В.В. Горбунов
1
I
ВОЕННОЕ ДЕЛО
НАСЕЛЕНИЯ АЛТАЯ
В HI-XIV вв.
Часть I
ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ ВООРУЖЕНИЕ
(ДОСПЕХ)
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
АЛТАЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
z Кафедра археологии, этнографии и источниковедения
Музей археологии и этнографии Алтая
В.В. Горбунов
ВОЕННОЕ ДЕЛО
НАСЕЛЕНИЯ АЛТАЯ ВIH-XIV вв.
Часть I
ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ ВООРУЖЕНИЕ
(ДОСПЕХ)
МОНОГРАФИЯ
у
Издательство
ЧУ Алтайского
университета
Барнаул-2003 «АРХЕОЛОГИЧЕСКИЙ ЦЕНТР
БИБЛИОТЕКА
УДК 930.26 (571.151)
ББК 63.4 (2Рос-4Ал-6Г)45я9
Г 676
Научный редактор:
кандидат исторических наук А.А. Тишкин
Рецензенты:
доктор исторических наук А.П. Уманский;
доктор исторических наук Ю.С. Худяков;
кандидат исторических наук Ю.В. Ширин
Горбунов В.В.
Г 676 Военное дело населения Алтая в III-XIV вв. Часть I: Оборонительное
вооружение (доспех): Монография / Науч. ред. А.А. Тишкин. - Барнаул:
Изд-во Алт. ун-та, 2003. - 174 с.; ил.
ISBN 5-7904-0326-3
В монографии представлены результаты исследования оборонительного вооружения с террито-
рии Лесостепного и Горного Алтая. Подробно рассмотрена история изучения археологических па-
мятников Ш-XIV вв., содержащих находки и рисунки доспехов. Приведен обзор работ, посвященных
обозначенной тематике. Разработана классификация основных видов защитной паноплии Алтая и
обоснована типология доспеха (выявлены временные и пространственные границы существования
типов, их происхождение и развитие). Установлены функциональные и декоративные элементы брони
и некоторые этнические признаки в ее оформлении. Этапы эволюции оборонительного вооружения
соотнесены с развитием археологических культур, выделенных на Алтае, определены общие и осо-
бенные черты в защитных средствах той или иной общности. На основе комплексного анализа веще-
ственных, изобразительных и письменных источников реконструированы разные типы доспеха, так-
тические возможности их применения и состав войск у населения Алтая разных периодов.
Издание рассчитано на специалистов в области археологии и военной истории.
Р<^>И
Монография подготовлена и издана при частичной финансовой поддержке
Российского фонда фундаментальных исследований (проект №03-06-80384
'Снаряжение кочевников как этнокультурный и хронологический показатель
пги изучении истории Алтая»), а также в рамках реализации научно-исследовательской
работы кафедры археологии, этнографии и источниковедения АлтГУ по теме
-Изучение этносоциальных процессов на Алтае в древности и средневековье»
и гранта Российского фонда фундаментальных исследований (проект №02-06-80342
-Комплексное исследование этногенетических процессов на Алтае в период
формирования и развития кочевых культур»)
ISBN 5-7904-0326-3
© Горбунов В.В., 2003
© Издательство Алтайского государственного
университета, оформление, 2003
СОДЕРЖАНИЕ
Введение.............................................................4
Глава I. Проблемы исследования доспеха средневекового населения
Алтая................................................................8
1.1.	История изучения..............................................8
1.2.	Историография.................................................19
1.3.	Морфология и принципы классификации доспеха...................29
Глава II. Воинский доспех............................................32
2.1.	Панцири.......................................................32
2.2.	Шлемы.........................................................65
2.3.	Щиты..........................................................74
Глава III. Конский доспех............................................77
3.1.	Особенности источников по конскому доспеху....................77
3.2.	Попоны........................................................78
3.3.	Наголовья.....................................................85
Глава IV. Комплексы оборонительного вооружения.......................90
4.1.	Доспех воинов Горного Алтая...................................90
4.2.	Доспех воинов Лесостепного Алтая..............................92
4.3.	Тактические возможности применения доспеха
средневековым населением Алтая.....................................95
Заключение...........................................................99
Библиографический список.............................................101
Список сокращений....................................................113
Приложение: таблицы и иллюстрации....................................114
Summary..............................................................172
ВВЕДЕНИЕ
Изучение вооружения является одной из важнейших составных частей в исследова-
нии материальной культуры древних народов. По уровню развития военного дела можно
судить о многих факторах политической, социальной, экономической и идеологической
жизни человеческого общества. Реконструкция комплекса вооружения той или иной куль-
турной общности позволяет судить о составе, размещении, способах применения и функ-
циональных качествах целых наборов паноплии* и ее отдельных предметов. Она также
дает информацию о состоянии военного дела - составе войск, тактике, структуре военной
организации, изготовлении вооружения - и об уровне развития военного искусства. На-
личие этого уровня определяется экономическим потенциалом общества и влияет самым
существенным образом на формирование его социальных и политических институтов.
Вооружение и военное дело являлись особым объектом культурной деятельности челове-
ка. Вокруг них складывались определенные эстетические и религиозные культы. Оружие
всегда стремились украсить. Военные сюжеты были предметом воплощения в изобрази-
тельном искусстве и литературе. Вооружение в прошлом было одним из самых перспек-
тивных товаров, его инновации быстро перенимались, являясь показателем контактов
между народами. В производство вооружения вкладывались лучшие умы и новейшие тех-
нологии. Перечисленные аспекты далеко не полны, но и они убедительно показывают,
сколь широка роль вооружения, которая простиралась далеко за рамки чисто боевой прак-
тики. Следовательно, изучение вооружения и военного дела столь же необходимо и акту-
ально, как и исследование любой другой области человеческой жизнедеятельности.
Комплекс вооружения включает в себя две основные категории: средства защиты
(доспех) и средства нападения (оружие). Их противоборство во многом определяло раз-
витие военного искусства.
Данное исследование посвящено изучению оборонительного вооружения населе-
ния Лесостепного и Горного Алтая в эпоху средневековья. Средневековью предшество-
вал своеобразный переходный период, получивший в научной литературе название эпо-
хи «великого переселения народов» (Гумилев Л.Н., 19936, с. 9; 1993в, с. 93). В Восточной
Азии он начался в III в. н.э. с распада крупных объединений кочевников хунну (215 г.)
и сяньби (235 г.), а также Империи Хань в Китае (220 г.). Это вызвало целую череду миг-
раций кочевых племен, которые к V в. н.э. совершенно перекроили этническую и полити-
ческую карту восточно-азиатского региона (Гумилев Л.И., 1993а, с. 199-200; 1994, с. 5).
На Алтае эти события также привели к значительным изменениям в области материаль-
ной и духовной культуры. На территории лесостепи в середине IV в. н.э. появляется насе-
ление, пришедшее из Средней Азии (Семиречье), - носители кенкольской археологичес-
кой культуры и Горного Алтая - носители булан-кобинской археологической культуры. Здесь
они вступают в контакт с местными самодийскими племенами (кулайская археологичес-
кая культура), в результате которого образуется новая общность, получившая в археологии
название одинцовской культуры. Пришлый компонент был немногочисленным и быстро
ассимилировался в самодийской среде (Горбунов В.В., 2003в, с. 38-39). Территория Гор-
ного Алтая также испытала в этот период сильное внешнее влияние. После возникнове-
ния в Центральной Азии Жужаньского каганата (359 г.) земли Горного Алтая были вклю-
чены в его состав. В 460 г. жужане переселили сюда племя ашина из Восточного Туркеста-
на (Гаочан), которые славились как искусные кузнецы и являлись наследниками поздне-
хуннской государственности (Гумилев Л.Н., 19936, с. 22-25; Кляшторный С.Г., Сави-
* Этим древнегреческим термином обозначен весь комплекс вооружения. - Прим. ред.
4
ВВЕДЕНИЕ
нов Д.Г., 1994, с. 12). Ашина сумели консолидировать вокруг себя местное население (бу-
лан-кобинская археологическая культура), в результате чего возникла новая этнокультур-
ная общность, вошедшая в историю под самоназванием ТЮРК (ТЮРКИ) (Горбунов В.В.,
Тишкин А.А., 2002, с. 179-180). Известность этого этнонима позволяет обозначать мате-
риальные памятники, оставленные тюрками, как тюркскую археологическую культуру (Гор-
бунов В.В., Тишкин А.А., 2003, с. 228). Отмеченные перемены заложили основы для разви-
тия раннесредневековых обществ, поэтому, по нашему мнению, начинать исследование сред-
невековья необходимо с анализа предшествующего периода III—V вв. н.э.
Во 2-й пол. I тыс. н.э. в Центральной и Средней Азии, на юге Западной Сибири
создаются первые государственные объединения кочевников, такие как Тюркские (552—
744 гг.), Уйгурский (745-840 гг.), Кыргызский (840-1293 гг.), Кимакский (ок. 850 - ок.
1050 гг.) каганаты. Земли Алтая сыграли в судьбе этих держав весьма заметную роль. Так,
Горный Алтай явился местом сложения тюркского этноса. В период тюркской государ-
ственности его территория служила базой, на которой тюрки укрывались во времена по-
ражений (Чабыш-каган, 630650 гг.) и на которую опирались в военных походах (Тоньюкук,
710-714 гг.) (Бичурин Н.Я., 1950, с. 263-264; Малов С.Е., 1951, с. 68; Кляшторный С.Г,
Савинов Д.Г., 1994, с. 26, 35). После гибели II Восточно-тюркского каганата (744 г.) часть
тюркских племен переселилась в алтайскую лесостепь, где подчинила местное самодий-
ское население (одинцовская археологическая культура). В результате синтеза тюркского и
самодийского компонентов в Лесостепном Алтае сложилась новая общность, известная в
археологии как сросткинская культура. Данное объединение играло весьма заметную роль
в политических отношениях между кимаками, кыпчаками и кыргызами, хотя его письмен-
ная история и название пока достоверно не выявлены (Неверов С.В., Горбунов В.В., 2001,
с. 176-178). Другая часть тюркских племен осталась на коренных землях Горного Алтая и,
в союзе с кыргызами, приняла участие в борьбе против уйгуров. После победы в 840 г.
горно-алтайские тюрки вошли в состав Кыргызского каганата, сохранив значение само-
стоятельной политической силы (Кубарев Г.В., 1998, с. 292-294).
В период развитого средневековья население Южной Сибири и юга Западной Си-
бири было завоевано (в 1207 г.) Монгольской империей. После ее распада на отдельные
государства территория Горного Алтая вошла в состав Империи Юань (1260-1368 гг.), а
земли Лесостепного Алтая отошли к Золотой Орде (1243-1396 гг.). В жизни населения
Алтая произошли заметные изменения. На территории лесостепи сложилась общность из
монгольского, тюрко-самодийского (сросткинского) и кыпчакского компонентов, получив-
шая наименование кармацкой археологической культуры (Тишкин А.А., Горбунов В.В.,
Казаков А.А., 2002, с. 141-142). Археологические памятники Горного Алтая этого перио-
да пока не объединены в какие-либо этнокультурные общности. Период позднего средне-
вековья в археологическом отношении практически не изучен, а письменные источники
освещают историю Алтая лишь с начала русской колонизации.
В средневековье на Алтае сложился и развивался оригинальный комплекс вооруже-
ния, изучение которого поможет лучше понять феномен военных успехов ведущих цент-
рально-азиатских этносов, таких как тюрки и монголы, а также объяснить жизнеспособ-
ность культурно-хозяйственного типа кочевых скотоводов.
Вооружение средневекового населения Алтая уже рассматривалось рядом специа-
листов (Худяков Ю. С., 1981,1983,1984,1986,1997; Худяков Ю.С., Плотников Ю.А., 1995;
Савинов Д.Г., 1981; Неверов С.В., 1982; Неверов С.В., Мамадаков Ю.Т., 1991; Елин В.Н.,
1988; и др.), однако степень его изученности неравномерна. Наибольшее освещение по-
лучили средства нападения. Анализ доспеха проводился на очень узкой Источниковой
5
В. В. Горбунов
базе, и уровень знаний о нем был явно недостаточен. Современное состояние источни-
ков по защитному вооружению с территории Лесостепного и Горного Алтая позволяет
систематизировать материал по периоду III—XIV вв. и подвергнуть его научному анализу
в более полном объеме. Такая работа открывает возможности для определения хроноло-
гии основных видов и типов доспеха, выявления в их изготовлении различных этнокуль-
турных традиций, реконструкции состава войск и тактики. Цельное представление об
алтайском средневековом доспехе будет способствовать оценке его роли и места среди
защитных паноплий других территорий и поможет решению многих проблем, связанных
с развитием вооружения в условиях взаимных контактов.
Актуальность данного исследования заключается не только в оружиеведческом аспекте.
Значимыми представляются также археологические и исторические наблюдения. Исследова-
ние эволюции средневекового доспеха Алтая дает дополнительные ар1ументы для выделе-
ния археологических культур, датировки их этапов, выяснения компонентов формирования.
Большие перспективы открывает сравнение вещественных и изобразительных данных по обо-
ронительному вооружению со сведениями письменных источников, которое проливает свет
на этнические, миграционные и политические процессы, происходившие на территории Алтая
в эпохи «великого переселения народов», раннего и развитого средневековья.
Основной целью настоящей работы является систематизация и реконструкция обо-
ронительного вооружения населения Лесостепного и Горного Алтая в III—XIV н.э.
В работе использованы материалы из памятников, расположенных в Лесостепном
и Горном Алтае (рис. 1; 2). Под Лесостепным Алтаем понимается территория, примыка-
ющая с севера к алтайской горной системе и включающая в себя несколько географических
провинций, разделенных широкой долиной р. Обь. На ее левобережье выделяются Цре-
далтайская равнина, Приобское плато и Кулундинская равнина, на правобережье - Пред-
салаирская равнина и Бийско-Чумышская возвышенность. В понятие Горного Алтая вхо-
дят системы хребтов, образующие следующие географические провинции: Северный,
Северо-Западный, Центральный, Восточный и Юго-Восточный Алтай (Алтайский край:
Атлас, 1978, с. 50, 182).
Лесостепной и Горный Алтай являлись в прошлом зоной активных контактов для
населения Западной Сибири, Средней и Центральной Азии. Поэтому изучение ряда воп-
росов, особенно связанных с быстро перенимаемыми новшествами в области военного
дела, плодотворно при совместном рассмотрении этих территорий, с последующим срав-
нением между собой.
Временные рамки работы охватывают период с III по XIV н.э., который соответ-
ствует трем историческим эпохам: «великого переселения народов» (III—V вв.), раннего
(VI-XI вв.) и развитого (XII-XIV вв.) средневековья. В III—V вв. н.э. на Алтае происходит
формирование нового оборонительного вооружения, основанного на железоделательном
производстве. В VI-XI вв. н.э. оно достигает своего оптимального уровня развития и
распространяется на обширные территории. В XII-XIV вв. н.э. доспех населения Алтая
продолжает сохранять некоторые прежние традиции, хотя на ряде сопредельных терри-
торий (Монголия, Тува, Минусинская котловина) в это время происходит обновление за-
щитных средств. По эпохе позднего средневековья (XV-XVII вв.) достоверных данных об
алтайском доспехе пока нет и этот период в работу не включен.
Исследование построено на анализе нескольких групп источников:
1.	Вещественные материалы из погребальных, поминальных и поселенческих комп-
лексов, а также случайные находки - всего 61 объект (табл. I; II).
2.	Изобразительные материалы с наскальных рисунков, изваяний, оградок и бронзо-
вого литья - всего 29 сюжетов (табл. Ill; IV).
6
ВВЕДЕНИЕ
3.	Данные письменных источников, содержащие сведения по оборонительному во-
оружению кочевых и полуоседлых народов Евразии, взятые из переводов тюркских, ки-
тайских, арабских и западноевропейских нарративных памятников (Бичурин Н.Я., 1950;
Малов С.Е., 1951, 1959; История Самарканда, 1969; Юнусов А.С., 1990; Плано Карпи-
ни, 1997; Лю Маоцай, 2002).
В работе учитывались публикации, научные отчеты, полевая документация и му-
зейные коллекции, хранящиеся в учреждениях Санкт-Петербурга (ГЭ, МАЭ), Барнаула
(АГКМ, МАЭА АлтГУ), Бийска (БКМ), Горно-Алтайска (ГАРКМ). Определенную долю
составили материалы, полученные автором в ходе полевых исследований 1992-2003 гг.,
а также в результате реставрации и моделирования доспехов.
При осуществлении систематизации и реконструкции оборонительного вооруже-
ния использовались основополагающие идеи и принципы, разработанные в восточно-
европейском и сибирском оружиеведении А.Н. Кирпичниковым (1971,1976), А.М. Хаза-
новым (1971), Ю.С. Худяковым (1980, 1986,1991,1997) и М.В. Гореликом (1993а-б; 1995).
Основные их положения заключаются в следующем. Военный фактор играл важнейшую
роль в истории народов степной полосы Евразии. Выявление его закономерностей обус-
ловлено возможностями систематизации всех групп источников. Схема эволюции видов
вооружения необходима при реконструкции комплекса боевых средств и состава войск,
для дополнения сведений письменных источников о тактике ведения боя и для оценки
событий военной истории. Доспех является наиболее трудоемкой (но зато и самой пока-
зательной) частью вооружения. Его распространение начинается с момента организации
войска и соответствующих ему социальных институтов в обществе. По массовому приме-
нению защитных средств можно лучше всего судить об уровне развития военного дела.
Кроме этого, основным являлся системный метод, заключающийся в изучении оборони-
тельного вооружения как динамично меняющейся и эволюционирующей системы.
Методика обработки источников определялась задачами исследования. На этапе ана-
лиза материалов применялись классификационный и типологический методы, метод да-
тированных аналогий, реставрация, верификация и корреляция полученных результатов.
В классификационных построениях использованы некоторые принципы и терминологи-
ческий аппарат, разработанные Г.А. Федоровым-Давыдовым (1966), И.Л. Кызласовым
(1983), С.В. Неверовым (1988) и М.В. Гореликом (19936). На этапе реконструкции устрой-
ства и применения оборонительного вооружения задействован комплексный подход, ос-
нованный на сопоставлении вещественных, изобразительных и письменных данных, а
также на сведениях по сохранившимся этнографическим доспехам и на эксперименталь-
ном моделировании защитных средств.
Автор выражает искреннюю благодарность всему коллективу археологов Алтайско-
го госуниверситета, их помощь и понимание помогли в проделанной работе; рецензен-
там книги д.и.н. А.П. Уманскому, д.и.н. Ю.С. Худякову, к.и.н. Ю.В. Ширину, чьи критичес-
кие замечания привели к корректировке некоторых положений монографии; ответствен-
ному редактору к.и.н. А.А. Тишкину за скрупулезное отношение к содержанию и оформ-
лению книги; своему научному руководителю в аспирантуре д.и.н. Ю.Ф. Кирюшину, его
чуткое руководство способствовало написанию и защите кандидатской диссертации (Гор-
бунов В.В., 2000); а также к.и.н. А.Л. Кунгурову, выполнившему для публикации часть наи-
более сложных археологических рисунков. Слова особой признательности хочется сказать
своему научному руководителю в студенческие годы к.и.н. С.В. Неверову за обучение осно-
вам типологического анализа.
Глава I
ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА
СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ АЛТАЯ
1.1.	История изучения
Первые сведения о защитной паноплии эпохи средневековья с территории Алтая
относятся к 50-60 гг. XIX в. Это время начала «научных» раскопок древних памятников,
проводившихся учеными-путешественниками.
В 1856 г. Л.И. Шренком при раскопках «чудской» могилы в Кулундинской волости
Барнаульского округа была найдена бронзовая бляха-подвеска, изображающая пешего во-
ина, стреляющего из лука. На нем показан панцирь, шлем и большой круглый щит, закину-
тый за спину (МАЭ, дело №35, кол. 35/81). Впоследствии этот предмет использовался в
публикации И.А. Армстронгом в качестве аналогии случайной находке близ Семипала-
тинска, где также обнаружили бронзовую бляху-подвеску в виде всадника-копейщика,
облаченного в панцирь и шлем, с закинутым за спину щитом (Армстронг И.А., 1861; От-
чет Археологической комиссии, 1908, с. 76-77, рис. 3). В 1981 г. кулундинская находка
публикуется В.А. Могильниковым (1981, рис. 27.-48) в комплексе инвентаря сросткинс-
кой археологической культуры VIII—X вв. н.э. Ю.С. Худяковым (1980, табл. L.-4; 1986,
с. 197, рис. 93.-2) она привлекалась для иллюстрации комплекса вооружения кыргызов и
кимаков IX-X вв. н.э. Упоминалось данное изделие и Т.А. Поповой (1989, с. 171-172,
табл.-74) при обзоре археологического собрания МАЭ, но исследовательница ошибочно
отнесла его к раннему железному веку. Следует отметить, что рисунки кулундинского луч-
ника, приводимые в перечисленных публикациях, в деталях отличаются от оригинала.
Нами при работе использовалась прорисовка, сделанная А.А. Казаковым с подлинника в
натуральную величину в Музее антропологии и этнографии АН РФ г. Санкт-Петербурга
(рис. 36.-5).
Самые ранние предметы оборонительного вооружения найдены в 1865 г. В.В. Рад-
ловым при раскопках курганов в бассейне Верхней Бухтармы, в 6 км ниже реки Берель.
В одной из неграбленых могил он обнаружил «...куски железного панциря из продолгова-
тых, длиной в 2 вершка (около 9 см. - В.Г), железных пластинок, которые, судя по всему,
были укреплены на коже» (Радлов В.В., 1989, с. 451). Спустя сто лет материалы раскопок
на могильнике Берель опубликовала А.А. Гаврилова. Она определила номер объекта (курган
№3), в котором находились частично разрушенные «остатки железного панциря», и поме-
стила рисунок его фрагмента из четырех пластин, скрепленных кожаным кантом без ука-
зания масштаба (Гаврилова А.А., 1965, с. 56, рис. 4.-13). Сам памятник датирован ею
IV-V вв. н.э. и выделен в берельский тип могил, характерный для населения Горного
Алтая предтюркского времени (Гаврилова А.А., 1965, с. 57). Более полную публикацию
Берельского могильника через четыре года предпринял С.С. Сорокин. Исследователь оп-
ределил его хронологию II—IV вв. н.э. и отнес к эпохе «великого переселения народов».
О доспехе сообщалось следующее: «...два обрывка пластинчатого железного панциря (ниже
костей рук слева)...» и приводился рисунок четырех пластин с кантом, как в публикации
А.А. Гавриловой, и тоже без масштаба (Сорокин С.С., 1969, с. 234, рис. 23.-14). В дальнейшем
панцирные пластины из Берели использовались многими исследователями в работах по во-
оружению населения Горного Алтая I-V вв. н.э. (Худяков Ю.С., 1986, с. 131-132, рис. 59.-3),
тюрок Саяно-Алтая (Овчинникова Б.Б., 1990, с. 84, рис. 39.-3), а также в обобщающих статьях
по доспеху Северной Азии и степной Евразии (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 139,
рис. 1.-6; Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-7).
8
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
Следующий период изучения защитного вооружения Алтая связан с исследованием
археологических памятников в 20-40-е гг. XX в. Он характеризуется постепенным попол-
нением Источниковой базы, расширением географии находок и хронологического диапа-
зона памятников. Работы в этот период ведутся в основном археологами Москвы и Ле-
нинграда, а также местными краеведами.
В 1925 г. археолог-любитель М.Д. Копытов раскопал 39 курганных погребений на
горе Пикет в нижнем течении Катуни у с. Сростки (Сергеев С.М., 1998, с. 189). Поскольку
при работах не велось никакой документации, то весь полученный материал представлен
лишь коллекцией вещей. Среди них имеются три бронзовые бляхи-подвески, изображаю-
щие воинов. Два изделия выполнены в виде всадников-копейщиков, одетых в панцири и
шлемы, с закинутыми за спину щитами (БКМ, кол. 849/7). Третья бляха сделана в виде
мужской личины, облаченной в шлем (БКМ, кол. 849/8). Эти и другие изделия, найден-
ные М.Д. Копытовым, сразу привлекли к себе внимание специалистов. Работы на памят-
нике были продолжены в том же году М.Н. Комаровой, а в 1930 г. С.М. Сергеевым (Сави-
нов Д.Г., 1998). Тогда же М.П. Грязнов использовал материалы Сросткинского могильни-
ка для характеристики древних культур Алтая и опубликовал среди прочих предметов две
бляхи с воинами (Грязнов М.П., 1930, с. 9, рис. 167, 168). В 1956 г. он выделил сросткин-
скую археологическую культуру (дав ей название по могильнику Сростки-I) на террито-
рии Верхнего Приобья и датировал ее VIII-X вв. н.э. (Грязнов М.П., 1956, с. 150-151).
Изображение всадника-копейщика из Сросток часто привлекалось учеными в работах по
археологии и военному делу Южной и Западной Сибири (Могильников В.А., 1981,
рис. 27.-49; Худяков Ю.С., 1986, рис. 93.-4; Савинов Д.Г., 1994, табл. XIII.-1). Издание всех
трех блях-подвесок по уточненным рисункам, сделанным с оригиналов, было осуществле-
но автором совместно с С.В. Неверовым (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, рис. 7.-1-3).
В том же 1925 г. С.И. Руденко проводились раскопки в бассейне Верхней Катуни. На
ее притоке р. Коксе он исследовал впускное захоронение воина в каменном кургане. По-
мимо предметов наступательного оружия (лук, стрелы, меч), там были найдены обломан-
ные «роговые пластинки с парными отверстиями типа панцирных» (Гаврилова А.А., 1965,
с. 55-56). Эти материалы хранятся в Государственном Эрмитаже (ГЭ, кол. 4392) и до сих
пор остаются не изданными, кроме информации, изложенной А.А. Гавриловой (1965,
с. 6). Она отнесла коксинское погребение к группе могил берельского типа IV-V вв. н.э.
Специалистами при анализе алтайского доспеха костяные пластины из Коксы обычно не
учитываются. Нами было высказано предположение, что данные находки также являют-
ся деталями панциря и по своему материалу завершают на Алтае линию развития доспеха
раннего железного века (Горбунов В.В., 1999, с. 49).
Тогда же, в 1925 г., А.Н. Глухов продолжил раскопки могильника Кудыргэ, начатые
им совместно с С.И. Руденко годом ранее. Памятник расположен на правом берегу ниж-
него течения Чулышмана в Восточном Алтае. В погребении кургана №16 было найдено
переиспользованное каменное изваяние-валун с изображением мужской личины и мно-
гофигурной поминальной сцены (Руденко С.И., Глухов А.Н., 1927, с. 51-52, рис. 18). Наи-
более полная публикация и интерпретация этого уникального изделия сделаны А.А. Гав-
риловой (1965, с. 12-13, 18-21, табл. VI), которая определила его датировку ранее VI вв. н.э.
и отнесла к тюркам-тугю. Среди фигур поминальной сцены, вырезанных на изваянии, есть
изображение сидящего мужчины в шлеме и панцире (правая нижняя фигура). Боевое убран-
ство показано на всех трех конях данной композиции. Они имеют защитные наголовья-маски
(особенно четко выделены у верхнего коня) и попоны-нагрудники (Там же, табл. VI.-2).
Обоснованность подобной трактовки и характеристика нарисованных доспехов были рас-
9
В. В. Горбунов
смотрены в специальной работе (Горбунов В.В., 1998, с. 102-103). Привлекались изображе-
ния кудыргинского валуна-изваяния для анализа оборонительного вооружения и другими ис-
следователями (Горелик М.В., 1993а, рис. 7.-18; 8.-7; Кубарев Г.В., 2002, рис. 12.-6).
В 1932 г. в 18 верстах северо-западнее с. Шадрино на правобережье Верхней Оби
(Бийско-Чумышская возвышенность) при пахоте в долине плугом трактора из насыпи (или
могилы?) земляного кургана был вывернут железный шлем. Зимой того же года находчик,
А.Ф. Бембер - житель с. Бочкари, продал его за три рубля Бийскому краеведческому му-
зею, где он и хранится в настоящее время (БКМ, кол. 66/3006). Шадринский шлем дважды
публиковался М.В. Гореликом при анализе монгольского доспеха, который датировал на-
ходку 1-й пол. XIV вв. н.э. (Горелик М.В., 1983, табл. VIII.-2; 19876, с. 192, рис. 11.-6).
Нами данный шлем привлекался для характеристики комплекса вооружения населения
Лесостепного Алтая XIII-XIV вв. н.э. (Горбунов В.В., Тишкин А.А., 19986, с. 263, рис. 3).
Полная публикация этой находки была осуществлена совместно с С.Ю. Исуповым. Шлем
датирован XIII- 1-й пол. XIV вв. н.э. и отнесен к изделиям монгольских оружейников
(Горбунов В.В., Исупов С.Ю., 2002, с. 136-142, рис. 1).
Вещественные находки деталей доспеха связаны и с работами М.П. Грязнова в 1947 г.
на правобережье Верхней Оби, в урочище Ближние Елбаны. Там в пункте БЕ-XIV в детском
грунтовом погребении №37 была найдена «железная панцирная пластинка» (Грязнов М.П.,
1956, с. 104, табл. XLI.-11). Исследователь отнес памятник к одинцовскому этапу верхне-
обской культуры и датировал II—IV вв. н.э. (Грязнов М.П., 1956, с. 112). Панцирная плас-
тина с Ближних Елбанов-XIV неоднократно рассматривалась специалистами в работах
по вооружению племен верхнеобской культуры (Худяков Ю.С., 1986, с. 121, рис. 54.-3) и эво-
люции защитной паноплии Евразии (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 141, рис. 1.-3;
Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-6).
В 1948 г. А. А. Гаврилова продолжила изучение памятника Кудыргэ. Ею были сдела-
ны сразу две интересные находки фрагментов панцирей. В каменном ящике поминальной
оградки №ХШ обнаружилось семь железных панцирных пластин, «...лежащих частью ве-
ерообразно...», а в могиле кургана №22 - «кусок железной кольчуги» (Гаврилова А. А., 1965,
с. 16, 27, табл. V.-l; XXIV-1). Исследовательница датировала оградки этого памятника
V-VI вв. н.э., а группу могил, куда входит и курган №22, - VI-VII вв. н.э. (Гаврилова А.А.,
1965, с. 13, 18, 43, 104). В этнокультурном плане поминальные сооружения были припи-
саны тюркам-тугю, а погребения с конем - населению, пришедшему на Алтай после разгро-
ма Жужаньского каганата (Гаврилова А.А., 1965, с. 17,60,105,106). Данные находки быстро
вошли в круг обязательных источников при характеристике защитного вооружения тюрок и
стали своеобразным клише в общих работах по военной археологии (Худяков Ю.С., 1986,
с. 158-159,рис. 69.-3,4,5; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987,с. 146,рис. 1.-10; Горелик М.В.,
1993а, рис. 12.-5). Панцирные пластины из оградки-ХШ памятника Кудыргэ автором были
осмотрены в Государственном Эрмитаже (ГЭ, кол. 2280/48 (1-7)). В результате удалось
установить, что они имеют отличия по форме: четыре экземпляра - овальнопрямоуголь-
ные меньшей длины (рис. 22.-1, 3, 5, 7) и три экземпляра - овальные большей длины
(рис. 22.-2, 4, 6). Для всех семи пластин характерна такая интересная деталь, как отогну-
тые бока (рис. 22).
В отдельный период изучения алтайского доспеха можно выделить 50-60-е гг. XX в.
В это время продолжается накопление источников, но наряду с рядовыми находками, от-
крываются памятники, имеющие фундаментальное значение для истории оборонитель-
ного вооружения. Исследования ведутся в основном местными археологами из музейных
и вузовских центров.
10
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
В 1951 г. А.П. Уманским были начаты раскопки курганного могильника Иня-1 на
правобережье Оби, в нижнем течении реки Иня. В могиле-1 кургана №3 среди поясных
блях им найден фрагмент железной панцирной пластины (Уманский А.П., 1970, с. 56).
Данный предмет рассматривался исследователем как деталь пояса и в публикацию не
попал (рис. 26.-3). Его назначение определено нами при работе с материалами памятника в
фондах Алтайского государственного краеведческого музея г. Барнаула (АГКМ, кол. 11250/55).
Курганный могильник Иня-1 А.П. Уманский (1970, с. 69, 71) датировал VIII—IX вв. н.э. и
отнес его к раннему варианту сросткинской культуры.
В 1963 г. А.П. Уманский при раскопках грунтового могильника в урочище Татарские
Могилки обнаружил один из самых редких предметов вооружения - целый панцирь. Мо-
гила №4 этого памятника содержала парное захоронение мужчин-воинов, у каждого из
них лежало по листу железных панцирных пластин, собранных в «гармошку» (Уманский А.П.,
1974, с. 141-143, рис. 4.-2). Эта уникальная находка хранится в фондах Бийского краевед-
ческого музея им. Бианки, коллекция №4160. Сам памятник находится на левом берегу
верхнего течения Чумыша (правого притока Оби) в пределах Бийско-Чумышской возвы-
шенности, на землях Ельцовского района Алтайского края. В настоящее время мыс, на
котором он расположен, называется Куюк. Материалы раскопок были опубликованы
А.П. Уманским в 1974 г. Исследователь подробно описал детали найденного доспеха и
сделал их реконструкцию в виде двух панцирей-нагрудников. Панцири, по его мне-
нию, набирались из 100 горизонтально направленных пластин, которые крепились
между собой и на кожаную основу с помощью проволоки, а крайние из них снабжа-
лись металлическим кантом на заклепках (Уманский А.П., 1974, с. 147-148, рис. 7).
Памятник Татарские Могилки он отнес к верхнеобской культуре и датировал II—IV вв.
н.э., а могилу №4 - «не ранее IV в.» (Там же, с. 148). Открытие, сделанное А.П. Уман-
ским, оставило существенный след в военной археологии. Его находки использова-
лись почти во всех специальных работах по анализу средневекового доспеха, которые
вышли после их введения в научный оборот (Худяков Ю.С., 1980, с. 119; 1986, с. 121,
рис. 54.-1,2; 56; Соловьев А.И., 1987, с. 51; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 139,
рис. 1.-1, 2; 9; 10; Горелик М.В., 1993, с. 167, рис. 10.-3 и др.). В 1996 г. нами была
проведена реставрация всего доспеха из Татарских Могилок. Удалось установить, что
оба листа принадлежат одному панцирю из 228 железных пластин, но разным его
частям: нагрудной и наспинной. Результаты этой работы полностью опубликованы
(Горбунов В.В., 20026, с. 62-77, рис. 1-8).
Еще одна интересная находка оборонительного вооружения с территории Лесостеп-
ного Алтая приходится на 1969 г. Местными жителями пос. Троицк (левобережье Верх-
ней Оби, старица реки Алей) на песчаном елбане были обнаружены вещи из разрушен-
ной карьером и половодьем могилы. Среди них оказался и комплект железных панцир-
ных пластин. В том же году находки были сданы в Алтайский государственный краевед-
ческий музей (АГКМ, кол. 12793). Автором настоящей работы эти изделия отреставриро-
ваны. В результате удалось установить, что фрагменты принадлежали 21 экземпляру пла-
стин (Горбунов В.В., 19936, с. 89, рис. 4-5). В 1992 г. были найдены свидетели этих нахо-
док, установлено место памятника, определен его тип (грунтовый могильник) и произве-
дены аварийные раскопки (Горбунов В.В., 19936, с. 80-81). Памятник получил название
Троицкий Елбан-I. Время его сооружения обозначено в рамках III—V вв. н.э. (с перспекти-
вой ограничения верхней даты IV в. н.э.). В этнокультурном плане отмечен переходный
характер памятника от кулайской к одинцовской общности с трансформацией в сторону
последней (Там же, с. 89-90). Еще ранее панцирные пластины из Троицкой коллекции
В.В. Горбунов
публиковались в монографии Ю.С. Худякова, который отнес их к комплексу вооружения
кимаков IX-X вв. н.э. (Худяков Ю.С., 1986, с. 196, рис. 89), а также использовались в
статье по истории защитного доспеха Северной и Центральной Азии (Худяков Ю.С., Со-
ловьев А.И., 1987, с. 141, 146, рис. 1.-7-8, 11-12).
В конце 1960-х гг. Б.Х. Кадиков в черте г. Бийска (квартал АБ) исследовал две разрушен-
ные при строительстве ЛЭП могилы монгольского времени. В обоих погребениях оказалось
по фрагменту от железных панцирных пластин (БКМ, кол. 179 и 181), которые были реконст-
руированы нами и использованы для характеристики комплекса вооружения населения Ле-
состепного Алтая XIII-XIV вв. н.э. (Горбунов В.В., Тишкин А.А., 19986, с. 263, рис.-1, 2).
Материалы этих погребений недавно опубликованы полностью (Тишкин А.А., 2002,
с. 143-147, рис. 1; 2.-1,2).
Наиболее интенсивное пополнение Источниковой базы по защитной паноплии Ал-
тая приходится на 70-80-е гг. XX в. Прежде всего это связано с возрастанием объема архе-
ологических исследований, проведением крупномасштабных аварийных раскопок в зо-
нах мелиоративного и каскадного строительства, созданием и активным включением в
работу новых местных вузовских центров.
В 1970 г. остатки доспеха были обнаружены и на левобережье Верхней Оби (Приоб-
ское плато). Э.М. Медникова проводила здесь раскопки городища Елбанка в нижнем те-
чении Чарыша. В верней части культурного слоя она нашла фрагмент железной пластины
от панциря (АГКМ, кол. 12909/82). Эта находка публиковалась дважды (Фролов Я.В., 1999,
рис. 13.-5; Абдулганеев М.Т., 2001, рис. 4.-6). По керамике и другим предметам верхний
горизонт городища Елбанка можно отнести к завершающему периоду сросткинской куль-
туры Лесостепного Алтая и датировать в пределах XII в. н.э.
На 1971 г. приходится начало многолетних аварийных исследований в зоне строи-
тельства Гилевского водохранилища на Верхнем Алее, которые возглавил В.А. Могиль-
ников. Он раскопал 39 курганов в составе пяти групп - Гилево-I-V (Могильников В.А.,
19726, с. 39). Первый же сезон дал «...довольно много железных панцирных пластин,
лучше сохранившихся в могилах с трупосожжениями» (Могильников В.А., 19726, с. 40).
Материалы этих раскопок, помимо предварительных сообщений (Могильников В.А., 1972а,
с. 299-300; 19726, с. 39—43; 1981, с. 43-44), были опубликованы совсем недавно (Могиль-
ников В.А., 2001,2002). Остатки доспехов происходят из трех курганных групп - Гилево-Ш,
IV, V (Могильников В.А., 2002, с. 14-17). Судя по публикации, панцирные пластины об-
наружены там в 13 объектах (табл. II.-11-14,28-36). Часть пластин из Гилево-Ш хранится
в фондах Алтайского государственного краеведческого музея (АГКМ, кол. 13105/18-26;
13170/1-11, 16). Нами эти детали были изучены и по возможности реконструированы
(рис. 27.-1-11; 28.-1-9). Корреляция музейных коллекций и опубликованных сведений по-
зволяет установить вероятное число панцирных пластин относительно объектов Гилево-
III: курган №5 - одна пластина (рис. 26.-6); курган №9: могила №1 - две пластины
(рис. 27.-1,2), могила №2 - одна пластина (рис. 27.-3), могила №3 - одна пластина
(рис. 27.-4), насыпь - не менее 53 пластин (рис. 27.-5-12; 28.-10, 11); курган №10:
могила №1 - две пластины (рис. 28.-1, 2), могила №2 - четыре пластины (рис. 28.-3-6);
курган №11: могила №1 - одна пластина (рис. 28.-7), насыпь - три пластины (рис. 28.-8);
курган №14 - одна пластина (рис. 28.-9). Сведения о панцирных пластинах из Гилево-IV,
V известны по публикации. В кургане №1 Гилево-IV найдено три пластины, а в кургане
№2 - две пластины и еще одна пластина найдена в кургане №5 Гилево-V (Могильни-
ков В.А., 2002, рис. 18.-8,12; 19.-3-5; 23.-8). Остатки доспехов происходят из погребений
по обряду кремации и ингумации с конем и шкурой коня (?). Первые В.А. Могильников
12
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
соотносит с кыргызами и датирует рубежом VIII/IX - серединой IX вв. н.э., а вторые оп-
ределяются как огузские и кимакские с датировкой концом VIII - началом X вв. н.э. (Мо-
гильников В.А., 2002, с. 123-124).
В 1972 г. В. А. Могильников продолжил исследования в районе строительства Алей-
ской оросительной системы. У сел Гилево и Корболиха он исследовал шесть курганных
групп эпохи раннего средневековья - Гилево-Х1-ХШ, Корболиха-II-IV (Могильников В.А.,
Конников Б.А. и др., 1973, с. 229; Могильников В.А., 2002, с. 30-34, 48). Здесь в пунктах
Гилево-XI, XII и Корболиха-П, также были обнаружены фрагменты железных панцирных
пластин из пяти объектов (табл. II.-15, 16, 22-24). Согласно публикации, они распределя-
ются следующим образом: Гилево-XI, курган №1 - две пластины; Гилево-ХП, курган №2 -
четыре пластины, курган №4, могила №1 - одна пластина, могила №2 - одна пластина;
Корболиха-П, курган №7-три пластины (Могильников В.А., 2002, рис. 77.-2; 84; 90.-1,2;
145). Помимо этого, в могилах группы Гилево-ХП оказались две бронзовые бляхи-под-
вески, изображающие воинов (табл. IV.-7, 8). Одна из них представляла конного лучника
в шлеме, с закинутым за спину щитом (Могильников В.А., 1981, рис. 26.-87; 2002, рис.
82.-16), а другая воспроизводила мужскую личину в шлеме (Могильников В.А., 1981, рис.
26.-86; 2002, рис. 91.-10). Эти бляхи хранятся в Алтайском государственном краеведческом
музее (АГКМ, кол. 14559/1,95). Нами сделаны их более точные прорисовки, путем эстампиро-
вания оригиналов (рис. 36.-4, 6). Подвеска с конным лучником привлекалась
Ю.С. Худяковым (1986, рис. 93.-1) для иллюстрации комплекса вооружения кимаков
IX-X вв. н.э. Погребальный обряд обозначенных объектов представлен ингумацией с конем
и кремацией. Автор раскопок датировал эти памятники концом IX-X вв. н.э. и отнес их к
кимакам и кыргызам (Могильников В.А., 2002, с. 123-124).
Помимо большого количества деталей панцирей из захоронений в Алейской степи,
в 1972 г. на этой территории была обнаружена и первая поселенческая находка оборони-
тельного вооружения - фрагмент железной панцирной пластины. Ее нашел во время сбо-
ров краевед Г.А. Клюкин в разрушаемом раздувами культурном слое поселения Перешееч-
ное-VI (Гульбище). Данный предмет опубликован нами совместно с Г.А. Клюкиным, да-
тирован «в пределах IX-XI вв. н.э.» и отнесен «к материальному комплексу сросткинской
культуры Лесостепного Алтая» (Горбунов В.В., Клюкин Г.А., 1997, с. 185-187, рис. 1.-9).
В том же 1972 г. новые находки доспеха были сделаны в Горном Алтае. Д.Г. Савинов
(1982, с. 102-103) в высокогорной долине Узунтал (Юго-Восточный Алтай) раскопал «6
погребений с конем древнетюркского времени». В пункте Узунтал-I, курган №2, им иссле-
дован кенотаф, содержавший два комплекта инвентаря для мужчин-воинов, среди кото-
рого «находился крупный фрагмент пластинчатого доспеха, состоящий из
30 с лишним длинных налегающих друг на друга панцирных пластин» (Савинов Д.Г,
1982, с. 107, рис. 2.-5; 8; 1987, с. 83, рис. 3). Данный объект датирован исследователем
IX-X вв. н.э. и отнесен к курайской археологической культуре (Савинов Д.Г, 1982, с. 117-118).
Узунтальский панцирь неоднократно привлекался для характеристики тюркского защит-
ного вооружения (Худяков Ю.С., 1984, с. 75; 1986, с. 158; Овчинникова Б.Б., 1990, с. 84,
рис. 39.-2). Судя по опубликованному плану, данный фрагмент имел размеры 18x12 см.
Рисунок и фотография говорят о наличии в нем 36 пластин, составляющих две соединен-
ных полосы, и фрагмент третьей, положенной под них. Средние размеры целых пластин
8x1,2 см, форма овальнопрямоугольная, отверстия не выявляются (рис. 23.-2).
В 1974 г. В.Д. Кубарев (1985, с. 136) исследовал четыре тюркских кенотафа в долине
Боротала на правом берегу Чуи. Захоронение коней в кургане №6, помимо предметов сна-
ряжения, содержало фрагменты двух спекшихся между собой панцирных пластин с остат-
13
В. В. Горбунов
ками кожаных ремешков. Находка деталей доспеха не сразу была опознана исследовате-
лем и не отражена при публикации материала (Кубарев В.Д., 1985, с. 137-138, рис. 2; 3).
Позднее ее определил Г.В. Кубарев во время обработки материалов памятника и упомянул о
данной находке при публикации другого доспеха (Kubarev G.V., 1997, s. 640; Кубарев Г.В.,
2002, с. 98).
В 1975 г. В.А. Могильниковым в зоне Гилевского водохранилища исследовалась кур-
ганная группа Корболиха-Х. При раскопках могилы-1 в кургане №1 им найдены три желез-
ные панцирные пластины (Могильников В.А., 2002, с. 59, рис. 182). Памятник датирован
серединой X - 1-й пол. XI вв. н.э. и связан с кимаками (Могильников В.А., 2002, с. 124).
В 1979 г. археологическим отрядом АГУ проводились раскопки курганной группы
Шадринцево-1, расположенной на правом берегу Чумыша, в среднем течении, около
одноименного села (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, с. 163). В могиле №1 кургана №1
была найдена рядом со скелетом человека, «...напротив локтя - железная панцирная пла-
стина» (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, с. 164, рис. 3.-5). Памятник датируется
2-й пол. X - 1-й пол. XI вв. н.э. и относится к сросткинской культуре Лесостепного Алтая
(Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, с. 178, 187).
В 1980 г. В.Д. Кубаревым (1984, с. 175-176) была раскопана поминальная оградка на
правом берегу Юстыда в 5-6 км от пос. Ташанта (Юго-Восточный Алтай). На плитах ее
восточной стороны имелись рисунки, выполненные в технике граффити, на одном из них
изображена сцена поединка двух всадников. Один из воинов пронзал копьем другого,
прорисованного менее подробно (Кубарев В.Д., 1984, табл. XLVII.-2). У всадника-копей-
щика показан панцирь, частично заштрихованный пересекающимися линиями, образующи-
ми «сетку» и такая же бармица (Горбунов В.В., 1998, с. 103,107). Датировка рисунка определя-
ется по реалиям и стилистике IX-XI вв. н.э., а нанесение на плиту оградки свидетельствует о
принадлежности к тюркской культуре (Кубарев В.Д., 1984, с. 57; Горбунов В.В., 1998, с. 123).
Год 1981 ознаменовался новыми открытиями изобразительных источников по за-
щитной паноплии. В этом году Е.А. Окладниковой (1988, с. 140-141) было открыто боль-
шое местонахождение петроглифов на правом берегу Чагана и его притока Ак-Кель в Юго-
Восточном Алтае, названное исследовательницей Кара-Оюк. Этот памятник дал самое
большое число граффити, изображающих воинов и верховых коней в полном защитном
облачении (ОкладниковаЕ.А., 1988, рис. 2.-3; 3.-1,4; 4.-1,4, 5,6). Е.А. Окладникова (1988,
с. 148-154) выделила среди них несколько хронологических пластов: гунно-сарматский
(I в. до н.э. - IV-V вв. н.э.), переходный, древнетюркский (VI—VII вв. н.э.), кыргызский и
Х-ХП вв. н.э. Военные изображения Кара-Оюка были подробно проанализированы нами
в специальной статье (Горбунов В.В., 1998, с. 103).
В 1981 г. источниковая база продолжала пополняться и вещественными находками
защитной паноплии. Так, в Алейской степи Г.А. Клюкиным был найден еще один фраг-
мент железной панцирной пластины на поселении Новосклюиха-1 (Горбунов В.В., Клю-
кин Г.А., 1997, с. 185, рис. 1.-10). Верхний культурный слой памятника датирован IX-XI вв.
н.э. и отнесен к сросткинской культуре Лесостепного Алтая (Горбунов В.В., Клюкин Г.А.,
1997, с. 186, 188).
В 1982 г. Е.А. Окладникова (1986, с. 188, рис. 4.-2) скопировала прочерченное изобра-
жение конного «катафрактария» на горе Жалгыс-Тобе в Чуйской котловине, которого она
определила как кыргызского воина VI—XII вв. н.э. Рисунок оказался достаточно подробным
(на воине показан шлем и панцирь, конь защищен попоной и полумаской) для изучения типо-
логических особенностей доспехов (Горбунов В.В., 1998, с. 104,107, 110,118).
На 1983-1987 гг. приходится проведение раскопок на могильнике Кок-Паш
А.С. Васютиным. Памятник расположен у слияния рек Башкаус и Чулышман в Восточном
14
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
Алтае. Здесь в нескольких погребениях были обнаружены остатки панцирей из железных
пластин (Васютин А.С., Илюшин А.М., Елин В.Н., Миклашевич Е.А., 1985, с. 30-31,
рис. 5.-12-22, 26-30, 33-35; 7.-12-48; 8.-1-3, 7-9). Недавно материалы могильника Кок-
Паш были введены в научный оборот полностью (Бобров В.В., Васютин А.С., Васютин С.А.,
2003). Памятник датируется III—V вв. н.э. и даже V-VI вв. н.э. (Васютин А.С., Илюшин А.М.,
Елин В.Н., Миклашевич Е.А., 1985, с. 32,36-37; Бобров В.В., Васютин А.С., Васютин С.А.,
2003, с. 33-38, рис. 49). Следует отметить, что изданные рисунки панцирных пластин из
Кок-Паша дают очень незначительное представление об их форме и системе расположе-
ния отверстий. Весьма противоречивы сведения о конкретных объектах, в которых най-
дены детали панцирей. Рисунки вещей по курганам, таблицы, планы погребальных объек-
тов и их описания дают разную информацию (Бобров В.В., Васютин А.С., Васютин С.А.,
2003, рис. 7; 8; 10; 11; 13; 15-17; 36-38; табл. V-VI; IX—XII; прил. 1). Корреляция этой
информации позволяет предположить, что реальные находки доспехов сделаны в 6 объек-
тах могильника Кок-Паш. Число панцирных пластин, найденных в погребениях, пред-
ставляется следующим: курган №27 - две пластины; курган №28 - не менее 20 пластин;
курган №29 - не менее 50 пластин; курган №33 - семь пластин; курган №39 - не менее
20 пластин; курган №40 - четыре пластины (табл. I.-3-8). Нам удалось отреставрировать
несколько панцирных пластин из кургана №29, которые хранятся в фондах Горно-Алтай-
ского республиканского краеведческого музея им. А.В. Анохина (ГАРКМ, кол. 8782/84-11),
что позволило более точно судить об их типологической принадлежности (рис. 20.-3).
Еще одна находка доспеха зафиксирована в ритуальном кургане №2 этого памятника. Она
представляла собой полосу из пяти железных панцирных пластин. Объект отнесен к ран-
нетюркскому периоду и датирован VII—VIII вв. н.э. (Илюшин А.М., 1990, с. 119, рис. 1 .-8).
В 1984 г. Ю.Т. Мамадаковым проводились охранные работы на курганном могиль-
нике Катанда-3 в бассейне Верхней Катуни (Центральный Алтай) (Мамадаков Ю.Т., Гор-
бунов В.В., 1997, с. 115). В кургане-кенотафе №21 центральной группы памятника среди
предметов оружия и воинского снаряжения был найден фрагмент железной панцирной
пластины (Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В., 1997, с. 117, рис. 8.-14). Объект датирован
2-й пол. VII - 1-й пол. VIII вв. н.э. и отнесен к катандинскому этапу тюркской культуры
(Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В., 1997, с. 118).
На 1984 г. приходятся и новые открытия изобразительных источников по защитному
вооружению. Е.А. Окладникова, обследуя местонахождения наскальных рисунков в доли-
не р. Каракол в Центральном Алтае, скопировала граффити двух пеших лучников в шлемах
и панцирях у с. Бичекту-Бом (Окладникова Е.А., 1987, рис. 2.-17, 18) и боевого коня в
нагруднике и маске в урочище Шалкобы (Окладникова Е.А., 1989, рис. 10.-4). Изображе-
ния отнесены ею к древнетюркской эпохе (Окладникова Е.А., 1989, с. 135). Эти материалы
учитывались нами при анализе вооружения древних тюрок Горного Алтая (Горбунов В.В.,
1994, с. 109; 1998, с. 103).
В 1985 г. В.Д. Кубаревым обнаружен самый уникальный комплект защитной паноп-
лии на территории Горного Алтая. Он найден во время раскопок курганного могильника
Балык-Соок-I «на левом берегу приустьевой части р. Куроты» в Центральном Алтае (Ку-
барев Г.В., 1991, с. 60). В кургане № 11 этого памятника исследовано захоронение знатного
воина в сопровождении сразу четырех коней. Несмотря на то, что могила была потрево-
жена в древности (по всей видимости, осквернена), вещи из драгоценных металлов оста-
лись на месте. У умершего отсутствовал череп, и намеренно оказались повреждены пред-
меты вооружения (Kubarev G.V., 1997, s. 629-632, Abb. 1; Кубарев Г.В., 2002, с. 88-92,
рис. 1). Среди последних присутствовало большое количество фрагментов железных пла-
15
В. В. Горбунов
стин и обрывков кольчуги (Kubarev G.V., 1997, s. 629, Abb. 2-4; Кубарев Г.В., 2002, с. 88,
рис. 6-9). Г.В. Кубаревым была проведена реставрация остатков доспеха, в результате ко-
торой удалось восстановить его основные детали (Kubarev G.V., 1997, s. 632-634, Abb. 5;
Кубарев Г.В., 2002, с. 92-96, рис. 10). В процессе скрупулезного анализа было установле-
но, что доспех состоял из пластинчатого панциря и шлема, к которому крепилась коль-
чужная бармица (Kubarev G.V., 1997, s. 637, Abb. 6, 7; Кубарев Г.В., 2002, с. 97-98,
рис. 11; 13). Курган, давший такую редкую находку, надежно датируется инвентарным
комплексом VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. и, безусловно, сооружен для погребения знатного
тюрка (Кубарев Г.В., 1991, с. 61; 2002, с. 92; Kubarev G.V., 1997, s. 632).
В 1987 г. Н.Ф. Степановой при раскопках поселения Малый Дуган в устье р. Куюм
на правом берегу Средней Катуни сделана находка железной панцирной пластины (Сте-
панова Н.Ф., Горбунов В.В., 1994, с. 82-83, рис. 1.-2). Учитывая перекрестную датировку
всех предметов, обнаруженных в верхней части культурного слоя этого поселения, его
можно датировать 2-й пол. X - 1-й пол. XI вв. н.э. В этот период на месте поселения,
видимо, находилось тюркское стойбище (Степанова Н.Ф., Горбунов В.В., 1994, с. 85).
В 1988 г. пополнился список поселенческих находок доспеха с территории Лесо-
степного Алтая. М.Т. Абдулганеев во время раскопок памятника Городище-3 на оз. Боль-
шой Иткуль (правобережье Верхней Оби) обнаружил фрагмент железной панцирной пла-
стины в верхнем культурном горизонте, на площадке между рвом и частоколом (Абдулга-
неев М.Т., 1989, с. 14-18, рис. 31; 36.-4). Им было отмечено следующее: «Часть находок
(верхний горизонт) относится к верхнеобской культуре (собственно городище), видимо, к
ее фоминскому или переходному этапам» (Абдулганеев М.Т., 1989, с. 21). Позднее инфор-
мация о пластине публиковалась в обзорной статье по верхнеобским памятникам Иткуль-
ских озер (Абдулганеев М.Т., Казаков А.А., 1990, с. 107), а сама находка введена в научный
оборот нами и датирована III—IV вв. н.э. (Горбунов В.В., 1996, с. 164, рис. 4.-13).
Редкий экземпляр оборонительного вооружения был случайно обнаружен во вто-
рой половине 1980-х гг. на территории Горного Алтая, в среднем течении Мульты, прито-
ка Верхней Катуни. В кедровнике у маральника дети русских старожилов наткнулись
на его навершие, торчащее из земли. Предмет был выкопан и доставлен по месту жи-
тельства. Через десять лет, сменив нескольких владельцев, шлем был подарен Алтай-
скому государственному краеведческому музею, где и хранится в настоящее время
(АГКМ, кол. 17056/А-2653). Эта находка была опубликована нами совместно с С.Ю. Ису-
повым. По своим типологическим признакам шлем датирован XIII - 1-й пол. XIV вв. н.э.
и близок шлему из Шадрине (Горбунов В.В., Исупов С.Ю., 2002, с. 136-142, рис. 2).
Современный этап в изучении оборонительного вооружения Алтая приходится на
90-е гг. XX - начало XXI в. На протяжении этого времени происходило постепенное со-
кращение объема археологических исследований на территории Горного Алтая, особен-
но ощутимое со 2-й пол. 90-х гг., связанное как с отменой строительства Катунской ГЭС,
так и с национальной политикой, проводимой правительством Республики Алтай. Фак-
тическое «закрытие» Горного Алтая для проведения масштабных раскопок, способствова-
ло сосредоточению усилий археологов на изучении наскальных рисунков. На территории
Лесостепного Алтая, наоборот, наблюдается более интенсивный рост Источниковой базы,
связанный с деятельностью местных вузовских центров. В целом на современном этапе
происходит стабильный количественный рост источников по защитной паноплии и по-
степенно расширяются их хронологические рамки.
В 1991 г. В.И. Соеновым и А.В. Эбелем были начаты раскопки курганного могильни-
ка Чендек у одноименного села на левобережье Верхней Катуни. Погребение кургана №2
16
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
из этого памятника дало очень редкую находку крупной части панциря из трех рядов же-
лезных пластин, сложенных в гармошку (Соенов В.И., Эбель А.В., 1992, с. 10-11,
рис. 2.-2; 3). Авторы открытия реконструировали доспех в виде панциря-нагрудника
из 27 пластин (Соенов В.И., Эбель А.В., 1992, с. 42—43, рис. 4.-8). Сам объект был датиро-
ван III—V вв. н.э. (Соенов В.И., Эбель А.В., 1992, с. 58) и отнесен к булан-кобинской куль-
туре Горного Алтая (Соенов В.И., 2003, с. 11, 53).
В том же 1991 г. В.И. Соеновым и А.В. Эбелем проводились раскопки поминальных
оградок на памятнике Мендур-Соккон-I в Усть-Канской котловине в верховьях Чарыша.
В каменном ящике смежной оградки №1 был найден фрагмент изделия, «...состоящий из
двух рядов железных пластин, плавно изогнутых в противоположные стороны...» (Со-
енов В.И., Эбель А.В., 1997, с. 104, рис. 3.-2; Соенов В.И., Глебов А.М., 1997, с. 152).
Данный предмет получил правильную интерпретацию - как обломок пластинчатого шле-
ма. Поминальник, на котором обнаружили эту редкую вещь, датирован V—VIII вв. н.э. и
отнесен к кудыргинскому типу оградок (Соенов В.И., Эбель А.В., 1997, с. 115).
В июне 1991 г. в Алтайский государственный краеведческий музей г. Барнаула по-
ступила коллекция предметов эпохи «великого переселения народов» из разрушающейся
могилы. Место было обследовано Я.В. Егоровым и В.Б. Бородаевым, а аварийный объект
раскопан (Егоров Я.В., 1993, с. 77). Памятник представлял собой одиночное захоронение
воина в сопровождении коня, совершенное на вершине коренного берега р. Ераска (лево-
бережье Верхней Оби, Приобское плато). В могиле среди предметов вооружения (меч,
стрелы) и снаряжения «в большом количестве было собрано множество обломков желез-
ного изделия, по форме напоминающего обкладку какого-либо деревянного предмета, к
кромке которого она крепилась при помощи железных гвоздей» (Егоров Я.В., 1993, с. 80,
рис. 2.-15). Данное изделие было осмотрено нами в фондах Алтайского государственного
краеведческого музея (АГКМ, кол. 15625). В коллекции от него имелось 15 обломков, час-
тично деформированных, общей длиной более 80 см, чьи размеры и форма позволяют
определить находку как окантовку деревянного щита (рис. 50). Памятник датирован авто-
ром раскопок IV-V вв. н.э. с указанием на то, что он вобрал «...в себя материалы гунно-
сарматского времени Горного Алтая и верхнеобской культуры лесостепных районов» (Его-
ров Я.В., 1993, с. 80).
Еще одна находка оборонительного вооружения, сделанная в 1991 г., происходит из
Алейской степи (западная часть Предалтайской равнины). Там А.А. Тишкиным (1993,
с. 90) проводились аварийные раскопки курганной группы Щепчиха-I. Наиболее богатый
инвентарь содержало погребение кургана №4, где, несмотря на ограбление, сохранилось
много предметов вооружения (меч, стрелы) и снаряжения (Там же, с. 91-92, рис. 4). Во
время проведения реставрационных работ над материалами этого памятника среди же-
лезного лома из кургана №4 был обнаружен фрагмент панцирной пластины, неопознан-
ный как таковой при раскопках (рис. 26.-7). Памятник отнесен исследователем к IX-X вв.
н.э. со смешанными кимакскими и сросткинскими объектами (Тишкин А.А., 1993, с. 98).
В 1992 г. В.Д. Кубарев и Е.П. Маточкин опубликовали новое изображение воина в
доспехах из Горного Алтая без указания времени открытия рисунка. Это - пеший лучник
в панцире и шлеме с местонахождения Бош-Туу на правом берегу Катуни в Центральном
Алтае (Кубарев В.Д., Маточкин Е.П., 1992, с. 48, рис. 6). Данное граффити привлекалось
нами при анализе вооружения древних тюрок (Горбунов В.В., 1998, с. 103).
В 1993-1994 гг. несколько интересных предметов защитного вооружения получены
А.Л. Кунгуровым в результате раскопок грунтового могильника Обские Плесы-П на пра-
вобережье Верхней Оби. Памятник представлял собой двухслойный некрополь из погре-
Е0Л0ГИЧЕСШ ЦЕНТР»	ПО	17
В. В. Горбунов
бений староалейской культуры V-IV вв. до н.э. и ритуальных захоронений животных кулай-
ской культуры III в. н.э. (Кунгуров А.Л., Горбунов В.В., 1994, с. 91-92; Горбунов В.В., 1996,
с. 156,165). Среди последних в могиле лошади-1 были расчищены фрагменты железной пан-
цирной пластины, а в могиле лошади-4 крупный фрагмент панциря из 15 пластин (Горбу-
нов В.В., 1996, с. 156, рис. 3; 4.-5). Помимо этого, на раздуве древнего кладбища собрано
большое число спекшихся фрагментов кольчуги и ее отдельных колец, которые первоначально
также находились в ритуальной могиле животного (Горбунов В.В., 1996, с. 157, рис. 4.-6,7,8).
В 1994 г. В.И. Соенов и А.В. Эбель продолжили изучение поминальных оградок в
Горном Алтае. На памятнике Кызыл-Таш, расположенном в Курайской котловине, ими
раскопано два объекта. Оградка №2 содержала специальную яму, в которую были поме-
щены вотивные предметы оружия (меч, копье) и железные панцирные пластины, сохра-
нившиеся в обломках (Соенов В.И., Эбель А.В., 1996, с. 117, рис. 3.-5-12). В.И. Соенов
предоставил нам возможность отреставрировать детали найденного им доспеха. В ре-
зультате удалось установить, что комплект состоял не менее чем из десяти пластин, свя-
занных первоначально в горизонтальный ряд (рис. 21). Авторы раскопок датировали ис-
следованные оградки переходным от гунно-сарматского к древнетюркскому времени (Со-
енов В.И., Эбель А.В., 1996, с. 117-118).
В 1994 г. маршрутные работы по Горному Алтаю проводила Хакасская экспедиция
под руководством И.Л. Кызласова, основной целью которой являлось изучение руничес-
ких надписей (Кызласов И.Л., 1995). В ней принимал участие и автор. При обследовании
местонахождений рунического письма нами попутно копировались наскальные рисунки
по военной тематике. Четыре фигуры были скопированы с Бичекту-Бома: две - с плит
(рис. 34.-2; 35.-9), хранящихся в Горно-Алтайском республиканском краеведческом музее
им. А.В. Анохина (ГАРКМ, фонды, б/н), и две - на скале, выше рунической надписи
(рис. 34.-9; 35.-12), которые уже исследовались Е.А. Окладниковой (1987, рис. 2.-17, 18).
Следует отметить, что если в общем плане наши прорисовки совпадают, то в деталях
имеются существенные расхождения. Две композиции скопированы на горе Жалгыс-Тобе
(рис. 35.-1, 4). Все рисунки выполнены в технике граффити и демонстрируют основные
виды воинского и конского доспеха. Данные изображения были проанализированы нами
в специальной статье. Их датировка определена в рамках III—XI вв. н.э., а этнокультурная
принадлежность - как булан-кобинская и тюркская (Горбунов В.В., 1998, с. 122-123).
В 1997 г. в фонды Музея археологии и этнографии АГУ поступил фрагмент кольчуги
из с. Маралихи Чарышского района. Он был выпахан из насыпи средневекового кургана,
расположенного в урочище «Под хутором» на территории Среднего Чарыша и представ-
лял собой плечевую часть кольчужной рубахи с вырезом для руки. Датировка этого доспе-
ха определена XI-XII вв. н.э. (Горбунов В.В., Тишкин А.А., 1998а, с. 190-193, рис. 1).
В 1998 г. автором настоящей работы было продолжено исследование курганного
могильника Иня-1, начатое в 1950-е гг. А.П. Уманским. При раскопках центрального по-
гребения в кургане №25 среди прочих предметов вооружения (меч, стрелы) обнаружи-
лось несколько обломков железных панцирных пластин (Горбунов В.В., 2001, с. 18-19,
рис. 39; 55.-8, И). Впоследствии они подверглись реставрации, благодаря которой одна
пластина восстановлена почти целиком и выявлен фрагмент от еще одного аналогичного
экземпляра (рис. 26.-1, 2). Памятник датируется 2-й пол. VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. и
относится к раннему этапу сросткинской культуры Лесостепного Алтая.
На 2000 г.од приходится интересная находка фрагмента доспеха из Горного Алтая.
П.И. Шульга при раскопках на могильнике Урочище Балчикова-3 в долине р. Сентелек
(левый приток Чарыша) обнаружил в кургане №7 полосу из 36 железных панцирных пла-
18
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
стин. Объект представлял собой кенотаф с захоронением двух лошадей, подвергшийся
древнему ограблению (Шульга П.И., Горбунов В.В., 2002, с. 117-123, рис. 2-12). Погре-
бальный обряд и аналогии инвентарю позволили отнести курган №7 к тюркской культуре
и датировать его VIII - 1-й пол. IX вв. н.э., а большая длина полосы панцирных пластин
предположить ее принадлежность конскому доспеху - попоне (Шульга П.И., Горбунов В.В.,
2002, с. 123-129).
В 2001-2002 гг. В.Д. Черемисиным было продолжено изучение наскальных рисун-
ков в урочище Кара-Оюк, начатое Е.А. Окладниковой. Им были открыты новые петрогли-
фы с военными сюжетами эпохи средневековья. Интерес представляют гравировки двух
конных копейщиков, на которых воины показаны в панцирях и шлемах. Первый из них
верно отнесен к тюркскому времени, но, к сожалению, его анализ в полной мере затруд-
нен характером публикации - фрагмент фотографии (Черемисин В.Д., 2001, рис. 6). Вто-
рой воин, судя по стилю изображения коня, вероятнее всего, относится к предтюркскому
времени (Черемисин В.Д., 2002, рис. 3).
В 2003 г. А. А. Тишкиным проводились раскопки курганов булан-кобинской культуры
на могильнике Яломан-П в центральной части Горного Алтая. Один из объектов поздней
группы (2-я пол. IV - 1-я пол. V вв. н.э.), курган № 31, дал находку в виде полосы из 14
железных панцирных пластин (Тишкин А.А., Горбунов В.В., 2003, рис. 2.-1). Интересно
отметить, что четыре панцирные пластины были найдены и в двух курганах ранней груп-
пы (конец II в. до н.э. -1 в. н.э.) этого памятника (Там же, рис. 1.-19-22). По системе отвер-
стий, форме и пропорциям они идентичны хуннским экземплярам из Забайкалья и Монго-
лии (Давыдова А.В., 1995, табл. 104; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2; 3).
Таков обзор источников оборонительного вооружения, изученных на территории
Алтая в период с 1856 по 2003 г. Всего за прошедшие полтора века на Алтае было открыто
47 пунктов, содержащих вещественные и изобразительные материалы по защитной па-
ноплии (рис. 1; 2). Первое столетие этого периода (2-я пол. XIX - 1-я пол. XX вв.) харак-
теризуется медленным ростом источников, хотя к середине XX в. были получены находки
доспеха по всем основным эпохам («великое переселение народов», раннее и развитое
средневековье), рассматриваемым в нашей работе. Существенное накопление Источнико-
вой базы произошло за последние 50 лет. Это связано не только с увеличением числа
находок, но и с их качественным состоянием (обнаружение целых доспехов или крупных
частей от них, наличие информации обо всех видах доспеха). К проблемам современного
изучения средневекового доспеха Алтая следует отнести неравномерность данных по его
отдельным видам. Наиболее полная информация имеется о панцирях и шлемах, о щитах
сведений пока мало, а конский доспех известен в основном только по изображениям. Тем не
менее на сегодняшний день источники по алтайской защитной паноплии III-XIV вв. н.э. до-
статочно представительны и требуют своего всестороннего анализа и интерпретации.
1.2.	Историография
До середины XX в. в отечественной научной литературе отсутствовали специаль-
ные работы по оборонительному вооружению. Это было связано прежде всего с состоя-
нием Источниковой базы. Малое число материальных находок доспеха, неразработанность
его иконографии делали изучение данной темы весьма фрагментарным. В основном ис-
следователи указывали в публикациях лишь факт наличия остатков защитной паноплии
или ее изображений. В лучшем случае приводились иллюстрации. Только иногда пред-
принимался краткий обзор и попытка интерпретации доспеха (Арциховский А.В., 1948,
с. 424, 435^38; Гумилев Л.Н., 1949, с. 233-234, 241-242).
19
В. В. Горбунов
Постепенное накопление источников, активное изучение доспеха за рубежом спо-
собствовали складыванию этого направления - оружиеведения (главным образом архео-
логического) - и в нашей стране (Медведев А.Ф., 1959, с. 120; Кирпичников А.Н., 1971,
с. 5-7,15). В конце 50-х - начале 70-х гг. XX в. выходит целая серия работ по вооружению
и военному делу народов Восточной Европы и Средней Азии, среди которых появляются
и специальные штудии, посвященные анализу защитной паноплии (Медведев А.Ф., 1959;
Мелюкова А.И., 1964; Литвинский Б.А., Пьянков И.В., 1966; Пугаченкова Г.А., 1966; Чер-
ненко Е.В., 1968; Горелик М.В., 1971; Кирпичников А.Н., 1971; Хазанов А.М., 1971).
В этих работах впервые был применен системный подход к изучению доспеха, предложе-
ны его классификационные и типологические схемы, разработана периодизация, при-
влечены многочисленные данные изобразительных и письменных источников. Таким
образом, создалась определенная база для изучения истории доспеха в более восточных
регионах.
В конце 70-х - начале 80-х гг. XX в. происходит становление сибирского оружиеве-
дения, в котором оборонительное вооружение сразу становится самостоятельным разде-
лом. Первые специальные работы в этом направлении принадлежат Ю.С. Худякову (1979;
1980). Им на основе анализа комплекса вооружения енисейских кыргызов была разрабо-
тана схема классификации доспеха, намечены пути его эволюции и определен основной
понятийный аппарат составляющих защитной паноплии (Худяков Ю.С., 1979, с. 184-193;
1980, с. 118-130). За последние два десятилетия сибирскими оружиеведами обработаны
материалы по доспеху, полученные в таких регионах, как Западная Сибирь, Южная Си-
бирь, Средняя Азия, Центральная Азия и Дальний Восток (Худяков Ю.С., 1986; 1991; 1997;
Деревянко Е.И., 1987; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987;Коников Б.А., 1987;Соло-
вьевА.И., 1987; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987;ШавкуновВ.Э., 1993; Погодин, 1998;
Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999; Худяков Ю.С., Юй Су-Хуа, 2000; Коробейников С.Н., Ху-
дяков Ю.С., 2001; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002; 2003; Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С.,
2002а; 20026; Худяков Ю.С., Бобров Л.А., 2003). Хронологический диапазон этих иссле-
дований охватывает периоды поздней древности, раннего, развитого и позднего средне-
вековья. Внутри указанных временных и территориальных рамок защитная паноплия изу-
чена неравномерно, но имеющиеся обобщения создают качественно новые возможности
для сравнительного анализа при дальнейшей работе.
Большое влияние на принципы изучения защитной паноплии, на оценку ее роли в
комплексе вооружения оказали труды М.В. Горелика. Им опубликован целый ряд специ-
альных статей по доспеху скифов, персов и мидян, кушан, саков, киданей и монголов,
степной зоны Евразии I тыс. н.э., а также отдельные разделы о доспехе в работах по ору-
жию Древнего Востока, вооружению народов Восточного Туркестана и армиям монголо-
татар (Горелик М.В., 1971; 1982а-б; 1983; 1987а-б; 1993а-б; 1995; 2002). Для методики
исследования этого оружиеведа характерно рассмотрение материала на возможно более
широком историческом и культурном фоне, максимальное привлечение всех видов источ-
ников (вещественных, изобразительных, письменных), последовательность типологичес-
кого анализа (от наиболее значимых признаков к наименее значимым), создание реконст-
рукции с целью полного восприятия предмета и экспериментальное моделирование.
Все перечисленные выше общие моменты историографии доспеха имеют отноше-
ние к его изучению и на территории Алтая. Во-первых, отдельные алтайские находки
оборонительного вооружения активно привлекались в трудах по регионам, напрямую с
Алтаем не связанных, но имевших с ним опосредованные контакты (военные походы,
миграции, торговля и т.п.). Во-вторых, при анализе защитной паноплии населения Алтая
20
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
зачастую учитывались аналогии с других и не только сопредельных территорий. В-треть-
их, классификационные и типологические схемы, реконструкции и интерпретации, раз-
работанные для доспехов ряда этносов и археологических культур, не могли не влиять на
определение и оценку алтайских материалов.
Первые аналитические наблюдения по поводу средневекового доспеха с Алтая при-
надлежат А.А. Гавриловой. В 1965 г. она опубликовала сведения о трех находках защитно-
го вооружения с территории Горного Алтая, но обратила внимание только на фрагмент
кольчуги. По ее мнению, обрывок последней «...был, видимо, привязан к подножке стре-
мени, чтобы в нем не скользила нога» (Гаврилова А.А., 1965, с. 31). Нам данное предпо-
ложение представляется неверным, поскольку нахождение в могиле, да еще в кенотафе,
фрагмента панциря - явление обычное для тюркских памятников. Достаточно назвать
могилы-кенотафы из Боротала, Катанды-3 и Узунтала-I, в которых находились фрагмен-
ты пластинчатых панцирей, явно символизирующих доспех, а не в качестве переисполь-
зованных изделий. Гораздо интереснее наблюдение А.А. Гавриловой по поводу проис-
хождения кольчуги. Она считала, что обрывок кольчуги попал на Алтай из сасанидского
Ирана или Средней Азии (Гаврилова А.А., 1965, с. 31), учитывая активные военные и
культурные контакты тюрок с указанными территориями, это вполне вероятно.
Первая попытка реконструкции оборонительного вооружения с территории Алтая
была предпринята А.П. Уманским при публикации в 1974 г. материалов раскопок из Та-
тарских Могилок. Исследователь подробно описал детали найденного доспеха и сде-
лал их реконструкцию в виде двух панцирей-нагрудников. Панцири, по его мнению, на-
бирались из 100 горизонтально направленных пластин, которые крепились между собой
и на кожаную основу с помощью проволоки, а крайние из них снабжались металлическим
кантом на заклепках (Уманский А.П., 1974, с. 147-148, рис. 7). В качестве аналогий своим
находкам А.П. Уманский отметил следующее: «...пластинчатые панцири в виде обрывков или
отдельные панцирные пластины найдены в нескольких памятниках Алтая (Ближние Елба-
ны XIV, курган №3 в Береди, оградка XIII в Кудыргэ). Время их бытования - II—IV, V-VI
и VI—VII вв.» (Уманский А.П., 1974, с. 148).
В 1981 г. появляется первая специальная работа, посвященная вооружению средне-
векового населения Алтая. Ее автор, Ю.С. Худяков, проанализировал комплекс вооруже-
ния кочевников приалтайских степей 1Х-Х вв. н.э. Из защитной паноплии им были учте-
ны только изображения воинов-всадников, детали которых интерпретированы «...как ко-
нический шлем, длиннополый, ниже колен, защитный доспех и плоский круглый щит»
(Худяков Ю.С., 1981, с. 129). «Отсутствие достоверных находок защитного вооружения в
сросткинских памятниках...» привело автора к выводу о том, что «...у алтайских кочевни-
ков не было панцирной конницы как особого рода войск. Защитный доспех имели лишь
отдельные воины из числа знати, военачальники, а основной массе войска защитой слу-
жил деревянный щит с кожаным покрытием» (Худяков Ю.С., 1981, с. 129, 131).
В 1983 г. Ю.С. Худяков опубликовал статью по вооружению древнетюркских воинов
Горного Алтая, выделив средства защиты в качестве самостоятельного раздела (Худя-
ков Ю.С., 1983, с. 4, табл. 7). Им были рассмотрены детали от трех пластинчатых панци-
рей и одной кольчуги. По форме пластин Ю.С. Худяков выделил два типа панцирей: на-
грудные и чешуйчатые. К первым отнесена находка из Берели, на основании ее сходства с
доспехом из Татарских Могилок. Ко вторым - пластины из Кудыргэ и фрагмент из Узунта-
ла. В отношении последнего высказано предположение о его принадлежности к плече-
вой части панциря. Важным представляется наблюдение исследователя о том, что «...за-
щитные доспехи очень ценились в древнетюркской среде и укладывались в могилу не
21
В. В. Горбунов
целиком, а частично, символизируя целый панцирь» (Худяков Ю.С., 1983, с. 12). По пово-
ду кольчуги была поддержана точка зрения А.А. Гавриловой о ее импортном происхожде-
нии и отмечена возможность применения такого доспеха наиболее состоятельными и
знатными воинами (Худяков Ю.С., 1983, с. 12). Время существования защитного воору-
жения у населения Горного Алтая отнесено к двум периодам - III—V вв. и VI—VIII вв.
(Худяков Ю.С., 1983, рис. 8).
Годом позже Ю.С. Худяков опубликовал статью о вооружении древних тюрок Цент-
ральной Азии, куда также вошли и материалы по Горному Алтаю, включая доспех (Худя-
ков Ю.С., 1984, с. 75, рис. 3; 5). Автор сделал вывод «о наличии панцирной кавалерии в
войске тюркских каганатов» и выделил несколько периодов применения доспеха:
«В VI—VII вв.... тюрки ... употребляли нагрудный панцирь, кольчугу, щит и шлем. ...В VII—
VIII вв.... защитным оружием служит чешуйчатый панцирь, шлем, щит. ...В IX-X вв. тюр-
кские воины служили в легкой коннице уйгурских и кыргызских каганов, пользуясь,... в ос-
новном щитами, хотя ... отдельные, более знатные, воины могли иметь чешуйчатые доспе-
хи» (Худяков Ю.С., 1984, с. 75-76).
Наблюдения о защитном вооружении воинов Горного Алтая III—V вв. н.э. были опуб-
ликованы в 1985 г. коллективом авторов, работавших на могильнике Кок-Паш. Ими отме-
чено следующее: «Судя по наличию на отдельных панцирных пластинах (которые пре-
имущественно расположены в нижней части скелета) чешуек, в отдельных случаях с окан-
товкой по краям (рис. 7,42,43) данный панцирь можно охарактеризовать как комбиниро-
ванный, сочетающий чешуйчатый (нагрудная часть) и пластинчатый типы защитного
доспеха. Наличие остатков кожи на одной из пластин (рис. 8, 7), позволяет предполагать,
что пластины комбинированного доспеха были нашиты на кожаную основу панциря, хо-
рошо известного по сарматским материалам» (Васютин А.С., Илюшин А.М., Елин В.Н.,
Миклашевич Е.А., 1985, с. 34). В монографии с полной публикацией материалов из Кок-
Паша говорится о том, что количество и расположение отверстий на панцирных пласти-
нах «отвечают определенной структуре брони (ламеллярная, чешуйчатая, ламинарная и
пластинчатая)», и в то же время отмечается, что «отверстия зафиксированы только по
краю». О конструкции панцирей сказано следующее: «По расположению, количеству и
размерам пластин, зафиксированных вдоль всего костяка, можно предположить, что это
были оборонительные доспехи комбинированного типа с пластинчатым нагрудником,
чешуйчатой юбкой и поножами» (Бобров В.В., Васютин А.С., Васютин С.А., 2003,
с. 24-25). К сожалению, очень низкое качество рисунков деталей доспехов (Васютин А.С.,
Илюшин А.М. Елин В.Н., Миклашевич Е.А., 1985, рис. 5; 7; 8; Бобров В.В., Васютин А.С.,
Васютин С.А., 2003, рис. 7; 8; 10; 11; 13; 15-17) не соответствует процитированному
описанию. Панцирные пластины из кургана №29 этого памятника, отреставрированные
нами в ГАРКМ (рис. 20.-3), показали свою принадлежность к ламеллярной структуре на-
бора панциря.
Наиболее основательное рассмотрение средневекового доспеха с территории Алтая
было осуществлено в монографии Ю.С. Худякова, вышедшей в 1986 г. В ней автор систе-
матизировал все опубликованные на момент написания работы данные и ввел в научный
оборот новые материалы (Худяков Ю.С., 1986, с. 121-122, 131-133,158-160,196-198).
Доспех Горного Алтая проанализирован в комплексах вооружения берельских пле-
мен I-V вв. н.э. и древних тюрок VI-X вв. н.э. У первых был выделен один тип нагрудно-
го панциря по известной находке из Берели и отмечено, что только «...отдельные воины
пользовались защитными доспехами» (Худяков Ю.С., 1986, с. 131-133, рис. 59; 61). Эти-
ми воинами, по мнению Ю.С. Худякова, являлись тюрки ашина, пришедшие на Алтай во
2-й пол. V в. н.э. и составлявшие в легковооруженном горно-алтайском войске отборные
22
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
подразделения, способные атаковать противника лавой и «успешно сражаться в ближнем бою»
(Худяков Ю.С., 1986, с. 134-135). В доспехе тюрок был выделен один тип чешуйчатого
панциря и четыре разновидности панцирных пластин. Среди признаков последних были
учтены: форма, размеры, количество и расположение отверстий, а также отмечено, что
«...скреплялись они у древних тюрок обычно ламеллярным способом, т.е. с помощью со-
единительных ремешков» (Худяков Ю.С., 1986, с. 158, рис. 59). О покрое тюркской брони
сказано следующее: «Судя по изображениям, панцирь представлял собой длиннополую
катафракту. Плечи и руки, вероятно, оставались неприкрытыми» (Худяков Ю.С., 1986,
с. 159). Появление чешуйчатого панциря Ю.С. Худяков относит к эпохе Первого Тюркско-
го каганата, когда он сменил более ранние нагрудные доспехи. В VII-VIIIbb., по мнению
исследователя, «...появляются чешуйчатые панцири более совершенной конструкции -
с покрытием плеч и предплечья, но с более коротким подолом» (Худяков Ю.С., 1986,
с. 159). Помимо пластинчатых панцирей, у тюрок отмечается использование кольчуги,
щитов и конской защитной попоны (последние два вида по материалам из Тувы). В раз-
витии древнетюркского оборонительного вооружения Ю.С. Худяковым по-прежнему вы-
деляются три периода: первый (VI—VII вв. н.э.) - соответствует Первому Тюркскому каганату,
когда в войске выделяются отряды тяжеловооруженной конницы, защищенной панцирями,
кольчугами, щитами и попоной; второй (VII—VIII вв. н.э.) - приходится на время Второго Во-
сточно-тюркского каганата, когда «...в качестве защиты тяжеловооруженного всадника стал
использоваться более совершенный чешуйчатый панцирь...», третий (VIII—X вв. н.э.) - связан
с подчинением тюрок уйгурам и кыргызам, когда «...панцирная кавалерия как самостоятель-
ный род войск у тюрок исчезает» (Худяков Ю.С., 1986, с. 160, рис. 71).
Доспех из Лесостепного Алтая также рассмотрен в составе двух комплексов вооруже-
ния - племен верхнеобской культуры I-V вв. н.э. и кимаков IX-X вв. н.э. Среди верхнеоб-
ской паноплии выделено два типа панцирей: нагрудные, по находкам из Татарских Моги-
лок, и чешуйчатые - по пластине из Ближних Елбанов-XIV. Относительно последнего
типа отмечалось, «...что пластины скреплялись между собой не горизонтально, а верти-
кально, по ламеллярному принципу» (Худяков Ю.С., 1986, с. 121, рис. 54). Панцири обоих
типов, по мнению Ю.С. Худякова, начали применяться в верхнеобском войске со 2-й четв.
I тыс. н.э., когда из общего легковооруженного контингента начинают выделяться воины,
снабженные оружием ближнего боя. «Однако это деление, очевидно, еще не оформило
нового самостоятельного рода войск-тяжеловооруженной конницы» (Худяков Ю.С., 1986,
с. 122, рис. 56). К кимакской паноплии Ю.С. Худяков отнес изображения воинов на брон-
зовых бляхах-подвесках из Кулундинского, Сросток и Гилево, а также набор железных
пластин из памятника Троицкое (Троицкий Елбан-1. - В.Г.). На основе последних был
выделен один тип чешуйчатого панциря и сделана его реконструкция (Худяков Ю.С., 1986,
с. 196-197, рис. 89; 90). По бронзовой бляхе из Кулундинского определен покрой панциря
в виде длиннополой катафракты, оставляющей незащищенными плечи и руки воина.
Сообщалось также, что для защиты кимакским воинам служили «сфероконические шлемы
и круглые деревянные щиты». Этими средствами, согласно Ю.С. Худякову (1986, с. 197-
198, рис. 92; 93), снабжались тяжеловооруженные всадники, составлявшие ядро в общей
массе легковооруженной конницы.
В 1987 г. коллективом авторов публикуется статья, посвященная анализу новых на-
ходок вооружения из тюркских поминальных оградок Горного Алтая. В этой работе была
предложена реконструкция защитного доспеха тюрок по изображению пешего лучника,
нанесенного на стелу, установленную у поминальной оградки из памятника Нижняя Сору
(Васютин А.С., Елин В.Н., Илюшин А.М., 1987, с. 107, рис. 1.-1). Согласно трактовке ав-
23
В. В. Горбунов
торов, данный лучник облачен в конический шлем и панцирь, состоящий из кирасы и
юбки «...в виде длинных прямоугольных прикрытий...», на основании чего делается вы-
вод о существовании «...у тюрок-тугю в VI—VIII вв. н.э. развитого защитного вооружения
типа панцирного доспеха с «ламеллярной» структурой, аналогичного второму типу че-
шуйчатых панцирей у енисейских кыргызов» (Васютин А.С., Елин В.Н., Илюшин А.М.,
1987, с. 107-109). Не отрицая наличия у тюрок «развитого защитного вооружения», хочет-
ся усомниться в правомерности его выделения на опубликованном изображении. По на-
шему мнению, фигура лучника из Нижней Сору (в том виде, как она приведена на рисунке
в публикации) показывает не воина в доспехе, а скорее - охотника в шапке и обычной
одежде. Штриховка нижней ее части даже близко не походит на четкие горизонтальные
или сетчатые линии, передающие тюркские панцири. Можно также отметить небреж-
ность самого рисунка, несоблюдение пропорций изображаемых предметов (лук и стрела), не
характерную форму оперения стрел. Все эти детали не соответствуют изобразительным приемам
тюркского искусства. Скорее всего, данное изображение было нанесено на стелу либо ранее ее
помещения у поминальной оградки, либо значительно позже времени функционирова-
ния этого памятника.
В том же 1987 г. Ю.С. Худяковым и А.И. Соловьевым публикуется первая обобщаю-
щая работа по истории защитного доспеха Северной и Центральной Азии. Авторы систе-
матизировали все имеющиеся на тот момент в научном обороте репрезентативные веще-
ственные находки панцирей, в том числе и с территории Лесостепного и Горного Алтая
(Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 1.-1-3,6-8,10-12). Однако ими не были проана-
лизированы такие виды доспеха, как шлемы, щиты, конские попоны и наголовья, отчего
«история защитного доспеха» была представлена только развитием одного его вида - пан-
цирей. Впрочем, источники по ним многочисленнее и с этой точки зрения дают более
полную информацию об эволюции оборонительного вооружения. Авторы предложили
классификацию материала по следующим признакам: по способу крепления и расположе-
нию пластин (отдел), по сечению пластин (группа), по форме пластин (тип) (Худяков Ю.С.,
Соловьев А.И., 1987, с. 139). Согласно этой схеме алтайские находки относятся к двум
отделам, двум группам и семи типам (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 139-147,
рис. 8). Кроме того, было выделено несколько типов панцирей, «...различающихся по площа-
ди защитного покрытия» (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 151). Их корреляция с пласти-
нами позволяет говорить о существовании на Алтае трех типов панцирей: 1 - нагрудник,
2 - нагрудник с подолом, 3 -куяк (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 139,141, рис. 8).
Ю.С. Худяков и А.И. Соловьев считают, что панцири первого типа (нагрудники) появля-
ются во 2-й четв. I тыс. н.э. у племен Алтая, Приобья, Прииртышья и Казахстана, а их
возникновение связывают с усовершенствованием защитных поясов. В это же время на
территории верхнеобской культуры «делаются опыты конструктивного усовершенствова-
ния панцирей», что приводит к появлению и широкому распространению во 2-й пол.
I тыс. н.э. панцирей второго типа (нагрудник с подолом). «Таким панцирем пользовались
тюрки I каганата, позднее - кимаки». В IX-X вв. н.э. на Саяно-Алтае входят в употребле-
ние панцири третьего типа (куяки) «с коротким подолом и рукавами», которые применялись
«...в Центральной Азии вплоть до монгольского времени». «Утяжеление доспеха» авторы
связывают «...с выделением нового рода войск - тяжелой конницы и новой тактики атаки -
плотно сомкнутым строем» (Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 157, 159, рис. 10).
Определенные наблюдения, касающиеся горно-алтайского оборонительного воору-
жения, изложены в статье 1988 г. Е.А. Окладниковой, посвященной изданию наскальных
рисунков Кара-Оюка. Среди довольно большой серии граффити ею отмечена группа изоб-
24
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
ражений конных и пеших воинов в доспехах (Окладникова, Е.А., 1988, с. 148, 152, 154).
Особое внимание исследовательница уделила технике передачи панцирей воинов и за-
щитных попон коней приемом штриховки. По ее мнению, так изображался пластинчатый
доспех. Панцири воинов «по покрою представляли длинную рубаху с рукавами и корот-
ким стоячим воротником» (Окладникова Е.А., 1988, с. 152). На изображениях лошадей
«хорошо читаются защитные попоны... достигающие колен» (Окладникова Е.А., 1988,
с. 153). Появление подобных изображений на Алтае Е.А. Окладникова связывает с ени-
сейскими кыргызами, что представляется весьма спорным, поскольку аналогичный при-
ем передачи доспеха есть и на ранних изображениях Кара-Оюка, относимых исследова-
тельницей к гунно-сарматскому времени (Окладникова Е.А., 1988, с. 150, рис. 3.-4; 4.-5).
Для рисунков средневековых воинов с Енисея характерно изображение панцирей отдель-
ными черточками, хорошо представленное на Сулекской писанице. Более рациональное
зерно содержит другой вывод автора, касающийся происхождения пластинчатого доспе-
ха. По ее мнению, оно связано с военной экспансией юэчжей в III в. до н.э., которая
захватила «Алтайские горы» и «...стимулировала военную реформу хунну и Китая. Это
сказалось и в появлении тяжеловооруженных воинов в длинных защитных доспехах»
(Окладникова Е. А., 1988, с. 153).
В 1992 г. В.И. Соеновым и А.В. Эбелем была опубликована находка панциря из мо-
гильника Чендек. Сохранность материала позволила им сделать реконструкцию формы и
устройства этого вида доспеха. Согласно ей, «...панцирь представлял собой нагрудник в
виде прямоугольного листа размерами примерно 45x26 см (рис. 4-8). В него входили
27 кованых пластин, составлявших три вертикальных ряда, скрепленных между собой и
пришитых к основе сыромятными ремешками» (Соенов В.И., Эбель А.В., 1992, с. 42).
Авторы подробно изложили способы крепления пластин в ряды, между рядами и к кожа-
ной основе, придя к выводу, «...что горизонтальное крепление пластин было жестким, а
крепление рядов между собой - менее жестким. Поэтому нагрудник мог складываться
только по вертикали. Именно в таком виде он и был положен в могилу» (Соенов В.И.,
Эбель А.В., 1992, с. 43). В качестве аналогий своей находке авторы привели фрагмент
панциря из Берели и панцири-нагрудники из Татарских Могилок (Соенов В.И., Эбель А.В.,
1992, с. 44). Последние, надо думать, непосредственно повлияли на реконструкцию чен-
декского нагрудника. Через пять лет В.И. Соеновым материалы чендекского погребения с
панцирем были переопубликованы отдельно (Соенов В.И., 1997, с. 181-185, рис. 1.-3).
В этой статье он поместил новый рисунок с реконструкцией способа плетения пластин
ремешками (Соенов В.И., 1997, рис. 3.-2). По нашему мнению, система расположения
отверстий на пластинах из Чендека относится к ламеллярной структуре набора панциря,
при которой он никогда не нашивался на основу. Если принять способ ременного соеди-
нения пластин, предложенный В.И. Соеновым, то панцирь не будет складываться по вер-
тикали (т.е. в гармошку, как он найден в могиле) и останутся не задействованными цент-
ральные отверстия в пластинах, что весьма странно и не объясняет их назначения.
В 1993 г. М.В. Горелик опубликовал специальную статью по защитному вооруже-
нию степной зоны Евразии и примыкающих к ней территорий I тыс. н.э. В ней он ис-
пользовал и находки доспеха из памятников Алтая (Ближние Елбаны-XIV, Берель, Татар-
ские Могилки, Кудыргэ), а также изображения воинов с кудыргинского валуна-изваяния
(Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-6, 7; 7.-18; 8.-7; 10.-3; 12.-5). Некоторые представления авто-
ра об алтайском доспехе оказались достаточно интересны. Так, М.В. Горелик поместил
рисунок панцирных пластин из Берели не горизонтально, как во всех работах до него, а
вертикально, указав тем самым на иное их расположение в составе панциря (Горелик М.В.,
25
В.В. Горбунов
1993а, рис. 1 .-7). Нагрудник из Татарских Могилок, реконструированный А.П. Уманским,
он отнес к щитам, приведя следующие аргументы: «...прямоугольному покрытию высотой
в 54 см мешала сгибаться монолитная вертикальная железная рамка-обойма, и человек,
одетый в такой доспех, не мог сгибаться в поясе. Несгибаемый панцирь может прикры-
вать корпус воина только выше талии, но из-за высоты данного доспеха он не мог быть ни
нагрудным, ни наспинным. Поэтому остается предположить, что это щит» (Горелик М.В.,
1993а, с. 167). Все панцирные пластины с Алтая отнесены к ламеллярной броне. «О че-
шуйчатом доспехе достоверные данные имеются только для сарматов, иранцев и кушан...»
(Горелик М.В., 1993а, с. 151, 171). Важные выводы автор сделал относительно развития
доспеха. По его мнению, в первые века нашей эры в Евразии вырабатывается на базе
сако-юэчжийской и китайской традиций разнообразный комплекс вооружения тяжелово-
оруженного всадника и пехотинца. Его окончательное сложение приходится на гунно-
сяньбийский этап - III—VI вв. н.э. На следующем, древнетюркском, этапе - VI-X вв. н.э.,
начинается процесс изменения данного комплекса, вызванный поисками в создании «аб-
солютного» доспеха: максимально непроницаемого, удобного, легкого в весе и стандарт-
ного в производстве. Это связывается с ростом числа тяжеловооруженных всадников,
повышением их маневренности, при сохранении неуязвимости и мощи таранного удара
(Горелик М.В., 1993а, с. 177).
В 1997 г. В.И. Соеновым и А.М. Глебовым была опубликована реконструкция шлема
по фрагменту, обнаруженному в поминальной оградке памятника Мендур-Соккон-1.
По их мнению, такой шлем «...был сфероконическим, а венчало его навершие в виде шпи-
ля (рис. 1.-1). Пластины нижнего ряда были стянуты ободком в виде кожаного ремешка,
пришитого к краю, через отверстия пластин... Пластины разных рядов соединены метал-
лическими заклепками, а пластины одного ряда скреплены друг с другом кожаным ре-
мешком или заклепками» (Соенов В.И., Глебов А.М., 1997, с. 154). По нашему мнению,
мендур-сокконский шлем мог иметь несколько другую форму (рис. 43.-1). Его тулья, судя
по степени изогнутости фрагментов сохранившихся пластин, должна иметь сферическую
форму. Она составлялась из одного ряда длинных изогнутых пластин, скрепленных меж-
ду собой и с бармицей заклепками. Короткие малые пластины с парными отверстиями по
нижнему краю (рис. 43.-3), скорее всего, относятся к ламеллярной бармице.
Пожалуй, наиболее интересной публикацией средневекового защитной паноплии с
территории Алтая последнего времени следует признать статью ГВ. Кубарева, посвя-
щенную доспеху знатного тюркского воина из Балык-Соока. Как сообщалось выше, в ис-
ключительно богатом погребении этого памятника было найдено большое количество
фрагментов пластин и кольчуги, реставрация которых позволила реконструировать пан-
цирь и шлем с бармицей (Кубарев Г.В., 2002, рис. 6-11). Панцирь состоял из пластин трех
типов, из которых ламеллярным способом набирались нагрудник, наспинник, подол и опле-
чья (Кубарев Г.В., 2002, с. 97, рис. 10.-1-5). Шлем набирался из длинных изогнутых плас-
тин ламеллярным способом, имел плоское навершие и обруч из кожи, обшитой шелком, а
также бармицу, сплетенную из бронзовых и железных колец (Кубарев Г.В., 2002, с. 97-98,
рис. 10.-6-9). ГВ. Кубарев привел достаточно обширные аналогии деталям панциря и
шлема, рассмотрел данные о черной металлургии Алтая и пришел к выводу о возможно-
сти местного изготовления балык-соокского доспеха. Им был также отмечен ряд особен-
ностей в его оформлении и конструкции: «...использование кольчуги как части доспеха,
разнообразие типов пластин... наличие узких пластин оплечий, декоративная деталь в
виде полусферических выступов, дополнительное украшение частей панциря лакирован-
ной кожей и китайским орнаментированным шелком и шлем, набранный из пластин»,
26
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
которые находят параллели в защитном вооружении Средней Азии, «и возможно, свиде-
тельствуют о распространении оружейной моды согдийцев, либо об изготовлении этого
панциря на заказ знатного тюркского воина» (Кубарев Г.В., 2002, с. 103). На основе анали-
за вещественных, изобразительных и письменных источников исследователь пришел к важ-
ному заключению о достаточно широком распространении у древних тюрок в VIII—X вв. н.э.
защитного доспеха, о его использовании не только знатными воинами, о сочетании дос-
пеха и такого оружия, как копье, о наличии у тюрок тактики таранного удара плотно сом-
кнутым строем (Кубарев Г.В., 2002, с. 104,108).
Краткая характеристика защитного вооружения кочевников IX-XI вв. н.э. северо-
западных предгорий Алтая была дана в монографии В. А. Могильникова. Автор отметил
принадлежность опубликованных панцирных пластин к чешуйчатому панцирю и пред-
положил, что кимаки и огузы «частично воспринимали или получали панцири от кыргы-
зов». Покрой панцирей он определяет по изображениям воинов на бронзовых бляхах из
Кулундинского и Кондратьевки, как «длинную катафракту без рукавов» и «панцирную ру-
башку до колен с короткими рукавами» (Могильников В.А., 2002, с. 116). Им также гово-
рится о широком использовании круглых щитов, по изображениям на бляхах из Сросток,
Кондратьевки, Семипалатинска, Кулундинского, которые «в отличие от дорогих доста-
точно редких панцирей... очевидно, являлись главным видом защитного вооружения»
(Могильников В. А., 2002, с. 117).
В 2002 г. вышла статья А.Ю. Борисенко и Ю.С. Худякова, посвященная анализу сред-
невековых бронзовых блях с изображением всадников. В ней авторы обобщили сведения
о находках этих изделий на территориях Центральной Азии, Южной и Западной Сибири,
Восточной Европы (Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С., 2002, с. 102-110). Среди них выделе-
ны бляхи, изображающие панцирных всадников с копьями и луками, значительная часть
которых найдена в Лесостепном Алтае (Кулундинское, Сростки, Гилево, Кондратьевка).
Они отнесены к «культуре кимаков и в меньшей степени кыргызов» и датированы
IX-X вв. н.э. (Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С., 2002, с. 113).
Определенная работа по изучению оборонительного вооружения проделана и авто-
ром данной монографии. Так была подготовлена и опубликована совместно с другими
исследователями серия деталей доспеха из памятников Лесостепного и Горного Алтая (Кун-
гуров А.Л., Горбунов В.В., 1994; Степанова Н.Ф., Горбунов В.В., 1994; Неверов С.В., Гор-
бунов В.В., 1996; Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В., 1997; Горбунов В.В., Клюкин Г.А., 1997;
Горбунов В.В., Тишкин А.А., 19986; Горбунов В.В., Исупов С.Ю., 2002; Шульга П.И., Гор-
бунов В.В., 2002; Тишкин А.А., Горбунов В.В., 2003). Кроме того, проведена реставрация,
реконструкция и моделирование доспехов из памятников Троицкий Елбан-I, Обские Пле-
сы-11 и Татарские Могилки (Горбунов В.В., 19936; 1996; 20026).
Результаты работы с набором панцирных пластин из могилы 1969 г. с Троицкого
Елбана-I опубликованы. Реставрация изделий позволила установить их число, форму и
подлинное количество отверстий (Горбунов В.В., 19936, с. 89, рис. 4; 5). Анализ всего
комплекса вещей из этого погребения и раскопки на памятнике помогли определить дати-
ровку доспеха. Он относится к III—V вв. н.э. в широком плане или ко 2-й пол. IV—V вв. н.э.
в более узком (Горбунов В.В., 19936, с. 89). Нами было выделено восемь типов пластин и
предположено, что они происходят от одного ламеллярного панциря. На основе изобра-
жения тепсейских воинов, синхронных по времени нашему доспеху, сделана реконструк-
ция покроя троицкого панциря, проверенная с помощью моделирования. Ее первоначаль-
ный вариант представлял «длиннополую катафракту» с применением всех типов пластин
(Горбунов В.В., 19936, рис. 6). Было также отмечено, что часть из них может относиться к
27
В. В. Горбунов
стоячему воротнику и шлему с бармицей (Горбунов, 19936, с. 89). Дальнейшее изучение
аналогичных материалов и экспериментальное моделирование полного доспеха (для эк-
спозиции МАЭА АГУ) показали, что часть пластин из троицкого набора действительно
относится к ламеллярному шлему - это трапециевидные и изогнутопрямоугольные плас-
тины с отверстиями по углам (рис. 42.-2-4). Уточнено и строение подола с оплечьями
(рис. 4.-6).
Интересные данные были получены после реставрации фрагмента панциря из мо-
гилы-4 памятника Обские Плесы-П, опубликованного в 1996 г. Данный фрагмент насчи-
тывал 15 железных пластин, направленных длинной стороной по горизонтали и скреп-
ленных в вертикальный ряд ламеллярным способом, но не ремешками, а несомкнутыми
железными кольцами (Горбунов В.В., 1996, с. 163, рис. 3). Мы предложили реконструк-
цию всего панциря в виде нагрудника, состоящего из двух вертикальных рядов пластин
(Горбунов В.В., 1996, рис. 4.-3, 4). В качестве аналогий такого доспеха были названы на-
грудники из Татарских Могилок, Берели, Чендека - Алтай и Акчий-Карасу - Киргизия.
К доспеху этого типа отнесены также отдельные пластины из Обских Плесов-П (могила-1),
Городища-3 - Лесостепной Алтай, наборы пластин от трех панцирей из Кок-Паша - Гор-
ный Алтай и фрагмент из трех пластин с Васюганья - Среднее Приобье (Горбунов В.В.,
1996, с. 164, рис. 4.-5, 13). Хронологические рамки панцирей-нагрудников определены
III—V вв. н.э., а местом их возникновения признана территория Алтая. Высказано также
предположение, что нагрудный панцирь мог использоваться как усиливающая деталь более пол-
ного доспеха (Горбунов В.В., 1996, с. 165). В этой же работе опубликованы данные о кольчуге с
Обских Плесов-П и указано на ее среднеазиатское происхождение (Горбунов В.В., 1996,
с. 164-165, рис. 4.-6, 7, 8).
Наиболее существенные результаты дала реставрация доспеха из могилы-4 памят-
ника Татарские Могилки. Еще в 1991 г. совместно с А.П. Уманским была опубликована
работа, посвященная реконструкции вооружения воинов верхнеобского правобережья
в IV-V вв. н.э. Основное внимание в ней уделялось панцирям-нагрудникам из Татарских
Могилок. При их описании мы предположили не проволочное, а ременное скрепление
пластин ламеллярным способом, без пришивания к подкладу. Были предложены и два
варианта ношения панцирей: путем крепления к кожаной куртке полосами окантовки,
либо на ремнях (Уманский А.П., Горбунов В.В., 1991, с. 161-162, рис. 1). Уже во время
подготовки публикации, возникла идея отреставрировать доспех с целью его более точ-
ной реконструкции. Осуществить эту работу удалось в 1996 г. В результате установлено
число пластин - 228 шт. Из них 126 экз. принадлежали листу доспеха от скелета-1 и
102 экз. - листу от скелета-2. Среди всех пластин не оказалось ни одной с системой рас-
положения отверстий, как на рисунке (целый экземпляр) в публикации А.П. Уманского
(1974, рис. 7). На основе полученных данных представляется наиболее логичным отнес-
ти оба листа к одному целому панцирю покроя кираса, в котором лист скелета-1 является
наспинником, а лист скелета-2 - нагрудником (Горбунов В.В., 2002, с. 62-72, рис. 1-8).
Проведенная реставрация и реконструкция панциря из Татарских Могилок серьезным об-
разом меняют наше представление не только об этом доспехе, но и о целой серии других
находок. Следует признать правоту М.В. Горелика относительно вертикального положе-
ния пластин из Берели, а доспех из Чендека отнести к фрагменту панциря типа куюкского
(рис. 6.-5). Явно вертикальное положение имеют панцирные пластины из Кок-Паша, а их
система крепления аналогична куюкской и чендекской (рис. 20.-3). Не является горизон-
тальным и кенкольский панцирь из Акчий-Карасу. Однако данное обстоятельство не отменя-
ет совсем панцири-нагрудники, каковыми, безусловно, продолжают оставаться находки из
28
Глава I. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
Обских Плесов-П и Васюганья, а также доспех из Тарасовского могильника в Среднем
Прикамье (Горбунов В.В., 2002, с. 77).
Помимо перечисленных работ, нами в 1991-2003 гг. была опубликована также серия
тезисов и статей, посвященных реконструкции комплексов вооружения средневекового
населения Лесостепного и Горного Алтая, среди которых первое место отводилось харак-
теристике защитной паноплии (Горбунов В. В., 1991а—б, 1992,1993а, 1994,1998,2002а-б;
Горбунов В.В., Тишкин А.А, 1998а).
Давая оценку степени изученности алтайского средневекового доспеха, необходимо
отметить ряд ключевых моментов. До 80-х гг. XX в. исследование оборонительного воо-
ружения Алтая носило фрагментарный характер. Ученые ограничивались кратким описа-
нием находок, приведением их ближайших аналогий, изредка предпринимая реконструк-
цию и рассматривая происхождение отдельных вещей. В результате становления сибирс-
кого оружиеведения, как самостоятельного направления в археологии, ситуация меняет-
ся. В 80-90-е гг. XX в. в изучении защитной паноплии Алтая начинает применяться сис-
темный подход. Как правило, она анализируется в составе всего комплекса вооружения, в
качестве отдельной категории. Однако появляются и первые специальные работы по дос-
пеху общего характера, в которых алтайские материалы используются вместе с другими.
В этот период разрабатывается классификация и типология видов доспеха, рассматрива-
ются вопросы их происхождения и развития.
Наряду с определенными успехами в изучении алтайского доспеха остается много не-
решенных проблем. В первую очередь это узость Источниковой базы, используемой в анали-
тических работах. Они, как правило, учитывают материалы раскопок до начала 1970-х гг. Боль-
шая часть находок, сделанных в 1970-1990-е гг., еще не подвергалась системному анализу,
хотя многие из них уже введены в научный оборот. Следует отметить и недостаточное
привлечение изобразительных источников с территории Горного Алтая, которые содер-
жат весьма ценную информацию по редким видам доспеха, а главное - способствуют его
целостному восприятию. Важное значение для изучения вещественных находок оборо-
нительного вооружения имеет реставрация, значительно расширяющая их информатив-
ность. Более широко в работе с алтайским доспехом можно использовать реконструкцию
и моделирование, которые позволяют судить о практических навыках изготовления, уст-
ройстве и функционировании тех или иных предметов. На современном этапе необходи-
ма систематизация всех источников по алтайской защитной паноплии эпохи средневеко-
вья и построение на ее основе схемы развития данной категории вооружения.
1.3.	Морфология и принципы классификации доспеха
Под доспехом понимаются средства индивидуальной защиты воина (его верхового
коня или другого боевого животного) от оружия наступательного действия противника.
В принятой нами общей классификации защитный доспех составляет первую категорию
комплекса вооружения, что определяется его первостепенной значимостью в отношении
физической и психологической безопасности человека на войне.
Применение человеком личных оборонительных средств восходит к каменному веку
(неолит или, возможно, мезолит), о чем свидетельствуют данные этнографии, веществен-
ные и иконографические материалы (Горелик М.В., 19936, с. 80; Шнирельман В.А., 1994,
с. 36). Защитный доспех так же, как наступательное оружие, выделился из оруций охоты (Го-
релик М.В., 19936, с. 8-9), но его обособление и специализированное изготовление для
военных действий произошло гораздо раньше многих видов оружия, функции которых
29
В. В. Горбунов
(охотничьи или боевые) на ранних стадиях развития плохо различимы. Наличие доспеха,
особенно всех его основных видов (панцирь, шлем, щит), свидетельствует о регулярных
военных действиях и коррелируется с дифференцированным обществом, развитой систе-
мой централизованной власти, появлением воинов-профессионалов (Шнирельман В.А.,
1994, с. 36).
У населения Лесостепного и Горного Алтая первые средства защиты в виде веще-
ственных находок зафиксированы в памятниках раннего железного века (Грязнов М.П.,
1947,1956; Горелик М.В., 1987а; Памятники истории..., 1990; ПолосьмакН.В., 1992; Тиш-
кин А.А., Тишкина Т.В., 1995; Абдулганеев М.Т., Кунгуров А.Л., 1996; Гельмель Ю.И.,
Демин М.А.,ШульгаН.Ф., ШульгаП.И., 1996;ШульгаП.И., 1997; ЛузинС.Ю.,Тишкин А.А.,
1999; Горбунов В.В., 1999) и датируются в пределах VII—II вв. до н.э. Не исключено, что
отдельные виды доспеха со временем удастся выделить среди петроглифов Горного Ал-
тая бронзового и раннего железного веков. Уместно также ожидать находок оборонитель-
ного вооружения на могильниках и поселениях Алтая, как минимум, с эпохи ранней бронзы.
Период (III-XIV вв. н.э.), исследуемый в настоящей работе, характеризуется наибо-
лее массовым использованием защитного доспеха населением Алтая, заимствованием,
разработкой и распространением передовых технологий, материалов и форм индивиду-
альной защиты.
В археологических памятниках Лесостепного и Горного Алтая эпохи «великого пе-
реселения народов», раннего и развитого средневековья находки доспехов зафиксирова-
ны на 61 объекте, а их изображения в 29 сюжетах (табл. I-IV). Всего нами собраны сведе-
ния о 90 панцирях, 45 шлемах, 7 щитах, 19 попонах и 9 наголовьях.
Для того чтобы выявить закономерности развития алтайского доспеха, необходима
систематизация имеющихся источников. Выделение в предмете характерных конструк-
тивных признаков и рассмотрение их изменения во времени и пространстве позволяет
определить место возникновения той или иной вещи, хронологические рамки ее суще-
ствования, круг типологически родственных предметов, выявить последовательность
изменений в конструкции и декоре, «свои» и заимствованные детали оформления, сте-
пень влияния на другие вещи и т.п. Наложение этих сведений на исторический фон дает
возможность судить об этнических чертах предметов, а корреляция с данными по практи-
ческому применению - лучше понять функциональное назначение вещи.
Возможности классифицированных материалов весьма широки. Так, имея обрабо-
танную серию целых предметов, можно с большой долей вероятности отнести к ним фраг-
менты изделий, восполнив, таким образом, недостающую информацию. Помимо сведе-
ний о самих себе, систематизированные группы вещей отражают этапы развития мате-
риальной культуры, направление ее связей и контактов, этническую принадлежность.
Однако сама классификация предметов еще не несет полноценной информации. Ее цен-
ность в создании базы данных для проведения типологического анализа, который и рас-
крывает вышеперечисленные аспекты.
При делении материала выдерживался принцип, предложенный М.В. Гореликом
(19936, с. 92) для классификации доспехов с Древнего Востока, - от наиболее значимых
признаков к наименее значимым. Он несколько отличается от другого, более распростра-
ненного классификационного принципа, когда признаки вещей разбиваются по степени
изменчивости - от наименее изменчивых к наиболее изменчивым. Здесь следует отме-
тить, что не всегда наиболее общие признаки являются наиболее значимыми, хотя чаще
всего оба принципа дополняют друг друга и могут применяться совместно в зависимости
от характера материала.
30
Глава 1. ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСПЕХА...
При обозначении уровней классификации заимствована терминология, предложен-
ная Г.А. Федоровым-Давыдовым (1966, с. 11) и расширенная И.Л. Кызласовым (1983,
с. 10) при анализе инвентаря аскизской культуры и С.В. Неверовом (1985; 1988; 1992;
1998) при анализе материалов сросткинской культуры.
Уровни классификации оборонительного вооружения нашей серии включают два
взаимосвязанных блока. Первый - это общая систематизация, объединяющая предметы
по функциональным признакам в степени их убывающей всеобщности. Второй - это
частная классификация однородных в специально-функциональном плане предметов по
конструктивным признакам в степени их убывающей значимости. Вся классификация со-
стоит из десяти основных уровней: комплекс - категория - надвид - вид - группа - разряд -
раздел - отдел - тип - вариант, которые могут дополняться или сокращаться в зависимос-
ти от характера материала.
Из них первые четыре составляют общий блок, в котором комплекс представляет
собой все вооружение, категория - это оборонительная часть вооружения или доспех,
надвид определяет назначение доспеха (воинский, конский), а вид уточняет размещение
доспеха и его специализацию (панцири, шлемы, щиты, попоны, наголовья).
I. Вооружение				
I. Доспех				
I. Воинский доспех			II. Конский доспех	
1. Панцири (защита корпуса)	2. Шлемы и бармицы (защита головы и шеи)	3. Щиты (общая защита)	1. Попоны (защита корпуса и шеи)	2. Наголовья (защита головы)
Остальные шесть уровней относятся к частному блоку и результаты их систематиза-
ции представлены в следующих главах.
Глава II
ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
2.1.	Панцири
Панцирь предназначался «для защиты корпуса бойца и прикрывал, как минимум,
его грудь и, как максимум, весь корпус, включая руки и ноги» (Горелик М.В., 19936, с. 82).
В археологических памятниках Алтая рассматриваемого времени вещественные ос-
татки панцирей обнаружены 56 раз, а их изображения - 34 раза. На территорию Горного
Алтая приходится 19 находок: 15 экз. из курганных погребений (табл. I.-1-10, 15-18, 20),
2 экз. из поминальных оградок (табл. I.-l 1,13), 1 экз. из ритуального кургана (табл. Г-14),
1 экз. из поселенческого слоя (табл. I.-21) и 29 рисунков (табл. III.-2-15,17-21) панцирей.
С территории Лесостепного Алтая происходит 37 находок: 28 экз. из курганных и грунто-
вых погребений (табл. II.-1-3, 5, 7-17, 20-24, 28-30, 32-34, 37, 38), 4 экз. из насыпей
курганов (табл. II.-25, 31, 35, 36), 4 экз. из поселенческого слоя (табл. II.-4, 18, 19, 27),
1 экз. - случайная находка (табл. II.-26) и 5 рисунков (табл. IV.-1-3, 5, 6) панцирей.
Вещественные остатки панцирей в большинстве случаев (52 экз.) представлены пан-
цирными пластинами и гораздо реже - фрагментами кольчуг (4 экз.). Сохранность и со-
став данного вида доспеха различны: отдельные фрагменты панцирных пластин, целые
и сломанные пластины, полосы из пластин, фрагменты панцирей из нескольких полос
(рис. 3-11; 20-28). В одном погребении обнаружен целый пластинчатый панцирь из двух
частей (рис. 12-19). Кольчуги найдены в виде более или менее крупных обрывков, спек-
шихся кусков, отдельных целых и сломанных колец (рис. 41).
Изображения панцирей Горного Алтая выполнены в технике граффити (рис. 34-35).
Они показаны общим контуром, который либо совпадает с человеческим телом, либо,
чаще всего, имеет самостоятельные очертания, и штриховкой, заполняющей контуры пан-
циря или человека. Штриховка нанесена горизонтальными (рис. 34.-5а, 7-9; 35.-За, 56),
вертикальными (рис. 34.-36, 4; 35.-36, Зв, 5а) и пересекающимися (рис. 34.-За; 35.-1, 4,
6, 8, 11а) линиями. Последние составляют «сетку», наклонную или прямую, передающую
структуру бронирования из отдельных пластин. Еще встречается штриховка в виде черто-
чек (рис. 35.-9, 12), видимо, также передающая пластины. Горизонтальную штриховку
можно рассматривать как бронирование отдельными длинными полосами - ламинарная
структура (Горелик М.В., 1993а, с. 151). «Сетка», короткие штрихи и вертикальные линии
передают ламеллярную структуру бронирования (Горелик М.В., 1993а, с. 151). Изображения
панцирей с Лесостепного Алтая отлиты на бронзовых бляхах-подвесках (рис. 36). Они пока-
заны самостоятельным контуром, заполненным рельефными рядами пластин прямоугольной
(рис. 36.-1, 2, 7, 8) и овальнопрямоугольной (рис. 36.-5) формы ламеллярной структуры бро-
нирования, и полосами, передающими ламинарную структуру брони (рис. 36.-1,2,7, 8).
При системном анализе панцирей нашей серии использовались две классификации:
одна - для железных панцирных пластин, вторая - для самих панцирей. Такая методика
обусловлена тем, что развитие составляющих целого может иметь свои особенности, не-
посредственно не связанные с общей формой. Так, панцирным пластинам, как деталям,
из которых набирается конструкция панциря, присущи самостоятельные закономерности
изменения во времени и пространстве, не зависимые от покроя панциря. Это прежде
всего система расположения отверстий в пластинах и их форма.
Всего нами учтено 898 экз. пластин от 51 панциря и одной попоны. Пластины пос-
ледней ничем не отличаются от деталей воинского доспеха (рис. 25) и поэтому анали-
зируются совместно с ними. С территории Горного Алтая происходит 532 экз. пластин от
32
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
18 панцирей и одной попоны, а с территории Лесостепного Алтая - 366 экз. пластин
от 34 панцирей. Число пластин от 1 панциря из Горного Алтая неизвестно (табл. I.-1).
Для классификации использовано 793 экз. пластин от 38 панцирей и одной попо-
ны. Серию составляют как пластины от целых панцирей, их частей, отдельные пластины
или фрагменты. Плохая сохранность части пластин позволяет лишь условно отнести их к
определенным типам, учитывая размеры и расположение сохранившихся отверстий. Та-
кие пластины реконструировались на основе сопоставления с целыми экземплярами.
Для системного описания панцирных пластин их признаки разбиты на шесть уров-
ней: группа - разряд - раздел - отдел - тип - вариант. Группа выделяется по материалу
изготовления, разряд - по структуре набора пластин в составе панциря, раздел отражает
направление длинных (боковых) сторон пластин, отдел характеризует систему располо-
жения крепежных отверстий в пластине и их назначение, тип определяется формой пла-
стины и ее пропорциями (длиной и шириной), вариант уточняет количество отверстий в
пластине и их взаиморасположение.
Группа I. Железные. Все пластины нашей серии изготовлены из кованого железа.
Разряд I. Ламеллярные. Пластины соединяются между собой через систему сквоз-
ных отверстий при помощи ремешков или несомкнутых железных колец.
Раздел I. Горизонтальные. Пластины длинной стороной направлены по горизонта-
ли и набраны в вертикальные полосы.
Отдел I. С боковыми отверстиями. Отверстия в пластинах расположены вдоль длин-
ных (боковых) сторон и служат как для соединения пластин в полосу, так и для соедине-
ния полос.
Тип 1. Прямоугольные удлиненных пропорций. Пластина имеет форму прямоуголь-
ника, с одним слегка скошенным краем. Длина пластин более 12 см. Вариант а -
с 6 отверстиями (рис. 3.-1). Отверстия образуют три противолежащие пары, по три с
каждой боковой стороны. Одна крайняя и центральная пары служат для соединения пла-
стин в полосу, а другая крайняя пара-для соединения полос. Размеры пластин - 13,5x1,8—
2,6 см. Всего 17 экз. от трех панцирей (Обские Плесы-П, мог. 1: 1 экз., мог. 4: 15 экз.,
Городище-3:1 экз.).
Раздел II. Вертикальные. Пластины длинной стороной направлены по вертикали и
набраны в горизонтальные полосы.
Отдел II. С боковыми отверстиями.
Тип 2. Овальнопрямоугольные укороченных пропорций. Верхний край пластины
закруглен, боковые стороны параллельны, а нижний край прямой. Длина пластин менее
7 см. Вариант а - с 4 отверстиями (рис. 20.-5). Отверстия образуют две пары, по одной с
каждой боковой стороны. Размеры пластины - 3,1x2,2 см. Всего 1 экз. от одного панциря
(Малый Дуган).
Отдел III. С боковыми и окантовочными (нижними) отверстиями. Помимо отвер-
стий, расположенных вдоль боковых сторон для горизонтального и вертикального креп-
ления, пластины данного отдела снабжены дополнительными отверстиями по нижнему
краю для крепления канта.
Тип 3. Овальнопрямоугольные укороченных пропорций. Вариант а - с 6 отверсти-
ями (рис. 26.-11). Боковых отверстий две пары, по одной с каждой стороны и два оканто-
вочных отверстия по нижнему краю пластины. Размеры пластины - 5,95x3,6 см. Всего
1 экз. от одного панциря (Шадринцево-1, к. 1, мог. 1).
Отдел IV. С боковыми и срединными (верхними и нижними) отверстиями. Боко-
вые отверстия пластин этого отдела служат только для горизонтального крепления в по-
33
В. В. Горбунов
лосу, а для вертикального крепления между полосами предназначены отверстия, распо-
ложенные по середине пластин у верхнего и нижнего края.
Тип 4. Овальнопрямоугольные укороченных пропорций. Вариант а - с 10 отвер-
стиями (рис. 4.-3). Боковых отверстий шесть, по три с каждой стороны; срединных - две
вертикальные пары, по одной у верхнего и нижнего края. Размеры пластин - 4,7-4,8 х
3,1-3,3 см. Всего 5 экз. от одного панциря (Троицкий Елбан-I, мог. 1969 г.). Вариант б -
с 7 отверстиями (рис. 20.-6; 26.-6). Боковых отверстий две пары, по одной с каждой сто-
роны; срединных - горизонтальная пара у верхнего края и одно по центру нижнего края.
Размеры пластин - 3,6—4(?)х1,5-2,6 см. Всего 2 экз. от двух панцирей (Гилево-Ш, к. 5:
1 экз., АБ (Бийск), мог. 1: 1 экз.).
Тип 5. Овальные укороченных пропорций. Верхний и нижний края пластины зак-
руглены, боковые стороны параллельны или слегка выпуклы. Вариант а - с 10 отверсти-
ями (рис. 26.-10). Расположение отверстий аналогично типу 4а. Размеры пластины - 5,8(?) х
2,2 см. Всего 1 экз. от одного панциря (Елбанка). Вариант б - с 7 отверстиями (рис. 4.-4).
Расположение отверстий аналогично типу 46. Размеры пластин - 5,2-5,6x2,9-3,1 см. Всего
5 экз. от одного панциря (Троицкий Елбан-I, мог. 1969 г.).
Тип 6. Овальнопрямоугольные вогнутые средних пропорций. Боковые стороны пла-
стин сужены к центральной части. Длина пластин - от 7 до 12 см. Вариант а - с 12
отверстиями (рис. 20.-1). Боковых отверстий четыре пары, по две с каждой стороны; сре-
динных - две вертикальные пары, по одной у нижнего края и в верхней части. Размеры
пластины - 7,6x2 см. Всего 1 экз. от одного панциря (Ближние Елбаны-XIV, мог. 37).
Тип 7. Прямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 12 отверстиями (рис. 4.-1).
Боковые отверстия левой стороны составляют два треугольника, правой - две пары. Сре-
динных отверстий два, по центру верхнего и нижнего края. Размеры пластин - 9x4 см.
Всего 2 экз. от одного панциря (Троицкий Елбан-I, мог. 1969 г.). Вариант 6-13 отверстий
(рис. 4.-5). Боковых отверстий две пары, по одной с каждой стороны; срединных: три
вертикальные пары у верхнего края и три одиночных отверстия у нижнего. Размеры пла-
стин - 12x3,2 см. Всего 2 экз. от одного панциря (Троицкий Елбан-I, мог. 1969 г.).
Отдел V. С боковыми, срединными (верхними и нижними) и окантовочными (вер-
хними и нижними) отверстиями. Отличие от предыдущего отдела в наличии отверстий
для крепления канта по верхнему и нижнему краям пластин.
Тип 8. Прямоугольные средних пропорций. Вариант а - 18 отверстий (рис. 20.-2).
Боковых отверстий четыре пары, по две с каждой стороны; срединных - две вертикаль-
ные пары, параллельные боковым; окантовочных - по три вдоль каждого края. Размеры
пластин - 9x3,2 см. Всего 4 экз. от одного панциря (Берель, к. 3).
Отдел VI. С боковыми, срединными (верхними и центральными) и окантовочны-
ми (нижними) отверстиями. Срединные отверстия расположены по верхнему краю и в
центре. Для крепления канта имеются специальные отверстия только по нижнему краю.
Тип 9. Овальнопрямоугольные укороченных пропорций. Вариант а - с 9 отверсти-
ями (рис. 20.-7; 27.-1-6,11,12; 28.-7-11). Боковых отверстий две пары, по одной с каждой
стороны; срединных - вертикальная пара у верхнего края и одно в центре; окантовочных:
одна пара по нижнему краю. Размеры пластин - 5,8-6,1x2-3,3 см. Всего 54 экз. от восьми
панцирей (Гилево-Ш, к. 9, мог. 1: 2 экз., мог. 2: 1 экз., мог. 3: 1 экз., насыпь: 44 экз.; к. 11,
мог. 1: 1 экз., насыпь: 3 экз.; к. 14, насыпь: 1 экз.; АБ (Бийск), мог. 2: 1 экз.).
Тип 10. Овальные укороченных пропорций. Вариант а - с 9 отверстиями (рис. 26.-1-5).
Расположение отверстий аналогично типу 9а. Размеры пластин - 5,9-6хЗ-4,3 см. Всего
9 экз. от пяти панцирей (Иня-1, к. 3, мог. 1:1 экз.; к. 25, мог. 1: 2 экз.; Гилево-IV, к. 1: 3 экз.;
к. 2:2 экз.; Гилево-V, к. 5:1 экз.).
34
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
Тип 11. Прямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 13 отверстиями
(рис. 26.-7). Боковых отверстий четыре пары, по две с каждой стороны; срединных и
окантовочных - как у типа 9а. Размеры пластины - 8,2(?)х4(?) см. Всего 1 экз. от одного
панциря (Щепчиха-1, к. 4: 1 экз.). Вариант б - с 12 отверстиями (рис. 18.-4). Отличие от
предыдущего варианта в числе окантовочных отверстий - одно по центру нижнего края.
Размеры пластины - 7,7x3,3 см. Всего 1 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог.
4). Вариант в - с 17 отверстиями (рис. 21.-1-6; 23.-1). Боковых отверстий шесть пар, по
три с каждой стороны; срединных и окантовочных - как у типа 9а. У одной пластины
18 отверстий (рис. 21 .-1), но в данном случае лишнее боковое отверстие могло быть про-
бито в результате починки изделия и не выделяется нами в отдельный вариант. Размеры
пластин - 7,5-8,2x1,9-3,5 см. Всего 15 экз. от двух панцирей (Кызыл-Таш, ог. 2: 10 экз.,
Кок-Паш, к. 2: 5 экз.).
Тип 12. Овальнопрямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 9 отверстиями
(рис. 26.-8,9). Расположение отверстий аналогично типу 9а. Размеры пластин - 7,5(?)х2,6 см.
Всего 2 экз. от двух панцирей (Перешеечное-VI, Новосклюиха-1). Вариант б -
с 13 отверстиями (рис. 22.-1, 3, 5, 7; 24.-2). Расположение отверстий аналогично типу
Па. Размеры пластин - 7,9-10x2,7-3,7 см. Всего 44 экз. от двух панцирей (Кудыргэ,
or. XIII: 4 экз.; Балык-Соок-I, к. 11: 40 экз.). Вариант в - с 14 отверстиями (рис. 24.-1). От
предыдущего варианта отличается числом окантовочных отверстий - три в одну линию.
Размеры пластин-9,5-10x2,4-3,1 см. Всего 40 экз. от одного панциря (Балык-Соок-I, к. 11).
Тип 13. Овальнопрямоугольные средних пропорций с «умбоном». В центральной
части пластины находится полусферический выступ округлой формы, диаметром 0,9-1,2 см,
высотой 0,1-0,2 см. Вариант а - с 13 отверстиями (рис. 25.-1,4). Расположение отвер-
стий аналогично типу Па. Размеры пластин - 8,7-10x2,3-2,9 см. Всего 32 экз. от одной
попоны (Урочище Балчикова-3, к. 7). Вариант б - с 12 отверстиями (рис. 24.-3; 25.-2).
Расположение отверстий аналогично типу 11 б. Размеры пластин - 7,3-9,4x2,2-2,8 см.
Всего 34 экз. от одного панциря и 3 экз. от одной попоны (Балык-Соок-I, к. 11; Урочище
Балчикова-3, к. 7). Вариант в - с 14 отверстиями (рис. 25.-3). От варианта а отличается
числом центральных срединных отверстий - два в вертикальной паре. Размеры пласти-
ны - 9,9x2,8 см. Всего 1 экз. от одной попоны (Урочище Балчикова-3, к. 7).
Тип 14. Овальнопрямоугольные с волнистовырезной стороной средних пропорций.
Один бок пластины имеет выемки с приостренным или слегка скругленным гребнем, по-
хожим на волну. Вариант а - с 13 отверстиями (рис. 18.-1-3). Расположение отверстий
аналогично типу 11а. Одна пластина имеет 15 отверстий (рис. 18.-2). Ее отличие состоит
в дополнительном отверстии по центру ровной стороны и одном отверстии для починки
напротив боковой пары. Еще три пластины снабжены 14 отверстиями, за счет одного
дополнительного напротив поврежденных боковых пар. Такие отверстия служили для
скрепления пластин в полосе после поломки основных (рис. 13.-4). Размеры пластин -
9,7-9,9x4,1-4,7 см. Всего 14 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4).
Тип 15. Овальные средних пропорций. Вариант а - с 13 отверстиями (рис. 2-6).
Расположение отверстий аналогично типу На. Размеры пластин - 8,6-8,8x3,3-3,5 см.
Всего 3 экз. от одного панциря (Кудыргэ, or. XIII).
Отдел VII. С боковыми и срединными (верхними и центральными) отверстиями.
Данный отдел не имеет специальных отверстий для канта.
Тип 16. Прямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 11 отверстиями (рис. 7.-3,4;
8; 9; 10.-12,13). Боковых отверстий четыре пары, срединных - вертикальная верхняя пара
и одно центральное. Размеры пластин - 8,6-9x3,6-4,6 см. Всего 11 экз. от одного панциря
(Яломан-П, к. 31).
35
В. В. Горбунов
Тип 17. Прямоугольные с волнистовырезной стороной средних пропорций. Вари-
ант а - с 11 отверстиями (рис. 7.-1, 2; 10.-14). Расположение отверстий аналогично типу
16а. Размеры пластин - 8,7-9x3,8-4 см. Всего 3 экз. от одного панциря (Яломан-П, к. 31).
Тип 18. Овальнопрямоугольные узких пропорций. Ширина пластины менее 1,5 см.
Вариант а - с 15 отверстиями (рис. 24.-4). Боковых отверстий шесть пар, срединных -
вертикальная верхняя пара и одно центральное. Размеры пластин - 6,9x0,9 см. Всего
2 экз. от одного панциря (Балык-Соок-I, к. 11). Возможно к данному типу относится
36 пластин от панциря из памятника Узунтал-I, к. 2 (рис. 23.-2).
Тип 19. Пятиугольные узких пропорций. Вариант а - с 15 отверстиями (рис. 24.-5).
Расположение отверстий как у типа 18а. Размеры пластин - 6,8-7x0,8-1 см. Всего 120 экз.
от одного панциря (Балык-Соок I, к. 11).
Отдел VIII. С боковыми и срединными (верхними) отверстиями. Отличие от пре-
дыдущего отдела в отсутствии центрального срединного отверстия.
Тип 20. Пятиугольные узких пропорций. Вариант а - с 14 отверстиями (рис. 24.-6).
Боковых отверстий шесть пар, срединных - одна верхняя вертикальная пара. Размеры
пластин - 6,8-7x0,8-1 см. Всего 50 экз. от одного панциря (Балык-Соок I, к. 11).
Отдел IX. С боковыми, срединными (верхними) и окантовочными (нижними) отвер-
стиями. Отличие от предыдущего отдела в специальных отверстиях для нижнего канта.
Тип 21. Овальнопрямоугольные укороченных пропорций. Вариант а - с 8 отвер-
стиями (рис. 27.-7-10; 28.-1-6). Боковых отверстий две пары, срединных и окантовочных -
по одной паре. Размеры пластин - 5,9-6x1,8-2 см. Всего 15 экз. от двух панцирей (Гилево-Ш,
к. 9, насыпь: 9 экз.; к. 10, мог. 1: 2 экз., мог. 2: 4 экз.).
Тип 22. Овальнопрямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 8 отверстиями
(рис. 20.-4). Расположение отверстий аналогично типу 21а. Размеры пластины -
7,9(?)х1,9 см. Всего 1 экз. от одного панциря (Катанда-3, к. 21).
Отдел X. С боковыми, срединными (верхними и центральными) и окантовочными
(верхними, нижними и иногда боковыми). Пластины данного отдела имеют отверстия
практически по всему периметру, с четко разграниченными функциями: для горизонталь-
ного (боковые) соединения в полосу, для вертикального (срединные) соединения полос и
для крепления канта по верхнему и нижнему краям пластин и полос, а иногда по боковым
сторонагл крайних пластин в полосе.
Тип 23. Прямоугольные укороченных пропорций. Вариант а - с 17 отверстиями
(рис. 20.-3). Боковых отверстий четыре пары, срединных - вертикальная верхняя пара и
одно центральное, окантовочных - три пары: две в верхней части пластины и одна в нижней.
Размеры пластин - 5-5,5х 4-4,3 см. Всего 50 экз. от одного панциря (Кок-Паш, к. 29).
Тип 24. Прямоугольные средних пропорций. Вариант а - с 11 отверстиями (рис. 5.-1).
Боковых отверстий две пары, срединных - горизонтальная верхняя пара и одно централь-
ное, окантовочных - две пары. Одна пластина имеет 14 отверстий за счет дополнитель-
ных боковых окантовочных (рис. 5.-2). Размеры пластин - 9-9,8x5,5-6,7 см. Всего 9 экз.
от одного панциря (Чендек, к. 2). Вариант б - с 11 отверстиями (рис. 6.-1). Отличие от
предыдущего варианта в расположении верхних срединных отверстий - вертикальная
пара. Одна пластина имеет 13 отверстий за счет лишней срединной нижней пары
(рис. 6.-2). Размеры пластин - 8,8-9х5-6,3 см. Всего 9 экз от одного панциря (Чендек,
к. 2). Вариант в - с 16 отверстиями (рис. 5.-3). Боковых отверстий четыре пары, средин-
ных - две вертикальные пары, по одной у верхнего края и в центре, окантовочных - две
пары. Размеры пластин - 8,1-9,5x5-6,8 см. Всего 9 экз. от одного панциря (Чендек, к. 2).
Вариант г - с 16 отверстиями (рис. 18.-5, 6). Отличие от предыдущего варианта в распо-
36
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
ложении срединных отверстий - горизонтальные пары. Размеры пластин - 7,8-8,4x3,8-
4,4 см. Всего 15 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4). Вариант д -
с 15 отверстиями (рис. 14.-5; 15.-2; 16.-7). Отличие от предыдущего варианта в средин-
ных отверстиях - пара верхних вертикальных и одно центральное. Одна пластина имеет
16 отверстий за счет одного лишнего срединного верхнего (рис. 15.-3). Четыре пластины
имеют 17 отверстий за счет двух дополнительных боковых окантовочных (рис. 15.-1, 4;
16.-5, 8). Размеры пластин - 8,1-10,1x3,1-3,5 см. Всего 43 экз. от одного панциря (Татар-
ские Могилки, мог. 4). Вариант е - с 14 отверстиями (рис. 14.-6; 15.-5). Отличие от предыду-
щего варианта в одном нижнем окантовочном отверстии. Одна пластина имеет 16 отверстий
за счет двух дополнительных боковых окантовочных (рис. 15.-8). Размеры пластин -
7,9-9,8x3,1-3,5 см. Всего 10 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4). Ва-
риант ж - с 13 отверстиями (рис. 15.-6, 7). Отличие от предыдущего варианта в одном
верхнем окантовочном отверстии. Размеры пластин - 8,9-9,7x3,1-3,5 см. Всего 19 экз. от
одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4). Вариант з - с 16 отверстиями (рис. 16.-6).
Отличие от предыдущего варианта в окантовочных отверстиях - два верхних и три ниж-
них. Размеры пластин - 9-9,2x3,3-3,5 см. Всего 3 экз. от одного панциря (Татарские Мо-
гилки, мог. 4). Вариант и - с 19 отверстиями (рис. 14.-3,4; 17.-2). Отличие от варианта д)
в шести парах боковых отверстий. Две пластины имеют по 20 отверстий за счет одного
дополнительного бокового окантовочного (рис. 14.-1; 16.-1). Еще одна пластина имеет 22
отверстия за счет трех дополнительных боковых окантовочных (рис. 16.-4). Размеры пла-
стин - 8,9-10,2x3-3,6 см. Всего 16 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4).
Вариант к - с 18 отверстиями (рис. 17.-3). Отличие от предыдущего варианта в одном
нижнем окантовочном отверстии. Размеры пластины - 9x3,3 см. Всего 1 экз. от одного пан-
циря (Татарские Могилки, мог.4). Вариант л - с 17 отверстиями (рис. 16.-2, 3; 17.-4).
Отличие от предыдущего варианта в одном верхнем окантовочном отверстии. Размеры
пластин - 8,8-10,1x2,8-3,5 см. Всего 38 экз. от одного панциря (Татарские Могилки,
мог. 4). Вариант м - с 20 отверстиями (рис. 14.-2, 8). Отличие от варианта и) в трех
нижних окантовочных отверстиях. Размеры пластин - 7,9-9,6x3,1-3,6 см. Всего 19 экз. от
одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4). Вариант н - с 21 отверстием (рис. 14.-7).
Боковых отверстий семь пар, срединных - два вертикальных верхних и одно централь-
ное, окантовочных - одно верхнее и три нижних. Размеры пластины - 8,1x3,3 см. Всего
1 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4). Вариант о - с 33 отверстиями (рис.
17.-1, 5, 7, 8). Боковых отверстий 12 пар, срединных - два вертикальных верхних и одно
центральное, окантовочных - по три с каждого края. Одна пластина имеет 34 отверстия
за счет одного лишнего срединного нижнего (рис. 17.-6). Размеры пластин - 9,8-11,8x2,7-
3,9 см. Всего 48 экз. от одного панциря (Татарские Могилки, мог. 4).
Отдел XL С угловыми отверстиями. Отверстия располагаются по углам пластины и
служат для соединения с другими пластинами, полосами из пластин и оплечными ремнями.
Тип 25. Вогнутопрямоугольные средних пропорций. Боковые стороны пластин су-
жаются к центральной части. Вариант а - с 4 отверстиями (рис. 4.-2). В каждом углу
пластины по одному отверстию. Размеры пластины - 7,8x3,2 см. Всего 1 экз. от одного
панциря (Троицкий Елбан-I, мог. 1969 г.).
В результате систематизации материала выделены: одна группа, один разряд, два
раздела, 11 отделов, 25 типов, дополненных 47 вариантами (рис. 30-32). Такие признаки
панцирных пластин, как толщина, форма поперечного и продольного сечения, диаметр
отверстий, в классификации не рассматривались ввиду их малой значимости для типоло-
гического анализа и большей стандартности. Отметим, что толщина пластин - 1,5 мм,
иногда больше, но такие пластины, как правило, сильнее коррозированы. В поперечном
37
В.В. Горбунов
сечении пластины слегка выгнуты. Более вариабельно продольное сечение: прямые, выгну-
тые или выгнуто-вогнутые - «Б»-видной формы. На ряде пластин нами замечена такая
деталь, как отогнутые в разные стороны бока (рис. 22; 25). Диаметр сквозных отверстий в
пластинах варьирует от 2 до 4 мм, реже 1 или 6 мм, иногда это зависит от площади плас-
тины. На одной пластине могут встречаться отверстия разного диаметра. Края пластин
завальцованы, а у некоторых углы нижнего прямого края косо срезаны (рис. 25.-1,4).
Все классифицированные пластины изготовлены из железа. Скорее всего, они вы-
рубались из прокованных листов необходимой толщины, а затем пробивались отвер-
стия. Каждая пластина делалась индивидуально, на что указывают различия в размерах
одного типа от одного панциря и неровность расположения отверстий. Отсутствие спе-
циальных металлографических исследований не позволяет представить качество железа,
которое шло на производство панцирных пластин.
Из 52 панцирей и одной попоны, представленных пластинами, для типологическо-
го анализа могут быть использованы пластины от 39 экз., включенные в классификацию.
Данные об остальных находках носят неполный характер (некачественный рисунок, упо-
минание в публикации, отметка на плане могилы) и привлекаются нами для общих коли-
чественных показателей и в рамках тех сведений, которые о них доступны.
Рассмотрение развития панцирных пластин целесообразно начать с наиболее об-
щего и значимого для них признака - материала изготовления. Пластины от 51 панциря и
одной попоны сделаны из железа, а от 1 экз. из рога. Последние происходят из курганно-
го погребения на памятнике Кокса в Горном Алтае (Гаврилова А.А., 1965, с. 56). Рог и
кость, как материалы изготовления элементов брони, получили набольшее распростране-
ние на территориях Восточной Азии. Костяные (роговые) панцирные пластины извест-
ны в Ш-П тыс. до н.э. в неолитических культурах Китая и Кореи, в глазковских памятни-
ках Прибайкалья, в сейминско-турбинском вооружении Обь-Иртышского междуречья (Де-
ревянко А.П., 1976, с. 123; Матющенко В.И., Синицына ГВ., 1988, с. 88-89; Горелик М.В.,
19936, с. 95). В I тыс. до н.э. костяные пластины используют в своих панцирях воины
Китая, Приамурья, Центральной Азии, Западной Сибири, Южного Урала, Северного При-
черноморья (Мошинская В.И., 1953, с. 99-104; Деревянко Е.И., 1987, с. 26-28; Комисса-
ров С.А., 1988, с. 80; Горелик М.В., 19936, с. 125; Новгородова Э.А., 1975, с. 223;
Грач А.Д., 1980, с. 173; Давыдова А.В., 1995, табл. 183.-8; Могильников В.А., 1974, с. 80;
Троицкая Т.Н., 1979, с. 10-12; Корякова Л.Н., 1988, с. 31, 68; Матвеева Н.П., 1987, с. 64;
ГенингВ.Ф., 1993, с. 90,93; Васильев В.Н., Пшеничнюк А.Х., 1994, с. 123-126). На Алтае
панцирные пластины из кости встречаются в памятниках большереченской, староалейс-
кой, каменской, быстрянской и пазырыкской культур в период с VII по II вв. до н.э. (Горбу-
нов В.В., 1999, с. 48). Пластины же из Коксы датируются III - 1-й пол. IV вв. н.э. и проис-
ходят из памятника булан-кобинской культуры (табл. I.-1). Они являются на Алтае самыми
поздними элементами брони, сделанными из кости, и весьма архаичны для эпохи «вели-
кого переселения народов». Однако пластины из кости и рога применялись довольно дол-
го, доказательством чему могут служить их находки в памятнике монгольского времени
Приольхонья, а также у народов Северо-Восточной Азии вплоть до XIX в. (Горюнова О.И., Пав-
луцкая В.В., 1992, с. 92-95, рис. 3; 4; Богораз В.Г, 1991, с. 100).
Железные панцирные пластины (группа I) впервые появляются в Передней Азии.
Самые ранние их находки фиксируются в Ассирии VIII в. до н.э. (Горелик М.В., 19936,
с. 124). В VII в. до н.э. они применяются в Закавказье (Урарту) и в середине этого столетия
заимствуются скифами, распространяясь на степные просторы Восточной Европы (Хаза-
нов А.М., 1971, с. 56; Горелик М.В., 19936, с. 106, 108). С VI в. до н.э. панцирные пласти-
38
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
ны из железа входят в арсенал у персов, мидийцев и других народов в границах Ахеме-
нидской державы (Горелик М.В., 19936, с. 96). ВIV в. до н.э. железо начинает применять-
ся для изготовления панцирных пластин у саков Средней Азии, а с III в. до н.э. - населе-
нием Китая, Центральной Азии и Дальнего Востока (Деревянко А.П., 1976, с. 120-121,
табл. XI.-4; XII.-9; XV.-5,6; XVI.-2, 3; XVIIL-2, 3; XXIII.-1-4; Горелик М.В., 1987а, с. 119-
120, рис. 3.-8; 5.-8, 9; 19936, с. 113-114, 128; Давыдова А.В., 1995, с. 33-34, табл. 24.-7;
39.-1, 2; 56.-11; 95.-4-6, 10, 11, 19; 104.-1, 2; 107.-5-7; 125.-11; 144.-12; 162.-17; 164.-9;
172.-15; 174.-9; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, с. 44-48, рис. 2; 3.-1-3). На территории Алтая
броня из железных пластин появляется уже в хуннское время (II в. до н.э. - I в. н.э.)
в ранних памятниках булан-кобинской культуры (Тишкин А.А., Горбунов В.В., 2003,
рис. 1.-19-22). Однако ее массовое применение начинается с эпохи «великого переселе-
ния народов» (III—V вв. н.э.).
Вторым наиболее важным признаком панцирных пластин является структура их на-
бора в составе панциря. Все учтенные нами экземпляры относятся к ламеллярной струк-
туре бронирования (разряд I), т.е. крепятся непосредственно между собой (Горелик М.В.,
19936, с. 115). Крепление производилось через систему сквозных отверстий, пробитых в
пластине, при помощи кожаных ремешков, волосяных шнуров, железных несомкнутых
колец (Горбунов В.В., 1996, с. 164, рис. 3.-2; 4.-2) или другого материала. Пластины ламел-
лярной структуры имеют два центра происхождения. Один из них - Ближний Восток (Пале-
стина), где в XVIII в. до н.э. ламеллярное бронирование изобрели гиксосы (Горелик М.В.,
19936, с. 116). Это новшество в середине - 2-й пол. II тыс. до н.э. распространилось на
многие территории Западной Азии: Египет, Сирию, Анатолию, Месопотамию, Западный
Иран, Закавказье, где ламеллярные пластины активно использовались при изготовлении
панцирей до середины I тыс. до н.э., пока не были вытеснены доспехом с чешуйчатой
структурой бронирования (Горелик М.В., 19936, с. 117-124). Ламеллярные пластины Пе-
редней Азии до освоения железа делались из бронзы и толстой твердой кожи. В этом
видится существенное отличие западно-азиатской традиции их изготовления от восточ-
но-азиатской, где такие пластины делались из кости (рога) и толстой твердой кожи (Горе-
лик М.В., 19936, табл. LIV-LVI).
Другой, более древний, центр изобретения ламеллярных пластин - Китай. Там они
появляются в середине III тыс. до н.э. и используются до XIX в. н.э. включительно (Горе-
лик М.В., 19936, с. 125). Из Северного Китая ламеллярный доспех во II тыс. до н.э. про-
никает на Дальний Восток и в Сибирь (Деревянко А.П., 1976, с. 123; Деревянко Е.И., 1987,
с. 26; Матющенко В.И., СиницынаГ.В., 1988, рис. 9; 10; 61—66; МандрыкаП.В., Макаров Н.П.
и др., 1996, рис. 8). В I тыс. до н.э. он уже известен на таких территориях, как Приамурье,
Забайкалье, Монголия, Тува, Верхнее и Нижнее Приобье, Среднее Прииртышье, Зауралье,
Южный Урал (Мошинская В.И., 1953, табл. II.-8-19; Деревянко Е.И., 1987, табл. VI.-1-25;
VII.-2-8; Давыдова А.В., 1995, табл. 24; 39; 56; 95; 104; 107; 125; 144; 162; 164; 172;Новго-
родова Э.А., 1989, с. 269, 272, 297; Грач А.Д., 1980, рис. 35.-10-13; Троицкая Т.Н., 1979,
табл. IX.-17,18,21,22; Могильников В.А., 1974, рис. 1.-3; Матвеева Н.П., 1987, рис. 2.-1-14;
Корякова Л.Н., 1988, рис. 16.-31; 21.-11; Генинг В.Ф., 1993, рис. 3; 4; Васильев В.Н., Пше-
ничнюк А.Х., 1994, рис. 3.-1-14). В памятниках Лесостепного и Горного Алтая пластины
ламеллярной структуры встречаются с раннего железного века. Основная масса выпол-
нялась из кости (Горбунов В.В., 1999, с. 48-49, рис. 1.-1-9,14), но один экземпляр сделан
из бронзы (Горбунов В.В., 1999, с. 49, рис. 1.-13), что нехарактерно для данного региона.
ВI тыс. н.э. пластины ламеллярного доспеха распространяются очень широко. Начиная с
эпохи «великого переселения народов» они вновь появляются в Западной Азии, на этот
39
В. В. Горбунов
раз в качестве заимствований с Востока и проникают в Европу (Медведев А.Ф., 1959,
рис. 1.-7-12; 2.-1; Хазанов А.М., 1971, XXIX.-6; ХХХ.-3-7; Горелик М.В., 1993а, с. 161,
рис. 12.-1^1, 10; 1995, с. 416^4-18). Именно с этого времени железные ламеллярные плас-
тины фиксируются в памятниках Алтая наиболее часто (Горбунов В.В., 1993а, с. 43; 19936,
с. 89; 1996, с. 164). В пределах III-XIV вв. н.э. находки панцирей на Алтае (не считая
кольчуг) представлены исключительно пластинами ламеллярной структуры набора
(рис. 33). Во II тыс. н.э. (со второй четверти XIV в.) ламеллярный доспех был существен-
но потеснен новыми типами брони: пластинчато-кольчатой (джавшан, бехтер) и плас-
тинчато-нашивной с изнанки мягкой основы (бригандина), но продолжал на отдель-
ных территориях применяться до XIX - начала XX вв. (Кирпичников А.Н., 1976,
с. 35-41, рис. 11; 13; табл. XV; XVI.-l; XXX; Горелик М.В., 1983, с. 247-255, табл. I.-4;
III; IV; 19876, с. 165, 183-184,186, рис. 1.-1, 5; 3.-18-20, 23).
Такой признак панцирных пластин, как направление длинных (боковых) сторон, в
значительной степени влияет на размеры и систему отверстий этих элементов брони.
Расположение пластин длинной стороной по горизонтали определяло их крепление в
вертикальные полосы и, наоборот, при размещении длинной стороной по вертикали пла-
стины соединялись в горизонтальные полосы. Горизонтальные пластины, как правило,
имели значительную длину (более 12 см), при небольшой ширине (менее 3 см), и отвер-
стия, которые служили как для соединения пластин в полосу, так и для соединения полос
(рис. 3.-3-6). Вертикальные пластины были меньшей длины (не более 12 см), а их отвер-
стия разнообразнее по назначению: одни и те же для соединения пластин и полос
(рис. 29.-1), отдельные для соединения пластин и соединения полос (рис. 4.-6; 11; 29.-2-7), отдель-
ные для соединения пластин, полос и крепления окантовки (рис. 6.-3; 19.-1, 2;
21.-7; 24.-7; 25.-5, 6; 29.-8).
Панцирные пластины с горизонтально направленной длинной стороной (раздел I)
являются одним из древнейших элементов бронепокрытия. Они известны на западе Азии
(Палестина) с рубежа IV—III тыс. до н.э., а на востоке Азии (Прибайкалье, Китай) - с рубежа
Ш-П тыс. до н.э. На Ближнем Востоке эти пластины делали из меди и бронзы, на Дальнем -
из кости. Экземпляры из Палестины и Прибайкалья были без отверстий и зашивались между
двумя слоями мягкой основы, а находки из Китая относятся к ламеллярному доспеху (Го-
релик М.В., 19936, с. 94, табл. XLVIII.-1, 2, 17; LVI.-27). В Сибири первые пластины ла-
меллярного доспеха с явно горизонтальным положением длинных сторон фиксируются
(на могильнике Ростовка) с середины II тыс. до н.э. (Матющенко В.И., Синицына Г.В.,
1988, с. 8,12,46). Там найдены остатки трех панцирей с большим числом костяных изде-
лий длиной от 15 до 40 см. Если и не все они крепились горизонтально, то пластины,
закрывающие грудь и спину воина, могли иметь только такое положение (Чиндина Л.А.,
1996, с. 92, рис. 1.-17а). Им также близки и находки из пещеры Тугаринова в Средней
Сибири (Мандрыка П.В., Макаров Н.П. и др., 1996, рис. 8.-1^1). В дальнейшем горизон-
тальные пластины, сделанные уже из железа, использовались в составе пластинчато-на-
шивного и чешуйчатого доспехов у ассирийцев в VIII—VII вв. до н.э., персов, скифов и
саков в IV в. до н.э. (Горелик М.В., 19936, табл. XLVIII.-111-115; LI.-10, 11; LIII.-21).
На востоке Азии в I тыс. до н.э. горизонтальные пластины из кости и железа применялись
в ламеллярных панцирях населением Кореи и Приамурья (Деревянко А.П., 1976,
табл. LXXIV.-I, III; XCVIII.-20, 21; Деревянко Е.И., 1987, с. 26-29, табл. VII.-6; VIII.-15).
На Алтае они найдены только в поздних памятниках кулайской культуры III - 1-й пол.
IV вв. н.э. (табл. IL-1, 2, 4).
В нашей классификации горизонтальные пластины представлены экземплярами,
снабженными системой боковых отверстий (отдел I). Крепление таких пластин осуще-
40
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
ствлялось жестким способом. Под этим способом понимается малоподвижное соедине-
ние, как по вертикали (в полосу), так и по горизонтали (между полос). При собирании в
полосу пластины перекрывали одна другую, соединяясь отдельными ремешками или не-
сомкнутыми кольцами. Соединение шло через каждые два отверстия соседних пластин:
одно верхнее и одно нижнее, что оставляло мало места для амортизации, и такую полосу
нельзя было сложить (рис. 3.-3). При сборке полос использовались крайние отверстия
близлежащих сторон. Они совмещались и крепились отдельными ремешками через каж-
дые две пары отверстий соседних пластин (рис. 3.-4). Такое перекрытие также не позво-
ляло складывать полосы (Горбунов В.В., 1996, с. 163). Пластины с аналогичной системой
отверстий происходят из памятников II тыс. до н.э. Китая и Сибири (Матющенко В.И.,
Синицына Г.В., 1988, рис. 65.-1-12; Горелик М.В., 19936, табл. LVI.-27; Мандрыка П.В.,
Макаров Н.П. и др., 1996, рис. 8.-1^1). В I тыс. до н.э. они известны в Корее и Приамурье
(Деревянко А.П., 1976, табл. XCVIII.-20, 21; Деревянко Е.И., 1987, табл. VII.-6; V1II.-15;
Горелик М.В., 19936, табл. LVI.-24).
Учтенные нами горизонтальные пластины имеют прямоугольную форму удлинен-
ных пропорций (тип 1) (рис.З.-1). Такое соотношение характерно для панцирных пластин
восточно-азиатской традиции (Горелик М.В., 19936, табл. XLVIII.-17, 40; XLIX.-54;
LV1.-24, 27). На западе Азии при той же форме употреблялись горизонтальные пластины
укороченных, средних и расширенных пропорций (Горелик М.В., 19936, табл. XLVII1.-1, 2,
111-115; LI.-10, 11; LIII.-21). Пластины, аналогичные типу 1, известны у населения При-
амурья в III в. до н.э., Среднего Приобья, вероятно, в III - 1-й пол. IV вв. н.э. и Среднего
Прикамья в IV- 1-й пол. V вв. н.э. (Деревянко Е.И., 1987, табл. VII.-6; VIII.-15; Соловьев А.И.,
1987, табл. Х.-2; Голдина Р.Д., Волков С.Р., 2000, рис. 11-13). По числу и взаиморасполо-
жению отверстий (тип 1а) наиболее точные аналоги алтайским экземплярам есть на по-
селении Польце-I. Отличие польцевских пластин - в длинных отверстиях-прорезях по
одной боковой стороне. Учитывая приведенные выше сведения, можно сделать некото-
рые выводы о развитии пластин типа 1. Они появляются на Дальнем Востоке в Приаму-
рье. В них сочетается китайская традиция оформления панцирных пластин с новой желе-
зоделательной технологией их изготовления. На территорию Лесостепного Алтая образ-
цы типа 1 попадают на заключительной стадии своего развития и применяются здесь
непродолжительный период (III - 1-я пол. IV вв. н.э.). Конкретные пути их проникнове-
ния из Приамурья проследить пока трудно, но, скорее всего, они шли через Центральную
Азию. С Алтая пластины данного типа могли распространиться до Среднего Приобья, а
также попасть за Урал, в Среднее Прикамье. Не исключено, что пластины типа 1 послу-
жили основой для формирования более длинных пластин-полос, из которых в IV в. н.э.
стали собираться панцири ламинарной структуры бронирования. Время существования
пластин типа 1 укладывается в рамки с III в. до н.э. по середину V в. н.э.
Панцирные пластины с вертикально направленной длинной стороной (раздел II)
появились одновременно с ламеллярной структурой бронирования (см. выше) и были
характерны для многих панцирей гетерогенного состава: чешуйчатых, пластинчато-нашив-
ных и др. Они абсолютно господствовали на всем Востоке начиная с бронзового века и до
Нового времени (Медведев А.Ф., 1959, рис. 1; 2; Хазанов А.М., 1971, табл. XXVIII-XXXIII;
Горелик М.В., 1987а, рис. 5; 19876, рис. 1; 3; 1993а, рис. 1; 12; 19936, табл. XLVIII-LVI; Дере-
вянко Е.И., 1987, табл. VI—VIII; XV; XXV; Соловьев А.И., 1987, табл. X; XI; XIII; Худяков Ю.С.,
Соловьев А.И., 1987, рис. 1.-6; Богораз В.Г., 1991, рис. 84; 86 и мн. др.). В памятниках
Алтая раннего железного века встречены только вертикальные пластины (Горбунов В.В.,
1999, с. 48-49, рис. 1), преобладают они и в памятниках III—XIV вв. н.э. (рис. 33).
41
В.В. Горбунов
В нашей классификации вертикальные пластины представлены 10 отделами и
24 типами (рис. 30-32).
Экземпляры, снабженные боковыми отверстиями (отдел II), составляющими верти-
кальные пары по каждой стороне, крепились подвижным способом. Под этим способом
понимается жесткое соединение по горизонтали (в полосу) и гибкое по вертикали (между
полос). В полосе пластины плотно связывались отдельными ремешками через каждые
две пары отверстий соседних пластин. Между полосами крепление производилось через
те же отверстия, но более длинными ремешками, благодаря которым полосы из пластин
могли складываться в своеобразную «гармошку» и свободно амортизировать (рис. 29.-1).
Аналогичная система отверстий впервые появляется у хунну Монголии в III в. до н.э.
(Хазанов А.М, 1971, табл. XXVIII.-16; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3(21)). Из Централь-
ной Азии, в эпоху «великого переселения народов», они распространяются на восток до
Японии и на запад до Северного Казахстана (Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-8,12). В эпохи
раннего и развитого средневековья такой способ крепления встречается у населения Даль-
него Востока, Южной Сибири, Средней Азии и Восточной Европы (Горелик М.В., 19876,
рис. 3.-15; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 2.-13, 19; Шавкунов В.Э., 1993,
рис. 44.-3, 5-7; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 80.-2; Руденко К.А., 2002, рис. 2.-1, 2).
На Алтае пластина II отдела найдена в горном памятнике 2-й пол. X - 1-й пол. XI вв. н.э.
(табл. 1.-21). Она овальнопрямоугольной формы и укороченных пропорций (тип 2)
(рис. 20.-5).
Пластины овальнопрямоугольной формы впервые появились в составе ламелляр-
ных панцирей с XVIII в. до н.э. (Палестина), а с XV в. до н.э. (Египет) известны в составе
чешуйчатого доспеха (Горелик М.В., 19936, табл. L-LVI). Они широко применялись в ка-
честве бронирующего материала на западе Азии, а в восточную ее часть попадают не
ранее середины I тыс. до н.э. Распространение овальнопрямоугольных пластин могло идти
двумя путями: от скифов через сарматов в Западную Сибирь и от персов через саков в
Центральную Азию, а затем до Дальнего Востока. Сначала овальнопрямоугольные плас-
тины перенимались как элементы чешуйчатого доспеха, о чем свидетельствуют их наход-
ки в памятниках кулайской культуры Среднего Приобья, каменской и быстрянской культур
Лесостепного Алтая, хуннской культуры Забайкалья, польцевской культуры Пиамурья (Де-
ревянко А.П., 1976, табл. XI.-4; Давыдова А.В., 1995, табл. 183.-5; Чиндина Л.А., 1996,
рис. 2.-23; Горбунов В.В., 1999, рис. 1.-10,11). Населением Центральной Азии и Дальнего
Востока в III в. до н.э. данная форма пластин была применена для изготовления ламел-
лярной брони (Горбунов В.В., 1999, с. 53) и отсюда распространилась на всю Восточную
Азию и потом на запад в новом (восточно-азиатском) исполнении.
Короткие овальнопрямоугольные пластины, аналогичные нашему типу 2, известны
с III в. до н.э. по XIV в. н.э. Они встречаются у хунну, населения Приамурья, сяньбийцев,
когуресцев, японцев, согдийцев, самодийцев, кыргызов, чжурчжэней, волжских булгар,
кыпчаков, тангутов и монголов (Грач А.Д., 1966, рис. 29.-1; Деревянко А.П., 1976,
табл. XII.-9; XV-5, 6; XVIII.-2; Распопова В.И., 1980, рис. 53.-5-7; Худяков Ю.С., 1980,
табл. XLII.-2, 3; XL.-2; 1991, рис. 32.-1-3; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-7, 9,10, 12; 1993а,
рис. 1.-10, 11; 1995, табл. 50.-1, 2; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 9.-1-7,
9-11, 13, 14; 10.-2-4, 6, 8-11; Соловьев А.И., 1987, табл. XIII.-1, 3; Худяков Ю.С., Со-
ловьев А.И., 1987, рис. 4.-17; Овсянников В.В., 1990, рис. 1.-4; Давыдова А.В., 1995,
табл. 39.-2; 95.-5, 6, 10, 19; 104.-1, 2; 144.-12; Железные панцирные пластины..., 1996,
рис. 1.-8-13; 2.-3,4; 5.-8,11-13; 10.-8; Краткий отчет..., 1997, рис. 12.-10; Бородовский А.П.,
Троицкая Т.Н., 1998, рис. 2.-9; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2.-2, 3; 3.-2, 3 (8-29), 4, 5;
42
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
4.-5-9; Руденко К.А., 2002, рис. 2.-1, 2). По нашему мнению, изначальное распростране-
ние таких пластин следует связывать с влиянием хуннской военной традиции, так как
именно хунну обладали для этого наибольшими политическими возможностями. На уровне
варианта типу 2а имеются аналогии среди пластин хунну III в. до н.э. -1 в. н.э., кенколь-
ской культуры Семиречья IV-V вв. н.э., тюрок Тувы VII—VIII вв. н.э., волжских булгар XI в.
н.э. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 9.-1; Овчинникова Б.Б., 1990, с. 84,
рис. 39.-5; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3 (21); Руденко К.А., 2002, рис. 2.-1, 2). На Алтае
пластина типа 2 встречена в памятнике тюркской культуры 2-й пол. X-XI вв. н.э.
(табл. I.-21). Происхождение типа 2 связано с хуннской традицией. Время его существова-
ния, учитывая взаимовстречаемость приведенных датировок по всем признакам, опреде-
ляется III в. до н.э. - XI в. н.э.
Панцирные пластины с боковыми и окантовочными (нижними) отверстиями (от-
дел III) по способу крепления аналогичны отделу II и сформировались на его основе. Од-
нако по нижнему краю они снабжены специальными отверстиями для крепления канта
(кожаного или матерчатого). Такая окантовка служила для предохранения поддоспешной
одежды и дополнительно скрепляла пластины в полосе. Первые парные отверстия по
нижнему краю пластины появляются у китайцев и хунну в III в. до н.э. -1 в. н.э. и сянь-
бийцев в П-Ш вв. н.э. (Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3 (5, 14); 5.-2, 3), но они входят
в другую систему расположения отверстий (отдел IX). Формирование отдела III происхо-
дило на основе хуннской традиции путем дальнейшего развития системы отверстий
II отдела. Аналогии отделу III встречаются в период с VII по XII вв. н.э. на Дальнем Вос-
токе, у мохэ и чжурчжэней, а также у кыпчаков Западного Казахстана и на Руси (Мед-
ведев А.Ф., 1959, рис. 1.-12; 2.-1, 2; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-11, 14; Деревянко Е.И.,
1987, табл. XV.-3, 7; XXV). На Алтае такой экземпляр обнаружен в памятнике сросткинс-
кой культуры 2-й пол. X - 1-й пол. XI вв. н.э. (табл. II.-20). Он имеет овальнопрямоуголь-
ную форму укороченных пропорций (тип 3) (рис. 26.-11), аналогичную типу 2. Хроноло-
гические рамки типа 3, по имеющимся сведениям, определяются VII—XII вв. н.э.
Панцирные пластины с боковыми и срединными (верхними и нижними) отверсти-
ями (отдел IV) имеют жесткий и полужесткий способы крепления. Под последним по-
нимается такое соединение между полосами, которое позволяет им складываться на по-
ловину своей ширины. Принципиальное отличие данной системы от предыдущих зак-
лючается в разграничении функций между отверстиями: боковые служат для соединения
пластин в полосы, а срединные - для соединения полос. Связка пластин в полосу могла
производиться через две пары отверстий соседних пластин, короткими ремешками, как у
отделов II, III (рис. 29.-1). Возможно, применялись более длинные ремешки, связываю-
щие сразу четыре пары отверстий: две пары центральной пластины и по одной паре
у пластин слева и справа, что обеспечивало также жесткое соединение (рис. 29.-2-6). При
этом ремешки в каждой паре отверстий, кроме крайних в ряду пластин, удваивались.
С изнанки их плетение напоминало «упавшие» буквы «Z» (рис. 29.-3, 5, 6) или «X»
(рис. 29.-2, 4). Связка полос производилась через срединные, верхние и нижние отвер-
стия верхней полосы и только верхние нижней полосы. Если верхние и нижние отверстия
полос совмещались, то крепление было малоподвижным - жестким (рис. 29.-2, 3), а если
между ними оставлялось свободное расстояние, то крепление было полужестким (рис.
29.-4), и полосы могли частично накладываться одна на другую. При значительной длине
пластин и расположении отверстий близко к краю полосы связывались только жестким
способом через совмещенные нижние и верхние отверстия (рис. 29.-5, 6). Экземпляры
с такой системой отверстий появляются в Китае с V в. до н.э. (Горелик М.В., 1987а,
43
В. В. Горбунов
рис. 4.-2, 3; 5.-7) и довольно быстро становятся известны на Алтае (Горбунов В.В., 1999,
с. 48-49, 52, рис. 1 .-5-7), попадая сюда через Центральную Азию. Самые ранние пласти-
ны IV отдела из железа известны у населения Приамурья, хунну и китайцев с III в. до н.э.
(Деревянко А.П., 1976, табл. XII.-9; XV.-5,6; XVIII.-2, 3; Давыдова А.В., 1995, табл. 39.-2;
56.-11; 174.-9; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2.-5; 3.-2, 3 (5, 9,12-14,16-18,28,29), 4,5;
4.-5). В дальнейшем довольно широко такая система распространяется в основном хунну.
В конце I тыс. до н.э. - 1-й пол. I тыс. н.э. она используется парфянами, кушанами и
тохарами на юго-западе, сяньбийцами и японцами - на востоке, кочевниками Северного
Казахстана-на западе (Горелик М.В., 19826, табл. 10.-н; 1987а, рис. 5.-3; 19876, рис. 3.-1;
1993а, рис. 1.-4, 8, 11; Седов А.В., 1987, табл. I.-6). В раннем и развитом средневековье
пластины IV отдела бытуют у аваров, мохэ, кыргызов, кыпчаков, тангутов и монголов
(Басандайка, 1948, табл. 32.-52,55, 56,75; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-2; Горелик М.В.,
19876, рис. 3.-7; 1993а, рис. 12.-1, 4; Деревянко Е.И., 1987, табл. XV.-5; Овсянников В.В.,
1990, рис. 1 .-4). Исходя из сказанного, систему отверстий отдела IV по происхождению
следует считать китайской, хотя в процессе развития в нее было внесено много дополне-
ний, касающихся числа и взаиморасположения отверстий, основные из которых сде-
ланы хунну. На Алтае пластины отдела IV фиксируются в лесостепных памятниках
2-й пол. IV-XIV вв. н.э. (табл. II.-5, 8, 27, 37). Они весьма разнообразны по форме и
пропорциям и разделены на четыре типа и семь вариантов (рис. 30).
Тип 4 (рис. 4.-3; 20.-6; 26.-6) по форме и пропорциям аналогичен типам 2, 3.
На уровне вариантов экземпляры этого типа различаются числом и взаиморасположени-
ем отверстий. Типу 4а (рис. 4.-3) есть точные аналоги в Прибайкалье IV-VI вв. н.э. (Горе-
лик М.В., 19876, рис. 3.-1). Похожие, но не идентичные, пластины известны у хунну в
конце III в. до н.э. - в. н.э., мохэ - в VII-IX вв. н.э. и тангутов - в XII—XIII вв. н.э. (Горелик
М.В., 19876, рис. 3.-7; Деревянко Е.И., 1987, табл. XV.-5; Давыдова А.В., 1995, табл. 56.-11;
Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3 (16, 17)). Типу 46 (рис. 20.-6; 26.-6) можно указать
лишь близкие аналоги среди пластин польцевской культуры III в. до н.э., хунну III в.
до н.э. -1 в. н.э., сяньбийцев II—VI вв. н.э., саргатской культуры III—IV вв. н.э. и кыргызов
IX-XII вв. н.э. (Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-2; Деревянко Е.И., 1987, табл. VII.-2, 3, 7, 8;
VIII.-4, 5, 7; Давыдова А.В., 1995, табл. 39.-2; Железные панцирные пластины..., 1996,
рис. 9.-1-3; Погодин Л.И., 1998, рис. 9.-3-5; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-2, 3 (9, 12,
13, 28, 29), 4, 5; 4.-5). На Алтае пластины типа 4 найдены в памятниках одинцовской
(2-я пол. IV-V вв. н.э.), сросткинской (2-я пол. IX - 1-я пол. X вв. н.э.) и кармацкой
(XIII-XIV вв. н.э.) культур (табл. II.-5, 11, 37). Их происхождение связано с сочетанием
китайской (система отверстий) и хуннской (форма, пропорции) традиций. Они могли по-
пасть сюда от поздних хунну, обосновавшихся в Семиречье (кенкольская культура), кото-
рые приняли участие в сложении одинцовской культуры. Время существования типа 4
определяется III в. до н.э. - XIII в. н.э.
Тип 5 имеет овальную форму укороченных пропорций (рис. 4.-4; 26.-10). Такая фор-
ма довольно редка для элементов брони и появляется вместе с овальнопрямоугольными
пластинами в составе ламеллярных панцирей с XVIII в. до н.э. (Палестина), встречается в
XIII в. до н.э. (Элам) и VIII в. до н.э. (Урарту) (Горелик М.В., 19936, табл. LIV.-1, 30;
LVI.-3). У скифов в VI-V вв. до н.э. овальные пластины использовались в чешуйчатом
доспехе (Горелик М.В., 19936, табл. LI.-6,12). В Восточную Азию эти пластины проника-
ют, видимо, теми же путями, что и овальнопрямоугольные. В Лесостепном Алтае они
известны уже с V в. до н.э. (Горбунов В.В., 1999, с. 48, 52, 54, рис. 1 .-6, 7). Аналоги типу 5
по пропорциям есть у населения Приамурья в III в. до н.э., хунну в III в. до н.э. -1 в. н.э.,
сяньбийцев - в V-VI вв. н.э., мохэ и угро-самодийцев в VII-IX вв. н.э. (Деревянко А.П., 1976,
44
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
табл. XVIIL-3; Конников Б.А., 1980, рис. 2.-23, 24; Деревянко Е.И., 1987, табл. XV.-6, 8;
Давыдова А.В., 1995, табл. 95.-4; 125.-11; Железные панцирные пластины..., 1996,
рис. 9.-10, 11; 10.-1—4). На Алтае пластины 5 типа встречены в памятниках одинцовской
(2-я пол. IV-V вв. н.э.) и сросткинской (XII в. н.э.) культур (табл. II.-5, 27). Их варианты
аналогичны экземплярам типа 4. В Лесостепной Алтай пластины типа 5 попадают так
же, как тип 4, а их хронология определяется III в. до н.э. - XIII в. н.э.
Тип 6 представлен экземпляром овальнопрямоугольной формы средних пропорций
(рис. 20.-1). Пластины с данными признаками будут подробно рассмотрены нами ниже.
Здесь обратим внимание на детали оформления типа 6 в виде слегка вогнутых боковых
сторон. Им имеется всего несколько точных аналогов из памятников релкинской культуры
Среднего Приобья, относящихся к VI—VIII вв. н.э. (Чиндина Л.А., 1977, рис. 6.-6; 24.-18;
Соловьев А.И., 1987, табл. XI.-1, 2). Несколько шире аналогии типу 6а на уровне вариан-
та. Пластины с таким числом и взаиморасположением отверстий найдены в Приамурье
III в. до н.э., у хунну в III в. до н.э. - I в. н.э., сяньбийцев - во П-Ш в. н.э. и монголов
в XIII-XIV вв. н.э. (Деревянко А.П., 1976, табл. XVIII.-3; Овсянников В.В., 1990, рис. 1.-4;
Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-2, 3 (9, 12,29), 4,5). На Алтае экземпляр 6 типа обнару-
жен в памятнике одинцовской культуры 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. II.-8). Его происхождение
связано с сочетанием двух военных традиций: сяньбийской (пропорции) и хуннской (система
отверстий, форма), с добавлением самобытных деталей оформления (вогнутые стороны).
Вероятно, из Лесостепного Алтая данные детали были заимствованны населением Сред-
него Приобья. Существование пластин 6 типа ограничивается IV—VIII вв. н.э.
Тип 7 состоит из пластин прямоугольной формы средних пропорций (рис. 4.-1, 5).
Пластины такой формы являются самым древним элементом бронепокрытия. Они извес-
тны на востоке Азии, в Китае - с III тыс. до н.э. и господствуют там все II тыс. до н.э. и
большую часть I тыс. до н.э., изготовляясь первоначально из кости, кожи, реже бронзы, а
с III в. до н.э. - из железа и, применяясь исключительно в ламеллярном доспехе (Горе-
лик М.В., 1987а, рис. 4.-2,3; 5.-7-9; 19936, табл. XLVIII.-18; LVI.-13,14,15, 28). В Запад-
ной Азии прямоугольные пластины были вторым по степени применения элементом бро-
непокрытия после овальнопрямоугольных. В ламеллярных панцирях их активно исполь-
зовали на протяжении XV-VI вв. до н.э. (Горелик М.В., 19936, табл. LIV.-5, 8, 26; LV.-14,
17, 18; LVI.-1, 2, 8, 9, 10, 11). В конце I тыс. до н.э. -1 тыс. н.э. прямоугольные пластины
были также отодвинуты на второе место овальнопрямоугольными и на востоке Азии.
Однако уже во II тыс. н.э., с распространением пластинчато-кольчатого и пластинчато-
нашивного с изнанки мягкой основы доспехов прямоугольные пластины становятся веду-
щей формой бронепокрытия по всей Евразии (Медведев А.Ф., 1959, рис. 4.-1,5; 5.-2-4,7,
13; Кирпичников А.Н., 1976, табл. XXX; Горелик М.В., 1983, табл. I.-4; III; IV; 19876,
рис. 3.-18,20,23; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 5.-7). На Алтае прямоугольные
пластины есть в памятниках VII—II вв. до н.э. (Горбунов В.В., 1999, с. 48, рис. 1 .-1-4, 8, 9,
13, 14). Все они от ламеллярного доспеха.
Пластины, аналогичные типу 7 по пропорциям, бытовали в III в. до н.э. - XIII в. н.э.
Они известны у китайцев, хунну, кушан, парфян, сяньбийцев, аваров, кыргызов, чжурч-
жэней (Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-9, 10; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987,
рис. 11.-1—6; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 4.-3, 4; Горелик М.В., 1993а,
рис. 1.-4, 8; 12.-4; Шавкунов В.Э., 1993, рис. 43.-1, 3-6; Краткий отчет..., 1997, рис. 12.-7,
8,11; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2.-5; 3.-3 (5-7); Литвинский Б.А., 2001, табл. 85.-1,
2; 98.-18). По таким признакам, как число отверстий и их взаиморасположение, точных
аналогов типу 7 не найдено. Можно указать лишь близкие экземпляры типу 7а у парфян
во II в. до н.э. - I в. н.э., аваров в VI—VII вв. н.э. и в Томском Приобье XI-XII вв. н.э.
45
В.В. Горбунов
(Горелик М.В., 1987а, рис. 5.-3; 1993а, рис. 12.-1,4; Басандайка, 1948, табл. 32.-52,55,56).
Экземпляры, близкие типу 76, обнаружены в китайских памятниках Ш в. до н.э., у населения
кенкольской культуры в IV-V вв. н.э. и сяньбийцев в V-VI вв. н.э. (Горелик М.В., 1987а,
рис. 4.-3; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 11.-4-6; Железные панцирные
пластины..., 1996, рис. 9.-8-11; 10.-1-5). На территории Алтая экземпляры типа 7 встре-
чены в памятнике одинцовской культуры 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. II.-5). Тип 7 сформиро-
вался на основе китайской традиции и попал в Лесостепной Алтай, скорее всего, из Средней
Азии от поздних хунну. Время его существования определяется III в. до н.э. - XII в. н.э.
Панцирные пластины следующего уровня нашей классификации (отдел V) снабже-
ны боковыми и срединными отверстиями, как у отдела IV, но имеют специальные отвер-
стия для канта по верхнему и нижнему краю. Их способ крепления можно определить как
полужесткий, аналогичный типу 6 (рис. 29.-4). Окантовка у пластин отдела V подразуме-
валась с обоих краев, хотя у найденных экземпляров она присутствовала только по ниж-
нему краю (Гаврилова А.А., 1965, рис. 4.-13). Здесь уместно заметить, что отсутствие спе-
циальных отверстий для канта еще не означает, что он не применялся. Так, для крепления
окантовки могли служить и боковые и срединные отверстия, выполняя таким образом
двойную функцию (Kubarev G.V., 1997, abb. 4.-1, 3,4, 6-8,10). Однако наличие специаль-
ных отверстий для канта указывает на его обязательное присутствие. Система отверстий,
как у отдела V, известна еще только в Китае из погребения 1 -й пол. V в. н.э. (Горелик М.В.,
1993а, рис. 1 .-4). На Алтае она встречена в памятнике булан-кобинской культуры 2-й пол.
IV - 1-й пол. V вв. н.э. (табл. I.-2). Отдел V представлен пластинами прямоугольной фор-
мы средних пропорций (тип 8) (рис. 20.-2), аналогии которым совпадают с типом 7.
По особенностям взаиморасположения отверстий тип 8а является типологическим раз-
витием типа 6а. Он, безусловно, сложился на китайской основе, но его окончательное
формирование могло произойти и в Горном Алтае. Учитывая узость аналогий, тип 8 пред-
варительно можно датировать только IV-V вв. н.э.
Панцирные пластины с системой боковых, срединных (верхние и центральные) и
окантовочных (нижних) отверстий (отдел VI) крепятся наиболее рациональным подвиж-
ным способом. В полосу они набираются отдельными короткими ремешками через две
пары боковых отверстий соседних пластин путем их совмещения (рис. 21.-7; 25.-6). Меж-
ду полосами крепление производится более длинными отдельными ремешками через сре-
динные отверстия: верхние парные и центральные одиночные или парные в верхней
полосе и верхние парные в нижней полосе (рис. 29.-8). В верхних парах, исключая пер-
вую и последнюю полосы, ремешки удваиваются. Такие полосы могут накладываться одна
на другую, подобно «гармошке», и наслаиваться в составе панциря так часто, как этого
потребует движение корпуса воина или амортизация при ударе (Горелик М.В., 19876,
с. 186,187; 19936, с. 134). Все пластины отдела VI имели по нижнему краю обязательную
окантовку, которая крепилась парными, реже одиночными или тройными отверстиями
(рис. 21.-7; 25.-6; 29.-8). Система отверстий, присущая отделу VI, формируется у сяньбий-
цев в начале IV в. н.э. и широко представлена на их пластинах из памятников IV-VI вв.
н.э. (Краткий отчет..., 1997, рис. 11.-3-5; 12.-1, 2, 5-8, 11; 13.-1, 2; Железные панцирные
пластины..., 1996, рис. 1.-1^1, 8-13; 2.-1, 3, 5-10; 5.-1, 4, 5, 7, 10-15, 18; 9.-8, 10, 11;
10.-1, 3, 5, 7). От сяньбийцев,в эпоху «великого переселения народов» данная система
распространяется на север до Южной Сибири, на восток до Кореи и на запад до степей
Северного Казахстана (Грач А.Д., 1966, рис. 29.-1; Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-8, 10).
В эпохи раннего и развитого средневековья система крепления отдела VI является гос-
подствующей и известна практически везде, где применялась ламеллярная броня (Распо-
46
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
пова В.И., 1980, рис. 53.-1,2,4; Худяков Ю.С., 1980, табл. XLII.-1,4; 1991, рис. 32.-1-3,40;
42; 1997, рис. 75.-5, 6; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-6, 8-10; 1993а, рис. 12.-9, 11; 1995,
табл. 50.-3-6; Деревянко Е.И., 1987, табл. XV.-1, 2, 9; Соловьев А.И., 1987, табл. Х.-4;
XI.-1, 2; XIII.-1; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 4.-1, 2, 8, 11). Данная система
отверстий доживает до XIX в. включительно и, например, характерна для тибетских и
чукотских пластин (Горелик М.В., 19876, рис. 1.-1; Богораз В.Г., 1991, рис. 86b). На Алтае
пластины VI отдела найдены в памятниках 2-й пол. IV-XIV вв. н.э. (табл. I.-11, 13, 14,16,
18, 19; II.-7, 9, 10, 12-14, 18, 19, 21, 28-31, 34-36, 38). По форме, пропорциям, числу и
взаиморасположению отверстий они делятся на семь типов и 13 вариантов (рис. 31).
Тип 9 представлен пластинами овально прямоугольной формы укороченных про-
порций (рис. 20.-7; 27.-1-6; 28.-7-9) и по этим признакам аналогичен типам 2, 3,4. Числу
и взаиморасположению отверстий у типа 9а есть аналогии в Туве IV-V вв. н.э., Корее
IV в. н.э., в Восточном Забайкалье IV-V1 вв. н.э. у сяньбийцев в V-VI вв. н.э., в Томском
Приобье VI—VIII вв. н.э., Среднем Прииртышье VII—XIII вв. н.э., Минусе IX—XII вв. н.э.,
Восточном Туркестане X-XI вв. н.э., у тангутов в XI-XII вв. н.э. (Грач А.Д., 1966,
рис. 29.-1; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL-.3; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-6, 9, 10; 1993а,
рис. 1.-10; 1995, табл. 50.-5; Соловьев А.И., 1987, табл. XIII.-1,2; Худяков Ю.С., Соло-
вьев А.И., 1987, рис. 4.-11; Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 1.-13; 2.-1, 3, 6;
5.-1, 5, 10, 18; Кириллов И.И., Ковычев Е.В., Кириллов О.И., 2000, рис. 78.-1-12).
На Алтае изделия 9 типа обнаружены в памятниках кыргызской (2-я пол. IX - 1-я пол.
X вв. н.э.) и кармацкой (XIII-XIV вв. н.э.) культур (табл. II.-28-31, 34-36, 38). Тип 9 фор-
мируется из сочетания двух военных традиций в изготовлении панцирных пластин: хун-
нской (форма и пропорции) и сяньбийской (система отверстий). Его сложение могло про-
ходить конвергентно сразу в нескольких центрах, где уже применялись хуннские пласти-
ны и куда ранее всего распространился сяньбийский способ крепления, например: в Се-
верном Китае, Корее и Семиречье. В Лесостепной Алтай пластины типа 9, скорее всего,
были принесены кыргызами, проникшими в его юго-западные районы в начале эпохи
«великодержавна» (середина IX в.). Именно в их погребениях данный тип представлен в
массовом порядке (рис. 27; 28). Время существования типа 9 определяется IV-XIV вв. н.э.
Тип 10 состоит из пластин овальной формы укороченных пропорций (рис. 26.-1-5),
аналогичных экземплярам типа 5. На уровне варианта тип 10а совпадает с типом 9а. Из-
делия типа 10 зафиксированы в памятниках сросткинской культуры 2-й пол. VIII -
1-й пол. X вв. н.э. (табл. II.-9, 10, 12-14). Его происхождение также аналогично типу 9.
В Лесостепном Алтае пластины 10 типа появляются на раннем этапе сросткинской культу-
ры (середина VIII в.) и, возможно, создаются здесь самостоятельно, путем усовершенствова-
ния пластин типа 5, известных до этого у одинцовского населения. Тип 10 бытует на протя-
жении IV—XII вв. н.э.
Тип 11 включает пластины прямоугольной формы средних пропорций (рис. 18.-4;
21.-1-6; 23.-1; 26.-7), аналогичные по этим признакам типам 7, 9. Экземпляры, идентич-
ные типу Па (рис. 26.-7) по отверстиям, встречаются у сяньбийцев в IV-V вв. н.э., когу-
ресцев в IV в. н.э., самодийцев, китайцев, мохэ в VI-IX вв. н.э., тюрок Тувы в VIII—IX вв.
н.э., чжурчжэней и волжских булгар в ХП-ХШ вв. н.э. и монголов в XIII-XIV вв. н.э.
(Грач А.Д., 1960, рис. 77; Деревянко Е.И., 1987, табл. XV.-1, 2; Соловьев А.И., 1987,
табл. Х.-4; XL-1; Овсянников В.В., 1990, рис. 1.-3; Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-10; 12.-11;
1995, табл. 50.-3; Шавкунов В.Э., 1993, рис. 44.-1, 2; Краткий отчет..., 1997, рис. 11.-3-5;
12.-1, 2, 5, 6, 11; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 81.-1). Аналогии типу 116 известны у само-
дийцев в VI-VII вв. н.э., населения Восточного Туркестана и мохэ в VII-IX вв. н.э.,
47
В.В. Горбунов
у тангутов в XI-XII вв. н.э. и волжских булгар в ХП-ХШ вв. н.э. (Деревянко Е.И., 1987,
табл. XV.-9; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-8; 1995, табл. 50.-6; Соловьев А.И., 1987,
табл. XI.-2; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 81.-2). На Алтае пластины типа 11 обнаружены в
памятниках одинцовской (2-я пол. IV-V вв. н.э), тюркской (2-я пол. V - 1-я пол. VI вв.
н.э.) и сросткинской (2-я пол. X - 1-я пол. XI вв. н.э) культур (табл. I.-11, 14; II.-7, 21).
Тип 11 связан своим происхождением по форме и пропорциям пластин с китайской традици-
ей, а по системе отверстий - с сяньбийской. Он бытовал на протяжении IV—XIII вв. н.э.
Тип 12 представлен пластинами овальнопрямоугольной формы средних пропорций
(рис. 22.-1, 3, 5, 7; 24.-1, 2; 26.-8, 9). Такие пластины появляются у сяньбийцев в начале
IV в. н.э. (Краткий отчет..., 1997, рис. 11.-4, 5; 12.-2; 13.-1). На протяжении IV-XIV вв.
н.э. они широко используются для набора брони в Китае, на Дальнем Востоке, в Цент-
ральной и Средней Азии, Сибири и Восточной Европе (Деревянко Е.И., 1977, табл. I.-1;
III.-1-3; XXIIL-11; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-3, 11; XLII.-1, 4; 1991, рис. 40.-2-13;
42.-9; 1997, рис. 75.-6; Горелик М.В., 19876, рис. 3.-2, 6, 15; 1993а, рис. 1.-8, 10, 12, 13;
12.-9,11; 1995, табл. 50.-3-5; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 4.-11, 16; Овсянни-
ков В.В., 1990, рис. 1.-2, 3; Шавкунов В.Э., 1993, рис. 44.-1,2; Железные панцирные пла-
стины..., 1996, рис. 1.-1-7; 2.-5-9, 5.-1,2, 7,10,14-17). Тип 12а на уровне варианта анало-
гичен типам 9а, 10а. Тип 126 - типу 11а. Тип 12в по числу и взаиморасположению отвер-
стий аналогичен пластинам сяньбийцев IV-VI вв. н.э. и волжских булгар XI в. н.э. (Худя-
ков Ю.С., 1991, рис. 32.-1-3; Краткий отчет..., 1997, рис. 12.-7; Руденко К.А., 2002,
рис. 2.-3-8). Происхождение типа 12 целиком связано с сяньбийской традицией. На Ал-
тае пластины 12 типа встречены в памятниках тюркской (2-я non.V - 1-я пол. IX вв. н.э.)
и сросткинской (2-я пол. IX - 1-я пол. X вв. н.э.) культур (табл. I.-13, 18; II.-18, 19).
В раннем средневековье пластины 12 типа наиболее характерны для элементов тюркской
брони и встречаются, помимо Горного Алтая, в тюркских памятниках Монгольского Ал-
тая и Тувы (Грач А.Д., 1960, с. 130, рис. 77; Кызласов Л.Р., 1979, с. 122, 131, рис. 85.-2, 4;
Худяков Ю.С., Лхагвасурэн X., 2002, с. 97-98, рис. 3.-8-10). В Лесостепной Алтай они
попадают, видимо, с приходом тюрок, которые составили один из основных компонен-
тов сросткинской культуры. Время существования типа 12 определяется IV-XIV вв. н.э.
Тип 13 по форме и пропорциям совпадает с типом 12, но отличается от него полу-
сферическим выступом в центральной части пластины (рис. 24.-3; 25.-1—4). Оформление
типа 13 «умбоном» находит аналогии на элементах брони у кушан во II-IV вв. н.э., насе-
ления кенкольской культуры Семиречья в IV-V вв. н.э., у кыпчаков Западного Казахстана,
в Волжской Булгарии и на Руси в XI—XIII вв. н.э. (Медведев А.Ф., 1959, рис. 2.-1, 2; Ко-
жомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 8; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 80.-19; Лит-
винский Б.А., 2001, табл. 87.-3; Руденко К.А., 2002, рис. 2.-3-8). На уровне варианта тип
13а повторяет типы 11а, 126, а тип 136 - тип 116. Тип 1 Зв аналогичен тюркским пласти-
нам из Монгольского Алтая VII—VIII вв. н.э. (Худяков Ю.С., Лхагвасурэн X., 2002,
рис. 3.-8-10). На Алтае пластины типа 13 найдены в памятниках тюркской культуры
VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл. I.-18, 19). Тип 13 относится к сяньбийской линии развития
элементов брони. Традиция декорирования пластин «умбоном» могла быть заимствована тюр-
ками из Средней Азии, а затем через кыпчаков распространилась до Восточной Европы.
Датировка типа 13 определяется IV—XIII вв. н.э.
В тип 14 выделены пластины, аналогичные типам 12, 13 по основным признакам,
но отличающиеся такой декоративной деталью, как волнистовырезная сторона
(рис. 18.-1-3). Подобное оформление находит аналогии на различных экземплярах брони
в памятниках релкинской и потчевашской культур VI—VIII вв. н.э., у аваров - в VI-VII вв.
48
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
н.э., согдийцев - в VI—VIII вв. н.э., киданей - в X-XI вв. н.э. и населения Волжской Булга-
рии - в ХП-ХШ вв. н.э. (Чиндина Л.А., 1977, рис. 24.-17; Распопова В.И., 1980,
рис. 53.-4; Соловьев А.И., 1987, табл. XI.-3,4; Худяков Ю.С., 1991, рис. 42.-10; Горелик М.В.,
1993, рис. 12.-2; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 80.-22-24). Изображения таких пластин мож-
но видеть в материалах Восточного Туркестана IV—VIII вв. н.э.,-Согдианы VI—VIII вв. н.э.,
Уструшаны VIII—IX вв. н.э., Руси XIV в. н.э. (Кирпичников А.Н., 1971, рис. 20; Распопова В.И.,
1980, рис. 57; Нешатов Н.Н., 1985, рис. 7; 11; Горелик М.В., 1995, табл. 51.-1,3,4, 8,11,13,
14;табл. 52.-8, 9).По варианту тип 14а идентичен типам Па, 126,13а. На Алтае пластины
14 типа найдены в одинцовском памятнике 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. II.-7). Тип 14
относится к сяньбийской традиции развития панцирных пластин. Такая деталь оформле-
ния, как волнистый вырез, могла быть занесена на Алтай ранее всего из Восточного Туркеста-
на. Корреляция дат по признакам позволяет определить время существования типа 14
IV-XIV вв. н.э.
Тип 15 представлен пластинами овальной формы средних пропорций (рис. 22.-2, 4,
6). Такие экземпляры применялись во II-XIV вв. н.э. Они были известны кушанам, насе-
лению Восточного Туркестана, Новосибирского Приобья, кимакам и кыпчакам (Археоло-
гические памятники..., 1987, рис. 64.-31,32; Горелик М.В. 1995, табл. 50.-6; Худяков Ю.С.,
1997, рис. 75.-5; Адамов А.А., 2000, рис. 43.-1; Литвинский Б.А., 2001, табл. 87.-1, 2).
По варианту тип 15а соответствует типам Па, 126, 13а, 14а. На Алтае пластины 15 типа
найдены в памятнике тюркской культуры 2-й пол. V - 1-й пол. VI вв. н.э. (табл. I.-13).
Их происхождение связано с сяньбийской традицией, а датировка определяется IV-
XIV вв. н.э.
Панцирные пластины с боковыми и срединными (верхними и центральными) от-
верстиями (отдел VII) относятся к подвижному способу крепления. Их соединение в по-
лосы и между полос аналогично отделу VI. Разница - в отсутствии специальных отвер-
стий для канта, хотя все пластины этого отдела нашей серии имеют окантовку по нижне-
му краю, а большая часть из них и по верхнему (рис. 11.-1,3,4,6; 29.-7). В данном случае
кант крепился шнуровкой благодаря расположению части боковых и срединных верхних
отверстий близко к краям пластин (рис. 11 .-2, 5; 24.-4-6). Эта система является упрощен-
ной модификацией отдела VI. Она фиксируется у населения кенкольской культуры Семи-
речья в IV-V вв. н.э. и сяньбийцев в V-VI вв. н.э. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987,
рис. 11.-2; Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 5.-8). На Алтае пластины отдела
VII найдены в горных памятниках 2-й пол. IV - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл.I.-10, 18). Они
разделены на четыре типа и варианта (рис. 31).
Тип 16 представлен пластинами прямоугольной формы средних пропорций
(рис. 7.-3, 4; 8; 9; 10.-12, 13) и аналогичен по этим признакам типам 7, 8, 11. На уровне
варианта тип 16а идентичен экземплярам кенкольской культуры Семиречья IV-V вв. н.э.
(Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 11.-2). Пластины типа 16 найдены в па-
мятнике булан-кобинской культуры 2-й пол. IV- 1-й пол. V вв. н.э. (табл. I.-10). Их проис-
хождение связано с китайской (форма, пропорции) и сяньбийской (система отверстий)
традициями. На территорию Горного Алтая они могли попасть из Северного Китая через
Центральную Азию. Нельзя исключать и местного происхождения типа 16, путем отказа
от специальных окантовочных отверстий, и его дальнейшего распространения до Китая
и Семиречья. Датировка типа 16 предварительно может быть определена IV-IX вв. н.э.
Тип 17 по большинству признаков аналогичен типу 16, но отличается волнистовы-
резной стороной (рис. 7.-1, 2; 10.-14). Последний признак совпадает с типом 14. Пласти-
ны типа 17 также найдены в памятнике булан-кобинской культуры 2-й пол. IV - 1-й пол.
V вв. н.э. (табл. I.-10), а их датировка пока определяется IV-IX вв. н.э.
49
В. В. Горбунов
Тип 18 включает экземпляры овальнопрямоугольной формы узких пропорций
(рис. 24.-4). Такие узкие пластины есть у китайцев в VII-IX вв. н.э. и чжурчжэней в IX-
XI вв. н.э., а более короткие - у волжских булгар в XII-XIII вв. н.э. (Горелик М.В., 19876,
рис. 3.-13; 1993а, рис. 12.-11; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 80.-15). На Алтае пластины
типа 18 обнаружены в памятнике тюркской культуры VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл. I.-18).
Данный тип мог быть изобретен в империи Тан и оттуда попал к тюркам, но не исключена и
обратная связь. Время существования типа 18 предварительно определяется VII-IX вв. н.э.
Тип 19 состоит из пластин пятиугольной формы узких пропорций (рис. 24.-5). По
пропорциональному соотношению точных аналогий пока не встречено. Но пластины пя-
тиугольной формы (в основном укороченных и средних пропорций) имеют давнюю ис-
торию развития. Они фиксируются в бронзовых ламеллярных панцирях XVIII-VI вв. до
н.э. Палестины, Месопотамии, Египта, Закавказья, Сирии; в бронзовых и железных че-
шуйчатых панцирях XIII-XII вв. до н.э. Сирии, V-IV вв. до н.э. у скифов и сарматов
(Горелик М.В., 19936, табл. L.-15; LI.-10; LIL-16; LIII.-ll; LIV.-1, 2, 3, 5, 6, 18, 21, 26, 34,
LVI.-6). Пятиугольная костяная пластина ламеллярной структуры найдена на памятнике
кулайской культуры Новосибирского Приобья кон. Ш-П вв. до н.э. (Троицкая Т.Н., 1979,
табл. IX.-17). Ламеллярные пятиугольные пластины из железа известны в Семиречье и То-
харистане IV-V вв. н.э., Согдиане VI—VIII вв. н.э. и Минусе VI-IX вв. н.э., (Распопова В.И.,
1980, рис. 53.-3; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-12, 13; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С.,
1987, рис. 8; Седов А.В., 1987, табл. 1.-6). На Алтае пластины типа 19 обнаружены в па-
мятнике тюркской культуры VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл. I.-18). Их форма, скорее всего,
была получена тюрками из Средней Азии, а остальные признаки по происхождению как
у типа 18. Датировка типа 19, по имеющимся данным, определяется VII-IX вв. н.э.
Панцирные пластины с боковыми и срединными (верхними) отверстиями (отдел
VIII) крепились подвижным способом и, подобно отделу VII, имели верхний и нижний
кант. Чаще всего из них набиралась последняя (нижняя) полоса доспеха (рис. 29.-7). Од-
нако такие пластины могли использоваться и при самостоятельном наборе. Тогда крепле-
ние между полосами производилось через срединные верхние отверстия. Впервые эта
система появляется у населения Приамурья и хунну с III в. до н.э. (Деревянко Е.И., 1987,
табл. VII.-8; VIII.-1-3; Давыдова А.В., 1995, табл. 95.-10, 104.-1,2; 144.-12; Рец К.И.,
Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2.-2, 3; 3.-3 (10, 11, 15, 22, 23)). В эпоху «великого переселения
народов» она сохраняется в Семиречье, а в раннем средневековье изредка применяется насе-
лением Китая, Дальнего Востока, Западной Сибири и Восточной Европы (Горелик М.В.,
19876, рис. 3.-12; 1993а, рис. 12.-11; Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987,
рис. 11.-1, 3-6; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 4.-17; Белорыбкин Г.Н., 2001,
рис. 80.-15).
Отдел VIII представлен пластинами пятиугольной формы узких пропорций (тип 20),
(рис. 24.-6) и по этим признакам совпадает с типом 19. На уровне варианта тип 20а схож
с находками из Китая VII-IX вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 12.-11). На Алтае пласти-
ны типа 20 найдены в тюркском памятнике VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл. I.-18). Его
происхождение аналогично типу 19, а датировка определяется VII-IX вв. н.э.
Панцирные пластины с боковыми, срединными (верхними) и окантовочными (ниж-
ними) отверстиями (отдел IX) по способу крепления аналогичны отделу VIII и отличают-
ся лишь обязательной окантовкой нижнего края. Они появляются у китайцев и хунну с
III в. до н.э. и заимствуются от них сяньбийцами и когуресцами (Горелик М.В., 1993а, рис.
1.-10а; Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 1.-5-7; 2.-2,4; 5.-2, 3, 6, 9; 9.-9; 10.-2,
4, 8; Краткий отчет..., 1997, рис. 11.-1, 2; 12.-10; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3
50
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
(5, 14); 5.-2, 3). В раннем средневековье она зафиксирована у мохэ и кыпчаков (Дере-
вянко Е.И., 1987, табл. XV.-6; Бородовский А.П., Троицкая Т.Н., 1998, рис. 2.-9). Пер-
воначально пластины IX отдела могли набираться жестким способом, при котором ниж-
ние отверстия служили не только для крепления канта, но и для соединения между полос.
Начиная с IV в. н.э., когда распространяется сяньбийская система отверстий (отдел VI),
эти пластины могли использоваться в подвижном способе для набора последней (ниж-
ней) полосы доспеха. На Алтае платины IX отдела встречены в горных и лесостепных
памятниках 2-й пол. VII - 1-й пол. X вв. н.э. (табл. I.-17; II.-31-33). Отдел IX включает два
типа и варианта (рис. 31).
Тип 21 включает экземпляры овальнопрямоугольной формы укороченных пропор-
ций (рис. 27.-7-9; 28.-1-6), аналогичные по этим признакам типам 2, 3, 4, 9. По числу и
взаиморасположению отверстий тип 21 а идентичен элементам брони, встречающимся у
хунну в III в. до н.э. - I в. н.э., сяньбийцев во II—VI вв. н.э. и кыпчаков в XI-XII вв. н.э.
(Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 2.-4; 5.-6, 9; 10.-2; Краткий отчет..., 1997, рис.
11.-2; 12.-10; Бородовский А.П., Троицкая Т.Н., 1998, рис. 2.-9; Рец К.И.,Юй Су-Хуа, 1999,
рис. 3.-3 (14); 5.-2, 3). На Алтае пластины типа 21 найдены в памятниках кыргызской
культуры 2-й пол. IX - 1-й пол. X вв. н.э. (табл. II.-31-33). Тип 21 восходит к хуннской
традиции изготовления панцирных пластин. Его появление в Лесостепном Алтае пока
можно связывать с кыргызами, в памятниках которых он встречен. Время существования
типа 21 определяется III в. до н.э. - XII в. н.э.
Тип 22 состоит из пластин овальнопрямоугольной формы средних пропорций
(рис. 20.-4) и аналогичен на этом уровне типам 6, 12, 13, 14. На уровне варианта тип 22а
совпадает с типом 21а. Аналогии по всем признакам известны у сяньбийцев в V-VI вв.
н.э. (Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 1.-6; 2.-2; 5.-2). Пластина этого типа
обнаружена в памятнике 2-й пол. VII - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. I.-17). Его происхожде-
ние связано с сочетанием сяньбийской (пропорции) и хуннской (система отверстий, фор-
ма) традиций. Датировка типа 22 определяется V-X вв. н.э.
Панцирные пластины, снабженные боковыми, срединными (верхними и централь-
ными) и окантовочными (верхними, нижними и иногда боковыми) отверстиями (отдел
X), являются самыми совершенными, с точки зрения функциональной специализации
отверстий, элементами брони. Они относятся к подвижному способу крепления, анало-
гичному отделу VI. Разница - в обязательном наличии окантовочных отверстий по ниж-
нему и верхнему краю пластин, а также по боковой стороне у крайних в ряду пластин
(рис. 6.-3; 12; 13; 19). Система отверстий отдела X впервые фиксируется в Южной Сиби-
ри с IV в. н.э. (Грач А.Д., 1966, рис. 29.-1). В течение раннего средневековья она распрос-
траняется в ограниченном масштабе на Западную и Восточную Сибирь (Нечаева Л.Г.,
1966, рис. 4.-4; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-9,10; Худяков, 1991,рис. 19.-6; Соловьев А.П.,
1987, табл. XI.-4; Худяков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, рис. 1.-9; Адамов А.А., 2000,
рис. 43.-1). Такой ее элемент, как наличие дополнительных отверстий для бокового канта,
находит аналогии в сяньбийских доспехах V-VI вв. н.э. (Железные панцирные пласти-
ны..., 1996, рис. 1.-2, 4, 9, 11; рис. 2.-7, 8; рис. 5.-11, 13; рис. 10.-3,4). На Алтае пластины
X отдела есть в горных и лесостепных памятниках 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. I.-5, 9;
II.-7). Отдел X насчитывает два типа и 16 вариантов пластин (рис. 32).
Тип 23 включает экземпляры прямоугольной формы укороченных пропорций
(рис. 20.-3). Аналогичные пластины применялись на протяжении III в. до н.э. - XIV в.
н.э. Они есть у хунну, населения саргатской культуры, сяньбийцев, населения Восточного
Туркестана, киданей, кыпчаков, монголов и тунгусов (Басандайка, 1948, табл. 32.-52, 55,
51
В.В. Горбунов
56; Хазанов А.М., 1971, табл. XXVIII.-16; Овсянников В.В., 1990, рис. 1.-4; Худяков Ю.С.,
1991, рис. 41.-1, 14, 15; 42.-1; 1997, рис. 65.-3-17; Горелик М.В., 1995, табл. 50.-7; Давы-
дова А.В., 1995, табл. 24.-7; 39.-1; 56.-11; 95.-11; 107.-5-7; Железные панцирные пласти-
ны..., 1996, рис. 5.-4; 9.-8, 9; 10.-5, 7; Краткий отчет..., 1997, рис. 11.-1-3; Погодин Л.И.,
1998, рис. 7; 9). На Алтае данный тип известен в памятнике булан-кобинской культуры
2-й пол. IV- 1-й пол. V вв. н.э. (табл. I.-5). Его происхождение связано с тремя традициями:
китайской (форма), хуннской (пропорции) и сяньбийской (система отверстий), с добавле-
нием к последней местных особенностей в виде большого числа окантовочных отвер-
стий. Тип 23 может быть датирован IV-X вв. н.э.
Тип 24 представлен пластинами прямоугольной формы средних пропорций (рис. 5;
6.-1,2; 14-17; 18.-5,6), которые аналогичны по этим признакам типам 7, 8,11,16,17. Они
обнаружены в памятниках булан-кобинской (2-я пол. IV - 1-я пол. V вв. н.э.) и одинцовс-
кой (2-я пол. IV-V вв. н.э.) культур (табл. I.-9; II.-7). По числу и взаиморасположению
отверстий тип 24 весьма многообразен и оригинален. Отдельные соответствия ему на
уровне вариантов есть в памятниках Тувы 1V-V вв. н.э. и IX-X вв. н.э., Среднего Приобья
VI—VIII вв. н.э. и Западного Забайкалья IX-X вв. н.э. (Грач А.Д., 1966, рис. 29.-1; Нечаева Л.Г,
1966, рис. 4-4; Худяков Ю.С., 1980, табл. XL.-9,10; 1991, рис. 19.-6; Соловьев А.П., 1987,
табл. XI.-4). Тип 24 сформировался из сочетания китайской (форма, пропорции) и сянь-
бийской (система отверстий) традиций, переработанных на местной основе (верхние окан-
товочные отверстия). Датируется тип 24 - IV-X вв. н.э.
Панцирные пластины, снабженные только угловыми отверстиями (отдел XI), отно-
сятся к жесткому способу крепления, аналогичному отделу I. Такая система встречается в
Китае уже с III тыс. до н.э., а в железном материале фиксируется в Семиречье IV-V вв.
н.э., у киданей в Х-ХИ вв. н.э. и тунгусов - в XIII-XIV вв. н.э. (Кожомбердиев И.К., Худя-
ков Ю.С., 1987, рис. 10.-5, 12; 1991, рис. 42.-1; 1997, рис. 65; Горелик М.В., 19936, табл.
XLVIII.-18). На Алтае пластины отдела XI известны с VI в. до н.э. (Горбунов В.В., 1999,
с. 54, рис. 1 .-13), а в дальнейшем такой экземпляр найден в памятнике одинцовской куль-
туры 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. II.-5). Он имеет прямоугольную форму средних пропор-
ций (тип 25) (рис. 4.-2) и по этим признакам аналогичен типам 7, 8, 11, 16, 17,24. Однако
отличается от них оформлением боковых сторон, которые слегка вогнуты, как у типа 6.
Тип 25 восходит к китайской традиции производства панцирных пластин. Вогнутые сто-
роны являются достаточно самобытной деталью оформления. Время существования типа
25 определяется IV—VIII вв. н.э.
Изучение аналогий показало, что происхождение панцирных пластин III—XIV вв.
н.э. на Алтае целиком связано с восточно-азиатской военной традицией. Однако в ее ос-
нове лежат как собственные черты, выработанные за период III—I тыс. до н.э. (структура
набора, системы отверстий, прямоугольные формы пластин), так и заимствованные
во 2-й пол. I тыс. до н.э. черты западно-азиатской традиции (материал изготовления,
овальнопрямоугольные, овальные, пятиугольные формы пластин).
Сама восточно-азиатская традиция состоит из нескольких взаимосвязанных «этни-
ческих» традиций. Среди них можно выделить три наиболее значимых: китайскую, хун-
нскую и сяньбийскую. Китайская традиция изготовления панцирных пластин является
древнейшей. Для нее характерны системы отверстий I, IV, V, XI отделов, прямоугольные
формы и средние пропорции пластин. Хуннская традиция происходит от сочетания ки-
тайской (система отверстий, форма) и скифо-персидской (форма, пропорции) традиций.
Ее отличают системы отверстий II, III, IV, VIII, IX отделов, овальнопрямоугольные, оваль-
ные, прямоугольные формы и укороченные пропорции пластин. Сяньбийская традиция
52
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
вырастает из сочетания китайской (форма, пропорции) и хуннской (форма) традиций. Ее
особенностью являются системы отверстий VI, VII, X отделов, овальнопрямоугольные,
овальные, прямоугольные формы и средние пропорции пластин. На Алтае известны пла-
стины всех отмеченных традиций: китайской (типы 1, 7, 8, 25), хуннской (типы 2-6,
20-22), сяньбийской (типы 9-19, 23, 24).
Указанные традиции послужили основой для развития деталей панцирей на Алтае
в эпоху средневековья (рис. 33). Однако доля их участия была различна. Китайское влия-
ние носило для Алтая в рассматриваемое время опосредованный характер и могло осуще-
ствляться лишь при посредничестве ведущих кочевых этносов Центральной Азии. Поэто-
му в изготовлении панцирных пластин на Алтае просматриваются две основные линии:
хуннская и сяньбийская (Горбунов В.В., 2003а). Принципиальное отличие между ними
заключается в способах крепления пластин. Хунну использовали жесткий, полужесткий и
подвижный способы соединения, отверстия для которых располагались по периметру
пластин. Сяньбийцы применяли подвижный способ, отличающийся от хуннского конст-
руктивно. Он подразумевал обязательное наличие отверстий (одного или пары) в центре
пластин. Для сяньбийской традиции также характерно более широкое использование спе-
циальных отверстий для крепления канта. Эти различия и сказались на генезисе панцир-
ных пластин Лесостепного и Горного Алтая, что хорошо просматривается при их сравне-
нии между собой.
В эпоху «великого переселения народов» в алтайской лесостепи распространяются
пластины китайской (типы 1,7,25), хуннской (типы 4, 5,6) и сяньбийской (тип 11,14,24)
традиций. В Горном Алтае встречаются пластины китайской (тип 8) и сяньбийской (типы
16, 17, 23,24) традиций. На основании данных наблюдений можно сделать вывод о том, что
формирование элементов брони в лесостепной части Алтая происходило на сочетании хун-
нской и сяньбийской основы, а в горной части - исключительно на сяньбийской основе.
Выявленные особенности отражают степень участия этих этносов, прямую или опосре-
дованную, в изменении культурного облика населения Алтая на протяжении III—V вв. н.э.
В эпоху раннего средневековья в Лесостепном Алтае продолжают применяться пла-
стины хуннской (типы 3, 4, 5, 21) и сяньбийской (типы 9, 10, 11, 12) брони. В Горном
Алтае в это время по-прежнему преобладают пластины сяньбийской традиции (типы 11,
12,13,15,18,19), однако появляются и элементы хуннской брони (типы 2,20,22). Наблю-
даемые изменения свидетельствуют о тесных взаимных контактах населения лесостеп-
ной и горной части Алтая.
По эпохе развитого средневековья сведения пока малочисленны. Панцирные плас-
тины обнаружены только в Лесостепном Алтае, и они равномерно представлены хуннс-
кой (тип 4) и сяньбийской (тип 9) традициями.
Среди признаков панцирных пластин нашей серии нужно отметить ряд важных де-
коративных и функциональных деталей оформления. К ним относятся вогнутые боковые
стороны у типов 6, 25, ранее всего появляющиеся в памятниках одинцовской культуры
Лесостепного Алтая, что, вероятно, говорит об их местном происхождении. Наличие не
только нижних, но и верхних окантовочных отверстий у типов 8, 23, 24 характерно для
пластин булан-кобинской культуры Горного Алтая и также свидетельствует о местном изоб-
ретении данного признака. Отогнутые бока пластин у типов 12, 13, 15 (рис. 22, 25) ранее
всего встречены в тюркских памятниках Горного Алтая 2 пол. V - 1-й пол. IX вв. н.э.
Позднее эта деталь фиксируется на элементах брони у чжурчжэней и волжских булгар в
ХП-ХШ вв. н.э. (Шавкунов В.Э., 1993, рис. 44.-8; Белорыбкин Г.Н., 2001, рис. 80.-25). Дан-
ные факты свидетельствуют о ее местном для Алтая происхождении и последующем распро-
53
В.В. Горбунов
странении в восточном и западном направлении. Такие признаки оформления пластин, как
волнистовырезная сторона у типов 14,17, полусферические «умбоны» у типа 13, пятиуголь-
ные формы у типов 19, 20, можно связать с влиянием из Восточного Туркестана и Средней
Азии, начало которому было положено в эпоху «великого переселения народов», и продол-
жало сохраняться в раннем средневековье.
В целом панцирные пластины Лесостепного и Горного Алтая III—XIV вв. н.э. по
разнообразию типового набора не уступают ни одному региону Восточной Азии
(рис. 33), не говоря уже о более западных районах. Безусловно, сделанные выводы осно-
ваны на современном уровне источников и при их дальнейшем пополнении могут быть
скорректированы.
Информация, которую дает типологический анализ панцирных пластин, может быть
существенно дополнена рассмотрением развития панцирей как цельной конструкции. Для
их системного описания, ввиду редкости полных вещественных находок, привлечены изоб-
разительные материалы, степень подробности которых позволяет судить об общем уст-
ройстве основных частей этого вида защиты.
Всего нами учтено 40 фигур воинов, имеющих защитное вооружение (рис. 34-36).
Из них на 30 изображены «твердые» панцири, переданные специальной штриховкой или
рельефом (рис. 34.-3,4,5а, 6-9; 35.-1,26,3,4,5а, б, 6-9,11а, 12; 36.-1,2,5,7,8). «Твердые»
панцири на двух фигурах, вероятно, не доофрмлены (рис. 35.-116, 13а). Еще у двух фигур
показаны отдельные бронированные детали: ламинарное короткое нарукавье у пешего луч-
ника (рис. 35.-5г) и ламинарный подол или пояс с ламеллярными лямками у спешенного
лучника (рис. 34.-56). Видимо, эти детали усиливают панцири из мягких материалов, ко-
торые надо предполагать и на остальных шести «чистых» фигурах (рис. 34.-2,5в, г;
35.-5в,13б; 36.-4). Их покрой мог быть в виде «куртки» или «комбинезона», перехвачен-
ных в талии поясом. В широком применении «мягких» доспехов сомневаться не прихо-
дится (Кызласов И.Л., 1990, с. 188; Горелик М.В., 1993а, с. 151, 172; 19936, с. 83, 90, 91),
но для системного анализа на нашем материале данных явно недостаточно. Все учтенные
вещественные находки относятся к «твердым» панцирям (рис. 3; 4; 6; 11; 19; 21; 23; 24;
27-28; 41).
В классификацию панцирей включено 30 изображений и 10 вещественных находок,
среди которых: один целый экземпляр и девять фрагментов панцирей, поддающихся ре-
конструкции. С территории Горного Алтая происходит 25 изображений и пять находок, а
с территории Лесостепного Алтая - пять изображений и пять находок.
Для системного описания признаки панцирей разбиты на семь уровней: группа -
разряд - раздел - подраздел - отдел - тип - вариант. Группа выделяется по материалу
изготовления, разряд определяется методом бронирования, раздел характеризует общую
структуру бронирования, подраздел выявляет детали бронепокрытия, отдел уточняет со-
став брони и способ соединения ее деталей, тип информирует о покрое панциря, вариант
отмечает дополнительные детали панциря и их структуру.
Группа I. Из твердых материалов. Панцири и их детали изготовлены из железа или
толстой твердой кожи (?).
Разряд I. Без мягкой основы. Детали панциря соединяются непосредственно между
собой.
Раздел I. Гетерогенные. Панцирь состоит из относительно небольших деталей, не-
посредственно не связанных с формой человеческого тела.
Подраздел А. Пластинчатые. Детали, составляющие панцирь, сделаны из пластин.
Отдел I. Ламеллярные. Панцирь набирается из отдельных пластин, которые соединя-
ются в горизонтальные, реже вертикальные ряды-полосы, а затем такие полосы крепятся
54
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
между собой. Соединение пластин и полос производится через систему сквозных отвер-
стий при помощи ремешков или несомкнутых железных колец.
Тип 1. «Нагрудник». Панцирь состоит из одной части, прикрывающей грудь и живот
воина. Он носился с помощью оплечных и боковых ремней, которые соединялись между
собой на спине. Реконструируется по фрагменту панциря (рис. 3.-3-6). Вариант а - без
дополнительных деталей.
Тип 2. «Кираса». Панцирь состоит из двух частей: нагрудника и наспинника, при-
крывающих корпус воина до бедер и соединенных оплечными и боковыми ремнями
(рис. 19; 37.-1, 3). Имеется один целый экземпляр (рис. 12; 13; 19). Еще два фрагмента
панцирей, вероятно, относятся к такому покрою (рис. 6.-3; 11). Подразумевается на шести
изображениях (рис. 35.-1а, в, 36, в, 4, 8). Вариант а - без дополнительных деталей
(рис. 37.-1). Фиксируется у шести панцирей: одна находка (рис. 19) и пять рисунков
(рис. 35.-1а, в, 36, 4, 8). Вариант б - с полными ламинарными нарукавьями (рис. 37.-3).
К оплечным ремням панциря прикреплены лопастевидные, в форме прямоугольника ча-
сти, закрывающие руки до кистей и имеющие ламинарную структуру бронирования. Ре-
конструируется по одному рисунку (рис. 35.-Зв).
Тип 3. «Катафракта» с двухчастным подолом. Панцирь состоит из четырех частей:
нагрудника, наспинника и подола из двух прямоугольных лопастей, которые являются
продолжением нагрудника и закрывают ноги спереди и с боков до колен или до голени
включительно (рис. 4; 24; 37.-4, 5). Реконструируется по наборам пластин от двух панци-
рей (рис. 4; 24) и семи изображениям (рис. 35.-6, 9, 12; 36.-1, 2, 7, 8). Еще три фрагмента
панцирей, вероятно, относятся к такому покрою (рис. 21.-7; 23.-2; 27.-12; 28.-10, 11). Ва-
риант а - с полными ламинарными нарукавьями и длинным подолом (рис.37.-4). Подол
закрывает ноги до голени. Подразумевается на одном изображении (рис. 35.-6). Вариант б -
с короткими ламеллярными нарукавьями и длинным подолом (рис. 4.-6,7; 24.-7, 8). Нару-
кавья закрывают руки только до локтя. Реконструируется по наборам от двух панцирей
(рис. 4; 24) и двум изображениям (рис. 37.-9, 12). Возможно, к этому варианту относится
реконструированная короткая полоса из 10 пластин (рис. 21.-7). Вариант в - с полными
ламинарными нарукавьями и коротким подолом (рис. 37.-5). Подол закрывает ноги до
колен. Подразумевается на четырех изображениях (рис. 36.-1, 2, 7, 8).
Тип 4. «Халат». Панцирь скроен из одной части со сплошным вертикальным разре-
зом впереди и разрезом от крестца до края подола сзади. Длина подола до голени. Имел
оплечные ремни и шнуровался спереди. Для свободного движения рук предусматрива-
лись вырезы (рис. 39.-1,2). Реконструируется по четырем изображениям (рис. 34.-3а, б, 4;
36.-5). Вариант а - без дополнительных деталей (рис. 39.-2). Подразумевается на трех изоб-
ражениях (рис. 34.-За, б; 36.-5). Вариант б - с высоким стоячим воротником из пластин
(рис. 39.-1). Воротник набран из ламеллярных пластин, прикрепленных к металлической
или кожаной основе, заменяющей оплечные ремни и имеющей разрез по горлу. Подразу-
мевается на одном изображении (рис. 34.-4).
Отдел II. Ламинарные. Панцирь набирается из сплошных горизонтальных плас-
тин-полос, которые связываются между собой при помощи ремешков.
Тип 5. «Кираса». Покрой аналогичен типу 2 (рис. 38.-1, 3). Реконструируется по четы-
рем изображениям (рис. 34.-5а, 7а, 8; 35.-7). Вариант а - без дополнительных деталей
(рис. 38.-1). Подразумевается на трех рисунках (рис. 34.-5а, 7а; 35.-7). Вариант б-с полными
ламеллярными нарукавьями (рис. 38.-3). Подразумевается на одном рисунке (рис. 34.-8).
Тип 6. «Катафракта» с двухчастным подолом. Покрой аналогичен типу 3 (рис. 38.-2,5).
Реконструируется по двум изображениям (рис. 35.-За, 56). Вариант а - без дополнитель-
55
В.В. Горбунов
ных деталей (рис. 38.-2). Подразумевается на одном рисунке (рис. 35.-56). Вариант б -
с короткими ламинарными нарукавьями (рис. 38.-5). Подразумевается на одном рисунке
(рис. 35.-За).
Тип 7. «Халат». Покрой аналогичен типу 5, но с более коротким подолом, закрываю-
щим ноги до колен (рис. 38.-4). Реконструируется по трем изображениям (рис. 34.-6, 76, 9).
Вариант а - без дополнительных деталей.
Отдел III. Комбинированные, ламеллярно-ламинарные. При наборе панциря ис-
пользуются две структуры, как правило, более важные части состоят из отдельных плас-
тин, а менее важные - из пластин-полос.
Тип 8. «Катафракта» с двухчастным подолом. Покрой аналогичен типу 3 (рис. 37.-2;
39.-3). Реконструируется по двум изображениям (рис. 35.-5а, 11а). Вариант а - без допол-
нительных деталей (рис. 37.-2). Подразумевается на одном рисунке (рис. 35.-5а). Вари-
ант б - с полными ламинарными нарукавьями (рис. 39.-3). Подразумевается на 1 рисунке
(рис. 35.-11а).
Тип 9. «Катафракта» с четырехчастным подолом. Помимо двух лопастей подола,
продолжающих нагрудник, еще две лопасти продолжают наспинник, закрывая ноги сза-
ди. После надевания боковые разрезы подола могли связываться (рис. 39.-4). Реконструи-
руется по одному изображению (рис. 35.-16). Вариант а - с короткими ламинарными на-
рукавьями.
Подраздел Б. Кольчатые. Детали, составляющие панцирь, сделаны из колец.
Отдел IV. Кольчужные. Панцирь набирается из отдельных колец, которые сплета-
ются между собой по принципу, когда каждые четыре кольца соединены пятым.
Тип 10. «Рубаха». Панцирь скроен из одной части, имеющей горловой вырез, рукава
и возможно, небольшие разрезы спереди и сзади у подола. Реконструируется на основа-
нии одной находки (рис. 41.-9) и подразумевается на одном изображении (рис. 35.-26).
Вариант а - без дополнительных деталей.
В результате систематизации материала выделены: одна группа, один разряд, один
раздел, два подраздела, четыре отдела, десять типов, дополненных 17 вариантами.
Панцири из твердых материалов (группа I) появляются в эпоху неолита, когда
для изготовления брони стали использовать кость (рог) и толстую твердую кожу (Ха-
занов А.М., 1971, с. 53; Горелик М.В., 19936, с. 80). С конца IV тыс. до н.э. на Ближнем
Востоке при изготовлении «твердой» брони начинают применять медь, а с рубежа Ш-П
тыс. до н.э. и бронзу (Горелик М.В., 19936, с. 94, табл. XLIII.-1,2, 10-14). Первые «твер-
дые» панцири из железа известны на территории Северной Месопотамии с VIII в. до н.э.,
где их широкое распространение связано с развитием ассирийского бронничества (Горе-
лик М.В., 19936, с. 124). В восточных областях Азии наиболее ранние находки остатков
«твердых» панцирей относятся к III тыс. до н.э. (Горелик М.В., 19936, с. 95, 125). Долгое
время они изготовлялись из кости, рога и толстой твердой кожи. Только с середины II тыс.
до н.э. здесь применяют бронзу и лишь с последней четверти I тыс. до н.э. железо (Хаза-
нов А.М., 1971, с. 56; Горелик М.В., 19936, с. 100-101,128). На Алтае первые свидетель-
ства использования «твердых» панцирей относятся к началу раннего железного века (Гор-
бунов В.В., 1999, с. 54).
Все панцири нашей серии по методу бронирования принадлежат доспеху без мяг-
кой основы (разряд I). Ранее всего такой доспех появился в Восточной Азии (III тыс.
до н.э.) и лишь с XVIII в. до н.э. становится известен на Переднем Востоке (Горелик М.В.,
19936, с. 116, 125). Доспех без мягкой основы включает в себя гетерогенную и гомоген-
ную структуры бронирования.
56
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
Гетерогенные панцири (раздел I) глубоко традиционны для азиатского доспеха, что
отличает его от европейской брони, в которой преобладала гомогенная структура (Соп-
nolliP., 1989, s. 24, Abb. 1-9, s. 27, Abb. 9,11,16; Горелик M.B., 19936, с. 92). В нашей классифи-
кации гетерогенные панцири без мягкой основы разделяются на пластинчатые и кольчатые.
Пластинчатые доспехи (подрадел А) известны с эпохи неолита и широко применя-
лись до периода позднего средневековья включительно, а у отдельных народов и до нача-
ла XX в. (Медведев А.Ф., 1959, с. 120-132; Кирпичников А.Н., 1971, с. 18-21; Хазанов А.М.,
1971, с. 53-58; Богораз В.Г., 1991, с. 100-101, рис. 84; 86; Горелик М.В., 19936, с. 115,127).
В памятниках Алтая до эпохи «великого переселения народов» встречаются находки дета-
лей только от пластинчатых панцирей (Горбунов В.В., 1999, с. 48, рис. 1). По своему со-
ставу и способу крепления алтайские пластинчатые панцири III—XIV вв. н.э. подразделя-
ются на три отдела.
Самые многочисленные, судя по имеющимся источникам, - ламеллярные панцири
(отдел I). Их развитие по этому признаку совпадает с панцирными пластинами и подроб-
но рассмотрено нами выше. По покрою выделяются четыре типа ламеллярных панцирей.
Панцири-«нагрудники» (тип 1), (рис. 3) появляются в Восточной Азии, на рубеже
Ш-П тыс. до н.э. Первая такая находка известна с могильника Усть-Илга в Прибайкалье,
но там пластины панциря крепились не ламеллярным способом, а зашивались между сло-
ями кожи (Окладников А.П., 1955, с. 248-254, рис. 118-120). Большой фрагмент «нагруд-
ника», аналогичного усть-илгинскому, известен на поселении Польце-I в Приамурье, ко-
торое датируется V—III вв. до н.э. (Деревянко А.П., 1976, с. 121-122, табл. LXXIV.-I; Дере-
вянко Е.И., 1987, с. 28, рис. 6). Ламеллярные пластины от панцирей-«нагрудников» про-
исходят с территории Китая и Кореи из памятников II—I тыс. до н.э. (Горелик М.В., 19936,
табл. LVI.-24, 27, 28). Их принадлежность данному покрою определяется практически
целым «нагрудником» из Шаньцуньлиня (период ранней Чуньцю - VIII—VII вв. до н.э.). Он
состоял из двух вертикальных полос - примерно по 15 пластин в каждой, и имел размеры
30x20 см (Горелик М.В., 19936, с. 125, табл. LVI.-15). Сами пластины практически идентич-
ны пластинам «нагрудника» из Обских Плесов-П. Разница в материале - кость вместо
железа. Первые остатки железных ламеллярных «нагрудников» фиксируются опять же в
Приамурье, на польцевском поселении, где могут быть датированы не ранее III в. до н.э.
(Деревянко А.П., 1976, табл. XVI.-2; Деревянко Е.И., 1987, табл. VII.-6; VIII.-15). Изобра-
жение панциря-«нагрудника» можно видеть на бляхе кулайского времени из Холмогорс-
кого клада в Среднем Приобье (Чиндина Л.А., 1991, рис. 30.-8). Там пластинчатый «на-
грудник» используется для усиления кольчатого панциря (Горбунов В.В., 1996, с. 165).
Самая поздняя находка панциря-«нагрудника», а возможно уже «кирасы», но с горизон-
тальными пластинами, аналогичными найденным в Обских Плесах-П, обнаружена в Сред-
нем Прикамье на памятнике IV- 1-й пол. V вв. н.э. (Голдина Р.Д., Волков С.Р., 2000, с. 99,102,
рис. 11-13). Суммируя наши сведения о панцирях покроя «нагрудник», в качестве рабочей
гипотезы можно представить следующую линию их развития. Панцири-«нагрудники» были
изобретены таежными охотниками Восточной Сибири на рубеже Ш-П тыс. до н.э. для
усиления доспехов из мягких материалов. Затем они распространились на территории
Дальнего Востока и Китая, где при их изготовлении стали применять традиционную, ла-
меллярную структуру бронирования. С появлением здесь железа в III в. до н.э. формиро-
вание «нагрудников» 1 типа завершилось. Видимо, это произошло на Дальнем Востоке
(Приамурье). В дальнейшем через кочевников Центральной Азии (хунну или сяньби), «на-
грудники» типа 1 попадают в Западную Сибирь, где активно используются воинами Вер-
хнего и Среднего Приобья на позднем этапе существования кулайской культуры в III -
57
В. В. Горбунов
1-й пол. IV вв. н.э. для усиления кольчатых и, вероятно, «мягких» доспехов. Из Западной
Сибири такие панцири проникают в Восточную Европу, где используются воинами Сред-
него Прикамья до середины V в. н.э. Исходя из имеющихся датировок, время бытования
панцирей типа 1 приходится на период с III в. до н.э. до середины V в. н.э.
Панцири покроя «кираса» (тип 2) (рис. 19; 37.-1,3) относятся к виду доспеха, глубоко
традиционному для восточно-азиатского региона (Горелик М.В., 1993а, с. 161; 19936,
с. 125; 1995, с. 401). Не менее широко они применялись на западе Азии и в Европе (Горе-
лик М.В., 19936, с. 92). «Кираса» появилась во II тыс. до н.э., в нескольких центрах кон-
вергентно. Наиболее крупными из таковых были Египет и Китай. В Египте прототипом
«кирасы» послужили панцири-«перевязи» (Горелик М.В., 19936, с. 84), а в Китае это мог-
ли быть панцири-«нагрудники», к которым добавили вторую - наспинную створку.
На территорию Алтая первые ламеллярные «кирасы» попадают в раннем железном веке,
о чем говорят находки костяных пластин (Горбунов В.В., 1999, с. 54, рис. 2.-6). Железные
«кирасы» начинают употребляться с конца III в. до н.э. в Ханьском Китае (Горелик М.В.,
1995, с. 401—402). Их изображения известны по памятникам Минусинской котловины
III—V вв. н.э., Китая IV-VI вв. н.э., Кореи сер. IV в. н.э. (Кызласов И.Л., 1990, рис. 2.-5;
4.-1; Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-16; 3.-9, 10, 11, 13; 4.-2). Из реальных панцирей такого
покроя и структуры следует назвать сяньбийский из Лаохэшень II в. н.э., самодийский из
Релки VI—VIII вв. н.э. и хазарский из Верхнего Чиръюрта VII—VIII вв. н.э. (Чиндина Л.А.,
1991, рис. 31.-А; Горелик М.В., 1993а, рис. 13.-4, 5; Рец, Юй Су-Хуа, 1999, рис. 4.-1—4).
Вес таких «кирас», согласно экспериментальному моделированию, составлял 4-5 кг (Го-
релик М.В., 19876, с. 186; 19936, с. 123), что подтверждается экземпляром из Татарских
Могилок (рис. 11). Суммарно его пластины весят, после реставрации, 4,5 кг: наспинника -
2,5 кг, нагрудника - 2 кг. Учитывая повреждения и коррозию, можно говорить о первона-
чальном весе в 5 кг. Панцири покроя «кираса» без дополнительных деталей (тип 2а) характер-
ны для кочевников Северной и Центральной Азии и известны в Корее (Кызласов И.Л., 1990,
рис. 2.-5; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-13). «Кирасы» с нарукавьями (тип 26) чаще встреча-
ются на изображениях китайских воинов VI в. н.э., но они, как правило, короткие и
ламеллярной структуры (Горелик М.В., 19936, рис. 3.-10,11). На территориях с разви-
тыми традициями бронничества «кираса» как отдельный тип доспеха использовалась
редко. В Китае IV-VI вв. н.э., а еще чаще в Корее IV-V вв. н.э. «кираса» усиливалась
наножниками и нарукавьями, надевавшимися самостоятельно (Горелик М.В., 1993а,
рис. 1.-15; 3.-8, 12, 15, 16; 4.-6-9; 6.-1, 4, 7; Могила с фресками..., 1995, с. 29, рис. 4).
С середины I тыс. н.э., ламеллярная «кираса» постепенно начинает вытесняться более
полными покроями панцирей и после VIII в. н.э. в «чистом» виде практически не встре-
чается. Широкое распространение железной «кирасы» на территории Южной и Западной
Сибири относится к эпохе «великого переселения народов» и связано с влиянием сянь-
бийской военной традиции, господствовавшей тогда в центрально-азиатском регионе и
Северном Китае (Горелик М.В., 1993а, с. 159,171; 1995, с. 400). На Алтае панцири типа 2
известны в памятниках одинцовской (2-я пол. IV-V вв. н.э.), булан-кобинской (2-я пол.
IV - 1-я пол. V вв. н.э.) и тюркской (2-я пол.У-1-я пол. VIII вв. н.э.) культур (табл. I.-9,10;
IL-7; III.-10, 11, 14, 18). Их появление в Горном Алтае могло быть вызвано вхождением с
состав Жужаньского каганата, а в Лесостепном Алтае - участием горных кочевников в
сложении одинцовской культуры. Время наиболее активного применения панцирей типа 2
определяется III в. до н.э. - VIII в. н.э.
«Катафракта» с двухчастным подолом (тип 3) (рис. 4; 24; 37.-4,5) - самый популяр-
ный покрой панциря в эпоху средневековья. Он изобретен не ранее III и не позднее V вв.
58
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
н.э. и является продуктом развития центрально-азиатского доспеха на основе заимство-
ванной «кирасы», путем добавления к ней лопастей для прикрытия ног. По нашему мне-
нию, такое новшество связано с усилением защиты конного воина против пешего про-
тивника. Вероятно, сама идея добавления подола взята у панцирей покроя «халат» или
«кафтан» (Горелик М.В., 1993а, с. 157; 19936, с. 88). Однако «катафракта» была проще в
сборке и легче по весу. На нее расходовалось меньше пластин за счет большей рациональ-
ности конструкции: отсутствие запаха, оплечий и горловины, меньшая площадь подола.
Последний зачастую состоял только из двух лопастей, закрывавших ноги воина спереди и
сбоку, вполне достаточных для всадника. Панцири, аналогичные типу 3, встречаются у кен-
кольских и таштыкских воинов III—V вв. н.э. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, рис. 12;
Кызласов И.Л., 1990, рис. 4.-2,3). Изображены они у тюркских всадников VI—VII вв. н.э. на
горе Хар-Хад (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, рис. 8; 9.-1; Nowgorodowa Е., 1980,
s. 215). Тип 3 широко применялся в Восточном Туркестане в VI1-X вв. н.э., Согдиане и
Северном Китае в VI—VIII вв. н.э. (Распопова В.И., 1980, рис. 56; Дьяконова Н.В., 1984,
рис. 12; Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-11; 6.-2, 5, 8; 1995, табл. 52.-14,15,19). Использовал-
ся данный покрой и во II тыс. н.э. в киданьском, чжурчжэньском, сунском и монгольском
доспехах (Горелик М.В., 19876, рис. 2.-1, 2; 4.-2, 4; 6.-3; 2002, с. 48.-5; 55.-7; 57.-3, 5, 8).
Целый панцирь такого покроя был найден в монгольском кургане XIII в. н.э. на памятнике
Озерново-Ш, на Южном Урале (Овсянников В.В., 1990, с. 141-145, рис. 3; Горелик М.В.,
2002, с. 69.-13). Вес «катафракты», в зависимости от длины подола и наличия нарукавий,
мог составлять от 10 до 12 кг. «Катафракта» без дополнительных деталей встречается у
киданей, монголов и населения Дуньхуана (Горелик М.В., 19876, рис. 2.-1; 6.-3; 1993а,
рис. 6.-5). Вариант «катафракты» с короткими ламеллярными нарукавьями (тип 36) при-
менялся повсеместно. Более редкими были полные ламинарные нарукавья (тип За, в), фик-
сируемые пока только на изобразительных материалах Южной Сибири и юга Западной Си-
бири (Кызласов И.Л., 1990, рис. 4.-2; Алехин Ю.П., 1998, рис. 1.-1.2; Горбунов В.В., 1998,
рис. 2.-3). «Катафракты» с коротким подолом (тип Зв), судя по нашим материалам, типологи-
чески более поздние. Их распространение начинается с IX в. н.э. Среди территорий, на
которых мог сформироваться панцирь 3 типа, следует назвать Южную Сибирь, юг Запад-
ной Сибири, Семиречье (Горбунов В.В., 1998, с. 105). На Алтае «катафракта» типа 3 изве-
стна в памятниках одинцовской (2-я пол. IV-V вв. н.э.), тюркской (2-я пол. VII—XI вв. н.э.)
и сросткинской (2-я пол. IX - 1 -я пол. X вв. н.э.) культур (табл. 1.-11,18,20; II.-5,31; III.-17,19,
20; IV.-2,3,5,6). Этносом, наиболее активно использовавшим панцири 3 типа в своей паноп-
лии, были тюрки. Они распространили этот покрой на пространства Евразии, оказавшиеся в
орбите их военных предприятий и передали его монголоязычным кочевникам (киданям и
монголам). Время бытования «катафракты» типа 3 можно обозначить III—XIV вв. н.э.
«Халат» (тип 4) (рис. 39.-1,2), или «кафтан» (если разрез не по оси, а сбоку), является
наиболее полным покроем панциря, максимально обеспечивающим защиту корпуса воина.
Его появление относится к первой четверти I тыс. до н.э. и связано с территориями Финикии,
Сирии и Ассирии, где в такой доспех облачались колесничие и пешие воины (Горелик М.В.,
19936, с. 122, табл. LV). С середины I тыс. до н.э. «халаты (кафтаны)» чешуйчатого брони-
рования начинают применять скифы и персы для защиты конных воинов, а с IV в. до н.э.
они становятся ведущим типом панцирей в сакском доспехе (Горелик М.В., 1987а,
с. 114-115; 19936, с. 108, 111, 113). Самостоятельным очагом возникновения панцирей
4 типа, на наш взгляд, является территория Китая. Здесь в V в. до н.э. начинают распрос-
траняться длинные и короткие «кафтаны» ламеллярной структуры брони (Горелик М.В.,
1987а, с. 117,120; 19936, с. 125-126). Нами было высказано предположение, что воинами
59
В. В. Горбунов
Алтая во 2-й половине I тыс. до н.э., также могли применяться панцири-«кафтаны» в их
китайском исполнении (Горбунов В.В., 1999, с. 54, рис. 2.-8). Панцири типа 4 из желез-
ных пластин начинают употребляться китайцами и хунну с конца III в. до н.э. (Горе-
лик М.В., 1987а, с. 117; 19876, с. 180; Рец, Юй Су-Хуа, 1999, с. 46). В дальнейшем они
известны в Согдиане в III—VIII вв. н.э., Семиречье - в III—V вв. н.э., Минусинской котло-
вине - в III—V вв. н.э., Восточном Туркестане - в IV-X вв. н.э., Дуньхуане - в IX в. н.э., а
также у монголов - в XIII-XIV вв. н.э. (Гумилев Л.Н., 1949, рис. 1.-4; 6; Распопова В.И.,
1980, рис. 55, 57; Дьяконова Н.В., 1984, рис. 9; Лубо-Лесниченко Е.И., 1984, рис. 48а; 49;
Горелик М.В., 1987а, рис. 5.-2,3,9,12-14; 6.-1; 1993а, рис. 8.-15; 1995, табл. 52.-1,7-9,11,17,
18; Кызласов И.Л., 1990, рис. 1.-4; 3.-1-5; Самашев 3., 1996, рис. 4.-3-5; Никоноров В.П.,
Худяков Ю.С., 1999, рис. 3.-5). Из целых панцирей такого типа следует назвать ханьско-
хуннский с городища Эршицзяцзу II—I вв. до н.э., японский из кургана Нагамотияма V-VI вв.
н.э., аварский из Нидерштетцунген VI-VII вв. н.э. (Горелик М.В., 1987а, рис. 3.-8; 1993а,
рис. 1.-21; 13.-3; Рец К.И.,Юй Су-Хуа, 1999, рис. 2.-1,6) и экземпляр из урочища Бек-Бике
в Западном Казахстане (Горелик М.В., 2002, с. 70-15). Последний, по нашему мнению,
датируется 2-й пол. XI-XII вв. н.э. и происходит из могилы кыпчакского воина. Хроноло-
гия памятника хорошо определяется по мечу, наконечникам стрел и оформлению панцир-
ных пластин, а этнокультурная принадлежность - по погребальному обряду (Синицын И.В.,
1956, с. 103-104, рис. 8; 14; Медведев А.Ф., 1959, с. 127-128, рис. 2.-2; Федоров-Давыдов Г.А.,
1966, с. 24,143,145). Вес панцирей покроя «халат», судя по дошедшим этнографическим эк-
земплярам, составлял 16-16,5 кг (Горелик М.В., 19876, с. 186-187; 19936, с. 122-123). «Хала-
ты» без дополнительных деталей (тип 4а) применялись редко и в основном кочевниками,
гораздо чаще их снабжали короткими или полными ламеллярными нарукавьями. Зато
весьма популярна была другая защитная деталь - стоячий воротник (тип 46), используе-
мый повсеместно до середины I тыс. н.э., сохраняемый некоторое время в Восточном
Туркестане и гораздо дольше в Китае (Горелик М.В., 1995, с. 409-410). На территорию
Алтая панцири типа 4 попадают не ранее III в. н.э. и известны по изобразительным па-
мятникам булан-кобинской (III - 1-я пол. IV вв. н.э.) и сросткинской (2-я пол.VIII -
1-я пол. IX вв. н.э.) культур (табл. III.-2, 3; IV.-1). Их появление следует связывать с влия-
нием хуннской военной традиции (вобравшей в себя сакское и китайское наследие), при-
чем в ее позднем среднеазиатском (кенкольском) варианте. Время существования ламел-
лярного «халата» в железном материале определяется III в. до н.э. - XIV в. н.э., а его
варианта со стоячим воротником - III в. до н.э. - V в. н.э.
Следующими по численности, согласно нашим данным, являются ламинарные пан-
цири (отдел II). Они выделяются пока только на изобразительном материале. Ламинар-
ная структура бронепокрытия известна с середины II тыс. до н.э., однако в древности она
использовалась лишь в отдельных частях панцирей, не составляя его конструкцию цели-
ком. Так, микенские греки и «народы моря» делали ламинарные подолы и нарукавья (Го-
релик М.В., 19936, с. 129, табл. XLIX.-56-61). Персы с V в. до н.э. и саки с IV в. до н.э.
употребляли длинные ламинарные нарукавья, такие же детали использовались в кушанс-
ком, парфянском и римском доспехе в I в. до н.э. - III в. н.э. (Горелик М.В., 1982, с. 84;
1987а, с. 118-119). В восточносакском доспехе иногда делался ламинарным подол панци-
ря-«кафтана» (Горелик М.В., 19936, с. 130, табл. LIII.-18, 19; LVI.-27). Полные ламинар-
ные панцири появляются в IV в. н.э. и локализуются на территории Северного Китая
(Горелик М.В., 1993а, рис. 1.-14). Изобретателями этого вида доспеха, скорее всего, были
сяньбийцы, которых в основном и изображают китайские статуэтки того времени (Горе-
лик М.В., 19876, с. 175). От сяньбийцев ламинарный доспех довольно быстро распрост-
60
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
раняется на сопредельные территории в восточном, западном и северном направлениях.
Он активно применяется на протяжении IV-XVI вв. н.э. когуресцами, населением Вос-
точного Туркестана, согдийцами, тюрками, киданями, чжурчжэнями, монголами, населе-
нием Маверанахра(НовгородоваЭ.А., Горелик М.В., 1980, рис. 6; 7; Распопова В.И., 1980,
рис. 60; Горелик М.В., 19876, рис. 4.-5-16;5.-4,10,11; 6.-7; 7.-1,2,4,5; 1993а, рис. 3.-14; 1995,
табл. 52.-3, 6, 10, 13; 2002, с. 48.-7-10; 55.-4-6; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, рис. 1.-8;
2.-2, 3, 6, 7). Среди нашего материала выделяются три типа ламинарных панцирей.
Самые ранние - панцири покроя «кираса» (тип 5) (рис. 38.-1, 3). Они фиксируются
на изображениях сяньбийских воинов IV-VI вв. н.э. из Северного Китая, где, как прави-
ло, дополнены нарукавьями и наножниками такой же структуры, но надеваемыми от-
дельно (Горелик М.В., 1993а, рис. 1 .-14; 5.-12). На рисунках значительное количество «ки-
рас» типа 5 воспроизведено на изображениях киданьских (X-XI вв. н.э.) и монгольских
(XIII-XIV вв. н.э.) воинах (Горелик М.В., 19876, рис. 4.-8,10-13; 5.-4,10; 6.-7; 7.-5). Отли-
чительной особенностью части монгольских «кирас» является то, что их створки застеги-
вались не с боков, а на груди и спине. Ламинарные «кирасы» без дополнительных деталей
(тип 5а) наиболее характерны для кочевнического доспеха. На Алтае ламинарные «кира-
сы» встречены на изобразительных памятниках булан-кобинской (2-я пол. IV - 1-я пол.
V вв. н.э.) и тюркской (2-я пол. VII - 1-я пол. VIII вв. н.э.) культур (табл. III.-6-8, 13).
Учитывая приведенные сведения, можно сделать некоторые предварительные выводы.
В эпоху «великого переселения народов» панцири типа 5 распространяются сяньбийца-
ми на территорию Центральной Азии, включая Горный Алтай. Это происходит не ранее
середины IV в. н.э. и возможными посредниками здесь могли являться жужане. В раннем
средневековье ламинарные «кирасы» используются тюрками, которые и передали этот
тип панциря киданям и монголам. Время существования панцирей типа 5 определяется
IV-XIV вв. н.э.
Панцири покроя «катафракта» с двухчастным подолом (тип 6), (рис. 38.-2, 5) сфор-
мировались на основе типа 5 путем удлинения подола с внешней стороны. Они известны
на изображениях тюркских воинов с Монгольского Алтая VI-VII вв. н.э., воинов Восточ-
ного Туркестана и Согда VII—VIII вв. н.э., а также на рисунках киданьских (X-XI вв. н.э.),
чжурчжэньских (XII в. н.э.) и монгольских (XIII-XIV вв. н.э.) воинов (Новгородова Э.А.,
Горелик М.В., 1980, рис. 6; Распопова В.И., 1980, рис. 60; Горелик М.В., 19876, рис. 4.-5,
6, 7, 9, 14-16; 7.-1, 2, 4; 1995, табл. 52.-6; 2002, с. 48.-7; 55.-4-6). Некоторые монгольские
панцири 6 типа, как и «кирасы», застегивались на груди и спине. Чаще всего ламинарные
«катафракты» либо не имеют дополнительных деталей (тип 6а), либо снабжены короткими
нарукавьями той же структуры (тип 66). Аналогии первому варианту есть на рисунках кидань-
ских воинов X-XI вв. н.э., а второму - чжурчжэньских воинов XII в. н.э. (Горелик М.В.,
2002, с. 48.-7; 55.-4-6). В Горном Алтае изображения панцирей типа 6 относятся к тюрс-
кой культуре и датируются 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. III.-11,12). Таким обра-
зом, ламинарная «катафракта» формируется у тюрок Центральной Азии, не исключено,
что именно в Горном Алтае, около середины V в. н.э., на основе заимствованной от сянь-
бийцев «кирасы». Возможно, что данный покрой был просто перенесен на другую струк-
туру бронирования от ламеллярной «катафракты». Тюрки распространили панцири типа
6 на территории, входившие в их державу, и оставили в наследие киданям и монголам.
Время существования «катафракты» типа 6 можно определить V-XIV вв. н.э.
Ламинарные «халаты» (тип 7), (рис. 38.-4) появляются вслед за «кирасами» анало-
гичной структуры. Но в отличие от последних, тип 7 используют не сяньбийцы, а воины
пограничных с Северным Китаем территорий. Так, «халаты» этого типа известны по изоб-
61
В. В. Горбунов
разительным материалам из Кореи конца IV - начала V вв. н.э. и Восточного Туркестана
IV-IX вв. н.э. (Дьяконова Н.В., 1984, рис. 9; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-14; 1995,
табл. 52.-3, 10.13). В дальнейшем ламинарные «халаты» встречаются на изображениях
тюркских (VI-VII вв. н.э.) и монгольских (XIII-XIV вв. н.э.) воинов (Новгородова Э.А.,
Горелик М.В., 1980, рис. 7; Горелик М.В., 19876, рис. 5.-11, 15). «Халаты» без дополни-
тельных деталей (тип 7а) более характерны для населения Центральной Азии, к югу и
западу от которой их чаще снабжали короткими ламинарными нарукавьями. На Алтае
изображения «халатов» типа 7 зафиксированы только на булан-кобинских памятниках,
дата которых 2-я пол. IV - 1-я non.V вв. н.э. (табл. III.-4-6). Их появление в горах Алтая
Ложно объяснить контактами с населением Восточного Туркестана в период господства
Жужаньского каганата. В раннем средневековье ламинарные «халаты» изредка использо-
вались тюрками, а в развитом - монголами. Время бытования панцирей типа 7 укладыва-
ется в рамки IV-XIV вв. н.э.
Панцири, сочетающие в своем покрое две структуры брони: ламеллярную и лами-
нарную (отдел III), составляют небольшую часть нашей серии. Они также известны толь-
ко по изобразительным источникам. Первые опыты комбинирования ламеллярной и ла-
минарной брони принадлежат сяньбийцам. На некоторых статуэтках конных воинов ди-
настии Северная Вэй (386-534 гг. н.э.) показаны ламеллярные «кирасы», снабженные
широкими ламинарными наножниками, надеваемыми отдельно (Могила с фресками...,
1995, рис. 4.-4). Цельно-комбинированный доспех фиксируется у тюрок по наскальным ри-
сункам Горного Алтая 2-й пол. V - 1-й пол. VIII вв. н.э. (Горбунов В.В., 1998, с. 122).
В дальнейшем он встречается на рисунках монгольских воинов XIII-XIV вв. н.э. (Горе-
лик М.В., 19876, рис. 4.-1, 3; 5.-1, 5-8, 16) и воинов Средней Азии XV-XVI вв. н.э.
(Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, рис. 1.-1, 2, 5, 11; 2.-1, 4, 5). Если тюркские панцири
III отдела следовали сяньбийской традиции, заключавшейся в четком разделении струк-
тур бронирования: верхняя часть - ламеллярная, нижняя - ламинарная, то для монгольс-
кого и среднеазиатского доспеха характерно чередование полос ламеллярной и ламинар-
ной брони по всему панцирю (Горелик М.В., 19876, с. 175; Бобров Л.А., Худяков Ю.С.,
2002, с. 111). Среди нашей серии выделяется два типа комбинированных панцирей.
«Катафракта» с двухчастным подолом (тип 8) (рис. 37.-2; 39.-3) по покрою аналогич-
на типам 2, 6. Точных аналогов не найдено. Согласно изобразительным памятникам Гор-
ного Алтая, датируется 2-й пол. V - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. III.-12, 15).
«Катафракта» с четырехчастным подолом (тип 9) (рис. 39.-4) является исходной или
дальнейшей моделью экземпляров с двухчастным подолом. Вероятно, панцири типа 9
должны были совмещать большую площадь защиты, присущую «халату» с меньшим ве-
сом, что достигалось делением подола на четыре лопасти. Возможно, на рисунках «катаф-
ракт», тип 9 присутствует чаще, но он не различим, так как подолы показаны сплошными.
Сказать уверенно, какие «катафракты» были раньше, сложно. Покрой «катафракты» с че-
тырехчастным подолом мог появиться в результате облегчения «халата» путем разделения
его монолитной конструкции на части. Для этого была использована «кираса» с ее двух-
створчатым принципом. Дальнейшее облегчение панциря приводило к ликвидации зад-
них лопастей, т.е. к «катафракте» с двухчастным подолом. Однако не исключена и другая
линия развития, связанная с увеличением защитной площади «кирасы». В этом случае
первыми могли быть «катафракты» с двухчастным подолом. Тогда дальнейшее увеличе-
ние защиты приводило к добавлению задних лопастей и к максимальному приближению
к «халату». Тип 9 встречен пока только на тюркском памятнике Горного Алтая, который
датируется 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. III.-10).
62
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
Помимо панцирей, набиравшихся из пластин, в памятниках Алтая известны панци-
ри, сплетенные из колец (подраздел Б). По составу и способу крепления они представле-
ны кольчугами (отдел IV). Честь изобретения этого вида брони принадлежит кельтам (ко-
нец IV в. до н.э.), которые распространили его среди греков и римлян (Коннолли П., 2000,
с. 124). На рубеже тысячелетий кольчуга была заимствована от римлян сарматами и пар-
фянами, а к III в. н.э. стала известна в Средней Азии, откуда проникла далее на Восток
(Хазанов А.М., 1971, с. 60; Горелик М.В., 19876, с. 185; 1993а, с. 151; 1995, с. 402). Однако
в Северной и Центральной Азии кольчуги не получили до середины II тыс. н.э. сколько-
нибудь широкого применения (Горелик М.В., 1983, с. 246; Худяков Ю.С., 1997, с. 133-134).
На Алтае остатки кольчатых панцирей встречены в памятниках Ш-ХП вв. н.э. (табл. I.-15;
11.-3,25,26). Помимо этого, изображение кольчуги можно подразумевать на воине с ку-
дыргинского валуна-изваяния, где она передана слегка волнистыми линиями (рис. 35.-26).
В музеях Алтайского края хранится около десятка целых кольчуг из числа случайных находок
(Горбунов В.В., Тишкин А.А., 1998а, с. 263). Судя по поздним признакам оформления колец,
они относятся ко времени после XII в. н.э. (Кирпичников А.Н., 1971, с. 13-14) и, возмож-
но, часть из них монгольского периода, т.е. XIII-XIV вв. н.э.
Учтенные нами остатки кольчатых панцирей отнесены к покрою «рубаха» (тип 10),
с коротким подолом и рукавами. В пользу данного типа свидетельствует фрагмент кольчуги из
Маралихи, представляющий собой плечевую часть рубахи с вырезом для руки (Горбунов В.В.,
Тишкин А.А., 19986, с. 193, рис. 1.-1). «Рубаха» становится основным покроем кольчуги с
эпохи «великого переселения народов». В ней варьировала только длина подола, рукавов
и оформление воротника (Кирпичников А.Н., 1971, с. 14-15). С XIV в. н.э. распространя-
ются кольчужные «халаты» (Горелик М.В., 1983, табл. I.-1; 19876, рис. 9.-3).
Самая ранняя кольчуга с территории Алтая датируется III в. н.э. и происходит из
памятника позднего этапа кулайской культуры (Горбунов В.В., 1996, с. 164-165). Подтвер-
ждается ее бытование в это время и изобразительным материалом. Так, на бронзовых
ножнах из Татарских Могилок и бляхе из Холмогорского клада, можно видеть всадников,
тело и руки которых покрыты маленькими колечками, передающими кольчугу, причем в
одном случае с длинными, до кистей рукавами (Уманский А.П., 1974, рис. 6.-5; Чин-
дина Л.А., 1991, рис. 30.-8; Горбунов В.В., 1996, с. 165). Ближайшие по времени и месту
аналоги известны в Семиречье и Среднем Прииртышье. Это остатки кольчуг в памятни-
ках кенкольской культуры III—V вв. н.э. (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, с. 97,
рис. 11 .-7) и фрагменты кольчуги из позднесаргатского кургана 2-й четв. I тыс. н.э. (Пого-
дин Л.И., 1998, с. 57). В алтайскую лесостепь первые кольчуги, скорее всего, попали из
Средней Азии на волне «великого переселения народов» (Горбунов В.В., 1996, с. 165).
В Горном Алтае часть кольчатого панциря зафиксирована в тюркском кенотафе 2-й пол.
VI - 1-й пол. VII вв. н.э. (рис. 41.-4), а в погребении VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (рис. 41.-6)
найдена кольчужная бармица. Данные факты позволяют говорить об использовании тюр-
ками кольчатых панцирей, с которыми они могли познакомиться во время экспансии пер-
вого каганата в Средней Азии (Худяков Ю.С., 1986, с. 159, 223). Самые поздние кольчуги
нашей серии соответствуют по времени последнему этапу сросткинской культуры
(табл. II.-25, 26). В целом употребление кольчуги населением Западной Сибири в раннем
и развитом средневековье было более активным, чем в Южной Сибири и Центральной
Азии. Помимо Лесостепного Алтая ее находки встречены в Среднем Приобье на могиль-
нике Релка - VI—VII вв. н.э. и в Кузнецкой котловине на могильнике Сапогово - VIII-
IX вв. н.э. (Чиндина Л.А., 1991, рис. 31.-9; Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б.,
Стародубцев А.Г., 1992, рис. 39.-1, 43.-14). В литературе имеются сообщения и о других
экземплярах (Соловьев А.И., 1987, с. 59-60).
63
В.В. Горбунов
В отличие от панцирных пластин кольчужные кольца гораздо более стандартны и
их полноценный типологический анализ на имеющемся у нас материале пока невозмо-
жен. Не разработаны схемы развития колец и для других территорий. Поэтому мы огра-
ничимся лишь некоторыми наблюдениями по поводу этих деталей панциря. Кольца, об-
наруженные в памятниках Алтая, по материалу изготовления делятся на железные
(рис. 41.-2, 3, 5, 8,10,11) и бронзовые (рис. 41.-7). Последние встречены в составе барми-
цы, где они чередовались с более крупными железными кольцами (Кубарев Г.В., 2002,
с. 96, рис. 6.-1). Бронза, в отличие от железа, очень редко использовалась при изготовле-
нии кольчуги и в основном придавала панцирю парадный, декоративный эффект (Кир-
пичников А.Н., 1971, с. 9). По способу изготовления кольца нашей серии распадаются на
цельносварные (рис. 41.-3,5,8,11) и склепанные (рис. 41.-2,7,10). Первые имеют округ-
лую форму, вторые - округлоприостренную форму, с характерным выступом в месте скле-
пывания. Поперечное сечение всех колец овальное, хотя в двух случаях (рис. 41.-10, 11)
можно говорить об уплощенно-овальном сечении, когда кольца дополнительно проковы-
вались (сплющивались). Этот прием появляется на рубеже X-XI вв. н.э. (Горбунов В.В.,
Тишкин А.А., 19986. с. 193). Размеры колец позволяют разделить их натри разновиднос-
ти: 1) мелкие - с диаметром 0,65-0,8 см, шириной 0,1 см, толщиной 0,05-0,07 см (рис.41.-2,
3, 7); 2) средние - 1,1-1,25x1,5x0,06-0,07 см (рис. 41.-5, 10); 3) крупные - 1,5- 1,7х
0,2-0,4x0,06-0,2 см (рис. 41.-8, 11). Кольчуги могли составляться только из мелких
(рис. 41 .-1-3), из средних (рис. 41.-4,5), мелких и крупных колец (рис. 41 .-6-8) и средних
и крупных колец (рис. 41.-9-11). Способ соединения колец однообразен: один ряд свар-
ных колец сплетался с двумя рядами склепанных и наоборот, таким образом, что каждое
сварное кольцо соединяло четыре склепанных кольца и наоборот (рис. 41.-1). В одном
случае зафиксированы только сварные кольца (Гаврилова А.А., 1965, табл. XXIV.-1), но
вероятнее всего, склепанные просто не были распознаны. Ограниченность сравнитель-
ного материала, главным образом из-за качества их публикации, позволяет провести лишь
некоторые параллели. Все выделенные признаки алтайских колец встречаются на древ-
нерусских кольчугах VIII - 1-й пол. XIII вв. н.э. (Кирпичников А.Н., 1971, с. 9, рис. 2.-1-6).
На нашем материале не подтверждается вывод А.Н. Кирпичникова (1971, с. 13) о том, что
«...одновременное употребление колец разной величины... свойственно кольчугам позднего
средневековья». Средние и крупные экземпляры нашей серии близки согдийским и само-
дийским кольчужным кольцам VI—VIII вв. н.э. (Распопова В.И., 1980, с. 79, рис. 53.-9-16;
Чиндина Л.А., 1981, с. 94, рис. 2.-3).
Изучение покроя панцирей показало, что все они появляются на территории Алтая
в эпоху «великого переселения народов». Их развитие (рис. 40) в большей степени связа-
но с восточно-азиатской военной традицией и базируется на двух ее линиях: хуннской и
сяньбийской. С первой можно соотнести панцири-«нагрудники» (тип 1) и панцири-«ха-
латы» (тип 4), а со второй - панцири-«кирасы» (типы 2, 5). В меньшей степени сказалось
влияние западной военной традиции. Оно шло через Среднюю Азию и выразилось в
заимствовании кольчужных панцирей-«рубах» (тип 10). Помимо этого, Алтай входит в
число территорий, образующих западные и северные окраины центрально-азиатского
региона, на которых в III—V вв. н.э. формируются панцири-«катафракты» (типы 3,6, 8, 9).
Данный покрой в раннем средневековье можно определенно связывать с тюркской воен-
ной традицией. Сравнение панцирей Лесостепного и Горного Алтая показывает пример-
но одинаковый их уровень (рис. 40). Так, основные покрои: «кираса», «катафракта», «ха-
лат», «рубаха» известны на обеих территориях, но горноалтайские панцири (типы 2-10)
типологически разнообразнее лесостепных (типы 1—4,10). Не исключено, что данное раз-
64
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
личие связано с состоянием изобразительных источников, которых по Горному Алтаю в
несколько раз больше.
2.2.	Шлемы
Шлем предназначался для защиты головы воина и прикрывал, как минимум, ее лоб-
но-затылочную часть и, как максимум, всю голову. Для последней цели, чаще всего, слу-
жила бармица - лист металла или кожи оборачиваемый вокруг шлема и прикрепляемый к
нему, через отверстия в тулье или обруче. При минимальной защите бармица оставляла
открытыми лицо и горло, а при максимальной - только глаза.
В Европе со 2-й четверти I тыс. до н.э. стали применяться глубокие шлемы, которые
закрывали голову и шею целиком (коринфский, точнее спартанский, тип) (Кругликова И.Т.,
1984, с. 38, рис. 20.-1; 21.-2,3; Коннолли П., 2000, с. 60-61, рис. 2,8-12,16; Андреев Ю.В.,
1993, рис. 1.-3). Эта традиция сохранялась там очень долго, достигнув своего апогея
в позднем средневековье (Винклер П., 1992, рис. 180; 188; 241-243; Бехайм В., 1995,
рис. 7-12; 29-33; 35). В Азии шлемы никогда не делали полностью гомогенными, самое
большее - они заходили на щеки и верхнюю часть шеи, но чаще были менее глубокими и
дополнялись бармицей (Горелик М.В., 1983, табл. 2.-11; 1987, рис. 4.-11; 1993а, рис. 2.-7.
9; 19936, табл. LX-LX1I; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, рис. 11-12; 2003, табл. 1^;
Худяков Ю.С., Бобров Л.А., 2003, рис. 1-3). Для защиты лица могла использоваться ме-
таллическая маска-забрало. Ее применение зафиксировано для Китая в эпоху Инь - XIII—
XI вв. до н.э. (Варенов А.В., 1990, с. 61-62, рис. 13.-2; 14; Горелик М.В., 19936, с. 175,
табл. LX.-99, 100), на Дальнем Востоке, в Западной Азии и Восточной Европе в XII—
XVII вв. н.э. (Горелик М.В., 1983, с. 265, табл. IX.-3; 1987,с. 193,рис. 11.-16; Деревянко Е.И.,
1987, с. 114-115, рис. 24; Винклер П., 1992, с. 262, рис. 343; Шавкунов В.Э., 1993, с. 80-83,
рис. 49; Бехайм В., 1995, с. 131, рис. 172; Измайлов И.Л., 1997, с. 122-125, рис. 79, 80).
Редкими для Азии и обычными в Европе были такие детали шлема, как подвижные на-
щечники (Горелик М.В., 1993а, с. 163-164, 175, рис. 7.-20-22; 9.-27, 28, 33, 34, 38).
Наиболее ранняя находка шлема на Алтае датируется VII—VI вв. до н.э. Это бронзо-
вая «каска», так называемого кубанского типа, известная, к сожалению, только по рисунку
и не имеющая точного адреса (Грязнов М.П., 1947, рис. 5.-11; Галанина Л.К., 1985, с. 181,
рис. 1.-10; Горелик М.В., 19936, с. 170, табл. LXII.-41). На алтайских изобразительных
материалах раннего железного века шлемы пока не выделены.
В археологических памятниках Алтая III—XIV вв. н.э. остатки шлемов и целые экзем-
пляры обнаружены пять раз, а их изображения выделены у 40 воинов. На территорию
Горного Алтая приходится три находки: 1 экз. - из курганного погребения, 1 экз. -
из поминальной оградки и 1 экз. - случайная находка (табл. I.-12, 18, 22) и 32 рисунка
(табл. III.-1-15,17-21) шлемов. С территории Лесостепного Алтая происходят две наход-
ки: 1 экз. из грунтового погребения и 1 экз. из распаханного кургана (табл. II.-5, 39) и
8 изображений (табл. IV.-1-8) шлемов.
Вещественные остатки шлемов в трех случаях представлены:
1.	Набором из шести пластин трех типов от купола-тульи (табл. II.-5): 1) изогнутоп-
рямоугольные, с четырьмя парами угловых отверстий, 3 экз. размерами 7,8x2,8x0,15 см
(рис. 42.-2); 2) овальнотрапециевидные, с четырьмя парами угловых отверстий, 1 экз.
размерами 8,1x2,6x0,15 см (рис. 42.-3); 3) трапециевидные, с четырьмя угловыми отвер-
стиями, 2 экз. размерами 7,4x2,6x0,15 см (рис. 42.-4).
2.	Фрагментом из пластин одного типа от купола-тульи и бармицы из пластин од-
ного типа (табл. I.-12): 1) пластины купола трапециевидной формы с отверстиями и зак-
65
В. В. Горбунов
лепками, 3 экз. размерами 15(?)х4,5-5х0,4 см (рис. 43.-2); 2) пластины бармицы прямоу-
гольной формы с пятью отверстиями (одно центральное у верхнего края и две угловых
пары у нижнего края, 11 экз. размерами 6x1,5x0,2 см (рис. 43.-2, 3).
3.	Фрагментами от пластин одного типа от купола-тульи, навершием и бармицей из
колец двух типов (табл. I.-18): 1) пластины овальнопрямоугольные, с 27 отверстиями
(восемь пар боковых, одна пара верхних срединных, пять одиночных центральных сре-
динных и две пары нижних окантовочных), 18 экз. размерами 16x3-3,7x0,2-0,3 см
(рис. 44.-2); 2) навершие овальное с полусферическим умбоном в центре и парными от-
верстиями по периметру, размерами 12x10x0,3 см (рис. 44.-1); 3) бармица из бронзовых
склепанных колец размерами 0,7-0,8x0,1x0,07 см (рис. 41.-7) и железных сваренных ко-
лец размерами 1,6-1,7x0,3-0,4x0,2 см (рис. 41.-8).
Еще две вещественные находки составляют целые шлемы, имеющие относительно
небольшие разрушения (табл. 1.-22; II.-39; рис. 46; 47).
Изображения шлемов Горного Алтая выполнены в технике граффити (Горбунов В.В.,
1998, с. 106). Из 34 нарисованных фигур воинов шлемы подразумеваются у 32. Головы
двух из них испорчены, но в нижней части читаются ламеллярные бармицы, что, безус-
ловно, говорит о наличии шлемов (рис. 35.-16,13а). Еще на двух изображениях непонят-
но, имелись боевые наголовья или нет (рис. 35.-5в, 136). Шлемы переданы общим конту-
ром и, как правило, сливаются с головой человека. Часть из них имеет внутреннюю штри-
ховку в виде «сетки» - ламеллярная структура (рис. 35.-8) или в виде линий, разбивающих
шлем на сектора (рис. 34.-4; 35.-1а, 6,11а). На одном рисунке можно предполагать каркас-
ный шлем по наличию вертикальной полосы (рис. 35.-116). У некоторых фигур «сеткой»
или вертикальными штрихами показана ламеллярная бармица (рис. 35.-16, в, 8, 9, 13а), а
горизонтальными линиями - ламинарная бармица (рис. 34.-8, 9; 35.-11а). В тех случаях,
когда контур шлема сферический и без штриховки, не всегда можно с полной увереннос-
тью сказать, какой это шлем, но наличие плюмажей на ряде таких изображений, безуслов-
но, указывает на боевое наголовье (рис. 34.-7; 35.-3, 5). Видимо, и там, где плюмажей нет,
также подразумеваются шлемы, даже, несмотря на косы, имеющиеся на голове
(рис. 34.-76; 35.-1в, 12). В пользу этого говорят рисунки конических и сфероконических
шлемов, у которых показаны развевающиеся косы (рис. 34.-4; 35.-7,9). Вероятно, это один
из художественных приемов для передачи боевого наголовья и прически одновременно,
хотя можно предположить, что заплетенные в косы волосы выглядывали из-под барми-
цы. Изображения шлемов с Лесостепного Алтая известны на бронзовых бляхах-подвес-
ках (рис. 36). Они показаны самостоятельным контуром, который либо заполнен линия-
ми, передающими различный декор или деление купола на узкие пластины
(рис. 36.-3,6), либо не заполнен ничем (рис. 36.-1,2,4,5,7, 8). В последнем случае можно
предполагать цельнокованый купол, но большая редкость находок таких шлемов, да и их
подробных изображений в I тыс. н.э. (Горелик М.В., 1993а, с. 165, 166), не позволяет
уверенно говорить о подобной конструкции. Скорее всего, перед нами стилизованное
изображение узкопластинчатых или секторных шлемов. Все они снабжены глухими на-
вершиями, часть которых оканчивается шаровидными украшениями (рис. 36.-3-5, 7, 8).
В классификации шлемов использовано 38 изображений, 2 целых и 3 реконструиру-
емых находки.
Для системного описания признаки шлемов разбиты на шесть уровней: группа -
разряд - раздел - отдел - тип - вариант. Группа выделяется по материалу изготовления,
разряд определяет метод бронирования, раздел характеризует принцип крепления состав-
ляющих шлема, отдел выделяется по структуре набора главной части шлема - купола-
66
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
тульи, тип определяется по форме купола-тульи и навершия шлема, вариант характеризу-
ет структуру бармицы и декоративные детали шлема.
Группа I. Из твердых материалов. Шлемы и их детали изготовлены из железа.
Разряд I. Без мягкой основы. Купол шлема не нашивался на подшлемник.
Раздел I. На ременном креплении. Части, формирующие купол, навершие, обруч
шлема крепятся между собой ремешками, достаточно мягким и эластичным материалом.
Отдел I. Ламеллярные. Купол шлема набирается из 2-3 горизонтальных рядов, со-
стоящих из отдельных пластин, форма и система отверстий которых похожи на панцир-
ные.
Тип 1. Сферический, с уплощенным навершием (рис. 48.-1). Навершие может быть
глухим или иметь втулку для плюмажа. Вариант а - с ламеллярной бармицей. Реконстру-
ируется по одному изображению (рис. 35.-8) и предполагается еще на 13 (рис. 34.-За, б,
56, г, 7а, б; 35.-1в, За, б, в, 5а, б, г).
Тип 2. Конический. Форма купола и навершия совпадает (рис. 42.-1) Вариант а -
с ламеллярной бармицей. Реконструируется по набору пластин от одного шлема
(рис. 42.-2-4).
Отдел II. Узкопластинчатые. Купол шлема составляется из вертикально-располо-
женных узких пластин-полос, образующих один горизонтальный ряд. Количество таких
пластин в тулье от 8-10 и больше.
Тип 3. Яйцевидный, с уплощенным навершием (рис. 45). Вариант а - с кольчужной
бармицей. Реконструируется по фрагментам пластин купола, навершию, фрагментам бар-
мицы от одного шлема (рис. 41 .-6-8; 44). Купол состоит из 23 пластин-полос, его нижний
край и нижний край бармицы снабжены матерчатым кантом обшитым шелком.
Тип 4. Сфероконический, с полушаровидным навершием (рис. 48.-2). Тулья собира-
лась из специально изогнутых пластин-полос, придававшим шлему ярусность. Реконст-
руируется по двум изображениям (рис. 34.-5а, 9). Вариант а - с ламинарной бармицей
(рис. 34.-9).
Раздел II. Клепаные. Части шлема соединяются металлическими заклепками, обра-
зующими жесткое неподвижное крепление.
Отдел II. Узкопластинчатые.
Тип 5. Сферический. Форма купола и навершия совпадает (рис. 43.-1). Вариант а -
с ламеллярной бармицей. Реконструируется по фрагменту купола и бармицы от одного
шлема (рис. 43.-2). Купол состоит из 14 пластин-полос. Нижний край бармицы снабжен
кожаным кантом.
Тип 6. Сфероконический, со сферическим куполом и коническим навершием
(рис. 48.-3-5). Вариант а - с ламинарной бармицей и глухим навершием (рис. 48.-3).
Реконструируется по одному рисунку (рис.35.-11а) и предполагается еще на двух (рис. 34.-2,
5в). Вариант б - с ламеллярной бармицей и высоким шпилем навершия, к которому кре-
пится флажок (рис. 48.-4). Реконструируется по одного рисунку (рис. 35.-6). Вариант в -
с ламеллярной бармицей и навершием, заканчивающимся шариком (рис. 48.-5). Реконст-
руируется по одному изображению (рис. 36.-3) и предполагается еще на пяти (рис. 36.-1,
2, 4, 7, 8).
Отдел III. Секторные. Купол шлема формируют широкие и крупные пластины-сек-
тора числом от 2 до 6.
Тип 7. Конический (рис. 48.-6-8). Вариант а - с ламеллярной бармицей и втулкой
для плюмажа (рис. 48.-6). Реконструируется по двум изображениям (рис. 34.-6; 35.-9).
Вариант б - с ламеллярной бармицей и глухим навершием (рис. 48.-7). Реконструируется
67
В. В. Горбунов
по одному изображению (рис. 36.-6) и подразумевается еще на двух (рис. 35.-26,7). Вари-
ант в - с ламеллярной бармицей и навершием, заканчивающимся шариком (рис. 48.-8).
Реконструируется по одному изображению (рис. 36.-5).
Тип 8. Вогнутоконический. Лобовая часть тульи и навершие имеют характерный
изгиб, придающий шлему указанную форму (рис. 48.-9). Реконструируется по двум изоб-
ражениям (рис. 34.-4; 35.-4). Вариант а - с ламеллярной бармицей.
Тип 9. Яйцевидный. Навершие слегка приостренное (рис. 48.-10). Реконструируется
по двум изображениям (рис. 34.-8; 35.-1а). Вариант а - с ламеллярной или ламинарной
бармицей.
Отдел IV. Каркасно-секторные. Купол шлема составляют пластины-сектора, крепя-
щиеся специальными накладными полосами, образующими соединительный каркас между
навершием и обручем.
Тип 10. Сферический, с каркасом из двух полос и куполом из двух секторов (рис. 48.-11).
Реконструируется по на одному рисунку (рис. 35.-116) и подразумевается еще на одном
(рис.35.-12). Вариант а) - предположительно с ламинарной бармицей.
Тип 11. Сфероконический, с каркасом из двух полос и куполом из двух секторов.
Представлен одним шлемом (рис. 46). Обруч шлема также двухсоставный из лобной и
затылочной полос. По его нижнему краю пробиты отверстия для крепления бармицы.
Размеры шлема: высота 23 см, диаметр 19-22 см, толщина 1,5-3 мм. Вариант а - предпо-
ложительно с ламеллярной бармицей. Лобная полоса обруча снабжена надбровными
вырезами с переносьем и накладной пластиной на них. Верхний край этой полосы имеет
по центру плавный выступ и две острых выемки, образующих «облачный» узор в лице-
вой части шлема. Затылочная полоса обруча по верхнему краю снабжена двумя острыми
выемками, а по нижнему - нервюрой. С левого бока с ней крепится кольцо для подвешива-
ния шлема. Полосы каркаса имеют волнистовырезные края с расширением под навершие.
Последнее представляет собой втулку для плюмажа с фигурновырезным раструбом в виде
сердцевидных выемок, разделяющих лопасти «облачной» формы.
Тип 12. Конический, с каркасом из четырех полос и куполом из четырех секторов.
Представлен одним шлемом (рис. 47). Обруч шлема состоит из лобной и затылочной по-
лос. По его нижнему краю имеются отверстия для бармицы. Размеры шлема: высота
27 см, диаметр 18,5-21,5 см, толщина 1,5-3 мм. Вариант а - предположительно с лами-
нарной бармицей. Лобная полоса обруча снабжена надбровными вырезами с перенось-
ем. Ее верхний край оформлен трехступенчатыми вырезами, по два дуговидных и цент-
ральный «облачный». Затылочная полоса обруча имеет по верхнему краю треугольные
выступы, а в центральной части - нервюру. Полосы каркаса по длинным сторонам офор-
млены треугольными выступами, а в центральной части - нервюрой. Навершие шлема
сделано в виде втулки с фигурновырезным раструбом из чередующихся треугольных и
пятиугольных выступов. Средняя часть навершия имеет форму 12-гранной втулки, кото-
рую венчает шарик, оконтуренный двумя поясками. В устье навершия вставлена пласти-
на-перегородка для крепления плюмажа.
В результате систематизации материала выделены: одна группа, один разряд, два
раздела, четыре отдела, 12 типов, дополненных 16 вариантами.
Появление шлемов из твердых материалов (группа I) относится к середине III тыс.
до н.э. и связано с Южной Месопотамией (Горелик М.В., 19936, с. 154). Их широкое при-
менение начинается с освоения металлов, поскольку к средствам защиты головы предъяв-
лялись повышенные требования. На востоке Азии первые металлические шлемы извест-
ны с XIII в. до н.э. в Китае (Варенов А.В., 1990, с. 56-57; Горелик М.В., 19936, с. 162-163).
68
Глава II. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
Хотя не исключено, что твердые образцы воинских наголовий могли делаться здесь из
кости (рога) и толстой твердой кожи и в более раннее время. В степях Евразии «твердые»
шлемы распространяются достаточно поздно, с XI в. до н.э. - на востоке и с середины
VII в. до н.э. - на западе (Комиссаров С.А., 1988, с. 78-79; Горелик М.В., 19936, с. 168—
172; Эрдэнэбаатар Д., Худяков Ю.С., 2000, с. 143-147, рис. 3). Железо при изготовлении
шлемов начинает использоваться с VIII в. до н.э. в Ассирии и Урарту и весьма долго
конкурирует в данном виде защиты с бронзой (Горелик М.В., 19936, с. 163, 166,
табл. LXI.-21, 24, 92). В Восточной Азии первые железные шлемы зафиксированы с III в.
до н.э. на территории Северо-Восточного Китая (Горелик М.В., 19936, с. 174,
табл. LXII.-65). С этого времени железо становится основным бронирующим материалом
для боевых наголовий. На Алтае первые свидетельства применения металлических (брон-
зовых) шлемов относятся к началу раннего железного века (Грязнов М.П., 1947,
рис. 5.-11), а железные наголовья появляются в эпоху «великого переселения народов»,
около III в. н.э.
Большинство шлемов из твердых материалов не нашивалось непосредственно на
мягкую основу, а подшлемник мог лишь пришпиливаться к внутреннему краю купола или
обруча. Исключение составляют шлемы чешуйчатой структуры, применявшиеся скифами
в VI-IV вв. до н.э. (Горелик М.В., 19936, с. 173, табл. LXII.-21,22,23). На Алтае известны
пока только шлемы без мягкой основы (разряд I). По способу крепления составляющих
шлема экземпляры нашей серии можно разделить на ременные и клепаные.
Шлемов, части которых соединялись при помощи ремешков (раздел I), известно
немного. Их применяли воины Ближнего Востока, Малой Азии и Эгеиды во 2-й пол. II -
1-й пол. I тыс. до н.э. (Горелик М.В., 19936, табл. LX.-27-31,42,59; LXI.-6,74). На востоке
Азии шлемы на ременном креплении обнаружены в памятниках Китая с V в. до н.э., где
они изготовлены из толстой твердой кожи, а с III в. до н.э. их начинают делать из железа
(Горелик М.В., 19936, табл. XII.-64,65). В дальнейшем шлемы ременного соединения при-
меняются в Восточной Азии очень долго, до XIX в. включительно (Богораз В.Г., 1991,
рис. 89; 90). На территории Алтая образцы раздела I фиксируются в памятниках 2-й пол.
IV - 1-й пол. IX вв. н.э. (табл. I.-18; II.-5), а их изображения - в памятниках III - 1-й пол.
VIII вв. н.э. (табл. Ш.-З, 4, 6, 7, 10-12, 14). В нашей классификации шлемы на ременном
креплении представлены ламеллярной и узкопластинчатой структурой купола.
Ламеллярные боевые наголовья, купол которых набирался из отдельных пластин,
образующих два и более горизонтальных ряда (отдел I), впервые встречаются у гиксосов
с XV в. до н.э. (Горелик М.В., 19936, с. 159, табл. LX.-27, 28). Затем они применялись
микенскими греками и «народами моря» в ХШ-ХП вв. до н.э., финикийцами в IX в. до
н.э., лидийцами в VI в. до н.э. (Горелик М.В., 19936, табл. LX.-59; LXI.-6, 74). В Восточ-
ной Азии ламеллярные шлемы появляются в Китае с III в. до н.э., уже в железном материале
(Горелик М.В., 19936, с. 174, табл. LXII.-65). Практически с этого же времени они становятся
весьма популярными и у хунну (Хазанов А.М., 1971, табл. XVIIIa.-l; Горелик М.В., 1993а,
рис. 2.-7; 9.-1,2; 1995, с. 421-422), от которых заимствуются в эпоху «великого переселения
народов» кушанами, когуресцами, населением таштыкской культуры (Кызласов И. Л., 1990,
рис. 5.-4, 5; 4.-2; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-12; 9.-32;). В раннем средневековье их при-
меняют китайцы, тюрки, тибетцы, мохэ и население Восточного Туркестана (Гумилев Л.Н.,
1949, рис. 1—4; 6; Лубо-Лесниченко Е.И., 1984, рис. 48а; 49; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-10,
12; 4.-1; 6.-3; 7.-6; 1995, табл. 54.-13, 24, 35, 37; Нестеров С.П., Слюсаренко И.Ю., 1993,
с. 193-195). На Алтай шлемы отдела I попадают в эпоху «великого переселения народов»,
с III в. н.э., видимо от хунну, через территорию Средней Азии, в результате миграции
69
В. В. Горбунов
части населения кенкольской культуры. Пластины, составляющие ламеллярные шлемы,
по системе отверстий и размерам весьма близки панцирным. Их отличительной особеннос-
тью является трапециевидная форма, которая необходима для постепенного сужения купола,
и лишь экземпляры первого (нижнего) ряда могут быть прямоугольными (Горелик М.В.,
19826, табл. 10.-м, н; Горбунов В.В., 19936, рис. 4.-11-13; 5.-5-7; Нестеров С.П., Слю-
саренко И.Ю., 1993, рис. 2.-3,5,6). Ламеллярные шлемы нашей серии представлены двумя
типами.
Сферические шлемы появляются с середины III тыс. до н.э. в Южной Месопотамии
и становятся одними из самых распространенных форм боевых наголовий (Горелик М.В.,
19936, с. 154-155, табл. LX.-2, 3, 11). В ламеллярном исполнении (тип 1) (рис. 48.-1) они
имеют аналоги в Китае с III в. до н.э. по IX в. н.э., у среднеазиатских хунну и кушан
в III—IV вв. н.э., в Восточном Туркестане IX-X вв. н.э. (Горелик М.В., 1982, табл. 11.-м;
1993а, рис. 2.-7; 3.-10; 4.-1; 7.-6; 9.-32; 19936, табл. LXII.-65; 1995, табл. 54.-13, 24). Сфе-
рические ламеллярные шлемы всегда снабжались бармицами той же структуры (тип 1а).
На Алтае шлемы типа 1 реконструируются по изобразительным материалам из памятников
III - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. Ш.-З, 6, 7,10-12, 14). Их появление здесь, вероятнее всего,
связано со среднеазиатскими хунну, а дальнейшее использование характерно для тюрок.
Время существования типа 1 определяется III в. до н.э. - X в. н.э.
Конические шлемы известны с начала I тыс. до н.э. в Северной Месопотамии и распро-
страняются оттуда на просторы Евразии, применяясь вплоть до этнографии (Горелик М.В.,
19936, с. 164, табл. LXL-1-3). В ламеллярной структуре набора (тип 2), (рис. 42.-1) они
встречаются у хунну в III в. до н.э. - IV в. н.э., когуресцев в IV в. н.э., тюрок в VII-VIII вв. н.э.
и мохэ в ЕХ-Х вв. н.э. (Гумилев Л.Н., 1949, рис. 1^4; Хазанов А.М., 1971, табл. Villa.-1; Лубо-
Лесниченко Е.И., 1984, рис. 48а; 49; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-12; 9.-1,2; Нестеров С.П.,
Слюсаренко И.Ю., 1993, рис. 4; 5). Очень часто такие шлемы не имели бармицы (как
правило, ее заменял стоячий воротник панциря) или снабжались бармицей аналогичной
структуры (тип 2а). На территории Алтая остатки шлема типа 2 обнаружены в лесостеп-
ном памятнике 2-й пол. IV-V вв. н.э. (табл. II.-5). Его появление следует связывать с
влиянием хуннской традиции, которая распространялась через Среднюю Азию (Семире-
чье). В раннем средневековье шлемы типа 2 чаще всего использовали тюрки. Датируется
тип 2 в пределах III в. до н.э. - X в. н.э.
Шлемы, купол которых набирался из узких вертикальных пластин, образующих один
горизонтальный ряд (отдел II), также впервые появляются у гиксосов в XV в. до н.э. (Го-
релик М.В., 19936, табл. LX.-29-31). Впоследствии они встречаются в Финикии и у «на-
родов моря» в XIV-XIII вв. до н.э. (Горелик М.В., 19936, табл. LX.-39, 42). На востоке
Азии такие шлемы, уже в железном материале, раньше всего известны у хунну во II—I вв.
до н.э., а затем у сяньбийцев в памятниках II-VI вв. н.э. (Краткий отчет..., 1987, рис. 1; 2;
Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 13; Краткий отчет..., 1997, рис. 6; 8; Горе-
лик М.В., 1993а, рис. 9.-3; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 3.-3 (18); 5). В эпоху «вели-
кого переселения народов» шлемы II отдела распространяются у китайцев, корейцев, на-
селения таштыкской и саргатской культур (Кызласов И.Л., 1990, рис. 1.-4, 5; 4.-1; Горе-
лик М.В., 1993а, рис. 3.-4-7, 15, 16; 4.-6-8; Погодин Л.И., 1998, рис. 8; 10). В раннем
средневековье их применяли авары, в развитом - чжурчжэни (Медведев В.Е., 1981,
рис. 2; Горелик М.В., 1993а, рис. 7.-21, 23; Никитин Ю.Г, Шавкунов В.Э., 1998, рис. 5).
Дольше всего, до XIX в., они сохранились у народов Северо-Восточной Сибири - чукчей
и коряков (Богораз В.Г, 1991, с. 101, рис. 84, 89, 90). На Алтае появление узкопластинча-
тых ременных шлемов относится к середине IV в. н.э. и связано с воздействием сяньбий-
70
Глава II ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
ской традиции, через Центральную Азию, в результате походов жужаней и переселения
ашина. Шлемы II отдела представлены двумя типами.
Боевые наголовья яйцевидной формы становятся известны уже с начала III тыс. до
н.э. на Ближнем Востоке и используются весьма активно вплоть до середины II тыс. н.э.
(Горелик М.В., 19936, с. 156, табл. LX.-1). В узкопластинчатом исполнении (тип 3)
(рис. 45) они известны в Сирии-Палестине XV в. до н.э. и делались из бронзы (Горе-
лик М.В., 19936, табл. LX.-29-31). Железные образцы типа 3 хорошо представлены в сянь-
бийских материалах II—VI вв. н.э., на корейских и восточно-туркестанских изображениях
IV-V вв. н.э. и китайских VI в. н.э. (Краткий отчет..., 1987, рис. 1; 2; Горелик М.В., 1993а,
рис. 2.-1, 3, 5; 3.-16; 6.-5; Краткий отчет..., 1997, рис. 6; 8; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999,
рис. 5.-1, 2). В сочетании с кольчужной бармицей (тип За) такие шлемы начинают встре-
чаться в центрально-азиатском регионе не ранее середины I тыс. н.э. На территории Ал-
тая шлем типа 3 зафиксирован в горноалтайском памятнике VIII - 1-й пол. IX вв. н.э.
(табл. 1.-18). Он как бы завершает собой развитие аналогичных сяньбийских наголовий.
Время существования шлемов типа 3 можно определить II—IX вв. н.э.
Сфероконические шлемы представляют собой дальнейшую модификацию сферичес-
кой формы и появляются вслед за последней во второй половине III тыс. до н.э. в той же
Южной Месопотамии и существуют во времени и пространстве столь же долго, как и их
прототипы (Горелик М.В., 19936, с. 157, табл. LX.-12). Узкопластинчатая структура таких
шлемов с массивным, шаровидным навершием (тип 4) (рис. 48.-2) ранее всего известна у
сяньбийских образцов II в. н.э. (Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 5.-3). В дальнейшем
шлемы типа 4 встречаются на изображениях таштыкских и когуреских воинов IV-V вв.
н.э. (Кызласов И.Л., 1990, рис. 2.-3; 4.-2; Горелик М.В., 1993а, рис. 4.-6, 8). Встречаются
такие изделия среди аварских шлемов VI-VII вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 7.-21).
Идентичны по структуре и форме, но склепаны шлемы японцев и гуннов IV-V вв. н.э.
(Горелик М.В., 1993а, рис. 9.-9, 10, 22). На Алтае шлемы типа 4 реконструируются по
горноалтайским рисункам 2-й пол. IV - 1 пол. V вв. н.э. (табл. III.-4,7). Их происхождение
явно связано с сяньбийским влиянием. Датируется тип 4 в пределах II—VII вв. н.э.
Более разнообразны в нашей серии шлемы, чьи части соединяются заклепками (раздел
И). Их появление напрямую связано с освоением железоделательного производства, когда
купол шлема вместо отливки (при бронзолитейной технологии) стал выковываться из от-
дельных деталей, которые собирались при помощи заклепок. Первые образцы клепаных шле-
мов известны в Ассирии и Урарту не ранее VIII в. до н.э. (Горелик М.В., 19936, с. 165-166,
табл. LXI.-21, 24, 92). Однако широкого применения на западе Азии они не получили,
видимо, до рубежа эр. Лишь с I в. до н.э. -1 в. н.э. железные клепаные шлемы начинают в
массовом порядке использовать парфяне и сарматы, которые передают эту традицию рим-
лянам, германцам, гуннам на Западе и кушанам на Востоке (Хазанов А.М., 1971, с. 62-63,
табл. XXIX.-l; XXXIV-5; Горелик М.В., 1993а, с. 161-163, рис. 9.-22-31, 33, 34, 37, 38).
От последних они попадают на дальний восток Азии, где фиксируются с эпохи «великого
переселения народов» в сяньбийских государствах Северного Китая, Корее и Японии (Го-
релик М.В, 1993а, рис. 9.-9-14, 19, 20; Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 8;
11; 12). Начиная с раннего средневековья клепаный метод сборки шлема абсолютно гос-
подствовал по всей Евразии, пока с середины II тыс. н.э. не был потеснен цельнокованы-
ми изделиями (Горелик М.В., 1983, с. 261; 19876, с. 189; Бехайм В., 1995, с. 29-30). На
территории Алтая шлемы раздела II встречены в памятниках 2-й пол. V-XIV вв. н.э.
(табл. I.-12, 22; II.-39), а их изображения в памятниках III—XI вв. н.э. (табл. III.-1, 2, 5,
7-10,13,15,17-20; IV-1-8). В нашей классификации клепаные шлемы представлены ку-
полами трех структур: узкопластинчатой, секторной и каркасно-секторной.
71
В. В. Горбунов
Шлемы с узкопластинчатой тульей (отдел II) аналогичны таковым экземплярам раз-
дела I, и вся разница между ними в способе крепления - заклепки вместо ремней. По
форме купола и навершия они разделены на два типа.
Сферические шлемы (тип 5) (рис. 43.-1) аналогичны по абрису типу 1. Подобные им
экземпляры известны у сяньбийцев в III—VI вв. н.э., когуресцев, японцев и гуннов в IV-
V вв. н.э., в Восточном Туркестане IV—VIII вв. н.э. и Танском Китае VII—VIII вв. н.э. (Дья-
конова Н.В., 1984, рис. 9; Горелик М.В., 1993а, рис. 3.-5-7, 16; 5.-11; 6.-1, 7, 8; 9.-13, 14,
21, 23; 1995, табл. 54.-15-18). Фрагмент шлема типа 5 встречен в горноалтайском памят-
нике 2-й пол. V - 1-й пол. VI вв. н.э. (табл. I.-12). Он мог быть принесен на Алтай племе-
нем ашина, знакомым с последними сяньбийскими военными новинками. Время суще-
ствования шлемов типа 5 укладывается в рамки III—VIII вв. н.э.
Сфероконические шлемы (тип 6) (рис. 48.-3-5) по общему абрису близки типу 3, но
отличаются от него отделкой купола и навершия. Аналогии типу 6 встречаются у таштык-
ских воинов в III—V вв. н.э., тюрок в VI-VII вв. н.э., согдийцев в VI—VIII вв. н.э. и монго-
лов в XIII-X1V вв. н.э. (Новгородова Э. А., Горелик М.В., 1980,рис. 6; 7; 10.-1; Распопова В.И.,
1980, рис. 50.-1; 51; 56; Кызласов И.Л., 1990, рис. 1.-2; 2.-4; 4.-3; Горелик М.В., 19876,
рис. 10.-5, 10, 21-23, 27). На Алтае шлемы типа 6 фиксируются по изобразительным па-
мятникам III - 1-й пол. XI вв. н.э. (табл. I.-1, 7, 15, 17; II.-2-7). Учитывая их ранние изоб-
ражения в Горном Алтае и Минусинской котловине, можно предполагать конвергентное
возникновение данных шлемов в Южной Сибири на основе сяньбийских экземпляров
типов 4, 5. В раннем средневековье сфероконические шлемы были характерны для тюрк-
ской паноплии, а в развитом - для монгольской. Датировка шлемов типа 6 определяется
III-XIV вв. н.э.
Шлемы с секторной структурой купола (отдел III) становятся известны с VIII в. до
н.э. в Ассирии и Урарту, а на востоке Азии появляются достаточно поздно, около III в. н.э.
Их первые образцы осваиваются сяньбийцами, а затем на отработанной основе возника-
ют новые разновидности. В целом шлемы отдела III бытовали очень долго, дожив в изо-
лированных районах до этнографической современности (Горелик М.В., 19876, с. 189,
192, рис. 1 .-1). В нашей подборке секторные шлемы составляют три типа.
Конические шлемы (тип 7) (рис. 48.-6-8) по форме аналогичны типу 2. Они известны
у воинов Минусинской котловины в Ш-Х вв. н.э., мадьяр - в VII-1X вв. н.э. и руссов - в
1Х-Хвв. н.э. (Евтюхова Л.А., 1948,рис. 187; Кызласов Л.Р., 1979, рис. 41; КызласовИ.Л.,
1990, рис. 1.-5; 3.-1; Горелик М.В., 1993а, рис. 7.-19,24,28,29,31,33; 2001, рис. 2.-10-14).
На Алтае шлемы этого типа подразумеваются на изобразительных памятниках 2-й пол.
IV-XI вв. н.э. (табл. I.-5, 9,13, 19; II.-1, 8). Их формирование происходило на основе хун-
нских (тип 2) и сяньбийских (тип 5) образцов, видимо, в Южной Сибири. В раннем сред-
невековье шлемы типа 7 применялись тюрками и кыргызами и были распространены
первыми на западную часть евразийских степей. Время существования шлемов типа 7
определяется Ш-Х вв. н.э.
Боевые наголовья вогнутоконической формы (тип 8) (рис. 48.-9) являются ориги-
нальной модификацией типа 7. Такой шлем, но ламеллярной структуры, есть на статуэтке
тюркского воина из Восточного Туркестана, которая датируется VII—VIII вв. н.э. (Гуми-
лев Л.Н., 1949, рис. 6). Шлемы подобной формы, но несколько меньшей высоты приме-
нялись европейскими рыцарями в IX-XII вв. н.э. (Бехайм В., 1995, рис. 138; 345; 346).
На территории Алтая шлемы типа 8 реконструируются по изобразительным памятникам
III - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. I.-2, 18). Скорее всего, боевые наголовья такого типа при-
менялись в Центральной Азии только кочевниками. Датировать шлемы типа 8 можно
III-VIII вв. н.э.
72
Глава 11. ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
Яйцевидные шлемы (тип 9) (рис. 48.-10) продолжают собой линию развития
типа 3, путем укрупнения секторов и применения более совершенной клепаной сборки.
Эти новшества были предприняты уже сяньбийцами в V-VI вв. н.э. (Могила с фресками...,
1995, рис. 2; 4; Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 8). В дальнейшем шлемы типа
9 применялись корейцами, бохайцами и мадьярами в VII-VIII вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а,
рис. 7.-25,26,34). На Алтае шлемы типа 9 реконструируются по изобразительным памят-
никам 2-й пол. IV - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. I.-8, 10). Их появление можно связывать
с заимствованием от сяньбийцев. В Центральной Азии дольше всего эти шлемы исполь-
зовались тюрками, которые, видимо, и способствовали их появлению в Восточной Евро-
пе. Датируются шлемы типа 9 в пределах IV—VIII вв. н.э.
Шлемы, сектора которых крепились к каркасу (отдел IV), произошли от образцов
отдела III. Сам каркас способствовал не столько повышению защитных свойств наголо-
вья, сколько создавал возможности для его декорирования. Первые каркасно-секторные
шлемы появляются на рубеже эр в юго-восточных районах Римской империи и с началом
эпохи «великого переселения народов» попадают, через парфян и сарматов в Восточную
Азию (Горелик М.В., 1993а, с. 165). С этого времени они используются повсеместно вплоть
до середины И тыс. н.э. и дольше всего на востоке Азии, где сохраняются до этнографи-
ческой современности (Медведев В.Е., 1981, рис. 4.-3,4; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002,
рис. 11.-2, 5; 12.-4; 2003, табл. 1.-1-3, 6-8; Худяков Ю.С., Бобров Л.А., 2003, рис. 1).
В нашей классификации шлемы отдела IV представлены тремя типами.
Сферические шлемы (тип 10) (рис. 48.-11) с тульей из двух полос и секторов восхо-
дят к типам 5, 9. Они известны в Суйском Китае VI в. н.э., Восточном Туркестане в VII—
X вв. н.э., у киданей в Х-ХП вв. н.э. и монголов в XIII-XIV вв. н.э. (Горелик М.В., 19876,
рис. 2.-1, 4; 6.-1; 10.-14-20; 11.-8; 1993а, рис. 3.-8, И; 1995, табл. 54.-9, 10, 31, 32).
На Алтае изображение шлема типа 10 встречено в горном памятнике 2-й пол. VII -
1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. I.-15). Данный тип боевого наголовья мог быть занесен сюда
из Северного Китая в результате тюркских военных походов против империи Суй, но мог
возникнуть в тюркской среде и самостоятельно. В дальнейшем тюрки способствовали его
передаче киданям и монголам. Время существования шлемов типа 10 определяется
VI-XIV вв. н.э.
Сфероконические шлемы (тип 11) (рис. 46) с куполом из двух полос и секторов про-
изошли от типов 6, 10. Экземпляры аналогичной конструкции встречаются у согдийцев в
VI—VIII вв. н.э., руссов - в IX в. н.э., киданей - в Х-ХП вв. н.э., кыргызов - в ХП-ХШ вв.
н.э. и кочевников Тувы - в XIII-XIV вв. н.э. (Распопова В.И., 1980, рис. 57; 59; Горелик М.В.,
1987, рис. 2.-3, рис. 11.-5; 1993а, рис. 7.-30; Худяков Ю.С., 1991, рис. 44; 1997, рис. 32).
Однако все они состоят из четырех секторов и полос. Изделия из двух секторов и полос,
аналогичные шадринскому шлему, изображены на монгольских воинах в иранской мини-
атюре 1-й пол. XIV в. н.э. (Горелик М.В., 1987, рис. 4.-6, рис. 10.-3,12, 38). На Алтае шлем
11 типа был обнаружен случайно при распашке кургана в лесостепи (табл. II.-39). Поэто-
му вопрос его датировки может быть решен только типологическим анализом. Приведен-
ные аналогии очерчивают период существования таких наголовий VI-XIV вв. н.э., но
детали декора шлема из Шадрине, перечисленные в классификации, позволяют существен-
но сузить его хронологию. Они присущи монгольским шлемам XIII - 1-й пол. XIV вв. н.э.
(Горелик М.В., 19876, с. 189,192; Овсянников В.В., 1990, рис. 1.-1; Зеленский Ю.В., 1997,
рис. 2.-12), а совокупность их типологических признаков позволяет отнести тип 11 к из-
делиям монгольских оружейников (Горбунов В.В., Исупов С.Ю., 2002, с. 140-142). Появ-
ление шлема типа 11 в Лесостепном Алтае можно связать с пребыванием здесь самих
монголов.
73
В.В. Горбунов
Конические шлемы (тип 12) (рис. 47) с куполом из четырех секторов и полос проис-
ходят от типов 7,10. Похожие экземпляры известны на мусульманском Востоке и у кочев-
ников Восточной Европы в VII-IX вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 7.-19,24; рис. 9.-29).
Более точные аналоги мультинскому шлему присутствуют на изображениях монгольских
воинов в иранской миниатюре 1-й пол. XIV в. н.э. (Горелик М.В., 1987, рис. 10.-24, 26).
Шлем типа 12 является случайной находкой из Горного Алтая (табл. I.-22), но, подобно
типу 11, имеет характерные детали декора, позволяющие определить его как монгольский
и датировать XIII - 1-й пол. XIV вв. н.э. (Горбунов В.В., Исупов С.Ю., 2002, с. 140-142).
В Горном Алтае такой шлем, видимо, также оказался вместе с самими монголами.
Развитие шлемов на Алтае в эпоху средневековья (рис. 49) происходило в русле во-
сточно-азиатской военной традиции, вобравшей в себя опыт изготовления данного вида
защиты на Ближнем и Среднем Востоке в III—I тыс. до н.э. Основой послужили две ее
линии: хуннская и сяньбийская. С первой можно связать появление ламеллярных сфери-
ческих и конических шлемов (типы 1,2), со второй - узкопластинчатые шлемы яйцевид-
ной и сфероконической форм (типы 3,4) на ременном креплении, а также клепаные узко-
пластинчатые и секторные экземпляры сферической и яйцевидной форм (типы 5, 9). Все
эти типы распространяются на Алтае в эпоху «великого переселения народов» и продол-
жают применяться в раннем средневековье в защитной паноплии тюрок. Их дальнейшим
развитием являются шлемы клепаной конструкции (отделы II, III, IV), сферической, кони-
ческой и сфероконической формы (типы 6, 7, 8, 10), характерные для тюркской военной
традиции. Шлемы типов 6, 10 сохраняются и в эпоху развитого средневековья, становясь
основными образцами боевых наголовий евразийских кочевников. В этот период на Алтае
известны также шлемы с деталями оформления, присущими только монгольской военной
традиции (типы 11, 12). Говоря о сравнительном анализе шлемов Горного и Лесостепно-
го Алтая, можно отметить большее типовое разнообразие первых (рис. 49). Возможно,
это также связано с числом изобразительных памятников, открытых в Горном Алтае.
2.3.	Щиты
Щит предназначался для общей защиты воина и в зависимости от своих размеров и
веса мог быть стационарным или ручным. В последнем случае с внутренней стороны
щита предусматривались крепежные детали для удержания в руке, а также ремни для его
ношения за спиной. Щиты появляются уже в неолите и до распространения огнестрель-
ного оружия оставались весьма эффективным средством защиты, сохранившись в обществах
с первобытным укладом до наших дней (Горелик М.В., 19936, с. 175; Шнирельман В.А.,
1994, с. 36).
Первые находки щитов на Алтае сделаны в памятниках пазырыкской культуры VI-Ш вв.
до н.э. Они неоднократно рассматривались в научной литературе (Горелик М.В., 1987а,
с. 125-127, рис. 7.-1-5; 19936, с. 191, табл. LXV.-69-73; Полосьмак Н.В., 1992, с. 58-59;
Кочеев В.А., 1998, с. 85, рис. 2.-1-4). Для периода, представленного в настоящей работе,
данные о щитах имеются только с территории Лесостепного Алтая (табл. II.-6; IV.-1-3,
5-7). Они представлены одной вещественной находкой из грунтового погребения
(рис. 50) и шестью изображениями на бронзовых бляхах-подвесках (рис. 36.-1, 2,4, 5, 7, 8).
Ввиду малочисленности материала его нельзя подвергнуть всестороннему системному
анализу. Однако рассмотрение аналогий позволяет реконструировать эти средства защи-
ты и выделить некоторые особенности их применения.
Средневековые щиты на Алтае по материалу изготовления можно отнести к дере-
вянным (рис. 36), а один образец - к усиленной конструкции, когда деревянная основа
74
Глава II ВОИНСКИЙ ДОСПЕХ
оковывалась по периметру железным кантом (рис. 50). Собственно от него в могиле и
сохранились только обломки железного канта в виде полос, числом 15 штук, общей дли-
ной около 80 см. Они имели в ширину 1,3-1,4 см, при толщине стенок 0,2-0,3 см и высоте
1 см. В поперечном сечении кант был С-видной (ближе к подковообразной) формы. Один
его край оформлен волнистыми вырезами. С внутренней стороны полос приварены же-
лезные штыри-гвозди, длиной 1,8-2 см, толщиной 0,4 см в основании. Последние служи-
ли для закрепления в деревянной основе щита, остатки которой частично сохранились на
гвоздях и внутри канта (рис. 50.-1). Ближайшей точной аналогией этой находке являются
фрагменты железного канта из могильника IV-V вв. н.э. Акчий-Карасу, относящегося к
кенкольской культуре (Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С., 1987, с. 98, рис. 11.-8, 9).
Исходя из пропорций щитов, изображенных на бронзовых бляхах-подвесках, можно
заключить, что они закрывали воина примерно в половину его роста и имели округлую
форму, диаметром около 80 см. Эти данные подтверждаются находками подлинных щи-
тов из близких (по времени и культурно) памятников. Первое такое изделие обнаружено в
согдийской крепости VII-VIII вв. н.э. на горе Муг. Фрагмент щита оттуда имел в попереч-
нике 61 см, состоял из склеенных и скрепленных металлическими заклепками дощечек
шириной 9 см и толщиной 0,6-1,1 см. Кроме того, изначально периметр щита оковывался
металлической полосой шириной 1,1 см. В середине щита находились отверстия для креп-
ления рукояти и пряжки, через которую продевался ремень для закидывания щита за спи-
ну (Распопова В.И., 1980, с. 85, рис. 60). Второй образец щита найден в тюркском погре-
бении VIII—IX вв. н.э. из Тувы на могильнике Даг-Аразы-V-l. Там было зафиксировано
практически целое деревянное изделие, состоящее из пяти плах шириной 15-18 см и тол-
щиной 1 см. Оно имело округлую форму диаметром 78 см. С внутренней стороны плахи
соединялись перекладиной, к которой, вероятно, крепилась рукоять и ремни для ношения
за спиной (Овчинникова Б.Б., 1981, с. 139, рис. 3; 1990, с. 83). Согдийский щит по своей
конструкции аналогичен щиту из Ераски и в этом смысле как бы продолжает среднеазиатскую
военную традицию, начатую кенкольским образцом. Тюркский щит более соответствует
изображениям на сросткинских бляхах и представляет собой упрощенную модификацию
все той же среднеазиатской традиции.
Круглые щиты впервые появляются в середине II тыс. до н.э. у «народов моря» и
очень быстро распространяются на Ближнем и Среднем Востоке, а также в Южной Евро-
пе в конце II—I тыс. до н.э., служа главным образом средством защиты пехоты (Горелик М.В.,
19936, с. 179-185, табл. LXIII-LXV). У кочевников евразийских степей круглые щиты не
получали широкого применения вплоть до эпохи «великого переселения народов». Ана-
логичной была ситуация и у оседлого населения Восточной Азии, где абсолютно господ-
ствовали разновидности прямоугольных щитов (Горелик М.В., 19936, с. 186-192). Лишь с
середины I тыс. н.э. щиты круглой формы распространяются в степях Евразии: из Европы- от
германцев и византийцев, и со Среднего Востока - от персов и поздних кушан (Горелик М.В.,
1982, табл. 12.-а-г; Бехайм В., 1995, с. 133-134; Гей О.А., Бажан И.А., 1997, с. 12).
В раннем и развитом средневековье они известны у населения Согда, Восточного Турке-
стана, тюрок и монголов (Горелик М.В., 1983, табл. VII.-6, 7; 19876, рис. 12.-1-9,
11-15; 1995, с. 427-428, табл. 54.-1а-4а). Хронологические рамки употребления щитов
воинами алтайской лесостепи ограничиваются 2-й пол. IV - 1-й пол. XI вв. н.э.
Появление круглых щитов с металлическим кантом в Лесостепном Алтае связано с
влиянием среднеазиатской военной традиции. Ее истоки уходят в кенкольскую культуру
Семиречья II—V вв. н.э., одним из этнических компонентов которой были северные хунну.
Простые деревянные щиты аналогичной формы известны у тюрок Тувы в VIII—IX вв. н.э.,
75
В. В. Горбунов
но в целом они не характерны для тюркского комплекса вооружения. Отсутствие изобра-
жений щитов на многочисленных рисунках Горного Алтая подтверждает это. Изучение
изобразительных источников показывает, что применение щитов в средневековых коче-
вых армиях являлось особенностью средневооруженной конницы. Таковы согдийские и
восточно-туркестанские всадники, часть монгольских и восточно-европейских конников
(Распопова В.И., 1980, рис. 50.-1; Дьяконова Н.В., 1984, рис. 12; Горелик М.В., 19876,
рис. 4.-2, 6; 5.-1; 8.-2, 3). Щит служил им в основном для отражения стрел противника
при сближении с ним (Распопова В.И., 1980, с. 85-86; Овчинникова Б.Б., 1990, с. 83).
Гораздо реже щиты использовались для парирования копейного таранного удара. В этом
случае применялись образцы усиленной конструкции с металлическим кантом, умбона-
ми или целиком железные. Тяжеловооруженные всадники обходились, как правило, без
данного вида защиты. Поэтому щиты могут использоваться как своеобразный маркер при
определении родов войск средневековой кавалерии кочевников. Они подчеркивают раз-
ницу и между защитными наборами Лесостепного и Горного Алтая.
к к к
Подводя итоги исследованию воинского доспеха с территории Алтая эпохи средне-
вековья, нужно отметить следующее. Сочетание его видов в одном наборе, особенно хо-
рошо представленное изображениями, показывает, что полный комплект защиты вклю-
чал в себя только шлем и панцирь. Шлемы на рисунках встречаются как вместе с «тверды-
ми», так и с «мягкими» панцирями, следовательно, они применялись не только тяжелы-
ми и средними, но и легковооруженными воинами. Щиты всегда изображены в наборе
«твердого» доспеха, и их использование легкими подразделениями войск для Алтая не
зафиксировано.
Глава HI
КОНСКИЙ ДОСПЕХ
3.1.	Особенности источников по конскому доспеху
Количество вещественных находок защитных средств верхового коня составляет са-
мую малочисленную группу среди предметов оборонительного вооружения. Это объяс-
няется большой материалоемкостью его изготовления и значительно меньшей степенью
применения по сравнению с воинским доспехом. Средства защиты боевого коня могли
себе позволить (особенно полный комплект) далеко не все, даже состоятельные всадни-
ки. Поэтому экипировка крупных контингентов бронированной конницы была делом не
частным, а скорее, государственным. Причем, помимо серьезных экономических ресур-
сов, необходимы были специальные породы лошадей с повышенной грузоподъемностью
и хорошей выучки. Наилучшим образом этим требованиям отвечали государственные
объединения, сочетающие оседлоземледельческое население, с развитым ремесленным
производством, и кочевое население с присущими ему традициями коневодства и искус-
ства конновождения. Как правило, власть в них принадлежала аристократии, вышедшей
из кочевой среды. Наиболее удачными примерами в этом отношении являются Парфия,
Сасанидский Иран, Империи Вэй и Ляо, держава Тимура, Мамлюкский султанат, ранне-
османское государство.
Однако массовое применение конского доспеха известно и в «чисто» кочевых объе-
динениях, при наличии на их территории разработанной сырьевой базы и развитой чер-
ной металлургии. Среди этносов, максимально реализовавших эти возможности, следует
назвать тюрок и монголов. Не случайно легенды этих двух народов характеризуют своих
предков как мастеров железного дела (Бичурин Н.Я., 1950, с. 221,228; Горелик М.В., 19876,
с. 170).
В силу вышеназванных причин целый конский доспех мог попасть в погребение в
исключительном случае! Несколько чаще захоронения сопровождались наголовьями или
фрагментами попон. Не исключено, что остатки последних имеются среди находок на
городищах и поселениях, но вне целой конструкции они, как правило, неотличимы от
панцирных пластин. Для периода, рассматриваемого в нашей работе, опорными веще-
ственными комплексами являются материалы сяньбийских, корейских и японских памят-
ников эпохи «великого переселения народов», в которых наблюдается устойчивая тради-
ция помещения в погребения деталей конского доспеха (Горелик М.В., 1993а, рис. 11;
Железные панцирные пластины..., 1996, рис. 4; Краткий отчет..., 1997, рис. 9; 10; 13, 14).
В Центральной Азии зафиксирована всего одна достоверная находка средства защиты
коня - это «целый» накрупник из тюркского захоронения в Туве VII-VIII вв. н.э. (Овчинни-
кова Б.Б., 1990, с. 84, рис. 39.-5). На территории Алтая к фрагменту конской попоны, с опре-
деленной долей вероятности, можно отнести находку железной полосы из 36 пластин,
длиной 64,4 см, из тюркского погребения-кенотафа VIII - 1-й пол. IX вв. н.э. (Шульга П.И.,
Горбунов В.В., 2002, с. 129, рис. 3). Все пластины имели декоративную отделку в виде
«умбонов», что позволяет предполагать их применение в лицевых частях защитной попо-
ны - нагрудной и нашейной.
Гораздо более представительны изобразительные источники по конскому доспеху
IV—VIII вв. н.э. Их основная масса сосредоточена в Северном Китае и Корее и отличается
большой степенью подробности (Горелик М.В., 1993а, рис. 4-6; 11; 14; 2002, с. 48, 55, 57;
Могила с фресками..., 1995, рис. 4). Тоже можно сказать о рисунках киданьского, чжурч-
77
В. В. Горбунов
жэньского, сунского и монгольского конского доспеха (Горелик М.В., 1983, табл. X; 19876,
рис. 2; 13; 2002, с. 48, 55, 57). К настоящему времени немалая серия рисунков брониро-
ванных коней получена с территории Центральной Азии (Новгородова Э.А., Горелик М.В.,
1980, рис. 6; 7; NowgorodowaE., 1980, s. 213-217; Худяков Ю.С., 1980, табл. Ы; Кызласов И.Л.,
1990, рис. 2.-2, 3; Николаев И.И., 1991, рис. 1.-1, 3; Горбунов В.В., 1998, рис. 1-3; Монгол
нутаг..., 1999, с. 61; Кубарев В.Д., 2002, рис. 2.-в). Большая часть из них, в силу техники и
материала рисунка (граффити или выбивка по камню), стилизована. Но при определении
родов войск наскальные рисунки средств защиты верхового коня могут привлекаться столь
же уверенно, как и более натуралистичные изображения, вещественные и письменные
источники.
Средневековые летописи и литературные произведения составляют еще один важ-
ный блок источников по конскому доспеху. Самым подробным описанием такого рода
является известный текст европейского путешественника легата Плано Карпини, описы-
вающий монгольский конский доспех середины XIII в. н.э. (Карпини П., 1997, с. 53-54).
Остальные сведения не столь детальны. Как правило, они констатируют факт наличия
конского доспеха у того или иного народа, иногда сообщают о его видовом составе, мате-
риале изготовления и структуре. Для нашей темы первостепенное значение имеют пись-
менные свидетельства, касающиеся средств защиты коня у средневековых кочевников
Евразии. Помимо Плано Карпини, интересную информацию содержат китайские, визан-
тийские и арабские источники, сообщающие о сяньбийском, жужаньском, аварском и тюр-
кском доспехе для защиты коня (Бичурин Н.Я., 1950, с. 200; История Самарканда, 1969,
с. 92-93; Юнусов А.С., 1990, с. 98,102; Горелик М.В., 1993а, с. 171). Тексты тюркской руни-
ческой письменности отдельно не говорят о защите коня. Обычно в них сообщается о воинс-
ком защитном вооружении (Малов С.Е., 1951, с. 39-40, 69; Древнетюркский словарь, 1969,
с. 239; 241). Однако интересно обратить внимание на характер повреждений тюркских
коней при атаках. Нигде не сказано, что они погибли от копий и стрел, зато в одном месте
указана травма, явно полученная при таранном ударе: «При этой атаке он погубил белого
жеребца из Байырку, сломал ему бедро...» (Ктб, 36). Эти косвенные факты подтверждают
хорошую защищенность тюркских коней и указывают на широкое применение конского
доспеха.
При изучении конского доспеха на Алтае, известного в основном только по наскаль-
ным рисункам, необходимо использовать все возможные аналогии, дополняя вещи и изоб-
ражения свидетельствами письменных памятников и учитывая особенности имеющихся
источников.
3.2.	Попоны
Конская защитная попона представляет собой бронированное покрытие тела коня, ко-
торое, как минимум, закрывает его шею и, как максимум, весь корпус, кроме ног ниже колен.
Судить о конструкции попоны можно только по рисункам Горного Алтая, выпол-
ненным в технике граффити. Ее изображения зафиксированы на 18 фигурах боевых коней
(рис. 34; 35) и реконструированы на основании изучения аналогий. На петроглифах она
передается либо самостоятельным контуром, надетым на корпус коня и заштрихованным,
либо показана только штриховкой внутри контура коня. Броня изображена теми же при-
емами, что и на людях. Это горизонтальные (ламинарная), вертикальные и пересекающи-
еся (ламеллярная) линии. Отсутствуют только короткие штрихи. Всего нами учтено
24 рисунка коней в военных сценах из Горного Алтая. У 17 из них попона прорисована
78
Глава III. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
полностью (рис. 34.-5а,б, 76; 35.-1а,б, 2а,б,в, За,б,в, 56, 6,7, 8,10,11а). Еще на одном коне
этой серии она не доделана или только намечена (рис. 35.-9). Не бронировано всего пять
фигур коней (рис. 34.-7а, 8; 35.-116, 13а,б), а у одного всадника конь перекрыт выбивкой
козла (рис. 35.-4).
В классификации использовано 18 изображений конских защитных попон. Для сис-
темного описания попон их признаки разбиты на семь уровней: группа - разряд - раздел -
подраздел - отдел - тип - вариант. Группа выделяется по материалу изготовления, разряд
определяет метод бронирования, раздел характеризует структуру бронирования, подраз-
дел выявляет детали бронепокрытия, отдел уточняет состав брони и способ соединения
ее деталей, тип информирует о покрое попоны. За основу покроя здесь принимаются от-
дельные части попоны, которые прикрывают определенный участок корпуса коня и со-
единяются с другими частями посредством ремней или шнуровки, сохраняя необходимую
гибкость конструкции. При различной структуре одного покроя добавляется вариант.
Группа I. Из твердых материалов. Попоны изготовлены из железа или толстой твер-
дой кожи (?).
Разряд I. Без мягкой основы. Детали попоны соединяются непосредственно между
собой.
Раздел I. Гетерогенные. Попона состоит из отдельных частей, непосредственно не
связанных с формой конского тела.
Подраздел А. Пластинчатые. Детали, составляющие попону, сделаны из пластин.
Отдел I. Ламеллярные. Части попоны набираются из отдельных пластин, которые со-
единяются в горизонтальные ряды-полосы, а затем такие полосы связываются между собой.
Тип 1. Одночастная. Попона состоит из одного листа, закрывающего шею коня -
нашейника (рис. 51.-1; 53.-1; 54,-1,4). Эта часть оборачивалась вокруг шеи коня и крепи-
лась на гриве, для чего последняя прокладывалась мягким материалом. Реконструируется
по шести рисункам (рис. 34.-76; 35.-2а, б, в,7, 10).
Тип 2. Пятичастная. Попона состоит из нашейника, нагрудника, двух боковин и на-
крупника (рис. 51.-2,3; 53.-2, 3; 54.-2). Нашейник крепится между своими сторонами че-
рез гриву, нагрудник - через гриву и с боковинами, которые пристегнуты между собой
сзади и с накрупником. Реконструируется по пяти рисункам (рис. 34.-56; 35.-16, 36, 6, 9).
Отдел II. Ламинарные. Части попоны набираются из сплошных горизонтальных,
реже вертикальных пластин-полос, которые связываются между собой.
Тип 3. Шестичастная. Попона состоит из двухстворчатого нашейника-полумаски,
нагрудника, двух боковин и накрупника-назадника (рис. 51 .-4). Нашейник представляет
сложную конструкцию из двух самостоятельно набранных листов, связанных с ламинар-
ной полумаской. Между собой листы крепятся ремнями через гриву и горло коня. Крепле-
ние на горле могло быть глухим, тогда нашейник напоминал две створки с одной отстеги-
вающейся стороной. Нагрудник обычный, а вот боковины набраны из вертикально распо-
ложенных, связанных наглухо полос. Круп и задняя часть корпуса коня прикрыты одним лис-
том, имеющим разрез от крестца до нижнего края, после надевания застегивающийся. Боко-
вины пристегиваются к нагруднику и накрупнику-назаднику. Реконструируется по 1 ри-
сунку (рис. 35.-1а).
Отдел III. Комбинированные, ламеллярно-ламинарные. Отдельные части попоны
набираются из разных структур. В более гибких местах они ламеллярные, в менее гибких
ламинарные.
Тип 4. Четырехчастная. Попона состоит из нагрудника, двух боковин и накрупника
(рис. 52.-1). Структура нагрудника ламеллярная, боковин и накрупника - ламинарная. Ре-
конструируется по 1 рисунку (рис. 35.-За).
79
В. В. Горбунов
Тип 5. Четырехчастная. Попона состоит из ламеллярного нагрудника, двух ламинар-
ных боковин и ламеллярного накрупника-назадника (рис. 52.-2). Реконструируется по
1 рисунку (рис. 35.-Зв).
Тип 6. Четырехчастная. Попона состоит из ламеллярного нашейника-нагрудника,
двух ламинарных боковин и ламеллярного накрупника (рис. 52.-3). Нагрудная часть и на-
шейник набраны одним листом, обернутым вокруг груди и шеи, скрепленным ремнями
через гриву. Нагрудная часть крепится также к боковинам, которые скреплены между со-
бой сзади и с накрупником. Реконструируется по 1 рисунку (рис. 35.-11а).
Тип 7. Шестичастная. Попона состоит из двухстворчатого нашейника, нагрудника,
двух боковин и накрупника (рис. 52.-4; 53.-4; 54.-3). Вариант а) - нашейник, боковины и
накрупник ламинарные, нагрудник ламеллярный. Реконструируется по 2 рисункам
(рис. 34.-5а; 35.-56). Вариант б) - нашейник ламинарный, нагрудник, боковины и накруп-
ник ламеллярные. Реконструируется по 1 рисунку (рис. 35.-8).
В результате систематизации материала выделены: одна группа, один разряд, один
раздел, один подраздел, три отдела и семь типов, два варианта.
Первые защитные покрытия тела коня из твердых материалов (группа I) появляются
на Ближнем Востоке (Палестина-Сирия) в XVIII-XVII вв. до н.э. у гиксосов (Горелик М.В.,
19936, с. 133). В середине II тыс. до н.э. они широко применяются хурритами, от которых
заимствуются хеттами, египтянами и другими народами Восточного Средиземноморья.
Все эти народы закрывали доспехом колесничих коней. Сами попоны изготавливались из
кожаных и бронзовых пластин и полос и представляли собой короткие нашейники и сво-
еобразные покрывала, накинутые на спину лошади (Хазанов А.М., 1971, табл. XXXII.-5,
6; Горелик М.В., 19936, с. 118-119; Нефедкин А.К., 2001, с. 275, 353). Дальнейшее приме-
нение «твердых» конских попон зафиксировано в Ассирии и Урарту в VIII—VII вв. до н.э.,
у скифов, саков, персов, греков и македонян с IV в. до н.э. (Горелик М.В., 1971, с. 244,
рис.1; 1987а, с. 111,129, рис. 2.-5; 1995, с. 429; Хазанов А.М., 1971, с. 77; Kellner Н„ 1987,
Taf. 20.-2-4; Connolli Р., 1989, s. 26, Abb. 5; 7). Ассирийцы, урарты и персы защищали дос-
пехом как колесничих, так и первых верховых коней, а у остальных он использовался уже
только конницей. Попоны в это время делались из бронзы и из железа. Особенностью
западно-азиатских и южно-европейских попон была небольшая площадь защиты, огра-
ниченная, как правило, нагрудником. От них сильно отличался сакский конский доспех,
защищающий тело коня целиком.
Традиция полной конской защиты ранее всего, с V в. до н.э., известна в Древнем
Китае по находкам из памятников царства Чу (Комиссаров С. А., 1988, с. 82; Горелик М.В.,
1987а, с. 120; У Шуньцин и др., 1988, с. 20-23; Бай Сунцзинь, 1989, с. 71-75). Изготовля-
лись чуские попоны из прессованной в два слоя лакированной кожи и защищали колес-
ничих коней. Из Китая полную попону заимствовали и саки, защитив ею верховых коней
и создав тяжелую кавалерию «классического» образа. Начиная с I в. до н.э. полная конская
попона фиксируется у кушан, парфян и сарматов, наследующих и развивающих сакские
традиции (Хазанов А.М., 1971, с. 71-72, табл. XXIX.-4; Горончаровский В.А., Никоно-
ров В.П., 1987, с. 207-208; Никоноров В.П., 1995, с. 54; Горелик М.В., 1993а, с. 170).
Со II в. н.э. защитные попоны восточного образца вводятся в кавалерийских подразделе-
ниях Римской империи и на Боспоре (Хазанов А.М., 1971, с. 79; Горончаровский В.А.,
Никоноров В.П., 1987, с. 212). На востоке Азии применение попоны для защиты верхово-
го коня можно предполагать уже у хунну с конца III в. до н.э., но ее широкое внедрение
начинается с конца III в. н.э. у сяньбийцев, а затем у когуресцев, японцев, жужаней и насе-
ления Южной Сибири (Горелик М.В., 1993а, с. 170—171, рис. 4.-3-9; 5.-5-7,12-14; 6.-1,2,4,
5,7,8; 11.-7-9; 1995, с. 428).
80
Глава III. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
В эпоху раннего и развитого средневековья полные конские попоны характерны для
тюрок, киданей, чжурчжэней, монголов, китайцев, когуресцев (Горелик М.В., 19876, с. 168-
169, 198-200, рис. 2.-6-8, 13.-1-5, 8; 19936, с. 176, рис. 5.-4, 8-11, 15; 6.-3, 9; 14.-26,
28-30). Западнее Центральной Азии они применяются значительно реже и в основном
под впечатлением военных успехов восточных кочевников. Так в VI в. н.э. византийцы и
персы заимствуют «твердые» попоны у аваров и тюрок, несмотря на наличие собствен-
ной позднеантичной традиции изготовления данных средств защиты (Горелик М.В., 1993а,
с. 171, рис. 14.-27; Никоноров В.П., 1995, с. 58). В VIII в. н.э., после столкновения с запад-
ными тюрками (тюргешами) в Средней Азии вынуждены были создать у себя тяжелую
конницу арабы и вооружить ее по тюркскому образцу (История Самарканда, 1969,
с. 92-93). Однако более массовое распространение «твердой» конской попоны в Запад-
ной Азии начинается с завоеваниями монголов в XIII в. н.э. Внедрение монгольских во-
енных традиций в местную среду дало начало развитию тимуридского, могольского, мам-
люкского и раннеосманского конского доспеха (Горелик М.В., 1983, с. 267-269; 19876,
с. 202; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 136). Победы монголов в Восточной и Цент-
ральной Европе способствовали утяжелению рыцарского доспеха, появлению и бурному
развитию там железных попон (Горелик М.В., 19876, с. 201-202; Бехайм В., 1995, с. 163).
Защитные металлические попоны просуществовали до XVII в. н.э., а в некоторых облас-
тях - до XVIII и даже XIX вв. н.э. (Горелик М.В., 1983, с. 266; Бехайм В., 1995, с. 168-169;
Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 136-138, рис. 14).
Такой признак попон, как наличие или отсутствие мягкой основы, говорит прежде
всего о различных военных традициях. Защитные покрытия без мягкой основы (разряд I)
использовались гиксосами, хурритами, хеттами, египтянами, урартами, греками и маке-
доянами и представляли собой древнюю западно-азиатскую традицию, распространив-
шуюся в Европу. Попоны, имевшие мягкую основу, на которую нашивался бронирующий
материал, применялись ассирийцами, скифами, персами, саками, парфянами, кушанами,
сарматами и римлянами и были характерны для другой западно-азиатской линии разви-
тия, оказавшей влияние на Европу и Среднюю Азию и получившей в этих регионах абсо-
лютное преобладание к последней четверти I тыс. до н.э.
Еще одним центром развития попон без мягкой основы являлся Китай, из которого
данный метод бронирования распространился у всех народов Восточной Азии, исполь-
зующих конский доспех. В начале раннего средневековья попоны I разряда снова появля-
ются на Западе, вместе с аварскими и тюркскими войсками, перенимаясь византийцами
и персами. С XIII в. н.э. благодаря монгольскому влиянию они становятся преобладаю-
щей конструкцией конской брони повсеместно.
По структуре бронирования попоны нашей серии относятся к гетерогенным (раздел I),
те. набирающимся из небольших деталей, не связанных с анатомией коня. Такая структура
конской брони господствовала на западе Азии со II тыс. до н.э. В начале I тыс. до н.э.
в Урарту появляются первые гомогенные попоны, сделанные из одной или нескольких
крупных металлических деталей, которые позднее заимствуются с востока греками и ма-
кедонянами (Kellner Н., 1987, Taf. 20.-2—4; Connolli Р., 1989, s. 26, Abb. 5; 7). Однако их
применение было недолгим, и лишь с XV в. н.э. конская гомогенная броня получает но-
вое развитие в Западной Европе (Бехайм В., 1995, с. 164, рис. 232; 234). Все известные
восточно-азиатские «твердые» попоны представлены исключительно гетерогенной струк-
турой бронирования.
С возникновения конской попоны во II тыс. до н.э. и до эпохи развитого средневе-
ковья она (в твердом материале) набиралась из пластинчатых деталей (подраздел А).
81
В.В. Горбунов
В начале XIII в. н.э. в Европе и на Ближнем Востоке распространяются кольчатые попо-
ны, сплетенные по принципу кольчуги (Бехайм В., 1995, с. 164-165, рис. 230), а в середи-
не XIV в. н.э. монголами Золотой Орды и Хулагидского Ирана изобретается пластинчато-
кольчатая броня, перенесенная и на конский доспех. Такие попоны господствовали на
позднесредневековом мусульманском Востоке (Горелик М.В., 1983, С.-267-268, табл. Х.-4,
9, 10; 19876, с. 200, рис. 13.-8; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, с. 138, рис. 14.-7, 10).
Однако данные новшества не затронули восточно-азиатского конского доспеха, попоны ко-
торого по-прежнему делались из пластин. В нашей классификации пластинчатые попоны
представлены тремя отделами: ламеллярные, ламинарные, ламеллярно-ламинарные.
Ламеллярные попоны (отдел I) самые древние из известных. Уже гиксосы в XVIII—
XVII вв. до н.э. набирали их из бронзовых пластин, похожих на панцирные, а хурриты в
XV в. до н.э. плели части попоны из медных и кожаных пластин (Горелик М.В., 19936,
с. 116-119). Изображения хеттских и сирийских колесниц XIV-VIII вв. до н.э. показывают
коней, попоны-покрывала которых состоят из полос, разделенных на мелкие прямоуголь-
ники, передающие ламеллярное бронирование (Хазанов А.М., 1971, табл. XXXII.-4; Нефед-
кин А.К., 2001, с. 275, 353). ВI тыс. до н.э. традиция ламеллярного набора конского доспе-
ха на западе Азии прерывается, сменяясь чешуйчатым бронированием. Зато в середине
I тыс. до н.э. ламеллярная структура конской брони вдруг возникает на юго-востоке Китая
в царстве Чу (475-221 гг. до н.э.) (Горелик М.В., 1987а, с. 120; Краткий доклад ..., 1988,
с. 1-14; У Шуньцин и др., 1988, с. 15-24; Бай Сунцзинь, 1989, с. 71-75). В дальнейшем
латы для колесничих коней (из кожаных ламеллярных пластин) упоминаются в надписях
империи Цинь (221-202 гг. до н.э.) (Комиссаров С.А., 1988, с. 82). Предполагается их
бытование и в период империи Хань (202 г. до н.э. - 220 г. н.э.) (Горелик М.В., 1995,
с. 429). Начиная с эпохи «великого переселения народов» ламеллярные попоны появля-
ются у сяньбийцев, завоевавших Северный Китай (Железные панцирные пластины..., 1996,
рис. 4.-1,2; Краткий отчет..., 1997, рис. 13.-1.2) и способствовавших их заимствованию в Цен-
тральной Азии и на Дальнем Востоке (Горелик М.В., 1993а, с. 177). В эпоху средневековья
попоны ламеллярного набора абсолютно преобладают на востоке Азии, сохраняясь здесь
до XIX в. н.э., и распространяются на запад, где лишь с XIV в. н.э. вытесняются пластин-
чато-кольчатой броней (Горелик М.В., 1983, с. 268; 19876, с. 169, 200). В нашей серии
ламеллярные попоны разделяются по покрою на два типа.
Одночастная попона-нашейник (тип 1) (рис. 51.-1; 53.-1; 54.-1, 4) является облег-
ченным вариантом конского доспеха. Этот покрой наименее трудоемок и наиболее при-
годен для массового вооружения. Пока его изображения встречены только в Южной Си-
бири на наскальных рисунках Горного Алтая и Минусинской котловины. В Горном Алтае
попоны типа 1 происходят из памятников булан-кобинской и тюркской культур 2-й пол.
IV - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. III.-6, 9, 13, 16). Данный тип является самым массовым
среди горноалтайских попон. Его происхождение связано с упрощением более полного
конского доспеха, заимствованного населением Горного Алтая у сяньбийцев или жужа-
ней в середине IV в. н.э. С образованием здесь тюркского этноса, а потом - государства,
попоны-нашейники получили широкое применение в тюркской коннице. Во второй по-
ловине VI в. н.э., при продвижении тюркских войск на запад, они были заимствованы
персами, аварами и византийцами, правда, добавившими к нашейникам нагрудники (Го-
релик М.В., 1993а, с. 171, рис. 14.-27). Из Горного Алтая попоны типа 1 могли попасть и
в Минусинскую котловину, где использовались кыргызами в IX-XII вв. н.э., но не в ла-
меллярном, а в ламинарном наборе бронирующих деталей (Худяков Ю.С., 1980, табл. LI).
Время существования попон-нашейников типа 1, по имеющимся сведениям, пока можно
определить лишь в рамках IV-VIII вв. н.э.
82
Глава 111. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
Пятичастная попона из нашейника, нагрудника, двух боковин и накрупника (тип 2)
(рис. 51.-2, 3; 53.-3, 2; 54.-2) является наиболее полной разновидностью конского доспеха.
Прототипами таких попон послужили чуские конские доспехи V—1П вв. до н.э. Они состояли
из двух длинных боковин, которые закрывали также грудь лошади, и отдельного нашейни-
ка (У Шуньцин и др., 1988, рис. 6; 7,9-12; Бай Сунцзинь, 1989, рис. 1-7). Позднее, видимо, в
раннем средневековье к данному покрою добавился отдельный нагрудник и накрупник, и
формирование типа 2 завершилось. Первые попоны такого покроя известны у сяньбийцев в
IV-VI вв. н.э. и когуресцев в IV в. н.э., а затем встречаются у тюрок и китайцев в VI—VII вв.
н.э., курыкан в VI-IX вв. н.э., киданей в X-XI вв. н.э., чжурчжэней в XII в. н.э., китайцев в XI-
XIII вв. н.э. и монголов в XIII-XIV вв. н.э. (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, рис. 7;
Горелик М.В., 1983, табл. Х.-1; 19876, рис. 13.-2, 4; 1993а, рис. 4.-6, 8; 5.-4; 6.-1, 2, 8; 2002,
с. 48.-5; 55.-2; 57.-5,6; Николаев И.И., 1991, рис. 1.-1,3). В Горном Алтае изображения попон
типа 2 фиксируются на памятниках 2-й пол. IV-XI вв. н.э. (табл. Ш.-7,10,11,17,19). Их проис-
хождение связано с сяньбийским влиянием, которое осуществлялось через жужаней и аши-
на. В раннем средневековье попоны типа 2 используются очень широко многими народа-
ми Восточной Азии, но наиболее массово, видимо, тюрками, передавшими их киданям и
монголам. Время бытования попон типа 2 укладывается в рамки IV-XIV вв. н.э.
Ламинарные попоны (отдел II) известны также достаточно давно. Их ранние изоб-
ражения можно видеть на египетских колесницах XIV-XIII вв. до н.э. (Нефедкин А.К.,
2001, с. 100-101). Однако полной уверенности в том, что это доспех из твердого мате-
риала, у нас нет. Учитывая египетские традиции, такие попоны могли делаться и мяг-
кими. Достоверные ламинарные попоны становятся известны намного позже, у сянь-
бийцев - в V-VI вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-12; Могила с фресками..., 1995,
рис. 4). От них данная структура брони наследуется в Суйском Китае VI-VII вв. н.э. (Горе-
лик М.В., 1993а, рис. 5.-4). Кроме того, попоны отдела II применялись тюрками в
V-VIII в. н.э., кыргызами - в IX-XII вв. н.э. и монголами в XIII-XIV вв. н.э. (Худяков Ю.С.,
1980, табл. LI; Горелик М.В., 19876, рис. 13.-3; 1995, табл. 54.-5а; Горбунов В.В., 1998,
рис. 2.-1 а). В Средней Азии их использовали до XVI в. н.э. (Бобров Л.А., Худяков Ю.С.,
2002, с. 137, рис. 14.-1, 3). Тюрки заимствовали ламинарные конские попоны у сяньбий-
цев, а затем распространили данный состав брони в Центральной Азии. В нашей серии
ламинарные попоны представлены одним типом.
Шестичастная попона из двухстворчатого нашейника-полумаски, нагрудника, двух бо-
ковин и накрупника-назадника (тип 3) (рис. 51 .-4) формируется на основе более простых сянь-
бийских попон, состоящих из нашейника-нагрудника и накрупника-назадника (Горелик М.В.,
1993а, рис. 5.-12; Могила с фресками..., 1995, рис. 4). Данный процесс происходит на тер-
ритории Горного Алтая, поскольку самое раннее изображение типа 3 фиксируется здесь
на памятнике 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. III.-10). Видимо, исходные сяньбий-
ские образцы были занесены на Алтай при переселении ашина, а здесь уже в тюркской
среде оформились в новый тип конской брони. Он оказал прямое влияние на развитие
конского доспеха у киданей (накрупник-назадник) и монголов (двухстворчатый нашей-
ник, шестичастная структура) (Горелик М.В., 19876, рис. 2.-6-8; 13.-3,4,8). Учитывая эти
сведения, бытование попон типа 3 можно отнести к V-XIV вв. н.э.
Комбинированные, ламеллярно-ламинарные попоны (отдел III) впервые встреча-
ются на изображениях хеттских и египетских колесниц XIV-XIII вв. до н.э. (Хазанов А.М.,
1971, табл. XXXII.-6). Там показаны нашейники и накидки, набранные чересполосно
сплошными и разделенными на мелкие прямоугольники линиями, передающими лами-
нарную и ламеллярную структуру. Однако в дальнейшем подобные комбинации не встре-
83
В. В. Горбунов
чаются в конском доспехе вплоть до середины I тыс. н.э. ВIV-V вв. н.э. попоны отдела III
появляются в когуреском доспехе и как бы сочетают в себе китайскую (ламеллярная бро-
ня) и сяньбийскую (ламинарная броня) традиции. Причем попоны из Кореи представля-
ют как чересполосные комбинации (впоследствии очень характерные для монгольских
воинских панцирей), так и новую комбинацию, когда отдельные части попоны набраны в
разной структуре: ламинарный нашейник и ламеллярный нагрудник (Горелик М.В., 1993а,
рис. 4.-3; 5.-13). Именно эта черта становится характерной для тюркских попон V—VIII вв.
н.э. (НовгородоваЭ.А., Горелик М.В., 1980, рис. 6; 7; Горбунов В.В., 1998, рис. 3). Комби-
нированные попоны нашей серии представлены четырьмя типами.
Четырехчастная попона из нагрудника, двух боковин и накрупника (тип 4) (рис. 52.-
1) по покрою аналогична корейским образцам III—IV вв. н.э., имеющих, однако, целиком
ламеллярную структуру (Горелик М.В., 1993а, рис. 4.-5; 11.-9). В Горном Алтае попона
типа 4 встречена на памятнике 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. III.-11). Ее появле-
ние следует связывать с корейским влиянием, но в опосредованной форме через сяньбий-
цев, которые в свою очередь передали данный покрой ашина. Время существования типа
4 можно определить III—VII вв. н.э.
Четырехчастная попона из нагрудника, двух боковин и накрупника-назадника (тип 5)
(рис. 52.-2) является разновидностью типа 4 и также восходит к корейским образцам, среди
которых встречаются и накрупники-назадники (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-14). Впрочем,
эти детали характерны и для сяньбийских попон V-VI вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-9,
12; 6.-4). В Горном Алтае попона типа 5 известна на памятнике 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв.
н.э. (табл. III.-11). Ее происхождение аналогично типу 4. Датируется тип 5 III-VII вв. н.э.
Четырехчастная попона из нашейника-нагрудника, двух боковин и накрупника (тип
6) (рис. 52.-3) - наиболее многочисленный покрой конской защиты Восточной Азии в
раннем средневековье. Он известен сяньбийцам в IV-VI вв. н.э., когуресцам - в IV-V вв.
н.э., тюркам - в VI—VII вв. н.э. и китайцам - в VI-IX вв. н.э. (Новгородова Э.А., Горе-
лик М.В., 1980, рис. 6; Горелик М.В., 1993а,4.-7, 9; 5.-8,11;6.-3,7,9; 14.-26). На террито-
рии Горного Алтая данный тип представлен в памятнике 2-й пол. VII - 1-й пол. VIII вв.
н.э. (табл. III.-15). Его происхождение связано с влиянием сяньбийской военной тради-
ции. Время бытования попон типа 6 укладывается в рамки IV-IX вв. н.э.
Шестичастная попона из двухстворчатого нашейника, нагрудника, двух боковин и
накрупника (тип 7) (рис. 52.-4; 53.-4; 54.-3) формируется на основе типов 2, 3 в Горном
Алтае, где известна по памятникам 2-й пол. IV- 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. III.-7, 12, 14).
Часть деталей этого покроя (шестичастная структура, двухстворчатый нашейник) была
унаследована монгольским конским доспехом XIII-XIV вв. н.э. (Горелик М.В., 19876,
рис. 13.-3). Датировку попон типа 7 можно определить IV-XIV вв. н.э.
Говоря о развитии горноалтайской защитной попоны, надо отметить, что ее возник-
новение связано с территорией Северного Китая, где носителями данного доспеха явля-
лись прежде всего сяньбийцы. Они в свою очередь заимствовали идею полной конской
защиты из древнекитайской военной традиции, относящейся к периоду Чжаньго (V—III
вв. до н.э.). От сяньбийцев конскую попону переняли жужане, которые и занесли ее пер-
вые образцы в Горный Алтай не ранее середины IV в. н.э. (рис. 57). Непосредственно
сяньбийскими по происхождению являются типы 2,4, 5, 6. Дальнейшая эволюция горно-
алтайских защитных попон связана с тюрками, наладившими их собственное изготовле-
ние. Наряду с известными, они изобрели ряд новых покроев попоны (типы 1, 3, 7), рас-
считанных на более массовое производство. Многие типы тюркской попоны и ее отдель-
ные элементы унаследовали кидани и сменившие их в Центральной Азии монголы.
84
Глава 111. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
3.3.	Наголовья
Наголовье предназначено для защиты головы коня и прикрывает, как минимум, ее
лобную часть и, как максимум, всю голову.
Наголовья зафиксированы только на рисунках Горного Алтая, выполненных в тех-
нике граффити. Их изображения подразумеваются на девяти фигурах боевых коней
(рис. 35) и реконструированы на основании изучения аналогий. Они передаются само-
стоятельным контуром, отделяющим голову коня от шеи (рис. 35.-2а, б, в, 9,10, 11а), или
являются продолжением нашейника (рис. 35.-1а, б). В одном случае - это полосы, закры-
вающие среднюю часть головы коня (рис. 35.-6). Часть наголовий имеет внутреннюю
штриховку в виде «сетки» - ламеллярная броня, в виде полос - ламинарная броня или
точек, просто оттеняющих наголовье. Более половины наголовий без штриховки и выде-
ляются в основном контуром. Особенностью при изображении головы коня, когда она
защищена наголовьем, является расположение и форма глаза. Он не круглый, как обычно,
а в виде каплевидного выреза, совмещенного с линией лба (рис. 35.-16, 2а, в, 9). Только у
одного коня с кудыргинского валуна-изваяния (рис. 35.-26) показан обычный круглый глаз
при наличии разделительного контура между головой и шеей. На трех фигурах с наголовьем
глаза не нарисованы (рис. 3 5.-1 а, 10,11 а). Эту же черту можно отметить для одного из коней в
наголовье из тюркского памятника на горе Хар-Хад (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980,
рис. 6 - центральная фигура), но есть там конь в наголовье с обычным глазом, правда, слив-
шимся с разделительным контуром (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, рис. 7).
В классификации наголовий использовано девять изображений. Для системного опи-
сания наголовий их признаки разбиты на пять уровней: группа - разряд - раздел - отдел -
тип. Группа выделяется по материалу изготовления, разряд определяет метод бронирова-
ния, раздел характеризует структуру бронирования, отдел уточняет состав брони и способ
соединения ее деталей, тип информирует о покрое наголовья.
Группа I. Из твердого материала. Наголовья изготовлялись из железных деталей
либо из толстой твердой кожи (?).
Разряд I. Без мягкой основы. Твердое покрытие головы коня не нашивалось на мяг-
кий подклад, хотя последний мог применяться, особенно при железном материале и при-
шиваться к наголовью по краям.
Раздел I. Гетерогенные. Наголовье состоит из небольших частей, непосредственно
не связанных с формой конской головы.
Отдел I. Ламеллярные. Наголовье набирается из отдельных пластин, которые свя-
зываются в полосы, а затем такие полосы связываются между собой.
Тип 1. Полумаска. Наголовье состоит из одного листа, набранного из отдельных
небольших пластин (рис. 55.-1). Закрывает голову коня наполовину или чуть больше. Ре-
конструируется по одному рисунку (рис. 35.-16). На рисунке данное наголовье является
продолжением нашейника, что подразумевает охватывание головы коня, включая заты-
лок, для чего необходимы не только отверстия для глаз, но и ушей. Такая полумаска долж-
на иметь ремни, при помощи которых она застегивалась на голове коня: один затылочный
и два подбородочных.
Отдел II. Ламинарные. Наголовье набирается из сплошных пластин-полос, кото-
рые связываются между собой.
Тип 2. Короткая полумаска. Наголовье состоит из шести полос, закрывающих среднюю
часть головы коня (рис. 55.-2). Реконструируется по одному рисунку (рис. 35.-6). На нем всего
три полосы, но для удержания на голове коня такая конструкция не пригодна. Необходимо
85
В. В. Горбунов
предположить, что полосы делились. Деление по подбородку и лбу тоже не способствовало
удержанию, требовались бы дополнительные ремни. Вероятнее всего, наличие трех верхних
и трех нижних полос, которые сходились на щеках и крепились между собой и с нащечными
ремнями уздечки. Внутреннее соединение верхних и нижних полос могло быть ламинарным.
Тип 3. Полумаска-нашейник. Наголовье состоит из двух широких, наглухо скреплен-
ных полос, между которыми должны иметься отверстия для глаз (рис. 55.-3). Реконструи-
руется по 1 изображению (рис. 35.-1а). На рисунке наголовье является продолжением
нашейника, и должно было крепиться к нему ремешками подвижным способом, состав-
ляя с нашейником единый конструктивный элемент (попона типа 3). Помимо этого, по-
лумаска держалась на голове коня затылочными и подбородочными ремнями.
Раздел II. Гомогенные. Наголовье выполнено из крупных монолитных частей, учи-
тывающих особенности анатомии.
Отдел III. Цельносоставные. Наголовье набирается из нескольких цельнокованых
частей, крепящихся между собой на ремешках, кольцах или шарнирах.
Тип 4. Укороченная трехчастная маска. Наголовье состоит из налобника и двух на-
щечников (рис. 56.-1). В месте их соединения у глаз предусмотрены вырезы. Налобник
оставляет открытыми уши коня и в некоторых вариантах ноздри с верхней губой. На голо-
ве держится затылочным, подбородочным и подгубным ремнями. Реконструируется по
двум рисункам и подразумевается еще на двух изображениях (рис. 35.-2а, б, в, 9).
Тип 5. Полная трехчастная маска. Состав и конструкция наголовья аналогичны типу 4. Отли-
чается более длинным налобником, снабженным пластинами для защиты ушей
и отверстиями под ноздри (рис. 56.-2). Реконструируется по двум изображениям (рис. 35.-10,11а).
В результате систематизации материала выделены: одна группа, один разряд, два
раздела, три отдела и пять типов.
Наголовья из твердых материалов (группа I) впервые фиксируются по ассирийским
изображениям и урартским находкам VIII-VII вв. до н.э. Они изготовлялись из бронзы и
железа и представляли собою фигурновырезные налобные пластины (Мурзин В.Ю.,
Черненко Е.В., 1980, рис. 6; 9; Kellner Н., 1987, Taf. 20.-1; 21). Их дальнейшим развитием
явились металлические налобники, применявшиеся скифами в конце VII—IV вв. до н.э.,
греками - в VI—II вв. до н.э., персами, македонянами и фракийцами - в V-IV вв. до н.э.
(Мурзин В.Ю., Черненко Е.В., 1980, рис. 1.-4,7,8,10-13; Connolly Р., 1989,s. 26, Abb. 4; 6; 7).
В I в. до н.э. - III в. н.э. распространяются металлические наголовья иной конструкции -
в виде маски, закрывающей голову коня почти целиком. Они использовались парфянами,
кушанами, сарматами и римлянами (Хазанов А.М., 1971, табл. XXIX.-4). Защитные маски
из твердой лакированной кожи применяются в V—III вв. до н.э. в Китае (Комиссаров С.А.,
1988, рис. 71; У Шуньцин и др., 1988, рис. 6; 8;11; Бай Сунцзинь, 1989, рис. 7). В III в.
до н.э. - V в. н.э. появляются бронзовые и железные налобники у китайцев, когуресцев,
хунну и сяньбийцев (Горелик М.В., 1993а, рис. 11.-1-3, 6; Краткий отчет..., 1997, рис. 14;
15; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, рис. 1.-1-9). С эпохи «великого переселения народов»
наголовья из твердых материалов различной конструкции широко распространяются у
многих народов Восточной Азии: сяньбийцев, корейцев, японцев, китайцев, жужаней,
тюрок, киданей, чжурчжэней, монголов, тибетцев и бытуют в отдельных ее районах до
этнографического времени (Горелик М.В., 19876, рис. 2; 13; 1993а, рис. 4.-6, 11,14; 2002,
с. 55.-2, 6; 57.-5, 6, 8). В раннем средневековье некоторые типы восточно-азиатских наго-
ловий заимствуются персами, византийцами и арабами (Горелик М.В., 1993а, с. 171,
рис. 14.-27). С XIII в. н.э. данный вид конского доспеха в связи с монгольскими завоева-
ниями, получает наибольшее развитие не только на востоке, но и на западе Евразии, где
86
Глава III. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
его усиленно совершенствуют в мусульманских и католических странах до XVII в. н.э.
включительно (Горелик М.В., 1983, табл. Х.-5-10; Винклер П., 1991, рис. 176; Бехайм В.,
1995, рис. 230-235; 238-239; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, рис. 14).
Наголовья без мягкой основы (разряд I) были преобладающими на протяжении все-
го времени использования конского доспеха из твердых материалов. Лишь в конце I тыс.
до н.э. - 1-й трети I тыс. н.э. в средней и западной части Евразии применялись защитные
конские маски, на мягкую основу которых нашивался твердый бронирующий материал.
Они бытовали в парфянском, кушанском, сарматском и римском оборонительных комп-
лексах. В нашей серии наголовья без мягкой основы представлены двумя разделами.
Гетерогенная структура бронирования (раздел I) известна с эпохи «великого пересе-
ления народов» на территории Северного Китая, где ее использовали при изготовлении
конских наголовий сяньбийцы в IV-VI вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-9; 6.-1, 5).
В раннем средневековье с ней знакомятся тюрки, китайцы, авары, персы и византийцы
(Горелик М.В., 1993а, с. 171, рис. 14.-26, 27; Горбунов В.В., 1998, рис. 2). Однако уже в
начале II тыс. н.э. данная структура бронирования наголовий практически выходит из
употребления, сохраняясь в качестве отдельных деталей на конских наголовьях у киданей,
китайцев и чжурчжэней в Х-ХШ вв. н.э. (Горелик М.В., 19876, с. 169). В нашей классифи-
кации наголовья раздела I разбиваются на два отдела.
Ламеллярные наголовья (отдел I) являются редкими для данного вида доспеха. Они
фиксируются по изобразительным материалам у сяньбийцев в IV-VI вв. н.э. и тюрок в
V-VII вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-9; 6.-1, 5; Горбунов В.В., 1998, рис. 2). Нащеч-
ники этой структуры известны у киданей и китайцев в X-XIII вв. н.э. (Горелик М.В., 19876,
рис. 2.-6-8; 2002, с. 57.-8). В нашей серии наголовья отдела I представлены одним типом.
Полумаска (тип 1) (рис. 55.-1) известна по сяньбийским материалам Северного Ки-
тая и Дуньхуанав 1-й пол. VI в. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-9; 6.-5). В Горном Алтае
наголовье 1 типа зафиксировано на памятнике 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э.
(табл. III.-10). Своим происхождением тип 1 связан с сяньбийской традицией (структура
брони), но конкретный покрой был создан, видимо, в местной среде. Датировка наголо-
вья типа 1 определяется в рамках V-VII вв. н.э.
Ламинарные наголовья (отдел II) имели несколько больший диапазон распространения.
Их применяли тюрки в V—VIII вв. н.э.; авары, персы и византийцы - в VI-VII вв. н.э., китай-
цы Дуньхуана- в IX в. н.э. (Горелик М.В., 1993а, с. 171, рис. 14.-26, 27; Горбунов В.В., 1998,
рис. 2), но данная структура бронирования выходит из употребления еще раньше ламелляр-
ной, в конце I тыс. н.э. На нашем материале выделяются два типа ламинарных наголовий.
Короткая полумаска (тип 2) (рис. 55.-2) не имеет точных аналогов. Можно отметить
лишь близкую ей деталь из ламеллярной полосы, закрывающей среднюю часть головы коня
на одной из сяньбийских статуэток IV-V вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 6.-1).
В Горном Алтае наголовье типа 2 изображено на памятнике 2-й пол. VII -1 -й пол. VIII вв. н.э.
(табл. III.-17). Оно возникло, скорее всего, конвергентно, но прототипом его конструкции по-
служили более ранние сяньбийские образцы. Датируется тип 2 в пределах IV—VIII вв. н.э.
Полумаска-нашейник (тип 3) (рис. 55.-3) также не находит себе прямых аналогий.
Однако образцы, представляющие единую конструкцию с нашейником, применялись в
Суйском Китае VI-VII вв. н.э., но делались они из мягкого материала (Горелик М.В., 1993а,
рис. 6.-6; 11.-10). На территории Горного Алтая наголовье типа 3 зафиксировано на па-
мятнике 2-й пол. V - 1-й пол. VII вв. н.э. (табл. III.-10). Его происхождение, видимо,
также связано с Северным Китаем, но не исключено и обратное влияние. Время суще-
ствования наголовья типа 3 можно определить V-VII вв. н.э.
87
В.В. Горбунов
Гомогенная структура бронирования (раздел II) наголовий восходит к ассирийско-
урартской военной традиции VIII—VII вв. до н.э. и является господствующей на всем про-
тяжении существования конского доспеха. До середины I тыс. н.э. преобладали гомоген-
ные наголовья небольшой площади защиты в виде налобников, которые применялись ас-
сирийцами, урартами, скифами, греками, македонянами, фракийцами, персами, китайца-
ми, хунну, корейцами и сяньбийцами (Мурзин В.Ю., Черненко Е.В., 1980, с. 158-166; Го-
релик М.В., 1993а, с. 167-168; Рец К.И., Юй Су-Хуа, 1999, с. 42-43). В середине I тыс.
до н.э. у населения Китая появляются гомогенные наголовья в виде масок, почти полно-
стью закрывающих конскую голову. С эпохи «великого переселения народов» они получа-
ют широкое распространение: сначала - у народов Восточной Азии, а с развитого средне-
вековья - и по всей Евразии, становясь господствующей формой конской защиты. Такие
маски известны у сяньбийцев, когуресцев, японцев, китайцев, тюрок, монголов, мамлю-
ков, турок-османов и западноевропейских рыцарей (Горелик М.В., 1983, с. 268-269; 19876,
с. 200; 1993а, с. 168-169; Бехайм В., 1995, с. 164-169). В нашей классификации наголовья
раздела II составляют один отдел.
Цельносоставные наголовья (отдел III) известны уже в чуском доспехе Юго-Восточ-
ного Китая V—III вв. до н.э. Они изготавливались из нескольких крупных кусков (четыре
основных и две соединительные полосы) лакированной кожи, учитывающих анатомию
конской головы и туго стягивавшихся шелковыми шнурами (У Шуньцин и др., 1988,
рис. 6; 8; Бай Сунцзинь, 1989, рис. 7). В дальнейшем, с IV в. н.э., такая конструкция полу-
чила широкое распространение в сяньбийском, корейском и японском доспехах, где она
приобрела «классический» трехчастный (налобник и два нащечника) состав основных
элементов (Горелик М.В., 1993а, рис. 4.-3, 6-9; 5.-6,13,14; 11.-4, 5; Краткий отчет..., 1997,
рис. 9; 10). В эпоху средневековья эти наголовья применялись тюрками, китайцами, мон-
голами, на позднесредневековом мусульманском Востоке и в Западной Европе (Новгородова
Э.А., Горелик М.В., 1980, рис. 6.-8; Горелик М.В., 1983, табл. Х.-1, 2, 5, 9-11; 2002,
с. 57.-5; Бехайм В., 1995, рис. 239; Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2002, рис.14.-10, 13).
К древнекитайским, чуским наголовьям восходит и еще одна основная конструкция гомоген-
ных наголовий - цельная. В известном погребении цзэнского хоу И (433 г. до н.э.) были обна-
ружены две конские маски, отформованные из монолитных кусков лакированной кожи (Ко-
миссаров С.А., 1988, рис. 71). Такие цельные маски активно применялись сяньбийцами, ки-
тайцами и монголами, которые способствовали их распространению на Ближнем и Среднем
Востоке и в Европе (Горелик М.В., 19876, рис. 13.-1-8; 1993а, рис. 8,10-12; 6.-4,8,9; Могила
с фресками..., 1995, рис. 4; Бехайм В., 1995, рис. 232-234, 238; Бобров Л.А., Худяков Ю.С.,
2002, рис. 14,-1, 3,4,6-8,11-13). В нашей серии наголовья отдела III разделены на два типа.
Укороченная трехчастная маска из налобника и двух нащечников (тип 4) (рис. 56.-1)
по своему покрою аналогична экземплярам из Китая VI-IX вв. н.э., Ирана VII в. н.э. и
Восточного Туркестана VIII в. н.э. Однако китайские и персидские изделия отличаются от
нее структурой бронирования. Они - ламинарные, а восточнотуркестанский образец имеет
мягкие нащечники (Горелик М.В., 1993а, рис. 6.-7; 14.-26,27, 30). Конструкция короткого
налобника типа 4 характерна для Китая V—VIII вв. н.э., где она использовалась как само-
стоятельно (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-11), так и, гораздо чаще, в форме цельнокованой
маски (Горелик М.В., 1993а, рис. 5.-8, 10, 12; 6.-8, 9; Могила с фресками..., 1995, рис. 4).
Такие короткие маски, не закрывающие ушей, носа и половину щек, позднее стали популяр-
ны у монголов в XIII-XIV вв. н.э. (Горелик М.В., 19876, рис. 13.-1—4, 7). На территории
Горного Алтая наголовья типа 4 известны по изобразительным памятникам 2-й пол.
V-XI вв. н.э. (табл. III.-9, 19). Аналогичное наголовье изображено у тюркского всадника
88
Глава 111. КОНСКИЙ ДОСПЕХ
VI—VII вв. н.э. с горы Хар-Хад в Монгольском Алтае (Новгородова Э.А., Горелик М.В.,
1980, рис. 7). Их формирование, скорее всего, происходило на месте: путем синтеза корот-
кого налобника с нащечниками, взятыми от более полных масок. В свою очередь наголо-
вья типа 4 послужили исходными образцами для позднемонгольских и мамлюкских ма-
сок XIV-XV вв. н.э. (Горелик М.В., 1983, табл. Х.-1-5, 9-11; Бехайм В., 1995, рис. 239).
Время существования наголовий типа 4 можно определить в рамках V-XI вв. н.э.
Полная трехчастная маска из длинного налобника и двух нащечников (тип 5) (рис. 56.-2)
находит прямые соответствия среди вещественных и изобразительных материалов из па-
мятников сяньбийцев, когуресцев и японцев IV-V вв. н.э. (Горелик М.В., 1993а, рис. 4.-3,
6-8; 5.-6, 13,14; 11 .-4, 5; Краткий отчет..., 1997, рис. 9; 10). Их отличают высокие одноча-
стные или трехчастные гребни. Применялись наголовья типа 5 и киданями, чжурчжэня-
ми и китайцами в Х-ХП вв. н.э., но они имели ламеллярные нащечники и многочастный
гребень (Горелик М.В., 2002, с. 52; 55.-6; 57.-5, 6, 8). В Горном Алтае наголовья типа 5
известны по рисункам на памятниках 2-й пол. VII - 1-й пол. VIII вв. н.э. (табл. III.-15,16).
Такое же наголовье изображено у тюркского всадника VI—VII вв. н.э. с горы Хар-Хад в
Монгольском Алтае (Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, рис. 6; 8). Происхождение наго-
ловий типа 5 связано с влиянием сяньбийской военной традиции, принесенной на Алтай
жужанями или племенем ашина. Датируются наголовья типа 5 в пределах IV—XII вв. н.э.
Характеризуя развитие наголовий для защиты боевого коня в целом, необходимо
отметить, что они появляются на территории Горного Алтая в эпоху «великого переселе-
ния народов». Их происхождение связано с сяньбийской военной традицией. Наиболее
полное соответствие с сяньбийскими образцами наблюдается у типа 5. Его дальнейшим
развитием являются наголовья типа 4, сочетающие в своей конструкции укороченный
налобник и сяньбийские нащечники. Первая деталь данного типа восходит еще к хуннс-
ким боевым наголовьям, сформировавшимся под влиянием скифо-персидской военной
традиции. От них берут свое начало полные налобники, характерные для конского доспе-
ха средневекового Китая и монголов. Типы 1,2, 3 также происходят от защитных наголо-
вий облегченной конструкции, применявшихся населением Северного Китая в сяньбий-
скую эпоху, но их конкретная форма и структура приобретают уже самостоятельные чер-
ты. В Горном Алтае первые изображения наголовий датируются не ранее середины V в.
н.э. и фиксируются в памятниках тюркской культуры (рис. 57). Все их типы продолжали
применяться в раннем средневековье и были характерны именно для тюркской военной
традиции, повлиявшей на введение таких элементов доспеха у аваров, персов, византий-
цев и киданей.
& & &
Подводя итоги изучения конского доспеха на Алтае, следует обратить внимание на
взаимовстречаемость его видов в одном наборе. Она показывает, что половина коней,
защищенных попоной, наголовья не имеют. Эта черта отличает вооружение центрально-
азиатских кочевников, применявших наряду с полным конским доспехом его облегчен-
ный вариант. Она была обусловлена потребностями массового производства тяжелого
вооружения в условиях скотоводческого хозяйства. Наличие конского доспеха у населения
Горного Алтая, безусловно, свидетельствует о существовании тяжеловооруженной кава-
лерии и подчеркивает разницу с паноплией алтайской лесостепи.
Глава IV
КОМПЛЕКСЫ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ
4.1.	Доспех воинов Горного Алтая
Оборонительное вооружение населения Горного Алтая в III—XIV вв. н.э. представ-
лено доспехами воина и верхового коня и включает панцири, шлемы, попоны и наголо-
вья. В данный период средства защиты на территории горной части Алтая открыты в
памятниках трех археологических культур: булан-кобинской (поздний этап) - III -1 -й пол.
V вв. н.э., тюркской - 2-я пол. V-XI вв. н.э. и культуры монгольского времени -
XII-XIV вв. н.э.
Доспех булан-кобинской культуры состоит из панцирных пластин - типы 8, 16, 17,
23, 24 (рис. 58.-1-8), панцирей - типы 2, 4, 5, 7 (рис. 58.-13-16), шлемов - типы 1,4, 6, 7,
8, 9 (рис. 58.-9-12,17,18) и попон - типы 1,2, 7 (рис. 58.-19-21). Его появление у населения
Горного Алтая связано с воздействием сяньбийской военной традиции, влияние которой ста-
ло особенно ощутимо после создания Жужанского каганата в 359 г. н.э. (Гумилев Л.Н., 1994,
с. 247). Сами жужане находились в постоянном военном соприкосновении с сяньбийскими
государствами Северного Китая, и их комплекс вооружения развивался в русле последних
(Бичурин Н.Я., 1950, с. 200; Горелик М.В., 1993а, с. 171). Состав булан-кобинских защитных
наборов соответствует нескольким родам войск: легкой (рис. 34.-2,5в, г) и тяжелой (рис. 34.-3,
4,6,9) пехоте, средней (рис. 34.-7а, 8) и тяжелой (рис. 34.-5а, б, 76) коннице. Для легковоору-
женных воинов характерны «мягкие» панцири и «твердые» шлемы, для остальных - «твер-
дые» панцири и шлемы, а у тяжеловооруженных всадников - еще и попоны для коней.
На раннем этапе булан-кобинской культуры (I в. до н.э. - II в. н.э.), судя по данным
археологии, войско состояло из легкой пехоты и конницы (Мамадаков Ю.Т., 1985, с. 180-186;
1996, с. 75-78; Худяков Ю.С., 1997, с. 31). Подтверждают это и изобразительные источники,
в частности, скопированная нами в 1998 г. двухфигурная композиция из урочища Сары-Кобы
у с. Боочи (рис. 34.-1). По стилю рисунка и изображенным реалиям она датируется П-Ш вв.
н.э. На плоскости скалы (вблизи булан-кобинского могильника указанного времени) в тех-
нике граффити нанесены фигуры конного копейщика (рис. 34.-16) и пешего лучника
(рис. 34.-1а), а также два отдельных боевых лука в «натянутом» состоянии (рис. 34.-1 в).
Контуры тел воинов и коня не заштрихованы, что говорит либо об отсутствии доспеха,
либо о применении защитных средств из мягкого материала. К сожалению, головы вои-
нов «не доделаны». Поэтому судить о наличии шлемов невозможно. Таким образом, пе-
ред нами изображение двух родов булан-кобинского войска: легкой пехоты и легкой кон-
ницы. Причем всадник двумя руками держит (в верхней позиции) длинное копье, свиде-
тельствующее о применении таранного удара. Эти рисунки демонстрируют состав и воо-
ружение булан-кобинского войска накануне распространения в Горном Алтае доспеха из
твердых материалов и появления тяжелых подразделений пехоты и конницы.
В целом позднебулан-кобинский комплекс оборонительного вооружения во многом
аналогичен одновременному таштыкскому (Худяков Ю.С., 1986, с. 103-107; Кызласов И.Л.,
1990, с. 190). Появление таких комплексов в обществах Южной Сибири следует связы-
вать с влиянием военного дела государств Северного Китая, Кореи, Восточного Туркеста-
на эпохи «великого переселения народов». Военное искусство этих стран в указанный
период соединило в себе достижения кочевников (массовое применение конницы) с воз-
можностями оседлых культур (массовое производство вооружения) и создало предпосылки
для дальнейшего развития уже северных территорий.
90
Глава IV КОМПЛЕКСЫ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ
Доспех тюркской культуры включает панцирные пластины - типы 2, 11, 12, 13, 15,
18, 19, 20, 22 (рис. 60.-1-16), панцири - типы 2, 3, 5, 6, 8, 9, 10 (рис. 60.-17-19, 22, 23,
28-31; 61.-4-6), шлемы-типы 1, 3, 5, 6,7, 8,9,10 (рис. 60.-20,21,24-27; 61.-1-3), попоны-
типы 1,2, 3,4, 5,6,7 (рис. 61.-7-19)и наголовья-типы 1,2,3, 4, 5 (рис. 61.-8, 9, 11-14, 17).
Он складывается на основе булан-кобинского комплекса защиты, который дополняется
новым, более мощным, сяньбийским импульсом, принесенным на Алтай племенем аши-
на в 460 г. н.э. (Гумилев Л.Н., 19936, с. 22; Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г., 1994, с. 12).
К 552 г. в Горном Алтае, наряду со сложением этноса тюрок, завершается формирование
оригинального комплекса оборонительного вооружения, который стал определяющим в
эволюции паноплии раннего средневековья. Состав тюркских наборов доспеха соответ-
ствует следующим родам войск: тяжелой пехоте (рис. 35.-1в, 5а), средней (рис. 35.-116,13)
и тяжелой (рис. 35.-1а, б, 2, 3, 56, 6-10, Па) коннице, при подавляющем превосходстве
последней. Для всех воинов характерны «твердые» панцири и шлемы, а кони тяжеловоо-
руженных всадников закрыты попонами и наголовьями.
В Горном Алтае тюркский комплекс оборонительного вооружения сложился ранее
всего (между 460-552 гг. н.э.) и уже отсюда распространился на ряд сопредельных и более
отдаленных территорий, которые входили в состав Тюркских каганатов (552-744 гг. н.э.)
и которые заселили тюркские племена. Аналогичные предметы и изображения защитных
средств обнаружены в тюркских памятниках Тувы, Монголии, Семиречья, Восточного
Туркестана (Гумилев Л.Н., 1948, с. 232-235, 241; Курманкулов Ж., 1980, с. 195-196,
рис. 4.-3-5; Новгородова Э.А., Горелик М.В., 1980, с. 104-112; Овчинникова Б.Б., 1981,
с. 139-142; 1990, с.83-84; Худяков Ю.С., 1986, с. 158-162; Григорьев Ф.П., Загородний
А.С., 1995, рис. 1; 2; Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.А., 1996, с. 242-245; 1998,
с. 296-298;КубаревГ.В.,2002, рис. 2.-в; Худяков Ю.С., Лхагвасурэн X., 2002, рис. 3.-8-10).
Кроме того, многие типы тюркского доспеха были восприняты кочевыми и оседлыми
народами в результате военных, этнических и культурных контактов. Среди них можно
назвать кыргызов, уйгуров, тюргешей, хазар, согдийцев, китайцев, персов, византийцев и
многих других (Распопова В.И., 1980, с. 103-107; Худяков Ю.С., 1980, с. 118-130; 1995, с. 87;
Грач В.А., 1982, рис. 3; 4; Худяков Ю.С., Баяр Д., 1992, с. 37-40, рис. 3-11; Горелик М.В.,
1993а, с. 151, 177; 1995, с. 419, 425; Багаутдинов Р.С., Зубов С.Э., 1998, с. 253-256). Пря-
мыми наследниками военного искусства тюрок, в том числе и в плане использования
тяжелого доспеха, можно считать киданей и монголов (Горелик М.В., 19876, с. 165-170;
1990, с. 159; Худяков Ю.С., 1991, с. 89,153).
Доспех монгольского времени представлен пока только шлемом (тип 12). Поэтому
его полная характеристика затруднительна. Учитывая датировку некоторых горноалтайс-
ких типов защиты, с верхней границей до XIV в. н.э., можно предполагать частичное
сохранение уровня тюркского времени. Судя по оформлению шлема (рис. 47), доспех во-
инов Горного Алтая в развитом средневековье соответствовал монгольской военной тра-
диции, вобравшей в себя тюркское наследие.
Включение Горного Алтая в состав Монгольской (с 1207 г. н.э.), а затем Юаньской
(с 1260 г. н.э.) империй способствовало усвоению местным населением монгольского во-
оружения, в том числе и защитного (Горелик М.В., 19876, с. 201; Худяков Ю.С., 1991,
с. 154). Однако периферийное и второстепенное положение горноалтайских земель в мон-
гольских государствах негативно сказывалось на развитии алтайского доспеха, среди ко-
торого пока отсутствуют новые образцы того времени, например, «куяки» (они же «бри-
гандины» - панцири, бронированные с изнанки мягкой основы), которые широко извест-
ны в Монголии, Туве и Минусинской котловине (Горелик М.В., 1983, с. 250-255; Худя-
ков Ю.С., Соловьев А.И., 1987, с. 155, 158-159; Худяков Ю.С., 1997, с. 20-21, 50-53,
91
В. В. Горбунов
134)	. Очевидно, воинские контингенты Горного Алтая использовались монголами в
основном как легкая и средняя конница, хотя полностью исключать применение ими тя-
желого доспеха преждевременно (Худяков Ю.С., 1997, с. 75, 77).
В целом горноалтайский средневековый доспех был ориентирован на обеспечение
массовых тяжеловооруженных конных формирований и в этом отношении развивал тра-
диции восточных (центрально-азиатских) кочевников.
4.2.	Доспех воинов Лесостепного Алтая
Защитная паноплия населения Лесостепного Алтая III—XIV вв. н.э. представлена сред-
ствами воинского доспеха, который включал панцири, шлемы и щиты. В это время на терри-
тории алтайской лесостепи средства защиты исследованы в памятниках четырех археологи-
ческих культур: кулайской (поздний этап) -Ш- 1-я пол. IVвв. н.э., одинцовской (ранний этап) -
2-я пол. IV-V вв. н.э., сросткинской - 2-я пол. VIII—XII вв. н.э. и кармацкой - XIII-XIV вв. н.э.
Доспех позднекулайской культуры пока мало изучен и включает лишь панцирные пла-
стины типа 1 и два типа панцирей: нагрудник (тип 1) и кольчугу (тип 10) (рис. 3; 41 .-1-3).
Защитное вооружение периода, непосредственно предшествующего изучаемому в
настоящей работе, т.е. конца I тыс. до н.э. - первых веков I тыс. н.э., в Лесостепном Алтае
пока не обнаружено. Но учитывая данные о находках доспеха из кулайских памятников
этого времени в более северных районах - Новосибирское, Томское, Среднее Приобье,
можно говорить о применении самодийским населением достаточно развитых средств за-
щиты. Это - костяные ламеллярные и чешуйчатые панцири и железные конические шлемы
(Чернецов В.Н., 1953, рис. 1; Мошинская В.И., 1953, табл. П.-8-19; XV; Троицкая Т.Н., 1979,
табл. IX.-17, 18, 21, 22; XXIX.-1; Соловьев А.И., 1987, с. 61, табл. XV.-1; Чиндина Л.А.,
1996, рис. 2.-22-26). Впрочем, последние могут являться случайным парфянским импор-
том (Горелик М.В., 1987а, с. 125). В основном этот оборонительный комплекс базировал-
ся на военных традициях еще скифского времени (Горбунов В.В., 1999, с. 55). Видимо,
и население кулайской культуры Лесостепного Алтая в I в. до н.э. - II в. н.э. применяло
аналогичный доспех, но степень оснащения им не выходила за рамки отдельных знатных
воинов, которые не составляли самостоятельных подразделений в обшей легковооруженной
массе войска. Лишь с начала эпохи «великого переселения народов» (с III в. н.э.), когда воен-
ная напряженность резко возросла, кулайское население было вынуждено пополнить свой
арсенал более совершенными средствами, заимствуя их от южных соседей. В частности, на
смену костяному приходит железный доспех (Горбунов В.В., 1996, с. 165). Его применение
приобретает достаточно массовый характер, особенно у населения следующей одинцовской
культуры. Эти изменения и привели к формированию нового рода войск - средней конницы.
Доспех раннеодинцовской культуры включает панцирные пластины - типы 4, 5, 6,
7, 11, 14, 24, 25 (рис. 59.-1-23), панцири - типы 2, 3 (рис. 59.-25, 26), шлемы - тип 2
(рис. 59.-24) и щиты. Он сложился под воздействием среднеазиатской военной тради-
ции, совместившей в себе хуннские (ламеллярные панцири и шлемы) и сарматские (коль-
чужные панцири) черты. Источником влияния, видимо, послужило население кенкольс-
кой культуры Семиречья, отождествляемой с княжеством Юэбань, которое основали се-
верные хунну в 156 г. н.э. (Гумилев Л.Н., 1993а, с. 201; 1993в, с. 83). Миграция около
середины IV в. н.э. части этого населения на территорию Лесостепного Алтая привела к
смене кулайской культуры одинцовской (Горбунов В.В., 2003в, с. 38-39). В первой четверти
V в. н.э. войны Юебани с Жужанским каганатом (Бичурин Н.Я., 1950, с. 187; Гумилев Л.Н.,
19936, с. 13-14) способствовали контактам одинцовских племен с населением Горного Алтая.
92
Глава IV. КОМПЛЕКСЫ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ
Так.булан-кобинское население составило один из компонентов при формировании один-
цовской культуры, а одинцовские черты прослеживаются на ряде булан-кобинских памят-
ников (Гаврилова А.А., 1965, с. 52-53; Казаков А.А., 1996, с. 177). Этим было вызвано
распространением в лесостепи и сяньбийских военных традиций. Состав одинцовских
защитных наборов соответствует средневооруженной коннице, где воины имели «твер-
дые» панцири, шлемы и щиты.
Доспех одинцовской культуры изучен только по памятникам раннего этапа (2-я пол. IV-
V вв. н.э.) и пока не известен в комплексах VI - 1-й пол. VIII вв. н.э. Однако его сравнитель-
ный анализ с защитными средствами сопредельных территорий показывает наибольшую ти-
пологическую близость с материалами V-IX вв. н.э. верхнеобской (для Новосибирского При-
обья), саратовской, релкинской и потчевашской культур (Коников Б.А., 1980,
с. 74—75, рис. 2.-22-24; ЧиндинаЛА, 1981, рис. 1; 2; 1991, рис. 31; Соловьев А.И., 1987, табл. XI;
XIII.-1-4; Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г., 1992,
с. 23, рис. 21; 22; 25; 27; 29; 33-36; 39; 40; 43; 45; 49-51; Васютин А.С., 1997, рис. 11 .-12,15,16,
19-21; Илюшин А.М., 1997, с. 26, рис. 17; 19; 25; 26; Троицкая Т.Н., Новиков А.В., 1998, с. 44,
рис. 23.-5; Илюшин, 1999, с. 30, рис. 27; 58; 62; 64—70). Эти культуры сближает с одинцовской
также наличие общей самодийской (кулайской) основы. Видимо, и на позднем этапе своего
развития одинцовский доспех сохранял прежний уровень. По времени формирования он яв-
ляется самым ранним на юге Западной Сибири, что предполагает его посредническую роль в
распространении новых защитных средств у сходных культурных общностей. Появление та-
ких оборонительных комплексов в Западной Сибири связано с влиянием военного дела госу-
дарств и объединений Средней Азии, военное искусство которых соединило в эпоху «велико-
го переселения народов» особенности вооружения восточных и западных кочевников.
Доспех сросткинской культуры состоит из панцирных пластин - типы 3,4,5,10,11,12
(рис. 62.-1-7), панцирей -типы 3,4,10 (рис. 62.-8,9,13,14), шлемов-типы 6,7 (рис. 62.-10-
12) и щитов. Он формируется на основе одинцовского и тюркского защитных комплексов,
смешение которых произошло в результате расселения тюркских племен на территории Лесо-
степного Аттая, после падения II Восточно-тюркского каганата в 744 г. н.э. и образования
здесь новой этнокультурной общности (Неверов С.В., Горбунов В.В., 2001, с. 177-178). Состав
сросткинских наборов доспеха соответствует средневооруженной коннице (рис. 36).
Несмотря на то, что сложение сросткинского оборонительного комплекса связано с
тюрками, наиболее последовательными носителями восточной (центрально-азиатской)
традиции применения конского доспеха, которые заняли доминирующее положение в
новом объединении, материалы свидетельствуют о сохранении в Лесостепном Алтае ве-
дущей роли средней конницы. Это не означает того, что средства защиты коня здесь не
применялись. Первоначально число тяжеловооруженных всадников могло быть весьма
значительным, но большой необходимости в них, видимо, не было, и от конского доспеха
достаточно быстро отказались. Его мог сохранять командный состав войска, но основу
боевых порядков такие воины уже не составляли. Данная ситуация типична для средней и
западной части Евразийских степей, куда периодически проникали центрально-азиатские
кочевники, принося с собой защитный комплекс тяжеловооруженного всадника, из кото-
рого, как правило, заимствовались лишь средства воинского доспеха. Только там, где при-
ходилось иметь дело с противником, обладающим пехотой (особенно с многочисленны-
ми контингентами лучников), западные кочевники вводили конский доспех облегченного
типа (защита груди, шеи и головы).
Сросткинский комплекс оборонительного вооружения находит аналогии в одновре-
менных материалах кимаков, кыпчаков и целого ряда культур Западной Сибири и Урала
93
В. В. Горбунов
(Мажитов Н.А., 1981, рис. 42.-5, 12; 43.-5, 6; 61.-17; 66.-7; 71.-10; Археологические па-
мятники..., 1987, рис. 64.-31,32; 100.-29; Зыков А.П., 1987, рис. 2.-5-8; Иванов В.А., 1987, с. 182;
Коников Б.А., 1987, с. 168-170, рис. 3.-2-4,7; Соловьев А.И., 1987, табл. Х.-4-6; Худяков Ю.С.,
1997, с. 115-116, рис. 75.-5,6). Сложение таких комплексов напрямую связано с новой вол-
ной тюркизации, начавшейся в середине VIII в. н.э. и захватившей большие пространства
Евразии, в том числе и в северном, лесостепном направлении. Защитный комплекс срос-
ткинской культуры сыграл в этом процессе роль первого аккумулятора (аналогично один-
цовскому) и посредника в дальнейшей интеграции военных традиций западных и вос-
точных кочевников.
На территории Лесостепного Алтая, помимо сросткинских, находки доспеха обна-
ружены в памятниках кыргызов 2-й пол. IX - 1-й пол. X вв. н.э. Они представлены пан-
цирными пластинами - типы 9, 21 и, возможно, панцирем типа 3 (рис. 27; 28). Следует
отметить, что памятники кыргызов располагаются на пограничных землях - в Алейской
степи у рубежей Горного Алтая, входившего с 840 г. н.э. в состав Кыргызского каганата
(Савинов Д.Г., 1994, с. 58-59). Возможно, здесь какое-то время находились кыргызские
военные заставы, которые способствовали взаимным контактам, в том числе и в области
вооружения, с местным сросткинским населением и кимаками Верхнего Прииртышья (Мо-
гильников В.А., 2002, с. 116-117).
Весьма интересны в последнем плане изображения всадников-копейщиков, снаб-
женных панцирями, шлемами и щитами, на серии бронзовых блях-подвесок. Четыре из
них (по паре) найдены в погребениях сросткинской культуры 2-й пол. IX - 1-й пол. XI вв.
н.э. в Лесостепном Алтае (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, рис. 7.-1, 3; Алехин Ю.П.,
1998, рис. 1.-1, 2), а три являются случайными находками из Прииртышья, близ Семипа-
латинска иуд. Колмыковой в Минусинской котловине (Отчет Археологической комис-
сии..., 1908, рис. 3; 5; Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С., 2002, рис. 1.-1, 2). По нашему мне-
нию, все эти изделия сросткинские, а нахождение части из них за ареалом культуры до-
полнительно указывает на направление военных и иных контактов ее населения с сосе-
дями (Горбунов В.В., 1991а, с. 75).
Доспех кармацкой культуры представлен панцирными пластинами - типы 4,9
(рис. 20.-6, 7) и шлемом - тип 11 (рис. 46). Для его полной характеристики данных пока
мало. Учитывая бытование многих лесостепных типов защиты до XIV в. н.э. включи-
тельно, можно предполагать частичное сохранение прежнего уровня вооруженности ме-
стного населения. Детали оформления шлема (рис. 46) говорят о преобладающей роли
монгольской военной традиции, а панцирные пластины - о сохранении некоторых черт
предшествующего времени.
Ситуация, в которой происходило развитие оборонительного комплекса Лесостеп-
ного Алтая XIII-XIV вв. н.э., видимо, мало отличалась от таковой в Горном Алтае. В 1229 г.
н.э. земли Лесостепного Алтая были окончательно закреплены за Улусом Джучи, который с
1243 г. н.э. превратился в мощное государство - Золотую Орду. Ее политический центр
находился в Поволжье, и алтайская лесостепь была отдаленной периферией этого объе-
динения. Здесь также пока не найдены новинки защитного вооружения того времени,
как, например, пластинчато-кольчатый доспех, распространившийся у восточноевропей-
ских и западноазиатских кочевников (Горелик М.В., 1983, с. 247; 19876, с. 186). Тем не
менее прямые и косвенные данные свидетельствуют, что воины Лесостепного Алтая мон-
гольского времени использовали шлемы, пластинчатые (ламеллярные) и кольчатые (коль-
чуги) панцири, и этот набор говорит о существовании средней конницы (Горбунов В.В.,
Тишкин А.А., 1998а, с. 266).
94
Глава IV. КОМПЛЕКСЫ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ
В целом средневековый доспех воинов Лесостепного Алтая был рассчитан на обес-
печение средневооруженной конницы и в этом плане развивался в русле традиций за-
падных (среднеазиатских и восточноевропейских) кочевников.
4.3.	Тактические возможности применения доспеха
средневековым населением Алтая
Для реконструкции возможного применения алтайского средневекового доспеха, ис-
ходя из выделяемых на его основе родов войск, необходим комплексный подход, основан-
ный на учете всех систематизированных данных. Особенно важна на данном этапе ис-
следования корреляция изобразительных и письменных источников.
Несмотря на различие в основном составе войск у населения Горного (тяжелая кон-
ница) и Лесостепного (средняя конница) Алтая, их тактическое использование было при-
мерно одинаковым. Оно включало построение плотно сомкнутым строем конной «фалан-
ги», задачей которой являлся таранный удар копьями с целью прорвать или опрокинуть
боевые порядки противника. Именно такая конница решала в эпоху средневековья исход
основных полевых сражений, и от ее удельного веса в войске зависела его боеспособность
(История Самарканда, 1969, с. 92-93; Хара-Даван Э., 1992, с. 98-99; Горелик М.В., 1993а, с.
177). Мощь таранного удара достигалась глубиной построения и набранным разбегом. Сама
конная «фаланга» во время сближения представляла прекрасную мишень для противника,
тем более, если он находился в пешем боевом порядке. Поэтому успех такой тактики зави-
сел от степени защищенности всадников и их коней, особенно в первых шеренгах.
Лучше всего таранной тактике соответствовал горноалтайский доспех, достигший
своего оптимального уровня в тюркское время. Однако первое появление тяжелой конни-
цы в Горном Алтае относится к середине IV в. н.э. Наглядно это демонстрируют две ком-
позиции с Кара-Оюка. Одна из них (рис. 34.-5), видимо более ранняя, показывает приме-
нение коней, защищенных попонами, не по назначению. Они находятся позади воинов
на поводу, которые ведут дистанционный бой спешившись. Скорее всего, на изображе-
нии запечатлен момент, когда у горноалтайского населения только появился конский дос-
пех, заимствованный с южных территорий от жужаней или сяньбийцев (первые экземп-
ляры могли быть подарками или трофеями). Его применение первоначально ограничива-
лось небольшим числом знатных воинов, которые не составляли самостоятельных под-
разделений, и какое-то время новое вооружение использовалось при прежней тактике.
Иную ситуацию мы видим на второй (рис. 34.-7), возможно, более поздней композиции.
Здесь изображен строй конных воинов (шеренга), один из которых держит длинное копье
для таранного удара, а его конь защищен ламеллярным нашейником. У другого всадника
доспех на коне не показан, и не ясно, каким оружие.м он снабжен. Тем не менее перед
нами строй, иллюстрирующий «классическое» использование такой конницы. Исходя из
анализа двух рассмотренных выше композиций можно сделать вывод, что на позднем
этапе существования булан-кобинской культуры складывается новый род войск из тяжелой (и
средней?) конницы и появляется новая тактика конного боя, основанная на массированном
таранном ударе, который наносится плотно сомкнутым строем в виде конной «фаланги».
Вероятнее всего, в булан-кобинском войске новые подразделения и тактика не успе-
ли вытеснить прежние способы ведения боя, и произошло это уже в раннетюркский пери-
од. Возможно, что ситуация окончательно изменилась благодаря переселению на Алтай пле-
мени ашина в 460 г. н.э. и созданию собственной металлургической базы (Зиняков Н.М., 1988,
с. 135-137), сделавшей производство тяжелого вооружения более массовым и завершившей
95
В.В. Горбунов
военную реформу. Ашина могли быть лучше знакомы и с правилами применения тяжелой
конницы, учитывая их связь с поздними хуннскими и сяньбийскими государствами.
Подавляющее большинство тюркских граффити нашей серии изображают тяжело-
вооруженных конников (рис. 35). На двух композициях конница показана в шереножном
строю (рис. 35.-3, 11). Такой же сюжет есть на Хар-Хадской скале (Новгородова Э.А.,
Горелик М.В., 1980, рис. 7). Это не что иное, как передача плотно сомкнутого строя, кото-
рым только и могла действовать тяжелая конница (Хазанов А.М., 1971, с. 74). В китайских
письменных источниках такая конница называется «отборной», «лучшей», «...на кит. Тху-
ки, врубающаяся конница...» (Бичурин Н.Я., 1950, с. 272, 341). Главным тактическим при-
емом тяжелой конницы был таранный удар копьями (Хазанов А.М., 1971, с. 73; Горелик М.В.,
1990, с. 158; 1993а, с. 177). Именно копьями вооружены горноалтайские тюрки в сюжетах
сражений (рис. 35.-1, 3-5, 9, 13) и всего один раз всадник стреляет из лука (рис. 35.-1а).
Атаки тяжелой конницы ярко описаны в орхонских текстах (Малов С.Е.,1951, с. 40-42,67;
1959, с. 28-29). По ним можно восстановить последовательность фаз боя. Первая фаза -
это обстрел из луков при сближении с противником: «одного мужа он поразил стрелою»
(КТб, 36). Судя по текстам и рисункам, стрельба была прицельной и, видимо, ее вели
лишь первые шеренги боевого порядка. Велась она недолго, так как воины за время сбли-
жения должны были успеть положить луки и взяться за копья. Вторая фаза (главная) -
таранный удар: «двух мужей заколол (копьем) одного после другого» (КТб, 36), «...проло-
жили (путь) копьями» (Тон, 28), «пронзил трех мужей...» (КЧ, 15) и пр. Такой удар наноси-
ли тоже только передние шеренги - две, три, которым позволяла длина копий. От них
зависела точность удара, а его сила зависела от всей массы плотно сомкнутых конников,
от набранного разбега и инерции движения после удара, когда задние ряды подпирали
передние, вбивая их в порядки противника. В момент соприкосновения этот строй уже
ничто не могло остановить, ни частокол выставленных копий, ни щиты или иные легкие
заграждения, пожалуй, только равная по силе другая стена конницы (Распопова В.И., 1980,
рис. 50.-1). Третья фаза заключалась в рукопашной схватке верхом: «в свалке он порубил мечом
седьмого» (Ктб, 45). Чаще всего она являлась добиванием врага, боевые порядки которого уже
расстроены и необходимо подавить отдельные очаги сопротивления. На этой же фазе ру-
били бегущих: «девять человек он убил при преследовании» (Ктб, 46).
Главным преимуществом тяжелой конницы являлся конский доспех (Хазанов А.М., 1971,
с. 73; Никоноров В.П., 1995, с. 54). Письменные источники косвенно подтверждают хорошую
защищенность тюркских коней, дополняя данные иконографии. Надежная защита коня была
необходима для сохранения плотно сомкнутого строя во время сближения и в момент удара
по противнику. Видимо, наиболее полный доспех имели кони первых шеренг (рис. 51.-2-3;
52.-3,4; 53.-2-4; 54.-2,3), а задние ряды использовали облегченную попону (рис. 51.-1; 52.-1,
2; 53.-1; 54.-1, 4) или комплектовались средневооруженной конницей. Впрочем, последняя у
тюрок, судя по изобразительным материалам, уступала численно тяжелой, которая благодаря
типологическому разнообразию конского доспеха могла действовать самостоятельно.
Все сказанное не означает, что в тюркском войске не было легковооруженной конницы.
Взаимодействие тяжелой конницы с крупными контингентами легких всадников являлось
основным принципом кочевнической тактики (Хазанов А.М., 1971, с. 75; Никоноров В.П.,
1995, с. 57; Иванин М.И., 1992, с. 425-429; Хара-Даван Э., 1992, с. 98-101). В эпоху Тюркс-
ких каганатов легкая конница формировалась из зависимых и покоренных племен в виде
самостоятельных подразделений конных лучников, в задачу которых входила завязка сра-
жения (до подхода тяжелой конницы на нужную позицию и дистанцию), обеспечение
96
Глава IV. КОМПЛЕКСЫ ОБОРОНИТЕЛЬНОГО ВООРУЖЕНИЯ
флангов, прикрытие перестроения, действие в тылу, дальнее преследование (Бичурин Н.Я.,
1950, с. 215, 250, 301). После падения тюркской государственности население Горного
Алтая могло поставлять тяжеловооруженные отряды в армию Кыргызского каганата.
Наличие типологически разнообразных средств конской защиты (полных и облег-
ченных) позволило тюркам резко увеличить число тяжеловооруженных всадников. Это
сделало их конные «фаланги» на какое-то время непобедимыми и привело к быстрому
покорению большей части евразийских степей. Тюркский опыт, в более грандиозном мас-
штабе, повторили монголы, разгромив за короткий срок две трети Старого Света (Горе-
лик М.В., 1990, с. 159; Худяков Ю.С., 1991, с. 95; Хара-Даван Э., 1992, с. 115).
Отсутствие средств защиты коня (или их слабое использование) в Лесостепном Ал-
тае, возможно, частично компенсировалось щитом, на который улавливались стрелы про-
тивника во время сближения. Однако к моменту таранного удара щит закидывали за спи-
ну, а копье предпочитали держать двумя руками, что хорошо демонстрируют сросткинские
бронзовые бляхи (рис. 36). На них можно наблюдать ту же картину, что и на горноалтайских
петроглифах - подавляющее большинство всадников показано с копьями и лишь один стреля-
ет из лука (рис. 36.-4). Но средневооруженная конница обладала по сравнению с тяжелой
большей маневренностью, что позволяло ей применять не только сомкнутый (для копей-
ного удара), но и рассыпной строй (для обстрела из луков). Поэтому средняя конница
могла обходиться и без поддержки легкой (Неверов С.В., Горбунов В.В., 1996, с. 178).
Различия в составе войск между населением Горного и Лесостепного Алтая отражают
разницу между военными традициями восточных и западных кочевников. Эволюция пер-
вых определялась постоянным противостоянием Китаю с его огромными людскими и
техническими ресурсами, основную часть войск которого составляла пехота, снабженная
арбалетами и мощным длиннодревковым оружием (Горелик М.В., 1987а, с. 121). На Запа-
де пехота давно отошла на второй план, и основным противником кочевников выступала
средняя конница, к тому же не имевшая сильной стрелковой поддержки.
Относительно использования пехоты на Алтае достоверные (изобразительные) дан-
ные есть только по булан-кобинскому войску. В его составе были тяжелые подразделения
лучников и копейщиков, сражавшиеся в плотном строю (рис. 34.-3, 4, 5, 6, 9), и легкие
лучники, применявшие рассыпную тактику (рис. 34.-2,5). Последний способ ведения боя
традиционен как для легкой пехоты, так и для конницы. А вот боевые порядки хорошо
защищенных воинов подразумевают шереножное построение, характерное для фаланги.
Легкая пехота существовала у народов центрально-азиатского региона и в первой поло-
вине I тыс. н.э., но более широкое с III в. н.э. распространение доспеха привело к измене-
нию тактики центрально-азиатской пехоты. Появился сомкнутый строй. Необходимость
подобной меры была обусловлена тем, что начиная со II в. до н.э. наиболее развитые в
военном деле кочевые объединения (сначала хунну, затем сяньби) уже использовали (хотя
и не в массовом порядке) конные фаланги средневооруженных копейщиков. Поэтому, ког-
да развитие других обществ (периферийных и зависимых от ведущих этносов) позволило
обеспечить более надежную защиту своим воинам, они заимствовали китайский пеший
строй (как наиболее оптимальный), противопоставив его конной тактике. Преобладание
в пешей «фаланге» получили лучники (Бичурин Н.Я., 1950, с. 275). Их главной задачей
являлся массированный прицельный обстрел приближающихся плотных шеренг конни-
цы. Эффективность такого «огня» повышалась благодаря устойчивости стрелка. Сколь ни
искусен всадник в стрельбе из лука, он по скорострельности и точности проиграет равно-
му по способностям пешему бойцу. Для пеших лучников конная «фаланга» была прекрас-
ной мишенью. Основной целью служили не всадники (к тому же хорошо защищенные), а
97
В. В. Горбунов
их кони. При больших потерях последних боевой порядок конной «фаланги» смешивался,
сбивался, и она не успевала набрать нужного для удара разбега. Ей приходилось останав-
ливаться (отходить на безопасное расстояние) и перестраиваться для повторной атаки
(Бичурин Н.Я., 1950, с. 291; Малов С.Е., 1951, с. 40—41). Использование пехоты в цент-
рально-азиатских обществах со скотоводческим укладом хозяйства имело свои особенно-
сти. Воины сражались в пешем строю, а передвигались на конях. Это можно назвать ездя-
щей пехотой, которая легко превращалась в конницу, своеобразный прообраз будущих дра-
гун (Иванин М.И., 1992, с. 424-425). Яркий пример такой пехоты - войско сеяньто: «сйе-
яньтосцы в войне... одерживали победы пехотою... спешив конников, поставили по пяти
человек, из которых пятый держал четырех лошадей, а четверо впереди дрались...», «Сйе-
яньтосцы начали стрелять в лошадей, и оне погибали...» (Бичурин Н.Я., 1950, с. 341).
Именно такая тактика изображена на булан-кобинском рисунке с Кара-Оюка (рис. 34.-5).
Пешая «фаланга» была устойчивее рассыпного строя легких воинов. Ее меньшая манев-
ренность компенсировалась лучшей защитой. Однако конная «фаланга», как средняя, так и
тяжелая, в маневренности превосходила пешую, что оставляло коннице реальные шансы
одерживать победу: «Тукюеский предводитель... с отборною конницею прежде устремил-
ся на держащих коней; почему сйеяньтосцы не могли уйти» (Бичурин Н.Я., 1950, с. 341).
Появление в конце III—IV вв. н.э. конского доспеха у центрально-азиатских кочевников и
было связано с желанием обезопасить конные «фаланги» от лучников, в первую очередь
действующих в составе тяжеловооруженных пеших порядков.
У тюрок письменные и изобразительные источники фиксируют пехоту, но значения
самостоятельного рода войск она не имела, а пеший строй мог использоваться по обсто-
ятельствам. Изображения тюркских пехотинцев немногочисленны - это три рисунка из
Горного Алтая (рис. 35.-1в,5а,12) и два из Монгольского Алтая (Новгородова Э.А., Горе-
лик М.В., 1980, с. 102, рис. 6; Кубарев В.Д., 2002, рис. 2.-в). Причем эти пехотинцы почти
всегда действовали вместе с всадниками. На всех воинах показаны панцири и шлемы, что
говорит либо о тяжелой пехоте, либо о спешенных всадниках. В китайских письменных
источниках тюркское войско всегда характеризуется как конница (Бичурин Н.Я., 1950,
с. 232-291,302,341:23 случая), а о массовом применении тюрками доспеха говорится как
об обыденном явлении: «...луки и стрелы - их когти и зубы, а панцири и шлемы их по-
вседневная одежда» (Лю Маоцай, 2002, с. 37). В рунических текстах самих тюрок сраже-
ния в пеших порядках упоминаются три раза (Малов С.Е., 1951, с. 40,65; 1959, с. 21), и все
эти случаи представляют нестандартные ситуации (Горбунов В.В., 1998, с. 125-126).
В оценке тюркской пехоты интересно мнение противника. Уч-огузы, планируя сражение
с Бильге-каганом, думали, что тюрки «пешие (без лошадей) слабы к бою», но тюрки выиг-
рали битву (Малов С.Е., 1959, с. 21). На наш взгляд, здесь прямое свидетельство того, что
тюркское войско воспринималось и ценилось как конное, но, будучи профессионалами,
тюрки с успехом могли применять и пеший строй. Аналогичное значение пехоты у кочев-
ников отмечается и для монгольских армий (Иванин М.И., 1992, с. 426).
В Лесостепном Алтае единственное изображение пешего лучника есть на сросткин-
ской бронзовой бляхе (рис. 36.-5) и, скорее всего, показывает спешившегося всадника.
Видимо, пеший строй применялся здесь так же, как у тюрок и монголов.
Доспех, предназначавшийся для пеших воинов, ничем не отличался от всадничес-
кого. Это говорит об универсальности применения боевых порядков профессиональны-
ми воинами, каковые составляли и кочевники, населявшие горы и степи Алтая в
III-XIV вв. н.э.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Рассмотрение источников по алтайскому средневековому доспеху III—XIV вв. н.э.
показало их достаточную представительность для всестороннего анализа и интерпрета-
ции. В то же время обзор работ, посвященных этим вопросам, выявил узость Источнико-
вой базы, используемой учеными в аналитических исследованиях, недостаточное при-
влечение изобразительных источников и новых находок. Более широко в работе с алтай-
ским доспехом нужно применять реставрацию, реконструкцию и экспериментальное мо-
делирование.
Классификация основных видов защитной паноплии Алтая III—XIV вв. н.э. позво-
лила провести их детальный типологический анализ, определить боевое и декоративное
назначение деталей брони и их «этнические» признаки оформления. Наиболее существен-
ные выводы этого этапа работы таковы:
1.	В эпоху «великого переселения народов» (III—V вв. н.э.) в оборонительном воору-
жении населения Алтая происходят важные изменения. Начинается широкое распростра-
нение железного доспеха, связанное с внешним влиянием. Конструктивные особенности
панцирных пластин, панцирей, шлемов, попон и наголовий позволяют говорить о двух
основных традициях, на основе которых сложился средневековый «алтайский» доспех. Эти
традиции можно условно обозначить по именам этносов, которые являлись их носителями: хуннс-
кая и сяньбийская. Их сочетание оказало решающее влияние на формирование доспеха воинов
алтайской лесостепи, а сяньбийская военная традиция легла в основу горноалтайского дос-
пеха. Кроме того, защитные средства Лесостепного Алтая пополнились образцами запад-
ной военной традиции (кольчуги, щиты), пришедшими из Средней Азии.
2.	В эпоху раннего средневековья (VI-XI вв. н.э.) оборонительное вооружение у на-
селения Алтая достигает своего оптимального уровня. Заимствованные ранее типы дос-
пеха совершенствуются, появляются новые покрои брони, более приспособленные для
массового производства. В этот период доспех воинов Горного Алтая, представляющий
собой тюркскую военную традицию, распространяется на обширные территории Евразии и,
в частности, оказывает влияние на развитие защитной паноплии Лесостепного Алтая. Пос-
ледняя все же сохраняет свое своеобразие и самостоятельную линию развития.
3.	Эпоха развитого средневековья (XII-XIV вв. н.э.), несмотря на скудность ма-
териала, может быть охарактеризована благодаря типологическому анализу. Он показы-
вает существование многих прежних форм доспеха и в это время, что говорит о частич-
ном сохранении населением Алтая прежнего уровня вооруженности. Меняются в основ-
ном детали оформления брони. Они указывают на господство монгольской военной тра-
диции как в горной, так и в лесостепной частях Алтая.
Эволюция оборонительного вооружения хорошо соотносится с развитием извест-
ных археологических культур на территории Лесостепного и Горного Алтая. Так форми-
рование нового защитного комплекса в Горном Алтае совпадает с поздним этапом булан-
кобинской культуры (III - 1-я пол. V вв. н.э.), а его окончательное сложение приходится на
время образования тюркской культуры (2-я пол. V-XI вв. н.э.). В Лесостепном Алтае по-
явление нового оборонительного комплекса сопровождается сменой позднего этапа ку-
лайской культуры (III - 1-я пол. IV вв. н.э.) ранним этапом одинцовской культуры (2-я пол.
IV-V вв. н.э.), а дальнейшее совершенствование доспеха связано с образованием срост-
кинской культуры (2-я пол. VIII—XII вв. н.э.).
Указанные процессы были вызваны политическими событиями, происходившими
в центрально-азиатском регионе. Для Горного Алтая решающее значение имело образо-
99
В.В. Горбунов
вание Жужанского каганата в 359 г. н.э., переселение на его территорию племени ашина в
460 г. н.э. и создание Первого Тюркского каганата в 552 г. н.э. Лесостепной Алтай под-
вергся миграции населения из княжества Юэбань в середине IV в. н.э., а в 1-й четв. V в.
н.э. стал ареной войны Юэбани с жужанями и, наконец, в середине VIII в. н.э. на его
территорию переселились часть тюрок, после разгрома II Восточно-тюркского каганата
(744 г. н.э.). В развитом средневековье, после завоевания земель Алтая в 1207 г. н.э. мон-
голами, поступательное развитие местного оборонительного вооружения, видимо, оста-
новилось.
Сравнительный анализ защитных средств Горного и Лесостепного Алтая показал
их сходство в использовании основных видов воинского доспеха (панцири и шлемы) и
различия в применении щитов и конского доспеха. Щиты отличают наборы оборони-
тельного вооружения у населения алтайской лесостепи, а конский доспех характерен для
горноалтайской паноплии.
Комплексный анализ вещественных, изобразительных и письменных источников
позволил провести реконструкцию применения алтайского средневекового доспеха. На
этом этапе работы значимы следующие выводы:
1.	Сочетание видов доспеха в одном наборе позволило определить основные рода
войск средневекового населения Алтая. Главными являлись тяжелая и средняя конница, а
в булан-кобинском войске большое значение имела легкая и тяжелая пехота. Тяжеловоору-
женная конница была известна уже булан-кобинскому населению, но своего расцвета до-
стигла у тюрок. Средневооруженная конница характерна для всех культур Лесостепного
Алтая, хотя в небольшом числе имелась и в Горном Алтае.
2.	Главной тактической задачей тяжелой и средней конницы являлся таранный удар,
наносимый плотно сомкнутым строем. Для его наибольшей эффективности и служил раз-
нообразный доспех. Лучше всего такой тактике соответствовал тюркский оборонительный
комплекс, включавший, помимо воинского доспеха, также средства защиты коня. В Лесостепном
Алтае средневооруженные воины обязательно применяли щиты. Пешие боевые порядки заключа-
лись в рассыпном строе для легкой пехоты и сомкнутом - для тяжелой. Первая снабжалась «тверды-
ми» шлемами и мягкими панцирями, вторая - «твердыми» шлемами и панцирями, повышающими
защиту воинов при уменьшении маневренности.
3.	Разница в основном составе войск у населения Горного и Лесостепного Алтая
связана с различиями в военных традициях между восточными и западными кочевника-
ми. В Восточной Азии применение тяжелой конницы диктовалось противостоянием мно-
гочисленной китайской пехоте, вооруженной мощным стрелковым и древковым оружи-
ем. Западнее пределов досягаемости китайских армий такой необходимости не было, пока
успехи монголов не вызвали всеобщего утяжеления защитных средств.
Алтайские материалы свидетельствуют о высоком уровне развития доспеха у мест-
ного населения прежде всего в раннем средневековье, когда данная территория находи-
лась в русле основных политических событий. Проделанная работа открывает новые воз-
можности для оценки всего комплекса вооружения средневекового населения Алтая, его
военного дела и военного искусства.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Абдулганеев М.Т. Отчет о раскопках на оз. Иткуль в 1988 году. Барнаул, 1989. 73 с. (Архив
МАЭА АГУ. №96).
Абдулганеев М.Т. Культурно-хронологические комплексы городища Елбанка И Древности
Алтая: Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2001. №6. С. 80-88.
Абдулганеев М.Т., Казаков А. А. Верхнеобские памятники Иткульских озер И Охрана и исполь-
зование археологических памятников Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1990. Вып. I. С. 104-108.
Абдулганеев М.Т., Кунгуров А.Л. Курганы быстрянской культуры в междуречье Бии и Чумыша
// Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1996. С. 143-155.
Адамов А.А. Новосибирское Приобье в X-XIV вв. Тобольск; Омск: ОмГПУ, 2000. 256 с.
Алтайский край. Атлас. М.; Барнаул, 1978. Т. I. 222 с.
Алехин Ю.П. Курган кимакской знати на Рудном Алтае // Сохранение и изучение культур-
ного наследия Алтайского края. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1998. Вып. IX. С. 201-203.
Андреев Ю.В. Кто изобрел греческую фалангу? // Петербургский археологический вест-
ник. СПб.: Фарн, 1993. №7. С. 36-42.
Армстронг И.А. Случайная находка близ Семипалатинска // Семипалатинские древности:
Изв. ИАО. СПб., 1861.
Археологические памятники в зоне затопления Шульбинской ГЭС. Алма-Ата: Наука, 1987.
280 с.
Арциховский А.В. Оружие // История культуры Древней Руси. М.; Л.: Изд-во Академии
наук СССР, 1948. Т. I. С. 417-438.
Багаутдинов Р.С., Зубов С.Э. Воинский комплекс шиловских костяных пластин // Военная
археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. СПб.: Гос. Эрми-
таж, 1998. С. 253-256.
Бараба в тюрское время / В.И. Молодин, Д.Г. Савинов, В.С. Елагин и др. Новосибирск:
Наука, 1988. 176 с.
Басандайка: Сборник материалов и исследований по археологии Томской области. Томск:
Изд-во ТГУ, 1948. 219 с., прил.
Белорыбкин ГН. Золотаревское поселение. СПб.; Пенза: Изд-во ПГПУ, 2001. 198 с.
Бехайм В. Энциклопедия оружия. СПб.: Санкт-Петербург оркестр, 1995. 576 с.
Бичурин Н.Я. (Иакинф) Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древ-
ние времена. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1950. Т. I. 380 с.
Бобров В.В., Васютин А.С., Васютин С.А. Восточный Алтай в эпоху Великого переселения
народов (III-VII века). Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003. 224 с.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Защитное вооружение среднеазиатского воина периода поздне-
го средневековья // Военное дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск: Изд-во
НГУ, 2002. С. 106-163.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Боевые наголовья кочевников Монголии и Калмыкии второй
половины XVI - начала XVIII вв. И Древности Алтая. Горно-Алтайск: Изд. ГАГУ, 2003. №11.
С. 138-155.
Богораз В.Г. Материальная культура чукчей. М.: Наука, 1991. 224 с.
Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Опыт типологической классификации деталей панцирного
доспеха средневековых кочевников Центральной Азии // Военное дело номадов Северной и Цен-
тральной Азии. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 2002а. С. 28-58.
Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Изучение средневековых бронзовых бляшек с изображени-
ем всадников в Южной Сибири // Актуальные вопросы истории Сибири: Третьи научные чтения
памяти проф. А.П. Бородавкина. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 20026. С. 102-115.
Бородовский А.П., Троицкая Т.Н. Средневековые курганы с квадратными рвами из Новоси-
бирского Приобья // Сибирь в панораме тысячелетий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и
этнографии СО РАН, 1998. Т. 1. С. 73-79.
101
В.В. Горбунов
Вайнштейн С.И. Мир кочевников центра Азии. М.: Наука, 1991.296 с.
Варенов А.В. Реконструкция иньского защитного вооружения и тактики армии по данным
оружейных кладов // Китай в эпоху древности. Новосибирск: Наука, 1990. С. 56-72.
Васильев В.Н., Пшеничнюк А.Х. К вопросу о защитном вооружении ранних кочевников
Южного Урала // Вооружение и военное дело древних племен Южного Урала. Уфа: Конкорд-
Инвест, 1994. С. 116-136.
Васютин А.С. Особенности кулыурогенеза в истории раннего средневековья Кузнецкой
котловины (V-IX вв.) // Памятники раннего средневековья Кузнецкой котловины. Кемерово: Куз-
бассвузиздат, 1997. С. 5-35.
Васютин А.С., Илюшин А.М., Елин В.Н., Миклашевич Е.А. Погребения предтюркского
времени на могильнике Кок-Паш Восточного Алтая И Проблемы охраны археологических па-
мятников Сибири. Новосибирск, 1985. С. 29-50.
Васютин А.С., Елин В.Н., Илюшин А.М. Новые находки предметов вооружения в древне-
тюркских оградках Горного Алтая // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новоси-
бирск: Наука, 1987. С. 107-114.
Винклер П. Оружие. М.: Софт-Мастер, 1992. 330 с.
Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л.:
Наука, 1965. 146 с.
Галанина Л.К. Шлемы кубанского типа (вопросы хронологии и происхождения) // Культур-
ное наследие Востока. Л.: Наука, 1985. С. 169-183.
Гей О.А., Бажан И.А. Хронология эпохи «готских походов» (на территории Восточной Евро-
пы и Кавказа). М.: Изд-во Ин-та археологии РАН, 1997. 144 с.
Гельмель Ю.И., Демин М.А., Шульга Н.Ф., Шульга П.И. Аварийные раскопки в Локтевс-
ком районе// Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул: Изд-во Алт.
ун-та, 1996. Вып. VII. С. 100-106.
Генинг В.Ф. Большие курганы лесостепного Притоболья (II—IV вв. до н.э.) // Кочевники
урало-казахстанских степей. Екатеринбург: УИФ Наука, 1993. С. 72-101.
Голдина Р.Д., Волков С.Р. Шлемы Тарасовского могильника И Уфимский археологический
вестник. Уфа, 2000. Вып. 2. С. 98-122.
Горбунов В.В. Реконструкция вооружения раннесредневекового воина с территории лесо-
степного Алтая // Проблемы археологии и этнографии Сибири и Дальнего Востока. Красноярск,
1991а. Т. 2. С. 73-75.
Горбунов В.В. Реконструкция вооружения тюркских воинов Горного Алтая // Проблемы
социального прогресса Сибири. Красноярск, 19916. С. 7-9.
Горбунов В.В. Реконструкция вооружения воинов Горного Алтая и предгорий в X-XIV вв.
н.э. // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Томск: Изд-во ТГУ, 1992. С. 74-76.
Горбунов В.В. Реконструкция вооружения воинов Горного Алтая эпохи «великого переселе-
ния народов» // Материалы по археологии и этнографии Сибири и Дальнего Востока. Абакан,
1993а. С. 42^44.
Горбунов В.В. Грунтовый могильник с обрядом кремации Троицкий Елбан-1 // Культура древ-
них народов Южной Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 19936. С. 80-90.
Горбунов В.В. Реконструкция вооружения древнетюркских воинов Горного Алтая И Архео-
логия и этнография Сибири и Дальнего Востока. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1994. С. 109-116.
Горбунов В.В. Ритуальные захоронения животных кулайской культуры (грунтовый могиль-
ник Обские Плесы-П) // Погребальный обряд древних племен Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,
1996. С.156-166.
Горбунов В.В. Тяжеловооруженная конница древних тюрок (по материалам наскальных ри-
сунков Горного Алтая) И Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средне-
вековье. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1998. С. 102-128.
Горбунов В.В. Панцири раннего железного века на Алтае И Итоги изучения скифской эпохи
Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. С. 47-55.
102
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Горбунов В.В. Оборонительное вооружение населения Лесостепного и Горного Алтая в III-
XIV вв. н.э.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2000. 25 с.
Горбунов В.В. Отчет об аварийных археологических раскопках на памятниках Иня-1 и Иня-
3 в Шелаболихинском районе Алтайского края. Барнаул, 2001. 187 с. (Архив МАЭА АГУ, №157).
Горбунов В.В. Комплексы оборонительного вооружения средневековых кочевников Алтая
// Мир Центральной Азии. Археология. Этнология. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2002а. Т. I.
С. 12-21.
Горбунов В.В. Панцирь из Татарских могилок (реставрация и реконструкция) // Материалы
по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 20026.
С. 62-78.
Горбунов В.В. Этнокультурные традиции в изготовлении доспехов у кочевников Централь-
ной Азии//V Конгресс этнографов и антропологов России. Омск. 9-12 июня 2003 г.: Тез. докл. М.,
2003а. С.106.
Горбунов В.В. Изображения тяжеловооруженных всадников в наскальном искусстве Алтая
// Природные условия, история и культура Западной Монголии и сопредельных регионов. Томск:
Изд-во ТГУ, 20036. С. 147-148.
Горбунов В.В. Процессы тюркизации на юге Западной Сибири в раннем средневековье И
Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Барнаул: Изд-во
Алт. ун-та, 2003в. Кн. I. С. 37-42.
Горбунов В.В., Исупов С.Ю. Монгольские шлемы с территории Алтая И Материалы по военной
археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. С. 135-143.
Горбунов В.В., Клюкин ГА. Коллекция железных предметов эпохи средневековья с юго-
западных районов Алтайского края И Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского
края. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. Вып. VIII. С. 184-188.
Горбунов В.В., Тишкин А.А. Вооружение населения Лесостепного Алтая в монгольское
время (XIII-XIV вв.) // Военная археология. Оружие и военное дело в исторической и социальной
перспективе. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитаж,а 1998а. С. 262-266.
Горбунов В.В., Тишкин А.А. Случайные находки средневекового вооружения в Алтайском
крае И Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,
19986. Вып. IX. С. 190-194.
Горбунов В.В., Тишкин А.А. Алтай как регион формирования тюркского этноса И Учение
Л.Н. Гумилева и современность. СПб.: Изд-во НИИХимииСПбГУ, 2002. С. 174-180.
Горбунов В.В., Тишкин А.А. Археологические культуры Горного Алтая эпохи раннего и
развитого средневековья // Степи Евразии в древности и средневековье. СПб.: Изд-во ГЭ, 2003.
Кн. II. С. 227-229.
Горелик М.В. Опыт реконструкции скифских доспехов по памятнику скифского изобрази-
тельного искусства - золотой пластине из Геремесова кургана // СА. 1971. №3. С. 230-240.
Горелик М.В. Защитное вооружение персов и мидян ахеменидского времени И ВДИ. 1982а.
№3. С. 90-95.
Горелик М.В. Кушанский доспех// Древняя Индия. Историко-культурные связи. М.: Наука,
19826. С. 82-112.
Горелик М.В. Монголо-татарское оборонительное вооружение второй половины XIV - начала
XV в. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М.: Изд-во МГУ, 1983. С. 230-258.
Горелик М.В. Сакский доспех // Центральная Азия: новые памятники письменности и ис-
кусства. М.: Наука, 1987а. С. 110-133, 367-373.
Горелик М.В. Ранний монгольский доспех (IX - первая половина XIV в.) // Археология,
этнография и антропология Монголии. Новосибирск: Наука, 19876. С. 163-208.
Горелик М.В. Степной бой (Из истории военного дела татаро-монголов) // Военное дело
древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск: Изд-во ИИФФ
СО АН СССР, 1990. С. 155-160.
Горелик М.В. Защитное вооружение степной зоны Евразии и примыкающих к ней террито-
рий в I тыс. н.э. // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука,
1993а. С. 149-179.
103
В.В. Горбунов
Горелик М.В. Оружие Древнего Востока (IV тысячелетие до н.э. - IV в. до н.э.). М.: Наука,
19936.349 с.
Горелик М.В. Вооружение народов Восточного Туркестана// Восточный Туркестан в древ-
ности и раннем средневековье. М.: Восточная литература, 1995. С. 359-430.
Горелик М.В. Образ мужа-воина в Кабарии-Угрии-Руси // Культуры евразийских степей
второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Самара, 2001.-Том 1. С. 169-185.
Горелик М.В. Армии монголо-татар X-XIV веков. Воинское искусство, снаряжение, ору-
жие. М.: Восточный горизонт, 2002. 84 с.
Горончаровский В.А., Никоноров В.П. Илуратский катафрактарий (К истории античной тя-
желой кавалерии)//ВДИ. 1987. №1. С. 201-213.
Горюнова О.И., Павлуцкая В.В. Погребение воина в пещере Шида (Малое море оз. Байкал)
// Археологические памятники эпохи средневековья в Бурятии и Монголии. Новосибирск: Наука,
1992. С.87-102.
Грач А.Д. Археологические исследования в Кара-Холе и Монгун-Тайге (Полевой сезон 1958 г.)
И ТТКАЭЭ: Материалы по археологии и этнографии Западной Тувы. М.; Л.: Изд-во Академии
наук СССР, 1960. Т. I. С. 73-150.
Грач А.Д. Археологические раскопки в Сут-Холе и Бай-Тайге // ТТКАЭЭ: Материалы по
этнографии и археологии районов бассейна р. Хемчика. М.; Л.: Наука, 1966. Т. II. С. 81-107.
Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. М.; Наука, 1980. 256 с.
Грач В.А. Средневековые впускные погребения из кургана-храма Улуг-Хорум в Южной
Туве//Археология Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1982. С. 156-168.
Григорьев Ф.П., Загородний А.С. Средневековые поминальные оградки могильника Иссык
// Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул: Изд-во БГПУ, 1995.
Вып. V. Ч. 2. С. 176-181.
Грязнов М.П. Древние культуры Алтая И Материалы по изучению Сибири. Новосибирск:
Общество изучения Сибири, 1930. Вып. 2. 11 с.
Грязнов М.П. Памятники майэмирского этапа эпохи ранних кочевников на Алтае И КСИ-
ИМК. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1947. Вып. XVIII. С. 9-17.
Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка.
М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1956. 163 с., прил. (МИА №48).
Гумилев Л.Н. Статуэтки воинов из Туюк-Мазара // СМАЭ. М.; Л., 1949. Т. XII. С.232-253.
Гумилев Л.Н. Хунну. СПб.: Тайм-Аут-Компас, 1993а. 224 с.
Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Клышников - Комаров и К0, 19936. 528 с.
Гумилев Л.Н. Тысячелетия вокруг Каспия. М.: Мишель и К0, 1993в. 336 с.
Гумилев Л.Н. Хунны в Китае. СПб.: Абрис, 1994. 272 с.
Давыдова А.В. Иволгинский археологический комплекс. Т. 1: Иволгинское городище. Архе-
ологические памятники сюнну. СПб.: АзиатИКА, 1995. Вып. 1.287 с.
Деревянко А.П. Приамурье (I тысячелетие до нашей эры). Новосибирск: Наука, 1976. 384 с.
Деревянко Е.И. Троицкий могильник. Новосибирск: Наука, 1977.224 с.
Деревянко Е.И. Очерки военного дела племен Приамурья. Новосибирск: Наука, 1987.225 с.
Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1969.
Дьяконова Н.В. Осада Кушинагары И Восточный Туркестан и Средняя Азия. М.: Наука,
1984. С. 97-107,215-218.
Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан: Изд-
во ХакНИИЯЛИ, 1948. 110 с.
Егоров Я.В. Новое исследование погребения воина эпохи великого переселения народов на
Алтае // Культура древних народов Южной Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1993. С. 77-80.
Елин В.Н. Наконечники стрел из памятников предтюркского времени Восточного Алтая //
Археология Горного Алтая. Горно-Алтайск: Изд-во ГАНИИИЯЛ, 1988. С. 157-168.
Зеленский Ю.В. Позднекочевническое погребение со шлемом из Степного Прикубанья //
Историко-археологический альмонах (Армавирского краеведческого музея). Армавир; М., 1997.
Вып. 3. С. 89-91.
104
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Зиняков Н.М. История черной металлургии и кузнечного ремесла древнего Алтая. Томск:
Изд-во ТГУ, 1988. 276 с.
Зыков А.П. Вооружение обских угров в Х-ХШ вв. // Ранний железный век и средневековье
Урало-Иртышского Междуречья. Челябинск: Изд-во Башкирского ун-та, 1987. С. 143-154.
Иванин М.И. Состояние военного искусства у среднеазиатских народов при Тамерлане //
Тамерлан: Эпоха. Личность. Деяния. М.: Гураш, 1992. С.412-459.
Иванов В.А. Вооружение средневековых кочевников Южного Урала и Приуралья // Воен-
ное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. С. 172-189.
Измайлов И.Л. Вооружение и военное дело населения Волжской Булгарии X - начала ХШ в.
Магадан: СВНЦ ДВО РАН, 1997. 212 с.
Илюшин А.М. Хронология и периодизация ритуальных курганов Горного Алтая // Охрана и
использование археологических памятников Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1990. Вып. I.
С. 117-119.
Илюшин А.М. Курган-кладбище в долине р. Косьмы как источник по средневековой исто-
рии Кузнецкой котловины. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. 119 с.
Илюшин А.М. Могильник Саратовка: публикация материалов и опыт этноархеологического
исследования. Кемерово: Изд-во КузГТУ, 1999. 160 с.
Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г. Могильник Сапогово - па-
мятник древнетюркской эпохи в Кузнецкой котловине. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1992. 128 с.
История Самарканда. Ташкент: ФАН, 1969. Т. 1. 484 с.
Казаков А.А. К вопросу о формировании одинцовской культуры // Погребальный обряд древ-
них племен Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1996. С. 166-177.
Кириллов И.И., Ковычев Е.В., Кириллов О.И. Дарасунский комплекс археологических памят-
ников. Восточное Забайкалье. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000.
176 с.
Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Доспех, комплекс боевых средств 1Х-ХШ вв. Л.:
Наука, 1971. Вып. 3. 91 с., прил. (САИ, Е1-36).
Кирпичников А.Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси 1Х-ХШ вв. Л.: Наука,
1973. 140 с. (САИ, Е1-36).
Кирпичников А.Н. Военное дело на Руси в XIII-XV вв. Л.: Наука, 1976. 136 с.
Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1949.
364 с. (МИА, №9).
Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники. М., 1964. 215 с.
Кляшторный С.Г, Савинов Д.Г Степные империи Евразии. СПб.: Фарн, 1994. 165 с.
Кожомбердиев И.К., Худяков Ю.С. Комплекс вооружения кенкольского воина // Военное
дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. С. 75-106.
Комиссаров С.А. Комплекс вооружения древнего Китая. Эпоха поздней бронзы. Новоси-
бирск: Наука, 1988. 120 с.
Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. Новосибирск: Наука, 1980.
167 с.
Коников Б. А. Материалы к характеристике вооружения среднеиртышского населения в эпоху
раннего средневековья. // Археология Прииртышья. Томск: Изд-во ТГУ, 1980. С. 68-78.
Коников Б.А. О вооружении прииртышского населения начала II тыс. н.э. (по материалам
памятников Омской области) И Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск:
Наука, 1987. С. 163-172.
Коннолли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. М: ЭКСМО-Пресс, 2000. 320 с.
Коробейников С.Н., Худяков Ю.С. Анализ функциональных свойств защитного вооружения
номадов Центральной Азии // Археология, этнография и антропология Евразии. Новосибирск, 2001.
№4(8). С. 108-115.
Корякова Л.Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (Саргатская культура).
Свердловск, 1988. 130 с.
105
В.В. Горбунов
Кочеев В.А. К вопросу о защитном вооружении древних кочевников Горного Алтая в скиф-
ское время //Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ,
1998. №3. С. 83-88.
Кругликова И.Т. Античная археология. М.: Высш, шк., 1984. 216 с.
Кубарев ГВ. Новые данные по древним тюркам Алтая И Проблемы археологии и этногра-
фии Сибири и Дальнего Востока. Красноярск, 1991. Т. 2. С. 60-61.
Кубарев Г.В. К этнополитической ситуации на территории Алтая в VI-XI вв. н.э. // Сибирь
в панораме тысячелетий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1998.
Т. 1. С. 290-297.
Кубарев Г.В. Доспех древнетюркского знатного воина из Балык-Соока // Материалы по военной
археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. С. 88-112.
Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск: Наука, 1984. 230 с.
Кубарев В.Д. Древнетюркские кенотафы Боротала// Древние культуры Монголии. Новоси-
бирск: Наука, 1985. С. 136-148.
Кубарев В.Д. Всадники из Хар-Салаа // Материалы по военной археологии Алтая и сопре-
дельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. С. 3-11.
Кубарев В.Д., Маточкин Е.П. Петроглифы Алтая. Новосибирск, 1992. 123 с.
Кунгуров А.Л., Горбунов В.В. Ритуальные захоронения животных на грунтовом могильнике
Обские Плесы-П И Археология и этнография Сибири и Дальнего Востока. Барнаул: Изд-во Алт.
ун-та, 1994. С. 91-96.
Курманкулов Ж. Погребение воина раннетюркского времени И Археологические исследо-
вания древнего и средневекового Казахстана. Алма-Ата: Наука, 1980. С. 191-197.
Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири, X-X1V вв. М.: Наука, 1983. 128 с. (САИ,
ЕЗ-18).
Кызласов И.Л. Таштыкские рыцари И Проблемы изучения наскальных изображений в СССР.
М.: Наука, 1990. С. 182-197.
Кызласов И.Л. Археологические и эпиграфические исследования на Саяно-Алтайском на-
горье // АО 1994 года. М„ 1995. С. 284-285.
Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М.: Изд-во МГУ, 1969. 211 с.
Кызласов Л.Р. Древняя Тува (от палеолита до IX в.). М.: Изд-во МГУ, 1979.
207 с.
Литвинский Б.А., Пьянков И.В. Военное дело у народов Средней Азии в VI—IV вв. до н.э.
// ВДИ. 1966. №3. С.40-57.
Литвинский Б.А. Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Бактрийское вооружение в
древневосточном и греческом контексте. М.: Восточная литература, 2001. Т. 2. 528 с.
Лубо-Лесниченко Е.И. Могильник Астана // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М.:
Наука, 1984. С. 108-120,219-235.
Лузин С.Ю., Тишкин А.А. Курганный могильник Казенная Заимка-1 // Вопросы археологии
и истории Южной Сибири. Барнаул: Изд-во БГПУ, 1999. С. 167-173.
Лю Маоцай Сведения о древних тюрках в средневековых китайских источниках И Бюлле-
тень Общества востоковедов. М.: Изд-во Ин-та востоковедения РАН, 2002. 126 с. Прил. 1.
Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII—XII вв. М.: Наука, 1981. 163 с.
Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР,
1951.447 с.
Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.; Л.: Изд-
во Академии наук СССР, 1959. 108 с.
Мамадаков Ю.Т. Новые материалы гунно-сарматского времени в Горном Алтае // Алтай в
эпоху камня и раннего металла. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1985. С. 173-191.
Мамадаков Ю.Т. Колющее оружие булан-кобинского населения // Актуальные проблемы
сибирской археологии. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1996. С. 75-78.
Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В. Древнетюркские курганы могильника Катанда-3 // Извес-
тия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1997. №2. С. 115-129.
106
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Мандрыка В.П., Макаров Н.П., Мартынович Н.В., Оводов Н.Д., Андренко О.В., Чеха В.П.
Комплексное исследование пещеры Тугаринова//Древности Приенисейской Сибири. Красноярск,
1996. Вып. 1.С. 83-110.
Матвеева Н.П. Погребение знатного воина в Красногорском I могильнике // Военное дело
древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. С. 60-67.
Матющенко В.И., Синицына Г.В. Могильник у деревни Ростовка вблизи Омска. Томск,
1988. 136 с.
Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Могильник Сидоровка в Омском Прииртышье. Новоси-
бирск: Наука, 1997. 198 с.
Медведев А.Ф. К истории пластинчатого доспеха на Руси И СА. 1959. №2. С. 119-134.
Медведев В.Е. О шлеме средневекового амурского воина (тайник с остатками доспеха в
Корсаковском могильнике) // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новоси-
бирск: Наука, 1981. С. 172-184.
Медведев В.Е. Корсаковский могильник: хронология и материалы. Новосибирск: Наука,
1991. 175 с.
Мелюкова А.И. Вооружение скифов. М.: Наука, 1964. 92 с. (САИ, Д 1-27).
Могильников В.А. Работы Алейской экспедиции // АО 1971 года. М., 1972а. С. 299-300.
Могильников В.А. Археологические исследования на Верхнем Алее // Археология и крае-
ведение Алтая. Барнаул, 19726. С. 39-43.
Могильников В.А. Работы в Омском Прииртышье И Из истории Сибири. Томск: Изд-во
ТГУ, 1974. С. 76-85.
Могильников В.А. Тюрки. Кимаки. Сросткинская культура. Карлуки. Памятники кочевников
Сибири и Средней Азии Х-ХП вв. Памятники кочевников Сибири и Средней Азии XIII-XIV вв. //
Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981. С. 29-46,189-200.
Могильников В.А. Курганы с трупосожжениями в северо-западных предгорьях Алтая И
Алтай и сопредельные территории в эпоху средневековья. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001.
С. 77-139.
Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX-X1 веках. М.: Наука,
2002. 362 с.
Могильников В.А., Конников Б.А., Лунев В.Б., Медникова Э.М., Отт В.В., Уманский А.П.,
Чагаева А.С. Алейская экспедиция // АО 1972 года. М., 1973. С. 229-230.
Мошинская В.И. Материальная культура и хозяйство Усть-Полуя // Древняя история Ниж-
него Приобья. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1953. С. 72-120.
Мурзин В.Ю., Черненко Е.В. О средствах защиты боевого коня в скифское время // Скифия
и Кавказ. Киев: Наукова думка, 1980. С. 155-167.
Неверов С.В. Погребение могильника Змеевка на Алтае (по материалам раскопок С.М.
Сергеева) // Археология и этнография Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1982. С. 100-121.
Неверов С.В. Костяные пряжки сросткинской культуры (VIII-X вв. н.э.) И Алтай в эпоху
камня и раннего металла. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1985. С. 192-206.
Неверов С.В. История племен сросткинской культуры в VIII-XII вв. н.э.: Автореф. дис. ...
канд. ист. наук. М., 1988. 19 с.
Неверов С.В. Удила второй половины I-ro тыс. н.э. Верхнего Приобья (классификация и
типология) // Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. Барнаул: Изд-во БГПУ,
1992. С. 141-154,234-238.
Неверов С.В. Стремена Верхнего Приобья в VII-X вв. // Снаряжение верхового коня на
Алтае в раннем железном веке и средневековье. Барнаул, Изд-во Алт. ун-та, 1998. С. 129-151.
Неверов С.В., Горбунов В.В. Курганный могильник сросткинской культуры Шадринцеве-1
// Археология, антропология и этнография Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1996. С. 163-191.
Неверов С.В., Горбунов В.В. Сросткинская культура (периодизация, ареал, компоненты) //
Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении. Западная Сибирь и сопредель-
ные территории. Томск: Изд-во ТГУ 2001. С. 176-178.
107
В.В. Горбунов
Неверов С.В., Мамадаков Ю.Т. Проблемы типологии и хронологии ярусных наконечников
стрел Южной Сибири // Проблемы хронологии в археологии и истории. Барнаул: Изд-во Алт. ун-
та, 1991. С. 121-135.
Негматов Н.Н. Живопись Шахристана (проблемы и суждения) И Культурное наследие Во-
стока. Л.: Наука, 1985. С. 230-249.
Нестеров С.П., Слюсаренко И.Ю. Панцирь и шлем из могильника Шапка И Военное дело
населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993. С. 189-196.
Нефедкин А.К. Боевые колесницы и колесничие древних греков (XVI-I вв. до н.э.). СПб.:
Петербургское востоковедение, 2001. 528 с.
Нечаева Л.Г. Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты И ТТКАЭЭ 1959—
1960 гг. Л.: Наука, 1966. Т. И. С. 108-142.
Никоноров В.П. К вопросу о парфянской тактике (на примере битвы при Каррах) // Военное
дело и средневековая археология Центральной Азии. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. С. 53-61.
Никоноров В.П., Худяков Ю.С. Изображения воинов из Орлатского могильника // Евразия:
культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 2: Горизонты Евразии. Новосибирск: Изд-во НГУ,
1999. С. 141-154.
Никитин Ю.Г., Шавкунов В.Э. Предметы вооружения Рощинского могильника // Археоло-
гия и этнология Дальнего Востока и Центральной Азии. Владивосток, 1998. С. 130-136.
Николаев И.И. Защитное вооружение курыкан VI-X веков // Проблемы средневековой архео-
логии Южной Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1991. С. 77-86.
Новгородова Э.А. К вопросу о древнем центрально-азиатском защитном вооружении (се-
редина I тыс. до н.э.) // Соотношение древних культур Сибири с культурами сопредельных терри-
торий. Новосибирск: ИИФФ СО АН СССР, 1975. С. 224-227.
Новгородова Э.А. Древняя Монголия. М.: Наука, 1989. 383 с.
Новгородова Э.А., Горелик М.В. Наскальные изображения тяжеловооруженных воинов с
Монгольского Алтая // Древний Восток и античный мир. М„ 1980. С. 101-112.
Овсянников В.В. К вопросу о защитном вооружении поздних кочевников Южного Урала //
Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск:
ИИФФ СО АН СССР, 1990. С. 141-149.
Овчинникова Б.Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой Тувы (по материалам
раскопок могильника Аймырлыг) // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии.
Новосибирск: Наука, 1981. С. 132-146.
Овчинникова Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI-X веках. Свердловск: Изд-во
Урал, ун-та, 1990. 223 с.
Окладников А.П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья. М.; Л.: Изд-во Академии наук
СССР, 1955. Ч. III. (МИА, №43).
Окладникова Е.А. Петроглифы горы Жалгыс-Тепе // Полевые исследования Ин-та этногра-
фии 1982 г. М.: Наука, 1986. С. 183-190.
Окладникова Е.А. Образ человека в наскальном искусстве Центрального Алтая И Антро-
поморфные изображения. Первобытное искусство. Новосибирск: Наука, 1987. С. 170-180.
Окладникова Е.А. Граффити Кара-Оюка, Восточный Алтай (характеристика изобразитель-
ных особенностей и хронология) И Материальная и духовная культура народов Сибири. Л.: Наука,
1988. С. 140-153. (СМАЭ, Т. XLII).
Окладникова Е.А. Петроглифы урочища Шалкобы (Горный Алтай) // Новое в этнографии.
М.: Наука, 1989. Вып. I. С. 130-140.
Отчет археологической комиссии за 1905 г. СПб., 1908.
Памятники истории и культуры Северо-Западного Алтая. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1990.
132 с.
Плано Карпини Дж. дель История монгалов. Г. де Рубрук Путешествие в Восточные стра-
ны. Книга Марко Поло. М.: Мысль, 1997.461 с.
Погодин Л.И. Вооружение населения Западной Сибири раннего железного века. Омск: Изд-
во ОмГУ, 1998. 84 с.
108
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Полосьмак Н.В. Деревянные щиты из пазырыкских курганов И Проблемы сохранения, ис-
пользования и изучения памятников археологии. Горно-Алтайск, 1992. С. 58-59.
Попова Т.А. Древние культуры Сибири (по материалам археологического собрания МАЭ)
// Материальная и духовная культура народов Сибири. Л.: Наука, 1988. С. 159-194. (СМАЭ,
Т. XLII).
Пугаченкова ГА. О панцирном вооружении парфянского и бактрийского воина // ВДИ. 1966.
№2. С. 27-43.
Радлов В.В. Из Сибири: Страницы дневника. М.: Наука, 1989. 749 с.
Распопова В.И. Металлические изделия раннесредневекового Согда. Л.: Наука, 1980. 139 с.
Рец К.И., Юй Су-Хуа. К вопросу о защитном вооружении хуннов и сяньби И Евразия: куль-
турное наследие древних цивилизаций. Вып. 2: Горизонты Евразии. Новосибирск: Изд-во НГУ,
1999. С. 42-55.
Руденко С.И. Культура хунну и ноинулинские курганы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 203 с.
Руденко С.И., Глухов А.Н. Могильник Кудыргэ на Алтае И Материалы по этнографии. Л.,
1927. Т. III. Вып. 2. С. 37-52.
Руденко К. А. Новые находки деталей пластинчатого доспеха из Волжской Булгарии И Военное
дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С. 59-64.
Савинов Д.Г. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге За-
падной Сибири И История, археология и этнография Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1979. С. 53-72.
Савинов Д.Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволю-
ции в Южной Сибири // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск:
Наука, 1981. С. 146-162.
Савинов Д.Г. Древнетюркские курганы Узунтала И Археология Северной Азии. Новоси-
бирск: Наука, 1982. С. 102-122.
Савинов Д.Г Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984. 175 с.
Савинов Д.Г. Парный кенотаф древнетюркского времени из Южного Алтая И Проблемы
происхождения и этнической истории тюркских народов. Томск: Изд-во ТГУ, 1987. С. 80-89.
Савинов Д.Г. Государства и культурогенез на территории Южной Сибири в эпоху раннего
средневековья. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1994. 215 с.
Савинов Д.Г. Сросткинский могильник (раскопки М.Н. Комаровой в 1925 г. и С.М. Сергеева
в 1930 г.) // Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ,
1998. №3. С. 175-190.
Самашев 3. Граффити средневековых номадов // Вопросы археологии Западного Казахста-
на. Самара: Диалог, 1996. Вып. 1. С. 259-269.
Седов А.В. Кобадиан на пороге раннего средневековья. М.: Наука, 1987. 198 с.
Сергеев С.М. Курганные погребения близ с. Сростки Бийского округа: Краткая характери-
стика И Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул: Изд-во Алт. ун-
та, 1998. Вып. IX. С. 187-190.
Синицын И.В. Археологические исследования в Западном Казахстане //ТИИАЭ: Археоло-
гия. Алма-Ата: Изд-во Академии наук Казахской ССР, 1956. Т. ЕС. 87-140.
Соенов В.И. Нагрудный панцирь гунно-сарматской эпохи с Горного Алтая И Российская
археология. 1997. №4. С. 181-185.
Соенов В.И. Археологические памятники Горного Алтая гунно-сарматской эпохи (описа-
ние, систематика, анализ). Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2003. 160 с.
Соенов В.И., Глебов А.М. Средневековый алтайский шлем И Известия лаборатории архео-
логии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1997. №2. С. 152-154.
Соенов В.И., Глебов А.М., Эбель А.В., Пивоварова Н.Н. Раскопки аварийных средневеко-
вых памятников на могильнике Мендур-Соккон-1 // Проблемы сохранения, использования и изу-
чения памятников археологии. Горно-Алтайск: ГАГПИ, ГАНИИИЯЛ, 1992. С. 90.
Соенов В.И., Эбель А.В. Курганы гунно-сарматской эпохи на Верхней Катуни. Горно-Ал-
тайск: ГАГПИ, 1992. 116 с.
109
В. В. Горбунов
Соенов В.И., Эбель А.В. Новые материалы из алтайских оградок // Гуманитарные науки в
Сибири. Серия: Археология и этнография. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1996. №3. С. 115-118.
Соенов В.И., Эбель А.В. Ритуальные сооружения могильника Мендур-Соккон-1 // Извес-
тия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1997. №2. С. 103-115.
Соенов В.И., Эбель А.В., Глебов А.М. Воинское погребение предтюркского времени из
Чендека // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии. Горно-Ал-
тайск: ГАГПИ, ГАНИИИЯЛ, 1992. С. 78.
Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья.
Новосибирск: Наука, 1987. 193 с.
Сорокин С.С. Большой Берельский курган (Полное издание материалов раскопок 1865 и
1959 гг.) // Труды Государственного Эрмитажа: Культура и искусство народов Востока. Л., 1969.
Т. X. С. 208-236.
Степанова Н.Ф., Горбунов В.В. Находки эпохи средневековья с поселений Малый Дуган и Узне-
зя-1 // Проблемы изучения культурно-исторического наследия Алтая. Горно-Алтайск, 1994. С. 82-85.
Тишкин А.А. Аварийные археологические раскопки курганного могильника Щепчиха-1 //
Культура древних народов Южной Сибири. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1993. С. 90-99.
Тишкин А.А. Предметы вооружения монгольского времени из окрестностей Бийска // Ма-
териалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,
2002. С.143-149.
Тишкин А.А., Горбунов В.В. Исследования погребально-поминальных памятников кочевни-
ков в Центральном Алтае // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопре-
дельных территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2003. Т. IX.
Тишкин А.А., Горбунов В.В., Казаков А.А. Курганный могильник Телеутский Взвоз-I и культу-
ра населения Лесостепного Алтая в монгольское время. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. 276 с.
Тишкин А.А., Тишкина Т.В. Комплекс аварийных археологических памятников близ Тури-
ной Горы // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтайского края.
Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1995. Вып. VI. С. 106-110.
Троицкая Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. Новосибирск: Наука, 1979.
152 с.
Троицкая Т.Н., Новиков А.В. Верхнеобская культура в Новосибирском Приобье. Новоси-
бирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1998. 152 с.
Уманский А.П. Археологические памятники у села Иня // Известия Алтайского отдела
географического общества Союза ССР. Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1970. Вып. 11. С. 45-74.
Уманский А.П. Могильники верхнеобской культуры на Верхнем Чумыше // Бронзовый и
железный век Сибири. Новосибирск: Наука, 1974. С. 136-149.
Уманский А.П. Погребение эпохи «Великого переселения народов» на Чарыше // Древние
культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск: Наука, 1978. С. 129-163.
Уманский А.П. Памятники эпохи «Великого переселения народов» на Чарыше // Урало-
Алтаистика. Археология, этнография, язык. Новосибирск: Наука, 1985. С. 55-63.
Уманский А.П., Горбунов В.В. Реконструкция вооружения воинов верхнеобского правобе-
режья в IV-V вв. н.э. // Охрана и исследование археологических памятников Алтая. Барнаул:
Изд-во БГПИ, 1991. С. 161-165.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов:
Археологические памятники. М.: Изд-во МГУ, 1966. 275 с.
Фролов Я.В. Древние памятники Усть-Пристанского района И Нижнее Причарышье: Очер-
ки истории и культуры. Барнаул; Усть-Пристань, 1999. С. 6-29.
Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971. 169 с.
Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие: Культурно-исторический очерк
Монгольской империи XII-XIV веков. Алма-Ата: КРАМДС-Ахмед Яссауи, 1992. 272 с.
Худяков Ю.С. Основные понятия оружиеведения // Новое в археологии Сибири и Дальнего
Востока. Новосибирск: Наука, 1979. С. 184-193.
110
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Худяков Ю.С. «Легендарная сцена» из Кум-Тура // Сибирь в древности. Новосибирск: На-
ука, 1979. С.105-109.
Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск: Наука, 1980. 176 с.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Приалтайских степей в IX-X вв. // Военное дело
древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1981. С. 115-132.
Худяков Ю.С. Вооружение древних тюрок Горного Алтая // Археологические исследования
в Горном Алтае в 1980-1982 годах. Горно-Алтайск, 1983. С. 3-27.
Худяков Ю.С. Вооружение древних тюрок Центральной Азии // Проблемы археологии сте-
пей Евразии. Кемерово: Изд-во Кем. ун-та, 1984. С. 64-79.
Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии.
Новосибирск: Наука, 1986. 268 с.
Худяков Ю.С. Оружие как исторический источник И Военное дело древнего и средневеко-
вого населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск: ИИФФ СО АН СССР, 1990. С. 5-10.
Худяков Ю.С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху развитого средневеко-
вья. Новосибирск: Наука, 1991.336 с.
Худяков Ю.С. Вооружение турфанских уйгуров // Военное дело и средневековая археология
Центральной Азии. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. С. 83-91.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии в эпоху развито-
го средневековья. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1997а. 160 с.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Горного Алтая хуннского времени (по материалам
раскопок могильника Усть-Эдиган) // Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-ва
ГАГУ, 19976. №2. С. 28-37.
Худяков Ю.С., Баяр Д. Средневековый памятник в местности Нахиугийн-Манхан в пусты-
не Монгол Элс // Северная Азия и соседние территории в средние века. Новосибирск: Наука,
1992. С. 36-44.
Худяков Ю.С., Бобров Л.А. Шлемы кочевников Центральной Азии в эпоху позднего средне-
вековья // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Барнаул:
Изд-во Алт. ун-та, 2003. С. 227-236.
Худяков Ю.С., Лхагвасурен X. Находки из древнетюркского погребения в местности Загал
в Монгольском Алтае // Древности Алтая: Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск:
Изд-во ГАГУ, 2002. №8. С. 94-105.
Худяков Ю.С., Плотников Ю.А. Рубяще-колющее оружие кимаков // Военное дело и сред-
невековая археология Центральной Азии. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. С. 92-107.
Худяков Ю.С., Соловьев А.И. Из истории защитного доспеха в Северной и Центральной
Азии // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. С. 135-163.
Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.А. Многофигурные композиции на костяных
пластинах из памятника Суттуу-Булак // Новейшие археологические и этнографические откры-
тия Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1996. С. 242-245.
Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.А. Сравнительный анализ комплексов воору-
жения западных и восточных тюрок // Военная археология. Оружие и военное дело в историчес-
кой и социальной перспективе. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитаж, 1998. С. 296-298.
Худяков Ю.С., Юй Су-Хуа Комплекс вооружения Сяньби // Древности Алтая: Известия
лаборатории археологии. Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2000. №5. С. 37-48.
Черемисин Д.В. Исследование петроглифов на юге Горного Алтая в 2001 году: Наскальные
изображения Чаганки // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных
территорий. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2001. Т. VII. С. 480-484.
Черемисин Д.В. Петроглифы бассейна реки Чаган: результаты исследований 2002 г. //Про-
блемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск:
Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2001. Т. VIII. С. 491-496.
Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев, 1968. 189 с.
Чернецов В.Н. Бронза усть-полуйской культуры // Древняя история Нижнего Приобья. М.:
Изд-во АН СССР, 1953. С. 121-178. '
111
В.В. Горбунов
Чиндина Л.А. Могильник Релка на Средней Оби. Томск: Изд-во ТГУ, 1977. 191 с.
Чиндина Л.А. Изображения воинов из Среднего Приобья // Военное дело древних племен
Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1981. С. 87-97.
Чиндина Л.А. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья (релкинская куль-
тура). Томск: Изд-во ТГУ, 1991. 184 с.
Чиндина Л.А. О войне и мире у охотников и рыболовов южной тайги Западной Сибири /7
Материалы и исследования культурно-исторических проблем народов Сибири. Томск: Изд-во ТГУ,
1996. С. 86-116.
Шавкунов В.Э. Вооружение чжурчжэней ХП-ХШ вв. Владивосток: Дальнаука, 1993. 185 с.
Шнирельман В.А. У истоков войны и мира // Война и мир в ранней истории человечества.
М.: Изд-во Ин-та этнологии и антропологии РАН, 1994. Т. I. 176 с.
Шульга П.И. Поселение Куротинский Лог-1 // Известия лаборатории археологии. Горно-
Алтайск: Изд-во ГАГУ, 1997. №2. С. 73-84.
Шульга П.И., Горбунов В.В. Фрагмент доспеха из тюркского кенотафа в долине р. Сенте-
лек // Материалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Алт.
ун-та, 2002. С. 112-130.
Эрдэнбаатар Д., Худяков Ю.С. Находки бронзовых шлемов в плиточных могилах Северной
Монголии // РА. 2000. № 2. С. 140-148.
Юнусов А.С. Военное дело тюрок в VII-X вв. (по арабским источникам) // Военное дело
древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск: ИИФФ СО
АН СССР, 1990. С. 97-105.
Connolly Peter Hannibal und die Feinde Roms. Nurnberg, 1989. 76 s.
Kellner Hans-J'rg Datierungsfragen zu Urartu // Skyhika. Munchen, 1987. S. 19-24.
Kubarev G.V. Der Panzer eines alttiirkischen Ritters aus Balyk-Sook. // Eurasia Antiqua. Berlin,
1997. Band 3.S. 629-645.
Nowgorodowa E. Alte Kunst der Mongolei. Leipzig, 1980. 280 s.
Монгол нутаг дахь туух соёлын дурсгал (Сэдэвчилсэн лавлах). Улаанбаатар, 1999.
Бай Сунцзинь Анализ реконструкции конского панциря Чуйской могилы в Баошань // Вэнь
У, 1989. №3. С. 71-75. (на кит. яз.).
Железные панцирные пластины северных династий в крепости Лим Чан провинция Хэбэй//
Каогу. 1996. №1. С. 22-35 (на кит. яз.).
Краткий доклад о раскопках могилы царства Чу в Баошань гор. Цзиньмэнь // Вэнь У, 1988.
№5. С. 1-14 (на кит. яз.).
Краткий отчет о раскопках крепости в горах «Гаоэр» г. Мушунь, Ляонин // Вэнь У, 1987. №2
(на кит. яз.).
Краткий отчет о раскопках кургана 88М1, Кирпичный завод в Шиэртай, Гаоян // Вэнь У,
1997. №11. С. 19-31 (накит. яз.).
Могила с фресками династии Северная Вэй у д. Бэйчэн, в уезде Мэнцзинь города Лоян //
Вэнь У, 1995. №8. С. 26-35 (на кит. яз.).
У Шуньцин Обследование и реконструкция части находок из могилы №2 в Баошань г. Цзинь-
мэнь // Вэнь У, 1988. №5. С. 15-24 (на кит. яз.).
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АГКМ - Алтайский государственный краеведческий музей.
АО - Археологические открытия.
БГПИ - Барнаульский государственный педагогический институт (ныне - БГПУ).
БКМ - Бийский краеведческий музей.
БНЦ - Бурятский научный центр.
ГАГУ - Горно-Алтайский государственный университет.
ГАНИИИЯЛ - Горно-Алтайский научно-исследовательский институт языка, литературы
и истории.
ГАРКМ - Горно-Алтайский республиканский краеведческий музей.
ГЭ - Государственный Эрмитаж.
ИИФФ - Институт истории, филологии и философии.
КСИ А - Краткие сообщения института археологии.
КСИИМК - Краткие сообщения Института истории материальной культуры.
МАЭ - Музей антропологии и этнографии.
МАЭА АГУ - Музей археологии и этнографии Алтая Алтайского государственного
университета.
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР.
НГУ - Новосибирский государственный университет.
ОмГПУ - Омский государственный педагогический университет.
ПГПУ - Пермский государственный педагогический университет.
РА - Российская археология.
СА - Советская археология.
САИ - Свод археологических источников.
СМАЭ - Сборник материалов археологических экспедиций.
СО РАН - Сибирское отделение Российской академии наук.
ТГУ - Томский государственный университет.
ТТКАЭЭ - Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции.
ХакНИИЯЛИ - Хакасский научно-исследовательский институт истории, языка и
литературы.
113
ПРИЛОЖЕНИЕ
Таблица I
Предметы оборонительного вооружения из памятников Горного Алтая
№ п/п	Тип и название памятника № объекта	Доспех			Датировка памятника (вв. н.э.)	Источники
		панцири I		шлемы	X о 6 с		
Булан-кобинская культура (поздний этап)							
1	КМ Кокса, курган №1	1	-	-	III- 1 половина IV	Гаврилова, 1965, с. 56; ГЭ, кол. 4392
2	КМ Берелъ, курган №3	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Гаврилова, 1965, рис. 4- 13; Сорокин, 1969, рис. 23-14
3	КМ Кок-Паш, курган №27	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис. 7-28, 29
4	КМ Кок-Паш, курган №28	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис. 8-27, 33-40, 42-51
5	КМ Кок-Паш, курган №29	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис. 10-28-31, 33- 44, 11-4-24, 28; ГАРКМ, кол. 8782
6	КМ Кок-Паш, курган №33	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис. 13 -3,4,8, 10, 15, 17
7	КМ Кок-Паш, курган №39	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис.15-31-33, 35, 16-12, 13, 17, 19-21, 26, 27, 30, 32, 36
8	КМ Кок-Паш, курган №40	1 1	i	-	2 половина IV- 1 половина V	Бобров, Васютин и др., 2003, рис. 17-14,20,22.24
9	КМ Чендек, курган №2	1		-	2 половина IV- 1 половина V	Соепов, Эбель, 1992, рис.2, 3
10	КМ Яломан-П, курган №31	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	МАЭА АГУ, кол. 181
Тюркская культура						
11	ПМ Кызыл-Таш, оградка №2	1	-	-	2 половина V- 1 половина VI	Соенов, Эбель, 1996, рис. 3-5-12
12	ПМ Мендур-Соккон-1, оградка №1	—	1	—	2 половина V- 1 половина VI	Соенов, Эбель, 1997, рис. 3-2
13	ПМ Кудыргэ, оградка №ХШ	1	-	-	2 половина V- 1 половина VI	Гаврилова, 1965, табл. V-1; ГЭ, кол. 2280
14	ПМ Кок-Паш, курган №2	1	-	-	2 половина V- 1 половина VI	Илюшин, 1990, рис. 1-8
15	КМ Кудыргэ, курган №22	1	-	-	2 половина VI- 1 половина VII	Гаврилова, 1965, табл. XXIV-1
16	КМ Боротал, курган №6	1	-	-	2 половина VII- 1 половина VIII	Кубарев, 2002, с. 98
17	КМ Катанда-3, курган №21	1	-	-	2 половина VII— 1 половина VIII	Мамадаков, Горбунов, 1997, рис. 8-14; МАЭА АГУ, кол. 119
18	КМ Балык-Соок-I, курган №11	1	1	-	VIII- 1 половина IX	Кубарев, 2002, рис. 6-11
19	КМ Урочище Балчикова-3, курган №7	-	-	1	VIII- 1 половина IX	Шульга, Горбунов, 2002, рис. 3-12; МАЭА АГУ, кол. 180
20	КМ Узунтал-1, курган №2	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Савинов, 1982, рис. 8
114
ПРИЛОЖЕНИЕ
Продолжение таблицы I
№ п/п	Тип и название памятника № объекта	Доспех			Датировка памятника (вв. н.э.)	Источники
		панцири	шлемы	попоны		
Тюркская культура						
21	ПС Малый Дуган, верхний культурный слой	1	-	-	2 половина X- 1 половина XI	Степанова, Горбунов, 1994, рис. 1-2; МАЭА АГУ, кол. 128
Культура монгольского времени						
22	р. Мульта, случайная находка	-	1	-	XIII- 1 половина XIV	Горбунов, Исупов, 2002, рис. 2; АГКМ, кол. 17056/А-2653
В.В. Горбунов
Таблица II
Предметы оборонительного вооружения из памятников Лесостепного Алтая
№ п/п	Тип и название памятника № объекта	Доспех			Датировка памятника (вв. н.э.)	Источники
		панцири	шлемы	щиты		
Кулайская культура (поздний этап)						
1	ГМ Обские Плесы-П, могила №1	1	-	-	III- 1 половина IV	Горбунов, 1996, рис. 4- 5; МАЭА АГУ, кол. 143
2	ГМ Обские Плесы-П, могила №4	1	-	-	III- 1 половина IV	Горбунов, 1996, рис. 3; МАЭА АГУ, кол. 143
3	ГМ Обские Плесы-11, раздув	1	-	-	III- 1 половина IV	Горбунов, 1996, рис. 4-6-8; МАЭА АГУ, кол, 143
4	ПС Городище-3, верхний горизонт	1	-	-	III- 1 половина IV	Горбунов, 1996, рис. 4-13; МАЭА АГУ, кол. 177
	Одинцовская культура (1					эанний этап)	
5	ГМ Троицкий Елбан-I, могила 1969 года	1	1	-	2 половина IV-V	Горбунов, 1993, рис. 4- 6; АГКМ, кол. 12793
6	ГМ Ераска, могила	-	-	1	2 половина 1V-V	Егоров, 1993, рис. 2-15; АГКМ, кол. 15625
7	ГМ Татарские Могилки, могила №4	1	-	-	2 половина 1V-V	Горбунов, 2002, рис. 1- 8; БКМ, кол. 4160
8	ГМ Ближние Елбаны-XIV, могила №37	1	-	-	2 половина IV-V	Грязнов, 1956, табл. XL1-11
Сросткинская культура						
9	КМ Иня-1, курган №3, могила №1	1	-	-	2 половина VIII- 1 половина IX	АГКМ, кол. 11250
10	КМ Иня-1, курган №25, могила №1	1	-	-	2 половина VIII- 1 половина IX	Горбунов, 2001, рис. 55- 8,11; МАЭА АГУ, кол. 145
11	КМ Гилево-Ш, курган №5	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 9-5
12	КМ Гилево-IV, курган №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половинаХ	Могильников, 2002, рис. 18-8, 12
13	КМ Гилево-IV, курган №2	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 19-3-5
14	КМ Гилево-V, курган №5	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 23-8
15	КМ Гилево-XI, курган №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 77-2
16	КМ Корболиха-П, курган №7	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, с. 48
17	КМ Корболиха-Х, курган №1, могила №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 182
18	ПС Перешеечное-VI, сборы	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Горбунов, Клюкин, 1997, рис. 1-9
19	ПС Новосклюиха-1, сборы	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Горбунов, Клюкин, 1997, рис. 1-10
20	КМ Шадринцево-1, курган №1, могила №1	1	-	-	2 половина X- 1 половина XI	Неверов, Горбунов, 1996, рис. 3-5
21	КМ Щепчиха-I, курган №4	1	-	-	2 половина X- 1 половина XI	МАЭА АГУ, кол. 150
116
ПРИЛОЖЕНИЕ
Продолжение таблицы II
№ п/п	Тип и название памятника № объекта	Доспех			Датировка памятника (вв. н.э.)	Источники
		панцири	1 шлемы	1 щиты 1		
Сросткинская культура						
22	КМ Гилево-ХП, курган №2	1	—	-	2 половина X- 1 половина XI	Могильников, 2002, с. 33
23	КМ Гилево-ХП, курган №4, могила № 1	1	-	-	2 половина X- 1 половина XI	Могильников, 2002, рис. 90-2
24	КМ Гилево-ХП, курган №4, могила №2	1	-	-	2 половина X- 1 половина XI	Могильников, 2002, рис. 90-1
25	Маралиха, курган, насыпь	1	-	-	XI-XII	Горбунов. Тишкин, 1998, рис. 1;МАЭА АГУ, кол. 173
26	Поспелихинский совхоз, случайная находка	1	-	-	XI-XII	АГКМ, кол. 11880
27	ПС Елбанка, верхний культурный слой	1	-	-	XII	Абдулганеев, 2001, рис. 4-6; АГКМ, кол. 12909
Кыргызская культура						
28	КМ Гилево-Ш, курган №9, могила №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 11-1-14; АГКМ, кол. 13105, 13170
29	КМ Гилево-Ш, курган №9, могила №2	1	—	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 11-1-14; АГКМ, кол. 13105, 13170
30	КМ Гилево-Ш, курган №9, могила № 3	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 11-1-14; АГКМ, кол. 13105, 13170
31	КМ Гилево-Ш, курган №9, насыпь	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 11-1-14; АГКМ, кол. 13105, 13170
32	КМ Гилево-Ш, курган №10, могила №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 12-10-12, 15-22; АГКМ, кол. 13170
33	КМ Гилево-Ш, курган №10, могила №2	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 12-10-12, 15-22; АГКМ, кол. 13170
34	КМ Гилево-Ш, курган №11, могила №1	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис.Ю-Б; АГКМ, кол. 13105
35	КМ Гилево-Ш, курган №11, насыпь	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 10—Б; АГКМ, кол. 13105
36	КМ Гилево-Ш, курган №14, насыпь	1	-	-	2 половина IX- 1 половина X	Могильников, 2002, рис. 8-5; АГКМ, кол. 13170	
Кармацкая культура									
37	АБ (г.Бийск), могила №1	1	-	-	xin-xiv	Тишкин, 2002, рис. 2-2; БКМ, кол. 179
38	АБ (г.Бийск), могила №2	1	-	-	XIII-XIV	Тишкин, 2002, рис. 1-5; БКМ, кол. 181
39	Шадрине, курган		1	—	XIII- 1 половина XIV	Горбунов, Исупов, 2002, рис. 1; БКМ, кол. 66/3006
117
В.В. Горбунов
Таблица III
Изображения оборонительного вооружения из памятников Горного Алтая
№ п/п	Название памятника, сюжет изображения	Доспех				Датировка памятника (вв. н.э.)	Источники
		панцири	шлемы	попоны 		наголовья		
Булан-Кобинская культура							
1	Бичекту-Бом, пеший лучник	-	1	-	-	III- 1 половина IV	Горбунов, 1998, рис. 1-4
2	Кара-Оюк, пеший воин с копьем и луком	1	I	-	-	III- 1 половина IV	Окладникова, 1988, рис. 2-3
3	Кара-Оюк, строй пеших копейщиков	2	2	-	-	III- 1 половина IV	Окладникова, 1988, рис. 3-1
4	Бичекту-Бом, пеший лучник	1	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Горбунов, 1998, рис. 1-5
5	Бош-Туу, пеший лучник	1	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Кубарев, Маточкин, 1992, рис. 6
6	Кара-Оюк, строй конных воинов	2	2	1	-	2 половина IV- 1 половина V	Окладникова, 1988, рис. 4-5
7	Кара-Оюк, бой между лучниками	2	4	2	-	2 половина IV- 1 половина V	Окладникова, 1988, рис. 3-4
8	Кара-Оюк, конный копейщик	1	1	-	-	2 половина IV- 1 половина V	Черемисин, 2002, рис. 3
Тюркская культура							
9	Кудыргэ, валун-изваяние, поминальная сцена	1	1	3	3	2 половина V- 1 половина VI	Гаврилова, 1965, табл. VI-2
10	Жалгыс-Тобе, бой конного копейщика с конным и пешим лучниками	3	3	2	2	2 половина V- 1 половина VII	Горбунов, 1998, рис. 2-1
И	Кара-Оюк, бой между всадниками	3	3	3	-	2 половина V- 1 половина VII	Окладникова, 1988, рис. 4-5
12	Кара-Оюк, бой всадника с пешими лучниками	3	3	1	-	2 половина V- 1 половина VII	Окладникова, 1988, рис. 4-5
13	Кара-Оюк, скачущий всадник	1	1	1	-	2 половина VII- 1 половина VIII	Окладникова, 1988, рис. 4-1
14	Кара-Оюк, спешенный всадник с конем	1	1	1	-	2 половина VII-1 половина VIII	Окладникова, 1988, рис. 4-4
15	Кара-Оюк, строй конных воинов	2	2	1	1	2 половина VII- 1 половина VIII	Окладникова, 1988, рис. 4-6
16	Шалкобы, боевой конь	-	-	1	1	2 половина VII-1 половина VIII	Окладникова, 1989, рис. 10-4
17	Жалгыс-Тобе, скачущий всадник	1	1	1	1	2 половина VII- 1 половина VIII	Окладникова, 1986, рис. 4-2
18	Жалгыс-Тобе, конный копейщик	1	1	-	-	2 половина VII- 1 половина VIII	Горбунов, 1998, рис. 2-4
19	Бичекту-Бом, конный копейщик	1	1	1	1	2 половина VIII-XI	Горбунов, 1998, рис. 2-2
20	Бичекту-Бом, пеший лучник	1	1	-	-	2 половина IX-XI	Горбунов, 1998, рис. 2-2
21	Юстыд, оградка, бой между всадниками	1	1	-	-	IX-XI	Кубарев В.Д., 1984, табл. XLVII-2
118
ПРИЛОЖЕНИЕ
Таблица IV
Изображения оборонительного вооружения из памятников Лесостепного Алтая
№ п/п	Название памятника, сюжет изображения	Доспех			1 Датировка памятника (вв. н.э.)	г-	 Источники
		панцири	шлемы	щиты		
Сросткинская культура						
1	Кулундинская волость, могила, пеший лучник	1	1	1	2 половина VIII- 1 половина IX	МАЭ, кол.35/81
2	Сростки-I, раскопки 1925 года, конный копейщик	1	I	1	2 половина IX- 1 половина X	Неверов, Горбунов, 1996, рис. 7-1; БКМ, кол. 849/7
3	Сростки-I, раскопки 1925 года, конный копейщик	1	1	1	2 половина IX- 1 половина X	Неверов, Горбунов, 1996, рис. 7-3; БКМ, кол. 849/7
4	Сростки-I, раскопки 1925 года, личина воина	-	1	-	2 половина IX- 1 половина X	Неверов, Горбунов, 1996, рис.7-2; БКМ, кол. 849/8
5	Кондратьевка-lV, курган №2, могила №2, конный копейщик	1	1	1	2 половина IX- 1 половина X	Алехин, 1998, рис. 1-1
6	Кондратьевка-IV, курган №2, могила №2, конный копейщик	1	1	1	2 половина IX- 1 половина X	Алехин, 1998, рис. 1-2
7	Гилево-ХП, курган №1, конный лучник	-	1	1	2 половина X- 1 половина XI	Могильников, 1981, рис. 26-87; АГКМ, кол. 14559/1
8	Гилево-ХП, курган №4, могила №2, личина воина	-	1	-	2 половина X- 1 половина XI	Могильников, 1981, рис. 26-86; АГКМ, кол. 14559/95
ю
о
Рис. 1. Расположение средневековых памятников содержащих предметы
и изображения оборонительного вооружения на территории Горного Алтая
В.В. Горбунов
ПРИЛОЖЕНИЕ
Список памятников Горного Алтая к рисунку 1:
1	- Кокса
2	- Берель
3	- Кок-Паш
4	- Чендек
5	- Яломан-П
6	- Кызыл-Таш
7	- Мендур-Соккон-1
8	- Кудыргэ
9	- Боротал
10	- Катанда-3
11	- Балык-Соок-1
12	- Урочище Балчикова-3
13	- Узунтал-1
14	- Малый Дуган
15	- Мульта
16	- Бичекту-Бом
17	- Кара-Оюк
18	- Бош-Туу
19	- Жалгыс-Тобе
20	- Шалкобы
21	- Юстыд
12
f
БАРНАУЛ
В. В. Горбунов
ПРИЛОЖЕНИЕ
Список памятников Лесостепного Алтая к рисунку 2:
1	- Обские Плесы-П
2	- Городище-3
3	- Троицкий Елбан-1
4	- Ераска
5	- Татарские Могилки
6	- Ближние Елбаны-XIV
7-Иня-1
8	- Гилево-Ш, IV, V, XI, XII
9	- Корболиха-П, X
10	- Перешеечное-VI
11	- Новосклюиха-1
12	- Шадринцево-1
13	- Щепчиха-1
14	- Марал иха
15	- Поспелихинский совхоз
16	- Ел банка
17	- АБ (Бийск)
18	- Шадрино
19	- Кулундинская волость
20	- Сростки-1
21	- Кондратъевка-IV
123
В.В. Горбунов
Рис. 3. Полоса панцирных пластин и реконструкция панциря-нагрудника
из памятника Обские Плесы-П
124
ПРИЛОЖЕНИЕ
О	24см
I___I____I___I___I
Рис. 4. Типовой набор панцирных пластин и реконструкция панциря-катафракты
из памятника Троицкий Елбан-1
eitWitiBtttttiltrtrt
шжшшш
125
b.b. 1 орйунов
Рис. 5. Панцирные пластины
из памятника Чендек.
7,2 — 3 ряд; 3-2 ряд
Рис. 6. Панцирные пластины
и реконструкция части панциря
из памятника Чендек. 7,2—1 ряд
126
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 7. Панцирные пластины
из памятника Яломан-П
Рис. 8. Панцирные пластины
из памятника Яломан-П
127
В.В. Горбунов
128
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 11. Полоса панцирных пластин и ее реконструированный вид
из памятника Яломан-П. 1-3 - лицевая сторона; 4-6 - тыльная сторона
129
В.В. Горбунов
Рис. 12. Полосы панцирных пластин от наспинника из памятника Татарские Могилки
130
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 13. Полосы панцирных пластин от нагрудника из памятника Татарские Могилки
131
В.В. Горбунов
Рис. 14. Панцирные пластины
наспинника из памятника Татарские
Могилки. 1-4 - 1 ряд; 5-8 - 2 ряд
Рис. 15. Панцирные пластины наспинника
из памятника Татарские Могилки.
1-4 - 3 ряд; 5-8 - 4 ряд
132
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 16. Панцирные пластины наспинника
из памятника Татарские Могилки.
1-4 - 5 ряд; 5-8 - 6 ряд
Рис. 17. Панцирные пластины нагрудника
из памятника Татарские Могилки.
1 - 1 ряд; 2-4 - 2 ряд; 5-8 - 3 ряд
133
В. В. Горбунов
Рис. 18. Панцирные пластины нагрудника
из памятника Татарские Могилки.
1—3 - 4 ряд; 4-6 - 5 ряд
Рис. 19. Реконструкция
панциря-кирасы из памятника
Татарские Могилки
134
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 20. Панцирные пластины
из памятников Лесостепного (1,6,7)
и Горного (2-5) Алтая:
1 - Ближние Елбаны-XIV;
2 - Берель; 3 - Кок-Паш; 4 - Катанда-3;
5 - Малый Дуган; 6, 7 - АБ (Бийск)
Рис. 21. Панцирные пластины
и реконструкция их сборки
в полосу из памятника
Кызыл-Таш
135
В. В. Горбунов
I___________________I___________________L
Рис.22. Панцирные пластины
из памятника Кудыргэ
Рис.23. Полоса панцирных пластин
из памятника Кок-Паш (1)
и фрагмент панциря
из памятника Узунтал-1
136
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 24. Типовой набор панцирных пластин и реконструкция панциря-катафракты
из памятника Балык-Соок-1
137
В.В. Горбунов
Рис. 25. Полоса панцирных пластин и ее реконструированный вид
из памятника Урочище Балчикова-3
138
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 26. Панцирные пластины из памятников сросткинской культуры: 1-3 - Иня-1;
4 - Гилево-IV; 5 - Гилево-V; 6 -Гилево-Ш; 7 - Щепчиха-1; 8 - Новосклюиха-1;
9 - Перешеечное-VI; 10 - Елбанка; И - Шадринцево-1
139
В. В. Горбунов

Рис. 27. Панцирные пластины и фрагмент панциря из памятника Гилево-Ш, курган №9
140
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 28. Панцирные пластины и фрагменты панциря из памятника Гилево-Ш:
1-6 - курган №10; 7, 8 - курган № 11; 9 - курган №14; 10, 11 - курган №9
141
В.В. Горбунов
8	I» — »J —*J *-~i —J
Рис. 29. Способы ременного крепления панцирных пластин
142
ГРУППА
I. Железные
Рис. 30. Классификационная схема панцирных пластин
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 31. Классификационная схема панцирных пластин (продолжение)
ГРУППА
I. Железные
РАЗРЯД
I. Ламеллярные
РАЗДЕЛ
ОТДЕЛ
ТИП
ВАРИАНТ
Рис. 32. Классификационная схема панцирных пластин (окончание)
ПРИЛОЖЕНИЕ
В. В. Горбунов
Рис. 33. Типолого-хронологическая схема панцирных пластин
146
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 34. Изображения воинов булан-кобинской культуры:
1 - Боочи; 2, 9 - Бичекту-Бом; 3-5, 7, 8 - Кара-Оюк; 6 - Бош-Туу
147
В.В. Горбунов
Рис. 35. Изображения воинов тюркской культуры:
1, 4, 6 - Жалгыс-Тобе; 2 - Кудыргэ; 3, 5, 7, 8, 11 - Кара-Оюк;
9, 12 - Бичекту-Бом; 10 - Шалкобы; 13 - Юстыд
148
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 36. Изображения воинов сросткинской культуры: 1-3 - Сростки-1;
4, 6 - Гилево-ХП; 5 - Кулундинская волость; 7, 8 - Кондратьевка-IV
149
В.В. Горбунов
Рис. 37. Реконструкция панцирей по изобразительным памятникам.
1 — тип 2а; 2 — тип 8а; 3 — тип 26; 4 — тип За; 5 — тип Зв
150
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 38.Реконструкция панцирей по изобразительным памятникам.
1 - тип 5а; 2 - тип 6а; 3 - тип 56; 4 - тип 7; 5 - тип 66
151
В. В. Горбунов
Рис. 39. Реконструкция панцирей по изобразительным памятникам.
1 - тип 46; 2 - тип 4а; 3 - тип 86; 4 - тип 9
152
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 40. Типолого-хронологическая схема панцирей
153
В.В. Горбунов
IJ. 1-1 1 1 I I I I
Рис. 41. Кольца и фрагменты кольчуг из памятников Лесостепного (1-3, 9-11)
и Горного (4, 5, 6—8) Алтая: 1—3 — Обские Плесы-П; 4, 5 — Кудыргэ;
6-8 - Балык-Соок-1; 9-11 - Маралиха
154
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 42. Пластины шлема и его реконструкция
из памятника Троицкий Елбан-1
Рис. 43. Фрагмент шлема
с бармицей и его реконструкция
из памятника Мендур-Соккон-1
155
В.В. Горбунов
156
ПРИЛОЖЕНИЕ
157
В. В. Горбунов
Рис. 48. Реконструкция шлемов по изобразительным памятникам. 1 - тип 1; 2 - тип 4;
3 - тип 6а; 4 - тип 66; 5 - тип 6в; 6 - тип 7а; 7 - тип 76;
8 - тип 7в; 9 - тип 8; 10 - тип 9; 11 - тип 10
158
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 49. Типолого-хронологическая схема шлемов
159
В.В. Горбунов
Рис. 50. Фрагмент окантовки и реконструкция щита из памятника Ераска
160
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 51. Реконструкция попон по изобразительным памятникам.
1 - тип 1; 2, 3 - тип 2; 4 - тип 3
161
В.В. Горбунов
Рис. 52. Реконструкция попон по изобразительным памятникам.
1 — тип 4; 2 - тип 5; 3 - тип 6; 4 - тип 7а
162
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 53. Реконструкция попон по изобразительным памятникам.
1 - тип 1; 2, 3 - тип 2; 4- тип 76
163
В.В. Гэрбунов
Рис. 54. Реконструкция попон по изобразительным памятникам.
1,4— тип 1; 2 - тип 2; 3 - тип 7а
164
ПРИЛОЖЕНИЕ
гинлшЧ
FIMIIWIMM ЯП
ЯММЛЛЯМЛЛ*
ЛЯЯ * АЛЛ * ЛИТ,
giMaaaiiMind
Рис. 55. Реконструкция наголовий
по изобразительным памятникам.
1 - тип 1; 2 - тип 2; 3 - тип 3
Рис. 56. Реконструкция наголовий
по изобразительным памятникам.
1 - тип 4; 2 - тип 5
165
В. В. Горбунов
Рис. 57. Типолого-хронологическая схема попон и наголовий
166
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 58. Комплекс оборонительного вооружения позднего этапа булан-кобинской культуры
(III - 1-я пол. V вв. н.э.)
167
В. В. Горбунов
Рис. 59. Комплекс оборонительного вооружения раннего этапа одинцовской культуры
(2-я пол. 1V-V вв. н.э.)
168
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 60. Комплекс оборонительного вооружения тюркской культуры (2-я пол. V-XI вв. н.э.)
169
В.В. Горбунов
Рис. 61. Комплекс оборонительного вооружения тюркской культуры (окончание)
170
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рис. 62. Комплекс оборонительного вооружения сросткинской культуры
(2-я пол. VIII-XII вв. н.э.)
171
SUMMARY
V.V. Gorbunov
MILITARY SCIENCE OF ALTAY POPULATION
IN III-XIV CENTURIES
Parti
Defensive armature (armour)
The monograph was prepared and published with the partial financial support of Russian
fund of fundamental researches (project №03-06-80384 «Nomads’ ammunition as an
ethnocultural and chronological index when studying the history of Altay»), and within the
framework of the realization ofthe scientific and research works ofthe department ofarchaeology,
ethnography and source-control of ASU according to the theme «Study of the ethno-social
processes in the ancient and medieval Altay» and to the grant Russian fund of fundamental
researches (project №02-06-80342 «Complex research of the ethnogenetic processes ofAltay in
the period offormation and development of nomadic cultures»).
Study of armature is one of the important components of the research of the material culture of
ancient people. According to the level of the military science development we can opinion about many
factors of the political, social, economic and ideological life of human society. Complex of armature
includes two basic categories: means of protection (armour) and means of attack (arms). Their struggle
determined much the development of military art. The present research is devoted to the study of
defensive armature of Lesostep and Mountain Altay population in the Middle Ages. In this period there
formed and was developing in Altay an original complex of armature, studying of which can help better
understand the phenomenon of military success of the leading central-asian peoples, such as Turkies
and Mongols, and explain the vitality of cultural-economic type of nomadic cattle-breeders.
Temporary frames of work cover the period from the III to XIV centuries A.D., it corresponds
«with three historical epochs: great re-settlement of peoples» (Ш-V centuries), Early (VI-XI centuries)
and Developed (XII-XIV centuries) Middle Ages. The research is built on the analysis of material and
graphic data from burial, funeral, settlement complexes and wall drawings, and on the comparison with the
written sources. The finds of armour are fixed in 61 sites and their pictures in 29 topics. We gathered data
about 90 coats of mail, 45 helmets, 7 shields, 19 horse-cloths and 9 headpieces for horses.
The examination of the data about altayan medieval armour showed their imposingness for all-
sided analysis and interpretation. At the same time, the survey of works, dedicated to these questions,
revealed the narrowness of the source base, used by scientists in analytical researches, insufficient
attraction of pictures and new finds. While work with armour there should be wider used restoration,
reconstruction and experimental modelling.
Classification of basic types of protective means in Altay III-XIV centuries A.D. let US make
their detailed typological analysis, determine fighting and ornamental purpose of armour details and
their ethnic indications of get-up.
During «great re-settlement of peoples» important changes took places in defensive armature of
Altay population. Wide spreading of iron armour began and it was connected with outer influence.
Constructive peculiarities of armour plates, coats of mail, helmets, horse-cloths and headpieces for
bourses give an opportunity to speak about two basic traditions, on basic of whish medieval altayan
armour formed. We can conventionally mark them according to the names of ethnoses that were their
172
SUMMARY
Bearers: hunnskaya and syanbiiskaya. Their combination exerted key influence upon the forming of
armour in forest-steppe ofAltay and syanbiiskaya military tradition was the basic of armour of Mountain
Altay. Besides, protective means of Forest-steppe Altay were supplemented with some means of western
military tradition (hauberks, shields) that came from the Middle Asia.
In the Early Middle Ages defensive armature with Altay population reached its optimal level.
Borrowed earlier types of armour improved new cut of armour appeared (adapted for mass production).
In this period armour of Mountain Altay, presenting turkie military tradition, spreaded in wide territories
of Eurasia, and in particular, influenced the development of protective means of Forest-steppe Altay.
The latter, however, remained its originality and independent way of development.
The epoch of Developed Middle Ages, despite the scarcity of data, can be characterized owing
to the typological analysis. It chows the existance of many former forms of armour in that times; that
means partial preservation by Altay population of the former level of arming. Mainly, only the details of
armour decoration were changing. They point at the predominance of Mongolian military tradition in
mountain and forest-steppe regions of Altay.
Evolution of defensive armature very well corresponds with the development of famous
archaeological cultures in the Altay territory. The formation of new protective complex in Mountain
Altay coinsides with the late stage of bulan-kobinskaya culture (III -1 half of the V centuries A.D.),
and its final formation coinsides with the time of formation of Turkio culture (2 half of V-XI centuries
A.D.). Appearance of new defensive complex in forest-steppe Altay was accompanied by the change
ofthe late stage of kulaiskaya culture (Ш-1 halfoflV centuries A.D.) by the early stage of odintsovskaya
culture (2 half of IV-V centuries A.D.) and further improvement of armour was connected with the
formation of srostkinskaya culture (2 half of VIII-XII centuries A.D.).
Comparative analysis of protective means of Mountain and Forest-steppe Altay showed their
similarity in using of basic types of military armour (coats of mail and shields) and differences in using of
shields and horse armour. Shields differ the sets of defensive armature with the population of forest-
steppe of Altay and horse armour is typical of Mountain Altay.
Combination of armour types gave an opportunity to define the basic arm of the service of
medieval population of Altay. The basic were heavy and middle cavalry was already known to bulan-
kobinskoye population, but it reached its top with the Turkies. Middle-armed cavalry was typical for all
cultures of Forest-steppe Altay, but however, there was some in Mountain Altay.
The main tactical mission of heavy and middle cavalry was ramming attack, made by tightly
closed formation. For its higher effectiveness served varied armour. Turkic defensive complex
corresponded best for such tactics. It included means of horse protection and military armour. Middle-
armed warriors of Forest-steppe Altay used shields. Foot military formations consisted of extended
order for light infantry and close for heavy infantry. First was supplied with «hard» shields and soft coats
of mail, that made defence of warriors higher in case of decrease of manoeuvrability.
Difference in basic army effectives with the population of Mountain and Forest-steppe Altay was
Connected with the differences in military traditions between eastern and western nomads. The Use of
heavy cavalry in Western Asia was based on the opposition of numerous Chinese infantry, armed with
powerful rifle and staff arms. There was no such need easterner of reach of Chinese armies until the
success of Mongols caused general increase of protective means’ weight.
Altayan data show the nigh level of armour development with the local population, first of all, in
the Middle Ages, when the present territory was in the middle of main political events. The accomplished
work opens mew opportunities for the evaluation of the whole complex of armature ofAltay population
in the Middle Ages, military matter and military art.
173
Научное издание
Вадим Владимирович Горбунов
ВОЕННОЕ ДЕЛО
НАСЕЛЕНИЯ АЛТАЯ ВIII-XIV вв.
Часть I
ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ ВООРУЖЕНИЕ
(ДОСПЕХ)
МОНОГРАФИЯ
На обложке: рисунок тюркского катафрактария
(с горы Жалгыс-Тобе). Прорисовка автора;
полосы панцирных пластин (из тюркского кургана в долине реки Сентелек).
Раскопки П.И. Шульги; фото А.А. Тишкина
Редактор: Н.Я. Тырышкина
Технический редактор: А.А. Тишкин
Подготовка оригинал-макета: Д.В. Тырышкин
Изд. лиц. ЛР 020261 от 14.01.1997.
Подписано в печать 24.12.2003. Печать офсетная.
Бумага офсетная. Формат 60x84 1/8. Уч. изд. л. 20,0.
Тираж 500 экз. Заказ 503.
Издательство Алтайского государственного университета
656049, Барнаул, ул. Димитрова, 66
Типография Некоммерческого партнерства «АзБука»:
656099, Барнаул, пр. Красноармейский, 98а