/
Автор: Афанасьев Ю.Н.
Теги: вспомогательные исторические дисциплины (символика, эмблематика) история история россии
ISBN: 5-7281-0041-4
Год: 1996
Текст
РОССИЯ
Под общей редакцией
академика Ю.Н. Афанасьева
Российский государственный гуманитарный университет
Москва
1996
ББК 63.2
С 56
Под общей редакцией
академика Ю.Н. Афанасьева
Научный редактор профессор А.П. Логунов
Издается на грант Фонда Форда
С 56 Советская историография. М.: Российск. гос. тума-
нит. ун-т. 1996. 592 с.
ISBN 5—7281—0041—4
Советская историография является одним из наиболее зага-
дочных интеллектуальных феноменов, сформировавшихся в XX в.
Современные оценки содержания и этапов развития российской
исторической науки чрезвычайно полярны и нередко эмоцио-
нально окрашены. Авторы предлагаемого сборника сосредоточи-
ли свое внимание на выявлении и анализе тех особенностей, ко-
торые определяют характер советской историографии, пытаясь
при этом уйти от чисто оценочных суждений.
Книга рассчитана на специалистов в области истории и ис-
ториографии, а также тех, для кого исторические события XX в.
являются предметом изучения или особого интереса.
с НУ —
ББК 63.2
ISBN 5-7281-0041-4
© Российский государственный
гуманитарный университет, 1996
1
ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА В СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД:
ОБРЕТЕНИЕ СОБСТВЕННОГО ЛИЦА
Феномен советской историографии
Традиционные размышления о загадках, или феномене, рус-
ской истории дополнились в последние годы напряженными
дискуссиями о феномене советской историографии. И хотя по-
лемическая острота оценок, типичная для первых лет «пере-
стройки», сменилась в последнее время более внимательным и
осторожным анализом истории отечественной исторической на-
уки, мы еще только приступаем к многотрудной работе: необхо-
димо распутать множество узелков, составлявших историогра-
фическое полотно, вытканное за предшествующие десятилетия
советской эпохи.
На сегодняшний день достаточно четко обозначились и реа-
лизуются несколько подходов к анализу и оценкам советской
историографической традиции.
Согласно одному из них советская историография на протяже-
нии семидесяти лет развивалась по восходящей. Опираясь на мар-
ксистские идеи, она смогла якобы успешно избежать кризиса, в
котором оказалась мировая историческая мысль на рубеже
XIX—XX вв., самоутвердилась как наиболее передовое научное
направление и последовательно решала крупнейшие теоретиче-
ские, методологические и конкретно-исторические проблемы.
Опыт и достижения отечественной историографии получили при-
дание и поддержку у многих передовых представителей зарубеж-
ных исторических школ1. Правда, сторонники данной точки зре-
ния допускают, что поступательный процесс развития не был из-
ьаален на отдельных этапах и от недостатков. Наиболее сущест-
венными из них были следующие: сталинская версия интерпрета-
ции марксизма-ленинизма привела к определенному снижению
8
Раздел 1
уровня исследований, к теоретической дезориентации целого ряда
исследователей2; издержки партийного руководства наукой выра-
зились в многочисленных запретах, ограничениях на работу с ар-
хивными материалами, в жесткой регламентации контактов с
представителями зарубежной историографии3; исторические тру-
ды нередко оказывались идеологизированными, зависели от поли-
тической конъюнктуры4. Но даже эти недостатки не исключают
подлинной научной значимости всего того, что было достигнуто
на предшествующих этапах развития историографии. Для привер-
женцев данной версии является характерным резкое противополо-
жение ленинского (20-е гг.) и сталинского периодов в развитии
науки, подчеркивание особого значения решений XX съезда
КПСС и сожаление, что критика воздействия культа личности на
историческую науку не была максимально последовательной5.
Для другого подхода характерно признание необходимости
дифференцированного отношения к советской историографии.
Сложились и определенные варианты подобной дифференциа-
ции. Например, негативные проявления в разной степени затро-
нули различные отрасли исторической науки, в частности отме-
чается, что многие беды исторической науки советского периода
проистекали из прежнего засилья историков партии и их приви-
легированного положения, в то время как другие направления,
особенно связанные с изучением проблематики дооктябрьского
периода, развивались достаточно эффективно и плодотворно6.
Кроме того, в каждом конкретном случае надо учитывать, что в
исторических исследованиях искажено, деформировано, а что и
по сей день отвечает строгим критериям научности. На деле же
часто все сводится к оценкам историографической практики по
принципу «с одной стороны — с другой стороны»7.
Наконец, можно выделить и более радикальный подход к раз-
витию историографии в советской России, в рамках которого
ставится вопрос, в какой мере историография отвечала (и отве-
чала ли вообще) требованиям научности, имея в виду не только
современные представления о науке, но и представления 20-
70-х гг. Причем если в 1985—1986 гг. говорили и писали о глубо-
ком внутреннем кризисе советской историографии преимущест-
венно публицисты и творческая интеллигенция (достаточно
вспомнить, например, высказывание Р. Быкова в интервью о до-
кторах «фальсификаторских» наук), то в последние годы подоб-
ная позиция получила широкое распространение в профессио-
нальной среде историков8.
Тем не менее, несмотря на многообразие существующих под-
ходов, есть между ними и нечто общее: преобладание аксеологи-
Феномен советской историографии
9
ческих характеристик советской историографической традиции
над углубленным анализом существа проблемы. Это затрудняет
понимание самого феномена советской историографии.
Исследование советской исторической науки как феномена
предполагает ее постижение в двух разных (хотя и взаимосвязан-
ных) измерениях. Первое — место, роль и основные функции ис-
торической науки в советском обществе. Такое измерение мож-
но определить как внешнее по отношению к историографии.
Здесь первостепенными оказываются проблемы соприкоснове-
ний, взаимообусловленности двух сущностей — науки и общест-
ва и взаимоотношений между ними. Второе измерение — внут-
ренняя жизнь и состояние самой науки, ее структура, правила,
предпочтения, тематика, методики, стиль.
В предлагаемой вашему вниманию книге предпринимается
попытка исследовать советскую историографию как сложный
феномен в каждом из двух измерений. На мою же долю выпала
задача дать хотя бы краткий ответ на вопрос, почему именно эти
измерения являются для нас наиболее важными и что они собой
представляют.
С конца 80-х гг. историки не раз пытались осмыслить специ-
фику взаимоотношений между властью и наукой в условиях гос-
подства коммунистической идеологии и коммунистического ре-
жима. «Перед нами, - отмечает автор одного из наиболее фун-
дированных по этой теме исследований, — беспрецедентный в
истории человеческой культуры феномен репрессированной на-
уки... Объектом репрессий оказалось научное сообщество в це-
лом, его ментальность, его жизнь во всех ее проявлениях. Речь
должна идти не только о репрессированных ученых, но и о ре-
прессированных идеях и направлениях, научных учреждениях и
центрах, книгах и журналах, засекреченных архивах»9.
Итак, репрессированная наука. Такая ее характеристика в тота-
литарном обществе стала сегодня общеизвестной и, можно даже
сказать, почти общепризнанной. Реже раскрывается другая хара-
ктеристика исторической науки: будучи репрессированной, она
и сама стала мощным средством репрессий. Фальсифицируя ис-
юрию, деформируя сознание, насаждая мифы, история наряду с
сугубо репрессивными органами подавляла, уничтожала, прину-
ждала. Эта сфера ее активного функционирования не менее зна-
чима при определении места и роли исторической науки в совет-
ском обществе. Иными словами, она не только страдала, но и за-
иавляла страдать.
Сколь бы общей ни виделась нам подобная характеристика
советской историографии, вполне очевидно, что это лишь один
10
Раздел 1
срез, один пласт проблемы. Сегодня не менее важно показать,
что советская историческая наука — как и наука в целом! — бы-
ла органической составной частью советской общественно-поли-
тической системы. Именно данное обстоятельство, будучи наи-
более существенным, предопределило как многие внутренние
процессы историографии, так и специфику взаимоотношений
между историографией и другими государственными и общест-
венными институтами.
Отношения любой власти с собственными научными-институ-
тами всегда в той или иной степени конфликтны. Если власть не
может не стремиться к стабильности сложившихся отношений,
то научная мысль — так же естественно — не может не рваться из
любых рамок зависимости и жесткого упорядочения. Не случай-
но поэтому в истории европейской цивилизации еще на заре
средневековья возникает такой своеобразный культурный фено-
мен, как университет. Первоначально университеты унаследова-
ли известное предназначение монастырей — ученичество и про-
свещение. К мнениям, исходившим из университетов, обычно
прислушивались так, как к камертону прислушивается музыкант,
настраивающий свой инструмент. Но для того чтобы выполнять
эти общественно необходимые функции, университет должен
был сформироваться как особый мир, со своими внутренними
законами, строить собственные отношения с государством на
принципах автономии.
Идея автономности науки возникла как следствие достаточно
высокого уровня развития государства и общества, результат не-
обходимого компромисса между государством, обществом и
представителями науки. В России принцип автономности уни-
верситетов вырабатывался и в определенной мере реализовывал-
ся в ходе реформ 60—70-х гг. XIX в., но уже в 80-х гг. — период
александровской стабилизации — был существенно ограничен, а
при советском режиме полностью ликвидирован.
Тоталитаризм как принцип организации общественной жизни
исключает самую возможность компромисса. Поэтому автономное
существование и университетов, и науки в целом в тоталитарном
обществе невозможно. Наука и ее институты могут существовать
лишь в той мере, в какой они становятся составной частью систе-
мы. Государство поддерживает лишь те сферы науки, которые не-
посредственно удовлетворяют его первоочередные потребности. Не
случайно при тоталитарном режиме в привилегированном положе-
нии оказываются отрасли научного знания, обслуживающие воен-
ный комплекс, а все остальные, даже точные науки, поддержива-
ются лишь в тех границах, в которых они сопряжены с отраслями,
Феномен советской историографии
11
работающими на войну. Историческая же наука с первых дней ус-
тановления политической власти большевиков попала в число
привилегированных научных дисциплин. Такая избирательность
новой власти опиралась на глубокие прагматические основания.
Захватив политическую власть, партия большевиков не имела
устойчивой поддержки в массах. Зато в неограниченных возмож-
ностях властвования ее лидеры были убеждены вполне. Естест-
венно, что заставить людей поверить в закономерность своей по-
беды большевики намеревались, в первую очередь, с помощью
оружия. «...Диктатура предполагает и означает состояние прида-
вленной войны, состояние военных мер борьбы против против-
ников пролетарской власти. Коммуна была диктатурой пролета-
риата, и Маркс с Энгельсом ставили в упрек Коммуне, считали
одною из причин ее гибели то обстоятельство, что Коммуна не-
достаточно энергично пользовалась своей вооруженной силой
для подавления сопротивления эксплуататоров», — отмечал Ле-
нин10. Большевики учли этот урок и уже с первых дней сделали
все, чтобы никто не смог упрекнуть их в неудовлетворительном
использовании вооруженной силы. Однако ограничиться лишь
подобной констатацией, рассуждая о месте исторической науки
и советском обществе, значило бы, на мой взгляд, существенно
упростить проблему, а еще точнее — исказить ее.
В самом деле, если допустить, что насилие как наиболее уни-
пг|>сальный, охватывающий и духовную сферу общества способ
властвования можно исчерпывающе объяснить злонамеренным к
нему пристрастием большевиков или какими-то их патологиче-
< ними отклонениями, значит, свести объяснение к сугубо лично-
। 1ным, субъективным обстоятельствам. В конце концов любые
человеческие деяния объясняются субъективными мотивами. Но
ведь и сами мотивы, в свою очередь, нуждаются в объяснении.
I пи же переместиться в эту плоскость, то надо будет заглянуть
в доктринальные основания большевизма.
Здесь придется сделать довольно пространное отступление и,
щхгжде чем ответить на вопрос, как историческая наука и — в бо-
лее широком плане — определенное историческое сознание внед-
рялись в советскую систему, попытаться выяснить, почему в этой
< ис геме отводилось особое, можно сказать, важнейшее место идео-
логическому фактору вообще и истории в частности.
К моменту выхода Ленина на политическую сцену на рубеже
исков русская политическая мысль и освободительное движение
имели уже длительную и богатую историю. На разных этапах
ной истории ставились и иногда решались разные теоретические
и политические вопросы: о сельской общине, роли личности
12
Раздел 1
в истории, стихийности и сознательности в революционном дви-
жении, новых людях, государстве и обществе, роли петровских
реформ, сущности крепостничества и т. д. Некоторые вопросы
со временем теряли свою остроту и актуальность, но были и та-
кие, разрешение которых с течением времени лишь усложнялось.
И среди них, на мой взгляд, наиболее важными и всеопределя-
ющими являются вопросы о своеобразии исторического развития
России и о типе революционного действия.
Первым наиболее мощно вопрос о своеобразии истории Рос-
сии, о месте и предназначении России в мировой цивилизации
поставил П.Я. Чаадаев в «Философических письмах», опублико-
ванных в «Телескопе» (1836 г.). Потребность перемен в русской
жизни тогда с новой силой обострила тему русской «самобытно-
сти», очередную попытку раскрытия «русской идеи», «русских
начал», что выразилось, например, и в стихотворении «К Чаада-
еву» А.С. Пушкина:
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой...
Никто, пожалуй, ни до ни после Чаадаева не смог так страст-
но, с такой горечью и любовью выразить и то, что «Россия за-
блудилась на земле», что «мы ничего не восприняли из преемст-
венных идей человеческого рода», и, с другой стороны, то, что
удел России — «дать в свое время разгадку человеческой загад-
ки»11. Идеи Чаадаева об истории России, о ее всечеловеческом
призвании определялись провиденциализмом этого христиан-
ского философа. Универсализм Чаадаева, свобода от узкого на-
ционализма, «устремленность к небу — через истину, а не через
родину» делают его современным мыслителем и в наши дни. Что
же касается вопроса о типе исторического развития России, то
Чаадаев лишь пробудил к нему дополнительный интерес, сделал
заметный шаг в его осмыслении, но ответа не дал. Историческое
движение, в котором отведено место и России, все еще предста-
влялось ему как шествие гуськом, хотя бы и с отставанием одних
стран, и с забеганием вперед других. (Вопроса же о типе револю-
ционного действия для Чаадаева, что вполне объяснимо, не су-
ществовало вообще.)
Первым, кто прямо поставил вопрос о русском типе истории,
был А.И. Герцен. После июньских расстрелов 1848 г. он пришел
к заключению, что социалистическая перспектива в рамках ал-
гебры западноевропейской истории исчерпана. Этот тип исто-
рического развития Герцен определил как синхронический: эко-
номические, социальные, политические изменения и движения
общественной мысли здесь происходили в одном ритме, взаимо-
Феномен советской историографии
13
условленно. Подъем экономики сопровождался созреванием
। ражданского общества, социальным размежеванием, что повле-
кло за собой поляризацию сил в обществе. Но столкновение
1848 г. не привело к утверждению социалистической перспекти-
вы в Европе. Следовательно, полагал Герцен, синхронический
inn развития оказался тупиковым и «история, по-видимому, на-
шла другое русло» — в России. «Европа не разрешила противо-
речия между индивидуумом и государством, но она поставила
ног вопрос; Россия тоже не нашла этому решения. Именно пе-
ред лицом этой проблемы начинается наше равенство»12. И да-
лее, писал Герцен, «естественно, возникает вопрос, должна ли
Россия пройти через все фазы европейского развития или ей
предстоит совсем иное революционное развитие? Я решительно
«ирицаю необходимость подобных повторений. Мы можем и
должны пройти через скорбные, трудные фазы наших предше-
• । пенников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоо-
ло! ического существования»13.
Отличный от европейского асинхронный тип исторического
рд жития России Герцен усматривает не только в возможности
пропустить некоторые фазы, но и в иной динамике субъективно-
|о и объективного, современного и традиционного. На Западе
мвердилась частная собственность на основе отрицания тради-
ционного первобытного коммунизма. Этот процесс сопровож-
Ш1ПСИ зарождением и развитием социализма как общественной
мысли. В России же первобытный социализм сохранился в виде
»< Н.СКОЙ общины. Другими словами, объективная ситуация для
in в приятия социализма оказалась здесь более подготовленной и
пмс< ic с тем не соответствующей существующему политическо-
му и социальному застою. Следовательно, возможное соедине-
ние <ападной социалистической мысли как силы субъективной и
продукта высокого исторического развития и сельской общины
► лк силы объективной, но пока что препятствующей историче-
< ► ой динамике является залогом дальнейшего продолжения вос-
►одящего исторического развития. Асинхронный тип развития и
• 1 и. io новое русло, которое нашла для себя история в России.
I он к ий слой образованного меньшинства выступит в роли со-
• in ни тельного звена между европейской общественной мыслью
и русской сельской общиной. Но как и что при этом надо де-
|.| и.? С помощью какого механизма можно было бы приобщить
и сию, как о том думал Чаадаев, к «историческому человечест-
i»v- ’ У Герцена мы ответа не находим.
Ними же вопросами был озадачен всю свою жизнь
II I Чернышевский. Наиболее полные ответы на них он попы-
14
Раздел 1
тался дать в романе «Что делать?» (1863 г.)14. Отметим, не-
сколько забегая вперед, что Чернышевский «перепахал» Лени-
на именно своим ответом на вопрос, что делать для того, что-
бы русский народ смог вырваться из «круга истории», по кото-
рому он, по словам Чаадаева, вынужден был ходить вместо то-
го, чтобы быть в истории.
Главное, что не давало возможности русскому народу вырвать-
ся из самодержавной системы (не только по Чернышевскому, но
и по мнению многих других русских мыслителей) — несформиро-
ванность гражданского общества в ходе истории России, утвердив-
шаяся здесь государственная монополия на любое действие, от-
сутствие за пределами всепроницающего государства какого бы
то ни было автономного социума.
Так повелось еще со времен Московского царства (здесь все-
го уместнее сослаться на известные изыскания В.О. Ключевско-
го), когда установилась всеобщая государственная повинность, а
люди были поделены на две части: одни несли эту повинность
лично: дворяне, их челядь, военные, администрация; другие —
своим достоянием, выплачивая налоги и подати: почти все кре-
стьяне и рядовые горожане. В отношении свободных и государ-
ственных крестьян роль уполномоченных государства по сбору
податей и наложению повинностей выполняли деревенские об-
щины, а в отношении крепостных — помещики. Но и сами дво-
ряне - бояре, московские служилые люди, удельные князья и их
дружины, т. е. все высшие слои общества - были закабалены
еще больше, чем низшие. Они являлись слугами, холопами царя,
другими словами, и деспотами, и подданными одновременно.
Перечисляя основные элементы, образующие порочный круг
русской истории, Чернышевский на первое место выводил, разу-
меется, крепостничество, но только как лишь одну из составля-
ющих этого круга. А наряду с крепостничеством — слабость на-
родной энергии, непривычку частных людей к инициативе, их
подавление государством. Очерченный Чернышевским порочный
круг: «всемогущее государство — подданные, лишенные инициа-
тивы», гарантировал постоянное воспроизводство системы. Даже
проводимые реформы (как петровские, так и реформы 60-х гг.)
не разрывали этот круг, а, наоборот, лишь модернизировали ре-
жим с целью его сохранить, усилить в ходе изменений. Отсутст-
вие социального пространства за пределами «государственной
пользы» восполнялось в России иными реальностями — азиатст-
вом и самодурством: с одной стороны — произвол, полное бес-
правие, насилие, а с другой - угодливость, уступчивость, рабо-
лепство и бессилие. Элементами все того же порочного круга
Феномен советской историографии
15
<тали: вертикальное устройство системы, отсутствие горизон-
тальной субординации, атомизация общества, когда все в качест-
ве подданных сознают себя индивидуально включенными в вер-
1икальную «иерархию самодурства», никакой общности интере-
сов по горизонтали. Постоянное самовоспроизводство системы
свидетельствовало, по мнению Чернышевского, о недостаточно-
сти стихийного развития, что являлось исторической специфи-
кой России.
Какой же выход? Поскольку Россия в силу ее исторической
специфики превратилась, по выражению Добролюбова, в «пе-
чальное кладбище человеческой мысли и воли», она не может,
полагал Чернышевский, в ходе стихийного развития выйти на
естественный путь, по которому шла Европа. Для того чтобы
Россия стала на путь раскрепощения, необходимо предваритель-
ное условие: создание политического пространства, — отвечает
Чернышевский на им же самим поставленный вопрос «что де-
ла и»?». Как это сделать? С помощью новых людей и... может
(>|.нь, профессиональных революционеров. Они должны быть
мнутренне раскрепощены - уже не подданные, а граждане. Им
пред стоит пойти во все слои общества, чтобы создать требующу-
юся политическую атмосферу.
Почему же Ленин, по-своему отвечая в 1902 г. на вопрос «что
делать?», никогда не уточнял, что из всего наследия русской де-
мократической мысли он выделил именно идеи о своеобразии
1ипа исторического развития России, о том, что ей не присущ
•пюственный путь» и еще до образования классов здесь надо со-
|дн гь политическое пространство; и наконец, самое главное - на
но будут способны люди, которые смогут вырваться из системы,
освободиться от нее и внести извне политическое сознание в (не-
дифференцированный, неструктурированный, как сказали бы
мм сегодня) социум. Почему же он никогда не уточнял, что осо-
бо оценил именно эти идеи?
Для этого, на мой взгляд, были серьезные основания. Неиз-
менной и постоянно присутствующей в мыслях и действиях Ле-
нина оставалась лишь идея отвержения «естественного пути»
России, исправления «недостаточности» русской истории. Но эта
инея, если смотреть на нее сквозь призму преемственности в рус-
<кой демократической, антидеспотической мысли, дала в про-
цессе ленинских действий такие побеги, что ему самому при-
..ось воздерживаться от объяснения ее родословной.
Когда Герцен, Добролюбов, Чернышевский думали о раскре-
mмнении, они имели в виду прежде всего и главным образом ос-
ноьождение личности. Само раскрепощение они мыслили как
16
Раздел 1
дело долгое и трудное, на которое уйдут «десятки, может быть,
сотни лет»15. Что же касается социализма, то он у Чернышевско-
го вообще за пределами реальности. Это всего лишь сон, при-
снившиеся фантазии, утопия. Много нюансов существует и в от-
ношении таких людей, как Рахметов. Он «особенный человек»,
профессиональный революционер. По Чернышевскому, такие
как он - не просто забавные, смешные люди, но люди опасные
(«не следуйте за ними»)16. По сути, они и самодержавный режим
близки генетически.
Понятно, почему Ленин предпочитал не вдаваться во все эти
и другие, подобные им, тонкости русской демократической мыс-
ли. Если бы он когда-нибудь открыто сослался на них, то выну-
жден был бы сказать, что конкретно связывает его с русской до-
марксистской демократической мыслью и чем объясняется его
избирательность по отношению к ней. Но в таком случае Лени-
ну пришлось бы долго доказывать еще и свою марксистскую ор-
тодоксальность.
И здесь, т. е. с ленинской верностью марксизму, тоже пробле-
мы. Если бы Ленин оставался последовательным марксистом, он
должен был бы, говоря об условиях успешного развития освобо-
дительного движения, придерживаться примерно таких, бесспор-
ных для последователей Маркса, политических установок. Воз-
главит освободительное движение рабочий класс, поскольку
только ему дано самой историей уверенно смотреть в будущее и
не бояться последствий этой борьбы. У рабочего класса нет при-
чин извращать факты, искажать действительность, так как в на-
стоящем ему нечего терять, а в будущем он завладеет всем, что
ему положено по праву. Чистота идей рабочего класса, соответ-
ствие его коллективного разума и основного вектора истории —
не божий дар, а всего лишь отражение экономических и соци-
альных условий, его места в обществе. Убеждения и мысли каж-
дого человека определяются положением класса, к которому он
принадлежит, и могут стать иными с изменением этого положе-
ния. Задача революционеров — способствовать смене объектив-
ных обстоятельств, «положения», рабочий же класс сам осущест-
вит свою историческую миссию.
Тем не менее примерно с 1902 г. Ленин говорит и доказывает
нечто совершенно противоположное. Рабочий класс, по его мне-
нию, не способен самостоятельно подняться до осознания сво-
его исторического предназначения. Даже активное участие в
классовой борьбе не ведет стихийно к выработке его политиче-
ского сознания. Ленин, по существу, отрицает классовую обусло-
вленность мыслей и поступков пролетариата. Отсюда и его вы-
Феномен советской историографии
17
вод: только партия может внести социалистическое сознание в
рабочий класс. Другими словами, стихийность истории не пре-
одолевается сама собой, объективно; недостаточность такой ис-
юрии восполняется субъективно — марксистской партией17.
Идея исторической необходимости все заметнее тускнеет в ра-
ботах Ленина, уступая место обоснованию значения субъектив-
ного фактора, политического действия. Вместо прежней маркси-
стской четкости — «в России утвердился капитализм», «русское
государство — буржуазное», «рабочий класс возглавит революци-
онное движение» и пр. — все чаще фигурируют расплывчатые,
характерные для домарксистского русского политического слова-
ря понятия: «азиатство», «варварство», «европеизация», «все слои
общества».
Что же касается вопроса о месте и роли партии в классовой
борьбе, в революции, в обществе, то и здесь взгляды Ленина по-
( юянно и в строго определенном направлении меняются. Сна-
чала Ленин доказывал, что партия возникает в ходе классовой
борьбы, затем — что она предшествует этой борьбе. Сначала он
< читал задачей партии «помогать» и «содействовать», затем —
•ио ищйствовать» и «руководить», а еще через какое-то время —
компенсировать недостаточность русской истории, взять под
। вою опеку все общество.
Итак, на вопрос «что делать?» Ленин ответил: надо выправить
1 нсцифику русской истории за счет создания в ней силами пар-
ши недостающей политической сферы. Оставалось ответить на
вопрос «как это сделать?». И ответ был найден.
В 1903 г. на съезде Российской социал-демократической рабо-
чей партии, когда разгорелся спор об устройстве партии на ос-
нове демократического централизма, о пределах централизации
и исрархизации, делегат Посадовский спросил: не является ли
1Ю1ИЦИЯ Ленина и его сторонников, настаивающих на том, что-
бы революционное ядро партии обладало абсолютной властью,
нршиворечащей основным свободам, которые они сами же про-
|н» и нашали? Не будут ли при такой иерархической дисциплине
илрушены минимальные гражданские свободы, например, не-
прикосновенность личности?18
Ошетил Г.В. Плеханов: «Salus revolutia suprema lex» (благо pe-
1ЮНЮ11ИИ - высший закон)19. Сам Плеханов вскоре от этого по-
•II»Ап ши отказался, но Ленин принял его надолго как руководст-
во к действию. Поначалу как временное: для того чтобы реали-
ioh.hi. великие социалистические идеи в неподготовленной еще
/1*1*1 них среде, не существует никаких иных средств, кроме наси-
'нin, смертных приговоров, абсолютного подавления личностных
18
Раздел 1
различий. Но все это необходимо лишь в переходный период для
преодоления сопротивления противника.
Сугубо техническое, на первый взгляд, правило развилось в
конце концов в мощнейшую для XX в. философию действия: ле-
нинский ответ на вопрос «как делать?», т. е., как партия должна
активизировать рабочий класс, сводился, по существу, к тому,
что надо не освобождать его от прежних цепей, не избавлять от
традиционных предрассудков и ложных ценностей, а установить
для него иную, более соответствующую потребностям времени
систему ограничений и правил поведения. Значение новой сис-
темы идейных установок и ограничений будет определяться
уровнем дисциплинированности, сплоченности, организованно-
сти рабочих. Создать такую систему должны, во-первых, специ-
альные политические организации и соответствующие социаль-
ные, экономические структуры, во-вторых, определенный набор
идеологических установок, понятных каждому коротких лозун-
гов, ценностных ориентиров, идеалов, например, вера в вопло-
щение счастливой жизни на земле. Когда эти ленинские прин-
ципы реализуются, будь то в чеканной формуле Сталина: «Писа-
тели - инженеры человеческих душ», или в настойчивых повто-
рениях основоположника социалистического реализма А.М.
Горького: культура — это насилие, или в лаконичных статьях мо-
рального кодекса строителя коммунизма, или в судебных реше-
ниях на основе революционной целесообразности, наконец, в
стихах: «единица - ноль, единица — вздор...» и т. д., ~ только то-
гда станет очевидной грандиозность ленинского замысла, зало-
женного в его ответах на вопросы: «что делать?» и «как делать?».
Ленинский план сводился к тому, что необходимо организовать
все население России в интересах партии, призванной осущест-
вить историческую миссию - спасение человечества. Ради этой
апокалиптической цели будет необходимо всех участвующих в ее
достижении обратить в сверхъестественную веру, которая к тому
же воспринималась бы ими как научное, рационалистическое,
светское учение, вобравшее в себя все нереализованные устрем-
ления человечества, все лучшие идеалы европейской культуры.
Хотя по сути оно (учение) не может быть ничем иным, как мо-
дернизованной религией XX в.
В этом смысле ленинская работа «Что делать?» предстает
грандиозным сценарием всей трагической советской истории.
Не классы, не социальные группы и не личности как сознатель-
но действующие, самостоятельные субъекты истории, а массы
как объект воздействия партии и как опора и основа всех тота-
литарных режимов.
Ф< 'номен советской историографии
19
Основная черта задуманного социального эксперимента, кото-
рый с величайшим, можно сказать, планетарным размахом реали-
|<жался и потерпел крах в XX в., - иррационализм. В статье Н.А.
Бердяева «Религиозные основы большевизма», в частности, отме-
чается: «Я думаю, что сами большевики, как это часто бывает, не
тают о себе последней правды, не ведают, какого они духа. Уз-
нать же о них последнюю правду, узнать, какого они духа, могут
а ишь люди религиозного сознания, обладающие религиозным
критерием различения. И вот, я решаюсь сказать, что русский
(меньшевизм ~ явление религиозного порядка, в нем действуют
некие последние религиозные энергии, если под религиозной
шергией понимать не только то, что обращено к Богу. Религи-
отая подмена, обратная религия, антирелигия — тоже ведь яв-
ление религиозного порядка, в этом есть своя абсолютность,
« ноя конечность, своя всецелость, своя ложная, призрачная пол-
нена. Большевизм не есть политика, не есть просто социальная
ьорьба, не есть частная, дифференцированная сфера человече-
< кой деятельности. Большевизм есть состояние духа и явление
луна, цельное мироощущение и миросозерцание»20.
Задача воспитания всего населения страны «в духе социализ-
ма- становилась не только общепартийной, но и общегосударст-
||| иной, по мере того как партия большевиков, захватившая
пла( и», все больше утрачивала черты партийности и все больше
»нашивалась с государственной системой. Очень скоро поэтому
ока »алось возможным бросить не только всю мощь аппарата пра-
тппгй партии, но и всю силу государства на решение поставлен-
ных шдач. И в этой связи историческая наука, как и другие от-
|Ш( ни гуманитарного знания, стала рассматриваться прежде все-
it» и качестве инструмента государственной политики. Ей обес-
печивалась государственная поддержка лишь в той степени и в
к ч |раницах, в которых она была способна выполнять соответ-
। 1пук>|цие инструментальные функции.
Vac в таком оформлении приоритетов оказались заложенны-
ми многие элементы будущей советской историографической
цмниции, определены ее важнейшие признаки.
Цн драматических событий 1917 г. российская историческая
mi.к иь развивалась в едином европейском историографическом
про» |ранстве. Сохраняя свое собственное лицо, она говорила на
нпшм с европейской исторической наукой языке. Более того,
< ийские исторические школы в ряде случаев заметно влияли
но рлшитие мировой исторической мысли.
I п<>(>альные социальные потрясения начала XX в. оказали воз-
и« й< i вис на историческое знание прежде всего тем, что выдви-
20 Раздел 1
нули в центр научных поисков новые проблемы характера, глу-
бины, масштабов этих потрясений. Не случайно стали интенсив-
но развиваться такие новые научные направления, как социаль-
ная и историческая психология, историческая демография, со-
циальная и экономическая история, духовная жизнь общества.
Одновременно в числе приоритетных и наиболее актуальных
проблем оформляется такие как человек и общество, власть и
массы, война и революция, общество и государство. Их мас-
штабность повлияла и на разработку новых тем, и на формиро-
вание новых научных направлений, школ, и на развитие теоре-
тических основ исторических исследований, и на складывание
нового языка исторической науки, в которой ключевыми стано-
вятся понятия «компромисс», «конвергенция», «реформизм».
Если же учесть, что все эти перемены происходили в тесной
связи с кардинальными изменениями в представлениях о при-
роде, о принципах взаимодействия общества и природы, Земли
и Космоса, то станет ясно - речь шла о едином процессе выра-
ботки языка науки XX столетия и формирования основ новых
гуманитарных дисциплин.
В стране же «победившей социалистической революции», «ус-
пешно осуществляющей строительство социализма», проблема
понимания происходящего никогда не стояла в числе первооче-
редных. Ее официальными политическими лидерами (они же ос-
новоположники, ведущие теоретики) смысл происшедшего и
происходящего был понят изначально и не вызывал сомнений: в
стране свершилась социалистическая революция в соответствии
с теми законами общественно-исторического развития, которые
были открыты Марксом и Энгельсом, представления о которых
затем были развиты Лениным, Сталиным, Коммунистической
партией. И вся задача науки сводилась теперь к доказательству
того, что давно уже было очевидным для основоположников.
Нельзя опять-таки не отметить, что подобное отношение к
«познанию» традиционно для всей истории марксистско-ленин-
ской мысли. Сначала будет написан «Манифест Коммунистиче-
ской партии», в котором даны основы марксистского видения
общественных процессов, и лишь спустя почти двадцать лет —
«Капитал», содержащий положения, необходимые для выводов,
изложенных в «Манифесте». Сначала Ленин выступит с резкой
критикой народников за недооценку ими процесса капиталисти-
ческого развития в России, а затем подготовит работу «Развитие
капитализма в России». Сначала Ленин на конгрессе коммуни-
стических партий объявит о закономерностях социалистической
революции (в условиях, когда большинство в стране и партии
•h -иомен советской историографии
21
। кромно именуют ее политическим переворотом), а затем около
/кч яги лет историки будут искать подтверждения этой оценке,
пока, после «разъяснений» Сталина, не поймут, что все выска-
ы и ное вождями не нуждается ни в каких подтверждениях. Сна-
чала будет объявлено о том, что в стране построен развитой со-
циализм, а затем почти два десятилетия историки будут размыш-
лял. над тем, что такое развитой социализм и когда все же он
был построен, пока не поймут (после выступления очередного
h i и ска), что созданное общество даже не имеет «человеческого
липа». Из этих общих установок проистекала соответствующая
in юриографическая проблематика, новый язык советской исто-
рической науки. Формация, процесс, класс, партия, революция,
in к он, марксизм, пролетариат — вот основы нового историческо-
। <»। ловаря. Но, пожалуй, самым популярным и наиболее распро-
। ।раненным термином в советской историографии, начиная с
первых самостоятельных произведений советских историков и до
киша ХО-х гг., станет слово «борьба». Отсюда же и формирова-
ние магистральных тем исторических исследований: история pe-
nt »л к hi ионного движения в России, история российских револю-
ции. история борьбы классов и партий, история партии больше-
инк >п; и две супертемы на протяжении всего периода развития
инн чекой историографии: историческая лениниана и история
|1< лпкой Октябрьской социалистической революции.
/1анные характерные черты могли оказаться временным явле-
нием, отражающим воздействие конкретной политической ситу-
йппи на науку, а могли надолго превратиться в определяющие
Чг|м1.1 нового историографического феномена. Увы, в реальной
*111ни стал разворачиваться именно второй вариант. Политиче-
ino'i власть, используя все доступные ей средства, способы и
Приемы, постепенно превращала науку в механизм государствен-
но политической системы. В итоге наметившиеся сразу же пос-
ле революции расхождения с ведущими тенденциями европей-
ски» нс।ориографии получили затем свое логическое завершение
и нрамически полной изоляции советской историографии от
мировою историографического пространства. Однако эта интел-
ш ► сальная самоизоляция явилась и необходимой предпосыл-
ки» и важнейшим условием решения целого комплекса других
1<м \ ирсгвенных задач в отношении исторической науки.
Прежде всего надо было выработать и реализовать новые
Ирш111hi।ы взаимодействия науки и государства. Естественно, что
|шп« г существовавший принцип относительной автономии науч-
ны ч учреждений и университетов теперь оказывался неприемле-
мым Академия наук с ее филиалами и институтами, академиче-
22
Раздел 1
ской вольностью и традиционной оппозиционностью стала чу-
жеродным элементом. Ее можно было бы ликвидировать вообще
(тем более, что она объединяла отнюдь не сторонников маркси-
стской доктрины, а в глазах правящей партии все, что не марк-
систское - не имело права претендовать на научность). Но но-
вый режим усмотрел возможность превращения этого чисто на-
учного образования в орган слежки за чистотой науки. Учитывая
реальный уровень образования и культуры большинства правя-
щей партии, подобное решение не могло не представиться опти-
мальным, тем более, что оно позволяло новой власти «сохранять
лицо» и выступать поборником развития науки. Практически с
подобными же целями будут затем создаваться сообщества писа-
телей, художников, театральных деятелей и т. д. Наука имела уже
сформировавшуюся структуру, которой грешно было не восполь-
зоваться.
Эту задачу большевики взялись решать не только с революци-
онным жаром, но и с житейской хитростью. Поскольку среди
действующих академиков обнаружилось совсем немного сторон-
ников марксизма и самой новой власти, вначале принимается ре-
шение о создании параллельных с академическими научных мар-
ксистских центров. В июне 1918 г. издается декрет об учреждении
Социалистической академии, в августе ВЦИК утверждает список
действительных членов академии, а 1 октября она открывается. В
августе 1920 г. организуется Комиссия по истории партии (Ист-
парт), которая быстро монополизирует все дело сохранения, об-
работки, издания документов и изучения истории Октябрьской ре-
волюции и партии большевиков — не случайно очень скоро ее пе-
реводят из ведения Наркомпроса в ведение ЦК РКП(б). В 1921 г.
создается Институт Маркса и Энгельса, в 1923 г. — Институт Ле-
нина; в 1921 г. — Институт красной профессуры, в 1923 г. - Рос-
сийская ассоциация научно-исследовательских институтов об-
щественных наук21. И уже к 1925 г. новая власть оказывается
вполне в силах существенно реорганизовать Академию наук (как
раз в год празднования ее 200-летия), внедрив в ее состав чисто
марксистские структуры. В 1936 г. в систему Академии наук
включается Коммунистическая академия (бывш. Социалистиче-
ская). С традициями «буржуазной» организации науки было по-
кончено.
Партия не только формировала организационные структуры
науки, она определяла и ее кадровый состав, оценивала содержа-
ние решаемых задач. С начала 20-х гг. в научную жизнь вошла
практика издания Тезисов Агитпропа ЦК (затем тезисов и поста-
новлений ЦК КПСС), в которых содержались обязательные для
Феномен советской историографии
23
научной общественности выводы, оценки узловых событий, фа-
ктов, явлений и процессов. Так было, например, с издававшими-
ся каждые пять (а затем каждые десять) лет постановлениями
о II съезде РСДРП, о революциях 1905 и 1917 гг.
Другой комплекс партийных документов, с которыми имели де-
ло историки, - это документы, оценивающие положение дел в са-
мой исторической науке. Прежде всего, конечно, директивные до-
кументы, в которых содержались решения об открытии или за-
крытии тех или иных исторических учреждений (одним из пос-
ледних стало принятое в 1982 г. постановление об открытии ис-
торико-партийных отделений на исторических факультетах уни-
верситетов СССР, согласно которому на обществоведческие фа-
культеты и специальности предписывалось зачислять преимуще-
ственно лиц пролетарского и колхозно-крестьянского происхож-
дения и только по рекомендации партийных органов). Без реше-
ния ЦК КПСС было невозможно открыть или закрыть какой-ли-
бо периодический орган. Но и этого мало: ЦК КПСС специаль-
но в ряде случаев принимал решение, оценивающее качество пуб-
ликаций в исторических журналах. Одно из наиболее извест-
ных — постановление ЦК КПСС от 9.03.1957 г. «О журнале “Воп-
росы истории”»22.
Партийные директивы могли облекаться и в более «интим-
ные» формы. Например, в форму дружеского письма к пропаган-
дисту тов. Иванову И.Ф. были заключены жесткие указания Ста-
лина о внутренних и внешних аспектах построения социализма
в СССР23. «Нетрадиционными» выглядят и «Замечания...»
И. Сталина, А. Жданова и С. Кирова по поводу конспектов
учебников по истории СССР и новой истории24. Но видимая не-
обязательность таких «замечаний» отнюдь не уменьшала суровую
значимость для историков содержащихся в них «теоретических»
положений о существе национальных движений, генезисе феода-
лизма, причинах мировой войны, характере французской и рус-
ской революций.
Не меньшее значение для развития исторической науки име-
ли политические статьи, речи, доклады руководителей Коммуни-
стической партии, которые, продолжая начатую еще с ленинских
времен традицию, сразу же объявлялись то новым словом, то но-
вой вехой в развитии марксистско-ленинской теории.
За десятилетия всестороннего, по существу, тотального, воз-
действия партии на историческую науку в ходе «партийного ру-
ководства» ею сформировался вполне определенный тип истори-
ка, научившегося воспринимать это руководство как нечто есте-
ственное и само собой разумеющееся. Более того, сложился тип
24
Раздел 1
активного историка-партийца, жаждущего данного руководства и
чувствовавшего себя крайне дискомфортно без него. В свое вре-
мя, характеризуя задачи красной профессуры, М.Н. Покровский
отмечал: «ИКП (Институт красной профессуры) возник в 1921 г.
как одно из орудий нашей партии на идеологическом фронте...
Никаких уклонений в сторону “чистой” науки институт не допу-
скает...». Через тридцать лет в письме на имя секретаря ЦК
ВКП(б) М.А. Суслова историки уже другого поколения — А. Ру-
мянцев и А. Лихолат - сообщат, анализируя обстановку в редак-
ции журнала «Вопросы истории»: «Теоретические ошибки Дру-
жинина и других участников дискуссии по вопросам периодиза-
ции истории СССР были использованы некоторыми органами
буржуазной печати для распространения лживой версии о нали-
чии серьезного кризиса в отношениях между партией и ее исто-
рическим фронтом (курсив мой. — ТО. А.) Так, английский бур-
жуазный журнал “Совьет стадис” в обзорной статье о советской
историографии по материалам журнала “Вопросы истории”, в
разделе под названием “Подоплека последних дискуссий”, рас-
сматривает выступление проф. Дружинина о периодизации исто-
рии СССР как полемику против замечаний Сталина, Кирова,
Жданова на конспекты учебников по истории СССР и новой ис-
тории»25.
Пройдет еще двадцать лет, и после выхода в журнале «Комму-
нист» статьи, посвященной анализу дел в исторической науке,
новые историки будут требовать от руководящих органов КПСС
партийной расправы над ее автором26.
Для того чтобы прийти к таким результатам, необходимы бы-
ли и тщательная «селекция», и «непрестанная забота» партии о
кадровом обеспечении исторической науки. И правящая партия,
как уже отмечалось, чуть ли не с первых месяцев утверждения
большевистского режима начала проявлять «заботу» о подготов-
ке кадров историков. Решительный разрыв с традициями рус-
ской исторической школы стал следствием многочисленных экс-
периментов в деле подготовки кадров27. Человеку, наблюдающе-
му эти процессы извне, трудно понять, чем определялось содер-
жание поиска. В этой связи интересным представляется один
эпизод, о котором рассказал А.М. Некрич, вспоминая о проце-
дуре партийного следствия в период рассмотрения его персо-
нального дела.
«Сдобнов (партконтролер ЦК КПСС. - Ю. А.) спросил меня:
“Что, по-вашему, важнее — политическая целесообразность или
историческая правда?” Как бы косвенным образом следователь
давал мне понять, что дело не в том, правдива ли моя книга или
Феномен советской историографии
25
нет - это вопрос второстепенный, - а в том, насколько целесо-
образно в данный момент поднимать тему неподготовленности
СССР к германскому нападению и ответственности за это...
Мой ответ на вопрос Сдобнова был таким: нельзя противопо-
ставлять политическую целесообразность исторической правде.
Опыт истории показал, что в конечном счете историческая прав-
да соответствует политической целесообразности.
— Так что для Вас все-таки важнее? - допытывался Сдобнов, -
историческая правда или политическая целесообразность?
- Историческая правда, - ответил я»28.
Партии и советскому государству требовались историки, для
которых политическая целесообразность была критерием, бес-
спорно, более значимым, чем историческая правда. Причем
данное требование закладывалось в основание и профессио-
нального образования, и формирования нравственных качеств
личности. Историк мог считаться профессионалом лишь в той
мере, в какой он ощущал себя «бойцом партии». Подобное об-
стоятельство нередко вело к профессиональным и нравствен-
ным деформациям.
В период одной из самых мерзких политических кампаний со-
ветского режима — кампании по борьбе с космополитизмом,
круто замешанной на национализме и антисемитизме, - актив-
ными действующими лицами оказались (и не только в качестве
обвиняемых) А.В. Арциховский, Б.Ф. Поршнев, В.И. Равдоникас
и др.я Крупные исследователи продемонстрировали свою насто-
ящую «партийность» и «советскость», приняв условия игры, ко-
торые им навязывались. Весьма характерным является и то об-
стоятельство, что спустя почти сорок лет Л.В. Черепнин, исто-
рик, вне всякого сомнения, талантливый и продуктивный, назо-
вет этот черносотенный шабаш широким обменом мнениями
«по вопросам теории и идеологии, повышения уровня историче-
ских трудов»30.
Подобное можно было бы объяснить сложностью и противо-
речивостью человеческой натуры. Но при ближайшем рассмот-
рении никакой противоречивости здесь как раз и нет. За годы
советской власти воспитывался и был воспитан определенный
тип историка-профессионала, искренне убежденного в необхо-
димости самоотверженного служения «интересам партии». Заро-
ждение сомнения на сей счет нередко сопровождалось глубоки-
ми личными трагедиями.
У истоков этой традиции стоял, бесспорно, М.Н. Покровский,
начавший научную карьеру в советские годы с предательства
своих учителей и коллег, немало сделавший для того, чтобы из
26
Раздел 1
исторической науки и из страны были удалены все, для которых
интересы науки оказывались ценнее очередных партийных уста-
новок. На фоне коллег дореволюционного периода П.Н. Милю-
кова, А.С. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова он был, конеч-
но, не самым ярким профессионалом. Но на идеях, высказанных
самим Покровским, будет воспитано целое поколение советских
историков. Это, однако, не спасет его самого и его наследие от
предательства собственных учеников, многие из которых высту-
пят активными ниспровергателями идей и трудов «школы Пок-
ровского», как только изменится политическая конъюнктура и
«корифей исторической науки» И.В. Сталин выскажет новые
«сверхценные» идеи31.
Драма Покровского наглядно показала, что ни истинный та-
лант, ни официальное положение не являются гарантией для ис-
ториков. Основным средством выживания в советских условиях
была прежде всего политическая благонадежность и умение ее
публично демонстрировать. Яркой иллюстрацией этого может
служить научная деятельность и карьера одного из официальных
и наиболее почитаемых лидеров советской исторической науки
И.И. Минца. В историографических обзорах уже отмечалось, что
его основные заслуги связаны с «разоблачением мирового импе-
риализма как главного виновника разжигания гражданской вой-
ны в Советской России, как организатора кровавой интервенции
и лагеря внутренней, прежде всего, демократической, контррево-
люции эсеров и меньшевиков - активных помощников интер-
вентов»32.
И.И. Минц не только точно выбрал, казалось бы, одну из
наиболее важных тем, но и умел изменять подходы к ее изуче-
нию на протяжении своей долгой научной карьеры в соответст-
вии с малейшими колебаниями партийных оценок по данной
проблеме. Он входил в авторский коллектив «Истории граждан-
ской войны», принимал участие в подготовке «Краткого курса
истории ВКП(б)», был членом авторского коллектива «Истории
КПСС» под редакцией Б.Н. Пономарева (ее назначение — дать
новую антисталинскую версию истории партии). Словом, труд-
но найти в советской историографии труды историка, которые в
такой степени соответствовали бы «требованиям партийности».
И тем не менее на одном из этапов своей жизни, в 1949 г., он
оказался в числе историков, попавших в разряд неблагонадеж-
ных - «историков-космополитов». А.Л. Сидоров, один из лиде-
ров борьбы с космополитизмом, так оценил «заслуги» Минца:
«Минц, будучи учеником Покровского, еще в 1928 году культи-
вировал преклонение перед немецкой историографией. Нес-
Феномен советской историографии
27
колько позднее акад. Минц выступил с антипартийными взгля-
дами по истории нашей партии»33.
Не менее типичной в этом смысле является и научная судьба
П.В. Волобуева. До прихода в качестве директора в Институт ис-
тории СССР АН СССР он работал в Отделе науки ЦК КПСС,
был тесно связан с партийным аппаратом и на определенном
этапе пользовался поддержкой всесильных тогда С.П. Трапезни-
кова и Б.А. Рыбакова. Но стоило ему и ряду близких к нему ис-
ториков высказать несколько оригинальных мыслей (совсем не
сокрушительного содержания) об уровне развития капитализма
в России, как сразу же после ряда публичных проработок, в ко-
торые была вовлечена широкая научная общественность, Воло-
буеву пришлось оставить пост директора института, а на публи-
кации его работ был, по существу, наложен запрет.
В подобных условиях у историков развивались отнюдь не луч-
шие профессиональные и человеческие качества. За время суще-
ствования советского режима сформировалось нечто вроде общ-
ности - власть и историки пришли к некоторому обоюдному со-
глашению: власть стремилась все подчинить себе, а историки хо-
тели во всем подчиняться власти.
Неудивительно поэтому, что сохранить высокий профессиона-
лизм удавалось немногим. И расплачиваться приходилось либо
почти полным отлучением от активной научной деятельности,
как это случилось с И.И. Зильберфарбом, либо выдерживать де-
сятилетия непрекращающейся критики и постоянных нападок,
что пришлось пережить Л.М. Баткину, А.Х. Бурганову, А.Я. Гу-
ревичу, А.А. Зимину и многим другим.
Такая обстановка приводила к истреблению самой возможно-
сти раскрепощенной, творческой мысли и установлению внут-
ренней цензуры, которая для многих и в наши дни остается не
менее сложной и труднопреодолеваемой, чем крепостная зависи-
мость от партийных решений. Например, Ем. Ярославский - че-
ловек, немало сделавший для придания партийного характера
исторической науке, - в свое время забил тревогу, обращая вни-
мание Сталина на боязнь историков мыслить самостоятельно.
В письме генсеку он писал: «...А вы знаете, т. Сталин, что самая
трудная вещь теперь в области научно-литературной и научно-
исследовательской деятельности - инициатива... Вы очень мно-
го сделали, т. Сталин, для того, чтобы пробудить инициативу, за-
ставить людей думать... Когда пробуешь говорить с товарищами,
наталкиваешься на какую-то боязнь выступить с новой мыслью...
Теоретическая мысль прямо замерла...» Выход из данной ситуа-
ции, который он предлагал, весьма показателен: «И вы окажете
28
Раздел 1
громадную услугу научной мысли, если оздоровите даже каким-
либо особым постановлением ЦК эту обстановку, уничтожите
это штампование клеймом уклонистов чуть ли не каждого (в
ИКП, например, при случае, откопают уклон у каждого, при-
помнят, что он сказал в таком-то разговоре у трамвайной оста-
новки Иксу и Игреку в 1925 г. и т. п.), разбудите инициативу в
области теоретической работы... Это менее опасно, чем застой-
ность в области теоретической мысли...»34
Боязнь самостоятельных выводов и оценок сопровождалась
часто искренним чувством вины перед партией. Причем ощуще-
ние характера «проступка» всякий раз определялось содержани-
ем тех указаний, которые имелись в партийных документах. Ес-
ли, например, отмечалось, что историки не уделяют внимания
теоретическим вопросам, они чувствовали себя виновными за
это; если говорилось, что историки склонны теоретизировать,
они спешили покаяться и в данном грехе. Но главная «вина» ис-
ториков, как и других обществоведов всех времен, была в том,
что на каждом новом этапе политической борьбы или при каж-
дом политическом повороте выяснялось: они не так, как следо-
вало, понимали и интерпретировали ленинское теоретическое
наследие.
Уже к 30-м гг. историки усвоили, что им «необходимо лени-
низировать историческую науку», и более того: «ленинизация
русского исторического процесса — очень важный вопрос».
В 30-40-х гг. им пришлось уяснить, что освоение ленинского на-
следия есть не что иное, как овладение сталинскими оценками и
интерпретацией ленинизма. В 50—60-х гг. потребовалось активи-
зировать библиографический поиск с тем, чтобы располагать не-
обходимым количеством цитат из ленинских работ для подтвер-
ждения новых политических установок. Семидесятые годы про-
шли под знаменем борьбы с цитатничеством и воссозданием ле-
нинских концепций в их полном виде. И наконец, в 80-х гг. вы-
яснилось, что ленинские идеи, оказывается, «были канонизиро-
ваны». И - очередное покаяние. «В этой канонизации, - писал
в 1990 г. один из философов, — и в расчленении живой ленин-
ской мысли по замкнутой, искусственной, до предела упрощен-
ной схеме “Краткого курса” в течение десятилетий усердствова-
ли и многие из нас - ученых-обществоведов. Велика в этом на-
ша вина перед партией и народом»35.
Полная включенность истории в советский режим обеспечи-
валась и органами государственной безопасности. За семьдесят
лет сформировался своеобразный треугольник: РКП(б) (ВКП(б),
КПСС) - ЧК (ГПУ, НКВД, КГБ) - Академия наук и ее инсти-
Феномен советской историографии
29
туты. Поскольку не только каждое высказанное слово, но даже и
каждая мысль рассматривалась как свершенное деяние, в такой
связке не было ничего необычного, а напротив, она оказывалась
весьма разнообразной и устойчивой.
При содействии органов безопасности Коммунистическая
партия помогала историкам овладевать ленинской концепцией
исторического процесса, марксистскими методами исследова-
ний. Взять хотя бы такой пример из протокола допроса в НКВД
историка Н.Н. Ванага от 24-26.01.1937 г.:
«Вопрос: Следствию известно, что на историческом участке
теоретического фронта вы и другие историки-троцкисты прота-
скивали в своих трудах троцкистскую контрабанду. Надо пола-
гать, что этого обстоятельства вы не будете теперь отрицать на
следствии?»
Историк не отрицает, более того, он детально раскрывает свой
багаж «с контрабандой, угрожающей социалистическому строю»:
«Ответ: ...Эта контрабанда шла по основным направлениям:
1. Исключительное подчеркивание отсталости капиталистиче-
ского развития России, отрицание относительной прогрессивно-
сти таких факторов, как реформа 1861 года...
2. Отрицание ленинской теории перерастания буржуазно-де-
мократической революции в пролетарскую...
3. ...Я сознательно не противопоставлял Октябрьскую проле-
тарскую революцию буржуазной, не подчеркивал коренного от-
личия между ними, не рассматривал Великую Октябрьскую со-
циалистическую революцию как революцию, открывшую новую
эру в истории человечества...
4. ...Сознательное игнорирование исторически-преходяшего
значения буржуазного демократизма и парламентаризма, его
кризиса и противопоставления буржуазному демократизму — со-
ветского пролетарского демократизма, как его высшей формы...
5. ...Я подчеркивал организованность, целеустремленность и
силы отдельных крестьянских движений и отдельных крестьян-
ских бунтов...
6. ...Историческое обоснование отсутствия субъективных пред-
посылок для отстаивания СССР от военного разгрома со сторо-
ны мирового империализма...
7. ...В проспекте и в учебнике по истории СССР... я сознатель-
но идеализировал народническую борьбу с царизмом...
8. ...Сознательное игнорирование истории отдельных народов
СССР, входивших ранее в состав Российской империи...»
И чтобы не затруднять своего следователя, Н.Н. Ванаг сам под-
водит итог своей контрреволюционной деятельности: «...В све-
30
Раздел 1
те изложенного вполне естественно являлся следующий вид
контрреволюционной контрабанды: сознательное игнорирование
гигантских успехов социалистического строительства в СССР...»36
Результатом озабоченности органов государственной безопас-
ности историографическими проблемами стал расстрел Ванага
8 марта 1937 г. Историки и сами весьма активно вовлекали ор-
ганы государственной безопасности в «научную жизнь». Так, на-
пример, рецензируя 4-й том «Истории ВКП(б)» под редакцией
Ем. Ярославского, А. Абрамов и И. Шмидт сразу же нашли в нем
«троцкистские установки» и наличие «грубо ошибочной право-
оппортунистической концепции»37, что, по сути, означало выда-
чу авторов учебника органам госбезопасности.
Подобное сотрудничество представлялось настолько естест-
венным и результативным, что советские профессора в числе
важнейших своих задач видели и такую: «Мы должны быть все
чекистами»38. Не случайно поэтому органы госбезопасности не в
меньшей степени, чем партийные, заботились об укреплении
кадрового состава историков, направляя в число руководителей
и организаторов исторической науки свои проверенные кадры.
Возникшее взаимодействие КПСС, КГБ и АН выразилось в
конце концов в лаконических формулировках социальных
функций исторической науки. Например, В.В. Иванов опреде-
лял их так: распознавать и разоблачать классовые цели «запад-
ноевропейских мастеров реакции»; показывать достижения зре-
лого социализма; воспитывать ненависть к эксплуататорам и
гордость за революционные свершения народа; разоблачать
смысл антикоммунизма; служить делу социального прогресса39.
Все эти выводы сделаны не в трагические 30-е гг., а в середине
80-х гг. Таким образом, советскую историографию как своеоб-
разный феномен характеризуют сращивание с политикой и
идеологией и превращение в органическую составную часть то-
талитарной системы. Ее историософские основания базирова-
лись на нескольких принципиально важных положениях: на
признании линейного восхождения общества от капитализма к
коммунизму; постулировании необходимости руководства свер-
ху всеми областями и сферами общественной жизни и призна-
ния за этим руководством чрезвычайных возможностей; абсолю-
тизации собственного опыта как опыта сверхценного, имеюще-
го общечеловеческий характер и значение; вере в наличие абсо-
лютных истин; отношении к окружающему миру как к чему-то
враждебному, таящему потенциальную угрозу и опасность. Ка-
ждое из этих оснований было разработано и подкреплено аргу-
Феномен советской историографии
31
ментами и фактами. Но доказательность никогда не была осо-
бой задачей советского типа мировосприятия, поскольку в сис-
теме ценностей реально существующий факт значил гораздо
меньше, чем положение, содержащееся в классических текстах
или высказываниях политического лидера.
По своей сути историософские основания были ничем иным
как модернизированными основами традиционного крестьян-
ского миросозерцания с его ориентированностью на самоцен-
ность своего локального мира и его противопоставление всем
другим мирам; с установками на особое значение русской исто-
рии и русского пути; с верой в высшие истины и неограничен-
ные возможности власти. Несвобода исторической науки, как и
науки вообще, предопределила и сформировала весь исследова-
тельский процесс, придав ему своеобразие, как бы изнутри рас-
крывающее феномен советской историографии. Для собственно
исследовательского процесса и для историографического поля,
на котором он разворачивался, можно выделить следующие ха-
рактерные элементы.
Прежде всего, ориентация на одну универсальную теорию, ко-
торая, будучи единственно научной, в силу этого и выступает в
качестве всеобъемлющей методологии научного поиска в облас-
ти истории. «Социальная наука была создана, — отмечали в од-
ной из наиболее фундаментальных работ по проблемам теории
истории В. Келле и М. Ковальзон, — но лишь тогда, когда были
осознаны... трудности... и найдено решение проблем. Это и бы-
ло осуществлено марксизмом»40.
Количество вариаций в отношении марксизма как общей и
единственной методологии было чрезвычайно ограничено. Фак-
тически в трудах по истории речь могла идти только о том, что
значит решать ту или иную проблему по-марксистски. При этом
начиная с 20-х гг. и до конца 50-х гг. теоретические подходы к
решению частных исследовательских проблем сводились, по су-
ти, к подбору необходимых цитат из произведений основополож-
ников и классиков марксистского учения или из партийных до-
кументов, а вся практическая исследовательская работа ограни-
чивалась поиском конкретных фактов для иллюстрации соответ-
ствующих положений. Эта особенность уже объяснялась в совет-
ской историографии воздействием на науку жесткого схематиз-
ма, заданного «Кратким курсом»41.
После признания XX съездом КПСС искажения марксист-
ско-ленинских идей в практической деятельности для исследо-
вателей истории советского периода и истории КПСС методо-
логические задачи несколько усложнились. Теперь возникла не-
32
Раздел 1
обходимость хоть как-то объяснять связь между общей теорией
и конкретной практикой. Первые попытки казались обнадежи-
вающими. Например, был поставлен вопрос о содержании и
форме проявления закономерностей общественного развития.
Обращаясь к одному из наиболее болезненных вопросов в со-
ветской истории - ликвидации кулачества как класса - истори-
ки взяли на себя смелость порассуждать о принципиальной не-
обходимости такой ликвидации и о формах, в которых она реа-
лизовывалась на практике42. Более того, некоторые историки за-
говорили о том, что репрессии в ходе ликвидации кулачества
были порождены не объективными условиями нарастания клас-
совой борьбы в процессе социалистического строительства, а
всего лишь особенностями социалистических преобразований в
нашей стране43.
И даже такое, весьма робкое, оживление научной мысли в об-
ласти теории истории оказалось кратковременным. Оно было ре-
шительно прервано после постановления ЦК КПСС о работе ре-
дакции журнала «Вопросы истории»44. С этого времени стала вы-
страиваться новая схема, не менее жесткая, чем прежде. В пер-
вую очередь, была ограничена, а по существу, дискредитирована
сама возможность несовпадения теоретических положений и
практики социалистического строительства, точнее, возможность
деформации теоретических положений в ходе практики социали-
стического строительства. Такая возможность предписывалась
одному-единственному периоду, а ответственность за это возла-
галась на одного, вполне конкретного человека. Более того, точ-
но очерчивался круг вопросов и проблем, в которых подобная
деформация признавалась допустимой и существовавшей45. Са-
мое же драматичное заключалось в том, что этим решением у ис-
ториков снова «изымалось право» размышлять над вопросами
теории, так как только КПСС предписывалось право развивать
теоретические основы марксизма-ленинизма и лишь она в состо-
янии оценить, насколько практика адекватна теоретическим иде-
ям и выводам.
Период со второй половины 50-х до начала 70-х гг. официаль-
но был объявлен как время восстановления «ленинской концеп-
ции» исторического процесса, как избавление истории от ста-
линских ошибок и извращений. По существу, в эти десятилетия
происходила модернизация сталинских идей, их очищение от
особенно одиозных формулировок. Наиболее наглядными в этом
отношении стали издания — с 1-го по 7-е ~ учебника по исто-
рии КПСС под редакцией Б.Н. Пономарева. В последних изда-
ниях практически в полной мере была восстановлена модель
Феномен советской историографии
33
«Краткого курса» и в содержании, и в характере интерпретации
основных проблем советской истории.
Во второй половине 70-х гг. в очередной раз стало ясно, что
историческая наука вращается в кругу традиционных представле-
ний, на основе которых невозможно осмыслить и истолковать
отдаленное и недавнее прошлое. Не случайно поэтому даже в са-
мых консервативных кругах историков партии разворачивается
обсуждение методологических проблем историко-партийной на-
уки46. Неудовлетворенность теоретическим уровнем многих ис-
следований была вполне очевидна, но выход усматривался не в
поиске новых идей, а в актуализации давно уже известных идей
классиков марксизма-ленинизма, которые, как оказалось, не
вполне были вовлечены в научный оборот47. Многие историки
решили, что пора перейти от дискуссий с помощью цитат к вос-
созданию целостных концепций. В конце 70-х — начале 80-х гг.
появляются десятки работ, в которых «восстанавливается» ле-
нинская концепция по тому или иному вопросу48.
Этот период был достаточно продуктивным — конечно, по
сравнению с предыдущим, - поскольку у историков появлялась
хоть какая-то возможность не только цитировать классические
1сксты, но и включать собственные интерпретации в анализ
концепций. Многие из такого рода произведений оставались
мертворожденными, они содержали очень мало нового, но ис-
следователям приходилось состыковывать и согласовывать час-
ю взаимоисключающие оценки одного и того же явления, со-
бытия, процесса, что свойственно многим каноническим тек-
с гам. В указанный период были, в частности, «воссозданы» «ле-
нинские» концепции нэпа, военного коммунизма, Октябрьской
революции, ленинского плана социалистического строительст-
ва49. Работа над ленинскими текстами, несмотря на то что велась
/юстаточно интенсивно, мало обогащала арсенал теоретических
представлений. Ситуация усугублялась тем, что единственным
источником обогащения марксистской теории признавалась
практика социалистического строительства в СССР и странах-
гателлитах, т. е. то, что оценивалось как опыт реального социа-
лизма. Круг сжимался: практика социалистических преобразова-
ний воспринималась как итог воплощения марксистско-ленин-
ских идей, а идеи могли обогащаться только на основе данной
практики. Реальные новации оставались нищенскими и своди-
лись лишь к постоянному расширению хронологических рамок
цвижения от капитализма к социализму50. «Вершиной» в этом
смысле стала концепция «развитого социализма»51. В конечном
и юге даже сами лидеры КПСС вынуждены были признать, что
34
Раздел 1
теоретическая мысль на протяжении 30-70-х гг. не развива-
лась52.
Собственно, до второй половины 50-х гг. вопрос о методоло-
гии истории не стоял перед нашими историками как практиче-
ски значимый. Предполагалось, что сталинская характеристика
диалектического материализма в соответствующей главе «Крат-
кого курса»53 дает универсальную интерпретацию не менее уни-
версального диалектико-материалистического метода, который
одинаково применим во всех областях и естественных, и техни-
ческих, и гуманитарных наук. Однако со временем, после робкой
критики теоретического багажа «Краткого курса», началось пере-
осмысление этой, казалось бы, вечной истины. Конечно, и тог-
да никто не помышлял взять под сомнение сам вывод, что диа-
лектико-материалистический метод может быть не всегда эффе-
ктивным или должен быть дополнен чем-то иным. Но вопрос о
применимости метода, точнее, о поиске наиболее эффективных
способов его применения в различных областях научного знания
привлек внимание исследователей54. В рамках получившего ши-
рокую известность научного семинара под руководством
М.Я. Гефтера была даже предпринята попытка обсудить пробле-
мы развития марксистской исторической мысли в более широ-
ком контексте научных представлений XX в.55 Трудно сказать,
насколько далеко продвинулись бы историки и философы, рабо-
тавшие в данном семинаре, в понимании и интерпретации суще-
ства поставленных проблем. Но даже в рамках марксизма попыт-
ки самостоятельной мысли были в очередной раз решительно
приостановлены административным образом, к тому же — при
молчаливой или активной поддержке подавляющего большинст-
ва советских историков. Это была, по сути, последняя из попы-
ток в советское время вырваться за пределы, допустимые уста-
новками партии. Теперь разработка методологических проблем
науки сводилась лишь к осмыслению ряда вопросов.
Что касается принципов исторических исследований56, то в их
основу легли все те же ленинские идеи из его «Философских те-
традей». Обсуждения велись прежде всего вокруг одного аспек-
та проблемы - сколько принципов необходимо активизировать
для того, чтобы претендовать на истинно марксистское исследо-
вание; указывалось самое различное количество вариантов — от
трех до семнадцати, — но наиболее значимыми признавались
принципы историзма, партийности, объективности57. Ставился
вопрос и о том, как соотносить принципы партийности и объе-
ктивности, если речь идет о марксистско-ленинской историче-
ской науке58.
Феномен советской историографии
35
В ходе обсуждений ряд исследователей, и прежде всего
Н.Н. Маслов, предприняли попытку в очередной раз провести
линию водораздела между ленинским и сталинским вариантами
интерпретации марксизма, между ленинской и сталинской мето-
дологией исторических исследований59. С научной точки зрения
данная проблема представляется малопродуктивной, потому что
фудно усмотреть принципиальную грань там, где ее никогда не
было. Однако для конкретной историографической ситуации и
подобные вопросы важны, поскольку создают хоть какое-то дви-
жение мысли.
В силу высокой степени политизации исторической науки пе-
речень тех вопросов, с которыми советские историки обраща-
лись к прошлому, опять-таки строго определялся и регламенти-
ровался партийными документами и решениями. Достаточно об-
ратиться хотя бы к нескольким темам, которые наиболее актив-
но исследовались, например, история первой русской револю-
ции. В своей основе содержание этого вопросника было опреде-
лено еще ленинскими работами 1906 г.: в чем проявилась геге-
мония пролетариата в революции? почему без руководства боль-
шевиков невозможно развитие революции по нарастающей? по-
чему все остальные партии, кроме большевиков, вели себя непо-
следовательно и предательски? почему декабрьские восстания
стали высшей точкой революции?
Не более оригинальным получился круг вопросов и по исто-
рии Великого Октября: почему не было альтернативы в решении
общественно назревших проблем, кроме Октябрьской револю-
ции? в чем проявилась гегемония пролетариата и руководящая
роль большевиков? почему противники большевиков смогли раз-
вязать гражданскую войну? почему закономерной оказалась по-
пела Советской власти?
В итоге историческое творчество перестало быть творчеством,
книги историков не таили в себе загадок и походили друг на дру-
ia как братья-близнецы, лишь изредка различаясь набором кон-
кретных фактов и некоторых рассуждений.
Теоретическая и методологическая скудость историографии
с тала причиной того, что в исторических исследованиях не допу-
скались относительность, вариативность, вероятность. Такие
вполне естественные элементы любого научного процесса рас-
сматривались как недостатки и, больше того, как следствие по-
литических ошибок в результате отступления от марксизма-ле-
нинизма и проведения чуждой, буржуазной точки зрения.
Наиболее показательной в этом плане стала научная распра-
ва с так называемым «новым направлением» в исторической
36
Раздел 1
науке, сторонники которого были озабочены вполне научной
задачей: они хотели основательно посмотреть на проблему
предпосылок Октябрьской революции. Реакция на их попытки
последовала сразу на двух уровнях. Официальное руководство
АН в большей степени обеспокоило не то, что было сказано и
написано историками этого направления, а то, что могло пос-
ледовать за их высказываниями. Сторонники «нового направ-
ления» обвинялись их коллегами-начальниками в самом
страшном для советского историка грехе - сомнениях в нали-
чии объективных экономических предпосылок социалистиче-
ской революции60. Вполне естественной была и реакция офи-
циальных властей: административное запрещение исследова-
ний в данном направлении. Но существовал и другой пласт,
другой уровень реакции на робкое проявление свободомыслия.
К критике «нового направления» подключились широкие слои
научной общественности61. Сами по себе идеи представителей
«нового направления» долгие годы оказывались невостребо-
ванными именно потому, что допускали элемент вариантности
в истолковании конкретной исторической ситуации. Тогда, а
ведь все это происходило совсем недавно, допустить возмож-
ность сосуществования двух точек зрения на одну и ту же про-
блему означало добровольный уход из системы Академии наук.
Были ли в этом плане исключения? Формально вроде бы да.
Достаточно вспомнить, например, десятилетиями длившуюся
дискуссию между И. Берхиным и Е. Гимпельсоном по оценкам
«военного коммунизма». Но, признавая данные исключения,
в то же время нельзя не отметить, что чрезвычайно узок оказы-
вался круг тем и проблем, по которым заявлялись различные
точки зрения. Кроме того, разные позиции были возможны
лишь в одном случае, если они вписывались в «общепринятую»
концепцию данной проблемы. Ни Берхин, ни Гимпельсон не
могли взять под сомнение общую концепцию гражданской вой-
ны в России. Можно было спорить о времени окончания нэпа,
но ни в коем случае - о причинах перехода к нэпу и т. д. Ка-
ждый из носителей противоположной точки зрения оценивал
выводы своего оппонента как крайне ошибочные и ненаучные.
Монологизм и монополизм в отношении к исторической ис-
тине дополняла крайняя степень политизированности самих
представлений об истинном и ложном в исторической науке. Это
со всей очевидностью вело к сужению и деформации историо-
графического поля.
Политизированность обнаруживалась в самих теоретических
основаниях исторической науки, поскольку политическое в сво-
-М иомен советской историографии
37
сн основе марксистское учение рассматривалось и использова-
|ось как общенаучная концепция. Но не только в этом. В стру-
Kivpe исторического процесса, формулировках тем и проблем
преобладали политические аспекты и сюжеты.
Историки СССР и историки КПСС, например, вели много-
'1С1ние дискуссии о подходах к разграничению предметов своих
исследований. Но предельная политизированность этих историо-
। рафических направлений проявляется здесь в том, что даже в
и лучении дооктябрьского периода проблематика исследований
«ираничивалась сравнительно небольшим кругом вопросов:
норьба различных группировок за власть; содержание внутрен-
ней политики правительств и анализ факторов, влиявших на из-
менение внутриполитических приоритетов; основные политиче-
* кис институты и их функционирование в обществе; основные
направления и результаты внешней политики правительств в от-
дельные периоды. При анализе проблем всеобщей истории и ис-
юрии Отечества до Октября 1917 г. допускалось хотя бы рассмо-
|рсние случаев несовпадения замыслов, практики и результатов,
а при изучении советской проблематики подобное исключалось
новее.
Все вышеизложенное позволяет определить советскую исто-
риографию как особый науч но-политический феномен, гармо-
нично вписанный в систему тоталитарного государства и при-
< нособленный к обслуживанию его идейно-политических по-
। ревностей.
Ю.Н. Афанасьев
ПРИМЕЧАНИЯ
Именно данная версия была безраздельно господствующей в «допере-
< Фоечный» период (см., например: Историография истории СССР:
Жоха социализма / Под ред. И.И. Минца. М., 1982; Очерки истории
исторической науки в СССР / Под ред. М.В. Нечкиной и др. М., 1985.
I 5). Эта позиция неуклонно отстаивалась советскими историками на
международных форумах (см., например: Данилов А. И., Иванов В. В.,
Ким М. П., Кукушкин Ю. С. и др. История и общество // Вопросы ис-
юрии. 1977. № 1). В годы «перестройки» с разной степенью последо-
н.1гсльности она проводилась в литературе: Тихвинский С. Л. Итоги и
38
Раздел 1
перспективы исследований советских историков // Вопросы истории.
1985. № 7; [От редакции]. Через обновление - к новому качеству ис-
торико-партийной науки И Вопросы истории КПСС. 1988. № 7; Кап-
то А. С. Историческая наука и формирование исторического сознания
И Вопросы истории КПСС. 1989. № 11; и др.
2 См.: Варшавчик М. А. Главный ориентир - правда истории // Вопросы
истории КПСС. 1987. № 10; Васютин Ю. С. Актуальность ленинского
наследия и современность// Постигая Ленина: Материалы научной кон-
ференции / Под ред. Ю.С. Васютина и др. М., 1990. С. 3-12; Голу-
бева Е. И. О некоторых проблемах современной научной ленинианы //
Там же. С. 13-20.
3 См.: Волобуев П. В. «Круглый стол» советских и американских истори-
ков: 9-11 января 1989 г. // Вопросы истории. 1989. № 4.; и др.
4 См., например: Зевелев А. И. Путь к истине // Суровая драма народа /
Сост. Ю.П. Сенокосов. М., 1989. С. 508-511; Сухарев С. В. Лицедейст-
во на поприще истории // Вопросы истории КПСС. 1990. № 3; и др.
5 См.: Голубева Е. И. Указ, соч.; Зевелев А. И. Путь к истине...; Мас-
лов Н. Н. «Краткий курс истории ВКП(б)» - энциклопедия культа лич-
ности Сталина // Суровая драма народа... С. 334-352.
6 Тезис о том, что в отличие от периода советской истории отечествен-
ная историография других исторических периодов была менее дефор-
мированной, — один из наиболее излюбленных в дискуссиях первых лет
«перестройки». См., например: Чистякова Е. В. Предисловие // Дубров-
ский С. М. С.В. Бахрушин и его время. М., 1992; и др.
7 См., например: Актуальные теоретические проблемы современной ис-
торической науки: «Круглый стол» редколлегии журнала «Вопросы ис-
тории», 29 октября 1991 г. // Вопросы истории. 1992. № 8—9; Бордю-
гов Г А., Козлов В. А. История и конъюнктура. М., 1992. С. 30-50.
8 См.: Искендеров А. А. Новый взгляд на историю // Вестник Рос. уни-
верситета дружбы народов. Сер. История, философия. 1993. № 1.
С. 6-9.
9 Ярошевский М. Г Сталинизм и судьбы советской науки // Репрессиро-
ванная наука / Под ред. М.Г. Ярошевского. М., 1991. С. 10.
10 Ленин В. И. Запуганные крахом старого и борющиеся за новое // Поли,
собр. соч. Т. 35. С. 192.
11 См.: Чаадаев П. Я. Философические письма: Письмо 1 // Чаадаев ГГ Я.
Поли. собр. соч. и избр. письма. М., 1991. Т. 1. С. 328, 329, 330.
12 Герцен А. И. Русский народ и социализм // Герцен А. И. Собр. соч. М.,
1954-1965. Т. 7. С. 291.
13 Там же. Т. 12. С. 152.
14 Данной теме посвятил свое специальное исследование французский
Феномен советской историографии
39
ученый К.С. Ингерфлом. См.: Ингерфлом К. С. Несостоявшийся граж-
данин: Русские корни ленинизма. М., 1993.
1 Чернышевский И. Г. Что делать? Л., 1975. С. 656.
н Гам же. С. 215.
См.: Ленин В. И. Что делать? // Поли. собр. соч. Т. 6. С. 52.
" См.: Второй съезд РСДРП, июль - август 1903 г.: Протоколы. М., 1959.
С. 181.
Гам же. С. 182.
" Бердяев Н А. Религиозные основы большевизма: Из религиозной пси-
хологии русского народа // Собр. соч. Париж, 1990. Т. 4. С. 29-30.
1 Подробнее о вопросах организационного строительства научных учре-
ждений см.: Алексеева Г. Д. Октябрьская революция и историческая на-
ука (1917-1923 гг.). М., 1968.
См.: Справочник партийного работника. М., 1957. Вып. 1. С. 382.
'См.: Сталин И. В. Ответ т-щу Иванову Ивану Филипповичу // К изу-
чению истории ВКП(б): Сб. материалов. Куйбышев, 1938. С. 7—11.
1 См.: Сталин И., Киров С., Жданов А. Замечания по поводу конспекта
учебника «по истории СССР» // К изучению истории ВКП(б): Сб. ма-
юриалов. Куйбышев, 1938. С. 18-19; Сталин И., Киров С., Жданов А.
Замечания о конспекте учебника «новой истории» // Там же. С. 20-22.
Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Суслову М.А. 23.08.1952 г. // РЦХИДНИ.
Ф. 17. Оп. 133. Д. 293. Л. 150.
' Подробнее см.: Афанасьев Ю. Я должен это сказать. М., 1991.
См.: Алексеева Г. Д. Указ. соч.
” Некрич А. Отрешись от страха: Воспоминания историка. Лондон, 1979.
С. 272.
’ I [одробнее см.: Некрич А. Указ. соч. С. 44-64.
" См.: Очерки истории исторической науки в СССР / Под ред. М.В. Неч-
киной и др. М., 1985. Т. 5. С. 13.
1 См.: Против исторической концепции М.Н. Покровского. М.; Л., 1939;
Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского. М.; Л., 1940.
Самсонов А. М., Спирин Л. М. Академик Исаак Израилевич Минц:
I ворческий путь // Исторический опыт Великого Октября / Под ред.
(’.Л. Тихвинского. М., 1986. С. 5.
' Пит. по: Некрич А. Указ. соч. С. 52.
* Ярославский Ем. Сталину И.В. 18 ноября 1931 г. // РЦХИДНИ. Ф. 89.
Он. 7. Д. 72. Л. 4-8.
Антонович И. Время собирать камни: Ответ новым фальсификаторам
иенинизма // Партийная жизнь. 1990. № 14. С. 14.
Дело НКВД № Р-8186 по обвинению Н.Н. Ванага. Т. 1.
См.: Абрамов А., Шмидт И. Против фальсификации истории Октября
40
Раздел 1
под флагом «объективности»: О IV томе «Истории ВКП(б)», под ред.
Е. Ярославского, изд. 1930 // Большевик. 1931. № 22.
38 Протокол № 11 общего закрытого собрания партийной организации
И КП от 26—27 августа 1936 г. // ЦАОД г. Москвы. Ф. 474. On. 1. Д. 89.
Л. 90-91.
39 См.: Иванов В. В. Методология исторической науки. М., 1985. С. 51-64.
40 Келле В. Ж., Ковальзон М. Я. Теория и история. М., 1981. С. 29.
41 Об этом см., например: Зевелев А. И. Ленинская концепция историко-
партийной науки. М., 1982. С. 40-60; Барсенков А. С. Советская исто-
рическая наука в послевоенные годы: 1945—1955. М., 1988. С. 77—90;
и др.
42 Подробнее см.: Погудин В. И. Путь советского крестьянства к социа-
лизму: Историографический очерк. М., 1975.
43 См.: Семернин П. В. О ликвидации кулачества как класса // Вопросы
истории КПСС. 1958. № 4.
44 См.: Справочник партийного работника... С. 381—382.
45 См., например: Пономарев Б. Н. Задачи исторической науки и подго-
товка научно-педагогических кадров в области истории // Избр. речи
и статьи. М., 1977. С. 171—172.
46 См.: К итогам обсуждения методологических проблем истории КПСС //
Вопросы истории КПСС. 1978. № 12.
47 См.: Варшавчик М. А. Историко-партийное источниковедение: Теория,
методология, методика. Киев, 1984. С. 105-139.
48 См., например: Осколкова Э. Д. Проблемы методологии и историогра-
фии ленинской концепции нэпа. Ростов н/Д., 1981; Зевелев А. И. Ле-
нинская концепция...; Волобуев О. В., Муравьев В. А. Ленинская кон-
цепция революции 1905—1907 годов в России и советская историогра-
фия. М., 1982; Берхин И. Б. Вопросы истории периода гражданской
войны (1918-1920 гг.) в сочинениях В.И. Ленина. М., 1981; и др.
49 См.: Гимпельсон Е. Г. Военный коммунизм: политика, практика, идео-
логия. М., 1973; Он же. Великий Октябрь и становление советской си-
стемы управления народным хозяйством. М., 1977; Берхин И. Б. Ленин-
ский план построения социализма. М., 1960; Он же. Экономическая
политика советского государства в первые годы советской власти. М.,
1970; Генкина Э. Б. Государственная деятельность В.И. Ленина:
1917-1923 гг. М., 1969; Олесеюк Е. В. Разработка экономической по-
литики Коммунистической партии в трудах В.И. Ленина. Ростов н/Д.,
1977; Осколкова Э. Д. Указ, соч.; и др.
50 Традиции корректировки периодизации истории заложены еще
И.В. Сталиным, который вместо не устраивавшего его предложил соб-
ственный вариант (см.: Сталин И. В. Письмо составителям учебника
Феномен советской историографии
41
истории ВКП(б) // К изучению истории ВКП(б)... С. 12-15). Харак-
терно, что и один из последних «круглых столов» в журнале «Комму-
нист» был также посвящен вопросам характеристики и необходимости
выделения новых этапов в строительстве социализма (см.: Основные
папы развития советского общества: «Круглый стол» журнала «Комму-
нист» // Страницы истории КПСС: Факты, проблемы, уроки / Под
род. В.И. Купцова. М., 1988. С. 37-68.
1 Подробнее см.: Касьяненко В. И. Развитой социализм: историография и
методология проблемы. М., 1976; Волобуев О. В., Кулешов С. В. Очище-
ние: История и перестройка. М., 1989.
См.: Горбачев М, С, О перестройке и кадровой политике партии //
Избр. речи и статьи. М., 1987. Т. 4. С. 302.
•‘См., например: Ципко А. О зонах, закрытых для мысли // Суровая дра-
ма народа... С. 175-257; Маслов Н. Н. «Краткий курс истории
ВКП(б)»... Ц Там же. С. 334-352; и др.
4 См., например: Французова Н. П. Исторический метод в научном поз-
нании: Вопросы методологии и логики исторического исследования.
М., 1972; Оруджев 3. М. Диалектика как система. М., 1973; Саха-
ров А. М. Методология истории и историография: Статьи и выступле-
ния. М., 1981; Ракитов А. И. Историческое познание: Системно-гно-
сеологический подход. М., 1982; и др.
" См.: Историческая наука и некоторые проблемы современности: Ста-
1 ьи и обсуждения / Под ред. М.Я. Гефтера и др. М., 1969.
'*• См.: Косолапов В. В. Методология и логика исторического исследова-
ния. Киев, 1977; Принцип партийности в исследовании социальных яв-
лений: Сб. ст. / Под ред. Г.А. Подкорытова. Л., 1977; Кохановский В, П.
Историзм как принцип диалектической логики. Ростов н/Д., 1978; Бур-
мистров Н. А. Партийность исторической науки. Казань, 1979; Могиль-
ницкий Б. Г, Введение в методологию истории. М., 1989; и др.
См.: Варшавчик М. А,, Спирин Л. М. О научных основах изучения исто-
рии КПСС. М., 1978. С. 50.
н Н.Н. Маслов, П.М. Шморгун, А.И. Зевелев отстаивали тезис о том, что
в марксистской историографии принципы объективности и партийно-
сти синонимичны (см.: Вопросы истории КПСС. 1976. № 6, 7, 9).
' См.: Маслов Н. Н. Ленин как историк партии. Л., 1969; Он же. Вопро-
сы методологии истории КПСС в произведениях В.И. Ленина. Л., 1980.
11одробнее см. статью В.В. Поликарпова в настоящем сборнике.
*•' См.: Рекомендации совещания историков в Отделе науки и учебных за-
ведений ЦК КПСС 21-22 марта 1973 года. М., 1974. С. 2-3.
Источниковедение в России XX в.:
научная мысль и социальная реальность
Культура России начала века обладала цельностью и богатст-
вом идей общечеловеческой значимости, делающими ее дости-
жения современными в лучшем смысле слова. Обращение к иде-
ям, высказанным наиболее яркими ее представителями, проис-
ходило и происходит перманентно, но в силу ряда причин в цен-
тре внимания оказывались сначала литература, позже - филосо-
фия, а сравнительно недавно - историко-правовая, социологи-
ческая мысль. По мере того как то или другое направление вы-
ходит из тени, становится ясно, что каждое из них — ветвь одно-
го древа, часть целого, суть которого - единые методологические
принципы представителей естественно-научного и гуманитарно-
го знания, искусства, философии, истории, права. Важно понять
эти принципы в целом, чтобы раскрыть частности, выявить их
глубинную взаимосвязь.
Источниковедение в России XX в. основано на характерном
для русской культуры принципе подхода к социальным явлени-
ям. Самое главное в нем - ориентация на изучение произведе-
ний, созданных человеком в процессе его целенаправленной,
осознанной деятельности. Эти произведения интерпретируются
как социальные явления, реально существующие элементы куль-
туры общества, и еще более широко - мирового целого. Цель их
изучения состоит в том, чтобы узнать о людях, создавших эти
произведения, и о том обществе, в котором они могли реализо-
ваться именно таким образом. В данном качестве произведения
выступают как источники социальной информации, а сам под-
ход - как источниковедческий. Свое теоретическое обоснование,
логическое изложение и практическое применение к конкрет-
ным видам источников методология источниковедения находит
в трудах основателя особой научной школы, рассматривавшей
метод исследования источников социального познания академи-
I ручная мысль и социальная реальность
43
ка А.С. Лаппо-Данилевского - «Методология истории» и «Очерк
русской дипломатики частных актов»1. Второй (и последний) том
«Методологии истории» посвящен изложению принципов мето-
дологии источниковедения. Эти же принципы, идеи и теорети-
ко-познавательные методы получили глубокую и разностороннюю
интерпретацию и развитие и в трудах ряда его ближайших еди-
номышленников - С.Ф. Ольденбурга, И.М. Гревса, А.Е. Прес-
ни кова, Б.А. Романова, С.Н. Валка, Г.В. Вернадского и ряда дру-
। их ученых.
В центре философской парадигмы Лаппо-Данилевского - целе-
направленная, осознанная человеческая деятельность как главный
н|)сдмет исследования. «Главный предмет исторической науки —
историческое целое или история человечества»2. Исходный фило-
офский принцип - признание чужой одушевленности, органиче-
ская связь личности и мирового целого. «В первых редакциях кур-
са методологии истории, - вспоминает А.Е. Пресняков, - он го-
ворил о космическом смысле социального развития, о “реорга-
швации вселенной” как предельном моменте развития истори-
ческого процесса, реорганизации мирового целого взаимодейст-
вием на него “великой индивидуальности человечества”»3. Прес-
няков отмечает «своеобразие и неожиданно-родственность его
илей идеям Н.Ф. Федорова, его философии истории».
Хотелось бы отметить также общность подхода Лаппо-Дани-
иенекого с идеями В.И. Вернадского. Несомненно, позиции обо-
их ученых сближало представление о тесной связи науки и жиз-
ни, о цели, состоящей в «работе для культурного роста личности
и народа»4. Идея созидательной активной человеческой деятель-
ности, изменяющей мировое целое, была им очень близка. О на-
учном общении этих ученых, о влиянии Лаппо-Данилевского на
философские взгляды Вернадского имеются прямые свидетель-
< । ва\ Начатые еще в молодые годы, научные контакты были, ве-
роятно, продолжены на новом уровне — когда сын В.И. Вернад-
< кого, Г.В. Вернадский, будущий известный историк, стал уче-
ником и последователем А.С. Лаппо-Данилевского6. Без понима-
ния общности идей двух светил научного мира парадигма Вер-
надского о человеческой деятельности, преобразующей мировое
целое, остается хотя и достаточно известной, но не вполне точ-
но интерпретированной.
Один из наиболее близких коллег А.С. Лаппо-Данилевского,
медиевист, культуролог И.М. Греве писал, что ученый «был убе-
жденным представителем такой концепции истории, которая
нюрческую силу исторического процесса видит в человеческих
<ошаниях и, стало быть, активным носителем в нем движения
44
Раздел 1
определяет человеческую личность - индивидуальную и коллек-
тивную, в ее разуме и свободе»7. Личность находится в органиче-
ской взаимосвязи со всем мировым целым. Именно поэтому
столь важное значение имеет в методологии Лаппо-Данилевско-
го признание чужой одушевленности.
Существует еще один принципиально важный момент: если
личное общение людей ограничено временем и пространством,
то произведения, целенаправленно и осознанно созданные людь-
ми, несут информацию о своем создателе и, следовательно, дают
реальную возможность культурного общения с человечеством, с
мировым целым. Произведения - продукт человеческой созида-
тельной деятельности, явление культуры. Система методов его
познания и есть предмет методологии источниковедения как
цельного и систематического учения об источниках. «Всякий ис-
точник — реализованный продукт человеческой психики, - счи-
тает Лаппо-Данилевский. — Он потому и обладает характерными
особенностями, отличающими его от произведений природы, что
он оказывается результатом целеполагающей деятельности чело-
века, его намеренным продуктом»8. Именно исторический источ-
ник дает науке возможность связывать конкретные явления с це-
лостностью социального развития. Л.П. Карсавин по-своему
формулирует взаимосвязь источника и мирового целого в «Тео-
рии истории». Он пишет: «В истории всякое, даже самое частное
исследование, даже исследование отношений между нескольки-
ми рукописями единого источника, - само по себе будет иссле-
дованием общеисторического характера и возможно только на
почве его связи с познанием целокупности социального разви-
тия»9. Источники, по мысли Карсавина, обеспечивают реальную
основу объективного социального познания: «При достаточном
понимании и правильной оценке источников как частей про-
шлого сами собой бледнеют и теряют силу жалобы на субъектив-
ность и ненадежность по сравнению с методами естественных
наук метода исторического, столь характерные для французских
методологов».
Методология источниковедения в данном, широком понима-
нии не могла формироваться в рамках одной науки, даже если эта
наука — история. Поставив в центр мирового целого человече-
скую деятельность, методология Лаппо-Данилевского сама стала
для ученых разных профессий центром интеллектуального обме-
на идеями. Он читал лекции молодым коллегам по универси-
тету: И.М. Гревсу, С.Ф. и Ф.Ф. Ольденбургам, А.А. Кауфману,
М.А. Полиевктову, И.И. Лапшину. В этот круг входили разные по-
коления ученых, в числе которых были А.Е. Пресняков, П.А Со-
i ручная мысль и социальная реальность
45
рокин, Н.Д. Кондратьев, С.Н. Валк, А.И. Андреев, Б.А. Романов,
I И. Райнов, Г.В. Вернадский, Ш.А. Элиава10. Людей талантли-
вых, оставивших свое имя в науке и общественной деятельности,
привлекали личность и идеи А.С. Лаппо-Данилевского, несмотря
ii.t разные профессиональные интересы (С.Ф. Ольденбург — сан-
< критолог, востоковед, А.А. Кауфман — экономист и статистик,
II И. Лапшин — философ, исследователь законов мышления и
форм познания, И.М. Греве - медиевист, П.А. Сорокин — поли-
। ик и социолог, Н.Д. Кондратьев — экономист, исследователь хо-
ишетвенных изменений в жизни общества).
Исли попытаться определить общие, характерные для ученых
черты, то прежде всего следует назвать стремление к целостному
рассмотрению определенных аспектов гуманитарной культуры,
интерес к продукту интеллектуальной деятельности человека как
► явлению культуры. Соединение гуманитарного и естественно-
научного знания было им органически присуще, широко и пол-
но реализовалось в их трудах11. Философская, мировоззренческая
«и нова четко прослеживается в методологии истории данного на-
правления. О «естественном союзе философии и эмпирической
науки» в исследовательской и педагогической деятельности Лап-
но Данилевского писал известный историк науки Т.И. Райнов12.
Кажется, - свидетельствовал Н.В. Болдырев, - никого нет сре-
1и философов молодых поколений Петербурга, кто не прошел
ы.| его школу»13. Но методология источниковедения - не только
Философская парадигма, а вполне конкретный метод исследова-
ния исторических источников, основа профессионализма, ремес-
I I историка. Эта сторона источниковедения в течение ряда лет
ра (рабатывалась в семинаре Лаппо-Данилевского, посвященном
и |учению особого раздела источниковедения русской истории —
частноправовых актов. Данный круг источников, имеющий важ-
ное значение в истории становления основ гражданского обще-
< । на и правового государства, был выдвинут как первоочередной
। hi осуществления широкой поисковой, исследовательской, пуб-
ликаторской деятельности русских источниковедов. Частные ак-
।и. к которым академик привлек внимание своих учеников, от-
ражали один из наиболее острых, существенно значимых вопро-
• <»в современности — становление прав личности, имуществен-
ных прав, гарантии которых составляют необходимое условие
р.нвития гражданского общества. Вот почему правовая наука в
России конца XIX — начала XX в. уделяет им особое внимание.
I.низки были эти вопросы Лаппо-Данилевскому и его школе.
N ясный именно по правовым вопросам (о смертной казни и ее
о । мене) выступал в Государственном совете (членом которого он
46
Раздел 1
был от Академии наук), а в 1917 г. работал в комиссии Ф.Ф. Ко-
кошкина по подготовке правовых актов Учредительного собра-
ния14. Обращение к частноправовым актам как предмету специ-
ального источниковедческого исследования можно рассматри-
вать и в более широком контексте борьбы за правовое сознание,
за становление политической культуры в России.
Концепция методологии источниковедения находит свое за-
вершение в новом труде ученого - «Очерк русской дипломатики
частных актов». Частноправовые документы, фиксирующие до-
говорные отношения между людьми, рассматриваются здесь пре-
жде всего «как исторические явления в жизни народов, как про-
дукты их культуры». Исследователь выясняет, проводя источни-
коведческий анализ, функции частноправового акта в данном
обществе, состав документа, его формуляр, интерпретирует пра-
вовые нормы, соотносит норму и действительность. Не ограни-
чиваясь разделением акта на ряд отдельных суждений и свиде-
тельств, историк обращается к его синтезу (Лаппо-Данилевский
предпочитает термин «историческое построение» документа).
Завершить исследование частноправового акта означает, как
отмечал, разъясняя данную идею, ученик Лаппо-Данилевского
С.Н. Валк, «включить его в историческое целое», в конечном же
счете ~ «в целое культуры». На этой основной идее своего учите-
ля Валк останавливается подробно: культурологический подход,
характерный для методологии источниковедения, составляет ее
главную сущность. «С мыслью об охранении культуры и ее необ-
ходимой основы начат “Очерк” и ею же он заканчивается»15, —
подытоживает Валк свой точный и глубокий разбор «Очерка рус-
ской дипломатики частных актов». На наш взгляд, эта работа
Валка представляет ту интерпретацию методологии источникове-
дения, которая наиболее близка к замыслу ее создателя.
Талантливый последователь Лаппо-Данилевского оказался
прав и в предвидении трудной судьбы его концепции: причину
Валк видел, во-первых, в том, что концепция была далека от
профессиональных представлений многих историков о роли ис-
точника в историческом исследовании; во-вторых, он считал, что
широкому признанию концепции в историческом сознании эпо-
хи долго будет препятствовать исключительно высокий интелле-
ктуальный, по существу, философский уровень «Методологии
истории».
В работах С.Н. Валка, А.Е. Преснякова, И.М. Гревса начала
20-х гг. идеи А.С. Лаппо-Данилевского были разносторонне ин-
терпретированы и творчески развиты. Одновременно в них со-
держались вполне обоснованные опасения относительно того,
/ ручная мысль и социальная реальность
47
•но традиционно мыслящие специалисты, далекие в принципе от
философских трактовок ремесла историка, не воспримут эти
идеи. Аналогичные мотивы, как известно, прозвучали чуть поз-
ас в выступлениях ученых новой исторической школы на Запа-
ле, где развернулись «бои за историю», за новые подходы к про-
блемам социального познания. В статье «Воспоминания учени-
ка» С.Н. Валк представил сущность ситуации на конкретном
примере семинара А.С. Лаппо-Данилевского по изучению акто-
вых источников. Вспоминая многолетнюю работу семинара,
Валк отмечал, что среди его участников выявилось три психоло-
। нческих типа исследователей, по существу, три разных ментали-
нча: одни сосредоточились на библиографическом описании ак-
юв (создании «банка данных»); другие — на традиционной кри-
II! ке актов как источников фактических сведений; и только не-
многие восприняли как приоритетную для себя главную идею
учителя — подход к частноправовым актам как к явлениям, ре-
ильно составляющим целостность культуры.
Гу же проблему менталитета историка-позитивиста с несколь-
ко иной стороны рассмотрел А.Е. Пресняков, давший в статье о
ВО. Ключевском обобщенный образ историка, озабоченного
лишь тем, как добыть из источника искомые факты, и оставляю-
щего без внимания своеобразие самого источника как особого
культурного объекта. В книге о Лаппо-Данилевском Пресняков
(ннюдь не делает секрета из того, что идеи его учителя разделя-
лись далеко не всеми историками в Петербургском университете,
। лс признанным лидером исторической школы был С.Ф. Плато-
нов, а уж тем более — историками московской школы.
Подход к источнику как к целостному произведению, явле-
нию культуры своего времени, по существу, определяет суть но-
вой методологии источниковедения. В трудах Лаппо-Данилев-
< кого он нашел свое теоретическое обоснование, а затем кон-
кретное применение к актовому источниковедению. В трудах по-
» лсдователей Лаппо-Данилевского эта мысль находит свое разви-
। не. Но данный подход в то же время нашел свое подтверждение
ил ином материале, в трудах другого гениального русского уче-
ного рассматриваемой эпохи, а именно — в трудах А.А. Шахма-
юва, посвященных русскому летописанию. Шахматов в отличие
»н Лаппо-Данилевского не дает теоретического обоснования но-
вою подхода, но реализует его в практике исследования русских
в-гописей.
Эта общность методологии, ее новизна и результативность не
укрылись от внимания наиболее тонких и наблюдательных мето-
аологов исторического исследования в те годы. На общность по-
48
Раздел 1
нимания источника прежде всего как произведения своей эпохи
в трудах двух ученых обратил внимание С.Н. Валк’6, ее отмечает
А.Е. Пресняков17. С.Ф. Платонов, в целом представляющий дру-
гое направление в историческом исследовании, обращается к той
же проблеме, сопоставляя подход к летописям К.Н. Бестужева-
Рюмина с бесспорно новаторским подходом А.А. Шахматова’8.
Бестужев-Рюмин трактует летописи только как исторический
источник, не рассматривая их как особый вид древнерусской
письменности. Н.Л. Рубинштейн напишет позднее, что «каждый
элемент летописного свода Шахматов рассматривает как продукт
определенных исторических условий, как конкретное историче-
ское явление, продукт и отражение определенной исторической
среды... Тем самым решение источниковедческой проблемы вы-
носится Шахматовым за рамки самого источника и его текстово-
го изучения и переносится на общеисторическую почву». Имен-
но это дает совершенно новые возможности самой критики тек-
ста, заключает он’*. Историк переносит акцент с критики отдель-
ных свидетельств путем их сравнения на интерпретационные ме-
тоды — сказали бы мы сегодня. Не случайно проблемы интерпре-
тации (индивидуальной, общей, технической и психологической)
занимают столь видное место в методологии источниковедения
А.С. Лаппо-Данилевского.
Культурологическая триада (мировое целое культуры — челове-
ческая одушевленность — источник как явление культуры), тео-
ретически обоснованная в методологии источниковедения Лап-
по-Данилевского, отнюдь не была оторванной от практики кон-
цепцией, находящей выражение в академических трудах. Напро-
тив, одной из главных характерных черт для ученых, сторонников
этой мировоззренческой парадигмы, было стремление реализо-
вать ее в конкретной работе. Такие задачи требовали от русского
ученого начала XX в. активной научно-организационной и науч-
но-педагогической деятельности. С.Ф. Ольденбург вспоминал о
том, что для своего выступления перед учеными в Англии в 1916 г.
Лаппо-Данилевский выбрал тему - история русской науки. Уче-
ный предполагал говорить о том, что для русской науки особен-
но характерна такая ее черта, как тесная связь с жизнью: «для
русского ученого нет науки вне жизни и без жизни»20. Ольденбург
отмечал также, что будучи избран академиком (1898 г.), Лаппо-
Данилевский оставил часть преподавательской работы, чтобы
больше внимания уделять научно-организационной академиче-
ской деятельности. В чем же он и его единомышленники видели
ее главное направление тогда? В укреплении международных свя-
зей русской исторической науки; в новой постановке фундамен-
/ ручная мысль и социальная реальность
49
шльных публикационных программ, работе по изучению источ-
ников; и в первую очередь — в наиболее актуальной для России
юго времени работе по изучению и изданию законов. Благодаря
организационной работе Лаппо-Данилевского были не только
разработаны план и принципы издания, но и создан авторский
коллектив. Издание правовых памятников взяли на себя крупней-
шие специалисты - академик М.А. Дьяконов (Уложение 1649 го-
ла), В.Н. Бенешевич (Кормчая книга), О.И. Остроградский (Но-
поторговый устав), Н.Д. Чечулин (Наказ Екатерины II), М.М. Бо-
। ословский (Воеводческие инструкции Петра Великого),
П.В. Верховский (Духовный регламент), А.А. Кизеветтер (Городо-
пос положение Екатерины II), АА. Жижиленко и АВ. Бородин
(Артикул воинский), сам АС. Лаппо-Данилевский (Положение о
|уберниях 1775 г.). Он также вел фундаментальное издание писем
и бумаг императора Петра Великого, возглавлял особую комис-
сию по изданию писем и бумаг М.М. Сперанского. Под его ру-
ководством проводились специальные разыскания документов по
русской истории в архивах Швеции, Италии и др.
На Берлинском международном конгрессе историков (1908 г.)
Н ап по-Данилевский стал активным участником секции проблем
методологии истории. На Лондонском конгрессе (1913 г.) по по-
ручению Академии наук он предложил Петербург для проведе-
ния Международного конгресса исторических наук, намечавше-
юся на 1918 г., и возглавил организационный комитет по его
подготовке2’. Нет сомнений, что концепция методологии источ-
никоведения нашла бы на нем свое выражение. Лаппо-Данилев-
< кий был членом Международного социологического института,
Международной ассоциации академий, деятельным участником
разработки ее организационных статутов. От ассоциации он
ожидал ряда крупных международных мероприятий в области
ьиблиографических, публикаторских и исследовательских трудов
( соответствующей полнотой планов, объединенностью научных
сил и средств.
Частью этой деятельности были и труды академика по иссле-
дованию и публикации источников. Он был сторонником плано-
мерных, масштабных действий в этом направлении. Изучая no-
ri ановку публикаторской работы в других странах, Лаппо-Дани-
к векий посетил Австрийский институт исторических изыска-
ний, Берлинскую и Мюнхенскую археографические комиссии по
и зданию источников, Итальянский исторический институт. Он
подготовил для Академии наук план издания документов
X VI —XVIII вв. (1900 г.) и издания государственных и частных ак-
|ов (1901 г.). В своем обосновании он противопоставлял плано-
50
Раздел 1
мерность издания документов в Германии его случайному ходу в
России. Был разработан «Свод правил издания грамот коллегии
экономии» как эталон нового подхода к изданию источников. В
Отделение исторических наук академии был представлен план
издания памятников старинного русского права и законодатель-
ства XVII-XVIII вв. По словам С.Ф. Ольденбурга, «критическое
издание важнейших памятников старинного русского законода-
тельства» А.С. Лаппо-Данилевский считал одной из самых суще-
ственных задач русской историко-правовой науки.
События 1917-1918 гг. изменили общественно-политическую
ситуацию в стране, потребовали от ученых реализации своих
культурологических концепций в новых условиях. Вопросы о Ме-
ждународном съезде историков в Петрограде, университетских
семинарах исследовательского уровня, планах фундаментальных
изданий правовых источников надолго потеряли свою актуаль-
ность. В центре внимания оказались другие проблемы. Деятель-
ность ученых сконцентрировалась на следующих основных на-
правлениях: спасение государственных архивов, которые после
ликвидации старой системы учреждений оказались под угрозой
гибели; подготовка научных изданий, которые в условиях ин-
формационного вакуума стали особенно необходимы; приобще-
ние к науке и культуре новых групп населения, стремящихся и в
то же время способных к самостоятельному творческому обуче-
нию в области истории.
Эти три направления представлены в 1917—1921 гг. необычай-
но яркими и талантливыми, хотя подчас и не вполне завершен-
ными не по вине авторов произведениями. Исходная парадигма
определяла то же стратегическое направление: целостность миро-
вой культуры, признание чужой одушевленности, историческое
источниковедение. В изданиях первых послереволюционных лет
постоянно встречаются имена крупных ученых, а также их более
молодых последователей и учеников, которые необычайно актив-
но вели научно-исследовательскую работу, печатали статьи, кни-
ги, учебные пособия. И все - несмотря на то, что положение уче-
ных-гуманитариев было особенно трудным. Лишенные каких-ли-
бо стабильных средств к существованию, воспринимавшие распад
высшей школы как личную драму, многие из них, в том числе
академики А.А. Шахматов, А.С. Лаппо-Данилевский, Б.А. Тура-
ев, М.А. Дьяконов погибали в расцвете своего творчества. Но и в
этих условиях ученые продолжали работать, создавая культурные
ценности, обращаясь к тем, кто мог их понять и услышать.
Итак, новые условия работы ученых были экстремальны, да-
леки от традиционных форм и потому сфера приложения их на-
i ручная мысль и социальная реальность
51
умных усилий особенно заслуживает внимания. Какова же она?
11 режде всего подготовка и издание особого типа литературы. Ее
можно назвать учебной, она рассчитана на нового читателя, ко-
юрого историки старой школы хотели бы увлечь серьезной ис-
» лсдовательской, но самостоятельной работой. Книги эти были
.1 цресованы «неискушенному», но «желающему и способному
н мучать историю научно» читателю (О.А. Добиаш-Рождествен-
(кая)22. Другим новым направлением, которому ученые отдавали
много сил и надежд, было архивное дело, участие в сохранении
документальных богатств России, оказавшихся после ликвида-
ции старой системы учреждений перед опасностью уничтожения.
I ретьим направлением стало издание научных журналов.
Наступление того, что современники называли «великим кри-
зисом всей мировой и русской национальной жизни» (как писал
А Е. Пресняков)23, побуждало представителей русской науки пол-
исе выявить и запечатлеть тот образ культуры, к которому они
принадлежали. Особенно плодотворен с данной точки зрения
краткий отрезок времени 1917—1921 гт., когда стал очевиден мас-
штаб начавшихся сдвигов в структурах мировой цивилизации, ко-
। ча предощущавшиеся и ранее конец эволюционного этапа и вхо-
ждение в эпоху катастрофических изменений стали уже реально-
i । ью, когда возможность выражать свои идеи в печатных трудах
пне существовала. Первое послеоктябрьское пятилетие представ-
ыет собой неисследованный, по существу, период развития рус-
< кой науки и источниковедения. Очевидна внешняя, событийная
< । орона того времени: распад привычной университетской среды
(отмена ученых степеней и званий, прием в университеты проле-
ырской молодежи без свидетельства о среднем образовании), ин-
формационный вакуум, невосполнимые потери, в том числе и
представителей крупнейших научных направлений - М.А. Дьяко-
нова, А.С. Лаппо-Данилевского, Б.А. Тураева, А.А. Шахматова. О
многом говорят даже названия глав воспоминаний П.А. Сороки-
на, относящиеся к этим годам: «Катастрофа», «Из бездны» и т. д.
Гем не менее содержательная сторона научной деятельности то-
ю времени еще нуждается в осмыслении. Именно она определяет
io! ику развития русской гуманитарной культуры - и той ее час-
|||, которая продолжала свое существование непосредственно в
России, и той, которая в силу обстоятельств оказалась вынужден-
ной влиться в иную культурную среду, дав, в свою очередь, нача-
ло новым оригинальным направлениям и школам. Запечатлеть це-
лостный образ уходящей культуры стало осознанной задачей луч-
ших ее представителей в первые послереволюционные годы.
Можно с уверенностью сказать, — пишет С.Н. Валк, — что ду-
52
Раздел 1
шевное настроение, созданное октябрьским переворотом, подор-
вало творческую энергию А.С. [Лаппо-Данилевского], заставило
А.С. задуматься о реализации своего накопленного исследователь-
ского достояния»24. «Сегодня ты жив, а завтра нет», - сказал себе
П.А. Сорокин, решив в 1920 г. написать «Систему социологии»,
хотя все подготовительные материалы пропали25. О.А Добиаш-Ро-
ждественская так охарактеризовала эту проблему в предисловии к
книге «Западная Европа в средние века»: «Для русского ученого и
преподавателя-историка должны быть слишком понятны мотивы,
заставляющие нас торопиться, регистрировать наш опыт, делить-
ся им с младшими товарищами и учениками. Спешить перекинуть
мост этого, пусть несовершенного, опыта в неизвестное буду-
щее»22. Имена ученых, деятелей культуры, которые не только раз-
деляли, но и развивали основные идеи методологии источникове-
дения, сложившиеся в начале XX в., мы встречаем в тот период
постоянно. Из разнообразия журнальных статей, монографий,
брошюр, учебных пособий можно четко выделить несколько веду-
щих направлений, по которым они работали.
Накануне 1917 г. группа крупнейших ученых выступила с ини-
циативой издания нового исторического журнала. Инициаторами
были академики А.А. Шахматов, А.С. Лаппо-Данилевский,
М.А. Дьяконов, Н.М. Никольский, византинист В.Н. Бенешевич,
В.И. Срезневский, А.Е. Пресняков, Л.П. Карсавин. В редакцион-
ной статье излагалась программа нового издания, которая пред-
полагала реализацию широкого культурологического подхода к
русской истории как части мирового целого. В программу также
входило изучение истории славянства, Византии, Востока, Запад-
ной Европы «в их отношении к русскому историческому прошло-
му», а также история населяющих Россию народностей26. Доволь-
но скоро определился теоретико-познавательный и в то же время
конкретный облик журнала, его направленность на методологию
исторического познания. На его страницах решались проблемы
истории права, генеалогии, хронологии, дипломатики, архивов.
Среди авторов «Русского исторического журнала» были эконо-
мист А.А. Кауфман, историк права М.А. Дьяконов, А.М. Андри-
яшев и другие. С. Б. Веселовский представил источники Соборно-
го уложения 1649 г. А.С. Лаппо-Данилевский выступил с боль-
шим исследованием записок иностранцев Родеса и Кильбургера,
он писал о проблемах перевода и издания этого вида источников.
О новых методах работы А.А. Шахматова по изучению русских
летописей сообщил А.Е. Пресняков. А.А. Шахматов выступил с
подробным анализом метода изучения исторической географии
славянства в связи с работой С.М. Середонина «Историческая
1ручная мысль и социальная реальность
53
п'ография». Постоянная тема журнала — вклад русских истори-
ков-методологов в науку и культуру в целом. В 1917—1922 гг. вы-
шло восемь книг «Русского исторического журнала». Несмотря на
•к с трудности, и не только технического характера («бури конца
ГН 7 года развеяли не только готовые наборы, но и всю типогра-
фию, где печатался журнал», - сообщают издатели в 1918 г.27),
журнал продолжал выходить.
Другое издание - журнал «Дела и дни» издавался в 1918—
Г>20 гг.28 Он ставил своей целью заполнить информационный
нлкуум, извещать о деятельности академических научных учреж-
шний, происходивших в них реорганизациях, научных дискусси-
и\ Один из наиболее последовательных русских источникове-
шш — А.И. Андреев — пытается документировать новые возмож-
ности изучения источников, ранее бывших запретными (по ис-
юрии общественных и революционных движений в России),
публиковать исторические исследования, а также сами источни-
ки Определенный вклад в разработку русской исторической на-
уки тех лет внес журнал «Исторический архив», посвященный в
о< новном проблемам архивного дела29.
()бращает на себя внимание широтой замысла и составом на-
уч и ых сил, которые, как предполагалось, примут участие в его
реализации, начатая в 1920 г. научно-педагогическая серия изда-
нии под общим названием «Введение в историю». Вряд ли слу-
чайно это название напоминает слегка перефразированное загла-
вие западных работ по данной тематике, в частности знаменитой
мшги Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса. Российские ученые хотели
• <»тать современный, отвечающий новым представлениям об
ш к>рическом процессе и историческом методе, коллективный
|руд, рассчитанный на самостоятельно работающего и мысляще-
н» читателя. В качестве главной цели издания выдвигалось «оз-
накомление с методом и духом истории, усвоение историческо-
|о мышления». Авторами серии должны были стать крупнейшие
\чсные, академики, главы научных направлений и школ в обла-
< in мировой истории и культуры, в том числе академик Б.А. Ту-
рлсв, профессора Л.П. Карсавин, С.А. Жебелев, О.А. Добиаш-
Гпждественская, Е.В. Тарле, академики В.В. Бартольд и
< Ф. Ольденбург, профессора В.М. Алексеев, С.Е. Елисеев,
б Я Владимирцов, академик Н.Я. Марр, профессор М.Д. При-
• • 1ков. Инициаторы издания — С.А. Жебелев, Л.П. Карсавин и
МД. Приселков - считали, что для тех, кто хотел бы серьезно
мниться историей, «необходим цельный научный труд, передаю-
щий методы и дух исторического познания, необходимо усвое-
ние исторического мышления». Замысел «Введения в историю»
54
Раздел 1
был широк. Предполагалось издать 20 томов, охватывающих та-
кие проблемы, как первобытная культура, классический Восток
(Египет и Передняя Азия), Греция и Рим, Западная Европа в
средние века, Западная Европа в новое время, XIX век, Визан-
тия, славяне, мусульманский мир, Иран, Индия, Китай, Япония,
Средняя Азия, христианский Восток, Кавказ, Америка и коло-
нии, Россия. Нет сомнения, что реализация этого замысла в его
полном виде стала бы значительным вкладом в мировую науку.
Даже то немногое, что удалось осуществить за отпущенный из-
данию короткий срок, оказалось весьма ценным. «Введение в ис-
торию» открыла книга Л.П. Карсавина «Теория истории»30. Уче-
ный посвятил ее проблеме исторического метода, считая, что
«только таким путем, а не путем несистематического чтения исто-
рических книг, особенно общих обзоров и так называемых “все-
общих историй”, можно познакомиться с историей, понять ее ме-1
тоды и дух, усвоить историческое мышление». «Теория истории»
Карсавина поднимала фундаментальные вопросы методологии ис-
тории: что такое история? каковы ее цели и методы изучения ис-
торического материала? каково значение исторического мышле-
ния? Ответы на них, писал ученый, историк находит после долгой
специальной работы, изучения исторических трудов, главным же
образом — исторических источников. Сам Карсавин считал, что
эта его книга предназначена «для начинающих историков».
Для «Теории истории» характерен широкий культурологиче-
ский подход, охватывающий исторический процесс в его целости
ности. Прослеживается сильное влияние парадигмы историче-
ского целого, свойственной методологии истории А.С. Лаппой
Данилевского и В.И. Вернадского. «Предельное понятие о це-j
лом... есть понятие о мировом целом: оно представляется нам
целостной действительностью, части которой мы можем, в cboiP
очередь, назвать относительным целым. Историк может изучат^
все культурное человечество как единственное в своем роде цеч
лое»31. В духе данной философской концепции Карсавин опреде-j
ляет предмет истории: это «человечество в его социальном
(т. е. общественном, политическом, материальном) и духовной
культурном развитии». Субъект развития — социально-деятелН
ное человечество - обладает всевременным, всепространствен4
ным единством исторического процесса от его начала до конца;
«Ни горизонтально, ни вертикально исторический процесс н0
может быть разрезан». Очень близки методологии источникове-
дения Лаппо-Данилевского идеи Карсавина о социальной дея-
тельности, рассматриваемой в ее психологическом аспекте: соци-*
альная деятельность есть социально-психологическая деятель-*
i ручная мысль и социальная реальность
55
ность. Для нас очень важно, что «Теория истории» является ча-
< । ью общего коллективного замысла — рассмотреть историю че-
ловечества с единой позиции, выявить крупные стороны истори-
ческого опыта человечества.
Одним из важных направлений деятельности российских уче-
ных после 1917 г. стало архивное дело. Впервые в мировой исто-
рии подобная проблема появилась после Французской революции,
koi да рухнули учреждения старого режима. Именно тогда стало
очевидным, что архивы, архивное дело — проблема не только на-
учная, практическая, но и общегосударственная, проблема нацио-
нальной культуры. В итоге был сформирован особый тип истори-
ческого образования (Школа Хартий). Архивное дело в России с
начала XX в. постоянно находилось в центре общественного вни-
мания, в нем самое серьезное участие принимали деятели академи-
ческой науки, и, в первую очередь, по поручению Академии наук
AC. JIаппо-Данилевский. Русское историческое общество видело в
архивном деле одно из важных направлений культурной деятель-
ности. После Октябрьской революции перед русской культурой
m нт вопрос о судьбах архивов. Опыт постановки архивного дела
и системы образования во Франции выступал при этом в качестве
международного эталона. Ученые представляли, по свидетельству
A Г. Преснякова, принявшего в этом деле самое активное участие,
< о юз архивных деятелей как общественную организацию с госу-
дарственными полномочиями по заведованию архивным делом с
пенью его коренного преобразования.
Одним из наиболее активных организаторов дела был А.С. Лап-
п<» Данилевский; ему помогали А.Е. Пресняков, А.И. Андреев,
< II. Валк и другие ученики академика, образовавшие центр, вок-
pvi которого стали группироваться культурные силы. «Естествен-
но, - писал Пресняков, ~ что в годину революционной разрухи,
। и разившейся так грозно на судьбе наших архивов, все, кому до-
ги и были исторические материалы, потянулись к Александру
< гргеевичу и объединились вокруг него в Союзе архивных деяте-
к и». Вопрос, однако, был разрешен иначе: созданием Главного
\ правления архивным делом и Единого государственного архив-
ною фонда. Лаппо-Данилевский вместе со своими молодыми кол-
ючими вошел в его состав и активно занялся разработкой проблем
нрхивной реформы. Однако, пишет далее Пресняков, «вскоре он
• пошел от этого дела, по мере его все большей бюрократизации, и
• <ц редоточил внимание на Союзе как ученом обществе для разра-
|н>1ки вопросов научного архивоведения»32. Отрыв архивов от
► уиыуры и все большая бюрократизация этой деятельности тяже-
ю переживались А.Е. Пресняковым и другими учеными, которые
56
Раздел 1
постепенно теряли возможность влиять на развитие событий в
данной отрасли исторической науки. Но в 1917 — начале 1918 г.
помощь ученых была бесценна, поскольку документы упразднен-
ных учреждений просто оказались под угрозой уничтожения. В
апреле — мае 1918 г. Главное управление архивами обратилось за
помощью в университеты и научные центры Москвы и Петрогра-
да. Отклик был немедленный и действенный. В обеих столицах
стали организовываться группы «разборщиков», создаваться дело-
вые центры, координировавшие их работу, которые возглавили а
Петрограде — С.Ф. Платонов, в Москве — М.К. Любавский. Од-
новременно встал вопрос о подготовке специалистов для работы с
архивными документами.
Архивные курсы, открывшиеся осенью 1918 г. в Петрограде и
Москве, ~ еще одна яркая страница, запечатлевшая научный
потенциал русской гуманитарной культуры33. Состав лекторов^
тематика лекций отражали главную идею - изучать и понимать
архивные документы как явление культуры, как составную част|
мировой культуры. Заметна характерная для русской историчен
ской науки взаимосвязь истории и права, проявляющаяся в осо^
бом внимании к правовым источникам. Среди лекторов в Пет-i
рограде ~ историк права академик М.А. Дьяконов, А.С. Лаппоч
Данилевский (его лекции по дипломатике частного акта состав
вили вышедшую в 1920 г. книгу). Лекторы широко освещали со-
стояние архивного дела в других странах — О.А. Добиаш-Рожде^
ственская (архивы Западной Европы), Е.В. Тарле, И.И. Люби^
менко (архивы Франции), М.А. Полиевктов (архивы Германии)
Австрии, Италии), академик В.В. Бартольд (архивы мусульман^
ского Востока), Г.Ф. Церетели (архивы классической древно-
сти). На Московских архивных курсах особенное внимание уде”
лялось правовым памятникам34 — памятникам русского права в
связи с их терминологией (А.Н. Филиппов и П.А. Беляев), по^
вествовательным источникам (С.В. Бахрушин), актам и дипло^
матике (Е.А. Косминский, Н.А. Ардашев, Н.П. Лихачев), акто^
вому языку и палеографии (А.И. Соболевский), нумизматику
(А.В. Орешников), русским и зарубежным архивам (А.Н. Савин)
Д.Н. Егоров, Ю.В. Готье, А.И. Яковлев). На этой широкой куль^
турологической основе, при высочайшем профессионализмУ
преподавателей возможно было воспитывать мыслящих, свобод
ных от узковедомственного подхода работников для введения 1
научный оборот, в национальную и мировую культуру докумен
тальных архивных богатств. При открытии Архивных курсов 1
Петрограде С.Ф. Платонов особо остановился на том, что стоя
щая перед ними задача «не только ведомственная или научная
i ручная мысль и социальная реальность
57
ио и крупная национальная задача». Он подчеркнул при этом,
как важно в сложившейся ситуации возродить в общественной
среде «чувство ценности документа». А.Е. Пресняков, также вы-
с тупивший на открытии курсов, посвятил свою речь теме «Ме-
трические источники и подлинные документы в научной рабо-
1с». Он призвал слушателей видеть в источнике явление культу-
ры, оценивать и его знаковую, и его материальную, веществен-
ную стороны. Ведь документ в то же самое время «и веществен-
ный след старой жизни, старой культуры, старой техники, ста-
рого быта»35. Определение источника как явления культуры в
методологии источниковедения данного направления важно еще
и гем, что предполагает единый, интегрированный подход к ма-
н риальной и духовной, знаковой и вещественной (а в термино-
логии Лаппо-Данилевского — изображающей и обозначающей)
г I оронам источника.
Свое развитие этот подход находит в работах И.М. Гревса, од-
на из главных идей которого - комплексное восприятие двух гра-
ней культуры: внешней (материальной) и внутренней (духовной)
и единой психологической интерпретации. Ученый считал, что
носприятие произведения в его естественном окружении, в при-
роде важно для культурного образования личности. В 20-х гг.
и новых условиях и на ином конкретном материале Греве разви-
иаст свою идею в книге «Экскурсии в культуру», применяя для
данного способа познания произведений культуры особый термин
-психология путешественности». Важным событием стало бы пе-
реиздание «Методологии истории» Лаппо-Данилевского в 1923 г.
Но главный, второй том, посвященный методологии источнико-
недения, так и не был издан.
Таким образом, в 1917—1922 гг. русские ученые завершили со-
такие концепции методологии истории, которую по цели мож-
но назвать культурологической, а по методу - источниковедче-
(кой. Тогда же вышла книга «Очерки дипломатики частных ак-
та», в которой А.С. Лаппо-Данилевский на конкретном матери-
але источниковедения частных актов реализовал теоретические
понятия источника как явления культуры своего времени, пока-
»ал пути применения к данному виду источников методов науч-
ной критики, интерпретации отдельных свидетельств, совершен-
но по-новому сформулировал принцип не только анализа, но и
< интеза в исследовании источника.
В свою очередь, С.Н. Валк, А.Е. Пресняков и другие ученые
рассматривали принципы методологии истории и источникове-
дения в их новом понимании. Они обращали главное внимание
на проблемы исторического познания, изучение важнейших ви-
58
Раздел 1
дов источников — правовых памятников, документов личного
происхождения, делопроизводственной экономической докумен-
тации (писцовые книги).
Глубокий теоретический и конкретный анализ проблем мето-
дологии гуманитарного исследования, поиски новых ответов на
поставленные жизнью вопросы определяли общую проблематику
трудов, которые в 1917—1922 гг. удалось завершить и опублико-
вать А.С. Лаппо-Данилевскому, А.А. Шахматову, М.А. Дьяконо-
ву, А.А. Кауфману, С.Ф. Ольденбургу, И.М. Гревсу, С.Ф. Плато-
нову, а также Л.П. Карсавину, А.Е. Преснякову, С.Н. Валку,
Б.А. Романову, О.А. Добиаш-Рождественской, Т.Н. Райнову,
А.И. Андрееву, П.А. Сорокину, Г.В. Вернадскому. Многие из
этих работ составляют классику русской методологии источнико-
ведения послеоктябрьского периода. Положение полностью из-
менилось после 1923 г.
Все прежние направления исторических изысканий оказались
закрытыми. Идеологизация и политизация науки и образования
приводит к ликвидации журналов, оттеснению ученых от архив-
ной и преподавательской работы, а пришедшее в университеты
пополнение активно приступает к реализации совершенно дру-
гих идеологических и культурных задач. В создавшихся условиях
значительные усилия представителей старой школы были напра-
влены на просветительские цели, на сохранение памятников ис-
тории и культуры; они пытаются противостоять катастрофиче-
скому падению общекультурного уровня массового сознания.
С данной точки зрения активное участие таких ученых, как
С.Ф. Ольденбург, А.И. Андреев, С.Н. Валк, И.М. Греве, П.Г. Лю-
бомиров, А.В. Орешников, В.И. и Г.В. Вернадские, других рус-
ских интеллигентов в краеведческом движении вполне объясни-
мо. Важно подчеркнуть, однако, что мозаичность, нарочитая
узость тематики, отказ от обобщений и выводов, характерные
для работ того времени, отнюдь не составляют позитивистского
желания «обрабатывать свой маленький участок», как это может
показаться на первый взгляд. Напротив, представители данной
методологической школы испытывали мучительное чувство утра-
ты своей интеллектуальной среды, в которой каждое отдельное
суждение, каждый социальный факт выступали как часть единой
концепции мирового целого.
Фундаментальные проблемы социального познания, вставшие
перед общественными науками к началу 20-х гг., были в прин-
ципе общими как в России, так и на Западе. Над ними гумани-
тарная мысль работала повсюду, поскольку они были поставле-
ны самим ходом социального развития. Анализ исторических ус-
11.1 учная мысль и социальная реальность
59
нжий формирования идей «новой исторической школы» пока-
i l l, что «идеи холизма (философской целостности), системно-
мн, единства пространственно-временной реальности входят в
«ознание общества в ходе осмысления социальной реальности,
нджнейших открытий в области естествознания, физики, матема-
|нки»Ч Русская наука в конце XIX - начале XX в. искала свои
О1НСТЫ, создавая концепцию исторического процесса, в котором
nt’iHocTb вписана в систему мировых отношений и может быть
попята лишь как элемент целого. Сторонники концепции прида-
и.|ли принципиальное значение тому пониманию исторического
нс । очника и тому методу, которые позволяют интерпретировать
исторический источник как средство человеческого общения.
Русская и западная историческая наука начала XX в. находилась
। ж угапе взаимного сближения, интеграции. Уже была определе-
на дата реальной, организационно-научной встречи, диалога ис-
н»риков: очередной Международный конгресс исторической на-
уки, назначенный на 1918 г. в Петрограде. Символично, что на
и ом форуме должен был обсуждаться вопрос о признании рус-
< кою языка как международного. Возможно, что обмен идеями
русской и западной науки на этом конгрессе дал бы новые им-
пульсы развитию гуманитаристики37. Даже начавшаяся первая
мировая война не сразу прекратила это взаимное сближение. В
14>1б г. ряд выдающихся деятелей русской культуры (среди них
II И. Милюков, А.С. Лаппо-Данилевский) выступили в Англии38.
Дальнейшие события на долгое время изолировали Россию от
общемирового интеграционного процесса. Первая мировая вой-
пл и ее последствия изменили представления о мире и, естест-
исшю, не оставили неизменными суждения историков о предме-
|г своих исследований. Идеи единства мирового исторического
процесса и влияния событий в нем на судьбу личности проника-
ли в общественное сознание не через университетские аудито-
рии, но из непосредственных жизненных впечатлений и судеб.
>ю сильно подорвало престиж академической науки в глазах об-
щества. Разочарование в исторической науке, падение ее прести-
+ .i создало особый неблагоприятный фон деятельности гумани-
ыриев на всем протяжении первой половины XX в. Период
’О 50-х гг. мог стать для русского источниковедения временем
полного разрыва преемственности научных идей. Идеологизация
и политизация исторических исследований деформировала об-
щественные науки, приведя их в кризисное, по общим оценкам,
• осюяние. В этих условиях не могло не меняться и содержание
пеючниковедения как части исторической науки.
Закрытое общество порождает особые условия функциониро-
60
Раздел 1
вания науки и деятельности ученых. Оно препятствует свободно-
му обмену социальной информацией, необходимой для развития
сравнительных исследований в гуманитарной сфере. Русское ис-
точниковедение по мере возрастания идеологического прессинга
20-х гг. попадало во все большую зависимость от этих условий.
Осознавая себя в принципе продолжателями методологических
концепций русской гуманитарной мысли, ученые лишались воз-
можности объективного анализа ее идей и достижений. Рассма-
тривая проблемы русской науки как глобальные, они в то же
время утратили возможность систематического обмена идеями с
западной наукой. Эти обстоятельства оказывали существенное
влияние на выбор тематики исследований, способы реализации
исследовательских инициатив, способствовали возникновению
феномена самоцензуры, ставшего отличительной чертой пред-
ставителей российской науки. В таких условиях можно было
использовать лишь внутренние резервы, изучать ограниченный
круг проблем. Другими словами, выбор находился в соотноше-
нии с тематикой, которая в силу идеологических установок при-
обретала некую «актуальность», т. е. оказывалась допустимой или
даже поощряемой партийными структурами.
В то же время появилась возможность обращения к ранее ма-
лодоступным документальным источникам преимущественно по
истории новейшего времени, по историко-революционной тема-
тике XIX-XX вв. Единый культурологический подход к источни-
кам разных эпох, характерный для русского источниковедения,
позволял представителям данного научного направления весьма
успешно осваивать новые для них источники по историко-рево-
люционной тематике (см., например, работы С.Н. Валка,
А.Е. Преснякова), истории народов России (в этом отношении
представляет интерес работа А.И. Андреева по источниковеде-
нию народов Севера и Сибири), а также по новейшей истории.
Для оценки ситуации в целом важно напомнить, что форми-
рование качественно нового отношения исторической науки к
проблематике новейшего времени являлось центральной задачей
для общественных наук XX в. Представители традиционных ис-
торических школ были профессионально ориентированы на по-
нимание истории как науки о прошлом. Для них «историческая
дистанция» - необходимое условие свободы ученого от полити-
ческой ангажированности. Временная дистанция действительно
создавала дополнительные возможности оценки явления в ретро-
спективе. Соответственно строилась и подготовка историков.
Борьба с устаревшим самоограничением историков была дли-
тельной. Эмоциональный накал этих «боев за историю» сам по
' iручная мысль и социальная реальность
61
* <ч»с свидетельствует о трудностях преодоления позитивистских
। к-реотипов39. Лишь к середине XX в., пройдя через опыт второй
мировой войны, историки и социологи осознали общность сто-
ит их перед ними трудностей и в прямом диалоге принялись об-
< \ ждать пути их преодоления (пределы «прошлого» и «настояще-
к» , единство и многообразие приемов научной критики источ-
ников ранних и новейших эпох)40.
В русском источниковедении сложилось иное положение. За-
hoi ы о судьбах архивов учреждений, оставшихся без государст-
IIIиного контроля после Октября, возможность изучения ранее
i.i к рытых дипломатических договоров и документов политиче-
। кой элиты царизма, интерес к деятельности политических пар-
ши и движений, желание понять сущность социальных кризисов
< < временности — все это способствовало росту интереса русских
\ ясных к изучению источников нового и новейшего времени.
< ниако их ожидали другие «бои за историю».
Дело было в том, что методологический подход, основанный
• i.i признании общности свойств источников разных эпох (как
произведений общечеловеческой культуры), имеет свое логиче-
< юе следствие: он предполагает принципиальное единство науч-
но критических методов анализа документов, оценки их досто-
п< рности, точности интерпретации, — вне зависимости от того,
»нп|яются ли они фрагментом далекого прошлого или явлением
• < временной политической жизни. В связи с активной разработ-
ки! новой социально-политической проблематики (первая поло-
пина 20-х гг.) в печати появляется немало работ, в которых отста-
имаются позиции научного, критического подхода к источникам
новейшего времени41. С.Н. Валк особо подчеркивал «щепетиль-
нее изощренность критических приемов, которая составляет те-
перь уже элементарное требование какой бы то ни было работы,
1»л» только она претендует на научность, в том числе и работы ис-
юрико-революционной, что еще недостаточно осознано»42.
V’ieHbie апеллировали к авторитету старых методологов —
> Ьернгейма (Н.Н. Авдеев), Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса
(А И. Тюменев)43, даже «старика Шлецера» (Н.А. Рожков). Они
икнались охарактеризовать и новые методологические работы
i< II. Валк), в поисках убедительной аргументации обращались к
|\‘П11им примерам использования источников К. Марксом и
•I» Энгельсом44. Методы современного исторического исследова-
ния С.Н. Быковский и Г.П. Саар45 иллюстрировали примерами
л и.шиза источников новейшего времени. Ученые рекомендовали
и< пользовать документы по истории революционных событий
нас в средней школе (Ю.Н. Бочаров)46. Однако эти призывы не
62
Раздел 1
встретили ни малейшего отклика и к концу 20-х гг. их беспер-
спективность становится вполне очевидной. Возведение доку-
ментов новейшего времени в статус исторических источников 1
тот период не состоялось47.
Возможности научной деятельности в данной области I
20—50-х гг. были жестко ограничены: оставались лишь частные^
отдельные сюжеты, конкретные работы «к вопросу», очерки, I
лучшем случае — публикации источников. Альтернативы для уче-
ного не предоставлялось, и условия были приняты. Сами исто<
рики-источниковеды готовы были поддержать складывавшийся
образ вспомогательных исторических методов, исторической
«техники» (которая, как известно, нейтральна по отношению я
идеологии) и т. п. Но на самом деле в науке не существует вспо^
могательных и мелких сюжетов. Они становятся таковыми, ко-j
нечно, при отсутствии общих плодотворных идей, при отсутсп
вии перспективы движения науки. В нашем же случае культурой
логическая парадигма методологии источниковедения уже офор^
милась в главных чертах, была интерпретирована в ряде печати
ных трудов. В перспективе общего конкретное исследование вы-
ступает не как фрагмент разрушенной храмины российской ис-
тории, но как новый, пусть небольшой, шаг на пути освоения
еще одного социального факта, элемента культурного целого ми:
ровой истории. При таком подходе можно работать и воспиты<
вать творческих работников в любых обстоятельствах. 5
История источниковедения и его современное состояние сви<
детельствуют, что из безвременья 20 — начала 50-х гг. оно вышлс
способным к возрождению и динамичному развитию. При пер<
вой возможности, уже в 50-х и особенно 60-х гг., источникове-
дение — его теория, преподавание, методы исследования — ста,
новится одним из наиболее заметных направлений развития оте<
чественного гуманитарного знания. Именно в это время все ча-
ще его начинают называть наукой об источниках. В русле данное
го направления анализируются такие фундаментальные для ис-
торической науки проблемы, как природа исторического источ-
ника, его место и значение в историческом познании. Источник
коведение входит составной частью в междисциплинарные обла<
сти истории науки, разрабатывает общие принципы подхода 1
источникам различных эпох, созданных в процессе социально!
деятельности человеческих сообществ, развивает методы, охва-
тывающие вещественно-материальную и знаковую, символиче-
скую стороны источника как явления культуры. Оно является
необходимой основой для современного гуманитарного образо,
вания и культуры. Все это заставляет более внимательно отне-
f i ручная мысль и социальная реальность
63
। ин ь к истории развития источниковедения 20—50-х гг., когда
он<> вместе со всей русской культурой и наукой переживало труд-
нейший этап своего развития, когда «бои за историю» в русской
м м ладной науке велись раздельно.
Битвы за новую историю, новую историческую науку в прин-
ципе шли по главным направлениям: преодоление европоцент-
ри 1ма в сознании историков; преодоление разрыва гуманитарно-
|о и естественно-научного знания и методов исследования; рас-
пространение научных исследований на ранее неизведанные
/|р< ннейшие и особенно новейшие эпохи в истории человечест-
ип. разработка новых методов освоения бесконечного многообра-
iii'i видов, типов и форм исторических источников, введение их
и научный оборот. В истории науки XX в. хорошо известно те-
перь, как это происходило на Западе, как развивалось начиная с
/о ч гг. преодоление старых стереотипов исторического мышле-
нии в трудах Л. Февра, М. Блока, как формировалось новое ис-
lupiriecKoe видение в середине XX в. На Западе «битвы за исто-
рию» 20-30-х гг. проходили открыто и гласно. В России борьба
in профессионализм, за достоинство ученого и педагога велась
молчаливо. Но зная действующих лиц, воспринимая методоло-
। ни) источниковедения как особый элемент профессионального
рнм( ела историка, мы можем теперь полнее интерпретировать те
н< многие события, которые находились на виду. Известно, что
«тором учебника по источниковедению, вышедшего в 30-х гг. в
I pv ши, был М.А. Полиевктов. И если мы вспомним, что имен-
но он был среди слушателей Лаппо-Данилевского, которым тот
4HI.UI свой первый вариант «Методологии истории», связь меж-
m ними двумя фактами как раз и даст нам возможность более
полного понимания судеб методологии источниковедения в рас-
। м.нриваемый период. Яснее для нас станет и связь между от-
/н н.ными, казалось бы, совсем непохожими темами, которыми
ишимался Т.И. Райнов48, если мы вспомним, что в молодые го-
пы он уже писал о методологических трудах Лаппо-Данилевско-
|о, исследовал взаимосвязь искусства, науки и познания на фи-
н«’<офской основе. Трудно представить во всей полноте творче-
• пт С.Н. Валка49, смысл его обращения, как бы неожиданного,
► макросам происхождения русского частного акта в 30-х гг., ес-
-III нс поставить в этот ряд его блестящие «воспоминания учени-
ка достойного своего учителя; или Б.А. Романова без его речи,
мнр.пценной к учителю; или А.Д. Люблинской50 и ее «Источни-
► инсдения истории средних веков» без связи с ранней статьей в
парнике в честь И.М. Гревса («Средневековый быт»)51.
В молчаливом сражении за профессионализм историка, за пе-
64
Раздел
редачу опыта новым поколениям решающее значение имели дв
обстоятельства: наличие концептуального видения проблемы
возможность ее реализации в преподавании. Нам известно значе
ние методологии источниковедения как концепции, которую е
основатели развивали и интерпретировали, пока имели таку]
возможность, в печати. Для них весьма характерна и связь с вы
сшей школой, стремление к преподавательской деятельности. Де
л о не только в передаче знаний, в необходимости формировать т
интеллектуальную среду, которая была бы способна, в свою оче
редь, генерировать новые идеи. Именно университетское препс
давание в классическом российском варианте давало возмож
ность охватывать процесс развития науки в целом, обосновыват
и соотносить теоретические поиски и исследовательскую практи
ку, улавливать перспективы движения научной мысли. Имени
поэтому методология источниковедения и ее преподавание в вы
сшей школе составляют нечто единое. Судьбы университетског
образования в России едва не привели к разрыву этого единств*
В 1930 г. произошло важное с данной точки зрения событие -
открытие Историко-архивного института. Его возникновение ни
коим образом не выводится логически из потребностей историче
ской науки. Положение ее в то время исключает подобные сооб
ражения, тем более, что подчинению науки идеологическим сте
реотипам источниковедение с его ригористическими постулатам]
достоверности и критики всегда препятствует. Историко-архив
ный институт фактом своего появления обязан объективной по
требности государственных административных служб в докумен
тальном обеспечении управления. Для функционирования поли
тической системы администрации необходимо документационно
обеспечение, а для него, в свою очередь, подлинный, а не мни
мый профессионализм. Поэтому в самый разгар идеологическо!
борьбы с инакомыслием небольшая группа истинных профессио
налов - историков и методологов - была привлечена к препода
вательской деятельности в высшем учебном заведении. П.Г. Лю!
бомиров (последователь А.С. Лаппо-Данилевского) сумел вклад!
чить в складывавшиеся планы преподавания полный курс исто^
никоведения52. Когда в 1936-1940 гг. курс читал М.Н. Тихомиров
он привнес в него свое видение проблемы, создав наряду j
С.А. Никитиным53 фундаментальный курс источниковедения отв
чественной истории. И Тихомиров, и Никитин рассматривали sd
важнейшие виды источников с древнейших времен до конца XIX1
На этой основе были созданы известные учебники, соединивши
в себе традиции русского источниковедения и новые идеи. 1
Ученые исходили из положения, что сначала исследовател!
i ручная мысль и социальная реальность
65
необходимо создать ясное представление об «источниковедче-
< кой ситуации» проблемы в целом и лишь потом — углубляться
и частности. Типологический курс источников русской истории
•ппал в Московском университете сам В.О. Ключевский54. Имен-
но » знание общей картины источников русской истории позволя-
ло создавать источниковедческие исследования по видовому
принципу. Необходимость изучения источников во всей их сово-
купности обосновывал еще в 80-х гг. прошлого века
К II. Бестужев-Рюмин55. М.Н. Тихомиров и С.А. Никитин впол-
не в традиции русской источниковедческой методологии создали
целостную картину, обозначили «источниковедческую ситуа-
цию» русской истории. Данный подход ценен еще и тем, что по-
топчет установить, как представляет себе историческая наука в
ми или иной период совокупность своих источников. Учебник
1ихомирова с этой точки зрения стал важным шагом вперед: в
нгм дается необычайно широкая источниковедческая основа
пнлсственной истории, в научный оборот введены целые комп-
пгксы источников по истории народов СССР с древнейших вре-
мен до конца XVIII в. Перед нами одно из важных достижений
мн чсственного источниковедения данного периода — активное
о< поение новых групп источников.
( Л. Никитин в своем учебнике показал совокупность источ-
ников по истории России XIX в. Он теоретически обосновал ти-
ж логический принцип рассмотрения источников, справедливо
«и мстив, что именно такой подход дает возможность раскрыть
човия формирования видовых свойств источников в длитель-
но! । исторической перспективе.
I еоретическая разработка концепционных положений источ-
ннковедения особенно усилилась, когда в Историко-архивном
1ПН штуте (1943 г.) появился А.И. Андреев, вскоре возглавивший
► лфедру по данному направлению (кафедра вспомогательных ис-
юрических дисциплин). Еще в 1940 г. вышел в свет его выдаю-
щийся источниковедческий труд — монография «Очерки по ис-
нлниковедению Сибири»56. В этом труде реализованы принци-
тыльные положения методологии источниковедения петербург-
• Mui школы: подход к историческим источникам как явлениям
► \ п»гуры, охват вещественной и знаковой сторон источников,
|ы'работка видовых методов тончайшего критического исследо-
н."1ия русских картографических, письменных, изобразительных
и других источников в сравнительной перспективе. А.И. Андре-
< пу удалось привлечь к разработке проблем методологии источ-
никоведения и концепции курса значительные творческие науч-
IH.IC силы, создать оптимальную структуру общего курса источ-
66
Раздел 1
никоведения. Вместе с В.К. Яцунским57 он занялся проблемой
взаимодействия естественно-научных и гуманитарных аспектов в
исследовании и преподавании источниковедения и исторической
географии. Особенно важное значение имела разработка курса
источниковедения отечественной истории новейшего времени,
начатая по инициативе А.И. Андреева и при поддержке
М.Н. Черноморского, а также курсов и семинаров по диплома-
тике (актовому источниковедению), проведенная А.А. Зиминым,
и курса Л.В. Черепнина по источниковедению.
В это время (середина XX в.) происходит смена сложившихся
стереотипов ориентации массового сознания. Технократические-
перспективы прогресса мировой цивилизации воспринимаются
более критично, нежели ранее, яснее вырисовываются опасные
тенденции дегуманизации науки и развития общества в целом.
Накопление нового социального опыта, введение в научный обо-,
рот источников, ранее не привлекавших к себе внимания профес-
сиональных историков, изменившиеся представления о роли ис-
торического знания и роли историка в процессе исследования
все эти новые проблемы настоятельно требовали теоретического
обобщения, широкого обсуждения. Методологические дискусл
сии, развернувшиеся на Западе после выхода в свет грудой’
М. Блока - «Апология истории» и Р. Дж. Коллингвуда — «Идей
истории», огромный общественный интерес к работам А.И. Мар-1
ру об историческом познании, к новаторским трудам историков
школы «Анналов» — свидетельства возрастания историзма обще*
ственного сознания. /
Окончание второй мировой войны изменило общую политичен
скую и культурную ситуацию в мире, дало историкам возможность
качественно иного осмысления предмета и методов своей науки.
В центре методологических дискуссий конца 40 — начала 50-х rrj
оказались вопросы исследования современной цивилизации^
Сравнительный анализ различных подходов, приемов исследовав
ния, возможностей междисциплинарных контактов осознавался
как результативный путь формирования новой социальной науки.
Ясно, что в этих обстоятельствах жизнь за «железным занавесом!
в искусственной изоляции от мировой культуры прошлого и COB-j
ременности воспринималась русским источниковедением особен^
но остро. Ученые всячески стремились преодолеть эту изоляцию^
Например, А.И. Андреев в бытность заведующим кафедрой вспо«
могательных исторических дисциплин Историко-архивного ин*
статута (1944—1949), знакомя слушателей с работами А.С. Лаппой
Данилевского, открыто утверждал, что наука неделима и изучение
новых достижений западных ученых необходимо.
1ручная мысль и социальная реальность
67
В условиях нарастающего идеологического давления А.И. Ан-
дреев отстаивал свои научные убеждения, боролся против изоля-
ции отечественной науки. Он публиковал труды, в которых рас-
(матривал традиционные научные связи России и Запада, ис-
пользовал новые данные об этом в педагогической работе. По
по предложению кафедра включила в свои планы серию докла-
иов о трудах западноевропейских и американских ученых, пред-
i являющих интерес для изучения источниковедения и вспомо-
i тельных исторических дисциплин. Кафедра даже решила про-
< игь дирекцию об установлении контактов с соответствующими
но профилю западноевропейскими и американскими научными
учреждениями. Все эти действия ставились А.И. Андрееву в ви-
цу в ходе развернувшейся идеологической кампании 1949 г. За
<н каз выступить с идеологической критикой методологии своего
учителя Лаппо-Данилевского ученый был выведен из состава со-
ш-га института и лишен кафедры.
Во время той же кампании борьбы с «низкопоклонством пе-
ред иностранщиной»* другой историк, В.К. Яцунский, подвергся
критике за использование иностранных трудов по исторической
кографии. Не избежал гонений и Л.В. Черепнин, который был
нынужден опубликовать статью с идеологической критикой кон-
цепций А.С. Лаппо-Данилевского. Без ведома автора в статье по-
мнились также негативные суждения об ученых, принадлежавших
к данной научной школе, в частности об А.И. Андрееве.
Андреев оставался тверд в отстаивании своих научных и нрав-
1 । венных приоритетов. Позднее вполне справедливо его борьба
и свободу научной мысли сравнивалась в современной историо-
। рафии «с борьбой, которую в те же годы в области естествозна-
ния, биологии, генетики самоотверженно вели В.И. Вернадский,
II И. Вавилов, Н.В. Тимофеев-Ресовский»58. Лишенный возмож-
ное । и работать на кафедре, А.И. Андреев (который и жил в по-
мещении института) был вынужден уехать из Москвы. Вслед за
ним кафедру оставил Л.В. Черепнин, а позднее В.К. Яцунский.
(Осуждение методологических проблем в России конца 40-х гг.
носило, по понятным причинам, односторонний, идеологизиро-
п.нтый характер. Но он не должен полностью закрыть от нас су-
щество обсуждаемых проблем и достигнутые результаты. Теорети-
ческие проблемы источниковедения в конце 40 — начале 50-х гг.
подробно рассмотрены в ряде трудов Л.В. Черепнина59. Чтение
► урсов источниковедения в Историко-архивном институте, разра-
ь<нка концепции источниковедения и программы курса, создание
учебных пособий по палеографии и другим историческим дисци-
плинам позволили ученому обратиться к проблемам теории. Для
68
Раздел 1
русского источниковедения традиционным был сравнительный
подход к проблемам теории и методологии исторического иссле*
дования. Как уже указывалось выше, еще на заре его становления
К.Н. Бестужев-Рюмин изложил свою точку зрения на необходим
мость цельного подхода к изучению источников в полемике с ан*
глийским историком Э. Фрименом. А.С. Лаппо-Данилевский про-
тивопоставил концепцию методологии источниковедения «как
цельного, систематического учения» идеям Ш. Ланглуа и
Ш. Сеньобоса, Э. Фримена, Э. Бернгейма. Он фактически вовле-
кал в научный спор всю методологическую философскую литера-
туру по проблемам исторического познания.
Л. В. Черепнин развивал свои представления об источниковеде-
нии и особенно историческом источнике в полемике с идеями
А.С. Лаппо-Данилевского. Черепнин, по существу, как и его пред-
шественник, исходит из концепции источниковедения как цело-
стного и систематического учения. Он принимает и основные
идеи общего метода критики, интерпретации, источниковедческо-
го синтеза. Основные возражения высказываются им по вопросу
о природе исторического источника, который основатель данной
методологии определял как «реализованный продукт человеческой
психики». Черепнин принимает и здесь главную идею об источник
ке как явлении культуры. Но ему более чем кому-либо известно,
как произведение, продукт человеческой психики, в процессе сво^
его рождения деформируется под влиянием объективных условий^
Черепнин существенно дополняет представление о природе источ*
ника, определяя его как историческое явление, как продукт обще*;
ственной борьбы и социальных противоречий эпохи. Источник
появляется на свет не таким, каким человеческая психика его за-»
мыслила, но таким, каким он реализовался, т. е. несущим на себе
отпечаток среды его возникновения. «Русские феодальные архивы»!
Черепнина основаны на том корпусе источников, которые ему
вслед за автором «Очерка дипломатики частных актов» тоже пред-
ставлялись наиболее перспективными как источники, а именно нй
государственно-правовых и частноправовых актах XIV—XVI вв!
Видовые методы их исследования разработаны им в соответствии
с теми теоретико-методологическими представлениями, создан^
ними русским источниковедением.
Бесспорным свидетельством развития источниковедения, не!
прекращавшегося в 20—50-х гг., является тот факт, что в это вре-|
мя появились учебные пособия, создававшие обобщенную картин
ну источников целых исторических эпох. Учебники М.Н. Тихом
мирова и С.А. Никитина стали своего рода образцом издания, сом
вмещавшего высокий профессионализм и четкость критериев от-]
i ручная мысль и социальная реальность
69
<к»ра источников, ясность изложения. Данное направление нашло
и находит в настоящее время свое продолжение. А.Д. Люблинская
п,|писала учебник «Источниковедение истории средних веков»
41‘>55 г.). При А.И. Андрееве был задуман в Историко-архивном
институте и позже реализован смелый и сложный проект — учеб-
ник по источниковедению истории советского периода, изменив-
ший само отношение к преподаванию данного курса. Освоение
ш I очников нового и новейшего времени началось в 20-х гг. с ис-
ки шиков революционного движения, политического процесса в
Госсии и на Западе.
Одной из главных задач А.И. Андреева в его работе на кафед-
ре было создание источниковедения истории советского общест-
ва как особого направления и соответствующего лекционного
курса, в котором можно было бы широко использовать докумен-
। ы современности. Он также пригласил на кафедру специалиста
и области советской статистики М.Н. Черноморского.
Итоженное в новой концепции единство подхода к источни-
кам ранних эпох и современности открыло возможности обра-
щения к нетрадиционной проблематике. Тем самым преодолева-
ли ь привычная для менталитета историков временная дистан-
ция, якобы необходимая для изучения событий современности,
н с нею представление об истории как науке о прошлом. Доку-
менты, еще не вышедшие из политической, социальной, куль-
। урной жизни и практики, уже могли интерпретироваться как
ш iочники, требующие критического анализа и верификации.
/I 1я идеологизированного общества 30—50-х гг. сам факт обра-
щения к руководящим политическим документам как историче-
< ким источникам был открытием. В нем логически содержалась
инея возможности критического отношения к этим документам,
вокруг них исчезал ореол вневременности и абсолютности60.
( началом «оттепели» в середине 50-х гг. вопросы источнико-
|н /к-ния новейшего времени стали достоянием научной общест-
иг и пости. Первой ласточкой было научное совещание в Истори-
► <> архивном институте по вопросам критики исторических ис-
ннников (1957 г.)61. В центре внимания оказался, как и следо-
b.i io предполагать, прежде всего принципиальный вопрос — о
правомерности применения к источникам советского периода
п« <чо объема методов научной критики и интерпретации. Выз-
навшая поначалу психологический шок у идеологизированной
'П/ситории, привыкшей к апологетической, вневременной, абсо-
н< визированной трактовке любого советского документа, новая
п»нчановка вопроса в условиях ослабления идеологических за-
претов постепенно осваивалась общественным сознанием. Боль-
70
Раздел 1
шой интерес в этой связи вызвала работа В.П. Данилова к
С.И. Якубовской62. I
В последующие годы происходит уже более конкретное o6cyJ
ждение предмета, задач источниковедения нового и новейшей
времени, специфики источников (например, можно ли считан
мемуары историческим источником63). Проблемам преподавани!
источниковедения новейшего времени посвящались дискуссии I
ведущих исторических изданиях начала 60-х гг.
Накапливался богатейший материал о содержании источников
ведческого анализа новейших документов, о принципах их науч*
ной критики, об основах их классификации. Русские источников
веды долгое время были лишены возможности свободного исполь-
зования традиций источниковедческой мысли, открытых дискуй
сий по проблемам своей науки. Между тем известно, как сопоста
вление позиций возбуждает мысль, позволяет яснее высказать т(
новое, что видит ученый, под иным углом рассматривая проблей
мы своей профессиональной деятельности. В блестящей полеми-
ке с классиками позитивизма, создателями позитивистской мето-
дологии истории утверждал свое новое видение исторического ме-
тода Л. Февр. В свою очередь, и его позиция, и суждения Ланглу|
и Сеньобоса стали предметом размышлений следующего поколе-
ния, открывшего у Ланглуа и Сеньобоса немало ценного64. В спо
ре с позитивистскими методами «плохого детектива» утверди]
Марру свое представление о месте историка в процессе познания
И в прямом диалоге с А. Пиганьолем он же уточнил свою пози
цию, развил концепцию научной критики источников65. Долго
время такой подход был закрыт для русских источниковедов.
Сравнительный подход к изучению теоретико-методологиче-
ских проблем источниковедения стал быстро развиваться с нача
ла 60-х гг., когда появилась возможность обсуждения идей и по|
ложений русских методологов прошлого и современных запад
ных ученых. Разумеется, идеологические запреты диктовали спе
цифические формы критического изложения: закрытое общест
во всегда имеет свои, отличные от открытого общества форм!
введения социальной информации в научный оборот.
В 60—70-х гг. сформировалось особое направление, в центр
внимания которого находятся теоретические проблемы источнИ
коведения. В настоящее время оно представлено широким кру
гом монографических исследований, материалов научных кон-
ференций, публикаций в научной периодике. Это направлени
отличает междисциплинарный подход (природа историческое
источника рассматривается в трудах историков, исследователе]
истории науки и техники, философов, социологов, исследовате
i ручная мысль и социальная реальность
71
чгй материальной культуры и др.)66. Весьма характерно также
применение сравнительного подхода при анализе проблем тео-
рии, истории и методов источниковедения (труды Г.М. Иванова,
I» Г. Литвака, О.М. Медушевской, А.П. Пронштейна, Л.Н. Пуш-
карева, А.Т. Николаевой, В.И. Стрельского, С.О. Шмидта и дру-
। их ученых). В центре внимания - методы исторического иссле-
дования в их сравнительно-историческом развитии и современ-
ном состоянии, природа исторического источника, соотношение
in ।очника и социальной реальности, диалектика субъективного
и объективного в процессе социального познания.
В последующие десятилетия сопоставительный анализ все ши-
ре использовался учеными для разработки проблем истории ис-
ючниковедения XVIII—XIX вв., развития перспектив современ-
ною источниковедения, классификации исторических источни-
ков, развития метода источниковедческого анализа и синтеза.
< временное исследование теоретических проблем источникове-
/к ния опирается на метод сравнительного анализа подходов к
проблемам соотношения субъекта и объекта в историческом по-
нятии, анализа западной новой исторической школы в контек-
< le реалий социального развития и гуманитарной мысли XX в.67
Лол гое время развивавшиеся в условиях изоляции и противосто-
яния, русская и западная мысль обрели к концу XX в. новые воз-
можности интеграции. Тем важнее поэтому определить сущность
мгюдологии русского источниковедения XX в.
Научное познание в принципе имеет целью решение актуаль-
ных для общества проблем, а гуманитарные науки, в свою оче-
редь, предлагают для достижения этой цели воспользоваться ме-
юдом сравнительного анализа социального опыта человечества
► лк культурного целого. При таком подходе становится очевид-
ным приоритетное значение источников — продуктов целенапра-
вленной человеческой деятельности, которые, во-первых, фикси-
руют социальный опыт и, во-вторых, обеспечивают возможность
неоднократного обращения к нему последующих поколений.
11рирода источника и многообразие исследовательских ситуаций,
► л ылось бы, должны быть предметом фундаментальных исследо-
нлний. Однако сами проблемы долгое время интерпретировались
► лк прикладные, второстепенные, едва ли не технические. Русская
наука начала XX в. впервые обосновала методологию источнико-
ведения как особую проблему социального познания. В XX в. ис-
тин и коведение прошло жесткую проверку надежности своих
к еретических постулатов, оно обогатилось практикой изучения
i»< с новых видов источников, творчески использовало сравни-
к пьный анализ интерпретаций теоретических проблем изучения
72
Раздел 1
источников в русской и западной науке. Современное источни-
коведение в России исследует природу исторического источника
системно, рассматривая как онтологические, так и гносеологиче-
ские его аспекты: соотношение источника и социальной реально-)
ста, в которой он создается, источника и познающего субъекта^
воспринимающего источник в реальности своей культуры. ;
Особенность же источниковедения мы видим прежде всего в
гуманитарной направленности — его концепции. В ней изначаль^
но было три важнейших компонента: идея мирового целого и
представления о любом обществе, государстве или народе как ча*
ста целого; идея признания одушевленности другого как принцип
па гуманитарного познания; идея исторического источника и erd
роли в человеческом общении. Этой идее русские ученые придав
вали особое значение. Они с тревогой замечали такую тенденцию
общественного сознания начала XX в., как утрата интереса науки
к человеческой личности, перемещение центра внимания обще-J
ственных наук на изучение обезличенных масс. Анализируя соот-
ношение личного и общественного, возможности достижения ш
синтеза, П.И. Новгородцев в 1924 г. писал: «Центром и целые
нравственного мира является человек, живая человеческая душа(
и это особенно важно подчеркивать теперь, когда с разных сто-
рон и совершенно справедливо упрекают современную культуру 1
том, что она человека забыла, душу человеческую забыла»68. Трее
вога ученого была не напрасна: в общественном сознании сдви!
в сторону дегуманизации становился все более заметен.
Наверное, поэтому в концепции источниковедения столь активу
но проводилась идея общечеловеческого начала и идея историчек
ского источника как средства не просто познания фактов, но рас-
ширения возможностей общения личности с мировой культурой,
Предмет источниковедения изучает систему «человек — произведе-
ние — человек». Произведение, созданное человеком целенаправ-
ленно и осознанно, изучаемое для того, чтобы получить сведении
о его авторе, становится историческим источником. В основе дан-
ной концепции источниковедения лежит фундаментальная челове-
ческая потребность в преодолении рамок пространства и времен»
и взаимодействия с людьми, с культурой других эпох при посред-
стве исторических источников, выступающих как явления культу-
ры. В традиционном обществе соприкосновение с великим проиэ
ведением мысли, мастерства культивировалось как особое искусств
во и интеллектуальное наслаждение. Современные технологиче-
ские средства открывают для такого общения новые неограничен-
ные возможности. Неизмеримо возрастает значение источникове-
дения в современном гуманитарном познании и культуре.
111 учная мысль и социальная реальность 73
Таким образом, становление русского источниковедения тесно
< пи who с развитием гуманитарной мысли нашей эпохи. Социаль-
ные конфликты начала XX в., столь остро ощущавшиеся в России,
(»ыли глобальными, а их осмысление выступало как неотложная
плача науки. Именно история человечества, единая во времени
( июлюционное целое») и пространстве («коэкзистенциальное це-
и<ц•>»), определялась как главный объект исторического познания
(• Методология истории» А.С. Лаппо-Данилевского). Российские
нманитарии разных поколений, которые в конце XIX — начале
X X в. систематически собирались для обсуждения проблем обще-
иовеческой истории и методов ее познания, после революции
1'И7 г. оказались разобщены, а их судьбы — трагичны.
Влияние изначально общих идей и подходов прослеживается
не только в становлении отечественных научных школ, но и в де-
«псльности ученых, которые в силу сложившихся условий оказа-
лись вынужденными влиться в иную профессиональную среду
(например, П.А. Сорокин, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин), lic-
it пиковедение как особое направление сложилось и продолжа-
ло развиваться в России, где были сохранены традиции его тео-
ргшческого исследования, университетского преподавания. В со-
временных условиях стала более очевидной жизненность данного
направления. Оно сформировалось и развивается теперь как по-
н« к ясного ответа на вопрос гуманитарной науки XX в. - если це-
ни гная история человечества есть цель исторического познания,
к» какова совокупность объективных источников познания (исто-
рических источников), адекватных данной познавательной цели,
и каковы пути и методы ее достижения? Источниковедение со-
iiivMHO времени своей направленностью на сравнительный анализ
|>< I очников. Оно утверждает самодостаточность источниковедче-
ikoio исследования культуры, источников ее познания. Подобно
юму, как исследования конкретных явлений природы обогащают
научное видение мира природы, каждое источниковедческое ис-
t мелование дополняет картину мира культуры.
О. М. Медушевская
ПРИМЕЧАНИЯ
lanno-Данилевский А. С. Методология истории. Спб., 1910. Т. 1; 1913.
I 2; Он же. Очерк русской дипломатики частных актов. Пг., 1920.
Пресняков А. Е. Труды А.С. Лаппо-Данилевского по русской истории //
74
Раздел 1
Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. ПО.
3 Пресняков А. Е. Лаппо-Данилевский как ученый и мыслитель // Там
же. С. 90.
4 Вернадский В. И. Высшая школа в России. Спб., 1913. С. 322.
5 См.: Илизаров Б, С. Формирование в России сообщества историков на-
уки и техники. М., 1993.
6 В 1919 г. состоялось объединенное заседание Таврической ученой ар-
хивной комиссии и Общества философии, истории и социологии, по-
священное памяти А.С. Лаппо-Данилевского. Г.В. Вернадский вспоми-
нал об ученом как историке России, Б.Д. Греков - о его научной и
преподавательской деятельности. См.: Филимонов С. Б. Краеведческие
организации Европейской России и документальные памятники:
1917-1929. М., 1991. С. 170. 1
7 Греве И. М. А.С. Лаппо-Данилевский: Опыт истолкования души // Рус-!
ский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 80-81. 11
8 Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории... Т. 2.
9 Карсавин Л, П. Введение в историю: Теория истории. Пг., 1920. 1
10 См.: Пресняков А. Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. Пг.я
1922.
11 Взаимопроникновение гуманитарного и точного знания прослеживает-
ся в личных судьбах ученых. Лаппо-Данилевский — историк, археолог^
правовед, математик. Его сын И.А. Лаппо-Данилевский - известный
математик. Сын В.И. Вернадского Г.В. Вернадский - историк.
12 См.: Райнов Т. И. О философских взглядах и педагогических приема^
А.С. Лаппо-Данилевского // Журнал Министерства народного просве-
щения. 1915. С. 49.
13 Мысль: Журнал Петербургского философского общества. 1922. С. 152
14 См.: Пресняков А. Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. С. 144. -
15 Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 244, 258. j
16 См.: Дела и дни: Исторический журнал. 1921. Кн. 3. С. 172. ;
17 См.: Пресняков А. Е. А.С. Лаппо-Данилевский: Очерк дипломатики чд*
стных актов // Дела и дни: Исторический журнал. 1920. Кн. 1. С. 450^
18 См.: Пресняков А. Е. А.А. Шахматов // Дела и дни: Исторический жур-
нал. 1920. Кн. 1. С. 613; Платонов С. Ф. Константин Николаевич Бес-
тужев-Рюмин // Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 227—228
19 Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941. С. 495.
20 Ольденбург С. Ф. Работа А.С. Лаппо-Данилевского в Академии наук
Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 180.
2« Там же. С. 178-179.
22 Добиаш-Рождественская О. А. Западная Европа в средние века. Пг,
1920. С. 1. *
i ручная мысль и социальная реальность
75
’ Пресняков А. Е, Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. С. 94.
м Балк С. Н. А.С. Лаппо-Данилевский... // Русский исторический жур-
нал. 1920. Кн. 8.
' Сорокин П. А. Дальняя дорога. М., 1991. С. 128.
и Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1. С. 6.
' Русский исторический журнал. 1918. Кн. 5. С. 1.
'"Дела и дни: Исторический журнал. 1920—1921. Т. 1—2.
" Исторический архив. 1919. Т. 1.
*’ Карсавин Л. П. Введение в историю...
" Карсавин Л. П. Восток, Запад и русская идея. Пг., 1922. С. 4.
' Пресняков А. Е. Памяти А.С. Лаппо-Данилевского // Исторический ар-
хив. 1919. Кн. 1. С. 522-523.
” См.: Архивные курсы: Лекции, читанные в 1918 г. Пг., 1920; История
архивного дела в классической древности в Западной Европе и на му-
< ульманском Востоке: Лекции, читанные слушателям Архивных курсов
при Петроградском археологическом институте в 1918 г. Пг., 1920.
” См.: Николаев А. С. Реформа архивного дела в России // Исторический
архив. 1919. Кн. 1. С. 55—56.
' Платонов С, Ф. Речь на Архивных курсах // Архивные курсы... С. 4—5;
Пресняков А. Е. Исторические источники и подлинные документы в ар-
хивной работе: Речь при открытии Архивных курсов // Там же. С. 12.
м Афанасьев Ю. Н. Вчера и сегодня французской «Новой исторической
илуки» // Вопросы истории. 1984. № 8.
' < м.: Ольденбург С. Ф. Работа А.С. Лаппо-Данилевского в Академии
наук И Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 179.
" < м.: Duff J. Р. Russian Realities and Problems. London, 1917.
" < м.: Febvre L. Combats pour Thistoire. Paris, 1953.
•*' < m.: Raisonnement et demarches de I’historien // Revue de 1’Institut de
.ociologie. Bruxelles, 1963. № 4.
" < m.: Рожков H. А. К методологии истории революционного движения //
Красная летопись. 1923. № 7; Авдеев Н. Н. О научной обработке источ-
ников по истории РКП(б) и Октябрьской революции // Пролетарская
революция. 1925. № 1, 2.
' Архивное дело. 1923. Вып. 1. С. 55—56.
"См.: Историк-марксист. 1929. № 12.
" < м.: Косминский Е. А. Об источниках «Положения рабочего класса в
Англии» // Энгельс Ф, Положение рабочего класса в Англии в 1844 г.
М.; Л., 1928.
' См.: Саар Г, П. Источники и методы исторического исследования. Ба-
ку, 1930; Быковский С. Н. Методика исторического исследования. Л.,
1931.
76 Раздел 1
46 См.: Бочаров Ю. Н. Источники по истории Октябрьской революции И
методы их проработки в школе // Историк-марксист. 1927. № 5. ।
47 См.: Быковский С. Н. Авторецензия на книгу «Методика исторического!
исследования» // Сообщения ГАИМК. 1931. № 11-12. С. 77; См. так-
же: Томсинский С. Г. За марксистско-ленинское источниковедение
Проблемы источниковедения. М.; Л., 1933. Вып. 1.
48 См.: Райнов Т. И. Наука в России XI-XVII вв. М.; Л., 1940.
49 См.: Валк С. Н. Начальная история древнерусского частного акта /f
Вспомогательные исторические дисциплины. М.; Л., 1937. Валк писа^
об «источниковедческом направлении», возникшем «после Соловьева*!
и относил к нему, в частности, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова!
С.М. Середонина, Е.Ф. Шмурло, Н.Д. Чечулина, Н.П. Лихачева. Пос^
ледним трудом Валка была книга о Лаппо-Данилевском (см.: Копанев А. Д
Археографическая деятельность А.С. Лаппо-Данилевского в ос веще ни J
С.Н. Валка // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. 9)
50 См.: Люблинская А. Д, Источниковедение истории средних веков. М.
1955. '
51 См.: Средневековый быт: Сб. ст. М., 1925. \
52 См.: Простоволосова Л. Н, Станиславский А. Л. История кафедрь
вспомогательных исторических дисциплин. М., 1990.
53 См.: Тихомиров М. Н. Источниковедение истории СССР с древнейший
времен до конца XVIII в. М., 1940; Никитин С. Л. Источниковедение
истории СССР: XIX в. М„ 1940.
54 См.: Ключевский В, О. Курс лекций по источниковедению // Ключев-
ский В. О. Сочинения. М., 1957. Т. 6.
55 См.: Бестужев-Рюмин К Н. О методах исторических занятий // Жур-
нал Министерства народного просвещения. 1887, февраль.
Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. М., 1940; 2-е изд!
М., 1960. Вып. 1; М., 1965. Вып. 2.
57 См.: Яцунский В. К. Историческая география: История ее возникнове^
ния и развития в XIV—XVIII вв. М., 1955.
Афанасьев Ю. Н. [Предисловие] // Простоволосова Л. Н., Станислав-
ский А.Л. История кафедры... С. 3-4.
59 См.: Черепнин Л. В, Русские феодальные архивы. М., 1948-1950
Т. 1-2.
60 См.: Источниковедение: Теоретические и методические проблемы. M.i
1969.
61 См.: Николаева А. Т. Научное совещание по вопросу критики истори-
ческих источников // Вопросы истории. 1957. № 5.
62 См.: Данилов В. П., Якубовская С. И. Источниковедение и изучение ис-
тории советского общества // Вопросы истории. 1961. № 5.
н.ч'ныя мысль и социальная реальность 77
1 • < м : Губенко М. П., Литвак Б. Г. Конкретное источниковедение исто-
рии советского общества // Вопросы истории. 1965. № 1; Голубцов В. С,
к вопросу о научных принципах переиздания мемуарной литературы //
И< ючниковедение истории советского общества. М., 1969. Вып. 2.
* < м . Histoire et ses Methodes. Paris, 1961.
11 < м : Marrou A. I. De la connaissance historique. Paris., 1954. Revoue de
Mcthaphisique at de Moral. 1955. № 3; Histoire...
* < м : Беленький И. Л. Разработка проблем теоретического источникове-
дения советской исторической науки (1960—1984 гг.). М., 1985.
• * < м : Иванов Г. М. Исторический источник и историческое познание.
I<>мск, 1973; Афанасьев Ю. Н. Эволюция теоретических основ школы
• Анналов» // Вопросы истории. 1981. № 9; Он же. Историзм против
жпектики. М. 1981; Медушевская О. М. Современное зарубежное ис-
ючниковедение. М., 1983.
• • Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 109.
Советская историческая наука
на международных научных форумах:
истоки несостоявшегося диалога
Предлагаемый вниманию читателей очерк содержит поиск н
вых подходов к осмыслению истории представительства сове
ской исторической науки на международных научных форум
под углом зрения прямой и обратной связи «долевого участи
советских историков в развитии мирового «гуманитарного о
циума». Такая постановка вопроса обусловлена не только вну
ренними потребностями российской исторической науки
контексте проблемы «наследства» советской историографии и
«наследия», иначе говоря, содержательного определения лиш
преемственного развития российской национальной истор]
ческой науки, но и продолжающимся поиском ответов на 1
менее сложные, противоречивые по своей природе, диску
сионные вопросы бытования марксистского направления в ист
рии и теории исторической науки в рамках национальных и ме;
дународных научно-интеграционных процессов.
Изучение международных научных контактов советских ист
риков на примере одного, реже нескольких видов и форм сотру
ничества, началось в конце 60 — середине 70-х гг. в связи со зн
менательными датами в истории советского государства, юбил
ями победы над фашизмом во второй мировой войне и послед
вавшим затем преобразованием политической карты Западне
Европы, появлением стран социалистического лагеря1, а таю
250-летием АН СССР2 и лишь в последнюю очередь вызва!
потребностями самого науковедения3.
Одним из первых трудов обобщающего характера стал научн
популярный очерк С. К. Романовского «Международные научные
культурные связи СССР» (1966 г.), затем появилось исследован!
М.С. Кузьмина «Деятельность партии и Советского правительст
по развитию международных научных и культурных связей ССС
и. / < ми несостоявшегося диалога
79
1‘И 7-1932 гг.» (1971 г.), в котором сделана едва ли не первая по-
им жа периодизации научного сотрудничества ученых. В середине
/о х гг. вышел целый ряд книг по этой проблеме. Среди них кни-
|<1 А.Е. Иоффе «Международные связи советской науки, техники
и культуры. 1917—1932« (1975 г.), а также монографии И. Н. Кисе-
/н на «Сотрудничество АН СССР с академиями наук стран-членов
( )В» (1974 г.) и С. Г. Корнеева «Научные связи АН СССР со стра-
нами Азии и Африки» (1976 г.), составленный им же справочник
*( онетские ученые - почетные члены иностранных научных учре-
* 1сний» (1973 г.; 2-е изд., испр. и доп. 1981 г.). Необходимо упо-
мни уть также серию статей о международном сотрудничестве от-
раслевых институтов Отделения истории АН СССР4.
Наиболее полная библиография по истории международного co-
il »улничества ученых содержится в монографии Е.А. Дудзинской
-Международные научные связи советских историков» (1978 г.).
( оЬранный в книге материал буквально ошеломляет размахом и
мноюобразием форм сотрудничества (международные конгрессы
н* юрических наук — МКИН, отраслевые исторические конгрес-
* ы. съезды, конференции, симпозиумы, семинары, коллоквиумы,
эмиссии, научные обмены специалистами и др.). Книга сразу же
* и ла библиографической редкостью, поскольку по справедливо-
м\ определению ее редактора В. Т. Пашуто, «польза книги благо-
/|.||>я обилию информации несомненна. Это незаменимое спра-
вочное издание для всех, занимающихся современной историо-
। рафией, для всех, причастных к организации и совершенствова-
нию международных научных связей».
( ледует, однако, учитывать, что монография Е.А. Дудзинской,
► .ik, впрочем, и любое другое исследование, несет на себе отпе-
ч.иок времени, состояния науки, влияния научной школы, соци-
fl’i и юго «заказа» и индивидуального опыта и профессионализма
пи юра.
К сожалению, наряду с очень интересными наблюдениями о
• /к я гельном участии» советских ученых в развитии международ-
ных научных связей, в ряде случаев обоснование международного
при знания советской исторической науки упрощенчески строится
hi пором на постулате непогрешимости и универсальности Марк-
ин ^ма как научного мировоззрения. Главный лейтмотив работы
I А Дудзинской — история «идеологической борьбы с буржуаз-
ной историографией за научную истину», в которой участвуют
• овсгские историки при поддержке историков социалистических
• |ран, историков-марксистов капиталистических и развиваю-
щихся стран. Такое понимание идейного роста, развития истори-
ческой науки не единично.
80
Раздел 1
Весьма показательно, что советская историография, посвя-
щенная непосредственно МКИН, ограничивается лишь спра*
вочно-информационными статьями Л.В. Черепнина в «Очер*
ках истории исторической науки в СССР» (т. 4, 1966 г.)^
И.А. Желениной в «Советской исторической энциклопедии!
(т. 9, 1966 г.), сообщениями о ходе подготовки, итогах работа
того или иного конгресса, заметками делегатов, обзорами тема-
тики докладов, немногочисленными аналитическими и про|
блемно-тематическими статьями о работе секций, опубликован,
ными в отраслевой периодической печати, а также собствен^
историографическими работами В.Г. Сарбея, А.Г. Слонимской
и Л.В. Бади5, разделами глав (1-й и 6-й) названной монографий
Е.А. Дудзинской.
Еще более скромно выглядит историография отраслевых меж!
дународных форумов с участием советских историков: междуна
родных конгрессов ориенталистов (МКО)6, византинисто
(МКВ)7, тихоокеанских (ТНК)8, по экономической истори
(МКЭИ)9, антропологов и этнографов (МКАиЭ)10, археологов11
архивистов12, а также международных съездов славистов (МСС)М
финно-угроведов (МСФУ)14 и др.
И это не случайно. Теоретическая мысль советских историко!
долгое время была поглощена обоснованием догматов «подлин
ной» научности и универсальности марксистско-ленинской ма
тодологии, изучением исключительно на ее основе исторически
фактов, событий, явлений, наконец, закономерностей развита!
народов мира, ныне живущих, населявших когда-то планету 1
почти бесследно исчезнувших с лица Земли. Поэтому на между
народных научных форумах главной задачей дискуссий совет
ские ученые совершенно искренне считали «не отвлеченное тел
ретизирование, а конкретную работу в области утверждения мар
ксистской идеологии»15. j
Историография международных научных встреч также созда
валась в основном в русле пропаганды идейного превосходен
марксизма как научного метода вне анализа развития теории и(
торической науки за рубежом, без учета ее новейших достижени
и их апробации на уровне проблемно-исторических исследова
ний, в том числе по истории России. Эту особенность в изучс
нии международных научных связей советских ученых нагляди
доказывает постановка вопроса о периодизации научно-интегра
ционных процессов, в основу которой были положены внешня
политический и организационный факторы развития науки. дч
же при беглом знакомстве с вышеназванными исследованиям
нетрудно заметить, что изучение международных научных связе
и. тки несостоявшегося диалога
81
пелось в рамках двух основных периодов: довоенного, когда де-
да пись первые шаги по восстановлению международных контак-
ту «прерванных», по определению В.И. Ленина, первой миро-
шт войной и «враждебной позицией всех западноевропейских
ни ударств» в отношении Советской России16, и послевоенного —
периода вхождения советской исторической науки в мировое на-
учное сообщество.
А.Е. Иоффе принадлежит наиболее дробная периодизация до-
поенного периода, в котором он выделяет три этапа: 1917—1920 гг.,
ГМ I-1925 гг., 1926—1932 гг., причем на протяжении последнего,
।читает Иоффе, «качественных изменений в задачах развития
пнешних связей советской науки... не произошло»’7.
По мнению Е.А. Дудзинской, деление истории международ-
ных научных связей советских историков на до- и послевоенный
периоды «не отражает существа перемен» внутри каждого. Она
предлагает в качестве «рубежных» выделить также 1928 и 1957 гг.,
м<минируя свое мнение тем, что советские историки «впервые
шчнили о себе на VI Международном конгрессе историков в Ос-
ло как представители марксистского направления в мировой ис-
।прической науке», а на X конгрессе в Риме «одновременно с со-
Н( к кими историками ...выступили также марксисты из социали-
। 1ИЧССКИХ стран». Другими словами, «марксизм перестал быть
и< киючительным явлением» в международном научном движе-
нии; кроме того, в середине 50-х гг. «рост рбъема международ-
ных связей вызвал качественные изменения, выразившиеся в пе-
рс ходе к планированию связей, научному руководству сотрудни-
ч< < том, обобщению результатов и использованию их для разви-
1нч исторической науки на более высоком уровне, что было за-
креплено серией постановлений Президиума АН СССР»18.
Вряд ли можно полностью согласиться с тем, что до второй
мировой войны марксизм был исключительным явлением в меж-
дународном научном движении и воспринимался научной обще-
। । ценностью в таком качестве. Скорее — «одним из», в рамках на-
циональных историографий включая и российскую, «непропор-
ционально слабо представленным», по определению И.И. Мин-
ни1’, но не исключительным. Достаточно вспомнить, что прези-
ч< hi Норвежской академии наук, председатель VI Международ-
ною конгресса историков (1928, Осло) X. Кут выступил с докла-
дом о значении классовой борьбы в современной истории чело-
вечества, опираясь на ряд положений именно марксистской ме-
< иологии. М.Н. Покровский, подводя итоги работы конгресса,
шмегил, что «те немногочисленные марксисты, которые сущест-
п\нн в Западной Европе и Америке, ...стараются вокруг нас груп-
82
Раздел 1
пироваться», и далее: «с марксистской русской историей счита-
ются как с серьезной вещью»20.
Заметим также, что планирование, научное руководство, госу-
дарственно-партийная регламентация действий советских исто-
риков на международной арене осуществлялись, и притом до-
вольно успешно, и Совнаркомом, и РАН уже в начале 20-х гг. В
вышеназванной монографии А.Е. Иоффе, а также в более ран*
ней его работе «Интернациональные научные и культурные свя-
зи Советского Союза. 1928—1932» (1969 г.) приведены докумен-
тальные свидетельства из научного архива Института истории
АН СССР. Немало подобного рода сведений содержит литерату-
ра, посвященная взаимоотношениям между СССР и отдельными
странами2’, освещающая некоторые стороны международных
культурных и научных контактов до второй мировой войны22. В
этой связи правильнее, очевидно, поставить вопрос о характере
регламентации действий советских историков на международных
научных форумах. Они корректировались с учетом изменений,
происходивших в советской исторической науке, ее внутреннем
состоянии и, кроме того, по мере расширения «географии» меж-
дународных связей ученых, видов и форм сотрудничества, специ-:
фики их влияния на судьбы национальных историографий в доч
и послевоенный периоды. i
В вопросе периодизации истории международных научных
связей советских историков крайне важно, на наш взгляду
«увязать» дуалистическую природу марксистской науки как «со-!
ветской историографии», ее балансирование на уровне проблем-
ных исследований между идеологическим заказом и имманент-|
ной научной потребностью и факторы, определяющие развитие
исторической науки как социального института. В связи с этим;
содержание понятия «вхождение советской исторической науки
в мировое научное сообщество» и дата вхождения (по мнению
М.Н. Покровского, 1928 г.) нуждаются в корректировке.
На самом деле представительство советских историков ня
международных научных форумах ведет отсчет от 1923 г., о чем
свидетельствуют документы.
Седьмого августа 1922 г. председатель оргкомитета V Междуна-
родного конгресса историков А. Пиренн направил в адрес Россий-
ской академии наук официальное приглашение участвовать в pa-rj
боте конгресса. Тринадцатого сентября на специальном заседании]
Петроградского отделения истории и филологии РАН было при-
нято решение командировать на конгресс академиков В.В. Бар-j
тольда и Е.В. Тарле. Позже в состав делегации был введен Н.П. Ог-
токар, получивший персональное приглашение. Первый был хо-|
ик >ки несостоявшегося диалога
83
ропю известен мировой научной общественности как автор ка-
нн ильного труда «История изучения Востока в Европе и в Рос-
<ни», редактор журнала «Мир ислама». Второй участвовал в ра-
нне IV Международного конгресса историков (1913, Лондон)
имеете с М.М. Ковалевским, М.И. Ростовцевым, М.В. Фарма-
ювеким и другими известнейшими российскими учеными, в том
♦пиле выехавшими к 1922 г. из Советской России23. В начале
1*И4 г. Бартольд, Тарле и Оттокар вошли в состав оргкомитета по
no/н отовке V конгресса, проведение которого первоначально, по
решению IV конгресса, предполагалось в 1918 г. в Петербурге.
Li к им образом, в выборе кандидатур в состав делегации на
V конгресс историков Российская академия наук проявила сугу-
ь<> научный подход.
Двадцать четвертого января 1923 г. в «Известиях ВЦИК» бы-
•|о опубликовано официальное сообщение о предстоящем созы-
ве исторического конгресса в Брюсселе. Пятого февраля оргко-
MHicT V Международного конгресса историков обратился к не-
пременному секретарю РАН с предложением к советским
представителям выступить на конгрессе с докладами по темам их
чрадиционных» научных исследований24. Этот факт требует бо-
не пристального к себе внимания. Он крайне важен с точки зре-
ния осведомленности мировой научной общественности в поло-
♦ епии дел в Российской академии после 1922 г., когда в од-
ночасье из страны были высланы известнейшие российские уче-
ные А.А. Кизеветтер, Н.А. Бердяев, А.В. Флоровский, Н.П. Кон-
иков и другие. Ранее эмигрировали П.Н. Милюков, П.Б. Стру-
ne. ( ’.Н. Булгаков и другие общественные и политические деяте-
HI, также занимавшиеся изучением истории.
В конце марта Бартольд выехал в Лондон, где по приглашению
Королевского антропологического института выступил с докла-
дом о кочевниках Средней Азии25, а 9—14 апреля 1923 г. вместе с
l .ipjie и Оттокаром представлял на V Международном конгрессе
н< юриков не СССР, но РАН - так официально был определен
< и । ус советской делегации. Не следует забывать, что официаль-
ными делегациями (в работе конгресса участвовало 800 делегатов)
ы.1ли представлены лишь страны-победительницы во главе с ан-
। н> французской группой историков.
Почти незамедлительно статус представительства советской
н-легации на V Международном форуме историков был воспри-
ми! в советской печати как политическая акция, демонстриро-
it.i in пая подчеркнуто враждебное отношение послевоенного ми-
рового сообщества к Советской России и СССР. Этот факт по-
1У1ил политизированную окраску и в историографии, причем
84
Раздел 1
невзирая на то, что еще в феврале 1918 г. на экстраординарном
заседании общего собрания РАН было принято постановление, в
котором отмечалось, что Академия наук «готова, по требованию
жизни и государства, приняться за непосильную научную и тео-
ретическую разработку отдельных задач, выдвигаемых нуждами
государственного строительства, являясь организующим и при-
влекающим ученые силы страны центром»26.
В качестве аргументов «научной блокады» СССР, ущемления
прав советских делегатов на V конгрессе приводился и факт офи-
циального приглашения на конгресс организации русских исто-
риков-эмигрантов «Union des Groupes Academiques russes £ 1’6-
tranger». Ее представляла делегация в составе известных россий-
ских историков П.Г. Виноградова, М.И. Ростовцева, П.Б. Стру-
ве. На конгрессе присутствовал также Е.Ф. Шмурло27. Он высту-
пил с докладом «Архив Пропаганды Фидэ и его значение для
русской истории», - русский оригинал текста хранится в ГАРФ
(ф. 5965, on. 1, д. ПО).
Вопрос о взаимоотношениях делегаций (представителей) РАН
и Union на этом и последующих конгрессах историков, в том
числе отраслевых, в советской историографии практически не!
ставился, хотя он требует специального изучения в плане личных
контактов и официальных взаимоотношений между историками^)
их судеб, гражданской позиции, политической ориентации в нои
вой, по-своему крайне непростой обстановке, сложившейся пон
еле октябрьского переворота 1917 г. как для уехавших из Совет-!
ской России, так и для оставшихся в стране ученых; а также К
плане изучения раскола (фактического или формального — это'
еще предстоит уточнять) в среде вчерашних единомышленников.-
Характерно, что на VI Международном конгрессе историков,
историки-эмигранты «воевали» только с М.Н. Покровским, глаЧ
вой советской делегации (11 человек), состоявшей из историков!
«старой школы», «историков-марксистов» и «представителей*!
украинской и белорусской исторической науки28. По версии^
И.И. Минца, М.И. Ростовцев пытался от лица всех русских ис-.
ториков-эмигрантов дезавуировать Покровского, избранного в!
президиум конгресса, назвав его в прессе «оружием в руках со-
ветского правительства в преследовании свободного исследова-;
ния в России», что дало X. Куту как председателю конгресса по-;
вод снять с повестки все заявленные историками-эмигрантами^
выступления и доклады29. В книге В.Т. Пашуто «Русские истори-J
ки-эмигранты в Европе» находим любопытные данные о том, что?
в ходе работы VI конгресса по настоянию советской делегаций|
был определен статус историков-эмигрантов как «представителей]
и. >< ж и несостоявшегося диалога
85
iip.ni пребывания». В официальный список делегации Union
•полили лишь А.К. Елачич, П.Н. Савицкий, М.И. Ростовцев.
Право выступлений с докладами и в прениях историки-эмиг-
(мшы вернули на VII конгрессе, активно использовали его на
/III, IX, X, причем не в антисоветских пропагандистских, а в су-
• \ь<> научных целях30. Любопытно и то, что в качестве «положи-
|Г'||.ного» момента VII конгресса (1933, Варшава) глава совет-
। ► он делегации В.П. Волгин отмечал возможность неформально-
1<» общения историков-марксистов с делегатами конгресса, что
1Ю1ВОЛЯЛО «завязывать международные связи, основанные на об-
щности интереса к той или иной теме или на общности методо-
|пн ического подхода»31.
И лучение индивидуальной и групповой психологии поведения
шичатов международных конгрессов исторических наук и дру-
|н\ научных форумов в контексте социальной психологии вос-
приятия научного творчества и вклада ученого в развитие исто-
рической науки, анализ гражданской и политической позиции
пню। ценнейший познавательный материал для решения пробле-
мы «долевого участия» историков, представлявших СССР за ру-
См -ком, российской советской исторической науки в целом в раз-
ни ши идейных научно-интеграционных процессов.
Культура исторического мышления и практика исторического
ш следования - таковы важнейшие, на наш взгляд, параметры,
фиксирующие суть, характер, уровень научной интеграции.
|п'ц,ко на основе их изучения можно ставить вопрос о «вхожде-
нии- советской исторической науки в мировой «гуманитарный
I опиум».
Проблемно-ориентированный подход к изучению истории
представительства многоотраслевой советской исторической на-
vmi предполагает максимальную полноту источников базы дан-
ных В отношении отбора ее «наполнителей» предстоит еще
очень большая, кропотливая работа. Так, между конгрессами в
Брюсселе и Осло были и другие международные форумы, в ко-
'орых принимали участие советские ученые. В 1924 г. академик
I Ф Карский участвовал в работе I Международного конгресса
। ивянских географов и этнографов (МКСГЭ) в Праге32. В июне
I ч ’ 7 г. на II конгрессе славянских географов и этнографов в Вар-
ны вс работала уже более представительная по численности
к легация. На обсуждение был вынесен широкий круг вопросов
истории, этнографии, краеведению, исторической географии
и ip. С докладами об этнографических музеях и развитии этно-
। рафии в СССР выступили Б.М. Соколов и П.Г. Богачев33.
В январе 1926 г. делегация советских ученых участвовала в
86
Раздел 1
XXII Международном конгрессе американистов (МКА) в Ньк>
Йорке, где в основном обсуждались вопросы сравнительной эт
нографии. В. Г. Богораз-Тан выступил на этом конгрессе с трем!
докладами: «Палеоазиатские и праазиатские племена Сибири ;
их постепенном расселении с Юго-Запада на Северо-Восток!
«Миф и культ умирающего бога-зверя в Северной Евразии 1
Америке», «Столетний юбилей русских экспедиций в Южну1
Америку». В сентябре 1928 г. Богораз-Тан столь же успешн
представлял СССР на XXIII конгрессе американистов в Нью
Йорке34.
Тридцатого октября — одиннадцатого ноября 1926 г. советски
ученые В.Д. Виленский-Сибиряков и Л.Я. Штернберг участвова
ли в III Тихоокеанском научном конгрессе, во время которог
открылась выставка АН СССР. На ней были представлены дал!
невосточные научные издания35.
В 1928 г. почти сразу же после VI Международного форума ИС
ториков в Осло (14—18 августа) советские ученые едут на XVII ком
гресс ориенталистов в Оксфорд (27 августа — I сентября). Докла
В.М. Алексеева «К проблеме сверхчеловека в классической тес
рии Су Сюня» вызвал на конгрессе заметный интерес36.
Права созыва международных научных конгрессов у себя в crpi
не СССР добивался около 10 лет. И наконец в сентябре 1932 г.
Ленинграде состоялась II Международная конференция Ассощ
ации по изучению четвертичного периода Европы37. В том же п
ду в Лондоне проходил 1 конгресс Международного союза по Д(
историческим и раннеисторическим знаниям и археологии38. Ч(
рез три года в Ленинграде - Москве проходил III Междунаро!
ный конгресс иранского искусства и археологии, на которы
съехались представители 26 стран Запада и Востока39.
В октябре 1934 г. советская делегация (А.А. Болотнике!
Н.Я. Марр, Е.Э. Бертельс, А.А. Фрейман) выступала с доклад
ми на Международном конгрессе востоковедов в Тегеране, коп
рый был приурочен к 1000-летию со дня рождения Фирдоуси.'
Москве к этой памятной дате открылась выставка персидска
искусства начиная со II тысячелетия до н. э.40 j
Последним довоенным форумом с участием российских истх
риков был III Международный съезд славистов, проходивший^
Белграде в сентябре 1939 г. На нем от лица российской науМ
выступал А. В. Флоровский с докладом «Чешские элементы в сП
рорусской литературной традиции X—XVII вв.»41. ]
Эти и другие факты международного научного сотрудничесл
российских советских историков в довоенный период частичя
вошли в составленную А. И. Алаторцевой и Г.Д. Алексеевой кш
< > 'ки несостоявшегосядиалога
87
। \ М) лет советской исторической науки. Хроника научной жиз-
ни 1917-1967» (1971 г.), однако не попали ни до, ни после ее
|н.|\о,ча в поле зрения исследователей, не получили освещения и
И монографии Е.А. Дудзинской. Причину такой избирательности
При выборе фактического материала объясняет сам автор:
• Многие историки старой школы выезжали за рубеж по при-
| /|.ппениям для чтения лекций, для работы в архивах. Их поезд-
ам ьыли полезны для поддержания контактов, но они не обеспе-
чил. Hi и официального признания советской исторической науки
И международном плане»42.
Действительно, историки старой школы, те, кто выжили, прой-
ди через чистилище перевоспитания в духе марксистских идей, но
tin и не овладели марксистской методологией познания историче-
I ►<»!(> процесса, не обеспечивали признания марксизма в качестве
t/шнственной, универсальной, подлинно научной теории истории.
Напротив, историософия их научной продукции, научный диапа-
й>н мысли мешали самоутверждению марксистской идеологии в
|ин < и некой исторической науке на рубеже XIX-XX вв. и тем бо-
ли после Октября 1917 г. И все же именно старые научные кад-
ры ic, кто получил профессиональное образование и начал твор-
*н < кую деятельность до октябрьского переворота, сделали очень
мною для официального признания советской исторической на-
ум1 <а рубежом, не говоря уже об их участии в создании отрасле-
вых центров, подготовке кадров будущих советских историков,
। ti n сини для науки многих ценнейших документальных источни-
ки и г. д. Именно они олицетворяли собой национальную исто-
рическую науку и фактически сохранили линию преемственности
и |мшитии российской и советской исторической науки.
Культура исследовательского процесса историков старой
him hi ы — вот что гарантировало устойчивый интерес научной
0|нпсственности к российской исторической науке. Широчай-
ше! эрудированность, профессионализм, логика исторического
мышления, опирающаяся на комплексное использование новей-
ших для своего времени достижений исторической и смежных с
...... вызывали уважение со стороны европейских исследо-
•ык-1!сй и тем самым если «не обеспечивали», то безусловно да-
ом и советской исторической науке официально признанную
и« 1можность участия в научном диалоге на международном
мкшне. Не случайно именно историков старой школы пригла-
ш.| in в 20-30-х гг. европейские академии наук, университеты,
ii.ivuibie общества для чтения лекций, для работы в архивах, для
yi.K । ия в отраслевых международных и национальных науч-
ных форумах.
88
Раздел 1
Только один пример, каких немало. В связи с приездом ака*
демика М.М. Богословского в Париж в апреле 1927 г. для уча^
стия в съезде французских историков и получения архив!
А.Ф. Онегина профессор Бойе заметил: «Он принадлежит к тем
кто, проживая в России в тяжелые дни революции и голода, за*
служивают быть названными героями русской науки»43.
К сожалению, роль старых научных кадров в представительсг
ве советской исторической науки на международной арене спа
циально не изучалась и даже не ставилась в качестве исследова
тельской проблемы. Далеко не все факты загранкомандировок
20—30-х гг. зарегистрированы в вышеназванной «Хронике науч
ной жизни». Таким образом, это еще одно важное, на наш взгляд
направление, ждущее своих исследователей. Оно может предла
жить познавательный материал для решения проблем внутренне
го развития советской исторической науки, например, о времен)
окончательного отказа историкам старой школы в международ
ном научном обмене. Это, в свою очередь, позволит уточнить ря
аспектов, связанных с проблемой идейного изоляционизма сове!
ской исторической науки, научного инакомыслия и диссидента
ва в послевоенный период.
Приведенные выше факты свидетельствуют о том, что Бе|
линская встреча историков (4—17 июля 1928 г.) была далеко I
«первой официальной встречей советских ученых с представил
лями зарубежной науки». Уже в сентябре 1925 г. юбилейнь
торжества по случаю 200-летия АН СССР проходили «при бол1
шом стечении зарубежных гостей». Среди них было 130 учены
из 25 стран мира, в том числе чехословацкий историк 3. Нее]
лы, немецкие историки Э. Мейер, О. Гетч, Ф. Гольдер и други
Обсуждая итоги берлинской встречи, организованной Общ<
ством по изучению Восточной Европы, мировая научная общ!
ственность приветствовала тот факт, что советская делегация с<
стояла из представителей разных школ и поколений историков*
Это создавало условия для возобновления интеллектуальнш
контактов с Советской Россией. Советское правительство до П1
ры до времени сдерживало партийную интервенцию в миров!
научное сообщество. Поэтому на VI Международном конгресс
историков советская делегация также была смешанной по сва
му составу, что вновь отмечалось европейской печатью45. Не И)
ключено, что факт представительства на конгрессе в составе а
ветской делегации историков старой школы был прямо или ко
венно использован (кем, нужно уточнять) при отстранении ра
сийских историков-эмигрантов, представителей Union, от уч1
стия в дискуссии.
if. юкинесостоявшегосядиалога
89
('ознавая явную неготовность на отраслевом уровне заменить
। ырых специалистов новыми, историками-марксистами, совет-
ское правительство поставило задачу активизировать деятель-
ность советских ученых в организациях МКИН. Известно, какое
шлчение придавал М.Н. Покровский вхождению советских
представителей в Международный комитет исторических наук
(МКИН). Он был создан в мае 1926 г. в Женеве. СССР стал
Hi сном Комитета в 1928 г. уже после VI конгресса и получил в
нем три мандата. Вступив в МКИН, отмечал Покровский, СССР
получил возможность «вмешиваться (здесь и далее курсив мой. -
М М.) в обсуждение целого ряда вопросов более интенсивно, не-
и мы это сделали на конгрессе в Осло»46.
В 1929-1932 гг. между VI и VII конгрессами состоялись четыре
п ленарных заседания Комитета в Венеции, Кембридже, Будапеш-
н , Гааге. В их работе участвовали Г.С. Фридлянд, В.П. Волгин,
II М. Лукин, А.В. Луначарский. В 1928-1929 гг. СССР добился
права представительства в составе ряда комиссий при МКИН: по
архивам (В.В. Адоратский, с 1932 г. — В.В. Максаков), препода-
1МНИЮ истории (М.Н. Покровский и Г.С. Фридлянд, позже —
АВ Луначарский, А.М. Панкратова), международной библиогра-
фии исторических наук (Н.М. Лукин, позже — В.П. Волгин), ико-
н<*1 рафии (А.В. Луначарский), составлению очерков конституци-
онного развития отдельных стран (Е.Б. Пашуканис), пересмотру
монологических таблиц (С.Г. Томсинский), составлению списков
ипнломатов (Б.Д. Греков), истории науки (В.П. Волгин).
На пленуме МКИН в Кембридже (1930) по предложению co-
in юких ученых было принято решение о создании Международ-
ной комиссии по истории социальных движений. Она начала дей-
< iкопать в 1932 г. В состав комиссии вошел Н.М. Лукин; затем его
< МСНИЛ В.П. Волгин47.
В довоенный период наибольшую активность советские исто-
рики проявляли в работе комиссий по международной библио-
। р.|фии48, истории социальных движений и особенно по препода-
вши ю истории49. Об их участии в составе других комиссий в на-
ин-м распоряжении имеются довольно фрагментарные сведения.
В советской историографии содержательная сторона деятельно-
• III комиссий специально не изучалась.
Весьма показательно, что изначально среди представителей
< < СР в президиуме и комиссиях при МКИН не было историков
• । ,1рой школы. Сразу же после VI конгресса началось их отстра-
нение от участия в международной научной жизни.
В апреле 1929 г. на пленуме Коммунистической академии
MIL Покровский заявил, что «необходимо положить конец су-
90
Раздел 1
шествующему еще в некоторых научных областях мирному со-
трудничеству марксистов с учеными, далекими от марксизма или
даже враждебными марксизму», и «начать решительное наступ-,
ление на всех фронтах научной работы, создавая свою собствен-
ную марксистскую науку»50. Увы, средства ее создания оказались
далеки от научных. '
В целях замены старых специалистов развернулось так назы-
ваемое академическое дело. Летом 1929 г. началась чистка в АН
СССР. Секретарь ЦК ВКП(б) В.М. Молотов ознаменовал свой
вступление в должность председателя СНК СССР тем, что объ-(
явил 1930 г. последним сроком для старых специалистов, послй
которого не должно быть никаких колебаний в рядах интелли-1
генции. По «академическому делу» подверглись травле, арестам*
ссылке такие видные российские историки, как С.Ф. Платонов и
его ученик С.В. Рождественский, М.К. Любавский, С.В. Бахру*
шин, Н.П. Анциферов, Н.П. Лихачев, В.И. Пичета, Ю.В. Готье,
Д.Н. Егоров, Б.А. Романов и другие.
На VII Международном конгрессе историков в состав советской
делегации входили уже только ученики и соратники М.Н. Покрова
ского, готовые поддержать «войну», начатую их учителем с «эк-
лектической», беспомощной теорией «исторического синтеза»,
являвшейся, по определению А.М. Панкратовой, «еще одно!
атакой буржуазии на исторический материализм»51. Н.М. Луки>
подчеркивал, что «самый термин “исторический синтез” стал н|
Варшавском конгрессе своего рода боевым знаменем, под кото-
рым собирались все те, кто вел борьбу с историческим материя^
лизмом»52.
Е.А. Дудзинская верно заметила, что «по своему составу кон<
гресс представлял собой характерную картину, отразившую в ми^
ниатюре соотношение политических сил на мировой арене,
центре находилось либеральное направление, представляемо!
англичанами, французами, бельгийцами, поляками; справа — на-
ционалистическое, фашиствующее, которое было представлен!
итальянцами и немцами; слева - марксистское, представляемо!
на конгрессе только советскими историками»53.
Следует также признать, что со своей стороны советские деле-
гаты охотно шли на конфронтацию. Об этом свидетельствую^
тон и характер критики Н.С. Державиным доклада П.Н. Савиц
кого «Евразийская концепция русской истории». Подвергшийся
критике ученый жил в Праге и фактически представлял на кон^
грессе пражский центр русской исторической эмиграции, объо
динявшийся вокруг Русского исторического общества в Праге в(
главе с А.В. Флоровским. То же можно сказать и в отношения
и, кжи несостоявшегося диалога
91
ночемики Н.М. Лукина и П.Ф. Преображенского по поводу до-
» мда немецкого историка Э. Брауденбурга «Понятие и история
империализма». Выступления советских делегатов отличали по-
ни ически целенаправленный выбор тематики и резко выражен-
ные классовые установки. Анализируя итоги работы Варшавско-
к» конгресса, А.М. Панкратова обратила внимание на то, что вы-
< |упления советских историков и в ходе работы конгресса, и по-
< к* него оценивались в западноевропейской прессе как «узкая
.юктрина марксизма». В свою очередь, В.П. Волгин (глава совет-
ской делегации) вынужден был признать, что исторический ма-
н-риализм как метод исследования на VII конгрессе оказался
вне науки». Он считал, что «ростки марксистской историогра-
фии на Западе скрываются пока под спудом, они не играют по-
► .I влиятельной роли на международных съездах», поэтому глав-
ной задачей советских историков на международных научных
Форумах должна стать борьба за молодежь в науке. «...Для исто-
риков-марксистов, попадающих в обстановку Международного
шдорического конгресса, где подавляющее большинство при-
н.щлежит представителям буржуазной исторической науки, од-
ной из первоочередных задач должно быть выявление основных
принципов марксистско-ленинской методологии истории, про-
шнопоставление этих принципов тому методическому хаосу и
н>и беспомощности, которая царит в современной буржуазной
in । ориографии»54, — утверждал академик.
Оправдывая сознательно проводимую на конгрессе линию
войны» с теорией исторического синтеза, Волгин признавал,
•по «понятие исторического синтеза, взятое само по себе, с фор-
м.| |ьной стороны, конечно является вполне приемлемым». Одна-
। <» резко полемический тон выступлений советских историков
против этой теории он признавал допустимым в силу того, что
им «важно было противопоставить наши марксистские взгляды
и квиетическому хаосу, ...чтобы воздействовать на настроения
кн1еблющейся радикальной молодежи, несомненно интересую-
щейся марксизмом»55.
Таким образом, наметившаяся в середине 20-х гг. тенденция к
шнеллектуальному сотрудничеству на международных научных
Форумах, на VII конгрессе была, по сути, сведена на нет.
Резкое ухудшение международной обстановки: война в Испа-
нии, захват Абиссинии Италией, аншлюс Австрии, расчленение
Чехословакии, мюнхенский сговор — таковы внешние факторы,
‘ирицательно сказавшиеся на развитии международных науч-
ных связей во второй половине 30-х гг. Но, кроме них, были и
< нои, советские, пагубные для внутреннего развития самой исто-
92
Раздел 1
рической науки. В это время были репрессированы и погибли
Л.П. Карсавин, Н.М. Лукин, С.Г. Томсинский, Б.Н. Тихомиров,
Г.С. Фридлянд и другие советские историки, представлявшие со*
ветскую историческую науку в организациях МКИН и иных
международных научных объединениях. Большевизм в науке, до-
пустивший третью после 1922 г. чистку теперь уже в рядах самиц
историков-марксистов, учеников Покровского и его сторонни*
ков, казалось, окончательно порвал связующую поколения нит^
преемственности развития отечественной исторической науки$|
привел в конечном итоге к полной идейной самоизоляции совету
ской историографии. 1
VIII (1938, Цюрих) и IX (1950, Париж) международные конг*
рессы историков проходили без участия советских ученых снача*
ла по причине нарастания эскалации войны, а затем — услови!
«холодной войны». Однако в документах этих конгрессов содер«
жатся интересные свидетельства внимания мировой научной об*
щественности к положению дел в советской исторической науке
к издававшейся в СССР литературе, публикациям источников;
деятельности «главных фигур» в советской историографии^
Здесь же немало суждений оценочного характера зарубежных
ученых, причем не всегда и не во всем идентичных, порой даже
полярных, о действительно выдающихся советских историках те)
лет. В работе Е.А. Дудзинской приведены отдельные примеры.
Думается, что такой источнико-ориентированный подход к анализ)
развития международных научных связей между VII и X конгресс
сами в оценках «своих» и «чужих» историков, на уровне идейны)
взаимоотношений течений, школ в науке, в том числе через и)
реакцию на состояние и характер развития советской исто-
рической науки как представительницы марксистского нап<
равления в историографии, — позволит в значительной мере поч
новому представить и характер воздействия советской историчен
ской науки на научно-интеграционные процессы в середину
XX в. без ее непосредственного участия в международном диалог
ге ученых.
Двадцатилетие между VII (1933, Варшава) и X (1955, Рим^
конгрессами представляет не меньший интерес прежде всего дл1
изучения идейного изоляционизма в развитии советской исторИ'
ческой науки, который навязывался партийным руководством. ;
Роль партийного руководства в истории международных науч*
ных связей советских историков в до- и послевоенный периоды
а также на уровне отдельных видов и форм сотрудничества тре*
бует специальной научной разработки в контексте самовыраже*
ния дуалистической природы советской историографии. Не сек*
♦ ’ и>ки несостоявшегося диалога
93
Р> ।. что все доклады, выступления, «сценарии» ведения диалога,
• опггские варианты проектов итоговых документов международ-
ных встреч советских ученых с зарубежными коллегами проходи-
ли через Отдел науки ЦК КПСС и только с его визой получали
право оглашения на международных научных форумах. В совет-
ами исторической науке сложилась естественная в условиях пар-
ши иого диктата практика самоотчета между партийными съезда-
ми и только с 70-х гг. — между конгрессами МКИН.
Убедительной иллюстрацией такой безусловно порочной прак-
шки может служить сборник «Советская историческая наука от
W к XXII съезду КПСС» (1962 г.). В нем помещен указатель ли-
п рагуры за 1956—1961 гг., включающий раздел «Международные
научные связи», в том числе со странами социалистического ла-
крч (ГДР, КНР, ПНР, НРБ) и капиталистическими (Англией,
Данией, Египтом, Италией, Францией), а также в рамках Комис-
< пи по изучению мировой культуры при ЮНЕСКО, международ-
ных конгрессов, конференций, съездов — всего более 90 наиме-
нований информационных сообщений. Здесь же в статье
М В Нечкиной, Ю.А. Полякова, Л.В. Черепнина «Советская ис-
шрнческая наука — неотъемлемая часть культурных завоеваний
нашей Родины» оценивается деятельность советских историков
н.1 X (1955, Рим) и XI (1960, Стокгольм) международных форумах
Н' юриков. «На этих конгрессах, — писали ведущие советские ис-
|прнки, - столкнулись два мировоззрения, две идеологии... Совет-
। ню ученые, защищая свое мировоззрение, ...действовали на меж-
и\народной трибуне единым фронтом с историками социалистиче-
|м»ю лагеря и находили поддержку со стороны лучших предста-
ли । ел ей передовой науки капиталистических стран. Ареной идей-
ных боев стали все участки исторического фронта»51. По сути, это
। 1.1вный итог первого послевоенного десятилетия в истории меж-
н\народных научных связей, определявший их последующее раз-
ни । не вплоть до конца 80-х гг. во всех без исключения формах на-
ционального представительства на международной арене.
После окончания второй мировой войны произошла не толь-
ю политическая, но и научная блокировка на идеологической
о» нове. Причем это было следствием не столько естественного
юча всего предшествующего интеллектуального развития миро-
вою сообщества, сколько специфических условий, в которых
нашлась наука в результате послевоенного раскола мира.
Естественно, напрашиваются вопросы: была ли альтернатива
и дологической блокировке? кем был сделан выбор, учеными или
но|итиками? каковы интеллектуальные результаты, полученные в
н ювиях такого «эксперимента»; какую роль играла советская ис-
94
Раздел 1
торическая наука в нем? Вопросы непростые, наивно ожидать од*
позначных ответов и уж тем более пытаться отвечать без сервер
ного научного изучения всех слагаемых феномена марксизма в ио
тории цивилизации XIX-XX вв., истории исторической науки
наконец, в истории коллективного разума мирового сообщества.
В первое послевоенное десятилетие для широкомасштабной
наступления марксизма на всех участках исторического фронт
объективно сложились благоприятные условия.
Единый фронт с историками социалистического лагеря созд!
вался во второй половине 40—60-х гг. на национальных съезда1
конференциях и симпозиумах, куда советские историки пригл!
шались в качестве непосредственных участников «борьбы» за ста
новление и утверждение марксизма как научного мировоззра
ния58. В 50-х гг. он формировался также в процессе подготовь
советских и вслед за ними или же параллельно им национальна
многотомных трудов по истории соответственно Болгарии, Пола
ши, Чехословакии, Монголии; в 60-х гг. — при создании таких х
исследований по истории Албании, Югославии, Венгрии, Румь
нии, Германии. С советской стороны «очередность написаю
этих трудов зависела в основном от наличия в институтах А
СССР достаточно хорошо подготовленных специалистов», сп<
собных решить «большую научную и идеологическую задачу с(
здания первых марксистских обобщающих трудов по исторИ
стран народной демократии Европы и Азии»59. «
Е.А. Дудзинская, оценивая эту «задачу» как выполнение сове!
скими историками своего «интернационального долга», не мог;
не отметить, что координация работы протекала... «как всякое ж
вое дело, не без трудностей».
Информационные сообщения в печати о работе над концег
цией, текстами, макетами советских и национальных варианте
отдельных томов этих исследований, хотя и очень прозрачны, oj
нако в совокупности позволяют судить о природе возникавши
«трудностей» в осуществлении «помощи в совместной разрабол
марксистской концепции истории каждого народа». Специальна
изучение этого вопроса, равно как и истории представительсл
советских ученых на национальных научных форумах, позволил
бы более содержательно наполнить историю становления дву1
стороннего научного диалога советских историков и ученых стра
социалистического лагеря и дать им объективную оценку. j
Во второй половине 50-х гг. в основном завершилось создан]
академий наук стран социалистического лагеря, что давало во
можность перейти к совместным двухсторонним исследование
сначала в рамках межправительственных, затем непосредствен!
»’ । < -к и несостоявшегося диалога
95
* академических соглашений и долгосрочных программ, а так-
на уровне регулярных встреч на сессиях и конференциях в
римках деятельности двухсторонних смешанных комиссий исто-
риков. В 60—70-х гг. на основе «опыта» двухсторонней интегра-
ции историки социалистического лагеря перешли к многосторон-
нему сотрудничеству проблемных групп «История Великого Ок-
ин »ря и последующих социалистических революций» и «Эконо-
мик.! и политика развивающихся стран». Именно эти проблемы в
7о ч гг. стали центральными в работе МКИН и его организаций60.
Для изучения истории ряда европейских капиталистических
itp.ui, в том числе координации международного сотрудничест-
ва и обмена учеными, в 1956—1957 гг. при Институте истории АН
< < <’Р были созданы группы из специалистов различных науч-
ных учреждений по истории Англии, Франции, Италии, Испа-
нии Их возглавили соответственно академики Е.А. Косминский,
И II Волгин, С.Д. Сказкин, И.М. Майский. Позже были образо-
№нпл подобные группы по истории скандинавских стран.
Двухсторонние научные связи советских историков и ученых
►виталистических стран после второй мировой войны осуществ-
/iit iitcb на уровне довоенных форм сотрудничества. С конца
\ it. стали развиваться, сделав сотрудничество еще более про-
ini’ швным, такие формы ведения научного диалога, как коллок-
11н\мы и конференции, проводимые поочередно в каждой стране
|ш 1 в два-три года6’. Хронология этих контактов: 1958 г. - Англия,
Франция, 1964 г. — Италия, 1966 г. - Финляндия, 1972 г. — США,
|ч/ < г. - Индия, ФРГ, Япония, 1976 г. - Швеция, 1980 г. ~Нор-
iimiH, Дания, 1981 г-Испания, 1982г.-Австрия, 1984 г. - Пор-
ныпия, Греция...
В итоговых документах и материалах встреч (они публикова-
ть I., как правило, по взаимной договоренности сторон, которые
|И»ычно ограничивались небольшими информационными сооб-
щениями в отраслевой периодике) зафиксировано и многократ-
но подтверждено обоюдное мнение, что форма коллоквиума
наньолее продуктивна в условиях идеологических «расхождений»
\ |.ц гников диалога.
Характерно, что практически все страны-участницы двухсто-
роннего научного обмена с историками СССР приходили в про-
||| < се развития этой формы к выводу, что необходимо обсуждать
м< к дологические аспекты дискутируемой проблематики иссле-
1Н1МНИЙ, а затем и специально подготовленные к встрече докла-
и.| но вопросам методологии истории. Это очень важный пока-
Mivtib поиска точек соприкосновения, сближения мнений уче-
ных , их обоюдной заинтересованности в конструктивном про-
96
Раздел 1
движении научного знания вперед. При обсуждении вопросоа
методологии истории объективно научно-значимым было уточ-
нение категориально-понятийного аппарата, что способствовал
совершенствованию научного языка, повышало культуру ведени
диалога, самих научных исследований. ,
К сожалению, названные, а также другие факторы, способе!
вующие интеллектуальному росту научного обмена на двухсто
роннем уровне сотрудничества советских историков с ученым
социалистических и капиталистических стран специально не из)
чались. Имеющиеся наблюдения сводятся к констатации выр|
ботки учеными социалистического лагеря общих методология!
ских подходов к оценке исторического процесса на марксистски
ленинской основе, а в отношении диалога с учеными капитал!
стических стран — к констатации острой борьбы мнений при об(
юдном стремлении продолжать дискуссию, диалог по пути стр(
го научного и принципиального обсуждения спорных вопросов
На уровне международных научных форумов тенденция к см<
не парадигмы исторического мышления - от власти идеологии
ской конфронтации и блокировки научных сил к поиску пуй
интеллектуальной интеграции альтернативных мировоззренч
ских подходов и к моделированию исторического процесса
впервые отчетливо обозначилась на XII Международном конгре
се историков (1965, Вена)62.
В конгрессе приняли участие 2336 человек (вместе с гостя»
около 3 тыс.) из 42 стран. От СССР (делегация в составе 55 я
ловек) с докладом выступили 20 ученых. В Стокгольме, по ел!
вам известного канадского историка С. Рейерсона, «марксиз
наступал, а его противники оборонялись». В Вене была сдела
первая в истории международных научных форумов попыт
подготовить коллективные проблемно-тематические доклады о
вместными усилиями ученых разных стран, приверженных р!
личным мировоззренческим позициям, научным направления
течениям, школам, а также принят новый порядок чтения докд
дов и ведения дискуссий.
На конгрессе работали четыре секции. В первой обсуждали
шесть «больших» или «крупных» тем, доклады по которым зар
нее рассылались странам-участницам конгресса в целях назнач
ния ими экспертов по теме и докладу для ведения дискуссии |
пленарном заседании. По некоторым докладам число эксперт
доходило до 20-30, что затрудняло ход дискуссии. В под!
товке двух из шести больших тем участвовали историки ССС
Это «Социальные структуры и литература XIX—XX в.» (отв. р
Л.В. Черепнин, а также Беркли и Шорске из США, coal
н< i i жи несостоявшегося диалога
97
«I» Ьродель —Франция) и «Итоги мирового развития к 1815 г.»
loin ред. французский историк Э. Лабрус, участники: историки
ФРГ, Канады, Англии, Италии; от СССР — А.З. Манфред и
А И Нарочницкий). Эксперимент проводился на уровне научно-
• о редактирования докладов, присланных историками-соавтора-
ми в оргкомитет, который назначал редактора или редакционную
1п>'1легию. А.А. Губер отмечал, что «степень и форма включения
представленных соавторами материалов определялась учеными,
m < ущими ответственность за доклад». Увы, в отношении второ-
in коллективного доклада такая попытка совмещения авторс-
ких подходов к проблеме оказалась ущербной, так как в итоге в
лек ге преобладала лишь точка зрения французского редактора.
А 1 Манфреду и А.Л. Нарочницкому было предложено высту-
пи! к с отдельными сообщениями.
Во второй секции были собраны доклады по истории стран
А и in, Африки и Латинской Америки, что было сделано впервые, —
рписе на МКИН преобладала европейская история, теперь же он
приобретал характер всемирного форума63. В этой секции оргко-
минч назначал историков, ответственных за подготовку матери-
H'ioh по отдельным темам. Так, А.А. Губер и А.Ф. Миллер руко-
•»<>/! или темой «Деколонизация».
В третьей секции проходили заседания комиссий и организа-
ции при МКИН. В четвертой, самой большой, были объединены
налы по методологии, историографии, истории античности,
|р< /ших веков, нового и новейшего времени. В этой секции
кчкчекие историки участвовали в обсуждении трех тем: «Разви-
Iin исторической мысли в середине XIX в.» (отв. М.В. Нечкина,
II I Пашуто, Е.Б. Черняк), «Социально-экономические пробле-
мы первой мировой войны» (отв. А.Л. Сидоров), «Крестьянское
лииАсние в Юго-Восточной Европе» (участ. В.В. Мавродин,
I» Ф Поршнев, И.А. Ангелова). Ряд заседаний шел под предсе-
/|пнльством советских ученых, в том числе по темам «Национа-
HII iM и интернационализм в XIX и XX вв.» (В.М. Хвостов), «Про-
iiii.i и концепции мировой истории XX столетия» (Е.М. Жуков),
-1.| |ьний Восток» (С.Л. Тихвинский).
\ Г Манфред, отметил «прогрессирующую идейно-политиче-
• ► \ к> дифференциацию ученых капиталистических стран. Ни од-
п.। и । западных делегаций не выступала как единое целое», наи-
плнее различие позиций наблюдалось у делегатов США,
Франции, Италии, в составе французской, итальянской, англий-
«мч!, австрийской делегаций были историки-коммунисты, т. е.
• 1<< некий конгресс подтвердил еще раз, - это было, конечно,
нниио известно, — что зарубежная историческая наука крайне не-
98
Раздел 1
однородна, что в ее рядах виден спектр всех идейно-политиче-
ских оттенков»64. j
Документы XII Международного конгресса исторических нау^
зафиксировали сохранявшуюся идеологическую блокировку сил!
историков. «Основная линия межевания и идейной борьбы здесв
шла, как и в течение многих предшествующих десятилетий», па
вопросу понимания закономерностей всемирно-историческогв
процесса. Однако общий тон и характер выступлений делегатов
и гостей конгресса свидетельствуют, что в Вене был сделан важЛ
ный шаг от конфронтации к диалогу. «Новое соотношение сил^
определившееся на конгрессе, создавало порою по отдельных
вопросам прогрессивное большинство», например, по теме «Даль^
ний Восток»64. Манфред отметил также, что советские историк!
«далеко не использовали» все возможности, предоставляемы
МКИН. «Весьма досадной», по его мнению, «оплошностью» бц
л о отсутствие справочно-информационных материалов, подобны
представленным другими делегациями, о тематике исследование
их результатов после Стокгольмского конгресса. В отношение
внутреннего состояния советской исторической науки Манфрс
считал, что наше отставание проявляется в невнимании к одном
виду литературы — «истории в лицах». Жанром научной биогрч
фии «мы незаслуженно пренебрегаем»65, — утверждал он. ,
Изучение материалов о подготовке (на национально^
международном уровнях) и проведении XII Международной
конгресса исторических наук, как и последующих, а такж
других международных научных форумов историков под угло|
зрения их интеллектуального участия (на персонифицирован
ном, национально-государственном, собственно-научном уров
нях) в поступательном движении науки от конфронтации ;
изоляционизма к подлинно научному диалогу может бьп|
продуктивным и для ответа на вопрос о характере реализован
ного и невостребованного интеллектуального потенциал
национальной историографии. В этой связи примечательно, что.'
Венскому конгрессу советские историки завершили издание деся
титомной «Всемирной истории». Почти сразу же ее перевел!
полностью или частично, в восьми странах мира — таким был ш
терес мировой научной общественности к первому в истории ИС
торической науки фундаментальному исследованию всемирно
истории, выполненному на основе марксистской методологии.;
Самым многочисленным из всех (3587 делегатов) ст|
XIII Международный конгресс исторических наук (197
Москва) - за счет представительства советской делегации (12
человека). По подсчетам П. Арсена, в работе конгресса принял
и< гоки несостоявшегося диалога
99
участие 1400 советских историков, в том числе очень много мо-
'юдых ученых и студентов, что также отличало Московский кон-
ipccc от предшествующих. Впервые в общую программу между-
народного форума историков были включены для обсуждения
работы «наиболее интересных и активных», по мнению Бюро
МКИН, международных комиссий - комиссии по истории соци-
альных движений и социальных структур, которая между XII и XIII
кон-грессами сосредоточила свои усилия на проблеме крестьянских
инижений и аграрных отношений в Европе в XVIII - XIX вв., а
ыкже комиссии по истории второй мировой войны. Ее главной
к мой между конгрессами был вопрос о роли трудящихся масс в
। < >лы войны. На пленарное обсуждение были вынесены две груп-
пы вопросов: методология истории и история континентов. Ра-
ботали четыре самостоятельные секции: древней истории, сред-
невековой, новой, современной. В специальную секцию были
|'ыделены заседания 10 других международных комиссий, 5 ассо-
циаций, комитетов, групп, союзов, институтов при МКИН. В об-
шей сложности к началу 70-х гг. при МКИН уже имелось 25 меж-
дународных научных объединений. Впервые в рамках программы
ми пресса был созван ленинский симпозиум66. Всего же в 10 струк-
। урных единицах конгресса работало 30 коллективов. На торже-
нвенном открытии XIII конгресса выступил Е.М. Жуков с
докладом «Ленин и история», а при закрытии В.Н. Лазарев —
• Искусство в средневековой России и Запад», что свидетельство-
па но о безусловно возросшем международном авторитете совет-
<» ()й исторической науки.
Венский опыт экспертной оценки заранее подготовленных к
обсуждению докладов на XIII конгрессе был дополнен свободной
дискуссией, в том числе по экспертным оценкам, причем число
»м портов сократилось до 10 человек. На обсуждение было выне-
• пю 163 доклада, 65 из них подготовили историки социалистиче-
• ь их стран. В прениях выступили 769 делегатов конгресса.
Венский эксперимент коллективного доклада был продолжен и
• •Ki 1ался, по мнению ряда участников XIII конгресса, вполне со-
» ।‘швшимся в отношении подготовленного под редакцией фран-
ц\ к ких ученые (Э. Лабрус, Ф. Вижье, А. Собуль, П. Беррал,
11 I авернье, Ж. Дро, П. Вилар) доклада на тему «Исследование
крестьянских движений в современном мире с конца XVIII в. до
н.ниих дней». При создании этого коллективного доклада нацио-
н.|дьные комитеты историков представили материалы по трем
(руинам вопросов: проблемы дефиниций «феодализм»; «феодаль-
ный режим»; типология и социальная стратификация движений в
WIII-XIX вв. От советской делегации материалы подготовили
100
Раздел 1
Ю.А. Поляков и В. Г. Трухановский; однако их выводы не были
учтены в конечной редакции доклада. Советским историкам, так
же как и на XII конгрессе, пришлось участвовать в прениях. Дм
скуссия продолжалась целый день. Выступили 26 делегатов, сро
ди них - Ю.А. Поляков, А.М. Анфимов, Б.Г. Литвак, П.Г. Рынд
зюнский, М.С. Симонова, В.Т. Пашуто. В.И. Буганов, Е.И. Дру
жинина, Е.И. Индова, В.В. Мавродин, В.И. Неупокоев подготови
ли коллективную рецензию, в которой наряду с положительным!
моментами (широта постановки проблемы, анализ различны
форм крестьянских движений и др.) обратили внимание на не
полноту охвата территории Европы, имея в виду Россию
XVIII—XIX вв., отсутствие, хотя бы в постановочной форме, вол
роса о влиянии общественных структур на содержание и резуль
таты социальных движений, а также некоторые другие аспекты
не получившие отражения в докладе. В заключительном ело!
Ф. Вижье от имени составителей признал справедливость и обое
нованность многих замечаний и предложений, высказанных )
прениях, в том числе и советскими делегатами.
Коллективные доклады на конгрессе представляют особы
интерес и как историографический факт, и как историография^
ские источники, фиксирующие межнациональный интеллект}
альный уровень науки. Они безусловно требуют специально^
источниковедческого анализа. ,
Все участники XIII конгресса отмечали блестящую организа
цию работы67, непринужденный, хотя и довольно острый характе
дискуссий. Тон в борьбе мнений задавали советские делегаты,
исторических секциях весьма показательными в этом отношени
были доклады С.Л. Утченко и И.М. Дьяконова «Социальная стр|
тификация древних обществ», З.В. Удальцовой и Е.В. ГутновО
«Генезис феодализма в странах Европы». Так, Утченко и Дьяка
нов попытались соотнести классовую теорию «марксистски мыс
лящего историка» и признанное в западной историографии налй
чие соподчиненных групп, слоев, страт [...] «общности» древнед
типа. При этом они вынуждены были согласиться с тем, что гм
нятие «класс» является многоплановым и в советской историогра
фии не всегда соблюдается его терминологическое употреблений
тогда как «выдержанность» и точность дефиниций крайне важнь
от них зависит умение «накладывать» «понятийную сетку» на иа
торию общества. Ставя вопрос о принципиальном типологияс|
ском различии между древним (так называемым рабовладельчб
ским) и средневековым (так называемым феодальным) общество,
и имея в виду лишь «среднеобобщенную историческую картину,
или модель, Утченко и Дьяконов отстаивали примат марксистско
। ж и несостоявшегося диалога
101
»ч.мы «классового членения», которая, по их мнению, «приложи-
мн к любому классовому обществу». Авторы считали также, что в
|hi ичном обществе процесс классообразования не дошел до сво-
||о логического конца, т. е. не привел к формированию «чистых»,
юрминологии Ленина, «бессословных классов». Развивая эту
|||мнцию, Удальцова и Гутнова выделили синтезный и бессинтез-
mi.ni пути перехода от одного типа общества или страты к другому,
i.i к же три основных типа феодализации, оговорившись, однако,
мн> «не считают предложенную ими типологию ни исчерпываю-
ни единственно возможной»68. Таким образом, спустя 37 лет
|п»< ис VII Международного конгресса советские историки вновь
обратились к теории исторического синтеза и ее модификациям в
Н< юрическом исследовании.
11J всех проблем новой и новейшей истории наиболее острый
инрлкгер приобрело обсуждение роли европейских революций и
Национально-освободительных движений, причем история Ок-
I»н»ря 1917 г. рассматривалась как самостоятельная тема. Боль-
шие разногласия вызвал вопрос о природе и феномене фашизма.
( норил и о причинах и итогах второй мировой войны. Довольно
*г< 1ко строился диалог в отношении исторического опыта социа-
иш 1ического строительства в СССР и странах народной демокра-
|ни В заключительном слове вновь избранный президент МКИН
II Арсен еще раз подчеркнул, что дискуссии проходили «в об-
11 лновке полной свободы мнений».
11о вопросам методологии истории было сделано семь докладов:
•Гл шичие между историческим методом и методом социальных
Ш1\к > (Т. Шидер, ФРГ), «Язык и история» (А. Дюпрон, Франция),
• I Ь юрическое познание — общественное сознание» (Л. Элекеш,
Н< шрия), «История событий и история структур» (Э. Сестан, Ита-
лия), «Метод социальных наук в исторических исследованиях»
(I I (апандопулос, Кипр), «История на перекрестках гуманитарных
Ш1\к » (А. Дюбюк, Канада), «Математика и история» (Д. Хекстер,
< IIIA). Характерно, что советские участники конгресса во главе с
нл.чемиком Е.М. Жуковым выступали только в качестве экспер-
п»н Они отмечали, что в докладах западных исследователей нашло
• нрлжение, «правда, в смягченной форме», неокантианское проти-
вопоставление естественных наук идеографическим (АЛ. Нароч-
ницкий), «проявилась тенденция, свойственная прогрессивной ча-
• ||| современной буржуазной историографии: отход от “идеогра-
фического метода”, отказ от крайностей позитивизма и презентиз-
мл. признание значения исторической интерпретации роли исто-
рической науки в формировании общественного сознания»
1>1 < \ Драбкин, Э.М. Мирский). Советские эксперты подчеркива-
102
Раздел 1
ли также в ходе дискуссии, что марксистско-ленинская методоло-
гия «не допускает принципиального противопоставления изучение
структур исследованию конкретного исторического процесс®!
(Е.М. Жуков); марксизм не является абсолютно механически!
детерминизмом, он предполагает материалистическое толковали!
альтернатив исторического развития; «альтернативность хода исто
рии существует, но она относительна», «...ограничена решающе
ролью способа производства как экономического базиса», поэтом
она оказывает воздействие, главным образом, на выбор направлю
ния будущего развития (Е.М. Жуков, Г.Е. Глезерман, С.Л. Утчен
ко, О.Л. Вайнштейн и др.). По докладу «Математика и история»I
количественных методах исторического исследования советски
эксперты единодушно отстаивали примат методологии над методи
кой и необходимость сочетания «количественного и качественно!
анализа в изучении истории». <
Я.С. Драбкин, Э.М. Мирский отметили также, что с точх
зрения «возможностей» и «пределов» использования, т. е. сущне
стного содержания, понятий «исторический факт», «структур®
«модель», «эксперимент», «социальные науки» дискуссия н
XIII конгрессе не дала существенного продвижения вперед. П<
зитивным результатом было признано общее мнение о необход*
мости междисциплинарного сотрудничества в ходе исследованм
комплексных исторических тем, а также отмеченный всеми и]
терес к «историологическим» вопросам, «феноменологически
истории мысли» и особенно к динамике восприятия мира и св|
занных с нею изменений стереотипов социального поведени
Кстати, эта особенность достаточно хорошо просматривается 1
примере аналитических обзоров работы XII, XIII и последующ!
международных конгрессов исторических наук в советской а
раслевой периодике69. При неизменно пропагандистском закл!
чении о «преимуществах марксистской теории над буржуазным
концепциями» их авторы обнаруживают различную глубину и
нимания характера идейно-теоретического развития историч
ской науки за рубежом и самой советской историографии. ;
Таким образом, в отношении содержания дискуссий на XIII ко
грессе в Москве можно говорить о явно паритетном представ
тельстве мировоззренческих и тематических интересов стра!
участниц и личных приверженностей делегатов конгресса п
сохранявшейся, однако, идеологической блокировке сил.
Семидесятые годы ознаменовались целой серией междунара
ных, в том числе межотраслевых, методологических конферв
ций, семинаров, симпозиумов, многие из которых были орган
зованы по инициативе историков СССР70. С одной стороны, э
11. »। жи несостоявшегося диалога
103
।пидетельство общего идейного кризиса исторической науки вне
мировоззренческой, теоретической блокировки сил, с другой —
показатель растущего стремления историков к преодолению иле-
|н<низации научных исследований, к апробации междисципли-
нарных методик научного поиска.
К сожалению, приходится констатировать, что знания совет-
ских историков о важнейших в истории самой науки междуна-
родных встречах ученых за редким исключением были ограниче-
ны и пока продолжают оставаться на уровне информационных
|оо()щений в отраслевой периодической печати. Они буквально
Поюнули в море советской научно-исследовательской, теорети-
ки методологической литературы 70—80 гг., появившейся после
Пр« ведения по инициативе Института марксизма-ленинизма, Ака-
демии общественных наук, Высшей партийной школы, ЦК
KlK С, АН СССР международных научных, общественно-поли-
1НЧГСКИХ форумов, посвященных 100-летию со дня рождения
И II Ленина, историческому значению Октябрьской революции,
юрическому опыту КПСС и др.
После подписания Заключительного акта Совещания по без-
nt I.к пости и сотрудничеству в Европе, этого эпохального собы-
в истории послевоенного мира, еще более укрепился пари-
юный характер диалога историков на международных и нацио-
Н'1'п.ных научных форумах, что дало возможность расширения
•I< снрафии» двухсторонних коллоквиумов и конференций.
Ид XIV (1975, Сан-Франциско)71 и XV (1980, Бухарест)72 меж -
IV народных конгрессах исторических наук картина идеологиче-
блокировки сил в целом не изменилась. Вопросы методо-
дом1и и теории исторического познания оставались центральной
1гмои конгрессов, но их анализ, строившийся в основном на
lipoh icMHo-тематическом материале, постепенно приобрел нау-
>|»н( 1ческие черты. Так, обсуждение на XIV конгрессе коллек-
tHiiiioi о доклада советских ученых А.И. Данилова, В.В. Иванова,
М II Кима, Ю.С. Кукушкина, А.М. Сахарова, Н.В. Сивачева на
»»м\ «История и общество» проходило в контексте анализа фун-
кции социальной памяти и ее влияния на научно-познаватель-
inio и прогнозирующую функцию науки. На XV конгрессе в та-
ком же ключе ставились вопросы о месте и роли преподавания
in t.ipiiM, главным образом в средней школе, в формировании че-
т»11гка XX в. (основной доклад советской делегации под руко-
Ihi h том В.Т. Пашуто), о языке историка, о проблемах и мето-
щи уч гной истории, о демографии, эпидемиях, экологии и др.
А М. Сахарову принадлежит наиболее содержательная, на наш
14/1, и в то же время типичная для советской историографии
104
Раздел 1
70-х гг. характеристика состояния теоретической дискуссии на
XIV конгрессе в Сан-Франциско. Она отражает специфику пози-i
ций сторон и личное отношение ученого к состоянию теоретичен
ского арсенала советской исторической науки. Сахаров выдели!
три основные черты: во-первых, «отчетливо видимый, растущий
интерес к проблемам теории исторического познания, вопросах
методологии, теоретического источниковедения, самого предмет!
исторической науки»; во-вторых - стремление историков-немар
ксистов «растворить» или «приспособить» марксизм к другим ме
тодологиям, что, по мнению Сахарова со ссылкой на Ленина, убн
вает «живую душу марксизма» — «его революционность»; в-треть
их — «как бы ни были интересны и значительны отдельные наблю
дения буржуазных методологов истории над некоторыми аспекту
ми теории и методов познания прошлого, а эти наблюдения, el
тественно, заслуживают внимания, исход поисков определяете
исходными теоретическими позициями». На основании этог
А.М. Сахаров делает вывод, что на XIV конгрессе «стало еще бе
лее очевидным теоретическое превосходство историков-марксИ
стов над современными буржуазными теоретиками историческог
познания, отчетливо вскрылась противоречивость теоретически
поисков “противовеса марксизму”, т. е. развитие теории истори
пошло в русле “полупризнания” марксизма в результате кризж
буржуазной историографии, с одной стороны, и “явного подъему
марксистской науки, с другой». Предложенный западными истх
риками «путь теоретической конвергенции» Сахаров отверг к1
отступление от принципов монизма к буржуазному плюрализм
невозможное для марксистской науки, так как оно губительно д|
исторического познания, ибо ведет к утрате понимания закон(
мерностей и социальной функции исторической науки73.
Такое понимание состояния теории советской и буржуазия
историософии продолжало господствовать, сохранялось в сове
ской историографии до конца 80-х гг., вступая во все болыщ
противоречие с интенсивным поиском немарксистскими истор|
ками основ «совместимости» методологий и укореняя непоним!
ние, недооценку по разного рода причинам основной массой а
ветских историков интересных и значительных наблюдений, го
лученных в результате этого поиска.
В целях предотвращения сползания международных научна
контактов к новому, вполне реальному в таких условиях вил
идейной конфронтации на XVI конгрессе (1985, Штутгарт), в р
боте которого участвовало 2200 делегатов из 58 стран мира, исл
рики впервые сели за «круглый стол». Они обсуждали приобр!
тавшую актуальность и научное значение тему «Ученые-истории
ii iokи несостоявшегося диалога
105
it проблемы сохранения мира»74. С основным докладом выступал
I || Тихвинский, в прениях участвовали 28 делегатов из 15 стран.
Ih.iji несколько изменен порядок работы секций конгресса75. Чис-
|И> крупных, проблемных тем сократилось до трех: «Движение Со-
|1|»|>1ивления в годы второй мировой войны» (от СССР - содок-
jlitn ILA. Жилина)76, «Образ других: иностранцы, меньшинства,
|Мир1 инальные группы» (от СССР — выступления В. Шерстобито-
Ьй. В. Тишкова, Р. Аминовой и др.) и «Индийский океан». На ме-
fctuii>логической секции обсуждались также три темы: «М. Вебер и
ш<нодология истории» (от СССР — доклад М.А. Барга), «Археоло-
(|11и и история» и «Фильм и история»77. Национальный комитет
И« । ориков СССР добился учреждения на этом конгрессе Между-
Ииродной комиссии по истории Октябрьской революции (более
|о<) человек из 20 стран) для обобщения результатов по теме «Ис-
1при()графия Октябрьской революции в разных странах»78. Таким
|И»1 м юм, начатая на Ленинском симпозиуме XIII МКИН в Мос-
Ю>г работа получила свое логическое завершение.
XVII Международный конгресс исторических наук (1990, Мад-
1HI/O собрал более 2500 участников из 49 стран мира, в том числе
Iсоветских историков79. Порядок проведения и организации ра-
fUni.i конгресса был полностью сохранен: как и на предыдущем
Hoi прессе, на обсуждение выносились три большие исторические
It ipii крупные методологические темы, в рамках которых предус-
pi!вались доклады, их экспертная оценка с последующим об-
мпюм мнениями в прениях. В числе больших исторических тем
«Ин vждались: «Открытие Америки европейцами и его последст-
йвч (от СССР — доклад Н.Н. Болховитинова «Открытие и коло-
ни мция Россией северо-запада Америки»); «Революции и рефор-
мы их влияние на историю общества» (от СССР - доклад
II В Волобуева «Особенности революции XX в.: общее и особен-
Н<н •). «Мегаполис в истории: экономические, социокультурные и
|н»«шгические аспекты (на примере крупнейших городов мира)»
(i• । ( ССР — доклад Я.Е. Водарского «Влияние Москвы на разви-
1н< ( граны в советский период»). На методологических секциях
у ждались: «Концепция времени в исторических трудах Европы
в \ ми» (от СССР - доклад М.А. Барга «Категория времен как по-
1м.тигельный принцип исторической науки»); «Антропология, со-
nn.l iиная история и история культуры» (основной доклад
ЮН. Бромлея, В.А. Тишкова); «Историческая биография как
♦ nip в истории средних веков и раннего нового времени, в исто-
рии XIX—XX вв.» (от СССР — доклад Т.А. Павловой «Методоло-
1нн миографических трудов советских историков. Пути развития»).
Кроме того, по традиции работали четыре «хронологические»
106
Раздел 1
секции, отдельно проходили заседания комиссий и организаций
при МКИН. Начатый на XVI конгрессе диалог ученых по прин^
ципу «круглого стола» был также продолжен теперь при обсуж^
дении темы «Историки и сохранение культурного наследия челсм
вечества». Его готовили национальные комитеты Испании и
СССР. Итоги «круглого стола» получили всестороннюю оценку 1
статье С.Л. Тихвинского и С.О. Шмидта в журнале «Новая и но<
вейшая история» (1991, № 1). Таким образом, впервые в истори!
МКИН столь значительное участие в организации и проведени!
конгресса принимал Национальный комитет историков СССР, I
советская историческая наука была впервые представлена докл>
дами по всем шести большим темам.
Тема «Революции и реформы» стала на конгрессе централь
ной, и Национальный комитет историков СССР, можно сказан
предопределил это. Накануне конгресса при научном совете А1
СССР по проблеме «Великая Октябрьская социалистическая ро
волюция» состоялся «круглый стол» «Реформы и революция!
его вел П.В. Волобуев. Это была своего рода репетиция выработ
ки «генеральной линии» советской делегации на XVII конгресс!
Предстояло ответить прежде всего самим себе на коренной вод
рос: «Остается ли он (“классический марксизм” - ...теория реве
люционных преобразований и обновления общества) таковым
преддверии нового, XXI столетия?» В ходе дискуссии, по мн!
нию П.В. Волобуева, был обнаружен «не плюрализм мнений, ц
...широкий разброс суждений», и все же, считал он, «мы, каже1
ся, отказались от порожденной догматизмом и другими причин!
ми абсолютизации и апологии революции как формы обще
ственных преобразований»80.
На конгрессе один из координаторов темы профессор И. Хер
манн (ГДР) поставил вопрос о необходимости разработки суи|
ностной характеристики понятия «эпоха революций», типологи
революций и реформ, а также выяснения действительной роли
места реформ в общественном развитии. Координатор-руководм
тель темы К. Деглер (США) отмечал, что перестройка в ССС1
преобразования в странах народной демократии «побуждают i
разработке концепции революций и реформ», требуют опред!
лить «более точно» критерии революции как метода преобразс
вания действительности, так как противопоставление революцщ
реформам «неправомерно». с
В вопросе о политической роли революций в истории челов!
чества мнения участников дискуссии разошлись по двум напрад
лениям: одни из них, в том числе делегация СССР, отказалис
от апологии революции как наиболее эффективного средства о<1
it 11жинесостоявшегосядиалога
107
нкч гвенных преобразований, другие, «находящиеся под сильным
П’шянием современной политической конъюнктуры и публици-
। тки, были склонны к отрицанию политической роли револю-
ции в социальном и цивилизованном прогрессе человечества»81.
II. В. Волобуев и в докладе, и в прениях подчеркивал, что co-
in 1 с кие историки, «оставаясь верными марксизму, ищут новые
м< ндологические и теоретические подходы к исследованию ре-
волюций XX в., в том числе Октябрьской»82. В дискуссии от
< < ( Р, кроме Волобуева, участвовали А.В. Чудинов, Ю.Ю. Кахк,
II И. Царанов, А.А. Твердохлеб, В.Л. Мальков. Подводя итоги их
bi n гуплений на конгрессе, С.Л. Тихвинский заметил, что запад-
ные оппоненты «упрекали» советских историков «в утрате ими
и последнее время твердых теоретических ориентиров», что, в
। пою очередь, еще раз доказывало признание наличия среди них
•не плюрализма мнений, но ...широкого разброса суждений».
Размышляя о путях, перспективах развития мировой истори-
чс( кой науки и опираясь при этом на опыт личного участия во
к» сх международных конгрессах исторической науки, начиная с
XI в Стокгольме, С.Л. Тихвинский заключил: «...Мировая исто-
|ню1 рафия продолжает развиваться в тех направлениях, которые
Ын значились еще в 80-е гг. В предметно-тематическом отноше-
нии приоритетное положение сохраняют: социальная история,
н< юрическая демография, историческая антропология, история
молодежи, женщин и детей. На конгрессе обозначилось и новое
направление - интеллектуальная история. Выделяются приори-
к । и междисциплинарного подхода, сравнительно-исторического
мп ода анализа, изучения ментальностей, усиливается внимание
► и щенениям во внутреннем мире человека, в социальных сте-
|н’о!ипах как к одному из источников социальных и политиче-
ini\ изменений в обществе, отказ от евроцентризма»83. В то же
время «в работе большинства секций и других научных подраз-
/! пений конгресса ...не возникало широкой научной дискуссии».
»io было вызвано тем, что и фактографические доклады, и вы-
• пиления, которые «содержали весомые обобщения, настолько
не стыковались” друг с другом, что не давали возможности для
• ••поставления точек зрения на стержневые проблемы той или
иной темы». В отношении темы «Революция и реформы» взгля-
п.| советских историков, очищенные от догматизма и нарочитой
шифронтационности, и их западных коллег оказались близки-
ми, несмотря на различие теоретических и методологических ус-
i.iiioBOK разных школ и направлений84.
1а ким образом, можно отметить, что XVII Международный
форум историков зафиксировал несомненное продвижение со-
108
Раздел 1
ветской исторической науки, равно как и других национальных
историографий, по пути идейной интеграции. Доказательством
поступательного характера научно-интеграционных процессов
служит опубликованный в январском номере «Вестника АН
СССР» за 1991 г. проект концепции «Мировой цивилизационЛ
ный процесс». Он разработан Отделением проблем мировой эко<
номики и международных отношений АН СССР. В нем, в част
ности, говорится: «Длительное игнорирование цивилизационны!
аспектов развития человеческого общества нанесло огромны!
ущерб как отечественной науке, так и социальной практике. Раз<
витие человечества рассматривалось однобоко, лишь под угло|
зрения формационной стадиальности, трактуемой к тому же |
примитивном сталинском понимании».
С исчезновением с политической карты мира СССР и други
стран социалистического лагеря научно-теоретическая интегр^
ция получила новый импульс развития. В сложившихся условИ
ях крайне важно удержаться от легковесных выводов о полно
несостоятельности, порочности марксизма как метода историче
ского познания, необходимо найти его реальную научную значй
мость в истории исторической мысли, истории исторической на
уки, советской историографии. В этой связи еще более очевцД
но, что без изучения архивных материалов, отложившихся
результате деятельности Национального комитета историке
СССР и его комиссий, а также партийных, правительственных
общественных учреждений и организаций, координировавши
международные и двухсторонние научные связи, без документе!
личных архивных фондов историков, участвовавших в междунй
родных форумах или готовивших их, изучение интеграционны
процессов в мировом «гуманитарном социуме» после Октяб0
1917 г. и роли советской исторической науки на международно!
арене едва ли возможно.
М. П. Мохначе^
ПРИМЕЧАНИЯ
’См.: Дудзинская Е. А. Сотрудничество историков социалистически
стран (1945-1975) // История СССР. 1976. № 6. ;
2 См.: Князев Г. А., Кольцов А. В. Краткий очерк истории АН СССР. М
к ж и несостоявшегося диалога
109
гк»4; Кольцов А. В. Ленин и становление Академии наук как центра co-
in чекой науки. Л., 1969; Комков Г. Д., Левшин Б. В., Семенов Л. К АН
< ( СР. М., 1974.
< м , например: Корнеев С. Г. Исследования по истории научных связей
АН СССР со странами Востока. М., 1967; Лебедкина Е. Д. Международ-
ны и совет научных союзов и АН СССР. М., 1974.
< м Веселов В. Г. Международные связи Института востоковедения АН
< < СР с учеными капиталистических и развивающихся стран в
ГС I 1973 гг. И Народы Азии и Африки. 1974. № 5; Он же. Междуна-
родные связи Института народов Азии // Там же. 1964. № 3; Он же.
Международные связи советских востоковедов // Азия и Африка сегод-
ни 1969. № 2; Васильев С. В., Клепикова Г. П., Стахеев Б. Ф. Сотрудни-
•пч ню Института славяноведения и балканистики АН СССР с научны-
ми учреждениями социалистических стран // Советское славяноведе-
ние 1974. № 4; Марков Д. Ф. Научная деятельность Института славя-
новедения и балканистики в системе АН СССР (к 250-летию АН
< < ( Р) // Там же. № 3; Он же. 25 лет работы Института славяноведе-
нии и балканистики АН СССР // Там же. 1972. № 1; Дудзинская Е. А.
Международные связи Института истории СССР АН СССР // История
| < СР. 1970. № 6; и др.
< м Сарбей В. Г. 3 icTopii’ утверждения россШсько!' мови на м!жнарод-
них конгресах гсториюв // Украшський юторичний журнал. 1960. № 4;
( ишимский А. Г. Участие российских ученых в международных конгрес-
<их историков И Вопросы истории. 1970. № 7; Бадя Л. В. Советские ис-
|орнки на международных конгрессах (20—50-е гг.) // История СССР,
н /4 № 3. (В статье Л.В. Бади фактически речь идет о работе А.М. Пан-
► I».новой в составе советской делегации на VII и X МКИН.)
Международные конгрессы ориенталистов проводятся с 1873 г., первый
<•>< । ом лея в Париже, второй в 1874 г. в Лондоне. В 1986 г. в Гамбурге
прошел XXXII МКО. Первым послевоенным форумом с участием пред-
। мнительной советской делегации был XXIII МКО (1954, Кембридж).
Яоклады советских ученых на конгрессе составили солидный том.
t |<>ль же представительным было участие советских востоковедов на
XXIV (1957, Мюнхен) и последующих МКО. К 100-летию форумов ори-
। hl(листов Б.М. Данциг подготовил статью «Востоковеды России на
и. +лународных конгрессах ориенталистов (1873-1912)». К XXV Мос-
м.щ кому конгрессу в 1960 г. А.К. Сверчевской составлена справка-хро-
luiK.i «Международные конгрессы востоковедов» с краткими сведения-
ми о месте и времени работы 24 конгрессов и об официальных издани-
пч ик трудов (см.: Проблемы востоковедения. 1960. № 4). К XXXII Гам-
<«\р1скому конгрессу БАН СССР подготовлен единственный в своем
1"|к* справочник «Международные конгрессы востоковедов. 1873-1983:
1.ни;1иографический указатель» (Л., 1984), содержащий обзор программ
110
Раздел 1
работы секций I-XXXI МКО на языках стран, принимавших участни-
ков конгрессов. j
7 Библиография международных научных связей советских византинисте
в основном представлена информационными сообщениями о МКВ н|
чиная с X (1955, Стамбул) по XVIII (1991, Москва), причем имени
X и XVIII МКВ получили самое полное освещение. Один из них К1
первый послевоенный с участием советских ученых, второй - как пе|
вый, созванный в СССР. На стамбульском конгрессе СССР был пр!
нят в Международную ассоциацию византинистов (см.: МКВ. Юн
Стамбул, 1955: Доклады. М., 1955. Т. 2; Лазарев В. Н. Конгресс по в!
зантиноведению в Стамбуле: заметки участника // Вопросы исторк
1956. № 1. Он же. Стамбул - Венеция: путевые заметки участник!
X конгресса византиноведения // Новое время. 1956. № 5; Удальцова \
В. X МКВ в Истамбуле // Византийский временник. 1956. Т. II
С. 236-253; Она же. Основные проблемы византиноведения в сове
ской исторической науке. М., 1955; и др.). j
Основная масса научно-информационных сообщений о МКВ в к|
риодике, в том числе в «Византийском временнике» принадлеж
чл.-корр. РАН З.В. Удальцовой. Она же является ответственным реда
тором «Византийских очерков: Трудов советских ученых к [...] конгрв
су византинистов» (XIV — 1971, Бухарест; XV — 1976, Афины; XVI
1981, Вена). На Афинском конгрессе советские византинисты выступ!
ли с развернутым обоснованием марксистской концепции развития ф
одализма в Византии. Тогда же на заседании исполкома Междунара
ной ассоциации византинистов З.В. Удальцова была избрана вице-пр
зидентом. К XVII (1986, Вашингтон) конгрессу подготовлен «Указать
советских работ по византиноведению, опубликованных в СССР
1981-1986 гг.» (Л., 1986). В 1991 г. к Московскому МКВ вышла сер|
сборников, в том числе «Византиноведение в СССР: Состояние и па
спективы исследований».
8 ТНК с участием советских ученых: IX (1957, Бангкок), X (1961, ГоноЛ
лу), XI (1966, Токио), XIII (1975, Ванкувер), а также XV, прол
дивший в Новой Зеландии (1983, Данидин). В периодической печати п
мещены лишь краткие сообщения. Несколько подробнее освещ
XIV ТНК (1979, Хабаровск). Отметим также международный симпози^
«Культура и история в бассейне Тихого океана» (1987, Хельсинки). Q
Геодекян А. А., Евграфов И. В. XIV ТНК // Вестник АН СССР. 1980. № J
Долгодворов В. Океан сближает народы: заметки с XIV ТНК // Дальн!
Восток. 1979. № 11; Морозов П. Д. XIV ТНК // Дальний Восток. № 7; ,
ревко К. Е. Проблемы новой и новейшей истории на XIV ТНК // Hoi
и новейшая история. 1980. № 2; XIV ТНК // Советская этнография. 191
№ 1; Сузюмов Е. М. 50 лет Тихоокеанской научной ассоциации // Сова
ская этнография. 1970. № 6; Советская этнография. 1987. № 5.
и. к >ки несостоявшегося диалога
111
< м информационные сообщения: Виноградов В. А. МК историков-эко-
номистов в Мюнхене (авг. 1965) // Вестник АН СССР. 1965. № 12; Ло-
"нс Л. А. О международном конгрессе историков-экономистов в Мюн-
м-нс в авг. 1965 И Возникновение капитализма в промышленности и
। г-иском хозяйстве стран Европы, Азии и Америки. М., 1968; Он же.
Научный форум по экономической истории (МКЭИ, Ленингр., авг.
I •>/()) И Вестник АН СССР. 1970. № 11; Дробижев В. 3., Шапиро А. Л.
К итогам V МКЭИ // История СССР. 1971. № 1; Романов И. Всемирный
||н>рум историков-экономистов (V МКЭИ). Науч. докл. высш. шк. //
Кономические науки. 1970. № 12. Котовский Г. Г. VI МКЭИ в Копен-
। .и сне Ц История СССР. 1975. № 2. Чистозвонов А. Н. VII МКЭИ Ц Но-
нам и новейшая история. 1979. № 3. Барг М. А. IX МКЭИ // Там же.
ГЖ7. № 1.
См. также аналитические обзоры: V МКЭИ: Конакова Н. Б. Пробле-
мы стран Азии и Африки на V МКЭИ // Народы Азии и Африки. 1971.
N” I; Кузищин В. И. V МКЭИ: Секция «Экон. ист. древн. мира» // Ве-
< шик древней истории. 1971. № 3; Медиевистика на XIII МКИН в Мо-
। кис и V МКЭИ в Ленинграде // Средние века. М., 1971. Вып. 34; Про-
(• 1смы генезиса капитализма. К МКЭИ в Ленинграде в 1970 г.: Сб. ст.
М , 1970; Удальцова 3. В. Проблема генезиса и типологии феодализма
на международных конгрессах историков и экономистов в Москве и
'книнграде (1970) // Вестник общественных наук. 1971. № 3; Чистозво-
А. Н. Проблемы генезиса капитализма (по материалам V МКЭИ и
XIII МКИН) // Новая и новейшая история. 1971. № 4.
VI МКЭИ: Котовский Г. Г. Дискуссии по проблемам экономической
ш юрии (по материалам VI МКЭИ) // Вестник АН СССР. 1975. № 1;
Ггтенбург В. И. Проблемы медиевистики на МК историков-экономи-
» юн в Блумингтоне в 1968 г. // Средние века. М., 1969. Вып. 32; Чисто-
шонов А. Н. Проблемы медиевистики на VI МКЭИ (Копенгаген, 19—23
•ни 1974) // Средние века. М., 1975. Вып. 39; Он же. Дискуссионные
проблемы экономической истории нового и новейшего времени // Но-
пая и новейшая история. 1975. № 4.
VII МКЭИ: Проблемы генезиса капитализма: Сб. ст. К VII МКЭИ в
Нинбурге, 1978. М., 1978; Никифоров В. Н. [Рецензия] // Вопросы ис-
юрии. 1982. № 4.
IX МКЭИ: Пивовар Е., Шилов В. Исследование по экономической
ш юрии: IX МКЭИ И Общественные науки. 1987. № 2.
< оветские историки приглашались на все послевоенные, начиная с
V (1956, Филадельфия), международные конгрессы антропологов и эт-
нографов (МКАиЭ). К каждому изданы сборники или серии брошюр-
ю кладов советских участников конгресса. Библиография VII Москов-
* кого (1964) МКАиЭ включает «Список членов» (М., 1964), «Труды»
\ частников конгресса в 11 томах (М., 1967-1971), ряд сборников в се-
112
Раздел I
рии «Материалы к VII МКАиЭ», например, «Аннотация работ учены!
Азербайджанской ССР (1960-1964)» (Баку, 1964) и др., а также любм
пытную с точки зрения истории науки статью А.Г. Здравомысло!
«Методологические вопросы этнографии» (Вопросы философии. 196
№ 1. С. 37—44). На основе материалов последнего, XII, МКАиЭ ПО!
готовлена монография «Человек и общество глазами советских этнол!
гов и антропологов» (М., 1990). Отметим I Международный конгря
европейской этнологии (1971, Париж) с участием историков, орган!
зованный Международным обществом этнологии и фольклора ЕвроЩ
В 1982 г. в Суздале состоялся II, а в 1987 г. в Цюрихе - 111 конгр®
этого общества. В 1981 г. в Амстердаме проходил I Интерконгр®
Международного союза антропологических и этнологических наук. С
вётские ученые (историки, этнографы, географы) принимали участи®
работе Международной комиссии по этнологическому атласу и в coal
ваемых ею с 1966 г. каждые два года международных конференциях 1
этнологическому атласу Европы и сопредельных стран. См.: Советск
этнография. 1972. № 1. С. 178-182; 1982. № 1. С. 3-7, 143-146; 19
№ 2. С. 130-136; 1987. № 6. С. 123—127; Общественные науки. 19
№ 3. С. 204-209; Международная ассоциация по изучению и распр
странению славянских культур: информационный бюллетень. М., 191
Вып. 9; С. 14—17; Брук С И., Токарев С. А. Проблемы составления |
ропейского историко-этнографического атласа // Советская этногр
фия. 1966. № 5. С. 91-101; 1968. № 5. С. 149-152; 1970. № 6. С. 9(Н|
и др.
н В 1931 г. создан Международный союз по доисторическим и ранЦ
историческим знаниям и археологии в целях развития знаний по др<
нейшей истории человечества, а также развития таких дисциплин, К
антропология, археология, фольклористика и др. Наиболее представ
тельным было участие советской делегации, в том числе историков,
VII (1966, Прага), VIII (1971, Белград), IX (1976, Ницца), X (1981, N)
хико) конгрессах. Последний с участием историков состоялся в 1986'
в Великобритании (г. Саутхемптон). См.: VII Международный конгр!
историков и протоисториков, Прага, 1966: Доклады и сообщения ар)
ологов СССР. М., 1966; Вестник АН СССР. 1977. № 9. С. 110-115; С
ветская археология. 1989. № 1. С. 296—300.
Традиция проведения первых трех международных конгрессов 1
классической археологии (1905, Афины; 1910, Каир; 1913, Рим) с уч
стием историков была восстановлена на VIII (1963, Париж), IX (19
Дамаск), XI (1978, Лондон) конгрессах. См.: Жебелев С. А. Перв1
международный археологический конгресс в Афинах (1905). Сп
1905; Фармаковский Б. В. Второй международный конгресс классик
ской археологии в Каире. Спб., 1910; Черняев П. Н. Третий между)
родный конгресс классической археологии в Риме. Варшава, 1913; О
н. несостоявшегося диалога
113
ин стенные науки в Узбекистане. 1963. № 12; Вопросы истории. 1970.
N - 7; Вестник древней истории. 1970. № 3.
Необходимо упомянуть о международных конференциях антикове-
пов социалистических стран «Эйрене», проводившихся с 1956 г. (см.:
1о1убцова Е. С. Общество античников «Эйрене» // Общественные нау-
ки 1977. № 1).
М ( м Старостин Е. В. Развитие международного архивного сотрудниче-
< ни до 2-й мировой войны. М., 1983; Он же. Международные архи-
нные организации и их деятельность. М., 1989.
На страницах журналов «Исторический архив» и «Советские архи-
|»|.|> помещены аналитические обзоры III (1956, Флоренция) —
\1 (1988, Париж) международных конгрессов архивистов, международ-
ных конференций «круглого стола» архивов, а также конференций ру-
ководителей архивных учреждений, представителей архивов академий
наук, совещаний публикаторов архивных документов, редакторов ар-
чи иных журналов социалистических стран.
“ Н 1958 г. вышла книга П.Н. Беркова «Международное сотрудничество
• павистов и вопросы организации славянской библиографии». К V МСС
(1963, София) готовилась, но запоздала с выходом в свет «Библиогра-
фия изданий Советского комитета славистов (1956-1966)» (см.: Сла-
вянские литературы. V МСС. М., 1968). На этом съезде впервые при-
нимала участие представительная (более 40 чел.) делегация советских
историков. К VI (1968, Прага) МСС вышел обзор В.Д. Королюк «Со-
ве гские историко-славянские исследования (1917—1967)» в журнале
'•Советское славяноведение». 1967. № 5.
Итоги почти тридцатилетней работы советских библиографов под-
ведены в краткой информационной справке К. Л ютовой и Б. Корот-
ки ной «Съезды славистов и развитие славистических библиографий» (в
книге «Международная ассоциация по изучению и распространению
славянских культур: информационный бюллетень». М., 1986. Вып. 14.).
Информация о научно-организационной работе по проведению
международных форумов славистов помещена в юбилейных изданиях:
25 лет деятельности Института славяноведения и балканистики:
1947—1972. М., 1971; Советское славяноведение. 1973. Вып. 1; Аксено-
ва Е. П. К 40-летию научной деятельности Института славяноведения и
балканистики АН СССР // Советское славяноведение. 1987. Вып. 2;
Ритчик Ю. И. 10 лет Международной ассоциации по изучению и рас-
пространению славянских культур // Советское славяноведение. 1987.
№ 2.
В конце 70-80-х гг. появилась первая проблемно-историографиче-
ская статья Л.Г. Невской о балто-славянской проблематике на I (1904,
Санкт-Петербург) - VIII (1978, Загреб) съездах славистов. М. Досталь
и С. Вольман обратились к вопросам методологии сравнительного изу-
114
Раздел I
чения славянских культур на МСС и на двухстороннем уровне (см.{
Советское славяноведение. 1983. № 5; Историографические исследовач
ния по славяноведению и балканистике. М., 1984; Методологически
проблемы истории славистики. М., 1978).
Международный комитет славистов создан в 1955 г. В 1956 г. в Мв
скве состоялось первое заседание комитета, на котором обсуждалаа
программа работы очередного IV МСС. Послевоенные МСС широц
освещались в советской периодике, особенно IV (1958, Москва) |
IX (1983, Киев). К X МСС (1988, София) издана библиография по сл|
вяноведению и балканистике за 1983—1987 гг.
14 Международные съезды финно-угроведов (МСФУ), созываемые раз,
пять лет с 1960 г. могут служить ярким примером межотраслевой и|
те грации. Сначала на них съезжались археологи, антропологи, этногр!
фы, литературоведы, фольклористы, лингвисты. I (1960) и IV (197,
МСФУ проходили в столице Венгрии Будапеште, II (1965) и V (1980}
Финляндии, соответственно в Хельсинки и Турку, III (1970) и VI (198|
в СССР: в Таллине и Сыктывкаре. В трех последних (IV—VI) участв|
вали историки. К VI МСФУ советские историки подготовили сери
докладов по истории миграционных процессов коми, ижемцев, нар!
дов Северного Приуралья в XV-XX вв. На международном симпозн]
ме «Антропология и традиционные культуры финно-угорских народе!
(1989, Хельсинки) также выступали советские историки. В 1990 г. в Д
брецене (Венгрия) состоялся VII МСФУ, его материалы готовятся к Ш
чати.
См.: III МСФУ: Международный конгресс финно-угроведов. II
Доклады, Таллин. 1970. Т. 1; Известия АН СССР. 1971. Т. 20; Общ
ственные науки. 1971. № 4; Советская этнография. 1971. № 3.
IV МСФУ: Вестник АН СССР. 1976. № 4; Советская этнографу
1976. № 3; Советская археология. 1977. № 1. ;
После IV МСФУ в Тартуском государственном университете публ!
куются «Труды по финно-угроведению» в виде тематических сборн|
ков. С 1975 по 1990 гт. вышло 17 сборников, в том числе о финно-у
роведческой школе Пауля Аристэ и ее связях (1975, № 12; 1986, № 1
1990, № 17).
V МСФУ: Халиков А. X. Международный симпозиум, посвящений
10-летию Финно-угорского общества Финляндии (Хельсинки, 1983) J
Советская археология. 1985. № 2.
VI МСФУ: Тезисы VI МСФУ. М., 1985. Т. 1-4; Материал
VI МСФУ: В 2 т. М., 1989; Известия АН ЭССР. 1986. № 35; Общ
ственные науки. 1986. № 3; Советская этнография. 1986. № 5.
Дудзинская Е. А. Международные научные связи советских историка
М., 1978. С. 233.
16 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 52. С. 303.
»i. н >ки несостоявшегося диалога
115
1 Иоффе А. Е. Международные связи советской науки, техники и культу-
ры, 1917-1932. М., 1975. С. 8.
•• Ь’дшнская Е. А. Международные научные связи. С. 7, 8.
” Минц И. И. Марксисты на исторической неделе в Берлине и VI Меж-
народном конгрессе историков в Норвегии // Историк-марксист.
1*129. № 9. С. 95.
*' Инг. по: Дудзинская Е. А. Международные научные связи... С. 23.
11 < м., например: Красильников А. Н. Политика Англии в отношении
< (СР, 1929-1933. М., 1959; Борисов Ю. В. Советско-французские от-
ношения (1924-1945 гг.). М., 1964; Фураев В. К Советско-американ-
< кис отношения, 1917—1939 гг. М., 1964; и др.
"< м : Соловьев А. Н. Из истории франко-советских культурных и науч-
ных связей в 1931-1935 гг. // Вестник истории мировой культуры.
Г >60. № 1; Злыднев В. И. Из истории установления советско-болгарских
>у»н>турных связей // Советское славяноведение. 1965. № 1; Мура-
иы'в Ю. П. Совете ко-германские культурные связи в период Веймар-
< м>й республики И Вестник истории мировой культуры. 1966. № 5;
/саков В. Д. Советская наука в годы первой пятилетки. М., 1971.
♦ ’ < м International Congress of Historical Studies. London, 1913; Ардашев П. H.
I регий международный исторический конгресс в Лондоне. Спб., 1913.
“< м Известия РАН. Сер. VI. Т. 16. С. 135, 144-145.
♦ ’ < м : Ученые записки Института востоковедения. 1960. Т. 25. С. 35; Ак-
рамов Н. М. Выдающийся русский востоковед В.В. Бартольд. Душанбе,
l‘>6L С. 80.
• * I In I. по: Дудзинская Е. А. Международные научные связи... С. 12.
• ( м : Compte rendu du V Congres international des sciences historiques.
Hmxelles, 1923; СИЭ. T. 9. C. 271.
♦ •( мДокументы об участии советских ученых в VI МКИН / Подг. к
и< ч О.В. Тресковой И Советские архивы. 1973. № 6.
* •< м : Минц И. И. Указ. соч. С. 91.
VII МКИН с докладами выступили Ю. Бруцкус, П.Н. Савицкий,
II 1> Струве, А.В. Флоровский. В списке значились также А.Н. Грабарь
и М И. Ростовцев. На VIII МКИН в Цюрихе выступали Г.В. Вернад-
- кий, И.И. Лаппо, Е.Ю. Перфецкий, А.В. Флоровский. На IX МКИН
и 11ариже с докладом выступил А.В. Флоровский «как профессор праж-
- юго университета, имевший с 1946 г. советский паспорт» (см.: Пашу-
»ю В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 23, 31).
’ м также: Флоровский А. В. Русская историческая наука в эмиграции
11 ‘>20—1930) Ц Труды V съезда РАОЗГ в Софии, 14-21 сент. 1930. Со-
•|шм, 1932. Ч. 1.
1 Нонин В. П. Международный конгресс историков в Варшаве (Стено-
чммма доклада, прочитанного в открытом заседании Историко-Архе-
• и рафического института АН СССР) // Исторический сборник. I. Тру-
116
Раздел 1
ды Исторической комиссии АН СССР. Л., 1934. С. 8.
32 См/. Академия наук за 10 лет. Л., 1928. С. 208; Этнография. 1929. № 1.
С. 134.
33 См.: Этнография. 1929. № 1. С. 134, 142—143. 1
34 См/ Научный работник. 1927. № 2. С. 80-81; Этнография. 1929. № I,
С. 103.
35 См/ Научный работник. 1927. № 3. С. 69, 71; Экономическая жизн|
Дальнего Востока. 1926. № 12. С. 58-60.
36 См/ Бюллетень Общества востоковедения при Дальневосточном уни*
верситете. Владивосток, 1929. № 1-2. С. 86.
37 См/ Сообщения ГАИМК. 1932. № 9-10. С. 71. В 1961 г. СССР вошел I
состав специального комитета, избранного на VI Международном кои
грессе Ассоциации в Варшаве; тогда же на секцию доисторического пе<
риода была возложена координация работы по изучению первобытно*
го общества.
38 См/ Proceedings of the First International Congress of Prehistoric and Pro»
tohistoric Sciences. London, 1934.
39 Cm.: Ill Международный конгресс по иранскому искусству и археоло!
гии: Доклады. М.; Л., 1939. В 1968 г. советские ученые принимали учШ
стие в работе V конгресса (Тегеран - Шираз). См/ Вестник древне!
истории. 1969. № 3. С. 205-208. «
40 См/ Историк-марксист. 1934. № 6. С. 103. 1
41 См/ III Международный съезд славистов, 18-25 сентября 1939 г., Бел
град: Сообщения и рефераты. Белград, 1939. Т. 1-2 (на серб. яз.). !
42 Дудзинская Е. А. Международные научные связи... С. 19.
43 Цит. по: Черепнин Л. В. Отечественные историки XVIII-XX вв/ Сб. ст,
выступ., восп. М., 1984. С. 130.
44 См/ Пашуканис Е. Б, Неделя советских историков в Берлине // Bed
ник коммунистической академии. 1928. Т. 30(6). С. 239.
45 См/ Lheritier М. Le VI Congres international des sciences historiques (Osk
14-18 aout 1928). Paris, 1928.
46 Советские архивы. 1973. № 6. С. 50-56.
47 На IX МКИН в Париже комиссия была учреждена заново как Межд|
народная комиссия по истории социальных движений и социальна
структур. В ее задачи входила организация коллоквиумов и публикацМ
источников по истории социальных движений XIX-XX вв. Советсй1
ученые участвовали в коллоквиумах в Страсбурге (1958), Стокгольм
(1960), Тунисе (1964), Париже (1964), Вене (1965) и пр., приняли акти|
нейшее участие в подготовке к публикации трехтомного перечня исто?
ников по истории I Интернационала, в организации и проведении j
1964 г. международных конференций в Москве, Берлине, Варшаве, кой
локвиума историков-марксистов в Париже, посвященных 100-лети
I Интернационала. В 1965 г. в Праге состоялась международная встр
i оки несостоявшегося диалога
117
•м ученых-марксистов, посвященная ЗО-й годовщине VII конгресса Ко-
минтерна. В 1989 г. в Будапеште проходила международная конферен-
ции, посвященная II Интернационалу. Таким образом, и в этом на-
правлении научных исследований велось целенаправленное оформле-
ние «действий...» историков-марксистов.
Но инициативе Н.М. Лукина в рубрикаторе библиографии выделена
нпсратура по методологии истории, этнографии, этнологии, а также
»к юрии рабочего и коммунистического движения, социально-эконо-
мической истории, истории социалистического строительства.
о/шако Парижская международная конференция по вопросам препо-
млиания истории (1931) проходила без участия советской делегации.
Н юги работы конференции получили в целом негативную оценку в co-
niчекой историографии тех лет.
Пгсгник Коммунистической академии. 1929. № 33(3). С. 270.
Панкратова А. М. VII МКИН в Варшаве // Борьба классов. 1933. № 10.
< К).
Ivkuh Н. М. VII МКИН в Варшаве // Историк-марксист. 1933. № 5.
< 126.
МчПинская Е. А. Международные научные связи... С. 31.
Нонпш В. /7. Международный конгресс историков... С. 5—24.
IhueuH В. П. Методологическая дискуссия на Варшавском конгрессе //
Ьорьба классов. 1933. № 10.
< м VIII Congres international des sciences historiques. / Zurich, 1938;
< oinmunications, v. 1-2, Paris, 1939; IX Congres international des sciences
iir.ioriques. Paris, 28 aout-3 sept. 1950, v. 1-2, Paris, 1950-1952.
< м . X МКИН: За дальнейшее укрепление научных связей между исто-
риками всех стран // Вопросы истории. 1955. № 8; Тематика докладов
X МКИН Ц Вопросы истории. 1955. № 11; Бойко И, В Риме нака-
и\нс МКИН: Путевые заметки члена советской делегации // Советская
Брайна. 1956. № 1; Панкратова А. М. На конгрессе историков в Ри-
ме Заметки главы делегации советских историков // Новое время,
ms. № 2; Она же. К итогам X МКИН // Вопросы истории. 1956.
N 5; Дружинин Н. М. На X МКИН // Вестник АН СССР. 1955. № 12;
/•< шее Е. А. Доклады востоковедов на X МКИН - краткое сообщение
Института востоковедения (АН СССР). Т. 32. 1958; Новосельский А. А,
Шенков В. И. Издания исторических источников в СССР: Сообщения
ил X МКИН И Исторический архив. 1956. № 2; Наследова Р. А., Забо-
i»>i< М. А. Византия и Запад в «Трудах» X МКИН в Риме // Византий-
• ши временник. 1956. Т. 11; Самойлов А. С. Проблема абсолютной мо-
м «рхии в современной марксистской и буржуазной историографии (по
м.нсриалам X МКИН в Риме) // Средние века. М.; Л., 1959. Вып. 16;
। mhpoea Н. А. Современная медиевистика в обзорных докладах на
\ МКИН И Там же. Вып. 8; Смирин М. М. Вопросы историографии на
118
Раздел I
X МКИН // Там же. Вып. 8; Чистозвонов А. Я. Проблемы средневекош
идеологии и экономики по материалам IV т. «Докладов» X МКИН // Т|
же. Вып. 8.
XI МКИН: Сообщение о предстоящем распределении докладов |
МКИН // Вопросы истории. 1957. № 7; К предстоящему XI МКИ1
Предварит, список докладов // Вопросы истории. 1960. № 3; Губер А,
Некоторые проблемы новой и новейшей истории на XI МКИН в Ст
кгольме // Новая и новейшая история. 1961. № 1; Он же. На конгрео
историков в Стокгольме // Вестник АН СССР. 1960. № 11; Дилигъ
ский Г. Г. Проблемы истории античного рабства на XI МКИН // Веб
ник древней истории. 1961. № 2; Осипова Т. С., Пичугина И. C.f Ct
нидзе А. А. Сообщения на XI МКИН в Стокгольме // Средние века. N
1961. Вып. 20; Сидорова Н. А. XI МКИН и вопросы медиевистики
Там же; Поляков Ю. А., Черепнин Л. В. Вопросы истории СССР |
XI МКИН // История СССР. 1961. № 1; Степанова Е. А. Проблемы 0
бочего движения на XI МКИН в Стокгольме // Вопросы исторг
КПСС. 1960. № 6; Тихвинский С. Л. Вопросы истории стран Востока!
XI МКИН Ц Проблемы востоковедения. 1960. № 6; Он же. XI МКИ
в Стокгольме // Вестник истории мировой культуры. 1961.
XI МКИН в Стокгольме // Вопросы истории. 1960. № 12; Ассатурова М<|
Общее собрание Отделения исторических наук (АН СССР), посвянш
ное итогам XI МКИН в Стокгольме // Новая и новейшая истора
1961. № 1; Шурбованный Г. Общее собрание Отделения историчеся
наук (АН СССР), посвященное итогам XI МКИН в Стокгольме // Bd
росы истории. 1960. № 12; Березкин А., Кузнецова К. История и сова
менная борьба идеологии // Коммунист. 1960. № 7. Я
58 Хроника представительства советских ученых на национальных научм
форумах послевоенного тридцатилетия: 1948 г. — VII съезд польских Я
ториков во Вроцлаве; 1951 г. — 1 Методологическая конференция пои
ских историков в Отвоцке; 1953 г. — конгресс историков в Венгра
XII съезд польских востоковедов; 1956 г. — IV съезд австрийских иса
риков, 1958 г. - III съезд чешских историков в Праге, VIII съезд ПОЯ
ских историков в Кракове, XIV конгресс немецких востоковедов в Га
ле; XX национальная конференция индийских востоковедов; 1963 г!
конгресс венгерских этнографов в Будапеште, IX Всепольский съЯ
историков в Варшаве, VI Турецкий национальный исторический ков
ресс в Анкаре; 1964 г. — VII конгресс Этнологического общеаЯ
СФРЮ; 1965 г. - III конгресс историков ГДР в Берлине, 1971 г. — X И|
польская конференция социологов в Варшаве; 1973 г. — II национаЯ
ный симпозиум румынских фольклористов в Балчике и т. д. I
59 См.: Дудзинская Е. А. Международные научные связи... С. 49—51. 1
60 Там же. Гл. III и IV. |
61 Там же. Гл. V. Л
- -а и несостоявшегося диалога 119
< М XII МКИН (1965, Вена); Губер А. А. К предстоящему XII МКИН
(• прилож. тематики докладов) // Вопросы истории. 1964. № 5; Дуби-
»,1 К. Голос советских историков на международных форумах: Обзор
никладов на XII МКИН // Коммунист Украины. 1966. № 4; Болтин Е.
осуждение проблемы истории Движения Сопротивления на Всемир-
ном конгрессе историков // Военно-исторический журнал. 1966. № 1;
'Ьоб'Шнская А. Д., Вайнштейн О. Л. Проблемы медиевистики на
\П МКИН в Вене // Средние века. М., 1967. Вып. 30; Пигулевская Н. В.
Проблемы истории древнего мира на XII МКИН в Вене // Вестник
npi иней истории. 1966. № 2; Славянская проблематика на XII МКИН
и Вене И Советское славяноведение. 1966. № 1; Тихвинский С. Л. Воп-
1»<ц ы истории Азии и Африки на XII МКИН // Народы Азии и Афри-
1966. № 1; Манфред А. 3. Конгресс историков в Вене: К итогам
ЧП МКИН И Вестник АН СССР. 1966. № 1; Черепнин Л. В. XII МКИН //
Н< юрия СССР. 1966. № 1.
В ходе работы конгресса была учреждена Международная ассоциация
но изучению стран Юго-Восточной Европы (МАИЮВЕ), которая уже
< 1‘И)6 г. стала проводить раз в четыре года исторические конгрессы.
Н(ч шик АН СССР. 1966. № 1. С. 100-101.
I лм же. С. 102.
< м Ковалев П. А. Ленинский симпозиум на XIII МКИН // Научные
|щды Ташкентского университета. 1972. Вып. 423.
Предварительно был разослан пакет документов МКИН (в том числе
• выше 70 докладов, справочно-библиографический указатель вышед-
ших в СССР в 1960-1969 гг. исследований, брошюра об издании ие-
н-тиков и научных работ, посвященных Ленину и историческому
опыту КПСС), синхронный перевод выступлений на трех языках и их
м и нитофонная запись, проводились встречи с сотрудниками отрасле-
IH.IX институтов Отделения истории АН СССР, студенчеством и т. д.
I м XIII МКИН. 1970, Москва: Доклады... Т. 1, ч. 1. С. 129, 130-131,
I Ч), 139, 147; Т. 1, ч. 4. С. 5-33; Блаватский В. Д. Античный мир и
Нис гок. М., 1970.
< м : XIII МКИН (1970, Москва): Протопопов А. С. К предстоящему
\l 11 МКИН И Новая и новейшая история. 1968. № 5; Илюхина Р. Ha-
in ) речу Московскому международному конгрессу исторических наук //
и< юрия СССР. 1968. № 6; То же // Общественные науки сегодня.
нь9. № 5; К XIII МКИН: Из циркуляра № 2 Оргкомитета // Вопросы
ш юрии. № 3; Губер А. А. Проблемы новой и новейшей истории в про-
• р.шме XIII МКИН // Новая и новейшая история. 1970. № 3; Он же.
\ 111 МКИН в Москве: Некоторые итоги и перспективы // Вопросы ис-
| 'рии. 1971. № 6; Драбкин Я. С., Мирский Э. М. Дискуссии по пробле-
млм методологии истории по материалам XIII МКИН // Вопросы фи-
шеофии. 1971. № 6; Медиевистика на XIII МКИН в Москве и на
120
Раздел I
V МКЭИ в Ленинграде // Средние века. М., 1971. Вып. 34; Обушенко*
ва Л. Работа Международной комиссии славянских исследований и|
XIII МКИН; Зеленин В. В. Заседания комиссии Международной ассС|
циации по изучению Юго-Восточной Европы // Советское славяновв
дение, 1971. № 1; Осипова К. А. Византиноведение на XIII МКИН Л
Византийский временник. М., 1972. Т. 33; Паротькин И., Киселев А, I
международной комиссии сравнительной военной истории и Междунв
родном комитете истории II мировой войны. На XIII МКИН // Boell
но-исторический журнал. 1970. № 11; Пашуто В. Т., Поляков Ю. Я
Вопросы истории СССР на XIII МКИН // История СССР. 1971. Nfc
Сказкин С. Д. Основные проблемы медиевистики на XIII МКИН в ММ
скве И Средние века. Вып. 34; Смирин В. М. XIII МКИН: Секция древнЛ
истории И Вестник древней истории. 1971. № 1; Храмов С С. XIII МКИН1
Преподавание истории в школе. 1970. № 6; Чубарьян А. О. Форум ис*Д
риков: К итогам XIII МКИН // Вестник АН СССР. 1971. № 1; ЯшЛ
форов В. Н. Размышления после конгресса историков // Советская Л
ториография стран зарубежного Востока. М., 1975; Общее собранЯ
Отделения истории АН СССР: К итогам XIII МКИН // Новая и НВ
вейшая история. 1971. № 2; Нарочницкий А. Л. К итогЯ
XIII МКИН И Новая и новейшая история. 1970. № 6.
70 Назовем наиболее представительные международные форумы с участиЯ
советских историков: 1970 г. - симпозиум по проблемам аграрной исД
рии Восточной Европы и новым методам исследовательских работ (ТЛ
лин); 1974 г. - симпозиум «Методологические проблемы этнографиЛ
ских исследований современного быта и культур» (Бургас); 1975 г. - Л
минар ученых соцстран «Единичное, особенное и общее в процессах Л
менения народных традиций в условиях строительства социализЛ
(Братислава); 1976 г. - конференции: по вопросам методологии исслсЛ
ваний взаимовлияния культур (Белград, под эгидой ЮНЕСКО), «МеЛ
этнографии среди других наук: советская и западная точки зрения» (Л
стрия); коллоквиум ученых СССР и ГДР на тему: «Борьба с соврем Л
ными основными течениями буржуазной идеологии в области этногЛ
фии» (Берлин), семинар «Этнографический метод и его место в сояЛ
менной культуре» (Словакия); 1977 г. — симпозиумы: «Движущие оЛ
формирования человека и человеческого общества» (ФРГ), «ИсследоЛ
ние этнических явлений и процессов - главная задача марксистской Л
нографии» (Лейпциг); 1978 г. - конференция «Современное состояниЛ
задачи этнографической науки в социалистических странах» (ПраяЯ
1981 г. — симпозиумы: «Основные проблемы антропо- и социогеняЯ
(Веймар), «Эволюция и окружающая среда» (Брно), «Проблемы единЛ
ва человека в работах П. Тейяр де Шардена» (Париж), совещание арЛ
ологов, историков, этнографов по проблеме «Расы» (Афины) и др. Л
71XIV МКИН (1975, Сан-Франциско): Тишков В. А. О подготовке сойЛ
и. н жи несостоявшегося диалога
121
i ких историков к конгрессу: Навстречу XIV МКИН // Новая и новей-
шая история. 1974. № 6; Он же. Предстоящий XIV МКИН // История
< ССР. 1975. № 1; Голубцова Е. С. О работе секции античной истории
на XIV МКИН Ц Вестник древней истории. 1976. № 4; Дахшлейгер Г. Ф.
Некоторые проблемы истории кочевых обществ на XIV МКИН // Со-
ветская этнография. 1976. № 4; Кахк Ю. Ю., Ковальченко И. Д. Мето-
пологические проблемы применения количественных методов в исто-
рическом исследовании // История СССР. 1974. № 5; Тихвинский С. Л.,
hiuiKoe В. А. Проблемы новой и новейшей истории на XIV МКИН //
Новая и новейшая история. 1976. № 1; Удальцова 3. В. Проблемы ме-
лиевистики на XIV МКИН в Сан-Франциско // Средние века. М.,
1976. Вып. 40; Жуков Е., Соколов О. История и общество: К итогам
XIV МКИН // Коммунист. 1976. № 2; Кукушкин Ю. С. XIV МКИН //
Преподавание истории в школе. 1976. № 2; Сахаров А. М., Хромов С, С.
XIV МКИН Ц Вопросы истории. 1976. № 3; Сахаров А. М. О некото-
рых методологических вопросах на XIV МКИН: Заметки делегата //
Вестник Московского университета. Серия 9. История. 1976. № 3.
"XV МКИН (1980, Бухарест): Мордвинцев В. Ф. Навстречу XV МКИН: О
ходе подготовки советских историков к конгрессу // Новая и новейшая
история. 1979. № 6; Программа XV МКИН // Там же. 1978. № 1; Ант-
<н як А. В. Вопросы военной истории на XV МКИН // Там же. 1981.
> 5; Виноградов В. А. К обсуждению вопросов истории народов Цент-
рпльной и Юго-Восточной Европы на XV МКИН // Там же. № 1; Григу-
и-вич И. В, Удальцова 3. В., Чубаръян А. О. Проблемы новой и новейшей
истории на XV МКИН // Там же. № 4; Пашуто В. Т Некоторые пробле-
мы отечественной истории и преподавания истории в школе на
XV МКИН И История СССР. 1981. № 5; Удальцова 3. В. Проблемы ме-
ниевистики на XV МКИН в Бухаресте // Средние века. М., 1982.
Вып. 45; Урсу Д. П. Востоковедение и африканистика на XV МКИН в
Ьухаресте // Народы Азии и Африки. 1981. № 2; Герасев В. И., Фила-
тов А. М. Итоги работы советских историков на XV МКИН // Новая и
новейшая история. 1981. № 1; Дробижев В. 3. XV МКИН // Вестник
Московского университета. Серия 9. История. 1981. № 2; Тихвинс-
кий С. Л., Тишков В. А. XV МКИН // История и общество. 1980. № 12.
' < м.: Сахаров А. М. О некоторых методологических вопросах на XV МКИН //
Вестник Московского университета. Серия 9. История. 1976. № 3.
(3-22.
"См.: Тишков В. А. История и историки в ядерный век: По материалам
XVI МКИН Ц Вестник АН СССР. 1986. № 2. С. 107-118.
XVI МКИН (1985, Штутгарт): Тихвинский С. Л. О заседании Бюро
МКИН // Вопросы истории. 1983. № 8; Гутнова Е. В., Котельникова Л. А.,
Чиколини Л. С. Проблемы медиевистики на XVI МКИН в Штутгарте //
с редние века. М., 1987. Вып. 50; Поляков Ю. А., Трукан Г. А. Пробле-
122
Раздел I
мы истории СССР на XVI МКИН в Штутгарте // История СССР. 1986,
№ 5; Севостьянов Г. Н., Чубарьян А. О. Проблемы новой и новейшей
истории на XVI МКИН в Штутгарте // Новая и новейшая история
1986. № 2; Семенов С. С. История Великого Октября на XVI МКИН
Штутгарте // История СССР. 1986. № 3; Удальцова 3. В., Бибиков М. i
Чичуров И. С. Византинистика на XVI МКИН // Византийский времен
ник. М., 1987. Т. 48; Чубарьян А. Всемирный конгресс историков // ОбиЦ
ственные науки. 1986. № 2; Тихвинский С. Л., Тишков В. А. XVI МКИН /
История и общество. 1986. № 1.
76 Подтемы: «Новые явления в дипломатии после 1914 г.: структура, обеО
печение мира, методы (техника дипломатии)» (содокладчик А. НароЧ
ницкий); «Политические партии, общественное мнение и проблем!
европейской безопасности после 1945 г.» (коллективный доклад А.
барьяна, Б. Марушкина, В. Шилова, А. Филитова). 1
В 50-60-х гг. ученые СССР участвовали в работе пяти конгрессе
(1951, 1954, 1959, 1962, 1965) Международной федерации борцов С(
противления (ФИР), созданной в 1951 г. в Вене. Первые три конгр0
са проходили там же, четвертый - в Варшаве, пятый - в Будапеште.
В 60-х гг. Национальный комитет историков СССР выступил однм
из инициаторов организации наряду с конгрессами ФИР междунарО!
ных тематических форумов по истории Движения Сопротивления в Й
ды второй мировой войны (ДС). В 1959 г. во Флоренции состояла^
I Международная конференция на тему «Движение Сопротивления
молодое поколение», вторая — «Союзники Движения Сопротивления)
Европе» — проходила в Милане в 1961 г. В том же году в Москве сосп
ялась первая сессия Комиссии связи историков ДС, на которой бы)
принято решение созвать III конференцию в Праге в 1963 г. (она сосТ|
ялась в Карловых Варах). Накануне в Варшаве ученые социалистичесю
стран собрались на конференцию «Национальный и международный Я
рактер Движения Сопротивления в Европе в годы второй мировой во!
ны». В 1965 г. в Праге советские историки участвовали в работе II Мая
дународной конференции по преподаванию истории Движения Сопр
тивления в вузе и школе, она была организована ФИР, а в Дрездене пр
ходил коллоквиум на тему «Подготовка войны западноевропейски
империализмом». В 1966 г. также состоялись две международные конф
ренции: в Париже - посвященная истории Народного фронта в 1936
и деятельности М. Тореза, в Лейпциге — на тему «Армия и политик!
В 1969 г. в Париже проходил международный коллоквиум «Война 1
Средиземном море. 1939-1945», в Охриде - очередная конференция уч
ных социалистических стран «Движение Сопротивления на Балканах*,
77 К конгрессу были изданы на английском, немецком, французском яэ|
ках два сборника: «Советская историческая наука на современном at
пе» и «Движение Сопротивления в Европе в годы второй мировой sofl
। ’. । < жи несостоявшегося диалога
123
in i >, на пяти языках вышел ежеквартальник АН СССР «Social Sciences»
tN* 3), содержащий основные положения докладов советских участни-
ка конгресса.
’• Il 1984 г. в Баку проходила международная конференция «Защита заво-
- плний социалистической революции», в 1985 г. в Кишиневе - симпо-
шум «Великий Октябрь и пролетарский интернационализм». В 1987 г.
и Москве состоялась конференция «Критика немарксистской историо-
। рафии социальных революций и классовой борьбы в новое время».
’* WII МКИН (1990, Мадрид): Шилов В. С. Предстоящий XVII МКИН //
Новая и новейшая история. 1989. № 6; Ионесов В. И. Международный
Форум историков в Мадриде // Общественные науки в Узбекистане.
ГНО. № 11; Кахк Ю. Обсуждение места и роли революций во всемир-
но историческом процессе на международной встрече ученых в Мадри-
зе // Известия АН Эстонии. 1991. Т. 3; Тихвинский С. Л. XVII МКИН в
Мадриде // Новая и новейшая история. 1991. № 2; Он же. Советские
in горики в Мадриде: По материалам VII МКИН // Вестник АН СССР.
1‘)‘Л. № 4.
* Новая и новейшая история. 1991. № 2. С. 74-103.
•' 1.1м же. С. 102.
' l.iM же. С. 103.
“ l.iM же. С. 17.
•' I дм же. С. 18.
Дискуссии в советской историографии:
убитая душа науки*
Как известно, движение науки, ее открытия, озарения учены
невозможны без особой творческой атмосферы, свободного обм(
на мнениями, дискуссий, рождения смелых научных гипотез и И
последующего подтверждения или опровержения, которые истц
кон веков питали и питают подлинное научное развитие. Поэте
му писать об исторических дискуссиях в тот или иной период жИЗ
ни страны — это значит затронуть святая святых науки: ее творЧ!
с кий потенциал, коснуться условий развития и существа самог
научного процесса.
Дискуссии составляют один из важнейших компонентов на)
ки, ее сердцевину, ее душу. Русская историческая наука, как 1
всякая другая область научных знаний в России, переживала Й
своем пути периоды ярких взлетов и долгих унылых затиши!
яростных свободных столкновений мнений и давления тяжелой
официального идеологического пресса, омертвлявшего все Ж1
вое. Последнее, пожалуй, можно назвать традиционным. Нела
кая судьба исторических сочинений Н.М. Карамзина, А.С. Пуш
кина лишь один из примеров, подтверждающих это положени
В старой России, в условиях ожесточенного противостояния ра
личных слоев населения, нередко заканчивавшегося террором^
справа, и слева, историческая наука, самая «общественная», с
мая близкая человеческим представлениям и интересам наук
постоянно испытывала на себе влияние среды. И хотя вторая rt
ловина XIX и начало XX в. продвинули ее по пути свободной, и
зависимой, высокопрофессиональной и вполне гражданской ди
циплины, хотя к 1917 г. российская историческая наука обогап
лась трудами блестящей плеяды учеников В.О. Ключевского»!
также историков социал-демократов разных направлений и уч|
ных иных научно-политических ориентаций, что само по cei
* Рассматриваются дискуссии по истории России и СССР. j
but.душа науки
125
пн ичельствовало о реальном плюрализме в этой научной отрас-
н 1яжелое наследие былого с его экстремизмом мнений, указу-
ющим перстом власть имущих продолжало оказывать на нее из-
шое влияние.
Революционный переворот, захват власти большевиками, пос-
|г/|ук)щий разгон Учредительного собрания и начало граждан-
войны, выход на общественную арену миллионных масс,
)|><-Аде униженных и оскорбленных, малокультурных и обозлен-
h>i \. которых вели за собой в большинстве своем столь же мало-
lY-ii.i урные, фанатичные и закомплексованные вожди, затвердив-
шие марксистские догмы, создали в стране атмосферу, которая
идеологизировала всю общественную жизнь. В результате
h шрическая наука, еще недавно набиравшая силу как свободная
| шчависимая, оказалась на краю пропасти, имя которой идео-
Ши им, новая идеология, идеология победителей. Сокрушая ста-
kut мир, новый порядок не мог принять и общественную науку
мира.
В апреле 1918 г. секретарь СНК Н.Г. Горбунов, посетив непре-
innioro секретаря Академии наук России С.Ф. Ольденбурга, со-
Юн1ид ему о намерении советского правительства оказать по-
кинь академии в организации экспедиций и издании наиболее
1Г1П1ЫХ документов1. В то время новая власть еще поддерживала
I археологические исследования, и архивоведение. Видный исто-
пи дореволюционной школы С.Ф. Платонов был назначен рек-
И|»<)м преобразованного петроградского археологического инсти-
yi.i. которому были приданы функции высшего учебного заведе-
|ни в целях подготовки археологов и археографов. Ученый, ан-
111ик и медиевист старой школы, И.М. Греве составил план из-
|йиий секции Исторического общества при Петроградском уни-
|р| н и гете, созданного для проведения в жизнь реформы препода-
ьшия истории в средней школе.
Но вскоре раздались первые раскаты революционного хрома. В тече-
Цн> 1918 г. с неумолимой последовательностью новая власть закрывала
к юрические журналы, многие из которых имели долгое и славное про-
1в нх-. Канули в Лету «Русская старина», знаменитые «Чтения в Обще-
ц|м истории и древностей российских при Московском университете»,
•Н<ч шик археологии и истории», научно-популярный журнал «Гер-
u»« и др. Тринадцатого апреля 1918 г. был принят декрет СНК
•и памятниках Республики», где говорилось о снятии не имею-
йшх художественной ценности памятников, воздвигнутых в честь
Ннрсй и «их слуг», и о создании проектов памятников, «должен-
ниующих ознаменовать великие дни Российской социалистиче-
ски революции»2.
126
Раздел I
Новая власть четко заявила о своем величии и ничтожности
прежней русской истории. В июне ВЦИК утвердил написании!
В.И. Лениным декрет о создании Социалистической академии о®
щественных наук, которой предназначалось сыграть важную реи
в деле подготовки новых специалистов по общественным наукаЛ
Осенью Ленин направил письмо своим соратникам с указанием!
необходимости усиления борьбы «с теоретическим опошление
марксизма Каутским», особенно в вопросах о государстве, диктЯ
туре пролетариата, буржуазной демократии, парламентаризме4,Я
17 ноября 1918 г. в Соцакадемии состоялся первый в исторИ
страны общественный диспут о К. Каутском и каутскианстве5. (Я
чет об этом диспуте фрагментарен, но нет сомнения в том, что Я
проходил в русле ленинских указаний и тех задач, которые боД
шевистское руководство ставило перед Соцакадемией. Я
Итак, уже в первые месяцы своего существования новая влаД
предприняла определенные действия по коренной перестрой®
исторической науки. Они были направлены прежде всего на фД
мирование новых кадров историков, на переориентацию истоД
ческих изданий, которым давались указания, как оценивать, с Д
ной стороны, старую историю России, а с другой, ее новый реД
люционный этап. Первая дискуссия была плоть от плоти ноЛ
революционной жизни страны и, возможно, стала образцом Л
будущих. Д
В последующие годы эта тенденция укрепилась. Новая влаД
все более решительно меняла облик общественных наук.Д
1919-1923 гг. были закрыты еще действовавшие дореволюциЛ
ные исторические периодические издания, такие как «Голос >Д
нувшего», «Русский исторический журнал». Новые периодиД
ские издания рассматривали прежде всего революционную пЛ
блематику, пропагандировали идеологические установки влаД
большевиков. В них много места отводилось истории, но вД
новом понимании — так, как это виделось руководителям идД
логических служб. Наиболее заметными здесь были «ВеспД
агитации и пропаганды», «Печать и революция», «ПролетарсД
революция», «Красный архив», которые фактически находилД
под контролем партийных органов. Многими из них руковоД
ли соратники Ленина — А.В. Луначарский, М.Н. ПокровскД
М.С. Ольминский. Луначарский и Покровский соответстве>Д
в качестве наркома и замнаркома просвещения осуществллД
партийный контроль над высшей школой, а значит, над преД
даванием там общественных наук. Именно под их руководств®
проводилась бурная реорганизация и даже упразднение истоД
ко-филологических факультетов российских университетов,®
1.14 душа науки
127
м. hv которым пришли факультеты общественных и социаль-
на наук, ориентированные на освоение марксизма, истории
М(б).
Девятнадцатого ноября 1920 г. Ленин подписал декрет СНК
К ФСР «О реорганизации преподавания общественных наук в
Idiiiinx учебных заведениях РСФСР». Пятого февраля 1921 г. в
Правде» были опубликованы «Директивы ЦК коммунистам -
ВИ»<>1 никам системы Наркомпроса», написанные Лениным. В
1 и \ документах присутствует положение о привлечении к препо-
нка нию в высшей школе старых специалистов, но при условии,
V» - содержание обучения, поскольку речь идет об общеобразо-
йк иьных предметах, в особенности же о философии, общест-
гнных науках и коммунистическом воспитании, должно опре-
гим । вся только коммунистами»6. Спустя месяц Ленин подписал
г к ре г СНК «Об установлении общего научного минимума, обя-
йк i иного для преподавания во всех высших школах РСФСР».
Р<ли предметов этого минимума были названы исторический
|пн риализм и история пролетарской революции7.
< > (повременно продолжали открываться новые институты и
IV|н ы при высшей школе и научные общества марксистского на-
|р.1кпения. Был учрежден Коммунистический университет
|м Я.М. Свердлова, образована Комиссия по изучению истории
Ъиябрьской революции и РКП(б) (Истпарт), филиалы которой
М*»ре охватили своей сетью всю страну. В феврале 1921 г. был
|и.ш Декрет СНК «Об учреждении института по подготовке
1|»а< ной профессуры». Он предусматривал подготовку преподава-
1г»1ги по общественным наукам для высшей школы, прежде все-
I» но истории и историческому материализму. На исходе 1921 г.
|К принял постановление об организации в Коммунистическом
иннсрситете двухгодичного курса для подготовки марксистских
миров из среды рабочих и крестьян8.
Многочисленные марксистские и историко-революционные
цбшсства были призваны обеспечить идеологически реорганиза-
цию общественных наук, в том числе и истории. Так, в Петро-
цм ic в 1919 г. создаются Научное общество марксистов и Обще-
нии изучения истории освободительного и революционного дви-
•ин1я в России. Тогда же принимается решение организовать
Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, имев-
iiH г сильный неонароднический крен, со своим журналом «Ка-
iHpia и ссылка». Это мощное движение ученых-марксистов, дру-
1»н гуманитариев революционной ориентации, активно поддер-
tiiinioe и инспирируемое сверху непосредственно Лениным, Лу-
♦iii i.ipcKHM, Покровским, завершается уже после смерти Ленина,
128 Раздел I
1 ......... ™ 1 1
в 1925 г., организацией Общества историков-марксистов, в сом
которого вошли все тот же М.Н. Покровский, а также историки
марксисты Н.М. Лукин, А.В. Шестаков, молодая А.М. Панкрв
това и другие. Общество получило и свой журнал «Историк-маИ
ксист», который сыграл знаменитую роль в становлении идеом
гизированной советской исторической науки и в подавлении ТА
называемой буржуазной науки. Уже первые шаги Общества чД
ко определили его направленность: на майском собрании общеД
ва М.Н. Покровский выступил с докладом «Пугачевщина», I
Г.С. Фридлянд — с докладом «Крестьянская война в Германиия
На следующем заседании 23 октября прозвучали доклады М.В
Пок-ровского о революции 1905 г. и А.В. Шестакова о Всеобщи
октябрьской стачке. Революционный идеологический поезд (Я
щества двинулся в путь. I
Общий идеологический фон дополнялся организацией обцД
ственных юбилеев, которые проходили при активном участии Д
манитариев-марксистов. В январе 1919 г. торжественно отмечД
ся юбилей А.И. Герцена, в марте состоялось собрание, посвящД
ное памяти С. Халтурина и деятелей 1 марта 1881 г. В 20-х гг. цД
роко праздновались 25-летие РКП (б), 100-летие восстания деД
бристов, 5-летие комсомола, 20-летие революции 1905 г. ПоздД
нарастает общественная волна в связи с юбилеями М.А. БакуяД
на и Н.Г. Чернышевского. Решения о них принимались высшД
партийным руководством, а затем в качестве директив адресоД
лись нижестоящим партийным организациям, в том числе и тД
которые были связаны с исследовательскими и преподаватеЛ
скими задачами в области истории. Д
С каждым годом, при поддержке сверху, ширится совершенД
фантастическое по размаху, близкое к средневековым по своеД
характеру движение по созданию культа В.И. Ленина. УжД
1919 г. решением Моссовета учреждается общественно-истоД
ческий музей им. В.И. Ленина. Год спустя коллегия ИстпаД
постановила открыть музей Ленина при Истпарте. В 1923 г. Д
ганизуется Институт В.И. Ленина, а затем и музей Ленина яД
этом институте. Все более последовательно увековечивается Д
мять Ленина и его творческое идеологическое наследие. И Д
при живом лидере советской системы. Л
Мероприятия в области реформирования высшей школы, по Д
ганизации новых марксистских исследовательских и учебных цД
тров, по созданию всевозможных научных обществ дополнялД
открытием новых марксистских изданий, - по существу, снимаД
повестки дня вопрос о свободном развитии общественных науцЛ
свободном научном поиске, о полнокровных дискуссиях. Д
М'чыядуша науки
129
in метим, что перечисленное выше зародилось и получило раз-
ни । не в первые годы советской власти, под непосредственным
руководством самого Ленина. Именно по его инициативе, при
rm покровительстве были заложены основы идеологизации об-
|и< ггвенных наук, что стало моделью для последующего их раз-
ницы вплоть до 80-х гг. Большевики ненавидели старый строй,
<-|.1|>ую науку, старую историю и взяли на себя смелость создать
Новую историческую науку, основанную на постулатах, которые
они считали единственно правильными. Став на этот путь, руко-
|и>лители партии и страны, те, кто возглавлял систему просвеще-
ние, «управлял» исторической наукой, не отдавали себе отчета,
чк» созданные ими идеологические постулаты уже в силу своей
революционной субъективности были недолговечны, зависели от
ноиитической конъюнктуры.
Дискуссии в исторической науке, как это показал уже первый
диспут о К. Каутском и каутскианстве, стали мощным рычагом
идеологизированной системы, созданной по инициативе партий-
ною руководства.
Вслед за диспутом 1918 г. последовали другие. В 1920 г. на ши-
|и>ком партийном совещании по народному образованию состо-
ило( ь острое обсуждение проблем, связанных с планированием
рл жития общественных наук. Речь шла о том, как более точно и
оперативно претворить в жизнь директивы партии по переориен-
1ЙПИИ общественных дисциплин в высшей школе в сторону мар-
iu 1нма. О последовательной идеологизации исторической науки
i шпетельствует научная дискуссия об особенностях русского ис-
п>рического процесса и природе русского самодержавия, состо-
иишаяся в 1922 г. В ней, естественно, принимали участие лишь
।орики-марксисты. Цель дискуссии заключалась в том, чтобы
на нести удар по концепциям старой, так называемой буржуазной
науки, а также по историческим воззрениям историков-меныие-
инков, эсеров, сторонников Л.Д. Троцкого. Возглавлял дискутан-
inii марксистов М.Н. Покровский. «Правда» широко освещала
дискуссии10.
В то время как историки-марксисты дробили в пыль представ -
•I. ния предшествующей историографии о русском историческом
процессе, видные русские философы, историки, другие крупные
< ш-циалисты готовились к печально знаменитой высылке за рубеж
< Р>22 г.), которая нанесла невосполнимый ущерб отечественной
гмуке.
На следующий год на страницах журналов «Пролетарская pe-
rn hi юция», «Под знаменем марксизма», «Спутник коммуниста»
p i и орелся спор вокруг новой книги В. Астрова «Экономисты —
130
Раздел I
предтечи меньшевизма. Экономисты и рабочее движение в Poi
сии на пороге XX в.». На этот раз смысл дискуссии заключал!
не в том, чтобы постичь научную истину, а в том, чтобы идеож
гически сокрушить злейшего врага большевизма - оппортуни!
В ноябре 1923 г. на страницах газеты «Правда» прошла ди
куссия о преподавании истории и ее влиянии на формирован!
марксистского мировоззрения. В ней участвовали Покровсю,
Бубнов, Крупская и другие. Предмет дискуссии снова был orpl
ничен чисто идеологическими задачами — утверждением в па
подавании истории марксистских взглядов и борьбой с буржуй
ной идеологией11. i
На исходе 1923 г., с началом подготовки к 100-летнему юб|
лею восстания декабристов, в советской исторической литера!
ре вспыхнула дискуссия относительно сущности этого движени
Интерес историков-марксистов к революционерам первой 41
верти XIX в. находился в общем русле интереса ко всяким пи
явлениям революционности в истории и прежде всего в Росш
Дискуссия началась после появления 16 декабря в газете «Рав
чая Москва» статьи М.С. Ольминского «Две годовщины». Автой
ультрареволюционных позиций характеризовал движение декабя
стов как «движение дворян-землевладельцев», которые обман!
увлекли солдат на Сенатскую площадь, а затем предательски пои
нули их. В защиту декабристов выступили М.Н. Покровски
В.Д. Виленский-Сибиряков и некоторые другие. Покровский Л
сал о них, особенно о членах Южного общества и Общества сося
ненных славян, как о «настоящих революционерах и революции
ных демократах», чуть ли не предшественниках большевиков12.1
Как видим, первые дискуссии советской исторической ная
представляли собой не научные, а скорее горячие революции
ные диспуты внутри марксистского крыла историографии. 0|
преследовали чисто идеологические и политические цели, КОЯ
рые были тесно связаны с задачами высшей и средней школы]
марксистскому воспитанию. Но акцентируя внимание на избрИ
ных темах, историки-марксисты тем самым (порой стихийно, и
рой организованно и сознательно) отодвигали в тень, а потони
вовсе отправляли в небытие многие ключевые темы российся
истории. Началось замалчивание истории русской церкви, ИСЯ
рии российского нобилитета, предпринимательства. Политмя
ская история приобретала совершенно гротескный характер, Я
берализм подвергался осмеянию и поруганию. Да и излюблен»
темы, связанные с историей рабочего класса, крестьянства, р»
люционного движения столь идеализировались, что зачастую Я
кажалась сама суть исторического явления. ]
и.in. 1я душа науки
131
( мерть Ленина не остановила тенденции к общей идеологиза-
ции советской исторической науки. Напротив, в условиях ожесто-
ченной борьбы за власть внутри большевистского руководства, ко-
I/ы каждая из сторон апеллировала к имени и взглядам Ленина и
да обращение к истории русской революции, истории русско-
о р<|дикального движения, истории страны вообще служило до-
ны пительным аргументом в ожесточенных политических схват-
ах, историческая наука как таковая и дискуссии в частности все
к»псе и более становились орудиями этой борьбы. К тому же об-
или революционно-идеологическая устремленность историков-
жрксистов, выработанная и сформировавшаяся в первые после-
гполюционные годы, их общее неприятие «старорежимных»
>н Iядов на историю страны, а также тех воззрений, которые они
pi шали отражением охваченной кризисом буржуазной историо-
||ыфии, придавали дискуссиям середины и второй половины
х гг. особо воинственный и идеологизированный характер.
Истпроф ВЦСПС в начале 1924 г. провел дискуссию об исто-
рик профсоюзного движения в России. В апреле этого же года на
агнцем собрании Соцакадемии обсуждался вопрос о расширении
Н Vi дублении работы по изучению ленинизма. Главную роль в
|Кн уждении играл основной докладчик М.Н. Покровский. В том
юду на страницах журналов «Пролетарская революция» и
•К.норга и ссылка», ориентированных в известной мере на ста-
рые, еще народнические, традиции, прошла дискуссия о русском
щ пьинстве. В центре спора оказалась статья Н.Н. Батурина «О
|1п> исдстве русских якобинцев». От выяснения общности корней
8»р.пщузских якобинцев 1792 г. и русских народников (Ткачева,
ппчневского и др.) дискуссия естественно перешла к определе-
нию классовых и теоретических корней большевизма. Среди уча-
Цинков мы снова видим Покровского и других историков-мар-
нс юв.
В конце 1924 г. в условиях крепнущего культа Ленина, массо-
вых публикаций его работ, празднования различных революци-
онных годовщин на страницах партийной печати началась дис-
>v< сия о ленинской теории социалистической революции и тео-
рии перерастания буржуазно-демократической революции в ре-
•импоцию социалистическую, о понимании Лениным проблемы
йпыатуры пролетариата и союза рабочего класса с крестьянст-
вом В ходе дискуссии на страницах журнала «Большевик» вы-
ихпили В.Н. Астров, А.С. Бубнов, С.И. Гусев, Э.И. Квиринг,
НН Сталин. В этом же журнале в 1925—1926 гг. дискутировались
итросы о классовой дифференциации крестьянства в России до
и после Октябрьской революции, о содержании лозунга «Союз
132
Раздел I
пролетариата и крестьянства» после революции, о путях послер
волюционного кооперирования крестьянства13. Те же проблей
обсуждались в аграрной секции при Комакадемии. В общест
историков-марксистов прошла дискуссия о советах и кресты»
ском движении в 1905 г. В 1926 г. после выхода в свет «Очер»
истории РКП(б)» А. Попова журнал «Большевик» вновь нач1
дискуссии об отношении партии к крестьянству, народническС
социализме, комбедах, характеристике нэпа и др. Они были те
но связаны с острой политической борьбой в партии по повои
дальнейших судеб российского крестьянства, с нарастающим Н
довольством победившего люмпена имущественной диффере!
циацией, которую нес нэп. Сторонники ортодоксально-лени|
ской ориентации повели атаки на «троцкистское» и «мелкобу,
жуазное» понимание этих проблем. По существу, историчесщ
реалии продолжали оставаться полем острой идеологической
политической борьбы.
В том же году исторические дискуссии затронули такую про!
лему, как оценка роли национальных движений в истории РоссИ
Так, на I пленуме Института этнических и национальных куль^
народов Востока объектом дискуссии стал доклад А. В. ШестакО|
«Спорные вопросы восстания в Средней Азии в 1916 г.». Обсу!
дались причины, характер, движущие силы восстания. В связи
его антирусским характером обращалось внимание на испольй
вание феодальными кланами народных масс в своих интерес!
По существу, дискуссия стала первой пробой сил историк^
марксистов в оценке национальных движений, в стремлен!
подчинить эти оценки идеологическим задачам дня, определи
взаимные интересы народов разных наций в борьбе за общее 41
волюционное дело, приблизиться к апологетике общеисторич!
ского движения на пути к Октябрьской революции и создан|
СССР. Но одновременно здесь было начало искажения истол
присоединения отдельных народов к России. «Историк-маркси!
в 1926—1927 гг. опубликовал результаты этой дискуссии14. ]
В 1928-1929 гг. в периодических изданиях продолжалось оба
ждение острейших идеологических и политических проблв
связанных с ленинским пониманием перерастания революц!
буржуазно-демократической в социалистическую, в частное™
темпах и хронологических границах этого перерастания, о хап
ктере революции 1905 г.15 4
Двигателями дискуссий были все те же идеологические вопя
сы о судьбе революции в России, о характере Октябрьской рея
люции. Победители старались найти себе достойное и законом!
ное место в истории. Одновременно в поле зрения марксисту
и тая душа науки
133
ши кутантов оказались вопросы конкретной истории революцион-
ною движения в России: о значении I съезда РСДРП16, о полити-
ческих взглядах Н.Г. Чернышевского17. В последней дискуссии на-
роду с маститыми марксистами М.Н. Покровским, Ю.М. Стекло-
цы м пробовали силы молодые В.Я. Кирпотин, М.В. Нечкина,
ИИ. Минц и другие.
1 Дискуссия о Чернышевском была одной из наиболее крупных
to второй половине 20-х гг. Историки-марксисты стремились к
«к называемому ленинскому пониманию истории предреволю-
ционной поры. Поводом к дискуссии послужила серия работ
|О М. Стеклова о Чернышевском, в которых он характеризовал
Первого российского революционного демократа «как предтечу
К Маркса и Ф. Энгельса, “революционного коммунизма”, про-
вестника социалистической революции в России»18. Оппонен-
ты Стеклова определяли Чернышевского как крестьянского рево-
люционера и революционного демократа. Дискутанты широко
Нитровали Ленина. Тон задавал Покровский и, как отмечалось в
1»1нднейшем историографическом труде, он значительно прибли-
«и к я к «ленинскому пониманию» личности и деятельности Чер-
нышевского19. Попутно участники исторических баталий развер-
ну i и борьбу против либеральных, меньшевистских, эсеровских
Ни >iядов на Чернышевского, представлявших его как весьма да-
лекого от революционных и социалистических устремлений дея-
ния Соответствие понимания научно-исторического вопроса и
Ленинского представления о нем стало, таким образом, квинтэс-
генцией названной и ряда последующих дискуссий по истории
Ьнсии. И это несмотря на то что уже имелась обширная лите-
puivpa о Чернышевском, созданная как в дореволюционные го-
лы. гак и позднее в России и за рубежом, где облик русского де-
мократа вовсе не соответствовал тем спорам, которые яростно
Лги и между собой историки-марксисты.
К данной дискуссии непосредственно примыкала другая ~ о
янчпости и деятельности М.А. Бакунина. Она проходила все в том
• « русле интереса к революционному движению в России, к пред-
|и<ч гвенникам коммунистической партии. Против Ю.М. Стеклова,
Нпя1ягивавшего Бакунина к родоначальникам российского комму-
ни »ма, на страницах журналов «Историк-марксист» и «Печать и
|и нолюция» выступила группа ученых, в том числе Е.А. Морохо-
•н и, В.П. Полонский и другие. Правда, в целом Мороховец по-
яимггельно оценил взгляды Стеклова. Примечательно, что ре-
я<1М1ия «Историка-марксиста» отредактировала текст Морохов-
1ы. придав ему большую политическую направленность, против
нпо автор протестовал в письме, присланном в журнал. Позд-
134
Раздел I
нейший исследователь советских периодических изданий то|
времени А.И. Алаторцева оценила совершенно невероятный,
точки зрения подлинной науки, факт фальсификации следуют!
образом: «В этом сказалось стремление редколлегии журнале
четкости политической позиции и ясности научной точки ЗА
ния»20. ]
Тогда же прошла и короткая дискуссия о С.Г. Нечаеве. Ее у!
стники отвергли взгляд на него как на предшественника больш
виков, а также осудили попытки оправдать революционную прЯ
тику Нечаева. ]
Дальнейшее развитие этой линии принес 1929 г. В Общее!
историков-марксистов, на страницах ряда журналов и центра!
ных газет состоялась дискуссия о «Народной воле», приуроченм
к 50-летию организации. Дискуссия отразила длительные усиЯ
историков-марксистов по воссозданию ленинской концепции Я
родничества. Открыла дискуссию статья соратника Ленина, 611
шего участника народнического движения И.А. Теодором
«Историческое значение партии “Народная воля”», опубликовя
ная в юбилейном номере журнала «Каторга и ссылка»21. С ПО!
ций марксизма автор критиковал либеральные, народничеся
эсеровские, плехановские взгляды на народничество; отвергал!
и «веховский» подход к народничеству как узкоинтеллигентся
организации, а также определение Покровского «Народной вол
как буржуазно-либерального движения. Теодорович не соглашЯ
ся и с меньшевиками, отрицавшими «революционно-демокраЯ
ческое» содержание народничества. Советская историограЯ
сочла это сильной стороной статьи Теодоровича. А вот ее слав
стороной стала, по мнению участников дискуссии, попытка Я
ределить народников и народовольцев как «прямых предше!
венников большевизма», а «Народную волю» как организацЯ
крестьянства для «единой мировой социалистической рево/Я
ции». В 1930 г. дискуссия продолжалась. Главное внимание!
участники сосредоточили на ленинских оценках идеологии «М
родной воли» как теории народного социализма. В конце кони
и эта дискуссия, подобно предшествовавшим ей спорам об исЯ
рической роли Чернышевского, Бакунина, Нечаева, привели
постановке проблемы идейных истоков большевизма, предпоЛ
лок ленинизма. Не нужно забывать, что дискуссия совпала с ОЯ
рейшими внутрипартийными разногласиями, с борьбой проЛ
«новой оппозиции», троцкизма, позднее — против «правого Я
лона», что придало ей особую идеологическую напряженности
самого Теодоровича ее волна отнесла к «правому уклону». Имя
но тогда оформляется Общество аграрников-марксистов, а в Л
н чи ля душа науки
135
ш«ч гве историков-марксистов заслушивается доклад Д.Я. Кина
•< > пролетарской революции, буржуазных реставраторах и мелко-
буржуазных ликвидаторах».
Итогом дискуссии стали тезисы о «Народной воле», подгото-
И'и нные отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б). В них од-
Нптачно отметались «неправильные» оценки и давалась «пра-
цц |ьная». Народовольство характеризовалось как революцион-
но демократическое течение. Все другие мнения причислялись к
•правому уклону». В тезисах подчеркивалась важность «правиль-
ней» постановки вопроса об отношении социализма пролетар-
скою к социализму «мелкобуржуазному, крестьянскому в усло-
виях вовлечения бедняцко-середняцких» масс в сплошную кол-
лективизацию; отмечалось, что стремление смазать различия ме-
жду научным и утопическим социализмом ведет к возрождению
Народнических взглядов на возможность крестьянства стихийно
прийти к социализму22.
11осле выхода «Тезисов» в свет травля Теодоровича усилилась.
И пей приняли участие Э.Б. Генкина, И.Л. Татаров, М.А. Поташ,
|1 Ф. Малаховский, которые продемонстрировали «настоящее
нмние ленинских работ», что считалось подлинным научным
критерием в оценке проблемы23.
Как отмечалось в «Очерках истории исторической науки в
( < СР», «дискуссии способствовали более глубокому усвоению
и< юриками марксистско-ленинского учения»24. И это было
। ираведливо, но для подлинного развития науки ничтожно мало.
Целые тематические и методологические пласты, бывшие важ-
ным достоянием русской дореволюционной историографии, ак-
ции ю вымывались, исчезали.
На рубеже 20—30-х гг. в советской исторической науке актив-
на дискутировались не только проблемы истории революцион-
но демократического движения XIX в. Интенсивно изучалась и
уждалась и история российской социал-демократии. Таким
и»1>азом, история освободительного движения в целом выстраи-
иипась в единую цепь, наиболее значительным и решающим зве-
ном которой был большевизм. Подтверждением тому являлась
инскуссия в связи с 45-летием группы «Освобождение труда» и
Ю детием со дня смерти Г.В. Плеханова. В условиях борьбы с
р.идичными партийными уклонами и практической узурпации
кисти И.В. Сталиным, поддержанным широкими слоями бед-
шишей части народа, эта дискуссия стала, по существу, одной из
проб идеологических сил сталинистов. В журнале «Пролетарская
революция» появились публикации о наличии меньшевистских
н нденций в деятельности Плеханова и его группы. Крайние
136
Раздел I
взгляды отличали и авторов статей, опубликованных в «Красhi
летописи». Однако редакция «Пролетарской революции» поум
рила их разрушительную критику своими комментариями. «И
торик-марксист» взял «под защиту» Плеханова, отрицая верное
позиции Н.Л. Сергиевского, который отдавал пальму первенс!
в становлении русской социал-демократии Д. Благоеву, рассм||
ривая именно его в качестве предтечи большевизма25. По ММ
нию В.И. Невского, это было опасно, так как сближало лен
низм с народничеством, к которому тяготел Благоев26. j
В связи с публикацией постановлений ЦК ВКП(б) о праздн
вании 30-летия I съезда и 25-летия II съезда РСДРП развери
лась дискуссия об историческом значении I съезда. Разнообрц
мнений, как и прежде, было велико, но дискуссия поворачим
в сторону уничижительной критики роли I съезда и возвели!
вания II съезда в истории партии, ибо последний дал начя
большевизму как «течению политической мысли и как поли!
ческой партии». 1
Широко обсуждались и другие революционные страницы Я
тории страны: революция 1905—1907 гг., февральская революц!
Что касается первой русской революции, то здесь пафос пан
мистов был направлен прежде всего против положений Троця
го о советах как органах «самоуправления» и «прообразе рабОН
партии». Историками-марксистами отстаивалось ленинское
ложение о советах как органах восстания и революционной а]
сти27. Особое внимание участники дискуссии уделяли боря
против взглядов меньшевиков на революцию как буржуазную
защите ее народного, в первую очередь, рабоче-крестьянск!
характера. И здесь историков прежде всего интересовала позии
противников большевизма и ее преодоление, но отнюдь не |
альный и объективный исторический процесс. 1
В дискуссиях о февральской революции прослеживалась та!
линия: клеймились взгляды Троцкого на Февраль, на Советы
пример перескакивания через этап буржуазно-демократичесю
революции непосредственно к революции социалистической, d
ровергались расхожие представления о Феврале как об «йен!
ной», «славной», «бескровной», «народной» революции. Истов
ки рьяно следовали курсу постановления ЦК ВКП(б) 1927 г. ю
ознаменовании 10-летия февральской революции». Журню
«Историк-марксист», «Красная летопись», «Каторга и ссыля
опубликовали серию статей, рецензий, воспоминаний, в котов
«был поднят комплекс важных вопросов о формировании леню
ских оценок февраля», о роли большевистских организаций на
нуне и в период революции, о расстановке классовых сил и т. |
т >»ч ли душа науки
137
I лавной же темой дискуссий второй половины 20-х гг. no-
il и ж нему оставалась история Октябрьской революции. И здесь на
|грных порах советские историки решали не столько научные,
Только идеологические задачи. Что же интересовало их прежде
► ci о? Критика антимарксистских течений, борьба с эмигрантской
jit и)риографией, овладение «ленинской концепцией» революции.
। В периодических изданиях, особенно после смерти Ленина,
[шюльно часто появлялись разгромные статьи историков-марк-
из iob по проблемам Октябрьской революции, направленные
|ipoiив оппонентов. М.Н. Покровский, например, обрушивался
bn кадетскую интерпретацию революции, С.Г. Томсинский - на
^мигрантские трактовки в различных их проявлениях. Журналы
h i улярно выступали и против авторов меньшевистского толка, в
яп< । пости против Н.А. Рожкова. Главной виной Рожкова истори-
!и< марксисты считали недооценку экономических и социально-
к литических предпосылок революции.
После январского пленума ЦК РКП(б) 1925 г., который осу-
Дп | троцкистскую интерпретацию Октябрьской революции как
|м !ьсификацию, «ревизию большевизма», подмену ленинизма
троцкизмом29, некоторые историки и политические деятели, та-
Ин<- как Покровский, Горин, Ярославский, Яковлев, выполняя
«падкие партии, неоднократно выступали в журналах «Больше-
вик», «Пролетарская революция», «Красная летопись» и других с
рп тором позиций Троцкого и обоснованием ленинского пони-
мания истории этой революции. Постановление ЦК ВКП(б)
|ч?7 г. «О подготовке к празднованию 10-летия Октябрьской ре-
|м»'1к)ции» еще более стимулировало усилия советских историков.
|1 1927 г. фронт был повернут против Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Ка-
менева, в частности против книги Г.Е. Зиновьева «Ленинизм». В
цлрсс одного из лидеров новой оппозиции были брошены поли-
Iнчсские упреки в том, что он объединился с Троцким «на поч-
•н- отрицания социалистического характера Октября»30.
Тогда же Ем. Ярославский выступил со статьей «Ленин как
ноддь пролетарского восстания», направленной против книги
’I Троцкого «Уроки Октября». К тому времени системой ста-
III политические выпады, подменяющие научную аргументацию,
наклеивание ярлыков, передергивание фактов, прямые идеоло-
। нчсские обвинения. Казалось, что воинственный дух партийных
пленумов и съездов, где сторонники Сталина откровенно распра-
и и1пись со своими политическими оппонентами, перекочевал на
границы исторических изданий.
Главное, к чему стремились советские историки, - опроверг-
ну! ь идеи о незрелости и отсталости России, ее неготовности к
138
Раздел I
социалистической революции и строительству социализма. О|
пытались выявить историческую закономерность Октябрьску
революции и роль пролетариата как ее авангарда.
В этой связи со второй половины 20-х гг. и на рубеже 2]
30-х гг. историки все чаще обращаются к трактовке вопрос
формационного развития общества, характеристике отдельн|
формаций в их российско-марксистском понимании. Стремлен
к безусловному делению общественного развития на формаций
ные этапы, кроме научных задач, преследовало определена
идеологические цели — доказать, что общественное развитие |
умолимо двигалось к пролетарской революции, к Октябрю. 1
почему наряду с чисто историко-философскими, методология
скими задачами понимания эволюции общества перед истории
ми стояла и политическая сверхзадача, которая вносила все ту 1
идеологическую страстность в дискуссии по этим вопросам. 1
В 1929 г. в Институте красной профессуры и в Обществе в
ториков-марксистов прошла дискуссия по книге С.М. Дубы
ского «К вопросу о сущности “азиатского способа производств
феодализма, крепостничества и торгового капитала». В «Очерд
истории исторической науки в СССР» правильно указывалось
особо важную роль этой дискуссии, поскольку в учении об обш
ственно-экономических формациях нашло «объективное вопя
щение марксистско-ленинское понимание закономерности ис1
рического процесса»31. Ь
С.М. Дубровский с марксистско-ленинских позиций выступ]
против бытовавшего в то время и подвергавшегося постоянн!
политическим атакам за «империалистические» и «национаЛ’1
формистские идеи» представления об особом «азиатском» спой
бе производства. Он ратовал за универсальный характер обще!
венно-экономических формаций, независимо от того, в какой ч
сти земли они проявлялись — на Западе или на Востоке. Аэт
пытался выявить марксистско-ленинское понимание обществе
ных способов производства. Больше всего внимания С.М. Дм
ровский уделил феодализму и крепостничеству как особым фа
мам производственных отношений, выступив, по существу, Пр1
тив известной теории «торгового капитала», ярым апологетом М
торой был М.Н. Покровский. К тому времени звезда неистова
историка-марксиста первых лет революции уже закатывалась,]
Дубровский одним из первых нанес по нему разящие удары, jj
В трактовке «азиатского» способа производства Дубровскй
поддержали. Но положение о крепостном строе как обществ^
но-экономической формации подверглось критике, хотя некой
рые выступавшие видели в нем своеобразный вариант феодалу
мп.ш душа науки
139
bi А.И. Малышев даже выдвинул положение о крепостничест-
г «новом феодализме», приспособленном к начальным стади-
|м ра жития капитализма32. Противники Малышева считали, что
Hi переоценивает роль крепостничества в процессе увеличения
Ннырности сельскохозяйственного производства.
< иорящие стороны апеллировали к Марксу и Энгельсу, упот-
)г(шяли весьма сильные идеологические выражения, что отрази-
ли ь на заглавии дискуссионной статьи Э. Газганова, опублико-
Н»н11()й в «Историке-марксисте» — «Против ревизии марксо-ле-
Цинского учения о феодализме и крепостничестве»33. Стенограм-
Ий дискуссий в Институте красной профессуры была напечатана
) < ьорнике с характерным для тех лет названием: «Против меха-
H*i< 1ических тенденций в исторической науке».
Дискуссия об азиатском способе производства вышла далеко
намеченные рамки. В ходе дискуссии обсуждались также про-
Цнгмы абсолютизма, самодержавия, соотношения таких понятий,
link «формация» и «уклад», взаимоотношение классов и его вли-
|нис на судьбы страны, в первую очередь, на эволюцию общест-
Йгпных отношений.
( амое поразительное заключалось в том, что каждый из вы-
щупавших был уверен в своем абсолютно точном знании содер-
жания «марксо-ленинской» концепции феодализма. Такая убеж-
денность подкреплялась упорным обращением к цитатам из работ
Маркса—Энгельса—Ленина. Но еще более поразительным было то,
мн» ни у кого из ученых не возникло и тени сомнения в правиль-
ное ж «марксо-ленинской» концепции феодализма. Приобщение
I ней уже давало блестящий шанс на разрешение вопроса об ис-
торических судьбах России, а главное, укладывало эти судьбы в
Неумолимый общественный поток, который вел к смене форма-
ции, к революциям, к социализму.
Дискуссия продолжалась не один год. Ее отзвуки были слыш-
им и в 1934 г., когда И.И. Смирнов в статье «Ленин и проблема
ымодержавия в России» продолжил критику концепции «нового
феодализма»34.
В 1933 г. в Ленинграде в Государственной академии истории
м.ксриальной культуры обсуждался доклад Б.Д. Грекова «Рабст-
ho и феодализм в Древней Руси», который положил начало раз-
|мьотке формационного подхода в его марксистском понимании
применительно к ранней истории России и послужил основой
/и я дальнейшей дискуссии.
Одновременно проходила и другая дискуссия, которая отрази-
1.1 интерес советской исторической науки к формационным де-
финициям и самой сущности формационной периодизации ис-
140 Раздел £ В г
тории. Речь идет о дискуссии по проблемам российского импвВ Ml
риализма, в частности вокруг понятия «финансовый капита^^М^
применительно к России. По существу же, историческая мыо^^^В
взбадриваемая идеологией, постоянно обращалась все к той
проблеме — предпосылки Октябрьской революции. В этой
историки начали осваивать ленинскую концепцию империал1^^^М
ма и его малоизвестную тогда брошюру «Империализм как
шая стадия капитализма». Уже в середине 20-х гг. М.Н. Покро^^^Н
ский и А.Н. Слепков развернули спор о социал ьно-экономи^^^И
ских истоках таких явлений, как первая мировая война, разви1^^^Н
капитализма в России, эволюция самодержавия в XX в. СлепМ^^^Н
в частности, обращал внимание на перерастание промышлен1^^^Н
го капитала в финансовый и появление в России монополиП^^^И
ческого капитализма35.
Дискуссия вышла на новый виток после издания книг Н.Н.
нага и С.Л. Ронина в 1925—1926 гг., посвященных проблемам
тории финансового капитала в России, и появления рецензий
них П.О. Горина и В. Рейхарда36. Ее следующий этап определиЛ^^^Н
в 1929 г. в связи с обсуждением этих вопросов на Всесоюзной
ференции историков-марксистов и публикацией в журнале «Ист^^^Н
рик-марксист» статей Н.Н. Ванага «К методологии изучения ф^^И
нансовоп? капитала в России» и И.Ф. Гиндина «К спорным
росам истории финансового капитала в России»37, а также друт^^^В
материалов.
Советские историки обсуждали вопрос о времени перехЦ^^И
России к империализму, о соотношении экономических и поти^^Н
тических предпосылок пролетарской революции в России, наЦ^^И
ональных и «иностранных» элементов в системе российского ф^^^Н
нансового капитала и т. д. Ванаг и Ронин выступили npoi^^B
меньшевистских историков, отрицавших наличие финансов0^^М
капитала в России, а значит, и наличие базы для социалистиЧ^^И
ской революции. Вместе с тем они отдавали пальму первенств|^^И
развитии этого социально-экономического феномена инострЛ^^И
ному капиталу. Такая точка зрения на «денационализацию»
чественного капитализма, поддержанная также Л.Н. Крицман^^И
и М. Гольманом, сразу же оказалась в центре идеологичесм^^И
борьбы и вновь выводила на вопрос о способности России^^И
свершению высокоцивилизационных социально-экономичесц|^^И
и политических перемен. Тезис Гольмана о «дочернем» происх^^И
ждении русского империализма, о полуколониальном полом^^В
нии России по отношению к странам Запада в условиях ожест^^И
ченных идеологических битв в партии и отчаянной борьбы
власть в стране был чреват далеко идущими политическими
>•< i. ш душа науки
141
шыми, что впоследствии и подтвердилось. Если нет полнокров-
ии», самостоятельного российского империализма, то страна не
(нова (согласно Ленину) к социалистическим преобразованиям.
I но уже вело к «уклонам», антипартийным взглядам и т. п.
I кжровский поддержал Ванага и Ронина, но выпускники его се-
рп мра в Институте красной профессуры А.Л. Сидоров и ЕЛ. Гра-
ниц кий, а также Г.В. Цыперович и И.Ф. Гиндин выступили с по-
гний «национальной» школы в изучении империализма, акцен-
тируя внимание на том, что в России складывалась самостоятель-
>мн система монополистического капитализма. Молодые истори-
|н привлекли к анализу широкий, ранее не исследовавшийся
ршкретно-исторический, в том числе архивный, материал.
В ходе обмена мнениями на конференции и в печати Ванаг
►кипел от крайностей концепции «денационализации». Сторон-
ники «национальной» школы стали, в свою очередь, говорить о
►шимопроникновении процессов «национальных» и «иностран-
ны \> в развитии российского империализма.
Дискуссия переросла в новую, более широкую по своим под-
►пнам - о двух путях развития капитализма в России, о необхо-
!1Ммости рассмотрения истории и сущности финансового капи-
M i.i в России в тесной связи с общими процессами развития ка-
Ьн<1лизма в стране. В марте 1923 г. Н.Н. Ванаг в Обществе ис-
и ков-марксистов вновь оказался застрельщиком споров на эту
►уму. Он утверждал, что «вся история России с 1861 г. до 1917 г.
|tii. история борьбы первой и второй буржуазных тенденций...
pin \ путей развития капитализма в России»38.
Провозглашая подобные взгляды, историк, с точки зрения ле-
нинистов-ортодоксов, совершал страшный грех: он оставлял за
Ьор । ом ленинское положение о двух социальных войнах в Рос-
|ни, которые и определяли процесс перерастания буржуазно-де-
мократической революции в социалистическую. Над Ванагом
Минис дамоклов меч идеологического остракизма. Он каялся и
нрншавал верными положения своих оппонентов.
В итоге этих обсуждений сложилась и безотказно действовала
и и мение десятков лет оппортунистическая формула, восходя-
Ш.1Ч к Ленину, о «среднем уровне» развития капитализма в Рос-
। пн Ванаг же признал, что его позиции подрывают тезис о зако-
номерности победы пролетарской революции в России и победо-
носного строительства социализма в СССР39.
Наряду с дискуссиями по принципиальным научно-идеологи-
•н’< ким вопросам спонтанно вспыхивали споры по другим проб-
лемам истории России. В 1929 г. в связи с переходом в стране к
►оплективизации на I Всесоюзной конференции аграрников-
142
Раздел I
марксистов началась дискуссия о путях развития советской д
ревни. В.П. Милютин и А.И. Гейстер, например, акцентирова]
внимание на закономерности социалистических преобразован!
в сельском хозяйстве России. Другие ученые вновь возвращали
к уже разгромленным к тому времени «буржуазным» и «мели
буржуазным» неонародническим взглядам в аграрном вопро(
обрушивались как на троцкистское, так и на бухаринское пой
мание развития аграрных отношений40. Дискуссия по аграрнЫ
вопросу параллельно велась и на страницах журналов «Больш
вик» и «На аграрном фронте». В центре ее была книга Л.Э. Кри
мана «Пролетарская революция в деревне» (1929 г.). Отдельм
события гражданской войны, в частности история похода Юден
ча на Петроград, представленная в книге А.И. Егорова «Львов
Варшава. 1920» (1929 г.), также стали предметом дискуссий в И
макадемии и на страницах ряда журналов. j
Споры не были чисто академическими. За ними стояли зло!
дневные политические проблемы, связанные с ролью, котои
сыграл в тех событиях Сталин, его будущие политические па
тивники. I
Таким образом, после остроидеологических дискуссий пери
половины 20-х гг., которые прежде всего помогли самоопрси
литься, сформироваться марксистскому направлению в сом
ской исторической науке и способствовали идеологическому
политическому подавлению представителей старой дореволюй
онной науки, а также исторической школы меньшевиков, м
ров, «неонародников», Л.Д. Троцкого и его сторонников, д|
куссии второй половины 20-х гг.. вплоть до начала 1931 г., ной
ли несколько иной характер. Как и прежние, они были вызва!
требованиями властей в целях полного подчинения история
ской науки идеологии. Как и прежде, их участники предъявлю
своим оппонентам жесткие идеологические и политические |
винения. Как и прежде, участники дискуссий обращались ли|
к излюбленным марксистским темам и оставляли в стороне л
гие важные темы отечественной истории, содействуя тем сам!
созданию определенного исследовательского вакуума. 1
Система функционирования новой советской историчеси
науки, заложенная Лениным, Луначарским, Покровским, дру!
ми лидерами большевизма, продолжала неукоснительно дейст!
вать, а дискуссии, как и прежде, оставались непременной ее 4
стью. Однако следует сказать и о том, что историки-марксисты!
были агнцами божьими, которых принуждали выступать в за1Й
ту марксизма. Большинство из них — и уже маститые больше!
ки, и молодая научная поросль - воспитанники новых маркси(
ччиаядуша науки
143
ikих исследовательских, учебных, общественных исторических
нгпгров и организаций, как и работники исторических журналов
। чюмкими революционными названиями, служили новым иде-
|м не за страх, а за совесть. Это были их идеи, их идеология, их
Мп оды полемики, они были плоть от плоти новой власти.
1десь и заключалась трагедия отечественной исторической на-
ук и. Наука оказалась в руках истовых ревнителей марксизма-ле-
нинизма, которым они овладевали по ходу своего научного и
Нш ологического мужания. Но овладение носило характер весьма
Приблизительного поиска, потому что в реальности подлинный
Марксизм, представленный в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, их
бон ее молодых соратников, был намного богаче, диалектичней,
•1нг1ней, не имел готовых ответов на все случаи исторической
шпини, как от него требовали эти неистовые ревнители, эти
энергичные честолюбивые люди. В их среде рождались все но-
шпе споры, все новые приближения якобы к концепциям марк-
1и 1ма-ленинизма, а на самом деле — к взглядам В.И. Ленина.
Во второй половине 20-х и на рубеже 30-х гг. овладение лени-
HiiJMOM, особенно в свете внутрипартийной борьбы, стало навяз-
чивой идеей почти всех проходивших дискуссий. К тому же ог-
ромное влияние на историков оказывало идеологическое обая-
ние существующей власти, которой они и поклонялись, и служи-
ли. и частью которой были именно как марксисты. Все это вно-
ni’io в дискуссии, как и в историческую науку в целом чрезвы-
чпнно сильный дух идеологизированности. Именно этим во мно-
|им объяснялся выбор исследовательских тем, предмета дискус-
сии революционное движение, формационные проблемы, уро-
нен ь развития России в конце XIX — начале XX в., вопросы аг-
нпрного развития страны в первой трети последнего столетия.
k<i ииюсь, кроме перечисленных, спорных исследовательских тем
и истории России не существовало. Здесь можно найти объясне-
ние и форме проведения дискуссий: страстные бескомпромисс-
ные, в основном исторически легковесные, переполненные по-
нтическими обвинениями. Не случайно М.Н. Покровский пи-
«.|'| в июле 1926 г. Ем. Ярославскому, говоря о формах полеми-
ки в исторической науке: «...ничем не обоснованная ругань, под-
। и кивание на “словечках” и тому подобные приемы, на которые,
• ..иственно, в серьезной полемике не отвечаешь, но они у нас, к
। <• лишению, в ходу, так что отвечать приходится, но не аргумен-
и1ми, а “словечками похлеще»41. В свое время Покровский и его
«< «ратники и ученики породили подобный стиль полемики в
См'рьбе против дореволюционных историков, а также против сво-
их противников из лагеря меньшевиков, эсеров. Теперь эта тра-
144
Раздел I
диция в эстафетном порядке обрушивалась на вчерашних nd
дителей. Поистине, не судите, да не судимы будете. Лозунг «I
не с нами, тот против нас», звучавший неоднократно с три(
партийных съездов, стал лозунгом и исторической науки. Зде
как и в большой политике, содержание ужасной традиции сох|
нялось, а объекты атаки менялись по мере все более полного (
ладения историками концепцией ленинизма теперь уже в стал»
ском понимании и по мере выхода на арену исторической нау
все новых и новых амбициозных, молодых, способных исто)
ков-марксистов, ищущих в сложной политической обстано!
свое место под солнцем.
Однако было бы наивно думать, что исторические дискуса
не несли в себе ничего, кроме псевдонаучных идеологичесц
догм. В жестокой и неравной дискуссионной борьбе 20-х гг., I
смотря ни на что, шло накопление научных знаний в тех обЛ!
тях исторической науки, которые ранее либо разрабатывал!
слабо, либо не разрабатывались вовсе.
Следует сказать, что за эти годы действительно был в зна<|
тельной мере отмобилизован марксистский историко-материа^
этический потенциал, который представлял собой определен!
интеллектуальное завоевание человечества. Даже несмотря на I
сткий экономический детерминизм в представлении основой
ложников марксизма об истории человечества, несмотря на
люционную заостренность их исторических оценок и определи
ную революционно-политическую заданность ленинских взц
дов на историю России XIX - начала XX в., а также взглядов^
сподвижников - Троцкого, Зиновьева, Бухарина, чьи воззрев
до середины 20-х гг. наряду с ленинскими в значительной ста
ни влияли на развитие исторической науки, марксизм и в свец
так сказать, первозданном виде, и в трактовке его эпигонсй
России открывал некоторые возможности для постижения и!
рии развития человеческого общества, в том числе русской и!
рии. В ходе дискуссий 20—30-х гг., опиравшихся на активно м
щиеся разработки истории России, марксистами были под™
совершенно новые исследовательские пласты. Это относите!
первую очередь, к истории революционного движения в Роса
его лидерам, идолам, жертвам. Что было, то было. Пусть ДИС1|
сии не имели столь решающего значения для судеб страны, I
представляли себе историки-марксисты, пребывавшие в реве!
ционно-историческом угаре, но все же они были одной из Я
ней жизни России. Именно историки-марксисты высветили!
грань, наполнили содержанием. В ходе дискуссий в науч!
оборот включались новые неизвестные материалы по движ0|
гая душа науки
145
пскабристов, революционных народников, ранней российской
социал-демократии, истории революций 1905 и 1917 гг., револю-
ционного движения крестьянских и рабочих масс, гражданской
пойны в России и др.
Большое значение для разработки истории России имели дис-
куссии, касающиеся формационных проблем. Наряду с абсолю-
1и ищией формационных критериев историки вовлекали в орби-
iY споров большой конкретно-исторический материал по исто-
рии крестьянского и помещичьего хозяйства, мануфактуры, фи-
нансового капитала, роли иностранных инвестиций в формиро-
вании социально-экономического и политического облика стра-
ны Таким образом, под идеологической пеленой, в обстановке
ожесточенных споров закладывалась определенная исследова-
киьская традиция, высвечивавшая те стороны истории России,
которым дореволюционная историческая наука уделяла мало
пнимания.
Кроме всего, в ходе этих дискуссий, пусть и под постоянным
идеологическим прессом, апеллируя неукоснительно к авторите-
ту основоположников марксизма-ленинизма, историки-марксис-
н.| излагали весьма пеструю гамму мнений, цитировали своих
противников, включали в обсуждение вопросы, которые уже в то
прсмя вызывали неудовольствие Сталина и сталинской группи-
ровки. Наконец, при всей ожесточенности споров в 20-х гг. еще
не страдала личная безопасность историков. Расправившись со
'пойми «буржуазными» и «мелкобуржуазными» противниками,
они щадили друг друга, да и у набиравшей силу находившейся у
масти сталинской партийно-государственной группировки руки
/ю историков пока не доходили.
Ситуация резко изменилась в 1931 г. после публикации из-
устного письма И.В. Сталина в журнал «Пролетарская револю-
ция» — «О некоторых вопросах истории большевизма». Сталин
выступил против статьи Слуцкого, в которой историк упрекал
Пепина за недооценку центризма в германской социал-демокра-
пт в предвоенный период. Сталин решил, что этот упрек рав-
носилен упреку в недооценке оппортунизма, в отказе от непри-
миримой борьбы с ним. А далее он формулирует вывод, сыграв-
ший важную роль в дальнейших судьбах исторической науки:
• Вопрос о большевизме Ленина вы вновь (курсив мой. — А. С.)
ну маете превратить из аксиомы в проблему, нуждавшуюся в
дальнейшей разработке”». Сталин считал это «гнилым либера-
-1и 1мом». «Клевету нужно заклеймить, а не превращать в предмет
дискуссии», нельзя вести дискуссии с фальсификаторами исто-
рии, утверждал он в заключение. Сталин связывал этот вопрос с
146
Раздел 1
борьбой партии против оппортунизма всех мастей, против троц*
кизма, против мировой контрреволюции, против всех, кто под4
держивал тезис о «невозможности построения социализма |
СССР»42. J
Письмо партийного лидера, захватившего к тому времени бея
оговорочно власть в стране, стало моделью для последующих ДИЯ
куссий. Надлежало обсуждать лишь то, что было действителыв
дискуссионным, что не являлось аксиомой. Но как это опредв
лить? Как выявить разницу между «клеветой», «гнилым либеЛ
лизмом», «фальсификацией истории» и действительной научно!
проблемой? Историческая наука вступила в безбрежное мой
субъективизма, злейшей конъюнктуры, которой она не знала Л
той поры. К тому же Сталин призвал к усилению «классовД
бдительности», обострению борьбы с буржуазной идеологией, Д
мене «старых спецов» «красными специалистами»; указал Д
«вредительство» как одну из главных опасностей для строите™
ства социализма43. |
Письмо Сталина широко обсуждалось. Состоялись специал®
ные заседания в Обществе историков-марксистов, в исторически
журналах. Наркомпрос РСФСР принял постановление «О Д
ресмотре программ по истории классовой борьбы в связи с пи Д
мом т. Сталина в редакцию журнала “Пролетарская революциями
В исторической науке началась волна погромов, коснувшаяся®
основном представителей старой школы. С.Ф. Платонов и Е.В. ТД
ле были заклеймены как «вредители» и «контрреволюционер™
дискуссии стали отличаться невиданной ранее идеологичеаД
разнузданностью, нагнетанием политических страстей, навеиД
ванием жестких ярлыков. Историки-марксисты пожинали плоД
своей нетерпимости первых революционных лет. СталинаД
программа реорганизации исторической науки легла на уже дЛ
таточно подготовленную для этого почву, хотя и ПокровскогоД
Ярославского, и некоторых молодых историков, и видных деяЛ
лей партии заботило больше состояние исторических исследоЛ
ний, нежели поиски «врагов» в науке45. Д
Все зловещие черты времени выявились уже в ходе очереднД
дискуссии по истории революции 1905 г. Поводом для нее сД
выход в свет в 1936 г. книги П.О. Горина «Очерки по исторД
Советов рабочих депутатов в 1905 г.» и второго тома «ИсторН
ВКП(б)» под редакцией Ем. Ярославского. В журналах, КомаД
демии, ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) прошли обсуждения. По сущеД
ву, речь вновь зашла о закономерности Октябрьской революцД
ее предпосылках, перерастании буржуазно-демократической^Н
волюции в социалистическую. Дискуссия носила ярко выраж^В
душа науки
147
iii.ih антименьшевистский и антитроцкистский характер. Колле-
in упрекали П.О. Горина в том, что его выступление против вра-
|пн ленинизма находилось не на уровне времени. Горин в свою
очередь направил в журнал «Историк-марксист» рецензию на
•порой том «Истории ВКП(б)» с рядом критических замечаний,
*н о вызвало острое недовольство Ярославского. Однако редакция
журнала отказалась публиковать его ответ. Дело дошло до Стали-
1ы, который предписал редакции напечатать ответную статью
Ярославского46. Это было первое прямое вмешательство Сталина
и ход исторической дискуссии.
Конец 1931 — начало 1932 г. прошли в нервной обстановке
проработок, покаяний, самокритики, на которую вынужден был
поиги даже такой верный сталинист, как Ярославский, не гово-
ри уже об «исторических сошках» более мелкого масштаба. Пси-
мн разоблачений сопровождался усилением в исторической на-
рс культа личности Сталина. В тяжелом положении оказались
ж\риалы «Пролетарская революция» и «Каторга и ссылка», кото-
рые прямо обвинялись в «гнилом либерализме». Составы редак-
ций и редколлегий этих журналов стали быстро меняться. Вско-
ре журнал «Каторга и ссылка» был закрыт, а Общество бывших
п<н1иткаторжан и ссыльнопоселенцев в 1935 г. распущено.
<>дновременно прошла волна новых революционных юбилеев:
летие со дня смерти К. Маркса, 15-летие Октябрьской рево-
люции и др., в их идеологическом чреве тонули все проблески
•мучных подходов. После выхода в свет в 1938 г. «Краткого кур-
| .| истории ВКП(б)», авторство которого было связано с именем
( млина, громкие дискуссии прежних лет стали постепенно схо-
лии» на нет.
Многие из прежних участников дискуссий, в частности Ванаг,
/Кировский и другие были репрессированы.
Правда, начиная с 1933 г. на страницах журнала «Большевик»
прошла трехлетняя дискуссия о характере социально-экономиче-
iMix отношений в дореволюционном казахском ауле, да в еще
живом журнале «Каторга и ссылка» в том же году состоялось об-
। \ кдение проблемы «Бакунин и революция 1848 г.». В нем при-
пиши участие такие представители старой революционной гвар-
iiiiii, как Теодорович, Кон, Лепешинский и другие. Но дни жур-
н.па, да и дни многих из дискутантов были уже сочтены.
В гуле идеологических битв на историческом фронте скромно
прошла в апреле 1933 г. в Ленинграде в секторе феодальной фор-
М.ШИИ ГАИМК дискуссия по проблеме общественного строя Ки-
пп кой Руси. С докладом «Рабство в Киевской Руси» выступил
I* I Греков, восходящее светило русской медиевистики.
148
Раздел I
Несмотря на не самую актуальную для тех лет проблематику!
дискуссия оказалась весьма примечательной. На обочине исто
рической науки (а столбовой дорогой считалась революционн!
и современная проблематика, связанная с социалистическим
преобразованиями в стране) формировалась исследовательск!
линия, обращенная к прошлой истории Родины, хотя и здесь,
первую очередь, акцент делался на формационных проблему
широко использовались чисто идеологические оценки, а ряд И<
ториков (С.В. Бахрушин, Л.В. Черепнин и др.), имевших отли<
ную от набиравшего силу Б.Д. Грекова точку зрения, были р
прессированы.
К концу 30-х гг. высокая дискуссионная волна, задавленн!
сверху, практически спала, но зато участились споры камерно!
типа — в отдельных секторах, на ученых советах, без выхода |
страницы исторических журналов.
В мае 1939 г. А.В. Шестаков в «Учительской газете» откри
дискуссию об общественно-экономическом строе Древней РуС|
доказывая, что Киевское государство было рабовладельчески!
При этом автор опирался на положение «Краткого курса исторм
ВКП(б)», где говорилось о рабовладении как первой антагон!
стической формации. В июне в Институте истории АН ССС
Б.Д. Греков в докладе «Общественный строй Киевской Руси» р
товал за феодальный характер древнерусского государства. Bl
поддерживал С.В. Юшков и другие ученые. Таким образом, об(
значились две линии. Но было уже очевидно, что «грековска!
линия становится преобладающей.
В марте 1940 г. на заседаниях ученого совета Института йен
рии АН СССР обсуждались проблемы истории абсолютизма (
самодержавия. Речь шла о понятии «абсолютизм», времени ei
возникновения, роли трудящихся масс и классовой борьбы в П
риод складывания абсолютной монархии. Там же обсуждался л
клад С.С. Дмитриева «Славянофилы и славянофильство». В цев
тре спора оказались вопросы о классовом характере славян!
фильства, его своеобразии и отличии от теории официальной н
родности, а также другие проблемы общественного развития а
редины XIX в. 1
Характерно, что после бурных дискуссий 20 — начала 30-х t
по революционной и формационной проблематике, отодвину
ших в сторону иные сюжеты отечественной истории, эти аспе|
ты, без которых было немыслимо вообще развитие исторически
науки, посвященной России, стали постепенно занимать св
место в историографии и в теме дискуссий. Сенсационным ел
дует признать весьма прозаическое обсуждение на страниц
<ч»/лн душа науки
149
и риала «Историк-марксист» в феврале 1941 г. академического
iмания Правды Русской. Речь шла о полноте использованных
liiiicKOB Правды, их классификации, об археографических опи-
|жнпях и др. И это после жарких дискуссий о предтече болыпе-
<ма и судьбах русской революции.
В исторической науке произошла парадоксальная вещь: сошед-
шие на нет после грозного окрика Сталина разухабистые и идео-
Ши ически страстные дискуссии 20 - начала 30-х гг. уступили свое
г ю другим дискуссиям — все так же выдержанным в марксист-
ском духе, но посвященным весьма «спокойным», «мирным» пе-
риодам и весьма традиционным историческим сюжетам, которые
|||хч>ывали в полном забвении прежде. Абсолютно антинаучная
Ыгра объективно сыграла на руку фундаментальной науке, хотя
цлповременно и принесла ей невосполнимые исследовательские
И кадровые потери. Таковы были парадоксы советской жизни.
В послевоенные годы такая дискуссионная линия продолжает
укрепляться, совершенствоваться, хотя в 1949 г. новая идеологи-
ческая истерия, связанная с борьбой с космополитизмом на дол-
I ни срок вновь резко исказила развитие исторической науки. Тем
н< менее в 1946 г. на страницах журнала «Вопросы истории» (на-
। пенника «Историка-марксиста») развернулась дискуссия по ста-
ii.( П.П. Смирнова о причинах образования Русского централизо-
ванного государства. Автор связывал сдвиги в государственном
|ш шитии России с изменениями в области производства. Это вли-
по его мнению, на эволюцию производственных отношений,
я опосредованно — на политическое устройство страны. Экономи-
ческий детерминизм, упрощенное толкование марксистских поло-
жений, свойственные данной точке зрения, встретили возражение
II В Мавродина, И.И. Смирнова, С.В. Юшкова, К.В. Базилевича,
( В Бахрушина. Однако в целом дискуссия опиралась на жесткие
марксистские конструкции и не вышла за пределы прежних пред-
»ынлений, оставляя за рамками все многообразие факторов, вли-
ииших на изменение государственного строя страны47.
На следующий год в том же журнале состоялась дискуссия по
i мгьям Е.И. Заозерской и Н.Л. Рубинштейна о зарождении ка-
питалистических отношений. Ученые полемизировали о времени
н условиях перехода от мануфактурного способа производства к
<|»лбричному, о формировании рынка рабочей силы, времени и
и держании промышленного переворота в России, об экономи-
•к ской политике правительства. Дискуссия на эту тему продол-
жалась и в последующие годы, втягивая в свою орбиту все но-
ni.ix, в том числе молодых, ученых, привлекая большой конкрет-
но исторический материал.
150 Раздел I
' - ----—— , ' " ' м
Дискуссии о становлении феодализма в Древней Руси, обм
зовании Русского централизованного государства, генезисе капя
тализма в России, по существу, подготовили новую масштаб™
дискуссию о периодизации истории России, которую откр®
журнал «Вопросы истории» в 1949 г. статьями К.В. БазилевичМ
Н.М. Дружинина. В дискуссии участвовала большая группа М
ториков: как представителей старшего поколения, так и молов
медиевистов и исследователей истории России XVIII-XIX Л
А.А. Зимин, А.В. Предтеченский, Л.В. Черепнин, В.Т. ПашуД
В.И. Довженок, М.Ю. Брайчевский, И.И. Смирнов и друг™
К. В. Базилевич обратился к истории русского средневековый
предложил его периодизацию, взяв за основу смену форм ренД
Естественно, что в ходе этой дискуссии встал вопрос о генезД
феодализма, о формационной принадлежности Древней РуЛ
Появилось понятие «дофеодальный период», относящееся®
IX-X вв., что противоречило установкам Б.Д. Грекова на ран™
феодализм на Руси. Н.М. Дружинин разработал свой вариант Л
риодизации «капиталистической формации», опираясь на та™
критерий, как классовая борьба. Историк исходил из того, Л
классовая борьба согласно марксизму является движущей си™
развития обществ, состоящих из антагонистических классов. Я
Ученые, участвовавшие в дискуссии, не поддержали К.В. Я
зилевича. Предложения Н.М. Дружинина получили противсД
чивую оценку. Спорящие стороны предлагали и иные критерД
способ производства; изменения в сфере и базиса, и надстройД
внешнеполитические события; «кризисное состояние общеспЛ
заключавшееся в острейших противоречиях между произвсД
тельными силами и производственными отношениями, вылилД
шихся в масштабные классовые схватки. Д
Дискуссия по проблемам периодизации «феодализма» и <Д
питализма» в России смыкалась с общим фронтом работ в зД
области отечественной истории. Она как бы продолжала полеД
ку конца 30-х и второй половины 40-х гг. о соотношении рйД
владельческих и феодальных тенденций в истории Древней Р]Д
касалась проблем мелкотоварного производства как основы Д
нуфактуры, всероссийского рынка, наемного труда, роста гсД
дов, развития городского хозяйства. Д
Практически в дискуссиях конца 40 — начала 50-х гг. все Л
лее и более очевидным стал поворот к социально-экономм®
ским проблемам дореволюционной России, генезису «феод|иЛ
ма» и «капитализма». И в дальнейшем эти вопросы оставили^]
дискуссионном поле историков, стремившихся понять задашД
основоположниками марксизма формационный урок. Д
' in, душа науки
151
< ледует отметить, что характер дискуссий тех лет заметно из-
к пился в связи с политической кампанией против так называе-
ioio космополитизма. Любая неточность в формулировках мог-
|а вести к обвинению историков в принижении исторического
ivin России, ее значения в мировой истории, а то и в откровен-
1<»и русофобии. Понятно, что историки, недооценивающие син-
ipniiHoe развитие России и стран Запада, рисковали попасть в
ho io «безродных космополитов». Это, безусловно, повлияло на
|оа дискуссий по периодизации истории России, на разработку
>инл ключевых социально-экономических проблем.
В 1951 г., вскоре после завершения экономической дискуссии,
№111 ла в свет работа И.В. Сталина «Экономические проблемы со-
циализма в СССР». В ней, как и в других выступлениях Сталина
лет, ставились проблемы соотношения базиса и надстройки
Инцества, которые оказали сильнейшее завораживающее влияние
Цл историческую науку, в том числе на ход и характер историче-
ских дискуссий. Так, в дискуссии о роли и месте товарного про-
чий >дства при феодализме вновь был поднят весь комплекс про-
|h< м российского средневековья. А.М. Панкратова, М.В. Нечки-
№. В.К. Яцунский, Н.М. Дружинин, Л.В. Данилова, В.Т. Пашу-
li» А.Г. Маньков, А.М. Сахаров, Б.Б. Кафенгауз, Е.И. Заозерская
Ц лругие участники дискуссии обсуждали проблемы развития
^« российского рынка и товарно-денежных отношений, их вли-
111ИС на состояние и упадок феодализма как формационной си-
|гмы, роль городов и городского хозяйства в этом процессе, пе-
грлстание ремесла в мелкотоварное производство. Активный
Имен мнениями не сгладил противоречий. Назревала новая дис-
v< сия. В декабре 1954 г. в Институте истории АН СССР разго-
г к я спор при обсуждении доклада М.В. Нечкиной «О двух ос-
пяных стадиях развития феодальной формации (к постановке
ппроса)»49. В основу полемики снова были положены формаци-
ипые марксистские критерии. М.В. Нечкина полагала, что фео-
№ ним в России имел «восходящую» стадию, когда производст-
►нные отношения соответствовали характеру производительных
с и «нисходящую», когда производственные отношения начи-
in тормозить развитие производительных сил. По мнению ав-
1»»р | доклада, XVI—XVII вв. были водоразделом между этими
|н\мя стадиями. Участники дискуссии поддержали методологи-
1н«кие поиски М.В. Нечкиной, но оспорили хронологические
ьрн хи стадий феодализма, отнеся начало «нисходящей» стадии
I мшцу XVIII и даже началу XIX в.
В первой половине 50-х гг. преобладали дискуссии о времени и
|ч>мах процесса первоначального накопления. Большая группа
ученых пыталась найти аналогии в развитии подобных пронес
в России и странах Запада. Другие (Н.М. Дружинин, В.К. Ян
ский, К.А. Пажитнов) считали, что в России под воздейств
крепостнических отношений эти процессы были не только за>
лены, но и искажены.
В «Очерках истории исторической науки» отмечалось, что
рия дискуссий конца 40 - начала 50-х гг. в целом оставила!
рамках устоявшихся теоретических традиций, однако «смел!
и широта в постановке теоретических проблем, характерные
раннего этапа развития советской историографии, в значит!
ной степени были утрачены»50. Думается, что такая харакП
стика не совсем точна. Конечно, смелость и широта диску!
прошлых лет впечатляли, но лишь в том случае, если наход!
ся на позициях дискутантов той поры, которые крушили с|
научных противников, обвиняя их во всех политических гр!
Напротив, дискуссии послевоенного периода, содержав!
прежние концептуальные слабости (формационный догмату
начетничество, увлечение цитатами, привязанность к трМ
«классиков марксизма», почти полное абстрагирование от Mil
вого историографического опыта), все же были «ближе к зем|
к реальным историческим процессам, поскольку, пусть и
сторонне, марксистски детерминированно, все же обращали
реалиям, существующим в действительности: мелкотовая
производство, мануфактура, централизованное государство, j
шественные схватки. В дискуссиях участвовали серьезные И0(
дователи, за плечами которых был не один год работы в арх|
хранилищах страны, не одна солидная монография, основай
на свежих конкретно-исторических материалах. Если же и И
сутствовала определенная традиция в этих спорах, то она м<
проявляться прежде всего в том, что историки не выходил!
круга представлений, выработанных в ходе предшествовави
развития науки. Бурно напирающий конкретно-историчей
материал бился о глухой забор заезженных цитат, социал!
экономического детерминизма «железных» формационных |
ходов. Возможно, это бесплодное топтание на месте, когд|
лантливые ученые, владевшие уникальным материалом, кото
они в 50-х гг. широко начали вводить в научный оборот, зав
мо ставили себя в позицию идеологических приготовит!
значительной степени ослабляло эффект проводимых диску!
После смерти Сталина и особенно после XX съезда KI
(1956 г.) и осуждения культа личности положение в истои
ской науке несколько изменилось. Историки стали более сво!
ны в своем творчестве, в выборе тем. Однако они сами давно!
" тая душа науки
153
определили себе рамки этой свободы и теперь строго соблюдали
правила идеологической игры. Что касается руководства партии
и < граны, то оно по-прежнему твердо стояло на позициях марк-
гп 1ма-ленинизма, который с конца 50-х гг. принял новые очер-
цшия идеологической библии мощного, быстро бюрократизиру-
ющегося слоя партхозноменклатуры.
В 50—60-х гг. в профессиональной исторической среде стали
Преобладать благонамеренные научные сессии, посвященные ис-
ц>рии революционных событий, «вехам» в истории народов
(( СР вроде 300-летия воссоединения Украины с Россией, пат-
риотическим военным юбилеям. Острая дискуссионность, пусть
И подчиненная расшифровке марксистских исторических дефи-
ниций, постепенно сошла на нет. Идеология продолжала закос-
кнсвать, из марксизма уходило все действительно живое, твор-
ческое. Без учета всех названных реалий трудно представить се-
flr развитие исторической науки в целом и содержание дискус-
<ии Подтверждением этого является постоянное обращение в
йоде дискуссий к одним и тем же сюжетам: генезис капитализма,
(оциальное расслоение крестьянства, мелкотоварный уклад, роль
народничества, роль крестьянских войн и т. д.
II области истории советского общества дискуссии также ка-
IIIпись привычных проблем вроде перехода страны к нэпу, аграр-
ной революции в России и СССР. Но появились и новые темы:
л.шы культурной революции в СССР, некапиталистическое раз-
ните некоторых народов России и другие, уже более конкрет-
ные, например, социальная база и социальная сущность партии
/и ных эсеров и т. д.
Социально-экономический крен в общем настрое дискуссий
ю>нца 50—60-х гг. преобладал. Это объяснялось как прежним ин-
н рссом историков к формационным проблемам, так и объектив-
ным материалом истории России — аграрной страны с запозда-
лым, по сравнению с передовыми европейскими странами, уров-
нем развития. Дискуссии вырастали, естественно, не на пустом
мгсге — десятки видных ученых страны разрабатывали социаль-
но экономическую проблематику. Изучение истории крестьянст-
iiii. рабочих, т. е. «трудящихся классов», вышло на первое место в
• оветской историографии. С конца 50 — начала 60-х гг. аграрный
л< пект генезиса капитализма стал в спорах историков основным.
В 1961 г. возникла дискуссия о социальном расслоении кресть-
нисгва. Традиционное представление о начале данного процесса
нщ|ь со второй половины XVIII в., которое отстаивал Н.Л. Ру-
бинштейн51 и поддерживавшие его Н.М. Дружинин, А.Л. Шапи-
ро и другие, было оспорено исследователями, изучавшими более
154
Раздел I
ранние периоды российской истории. Первым с обоснование!
своих взглядов на материалах черносошной деревни Восточной
Поморья выступил Н.В. Устюгов, положения которого был
поддержаны и развиты уже на материалах других регионов стр!
ны Е.И. Индовой, А.А. Преображенским, Ю.А. Тихоновым, а Я
тем большой группой исследователей52. И.Д. Ковальченко, В1
Яцунский, Л.В. Милов и другие возражали против такого «удря
нения» капиталистических отношений в российской деревм
И.Д. Ковальченко выдвинул положение о том, что буржуазном
расслоению крестьянства предшествовало расслоение мелкота
варное, которое действовало по законам феодально-крепостн!
ческой системы53. 1
В стремлении постичь истинные процессы генезиса капиталта
ма, а через это понять общие пути развития России историки тя
тратили много усилий на трактовку известного высказыванМ
В.И. Ленина о новом периоде русской истории, который начал!
«примерно с XVII века». Мимоходом брошенная фраза, ни к чем
не обязывающее слово «примерно» в работе, весьма далекой 1
научных проблем генезиса капитализма, стали предметом пр!
стального анализа многих историков, которые в отличие от вохЛ
мирового пролетариата действительно владели первоклассным |Я
точниковым материалом. Кстати, заметим, что сам Ленин никоя
более не возвращался к упомянутой проблеме и никогда не пп|
тендовал в этом вопросе, как и во многих других, на роль метом
логического оракула. Однако, несмотря на странную методолога
ческую «привязку», которая сегодня кажется совершенно абсута
ной, историки на обширном конкретном материале действитей
но стремились выявить пути складывания национального рынта
определить его социально-экономические параметры, хронолога
ческие грани с тем, чтобы приблизиться к пониманию все того Я
«проклятого» вопроса времени о генезисе капитализма. Л
Н.Л. Рубинштейн, АЛ. Шапиро, В.К. Яцунский полагали, Я
процесс формирования всероссийского рынка был длительный
лишь в XIX в. капиталистическое производство стало его осной
А.А. Преображенский и Ю.А. Тихонов относили это Л
XVII в.54 В 1965 г. группа историков во главе с Н.И. Павленко пй
готовила дискуссионный доклад по проблеме перехода от феота
лизма к капитализму. Дискуссия приняла общесоюзный характй
проходила несколько дней в Институте истории АН СССЯ
В докладе и ряде выступлений доказывались положения о тй
что в XVII и первой половине XVIII в. продолжалось еще поста
пательное движение феодальной формации, а «новые явленй
тонули в феодально-крепостническом море. Я
гая душа науки
155
Другая группа ученых, опираясь на известное ленинское вы-
< казывание о XVII в., видела в конкретно-историческом матери-
ню данной эпохи свидетельства развития зачатков капиталисти-
ческих отношений. Спор этот в различных вариантах продол-
жался и позднее, например, в ходе дискуссии о мелкотоварном
производстве, генезисе капитализма в крестьянском хозяйстве,
in крывшейся в начале 60-х гг. на страницах журнала «История
( ( СР».
Заметный след в дискуссионной проблематике оставило обсу-
ждение в журнале «Вопросы истории» в 1958-1961 гг. проблем
крестьянских войн в России. В этой дискуссии главным был во-
прос о понятии «крестьянская война» как наиболее острой фор-
мы классового противоборства в период средневековья. Рассма-
। ривались также движущие силы (в частности казачество, кресть-
ннство, горожане, национальные меньшинства России), характер
пойн, их направленность, исторические результаты, воздействие
пл ход исторического процесса, в том числе на эволюцию фео-
/ылизма. Речь шла и об аналогиях между движением Болотнико-
n.i, Разина, Пугачева и даже Булавина и крестьянскими войнами
п.1 Западе, в первую очередь, с Крестьянской войной в Германии
первой четверти XVI в., которой посвятил свою работу Ф. Эн-
н льс. Сегодня нет сомнения в том, что проблематика крестьян-
<ких войн в России находилась под сильным влиянием общего
революционного менталитета советских историков, а также ра-
<н>1 ф. Энгельса. Это мешало объективно оценить крестьянские
восстания, приводило к их идеализации, облагораживанию их
вождей. И как прежде проблема крестьянских войн решалась в
основном в контексте формационного развития страны, их вли-
яния на эволюцию феодализма, воплощения в них новых буржу-
1нных отношений. Такой подход значительно сужал представле-
ние о действительно масштабном явлении в истории России, не
швволял выявить всю сложность, противоречивость крестьян-
»к их выступлений, которую, кстати, великолепно для своего вре-
мени продемонстрировал А.С. Пушкин применительно к исто-
рии восстания Пугачева.
Традиционно дискуссионной оставалась и проблема народниче-
< । на. Возвращение к этой теме наметилось уже на исходе 50-х гг.,
мида в Институте истории АН СССР прошла дискуссия о револю-
ционном движении 60-80-х гг. XIX в. Она имела продолжение. В
|*>61 г. журнал «История СССР» опубликовал статью Г.И. Ионо-
вой и А.Ф. Смирнова «Революционные демократы и народники».
В статье при солидной опоре на ленинское понимание порефор-
менного развития российской деревни, опять же с формационных
156
Раздел I
позиций, доказывалось, что народническое движение отразило
социальном плане борьбу между трудом и капиталом созревают
го капиталистического общества. И снова критики статьи, апелл|
руя к Ленину, указывали на несостоятельность этих представя|
ний и акцентировали внимание на крепостнических пережиткам
России, борьба с которыми и вела народников вперед56. 1
Специалисты по истории России «периода империализма»!
многие из них вернулись из лагерей, в том числе С.М. Дубра
ский - попытались во главе со своим лидером А.Л. Сидоровы
возродить старые, задавленные в 30-х гг. споры, организовав а
обсуждений в Москве и Ленинграде проблемы «военно-феодм
ного империализма царской России». Вновь был поставлен в<Я
рос о роли иностранного капитала в экономике страны, степи
ее монополизации и в конечном итоге — о предпосылках (л
тябрьской революции. |
Таким образом, по ключевым для советской науки формам
онным проблемам истории средневековой России и России вя
рой половины XIX — начала XX в. дискуссии звучали как см
образное рондо, от десятилетия к десятилетию через идеология
ские тернии, тяжкие репрессии вновь и вновь возвращаясь вс!
тем же вопросам. Они доминировали над другими проблема!
российской истории (о них речь шла выше) и порождали те fl
мые пресловутые «белые пятна», о которых, поначалу весы
скромно, историки стали говорить с конца 80-х гг. 1
В 50-60-х гг. проходили и другие дискуссии по вопросам
тории дореволюционной России. Одна из них - о значении nd
соединения нерусских народов к России, в ходе котом
М.В. Нечкина выдвинула абсолютно идеологизированную ф9
мулу «наименьшего зла». Или - о характере движения кавш
ских горцев во главе с Шамилем. В этой дискуссии уточнял|1
оценки движения в соответствии с политическими предстам
ниями времени и отвергались прежние обличительные версЯ
Вопросам истории культуры народов России была посвяцц|
дискуссия, в которой обсуждалось соотношение культурно-жя
рических процессов у различных народов. 1
На фоне широких исследований истории Октябрьской ревом
ции, гражданской войны, истории социалистического строителе
ва в концепционной интерпретации второй половины 30-50-х!
прежние зубодробительные дискуссии стихли. Лишь изредка ad
визировалась полемика по конкретно-историческим вопросам!
которой слышались отзвуки былых научно-идеологических бил!
Так, в середине 50-начале 60-х гг. на страницах журнала «Вогм
сы истории» прошла дискуссия о характере зависимости России!
ът.1ядуша науки
157
ip.m Антанты накануне Октябрьской революции, примыкавшая
г магически к прежним жарким спорам о социально-экономиче-
)к>м развитии страны в начале XX в., о сущности уравнительного
)рмиспользования в Советской России57. Ученые, принявшие уча-
щие в обсуждении проблемы, стремились освободить ленинские
^к пки от позднейших сталинских наслоений, вернуться к «истин-
►»му» Ленину и выяснить революционное значение уравнительно-
кмлепользования в становлении новых аграрных отношений.
В 1959 г. Комиссия по истории исторической науки Институ-
истории АН СССР организовала дискуссию о периодизации
h юрии советской исторической науки, продолжавшуюся три го-
В ней участвовали М.В. Нечкина, Е.Н. Городецкий, К.Н. Тар-
имский, Е.А. Луцкий, С.О. Шмидт, Г.Д. Алексеева и другие. В
Ю/ic этой дискуссии обсуждались критерии периодизации, хро-
нологические рамки этапов развития советской исторической
щуки. Были переосмыслены с позиций несколько либерализи-
Итавшейся науки резкие оценки творчества историков первых
|г । советской власти, в частности М.Н. Покровского, отправлен-
ною в научное небытие в начале 30-х гг. его же учениками и бо-
кс молодыми соратниками58. В начале 60-х гг. на страницах жур-
Iioiob «Вопросы истории КПСС» и «Вопросы истории» проходил
И пиленный обмен мнениями о переходе к нэпу и его сущности,
I ходе которого столкнулись старые традиционно-идеологизиро-
Иппые жесткие подходы к нэпу и новое понимание проблемы в
ипе марксистской идеологии периода хрущевской «оттепели».
I 1964 г. состоялась дискуссия о некапиталистическом пути раз-
ни ия отдельных народов59. В «Очерках истории исторической
щуки в СССР» отмечалось, что она «нацеливала исследователей
Ki комплексное изучение проблемы, на выяснение взаимозави-
симости процессов социалистической индустриализации и соци-
Инстической реконструкции сельского хозяйства»60. Это было
|праведливо, как справедливо было и то, что подобный идеоло-
|н1сский подход, оправдывающий и поднимающий до историко-
философских обобщений сталинскую внутреннюю политику, не
м<>1 дать адекватного представления о действительном развитии
«и мльных народов страны.
Наконец, венчали 60-е гг. еще две дискуссии, которые лока-
ции, что советская историческая наука, полностью освоив «мар-
пстско-ленинское наследие» и достигнув немалых и общепри-
1И.1ННЫХ результатов в области конкретно-исторических исследо-
мпий, упиралась в глухую стену непрошибаемых догм, застыв-
ших дефиниций, искусственно сконструированных «этапов»,
•периодов» и т. п.
Одна из них проходила на страницах журнала «Вопросы и<
рии» в 1966—1967 гг. Ее участники вели споры вокруг поня
«нация». Однако, по сути дела, дискуссия лишь комментиро!
известные сталинские признаки нации, полностью игнорируя
стижения зарубежных историков и этнологов в этой сфере. I
рая дискуссия была посвящена вопросам хронологии и содер
нию культурной революции в СССР, причем выделялись тр|
этапа: 1917—1927 гг., 1928-1958 гг. и завершающий этап с 193
Особо дискутировалась проблема соотношения целей и за
культурной революции и коммунистического строительства.
В свете наших сегодняшних знаний этот спор, полный выму*
ных схоластических рассуждений, может вызвать лишь недоумв!
Несмотря на некоторую либерализацию в области научной
литики, дискуссии, даже такие скромные, ограниченные и Н1
дящиеся вполне в русле марксизма-ленинизма, были делом »
ма рискованным. Так, попытки редакции и редколлегии жур
ла «Вопросы истории» дать более свободную, чем прежде, OU
ку событиям Февральской и Октябрьской революций и нек<
рым другим явлениям советской истории встретили резкий
рик со стороны ЦК КПСС.
Девятого марта 1957 г. ЦК КПСС принял постановление
журнале “Вопросы истории”», которое требовало от ученых
укоснительного соблюдения «ленинского принципа партий
сти в истории и ориентировало на борьбу с буржуазной идее
гией и ревизией марксизма-ленинизма». Так были пресет
робкие попытки некоторых историков, в частности Э.Н. Б)
жалова, по-своему прочесть Ленина и дать вполне марке!
скую, но отличающуюся от официальной, трактовку ряда со
тий советской истории. Позднее, в 70-х гг., ЦК КПСС HI
удар по так называемому новому направлению, представит
которого предложили свою трактовку социально-экономичес
го развития России в начале XX в. и истории русских рева
ций (П.В. Волобуев, К.Н. Тарновский и др.). «Новое напра!
ние» отличал более свободный подход к проблемам многоук!
ности России, переоценка некоторых жестких сталинских о
состояния социально-экономического развития страны в нач
XX в., а также соотношения классовых и политических сил
кануне и в ходе Октябрьской революции. Разгром этого нал
вления, кадровые репрессии против его представителей, ках
ся, окончательно отбили охоту у историков вести дискуссий
темы истории XX в.
Лишь одна заметная дискуссия состоялась в конце 60-Х
Журнал «История СССР» открыл ее в 1968 г. статьей А.Я. А1
чмзя душа науки
159
и Русский абсолютизм и его роль в утверждении капитализма
России»61.
Концептуальной основой дискуссии стало марксистско-ленин-
мк- понимание абсолютизма, в частности оценки Ф. Энгельса,
инные западному абсолютизму с его опорой на «равновесие» со-
пельных сил - буржуазии и дворянства. Большое внимание ис-
ирики уделили сущности русского абсолютизма в период буржу-
шого развития России, а также в период империализма.
Как отметил П.В. Волобуев при обсуждении результатов дис-
сии в Институте истории АН СССР, она показала «осознание
। юриками необходимости поворота к изучению ключевых про-
лсм социально-политической истории»62.
11 в последующие годы советская историческая наука развива-
ib I, по тем же строгим канонам, которые ей были установлены в
О 40-х гг., слегка ослаблены в конце 50-х и начале 60-х и вновь
* гсточены в 70-х гг. Естественно, что в таких условиях дискус-
iiii сходили на нет. Наследие основоположников марксизма в хо-
г ьссконечной борьбы за него было наконец освоено так, как это
шшмал устоявшийся в 60 - начале 80-х гг. режим. Возникла
।ройная социальная система исторических представлений. Она
и ча канонической. Роль дискуссий прошлого в ее становлении
м на неоценимой. Растрачивая талант, знания, научный порыв в
«•исках марксистских дефиниций, в изучении только отдельных,
рнчем искусственно гипертрофированных, сторон отечественной
< юрии, историческая наука создала довольно странное для всего
ира, но вполне закономерное для своей страны видение истори-
г< кого пути, весьма далекого от реальности. И та же наука доби-
и< ь впечатляющих успехов на пути исследования ряда конкрет-
<• исторических проблем отечественной истории. Но такова бы-
и наша жизнь и такова была наша историческая наука.
А.И. Сахаров
ПРИМЕЧАНИЯ
< м.: Ленин и Академия наук. М., 1969. С. 39.
1енин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 692.
( обрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правитель-
ива. 1918. №49. С. 573.
160
Pa
'Ленин В. И. Т. 50. С. 182, 184, 192-193.
5 См.: Вестник Социалистической академии. 1923. № 1. С. 29.
6 Ленин В. И. Т. 42. С. 319-321.
7 Сборник узаконений... 1921. № 19. С. 119.
8 См.: Известия ВЦИК. 1922. № 1. С. 64-65.
9 См.: Историк-марксист. 1926. Т. 1. С. 318.
10 См.: 50 лет советской исторической науки: Хроника научной ;
1917-1967. М., 1971. С. 51.
11 См.: Правда. 1923. 25 и 28 декабря.
12 См.: Очерки истории исторической науки в СССР (далее Оч
М., 1966. Т. 4. С. 342.
См.: Большевик. 1924. № 3-6; 1925. № 11-12; 1926. № 1-3.
14 См.: Историк-марксист. 1926. Т. 2; 1927. Т. 3.
15 См.: Пролетарская революция. 1929. № 5.
>6 Там же. 1928. № 2, 3, 4, 10.
17 См.: Историк-марксист. 1928. Т. 8; 1929. Т. 2.
I8 Там же. 1928. Т. 2. С. 129, 131.
19 См.: Очерки. Т. 4. С. 355.
20 Алаторцева А. И. Советская историческая периодика: 1917 - cej
1930-х гг. М., 1989. С. 158.
21 Каторга и ссылка. 1929. № 8/9.
22 См.: Тезисы к 50-летию «Народной воли». Отдел культуры и про
ды ЦК ВКП(б) Ц Правда. 1930. 9 апреля.
23 См.: Алаторцева Л. И. Указ. соч. С. 162-163.
24 Очерки. Т. 4. С. 207.
25 См.: Пролетарская революция. 1928. № 5, 8, 9.
26 См.: Алаторцева А. И. Указ. соч. С. 166-167.
27 См.: Историк-марксист. 1926. Т. 1; Пролетарская революция.
Т. 1; 1926. Т. 6.
28 См.: Алаторцева А. И. Указ. соч. С. 173.
29 См.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и 1
мов ЦК. М., 1984. Т. 2. С. 323.
30 Майорский Н., Элъвов Н. К вопросу о характере и движущих сил;
тябрьской революции // Пролетарская революция. 1927. № 11.
31 Очерки. Т. 4. С. 165.
32 См.: Малышев А. И. К вопросу о сущности феодализма и крепос
ства И Спорные вопросы методологии истории. Л., 1930; Он
феодализме и крепостничестве // Историк-марксист. 1930. Т.
и др.
33 Историк-марксист. 1931. Т. 22.
34 См.: Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. №
м •••!.!« душа науки 161
••< м : Большевик. 1924. № 14; Под знаменем марксизма. 1924. № 12;
I № 5/6.
* < м : Историк-марксист. 1928. Т. 8; Красная летопись. 1928. № 2, 3.
Нм: Историк-марксист. 1929. Т. 11. С. 3-114.
* Н< юрик-марксист. 1931. Т. 22. С. 77.
Нм. Ванаг Н. Письмо в редакцию // Историк-марксист. 1932. Т. 4—5. С. 358.
И м На аграрном фронте. 1930. № 1. С. 82-126.
1 Пи г. по: Алаторцева А. И. Указ. соч. С. 187-188.
1 < талин И. В. Вопросы ленинизма. М., 1946. С. 350-351, 359.
И < талин Я. В. Соч. М., 1949. Т. 12. С. 10-16.
► < м : 50 лет советской исторической науки. С. 158, 163.
И < м : Алаторцева А. И. Указ. соч. С. 189-201.
* I ям же. С. 204-206.
1' ( м : Вопросы истории. 1946. № 2/3, 4, 7.
И l.iM же. 1949. № 11; 1950. № 1-12; 1951. № 1-3.
► I дм же. 1958. № 7.
очерки. М„ 1985. Т. 5. С. 185.
мРубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России во второй половине
Will в. М, 1957.
Н < м : Устюгов Н. В. К вопросу о социальном расслоении русской чер-
носошной деревни XVII в. // История СССР. 1961. № 6; Индова Е. И.,
Преображенский А. А., Тихонов Ю. А. Буржуазное расслоение крестьян-
• ша в России XVII-XVIII вв. // История СССР. 1962. № 3.
•♦ < м.: Ковальченко И. Д. Некоторые вопросы генезиса капитализма в
► рсстьянском хозяйстве России // История СССР. № 6; Яцунский В. К.
I тс раз к вопросу о возникновении капиталистического расслоения
н мледельческого крестьянства в дореформенной России // История
< < СР. 1963. № 1; и др.
41 Подробнее см.: Очерки. Т. 5. С. 197-198.
< > ходе дискуссии см.: Переход от феодализма к капитализму: Сб. ст.
м . 1969.
- ( м : История СССР. 1961. № 5; 1962. № 3, 5, 6.
♦ < м : Вопросы истории. 1956. № 6, 9; 1957. № 1,2, 3.
’• < м : История СССР. 1960. № 1; 1962. № 6.
м.: Вопросы истории КПСС. 1964. № 1, 3-6, 8-11.
< нерки. Т. 5. С. 485.
• • । м : История СССР. 1968. № 2.
‘ История СССР. 1972. № 4.
Становление
советской историографической традиции:
наука, не обретшая лица
В первое десятилетие советской власти историки «стар
школы были еще достаточно сильны и в большинстве своем
принимали установок новой власти. Они не понимали, как И
ка может руководствоваться в своем развитии не стремлен!
познать историческую реальность, а идеологическими потрев
стями в духе большевистской «партийности». Тем не мв
большевики выдвинули в числе первоочередных задачу - вва
марксизм в историческую науку, задачу весьма трудную, а
учесть, что понятия «наука» и «марксистская методология»
своей сути несовместимы. Именно с 20-х гг. в исторической I
уке начинают проявляться иррациональные черты марксиЗ
когда элементы разумного познания вытесняются элемент,
веры. Марксистская теория, будучи не в состоянии соперниц
с дореволюционными историческими концепциями (для эт
не было ни научных идей, ни квалифицированных кадров), М
ла внедряться и укрепляться только административными спа
бами при политической поддержке правящей партии. Это вц
зилось в создании с 1918 по 1924 г. организационных струМ
советской исторической науки для решения проблемы подгоИ
ки новых теоретических кадров.
Выполнение идеологической задачи «разоблачения иска
ний русского исторического процесса буржуазными исторшц|
и развитие исторической мысли в стране» делалось наиболее^
туальным, в связи с чем на первый план выдвинулась фигура^
торика-профессионала М.Н. Покровского. В 1920 г. он
свой первый после Октябрьской революции труд «Русская и4|
рия в самом сжатом очерке», отличительной особенностью ]
торого были черты, впоследствии ставшие определяющими J
всей советской исторической науки: выделение классовой 6d
бы в русской истории как ее движущей силы; акцентировка
н. • v a j , не обретшая лица
163
юрии революционного движения как основе всего историче-
ски о процесса. Если учесть другие работы Покровского, а так-
k изданную позднее третью часть «Русской истории в самом
|ж.пом очерке», доведенную до первой мировой войны, то мож-
|i) смело сказать, что М.Н. Покровский стоял у истоков разра-
|м к и новой проблематики советской исторической науки: исто-
щи классовой борьбы в России, пролетарского революционного
|Нижения, история большевизма, история трех революций в Рос-
ии
М.Н. Покровский оказался пионером и в изучении историо-
рифических проблем в советское время, что было закономерно,
Нм» он являлся одним из немногих профессиональных истори-
ки», воспринявших марксистские идеи и ставших активными
цин иками так называемой буржуазной историографии.
I ворческий стиль М.Н. Покровского имел ряд особенностей,
•«иЬолее ярко проявившихся в его историографических работах,
кнорые вместе с тем содержали типичные черты нарождающей-
советской исторической науки. К ним, в первую очередь, от-
н>< и гея «ниспровержение авторитетов буржуазной науки», стрем-
Irniic к «коренному пересмотру» идей буржуазной историогра-
фии, огромного фактического материала, накопленного ею, ост-
ин полемичность, доведенная до утверждений «все это неверно»'.
[ 11срвым опытом разработки специальной исторической темати-
Ш стал курс лекций Покровского, прочитанный в 1923 г. студен-
ом Петроградского комуниверситета и в том же году изданный
юн названием «Классовая борьба и русская историческая литера-
rvp.i». Курс отличало отсутствие систематического изложения. Он
нкрывался характеристикой воззрений Н.М. Карамзина, затем
u ni оценки концепций Б.Н. Чичерина, А.П. Щапова, С.М. Со-
|о|»ьева, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, Г. В. Плеханова и
I А Рожкова.
I лавной задачей для Покровского, красной нитью проходя-
йи и через все его лекции, остается обнаружение политической
•кшравленности воззрений характеризуемых историков. Этому
lin/iчинена и логика отбора самых типичных, по мнению Пок-
ровского, представителей исторической науки, чьи взгляды он
• опирался подвергнуть «классовой расшифровке». В результате
Покровский выделил следующие направления в русской исто-
рии рафии: дворянское, буржуазное и мелкобуржуазное. Однако
•нк ПКИ Покровского имели свою специфику. Он утверждал, что
•и икая идеология является «кривым зеркалом», в котором отра-
• П1отся, каждый раз по-своему, классовые интересы историков
|м (личных направлений2. Объективно отсюда вытекал вывод, что
164
Раздел I
любая идеология, в том числе и марксистская, не может nperei
довать на подлинную научность. Впоследствии сам ПокровсК!
станет отмежевываться от своей идеи как ошибочной, а его к!
тики будут связывать ее с недостаточной марксистской зред
стью его взглядов в 20-х гг. На самом деле это была, пожал]
последняя ниточка, которая связывала Покровского с рацион
диетической традицией в истории. Но и она оборвалась. j
Во второй половине 20-х гг. в ответ на решения XIII съея
РКП(б) М.Н. Покровский со слушателями своего семинара акги
но включился в процесс «овладения ленинским теоретическим И
следием», в результате чего в 1926-1931 гг. появляется целая i
рия его статей об исторических взглядах так называемых «дем
кратически настроенных историков» (А.П. Щапов, Н.Г. Черм
шевский)3, а также К. Маркса и В.И. Ленина4, кроме того, ра
блачительные статьи о трудах русских историков, оказавшихся
эмиграции5. ।
Русская историография XIX - начала XX в., создавшая сам
фундаментальные концепции русского исторического процесс
не случайно оказалась в центре внимания первого историка-м!
ксиста. Развенчание авторитета «старой» историографии бм
обязательным условием утверждения марксистских постулате!
исторической науке. Одним из первых Покровский сформулм
вал задачу изучения марксистско-ленинской теории как оснД
для обогащения и совершенствования методологии историчес!
го и историографического исследования. Влияние ПокровскЯ
на формирование советской исторической традиции было см
велико еще и потому, что он занимал монопольное положенм
решении задач подготовки кадров историков-марксистов. Уже]
второй половины 20-х гг. слушатели семинара Покровском
Институте красной профессуры начинают активно выступая
марксистских периодических изданиях с историческими и им
риографическими статьями, как правило, солидаризируясь!
взглядами своего учителя. I
Особенно показательно в этом плане издание в 1927 и 19301
двух частей сборника «Русская историческая литература в км
совом освещении». В основу статей были положены рефери
слушателей историографических семинаров М.Н. ПокровскЯ
В предисловии указывалось, что в сборнике предпринята пем
попытка обозреть с марксистских позиций развитие русской Л
торической науки на протяжении всего XIX и начала XX в. в Я
це ее крупнейших представителей. Трудов с таким широким м
нологическим охватом в тот период не было. Сборник интереЯ
тем, что показывает уровень исторической мысли первых дб|
i не обретшая лица
165
индий советской власти. Здесь мы находим и указание на край-
•и>к> устарелость «дворянской» историографии, и обоснование
и, что все русские «буржуазные» историки выступали вырази-
|г'1ими интересов торгово-промышленного капитала, практиче-
защита которого и составляла суть их концепций.
Качество статей, вошедших в сборник, различно. Наиболее про-
ка i иональные из них принадлежат перу М.В. Нечкиной. Это -
Lt । ьи о И.Г. Эверсе и В.О. Ключевском. Молодые историки, вы-
купившие в сборнике, вслед за своим учителем анализируют
Мик совую сущность воззрений историков XIX - начала XX в.
|грсд нами в основном те же фигуры, что и в лекциях Покров-
кою 1923 г. Нет Карамзина, отсутствует Плеханов, но прибавлен
tin рс. Создать систематический труд по русской историографии
к иодым историкам-марксистам не удалось. И в теоретическом
И ношении они недалеко ушли от установок своего учителя, хотя
h работы и были насыщены соответственно подобранным фак-
тическим материалом. Показательно, что среди авторов этого
ирного историографического сборника будущие известные со-
ки кие историки — М.В. Нечкина, А.Л. Сидоров, которые воз-
ланя г целые направления советской исторической науки.
Чанный сборник, по существу, подвел итог историографиче-
ских разработок 20-х гг.
М.Н. Покровский активно работал на «историческом фронте»,
Йй1- югда говорили, до самой смерти в 1932 г. В статьях, опубли-
нм иных в связи со смертью Покровского, его ученики аполо-
пиески поддерживали взгляды учителя, в штыки встречая лю-
|у к» критику в его адрес6. Они особенно подчеркивали как глав-
Hviti заслугу Покровского его основной тезис, что все «буржуаз-
hi H > историки в той или иной мере отражали классовую борьбу
|копо времени, в основе их исторических концепций лежали оп-
рглгленные политические воззрения, и что их труды - «это по-
Йишка, опрокинутая в прошлое».
Результатами своей деятельности в области исторической нау-
ки 11окровский мог быть удовлетворен. «Школа» Покровского об-
ли.-мла всеми характерными для советской исторической науки
'прими: претензией на обладание истиной, идейной монополией,
линейным пониманием общественного прогресса, монологизмом.
Н» к детвие ее непримиримой борьбы с концепциями историков
•» мрой школы», начиная с С.М. Соловьева и В.О. Ключевского и
кончая «агентами великорусской буржуазии» М.К. Любавским,
I В Бахрушиным, Е.В. Тарле и другими, все богатство знаний,
мкнм располагала русская историческая наука, осталось практи-
ки ки невостребованным советскими историками. Покровский
166
Раздал!
продемонстрировал своим ученикам, как и какими методами
до возводить «новое» здание советской исторической науки,
самым создав прецедент и в отношении судьбы своего собсп
ного наследия.
Вскоре после смерти первого историка-марксиста начался
крушительный разгром его научного наследия. Чем это было
звано? В советской историографии бытует мнение, что Крит
взглядов Покровского была необходима, что в ходе ее истор|
овладевали марксистско-ленинскими принципами историчен
го исследования, преодолевали ошибки самого ПокровскО
Критика велась примерно в том же стиле и тоне, что и Крит
самим Покровским его учителя В.О. Ключевского и соучен
П.Н. Милюкова. Тем не менее были ли у этой критики дейс|
тельно «научные» причины?
Непосредственно она разворачивается после публикации в LK
ральных газетах 27 января 1936 г. сообщения «В Совнаркоме Q
за ССР и ЦК ВКП(б)». В нем излагались решение от 16 мая 191
и краткое содержание замечаний Сталина, Жданова и Киров!
поводу конспектов учебников по истории СССР и новой истов
подчеркивалась неудовлетворенность представленными текст!
Вместе с тем указывались и причины создавшегося положен
Они заключались в том, что «авторы учебников продолжают<
стаивать на явно несостоятельных исторических представлений
установках, имеющих в своей основе известные ошибки Пой
ского», которые оценивались как «антимарксистские, антилей
ские, по сути дела, ликвидаторские, антинаучные взгляды на!
торическую науку»8. Здесь был употреблен термин «историчен
школа» Покровского, со взглядами которой и предстояло бом
ся. Столь ответственные негативные оценки давались без вся
доказательств, причем облекались в форму партийного докумя
Все это, разумеется, предопределило и направленность, и сея
жание критики. Она велась в уже отработанных формах. 1
В январе 1936 г. против Покровского выступили К. РадЯ
Н. Бухарин9. Оба критика с ним не церемонились. Радек пи
отлучил Покровского от марксизма, поскольку он складым
как историк не в рядах большевиков. Наибольшее негодом
Радека вызвал тезис Покровского о том, что политический а
мент в историческом исследовании второстепенен. А когда, d
тает Радек, Покровский стал исправлять эту ошибку, он втц
другую крайность, утверждая, что большевики «прорвались
циализму» наперекор всем законам, т. е. как бы отрицал ЗЯ
номерность октябрьского переворота. Бухарина же особа
возмущал тезис Покровского о том, что классовая история Я
up.i, не обретшая лица
167
мнивной быть не может. Сам Бухарин утверждал, что пролетар-
ия история не только может, но и должна составить единст-
венное исключение из этого правила, так как, базируясь на мар-
ке и еме, она правдива изначально. А от истинного историка-
^прксиста, по мнению Бухарина, лишь требовалось облечь «ге-
неральную линию партии» в национальную плоть и кровь.
। ( оответственно в 1939 и 1940 гг. вышли сборники «Против
h ।прической концепции М.Н. Покровского» и «Против анти-
цлрксистской концепции М.Н. Покровского». Знаменательно,
П<> в них приняли участие и ученики Покровского, стремивши-
К»| продемонстрировать отказ от взглядов учителя, и многие из
И ।» коллег, испытавшие на себе перегибы в критике их работ как
тмим Покровским, так и его учениками.
В первом сборнике в хронологической последовательности
нааслялись стержневые проблемы истории русского средневеко-
и.и Среди его авторов были крупнейшие ученые того времени —
»Л Греков, С.В. Бахрушин, К.В. Базилевич10. Они вели крити-
ц в 1глядов Покровского в сдержанных тонах, упрекая его глав-
ным образом в незнании ряда общеизвестных источников, что
Привело к ошибочным представлениям и концепции «торгового
шпигализма», слабость которой сознавалась давно.
Кроме вышеназванных историков, в сборнике выступили
f Панкратова, А. Савич, М. Нечкина, В. Пичета, Н. Дружинин,
Мороховец, Д. Баевский, А. Сидоров, А. Ерусалимский. Но в
|н статьях уже не было систематического представления об ис-
орических взглядах Покровского. Они были избирательны по
|»<н й тематике, принцип подбора которой ясен: учитывалась ли-
hi особая актуальность для предвоенных лет некоторых проблем
। освещении Покровского, где проявлялся его «национальный
ин клизм», либо критика отдельных положений на основе оце-
iiik «Краткого курса истории ВКП(б)».
Па первый сборник появились рецензии. Особенно важно от-
йпить среди них рецензию Н.Л. Рубинштейна (не путать с
It I Рубинштейном, автором «Русской историографии». - Н. И.)
ц журнале «Под знаменем марксизма»11. Ее автор в свое время
не только учеником Покровского, но и его апологетом. Те-
и< |>ь тот же Рубинштейн признавал недостаточную критическую
Ц||цравленность исторической концепции Покровского и его
•школы» в первом сборнике, а также выражал недовольство
• |.иьей А.М. Панкратовой, которая, критикуя антимарксистские
» н иды Покровского, допускала большое количество оговорок. А
НМ. Дружинин прямо обвинялся в протаскивании ложной, ан-
IIIмарксистской трактовки Крымской войны.
168
Раздел I
В результате критики название второго сборника получило я|
ко выраженную политическую окраску - «Против антимарксис
ской концепции М.Н. Покровского». Ответственным редакторе
его стал самый агрессивный автор первого сборника — А.Л. Q
доров, а открывался он зубодробительной статьей Ем. ЯрослЛ
ского - «Антимарксистские извращения и вульгаризаторство 11
называемой школы Покровского», которая задавала тон все!
сборнику. Второй сборник был полностью выдержан в духе та
дашней идеологической ситуации и уже не вызвал нарекай!
критики. J
Все вышеизложенное доказывает, что никаких научных пп
чин заниматься критикой взглядов Покровского в конце ЗО-х I
не было, ибо уже к середине 30-х гт. советская историческая Н
ука при активном участии того же Покровского была накрем
вбита в прокрустово ложе марксизма-ленинизма. 1
Причины фактического уничтожения исторического наслав
Покровского лежали в иной сфере, и в советской историограф!
этой темы не касался никто. Бессмысленные споры, ведущиеся
течение десятилетий, был ли Покровский историком-марксиста
или историком-большевиком, или ни тем ни другим, ни о Ч(|
кроме политической ангажированности советской историчесв
науки, не свидетельствуют. Конечно, никто не решался писати
реальных причинах. А дело было в том, что с конца 20-х гг. вн|
риполитическая ситуация в стране стала в корне меняться. Пя
ровский уловил эти веяния слишком поздно. Он продолжал обя
чать русских историков-«государственников» тогда, когда в сом
ском государстве стало нормой политическое вмешательство!
все сферы жизни страны. Покровский продолжал писать о бьм
рых темпах экономического роста России перед октябрьским Я
реворотом, в то время как стоящие у руля государства деятели в
стали обращать особое внимание на отсталость Российской имя
рии. Он, наконец, по старинке настаивал на сходстве русскоГЯ
западноевропейского пути развития, тогда как Сталин уже утм
дил догмат о национальном происхождении русской революция
узаконил национальный взгляд на «своеобразие» русского лв
шлого. И главное — Покровский отрицал роль личности, тогда в
обращение к великим деятелям прошлого становилось основ
патриотического воспитания. Словом, квазимарксистские истов
ческие построения Покровского перестали отвечать политичесм
и идеологическим требованиям времени. И его предсмертные в
каяния 1930—1931 гг. уже ничего не могли изменить. Сокрум
тельная, с навешиванием политических ярлыков, критика истее
ческих взглядов Покровского была предрешена. Я
hvfc.i, не обретшая лица
169
А теперь возникает вопрос: существовала ли вообще «школа»
кировского, о которой говорилось в партийной печати и упо-
инпалось в постановлении? Конечно, Покровский много внима-
нии уделял преподаванию и подготовке кадров молодых истори-
1<>п марксистов, которые, либо прослушав, либо прочитав курсы
Н«мо историка, восприняли его идеи и характер умозаключений,
Наисру критики. В 20-х и даже в начале 30-х гг. историческая
(интенция Покровского доминировала в среде советских исто-
[пков. Ее поддерживали В.Д. Преображенский, С.А. Пионтков-
кий. А.Л. Сидоров, А.Е. Пресняков, Б.Д. Греков, М.В. Нечки-
(•п Идеи Покровского как марксистские проникали в литерату-
роведение, историю и теорию искусств.
( ама по себе концепция Покровского была столь уязвима и с
Научной, и с политической точек зрения, что не могла служить
|х новой научной школы. Если к этому присовокупить, что имя
||окровского было в идейной борьбе 20-х гг. символом маркси-
зм кого направления в историографии, то правомерно сделать
под, что «школа Покровского» имеет скорее общественно-по-
Ншическое, нежели научное содержание. Не случайно после
|н уждения исторических взглядов Покровского партийные бос-
ti.i сразу же берутся за травлю его учеников. В газете «Правда»
(?/ марта 1937 г.) их объявляют двурушниками, взаимно покры-
Накнцими и поддерживающими друг друга, протаскивающими
троцкистскую пропаганду и проводящими подлую вредитель-
14 vio работу. Под прицелом таких обвинений практически все
ученики Покровского отреклись от него самого, его взглядов и
«ипились самобичеванием. Так что ни о какой преемственности,
|||'1иющейся одним из признаков научной школы, и речи быть
Иг могло.
Критика ошибок Покровского поставила его же гонителей в
ив сложное положение, ведь это осуждение равносильно, по
• Viи, признанию лучших достижений ниспровергнутой «буржу-
ин юй» науки, возвращению все к тем же Соловьеву, Чичерину,
K i киевскому, Милюкову и Плеханову. А значит, попытка офор-
ми и. «марксистскую» концепцию русского исторического про-
I"•< са завершилась провалом. Нелепо было рассчитывать на сов-
ми пение научного инструментария «старой» исторической науки
и марксистской идеологии и на этой базе создать идеологически
и политически приемлемую для новой власти «научную» версию
•м и |бежности победы в России социалистической революции.
Он юда и пролеткультовские попытки Покровского и его учени-
ки «отряхнуть прах “старой” школы» со своих ног, что ничего
in могло дать, кроме объективного признания слабости идеоло-
170
Раздел I
гии октябрьского переворота как раз в том, в чем большеви!
видели его силу: в его внезапности и несоответствии экономим
скому развитию России. ।
Судьба «школы» Покровского во многом определила будуш
советской исторической науки. Могли ли в таких условиях с!
житься какие бы то ни было научные школы? Для выяснен
этого обстоятельства необходимо уточнить содержание поня!
«научная школа» в русской исторической науке. Как извесТ!
на рубеже XIX-XX вв. уже предпринимались попытки науш
обосновать термин «школа», разграничить понятия «школам
«направление»12. Прежде в научном обиходе использовались т|
мины, которые возникли в общественной практике, чаще вс|
в пылу полемики (скептическая школа, славянофилы, запад!
ки, юридическая школа). Для определения историографичеаИ
школ историки выработали чисто внешние критерии: нац]
нальная принадлежность, отношение к источнику, методы ||
следования, проблематика, принадлежность к определений
университету, географический принцип, влияние философа!
теорий. Понятие «научная школа», таким образом, приобя
чрезвычайную расплывчатость. |
А.С. Лаппо-Данилевский, больше других занимавшийся п
блемой школ и направлений в исторической науке, тоже не Я
шел к какой-либо определенности. На последнем этапе ся
научной деятельности он практически отказался от различия!
нятий «школа» и «направление» и употреблял их как синонИи
В значение термина «школа-направление» Лаппо-Данилевя
вкладывал концептуальные различия в понимании историк!
основных задач русской истории. Именно наличием такого Я
нообразия он объяснял образование в русской исторической!
уке нескольких школ. Другими словами, «школа» — это коля
тивно выработанные идеи, приводящие к оформлению об Л
предметно-логических основ научного творчества13. Опредя
ние достаточно аморфное, но вычленяющее главный прия
научной школы — своеобразие исторической концепции. МЯ
ли нечто подобное сложиться в советской исторической наЯ
Разумеется, нет. Монополизм идей - вот главное, что прия
Покровский в советскую историческую науку. Поэтому оЯ
основной критерий научной школы - своеобразие концепя
Слово «школа» стало употребляться в советской историчеЯ
науке как термин. Историкам оставалось только распределяя
по проблемно-хронологическому принципу и сгруппироваЯ
вокруг наиболее влиятельных фигур в исторической науке, Я
торые полностью контролировали разработку той или инойН
i.ivK.i, не обретшая лица
171
4Ы В иных формах в условиях идейного монополизма истори-
ка кая наука просто не могла функционировать. Поэтому, в си-
IV особенности советской исторической науки, при выяснении
Нк цифики ее дальнейшего развития мы вынуждены в структу-
ре нашего изложения придерживаться выше сформулированных
Принципов ее организации.
Перед историками, уцелевшими после расправы с так называ-
емой школой Покровского, вновь встала все та же задача: дока-
|й1 к что весь ход исторического развития России неизбежно и
Но всем марксистским правилам подводил ее к социал истиче-
ею»й революции и что капитализм в России достиг той стадии,
Пикая требовалась, по Марксу, для безболезненного перехода к
Ишиализму.
( оветским историкам предстояло, руководствуясь указаниями
hnpi ии, наглядно разъяснить, что русская история с древнейших
Йн-мен укладывается в марксистскую теорию социально-эконо-
рпнсских формаций и что всю ее пронизывает классовая борьба
h’v/ювого народа с угнетателями. Поэтому приоритетными на-
правлениями в советской исторической науке с самого начала
Hiidi и социально-экономическая история и история революцион-
ной» движения в России, которые должны были составить идео-
>»1и’1еский каркас «новой» исторической науки. Для обоснова-
нии принципиальной важности изучения именно этих направле-
нии приводились следующие доводы: историки «старой» школы
И силу своей классовой ограниченности искажали социально-
k аномическую историю России, а революционная проблемати-
II была для них закрытой темой. Исправить создавшуюся ситу-
liuiio в разработке этих стержневых направлений призваны бы-
'I историки советской формации.
I Изучать историю России на новой основе исторического ма-
териализма было очень сложно, так как русская медиевистика
Плодилась в руках историков «старой» школы, которые в прин-
ципе не принимали марксизм.
Историю нового времени и советского периода предстояло
|м ч»абатывать историкам-марксистам со слабой профессиональ-
ней подготовкой. Поэтому столь важно было найти в среде спе-
циалистов «старой» школы тех, кто взялся бы с помощью марк-
ий I ско-ленинской методологии создать неведомую дореволюци-
онной науке картину древнейшей истории восточных славян и
ского средневековья.
Таким историком стал Б.Д. Греков. В период расцвета своего
цюрчества в 30—50-х гг. Греков был первым, кто рискнул приме-
ни и, марксистскую теорию к изучению русского средневековья.
В 1932 г. в ходе дискуссии в Академии истории материалы
культуры он доказывал, что у славян, как и у германцев, раз
жение первобытно-общинного строя вело к установлению не
бовладельческих, а феодальных общественных отношений14
как итог разработки проблемы в 1934 г. появилась обобщаю!
работа «Очерки истории феодализма в России», в которой I
ков исследовал систему господства и подчинения в русской 4
дальной деревне с X по XVI в. Результатом активного учас
Б.Д. Грекова в дискуссии о характере общественного строя I
евской Руси стала монография «Феодальные отношения в К*
ском государстве» (1936-1937 гг.). Переработанная и дополи
ная, она вышла в 1939 г. под названием «Киевская Русь» (выл
жала 6 изданий, последнее - в 1953 г.) и, по существу, закре
ла за Грековым лидерство в разработке проблематики руссн
средневековья с марксистских позиций.
Второе важное направление в творчестве БД. Грекова - И
рия русского крестьянства как основного производящего кл|
феодального общества, к которой он обратился в середине 20-1
В 1940 г. увидел свет его обобщающий очерк «Главнейшие ЭТ1
в истории крепостного права в России», а в 1946 г. — капитал!
исследование «Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVI|
(2-е изд. 1952—1953 гг.). В этих монографиях Греков поднял к|
не злободневные для того этапа советской исторической наую<
мы: закономерность смены общественных формаций, роль на|
ных масс в истории, общность славянских народностей.
В результате усилий Б.Д. Грекова в науке утвердилась марх
стекая концепция генезиса и развития феодализма в России,
торая заключалась в том, что Русь миновала стадию рабовлад!
ческого строя и Киевское государство было раннефеодальН!
При этом основа феодализма понималась как соединение со(
венности феодала или феодального государства на землю с 1
плуатацией зависимого населения в форме ренты. Данную и
цепцию в основном разделяли все крупные исследователи |
ского средневековья: В.В. Мавродин, А.Н. Насонов, М.Н. ТЦ
миров, И.И. Смирнов, Б.А. Рыбаков, А.А. Зимин15. Были paf
ждения в определении начальной стадии феодализма, в его |
треннем членении, в мнениях о роли рабства, но феодальный,
рактер Киевской Руси сомнений не вызывал.
Конечно, активная работа Б.Д. Грекова по созданию и за|
плению в советской исторической науке марксистского вари
та видения русского средневековья не могла не встретить nfl
дарственной поддержки: в 1935 г. он становится академиком^
1937 г. возглавляет Институт истории АН СССР, что, безус|
। v * j , не обретшая лица
173
» укрепило его лидирующую роль в изучении социально-эко-
i»mинеской истории русского средневековья.
< начала 30-х гг. к изучению этой проблематики присоедини-
те ь молодые историки-марксисты. Среди них был и М.Н. Тихо-
нров, окончивший историко-филологический факультет Мос-
И1н кого университета в 1917 г. И хотя М.Н. Тихомиров прошел
щмнную школу у представителей русской «буржуазной» истори-
h кой науки, это не помешало ему уже в середине 20-х гг. по-
jpiivTb к марксизму и заняться изучением истории народных
ш е России периода феодализма. Тема народных движений про-
вучала в его первой книге, посвященной псковскому восста-
ик Л причем он стремился выявить его классовые черты. Своей
Миной М.Н. Тихомиров открыл новое направление в изучении
Mir мса и развития феодального строя Древней Руси - древне-
пгкие города. Затем он занимался историей Москвы (1936 г.),
||>нюродским восстанием 1650 г. (1940 г.), а в 1946 г. опублико-
1ч груд «Древнерусские города», где обосновал мысль о единст-
₽ мутей развития русских и европейских городов. Этот вывод
мс ч важное методологическое значение для советской историче-
н»н науки, так как опровергал представление о самобытном пу-
। развития Древней Руси. Различные формы проявления народ-
IH! борьбы в Древней Руси продолжали привлекать внимание
и ного. Итогом его научных изысканий стала монография «Кре-
тинские и городские восстания на Руси XI—XIII вв.» (1955 г.),
мнорой М.Н. Тихомиров утверждал, что народная борьба в
t XIII вв. была классовой.
М Н. Тихомирову принадлежала первая попытка обобщения с
прксистских позиций богатого материала по истории русского
чи сла XVI—XVII вв.17 Подобные сюжеты разрабатывались им
нс в монографии «Древнерусские города». Достойным продол-
гинем этих проблем стала книга Б.А. Рыбакова «Ремесла Древ-
гн Руси» (1948 г.), где впервые подробно раскрывалась история
сериальной культуры древней и средневековой Руси. Такая те-
сика вводила Б.А. Рыбакова, археолога по специальности, в
с юдование генезиса и развития феодализма.
В 1957 г. М.Н. Тихомиров публикует монографию, посвящен-
ии истории Москвы в наименее известный период: когда Мо-
им стала центром объединения русских земель18. Обобщающим
11 1сдованием о средневековой Москве Тихомиров подводит
н»| десятилетней разработки истории русских городов как со-
н । ibho-экономического организма. Основной тезис историка,
...но вошедший в отечественную науку, сводился к тому, что
ргвняя Русь была страной развитых городов — центров ремесла
и торговли, и в этом отношении принадлежала к передо!
странам Европы.
М.Н. Тихомиров являлся последовательным историком-м|
систом, сторонником исторической концепции Б.Д. Греков
после смерти последнего возглавил русскую медиевистику
1953 г. он становится академиком и руководителем Отделе
исторических наук АН СССР.
В начале 30-х гг. в исследование социально-экономичес
процессов русского средневековья включается Л.В. Черепнин,
историк он формировался в советское время в Московском у
верситете под влиянием С.В. Бахрушина, А.И. Яковлева, Д.М.
трушевского. В январе 1925 г. Л.В. Черепнин был зачислен в
пирантуру Института истории РАНИИОН, где под руководст
М.Н. Покровского овладевал марксистско-ленинской теор!
Поэтому нет ничего удивительного в том, что кандидатская jo
сертация молодого ученого написана в русле марксистской м(
дологии. Она посвящена крайне актуальной для русской медис
стики теме — многостороннему анализу и описанию феодалы
порядков на Руси XIV—XV вв. на примере московской метре
лии. Диссертация была защищена в 1942 г., а в 1946 г. Череп!
завершил работу над докторской диссертацией - «Очерки по
тории русских феодальных отношений XIV—XV вв.».
Самый плодотворный период в научной жизни Л.В. Черепнин
1946-1977 гг. В 1951 г. он становится заведующим сектором и(
рии СССР периода феодализма Института истории АН СССР
Центральное место в творчестве Черепнина в это время за
мает проблематика складывания и развития Русского централ!
ванного государства. С полным правом можно утверждать, что
создана наиболее авторитетная в советской историографии К
цепция формирования и эволюции Русского централизовани
государства. Черепнин написал несколько классических тру]
«Русские феодальные архивы XIV-XV вв.» (ч. 1 - 1948 г., ч.
1951 г.) и «Образование Русского централизованного государе
в XFV-XV вв.» (1960 г.). В 60-х гг. Л.В. Черепнин выходит в <
их исследованиях за рамки XIV-XV столетий. Его внимание И
влекает последующее развитие Русского централизованного IX
дарства. Итогом научных изысканий историка стала моногра^
«Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв.» (1978
Выбор темы не случаен, она органически связана со всеми р|
тами Л.В. Черепнина по истории Русского централизованного
сударства. J
В сущности, Л.В. Черепнин в своих трудах рассмотрел Ж
рию феодальной формации на Руси с момента ее становленИ
н wa, не обретшая лица
175
эпохи абсолютизма. Итогом научных изысканий историка
। i.uj вывод о принципиальной однотипности ведущих тенденций
и шолюции феодального общества на стадии зрелого его разви-
III я в России и Западной Европе.
П.В. Черепнин неоднократно подчеркивал, что он бережно
правит традиции своих учителей Б.Д. Грекова, М.Н. Тихомиро-
ва. С.В. Бахрушина. Это выражалось не только в научной, но и
* научно-организаторской деятельности. С 1964 г. Л.В. Череп-
Пип стал заместителем председателя секции «Генезис и разви-
1нс феодализма» Научного совета «Закономерности историче-
<м>го развития общества при переходе от одной социально-эко-
номической формации к другой» АН СССР. В течение 25 лет
Л В. Черепнин возглавлял сектор истории СССР периода фео-
дализма, а с 1969 г. одновременно - отдел истории докапитали-
<|ических формаций на территории СССР Института истории
АН СССР.
благодаря трудам таких историков, как Б.Д. Греков, М.Н. Ти-
хомиров, Л.В. Черепнин в советской исторической науке дейст-
тнельно была создана неведомая дореволюционной историогра-
фии марксистская по характеру картина древнейшей и средневе-
ковой истории России. Советские ученые доказывали, что заро-
ждение государства у славян было итогом внутреннего развития,
п.шрочь отвергая норманнскую теорию. При исследовании соци-
ально-экономических процессов главное внимание они уделяли
Hi юрии крестьянства как основного производящего класса фео-
дального общества. А главный упор при этом делали на разобла-
чении «буржуазных» концепций «старой» исторической науки о
шкрепощении крестьян в общегосударственных нуждах. В совет-
ской медиевистике вследствие усилий ее лидеров безоговорочно
твердился марксистский вывод о том, что закрепощение кресть-
ип было продиктовано ростом феодального хозяйства и отвечало
|в»|ребностям господствующего класса феодалов, интересы кото-
|иио защищало государство.
Груды Б.Д. Грекова освещали судьбу русского крестьянства до
WII в. Эстафету дальнейшей разработки крестьянского вопроса
принял Н.М. Дружинин — ученый-историк новой формации. Он
окончил юридический и историко-филологический факультеты
Московского университета, в студенческие годы принимал ак-
цизное участие в революционной борьбе, а в годы гражданской
ипины вел агитационную работу в Красной Армии.
В качестве основного принципа в выборе проблематики науч-
ных исследований Н.М. Дружинин еще в самом начале своей На-
иной карьеры сформулировал для себя понятие актуальности.
Стремление разрабатывать именно актуальные темы было npi
ще Дружинину всю жизнь.
Научная работа Дружинина целиком развернулась в совете
время. И в деятельности этой он, по его собственным ело!
двигался в том же направлении, что и вся советская наука *
пути усвоения марксистско-ленинского метода. Такое пони
ние целей научного познания вывело начинающего истори!
конце 20-х гг. на исследование наиболее актуальных для того
риода проблем: история революционного движения; исто
крестьянства и деревни; история крестьянского вопроса - к(
рые необходимо было связать с архисложным делом период!
ции истории капиталистических отношений в России.
Основной работой ученого по вопросам социально-эконо
ческого развития деревни, крестьянства стал его двухтом!
труд «Государственные крестьяне и реформа П.Д. Кисел!
(1946 г., 1958 г.) и «Русская деревня на переломе. 1861-11
(1978 г.). Работы Н.М. Дружинина примечательны тем, что I
годаря им в советской историографии в качестве непрелож
истин закрепились идеи, проникнутые марксистским поним|
ем крестьянского вопроса в России в XIX в. Идеи эти сводил
к следующему: во-первых, государственные крестьяне были
тегорией феодально-зависимого крестьянства, которая эксги
тировалась государственной властью; во-вторых, борьба МА
старым и новым составила основу развития в переходный
феодализма к капитализму период и к концу крепостной эп
переросла в острый социальный конфликт, неразрешимый I
лиативными мерами. Так впервые в советской исторической
тературе была показана сущность кризиса феодальной систем
такая точка зрения стала общепризнанной.
Другая крупная монография Н.М. Дружинина явилась итС
многолетних изысканий ученого по социально-экономической
тории России XIX в. Эта работа интересна тем, что очень точна
ражает состояние исторической науки в период подготовки М(
графии. Хронологические рамки исследования (1861—1880
обосновываются автором в полном соответствии с господство!
шей в то время совершенно искусственной периодизацией исто
России XIX в. по этапам революционного движения. Автор в|
не в духе своего времени концентрирует внимание на выявлв
буржуазного содержания реформы 1861 г. и единой тенденции
питалистического пути развития Российского государства. В Щ
был сформулирован принципиально важный для советской И
рической науки вывод об объективных причинах сельскохозй!
венной отсталости России.
Шум, не обретшая лица
177
Взгляды Н.М. Дружинина на социально-экономические про-
пс» сы в русской деревне XIX в. прочно закрепились в науке.
IpvHbi его удостоены Государственной и Ленинской премий, в
|ГМ6 г. Н.М. Дружинин избирается членом-корреспондентом АН
Г( ’СР, а в 1953 г. “ академиком. С 1944 г. он заведует сектором
к юрии СССР XIX - начала XX в. Института истории СССР АН
, (’СР, а с середины 50-х гг. возглавляет созданную еще Б.Д. Гре-
шным комиссию по истории сельского хозяйства и крестьянст-
ы СССР, координирующую всю работу по исследованию исто-
щи аграрных отношений и крестьянства.
Г Для историков, специализирующихся на социально-экономи-
ческой истории, начало XX в. — наиболее активно изучаемый пе-
риод. Для историков-марксистов его разработка имела особое
«пычение. Согласно ленинской периодизации начало XX в. —
С’ыдия империализма, канун социалистической революции. В
«оветской исторической науке уже с 20-х гг. эти идеи признава-
ли ia аксиому, что, разумеется, ставило вне всякой критики со-
(и-ршенно искусственное выделение Лениным высшей стадии ка-
ртализма — империализма. Для российской действительности
Подобные построения были тем более неприемлемы, так как в
России в начале XX в. не было в реальности и развитого капита-
ли »ма. Тем не менее в задачу историков-марксистов входило
юнкретно-историческое обоснование наличия в России зрелой
< Илии капитализма, которая создавала объективные предпосыл-
возникновения революционной ситуации в ленинском пони-
мании и неизбежности вызревания именно социалистической
революции.
1а выполнение этой чисто идеологической, а не научной зада-
ми с энтузиазмом взялись молодые историки-марксисты, не
тишком обремененные фундаментальной гуманитарной подго-
•онкой. История монополистического капитализма в России сра-
iY стала одной из центральных тем советской историографии,
приобрела политическое звучание. В силу своей сложности про-
(ысмы империализма вызвали сразу же бурные дискуссии. Имен-
но в ходе дискуссий 1929-1931 гг. между «денационализаторами»
и <• национал изаторами»19 выдвинулась фигура А.Л. Сидорова. Он
поддерживал точку зрения «национал изаторов», которые, опира-
и» ь на труды В.И. Ленина, прослеживали развитие капитализма
н России в начале XX в., рост капитала, образование монополий
н сращивание банковского и промышленного капиталов20. Верх
и дискуссии одержали «национализаторы».
В послевоенный период и особенно с начала 50-х гг. исследо-
плния по истории империализма стремительно возрастают, при
178
Раздел I
этом история экономики России в период первой мировой вой
ны выдвинулась в число крупнейших научных проблем. Ее rind
дотворно разрабатывал А.Л. Сидоров. В вопросе о роли ига
странных капиталов наметился новый подход. А.Л. Сидоров!
этом контексте провел всесторонний анализ государственно!
бюджета и значения заграничных займов царизма накануне во!
ны. Он обратил внимание на необходимость различать эконом!
ческую и финансовую зависимость России от ведущих мирови
держав. Финансовая зависимость России в результате внешга
займов увеличивалась. В годы первой мировой войны это пося
вило Россию в положение неравноправного партнера21.
Интенсивно изучалась история монополий в России, причй
имели место два подхода. Один из них был представлен трудам
А.Л. Сидорова об экономическом положении России в годы пЛ
вой мировой войны и охватывал экономику страны в целом,Я
результате изучения истории монополий и их отношений с гоЛ
дарством исследователи пришли к выводу, что в России слоЛ
лась система государственно-монополистического капитализД
которая к 1917 г. уже предпринимала попытки общегосударЯ
венного регулирования отдельных отраслей промышленности
централизованного распределения важнейших продуктов и Л
рья. Тем самым обосновывалось наличие в России объективЛ
экономических предпосылок для социалистической революцД
Эти идеи нашли наиболее полное воплощение в работе А.Л. Л
дорова «Исторические предпосылки Великой Октябрьской соЛ
алистической революции»22. Однако возникшие в 50-х гг. разД
гласил по поводу того, кому — государству или монополюпЛ
принадлежала ведущая роль в формировании государственЛ
монополистического капитализма, не были разрешены. Я
Исходя из ленинских оценок, историки усматривали особенЛ
сти экономического развития России в начале XX в. в ее мнопД
ладности. Но из этого факта делались разные выводы. А.Л. СиЯ
ров и его сторонники уже в конце 50-х гг. поставили вопрос о Л
граничении особенностей монополистического капитализма В(Н
лом и экономики России в эпоху империализма. Указывая, Д
своей природой и основными чертами российский монополидД
ческий капитализм не отличался от империализма других спД
они считали возможным определять своеобразие политичесД
надстройки как «военно-феодальный империализм». Понятие ^Д
енно-феодальный империализм» Сидоров отождествлял с цадЯ
мом. Он считал, что именно «военно-феодальный империал1Л
сдерживал развитие капитализма в России, особенно в деревнЛ
его уровень был ниже, чем в странах передового капитализма.Д
* i i не обретшая лица
179
А.Л. Сидоров скончался в 1966 г. В дальнейшем его взгляды
послужили толчком к разработке идей так называемого нового
н.п правления по проблемам социально-экономической истории
Г»к сии в начале XX в., идеологами которого стали сподвижники
( ицорова — М.Я. Гефтер и К.Н. Тарновский.
lime одним приоритетным направлением исследования отече-
II венной истории нового времени являлось изучение русского
освободительного движения. Дань этой узловой проблеме, кото-
рая стала остовом марксистского понимания русского историче-
<м»го процесса, отдали многие историки, но бесспорным лиде-
ром среди них уже с 20-х гг. была М.В. Нечкина.
(: самого начала в научном творчестве Нечкиной оформляют-
। и два основных аспекта: история русского революционного дви-
жения и история исторической науки, причем первый всегда был
жобенно любимым. Занимаясь в семинаре у М.Н. Покровского
и Институте красной профессуры, она обратилась к изучению
ниижения декабристов. Естественно, труды М.В. Нечкиной отли-
чились марксистским подходом к освещению истории декабриз-
м.1 Молодой исследователь наметила проблемы — декабристы и
массовое революционное движение, формирование их идеоло-
hiи, изучение процессов развития декабристских обществ, ход
й<м стания 14 декабря, отношение к восставшим различных соци-
альных слоев, — которые стали предметом исследовательского
hi in мания всех советских декабристоведов.
В работах конца 20 - начала 30-х гг.23 М.В. Нечкина вывела
принципиальную идею революционного единства всего движе-
ния декабристов.
Одновременно с историей декабризма в сферу научных инте-
рнов М.В. Нечкиной попадает второй, согласно ленинской пе-
риодизации, этап революционного движения в России — разно-
чинный — и особенно деятельность Н.Г. Чернышевского. Она
и|>ормулировала важнейшую, с ее точки зрения, исследователь-
<кую задачу ~ необходимость подлинно марксистского подхода
к изучению наследия Чернышевского. Решение этой задачи во
тех ее последующих трудах было построено на основе ленин-
ского определения революционной ситуации.
В послевоенный период проблематика исследований М.В. Неч-
киной расширяется. Декабристы рассматриваются ею не только
►лк революционная организация, но и как явление идеологии, об-
щественное течение, «окрасившее атмосферу социальной и куль-
|\|)ной жизни своего времени»24.
В фундаментальных трудах «Грибоедов и декабристы» (1947 г.)
и «Восстание 14 декабря 1825 г.» (1951 г.) М.В. Нечкина стара-
180
Раздел I
лась в конкретной форме воплотить ленинскую мысль о поиск!
в России правильной революционной теории. В 1955 г. вышла
свет ее двухтомная монография «Движение декабристов». Эта р|
бота стала событием в советской исторической науке и в дека(
ристоведении. Исследование интересно тем, что, как подчерк!
вала сама Нечкина, ленинская оценка восстания декабристов К|
первого революционного выступления, с присущей им классов^
ограниченностью, впервые нашла свое наиболее полное водой
щение в конкретном историческом материале. Движение декм
ристов М.В. Нечкина органически связывала с проблемой смей
общественно-экономических формаций, их лозунги - с объм
тивным ходом исторического развития. ]
В 1958 г. под руководством М.В. Нечкиной была создана гру!
па по изучению первой революционной ситуации в России. В |
задачи входило сделать предметом специального исследоватея
ского внимания ленинское учение о революционной ситуации п
совокупности явлений социально-экономического, политически
характера и массового революционного движения. М.В. Нечкм
впервые в советской исторической литературе применила к ко|
кретному ходу событий 50 — начала 60-х гг. XIX в. и к общему Я
ниманию крестьянской реформы 1861 г. ленинское методологии
ское положение о реформе как побочном продукте революцией
ной борьбы. Нечкина отмечала, что причины проведения рефя
мы 1861 г. заключались в сложном механизме явлений: сила ЭМ
номического развития, массовое движение, революционная бои
ба, несостоятельность государственной надстройки. Именно бЯ
годаря работам Нечкиной исходным моментом в понимании пИ
блемы советскими историками стал вывод о взаимосвязи меж
деятельностью революционеров-демократов, идеологов кресты!
ства, и вырванными у правительства реформами25. 1
Положение М.В. Нечкиной в исследовании истории русскЯ
революционного движения было практически монопольным^
оно использовалось в полной мере, закрепило в советской наЯ
преувеличенное представление о масштабах и влиянии ревоЛ
ционного движения в XIX в., а также искусственную период»
цию исторического процесса XIX - начала XX в. по революЛ
онным ситуациям. -Я
Вторым важным аспектом научной деятельности М.В. НечЛ
ной являлось изучение истории исторической науки. Первые Л
ги в этой области она сделала в семинаре М.Н. ПокровскЛ
Они были связаны с именем В.О. Ключевского, интерес к таД
честву которого М.В. Нечкина сохранила на всю жизнь26. Я
В 1958 г. по инициативе В.П. Волгина, М.Н. ТихомировЛ
11.1 ука, не обретшая лица
181
М В. Нечкиной создается научный совет по проблеме «История
in । прической науки» при Отделении исторических наук АН
<( СР. С 1961 г. и до своей смерти в 1985 г. М.В. Нечкина воз-
|л.пи1яла этот совет. На него была возложена задача координации
hi юриографических исследований по всей стране, и, совершен-
ию естественно, академик М.В. Нечкина начиная со второго то-
Е|л возглавила подготовку крупнейшего обобщающего научного
руда — «Очерков истории исторической науки в СССР». Необ-
оримость фронтальной разработки истории исторической науки
ц)евала давно. Это считалось очень важным для повышения
|горетического уровня исторической науки в целом и для препо-
давания исторических дисциплин в вузах.
Особенно остро задача марксистского осмысления процесса
Приращения исторического знания в России встала после обсу-
Д|лсния в 1948 г. книги Н.Л. Рубинштейна «Русская историогра-
фии».
Обсуждение развернулось в обстановке политической кампа-
нии борьбы с космополитизмом27 после принятия печально из-
► ‘тых партийных решений по вопросам идеологии и литерату-
ры в 1946—1947 гг. Первоначальная попытка редакции журнала
•Вопросы истории» придать обсуждению научно-объективный
Цприктер потерпела неудачу. К работе Н.Л. Рубинштейна предъя-
вим иись те же претензии, какие были сформулированы А.А. Жда-
новым к книге Г.Ф. Александрова «История западноевропейской
)п| |ософии». Рубинштейна упрекали за перенасыщение работы
шиософией, теоретическим материалом, за искажение русской
Ы( । прической мысли. Автора «Русской историографии» обвиняли
В н)м, что он якобы отрицал самостоятельность отечественной
Е. । прической науки, подчеркивал ее полную зависимость от нау-
н и культуры Запада. Такая неумеренная резкость и необосно-
шпюсть критики объяснялись не только идеологической обста-
новкой, но и тем, что участники обсуждения не обладали в долж-
ной мере историографической подготовкой, а сами вопросы рус-
ин >и историографии были мало разработаны. Главный вывод, ко-
торый делали критики монографии Рубинштейна, сводился к не-
обходимости в курсе русской историографии выдвинуть на пер-
ил । план историю революционной исторической мысли в Рос-
ит Именно в этом направлении и развернулось последующее
и< юриографическое изучение, оно стало основным в исследова-
нии проблем русской историографии в 40—50-х гг.
Комиссия по истории исторической науки была создана еще в
ГМ<> г. при Институте истории АН СССР. Ее возглавил сначала
дгщсмик Б.Д. Греков, затем академик Е.А. Косминский, а с на-
чала 50-х гг. - член-корреспондент, впоследствии акаде!
М.Н. Тихомиров. Именно после критики «Русской историо!
фии» Рубинштейна комиссия приступила к разработке пл£
проспекта «Очерков...». Главная задача, стоявшая перед авп
ми проспекта, — избежать ошибок Рубинштейна, написать pi
ту в духе марксизма и актуальных идеологических установок Г
тии. Поэтому не случайно в проспекте основное внимание j
лялось главам о революционной исторической мысли в Рос<
В них подводились итоги и намечались перспективы изуче
этой проблемы. Революционную мысль искали и находили д
там, где ее не было и быть не могло. Таким образом искажал
в целом картина истории исторической науки в России. К т
же в «Очерках...» вовсе не проводилась идея преемственное^
взаимосвязи лучших достижений исторической науки в Запад
Европе и в России, всячески, в ущерб истине, подчеркивал
самобытность русского исторического знания.
В ходе подготовки второго — четвертого томов «Очерков...»
рисовывалась необходимость четкого понимания общей кони
ции становления и развития советской исторической науки. В (
зи с этим в 1960—1962 гг. журналом «История СССР» была пр(
дена дискуссия о периодизации истории советской историчен
науки, которая открылась и завершилась статьями М.В. Нем
ной28. Чрезвычайно важно и показательно, что Нечкина пред/»
ла положить в основу выделения периодов в развитии совета
исторической науки принципы, зависящие от изменений базис
го характера, а вовсе не те, которые определяются собствен»
развитием науки, ее ростом. В результате принимается фактиче
без возражений следующая периодизация: 1917 - середина 30-Х
середина 30 — середина 50-х гг. (XX съезд КПСС); середина 1
и далее. Она закрепилась в советской исторической науке, COQ
ее марксистский методологический каркас. Эта периодизация J
ла в основу четвертого тома «Очерков...». В результате «Очерки
тории исторической науки в СССР» оказались предельно цде4
гизированными, что предопределило потерю ими научного ЗН|
ния уже в середине 80-х гг. /
Научная и организационная деятельность М.В. Нечкиной,
лучила высокую официальную оценку: в 1953 г. она была из!
на членом-корреспондентом АН СССР, а в 1958 г. — акадв
ком. /|
В новейшей историографии стало общим местом подче||
вать выдающееся значение XX съезда КПСС для историчеЗ
науки. Так ли это на самом деле? Несомненно, для развития
ветского общества роль XX съезда велика. Даже поверхнос|
н. । v м л не обретшая лица
183
М>|11 ика культа личности Сталина имела огромное значение. Она
И некоторой мере способствовала расширению проблематики ис-
|ис/юваний по истории советского общества. Но разве могли
Произойти какие-либо существенные изменения в науке, если
Iпиитическая система осталась прежней и, следовательно, идео-
Инические догматы — неприкосновенными?
В обобщающих статьях, публиковавшихся в центральной пар-
ши юй печати, в которых подводились итоги развития советской
и iпрической науки между XX и XXII съездами КПСС, прямо
омывалось, что «...история - это партийная наука, что ученые
иг должны заниматься историей для истории. История — это
И< политика, опрокинутая в прошлое, а наука о прошлом, помо-
лотая выработке и осуществлению современной партийной по-
Цшики»29.
Как важнейшая выделялась роль историков на идеологиче-
фронте, что влекло за собой и соответствующую смену при-
ftHiicTOB исторических исследований. Основные силы советских
юриков сосредоточились на изучении истории КПСС и исто-
Ени советского общества, поскольку именно эти направления
рпшаны были сыграть основную роль в идеологическом обес-
)1«"1снии коммунистического строительства30. Вот почему главное
внимание в исторических исследованиях предписывалось обра-
1 ь на послевоенную историю советского государства, особенно
ыкие темы, как подвиг рабочего класса по созданию матери-
фн.ио-технической базы коммунизма, трудовые усилия колхоз-
^н<> крестьянства, освоение целины и т. п.
1аким образом, именно после XX съезда КПСС в советской
1 прической науке образовался известный крен в проблематике
!< । ледований и распределении научных кадров: две трети ученых
ииимались историей КПСС и историей советского общества.
In никакого научно значимого результата добиться не удалось.
<»му тоже были свои причины.
I динственным лидером в разработке историко-партийной и
|о|1сгской проблематики был ЦК КПСС и его институты. Во
► < \ партийных документах и в работах историков красной ни-
ню проходила мысль о возрастании руководящей роли КПСС в
|»1»|.1низации и руководстве ходом исторических исследований,
формировании и развитии системы научно-исторических учреж-
11ИЙ и вузов.
I соретико-методологической базой исторических исследова-
нии оставались произведения классиков марксизма-ленинизма и
цпкументы КПСС. Решающее значение в этом плане приобрело
И мание Полного собрания сочинений В.И. Ленина, завершен-
ное в 1965 г., публикация Ленинских сборников, а также мно
томной «Биографической хроники». Главными маяками в ф
мировании проблематики исторических исследований стали ,
кументы партийных съездов и постановления ЦК КПСС. Ма
стральное направление в развитии историко-партийной и coi
ской исторической науки можно выразить лозунгом: «от съезд
съезду».
Велика была роль партийных учебных и научных учрежден]
Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС служил идея
гическим ситом для всех исторических изданий, без его ви|
как правило, не публиковалось ни одно крупное историчес|
исследование по отечественной истории.
Академия общественных наук при ЦК КПСС, созданна!
1946 г., выступала в качестве кузницы кадров историков-марй
стов высшей квалификации. 1
Отличительной чертой исторической науки после XX см
стало бурное развитие Ленинианы, которое шло как бы в JC
направлениях. С одной стороны, широким фронтом разраб!
вались проблемы, связанные с деятельностью и ролью Лени|
революционном процессе. С другой — развернулось активное
воение ленинских трудов, создание биографии вождя миро|
пролетариата. В результате в исторической литературе ленинс
цитаты автоматически заняли место сталинских, закрепив ци
ническо-иллюстративный метод изложения истории как нор
В 1959 г. на смену «Краткому курсу истории ВКП(б)» при1
новый стационарный учебник «История КПСС» под редакц
Б.Н. Пономарева, в котором была представлена новая схема
тории России с конца XIX в. до XX съезда КПСС. В 1960 г,
шла книга «В.И. Ленин. Биография». Тогда же произошло о
циальное признание того, что наконец сложились условия
написания главного труда современности — многотомной И
рии КПСС, что и было поручено ИМЛ при ЦК КПСС. Та
образом, уже в начале 60-х гг. в исторической науке создавал
новые идеологические клише.
Великая Отечественная война выдвинула на первый план I
блему индустриализации страны, с которой связывалась по
советского народа. К концу 50-х гг. в исторической науке за]
пилось представление, что индустриализация развернулась с
редины 20-х гг. и продолжалась 10 лет. Но авторы исследов|
на эту тему сводили процесс индустриализации к технико-эк(
мическим аспектам. Коренное отличие социалистической и
стриализации от капиталистической виделось им в том, что 1
оритет отдавался тяжелой промышленности. Однако науя
i i iyxa, не обретшая лица
185
уровень работ был невысок, поскольку источники не нашли в
них должного отражения31.
В 1961 г. ситуация несколько изменилась. На XXII съезде при-
нимается Программа КПСС, в которой сформулирован тезис:
•Индустриализация страны, кооперирование сельского хозяйст-
|м, культурная революция - таковы основные звенья ленинско-
ю плана построения социалистического общества»32. Теперь вся
проблематика исторических исследований периода 20-40-х гг.
<1 роилась в соответствии с программной формулой. Изыскания
Р юриков советского общества были столь «успешны», что в
|ч/1 г. увидела свет историографическая работа, посвященная
11 роительству социализма в СССР33. Монография имела целью
iiiii ь представление о том, как начиналось изучение ленинского
пиана построения социализма, как постепенно закладывались
неновы проблематики, как развертывалось осмысление истори-
ками советского опыта социалистической индустриализации,
коллективизации и культурной революции. При этом авторы
иььясняли актуальность своей книги причинами чисто идеологи-
ческого свойства: во-первых, книга необходима для определения
псе мирно-исторического значения опыта социалистического
с ||>оительства в СССР, который мог бы быть полезен для стран
I нропы и Азии, строящих социализм; и, во-вторых, она призва-
на сыграть важную роль в борьбе с фальсификаторами истории
превращения СССР в индустриально-колхозную державу. Вот
почему можно говорить скорее об идеологическом, а не научном
и мнении этой монографии.
С начала 70-х гг. в центре исторических исследований оказы-
настся проблема развитого социализма. Идея о его построении в
( ( СР пришла, как и все остальное, из партийных документов.
1.щача историков заключалась в том, чтобы наполнить ее кон-
кретным содержанием, определить хронологические рамки. Ко-
нечно, советским историкам не впервые было облекать в плоть
н кровь очередной идеологический миф, тем не менее идея раз-
ит ого социализма с трудом укладывалась в пределы реальной
и» иствительности 70-х гг. И все же историки, особенно истори-
MI КПСС, выполнили возложенную на них идеологическую мис-
сию, значительно опередив других обществоведов в выявлении
члрактерных черт нового «исторического» этапа. Поток литерату-
ры пошел столь бурно, что уже к середине 70-х гг. в историче-
। кой науке были определены рубежи, с которых якобы началось
решение задач развитого социалистического общества, - ими
» шли начало 60-х гг., третья Программа КПСС34.
Исследователи живописали историю отдельных сфер жизни
186
Раздел I
советского общества в условиях развитого социализма: разви1
экономики и социальных отношений, общественно-полити’
ской жизни и культуры, национальных отношений и внеши
политики35. И.Б. Берхин посягнул на показ цельной картн
развитого советского общества в СССР36. Многие ученые уже!
гда прекрасно сознавали, что занимаются мифотворчество1(
угоду идеологии, ничего общего с наукой не имеющим, но п|
цесс загнивания науки зашел слишком далеко.
Разработка истории развитого социализма продемонстрир<>|
ла еще один парадокс. При исследовании истории советского <
щества историографические труды обычно запаздывали. В Д1
ном же случае уже в середине 70-х гг. параллельно с конкрет!
историческими работами появились не только историографии
ские очерки, но и специальные монографии37.
Благодаря усилиям главным образом историков в преамв)
последней Конституции СССР (октябрь 1977 г.) была дана р
вернутая характеристика несуществующего этапа в развитии 4
ветского общества — развитого социализма. I
Проблематика истории советского общества на этапе развИ|
го социализма настолько прочно вошла в историческую нау|
что в начале 80-х гг. был сделан вывод о концепции развит!
социализма как о наиболее крупном вкладе в марксистской
нинскую теорию после выработки партией в 50-х гг. научн(
определения современной эпохи в мировой истории, которая
ветила пути дальнейшего развития советского общества38. »
Вторая половина 80-х гг. стала рубежом в советской истории
ской науке. Постепенно сходят на нет основные научные нап|
вления. Даже социально-экономическая история, опирающа!
на давнюю традицию 30—50-х гг., имеющая большую идеоло!
ческую поддержку и, казалось бы, наиболее реальные шансы
выживание, практически перестает существовать.
Наиболее ярко признак деградации обнаружился в критичеа!
кампании, развернутой в партийной печати против инакомыс!
в науке, которую возглавил тогдашний заведующий Отделом Й
ки ЦК КПСС С.П. Трапезников39. Появление в середине 70-1С
на партийном и научном небосклоне такого чиновника от нау|
как Трапезников — глубоко символично. Его двухтомная моноА
фия «Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос», названий^
многочисленных рецензиях самым значительным обобщают
трудом середины 70-х гг., могла увидеть свет только благодаря СИ
жебному положению автора, ибо не представляла никакой над
ной ценности. Концепция монографии ни на йоту не отличал)
от концепции соответствующего тома многотомной «Истов
11.1 ука, не обретшая лица
187
КПСС» и являлась своего рода вершиной иллюстративно-описа-
I' и иного, цитатнического метода, столь характерного для совет-
ской исторической науки. Хвалебный хор вокруг беспомощного в
«мучном отношении издания свидетельствовал только о падении
пмчения исторической науки, которой мог успешно руководить
п.цпийный чиновник подобного уровня.
11артийное руководство наукой сыграло свою пагубную роль -
советская историческая наука перестала быть наукой, так и не
предприняв серьезных попыток стать ею.
Н.В. Иллерицкая
ПРИМЕЧАНИЯ
1 1<>родецкий Е. Н. Покровский и проблемы истории Октября // История
н историки: Историографический ежегодник за 1976 г. М., 1979. С. 263.
< м.: Покровский М. Н. Избранные произведения. М., 1967. Т. 4. С. 298.
‘ < м.: Покровский М. Н. Н.Г. Чернышевский как историк // Избранные
произведения. Т. 4. С. 365—425.
’ < м.: Покровский М. Н. Ленин и Маркс как историки // Там же.
<’ 21—27; Он же. Ленинизм и русская история // Там же. С. 28—45;
Он же. Ленин и история // Там же. С. 46—58.
< м.: Покровский М. Н. Марксизм и особенности исторического разви-
1ии России. М., 1925. С. 47, 54; Он же. Историческая наука и борьба
пассов. М., 1930. Вып. 2. С. 131, 135.
‘ ( м.: Редин М. М.Н. Покровский как историк колониальной и внеш-
ней политики самодержавия // Историк-марксист. 1932. № 3; Пионт-
ковский С. А. Борьба Покровского с российской буржуазной историо-
। рафией И Там же. № 6.
< м.: Соколов О. Д. М.Н. Покровский и советская историческая наука.
М., 1970.
‘ К изучению истории: Сборник. М., 1946. С. 20.
Имеется в виду статья К. Радека «Значение истории для пролетариата»
(Правда. 1936. 27 января) и статья Н. Бухарина «Нужна ли нам марк-
< истекая историческая наука?» (Известия. 1936. 27 января).
См.: Греков Б. Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского
Феодализма // Против исторической концепции М.Н. Покровского.
М_, 1939. Ч. 1. С. 70-116; Бахрушин С. В. Федеральный порядок // Там
188
Раздел I
же. С. 117—139; Базилевич К. В. «Торговый капитализм» и генезис м(
сковского самодержавия в работах М.Н. Покровского // Там 4
С. 140-178.
11 Под знаменем марксизма. 1939. № 5. С. 165-180. J
12 См.: Милюков П. Н. Юридическая школа в русской историографии'
Русская мысль. 1886. Кн. 4. С. 82-83, 92; Иконников В. С. Опыт pj
ской историографии. Киев, 1908. Т. 1—2; Багалеи Д. И. Русская ис
рия. М., 1914. J
13 См.: JIanno-Данилевский А. С. Очерк развития русской историографии
Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 56.
14 См.: Греков Б. Д. Начальный период в истории русского феодализма
Вестник Академии наук СССР. 1933. № 7.
15 См.: Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. Л., 19<
Он же. Образование древнерусского государства и формирован
древнерусской народности. М., 1971; Насонов А. Н. Русская земля
образование территории древнерусского государства. М., 1951;
миров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIIII
М., 1955; Смирнов И. И. Очерки социально-экономических отношен
Руси XII-XI11 вв. М.; Л., 1963; История СССР с древнейших вре»
до наших дней. М., 1966. Т. 1. Зимин А. А. Холопы на Руси. М., 1J
16 См.: Тихомиров М. Н. Псковское восстание 1650 года: Из истории кд|
совой борьбы в русском городе XVII в. М.; Л., 1935.
и См.: Тихомиров М. Н. Ремесло в Московском государстве в XVI в,)
Известия АН СССР. Сер. 7. 1933. № 2. '
18 См.: Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в XIV в. М., 1957.
19 Во второй половине 20-х гг. в трудах первого поколения советских |
ториков была представлена так называемая концепция «денациона!
зации» русского капитализма. В наиболее полном виде она отразил!
в работах Н.Н. Ванага и С.Л. Ронина (см.: Ванаг Н. Финансовый каЯ
тал в России накануне первой мировой войны. М., 1925; Ронин С. И|
странный капитал и русские банки. М., 1926). Оба автора пришл!
выводу о существовании в России системы финансового капитала. (
нако ведущую роль в процессе формирования системы финансов!
капитала в России они отводили иностранному капиталу, а в тракЯ
ке вопроса о взаимоотношениях между банками и промышленной
следовали за Р. Гильфердингом. Международный банковский капИ1
подчинил русскую промышленность через русские акционерные xfl
мерческие банки - такова суть их точки зрения.
Была и другая точка зрения. Из того же семинара М.Н. Покрове!
го в Институте красной профессуры, слушателями которого был!
вышеназванные авторы, вышли еще два исследователя — А.Л. Сидо|
। ч л л, не обретшая лица
189
н I .Л. Грановский. Первые же их работы содержали развернутую кри-
шку концепции Ванага-Ронина (см.: Сидоров А. Влияние империали-
» । пиеской войны на экономику России // Очерки по истории Октябрь-
< кой революции. М., 1927. Т. 1; Грановский Е. Монополистический ка-
пп шлизм в России. Л., 1929). С критикой положений Ванага выступил
ыкже И.Ф. Гиндин. Эта группа исследователей тогда же получила на-
»п.1ние «национальной школы» в изучении империализма в России.
I 1.1ВНЫЙ тезис представителей «национального» направления заклю-
чи 1ся в том, что, несмотря на значительный приток иностранного ка-
нн шла, внутренние накопления народного хозяйства в период предво-
гиного промышленного подъема имели превалирующее значение; в
Ьксии складывалась самостоятельная система монополистического
к.шитализма.
► । м : Сидоров А. Л. Влияние империалистической войны на экономику...
Н м.: Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы первой ми-
ровой войны (1914—1917 гг.). М., 1960; Он же. Экономическое положе-
ние России в годы первой мировой войны. М., 1973.
( идоров А. Л. Исторические предпосылки Великой Октябрьской соци-
U шстической революции. М., 1970.
< м : Нечкина М. В. (совместно с Е. В. Сказиным). Семинарий по дека-
ьризму. М., 1925; Нечкина М. В. Общество соединенных славян. М.,
1427.
Н м.: Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы. М., 1947.
Н < м.: Нечкина М. В. Встреча двух поколений. М., 1980.
* < м : Нечкина М. В. К характеристике В.О. Ключевского как социолога //
Весгник просвещения. 1932. № 1-2; Она же. Василий Осипович Клю-
чевский: История жизни и творчества. М., 1974.
< м : Вопросы истории. 1948. № 2.
< м.: Нечкина М. В. О периодизации истории исторической науки //
Ik гория СССР. 1960. № 1.
и Нечкина М., Поляков Ю., Черепнин Л. Некоторые вопросы истории co-
inчекой исторической науки // Коммунист. 1961. № 9. С. 70.
•’ < мНечкина М., Поляков Ю., Черепнин Л. О пройденном пути // Со-
жчекая историческая наука от XX к XXII съезду КПСС: История
< ( СР. М., 1962. С. 35.
” t м.: Лельчук В. Социалистическая индустриализация СССР и ее осве-
щение в советской историографии. М., 1975.
1 Программа Коммунистической партии Советского Союза. М., 1961.
< 13.
’’ < м.: Зак Л., Лельчук В., Погудин В. Строительство социализма в СССР:
Историографический очерк. М., 1971.
190 Раэд<
34 См.: История КПСС. 5-е изд., доп. М., 1976. С. 600.
35 См.: Касъяненко В. КПСС - организатор строительства развитого со
ализма. М.» 1974; Игнатовский 77. Экономические вопросы теорш
практики социализма. М., 1979; Староверов В. Советская деревня
этапе развитого социализма. М., 1976; Данченко Н. Общественные
ганизации СССР в условиях развитого социализма. Киев, 1978; К)
тура развитого социализма: Некоторые вопросы теории и истории.
1978.
36 См.: Берхин И. Создание развитого социалистического общества.
1975.
37 См.: Касъяненко В. Развитой социализм: историография и методолс
проблемы. М., 1976.
38 См.: Историография истории СССР: Эпоха социализма / Под |
И.И. Минца. М., 1982. С. 294.
39 См.: Трапезников С. 77. Советская историческая наука и перспектив!
развития // Коммунист. 1973. № 11; Он же. Общественные наук|
могучий идейный потенциал коммунизма. М., 1974. .
2
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ:
СОДЕРЖАНИЕ, ПРОБЛЕМЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ
Архивы в «Зазеркалье»:
архивоведческая культура тоталитарных режимов
( равнительный анализ архивных идеологий в тоталитарных
||н ударствах - практически не исследованная в отечественном
|р\ и поведении проблема. На наш взгляд, это обусловлено преж-
|г всего тем, что подступы к ее изучению до сих пор окружены
h< видимыми «красными флажками» всевозможных табу. Правда,
Цис в 1991 г. председатель Госкомархива России Р.Г. Пихоя
^Формулировал теоретическое положение о том, что «безошибоч-
ным признаком всякого тоталитарного режима является невос-
|ргьованность архивной информации»1. Однако такой перспек-
тивный тезис не был аргументирован в рамках газетного интер-
Не получил он развития и в дальнейшем.
11аша задача состоит в том, чтобы, исходя из документов и фа-
Hiob, проанализировать общее и особенное, тождественное и от-
личное в идеологических основах архивного строительства двух
io। .«янтарных режимов - двух стран - на рубеже 20-30-х гг. Этот
цинический этап в истории Германии и Советского Союза был
I» в именован соответственно приходом к власти Гитлера и пол-
•n.rst утверждением «классического сталинизма».
В настоящее время принято определение тоталитаризма как
ичцсственного строя, основанного на огосударствлении произ-
|ниитва, диктатуре власти и монополии псевдоколлективистской
и кологии2 (точнее - на государственном подавлении личности
имя монопольно-партийных интересов. - Т. X). Среди наи-
Ло «ее существенных признаков тоталитаризма - «строго верти-
192
Раз/
кальная система управления, господство идеологии... в соч
нии с репрессивным аппаратом... наличие харизматического
дера». Классические модели в рамках этой концепции - «л
радикальная» (сталинизм в России первой половины XX е
«праворадикальная» (фашизм в Германии). Сторонники kohi
ции называют обе модели «разными по форме, но адекватн
по своему существу» и считают, что они «были продублиров
в ряде других стран».
Для нас не является главным, сколько и каких именно при
ков насчитывают в структуре тоталитаризма различные исслед
тели - 6 (по К. Фридриху и 3. Бжезинскому), 5 (по Л. Шапп
13 (по М. Кертису) или, наконец, 3 (по В. Тихонову и В. 1
даурову). Если архивы как хранилище источников человечес
истории закрываются для независимых исследователей; если
ставятся под жесточайший контроль со стороны властей имен
идеологическом аспекте, - значит, такого рода отношения р(
мов к архивам мы вправе отнести к однотипным независим!
формально провозглашенных властями целей. Иначе говоря, (
архивы в принципе рассматриваются не как явление общечел
ческой духовной культуры, а только как инструмент, орудие,
пользуемое отдельной партийно-государственной олигархии
своих интересах, с четко выраженной, однозначно идеологичес
окраской, мы вправе назвать такое отношение к архивам, та
архивную идеологию тоталитарной.
Мы предприняли наше исследование, исходя именно из J
концептуальной основы. Непосредственным толчком к pal
послужил факт выявления нами в архивных фондах двух ком!
ксов документов, которые ранее не были введены в широкий
учный оборот и оставались вне поля зрения исследователей, j
вый массив хранился в б. ЦГАОР (ныне ГАРФ) в фонде Глав|
архивного управления под общим заголовком «Материалы по
организации архивного дела в СССР» (1931 г.)3. В документах!
ставляющих несколько отдельных папок, ставится вопрос о М
ходимости «военизировать» всю систему управления архива^
принять новое положение, в соответствии с которым «решаю1
инстанцией во всех принципиальных вопросах будет не Ад
ный совет, а партия»4. Анализ содержания документов пок|
что речь идет о заседании специальной комиссии ЦАУ CCCF
котором основным докладчиком выступал некто Ф.Д. Креч
М.Н. Покровский, В.В. Максаков и другие руководители он
ственного архивного дела присутствовали лишь в качестве ел)
телей его «ценных указаний». Согласно протоколу № 1 засед!
комиссии ЦАУ от 7 января 1931 г. было принято постановлв!
киноведческая культура тоталитарных режимов
193
• I с (исы Ф.Д. Кретова о новых задачах и реорганизации архивно-
ю дела в СССР принять».
Как обнаружил современный исследователь истории отечест-
венных архивов новейшего времени А.П. Пшеничный, разра-
А<пка проекта реорганизации архивного дела была поручена
И» Д. Кретову специальным постановлением ЦАУ РСФСР от
J6 декабря 1930 г.6, и тот закончил его в рекордные сроки, бук-
Пй п 1>но в одну неделю. Сразу после утверждения часть «Тезисов»
Ф Д. Кретова была опубликована в служебном издании и рас-
пространена среди работников архивов7. Затем «Тезисы» обсуж-
рнлись на созванном 1 февраля 1931 г. совещании заведующих
НАУ союзных республик и в ЦК ВКП(б)8. Везде «руководящие
угнания тов. Ф.Д. Кретова» получили одобрение и поддержку.
В чем же была суть его выступления, которое стало идеологи-
кой программой архивного строительства на последующие де-
гп|илетия?
Прежде всего Ф.Д. Кретов, с одобрения Центрархива, предла-
1и( । архивным организациям уяснить, что «архивное дело явля-
ем я не самоцелью, а политическим орудием пролетарской дик-
in ivpbi и средством социалистического строительства». Расшиф-
|юнывая этот достаточно многозначный принцип, Кретов сводит
гн» к двум главным задачам: «усилить бдительность в деле охра-
ны архивных материалов с тем, чтобы совершенно исключить
и<иможность использования этих материалов во вред пролетар-
ской диктатуре» и «организовать и поставить архивную работу
iiimim образом, чтобы впредь ни одна политическая кампания
1ыргии и Советской власти не проходила без архивного участия
и соответствующего обслуживания со стороны архивных орга-
нов^.
Далее Кретов конкретизирует ту сферу «политических кампа-
нии партии и правительства с участием архивных органов», о ко-
•ирой прежде открыто не говорилось. Так, он сообщил, что «за
последние 2—3 года по архиву Департамента полиции нами в
Москве составлено 55 000 карточек и около 23 000 разного рода
। правок биографического характера для органов ОГПУ и других
советских учреждений... Кроме того, составлено 17 000 карточек
h i лиц, прикосновенных к службе (так в тексте! — Т. X.) у Кол-
»ыка, Деникина, Врангеля и др.».
В заключение следовал уникальный пассаж, представляющий,
но существу, образец политического доноса (может быть, имен-
но >та вызывающая «наступательность» и парализовала волю По-
повского и других участников январского [1931 г.] заседания
Коллегии): «Нас ненавидят изгнанные из Центрархива бывшие
архивные работники и историки... Есть такие элементы и в
мом Центрархиве. Не все из прошлого Главархива и первых
Центрархива нами вычищено».
И наконец, квинтэссенция, во имя чего, похоже, и соста!
лись «Тезисы»: «Нам надо в известной мере “военизировать”
хивы, что устранит текучесть состава работников, а в связ
этим улучшит их качество и даст большую уверенность в над
жащей охране архивных материалов».
В действительности, «Тезисы Кретова» являлись первым |
вернутым манифестом перестройки всей архивной системы ст
ны в тоталитарном духе. Так откровенно тоталитаристские и
до Кретова еще никто не выражал. Вот почему у нас есть все
нования считать январь 1931 г. началом коренных изменена
судьбе архивов как системы учреждений и в личной судьбе и
ти каждого из архивистов.
Другой архивной находкой, сделанной нами, - по случай»
совпадению одновременно с «Материалами...» в ГАРФ — 61
выявление в остатках некогда богатой архивной коллекции И
рукописных материалов, относящихся приблизительно к т
же периоду (1933 г.). Их основу составляли несколько вариан
перевода статьи немецкого теоретика и практика архивного
ла П. Гофманна о необходимости коренной реорганизации
хивного дела в Германии (напомним, что 1933 г. — год прих
нацистов к власти), опубликованной в немецком научном я
нале9, а также оттиски публикаций в современной отечеств
ной архивной периодике по вопросам архивного дела в Гер
нии 30-х гг.
Именно эти массивы и послужили основными источник:
для нашего исследования. Естественно, привлекались и дру
материалы и публикации тех лет, непосредственно относящи
к данной проблеме.
Вначале изложим концептуальные положения статьи П. Г
манна. Они состоят в следующем: «Развитие наших архиве
последнее столетие шло главным образом по линии научно-1
ретической...». Пренебрежение «служением практическим цей
государства, народа и общества» низвело архивы до положе!
«предмета ненужной роскоши, из которого ничего действите
но полезного извлечь нельзя». Выходом из состояния «замкну
сти и замурованности» архивов является «первая заповедь...
вого имперского сознания, провозглашенная Адольфом Гиз
ром: пробуждение любви к Родине, ...ревностная, самоотверэ*
ноя служба государству.'».
На архивистов возлагается задача выявлять историю вози
киноведческая культура тоталитарных режимов
195
новсния и упрочения «духа самосознания и национальной гор-
логги, борьбы с чужеземными ценностями за сохранение свято-
ц» сердца нации». Архивисты должны помогать государству в
прсмлении обеспечить «чистоту крови в собственном роду», не
(мраничиваясь составлением родословного древа, а обнаруживая
^оральные задатки каждого германца на основании изучения
(•кровного и духовного наследства предков».
Поставленные задачи предъявляют «особые требования не
Финько к современным архивам, но и к личности архивиста».
•I ерманские архивы представляют собой духовно-моральную си-
лу ”. но она реализуется лишь тогда, когда архивист будет «чело-
щ-ком огромной внутренней мощи... сознающим свой долг не
II» 1ЬКО в том, чтобы сохранять историю, но и в том, чтобы тво-
ри । ь ее».
И наконец: все архивисты «должны объединиться в общена-
циональном стремлении приложить свои силы, чтобы помочь
правительству, ведущему народ к свету и созидающему новые
формы государственной жизни... Они должны давать историче-
<mic подтверждения, способствующие упрочению того нового
духовного содержания, которое вложил в государство вождь на-
ционального движения рейхс-канцлер Адольф Гитлер».
Гаковы основные положения теоретической статьи немецкого
ирхивоведа, изложенные в 1933 г. Судьба перевода нам неизвест-
на Для нас существенно выявить репрезентативность данного ис-
цнника. Иначе говоря, предстоит установить, насколько теорети-
кие положения отвечают реальной практике архивного дела в
фашистской Германии. Как показывает анализ, уже с начала
х гг. в Германии началось «обновление», другими словами —
•шальная чистка архивных кадров, в полном соответствии с про-
киыашенным фашистами программным тезисом о необходимо-
। nt «омоложения исторических комиссий и обществ», избавления
нч от «стариковского состава»10. На практике это вылилось в под-
|оювку кадров архивистов, обслуживающих новую государствен-
ную идеологию. В 1930 г. при Тайном государственном архиве в
1-грлине (Далем) был основан Институт архивоведения и научно-
му i прической подготовки. Кстати, вряд ли стоит считать случай-
ным почти полное совпадение дат образования Берлинского ин-
i nt гута архивоведения и Историко-архивного института в Моек-
иг (начало 1931 г.). Как известно, в 1928 г. М.Н. Покровский по-
бывал в Германии и встречался там с немецкими историками и
архивистами, обменивался с ними взглядами на задачи историче-
»м)й науки и проблемы архивного образования.
В основу программы немецкого архивного института, рассчи-
196
Раздел!
тайной на полуторагодичный курс обучения, были положен!
помимо вспомогательных дисциплин (палеография, дипломат!
ка, хронология, сфрагистика и геральдика) и истории архивно!
дела, такие предметы, как изучение территориальных поте]
Германии в рамках курса исторической географии; обучение ф
тографированию документов; введение в проблематику истор!
ческого исследования средних веков и новейшего времени; ист
рия Конституции; история Бранденбургско-прусского государе
ва; политическая экономия и история общества; устройство л
сударственных вооруженных сил и другие «идеологизированны
дисциплины11.
Как видно, историка-архивиста воспитывали с помощью 1*
литически ориентированных учебных дисциплин вплоть до пр|
вивки милитаризма. После прихода фашистов к власти эта тё(
денция станет преобладающей. ]
Так, в главном печатном органе нацистов «FolkiscM
Beobachter» по поводу создания имперского министерства нарв
ного просвещения и пропаганды во главе с Геббельсом было 41
ко указано, что главная задача министерства — «привести Герм
нию в состояние духовной мобилизации». Министерство п
этом «выполняет те же функции в области духовного, что воМ
ное министерство в области вооружения»12. 1
Выпускники Института архивоведения и научно-история
ской подготовки составят ядро специалистов «нового поколей!
фашистской эры» в архивной области. 1
Уже в сентябре 1933 г. фашистским правительством был М
значен новый руководитель исторических обществ в лице аКЯ
виста национал-социалистической партии, проректора Берл|1
ского университета В. Гоппе, который в своей «тронной рем
провозгласил: «...Объединение исторических обществ поставлю
под национал-социалистическое руководство и открыто призм
ет новое государство. Оно сознает, что лишь тогда выполв
свою задачу в третьей империи и лишь тогда будет прочным, М
гда безоговорочно будут усвоены всеми членами объединен
требования Адольфа Гитлера в области исторической науки»М
Так состоялось провозглашение фюрера историком рейха ММ
Это была именно «тоталитаризация» науки, т. е. насильствсИЯ
подчинение идеологии правящей партии. Как заявил официд!
ный национал-социалистический историограф В. Франк, щ|
надлежавший к ближайшему окружению идеолога фашп
А. Розенберга, «либеральная (историческая. — Т. X.) наука раз!
та, как никогда еще не была бита никакая наука. Тридцатое н
варя 1933 г. стало днем ее банкротства». Были образованы дваМ
•^ивоведческая культура тоталитарных режимов
197
пых центральных учреждения для изучения истории — Импер-
t кий институт древней германской истории и Имперский и нети-
н । истории новой Германии. Другими словами, произошла «уни-
фикация» всей научно-исследовательской работы в области исто-
рии и издания архивных источников под управлением национал-
социалистов14. В консультационные советы новых центров были
н.плачены специалисты по «расовым вопросам», представители
•молодого поколения» рейхс-историков, «военно-политические
специалисты» (бывший заведующий военным отделом национал-
юциалистической партии генерал-майор Ф. Газельмайер, быв-
ший начальник германской контрразведки полковник В. Нико-
лаи), а также представители министерства пропаганды. В офици-
альных комментариях к этим назначениям особо обращалось
пи и мание на значение кадровых перемен, которые именовались
ш иначе, как «революционные новшества», призванные покон-
чи и» с тем, что «историческая наука минувшей эпохи слишком
уладилась от пульсирующей жизни нации»15.
Оценивая «кадровую политику» нацистов, современный анг-
мниский исследователь Германии 30-х гг. Б. Хинз пишет: «В co-
in нстствии с “принципами фюрера”, которые теперь охватили
и< ю область культуры, руководство... получило готовый инстру-
мент для исключения всякого, кто был политически или фило-
н»фски “ненадежен” или “непригоден”. В каждом случае такое
исключение было равносильно отлучению на вечные времена от
11 ц( >фессиональной деятел ьности»16.
Наиболее отчетливо сущность «нового» немецкого архивове-
дения проявилась на состоявшемся 2—6 сентября 1934 г. в Вис-
Смчсне очередном XXV съезде немецких архивистов. На съезде
<н обое внимание уделялось обоснованию идеи фашистов о том,
mid «история немецкого Востока, простиравшегося вплоть до
ртвянского Днепра», является «составной частью истории Гер-
млнии». На основе наукообразного анализа книг записей кресть-
инских дворов 300-летней давности доказывался фашистский те-
ни о наличии нерушимой связи между «кровью и землей» и тем
i.imum разжигался дух реваншизма и милитаризма в современ-
ном поколении германских граждан.
Вторым направлением в работе съезда стало обсуждение про-
гнем, связанных с составлением родословных таблиц и справок
п интересах германского министерства внутренних дел. По суще-
11 ну, все архивы нацеливались на выявление и обработку тех ма-
i< риалов, которые были нужны для установления арийского про-
н< хождения. Власти обязывали архивистов также «поощрять
нремление граждан фашистской Германии выяснить, какие мо-
198
Радл
ральные качества заложены в них как кровное наследие отцо
Работе архивов в этой области нацистские власти прида!
особое, государственное значение, поскольку закон о госуда|
венных служащих требовал от кандидатов на чиновничьи долл
сти представлять справки об арийском происхождении до тре
го ~ четвертого колена. Архивисты львиную долю своего врем
посвящали выявлению и приведению в порядок документов,
торые были нужны для составления «родословных карточек».
Такое повышенное внимание лишь к одному виду архив!
документов, продиктованное чисто идеологическими устано!
ми, приводило к полному пренебрежению другими документ!
ными массивами. У архивистов и историков не оставалось
времени, ни сил на их упорядочение, не говоря об исслед!
тельской работе. Ведь уже к маю 1933 г., в соответствии с ую
ниями министра народного просвещения и пропаганды Гебб<
са, были составлены проскрипционные, «черные» списки 1
видных немецких интеллигентов, в жилах которых текла <
арийская» кровь, и начались репрессии. В Берлине на Опс
платц публично сжигались горы книг. Их бросали в костер
громкие лозунги: «Против искажения нашей истории и при
жения ее великих героев!», «За благоговейное отношение к
шему героическому прошлому!».
Во многих архивах нацисты учинили «революционные»
громы. В первые же дни после их прихода к власти в отвел
ном под министерство просвещения и пропаганды старин!
здании по личному указанию Геббельса (он сам хвалился 3
в своих дневниковых записях) «в одну ночь... древние газет
акты, которые сохранялись в шкафах с незапамятных вреь
были с грохотом выброшены на лестницу... Когда достопоч1
ные господа чиновники — я их выгоню в ближайшие дн!
явились на следующее утро, они были странно потрясе
Один всплеснул руками над головой и пробормотал с ужас
«Господин министр, знаете ли, что за это вы можете nonaci
тюрьму?» - Извини подвинься, дорогой стариканчик!.. Поз|
сообщить тебе, если ты об этом до сих пор не слышал, 41
Германии произошла революция, и эта революция не пощ|
ваши акты».
Спустя неделю Геббельс записывает: «14 марта 1933 г. Тел
перестройка в министерстве идет с поразительной быстро!
только по углам едва внятно еще визжит вымирающая чинов
чья плесень»18.
Следовательно, теоретические статьи П. Гофманна и его 4
номышленников полностью соответствовали идеологии и nt
i киноведческая культура тоталитарных режимов
199
икс организации исторической науки и архивного дела в Герма-
ми 30-х гг. и обладали достаточной степенью репрезентативно-
III с этой точки зрения.
Наш вывод подтверждается и такими фактами, как насильст-
и иное прекращение после прихода к власти нацистов всех меж-
|упародных контактов германских архивистов, а также резкое ус-
ЮАнение доступа к архивным источникам по мере укрепления
|ипиистского режима. Так, например, в Германии в отдельных
гмиях запрет распространялся на источники после 1776 г., а не-
спорые фонды исследователям не выдавались вообще. В Бава-
iiiii и Саксонии архивные материалы формально объявлялись
«н |упными, но при выдаче документов принимались во внима-
iiu «интересы государства, религиозного мира и нравственно-
in >, сводившие на нет существующие правила19.
В дневниках Геббельса содержатся важные указания на то, что
IIш веденные факты являются составной частью политики, на-
дивленной на создание в Германии именно тоталитарного ре-
нта. «Мы в самом деле стремимся к тоталитарному государст-
\ - пишет рейхс-министр. Уже в 1932 г. это понимается, как
ipcмление «сосредоточить в одних руках все средства духовного
о действия на нацию»20. Сразу после прихода нацистов к власти
шсвнике Геббельса все чаще мелькают записи: «Наш путь к то-
пи парному государству [...] наша цель - абсолютное единооб-
|иие рейха [...] теперь уже речь идет не о том, чтобы партия
<(роилась в государство: скорее партия должна стать государ-
iiiom»21. Меньше чем через пять месяцев Гитлер, уже будучи
«пцлером, торжественно объявил: «партия стала государством»,
I декабря 1933 г. имперский кабинет издал закон «Об обеспе-
гппи единства партии и государства», в котором устанавлива-
ли |>, что Немецкая социал-демократическая рабочая партия
IK ДРП) является «руководящей и ведущей силой национал-co-
in.мистического государства»22. Несколько позже, в 1938 г., вы-
йная в рейхстаге, Гитлер так подводил итоги своих побед «на
им рением фронте»: «Национал-социализм в течение несколь-
пч лет сделал то, на что до него потребовались бы столетия...
I. шмонал-социализм дал германскому народу... партию, которая
п юлько мобилизует нацию, но также и организует ее... Нет уч-
* +мения в этом государстве, которое не являлось бы сейчас на-
топал -социалистическим... В этой империи все, кто занимает
^шественные посты, являются национал-социалистами»23.
Приведенные документы неопровержимо свидетельствуют,
к» в тоталитарной Германии архивы могли существовать толь-
• » как придаток идеологического аппарата нацистской партии.
200
Разд
В соответствии с этим основополагающим принципом их hi
ная деятельность была практически свернута, а сотрудники
нимались «главным образом наведением справок о расовой г
надлежности и политической благонадежности граждан»24.
Современные исследования показывают, что то же са
можно сказать и о деятельности наших отечественных архив
30-х гг.25 Теоретические основы этой деятельности, содержа!
еся, в частности, в «Материалах-по реорганизации архивного
ла в СССР», мы привели выше. Впрочем, для столь серьез!
вывода, на наш взгляд, нельзя ограничиться лишь архивн!
материалами о проекте архивной реорганизации. В конце к
цов, проект мог остаться только на бумаге, а временные coi
дения можно было бы отнести и к разряду случайных. Расск
рим эту проблему более внимательно.
В конце 20-х гг. будущий главный идеолог нацизма Й. 1
белье в нашумевшей тогда статье «Национал-социализм
большевизм» писал, обращаясь к своему условному «левому j
гу»: «Мы оба честно и решительно боремся за свободу, и тол
за свободу... вы — для человечества, я - для народа... Вы и
мы боремся друг с другом, не будучи врагами на самом д
Этим мы только распыляем силы...»26.
В его личном дневнике между октябрем 1925 г. и янвд
1926 г. содержится та же навязчивая идея: «В конечном с*
лучше ужиться с большевизмом, чем жить в вечном капит!
стическом рабстве... Это ужасно, что мы и коммунисты лу,
друг друга по головам»27.
Гитлер тогда же открыто заявлял, что из коммуниста ма
сделать хорошего нациста, а из социал-демократа никогда. В
ном из нацистских фильмов этот идеологический постулат I
выражен в нехитрой кинометафоре — в конце фильма сжатая в
лак рука коммуниста («рот фронт») раскрывалась в гитлеровс
приветствии28. Впрочем, это совпадение, как и последующий |
рыв гитлеризма со сталинизмом — тема отдельного исследова!
Для нас важно подчеркнуть одно из главных концептуалы
положений статьи П. Гофманна, нашедших свое отражени
гитлеровской идеологии и практике архивного дела — первой
поведью архивиста провозглашается необходимость «ревности
самоотверженной службы государству». С аналогичными трсб(
ниями выступили в те же годы руководители Центрального
хивного управления — М.Н. Покровский, а после его емс
(1932 г.) - Я.А. Берзин. Возглавлявший архивный главк или
хивную систему с 1920 г. Покровский писал: «Мы должны
пользовать архивы во всех тех политических кампаниях, kotq
л^ивоведческая культура тоталитарных режимов
201
предпринимает советская власть и наша партия для разрешения
научных вопросов момента»29. При этом он лишь констатировал
и» давшееся положение, когда Сталин и его аппарат монополи-
шровали право на использование архивных документов в собст-
венных политических целях, публикуя только те из них, которые
(»ыли им выгодны30. Так, в конце 20 — начале 30-х гг. в связи с
массовыми чистками в государственных и общественных органи-
мциях архивы получают прямые указания бывших партийно-пра-
иигельственных органов сконцентрировать свою работу на выяв-
нении компрометирующих материалов в целях разоблачения
•врагов народа». В.Е. Корнеев и О.Н. Копылова впервые опуб-
ликовали выдержки из специального циркуляра ЦАУ СССР, на-
правленного в 1934 г. Центральным архивным управлениям союз-
ных и автономных республик, краевым и областным управлени-
нм РСФСР, центральным архивохранилищам Москвы и Ленин-
1р;ша31.
Таким образом, «политизация архивов» (термин Покровского)
на деле обернулась прямым соучастием в выполнении «оператив-
но чекистской» работы органов ОГПУ — НКВД.
Костры из «вредных» исторических книг, которые полыхали в
I грмании, и изъятие там из открытого фонда архивных докумен-
юв можно сопоставить с уничтожением и переводом в спецхра-
ны произведений литературы и архивных материалов в нашей
11 ране. В этом плане, с точки зрения отечественного архивного
/к ла, особый интерес представляют так называемые «макулатур-
ные кампании», которые целенаправленно проводились по указа-
нию правительственных органов (Совета Труда и Обороны СССР
и Наркомата Рабоче-Крестьянской инспекции) в конце 20 ~ на-
‘ыле 30-х гг. В утиль сдавались десятки тысяч тонн архивных Ma-
li риалов, причем зачастую без какой-либо экспертной оценки и
/иже без санкции центральных и местных органов управления ар-
хивами32.
С июля 1929 г. «группа ведомственной рационализации» НК
1’КИ методично рассылала «всем местным органам РКИ
1Ч ФСР» и «всем центральным республиканского значения учре-
ждениям» циркуляры об активизации работы по сдаче бумажной
макулатуры... В постановлении коллегии НК РКИ Центрархиву
-предлагалось: 1) Усилить работу по рассмотрению и утвержде-
нию отборочных списков там, где эта работа ведется недостаточ-
но интенсивно; 2) Усилить отбор в сдачу бумажной промышлен-
ности макулатуры из архивных фондов, хранящихся в хранили-
щах Центрархива в Москве и на местах»33.
Междуведомственное совещание при НК РКИ РСФСР 24 и
28 января 1930 г. отметило, что возможности «макулатурн
кампании» не были исчерпаны из-за ее плохой организации34,
связи с этим СТО СССР 27 марта 1931 г. принимает постанс
ление о ее возобновлении35.
О масштабах гибели архивных документов в ходе макулатурн!
кампании можно судить по такому (одному из многих) отчв|
направленному в ЦАУ: «Сообщаю, что ввиду того, что весь архИ
ный материал по 1927 г. включительно как макулатура в 1930
был сдан на утилизацию в местный Госторг, то просимых ва|
сведений об архивных материалах: 1) Империалистической в4
ны 1914-1917 гг. и 2) Гражданской войны 1918-1922 гг. предс|
вить не представляется возможным»36. Об уровне грамотное
подписавших документ «начальника складом № 62 гор. Сар|
ска и завделопроизводством местного военкомата» можно суди
по самому тексту. ;
Есть и другие свидетельства. Некоторое представление об 31
катастрофе можно составить, например, на основании данных
Вышневолоцкому горархиву, которые приводит современный 1
следователь. Массовое уничтожение архивных материалов в 1929
пишет он, исчислялось пудами и тоннами37. При переформиро!
нии архивного фонда городской управы было отправлено в кача
ве утиля на переработку три тонны материалов, а оставлено в apj
ве меньше половины. В конечном счете в составе областного ара
ва к 1950 г. сохранилось только 14 единиц хранения (из перво|
чальных пудов и тонн). Отнесенный к категории «не имеющего
практического, ни научного, ни исторического значения» фонд *
стного отделения частного банка Рябушинского, первоначально t
считывавший 700 дел и 150 книг, сохранился в областном архи*
количестве 28 единиц38. i
Вот чем обернулась в архивах погоня за обеспечением «6oj
шевистских темпов» в сдаче макулатуры и уничтожении «бум|
ного хлама». j
Исключение делалось только для документов по истории П1
тии и революционного движения, которые направлялись в 01
циальные, строго контролируемые хранилища. При этом эксп(
тами «политической значимости» документов выступали заЧ1
тую некомпетентные в архивном деле «специалисты» из парп
но-правительственных учреждений, преимущественно из ор|
нов НКВД. Естественно, руководствовались они далеко не ная
ными критериями отбора документов. Установка была на j
чтобы история писалась не по документальным источникам («1
мажкам», как пренебрежительно называл их Сталин), а в со]
ветствии с цитатами из постановлений ЦК партии и выступ]
А/ киноведческая культура тоталитарных режимов
203
ний ее генерального секретаря... По указанию функционеров из
центрального партаппарата фонды архивов пережили «чистку» и
•переселения» из одних хранилищ в другие. Принцип их «недро-
Ли мости» (неделимости) попирался так же, как и права челове-
ки И в Германии, и в Советском Союзе в начале 30-х гг. доку-
менты подвергались настоящей «селекции» по политическим мо-
|икам, причем методы этой работы были идентичными - доку-
менты зачастую уничтожались или переводились на режим «осо-
бою» хранения, становились доступными только избранным,
Преданным партии исследователям.
• Макулатурные кампании», по существу, закончились только
>> второй половине 30-х гг., когда был предрешен вопрос о пе-
редаче архивов в систему органов НКВД39. Пик их проведения,
Пришедшийся на начало и середину 30-х гг., не случайно совпал
< пиком разгрома архивных кадров.
Множество отдельных кампаний по «чистке» архивохранилищ
И архивных кадров, которые организовывались партийно-прави-
Uявственными органами при активном использовании каратель-
но репрессивного аппарата (ОГПУ, а с июля 1934 г. Главного уп-
равления госбезопасности НКВД) - привели к тотальному «ого-
|уларствлению» архивов.
Вначале фактически, а с 1938 г. и юридически, архивные ор-
|пны были полностью включены в тоталитарную структуру упра-
вления всеми сторонами жизни государства и общества, что на-
цию свое выражение в передаче архивов в ведение НКВД.
В течение десятилетия произошла последовательная «мили-
таризация» архивов, проявившаяся в устранении остатков науч-
iioit самостоятельности архивистов, насильственном разрыве
I’ihi »ей с краеведческими организациями и с творчески мысля-
щими историками и в конечном счете ~ в установлении жест-
Цпи системы подчинения архивов партийно-государственной
диктатуре.
Гак целенаправленно архивы из «лабораторий» для историка-
ми следователя превращались в своеобразный отдел партийно-
правительственного аппарата. Одинаково и в Германии, и в
(( СР.
В статье Гофманна обращается особое внимание на «личность
•рхивиста». Согласно его концепции, архивист должен видеть
ниш долг «не только в том, чтобы сохранять историю, но и в
Юм, чтобы творить ее» (вспомним оруэлловское: «Все такие рас-
падения конечной целью имеют оправдание кошмарного по-
1»нлка, при котором Вождь или правящая клика определяют не
iniibKo будущее, но и прошлое. Если Вождь заявляет, что такого-
204
Разд
то события “никогда не было”, значит, его не было. Если он
мает, что дважды два пять, значит, так оно и есть»40.
В полном соответствии с теоретическими постулатами и г
ктикой тоталитаризма в нашем «руководящем» историчес
журнале «Историк-марксист» провозглашалось: «Если бы 61
доказано, что можно справиться с задачами общественно-пс
тического воспитания без исторического прошлого, без зна
его, надо было бы самым решительным образом, при всей л:
ви историков к истории, против истории в школе возража'
Исторические знания нужны именно для того, чтобы соврем
ность по-революционному осмыслить и осознать... Ненавш
классового врага, любить строящееся новое, относиться к ю
совому врагу как к личному врагу - это те настроения, кото|
мы должны дать подрастающему поколению»41.
Установка на необходимость для историков и архивистов у
влетворять в первую очередь «политические задачи момента!
только их, полностью совпадает по смыслу с призывами нац
тов «ревностно служить государству и фюреру». Иначе говс
речь шла о проведении отбора архивных кадров на основе
столько профессиональных, сколько политических качеств, т
по сути дела, о внедрении новой кадровой политики в целях
мены «нелояльных» архивистов «политически благонадежных
Именно такая политика в массовых масштабах и осуществлял
в нашей стране с конца 20-х42, а в Германии - с начала 30-х
Новая кадровая политика в СССР выразилась прежде все!
массовых репрессиях против архивных работников на всех ур
нях — сверху донизу. Были арестованы и расстреляны, по cyl
ству, все руководители ведущих госархивов в Москве и Ленин!
де, ряд руководящих работников ЦАУ СССР и РСФСР, U
УССР, АрССР, БССР, ТадССР, КирССР, ряда областей и а!
номных АССР43. По «делу о шпионской организации в ЦАУ» (<
жег, практически не исследованный в нашем архивоведении) (
расстрелян управляющий ЦАУ Я.А. Берзин. Как видим, целс
установка на воспитание «не только охранителя истории, но >
творца», выдвинутая нацистским архивоведом, начала осущес
ляться в нашей стране Сталиным, а в Германии — Гитлером п
ти одновременно. «Новое имперское сознание» и «классовая ю
мунистическая идеология» внедрялись тождественными сило)
ми методами.
Тоталитарный режим исказил естественную направление
общеобразовательной, культурной и профессиональной под
товки архивиста. Основной упор теперь делался на идеологи
скую, политико-воспитательную функцию. Центральные и м(
киноведческая культура тоталитарных режимов
205
мс органы партии устанавливают монопольный контроль над
ini системой государственного управления, вторгаются в сферу
ровной жизни каждого отдельного человека и всего общества в
гном, используя инструменты насилия.
< этой точки зрения, на первый взгляд эпизодические кампа-
ии по «чистке» архивистов, которые то разгорались в мощные
ц»жары, то локализовывались в рамках отдельных архивов или
Чрсждений, в конечном счете перерастают в целенаправленную
Иитику планового «производства» архивиста нового типа.
< галин отнюдь не гнушался прямым и личным шельмовани-
и -архивных крыс», «гнилых либералов», «жульнических крюч-
ки воров» и т. п. В его письме, написанном в 1931 г. в журнал
Пролетарская революция», одновременно опубликованном в
)гтральном партийном органе — журнале «Большевик» под тем
заголовком «О некоторых вопросах истории большевизма»44,
поминался в качестве обвиняемого вполне конкретный исто-
рик архивист Волосевич, занимавший до середины 20-х гг. долж-
ен п> заведующего ленинградским отделением Центрархива45. Во
проработках того времени имя «вредителя-архивиста» назы-
ln’iocb с определенными и однозначными целями запугивания
inc шильных архивистов».
Вместе с тем дело не только в именах. Гораздо важнее то, что
) начала 30-х гг. за всеми кампаниями по «чистке» архивных кад-
Ьнн и даже за вопросами, казалось бы, чисто организационной,
pm । риведомственной перестройки деятельности архивных орга-
||<н* стояли «руководящие указания партии».
Нс случайно именно в 30-х гг. известный специалист по мето-
||»1огии исторических исследований С.Н. Быковский, говоря о
рч. кто «марксистски мыслить не может», без излишних экивоков
па навал (вполне по-сталински), что «в их отношении должны
liu 11» применены методы более сильные, чем разъяснения и убеж-
гпия»46. Эти «более сильные методы» сполна испытали на себе
Ьм шейшие историки и архивисты России тех времен — С.Ф. Пла-
гинов, М.К. Любавский, И.А. Голубцов, А.И. Андреев и многие
Д1’\ । не. О реакции, которую вызвал их арест у членов Общества
It । ори ков-марксистов, можно судить по резолюции собрания в
Гни г.: «Где кончается “несогласие с марксизмом” и начинается
Н|н|мое вредительство, различить сегодня становится все менее и
к* нее возможным»47.
I аким образом, становление тоталитарной, аналогичной наци-
• в кой, идеологии в области архивного строительства у нас в
нране можно отнести к началу 30-х гг., когда вся архивная сис-
и ма была полностью «огосударствлена». Создание союзного
206 Раад
Центрального архивного управления в апреле 1929 г.48 лишь (
собствовало увеличению бюрократического управленческого
парата ЦАУ РСФСР. В 1933 г. была ликвидирована Колле
ЦАУ, которая придавала руководящему органу хотя бы видим!
научно-совещательного, коллективного.
Восторжествовал принцип армейского единоначалия (пр
цип «военизации», за который ратовал Ф.Д. Кретов). Остава/
только произвести окончательную политическую чистку кад|
чтобы архивы превратились в одно из многих рядовых, пол
стью идеологизированных учреждений в системе государе
Официально такая задача была сформулирована в докладной
писке управляющего ЦАУ в ЦК ВКП(б) в 1934 г. - «очистить
хивы от политически невыдержанных и не соответствую!
этой работе лиц»49.
Как видим, нацистская установка на то, чтобы все «отв$
венные посты» в рейхе занимали только национал-социалж
полностью тождественна указаниям партийного руководств
нас. Совпадают, подчеркнем еще раз, даже хронологические р
ки. В 1938 г., как указывалось выше, Гитлер хвастливо докл|
вал рейхстагу о своих «победах», у нас тотальные чистки в ар
вах завершились полной передачей всей системы госархивс
подчинение НКВД в том же роковом 1938 г. По-видимому/
стки были сочтены единственным методом борьбы с инаком
лием («вредительством»), а метод этот действительно как НМ
кой другой точно соответствует идеологии тоталитаризма.
Вот типичная выписка из «протокола заседания квалифика
онной комиссии ЦАУ СССР и РСФСР» от 31 декабря 1931
«Слушали: о дополнительной проверке работы Евфимовсков
Гордона. Постановили: выяснить, не был ли связан ЕвфимовД
с историками-националистами, снятыми с работы в архв
УССР в 1933-1934 гг.; выяснить социально-политическое Д
тов. Гордона, в частности не принадлежал ли он к меньшешД
а также выяснить, правильно ли заглавие его первой работы?
речь идет о еврейском финансовом хозяйстве в России»50. I
В фондах Главархива хранятся буквально сотни документ
повествующих из года в год практически об одном и том
«...Коммунизация Центрархива происходит с величайшим 1
дом...»; «...в пятилетием плане нами поставлены задачи далы|
шей коммунизации аппарата...»; «...в деле создания кадров п
ных архивистов нами предпринято следующее...»51 и т. д. и т, |
С целью подготовить замену «враждебно настроенным»^
Гофманну — «либеральным») специалистам в апреле 1931 rd
чал свою деятельность Московский историко-архивный ик(|
киноведческая культура тоталитарных режимов
207
и В соответствии с циркулярным письмом ЦАУ СССР перед
ш гитутом были поставлены задачи: «улучшить социальный со-
|д в будущих работников архивных учреждений» и «усилить пар-
инный и комсомольский состав архивных учреждений». Кампа-
ни по замене старых кадров активистами из молодых выдви-
гнцев с подкупающей откровенностью называлась в те годы
i>iн.бой с «беспартийной сволочью»52. Следуя указаниям высших
й|>1ийных и иных органов, «центральной фигурой архивного де-
н <чал архивно-технический работник», политически проверен-
i.iii государственный служащий, сменивший «политически не-
сдержанного и безответственного ученого-исследователя и пуб-
п к а гора»53.
Программа Берлинского института архивоведения, о котором
г'и» шла выше, принималась во внимание и изучалась основате-
ли московского института. Во всяком случае уже в 1932 г. в
i.i н>е «Кого готовит Институт архивоведения при ЦАУ СССР?»,
имещенной в журнале «Архивное дело»54, подчеркивалось, что
ь'миюдство архивного управления отвергло вариант специализа-
1П1 архивистов по историческим эпохам («феодально-крепост-
1Г1сской, капиталистической и советскому периоду»), а избрало
|ликциональный» подход. Это означало, что студенты-архиви-
н.1 специализировались по трем отделам: экономическому, по-
ническому и военному. Причем Коллегия ЦАУ уточняла: «Ар-
иш ые органы не удовлетворит специалист, обладающий лишь
нашими познаниями в области истории, теоретическими све-
'ипями и практическими навыками в архивной работе; им нуж-
н дать советского специалиста-коммуниста, активиста, массо-
ик.i-общественника». Только таким образом, указывалось в ру-
р юлящей статье, «через полтора года можно будет обеспечить
грный выпуск красных архивистов, командиров архивного де-
Обращает внимание армейская лексика документа, удиви-
1ьно напоминающая аналогичный стиль немецких статей соот-
‘к гвующего периода. Залогом выполнения этой задачи, гово-
рюсь далее в статье, служит то, что из 111 слушателей 86% -
.|\одцы из рабочих и крестьян, а более 90% — члены ВКП(б) и
IKCM. Как объяснял директор института С. Абалин, такой
и н»ор осуществлялся прежде всего для того, чтобы «документы
пн их архивов не попали в руки идеологически чуждых и враж-
ьи ых элементов»55.
I см не менее на протяжении 30-х гг. институт постоянно про-
няли различные комиссии, которые находили все новые и но-
ис недостатки. В результате проверок снимали очередного ди-
мера, увольняли преподавателей. В то же время общий уро-
208 Разд
вень преподавания дисциплин (особенно архивоведческих)
повышался. К тому же из-за настойчивых требований со стс
ны проверяющих из ЦАУ РСФСР при приеме в институт п
оритет отдавался членам ВКП(б), рабочим и колхозникам,
имевшим элементарной подготовки. Зачисленные студе!
умудрялись делать более десятка ошибок в диктантах из 50 сл<
В связи с этим между «Комсомольской правдой», которая ов
родовала данный факт, и ЦАУ (в лице С.А. Пашуканис) в 193
даже завязалась бурная полемика. Вплоть до конца 30-х гг,
был определен четкий баланс между специальными, архиво!
ческими дисциплинами (одна кафедра) и многочисленными
федрами общественных дисциплин. Учебники и учебные ПС
бия по архивным предметам подвергались мощной идеологи
ской цензуре, их создание продвигалось чрезвычайно медлен
По преподавателям и студентам в 30-х гг. непрерывно пре
тывался тяжелый каток сталинских чисток и репрессий. Ai
проверок отмечали, что «состав преподавателей института
вычайно засорен людьми, имеющими в прошлом те или И1
политические ошибки или состоявшими в других партиях»11
число «вредителей» и «врагов народа» попадали академики, Л
фессора, преподаватели, студенты.
Таковы главные, самые существенные схожие черты архим
идеологий Германии и Советского Союза в рассматриваемый,
риод.
Несколько особняком стоят специфические для фашисте
теоретических построений вопросы борьбы за «чистоту крО
архивиста. На наш взгляд, с этими установками вполне перек
каются требования нашей отечественной тоталитарной сисП
обязательности членства в партии и пролетарского происхой
ния для занятия более или менее руководящей должности. В
мом деле, как с гуманитарной точки зрения, с позиций npaii
ловека и гражданина отличить классовую дискриминацию OTi
совой? Тем более, что мы сравниваем не две системы полит|
ских взглядов и не две партийные программы, а их конкрец
воплощение в архивной идеологии. <
Наконец, в архивных фондах нами выявлен ценнейший дм
мент — докладная записка исполняющего обязанности ynpai
ющего ЦАУ СССР и РСФСР Н.В. Мальцева народному koiJ
сару внутренних дел «О состоянии архивного дела в СССР»ц
тированная 26 апреля 1938 г. В ней содержится очередная й
статация, которая, видимо, переполнила чашу терпения НК
«Штаты архивных органов недостаточно проверены в полит|
ском отношении... Партийная прослойка мала. В ряде архиЦ
At >хивоведческая культура тоталитарных режимов
209
органов на руководящей работе находились враги народа... Вви-
ду засоренности архивных органов необходимо дать указания ар-
хивным органам НКВД о политической проверке состава работ-
ников архивов всей системы»58.
Нельзя, конечно, делать из этого вывод, что нацисты быстрее
(нравились с кадровой задачей в своих архивных учреждениях,
чем наша партийная номенклатура. Гитлер хвастался перед пуб-
ликой, а мы цитируем служебные записки, предназначенные
•для внутреннего пользования». Даже после передачи архивов в
(истему органов НКВД на одном из совещаний новый началь-
ник ГАУ НКВД СССР капитан госбезопасности И.И. Никитин-
(кий, как зафиксировано в протоколе от 16 ноября 1939 г., кон-
< |<ггировал: «...Есть факты недооценки отдела секретных фондов
io стороны некоторых товарищей... Задача отдела секретных
фондов — это почетнейшая, партийная задача... Мы руководим
работой по разоблачению врагов народа. Партия оказывает нам
колоссальное доверие, поэтому нужно перестроить свое отноше-
ние к этой работе...»59.
Таким образом, к концу 30-х гг. в фашистской Германии и в Co-
ne ickom Союзе тоталитарная власть осуществила целенаправлен-
ную ликвидацию архивов как свободно развивающегося феномена
духовной культуры. Историк-архивист из активно мыслящего уче-
ною был превращен в безвольного чиновника, обслуживающего
у 1копартийные интересы монопольных структур управленческого
аппарата. Вытеснение архивов и архивистов на периферию обще-
< । венной жизни, замена высококвалифицированных, самостоя-
нльно мыслящих специалистов техническими исполнителями ука-
мний, издаваемых некомпетентными представителями внеархив-
ных руководящих инстанций, является, на наш взгляд, одним из
основных системообразующих признаков архивной идеологии то-
млитаризма. Именно это стало итогом сложных процессов, в ходе
мнорых произошло не просто «огосударствление» всех архивов и
поведение до бюрократического абсурда централизации управле-
ния ими, а практически полное подчинение научно-исследователь-
< к их и культурно-просветительских аспектов деятельности архиви-
। юв господствующей идеологии. Насильственное устранение спе-
нп;1листов «либерального» (по нацистскому определению) и «анти-
марксистского» (по «нашей» терминологии) направлений привело
► полному застою в области теории архивного дела и сказалось са-
мым негативным образом на архивном строительстве.
В заключение следует остановиться на еще одном моменте,
непосредственно связанном с проведенным исследованием и
имеющем, по нашему мнению, важное методологическое значе-
ние. Применение концепции тоталитаризма (в гуманитарна
антропоцентристском понимании этого термина) позволяет I
новому подойти к оценке целого пласта явлений в отечествен*
истории 30-х гг.60 Сопоставление на этой концептуальной oci
ве сходных по характеру общественных процессов в различй
странах дает возможность выявить их «человеческую» сущнос
отрешиться от шаблонов и стереотипов «политизирование
квазинауки. С нашей точки зрения, сюжет «тоталитаризм и
хивы» является составной частью более широкой, комплекс»
темы «тоталитаризм и культура», «тоталитаризм и человек».
Такой подход ведет к разработке теории архивов как фено!
на общечеловеческой культуры. В современных условиях, ко
рождается новая, многоуровневая система отечественных ар
вов, основанная на различных формах собственности, без вы
ления и осмысления на научной основе пережитков тоталитар
ма в их организации нельзя двигаться вперед61. Нельзя исю!
чить, что именно из-за отсутствия понимания этого феном<
явно пробуксовывают многие радикальные инициативы в обл
ти архивного строительства последних лет.
Ясно одно: тоталитаризм враждебен архивам как специфи
скому явлению духовной культуры. Для нормального функщ
нирования архивы (так же, как и общество в целом) нуждакх
в свободе и гласности. Иначе говоря, важным индикатором ур
ня цивилизованности и демократичности той или иной социа
ной структуры является степень доступности исторических ар
вов для потребителя и широта списка их фондообразовател
Как показывает анализ, тоталитарные системы в принципе П|
тиворечат многоуровневому характеру организации архивов, |
торые, по существу, объективно становятся общечеловечесх
культурно-информационным достоянием. Речь идет о создай
во всемирном масштабе единой информационной среды, в ко
рой архивист-исследователь выступает как рачительный хозяи
рамках своих профессиональных обязанностей и психолого-эг
ческих норм.
Не покончив с пережитками тоталитарной идеологии и пр
тики в архивном деле, нельзя решить и давно назревший воп|
о психолого-этических аспектах профессии архивиста. Ведь
только архивист формирует архивы, но и власть над докумен
ми, в которых материализован дух прошлого, по-своему «фор|
рует» личность архивиста. Дело не в сугубо материальных аст
тах этой проблемы. Ее сущность глубже. Человек, обладают
уникальными документальными ценностями, сам попадает |
их мощное энергетическое воздействие. Бездуховность и антц
киноведческая культура тоталитарных режимов
211
мократизм, присущие тоталитарным режимам, извращают саму
< vii> отношений между архивами и архивистами, деформируют
даже личностные характеристики архивного работника. Отсюда
Ии । екают особые требования к тем, кто вступает на трудную, по-
ikчине взрывоопасную стезю архивной деятельности в нынеш-
них условиях перехода от тоталитарных устоев старой архивной
Идеологии к новым, демократическим, подлинно научным прин-
ципам архивоведения и архивного строительства.
Т.Н. Хорхордина
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ( м.: Максимова Э. Пророчество из прошлого: Интервью с Р.Г. Пихоя //
И шестия. 1991. 20 февраля.
’ ( м.: Тихонов В. А., Кандауров В. И. К вопросу об «индустриальных» кор-
нях тоталитаризма // Актуальные проблемы политической истории Рос-
< ни: Тезисы докладов и сообщений. Брянск, 1992. Ч. 2. С. 58; Игриц-
кий Ю. И. Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на
1ападе И История СССР. 1990. № 6; Борисов Ю., Голубев А. Тоталитаризм
и отечественная история // Свободная мысль. 1992. № 14; Хайек Ф. А. До-
1»ога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10, 11, 12 (в последнем
номере особенно важны главы «Социалистические корни нацизма» и «То-
мл итаристы среди нас»); Гаджиев К С. Тоталитаризм как феномен XX ве-
ка // Вопросы философии. 1992. № 2 (автор впервые истолковывает суть
мнимого противоречия дихотомических пар в идеологических доктринах
национал-социализма и марксизма-ленинизма); Беллестрем К. Г Апории
н ории тоталитаризма // Вопросы философии. 1992. № 5; и др.
' I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 2227, 2228, 3966, 3970; Оп. 10. Д. 5 и др.
‘ I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 2228. Л. 13.
Нам не удалось точно установить даже должность Ф.Д. Кретова. С дека-
бря 1930 г. он был членом Коллегии ЦАУ, затем работал в редакции «Из-
вестий» и подвизался в качестве историка партии, заведовал кафедрой
истории КПСС Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Очевидно, он
(•ыл избран властями в качестве простого рупора партийных идей имен-
но в силу его безликости и отсутствия научного и профессионального ав-
юритета в архивных кругах. Это было явным выражением оскорбитель-
ного недоверия к признанным авторитетам.
'1 АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 1884. Л. 13; Пшеничный А. П. Центральное ар-
212
Раздел
хивное управление СССР и РСФСР (1929-1938 гт.) // Автореф. лис.
канд. ист. наук. М., 1985. С. 32-33.
7 См.: Бюллетень ЦАУ РСФСР. 1931. № 2-3 (109-110). С. 18-26.
8 ГАРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 2229. Л. 23.
9 См.: Hoffmann Р. Gegenwartsaufgaben im deutschen Archiven 11 Miners
Zeitschrift. Berlin, 1933. № 9-10. S. 133-138.
10 Korrespondenzblatt des Gesamtvereins Geschichts und Altertumsverelll
Berlin, 1935. № 2/3. S. 100. |
11 См.: Гордон С. Архивное образование в капиталистических странах
Архивное дело. 1935. Вып. 2(35). С. 107.
12 Folkischer Beobachter. 1933. 10 мая. ’
13 Korrespondenzblatt... 1933. Heft. 2. S. 1.
14 См.: Фашизация исторической науки в Германии // Историк-марксИ
1936. Кн. 2(54). С. 173-180.
15 Там же. С. 180.
16 Hinz В. Art in the Third Reich. Oxford, 1979. P. 32.
17 Отчет о съезде см.: Korrespondenzblatt... 1935. № 2/3. Л
,8 Цит. по: Ржевская Е. Геббельс: Портрет на фоне дневника. М., 191
С. 145-146. 1
19 Эти данные приводит Е.В. Старостин в работе «Международные apxi
ные организации и их деятельность» (М., 1989) со ссылкой на xpai
щиеся в библиотеке ИАИ РГГУ протоколы заседаний Архивной колС
сии Международной комиссии исторических наук, созданной в 19Э
и вскоре прекратившей свое существование. Ср. аналогичные дани
которые приводятся в статье С. Гордона «Международный путево!
тель по архивам» (Архивное дело. 1937. № 2[43]. С. 155—156).
20 Цит. по: Ржевская Е. Геббельс: Портрет на фоне дневника // Hol
мир. 1993. № 2. С. 196.
21 Цит. по: Ржевская Е. Геббельс... // Там же. С. 202, 203, 204.
22 Нюрнбергский процесс: Сб. материалов: В 8 т. М., 1988. Т. 2. С. I
полный текст документа — с. 209.
23 Там же. С. 120.
24 Бржостовская Н. В. Архивы и архивное дело в зарубежных стран
М., 1971. С. 165. 1
25 См.: Корнеев В. Е., Копылова О. Н. Архивы на службе тоталитарного
сударства (1918 — начало 1940 г.) // Отечественные архивы. 1992. Ml
Отметим, что в этой статье при отсутствии глубокой концептуаль!
основы собран и введен в научный оборот богатейший эмпиричес!
материал. <
26 Цит. по: Lane В. М., Rupp L. J. Nazi Ideology before 1933. Austin; T
1978. P. 75-78. 1
• *»11юведческая культура тоталитарных режимов 213
I he Early Goebbels Diaries. New Jork; London, 1948. Ср. перевод
I Ржевской: «Если дело идет к концу, лучше гибель заодно с больше-
1П1 ином, чем вечное рабство заодно с капитализмом» (запись в дневни-
ки от 23 октября 1925 г.); «По-моему, ужасно, что коммунисты и мы
р.нбиваем друг другу головы» (запись от 31 января 1926 г.). Цит. по:
I'невская Е. М. Геббельс... М., 1994. С. 50, 54.
< м Голомшток И. Тоталитарное искусство. М., 1994. С. 76—77.
Покровский М. Н. Избранные произведения. М., 1967. Т. 4. С. 577.
< м : Пека О. В. Архивные документы во внутрипартийной борьбе
I 'МО-х гг. // Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 34.
< м.: Корнеев В. Е., Копылова О. Н. Архивы на службе тоталитарного го-
» у царства. С. 16.
I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 1710. Л. 12-13.
< м : Бюллетень Центрархива ТССР. Казань, 1929. № 3—5(7—9).
< 6-10.
I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 1710. Л. 25.
< м : Бюллетень ЦАУ. 1931. № 5(112). С. 4-5.
I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 2059. Л. 7.
l.iM же. Д. 1709. Л. 36-38(об).
< м.: Сорина Л. М. Архивное дело в глубинке в советский период // Оте-
чественные архивы. 1993. № 2. С. 16.
I АРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 43. Л. 14-20; Д. 50. Л. 1-50.
Оруэлл Дж. Сочинения: В 2 т. Пермь, 1992. Т. 2. С. 152.
Мамет Л. История и общественно-политическое воспитание // Исто-
рик-марксист. 1929. Т. 14. С. 169, 170.
< м : Пека О. В. Политизация архивной системы в 20-е гг.: Кадровый
л» пект И Зеркало истории. М., 1992. С. 123-132.
< м : Пшеничный А. П. Репрессии архивистов в 1930-х гг. // Советские
лркивы. 1988. № 6.
( талин И. В. Соч. Т. 13. С. 84—102.
on этом даже спустя 10 лет упоминалось в юбилейной статье «20 лет
работы ленинградских центральных архивов» // Архивное дело. 1938.
> 3(47). С. 142.
быковский С. Н. Какие цели преследуются некоторыми археологиче-
। к ими исследованиями // Сообщения Гос. академии истории матери-
111>ной культуры: Проблемы истории материальной культуры. 1931.
v 4-5. С. 21.
1’еюлюции, принятые на общем собрании Общества историков-марк-
истов от 19.03.1930 г. // Историк-марксист. 1930. Т. 15. С. 165.
। I СССР. 1929. № 28. С. 253.; Архивное дело. 1929. Вып. 2(19).
< 111-112.
214 Pat
49ГАРФ. Ф. 5325. On. 9. Д. 3017. Л. 16-16(об) (копия).
50 Там же. Д. 3321. Л. 10-11.
51 Там же. Д. 2228. Л. 11-20.
52 См.: Чернуха В. Г. Сигизмунд Натанович Валк — ученый и чело!
Вопросы истории. 1988. № 5. С. 40.
53 Архивную работу - на высшую ступень [ред.] // Архивное дело.
№ 3(36).
54 Анисимова Е. Кого готовит Институт архивоведения при ЦАУ ССС
Архивное дело. 1932. Вып. 3-4(28-29). С. 13-16.
55 Абалин С. Задачи архивных учреждений накануне 15-летия Октяб
Там же. С. 10.
56 ГАРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 3148. Л. 10-45; Д. 2881. Л. 7-10 и др.
57 Цит. по: Простоволосова Л. Н., Станиславский А. Л. История ка(|
вспомогательных исторических дисциплин. М., 1990. С. 9.
58 ГАРФ. Ф. 5325. Оп. 9. Д. 4350. Л. 1-50.
59 Там же. Оп. 10. Д. 5 (протоколы совещаний при начальнике
НКВД СССР, 1939 г.). Л. 1-62.
60 См.: Волков В. В. Новая культура в области чувств: Как ликвидна
неграмотность в СССР // Человек. 1992. № 1. С. 98, 100. Автор
навливает, что кампания по ликвидации неграмотности начала п;
литься именно с 1929 г. и была «специально приспособлена к ги
ской задаче трансформации индивида». «...В этом смысле... оба н
ных комиссариата — просвещения и внутренних дел — хорошо
друга дополняли».
61 Укажем в связи с этим хотя бы на одну, абсолютно не исследова
в научном плане проблему, непосредственно связанную с соврем<
стью, - проблему доступа к архивам, т. е. секретности и рассекре
ния архивных документов, которая, по грустному замечанию bmj
отечественного теоретика и практика архивного дела А.В. Елпа
ского, «стара, как сами архивы и, пожалуй, останется для них пос
ной». См.: Елпатъевский А, В. О рассекречивании архивов // Оте
венные архивы. 1992. № 5. С. 15.
Сергей Федорович Платонов
и «Дело Платонова»
В революционный 1917 г. Сергею Федоровичу Платонову ис-
• шилось 57 лет — он родился 16 (27) июня 1860 г. Платонов
I уже прочную славу авторитетнейшего историка — выдаю-
щая исследователь и знаток прошлого нашего Отечества; пер-
массный профессор-лектор и наставник в семинарских заня-
i»i\, создатель научной школы (где старшими были скончавши-
и к тому времени Н.П. Павлов-Сильванский, А.Е. Пресняков,
В Рождественский); организатор системы образования и учи-
ц> гимназических преподавателей; талантливый популяризатор
юрических знаний.
Лекции по русской истории», в основе которых лекционные
ы, прочитанные в Санкт-Петербургском университете и дру-
|х высших учебных заведениях, в 1917 г. вышли уже десятым
пднием, а «Учебник русской истории для средней школы. Курс
к юматический» с 1907 г. выдержал восемь изданий. «Сокра-
гнный курс русской истории для средней школы», вышедший
1‘> 14 г. впервые, в 1917 г. имел уже четвертое дополненное из-
|цие. Переиздавались также книги Платонова, написанные на
пове его магистерской и доктор