влади¬
миро-суздальской стоит замечательный памятник житий¬
ной литературы XII в. — Киево-Печерский патерик. Па¬
терик этот представляет собрание рассказов об отдельных
событиях, связанных с основанием Киево-Печерского мо¬
настыря, и об отдельных его деятелях. Рассказы эти пол¬
ны бытовых подробностей, рисующих жизнь монастыря.
В них отразились различные ремесла, которыми занима¬
лись печерские монахи, монастырская торговля (солью,
хлебом) и монастырская политика.. Чудеса происходят то
240

в келье иконописца, то в пекарне, то у гробовщика. Один
из монахов заставляет бесов ворочать жернова и молоть
пшеницу, другой — таскать в гору с берега Днепра брев¬
на; пришедшие наутро возчики возводят на монаха кра¬
молу, требуя платы денег по уговору (неустойку), под¬
купают судью, который берет их сторону, заставляя мо¬
наха платить возчикам: «Да помогут ти беси платити,
иже тебе служат». Переплетающаяся с бытом фантастика
придает рассказам занимательность и сюжетное разно¬
образие. В патерике упоминаются исторические события
и исторические лица, сказывается и летописный стиль.
В годы феодальной раздробленности патерик живо
напоминал своим читателям об историческом прошлом
родины, о Киеве XI в., способствуя тем самым сохране¬
нию идеи единства Русской земли.
Рассказами патерика увлекался впоследствии Пушкин,
отмечавший в них «прелесть простоты и вымысла» (пись¬
мо к Плетневу от 12—14 апреля 1831 г.).
Только условно можно говорить о замкнутости куль¬
туры и другого древнего культурного центра Руси —
Чернигова.
Черниговское зодчество XII—начала XIII в. представ¬
лено выдающимся памятником — собором Пятницкого
монастыря (по-видимому, построенного «буй Рюриком»
в начале XIII в.). Этот собор, разрушенный немецко-фа¬
шистскими захватчиками, обладал резко выраженными
особенностями, обусловленньши связью его с русской на¬
родной деревянной архитектурой. Ступенчатая конструк¬
ция сводов и общая пирамидальная композиция позволя¬
ют рассматривать Пятницкий храм как один из первых
памятников того ярусно-повышенного типа, который в
16 Злато слово
241

XVI в. приведет к такой вершине русского средневекового
зодчества, как храм Вознесения в Коломенском. Пятниц¬
кий храм — памятник вполне своеобразного и самостоя¬
тельного стиля.
Чернигов издавна был важным центром ремесла. Ре¬
месло продолжает развиваться здесь и в XII в. и в начале
XIII в. Замечательный памятник черниговского приклад¬
ного искусства — серебряная чаша черниговского князя
Владимира Давыдовича (умер в 1151 г.) с чеканной над¬
писью по краям — живым свидетельством широкого го¬
степриимства этого «доброго и кроткого», по словам при¬
страстной к нему летописи, князя: «А се чара кня(зя)
Володимирова Давыдов (и) ча, кто из нее пь(еть), тому
на здоровье, а хваля бога своего и осподаря великого
кня(зя)».
Литература Чернигова, по-видимому, была весьма
своеобразной. В Чернигове несомненно велась летопись.
Один из черниговских князей, Никола Святоша, был
авторитетным писателем своего времени. Однако от всей
богатой литературы Чернигова сохранилось только одно
произведение — «Слово о князех», написанное около
1175 г. Оно представляет собой по форме церковное «пох¬
вальное слово» на память перенесения мощей Бориса и
Глеба. Однако ближайшим поводом для его создания по¬
служило, по-видимому, столкновение между чернигов¬
ским князем Святославом Всеволодовичем и новгород-се-
верским князем Олегом Святославичем. «Слово о кня¬
зех» призывает русских князей прекратить усобицы, пе¬
рестать призывать половцев на Русскую землю: «Мы же
и до слова не можем стерпети, а за малу обиду вражду
смертоносную въздвижем и помощь приемлюще от
злых человек на свою братию»; «постыдитеся враждующе
на свою братию или на друзи единоверныя».
В культуре Новгорода резко своеобразными чертами
отразился его социальный строй. Установление в Новго¬
роде во второй четверти XII в. «республиканской» поли¬
тической государственной организации, во главе которой
стала боярская верхушка, использовавшая в своих целях
народное движение, привело к значительной демократиза¬
ции новгородской культуры, помимо воли самого бояр¬
ства.
Заметно иные, более демократические формы приобре¬
тает живопись и в особенности архитектура. Боярско-ку¬
печеское строительство второй половины XII в. выраба¬
тывает новый тип четырехстолпного, квадратного в пла¬
242

не, укороченного храма, более упрощенного и уменьшен¬
ного в размерах, чем обширные княжеокие соборы пред¬
шествующей поры.
В отличие от новгородских церквей княжеской по¬
стройки XI — самого начала XIII в., с резким делением
молящихся на привилегированных, избранных и осталь¬
ную массу новые церкви не разъединяют молящихся и
в этом смысле становятся демократичнее, обыденнее. В
предшествующую пору князья строили церкви с велико¬
лепными, сильно освещенными каменными хорами, на
которых слушали богослужение только княжеская семья
и приближенные, тогда как внизу помещалась остальная
масса молящихся (например, Георгиевский собор в Юрье¬
ве монастыре 1119 г.). Новые, возводимые со второй по¬
ловины XII в. церкви боярско-купеческой постройки име¬
ют скромные деревянные хоры служебного значения, а
все молящиеся вместе стоят внизу. Храмы эти не мио-
гокупольиые, как раньше, а однокупольные. Композиция
фасадов проще.
Во второй половине XII в. Новгород обстраивается
большим числом церквей этого типа — небольших,
скромных, но встречавшихся па каждом шагу среди до¬
мов жителей. Церкви эти возводят то уличане (жители
улицы), то архиепископ, купцы, бояре. Церкви объеди¬
няют вокруг себя политическую жизнь и торговлю от¬
дельных районов города (концов и улиц). В них хранят¬
ся товары, в них спасают жители свое имущество во вре¬
мя пожаров, в них собираются братчины *, около них
устраиваются совместные пиры и т. д.
Новый характер построек настолько прививается, что
в этом типе строят и сами князья в своей загородной ре¬
зиденции на Рюриковом Городище. К новому типу церк¬
вей принадлежала и всемирно известная церковь Спас
Нередица, варварски разрушенная фашистскими захват¬
чиками. Она была построена в 1198 г. недалеко от кня¬
жеского двора на Рюриковом Городище и расписана
фресками в 1199 г. Направо от входа в нее был изобра¬
жен отец Александра Невского, новгородский князь Яро¬
слав Всеволодович в русских княжеских одеждах. Изо¬
бражение это относится к более позднему времени, чем
остальные фрески, и, как предполагают, было выполнено
по распоряжению Александра Невского вскоре после
смерти отца в 1246 г.
По сохранности своих фресок Нередица занимала со¬
вершенно исключительное место в ряду других церквей
16*
243

средневековья. Замечательной особенностью Нередицы
была исчерпывающая полнота всей системы росписи. Изо¬
бражения покрывали ее стены сплошь — в том числе и
те ее нижние части, которые обычно в византийских хра¬
мах облицовывались мрамором. Под мрамор расписан в
Нередице лишь самый нижний пояс.
В традиционную схему росписей церквей новгород¬
ские мастера внесли много своего. Так, например, на за¬
падной стене среди изображений мучений грешников в
аду представлен богач, сидящий в огне, а перед ним са¬
тана с сосудом в руке. Богач, показывая себе на язык,
взывает к Аврааму, который изображен напротив с ду¬
шой бедного Лазаря на лоне. «Отче Аврааме, — говорит
богач, — помилуй мя и поели (пошли) Лазаря, да омо¬
чить пьрст свой в воде и остудить (остудит) ми язык:
изъмагаю бо (ибо изнемогаю) в пламени семь», на что
сатана подносит ему сосуд с огнем и говорит: «Друже
богатый, испей горящего пламени». В Византии эта ком¬
позиция неизвестна.
В средневековое идеалистическое искусство живописи
мастера Нередицы сумели внести элемент реализма: че¬
ловеческие фигуры рельефны, почти весомы, а их инди¬
видуальные характеристики даны с поражающей силой.
Особенно сильно изображение Лазаря, воскрешенного из
мертвых Христом: его изборожденное морщинами лицо с
опущенными веками — лицо «выходца с того света». В
композицию Крещения внесены натуралистршеские де¬
тали: среди группы ожидающих крещения один скидыва¬
ет через голову рубашку и запутался в ней, другой плы¬
вет в исподних штанах, остальные снимают одежду, сбра¬
сывают сапоги.
Новые особенности живописи XII — начала XIII в.
отразились и в новгородских иконах этой поры. В них
проникают черты народного искусства. Прежние аристо¬
кратические идеализированные образы святых приобре¬
тают более славянские черты и более бытовой облик. В
них меньше прежней строгости трактовки лиц. Особен¬
ностью новгородской живописи этой поры является при¬
страстие к ярким и чистым краскам — к киновари, крас¬
но-коричневой, синей, зеленой и желтой.
Широкое развитие ремесла в Новгороде XII—XIII вв.
ярко характеризует известный сион *, или «Иерусалим»,
хранящийся в ризнице новгородского Софийского собора.
По замечанию Б. А. Рыбакова, «художественные досто¬
инства чеканной работы ставят этот сион в ряд перво¬
244

классных произведений русского средневекового искус¬
ства».
В этой же ризнице хранятся не менее известные два
схожих между собой серебряных кратира *. Один из них,
как об этом свидетельствуют надписи, сделан Братилой,
а другой — Костой. Первый из них изготовлен, как это
установлено Б. А. Рыбаковым, в конце XI — начале
XII в., а второй в конце XII — начале XIII в. Оба кра¬
тира выполнены тончайшей чеканкой, свидетельствую¬
щей о высоком развитии ювелирного ремесла в Новго¬
роде.
Установление нового политического порядка в Новго¬
роде сказалось не только на изменении общего характера
новгородского искусства, но и в письменности. Резко ме¬
няется летописание, которое отныне приобретает черты
простоты, лаконизма, интереса к быту и известного де¬
мократизма стиля и языка, ставших обычными в новго¬
родском летописании вплоть до XV в.
Новгородская летопись XII в. (она сохранилась в со¬
ставе так называемого Синодального списка) уделяет все
большее внимание местным городским событиям: пожа¬
рам, стихийным бедствиям, внутренним волнениям и т.д.
Летописец интересуется прежде всего теми происшестви¬
ями, которые отражаются на благосостоянии населения,
затрагивают его непосредственные нужды. Он отмечает
всякое повышение цен на хлеб, описывает непогоду, от¬
ражающуюся на состоянии жатвы, не забывая отметить
радость новгородцев по поводу того или иного счастливо¬
го исхода событий, и сопровождает восклицаниями ужаса
всякое общественное несчастье: голод, пожары, навод¬
нения.
Язык новгородских летописей сравнительно близок к
разговорному, в нем редки церковнославянизмы и книж¬
ные обороты. Иногда в новгородской летописи сказыва¬
ются обороты деловой речи, иногда пробивается местное
произношение, иногда — народные, просторечные выра¬
жения.
Но новгородское летописание велось не только при
дворе новгородского архиепископа. В позднейших летопи¬
сях путем их сопоставления и анализа можно выделить
летопись, которую в течение двухсот лет вели в уличан-
ской церкви Якова в Неревском конце. Ее настоятель поп
Герман Воята придал ей поразительно необычный для
средневековой письменности характер домашности и про¬
стоты.
245

Круг интересов Германа Вояты неширок. Это внут¬
ренние события городской жизни — постройка церквей,
великого моста через Волхов, уличные события не слиш¬
ком большого значения: «а в 23 того месяца (апреля)
пополошишися людье: сългаша бо, яко Святополк у го¬
рода с пльсковицы (т. е. псковичами); и высушася весь
город к Сильнищю, и не бы ничтоже» (1136 г.). Герман
Воята отмечает в своих записях дороговизну, состояние
погоды: «Стояста 2 недели полне, яко искря жгуце, тепле
вельми, переже жатвы; потом найде дъжчь, яко не ви-
дехом ясна дни ни до зимы; и много бы уйме жит и се¬
на не уделаша; а на зиму не бысть снега велика, ни ясна
дни, и до марта» (под 1145 г.). «На ту же осень зело
страшьно бысть: гром и мълния, град же яко яблъков,
боле, месяца ноябра в 7 день, в час 5 нощи» (1157 г.).
Не мудрствуя лукаво, Воята записывает в свою летопись
сообщение об утонувших в Волхове попах, рассказывает
о состоянии хлебов, о покосах сена, об унесенных раз¬
ливом Волхова дровах, о слышанном им зимой громе,
очевидно, во время занятий в архиепископской канцеля¬
рии («в истьбе седяще»), и, наконец, о собственном по-
ставлении в попы (под 1144 г.). Все это изложено Воя-
той довольно последовательным, крепким просторечием,
часто от первого лица. Воята, как видно, ограничен в
своих интересах, но по-своему талантлив, не боится отсту¬
пать от средневековых трафаретов книжности, вклады¬
вая в записи личные интересы и вкус к быту. Непосред¬
ственность в описываемых событиях, облик живого чело¬
века остро ощущается в ненарочитой простоватости его
записей.
В литературе Новгорода XII в. был широко представ¬
лен и жанр описания путешествий. Начиная с XI и кон¬
чая XV в., в Константинополь направлялись многочис¬
ленные паломнические группы. До нас дошло несколько
описаний Царьграда и путеводителей, из которых первое
принадлежит знатному новгородцу Добрыпе Ядрейкови-
чу, бывшему впоследствии новгородским епископом под
именем Антония. Добрыня путешествовал в Царьград,
очевидно, для приглашения в Новгород византийских
мастеров около 1200 г. и оставил «Сказание мест святых
в Царьграде».
Наряду с религиозными достопримечательностями
Добрыня интересуется в Константинополе живописными
зданиями и произведениями искусства. Как русский,
Добрыня с гордостью отметил в Константинополе почи¬
246

тание русских святых Бориса и Глеба, упомянул о ка¬
ком-то блюде княгини Ольги в храме Софии, назвал на¬
ходившихся с ним одновременно в Константинополе
русских.
Богатое устное творчество Новгорода XII—XIII вв.
дошло до нас отчасти (с позднейшими изменениями) в
былинах о Садко (Сатко Сытинич как строитель огром¬
ной церкви Бориса и Глеба в новгородском Детинце упо¬
минается в новгородской летописи под 1167 г.), о Васи-
лие Буслаевиче, об Иване Гостином сыне и о Хотене
Блудовиче. В этих былинах отразился своеобразный быт
торгового города, его классовые бои на Великом новгород¬
ском мосту, ушкуйничество *, семейно-сбытовые отношения
богатого новгородского купечества и боярства. Образ Сад¬
ко, поэта и музыканта, с помощью чудесных сил ставше¬
го «богатым гостем» и вступившего в состязание с целым
Новгородом, а также образ бесшабашного Васьки Буслае¬
ва, не верящего «ни в сон, ни в чох», принадлежат к чис¬
лу самых ярких образов русского народного творчества.
В отличие от суровой «демократической» архитекту¬
ры Новгорода с ее приземистыми пропорциями и просто¬
той, зодчество Владимира носило парадный и торжествен¬
ный характер, было утонченным и аристократичным. Это
было искусство изысканных пропорций, изящных ли¬
ний — искусство по преимуществу княжеское.
Торжественные арки городских ворот — Золотых, Се¬
ребряных, Медных, широкие проезды, мощенные камнем
площади, на которые были обращены богато украшенные
скульптурой, золоченой медью и фресками фасады бело¬
каменных княжеских построек, обширные и светлые по¬
мещения храмов предназначались для многолюдных це¬
ремоний. Сверкающие мозаичные и крытые листовой
медью полы, золотые купола, богатые ткани, развешивае¬
мые по сторонам храмов, дорогая утварь — все должно
было поразить зрителя и внушить уважение к власти
князя.
Блестящее золото и сияющая белизна белокаменных
стен составляли излюбленное сочетание красок владимир¬
ских зодчих. Золоченой медью были окованы полотнища
массивных створ Золотых ворот — главных в городе. Зо¬
лотом были покрыты главы уже первого владимирского
Успенского собора, построенного Андреем Боголюбским.
Колонки его архитектурного пояса были также вызоло¬
чены. Листьями позолоченной меди были окованы пор¬
талы и простенки окон главы. Вызолоченные флюгера
247

возвышались над полуцилиндрическими досводными кро¬
влями. Блеск золота в сочетании с белизною стен и цвет¬
ными пятнами наружных фресок производил ошеломляю¬
щее впечатление.
Кропотливые разыскания советских археологов по¬
зволили восстановить облик загородной княжеской цита¬
дели Андрея Боголюбского — его замка в Боголюбове.
Замок этот, невдалеке от устья Нерли, был окружен вы¬
сокой стеной с прекрасными белокаменными башнями.
В центре замка, на краю берегового обрыва, возвы¬
шался видный издалека дворец Боголюбского. Восточный
фасад дворца выходил к спуску на речную пристань. За¬
падный был обращен на дворцовую площадь, вымощен¬
ную плитами белого камня и пересеченную тесанными из
камня водосточными желобами. На дворцовую площадь
выходил также окованный тонкими листами золоченой
меди западный портал собора. Здесь же на трехступен-
ном круглом пьедестале стояла большая белокаменная
чаша, из которой путники могли утолять жажду. Чашу
окружало восемь изящных, легких, утончавшихся квер¬
ху колонн, несших восьмигранную, вероятно, золоченую
шатровую кровлю.
Палаты Андрея и собор соединялись белокаменными
переходами. Галереи этих переходов имели цветные май¬
оликовые поля и были расписаны фресками. Их фасады
были украшены орнаментами, металлопластикой, резным
камнем и, по-видимому, скульптурой: при раскопках се¬
верного перехода была найдена голова статуи зверя (со¬
баки или дракона), помещавшейся, очевидно, в нише фа¬
сада.
Дворцовый собор Рождества Богородицы был цент¬
ральным зданием ансамбля. Это был небольшой храм с
одной вызолоченной главой, с полуцилиндрическими по¬
крытиями прямо по сводам. Его фасады членились на
три доли сложными пилястрами и были опоясаны на се¬
редине высоты аркатурно-колончатым поясом. Стены бы¬
ли украшены резными камнями.
Внутри собор отличался исключительным своеобрази¬
ем. Вместо обычных в русских храмах крестчатых стол¬
бов, поддерживающих купол, здесь высились расписан¬
ные под мрамор колонны с аттическими базами и огром¬
ными вызолоченными лиственными капителями. Строи¬
тели вымостили цветными майоликовыми плитками хоры
и высоко подняли их над головами молящихся. Искусней¬
шие художники расписали стены собора яркими фреска¬
248

ми. Пол был вымощен толстыми, запаянными оловом мед¬
ными плитами, казавшимися современникам золотыми.
За сквозной белокаменной алтарной преградой поднимала
свой шатровый верх алтарная сень с резными изображе¬
ниями евангельских персонажей.
Еще большим великолепием отличался выстроенный
гем же Андреем Боголюбским владимирский Успенский
собор (1158—1161 гг.). Путем точного расчета пропор¬
ций владимирским зодчим удалось создать впечатление
большой легкости сводов и высоты храма. Тонкие стол¬
бы легко вздымали своды собора. Через двенадцатиокон¬
ный купол обильно струился свет. Зодчие наполнили со¬
бор скульптурными деталями, подчеркнувшими ритмич¬
ность членения стен. Сами стены были покрыты фреска¬
ми, искусно подчиненными архитектурным формам собо¬
ра. Строители вымостили пол разноцветными майолико¬
выми плитами. Богослужебные сосуды и вся утварь хра¬
ма были украшены драгоценными камнями и жемчугом.
Наружные фасады Успенского собора разделялись слож¬
ными пилястрами с пышными капителями. Изящный
фриз из стройных колонок тянулся вдоль стен, по-види¬
мому, украшенных резными камнями. Между позолочен¬
ными колонками этого фриза помещались фресковые
изображения святых. Вызолоченные флюгера, вызолочен¬
ные птицы, вызолоченные кубки, украшения из золоче¬
ной прорезной меди завершали кровлю. Не случайно ле¬
тописец не находил слов для описания сверкающего ве¬
ликолепия наружного «узорочья» собора, которое было
«изъмечтано всею хитростью», доступной человеку.
Выстроенная тем же Андреем Боголюбским в 1165 г.
церковь. Покрова на реке Нерли принадлежит к одним из
лучших произведений русской архитектуры. Ее пропор¬
ции отличаются гармоничностью и стройностью. Внутри
церковь была богато расписана фресками, а снаружи
украшена каменной резьбой, декоративной скульптурой.
На стенах церкви Покрова можно увидеть изображение
библейского царя Давида, играющего на струнном инст¬
рументе — «псалтири», женские маски, львов, голубей,
грифонов *, терзающих ягненка, барсов.
После пожара 1185 г. Всеволод Большое Гнездо про¬
извел в Успенском соборе во Владимире сложные тех¬
нические работы, значительно расширившие храм.
Всеволод с трех сторон обстроил храм просторными
галереями. Стены храма, окруженные этими обстройками,
были прорезаны широкими арочными пролетами и соеди-
249

йены арочными же перемычками с новыми наружными
стенами галерей. Над галереями строители поставили че¬
тыре новых световых главы.
Собор из одноглавого стал пятиглавым. Полы из май¬
оликовых плит были сменены на полы из фигурной май¬
оликовой мозаики. Собор был заново расписан и заново
украшен драгоценной утварью.
К 1193—1194 гг. относится построение во Владимире
Дмитриевского собора. На стене Дмитриевского собора
можно было увидеть псалмопевца царя Давида, Алексан¬
дра Македонского, летящего на грифонах, и др. На обра¬
щенном к городу северном фасаде собора скульптор изо¬
бразил самого строителя собора и одного из героев «Слова
о полку Игореве», Всеволода Большое Гнездо, с наслед¬
ником среди коленопреклоненных подданных.
Все великолепное наружное убранство владимирских
храмов было выполнено по княжеской инициативе про¬
стыми владимирскими каменосечцами. Эти владимирские
каменосечцы внесли в свои изделия широкую струю на¬
родного искусства.
Памятники владимирского зодчества хранят в себе
драгоценные остатки и владимирской живописи XII в.
Во владимирском Успенском соборе сохранились фраг¬
менты росписей, сделанных при Андрее Боголюбском и
при Всеволоде Большое Гнездо.
По-видимому, к 1194—1197 гг. принадлежат росписи
Дмитриевского собора во Владимире. Живопись Владими¬
ра сохраняет тот же княжеский характер, что и архитек¬
тура. В ней сильны связи с живописью Киева XII в., но
вместе с тем сказывается стремление к пышности, па¬
радности.
Исключительный интерес представляет икона, изобра¬
жающая Дмитрия Солунского — святого князя Всеволода
Большое Гнездо * (теперь находится в Третьяковской га¬
лерее). Есть основание думать, что перед нами портрет¬
ное изображение самого Всеволода. Дмитрий сидит на
престоле и вынимает из ножен меч. На его голове — ви¬
зантийский кесарский венец. Его лицо властно и энер¬
гично.
Значительных успехов во Владимиро-Суздальской
Руси в XII—XIII вв. достигло ремесло. Образцом куз¬
нечного ремесла Владимиро-Суздальской Руси в сочета¬
нии с ювелирным может служить известный шлем Ярос¬
лава Всеволодовича, найденный в начале прошлого сто¬
летия на поле Липецкой битвы 1216 г., где Ярослав по¬
250

терпел поражение. В отличие от шлемов предшествующей
поры он весь выкован из одного металлического куска,
что делало его более легким и более прочным одновре¬
менно. Сверху шлем был набит серебром и выложен се¬
ребряными накладками исключительно изящной отделки,
со сложным орнаментом и изображением архангела Ми¬
хаила, с надписью вокруг этого изображения: «Вьликъи
архистратиже ги Михаиле помози рабу своему Феодо¬
ру» (Федор — христианское имя Ярослава).
То же сочетание кузнечного дела с ювелирным пред¬
ставляют собой декоративные топорики. Один из них, с
изображением буквы А, возможно, принадлежал Андрею
Боголюбскому или кому-нибудь из его дружины. Это лег¬
кий стальной топорик со звоном в обухе. Он покрыт
листовым серебром с гравировкой, позолотой и чернью.
Широко известны и врата из суздальского Рожде¬
ственского собора, созданные в особой сложной технике
золотого письма по меди. Техникой этой, изобретенной
русскими мастерами, удавалось создать тонкий линейный
рисунок золотом на фоне, покрытом черным лаком.
Владимирское летописание XII—XIII вв. сохранилось
до нашего времени в составе Лаврентьевской летописи и,
в пределах до 1206 г., в составе Радзивилловской ле¬
тописи.
В 1175 г. по воле Андрея Боголюбского начал состав¬
ляться первый владимирский летописный свод, положив¬
ший в свое основание владимирские летописные записи
XII в. и летопись Переяславля Русского (Южного), во
главе которой находилась «Повесть временных лет». Этот
летописный свод составлялся в главной святыне Влади¬
мирского княжества — владимирском Успенском соборе.
Смерть Андрея Боголюбского прервала выполнение этого
свода. Он был закончен в 1177 г. при Всеволоде Большое
Гнездо. При Всеволоде же составляется новый свод в
1193 г. После смерти Всеволода своды владимирского ле¬
тописания составляются в течение всего XIII в. Они от¬
личаются строго проводимой идеей главенства Владимира
в Русской земле. Летописец часто пользуется цитатами
из священного писания, прибегает к нравоучениям, ди¬
дактике, моральным сентенциям, иногда не в меру мно¬
горечив и риторичен. Свою книжную начитанность лето¬
писец постоянно использует для прославления, пропаган¬
ды и освящения церковным авторитетом власти князя:
«князь бо не туне (не зря) мечь носить — в месть зло¬
деем, а в похвалу добро творящим»; «судя суд истинен
251

и нелицемерен, не обинуяся лице сильных своих бояр,
обидящих меньших и работящих сироты и насилье тво¬
рящих» и т. д. Он деятельный сторонник княжеской
власти.
Суровое морализирование, восхваление твердой, а глав¬
ное, «правый суд судящей» власти, способной подавить
бояр, «обидящих меньших», — это не случайные особен¬
ности Владимиро-Суздальской княжой летописи, идеоло¬
гически обосновавшей реальные притязания владимир¬
ских князей.
Под 1206 г. — временем отъезда сына владимирского
князя Всеволода, Константина, в Великий Новгород —
летописец обильно приводит выдержки из священного пи¬
сания, чтобы подкрепить ими авторитет княжеской влас¬
ти. Летописец как бы напутствует Константина перед
отъездом его в город, издавна стремившийся освободить¬
ся от власти князя: «Власти мирьскые от бога вчинены
суть», «богу слуга есть, мьстя злодеем» и т. д. Вручая
Константину крест и меч, Всеволод говорит ему: «се
(крест) ти буди охраньник и помощник, а мечь преще-
ние и опасенье, иже ныне даю ти пасти люди своя от
противных».
Официальный, торжественный характер Владимирско¬
го летописания сказался и в том, что Владимирская ле¬
топись впервые в истории русского летописания была бо¬
гато иллюстрирована многочисленными миниатюрами.
Копии этих мипиатюр дошли до нас в рукописи так назы¬
ваемой Радзивилловской летописи.
Едва ли не сахмым характерным явлением владимир¬
ской литературы служит известное «Моление» Даниила
Заточника. «Моление» представляет собой обращение,
мольбу некоего Даниила к князю с просьбой взять его к
себе на службу. Даниил восхваляет книжное образование,
различными историческими и бытовыми примерами дока¬
зывает необходимость для князей мудрых советников, а
затем всячески стремится показать свою начитанность и
хитроумие.
Основная часть «Моления» состоит из ряда своеобраз¬
ных, ритмичпо организованных строф, с ассонансами и
общим повторяющимся обращением в начале: «княже мой,
господине». Строфы распадаются на излюбленные в сред¬
невековой литературе (западной и русской) афористиче¬
ские изречения, пословицы и небольшие рассуждения.
В подборе этого книжного материала Даниил выказывает
себя широкообразованным писателем, живущим в утоп-
252

ченной литературной среде и не боящимся остаться не¬
понятым.
Если иногда и трудно угадать в упоминаемых в «Мо¬
лении» реалиях конкретные явления русской жизни, то
общая тенденция и идеологическая направленность этого
произведения вполне конкретны: они типично владимир¬
ские. Восхваляя Ярослава Всеволодовича (сына Всево¬
лода Большое Гнездо — отца Александра Невского), Да¬
ниил ясно заявляет себя сторонником сильной княжеской
власти, противником бояр. Многочисленными афоризма¬
ми Даниил стремится обосновать неограниченность влас¬
ти князя, подчеркнуть ее значение и вечный характер:
«женам глава муж, а мужам князь, а князем бог», «гус¬
ли строятся персты, а град нашь твоею (князя) держа¬
вою». «Лучше бы ми воду нити в дому твоем, — обра¬
щается Даниил к Ярославу, — нежели мед нити в бояр-
стем дворе»; «конь тучен, яко враг сапает на господина
своего, тако боярин богат и силен смыслит на князя
зло» и т. д.
Памятников материальной культуры богатой Галицко-
Волынской земли дошло до нас очень немного. Однако и
то, что сохранилось, свидетельствует о пышном расцвете
галицко-волынской архитектуры, живописи, прикладного
искусства, о связях галицко-волынской культуры с куль¬
турой других областей Руси и о ее народных корнях.
Остатки почти 30 каменных построек конца XII—
XIII в. вскрыты археологами в Галиче. Во Владимире
Волынском сохранился Успенский собор, выстроенный в
1160 г. князем Мстиславом Изяславичем.
Летопись дает нам представление о существовании в
Галиче в середине XII в. целой группы дворцовых по¬
строек, близких по типу к замку Андрея Боголюбского:
здесь были дворец, лестница с сенями, дворцовый храм
и переходы к нему из дворца. Галицкие церкви были
украшены белокаменной резьбой, сходной с народным ис¬
кусством белокаменной резьбы Владимира Залесского.
О богатстве внешнего убранства галицко-волынских
храмов дает представление описание церкви Ивана в
Холме, помещенное в Ипатьевской летописи под 1259 г.
В этой церкви, «красной и лепой», своды опирались на
капители в виде человеческих голов, изваянных «от не¬
коего хитреца», в окна были вставлены витражи, верх
церкви был украшен «звездами златыми на лазуре». Пол
церкви был «слит от меди и от олова чиста, ярко бле-
щатися яко зерцалу». Две двери были «украшены камеяи-
253

емь галичным белым и зеленым холмьскым, тесаным, из¬
рытым некимь хытрецемь Авдьемь».
Скульптурные украшения снаружи церкви были вы¬
крашены всеми цветами и золотом. Наружные фрески
были так хороши, «якоже всим зрящим дивитися бе».
Иконы в этой церкви были «диву подобны». Посредине
города Холма стояла высокая «вежа» (башня) — снизу
на высоту 15 сажен каменная, вверху же деревянная и
убеленная «яко сыр» (творог), так что светилась она «на
все стороны». Описывает летописец и другие церкви в
Холме, а также каменный столп вблизи города: «...а на
цемь орел камен изваян, высота же камени (каменной
части столпа) десяти локот, с головами же (орел, оче¬
видно, был двуглавый) и с подножьками 12 локот» *.
О развитии книжного дела свидетельствуют роскош¬
ные рукописи, написанные в Галицко-Волынской земле
в XII—XIII вв. и сохранившиеся до наших дней в со¬
ставе рукописных собраний. Ипатьевская летопись под
1288 г. пишет, что волынский князь Владимир Василько-
вич роздал по завещанию многочисленные книги. Среди
них были книги, списанные им собственноручно, было
евангелие, писанное золотом, с переплетом, окованным
серебром с жемчугом, и украшенное иконой с финифтью;
другое евангелие было «чудно видением» — оковано зо¬
лотом, украшено драгоценными камнями, жемчугом, фи¬
нифтью и т. д.
Богатая когда-то литература Галицко-Волынской зем¬
ли представлена только летописанием, сохранившимся в
составе Ипатьевской летописи начиная с 1200 г. Галиц-
ко-волынское летописание складывалось по преимуществу
из отдельных княжеских биографий и не имело первона¬
чально хронологической канвы. Это было цельное пове¬
ствование. Оно имело ярко выраженную княжескую идео¬
логию, было полно восхвалений князей и ненависти к
боярству.
Особенно характерна в этом отношении центральная
часть Галицкой летописи — жизнеописание Даниила Ро¬
мановича Галицкого. Подробно приводит автор воинские
речи Даниила, полные высокого представления о чести
воина и чести родины, многие из которых представляют
собой прекрасные образцы ораторского искусства. Автор
следит за ратными подвигами Даниила, описывает его
личное участие б боевых схватках. Не раз обнажает меч
Даниил, не раз ломает свое копье, не раз оказывается на
волосок от смерти.
254

В тоне резкого раздражения говорит автор о врагах
Даниила — боярах. Одного из них, Жирослава, он назы¬
вает «льстивым», он «лукавый льстец», его язык «лжею
питашеся». У льстивого боярина Семьюнка лицо было
красное, как у лисицы. Боярин Доброслав, когда ехал
на коне, то в гордости не смотрел на землю. Малодуш¬
ные изменники бояре, которые вынуждены были в кон¬
це концов сдаться Даниилу, выходят к нему со слезами
на глазах, осклабленными лицами. Желчи, гнева, сати¬
рических красок хватило бы у автора на изображение
боярских крамол эпохи Грозного.
Автор жизнеописания Даниила ставил себе задача
прославления Даниила, пропаганды его власти и необхо¬
димости борьбы с боярством.
В отличие от Владимиро-Суздальского летописания
стиль летописания Галицко-волынского целиком светский,
дружинный. В нем явственно слышны отзвуки дружин¬
ной поэзии, не раз заставлявшие исследователей сбли¬
жать отдельные места Галицко-волынского летописания со
«Словом о полку Игореве».
Культуру многих феодальных полугосударств Руси
XII—XIII вв. мы знаем очень слабо. Так, например, мы
никак не представляли бы себе культурную жизнь Туро-
во-Пинского княжества, если бы не было известно по
одному древнему сказанию, что там родился и провел
жизнь один из лучших ораторов Древней Руси — знаме¬
нитый Кирилл Туровский. Кириллу, которого впослед¬
ствии называли «русским Златоустом», с течением вре¬
мени было приписано чрезвычайно много произведений,
что значительно затрудняет определение его литератур¬
ного наследства. Однако и то, что несомненно может
быть присвоено Кириллу, рисует его плодовитым и дея¬
тельным писателем.
Блестящая форма составляет отличительную черту
произведений Кирилла Туровского. Кирилл в широкой
степени прибегает к утонченным ораторским приемам: к
аллегориям, противоположениям, сравнениям, уподобле¬
ниям, вопросо-ответной форме изложения, оживляет про¬
поведь введением пространных диалогов и плавности ре¬
чи. Благодаря своим исключительным внешним достоин¬
ствам произведения Кирилла переписывались древнерус¬
скими книжниками рядом с сочинениями знаменитых ви¬
зантийских ораторов и богословов — «отцов церкви»*
Кирилл — образованный проповедник. Проповеди пока¬
зывают глубокое знакомство его с византийской литера¬
255

турой и греческим языком. Своим образованием Кирилл
пользуется очень широко, иногда даже до излишества.
Итак, «Слово о полку Игореве» возникло в сложной
культурной обстановке. Оно не было одиноким памятни¬
ком при всей его исключительности.
Русская культура накануне монголо-татарского наше¬
ствия отмечена энергичным поступательным движением.
Культурные центры становились более многочисленными.
Культура Руси развивалась и крепла, проникалась на¬
родными началами и углубляла свою самобытность.
Одновременно росла социальная дифференциация
внутри культуры. Резко выделялась прогрессивная часть
культуры Руси, отмеченная идейной борьбой за един¬
ство Руси и связью с творчеством трудового народа, Раз¬
межеванию единой русской культуры границами фео¬
дальных полугосударств противостоит рост тех ее объ¬
единяющих основ, которые впоследствии составили фун¬
дамент национальных культур трех братских народов —
русского, украинского и белорусского. Эти объединитель¬
ные тенденции исходили прежде всего от самого трудово¬
го народа — подлинного создателя материальных и ду¬
ховных ценностей.

Поход новгород-северского князя отметили и по-своему про¬
комментировали и летописцы.
Являясь «объединяющим жанром», летопись включает в себя
не только краткие, несущие сухую информацию погодные запи¬
си, но и повести, жития, поучения. Летописные повествования
XII—XIII веков строились по определенным законам. Однако в
рамках единого жанра существовали значительные местные и
временные различия. Так, например, южнорусских летописцев
второй половины XII века, одним из которых был и автор Пове¬
сти о походе Игоря, особенно привлекало описание княжеских
усобиц, битв и торжественных примирений. Их волновала и за¬
нимала эта, по выражению А. С. Пушкина, «жизнь, полная кипу¬
чего брожения и пылкой и бесцельной деятельности».
Рассказ о походе Игоря Святославича отличается от рядовых
погодных записей и сообщений о предшествующих походах на
половцев сюжетной законченностью и следами нарочитой лите¬
ратурной обработки. Политические тенденции «Слова» и летопис¬
ной повести примерно одни и те же — осуждение княжеской
розни, сочувственное отношение к незадачливому князю Игорю.
Однако в отличие от «Слова» повесть насыщена христианской
риторикой и лишена особых поэтических достоинств. Она инте¬
ресна как ценный исторический источник, повествующий о собы¬
тиях 1185 года. В повести много новых подробностей и деталей,
относящихся к походу Игоря Святославича на половцев.
ЛЕТОПИСНАЯ ПОВЕСТЬ О ПОХОДЕ КНЯЗЯ ИГОРЯ
Из Ипатьевской летописи
В год 6691 (1183) *. Месяца февраля в двадцать
третий день, в первую неделю поста *, измаилтяне *, без¬
божные половцы *, пришли войной на Русь, к Дмитро¬
17 Злато слово
257

ву *7 с окаянным Кончаком * и с Глебом Тириевнчем *,
но но божьему заступничеству не принесли они беды.
Князь же Святослав Всеволодич * посоветовался со сва¬
том своим Рюриком *, и пошли они против половцев и
остановились у Олжич *, поджидая Ярослава * из Черни¬
гова. Встретил их Ярослав и сказал им: «Сейчас, братья,
не ходите, но, сговорившись о времени, если бог даст,
пойдем на них летом». Святослав же и Рюрик, послушав¬
шись его, возвратились. Святослав послал сыновей своих
с полками своими степью к Игорю *, велев ему ехать
вместо себя, Рюрик же послал со своими полками Влади¬
мира Глебовича *. А Владимир Глебович послал к Игорю,
испрашивая у пего разрешения выйти вперед со своим
полком, ибо князья русские поручали ему передовые пол¬
ки в Русской земле *. Но Игорь не разрешил ему этого.
Разгневался Владимир и возвратился. И, идя оттуда, на¬
пал на города северские * и захватил в них большую до¬
бычу. Игорь же повернул назад киевские полки и поста¬
вил над ними Олега * и племянника своего Святослава,
чтобы довели они войско без потерь, а сам поехал, взял
с собой брата своего Всеволода * и Всеволода Святосла¬
вича, и Андрея с Романом, и некоторое число воинов из
черных клобуков * с Кулдюрем и с Кунтувдеем, и при¬
шли они к реке Хоролу *. И было в ту ночь тепло, шел
сильный дождь, и поднялась вода, и не удалось им най¬
ти брода, а половцы, которые успели переправиться со
своими шатрами — те спаслись, а какие не успели —
тех взяли в плен; говорили, что во время этого похода
и бегства их от русских немало шатров, и коней, и скота
утонуло в реке Хороле. <...>
В том же году побудил бог Святослава, князя Киев¬
ского, и великого князя Рюрика Ростиславича пойти вой¬
ной на половцев. И послали они к соседним князьям, и
собрались к пим Мстислав и Глеб Святославичи *, и Вла¬
димир Глебович из Переяславля, Всеволод Ярославич из
Лучьска с братом Мстиславом, Мстислав Романович,
Изяслав Давыдович * и Мстислав Городеиский, Ярослав,
князь пинский, с братом Глебом, и из Галича пришла по¬
мощь от Ярослава *, а свои братья не пришли, говоря:
«Далеко нам идти к низовьям Днепра, не можем свою
землю оставить без защиты *, но если пойдешь через Пе¬
реяславль, то встретимся с тобой на Суле». Святослав
же, рассердившись на братьев своих, поспешно отправил¬
ся в путь, побуждаемый божественным промыслом; по¬
тому-то старшие сыновья его и не поспели из Чернигов¬
258

щины. Двинулся он вдоль Днепра и достиг того места, ко-
торое называется Инжир-бродом *, и тут перешел на вра¬
жеский берег Днепра и пять дней искал половцев *. Тог¬
да отправил младших князей перед своими полками: по¬
слал Владимира Переяславского, и Глеба, и Мстислава,
сына своего, и Мстислава Романовича, и Глеба Юрьеви¬
ча, князя дубровицкого, и Мстислава Владимировича, и
берендеев * было с ним две тысячи сто. А половцы, уви¬
дев отряд Владимира, смело идущий им навстречу, побе¬
жали, гонимые гневом божьим и святой богородицы. Рус¬
ские, погнавшись за ними, не догнали, возвратились и
остановились на месте, называемом Орель, которое на
Руси зовется Угол *.
Половецкий же князь Кобяк*, решив, что это и есть
все русское войско, возвратился и стал преследовать его.
Когда половцы, преследуя, увидели полки русские, то
начали перестреливаться через реку и старались обойти
друг друга, и так продолжалось немалое время. Узнав
об этом, Святослав и Рюрик отправили им на помощь
основные силы, а сами спешно двинулись следом. Когда
же половцы увидели полки, пришедшие на помощь, то
решили, что с ними и Святослав и Рюрик, и тотчас же
повернули назад. Русские же, укрепившись божьей по¬
мощью, прорвали их строй и начали их сечь и пленить.
И так проявил господь милость свою христианам, в тот
день возвеличил бог Святослава и Рюрика за благоче¬
стие их.
И взяли в плен тогда Кобяка Карлыевича * с двумя
сыновьями, Билюковича Изая, и Товлыя с сыном, и бра¬
та его Бокмиша, Осалука, Барака, Тарха, Данила и Сод-
вака Кулобичского также пленили, и Корязя Калотанови-
ча тут убили и Тарсука, а прочих — без счета. Даровал
бог победу эту месяца июля в тридцатый день, в поне¬
дельник, в день памяти святого Ивана Воиника. А вели¬
кий князь Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич,
получив от бога победу над погаными, возвратились по
домам со славой и с честью великой.
В это же время Игорь Святославич, услышав, что Свя¬
тослав отправился на половцев, призвал к себе брата
своего Всеволода, и племянника Святослава, и сына сво¬
его Владимира и обратился к братии своей и ко всей
дружине: «Половцы выступили против русских князей,
и мы без них попытаемся напасть на их вежи» *. И ког¬
да переправились за Мерлу *, встретились с половцами —
ехал Обовлы Костукович с четырехстами воинами воевать
17*
259

на Русь, и тут помчались им навстречу на конях. По¬
ловцы же, по повелению божьему, обратились в бегство,
и русские погнались за ними, и победили их тут, и воз¬
вратились восвояси.
В это же время Владимир Ярославич Галицкий *, шу¬
рин Игорев, находился у Игоря, так как был изгнан от¬
цом своим из Галича. Сот Владимир прежде всего отпра¬
вился во Владимир к Роману *, но Роман, боясь его отца,
не разрешил ему поселиться у себя. Оттуда направился к
Ингварю в Дорогобуж, и тот, из страха перед отцом его,
не принял Владимира. И он оттуда поехал в Туров, к
Святополку и, тот также не пустил его, к Давыду в Смо¬
ленск — и Давыд его не пустил, в Суздаль к Всеволоду,
дяде своему. Но и там Владимир Галицкий не обрел по¬
коя и пришел в Путивль, к зятю своему Игорю Святос¬
лавичу. Тот же встретил его радушно и с честью великою
и два года держал у себя, а на третий год примирил его
с отцом и послал с ним сына своего, зятя Рюрикова, Свя¬
тослава. <...>
В год 6692 (1184) *. Двинулся окаянный и безбож¬
ный и трижды проклятый Кончак с бесчисленными пол¬
ками половецкими на Русь, надеясь захватить и пожечь
огнем города русские, ибо нашел он некоего мужа ба¬
сурманина, который стрелял живым огнем *. Были у них
и луки-самострелы, едва пятьдесят человек могли натя¬
нуть у них тетиву. Но всемилостивый господь бог про¬
тивится гордецам и козни их разрушает. Кончак же, при¬
дя, стал на Хороле и послал с хитростью к Ярославу
Всеволодовичу, предлагая ему мир. Ярослав же, не подо¬
зревая обмана, направил к половцам мужа своего Ольс-
тина Олексича. А Святослав Всеволодович послал к
Ярославу, говоря ему: «Брат мой, не верь им и своего
мужа не посылай, я на них войной иду». Святослав Все¬
володович и Рюрик Ростиславич со всеми полками свои¬
ми без промедления двинулись на половцев. Рюрик и
Святослав отрядили Владимира Глебовича в передовой
полк и Мстислава Романовича с ним, а сами Рюрик и
Святослав двинулись следом за ними. Когда они были в
пути, встретились им купцы, шедшие навстречу из По¬
ловецкой земли *, и сказали, что половцы стоят на Хоро¬
ле. Святослав и Рюрик, услышав об этом, обрадовались и
направились туда. А Владимир и Мстислав, узнав об
этом, пришли на место, указанное купцами. Но когда
пришли туда, где стояли половцы, то не увидели никого,
ибо те перешли на другое место на берегу Хорола. Пе¬
260

редовой же полк, переправившись через Хорол, поднялся
ыа холм, чтобы оттуда заметить врага. А Кончак стоял в
долине. И ехавшие по холмам миновали его, а другие
полки половецкие — увидели и напали на них. Кончак
же за их спиной бежал на ту сторону дороги, и лишь на¬
ложницу его захватили и того басурманина, у которого
был живой огонь. И привели его к Святославу, со всем
устройством, а прочих воинов их, кого перебили, а кого
взяли в плен, с конями и со множеством всякого ору¬
жия.
В год 6693 (1185) *. Даровал господь избавление —
дал победу русским князьям, Святославу Всеволодовичу
и великому князю Рюрику Ростиславичу, месяца марта в
первый день. Узнав о бегстве Кончака, послали за ним
следом Кунтугдыя с шестью тысячами воинов. Но тот,
преследуя, не смог его догнать, ибо помешала распутица
за Хоролом. Святослав же и великий князь Рюрик одер¬
жали победу по молитвам святых мучеников Бориса и
Глеба * и пошли каждый восвояси, славя бога в трои¬
це — отца и сына и святого духа.
А князь Ярослав Черниговский не пошел с братом
своим Святославом, говоря так: «Я послал к половцам му¬
жа своего Ольстина Олексича и не могу пойти войной на
своего мужа» *; этим и оправдался перед братом своим
Святославом. Игорь же отвечал Святославову мужу:
«Не дай бог отказаться от похода на поганых: поганые
всем нам общий враг!» Потом стал совещаться с пол¬
ками Святослава. Отвечала ему дружина: «Князь наш,
не сможешь ты перелететь как птица: вот приехал к тебе
муж от Святослава в четверг, а сам он идет из Киева в
воскресенье, то как же ты сможешь, князь, догнать его?»
Игорю не по душе пришлись эти слова дружины, хотел
он ехать по степи прямиком, по берегу Суды. Но была
распутица, так что войско за целый день не смогло бы
преодолеть и поля от края и до края, поэтому Игорь и
не мог выступить со Святославом *.
А на ту же весну князь Святослав послал Романа
Нездиловича * с берендеями на поганых половцев.
С божьей помощью захватили вежи половецкие, много
пленных и коней, двадцать первого апреля, на самый Ве¬
ликий день *. В ту пору князь Святослав отправился по
своим делам в землю вятичей *, к Корачеву *.
А в это время Игорь Святославич, внук Олегов *, вы¬
ступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий
день *, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из
261

Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника сво¬
его, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путив¬
ля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олекси-
ча, Прохорова внука, с ковуями черниговскими *. И так
двинулись они медленно, на раскормленных конях, со¬
бирая войско свое. Когда подходили они к реке Донцу *
в вечерний час, Игорь, взглянув на небо, увидел, что
солнце стоит словно месяц *. И сказал боярам своим и
дружине своей: «Видите ли? Что значит знамение это?»
Они же все посмотрели, и увидели, и понурили головы,
и сказали мужи: «Князь наш! Не сулит нам добра это
знамение!» *. Игорь же отвечал: «Братья и дружина!
Тайны божественной никто не ведает, а знамение творит
бог, как и весь мир свой. А что нам дарует бог — на
благо или на горе нам, — это мы увидим».
И, сказав так, переправился через Донец, и пришел к
Осколу *, и ждал там два дня брата своего Всеволода:
тот шел другой дорогой из Курска. И оттуда пришли к
Сальнице *. Здесь приехали к ним разведчики, которых
посылали ловить языка, и сказали, приехав: «Видели
врагов, враги ваши во всем вооружении ездят *, так что
либо поезжайте без промедления, либо возвратимся до¬
мой: не удачное сейчас для нас время». Игорь же обра¬
тился к братии своей: «Если нам придется без битвы
вернуться, то позор нам будет хуже смерти *; так будет
же так, как нам бог даст». И, так порешив, ехали всю
ночь.
Наутро же, в пятницу, в обеденное время, встретились
с полками половецкими; успели подготовиться половцы:
вежи свои отправили назад, а сами, собравшись от мала
до велика, стали на противоположном берегу реки Сюур-
лий *. А наши построились в шесть полков: Игорев полк
посередине, а по правую руку —• полк брата его Всево¬
лода, по левую — Святослава, племянника его, перед
этими полками — полк сына его Владимира и другой
полк, Ярославов, — ковуи с Ольстином, а третий полк
впереди — стрелки, собранные от всех князей. И так
построили полки свои. И обратился Игорь к братии своей:
«Братья! Этого мы искали, так дерзнем же!» И двину¬
лись на половцев, возложив на бога надежды свои. И ког¬
да приблизились к реке Сюурлию, то выехали из половец¬
ких полков стрелки и, пустив по стреле на русских,
ускакали. Еще не успели русские переправиться через
реку Сюурлий, как обратились в бегство и те половецкие
полки, которые стояли поодаль за рекой.
262

Святослав же Ольгович, и Владимир Игоревич, и
Ольстин с ковуями-стрелками бросились их преследовать,
а Игорь и Всеволод двигались медленно, держа строй
своих полков. Передовые полки русских избивали полов¬
цев и хватали пленных. Половцы пробежали через вежи
свои, а русские, достигнув веж, захватили там большой
полон. Некоторые с захваченными пленниками лишь
ночью вернулись к своим полкам. И когда собрались все
полки, обратился Игорь к братии своей и к мужам сво¬
им: «Вот бог силой своей обрек врагов наших на пораже¬
ние, а нам даровал честь и славу. Но видим мы бесчис¬
ленные полки половецкие — чуть ли не все половцы тут
собрались. Так поедем же сейчас, ночью, а кто утром
пустится преследовать нас, то разве все смогут: лишь
лучшие из половецких конников переправятся, а нам са¬
мим — уж как бог даст». Но сказал Святослав Ольгович
дядьям своим: «Далеко гнался я за половцами, и кони
мои изнемогли; если мне сейчас ехать, то отстану по до¬
роге». Согласился с ним Всеволод и предложил заноче¬
вать здесь. И сказал Игорь: «Не удивительно, братья, все
обдумав, нам и смерть будет принять». И заночевали па
том месте.
Когда же занялся рассвет субботнего дня, то начали
подходить полки половецкие, словно лес. И не знали
князья русские, кому из них против кого ехать — так
много было половцев. И сказал Игорь: «Вот думаю, что
собрали мы на себя всю землю Половецкую — Конча¬
ка, и Козу Бурновича, и Токсобича, Колобича, и Етеби-
ча, и Тертробича». И тогда, посоветовавшись, все сошли
с коней решив, сражаясь, дойти до реки Донца, ибо го¬
ворили: «Если поскачем — спасемся сами, а простых
людей оставим, а это будет нам перед богом грех *: пре¬
дав их, уйдем. Но либо умрем, либо все вместе живы
останемся». И, сказав так, сошли с коней и двинулись с
боем. Тогда по божьей воле ранили Игоря в руку, и
омертвела его левая рука. И опечалились все в полку его:
был у них воевода, и ранили его прежде других. И так
ожесточенно сражались весь день до вечера, и многие
были ранены и убиты в русских полках.
Когда же настала ночь субботняя, все еще шли они,
сражаясь. На рассвете же в воскресение вышли из пови¬
новения ковуи и обратились в бегство. Игорь же в это
время был на коне, так как был ранен, и поспешил к
ним, пытаясь возвратить их к остальным полкам. Но за¬
метив, что слишком отдалился он от своих, сняв шлем,
263

поскакал назад к своему полку, ибо уже узнали бежав¬
шие князя и должны были вернуться. Но так никто ж
не возвратился, только Михалко Юрьевич, узнав князя,
вернулся. А с ковуями не бежал никто из бояр, только
небольшое число простых воинов да кое-кто из дружин¬
ников боярских, а все бояре сражались в пешем строю,
и среди них Всеволод, показавший немало мужества. Ког¬
да уже приблизился Игорь к своим полкам, половцы, по¬
мчавшись ему наперерез, захватили его на расстоянии
одного перестрела от воинов его. И уже схваченный,
Игорь видел брата своего Всеволода, ожесточенно бью¬
щегося, и молил он у бога смерти, чтобы не увидеть ги¬
бели брата своего. Всеволод же так яростно бился, что
и оружия ему не хватало. И сражались, обходя вокруг
озеро.
И так в день святого воскресения * низвел па нас
господь гнев свой, вместо радости обрек нас на плач и
вместо веселья — на горе на реке Каялы *. Воскликнул
тогда, говорят, Игорь: «Вспомнил я о грехах своих перед
господом богом моим, что немало убийств и кровопроли¬
тия совершил на земле христианской: как не пощадил я
христиан, а предал разграблению город Глебов у Пере¬
яславля *. Тогда немало бед испытали безвинные хри¬
стиане: разлучаемы были отцы с детьми своими, брат с
братом, друг с другом своим, жены с мужьями своими,
дочери с матерями своими, подруга с подругой своей.
И все были в смятении: тогда были полон и скорбь, жи¬
вые мертвым завидовали, а мертвые радовались, что они,
как святые мученики, в огне очистились от скверны
этой жизни. Старцев пинали, юные страдали от жесто¬
ких и немилостивых побоев, мужей убивали и рассека¬
ли, женщин оскверняли. И все это сделал я, — восклик¬
нул Игорь, - и не достоин я остаться жить! И вот те¬
перь вижу отмщение от господа бога моего: где ныне
возлюбленный мой брат? где ныне брата моего сын? где
чадо, мною рожденное? где бояре, советники мои? где му-
жи-воители? где строй полков? где кони и оружие дра¬
гоценное? Не всего ли этого лишен я теперь! И связан¬
ного предал меня бог в руки беззаконникам. Это все воз¬
дал мне господь за беззакония мои и за жестокость мою,
и обрушились содеянные мною грехи па мою же голову.
Неподкупен господь, и всегда справедлив суд его. И я
не должен разделить участи живых. Но ныне вижу, что
другие принимают венец мученичества, так почему же
я — один виноватый — не претерпел страданий за все
264

это? Но, владыка господи боже мой, не отвергни меня на¬
всегда, но какова будет воля твоя, господи, такова и ми¬
лость нам, рабам твоим» *.
И тогда окончилась битва, и разлучены были пленни¬
ки, и пошли половцы каждый к своим вежам. Игоря же
взял в плен муж именем Чилбук из Тарголовцев, а Все¬
волода, брата его, захватил Роман Кзич, а Святослава
Ольговича — Елдечук из Вобурцевичей, а Владимира —
Копти из Улашевичей *. Тогда же на поле битвы Кон¬
чак поручился за свата своего Игоря, ибо тот был ра¬
нен. И из столышх людей мало кто смог по счастливой
случайности спастись, невозможно было скрыться бегле¬
цам — словно крепкими стенами окружены были пол¬
ками половецкими. Но наших русских мужей пятнадцать
убежало, а ковуев и того меньше, а остальные в море
утонули *.
В это время великий князь Святослав Всеволодович
отправился в Карачев и собирал в Верхних землях *
воинов, намереваясь на все лето идти на половцев к До¬
ну *. Когда уже на обратном пути оказался Святослав у
Новгорода-Северского, то услышал о братьях своих, что
пошли они втайпе от него * на половцев, и был он этим
очень раздосадован. Святослав в то время плыл в ладь¬
ях; когда же прибыл он в Чернигов, прибежал туда Бе-
ловод Просович * и поведал Святославу о случившемся в
Половецкой земле. Святослав, узнав об этом, вздохнул
тяжело и сказал, утирая слезы: «О дорогая моя братия,
и сыновья, и мужи земли Русской! Даровал мне бог
победу над погаными, а вы, не удержав пыла молодости,
отворили ворота на Русскую землю. Воля господня да
будет во всем! И как я только что досадовал на Игоря,
так теперь оплакиваю его, брата своего».
После этого послал Святослав сына своего Олега и
Владимира в Посемье *. Узнав о случившемся, пришли в
смятение города посемские, и охватила их скорбь и пе¬
чаль великая, какой никогда не было во всем Посемье, и
в Новгороде-Северском, и во всей земле Черниговской:
князья в плену, и дружина пленена или перебита. И ме¬
тались люди в смятении, в городах брожение началось, и
не милы были тогда никому и свои близкие, но многие
забывали и о душе своей, печалясь о своих князьях. За¬
тем послал Святослаз к Давыду в Смоленск *, со слова¬
ми: «Сговаривались мы пойти на половцев и лето про¬
вести на берегах Дона, а теперь половцы победили
Игоря, и брата его, и сына; так приезжай же, брат, охра¬
265

нять землю Русскую». Давыд же приплыл по Днепру,
пришли и другие на помощь, и расположились у
Треполя *, а Ярослав с полками своими стоял в Черни¬
гове.
Поганые же половцы, победив Игоря с братией, нема¬
ло возгордились и собрали всех людей своих, чтобы пой¬
ти на Русскую землю. И начался у них спор; говорил
Кончак: «Пойдем к Киеву, где была перебита братия
наша и великий князь наш Боняк» *; а Гза говорил:
«Пойдем на Сейм, где остались их жены и дети: гам для
нас готовый полон собран, будем города забирать, никого
не опасаясь». И так разделились надвое: Кончак пошел
к Переяславлю, и окружил город, и бился там весь день.
Владимир же Глебович, князь Переяславля, был храбр и
силен в бою, выехал он из города и напал на врагов.
И лишь немногие из дружины решились ехать за ним.
Жестоко бился он и окружен был множеством половцев.
Тогда остальные переяславцы, видя, как мужественно
бьется их князь, выскочили из города и выручили князя
своего, раненного тремя копьями. А славный воин этот
Владимир, тяжело раненный, въехал в город свой, утер
мужественный пот за отчину свою. И послал Владимир к
Святославу, и к Рюрику, и к Давыду с просьбой: «По¬
ловцы у меня, так помогите же мне». Святослав послал
к Давыду, а Давыд стоял у Треполя со смоленцами. Смо¬
ленцы же начали совещаться и сказали так: «Мы при¬
шли к Киеву, если бы была там сеча — сражались бы,
но зачем нам другой битвы искать, не можем — устали
уже» *. А Святослав с Рюриком и с другими, пришедши¬
ми на помощь, пошли до Днепру против половцев, Давыд
же возвратился назад со своими смоленцами. Половцы,
услышав об этом, отступили от Переяславля. И, прохо¬
дя мимо Римова *, осадили его. Римовичи затворились в
городе и заполнили все заборолы *, и, по воле божьей,
рухнули две городницы * с людьми на сторону осаждав¬
ших. На остальных же горожан напал страх, кто из них
выбежал из города и бился в болотах подле Римова, те и
спаслись от плена, а кто остался в городе — тех всех
пленили. Владимир же посылал к Святославу Всеволоди-
чу и к Рюрику Ростиславичу, призывая их к себе на по¬
мощь. По Святослав задержался, ожидая Давыда со смо¬
ленцами. И так опоздали князья русские и не догнали по¬
ловцев. Половцы же, взяв город Римов, с полоном отпра¬
вились восвояси, а князья вернулись по своим домам, пе¬
чалясь о сыне своем Владимире Глебовиче, получившем
266

тяжелые смертельные раны, и о христианах, взятых в
полон погаными *.
Вот так бог казнит нас за грехи наши, привел на нас
поганых не для того, чтобы порадовать их, а нас нака¬
зывая и призывая к покаянию, чтобы мы отрешились от
своих дурных деяний. И наказывает нас набегами пога¬
ных, чтобы мы, смирившись, опомнились и сошли с па¬
губного своего пути *.
А иные половцы двинулись по другой стороне Сулы к
Путивлю. Гза с большим войском разорил окрестности
его и села пожег. Сожгли половцы и острог у Путивля и
вернулись восвояси.
Игорь же Святославич в то время находился у полов¬
цев, и говорил он постоянно: «Я по делам своим заслу¬
жил поражение и по воле твоей, владыка господь мой, а
не доблесть поганых сломила силу рабов твоих. Не стою
я жалости, ибо за злодеяния свои обрек себя на несча-
стия, которые я и испытал». Половцы же, словно сты¬
дясь доблести его, не чинили ему никакого зла, но при¬
ставили к нему пятнадцать стражей из числа своих со¬
племенников и пять сыновей людей именитых, и всего их
было двадцать, но не ограничивали его свободы: куда хо¬
тел, туда ездил и с ястребом охотился, а своих слуг пять
или шесть также ездило с ним. Те стражи его слушались
и почитали, а если посылал он кого-либо куда-нибудь, то
беспрекословно исполняли его желания. И попа привел
из Руси к себе с причтом *, не зная еще божественного
промысла, но рассчитывая, что еще долго там пробудет.
Однако избавил его господь по молитвам христиан, ибо
многие печалились о нем и проливали слезы.
Когда же был он у половцев, то пашелся там некий
муж, родом половчин, по имени Лавр. И пришла тому
мысль благая, и сказал он Игорю: «Пойду с тобою в
Русь». Игорь же сначала не поверил ему, к тому же
лелеял он дерзкую надежду, как это свойственно юно¬
сти, замышляя бежать в Русь вместе со своими мужа¬
ми, и говорил: «Я, страшась бесчестия, не бросил тогда
дружину свою, и теперь не могу бежать бесславным пу¬
тем». С Игорем же были сын тысяцкого* и конюший*
его, и те убеждали князя, говоря: «Беги, князь, в землю
Русскую, если будет на то божья воля — спасешься».
Но все не находилось удобного времени, какого он ждал.
Однако, как говорили мы прежде, возвратились половцы
из-под Переяславля, и сказали Игорю советчики его:
«Не угоден богу твой дерзкий замысел: ты ищешь случая
267

бежать вместе с мужами своими, а что же об этом не
подумаешь: вот приедут половцы из похода, и, как слы¬
шали мы, собираются они перебить и тебя, князь, и му¬
жей твоих, и всех русских. И не будет тебе ни славы, ни
самой жизни». Запал князю Игорю в сердце совет их;
испугавшись возвращения половцев, решил он бежать.
Но нельзя ему было бежать ни днем, ни ночью, пото¬
му что стерегли его стражи, но показалось ему самым
удобным время на заходе солнца. И послал Игорь к Лав¬
ру конюшего своего, веля передать: «Переезжай на тот
берег Тора * с конем поводным» *, ибо решился он бе¬
жать с Лавром в Русь. Половцы же в это время напи¬
лись кумыса *. Когда стало смеркаться, пришел конюший
и доложил князю своему Игорю, что ждет его Лавр.
Встал Игорь в страхе и в смятении, поклонился образу
божьему и кресту честному, говоря: «Господи, в сердцах
читающий! О, если бы ты спас меня, владыка, недостой¬
ного!» И, взяв с собой крест и икону, поднял стену шат¬
ра и вылез из пего, а стражи тем временем забавлялись
и веселились, думая, что князь спит. Он же, подойдя к
реке, перебрался на другой берег, сел на коня, и так
поехали они с Лавром через вежи.
Принес ему господь избавление это в пятницу вече¬
ром. И шел Игорь пешком до города Донца * одинна¬
дцать дней, а оттуда — в свой Новгород, и все обрадо¬
вались ему. Из Новгорода отправился он к брату своему
Ярославу в Чернигов, прося помочь ему в обороне По-
семья. Обрадовался Игорю Ярослав и обещал помочь.
Оттуда направился Игорь в Киев, к великому князю
Святославу, и рад был Игорю Святослав, а также и Рю¬
рик, сват его.
268

Знакомясь с цепью событий 1184—1185 годов в Южной Руси,
звеном которой был поход князя Игоря, необходимо прибегнуть к
помощи историков. Для читателя будет весьма полезно вновь об¬
ратиться к работам Б. А. Рыбакова, выполнившего тщательпый
анализ летописных известий этого периода.
Исследования «Слова о полку Игореве» стали одной из глав¬
ных тем паучного творчества Б. А. Рыбакова. Его работы «Сло¬
во о полку Игореве» и его современники» и «Русские летописцы
и автор «Слова о полку Игореве» позволяют глубже понять связь
«Слова» с его эпохой.
Прекраспое зпание археологических материалов, приобретен¬
ное многолетней полевой практикой, работа в музеях и библио¬
теках с подлинными вещами и книгами XII века дают возмож¬
ность ученому увидеть и воссоздать историческую действитель¬
ность во всей ее полноте и осязаемости.
Б. А. РЫБАКОВ
СОБЫТИЯ 1184-1185 ГГ., ВОСПЕТЫЕ В «СЛОВЕ»
«Звенить слава въ Кыеве...»
Пытаясь воссоздать поэтический стиль своего про¬
славленного предшественника, автор «Слова о полку Иго¬
реве» дал в четырех лаконичных фразах поразительную
по емкости и широте картину, сразу воскрешавшую в па¬
мяти его современников богатую событиями весну
1185 г.;
269

Чи ли всъпети было,
Вещей Бояне, Велесовъ внуче:
Комони ржутъ за Сулою;
Звенитъ слава в Киеве;
Трубы трубятъ в Новеграде,
Стоять стязи в Путивле.
«Комони ржуть за Сулою...» На молодые апрельские
травы, к Егорьеву дню, когда по всей Руси выгоняли ско¬
тину в поле, половцы тоже пустили пастись своих ко¬
ней, вернувшись из своих лукоморий к берегам погра¬
ничной Сулы.
Звенят еще в Киеве пасхальные колокола, отмечая не
только христианский праздник, но и победоносное воз¬
вращение воевод Святослава Киевского из похода на по¬
ловцев «на самый велик день», 21 апреля.
На пограничье со степью, на высоком берегу Сейма, в
Путивле, уже собраны войска юного Владимира Игореви¬
ча, готовые искать себе чести, а князю славы.
«Трубы трубят в Новеграде». В день своего патрона
святого Георгия князь Игорь-Георгий Святославич при¬
казал трубить поход... В этих четырех фразах точно от¬
разилось положение в Руси и в Половецком Поле 23 ап¬
реля 1185 г.
Напряженность русско-половецких отношений в это
время видна уже из того, что за последний год и два ме¬
сяца поход Игоря был седьмым соприкосновением рус¬
ских с кипчаками. С исправленными, по Н. Г. Бережко¬
ву *, датами перечень походов выглядит так:
1184 г.
23 февраля 1184 г. Кончак подошел к городу Дмит¬
рову (южному), но защитники сдержали натиск.
Весною 1184 г. Игорь Святославич с другими
князьями по приказу Святослава Киевского воевал
с половцами и обратил их в бегство на реке Хирии.
В июле 1184 г. Святослав организовал большой по¬
ход в глубь степей против Кобяка. 30 июля у
р. Орели половцы были разбиты.
В июле же 1184 г. Игорь совершил небольшой по¬
ход у границ своего княжества, за р. Мерлом (при¬
током Ворсклы).
270

1185 г.
В феврале 1185 г. Кончак подошел к р. Хоролу.
Святослав и Рюрик разбили войска Кончака 1 мар¬
та 1185 г. В апреле 1185 г. воевода Святослава Ро¬
ман Нездилович разбил половцев и возвратился в
Киев 21 апреля 1185 г. 23 апреля 1185 г. Игорь
Святославич начал свой неудачный поход, закон¬
чившийся 12 мая (?) 1185 г.
Летом 1185 г. в результате поражения Игоря Гза
напал на Северскую землю, а Кончак — на Пере¬
яславль.
Святослав с войсками многих князей вышел против
Кончака к Каневу и послал помощь к Путивлю.
Февральский поход 1184 г. Кончака с Глебом Тирие-
вичем был далеко не первым его враждебным действием
против Руси. Кончак давно уже вмешивался в усобицы
русских князей: в 1170 г. он шел на помощь Глебу
Юрьевичу, когда Мстислав выгнал его из Киева. Оказав
помощь, Кончак возвратился, «много створивше зла, лю¬
ди повоеваша».
В 1171 г. Кончак и Кобяк разграбили два русских
города и потом подошли к Переяславлю; Игорь Святосла¬
вич, находившийся за Ворсклой, переправился у Полта¬
вы и 20 июля разбил половцев.
В 1179 г. «богостудный Концак» под Переяславлем
«много зла створи крестьяном, оних плениша, а иныи из-
биша, множайшия же избиша младенцев».
В 1181 г. Кончак снова участвует в русскг : усоби¬
цах; на этот раз на стороне Святослава и Игорь, Вместе
с Игорем в одной ладье они бегут, потерпев поражение.
Поход 1184 г. был направлен не против Игоря, так как
Кончак воевал у Дмитрова, близ Ромен, в пределах Пе¬
реяславского княжества.
Очевидно, в связи с активизацией Кончака Святослав
предпринял поход против половцев сразу же после по¬
лучения вестей об их набеге, весной 1184 г.:
Князь же Святослав Всеволодичь, сгадав со сватом
своим Рюриком, поидоша на Половце.
И сташа у Ольжичь (под Киевом), ожидающе
Ярослава из Чернигова (стб. 628) *.
Ярослав же Всеволодич начал свою политику укло¬
нения от походов на левобережных половцев. Едва полу¬
271

чив Чернигов, он уже начал обосабливать свое княжество
от остальной Руси и вести сепаратно свои черниговские
дела.
Рюриков летописец, которому принадлежат приведен¬
ные строки, не уставал на страницах своей летописи фик¬
сировать сепаратизм и вероломство Ярослава Чернигов¬
ского:
«И устрете и Ярослав и рече им: «Ныне, братья,
не ходите, но срекше веремя, оже дасть бог, на лето
пойдемь» (стб. 628).
Князья возвратились, но Святослав решил все же при¬
нять меры против половцев и послал своего сына Все¬
волода Чермного с полками к Игорю, «веля ему (Игорю)
ехати в себе место». Рюрик послал переяславского кня¬
зя Владимира Глебовича, земли которого особенно стра¬
дали от набегов.
Дракон. Рельеф Георгиевского собора в г. Юрьеве-Польском
(1230-е гг.)

В походе участвовали:
Игорь Святославич,
Всеволод Святославич, «Буй-Тур», брат Игоря,
Владимир Глебович Переяславский,
Всеволод Чермный, сын Святослава Киевского,
Олег, тоже сын Святослава,
Святослав (Ольгович) — племянник Игоря
и Рюрика,
Кунтувдей, торческий хан с Черным Клобуком,
Кулдюрь, торческий хан.
Андрей и Роман (неизвестные лица; второй, может
быть, воевода Роман Нездилович или Роман, внук
Вячеслава, князь Василевский?).
Во время этого похода, еще до встречи с половцами,
произошла ссора двух князей, в какой-то мере отразив¬
шая соперничество двух соправителей. Владимир Переяс-
Кнтоврас. Рельеф Георгиевского собора в г. Юрьеве-Польском.
18 Злато слово

лавский, посланный Рюриком, требовал себе места в
авангарде, места, выгодного тем, что передовые части
первыми захватывали добычу в покинутых половецкими
воинами кибитках и юртах. Направив свою просьбу Иго¬
рю, посланному Святославом, Владимир ссылался на то,
что «князи бо Русции дали бяхуть напереде ездити в
Руской земли». Это была ссылка на суверенность Рюри¬
ка и других князей «Русской земли» (в узком, придне¬
провском смысле), находившихся под властью Рюрика.
Игорь, очевидно, мало считавшийся с правовой стороной,
«не да ему того». Очевидно, победили корыстные расче¬
ты на обогащение своего авангарда.
Началось небывалое в русской практике XII в.: в глу¬
бине Половецкого Поля один из русских князей отколол¬
ся от всего войска и возвратился назад. Однако Владимир
поехал не в свой Переяславль, а напал на русские земли,
принадлежавшие Игорю:
Володимер же разневався и возъвратися.
И оттоле идя, иде на Северьские городы и взя в них
много добыток (стб. 628—629).
Игорь Святославич должен был отказаться от заду¬
манного большого похода (очевидно, куда-то за Среднюю
Ворсклу):
Игорь же возвороти киевские полки и пристави к
ним Олга и сыновца своего Святослава, абы како
довести полк цел... (стб. 629).
Игорь с остальными князьями и Кунтувдеем поехал
особым путем; о целях его движения Рюриков летописец,
описавший этот поход, не сообщает. Мы знаем только, что
на р. Хирии (месторасположение неизвестно) в весеннее
половодье произошла встреча с половецкими кибитками.
Летописец сам не был участником похода, но ему рас¬
сказывали («рекоша же»), что только часть половцев пе¬
решла с вежами речку Хирию («бысть тое ночи тепло и
дождь рамян и умножися вода»), а остальные или были
взяты в плен, или с кибитками, конями и скотиной «по¬
топли суть в Хирии, бегаюче перед Русью».
Умолчал летописец и о том, что Игорь, очевидно по¬
лучивший сведения о разгроме его северских городов не¬
довольным Владимиром Глебовичем, сам не остался в
долгу и напал на его город Глебов, построенный, вероят¬
274

но, его отцом Глебом Юрьевичем. В своде 1190 г. о раз¬
громе Глебова, как мы помним, сказано словами покаян¬
ной молитвы Игоря, сочиненной Галичанином.
Город Глебов находился на пути от Переяславля в
Киев. Очевидно, Игорь от Хирии шел на Переяславль.
Святослав, пославший войска против половцев, едва
ли ожидал, что в результате похода русскими воинами
будут разгромлены русские города в двух пограничных
княжествах. Прав был автор «Слова о полку Игореве»,
вложивший в уста Святослава знаменитые слова:
«Но се зло — княже ми непособие...»
* * *
Неудача весеннего похода 1184 г. показала необходи¬
мость повторного похода летом этого же года. Большой
июльский поход 1184 г. явился почти полным повторени¬
ем похода 1168 г.: оба похода объединили большое число
русских князей, оба успешно закончились далеко на юге,
на р. Орели. В связи с этим целесообразно рассмотреть их
сопоставительно:
Цель выступления против половцев в 1168 г. обозна¬
чена двояко: во-первых, как защита русских земель от
набегов (половцы «несуть хре' гьяны на всяко лето у
вежи свои») и, во-вторых, как обеспечение безопасности
южных торговых путей: Греческого, Залозного и Соля¬
ного. В 1184 г. цель похода особо не оговорена, но, оче¬
видно, была той же самой.
Район мобилизации в 1168 г. был достаточно широк;
он охватывал княжества: Волынское, Луцкое, Туровское,
Смоленское (?) или киевские владения Рюрика и Давы¬
да, Киевское, Черниговское, Северское, Переяславское.
В 1184 г. в походе участвовали следующие князья:
Святослав Киевский с сыновьями,
Рюрик «Русский»,
Владимир Глебович Переяславский,
Всеволод Ярославич Луцкий,
Мстислав Ярославич,
Мстислав Романович (из смоленских князей),
Изяслав Давыдович (из смоленских князей),
Мстислав Городенский,
Ярослав Пинский,
Глеб (брат Ярослава) Дубровицкий,
Полки Ярослава Галицкого.
18* 275

Давыд Ростилавич Смоленский не участвовал в noxt*-
де 1168 г. («не сдравующю») и уклонился также от
похода 1184 г. — среди участников назван только сын
его Изяслав.
Отсутствовал в списке участников и Ярослав Черни¬
говский, тот самый Ярослав, который четыре месяца
назад отговаривал Святослава и Рюрика от весеннего по¬
хода, предлагая идти летом. Лето наступило, шел июль
месяц, но Ярослав от участия в походе уклонился.
Не отозвался на призыв Святослава и Игорь Север¬
ский, задумавший, как увидим, сепаратный поход у гра¬
ниц своего княжества.
Перечислив всех участников, летописец с горечью пи¬
сал как бы от имени Святослава:
А своя братья не идеша, рекуще: «Далече ны
есть ити вниз Днепра! Не можемь своее земле пус¬
ты оставити. Но же поидеши на Переяславль, то
скупимся с тобою на Суле» (стб. 631).
В результате большой массив смоленских, чернигов¬
ских и северских земель почти полностью выпал из райо¬
на мобилизации; только старшие сыновья Святослава
шли с какими-то полками по «Черниговской стороне»,
но они были второстепенными князьями в системе Чер¬
ниговской земли — нам даже неизвестны их уделы.
Маршрут похода можно восстановить по сочетанию
описаний 1168 и 1184 гг.
Собравшись в Киеве, войска шли высоким правым бе¬
регом Днепра до брода, находившегося в девяти днях пу¬
ти от Киева; здесь они переходили на «ратную сторону»,
степной, заселенный половцами левый берег Днепра.
По расчету дней брод должен находиться примерно в
районе устья Ворсклы. Именно здесь, на левом берегу,
выше устья Ворсклы, находится современное село Пе-
револочна. Чтобы достичь Переволочны за девять дней,
нужно было идти со средней скоростью в 35 км, то есть
делая по 40—45 км в один день марша (считая на девять
дней пути две дневки для отдыха). У переправы остав¬
ляли обозы и по степному берегу двигались налег¬
ке, «вборзе», делая в случае надобности по 60—70 км в
день.
Театром военных действий были берега Орели
(«Ерель») и Снепорода (1168 г.) — современной Сама¬
ры. В 1168 г. русские углубились несколько дальше, до
276

Самары, а в 1184 г. бои с половцами шли только близ
Орели.
В 1168 г. на розыски и сражения ушло примерно 4—
5 дней: войска пробыли в походе всего 23 дня (со 2 по
24 марта), из которых 18 дней ушло на марш до брода и
от брода до Киева.
В 1184 г., перебродившись на ратную сторону, «5 дни
искаша их»; поиски велись авангардом из полков «мо-
ложыпих князей» с двумя тысячами берендейской кон¬
ницы. Во главе авангарда был поставлен Владимир Пере¬
яславский, осуществивший наконец свое право «ездити
напереди». Где-то за Орелью произошла встреча с полов¬
цами и две битвы с Кобяком. Первая битва хорошо опи¬
сана в Татищевском своде: *
«Половцы, увидя Владимира в малолюдстве,
обрадовались и вскоре собрався, пошли на Влади¬
мира. А понеже Владимир Глебович сам выпросился
у Святослава наперед идти, говоря, что его владение
всех ближе к половцам и от них опустошено, того
ради он наиболее прилежал, чтоб чести своея не
потерять, но паче искал похвалу в братии приобрес¬
ти, устроил полки, как мог наилучше, запретя всем
паикрепчайше из порядка выезжать, но держаться
вкупе.
Направе поставил Святославля сына Глеба, с ним
Глеба Юриевича, налеве — Мстислава Романовича
и Мстислава Владимировича. Сам же с протчими —
в середине.
Святослав же шел за ним не близко, яко день езды,
но Владимир послал к нему сказать, что неприя¬
тель перед глазами и нет времени ему ожидать. По¬
ловцы же крепко стали наступать, а Владимир шел
прямо противо их. И дошел блиско на их собрание
жестоко сам нападение учинил, отчего половцы тот¬
час в бег обратились, а Владимир, гнав, рубил, ко¬
лол и пленил до полудня.
Но дале гнать не смел, опасаясь большего половцов
собрания, у русских же и кони уже от далекого пу¬
ти утомились...»
Этот интересный рассказ восходит, очевидно, к летопи¬
си Рюрика (подробное описание дислокации полков).
В тексте же Ипатьевской летописи в основу положена ле¬
топись Святослава, и только перечень половецких ханов
277

в конце статьи взят, очевидно, из Рюрикова летописца.
Изложенная выше первая битва Владимира с Кобя-
ком в Ипатьевской летописи дана очень кратко; благо¬
честие там преобладает над военной осведомленностью:
«Половци же узревше Володимерь полк крепко идущь на
них, и побегоша, гоними гневом божиим святей богоро¬
дице». После первой битвы авангард вернулся назад «и
стояша на месте, нарицаемем Ерель, его же Русь зоветь
Угол». В данном случае речь идет не о реке Ерели-Угле,
а о «месте», то есть крепости, городе. Это позволяет точ¬
но локализовать события у Орельского Городка на устье
Орели.
Вторая битва 30 июля была начата Кобяком, полагав¬
шим, что русских войск было всего лишь столько, сколь¬
ко их видели в первой стычке. Кобяк «погна во след их»,
но у Орели русские задержали половцев, «начата стре-
ляти о реку». Святослав и Рюрик послали «большие пол-
кы на помочь» и двинулись сами. Половцы дрогнули и
поскакали назад еще до похода Святослава:
Русь же приимше помощь божию и въвертешася
в не и начата е сечи и имати (стб. 632).
Во владимирской летописи, как уже говорилось, обе
битвы ошибочно слиты в одну, но сопровождающие текст
две миниатюры, взятые, несомненно, из южного лицевого
источника, дают нам две разные битвы.
Результаты победы были блестящими. Лаврентьевская
летопись называет цифру в 7000 пленных половцев и
417 князей. Список пленных ханов разнится в киевской и
владимирской летописи: в первой упомянуто И ханов,
а во второй — 14. Сводный же список насчитывает
17 имен; возможно, что цифра 417 содержит истинное
число ханов, взятых в плен, — 17 и появившиеся в ре¬
зультате недоразумения 400 (славянская цифра «у»).
В сводном списке даны вначале имена по киевской
летописи, а затем добавлены имена по владимирской:
Кобяк Карлыевич и два его сына,
Изай Билюкович,
Тоглый (Тоглый Давыдович), тесть с сыном,
Бокмиш, брат Тоглыя,
Осалук,
Барак,
Тарх (Тарг),
278

Данило,
Съдвак Кулобичкий,
Корязь Калотанович,
Тарсук,
Башкърт,
Глеб Тирьевич,
Ексна,
Алак,
Тетин с сыном,
Турундай, тесть Кобяка.
В атом списке ханов с тюркскими и русскими имена¬
ми, ханов из разных концов степи, вплоть до приморской
Куль-Обы, были хорошо известные на Руси полководцы,
сжигавшие русские города и деревни. Таковы сам Кобяк,
Тоглый, известный по 1169 г., Башкорт (1159 г.?).
Разгром этих орд был большой победой Святослава.
Недаром именно этому походу были посвящены яркие
строки «Слова о полку Игореве»:
Святъслав грозный, великый Киевский...
Наступи на землю Половецкую,
Притопта хлъми и яруги,
Взмути рекы и озеры,
Иссуши потоки и болота.
А поганого Кобяка из Луку моря,
От железных великих плъков половецких
Яко вихр выторже,
И падеся Кобяк в граде Киеве,
В гриднице Святъславли.
Днепровский путь в Южную Европу — «Гречник» —
был очищен, безопасность торговли восстановлена, и не¬
удивительно, что именно в этом случае автор «Слова» го¬
ворит о восторженных похвалах греков, венецианцев и
других европейцев:
Ту немци и венедици,
Ту греци и морава
Поют славу Святъславлю...
Владимирский книжник, большой любитель пышных
цитат, присоединил свой голос к этому хвалебному хору:
«Сдея господь спасенье велико нашим князем и воем
их над врагы нашими — побежени быша иноплеменьници
279

Кумани, рекше Половци и рече Володимер: «Се день,
иже створи господь, възрадуемся и възвеселимся в онь,
яко господь избавил ны есть от враг наших и покори вра-
гы наша под нозе наши и скруши главы змиевыя».
И бысть радость велика: дружина ополонишася и колод-
никы поведоша, оружья добыша и конь и възвратишася
домовь...» (JIJI, с. 375—376) *.
* * *
Игорь Святославич, уклонившийся от участия в об¬
щем походе, сумел использовать выгодную ситуацию и
предпринял самостоятельный небольшой поход неподале¬
ку от юго-восточных рубежей своего княжества:
Того же лета слышав Игорь Святославлич, оже шел
Святослав на Половце, призва к собе брата своего
Всеволода и сыновця Святослава (Ольговича) и сы¬
на своего Володимера, молвяшеть бо ко братьи и
ко всей дружине: «Половци оборотилися противу
Руским княземь, и мы без них (в отсутствие поло¬
вецких воинов) кушаимся на вежах их удари-
ти» (стб. 633).
Не общерусская оборонительная борьба и даже не за¬
щита своих собственных рубежей, а лишь желание за¬
хватить половецкие юрты с женами, детьми и имуще¬
ством толкало князя на этот поход, своего рода репети¬
цию будущего похода 1185 г. И действующие лица в
этой репетиции те же самые: Игорь, Буй-Тур Всеволод,
Святослав Ольгович и княжич Владимир:
Да яко бысть за Мерломь и сретеся с Половци —
поехал бо бяше Обовлы Костуковичь в четырех
стех воеват к Руси. И ту абье пустиша к ним кони.
Половци же побегоша, божьим повелением и Русь
погнаша е и ту победиша е и возвратишася восвоя¬
си (стб. 633).
Эта операция не идет ни в какое сравнение с похо¬
дом Святослава: там войска прошли не менее 400 км и
воевали не менее чем с 7000 половцев; здесь же войска
Игоря углубились в степь не более чем на 60—70 км за
р. Мерл и разбили небольшой отряд в четыре сотни.
Только доброжелательная рука летописца внесла рас¬
сказ об Игоревой победе на страницы свода 1190 г. для
280

того, чтобы хотя бы как-нибудь уравновесить усилия кня¬
зей. Неожиданный поворот событий придал действиям
Игоря даже некоторую патриотическую окраску: он со¬
бирался взять беззащитные кочевья, а ему навстречу по¬
пался отряд, шедший, вероятно, пограбить несколько рус¬
ских деревень.
Очевидно, чувствуя недостаточность приводимых им
данных, летописец (Галичанин) добавил к этой статье
рассказ о том, что из всех русских князей только один
Игорь был настолько смел, что приютил у себя брата
своей жены, изгнанника, изгоя Владимира Ярославича
Галицкого, от которого отреклись уже пять крупных
князей.
Наступил 1185 год. Половецкий натиск все возрас¬
тал. От пограничных наездов и нападений на купеческие
караваны половцы переходят к широким замыслам поко¬
рения Руси. В феврале 1185 г. Кончак по зимнему пути
двинулся на Русь и остановился близ пограничной Сулы
на Хороле, притоке Пела. Рассказ о приходе половцев
взят из летописи Святослава:
Пошел бяше оканьпый и безбожный и треклятый
Кончак со мьножествомь Половець на Русь.
Похупся, яко пленити хотя грады Рускые и пожещи
огньмь: бяше бо обрел мужа такового бусурменина,
иже стреляше живым огньм.
Бяху же у них луци тузи самострелнии, одва
50 мужь можашеть напрящи.
Но всемилостивый господь бог гордым противиться
и съвети их раздруши (стб. 634—635).
Кончак поставил перед собой такую же задачу, какую
поставил полвека спустя Батый, — не просто совершить
наезд на русские земли, а взять штурмом и сжечь рус¬
ские города. Для этой цели войско было оснащено боль¬
шими огнестрельными катапультами («тугие самострель¬
ные луки»), для заряжания которых требовалась сила
50 человек. Мастером, владевшим тайнами «живого
огня», был какой-то мусульманин, вероятно из Ирана,
где широко известно применение зажигательных мета¬
тельных приспособлений («шереширы» в «Слове о полку
Игореве»).
Стремясь, очевидно, к Киеву и Киевской земле, Кон¬
чак постарался обеспечить себе нейтралитет на правом
фланге и вывести из игры Черниговское княжество:
281

Пришед бо ста на Хороле.
Послал же бяшеть с лестью ко Ярославу Всеволо-
дичю, мира прося... (стб. 635).
Ярослав Черниговский легко поддался на «лесть» Кон¬
чака и послал к нему боярина Ольстина Олексича. Свя¬
тослав, узнав об этой пересылке послами, предостерегал
брата и предупредил его, что сам он пойдет войной на
Кончака. Но Ярослав сохранил нейтралитет и в походе
участия не принял. Рюриков летописец написал специ¬
альное дополнение к статье 1185 г., где он подчеркивает
неблаговидную роль Ярослава и выгораживает Игоря, то¬
же уклонившегося от общего похода. Эти дополнения
можно возвести к своду 1190 г.:
Князь же Ярослав Черниговьский не шел бяше с
братом со Святославом, молвяшеть бо тако:
«Аз есмь послал к ним мужа своего Ольстина Олек¬
сича, а не могу на свой мужь поехати». Темь отрече-
ся брату своему Святославу (стб. 636—637).
Святослав отправил посла к Игорю. Летописец с
большим литературным мастерством приводит все, что
может обелить Игоря. Нам здесь трудно отделить факты
от литературных приемов.
Выслушав великокняжеского посла, Игорь первым де¬
лом будто бы воскликнул:
«Не дай бог на поганые ездя ся отрещи!
Поганы есть всим нам обьчий ворог» (стб. 637).
Затем Игорь собрал боярскую думу и начал совещать¬
ся по поводу маршрута предстоящего похода, определяя,
где бы они могли встретиться с полками Святослава.
Дружина стала отговаривать князя от похода:
«Княже! Потьскы (по-птичьи) не можешь переле-
тети: се приехал к тобе мужь от Святослава в чет¬
верг, а сам идет в неделю ис Кыева — то како мо-
жеша, княже, постигнута?» (стб. 637).
Игорь все же хотел идти в степь берегом Суды, но
оказался такой туман, что войска не могли двигаться.
«Темь никуда же не може пути собе на лести ехати по
Святославе», — заключает летописец свое дополнение к
282

извлечениям из летописи Святослава. Дополнение это
было написано для того, чтобы обличить Ярослава и
оправдать Игоря; обе цели были достигнуты, но у чита¬
теля (особенно удаленного на 800 лет) все же остается
какое-то ощущение искусственности защиты Игоря ле¬
тописцем; громкие фразы о необходимости общей борь¬
бы, рассудительная речь мудрых бояр и неожиданный
финал — князь пренебрег мнением думы, но туман оста¬
новил его.
Единственное, что мы до известной степени можем
проверить, — это боярскую фразу о невозможности пере¬
лета «потьскы» через степь. Произведем некоторые рас¬
четы. Фактов у нас только четыре:
Кончак стоял на Хороле. Гонец прибыл к Игорю в
четверг. Святослав отправился в поход в воскре¬
сенье. Битва произошла 1 марта.
Первое марта в 1185 г. приходилось на пятницу; бли¬
жайшее предшествующее воскресенье в этом невисокос¬
ном году приходилось на 24 февраля, а еще более ран¬
нее — на 17 февраля. Когда выступил из Киева Свято¬
слав, 17-го или 24-го? Задача решалась бы просто, если
бы мы точно знали место стоянки Кончака, но р. Хорол
тянется более чем на 200 км. К счастью, она течет как
бы по дуге, центром которой является Киев: ее верховья
удалены от Киева на 240 км, а низовья (близ г. Хоро-
ла) — на 225 км. Следовательно, местоположение Кон¬
чака для нас при этом расчете безразлично.
Если Святослав пошел 17 февраля, то он должен был
делать в день по 18—19 км; если же 24 февраля — то
г среднем по 45 км. Первый вариант отпадает как слиш¬
ком медлительный. Скорость же движения на протяжении
пяти дней (не считая дня битвы) по 43—46 км вполне
приемлема: Святослав должен был идти быстро для того,
чтобы весенняя распутица не застала его в степи —
«бяшеть бо тала стопа за Хоролом». И нам известно, что
он пошел «не стряпя», не медля.
Итог расчета: Святослав выступил в поход в воскре¬
сенье 24 февраля. До встречи с Кончаком у Хорола
войска Святослава шли 5 дней, проделав путь в
215—230 км. Гонец Святослава прибыл к Игорю в Нов¬
город-Северский в четверг 21 февраля, за недедю до
битвы.
Выяснив эти данные, попытаемся решить основную за-
283

;;ачу: мог ли Игорь успеть соединиться со Святославом
до 1 марта или не мог?
В этой задаче определение местоположения Кончака
очень важно: до верховьев Хорола от Новгорода-Север-
ского 160—170 км, то есть 4 дня хорошей езды, а до
нижней излучины реки — около 300 км, то есть 7—
8 дней езды.
Кончаку с его многотысячным войском в середине
февраля удобнее всего было расположиться на стоянку
(а он стоял на Хороле, пока шла пересылка послами
между им и Ярославом, пока не приехал к нему на Хо-
рол Ольстин Олексич) не в открытой степи, а в лесном
массиве с запасами естественного топлива. На Хороле из¬
вестны два массива: один восточнее Гадяча, в 5 днях
пути от Новгорода-Северского, а другой на излучине Хо¬
рола, близ города Хорола, до которого было 7—8 дней
пути. Нашему выбору может помочь намеченный Игорем
(или летописцем?) маршрут предположенного, но не¬
осуществленного похода:
Хоте же ехати полем перек, возле Сулу...
Если мы взглянем на карту растительности этого
района, то увидим, что «поле», луговое степное простран¬
ство шириною в 60 км, тянется южнее Десны с запада на
восток километров на 300. Путь из Новгорода-Северско¬
го на Хорол шел именно «перек поля», но если бы Игорь
предполагал идти на верховья Хорола, то он должен был
бы пересечь Сулу, а не идти возле Суды.
Если же Кончак находится на среднем или нижнем
течении Хорола, то тогда самым естественным для Иго¬
ря было движение «возле Сулу», то есть по ее правому,
русскому берегу в направлении летописных городов:
Ромен — Кснятин — Лубен и оттуда уже в Хорол.
Встречаться со Святославом нужно было, разумеется,
не на виду у Кончака, а ранее, например в Лубне,
Если за единицу измерения пути мы возьмем ту ве¬
личину, которая получится от деления длины пути Свя¬
тослава (Киев — Хорол), 225 км, на 5 дней, то наме¬
ченный Игорем маршрут будет выглядеть так:
от Новгорода-Северского до города Ромен —
3 дня пути (по 45 км); от Ромна до Лубна — 2дня
пути.
284

Один день был необходим для дневки.
Итак, если Игорь хотел помочь Святославу и принять
участие в общерусском походе на Кончака, то после
получения известия о походе в четверг 21 февраля у Иго¬
ря были такие возможности:
21—22 февраля — сбор дружин;
23—24 февраля — путь «поперек Поля» до Ромна;
25 февраля — дневка в Ромне;
26—27 февраля — путь «возле Сулы» до Лубна,
встреча со Святославом;
28 февраля — совместный путь на Хорол;
1 марта — битва с Кончаком.
Святослав, посылая посла к Игорю и приглашая его
в поход, знал, очевидно, что участие Игоря вполне ре¬
ально. Игорь, в изображении летописца рвавшийся вое¬
вать с «общим ворогом» и наметивший маршрут похода,
тоже знал, что его участие вполне возможно. Но это тре¬
бовало действий без промедления: ни одного дня из при¬
веденного выше расчета нельзя было пропустить, так как
более быстрого марша перед боем кони не выдержали
бы. И тут пришел на помощь спасительный туман:
И бяшеть серен велик, ако же вой не можахуть
зреима (видячи) перейти днемь до вечера.
Пять лет спустя после событий при составлении сво¬
да 1190 г. киевским читателям трудно было устано¬
вить, был ли действительно «серен велик» в Северской
земле в субботу 23 февраля 1185 г. Во всяком случае,
для оправдания князя Игоря эта версия годилась. Нель¬
зя, разумеется, отрицать того, что туман мог быть, что
Игорь действительно хотел птицей перелететь поле для
поддержки Святослава, но конечный результат одина¬
ков — Игоревых полков в битве на Хороле не было.
Святослав и Рюрик, подходя к Кончаку, выделили
авангард, и на этот раз Владимиру Глебовичу удалось
его возглавить (его «върядиша в навороп»). Проезжие
купцы указали место, где они видели войско Кончака у
Хорола, но лагерь половцев уже снялся и продвинулся к
реке.
Передовые отряды перешли Хорол и, взойдя на хол¬
мистый водораздел Хорола и Пела («шоломя»), пыта¬
лись разглядеть расположение Кончака.
285

Коньчак же стоял у лузе, его же, едуще по
шоломени, оминуша.
Иные же въгаты (вътагы?) узревше удариша
на них.
Кончак же то видив зане утече черес дорогу
и мьншицю его яша.
И оного бесурменина яша, у него же бяшеть живый
огнь.
То и того ко Святославу приведоша со устроеным
огнем.
Прочая же воя их — оних избиша, а инех
изоймаша, а коне и оружье многое множество опо-
лониша (стб. 636).
Вероятно, с большим интересом рассматривал Свято¬
слав и все русские люди тяжелую невробаллистическую
артиллерию, брошенную уходившим Кончаком.
Неудивительно, что зажигательные стрелы, «шереши-
ры», были использованы автором «Слова» в своей поэ¬
ме, — этот яркий образ стрел, сеющих огонь, был хоро¬
шо понятен всем в 1185 г.
Кунтувдей со своими Черными Клобуками погнался
за Кончаком, но не смог его догнать:
Уведивъша же Кончака бежавша, посласта по немь
Кунътугдыя в 6000. Тот же гнав, самого не обре-
те, бяшеть бо тала стопа за Хоролом (стб. 636).
Разгром Кончака 1 марта 1185 г. означал большую
победу, так как предотвратил внезапное вторжение по¬
ловцев, угрожавшее на этот раз не только селам, но и
городам.
В общественном мнении Руси, частично отраженном
обеими великокняжескими летописями, южнорусские
князья распределились на две категории: одну из них
возглавил Святослав — организатор обороны, а в другую
вошли все остальные Ольговичи — Ярослав Чернигов¬
ский, Игорь Северский, Всеволод Трубчевский, Свято¬
слав Рыльский, — не принявшие участия в войне
с половцами.
Несмотря на симпатию к Игорю, проявляемую лето¬
писцем Рюрика и автором «Слова», последний имел пол¬
ное основание вспомнить об общем предке всех Ольго¬
вичей — «Ольговых внуков», об Олеге Святославиче —
«Гориславиче» — и, невзирая на явное восхищение дея¬
286

тельностью Святослава (тоже внука Олега), сделать «Го-
риславича» главным отрицательным героем русской исто¬
рии последнего столетия.
* * *
Месяц спустя после победы над «меныницей» Конча¬
ка Святослав снова послал войска в степь, так как основ¬
ные силы Кончака сохранились, но в связи с началом ве¬
сенних перекочевок, очевидно, разбрелись по всей степи.
Тое же весне князь Святослав посла Романа Нез-
диловича с Берендичи на поганее Половце.
Божиею помочью взяша веже половецькеи, много
полона и коний, месяца априля в 21 на самый Ве¬
лик день (стб. 637).
Едва ли это был значительный поход, который мог
предотвратить новое появление объединенных сил полов¬
цев, скорее всего это была пограничная разведка, но удач¬
ное возвращение воеводы Романа Нездиловича в Киев с
пленниками и табунами коней на первый день пасхи
позволило поэту сказать:
Комони ржутъ за Сулою,
Звенитъ слава въ Кыеве...
Святослав Всеволодич, очевидно, обеспокоенный гроз-
пыми намерениями «треклятого» Кончака пленить и по¬
жечь русские города, задумал на лето новый большой
поход в степь, ради чего отправился в самую дальнюю
часть своих владений:
Тогда же Святослав князь иде в Вятиче Корачеву,
орудей деля своих...
...В то же время великий князь Всеволодичь Свя¬
тослав шел бяшеть в Корачев и сбирашеть от
верхъних землъ вой хотя ити на Половци к Донови
на все лето... (стб. 637 и 644—645).
Предполагался грандиозный, небывалый поход: не¬
обычным был маршрут — не вдоль Днепра, не на по-
граничье с Сулой, а в самую сердцевину половецких коче¬
вий, к Северскому Донцу (его называли Доном); не¬
обычен был задуманный срок похода — не три недели,
не месяц, а «на все лето». Естественно, что для такого
287

решительного сражения со всеми ордами и племенами
«земли незнаемой» нужно было собрать все русские си¬
лы. Отправляясь к вятичам, Святослав должен был про¬
ехать сквозь Северскую землю, а следовательно, у него
была полная возможность договориться со своими васса-
лами-«сыновцами», Игорем и Всеволодом, о предстоящем
большом походе на Кончака. Ничто, очевидно, не возбу¬
дило его подозрений, но когда великий князь поехал из
Карачева в обратный путь, то он застал Новгород-Север-
ский опустевшим — его двоюродные братья ушли в по¬
ход, «утаившеся его». Северская земля осталась безза¬
щитной. В оборонительной полосе Руси широко распах¬
нулись ворота от Путивля до Курска.
«Полк Игорев»
(география похода Игоря и битвы на Каяле)
Анализ летописных текстов о походе Игоря в 1185 г.
и рассмотрение русско-половецких взаимоотношений на¬
кануне похода позволяют нам теперь перейти к одной из
наиболее ответственных задач — к реконструкции хода
самих событий, театра действий и календарных сроков.
В отличие от предшествующих разделов, где зачастую
приходилось впервые приступать к разработке той или
иной темы, в этом разделе нам предстоит решать вопро¬
сы, имеющие огромную литературу, полную противо¬
речий.
По поводу цели похода Игоря, его масштаба и значе¬
ния для Руси в целом высказаны самые противополож¬
ные мнения. Одни исследователи считают поход гранди¬
озным и значительным, другие именуют его набегом, при¬
равнивая к пограничным эпизодам; одни говорят о бла¬
городной патриотической цели, другие о личной корысти
и честолюбии.
Мы должны отвлечься от тех эмоций, которые прояв¬
ляли друзья и недруги Игоря еще в то время, когда впер¬
вые оформлялись прозаические и поэтические сочинения
о походе 1185 г.
Методически важнее всего начать с географии похо¬
да, так как представление о стратегической стороне мо¬
жет быть создано только после того, как все данные ля¬
гут на карту. Сейчас уже стало хорошей традицией пуб¬
ликовать в книгах, посвященных «Слову о полку Игоре¬
ве», карты с вариантами: вариант Н. М. Карамзина, ва¬
риант Н. А. Аристова, вариант А. В. Лонгинова, вариант
288

К. В. Кудряшова, вариант В. Г. Федорова, варианты
В. Стеллецкого...
Достаточно сказать, что место битвы на Каяле по
двум вариантам, созданным в последние годы (Федоров
и Стеллецкий), определяется с расхождением между ними
в 380 км.<...>
* * *
...Если отвлечься от эмоций киевского летописца, со¬
чувствовавшего Игорю Святославичу Северскому и стре¬
мившегося выгородить его в своем своде 1190 г. делом
или словом во всех ситуациях, то сумма фактов за
1184—1185 гг. будет выглядеть так: посланный против
Кончака весною 1184 г. Игорь, командуя всеми русскими
силами, не сделал ничего, поссорился с Владимиром Пе¬
реяславским, и они оба превратили поход против полов¬
цев в северско-переяславскую усобицу, в которой Влади¬
мир взял «миог добыток» в городах Игоря, а Игорь жес¬
точайшим образом расправился с русским населением го¬
родка Глебова, когда было «все смятено пленом и
скорбью... живии мертвым завидять».
Киевским полкам тогда попалось на обратном пути
какое-то половецкое кочевье, успевшее в значительной
части ускользнуть от русских. Стратегического успеха
поход Игоря не имел никакого.
Поэтому вполне естественно, что Святослав Всеволо-
дич Киевский должен был собирать новый поход ле¬
том этого же года, но все Ольговичи, в том числе и Игорь,
от участия в походе отказались. Победа над Кобяком
30 июля 1184 г. за Орелью была достигнута без черни¬
говских и северских дружин. Вероятно, для того чтобы
показать, что и Игорь в это же время воевал с половцами,
летописец включил в свой свод рассказ о походе Игоря
за Мерл, но текст самого рассказа обращается против
Игоря. Излагая брату, племяннику и сыну цель похода,
князь Игорь ни словом не обмолвился о том, что их удар
поможет общерусскому делу. Он довольно цинично (как
год спустя хан Гзак) сказал, что все половецкие войска
заняты войной с русскими, что их кочевья беззащитны
«и мы без них (в отсутствие воинов) кушаимся на ве¬
жах их ударити». Во время решительной схватки Свято¬
слава с Кобяком Игорь «кушался» напасть на женщин и
детей, оставшихся в юртах.
Случайно невдалеке от русской границы, за Мерлом,
19 Злато слово
289

в 50—70 км от русского города Донца, встретился неболь¬
шой половецкий отряд, разбитый Игорем. Эта скромная
и неожиданная победа над 400 половецкими воинами
никак не идет в сравнение с разгромом крупнейших по¬
ловецких ханов Святославом. Игорь выглядит здесь очень
неприглядно; им руководила не забота о Русской земле,
а забота о наволоках и оксамитах, о «красных девках
половецких».
Небывалый но силе февральский поход Кончака в
1185 г. требовал объединения всех русских сил, но Свя¬
тослав не видел под своими знаменами ни родного брата,
«сильного и богатого и многовоя» Ярослава Чернигов¬
ского, ни своих двоюродных братьев, Игоря и Всеволода.
Как выяснено выше, Игорь мог присоединиться к вой¬
скам Святослава и Рюрика (иначе Святославу бессмыс¬
ленно было посылать к нему посла), но все же участия
в этом походе не принял.
Битва за Хоролом 1 марта 1185 г. закончилась побе¬
дой русских войск, но победа была неполной: захвачена
была только «меныница» половецких войск, ни одного
хана не было пленено, а сам Кончак, несомненно, ушел
с большими силами, так как в погоню за ним было по¬
слано войско в 6 тысяч Черных Клобуков под началь¬
ством самого Кунтувдея. «Талая стопа» весенней распу¬
тицы спасла половцев, а следовательно, угроза нового
нашествия их многотысячных войск оставалась реальной.
Святослав начал готовить большой летний поход
«за Дон». Можно не сомневаться в том, что, проезжая
через столицу своих северских вассалов, Святослав дол¬
жен был уговориться с ними об участии в предстоящем
походе. Больше того, личная поездка великого князя в
свой отдаленный вятичский домен, может быть, была
удобной формой визита к Игорю?
Втайне от великого князя Игорь готовил свой, сепа¬
ратный поход в степь. Задачи и цели этого похода очень
различно оценивались исследователями. «Поход Игоря в
1185 г. преимущественно был набегом... рассчитанным
главным образом на внезапность и на отсутствие боль¬
ших половецких сил, которые могли бы быть собраны
против его дружин» (Д. С. Лихачев). Здесь правильно
обращено внимание, что у Игоря должен был быть рас¬
чет на то, что главные силы Кончака кочуют где-то за¬
паднее намеченного Игорем маршрута, ближе к Днепру.
В довольно сумбурной статье А. В. Позднеев пытается
оспорить тезис Д. С. Лихачева о том, что Игорь — князь,
290

«заботящийся о своей чести больше, чем о чести роди¬
ны». Оспаривает он этот тезис ссылками на Ипатьевскую
летопись, где автор приписывает Игорю слова: «Аз славы
деля не бежах тогда от дружины...» Отсюда делается вы¬
вод, что «князь Игорь выделялся среди других кпязей,
тем более что он не ставил перед собой, как мы видели,
эгоистических задач об увеличении своего удела, а думал
обо всей Русской земле».
Произведенный нами разбор отношения Игоря к об¬
щерусским походам ясно показал правоту Д. С. Лиха¬
чева, а не А. В. Позднеева. Игорь не был борцом за Рус¬
скую землю и действовал преимущественно в своих инте¬
ресах. Владимиро-суздальский летописец определяет цели
похода так:
Того же лета здумаша Олгови внуци на Половци,
занеже бяху не ходили томь лете со всею князьею,
но сами поидоша о собе, рекуще:
«Мы есмы ци не князи же?
Пойдем такыже собе хвалы добудем!» (ЛЛ, с. 376).
Возможно, что такова и была неприглядная правда
о причинах сепаратного похода Игоря.
* * *
Район мобилизации охватывал все Северское княже¬
ство: Новгород-Северский и Трубчевск на Десне, Пу¬
тивль, Рыльск и Курск на Сейме. Вовлечение в поход
курян, являвшихся левофланговым заслоном всей Руси,
свидетельствует о стремлении Игоря взять с собой не
только подручные княжеские дружины, но и важные
оборонные резервы «сведомых кметей».
Участвовали в походе и черниговские войска под на¬
чальством того самого Ольстина Олексича, который год
назад вел мирные переговоры с Кончаком до Хорольской
битвы. Это была легкая конница торков-ковуев, взятая,
очевидно, с южных степных окраин Черниговского кня¬
жества.
Ярослав Черниговский, по всей вероятности, больше
тяготел к своему двоюродному брату Игорю, чем к род¬
ному — Святославу. Уже в 1181 г. Ярослав и Игорь дей¬
ствуют совместно, отправляясь воевать под Друцк.
Во всех острых ситуациях 1184—1185 гг. и Ярослав и
Игорь одинаково уклоняются от участия в общерусских
19*
291

делах, мотивируя это тем, что «не можемь своее земле
пусты оставити».
В связи с секретностью подготовки похода войска скап¬
ливаются заранее в стороне от Новгорода-Северского:
в Путивле («стоять стязи в Путивли») и в далеком Кур¬
ске («а мои ти готови, оседлани у Курська напереди»),
а остальные дружины пришлось собирать по пути.
Днем выступления в поход было выбрано 23 апреля
1185 г. Выбор этот не случаен: 23 апреля — день Геор-
Черниговско-Северская земля (по А. К. Зайцеву).
292

гия Победоносца, христианского патрона Игоря, крещен¬
ного Георгием.
В то же время Святославличь Игорь, внук Олгов
поеха из Новагорода месяца априля в 23 день во
вторник, поймя со собою брата Всеволода ис Тру-
бецка и Святослава Олговича, сыновця своего из
Рыльска и Володимера сына своего ис Путивля и у
Ярослава испроси помочь — Ольстина Олексича,
Прохорова внука с ковуи черниговьскими (стб.
637-638).
Игорь и Всеволод нам уже хорошо известны. Влади¬
мир — сын Игоря и Евфросиньи Ярославны, родивший¬
ся 8 октября 1170 г.; в крещении он назван Петром.
В момент похода ему не было еще полных пятнадца¬
ти лет.
Четвертое действующее лицо, Святослав Ольгович, —
племянник Игоря, сын его старшего брата Олега; по ма¬
тери (Агафье Ростиславне) он приходился родным пле¬
мянником Рюрику Ростиславичу. Быть может, этим близ¬
ким родством («уй», дядя по матери, считался вторым
после отца) с великим князем и объясняется то, что ле¬
тописец стремится избавить княжича Святослава от упре¬
ков, хотя именно из-за его разъездов за добычей и по¬
гибло все войско.
И тако идяхуть тихо, сбираюче дружину свою —
бяхуть бо и у них кони тучни вельми. Идущим же
им к Допцю рекы, в год вечерний, Игорь же возрев
на небо и виде солнце, стояще яко месяць... (стб.
638).
Солнечное затмение более детально описано в Лав¬
рентьевской летописи. Там оно верно датировано средой
1 мая 1185 г. (6694 г. по ультрамартовскому счету).
Мы располагаем теперь двумя географическими и
двумя календарными ориентирами: путь от Новгорода-
Северского до р. Донец проделан за время с 23 апреля
по 1 мая, то есть за 9 полных дней. Этих данных уже
достаточно для того, чтобы подтвердить окончательно
ошибочность версии Ларвентьевской летописи:
И сняшася у Переяславля Игорь с двема сынома
из Новгорода Северьскаго ис Трубеча Всеволод брат
293

его, Олговичь Святослав из Рыльска... (JIJI, с. 376—
377).
Не говоря уже о том, что Владимир Переяславский
был лютым врагом Игоря после событий прошедшего года
и назначать съезд Ольговичей в его городе было невоз¬
можно (тем более что сам он не собирался участвовать
в походе на Донец), следует учесть, что для этого снема
Ольговичи должны были проделать огромный бесполез¬
ный путь.
Войска Ольговичей шли двумя путями: Игорь шел из
Новгорода-Северского на Донец (очевидно, через Путивль,
где стояли собранные «стяги»), а Всеволод из Трубчев-
ска, вероятно, шел через Курск, где он должен был за¬
брать с собой курян, и далее на Оскол, где состоялась
встреча с Игорем.
Для определения (даже самого приблизительного)
возможного пути войск Игоря на Донец нужно прежде
всего решить вопрос о том, какую реку в XII в. назы¬
вали Донцом.
Еще В. Н. Татищев обратил внимание на расхожде¬
ние нашей и древней географической терминологии.
«Здесь хотя во всех манускриптах написано на реке До¬
ну, — писал он о битве 24 марта 1111 г., — но обстоя¬
тельства доказуют, что то — Донец Северский, который
Доном на многих местах именован... Сия же ошибка, что
Донец Доном называли, есть древняя».
В свое время я посвятил специальную статью разбору
этой географической путаницы. Доном, очевидно, назы¬
вали реку, составленную из Северского Донца и Дона,
от впадения в него Северского Донца и до устья. Пред¬
ставления древних о верховьях рек часто не совпадали
с нашими: верховьями Днепра-Борисфена считали р. Бе¬
резину; верховьями Волги-Итиля — часть Камы и
р. Белую.
Если Донец (в нашем географическом понимании) не
носил в XII в. уменьшительного имени, а именовался До¬
ном, то какая же река могла тогда, в эпоху «Слова о пол¬
ку Игореве», именоваться Донцом или Малым Донцом?
«Малый Донец» или просто «Донец» упомянут в «Сло¬
ве» как река, находящаяся далеко от места содержания
Игоря в плену: Игорь, живший на Тору близ «Великого
Дона», «мыслию поля мерит от Великого Дона (нашего
Северского Донца) до Малого Донца».
Когда Игорь уже не мысленно, а физически достиг
294

Донца, то автор «Слова» дает почувствовать, что все опас¬
ности позади, что Игорь уже в своей земле и река Донец
приветствует удачливого беглеца:
«Княже Игорю!
Не мало ты величия,
А Кончаку нелюбия,
А Русской земли веселиа!»
Значит, «Донец» XII в. мы должны искать в вер¬
ховьях Северского Донца (современного), среди русских
поселений XII в.
И мц находим его. Это р. Уды, правый приток Север¬
ского Донца. На этой речке расположен древнерусский
город Донец (Донецкое городище), а в ее среднем тече¬
нии есть «Донецкая Поляна», известная по «Книге Боль¬
шому Чертежу» *. Это дает нам право считать летописным
Донцом 1185 г. р. Уды с ее городом Донцом (близ Харь¬
кова) и Донецкой Поляной.
Кратчайший путь сюда от Новгорода-Северского шел
примерно так: Путивль — Сумы — Грайворон — Золо-
чев на Донце (р. Уды). Почти на всем протяжении путь
войск был прикрыт значительными массивами дубрав, что
скрывало их действия. Недавно в нашей литературе по¬
явился новый вариант пути: от Рыльска не на юго-во¬
сток, а прямо на восток, по водоразделу Сейма и Пела,
а затем на юг по «Изюмской сакме» XVII в. Этот обход¬
ной вариант пути никакими источниками не подтверж¬
ден, тогда как прямой путь от Путивля в район Харькова
хорошо известен по наказам сторожевым станицам XVI в.
Путивльская станица ездила примерно так же, как нами
намечен путь Игоря.
Предложенный мною маршрут в своей юго-восточной
половине идет несколько севернее, чем маршрут развед¬
чиков XVI в., что объясняется необходимостью для войск
Игоря заслоняться лесными массивами. Игорь, вероятно,
перебредал р. «Донец» выше Донецкого городища, так
как летопись о городе Донце не говорит.
Весь маршрут от Новгорода-Северского до Уд (в рай¬
оне Золочева) составляет 280 км; он был покрыт к ве¬
черу 1 мая 1185 г., то есть за 9 дней. Средняя скорость —
31 км в день, что вполне соответствует выражению
«идяхуть тихо».
Дойдя до «Донца» и наблюдая здесь солнечное затме¬
ние, Игорь, пренебрегая знамением, двинулся дальше:

...перебреде Донець и тако прииде ко Осколу и жда
два дни брата своего Всеволода — тот бяше шел
инем путем ис Курьска. И оттуда поидоша к Сал-
нице (стб. 638).
Местоположение Сальницы, маленькой, пересохшей в
настоящее время речки, было определено еще В. Н. Та-
тшцевьш по «Книге Большому Чертежу» в связи с Ша-
руканским походом Мономаха в 1111 г.: «оная течет в
Донец с правой стороны ниже Изюма».
Однако это не помешало впоследствии отождествлять
Сальницу с Салом, с Солницей и даже с Сухим Торцом
и Тором. А. В. Лонгинов внес окончательную ясность в
этот вопрос, утвердив татищевское мнение.
От «Донца» — Уд войска Игоря подошли в каком-то
месте к Осколу, где два дня ожидали Всеволода Свято¬
славича с его трубчевцами и курянами. Наиболее веро¬
ятным путем Игоря к Осколу было направление, продол¬
жавшее весь его предшествующий путь от Путивля к
Донцу.
Это направление вело на древний Салтов и далее на
Купянск, где изгиб р. Оскола подходил очень близко к
знаменитому «Изюмскому шляху». Изюмский шлях шел
из Курска, откуда ожидали Всеволода, а в другом направ¬
лении вел к «Каганскому Перевозу» близ Сальницы, куда
направились потом объединенные войска Игсрл и Всево¬
лода. Место сближения Оскола с Изюмской сслшои, за¬
крытое с юга дубравами, было наиболее вероятным ме¬
стом двухдневной стоянки русских войск перед выходом
их из лесов в степь.
Путь из района Золочева до района Купянска (125 км)
должен был занять при прежних темпах ровно четы¬
ре дня, а от Купянска до Сальницы (70 км) — два
дня. По этим расчетам календарь похода выглядел
так:
23 апреля (во вторник) — выступление из Новго¬
рода-Северского,
1 мая (в среду) вечером достигли р. Уд — «Донца»,
2—5 мая (с четверга по воскресенье) — марш к
Осколу,
6—7 мая (понедельник и вторник) — отдых, ожи¬
дание Всеволода,
8—9 мая (среда и четверг) — марш объединенных
сил от Оскола к Сальнице.

К р. Сальнице, к порогу открытой Половецкой степи,
войска Игоря должны были подойти в четверг, 9 мая;
это расчетное допущение полностью согласуется со всем
последующим летописным определением времени: от
Сальницы ночным маршем в ночь с четверга на пятницу
пошли в степь, а в пятницу (10 мая) произошла первая
битва с половцами на р. Сюурлий.
Вернемся к летописному рассказу:
...поидоша к Салнице. Ту же к нимь и сторожеви
приехаша — их же бяхуть послале языка ловить.
И рекоша приехавше: «Видихомся с ратными.
Ратници (враги) ваши с доспехом ездять!
Да или поедете борзо или возворотися домовь —
яко не наше есть веремя» (стб. 638—639).
Поход Игоря, очевидно, не остался тайным для полов¬
цев: в «Слове о полку Игореве» прямо говорится, что со
всех концов «незнаемой», чужой, земли, от Волги и При-
донья, от Сулы и Крыма «половци неготовами дорогами
побегоша к Дону Великому. Крычат телегы полунощы,
рци лебеди роспущени. Игорь к Дону вой ведет!». Об этом
же донесла и русская разведка, когда Игорь уже достиг
«Дона» (Северского Донца) и перешел его у устья Саль¬
ницы, — половцы знали о походе, были готовы встретить
врагов и ездили с доспехом. В момент выхода к Сальнице
Игорь и его сторожи могли еще не знать, что все Поло¬
вецкое Поле пришло в движение и что со всех его концов
снаряженные воины Кончака «побегоша к Дону Вели¬
кому».
Перед Игорем встала дилемма: вернуться с пустыми
руками после пятисоткилометрового пути или же попы¬
тать счастья:
Игорь же рече с братьею своею: Оже ны будеть не
бившися возворотитися, то сором ны будеть пущей
смерти. Но како ны мог дасть (стб. 639).
Игорь, очевидно, не знал, что невдалеке от того рай¬
она, куда он направился, находятся и Кончак, и Кза Бур-
нович, Токсобичи, Колобичи, Етебичи и Терьтробичи.
И тако угадавше и ехаша черес ночь. Заутра же,
пятъку наставшу, во обеднее веремя усретоша пол¬
ны Половецькие... на оной стороне репы Сюурлия...
(стб. 639).
297

* * *
Не требует доказательств исключительная важность
определения точного места битвы Игоря с Кончаком. Оби¬
лие взаимоисключающих гипотез заставляет нас особенно
тщательно остановиться на методической стороне пред¬
стоящих разысканий.
То «поле безводное», на котором Ярославна мыслен¬
ным взором отыскивала своего раненого мужа, должно
удовлетворять следующим условиям:
1. Поле битвы должно быть только в бассейне Днепра.
2. Битва происходила на расстоянии полутора пере¬
ходов (ночь и часть дня) от р. Сальницы.
3. Битва за Сюурлием (на другом берегу реки) про¬
исходила на широком поле, по которому русские,
«рассушась стрелами по полю», мчались от полудня до
ночи.
4. Где-то по краям поля, где русские уже настигали
половецкие кибитки с добром, должны быть «болота и
грязивые места».
5. Название р. Сюурлий связано с тюркским словом
«siijur» — мошкара; следовательно, мы должны видеть
в ней небольшую, заболоченную, «комариную» реку.
6. Место, где заночевали русские, находилось за «ше-
ломянем», за грядою холмов (водоразделом?).
Эти шесть признаков распадаются на первостепенные,
определяющие (первые два), и на вторичные, поясня¬
ющие.
Для того чтобы определить район битвы, нам доста¬
точно описать дугу с центром у Сальницы и радиусом в
полтора перехода. Тот участок степи, который эта дуга
захватит за водоразделом Дона и Днепра, и будет иско¬
мым районом.
Для решения этой общей задачи нам нужно, во-пер¬
вых, точно нанести на карту водораздел Днепра и Север¬
ского Донца, главного притока Дона, а во-вторых, опре¬
делить расстояние, пройденное конницей Игоря за ночь
и часть дня.
Данные для первого пункта можно без труда полу¬
чить на подробной географической карте. На старых гео¬
графических картах первой половины XIX в. иногда осо¬
быми берг-штрихами обозначали все водоразделы.
К району г. Изюма, где была р. Сальница, наиболее
близко подходят верховья двух притоков Днепра: Орели
(летописной Ерели или Угла) и Самары.
293

Для нас существенно отметить, что водораздел Днепра
и Дона, «шеломень», с которого на запад стекали в Днепр
воды Орели и Самары, а на восток, в Северский Донец,
воды Береки, Тора и Бахмута, был древним наезженным
путем. Торговые караваны предпочитали идти по высо¬
ким, ровным грядам водоразделов, чем пересекать много¬
численные овраги, реки и болота. В XVI—XVII вв. путь,
шедший по этому водоразделу, назывался «Муравским
шляхом» и обозначен на картах того времени. На инте¬
ресующем нас участке днепровско-донского «шеломеня»
в XII в. пролегал «Залозный путь», ведший из Киевской
Руси в Тмутаракань.
Битва Игоря с Кончаком заканчивалась где-то запад¬
нее этого водораздельного пути.
По второму пункту мы не можем дать очень точных
расчетов, так как слишком много противоречивых данпых
вторгается в наши рассуждения. Во-первых, нам неизвест¬
но точно время встречи с половцами в пятницу, 10 мая:
летопись называет «во обеднее время», а «Слово о полку
Игореве» говорит, что «с зарания в пяток потопташа по¬
гашая плъки половецкыя». Для расчета количества часов
марша эта разница очень существенна.
Ночная темнота 9 мая наступает около 22 часов, а
светает около 4 часов утра (заход солнца — 22 ч. 25 м.;
восход —- 4 ч. 29 м.), таким образом темная часть суток
содержит примерно 6 часов. Если встреча произошла в
обеденное время, то на дневную часть пути падало еще
около 8 часов. Из общего количества часов надо вычесть
часа три на два привала с водопоем и кормлением коней.
В итоге получим около 11 часов марша. Если же встреча
состоялась не в полдень, а утром, то мы должны сбро¬
сить часа четыре.
Вторым неизвестным для нас является скорость мар¬
ша. Ночью войска могли ехать шагом, чтобы менее был
слышен конский топот, и тогда они делали по 5 км в час;
могли они, наоборот, поторопиться пройти под покровом
темноты как можно дальше, делая по 7—10 км в час.
Нам бесполезно разгадывать тактику Игоря и пытать¬
ся определить скорость его марша; данных для этого
нет.
Условно мы можем принять, что войска Игоря прошли
не менее 40 и не более 80 км до р. Сюурлий.
Выше приводился пример из военной практики Изя-
слава Мстиславича: за день и ночь он прошел со своим
299

войском от Ушска до Мичьска, что составляет (по пря¬
мой) около 90 км. Так как в нашем случае день был не¬
полным, то следует сопоставлять не с 90 км, а взять 2/з
этого расстояния, что для ночи и части дня даст 60 км.
Это не противоречит принятой нами амплитуде в 40—
80 км.
Теперь для определения района поиска Сюурлия и
«Каялы» мы должны описать на карте (с центром в Изю¬
ме) две дуги: радиусом в 40 км — наименьшее вероятное
расстояние, пройденное войсками Игоря за ночь с 9
на 10 мая и часть дня 10 мая, и вторую дугу радиу¬
сом в 80 км как наибольшее расстояние для этого же
срока.
Малая дуга в 40 км пройдет целиком по бассейну
Дона через Барвенково — Славянск.
Большая дуга радиусом в 80 км отсечет от бассей¬
на Днепра два небольших района: на севере — верхо¬
вья Орели, а на юге — верховья Самары и ее притока
Быка.
Вот в этих двух сегментах, отсеченных дугою в 80 км,
мы и должны искать поэтическую Каялу, а поблизости
от нее (ближе к центру, к Сальнице) и реальный Сюур-
лип. Оба варианта — и северный, Орельский, и южный,
Самарский, — уже предлагались в науке, но без тех осно¬
ваний, на которых построен наш расчет.
Орельский вариант местонахождения Сюурлия пред¬
ложил в 1877 г. Н. И. Аристов (но Каялу он отодвигал
на 200 км к Кальмиусу). В. Г. Федоров в 1956 г. подроб¬
но обосновал возможность отождествления Сюурлия с
Орелью и Орелькой. Его расчет скорости движения ве¬
рен, но вызывает сомнение сближение Сюурлия с «Су-
угли», по татищевскому варианту. Во всех списках Ипа¬
тьевской летописи в двух местах текста стоит «Сюур-
лий», а в одном случае —• «Сюрлий», но нет варианта
«Сууглий». Большой натяжкой является толкование Су-
углия как места слияния двух Орелей — Орели и Орель-
ки — или двух рек «Угол». Летописный текст не дает
нам ни разу слога «су», так необходимого по смыслу для
двух рек. Кроме того, если бы речь шла о двух реках,
об их слиянии, то летописец, столь внимательный ко всем
деталям, так и написал бы, что действие происходило
между двумя реками, а он писал только об одной реке,
всегда в единственном, а не в двойственном числе.
Самарский вариант предложил в 1892 г. А. В. Лоп-
300

гинов. Он отождествил Сюурлий с речкой Орловой в
бассейне Самары (приток р. Волчьей), а Каялу — с
одной из рек этого же бассейна — Сухой или Мокрой
Ялой.
Минусом построения Лонгинова является чрезмерное
удаление места боев от исходного пункта, от Сальницы
(130 км). Физически преодолеть такое расстояние за ночь
и полдня было возможно, но войско после этого было бы
уж!в совершенно небоеспособным. Святослав Ольгович
после такого напряженнейшего марша был бы не в силах
осуществить погоню, продолжавшуюся до ночи, то есть
еще 8—10 часов быстрой скачки сверх проделанного пе¬
ред этим пути.
Итак, перед нами стоит задача оценить оба варианта,
Орельский и Самарский (не в его лонгиновской конкре¬
тизации), и если возможно, то выбрать наиболее веро¬
ятный.
В. Г. Федоров, отстаивая Орельский вариант, исходил
из того, что поход Игоря был небольшим набегом; «это
надо обязательно иметь в виду при определении тех мест,
где произошли бои друяшн Игоря с половцами», — пи¬
шет автор. Мне кажется, наоборот, что определение ха¬
рактера похода должно быть поставлено в зависимость
от географии. Против Орельского варианта говорит то,
что в этом случае Игорь, по существу, возвращался бы
на Русь с заходом в пограничную степь. Едва ли певец
«Слова» сказал бы по этому поводу, что Олегово хороб¬
рое гнездо «далече залетело»; едва ли он стал бы вкла¬
дывать в усга Игоря знаменитую фразу: «Хощу бо, рече,
копие приломити конець Поля Половецкого».
Основным возражением против Орельского варианта
является ряд упоминаний о море как в летописи, так и в
«Слове о полку Игореве». Летопись говорит о печальном
конце полуторадневной битвы, упомянув, что только ма¬
лая часть русских воинов смогла ускакать, а остальные
утонули в море. К. В. Кудряшов считает, что «море» в
данном случае — то самое озеро, вокруг которого бились
русские. Однако можно и не прибегать к таким натяж¬
кам. Близ Самарского сегмента на нашей карте пролегал
«Залозный путь», ведший к Азовскому морю. По этому
шляху, как уже говорилось, ездили «скорою ездою» по
90 км в день. Скачка в условиях погони (с одним или
двумя запасными конями) достигала скорости 140 км за
12—14 часов езды. От предполагаемого места битвы в
верховьях Самары до Азовского моря (в направлении
301

Мариуполя) — 180 км. «Скорою ездою» это расстояние
могло быть покрыто за два дня, а в условиях преследо¬
вания — за полутора суток.
Какая-то часть русских «лучших конников» могла
ночью вырваться из окружения и в конце концов доска¬
кать до Азовского моря, правда, не принесшего им спа¬
сения. Недаром готские красные девы «въспеша на брезе
синему морю, звоня рускым златом...». Готское насе¬
ление в районе Мариуполя было известно и позже XII в.,
так что упоминание готских дев не было анахрониз¬
мом.
Основная битва Игоря с Кончаком происходила не у
моря, но в таком расстоянии от моря, которое позволяло
в общих описаниях упоминать о море: «Залозный путь»
вел к морю, к устью Дона, притоки Самары текли почти
от самого моря; только два дня пути отделяло «Реку пе¬
чали» от синего моря. Этим объясняются выражения
«Слова о полку Игореве»: «О, далече зайде сокол, птиць
бья — к морю», дева Обида «въсплескала лебедиными
крылы на синем море у Дону». Ярославна просит Днепр
возлелеять к ней ее ладу, «а бых не слала к нему слез
на море рано...». «Море «Слова о полку Игореве» — это
никак не маленькое озерко, соленое степное «морцо», как
пишет К. В. Кудряшов. Море здесь звучит торжественно
и величественно, как определение «конца Поля Половец¬
кого».
С точки зрения киевлян или путивлян, отдаленных от
моря сотнями километров, место битвы в конце примор¬
ского «Залозного пути» было действительно почти у са¬
мого моря. Иное дело река Орель, протекающая по со¬
седству с русскими землями, в одном-полутора днях пути
от русской Полтавы («Лтавы»), река, о которой никак
нельзя сказать, что она находится у моря.
Итак, из двух имеющихся у нас вариантов определе¬
ния места битвы на Сюурлий мы должны предпочесть
более южный, Самарский вариант, так как не имеем пра¬
ва пренебречь упорно проводимой в «Слове о полку Иго¬
реве» мыслью о далеком походе в глубь степи, о близо¬
сти места битвы к морю, что, разумеется, не следует по¬
нимать буквально как битву на морском берегу. К морю
могли доскакать только остатки разбитых войск: «но на¬
ших, руси, с 15 мужь утекши, а ковуемь — мнее; а про¬
чий — в море истопоша».
302

* * *
Положив на карту предположительный маршрут Иго¬
ря, мы можем теперь проследить за тем, как автор «Сло¬
ва» отразил путь русских войск.
Пренебрегши затмением, стремясь во что бы то ни
стало «копие приломити конець Поля Половецкого... а
любо испити шеломомь Дону», Игорь Святославич решил
двигаться далее. Там, где русские воины находились во
время солнечного затмения, то есть на р. Уды — «Дон¬
це», князь произносит странную на первый взгляд фра¬
зу, может быть являющуюся ключом к пониманию дале¬
кого похода Игоря:
«Братие и дружино!
Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти.
А всядем, братие, на свои бръзыя комони
Да позрим синего Дону!»
В духе рыцарственного образа, созданного поэтом,
полководец открыто говорит войскам, что он предпочи¬
тает смерть в бою позорному плену. Но ведь всем, начи¬
ная с первых слушателей поэмы, было хорошо известно,
что Игорь и вся его братия не смогли благородно погиб¬
нуть в сече, а оказались схваченными или попали в поло¬
вецкие арканы и стали рабами-кащеями. Зачем же ге¬
ниальный автор, у которого во всей поэме нет ни одного
лишнего, незначащего слова, создает этот призыв к вой¬
ску избегнуть плена даже ценою жизни, если он знает,
что ему придется говорить об Игоре-пленнике? Снижение
образа Игоря никак не входило в задачу автора. Ясно,
что речь идет не о том плене, который стал жребием
русских на Каяле, а о какой-то возможности плена здесь,
на Донце, где произносилась эта несколько высокопар¬
ная фраза.
Смерть в бою могла произойти при встрече с равными
силами противника, пленение же воинов всегда было ре¬
зультатом неравенства, давления превосходящих сил
врага.
Взгляд на карту разъясняет нам многое. В средней
части пути Игоря наблюдаются два резких искривления
границы степи и леса: вдоль левого, восточного берега
Ворсклы на северо-восток высоко поднимался язык степ¬
ного безлесного пространства, прерываемый только ост¬
ровками леса по Мерлу. До Ворсклы с запада доходила
303

полоса сплошных русских средневековых поселений; за
Ворсклу, в степной язык, они не выходили.
Этой широкой степной дорогой могли проходить на
север половцы вплоть до самого летописного Выря, юж¬
нее Путивля, где часто собирались половецкие наемные
войска. Восточнее этих мест лесные массивы образовы¬
вали язык, спускавшийся далеко на юг, до Харькова и
далее, по Северскому Донцу, ниже Изюма и устья Ос¬
кола. Среди харьковских дубрав находилось много русских
поселений, из которых главным был город Донец на
Удах. Сюда Игорь прибежал из плена как в самый юж¬
ный русский город, далеко выдвинутый (под прикрытием
лесов) в степь.
К реке «Донцу» (Удам) Игорь во время похода мог
приблизиться, только пересекая открытое степное про¬
странство между Ворсклой и Удами. Здесь он от своих
разведчиков должен был получить какие-то сведения о
передвижениях в степи, но и его переход мог быть здесь
замечен половецкой разведкой, прежде чем он скрылся в
дубравах между Донцом и Осколом.
Солнечное затмение, толковавшееся как божье знаме¬
ние, не испугало князя, но именно здесь, на краю степи,
у Донца, он произносит ту загадочную фразу о предпо¬
чтении смерти плену, которая заставила нас предпринять
географический экскурс.
Единственная разгадка состоит в том, что, находясь
у широкой степной дороги, Игорь мог опасаться того, что
крупные половецкие силы отрежут его от Руси. Где-то в
этих местах, за Мерлом, год тому назад сам Игорь на¬
ткнулся на небольшой отряд хана Обовлы, шедшего вое¬
вать на Русь. Столкновение произошло примерно в одном
дне пути от того места, где Игорь наблюдал знамение.
Одно из самых могущественных половецких кочевий на
Орели, против которого выступали объединенные русские
силы, находилось от того же места всего лишь в трех
днях пути на прямой степной дороге. Быть может, здесь,
на старом кочевье Кобяка, угрожая «Гречнику», кочевал
сам Кончак, лелеявший месть Киеву за мартовское по¬
ражение. Во всяком случае, Кончак в момент похода
Игоря находился где-то в стороне от Северского Донца и
отправился туда, лишь узнав о походе Игоря.
Дело мне представляется так: опасаясь быстрого втор¬
жения половецких сил со стороны Днепра, которое могло
завершиться разгромом и пленом части северских войск,
304

еще не соединившихся с трубчевскими и курскими пол¬
ками, Игорь решился на очень глубокий рейд в сторону
самых восточных кочевий близ Северского Донца, но как
можно дальше от опасного Днепра; здесь он рассчитывал,
очевидно, найти сравнительно небольшие половецкие си¬
лы, с которыми мог вступить в бой на равных. С этой
целью он и ушел в глубь верхнедонецких лесов на целых
девять дней.
Успех рейда зависел от степени скрытности его лес¬
ного марша за массивной стеной харьково-изюмских дуб¬
рав. На этом пути «солнце ему тъмою путь заступаше.
Ночь стонущи ему грозою птичь убуди. Свист зверин
въста...». Можно думать, что во время затмения, «пере-
бреде Донец», Игорь предпринял ночной марш, чтобы
меньше оставаться на виду в «чистом поле».
По всей вероятности, именно в этом опасном месте
половцы с высоких деревьев и разглядели движение рус¬
ских войск на востоке:
Збися Див, кличет връху древа,
Велит послушати земли незнаеме:
Влъзе и Поморию (Азовскому)
И Посулию
И Сурожу и Корсуню и тебе,
тъмутораканъскый блъван.
Здесь под именем «чужой земли» обрисованы все владе¬
ния Шарукаиидов, вся «Черная Кумания», от Сулы до
Черного моря и от Днепра до Волги.
А Половци неготовами дорогами
Побегоша к Дону Великому.
К рычат телегы полунощы рци лебеди
роспущени:
Игорь к Дону вой ведет...
Возможно, что в этом и заключалась трагедия «полка
Игорева» — в ночь после пересечения Игорем степной
дороги, в ночь после затмения, не только Игорь повел
свое войско к «Дону», но и половцы, узнавшие о том, что
он «к Дону воев ведет», начали какие-то спешные пере¬
мещения в степи.
Половецкие воины должны были спешить к Дону, что¬
бы встретить Игоря где-то по выходе его из лесов, а те¬
леги с женами и детьми, заскрипевшие в эту же ночь,
20 Злато слово
305

по всей вероятности, уходили в глубину степи, подальше
от опасного русского войска. Недаром автор «Слова»
сравнил эти телеги-кибитки со стаей испуганных ле¬
бедей.
Итак, тайный (даже для русских князей) поход Иго¬
ря стал на степном этапе его пути явным, и половцы со
всех сторон «Незнаемой земли» торопливо, неготовыми
дорогами повели войска туда же, куда вел свои полки
Игорь, вел, не зная о том, что Половецкое Поле уже все
пришло в грозное движение. Ведь только этим и можно
объяснить то, что у Сюурлия русские оказались окружен¬
ными многотысячными войсками разных половецких ха¬
нов. Певец «Слова» дал великолепную картину нараста¬
ния напряженности, тревоги, неведомых еще, но неотвра¬
тимых бед.
Миновав водораздел «Донца» — Уд и «Дона» (Север¬
ского Донца), Игорь оставил позади последние русские
поселения (Донец, Хорошево, Мохнач). На его пути были
дубравы и овраги:
Уже бо беды его пасет птиць по дубию,
Влъци грозу еъсрожат по яругам,
Орли клектом на кости звери зовут,
Лисици брешут на чръленыя щиты.
О Руская земле! Уже за шеломянем ecu!
Эти строки «Слова» нельзя приурочить географически
очень точно: они одинаково верно обрисовывают овражи¬
стую степь с дубравами как между Донцом и Осколом,
так и на юг от Сальницы почти до самой Самары. По¬
скольку «шеломянь» упоминается дважды, то в этом слу¬
чае он мог означать водораздел Уд и Донца, скрывший
от глаз последние русские городки, а во втором случае,
когда русские ночевали у Сюурлия, — водораздел Днеп¬
ра и Дона.
Где-то на Осколе, может быть у Купянска, где Оскол
сближается с идущим из Курска на Изюм Изюмским шля¬
хом, Игорь дал двухдневный отдых войскам и дождался
Всеволода («тот бяше шел инем путем из Курьска»).
Вероятно, отсюда же были посланы в степь разведчики
«языка ловить». Соединившись примерно 8 мая 1185 г.,
в среду, Игорь и Всеволод двинулись на выход из лесов
через Изюмскую переправу у маленькой речки Сальницы.
Выход в этом месте был очень удобен, так как крутая
306

излучина Северского Донца создавала своеобразный кори¬
дор, предохранявший фланги русских войск.
Разведка принесла нерадостные (и не очень точные)
сведения о боевой готовности половцев, для которых дви¬
жение Игоря за лесной полосой, очевидно, не осталось
тайной. Но разведчики все же обнадеживали:
Да или поедете борзо или возворотися домовь — яко
не наше есть веремя».
Игорь (в изображении летописца) произносит еще
одну рыцарственную фразу, на этот раз не требующую
пояснений:
Оже ны будеть не бившися возворотитися — то
сором ны будеть пущей смерти!
Но како ны бог дасть... (стб. 639).
Поставленную сторожами дилемму — возвращаться
домой или ехать в степь «борзо» — Игорь решил в за¬
данном ему авторами рыцарственном духе: «И тако уга-
давше и ехаша черес ночь».
Выше мы уже рассчитали этот последний ночной марш
и полудвевный переход, приведший к реке Сюурлию.
С исключительной силой воображения описан этот ноч¬
ной поход в «Слове о полку Игореве»:
Длъго ночь мрькнет...
Заря свет запала, мъгла поля покрыла...
Щекот славий успе, говор галичь убуди.
Русичи великая поля чрьлеными щиты
прегородиша,
Ищучи себе чти, а князю славы.
Весенняя ночь с 9 на 10 мая сумеречна, она действи¬
тельно долго меркнет. К утру русские войска должны
были подойти к Сухому Торцу, преграждавшему им путь.
Здесь следовало напоить коней перед тем, как выйти на
безводное плоскогорье, разъединяющее бассейны Донца
и Днепра.
Дальнейший путь шел, очевидно, на юг по гладкому,
безовражистому гребню, разделяющему реки Лукноваху
и Бычок. Здесь уже кончились островки дубрав и нача¬
лись «великие поля».
20*
307

Походная колонна многотысячного русского войска
растянулась на несколько километров по покрытой утрен¬
ним туманом степи. Солнце всходило слева от Игоревых
войск; на левом плече у всех всадников были щиты... так
родился великолепный художественный образ русичей,
перегородивших степь своими красными щитами.
# # #
Утром в пятницу 10 мая 1185 г. войско Игоря долж¬
но было пересечь водораздел Днепра и Дона, тот «шело-
мянь», по которому пролегал Залозный (позднее Мурав-
ский) путь. Спустившись с этой гряды, русские оказались
уже в бассейне Днепра и могли в последний раз напоить
коней из реки Самары. Поле, которое открывалось им с
высокого плоскогорья левого (южного) берега Самары,
удовлетворяло всем шести условиям, которые перечисле¬
ны ниже:
1. Поле окаймлялось с севера и запада р. Самарой,
впадающей в Днепр, а с юга и юго-востока притоком
Самары Быком. Обращение Ярославны к Днепру
Словутичу вполне оправдано.
2. Поле находилось юго-западнее водораздела, то есть
«за шеломянем», разделявшим две речные системы.
3. Русские, шедшие в степь от Сальницы, с севера
на юг, достигли этого поля на исходе того времени,
которое обозначил летописец: «Идоша в ночь...»; «во
обеднев время усретоша полкы половецькие», прой¬
дя примерно за 10—12 часов марша около 70 км.
4. Широкое степное плоскогорье между Самарой
и Быком представляло собою хорошо обозримое про¬
странство 30X30 км. Здесь можно было мчаться по
полю, догоняя уходящие кибитки.
5. В самом начале этого поля (по пути русских), в
его северной части, протекает левый приток Самары,
речка Гнилуша, которая без особых натяжек может
быть сопоставлена с летописной рекой Сюурлий,
то есть «комариной рекой», «рекой мошкары».
Остальное пространство лишено речек или ручьев и
вполне соответствует определению: «поле безводное».
6. В той стороне, куда должны были уходить от
русских половецкие вежи, куда направлялась пого¬
ня, поле окаймлено 45-километровой широкой поло¬
сой болот и плавней по низменным берегам Самары
и Быка. Это и были, очевидно, те «грязивые» места,
308

которые русские мостили только что захваченными
половецкими епанчами, кожухами и даже дорогой
парчой.
К полудню 10 мая войска Игоря расположились на
плоскогорье, между пересыхающим оврагом Водяным и
речкой Гнилушей, к северу от нее. Именно отсюда хоро¬
шо было видимо все поле, а летописец удостоверяет, что
видны были не только вежи на южном, левом, берегу
реки, но и те половецкие отряды, которые «далече реки
стояхуть». В дальнейшем будем исходить из допущения,
что Гнилуша и есть летописный Сюурлий.
...Заутра же пятъку наставшу, во обеднее веремя
усретоша полкы Половецькие: бяхуть бо до них до-
спеле. Веже свое пустили за ся, а сами собравшеся
от мала и до велика, стояхуть на оной стороне рекы
Сюурлия (стб. 639).
Под вежами в данном случае нужно понимать не юр¬
ты, а кибитки; кочевье, очевидно, уходило куда-то, так
как паши догнали его, «до них доспело», а половцам
пришлось перестраиваться — обоз кибиток, шедший ра¬
нее позади, то есть ближе к настигавшей их русской ра¬
ти, они заслонили воинами «от мала до велика».
Киевский летописец, большой знаток военного дела,
сообщает дислокацию полков:
И изрядиша полков 6:
1. Игорев полк — середе,
2. а поправу — брата его Всеволожь,
3. а полеву — Святославль, сыновця его,
4. напереде ему — сын Володимерь,
5. и другий полк Ярославль, иже бяху с Ольстином
Коуеве,
6. а третий полк напереди же — стрельци, иже бя¬
хуть от всех князей выведени.
Подробным рассказом о построении полков доброже¬
лательный летописец хотел показать опытность Игоря
как полководца. Полки были разделены на два эшелона:
в первый эшелон вошла легкая кавалерия ковуев
и стрельцов, а второй эшелон составляла тяжелая рыцар¬
ская конница Игоря и Всеволода. В других случаях
стрельцы-берендеи говорили о втором эшелоне: «вы есте
наш город», наша опора, защита.
Половцы тоже разделились на два эшелона: одни пол¬
309

ки стояли у самой реки и могли через реку обстреливать
русских, а «силы половецъкии... далече рекы стояхуть».
Лаврентьевская летопись дает очень ценное дополне¬
ние: половцы этого кочевья, увидав русские войска (а это
могло быть уже ранним утром), послали гонцов во все
концы степи и ждали помощи:
Половьци же услышавше (что русские «внидоша
в землю их») поидоша, рекуще: «братья наша из¬
бита и отци наши, а друзии изъимани, а се ныне на
нас идуть».
И послышася по всей земли своей. А сами поидо¬
ша к сим (к Игорю) и ждаша дружины своея
(ЛЛ, с. 377).
Возвращаемся к Киевской летописи, где ход битвы из¬
ложен подробнее:
И яко быша к реце ко Сюурлию и выехаша ис по-
ловецьких полков стрельци и пустиша по стреле
на Русь и тако поскочиша. Русь же бяхуть не пере-
ехале еще реке Сюрлия (sic!). Поскочиша же и ти
половци, силы половецькии, которые же далече ре¬
кы стояхуть (стб. 639—640).
Преследование поскакавших в степь половцев вела толь¬
ко часть русских войск:
Святослав же Олговичь и Володимерь Игоревичь
и Ольстин с коуи и стрелци поткоша по них.
А Игорь и Всеволод помалу идяста не роспустяста
полку своего. Передний же ти русь биша е (полов¬
цев), имаша.
Половце же пробегоша веже и русь же, дошедше
вежь и ополонишася.
Друзии же ночь приехаша к полком с полоном
(стб. 640).
Владимирский летописец добавляет: «множество полона
взяша, жены и дети».
Простой обстоятельный летописный рассказ в поэти¬
ческой речи звучал, поражая слух аллитерацией, так:
«С зарания в пяток
Потопташа поганыя плъкы половецкыя
310

И рассушась стрелами по полю
Помчаша красныя девкы половецкыя
А с ними: злато и паволокы и драгыя оксамиты».
Следующая фраза повествует нам о границах погони,
о тех дальних болотистых местах, куда могли доскакать
воины, лишь к ночи возвратившиеся с полоном:
«Орьтъмами и япончицами и кожухы
Начашя мосты мостити по болотом
и грязивым местом
И всякими узорочъи половецкыми».
Широкая трехкилометровая полоса болот шла по берегу
Самары, там, где река поворачивает на юго-запад. Болота
тянутся далее, вниз по реке, на 25 км. От среднего тече¬
ния Сюурлия — Гнилуши до самарских болот 20—25 км.
Вероятно, до этих мест и скакала легкая русская кон-
ница, преследуя половцев. К вечеру победители, отяго¬
щенные добычей и полоном, собрались у ставки глав¬
ных сил.
С момента ночлега в степи начинаются разногласия
трех наших основных источников. Враждебный Игорю
владимиро-суздальский летописец, бравший сведения из
вторых или третьих рук, сочинил версию о трехдневном
пировании на месте побежденного кочевья: «И стояша на
вежах 3 дни веселящеся». Трехдневное веселье победи¬
телей должно было выглядеть в глазах читателя непозво¬
лительным легкомыслием, так как автор несколькими
строками выше сообщил, что к половцам должна была
с часу на час прийти помощь — ведь они «послашася
по всей земли своей».
Легкомыслие сочеталось с похвальбой. Игорь, в изо¬
бражении этого летописца, начинает сравнивать свой по¬
ход с недавним февральско-мартовским походом Свято¬
слава Киевского и других русских князей:
«Братья наша ходили с Святославом великим кня¬
зем и билися с ними, зряче на Переяславль, а они
(половцы) сами к ним пришли, а в землю их не
смели по них ити...»
Здесь имеется в виду приход Кончака к Хоролу и
успешное отражение его. Битва действительно происхо¬
дила тогда на самой границе Переяславского княжества,
в трех днях пути от его столицы; действительно, Кончак
311

пришел сам, и преследовать его не пришлось, но не по¬
тому, что «не смели», а потому, что «бяшеть бо тала сто¬
па за Хоролом». Автор или плохо знал события, или по¬
кривил душой.
Продолжая свой литературный прием вымышленной
прямой речи, автор этого раздела Владимирской летописи
говорит устами Ольговичей об их горделивых замыс¬
лах;
«А мы в земли их (половцев) есмы и самех избили,
а жены их полонены и дети у нас.
А ныне пойдем по них за Дон и до конца избьем их.
Оже ны будеть ту победа — идем по них у Луку
моря, где же не ходили ни деди наши, а возмем до
конца свою славу и честь!»
А не ведуще божья строенья (ЛЛ, с. 377).
Хитроумный автор создает этими строками еще один
контраст; пока Ольговичи упиваются победой и произно¬
сят хвастливые речи, по степи все скачут половецкие
всадники, извещая о несчастье, уже собираются полки
мстителей:
А остаток бьеных тех бежаша дружине (к друзь¬
ям) своей, где бяху переже весть послали, и сказа-
ша им свою погыбель. Они же, слышавше, поидоша
к ним (к русским), а по другие послаша... (ЛЛ,
с. 377).
Автор «Слова о полку Игореве» дал совершенно иную
картину событий: русское войско заночевало в степи, но
только на одну короткую ночь, так как уже на заре, «вел-
ми рано», началась новая битва.
Киевский летописец Рюрика, сведения которого ши¬
роко использованы Галичанином при составлении «Пове¬
сти о походе 1185 г.», подробно говорит тоже только об
одном вынужденном ночлеге:
И яко собрашася полци (в тексте ошибочно «по¬
ловци») вси и рече Игорь ко братома и к мужемь
своим:
«...се же видихом полки половецькии, оже мнози
суть.
Ту же, ци вое ся суть совокупили?
Ныне же поедем черес ночь. А кто (из половцев)
поедеть заутра по нас — то ци вси поедуть?
312

Но лучьшии (половецкие) коньници переберуться.
А самеми как ны бог дасть!» (стб. 640).
Речь Игоря была вполне разумной, и его предложение
немедленно ехать было единственно возможным.
Половецкие силы, встретившие русских на Сюурлии,
были значительны. Они побежали не в результате битвы,
а еще до начала битвы, когда «русь же бяхуть не пере¬
ехал е еще реке Сюрлия», а следовательно, они смогли
уйти без особых потерь. Русские секли и пленили только
арьергарды, а главные силы, стоявшие «далече рекы»,
должны были успеть уйти. Игорь учел не только то, что
виденных ими полков было много, но и то, что здесь, на
поле, собрались еще не все.
Правильно рассчитал Игорь и то, что если в начале
ночи сняться с лагеря (может быть, оставив ложные
костры, как это делал Изяслав Мстиславич), то к утру
русские будут иметь фору почти в несколько часов пути,
и вослед за ними сможет последовать только отборная
(а следовательно, немногочисленная) половецкая конни¬
ца, с которой Игорь рассчитывал справиться, так как два
его полка были совершенно свежи (полки самого Игоря
и Буй-Тура Всеволода).
Но здесь выступает неожиданное обстоятельство:
И рече Святослав Олгович строема своима:
«Далече есмь гонил по половцех, а кони мои не
могуть.
Аже ми будеть ныне поехати — то толико ми бу¬
деть на дорозе остати».
И погоже ему Всеволод, акоже облечи ту (стб. 640).
Игорю оставалось только согласиться с братом и племян¬
ником; он, очевидно, не рассчитал количества половецких
сил, могущих прибыть к месту его стоянки. Летописец и
здесь не преминул подчеркнуть рыцарственность Игоря:
И рече Игорь: «Да педивно есть, разумеющи...»
И облегоша ту (стб. 640—641).
v *!* ^
Победителей заставил заночевать в поле полон, захва¬
ченный ими: кони были утомлены погоней, пленники отя¬
гощали обоз. Если бы Игорь приказал бросить добычу,
313

отобрать пригодных коней и все же ехать «через ночь»,
то не было бы ни трагедии на Каяле, ни воспевшей ее
поэмы.
Очевидно, Игорь не ждал сюда ни Кончака Отракови-
ча, ни Кзу (Гзака) Бурновича, полагая их кочующими
где-то далеко от Дона Великого.
Половецкие силы, встреченные на Сюурлие, были зна¬
чительны («се же видихом полки половецькии, ожемнози
суть»), но не настолько, чтобы в этом составе принять
удар сил всей Северской земли. Едва только половцы
узнали от своей разведки («услышавше») о движении
Игоря, как они «послашася по всей земли своей... и жда-
ша дружины своей».
Если рассылка гонцов началась со времени выхода
Игоря из лесов левобережья Северского Донца у Сальни¬
цы, то есть в четверг 9 мая, то к концу второй ночи, к ут¬
ру 11 мая, вся Половецкая земля, действительно от
Волги до Тмутаракани, могла уже знать о выходе Иго¬
ря в степь.
Если начать счет времени с полудня 10 мая, когда по¬
ловцы повернули копей, а русские начали их преследо¬
вать, то и тогда к утру субботы, за 16 часов, не только
гонцы могли па сменных конях доскакать до Днепра, до
низовьев Орели, до Азовского моря, но и ото всех этих
мест половецкие воины успевали еще до восхода солнца
прискакать к месту ночлега Олегова гнезда:
Гзак бежит серым влъком,
Кончак ему след править к Дону Великому,
Другаго дни, вельми рано,
Кровавые зори свет поведают,
Чръныя тучя с моря идут,
Хотят прикрыти четыре солнца...
Итти дождю стрелами с Дону Великаго,
Ту ся копием приламати,
Ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя
На реце на Каяле, у Дона Великаго.
На рассвете в субботу 11 мая Игорь и его войска об¬
наружили, что они со всех сторон, как лесом («ак боро¬
ве»), окружены половцами:
Светающи же суботе, начата выступати полци по¬
ловецкий, ак борове.
Изумешася князи рускии — кому их которому по-
ехати, бысть бо их бещисленное множество.
314

И рече Игорь: «Се, ведаюче, собрахом па ся
землю всю:
Концака
и Козу (Гзака) Бурновича
и Токсобица
Колобича
и Етебича
и Тертьтробича» (стб. 641).
Постепенно к половцам присоединялись новые полки
из дальних кочевий: «и приспе к ним дружина вся мно¬
гое множество» (JIJ1, с. 377). Они названы по племенам
в описании конца битвы:
Тарголове,
Бурчевичи,
Улашевичи.
Среди съехавшихся сюда ханов было много таких, у
которых были свои счеты с Русью: Кончак жаждал ре¬
ванша за недавнее поражение на Хороле, сорвавшее его
план разгрома русских городов; Кза (Гзак) помнил, как
брат Игоря и отец гнавшегося за половцами Святосла¬
ва — Олег Северский — взял его вежи, жену, детей и со¬
кровища. Кулобичские половцы, прибывшие сюда с Кер¬
ченского полуострова (Куль-Оба), могли мстить за взя¬
того в плен вместе с Кобяком своего хана Съдвака Кульо-
бичского.
Восстановить подробности битвы и связать их в це¬
лостную картину очень трудно, так как авторы обоих ле¬
тописных рассказов брали сведения из вторых рук, а ав¬
тор «Слова» дал слишком обобщенное поэтическое описа¬
ние. Правда, автор киевской «Повести о походе 1185 г.»
широко пользовался летописью Рюрикова летописца,
большого знатока военных дел, умевшего очень четко и
ясно излагать ход сражений и всю тактическую сторону,
но именно в этом разделе своей «Повести» Галичанин на¬
чал энергично внедрять в имевшийся у него текст свои
риторические вставки. Такова разобранная нами вставка
о черных людях, вызванная непониманием причин спеши¬
вания всадников; такова обширная покаянная молитва
Игоря, вставленная в описание хода битвы. При этом Га¬
личанин, очевидно, кое-что выпустил из текста своего ис¬
точника, и в результате даже подробный рассказ Ипать¬
евской летописи не дает нам ясной картины.
Сколько дней продолжалась вторая битва? Лаврентьев-
315

ская летопись дважды говорит о трех днях: «и бишася
3 дни стрелци, а копьи ся не снимали» (т. е. тяжелая кон¬
ница не приходила в соприкосновение); «по 3 дни бо не
пустили бяху их (войска Игоря) к воде». Ипатьевская ле¬
топись по дням перечисляет события:
1-й день, суббота; утром на рассвете русские нача¬
ли пробиваться к Донцу.
Ночь с субботы на воскресенье — «поидоша быо-
чеся».
2-й день, воскресенье; на рассвете побежали ковуи,
Игорь был взят в плен, а затем у озера пленили и
остальных.
«Слово о полку Игореве» ведет счет начиная с перво¬
го соприкосновения с половцами в «пяток» (пятницу).
Поэтому суббота обозначена как «другой день». Затем го¬
ворится о битве от утра до вечера и от вечера до полдня
(воскресенья).
Если владимиро-суздальский летописец знал «Слово о
полку Игореве», то на его расчет времени могла воздей¬
ствовать такая фраза: «Бишася день бишася другый;
третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы». У поэ¬
та шел общий счет всем битвам с самого начала, а лето¬
писец отнес эти три дня только ко второму этапу, к нерав¬
ному бою в окружении. Так и получилось, что половцы
будто бы три дня не пускали русских к воде, хотя в пер¬
вый день русские были победителями, хозяевами положе¬
ния и не могли улечься на ночлег, не напоив коней.
Вторым спорным вопросом является пеший строй рус¬
ских войск. Галичанин начинает говорить о пешем строе
с самого начала битвы:
И тако угадавше вси, соседоша с коний, хотяхуть
бо бьющеся дойти рекы Донця... (стб. 641).
Но у этого автора сюда вклинивается придуманное им
рассуждение о черных людях. В воскресенье утром Все¬
волод и окружавшие его «добрые мужи» бились пешими;
только Игорь из-за своей раны был на коне и пытался
вернуть убегавших ковуев.
Лаврентьевская летопись говорит о спешиванье лишь
в Самом конце битвы:
Изнемогли бо ся бяху безводьемь и кони и сами в
316

зной и в тузе. И поступиша мало к воде, по 3 дни
бо не пустили бяху их к воде, Видивше ратнии
устремишася на нь и притиснуша и к воде. И би¬
шася с ними крепко и бысть сеча зла велми —
друзии коне пустиша к ним, съседше, и кони бо
бяху под ними изнемогли. И побежени быша наши...
(ЛЛ, с. 378).
По этому тексту получается так, что битва шла на ко¬
нях, но кони были измучены долгим боем и безводьем.
К сожалению, этот автор очень неопределенно пользовал¬
ся на всем протяжении своего рассказа местоимениями
третьего лица: «они» означало у него то половцев, то рус¬
ских («а си к ним идуть...»). В данном случае неясно, к
кому «к ним» пустили подменных коней — к нашим или
к половцам. По обстоятельствам битвы, когда наши были
притиснуты к воде, половцам было легче сменить своих
коней. Конец фразы о спешившихся воинах, у которых
кони изнемогли, естественнее отнести к русским. Таким
образом, получается, что длительная полуторадневная
битва велась на конях и только к самому концу ее одной
части воинов пришлось «опешить».
Читая «Слово о полку Игореве», мы нигде не сможем
найти ни одного намека на пеший строй:
Ту ся копием приламати»
Ту ся саблям потручати о шеломы половецкыя.
Ломающиеся длинные копья — оружие конного боя; до¬
стать половецкого всадника саблей по голове мог только
конный русский воин:
Яр-Туре Всеволоде!
Стоиши на борони, прыщеши на вой стрелами,
Гремлеши о шеломы мечи харалужными.
Камо Тур поскочяше, своим златым шеломом
посвечивая,
Тамо лежат поганые головы половецкыя,
Поскепаны саблями калеными шеломы
оварьскыя
От тебе, Яр-Туре Всеволоде!
Вся эта картина снова связана с особенностями конного
боя: Всеволод скачет, сверкая золотым шлемом, его вои¬
317

ны в конном бою рубят саблями кавказские шлемы
врагов.
С зараниа до вечера, с вечера до света
Летят стрелы каленыя,
Гримлют сабли о шеломы,
Трещат копиа харалужныя
В Поле незнаеме, среди земли Половецкыи.
Продолжается упорная битва больших конных масс со
всеми характерными признаками кавалерийского боя
средневековья.
Бой пешей рати с конницей настолько своеобразен и
необычен, что он обязательно был бы отражен в поэме.
Наиболее вероятна та версия, которую можно извлечь из
Лаврентьевской летописи: русские вынуждены были бить¬
ся в пешем строю только в силу того, что их кони «в
зное и в тузе» «под ними изнемогли», и случилось это,
конечно, не в начале битвы.
Спешивание перед боем, очевидно, результат монаше¬
ской переработки чужих сведений Галичанином без до¬
статочного знания дела. Как мог Игорь надеяться в пе¬
шем строю, пробиваясь сквозь конные полки половцев,
преодолеть 60—70 км до Донца?
Возможно, что спешившиеся воины прикрывали тыл и
фланги, но именно для того, чтобы главные силы могли
оставаться конным войском.
Торков-ковуев невозможно представить себе пеши¬
ми — ведь они собирались покинуть поле боя, а это для
пеших людей в условиях окружения означало неминуе¬
мую смерть или плен.
Предположительно ход событий И—12 мая можно
представить себе так: после сбора всех полков вечером в
пятницу Игорь должен был продвинуть свой лагерь как
можно дальше на север, к реке Самаре, где был водопой,
откуда было ближе к Донцу, где, добавим мы, были озе¬
ра. Одно из озер находилось прямо на пути к Сальнице.
Водораздел Днепра и Дона с «Залозным путем», очевидно,
не был перейден, во-первых, потому, что Ярославна отно¬
сит Каялу к бассейну Днепра, а во-вторых, потому, что
певец «Слова» снова восклицает, что Русская земля за
«шеломянем».
Наиболее вероятным местом почлега следует считать
поде между верховьями Самары и оврагом Водяным, ле¬
вым притоком Самары.
318

В субботу иа заре, когда выяснилось, что лагерь окру¬
жен половцами, Игорь решил пробиваться на север, к
Донцу, до которого был один нормальный дневной пере¬
ход или пять-шесть часов быстрой скачки.
Половцы без труда могли разгадать намерения рус¬
ских, и у них было достаточно сил для того, чтобы им
противодействовать. Кончаку удалось отрезать русских от
воды, а тем самым и от пути на север. Битва продолжа¬
лась весь день в субботу, продолжалась она и ночью. Рус¬
ским удалось продвинуться к воде (может быть, к Сама¬
ре?), они оказались около какого-то озера, и здесь завя¬
залась особенно злая сеча.
Если русские были у воды, следовательно, в низине,
то половцы с береговых высот могли обстреливать рус¬
ских успешнее, чем они могли отвечать им.
На рассвете ковуи и отроки боярские (легкая конни¬
ца) побежали с поля боя. К этому времени Всеволод и
окружавшие его бояре бились уже пешими, идя вокруг
озера. Игорь, тяжело раненный в левую руку, на коне по¬
мчался к беглецам и хотел вернуть их, так как их измена
ухудшала положение Всеволода:
Что ми шумитъ, что ми звенить далече, рано
пред зорями?
Игорь плъкы заворочает — жаль бо ему мила
брата Всеволода.
Первая попытка была безрезультатной — ковуи продол¬
жали бежать; Игорь снова догнал их:
Игорь же... уразумев же, яко далече шел есть от
людий и соймя шолом погънаше опять к полкам то¬
го деля, что быша познали князя и возворотилися
быша.
Тако не возворотися никтоже, но токмо Михалко
Гюргович, познав князя, возворотися (стб. 642).
Далее следует обычное для Рюрикова летописца выгора¬
живание бояр, а затем описание печального конца битвы;
Не бяхуть бо добре смялися с ковуи, но мало от
простых или кто от отрок боярских.
Добри бо вси бьяхуться идуще пеши и посреди их
Всеволод не мало мужьство показа.
И яко приближися Игорь к полком своим и пере-
ехаша поперек и ту яша, его един перестрел
одале от полку своего...
319

...Всеволод же толма бившеся, яко и оружья в руку
его не доста. И бьяху бо ся, идуще в круг при езере...
и тогда кончавшиеся и полку, розведени быша и пой-
де кождо во своя вежа.
Игоря же бяхуть яли Тарголове, мужь именемь
Чилбук.
А Всеволода брата его ял Роман Кзичь (сын
Гзака), а Святослава Ольговича — Елдечюк в Бур-
чевичех, а Володимера — Копти в Улашевичих.
Тогда же на полъчищи Концак поручися по свата
Игоря, зане бяшеть ранен (стб. 642—644).
В «Слово о полку Игореве»:
Третъяго дни к полуднию
Падоша стяги Игоревы.
Ту ся брата разлучиста
На бреге быстрой Каялы,
Ту кровавого вина не доста,
Ту пир докончаша храбрии русичи:
Сваты попоиша> а сами полегоша за землю
Рускую.
Лаврентьевская летопись заканчивает описание бит¬
вы без таких подробностей, но, как уже говорилось, тоже
отмечает спешивание всадников, притиснутых к воде.
И побежени быша наши гневом божьим.
Князи вси изъимани быша, а боляре и вся дружи¬
на избита, а другая изъимана и та язвена.
И възвратишася с победою великою половци, а о
наших не бысть кто и весть принеса за наше согре¬
шение (ЛЛ, с. 378).
Киевская летопись дает уточненные сведения:
От толиких же людий мало их избысть. Некаком
получением не бяшеть бо лзе ни бегаючим утечи,
зане яко стенами силными огорожени бяху полкы
половецьскими.
Но наших руси с 15 мужь утекши, а ковуемь мнее.
А прочий в море истопоша (стб. 644),
Мы снова возвращаемся к этому загадочному морю.
Конечно, проще всего отождествить его с тем озерком,
на берегу которого бился Всеволод, как это делает
320

Н. В. Сибилев, помещавший это «морцо» среди соленых
озер у г. Славянска. Но здесь есть два возражения, выте¬
кающие из текста: во-первых, ни в одном из трех наших
источников не говорится о соленой воде, о воде, которую
нельзя пить; речь идет только о том, что русские долго не
могли пробиться к воде. А если эта вода была соленой, то
зачем было к ней пробиваться? Во-вторых, конструкция
концовки о гибели русских такова, что под «прочими» ни¬
как нельзя понимать всю русскую армию. Ведь мы знаем,
что тысячи русских всех рангов были взяты в плен, «изы-
маны», и половцы сразу же заговорили о выкупе. Зна¬
чит, не все русские воины «в море истопоша». Следова¬
тельно, «прочий» относятся к «бегаючим»: пятнадцати
русским дружинникам и нескольким ковуям удалось
«утечи», а прочие, ускакавшие с поля битвы, не спас¬
лись, так как утонули в море.
Вопрос о том, было ли это море соленым озерком,
встретившимся на пути, или Азовским морем, где дева-
Обида распростерла лебединые крылья «на синем море у
Дону», предпочтительнее решать в пользу моря.
В. Н. Татищев, пересказывая данные, близкие к све¬
дениям Ипатьевской летописи, добавляет по имевшимся у
него материалам:
(После пленения Игоря)
«Тогда половцы, видя главного предводителя в ру¬
ках своих, жестоко напали, стреляя из многочислен¬
ных луков и самострелов. Таже с копьи и сабли
въехав в утомленные полки руские, многих поруби¬
ли, а достальных с князи разобрали по рукам бо¬
лее 5000.
Тако кончися сей несчасливый бой во вторую неде¬
лю пасхи».
«Загородите Полю ворота!»
Одержав неслыханную победу, неожиданно открыв¬
шую половцам трехсоткилометровую брешь в хорошо на¬
лаженной обороне Руси, половецкие ханы стремились как
можно скорее использовать свой успех, ворваться в те го¬
рода, которые остались беззащитными:
Поганый же Половци, победивъше Игоря с братьею
и взяша гордость велику и съвокупиша всь язык
свой на Рускую землю.
21 Злато слово
321

И бысть у них котора; молвяшеть бо Кончак:
«Пойдем на Киевьскую сторону, где суть избита
братья наша и великий князь нашь Боняк».
А Кза молвяшеть: «Пойдем на Семь, где ся оста-
ле жены и дети — готов нам полон собран.
Емлем же городы без опаса!»
И тако разделишася надвое (стб. 646).
Расчет хана Кзы был очень примитивен: войти в опустев¬
шие княжества Игоря и Всеволода, защитники которых
полегли в степи, и ограбить «без опаса» все города Север¬
ской земли.
Расчет Кончака был сложнее. Кончак, шедший три
месяца тому назад в большой поход на Русь, надеявшийся
овладеть сильными русскими крепостями, был остановлен
на самой границе степи у Хорола. Но битва на Хороле не
была разгромом Кончака; нам следует помнить, что вой¬
ска Святослава Всеволодича разбили только какую-то
«меныпицу» половецких полков. Значит, Кончак сохра¬
нил собранные им силы и просто уклонился от генераль¬
ного сражения в марте 1185 г. Последующие месяцы Кон¬
чак, по всей вероятности, кочевал по приднепровским
пастбищам, где-нибудь в низовьях Орели или Самары, где
можно было мстить Киеву грабежом «Гречника» — пути
«из Грек в Варяги» — и откуда можно было легко снова
подняться на север, к тому же Хоролу, и снова угрожать
жизненным центрам Руси.
Во всяком случае, в момент получения неожиданных
и многообещающих известий о том, что Игорь со всеми се¬
верскими войсками и половецким полоном застрял в сте¬
пи, Кончак «правил след к Дону Великому». Значит, в на¬
чале мая он кочевал не на берегах Тора (у самого «Дона
Великого»), где он оказался в то время, когда у него в
плену жил князь Игорь, а где-то в ином месте.
Вполне вероятно, что сама возможность окружить
многотысячное войско Игоря в открытой степи возникла
лишь потому, что Кончак и Гзак все еще держали свои
полки собранными, готовыми к новому походу, и дело со¬
стояло лишь в мгновенной переброске их к берегам Сю-
урлия.
После ликвидации армии Игоря на полчище оказались
собранными войска «всей земли» Половецкой. Кончак
считал, что если тыл у него будет обеспечен теперь, так
как Северская земля потеряла весь свой военный потен¬
322

циал, то он может повторить весеннюю попытку «плени-
ти грады рускые» и направить свой могучий удар сразу
в сердце Руси, на Киев.
«Котора» Кончака и Гзака на время разделила поло¬
вецкие силы, но положение на весь ближайший год для
всей Руси создавалось в высшей степени тяжелым и угро¬
жающим. Хан Кончак пошел на Переяславль-Русский.
Хан Гзак «в силах тяжких» двинулся, сжигая русские
села, к Путивлю.
Северская земля, получив вести о гибели своей дру¬
жины и о движении Гзака, оказалась в преддверии боль¬
шой беды. Составитель «Повести о походе 1185 г.» не¬
сколько не на месте включил текст о состоянии Север¬
ского княжества:
То бо слышавше, возмятошася городи Посемьские
и бысть скорбь и туга люта, яко же николи же не
бывала во всем Посемьи и в Новегороде Северьском,
и по всей волости Черниговьской: князи изымани и
дружина изымана, избита. И мятяхуться акы в мот-
ви. Городи воставахуть и немило бяшеть тогда ко-
муждо свое ближнее, но мнозе тогда отрекахуся
душь своих, жалующе по князих своих (стб. 645—
646).
# # *
Тем временем Святослав Киевский возвращался из да¬
лекой поездки в Корачев, где он собирал войско для
большого летнего похода на половцев («хотя ити на По¬
ловци к Донови на все лето»).
По пути в Корачев он не заметил никаких приготовле¬
ний Игоря к походу (по крайней мере летописец дает
понять это своим молчанием), а на обратном пути он
узнал о том, что его двоюродные братья «шли суть на По¬
ловци, утаившеся его. И нелюбо бысть ему».
В ладьях вниз по Десне Святослав продолжал свой
путь к Киеву:
И яко приде к Чернигову и в той год прибеже Бе-
ловолод Просович и поведа Святославу бывшее о
Половцех (стб. 645).
Судя по странному отчеству, боярин Беловолод Просович
был, очевидно, одним из черниговских ковуев Ольстина
21*
323

Олексича. К тому же и прибежал он не в Северское кня¬
жество, а в более отдаленный Чернигов.
Если это так, то нам совершенно ясным становится
последний раздел вещего сна Святослава в «Слове о пол¬
ку Игореве». Ему снилось, что его на смертном одре по¬
крывают черной пеленою, черпают ему вино, смешанное
с гноем и
Сыпахутъ ми тъщими тулы поганых тлъковин
Великый женчюгъ на лоно...
Черная пелена и вино-кровь — это мрачные символы, не
требующие разъяснения. Жемчуг в народных поверьях
вплоть до XIX в. предвещает слезы, печаль.
Печальную весть о гибели войск Игоря Святославу
принес торк-кочевник, «некрещеный союзник (толко-
вин)» Беловолод Просович. Пустые колчаны говорят о
напряженности битвы, когда были расстреляны все стре¬
лы, израсходованы все ресурсы. Стрелы в колчане смени¬
лись жемчугом-слезами. Как всегда, художественные об¬
разы «Слова» оказываются необычайно емкими.
Далее автор «Повести» ввел сентиментальное отступ¬
ление, давно уже обратившее на себя внимание исследо¬
вателей сходством с соответственным местом «Слова о пол¬
ку Игореве»:
Святослав же то слышав и вельми воздохнув, утер
слез своих и рече:
«О люба моя братья и сыновей муже земле Русское!
Дал ми бы бог притомити поганыя, но не воздер-
жавше уности отвориша ворота на Русьскую землю.
Воля господня да будеть о всем. Да колко жаль ми
бяшеть на Игоря, тако ныне жалую болши по Иго¬
ре, брате моемь» (стб. 645).
В «Слове о полку Игореве» это выражено так:
Тогда великый Святъслав изрони злато слово
с слезами смешено и рече:
«О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде!
Рано еста начала Половецкую землю мечи
цвелити
а себе славы искати...»
324

Далее в «Слове» в полном согласии с исторической дей¬
ствительностью лета 1185 г. идет знаменитое обращение
Святослава ко всем русским князьям. Летопись наряду с
поэтическим отступлением (едва ли не навеянным самой
поэмой) содержит перечисление деловых распоряжений,
сделанных по получении печальных и грозных вестей.
Первой практической мерой, предпринятой, быть мо¬
жет, еще в Чернигове, явилась посылка войск в опустев¬
шую, полную скорби и лютой туги Северскую землю:
Посем же Святослав посла сына своего Олга и Во-
лодимера в Посемье (стб. 645).
Лаврентьевская летопись говорит о оборе русских
князей кратко:
«А князь Святослав посла по сыны свое и по все
князи.
И собрашася к нему к Кыеву и выстулиша к Ка-
неву... (ЛЛ, с. 378).
В Ипатьевской, где этот раздел, очевидно, восходит к
Рюрикову летописцу, говорится подробнее:
Посем же посла Святослав ко Давыдови Смолень-
ску, река: «Рекли бяхом пойти на Половци и лето-
вати на Доне. Ныне же половци се победиле Игоря
и брата его и с сыном.
А поеди, брате, постерези земле Руское!» (стб.
646).
Из дальнейшего следует, что к Святославу пришли и
«ины помочи», что рядом со Святославом были Рюрик Ро-
стиславич и другие князья, но Рюриков летописец, оче¬
видно, не случайно привел текстуально обращение вели¬
кого князя только к одному Давыду Ростиславичу, так
как именно Давыд изменил общему русскому делу и от¬
казался постеречь Русской земли.
В «Слове о полку Игореве» есть торжественные обра¬
щения ко всем русским князьям, с которыми, быть может,
Святослав сговаривался и ранее по поводу большого лет¬
него похода, но к Давыду автор обращается от имени Свя¬
тослава крайне сдержанно, зная уже главное зло: «кня¬
же ми неспособие».
Русские князья успели занять правый, крутой, берег
325

Днепра от Треполя (Триполья) до Канева, блокируя два
важнейших днепровских брода у Триполья под Витиче-
вом и у Заруба близ Канева.
Едва только были заняты эти позиции, как в разных
концах Южной Руси разразились две грандиозные, тяже¬
лые битвы, явившиеся прямым последствием поражения
Игоря. Обе битвы — и с Гзаком под Путивлем, и с Кон¬
чаком под Переяславлем — были выиграны русскими
лишь благодаря полководческой распорядительности и ав¬
торитету Святослава Киевского, хотя сам он ни в одной из
них не участвовал.
Для того чтобы определить время обеих битв, произве¬
дем ряд дорожно-хронологических расчетов. Эти расчеты,
естественно, могут быть только приблизительными.
Предполагая, что половцы должны были использовать
элемент внезапности, наиболее вероятной исходной пози¬
цией походов Гзака и Кончака следует считать те самые
верховья Самары, где, по моему расчету, происходила
битва 12 мая 1185 г. Прямо с поля битвы они должны бы¬
ли отправиться по избранным каждым ханом маршрутам.
От верховьев Самары до Путивля (по прямой) — око¬
ло 400 км, а до Переяславля — около 460 км. Идти фор¬
сированным маршем на такое расстояние было нецелесо¬
образно, тем более что кони были уже утомлены путем до
Самары; наиболее вероятна средняя скорость в 50 км в
день.
Следовательно, Гзак мог быть у Путивля через 8 дней,
примерно 20 мая. Кончак мог достигнуть Переяславля
через 9 дней, то есть примерно 21 мая.
Когда на Руси узнали о разгроме войск Игоря?
Беловолод Просович бежал с поля боя, очевидно, тог¬
да, когда дрогнули и побежали все ковуи, то есть утром
12 мая. О беглецах в субботу И мая нам ничего не из¬
вестно.
До ближайшего русского города в направлении Черни¬
гова, до Лтавы (Полтавы), было около 220 км. Беглец
должен был преодолеть это расстояние (располагая по-
водным конем) за трое суток. Положим на этот путь
3—4 дня. От Полтавы до Чернигова боярин с такой
страшной вестью должен был скакать с максимальной
скоростью, меняя коней в каждом русском городке. Рас¬
стояние в 330 км он вполне мог преодолеть за 3 дня. Сле¬
довательно, в Чернигов он мог прибыть 18—19 мая, а го¬
рода Переяславской земли, через которые он должен был
проезжать, узнали о гибели северских войск раньше, и
326

Киев могли известить гонцами и сторожевой сигнальной
службой примерно на один-два дня раньше, чем Белово-
лод доскакал до Чернигова, то есть примерно 17—18 мая.
Итак, у сыновей Святослава, посланных им в помощь
Северской земле, было (при условии, что они пошли пря¬
мо от Чернигова) всего лишь один-два дня для того, что¬
бы добраться до Путивля, преодолев 180 км пути. Если в
их распоряжении было два дня, то они подошли бы к Пу-
тивлю одновременно с Гзаком; если же менее двух дней,
то они застали бы половцев уже под стенами Путивля.
В том же случае, если бы Святослав послал их не из
Чернигова, а придя в Киев, то опоздание измерялось бы
несколькими днями.
Битва у Путивля происходила примерно 20—25 мая
1185 г. В Ипатьевской летописи сказано кратко, что хан
Кза пришел «в силе тяжьких и повоевавши волости их и
села их пожгоша, пожгоша же и острог у Путивля и воз-
вратишася восвояси». У Татищева есть другой, более по¬
дробный рассказ;
«...Кзя, князь половецкий, с великим войском по¬
шел к Путимлю и многие волости пожег и,
к Путимлю жестоко приступая, острог сжег. И по¬
теряв много людей, а паче знатных, не взяв града,
отступил и послал в Посемье 5000 тамо жечь и разо¬
рять. Но Олег Святославич с воеводою Тудором, ко¬
торый во многих боях храбростию и разумом про¬
славился, учинили со оными бой об реку, Тудор же,
умысля их обмануть, хотя войска гораздо меньше
имели и могли чрез реку не пустить, стали отсту¬
пать, а половцы смело на них наступали.
Тудор же, вшед в лес меж болоты, разделился:
Ольга с половиною оставил противо половцов, а
сам, обошед, сзади напал. И так их смявши пору¬
бил, что едва 100 их назад возвратилось ибо их бо¬
лее 2000 побито, а с 500 знатных и подлых пленено.
Сын же и зять князя Кзи побиты. Гзя о том уведав,
с великою злобою и горестью возвратился».
В этом интересном рассказе речь идет о части тех
военных действий, которые происходили в конце мая в
Северской земле. Из двух братьев Владимир был, очевид¬
но, послан против самого Гзака (здесь не говорится ни о
Гзаке, ни о Путивле, ни о Владимире Святославиче), а
Олег — против его сына, грабившего села по верхнему
327

течению Сейма. Судя по обилию чисто тактических по¬
дробностей и по подчеркиванию руководящей роли бояри¬
на (Тудор князя оставил...), этот отрывок мог принадле¬
жать Рюрикову летописцу.
Сыновья Святослава выполнили свой патриотический
долг и спасли какую-то часть Северской земли от сожже¬
ния и разорения.
♦ * *
Кончак подошел к Переяславлю-Русскому в начале
20-х чисел мая 1185 г. Киевские силы еще только-только
занимали рубежи на противоположном правом берегу.
Если Святослав получил весть о гибели войск Игоря
в Чернигове примерно 18—19 мая, то он должен был, бро¬
сив свои ладьи на Десне, немедленно скакать в Киев, как
скакал когда-то Владимир Мономах, выезжая из Черни¬
гова после заутрепи (около 5 часов утра) и достигая Ки¬
ева к вечерне. Неудивительно, что старый князь после
этого видел «мутен сон».
В «Слове о полку Игореве» бояре выступают как ком¬
ментаторы вещих сновидений: во время его долгого отсут¬
ствия они уже успели узнать, что Игорь отправился в да¬
лекий поход («испити шеломомь Дону»), что его войска
изрублены и пленены, что Игорь и его брат попали «в
путины железны».
Так получается и по расчету дней — Киев ранее Чер¬
нигова должен был получить вести о разгроме.
Беловолод Просович и другие вестники (если они бы¬
ли) сообщили, конечно, не только о победе половцев, но
и о том, какими огромными половецкими силами эта по¬
беда была достигнута.
«Вся земля Половецкая» была собрана для окружения
Игоря, и вся она во главе с Кончаком могла обрушиться
на Русь. Киевские бояре от степных гонцов могли уже
знать, что половцы идут на Русь двумя потоками:
По Реи (притоку Сейма) и по Сули
Гради поделиша.
А Игорева храбраго плъку не кресити...
Дон, ти княже, кличет и зоветъ князи
на победу!
Кончак на Суле мог быть около 18—19 мая, и весть о
его движении, о том, что уже грады по Суле поделили,
328

могла достигнуть Киева чуть раньше, чем наступило то
утро, когда киевские бояре разгадывали мрачный сон ве¬
ликого князя. «Слово о полку Игореве» не пр*. иворечит
летописи: если в Чернигове Святослав узнал от очевидца
лишь о гибели войск Игоря, то на следующее утро в Ки¬
еве бояре могли сообщить ему новые вести о том, что
Кончак уже на Суле. С этим связано и то, что Святослав,
остановившийся не в своем родовом дворце, на Подоле, а в
резиденции великого князя, «в Киеве на Горах», видел во
сне еще одну дурную примету:
«Уже дъскы без кнеса в моем тереме златоеръсем».
Символика этой приметы связана уже с государствен¬
ными делами — самому великокняжескому терему угро¬
жает разрушение, исчезновение его главной конструктив¬
ной части, венчающей все здание. Победа Кончака над
Святославом могла означать для последнего даже потерю
великокняжеского стола.
Сумма реальных известий об идущих на Киев половец¬
ких силах была такова, что требовались энергичные, не¬
замедлительные действия. Если Святослав совещался со
своей боярской думой 20 или 21 мая, то Кончак мог ока¬
заться под самым Киевом примерно 22 мая.
Первые полки к Зарубинскому броду и к Каневским
высотам могли прибыть из Киева примерно 21—22 мая,
то есть почти в то же самое время, когда Кончак оказал¬
ся под стенами Переяславля.
«Помочи» из дальних городов никак не могли поспеть
к этому сроку на линию обороны. Даже если Святослав
сразу из Чернигова послал гонца к Давыду в Смоленск,
то сам Давыд со своими смольнянами мог прибыть к
Треполю не ранее чем через 16—17 дней, то есть пример¬
но 3—4 июня.
По иронии судьбы сдерживать Кончака, набравшего
силу благодаря неосмотрительности Игоря, пришлось вра¬
гу Игоря, Владимиру Глебовичу Переяславскому.
От стойкости Переяславля зависело удержать полов¬
цев до сбора всех русских сил или пустить их на тот, ки¬
евский, берег. Этим и объясняется тот восторженный тон,
каким летописцы описывают отважные действия молодо¬
го князя:
Половцы «...взяша все городы по Суле и у Переяс¬
лавля бишася весь день.
329

Владимир же Глебовичи, видя острог взимаем, вы-
еха из города к ним в мале дружине и потче к ним
(к половцам) и бишася с ними крепко и обиступи-
ша князя зле.
И видевше горожане изнемогающе своих и выри-
нушася из города и бишася одва изотяша князя, бо-
деного треми копии...» (JIJI, с. 379).
«Володимер же Глебовичи бяше князи в Переяслав¬
ле, бяше же дерз и крепок в рати...» (стб. 646).
(Последующий текст очени близок к тексту Лав-
рентиевской летописи.)
После этой вылазки переяславцы «вбегоша в город и за-
творишася». Пока переяславцы отсиживалиси в осаде, на
том берегу уже собралиси все помочи и заняли днепров¬
ские кручи от Треполя до Канева.
Владимир посылал князиям (в том числе и Давыду)
просибу: «Се половци у мене, а помозите ми!», и, как мы
знаем, в это время произошло событие, стоившее жизни
многим жителям Переяславской земли:
Святослав же слашети ко Давыдови, а Давыд сто-
яшети у Треполя со смолняны.
Смолняне же почаша вече деяти, рекуще:
«Мы пошли до Киева.
Да же бы была рати — билися быхом.
Нам ли иное рати искати — то ие можеми:
уже ся есмы изнемогле» (стб. 647).
Положение на переяславской стороне было крайне тяже¬
лым, и Святослав решил форсировати Днепр, но его за¬
держивал Давыд, пе желавший приняти участие в самой
решителнной битве с Кончаком.
Кончилоси тем, что Святослав и Рюрик «и со инеми
помочими влегша во Днепр противу половцем».
Кпязи же Давыд Ростиславич, по вине которого еще в
1176 г. половцы ворвалиси в Русскую землю и взяли
шести городов, снова изменил общему делу и повернул
коней домой:
«Сего бо ныне сташа стяги Рюриковы,
а друзии — Давидовы.
Но розно ся им хоботы пашут, копиа поют!»
Рюриковы стяги двинулиси на бой с Кончаком, а Давы¬
довы стяги отправилиси по домам. Вот здеси-то и
330

мог Святослав сказать, что «се зло — княже ми непосо-
бие!».
Кончак испугался появления на Левобережье больших
русских сил, собранных Святославом:
Половци же услышавше всю землю Русскую иду-
ще, бежаша за Дон... (ЛЛ, с. 378—379).
Святослав не только не успел отрезать пути Кончаку,
ведшему в полон множество русских, но и не мог вос¬
препятствовать взятию половцами города Римова:
И тако князи руские опоздишася и не заехаша их.
Половци же вземше город Римов и ополонишася
полона и пойдоша восвояси (стб. 648).
Итог авантюры Игоря был таков: Правобережье
Днепра Святославу удалось отстоять и не пустить сюда
половцев, а все Левобережье (до Сулы, до Сейма и до
Переяславля), несмотря на героические действия сыновей
Святослава и Владимира Глебовича, было опустошено,
разграблено, сожжено:
А въстона бо братие Киев тугою,
а Чернигов напастьми,
Тоска разлился по Руской земли.
По Руской земли прострошася половци,
акы пардуже гнездо
Се у Рим кричат под саблями половецкыми,
а Володимир под ранами.
Туга и тоска сыну Глебову!
Кончак второй раз за этот год ускользнул от реши¬
тельного сражения и сохранил свои основные силы. Угро¬
за нового половецкого вторжения в опустошенную лево-
бережную Русь, где крепости были сожжены, а население
уведено в плен, оставалась не только реальной, но почти
неотвратимой.
Страстность автора «Слова о полку Игореве» объясня¬
лась тем, что нужно было во что бы то ни стало теперь
же, в условиях нависшей беды, убедить всех русских
князей в необходимости их участия в общем деле.
331

В этих условиях под пером поэта исчезал эгоистичный,
самонадеянный Игорь и рождался рыцарственный герой,
отважный воин, готовый пожертвовать собой за Русскую
землю. Обращаясь к князьям, своим современникам, по¬
эт как бы призывал их пренебречь деталями биографии
князя-пленника и его истинными замыслами, а думать о
печальных судьбах Руси и отдать свои силы ее обороне.
Вопрос о том, когда написано «Слово о полку Игоре¬
ве», по существу, сводится к вопросу о том, когда Игорь
бежал из плена. Это — terminus post quem *.
Даты смерти Ярослава Осмомысла и Владимира Пере¬
яславского дают нам terminus ante quem*. (1 октября
1187 г. и 18 апреля 1187 г.).
Официальная дата написания «Слова», от которой от¬
считываются юбилеи, — 1187 г. *
Такое отдаление времени написания поэмы от самого
события вызвано литературными особенностями киев¬
ской летописной «Повести о походе 1185 г.».
Как выяснено выше, «Повесть» содержит обширные
выписки из летописи Святослава Всеволодича о приволь¬
ном житье пленника Игоря, из-за которого погибли север¬
ские войска и вся Русь вынуждена была испытывать
огромное напряжение.
Не следует забывать, что Святослав и Игорь почти
всю жизнь враждовали, что отказ Игоря от февральского
похода и тайный уход в степь в апреле (не говоря уже о
его последствиях) еще более ухудшили отношение Свя¬
тослава к Игорю.
Описание свиты Игоря в половецком плену, исполня¬
ющей малейшее его желание, описание княжеской охоты
с ястребами; рассказ о священнике, которого Игорь выпи¬
сал для того, чтобы слушать церковную службу, — все
это, с одной стороны, создавало контраст с печальным
положением в обездоленном княжестве Игоря (такова
была цель летописца Святослава, враждебного Игорю), а
с другой стороны, невольно приводило к замедленности
действия, как если бы здесь был применен прием ретарда¬
ции, искусственного растягивания рассказа.
Благодаря нагромождению подробностей у читателя
создавалось впечатление, что Игорь очень долго пробыл в
плену. Ряд исследователей даже склонялся к тому, что
основная часть поэмы была написана вскоре после собы¬
тий, а рассказ о бегстве Игоря из плена написан спустя
год или два, только после того, как Игорь вернулся.
В. В. Данилов выступил с защитой более раннего воз-
332

вращения Игоря из плена, полагая, что это могло про¬
изойти осенью 1185 г. Статья В. В. Данилова вызвала
очень убедительные возражения Н. В. Шарлеманя: «в
осеннюю пору смерчей не бывает», а в «Слове» они упо¬
мянуты; «осенью в дождливую или туманную погоду ро¬
сы не бывает», а Овлур бежал, «труся студеную росу».
Возможность бить гусей и лебедей к завтраку, обеду и
ужину Н. В. Шарлемань тоже относит к началу лета, ког¬
да птица еще «не на крыле». Соловьиные песни на рассве¬
те тоже говорят против осени. Однако Н. В. Шарлемань
оказался в плену той летописной ретардации, о которой
шла речь выше, и, правильно определив сезон побега
(«весна или начало лета», «май, возможно, начало
июня»), отнес его все же не к 1185 г., а к 1186 г.
А между тем сами летописные сведения прямо гово¬
рят о краткости пребывания Игоря в плену:
И по малых днех ускочи Игорь князь у Половець.
Не оставить бо господь праведнаго в руку грешни-
чю. Очи бо господни на боящаяся его, а уши его в
молитву их.
Гониша бо по нем и не обретоша его.
Якоже и Саул гони Давыда, но бог избави и, тако
и сего бог избави из руку поганых... (ЛЛ, с. 379).
Такова запись владимирского летописца, сменившего
свой насмешливый тон на сочувственный. Мы уже мно¬
го раз убеждались в недостаточной точности текста
Лаврентьевской летописи и могли бы не поверить ее
словам, но совершенно то же самое говорит и Ипатьев¬
ская:
Попа же бяшеть привел из Руси к собе со святою
службою: не ведяшеть бо божия промысла, но тво-
ряшеться тамо (в плену у половцев) и долъго быти.
Но избави и господь за молитву хрестьяньску — им
же мнозе печаловахуться и проливахуть же слезы
своя за него (стб. 649).
Игорь жил у Кончака в плену на берегах Тора, при¬
тока Северского Донца. До ближайшего русского города
Донца (Донецкое городище под Харьковом) отсюда было
175 км. Таким образом, обзаведение собственным попом,
производящее впечатление особой фундаментальности и
длительности жизни в плену, практически было делом
333

одной недели. Уже к концу мая поп мог быть в кочевье
на берегах Тора.
Рассуждая о сроках побега, мы не должны забывать о
том, что сам летописец тесно связал побег Игоря с воз¬
вращением Кончака из похода на Русь:
И рекоша Игореви думци его:
«...а о семь чему не разгадаешь — ооюе приедутъ по-
ловци с войны, а се слышахом, оже избити им кня¬
зя и вас (нас) и всю Русь?» (стб. 650).
Учитывая опасность возвращения Кончака из неудавше-
гося похода, Игорь решил ускорить приготовления к по¬
бегу, «уполошася приезда их и возиска бежати».
Итак, нам снова необходимо заняться расчетами пу¬
тей и времени.
Если время, потраченное Кончаком на продвижение от
Сюурлия до Переяславля, можно определить с большой
долей вероятия как «чистое время» непрерывного движе¬
ния, то время пребывания Кончака под Переяславлем и
на Суле может быть определено лишь по косвенным дан¬
ным. Единственным указанием здесь может быть исчис¬
ление времени прибытия Давыда Ростиславича из Смо¬
ленска к Треполю. Ведь в летописи прямо сказано, что
помощь Владимиру Переяславскому запоздала оттого, что
все войска дожидались приезда Смоленской рати:
И тако князе руские опоздишася сжигающе Давы¬
да (со) смолняны.
Расстояние от Смоленска до Треполя сухопутьем —
около 500 км, а вниз по Днепру — около 600 км. Следо¬
вательно, в первом случае должно было на дорогу уйти
не менее 10 дней. Более вероятно, что смоляне плыли в
насадах по Днепру, что позволило (при круглосуточном
плавании) делать до 75 км в сутки. При этом варианте
требовалось около 8 дней. Как уже говорилось, наиболее
естествевшой была посылка гонца в Смоленск прямо из
Чернигова, где была получена весть о разгроме Игоря.
Расстояние от Чернигова до Смоленска (около 360 км)
гонец должен был покрыть не более чем за 4 дня. Итак,
Давыд мог оказаться в Треполе через 12—14 дней после
18—19 мая, то есть в отрезок времени 30 мая — 2 июня.
Добавим еще один день на вечевые разногласия и угово¬
ры смолян, отказавшихся идти против Кончака на левый
334

берег; сроком форсирования Днепра, а следовательно, и
ухода Кончака, по этим расчетам, будет 3 июня. От Пе¬
реяславля до Тора около 470 км; при нормальном движе¬
нии половецкая конница могла пройти этот путь за 9—-
10 дней, но так как известно, что Кончак брал штурмом
Римов и города по Суле (для этого расчета безразлично,
брал ли он их по пути на Русь или на обратном пути),
то следует накинуть еще неделю. При всей приблизитель¬
ности этих расчетов можно все же полагать, что Кончак
прибыл на торское кочевье в середине или во второй по¬
ловине июня. Весь поход Кончака на Русь занял, по всей
вероятности, несколько более месяца. Таким образом, рас¬
четы передвижений войск и фенологические приметы
сходятся на сроке «начало лета».
Но только нельзя считать это лето летом следующего,
1186 года, во-первых, потому, что летописец обозначил
побег Игоря 1185 годом, а во-вторых, потому, что побег
состоялся незадолго до возвращения Кончака с войны, и
Кончак с Гзаком даже успели принять участие в погоне
за беглецами.
Летопись сообщает, что Игорь и Лавр (Овлур) бежали
в пятницу («се же избавление створи господь в пяток в
вечере»). Пятницы в июне 1185 г. приходились на 7, 14,
21 и 28 числа. По расчету движения Кончака мы должны
безусловно отбросить 7 июня; маловероятно и 14 июня.
Решающей в нашем выборе оказывается фраза в «Сло^
ве о полку Игореве», давно уже обратившая на себя вни¬
мание исследователей:
Соловии веселыми песнъми свет поведают.
Во время своего бегства Игорь слышал предрассвет¬
ное пение соловьев. Как известно по народной примете,
соловьи поют до «петрова дня», то есть до 29 июня.
Следовательно, как наиболее вероятную начальную
дату побега Игоря из половецкого плена на берегах Тора
мы должны принять 21 июня 1185 г., когда «уполошася
приезда их и возиска бежати»,
* * *
Прысну море полунощи, идут сморци мъглами...
Игореви князю бог путь кажет
Из земли Половецкой на землю Рускую,
К отню злату столу.
335

Автор «Слова» удержался от описания жизни Игоря в
плепу и дал только картину бегства, близкую к лето¬
писной:
И посла Игорь к Лаврови конюшого своего, река
ему:
«Перееди на ону сторону Тора с конемь повод-
ным»,
бяшеть бо съвечал с Лавром бежати в Русь.
В то же время половци напилися бяхуть кумыза.
А и бы при вечере (Ипатьевская летопись).
Погасоша вечеру зори.
Игорь спит. Игорь бдит.
Игорь мыслию поля мерит от Великаго Дону
до Малого Донца.
Комонь в полуночи.
Овлур свисну за рекою — велить князю
разумети:
князю Игорю не быть!
...сторожем же его играющим и веселящимся,
а князя творяхуть спяща.
Сий же пришел ко реце и перебред и вседе
на конь,
и тако поидоста сквозе вежа (Ипатьевская
летопись).
Перед этим летописец несколько раз говорил о том, что
«не угодися ему время таково, какого же искашеть», и
вдруг это время определилось «в заход солнца». Если бы
это был обычный день, то очень странно было бы бежать
не под полуночными мглами, а в долгие ясные сумерки
июньского вечера. Но день, очевидно, был необычным:
сторожа Игоря по какому-то случаю перепились кумыса
и веселились, устраивали какие-то состязания («игра¬
ющим»).
Быть может, разъяснением этой странности являются
следующие за приведенными выше строки «Слова»:
Кликну, стукну земля,
Въшуме трава —
вежи ся половецкий подвизашася.
Не был ли день возвращения Кончака (о котором в
кочевье могли знать от передовых вестников), день радо¬
сти, суеты встречи, тем днем, который «угодился» Игорю
336

как день побега именно потому, что внимание всех было
отвлечено приездом хана с войском, полоном и русским
добром в кибитках?
Игорь бесшумно прыгнул в тростники, «поскочи гор¬
ностаем к тростию» и перешел вброд Тор, а уже на дру¬
гом берегу он вскочил на заранее отведенного туда коня,
«въвръжеся на бръз комонь» («и вседе на конь») и по¬
скакал к Донцу.
Впереди у Игоря была самая короткая ночь в году; но
за эту ночь он вполне мог достичь Северского Донца и
тех обширных спасительных дубрав, которые на десятки
километров тянулись по левому берегу реки, между усть¬
ями Оскола и Уд. Здесь беглецы спешились, «претръгоста
бо своя бръзая комоня», и далее двигались пешком.
Близость во времени момента бегства и момента при¬
езда с войны явствует из того, что Гзак с Кончаком езди¬
ли «на следу Игореве» — значит, следы коней Игоря и
Овлура были еще хорошо отличимы. Расстаться с конями
беглецам нужно было не только потому, что кони изне¬
могли, а и потому, что всаднику труднее было остаться
незамеченным и укрыться от погони. Игорь:
Въвръжеся на бръз комонь
И скочи с него бусым влъком,
И потече к лугу Донца,
И полете соколом под мьглами,
Избивая гуси и лебеди завтроку, и обеду
и ужине.
Н. В. Шарлемань в своем превосходном природовед¬
ческом комментарии к «Слову» определил и то, что слово
«луг» могло означать урёму, поёмный лес у реки, и то,
что гусей и лебедей Игорь мог бить молодых, еще не на¬
учившихся в это время летать. Еще интереснее наблюде¬
ния этого исследователя над описанием того, что проис¬
ходило в природе в момент погони: природа помогала
Игорю, скрывала его, указывала ему путь, когда Кончак
и Гзак шли по его следу:
Тогда врани не граахутъ,
Галици помлъкоша,
Сороки не троскоташа —
Полозие ползаша только.
Дятлове тектом путь к реце кажут,
Соловии веселыми песньми свет поведают.
22 Злато слово
337

Обычно сороки вьются над человеком, идущим по лесу,
вороны каркают, кружась над пробирающимися в чаще
людьми, — эти приметы могли выдать беглецов, но соро¬
ки не трещали, вороны не каркали, даже галки и те
«помлъкоша»; только дятлы указывали беглецам направ¬
ление реки и никому не видные змеи ползали по зем-«
ле...
Пробираться по зарослям и дубравам от устья Тора до
г. Донца левым берегом реки нужно было около 165 км
(по прямой):
«И иде пешь И ден до города Донця».
Нас не должно удивлять, что беглецы делали в сутки все¬
го лишь по 15 км. Им приходилось прятаться, прислуши¬
ваться, пережидать и кружить по лесу, чтобы не выдать
себя. Но вот наконец позади Великий Дон и все опасно¬
сти; Игоря уже встречает Малый Донец (т. е. р. Уды).
Русская река, не достигающая половецких земель, напо¬
ловину спрятанная в дубравах, приветствует Игоря и как
бы поздравляет его с благополучным исходом тяжелого и
опасного бегства:
Донец рече: «Княже Игорю!
Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия,
а Руской земли веселиа!»
Игорь благодарит реку за то, что постилала ему «зе-
лену траву на своих сребреных брезех», укрывала теп¬
лыми туманами «под сению зелену древу», стерегла его
с помощью своих птиц. Игорь противопоставляет эту не¬
большую речку, Малый Донец, такой же небольшой,
«худу струю имеющей» речке Стугне: та утопила юношу
Ростислава, брата Мономаха, а Донец «лелеял князя на
волнах».
* * *
Город Донец, которого Игорь со спутниками достиг
примерно в самом начале июля, был, по всей вероятно¬
сти, тем самым городом Шаруканем, где в момент наи¬
высшего могущества половцев, в XI в., помещалась лет¬
няя ханская ставка Шарукана Старого, деда Кончака, ро¬
доначальника всей династии Шаруканидов, владевшей
так называемой Черной Куманией. Донецкое городище
было изучено археологами, и сопоставление археологиче¬
338

ских данных с летописными позволяет отождествить его
с русским городом Донцом XII в.
Победоносный поход Владимира Мономаха на Шару-
кань в 1111 г. отбросил половцев из этого славянского
лесного утла, и на городищах, временно занятых полов¬
цами, снова возродились русские поселения. Донец был
довольно крупным городом с большим ремесленным поса¬
дом и хорошо укрепленным детинцем на самом берегу
Уда — «Малого Донца».
От этого пограничного, укрытого дубравами города
путь Игоря был уже безопасен, он уже снова на коне:
И оттоле иде во свой Новъгород и обрадовашася
ему.
Татищев продолжает краткое свидетельство киевской ле¬
тописи:
«И не доехав меньше полуднища верст за 20, спо¬
ткнулся конь под Игорем и ногу ему так повредил,
что он не мог на коня сесть, принужден в селе свя-
таго Михаила остановиться ночевать.
В тот час прибежал в Новград крестьянин того села
и сказал княгине, что Игорь приехал.
И хотя долго тому не верили, но княгиня, не могши
более терпеть, тотчас вседши на кони, поехала к
нему.
Граждане, слыша то, все обрадовались и за княги¬
нею поехали. Множество же, не имея близко коней,
пеши пошли.
Княгиня пришед, так друг другу обрадовались, что
обнявся плакали и говорить от радости и слез ни¬
чего не могли и едва могли престать от слез.
Игорь целовав всех вельмож своих, немедля поехал
во град. Люди же с женами и детьми все вышли в
стретение его и так многолюдно, что во граде разве
кто крайней немощи ради остался».
Оказавшись на родной земле, Игорь, очевидно, быстро
убедился в плачевном, бедственном состоянии своей Се¬
верской земли, «сведомы кмети» которой погибли в степи,
а сама земля была разорена вторжением Гзака. Летопи¬
сец говорит как о едином движении о пути Игоря к Нов-
городу-Северскому и далее в Чернигов и Киев:
22*
339

Из Новагорода иде ко брату Ярославу к Черниго¬
ву, помощи прося на Посемье.
Ярослав же обрадовался ему и помощь ему дати
обеща.
Игорь же оттоле еха ко Киеву к великому князю
Святославу и рад бысть ему Святослав, также и Рю¬
рик сват его (стб. 651).
Поездка обездоленного (или обездолившего себя)
князя в Киев к великим князьям-соправителям Святосла¬
ву и Рюрику была продиктована тем же, что и поездка
к Ярославу, — просьбой о военной помощи. Нужны были
реальные воинские силы для того, чтобы наполнить обез¬
людевшие крепости городов и создать новые резервы
подвижной конной рати, которые могли бы парировать
очередной половецкий удар.
Надо полагать, что переговоры Игоря со Святославом
Киевским затрагивали общие вопросы обороны Руси.
Главным преступлением Игоря было то, что он нарушил
монолитность этой обороны, но это же стало и главным
козырем Игоря в его просьбах помощи — ведь дело шло
о воссоздании монолитности всей Южной Руси, о том,
чтобы снова запереть неосмотрительно распахнутые в По¬
ле ворота Русской земли.
Дело было настолько важным и настолько нелегким,
что, по всей вероятности, Святослав пригласил на эти пе¬
реговоры других князей или их представителей. В связи
с тем, что Кончак уклонился от генерального сражения
и сохранил все те огромные силы, которые «ак борове» об¬
ступили Игоря в степи, опасность нового вторжения
оставалась.
Переговоры в Киеве велись под девизом единства Ру¬
си, девизом, выраженным еще старым Бояном:
«Тяжко ти головы кроме плечю,
Зло ти телу кроме головы» —
Руской земли без Игоря.
Головою Русской земли, очевидно, считали Киев и вели¬
кого князя Киевского. «Плечами» Руси были ее фланго¬
вые княжества: Волынь и Северская земля.
Возможно, что Боян в свое время удерживал «когана
Олега» от сепаратных действий своим присловьем о
единстве человеческого тела, в котором и голова и плечи
не могут существовать раздельно. Теперь это присловье
340

применено к внуку Олега Игорю, к «левому плечу Руси»,
но обращено оно не только к Игорю, но и к Святославу,
и ко всем другим князьям, земли которых составляют еди¬
ное тело Русской земли.
Когда велись переговоры в Киеве?
Игорь прибыл в Донец, как мы видели выше, в пер¬
вых числах июля 1185 г. В Новгород он мог приехать уже
числа 10 июля. На дорогу до Чернигова и Киева следует
положить еще минимум неделю. Но и у себя в Новгороде
Игорь должен был осмотреться и ознакомиться с положе¬
нием дел, и в Чернигове, у двоюродного брата Ярослава,
он тоже должен был потратить известное время на ди¬
пломатические церемонии и переговоры. Надо полагать,
что Киева он достиг примерно в конце июля или в начале
августа 1185 г.
Более определенно мы можем говорить о времени отъ¬
езда Игоря из Киева, когда переговоры закончились:
Игорь едет по Боричеву
К святей богородици Пирогощей.
Страны ради, гради весели!
Почему-то утвердилось мнение, что этими строками опи¬
сывается въезд князя Игоря в Киев». <...>
В тех случаях, когда летописи отмечают въезд какого-
либо князя в Киев, они говорят о поклонении кафедраль¬
ному храму св. Софии: «И приеха (Изяслав Мстиславич)
к святой Софьи и поклонися святой богородици» (1146 г.);
«Изяслав же поклонивъся святой Софии и възъеха на
двор Ярославль...» (1150 г.); «Вячьслав же уеха в Киев
и еха к святее Софьи...» (1151 г.).
Полагать, что в «Слове о полку Игореве» говорится о
въезде князя Игоря в Киев, можно, только пренебрегая
топографией древнего Киева.
Боричев взвоз — древний въезд со стороны Подола,
Почайны и днепровских пристаней на Гору, где находил¬
ся город Владимира и Ярослава.
Успенская богородичная Пирогощая церковь 1131 —
1136 гг. расположена внизу, на Подоле, по дороге из
Киева к Вышгороду и перевозу через Днепр у устья Де¬
сны, которым пользовались при следовании в Черни¬
гов.
Если Игорь Святославич ехал «по Боричеву к святей
богородици Пирогощей», то позади у него была Гора с ее
341

великокняжеским дворцом на Ярославове дворе, а впере¬
ди — Подол с Пирогощей церковью, и далее открывался
путь в Чернигово-Северскую землю. В «Слове о полку
Игореве» предельно ясно сказано о том, что Игорь уез¬
жал из Киева.
Поэтому следующая фраза «Слова» приобретает осо¬
бый смысл: «страны ради, гради весели». Не возвраще¬
нию Игоря из плена радуются в этот момент страны и го¬
рода — та радость уже была выражена словами:
Солнце светится на небесе —
Игорь князь в Руской земли;
Девици поют на Дунай —
Вьются голоси чрез море до Киева.
Теперь Игорь едет от Святослава и Рюрика, привет¬
ливо принявших его, едет в свою землю, к своим, истер¬
занным войною городам. Очевидно, переговоры прошли
успешно, очевидно, князья действительно сплотились и
решили совместными усилиями «затворить Полю ворота».
Этому-то и радовались города и страны в тот момент,
когда Игорь спускался по Боричеву взвозу, едучи в свою
Северскую страну.
Почему автор «Слова о полку Игореве», такой равно¬
душный к христианской церковности, так далеко оттес¬
нивший христианскую терминологию своими дерзкими
языческими гимнами, вдруг решил упомянуть второсте¬
пенную церковь на киевском торгу?
Не устье Десны, на которой стоит столица Игоря, Нов-
город-Северский, не могучий Вышгород, охраняющий
переправу, а небольшая одноглавая церковь, построенная
даже не родственным Ольговичем, а врагом этой ветви —
Мстиславом Великим — упомянута автором «Слова» при
описании благополучного отъезда Игоря из Киева.
Должны были быть особые причины для такого упоми¬
нания в поэме, где каждое слово, каждый оттенок мысли
наполнены глубоким содержанием.
Вспомним приведенный выше расчет времени: Игорь
приехал в Киев в самом конце июля или в начале авгус¬
та 1185 г. Торжественные приемы, пиры, княжеские со¬
вещания, заседания разных боярских дум — все это
должно было занять время едва ли меньше двух недель.
А если Игорь уезжал в середине августа, то наше недо¬
умение легко разъяснится: 15 августа — «Госпожин
342

день», день успения богородицы, храмовый престольный
праздник Пирогощей церкви.
Наиболее вероятным временем написания «Слова о
полку Игореве» следует считать время пребывания Игоря
в Киеве в качестве гостя и просителя.
В рассуждениях о времени писания «Слова о полку
Игореве» исследователями, отодвигавшими дату написа¬
ния к 1186 или 1187 г., упущена одна очень важная
хронологическая примета: обращаясь ко Всеволоду Боль¬
шое Гнездо, автор «Слова» пишет: «Ты бо можеши посу¬
ху живыми шереширы стреляти — удалыми сыны Гле¬
бовы».
Не вызывает сомнений, что здесь под загадочными
«шереширами» подразумеваются сыновья Глеба Рости-
славича Рязанского. Неясность точного перевода слова
«шереширы» для нас в данном случае безразлична, так
как общий смысл фразы ясен при любом значении:
Всеволод может «стрелять» Глебовичами, то есть пора¬
жать при их помощи, посредством их своих врагов. Такая
вассальная зависимость ведет нас к событиям 1180 г.,
когда двое Глебовичей, Всеволод и Владимир, обратились
ко Всеволоду Большое Гнездо с просьбой:
«Ты —- господин, ты — отець, брат наю старейший!
Роман уимаеть волости у наю...» (JIJI, 1180 г.), Все¬
волод Суздальский «прия ею (обоих братьев) в любовь»
и начал войну, в результате которой ему присягнули еще
двое рязанских князей «на всей воли всеволожи».
В 1183 г. новые вассалы были уже употреблены Все¬
володом Большое Гнездо в качестве «шереширов»: они
все четверо пошли в поход со Всеволодом на Волжскую
Болгарию.
Однако в 1185 г. «удалые сыны Глебовы» начали сно¬
ва «крамолу злу вельми». Всеволод пытался их приме¬
рить:
«Братья! Что тако делаете? Не дивно, оже ны бьппа
погании воевали, а се ныне хочете брату своею
убити».
Глебовичи, «восприимше буй помысл, начаша ся гневати
на нь» (на Всеволода). Всеволоду Юрьевичу пришлось
долго воевать в Рязанской земле, а когда часть рязанцев
запросила мира, то он «не восхоте мира их, якоже про¬
рок глаголеть: брань славна луче есть мира студна...».
343

Если бы до Киева успела дойти весть о таком непокорст¬
ве недавних вассалов (на что было нужно не более меся¬
ца), то автор «Слова» не стал бы уподоблять Глебовичей
шереширам, которыми Всеволод может стрелять по свое¬
му усмотрению. Рязанские события происходили в 1185 г.
(после похода Игоря), и мы должны исключить как 1186-й,
так и 1187 г. из числа возможных дат написания «Слова»,
так как к этому времени в Киеве должны были уже
знать о выходе Глебовичей из повиновения и о рязапской
войне Всеволода Большое Гнездо.
* * *
Нелегко было Игорю Святославичу, нетерпеливому
князю, мечтавшему проложить путь до предгорий Кавка¬
за (поискать града Тмутороканя), признаваться в том,
что он хитрил, обманывал, торопился первым поживиться
в половецких вежах, пренебрегал воинской осмотритель¬
ностью (не внял советам своей разведки, допустил ноч¬
ную погоню на усталых конях). Он предстал перед рус¬
скими людьми не как дерзкий победитель, которому мож¬
но было бы простить отдельные промахи, а как беглый
пленник, князь сожженной и ограбленной земли, полко¬
водец, погубивший всех своих воев и воевод. В таких
случаях в Древней Руси говорили:
«Ряд наш так есть: оже ся князь извинить — то в
волость, а мужъ — у голову!»
Многие, вероятно, каяли Игоря
«...иже погрузи жир во дне Каялы рекы половец-
кыя, руского злата насыпаша».
Но перед русским народом стояла несравненно более
важная задача, чем осуждение одного из неудачников,
употребившего свою княжескую власть на безрассудные
попытки добыть славу и половецкое золото. В условиях
1185 г. важно было объединить всех русских князей про¬
тив общего врага, который только казался одно время
разбитым, а на самом деле по-прежнему грозен и силен
неисчислимыми резервами, прибывающими из глубин
Дешт-и-Кыпчак, необъятного половецкого Поля.
344

Важно было сплотить вокруг Киева как естественного
исторического центра обороны не только тех князей, зем¬
лям которых угрожали половецкие наезды, но, как в
давние времена Владимира Мономаха, привлечь к оборо¬
не и отдаленные русские земли, осудить князей вроде
Давыда Смоленского, повернувшего коней назад в момент
напряженнейшего наступления. В связи с этим в тех же
общенародных целях нужно было примирить обществен¬
ное мнение с Игорем, показать его неудачу не как воз¬
мездие за совершенные грехи, а как несчастье всей Руси,
требующее исправления общими силами всех, кому доро¬
га родная земля.
В Киеве в эти дни нашелся гениальный поэт, который
смог выразить все эти мысли в такой совершенной форме,
сумел так широко посмотреть на общенародные задачи
Руси, что его песнь о походе Игоря стала предметом жи¬
вейшего обсуждения современников и образцом для по¬
дражания потомков.
Легкой дымкой романтики окутал автор несчастливый
поход и его неблаговидные цели. Он не кривил душой, он
сказал обо всем, но сказал мягко, отвлекая читателей или
слушателей в сторону рыцарских заслуг «Ольгова хороб¬
рого гнезда».
Вся половецкая степь и злые языческие силы противо¬
стояли русичам, далеко залетевшим в глубь степи.
Как Гомер, он многое объяснял вмешательством богов,
подыскивая оправдание Игорю.
Князю-честолюбцу, которому «спала ум похоти», он
противопоставил, быть может, даже несколько гипербо¬
лизированную фигуру великого князя Святослава Киев¬
ского. Один — несдержанный, хотя и рыцарственный,
ищущий личной славы, а другой — грозный и могучий
организатор серьезных побед, имевших важное значение
для всей Руси. И не случайно, очевидно, автор «Слова о
полку Игореве», возвеличивая Святослава Всеволодича,
помянул не победу над Кончаком, которая оказалась по-
лупобедой, а разгром Кобяка и всех его многочислен¬
ных орд.
«Слово о полку Игореве», главной частью которого
было «златое слово» Святослава Всеволодича, вероятно,
было сложено и исполнялось в Киеве при дворе великого
князя по случаю приема необычного гостя, нуждавшего¬
ся во всеобщей поддержке, — князя Игоря, только что
вернувшегося из половецкого плена.
345

Все части поэмы, несмотря на их кажущуюся пестро¬
ту, логически связаны в одно целое и подчинены единому
замыслу — воздействовать всеми средствами на свою
взыскательную и, вероятно, разномыслящую аудиторию.
Если поэма исполнялась впервые при дворе великого
князя по случаю пребывания в Киеве Игоря, приехавше¬
го просить серьезной помощи для восстановления нару¬
шенного им равновесия, то можно думать, что слушателя¬
ми «Слова» были многие князья или представленные при
великокняжеском дворе их бояре.
В запеве и первых разделах певец коротко воспевает
те печальные события, которые всем уже хорошо извест¬
ны, может быть, из рассказов самого Игоря. Здесь зада¬
ча автора состоит в смягчении вины инициатора похода.
Подробности опущены. Автор не занимается оправданием
Игоря, а очень умно окружает события поэтическими
красотами, стремясь в то же время показать фатальную
неизбежность трагического конца. Несколько горьких
слов в адрес Игоря все же сказано, но это сделано не от
лица самого автора, а от лица введенных в поэму немцев
и венецианцев, греков и мораван, которые одновременно
прославляют Святослава за разгром Кобяка.
Далее идет главная часть, ради которой все и было
написано, — «златое слово» Святослава, своими доблест¬
ными делами подтвердившего свое право возглавлять
общерусские военные силы. Контуры этой части поэмы
могли формироваться несколько ранее, когда русские си¬
лы противостояли наступавшему Кончаку и вышли на
высокий берег Днепра от устья Стугны до устья Роси.
Тогда Святослав действительно обращался ко многим
князьям, и многие «помощи» пришли «постоять за землю
русскую». Тогда же на этих киевских высотах выявилось
и другое — что князья не ладят между собой, что иные
из них норовят уклониться от общего похода («но розно
им хоботы пашуть...»).
Потребность призыва к единству, возникшая в середи¬
не лета 1185 г., оставалась и в конце этого лета, когда
происходила встреча Игоря со Святославом. Некоторые
адресаты «златого слова» могли находиться тут же, в чер¬
тогах великого князя, от имени которого автор обращался
и к прославленным монархам, широко известным в Евро¬
пе, и к мелким, но суверенным князьям. Такие князья,
как Рюрик Ростиславич и Ярослав Всеволодич, вполне
могли быть в числе первых слушателей поэмы, так как
судьбы Южной Руси и формы помощи Игорю не могли
346

быть решены без их участия и эти князья могли быть
тогда гостями Святослава Всеволодича.
Сила поэтического вдохновения, глубокая мудрость и
понимание общенародных задач прекрасно дополняли
обычные дипломатические документы и речи послов, с ко¬
торыми Святослав мог обратиться к самостоятельным
феодальным властителям Руси. В списках или устной пе¬
редаче крылатые слова поэмы должны были быстро обле¬
теть десятки городов, и это в особенности относится к
личным обращениям к поименованным в «златом слове»
князьям.
Итак, «златое слово» — это облеченное в поэтичес-
скую форму дипломатическое обращение великого князя
с просьбой оказать помощь Игорю, то есть прямой ответ
на главный вопрос гостя-просителя.
Автору поэмы нужно было дополнительно убеждать
свою аудиторию в опасности усобиц, княжеских раздоров
и использования половцев в качестве кондотьеров. Следу¬
ющий раздел посвящен историческим ссылкам на собы¬
тия XI в. Не подлежит сомнению, что автор рассчитывал
на очень знающих слушателей, которые с полуслова по¬
нимали его намеки, хорошо знали исторических лиц и
события столетней давности. Поэт был чужд придворного
раболепства и в интересах объективности и большой об¬
щенародной патриотической идеи смело выступил в этом
разделе против Олега Святославича, приходившегося род¬
ным дедом главным героям «Слова» (Святославу Киев¬
скому, Игорю и Всеволоду). Зато «великого и грозного»
Святослава поэт приравнял к самому великому Владими¬
ру Мономаху.
После смелых и ярких исторических экскурсов, гово¬
ривших о судьбах всей Руси, поэт снова вернул внимание
своих слушателей к делам текущих дней, к судьбе своего
сегодняшнего героя — Игоря.
Осенью 1185 г. судьбы Руси воплощались в Игоре и
его беззащитном княжестве. Многое зависело от того, по¬
лучит ли помощь провинившийся князь, пошлют ли на
юго-восток взамен погибших путивлян и курян другие
князья своих воев или несчастная Северщина будет
оставаться распахнутыми воротами враждебного Поля?
Сойдутся ли к Киеву галицкие или суздальские войска
оборонять Русь и наступать на степняков?
И вот для того, чтобы вернуть слушателей из далекой
старины к современности, чтобы несколько ослабить их
347

естественную антипатию к Игорю, автор вводит в поэму
бессмертные строки о муже и жене, разделенных много¬
верстной чужой степью. Жена томится неизвестностью в
пограничном городе, она выходит на крепостные стены и,
как Андромаха, молит богов спасти ее мужа в далекой
стране. А слушатели знают, хорошо знают, что этот го¬
род вскоре оказался в кольце половецких войск, что его
заборола, где плакала Ярославна, пылали в огне, и это
усиливает драматизм положения героини.
Поэт переносит слушателей на другой конец степи:
там князь-пленник совершает дерзкий побег, на коне и
пешком, каждую минуту рискуя быть окруженным пого¬
ней, он ускользает от разъяренных Кончака и Гзака и на¬
ходит ту единственную дорогу, которая укрыла, уберегла
его и позволила увидеть родную землю. Своей смелостью
Игорь как бы склонил судьбу снова на свою сторону.
Заканчивая, певец как бы напутствует Игоря, спуска¬
ющегося с киевских гор, и провозглашает славу ему и
здравицу тем князьям и воинам, которые защищают рус¬
ский народ от «поганых полков». Снова конкретное, отно¬
сящееся к князю Игорю, сплетено с общим, общерусским,
подчинено ему.
На исполнение «Слова о полку Игореве» певцу потре¬
бовалось времени, вероятно, всего около часа, но сколь¬
ко высказано мыслей, сколько вкраплено драгоценных
поэтических образов, сколько широких полотен нарисова¬
но гениальным художником!
Единство действий, очевидно, было выработано: ни
в оставшуюся половину 1185 г., ни в 1186 г. половцы не
рисковали напасть ни на Русь вообще, ни на Северскую
землю. В этом была заслуга Святослава Киевского и Рю¬
рика, руководивших практической стороной дела, и, по
всей вероятности, безымянного поэта, автора «Слова о
полку Игореве», написавшего свою поэму, как надо ду¬
мать, в августе 1185 г., когда Кончак был еще полон сил
и призыв к единству был жизненно необходим всей Руси.
«Слово о полку Игореве» как патриотическое воззва¬
ние не утратило своего значения и в последующие годы:
1187 «В то же лето воева Концак по Реи с половци.
Посемь же почаша часто воевати по Реи (и) в Чер-
ниговьской волости».
Но снова Святослав «сославъся с Рюриком, сватом своим,
и сдумаста ити на Половце». Киевский князь собрал тре¬
348

тий по счету поход на Снепород, но на этот раз брат его
Ярослав повторил недостойный поступок Давыда в 1185 г.:
оказавшись за полдня от половецких зимовий, Ярослав
повернул коней. Рюрик упрашивал Ярослава: «Брате,
кланяютися — ты мене деля пойди до полуднья, а яз те¬
бе деля еду 10 днев». Ярослав ссылался на то, что полк
его пеш «и бысть межи ими распря».
В этих условиях «Слово о полку Игореве» продолжало
звучать с прежней силой. Написанное по поводу ситуа¬
ции одного года, оно на многих исторических примерах
обнажало сущность «княжьего непособия», крамол и ссор,
пользуясь которыми «погании со всех стран прихождаху
с победами на землю Рускую». Русская действитель¬
ность XII в. с ее непрекращающимися усобицами делала
«Слово» постоянно действенным, вечно живым, всегда
нужным всему русскому народу.
Дальнейшие судьбы героев «Слова»
После напряженных событий 1185 г., вызвавших к
жизни великую поэму, наблюдается некоторое затишье в
русско-половецкой вражде. Главная цель «Слова о полку
Игореве» — общая оборона русских рубежей — была до¬
стигнута, но княжьи распри, крамолы и усобицы не
могли, разумеется, исчезнуть в результате гневного
осуждения.
Бросим общий взгляд на события в Русской земле за
те два-три десятка лет, когда еще продолжали действо¬
вать герои «златого слова», помощь которых так была
нужна на южных рубежах Руси.
Первым ушел из жизни самый молодой из названных
в «Слове» владетельных князей — Владимир Глебович
Переяславский, зять Ярослава Черниговского. Из-за
оплошности Игоря он в 1185 г. сдерживал превосходящие
силы Кончака, получил во время вылазки три «смертных
раны». Несмотря на это, он принял участие в форсиро¬
ванном походе «изъездом» в 1187 г. и даже возглавлял
черноклобуцкую конницу, «зане бе мужь бодр и дерзок и
крепок на рати». Но во время тяжелого похода в весен¬
нюю распутицу князь Владимир Глебович разболелся;
на походных носилках его довезли до Переяславля, где он
и скончался 18 апреля 1187 г.
И плакашася по немь вси переяславци, бе бо любя
дружину... бе бо князь добр и крепок на рати и
349

мужьством крепком показался и всякими доброде-
телми наполнен. О нем же Украина много постона
(стб. 653).
Осенью этого же года опустел галицкий «златокован-
ный стол» — скончался 1 октября 1187 г. князь Ярослав
Осмомысл, тесть Игоря, заслуживший такую восторжен¬
ную характеристику автора «Слова». Летописец повторяет
в значительной мере этот панегирик Ярославу Галицкому,
говоря о его умелом управлении государством и войском.
Если смерть Владимира Переяславского не внесла су¬
щественных изменений в общерусскую жизнь, то смерть
Ярослава Галицкого внесла большую сумятицу, так как
началась длительная война за галицкое наследство.
Ярослав, умирая, передал престол не законному сыну
Владимиру от княгини Ольги Юрьевны (дочери Юрия
Долгорукого), а сыну своей любовницы Настасьи, сожжеп-
ной на костре галицкими боярами. На смертном одре
Осмомысл созвал бояр всего княжества и духовенство
(«соборы») и заставил их присягнуть своему любимцу
Олегу «Наетасьичу». Бояре присягнули, а после смерти
кпязя выгнали Олега и возвели Владимира; Олег бежал
к великому князю Рюрику Ростиславичу. В дела Галиц¬
кой земли стал вмешиваться венгерский король Бела II,
тайно сговорившийся потом со Святославом Всеволодичем
Киевским.
Отношения между князьями-соправителями, Святосла¬
вом и Рюриком, стали портиться; обнаруживалось «не»
любье» между ними.
Рюрик в этих новых условиях начал искать новых
союзников. Показателем союзов являлись браки юных
княжичей и княжен, заключаемые с политической целью.
В 1188 г. Рюрик выдал свою дочь Ярославу за двенадца¬
тилетнего среднего сына Игоря — Святослава. Этот союз
был явно направлен против Святослава Киевского, так
как он оказывался теперь зажатым с двух сторон: Рю¬
риком с юга (земли Черного Клобука) и Игорем с юго-
востока. В этом же 1188 г. совершается еще один брак
по расчету: Рюрик женит своего сына Ростислава на
восьмилетней (!) дочери Всеволода Большое Гнездо.
За девочкой-невестой поехало из Киева большое посоль¬
ство. Всеволод отпустил дочь с богатым приданым:
Да по ней многое множьство бес числа злата и
сребра. А сваты подари велики дары и с великою
350

честью отпусти. Еха же по милое своей дочери до
трех станов и плакася по ней отець и мати, занеже
бе мила има и млада сущи осми лет. Створи же
Рюрик Ростиславу велми силну свадьбу, ака же
несть бывала в Руси и быша на свадбе князи мно-
зи, за 20 князей... (стб. 658).
Ничто не мешает нам предположить, что на этой ко¬
ролевской свадьбе 25 сентября 1188 г. в таком необыч¬
ном многолюдстве могло исполняться «Слово о полку Иго¬
реве». Потребность в поэме, направленной против «княжь¬
его непособия», была несомненная, так как у всех были
свежи в памяти как трусливое бегство Давыда Ростисла-
вича в 1185 г., так и отказ от похода Ярослава Черни¬
говского, происшедший всего за полгода до этой свадьбы.
На белгородском свадебном съезде должпы были присут¬
ствовать в числе 20 князей многие герои «Слова о полку
Игореве». Почти несомненно здесь должен был быть сам
Игорь, на той я^е неделе взявший в снохи дочь Рюрика.
«Тогда же приде Володимер (Игоревич) с Коньчаков-
ною...», «соколич, опутанный красною девицею» в поло¬
вецком плену.
Зимою 1188/89 г. Святослав и Рюрик организовали но¬
вый поход на половцев за Днепр, но половцы откочевали
к Дунаю «и не бе их дома в вежах своих».
Далее на первое место выдвигается борьба за Галич, и
здесь обрисовывается более четко фигура «буего» Романа
Мстиславича. Его летописец, фрагменты творчества кото¬
рого свидетельствуют о большом поэтическом даровании
(отрывок о траве емшан), очернил перед потомками со¬
перника своего князя Владимира Ярославича Галицкого.
Либретто оперы Бородина «Князь Игорь» следует харак¬
теристике этого пристрастного летописца («бе бо любез-
нив питию многому»), и в опере Владимир Галицкий,
проживавший накануне похода 1185 г. в гостях у Игоря
и Ярославны (его сестры), показан честолюбивым эпи¬
курейцем. Судьба его была тяжела; много раз при жизни
отца ему приходилось изгоем покидать Галич, уходить
то в Польшу, то в Смоленск, то к родному дяде Всево¬
лоду в Суздаль. Овладев Галичем, Владимир скоро поте¬
рял его из-за дерзости Романа и вероломства венгерского
короля, засадившего незадачливого галицкого князя на
вершину одной из башен королевского замка, откуда
Владимир бежал, изрезав шатер и свив из него веревки.
Роман Мстиславич при поддержке своего тестя Рюри¬
351

ка пытался вернуть себе Галич, но неудачно. В это время
Святослав Киевский начал тайные переговоры с венгер¬
ским королем, желая получить от него Галич. Тайное
стало явным, Рюрик узнал о неблаговидных действи¬
ях своего старшего соправителя, и «бывши распре
мнозе».
В конце концов князья-соправители отправились со¬
вместно в поход отвоевывать Галич у иноплеменников.
По дороге Святослав вспомнил свои мечты 1180 г. («Рю¬
рика выжену из земле и прииму един власть Рускую...»)
и предложил Рюрику Галич, «а собе хотяшеть всей Рус-
кой земли около Кыева». Рюрик же не хотел ни ли¬
шиться своих огромных владений в Руси, ни «поделити-
ся Галичом». Большое войско повернуло к домам. В это
время Владимир Галицкий бежал из Венгрии к Фридриху
Барбароссе, который, узнав о том, что Владимир — род¬
ной племянник могущественного Всеволода Большое
Гнездо, оказал ему поддержку. Помог ему и Казимир
Польский. В августе 1189 г. Владимир Ярославич прочно
вокняжился в Галиче, а Всеволод договорился со всеми
русскими князьями и с Казимиром о том, чтобы никто
не воевал против его «сестричича».
1190 год был последним годом, когда в Киевской зем¬
ле худой мир еще не перерос в добрую ссору.
Возможно, что именно в это время при дворе Рюрика
двумя летописцами, киевлянином и галичанином, и был
завершен большой летописный свод, включивший в себя
специально написанную «Повесть о походе Игоря
в 1185 г.» и ряд доброжелательных сведений о Владими¬
ре Галицком. Все это вполне в духе тех новых союзов,
которые заключил Рюрик в 1188 г.: союз с самим Игорем
объяснил написание особой «Повести», еще более благо¬
желательной к Игорю, чем «Слово о полку Игореве»
1185 г. Союз с Всеволодом объяснял хорошее отношение
к его племяннику (шурину и другу Игоря) Владимиру
Галицкому.
Отношения со Святославом Всеволодичем оставались
вполне пристойными. Рассказ Рюриковой летописи о кня¬
жеской охоте осенью 1190 г. выглядит как концовка ле¬
тописи:
Того же лета Святослав с сватом своим с Рюриком
утишивъша землю Рускую и Половци примириша
в волю свою и сдумавша и идоста на ловы по
Днепрю в лодьях на устии Тясмени. И ту ловы де-
352

Одежда русского князя XI—XII вв.
Св. Борис (Синодальная рукопись).
23 Злато слово

явша и обловишася множеством зверей и тако на-
глумистася и во любви дребыста и во весельи по
вся дни и возвратишася восвояси.
* * *
В 1190-е годы из двух киевских князей-соправителей
на первое место выдвигается Рюрик Ростиславич, а Свя¬
тослав делает несколько ложных шагов, тщательно фик¬
сируемых летописцем Рюрика. Так, Святослав осенью же
1190 г. захватил по доносу («по обаде») знаменитого
хана Черных Клобуков Кунтувдея (Кондувдыя). Рюрик
уговорил отпустить его, но оскорбленный хан ушел в По¬
ловцы, «поча их водити, подътыча на воевание» против
Руси. Рюрик просил Святослава участвовать в обороне
русских границ, но Святослав, занятый тяжбой со Смо¬
ленском, уехал на левый берег и там собрал своих васса¬
лов, чтобы обдумать смоленские дела.
Рюрик вернул Святославу старые крестные грамоты
«Романова ряда», то есть договор о дуумвирате 1176 г.,
и дело едва не дошло до полного разрыва.
Весной 1191 г. инициаторами борьбы с половцами
стали Черные Клобуки; их «лепшие мужи» уговорили
Ростислава Рюриковича напасть на половцев. Торческие
бояре мотивировали свое предложение тем, что «отець
твой далече есть. Та ко Святославу безлепа не слем —
ныне до нас не добр про Кунтувдея». Ростиславу уда¬
лось разбить большие силы половцев на р. Ивле. Этой
же зимой Кунтувдей напал на берега Роси, но был отра¬
жен. В 1191 г. Игорь дважды ходил на половцев, дойдя
до Оскола. Половцы были оповещены, успели пустить
свои кибитки назад и соединить силы. На этот раз Игорь
не остался ночевать в степи, а, увидав превосходящие си¬
лы, «заложивъшеся нощью, идоша прочь. Половцы же
осветивъшеся и не узреша их и гонившеся по них и не
постигоша их». Повторилась ситуация 10 мая 1185 г.,
но Игорь сумел ночью увести войска в целости.
В 1192 г. Черные Клобуки, «поганые толковины», от¬
казались повиноваться Святославу и под тем предлогом,
что среди половцев много их сватов, «не восхотеша ехати
за Днепр».
Рюрик пригласил опального Кунтувдея и дал ему го¬
род на р. Роси, чем сразу успокоил и торков и по¬
ловцев.
В 1193 г. Рюрик и Святослав снова резко разошлись
354

из-за обороны Руси. Рюрик хотел мира с половцами, а
так как по вине Святослава мир стал невозможен, Рю¬
рик стал заботиться о защите.
«Се, брате, — писал он Святославу, — мира еси не
улюбил, а нам уже нелзе не доспешным быти.
А, брате, подумаемь о земли своей: хочемь ли учи-
нити путь на зиму, а тако же ны яви — ать яз
повелю дружине своей доспешным быти и братьи
своей. Пакы ли хочешь своея земле стеречи — а
тако же ны повежь!» (стб. 676).
Святослав от похода отказался («зане в земле нашей
жито не родилося бяше ныне»), но и стеречь Русь в от¬
сутствие Рюрика тоже не захотел. Снова возникло «не-
любье». Снова поход на половцев организовал Ростислав
Рюрикович, собравший Черных Клобуков и разбивший
половцев на той же Ивле. Был взят большой полон: доб¬
рые мужи, колодники, кони, скот, челядь. Молодой побе¬
дитель со своей тринадцатилетней женой Верхуславой
отправился с подарками («сайгатами») к отцу в Овруч,
к дяде в Смоленск и оттуда к тестю Всеволоду во Вла-
димир-на-Клязьме, где они прогостили всю зиму.
25 июля 1194 г. в Киеве скончался на восьмом десят¬
ке великий князь Святослав Всеволодич, прокняживший
на великом княжении с небольшим перерывом 18 лет.
Последним известием, дошедшим до сознания уми¬
равшего князя, было сообщение о прибытии свадебного
посольства от византийского императора за внучкой Свя¬
тослава Евфимией Глебовной.
Рюрик Ростиславич стал единоличным правителем Ру¬
си. На следующий год в Киев приехал из Смоленска брат
Рюрика Давыд, и они вдвоем на русальной неделе «ряды
вся уконча о Руской земле и о братьи своей, о Володи-
мере племени».
В 1195 г. началась вражда между Рюриком и Всево¬
лодом Большое Гнездо. Всеволод просил у Рюрика ту
волость, которую Рюрик как великий князь выделил сво¬
ему зятю Роману Мстиславичу Волынскому. Речь шла
о важнейших городах в Черном Клобуке: Торческе, Тре¬
пеле, Корсуни, Богуславле и Каневе. Отношения обостри¬
лись: «И бысть межи ими распря велика и речи и хоте-
ша межи собою возстати на рать». Рюрик уступил, но
этим восстановил против себя Романа. Роман вошел
в союз с Ярославом Черниговским, «поводя его в Киев, на
23*
355

тестя своего». Так началась десятилетняя вражда Рюри¬
ка и Романа, повлекшая за собой большие беды для мно¬
гих земель и особенно для Киева.
К концу XII в. один за другим стали сходить в мо¬
гилу видные герои «Слова о полку Игореве».
В мае 1196 г. скончался Буй-Тур Всеволод Святосла¬
вич, который был «во Олговичех всих удалее рожаемь и
воспитаемь и возрастом и всею добротою и мужественою
доблестью». Он был похоронен в Благовещенской церкви
в Чернигове, на берегу Стрижня. В 1946—1947 гг. автор
этой книги вел раскопки фундаментов этой церкви. Ар¬
хеологам открылась великолепная постройка 1186 г. с мо¬
заичным полом, украшенным изображением сада с пав¬
линами. На юг от алтаря находилась гробница XII в.,
принадлежавшая, по всей вероятности, Всеволоду.
23 апреля 1197 г. в Смоленске в возрасте 57 лет умер
Давыд Ростиславич. Льстивый церковник (очевидно, ки¬
евский игумен Моисей Выдубицкий) написал необычай¬
но хвалебный некролог брату великого князя, где вопре¬
ки действительности говорил о том, что умерший «бе бо
крепок на рати, всегда бо тосняшеться на великая дела».
В 1198 г. сошел со сцены Ярослав Всеволодович
Черниговский. Главою всех Ольговичей и черниговским
великим князем стал Игорь Святославич.
Всеволод Большое Гнездо, которому Рюрик отказал
в его притязаниях на киевские города, продвинулся
в 1198 г. со своими войсками далеко на юго-запад от
своего княжества, на Дон, и здесь ходил по половецким
зимовищам «возле Дон», но потом возвратился в свой
Владимир.
Тринадцатое столетие началось грандиозной усобицей
между Рюриком и Романом. Рюрик привел в Киев сво¬
их союзников Ольговичей, то есть Игоря и его левобереж¬
ных вассалов. Роман, узнав об этом, двинул свои полки.
Черные Клобуки, давно уже недовольные Рюриком,
увлекавшимся своими домениальными делами, отступи¬
ли от него к Роману.
«Такоже и изо всех тех градов Киевских вси людие
отступиша к великому князю Галичскому Роману»
(Никоновская летопись, 1201 г.).
Киевляне отворили ворота Роману, и он без боя въехал
в столицу. Игорь вернулся в Чернигов, Рюрик — в свой
Овруч, а великим князем киевским стал один из неза¬
356

метных героев «Слова о полку Игореве» — Ингварь Яро¬
славич.
В 1202 г. в Чернигове умер великий князь Игорь Свя¬
тославич. Погребен он в древнейшем русском храме —
Спасо-Преображенском соборе Чернигова.
В январе следующего, 1203 г. изгнанный из Киева
Рюрик, соединившись с Ольговичами «и всю Половец¬
кую землю подъя», взял Киев и подверг его неслыхан¬
ному пожару и разграблению.
И створися велико зло в Рустей земли, якого же
зла не было от крещенья над Кыевом. Напасти бы¬
ли и взятья — не якоже ныне зло се стася: не
токмо одино Подолье взяша и пожгоша, ино Гору
взяша и митрополью святую Софью разграбиша и
Десятиньную святую богородицю разграбиша и ма-
настыри все и иконы одраша... (ЛЛ, с. 397).
Художник Радзивилловской летописи красочно и живо
изобразил в своих миниатюрах разгром Киева Рюриком
2 января 1203 г.
Вскоре Ромап осадил Рюрика в его домениальном
городе Овруче и вынудил его отойти от Ольговичей. Зи¬
мою 1204/05 г. русские князья дружно ходили на полов¬
цев и победили их. На обратном пути в Треполе состоя¬
лось «мироположение в волостех — кто како терпел за
Рускую землю». Кончилось это мироположение почти
так же, как сто лет назад Любечский съезд: Роман за¬
хватил Рюрика со всей семьей. Самого Рюрика, его жену
и дочь (свою бывшую жену) Роман постриг в монахини,
а сыновей Рюрика пленил.
В руках Романа Мстиславича ненадолго объединилась
вся Юго-Западная Русь: Волынь, Галич, Киев. Но
в 1205 г., воюя с поляками, Роман нашел смерть на бе¬
регу Вислы, и Рюрик, сбросив монашеское платье, стал
снова великим князем киевским. Теперь, после смерти
Романа Галицкого, снова возгорелась война за галицкое
наследство. Дважды шли полки на Галич из Киевской
земли. Первый поход был неудачен, а второй завершился
большими переменами: на первые места вышли Ольгови-
чи. Старший из Ольговичей, Всеволод Рыжий («Черм-
ный»), сел в Киеве, а сын Игоря и зять Кончака Вла¬
димир получил приглашение бояр сесть в Галиче. Сын
Всеволода Большое Гнездо Ярослав Переяславский тоже
скакал в Галич, но опоздал — Владимир Игоревич при¬
357

скакал туда на три дня раньше. Впрочем, напрасно то¬
ропился Владимир Игоревич в буйный Галич, где бояре
круто и жестоко расправлялись со своими князьями.
В 1208 г. галицкие бояре, державшие сторону венгерско¬
го короля, повесили Владимира и его братьев. Город, где
княжил их дед Ярослав Осмомысл, город, в котором ро¬
дилась их мать, оказался гибельным для Игоревичей.
Вернемся к 1205“ 1206 гг. Рюрик Ростиславич, «ви¬
дев свое непогодье», удалился в Овруч, а Ростислав за¬
нял Вышгород, выгнав оттуда Ярослава Владимировича,
князя, знаменитого тем, что ему написал свое «Слово»
Даниил Заточник.
Последующие годы Рюрик продолжал бороться с Оль-
говичами за Киев с переменным успехом. Он умер
в 1211 г. в Киеве, «не име покоя ниоткуду, зане сам пи¬
тию многу вдашеся, женами водим бе, мало о устрое
земном прилежа и тиуны его много зла творяху. Сего
деля и киевляном вмале любим бе» (В. Н. Татищев). Ве¬
ликим князем киевским стал сын «грозного» Святослава
Всеволод Чермный.
Последним из крупных фигур «Слова о полку Игоре¬
ве» ушел из жизни Всеволод Большое Гнездо (1212 г.);
он так и не собрался за четверть века прилететь в Киев
«отня злата стола поблюсти», довольствуясь Переяслав-
лем-Русским, где сидел его сын, отдельными городками и
номинальным старейшинством во Владимировом племени,
как двоюродный дядя Рюрика и дед Романа.
При дворе Всеволода был создан роскошный иллю¬
стрированный летописный свод 1212 г., послуживший
оригиналом миниатюр Радзивилловской летописи, донес¬
ших до нас живые картины больших и малых дел тог¬
дашней Руси. Художник, создававший рисунки, очевид¬
но, находился под гипнозом «Слова о полку Игореве»,
поэтому не пожалел пергамена и красок для этого пе¬
чального события и графически воспроизвел на страницах
летописи яркие образы, созданные поэтом: Буй-Тур, пры-
щущий стрелами, князь, вступающий во злат стремень...
Всеволод оставил Северо-Восточную Русь сильно
окрепшей, застроенной городами. Владимир-Суздальский
стал одним из крупнейших городов Руси; белокаменная
архитектура Владимира, Суздаля, Юрьева всегда сопо¬
ставляется со «Словом о полку Игореве» как «поэмы
в белом вдмне». Однако и здесь остро проявлялись и со¬
циальные конфликты, и кровопролитные княжеские усо¬
бицы. «Большое гнездо» Всеволода втянуло в усобицы
358

и Новгород, и Псков, и далекий Переяславль-Русский, и
Рязань.
Особенно враждовали старший сын Всеволода Кон¬
стантин и его братья Юрий и Ярослав. Константина об¬
виняли в том, что он еще при жизни отца «воздвиже
брови своя со гневом на братию свою» и «нача рать за-
мышляти».
В этих усобицах судьба «большого гнезда» суздаль¬
ских князей тесно переплеталась с теми «тремя Мстисла-
вичами», которых мимоходом помянул автор «Слова
о полку Игореве».
Из всех гипотез, построенных для расшифровки это¬
го, недостаточно ясного указания поэмы, представляется
наиболее убедительной та, которая определяет «всех трех
Мстиславичей» как сыновей Мстислава Ростиславича
Храброго: Владимира, Мстислава Удалого («Удатного»)
и Давыда. Владимир и Давыд были мало заметны на
историческом горизонте и выступали чаще как подруч¬
ные своего брата Мстислава, а Мстислав (возможно, он
был старшим из братьев) прогремел на всю Русь от Нов¬
города до Киева и от Галича до Суздальской земли. По¬
является он близ Треполя, где его полк разбил половцев
еще в 1181 г.; здесь он воюет то с половцами, то с Оль-
говичами (1193, 1203, 1207 гг.). В 1210 г. он становится
князем Новгорода Великого, и в новгородской летописи
за годы 1210—1215-й явно заметны следы его княжеского
летописания, возвышающего князя над свободолюбивыми
новгородцами: «Пришел есмь к вам, слышав насилье от
князь. И жаль ми своея отцины». Это писала рука не
новгородца, а придворного княжеского хрониста.
Мстислав Удалой ставил архиепископа, воевал
с Чудью, брал своим дворянам третью часть завоеванной
дани, но скоро возвратился на юг и стал княжить в Га¬
личе, воюя с венгерским королем и с поляками. Ему до¬
велось испытать и горечь поражения в битве на Калке.
Умер Мстислав Удалой под Киевом в 1227 г. Своих до¬
черей он выдал за Ярослава Всеволодича, Даниила Га¬
лицкого и венгерского королевича. При Мстиславе Мсти-
славиче состоял талантливый книжник Тимофей, успешно
выполнявший сложные дипломатические поручения
(напр. 1226 г.); возможно, что именно этот автор вел
его летопись и составил замечательную повесть о Липец¬
кой битве 1216 г. Мстиславу пришлось принять участие
в междоусобной борьбе сыновей Всеволода Большое
Гнездо на стороне Константина против Юрия и Яросла¬
359

ва (своего зятя). Липецкая битва под Юрьевом Польским
была кульминацией княжеских крамол и распрей. Пре¬
небрегши советом мудрого боярина Творимира, суздаль¬
ские князья начали грандиозную битву, в которой враги
Мстислава потеряли 30 «стягов» (полков) и 100 «труб»
(эскадронов?): «не 10 бо убито, ни 100, но тысяща ты-
сящами, а всех избитых 9000 и 230 и 3 мужа (9233 чел.);
бяше бо слышати крик живых, иже не до смерти убито
и вытие прободеных в Юрьеве городе...»
Эти кровопролитные сражения родных братьев, во¬
влекавшие силы многих княжеств, оставили след в древ¬
ней литературе не только в виде умных и блестящих
летописных повестей (одна из них — из окружения
Мстислава Удалого), но и в той великолепной поэме, ко¬
торая носит название «Слово о погибели Русской земли».
Усобицы между сыновьями Всеволода заставили вла¬
димиро-суздальского книжника вспомнить в эти годы
могучий голос автора «Слова о полку Игореве» и еще раз
пожалеть о том, что «светло-светлую и украсно-украшен-
пую» Русь два столетия разъедает «болезнь» усобиц «от
Великого Ярослава и до Володимера и до нынешнего Яро¬
слава», сына Всеволода.
Герои «Слова о полку Игореве» умерли, а бессмерт¬
ная поэма начала свою новую жизнь: ее вспоминали, пе¬
чалясь об усобицах и княжьих крамолах, к ней обраща¬
лись в величайшем подъеме духа после победы, когда
«чести есмя добыли и славного имени».

Историки уже более двух веков изучают боевое прошлое рус¬
ской армии, эволюцию типов оружия. Однако домонгольскому пе¬
риоду прежде не уделялось должного внимания. В дореволю¬
ционной литературе основное внимание уделялось описанию со¬
хранившихся в Оружейной палате и других коллекциях сабель,
щитов и панцирей XVI—XVII веков.
В советскую эпоху быстрое развитие археологии, повышение
ее технического уровня позволило перейти к изучению домон¬
гольского оружия. Однако и в настоящее время подлинных об¬
разцов известно немного. Найдено и изучено около сотни ме¬
чей, считанные единицы шлемов. Крайне скупо представлены и
другие виды оружия и доспехов. Стремясь воссоздать облик
древнерусского воина, специалисты часто обращаются к произ¬
ведениям живописи — иконам с изображением «святых воинов»,
миниатюрам, помещенным в летопись и изображающим баталь¬
ные сцены. Тщательно изучаются с этой точки зрения и пись¬
менные источники, в первую очередь летописи.
Совсем недавно археологи обнаружили еще один, неожиданный
вид письменных источников — надписи на мечах. Оказалось, что
древние мастера с помощью особой ювелирной техники делали
на клинках надпись. Обычно это было имя оружейника или крат¬
кий девиз. Иногда встречаются символические знаки — кресты,
круги, полумесяцы и даже стилизованные изображения челове¬
ческих фигур. Надписи эти долгое время были невидимы. Дело
в том, что все мечи домонгольского периода дошли до нас после
многих веков пребывания в земле — в курганах и воинских по¬
гребениях, — покрытые толстым слоем ржавчины, лишенные дере¬
вянных деталей рукояти и ножен. Лишь в результате кропотли¬
вой лабораторной работы удается снять ржавчину и добраться
до «потаенной» надписи на мече.
Методику расчистки надписей и прочтения «железной книги»
первыми разработали скандинавские археологи. В нашей стране
работы в этом направлении начались лишь два-три десятилетия
361

тому пазад. Одним из пионеров исследований в этой области стал
советский археолог Анатолий Николаевич Кирпичников.
Изучение надписей показало, что в домонгольской Руси были
широко распространены привозные, главным образом западноев¬
ропейские, мечи. Однако не желая вооружаться только за счет
соседей, которые, кстати сказать, всячески препятствовали ввозу
на Русь всех видов вооружения, русские князья сами наладили
производство мечей. Основой для этого послужил высокий уро¬
вень древнерусского ремесла, и в первую очередь кузнечного и
ювелирного дела. Подпись одного из русских оружейников —
«Людота коваль» — сохранилась на клинке XI века.
Ниже мы публикуем два отрывка из работ А. Н. Кирпични-
кова, посвященных вооружению русского воина XII века и воен¬
ному искусству той эпохи.
А. Н. КИРПИЧНИКОВ
СНАРЯЖЕНИЕ ВСАДНИКА И ВЕРХОВОГО КОНЯ НА РУСИ
В IX-XIII ВВ.
МЕЧИ И САБЛИ IX—XIII ВВ.
...В становлении конного дела Киевского государства
решающую роль сыграли два фактора: выделение дружи¬
ны вследствие феодализации общества и войска и влия¬
ние степных кочевников. В результате комбинированного
воздействия этих и других причин на Руси не позже
X в. возникает боеспособная конная сила, снаряженная
изделиями, типы которых были преимущественно заим¬
ствованы восточными славянами у кочевых и полукоче¬
вых народов юга и юго-востока европейской части СССР.
В результате прямых контактов с евразийскими номада¬
ми * или в качестве их наследия на Русь попали удила
с прямыми или дугообразными псалиями *, округлые
стремена, некоторые наборные узды, полумягкие седла.
Участие оседлых народов в обогащении киевской дружи¬
ны разнообразными всадническими предметами было,
видимо, ограниченным: например, со стороны скандина¬
вов оно выразилось в привнесении таких вещей транспорт¬
ного быта, как ледоходные шипы * и, возможно, «звуча¬
щие» плети *. В целом киевский всадник X в. экипиров¬
кой во многом напоминал своего южного соседа и со¬
временника, хотя и отличался от него подбором оружия
ближнего боя. Зрелость местного ремесла уже на первых
порах проявилась в отборе наиболее рациональных кон¬
струкций удил, стремян и других изделий и участии под¬
готовленных ювелиров в художественной работе наибо¬
362

лее изысканных восточноевропейских сбруйных мастер¬
ских, обслуживавших Северное Причерноморье, Среднее
и Нижнее Поднепровье и другие близлежащие обла¬
сти.
По мере самостоятельного укрепления киевского вой¬
ска восточное влияние ослабевало, а с выделением кон¬
ницы в качестве главного рода войск в снаряжении всад¬
ника происходит ряд существенных преобразований, под¬
час настолько новых, что они кажутся почти не имею¬
щими связи с предшествующим развитием. Между 1000
и 1100 гг. преодолевается и видоизменяется уже сложив¬
шийся набор форм восточного происхождения и созда¬
ются условия для различных новообразований. Внедря¬
ются двухзвенные кольчатые удила, жесткие седла с вы¬
сокими луками, стремена с распрямленной подножкой,
горизонтальные каролингского облика шпоры. Езда
по-восточному при помощи плети все более уступает ев¬
ропейской посадке, связанной с обязательным примене¬
нием шпор.
Явления, проявившиеся в XI в., полное развитие по¬
лучают в XII в., когда Русь уверенно входит в число
передовых в конном отношении европейских стран. В на¬
боре всаднического снаряжения преобладающее место
занимают изделия стандартного массового производства,
такие, как двухзвенные удила, стремена с прямой и
округлой подножкой, кольцевидные подпружные пряж¬
ки, шпоры с дужками полуциркульных или угловатых
очертаний. Кочевническая опасность вовсе не исчезла, но
борются с нею уже не методами подражания, а путем
создания натренированной конной дружины, достаточно
защищенной и в то же время быстрой и маневренной.
Это достигается регулярным разделением кавалеристов на
копейщиков и лучников. Если первые имели массивные
шпоры, стремена с прямой и широкой подножкой, кресло-
седло рыцарского типа — все, что облегчало сильный на¬
пор и устойчивость при таранных сшибах, то вторые, ви¬
димо, пользовались легкими высокими седлами, скруглен¬
ными стременами, облегченными шпорами (или вообще
обходились без последних).
Особый прогресс конского снаряжения наступает
в 1150—1250 гг., когда тактика конных битв достигает
наивысшей для домонгольского времени отточенности, по¬
является конский доспех (прежде всего наголовник) и
темп технического развития по сравнению с раннекиев¬
ским временем существенно убыстряется. По обилию де¬
363

тальных изменений шпор, стремян и других изделий рус¬
ские не только находились в ряду наиболее передовых
европейцев, но кое в чем могли опережать свой век. Не¬
которые из новообразований появляются на Руси пора¬
зительно рано; таковы, например, стремена в форме
стрельчатой арки, шпоры с крупными шипами и пластин¬
чатыми манжетами, шпоры со звездочкой, конские маски
и шейный науз *.
Развитие всаднического снаряжения все более укло¬
нялось в сторону европейского пути, что, однако, не ис¬
ключало его своеобразия. Последнее выражалось в со¬
существовании разных манер езды, в наличии разнообраз¬
ного по качеству и тяжести снаряжения, в контрастном
сочетании тактики легких лучников и бронированных ко¬
пейщиков.
Культ дружинной силы отразился, так сказать, на
идеологическом значении некоторых всаднических вещей.
Золоченые седло, стремя и отчасти узда и шпоры стали
символом ранга, сословного превосходства или вассаль¬
ной зависимости. Возник институт дружинного учениче¬
ства, сопровождавшийся изготовлением детских и юно¬
шеских шпор, стремян и, вероятно, седел.
Цветущее состояние, в котором находилось производ¬
ство, связанное с изготовлением конского убора, было
в сильнейшей мере подорвано монгольским нашествием.
Конница сохранилась, но превратностью обстоятельств
она надолго подпала под всякого рода ориентализирую-
щие влияния. В частности, резко снижается потребность
в шпорах и замедляется темп технических нововведе¬
ний.
Итак, эволюция конского снаряжения IX—XIII вв.
претерпевает, по крайней мере, три значительных превра¬
щения. Первое связано с рождением конницы, второе —
с выдвижением ее в качестве главного рода войск, на¬
конец, третье — с расцветом собственной дружинной си¬
лы. Начав как ученики Востока, русские в конном деле
с течением времени все активнее выступают как евро¬
пейцы, умудренные опытом своего промежуточного поло¬
жения между Востоком и Западом.
Бросается в глаза как разнообразие технических про¬
цессов, так и порожденные ими результаты. Сбруйники,
седельники, шпородельцы и другие русские мастера оси¬
лили поистине титанически трудную задачу — вначале
они копировали кочевнические образцы, затем их посте¬
364

пенно преодолели и вошли в клуб европейского кошгого
рыцарства, не потеряв, однако, при этом своего своеоб¬
разия и «русского обычая». На примере изучения кон¬
ского снаряжения мы ощущаем такое по изменчивости
и кипучести развитие технических процессов, которое
могло быть по плечу только могущественной в конном от¬
ношении державе, какой в действительности и оказалась
раннесредневековая Русь. Вместе с тем древнерусское
конское снаряжение является составной частью евразий¬
ского военно-технического творчества и помогает устано¬
вить, какие преобразования воинских вещей происходи¬
ли в масштабах Старого Света. <...>
Новый этап в развитии форм меча связан с перио¬
дом феодальной раздробленности. ...Удалось зарегистри¬
ровать 75 мечей второй половины XI—XIII вв., из них
типологическому определению поддается только 45. Про-
Надписи на мечах, найденных на дне Днепра.

следим распространение находок и условия, при которых
они обнаружены. Закономерность выявления мечей XII—
XIII вв. иная, чем в более ранний период. Некоторая
часть клинков найдена случайно, очевидно, они были
обронены на «дорогах войны», полях сражений, речных
переправах. Дата их трудно определима. Почти половина
всех мечей (включая клинки неизвестного типа) обнару¬
жена в южнорусских городах, катастрофически погибших
при татаро-монгольском нашествии -(Киев — не менее
8 экз., Княжа Гора — не менее 5, Райки — 10, Городище
'(древний Изяславль) — 6—8) и, следовательно, может
быть датирована археологическим комплексом XII — се¬
рединой XIII в. В курганных древностях XI—XIII вв.
мечи попадаются в виде исключения. Достаточно сказать,
что среди 5877 захоронений, раскопанных в Ленинград¬
ской области Л. К. Ивановским, клинки встречены лишь
в 13 курганах, принадлежавших, видимо, младшим дру¬
жинникам. В 12 случаях меч составлял единственное ору¬
жие, в одном — сопровождался боевым (?) топором.
В курганах простых воинов обычно находят топор или
копье. Редкое нахождение мечей в курганах XI—XIII вв.
объясняется, по-видимому, тем, что для простых горожан
и крестьян меч был слишком дорог и поэтому малодосту¬
пен; более важным средством боя для них являлись копье
и топор.
Распространение христианства привело к постепенно¬
му исчезновению оружия из погребального инвентаря, по¬
этому мечи XI—XII вв. известны хуже, чем мечи X в.
Однако, как заметил М. К. Каргер *, пережиток курган¬
ного обряда — включение меча в состав погребения —
долго держался в быту феодальной знати XI—XII вв. Ме¬
чи, сабли и ножны встречены в христианских погребениях
в храмах Киева, Чернигова, Пскова и Новгорода. Стал¬
киваясь с оружием из знатных христианских захоронений,
можно установить, что языческие традиции сплетались
здесь с новой феодальной военной символикой. Оружие
князей и прославленных героев стали специально выстав¬
лять около гробниц, его стремились сохранить, считали
символом непобедимости. Мемориальное оружие окружа¬
лось особым почетом, как, например, мечи псковских кня¬
зей Всеволода и Довмонта *, находившиеся в Троицком
соборе, или меч князя Бориса *, висевший в спальне Анд¬
рея Боголюбского и позже хранившийся в одной из церк¬
вей Владимира. На Райковецком городище найден меч
типа S, безусловно относящийся к более раннему време¬
366

ни. Длительное сохранение этого оружия, возможно, так-*
же объясняется его особым, «памятным», «реликвийным»
значением.
...В XII в. выработка клинков удешевляется: не встре¬
чается насечка серебром и золотом и орнаментация
чернью по серебру. Довольно редко на рукоятях мечей
XII—XIII вв. обнаруживается платировка серебром.
Бронзовые навершия и перекрестья уступают место же¬
лезным, вместе с этим реже встречаются рельефные орна¬
менты. Навершие делается из одного куска металла. Все
эти изменения наиболее отчетливо проявляются в новых
типах романских мечей, возникших во второй половине
XII — начале XIII в. Появление этих мечей вызвано не
только стремлением удешевить производство, но и обус¬
ловлено общим утяжелением рыцарского вооружения,
усилением его защитных свойств. В истории домонголь¬
ского рубящего оружия известны мечи XII—XIII вв.,
очень длинные (до 120 см) и тяжелые (около 2 кг); и
в этом они превосходят даже образцы IX—X вв. Пере¬
крестье рыцарского меча XII—XIII вв. вытягивается
в длину и достигает 18—20 см (обычная длина пере¬
крестья предшествующего времени — 9—12 см). Длинное
перекрестье лучше предохраняло руку от скользящих
вдоль лезвия ударов противника. Удлинение перекрестья
свидетельствует о зачатках фехтовального искусства (рас¬
цвет которого был далеко впереди) и о появлении приема
отражения мечом вражеского удара (раньше эту функ¬
цию выполнял щит). Обычное для конца X—XII вв. ис¬
кривление перекрестья сменяется в XIII в. его прямоли¬
нейностью. Удобство для захвата рукой создавалось те¬
перь не изогнутостью частей меча, а удлинением стерж¬
ня рукояти с 9—10 см до 12 см и больше. Так возникли
мечи с полуторными рукоятями, а затем и двуручные,
позволявшие нанести более мощный удар. Клинком XII—
XIII вв. могли колоть, но основным назначением меча
вплоть до середины XIII в. по-прежнему оставалась руб¬
ка. В этом смысле боевая функция меча с X по XIII в.
изменилась немного. Достижение рыцарственного XII в.—
тяжелый длинный меч — был прежде всего рубящим. По¬
иски оружия, проникающие сквозь самые плотные до¬
спехи, приводят к созданию примерно в середине и вто¬
рой половине XIII в. колющего клинка. Впервые укол
мечом в бою («прободе») отмечен в Ипатьевской летопк-
367

си под 1255 г. (в невоенных эпизодах укол мечом упомя¬
нут еще в 980 г.). Преобразование клинка в сторону его
заострения затронуло как старые, так и новые формы
романских мечей. Развитие было длительным, и в тече¬
ние почти всего XIII в. рубящий клинок, по-видимому,
сохраняет свое первенствующее значение. Таковы те об¬
щие изменения, которые можно заметить при сопостав¬
лении средневековых мечей.
...Сабли бытуют на Руси приблизительно с X в., они
имеют восточное происхождение, датируются некоторые
экземпляры X—XI вв. Достигнутые результаты невелики,
поэтому история древнерусских сабель в X—XIII вв. тре¬
бует дальнейшей разработки. Считают, например, что на
территории Восточной Европы найдено около 100 ранне¬
средневековых сабель и из них едва ли десятая часть
связывается с Русью. В действительности на древнерус¬
ской территории обнаружено в разные годы 150 сабель
X—XIII вв. (считая целые и обломки), что создает до¬
статочную базу для детальных наблюдений.
Появление и распространение сабель на Руси объяс¬
няется рядом технических и исторических причин. Как
средство борьбы сабля характеризуется рядом особых
свойств. Благодаря изгибу своей полосы и наклону руко¬
яти в сторону лезвия сабля обладает рубяще-режущим
действием. Удар имеет круговой характер, он получается
скользящим и захватывает большую поверхность тела.
«Сравнительная легкость сабельной полосы допускает
быстрые движения руки, пежели тяжелый меч, и, несмот¬
ря на разницу в весе, кривой клинок немногим уступает
прямому в силе удара, если только изгиб его рассчитан
правильно и с соблюдением надлежащего распределения
центров тяжести и удара». Основным назначением сабли
всегда была рубка, но при небольшой кривизне и обою¬
доостром конце она годилась и для укола. По сообщению
письменных источников, саблей в бою секут, но в одном
случае летопись приписывает ей и колющий удар.
Применение сабли требует устойчивости воина (в сед¬
ле и стременах) и представляет ему большую маневрен¬
ность в движениях, позволяющую дальше и вернее дости¬
гать противника. Скорость боя может быть весьма высо¬
кой, при этом целенаправленность удара и поражающие
качества оружия только повышаются. Этим объясняется
неизменная связь сабли и конника; в руках последнего
368

искривленный клинок является значительно более выгод¬
ным и действенным оружием, чем у пехотинца.
В XI—XIII вв. произошли существенные сдвиги
в распространении сабель. Территория, где находят
искривленные клинки, расширилась на север вплоть до
Минска, Новгорода и Суздальского Ополья.
Особую популярность завоевывает сабля у южнорус¬
ских конников. Почти половина всех находок происхо¬
дит из курганов Поросья (во всей Европе, пожалуй, нет
района, археологически столь насыщенного этим оружи¬
ем) и заметная доля из киевских и волынских городов.
Сабли из черноклобуцких могил не отличаются от най¬
денных в близлежащих русских городских центрах. Это
сходство указывает на то, что многие из своих клинков
кочевники-федераты получали, очевидно, от ремесленни¬
ков Киева и городов его округи. Распространение сабель
в первую очередь в лесостепной полосе подтверждают и
письменные источники. 15 раз упоминается этот вид ору¬
жия в летописях и в «Слове о полку Игореве» почти ис¬
ключительно в событиях южнорусской военной истории
(XI—XIII вв.). Саблями борются русские и союзные им
берендеи. Даниил Галицкий, явившийся на помощь уг¬
рам *, имел саблю, украшенную золотом, чем особен¬
но поразил немецких послов. В «Слове о полку Игоре¬
ве» саблей рубят и рассекают половецкие и аварские
шлемы.
Внедрение сабли не привело, однако, к вытеснению
меча (в России паступит это значительно позже, а имен¬
но в XVI в.). Даже в эпоху своего широкого распростра¬
нения в XII—XIII вв. сабля потеснила меч лишь в бли¬
жайших со степью местах. Так, в некоторых киевских и
волынских городах сабель найдено в два-три раза боль¬
ше, чем мечей. В Поднепровье имеются памятники, где
встречены только сабли (Сахновка, Воинская Гребля).
В целом же в русской военной практике (особенно в от¬
ношении северных и центральных областей) в течение
всего домонгольского периода первенство в использова¬
нии, пожалуй, принадлежало мечу, что нашло отражение
и в источниках. Так, в летописных эпизодах меч упомя¬
нут 52 раза, а сабля только 10; на миниатюрах Радзивил-
ловской летописи нарисованы 220 мечей и 144 сабли.
Дело, конечно, не только в цифровых сравнениях. Меч
был более древним европейским оружием, за ним стояло
24 Злато слово
369

преимущество традиции. Меч годился и конному и пе¬
шему.
...Сабля являлась относительно новьш оружием, при¬
том исключительно всадническим; в землях с сильной пе¬
хотой и малоподвижными строями ее применение было
ограниченно. Далее, в XII—XIII вв., наметилось общее
утяжеление воинского снаряжения, одновременно растет
значение средств пехотного сражения. В этих условиях
использование мечей не только не уменьшилось, а скорее
увеличилось; они были лучше, чем сабли, приспособлены
для целей тяжеловооруженной борьбы. Обращение фео¬
дальных дружин к методам конного сражения повлекло
около 1000 г. изменение рукоятей мечей. Определенное
значение имел здесь и сабельный бой. В XIII в., как будет
показано ниже, сабли сами испытали влияние мечей и
стали массивней. Это явление можно объяснить важной
и активной ролью меча, остававшегося в руках средне¬
векового рыцаря могущественным средством нападения
и защиты.
В раннесредневековой Европе существовали две стра¬
ны, очень сходные по применению клинкового оружия.
Это Венгрия и Русь. В этих странах сходство военных и
тактических условий, столкновения с различными при¬
емами борьбы породили одновременное употребление пря¬
мой и искривленной рубящей полосы. Различие состояло
в том, что мадьяры, начав с сабли, пришли к мечу, а
русские, начав с меча, пришли к сабле. Соседство меча и
сабли, возникшее в результате военного и технического
соприкосновения тяжеловооруженного европейца и по¬
движного кочевника, отражает не только взаимодействие
влияний Запада и Востока, но и разнообразие условий
внутренних и внешних войн, условий, требовавших ис¬
пользовать в нужный момент наиболее эффективное ору¬
жие. Этим и было вызвано соперничество мечей и сабель
на Руси, определившее на много столетий вперед свое¬
образие и развитие местного холодного оружия...
Несколько замечаний о боевых ножах и кинжалах.
Большие боевые ножи, или скрамасаксы (9 экз.), обнару¬
жены в богатых погребениях X в. почти всегда вместе
с мечами. По отношению к последним скрамасаксы вы¬
ступают, следовательно, как подсобное, дополнительное
оружие с режуще-колющей функцией. Длина их достига¬
ет 50 см, обычная ширина — 2—3 см. На Руси и в Скан¬
динавии эти ножи носились в ножнах с характерными
городчатыми обоймами с Т-образными прорезями. Скра-
370

масаксы унаследованы от эпохи Меровингов, когда они
являлись типичным оружием франков (в VI—VII вв. кое-
где на севере Европы они даже вытеснили двулезвийные
мечи). На Руси скрамасаксы появились, наверно, вместе
с мечами как западное (или северо-западное) европейское
заимствование. Для X в. это оружие архаично, а в XI в.,
очевидно, вовсе исчезает.
Непременной принадлежностью воина XI—XII вв. был
нож, носился он в чехле у пояса (это видно по погребе¬
ниям). Воинские ножи в большинстве случаев не отли¬
чаются от обычных бытовых. И те и другие были разного
размера, однако всегда меньше, чем скрамасаксы.
Для воина нож являлся универсальным хозяйственным и
походным инструментом. Специально боевые ножи (вклю¬
чая скрамасаксы) изготовлялись, по-видимому,: довольно
редко (возможно, к боевым следует отнести некоторые
ножи длиной свыше 20 см). Можно согласиться с А. В.
Арциховским, который пишет: «Ножи нельзя причислить
к оружию, хотя бы и массовому. Летопись только в по¬
казание неслыханной ожесточенности боя при осаде та¬
тарами Козельска говорит: «Козляне же ножи резахуся
с ними». В таком бою шла в ход вся домашняя утварь.
По летописи, употребление ножей, как правило, связано
не с борьбой организованных масс людей, а с единобор¬
ством богатырей, убийством или увечием поверженного и
безоружного человека. Все известное о тактике сражения
XI—XII вв. тоже не свидетельствует о регулярном бое¬
вом использовании ножей. Не подтверждается такое ис¬
пользование и упоминанием в «Слове о полку Игореве»
засапожников. Эта ссылка в данном контексте подчерки¬
вает отсутствие или недостаток оружия, а само название
«засапожники» указывает всего лишь на ношение ножей
за голенищами сапог в конном передвижении (что архео¬
логически еще не подтверждено).
Нехарактерным оружием домонгольской Руси был и
кинжал. В состав снаряжения европейского, в том числе
и русского, рыцаря кинжал вошел примерно в XIII в.,
что не исключает существования отдельных образцов
(например, найденного в Новгороде) и в более раннюю
пору. Кинжалы закономерно распространились лишь
в эпоху утяжеления вооружения как средство поражения
бронированного противника в тесном бою. Русские кин¬
жалы XIII в. сходны с западноевропейскими; они удли¬
ненно-треугольной формы с изогнутым пластинчатым пе¬
рекрестьем...
24*

Русь открывается в «Слове» как дом, где все знакомо, близко
и дорого. Но есть в нем и иной мир — величавая, бескрайняя,
как море, Степь. Она живет своей особой, таинственной и полной
опасностей жизнью. Это мир немых свидетелей тысячелетий —
курганов, где суслики выкапывают из земли побелевшие кости
древних царей, это край, где зелеными волнами колышется под
ветром ковыль, где звенящая в ушах тишина готова оборваться
тонким посвистом смертоносной стрелы, пущенной бог весть от¬
куда.
Русские люди хорошо знали Восток, встречались с кочевыми
народами не только на поле битвы, но и на оживленных торго¬
вых путях.
Однако культурные связи Древней Руси с Востоком все еще
недостаточно изучены отечественной наукой. Помимо объектив¬
ных трудностей — языкового барьера, узости Источниковой ба¬
зы, — их изучение осложнялось и некоторыми субъективными
причинами. Историкам приходилось считаться с актуальным по¬
литическим звучанием, которое подчас приобретают «дела давно
минувших дней». Известно, что в работах западноевропейских
историков прошлого столетия часто встречается мысль о полной
противоположности исторических судеб России и Европы, об
азиатских корнях русской культуры и государственности. Пред¬
ставление о России как об азиатской державе, якобы угрожаю¬
щей всей европейской цивилизации, служило, да и по сей день
служит, воинственно настроенным западным политикам одним
из «идейных обоснований» непримиримой враждебности к нашей
стране.
Стремясь опровергнуть эти домыслы, русские ученые сосре¬
доточивали основное внимание на общих явлениях в истории
России и Западной Европы, на их культурных связях. В резуль¬
тате разработка «русско-азиатской» проблематики отошла на вто¬
рой план. Лишь в советское время положение заметно измени¬
лось. Появились новые работы, посвященные культурным связям
средневековой Руси с Востоком. Достижения в области изучения
372

культуры современных и древних народов Азии позволили на¬
всегда покончить с отождествлением понятий «азиатский» и «вар¬
варский», «примитивный». Однако история восточных, в особен¬
ности кочевых, «бесписьменных» народов все еще полна загадок
и «белых пятен». Много неясного остается и в наших представ¬
лениях об истории и культуре половцев, этого давно исчезнув¬
шего кочевого народа, сметенного сокрушительным валом монго¬
ло-татарского нашествия. А между тем на протяжении почти
двух столетий —* с середины XI века и до Батыева наше¬
ствия — половцы были основными южными соседями Руси.
Византийские хроники знают половцев под именем «команов».
Это самоназвание, означавшее «светлый», «светло-желтый», «цве¬
та песка». Русские же называли команов «половцами», что по-
древнерусски означает то же самое: «желтый», «цвета соломы».
Восточные авторы именовали половцев «кыпчаками», а все вос¬
точноевропейские степи — «Дешт-и-Кыпчак», то есть «Половец¬
кая степь».
Интересно происхождение половцев. В начале II тысячелетия
нашей эры они обитали в верхнем течении Иртыша и в северо-
западных районах современного Казахстана. Оттуда внезапно,
словно подхваченные неведомым ураганом, они в X—XI веках
устремились на запад. Их передовые отряды, рассеивая и уни¬
чтожая прежних хозяев причерноморских степей печенегов и
торков, уже к середине XI века дошли до Прута и Дуная. Полов¬
цы быстро освоились на новом месте и стали грозной военно¬
политической силой. Их стремительные набеги наводили ужас
на соседние земледельческие народы. Византийский писатель Ев¬
стафий Солунский говорил о половцах: «Это летучие люди, и по¬
этому их нельзя поймать. Они не имеют ни городов, ни сел, от¬
того за ними следует зверство. Не таковы даже коршуны, пло¬
тоядный род и всем ненавистный; таковы разве грифы, которых
благодетельная природа удалила в места необитаемые...»
Однако, ненавидя и презирая половцев, правители Византии,
Грузии, Венгрии, Руси иногда вынуждены были приглашать их
для борьбы с внешними и внутренними врагами. Союзы скреп¬
лялись не только роскошными подарками и многодневными пи¬
рами, но и династическими браками. Случалось, что большие
группы половцев поселялись на территории соседних государств,
переходили к оседлому образу жизни.
О культуре половцев мы имеем лишь отрывочные и доволь¬
но противоречивые сведения. Ее наиболее известными памятни¬
ками стали так называемые «каменные бабы» —* своеобразные
изваяния, установленные на вершинах холмов и курганов в па¬
мять об умерших воинах и героях. Есть сведения, что некогда
перед этими идолами половцы приносили в жертву не только
животных, но и людей.
Как и другие древние народы, половцы имели свои эпические
сказания. Однако содержание этого исчезнувшего эпоса нам не¬
известно. О нем есть лишь косвенные свидетельства в русских
летописях. Этот кочевой народ не успел создать собственной
письменности. Наши небогатые представления о половецком язы¬
ке основаны главным образом на одной старинной рукописи, хра¬
нящейся в Венеции. Это пособие для католических миссионеров,
отправляющихся в Северное Причерноморье. Рукопись написана
в 1303 году и содержит перевод на половецкий язык некоторых
кратких текстов и молитв.
373

Несомненно, половцы в XII столетии быстро шли по пути
исторического прогресса. Они многому научились у русских и
других земледельческих народов, включились в международную
караванную торговлю. Наметилась тенденция к объединению
половецких племен и созданию государства. Монгольское на¬
шествие легло трагическим рубежом в истории Половецкой
степи.
Возвращаясь к «Слову о полку Игореве», следует отметить,
что большинство исследователей отрицает глубокое воздействие
половецкого эпоса и языка на древнерусскую поэму, как, впро¬
чем, и вообще влияние Азии на русскую литературу. По мнению
Д. С. Лихачева, например, «среди всех остальных европейских
литератур древнерусская литература имеет наименьшие связи с
Востоком... Это, несомненно, находится в связи с особой сопро¬
тивляемостью Древней Руси по отношению к Азии». Примени¬
тельно к «Слову» можно говорить лишь об отдельных тюркских
словах, встречающихся в его тексте.
Иногда в научной литературе высказываются и несколько
иные мнения. Так, литературовед А. Н. Робинсон считает, что
«...ближайшим к «Слову о полку Игореве» после древнерусской
традиции был половецкий эпос».
В то время как ученые ищут истину на традиционных путях
познания, нетерпеливая публицистика стремится обогнать нето¬
ропливую науку. Не так давно казахский поэт О. Сулейменов в
своей книге «Аз и Я» упрекнул отечественную историческую на¬
уку в том, что она была и остается несправедливой по отноше¬
нию к кочевым народам, населявшим южнорусские степи в XI—
XII веках. Сулейменов полагает, что кочевники внесли боль¬
шой положительный вклад в русскую историю и культуру той
эпохи.
Особое внимание Сулейменов уделил «Слову о полку Иго¬
реве». По его мнению, «Слово» густо насыщено тюркской лекси¬
кой и символикой. С точки зрения идейной поэму следует рас¬
сматривать как призыв к восстановлению традиционных добро¬
соседских отношений Руси с кочевниками, нарушенных походом
Игоря.
Субъективность многих оценок и утверждений Сулейменова
вызвала резкую критику со стороны историков и филологов.
* * *
Полемика, вызванная работой О. Сулейменова, еще раз по¬
казала необходимость углубленного изучения истории отноше¬
ний Руси и Степи. Не случайно одним из быстро развивающих¬
ся направлений советской археологии является изучение поло¬
вецких древностей.
Одним из крупнейших специалистов в этой области является
доктор исторических наук Светлана Александровна Плетнева,
автор целого ряда научных и научно-популярных работ, посвя¬
щенных кочевникам южнорусских степей. Ниже мы публикуем
ее историко-географический очерк «Половецкая земля». В работе
намечены основные этапы в истории половцев, определены гра¬
ницы их владений. Прослеживается также деление Степи на
«сферы влияния» различных половецких объединений.
Материалы, собранные С. А. Плетневой, свидетельствуют о
374

том, что некоторые половецкие орды («приднепровские половцы»)
кочевали в непосредственной близости от Киева и постоянно
угрожали городу с юга. В борьбе со степной угрозой русские
князья использовали так называемых «диких половцев», часть
которых поселилась в верховьях Южного Буга и создала своего
рода заслон на одном из главных путей половецких набегов
на Киев.
Эти и многие другие наблюдения С. А. Плетневой важны для
понимания исторических событий, о которых рассказывает
«Слово о полку Игореве».
С. А. ПЛЕТНЕВА
ПОЛОВЕЦКАЯ ЗЕМЛЯ
В лето 6563 (1055) г. половецкий хан Блуш впервые
подошел со своей ордой к южной границе Руси. Всево¬
лод Ярославич *, только что разбивший на Суле, у Вои-
ня, большой отряд торков, прижатых половцами к рус¬
скому пограничью, и, видимо, вследствие этой победы
не располагавший достаточными силами для военного от¬
ражения нового нашествия, поспешил заключить мир
с Блушем, и «возвратишася половцы восвояси».
С этого события и началась сложная, полная браков и
битв, набегов и военных союзов совместная двухсотлет¬
няя история двух народов. Достаточно даже поверхност¬
ного знакомства с русской летописью, чтобы убедиться,
насколько тесно сплелись судьбы русских и половцев
в XI-XII вв. <...>
Границы Половецкой земли были крайне неустой¬
чивы. Объясняется это прежде всего экономикой полов¬
цев: кочевые орды с огромными стадами занимали все
удобные для кочевий, слабо защищенные или малозасе¬
ленные земли и держались на них до тех пор, пока бо¬
лее сильный противник не вытеснял их с этих земель.
Поэтому даже границы с земледельческими сильными
феодальными государствами не могли быть постоянны¬
ми: в любое время, когда это представлялось возмож¬
ным, кочевники захватывали окраинные территории, ра¬
зоряли население, сжигали поселки и пригоняли скот на
возделанные поля.
Что же касается соседей-кочевников или соседей, не
имеющих сил противостоять кочевым ордам пограничной
полосы, то здесь границы вообще не существовало. Так
называемый обычай «баранты» (угон скота) вполне мог
375

распространиться в случае победы и ыа землю побежден¬
ных: победитель забирал не только скот, но и вежи и зем¬
ли, расширяя территорию своей орды за счет слабейшего
соседа. Такая территориальная неустойчивость особенно
характерна для кочевников периода военной демократии,
когда земли еще не были поделены между феодалами и
общинниками, кочевья отдельных орд и родов еще только
намечались и размеры их то расширялись, то сжимались
в зависимости от военной силы и способностей возглав¬
лявших их ханов и беков.
Все эти общие рассуждения вполне применимы и
к половцам. География Половецкой земли не была ста¬
бильной. В разные периоды истории ее границы, как
внешняя, так и внутренняя, были различны.
Прежде чем начать исследование Половецкой земли
по выделенным нами хронологическим периодам, вспо¬
мним, какую и чью территорию заняли половцы, подо¬
шедшие в середине XI в. к границам Руси.
Степь с глубокой древности стала обиталищем кочев¬
ников. Складываясь в монгольских, среднеазиатских или
алтайских степях, различные этнические и племенные ко¬
чевнические объединения волнами набегали на широкий
степной берег Черного моря. Эпоха раннего средневековья
началась с приходом в Европу гуннов — с середины IV в.
Развитое средневековье ознаменовалось нашествием на
Восточную Европу новой волны тюркоязычных кочевых
народов — печенегов, торков и половцев. Так называли
их русские. В западных, в частности византийских, источ¬
никах они именуются пацинаками, узами и куманами, а
в восточных (арабских и персидских) — баджнаками,
гузами и кипчаками.
Печенеги в конце IX — самом начале X в. ворвались
в южнорусские степи. Под их ударами окончательно рух¬
нул ослабевший к тому времени Хазарский каганат *.
Экономика и культура полукочевых народов, входивших
в состав Хазарского каганата и заселявших донские сте¬
пи и лесостепи, были полностью уничтожены.
Почти полтора столетия вела Русь постоянную и же¬
стокую борьбу с печенежскими полчищами, всемерно
укрепляя границы и охраняя пограничье от кочевниче¬
ских вторжений. Характерно, что на этом этапе борьбы
с кочевниками русские ограничивались только охраной
границы и постепенным перенесением ее к югу (от Стуг-
ны при Владимире до Роси при Ярославе). Вглубь сте¬
376

пи походов не организовывалось. Даже окончательный
разгром печенегов в 1036 г. Ярославом * произошел под
стенами Киева, во время наступления печенегов на Русь.
Объясняется это, по-видимому, тем, что у печенегов не
было постоянных кочевок. Для них характерен был пер¬
вый, наиболее архаичный способ кочевания — таборный,
как назвал его С. И. Руденко. При этом способе коче¬
вания народ кочует круглый год, передвигаясь по степи
и летом и зимой. При таком образе жизни они были прак¬
тически неуловимы, и поэтому походы в степь теряли
смысл.
То обстоятельство, что в южнорусских степях не из¬
вестно не только ни одного печенежского становища, но
и ни одного могильника, подтверждает полное отсутствие
хотя бы сезонной оседлости у печенегов. Четкое разделе¬
ние территории степного Причерноморья между «коле¬
нами» или ордами печенегов, о котором так подробно
писал в середине X в. Константин Багрянородный *, оче¬
видно, нз мешало печенегам вести внутри каждой тер¬
ритории таборное кочевание. Впрочем, территория каж¬
дого из «колен» достигала в поперечнике примерно 200—
300 км.
Оставшиеся после разгрома под Киевом в Придне¬
провье небольшие орды печенегов влились в занявший
южнорусские степи союз торков (гузов). Эти последние
пробыли в Причерноморье менее 20 лет. Они представ¬
ляли собой северную ветвь мощного Сельджукского союза
тюркоязычных племен, двинувшегося в первой половине
XI в. на запад и юго-запад. Юго-западные гузы — сельд¬
жуки, захватив Переднюю Азию, образовали государство
Сельджукидов. Северные гузы пытались пробиться к се¬
верным границам Византии и поэтому не портили отно¬
шений с лежавшей в стороне от их пути Русью.
За 20 лет пребывания в южнорусских степях торки,
ведшие, как и печенеги, таборное кочевание, особенно ха¬
рактерное для кочевых народов в период завоевания но¬
вых земель, не оставили никаких археологических памят¬
ников. Они буквально прошли по нашим степям. Прав¬
да, женатый на «царице-грекине» Всеволод Ярославич,
видимо, не без подстрекательства Византии «ходил на
торки». Первый раз в 1055 г., когда какая-то орда тор¬
ков, подошедшая к русской границе, была им разгром¬
лена, второй раз в 1060 г. Всеволод с братьями («триум¬
вират» *) «совокупивше воя бещислены... поидоша на ко¬
нях и в лодьях». Характерно, что на этот раз торки
377

Половецкая каменная баба.
уклонились от встречи, —
они просто ушли, «убоявь-
шася, пробегоша», пишет ле¬
тописец и затем удовлетво¬
ренно заключает: «...бог из-
бави крестьяны от нога-
ных».
Торки, как и печенеги,
ушли на запад — в Визан¬
тию. История их бедствий в
Византии блестяще описана
В. Г. Васильевским и
Д. А. Расовским, и мы не
будем здесь останавливаться
на ней. Оставшиеся в степях
Приднепровья сравнительно
небольшие соединения пече¬
негов и торков не могли про¬
тивостоять новой мощной
волне кочевников — полов¬
цам.
У нас нет точных дан¬
ных относительно распро¬
странения половцев в южно-
русских степях в первой по¬
ловине XI в., однако то об¬
стоятельство, что торки и
печенеги вынуждены были
уйти оттуда, свидетельству¬
ет, очевидно, о потере ими
почти всех старых кочевий.
О том, что некоторые из них
остались в степях и при по¬
ловцах, говорят следующие
факты, упомянутые летопис¬
цем. В 1103 г. Владимиру
Мономаху удалось организо¬
вать первый поход на полов¬
цев, в степь, через пороги к
р. Сутин (Молочной). К это¬
му походу мы еще раз вер¬
немся ниже, здесь же он ин¬
тересен нам потому, что на
обратном пути Владимир
где-то в приднепровской сте¬

пи встретил торков и пече¬
негов, взял их вежи и при¬
вел с собой на Русь.
Под 1116 г. в Ипатьев¬
ской летописи сообщается:
«...бишася половцы и с тор¬
ки и с печенегы у Дона».
В результате битвы и те и
другие ушли с Дона «в Русь
к Володимиру».
На этих двух примерах
уже видно, что русские
князья охотно брали бро¬
дивших по степи торков и
печенегов под свое покрови¬
тельство и давали им земли
на пограничье — в Поросье
и под Переяславлем. Уже в
конце XI в. на левом берегу
Рос и появился г. Торческ,
заселенный торками. С на¬
чала XII в. на страницах ле¬
тописи в качестве поросских
вассалов Руси постоянно
упоминаются берендеи (воз¬
можно, отколовшаяся орда
половцев). Русские князья
образовали из этих народов
прочный, хотя и не всегда
верный заслон от половцев.
В середине XII в. все посе¬
лившиеся в Поросье кочев¬
ники образовали союз Чер¬
ных Клобуков. Под этим
именем они и фигурировали
в дальнейшем в летописи.
История образования и раз¬
вития этого нового кочевни¬
ческого объединения являет¬
ся темой специального ис¬
следования. Нам в этой
статье необходимо было
вспомнить историю непо¬
средственных предшествен-
Половецкая каменная баба.

ников половцев в южнорусских степях (торков и печене¬
гов) для того, чтобы яснее представить себе обстановку,
в которой развивались половецкое общество, половецкие
государственные образования в конце XIt XII и начале
XIII в.
* * *
Внутренняя история половцев после захвата ими
восточноевропейской степи разделена нами на четыре
периода. Первый период: середина XI — начало XII в.,
второй период: 20—60-е годы XII в., третий: вторая по¬
ловина XII в., четвертый: конец XII — первые десятиле¬
тия XIII в. (до татаро-монгольского нашествия).
Периодизация половецкой истории обусловливается
двумя факторами: процессами, протекавшими внутри их
общества, и взаимоотношениями половцев с Русью...
...Первый период характеризуется активной наступа¬
тельной политикой половцев, постоянно совершавших гра¬
бительские, причем победоносные, набеги на русское по-
граничье. Конец этого периода знаменуется несколькими
весьма удачными походами Руси на половцев.
Агрессивность половцев в этот период неоднократно
подчеркивается летописцем: «рать велика бяше от поло¬
вец отовсюду» или еще более драматично: «створи бо ся
плач велик у земле нашей, и опустели города наши, и
быхом бегюще и перед враги нашими». Нанеся на карту
все половецкие походы, упомянутые в летописи с указа¬
нием города или земли, подвергшихся нападению,
мы видим, что в подавляющем большинстве слу¬
чаев половцы разоряли пограничные земли Поросья
и Переяславской земли. Только два раза удалось им про¬
рваться к Киеву — разграбить и сжечь монастыри вокруг
пего (1096 г., апрель и июль). Один раз половцы дошли
до Чернигова, но были наголову разбиты там русской
дружиной у г. Сновска (1068 г.). Поражением окончились
и еще два «глубинных» похода половцев к Стародубу
(в «Поучении» Владимир Мономах относит этот поход
примерно к 1080 г.) и к Заречску (1106 г.). Разграбив ок¬
рестности Заречска, половцы с большим полоном начали
отступать в степь, но были настигнуты русскими воево¬
дами Яном и Путятой Вышатичами, Иванко Захарьичем
и Козариным, которые «угонивше половцы до Дуная, по¬
лон отъяша, а половцы иссекаша».
Несмотря на отдельные неудачи, весь период в це¬
380

лом был для половцев, несомненно, победоносным. Поми¬
мо русских земель, половцы грабили и Византийскую им¬
перию. Приглашенные Алексеи Комнином * для помощи
в борьбе против печенегов, разорявших империю, полов¬
цы вывозили оттуда огромные богатства, добытые грабе¬
жами и откупами. Об этом сообщает с большой досадой
Анна Комнин в своей хронике, посвященной жизни от¬
ца — императора Алексея Комнина.
Уже в этот период половцы начали участвовать в вой¬
нах, которые вели русские князья с соседями (с «Ляха¬
ми» в 1092 г.) или друг с другом (1078, 1094, 1097 гг.).
Эти походы, как и византийские, были выгодны половцам
возможностью не только беспрепятственно грабить захва¬
ченные при помощи русских земли, но и брать богатые
откупы от врагов и от союзников.
Агрессивность, стремление к обогащению за счет со¬
седних земледельческих стран, захват чужих территорий
хотя бы под временные кочевки (неопределенность тер¬
ритории кочевания) — все это характеризует половцев
первого периода как кочевников, находившихся на пер¬
вой, таборной стадии кочевания. Характерно, что в сте¬
пях не найдено ни одного половецкого могильника
XI в., что, как мы видели, было типично и для печенеж¬
ских, и особенно для торческих орд, находившихся на
той же, таборной стадии кочевания. Постоянные пере¬
движения больших половецких орд по степи привели
к тому, что русским ни разу не удалось организовать ни
одного похода на них в глубь степи в течение всего XI в.
Ни в одной из летописных записей XI в. нет упоминаний
о половецких кочевьях. По летописи мы знаем, куда хо¬
дили половцы, но ни разу не указывалось, откуда они
пришли. Только по направлению половецких ударов, на¬
целенных в XI в. в большинстве случаев на русские го¬
рода днепровского правобережья или же на западные
страны, можно допустить, что ходили половцы не с да¬
леких донских берегов, а из прилегающих к Руси при¬
днепровских степей.
На карте современных растительных зон хорошо вы¬
деляется огромный (100 км в поперечнике) лесной мас¬
сив, отделяющий на днепровском правобережье степи
от узкой лесостепной полосы, по которой протекает
р. Рось и где в XII в. жили черные клобуки. Этот лес,
несомненно, был прекрасной естественной защитой от
степняков, которые, вероятно, проходили на Поросье
двумя путями — вдоль Днепра и по Забужью, где в лес
381

вдавался широкий степной «язык». Это предположение
о путях половецких нашествий как будто подтверждается
и летописью. Мы видим, что от набегов страдали города,
находившиеся на путях половцев или вблизи от этих
путей. Характерно, что даже в первый период своей ис¬
тории в Восточной Европе, когда половцы стремились
прежде всего к захвату пограничных земель для макси¬
мального расширения своих пастбищ, они все же ходили
в сравнительно далекую Галицко-Волынскую землю. Путь
туда был открыт для них благодаря забужскому степному
коридору, который подводил их прямо к Галицкому кня¬
жеству.
Походы Владимира Мономаха на половцев в начале
XII в. можно объяснить, по-видимому, не только необык¬
новенной энергией и военными и административными та¬
лантами этого князя, но и тем, что к этому времени об¬
становка в степи несколько стабилизировалась и поло¬
вецкие вежи можно было застать на вполне определен¬
ной территории, с которой им даже и в случае опасно¬
сти трудно было куда-либо уйти, так как соседние земли
были заняты вежами и стадами других орд.
В 1103 г. Владимир, Святополк*, Давыд Святосла¬
вич *, Давыд Всеславич *, Мстислав * с дружинами, на ко¬
нях и в ладьях впервые «дерзнули на половцев». Они
вниз по Днепру дошли до Хортичева острова *, встали
в Протолчах и далее уже на конях и пешком четыре дня
углублялись в степь, направляясь к речке Сутень.
К. В. Кудряшов убедительно отождествляет эту речку
с рекой Молочной, впадающей в Азовское море. Разбив
здесь полки половецкие, русские «взяша бо тогда скоты
и овце, и коне, и вельблуды, и веже с добытком и челя¬
дью». Очевидно, на Сутени были захвачены вежи поло¬
вецкой аристократип. Недаром в битве было убито 20 ха¬
нов (в том числе великий хан Урособа, а Белдуз взят
в плен и казнен за то, что «многажды бо ходивше... вое-
вати Русьскую землю»).
Следующий поход на половцев открыл серию сокру¬
шительных походов русских на «Дон» *. В декабре
1109 г. Дмитр Иворович «взя вежи половецкие у Дона».
Через два года, в марте 1111 г., туда же, на «Дон», напра¬
вились Владимир, Святополк, Давыд и Ярослав * с сыно¬
вьями...
...Союз Боняка * с восточными половцами был, по-ви¬
димому, поводом для организации Владимиром Монома-
382

хом походов 1111 и 1116 гг. на «Дон». В результате этих
походов угнанные «за Дон, за Волгу, за Яик» половцы
долго не могли оправиться. Шарукан *, видимо, быстро
умер, а его сын Отрок ушел с ордой «в Обезы» — на
Кавказ.
* * *
Наступил новый период в жизни половцев на южно-
русской равнине. Этот период знаменуется широчайшим
участием кочевников в междоусобных войнах русских
князей. Русские, только что разгромившие половцев на
всех направлениях, вновь помогали им набраться физи¬
ческих и моральных сил.
В этот период, по существу, закончился процесс осво¬
ения половцами южнорусских степей. Расселение полов¬
цев по степям в настоящее время хорошо прослеживается
благодаря каменным статуям. Выше уже говорилось, что
находки наиболее ранних типов статуй сосредоточены
в донецких степях. Статуи следующих — переходных ти¬
пов, помимо этого района, встречаются в Приднепровье,
в Приазовье и в Предкавказье. Видимо, активное освое¬
ние половцами новых территорий началось именно с этих
областей: в Приднепровье (преимущественно на Левобе¬
режье) ставили зимовища орды Бонякидов, а в Предкав¬
казье — откочевавшие туда после разгрома 1111 и
1116 гг. донецкие половцы, подчиненные хану Отроку.
К середине XII в. определились границы собственно
Половецкой земли. Под 1152 г. о них впервые говорит¬
ся в летописи: «...вся Половецкая земли, что же их межи
Волгою и Днепром». <...>
Мы видели, что в первый период половецкие коче¬
вья доходили вплоть до Буга, а Владимир Мономах в по¬
ходе на нижнеднепровских половцев (1103 г.) встретил
по дороге торков и привел их на Русь. В XII в. половцы,
очевидно, отделились от остальных степняков, оставшихся
в Причерноморье (торков и печенегов). Пограничной ре¬
кой между ними стал Ингулец. Западнее его хорошо из¬
вестны погребения и даже могильники половецкого вре¬
мени (черноклобуцких типов), но ни разу не найдено там
ни одной каменной статуи, ни одного половецкого мо¬
гильника. Видимо, это были чужие для половцев степи,
через которые они, правда, могли беспрепятственно про¬
ходить в своих походах на западные страны, но не могли
ставить там свои вежи, а значит, и хоронить в этой чу¬
383

жой земле своих родичей и воздвигать в их честь статуи.
Днепр в записи 1152 г. указан, видимо, не как демар¬
кационная линия, а просто как основная река, протекаю¬
щая по пограничной территории.
Границы Половецкой земли остались неизменными
до конца XII в. В «Слове о полку Игореве» есть отры¬
вок, в котором перечислены почти все пограничные поло¬
вецкие земли, устанавливаемые и по статуям: «Влъзе, и
Поморию, и Посулию, и Сурожу и Корсуню, и тебе,
Тмутороканский блъван». Не указан здесь только Ингу-
лец — западная граница половцев. Зато в одной из лето¬
писных записей конца XII в. (1193 г.) упоминается по¬
ловецкая речка Ивля, на которой были встречены во вре¬
мя одного из походов половецкие «сторожи». К. В. Кудг
ряшов считает Ивлю пограничной рекой и отождествляет
ее вполне убедительно с Ингульцом...
...Вплоть до 60—70-х годов XII в. в степях, по-види¬
мому, не было ни одного крупного политического союза.
Половцы были раздроблены на отдельные орды. Одни из
них — большие и влиятельные — упоминаются в лето-
писях, другие — мелкие или кочующие далеко от рус¬
ских границ — остались нам неизвестными.
Характерно, что во второй период нет на земле Поло¬
вецкой даже удалых и достаточно деятельных ханов. Из¬
редка называет имена ханов русская летопись, причем,
как правило, не врагов Руси, а союзников и родственни¬
ков того или иного русского князя: сваты — два Аепы,
Епиопа, Акаспид (1117 г.), дядья — Тюпрак и Камоса
Осолуковичи (1146 г.), отчим — Башкорд (1159 г.). Из
врагов упоминается все тот же Боняк (1140 г.), его сын
Севенч (1151 г.) и Сантуз, убитый Олегом Святослави¬
чем в 1160 г. <...>
На левом берегу Днепра, в Подонье, севернее основ¬
ной массы половцев, в непосредственной близости к рус¬
ским княжествам, в частности к Рязанскому, обитала ор¬
да диких половцев *. Вполне возможно, что с ними можно
связывать обнаруженные мной на среднем Дону остатки
поселений с древнерусской керамикой и почти без куль¬
турного слоя, что является свидетельством кратковремен¬
ности или сезонности пребывания на этих поселениях на¬
селения.
На одном из этих поселений была обнаружена лепная
типично кочевническая — половецкая керамика. Если эти
поселения действительно принадлежали диким полов¬
цам, то это означает, очевидно, что их орда перешла уже
384

на следующую ступень кочевания — с сезонными кочев¬
ками и ежегодным возвращением на постоянную зимовку.
Впрочем, возможно и иное предположение, а именно:
обнаруженные нами поселения были оставлены бродника-
ми, которые начали упоминаться в летописи с 1147 г. и,
как правило, были в повествовании связаны с какой-ни¬
будь донской ордой (в 1147 г. с Токсобичами, в 1172 г,
с Кончаком и т. п.). Бродники, как и дикие половцы,
были изгоями *, только русскими изгоями, и селились
они, естественно, тоже на русско-половецком пограничье,
на землях, безусловно, близких к диким половцам, коче¬
вавшим на том же пограничье.
Помимо упоминаний о восточных и северо-восточных
связях и походах диких половцев, в летописи несколько
раз говорится о диких половцах, участвовавших в запад¬
ных походах в качестве союзников киевского князя.
В том же 1146 г., когда дикие половцы были упомянуты
в летописи первый раз, они не только подходили к Новго¬
роду * и Корачеву, о чем говорилось выше, но и ходили
на Галич. Во главе этого похода на галичского князя Вла¬
димира стоял киевский князь Всеволод Ольгович * с бра-*
тьями и сыном Святославом. Ясно, что идти на Галич
через все южнорусские степи донские дикие половцы не
могли. Это было бы крайне нецелесообразно. Однако это¬
го, конечно, было бы недостаточно для утверждения о су¬
ществовании еще и правобережных диких половцев.
Рассмотрим следующие, более поздние сообщения. Ко¬
гда умер в 1157 г. Юрий Долгорукий, преемником его
стал черниговский князь Изяслав. Свою деятельность
в качестве великого князя он решил начать с захвата зе¬
мель в Подунавье (на Берлади). Отправившись в поход
из Киева, он дошел до Мунарева (верховья Стугны и Ро¬
си) и «ту ждаше сыновца своего, послал бо и бяше про-
тиву половцем дикым, веля им поехати к собе вборзе».
Далее сообщается, что племянник его Святослав вместе
с половцами пришел к Белгороду и встал на киевском
пути. При этом нет даже упоминания о переправе через
Днепр, о каком-либо днепровском броде. Половцы явно
были правобережные, и находились они поблизости от
Мунарева, из которого Святослав и отправился в их
вежи.
В 1162 г. на Изяслава ополчилось несколько князей:
Мстислав из Владимира-Волынского с галичской помо¬
щью, Рюрик из Торческа с Владимиром Андреевичем, Ва¬
сильком Юрьевичем и с берендеями, коуями, торками и
25 Злато слово
385

печенегами. Встретились и соединились они у Котель-
ницы, то есть опять-таки в районе верховий Стугны и Ро-
си, и оттуда двинулись к Белгороду на Мутижир. Об этом
походе первыми узнали дикие половцы, они «устрегоша
рати» и, поспешив к Изяславу, рассказали о наступающих
на Киев полках. Как могли узнать половцы об этом похо¬
де? Возможно только одно решение: они кочевали на пу¬
ти или поблизости от пути этого войска.
Наконец, в 1195 и 1196 гг. опять упоминаются дикие
половцы — союзники киевского князя Рюрика.
В 1195 г. он «дикыи половци отпусти в вежи своя», а сам
поехал во Вручий. Может быть, эти два события постав¬
лены рядом потому, что оба они касаются западной окра¬
ины Киевского княжества?
Итак, летописные данные позволяют предполагать, что
правобережные дикие половцы размещались на землях
западнее Киевского княжества, а точнее, западнее верхо¬
вий Роси, видимо, в верховьях Южного Буга... Эта груп¬
па половцев кочевала на довольно широкой территории,
контролируя все западные связи Киева и при этом твер¬
до придерживаясь прокиевской ориентации. Кроме того,
их кочевья преграждали путь в Поросье по «бужскому
степному коридору». Характерно, что после того, как по¬
ловцы поселились там, летопись только дважды сообщает
о набегах половцев, прошедших по забужскому пути
в Поросье и на Киевщину (1173 и 1190 гг.). Таким обра¬
зом, дикие половцы, не являясь вассалами киевского кня¬
зя, исполняли в какой-то мере обязанности черных кло¬
буков, будучи своеобразным заслоном Руси от остальных
степняков.
Если установление границ Половецкой земли было
первым существенным изменением географии южнорус¬
ских степей в первой половине XII в., то вторым не ме¬
нее важным явлением было возникновение в степях
сравнительно небольших, но устойчивых объединений
двух типов. К первому относятся обычные для кочевни¬
ков кровнородственные объединения — орды, ко второ¬
му — орды, состоящие из некровнородственных семей и
родов (дикие половцы).
Рыхлые союзы орд (племена) характерны, как и та¬
борное кочевание, для первого периода — периода воен¬
ной демократии. Распадение этих союзов и переход ко
второму способу кочевания (появление устойчивых гра¬
ниц и постоянных зимовищ) означает, очевидно, что по¬
ловцы вступили на новую ступень общественного разви¬
386

тия или находились в этот период на стадии перехода
от патриархально-родового устройства к раннефеодаль¬
ному.
* * *
Третий период половецкой истории характеризуется
своеобразным сближением русских и половцев, выражаю¬
щимся в активном общении их между собой. Общение
принимало самые различные формы — это были взаим¬
ные грабительские набеги, совместные союзнические по¬
ходы, миры и браки.
Как и при рассмотрении походов первого периода,
очень редко удается даже приблизительно наметить, от¬
куда были направлены на Русь удары половцев. Обычно
это устанавливалось по конечным пунктам, на которые
обрушивались удары, а также по князьям, с которыми
сталкивались кочевники. Так, если нападения были со¬
вершены на Черниговское княжество, естественно было
предположить, что направлены они были со стороны дон¬
ских половцев. Если же от половцев страдали Переяс¬
лавль, Посулье, города Поросья или Киева, а защищали
их киевские, переяславские или поросские князья с чер¬
ными клобуками, то, очевидно, можно уверенно говорить
о том, что действовали орды приднепровских полов¬
цев...
...В то время как приднепровские половцы служили
постоянной мишенью для ударов русских и черноклобуц-
ких дружин, донские половцы жили в относительном
спокойствии и безопасности. Летописец говорит всего
о двух походах на донских половцев, причем оба они
кончились неудачно для русских и оба возглавлялись
Игорем Святославичем (1185 и 1191 гг.). Первый — по¬
ход 1185 г., завершившийся небывалым разгромом русско¬
го войска у речки Каялы.
Не будем разбирать подробно путь Игоря в степь.
В настоящее время существует не менее десяти различа¬
ющихся деталями вариантов этого пути. Обычно споры
сосредоточиваются на локализации речек Сальницы и
Каялы. Б. А. Рыбаков в 1971 г. предложил новую вер¬
сию маршрута Игоря Святославича. Он доказывает, что
после Сальницы (район устья Оскола) Игорь двинулся не
на восток — к Тору, как полагает Кудряшов, а в верхо¬
вья Самары, точнее, в междуречье Самары и ее прито¬
ка — речки Бык. Моя разведка в 1970 г. показала, что
25*
387

вто один из самых сухих и безводных участков степи,
а водные источники здесь нередко соленые.
В конце XII в. участок этот был, очевидно, необитаем,
поскольку мы не зафиксировали в этом районе ни одной
каменной статуи, тогда как в каких-нибудь 20—30 км
от него находились крупнейшие скопления их как в При¬
днепровье, так и на Донце. Вот сюда-то, в пустой район,
и заманили половцы Игоря. Вежи, которые Игорь взял
после легкого боя у Сюурлия, были, вероятно, подстав¬
ными. Опьяненные победой, русские полки двинулись
дальше в этот своеобразный «котел», со всех сторон окру¬
женный болотами или сильными половецкими группи¬
ровками: с запада — приднепровскими, с востока —
Кончака и Гзака. Перед боем, 27 апреля, сам Игорь гово¬
рил, «что собрахом на ся землю всю». Гибель русского
войска была неизбежна.
Второй поход Игоря в степь, организованный в 1191 г.,
был направлен на Оскол. Он тоже окончился неудачей.
Несмотря на зимнюю пору, половцы сумели отвести свои
вежи в глубь степи. Русские, увидев перед собой не
вежи и стада, а войско, отошли, не приняв боя.
Рассказ о походе 1185 г. представляет для нас особый
интерес потому, что в нем названы многие орды и роды,
объединенные Кончаком для этой битвы. По-видимому,
большинство их кочевало на берегах Донца и его при¬
токов и входило в «Донской союз». Помимо Гзака с сы¬
ном Романом, соратниками Кончака были Токсобич, Ко-
лобич, Етебич, Тарьтробыч, Торголове, Улашевичи и
Бурчевичи. Некоторые из них уже встречались нам ранее
на страницах летописи. Таковы Токсобичи, которые были
известны еще во второй период половецкой истории, и
Бурчевичи, бывшие одной из самых сильных орд при¬
днепровского объединения.
После победы и дележа добычи и пленных половцы
разошлись «когождо во своя вежа». Локализация этих
веж вряд ли возможна, хотя на Донце, как и на Днепре,
прослеживаются компактные порайонные скоплепия ка¬
менных статуй.
Только благодаря подробному летописному повество¬
ванию о пленении и бегстве Игоря мы знаем, что вежи
Кончака находились на Торе. Игорь, плененный Чилбу-
ком из рода Торголове, был взят на поруки Кончаком и,
раненный, отвезен к нему в вежи. Далее, договариваясь
со своим сообщником Лавором о бегстве, Игорь просил
его переехать с поводным конем «на ону сторону Тора»,
388

Ясно, что вежи стояли на правом берегу этой речки.
В бассейне Тора обнаружено огромное количество поло¬
вецких изваяний XI — начала XIII в. Подавляющее
большинство их относится к интересующему нас перио¬
ду, то есть к концу XII в.
Некоторые из них необычайны по тщательности от¬
делки и художественному мастерству. Можно сказать,
что именно здесь был один из основных центров половец¬
кого каменного искусства.
Кончак, хозяин этого большого района, во второй по¬
ловине XII в. стал самым «популярным» па Руси поло¬
вецким ханом. В записи 1201 г. летописец сообщает крат¬
кую биографию его семьи. После побед Владимира Мо-
иомаха многие половцы оставили места цривычных дон¬
ских кочевий. В их числе был и хан Отрок, ушедший
с ордой в Грузию. После смерти Владимира брат Отро¬
ка — Сырчан послал к нему послов, которые и уговорили
хана вернуться на родину. Из Грузии Отрок привез же¬
ну — царевну Гурандухт и сына от нее, Кончака.
Летописец говорит о Кончаке как о могучем богаты¬
ре, «иже снесе Сулу, пешь ходя, котел нося на плечеву».
В других местах летопись, упоминая о Кончаке, перечис¬
ляет массу бранных эпитетов: треклятый, окаянный, без¬
божный, кощей и пр. Эти-то эпитеты, употреблявшиеся,
кроме Кончака, только в отношении Боняка, и свидетель¬
ствуют о его силе и стремлении постоянно грабить и ра¬
зорять русские княжества.
Мы перечислили уже роды и орды, которые были объ¬
единены Кончаком для битвы с Игорем в 1185 г. В дру¬
гих записях он упоминается «с родом своим» (1172 г.),
с братом Елтуком и двумя сыновьями (1180 г.), в союз в
с лукоморцем Кобяком (1174, 1180 гг.) и с другими ме¬
нее заметными ханами половецкими: Тотуром, Бякобой,
Чугаем, Куначуком богатым (1180 г.), с Глебом Тирпе-
евичем (1183 г.). От его набегов страдали больше всего
Переяславское княжество и Посулье, а с конца 80-х годов
он перенес удары на Русь, грозя уже самому Киеву.
Это обстоятельство, как мне представляется, было сви¬
детельством вновь возродившейся мощи восточных по¬
ловцев, объединенных энергичным и сильным ханом Кон¬
чаком. Поход 1185 г. убедительно доказал всем, что побе¬
доносные глубинные походы на земли этих половцев,
совершавшиеся когда-то Владимиром Мономахом, уже
никогда не повторятся. Сила этого союза стала очевид¬
на, а образование его в Подонье является, пожалуй, са¬
389

мым существенным изменением в политической геогра¬
фии степей XII в.
Русская летопись не дает нам материалов о половец¬
ких группировках, жизнь которых не была непосредствен¬
но связана с Русью. Поэтому об их существовании мы мо¬
жем судить только по археологическим источникам, важ¬
нейшим из которых являются каменные изваяния.
Картографирование их показало, что наибольшее чис¬
ло статуй сосредоточено в степях вдоль северного берега
Таганрогского залива. Совершенно очевидно, что здесь
локализовалось сильное и богатое половецкое объедине¬
ние. В «Слове о полку Игореве» одним из южных рубе¬
жей Половецкой земли названо «Поморие». Возможно, ав¬
тор «Слова» имел в виду этот крупнейший союз, кото¬
рый мы можем, вероятно, условно имеповать «помор¬
ским».
В нижнем течении Донца и частично по Дону обитала
еще одна группа половцев. Она хорошо очерчивается по
материалам каменных статуй. Мы знаем, что на месте
Саркела — Белой Вежи вплоть до середины XII в. нахо¬
дилось зимовище половцев — поселок с глинобитными
домиками. Вблизи Белой Вежи и на Нижнем Дону из¬
вестны погребения половцев. В летописи об этих полов¬
цах говорится дважды. Первый раз под 1116 г.: половцы
бились с торками и печенегами у Белой Вежи, победили
их и, видимо, частично изгнали на Русь, ставши после
этого единоличными хозяевами Подонья, поскольку и
русские обитатели Белой Вежи вынуждены были
в 1117 г. уйти с Дона. Город из форпоста русских в сте¬
пи превратился в половецкое зимовище.
Следующая группа половцев, выделяемая по стату¬
ям, — предкавказская. Она довольно четко локализует¬
ся в Центральном Предкавказье не только по каменным
статуям, но и по курганным материалам, датирующимся
XII—XIII вв. Русские не сталкивались с северокавказ¬
скими половцами, и потому из русских летописей мы ни¬
чего не можем получить для восстановления политиче¬
ской истории этого объединения.
Некоторые сведения по этому вопросу сохранились
в грузинских летописях. Пользуясь этим источником,
3. В. Анчабадзе написал работу о половцах на Северном
Кавказе, в которой приходит к заключению, что они по¬
явились там не позже конца XI в. После походов Влади¬
мира Мономаха в донецкие степи и отступления половцев
количество их в Предкавказье увеличилось. Ясно, что
390

40 тысяч половцев во главе с ханом Отроком хотя и слу¬
жили Давиду *, но кочевали не в Грузии, где не было ши¬
роких степных просторов, а в северокавказских степях.
В Грузии же находилось всего 5 тысяч половецких вои¬
нов — отборная гвардия царя.
Половецких статуй совсем не было в Западном Пред¬
кавказье, Среднем и Нижнем Прикубанье, на Таманском
полуострове. В Тмутаракани, когда ее в начале XII в.
покинули русские, очевидно, оставался какой-то неболь¬
шой половецкий отряд. Тем не менее она для русских ста¬
ла к концу XII в. «землей незнаемой».
Не было половецких статуй, а значит, и их веж на
Керченском полуострове. Однако на основной территории
Крыма их известно сравнительно много. Особенно засе¬
ленным половцами районом были степи восточного Кры¬
ма. О крымчаках упоминает автор «Слова»: вместе
с тмутараканским болваном он перечисляет в числе юж¬
ных рубежей «земли незнаемой» Корсунь (Херсон) и
Сурож (Судак). Для крымских половцев ото крайние
южный и восточный пункты их расселения.
Из-за явной недостаточности письменных свидетельств
о факте пребывания и постоянного кочевания половцев
в Крыму в литературе почти не вспоминают. Между тем
даже в середине XIII в. после утверждения в степях вла¬
сти татар, Сурож — Судак — Солхат назывался «горо¬
дом кипчаков», а Вильгельм Рубрук * в те же годы пи¬
сал, что па огромной (в пять дневных переходов) крым¬
ской равнине, раскинувшейся севернее Керсоны и Сол-
дайи, до прихода татар «жили комаиы и заставляли вы¬
шеупомянутые города... платить дань».
Еще одна половецкая группировка находилась в меж¬
дуречье Дона и Волги. Волга была восточным рубежом
Половецкой земли. Каменные статуи (а значит, и основ¬
ные места кочевок этой группы) встречаются в бассейне
Дона, на Хопре и Медведице, однако были они и на Вол¬
ге, и даже в Заволжье. Судя по тому, что статуй здесь
сравнительно с более западными районами немного, на¬
селенность этой территории была незначительной (в XI—
XII вв.). Об этом же свидетельствует и курганный ма¬
териал: по данным Федорова-Давыдова *, здесь было об¬
наружено всего семь половецких погребений XII в.,
в следующий же период зафиксировано в приволжских
степях около сотни.
Тем не менее половцы ка Волге, вернее в междуречье
Волги и Дона, все же кочевали. Федоров-Давыдов счи¬
391

тает возможным называть это объединение «Саксин», ос¬
новываясь, в частности, на фразе Лаврентьевской летопи¬
си о том, что в 1229 г. саксииы и половцы «возбегоша из
низу к Болгаром перед Татарами». Нам кажется, что ле¬
тописец очень четко отделяет половцев от саксинов. По¬
следние были жителями города, возникшего, вероятно,
на развалинах Итиля, жители его назывались «саксины».
Как в любом другом средневековом городе, окруженном
кочевой степью, состав его жителей был пестрым: там
были и половцы, и гузы» и хазары, и выходцы из мно¬
жества других народов. Впрочем, вопрос о Саксине, как и
вопрос об Итиле, еще ждет своего исследователя. Нам
в приведенной летописной фразе интересно только то, что
в низовьях Волги, поблизости от Саксина, действитель¬
но жили половцы. И возможно, на этих половцев ходили
в поход в 1205 г. князья рязанские и «взяша вежи их».
Итак, изменения в географии Половецкой земли
во второй половине XII в. заключаются в окончательном
оформлении крупных половецких союзов — лукоморско¬
го, приднепровского, донского. В это же время образова¬
лись, вероятно, и другие союзы, о которых не говорится
в летописи, а именно поморский, крымский, предкавказ-
ских, поволжский. Кроме того, к этому же времени от¬
носится и овладение половцами торговыми городами
Крыма и Тамани, которые до этого были русскими и ви¬
зантийскими. Возможно, донские городки Шарукань, Ва¬
лин, Сугров опустели не только из-за разорительных по¬
ходов Владимира Мономаха, но и благодаря тому, что
у половцев появились большие ремесленно-торговые горо¬
да, в которых и оседали выделявшиеся из половецкой
среды ремесленники. Мелкие городки, бывшие к тому же
в опасном соседстве с русской границей, не могли, конеч¬
но, конкурировать с ними.
* * *
В конце 90-х годов XII в. начался четвертый период
половецкой истории в южнорусских степях. Его отличи¬
тельной особенностью является совершенное отсутствие
военных стычек между русскими и половцами. Преобла¬
дающий вид общения, зафиксированный летописью, —
участие половцев в междоусобицах.
Ареной братоубийственных войн накануне татаро-
монгольского нашествия было Галицко-Волынское княже¬
ство. Русские князья, объединенные с половцами, ходили
392

туда в 1202, 1208, 1219, 1226, 1235 гг. Что касается
остальных русских земель, то последний раз половцы
подошли к стенам Киева вместе с князем Изяславом
в 1234 г. Окрестности Киева и Поросье были разорены.
Все эти сообщения интересны для нас потому, что благо¬
даря им становится очевидной, во-первых, нейтральность
донских половцев в тот период относительно русских кня¬
жеств и, во-вторых, возросшая активность западных —
приднепровских половцев.
В последний период половецкой истории, длившийся
до 40-х годов XIII в., в степях произошло трагическое
событие — первое нашествие татар «на землю половец¬
кую». Татары в 1222 г. столкнулись с донскими и, воз¬
можно, приднепровскими половцами, возглавляемыми
Юрием Кончаковичем, названным летописью «больший
всих половец». Половцы не смогли противостоять татаро-
монголам, бежали и «мнози избиени быша до реки Днеп-
ра». Ибн Ал-Асир * и Рашид-ад-Дин * подробно рассказы¬
вают о первой встрече татар с предкавказскими половца¬
ми и соседними с ними аланами *. История эта многократ¬
но прокомментирована современными историками, поэто¬
му я не буду подробно останавливаться на ней. Напомню
только, что первое столкновение закончилось позорным
предательством и отступничеством половцев * и после¬
дующим жестоким разгромом их в своих вежах. Оставши¬
еся в живых половцы «убежали в страну русских, а мон¬
голы зимовали в этой области, сплошь покрытой лугами».
Можно, конечно, этот рассказ совмещать с русским
рассказом о приходе татаро-монголов на русскую землю,
однако мне представляется, что восточные историки го¬
ворят о событиях, предшествующих событиям, описан¬
ным русским летописцем. Они рассказывает о предкав-
казских половцах (кстати, непосредственно соседящих
с аланами), о которых летопись до этого не упоминает
ни разу, поскольку русские не сталкивались с ними.
Описывая эти события под 1224 г., русский летописец
пишет, что после того, как татары пограбили половецкие
кочевья, они ушли в свои вежи. Где были зимой 1223 г.
их вежи? Оба восточных автора пишут, что на землях по¬
ловцев. Эти земли не могли быть на Дону и Днепре, так
как именно они подверглись нападению татаро-монголов,
которые оттуда и ушли в свои вежи. Нам кажется вполне
реальным предположение, что вежи эти располагались
в предкавказских степях, рядом с покоренными уже
аланами.
393

Разбитые татарами половцы пришли на Русь с прось¬
бой помочь им в борьбе против новых кочевников, захва¬
тывающих их земли. При этом они добавляли: «...мы ны¬
не иссечены быхом, а вы наутре иссечени будете». В ре¬
зультате русские князья решили выступить против татар
и в апреле подошли к Днепру, к броду у Протолочи, ко¬
торым неоднократно пользовались в своих прежних по¬
ходах в степь, так как решили встретиться с татарами
на Половецкой земле: «луче ны бы есть прияти я на чу¬
жой земле, нежели на свои». Туда же, к Протолоче, по¬
дошли и половцы — «вся земля Половецкая». Видимо,
в битве участвовали и западные и восточные половецкие
объединения. Недаром, судя по данным Воскресенской
летописи, к ним примкнули даже крайние северо-восточ¬
ные обитатели половецкой степи — бродники.
Перейдя Днепр, русские и половцы встретили сторо¬
жевые разъезды татар и разбили их, а затем, через во¬
семь дней пути, на речке Калке столкнулись с основны¬
ми силами татар. Исследователи помещают Калку в При¬
азовье, полагая, что это один из притоков Калмиуса —
Кальчик. Предположение это вполне согласуется с тем,
что татары зимовали в Предкавказье, а к весне начали
движение на северо-запад, захватывая при этом весен¬
ние кочевья половцев с выгоднейшими рыбцыми азов¬
скими угодьями.
После калкинекого поражепия донские и приднепров¬
ские половцы, возглавляемые Юрием Кончаковичем, по
существу, были уничтожены. Оставшиеся там разрознен¬
ные небольшие орды и роды не играли уже никакой ро¬
ли в истории русских княжеств. Между собой они неред¬
ко жестоко враждовали, о чем есть сообщения в восточ¬
ных источниках, в частности, у Ан-Нувайри, в рассказе
которого говорится о военном столкновении и о кровной
вражде между ордами (группами) Токсоба и Дурут.
О Токсобичах мы знаем, что они кочевали где-то на бере¬
гах средпего Донца, что же касается «племени» Дурут,
то из того же рассказа следует, что ханом его был Котян.
Хан Котян трижды (под 1202, 1226 и 1228 гг.) упоми¬
нается в русской летописи. Все три раза Котян ходит
со своими полками в западные походы, сражаясь с га¬
личанами и ляхами. Последнее обстоятельство может,
по-видимому, служить косвенным доказательством, что
хан Котян кочевал в сравнительной близости от Киева,
скорее всего в приднепровских степях.
Рассказ Ан-Нувайри о Токсобичах и Дурут — един¬
394

ственное свидетельство того, что половцы жили еще
в бассейнах Дона и Днепра после калкинекого разгрома.
В середине 30-х годов XIII в. кончилась власть полов¬
цев над южнорусскими степями. Летопись уже не говорит
о них, но из восточных источников мы знаем об упорной
борьбе половцев с татаро-монголами. Какие-либо подроб¬
ности географии Половецкой земли в то время по пись¬
менным источникам нам неизвестны. Ясно только, что по¬
коренные половцы остались на прежних местах — в сво¬
их кочевьях, войдя в состав Золотой Орды. О перемеще¬
ниях, совершавшихся в половецкой степи в конце XIII и
в XIV в., стало известно благодаря исследованиям
Г. А. Федорова-Давыдова, проследившего на археологи¬
ческом материале откочевку значительного количества
половцев в Поволжье.
Итак, рассмотрев сведения летописи о половцах
в XIII в., мы можем, по-видимому, утверждать, что дон¬
ское объединение половцев, находившееся уже под на¬
следственной, переходившей от отца к сыну (а не по обы¬
чаю левирата — от дяди к племяннику) властью Юрия
Кончаковича, начало уже к 1224 г. складываться в ран¬
нефеодальное кочевническое государство, аналогичное
Хазарскому каганату VIII в. Возможно, что к этому объ¬
единению присоединились и приднепровские половцы.
На протяжении почти 200 лет половцы, кочующие
в южнорусских степях, прошли путь от первой стадии ко¬
чевания ко второй, а кое-где они перешли даже на полу-
оседлый — третий способ кочевания (например, дикие
половцы). Одновременно с изменениями в экономике ме¬
нялись и общественные отношения: родовой строй отми¬
рал, в его недрах, прикрытый древними обычаями, заро¬
ждался феодализм. Все эти процессы протекали в непо¬
средственной близости и под непосредственным воздей¬
ствием сильного и цивилизованного земледельческого со¬
седа — Руси. Как мы видели, даже периоды половецкой
истории вполне правомерно было связывать с историей
взаимоотношений половцев с Русью.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД И КОММЕНТАРИИ *
ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД
«СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
«Слово о полку Игореве» было написано его автором для со¬
временников, у которых события похода Игоря Святославича
были еще в памяти. В «Слове» много намеков, много глухих
упоминаний, которые были понятны современникам, но которые
требуют сейчас многочисленных пояснений. Вот почему обычный
перевод «Слова о полку Игореве» оставляет много неясностей.
Эти неясности не могут быть устранены и обычными примечани¬
ями: примечания не раскрывают последовательности в ходе мыс¬
лей автора, дробят цельное впечатление от «Слова», столь важное
при чтении художественного произведения.
Объяснительный перевод должен облегчить читателю пони¬
мание содержания «Слова», его идейной стороны и ком¬
позиции. Однако объяснительный перевод не может заменить
обычного перевода, не устраняет объяснительный перевод и не¬
обходимости в примечаниях, где подробно толкуются историче¬
ские упоминания «Слова» и самый текст.
«Слово о полку Игореве» — произведение исключительно сжа¬
тое и содержательное. Оно требует многократного чтения. Читая
его вновь и вновь, мы всегда находим в нем новые, не замечен¬
ные нами прежде глубины содержания. Для одного из таких чте¬
ний и предназначен объяснительный перевод. В скобках поме¬
щаются в объяснительном переводе все дополнения и пояснения.
* Объяснительный перевод и комментарии к «Слову о полку
Игореве» Д. С. Лихачева. Комментарии к остальным публика¬
циям Н. С. Борисова. (Ред.)
396

Автор «Слова» отказывается начать свое повествование в старых
выражениях и хочет вести его ближе к действительным событиям
своего времени; он характеризует старую поэтическую манеру
Бояна
Не пристало лп нам, братья, начать старыми (старинными)
выражениями горестное повествование о походе Игоревом, Игоря
Святославича? — (Нет,) начать эту песнь надо, следуя за дей¬
ствительными событиями нашего времени, а не по (старинному)
за мышлению (способу, плану, приему) Бояна. Ибо Боян, вещий,
если хотел кому песнь сложить, то (вместо того чтобы следовать
«былинам сего времени») растекался мыслию по дереву, серым
волком по земле, сизым орлом под облаками. Помнил он, как
говорил, первоначальных времен войны (и) тогда напускал де¬
сять соколов (пальцев) на стадо лебедей (струн): который (из
соколов) догонял какую (лебедь), та первая (и) пела песнь
(«славу») старому Ярославу (Мудрому), храброму Мстиславу
(Владимировичу), который зарезал Редедю (касожского князя)
перед полками касожскими (в Тмуторокани), прекрасному Рома¬
ну Святославичу (сыну Святослава Ярославича, князя Тмуторо-
канского). То, братья, Боян не десять соколов на стадо лебедей
напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они
же сами собой (без всяких усилий, в привычных старых выра¬
жениях, «старыми словесы») князьям славу рокотали.
Автор определяет хронологические границы своего повествования
(Итак,) начнем же, братья, повествование это от старого Вла¬
димира (Святославича Киевского) до нынешнего Игоря (Свято¬
славича Новгород-Северского), который препоясал ум крепостью
своею (подчинил свои мысли своей «крепости» — мужеству, храб¬
рости) и поострил сердце свое мужеством; исполнившись рат¬
ного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за
землю Русскую.
Печальное и тревожное начало похода Игоря
Тогда (в начале того печального похода) Игорь взглянул па
светлое солнце и увидел (грозное предзнаменование): от него
(Игоря) тьмою (затмения) все его воины покрыты. И сказал
Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше (больше че¬
сти) ведь зарубленным быть (в битве), чем плененным (бесслав¬
но дома, дожидаясь половецкого набега); так сядем (же), братья,
на своих борзых коней (выступим в поход) да поглядим на си¬
ний Дон (в земле Половецкой)». Ум князя (мысль) уступил
страстному желанию, и охота отведать великого Дона (дойти
с победой до Дона) заслонила ему (недоброе) предзнаменование.
«Хочу ведь, — сказал (он), — сам копье преломить (сам всту¬
пить в единоборство) на границе поля Половецкого; с вами, сыны
русские, хочу (или) сложить свою голову, или испить шлемом
Дона (победить половцев на Дону)».
Предположение о том, в каких выражениях воспел бы Бонн
поход Игоря
О Боян, соловей старого времени! Вот бы (уж) ты эти походы
(по-соловышому) воспел, скача, соловей, по воображаемому дере¬
397

ву, летая умом под облаками, соединяя (воедино) славы обеих
половин этого времени (славу начальную и конечную времени
этого повествования — «от старого Владимира до нынешнего
Игоря»), рыща по тропе (языческого старого русского бога) Тро¬
яна через поля па горы (иначе говоря — переносясь воображе¬
нием на огромные расстояния). (Пришлось бы) внуку тому (то
есть Бояну — внуку бога Велеса, о котором говорится ниже) вос¬
петь песнь (в честь) Игоря (в таких старинных выражениях): «Не
буря (русских) соколов занесла через поля широкие; стада (поло¬
вецких) галок (уже) бегут (спасаясь) к Дону великому». Или
(так бы) начать петь (тебе), (о) вещий Боян, внук (бога) Ве¬
леса: «(Еще только) кони (вражеские) ржут за (пограничною
рекою) Сулою, (а) слава (победы уже) звенит в Киеве; трубы
(еще только) трубят (созывая войско) в Новгороде (Северском),
а стяги (уже) стоят в Путивле!»
Всеволод одобряет намерение своего брата Игоря выступить
в поход
(И вот) ждет Игорь милого брата Всеволода (чтобы идти
с ним в поход). И сказал ему буйный тур Всеволод (одобряя
его): «Один (ты у меня) брат, один свет светлый — ты, Игорь!
Оба мы — Святославичи (оба мы одного храброго гнезда). (Так)
седлай (же), брат (мой), своих борзых копей, а мои-то (уже)
готовы, оседланы у Курска раньше. А мои-то куряне — опытные
воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом ко¬
пья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них
натянуты (изготовлены к бою), колчаны отворены (на изготовку),
сабли изострены; сами скачут, как волки в поле, ища себе чести,
а князю — славы».
Выступление Игоря в поход и грозные предзнаменования
Тогда (после встречи с Всеволодом) вступил Игорь-князь в зо¬
лотое стремя (выступил в поход) и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою (затмения) путь заграждало (предвещая
опасность); ночь, стонущи ему грозою, птиц пробудила (как бы
стремясь предупредить его); (зловещий) свист звериный встал
(свист степных зверей — сусликов); взбился див (божество во¬
сточных народов), кличет на вершине дерева (предупреждая
своих о походе русских), велит прислушаться (к походу русских)
земле незнаемой (Йоловецкой степи), Волге, и Поморию, и По-
сулию (пограничной с Русью земле по реке Суле), и Сурожу
(в Крыму), и Корсупю (там же; иными словами — всем враж¬
дебным Руси юго-восточным странам), и тебе, Тмутороканский
идол (идолу какого-то языческого бога, стоявшего близ Тмуторо¬
кани)! И (вот) половцы непроложенными дорогами (дорогами, за¬
ранее, как обычно перед походами, не «протеребленными», то
есть в крайней спешке) побежали к Дону великому (навстречу
войску Игоря); кричат телеги (их) в полночь, словно лебеди рас¬
пущенные. (А) Игорь ведет к Дону воипов (несмотря на все дур¬
ные предвестия)!
Ведь уже несчастий его (поражения Игоря) подстерегают
(хищные) птицы по дубам (ждут добычи на поле битвы); волки
398

(воем своим) грозу подымают по оврагам; орлы клектом на кости
зверей зовут (предвкушая добычу); лисицы брешут на красные
щиты (русских). О Русская земля! Уже ты за (пограничным)
холмом!
Ночлег войска Игоря в степи и построение в боевой порядок
утром
Долго наступает ночь. (Вечерняя) заря свет уронила (с зет
зари погас). (Вот и) мгла поля покрыла. (Наконец и) щекот со¬
ловьиный уснул; (утренний) говор галок пробудился. Русские
сыны (наутро) великие поля красными щитами перегородили (по¬
строившись в боевой порядок), ища себе чести, а князю — славы.
Войско Игоря рассеивает передовые отряды половцев. Богатая
добыча досталась войску Игоря; сам же Игорь берет себе только
боевые знаки врагов
Спозаранку в пятницу потоптали (они — воины Игоря) пога¬
ные полки половецкие (рассеяли боевой порядок половецких пол¬
ков) и рассыпались по полю (за добычей), помчали красных де¬
вушек половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие ок¬
самиты. (Добыча их была так велика, что) покрывалами, пла¬
щами и кожухами стали мосты (гати) мостить через болота и
топкие места и всякими драгоценностями половецкими. (Боевые
же знаки:) красный стяг, белая хоругвь, красная челка, серебря¬
ное древко (достались) храброму (Игорю) Святославичу.
Снова ночует в поле храбрый выводок князей ольговичей. Лири¬
ческое размышление автора о судьбе князей. Движение главных
сил половцев к Дону, навстречу Игорю
(И вот) дремлет в поле храбрый выводок ольговичей! Далеко
залетел! Не был он в обиду порожден ни соколу, ни кречету, ни
тебе, черный ворон, поганый половец! (А между тем) Гзак бежит
серым волком, а Кончак (впереди) ему след правит (указы¬
вает следом своего войска путь) к Дону великому (навстречу
Игорю).
Войска половцев надвигаются. Сетования автора
На другой день совсем рано кровавые зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца (четы¬
рех князей — Игоря, Всеволода, Олега и Святослава), а в них
трепещут синие молнии. Быть грому великому! (Быть грому сра¬
жения!) Пойти дождю стрелами со стороны Дона великого! Тут
копьям изломиться (в рукопашной схватке в начале битвы), туг
саблям побиться о шлемы половецкие, на реке Каяле, у Дона
великого.
О Русская земля! Уже ты за (пограничным) холмом!
Постепенное развертывание битвы, слитое с изображением
надвигающейся грозы
Вот ветры, внуки Стрпбога (бога ветров), (уже) веют со сто¬
роны моря (с половецкой стороны) стрелами на храбрые полки
399

Игоревы (битва началась перестрелкой из луков). Земля гудит
(под копытами конницы, пошедшей в бой), реки мутно текут
(взмученные ногами коней, переходящих их вброд), пыль поля
покрывает (от движения множества половецкого войска), стяги
(половецкие, своим движением) говорят: половцы идут от Дона
(с востока) и от моря (с юга), и со всех сторон русские полки
обступили. Дети бесовы (боевым, наступательным) кликом поля
перегородили, а храбрые сыны русские перегородили (поля)
красными щитами (в сомкнутом строю, с плотно составленными
щитами, приготовившись к отражению натиска).
Подвиги в битве буй тура Всеволода. В пылу битвы Всеволод
не только не чувствует на себе ран — он забыл и феодальную
честь> княжеские обязанности, любовь к жене
Ярый тур Всеволод! Стоишь ты в (самой) середине боя, пры-
щешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными.
Куда (ты), тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечи¬
вая, — там лежат поганые головы половецкие. Рассечены сабля¬
ми калеными шлемы аварские тобою, ярый тур Всеволод! Какая
из ран дорога (чувствительна) тому, кто (в пылу битвы), братья,
забыл (даже) честь (феодальную честь — честь, связанную с вы¬
полнением своих феодальных обязательств по отношению к ста¬
рейшему князю — Святославу Киевскому), и достояние (своего
княжества), и отцовский золотой стол города Чернигова, и своей
милой-желанной, прекрасной (Ольги) Глебовны (жены Всеволо¬
да, дочери Глеба Юрьевича Переяславского) свычаи и обычаи
(привычки и обычаи: «любовь и ласку»)!
Лиричьвпое отступление автора. Автор вспоминает прошлое Ру¬
си и родоначальника нынешних князей ольговичей ■— Олега Свя¬
тославича* Олег своими походами положил начало междоусобиям
в Русской земле. Страшные последствия междоусобий Олега Свя¬
тославича для мирного трудового населения Руси
Были века (бога) Трояна (века языческие), (затем) минули
годы Ярославовы (Ярослава Мудрого и его сыновей — яросла-
вичей); были (и) походы Олеговы (Олега Святославича), Тот ведь
Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. (Только что)
ступает (он) в золотое стремя (выступая в междоусобный поход)
в городе Тмуторокани, тот же звон (звон раздоров, уже заранее)
слышал давний (уже умерший) великий Ярослав (Мудрый —
противник раздоров), а сын Всеволода Владимир (Мономах, со¬
временник Олега и также противник раздоров) каждое утро уши
закладывал в Чернигове (где он княжил; настолько тревожил его
этот звон). Храброго же и молодого князя Бориса Вячеславича
(сына Вячеслава Ярославина) похвальба (перед битвой на Нежа¬
тиной Ниве) привела на суд божий и на (реке) Канине постлала
ему зеленое погребальное покрывало (зеленую траву) за обиду
(за поруганную честь) Олега (Святославича). С такой же (зло¬
счастной, начавшейся по вине Олега Святославича) Каялы (то
есть битвы на Нежатиной Ниве, сравниваемой здесь с битвой на
400

Каяле Игоря) Святополк (Изяславич) повелел привезти отца сво¬
его (Изяслава Ярославкча) между венгерскими иноходцами (как
обычно перевозили раненых и убитых) к (храму) святой Софии
в Киеве. (Следовательно, поражение потерпели обе стороны.)
Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалось и прорастало усобица¬
ми, погибало достояние Дажьбожьего внука (русского народа);
в княжеских крамолах сокращались жизни людские. Тогда по
Русской земле редко пахари покрикивали (на лошадей, распа¬
хивая землю), но часто вороны граяли, трупы между собой деля,
а галки свою речь говорили, собираясь полететь на добычу.
Сравнение тех ратей Олега Святославича с ратью нынешней —
его потомков. Ожесточенность битвы Игорева войска
То было в те (давние) рати и в те походы, а такой рати (как
эта Игоря Святославича) еще не слыхано! С раннего утра до
вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят саб¬
ли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди
земли Половецкой. Черная земля под копытами костями (пав¬
ших) была засеяна, а кровью полита: горем взошли (они) по Рус¬
ской земле.
Поражение войск Игоря. Природа сочувствует несчастью русских
Что мне шумит (что за шум до меня доносится), что мне зве¬
нит (что за звон мне слышится) издалека (с поля далекой бит¬
вы) рано (утром) перед зорями? (То) Игорь (Святославич) воз¬
вращает (оегущие) полки (черниговских ковуев), ибо жаль ему
милого брата Всеволода. Бились (ведь они) день, бились другой;
на третий день к полудню пали стяги Игоревы (Игорь потерпел
поражение). Тут два брата (Игорь и Всеволод) разлучились (за¬
хваченные в плен и доставшиеся разным ханам) па берегу
быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало, тут пир (битву)
окончили храбрые русичи: сватов (половцев, половецких князей,
которые постоянно вступали в браки с русскими княжнами) на¬
поили, а сами полегли за землю Русскую. (Сама природа сочув¬
ствует поражению русских.) Никнет трава от жалости, а дере¬
во с тоской к земле приклонилось.
Печальные размышления автора по поводу тяжелого положения
Русской земли
Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже пустыня (не¬
жилое пространство — степь) войско прикрыла (трупы убитых
покрыла трава). Встала обида в (этих полегших) войсках Дажь-
божья внука (то есть русских), вступила девою на землю Троя-
ню (на Русь), восплескала лебедиными крылами на синем море
у Дона; плеская, прогнала времена обилия. Борьба князей против
поганых прекратилась, ибо сказал брат брату (князь князю):
«Это мое, и то (тоже) мое». И стали князья про (всякую) ма¬
лость «это великое» говорить и сами (тем самым) на себя крамо¬
лу ковать. А поганые (пользуясь этим) со всех сторон приходили
с победами на землю Русскую.
26 Злато слово
401

Оплакивание погибших в бою ратников Игоря
О! (увы!) далеко залетел сокол (Игорь), птиц (половцев) из¬
бивая, — к морю! Игорева храброго полка не воскресить (слу¬
чившегося не воротишь)! По нем (по погибшему полку Игоря)
кликнула (заплакала погребальным плачем) Карна, и Желя (по¬
гребальные боги) поскакала по Русской земле, размыкивая огонь
в пламенном (погребальном) роге. Жены русских восплакались,
приговаривая: «Уже нам своих милых, любимых ни мыслию не
смыслить, ни думою не сдумать, ни глазами не повидать, а зо¬
лота и серебра (и в руках своих) совсем не подержать».
Последствия поражения Игоря
И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная потекла по¬
среди земли Русской. А князи сами на себя крамолу ковали, а
поганые (половцы), с победами нарыскивая на Русскую землю,
сами брали дань по белке от двора.
Объяснение причин, по которым поражение Игоря оказалось
столь тяжелым для всей Русской земли: Игорь своим неудачным
походом уничтожил плоды предшествующего победоносного похо-
да на половцев Святослава Киевского
Ибо (потому это все произошло, что) те два храбрых Свято¬
славича, Игорь и Всеволод, уже коварство (половцев) пробудили
(своим) раздором (со своим главой Святославом и с другими
князьями, не захотев сражаться вместе против половцев), а его
(это коварство) усыпил было «отец» их (их глава) Святослав
(Всеволодович Киевский, двоюродный брат Игоря и Всеволода)
грозный великий киевский грозою (страхом, который на них на¬
гнал): прибил (половцев) своими сильными полками и булат¬
ными мечами, наступил на землю Половецкую (за год перец
тем), притоптал холмы и овраги (половецкие), возмутил реки и
озера (переходя их вброд), иссушил потоки и болота («мосты
мостя» по «грязивым местам» — прокладывая дороги войску).
А (самого) поганого (хапа) Кобяка от лукоморья (у Азовского
моря) из железных великих полков половецких, как вихрь, исторг
(захватив в плеп): и упал Кобяк в городе Киеве, в Святославо¬
вой гриднице (в большой пиршественной палате, которую иногда,
в случае большого количества пленных, использовали как тюры*
му). Тут-то немцы и венецианцы, тут-то греки и чехи поют сла¬
ву Святославу, укоряют князя Игоря, потопившего богатство на
дне Каялы — реки половецкой, — насыпавшего (на дно Каялы)
русского золота (ведь для Руси прошли времена обилия после по¬
ражения Игоря). Тут-то Игорь-кпязь пересел из седла золотого
(княжеского) в седло рабское (стал из князя рабом — пленни¬
ком). Приуныли у городов забралы (переходы на городских сте¬
нах, куда обычно высыпал народ, встречая или провожая войско,
где оплакивали павших вдали), и веселье (в городах) поникло.
Автор переносит повествование в Киев, к Святославу Киевско¬
му: Святослав в Киеве видит тяжелый и неясный для него по
своему значению сон
402

А Святослав смутный (непонятный, неясный для него) сон ви¬
дел в Киеве на горах (где он жил). «}В эту ночь с вечера одева¬
ли меня, — говорит (он), — черным погребальным покрывалом
па кровати тисовой; черпали мне синее вино, с горем смешанное;
сыпали мепя пустыми (опорожненными от стрел) колчанами по¬
ганых иноземцев крупный жемчуг на грудь и нежили меня. Уже
доски без князька в моем тереме златоверхом (как при покой¬
нике, когда умершего выносят из дому через разобранную кры¬
шу). Всю ночь с вечера серые вороны граяли (предвещали несча¬
стье) у Плесеньска (под Киевом), в предградье стоял лес Кия-
ни (Киянь — речка под Киевом), и понеслись (они) к синему
морю (на юг, к местам печальных событий)».
Бояре Святослава объясняют ему значение его сна, рассказывая
о поражении Игоря
И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе ум (твой) полони¬
ло; ведь вот два сокола (Игорь Святославич и Всеволод Святосла¬
вич) слетели с отчего престола золотого (как с соколиной ко¬
лодки, с которой слетают соколы при соколиной охоте), чтобы
добыть город Тмуторокань или испить шлемом из Дону (одер¬
жать победу на Дону). Уже (этим двум) соколам крыльица под¬
секли саблями погаиых, а самих опутали в путины (надевающи¬
еся соколам, чтобы они не улетели) железные (заковали в кан¬
далы).
С новой силой возникает тема поражения Игоря. Мысленно пере-
несясь в центр Руси — к Святославу в Киев, автор «Слова» оце¬
нивает поражение Игоря на этот раз с точки зрения внешнего,
международного положения Руси
Ибо (потому так толковали сон бояре, что) темно было в тре¬
тий день (битвы Игоря с половцами): два солнца (Игорь и Все¬
волод) померкли, оба багряные столба (лучей) погасли, и с ними
(погасли) два молодых месяца — Олег и Святослав (Олег Игоре¬
вич и Святослав Рыльский — сын и племянник Игоря) — тьмою
заволоклись и в море погрузились, и великую смелость возбуди¬
ли (своим поражением) в хиновах (восточных народах). На ре¬
ке на Каяле (в месте поражения Игоря) тьма свет покрыла (тем¬
ные силы одолели светлые); по Русской земле простерлись по¬
ловцы, как выводок гепардов. Уже спустился позор на славу (по¬
зор поражения заслонил собою былую славу); уже ударило наси¬
лие (половецкое) на свободу (русских); уже бросился див па
землю (Русскую). И вот готские краспые девы запели на берегу
синего моря: звопя русским золотом, воспевают (они) время
Боза (антского князя, разбитого готским королем Вшштаром),
лелеют месть за Шарукана (деда хана Кончака, разбитого Вла¬
димиром Мономахом). А мы уже, дружина, без веселия (оста¬
лись).
Узнав о поражении Игоря, Святослав произносит свое «золотое
слово», в котором упрекает Игоря и Всеволода в нарушении фео¬
дального послушания, сетует на «пепособие» ему русских князей
26*
403

и указывает на первое последствие поражения Игоря — нападе¬
ние половцев на Переяславль-Русский
Тогда Великий Святослав (Всеволодович Киевский) изронил зо¬
лотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О мои дети (мои
младшие князья), Игорь и Всеволод! Рано вы начали (слишком
вы поторопились) Половецкой земле мечами обиду творить, а се¬
бе славы искать, но одолели (вы половцев) без чести (для себя),
без чести ведь кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца из
крепкого булата выкованы и в смелости закалены. Что же со¬
творили (вы) моей серебряной седине? Не вижу я уже (также)
власти (не вижу его держащим власть в своих руках) сильного,
и богатого, и обильного воинами брата моего Ярослава (Всево¬
лодовича Черниговского), с черниговскими боярами, с воеводами,
и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и
с ольберами (то есть со всеми черниговскими ордами ковусв).
Те ведь без щитов, с одними засапожиыми ножами, кликом полки
побеждают, звоня в прадедовскую славу (побеждают, наводя
ужас только боевым кличем и своей славой храбрых воинов, пе¬
решедшей к ним от прадедов). Но вы сказали: «Помужсствусм
сами (сами проявим мужество, не прибегая ни к чьей помощи),
прошлую славу (славу предшествующего похода соединенных
русских сил под главенством Святослава Киевского) сами похи¬
тим (присвоим себе славу замирителей степи, принадлежащую
Святославу Киевскому), а будущую (славу своего собственного
похода) сами поделим (между собой только, не привлекая дру¬
гих князей к походу)!» А разве дивно, братья, (мне) старому по¬
молодеть (разве удивительно, что я перед тем победил полов¬
цев — в том походе, славу которого вы хотели похитить), когда
сокол надел оперение взрослой птицы, высоко (он) птиц взби¬
вает; не даст гнезда своего в обиду. (Следовательно: я-то силен,
хоть и стар, защищаю свое гнездо), но вот зло — князья мне
не в помощь (остальные князья мне не помогают): худо време¬
на обернулись. И вот у Римова кричат под саблями половецки¬
ми, а Владимир (Глебович Переяславский) под ранами (получен¬
ными им под Переяславлем при обороне его от вторгшихся на
Русь вслед за поражением Игоря половцев). Горе и тоска сыну
Глебову (Владимиру Глебовичу)!»
На этом заканчивается «золотое слово» Святослава, и сам автор
начинает призывать князей на защиту Руси. Автор обращается
к Всеволоду Юрьевичу Владимирскому с призывом выступить
за Русскую землю
Великий князь Всеволод (Всеволод Юрьевич Владимиро-Суз¬
дальский)! (Неужели) и мысленно тебе не прилететь издалека
(из Владимира-Суздальского), отцов золотой престол поблюсти
(поблюсти киевский престол, на котором когда-то сидел отец Все¬
волода — Юрий Долгорукий)? Ты ведь можешь Волгу веслами
расплескать (у тебя столько воинов, что ты легко можешь заво¬
евать всю Волгу), а Дон шлемами вычерпать (ты не только мо¬
жешь «испить из Дону воды», то есть завоевать земли до Дону,
но ты можешь вычерпать его весь). Если бы ты (только) был
(здесь — на юге), то была бы (продавалась бы) невольница (по¬
ловецкая) по ногате (по мелкой мопете), а раб (половчип) •—
404

по резани (по еще более мелкой монете; : ч велики были бы
последствия твоего пребывания здесь). Ты зедь можешь посуху
живыми копьями метать — удалыми сыновьями Глебовыми!
(Князьями рязанскими — сыновьями Глеба Ростиславича. Рязан¬
ских князей, княживших на юг от Владимира, автор «Слова»
сравнивает с копьями — оружием первой стычки в бою.)
Автор обращается к Рюрику и Давыду Ростиславичам с призы-
вом выступить за Русскую землю
Ты, буйный Рюрик (Ростиславич), и Давыд (Ростиславич)!
Не ваши ли воины золочеными шлемами по крови плавали (не
вам ли отомстить за своих воинов)? Не ваша ли храбрая дру¬
жина рыкает, как туры, раненные саблями калеными на поле
незнаемом (в земле Половецкой; не ваша ли дружина рвется
в бой отомстить за свои раны)? Вступите (же) господа, в золо¬
тые стремена (выступите в поход), за обиду сего времени (ото¬
мстите за поражение Игоря), за землю Русскую, за раны Игоре¬
вы, буйного Святославича!
Автор обращается к Ярославу Владимировичу Галицкому с при¬
зывом выступить за Русскую землю
Галицкий (князь) Осмомысл Ярослав! Высоко (на горе в га-
личском кремле) сидишь ты на своем златокованом престоле,
подпер (ты) горы венгерские (Карпаты) своими железными пол¬
ками, загородив королю (венгерскому) путь (проходы в Карпа¬
тах), затворив Дунаю (странам и народам по Дунаю, подвласт¬
ным Византии) ворота (своей земли; то есть крепко оберегая
границы своей земли и от венгерского короля и от Византии),
меча тяжести через облака (Ярослав обычно посылал войска
в далекие походы, не сопровождая их сам), суды рядя до Ду¬
ная (верша суд, управляя землями до самого Дуная). Грозы твои
по странам текут (страны боятся гебя), (ты) отворяешь Киеву
ворота (Киев тебе покорен), стреляешь с отцова золотого стола
(с престола, доставшегося тебе по наследству от отца) салтанов
за землями (сидя на своем наследственном престоле и не высту¬
пая сам в поход, посылаешь войска против салтана Саладина).
(Так) стреляй (же), господин, в Кончака, поганого раба, за зем¬
лю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
Автор обращается к Роману Мстиславичу Волынскому и к Мсти¬
славу (Пересопницкому или Городенскому) с призывом выступ
пить за Русскую землю
А ты, буйный Роман (Мстиславич Волынский), и Мстислав
(Ярославич ГГересопницкий или другой князь — Мстислав Всево¬
лодович Городенский)! Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг.
Высоко паришь (ты, Роман) на подвиг в отваге, точно сокол, на
ветрах пари, стремясь птицу в смелости одолеть. Ведь у вас же¬
лезные молодцы под шлемами латинскими. От них дрогнула зем¬
ля, и многие страны — Хинова (восточные народы), Литва, Ят-
вяги, Деремела (литовские племена) и половцы копья свои по¬
405

вергли (потерпели г . ражепие, бросили оружие), а головы свои
подклонили под те .очи булатные (были перебиты мечами).
Обращение к волынским князьям остается незаконченным. Под
влиянием воспоминаний о победах Романа вновь возникает тема
поражения Игоря. Павших воинов не воскресить!
Но уже (но теперь в противоположность тем победам пад
половцами), о князь Игорь, померк солнца свет, а дерево не доб¬
ром листву сронило: по Роси и по Суде города (русские) поде¬
лили (половцы мещду собою). А Игорева храброго полка не вос¬
кресить (не вернуть дружины Игоря)! (Помнишь, князь Игорь,
что ты говорил:) «Дон тебя, князь (Игорь), кличет и зовет князей
на победу!» (Вот) ольговичи, храбрые князья, (и) поспели на
брань... (За год до своего похода Игорь и Всеволод не поспели
принять участие в победоносном походе объединенных русских
сил под предводительством Святослава Киевского; теперь же, за¬
хотев одни «испить Дону», они поспешили лишь к своему пора¬
жению.)
Возобновляя свое обращение к волынским князьям, автор пере-
числяет Ингваря и Всеволода Ярославичей и Мстиславичей: Ро¬
мана, Святослава и Всеволода. Он призывает их выступить за
Русскую землю
Ингварь (Ярославич) и Всеволод (Ярославич) и все трое
Мстиславичей (Роман, Святослав и Всеволод — князья волын-
ские)! Не худого гнезда соколы (не плохой вы выводок соко¬
лов), (но) не по праву побед расхитили (добыли) себе владения!
Где же ваши золотые шлемы, и копья польские, и щиты (на что
употребляете вы ваше оружие)? Загородите (же) полю ворота
(замкните русские границы со степью) своими острыми стрелами
за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
Обращаясь к полоцким князьям, автор прежде всего указывает
на общую беззащитность от «поганых» южных (по Суле) и за¬
падных (по Двине — у Полоцка) границ Руси. Он вспоминает
безнадежную попытку Изяслава Василъковича Полоцкого одному
защитить свои границы от врагов Руси и его одинокую кончину
на поле битвы
Уже ведь (пограничная река) Сула не течет серебряными
струями для города Переяславля (не служит для Переяславля-
Южного защитой от нападений половцев) и Двина (другая по¬
граничная река — на северо-западе) болотом течет для тех гроз¬
ных полочан (не служит защитой для жителей Полоцка) под
(боевым) кликом поганых (литовцев; иными словами: погранич¬
ная Сула и пограничная Западная Двина как бы превратились в
болотистые речушки, не служат преградами, на них не оказы¬
вается сопротивление). Один (только) Изяслав, сын Васильков,
позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские (вступил
в сражение с литовцами), прибил славу деда своего Всеслава
(потерпев поражение, погубил тем самым славу своего предал
3

Всеслава Полоцкого — славу Полоцкого княжества), а сам под
(своими) красными щитамп на кровавой траве был прибит на
(пролитую) кровь мечами литовскими (вместе) со своим любим¬
цем, а тот и сказал: «Дружину твою, князь, птица (хищная, пи¬
тающаяся мертвечиной) крыльями приодела, а звери кровь (пав¬
ших и раненых) полизали!» Не было тут (в этой битве) ни бра¬
та (его) Брячпслава (Изяславича), ни другого (брата) — Все¬
волода. Так, в одиночестве, изронил (он) жемчужную душу из
храброго тела через золотое ожерелье. Уныли голоса, поникло
веселие, трубы трубят городенские (в знак сдачи города).
Описав слабость полоцких князей в защите своих собственных
границ, автор обращается с призывом ко всем князьям полоц¬
ким — потомкам Всеслава и ко всем остальным русским
князьям — потомкам Ярослава Мудрого прекратить взаимную
вражду, признать, что обе стороны потерпели в этом междоусо¬
бии поражение и погубили славу, перешедшую к ним от дедов
Ярослава (Мудрого) все внуки и (внуки) Всеслава (Полоцко¬
го). Две ветви княз й, постоянно враждовавшие)! Уже склоните
стяги свои (в знак вашего поражения) и вложите (в ножны)
свои поврежденные (в междоусобных битвах) мечи. Ибо лиши¬
лись вы (подлинной боевой) славы ваших дедов. Ибо вы своими
крамолами стали наводить язычников на землю Русскую (на
владение ярославичей), на достояние Всеслава (на Полоцкую
землю). Из-за (вашей) усобицы ведь настало насилие от земли
Половецкой.
Безнадежность усобиц автор показывает на примере неприкаян¬
ной судьбы родоначальника полоцких всеславичей — Всеслава
Брячиславича Полоцкого
На седьмом (на последнем) веке (языческого бога) Трояна
(то есть напоследок языческих времен) кинул Всеслав жребий
о девице ему милой (попытал счастья добиться Киева). Он хит¬
ростями оперся на коней (которых потребовали восставшие киев¬
ляне) и скакнул (из подгороднего «поруба», где он сидел в за¬
ключении, наверх) к городу Киеву и коснулся древком (копья)
золотого (княжеского) престола киевского (добыв его ненадолго
не по праву наследства и не «копием», то есть не военной си¬
лой, а древком копия — как в столкновениях между своими).
Скакнул от них (от восставших киевлян — своих союзников)
лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей (ночною)
мглою, добыл счастья; в три удара отворил ворота Новгорода,
расшиб славу (основоположника новгородских вольностей) Яро¬
слава (Мудрого), скакнул волком до (реки) Немиги от Дудуток
(под Новгородом). На Немиге (не мирно трудятся) — снопы сте¬
лют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кла¬
дут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром
были посеяны — посеяны костьми русских сынов (вместо мир¬
ного труда - война на Немиге).
Всеслав-князь людям суд правил, князьям города рядил (вла¬
ствуя, следовательно, и над простыми людьми и над князьями),
407

а сам (не имея пристанища) ночыо (как тогда, когда бежал из
Белгорода) волком рыскал: из Киева дорыскивал ранее (пения)
петухов до Тмуторокани, великому Хорсу (богу солнца) волком
путь перерыскивал (до восхода перебегая ему дорогу). Для него
в (его престольном городе) Полоцке позвонили к заутрене рано
у святой Софии в колокола, а оп в Киеве (в заключении) звон
(тот принужден был) слышать. Хоть и вещая душа (была у пе¬
го) в храбром теле, но часто (он) от бед страдал. Ему вещий
Боян давно (еще) припевку, разумный, сказал: «Ни хитрому,
ни умелому, ни птице умелой суда божьего но миновать» (как
ни «горазд» был Всеслав, но вся его неприкаянная жизпь была
как бы возмездием за его усобицы).
В лирическом отступлении автор вспоминает первых русских
князей, их многочисленные походы па врагов Руси и противопо¬
ставляет их современным ему несогласиям между братьями Рю¬
риком и Давыдом в сборах на половцев
О, стонать Русской земле, вспоминая первые времена (еще до
Всеслава Полоцкого) и первых князей (очевидно, Олега, Игоря,
Святослава, Владимира)! Того старого Владимира (Святославича)
нельзя было пригвоздить к горам киевским (так часто он ходил
в походы на недругов Русской земли); вот ведь (и) теперь вста¬
ли стяги (приготовившись к походу) Рюрика (Ростиславича) и
другие (его брата) Давыда (Ростиславича), но врозь у них раз¬
веваются полотнища знамен (нет между ними согласия. Забыты,
следовательно, походы первых русских князей па врагов Руси;
в нынешних походах нет между князьями согласия). Копья поют
(слышатся звуки битвы)!
Возвращаясь к повествованию об Игоре, автор передает плач же¬
ны Игоря — Ярославны
На Дунае Ярославнин (жены Игоря — дочери Ярослава Осмо-
мысла) голос слышится (голос Ярославны долетает до крайних
границ Руси — до берегов Дуная), кукушкою безвестною рано
(она) кукует. «Полечу, — говорит, — кукушкою по Дуиаю, омо¬
чу шелковый рукав в Каяле-реке (где потерпел поражение
Игорь), утру князю (Игорю) кровавые его раны на могучем его
теле».
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале (на переходах
городских стен), приговаривая: «О ветер, ветрило! Зачем ты,
господин, веешь навстречу (русским полкам)? Зачем мчишь хи-
новские стрелочки на своих легких крыльицах на воинов моего
милого (в битве па Каяле ветер дул на русских со стороны мо¬
ря, со стороны половцев)? Разве мало тебе было в вышине под
облаками веять, лелея корабли на сипем море? Зачем, господни,
мое веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет в Путивле-городе на забрале, пригова¬
ривая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы (в местах
днепровских порогов) сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на
себе Святославовы (Святослава Всеволодовича Киевского) наса¬
ды (суда с «насаженными», надшитыми бортами) до стапа Кобя-
кова (до стана половецкого войска хана Кобяка, разбитого Свя¬
408

тославом за год до похода Игоря). Прилелей (же), господин,
ко мне моего милого, чтобы не слала рапо я к нему слез на
море» (там, у моря, в приазовских степях, находился в плену
Игорь).
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце! Для всех ты тепло и пре¬
красно: к чему (же), господине, простерло (ты) горячие свои
лучи на воинов моего милого? В поле безводном жаждою им
луки согнуло, горем им колчаны заткнуло» (в трехдневном бою
воины Игоря жестоко страдали от жажды).
Как бы в ответ на мольбу Ярославны, «богъ путь кажетъ» Игорю
на Русскую землю
Прыснуло море в полуночи, идут смерчи тучами. Игорю-кня^
зю бог путь указывает (этими приметами) из земли Половецкой
в землю Русскую, к отчему золотому столу (в Чернигове).
Описание бегства Игоря
Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью
поля мерит от великого Допа до малого Донца. Коня в полночь
Овлур (крещеный половец друг Игоря) свистнул за рекою,
велит князю разуметь: князю Игорю не оставаться (в плену)!
(Овлур) кликнул, застучала земля (под копытами коней), зашу¬
мела (потревоженная) трава, вежи половецкие задвигались (по¬
ловцы заметили бегство Игоря). А Игорь-князь поскакал горно¬
стаем к (прибрежному) тростнику и белым гоголем на воду.
Вскочил (на той стороне реки) на борзого коня (приготовленного
ему Овлуром за рекою) и соскочил с него серым волком. И по¬
бежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками,
сбивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Когда
Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхи¬
вая собою студепую росу: (оба) ведь надорвали своих борзых
коней.
Разговор Игоря с рекой Донцом
Донец говорит: «Князь Игорь, немало тебе величия, а Конча-
ку нелюбия, а Русской земле веселия!»
Игорь говорит (в ответ): «О Донец! Немало тебе величия, ле¬
леявшему князя (Игоря) на волнах, стлавшему ему зеленую
траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми
туманами под сеныо зеленого дерева; ты стерег его (Игоря) го¬
голем на воде (чуткий к приближению человека гоголь предуп¬
реждал его об опасности), чайками на струях (чайки, подни¬
маясь с воды, предупреждали его о приближении погони), чер¬
нядями на ветрах (чуткими к приближению человека чернядя¬
ми). Не такова-то, — говорит (он, Игорь), — река Стугна: мел¬
кое теченье имея, поглотив чужие (с половецкой стороны теку¬
щие) ручьи и потоки, расширенная к устью, (когда-то) юношу
князя Ростислава (брата Владимира Мономаха) заключила (уто¬
пила во время бегства от половцев после поражения). На темном
409

берегу Днепра плачет мать Ростислава по юноше кпязе Рости¬
славе. (Тогда) уныли цветы от жалости, и дерево с тоской к зем¬
ле приклонилось».
Погоня за Игорем. Разговор Гзака и Кончала о том, как удер¬
жать Игоря в плену
То не сороки застрекотали — по следу Игоря едут (разгова¬
ривая — «стрекоча») Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли,
галки примолкли, сороки не стрекотали (в противоположность
помощи Игорю гоголей, чаек, чернядей — вороны, галки и соро¬
ки молчали), полозы (степные змеи) ползали только. Дятлы сту¬
ком (в зарослях деревьев в глубоких долинах степных рек) ка¬
жут путь к реке (Игорю), да соловьи весельши песнями рассвет
возвещают.
Говорит Гзак Кончаку: «Если сокол (Игорь) к гнезду (на ро¬
дину) летит, расстреляем соколенка (сына Игоря, Владимира,
оставшегося в плепу) своими золочеными стрелами».
Говорит Кончак Гзаку: «Если сокол к гнезду летит, то мы
соколенка опутаем красною девицею (женим его па полов¬
чанке) ».
И сказал Гзак Кончаку: «Если опутаем его красною девицею,
не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы (оба уйдут на
Русь), и станут нас птицы (соколы — русские) бить в степи
Половецкой (русские станут вновь воевать против нас, если упу¬
стим заложпика)».
Все то говорили Гзак с Кончаком, а вот что сказали Боян с Хо-
дыной о Русской земле, когда в ней нет князя
Сказали Боян и Ходына — песнотворцы Святославовы (Свя¬
тослава Ярославича) старого времени Ярослава, Олега-князя
(Олега Святославича — «Гориславича») любимцы: «Тяжко голо¬
ве без плеч, беда телу без головы», (так и) Русской земле без
Игоря.
Исполнилось все не так, как говорили Гзак и Кончак. Игорь
вернулся па Русь
«Солнце светится на небе, (а) Игорь-князь в Русской земле»:
(это русские) девицы поют (славу Игорю) на Дунае, — выотся
голоса (их) через море до (самого) Киева. (То) Игорь (вернув¬
шись из плена) едет (в Киев) по Боричеву (подъему) к (церк¬
ви) святой богородицы Пирогощей. Села рады, города веселы.
(Вся Русская земля, до далеких дунайских русских поселений,
радуется возвращению Игоря.)
Заключительная слава князьям — участникам похода и дружине
Певши песнь (славу) старым кпязьям, потом (следует) и мо¬
лодым петь: (итак:) «Слава (старым кпязьям) Игорю Святосла¬
вичу, буй туру Веволоду, (а также и молодому князю) Влади¬
410

миру Игоревичу!» (Будьте) здравы, князья и дружина, борясь
за христиан против поганых (половецких) полков!
Князьям слава и дружине! Аминь.
КОММЕНТАРИИ
СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ,
СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА
Публикуется по изданию: Слово о полк Игореве. М., Дет. лит.,
1983.
К с. 27 ...о плъку... — Слово «плъкъ», «пълкъ» («полкъ») име¬
ло в древнерусском языке несколько значений: «поход», «войско»,
«сражение», «сборище» и «народ». В данном случае «полк» озна¬
чает «поход». Ниже в «Слове о полку Игореве» слово «полк»
дважды употребляется в значении «войско».
Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова. — Игорь Святосла¬
вич, князь Новгород-Северский, родился в 1151 году. Он был сы¬
ном черниговского князя Святослава Ольговича и внуком Олега
Святославича (Гориславича) Черниговского. Князем в Новгород-
Северском, небольшом городе на восточной окраине Чернигов¬
ской земли, Игорь стал в 1179 году. В 1198 году, после смерти
Ярослава Всеволодовича Черниговского, Игорь стал князем в
Чернигове. В 1202 году Игорь умер.
К с. 28 ...трудных повестий... — По-древнерусски слово «труд»
означало не только работу, но и подвиг, а также заботу, страда¬
ние, скорбь, горе (ср. ниже: «синее вино с трудом смешено»),
боль, болезнь, недуг. Прилагательное «трудных» мы переводим в
данном случае как «печальных», однако допустим и такой пере¬
вод: «воинских», «ратных» (от «труд» — «ратный подвиг»).
Боянъ — Боян упоминается только в «Слове о полку Игоре¬
ве». В других древнерусских сочинениях, например в летописи,
о нем ничего не говорится. Из упоминаний в «Слове» князей, ко¬
торым пел «славу» Бояп, можно заключить, что он жил во вто¬
рой половине XI века.
...растекашется мыслию по древу... — Образ этот не народно¬
поэтический, а книжный. В дальнейшем автор «Слова» говорит
о «мысленном древе» (см. стр. 32) — и опять-таки, как и здесь,
характеризуя поэтическую манеру Бояна. Отдельные книжные,
риторические, искусственные выражения встречаются в «Слове»
несколько раз, например: «истягну ум крепостию своею», «сви¬
вая славы оба пола сего времени, рища в тропу Трояню», «спал
князю ум похоти» и некоторые другие (истолкование этих выра¬
жений см. в объяснительном переводе). Замечательно, однако,
что все эти немногие книжные, искусственные обороты встре¬
чаются по преимуществу в начале «Слова». Вступительная часть
411

«Слова» — там, где автор выбирает, в какой манере ему говорить
о походе Игоря, — ближе всего стоит к книжной традиции.
В дальнейшем автор «Слова» решительно отбрасывает все эти от¬
дельные элементы книжной речи и пишет так, как говорит: го¬
рячо, страстно, проникаясь единственным стремлением убедить,
взволновать читателей, возбудить их патриотические чувства, и
все чаще обращается к образам и идеям русской народной поэ¬
зии. Духом народной поэзии особенно сильно проникнута послед¬
няя часть; плач Ярославны и описание возвращения Игоря из
плена.
...серым вълкомъ... шизым орлом... — В «Слове о полку Иго-
реве» очень много сравнений людей с различными птицами и
зверями. Русские воины — соколы; половцы — вороны, галки,
выводок («гнездо») пардусов. Всеслав Полоцкий неоднократно
сравнивается с волком, Ярославна — с кукушкой, Игорь — с со¬
колом, горностаем, волком. Всеволод, брат Игоря, носит прозви¬
ще «буй тур». Святослав Киевский сам себя сравнивает с перели¬
нявшим соколом. Гзак бежит серым волком. Храбрые дружины
Рюрика и Давыда «рыкают, как раненые туры», Роман летит на
подвиг подобно парящему соколу («яко сокол на ветрех ширяя-
ся»), и т. д. Эти сравнения из области животного мира очень ха¬
рактерны для народной поэзии.
...старому Ярославу... — Здесь речь идет о Ярославе Владими¬
ровиче Мудром (ум. 1054). Ярослав был деятельный князь.
При нем еще сохранялось в основном политическое единство Ру¬
си. Он успешно отбивал от русских границ кочевников, обстроил
Киев великолепными зданиями. При нем высокого развития до¬
стигли литература, ораторское искусство, ремесло. Прочным и
могущественным было при нем и международное положение
Руси.
...храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред пълкы ка-
сожьскыми... — Речь здесь идет о знаменитом черниговском и
тмутороканском князе Мстиславе Владимировиче Великом — бра¬
те Ярослава Мудрого, умершем в 1036 году. Вот что рассказы¬
вается в «Повести временных лет» под 1022 годом о его едино¬
борстве с Редедею (цитирую в русском переводе): «В то время
Мстислав, находясь в Тмуторокане, пошел на касогов. Услышав
об этом, князь касожский Редедя вышел ему навстречу, и, когда
стали оба полка друг против друга, сказал Редедя Мстиславу:
«Чего ради будем мы губить наши дружины? Сойдемся и побо¬
ремся сами, и если одолеешь ты, то возьмешь имущество мое,
и жену мою, и детей моих, и землю мою; если я одолею, то я
возьму твое все». И сказал Мстислав: «Да будет так». И сказал
Редедя Мстиславу: «Не оружием будем биться, а борьбою».
И стали крепко бороться, и долго боролись, и начал изнемогать
Мстислав: ибо был велик и силен Редедя. Мстислав в случае
победы мысленно обещал построить церковь, а затем ударил Ре¬
дедю о землю и, выхватив нож, зарезал Редедю, и пошел в зем¬
лю его, взял все его имущество, и жену его, и детей его и дань
возложил на касогов».
412

Касоги неоднократно упоминаются в летописи. Это племя, на¬
селявшее область Северного Кавказа.
...красному Романовы, Святославличю. — Роман Святославич,
князь тмутороканский, внук Ярослава Мудрого, сын Святослава
Ярославича и брат Олега Гориславича Черниговского — деда
Игоря Святославича. Роман был убит половцами в 1079 году.
Бояпъ оке, братие, не 10 соколов на стадо лебедей пущаще,
нъ своя вещая пръсты на живая струны въскладаше; они же
сами княземъ славу рокотаху. — Искусная игра на инструменте
всегда производит впечатление необыкновенной легкости: ин¬
струмент как бы оживает в руках музыканта. Наблюдательный
автор «Слова о полку Игореве» это заметил и с большим мастер¬
ством выразил.
К с. 30 ...от стараго Владимера до ныпешпяго Игоря... — то
есть от Владимира I Святославича (ум. 1015) до Игоря Святосла¬
вича Новгород-Северского. Действительно, «Слово» упоминает рус¬
ских князей начиная от Владимира Святославича. Автор «Слова»
постоянно обращается от современных ему событий к событиям
прошлого и охватывает русскую историю больше чем за полтора
столетия.
Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою
вся своя воя прикрыты. — Почему солнце прикрывает тьмой
воинов Игоря? Речь здесь идет о затмении солнца; солнце же
поэтически одушевляется. Затмение представляется делом солн¬
ца. Солнце своим затмением как бы предупреждает Игоря не со¬
вершать необдуманный поход без сговора с другими князьями.
Сравните в дальнейшем: «солнце ему тьмою путь заступаше».
Когда Игорь потерпел поражение, его жена Ярославна в плаче
обращается к солнцу — просит у него помощи. Солнце как бы
сочувствует русским. Сочувствие природы воинам Игоря, различ¬
ные приметы, которыми природа как бы останавливает русское
войско, — все это усиливает впечатление трагичности похода
Игоря. Солнечное затмение произошло 1 мая 1185 года; у Донца
оно было видно в 3 часа 25 минут по киевскому времени.
Хошу бо, — рече, — копие приломити... — Копье наряду с
мечом было самым распространенным оружием в Древней Руси.
Древко древнерусских копий было тонким и длинным. Копье
обычно употребляли в начале боя, в первой стычке. Оно легко
ломалось, его перерубали противники мечом. Тогда сражающие¬
ся брались за мечи. Выражение «копье приломить» было обыч¬
ным в воинском обиходе Древней Руси. Оно означало: «вступить
в единоборство», «начать битву».
...конець поля Половецкаго... — «Конец» в древнерусском
языке не означает непременно «окончание». В данном случае
слово «конец» равносильно слову «оконечность», «граница» и точ¬
нее всего может быть переведено словом «начало», так как здесь,
конечно, разумеется ближайшая к Руси «оконечность» Половец¬
кой земли (ср. в современном русском языке: «Он взялся за ко¬
413

нец каната», «На одном конце находился я, а на другом — он»,
и т. п.).
,..а любо испити шеломомъ Дону. — Выражение «испить ше¬
ломом из реки» нередко встречается в древнерусской письмен¬
ности в одном и том же значении победы. Ср. в летописи: «То¬
гда Володимер Мономах пил золотом шеломом Дон, и приемшю
землю их всю» (Ипатьевская летопись под 1201 годом).
К с. 32 ...рища въ тропу Трояню... — Троян упоминается в
«Слове» еще три раза: «были вечи Трояни», «на землю Трояню» и
на «седьмомъ веце Трояни». Ученые по-разному определяли, кто
такой был Троян. По-видимому, Троян здесь языческий бог (бог
Троян упоминается в памятниках древнерусской письменности).
Если это так, то в «Слове о полку Игореве» выражение «рища
въ тропу Трояню» означает — «носясь по божественным путям»;
«были вечи Трояни» означает «были века язычества»; «на зем¬
лю Трояню» означает «на Русскую землю» (именно в этом же
смысле русский народ называется ниже в «Слове» «Даждьбожь-
им внуком»); «на седьмомъ веце Трояни» означает «на послед¬
нем веке язычества» (см. объяснительный перевод). Языческие
древнерусские боги неоднократно упоминаются в «Слове» (Ве¬
лес, Дажьбог, Стрибог). Автор «Слова», конечно, христианин;
старых же русских богов он упоминает только как поэтические
символы, как художественные обобщения (примерно так в
XVIII веке постоянно пользовались в поэзии божествами аптич-
ности).
Пети было песнь Игореви, того внуку: «Не буря соколы за¬
чесе черезъ поля широкая — галици стады бежать къ Дону
великому». — Здесь автор «Слова» делает предположение, как бы
Боян воспел поход Игоря, и приводит даже примерный зачин
его песни. Этот зачин совсем в духе народных песен, с харак¬
терным для народных песен отрицательным сравнением. Соко¬
лы — русские; галки — половцы.
...вещей Бояне, Вселесовъ внуче... — Велес, или Волос («скотий
бог»), несколько раз упоминается в летописи. Идолы Велесу-
Волосу стояли в X веке в Киеве на Подоле, в Ростове, по пре¬
данию — в Новгороде и др. По-видимому, Велес-Волос считался
также покровителем певцов-поэтов, пастушеским богом и богом
поэзии одновременно.
Характерно отражение пережитков древнего родового обще¬
ственного строя в представлениях автора «Слова» о языческих
богах. Люди и стихии — потомки, внуки богов; боги — деды;
Боян — внук Велеса; ветры — внуки Стрибога; русский па¬
род — внук Дажьбога.
Комони ржутъ за Сулою — звенитъ слава в Кыеве... — По¬
ловецкое войско было войском конным. Приближение конного
войска степняков поражало обычно скрипом телег (ср. ниже:
414

«крычать телегы полунощы») п ржапьем коней (в летописи о
приблизившемся к Киеву войске Батыя говорится: «и не бе слы-
шати от гласа скрипания телег его, множество ревения вельблуд
его, и рьжания от гласа стад конь его»), Сула (левый приток
Днепра) была наиболее близкой и опасной к Киеву границей
Половецкой степи. В целом фраза эта, в которой передается по¬
этическая манера Бояна прославлять победы русского оружия,
может означать следующее: «Только враги подошли к границам
Руси, как слава русской победы над ними уже звенит в Киеве».
...въ Новеграде... — Здесь имеется в виду Новгород-Северский
в Черниговской земле, на реке Десне. Северским он называется
потому, что находился в стране северян (одно из древнерусских
племен). В летописи Новгород-Северский впервые упоминается
сравнительно поздно — в 1141 году. Значительным городом он
становится только во второй половине XII века.
...в Путивле... — Путивль — небольшой город в нижнем те¬
чении реки Сейма. Путивль находился в составе Новгород-Север-
ского княжества, на юге от Новгород-Северского, по пути в
степь. В нем княжил сын Игоря Святославича — Владимир.
Игорь ждетъ мила брата Всеволода. — Всеволод — родной
брат Игоря Святославича, князь трубчевский и курский
(ум. 1196). Летописец так характеризует Всеволода Святослави¬
ча: «Во олговчех всих удалее рожаемь и воспитаемь, и возра¬
стом (ростом) и всею добротою и мужественою доблестью и лю¬
бовь имеяше ко всим». Игорь два дня ждал Всеволода у реки
Оскола. Всеволод шел к Осколу иным путем — из Курска.
...буй туръ... — Тур в Древней Руси был символом мужества
и силы (в летописи, например, сказано о Романе Мстиславиче
Галицком: «храбр бе яко и тур»). Турами в Древней Руси на¬
зывались два вида диких быков: первобытный бык и зубр. Охота
на туров считалась очень опасной. Владимир Мономах пишет в
своем «Поучении к детям», что его дважды метал тур рогами.
Когда византийский император Андроник Комнин приехал в
1154 году в гости к Ярославу Осмомыслу (тестю Игоря Святосла¬
вича), Ярослав устроил для своего гостя охоту на туров. Впо¬
следствии сцены из этой охоты Андроник приказал изобразить
на стенах своего дворца.
...у Курьска... — Курск расположен в верховьях Сейма, на
берегах рек Тускори и Кура (от последней и название — Курск).
Впервые Курск упоминается уже в первой половине XI века.
Курск имел пограничное значение: он находился недалеко от
Половецкой степи. Отсюда и качества бесстрашных курских кме-
тей (то есть лучших, отборных воинов): степные пути им ведо¬
мы и степные овраги им знакомы.
...подъ трубами повити, подъ шеломы възлелеяни... — В на¬
родной поэзии также часто в сходных образах рассказывается о
415

воспитании богатырей. В былине о Волхе Всеславьевиче расска¬
зывается, что ребенком Волх говорил, обращаясь к своей ма¬
тери:
А и гой еси, сударыня матушка,
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай во пелену червчатую,
А не пояси в поясья шелковые,
Пеленай меня, матушка,
В крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
По праву руку палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд.
В былине, как и в «Слове о полку Игореве», будущие воины
с колыбели, следовательно, привыкают к оружию.
б..луци у нихъ напряжены... — Лук обычно держался с ослаб¬
ленной тетивой. Перед боем тетива напрягалась. Куряне, следо¬
вательно, держали свое оружие начеку, готовые отразить внезап¬
ное пападение половцев или самим быстро напасть на них (см.
дальше: «тули отворени, сабли изъострени»).
К с. 34. ...ищучи себе чти, а князю славе. — Выражение это
было обычным в дружинном обиходе и часто встречается в лето¬
писи. «Искать» чести, славы для себя и для своего князя было в
Древней Руси главной добродетелью дружинника.
>..въ златъ стремень... — Золотыми или золочеными были
только предметы княжеского обихода (княжеский шлем, княже¬
ский стол, княжеское стремя, княжеское седло). «Слово о полку
Игореве» со свойственной этому произведению точностью при¬
меняет эпитет «золотой» только к вещам княжеского быта.
Солнце ему тъмою путь заступаше... — Здесь и дальше гово¬
рится о сочувствии природы русскому войску. Природа (солнце,
птицы, звери.) как бы стремится остановить русское войско на
его гибельном пути. Грозные предзнаменования усиливают впе¬
чатление трагичности похода немногочисленного войска Игоря.
...свистъ зверинъ въста... — Из зверей свистят только степ¬
ные зверьки — байбаки и суслики. Зверьки эти свистят обычно,
когда светло. Поэтому фраза «свистъ звыринъ въста» означает,
что наступило утро. Это поэтическое иносказание было вполне
понятно для древнерусских читателей, знакомых с природой сте¬
пи. Зачем понадобилось автору это поэтическое иносказание?
Это создает то настроение неопределенной, но сильной тревоги,
которой сопровождался поход Игоря. Степные звери, птицы в
«Слове» то сочувствуют и тревожатся за русских, то грозят им,
злобствуют,
416

...збися дивъ — кличетъ връху древа... — Слово «див» пе по¬
лучило общепризнанного объяснения. Большинство исследовате¬
лей считает «дива» мифическим существом (чем-то вроде леше¬
го или вещей птицы). В «Слове о полку Игореве» «див» пред¬
упреждает враждебные Руси страны, это божество восточных
народов, сочувствующее им, а не Руси.
,..w Посулию, и Сурожу, и Корсуню... — Цосулие — погранич¬
ная с Половецкой степью область по реке Суде (левый приток
Днепра южнее Киева). Город Сурож — ныне Судак в Крыму,
важный торговый центр. Корсунъ — греческая колония Херсо-
нес в Крыму (недалеко от нынешнего Севастополя).
...и тебъ Тьмутороканьскый блъванъ! — Тмуторокань находи¬
лась в районе нынешней Тамани, на северном берегу Черного
моря. Область эта в X веке известна по византийским историче¬
ским источникам под названием Таматархи. В XI веке Тмуторо¬
кань была русским княжеством с многочисленным русским па-
селением. Она была тесно связана с Черниговским княжеством,
управлялась черниговскими князьями. Вот почему Игорь Свято¬
славич рассматривал Тмуторокань как «отчину» (наследствен¬
ный удел) черниговских князей и конечной целью своего похо¬
да ставил возвращение Тмуторокани из-под владычества полов¬
цев, которыми она была отторгнута от Руси во второй половине
XI века. Что такое этот «блъванъ»? По-видимому, это идол,
столп, статуя. Около Тамани еще до самого XVIII столетия стоя¬
ли две огромные статуи божеств Санерга и Астарты, воздвигну¬
тые в III веке до нашей эры. Возможно, что речь идет об одной
из таких статуй.
А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону велико-
му... — В XI—XII веках перед выступлением в поход большого
войска обычно чинились дороги и прокладывались по болотистым
местам гати (мосты) — «требился путь и мостились мосты». По¬
ловцы двигались навстречу войску Игоря с большой поспешно¬
стью — «неготовами дорогами».
...крычатъ телегы полунщы, рци, лебеди роспущени. — Ко¬
чевники не смазывали колеса своих телег. Движение многих те¬
лег в степи поднимало громкий, далеко слышный в степи, осо¬
бенно тихими ночами, скрип. Крик северного лебедя-клику-
на отчасти напоминает этот звук.
Уже бо беды его пасетъ птицъ по дубию...— Хищные птицы
и хищные звери в древности часто следовали за войском, под¬
жидая добычу на поле битвы. Ночами птицы отдыхали в недале¬
ких от стана войска дубравах, тревожа воинов карканьем п кле¬
котом.
...лисици брешутъ на чръленыя щиты. — В «Слове о полку
Игореве» очень точен и разнообразен подбор слов, которыми
27 Злато слово 417

определяются звуки, издаваемые различными птицами п зверя¬
ми. Лисицы «брешут», кони «ржут», туры «рыкают», соловей из¬
дает «щекот», галки «говорят», вороны «грают», орлы издают
«клекот», дятлы — «текот», лебеди «поют» и «кричат», кукушка
«кычет», сороки «трескочут» и т. д. Язык «Слова» точен и богат.
Что касается до щитов, то они в XII веке были легкие, деревян¬
ные, миндалевидной или овальной формы, оковывались железом.
Черлень, в которую были окрашены щиты русских, — яркая ро¬
зово-красная краска, которую изготовляли из особого насекомо¬
го — червеца. О ярко-розово-красной окраске русских щитов дает
представление то место Ипатьевской летописи, где описывается
смотр, который устроил войску Даниил Галицкий, и где щиты
русских воинов сравниваются с зарей, из-за которых, как восхо¬
дящее солнце, блестят светлые шлемы воинов.
К с. 36 О Русская земле/ уже за шеломяпемъ ecu! — Это вос¬
клицание, которым автор прерывает свое повествование, встреча¬
ется в «Слове» ниже один раз. Дважды повторенное, оно усилива¬
ет чувство тревоги за русское войско. Автор «Слова» как бы мыс¬
ленно сопровождает русское войско и испытывает горькое чув¬
ство вместе со всеми русскими воинами, когда они углубляются
в Половецкую степь и родная Русская земля перестает быть
видной, скрывается за пограничным холмом.
Длъго ночь мрькнетъ. — Войско Игоря ожидало сражения на
следующее утро и провело тревожную ночь. Автор «Слова» вер¬
но подметил, что бессонная ночь накануне решающего дня кажет¬
ся всегда томительно долгой. После слов «длъго ночь мрькнетъ»
описывается, как постепенно спустилась ночь и как посте¬
пенно наступило утро. Этим последовательным описанием того,
как наступила ночь, а затем утро, передается ощущение дли¬
тельности ночи. Русские воины не спали и могли наблюдать
смену ночных явлений — от вечерних до утренних: «Долго
ночь меркнет. Заря свет уронила. Мгла поля покрыла. Щекот
соловьиный, уснул. Говор галок пробудился. Русские сыны ве¬
ликие поля красными щитами перегородили, ища себе чести, а
князю славы» (приводим в переводе на современный русский
язык).
Щекотъ славий успе; говоръ галичь убуди. — Соловей — ноч¬
ная птица, галка — дневная. Здесь, следовательно, образно гово¬
рится о том, что ночь сменилась утром. Хорошо подобраны в
этом месте метафоры. О соловьином щекоте говорится, что он
«уснул», а о «говоре» галок — что он «пробудился»: речь ведь
идет о ночи и об утре, именно об этом и напоминают метафоры.
Русичи великая поля чрълеными щиты прегородиша, ищучи
себе чти, а князю — славы. — Здесь описывается построение на¬
утро в боевой порядок русского войска. Русские войска перего¬
родили поле щитами, чтобы в бою искать себе чести, а князю
славы. Боевой порядок русских войск с плотно сомкнутыми щи¬
тами описывает византийский историк Лев Дьякон: в сражении
418

под Доростолом русские во главе со Святославом Игоревичем вы¬
шли навстречу грекам, «сомкнув щиты и копья наподобие
стены».
Съ зарапия въ пятокъ потопташа поганыя плъкы половец-
кия... — Битва началась утром в пятницу. Выражение «потопта¬
ша» — военный термин Древней Руси, означающий «рассеяли
боевые порядки», «разрушили боевое построение полков». Слово
«поганые» сохраняет здесь древнее значение — языческие
(от латинского слова «paganus» — языческий, нечистый).
...рассушясъ стрелами по полю... — Рассыпаться стрелами или
расстреляться стрелами по полю — образ, часто употребляющий¬
ся в народной поэзии.
...помчаша красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и
паволокы, и драгыя оксамиты. — По свидетельству Ипатьевской
летописи, русские после первой стычки с половцами захватили
богатую добычу. Паволоки и оксамиты — шелковые ткани, вы¬
делывавшиеся в Византии и высоко ценившиеся в Европе. Осо¬
бенно ценился оксамит (вернее — гексамит, что по-гречески
означает «шестпнитчатый»). Эта ткань, представлявшая собой
род бархата, была богато украшена орнаментом — обычно фан¬
тастическими стилизованными изображениями зверей и птиц в
круглых медальонах.
Орътъмами, и япончицами, и кожухы... — Орьтма — покрыш¬
ка, попона, покрывало. «Орьтма» — слово тюркского происхож¬
дения. Япончица — накидка, плащ. Кожух — верхняя одежда,
подбитая мехом (иногда дорогим) и крытая дорогими тканями
(оксамитом, оловиром и др., иногда шитыми «сухим» золотом —
золотыми нитями).
К с. 38 Чрълена чолка — бунчук; конский хвост на древке,
служивший знаком власти. Волос бунчука красился черленыо.
Стружие — по-видимому, древко копья.
Гзакъ... Кончакъ — половецкие ханы. Особенно энергичным
противником русских постоянно выступал хан Кончак Отроко-
вич, неоднократно ходивший на Русь походами.
...Кончакъ ему следъ править къ Дону великому. — Конное
войско оставляло в степи при своем передвижении отчетливые
следы —- пути. По этим следам совершались иногда передвиже¬
ния других войск (об этом есть упоминание в летописи). Кон¬
чак со своим войском шел навстречу войску Игоря впереди Гза-
ка и следом своего войска указывал («правил») ему путь.
27*
419

...чръныя тучя съ моря идутъ... — Надвигающиеся тучи слу¬
жат в народной поэзии символом наступающего врага. Например;
А не сильная туча затучилась,
А не сильный громы грянули:
Куда едет собака крымский царь? —
А ко сильному царству Московскому.
Дальше картина наступающей грозы в «Слове о полку Иго¬
реве» сливается с описанием надвигающегося половецкого вой¬
ска. С моря — со стороны Азовского моря, где располагались
зимние кочевья некоторых половецких племен и откуда они дви¬
гались навстречу войску Игоря.
...хотятъ прикрыти 4 солнца... — Как мы знаем из летописи,
в походе Игоря, кроме Игоря и его брата Всеволода, участвова¬
ли: Святослав Ольгович Рыльский (племянник Игоря и Всево¬
лода) и Владимир (сын Игоря). В Древней Руси в «славах»,
которые пелись князьям, князья часто сравниваются с солн¬
цем.
...а въ нихъ трепещуть синии млънии. — Следует обратить
внимание на удивительно точный и разнообразный подбор гла¬
голов в «Слове»: молнии «трепещут»; готские девы «лелеют»
месть, песнь «творится»; Игорь «наводит» свои полки на землю
Половецкую; струны «рокочут» славу; несмазанные телеги по¬
ловцев «кричат»; говор галок «пробудился»; клик половцев «пе¬
регородил» поля; деревянные аварские шлемы, покрытые метал¬
лическими пластинами, «поскепаны», то есть «пощеплены» Все¬
володом; пахари «кикахуть» (покрикивают) на своих лошадей;
«туга» (тоска, горе) «полонила» ум; два месяца — Олег и Свято¬
слав — «поволоклись» тьмою; половцы «простерлись» по Русской
земле; волк «трусит» собою студеную росу; Святослав «изронил»
свое золотое слово; Всеволод может «раскропить» Волгу весла¬
ми своих воинов; сокол высоко «плавает» (парит) в воздухе; Изя-
слав Василькович «притрепан» литовскими мечами; солнце «про¬
стирает» лучи, и т. д.
...приламати,.. потручяти.,. — Русский язык очень богат пре¬
фиксами. Это дает возможность выразить различные оттенки
значения слова. Автор «Слова о полку Игореве» широко исполь¬
зует эту особенность русского языка. В «Слове» можно, напри¬
мер, встретить такие слова с одним корнем, но с различными
префиксами: «летети», «залетети», «полетети», «прелетети», «сле-
тети», или «скочити», «выскочити», «доскочити», «поскочити»; или
«рыскати», «дорыскати», «прерыскати». Разные оттенки значения
создаются и такими парами слов: «потрепати» и «притрепати»,
«граяти» и «въграяти», «потоптати», и «притоптати» и т. д. Пре¬
фиксы в словах «приламати» и «потручати» также вносят важ¬
ный оттенок в их значение. Боевой задор и удальство воинов
Игоря автор «Слова» передает тем, что говорит о битве как о чем-
то не очень страшном, легком, удалом, веселом. Речь идет не об
убитых и раненых, а о том, что предстоит «приламаться» копья¬
420

ми, предстоит «потручать» (постучать) саблями о половецкие
шлемы (ср. дальше, стр. 58: говорится о том, что Изяслав Ва-
силькович «позвонил» своими острыми мечами о шлемы латин¬
ские). Префиксы «при» и «по» придают этим словам оттенок не¬
законченности, легкости.
Се ветри, Стрибожи внуци, веютъ съ моря стрелами па храб¬
рый плъкы Игоревы. — Битва обычно начиналась издали пере¬
стрелкою стрелков, двигавшихся впереди строя. Противный ве¬
тер способен отклонить и замедлить полет стрелы. Половцы име¬
ли преимущество — попутный ветер со стороны моря (ср. вы¬
ше: «чръныя тучя съ моря идуть»). Вот почему в дальнейшем
Ярославна упрекает ветер: «О ветре ветрило! Чему, господине,
насильно (то есть напротив, вопреки) вееши? Чему мычеши хи-
новьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады
вой?» Автор «Слова» очень точен в передаче обстоятельств похо¬
да и битвы. Стрибог — один из языческих русских богов. Между
прочим, он упоминается в летописи в числе богов, поставленных
Владимиром I Святославичем в 980 году в Киеве «на холме вне
двора теремного». По-видимому, Стрибог был богом ветра.
К с. 40 ...ръкы мутно текутъ... — Здесь продолжается картина
наступления половцев, изображаемая как картина надвигающейся
грозы. Реки текут мутно, потому что они взмучены в своих вер¬
ховьях сильным дождем и потому что надвигающаяся конница
половцев взмутила их, переходя вброд. Вместе с тем мутно те¬
кущая вода — в народной поэзии символ печали. В народных пе¬
снях говорится и о Дунай-реке, которая «с песком возмутилась», по¬
тому что в ней утонула девица, о Доне-кормильце, который «все
мутен течет», потому что он страдает за своих «ясных соколов,
донских казаков». Перед нами в «Слове о полку Игореве» в опи¬
сании наступления половцев развернутое сравнение его с гро¬
зой, сравнение, имеющее к тому же и символическое значение —
надвигащегося несчастья.
...пороси поля прикрываютъ... — Пороси — множественное
число от «порох» (пыль). Пыль поднималась в выжженной степи
и предгрозовым вихрем, и движением масеы конного войска.
Как мы уже сказали выше, здесь в «Слове о полку Игореве»
картина битвы и картина грозы слита в единое изображение.
Сравните в народной поэзии:
Не пыль в поле пылится,
Не туман с поля подымается,
Не грозна туча накатается,
Не из той тучи молонья сверкает —
Подымалася силушка зла, неверная.
...стяги глаголютъ... — Метафора «глаголютъ» очень уместна.
Движением стягов управляли войском в битве. Вокруг стягов со¬
бирались, «стягивались» воины. За стягом двигалось войско.
На захваченных городских укреплениях водружались стяги
421

победителей. Падение стягов означало поражение. По движению
стягов половцев войска Игоря определяют, как много войск по¬
ловцев наступает на них со всех сторон. Среди поднятой движе¬
нием масс половецкого войска пыли высокие стяги были к тому
же видны лучше, чел! самое войско.
...половци идутъ отъ Дона, и отъ моря, и отъ всехъ странъ
Рускыя плъкы оступиша. — Летопись также отмечает, что по¬
ловцев было чрезвычайно много, они наступали «ак борове»,
то есть как лес. Небольшое русское войско собрало против себя
«всю Половецкую землю». Летопись говорит, что русские были
окружены половцами плотным кольцом и не могли пробиться.
Дети бесови кликомъ поля прегородиша, а храбрии русици
преградиша чрълеными щиты. — Здесь два глагола одного и то¬
го же корня, но в одном случае корень с русским полногласием
(«перегородиша»), а в другом — с церковнославянским неполно¬
гласием («преградиша»). В русском языке слова церков¬
нославянского происхождения и чисто русского дают различные
оттенки значения. Это увеличивает богатство и гибкость языка,
позволяя выражать различные, очень незначительные оттенки
значения, особенно важные в художественной речи. Автор «Сло¬
ва о полку Игоре» этим широко пользуется. У него «воронъ» и
«вранъ», «голова» и «глава», «соловей» и «славий», «ворота» и
«врата», «боронь» и «брань» и т. д. Два глагола — «перегороди-
ша» и «преградиша» — имеют также каждый свои оттенки. Рус¬
ские «преградили» поля своими щитами, они преграждают путь
половцам, а половцы поля «перегородили» кликом — их боевой
клик гремит от края и до края поля, они хотят напугать рус¬
ских.
...мечи харалужными... — Неоднократно встречающееся в
«Слове» прилагательное «харалужный» и существительное «хара-
луг», по-видимому, означают «булатный», «булат». Происхожде¬
ние слова «харалуга», «харалужный» остается до сих пор не¬
ясным.
...златымъ шеломомъ... — «Золотые шеломы» упоминаются в
«Слове» и ниже: «кое ваши златые шеломы». Кроме «златых»,
упоминаются в «Слове» и «злаченые шеломы»: «пе ваю ли вой
злачеными шеломы по крови плаваша». И «златые» и «злаче¬
ные» шлемы в равной мере были золочеными шлемами, а не сде¬
ланными из сплошного золота: сделанный из одного золота шлем
был бы слишком мягок и тяжел. Сохранилось несколько «золо¬
тых шлемов» русских князей. Все они очень искусной работы,
говорящей о высоком мастерстве русских ремесленников.
Оваръскыя... — Авары известны в «Повести временных лет»
под именем «обров». Авары появились на северных берегах Чер¬
ного моря в V веке. Летописец отмечает полное исчезновение
этого племени («погпбоша аки обры») в IX веке.
422

...отня злата стола... — Князь Всеволод Святославич был сы¬
ном Святослава Ольговича (ум. 1164), князя черниговского.
В 1185 году черниговский стол занимал Ярослав Всеволодо¬
вич.
...красныя Глебовны... — Ольга Глебовна — жена буй тура
Всеволода Святославича, дочь Глеба Юрьевича, внука Юрня Дол¬
горукого п сестра Владимира Глебовича Переяславского.
Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были плъцы Ол-
говЫу Ольга Святъславличя. — В связи со сказанным выше о
Трояне как о древнерусском языческом боге (см. примеч. к
стр. 32) это место следует понимать так: «Были языческие
времена, наступили времена Ярослава; были и походы Олега,
Олега Святославича». Здесь, следовательно, автором «Слова» на¬
мечаются три этапа русской истории: языческие времена, Яро¬
славово время как время христианской и единой Руси и время
междоусобий Олега.
...плъци Олговы... — Здесь имеются в виду братоубийственные
войны (походы — «плъци») Олега Святославича («Гориславп-
ча») — родоначальника черниговских ольговичей и постоянного
противника Владимира Мономаха. Олег Святославич был дедом
Игоря Святославича Новгород-Северского и Всеволода буй тура.
Олег вспоминается здесь не случайно. Политику Игоря автор
рассматривает как политику «родовую», ведущую свое начало
от Олега. Так, ниже, говоря о полоцких князьях, автор «Слова»
вспоминает их родоначальника — Всеслава. Олег Святославич —
обобщающий образ всех князей ольговичей, как Всеслав — обоб¬
щающий образ всех князей всеславичей.
...той же звонъ слыша давный великый Ярославъ, а сынъ
Всеволожъ, Владимиръ... — Это место в дошедшем до нас тексте
«Слова» испорчено. Восстанавливаем его здесь предположитель¬
но. Ярослав Мудрый и Владимир Мономах в летописях XII—
XIII веков часто поминаются как идеальные старые князья —
представители единой Руси, подобно тому как Олег Святосла¬
вич — обобщающий образ князей-крамольников. Ярослав уже
«слышал» шум княжеских раздоров (ему приписывается заве¬
щание, в котором он предостерегает своих наследников от бра¬
тоубийственных войн).
Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе... — Смерть
в бою часто рассматривалась в Древней Руси как суд судьбы;
также и в устном народном творчестве (ср. в былине: «Илье-то
было не к суду пришло», то есть не к смерти).
Борис Вячеславич — внук Ярослава Мудрого, союзник Олега
Свдтославича. Битва, в которой Борис Вячеславич был убит, про¬
изошла при следующих обстоятельствах. В 1077 году Олег Свя¬
тославич (Гориславич), родоначальник князей ольговичей, ли¬
шился своей отчины — Чернигова: в Чернигове сел отец Вла¬

димира Мономаха — Всеволод Ярославич. Олег бежал в Тмуто-
рокань, собрал там войско, в том числе и половцев, вернулся па
Русь (см. выше в «Слове»: «ступаетъ въ златъ стремень въ градъ
в Тьмуторокане») и изгнал Всеволода. В отсутствие Олега Всево¬
лод Ярославич с сыном Ярополком соединенными силами обсту¬
пили Чернигов. Олег Святославич и Борис Вячеславич направи¬
лись к Чернигову. Изяслав и Всеволод выступили против них.
Олег не надеялся победить четырех князей, но Борис «похвалил¬
ся вельми» один победить своих противников. Битва произошла
близ Чернигова, «у села на Нежатиной Ниве», в 1078 году. В бит
ве первым пал Борис Вячеславич, на противной стороне — Изя¬
слав. Олег с остатками дружины вновь бежал в Тмуторокань, а
отец Владимира Мономаха, Всеволод Ярославид, сел на киевском
столе.
...на Канину.., — По-видимому, Канина — это река, протекав-
шла около Чернигова, там, где была битва, в которой погиб Бо¬
рис Вячеславич. Река эта — Канина — однажды упоминается в
Ипатьевской летописи под 1152 годом.
...зелену паполому постла... ■— Паполома — погребальное по¬
крывало, обычно черного цвета. Под зеленой паполомой подраз¬
умевается трава. Трупы убитых, зарастающие травой, — обыч¬
ный образ народной поэзии.
...храбра и млада князя... — Эти слова, по-видимому, относят¬
ся к Борису Вячеславичу, хотя некоторые исследователи относят
их к Олегу Святославичу.
К с. 42 Съ тоя же Каялы Святоплъкь повеле яти отца своего
междю угорьскими иноходъци ко святъй Софии къ Киеву. — Отец
Святополка Изяславича, Изяслав Ярославич, был убит в 1078 го¬
ду близ Чернигова в той же битве на Нежатиной Ниве, где был
убит и Борис Вячеславич, сражаясь против Олега Святославича
и Бориса Вячеславича. Его сын Святополк в битве не участво¬
вал. Софийская первая летопись, как и «Слово о полку Иго¬
реве», указывает место погребения Изяслава в киевском храме
Софии.
...междю угорьскими иноходъци... — Иноходцем называется ло¬
шадь, выдрессированная бежать особым аллюром, при котором
одновременно выносятся сначала обе ноги правые, а затем обе
левые. При таком аллюре езда на верховой лошади гораздо спо¬
койнее. Иноходцев использовали при перевозке на носилках ра¬
неных и мертвых. Носилки прикреплялись длинными шестами к
двум иноходцам, бегущим гуськом — друг за другом. Качка по-
силок при этом была незначительной.
...при Олзе Гориславличи... — то есть при Олеге Святославиче
(ум. 1115), родоначальнике князей ольговичей, принесшем много
горя Русской земле своими войнами против Влядимира Мопо-
маха и постоянным наведением на Русскую землю своих союз
424

ников — половцев. Это-то принесенное русскому народу Олегом
горе и вызвало его прозвание — Гориславич.
...Даждьбожа внука... — Дажьбог — один из русских языче¬
ских богов. Под внуком Дажьбога имеются в виду русские.
Съ зарапиа до вечера, съ вечера до света летятъ стрелы ка-
леныя, гримлютъ сабли о шеломы, трещать копиа харалуж-
ныя... — «Слово о полку Игореве» очень кратко, в нем нет об¬
стоятельных и длинных описаний. Однако томительная длитель¬
ность битвы передана в этой фразе превосходно. Она передана
самим построением фразы (повторы, одинаково построенные ко¬
роткие синтаксические единицы, однообразно начинающиеся с
глаголов: «летятъ... гримлютъ... трещатъ,.,»). То же и в других
местах «Слова», например: «бишася день, бишася другый...» Ка¬
леная стрела — «закаленная», подвергшаяся закалке. Народная
поэзия постоянно говорит о «каленой стреле»,, «стреле каленой
булатной», «стрелочке каленой» и т. п.
Чръпа земля подъ копыты костьми была посеяна, а кровию
польяна... — Образ поля битвы как поля вспаханного, засеянного
костями и политого кровью, типичен для народной поэзии. На¬
пример:
Не плугами поле, не сохами пораспахапо,
А распахано поле конскими копытами,
Засеяно поле не всхожими семенами —<
Засеяно казачьими головами.
Что ми шумитъ, что ми звенить — далече рано предъ зоря¬
ми? — Этим лирическим восклицанием автор прерывает свой
рассказ. Восклицание это особенно сильно передает читателю
чувство скорби от поражения русских. Автор как бы не может
поверить своим ушам — он не верит тому, что происходит.
Он как бы только смутно чувствует издалека поражение Игоря.
Большое, внезапно налетевшее горе часто вызывает чувство ка¬
кого-то страшного сна, от которого хочется проснуться, в реаль¬
ность которого не веришь. Автор «Слова» тонко передает эту
особенность ощущения героя.
...Игорь плъкы заворочаетъ... — Здесь намек на обстоятельства
пленения Игоря: Игорь погнался за побежавшими полками ко-
вуев, чтобы повернуть, остановить их, отдалился от своего вой¬
ска и был взят в плен.
...жаль бо ему мила брата Всеволода. — Летопись описывает,
что уже захваченный в плен и связанный Игорь видел своего
брата Всеволода и жалел его: «Держим же Игорь, виде брата
своего Всеволода крепко борющася, и проси души своей смер¬
ти, яко да бы не видил падения брата своего» (Ипатьевская ле¬
топись) .
425

Бишася день, бишася другый; третъяго дни къ полуднию па-
доша стязи Игоревы. — Построение фразы подчеркивает томи¬
тельную длительность битвы («бишася... бишася...»). Согласно
Ипатьевской летописи битва началась с утра в пятницу, длилась
всю субботу и закончилась в воскресенье. Согласно Лаврентьев¬
ской летописи русские «бишася 2 дни». В счете Ипатьевской ле¬
тописи и Лаврентьевской нет противоречия, так как в третий
день, в сущности, все было уже копчено. Битва продолжалась
двое суток с небольшим.
„.ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а са¬
ми полегоша за землю Рускую. — Здесь битва сравнивается со
свадебным пиром. Такое сравнение обычно в русской народной
поэзии. Сила этого сравнения в «Слове о полку Игореве» уве¬
личивается оттого, что половецкие князья — противники Игоря —
и в самом деле могли быть названы сватами: дочь хана Конча-
ка, как предполагают, была просватана за сына Игоря, Владими¬
ра, еще до похода 1185 года. После поражения, в плену, Влади¬
мир женился на Кончаковне и вернулся из плена с женой.
В «Слове о полку Игореве» обычно сравнения имеют различные
и очень реальные основания, этим достигается их особенная
художественная правдивость. В назывании врагов сватами в этом
месте «Слова» чувствуется, кроме того, осуждение русских кня¬
зей, часто женившихся на половчанках и тем завязывавших род¬
ственные отношения с врагами родины. Обычное для народной
поэзии сравнение битвы с пиром, крови — с вином в «Слове
о полку Игореве» развито: кровавого вина недостало, не хвати¬
ло; русские смогли только «угостить» гостей — сватов, сами же
полегли за землю Русскую. Этим в картине битвы-пира да¬
ется почувствовать читателю, что речь идет о поражении рус¬
ских.
К с. 44 Въстала обида... вступила девою... въсплескала лебеди¬
ными крылы... — Образ девы-обиды, лебеди-девушки, плещущей
лебедиными крыльями, типичен для народной поэзии: «Эта белая
лебедушка поднималась от синя моря на своих крылах лебеди-
пыих, садилась она на черлен корабль, обернулась красною деви¬
цей»; «Знать, Судинушка» (ср. в «Слове» — «обида») по бережку
ходила, страшно-ужасно голосом водила, во длани Судинушка
плескала»; «Белой лебедью воскликати, красной девицей воспла-
катп» и мн. др.
А Игорева храброго плъку не кресити! — Самое тяжелое в
смерти любимых людей — это невозвратимость утраты. В народ¬
ных плачах по умершим эта невозвратимость постоянно подчер¬
кивается. Подчеркивается она и здесь: храбрые воины Игоря не
оживут! Неутолимое горе как бы заставляет автора «Слова» воз¬
вращаться к одной и той же мысли: не вернуть воннов Игоря!
За нимъ кликну Карпа, и Жля поскочи по Руской земли, смо¬
гу людемъ мычючи въ пламяне розе. — По-видимому, Карна —
олицетворение кары и скорби (от древнерусского слова «кара»,
«карание», «карьба»), Жля — то же, что и «желя», плач по уби¬
тым. «Желя» неоднократно упоминается в летописи; между про¬
426

чим, как раз в описапип поражения Игоря: «И тако, во день свя¬
того воскресения наведе на ны плачь и во веселие место желю,
на реце Каялы» (Ипатьевская летопись). Смага — огонь, пламя,
сухость, жар. Здесь, возможно, имеется в виду какой-либо погре¬
бальный обычай.
...ни мыслию смыслити, ни думою сдумати... — В этом месте
два характерных для народной поэзии тавтологических сочета¬
ния, вроде: «слыхом не слыхать», «видом не видать», «дождь
дождит».
К с. 46 ...отецъ ихъ — Святъславь... — Речь идет о Святославе
Всеволодовиче Киевском — сыне Всеволода Ольговича, двоюрод¬
ном брате Игоря и Всеволода. Святослав назван как их феодаль¬
ный глава. Святослав Всеволодович провел бурную жизнь.
В 1141 году он получил в княжение Туров. Затем до 1146 года
княжил во Владимире-Волынском. Вскоре за тем в Северской зем¬
ле несколько лет деятельно поддерживал Святослава Ольговича,
отца Игоря Святославича, в его борьбе с Мономаховичами. Тогда,
по-видимому, и установилось у Святослава нежпое, отеческое от¬
ношение к Игорю. После смерти Изяслава Мстиславича Святослав
получил в княжение от Ростислава Мстиславича Туров и Пинск.
С 1158 по 1164 год Святослав княжил в Новгороде-Северском, от¬
куда перешел на княжение в Чернигов. В 1174 году Святослав
осаждал Киев. Во время смут во Владимире-Суздальском после
смерти Андрея Боголюбского Святослав поддерживал его брата
Всеволода Юрьевича и Михалку. С 1180 года Святослав надолго
утвердился в Киеве, но владел только Киевом. Остальные горо¬
да Киевского княжества были подчинены Рюрику Ростиславичу.
Совместно с Рюриком Святослав организовал несколько объеди¬
ненных походов русских князей на половцев, из которых осо¬
бенно успешным был тот самый поход 1184 года, в котором не
успел принять участие Игорь Святославич. Возрастающему влия¬
нию Всеволода Юрьевича Владимиро-Суздальского Святослав пы¬
тался оказать сопротивление, но безуспешно. Умер Святослав в
1194 году. Данные исследования выстроенного Святославом в Чер¬
нигове Благовещенского собора позволяют говорить о своеобраз¬
ной школе зодчества Святослава Всеволодовича, воскресившей ар¬
хитектурные традиции единой Руси XI века. Таковы некоторые
внешние данные его биографии, за которыми кроется трудная,
бурная, обильная событиями жизнь незаурядного, умного и дея¬
тельного русского князя XII века.
...Святъславь грозный великый киевский... притопта хлъми и
яругы, взмути реки и озеры, иссуши потоки и болота. — Поход
Святослава 1184 года был действительно очень большим и
успешным, но в «Слове о полку Игореве» он все же гиперболп-
зован, чтобы подчеркнуть различие между походом Святослава
Киевского и походом Игоря. Походу Святослава в «Слове» при¬
даны размеры стихийного явления: Святослав, подобно буре
(«грозе»), «притоптал холмы и оврспт, возмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота».
427

К с. 48 Л поганаго Кобяка изъ луку моря, отъ железныхъ ее-
ликыхъ плъковъ половецкыхъ, яко вихръ, выторже: и падеся Ко-
бякъ въ граде Киеве, въ грибнице Святъславли. — Половецкий
хан Кобяк был захвачен в плен в походе объединенных русских
сил под предводительством Святослава Киевского 1183 года. Рус¬
ские взяли тогда семь тысяч пленных. Кроме Кобяка, попали в
плен к русским и другие половецкие ханы и знатные половцы.
У Азовского лукоморья находились главные зимние кочевья по¬
ловецких орд, объединенных ханом Кобяком. Гридницей называ¬
лась большая пиршественная зала, где сходились гриди — дру¬
жинники князя. О громадных размерах гридницы можно судить
по тем данным, которые сообщает арабский путешественник
X века Ибн-Фадлан: он говорит, что во дворце русского князя с
ним находится четыреста его военных сподвижников, среди ко¬
торых он сидит на престоле; верхового коня к нему подводят
прямо к престолу. В XII веке, в период феодальной раздроблен¬
ности, княжеские пиры были гораздо скромнее по размерам, чем
в XI веке, и устраивались по большей части на сенях. Поме¬
щения же гридниц часто использовалпсь для заключения нлен-
пых, в частности* там заключили и хана Кобяка.
Уныша бо градомъ забрали... — Забралы городских стен —
это их верхняя часть, переходы, где сосредоточивались защит¬
ники во время осады. В оолее узком значении — это бруствер,
защищавший находившихся на верху стен воинов. Забралы бы¬
ли своего рода общественными местами. Здесь собирался народ,
встречая или провожая князя. С забрал велись переговоры с
неприятелем. На забралах плакали по павшим вдали (ср. ниже
в тексте «Слова»: Ярославна плачет по Игоре на забрале в Пу-
тивле). Образ унывающих городских стен встречается в народ¬
ной поэзии. В былине о Василии Игнатьевиче и Батыге гово¬
рится:
А тут плакала не душа красна девушка,
А тут плакала стена да городовая,
Она ведает над Киевом несчастьицо,
Она ведает над Киевом великое.
...сыпахутъ ми тъщими гулы погапыхъ тлъковинъ великый
женчюгь на лоно и негують мя. — В народных поверьях видеть
во сне жемчуг считалось предвестием слез. В народной поэзии
жемчуг — символ слез.
Ты рассыпься, крупен жемчуг,
Что по атласу да по бархату!
Ты расплачься, невестушка..,
„.Перед батюшкой стоюци.
Или:
Порассыпься, крупный жемчуг,
По столам, столам дубовыим.
Порасплачься, невеста душа,
Пред своим кормильцем батюшкою,

Уже дьскы безъ кнеса в моемъ теремъ златовръсемъ... —
Кнес — князек, то есть перекладина, па которой сходятся стро-
ппла крыши, или «матица», на которой держатся доски потолка.
По древнерусским поверьям, видеть во сне дом без князька слу¬
жило предвестием большого несчастья. Это была дурная приме¬
та. Сон Святослава полон и других тревожных предзнаменова¬
ний: Святославу подносят «синее» вино «с трудом» смешано,
сыплют на него крупный жемчуг.
...у Плесньска... — Вряд ли здесь разумеется Плесеньск, город
в Галицком княжестве; скорее это какая-то местность под
Киевом.
...на болони... — Болонье — свободное пространство перед го¬
родскими стенами, оставляемое обычно без застройки, чтобы оно
легче простреливалось со стен.
К с. 50 ...а сажаю опуташа въ путины железны. — «Путы», или
«путины», надевались на ноги ловчим птицам, чтобы они не уле¬
тели. Позднее эти «путы» назывались «ногавками». См. также
ниже: «соколица опутаеве», «аще его опутаеве»,
...два солнца померкоста... — Здесь идет речь об Игоре и Все¬
володе. Сравнения князя с солнцем были обычны в устной тра¬
диции.
...и с нима молодая месяца — Олегъ и Святъславъ... — Олег —
это сын Игоря, родившийся в 1175 году (о его участии в походе
говорится в Лаврентьевской летописи), Святослав — племянник
Игоря, князь рыльский. Не назвал Владимир, старший сын Иго¬
ря, несомненный участник похода Игоря.
...и великое буйство подаста хинови. — Кто такие эти «хино-
ви»? «Хинове» упомянуты еще раз в перечислении врагов Руси,
а также в плаче Ярославны («чему мычеши хиновьскыя стрелкы
на своею нетрудною крилцю на моея лады вой?»). Предположе¬
ний существует много. По-видимому, слово это означает каких-
то неведомых восточных народов. Подобно тому как победы Руси
встречают радостный отклик у венецианцев, моравов, греков,
немцев, так и победы половцев вызывают радостное возбуждение
(«великое буйство») у далеких восточных народов, которых на
Руси представляли себе неясно, — «хиновах» и у готов (см.
ниже).
На реце па Каялы тьма светъ покрыла... — Победа половцев
над русскими в «Слове» воспринимается как победа тьмы над
светом. С этим согласуется и описание затмения солнца в на¬
чале «Слова о полку Игореве» как предвестия поражения рус¬
ских. Там солнце покрывает тьмою воинов Игоря. «Каяла» неод¬
нократно упоминается в «Слове» как место поражения Игоря.
Какая река называлась в XII веке Каялон, точно не установле¬
но. По-видимому, это река Макатиха вблизи Торских озер, впа¬
дающая в реку Голую Долину.
429

...акы пардуже гнездо. — Пардус — гепард, крупный зверь
из семейства кошачьих (не смешивать с барсом, леопардом
и др.). Пардусы в диком состоянии на Руси не водились. Их при¬
возили на Русь в качестве охотничьих зверей. Эти охотничьи
звери обычно выходили на охоту либо в одиночку, либо парой,
либо «гнездом», то есть выводком, но не стаей. Как охотни¬
чьи звери пардусы ценились в Древней Руси очень высоко.
Из летописи известно, что отец Игоря Святославича в 1159 го¬
ду подарил Юрию Долгорукому двух пардусов. За парду-
сами ухаживали специально к ним приставленные «пардусни-
ки».
Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже
връежеся дивь на землю. — «Хула», «нужда», «дивь» — по смыс¬
лу это все воплощения различных несчастий. В народной поэзии
воплощение горя, злой судьбины, нужды, кручины очень часто.
Иногда они являются там в виде зловещей птицы, ворона, ино¬
гда приобретают человеческий облик. Например, запертое в сча¬
стливые времена Горе освобождается и бросается на землю при
несчастье («в подземелья злое Горе разом бросилось, черным
вороном в чисто поле слетело»). Иногда в народной поэзии Горе
или Нужда освобождаются с громом, с треском (см. в «Слове»:
«уже тресну нужда на волю»).
Се бо готъспыя красныя девы въспеша на врезе синему мо¬
рю: звоня рускымъ златомъ... — Готы жили в Крыму и частич¬
но около Тмуторокани (см. примеч. к стр. 34). Поход Игоря
был направлен к этой старой русской Тмуторокани. Готы ра¬
дуются победе половцев, с которыми они находились в торговых
отношениях, и звонят русским золотом, награбленным половца¬
ми и доставшимся готам, очевидно, путем торговли. Готские
красные девы звонят русским золотом, в то время как русские
жены не могут «потрепати» злата п сребра (о русских женах го¬
ворится выше, там, где описывается плач русских жен по своим
погибшим «милым ладам» — воинам Игоря).
...поютъ время Бусово... — Бус — это, по-видимому, антский
князь Бос, Боус или Бооз. Как рассказывает римский историк
Иордан, гот по происхождению, в 375 году нашей эры готский
король Винитар, внук Вультвульфа, победил антов (предков во¬
сточных славян — русских) и приказал распять на кресте ко¬
роля антов Боза, его сыновей и семьдесят знатных антов. Гот¬
ские девы воспевают это время.
...лелеютъ месть Шароканю. — Месть за Шарукана, которую
лелеют на берегу синего моря готские красные девы, упомянута
в «Слове» отнюдь не случайно. Шарукан был дедом хана Кон-
чака. Шарукан потерпел жестокое поражение от Владимира Мо¬
номаха в 1106 году. Его сына Отрока Владимир Мономах загнал
на Кавказ, за Железные Ворота. Внук Шарукана и сын Отро¬
ка — хан Кончак впервые смог отомстить после поражения Иго¬
ря за бесславие своего деда и своего отца.
430

Тогда великый Святъславь изропи злато слово с слезами сме¬
шено... — Святослав «изронил» свою речь («слово»), он как бы
говорит ее против воли, ему тяжело упрекать Игоря. Значителен
и эпитет «злато»: речь Святослава — тяжелая, весомая и
драгоценная, так как полна большого, важного смысла, значе¬
ния.
О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! — Святослав Киевский
называет Игоря Святославича п Всеволода Святославича «сынов-
цами» (племянниками) как старший в лестнице феодального
подчинения. На самом деле Игорь и Всеволод приходились Свя¬
тославу двоюродными братьями.
Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе
славы искати. — Упрек Святослава Игорю и Всеволоду за то, что
опи слишком «рано» выступили против половцев, находит себе
пояснение в летописи. Когда Святослав услышал о походе
Игоря, он «утер слез своих», ему было «нелюбо», что они пото¬
ропились отправиться, «утаившеся» его, то есть без сговора с
ним.
К с. 52 ...брата моего Ярослава... — Ярослава Всеволодовича
Черниговского, родного брата Святослава Всеволодовича Киев¬
ского.
...съ черниговъскими былями, съ могуты, и съ татраны, и съ
шельбирыг и съ топчакы, и съ ревугы, и съ олъберы. — Здесь
в «Слове» перечисляются отдельные племена тех степных коче¬
вых народов тюркского происхождения, которые издавна осели
в пределах Черниговского княжества, подпав под культурное
влияние русских. Из этпх осевших кочевников в Черниговском
княжестве собирались полки, носившие название «ковуев». Чер¬
ниговские ковуи были и в войске Игоря Святославича. Их при¬
слал Ярослав Всеволодович Черниговский, и они действовали под
начальством боярина Ольстииа Олексича.
...засапожникы... — ножи, носившиеся за голенищем сапога.
Нож как орудие боя употребляли только в самых ожесточенных
схватках, когда противники сходились настолько близко, что
нельзя было размахнуться мечом, и когда самые щиты могли
только мешать и связывать движения сражающихся.
...звонячи въ прадеднюю славу. — «Звонить в славу» — сме¬
лое и очень сильное выражение, каких немало в «Слове о полку
Игореве». Оно означает «гордиться славой предков» и «быть
окруженным ореолом славы предков». Ср. также «расшибить сла¬
ву», «выскочить из дедовской славы».
Коли соколъ въ мытехъ бываетъ, высоко птицъ въбиваетъ:
не даст гнезда своего въ обиду. — Термин «в мытех» означает
431

период линьки, особенно той, когда у молодого сокола появляет¬
ся оперение взрослой птицы. Взрослые соколы отважно защи¬
щают свои гнезда от более сильных хищных птиц (например, от
орла-беркута),
Се у Римъ кричать подъ саблями половецкими, а Володимиръ
подъ ранами. — После поражения Игоря половецкие ханы Гзак
и Кончак двинулись на Русь. Гзак осадил Путивль, но не смог
его взять; его войска разорили Посемье. Кончак пошел на Пе-
реяславль-Русский (Южный), где переяславский князь Влади¬
мир Глебович, князья Святослав Киевский и Рюрик Ростиславич
нанесли ему поражение. На обратном пути Кончак осадил и за¬
хватил Римов. При осаде Переяславля на вылазке был ранен
Владимир Глебович Переяславский, схватившийся сразу со мно¬
гими половцами. Окруженный, он был ранен тремя копьями, но
дружина отбила его у врагов.
Туга и тоска сыну Глебову! — Перед нами очень распростра¬
ненное в народной поэзии синонимическое сочетание. Ср. в на¬
родной поэзии: «тоска-кручина», «знаю-ведаю», «нагота-босота»
и др. Синонимические сочетания встречаются в «Слове о полку
Игореве» не один раз («то было въ ты рати и въ ты плъкы»;
«въстана, бо, братие, Киевъ тугою> а Черниговъ напастьми»
и др.).
Великий княже Всеволоде! — Всеволод Юрьевич Владимиро-
Суздальский, сын Юрия Долгорукого и внук Владимира Моно¬
маха; по позднейшему прозвищу —■ Большое Гнездо. Выдающий¬
ся политический деятель своего времени. Один из самых силь¬
ных князей Руси XI—XIII веков. По словам летописца, Всеволод
«много мужествовав и дерзость имев на бранех показав»; «сего
имени токмо трепетаху вся страны и по всей земли изыде слух
его» (Лаврентьевская летопись под 1212 годом). Всеволод вел
неустанную борьбу с боярством за укрепление княжеской вла¬
сти. Его боялись и слушались прочие русские князья: князья-
соседи и князья далекой Южной Руси. Он первым из владимир¬
ских князей принял титул великого князя и стремился утвер¬
дить за Владимиром-Залесским значение центра Руси. Он об¬
строил Владимир замечательными зданиями, «не искав мастеров
от немец». При нем был построен во Владимире княжеский
дворец с придворным Дмитровским собором, знаменитым
своими скульптурными украшениями, и расширен Успенский
собор.
,*.отня злата стола поблюсти. — Отец Всеволода, Юрий Дол¬
горукий, несколько раз захватывал киевский престол военной
силой и умер в Киеве в 1157 году.
Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы вы-
льяти! — Словами «ты бо можеши Волгу веслы раскропити» опре¬
деляется многочисленность дружины Всеволода и его могуще¬
ство над волжскими странами. Всеволод и в самом деле энер¬
432

гично продолжал начавшееся еще очень давно покорение По¬
волжья. В 1183 году, за два года до похода Игоря, Всеволод с
«судовой ратыо» (то есть с речным флотом) успешно осаждал
«великий город» волжских болгар, заключив выгодный для себя
мир. В битве на Волге русские загнали волжских болгар в их
«учаны» (речные суда), часть из которых опрокинулась, и более
тысячи болгар утонуло.
Автор «Слова» верит, что если бы Всеволод двинулся на по¬
ловцев (на Дон), то его войско смогло бы до конца победить их.
Испить шлемом из какой-либо реки было в Древней Руси зна¬
ком победы над страной по этой реке; вычерпать же реку было
знаком полного уничтожения врага.
Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногате, а кощей по ре¬
зане. — Чага — рабыня (или ребенок), кощей — раб. Ногата и
резана — названия мелких монет (в гривне 20 ногат или 50 резан).
..лиереширы... — Что означает это слово, неясно. Возможно,
оно происходит от греческого и новогреческого слова, означаю¬
щего копье.
...сыны Глебовы — сыновья Глеба Ростиславича, рязанские
кпязья, зависимые от Всеволода Георгиевича Суздальского.
К с. 54 Ты, буй Рюриче... — Рюрик Ростиславич, буй Рюрик
«Слова о полку Игореве», принадлежит к одним из самых дея¬
тельных, беспокойных и вместе с тем по-своему примечательных
князей XII века. Предприимчивый и смелый, гостеприимный и за¬
пальчивый, «мудролюбивый» и непостоянный, Рюрик провел всю
свою жизнь в походах на половцев и в феодальных распрях,
сражался и за Русь, и за свои личные интересы. Семь раз доби¬
вался он киевского «золотого стола» и дважды добровольно его
уступал своим побежденным соперникам. Несколько раз Рюрик
являлся инициатором походов соединенных сил русских князей
против половцев, но в 1203 году подверг Киев вместе с полов¬
цами такому страшному разгрому, который по последствиям
уступал только его опустошению ордами Батыя. Он был одним
из образованнейших людей своего времени и обладателем зака¬
ленной в боях дружины. Его покровительству и инициативе обя¬
заны мы составлением летописного свода 1200 года, сохранивше¬
го в своем составе киевскую летопись XII века — одну из луч¬
ших по своим литературным достоинствам русских летописей,
богатую событиями, богатую по языку, полную деталей княже¬
ского и дружинного быта — звоном оружия, честью и славой
Руси. Летопись эта читается ныне в Ипатьевской летописи за
годы 1118—1200-е. До страсти преданный искусству, Рюрик, по
выражению летописи, имел «любовь носытну о зданьих». Его зод¬
чим и личным другом был знаменитый «художник» — зодчий
Петр Милонег. В 1205 году Рюрик был насильно пострижен в мо¬
нахи Романом Мстиславичем Волынским. В том же 1205 году Рю¬
рик сбросил с себя монашескую рясу и в последний раз сел на
28 Злато слово
433

киевском столе. В 1210 году он, по-видимому, добровольно усту¬
пил киевский стол Всеволоду Чермному и умер в 1215 году на
княжении в Чернигове.
...и Давыде! — Давыд Ростиславкч Смоленский — брат Рюри¬
ка Ростиславича (см. предыдущее примечание), внук Мстислава
Владимировича. Много воевал самостоятельно и принимал учас¬
тие в походах своего брата. Перед смертью добровольно постриг¬
ся в чернецы. Летописец дает ему такую по-своему приукрашен¬
ную характеристику: «Се же благоверный князь Давид возрастом
(ростом) бе середпий, образом леп (красив), всею добродетелью
украшен, благонравен, христолюбив; любовь имея ко всим... бе
крепок на рати, всегда бо тосняшеться (устремлялся) на великая
дела; злата и сребра не собирашеть, но давашеть дружине, бе
бо любя дружину, а злыя кажпя (казня), якоже подобаеть ца-
ремь творити» (Ипатьевская летопись под 1198 годом — годом
смерти Давыда).
Не ваю ли вой злачеными шеломы по крови плаваша, —
«Вой» вставлено предположительно, по смыслу. По-видимому,
здесь имеется в виду битва с половцами в 1183 году на реке
Орели, в которой участвовали войска Рюрика и Давыда Рости-
славичей.
...за раны Игоревы... — Слово «рапа» в древнерусском языке
имело более широкое значение, чем в современном русском язы¬
ке. Оно значило и «поранение» и беда, поражение, болезнь. Здесь
имеются в виду и раны Игоря (Игорь был ранен в битве в ле¬
вую руку), и его поражение. Такая многозначность слов встре¬
чается в «Слове о полку Игореве» не один раз. Она увеличивает
значительность всего того, что в нем сказано. «Слово о полку
Игореве» — произведение удивительно сжатое, краткое, насы¬
щенное значением. Несколько значений часто имеют в «Слове»
и отдельные художественные образы, сравнения (см., напри¬
мер, что сказано выше о картине битвы; примеч. к стр. 38
и 40).
Галичкы Осмомысле Ярославе! — Ярослав Владимирович Га¬
лицкий — тестЪ Игоря Святославича, отец Ярославны. Он был
князем богатого Галичского княжества и вел постоянную борьбу
с местным очень сильным галичским боярством. Его княжение
казалось могущественным для всех окружавших его стран, од¬
нако он не раз прииуждеп был смиряться перед собственным бояр¬
ством. Под конец жизпи он взял себе в жены простую горожан¬
ку Настасью, которую впоследствии бояре сожгли на костре.
Его любимого сына от этой Настасьи бояре выгнали после смер¬
ти Ярослава из Галича. Этот князь «один худою своею головою,
ходя удержал всю Галичскую землю». Он принимал у себя ви¬
зантийского императора Андроника Комнина, который по воз¬
вращении в построенном им дворце велел написать сцены из его
прошлой жизни и, между прочим, различные эпизоды охоты на
зубров («туров») во время пребывания у Ярослава. Летописец
434

так его характеризует: «бе же князь мудр и речей языком, и
богобоин, и честен в землях и славен полкы» (Ипатьевская ле¬
топись под 1187 годом).
Прозвище Ярослава «Осмомысл» имеет несколько толкований:
от восьми его мыслей или забот; от знания восьми языков; от
того, что он вообще был умен за восьмерых, и т. п.
Высоко седиши на своемъ златоковапнемъ столе... — Эпитет
«златокованый» (то есть сделанный из сплошного, кованого
золота) подчеркивает богатство Галича. Богатство галичских кпя-
зей неоднократно отмечается и в летописи и в былинах (в бы¬
лине о Дюке Степановиче). Галич действительно в XII—XIII ве¬
ках переживал пору экономического расцвета. Кремль Галича,
где находился и дворец Ярослава, был расположен на высокой
горе. Отсюда и выражение «высоко седиши».
...горы Угорскыи... — Карпаты. Угорскыи — венгерские.
...меча бремени чрезъ облакы... — Перед нами рисуется ха¬
рактерный образ галицкого князя Ярослава. Он сидит высоко на
горе в Галиче па своем златокованом престоле и отсюда распо¬
ряжается судьбами стран, подпирает венгерские горы своими
полками, швыряет тяжести через облака, стреляет за землями
(то есть за странами) турок султана Саладина.
...стрелявши съ отпя злата стола салътани за землями. —
Предполагают, что галичане принимали участие в третьем кре¬
стовом походе против турок султана Саладина.
К с. 56 А ты, буй Романе... — Роман был деятельный, предпри¬
имчивый, отважный и неутомимый князь, хозяин и устроитель
своих владений. Упорной борьбой он добивается соединения сво¬
его наследственного Владимиро-Волынского княжества с богатым
соседним княжеством Галичским. Он пренебрегает Киевом, обра¬
щая в конце концов Киев в окраинный форпост своих сильных
галицко-волынских владений. Твердой рукой сдерживает он рас¬
пад юго-западной Руси и направляет свои главные удары против
могучего галичского боярства. «Не передавивши пчел, меду не
есть», — говорил он о боярах и одних уничтожал в открытой
борьбе, других — хитростью, не стесняясь прибегать к обману.
Он наводил ужас на окрестные народы — половцев, литву, ятвя-
гов и поляков. Его именем, говорилось в народе, половцы пугали
своих детей. Летопись пишет о нем, что он устремлялся на по¬
ганых, как лев, сердит был, как рысь, губил их, как крокодил,
проходил через землю их, как орел, храбр же был, как тур
(Ипатьевская летопись под 1201 годом). Только один Владимир
Мономах мог сравниться с ним в победах над половцами. Пер¬
вый же поход Романа на половцев, по словам византийского
историка Никиты Хониата, заставил их спешно покинуть преде¬
лы Византии, где они угрожали самому Константинополю. Завое¬
вывая окрестные земли, он переустраивал их хозяйственную
28*
435

жизнь. Он заставил побежденных литовцев расчищать леса под
пашни, корчевать лес и заниматься земледелием. Литовцы много
лет спустя говорили о нем: «Роман, Роман, худым живешь, Лит¬
вою орешь». Имя Романа было хорошо известно во всех евро¬
пейских странах. Его послов видели в Константинополе. Его бо¬
гатые пожертвования попали даже в саксонский монастырь
св. Петра в Эрфурте, где находился крупный центр междуна¬
родной торговли. Он приютил у себя византийского императора
Алексея III Ангела после изгнания его крестоносцами из Кон¬
стантинополя. Западноевропейские источники постоянно назы¬
вают его «королем Руси». Русские летописи называют его «само¬
держцем всея Руси» и «царем». Папа Иннокентий III предлагал
ему королевскую корону под условием признания его власти, по
Роман отверг его предложение. Роман погиб при походе в Поль¬
шу 19 июля 1205 года. Польские историки приписывали ему на¬
мерение завоевать люблинские земли. О его смерти так запи¬
сано во французской хронике: «Король Руси, по имени Роман,
выйдя за пределы своих границ и желая пройти через Польшу
в Саксонию... убит двумя братьями, князьями польскими, Лешком
и Конрадом, на реке Висле». Польский хронист XV века Длугош
говорит, что Лешко и Конрад в благодарность за победу над Ро¬
маном посвятили алтарь в краковском соборе св. Гервазию и
Протасию, в день памяти которых был убит Роман. Таково было
впечатление от смерти этого неукротимого и могущественпого
князя.
...и Мстиславе/ — Кто такой этот Мстислав, по всему судя,
близкий к Роману, деливший с ним победы, — неясно. У Рома¬
на не было родного брата с таким именем, но был двоюродный
брат — Мстислав Ярославич Пересопницкий. Возможно, однако
же, что здесь имеется в виду Мстислав Всеволодович Городен-
ский, участник походов на половцев, постоянно сражавшийся
также с литвой, ятвягами, деремелой.
Ятвязи — ятвяги, одно из литовских племен.
Деремела — вероятно, ятвяжская область и ятвяжское племя.
...сулици своя повръгоша... — Сулица — то же, что копье, по
употреблявшееся для метания.
...по Реи... — Рось — правый приток Днепра, южнее Киева;
пограничная с Половецкой степью река.
...и по Сули... — Сула — левый приток Днепра, южнее Кие¬
ва; пограничная с Половецкой степью река. По Суле шла линия
укрепленных городов, среди них и Рим, захваченный половцами
после поражения русских на Каяле.
436

Инъгварь и Всеволодъ, u ecu три Мстиславичи... — Ингварь
и Всеволод — это сыновья Ярослава Изяславича Луцкого; но
кто такие «и вси три Мстиславичи»? Здесь, несомненно, имеются
в виду единственные в ту пору на Руси три брата, сыновья Мсти¬
слава Изяславича: Роман, Святослав и Всеволод. Все эти три
Мстиславича, как и Ингварь и Всеволод, были князьями Волын¬
скими — вот почему они объединены в едином обращении к
ним. Они не названы по имени, так как автор «Слова» уже на¬
звал несколько выше одного из них — Романа. В этом месте
он повторяет свое обращение к Роману, объединяя его со всеми
его волынскими братьями. Он говорит «и вси три Мстиславичи»,
подчеркивая этим, что речь перед тем шла только об одном
Мстиславиче, а теперь идет о всех.
...не худа гнезда шестокрилци! — У сокола оперение крыла
делится на три части (большие маховые, малые маховые перья
и крылышко). Всего у сокола как бы шесть крыльев. Отсюда на¬
звание сокола «шестокрылец».
Не победными жребии собе власти расхытисте! — Историче¬
ский смысл этих слов неясен, так как самые события княжения
этих трех Мстиславичей известны плохо.
Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкыи и щиты? — Чем
объясняется, что у Мстиславичей «ляцкие» (польские) сулицы и
щиты? Мстиславичи эти были по матери полуполяками — вну¬
ками польского короля Болеслава Кривоустого. Однако дело
здесь не только в полупольском происхождении Мстислави¬
чей. Автор «Слова» намекает здесь также и на ту военную
поддержку, которую не раз получали волынские князья из
Польши.
К с. 58 Уже бо Сула не течетъ сребреными струями къ граду
Переяславлю, и Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ полона-
номъ подъ кликомъ поганыхъ. — Поэтический образ, знак пора¬
жения: и Сула и Двина, две пограничные русские реки, лиши¬
лись своих вод (см. примеч. к стр. 52, на стр. 433), вместе с тем
они уже как бы не могут служить реальными препятствиями для
врагов Руси.
...Изяславъ, сынъ Василъковъ... Не бысть ту брата Брячясла-
ва, ни другаго — Всеволода. — Летопись упоминает полоцких
князей Брячислава Васильковича и Всеслава Васильковича и
их отца Василька Рогволодовича. Всеволод и Изяслав летопи¬
сью не упомянуты: эта ветвь княжеского рода вообще известна
плохо.
...и с хотию на кров, а тъи рекъ... — В издании 1800 года и в
екатерининской копии это место читается так: «и схоти ю на
кровать и рекъ». Поправок этого неясного места было предло¬
437

жено много, но ни одна из них не могла быть призпана достаточно
удовлетворительной. Предлагали исправления «с хотию» (то есть,
с милой, с женой), и «схыти», «схопи» (схватил), «и схоти (схва¬
тил) юнак (юноша) рова (могилы)» и т. д. Принятое в настоя¬
щем издании чтение одно из возможпых.
К с. 60 Дружину твою, княже, птицъ крилы приоде... — Здесь
образ, рисующий смерть дружины. Хищные птицы (орлан-бело-
хвост или гриф), садясь на добычу, прикрывают ее своими рас¬
простертыми крыльями, чтобы не подпустить других хищников.
...изрони жемчюжну душу изъ храбра тела чресъ злато оже-
релие. — Злато ожерелье — это круглый или квадратный глубо¬
кий вырез ворота княжеской одежды, обычно обшивавшийся зо¬
лотом и драгоценными камнями. Другое название этого «оже¬
релья» — «оплечье». Золотое ожерелье служило в Древней Руси
одним из отличий одежды высших классов. Образ жемчужной
души в золотом ожерелье отличается какой-то особой, почти юве¬
лирной законченностью: сочетание жемчуга с золотом считалось
особенно изысканным.
...трубы трубятъ городеньскии! — Изяслав Василькович, упо¬
мянутый в «Слове» выше, был, по-видимому, князем городенским
(от Городно или Гродно — неясно).
Ярославли ecu внуце и Всеславли! — В первом издании «Сло¬
ва» и в екатерининской копии читается не «Ярославле», а «Яро¬
славе». Однако никакого Ярослава, усобицы которого с «внука¬
ми Всеслава» были бы так велики по последствиям и для По¬
лоцкой земли, и для всей Русской, — неизвестно. Вряд ли при
этом такой Ярослав оказался бы не замеченным летописью. Ведь
в «Слове» имеются в виду какие-то крупные события. Поэтому
предполагаем, что в это место при его прочтении первыми изда¬
телями вкралась ошибка. Читать следует не «Ярославе», а «Яро¬
славли»: «Ярославли вси внуце и Всеславли», то есть «Яросла¬
вовы внуки и все внуки Всеславовы». Перед нами призыв пре¬
кратить вековые раздоры между князьями — потомками Яро¬
слава Мудрого и полоцкими князьями — потомками Всеслава
Полоцкого (иногда они назывались также в летописи потомками
полоцкого князя Рогволода, также противопоставляясь «Ярослав-
лим внукам»). Итак, в этом месте «Слова» речь, по-видимому,
идет не о какой-то мелкой вражде, настолько мелкой, что она
даже не была отмечена летописыо, а о большом, длительном
историческом явлении: о длительной вражде полоцких князей со
всеми остальными русскими князьями. Усобицы полоцких кня¬
зей, стремившихся обособиться от Киева, с киевскими князьями,
безуспешно пытавшимися восстановить зависимость Полоцка от
Киева, действительно продолжались в XI и XII веках. В этой
междоусобной войне автор «Слова» считает побежденными обе
стороны, победителями же оказываются «поганые» — половцы и
литовцы. Вот почему автор «Слова» п обращается в дальнейшем
438

в большом отступлении к истокам этой громадпой вражды, охва¬
тившей всех русских и всех полоцких князей, — к истории
родоначальника Вссславичей — Всеслава Брячиславича Полоц¬
кого.
На седъмомъ веце Трояки... — Согласно изложенному выше
(см. примеч. к стр. 32) Троян — русский языческий бог. Все-
слав действует иа седьмом, то есть на последнем, веке языче¬
ского бога Трояна, иными словами — напоследок языческих вре¬
мен. Значение «седьмого» как последнего определяется средне¬
вековыми представлениями о числе семь: семь дней творения,
семь тысяч лет существования мира, семь человеческих возра¬
стов и т. д. Почему же, однако, Всеслав Полоцкий, по представ¬
лениям автора «Слова о полку Игореве», действует «напоследок
языческих времен»? Всеслав Полоцкий действует в обстановке
поднявшихся восстаний смердов — в Киеве, в Новгороде, на Бе-
лоозере, — восстаний, сомкнувшихся с движением волхвов, с ре¬
акцией древнерусского язычества. Всеслав воспользовался этими
восстаниями и этой реакцией язычества в своих целях. Сам Все¬
слав, по летописной легенде, родился «от волхвования» и носил
на голове амулет, вследствие чего якобы пролил много чужой
крови.
...връже Всеславъ жребий о девицю себе любу. — Под деви¬
цей здесь разумеется Киев. Решив воспользоваться в 1068 году
восстанием киевлян, чтобы взойти на киевский стол, Всеслав
действительно играл своей судьбой — «кинул жребий».
Тъй клюками подпръ ся о кони и скочи къ граду Кыеву и
дотчеся стружиемъ злата стола киевъскаго. — Здесь Всеслав на¬
поминает тех сказочных богатырей, которые добывают руку
царевны, сидящей высоко в тереме у окошка, доскочив до него
на коне. Этот сказочный образ особенно здесь ясен, так как пе¬
ред этим Киев называется приглянувшейся ему «девицей»:
«На седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю
(то есть о Киеве) себе любу». Исторические события вокняже-
ния Всеслава в Киеве были следующие: в 1068 году половцы
разбили войско трех братьев — сыновей Ярослава Мудрого: Изя-
слава, Всеволода и Святослава. Киевляне потребовали от Изясла-
ва выдать им копей и оружие, чтобы взять дело обороны Киева
в свои руки. Изяслав, боясь киевлян, отказался это сделать. То¬
гда киевляни пошли к «порубу» (к тюрьме), где сидел князь
Всеслав Полоцкий, захваченный ярославичами перед тем, в
1067 году, и поставили его киевским князем. Очевидно, что Все¬
слав удовлетворил требование киевлян — выдал им коней и
оружие. Он пришел, следовательно, к власти хитростью, «опер¬
шись на коней».
Скочи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ плъночи изъ Белаграда,
обесися сине мъгле... — В 1069 году против Всеслава пошли по¬
ходом Изяслав и польский король Болеслав. Всеслав выступил
против них вместе с киевлянами. Но еще до встречи с войском
439

Изяслава и Болеслава, по неясным для нас причинам, Всеслав
принужден был бежать ночью из Белгорода тайно от киевлян
(см. «Повесть временных лет» под 1069 годом). Следовательно,
«они» — это киевляне. «Синяя мгла» — это мгла ночи. «Обесить-
ся» по-древнерусски означает «повиснуть» или «быть обнятым»
(в данном месте «Слова», конечно, последнее значение).
...обесися сине мъгле утръже вазни, с три кусы отвори врата
Новуграду... — Место это в первом издании «Слова о полку Иго¬
реве» одно из самых трудных для объяснения. Толкование этого
места, обычно принимавшееся до сих пор, не может в настоя¬
щее время считаться правильным. Мы принимаем здесь деление
на слова, предложенное Р. Якобсоном в 1948 году. Однако пере¬
вод, им предлагаемый («знать, трижды ему довелось урвать по
куску удачи»), кажется нам неудачным, так как образность его
(«куски удачи» и пр.) в древнерусской литературе не встречает¬
ся и не соответствует образности «Слова». Предлагаем в пере¬
воде свое понимание этого места, преимущество которого по
крайней мере в том, что он эстетически нейтрален и не дает но¬
вых сильных образов.
...разшибе славу Ярославу... — С именем Ярослава Мудрого в
древнем Новгороде Великом связывались представления о нача¬
ле новгородской независимости. Ярослав княжил в Новгороде по
1016 год, ослабив зависимость Новгорода от Киева и дав новго¬
родцам какие-то не сохранившиеся до нас «грамоты», в которых
новгородцы вплоть до конца XV века видели главное обоснова¬
ние своей независимости.
К с. 62 ...съ Дудутокъ. — Дудутки — это, по-видимому, мест¬
ность под Новгородом.
На Немизе снопы стелютъ головами... — Немига — небольшая
река, на которой стоял Минск (сейчас этой реки нет). На Неми¬
ге Всеслав потерпел поражение от трех сыновей Ярослава: Изя¬
слава, Всеволода и Святослава. Это поражение было действитель¬
но ужасным.
...не бологомъ бяхуть посеяни — посъяни костьми рускихъ
сыновъ. — Здесь типичное для народной поэзии повторение «по¬
сеяни, посеяни». В народной поэзии они часты: «из лесу было,
лесу темного», «того ли то соболя заморского, заморского соболя
ушистого, ушистого соболя пушистого» и т. д.
...а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше... — То убегая от погони,
то стремясь захватить города, то отстаивая свою вотчину, Все¬
слав действительно носился, как волк, по всей Русской земле.
Есть прямое свидетельство быстроты передвижений Всеслава.
Владимир Мономах говорит в своем «Поучении», что гнался за
Всеславом (в 1078 году) со своими черниговцами «о двою коню»
(то есть с поводными конями), но тот оказался еще быстрее:
Мономах его не нагнал.
440

...дорискаше до куръ Тмутороканя... — До куръ — то есть до
пения петухов. Определение времени по пению петухов (пе¬
тух — по-древнерусскп «кур», петушок — «курок») было широко
распространено в народе в Древней Руси.
...великому Хръсови... — Хоре — славянский языческий бог,
по-видимому, бог солнца. Следовательно, слова «великому Хръсо¬
ви влъкомъ путь прерыскаше» означают, что Всеслав «рыскал»
до восхода солнца.
Тому въ Полотьске позвониша заутренюю рано у святыя
Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыеве звонъ слыша. — Здесь, по-
видимому, имеется в виду следующее: Всеслав сидел в Киеве в
заключении (в «порубе»), в то время как в родном его Полоцке
его считали князем и поминали как князя в церковных служ¬
бах (1067-1068).
Того старого Владимира нельзе бе пригвоздити къ горамъ
киевъекымъ... — Здесь, несомненно, под «старым Владимиром»
разумеется Владимир I Святославич с его многочисленными по¬
ходами на внешних врагов Русской земли.
К с. 64 ...нъ розно ся имъ хоботы пашутъ. — Автор «Слова»
хочет этим сказать, что между войсками братьев Рюрика и Давы¬
да Ростиславичей не было согласия. Действительно, в 1185 году,
после поражения Игоря и нападения Кончака, Святослав и Рю¬
рик пошли против половцев, но брат Рюрика, Давыд, вернулся
от Треполя, так как его смоленские войска встали вечем и за¬
явили: «Мы пошли до Киева, даже бы была рать, билися быхом
(то есть пошли на защиту Киева и, если бы случилась необходи¬
мость биться, бились бы); нам ли иное рати искати (следует ли
нам отправляться в какой-то иной поход!), то не можемь, уже ся
есмы изнемогле» (Ипатьевская летопись под 1185 годом). Таким
образом, «стяги» (полки) Давыда отказались выступить совмест¬
но со стягами Рюрика и вернулись назад.
...Ярославнынъ гласъ... — Ярославна — жена Игоря, Ефро¬
синья (?) Ярославна, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла
(см. примеч. к стр. 54).
...зегзицею незнаема рано кычетъ... — Слово «зегзица» в дру¬
гих древнерусских памятниках письменности не встречается.
В областных современных диалектах встречается довольно много
созвучных слов со значепием «кукушка»: «зогза» (вологодское),
«загоска», «зезюля» (псковское). В украинском и белорусском
языках имеются также близкие по звучанию слова со значением
кукушки.
441

...омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру князю крова-
выя его раны на жестоцемъ его теле. — Рукава верхней одеж¬
ды знати в Древней Руси делались длинными. Их обычно под¬
нимали кверху, перехватывая обручами у запястий. В ряде цере¬
мониальных положений их спускали книзу (стояли «спустя ру¬
кава»), Такой длины рукав легко можно было омочить в воде,
чтобы утирать им раны, как платком. «Бебръ», «беберъ», как
установлено в последнее время Н. А. Мещерским, — белая шел¬
ковая ткань особой выделки. «Бебрянъ» — шелковый.
О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши? Чему
мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на
моея лады вой? — Обращение Ярославны к ветру близко к на¬
родной поэзии. Такие обращения встречаются в народных пла¬
чах по умершим:
Вы подуйте, ветры буйные,
Со все четыре стороны,
Растащите, ветры буйные,
Все желтые песочники,
Сдуньте, ветры буйные,
Тонки белы полотенечки
С моеё лады милыя...
Или:
Подхватите вы, буйны ветры,
И снесите вы, буйны ветры,
Голоса-то великие
Далеко по святой Руси,
Высоко против небеси
За реки-то за быстрые,
За моря-то за синии,
В города-то во дальние...
О Днепре Словутицю! Ты пробилъ ecu каменныя горы сквозь
землю Половецкую. — Такие обращения к рекам часто встре¬
чаются в народной поэзии. Например:
Ой ты, батюшка, наш, батюшка,
Быстрый Терек ты Горынич!
Про тебя лежит слава добрая!
Слава добрая, речь хорошая!
Ты прорыл-прокопал горы крутые,
Леса темные...
К с. 66 Ты лелеялъ ecu на себе Святославил насады до плъку
Кобякова. — Ярославна вспоминает победоносный поход русских
князей на половцев 1184 года под предводительством Святослава
Всеволодовича Киевского. В результате этого похода объединен¬
ные ханом Кобяком силы половцев были разбиты, а сам хан Ко-
бяк захвачен в плен. Насады *— ладьи с «насаженными» борта¬
ми. В основу насада клалось одно цельное дерево. Это дерево
выдалбливалось по форме ладьи и «надшивалось» (или «насажи¬
валось») досками с бортов. Такие «насады» могли вместить не¬
442

сколько десятков человек. В них русские бесстрашно пересекали
море, появляясь под стенами Константинополя (в X и XI ве¬
ках).
Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою
имъ тули затче? — В трехдневной битве войска Игоря, люди и
кони, отрезанные половцами от воды, страдали от жары и жаж¬
ды.
Овлуръ — половец, бежавший на Русь вместе с Игорем.
В летописи он назван Лавр или Лавор. Игорь первоначально
долго не доверял Лавру. Русский историк XVIII века В. Н. Та¬
тищев на основании неизвестных нам источников сообщает, что
Лавр был «муж твердый, но оскорблен от некоторых половцев,
мать же была его русская из области Игоревой». Вернувшись из
плена, Игорь «учинил вельможею» Лавра и выдал за него дочь
тысяцкого Рагуила, щедро наградив.
К с. 68 Л Игорь князь поскочи горнастамъ къ тростию и
белымъ гоголемъ на воду... полете соколомъ подъ мъглами... —
Описание бегства Игоря носит характер народной сказки. В сказ¬
ках часто герой, спасаясь бегством от колдуна, превращается в
различных животных.
К с. 70 ...на своих с збреньгхъ брезехъ... — Донец несет в сво¬
их водах много взмуче. ного мела (Донец прорезает меловые горы
Артема). Летом, когда вода в Донце спадает, отмели, окрашенные
мелом в белый цвет, блестят на солнце, как серебряные.
...стрежаше его гоголемъ на воде, чайцами на струяхъ,
чрьнядъми на ветрехъ. — Чайки, гоголи (порода нырковых
уток) и черняди (другая порода нырковых уток) очень пугливы
и издали замечают приближение человека. Игорь, скрываясь
днем в зарослях у рек, мог по поведению гоголей, чаек и черня¬
дей судить, не приближается ли погоня.
Не тако ти, рече, река Стугна: худу струю имея, пооюръши
чужи ручьи и стругы, рострена къ устью, уношу князю Рости¬
славу затвори. — Река Стугна мелководна, и утонуть в ней нель¬
зя, но к устью она расширяется за счет притоков, главным об¬
разом с правой, половецкой стороны (вот почему здесь и гово¬
рится, что Стугпа была расширена к устью, поглотив «чужие»
ручьи и потоки). Юноша Ростислав погиб как раз в ее полно¬
водной части — в устье, около города Треполя. Враждебная ре¬
ка Стугна, поглотившая много чужих речушек, противопостав¬
ляется здесь сочувствующему князю Игорю полноводному Донцу.
Князь Ростислав Всеволодович, сын Всеволода Ярославича, уто¬
нул в 1093 году 22 лет от роду на глазах у своего брата Влади¬
мира Мономаха.
443

Днепръ темпе березе плачется мати Ростиславля по уноши
князи Ростиславе. — Этот плач матери Ростислава следующим
образом описывается в «Повести временных лет»: «Ростислава
же искавше обретоша в реце; и вземше принесоша и (его) Кие¬
ву, и плакася по немь мати его, и вси людье пожалиша си по
немь повелику, уности (юности) его ради» (Лаврентьевская ле¬
топись под 1093 годом).
А не сорокы втроскоташа — на следу Игореве ездитъ
Гзакъ съ Кончакомъ. — В этом месте «Слова» типичное для на¬
родной поэзии отрицательное сравнение.
...полозие ползаша... — Полозие — полозы, вид крупной змеи,
водящейся в степях. Шуршание полозов может быть слышно
только в полной тишипе. Эгу глубокую и тревожную тишину хо¬
рошо подчеркнул наблюдательный автор «Слова», упомянув о
том, что «только полозы ползали».
Дятлове тектомъ путь къ реце кажутъ... — Здесь автор «Сло¬
ва» также проявил свою тонкую наблюдательность. В степи де¬
ревья растут только в долинах рек. Долины эти глубокие: издали
не видно ни реки, ни деревьев. Вот почему только стук дятлов
в деревьях указывал Игорю путь к речным зарослям, где он мог
скрыться от погони.
К с. 72 Аще его (Владимира Игоревича. — Д. Л.) опутаеве кра¬
сною девицею, ни пама будетъ соколъца, ни пама красны деви¬
це... — В народной поэзии (в поэзии свадебной) опутать сокола
означает женить молодца. Сын Игоря, Владимир, действительно
женился на дочери Кончака, вернулся на Русь в 1187 году с же¬
ной и ребенком и здесь был уже обвенчан по церковному об¬
ряду.
Рекъ Боянъ и Ходына, Святъславля песнотворца стараго вре¬
мени Ярославля, Олъгова коганя хоти: «Тяжко ти головы...» —
Место это настолько испорчено, что не позволяет сколько-нибудь
уверенно его исправить. Удовлетворительнее всего объясняется
текст, если принять предложенное И. Е. Забелиным прочтение
«ходы на» (так в издании 1800 года и в екатерининской копии)
как «Ходына» и предположить в этом Ходыне певца вроде Боя-
на, а в «хоти» видеть двойственное число от «хоть» — любимец
(ср. это же слово в объяснении места «и с хотию на кров»). Это
прочтение и принято нами в переводе. Слава Бояна и Ходыны
противопоставлена разговору («стрекотанию») Гзы и Кончака.
Каган — титул владык хазарских и аварских; применялся ино¬
гда и к русским князьям в X—XI веках.
«Солнце светится на небесе, — Игорь князь въ Руской зем¬
ли»: девици поютъ на Дунай, — вьются голоси чрезъ море до
Киева. — Возвращающихся из походов князей жители обычно
встречали, выходя им навстречу, пением «славы».
444

...девицы поютъ на Дунай... — В низовьях Дуная находились
русские поселения. Еще Владимир Мономах «посажа посадники
по Дунаю» (Ипатьевская летопись под 1116 годом). Посадники
Мономаха, впрочем, не смогли надолго закрепиться в дунайских
городах. В XII и XIII веках в придунайские города (главным
образом в Берлад) стекались ие-довольные, изгнанные и т. п.
Воскресенская летопись XVI века дает в списке русских городов
и города на нижнем Дунае. Память о русских городах на Дунае
сохранялась, следовательно, и в XVI веке. Упоминанием о пении
девиц на Дунае автор «Слова» подчеркивает радость по поводу
возвращения Игоря в самых отдаленных уголках Руси, даже в
тех, которые не входили в состав ее независимых княжеств.
...по Боричеву... — Боричев взвоз (подъем), неоднократно упо¬
минаемый в летописи, вел снизу, от днепровской пристани, на¬
верх — к центру Киева.
...къ святейу богородицы Пирогощей — церковь богородицы
Пирогощей: была заложена в Киеве в 1132 году и завершена в
1136 году. Так названа по иконе «Пирогощей», привезенной в
Киев из Константинополя.
К с. 74 Аминь. — Слово «аминь» происходит от греческого
слова, означавшего «да будет так», «истинно». Обычно оно стано¬
вилось в конце древнерусских литературных произведений.
Н. М. КАРАМЗИН
ПЕРЕСКАЗ-ПЕРЕВОД «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Публикуется по изданию: Слово о полку Игореве. Библиотека
поэта. Большая серия. 2-е изд. Л., 1967.
Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) — русский исто¬
рик и писатель.
Как историк Карамзин считается крупнейшим представите¬
лем дворянской историографии. Его многотомная «История госу¬
дарства Российского», над которой он работал в 1804—1826 го¬
дах, стала событием в жизни тогдашнего русского общества.
Общее впечатление о литературных достоинствах «Истории»
Карамзина хорошо выразил поэт В. А. Жуковский: «Эту историю
можно назвать воскресителем прошедших веков бытия нашего
народа. По сию пору они были для нас только мертвыми мумия¬
ми... Теперь все оживятся, подымутся и получат величественный
привлекательный образ». А. С. Пушкин назвал труд Карамзина
«не только созданием великого писателя, но и подвигом честного
человека».
Карамзин одним из первых по достоинству оценил находку
графа А. И. Мусина-Пушкина. За три года до выхода в свет пер¬
вого издания «Слова о полку Игореве» в статье о русской литера¬
туре, написанной по заказу гамбургского журнала «Северный зри¬
тель» («Spectateur du Nord»), он сообщило находке «поэмы под на¬
445

званием «Песнь Иторевых воппов», которая написапа в XII сто¬
летии неизвестным сочинителем». К числу литературных досто¬
инств поэмы Карамзин отнес «слог, исполненный силы, чувства
и высочайшего героизма».
Н. М. Карамзин сделал свой краткий прозаический пересказ
«Слова», который весьма точно передает содержание поэмы. Исто¬
рик тонко почувствовал и сумел передать внутреннюю ритмику
произведения, его своеобразное звучание. Пересказ Карамзина
стал одним из удачных опытов обработки текста «Слова о полку
Игореве» в XIX столетии.
В. А. ЖУКОВСКИЙ.
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Публикуется по изданию: Слово о полку Игореве. Поэтические
переводы и переложения. М., Гослитиздат, 1961.
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852) — русский поэт
и переводчик.
Как поэт Жуковский выступил одним из наиболее ярких
представителей сентиментализма, а затем и романтизма. Для его
творчества характерен интерес к внутреннему миру человека,
тонкий психологизм, скрытая легкая ирония и великолепное вла¬
дение техникой стихосложения. Особую известность получили ро¬
мантические баллады Жуковского — «Людмила», «Светлана»,
«Эолова арфа».
Жуковский много работал как переводчик. Ему принадлежат
переводы «Орлеанской девы» Ф. Шиллера, «Одиссеи» Гомера, от¬
рывков из поэмы Фирдоуси «Шахнаме» и многие другие. Суще¬
ственная черта мировоззрения Жуковского — глубокий патри¬
отизм, проявлявшийся и в постоянном интересе к истории Рос¬
сии. Поэтому вполне закономерным было его обращение к «Сло¬
ву о полку Игореве». Влияние «Слова» отчетливо заметно уже
в раннем произведении поэта «Певец во стане русских воинов».
В 1817 году Жуковский начал работать над поэтическим перело¬
жением «Слова». При жизни поэта оно не было опубликовано.
Его обнаружили лишь в конце XIX века в бумагах А. С. Пушкина
и поначалу отнесли к трудам самого Пушкина.
Переложение Жуковского обладает большими поэтическими
достоинствами. Он тонко уловил своеобразный ритмический
строй оригинала и сумел сохранить его в своем переложении.
Следует заметить, что некоторые «темные места» «Слова» Жуков¬
ский понимал так, как толковали их в начале XIX века. Это от¬
разилось и в его переложении. Однако в целом труд Жуковско¬
го сохраняет свое художественное и историко-литературное зна¬
чение и в наши дни.
А. Н. МАЙКОВ.
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Публикуется по изданию: Слово о полку Игореве. М., Дет. лит.,
1983.
Аполлон Николаевич Майков (1821—1897) — русский поэт и
переводчик.
446

В своем творчестве оп часто обращался к античной мифоло¬
гии. В стихах, написанных в духе древнегреческой лирической
поэзии («антологических» стихах), Майков достиг большого со¬
вершенства. Эту сторону его таланта отмечал В. Г. Белинский.
Помимо «антологической» поэзии, Майкову хорошо удавались ли¬
рические стихи о русской природе, на слова многих из них напи¬
саны романсы. Большое место в творчестве Майкова занимали
исторические сюжеты. Его привлекали образы Александра Нев¬
ского, Ивана Грозного, Петра Великого. В 1860-е годы поэт увлек¬
ся русским народным творчеством, изучал древнерусские преда¬
ния и былины.
В 1870 году он закончил поэтический перевод «Слова
о полку Игореве». Среди многочисленных стихотворных и про¬
заических переложений «Слова», выполненных в XIX столетии,
труд Майкова выделяется своими литературными достоинствами и
самостоятельностью прочтения некоторых загадочных мест па¬
мятника.
В. И. СТЕЛЛЕЦКИЙ.
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА,
ВНУКА ОЛЕГОВА»
Публикуется по изданию: Слово о полку Игореве. Библиотека
поэта. Большая серия. 2-е изд. Л., 1967.
Владимир Иванович Стеллецкий (1905—1985) — советский уче¬
ный, доктор филологических наук. Его основные работы посвяще¬
ны древнерусской литературе. Делом жизни Стеллецкого стала
работа над переводом «Слова» на современный русский язык. Она
была начата им в 1938 году и закончена в 1944 году. Стремясь
к адекватной передаче своеобразного ритмического строя произ¬
ведения и вместе с тем к смысловой точности, Стеллецкий по¬
стоянно совершенствовал свой перевод. Его работа над «Словом»
получила высокую оценку не только ученых, но и поэтов.
Н. А. ЗАБОЛОЦКИЙ.
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Публикуется но изданию: Слово о полку Игореве. М., Дет.
лит., 1983.
Николай Алексеевич Заболоцкий (1903—1958) — советский
поэт и переводчик. В начале 1938 года он начал работать над сти¬
хотворным переводом «Слова о полку Игореве». Поэт с огромной
ответственностью относился к работе над «Словом». В одном из
своих писем он писал: «Сейчас, когда я вошел в дух памятника,
я преисполнен величайшего благоговения, удивления и благодар¬
ности судьбе за то, что из глубины веков донесла она до нас это
чудо. В пустыне веков, где камня на камне не осталось после
войн, пожаров и лютого истребления, стоит этот одинокий, ни на
что не похожий собор нашей древней славы. Страшно, жутко
подходить к нему. Невольно хочется глазу найти в нем знакомые
пропорции, золотые сечепия наших привычных мировых памят-
447

пиков. Напрасен труд. Нет в нем этих сечений, все в нем полно
особой нежной дикости, иной, не нашей мерой измерил его
художник. И как трогательно осыпались углы, сидят на них во¬
роны, волки рыщут, а оно стоит — это загадочное здание, не зная
равных себе, и будет стоять вовеки, доколе будет жива культура
русская.
Есть в классической латыни литые, звенящие как металл
строки; но что они в сравнении с этими страстными, невероятно
образными благородными древнерусскими формулами, которые
разом западают в душу и навсегда остаются в ней! Читаешь это
слово и думаешь: какое счастье, боже мой, быть русским чело¬
веком!»
Не претендуя на строгую научную точность перевода, сам по¬
эт называл его свободным воспроизведением древнего памятника
средствами современной поэтической речи. В 1946 году перевод
Заболоцкого был опубликован и получил широкое признание.
Б. Л. РЫБАКОВ
РУССКИЕ КНЯЖЕСТВА XII — НАЧАЛА XIII в.
Публикуется по издапию: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и
русские княжества XII—XIII вв. М., 1982, с. 469—563. В соот¬
ветствии с характером настоящего издания текст печатается с
сокращениями, без научно-справочного аппарата.
К с. 155 ...империя Каролиигов в Центральной Европе. — Ка-
ролипги — династия франкских королей, находившаяся у власти
с конца VII до середины IX в. Получила название по имени им¬
ператора Карла Великого (763—814).
К с. 156 бенефициальных пожалований... — В западноевропей¬
ском средневековье бенефицием называлось земельное владение,
пожалованное феодалом своему вассалу на условиях определен¬
ной службы.
К с. 167 ...державой хорезмшахов. — Государство, существо¬
вавшее па территории современной Средней Азии и Ирана. Осо¬
бого могущества эта держава достигла в XII — начале XIII в.,
когда владения хорезмшахов простирались от северных берегов
Каспийского моря до Персидского залива и от Кавказа до Гин¬
дукуша. Государство хорезмшахов погибло в 1219—1220 гг. под
ударами войск Чингисхана.
К с. 170 В. U. Татищев — Василий Никитич Татищев (1686—
1750) — крупный ученый и государственный деятель первой по¬
ловины XVIII в., автор многотомной «Истории Российской».
К с. 180 ...в столице Золотой Орды, в Сарае. — Первая столица
Золотой Орды, Сарай Вату, находилась, по мнению археологов,
неподалеку от поселка Селитренное, в 130 км к северу от Астра¬
хани, па берегу Ахтубы. В конце XIII в. была основана новая
столица Золотой Орды, Сарай Берке, располагавшийся примерно
в 40 км к востоку от современного Волгограда.
К с. 217 ...подавленное Яном Вышатичем. — Ян Вышатич —
воевода киевского князя Святослава Ярославича.
К с. 218 ...войны с Волжской Болгарией. — Государство Волж¬
ская Болгария сложилось в X в. в Среднем Поволжье. Его созда¬
448

телями были потомки тюркоязычных болгарских племен, при¬
шедших сюда из Приазовья в VII в. Другая часть болгарских
племен двинулась в это же время на Балканы, где, растворив¬
шись со времепем среди местного славянского населения, дала,
однако, имя будущему государству и славянской народности.
Волжская Болгария была главным «конкурентом» владимиро-суз¬
дальских князей в борьбе за контроль над волжской торговлей.
В 1235—1236 гг. Волжская Болгария была завоевана моыголо-та-
тарами.
К с. 221 ...послу мечнику Михну... — Мечник — одна из выс¬
ших должностей при княжеском дворе.
ЛИХАЧЕВ Д. С.
КУЛЬТУРА РУСИ XII ВЕКА, ВРЕМЕНИ СОЗДАНИЯ
«СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Публикуется по издапию: Лихачев Д. С. «Слово о полку
Игореве». Историко-литературный очерк. М., 1976, с. 18—40. В со¬
ответствии с характером настоящего издания текст печатается без
паучпо-справочного аппарата.
К с. 243 Братчина — ритуальная трапеза, устраиваемая
вскладчину.
К с. 244 Сион — символическая модель иерусалимского храма.
Кратир — сосуд для випа.
К с. 247 Ушкуйничество — дальпие походы с целыо грабежа
па водных путях, совершавшиеся на лодках-ушкуях.
К с. 249 Грифон — фантастическое животное с головой и
крыльями орла и туловищем и лапами льва.
К с. 250 ...святого князя Всеволода Большое Гнездо — Всево¬
лод носил христианское имя Дмитрия, и потому Дмитрий Солуп-
ский считался его пебесным покровителем.
К с. 254 Локоть — древнерусская мера длины. Раз.иеры локтя
колебались от 38 до 46 см.
ЛЕТОПИСНАЯ ПОВЕСТЬ О ПОХОДЕ КНЯЗЯ ИГОРЯ
(Из Ипатьевской летописи)
Публикуется по изданию: Памятники литературы Древней Ру¬
си. XII век. М., 1980, с. 345—363. Перевод О. В. Творогова.
Ипатьевская летопись сохранилась в нескольких списках, древ¬
нейший из которых датируется первой четвертью XV в. Он был
найден в Ипатьевском монастыре в Костроме, по которому и по¬
лучил свое название. В основу публикации О. В. Творогова по¬
ложен Ипатьевский список Ипатьевской летописи, в текст кото¬
рого внесены незначительные уточнения по другим спискам.
Ипатьевская летопись, один из самых известных историче¬
ских памятников Древней Руси, представляет собой весьма
сложный по составу летописный свод, включающий в себя «По¬
весть временных лет» в редакции 1118 г., киевский летописный
свод 1198 г., составленный при дворе князя Рюрика Ростиславп-
ча, Галицко-Волынскую летопись XIII в. В своде 1198 г. отра¬
29 Злато слово
449

зились различные не дошедшие до наших дней памятники лето¬
писания XII в. В частности, в нем отчетливо прослеживается це¬
почка известий второй половины XII в., выдержанпых в одном
стиле, в одном политическом русле. По мнению Б. А. Рыбакова,
их автором был летописец «Мстиславова племени» киевский боя¬
рин Петр Бориславич, предполагаемый автор «Слова о полку
Игореве». Около 1190 г. другой летописец, явно проявлявший
симпатии к галицким князьям и потому условно названный «Га¬
личанином», составил летописную повесть о походе князя Игоря
Святославича. Эта повесть, вошедшая в состав киевского свода
1198 г. и вместе с ним в Ипатьевскую летопись, публикуется в
нашем сборнике. Приводятся также летописные известия о борь¬
бе с половцами накануне похода Игоря Святославича.
К с. 257 В год 6691 (1183) — в Древней Руси отсчет лет велся
«от сотворения мира». Между этой легендарной датой и «рожде¬
ством Христовым» прошло, по убеждению древнерусских лето¬
писцев, 5508 лет. При переводе летописных дат на современный
календарный стиль приходится учитывать и то, что в Древней
Руси примерно до XV века год начинался с 1 марта, а позднее —
с 1 сентября. Только в 1700 году в России был введен счет лет
«от рождества Христова», а началом года решено было считать
1 января. Февральский набег половцев и ответный поход Свято¬
слава, о которых сообщает летопись, относятся по современному
календарю уже к следующему, 1184 году.
...в первую неделю поста... — По церковному календарю пе¬
риод, охватывающий семь недель перед пасхой, именуется «ве¬
ликим постом».
Измаилътяпе... — Согласно представлениям древнерусских
книжников, кочевые народы происходили от Измаила, сына биб¬
лейского «праотца» Авраама.
...безбожные половцы... — Русское название этого кочевого на¬
рода обычно объясняют словом «полова» — солома. «Половый» —
светло-желтый, цвета соломы. Существует и другая точка зре¬
ния, согласпо которой этноним «половцы» производится от «По¬
ля», — как называли в Древней Руси степь.
К с. 258 ...к Дмитрову... — Дмитров — укрепленный городок
в верхнем течении Суды, неподалеку от границ Переяславского
княжества со степью.
...с окаянным Кончаком... — Кончак — половецкий хап, сын
хана Отрока и грузинской царевны Гурандухг. Русские летопи¬
си хорошо зпают Кончака как могущественного и опасного вра¬
га, активно участвовавшего в княжеских усобицах.
...с Глебом Тириевичем... — Христианские имена довольно ча¬
сто встречались среди половецкой знати. Так, одного из сыновей
Кончака звали Юрием. Во время летнего похода 1184 г. князя
Святослава Киевского на половцев Глеб Тприевич был взят в
плен.
Князъ Святослав Всеволодович... — великий князь Киевский
в 1176—1194 гг.
...со сватом своим, Рюриком... — Рюрик Ростиславич — русский
князь, соправитель Святослава Киевского с 1180 г.
...остановились у Олжич... — Олжич — село, расположенное
близ устья Десны.
...поджидая Ярослава... — Ярослав Всеволодович — родной
брат Святослава Киевского, князь Черниговский в 1177—1198 гг.
450

...к Игорю... — Игорь Святославич — князь Новгород-Северский
в 1180—1202 гг., герой «Слова о полку Игореве».
...послал... Владимира Глебовича. — Владимир Глебович —
внук Юрия Долгорукого, в 1169—1187 гг. княжил в традицион¬
ном владении Мопомашичей в Южной Руси — Переяславле Рус¬
ском (ныне — Переяслав-Хмельницкий, районный центр Киев¬
ской области). Город Переяславль и его князья играли перво¬
степенное значение в борьбе со Степью.
...в Русской земле... — В узком смысле Русской землей иногда
называли историческое ядро Древнерусского государства, круп¬
нейшими городами которого были Киев, Чернигов и Переяс¬
лавль.
...напал на города северские... — Северской землей называли
земли в среднем течении р. Десны. В этой земле, главными го*
родами которой были Новгород-Северский и Путивль, княжил в
1180—1202 гг. князь Игорь Святославич.
...поставил над ними Олега... — Олег Святославич — сын ве¬
ликого князя Святослава Киевского.
...брата своего Всеволода... — Всеволод Святославич — герой
«Слова о полку Игореве», киязь курский и трубчевский.
...из черных клобуков... — «Черные клобуки» — общее назва¬
ние различных тюркских родов и племен, вытесненных из степи
половцами и перешедших на службу к русским князьям. Основ¬
ным районом их расселения было левобережье реки Рось. На¬
звание представляет собой дословный перевод одного из тюрк¬
ских родовых имен — «каракалпак».
...к реке Хоролу... — Хорол — правый приток реки Псёл.
Мстислав и Глеб Святославичи... — сыновья Святослава.
Мстислав Романовичу Изяслав Давыдович... — «младшие» смо¬
ленские князья.
...из Галича пришла помощь от Ярослава... — Ярослав Вла¬
димирович, князь Галицкий (1153—1187), «Ярослав Осмомысл»,
как именует его автор «Слова о полку Игореве», был одним из
самых могущественных русских князей второй половины XII ве¬
ка. Значение его загадочного прозвища до сих пор не совсем
ясно.
...не можем свою землю оставить без защиты... — Чернигов¬
ские и связанные с ними новгород-северские князья имели пря¬
мые контакты с половцами, постоянно привлекали их к уча¬
стию в междукняжеской борьбе. Поэтому Ярослав Черниговский
и Игорь Новгород-Северский уклонялись от совместных действий
со Святославом Киевским и Рюриком Ростиславичем, используя
любые предлоги.
К с. 259 ...которое называется Инжир-бродом... — Инжир-
брод — переправа у впадения Суды в Днепр.
...и пять дней искал половцев... — Сложность борьбы с кочев¬
никами состояла в том, что они, не имея сел и городов, облада¬
ли необычайной подвижностью. Узнав о приближении большого
русского войска, они рассыпались по степи или уходили далеко
на восток. Набеги половцев на русские земли отличались внезап¬
ностью и стремительностью.
...и берендеев... — Берендеи — один из тюркских родов, пере¬
шедших на службу к русским князьям.
...на месте, называемом Орель, которое на Руси зовется Угол...—
У Орельского городка, в районе устья реки Орели (вблизи совре¬
менного города Днепропетровска).
29*
451

...князь Кобяк... — половецкий хан Кобяк, известный русским
летописям с 1166 г.
..и взяли в плен тогда Кобяка Карлыевича... — О пленении
Кобяка во время летнего похода 1184 г. и о последующей рас¬
праве с ним в Киеве упоминается и в «Слове о полку Игореве».
...их вежи. — «Вежей» — от слова «везти» — в Древней Руси
называли перевозимое на повозке жилище кочевников. Кочевые
ставки половецкой знати достигали, по-видимому, очень больших
размеров. Об этом косвенно свидетельствует второе значение сло¬
ва «вежа» — башня.
...переправились за Мерлу... — Река Мерл — правый приток
Ворсклы.
К с. 260 ...Владимир Ярославич Галицкий, шурин Игорев... —
сып Ярослава Осмомысла и дочери Юрия Долгорукого Ольги. Вла¬
димир постоянно конфликтовал со своим отцом, который неодно¬
кратно изгонял его вместе с матерью из своих земель. Опасаясь
гнева Ярослава, русские князья отказывались дать пристанище
опальному Владимиру. Один лишь Игорь, женатый на сестре Вла¬
димира Евфросинье Ярославне, принял его в своем Путивле. По¬
сле смерти отца в 1187 г. Владимир с помощью бояр стал князем
Галицким.
...отправился во Владимир к Роману... — Роман Мстиславич,
князь Волынский (1170—1205), объединивший в начале XIII в.
под своей властью всю Галицко-Волынскую землю.
В год 6692(1184) — Правильная датировка изложенных ниже
событий — начало 1185 г.
...мужа басурманина... — Басурманин — искаженное «мусуль¬
манин».
...стрелял живым огнем. — Изготовление зажигательных сна¬
рядов и машин для их метания было развито на Востоке, в осо¬
бенности в Иране.
...купцы, шедшие... из Половецкой земли... — Через половецкие
степи проходили три важнейших для Руси торговых караванных
пути — Греческий, Залозный и Соляной. Первый проходил вниз
по Днепру и связывал Киев с Византией, второй шел на юго-
восток, по водоразделу Днепра и Северского Донца и далее к
устью Дона и Тмутаракани, третий связывал Русь с центрами
добычи соли — соляными озерами в Крыму.
К с. 261 В год 6693 (1185) — Далее следует продолжение рас¬
сказа о походе Святослава Киевского на половцев в феврале —
марте 1185 г.
...молитвами святых мучеников Бориса и Глеба... — Сыновья
князя Владимира Святославича Киевского (980—1015) Борис и
Глеб были злодейски убиты по приказу их сводного брата Свя-
тополка. В правление Ярослава Мудрого (1019—1054) Борис и
Глеб были объявлены «святыми мучениками». Причисление по¬
гибших князей «к лику святых» служило идейному утверждению
раннефеодальной государственности. Вместе с тем оно было од¬
ним из проявлений борьбы киевских князей за ослабление цер¬
ковной зависимости от Византии. Культ Бориса и Глеба был
распространен главным образом в военно-феодальной среде. Его
центром стал город Вышгород близ Киева, где на средства кня¬
зей над могилами Бориса и Глеба был выстроен великолепный
каменный храм.
...не могу пойти войной на своего мужа... — «Мужами» назы¬
вали в домонгольской Руси свободных, именитых людей. Ответ
452

Ярослава — еще один пример двуличной черниговской диплома¬
тии, стремления уклониться от участия в походе на половцев.
...Игорь не мог выступить со Святославом. — По расчетам,
Б. А. Рыбакова, у Игоря было достаточно времени, чтобы прийти
на помощь Святославу. Летописец, возможно, стремится обелить
новгород-северского князя.
...послал Романа Нездиловича... — Роман Нездилович — боя¬
рин, воевода князя Святослава Киевского. Летописцы называли
по имени и отчеству лишь знатных людей, как правило, князей
или бояр, а также половецких ханов.
...Великий день — одно из названий пасхи.
...в землю вятичей... — Вятичи — один из восточнославянских
племенных союзов VI—IX вв., занимавший территорию между¬
речья Оки и Волги. Название «вятичи» предание, попавшее в ле¬
топись, связывает с именем их легендарного предводителя Вятко.
...к Корачеву. — современный город Карачев в 40 км к восто¬
ку от Брянска.
Внук Олегов. — Дедом Игоря был князь Олег Святославич
Черниговский, один из самых заносчивых и сварливых русских
князей XI—XII вв. Автор «Слова о полку Игореве» укоризненно
именует его «Олегом Гориславичем».
...месяца апреля в двадцать третий день... — Князь Игорь, на¬
званный в крещении Георгием, приурочил начало похода к сво¬
им именинам — весеннему Юрьеву дню. Юрий — упрощенная
форма от Гюргий, Георгий. В домонгольской Руси князья имели
два имени: первое, славянское, давалось при рождении, второе,
греческое, христианское, — при крещении.
К с. 262 ...с ковуями черниговскими. — Особые отношения чер¬
ниговских князей со степным миром проявлялись и в широком
использовании служилых тюркских воинов — ко-вуев. Некоторые
исследователи считают черниговских ковуев потомками касогов,
покоренных князем Мстиславом Тмутараканским. В 1024—
1036 гг. Мстислав был князем черниговским.
...к реке Донцу... — Так названа в летописи современная река
Уда, приток Донца.
...солнце стоит словно месяц. — Солнечное затмение произо¬
шло 1 мая 1185 г. О нем говорится и в «Слове о полку Игореве».
Не сулит нам добра это знамение! — Мировоззрение человека
той эпохи было проникнуто языческой и христианской символи¬
кой. Особое значение придавалось различного рода «знамени¬
ям» — необычным явлениям природы. В литературе было выска¬
зано мнение (А. Н. Робинсон), что среди Ольговичей придавалось
особое значение различным солнечным знамениям.
...и пришел к Осколу... — Оскол — левый приток Северского
Донца.
...пришли к Салънице. — Сальница — маленькая, ныне пере¬
сохшая речка, правый приток Северского Донца. Она являлась
«порогом открытой Половецкой степи» (Б. А. Рыбаков).
...враги ваши во всем вооружении ездят... — Половцы заранее
узнали о походе Игоря и готовы были дать отпор. Игорю не
удалось выполнить первого требования степной войны — вне¬
запности нападения.
...позор нам будет хуже смерти... — Летописец вкладывает в
уста Игоря одно из главных положений воинского кодекса Древ¬
ней Руси, сформулированное еще князем Святославом Игореви¬
453

чем в 971 г., накануне битвы с византийцами: «Мертвые срама
не имут».
Сюурлий. — В переводе с тюркского «Комариная речка», по-
видимому, может отождествляться с речкой Гнилушей в бассей¬
не р. Самары, правого притока Днепра.
К с. 263 ...а это будет нам перед богом грех... — Это высказы¬
вание Игоря, вероятно, было придумано летописцем: войско «ру¬
сичей» было конным и «простых людей», то есть пеших воинов-
ополченцев, в нем не было.
К с. 264 ...в день святого воскресения... — Битва закончилась
в воскресенье, 12 мая 1185 г.
...на реке Каялы. — Вероятно, название реки «Каяла», как
здесь, так и в «Слове о полку Игореве», используется как мета¬
фора: Каяла (от древнерусского глагола «каяти» — печалить¬
ся) — река Печали.
...город Глебов у Переяславля. — Городок Глебов был разорен
Игорем во время возвращения из неудавшегося похода на полов¬
цев в 1184 г. в отместку за нападение переяславского князя Вла¬
димира Глебовича на владения Игоря.
К с. 265 ...милость нам, рабам твоим. — Покаянная речь Иго¬
ря, по-видимому, является чисто литературным приемом.
Вобурцевичи... Улашевичи — русская огласовка названий по¬
ловецких родов.
...остальные в море утонули. — О каком «море» идет речь —
неясно.
...в Верхних землях... — земли в верхнем течении Десны.
...идти на половцев к Дону. — Доном русские летописцы XII в.
называли Северский Донец.
...пошли они втайне от него... — Поход Игоря был максималь¬
но «засекречен» в целях подготовки внезапного нападения на по¬
ловцев.
Беловолод Просович — черниговский боярин, судя по отче¬
ству — тюркского происхождения.
Посемье — земли в бассейне реки Сейм, принадлежавшие
князьям Игорю и Всеволоду. Святослав послал сыновей для орга¬
низации обороны Посемья от возможного вторжения половцев.
...к Давыду в Смоленск... — Давыд Ростиславич — князь смо¬
ленский (1180—1197), брат Рюрика Ростиславича.
К с. 266 ...расположились у Треполя... — Треполь — городок
на Днепре между Киевом и Переяславлем.
...великий князь наш Боняк... — Боняк — половецкий хан, раз¬
битый в 1107 г. русскими князьями.
...не можем — устали уже. — Войско Давыда Ростиславича
находилось всего лишь на расстоянии одного дневного перехода
от осажденного половцами Переяславля.
...проходя мимо Римова... — Римов — город в Переяславской
земле в низовьях Суды.
...заполнили все заборолы... — Заборолы — верхняя боевая
площадка стены.
Городницы — деревянные срубы, составлявшие звенья город¬
ской стены.
К с. 267 ...взятых в полон погаными. — Русских пленных по¬
ловцы продавали на рынках рабов в Северном Причерноморье.
...сошли с пагубного своего пути. — Древнерусские книжники
разработали целую «теорию» о «казнях божьих», согласно кото¬
рой бог казнит провинившихся и согрешивших людей «смертью,
454

или голодом, или нашествием поганых, или засухой, или гусени¬
цей, или иными казнями, чтобы мы покаялись» («Слово о казнях
божьих», XII в.).
...попа привел... с причтом... — Причт — здесь: низшие клири¬
ки (дьякон, псаломщик).
...сын тысяцкого... — Тысяцкий — высшее выборное лицо го¬
родского самоуправления в Древней Руси.
Конюший — почетное звание одного из княжеских прибли¬
женных.
К с. 268 ...на тот берег Тора... — Река Тор, приток Северного
Донца.
...с конем по водным... — запасной конь, привязанный за повод
к седлу основного коня.
...напились кумыса. — Кумыс, скисшее кобылье молоко, был
любимым напитком кочевников. Кумыс имеет легкое опьяняю¬
щее действие.
...пешком до города Донца... — Донец — один из крайних юго-
восточных русских городков, располагался в верховьях Северско¬
го Донца, вблизи современного Харькова.
Б. А. РЫБАКОВ
СОБЫТИЯ 1184—1185 гг., ВОСПЕТЫЕ В «СЛОВЕ»
Публикуется по изданию: Рыбаков Б. А. «Слово о полку
Игореве» и его современники. М., 1971, с. 202—293. В соответ¬
ствии с характером настоящего издания текст печатается с со¬
кращениями, без научно-справочного аппарата.
К с. 270 ...с исправлениями по Н. Г. Бережкову... — Николай
Георгиевич Бережков — советский историк, автор фундамен¬
тального исследования «Хронология русского летописания».
К с. 271 стб. 628 — Указания на столбец даются при цитиро¬
вании Ипатьевской летописи (ПСРЛ, т. II. М., 1962).
К с. 277 ...в Татищевском своде... — Так автор называет много¬
томную «Историю Российскую», созданную в первой половине
XVIII в. известным русским ученым, историком В. Н. Татище¬
вым. Изложение событий в «Истории» Татищева по стилю очень
близко к текстам летописных сводов, что и дает возможность на¬
звать его произведение «Татищевским сводом». В. Н. Татищев
располагал целым рядом летописей, не сохранившихся до наше¬
го времени, поэтому многие факты и характеристики из его
«Истории» vHHKanbHbi.
К с. 280 Сокращение «ЛЛ» означает Лаврентьевскую летопись
(ПСРЛ, т. I).
К с. 295 ...по «Книге Большому Чертежу» — Под названием
«Книги Большому Чертежу» известно сохранившееся до нашего
времени словесное описание карты («чертежу») Российского го¬
сударства, составленной в 1627 г. Карта 1627 г. представляла со¬
бой копию со старой, обветшавшей карты России, изготовленной
во второй половине XVI в.
К с. 332 terminus post quem (лат.) — «время, после которого».
terminus ante quem (лат.) — «время, до которого».
455

К с. 332 При праздновании 800-летнего юбилея «Слова о полку
Игореве» была принята дата его написания, предложенная
Б. А. Рыбаковым: лето — осень 1185 года.
А. Н. КИРПИЧНИКОВ
СНАРЯЖЕНИЕ ВСАДНИКА И ВЕРХОВОГО КОНЯ НА РУСИ
в IX—XIII вв.
МЕЧИ И САБЛИ IX-XIII вв.
Публикуется по изданиям: Кирпичников А. Н. Снаряже¬
ние всадника и верховного коня на Руси IX—XIII вв. Л., 1973,
с. 85—86. Он же. Древнерусское оружие, вып. 1. Мечи и сабли
IX—XIII вв. М.— Л., 1966, с. 49, 52, 72—73. В соответствии с ха¬
рактером настоящего издания текст печатается с сокращения¬
ми, без научно-справочного аппарата.
К с. 362 Номады — кочевники (от греч. «номас» — пастух).
Псалии — детали конских удил.
Ледоходные шипы — железные накладки с шипами, при¬
креплявшиеся к копытам лошади при движении по льду.
«Звучащие плети» — плети с полой рукояткой.
К с. 364 Шейный науз — шнур с кистями или подвесками,
прикреплявшийся к шее лошади в качестве украшения.
К с. 366 М. К. Каргер — известный советский археолог и ис¬
торик.
...псковских князей Всеволода и Довмонта... — Князь Всеволод
Мстиславич, внук Владимира Мономаха, княжил во Пскове в
1137—1143 гг. Предание приписывает ему постройку первого ка¬
менного Троицкого собора во Пскове. Князь Довмонт, в крещении
Тимофей, выехавший на Русь из Литвы во Псков в конце XIII в.,
прославился своим мужеством и военным искусством.
...меч князя Бориса — см. прим. к с. 261.
К с. 369 ...на помощь уграм... — Угры — древнерусское назва¬
ние венгров.
С. А. ПЛЕТНЕВА
ПОЛОВЕЦКАЯ ЗЕМЛЯ
Публикуется по изданию: Древнерусские княжества X—XIII вв.
М., 1975, с. 260—301. В соответствии с характером настоящего из¬
дания текст печатается с сокращениями, без научно-справочного
аппарата.
К с. 375 Всеволод Ярославич — пятый сын Ярослава Мудрого.
С 1054 по 1073 г. княяшл в Переяславле Южном, на переднем
крае борьбы со Степью.
К с. 376 Хазарский каганат — государство, основанное тюрко¬
язычным племенем хазар в VII в. н. э. Занимало районы Нижней
Волги и Северного Кавказа.
456

К С. 377 ...разгром печенегов в 1036 г. Ярославом... — Великий
князь киевский Ярослав Владимирович (1019—1054), прозванный
Мудрым. Пе преданию на месте разгрома печенегов Ярослав зало¬
жил в 1037 г. киевский Софийский собор.
Константин Багрянородный — византийский император Кон¬
стантин VII (913—959), писатель и библиофил, автор историко¬
географического сочинения «Об управлении империей».
...«триумвират»... — временный союз трех сыновей Ярослава
Мудрого — Изяслава, Святослава и Всеволода.
К с. 381 ...приглашенные Алексеем Комнином... — византий¬
ский император Алексей I Комнин (1081—1118).
К с. 382 Свято полк — великий князь киевский Святополк
Изяславич (1093—1113), внук Ярослава Мудрого.
Давыд Святославич — внук Ярослава Мудрого, в 1097—
1123 гг. князь черниговский.
Мстислав — сын Владимира Мономаха князь Мстислав
Владимирович Храбрый, в 1125—1132 гг. великий князь киев¬
ский.
...дошли до Хортичева острова... — остров Хортица, в районе
современного г. Запорожья.
...на «Дон». — «Дон» русских летописей XII в. — современный
Северский Донец.
Ярослав — князь Ярослав Святославич, внук Ярослава
Мудрого.
Союз Боняка — см. прим. к с. 266.
К с. 383 Шарукан — половецкий хан.
К с. 384 ...убитый Олегом Святославичем... — Князь Олег Свя¬
тославич — старший брат князя Игоря, героя «Слова о полку Иго¬
реве». В 1160 г. княжил в Курске, на переднем крае борьбы со
Степью.
...орда диких половцев. — Под этим загадочным летописным
названием, по-видимому, скрываются половецкие объединения но¬
вого типа, построенные не на традиционных кровнородственных
связях, а на вассально-иерархических отношениях. Материалом
для формирования объединений диких (в смысле «самостоятель¬
ных», «не связанных с другими») половцев служили остатки орд,
разгромленных русскими князьями в первой четверти XII в.
К с. 385 ...были изгоями... — В домонгольской Руси «изгой»
(буквально — «изжитой») — человек, потерявший связь со своей
общиной или родом. В широком смысле — отверженный.
...подходили к Новгороду... — Имеется в виду Новгород-Се¬
верский на р. Десне.
Всеволод Олъгович — сын Олега «Гориславича», киевский
князь в 1139—1146 гг.
К с. 391 ...служили Давиду... — Давид — грузинский царь Да¬
вид IV Строитель (1089—1125).
Вильгельм Рубрук — монах-францисканец, посол французско¬
го короля Людовика IX к монгольскому хану в 1253—1255 гг.
...по данным Федорова-Давыдова... — Г. А. Федоров-Давыдов —
советский археолог, известный специалист по истории кочевни¬
ков Восточной Европы.
457

К с. 393 Ибн ал-Acup и Рашид-ад-Дин — средневековые араб¬
ские историки.
...соседними с ними аланами. — Аланы — предки современ¬
ных осетин.
...позорным предательством и отступничеством половцев... —
Половецкие ханы отказались помочь аланам в борьбе с монголо¬
татарским войском Джебе и Субедея в 1222—1223 гг. Разгромив
алан, монголы вслед за тем нанесли сокрушительное поражение
половцам.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Маркс К. Письмо к Энгельсу 5 марта 1856 г. — М а р к с К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 16.
Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и
памятники русской литературы XI—XIII веков. Л., 1968.
Дмитриев Л. А. История первого издания «Слова о полку
Игореве». М. — Л., 1960.
Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве». Историко-литера¬
турный очерк. М., 1976.
Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его
времени. Л., 1978.
Орлов А. С. Слово о полку Игореве. М. — Л., 1946.
Осетров Е. А. Мир Игоревой песни. М., 1977.
Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1983.
Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современ¬
ники. М., 1971.
Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку
Игореве». М., 1972.
Слово о полку Игореве. Под ред. В. П. Адриановой-Перетц.
М. — Л., 1950 («Литературные памятники»).
«Слово о полку Игореве». Сб. исслед. и статей. Под ред. В. П. Ад-
риановой-Перетц. М. — Л., 1950.
«Слово о полку Игореве» в иллюстрациях и документах. Сост.
О. А. Пини. Под ред. Д. С. Лихачева.
Слово о полку Игореве. Поэтические переводы и переложе¬
ния. Под общей ред. В. Ржиги, В. Кузьминой и В. Стеллецкого.
М., 1961.
«Слово о полку Игореве» — памятник XII века. Сб. статей.
М. —Л., 1962.
Слово о полку Игореве. Древнерусский текст и переводы.
459

Вступит, статья, ред. текстов, прозаич. п поэтич. пер., примеч. к
древнерусскому тексту и словарь В. И. Стеллецкого. Стихотвор¬
ное переложение и пояснения к нему JI. И. Тимофеева. М., 1965.
Слово о полку Игореве. Вступит, статья Д. С. Лихачева. Сост.
и подгот. текста Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева. Примеч.
О. В. Творогова и Л. А. Дмитриева, 2-е изд. Л., 1967 (Библиоте¬
ка поэта. Большая серия).
Слово о полку Игореве. М.: Мол. гвардия, 1981. (Школьная биб¬
лиотека).
«Слово о полку Игореве» и его время. М.: Наука, 1985.
Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Сост. В. Л. Ви¬
ноградова. Вып. 1—5. М.— Л., 1965—1978.
С у м а р у к о в Г. В. Кто есть кто в «Слове о полку Игореве».
М., 1983.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие. Я. С. Борисов
СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА,
ВНУКА ОЛЕГОВА
Древнерусский текст. Редакция Д. С. Лихачева . . . « 28
Перевод Д. С. Лихачева 29
ПЕРЕВОДЫ И ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ
Н. М. Карамзин. Пересказ-перевод «Слова о полку Иго¬
реве» 79
В. А. Жуковский. «Слово о полку Игореве» 81
A. Н. Майков. «Слово о полку Игореве» 96
B. И. Стеллецкий. «Слово о полку Игоревом, Игоря, сына
Святославова, внука Олегова» 112
Н. А. Заболоцкий. «Слово о полку Игореве» 127
РУСЬ И СТЕПЬ В ЭПОХУ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Б. А. Рыбаков. Русские княжества XII — начала XIII в. 151
Д. С. Лихачев. Культура Руси XII века, времени созда¬
ния «Слова о полку Игореве» 233
Летописная повесть о походе князя Игоря 257
Б. А. Рыбаков. События 1184—1185 гг., воспетые в «Слове» 269
А. Н. Кирпичников. Снаряжение всадника и верхового
коня на Руси в IX—XIII вв. Мечи и сабли IX—XIII вв. 362
C. А. Плетнева. Половецкая земля 375
Объяснительный перевод и комментарии 396
Рекомендуемая литература 459

Злато слово. Век XII / Сост., предисл. и вступ. ст.
3-67 Н. С. Борисова. — М.: Мол. гвардия, 1986. —
461[3] с., ил.— (История Отечества в романах, по¬
вестях, документах).
В пер.: 1 р. 90 к. 200 ООО экз.
Книга открывается публикацией памятника древнерус¬
ской литературы «Слово о полку Игореве», который сопро¬
вождается параллельным переводом на современный русский
язык. Работы ученых, посвященные «Слову», публикация ле¬
тописной повести о походе князя Игоря раскрывают истори¬
ческое содержание памятника, помогая читателю вжиться
в мир «Игоревой песни», глубже понять ее патриотическую
направленность.
4702010000—235
3 073(02) 86 Без объявл, ББК 84Р7 + 63.3(2)43

БИБЛИОТЕКА «ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА
В РОМАНАХ, ПОВЕСТЯХ, ДОКУМЕНТАХ»
НАЧАТА В 1982 ГОДУ
ТОМОМ «СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ»
В 1983—1985 ГОДАХ
БИБЛИОТЕКА ПОПОЛНИЛАСЬ
СЛЕДУЮЩИМИ ТОМАМИ:
«За землю Русскую»
(век XIII)
«Государство все нам держати»
(век XV)
«Стояти заодно»
(век XVII)
«Бунташный век»
(век XVII)
«Седой Урал»
(век XVIII)
«Наука побеждать»
(век XVIII)
«Горные ветры»
(века XIX—XX)
«Обновление земли»
(век XX)
«На крутом переломе»
(век XX)
«Священная война»
(век XX)

И Б № 5298
ЗЛАТО СЛОВО
Старший редактор библиотеки
«История Отечества в романах,
повестях, документах»
С. Елисеев
Редактор тома
Т. Мальцева
Оформление библиотеки
Ю. Боярского
Художественный редактор
А. Романова
Технический редактор
В. Пилкова
Корректоры
В. Авдеева,
И. Ларина, Л. Четыркина
Сдано в набор 17.01.86. Подписано
в печать 22.07.86. А01581. Формат
84Х108'/з2. Бумага типограф¬
ская № 1. Гарнитура «Обыкновен¬
ная новая». Печать высокая.
Условн. печ. л. 24,36. Уел. кр.-отт.
24.36. Уч.-изд. л. 25,8. Тираж
200 000 экз. (100 001—200 000 экз.).
Цена 1 р. 90 к. Заказ 2339.
Типография ордена Трудового
Красного Знамени издательства
ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
Адрес издательства и типографии:
103030. Москва, К-30, Сущев¬
ская, 21.

Scan Keyder - 25.11.2018 - STERLITAMAK