Вместо предисловия
I. ЕГИПЕТСКИЕ ПИРАМИМЫ
II. ВИСЯЧИЕ САДЫ СЕМИРАМИДЫ
III. ХРАМ АРТЕМИДЫ В ЭФЕСЕ
IV. ЗЕВС ФИДИЯВ ОЛИМПИИ
V. МАВЗОЛЕЙ В ГАЛИКАРНАСЕ
VI. КОЛОСС РОДОССКИЙ
VII. МАЯК НА ОСТРОВЕ ФАРОС
Заключение
Послесловие
Текст
                    V^ . ~ '
**> "■ 4N
\
" "
* V
-~t i *Q
St
r^
,оЛ
\ :~
-,|V
\-
v,i
v Ь*
4 <
IHII~
>*°
К
ТЪ •£


(ф m m ш. ш т а If S® л
Древнеегипетское изображение знаков Зодиака. Рельеф из храма Хатор в Дендера. Париж. Лувр.
БИБЛИОТЕЧНАЯ СЕРИЯ 3WM ЖРОВСК'ИИ' (SY© 3& (§Ш&822 ^s&m^ aassa МОСКВА «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» 1980
ББК85.1 3-26 Vojtech Zamarovsky ZA SIEDMIMI DIVMI SVETA «Mlade' Leta'», Bratislava, 1975 Перевод со словацкого Л. КАСЮГА под редакцией Т. Чеботаревой Послесловие кандидата исторических наук Р. РУБИНШТЕЙН Художник А. ДОБРИЦЫН Научно-художественная литература Замаровский Войтех. 3-26 Путешествие к семи чудесам света: Научно-худ. лит./Пер. со словацк. Л. Касюга: Послесл. Р. Рубинштейн; Художн. А. Добрицын. — М., Дет. лит., 1980. —367 с, ил. В пер.: 2 р. 20 к. Эта книга — своеобразное путешествие к знаменитым семи чудесам света: египетским пирамидам, Мавзолею в Галикарнасе, висячим садам Семирамиды и др. Автор знакомят читателя с историей многих археологических открытий, с историей культуры Древнего Египта, Древней Греции, Двуречья, Малой Азии. 70803—337 ББК 85.1 3 371—79 7 М101 (03)80 ^ и еревод на русский язык. Послесловие. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА», 1980 г.
"■иягъ'иишяивгжт' <§> <& ip ж л и се а I. ЕГИПЕТСКИЕ ПИРАМИДЫ—21 ^ ПЕРВОЕ ЧУДО СВЕТА: ЦИФРЫ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ. НАПОЛЕОН, МАМЛЮКИ И ОТКРЫТИЕ ЕГИПТА. НЕРАЗРЕШИМАЯ НАУЧНАЯ ПРОБЛЕМА И МОЛОДОЙ ШАМПОЛЬОН. ИССЛЕДОВАТЕЛИ В ГЛУБИНАХ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ. ИСТОРИЯ ЕГИПТА. БОГИ, МУМИИ И ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ. «ХМ» И «КА» СКОЛЬКО СТОИТ ПИРАМИДА? ВОРЫ И УЧЕНЫЕ В ЦАРСКИХ ГРОБНИЦАХ. «СЕРДЦЕ ЕГИПТА». ® « £^э* «>*i £= И
<Ш ® &л р ж /к ш ш а II. ВИСЯЧИЕ САДЫ СЕМИРАМИДЫ —103 d^ > ВТОРОЕ ЧУДО СВЕТА И ТРИ ЗВЕЗДОЧКИ. АРХЕОЛОГИ МЕЖДУ ДВУМЯ РЕКАМИ. ЗАГАДКА' КЛИНОПИСИ. ПЯТИТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ МЕСОПОТАМИИ. ВАВИЛОН НАВУХОДОНОСОРА. РАССКАЗ ГЕРОДОТА О ВАВИЛОНСКОЙ БАШНЕ. СЕМИРАМИДА: ЛЕГЕНДА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. ВАВИЛОН И МЫ. &• 7\'
@ • ® A 1? Ж А И М Ш III. ХРАМ АРТЕМИДЫ В ЭФЕСЕ —173 ТРЕТЬЕ ЧУДО СВЕТА, ОБИТАЛИЩЕ БОГОВ И ЗМЕЙ. ЭФЕС ОТ АНДРОКЛА ДО КЕМАЛЯ АТАТЮРКА О ЗНАМЕНИТЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ ДЕЯТЕЛЯХ И ДИАЛЕКТИЧЕСКОМ МАТЕРИАЛИЗМЕ. «НЕПОРОЧНАЯ ДЕВА». СТРОИТЕЛИ И РАЗРУШИТЕЛИ ХРАМОВ. «БЕССМЕРТНОЕ СТАНОВИТСЯ СМЕРТНЫМ, СМЕРТНОЕ БЕССМЕРТНЫМ
•чг—. ятицииис m»^^m■^яmmчm^^^^ чщттт* гтттшик mmmimmmmum ■"П ©лх^ржАМода IV. ЗЕВС ФИДИЯ В ОЛИМПИИ —213 ЕДИНСТВЕННОЕ ЧУДО СВЕТА, СОЗДАННОЕ ОДНИМ ЧЕЛОВЕКОМ «ЕСЛИ ТЫ НЕ ВИДЕЛ АФИНЫ. . .» НАША ЦЕЛЬ: ОЛИМПИЯ. ХРАМЫ, СТАДИОНЫ И ПЛАТАНЫ У ХОЛМА КРОНА. КАЛОКАГАТИЯ, ИЛИ КОЕ-ЧТО О СПОРТЕ. ПОДНЯЛСЯ ЛИ ФИДИЙ НА ОЛИМП?
ш®&>т\?ж&ттш, V. МАВЗОЛЕЙ В ГАЛИКАРНАСЕ — 261 36 ПЕРВЫЙ МАВЗОЛЕЙ. МИР ДОРИЙЦЕВ И ЛАБИРИНТ НА ОСТРОВЕ ЗАГАДОК. БОДРУМ, КОТОРЫЙ РАНЕЕ БЫЛ ГАЛИКАРНАСОМ. ИСТОРИЯ, НЕ НАПИСАННАЯ ГЕРОДОТОМ. ПАМЯТНИК ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ. СОСТЯЗАНИЕ СКУЛЕ; ПТОРОВ. ОТКРЫТИЕ НЬЮТОНА И 51 РЕКОНСТРУКЦИЯ.
ыш<и—щрии<—»—щтт Ф ® «^ [? ж а и (я а vi. колосс родосский—293 СТАТУЯ, КОТОРУЮ НЕ ВЫДЕРЖАЛА ЗЕМЛЯ. ПУТЕШЕСТВИЕ В ПЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК. РОДОС КРЕСТОНОСЦЕВ. РОДОС ГРЕЧЕСКИЙ. ИСТОРИЯ О ТАЙНО ОТКРЫТЫХ ВОРОТАХ. «HIC RHODUS, HIC SALTA!» КОЛОСС НА МЕТАЛЛИЧЕСКИХ НОГАХ — И ЕГО ПАДЕНИЕ.
@ A I Р Ж А й I 1 VII. МАЯК НА ОСТРОВЕ ФАР О С—329 СЕДЬМОЕ ЧУДО СВЕТА. «ГОРОД, КОТОРЫЙ ЕСТЬ И КОТОРОГО НЕТ В ЕГИПТЕ». ПРОЕКТНОЕ БЮРО АРХИТЕКТОРА ДЕЙНОКРАТА. ПТОЛЕМЕЕВСКАЯ АЛЕКСАНДРИЯ. ИСТОРИЯ ОДНОГО КАНАЛА. САМЫЙ БОЛЬШОЙ МАЯК В МИРЕ. ЧУДЕСА, КОТОРЫМ МЫ НЕ УДИВЛЯЕМСЯ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Предисловие, говорят, самая скучная часть любой книги— и все же я прошу читателя на сей раз прочитать его. Наше путешествие к семи чудесам света ведет не только в далекие края, но и в далекое прошлое. Поэтому вдвойне необходимо подготовиться к нему и, главное, познакомиться с людьми, которые будут нас сопровождать. Опытный путешественник знает, что время, ушедшее на подготовку перед дорогой, с лихвой возместится потом. Впереди у нас двадцать пять тысяч километров пути. Этот путь проходит через пальмовые рощи на берегах Нила и залы Лувра, по пыльным дорогам Месопотамии и по синим водам Эгейского моря, под солнцем Эллады и в сумраке Британского музея. Мы посетим мертвые города в Анатолии и спустимся в раскаленные от солнца коридоры пирамиды Хеопса, поднимемся на вершину холма, возвышающегося над руинами Ниневии, и пройдемся по стадиону в Олимпии, выкупаемся в бухте, где приставали галеры родосских рыцарей, и присядем у афинского Акрополя и у темных вод, текущих мимо руин Вавилона. .. Наш путь не будет путем, привычным для туристов, не раз и не два мы свернем с него, чтобы посетить государства, ставшие уже мертвыми в ту пору, когда современный календарь еще не появился. Мы посетим сказочные города, дворцы и храмы, уничтоженные тысячелетия назад, веками забытые и лишь десятилетия назад вновь открытые. Мы будем искать в этих исчезнувших 12
мирах художественные и технические творения, которые наши предки называли чудесами света, узнаем о них все, что можно узнать, и попытаемся их воскресить во всей красе и великолепии. А для этого отправимся по следам людей, открывших эти древние миры, эти творения, эти чудеса и их тайны. И пусть теперь кто-нибудь усомнится, что наше путешествие не будет увлекательным, волнующим и полным приключений. Обычно о глубоком прошлом нам рассказывают научные книги, я же стремился написать книгу для чтения, стараясь соединить в ней научную обоснованность с доступностью широкому читателю. Поэтому в ней нет ничего придуманного, я описывал только то, что надежно проверено. Это относится ко всем историям и легендам, фактам и фактическим данным. И если в отдельных местах книги достоверные сведения переплетаются с гипотезами и подлинные события с легендами, читатель всегда различит грань между ними. Там, где я использую поэтическую фантазию, это не ведет к неточности или преувеличению. По простой причине: в нашем путешествии в том нет необходимости. * * * Настало время ответить на вопрос, который задал себе читатель, увидев название этой книги: «Путешествие к семи чудесам света». «Семью чудесами света, — так почти дословно пишется во всех научных справочниках, — считаются творения, которые своим техническим или художественным совершенством вызывали восхищение людей прошлых веков». К ним относятся: 1. Египетские пирамиды. 2. Висячие сады Семирамиды. 3. Храм Артемиды в Эфесе. 4. Статуя Зевса Олимпийского. 5. Мавзолей в Галикарнасе. 6. Колосс Родосский. 7. Маяк на острове Фарос. В более солидных энциклопедиях вы еще найдете, что впервые чудеса света, ограничив семью, классифицировал и описал Филон. Теперь мы уже точно знаем, куда лежит наш путь и кто будет нашим проводником. Но так ли уж точно? Если мы хотим в чужом городе узнать чей-нибудь адрес, то заглядываем в телефонный справочник. Если нас интересует кто-то из деятелей древнего мира, мы обращаемся к « Эн цикло- педии классической древности» Паули, Виссовы и др. Филона, разумеется, мы там найдем, но не одного, а не меньше, чем 13
Новаков в пражской телефонной книге 1. Но только тот Филон, которого мы хотим сделать нашим проводником, не имеет там точного адреса. Его полное имя Филон Византийский, и из всех Филонов нам известно о нем меньше других. Согласно прозвищу он, возможно, родился в городе Византии, а может, жил и творил там. Когда он родился, когда умер, как выглядел и чем добывал хлеб насущный — всего этого мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Жил ой, очевидно, до вступления на трон римского императора Константина I (Великого) (306 — 337 гг. н.э.), то есть до перенесения столицы Римской империи в Византии и переименования города в Константинополь, ставший после турецкого завоевания (1453 г.) Стамбулом. Некоторые исследователи датируют его жизнь более поздним периодом. Лишь одно мы знаем достоверно: сохранилось тоненькое — едва двенадцать страниц — его сочинение, которое называется «О семи чудесах света». Из этого небольшого сочинения мы узнаем еще и о том, что ни одно из описанных чудес света он не видел собственными глазами. И писал о них по рассказам других. Впрочем, некоторые писатели так делают и в наше время. Не удивительно, что при таком отсутствии биографических данных многие ошибались, имея в виду совсем другого Филона, тоже Византийского, жившего во II веке до н.э. Этот Филон был математиком, изобретал военные машины, что было (как и во все времена) довольно выгодным занятием. Этих двух византийских Филонов впервые спутал первый переводчик книги «О семи чудесах света» на латинский француз Д. С. Бесси, нашедший в 1640 году ее греческий оригинал в Ватиканской библиотеке. И поскольку в литературе ничто так долго не держится, как ошибка, то вся эта ошибочная традиция сохранялась до начала прошлого столетия. Прояснил все швейцарец Каспар Орелли (1739—1849), который впервые напечатал сочинение Филона в 1816 году. Наш Филон (с тем вторым мы прощаемся навсегда) приводит несколько иные чудеса света, чем те, которые перечисляются в современных научных справочниках. Так, маяк на острове Фарос он не считает чудом света; зато в его труде мы читаем о «вавилонских стенах». В его сочинении ничего нет и 1 Фамилия Новак в Чехословакии — одна из самых распространенных. (Здесь и далее примеч. редакции.) 14
о Мавзолее в Галикарнасе, или, возможно, эта глава вместе с частью страниц, касающихся описания храма Артемиды, просто утрачена. Впрочем, то, что чудеса света он дает в ином составе, чем наши научные справочники, для нас не так уж важно. И все же Филон видел чудеса света лишь своим духовным взором (возблагодарим образование, которое избавляет людей от необходимости путешествовать, предоставляя возможность узнавать вещи, достойные внимания, не выходя из дома, по книгам). Поэтому не следует так уж безусловно доверять ему. Тем более, что он, как пишет Орелли, «в своем сочинении склонен к преувеличению, и чудеса, о которых он рассказывает, скорее возвеличивает и расхваливает, чем точно описывает их». Поэтому мы обратимся к более достоверным описаниям Геродота, Страбона, Диодора, Плиния Старшего, Павсания и некоторых других античных авторов. А кроме них — и к современным археологам. Цицерон назвал Геродота «отцом истории», и по праву. Он действительно первый историограф в истории человечества, все, кто были до него, — просто летописцы. Родился он предположительно в 484 г. до н. э. в Галикарнасе, на побережье Малой Азии, и умер предположительно в 425 г. до н. э. Его мать была гречанка, отец—кариец, воспринявший греческую культуру. Дядя слыл довольно известным поэтом. В юности Геродот увлекался политикой, выступал на стороне демократов против тирании; в результате ему грозили лишения и изгнание. Тогда он отправился путешествовать и какое-то время даже занимался торговлей. Однако торговля его мало привлекала: его, скорее, интересовало то, что греки называли «теорией» и что в современном переводе звучит как «познание». Он объехал огромную (даже на наши мерки) часть мира и всюду занимался этой «теорией»: знакомился со странами, городами, людьми и записывал все, что узнавал об их прошлом. Так возникли девять книг его «Истории» — «чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение» 1. В первой книге он рассказывает о лидийцах, мидянах, персах и древнейшей истории Греции, но нас прежде всего будут интересовать главы о Вавилоне и Греции. Вторая книга посвящена Египту, и мы вспомним о ней во время нашего путешествия по берегам Нила.. В третьей Геродот. История в девяти книгах. А., 1972, кн. 1, стр. 13. 15
описывается Индия и Аравия, в четвертой говорится о древних скифах. В дальнейших пяти книгах описываются греко-персидские войны; их мы будем не раз цитировать. Не только потому, что «История» Геродота является и поныне ценнейшим историческим источником, но и потому, что даже те места, которые носят чисто беллетристический характер, читаются с большим интересом. Не меньший авторитет среди античных авторов — «отец географии» Страбон (63 г. до н. э.— 19 г. н. э.). Родился он в греческой колонии Амасии на Черном море, в юности получил основательное и широкое образование и, стремясь расширить его, отправился путешествовать. Объехал «весь белый свет» и свои впечатления и наблюдения описал в семнадцати книгах «Географии». Страбон был хорошим наблюдателем, и это подтверждается его описанием придунайских стран — они вполне достоверны. Но нас в первую очередь интересуют его описания Египта и Месопотамии и запись некоторых восточных легенд, особенно легенды о Семирамиде. Он будет нашим провожатым и по древнему Родосу. Третьим нашим спутником станет Диодор Сицилийский. Он серьезный историк и остается таковым даже в тех забавных анекдотах, которые он поведал для развлечения читателей. Из сорока книг его «Исторической библиотеки» сохранилось лишь неполных пятнадцать. Для нашего путешествия наиболее интересны разделы о Греции, Египте, Вавилоне, особенно те места, где Диодор Сицилийский не повторяет Геродота, а пересказывает утраченный труд Ктесия Книдского, историка и врачевателя персидского царя Артаксеркса II. Даты рождения и смерти Диодора известны лишь приблизительно, он жил предположительно в 80 — 29 годах до н. э. Родился Диодор на острове Сицилия. Плиний Старший (23 — 79гг. н.э.) известен главным образом как автор тридцатисемитомного труда «Естественная история». Создавая ее, он сделал свыше 20 тысяч выписок из почти 2 тысяч произведений 475 античных авторов. Плиний Старший был одним из самых плодовитых и многогранных римских авторов: он занимался географией, минералогией, ботаникой, зоологией, агрономией, медициной, историей, политикой, военными науками и искусством. Нас интересуют прежде всего его труды по истории искусства: в 33 — 36-й книгах он упоминает о чуде- 16
сах света. Но и кроме этого, Плиний Старший — весьма примечательная личность. Свою литературную и жизненную карьеру он начал в Галлии в качестве офицера и автора трактата об искусстве верховой езды. Его современники утверждают, что каждую минуту он использовал для своего образования: даже когда его несли в сенат, сопровождавший его носилки раб читал ему какую-нибудь рукопись; читали ему и когда он принимал ванну, и всегда при нем был писец, записывавший все, что заслуживало внимания. Впрочем, именно эта страсть к знаниям стала для него роковой: 24 августа 79 года Плиний (он тогда командовал римским флотом, и его корабли стояли на якоре у Неаполя) решил посмотреть вблизи на извержение Везувия. Он погиб, отравленный серными испарениями раскаленной лавы. Последний из наших античных проводников, которых нам рекомендовал Орелли, — грек Павсаний. Он жил во II веке н. э. и создал «Описание Эллады». Судьба была несправедлива к Павсанию: до третьей четверти XIX века ученые не принимали его всерьез. Автора упрекали в необъективности: он говорил о величии Древней Греции с такой страстью, что не хотел замечать ни одного римского сооружения. Любое свидетельство римской истории, напоминавшее о порабощении его народа, для него просто не существовало. Поэтому многие ученые сомневались, видел ли он вообще описываемые места. Его научную честь защитил первооткрыватель Трои Генрих Шли- ман, когда он в 1876 году — на основании свидетельства Павса- ния — раскопал в Микенах «гробницу Агамемнона» (правда, как выяснилось позднее, это была гробница не легендарного полководца греческих войск под Троей, а микенского царя, который правил почти на триста лет ранее). Ныне ученый мир относится к Павсанию всерьез, всерьез отнесемся к нему и мы. Кого из античных авторов не упомянул Орелли? Среди них есть не только известные и знаменитые, но и* почти забытые авторы, имена которых нам мало что скажут. Мы из них выберем только тех, кто ведет нас к чудесам света, о которых умолчал Филон. А все факты мы опять проверим данными современных исследователей. Так вот, Павсаний считает чудом света стены Тиринфа, на берегу Арголидского залива, ибо стены этого города Геракла сооружены из таких огромных каменных плит, что легенда приписывает их строительство одноглазым циклопам.
Геродот относит к чудесам света Вавилонскую башню, мост через реку Евфрат, лабиринт в Фаюмском оазисе (в Египте). Римский поэт Марциал, посвятивший чудесам света одну из своих эпиграмм, считает первым чудом света римский Колизей. Гигин, бывший раб императора Октавиана Августа, а впоследствии его библиотекарь, причисляет к чудесам света дворец персидского царя Кира в Экбатанах (современный X ама- дан в Иране), к чудесам света причислял его и римский автор Вибий Секвестр. Луций Ампеллий, географ и историк IV века н. э., вносит в этот список семь раз по семь, то есть сорок девять, чудес света, среди них и такие, как, скажем, нефтяные источники в Иране или Ираке. Мы могли бы продолжить этот список... Чаще всего из перечисляемых чудес света встречаются лабиринт Миноса на острове Крит, гробница Адриана в Риме, римский Капитолий, афинский Акрополь и алтарь Зевса в малоазийском городе Пергаме. Последними из авторов, писавших о чудесах света, были римский историк Кассиодор (470 — 565) и английский средневековый историк Беда Достопочтенный (673 — 735). (Ор елли, однако, считает, что Беде без всяких оснований приписывают сочинение о чудесах света, ибо, как он пишет, «эта глупая книжка довольно неловкого человека, а Беда был хоть и из средних веков, но человек ученый, а вовсе не невежда».) Прошло немало времени, тысячу раз созрело зерно, сотни правителей сменились на тронах, миллионы людей пали от эпидемий и войн, но только когда исчезли мрачные тени средневековья, появился новый труд о древних чудесах света. Его автором был французский филолог и археолог Бернар де Мон- фокон (1665—1741). Монах в молодости, он стал офицером, проявил себя отважным человеком: в 1697 году он отправился в Грецию, находившуюся под властью турецких завоевателей, и собрал там большую коллекцию античных древностей. То, что он видел и нашел, после двадцатилетнего труда было описано в его работе, состоявшей из десяти томов: «Античный мир, объясненный и представленный в иллюстрациях» (1717). Для нас наиболее интересен его «Итальянский дневник». В двадцатой главе этой книги мы находим новый список чудес света, составленный на основе античных свидетельств: 1. Египетские Фивы. 2. Вавилонские стены. 3. Мавзолей в Галикарнасе. 18
4. Пирамиды на Ниле. 5. Родосский Колосс. 6. Римский Капитолий. 7. Гробница Адриана. И уже только после Монфокона появляется тот список чудес света, о котором мы говорили в самом начале. В этом составе они впоследствии переходили из одного научного справочника в другой, оттуда в учебники и, наконец, в комментарии и примечания романов. Ныне мы уже привыкли к этому списку семи чудес света, узаконенному энциклопедиями, и потому, совершая наше путешествие, мы и будем руководствоваться им. Правда, мы не ограничимся только этими творениями, а попробуем познакомиться, пусть мимолетно, и с другими, «неофициальными» чудесами света. И хотя, как пишет Филон, «их краса подобна солнцу и ослепляет своим светом настолько, что не позволяет обращать внимание на другие предметы», мы постараемся увидеть и мир вокруг них. * * * И наконец, еще один вопрос: так ли нам необходимо отправиться в этот путь? Не будет ли это походить на бегство в прошлое — причем в то время, когда по праву требуют, чтобы писатель вел своих читателей главным образом в мир сегодняшний и помогал заглядывать им в будущее? Наше путешествие к семи чудесам света на первый взгляд действительно «не современно» ни своей тематикой, ни проблематикой. На первый взгляд оно и «не актуально». Ведь его цель — давние времена и давние культуры. Но наше общество не отдает эти древние культуры только учебникам истории и энциклопедиям по истории искусств. Наше общество ценит и поныне все их величие и считает неотъемлемой частью своего культурного наследия; оно понимает, что нынешний высокий уровень культуры обусловлен тем, что зиждется на плечах колоссов. Энгельс сказал, что без античной культуры не было бы ни современной Европы, ни самого социализма; Маркс - считал ее лучшие творения и для нас в известном отношении «нормой и недосягаемым образцом». Поэтому не будет излишним, если мы посмотрим на эти чудеса света, которые древний мир считал величайшими творениями человеческих рук и разума, глазами современного человека. Наш рассказ не будет лишним еще и потому, что читатель 19
порой неохотно интересуется теми вещами, о которых он узнает, лишь преодолев баррикаду труднодоступных научных книг. Как многие путевые очерки, эта книга снабжена документальными фотографиями и рисунками. Читателю поможет такое сочетание слова и образа. Особенно это будет полезно тому, кто решит использовать данную книгу (хотя ее цель — лишь пробудить читательский интерес) и для ориентира в истории трех главных культур древнего мира: египетской, месопо- тамской и греческой. Таково мое небольшое предисловие и объяснение. А теперь, как говорится, наденем сапоги-скороходы и отправимся в путь, в далекие края за горами, за морями, с которыми мы впервые познакомились в сказках. Курс: Каир!
чгзддр дшвшвсдш W Ш К И Т © I& М
Отряд нубийских лучников. Раскрашенное дерево. Из гробницы Месехти в Сиуте. Среднее царство. XI династия. Каир, Египетский музей.
Итак, первое чудо света — египетские пирамиды. Почему? Из-за своей грандиозности. «Горы камня, возведенные на горах камня», — говорит Филон. Из-за своего величия. «Самая удивительная архитектурная идея, которую невозможно превзойти», — говорит Гете. Из-за своей дороговизны. «Тщеславная гордость фараонов, стоившая невиданных денег», — говорит Плиний. Из-за своего возраста. «Все на свете боится времени, а время боится пирамид» — гласит арабская пословица. И наконец, из-за свойств, которыми они не обладают. «Своим расположением пирамиды уничтожают свою тень, и ее никто не видит», — утверждал Гигин, а за ним Кассиодор. Не было еще человека, который не застыл бы перед ними в удивлении. Вертолет, висящий над пирамидами и открывающий зрелище, о котором даже не мечтали их творцы, мы считаем привычной реальностью. Но для этой «окаменевшей геометрии» около Нила у нас не находится слов, которые выразили бы наш восторг и не были бы многократно повторенной банальностью. 24
* * * Всего пирамид около семидесяти, а может, и около восьмидесяти. Вначале их было больше, некоторые поглотило всепожирающее время, другие пали жертвой песчаных заносов пустыни. Их точную цифру трудно определить. Уже совсем недавно, в 1952 году, египетский археолог Мохаммед Закария Гонейм открыл еще одну неизвестную доселе пирамиду в Саккара, в неполных двадцати километрах от Каира! Пирамиды возвышаются на скалистом плато, отделяющем долину животворного Нила от мертвой пустыни, они выстроились в шеренгу на расстоянии почти ста километров от Каира до Иллахуна, как на огромном плацу, на котором египетский бог солнца устраивает им свой ежедневный смотр. Понятие «пирамида» всем хорошо известно из Школьного курса стереометрии. Это слово иногда толкуют как производное от греческого «пир», что означает «огонь» (огонь пылает так, что пламя похоже на остроконечную пирамиду); иногда производят от слова «пира», что означает «граница погребения» или, иными словами, «могила». В древнеегипетском языке мы можем найти только одно похожее слово; оно звучит как «пр-м-вс» и означает неопределенное тело пространственной геометрии, возможно пирамиду, но это лишь предположение. Не все пирамиды имеют правильную геометрическую форму. Наиболее древняя форма — ступенчатая пирамида в Саккара, которую приказал воздвигнуть фараон Джосер. Ее размеры весьма внушительны: основу составляет прямоугольник со сторонами 125x115 метров, высота около 60 метров. Ее возраст? Археологи считают, что от 4600 до 4800 лет! В Дашуре находится пирамида с ломаными контурами стен, так называемая ромбоидальная. Она выглядит так, будто строители кончали ее в спешке, по существу не достроив. И на этом все разнообразие египетских пирамид кончается. Но те пирамиды, которые относятся к чудесам света, представляют собой правильные четырехгранные пирамиды с квадратными основаниями, и все похожи друг на друга как две капли воды. Филон называет среди чудес света «пирамиды у Мемфиса» (древнеегипетского Меннофера — первой столицы объединенного Египта), большинство авторов — пирамиды «вообще», меньшая часть — три пирамиды в Гизе, а самые придирчивые 25
УАСЕТ- СТАРОЕГИПЕТСКОЕ НАЗВАНИЕ (ФИВЫ)- ГРЕЧЕСКОЕ НАЗВАНИЕ ЛУКСОР— АРАБСКОЕ НАЗВАНИЕ
Пирамида фараона Снофру в Дашуре, так называемая ромбоидальная. Древнее царство. IV династия. считают чудом света только Большую пирамиду Хеопса. Она почти на сто лет моложе пирамиды Джосера, но во всем прочем ее превосходит. Подъезд к этой пирамиде более удобен: ныне сюда ведет асфальтовое шоссе, обрамленное стройными пальмами, и мы доезжаем к ней из центра Каира на комфортабельном автобусе. Еще совсем недавно, когда Гиза была деревней, а не элегантным пригородом Большого Каира, сюда ходил старомодный трамвай номер 14. Издали — хотя бы при взгляде с каирской цитадели — пирамиды похожи на темные треугольники; при приближении кажется, что их кто-то начертал дрожащей рукой. А при выходе на конечной станции, у отеля «Мена-Хаус», вам уже ничего не кажется. Вы только видите невообразимо огромную каменную гору — Большую пирамиду. Несмотря на ее ширину, высоту и неровную поверхность, наш взгляд мгновенно скользнет рядом: да, там вправо пирамида Хефрена. А где же пирамида Микерина, третья из больших пирамид в Гизе? Она стыдливо прячется за пирамидой 27
Г" Пирамида фараона Хеопса в Гизе. Древнее царство. IV династия. Хефрена, и у нее есть на то причины: ведь она намного ниже. Но где же Сфинкс, неотъемлемый статист всех фотографий Большой пирамиды? Он лежит, полузасыпанный песком, Собор св. Петра в Риме, пирамида Джосера, пирамида Хеопса, замок в Братиславе, собор св. Вита в Праге.
Большой Сфинкс фараона Хефрена и пирамида Хеопса в Гизе. Древнее царство. IV династия. в четверти километра от ее южной стороны. И отсюда его не видно. Геродот две с половиной тысячи лет назад не увидел его тоже. Тогда Сфинкс был засыпан песком по уши. Но внимание! Появляются драгоманы со своими разряженными, как в цирке, верблюдами. Из старых путевых записок мы знаем, что они обычно бросаются на туристов и с яростным криком предлагают себя в провожатые, суют втридорога использованные входные билеты, продают фальшивые драгоценности и якобы фехтуют перед самым носом ключом от Большой пирамиды. Прежде так и бывало. Но сегодня свои профессиональные услуги они предлагают не так назойливо. И все же им приходится решительно объяснять, что к пирамиде мы попадем и без них. После такого отступления вернемся к пирамиде Хеопса. Разумеется, мы всегда знали, что она возведена из каменных блоков, облицовка с которых исчезла давным-давно. И эти столь знакомые нам по фотографиям зубцы по краям, а в сущности многометровые блоки, поражают нас. Ведь все эти огром- 29
ные каменные блоки, нагроможденные друг на друга просто так, ничем не скреплены. И тут вдруг мелькнет в голове: а что, если эта каменная гора рухнет? Ведь достаточно какому- нибудь сказочному великану положить на нее руку (лицом к лицу с пирамидой не удивишься, появись тут внезапно живой Атлант, — на ее фоне он выглядел бы просто карликом). Но эта опасность не грозит: блоки были так хорошо отшлифованы, что плотно прилегают друг к другу и держатся собственной тяжестью. Мы видим людей, пришедших сюда за полчаса до нас. Словно разноцветные жучки, они упорно карабкаются на самый верх. Нет, эти человечки не в силах разрушить пирамиду, хотя ее построили существа, подобные им... И еще одно нас поражает. Мы знали, что Филон отпускает узду своей фантазии, когда пишет: «В пирамиде уложены различные сорта камня: есть тут белый мрамор, потом черный мрамор, эфиопский, за ним следует красный камень, привезенный из Аравии. Некоторые камни напоминают цветом сверкающую лазурь, другие обычные, но с желтым оттенком, еще камни пурпурного цвета...» И все же мы не думали, что пирамида Хеопса цвета обычного грязного песчаника. Однако на рассвете, когда ее вершина еще тонет в тумане, пирамида кажется розовато-персиковой, в те редкие минуты, Пирамида фараона Хефрена в Гизе. Древнее царство. IV династия.
Пирамида фараона Снофру в Ме- думе. Древнее царство. IV династия. когда горизонт затянут облаками, — серовато-черной, а при холодном свете луны пирамида напоминает заснеженную горную вершину. И если цифры могут иногда, подобно поэтическим строкам, разбудить фантазию, то именно это делают огромные размеры Большой пирамиды. От подножия до вершины эта каменная возвышенность насчитывает 137,3 метра. Первоначально она якобы была почти на 10 метров выше, но ее верхушка исчезла вместе с облицовкой, и ныне вместо нее там площадка, на которой во время второй мировой войны был английский пост противовоздушной обороны. Сторона ее основания — 230,4 метра, первоначально она была длиннее на 2 метра. Общий объем, если мы знаем формулу, легко подсчитать — около 2 525000 кубических метров. Фантастические цифры! Представим их наглядно нений. Пирамида занимает площадь свыше 54 000 квадратных метров, то есть 5,4 гектара. На этой площади могло бы разместиться, скажем, 1 000 двухкомнатных квартир, а вилл, вроде той, которую построил последний египетский король Фарук у ее подножия, не менее 200. И даже во времена наибольшей славы и величия любого из европейских государств у его правителя не было дворца, который сравнился бы размером с этой гробницей фараона. Меньше ее и Букингемский дворец в Лондоне, и Версаль во Франции, и Зимний дворец в Ленинграде, и даже Эскориал в Испании. Ш Ступенчатая пирамида Джосера в Саккара, III династия (начало III тысячелетия до н. э.), древнейшее монументальное сооружение из камня в Египте (а может быть, и во всем мире). с помощью нескольких срав- 31
Пирамида Хеопса выше купола Микеланджело над римским собором святого Петра, самым высоким христианским храмом. Выше лондонского собора святого Павла, парижского собора Нотр-Дам, храма святого Вита в Праге. Если бы пирамида была полой, в нее вошла бы вся площадка со стартовой вышкой для космической ракеты. На строительство Большой пирамиды пошло — правда, это лишь предположение — около 2 300000 каменных блоков примерного объема свыше 1 кубического метра и веса в 2,5 тонны каждый. Если бы нам вздумалось использовать этот материал на какое-нибудь бессмысленное строительство — скажем, на каменную стену, опоясывающую нашу республику, — то она при высоте 1,5 метра была бы полметра шириной. Правда, всю эту массу строительного материала мы использовали бы разумнее: построили бы из него все шестнадцать плотин на Ваге. Последнее сравнение: из материала, который пошел на строительство всех египетских пирамид, мы могли бы построить или отремонтировать все жилые дома, разрушенные войнами в Европе с времен Тридцатилетней войны до начала второй мировое войньС то есть, грубо говоря, за триста лет, или дома, разрушенные в Советском Союзе в период второй мировой войны. (Эти сравнения наводят нас на размышления не только о бессмысленности этих громад, но и о бессмысленности военных разрушений.) И вот теперь нам не уйти от вопросов: что же, собственно, такое эти пирамиды? Зачем их строили? Какими средствами? Когда? На первый вопрос ответит любой без колебаний: это гробницы фараонов. Для дальнейших ответов нам придется заглянуть в историю Египта. В историю египетского народа и его властителей, общественного и экономического уклада, техники, искусства, религии. Но прежде всего в историю его открытия... * * * Египет — страна древнейшей культуры. Две с половиной тысячи лет назад, когда долину Нила посетил знаменитый древнегреческий историк Геродот, уже тогда он не мог докопаться до корней египетской истории; они терялись в тумане мифов и легенд. Еще в те времена, когда предки некоторых современных европейских народов жили в пещерах и разбивали 32
друг другу головы палицами, Египет был уже страной великолепных дворцов и храмов, страной прочного государственного устройства, развитого сельского хозяйства, высокого уровня астрономии и медицины; вазы его ремесленников и украшения ювелиров могли бы вполне получить «Гран-При» на любой современной всемирной выставке. У египтян учились наши учителя греки; египетской пшеницей кормился императорский Рим; христианство нигде не имело столь благодатной почвы (и нигде не нанесло столь большого урона культуре), как в Египте. Но когда закладывались фундаменты европейских соборов, Египет как великая страна исчез из памяти цивилизованных народов, превратился просто в страну феллахов1, «народа без истории». На протяжении всего средневековья жители Европы знали о Египте лишь по отдельным упоминаниям в Библии. Согласно библейским легендам, это была страна, где Моисей с помощью чудес доказывал превосходство своего бога над фараоном и его богами: он превратил якобы всю нильскую воду в кровь, а потом сделал прежней, вызвал чарами из рек, каналов и озер лягушек, которые заполонили всю страну, а г «том снова вернул их обратно, превратил песок египетской пустыни в лесных клопов, а клопов снова в песок, ниспослал без всякого предупреждения на всю страну трехдневное затмение, а затем катастрофических размеров град в соединении с полчищами саранчи, что было серьезной угрозой... Ученые монахи знакомились с Египтом по жизнеописаниям разных святых и отшельников времен раннего христианства, где рассказывалось о столь невероятных чудесах, на которые не отваживаются даже режиссеры трюковых фильмов. После неудавшихся попыток западноевропейских крестоносцев приобрести вместе с Палестиной и власть над Египтом в этих краях появляются лишь отдельные путешественники- европейцы. Но их сведениям вряд ли можно доверять. Первым современным европейцем, о котором мы знаем, что он проник в пирамиду Хеопса, был Пьер Беллон, профессор Сорбонны. В 1553 году он попал в нее через вход, открытый в начале IX века по приказу халифа аль-Мамуна, искавшего в ней «клады фараонов». Со временем число посетителей Большой пирамиды росло. Среди них заслуживают внимания немецкий пастор Ванслеб, Современные египетские крестьяне-земледельцы. 33
французский дипломат Бенуа де Майе, датский морской офицер Ф. Норден, англичанин Ричард Покок, который объездил весь Египет и в 1743 году описал восемнадцать пирамид. Первым чехом, который побывал в Большой пирамиде, был миссионер Якуб Ржимарж из Кромержижа: это было в 1711 или 1722 году. Его младший соратник, Вацлав Ремедиус Пруткий, уроженец Праги, в 1751 году первым из европейцев попал в пирамиду фараона Снофру, более древнюю, чем пирамида Хеопса. В 1638 году в Египет прибыл ученый с измерительными приборами для точного обмера пирамид в Гизе — профессор астрономии из Оксфорда Джон Гриве. Его подсчеты проверил француз Клод Сикар, открывший древнеегипетский город Фивы (по-древнеегипетски — Уасет или Висе). В 1762 году пирамиду снова обмерил — еще точнее — геометр Карстен Ни- бур, немецкий путешественник. И все же в те времена в Европе писали, что пирамиды внутри полые, что у них даже есть оконца, или что это зернохранилища, построенные библейским Иосифом, или защитные сооружения против песчаных бурь, или укрытия от всемирного потопа, и даже что это вообще не создание рук человеческих. Действительно, знание с трудом пробивает себе дорогу сквозь дебри невежества. У одной из книг тогдашних путешественников и исследователей оказалась удивительная судьба. В 1772 году Нибур издает «Арабское путешествие». Эта книга попадает в руки некоего молодого генерала Французской республики, знавшего, в отличие от других, на память биографию Александра Македонского из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. «Кротовая нора эта ваша Европа! Только на Востоке, где живет шестьсот миллионов человек, могут быть основаны великие империи и осуществлены великие революции!»— сказал этот генерал. Подобное высказывание генерала пришлось весьма по вкусу членам тогдашней Директории Республики — таким образом они убивали одним ударом трех зайцев: могли овладеть бывшей житницей Рима, поразить в самом чувствительном месте своего главного противника — англичан и избавиться от честолюбивого генерала, который им не нравился еще и потому, что был талантливым полководцем и видел в себе будущего Цезаря. И Республика, которая до этого торжественно клялась, что не будет вести захватнических войн, дает этому генералу 34
Бонапарту 38000 солдат (почти столько, сколько имел Александр Македонский, отправившийся завоевывать весь Древний мир, и в семьдесят раз больше, чем имел Эрнандо Кортес, когда он завоевывал Новый свет) и 328 кораблей с пушками, мулами и учеными. Последних отбирал сам Бонапарт. Ибо он- то знал, что отправляется не только завоевывать, но и открывать великое государство на Ниле. 19 мая 1798 года он отплыл из Тулона и 2 июля вступил на египетскую землю. По тем временам это было короткое плавание — всего 44 дня! (Сегодня этот путь пассажирские самолеты проделывают приблизительно за 4 часа.) И главное, это было счастливое плавание, ибо Бонапарту удалось ускользнуть от английского адмирала Нельсона, который больше месяца кружил по Средиземному морю и которому однажды он чуть не попался. А утром 21 июля после изнурительного марша по пустыне передовые посты французской армии увидели пирамиды. Они возвышались в своей тяжеловесной монументальности на фоне стройных минаретов Каира. Но между этим сказочным, хотя и контрастным, зрелищем и французской армией стояли мамлюки. Блестяще организованная армия, мощная артиллерия, 10 тысяч пехоты, 3 тысячи конницы (которая на учениях в качестве мишени использовала голову Сфинкса, расположенного у Большой пирамиды, — следы этого видны там до сих пор) и впереди сам Мурад-бей, египетский владыка, со сверкающим ятаганом, в зеленом тюрбане, усыпанном бриллиантами. Бонапарт, приземистый молодой генерал в черной треуголке, на белом коне, построил свои дивизии в каре и перед строем произнес речь, закончив ее словами: «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас! ..» Зазвучала «Марсельеза», ни один из солдат не верил, что, возможно, поет ее в последний раз. Звуки песни заглушило яростное: «Аллах, аллах!» Генерал Дезе начал контратаку, и после кровавого сражения, вошедшего в историю под названием «Битва у пирамид», перед французскими штыками открылись ворота Каира. Но в нашу задачу не входит описание военных эпизодов этой экспедиции, длинной вереницы побед французской армии на сухой египетской земле и уничтожения французских кораблей одним яростным ударом Нельсона при Абукире. Мы не станем рассказывать о безмерных мучениях египетских феллахов и французских солдат, тысячи и тысячи которых ослепли или погибли, зараженные инфекцией, которую переносили мириады мух. Не будем мы заниматься и причинами бегства Бо- 35
напарта, оставившего свою армию 19 августа 1799 года. (Подобный поступок, за который он поставил бы к стенке любого своего солдата, Бонапарт совершил еще раз в жизни, в России.) Рамки нашей книги исключают и политическую оценку этого похода; читатель при желании найдет подробности хотя бы в книге «Наполеон» академика Е. В. Тарле. Мы хотим лишь отметить огромные научные последствия этой военной экспедиции: результатом временного завоевания Египта французской армией было его открытие для науки. (Ибо, как утверждал Наполеон, «дух всегда одержит верх над мечом».) С французскими солдатами в Египет проникли и «штатские ученые»: историки, филологи, архитекторы, геометры, ботаники, археологи и живописцы. Бонапарт о них трогательно заботился и перед каждым серьезным сражением не забывал отдать приказ: «Мулов и ученых в середину!» И эти штатские прямо-таки набросились на египетские реликвии: одни паковали ящики, другие измеряли, описывали, делали гипсовые слепки и зарисовки (тогда еще не было фотоаппаратов). Трофеи, собранные ими, были грандиозны; правда, из этих сокровищ во Францию, в конце концов, попала незначительная часть. Англичане сочли, что эти трофеи награблены французами незаконно, и якобы во имя справедливости просто... забрали их себе. В декабре 1801 года генерал Хатчинсон «из любви к науке» приказал погрузить их на корабли и отправить в Англию; английский король подарил их затем Британскому музею, где они находятся и по сей день. (И если вам захочется заняться историей Египта по оригиналам, то за многими из них прежде всего придется отправиться в Лондон, оттуда в Париж и уже потом в Египет. Это звучит на первый взгляд странно, но это так.) Однако кое-что из своих трофеев французы не отдали. Прежде всего это были зарисовки французских художников, которые, как сумели доказать французские дипломаты при переговорах с англичанами, даже с точки зрения международного права нельзя считать военными трофеями. (И главное, их было легко спрятать и унести.) Так в руках французов остались рисунки Вивана Денона, крупнейшего рисовальщика своего времени. Но он был не только хороший художник, но и блестящий дипломат и доказал свою ловкость еще при «старом режиме» картиной «Поклонение волхвов», что принесло ему титул академика; во время революции он разработал костюмы 36
«республиканской моды», получив тем самым признание Робеспьера, а позже серией своих фривольных рисунков завоевал расположение Жозефины Богарне; галантная Жозефина впоследствии рекомендовала художника своему будущему мужу и будущему императору Бонапарту, и тот взял его с собой в Египет. Денон, однако, не был только графиком и дипломатом, он понимал толк в памятниках древности, поскольку в свое время состоял хранителем королевских коллекций. Денон сопровождал генерала Дезе и вместе с его солдатами добрался до нильских порогов. Он рисовал все, что там видел, причем мастерски: пирамиды, мечети, колоссальные статуи фараонов и лодки на Ниле, возносящиеся к небу колоннады храмов и обелиски под безоблачным синим небом, обломки скульптур, отрытых из песка, и рельефные иероглифические надписи, которыми были покрыты все стены этих невиданных размеров зданий и колонны невероятных объемов. И когда затем в 1802 году он издал свои зарисовки в книге «Путешествие по Верхнему и Нижнему Египту», то «открыл глаза удивленным современникам». Наполеоновские «штатские ученые», из которых была составлена Египетская комиссия, старались сохранить как можно больше своих трофеев, хотя бы в описаниях и копиях. И в результате их работы появился двадцать один фолиант, изданный с 1809 по 1822 год под названием «Описание Египта». До появления труда Шлимана об открытии Трои не было другой книги об исчезнувших цивилизациях, привлекшей такое внимание. Цена каждого тома равнялась годичному содержанию экипажа вместе с кучером, и тем не менее каждый том тотчас раскупался читателями. С большой тщательностью и вкусом здесь были собраны описания всего, что глаза видели, а уши слышали, — весь Египет как на ладони! Воспроизведения археологических находок, растений, животных, бесконечных иероглифических надписей, которые и сегодня вызывают восхищение графиков и полиграфистов, пробудили во всей Европе интерес к стране на Ниле, — интерес, не угасший и поныне. И все же великолепное «Описание Египта», «Путешествие» Денона и другие книги, археологические находки и лекции участников египетской экспедиции ничего не говорили об истории этой страны. Они показывали Египет, но не объясняли. Но разве не могли их авторы узнать что-либо о Египте от современных египтян, живших в городах или среди оросительных каналов, возведенных в одно время с пирамидами? На вопрос французов египтянин отвечал (если отвечал вообще): 37
«Аллах велик, и Магомет пророк его. Много есть вещей на земле, но вся мудрость в священной книге Коран!» Коран был для европейца лишь художественным чтением и толчком к нравственным размышлениям. Об истории Египта он рассказывал еще меньше, чем Библия, которая уже давно — по крайней мере с появлением «Философского словаря» Вольтера — не считалась авторитетным источником исторических сведений. Тогда снова начали читать Геродота и Диодора, римских историков Корнелия Тацита и Аммиана Марцеллина, а в 1805 году вышел первый французский перевод Страбона. Однако труды античных авторов не удовлетворяли критический дух европейца начала девятнадцатого столетия. Но разве не могли нам рассказать о Египте сами древние египтяне? Разве не оставили они какие-нибудь памятники письменности? Ни у одного из древних народов на африканской земле не было столько памятников письменности, сколько их было у египтян. (Если бы кто-нибудь захотел описать надписи хотя бы на стенах одного храма бога Амона в Карнаке, то ему потребовалось бы приблизительно 25 лет!) Вся загвоздка была в том, что египетские письмена никто не мог прочитать. Даже утверждали, что это вовсе не письмо, а просто орнамент! Оно было таинственно, как сам Египет. * * * Великое множество древних египетских надписей попало в Лондон, а их копии — в Париж; благодаря книге «Описание Египта» они стали известны во всем мире. Но ученые чувствовали себя перед этими текстами бессильными. При этом ключ к дешифровке письма, который мог стать и ключом к объяснению всей египетской истории, в том числе загадки пирамид, был найден! И все даже знали об этом! «2 фрюктидора VII года Республики» (2 августа 1799 года) один солдат нашел у бывшей крепости Ар-Рашид, в семи километрах северо-западнее Розетты в дельте Нила, плоский камень из черного базальта размером с поверхность письменного стола. На этом камне было высечено три надписи: верхняя — иероглифами, под ней неизвестные письмена, а нижняя— на греческом языке! Два офицера, Дотпуль и Бушар, которые (отнюдь не по праву) упоминаются в литературе как 38
нашедшие Розеттский камень, постарались переправить его в Каир. А там некий французский генерал, в отличие от многих своих коллег в эполетах имевший классическое образование, тут же прочитал греческий текст: он относился к 196 году до н. э. и содержал благодарность жрецов царю Птолемею V Эпи- фану за оказанные благодеяния. В конце греческой надписи указано, что оба верхних текста являются ее точным переводом. Они написаны двумя системами египетской письменности, о которых упоминает уже Геродот: священным письмом, то есть иероглифическим, и народным, то есть демотическим. Казалось, достаточно найти египетские эквиваленты к греческим, словам, и египетский текст на Розеттском камне можно было бы прочитать. А с его помощью и все египетские надписи!.. Об этой возможности уже подумал неизвестный автор статьи во французском военном журнале «Египетский курьер», который одним из первых сообщил о находке Розеттского камня. Египтологи-любители и все интересующиеся этой проблемой ликовали. Так, «Вестник Европы», издаваемый русским историком Н. М. Карамзиным, к примеру, писал: «Новое открытие порождает надежду, что с помощью греческой надписи прояснится смысл иероглифических рисунков!» Обратим внимание на последнее слово: «рисунков», то есть картинок. Все ученые считали иероглифы пиктографией — рисуночным письмом. Но это и оказалось той роковой ошибкой, которая делала невозможной разгадку иероглифов и после находки Розеттского камня. И даже после открытия в 1815 году обелиска на острове Филе (своего рода второго Розеттского камня) с греческим текстом и иероглифами. История этой ошибки — поучительный пример того, на какой ложный путь попадает наука — и не только наука,— у которой не хватает смелости или творческой инициативы и которая вместо этого засушивает себя цитатами признанных авторитетов. Европейские ученые, зашедшие в тупик, как правило, обращались к своим греческим учителям. (В этом случае их отчасти оправдывало то, что древние греки были все же на 20 — 25 столетий ближе к иероглифам.) «Египетское письмо имеет символический характер. Каждый знак выражает слово или фразу», — написал греческий писатель Плутарх в начале II века н. э. 39
«Иероглифы — магические знаки», — писали другие. «В иероглифах скрыта от непосвященных мудрость египетских жрецов», — утверждал римский писатель Апулей в конце II века н. э. Правда, все это были лишь случайные мысли. Но античность оставила и научный труд, посвященный египетской письменности. И не было ни одного ученого, изучавшего тайны Древнего Египта, который не обратился бы к нему. Это было сочинение Гораполлона «Иероглифика». (Мы знаем двух Гораполлонов. Один из них был филологом и жил в Александрии приблизительно в IV веке н. э., но мы не можем утверждать с полной уверенностью, что именно этот Гораполлон был автором данного произведения.) И в этой книге черным по белому было написано, что иероглифы — это рисуночное письмо. Более того, знание автором коптского языка, восходящего к древнеегипетскому, позволило ему довольно правдоподобно объяснить некоторые знаки. Так, к примеру, изображение зайца, по его мнению, означает (в некоторых случаях) «открытый». Почему? «Потому что у зайца всегда открытые глаза», — отвечал Гораполлон. Однако это объяснение было неправильным. Изображение пчелы якобы означает народ, потому что Гораполлон, да и не только он, считал, что народ, как пчелы, трудолюбив и старателен. Подобное сравнение, конечно, верно, но только это изображение пчелы означало «царь Нижнего Египта». (Правда, об этом мы узнали только через 1500 лет.) Гораполлон увел на ложный путь целые поколения толкователей иероглифов. Разумеется, среди них были и шарлатаны. Так, например, папский каноник Больцани выпустил в 1556 году объемистый труд «Иероглифика, или Толкование священных знаков египтян», в котором растолковал все иероглифы. Правда, все их до единого он просто выдумал. А Пьер Ланглуа в своей книге, вышедшей в 1584 году, якобы расшифровал с помощью иероглифов гербы французского дворянства. Но немецкий иезуит Афанасий Кирхер (1602—1680) был, бесспорно, серьезным ученым и знатоком Египта. Посвятив разгадке иероглифов много лет, он издал в 1643 году большой труд «Воссоздание египетского языка», который прославил его не менее, чем изобретение им же «латерны магики» — проекционного фонаря. Методом Гораполлона он прочитал, например, группу из семи знаков, следующим образом: «Осирис — творец плодородия и всей растительности, производительную 40
способность которой низводит с неба в свое царство святой Мофта». На самом деле эти знаки означают «автократор» (самодержец), то есть греческий титул римского императора. Однако его заключение, что коптский язык близок древнеегипетскому, было очень ценным. Еще целых двести лет после Кирхера блуждали ученые в дремучей чаще иероглифов, более коварной и непроходимой, чем папирусные рощи на болотистых берегах Нила... Ошибался и англичанин Уорбертон, хотя уже в 1738 году он высказал предположение, что в египетском письме есть знаки, имеющие характер букв. (Это был, как мы уже знаем сегодня, значительный, но еще робкий шаг вперед по сравнению с Го- раполлоном.) Ошибался другой исследователь и его современник — историк и востоковед француз Жозеф де Гинь, который находил родство между египетскими и китайскими иероглифами и сделал из этого вывод, что китайцы — это египетские колонисты! Ошибались и лондонские коллеги профессора де Гиня, утверждавшие, что, напротив, египтяне — выходцы из Китая. Ошибался и неизвестный парижанин, открывший в надписи на храме в Дендере сотый псалом; ошибался и немец из Дрездена, который прочитал из короткого иероглифического текста Розеттского камня (от которого была отломлена почти половина верхней части и значительная часть нижнего левого угла) весь греческий текст, слово за словом! А что же говорить о шведском графе Палине, который якобы разгадал египетские тексты Розеттского камня «за одну бессонную ночь», как он сам утверждал, «чтобы не совершить ошибок, являющихся неизбежным результатом долгого размышления»? Неправ был и Исаак Антуан Сильвестр де Саси (1758—1838), крупнейший востоковед на рубеже XVIII—XIX столетий, который, просидев целый год над текстами, высеченными на Розеттском камне и обелиске с острова Филе (причем он достиг определенных успехов), в конце концов отступился и заявил: «Это слишком запутанная и с научной точки зрения неразрешимая проблема!» Чтобы понять всю сложность этой проблемы, приведем хотя бы несколько фактов. Как нам уже известно, никто тогда не знал, что означают отдельные иероглифы: буквы, слоги, слова или даже целые фразы. Не знали и того, как надо их читать: справа налево, слева направо, сверху вниз или снизу вверх. И наконец — но и на этом проблема еще не кончается, — никто не знал, на каком языке сделаны эти надписи. Твердо 41
зная одно — что это язык египтян, — в то же время не знали, какова его структура, морфология, грамматические правила. Речь шла о языке, который был мертв уже не одно тысячелетие, и не только мертв, а совсем забыт. Потом выяснилось, что язык древних египтян не схож с языком современных жителей Египта даже в той малой степени, в какой, скажем, славянские языки схожи с латинским. И все же в конце концов нашелся человек, который избежал ошибок и прочитал текст на Розеттском камне. А после него и надписи, высеченные долотом на стенах храмов, и тексты, написанные тростником на тонких свитках папируса. Ему было тогда всего тридцать два года, из них уже двадцать пять лет он занимался мертвыми языками Востока и историей Древнего Египта. Звали его Жан Франсуа Шампольон. Жизнь и труд этого человека — удивительный пример того, на что способна неодолимая энергия и целеустремленность. Его гениальность бесспорна, но разве не говорил Эдисон, человек, безусловно компетентный в этом вопросе, что гениальность — это 99 процентов труда. Жан Франсуа Шампольон родился в 1790 году в Фи- жаке — городке на юге Франции, в провинции Дофинэ'. Он появился на свет якобы таким темнокожим, что присутствующий врач сказал, что ребенок похож на египтянина. (Через двадцать лет это стало его прозвищем.) На пятом году, как пишет один из его биографов, он добился первого исследовательского успеха: сравнивая выученные им молитвы с текстами в материнском молитвеннике, он без помощи взрослых научился читать и писать. На девятом году Жан Франсуа знал греческий и латинский, освоив их по книгам отца, книготорговца, на одиннадцатом — читал Библию в древнееврейском оригинале. В это время он уже живет в Гренобле, у своего старшего брата Жака, преподавателя греческой литературы. В тринадцать лет изучает арабский и вскоре коптский. («Я пишу дневник на коптском языке — для тренировки».) В пятнадцать — персидский, этот «латинский язык Востока», и труднейшие языки Древнего Востока: зендский, пехлеви и, разумеется, санскрит (для развлечения и китайский). В шестнадцать лет он становится членом Академии в Гренобле. Введение к книге «Египет при фараонах» стало его вступительной лекцией. 42
Жан Франсуа Шампольон (1790—1832) Это была не первая его книга, хотя та, первая, и вышла много лет спустя. Его первая работа носила довольно странное название — «История знаменитых собак». И написал он ее в одиннадцать лет. Он публикует статью, в которой высказывает и свои политические взгляды: на основе критического изучения Библии, речей Цицерона, «Законов» Платона, «Политики» Аристотеля и идей Великой французской революции Шампольон пришел к убеждению, что «республика — единственно разумная форма государственного устройства». В свободное время (!) он составляет синхронистические таблицы мировой истории «От Адама до Шампольона-младшего». Но уже и тогда его больше всего интересует Египет. Название этой страны он впервые услышал, когда ему было лет семь: старший брат Жана Франсуа хотел участвовать в наполеоновской экспедиции, но у него не оказалось необходимой протекции. Через два года случайно Жану Шампольону попадает в руки 37-й номер «Египетского курьера» с сообщением о находке Розеттского камня. Еще через два года он знакомится с египетской коллекцией Жана Батиста Фурье, префекта департамента Изера. Этот известный математик и физик был вместе с Бонапартом в Египте, работал секретарем Египетской комиссии в Каире, одновременно являясь французским комиссаром при египетском правительстве. Фурье, вновь назначенный префектом, как-то раз инспектировал школу, где учился Шампольон, и так заинтересовался находчивым учеником, что пригласил его к себе. Одиннадцатилетний Жан Франсуа был в восторге от его коллекции: «А что на этом папирусе? Что означает эта надпись?» Фурье в ответ только качал головой: <<К сожалению, никто не может это прочитать!» — «А я прочитаю обязательно'— заявил Шампольон. — Через несколько лет, когда вырасту!» Несколько лет растянулись на два десятилетия. За это время Шампольон приобрел звание академика Гренобльской академии наук (тогда это не сопровождалось жалованием), рас- 43
положение господина де Саси (что сопровождалось лишь приглашениями на званый ужин) и всеобщее признание. (Путешественник Сомини де Манонкур, не раз побывавший в Египте, заявил, что Шампольон знает Египет, как он сам, а один арабский шейх, беседуя с Шампольоном целый вечер, не хотел верить, что тот не его соотечественник.) Но после двухлетнего пребывания в Париже, живя в холодной комнате и плохо питаясь, он приобрел также и туберкулез. Нужда и боязнь вербовки — Наполеон требовал, чтобы французы, не имевшие достаточно денег для выкупа, проливали за него кровь, — заставили наконец Шампольона вернуться в Гренобль. «К сожалению, нищим, как поэт». Он получает место профессора истории в коллеже, где за партами еще сидят его соученики, и по-прежнему занимается историей Египта, разгадкой иероглифов и составлением коптского словаря. («Он с каждым днем становится толще, — пишет Шампольон, дойдя до 1000-й страницы словаря, — его создатель— все тоньше».) Без устали изучал он всевозможные греческие, латинские, древнееврейские материалы о Древнем Египте. И при этих непрестанных занятиях Шампольон еще пишет пьесы для местных любителей-театралов, и в числе прочего драму об Ифигении, ибо на свое жалованье он не может не только покупать книги, но и прокормиться. Помимо всего прочего, он еще сочиняет антиправительственные песенки... Песенки направлены против Наполеона, но в равной мере могли быть отнесены и к Людовику XVIII, который вернулся в 1814 году в Париж в обозе союзных армий, чтобы занять трон своих предков. Республиканец Шампольон отождествлял монарха с тираном (неважно, был ли это император или король), и он публично высказывает различные опасные идеи, среди них и такую, что наука должна служить познанию правды, правды объективной, а не бурбонской или наполеоновской. В результате Шампольону снижают жалованье и запрещают читать лекции. Он полностью отдается занятиям наукой, не отделяя, однако, египтологию от политики. Правление Людовика XVIII было еще дальше от республиканских идеалов Шампольона, чем наполеоновское. В марте 1815 года Наполеон внезапно покинул Эльбу и появился перед воротами Гренобля, стремясь снова взять власть в свои руки. («Корсиканское чудовище появилось в Каннах», — писали в этот час газеты, чтобы через неполных три недели торжественно сообщить: «Его императорское вели- 44
чество с триумфом вступил в преданный ему Париж».) Шам- польон видел в Наполеоне «меньшее зло» и во время его пребывания в Гренобле согласился вместе с братом быть ему представленным. «Реставрированный» император с светской любезностью спрашивает, над чем он сейчас работает. «Над коптским словарем и египетскими иероглифами...» Наполеон становится внимательнее. Он вспоминает об египетской экспедиции, говорит о своем желании послать в Египет Шампольона и, перебирая свитки папирусов с древнеегипетскими текстами, рассказывает о своих будущих планах в Египте. ..Ив результате предлагает Шампольону сотрудничество. Вторичное правление Наполеона длилось лишь сто дней. После битвы при Ватерлоо (18 июня 1815 г.) в обозе прусской армии в Париж возвращаются Бурбоны. «Наказания сыплются, как манна небесная в пустыне», — пишет Шампольон другу в Париж. Они настигают и его: обыватели мстят гению за свое ничтожество. Антимонархические песенки и беседа с Наполеоном были достаточной причиной, чтобы приговорить Шампольона к изгнанию — как изменника. Разумеется, у Шампольона нет желания провести остаток жизни на галерах. Он бежит из Гренобля, скрывается в Альпах и только какое-то время спустя отваживается появиться в родном Фижаке. В течение полутора лет он собирает здесь силы для решительного наступления на иероглифы. Когда он возвращается в Париж, эту пересадочную станцию на пути в страну на Ниле, он подготовлен для своего путешествия как ни один ученый ранее. Описание специальной подготовки молодого Шампольона, отвечающей требованиям научной точности и основательности, даже при самом кратком перечислении составило бы книгу примерно такого же объема, который мы предназначили для рассказа о всем нашем путешествии. Ограничимся поэтому существенными фактами и важнейшими вехами в его исследовательской работе. Шампольон проштудировал буквально все, написанное за последние два с половиной тысячелетия об иероглифах и Египте. И потом во всеоружии уже приступил к самостоятельному изучению египетского письма, но в отличие от других ученых начал с демотического, то есть народного, письма, считая его более простой формой. (Он считал демотическое письмо — ив этом ошибался — вместе с тем и более древним, логически рассуждая, что сложное развивается из простого; но 45
Палетки (пеналы) писца . в случае с египетским письмом все было наоборот.) В течение ряда лет он продвигался строго в одном определенном направлении и, лишь установив, что зашел в тупик, начинал все сначала. «Эта возможность изучена и отвергнута. И возвращаться к ней не стоит, но и она принесла пользу», — писал он при этом. Таким путем он изучил и отверг метод Гораполлона. А с ним и неправильный подход к дешифровке иероглифов всего ученого мира. Кроме научной подготовки, настойчивости и самокритичности, Шампольон обладал еще и огромным мужеством. Из Плутарха он знал, что у египетского демотического письма 25 знаков. И он, решив это проверить, принялся их определять. Правда, до этого он установил, что эти знаки должны выражать звуки (а не только понятия, выраженные при помощи стилизованных рисунков, безразличных к произношению). «Если бы они не выражали звука, на Розеттском камне не могло бы быть царских имен». А царские имена там были, об этом он узнал tt Л 46
из греческого текста. И вот эти-то царские имена, которые должны были бы звучать на египетском так же, как и на греческом, Шампольон и выбрал за отправную точку. После титанической работы, которая была бы таким же титаническим трудом даже для современных ученых, работающих с электронными машинами, он нашел и установил значение 10 различных иероглифических знаков. Между тем продвигались вперед и другие ученые. Несколько знаков открыл аналогичным способом датский ученый Георг Цоёга (1755—1809), шведский востоковед Давид Окерблад (1763—1819) и француз Сильвестр де Саси. Однако еще больше сделал для дешифровки иероглифов английский врач и естествоиспытатель Томас Юнг (1773 — 1829), тоже гениальный полиглот: в пятнадцать лет он владел, кроме основных современных языков, пятью мертвыми. Томас Юнг дешифровал пять знаков иероглифического письма и определил их звучание; открыл он и два своеобразных знака, которые не были буквами, но означали в демотическом письме Розеттский камень. Вверху иероглифи- Фрагмент рельефа с иерогли- ческий, посередине демотический, фами, в картуше имя фараона внизу греческий текст. Лондон, Аменемхета. Среднее царство. Британский музей. XII династия.
J a ra л □ начало и конец собственного имени (тем самым он разрешил проблему, перед которой остановился де Саси: почему в демотическом тексте различные имена начинаются с одинаковых букв), и подтвердил уже давно высказанную гипотезу, что в древнеегипетском письме гласные не встречаются! Но в конце концов он оказался перед неразрешимыми противоречиями (прежде всего потому, что прочтение других девяти якобы «точно определенных» знаков оказалось неверным) и в 1818 году практически забросил свои занятия иероглифами. Но если другие ученые открыли значение отдельных знаков и добились частичных успехов, то Шампольон открыл систему древнеегипетской письменности. Он раскрыл взаимосвязь между иероглифическим и демотическим письмом и связь этих двух письменностей с третьей, еще более загадочной, которую он назвал иератическим, то есть «священным», письмом. Он установил принцип египетского письма, прочитал древнеегипетские тексты, перевел их и составил грамматику. Он воскресил мертвый, забытый язык строителей пирамид! Первым этапом к этому фантастическому успеху, который современный человек, видевший собственными глазами телевизионную передачу с Луны, вряд ли способен оценить по достоинству, была расшифровка нескольких знаков царских имен на Розеттском камне. Шампольон расшифровал их, сравнивая иероглифы и греческий текст и сверяя эти знаки с именами на одном случайно найденном папирусе. «Я расскажу тебе о своих первых шагах!» — пишет он брату 30 августа 1808 года. Но восемнадцатилетний академик вместе с тем чувствует, что пока это лишь гипотеза. (Ученый, подобно детективу, должен выдвигать гипотезы и, подобно поэту, обладать фантазией, но там, где для поэта начинается работа над формой, для ученого, как и для детектива, наступает необходимость собирать доказательства.) Вторым этапом после пятилетнего труда было объяснение досель не расшифрованного иероглифа"^-^. Шампольон сделал пп Буквенные иероглифы. 48
это с помощью коптского языка, который он считал мостиком к древнеегипетскому. У коптского языка для шести личных местоимений — шесть окончаний. Почему бы им не быть и в древнеегипетском? И когда он начал их искать, то установил, что там, где в греческом стоит притяжательное местоимение «его», в коптском языке стоит буква у «ф» и что этот знак на Розеттском камне обозначен стилизованным рисунком рогатой змеи. И хотя это предположение было рискованным, оно оказалось правильным. Рогатая змея в иероглифах означает «ф» — тот же звук, что в греческом (^ , а в латинском f. Третьим этапом — после дальнейших девяти лет неутомимого труда и малозаметных успехов — было прочтение имен Рамсеса II и Тутмоса III, двух знаменитых царей Египта. В памятное утро 14 сентября 1822 года Шамполь- он начал изучать копии рельефов из храмов Египта, которые ему прислал его друг французский архитектор Гюйо. Одно из царских имен начиналось с кружка. «Не могло ли это быть знаком солнца?»— задал себе вопрос Шам- польон. Но солнце на коптском звучало как «ре». А что если и на древнеегипетском оно обозначалось «ре»? И если правда, что иероглифическое письмо родилось из рисуночного, то не означает ли этот первый знак данного имени просто начальную букву этого слова, то есть «р». И даже если нам сейчас трудно проследить ход мысли Шампольона, ясно одно: он был продиктован двадцатипятилетними занятиями и почти пятнадцатью годами напряженной Статуя царского писца Каи. Из гробницы Каи в Саккара. Древнее царство. V династия. Париж, Лувр.
ИТФА-ЕМЕМ JCrtF.OWATPA Иероглифическое написание имен. г- .^-, работы. Но важнее всего, что он ока- fn -^ ш m л&А» ift зался правильным. К полудню 14 сентября Шампольон смог воскликнуть: «Я добился своего!» И, изнемогая от счастья, он рухнул на пол. Ему удалось впервые самостоятельно расшифровать имя царя из древнеегипетского текста. Самостоятельно, то есть не пользуясь греческим текстом. Пять дней он провел в лихорадочном состоянии, затем пришел в себя, сел за письменный стол и написал: «Письмо господину Дасье относительно фонетического алфавита иероглифов». Дасье был знатоком классической филологии и приятелем Шам- польона, рекомендовавшим его Французской академии. 23 сентября Шампольон прочитал членам Академии надписей и изящной словесности лекцию, где доказывал правильность своей дешифровки и одновременно ее объяснял. На Розеттском камне сохранилось всего 1419 иероглифов, которым соответствуют 486 греческих слов. Это означает, что любое египетское слово выражается примерно тремя письменами. Иными словами, каждый отдельный иероглиф не должен был выражать (и, за редким исключением, не выражает) понятие. Кроме того, многие из этих знаков повторяются; всего здесь 166 разных знаков. Имена царей египтяне пишут в особых овалах — картушах. На Розеттском камне и на обелиске из Филе есть картуш, в котором, как доказывает греческий текст, вписано имя «Птолемей». Достаточно сравнить его с картушем, который означает имя «Клеопатра». Первый, третий и четвертый знаки из имени «Птолемей» совпадают с пятым, четвертым и вторым знаком в имени «Клеопатра». Итак, есть десять знаков, значение которых бесспорно. Конечные знаки в имени «Клеопатра» Шампольона не сбили с правильного пути, он решил, что они означают окончания женских имен (как в русских концовка «а»). С помощью их можно прочитать и другие имена собственные: «Александр», «Цезарь», «Береника». ..Ас помощью новооткрытых знаков — и другие слова. Таким образом можно составить весь алфавит однобуквенных иероглифов. А следовательно, и алфа- 50
вит иератического и демотического письма! И с помощью коптского языка перевести египетские тексты. Но как же быть со знаками, которые не выражены фонетически? Египтяне, как известно, не писали гласных. Поэтому, скажем, знаки о (П-Р) можно прочесть как «пер», то есть «дом», или как «пире», то есть «выходить». К такому слову присоединялся детерминатив—пояснительный знак. В первом случае к этому слову присоединялся символический план дома (CIS), в другом — идущие ноги (io)... И никто из грамотных египтян уже не сбивался. А после дешифровки иероглифов Шампольоном не путались и египтологи. Таких детерминативов было около ста, были среди них и постоянные, что упрощало дело. .. Наряду с однобуквенными знаками существовали и двух- буквениые и трехбуквенные (было даже несколько четырехбуквенных). Существовали и комбинации отдельных знаков. Так, к примеру, знак, обозначавшийся рисунком «тростник», соединенный с детерминативом, означавшим пешехода (ноги), выражал слово «ходить». Но все эти проблемы по сравнению с дешифровкой первых иероглифов были просто детской игрушкой! Скажем, такой вопрос: как читать иероглифы? Шампольон отвечал: в обратном направлении изображенным знакам. Если сова, означающая букву «м», или ладонь, означающая букву «д», повернуты налево, то и читаются они как наш алфавит — слева направо; если же они повернуты направо, то читаются справа налево. .. День, когда была прочтена лекция Шампольона, считается днем рождения новой науки — египтологии. Можно было начинать научное изучение Египта. Тайна пирамид, и не только пирамид, но и одной из самых древних культур на земле, могла быть, наконец, раскрыта. PAMCRC 11 СШО«1»РУ „ АВТОКРАТ©* и (О К Е * РУ) 1С А М ОДЕ РЖ ЕЦ ] КШ1А хк®ис XV ФУ} U luuij МИКВЙИН 51
* * * В июле 1828 года сбылась мечта Шампольона: он собственными глазами увидел каменное чудо на Ниле. Хотя Шампольон еще считался «изменником» (официальной реабилитации или помилования он так никогда и не получил), тем не менее он прибыл в Египет во главе большой научной экспедиции; Лувр снабдил его значительными денежными средствами и снарядил два корабля — «Исида» и «Ха- тор». Экспедиция Шампольона высадилась в Александрии. «Я поцеловал египетскую землю, впервые ступив на нее после долгих лет нетерпеливого ожидания». Он посетил Розетту и по одному из притоков Нила добрался до Каира. Арабская архитектура его не очень привлекала. Его целью были пирамиды в Гизе, Абусире и Саккара. И, минуя города и руины, историю которых он знал лучше, чем кто-либо другой, Шампольон продолжал свое путешествие дальше, читая тексты эпохи фараонов. Впервые человек нашей эры понимал их.. . После посещения Саккара он возвращается обратно к Нилу, где попадает в финиковую рощу, находит надписи на каменных руинах и устанавливает их возраст. Спускается в каменные подземелья и, пугая там гиен, исследует фундаменты некогда величественных зданий... Да, он находится на земле первой столицы объединенного Египта, на земле Мемфиса, как называли ее греки. Пять тысячелетий назад была основана эта великая столица, три тысячелетия назад Мемфис достиг расцвета, два тысячелетия назад он был еще «красивым многолюдным городом», а сейчас на его месте среди пустыни раздавались лишь совиные крики. Любовь Фатимидов к роско- Q^tii|||N V^hpJ %г~£*г ши и господство мамлюков превратили город в каменоломни: здания постепенно разбирались, а камень, дерево и другие строительные материалы увозились вниз по реке, из них воздвигали на другом берегу Нила дома, дворцы и мечети новой столицы — Каира. . . Шампольон продолжает -4-« 52
свой путь против течения Нила, в арабском одеянии, бритоголовый, в тюрбане и высоких сапогах из желтой кожи. (Когда Макиавелли писал свои десять томов о Тите Ливии, он якобы надевал тогу, стремясь проникнуться римским духом. Но Шам- польон меняет одежду не с этой целью, а в весьма практических намерениях: каждый проживший в Египте долгий срок знает, что арабское одеяние при тамошней жаре намного удобнее европейского.) Местные жители разговаривают с ним как с правоверным мусульманином, обращаясь к нему: «Брат мой!» И не успевает он добраться до какого-нибудь глухого селения, как там уже знают, что «какой-то француз заставил заговорить даже мертвые камни». Он делает открытие за открытием. Обследует руины Эбо- зева и узнает, что это прежняя столица Верхнего Египта, по- гречески Абидос. В Тель-эль-Амарне устанавливает, что огромное здание, считавшееся зернохранилищем, — древнейший храм. И так он приближается к величайшему триумфу и ярчайшему переживанию жизни — к открытию храма в Ден- дере. Шампольон прибывает туда лунной ночью, преодолев довольно опасную дорогу вдоль пальмовых рощ. (Местные жители сочли его экспедицию бандой воров и чуть не убили палками.) «Я даже и не пытаюсь передать то впечатление, которое произвел на нас великий храм и особенно его портал. Измерить его еще можно, но описать так, чтобы вы его представили,— немыслимо. Величие в нем слито с красотой высочайшего совершенства. Мы оставались там часа два, совершенно ошеломленные...» «.. .Что можно сказать о древности этого храма? .. Во- первых, он посвящен не Исиде, богине природы, а Хатор, богине любви. Во-вторых, своим завершением он обязан династии Птолемеев и даже римлянам. Великолепен ли он? Возможно, он действительно архитектурное чудо, но стиль его скульптур ужасающ... Барельефы отвратительны и не могут быть иными, относясь к эпохе упадка. Пусть именитая Египетская комиссия не будет на меня в обиде». Шампольон отправляется далее, в Фивы, осматривает храмы Луксора и Карнака. Гомеровские «стовратые Ф ивы», столь восхваляемые античностью, что Монфокон без колебаний отнес их к чудесам света, Шампольон, разумеется, нашел в руинах. Но какие это руины! Колонны храма Амона, которые не обхватить и втроем, все, 53
от основания до капители, исписаны иероглифами; Шампольон не разгадывает, а читает их. Он изучает обелиски и пилоны, высота которых намного превосходит самые высокие дома тогдашнего Парижа, переправляется через Нил к «поющим колоссам Мемнона», проходит по колоннадам перед высеченным в скале храмом царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри, бродит по городу мертвых и мертвому городу... И всюду зарисовывает, сравнивает, отдыхает, работая, и работает, отдыхая... «Думаю, что могу с полным правом сказать, что египетская история, египетская религия и египетское искусство станут известными и будут правильно оценены лишь после опубликования результатов моей экспедиции». Шампольон провел в Египте полтора года. Помог ли климат Египта, который считают одним из самых благоприятных климатов мира, вылечить его туберкулез? Он не очень-то ощущал этот климат. Дни и ночи проводил он в гробницах, куда тысячелетиями не проникало и дуновение свежего воздуха: копировал надписи при свечах, сжирающих последние крохи кислорода. Несколько раз он падал там в обморок и, когда друзья выносили его на свежий воздух, вновь возвращался в гробницы. «Как жаль, что день имеет только двадцать четыре часа!» Через два с половиной года после возвращения во Францию, 4 марта 1832 года, Шампольон умер. Он всегда пренебрегал советами врачей беречь себя. К тому же у этого знаменитейшего ученого своего времени, профессора Парижского университета никогда не было денег для лечения и нормального питания. Ему не довелось дожить до выхода в свет своей «Египетской грамматики». Посмертно был издан и его «Египетский словарь». Однако это не умаляет заслуг Шампольона, их не могли зачеркнуть и памфлеты некоторых немецких профессоров, которые выступали против него. Для ученых его имя стало символом! Когда чешский ученый Бедржих Грозный дешифровал в 1915 году письмо хеттов, его назвали «новым Шампольо- ном». Любой египтолог и поныне работает, опираясь на основы, заложенные Шампольоном. * * * Дешифровка письменности и языка древних египтян открыла плотину для потока исследователей, которые буквально заполонили долину Нила. Туда отправлялись не только такие 54
серьезные ученые, как англичанин У. Дж. Бэнкс или художник Ф. Кетервуд (вскоре прославившийся рисунками пирамид и скульптур древних майя на полуострове Юкатан). Существует даже чешская поговорка: «Ездить в Египет», возникшая в середине прошлого века. Заоралек в словаре народных пословиц и поговорок приводит ее значение: «ходить на разбой». Основателем многолетней традиции «научного обкрадывания» Египта стал итальянец Джованни Баттиста Бельцони (1778—1823). Из -за несчастной любви он решился уйти в монастырь. В период наполеоновских войн в Италии на него насильно надели мундир. Но вскоре он дезертирует и попадает (далеко не сразу и не прямо) в Лондон. Там он был «врачом», а когда его «практикой» заинтересовалась полиция, стал выступать в цирке как «самый сильный человек мира». Потом был изобретателем машин, изобрел даже какой-то «невероятный водяной насос» и надеялся продать свое изобретение в Египте. Пока он ждал по этому поводу решения египетского правителя Мухаммеда Али, на глаза ему попались пирамиды. Бельцони был уверен, что такие грандиозные сооружения не могут быть ничем иным, как сокровищницами фараонов, и он решил заглянуть внутрь. С нечеловеческими усилиями он стал пробивать ход в стене пирамиды Хефрена. Он выбрал ее потому, что у пирамиды Хеопса зияло в стене отверстие, и он решил, что ее уже обворовали. 2 марта 1818 года Бельцони удалось проникнуть в пирамиду Хефрена, а затем узким коридором в погребальную камеру. Он нашел там только пустой гранитный саркофаг, в котором некогда покоилась мумия фараона. Иными словами, погребальная камера была разграблена, как, впрочем, и погребальные камеры других пирамид. Ф изическая выносливость и смелость Бельцони не могли не привлечь внимания английского консула в Каире Генри Солта, такого же «ученого», как Бельцони. Результатом их знакомства было соглашение. По этому соглашению Бельцони обязался предоставить английскому консулу Солту все египетские древности, которые он сможет вывезти из страны, а консул в свою очередь обязался заплатить Бельцони в английских фунтах. Предусматривалась и отправка знаменитых «колоссов Мемнона» на палубе нильских кораблей. Но «самому сильному человеку в мире» не удалось сдвинуть эти статуи с места, что и понятно: ведь высота их превышает шестнадцать метров, а мизинцы у них метровые. Тогда Бельцони предложил консулу статую Рамсеса II (она и поныне находится в Британском 55
Храм царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. Новое царство. XVIII династия. музее вместе с несколькими сотнями скарабеев — священных жуков из полудрагоценных камней, с вырезанными на них иероглифами) и полдюжины обелисков. С основательностью, на первый взгляд невероятной для подобного человека, он «прочесал весь Египет» и своими результатами перекрыл деятельность всей наполеоновской Египетской комиссии. Наконец он получил официальное признание и стал сотрудником и представителем Британского музея. В 1820 году он устроил выставку своих трофеев в Лондоне, что принесло ему немалый доход и славу. И хотя намерения и методы Бельцони были чисто коммерческие, он немало сделал для появления на свет из глубин веков египетских древностей, которые могли бы при тогдашних i условиях просто исчезнуть навеки (не только для Египта, но и для всего человечества). Через сто лет после его смерти (он погиб в 1823 году во время экспедиции в Тимбукту) Говард Картер, открывший гробницу Тутанхамона и, безусловно, человек авторитетный, написал: «Он был одной из самых знаменитых личностей во всей истории египтологии». Самую большую научную экспедицию после Шампольона отправил в Египет прусский король Фридрих-Вильгельм IV 56
Колоссы Аменхотепа III в Фивах, известные как «колоссы Мемнона». Новое царство. XVIII династия. с одним условием: укрепить доску с его именем и всеми титулами, написанными иероглифами, на самой высокой пирамиде. Это было сделано. Надпись существует и поныне. Инициатором этой экспедиции был Александр фон Гумбольдт, руководителем — тридцатитрехлетний Рихард Лепсиус (1810— 1884). Экспедиция проработала в Египте три года. В 1843 году она работала в развалинах Мемфиса, заново изучая их, в 1845 году, почти восемь месяцев, на западном берегу Нила, напротив Фив — в Долине царей. Среди прочего были открыты следы или развалины более тридцати доселе неизвестных пирамид. Собранный драгоценный материал Лепсиус с врожденной немецкой педантичностью систематизировал. Его «Системой египетской истории» пользуются и поныне. На смену немецким археологам вскоре в Египте появились английские и французские. В 1850 году в Каир прибыл француз Огюст Мариетт (1821 — 1881), ассистент Луврского музея, с намерением купить коптские рукописи. Мариетт собирался пробыть здесь несколько дней, но его очаровал вид пирамид с каирской цитадели. Ему захотелось отправиться к пирамидам, захотелось проникнуть внутрь. В Саккара он сразу увидел Сфинкса, чья голова выглядывала из песка. И он вспомнил одно место из Страбона: «В Мемфисе есть храм Сераписа, расположенный среди такой пустыни, что ветры нанесли на него целые горы песка, из которых мы увидели лишь выглядывающих сфинксов, одних полузасыпанных, других полностью скрытых песком». И Мариетт пустился на поиски этих сфинксов. После многомесячных трудов и немалых препятствий со стороны местных властей ему удалось открыть аллею из 141 сфинкса (некоторые из них были засыпаны почти тридцатиметровым слоем песка), приведшую его к Серапеуму— подземному склепу священных быков, лежащих в гробах из цельного куска черного или красного гранита весом в 65 тонн 57
каждый. Склеп был давно обворован — среди прочих и усердными христианами, уничтожавшими реликвии языческого культа, — но на стелах остались надписи со сведениями о быках: когда они родились, когда умерли, что стоило их погребение, что случилось во время их жизни — замеча- Храм бога Гора в Эдфу, тельные свидетельства для 111 вв. до н. э. изучения не только религии, но и всей истории Египта. Потом Мариетт сделал еще одно открытие: недалеко от Серапеума он нашел гробницу вельможи Ти, почти ровесницу пирамиды Хеопса, а в ней на стенах великолепные раскрашенные рельефы с изображением общественной и частной жизни древних египтян. Правдиво исполненные изображения показывали, какими,орудиями египтяне обрабатывали землю, как делали вазы, добывали камень, как и что готовили в пищу, каким оружием воевали, как ткали полотно, как у них была организована доставка зерна. Птицы, растения, дикие и домашние животные были нарисованы столь достоверно, что легко определялась их видовая принадлежность. И всюду был изображен вельможа Ти, размером втрое, впятеро больше, чем его рабы... В Серапеуме Мариетт нашел новые тексты, в гробнице вельможи Ти — иллюстрации к египетской истории. Он продолжал свои открытия в Эдфу, Карнаке и Дейр-эль-Бахри и всюду видел следы безудержного грабежа египетских древностей, с чем он, как ученый, не мог смириться. Он добился того, что наконец египетское правительство проявило решительность и издало декрет: отныне раскопки могли проводиться только с его согласия и основная часть находок должна передаваться Египетскому музею, который вскоре был основан. (Египтяне благодарны Мариетту и поныне, памятник ему стоит перед Египетским музеем в Каире.) Второй из тех, кто своим заступом сделал важнейшее открытие,— англичанин Уильям Мэтью Флиндерс Питри (1853—1942). Питри был уже археологом иного типа: по образованию — химик и математик, потом коллекционер древ- 58
ностеи, а затем, в течение почти полувека, «землекоп с метром и теодолитом в руках». Он раскопал в дельте Нила греческую крепость Навкратис (VII в. до н. э.). В Луксоре открыл остатки храма Рамсеса, измерил «колоссы Мемнона» и вычислил их вес, нашел вход в пирамиду Аменемхета, проник в Большую пирамиду и тщательно изучил ее ходы и галереи. Работал ночи напролет, жил в одной из ближайших разграбленных гробниц. Он измерил пирамиду Хеопса и сделал это впервые так точно и подробно, как никто другой до него, причем измерил ее не только снаружи, но и внутри: площадь камер, углы коридоров, наклон стен. Определил ориентацию по странам света. Им руководил не только исследовательский интерес, но и желание остановить ту своеобразную эпидемию, которая захватила даже его отца. Под влиянием книг шотландского астронома Ч. Пиацци-Смита многие стали приписывать размерам Большой пирамиды мистический смысл. Питри доказал, что Смит некоторые единицы размеров просто выдумал, а другие — «приспособил». И все же эти мистические представления о роли единиц измерения пирамиды продолжали распространяться. Здесь уже Питри ничего не мог поделать. Кстати, положил начало этой «мистике Большой пирамиды» лондонский книгоиздатель Джон Тейлор, который в 1859 году выпустил книгу, где утверждалось, что пирамиду Хеопса построили не как гробницу, а как вечное воплощение единиц измерения древности. Ч. Пиацци-Смит потом «открыл» в этих единицах измерения всевозможные сведения. К примеру, точную продолжительность солнечного года, периметр нашей планеты и ее удаленность от солнца и т. д. И даже «установил», что в ней зашифрована мировая история человечества прошлого и будущего. Его последователи братья Эдгар увидели в пирамиде «божественный план веков». Ф. Нот- линг «рассчитал» по единицам измере- 59
ния пирамиды, которыми, к слову сказать, египтяне не пользовались, атомный вес отдельных элементов и скорость физического роста человека. Многие пытались даже предсказать, используя эту мистику пирамиды, значительные исторические события.. . Среди прочего предсказывали и начало первой и второй мировых войн: первой — в 1913 году, второй — в 1927 году... Со временем научные доказательства и практический опыт прекратили эту эпидемию мистики. В 1968 году эта эпидемия вспыхнула вновь, правда, теперь в измененной, «космической» форме: после появления книги швейцарца Э. фон Деникена «Воспоминание о будущем». Но разумеется, не эти наводящие на размышления размеры Большой пирамиды и не различные мистические спекулятивные выводы, а огромный материал, собранный и обработанный египтологами всех специальностей, стал импульсом для изучения истории Египта, истории государства на Ниле, которое существовало от своего возникновения до исчезновения три тысячи лет... Было бы интересно проследить труд этих исследователей Египта; этот список насчитывал бы несколько сотен имен, и потому мы перечислим хотя бы важнейшие. Из археологов следует Колоссальные статуи фараона Рамсеса II на фасаде скального храма Рамсеса II в Абу-Симбеле. Новое царство. XIX династия. В 1963—1968 годах храм, разрезанный на 1035 блоков, был перемещен в связи со строительством Асуанской плотины.
Священный бык Апис. Бронзовая статуя, относящаяся ко времени Нового царства. Музей в Александрии. назвать французов Г. Масперо, О. Мариетта, Ж. Моргана, Ж. Ф. Лауэра, немцев Г. Бругша и Э. Бругша, Л. Борхардта и Г. Юнкера, англичан Г. Картера и Д. Е. Квибелла, американцев Д. А. Рейснера и А. Роу и ряд других, кончая египтянином М. 3. Гонеймом. Из филологов это были: французы Э. Руже и Ф. Шаба, итальянец И. Росселини, англичане А. Г. Гардинер, Ф. Л. Гриффит, немцы Г. Грапов, А. Эрман, К. Зете, Б. Шпигельберг, Э. Эдель, выдающийся русский египтолог В. С. Голенищев, основатель кафедры египтологии в Каирском университете. За этим сухим перечислением имен скрывается огромная работа, которая объяснила загадки многих тысяч древнеегипетских реликвий, десятков тысяч художественных произведений, множества письменных документов. Все это впоследствии дало возможность появиться большим трудам историков. К значительным историкам, занимавшимся Древним Египтом после Шампольона, Лепсиуса, Масперо, Питри, относятся прежде всего американец Д. Г. Брэстед (автор часто цитируемой египтологами «Истории Египта», 61
Храм Амона в Карнаке. Новое царство. XVIII— XIX династии. вышедшей в 1905 году), основоположник русской и советской египтологии Б. А. Тураев (и его продолжатели: В. В. Струве, М. Э. Матье, И. М. Лурье, В. И. Авдиев, М. А. Коростовцев, Ю. Я. Пере пелкин, И. С. Кацнельсон), англичанин А. Гарди- нер, автор книги «Египет фараонов» (1961), немец Г. Штайн- дорф и, наконец, французы Э. Дриотон и Ж. Вандье, труд которых «Народы восточного Средиземноморья», вышедший в 1952 году, остается одной из последних крупных работ о египетской истории. Чехословакия это не только страна хоккея и мотоциклов, но и страна востоковедов. Перечисляя даже очень кратко имена представителей мировой египтологии, мы должны упомянуть и имена чешских ученых, особенно основателя чехословацкой египтологии академика Ф. Лексу (1876—1960). Его восьмитомная «Демотическая грамматика» — один из самых выдающихся трудов этого рода в мировой литературе. Его ученик Я. Черный 62
(1898—1970), профессор Оксфордского университета и известный знаток египетской письменности, в последние десятилетия был одним из ведущих египтологов в мире. Другой ученик Лексы 3. Жаба (1917 1971), профессор Карлова университета и руководитель чехословацкого института египтологии, достиг мирового признания своим трудом о древнеегипетской астрономии и своими археологическими раскопками в Нубии. Благодаря этим и многим другим ученым, а главное, благодаря их сотрудничеству, которое может служить примером, мы знаем сегодня историю Египта так же хорошо, как и историю Греции и Рима. Но созданию исторического образа Египта немало способствовали своими трудами, насыщенными красками и ценным фактологическим материалом, и античные авторы: Геродот, Страбон, Диодор, Корнелий Тацит, Аммиан Марцеллин и Иосиф Флавий. А вместе с ними и египетский жрец и историк Манефон, который жил во времена первых Птолемеев (конец IV — начало III века до н. э.) и составил список египетских царей «с времен объединения Египта Меной» до «правления трех царей из рода Себенидов, которые были последними властителями-египтянами». В его списке, написанном уже на греческом языке, сохранившемся лишь в фрагментах, египетские фараоны разделены на тридцать династий. Это деление легло в основу периодизации египетской истории. Манефон понимает под «династиями» группы правителей, которые происходили из одного места или правили в одном городе (то есть имеются в виду отнюдь не родственные связи). Позднее нашлись и более древние рукописи, которые дополнили и уточнили списки Манефона. К ним прежде всего относятся Палермский камень с именами царей по V династию включительно, Туринский папирус с перечислением и частичным датированием правления царей вплоть до XVIII династии, «Анналы» Тутмоса III и другие находки. Одним из важнейших источников этого рода является так называемая Абидосская плита из храма Сети I, называемого греками Мемнонион. На ней изображено, как Сети I вместе со своим сыном Рамсесом (будущим Рамсесом II Великим) обращается в молитве к своим предкам — а этих предков перечислено там семьдесят шесть человек! Все династии Манефон разделил на три периода. Эта периодизация привела Лепсиуса к мысли поделить и всю египет- 63
скую историю на три большие эпохи: Древнее, Среднее и Новое царство. В Древнее царство он включил династии с III по VI, в Среднее XI и XII, в Новое с XVIII по XX династию; о периодах между ними у него было мало сведений, он решил, что их отличал политический и экономический упадок. (А династии с XXI он назвал Поздним царством.) Это деление стало основой периодизации египетской истории, его придерживаются и поныне. Для хронологии пирамид (и других сооружений Египта, считавшихся в разное время чудесами света) и для лучшего понимания общих взаимосвязей будет полезно дать краткий очерк египетской истории, тем более что некоторые сведения, особенно даты, упоминаемые в наших школьных и институтских учебниках, претерпели изменения в связи с новыми научными фактами. И наше современное изложение истории Египта — результат сотрудничества египтологов всех специальностей и национальностей. (А читателю, который глубже интересуется египетской историей, мы рекомендуем для начала «Истррию Древнего Востока» под редакцией В. И. Кузищина, где помещен и обширный список литературы.) * * * Доисторический период, о котором у нас есть достоверные сведения, начинается в V или VI тысячелетии до н. э. Население тогда жило так же, как и сейчас, по берегам Нила, от южных его порогов вплоть до нильской дельты. Уже в IV тысячелетии до н. э. египтяне сооружали каналы, с помощью которых в период разлива (июнь — сентябрь) доставляли нильскую воду, содержащую плодородный ил, на ближайшие поля. Отметки о состоянии воды в разные периоды дали, вероятно, первый толчок к возникновению письма; строительство каналов положило начало геометрии. Основой экономической и общественной организации были общины. В иероглифических надписях содержится для обозначения египетской общины (позднее — области, по-египетски «сепе», по-гречески «номос») знак, изображающий прямоугольник земли, разделенный оросительными каналами. Археологические находки начала IV тысячелетия до н. э. говорят об использовании металлов, главным образом меди, значительном развитии ремесел и торговли, в том числе со странами Пе- 64
редней Азии, и на удивление высоком уровне мастерства обработки металла. Захоронения этого периода дают материал, говорящий о формировании религиозных представлений и о процессе имущественного расслоения. С разложением общины и образованием классового общества возникают мелкие государства, которые объединяются — не без насилия — в Верхний Египет (на юге страны) и Нижний Египет (на севере). Начинается историческая эпоха, то есть эпоха, о которой у нас имеются письменные свидетельства. Согласно Манефону, история Египта началась объединением Верхнего и Нижнего Египта царем Меной (Менесом). Когда это случилось, точно не установлено (хороший пример того, сколько напряженного труда и научных дискуссий скрывается за некоторыми датами в учебнике). Шампольон считал началом правления Мены 5687 год до н. э., Лепсиус — 3892 год до н. э., Мариетт—5004 год до н. э., Брэстед — 3400 год до н. э., Авдиев считает 3200 г. до н. э. и т. д. Ныне обычно считают одной из наиболее достоверных дат «примерно 3000 год до н. э.». (Не исключена поправка в 100 — 200 лет в ту и другую сторону.) И если верно, что объединение Египта наступило тогда, то Мена, как правило, считается основоположником I династии египетских царей. Его первоначальной столицей был Тис (древнеегипетский Тине) близ Абидоса в Верхнем Египте. После объединения Египта он основал новую столицу— Мемфис (Меннофер). Период первых двух династий называется архаическим (или Ранним царством). Известно свыше пятнадцати царей этого периода: они подавили сепаратистские тенденции местных правителей, укрепили внутреннюю и внешнюю власть государства и начали большие военные походы против соседних земель, носившие (как и в остальной истории Египта) характер захватнических войн. За время их правления появились основы для возникновения настоящего государства — одного из древнейших государств в истории. Это период Древнего царства, существовавшего в 2700— 2270 годах до н. э. 1. Оно включает с III по VI династии «строителей пирамид». Первым царем Древнего царства и одновременно первым строителем пирамиды был Джосер. Его 1 В советской исторической науке период Древнего царства датируется около 2800 — около 2250 гг. до н. э. (См.: Большая советская энциклопедия. М., 3-е изд., т. 9, с. 32.) 65
пирамида в Саккара—древнейшее монументальное сооружение из камня. Второй была незаконченная пирамида его сына Сехемхета. Самые большие пирамиды возвели цари IV династии: Снофру, Хуфу, Хафра, Менкаура. (В новейшей литературе эти пирамиды принято называть греческими именами построивших их царей: пирамиды Снофру, Хеопса, Хеф- рена, Микерина.) В период правления преемника Хефрена вспыхнуло одно из первых зафиксированных в истории восстаний народных масс; его причиной был невыносимый гнет, который испытывал египетский народ, работавший до изнурения на строительстве пирамид. За время правления царей Древнего царства Египет превратился в централизованное рабовладельческое государство, главной опорой которого были аппарат и жрецы; экономическую основу составляло сельское хозяйство с развитой оросительной системой. Богатство правителей увеличивалось с помощью грабительских войн. Вместе с тем пятисотлетний период Древнего царства был временем расцвета культуры; иероглифическое и иератическое письмо достигло последней ступени своего развития, и наряду со строительством пирамид широко развилось изобразительное искусство — скульптура и росписи гробниц. К этому времени относятся, например, великолепные скульптуры: так называемый «Сельский староста», украшающий ныне Каирский музей, и знаменитая статуя «Писца Каи», хранящаяся в Лувре. Первое междуцарствие (2270 — 2070 гг. до н. э.) 1 характеризуется ослаблением центральной власти и постепенным распадом Египта на номы. Раздробленное государство не имело сил для организации захватнических войн, необходимых для 1 Ок. 2250 — ок. 2050 гг. до н. э. — (БСЭ. т. 9, с. 33.) 66 Плита царя Нармера (лицевая сторона). I династия, около 3000 г. до н. э. Один из древнейших памятников древнеегипетской культуры. Каир, Египетский музей. мощная армия, чиновничий
приобретения нужных в экономике рабов; оросительная система приходила в запустение. Словом, Египет шел к упадку. В стране царил хаос, и на различных тронах в номах сменяется более сорока ничем не примечательных властителей, из которых самые сильные правили в нижнеегипетском Гераклеополе и верхнеегипетских Фивах. Мало кому из правителей номов удалось сохранить порядок, чтобы впоследствии они могли о себе написать, как номарх Сиут- ского нома Хети: «Каждый чиновник был на своем месте, не было
Статуя Сменхкара, первого преемника Аменхотепа IV — Эхна- тона, мужа дочери Эхнатона. Из Ахетатона. Новое царство. XVIII династия. Каир, Египетский музей. 1 Ок. 2050 —ок. 1700 гг. до н. э. ни одного воюющего, ни одного стреляющего. Дитя не убивали вместе с его матерью, а простого человека вместе с его женой... Когда наступала ночь, путешественник, остановившийся на ночлег у дороги, воздавал мне хвалу, ибо он был как дома: страх перед моими воинами был ему охраной». Среднее царство (2070 — 1790 гг. до н. э.)1 включает XI—XII династии. Начинается вновь объединение страны фиванским властителем Менту- хотепом, который «связал вместе обе области и подчинил себе как Верхний, так и Нижний Египетч и чужие земли». При его преемниках, начиная с Аме- немхета I и кончая Аменемхе- том IV, и при Сенусерте I, II и III проводятся большие оросительные работы, сооружается канал между Меридовым озером и Нилом, колонизуются соседние с Египтом земли. Египет превращается в «цветущий зеленый сад», совершенствуется металлургия, высокого уровня достигает ювелирное искусство, снова начинают строиться пирамиды, но значительно меньшего размера и преимущественно не из камня, а из необожженного кирпича с каменной облицовкой. К знаменитым постройкам того времени относится заупокойный храм — пирамида Ментухотепа в Дейр-эль-Бахри (БСЭ, т. 9, с. 33.) 68
Статуя фараона Рамсеса II Из Карнака. Новое царство. XIX династия. Турин, Египетский музей. и пирамиды в Лиште, Дашуре, Иллахуне. Прекрасно построен и город Хотеп-Сенусерт в Фаюмском оазисе, возникшем благодаря проведению оросительных каналов в пустыне. Сохранился его план: улицы прямые, пересекающие друг друга, кварталы бедноты отделены от кварталов городских богачей и чиновников каменной стеной. В городе появляется и большое сооружение, нечто вроде здания центрального городского управления, получившее у греков название «лабиринта»: оно имело якобы 3000 помещений (из них 1500 подземных), множество входов и выходов, коридоров и множество залов с колоннами и различными скульптурами. Геродот считал этот лабиринт чудом света: «Я видел его — у меня не хватает 69
слов... Он превосходит и пирамиды». Этот лабиринт, как и канал между Меридовым озером и Нилом, приказал построить царь Аменемхет III (ок. 1850— 1805 гг. до н. э.), более могущественный правитель, чем его предшественник Сенусерт III, который был лишь завоевателем чужих земель. Второе междуцарствие (ок. 1790 — ок. 1580 гг. до н. э.) 1 начинается большими народными восстаниями, непосредственные причины их пока точно не установлены, но движущей силой их становится сельская беднота, а к ней присоединяются рабы и средние слои городского населения. В это время в разоренную страну проникают кочевые племена из Азии, и правители на троне Египта меняются со скоростью фигур апостолов на староместских часах в Праге. Во времена XV династии в Египет вторгаются гиксосы и полностью его подчиняют. Начинаются новые восстания, на этот раз против чужеземной власти. В конце концов одерживает победу фиванский правитель— фараон Яхмос I, он и становится основателем новой, XVIII династии. Новое царство ( ок. 1580 — ок. 1090 гг. до н. э.)2 включает XVIII — XX династии и является периодом наибольшего политического, культурного и экономического расцвета Древнего Египта. Фараоны Тутмос III и Аменхотеп II продолжали традиционную политику завоеваний и покорения чужих земель. При фараоне Аменхотепе IV была проведена коренная реформа религии: Аменхотеп IV заменил традиционное поклонение многим богам поклонением одному богу солнца — Атону в образе солнечного диска с лучами и сам сменил имя на Эхнатон — Угодный Атону. Политической целью этой реформы было ослабление власти жрецов, рабовладельческой знати номов и укрепление сильного, централизованного государства. Эхнатон так и не увидел результатов своей реформы. При его малолетнем преемнике Тутанхамоне была восстановлена старая религия и разрушена столица Эхнатона Ахетатон (Горизонт Атона). Во времена Рамсеса II, правителя XIX династии, мощь египетского государства и власть фараонов достигают своей вершины. Имя этого царя с эпитетом «Великий» дошло до нас и без стараний историков, ибо передавалось от поколения к поколению. Свидетельством славы Рамсеса стали колоссальные храмы в Абу-Симбеле, Карнаке и 1 Ок. 1700— 1580 гг. до н. э. (БСЭ, т. 9, с. 33.) 2 Ок. 1580— 1070 гг. до н. э. (БСЭ, т. 9, с. 33.) 70
Луксоре... Огромное строительство и беспрестанные войны истощили страну. После смерти Рамсеса II в стране наступает хаос, и лишь Сетнахт, царь XX династии, смог заявить: «Я навел порядок во всей стране, перед тем охваченной восстанием. Я очистил великий трон Египта». После него на троне сменилось девять Рамсесов, имеющих со своим великим предшественником лишь общее имя. Во времена правления Рамсеса III. примерно в 1160 году до н. э., произошла одна из первых в истории забастовок: рабочие фиванского кладбища, главным образом каменщики, остановили работу, «перешли пять стен», которые отделяли рабочее гетто от богатой части города, и проникли в храм Тутмоса III, где укрылись перепуганные чиновники, и, как записано в донесении фараону, предъявили свою жалобу: «У нас нечего есть уже восемнадцать дней. Мы пришли сюда, ибо нас гнал голод и жажда. У нас нет одежды, нет рыбы, нет овощей». Забастовка кончилась (как не раз в истории) поражением рабочих и мучительной смертью их предводителей. Позднее царство (примерно 1090 — 332 гг. до н. э.) 1 начинается XXI династией; столицей Египта становится Танис, расположенный в дельте Нила. Во времена XXII династии египетские цари переносят столицу в Бубастис, откуда и предпринимают походы в чужеземные края. Наиболее известен фараон Шешонк I, который завоевал Иерусалим и захватил храм царя Соломона. После его смерти положение в стране постепенно ухудшалось, и Египет попал под власть нубийцев, царь которых Шабака основал XXV династию. Это были правители, воспитанные на египетской культуре, они управляли согласно египетским традициям, и положение в стране улучшилось. «Утром каждый спал долго и не ворчал при всяком случае: «Вот, если бы я имел то и то!» Управляли с помощью правды, и ложь была прибита к земле», — написал предпоследний царь этой династии Тахарка. В 670 году до н. э. Египет захватили войска ассирийского царя Асархаддона, но уже в 663 году до н. э. саисский властитель Псамметих I сумел ловкой политикой объединить под своей властью весь Египет, он основал XXVI династию. (Именно в этот период греки начинают учиться у египтян; они восхищаются их художественными творениями и техническими достижениями, и их, един- 1 Ок. 1070 — 332 гг. до н. э. (БСЭ, т. 9, с. 34.) 71
ственных из чужеземцев, не называют варварами.) Между тем на Востоке растет могущество Персидского царства, стремящегося к «мировому господству». У Египта уже нет сил для отпора персам. В 525 году до н. э. персидский царь Камбиз вторгается в Египет, наносит поражение египетским войскам и свергает с трона последнего властителя последней египетской династии — Псамметиха III. Почти двести лет находился Египет под персидским владычеством, превратившись в окраинную провинцию. Временами он снова добивался определенной независимости, но уже не достигал былой славы и мощи. В 332 году до н. э. Египет завоевывает Александр Македонский и принимает двойную корону египетских царей из рук жрецов, он строит новую столицу, Александрию, — город, носящий и поныне его имя. С той поры начинается греко-римский период египетской истории, длившийся почти тысячелетие, вплоть до завоевания Египта арабами (642 г.). Но это уже период, связанный с седьмым чудом света — с маяком на острове Фарос. После этого краткого обзора истории Египта и его открытия наукой и для науки настало время перейти к ответам на те вопросы, которые возникают при взгляде на пирамиду Хеопса. * * * Возможно, отчасти правы те ученые, которые утверждают, что пирамиды «были созданы с той 72
целью, чтобы наглядно показать всему народу огромную власть царя». Но все же зададимся вопросом: зачем цари сооружали для этого грандиозные гробницы, а не дворцы, еще более величественные, чем те, в которых они обитали? Строительством подобных дворцов, крепостей и укреплений они могли бы не менее убедительно доказать свою мощь. И не только доказать, но и защитить себя! После напрасных попыток объяснить строительство пирамид стремлением фараонов к прославлению власти или их спесью и расточительством нам не остается ничего иного, как искать эти причины в другом месте — в экономическом и политическом устройстве Древнего Египта. Этот путь приведет нас в область идеологической надстройки, в область самую далекую для современного человека — к религии, к древнейшим представлениям о загробной жизни человека. По религиозным текстам и реликвиям религиозного культа, оставшимся от всех эпох египетской истории, мы можем сегодня представить себе развитие египетской религии (которая даже грекам уже казалась «далекой и чуждой») со времен распада родовых общин. Замедленное развитие экономической и политической жизни Египта — и соответственно медленное развитие религиозной идеологии — стало причиной того, что 73 тог
пережитки первобытных религиозных верований удерживались очень долго. Особенно это относится к фетишизму и очень распространенному культу животных, который в отдельных случаях сохранялся даже во времена христианства и ислама. Так, например, в древней столице Меннофере (Мемфисе) издревле поклонялись священному быку Апису, в городе Буто — богине-кобре Уаджет, в других местах — священному козлу, крокодилу, льву, львице, священным коровам, кошкам и другим животным. Многие египетские божества воплощались в животных, приобретая их свойства. Нап ример, Анубиса, бога мертвых, изображали в образе человека с головой шакала или сидящим шакалом. Гор, бог солнца, который якобы воплощался в фараоне при его коронации, изображался летящим соколом или человеком с головой сокола. Хнума — бога разливов и плодородия представляли мужчиной с головой барана; Тот, бог луны, олицетворявший мудрость, изображался в виде ибиса или человека с головой ибиса. Не нужно много фантазии, чтобы понять, как возникли в представлениях древних египтян эти божества и почему они Имели такое символическое воплощение. Назовем, пожалуй, еще мемфисского бога Птаха, считавшегося высшим божеством, творцом всех богов и всех людей; фиванского бога Амона, который, начиная с XVIII династии, стал главным египетским божеством; бога Осириса (Усира), древнего бога плодородия, растений и вечной жизни; богиню Исиду (Исет), сестру и одновременно жену Осириса и мать Гора; наконец, злого брата Осириса — Сетха. С древнейших времен было обожествлено солнце, ставшее богом Ра. Особо почитался бог Нила, Хапи, — «древнейший среди богов, Нил, своими разливами дающий людям жизнь». В Египте с времен родовых общин царил культ предков и связанный с ним культ загробной жизни. Египтяне верили, что со смертью человек попадает в загробное царство, которое они представляли себе как фантастически измененную земную жизнь. Эта сторона египетской религии, собственно говоря, свойственная и всем прочим религиям, кажется нам наиболее понятной. Хотя именно ее дальнейшее развитие, характерное для древних египтян, приводит к абсурду. Чтобы древний египтянин мог существовать и после смерти, нужно было выполнить два условия: во-первых, его тело должно было остаться невредимым, а во-вторых, его душа (точнее, его духовный двойник — Ка) должна была получить от живых соответствующее облачение и оснащение при отбытии на тот свет: 74
питье, оружие, еду и другие нужные и ненужные вещи (он жил на том свете, пользуясь тем, чем его снабдили при погребении), а за это мертвый охранял жизнь своих живых потомков. Стремление обеспечить умершему вечную жизнь проявлялось прежде всего в самом способе его погребения. В более древние времена тело завертывали в кожи, рогожу, ткани, позднее укладывали в деревянные гробы, которые ставили в каменные саркофаги. Над его гробом сооружали кирпичные, (а позднее каменные) надгробия, которые должны были хранить покойника (соответственно и все предметы, погребенные с ним) во время вечного сна. Египтяне побогаче могли обеспечить лучший способ сохранения своего покойника, они даже имели отдельные помещения для снаряжения. Беднякам приходилось довольствоваться ямой с песком и каким-нибудь ящиком с милостыней. Это стремление сохранить тела умерших и породило мумификацию. Простой процесс натирания умерших маслами впоследствии превращается в очень сложную процедуру. «Для этого поставлены особые мастера, которые по должности занимаются ремеслом бальзамирования, — пишет Геродот. — Когда к ним приносят покойника, они показывают родственникам на выбор деревянные раскрашенные изображения покойников. При этом мастера называют самый лучший способ бальзамирования, примененный [при бальзамировании того], кого мне не подобает в данном случае называть по имени К Затем они Геродот имеет в виду Осириса. 75
Саркофаг Тутанхамона (второй из трех антропоидных саркофагов). Из гробницы Тутанхамона в Долине царей. Новое царство. XVIII династия. Каир, Египетский музей. предлагают второй способ, более простой и дешевый, и, наконец, третий—самый дешевый. Потом спрашивают [родных], за какую цену [и каким способом] те желают набальзамировать покойника». При мумификации первого класса вынимаются внутренности и мозг, все внутри промывают пальмовым вином, посыпают растертыми благовониями, наполняют миррой и кассией. Потом тело на 70 дней укладывают в натрон (природную соду), натирают бальзамирующими маслами (их химический состав точно определить не удалось), мужчин стригут, женщин завивают. Затем полости заполняют смолянистыми опилками и песком, тело завертывают в ткань, пропитанную клейкой камедью. «После этого, — пишет Геродот, — родственники берут тело назад, изготовляют деревянный саркофаг в виде человеческой фигуры и помещают туда покойника». Внутренности сохраняют в особых сосудах — канопах. «Третий способ бальзамирования, которым бальзамируют бедняков, вот какой. В брюшную полость вливают сок редьки и потом кладут тело в натровый щелок на 70 дней. После этого тело возвращают родным» 1. 1 Геродот. История в девяти книгах, кн. II, главы 86—88, с. 105. 76
Голова мумии Тутанхамона. Такой вид она имела, когда ученые открыли ее спустя 3300 лет после захоронения. Каир, Египетский музей. В древние времена мумификацией удавалось сохранить лишь общую форму тела, в более позднее время — индивидуальные черты лица. Говард Картер, нашедший неповрежденную мумию фараона Тутанхамона, утверждает, что золотая маска на лице царя точно соответствует его чертам. (Кто видел мумифицированную голову Тутанхамона в Каирском музее, тот может подтвердить эти слова, хотя под воздействием свежего воздуха кожа на ней треснула, нос провалился да и вся голова слегка деформировалась.) Прекрасно сохранились и мумии кошек; их неподвижные мордочки с остекленевшими глазами, выглядывающие из пелен мумии, как из детской пеленки, смотрят на вас после сорока веков с тем же испуганным выражением, словно вы только сейчас прогнали этих кошек метлой от колбасы. Мумии крокодилов — отвратительно черные; от мумий священных быков сохранились лишь саркофаги и предания. Стремление сохранить мумию от повреждения или уничтожения гиенами или врагами покойного, а ее загробное снаряжение — от грабежа привело к тому, что первоначально простые, замурованные или обложенные камнем могилы превратились в удивительные архитектурные сооружения, которые уже в конце II династии приобретают окончательную форму (усеченной пирамиды). Их теперь называют маста- ба. В научную терминологию это слово попало от феллахов, работав- Мумии священных кошек. X — VIII вв. до н. э. Лондон, Британский музей. 77
Реконструкция пирамиды и храма в Абусире. Макет Борхардта. Берлин, Государственные музеи. ших на раскопках, которые так называли по-арабски верхнюю часть гробницы, так как формой она напоминала глинобитную скамью — мастабу, обычно стоявшую перед входом в дом египетского крестьянина. Древнейшие мастабы относятся к I династии. Их сравнительно недавно открыл английский археолог У. Эмери. Мастабы (окончательную форму они приобрели в период II династии) состояли из двух частей: надземной и подземной. Собственно погребальная камера с покойником была под землей. Рядом с погребальной камерой было помещение для жертвенных даров. Богатый и благородный египтянин получает и более дорогое снаряжение и более богатое, роскошное жертвенное помещение, которое в конце концов превращается в храм. Самым богатым и могущественным из египтян — царям, как считалось, прямым потомкам богов, уже с давних времен воздаются почести, словно божествам. Гробница царя должна была быть не только самой большой и самой безопасной, но и своим внешним видом отличаться от гробниц других богатых египтян, не говоря уже о низших слоях египетского общества. И вот они превращаются из мастабы в пирамиду. Как доказывают раскопки, самые древние захоронения фа- 78
раонов были обычными мастабами, правда несколько бо'льшей высоты; бо'льшим было и помещение для жертвоприношений. Ведь жертвоприношение в этом случае было государственным делом, и в нем участвовало немало чиновников, государственных деятелей и людей, которые по чисто личным причинам стремились доказать свою преданность фараону. Мумии, украшенные драгоценностями, редкая утварь, золотые украшения, разумеется, привлекали воров. Поэтому начинают укрепляться внешние стены гробницы и ее верх: царские мастабы росли не только ввысь, но и в ширину. Первым историческим шагом от традиционной мастабы к пирамиде становится «ступенчатая пирамида» в Саккара, которую построил первый фараон III династии — Джосер. У нее еще общее с мастабой очертание, основание еще не квадратное, и она напоминает пирамиду тем, что имеет несколько уступов, сужающихся кверху. (Людвиг Борхардт, немецкий 79
египтолог и один из самых больших знатоков пирамид правильно ее называет «ступенчатой мастабой». Но будем придерживаться терминологии, которая вопреки его предложению устойчиво держится и поныне.) Эту гробницу окружал сложный комплекс сооружений: заупокойный храм с колоннадой, два храма поменьше и гробницы царской родни, «двор» для празднования 30-летия восшествия на трон (торжества праздновались и после смерти царя — ведь и после смерти он продолжал править как бог). На южной стороне стоял «долинный храм» (следов его не удалось найти). Под пирамидой была сложная система коридоров, множество помещений для хранения припасов и погребальная камера с саркофагом. Весь этот комплекс был огражден высокой стеной. За этой стеной находились гробницы царских чиновников, которые и после смерти пожелали находиться рядом со своим господином. Предание сохранило имя архитектора этого древнейшего монументального сооружениям надпись на скульптуре, изображающей Джо- сера, из заупокойного храма это подтверждала: им был Имхо- теп, первый министр (как бы мы сказали теперь) царя, легендарный покровитель письменности и науки, которому позднейшие поколения воздавали прямо-таки божеские почести. Примечательно, что древнейшие из египетских царей сооружали две гробницы. Почему они так делали, мы пока точно не знаем. Например, Джосер приказал построить кроме ступенчатой пирамиды в Саккара большую мастабу в Бейт-Халлафе. Снофру возвел две большие пирамиды в Дашуре. Одна из них имеет форму правильной пирамиды высотой свыше 100 метров — это прародительница всех классических пирамид. Пирамиды в Гизе — прямые потомки этой пирамиды Снофру. В лучшем состоянии сохранилась не Большая пирамида Хеопса, а пирамида Хефрена, поменьше размером, и причиной тому, разумеется, не ее более молодой возраст — ведь пятьдесят или сто лет для египетской истории пустяки. Эта «вторая пирамида» даже кажется и выше пирамиды Хеопса, но только кажется — просто она стоит на более высоком месте и острая ее вершина уцелела. «Сияние Хефрена» — так называлась эта пирамида в период своего возникновения. Причиной тому была ее чудесная облицовка из гранитных плит, спускающихся от вершины на 20 — 25 метров и образующих сплошной правильный навес. И тот, кому посчастливится подняться на эту пирамиду, может 80
rL/WVH ELOA/tL ПИРАМИД В TVt3E U* "£\if* у—4 ■- ■ ■■•*-- ■■■*<■ ^ Л-У / / ' \ -4 4vltf /' f ЧУ-ЕО/?., / %>*?>■■■> ■*:• Vk i/\ -t. "«.\ / «» <> ^ считать себя заправским альпинистом. Надо сказать, чп> таблички на всех языках запрещают подъем на пирамиду Хефрена. На пирамиду Хеопса до недавних пор был запрещен подъем только ночью: после наступления темноты не разрешалось даже находиться вблизи нее, так как там бродили своры одичавших псов, напоминающих гиен или шакалов. Сейчас псов отстреляли, но подниматься на Большую пирамиду можно лишь по особому разрешению и с проводником. Да и все равно это опасно, ведь если человек поскользнется, то ухватиться там не за что. Не будем рассказывать об остальных пирамидах, они отличаются лишь размерами и именами. Ни одна из них не превос ходит Большую пирамиду. Все они похожи теперь на заброшенные терриконы среди серебристого песка — в Гизе, в Саккара, в Завиет-эль-Ариане, Абусире, Дашуре, Медуме. словом, во всех городах мертвых, которые во имя вечной жизни правители этого могущественного государства возвели сорок или пятьдесят веков назад. Огромная власть в руках одного человека, своеобразная, полная фантастических представлений религия и невероятно изнуряющий труд народных масс — все это вместе и создало пирамиды на берегах Нила Необыкновенные, поистине фантастические сооружения, достойные всяческих эпитетов, приду- 81
манных и еще не придуманных поэтами. Лишь одно свойство отсутствует у пирамид — свойство, которое современный человек с современным мировоззрением ищет в любом творении техники и искусства, в любом деянии человеческих рук, — общественная польза. И с этой точки зрения пирамиды несостоятельны. Даже Вавилонская башня имела какой-то общественный смысл: служила среди прочего своеобразной обсерваторией. Мексиканские пирамиды были чем-то вроде каменного календаря. Седьмое чудо света на острове Фарос было маяком... Но первое чудо света, пирамида Хеопса (так же как Мике- рина, Хефрена и любая другая), служило только одному человеку— фараону, да и то даже не ему, а его несуществующему Ка! И после этого простого рассуждения о бесцельности пирамиды как-то блекнет то ошеломляющее впечатление, которое производит ее величие. Качаешь головой и понимаешь, почему иногда прибегают к выражению: «Бессмысленно, как пирамида». * * * Но что действительно поражает всех посетителей пирамид в Гизе — а их ежегодно бывает около миллиона, — так это техническая сторона строительства пирамиды. «Трудно понять, каким образом могла быть создана гора из безмерной массы каменных блоков», — говорит Филон, и он прав. Даже и сегодня, зная, как строились пирамиды, и имея перед глазами механизированное строительство, мы не перестаем удивляться. (Ведь самые маленькие из блоков весят каждый 2 тонны, а самые крупные — 40 тонн.) Первым, кто попытался научно объяснить способ и процесс строительства пирамиды, был Рихард Лепсиус. Согласно его теории, все начиналось с того, что в скале, которую выбирали для строительства пирамиды, вырубали коридор. Этот коридор потом заканчивали погребальной камерой, где помещали мумию в деревянном гробу и в каменном саркофаге. Точно над погребальной камерой должна была возвышаться вершина пирамиды. Строительство собственно пирамиды начиналось с мастабы, которая постепенно расширялась и поднималась уступами вверх. Вот так пирамида, к строительству которой приступали с восшествия фараона на трон, росла вверх и вширь, пока фараон не умирал. Значит, если царь умирал 82
молодым, пирамида была меньшего размера, если умирал, прожив долго, то пирамида оказывалась выше. Согласно этому, Хеопс должен был править в два раза дольше Микерина. Правда, эта теория не объясняла, скажем, строительства «сателлитов», небольших пирамид царских жен, и не брала в расчет экономические возможности того времени. Теперь новые факты опровергли ее. Этому способствовало и изучение пирамиды в Медуме, которую достраивал фараон Снофру и которую время разрушило до самого центра; в результате ее можно изучать как модель, выставленную в витрине музея истории архитектуры. Еще больше помогло преодолеть старую теорию недавнее открытие недостроенной пирамиды Сехем- хета, царя III династии, которую, возможно, проектировал сам Имхотеп, архитектор пирамиды Джосера. Сорок восемь веков стояла она, занесенная песком, пока в 1952 году египетский ученый Мохаммед Закария Гонейм, открывший ее, не внес ясность в смутные догадки многих поколений ученых. Глядя на нее, мы, как в остановившемся кадре, видим все процессы строительных работ, дополняя их свидетельствами прежних исследователей; мы впервые встречаемся здесь с пирамидой, которая сохранилась в стадии строительства. «Прежде всего не следует забывать, — пишет Гонейм в своей книге «Потерянная пирамида» 1, — что пирамида была сооружением религиозного характера. Поэтому закладка пирамиды сопровождалась сложным ритуалом и различными церемониями. Нам они известны только в общих чертах благодаря изображениям в храме Солнца фараона V династии Ниусерра. По-видимому, в них участвовал сам фараон, а также жрецы и жрицы, облаченные в одеяния богов и богинь. Церемония состояла из следующих основных обрядов: вбивание кольев и растяжка веревок; разбивка плана на поверхности площадки; смачивание песка, изготовление кирпичей; укладка кирпичей». (Особенно интересны последние две церемонии. Очевидно, они были пережитком тех времен, когда гробницы строились из кирпича-сырца и каменная кладка была еще неизвестна.) После освящения участка и завершения всех церемоний начиналась следующая стадия строительства. «Необходимо было соорудить подземные части здания... Усыпальница для М. 3. Гонейм. Потерянная пирамида. М., Изд-во восточн. лит-ры, 1959. 83
саркофага с мумией фараона строилась на дне открытого колодца, который приходилось впоследствии засыпать щебнем и замуровывать. Под пирамидой выбивались новые подземные коридоры, которые вели к камерам, где находилась погребальная утварь, бесчисленные каменные сосуды, все необходимое фараону в загробной жизни». (В пирамиде Джосера только раздавленные обвалом каменные и алебастровые сосуды в двух галереях весили, должно быть, 90 тонн!) «Когда рытье подземных переходов подходило к концу, — продолжает Го- нейм, — начинались работы по подготовке площадки для самой пирамиды». Выравнивание ее производили следующим способом: квадратную площадку огораживали валом, заливали водой, а затем уровень поверхности воды отмечали на валу. По этим отметкам выравнивали грунт. «Тем временем архитектор должен был уже подготовить чертеж с указанием размеров в локтях и углов наклона». (В пирамиде Хеопса угол наклона ч&ьоъ, что высота пирамиды равна радиусу воображаемой окружности, в которую вписано основание пирамиды.) «Наконец, площадка тщательно ориентировалась по странам света. Древние египтяне не знали компаса и несмотря на это добива \ись поистине удивительной точности в определении стран света». (Наибольшее отклонение пирамиды Хеопса от современного астрономического севера меньше одной десятой градуса) Потом пирамида начинала расти — слой за слоем.., Вес пирамиды Древнего царства строились одним и тем же методом, и все же их планы, как установлено, в период строительства часто менялись. В центре пирамиды имелось ядро из битого камня, на которое опирались с небольшим наклоном плиты из местного известняка (наклон плит обеспечивал устойчивость пирамид). После окончания строительства поверхность пирамиды облицовывали плитами из гранита и мелкозернистого известняка, привозимого из каменоломен Тура и Массара на правом берегу Нила. Переходя к плану и описанию строительства Большой пирамиды, предоставим слово человеку, посвятившему ее изучению долгие годы, — немецкому египтологу Людвигу Борхардту: «Большая пирамида первоначально должна была иметь одну погребальную камеру, вырубленную в скале, в которую вел крутой коридор. Но прежде чем докончили камеру, архитектор заменил этот проект другим, большим. Согласно второму проекту камера располагалась над землей, то есть прямо 84
в пирамиде, и потому приходилось менять и направление прежнего коридора; на высоте камеры его приходилось повернуть в сторону. Но этот измененный проект ничего не говорит о задуманном размере пирамиды. Ясно одно: прежде чем выложили плитами пол новой камеры, отвергли и этот проект и заменили новым, теперь уже последним. Согласно ему, построили так называемую Большую галерею, то есть расширенную часть отвесного коридора, и новую, уже третью, погребальную камеру с совершенно непонятным скоплением небольших монтажных камер над перекрытием основной камеры. По этому последнему, реализованному проекту можно, наконец, судить о размерах сооружения. В сравнении с первоначальными планами они возросли». К этой лекции Борхардта, прочитанной им 1 февраля 1922 года в Берлине в Германском обществе по изучению Передней Азии и Востока, необходимо сделать несколько примечаний. Борхардт правильно говорит о «недоконченной погребальной камере в скале» (вместо «подземной гробницы царя» — ведь один человек не может быть похоронен в двух гробницах), затем о «первой брошенной погребальной камере, которая в литературе необоснованно называлась «гробницей царицы», и для так называемой «гробницы царя» вводит более правильный термин — «погребальная камера». И лишь с одним его утверждением нельзя согласиться: с «непонятным скоплением монтажных камер». Над относительно небольшой погребальной камерой (правда, на самом деле ее размеры не так уж малы — 5,20 X 10,43 метра и высота 5,81 метра) лежало почти две трети веса пирамиды Хеопса. Чтобы камера не рухнула под тяжестью, этот вес нужно было равномерно распределить. Египетские инженеры весьма изобретательно разрешили эту проблему, поместив над потолком погребальной камеры пять «разгрузочных камер» общей высотой 17 метров. Последняя заканчивается крышей из поставленных под тупым углом гигантских плит, которые несут на себе огромный вес всей массы пирамиды, так что он не давит на погребальную камеру. Так возникли эти «разгрузочные камеры», встречающиеся и в других пирамидах. В соответствии с современными конструкторскими расчетами такая разгрузка погребальной камеры в Большой пирамиде представляется слегка перегруженной. Но не сооружаем ли и мы мост с пятикратным коэффициентом запаса прочности, 85
а самолеты с десятикратным? Что касается технической стороны «разгрузки», мы можем лишь восхищаться искусством древних египтян. Но у пирамиды имеются и еще кое-какие интересные свойства, о чем Борхардт в своей лекции, называемой «Против цифровой мистики вокруг Большой пирамиды в Гизе», не счел нужным сказать подробно: сложная система коридоров, представляющая подлинный лабиринт. Такие коридоры были во всех пирамидах и строились отчасти в технических целях, отчасти для прохода с мумией в погребальную камеру, а также по соображениям безопасности — чтобы вор и случайный осквернитель гробницы заблудился и погиб. Многие из коридоров кончаются тупиком, многие пересекаются друг с другом, и без указательных стрелок на стенах и компаса можно блуждать целыми часами, так и не приблизясь к погребальной камере ни на шаг. Некоторые коридоры такие низкие, что пройти их можно только ползком, другие — довольно высокие (но и в них трудно дышать, ведь за тысячелетия, в течение которых солнце светило на пирамиду, воздух внутри пирамиды прогрелся до 30 градусов с лишним), есть и крутые коридоры, а многие так стремительно обрываются, что кончаются провалом, кажущимся бездонным. (В эти коридоры, как правило, современный посетитель не попадает, ему вполне хватает того, что он пролезет по так называемым «туристским коридорам», освещенным неоновыми лампами.) Для безопасности заботливо и тщательно закрывали вход в погребальную камеру, перекрывали коридоры и замуровывали главный вход в пирамиду. Подводящие и соединяющие коридоры после помещения мумии в погребальную камеру заваливали камнями и щебнем, перекрывающие плиты опечатывали царскими и жреческими печатями, замуровывали и маскировали вход. Всю пирамиду облицовывали известняком и гранитом, словно глазурью. Нынешний вход в пирамиду Хеопса на северной стороне отнюдь не первоначальный, это просто коридор, выбитый грабителями вскоре после падения Древнего царства. Он ведет в Большую галерею. Огромное отверстие над ним, напоминающее воронку после бомбардировки, осталось после работ тараном, которые повелел вести халиф аль-Мамун, сын Гаруна аль-Рашида, упоминаемого в «Тысяче и одной ночи», искавший здесь сокровища фараона. Размеры пирамиды Хеопса, система подземных коридоров, 86
разгрузочные камеры — все это свидетельствует об исключительном мастерстве древних египтян. Точная ориентация пирамид по странам света говорит о выдающихся познаниях египетских астрономов и геометров. (Диагональ основания пирамиды Хеопса с северо-востока на юго-запад точно совпадает с продолжением диагонали пирамиды Хефрена.) Но все эти удивительные достижения так же поблекнут, как нильские лодки в вечерней мгле при взгляде с равнины, на которой стоит пирамида Хеопса, когда при слепящем свете неоновых светильников в погребальной камере вы обнаружите огромные каменные блоки, так тщательно и так точно пригнанные друг к другу, что между ними не войдет даже краешек вашего билета на самолет. И эта микроскопически точная работа, столь удивительная при могучей массе пирамид, уже дело рук не египетских инженеров, а безымянной, угнетенной народной массы, которая имела в своем распоряжении лишь самые примитивные инструменты из меди и отшлифовывала каменные плиты ручным способом, песком и водой. А теперь о самих строителях пирамид. Большую пирамиду построил, собственно, не Хеопс. Он только приказал ее строить. Не построили ее и инженеры и архитекторы, они лишь разработали проект и руководили строительными работами. Так кто же ее построил, как и все остальные пирамиды? Хм! * * * Но «хм» в данном случае не междометие, означающее недоумение, а звуковое выражение древнеегипетского иероглифа, обозначавшего раба, невольника, слугу. (Это «хм» при добавлении гласного «е» произносилось «хем», и оно в текстах Древнего царства не встречается. Некоторые исследователи заключали из этого, что раз древние египтяне не имели слова для обозначения раба, значит, у них не было рабов. От подобного утверждения один шаг до вывода, что и рабовладельческий строй был для Египта нелепостью. В действительности язык Древнего царства не знал только этого названия рабов, зато были другие названия, в том числе немалое количество специальных названий — для рабов, работающих в каменоломнях, на строительстве каналов, в ремесленных мастерских и т.д.) «Рабами в Египте были прежде всего военнопленные, муж- 87
чины, женщины и дети, взятые в плен на завоеванной территории и перевезенные в Египет, затем сами египтяне, осужденные за тяжкие преступления, и, наконец, люди, которые продались в рабство, добровольно обменяв личную свободу на рабское ярмо... Так как крестьяне и работники считались в Египте людьми свободными, а военнопленных бывало не так много, то и количество рабов было не так уж велико...» — так пишет академик Лекса («Общественная жизнь в Древнем Египте»). Не станем обращать внимания на слово «добровольно» в предпоследней фразе, но зато заметим, что количество рабов «было не так велико». Оставим в стороне тонкие нюансы в юридическом положении рабов, слуг, невольников и их отличие от «свободных» крестьян и работников. Самый сложный научный анализ социально-экономических отношений в Древнем Египте приведет к тому же выводу, что и простое рассуждение: столь огромное сооружение, как пирамида Хеопса, не могло построить небольшое количество рабов, а только неисчислимые массы «свободного народа». И чтобы осуществить это строительство, они должны были, несмотря на свое юридическое положение «свободных», фактически превратиться в рабов. Знаем ли мы что-нибудь о тех людях, руки которых создали Большую пирамиду? Сколько их работало на ней, как долго, какие орудия труда использовались? Знаем! Самые древние сведения о том мы находим у Геродота и Диодора; самые свежие дают археологические раскопки. Те и другие поразительно дополняют и подтверждают друг друга. Геродот, посетивший Египет примерно через две тысячи лет после завершения строительства пирамид в Гизе, опирается, естественно, на рассказы. На рассказы, которые во много раз старше, чем наши воспоминания о турецких войнах. И о Хеопсе — таково греческое произношение имени фараона Хуфу в передаче Геродота — Геродот поведал все самое худшее. До его правления якобы в Египте была «хорошая власть», но строительством своей пирамиды Хеопс «вверг свою страну в нищету». А Диодор рассказывает, что все население так возненавидело Хеопса, что даже выбросило его труп из усыпальницы. Это была самая большая кара — и вместе с тем самое радикальное революционное действие, оказавшее влияние даже на вечную жизнь фараона: оттого, что тело Хеопса было уничтожено, его Ка в царстве мертвых потеряло власть над Ка простых египтян. Это было восстание не только против фараона, но и против бога. Так народ отомстил Хеопсу за тот 88
невыносимый гнет, который испытывал он при строительстве Большой пирамиды Подобная судьба постигла якобы и Хеф- рена «Египтяне так ненавидят этих царей, — пишет Геродот — что только с неохотой называют их имена. Даже и пирамиды эти называют пирамидами пастуха Филитиса, который в е времена пас свои стада в этих местах» (кн. II, гл. 128) Но вернемся к строительству пирамиды и предоставим с .о во «отцу истории» Геродоту (кн. II, гл. 124). «Так вот, до времени царя Рампсинита, рассказывали далее жре^ы, при хороших законах Египет достиг великого процветания Однако его преемник Хеопс вверг страну в пучину бедствий. Прежде всего он повелел закрыть все святилища и запретил совершать жертвоприношения. Затем заставил всех египтян работать на него. Так, одни были обязаны перетаскивать к Нилу огромные глыбы камней из каменоломен в Ара вийских горах (через реку камни перевозили на кораблях), а другим было приказано тащить их дальше до так называемых Ливийских гор. Сто тысяч людей выполняло эту работу непре рывно, сменяясь каждые три месяца. Десять лет пришлось измученному народу строить дорогу, по которой тащили эти каменные глыбы, — работа, по-моему, едва ли не столь же огромная, как и постройка самой пирамиды... Десять лет продолжалось строительство этой дороги и подземных покоев на холме, где стоят пирамиды... Сооружение же самой пирамиды продолжалось 20 лет. Она четырехсторонняя, каждая сторона ее шириной в 8 плефров и такой же высоты, и сложена из тесаных, тщательно прилаженных друг к другу камней .» Плефр равняется шестой части стадия, то есть, согласно системе мер, которую использовал Геродот, составляет наших 29,6 метра. Значит, согласно Геродоту, сторона пирамиды равнялась 236,8 метра. Довольно точная цифра, отличающаяся от современного расчета (232,4 метра) только на 2 процента. Его свидетельство о высоте пирамиды неточно, но сведения о размерах блоков опять-таки правильны. Также верно и его описание поверхности пирамиды и способа крепления блоков. Если брать за основу данные Геродота — а более надежных и более ранних данных у нас нет, — то выходит, что на строи1- тельство Большой пирамиды (даже если мы исключим перерывы во время работ) требовалось почти 5 миллиардов рабочих часов! Рабочее время примерно за целый год всех работающих в чехословацкой промышленности! Не многовато ли?—скажете вы. Приведем несколько фак- 89
тов. Пирамида имеет около 2250000 каменных блоков. Их нужно было прежде всего добыть. А делалось это так: в скале каменоломни выдалбливались отверстия, потом туда загоняли деревянный клин, который поливали водой так долго, пока он не набухал и не расщеплял скалу. Иногда, однако, каменные блоки выбивали непосредственно из скалы долотами. Несколько таких неоконченных глыб до сих пор остаются в Тур- ских каменоломнях вместе с веревками, на которых их опускали вниз. Отбитый кусок скалы нужно было обтесать медным долотом, само собой, вручную (ни железо, ни бронза во времена Древнего царства не были известны египтянам; зато им было знакомо закаливание меди — несколько найденных инструментов оказались довольно твердыми). Потом такую глыбу нужно было отправить на место строительства. Если это был мелкозернистый известняк с Моккатамского нагорья, то сначала его везли несколько километров до Нила, там погружали на плоты, перевозили, затем снова перегружали на деревянные сани — волокуши и таким образом доставляли на место строительства. Здесь уже блоки доводились до нужных размеров и форм. Каждый блок имел шесть сторон, значит, требовалось отшлифовать почти 13,5 миллиона сторон — это тот минимум квадратных метров, которые должны были обработать рабочие. Но все это было подготовкой. Собственно строительство начиналось потом. Без кранов, без лебедок — о них в Древнем царстве не упоминалось, — лишь с помощью мускулов и простейших технических средств поднимались эти блоки- монолиты наверх и укладывались друг на друга. Но какими же были «простейшие технические средства» строителей пирамид? Не колеблясь, ответим — гениальными (все гениальное, в конце концов, просто, хотя не все простое бывает гениальным). Они использовали рычаги, катки и откосы. Питри даже реконструировал по настенным росписям, археологическим находкам и описаниям Геродота «подъемные машины» древних египтян. Под каменный блок в непосредственной близости от центра тяжести подкладывали две опоры в виде конических призм, потом на этот блок давили таким образом, что вес падал на одну опору, а под другую призму, которая в этот момент была свободна, подкладывали каменную доску, потом снова переносили центр тяжести блока на другую призму и подкладывали доску под первую и т. д. Под блоки, к которым нельзя было применить принцип рычага, подкладывали каталки, дававшие возможность их 90
передвигать путем раскачивания. Такие «машины» устанавливались либо непосредственно на ступенях пирамиды, либо на наклонной насыпи, примыкающей к стене пирамиды. Остатки таких насыпей сохранились возле пирамиды фараона Аменем- хета I в Лиште и возле пирамиды в Медуме; в 1952 году такие же насыпи обнаружил и Гонейм возле недоконченной пирамиды Сехемхета в Саккара. «Для того чтобы следить за добычей блоков, — пишет Гонейм, — за их переправой через реку, особенно когда дело касалось мелкозернистого облицовочного известняка, и для наблюдения за возведением самой пирамиды, разумеется, нужна была сложная и разветвленная административная система из целой армии писцов. Писцы ведали подсчетом, .маркировкой блоков в случае необходимости, а главное — устройством жилья и питания многочисленных строителей, каменщиков, мастеров и других рабочих, занятых на постройке. Время от времени мы находим остатки орудий этих древних строителей: корзины для переноски грунта, точно такие же, как сегодня, кремневые сверла и скребки, медные инструменты, обрывки веревок...» Строители были поделены на рабочие бригады. «Как полагают, — пишет Гонейм, — такие бригады состояли из восьмисот — тысячи человек. До нас, в частности, дошли названия некоторых бригад, высекавших блоки для пирамид Хеопса и Менкаура: бригада «Хеопс, вызывающий любовь», бригада «Всемогущая Белая корона Хнум-Хуфу (Хеопса) »...» Свидетельство Геродота о числе рабочих, трудившихся на строительстве Большой пирамиды, некоторые исследователи считали преувеличенным. Их достоверность — из осторожности не скажем «правильность» — в наше время подтвердили раскопки Питри, а потом Рейснера в Гизе. Были раскопаны селения рабочих при пирамидах в Гизе, в которых могло жить около 10 000 строительных рабочих вместе с семьями. Это как раз те 10 процентов из общего числа рабочих, приводимого Геродотом, которые, вероятно, составляли кадры постоянных квалифицированных рабочих. Не забыл Геродот и о финансовой стороне строительства, которая очень интересовала и других античных авторов. «На пирамиде египетскими письменами было обозначено, сколько редьки, лука, чеснока съели рабочие. И как я очень хорошо помню, переводчик, который читал мне надпись, объяснил, что на все это израсходовано 1600 талантов серебра. Если это 91
Охота фараона Тутанхамона на львов. Роспись на крышке ларца из гробницы Тутанхамона. Новое царство. XVIII династия. Каир, Египетский музей. верно, то сколько же денег пошло на железные орудия, на хлеб и одежду для рабочих...» (кн. II, гл. 125). 1600 серебряных талантов 1, приблизительно 12—14 миллионов девизных крон (примерно 1,5 миллиона рублей). Но это очень приблизительная сумма, поскольку точный расчет по стоимости серебра или покупательной способности практически невозможен. На первый взгляд эта сумма кажется огромной, однако после пересчета — на каждого работника приходятся гроши. Сумма, выплаченная за лук и чеснок, была лишь небольшой частью расходов на пирамиду. Свидетельства о других расходах переводчик, сопровождавший Геродота, как и никто из современных археологов, не нашел. Но кто оплачивал все эти расходы? Ответ может быть только один: сами строители пирамиды. «Свободные» крестьяне и рабочие, которых пригнали сюда и которые сами должны были себя кормить. Как впоследствии и их потомки, крестьяне, отрабатывающие свой «рабочий день» в господском хозяйстве. Значит, порабощенный народ не только построил пирамиду своими собственными руками, но и финансировал ее строительство. И напрасны усилия отдельных буржуазных историков и социологов изображать положение египетского народа во времена Древнего царства — да и вообще в Древнем Египте — как 1 Один серебряный талант содержал 33,655 кг. 92
^приличное», << неплохое». Подобные >тверждения мелькают иногда и у нас, поэтому предоставим слово К. В. Кераму, который опирался исключительно на фактологический материал, собранный буржуазными историками. Он пишет о «невероятном для нас классово разделенном» и «единственно на рабском труде построенном Египте». Давайте прочитаем, как он описывает строительство Большой пирамиды. «Четыре с половиной тысячи лет назад. От Нила бредет длинная вереница обнаженных рабов, белокожих и черных, плосконосых и толстогубых, наголо бритых. От них несет запахом дешевого масла и пота, лука и чеснока, они кричат и сте- Спинка парадного кресла Тутанхамона, на котором изображены фараон Тутанхамон и его жена Анхесенамон Каир, Египетский музей.
нают от ударов бичей, которыми их осыпают надсмотрщики, так волокут они по гранитным булыжникам дороги, идущей от Нила к строительству, тяжелые волокуши, груженные блоками, из которых каждый более кубического метра в объеме. Под их стенания, плач и предсмертные вопли росла пирамида. И росла так двадцать лет. И как только мутные воды Нила выходили из берегов и кончались полевые работы, сотни тысяч людей сгонялись на строительство гробницы Хеопса, которая получила имя «Горизонт Хеопса»!» Из крови, слез и стонов, из миллионов каменных блоков, поднятых только с помощью человеческих мускулов на головокружительную высоту, родилась Большая пирамида со всеми своими камерами, галереями и коридорами. Родилась для Хеопса, для его мумии, для его Ка. Выполнила ли она свое предназначение? Выполнили ли свое предназначение остальные пирамиды, сооруженные Хеф- реном, Микерином и другими фараонами Древнего и Среднего царства? У них были для этого все предпосылки. Они были подлинными твердынями, могучими бункерами. Их охраняло войско. Отборное войско, в сравнении с которым даже закаленные римские легионеры казались изнеженными интеллектуалами. Их охраняли жрецы. Прочность непроницаемых блоков увеличивала религия, силу воздействия которой современному человеку даже трудно представить. И все же пирамиды не стали надежной защитой. О судьбе Гробница номарха Саренпута в Асуа не. Среднее царство. XII династия 94
мумии Хеопса мы уже говорили. Не повезло и другим фараонам III, IV, V, VI, XI и XII династий, которые воздвигли себе пирамиды. «Их гробницы пусты, как и могилы безродных бедняков, умиравших просто на прибрежной дамбе». Почему? Государственные и частные банки во всем мире прячут сейфы со своими сокровищами под землей, и их никто не видит. А фантастические «сейфы» со всеми их сказочными сокровищами прямо-таки взывали: «Проникни к нам, кто может!» И обещали награду, которой нет цены. Приблизительную картину того, что они скрывали, правда весьма приблизительную, можно составить хотя бы по одной гробнице фараона Тутанхамона, которая попала в руки ученых почти в нетронутом виде. В 1924 году экспедиция Говарда Картера только из передней камеры гробницы Тутанхамона вывезла 34 тяжелейших контейнера, полных драгоценных украшений, драгоценных камней, произведений искусства и золота. А когда Картер проник в погребальный покой, то нашел в нем позолоченный деревянный ковчег размером 5,20 X 3,35 X 2,75 метра, а в нем другой, дубовый ковчег, тоже позолоченный, в этом втором — третий позолоченный ковчег, затем еще один (причем все четыре — подлинные произведения искусства), в этом четвертом ковчеге — саркофаг из целого куска редчайшего кристаллического кварцита, и в нем еще три антропоидных саркофага, последний из них — из массивного золота, а уж в этом саркофаге — мумию фараона. На лице мумии была золотая маска, на пальцах золотые кольца, на шее двойная золотая цепь. Когда ученый развернул мумию из пелен, то нашел еще немало драгоценных украшений (их опись делится у Картера на 101 группу). Кроме того, в гробнице нашли искусно выполненные статуи стражей покойника и статуи богинь-хранительниц, драгоценные предметы обихода, среди которых две позолоченные повозки, ложа, инкрустированные шкафчики и несколько позолоченных кресел. (На спинке одного из них изображение Тутанхамона и его жены Анхесенамон — оно известно по репродукциям во всех учебниках и книгах о Древнем Египте.) Словом, как сказал
Картер: «При виде этих сокровищ каждый немеет от восторга!» 1 Эти слова Картера мы повторяем и сегодня, видя сокровища гробницы Тутанхамона в Египетском музее, они занимают там десять залов, площадь которых равна футбольному полю... Между тем Тутанхамон был ничем не примечательным правителем, мы даже не знаем точно, сколько продолжалось его правление. Лишь после вскрытия мумии было установлено, что он умер на восемнадцатом году своей жизни. Какие же сокровища должны были скрывать гробницы великих фараонов, таких, например, как Рамсес II? Как же были обворованы эти царские гробницы, несмотря на все невероятные меры, принятые для их безопасности? Две истории помогут нам приоткрыть завесу тайны. Одна из них трехтысячелетней давности, другой — неполных сто лет. Но обе одинаково современны. Первая — пожалуй, самый старый уголовный процесс в истории человечества, о котором сохранились протоколы. Она произошла во времена Рамсеса IX (примерно в 1142—1123 гг. до н. э.) в Фивах. Фивы административно делились на два округа: Западный на левом берегу Нила — некрополь, где были гробницы царей, и Восточный — собственно город. Как это часто случается, правитель Западного округа, некто Певеро, и правитель Восточного округа, некто Песиур, враждовали и старались оклеветать и очернить друг друга перед своим общим начальником, наместником всего фиванского округа Хемуасом. Однажды правитель округа Песиур получил сообщение, что в Западном округе обворовывают гробницы; естественно, он кинулся сообщить об этом Хемуасу. Хемуас потребовал доказательства. Песиур не поленился, послал за реку своих людей и наконец представил список ограбленных гробниц: десять царских гробниц, четыре гробницы жриц бога Амона и множество гробниц частных лиц. Тогда Хемуас — ничего другого мы не ожидали — создал комиссию для расследования этого дела, но Певеро, правитель некрополя, позаботился о том, чтобы в нее попали его люди. Это было нетрудно, ибо он был человеком прозорливым и отдавал Хемуасу немалую долю награбленного в гробницах, ограбление которых он сам и организовал. 1 Г. Картер Гробница Тутанхамона. М., Изд-во восточной лит-ры, 1959. 96
У Ч \ л« £Г^
п. СХЕМА СТРОИТЕЛЬСТВА ПИРАМИДЫ L РАЗРЕЗ ПИРАМИДЫ ft * ,\" ГГ~ * л;>~* л' ^ ?х _„ \Л ■' и. i ш
Все произошло так, как при таких обстоятельствах и следовало ожидать. Комиссия установила — ее протокол и сегодня юрист прочтет с пользой для себя, — что сведения Песиура не соответствуют действительности, так как на самом деле было обворовано не десять царских гробниц, а одна и не четыре жреческие гробницы, а только две и т. д. Певеро требовал, чтобы Песиура осудили за дачу ложных показаний вышестоящим чинам. Песиур, разумеется, не согласился с таким решением, потому что даже комиссия не могла отрицать факта ограбления гробниц. Певеро организовал «массовый протест» населения против вмешательства правителя Восточного округа во внутренние дела Западного и переправил на другой берег самых громких крикунов, с тем чтобы они направились к дому Песиура. И Песиур позволил себя спровоцировать. Он заявил перед собравшейся толпой, что действует по закону и, если потребуется, доложит все обстоятельства дела хотя бы самому богу, то есть фараону. Ничего лучшего Певеро не мог пожелать. Он тут же кинулся к Хемуасу и доказал при свидетелях, что Песиур подрывает основы государства, ибо нарушает установленный принцип подачи жалоб по инстанции. Хемуас, естественно, вмешался: организовал судебное разбирательство, сделал членом суда и Песиура, доказав тем самым якобы свою беспристрастность, а потом его спросили, что заслуживает чиновник, подрывающий авторитет начальства и нарушающий ход дела по инстанциям. Песиур ответил как подобает и, таким образом, сам себя признал виновным. Этот случай был бы предан забвению, если бы по прошествии двух-трех лет не схватили восьмерых грабителей, которые, «когда их били двойными плетями по рукам и ногам, признались» среди прочего и в ограблении одной из гробниц, названных Песиуром. Они рассказали: «Мы открыли гробы и нашли величественную мумию царя. На шее у него было много амулетов и золотых украшений, на лице золотая маска; вся мумия царя была покрыта золотом. Одеяние все сплошь было позолочено и посеребрено и украшено различными драгоценностями. Нашли мы и жену царя. Тогда мы разделили между собой все золото, принадлежащее мумиям этих богов (то есть фараонов), амулеты, драгоценности и одеяние на восемь частей». Суд во главе с неким неподкупным чиновником признал их виновными. Какое они получили наказание, неизвестно, однако 97
удалось прочитать их имена: Хапи — камнерез, Ирамон — ремесленник, Аменемхеб — крестьянин, Хемуас — водонос и Ахенофер — раб-нубиец. Но трое вельмож, по поручению которых действовали грабители, остались навсегда неизвестны. (Песиура впоследствии посмертно реабилитировали, что, вероятно, очень обрадовало его Ка.) Эта история, которая могла бы послужить сюжетом для неплохого детектива, показывает нам один из методов ограбления гробниц: их грабили те, кто обязан был их охранять. «Грязную работу» делали те, кто зависел от этих людей. Когда дело раскрылось, разбойничья верхушка безжалостно пожертвовала этими «орудиями» своей деятельности... Другая история произошла в 1881 году. Гастон Масперо, директор Египетского музея в Каире, созвал совещание своих ближайших сотрудников и объявил, что так дальше продолжаться не может. Египетская полиция доказала свою полную беспомощность, и не оставалось ничего другого, как самим взяться за дело, ведь археолог всегда немного детектив. Необходимые денежные средства предоставлены. Оказывается, уже в течение шести лет самым загадочным образом на черном рынке египетских древностей появлялись редкостные предметы, явно из гробниц XIX и XXI династий. Из гробниц, о которых никто ничего не знал и нахождение которых не было никому известно, точнее говоря, никому из египтологов. Но поскольку все предметы были, бесспорно, подлинными, значит, о гробницах все же кто-то знал, и этот кто-то не был египтологом. Он просто превратил ограбление гробниц в хороший источник дохода. Нужно было разоблачить его и спасти драгоценные реликвии для науки. Египетская и европейская полиция собрала обширный материал, но следствие так ни к чему и не привело. «Какой-то феллах» продал немецкому профессору из университета священный скарабей XIX династии вместе с «древнеегипетским» жемчугом из Яблонца 1. Папирус с неизвестным до сих пор текстом, относящимся к XX династии, купил американский коллекционер у человека, «похожего на богатого шейха». Еще один коллекционер получил от «какого-то проводника» игру «в волка и овечек», которая должна была забавлять после смерти принцессу из XIX династии, и т. д. 1 Место, где в Чехии издавна производили искусственные драгоценности и украшения. 98
Такова была ситуация, когда молодой ассистент музея прибыл в Луксор. Прибыл он не как археолог, каким являлся на самом деле, а в роли богатого француза, которого нимало не смущал запрет на торговлю египетскими драгоценностями. К нему, естественно, явились перекупщики с поддельными драгоценностями, он со смехом их отверг. Тогда ему принесли одну небольшую вещицу, в которой он признал украшение из гробниц XIX династии; он купил его и сделал вид, что интересуется и кое-чем посерьезнее. Как-то вечером, прогуливаясь по базарам, он набрел на одного арабского купца и, наконец, договорился ( не постояв за ценой), что тот познакомит его с человеком, «с которым можно договориться». Этот человек, как скоро выяснилось, был Абд-эр-Расул, глава всеми уважаемой семьи селения Курны. Познакомясь с молодым французом ближе, он принес ему несколько предметов из царских гробниц XIX и XX династий. Молодой ассистент тут же приказал его арестовать. Но допрос у представителя местной власти — мудира — показал, что Абд-эр-Расул чист, как лилия. Напрасно молодой ассистент демонстрировал все приобретенные им вещи — мудир твердил, что надо подождать. Время покажет... Ассистент ждал день, другой, а потом пал духом. Читатель наверняка думает, что мудир оказался вторым Хемуасом? Во всяком случае, ассистент был уверен в этом. А через месяц один из родственников Абд-эр-Расула пришел к мудиру и во всем признался. Согласно одной версии, потому, что поссорился с главой семьи при дележе добычи, по другой — и это правдоподобно при всей очевидной неправдоподобности — потому, что мудир заявил, что настало время сказать правду. (При патриархальном образе жизни тогдашних египтян мудир пользовался безграничным авторитетом.) Но так или иначе, а Абд-эр-Расул признался, что шесть лет назад в Дейр-эль-Бахри, близ Долины царей, нашел незаметную расщелину в скале, а под ней — одиннадцатиметровый лаз, ведущий в пещеру с саркофагами и мумиями. О находке он сказал только самым надежным членам своего семейства, и все вместе они поклялись, что не откроют тайну гробницы и будут брать из нее лишь сколько потребуется. Так в течение шести лет они богатели, храня эту тайну. Мудир мгновенно сообщил обо всем молодому ассистенту, но тот еще не пришел в себя от своей неудачи, и потому мудир дал телеграму в Каир. Тут же явился другой ассистент 99
Масперо, Эмиль Бругш, брат знаменитого египтолога Генриха Бругша. И вот 5 июля 1881 года, спустившись в гробницу, куда его привел сам Абд-эр-Расул, Бругш нашел там, к своему удивлению, сорок саркофагов с мумиями фараонов. Среди них были, как установил он по надписям, и мумия Сети I, ограбленную гробницу которого открыл в октябре 1817 года Бельцони в Долине царей, и мумии двух самых могущественных царей Нового царства, Тутмоса III и Рамсеса II. Надписи на стенках саркофагов, находящихся в этой общей гробнице фараонов, объяснили Бругшу, когда, почему и как сюда попали эти мумии. Их переправили сюда жрецы по причинам безопасности, чтобы избежать ограбления первоначальных гробниц и уничтожения мумий. Каждой гробнице, скрывавшей тело царя и его загробное имущество, постоянно угрожало ограбление. «Фараоны, окружая свои мумии изысканными и дорогостоящими вещами, которые, по их мнению, были необходимы для поддержания царского достоинства, — пишет Говард Картер, — сами обрекали свои погребения на гибель. Искушение было слишком велико. В гробницах покоились сокровища, превосходящие самые алчные мечты, и, чтобы овладеть ими, нужно было только найти способ добыть их. И могильные воры рано или поздно добирались до этих богатств». Жрецов, охранявших своих мертвых властителей, особенно в период междуцарствий, было не так уж много. И сохранились свидетельства о том, что им приходилось с оружием в руках переносить мумию фараона в другое укрытие. Но многие из жрецов сами предпочитали грабить свое божество — фараона, а не служить ему. Правда, грабителями являлись не только они, «сливки общества», — ими становилась и стража гробниц, и архитекторы, знавшие систему тайных коридоров. И способствовали этому не только смутные периоды правления, но главным образом само время: то, что не удалось отцам, удавалось их сыновьям и внукам, то, что не разграбили в одном столетии, грабили в другом, третьем, пятом, десятом... Протоколы о процессе Песиура и история «странствующих мумий», изложенная на стенках саркофагов из захоронений в Дейр-эль-Бахри, дают нам возможность понять, как были ограблены пирамиды. Это ограбление пирамид, которое уже наверняка свершилось в период Первого междуцарствия, объясняет и то, почему во времена Нового царства пирамиды больше не строились. Вместо надгробий, которые вызывающе про- 100
возглашали: «У нас есть что прятать», фараоны теперь строили тайные гробницы, глубоко в скалах, с тщательно скрытыми входами. Рабочих, которые сооружали место для вечного сна фараоновой мумии, после окончания работ, как правило, убивали. Заупокойные храмы с времен Тутмоса I (около 1535 — 1510 гг. до н. э.) ставили в нескольких километрах от гробниц, хотя тем самым создавали немало трудностей для Ка фараона. Но и из этих гробниц избежала ограбления только гробница Тутанхамона, и то лишь отчасти. Грабителей кто-то спугнул, поэтому желанная добыча попала в Каирский музей. Несостоятельность пирамид как гробниц в конце концов признали даже фараоны. Но это была не единственная причина отказа от их строительства и, пожалуй, даже не самая решающая. Строительство пирамид истощало экономические ресурсы страны. «Строительство Большой пирамиды равнялось проигранной войне». Поддержание их в хорошем состоянии тоже требовало немалых средств. Нашлась надпись, согласно которой один из фараонов отдал дань двенадцати селений только на содержание храмов, жрецов и своего Ка. Возможно, это был просто щедрый фараон, а возможно, такая дотация отвечала обычным нормам. Пирамиды перестали строить в смутные времена Первого междуцарствия; фараоны Среднего царства снова возвращаются к их строительству, но в период XIII династии окончательно отказываются от пирамид. Последняя пирамида была сооружена по приказу фараона Хенджера примерно в XVII веке до н. э. Эти последние пирамиды, хотя и имели хорошо укрепленные погребальные камеры, сооружались все-таки из необожженного кирпича. Одну из них посетил Геродот, и египетский проводник показал ему камень — единственный камень во всем сооружении, на котором якобы иероглифами было написано: «Не ставь меня ниже каменных пирамид. Как Зевс над прочими богами, стою я над ними. Шест погружали в озеро и из грязи, которая пристала к шесту, изготовляли кирпичи. И таким образом меня воздвигли» (кн. II, гл. 136). Но строительство даже этой пирамиды подорвало экономику Египта. Геродот пишет, что тогда «сократилось обращение денег в стране» и кредит можно было получить, лишь отдав в залог мумию «отца должника» или «собственную гробницу». (Это свидетельство об одной из первых инфляции в истории. Она намного старше той инфляции, которую, согласно 101
Библии, якобы вызвал Соломон, изъявший из денежного обращения серебро для отливки светильников Иерусалимского храма.) Те небольшие пирамиды, которые возвели суданские правители в Напате и Мероэ по прошествии двух тысяч лет со времени строительства Большой пирамиды, вообще не идут ни в какое сравнение с египетскими пирамидами. С Большой пирамидой не выдерживают сравнения и гробницы правителей Среднего и Нового царства. Ни своим видом, ни размерами, ни даже как символ власти фараона. В пирамиде Хеопса нас поражает все (даже то, как она была разграблена). И в силу этого Большая пирамида, вопреки всей ее бесполезности, — подлинное чудо света. Даже после своего нынешнего превращения в зрелище для иностранных туристов. * * * «Пусть возвышается это творение, которое считает, что своей бесцельной вершиной оно достигает звезд!» — так прощается с Большой пирамидой Филон. Простимся с ней и мы и вернемся в Каир. К его узким, кривым улочкам в квартале Муски и широким бульварам с тридцатиэтажными небоскребами и мечетями с неоновым освещением... Но не будем задерживаться здесь. Нас ожидает страна с еще более древним прошлым. А в Египет мы еще вернемся.
т*РЧЯ5кЗу м is ш © ш ч ш ш &а,зды1
Ламассу, или крылатый лев с головой человека, один из «стражей», стоявших у входа во дворец царя Ашшурнацирапала II в Кальху. IX в. до н. э. Лондон, Британский музей.
Flam путь ко второму чуду света ведет в страну, расположенную между двух рек, где, согласно Библии, якобы находился рай земной, в страну, известную нам из сказок «Тысячи и одной ночи». В столицу этой страны — Вавилон, один из самых больших городов древнего мира и, возможно, самую большую крепость на свете. В столицу царства, «великолепнейшего среди царств», которое уже исчезло с лица земли тогда, когда Рим еще не стал Римом, и которое вновь возродилось с не меньшим великолепием, чтобы снова в конце концов стать лишь жилищем для сов и приманкой для археологов... В этот город и в эту страну мы и отправимся в поисках висячих садов легендарной Семирамиды. Правда, Филон обратит наше внимание еще на одно чудо света — вавилонские крепостные стены. Геродот же еще до него объявил чудом света и Вавилонскую башню. И во время спора об этих трех чудесах света в одном городе, где обнаружится полное единодушие отца истории и отца географии (так же как и других древних ученых и путешественников, а среди них Диодор, Ктесий и вавилонский историк Берос), вдруг появится фигура человека с про- 106
фессорской бородкой и лопатой археолога, который скажет: «Послушать вас, господа, так надо обозначить Вавилон в путеводителе Бедекера тремя звездочками 1. Тогда извольте прибавить еще одну! Ведь вы забыли о дороге Мардука!» У этого человека есть полное право подтвердить и дополнить сведения историков древнего мира. Ведь именно он в начале нашего столетия раскопал в Вавилоне все эти чудеса света. Точнее, то, что от них осталось. Его звали Роберт Кольдевей. Он-то и будет нашим провожатым. * * * По-разному называли эту древнейшую страну, но одно имя оставалось у нее неизменным: Месопотамия. Так называли ее греки, и значит это — «Междуречье», то есть область между двух рек, Евфратом и Тигром. Обе эти реки для Месопотамии— то же самое, что плодоносный Нил для Египта: с марта до сентября разливаются они, неся мощные водные потоки с гор, и увлажняют землю, испещренную каналами искусственного орошения. Так происходит сегодня, так происходило и много веков назад, когда стояла Вавилонская башня. Но с давних времен эти реки изменили свое русло. Ныне километров за сто пятьдесят до Персидского залива они сливаются, превращаясь в могучую полноводную реку. В древние времена каждая из них впадала в море, имея свое устье, а море отступило с тех пор на добрую сотню километров. Развалины Ура сегодня лежат далеко от моря, а когда-то он располагался на берегу морской лагуны. Древнейшие города Сиппар, Киш, Урук, Ларса лежат ныне в руинах среди холмов на восток от Евфрата — некогда они располагались на его берегах. Тигр, в свою очередь, переместился к северо-востоку. Обе эти реки в те времена были ближе друг к другу, чем теперь. И там, где они сближались больше всего, на левом берегу Евфрата стоял Вавилон. Когда Геродот посетил этот город, тот уже стал лишь памятником своей былой славы и мощи. В 539 году до н. э. (лет за сто до Геродота) в один осенний день в него вступил персидский царь Кир — с большой армией и не без помощи местных предателей — и сверг последнего царя Нововавилон- 1 В путеводителях К. Бедекера звездочками помечены особо интересные памятники культуры. 107
ского царства. Но захваченное им Нововавилонское царство было уже отблеском, хотя и ослепительным, но все же лишь отблеском Древневавилонского царства, давно обескровленного нападениями с севера и присоединенного перед этим к Ассирии, а древневавилонская культура, в свою очередь, — только поздним побегом еще более древней культуры... И эта культура канула в Лету, возможно, еще глубже, чем египетская. Правда, она продолжала жить в памяти античных народов; очень многое из нее взяли — через греков и евреев — и народы современные, хотя никто не знал о ее существовании вплоть до XIX века. Ее нужно было открыть заново. И научное открытие древнейшей ассиро-вавилонской культуры было связано с не меньшими приключениями, чем открытие культуры древнего государства на Ниле. Правда, в отличие от Египта, начало ее открытию положили не штыки и пушки европейских армий, а лопаты археологов. Нельзя сказать, что сюда не вторгались завоеватели из Европы, — достаточно вспомнить об Александре Македонском, — но это было в давние времена. И здесь среди археологов первыми оказались французы, за ними явились англичане, после них немцы и представители других европейских стран и, наконец, американцы. Разумеется, не все археологи всегда преследовали исключительно научные цели. Зачастую они были по профессии дипломаты, военные советники местных правителей, агенты различных разведок (и небезызвестный полковник Лоуренс, «некоронованный король арабского мира», начал свою карьеру на Востоке как археолог), а с некоторого времени, когда через аромат экзотических пряностей пробился запах нефти, здесь появились и геологи. И они в свою очередь сыграли роль первооткрывателей, без которых научное познание истории и открытие культуры Месопотамии невозможно представить. Месопотамия была для европейцев до сравнительно недавнего времени почти неоткрытой страной. Она привлекала еще меньше путешественников, чем Египет. На рубеже XV и XVI столетий сюда в качестве пленного попал баварский рыцарь Шильтбергер, в конце XVI столетия — немецкий врач и ботаник Раувольф; среди прочего они посетили и развалины Вавилона. В начале XVII века здесь появился искатель приключений итальянец Пьетро делла Валле; в своей книге «Письма путешественника» (1650—1658) он опубликовал впервые образцы древнего «ассирийского письма». Англичанин Томас Герберт привез из Месопотамии материал для первых 108
изображений тамошних «библейских городов», изготовил их самый известный тогда гравер, чешский эмигрант Вацлав Гол- лар. Затем здесь появились французы Тавернье и Шарден. В дальнейшем образцы местного древнего письма привезли в Европу немец Кемпфер и голландец де Бруин. Англичанин Томас Хайд назвал эти письмена cuneiformes, то есть «клинообразные» письмена, «клинопись». Так это название и осталось. Самые длинные и самые точные копии клинописных текстов сделал затем Карстен Нибур (1733—1815), который во время своего «несчастливого путешествия по счастливой Аравии» (когда постепенно погибли почти все его спутники) в 1765 году попал через Египет и Йемен в Персеполь, бывшую столицу персидских царей. Он опубликовал надписи в 1772 году вместе с зарисовками руин местных зданий и скульптур в книге «Описание Аравии». Но все это было лишь вступлением к научному изучению прошлого этой страны. Памятники ее древней материальной культуры были вообще неизвестны в Европе. А ее письменность казалась еще более загадочной, чем египетские иероглифы. Многие даже сомневались, письменность ли это: «Ведь все это выглядит так, словно воробьи пробежали по мокрому песку!» Пионером археологического исследования Месопотамии стал француз Поль Эмиль Ботта (1802— 1870). По профессии врач, путешествуя вокруг света («для общего развития»), он Летний дворец Саргона II, древний Дур-Шаррукин, VIII в. до н. э. Близ современного Хорсабада (Ирак). Реконструкция.
Ботта перевозит на плотах по реке Тигр ассирийские статуи. Рисунок Э. Фландена. 1846 г. поступил на службу к Мухаммеду Али в Каире, затем стал французским консулом в Александрии. В 1840 году французское правительство сделало его консулом в Мосуле, непримечательном городке в верховьях Тигра. Располагая свободным временем, он начал исследовать таинственные холмы, внезапно Дворец Саргона II в Дур-Шаррукине (близ нынешнего Хорсабада). Реконструкция северного двора.
выступавшие среди равнины и выглядевшие как караваи хлеба на пыльной дороге. В некоторых местах он раскопал остатки кирпичных стен, на которых сохранились клинообразные надписи, в других — черепки глиняных сосудов и таблички с клинописью. Эти находки навели его на мысль (которую до него высказывали некоторые путешественники), что холмы — просто наносы тысячелетней глины над руинами древнейших городов Ассирии. От этого оставался лишь один шаг к решению начать раскопки, и Ботта взялся за работу со страстью и настойчивостью. В 1842 году Ботта принялся копать на одном из особенно заманчивых холмов (он назывался Куюнджик), но ничего стоящего не нашел. И тут какой-то араб сказал ему, что у них в Хорсабаде (16 километров от Куюнджика) строят дома и хлевы из кирпичей, на которых есть знаки, интересующие француза. Ботта послал туда своих рабочих. На второй день один из них возвратился и сказал, что они наткнулись на стену. Ботта поехал туда и через четырнадцать дней увидел, что они раскапывают дворец размером с целый город! И не только дворец. Из земли появились великолепные барельефы на камне с изображением охотничьих сцен и доселе невиданные скульптуры чудовищных крылатых быков с человеческими головами (шеду)—их отправили в Париж. Некоторые, правда, при отправке разбились или утонули в Тигре, другие потопили грабители-бедуины, напавшие на экспедицию Ботта. Небольшая часть (26 из 235) счастливо попала в Лувр, вызвав удивление и восторг. Эти скульптуры не уступали лучшим творениям египтян и греков. На вопросы взволнованных парижан, едва пришедших в себя от открытых чудес на Ниле, Ботта отвечал: «Думаю, что я открыл произведения искусства, которые с полным правом можно отнести к временам расцвета Ниневии!» 1 Ниневия?! Ведь в существование этого города многие не верили, относя его к области легенд и мифов, как Атлантиду Платона и Трою Гомера. И неужели эти творения создали ассирийцы, на чьи головы библейские пророки обрушивали лишь проклятия? Неужели ассирийцы так же хорошо владели инструментом скульпторов, как и мечом? Но все эти сомнения разбились о каменные колоссы. Прошло немного времени, и 1 На самом деле Ботта раскопал город Дур-Шаррукин, дворец царя Саргона II (VIII век до н. э.). 111
ученые подтвердили: это подлинные творения ассирийских мастеров, свидетельства культуры, о существовании которой современная Европа и не подозревала. После этого успеха Ботта забыл о своем дипломатическом призвании, так же как и о профессии врача, и решил целиком посвятить себя археологии. Правительство предоставило ему значительные средства, и Ботта не истратил их зря: он отрыл из глубины тысячелетий десятки колоссальных статуй и сотни небольших алебастровых фигурок, несколько огромных порталов, множество маленьких глиняных табличек и большое количество мастерски выполненных барельефов. И, прощаясь с Хорсабадом, чтобы возвратиться в Париж, Ботта уже знал, что раскопал «Версаль Саргона Ассирийского» — летний дворец завоевателя Вавилона, с 209 залами и 30 дворами, дворец, о котором упоминается в Библии. «Ниневийские памятники» Ботта (1847—1850), иллюстрированные Эженом Фланденом, сыгравшим в раскопках на Тигре такую же роль, как и Денон на Ниле, послужили основой для развития новой области науки — ассириологии. Еще удачливее, чем Ботта, оказался англичанин Остин Генри Лэйярд (1817—1894). Во всяком случае, по общему объему и значению своих научных трофеев, хотя и уступил Ботта приоритет открытия. А ведь Лэйярд мог быть первым, так как он попал в Месопотамию еще до Ботта, в 1840 году, но тогда у него кончились деньги, и по истечении нескольких месяцев ему пришлось уехать. Правда, Лэйярд вернулся не в Англию, а в Константинополь. Лэйярд долго убеждал тамошнего английского посланника, и тот дал ему 60 фунтов стерлингов, чтобы и он попытал счастья. Смешная сумма в сравнении со щедрой поддержкой французского правительства, полученной Ботта! Но Лэйярд был преисполнен энтузиазма. Купил коня, ружье и отправился в путь. Разумеется, как истинный англичанин-викторианец, прихватил и Библию. Из Библии-то он и черпал свои главные познания об истории Месопотамии. Сходство названия одного холма, лежащего недалеко от Мосула, с именем Нимруда, легендарного царя, привела его к мысли, что под этим холмом может оказаться город. В 1845 году он принялся за раскопки и открыл пять огромных дворцов; вскоре выяснилось, что этот «холм Нимруда» был всего-навсего тысячелетним наносом песка над Кальху (Калахом), столицей Ассирийского царства времен царя Ашшурбанипала (VII в. до н. э.). Потом Лэйярд взялся 112
т^~ Г "И1 П: 4 i s. r , % кГ-л i "V 4ч f~ ' T. ." ■' I ; Ал ~* " * vwvvi ■1 » I^V^U^ '^\.?^*AV>A^-**' .A.\%V\ С tr . "*A ЛАЛДД \KJV <^v "ЧУ 'TV - "^ - ifr V % v? ••'; xr <■ о £ 4 1 ru ч i?^ x X . t ■ - ** г ■v.* f «£-'Ч г i*-\ i X ^ '*< »N 4 N % * —i ^^w^
л ♦4 \ 4 ^ 1 *. I- ' 9-- .1 ~ <> ' РЕКОНСТРУС ИЯ С. А Л О В СЕМИРАМИДЫ АКБ ЕЛ У К БЛИЗ РИМА
за холм Куюнджик, где до него напрасно копал Ботта. И буквально первый удар кирки открыл стены Ниневии. И вправду, счастье при открытиях — непредвиденное действующее лицо. После этого он отправился в Вавилон, где до этого копал его земляк К. Д. Рич (в 1811 году). Часть своих месопотамских находок Лэйярд выставил в 1854 году в Лондоне, среди них реконструированный внутренний двор ассирийского царского дворца с рельефами, на которых запечатлены военные и охотничьи сцены, картины придворного ритуала, изображения животных и растений, людей и гигантские статуи мифических существ, которые выкопал перед этим и Ботта. И западный мир, полный изумления, встретился лицом к лицу с могучим государством Древнего Востока. Лэйярд, однако, не только удачно показал свои находки, но и великолепно их описал. Он был одним из немногих археологов, обладающих даром писателя. Двухтомник Лэйярда «Ниневия и ее руины», вышедший в 1849 году, а позже его книга «Ниневия и Вавилон» расхватывались читателями как сочинения Диккенса, хотя это были книги строго научные, «о самой скучной из скучнейших наук». Лэйярд работал в условиях, при которых нынешние археологические экспедиции, собрав чемоданы, отложили бы раскопки на неопределенный срок. Страна между Евфратом и Тигром была охвачена пламенем восстания, направленного против турецкого владычества, представителем которого был необыкновенно жестокий наместник в Мосуле. Повстанцы и правительственные войска порой превосходили друг друга в насилии, в стране свободно разгуливали банды грабителей, опасность таилась на каждом шагу. Мосульский паша, думавший, что Лэйярд ищет клады, приказал привезти на Нимрудский холм надгробные камни, чтобы натравить против «осквернителей могил» религиозно настроенное население. Когда Лэйярд выкопал «статую Ним- руда», паша запретил ему дальнейшие работы, пока он, паша, не установит, кем был этот Нимруд — истинно верующим или безбожной собакой. Но Лэйярд преодолел все препятствия; его биографы утверждают, что помогала ему единственно «несокрушимая энергия и искусство обращения с людьми». Очевидно, благодаря этим свойствам он стал впоследствии британским государственным чиновником (министром без портфеля), в 1868 году — министром общественных работ и, наконец, послом в Мадриде, затем в Константинополе. Но его 113
политическая карьера нас не волнует, хотя сам он считал свои археологические успехи лишь ступенькой к министерскому креслу. Еще в юности, не имея средств к существованию, он изучил право, чтобы стать адвокатом, но, установив, что подобный путь к богатству и славе слишком медленный, решил «обратить на себя внимание» и отправиться на Восток, чтобы открытием библейских городов снискать славу. Он научился немного говорить по-арабски и, почувствовав себя готовым для старта, «повесил мантию и парик на гвоздь» и покинул Лондон. В этом смысле Лэйярд был полной противоположностью Шлиману, который, будучи небогатым юношей, отправился в странствия по свету и был торговцем в Петербурге и банкиром-золотоискателем в Америке, чтобы разбогатеть и получить возможность раскопать гомеровскую Трою. Но так или иначе, оба совершили великие открытия. (Кто бы сегодня вспомнил о Лэйярде, будь он только министром, или о Шлимане, будь он только миллионером?) То, что Лэйярд показал на своей лондонской выставке и что вызвало такую сенсацию, не было, собственно говоря, самым важным в истории Месопотамии. О своей самой важной находке он тогда еще не знал. Дело в том, что на Куюнджик- ском холме, который до этого напрасно раскапывал Ботта, Лэйярд нашел дворец царя Ашшурбанипала — один из величайших дворцов на берегах Тигра, и в нем два больших зала, полные «книг», написанных на глиняных табличках и составлявших библиотеку, которая насчитывала примерно 20000 экземпляров! Его открытие завершил Ормузд Рассам, единственный абориген среди археологов этой эпохи первооткрывателей. Рассам родился в 1826 году в Мосуле. Окончил Оксфордский универ- Остин Генри Лэйярд (1817—1894) 114
ситет. Поступил на британскую дипломатическую службу, впоследствии с дипломатическим поручением отправился к абиссинскому императору. Там он попал в тюрьму, где провел два года. Пребывание в тюремной камере абиссинского императора излечило его от стремления к политической карьере, и он вернулся к занятиям археологией. Когда Лэйярд сменил дворец на Тигре на дворец на Темзе, он рекомендовал Рас- сама Британскому музею как своего преемника. Рассам продолжал раскопки и нашел во дворце Ашшурбанипала уникальные исторические документы и произведения искусства (среди них знаменитый рельеф «Ашшурбанипал охотится на львов»), буквально центнеры дипломатической корреспонденции, астрономической, медицинской, философской, математической, астральной литературы. Здесь были и остатки глиняных табличек, первые экземпляры которых нашел еще Лэйярд, с одним из величайших поэтических произведений мировой литературы — «Эпосом о Гильгамеше». Но ни Лэйярд, ни Рассам не могли изучать свои самые значительные находки из дворца Ашшурбанипала: клинопись, которой была написана найденная литература, они не могли прочитать. О ней уже кое-что было известно, но этого было недостаточно. Здесь нам придется покинуть археологов в Месопотамии, ибо подлинное открытие этой страны происходило в Европе. И главное место действия оказалось там, где никто не ожидал: в тихом немецком городке Геттингене. Причем не в его знаменитом университете, а в скромной квартире преподавателя тамошней гимназии. * * * Человека, который стал Шампольоном клинописи, звали Георг Фридрих Гротефенд (1775— 1853). Он с детства любил решать ребусы, что оказалось неплохой подготовкой для будущего ассириолога. Со студенческих лет его занимали проблемы письменности (в 1799 году он издает сочинение «О пасигра- фии, или Универсальной письменности» ). В 1802 году — ему было тогда двадцать семь лет — он поспорил с приятелем, работавшим в библиотеке Геттингена, что разгадает таинственную клинопись. Звучит невероятно, но этот учитель, избравший удел обычного государственного служащего, вершиной карьеры которого оказалось место директора в лицее Ганновера, задался 115
целью выиграть этот спор. Приятель достал ему копии персе- польских надписей: несколько строчек из книги Пьетро делла Балле и несколько страниц из дневника Нибура. И Гротефенд принялся за работу. Но мог ли он надеяться на успех? Во-первых, он вообще не знал, на каком языке эти надписи, ибо за тысячелетия в Персе- поле сменилось немало народов и языков. Во-вторых, он не знал, какого характера это письмо, — выражены ли знаками отдельные слова или слоги, является ли оно звуковым. В-третьих, он вообще Георг Фридрих Гротефенд не знал> в каком направлении (1775 1853) следует читать: сверху вниз или снизу вверх, слева направо, а может быть, справа налево? В-четвертых, он не владел ни одним восточным языком (он был филолог со знанием классических языков, но занимался германистикой). И наконец, в-пятых, у него не было никакого Розеттского камня. Разве возможно было разгадать при всех—этих условиях данную письменность? Тоненькая работа Гротефенда под названием «Пособие по объяснению персепольской клинописи», вышедшая в сентябре 1802 года, доказала, что возможно! Гротефенд действовал несколько иначе, чем Шампольон, ведь перед ним была другая, более трудная задача. Вначале для информации Гротефенд изучил всю имеющуюся литературу о клинописи. Главным образом труды немецкого востоковеда Тихсена и датского филолога Мюнтера. Оба они достигли частичных результатов, которые тем не менее терялись во множестве несостоятельных гипотез. Тихсен угадал в отдельном постоянно повторяющемся косо поставленном знаке так называемый «словоразделитель», а Мюнтер установил, что персепольские надписи принадлежат, вероятно, к последним годам правления персидской династии Ахеменидов, то есть приблизительно к середине IV века до н. э. После этого Гротефенд надеялся уже только на себя, он верил в свои силы. Прежде всего он установил примерную технику этой 116
И-ifc?^* Вавилонская глиняная таблетка с клинописью. ^r^^j^^t^r ^ bp xm\ Образец клинописи.
письменности. Очевидно, клинопись высекалась в камне или вырезалась в глине в том направлении, в котором они постепенно сходили на нет. Это значит, что вертикальные — сверху вниз, а горизонтальные — слева направо. Строчки были, по всей вероятности, горизонтальные и начинались слева, как при нашем способе письма. Обратное направление было бы для писца неудобным, пришлось бы стирать на глиняной доске написанный текст. (Уже Нибур знал, что персепольские надписи имеют три системы письма и у самой простой — 42 знака.) Потом он сосчитал знаки и, установив, что их сравнительно мало, рассудил, что письмо, очевидно, построено по принципу нашего алфавита. (Для нас это само собой разумеется; на Востоке, однако, писали и пишут очень часто справа налево, сверху вниз, направление письма по строчкам чередуется и т. п.) Ив конце концов он решил — другого пути у него не было — испо.льзовать для разгадки письма не филологический, а логический принцип: сравнение знаков, частота их употребления и размышления на тему, что они могут значить. Надписи были самые различные, но так как все они происходили из самого большого персепольского дворца, значит, скорее всего, это были царские надписи. Такой текст обычно повторяется: «Это здание построил...» И царские надписи обычно в начале имеют титул и имя властителя. Например: «Мы, божьей милостью царь такой-то страны...» И дальнейшие рассуждения Гротефенда были так же просты, как и гениальны. Предположим, сказал он себе, что все мои догадки правильны. В Персеполе правили персидские цари. Возможно и даже естественно, что некоторые надписи были сделаны на персидском языке от имени какого-нибудь персидского властителя. Имена персидских царей нам известны. Правда, мы знаем их греческое звучание, но оно не должно слишком уж отличаться от звучания на языке оригинала. (Но как оказалось впоследствии, все же отличалось: «Дарий» по-гречески звучало «Да- рейос», по-персидски — «Дараиавауш», «Ксеркс» — «Хшаяр- ша».) Известны и их титулы — «царь» или «царь царей», «великий царь», известно и то, что обычно рядом с их именами ставилось и имя их отцов. Получается в результате следующая формула: «Царь Б, сын царя А; царь В, сын царя Б». Каждое имя сопровождается названием страны или города, где тот или другой царь правил. После этого Гротефенд занялся поисками имен («системы 118
знаков»), которые бы подошли к этому образцу и количеством букв соответствовали бы надписям. Не будем описывать, как он нашел подтверждение своей формулы — каждый, вероятно, может себе это представить, — и лишь констатируем, что, наконец, он нашел это подтверждение в следующем виде: «Царь Б, сын А; царь В, сын царя Б». Это означало, что царь Б не был царского рода, ибо при имени его отца (А) не стояло царского титула! Если это предположение верно, то у кого из древних персидских царей были такие предки? Гротефенд взялся за Геродота, Диодора и новейшие исторические труды. И вот к каким мыслям он пришел: «Это не могли быть ни Кир, ни Камбиз, ибо имена на надписи не начинаются с одной и той же буквы. Не могли быть и Кир и Артаксеркс, ибо первое имя слишком краткое в сравнении с первым именем в надписи, а второе слишком длинное. Остаются лишь имена Дария и Ксеркса. Они очень подходят к характеру надписи. У меня не было никаких сомнений в том, что мой выбор правилен. Подтверждалось это и тем, что в титуле сына приводился царский титул отца, а в отцовском еще нет...» (отец Дария Гистасп не был царем). Так получил Гротефенд десять букв и разгадал уравнение с многими неизвестными! С десятью буквами можно уже было что-то предпринять. (К ним он присоединил еще три, в прочтении которых он не был уверен.) Шампольон ведь тоже разгадал на Розеттском камне не больше и с их помощью дешифровал все иероглифы, все системы египетского письма и, наконец, древний египетский язык. Так же работали в дальнейшем и другие ученые, которые продолжили дело Гротефенда. Мы говорим «продолжили дело»„ так как Гротефенд в дальнейшем больше не занимался так целеустремленно клинописью. В отличие от Шампольона он не довел свое открытие до конца, хотя именно он нашел ключ для расшифровки персепольских надписей. Этого достаточно, чтобы считать его одним из главных основоположников дешифровки клинописи. И все же ученый мир не принял его теорию — ведь он не был ни академиком, ни специалистом. Даже хуже — он был сыном обыкновенного сапожника. Итак, его работа ушла в небытие... на целых тридцать с лишним лет! Дальнейший шаг на пути разгадки клинописи сделали француз Эжен Бюрнуф (1801 —1852) и — независимо от него — норвежец Христиан Лассен (1800—1876). Их работы 119
вышли в 1836 году, и они расшифровали 34 знака древнепер- сидской клинописи. Потом была разгадана четырехъязычная надпись, где было вырезано клинописью имя Ксеркса и рядом оно же написано египетскими иероглифами. Его иероглифическая транскрипция звучала как «Хшаярша» и практически была созвучна надписи клинописью, которую разгадал Гроте- фенд. И вот теперь, после рассказа об этой разгадке клинописи, можно вновь вернуться на Ближний Восток. Туда, куда во времена открытий Бюрнуфа и Лассена отправился человек, заслуживший имя «отца ассириологии». * * * На «шоссе» Вавилон — Хамадан, где тысячелетия назад проходили караваны торговцев и грохотали военные колесницы ассирийцев и персов, стоит и поныне высокая скала, и там на трех языках — на древнеперсидском, эламском и вавилонском— красуется надпись, которая начинается так: «Говорит Дарайавауш, царь. Ты, который в будущие дни увидишь эту надпись, которую повелел я выбить в скале, или эти изображения,— не разрушай их! Но оберегай, пока можешь». И эту надпись и в самом деле никто не уничтожил и не стер. Но, разумеется, не из уважения к Дарию, а просто потому, что надпись была неприступна. И даже исполненный отваги исследователь, описавший этот «воскресный номер «Таймса» в каменном издании», смог добраться до надписи, только спустившись к ней сверху на чем-то вроде лебедки. Подобный исследовательский труд между небом и землей требовал немало смелости: путешествие в глубины прошлого могло легко окончиться в глубинах скалистой стометровой пропасти. Но что касается отваги, то у этого человека ее хватало. Этот двадцатисемилетний англичанин, в то время уже майор, английский советник в персидской армии и сотрудник британской разведки, а позднее британский консул в Тегеране, — Генри Кре- свик Роулинсон (1810—1895). И если нас не удивляет отвага подобного человека, то поражает его неимоверная настойчивость, с которой он при всех «разнообразных занятиях» уделял внимание своему увлечению— изучению клинописных надписей древних персов и вавилонян. Немало недель потребовалось ему на копирование надписи Дария на Бехистунской скале. (Эта надпись была 120
семи метров высоты и двадцати метров длины.) И, следуя примерно тем же путем, что и Гро- тефенд, то есть используя имена и титулы царей, Роулинсон расшифровал уже на первой стадии восемнадцать знаков древнеперсидской клинописи. (Хотя тогда он еще не знал о методе Гротефенда. Кое-кому это кажется неправдоподобным. Но даже в технике некоторые открытия и изобретения делались дважды и даже трижды, независимо друг от друга.) Роул инсон не может претендовать на первенство в расшиф- Генри Кресвик Роулинсон ровке, но гораздо важнее то, (1810 1895) что ему удалось расшифровать и перевести весь древнеперсидский текст. В дальнейшей работе ему помогли труды других исследователей и то обстоятельство, что он проводил свои исследования на месте самого открытия. Его работа «Персидские клинописные надписи в Бехистуне», изданная им в 1846 году, стала основой для науки, которую с времен Ботта и Лэйярда стали называть ассириологией. Богатый материал, собранный (точнее, скопированный) Роулинсоном, сделал возможным дешифровку и двух других систем письма из надписей Дария. Заслуги в этом принадлежат прежде всего Роулинсону, а затем его землякам, англичанам Норрису и Тальботу, ирландцу Хинксу, датчанину Вестерга- арду, шведу Левенстьерне, французу Опперту и русскому ученому Никольскому. Клинопись была в своей основе системой слогового письма (с большим количеством идеограмм, то есть знаков, означавших различные понятия и предметы). Эламская система содержала свыше ста различных знаков, вавилонская — свыше шестисот. Слоги складывались из гласных и согласных, имевших— и это доставляло большие трудности в расшифровке — сами по себе одно значение, а в соединении совсем иное. (Например, имя знаменитого вавилонского царя Навуходоносора звучало при правильном чтении слоговых знаков «Набукудур- ри-ушур», а при чтении этих же знаков как самостоятельных 121
Глиняный цилиндр с клинописным текстом ассирийского царя Тиглатпаласара I. Конец XII в. до н. э. Лондон, Британский музей. получалось «Анакшадушиш».) Но и это не все. Некоторые знаки имели по нескольку звуковых значений, а один и тот же слог мог быть написан различными способами (например, знак Д| мог читаться как там, пар, лах, хиш или мог выражать слово шамшу, то есть «солнце»), а один и тот же слог мог писаться разными способами (например, слог ли — пятью!). Кажется прямо невероятным, что существовало такое сложное письмо. Очевидно, путь к простоте бывает долог и труден. Но еще невероятнее, что подобное письмо было дешифровано. Как ни удивляйтесь, это чистая правда. Разгадка древних письменных систем и мертвых языков — красноречивое доказательство, что для науки нет неразрешимых проблем, если ученые разных народов объединяют свои усилия и знания для общей цели. И одновременно прекрасное доказательство человеческой общности, преодолевающей не только различие рас и национальностей, но и пропасти тысячелетий. Современные ученые никогда не достигли бы этого триумфа в разгадке сложнейшей письменности, если бы им не помогали ученые древности. В библиотеке дворца Ашшурбанипала были найдены труды ассиро-вавилонских языковедов: словари и грамматики, написание идеограмм согласно их произношению, учебные пособия с объяснением грамматической системы тогдашних живых и мертвых языков. И не только это. При раскопках месопотам- ских городов археологи нашли здания и помещения с длинными скамьями в ряд — школы для писцов — и множество табличек, являвшихся письменными ученическими работами трехтысячелетней давности с поправками учителей. Некоторые глиняные «тетради» сохранили отпечатки пальцев, по которым можно установить возраст древневавилонских учеников, — теперь они отдавали свои знания ученым нашего времени. 122
iY-Ш тысячелетия до н.э. ШУМЕРСКИЕ ПИСЬМЕНА П-1 ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ до н.э. ВАВИЛОНСКИЕ ПИСЬМЕНА НОВО- АССИРИИ- СКИЕ ПИСЬМЕНА ш ж X ш < 3Z со <Г V V *Ы птица VV ^К" •НГ ^^Г- ЗВЕЗАА " ' ' НЕБО Развитие клинописного письма с конца IV до I тысячелетия до н. э. Через полвека после открытия Гротефенда были дешифрованы не только персепольские надписи, но с их помощью все месопотамские системы письма. Вавилоняне и ассирийцы заговорили с нами на своем собственном языке! Заступы археологов добыли сотни тысяч документов. Любителей-археологов, обучавшихся исследовательскому искусству прямо на месте, сменили научно подготовленные кадры, одиночек — целые великолепно оснащенные экспедиции европейских и американских университетов. После открытия археологами Персеполя, Ниневии и Кальху дошла очередь и до других древних месо- потамских городов, среди них и Вавилона. Картина, набросанная вначале Лэйярдом и Ботта, дополнялась новыми открытиями других ученых. Но «белые пятна» остались и поныне. В изучении истории и культуры Месопотамии большая заслуга принадлежит не только археологам — «солдатам с лопатой», но и «тыловикам науки» — филологам и историкам, которые посвятили всю свою жизнь изучению клинописных документов. .. К самым значительным ассириологам (как, не очень точно, называют этих исследователей) относятся немецкие ученые 123
Львиноголовый орел Имдугуд, когтящий львов. Рельеф. Из Убайда. Середина III тыс. до н. э. Лондон, Британский музей. Ф. Делич и Г. Винклер, французские М. Галеви, Ж. Контено и Ф. Тюро-Данжен, английские Д. Хилд и А. Кинг, американские А. Пёбель и С. Крамер, поляк А. Кундеревич, словенец Г. Корошец, русские и советские ученые М. В. Никольский, П. К. Коковцев, В. К. Шилейко, В. В. Струве, А. П. Рифтин, И. М. Дь яконов и др. Из чешских ученых здесь прежде всего следует назвать Оттиск шумерской цилиндрической печати. III тыс. до н. э. Лондон, Британский музей.
Диоритовая статуя Гудеа, правителя Лагаша. Из Лагаша. XXII в. до н. э. Париж, Лувр. Бедржиха Грозного (1879— 1952), мировая известность которого как первооткрывателя клинописи хеттов слегка отодвинула в тень его замечательный труд о древневавилонской экономике («Зерновое хозяйство древней Вавилонии», 1914). Затем ученика Грозного — Любомира Матоуша ( род. в 1908 г.), который в Пражском и Багдадском университетах читал лекции о языке древних вавилонян. Международного признания достигли своими работами и чешские исследователи клинописи Йозеф Клима и Владимир Соучек. Интересно, что одно из самых важных открытий, относящихся к истории Месопотамии, совершили теоретики-ученые в тиши университетских стен, а практики, работавшие на местах, потом лишь подтвердили его. Так подробное изучение ассиро-вавилонских клинописных текстов показало, что и самая древнейшая письменность — результат длительного развития. Ученые вначале предположили, а потом пришли к выводу, что эта письменность имеет за собой еще более древнюю систему письма, из которой она развилась путем сложного процесса. Но что это была за письменность и какой народ ее создал? Самый яростный из защитников «праписьма», Жюль Опперт, назвал этот народ шумерами (от Шумера, самой южной части Месопотамии). Все это было бы в порядке вещей — «рабочая гипотеза» всегда полезна для науки. Правда, о существовании такого народа ничего не было известно. Не было раскопано ни единого города шумеров, ни одного культурного слоя. И хотя эта теория о шумерах представлялась большинству ученых нежизненной, случилось то, что казалось бы неправдоподобным и для самой фантастической сказки, — шумеры были открыты! С той же закономерностью, с какой были определены неизвестные элементы в таблице Менделеева! Первый след шумеров открыл в 1877 году француз Эрнест 125
Украшения шумерской царицы Шубад, найденные при раскопках в Уре. III тыс. до н. э. Филадельфия. Университетский музей. де Сарзек (снова консул, а не археолог). При раскопках холма в Южной Месопотамии он нашел странную базальтовую статую, которая по своему стилю (строгой простоте, не хотим сказать: примитивности) отличалась от всех, которые были найдены в Месопотамии, и уже на первый взгляд была намного старше, чем самая древняя вавилонская. Она изображала человека, который держал на коленях документ с клинообразной надписью. Даже с первого взгляда ученым стало ясно, что это та самая первоначальная письменность, из которой развилось ассирийское и вавилонское письмо. Из прочитанного текста стало известно, что статуя изображает шумерского правителя Гудеа из города Ла- гаша и относится примерно к XXIII— XXII векам до н. э. Дальнейшие раскопки французских, немецких и американских археологов вели еще дальше в глубь веков. А в двадцатых годах нашего века английский археолог Леонард Вулли раскопал гробницу шумерской царицы Шубад (Пуаби), захороненной в великолепном головном уборе, вместе с двумя служанками, которые должны были прислуживать ей и на том свете. Этот погребальный обычай свидетельствовал о необычайно большом возрасте гробницы — очевидно, речь шла о самой древней царице, с которой мы познакомились. При дальнейших раскопках Вулли на холме эль-Убайд, близ которого скрывались руины города Ура, нашел й табличку из белого известняка с клинописью с именем Ааннеп- адды, сына Месаннепадды, царя первой династии Ура, которая, согласно вавилонским «царским спискам», была третьей по счету династией после «всемирного потопа». Так мы, наконец, подошли к той точке, от которой можно вести отсчет истории Месопотамии. 126
* * * Свидетельства археологов и геологов (и исследований, на которые они опираются) говорят о том, что некогда в Южной Месопотамии произошла катастрофа — наводнение, которое нашло свое отражение в ближневосточной, а до этого в ассиро- вавилонской литературе — в «Эпосе о Гильгамеше». В этом литературном памятнике, который намного старше Библии, есть эпизод, повествующий о «всемирном потопе». Утнапишти, вавилонский Ной, по совету бога Эа построил семиярусный корабль, куда погрузил всю семью и животных «каждого племени». Потом разверзлись хляби небесные, море вышло из берегов и начался такой ужасный потоп, что «сами боги, словно псы, дрожали на небесах». Когда через семь дней вода спала, Утнапишти выпустил голубя, но он вернулся обратно. То же самое он повторил с ласточкой и, наконец, «послал ворона, пустив полетать куда вздумается. Ворон вылетел и увидел, что вода спадает. Он летал, смотрел, каркал, но обратно так и не вернулся». Потоп кончился, все живое, все, кто не попал на корабль Утнапишти, погибли. Этот эпизод о потопе из «Гильгамеша» переполошил «христианский мир», так как подорвал веру в «божественное происхождение» Библии. Он доказал, что Библия взяла легенду о «всемирном потопе» у вавилонян. Человек, открывший этот факт, оказался в трудной ситуации. Это был Джордж Смит (1840—1876), бывший гравер монетного двора, который сам по вечерам изучил языки и письменность Древней Месопотамии и стал впоследствии хранителем ассирийской коллекции Британского музея. Текст с историей «всемирного потопа» он обнаружил осенью 1872 года на одной из табличек, которые нашли Лэйярд и Рассам в Голова Саргона Древнего (Аккадского). Медь. Из Ниневии. XXIII в. до н. э. Багдад, Иракский музей.
библиотеке Ашшурбанипала. Но не вся история потопа сохранилась на этих табличках, находящихся в собрании музея. Лондонская газета «Дейли телеграф» объявила о вознаграждении в размере 1000 фунтов тому, кто найдет конец этого эпизода. Было, однако, понятно, что это невыполнимая задача и, следовательно, свидетельства о том, что Библия не является «самым древним источником веры и знаний», нельзя отыскать. Смит недолго думая отправился на холм Куюнджик, и случилось то, чего никто не ждал. Он нашел легендарную «иголку в стоге сена» и привез недостающую часть эпоса о Гильгамеше в Лондон. Но и это не все. В 1914 году ассириолог Арно Пёбель нашел в музее в Филадельфии часть другой таблички и, переведя ее, установил, что этот текст тоже намного древнее библейского текста о «всемирном потопе», и не только библейского, но и ассиро-вавилонского! Это была шумерская табличка, которая, возможно, на десять или пятнадцать веков старше, чем таблички из дворца Ашшурбанипала. Раскопки, произведенные в начале нашего века, показали, что в самой южной части Месопотамии, Шумере, еще до «потопа» существовала высокоразвитая культура. Под песчаным и илистым слоем в два метра Вулли нашел крупные и мелкие обломки скульптур, амулеты, украшения и орудия, доказывавшие, что здесь жили люди и общество уже достигло достаточно высокого уровня развития. Согласно вавилонским «царским спискам», в Южном Междуречье правило восемь династий «допотопных царей», которые сменили пять столиц и правили все, вместе взятые, 241200 лет (!). Первый царь якобы назывался Алюлим, а последним был Убартуту. Первая династия после «потопа» — 23 царя — правила в городе Кише, и продолжалось это правление, как точно указывают документы, 24 510 лет, 3 месяца, 3,5 дня. Дальнейшая династия — урукская — имела 12 царей, правивших по сравнению с предыдущими всего 2310 лет. (С подобными временными периодами мы встречаемся и в Библии. Адам жил 930 лет, а легендарный Мафусаил даже 969 лет.) Разумеется, все эти перечисленные династии и цари были абсолютно мифическими. Но первую подлинную династию Ура возможно уже определить во времени, хотя и не так точно. Вулли относит ее к 3100 — 2930 годам до н. э. Сегодня эта дата снижается на 3 или 4 века. Но и так это одна из самых 128
Зиккурат в Уре. Реконструкция Вулли. древних династий на свете, цари которой оставили после себя письменные свидетельства. Первую династию Ура в Южной Месопотамии сменило еще семь других. Они управляли двумя «народами» — шумерами, жившими в южных приморских областях, и аккадцами, обитавшими на севере. Их предки пришли, вероятно, из восточных горных областей. Известно и то, что они не пришли к устью Евфрата первыми: до них жил другой, до сих пор недостаточно изученный народ с высокой культурой. Аккадцы были семитского происхождения. В вопросе о расовом происхождении шумеров взгляды расходятся. На севере от их земель появился впоследствии Вавилон, унаследовавший культурные и политические традиции тех и других. Самые древние следы заселения Южной Месопотамии ведут в IV или даже V тысячелетие до н. э., в города Эреду и Убайд, затем в Урук, Лагаш, Киш. Шумеры появились здесь примерно в середине IV тысячелетия до н. э. Аккадцы, вероятно, несколько позже. Примерно к 3300 году до н. э. относятся первые свидетельства существования рисуночного письма шумеров: 2000 знаков этого письма и послужили основой для постепенного развития клинописи — древнейшей известной письменности на земле. На рубеже IV и III тысячелетий до н. э. возникают первые монументальные шумерские сооружения — ступенчатые храмы, так называемые зиккураты, предтечи Вавилонской башни. Сохранились изображения колесниц, относящиеся к началу 129
Ill тысячелетия до н. э. и доказывающие, что шумеры уже знали колесо, которое, возможно, и сами изобрели. К тому же времени (а может быть, и к более раннему) относятся обнаруженные следы искусственного орошения, «первого условия сельского хозяйства» (СР. Энгельс), что свидетельствует о возникновении и первых государств. Между городами-государствами Шумера, иногда объединявшимися, и городами Аккада издавна существовали связи — торговые, культурные и военные. Их длительные войны друг с другом кончились где-то на рубеже XXV и XXIV веков до н. э. победой Аккада, царь которого Саргон I (царь «четырех стран света», как звучал его титул), объединив Месопотамию, создал обширную державу — она простиралась от нынешнего Ирака до Эгейского моря. Существовала она 200 лет. Наибольшего могущества Аккадское царство достигло во времена правления Нарамсина. Кроме бесконечных восстаний порабощенных народов, ее упадку способствовало вторжение горного племени гутиев... Гутии, которые правили почти 125 лет, постепенно ассимилировались, восприняв более высокую культуру. Шумерские города воспользовались ослаблением Аккада, чтобы восстановить свою самостоятельность во главе с Лагашем, которым в то время правил Гудеа. (Его скульптурный портрет нашел де Сарзек. В надписи, которую держит на коленях Гудеа, говорится: «Как корова, которая смотрит на своего теленка, так он всю свою любовь вложил в строительство храмов».) Примерно в середине XXII века до н. э. после изгнания гутиев наступает новый, и последний период расцвета Шумера. Урукские цари обновляют зиккурат богини любви Инанны (Иштар), упоминаемый в «Эпосе о Гильгамеше», а цари Ура—монументальную храмовую башню, первый зиккурат Нанны (Сина), бога луны в Уре, основание которого относится примерно к XXX — XXVIII векам до н. э. Остатки обоих этих сооружений сохранились и до наших дней. Правда, урукский уже сливается в безликую «искусственную гору», но урский почти не изменился. Он стоит на прямоугольном фундаменте, стороны которого составляют 62,5 и 43 метра, с тремя ярусами и тремя лестницами, на самой высокой площадке, высотой в 30 метров, находятся руины фундамента храма, «в который нисходит бог». Недавно иракское управление охраны культурных памятников частично реставрировало это сооружение, восстановив первоначальную кладку... 130
Столб с законами царя Хаммурапи. Верхняя часть с рельефом, изображающим бога солнца Шамаша, который вручает свиток законов царю Хаммурапи. XVIII в. до н. э. Париж, Лувр. Царям III династии Ура (XXII —XXI вв. до н. э.) удалось на короткое время объединить Шумер и завладеть Аккадом и другими землями. Однако могущество Ура было недолговечным. Его захватили амореи — кочевники, пришедшие с запада, и эламиты, наступавшие с востока. На его руинах возникают два небольших царства — Исин и Ларса, а вскоре возникает и Вавилонское царство. Его владыки вновь объединяют Шумер и Аккад в Вавилонию. С возникновением Древневавилонского царства мы попадаем уже на историческую почву, на которой современные историки чувствуют себя столь же уверенно, как во Франции во времена Капетингов или в Киевской Руси. Одиннадцать 131
царей аморейской династии сменились на его троне — от Сумуа- бума, занявшего трон в 1893 году до н. э., до Самсудитаны, правившего до 1594 года до н. э. Самым знаменитым и прославленным из них был шестой по счету царь — Хаммурапи. Этот легендарный и в то же время реально существовавший царь правил, вероятно, в 1791 — 1749 гг. до н. э. Хаммурапи стал знаменит тем, что приказал составить свод вавилонских законов, в котором впервые широко представлено гражданское право. Хаммурапи создал себе памятник более вечный, чем стела из диорита, на которой он повелел изобразить себя рядом с богом солнца Шамашем. «Чтобы сильный не обижал слабого, чтобы сироте и вдове оказывалась справедливость... чтобы притесненному оказать удовлетворение...» — выбил столь драгоценные слова на камне этот «царь справедливости». И в 282 параграфах этого свода законов, как в зеркале, мы видим почти всю экономическую и политическую жизнь Древней Вавилонии. Общество делится на три основных класса — свободных, полусвободных подданных и рабов; частная собственность строго охраняется от грабежа и разбоя; закон устанавливает выполнение обязательств перед государством (налоги, воинская обязанность и т. д.) и требует поддерживать в хорошем состоянии оросительную систему; меры наказания чрезвычайно суровы (почти пятьдесят раз повторяется в этом своде законов «будет умерщвлен!»). Читаем мы здесь и о семейном праве, о торговых договорах, впервые читаем формулу «око за око, зуб за зуб», через тысячелетие взятую напрокат Библией. (Параграф 196-й этого кодекса читается так: «Если человек выбьет человеку глаз, то лишится за это глаза». Параграф 200-й: «Если человек выбьет равному себе человеку зуб, то лишится зуба».) Открытие этого великого свода законов, который возник более чем за 2000 лет до римского кодекса Юстиниана (он уже тоже насчитывает 1500 лет), было одной из самых больших неожиданностей, которые таила в себе земля Месопотамии. Но в этом своде нас поражает не столько его возраст (позже были найдены и более древние своды законов, самые ранние относятся к XXI веку до н. э., к правлению царя Ура Ур-Намму1), сколько «современность»: наказание виновному определяет не пострадавший, не родственник, а государственный орган именем правителя. Законы царя Ур-Намму датируются обычно концом XXII в. до н. э. 132
При Хаммурапи Древневавилонское царство занимало самую большую территорию и на первый взгляд достигло вершины своего внутреннего единства. Но только на первый взгляд; эта «прочно организованная и унифицированная держава» с «гармоническим равновесием между различными группами населения» существовала лишь в произведениях буржуазных историков. Глубокая пропасть между классами, борьба бедноты и рабов против богатых слоев и сепаратистские тенденции (особенно на шумерском юге, не забывшем о своей прежней самостоятельности) ослабляли Древневавилонское государство изнутри. В результате в середине XVI века до н. э. оно не устояло под ударами завоевателей. «Колосс на глиняных ногах» рухнул. А тем временем в Северной Месопотамии, в верховьях Тигра, началась новая глава истории этой страны. Глава почти такая же длинная и переплетающаяся с вавилонской уже со времен шумеро-аккадских государств, глава ассирийская. Только с объединением этих двух глав может возникнуть книга об истории Древней Месопотамии. Древнейшее поселение, открытое на территории Северной Месопотамии (лучше сказать— Ассирии) относится, возможно, к VI тысячелетию до н.э. Первые ассирийские цари появились на исторической сцене в XXII — XXI веках до н. э. Они правили в Ашшуре, на правом берегу Тигра, близ устья Нижнего Заба, и зависели от владык Ура. В отличие от своих предшественников ассирийский царь Шалимахум не называет себя «слугой» царя Ура. Его преемник Илушума (в XIX в. до н. э.) даже становится царем Ура, который он захватил вместе с Южной Месопотамией. Владычество Ассирии сокрушил лишь Хаммурапи, который пишет в введении к своему Своду законов, что он «восстановил уничтоженную справедливость» в Ашшуре. Описание дальнейшей истории Месопотамии могло походить, скажем, на репортаж о состязании в нынешний пинг- понг, если представить, что мячом для игры стали могущественные армии. Эти армии посылались правителями Ассирии и Вавилона согласно переменчивому военному счастью из одной страны в другую, чтобы «уничтожать, брать в плен и покорять», как свидетельствует о том постоянная фраза во всех надписях о государственных деяниях этих правителей. По возможности «уничтожаются, берутся в плен и порабощаются» и соседние земли — от Индии до Средиземного моря, от гор Армении до Ливийской пустыни в Африке. И можно добавить: 133
касситы, митанийцы, хетты и другие завоеватели «уничтожают, берут в плен и покоряют» при каждом удобном случае города и области Месопотамии. Мы не станем заниматься этими войнами, да это и невозможно: их вели почти 250 месопотамских царей, существование которых историкам удалось установить. От всех блестящих побед, которыми похвалялись в бесчисленных надписях эти цари «четырех стран света», не осталось ничего. Но и поныне живы скромные творения месопотамских гончаров, как и творения скульпторов, архитекторов, поэтов, ученых. Мы же удовлетворимся кратким обзором основных периодов месопотамской истории. (Более подробные сведения читатель найдет в «Истории Древнего Востока» В. И. Авдиева.) Древневавилонским царством называется период правления династии Хаммурапи; он длился приблизительно с 1893 по 1594 год до н. э., когда хеттский правитель Муршиль I, завоевавший Вавилон, лишил трона его последнего царя Самсуди- тану. Потом Вавилон завоевали горные племена касситов: время их правления называется «упадком Вавилона». Упадок культуры Вавилона не остановился даже после того, как династия касситских царей прекратила свое существование (около 1170 г. до н. э.), он продолжался и при Навуходоносоре I. Упадок Вавилона длился до VII века до н. э., когда образовалось Нововавилонское царство. Древнеассирийское царство создали правители аморейских племен после падения Ура. Наибольшего могущества оно достигло в первой половине XVIII века до н. э., при царе Шамшиададе I; потом его завоевал Хаммурапи. Нового могущества Ассирия достигла в начале XIV века до н. э., при царе Ашшурубаллите I, основателе Среднеассирийского царства. Самыми могущественными правителями его были Ту- култи-Нинурта I (примерно 1260—1232 гг. до н. э.) и Тиг- латпаласар I (примерно 1115—1093 гг. до н. э.), завоеватели Вавилона и многих других городов. В конце концов Ассирия истощила себя своими победами и пала жертвой арамейских кочевников. Новоассирийское царство (около 883 — 612 гг. до н. э.) основал царь Ашшурнацирапал II (Ашшурназирпал), возглавивший восстание против арамейских завоевателей. Его преемник Салманасар III за 32 года своего правления вел не менее 32 войн и продвинул границы Ассирии к берегам Средиземного моря. Но при продвижении на север его остановили 134
армии могущественного государства Урарту (на территории современной Восточной Турции, Южной Грузии и Армении). Урарту, препятствуя торговым связям ассирийцев, подорвало экономическое, а в результате и политическое могущество Ассирии на полстолетия. Мы как раз и остановимся на этом периоде упадка Ассирии, которому даже основательные исторические труды посвящают лишь несколько строчек. После Салманасара III ассирийский и вавилонский трон занял Шамшиадад V, ничем не выдающийся правитель. Когда в 811 году до н. э. он умер, то трон перешел к его малолетнему сыну Ададнирари III. Вместо него правила его мать, жена Шамшиадада — Шаммурамат (810 — 806 гг. до н. э.). Имя этой правительницы, царствовавшей всего четыре года, сохранилось и поныне: став одним из самых знаменитых имен во всей ассиро-вавилонской истории; в греческом переводе оно звучит как «Семирамис» и связывается со знаменитыми «висячими садами» Вавилона. Но это, пожалуй, и все, что мы знаем о легендарной Семирамиде. (Правда, где отсутствуют факты, остается простор для фантазии. И древние историки и современные писатели нафантазировали в этом случае немало. Но об этом мы еще поговорим.) Завоевательную политику Ассирии возобновляет Тиглатпа- ласар III (745 — 727 гг. до н. э.). После его сына Салманасара V завоевательные походы продолжал Саргон II (722 — 704 гг. до н. э.), который основывает новую династию и новую столицу Дур-Шаррукин (у современного Хорсабада, где Ботта раскопал остатки его дворца). Его наследник Синах- хериб (704 — 681 гг. до н. э.) вошел в историю строительством Ниневии и разрушением Вавилона. И каким разрушением! Крепостные стены, башни, дворцы, дома, храмы он приказал сровнять с землей. Над городом он приказал выкопать канал, по которому пустил воду из Евфрата. 208000 жителей он увел в рабство, остальных уничтожил. «Я уничтожил Вавилон основательнее, чем потоп, — похвалялся он в одной из надписей, — я затопил его водой, чтобы никто в будущем не мог вспомнить ни о месте, где он некогда стоял, ни о его храмах и богах». Три года владел Синаххериб этим самым большим кладбищем мира. Потом убили и его. А его сын Асархаддон приказал снова построить Вавилон! Но Асархаддон не был лишь созидателем: пока сотни тысяч рабов и «вольных» носили кирпичи, копали рвы, рубили леса 135
Современный Вавилон. Раскопки вблизи ворот Иштар. (переправляя деревья на стокилометровое расстояние, ибо вблизи Вавилона не было леса), пока сотни тысяч мужчин и женщин возводили стены, так поразившие очевидцев и современных археологов, царь Асархаддон отправился со своей армией в Египет. Он добрался до Египта «за полдня», как гласит одна из надписей, «завоевал, опустошил и разорил» его столицу (Мемфис) и поработил Египетское государство. Его сын Ашшурбанипал (668 — 631 гг. до н. э.) был, однако, последним значительным царем этой Ассирийской державы. Он потерял Египет, но подавил восстание в Вавилоне и других городах. «Четырнадцать царских столиц, бесчисленное множество городов и двенадцать областей Элама — все я уничтожил, разорил и предал огню». Потом он приказал прославлять себя, как «царя мира» и «обновителя порядка», и решил заняться культурой. «Для собственных нужд» он создал библиотеку (он был, возможно, из немногих по-настоящему образованных правителей во всей истории Ассирии), которая 136
по количеству своих книг превосходит все другие коллекции древних библиотек в Британском музее. После него на ассирийском троне сменяют друг друга еще три правителя. В 614 году до н. э. в Ассирию вторгаются мидяне и завоевывают Ашшур. Это служит сигналом для Вавилона, и совместными силами с мидянами они в 612 году до н. э. захватывают, грабят и разрушают Ниневию. При этом погиб последний ассирийский царь Синшаруишкун. В 605 году до н. э. военные &тряды ассирийцев были окончательно уничтожены вавилонскими армиями в битве при Кархемише на Евфрате. «Великолепная Ниневия», имевшая «больше торговцев, чем звезд небесных» и «только младенцев, еще не различающих, где правая и левая рука, более ста двадцати тысяч», была не только «завоевана, разрушена и опустошена», но и стерта с лица земли. И стерта более основательно, чем Вавилон по приказу Синаххериба, — она была уничтожена полностью, уничтожена так, что никогда уже не возродилась! Геродот посетил Ниневию через сто пятьдесят лет после ее уничтожения и установил лишь то, что Ниневия якобы располагалась на левом берегу Тигра. Диодор, напротив, помещает этот город на берегу Евфрата! Страбон приложил немало усилий, чтобы ее отыскать, но от города, большего, чем Вавилон, не нашел и Охота на львов. Рельеф из дворца царя Ашшурнацирапала II в Кальху. IX в. до н. э. Лондон, Британский музей.
следа... Нашли Ниневию много позже, в середине XIX века н. э. Из пепла ассирийского трона, словно птица феникс, вновь возродилась мощь Вавилона: Нововавилонское царство (625 — 539 гг. до н. э.). Основал его Набопаласар, халдейский военачальник последнего ассирийского царя Синшаруишкуна, объединившийся с мидянами. Сын Набопаласара — Навуходоносор II (604 — 562 гг. до н. э.) расширил потом власть Вавилона и на Средиземноморское побережье; среди прочего он захватил и Иерусалим, население Иудейского царства было взято в «вавилонский плен», а само царство исчезло с карты мира. При Навуходоносоре 11 Вавилон стал одним из крупнейших городов в мире: он имел свыше миллиона жителей и горделиво назывался «пупом света». Но в тени его стен вырастала новая великая держава — Персидское царство. Его правитель Кир использовал слабость вавилонского царя Набонида (555 — 539 гг. до н. э.), который уделял больше внимания богослужениям, чем армии, и разбил его наголову. Кир в 539 году до н. э. «многочисленными дарами» привлек на свою сторону вавилонскую аристократию, и осенью того же года его войска вступили в открытые ворота Вавилона. Вавилонское царство превратилось в персидскую провинцию. Еще в течение столетий Вавилон играл свою роль культурного и экономического центра. Но уже никогда не возродилось его политическое влияние. А ради точности можно добавить следующее: после распада Нововавилонского царства стала Месопотамия персидской провинцией. В 331 году до н. э. в Вавилон вступил Александр Македонский, который нанес поражение последнему персидскому царю — Дарию III. Он решил превратить Вавилон в столицу своей «мировой империи», но в 323 году до н. э. неожиданно умер. Потом Месопотамией овладел его военачальник Селевк. В истории Месопотамии появились «белые страницы» вплоть до захвата ее царями персидской династии Сасанидов (226 г. н. э.). В* VII веке она стала частью государства багдадских халифов, в XIII столетии ее завоевали монголы, а потом турки. Этот бывший «рай на земле» превратился в пустыню, оросительные каналы сделались прибежищем для шакалов, а потомки строителей древнейших городов на земле стали кочевниками. Турецкое владычество над Месопотамией кончилось 22 ноября 1914 года, когда сюда вошла 138
британская оккупационная армия. В 1922 году на земле Месопотамии возникло самостоятельное государство Ирак. До 1932 года Ирак был под британским протекторатом, потом получил независимость, но весьма относительную, так как его экономикой управляли британские нефтяные компании, порядок обеспечивала британская оккупационная армия, а король Фейсал был лишь британской марионеткой. В 1958 году, после падения монархии, Ирак стал республикой. После этого краткого обзора истории Месопотамии мы можем вернуться на две с половиной тысячи лет назад. * * * Во времена Геродота Вавилон уже не был «пупом земли», он был всего лишь провинциальным городом. Но несмотря на это Афины и Рим еще не превзошли его, а египетские Фивы, наполовину обезлюдевшие, слыли только городом мертвых царей. Вавилон в то время, когда его посетил Геродот, выглядел еще как при царе Навуходоносоре II, ибо после Навуходоносора город уже не расширялся, но за прошедшие сто лет не успел захиреть. Описанию Вавилона Геродот посвящает восемь глав своей первой книги «Истории». Начнем с 178-й главы: «В Ассирии есть много и других больших городов, но самым знаменитым и наиболее могущественным городом, где у ассирийцев после разрушения Нина находился царский дворец, был Вавилон. Построен Вавилон вот как. Лежит он на обширной равнине, образуя четырехугольник, каждая сторона которого 120 стадиев длины. Окружность всех четырех сторон города составляет 480 стадиев. Вавилон был не только очень большим городом, но и самым красивым из всех городов, которые я знаю. Прежде всего город окружен глубоким, широким и полным водой рвом, затем идет стена шириной 50 царских локтей, а высотой в 200. Царский же локоть на 3 пальца больше обыкновенного». Геродот продолжает в главе 179-й: «Здесь я должен рассказать, куда употребили землю, вынутую из рва, и как была возведена стена. Лишь только выкопали ров, то взятую оттуда землю стали употреблять для выделки кирпича. Изготовив достаточное количество сырых кирпичей, обжигали их в печах. Вместо цемента строители пользовались горячим асфальтом и через каждые тридцать 139
рядов кирпича закладывали камышовые плетенки. Сначала таким образом укрепили края рва, а затем и саму стену. На верху стены по краям возвели по две одноэтажные башни, стоявшие друг против друга. Между башнями оставалось пространство, достаточное для проезда четверки лошадей. Кругом на стене находилось 100 ворот целиком из меди (в том числе их косяки и притолоки)...» Лишь одно небольшое замечание. Меры веса и измерения в разные времена и в разных местах даже при одинаковом названии были разные. Согласно аттической системе, которой, вероятно, пользовался Геродот, стадий равнялся 177,6 метра, локоть — 0,44 метра, стопа — 0,29 метра (самый длинный стадий насчитывал 196,8 метра, локоть 0,49 метра, стопа 0,33 метра). Но продолжим рассказ Геродота: «.. .Город же состоит из двух частей. Через него протекает река по имени Евфрат, берущая начало в Армении. Эта большая, глубокая и быстрая река впадает в Красное море. По обеим сторонам реки стена, изгибаясь, доходит до самой реки, а отсюда по обеим берегам идет стена из обожженных кирпичей. Город же сам состоит сплошь из трех- и четырехэтажных домов и пересечен прямыми улицами, идущими частью вдоль, а частью поперек реки. На каждой поперечной улице в стене вдоль реки было столько же маленьких ворот, сколько и самих улиц. Ворота эти были также медные и вели к самой реке» (кн. I, гл. 180). «Эта [внешняя] стена является как бы панцирем города. Вторая же стена идет внутри первой, правда, не намного ниже, но уже нее...» (кн. I, гл. 181). Прежде чем заняться разбором этих сведений, проверим их; это правило, которым должны руководствоваться не только археологи и историки. Что, скажем, говорит Страбон, посетивший Вавилон на рубеже старого и нового летосчисления и почти через 450 лет после Геродота? «Вавилон расположен на равнине, протяженность стен измеряется 365 стадиями, их ширина составляет 32 стопы, высота стен между башнями равна 50 локтям, высота башен 60 локтей. Дорога, проходящая по стене, настолько широка, что на ней с легкостью разминутся две колесницы четверкой». Что говорит Диодор? Или авторы, на которых он опирается? «Эти стены были исключительным сооружением. Их ширины хватало для шести колесниц, и, как утверждает Ктесий 140
Книдский, их высота была невероятна. Клитарх и другие, бывшие с Александром в Азии, рассказывают, что их протяженность равнялась 365 стадиям... Согласно новейшим авторам, они были высотой только в 50 локтей и их ширины хватало лишь для двух колесниц. Башен было 250. . . Между стенами и домами было свободное пространство шириной в 200 стоп». Все эти авторы, как и Филон (который в основном повторяет сведения Страбона), сходятся в том, что стены были возведены из кирпичей, скрепленных асфальтом. Комментаторы Геродота, Страбона и других античных авторов полагали эти свидетельства обычным преувеличением путешественников, подобным фантастическим сведениям о рыбе в епископской митре и т. п., которые сообщали мореплаватели в XV и XVI веках. Еще в середине XIX века эти сведения считали доказательством несерьезности писателей античности: «Они преувеличивают, словно дети...» Сведения действительно невероятные. Согласно Геродоту, стены, окружавшие Вавилон, тянулись почти на девяносто километров! Согласно Страбону, Диодору и другим—«только» на неполных семьдесят километров, но и° так это было в два раза больше окружности Лондона в середине прошлого столетия. А сколько жителей должно было проживать в таком городе? Ведь Лондон того времени насчитывал более двух миллионов человек, а в нем не было и четверти четырехэтажных и пятиэтажных домов! Но еще больше поражали размеры городских рвов и стен. Согласно самым заниженным сведениям, их высота равнялась 22 метрам, то есть высоте шести- или семиэтажного дома. Кто и когда видел такие укрепления? Согласно заниженным данным, исправленным самими древними авторами, по стенам могло проехать не менее двух колесниц, то есть ширина этих стен была самое меньшее шесть — восемь метров. Каково же было их назначение? Защищать жителей Вавилона от вражеских орудий? Возможно ли это за 2000 лет до изобретения пороха? Но венцом всего было утверждение, что за этими могучими стенами шла еще другая, более узкая стена, но не менее прочная. Два пояса стен! А в начале 1900 года Кольдевей установил, что его рабочие раскопали еще и третий пояс вавилонских стен. Результаты раскопок, при которых открыли основную часть 141
Вавилона, доказали, что авторы древнего мира отнюдь не преувеличивали.Вавилонские стены, согласно Геродоту, Страбону, Диодору, Ктесию и Филону,— одно из чудес света — действительно существовали! Правда, это чудо света нельзя было показать в Берлине.с таким же эффектом, как Ботта показал своих крылатых быков в Париже или Лэйярд в Лондоне — отдельные части ассирийского царского дворца. Но весь мир мог увидеть эти стены на фотографиях, заполнивших дневные и вечерние газеты, се- Роберт Кольдевей мейные еженедельники и науч- (1855—1925) ные ежемесячники. А в музеях всех пяти частей света посетители смогли собственными глазами видеть и восхищаться обломками обыкновенного кирпича, из которого были построены эти стены, ничем не примечательные внешне, кроме царского знака Навуходоносора, а значит, глину для них, возможно, месили библейские пророки. Кем же был упомянутый Роберт Кольдевей, занявшийся решением «самой гигантской задачи, когда-либо поставленной перед археологами»? «Нужный человек на нужном месте»,— сказали о нем американские репортеры. «Всесторонне подготовленный, целеустремленный и серьезный исследователь» — так писали немецкие журналисты. «Человек, любящий в работе шутку, а в свободное время коньяк», — с юмором дополнили эту характеристику французские. Когда он появился в Вавилоне впервые вместе с ассистентом В. Андрэ и специалистом-ассириологом Б. Майснером, ему было сорок три года. Родился Кольдевей в 1855 году в Бланкен- бурге, в Германии; изучал архитектуру, археологию и историю искусств в Берлине, Мюнхене и Вене, потом отправился в «античный мир» и поплыл на лодке с какими-то американцами, основательно осмотрев всю Грецию; затем испытал археологическое счастье на острове Лесбос, в Сицилии и для разнообразия в Сирии. Ему хотелось бы посвятить себя полностью археоло- 142
гии, но нужно было на что-то жить, и он принял место преподавателя архитектурного училища в Гёрлице, читая там курс лекций по канализации. От этого занятия его оторвало предложение директора Берлинских музеев, от которого у него перехватило дыхание, — возглавить раскопки в Месопотамии. Он принял его и 1 марта 1899 года отправился к руинам Вавилона. (Вначале, правда, ему пришлось отстреливать в темных развалинах гиен и шакалов. Хотя он не терпел стрельбу, особенно когда сам порой становился мишенью для всяких грабителей. «Эта вечная стрельба, — говорил он, — страшно мешает человеку работать».) Девятнадцать лет копал там Роберт Кольдевей, израсходовав почти два миллиона марок на скромную оплату труда рабочих, на лопаты и тачки. Он освободил Вавилон из тьмы библейских легенд и сделал его реальным фактом. Свои раскопки Кольдевей описал в остроумных письмах друзьям и в сухих сообщениях «многоуважаемому руководству Берлинских императорских музеев», в сотнях статей и в книге «Воскресший Вавилон», вышедшей в Лейпциге в 1914 году. По этим работам можно довольно точно реконструировать укрепления Вавилона. Он был окружен тремя рядами стен: ширина первой была 7 метров, второй — 7,8 метра, третьей — 3,3 метра. Перед первой, внешней стеной был ров. Первая стена была из необожженного кирпича, две другие — из обожженного. Башни внутренней стены были квадратной формы, сторона каждой равнялась 8,36 метра; отстояли они друг от друга на расстоянии 44 метров. Всех башен (их оснований) Кольдевей раскопал пятнадцать^ но, вероятно, их было 360. Так что свидетельство Ктесия о 250 башнях на внешней крепостной стене можно считать достоверным. Правда, тут есть небольшое несоответствие. Античные авторы говорят лишь о двух рядах стен. Как же так случилось, что они не видели третий ряд? Возможно, что пространство между первыми двумя рядами стен (почти 12 метров) было заполнено глиной. И если по самой узкой из стен могла проехать просто колесница, то по двум другим, более широким, могла проехать колесница с четверкой лошадей (как утверждает Геродот), а по такой «усиленной стене» могли бы свободно ехать и две колесницы (как пишет Страбон). И даже «четыре четверки» (Филон). А теперь сделаем несколько подсчетов и сравнений, чтобы наглядно представить всю мощь этих стен, а значит, и труд, затраченный на их строительство. 143
Вавилонские укрепления в разрезе (схема Р. Кольдевея). Возьмем за основу цифры Геродота (завышенные) и Стра- бона (заниженные) об общей протяженности этих стен и цифры Кольдевея (точные) об их ширине.. . Их высоту Кольдевей уже не мог установить точно, поэтому мы исходим при нашем подсчете, который все равно будет приблизительным, из самой низкой цифры — 22 метра. И будем считать, имея в виду наш формат кирпича (29X 14x6,5 сантиметра); вавилонский кирпич, насчитывающий пять-шесть сортов, был несколько больше нашего. Объем внешних стен согласно этому составлял приблизительно от 11 до 15 миллионов кубических метров. Если на каждый кубический метр стены приходится примерно 290 кирпичей, то всего требовалось от 3 до 4 миллиардов штук наших Реконструкция Вавилонской башни (по Р. Кольдевею).
кирпичей. Если весь этот кирпич расположить цепочкой, то мы получили бы пояс длиной примерно от 500 до 600 тысяч километров; другими словами, мы могли бы им опоясать земной шар по экватору от 12 до 15 раз... Что касается второй стены, из обожженного кирпича, то для производства необходимого количества кирпича должны были работать 250 заводов с годовой производительностью 10 миллионов штук кирпича. Так стоит ли удивляться, что писатели древности считали эти стены чудом света? И что «вавилонский труд» в римской пословице примерно означал то же, что «рабский труд»? Но стены Вавилона были не просто голыми стенами. С внутренней стороны они были облицованы глазурованными плитками, покрытыми орнаментом, а также изображениями львов, газелей, драконов и воинов с оружием в руках. Руины Вавилонской башни.
Дракон. Рельеф, украшающий стену «дороги Мардука» в Вавилоне. VI в. до н. э. Берлин, Государственные музеи. Сразу же, в первые дни раскопок, после того как отрыли неполных десять метров стен, Кольдевей нашел почти тысячу больших и малых обломков от украшений стен: львиные хвосты и зубы, ноги газелей и людей, наконечники копий и т. д. И находки все продолжались... Целых девятнадцать лет! А теперь представьте себе Вавилон Навуходоносора. На огромной равнине возвышаются могучие стены с сотнями башен, покрытые зелеными и голубыми плитками, которые отражают солнечные лучи далеко к горизонту. А за этими стенами и башнями — еще более великолепные и высокие. В центре столицы возвышается самое высокое сооружение между Евфратом и Тигром — сказочная и в то же время реальная Вавилонская башня. И весь этот волшебный пейзаж отражается в огромном озере, которое защищало от нападения неприступные стены. Хитроумная водная система давала возможность в случае опасности затопить равнину вокруг города Вавилона. Но еще больше, чем крепостные стены (о которых, в конце концов, было известно), Кольдевея, а вместе с ним и весь мир поразила другая находка — «Дорога смерти» или, точнее, «Дорога для процессий бога Мардука». 146
Дорога шла от берегов Евфрата и Больших ворот к главному храму Вавилона — Эсагиле (святилищу с высокой башней), посвященному богу Мардуку. Эта дорога двадцатичетырехметровой ширины тянулась ровная, как шнур, прямо к воротам богини Иштар, мощному укрепленному сооружению с четырьмя башнями, а оттуда вдоль царского дворца и зиккурата — к святилищу бога Мардука. Посредине дорога была вымощена большими каменными плитами, и во всю длину ее обрамляли красные кирпичные полосы. Пространство между блестящими каменными плитами и матовым мощением было залито черным асфальтом. На нижней стороне каждой плиты было выбито клинописью: «Я, Навуходоносор, царь Вавилона, сын Набопа- ласара, царя Вавилона. Вавилонскую дорогу паломников замостил я для процессии великого владыки Мардука каменными плитами... О Мардук! О великий владыка! Даруй вечную жизнь!» Это была великолепная дорога! Но все же чудом света эту дорогу делало совсем другое. В сущности, она была огромным каменным оврагом, похожим на прекрасно облицованный канал-шлюз. Ничего не было - ^Д^.^АМ"'"^ ^iJSmm*im«mJMtiT'-*T'i'ig'lii,ii|iHbiiiiiiiii I к.. *- """у ' "" I ill! • "~ лШ \"" it г **т „ I " iimirf-iiinlHr* * ' -if--1—" * ц " ' '"■ ■■ " "**' JLЯк .iin Щ I И .^»—»»*—*—^^— Лев. Рельеф, украшающий стену «дороги Мардука>
План Южного дворца Навуходоносора II в Вавилоне. видно ни справа, ни слева, так как с обеих сторон ее обрамляли гладкие стены семиметровой высоты, заканчивающиеся зубцами, между которыми на одинаковом расстоянии стояли башни, внутренняя сторона стен была облицована блестящей глазурованной синей плиткой, и на холодном синем фоне грозно вышагивали львы с ярко-желтой гривой и оскаленной пастью с клыками. Сто двадцать двухметровых грозных хищников глядело на паломников; за ними со стен ворот богини Иштар скалили пасти драконы, рогатые полукрокодилы, полу- псы с чешуйчатыми туловищами и огромными птичьими когтями вместо лап. Этих вавилонских драконов было свыше пятисот пятидесяти. Почему набожные вавилонские паломники должны были идти этой дорогой ужаса? Ведь вавилонская религия, полная магии, чудес и фантастических существ, отнюдь не была религией ужаса. Но дорога Мардука, вызывавшая чувство страха, превосходила все, даже храм ацтеков (астеков) в Чичен- Ице, который называют окаменевшим ужасом. На этот вопрос знатоки древневавилонской религии так и
не смогли ответить. Им должны были прийти на помощь военные историки, а главное, специалисты в той области, которую мы теперь называем наукой психологической войны. Возможно, дорога великого бога Мардука служила не просто для процессии паломников, а была и частью оборонительной системы самой крупной крепости, когда-либо существовавшей в мире. Представьте себе, что встретило бы неприятеля, решившего захватить Вавилон Навуходоносора. Сначала ему пришлось бы преодолеть широкий ров, в который были пущены воды Евфрата. Положим, врагу это удалось бы. (/\ля такого случая в Месопотамии использовали не лодки, а надутые воздухом овечьи бурдюки, на которых воины плавали, как на спасательных кругах. Мы знаем об этом из свидетельства Кольдевея — его рабочие таким образом каждое утро перебирались на работу с правого берега Евфрата.) Допустим, что неприятель преодолел и первую, и вторую, и третью линию стен. Правда, при тогдашней военной технике это трудно представить, но, чтобы понять смысл и назначение дороги Мардука, допустим это. И вот неприятель оказывается у главных ворот, а преодолев эти ворота, попадает на ровную, вымощенную и заасфальтированную дорогу, ведущую к царскому дворцу. Тогда из бесчисленных отверстий в башнях на него посыпался бы дождь стрел, копий и раскаленных асфальтовых ядер. И не осталось бы ему ни малейшей возможности для убежища или побега. А к этому прибавилось бы еще одно могучее средство устрашения — «психологический фактор». Враг оказался бы среди стен, наводящих ужас, — львов, взирающих с грозным видом, а с ворот богини Иштар, еще одной крепости, скалили бы пасти полтысячи драконов! И не требуется много фантазии, чтобы представить, как это все воздействовало бы на человека шестого века до нашей эры, верящего в различные фантастические существа, чары и волшебство... Дорога Мардука была, следовательно, последней тактической и стратегической линией при обороне Вавилона, став для завоевателей непреодолимым препятствием -— настоящей дорогой смерти. И все же Вавилон пал... Пал, хотя стены Навуходоносора продолжали стоять. И никто ими так и не овладел... Лишнее доказательство того, что и могучие стены и совершенные линии укреплений не способны сами по себе остановить врага. Стены и крепостные валы — лишь вспомогательное сред- 149
ство для воинов, их защищающих. Они бесполезны, если эти воины не пожелают их защищать или если неспособные командиры позволят уничтожить отряды обороняющихся. Что и было доказано историей Вавилона. Но, собственно, и это не было причиной падения Вавилона. Ведь даже после уничтожения вавилонской армии персидским царем Киром из многочисленных жителей Вавилона можно было бы набрать новых воинов для защиты могучих стен. Можно, но при одном условии: если бы они были заинтересованы в его обороне. Но Вавилон не был их городом, точно как и вавилонская империя не была их государством. С точки зрения народа здесь шла речь всего лишь о смене правителей и деспотов, а это оставляло его равнодушным. Но может, в защите Вавилона была заинтересована хотя бы его правящая верхушка? Нет, когда власть одного правителя сменялась другой, эта правящая верхушка быстро приспосабливалась к новой власти и снова занимала привилегированное положение. Кир пообещал ей сохранить все привилегии, подкупив дарами. И она открыла ему ворота крепостных стен и главные ворота Иштар, а щиты воинов, отдающих честь новому «господину и освободителю», прикрыли пасти грозных львов на стенах дороги Мардука. Нет таких стен, которые могли бы задержать неприятеля, если правящий класс отдает их без боя, чтобы удержать свои привилегии. И когда читаешь о событиях в Вавилоне, происшедших в 539 году до нашего летосчисления, то, даже не желая проводить исторические параллели, задумываешься о событиях, происшедших в Чехословакии осенью 1938 года... Y\ сразу приходит на ум, что такие города, как Сталинград и Ленинград, не были взяты, хотя и не имели никаких крепостных стен... * * * Вавилонская башня не входит в «официальный» список чудес света. Однако она — одно из самых выдающихся сооружений Древнего Вавилона, а ее название и поныне является символом сумятицы и беспорядка. Мало кому известно о вавилонских стенах, только узкий круг специалистов знает о дороге Мардука, но кто не слышал о Вавилонской башне! О грандиозной башне из обожженного кирпича, о зиккурате, который назывался «Этеменанки» — «Дом основания неба и земли». Главная заслуга принадлежит, разумеется, Библии. «Наде- 150
лаем кирпичей и обожжем их, — сказали потомки Ноя согласно II главе Первой книги Моисея, — и возведем город и башню, вершина которой будет касаться самого неба!» Но видимо, господу богу «подобная наглость» не понравилась: он сошел к ним и перепутал все языки и наречия, чтобы строители перестали понимать друг друга, разбросал их по всему свету, и они перестали строить этот город. Поэтому дали тому городу имя Бабель. Однако это сообщение Моисея оказалось не совсем надежным. Вначале его опровергли дальнейшие страницы самой Библии, потом свидетельства историков древности и, наконец, раскопки современных археологов. Вопреки этой «воле божьей» город Бабель (то есть Вавилон, по-вавилонски Babili — «Баб-или» — «Врата бога») все же был построен. Равно как и Вавилонская башня. И что интересно: подобная башня была построена не только в Вавилоне. Любой шумеро-аккадский и ассиро-вавилонский город имел свой зиккурат — большой ступенчатый или башенный храм со святилищем на вершине, где человек «звезд небесных касался» и в которое «бог с небес вступал». Как невозможно раскопать древние римские города и не найти в них римские бани или представить средневековый город без собора, так невозможно при раскопках любого города древней м есопота- мии не найти зиккурат или его остатки. Поскольку зиккурат — это святилище, храмовое сооружение, то, чтобы объяснить его назначение и принцип строительства, придется заглянуть в лабиринт религиозных представлений Древнего Вавилона. Они столь же темны и неясны, как и египетские, но все же понятнее нам. Ведь и теперь еще живут вокруг нас люди, которые своей верой в небесный рай и подземный ад напоминают древних вавилонян. Понимание вилонской религии значительно облегчает и Библия, которая часто ведет прямо в самый центр Вавилона времен Навуходоносора, знакомя с его храмами, богами и обрядами... Шумеро-аккадское мировоззрение, прямым, хотя и более усложненным продолжением которого и является мировоззрение вавилонян, опиралось на представление о микрокосме и макрокосме. Все, что существует на земле, — лишь отражение существующего на небе. Страны, города, реки, моря, Шумер и Аккад, Ашшур, Ниневия, Вавилон — все это существовало вначале на небе, а на земле было только их отражение (причем несовершенное). Все, что происходило на небесах, словно 151
в уменьшенном зеркале, происходило и на земле, судьбы всего сущего с незапамятных времен зависели от расположения звезд и созвездий. Звезды определенно влияли на все земные дела. По расположению звезд можно было не только познать происходящее, но и предсказать будущие судьбы городов, стран, людей и вообще всего человечества. Звездное небо было для вавилонян своеобразной книгой, буквами которой были звезды, и умение читать эту книгу считалось самой высокой и важной для людей и государств наукой. И не только наукой, но и искусством. Небо и земля, согласно представлениям вавилонян, составляли единое физическое целое. Небо им представлялось полым полушарием из твердого камня, стоящим на плоской земле, которая, словно доска, плавала во всемирном океане. Небо имело три слоя-«этажа», в которых жили боги; жители земли видели лишь свод самого нижнего «этажа», где были звезды и «окна», откуда шел дождь. Земля тоже состояла из трех слоев, от всемирного океана она была отделена стеной, а по краям имела две горы: из-за восточной солнце всходило, а за западную заходило. Верхний слой земли был заселен людьми, в среднем находилось царство бога Эа, в нижнем — царство мертвых с дворцом, окруженным семью стенами, где царил бог Нергал с богиней Эрешкигаль и с 600 подземными духами. Всем этим миром—небесным, земным и подземным—управляли боги, выполнявшие самые различные функции и обладавшие самыми разными свойствами, которые по сути своей представляли различные силы и явления природы. Эти боги имели либо человеческое подобие, либо представали в виде различных фантастических чудищ. Возглавляла ассиро-вавилонский пантеон троица богов, уже известная со времен шумеро-аккадской династии: бог неба Ану (Ан), бог земли Энлиль (Элил) и бог вод и мудрости Эа (Энки). Другой важной божественной троицей были боги небесных светил: бог солнца Уту (в Шумере) или Шамаш (в Аккаде), бог луны Наннар или Син и богиня звездного неба Иштар (которую отождествляют с Венерой). Богом войны и охоты был Нин у рта (библейский Нимруд), его жену звали Баба или Гулу; богом ада и смерти — Нергал. Важными богами считались еще бог бури и дождя Адад и бог мудрости и помощи людям Мар- дук. Из обширного списка этих членов небесного правительства стоит упомянуть еще одного бога — бога науки и писцов Набу, звездой которого был Меркурий. 152
Кроме того, любой уважающий себя город имел своего собственного бога или специально выбирал для себя кого- нибудь из верховных богов. Так, богом Ашшура был Адад, а Вавилона — бог Мардук (Бел Мардук). И когда какой-нибудь город становился в стране главным, то и его бог-покровитель возглавлял весь пантеон богов. Так, во времена Навуходоносора во главе всех богов стоял вавилонский Бел Мардук. Посредниками между богами и людьми были жрецы. Иерархия ассиро-вавилонских жрецов была очень сложной и разветвленной. Известно свыше 30 служебных категорий вавилонских жрецов... Важную роль играли и жрицы... Наместником бога на земле был царь, бывший одновременно верховным жрецом. Царь считал себя властителем божьей милостью и обладал абсолютной властью; правильней было бы назвать эту вавилонскую систему государственного управления «теократической деспотией». Чтобы знать волю богов (а значит, чтобы решать важные политические, военные и всякие другие вопросы), царь имел в своем распоряжении многочисленных жрецов, делившихся на разные комиссии специалистов по тем или иным вопросам: одни, скажем, занимались толкованием снов, другие — предсказаниями по печени жертвенных животных и т. д. (Важнейшие предсказания тщательно хранились в государственном архиве, к ним обращались по мере надобности.) Прежде всего царь заботился о культе богов, об их храмах и жертвоприношениях. Вторая его обязанность состояла в постоянном расширении территории своего государства. А уже из этих обязанностей вытекали и остальные. Для того чтобы узнать волю богов, требовалось прежде всего вести наблюдение за звездами, их расположением. Поэтому уже первые ассиро-вавилонские храмы становятся астрономическими обсерваториями и приобретают форму «искусственной горы», башни. Вполне возможно, что эта форма храмов была взята у шумеров, которые верили, что боги обитают на высоких горах, а так как на Месопотамской равнине гор не было, не оставалось ничего другого, как их построить. Древнейшие храмы в форме башни, зиккураты, были двух- или трехъярусными. На них поднимались по трем лестницам, ведущим к воротам на фасаде первого яруса. На третьем ярусе находилось само святилище — храм. Ярусы храма были разного цвета. (Например, у зиккурата Нанны в Уре первый ярус был сине-голубой, второй — красный, третий — темно-синий.) 153
Позднее — как свидетельствуют раскопки — количество ярусов храма увеличивалось. Вавилонский зиккурат, Этеменанки, самый большой и самый известный, построенный (вернее, законченный) во времена Навуходоносора II, насчитывал уже семь ярусов. Он действительно имел вид башни. Что же это было за сооружение? Согласно Кольдевею, раскопавшему фундамент и руины башни, она имела квадратное основание, каждая сторона этого квадрата равнялась 90 метрам. Ее высота была также 90 метров. Первый ярус имел высоту 33 метра, второй—18, третий, четвертый и пятый по 6, седьмой— святилище бога Мардука — был высотой в 15 метров. Стояла Вавилонская башня на левом берегу Евфрата, окруженная жреческими домами, храмовыми сооружениями и домами для паломников, которые стекались сюда со всей Вавилонии. Самый верхний ярус башни был облицован синими блестящими плитками, их цвет чудесно контрастировал с мутно-желтыми водами Евфрата, над которыми был перекинут каменный мост у южных стен этого вавилонского Ватикана. Мост этот был тоже одним из самых удивительных сооружений древнего Вавилона. (Его основой служили пять опор, которые сужались против течения. Они были вытесаны из огромных глыб, скрепленных «железом и свинцом», как пишет Геродот. Мост, такой же широкий, как и дорога Мардука, был выложен красным кирпичом, залитым асфальтом. Начинался мост в тени пальмовой рощи на правом берегу Евфрата и вел к главным воротам в вавилонской стене, которые были своеобразным тоннелем длиной от 30 до 40 метров с высокими сторожевыми башнями в начале и в конце.) Геродот основательно осмотрел Вавилонскую башню и, вероятно, даже побывал на ее вершине. Из-под его пера появилось описание Вавилонской башни — единственное документальное описание свидетеля-очевидца из Европы. Процитируем отрывки из 181, 182 и 183-й глав I книги его «Истории». «В середине каждой части города воздвигнуто здание. В одной части — царский дворец, окруженный огромной и крепкой стеной; в другой — святилище Зевса Бела с медными вратами, сохранившимися еще до наших дней. Храмовый священный участок — четырехугольный, каждая сторона его длиной в 2 стадия. В середине этого храмового священного участка воздвигнута громадная башня, длиной и шириной в 1 стадий. На этой башне стоит вторая, а на ней — еще башня; в общем, восемь башен — одна на другой. Наружная лестница ведет на- 154
верх вокруг всех этих башен. На середине лестницы находятся скамьи — должно быть, для отдыха. На последней башне воздвигнут большой храм. В этом храме стоит большое, роскошно убранное ложе и рядом с ним золотой стол. Никакого изображения божества там, однако, нет. Да и ни один человек не проводит здесь ночь, за исключением одной женщины, которую, по словам халдеев, жрецов этого бога, бог выбирает себе из всех местных женщин. Эти жрецы утверждают (я, впрочем, этому не верю), что сам бог иногда посещает храм и проводит ночь на этом ложе... Есть в священном храмовом участке в Вавилоне внизу еще и другое святилище, где находится огромная золотая статуя сидящего Зевса. Рядом же стоят большой золотой стол, скамейка для ног и трон — также золотые. По словам халдеев, на изготовление [всех этих вещей] пошло 800 талантов золота. Перед этим храмом воздвигнут золотой алтарь. Есть там и еще один огромный алтарь — на нем приносят в жертву взрослых животных; на золотом же алтаре можно приносить в жертву только сосунков. На большом алтаре халдеи ежегодно сжигают 1000 талантов ладана на празднике в честь этого бога. Была еще в священном участке в то время, о котором идет речь, золотая статуя бога, целиком из золота, 12 локтей высоты. Мне самому не довелось ее видеть, но я передаю лишь то, что рассказывали халдеи. Эту-то статую страстно желал Дарий, сын Гистаспа, но не дерзнул захватить ее. Однако Ксеркс, сын его, похитил статую, повелев умертвить жреца, который не позволял [прикасаться к статуе] и двигать ее с места. Так роскошно украшен этот [храм] и священный участок, где также есть много посвятительных даров от частных лиц». Д,ая лучшего понимания свидетельства Геродота необходимо несколько объяснений. Высшему вавилонскому божеству дается имя Зевса, тем самым он приравнивается к высшему божеству греческому. Талант — это единица веса, которой пользовались уже во времена гомеровской Греции, вскоре он стал и денежной единицей. В разных краях и в разные времена он был не одинаков; в самой распространенной системе веса (эгинской) талант составлял примерно 38 килограммов. Вавилонский талант равен 29,5 килограмма; его «эталон» в форме каменной утки хранился под фундаментом храма — точно так же, как эталон нашего метра из платины и иридия лежит под землей в Париже. «В оные времена» — означает 539 год до н. э., год завоевания Вавилона Киром. 155
Согласно Геродоту, Вавилонская башня имела восемь ярусов, ширина самого нижнего равнялась 180 метрам. По Коль- девею, она была на ярус ниже, а нижний ярус был шириной в 90 метров, то есть, грубо говоря, вполовину меньше. Трудно не верить Кольдевею, человеку нашего века, серьезному ученому. Возможно, во времена Геродота, башня стояла на какой- нибудь террасе, хотя и невысокой, которая за тысячелетия сровнялась с землей, и при раскопках от этой террасы не нашли и следа. Тогда можно объяснить свидетельство Геродота о ширине башни (если он эту террасу считал за часть башни) и о ее восьмом ярусе. А возможно, здесь какая-то ошибка. Трудно сказать... Но следует принять во внимание, что Кольдевей подтвердил данные Геродота о квадратном основании башни. Насколько средневековая Европа забыла своих греческих учителей, свидетельствует тот факт, что в Пизе в XII веке построили башню, подобную Вавилонской, но придали ей округлую форму. Такой же круглой изображает ее и Питер Брейгель Старший в середине XVI века на своей известной картине «Вавилонская башня». По свидетельствам Геродота (других у нас нет), мы не можем сегодня судить о том, какой «золотой клад» хранился в святилище до падения Вавилона. Когда Геродот посетил Вавилон, там уже не было, как он пишет, «статуи из чистого золота, 12 локтей высоты». Это относится и к «частным дарам», и к «золотому алтарю». Но даже то, что он рассказывает о статуе Мардука и ее окружении, помогает нам, хотя бы приблизительно, представить, какие сокровища могли скрываться в святилище. Если бы он привел их вес в вавилонских талантах, это равнялось бы приблизительно 23 600 килограммов золота. Но он приводит этот вес в греческих талантах, и это равняется 29 600 килограммам золота... Для небольшого сравнения: приведенный Геродотом вес статуи Мардука вместе со всем, что к ней относилось, превышает всю добычу золота в США в 1945 году (28600 кг) на целую тонну! Вавилонская башня во времена Геродота была фактически «новостройкой». Ее начали строить при Набопаласаре, а закончили при Навуходоносоре. «Однажды приказал мне Мар- дук, — читаем мы надпись Набопаласара, — чтобы я зиккурат, который до меня претерпел бедствия и был разрушен, восстановил и вершину его к небесам направил». Навуходоносор продолжал: «И я участвовал в этом деле, построил я вершину 156
Этеменанки, чтобы она с небесами соперничала». Значит, башня строилась в то же время, что и вавилонские стены, и дорога Мардука! Сколько же людей и материальных средств должен был иметь для этого вавилонский деспот и как же были закрепощены народные массы! И не отразилась ли в библейской легенде о «смешении языков» при строительстве Вавилонской башни та историческая действительность, что для строительства этих чудес света сюда были согнаны несметные людские толпы со всего разноплеменного вавилонского царства? О других древнейших вавилонских зиккуратах остались лишь упоминания. Нам известно о зиккурате Хаммурапи: он стоял на месте более древнего храма, превратившегося в руины. (Но кто построил этот более древний зиккурат и был ли он первым, мы не знаем.) Еще до Синаххериба завоевали Вавилон и разрушили Вавилонскую башню Тукульти-Нинурта и Сар- гон, а после них Ашшурбанипал. По непроверенным историческим данным, Вавилонская башня пять раз превращалась в руины и пять раз строилась заново. Когда Вавилон завоевал Кир, то он не разрушил башню, а провозгласил: «Мардук, великий владыка, явил милость ко мне, Киру, который его почитает, и к Камбизу, сыну моему, и ко всему моему войску, ибо мы щедро и с радостью славили его величие». Вавилонская башня даже так понравилась Киру, что он приказал по ее подобию построить себе в Экбатанах гробницу (она сохранилась и поныне). Ксеркс — здесь историки не единодушны — якобы еще раз превратил башню в руины; во всяком случае, нет сомнения, что он ограбил ее (оставив лишь золотую статую Мардука). Но подлинно то, что Александр Македонский, завоевав Вавилон, увидел башню лишь в руинах. Он намеревался построить ее еще раз. «Но, — как пишет Страбон, — этот труд требовал много времени и сил, ибо руины пришлось бы убирать десяти тысячам людей два месяца, и он не осуществил свой замысел, так как вскоре заболел и умер». Очевидно, при Александре фундамент башни еще сохранялся. И в 1900— 1911 годах рабочие Кольдевея откопали его. * * * И все же самым большим чудом Вавилона в древнем мире считались висячие сады Семирамиды. Не вавилонские стены, которые были могучими, не Вавилонская башня, которая была 157
грандиозной, не Мардукова дорога, которая была всего лишь ошеломляющей, а творение, награждаемое всеми этими эпитетами и, кроме того, как пишет Филон, прославившееся «красотой необыкновенной». Правда, в новейшее время, вплоть до начала нашего столетия, висячие сады считались чистым вымыслом, а их описания — просто излишествами разыгравшейся поэтической фантазии. Первой способствовала этому сама Семирамида, вернее, ее биография. У Ктесия сохранилось ее подробное жизнеописание, повторенное потом почти дословно Диодором. О его достоверности пусть судит сам читатель: «В давние времена был в Сирии город Аскалон, а рядом с ним глубокое озеро, где и стоял храм богини Деркето», походившей внешне на рыбу с человеческой головой. Афродита (по невыясненной причине) рассердилась на нее и заставила Деркето влюбиться в обычного смертного юношу. Потом Деркето родила ему дочь и в гневе, раздраженная этим неравным браком, убила юношу, а сама скрылась в озере. Девочку спасли голуби: они согревали ее крыльями, носили в клювах молоко, а когда девочка стала уже есть все, приносили ей сыр. Пастухи, заметившие, что в сыре выдолблены дырки, отправились по следу голубей и нашли прекрасное дитя. Они взяли его и отнесли к смотрителю царских стад Симмасу. «Он сделал девочку своей дочерью, дал ей имя Семирамида, что у жителей Сирии означает «голубка», и примерно ее воспитал». «Своей красотой она превосходила всех» — это и стало залогом ее дальнейшей карьеры. Во время своей служебной поездки в эти края Семирамиду увидел Оннес, первый царский советник, и тут же в нее влюбился. Он попросил у Симмаса ее руки и сделал своей супругой, забрав в Ниневию, где она вскоре родила ему двух сыновей. «Поскольку кроме красоты она отличалась всеми достоинствами, то имела над мужем полную власть, он без нее ничего не предпринимал, и все ему удавалось». Потом началась война с соседней Бактрией, а с нею и головокружительная карьера Семирамиды... Царь Нин отправился на войну с большой армией: «с 1 700000 пешими, 210000 всадниками и 10600 боевыми колесницами». Естественно, приходили только победоносные сообщения, но столицу Бактрии воины Ниневии никак не могли взять. Каким бы ни был трусливым неприятель, он отражал все героические атаки ниневий- 158
ского войска на столицу, и Оннес, не в силах ничего предпринять, начал уже тяготиться ситуацией. Тогда он пригласил на поле боя свою красивую жену. «Отправляясь в путь, как пишет Диодор, она повелела сшить себе новое платье», что, впрочем, для женщины естественно. Но платье было не совсем обычным: во-первых, оно было столь элегантно, что определило моду среди тогдашних светских дам; во-вторых, оно было сшито таким образом, что нельзя было установить, кто в нем, мужчина или женщина. Приехав к мужу, Семирамида изучила боевую обстановку и установила, что царь ведет атаку всегда на самую слабую часть укреплений согласно военной тактике и здравому смыслу. Но Семирамида была женщиной, а значит, не была отягощена военными знаниями. Она призвала добровольцев и атаковала самую сильную часть укреплений, где — по ее предположению— было меньше всего защитников. С легкостью одержав победу, она использовала момент внезапности и заставила город капитулировать. «Царь, восхищенный ее храбростью, одарил ее и принялся уговаривать Оннеса уступить Семирамиду добровольно, обещая за это отдать ему в жены свою дочь Сосану. Когда Оннес не пожелал согласиться, царь пригрозил выколоть ему глаза, ибо он слеп к приказаниям своего господина. Оннес, страдая от угроз царя и любви к жене, в конце концов сошел с ума и повесился». «Таким путем Семирамида приобрела царский титул». Оставив в Бактрии послушного ему наместника, Нин вернулся в Ниневию, женился на Семирамиде, а она родила ему сына Ниния. «После смерти царя она взяла власть в свои руки». Семирамида больше не вышла замуж, хотя ее руки (естественно, из-за ее красоты) домогались многие. И, предприимчивая по характеру, она решила превзойти своего умершего царственного супруга. Она основала на Евфрате новый город — Вавилон, возвела вокруг него стены и мост через реку — «все это за один год». Потом осушила вокруг города болота, а в городе построила большой храм с башней, «которая была необычайно высокой, и халдеи там наблюдали восход и закат звезд, ибо для этого подобное сооружение было самым подходящим». Она повелела построить и статую Бела, весом в 1000 вавилонских талантов (равных примерно 800 греческим), возвела еще великое множество храмов и городов, а когда строительство ей надоело, начала войну. Первую Тридцатилетнюю войну. 159
Неизвестно, какую причину она для этого нашла (в те времена это было делом второстепенным), но так или иначе вторглась в Мидийское царство. Оттуда она отправилась в Персию, затем в Египет, в Ливию и, наконец, в Эфиопию. И всюду Семирамида одерживала славные победы и приобретала для своего царства новых рабов. Лишь в Индии ей почему-то не повезло. После первых успехов она потеряла три четверти армии. Правда, это не повлияло на ее твердое желание одержать победу во что бы то ни стало, но в конце концов ее задело стрелой, поцарапав плечо, и так как она имела самого быстрого коня на свете, то остановилась только в Вавилоне. Там ей явилось небесное знамение, что она не должна продолжать войну, и потому она, победив в себе ярость, вызванную невежливыми посланиями индийского царя (он назвал ее любительницей любовных приключений, но употребил более грубое выражение), правила дальше в мире и согласии. Тем временем ее сын счел, что она слишком долго правит страной, и «с помощью одного евнуха решил ее убить». Но Семирамида вовремя поняла, что главнейшее искусство великой артистки — а таковой она и была — вовремя сойти со сцены, и передала власть сыну. «Потом вышла на балкон, превратилась в голубку и улетела... прямо в бессмертие». Сохранилась, однако, и более реалистическая версия ее жизнеописания. Афиней из Навкратиса (II в. н. э.), греческий писатель, пишет, что Семирамида вначале была «незначительной придворной дамой при дворе одного из ассирийских царей», но была она «столь прекрасна, что своей красотой завоевала царскую любовь». И вскоре уговорила царя, взявшего ее в жены, дать ей власть всего на пять дней... Но, получив в руки жезл и облачась в царское платье, она сразу устроила великое пиршество, на котором склонила на свою сторону военачальников и всех сановников; на второй день она уже повелела народу и благородным людям воздавать ей почести как царице, а своего мужа бросила в темницу. Так эта решительная и предприимчивая женщина захватила трон и сохранила его до старости, совершив многие великие деяния. «Таковы противоречивые сообщения историков о Семирамиде», — скептически заключает Диодор. И все же Семирамида была реальной исторической личностью. 160
Правда, о ней нам мало известно. Кроме известной Шамму- рамат мы знаем еще нескольких «Семирамид». Об одной из них Геродот пишет, что «она жила за пять человеческих веков до другой вавилонской царицы, Нитокрис», то есть около 750 года до н. э. Другие историки называют Семирамидой Атоссу, дочь и соправительцу царя Белоха, правившего в конце VIII века до н. э. А может, Семирамида — просто второе имя Нито- криды, жены царя Навуходоносора? Ни одна из этих возможностей не исключена — правда, в связи с этими Семирамидами ни слова не упоминается ни о каких висячих садах. Всего этого было достаточно впоследствии для ученых, чтобы провозгласить Семирамиду полулегендарной личностью. И ее висячие сады поместить в царство сказок, где-то, скажем, рядом с избушкой на курьих ножках или пряничным домиком. Подобная точка зрения казалась научно обоснованной — и вдруг Кольдевей эти сады нашел! Однажды при раскопках он наткнулся на какие-то своды. Они были под пятиметровым слоем глины и щебня на холме Каср, скрывавшем в себе руины южной крепости и царского дворца. Своды? Это звучит не так уж заманчиво. Д,ля нас, но не для архитектора Кольдевея. Это были первые своды, которые раскопали в Вавилоне из-под тысячелетнего слоя. Кольдевей продолжал раскопки. Он рассчитывал под сводами найти подвал, хотя ему и казалось странным, что подвал оказался бы над крышами соседних зданий. Однако никаких боковых стен он не нашел. Лопаты рабочих отрывали только столбы, на которые эти своды опирались. На первый взгляд столбы как столбы, но для архитектора Кольдевея они представляли необыкновенный интерес. Столбы были каменные. А камень в месопотамской архитектуре был большой редкостью. До этих пор его нашли лишь в одном месте этого огромного города — на северных склонах Касра. И наконец, Кольдевей обнаружил следы глубокого каменного колодца. Правда, это могли быть и стены высокой круглой башни, ведь нельзя забывать, что Вавилон раскапывали сверху вниз и уровень его улиц порой оставался загадкой. Но впоследствии установили, что все же это колодец, но колодец со странной трехступенчатой спиралевидной шахтой. Кто знает, как бы разгадали смысл этого сооружения, не имей Кольдевей-архитектор одного пристрастия: его любимым занятием была история канализации. Архитектор с фантазией поэта — уж не столь частый дар природы, но архитектор, поэт 161
плюс археолог и историк, занимающийся вопросами канализации, — подобное редкое сочетание как раз и оказалось у Роберта Кольдевея. И именно этого единственного человека волею случая Берлинский музей послал на раскопки в Вавилон. Только такой человек мог прийти к мысли, которую в первый момент сам же отверг. Тогда Кольдевей обратился к Диодору, Страбону, Беросу, к уже разгаданным текстам клинописи древних вавилонян, и они подтвердили ему, что камень действительно использовали при строительстве лишь в двух местах во всем Вавилоне: на северном склоне Касра, который он уже откопал, и в висячих садах. И когда он прочитал один абзац из XVII книги «Географии» Страбона, посмотрел на чертежи своих раскопок, взглянул еще раз на современные месопотамские устройства для зачерпывания воды, которые вполне бы подошли для этого колодца, то написал в Берлин отчет о работе и походя приписал, что после всех этих трудов идет отдохнуть в тени «висячих садов Семирамиды». Разумеется, это посчитали за поэтический образ и хорошую шутку. Прочитаем и мы абзац из Страбона: «Эти стены, равно как и висячие сады, считаются одним из семи чудес света. Сад представляет собой квадрат, и каждая сторона его измеряется четырьмя плефрами (то есть примерно 120 метров. — В. 3.), он держится на сводах, в свою очередь поддерживаемых столбами из плит, поставленных друг на друга, как кубики. Опоры внутри заполнены землей, и в них могут расти самые большие деревья. Опоры сделаны из обожженного кирпича, скрепленного асфальтом. Асфальтом залиты и своды и опоры из каменных блоков. Самая высокая поверхность имеет ступенчатые террасы, а на тех террасах спиралевидные черпаки, которыми рабочие черпают воду из Евфрата. Река эта течет посреди города и имеет ширину в один стадий, — возле реки и расположены сады». В этом описании Страбона кое-что остается неясным. Но если перед этим посмотреть на чертеж сводов и опор, сделанный Кольдевеем на основе раскопок, принцип устройства садов начинает проясняться. Прежде чем окончательно и воочию представить сады, стоит взглянуть, как описывает их Филон, который, очевидно, опирается на более ранние свидетельства античных авторов и на технические описания некоторых висячих сооружений древности (например, книдских «висячих променад»). .. 162
Вот что пишет Филон: «Висячими называют сады, в которых растения растут высоко над землей, вознесенные в воздухе... Таково их описание. Прежде всего здесь имеются каменные столбы, которые и держат всю постройку; их разукрашенные пьедесталы создают зал или колоннаду. На них крепятся пальмовые балки, разделенные лишь узким пространством, пальмовое дерево единственное, которое не разбухает от сырости... На этих балках лежит большой слой земли, и в нее высажены широколистые и другие деревья, что растут в садах, как и самые разные цветы,—одним словом, все, что для глаз приятно и языку вкусно. Перед посадкой всю эту землю несколько раз перекапывают, и почва эта хороша для сада, как никакая другая. Она словно поле, взрыхленное плугом, над головами тех, кто гуляет под ним между столбами. А вода подается либо силой собственного падения из высоко расположенных колодцев, либо ее поднимают при помощи силы давления по трубам витыми спиралями и специальным устройством. Так поддерживается влага в почве, и растут там растения вечнозеленые и лиственные деревья естественной силы и величины, с могучими корнями». Перед нами три описания висячих садов Семирамиды — Кольдевея, Страбона и Филона, и понятно, почему в античности считали их чудом света. И хотя другие сооружения превосходили их и размером, и стоимостью, все же сады выделялись среди всех: во-первых, оригинальностью своей идеи; во-вторых, техническим совершенством и своеобразной смелостью строительной мысли; и в-третьих, своей красотой. Мы пишем «в-третьих», но в Древней Греции ставили красоту на первое место. Согласно этим трем описаниям, Иракское управление по охране культурных памятников решило в 1964 году реконструировать висячие сады Семирамиды. Однако из-за дороговизны эти работы были приостановлены после реконструкции фундамента. И мы можем представить эти сады, лишь прибегая к фантазии. Может, на них походят волшебные Фюрстенбергские сады или орнамент лестниц под Пражским градом в стиле барокко? Или Бельведер, который создал Гильдебранд в Вене над террасами искусственных гротов г А может, Петергоф (Петродво- рец) Растрелли с каскадами водопадов или парк в Казерте близ Неаполя? Но не станем терять время в поисках примеров из современной эпохи. Довольно трудное занятие. 163
И все же античность оставила нам в наследство в Европе несколько сооружений, которые, вероятно, помогут нам представить, как выглядели эти сады. Вспомним хотя бы римский водопровод в Южной Франции, называемый ныне Гардский мост. Вот на таких столбах, составляющих, правда, как бы четыре стены, и парили в воздухе сады Семирамиды. Примерно так выглядела колоннада, служившая продолжением высоких стен Южной крепости, а на ступенчатой крыше этой колоннады располагалась пальмовая роща и сад из кипарисов, там били поющие фонтаны и сверкали серебряные вазы с лилиями и звездочками анемонов. В центре садов легко можно представить беседку, покрытую черными, оранжевыми, золотыми, белыми и серо-зелеными плитками. «Дом радости и очарования», где сама Семирамида в нарядных одеждах, сверкающих всеми цветами радуги и стянутых широким поясом, в драгоценных каменьях, слушала звуки флейт и стихи поэтов, а над ней колыхались страусовые опахала в руках черных рабов из Эфиопии. .. А романист старого стиля, возможно бы, еще добавил: «И когда Син осветил своим серебряным светом это чудо света, ненужными оказались факелы, наполненные пчелиным воском, которые висели на золотых скобах среди зелени высоких тамарисков, и крылатые быки с человеческой головой как символ вездесущей силы и мудрости смотрели с высоты сооружения, поднимавшегося до хрустального небесного свода на необозримой равнине за стенами города Вавилона». * * * Но все красоты и чудеса этого города, «где жило десять раз по десять мириадов людей, жилища которых занимали площадь большую, чем поля в иных царствах», превратились в руины, прикрытые слоем песка и серой глины... Тысячелетия потребовались, чтобы Вавилон исчез. Его не уничтожил новый Синаххериб, он не пал от вражеских рук, как Мехико времен Монтесумы,.— он умер естественной смертью. Еще при Александре он был городом с населением в полмиллиона, и одних только храмов, святынь и алтарей было 1008. Во времена Селевкидов в его дворцах жили потомки «властителей четырех стран света», при парфянской династии здесь селились уже потомки их слуг, при Сасанидах здесь жили бедные крестьяне; во времена багдадских халифов обитали 164
лишь кочевники-бедуины, а после прихода турецких завоевателей исполнились слова библейского пророка Иеремии: «И будет Вавилон грудой развалин...» Разрушение Вавилона было довершено в последующие столетия: окрестные жители видели в Вавилоне лишь склад строительного материала и уносили из него все, что можно унести. Не меньше половины современных домов в ближайшем городе Гилле и сотни домиков и хлевов в окрестных селениях построены из кирпичей, сделанных современниками древних пророков. Даже на строительстве плотины между Индийским каналом и Евфратом использовали кирпич времен Навуходоносора. Он был дешевле привозного. И вопреки всему Вавилон не исчез. От него остались не только развалины, которые Кольдевей раскопал вместе с арабскими рабочими и немецкими ассистентами, не только название, служащее символом путаницы и всеобщей неразберихи, но остался — и это для нас важнее всех вавилонских чудес света—его вклад в сокровищницу человеческой культуры. Правда, мы знаем, что этот вклад был не только вавилонским. Но Вавилон не забыл унаследованную им шумеро-аккадскую культуру, а, напротив, обогатил ее. Самое ценное из его культурного наследия и по сей день живет во всех частях света. Об этом «Вавилоне в нас» мы порой забываем. Сколько раз за день мы смотрим, к примеру, на часы, но нам не приходит в голову, что их двенадцатичасовой циферблат — вавилонского происхождения. Ведь в других случаях у нас десятичный счет. Наш час насчитывает шестьдесят минут, минута — шестьдесят секунд. Эту систему, которая дает возможность удобно делить на два и три, мы тоже унаследовали через греков от вавилонян (а вавилоняне — от шумеров). В нашей неделе семь дней, а в месяце четыре недели — и это все уже было в Вавилоне. Вавилоняне открыли формулу для определения площади треугольника, прямоугольника и трапеции (правда, для вычисления площади круга у нас есть более точная формула). Это относится и к определению объема куба, параллелепипеда, обычной и усеченной пирамиды, конуса и т. д. Задолго до Пифагора (примерно 580 — 500 гг. до н. э.) вавилоняне знали, что площадь квадрата, построенного на гипотенузе прямоугольного треугольника, равняется сумме площадей квадратов, построенных на катетах. Они умели возводить в квадрат и в куб, знали таблицу чисел, возведенных 165
Рельеф из Элама. во вторую и третью степень. Они открыли принцип позиционной системы чисел (при которой одна и та же цифра может иметь различную величину в зависимости от ее места в ряду цифр), до чего не додумались даже римляне. Они разделили окружность на 360 частей и ввели градусную систему, которую мы используем и поныне. Для интереса мы приводим несколько примеров из вавилонского задачника, относящегося к концу второго тысячелетия до н. э.: «Определите длину диагонали прямоугольника, если известна длина его сторон. .. Сколько земли требуется на строительство плотины, размеры которой нам известны, и сколько земли принесет каждый рабочий, если нам известно их количество?» Или: «Сколько весит одна минута?» Это не шутка, а задача для старших
учеников. «Мина», от которой произошла наша «минута», была единицей веса и состояла из 60 шекелей, примерно наших 500 граммов. Одновременно «мина» была и единицей времени, в продолжение которого стояла на часах стража, и равнялась она нашим двум часам. За два часа из «стандартных» вавилонских водяных часов вытекало столько воды, сколько весила одна мина. «Какой объем должна иметь вода в часах, которые наполняются раз в день, и какого размера должно быть отверстие на дне, чтобы за мину времени вытекала мина воды?» С удивительной точностью они определяли солнечный год и при определении «аномалистического месяца» (время между двумя положениями Луны, когда она ближе всего к Земле) ошиблись в сравнении с современными астрономами, оснащенными совершенными астрооптиче- скими и фотометрическими устройствами, только на 3,6 секунды; при вычислении синодического месяца (времени между двумя фазами Луны, например, от полнолуния до полнолуния) — меньше, чем на 0,1 секунды.Уже в VII веке Ассиро-вавилонское представление об устройстве Вселенной. Голова быка. Навершие резонатора арфы. Из царской гробницы в Уре. III династия Ура. Середина III тыс. до н. э. Багдад, Иракский музей.
Вавилонская карта мира, найденная в Сиппаре. Лондон, Британский музей. до н. э. вавилоняне предсказывали затмение Луны, а позже и Солнца. Задолго перед этим они отличали звезды от планет (знали их семь). Названия многих наших звезд и созвездий, как и все названия созвездий Зодиака (Рак, Лев, Скорпион, Весы и т. д.), взяты тоже у вавилонян. И когда мы говорим, что кто-то родился «под счастливой звездой», то прибегаем к тому же речевому обороту, как и древние вавилоняне, которые говорили буквально так же. И тут мы переходим к другой части вавилонского наследия. Мы уже видели, как ассиро-вавилонское мировоззрение вело к астрологии, к предсказанию будущего по «великой книге 168
звездного небосвода». Астрология как «искусство халдеев» проникла из Вавилона в Грецию и Рим, а оттуда и в Европу, где еще долго удерживалась после своего расцвета в XV— XVII веках. А кое-где удержалась и поныне. (И даже модернизировалась: скажем, в западноевропейской печати и ныне то и дело появляются объявления астрологов, которые за сходную цену составляют гороскопы, всем желающим дают советы при выборе мужа или жены, при покупке и продаже акций и т. д.) В Америке весьма своеобразным способом астрология проникла и в экономическую теорию. Один серьезный профессор одного американского университета установил, что существует «связь» между периодически появляющимися пятнами на Солнце и — экономическими кризисами! Солнечные пятна якобы воздействуют на людей и их настроение, и у них пропадает «желание покупать»! .. В медицине, как и в астрономии, научные знания переплетались у вавилонян с верой в чудеса. Но при диагнозе многих болезней они правильно или довольно правильно устанавливали их причину и характер заболевания. Так, они установили, что проказа, чесотка и различные кожные заболевания заразны и носителями инфекции являются пыль и вши; они также открыли, что причиной болезни, при которой «человеческое тело желтеет, лицо желтеет и чернеет и даже чернеет корень языка», то есть причиной желтухи, является нарушение в работе печени и желчного пузыря. Отваживались они и на сложные хирургические вмешательства (хотя им в этом препятствовали некоторые жестокие законы, например § 218 Свода законов Хам- мурапи: «Если лекарь сделает у свободного человека тяжелую операцию бронзовым ножом, отчего этот человек умрет, или разрежет свободному человеку бронзовым ножом глазное яб- ы^л^., „,.„„„,> „„ „ а г Изображение вавилонских богов: локо и тот лишится глаза, то слеВа бог бури Адад с молнией отрезать ему руку»). Они умели в руке, справа — Мардук.
лечить дальнозоркость и близорукость (среди развалин дворца Ашшурбанипала нашли хрустальные линзы для состоятельных пациентов). Они знали лечебную гимнастику и порой предписывали больным диету, которую, даже при наших знаниях об обмене веществ и витаминах, мы можем только приветствовать. Но хотя их медицина и фармакология имели рациональную основу, все же, по их мнению, причиной многих болезней были чары и волшебство. Зачастую они лечили «порошком из оленьих рогов», «мышиным волосом, вымоченным в сале черной гадюки», «паутиной из заброшенного дома», а также молитвой «духам небесным и духам земным», пожертвованиями свечек или «заклинанием нечистой силы». Но разве некоторые из этих древневавилонских лечебных методов не живы и поныне? И не только среди кочевников-бедуинов в месопотамской пустыне, но, скажем, в центре Европы? И не должны ли против них бороться и органы здравоохранения высокоразвитых государств? Однако вернемся к более важной стороне вавилонского наследия, хотя и перед этим мы не оставляли твердую почву реальности, выложенную надписями на глиняных табличках и базальтовых стелах. В чем главный вклад вавилонян и ассирийцев (и их шуме- ро-аккадских предшественников) в историю человеческой культуры? Во-первых, в изобретении письма. Вавилонская, точнее, шумерская (из которой она развилась) клинопись — древнейшая из известных нам письменностей. Это письмо (в разных видоизменениях) использовалось свыше трех тысячелетий, дольше, чем современный латинский шрифт. Клинописным письмом пользовались от гор Армении до Персидского залива, от Эгейского моря до границ Индии. «Не исключено, — пишет Бедржих Грозный, — что вавилонское письмо повлияло и на возникновение египетских иероглифов». Во-вторых, вавилоняне сыграли свою прогрессивную роль в развитии земледелия и ремесла. Они одними из первых стали выращивать пшеницу и ячмень, лен, горох, чечевицу, а возможно, фиги, виноград и яблоки. Одними из первых использовали плуг, а может, и сами изобрели его. К их достижениям относится и изобретение колеса, о котором Маркони сказал, что это «единственно настоящее изобретение, ибо все остальные лишь использование или развитие его». В-третьих, в Вавилонии возникли первые исторически из- 170
вестные города и города-государства. А ее южная часть, Шумер,— родина первых записанных законов и судебных решений. В-четвертых, Вавилон — родина замечательных математических и астрономических открытий, некоторые из них Европа превзошла только в новейшие времена. Здесь были созданы выдающиеся творения архитектуры и изобразительного искусства. Здесь возникло и первое из известных нам великих произведений мировой литературы — поэтическо-философский «Эпос о Гильгамеше» (философский потому, что его основной мотив — поиски человеческого бессмертия; мысль, что человек может достичь бессмертия лишь делами на пользу родины и человечества, не так уж незначительна, тем более для первого на свете произведения подобного жанра). Остается только удивляться, за сколь многое человечество должно быть благодарно жителям Древнего Вавилона и их предкам на земле Месопотамии. И самое интересное, что до конца XIX столетия об этом вообще не знали. Истоки своей культуры Европа искала и находила у древних греков и римлян. И вдруг открылось, что следует обратиться к народам более древним, с более древними культурами. И мало того, культуре этих народов предшествовала культура древних вавилонян. И не удивительно, что первой реакцией на это открытие была так называемая теория панвавилонизма, согласно которой все в науке и культуре берет свое начало в Древней Месопотамии. Ученым всего мира пришлось затратить немало усилий, чтобы привести все в равновесие для правильной оценки значения культуры отдельных народов в истории человеческой культуры. Раскопки в Египте, Сирии, Турции, Индии (не говоря уже о раскопках в Мексике и Перу), как и история Европы, Средней Азии, Китая и Японии, доказывают, что разные народы в разных землях создавали свою культуру в основном самостоятельно и их культура не шла путем развития и приспособления к культуре вавилонской, как утверждали теоретики панвавилонизма. То же самое относится и к различным типам идеологии и различным формам мировоззрения; и если среди них бывает немало сходного, то причиной этому в первую очередь общий путь исторического развития. Но все же историческое первенство Месопотамии в экономическом, политическом и культурном развитии Передней Азии 171
и сильное влияние Вавилона на культурное развитие передне- азиатских народов, а потом и на греков — факт неоспоримый. А раз на греков, значит, и на Европу. И Европа осознала это не так уж давно. * * * И вот мы покидаем эту страну между Евфратом и Тигром и расстаемся с городом, куда явились в поисках одного из чудес света, а нашли там по крайней мере три чуда и колыбель великой культуры, и, покидая ее, уносим в своей памяти не только руины былых миров. Биение новой жизни в этой древней стране достаточно сильно, чтоб пробуждать нас из сновидений о ее прошлом. «Я сидел у вод в Вавилоне, сидел на коленях у древности...»— писал некогда венгерский поэт Ади. Мы ищем вариацию этих поэтических строк в стремительном, шумном, современном Багдаде, среди его высотных зданий, прижатых к земле базаров и минаретов Золотой мечети у полноводного Тигра, под горячим солнцем безоблачных дней и звездным небом арабских ночей. Конечно, поэт ее найдет и сегодня, но народу этой древнейшей земли наверняка удастся превратить воспоминания о некогда существовавшем мифическом рае в новую реальную действительность. Ведь это страна не только с великим прошлым, но и с большим будущим.
ХРАМ АРТ1МИД1Ы
*ЖУЛ.П if' A M -•й**"^«г Jt Рельеф, украшающий мраморную колонну храма Артемиды в Эфесе. Фрагмент. Лондон, Британский музей.
«X рам Артемиды Эфесской — единственная обитель богов на земле. Каждый, увидевший его хотя бы однажды, уверен, что небо и земля поменялись местами и что именно здесь царство бессмертных богов переселилось с небес на землю». Так начинает Филон свое описание сооружения, которое весь древний мир в полном согласии называл самым великолепным на свете. Потом Филон переходит к сравнениям: «Титаны, которые подняли руку на богов, и те своей отвагой не снискали такой славы, как строители, что создали подобный храм; Атлант, державший небосвод, не был столь могучим, как основание, на котором стоял...» Вероятно, храм Артемиды — но этого из книги Филона мы уже не узнаем. Посреди этой фразы обрывается последняя сохранившаяся страница сочинения Филона. Что говорят об этом храме другие авторы? Выслушаем их, но прежде заглянем в Эфес сами. «Глаза — лучшие свидетели, чем уши», — заметил один из жителей Эфеса, Гераклит. Два с половиной часа требуется самолету Чехословацкой авиакомпании, чтобы перенести нас из Багдада в Дамаск. Романтическое путешествие с караваном верблюдов длится пять 176
дней—и сегодня столько же, сколько во времена Гаруна аль- Рашида. В последний раз полюбуемся на Тигр и Евфрат, оставим вдали темный лабиринт развалин Вавилона, и вот уже тень нашего самолета заскользит по серо-коричневому бархату пустыни, промелькнет порой над одиноким холмом (какой город здесь еще сокрыт?) и, наконец, пролетит над волшебным оазисом— до того прекрасным, что когда, говорят, Магомет увидел его впервые, то повернул назад и не хотел войти: он принял Дамаск за рай, а так как двух раев быть не может, он не захотел отказаться от небесного ради земного... Теперь рукой подать до Ливана (где же его знаменитые кедры?). Самолет приземлился, и с бейрутского аэродрома лишь час езды автобусом до порта. А здесь нас ожидает путешествие — свыше тысячи километров морем — до турецкого Измира. Измир, античная Смирна, — наш последний пересадочный пункт в пути. Говорят, нет красивей пристани на свете, — так утверждали в античные времена, так утверждают и теперь. Глубокий залив обрамляют лесистые холмы, постепенно уступающие место склонам с красочными домиками; над ними и над их зеркальным отражением в голубом море возвышается византийская крепость. Побережье охраняют кордоны бульваров с аллеями пальм; из-за современных новостроек выглядывает старый турецкий город с мечетями и базарами. От античного времени здесь сохранилась только пустынная площадь с белыми коринфскими колоннами и несколько арок акведука, на месте древнего греческого квартала сегодня расположен парк. В Эфес идет поезд от станции Пунта или автобус с площади Конак, являющейся одновременно пассажирской пристанью. Билет продают до местечка Сельчук, около 80 километров на юг. Оттуда надо уже добираться пешком. До недавнего времени Эфес представлял собой безлюдные руины и единственным признаком сервиса для иностранцев была табличка с надписью по-английски, которая в дословном переводе звучала так: «Уважаемые посетители, просьба обратить внимание на ядовитых змей». Сегодня кроме таблички вы видите здесь еще и проволочную ограду и будку, где продаются билеты с планом на обороте. Туристский маршрут идет по Мраморной дороге от холма с развалинами собора святого Иоанна до холма с руинами театра над старой пристанью. Место, где некогда стоял храм Артемиды, остается в стороне.
* * * Нынешний Эфес, бывшая столица греческой Ионии и римской Азии, — самая большая территория, занятая античными развалинами. Коварные болота за безбрежным морем мраморных и гранитных руин — это некогда цветущий берег Каистра, над которым «летали лебеди с длинными шеями, сверкая оперением», лебеди, которых видел сам Гомер. И наконец, остатки мощеной дороги с сохранившимися до сегодняшнего времени мостами у Соловьиной горы, по этой дороге везли колонны из храма языческой богини Артемиды для украшения христианского храма Божьей мудрости в Константинополе (впоследствии мечети Айя-София). В VI веке н. э., когда по этой дороге тянулись тяжелые колесницы императора Юстиниана, Эфес уже был городом, чья история завершилась. Но когда же она началась? По древнегреческим преданиям, «вскоре после Троянской войны», то есть в конце XII века до н. э. Тогда якобы пришел сюда Андрокл, сын последнего афинского царя Кодра, и воздвиг здесь с мужами с острова Самос город, крепостные стены и храм. Правда, у нас есть вполне реальные сомнения, был ли Андрокл в действительности человеком из плоти и крови, ведь его отец Кодр — личность мифическая. Но в одном сомнения нет: Эфес на самом деле был основан. Археологи допускают, что на его месте с X века до н. э. существовал греческий город. Правда, не исключено, что он мог возникнуть на сто или двести лет раньше. Но ничего более определенного о дате основания этого греческого поселения мы не знаем... Не важно, кто привел сюда греков, Андрокл или кто другой, важно, что он привел их не в безлюдный край. Здесь обитали, занимая немалую территорию, карийцы или лелеги, и, кажется, они не очень сопротивлялись греческому заселению; во всяком случае, греческая история, хорошо помнящая все военные победы, о том не вспоминает. Греки захватили и заселили лишь узкую прибрежную часть, не проникая внутрь материка. Они не тронули местное население и охотнее с ним торговали, чем воевали, что было выгодно для обеих сторон. В те давние времена греки наряду с Эфесом основали в Малой Азии еще ряд городов, среди них Милет, Галикарнас, Книд и примерно в 1000 году до н. э. Смирну. Уже во второй половине II тысячелетия до н. э. они заселили большинство островов в Эгейском море, включая Крит и Родос и даже отдален- 178
ный Кипр. Позднее, во времена так называемой «великой колонизации», проходившей в течение VIII, VII и VI веков до н. э., они основали немало городов на побережье Черного моря, Сицилии, Италии, Южной Франции, Северной Африки, на Пиренейском полуострове и, разумеется, в Малой Азии. Самым восточным их поселением был Танаис в устье Дона, самым западным — Эмпорион в нынешней Испании у Барселоны, самым южным — Навкратис в дельте Нила. Откуда греки заселяли эти края, мы знаем: из нынешней Европейской Греции. Но откуда они пришли в Грецию, точно не известно: возможно, через Балканы, из южнорусских степей. Одна их группа, очевидно, перешла Дарданеллы и Босфор и поселилась в Малой Азии; высказывается мнение, что и троянцы, с которыми европейские греки вели долгую и славную войну, описанную в гомеровской «Илиаде», тоже были одним из греческих племен. Свою нынешнюю родину греки заселяли несколькими волнами, примерно с начала II тысячелетия до н. э. Исконное население — плохо известных нам пеласгов они покорили — правда, подробности о том отсутствуют. Самым могущественным греческим племенем были ахейцы, основавшие ряд крупных городов, среди них и гомеровские «златообильные» Микены и «крепкостенный Тиринф»; другим племенем были ионийцы, поселившиеся в Афинах. В начале XII века до н. э. прокатилась последняя большая волна греческих поселенцев: это были дорийцы, которые победили ахейцев, ослабленных войной против Трои, и обосновались на Пело- 179
поннесском полуострове, главным образом в Спарте. Позже дорийцы проникли и на Крит, а через острова в Эгейском море— и на юго-западное побережье Малой Азии. Ионийцы, которые оказали дорийцам сопротивление, заселили центральную и северную области малоазийского побережья. Греки — древнейший европейский народ, населяющий свою теперешнюю родину уже свыше 3500 лет. В результате сложного и длительного исторического процесса, полного междоусобных войн, после дорийского нашествия они сформировались в три главные племенные группы: северо-восточную—этолий- ско-эолийскую, восточную—ионическую и южную — дорическую. Каждая из этих групп отличалась диалектом, некоторыми особенностями в общественном устройстве и обычаях, внося большой собственный вклад в общегреческую культуру. Ионийские племена (они нас особенно интересуют) имели два главных культурных и политических центра: Афины на Европейском материке и Эфес в Малой Азии. Эфес (или, как говорят греки, Эфесос), согласно археологическим и историческим сведениям, был уже в VIII—VII веках до н. э. известным городом и наряду с ионийским Милетом и дорийским Галикарнасом стоял во главе экономической и политической жизни всего греческого мира. В городах Малой Азии раньше, чем в собственно Греции, получил развитие и укрепился рабовладельческий способ производства с разделением труда между земледелием и ремеслами, товарным производством, торговлей и денежными отношениями. На этой более совершенной экономической основе городов-государств (какой, скажем, Древний Египет или Вавилон никогда не достигли) получили развитие и политические институты, и, совершенно естественно, наука и искусство, позже достигшие наивысшего расцвета в «классической» Греции. Именно здесь в середине VII столетия до н. э. зародилось и революционное движение, которое захватило весь греческий мир и привело к свержению власти родовой аристократии и созданию более прогрессивных государственных систем — тирании, а позже и демократии. Не следует забывать, что в понятия тирании и демократии вкладывалось ранее совсем иное содержание, чем ныне. Тирания была переходной формой власти между аристократией и демократией. Ее характерная черта — осуществление государственной власти одной личностью; большей частью тираны выступали как предводители народных масс, привлекая их на свою сторону проведением таких мероприятий против аристо- 180
кратии и богатеев, как раздел земли, уменьшение налогов и т. д. И хотя порой эта форма власти превращалась уже в тиранию в современном понимании, исторически она была более прогрессивной, чем предшествующая форма власти, а во многих городах-государствах значительно способствовала развитию античной демократии. Эта демократия в своей классической форме обеспечивала участие всех лично свободных граждан в решении политических вопросов и в создании законов; временами она вновь превращалась в тиранию или же заменялась олигархией — «правительством меньшинства». Разумеется, античная демократия не уничтожала различия между гражданами, основанные на материальном неравенстве, но тем не менее способствовала общественному, экономическому и культурному развитию, воспитывая свободных, сознательных граждан, исполненных горячего патриотизма и готовых пожертвовать жизнью на благо своего народа. Но конечно, нельзя забывать, что античная демократия была демократией лишь для свободных граждан и ничем не ограниченной диктатурой для порабощенных, для рабов. Рабы не считались по закону «народом» и даже «людьми». Это были просто «говорящие орудия», такие, как, скажем, волы — «орудия, издающие звуки», а повозки или мотыги — «орудия немые». Все это может вызвать у нас самые разные чувства, но это не изменит того факта, что исторически рабовладельческий строй был прогрессивнее первобытнообщинного. И кроме этого, напоминает нам, что при слове «демократия» уже с времен ее возникновения нужно задавать вопрос: какой смысл вкладывается в слово «демос» — «народ»? И в интересах кого или против кого действует «кратос» — «правительство»? Эфес первоначально был монархией, и правил в нем царский род, ведущий начало от Андрокла. Последнего царя свергли в середине VII века в результате восстания; царская власть сменилась тиранией. Исторические подробности всего происшедшего неясны, но можно предполагать, что политическое развитие в Эфесе протекало в основном так же, как на соседнем Самосе во времена правления Поликрата (хорошо известного как по историческим источникам, так и из легенд), который захватил власть с помощью небольшого отряда в пятьдесят человек и впоследствии всемерно поддерживал торговлю, ремесла и искусство. Политическое устройство Эфеса характеризует тот факт, что около 600 года до н. э. именно здесь побывал Солон, «один из семи греческих мудрецов», который по 181
примеру Эфеса разработал свой знаменитый свод законов в Афинах. Во времена тирании Эфес становился все более красивым и величественным. Уже одно его расположение было великолепным: в треугольнике, образованном бурным Каистром, тенистым Пионом и крутыми склонами Коресса (сегодняшнего Бюль-бюль-дага — «Соловьиной горы»), возникали широкие улицы и красивые дома. Центром города являлась морская пристань шириной в полкилометра и длиной в три четверти километра; когда наносы Каистра отодвинули морское побережье на запад, корабли попадали в нее по искусственным каналам. Как в любом греческом городе, была в Эфесе своя главная площадь (только мощенная мрамором), свой театр (для 25000 зрителей), свой одеон (с прекрасной акустикой для музыкальных выступлений), свой стадион (с великолепными бронзовыми скульптурами). Но вершиной архитектурного искусства был храм Артемиды. Храм Артемиды — третье чудо света — стоял не на эфес- ском акрополе, как, например, Парфенон на афинском, а в тенистой долине, километрах в семи на восток от самого города. Власть Эфеса не распространялась на храм Артемиды, который был самостоятельной политической единицей, своеобразным мини-государством со своим правительством, представляющим собой коллегию жрецов. Территория храма была неприкосновенной и нейтральной: всякий, ступивший на его землю безоружным, приобретал право неприкосновенности. Но мог ли Эфес, огромный процветающий город, расположенный на окраине «варварских владений», надолго сохранить свою независимость? (Да, независимость, ибо он лишь формально считался афинской колонией. В сущности, он был независим от Афин и — что важнее — вплоть до «золотого века» Перикла экономически могущественнее их.) Очевидно, до первой половины VI века до н. э. он без труда отражал все нападения чужеземных завоевателей. Но потом у ворот Эфеса появилась армия лидийского царя Креза. Казалось, невозможно было выдержать натиск огромной армии. Эфес охватил ужас. Тогда властителю Эфеса тирану Пиндару пришла спасительная мысль — протянуть от городских ворот семикилометровую веревку к храму Артемиды и провозгласить Эфес частью «неприкосновенной территории богини». Вероятно, для Креза это было слишком явным трюком. Но жители Эфеса, понимавшие толк в торговле, все же в кон- 182
це концов спасли город от кровопролития. Они признали Креза «покровителем» города и храма, а тот, будучи одним из богатейших царей, превзошел самого себя, сделав щедрый дар на украшение жилища Артемиды. И в конце концов Эфес только выиграл от этого формального господства лидийцев. Город стал торговать со всеми землями Лидийского царства, а его территория почти удвоилась. После поражения Креза Эфес подпал под власть персов и стал главным посредником в торговле между Западом и Востоком. Эфесских купцов эта власть «варваров» («варвар» означает на греческом «чужеземец», «негрек», а в переносном смысле «жестокий», «темный») устраивала даже больше, чем свобода: боясь потерять прибыли, они даже воспротивились плану Афин освободить греческие города в Малой Азии... Но когда персидские цари укрепили власть, положение изменилось: персы стали ограничивать греческую торговлю и теперь уже не просто брали дань, а выколачивали ее до последнего гроша из порабощенных городов и на должности правителей отдельных городов-государств, в том числе и Эфеса, стали назначать своих ставленников. В результате в 500 году до н. э. вспыхнуло антиперсидское восстание, в котором участвовал и Эфес. Кое-какая помощь была оказана малоазийским грекам со стороны Афин, но после первых успехов (они даже захватили персидский город Сарды) восставшие не смогли договориться друг с другом, и все закончилось так, как и должно было закончиться: в конце концов они потерпели поражение. Персидский царь Дарий I в ответ разрушил большую часть греческих городов в Малой Азии, среди них и Милет, а население частью приказал убить, а частью угнать в рабство к Персидскому заливу и на Кавказ. Потом он решил наказать Афины за помощь своим соотечественникам и в 490 году до н. э. отправил против них стотысячную армию, которая высадилась у Марафона. Афиняне выставили против нее только 10000 человек, к которым присоединились 1000 человек из Платей, но, вопреки этому, как известно, они одержали победу, потеряв при этом только 192 человека, и сбросили персидского колосса в море. (Время гонца Фидиппида, посланного в Афины главнокомандующим Мильтиадом с известием о победе, нам неизвестно: мы знаем только, что он пробежал весь путь от Марафона до Афин — около 40 километров — без остановки, в полном вооружении, вбежал на городскую площадь и, успев крикнуть: «Мы победили!» — замертво рухнул на землю. Н ы- 183
нешняя спортивная «марафонская дистанция» 42 километра 195 метров.) Сражение при Марафоне спасло материковую Грецию, но Эфес и другие малоазийские города остались под гнетом персов, отданные на милость (или немилость) завоевателей. В 480 году до н. э. сын Дария Ксеркс вновь отправился в Грецию, стремясь отплатить за марафонское поражение. Он готовился к этой войне пять лет и собрал огромную армию (согласно Геродоту, у него якобы было 1 700 000 пеших воинов, а вся армия будто бы насчитывала свыше 5000000 человек). Эфес он сделал главной базой для своей флотилии, насчитывающей якобы 1207 судов. Ксеркс переправился через Геллеспонт (Дарданеллы) и устремился в Аттику. Греки сосредоточили свое войско у Фермопильского ущелья, через которое можно пройти в Среднюю Грецию. Спартанский царь Леонид, опасаясь за» главные силы греческой армии, решил сам с тремястами воинами защищать Фермопилы. Именно здесь прозвучал ответ спартанского воина Диенека в ответ на боязливое замечание одного из греков, что стрелы варваров закроют даже солнце: «Если они закроют солнце, мы будем сражаться в тени». При Фермопилах пали все триста спартанцев во главе со своим царем, пали они по вине предателя, указавшего персам тайную тропу в тыл к спартанцам. Здесь впоследствии поставили памятник с надписью: «Странник, весть отнеси всем гражданам Лакедемона: честно исполнив закон, здесь мы в могиле лежим». Войско Ксеркса вторглось в Аттику и всю ее разграбило, опустошило и сожгло. От Афин не осталось камня на камне. Но флот Ксеркса, который тем временем покинул Эфес, потерпел при Саламине сокрушительное поражение от объединенной греческой флотилии под предводительством афинянина Феми- стокла. Опасаясь за судьбу армии, Ксеркс приказал немедленно отступить в Малую Азию, оставив в Греции лишь войско (почти в полмиллиона человек), но объединенная афино-спар- танская армия в 479 году до н. э. разбила его наголову в битве при Платеях. В том же году у мыса Микале на малоазий- ском побережье были уничтожены остатки персидского флота объединенными силами афинян и спартанцев. Потом постепенно персидские войска были вытеснены из европейской и мало- азийской Греции. В 449 году до н. э. греко-персидские войны кончились заключением так называемого Каллиева мира, по которому 184
персидский царь отказался от власти над греческими городами. Этот мир только формально подтверждал то независимое положение Эфеса, которое уже существовало с времен отступления Ксеркса. Эфес вновь установил дружеские связи с Афинами, используя все преимущества, которые дало афинянам демократическое правление Перикла (444—429 гг. до н. э.). Но это длилось недолго: победители персов начали борьбу между собой за главенствующее положение в Греции. Началась Пелопоннесская война, продолжавшаяся почти тридцать лет и страшно опустошившая страну. Эфес был в ней на стороне Афин, против спартанцев. Спартанцы, однако, захватили его и из мести отдали персам. Вплоть до 334 года до н. э. он оставался под персидским владычеством, пока его не освободил Александр Македонский. Этот двадцатилетний юноша, ученик Аристотеля и страстный почитатель Гомера, на своем пути из македонской Пеллы к мировому господству лишь прошел через Эфес. Со своими 33000 пеших и 4500 конных воинов он решил завоевать Египет, Персию, Индию и вообще весь мир и потому в Эфесе напрасно не задерживался. Он сверг олигархию, насажденную персами, и вернул Эфесу независимость. Всю дань и налоги, которые город отдавал персам, он передал в дар богине Артемиде на восстановление ее храма, который в 356 году до н. э. поджег «этот идиот Герострат, чтобы попасть в литературу и школьные учебники»... С приходом Александра настал для Эфеса новый (уже третий по счету) период расцвета. На этот раз его славе угрожала не военная катастрофа и не распад империи Александра (распавшейся так же быстро, как она и возникла), а тихая, скрытая от человеческого ока работа реки Каистр, которая веками откладывала по песчинке песок в своем устье у входа в эфес- ский порт, тем самым грозя Эфесу инфарктом, а затем и смертью. Спасло Эфес радикальное вмешательство Аисимаха, македонского военачальника, который после смерти Александра захватил часть Малой Азии; в свои владения он включил Пер- гам и Эфес. Правы историки, которые в нем изобличают захватчика, но Эфес на него не может пожаловаться. В 290 году до н. э. он приказал снести старую прибрежную часть города, расширить пристань, углубить каналы и построить новые кварталы с великолепными общественными зданиями. (Правда, 185
он дал ему новое название в честь своей жены Арсинои. Но подобные реформы обычно не длятся долго, и после его смерти Арсинойон стал снова Эфесом.) После Лисимаха его военачальник Филитер основал Пер- гамское царство, куда вошел и Эфес. Ему наследовал его племянник Эвмен, с которого начинается пергамская династия Атталидов (всегда с казной, полной золота). В Эфес по всем каналам с моря и по всем дорогам с материка стекалось богатство, приносимое заморской торговлей. Правда, Пергам — царская резиденция — богател еще быстрее и перегнал Эфес и в культурном развитии. Атталиды проводили разумную таможенную политику, основывая торговые и ремесленные «государственные предприятия», среди них и по производству тонкой кожи для письма, которая и поныне в честь их города называется пергаментом. Пергамская библиотека, где хранилось почти четверть миллиона свитков, уступала только Александрийской. Город украшали великолепные сооружения на акрополе, он мог похвалиться одним из самых лучших театров и большим стадионом. У южного склона его акрополя царь Эвмен II Сотер в 180— 160 годах до н. э. повелел воздвигнуть алтарь Зевса — новое чудо света. (Ныне на его месте остался лишь цоколь, на котором растут две оливы. В 1873 году этот алтарь был раскопан немецким археологом Карлом Туманом; после раскопок его разобрали по частям и, пронумеровав находки, которые заполнили 462 ящика, отправили по приказанию императора Вильгельма I на немецком военном корабле в Германию. В Берлине его, собрав заново, поставили в прекрасно оборудованном зале специально построенного Пергамского музея.) Расцвет Пергама не давал покоя жителям Эфеса, и наконец они одержали верх в этом соперничестве. В 133 году до н. э., когда Пергамское царство отошло римлянам (как наследство после Аттала III), Эфес уже насчитывал четверть миллиона жителей и в 41 году до н. э. стал резиденцией римского правителя «провинции Азии». Начало римского владычества в Эфесе не было счастливым. Римские правители этой колонии (как и все правители всех колоний) жестоко грабили город и вели себя здесь как варвары (какими они, по мнению греков, оставались всегда). Поэтому жители Эфеса с радостью приветствовали приход понтийского царя Митридата VI, «как спасителя Азии». Но когда Митридат 186
Изображения богини Артемиды разного времени, принесенные в дар храму. Слоновая кость. Музей в Эфесе. издал «кровавый декрет», в котором приказывал в определенный час уничтожить всех римлян, это вызвало в Эфесе возмущение. Но еще большее возмущение вызвал результат этой «варфоломеевской ночи» древности: прекращение торговли с Римом. И когда затем военачальники Мит- ридата нарушили его обещание (согласно которому греческие города Малой Азии освобождались от дани на пять лет) и начали насильно взимать дань, Эфес вместе с другими городами вернулся под эгиду римлян. С этой поры история Эфеса тесно связана с историей Римской империи. Император Октавиан Август в начале новой эры приказал соорудить здесь новый канал, император Нерон повелел в середине I века увезти из города множество художественных ценностей, во II веке римляне построили здесь большую библиотеку. Таковы важнейшие события времен римского владычества — вплоть до нападения варварских полчищ готов, которые в 263 году захватили город вместе с храмом Артемиды. .. Уже с I века новой эры история Эфеса тесно связана с историей христианства... Эфес фигурирует во многих христианских легендах. Так, в одной из легенд говорится, что здесь якобы жила и умерла дева Мария, здесь ее похоронили в 48 году (ее скромный дом на склоне Соловьиной горы и сейчас показывают туристам). Потом эфесскую пристань занесло песком, и население, пострадавшее от нападения готов, уже не имело ни сил, ни средств, чтобы ее очистить. Гавань тем временем мелела, а экономическое значение Эфеса падало; город нищал, хирел и постепенно терял население. Император Юстиниан, правда, еще построил здесь храм апостола Иоанна, но это было последнее значительное сооружение в Эфесе. В последующие века 187
некогда великий город становится городишком, а позже просто селением, отступающим все дальше на восток от моря. В XI веке руины Эфеса захватили турецкие завоеватели Малой Азии; потом еще раз на короткий срок он стал «христианским» городом, когда его захватил отряд крестоносцев. С 1462 года он окончательно отходит к Турции... Последние потомки греческих жителей Эфеса еще до конца прошлого века жили в селении Киркинце, примерно в 10 километрах на восток от руин города; в 1892 году, испытывая давление со стороны местных властей, они перебрались в Смирну; там они жили до той поры, пока туда не вошли турецкие войска. Между правлением Андрокла и нашим веком лежит тридцать столетий. Приблизительно десять из них — непосредственная история Эфеса, которая нас интересует в связи с храмом Артемиды. Но раньше чем отправиться к руинам храма, познакомимся с некоторыми из жителей Эфеса. Во всяком случае, с теми, чьи имена живы и поныне. Это не будут имена военачальников и правителей, а прежде всего имена людей, представляющих для нас значительно больший интерес: имена художников и мыслителей. На высоком экономическом базисе совершенно естественно и закономерно достигла высокого уровня и культура Эфеса. В Эфесе хранились первые списки гомеровской «Илиады» и «Одиссеи», замечательного, непревзойденного поэтического эпоса, с которого начинается греческая (а значит, и европейская) литература. В Эфесе зародилась древнейшая элегическая поэзия Греции, Эфес уже до Афин был важным центром греческой живописи, скульптуры и архитектуры, в Эфесе были заложены основы материалистической философии — не только древних греков, но человечества вообще. Перечисление своих знаменитых земляков жители Эфеса начинали с Гомера по той причине, что он якобы родился в Смирне, которую они основали. Родина Гомера точно не установлена. (Известное латинское двустишие называет семь городов: «Смирна, Родос, Колофон, Саламин, Хиос, Аргос, Афины твердят, что они твоя родина, Гомер» 1.) Некоторые исследователи выдвигали предположение, что Гомер вообще не существовал, а значит, и нет места его рождения. Сотни книг были написаны в доказательство, что Гомер был просто «символом на- 1 Некоторые исследователи приводят иные семь городов: Смирна, Хиос, Колофон, Итака, Пилос, Аргос, Афины. 188
родного творчества» или каким-то «коллективом поэтов». Но сегодня явное большинство ученых снова поддерживают точку зрения античного мира, что Гомер был реальным человеком, питавшимся хлебом и вином своей земли. Время его жизни определяют между XII и VI веками до н. э., а возможно, что он жил примерно в X—IX веках до н. э. Сейчас к тому же считают, что, во всяком случае, основная часть его поэм, которая насчитывает 27 800 стихов, написана им самим: анализ его стихов показал, что они содержат многие элементы из наречия, бытовавшего в Смирне и Хиосе, так что, кажется, античная точка зрения на происхождение Гомера подтверждается. И все же рискованно утверждать, что жители Эфеса гордятся Гомером по праву, как рискованно и совсем отрицать это. Плеяда знаменитых эфесских жителей начинается поэтом Каллином (родившимся и жившим в Эфесе в первой половине VII века до н. э.). Он был признанным зачинателем греческой элегической поэзии. Из его произведений почти ничего не сохранилось, но великое можно узнать и в малом. «Для мужчины ведь и слава и честь, когда за родную землю, за детей, за жену свою воюет он с врагом!» — восклицает поэт в стихотворении «На борьбу за родину!». «Иди все время прямо и вперед, к вершинам, подняв копье, щитом мужественно закрыв сердце, вперед беги, как только бой начнется». Второй из этой плеяды, Гиппонакт, только родился в Эфесе, где и начал потом писать стихи (во второй половине VI столетия до н. э.). Он основатель сатирической поэзии. Гиппонакт заслужил любовь народных масс и декрет тиранов об его изгнании. Он переселился в близлежащие Клазомены, где продолжал писать стихи, направленные против эфесских правителей и богачей. Античные источники утверждают, что он «жалил, как оса», а современные историки греческой поэзии считают, что он принадлежит к основателям «простонародного стиля»; отдельные авторы, правда, ставят это ему в упрек. Известно еще, что он был малопривлекательной внешности и к тому же бедняк. Очевидно, он не был бы бедняком, если бы служил своим искусством персидским завоевателям. Эфес был родиной многих талантливых художников. Согласно античным источникам, одним из самых выдающихся художников был Паррасий. К сожалению, мы не можем о том судить, ибо ни одно из его произведений не сохранилось. Родился он во второй половине V века до н. э. и после первых творческих успехов перебрался в Афины, где его мастер- 189
скую среди прочих посещал и Сократ. Плиний пишет, что он разработал применительно к живописи науку о пропорциях. Если это правда, он имеет право на почетное место в истории искусства. Апеллес, один из самых знаменитых греческих художников, хотя и родился в соседнем Колофоне, но провел в Эфесе свою молодость, учился и получил здесь признание. Впоследствии, уже известным художником, он переехал в Сикион и совершенствовался дальше у тамошнего мастера Памфила. Затем он перебрался в Афины, а оттуда в Македонию, где стал придворным художником царя Ф илиппа и его сына Александра. С Александром Македонским, который якобы разрешал себя рисовать только Апеллесу, он попал снова в Эфес. Через несколько лет он переехал на остров Родос, работал в Александрии и на острове Кос. Расцвет его творчества относится к 340—310 годам до н. э. Никто из греческих художников не превзошел его в совершенстве рисунка, мастерстве композиции, психологически точном выражении характера. Рассказывали, что когда кони увидели портрет Александра, изображенного верхом, то заржали, приняв нарисованного коня за настоящего. Подобный реализм, разумеется, далеко не всегда бывает доказательством искусства, но в данном случае это было подлинное искусство. Самое значительное его творение — «Афродита Ана- диомена». Плиний, однако, ставит на первое место «Артемиду в кругу танцующих нимф». Для храма Артемиды в Эфесе он создал картину «Александр, мечущий молнии», за свое изображение в позе Зевса Олимпийского Александр Македонский заплатил Апеллесу фантастическую сумму — 20 талантов. (Для сравнения: город Афины, желая показать свое богатство, дал на устройство Олимпийских игр во время Пелопоннесской войны 5 талантов.) Все античные источники утверждают, что Апеллес был не только великим художником, но и благородным человеком. Так, молодому и талантливому Протогену с острова Родос он помог, сказав, что хочет скупить его картины и продавать как свои собственные. Он позволял себе не считаться с мнением сильных мира сего, которые, благодаря власти, чувствовали себя призванными критиковать его творения; с другой стороны, он умел ценить суждения людей из народа. О его остроумии и чувстве юмора в античной литературе сложены целые легенды; отдельные его изречения стали поговорками, известными у многих народов (например, «сапожник без сапог»). 190
Уроженцем Эфеса был и Зенодот (около 325—260 гг. до н. э.), один из основоположников научной литературной критики, автор «Примечаний к Гомеру». Пожалуй, среди людей, обеспечивших Эфесу в определенном плане первенство, стоит здесь еще упомянуть о флейтисте Батале (V век до н. э.), который впервые вывел на театральную сцену женщину — самого себя в женском платье. И наконец, одним из самых знаменитых жителей Эфеса был Гераклит (около 540 — около 480 гг. до н. э.). Он вел свой род от самого Кодра, вернее, от его сына, основателя Эфеса Анд- рокла, представлял этот род в качестве эфесского царя (ба- зилевса), что было в его время только уже функцией религиозной, а не политической. В знак протеста против побеждающей демократии и утвердившейся тирании он отказался от этого титула (в пользу своего брата) и посвятил себя философии. И думается, не совершил ошибки. В силу его происхождения у Гераклита были все причины стать противником и демократии и тирании. Бесспорно, его политическая позиция была реакционной (достаточно вспомнить о таких изречениях, как «большинство зло, и добро только меньшинство», «аристократов отличает стремление к вечной славе, толпа, словно скот, лишь думает о своем животе»). Но как философ он много сделал для развития человеческой мысли и был — говоря словами В. И. Ленина — «одним из основоположников диалектики». Вот как оценивает его значение в истории философии Энгельс в своем вступлении к «Анти-Дюрингу»: «Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу собственную духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой философии и впервые ясно выражен Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникновения и исчезновения»1. Этот Гераклитов принцип («панта рей» — «все течет») — один из краеугольных камней диалектики. Но Гераклит был не 1К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 20, с. 20. 191
только диалектик, но и материалист: в его учении впервые в истории философии диалектика и материализм соединились. Основной тезис материалистической философии Гераклита отчетливее всего выражен в двух отрывках, которые сохранились в цитатах Климента Александрийского и Диогена Лаэр- ция: «Огонь — основа всего, все является изменением огня... все происходит в борьбе противоположностей и все течет как река, все имеет границы и все один мир». «Мир, единый из всего, не создан никем из богов и никем из людей, а был, есть и будет вечно живым огнем, закономерно воспламеняющимся и закономерно угасающим»... Ленин в своих «Философских тетрадях» пишет к этому следующее примечание: «Очень хорошее изложение начал диалектического материализма!» 1 От большого труда Гераклита «О природе», цитированного почти каждым античным автором, остались лишь фрагменты. Вместе с цитатами и вариантами их насчитывается около 130. Некоторые из них очень кратки и из-за своей отрывочности почти непонятны, иные изменены средневековыми переписчиками (скажем, слово «природа» заменено словом «бог» и т. д.). Приведем несколько его высказываний: «Борьба — прародитель всего, владыка всего, из одних она делает богов, из других людей; из одних рабов, из других свободных». «Все, что происходит, — результат борьбы противоречий». «Лишь только одно мудро: познать причину, которая всем движет». «Множество знаний еще не учение». И наконец, цитата, которую временами вспоминают археологи: «Тот, кто ищет клады, выкапывает много земли и мало что находит». Что мы знаем о судьбе этого труда? Где и при каких обстоятельствах он исчез? Рассказывают, что перед своей смертью Гераклит укрыл его в самом безопасном месте на свете. В месте, столь неприкосновенном, что на протяжении всей истории Древней Греции и даже в эпоху расцвета Римской империи сюда ни разу не ступила нога неприятеля. В месте, куда греческие государства во времена своих междоусобных войн прятали свои сокровища, где даже Ксеркс укрыл своих детей, отправившись в поход против Греции, и никто на них не посягнул. Но к великому нашему сожалению, именно в случае с рукопи- 1 В. И. Ленин. Философские тетради. Соч., изд. 4-е, т. 38, с. 347. 192
сью Гераклита великая богиня подвела. Оставим в стороне догадки, куда и как исчезла рукопись, эти догадки довольно беспочвенны. Одно мы знаем точно: последние следы творения, которое заложило фундамент диалектического материализма, кончаются за бронзовыми воротами храма Артемиды в Эфесе. * * * «Богиня охоты с золотыми стрелами», «прекрасная богиня, вооруженная копьем» и «досточтимая дева» — вот эпитеты, которыми Гомер наделяет Артемиду, прекрасную и вечно молодую богиню, земная обитель которой находилась в эфесском храме. Артемида была дочерью Зевса, высшего божества греческого пантеона, верховного владыки богов и людей, правившего на высоком Олимпе. Если и далее прослеживать ее родословную, то можно обратиться, скажем, к Гесиоду, автору поэмы «О происхождении богов». Вначале всего был хаос, из него появилось все, и богиня земли Гея, которая потом родила бога неба Урана. Из союза этих двух божеств возник род Титанов, и самый младший из них, Крон, сверг Урана и захватил власть. Крон опасался, что дети последуют его примеру, и съедал их сразу после рождения — кроме самого младшего, Зевса, которого тайно родила на Крите его супруга и сестра Рея. Опасения Крона оправдались: когда Зевс вырос, он заставил Крона вернуть на свет проглоченных им детей и в тяжком бою одолел Крона, объявив себя верховным божеством на небесах и на земле; своего брата Посейдона он сделал владыкой моря, а другого брата, Аида, владыкой подземного царства. Матерью Артемиды была богиня Лето', дочь титана Кея. Она была одной из многочисленных возлюбленных Зевса; верховный владыка, особенно в молодости, был большим любителем любовных приключений и не оставлял своим вниманием ни одну привлекательную богиню. Когда о случившемся узнала его супруга, богиня Гера, то устроила ему страшный скандал, так что «весь Олимп дрожал». Хотя, в общем, Гера была богиней, полной благородства и достоинства, являясь покровительницей семейного очага и владычицей небес. Согласно одной версии, Артемида родилась на острове Делос, по другой — в Ортигии, в роще неподалеку от Эфеса. 193
Одновременно с ней родился ее брат Аполлон, бог солнца и света, покровитель муз, прекрасный стрелок и красивейший из всех богов. Таким образом, Артемида и Аполлон близнецы. Эта версия о малоазийском происхождении Артемиды (и Аполлона, который был, например, покровителем мало- азийской Трои в ее борьбе против ахейцев) весьма интересна. Согласно греческой легенде, Андрокл нашел в роще Ортигии карийскую святыню «Богини-девы», которую местные карийцы почитали как богиню плодородия и «Великую мать». И у ма- лоазийских хеттов, проникших примерно в XIV—XIII веках до н. э. в район Эфеса (где они оставили большие наскальные рельефы), была подобная богиня, они называли ее Руташ, ее почитали как богиню охоты, а ее священными животными Зевс Отриколи, римская копия с греческой скульптуры, автором которой, возможно, был Бриаксис. IV в. до н. э. Рим, Ватиканский музей.
Гера Людовизи. Римская мраморная копия с греческой скульптуры. IV в. до н. э. Рим, Национальный музей. считались олень или лань. «Греческая Артемида, — пишет Бедржих Грозный, — могла совершенно спокойно возникнуть из хеттской Рута-миш («Моя Руташ»)... Точно так же и у ли- дийцев была богиня Артима». Правда, как получалось, что «Богиня-дева» была одновременно богиней плодородия и «Великой матерью», логически объяснить трудно, но религия далеко не всегда в ладах с логикой. Так или иначе, но греческие пришельцы объединили дельфийскую богиню-девственницу Артемиду с богиней-девственницей прежних карийских поселенцев. Как утверждает Геродот, именно культ этой богини стал в значительной мере связующим звеном между греками и карийцами в Эфесе. 195
Артемида — богиня охоты (Артемида Версальская). Римская копия со статуи Леохара, исполненной во второе половине IV в. до н. э. Париж, Лувр. У греков Артемида была вначале покровительницей животных, как домашних, так и диких. Позже ее деятельность расширилась, и она стала дарительницей влаги и росы, охраняла леса, рощи и поля, в некоторых областях ей поклонялись как богине всей природы, тем самым она стала конкурировать с богиней земледелия и земного плодородия Деметрой (но в отличие от добродушной Деметры Артемида весьма болезненно относилась к своей славе. Так, например, на один из городов Это- лии, жители которого забыли оказать ей необходимые почести, она наслала неурожай). Артемида имела отношение и к медицине, под ее опекой находились целебные источники, она могла вызывать безумие, болезни и даже способствовать смерти. 196
Поскольку ее брат Аполлон был богом света и солнца, она стала богиней луны. В разные времена и в разных местах ее функции менялись, порой переходя к другим богиням. С самого начала ей приписывалась страстная любовь к охоте. Поэтому Артемиду изображали с луком и стрелами, держащую лебедя (из Гомера известно, что на берегах Каистра у рощи Ортигии обитали стаи лебедей), с быком, львом, тигром, леопардом, но чаще всего с ланью. А поскольку охота и оружие тесно связаны с войной, Артемида стала ведать и военными делами, вмешивалась порой в деятельность другой дочери Статуя Аполлона с западного фронтона храма Зевса в Олимпии. Ок. 460 г. до н. э. Мрамор. Деталь. Музей в Олимпии.
Зевса, Афины, которая была богиней разумного ведения войны, и сына Зевса, Ареса, который был богом менее разумного ведения войны. Как богиню войны Артемиду чтили в Эфесе и в других ионических городах в Малой Азии, на Пелопоннесе и главным образом в Спарте. Здесь в более древние времена ей прино-^ сили даже человеческие жертвы, зато потом за приверженность к ней спартан- .ские юноши подвергались наказанию плетьми, что, собственно, было хорошей тренировкой, чтобы не реагировать на страдания, которые их ожидали во время войны. Того, кто дольше всех выдерживал плети, провозглашали победителем, и в качестве награды он получал добрую порцию супа из бычьей крови. Артемида Ортигийская — богиня плодородия. Неаполь, Национальный музей.
Как ортигийскую богиню плодородия Артемиду греки изображали многогрудой, со звездой и полумесяцем (такое изображение богини можно видеть в Национальном музее Неаполя), позднее крылатой, в длинном одеянии, словно ангел в христианском храме. Как богиня охоты она изображалась стройной девушкой в простом, высоко подпоясанном коротком хитоне, в охотничьих сандалиях и с красивой прической. Такой, например, она предстает в Лувре в мраморной копии статуи знаменитого греческого скульптора Леохара (IV в. до н. э.). Артемида считалась у греков идеалом женской красоты: она была столь прекрасна, что ей не пришлось участвовать в известном незадачливом состязании между Афиной, Афродитой и Герой, приведшем к Троянской войне. Правда, ее красота не была благородной красотой, какой, скажем, славилась Гера, или чувственной красотой богини любви Афродиты, не отличалась она и полной достоинства красотой мудрой Афины— нет, Артемида представала красивой девушкой-спортсменкой, вроде тех, что мы теперь видим где-нибудь в горных туристских лагерях, в плавательных бассейнах или на спортивных состязаниях. И грекам, закаленным воинам и атлетам, подобная красота должна была импонировать больше всего. Величайшие греческие мастера изображали Артемиду в мраморе, бронзе, в красках. В оригинале сохранилось лишь несколько ее изображений на вазах, среди них одно — афинского вазописца Дуриса (начало V в. до н. э.) — ныне находится в Лувре. Статуи Артемиды и барельефы с ее изображением, украшающие крупнейшие музеи, — только римские копии, часто второразрядные. Оригиналы этих творений не были всегда такими, какими они предстали перед нами в своей мертвенно-мраморной белизне. Античный грек с ужасом бы покинул современный музей с греческой скульптурой, решив, что он попал в царство духов. Греки раскрашивали свои скульптуры так же, как и фасады своих зданий; часто они переливались насыщенными, великолепно гармонирующими красками. Самое приблизительное представление об их виде дает нам, например, скульптура Артемиды Помпейской, хотя от богатства ее красок почти ничего не осталось. У Артемиды Помпейской были позолоченные волосы, бледно-голубое одеяние с красной оторочкой, желтые сандалии с розовыми ремешками, ногти сверкали красным лаком, губы — красные. И разумеется, черные как уголь брови и ресницы. 199
Культ Артемиды как главной богини существовал в Эфесе многие столетия. Правда, ее облик менялся, приспосабливаясь ко времени, — прекрасный пример того, как человек создает богов согласно своему подобию и своим идеалам. И лишь в одном она оставалась неизменной — при основании Эфеса и во времена независимости города, в период античной Греции, и при персидском, и при римском владычестве, так же, как во времена карийцев, Артемида была «Богиней-девой» и «Великой матерью». И разве могло христианство найти более удобное место для официального провозглашения культа девы Марии, чем Эфес, в котором культ непорочной девы жил с незапамятных мифических времен? И было ли случайным, что, в то время как храм Артемиды разрушался, рядом с ним вырастал храм девы Марии? * * * Как выглядел храм Артемиды в древние времена, нам неизвестно. Но мы знаем, что примерно в VIII веке до н. э. неподалеку от того места, где сегодня лежат его руины, стояло небольшое святилище с деревянной скульптурой богини и что именно здесь нашли тысячи бронзовых, янтарных, из слоновой кости, серебряных и золотых украшений и монет, которые разделили между собой Британский и Стамбульский музеи. Позже, но не раньше чем в начале VII века до н. э., этот небольшой храм перестроили и расширили. Третья перестройка была сделана уже в середине VII века до н. э. Но все это только предыстория храма Артемиды. Великое сооружение — и не обязательно, чтоб это была обитель богини,— не может возникнуть лишь в результате перестройки, пристройки, расширения;. нет, оно должно быть построено с самого основания и по заранее разработанному плану. Жители Эфеса решили построить совсем новый храм и на новом месте, к тому же старое место с выступающими грунтовыми водами не годилось для нового храма. Были приглашены два известных архитектора с Крита, где монументальная архитектура имела тысячелетнюю традицию, — Херсифрон из Кносса и его сын Метаген. Так, во всяком случае, пишут Страбон и римлянин Витрувий, автор труда «Десять книг об архитектуре»; Плиний пишет только о Херсифроне; возможно, Метаген прибыл сюда позднее. Но в этом строительстве могли бы участвовать и его сын и внук: ведь оно длилось, как единодушно утверждают античные авторы, 120 лет! 200
Капитель дорической колонны. Об этих двух зодчих не осталось никаких сведений — во всяком случае, достоверных, — кроме одного очевидного факта: по их проектам был построен храм, ставший чудом света. 110 метров в длину и 55 метров в ширину была эта резиденция богини, окруженная со всех сторон двойной колоннадой. Два ряда по восемь колонн в каждом, высотой в 18 метров (сведения о высоте сообщает Плиний, раскопками это подтвердить не удалось), украшали фасады. Два ряда по двадцать колонн в каждом образовывали боковую колоннаду. (Для сравнения: 8x17 колонн насчитывает афинский Парфенон,6 X13 колонн — знаменитый храм Посейдона в Пестуме.) Собственно храм состоял из трех частей: восемь колонн поддерживали переднюю часть, пронаос, шестнадцать — главный зал, наос (или целлу), и четыре— заднее помещение, опистодом; одна колонна стояла за статуей богини. Всего, вместе взятых, там было 125 колонн. И каких колонн! Прежде всего они были не из известняка, как в большинстве греческих храмов, а из мрамора, обнаруженного как раз в начале строительства вблизи от места постройки. «Немного отклонюсь в сторону и расскажу, как открыли эту каменоломню, — пишет Витрувий в связи с описанием способа перевозки этих колонн на место строительства.—Жил некогда пастух по имени Пиксадор, который пас скот в тех местах. В это время жители Эфеса задумали поставить Артемиде мраморный храм и стали решать, откуда привезти мрамор: с Пароса или с Проконнеса, из Гераклеи или с Фасоса? Выгнал раз пастух свое стадо и стал пасти овец на том месте. И тут два барана кинулись в драку* и один из них промах- Дорическая колонна. 201
Капитель ионической колонны. нулся и с разгона ударил рогами в скалу, отколов от нее кусок прекрасного белого камня. Пиксадор бросил овец в горах, а сам с этим камнем стремглав прибежал в Эфес, где как раз шли жаркие споры. Жители Эфеса сразу решили вознаградить пастуха и изменили ему имя: вместо Пиксадора он теперь назывался Евангел (Добрый вестник)...» Эта каменоломня (ныне от нее нет уже и следа, но физико-химический анализ обломков мраморных колонн доказывает, что этот мрамор был лучше карийского) находилась от строительства на расстоянии «8000 двойных шагов», то есть приблизительно в 12 километрах, и доставка огромных монолитов весом в 20 тонн была немалой технической задачей. Тогда Херсифрону пришла в голову идея, которую Витрувий назвал гениальной: он сколотил четыре балки, две из них равны длине колонн. «Потом он Сделал железные сердечники в концы колонн, залив их свинцом, а в балки вставил железные втулки для надевания их на сердечники» так, что, «когда запряженные быки тянули брусья, стволы колонн могли беспрепятственно катиться».Это устройство напоминало каток, которым на стадионе разравни- Ионическая колонна, вают беговые дорожки. Потом появились новые трудности: колонны были так высоки, что поднять и поставить их было «выше человеческих сил». Но лебедки с запряженными в них быками подняли их и поставили на определенное место, хотя древние авторы пишут, что «ночью явилась сама богиня и установила колонны, подобно Аполлону, который тоже помогал при строительстве своего храма й Дельфах». У этих колонн была и другая особенность — их форма и, главное, оформление капителей. При строительстве Эфесского храма отошли от строгого и тяжелого дорического стиля и прибегли к более изящному и легкому, получившему название 202
Капитель коринфской колонны. «ионический». И хотя элементы этого стиля уже были известны в Эолии, только в Эфесе окончательно проявились все его богатые возможности, потому-то античный мир связал его возникновение с Эфесом, провозгласив храм Артемиды началом рождения нового стиля. Я думаю, многим известно различие между дорическим и ионическим стилем. Но на всякий случай освежим это в памяти: дорическая колонна массивнее, ионическая стройнее, у дорической колонны неглубокие каннелюры, соединенные острыми гранями; у ионической каннелюры более глубокие и отделяются друг от друга тонкими полосками, как бы сохраняющими первоначальную поверхность колонны. У дорической колонны нет пьедестала, и завершается она круглой подушкой и плитой (эхином и абакой); у ионической есть база, и завершается колонна капителью с -двумя завитками (волютами). Кроме того, эти стили (ордера) рознятся и архитравом — поперечной балкой над капителями колонн: у дорического ордера (стиля) архитрав гладкий, и над ним фриз с метопами — квадратными плитами, украшенными рельефами и триглифами; ионический архитрав разделен на три части, и фриз обычно украшен рельефом. Но более наглядное представление о том может дать рисунок на этой странице, где для сравнения дается и коринфская колонна, которая в греческой классической архитектуре использовалась очень редко (чаще к ней прибегали римляне). И наконец, двадцать шесть из этих мраморных колонн имели базы, украшенные почти двухметровыми барельефами, которые создали известные скульпторы. И так же роскошно, как эти колонны, был украшен скульптурной композицией и фронтон храма. Его вершина отстояла от земли на Коринфская колонна. 203
двадцать пять метров, а над ней возвышалась величественная скульптурная группа из мрамора. Что это была за скульптура, мы можем лишь догадываться; вероятно, она изображала Артемиду с луком и ланью среди нимф (и может, именно к этой скульптурной группе и относится голова Артемиды — ее эфес- ское происхождение ни у кого не вызывает сомнения, — находящаяся ныне в Стамбульском музее). По углам крыши размещались четыре мраморных быка гигантских размеров. В самом центре храма, в целле, на постаменте возвышалась скульптура богини. Храм был воплощением вершины мастерства и в пластическом искусстве. Так, до нас дошло свидетельство о конкурсе на скульптуру раненой амазонки. Жители Эфеса пригласили участвовать в нем Фидия, знаменитого творца статуи Зевса в Олимпии и художественного руководителя оформления афинского Парфенона, потом Кресилая (его скульптура Перикла имеется в каждом учебнике греческой истории), затем афинского скульптора Фрадмона и, наконец, Поликлета из Аргоса, который и одержал победу. Но каким должно было быть это творение, чтобы превзойти искусство Фидия? И с каким высочайшим искусством были исполнены все остальные скульптуры, что украшали храм внутри и снаружи? Когда примерно в конце V век^1 до н. э. Деметрий (который был, по словам Плиния, бывшим рабом храма) и Пеоний Эфесский завершили оформление храма, родилось сооружение, ставшее подлинным чудом света. Мы написали: «примерно в конце V века». Более точная дата нам неизвестна. Мы только знаем, что все строительство длилось 120 лет, но не знаем, откуда вести этот счет; здесь историки расходятся больше чем на век. Но словно в награду за эту неточность античные авторы сохранили для нас другую дату, связанную с храмом Артемиды, причем столь точную, что она кажется нам невероятной. Дату уничтожения храма. «В ночь, когда родился Александр Великий, храм был сожжен» — так единодушно пишут почти все историки. (Цицерон, не без иронии, еще добавляет: «Вероятно, Дианы не оказалось дома».) А Александр Македонский родился 21 июля 356 года до н. э. Имя человека, совершившего это преступление, решением собрания, «в котором участвовал весь эфесский народ», должно было навечно исчезнуть из памяти людской. Таково наказание поджигателю, который совершил это деяние, чтобы сделать 204
себя бессмертным. В официальных записях поэтому о нем говорилось просто как об «одном безумце». Но с помощью историка Феопомпа, не умевшего держать секреты, мы все же узнали имя безумца — и таким образом его мечта исполнилась. Хотя об этом поджигателе и не осталось никаких сведений, тем не менее мы найдем в библиотеках немало научных и беллетристических трудов, которые пытаются психологически мотивировать его поступок и порой — весьма примечательный факт — его оправдывают. И поныне имя поджигателя эфесского храма является нарицательным для маньяков, одержимых болезненным честолюбием, которые для собственной славы идут на любое преступление. А таковые всегда находятся. Еще сравнительно недавно, в марте 1959 года, некий господин из Мюнхена, желая попасть на экран телевизоров, облил кислотой картину Рубенса, а в 1972 году венгерский эмигрант повредил по той же причине «Пьету» Микеланджело в храме св. Петра. (С помощью услужливых репортеров их имена стали действительно известны.) Но оставим в стороне Герострата и его последователей и вернемся к храму Артемиды. Когда Александр Македонский попал в Эфес, он приказал восстановить храм и повелел своему придворному архитектору Дейнократу разработать план реконструкции. Дейнократ ограничился тем, что скопировал первоначальный проект, считая, что в нем нечего улучшать, и таким образом «воскресил величественное великолепие храма в его первозданной красоте». Единственным новшеством был цоколь храма (возможно, тот самый, на описании которого обрывается запись Филона) в виде мраморной террасы с десятью ступенями. Жители Эфеса восстановили и поврежденные колонны, а одну из них украшал сам великий Скопас! Д,ая украшения алтаря они пригласили Праксителя, величайшего греческого скульптора.. . Ни один из бессмертных богов не мог похвалиться подобным храмом — ни Аполлон в Дельфах, ни даже Гера и Зевс в Олимпии! Но поскольку нас, людей современных, занимает" не только эстетическая сторона этого творения, но и строительные расходы, связанные с ним, то позволим себе небольшое отступление. Проблема строительных расходов не оставила равнодушными и жителей Эфеса. Напротив. «В славном великом городе Эфесе, — пишет Витрувий, — еще в давние времена был издан за- 205
кон суровый, но справедливый. Архитектор, который берется за строительство общественного здания, обязан точно подсчитать, сколько оно будет стоить. Когда он отдаст смету строительства, государство накладывает арест на его имущество на то время, пока не закончится строительство. Если после завершения стоимость строительства не превысит смету, архитектор награждается похвальным декретом и почетными дарами. В том случае, если смета превышена не более чем на четверть, превышение оплачивается из общественных средств и на архитектора не налагается штраф. Но если строительные расходы превысят смету более чем на четверть, средства на завершение строительства берутся из имущества архитектора». (Витрувий при этом добавляет: «Если бы бессмертные боги сделали так, чтобы подобный закон принял и римский народ!. .») Уточнение, что в городе с таким великолепнейшим сооружением, каким был храм Артемиды, экономия в строительных средствах имела важное значение, для нас не только интересно, но и поучительно. И даже более важно, чем точное установление расходов, связанных со строительством всего храма. Жители Эфеса никогда не выдали этой тайны, даже и потом, когда велись разговоры, что при пожаре х^ама они присвоили деньги, спрятанные здесь на хранение персами. Страбон во время посещения Эфеса спросил у них, где здесь правда. Жители Эфеса решительно отвергали эти домыслы, утверждая, что, во- первых, они не разбойники, а во-вторых, нужные деньги они получили «от продажи колонн старого храма, драгоценностей своих жен, собственных сбережений». Более того, они отклонили предложение Александра Македонского восстановить храм на его средства, если они прикрепят на нем доску с его именем. (Это была затруднительная ситуация: вопреки своей склонности к выгодной торговле, эфесцы не пожелали использовать храм в «рекламных» целях. «Не приличествует, — ответили они Александру, — чтобы один из богов делал дар другому богу».) Свыше пяти веков стоял храм Артемиды во всей своей красе и великолепии. Многочисленные жрецы и жрицы исполняли в нем богослужение, процессии паломников со всего греческого мира воздавали здесь жертвы богине-девственнице, каждый римский наместник, начиная свое правление, должен был поклониться Артемиде, не смея даже пальцем коснуться преступника, который укрылся в храме. Потом пришли готы и разорили храм. Жители Эфеса яко- 206
бы восстановили его вновь. Но уже до этого толпы паломников устремились к другой святыне: к часовне с гробницей еще одной «непорочной девы», где впоследствии появился новый, большего размера, храм, правда, не столь великолепный, как храм Артемиды. Декрет императора Феодосия I в 383 году н. э. против языческих храмов окончательно вынес смертный приговор прославленному храму Артемиды Эфесской, а довершило все землетрясение, превратившее храм в руины. Жрецы Артемиды разбрелись по свету, а их потомки отправляли службу в храме девы Марии, пока и его своды не рухнули... И саван тысячелетнего забвения покрыл руины между Каи- стром и Коресом. * * * Когда в 1863 году сюда явился английский инженер Д. Т. Вуд, то он нашел лишь смердящие болота, за которыми тянулись непроходимые чащобы кустарника. Он поджег их и среди трескучего дыма и огня залез на полуразрушенную башню укреплений Лисимаха, чтобы оглядеться вокруг. Вуд увидел на западе синюю полоску моря и болотистые берега, среди которых виднелись руины великого города. «В Эфесе не меньше памятников, чем в Риме, — написал Проспер Мериме, посетивший эти места за двенадцать лет до
Вуда. — Но все они безнадежно запущены. Несмотря на это, они производят незабываемое впечатление, учитывая пустынность места, ибо здесь не найдешь и двадцати живых существ, включая ослов и верблюдов...» Но Вуд в отличие от французского романиста сориентировался в этом лабиринте развалин — во всяком случае, так он думал. Топографию древнего Эфеса он изучил как никто другой, правда, по античным источникам. И был в лучшем положении, чем Стивене, который приблизительно в ту же пору с мачете в руке пробирался через юкатанские джунгли, чтобы открыть неведомые доселе постройки таинственного народа майя, о чьей культуре (и даже существовании) человечество почти ничего не знало. Вуд же находился в центре древней культуры, о которой знал весь мир, и разыскивал хорошо известное (и даже больше — самое знаменитое) творение греческой архитектуры. Но и он не предполагал, как и никто из членов лондонского общества любителей археологии и правления Британского музея, пославших его сюда, что пройдет целых семь лет, прежде чем он Зайдет место, где некогда стоял исчезнувший эфесский храм! Каким же был этот археолог-любитель («любитель» в настоящем смысле этого слова — то есть человек, который уделяет чему-то внимание из собственного интереса, а не только для того, чтобы обеспечить себе пропитание), если он выдержал одиннадцать лет изнурительного труда в адской жаре, среди малярийных болот и день за днем с небольшой группой турецких наемных рабочих копал и копал. При этом он был человеком, которому ничего не давалось легко, и у Наполеона, который при каждом повышении офицера всегда задавал вопрос: «А удачлив ли он?»—Вуд не получил бы и чина капрала. Но отсутствие удачливости у Вуда восполнялось настойчивостью и усердием, свой успех он просто добывал упорным трудом. Из античных источников Вуд знал, что храм Артемиды стоял «в роще возле Пиона, в тени высокой горы». Но на какой стороне? После многомесячных раскопок, во время которых он ничего не нашел, на южном склоне горы он наткнулся на фундамент большого сооружения. Раскопав его, он установил, что это полукруг — остатки акустической стены эфесского одеона. Вскоре он нашел и остатки мощеной дороги, соединяющей Эфес с Магнесией; он продолжал раскопки в северо-западном направлении (он уже копал здесь раньше, но остановился, чтобы не разрушить гнездо черепахи, не подозревая, что 208
находится всего в полуметре от цели) и, добравшись до перекрестка, открыл фундамент какого-то большого здания. Одна дорога вела к морскому побережью, то есть к центру собственно Эфеса; другая — на север, к склону Пиона. Он решил копать эту другую. Шли месяцы, сменялись времена года, аисты уже в третий раз вернулись из северных краев, и, наконец, Вуд раскопал руины большого театра. На одном из камней он нашел надпись — он не поверил своим глазам — «К храму!» и сразу стал копать в направлении, указанном дорожным знаком двухтысячелетней давности. Шел уже последний день 1869 года, когда он наткнулся на мраморные ступени, ступени, как он позже установил, принадлежащие террасе храма Артемиды! Но прошло еще два года, прежде чем сняли шестиметровый слой заболоченной почвы и появился фундамент храма. Прямоугольник размером 110 X 35 метров, а в земле остатки мраморных колонн... После пятнадцати веков солнце вновь осветило место, где стоял храм Артемиды. Вуд раскопал Эфес с основательностью, ставшей законом для археологов. Нашел он «гробницу Андрокла», открыл остатки крепостных стен времен императоров Октавиана Августа и Адриана, засыпанную часть укреплений Лисимаха, руины гимнасия, стадиона, несколько общественных зданий, античных и христианских храмов. Раскопал великое множество мелких обломков и больших капителей, разбитые статуэтки языческих богов и христианских святых, монеты, потерянные античными странниками и конюхами Юстиниана, и среди прочего одну очень ценную находку: базу колонны храма, где под рельефным украшением обнаружил имя человека, который ее пожертвовал. Имя лидийского царя Креза! _ В 1874 году Вуд вернулся на родину. Британская общественность встретила его с почетом, с каким встречают открывателей неизвестных или очень известных вещей. После него свыше четверти века никто не обращался к развалинам за Аясолуком. Внимание всех археологов было приковано к дру- 209
SAi икмшда! -»» \ '1С "^ ■>
ПЛАН ХРАМА АРТЕМ И АЫ 1 ф t <> \ф • ф *■• * * • т ф ф * • о # а & о 0 О КОЛОННА ХРАМА *v
гому месту побережья Малой Азии, к гомеровской Трое, где вел раскопки Генрих Шлиман. Книга Вуда «Открытия в Эфесе», вышедшая в 1877 году, до конца века оставалась единственным современным трудом о древнем Эфесе. В нашем путешествии к семи чудесам света мы уже встречались с археологами разных европейских государств: с французами, англичанами, немцами, итальянцами и хотя бы мельком с русскими. (Русские археологи вели раскопки главным образом на северном побережье Черного моря, на территории государства Урарту, в нынешнем Закавказье, немного в стороне от нашего пути.) Лишь о представителях одного государства мы ничего не слышали: о представителях Австро-Венгрии. В конце прошлого столетия наконец и в Вене, столице Австро-Венгерской монархии, поняли, что государственный престиж требует, чтобы Австро-Венгрия присоединилась к государствам, имеющим собственные археологические экспедиции. Но куда послать? В Египет? Там обосновались англичане и французы, и немцы уже «всё» описали со свойственной им дотошностью. В Вавилон? В та<ой грешный город? К тому же там тоже работали немцы (археологи на раскопках, а инженеры прокладывали железную дорогу Берлин — Багдад). В Ниневию? В Ашшур? В Грецию? В Тунис? Все привлекательные места для археологов были уже заняты и поделены, словно колонии. .. И поскольку свободным оставался только Эфес, то австрийская экспедиция устремилась туда. Тем более, что это был город с древней христианской традицией, место, где якобы обитали два апостола... Итак, после долгих приготовлений в 1896 году экспедиция отправилась в Малую Азию во главе с придворным советником Отто Бенндорфом, бывшим профессором Пражского университета и с 1877 года руководителем кафедры археологии Венского университета. Это был человек с исключительной теоретической и практической подготовкой и кроме того, что в Вене особенно ценили, не столь юного возраста, как в свое время Лэйярд или Лепсиус: ему было около шестидесяти. Вместе с ним отправился Рудольф Гебердей, а в Смирне к ним присоединился немецкий инженер Карл Гуман, отличный знаток местных условий. (С 1864 года он жил в Турции, работая у турецкого султана картографом, потом руководил строительством дорог в Анатолии, уже имея за плечами опыт археологических раскопок. Как мы знаем, он раскопал алтарь Зевса в Пергаме.) 210
е Австрийская экспедиция работала в Эфесе два года, ведя раскопки главным образом в районе «Нового города» Лисима- ха и ожидая там найти реликвии периода раннего христианства в Эфесе; экспедиция искала также алтарь работы Праксителя из храма Артемиды, но безуспешно. В конце концов результаты работы экспедиции были плодотворными и, главное, заслуженными, ибо австрийские исследователи в местных климатических условиях, при отсутствии какой бы то ни было гигиены претерпели подлинные муки. Дальнейшие австрийские экспедиции 1898—1913 годов дали еще немало находок: их вполне хватило для устройства специального Эфесского музея в венском Бельведере. Англичане тоже еще раз вернулись в Эфес, в 1904 году. Новую экспедицию Британского музея возглавил Дэвид Г. Хог- гарт. Он соединял в себе качества любителя-археолога Вуда, педанта Бенндорфа и организационные способности Тумана; к тому же Хоггарт обладал талантом работать с самыми разными специалистами. Но самое интересное для нас в его экспедиции то, что он прежде всего стал заниматься раскопками храма Артемиды. Его книга «Раскопки в Эфесе», вышедшая в 1908 году, наряду с австрийской книгой «Исследования в Эфесе» и поныне является последним словом археологии о храме Артемиды. Во время первой мировой войны, которая в Малой Азии окончилась только в 1923 году, большие археологические раскопки в Эфесе были приостановлены. И когда их вновь возобновили (англичане и особенно австрийцы, у которых ныне в Турции самое совершенное техническое оснащение для раскопок), не было отрыто ни одного нового фундамента. Все, что нужно было в нем открыть, было открыто, и не было причин сюда возвращаться вновь. * * * После осмотра эфесских руин мы снова возвращаемся на конечную станцию и узнаем, что немного опоздали и поезд уже ушел, ибо в сегодняшней Турции, в отличие от прошлых времен и наших предрассудков, стараются быть точными. У нас появляется время, чтобы вновь подняться на холм с руинами храма св. Иоанна и еще раз взглянуть на место, где некогда возвышался храм Артемиды, одно из чудес света. Четкие очертания прямоугольника, отрытого рабочими Ву- 211
да и Хоггарта, уже заросли бурьяном и все больше и больше покрываются наносами песка, который в дождливую погоду превращается в желтое месиво. От извилистого русла Каистра со скоростью метра в год приближаются сюда болота, и можно с легкостью подсчитать, когда этот забытый богом кусок земли вновь скроется от солнечных лучей. Как тут не вспомнить известное изречение Гераклита, которое стольким ученым казалось не ясным: «Все превращается в свою противоположность... Мокрое становится сухим, сухое мокрым, бессмертное смертным, а смертное бессмертным...»
/■ 'Длг\ f/ г? га (g (gp Ц/Ц ^ Ml Sil ® A M № П Ш
Бронзовая статуя юноши, найденная в море у мыса Марафон. IV в. до н. э. Афины, Национальный музей.
О самом сердце Греции, на священной земле олимпийской, находилось четвертое чудо света. Единственное чудо света, творцом которого был один человек. «Отец Зевса на небесах, бесспорно, Крон, отцом Зевса в Олимпии был Фидий. Первого создала бессмертная природа, второго — руки человека, который, единственный, сумел сотворить богов... Мы восхищаемся и другими творениями среди семи чудес света, но только перед этим, единственным, испытываем благоговение и не знаем, где кончается наше восхищение художественным произведением и начинается священный трепет перед скульптурой Зевса. О, времена Эллады, которые столь неизмеримо превосходили все дальнейшие столетия множеством творений во славу богов и вместе с тем имели художника, создателя бессмертного произведения, равное которому вряд ли родят будущие века...» Прямо в те времена, о которых так печалится Филон, и отправимся мы из Смирны через Афины в Олимпию, хотя нам хорошо известно, что творения, создав которое «Фидий победил сам Олимп», уже давно нет. Но разве может это нас остановить? 216
* * * Вот уже позади красно-зеленый маяк измирского порта. И мы на греческом пароходике плывем по прекраснейшему из морей на свете, оставляя на горизонте остров Лесбос, где пел свои песни Алкей и слагала стихи первая женщина, вошедшая в историю литературы, — Сапфо. Наши единственные проводники к берегам Аттики — дельфины, некогда якобы спасшие из волн Ариона с лирой. Мы прибыли в Грецию, как путники, возвращающиеся на свою духовную прародину, страну античных поэтов, художников, скульпторов, архитекторов и философов древнего мира, учителей наших учителей. Поэтому, даже бросив якорь в афинском порту, мы чувствуем себя в древнем Пирее и потому не видим тяжелых электрических подъемных кранов, а ищем «Большую стену» Перикла, не слышим напевный новогреческий язык, но в наших ушах звучит Аполлодор, рассказывающий, «как здесь проводили время Сократ, Агатон, Алкивиад и другие, что были на пиру», который описал Платон. Сверкающие неоном отели и банк на площади Конституции не уводят наш взор от темного холма, на котором вырисовывается знакомый силуэт Парфенона.. . Наши встречи мы ограничим лишь кругом старых друзей, греков и негреков, тех, с кем нас связывает интерес к культуре, о которой Энгельс сказал, что без нее не было бы ни современной Европы, ни социализма. Афины не являются целью нашего путешествия, но как не задержаться здесь! Ведь они и ныне несравненный памятник искусства античной Греции, «Эллада Эллады», хотя они немало изменились с тех времен, о которых один из современников Фидия писал: «Ты дурак, если не видел Афины, осел, если видел и не восхищался, а если ты их добровольно покинул, то просто верблюд». И все же нас поражает, что Афины абсолютно современный город — своим видом, своим темпом жизни, своими зданиями. Это звучит парадоксально, поскольку мы знаем, что они возникли уже примерно в XV веке до н. э. как крепость легендарных пеласгов. Знаем, что в Афинах жили ионийцы еще до прихода дорийцев, от которых защищал их легендарный царь Кодр, знаем и то, что в строительстве Афин участвовали многие поколения архитекторов, художников и рабов, прежде чем Перикл украсил их великими творениями на Акрополе, которые и в руинах — подлинное чудо архитектуры. Знаем, что уже 217
давно, до появления первых исторических сведений о предках всех европейских народов (кроме итальянского), здесь создавали свои трагедии Эсхил, Софокл, Еврипид, жили и творили Сократ, Платон и Аристотель, писали исторические труды Геродот и Фукидид, здесь появились законы Дра'конта и Солона, знаем, что здесь впервые в истории образовалось демократическое государство... Знаем, что мы можем перечислять исторические заслуги Афин так долго, сколько пожелаем. Наибольшего расцвета Афины достигли в 444—429 годах до н. э. во время демократического правления Перикла, когда они стояли во главе Афинского морского союза и были выдающимся культурным центром всего греческого мира. Их упадок начался по нескольким причинам, взаимосвязанным между собой: катастрофическая эпидемия в 430—429 годах до н. э., разразившаяся в начале Пелопоннесской войны, массовое бегство рабов, бездарность военачальников, послужившая причиной поражения в сицилийском походе (415—413 гг. до. н. э.), и, наконец, предательская политика аристократов, видевших в реакционной Спарте классового союзника в борьбе против афинской демократии. С полной капитуляцией Афин в 403 году до н. э. великая держава перестала существовать, а после битвы при Херонее (338 г. до н. э.) они потеряли и государственную независимость, подпав вместе с другими греческими государствами под власть македонян. В 146 году до н. э. Грецию завоевали римляне, превратив Афины просто в музей былой славы. Во времена римских цезарей прежнее величие Афин поддерживали лишь древние сооружения и философские школы, но в 529 году византийский император Юстиниан приказал закрыть академию Платона и школу Аристотеля. Афины стали рядовым провинциальным городом Византийской империи. В период крестовых походов они подпали под власть французов. В 1456 году Афины оказались под властью турок. Над городом распростерлась тьма, Европа забыла о его существовании. В начале XVII века сюда добрался один немецкий миссионер-авантюрист, он отправил в Кельн следующее сообщение: «Город Афины, о котором столько говорилось в античную эпоху, действительно еще существует...» Но это был уже не город, а заброшенное убогое селение... В 1821 году народ Греции восстал против турецких завоевателей и после героической борьбы патриотов, которым была оказана помощь Европы, добился независимости. В 1834 году Афины стали столицей королевства Греции. Первый король 218
Отто (выходец из Баварии) после осмотра своей столицы, насчитывавшей примерно 2000 жителей, пригласил мюнхенского архитектора Кленце, поручив ему разработать проект нового города. По проекту Кленце возникли прямые, идущие в шахматном порядке улицы, прерываемые парками. Во времена правления Георга I (выходца из Дании) общественные здания строились в так называемом новогреческом стиле, который здесь завел копенгагенский архитектор Гансен, потом их сменили простые изящные здания новейшей греческой архитектуры. Они-то в конце концов и определили стиль столицы, которая ныне (с портом Пирей) насчитывает свыше двух миллионов жителей. . . В 1924 году была провозглашена буржуазная республика, в 1935 году ее снова сменила монархия, в, 1941 году Афины оккупировала гитлеровская армия. В 1944 году их освободили партизанские отряды Сопротивления; после поражения Народного фронта в Афинах вновь воцарилась монархия. Георга II сменил на троне Павел I; после его смерти в 1964 году королем стал молодой Константин II. В 1967 году пришли к власти «черные полковники». В 1973 году их режим рухнул, как карточный домик... Невзирая на все эти политические перемены, часто бурные и очень болезненные для народа, Афины, продолжая строиться, превратились в город, не похожий на другие города, город без пышных дворцов, богатый зеленью, с множеством спортивных площадок, с приморскими пляжами, с театрами, возраст которых от двух тысяч и до двадцати лет, с новыми кварталами, которые доказывают, что греческие архитекторы и урбанисты снова хотят занять свое прежнее место в мировой архитектуре. И хотя сегодняшние Афины вполне современный город, на каждом шагу здесь вы чувствуете аромат античности. На городской ратуше — надпись «Булевтерий», которая могла быть и во времена Перикла; в доме Шлимана находится Верховный суд, называющийся Ареопагом, так же как и во времена, когда он судил Фидия. Смотрим на названия улиц: у ратуши улицы Ликурга, Софокла и Сократа; по направлению к площади Конституции — Еврипида, Праксителя и Перикла; у стадиона— Архимеда; главная торговая улица носит имя бога торговли Гермеса. Все эти названия древнегреческого происхождения, равно как и такие общеизвестные слова, как «философия», «поэзия», «математика», «физика», «техника», «музыка»... И даже если сегодняшние Афины разрастутся вдвое, все равно им не 219
понадобится нумеровать свои улицы, названий хватит и на будущее. .. Но давайте оставим на время эти современные афинские улицы с античными названиями и отправимся по широкой дороге вдоль каменных амфитеатров, театра Диониса и одеона Герода Аттика, на холм, который и делает Афины Афинами. Акрополь! Каждый поэт и художник, побывавший тут, пытался выразить чувство, овладевшее им. Но ни одному не удалось это вполне. В сравнении с явью все стихи кажутся слабыми и несовершенными, и ни одна из созданных картин не сумела воссоздать всего величия этой мраморной симфонии. «Есть места, о которых все твердят, что они великолепны, неповторимы. Но не спрашивайте почему. Никто вам не ответит. И если кто будет утверждать, что знает, то просто лжет или ошибается». Акрополь как раз относится к таким местам. Разумеется, его можно измерить, и это не такой уж большой труд: можно минут за десять пройти его из конца в конец. Можно даже пересчитать и зарегистрировать все его камни. Это уже раз сто делалось. Можно, наконец, его описать, скажем, в стиле профессиональных гидов или историков искусств. Но это и все, что способен сделать автор для читателя. Остальное уже зависит от собственного воображения, от вашего «духовного зрения», как говорит Филон, праотец любящих путешествовать, сидя дома. Четыре великих творения стоят и поныне на этом холме с крутыми скалистыми склонами: Пропилеи — монументальные ворота с колоннами в дорическом стиле и широкой лестницей, творение архитектора Мнесикла, сооруженное в 437—432 годах до н. э.; храм богини Ники рядом с Пропилеями (чуть впереди), украшенный ионическими колоннами, дело рук архитектора Калликрата; Эрехтейон — храмовый ансамбль в ионическом стиле на ступенчатом основании с открытым «залом девушек», колонны которого сделаны в виде кариатид; и наконец, Парфенон, самое большое сооружение на Акрополе, храм богини Афины. Он стоит на четырехступенчатой террасе, размер его основания равен 69,5x30,9 метра, его обрамляют 46 дорических колонн высотой 10,4 метра (частично поврежденных), сдвоенных на обоих фасадах. Воздвигли его в 447—432 годах до н. э. архитекторы Иктин и Калликрат из пентелийского мрамора; в его скульптурном оформлении участвовали все значительные афинские мастера. Художественным руководите- 220
лем строительства и оформления Парфенона был Фидий, один из величайших скульпторов всех времен, а организационной стороной строительства занимался Перикл, крупнейший государственный деятель Афин. И так как нас не удовлетворили описания всех этих творений поэтами, то приведем их краткую характеристику, данную искусствоведом. Антонин Матейчик, в общем-то весьма скупой на восторги и похвалы, пишет в своей «Истории искусства» (1951) следующее: «Соотношение горизонтальных и вертикальных размеров, соотношение отдельных частей, ритм линий, в оптических целях слегка изогнутых, четкость и мягкость профиля, совершенство строительных работ и, наконец, скульптурное оформление — все это делает Парфенон шедевром греческой архитектуры классического периода. Такого же художественного уровня достигают и прекрасные ворота Акрополя — Пропилеи». А вот что он пишет об Эрехтейоне: «Здесь мастерство резчиков по камню, соединив отдельные элементы в пластичный орнамент, достигло непревзойденной точности, легкости и совершенства формы». И мы застываем в немом восторге среди этих языческих Реконструкция афинского Акрополя (макет Стивенса).
Афинский Акрополь. Парфенон. храмов, даже не замечая, как нежные сумерки скрывают от нас шумный город, лежащий внизу, и ласковый морской ветерок со стороны Пирея переносит нас в Афины Перикла.. . Мы г; »аемся представить эти шедевры в их первозданном виде (и пусть никому не придет в голову уничтожить их реставрацией) И ищем скульптуры Фидия — но напрасно, они (вернее, то, что от них осталось) находятся далеко отсюда, за три тысячи километров, в Британском музее, куда их продал за 35 000 фунтов стерлингов лорд Элгин, когда в 1802—1804 годах, слишком широко трактуя фирман турецкого султана, увез их, прихватив еще одну кариатиду. Фирман гласил, что «никто не должен препятствовать увезти ему несколько камней с надписями или фигурами с Акрополя». Элгин заполнил «камнями» 201 ящик. Как он сам заявил, он взял только те скульптуры, которые уже упали или которым грозило падение, он взял их, якобы для того, чтобы спасти от разрушения; турецкие завоеватели уже до этого отбили у большинства скульптур головы. Еще Байрон назвал его вором. И когда в конце прошлого века греческий министр культуры потребовал их вернуть, то 222
Бюст Перикла. Римская мраморная копия с греческого оригинала, исполненного в середине V в. до н. э. получил ответ, что лондонский климат для них более благоприятен. (В 1959 году греческое правительство вновь обратилось с аналогичной просьбой в ЮНЕСКО. О результатах этих хлопот у нас нет никаких сведений.) Об этих сооружениях Плутарх написал: «В кратчайший срок они созданы для вечности». Вечность— дело ясное, а вот что такое «в кратчайший срок»? Снова и снова мы роемся в источниках, Афинский Акрополь. Храм Ники Аптерос. Мрамор. Вторая половина V в. до н. э. Архитектор Калликрат.
имеющихся под рукой. Пропилеи были построены за пять лет, Парфенон покрыли крышей за неполных десять, а полностью закончили за пятнадцать лет! И восхищение, охватившее нас при виде этих творений, становится все сильнее, к нему прибавляется восхищение организаторскими способностями людей, осуществлявших эти постройки, и восхищение рабочими темпами безымянных строителей.. . Что осталось от военного искусства спартанцев, от македонских фаланг с блестящими щитами, от славы греческих солдат, служивших Персии и Египту, что осталось от множества битв и побед в тех ничтожных войнах, подобных мышиной возне, что заполняют историю городов-государств Эллады? Ничего, кроме нескольких дат (в которых видят содержание греческой истории только те, кто не понял ее суть и кому судьбой не даровано почувствовать «дух античности», хотя бы здесь на Акрополе). А безмолвные сооружения вокруг нас и в виде развалин свидетельствуют о величии Древней Греции и гениальности ее сынов, которые во времена Перикла служили афинской демократии. Книги об Акрополе могут составить огромную библиотеку, и в ней нашлись бы работы почти на всех языках мира. Только об одном Парфеноне написано множество томов, среди них есть монографии о каждой его скульптуре и о каждом шаге постепенного упадка с той поры, когда после декрета Феодосия I он стал христианским храмом; в XV веке турки сделали из него мечеть, а в XVII веке — пороховой склад. (В окончательные руины его превратила турецко-венецианская война 1687 года, когда туда попал венецианский артиллерийский снаряд и за один миг сделал то, что не смогло сделать всепожирающее время за две тысячи лет!) Только про храм богини Ники написано больше книг, чем могло бы в него вместиться. Около тысячи названий составляет одна библиография об Эрехтейоне (без включения в это количество романов про времена, когда турки превратили его в гарем). Позволим себе еще одно замечание. Парфенон был храмом богини — покровительницы Афин, которую Гомер называет «могущественной, мудрой, с ясным взором и твердым сердцем» и которую создал «всемогущий Зевс сам из себя, породив ее сразу в полном военном облачении из своей величавой головы». Парфенон был храмом богини Афины и вместе с тем апофеозом славы и величия Афин: он служил всему афинскому народу, приносившему сюда свои 224
s / нрЛ V *\ 14 N <^ <f ■->*?
•» ~'^П i I "vi 4 ^ t-t rt л—-* ■ —« aJ_ j- ' *^- ^ v_
пожертвования и просившему счастья и блага для своего города, для своего государства.. . И каждый камень Парфенона говорит, что художники, создавшие его, хорошо понимали, что своему народу они могут служить лишь искусством самым совершенным. * * * Акрополь производит незабываемое впечатление. И мысли о нем не оставляют нас всю дорогу до Олимпии. И даже во время осмотра ее. Храм Зевса, в котором стояла некогда знаменитая скульптура Фидия, представляется нам Парфеноном, только меньшего размера и перенесенным в долину у холма Крона. Олимпия сегодня соединена с миром автобусом из Пиргоса, а Пиргос — железной дорогой с Патрами, куда можно добраться из Афин либо пароходом через Коринфский канал (если он не ремонтируется) или поездом, идущим по побережью Коринфского залива, где под нами гудит земля древней Ахайи, а наш взгляд скользит по заснеженной вершине Парнаса, то мелькающей на фоне голубого неба, то отражающейся в зеркале лазурного моря. Можно попасть в Олимпию и машиной через «счастливую Аркадию» и дорогой осмотреть руины «златообильных Микен» и могучие стены Гераклова Ти- ринфа. Всякий, кто думал о древней Олимпии как о великом спортивном центре со стадионами, легкоатлетическими дорожками, игровыми площадками, спортзалами, глубоко разочаруется. Теперь это сплошные руины, вокруг которых образовался первоклассный туристический центр. Отели, рестораны, киоски с сувенирами, стоянка для автомашин, музеи — и великолепнейший археологический парк. Настоящий, естественный парк, полный обломков античных колонн, лежащих в зарослях папоротника, словно мертвые воины, или устремленных в синее небо памятником вечной славы. Платановый парк с людными полянками и безлюдными чащобами, где покоятся тысячелетия. Не желаете ли сфотографироваться на цоколе, где двадцать пять веков тому назад стояла статуя одного из олимпийских победителей? Никто вам в этом не воспрепятствует. Это место, название которого, а частично и традиция живы и поныне, было одним из самых священных мест Древней Эллады. Здесь никогда ни один грек не поднял меч на другого грека, здесь никогда не пролилась людская кровь; лишь однаж- 225
Афина Фарнезе. Римская мраморная копия, восходящая к оригиналу работы Фидия. V в. до н. э. Неаполь, Национальный музей. ды границы Олимпии перешагнула нога вооруженного воина, да и то случайно, и Спарте пришлось заплатить за это огромный штраф. Это был остров мира, центр, объединяющий все эллинские племена, арена честного состязания лучших с лучшими. И следует отметить: не только спортсменов, но и художников, и ученых. Когда через 1500 лет Олимпийские игры были возобновлены (последняя античная Олимпиада состоялась в 393 году, первая из современных Олимпиад — в 1896 году), то удалось воскресить только их спортивный дух. Но и это было немалым ша- 226
гом на пути к достижению целей, какие ставили перед собой античные Олимпиады. История Олимпии и Олимпиад такой давности, что, в сущности, не имеет начала. Первые «исторические» Олимпийские игры происходили в 776 году до н. э. Но источники говорят, что, собственно, и они были не первыми, а лишь впервые зафиксированными Олимпийскими играми, с которых начался греческий календарь. (Греческие историки датируют отдельные события по Олимпиадам, а Олимпиады обозначают порядковым номером и именем победителя. Думается, что греческий календарь начинался с более надежной исторической даты, чем римский — «с основания Города» или наш — «с рождества Христова».) Еще до «первого года первой Олимпиады, на которой победил в беге Короиб из Элиды», Олимпия давно существовала, и уже стоял ее храм Зевса (правда, не тот, для которого Фидий создал свою скульптуру, а более древний, чьи следы археологи до сих пор не нашли), и уже были установлены главные правила Олимпийских игр. И что важнее — всеми греческими государствами была признана экехейрия, которая, к сожалению, не была восстановлена на современных Олимпиадах. А если мы помним с благодарностью имя француза барона Пьера де Кубертена, который заслужил ее, способствуя возобновлению Олимпиад в конце XIX столетия, то не можем не вспомнить имя элидского царя Ифита, который в конце IX века до н. э. согласно греческой традиции выступил инициатором экехейрии — всеобщего мира между всеми греческими городами во время Олимпийских игр. Греки из-за Олимпиад откладывали свои войны, а мы из-за войн откладывали Олимпиады. Сама экехейрия (мы нарочито повторяем это слово, пусть оно отложится в памяти как составная часть античных Олимпийских игр) отодвигает историю Олимпиад значительно назад. Первый договор об экехейрии, по мнению греческих историков, был заключен в последней четверти IX века до н. э. между Ифитом и спартанским законодателем Ликургом и записан на диске, который потом был помещен в храм Геры в Олимпии. Правда, эти личности слегка окутаны мифическим туманом, но еще в IV веке до н. э. Аристотель пишет, что памятный диск с этим договором он видел собственными глазами; последним его описывает Павсаний во II веке н. э. Но и Ифит якобы только возродил Олимпийские игры, чтобы по 227
Руины древней Олимпии. совету дельфийского оракула положить конец столетним войнам между греческими племенами, которые грозили им самоуничтожением. Города Элида и Писа долго спорили между собой, кто основал Олимпию и кто будет проводить Олимпийские игры. По одной из версий начало Играм положил Геракл в честь своей победы над элидским царем Авгием, владельцем печально прославленных конюшен, известных своей грязью. (По приказу микенского царя Еврисфея Геракл должен был их вычистить за один день. Обычным способом это было сделать невозможно. Геракл поступил по-новаторски, по принципу «где силой не взять — ум одолеет». Он выгнал всех коней, 2000 голов, на луг, прокопал в конюшню канаву, провел туда воду из двух соседних речек и уже к вечеру пришел за наградой в размере десятой части всего табуна. Когда же Авгий отказался платить, Геракл так рассчитался с ним, что его царство не могло опомниться вплоть до Троянской войны: оно послало в Трою всего десять кораблей, в то время как другие города отправили по сорок кораблей!) 228
По другой легенде, Олимпия была основана после возвращения аргонавтов из Колхиды, из экспедиции за золотым руном, когда они решили добровольно распустить свое товарищество. « И тогда посоветовал им Геракл, — пишет Диодор,— 1"обы они на случай непредвиденный поклялись в том, что, если кто-то из них попросит о помощи, остальные помогут ему. Они также решили, что найдут в Элладе самое лучшее место для боевых состязаний и народных торжеств и что это место посвятят самому могущественному из богов, Зевсу Олимпийскому. Еще они поклялись хранить вечную дружбу и устройство Игр поручили Гераклу. Для этих торжеств Геракл выбрал место у реки Алфей в Элиде, посвятил его самому высшему из богов и назвал его — Олимпия. Он провозгласил, что здесь будут проводиться конные состязания и боевые игры, определил награды победителям и разослал неприкосновенных послов поведать во всех городах, что здесь будут происходить Игры. И хотя Геракл уже достаточно прославился во время похода аргонавтов, пышные олимпийские торжества возвеличили его еще больше. Так он стал самым почитаемым мужем Эллады...» Олимпийский священный центр — Альтис (реконструкция Шлейфа).
Еще одна версия утверждает, что Олимпию основал сын царя Тантала, Пелоп (Пелопс), который в борьбе не на жизнь, а на смерть победил царя Эномая. Этому царю оракул предсказал, что человек, взявший в жены его дочь, станет причиной его смерти. Поэтому он вызывал на состязание каждого, кто просил руки его прекрасной дочери Гипподамии, что было привычным способом проверить сноровку будущего зятя, — только в данном случае это было связано с необычным условием: оба участника поединка клялись, что побежденный даст победителю пронзить себя копьем. Тринадцать кольев со срубленными головами женихов уже украшали ворота дворца Эномая, когда в них постучал Пелоп. Эномай в этих поединках давал фору сопернику, ибо владел волшебными конями, дарованными ему самим богом войны Аресом. Пелоп понял, что ему может помочь только бог, и, увидя, что прекрасная Гиппода- мия боится остаться в девицах, он обратился за помощью к богу моря Посейдону, у которого оказались свои счеты с богом Аресом. Так Пелоп получил от него еще более быстрых коней (даже с крыльями). Разумеется, Пелоп выиграл состязание, хотя и не так легко; главную роль здесь сыграл возничий царя, Миртил, который вынул чеку из оси колеса царской колесницы. Царь потерпел аварию, так сказать, на ровном месте и разбил себе голову. По одним сведениям Пелоп подкупил Миртила, по другим — его подкупила Гипподамия, но когда Миртил потребовал добавочное вознаграждение за молчание, Пелоп сбросил его со скалы в море. После погребения Эномая Пелоп женился на царской дочери, подчинив своей власти весь полуостров (и дал ему свое имя, назвав Пелопоннесом). В память своей победы он и организовал в Олимпии Олимпийские игры. Еще по одной версии, Олимпию основал мифический оракул Ям, который по достоверности своих предсказаний якобы вполне выдержал конкуренцию с дельфийской Пифией... Все, что мы видим в сегодняшней Олимпии, — результат работ немецких археологов, начавших свои раскопки в последней четверти прошлого столетия. Древняя Олимпия со всеми своими сооружениями и произведениями искусства, со всеми своими сокровищами, собранными здесь греками более чем за тысячу лет, уже в 395 году новой эры стала добычей варваров-готов, а впоследствии попала в руки христианских фанатиков, которые после декрета императора Феодосия II против языческих храмов «все безбожное 230
уничтожили и разрушили». Но в ней еще оставалось немало сокровищ и после нашествия готов и даже римлян, тоже столетиями вывозивших отсюда богатства, пока все не завершилось двумя землетрясениями (в 522 и 551 годах). И наконец, в период турецкого владычества в Греции Олимпия превратилась в каменоломню, и ее мрамор шел на различные постройки. А все, что осталось, было засыпано «песком, который, как саван, накрыл весь край, сохранив там и позор и горе». Первое упоминание об Олимпии в нашей эре появляется по прошествии тысячелетия после ее уничтожения на карте венецианца Баттиста Пальнеса в 1516 году. (Точка на карте с тогдашним названием Андилуло — вот и все.) И прошло еще больше столетия, прежде чем на ее землю ступил европейский ученый. Это был немец из Померании М. Паблитцки, историк искусств при дворе шведской королевы Христины; в 1647 году он увидел в Олимпии руины, покрытые песком, но установить, что это такое, не смог. Мысль провести раскопки впервые высказал уже известный нам француз Бернар де Монфо- кон, автор труда об античных чудесах света. В Ватиканском музее хранится его послание от 14 июня 1723 года, адресованное кардиналу Квирини, где он высказывает мысль, что земля Олимпии «скрывает бесценные сокровища искусства», и предлагает начать их раскопки с разрешения турецких властей. Но его предложение оказалось преждевременным. Только после нескольких десятилетий, ознаменованных находками в Помпеях и Геркулануме, его идея вновь воскресла. Она привлекла основоположника современной археологии Иоганна Иоахима Винкельмана, чей труд «История искусств древности» (1764) пробудил интерес к памятникам античности во всей Европе. Он разработал подробный план олимпийских раскопок, но осуществить их помешала его трагическая смерть — ночью 8 июля 1768 года он был убит грабителем в триестском отеле. Но пока Винкельман убеждал немецких князей и австрийскую императрицу Марию-Терезию финансировать раскопки Олимпии, здесь появился англичанин Ричард Чендлер. После своих путешествий по Пелопоннесу он добрался до подножия холма Крона. Его описание Олимпии («По дорогам Греции», 1776 г.) вызвало интерес к ней у английского полковника Лика и у двух его земляков — Додвелла и Гилла. В 1805 году они поставили в Олимпии свои палатки; правда, до них уже здесь вел работы французский консул в Афинах Фовель, который 231
в 1787 году впервые правильно определил, где находятся руины храма Зевса. В 1813 году стараниями двух англичан Олимпия была нанесена на карту. Когда в 1829 году в Греции высадились французские войска, пришедшие на помощь греческому освободительному движению, их сопровождала группа археологов, которая помимо прочих работ основательно перекопала олимпийскую землю. На том месте, где некогда стоял храм Зевса, Дюбуа и Блуэ откопали несколько рельефов (на которых были обнаружены следы краски). Их отослали в Лувр. Но несмотря на то что в 1834 году вышел труд французских исследователей «Научная экспедиция на Пелопоннес», вскоре об Олимпии снова забыли. Археологи заинтересовались другими местами. Теперь их занимали «новые древние миры» — Египет и Месопотамия. Ну, а что интересовало общественность? Не забудьте, что это были времена, когда, как реакция на «век классицизма», всюду звучали слова Стендаля: «Кто нас освободит от греков и римлян? ..» Снова прошли годы, прежде чем археологи опять обратились к античности. И лишь тогда появился человек, для которого открытие Олимпии стало целью жизни. Это был Эрнст Курциус (1814—1896). В 1837 году двадцатитрехлетним юношей он попал в Грецию, но не в качестве археолога, а как домашний учитель сыновей Брандиса, советника при афинском королевском дворе. В 1849—1856 гг. был воспитателем прусского принца. Научной работе он мог уделить лишь столько времени, сколько оставляли ему его высокородные ученики. Но в 1856 году ситуация изменилась: он стал профессором в Геттингене; в 1868 году перешел в Берлинский университет, который и поныне носит имя его друга, Александра фон Гумбольдта. Курциус никогда не был кабинетным ученым, он был человеком действия. Из Греции, изучению памятников которой он посвятил всю свою жизнь, он вернулся в Германию только в 1896 году, незадолго до смерти и до завершения издания своего пятитомного всеобъемлющего труда «Олимпия. Результаты раскопок, произведенных Германской империей в годах 1890—1897». Олимпию он впервые посетил в 1838 году, во второй раз — весной 1840 года. «Из всех значительных мест Древней Эллады, — написал он после своего первого посещения, — ни одно не исчезло так бесследно, как Олимпия; в безлюдной речной долине, среди душной, нездоровой атмосферы и болот, кишащих гнусом, очень легко понять все то отчаяние, которое охва- 232
тывает каждого, кто появляется здесь с исследовательскими намерениями.. .» Тогда к Олимпии, правда, не вела прекрасная асфальтовая дорога, как ныне, и никто из местных жителей не понимал, что, собственно, здесь надо молодому человеку, расспрашивающему про «какую-то Олимпию». Ему отвечали, что одна когда- то здесь жила, но отправилась на заработки в Патры. Наконец, Курциус нашел место, где некогда стоял храм, несмотря на то что раскопы французских саперов уже поросли бурьяном. Но он пока не мечтал о том, чтобы раскрыть тайну легендарного места: у него не было ни денег, ни времени. И так как он не был искателем приключений, как Лэйярд, и не обладал талантом бизнесмена, как Шлиман, он решил действовать другим путем — завоевать себе «авторитет в высших сферах».. . После долгих лет терпеливого ожидания, когда он зарабатывал «капитал доверия» к своим способностям, проводя время в княжеских салонах и королевских замках, он, наконец, решил, что приобрел достаточный авторитет, чтобы приступить к делу своей жизни. В январе 1852 года Курциус устроил общественную лекцию об Олимпии, заручившись присутствием на ней своего высокородного ученика и его отца, прусского короля Фридриха Вильгельма IV, а значит, и всех остальных влиятельных лиц. На лекцию пришел и Гумбольдт и с ним многие именитые берлинские ученые. Вместо входного билета каждому присутствующему вручали рисунок реконструированного храма Зевса Олимпийского. И когда в заключение лекции Курциус сказал, что человек, который поможет открыть художественные и исторические ценности, таящиеся в олимпийской земле, тем самым прославит себя, прусский король поднялся со словами: «В таком случае я сам готов встать у дверей с копилкой». Минул год, и после новой лекции об Олимпии теперь уже Людвиг Росс, профессор археологии в новом Афинском университете, действительно встал у дверей с копилкой. Но собрал он всего 262 талера. Разумеется, на такие деньги раскопать Олимпию было невозможно. «Только после 1870 года,— пишет один из современников Курциуса Р. Вейль в «Истории олимпийских раскопок», — в Германии появились условия, в результате которых были выделены значительные средства, позволившие продолжать работу даже в более широком масштабе, чем было намечено планом 1869 года». Но Греция не была такой «открытой страной», как, скажем, 233
Египет, Месопотамия или хотя бы Мексика, где американец Стивене всего за пятьдесят долларов купил целый комплекс пирамид и монументальных сооружений в Копане, столице древнего государства майя. Германскому правительству пришлось заключить с греческим правительством договор, по которому оно обязалось передать все находки Греции. Германия имела право лишь на дубликаты, копии, и то только по соизволению «правительства его величества короля эллинов». Но богатые олимпийские коллекции в музеях Берлина и Мюнхена свидетельствуют о том, что правительство Греции проявило в этом вопросе щедрость. Раскопки начались в 1875 году; их вели такие видные археологи, как Курциус, Адлер, Гиршфельд и коллега Шлимана по раскопкам в Трое Дерпфельд. (Шлиман в этих раскопках не участвовал, академическая немецкая наука, несмотря на его открытия в Трое, Микенах и Тиринфе, считала Шлимана «дилетантом».) Официально раскопки в Олимпии завершились в 1887 году открытием Олимпийского музея. Правда, этим исследование олимпийской земли не закончилось. И поныне там работает немецкая археологическая экспедиция, и не без успеха. Результаты экспедиции Курциуса были совершенно неожиданными. Скажем прямо: широкая общественность, которая ожидала, что здесь будет найдено золото, серебро и другие «материальные ценности», была разочарована. (Поэтому рейхстаг отказался покрыть расходы, произведенные Курциусом при раскопках, из государственных средств: «На эти деньги можно было бы построить казарму для целого гренадерского полка». Их оплатил кайзер из «личных фондов» — из доходов своих девятнадцати поместий.) Были раскопаны «только» две скульптуры, которые, правда, вызвали интерес даже в «высшем обществе». Обе эти скульптуры стоя'т и сейчас в Олимпийском музее, и даже странно, что они не находятся в музеях Парижа, Лондона или Берлина. Первая из них—«Гермес с младенцем Дионисом» Праксителя. Полная изящества поза Гермеса, исполненное внутреннего спокойствия, благородное лицо, мужественная красота его тела и младенческая хрупкость Диониса, тянущегося к виноградной грозди (теперь отломанной) в правой руке Гермеса,— так выглядит этот шедевр. Притом это оригинал, один из небольшого количества греческих оригиналов IV века до н. э. Остальные скульптуры Праксителя, среди них и знаменитые 234
«Афродита Книдская», «Отдыхающий Сатир» и «Аполлон, убивающий ящерицу», сохранились, к сожалению, лишь в копиях. . . Согласно античным источникам, Пракситель создал якобы свыше 50 выдающихся скульптур. В остальном нам известно о нем лишь то, что он жил в Афинах, искусству скульптуры учился у своего отца Кефисодота и что скульпторами были и его сыновья, Кефисодот-младший и Тимарх. Жил он примерно в 390—330 годах до н. э., и по времени его творчество относится к так называемой «поздней классике». Правда, величие художника определяется не величием времени, а величием творчества. Второй находкой была статуя Ники работы Пеония, богини победы, нисходящей с Олимпа на землю. Впервые мы знакомимся с творением скульптора, которого знали только по имени, хотя античные источники упоминают с великой хвалой о многих его работах... Уже только эти две находки значительно превышают все расходы на оплату немецких профессоров и их ассистентов, на скромные заработки греческих землекопов и денежную компенсацию владельцам небольших виноградников, которые на склонах холма Крона собирали не очень-то большие урожаи. Но не меньшее значение, чем все великолепные находки — остатки скульптурных украшений фронтонов храма Зевса, множество обломков бронзовых и мраморных статуй, художественно оформленных водостоков и керамики, — имело для нас открытие фундаментов олимпийских зданий. Благодаря раскопкам Курциуса, Адлера и других теперь можно сколько угодно ходить среди руин храмов и представлять Олимпию времен Фидия или других времен, более ранних или более поздних, руководствуясь своим воображением. * * * От подножия холма, названного священным именем отца Зевса, отходят две стороны равнобедренного треугольника: на западе — речка Кладей, на юго-востоке — бывшее русло древнего Алфея. Сквозь темную зелень платанов и диких олив видны очертания неправильного прямоугольника — остатки стен священного олимпийского округа Альтиса. В точке пересечения его диагоналей стоит массивный овальный пьедестал из неотесанных камней. С него и начнем свой осмотр. Это не только геометрический, но и исторический и идейный центр всей Олимпии. Здесь кончались и начинались 235
Колонны храма Геры в Олимпии. Олимпийские игры. Здесь на огромном кургане стоял алтарь Зевса. Во времена Фидия его высота достигала десяти метров, во времена Павсания — семи, теперь она не больше метра. Отправимся от него на северо-запад. Пройдя шагов сто, мы упремся в невысокий холм, поросший деревьями и огражденный низкой стеной. Это одно из самых священных мест, и до сих пор лопата археологов его не коснулась. Если верить легенде, здесь похоронен царь Пелоп. Сразу же за холмом белеют на фоне синего неба колонны храма богини Геры. Древнейший храм, сохранившийся на греческой земле; он был возведен примерно 2600 лет тому назад. Под его фундаментом были откопаны стены еще двух, более древних храмов. Каких времен? И не найдется ли среди их руин камня с именем самого Геракла? Наши экскурсоводы улыбаются: «Здесь 8 мая 1877 года нашли скульптуру Праксителя «Гермес с Дионисом», ее пьедестал и поныне стоит на первоначальном месте». У юго-западного фасада храма Геры, у самой стены, можно 236
увидеть округлое здание в ионическом стиле — Филиппейон. Его построил отец Александра Македонского, македонский царь Филипп II, в ознаменование того, что македонян допустили к Олимпийским играм, как любых других греков. Последним строением в этой части священного округа был Пританейон. Некогда здесь помещался совет Олимпийских игр и пиршественный зал для знатных гостей и победителей. От него остался лишь фундамент; консервные банки доказывают, что многие нынешние посетители хорошо усвоили почерпнутые из путеводителя исторические сведения о том, что вкушать пищу в Пританейоне считалось в Древней Греции великой честью. С востока к храму Геры прилегало полукруглое сооружение с водоемом и небольшим коринфским храмом, где некогда стояла 21 статуя римских императоров. За ним лежат руины тринадцати сокровищниц, представляющих собой небольшие храмы, в которых отдельные греческие государства хранили свои жертвенные дары. Перед этими небольшими храмами стоял некогда древний храм Матери богов, Метроон, и терраса с пьедесталами для «штрафных статуй», которые должны были ставить государства, чьи представители нарушали олимпийские правила. (В 322 году до н. э. Афинам пришлось поставить шесть таких статуй, так как их представитель Калипп хотел подкупить своего соперника в пятиборье.) Южная сторона стен не имела, их заменял более чем стометровый фасад галереи «Эхо», с великолепной колоннадой, которая прекрасно защищала и от солнца и от непогоды; теперь на ее руинах вьются стебли дикого винограда. Перед небольшим залом храма, который как бы продолжал строение к югу, была главная площадь для скульптур олимпийских победителей. Здесь и нашли богиню Нику, скульптуру Пеония. И как раз с этого места, обозначенного памятной доской, открывается впечатляющий вид на руины самого величественного сооружения священного олимпийского Альтиса — храма Зевса. Могучие дорические колонны его южной части еще и сегодня лежат в том положении, в которое их повергло землетрясение в VI веке н. э. Колонны эти из известняка, в их трещинах видны и поныне отпечатки мелких ракушек и моллюсков, живших в девонскую эпоху. Но где же спортивные сооружения древней Олимпии, о которых мы постоянно думали, осматривая это поле руин антич- 237
ных храмов? Все, что осталось от них, мы найдем за границей священного округа. Знаменитый олимпийский стадион располагался на северо- востоке, у склонов холма Крона. Сегодня он раскопан (потребовалось вывезти 40000 кубометров земли) и представляет собой прямоугольник размером 215 X 31 метр. Сидений здесь не было, как и не было каменных скамей, знакомых нам по греческим театрам. Стадионом назывались не трибуны для зрителей, а полоса, где происходили соревнования. Длина ее от старта до финиша равнялась 600 стопам — расстояние, которое в Древней Греции стало единицей измерения длины и получило название «стадий» (отсюда происходит название «стадион»). Согласно современным измерениям и расчетам точное расстояние от одной олимпийской отметки до другой равняется 192,27 метра. Совсем недавно бульдозер вытащил из песка один из камней, обозначавших старт и финиш. Это был продолговатый каменный брусок с рядом четырехгранных отверстий, вытесанных на расстоянии от 1,2 до 1,4 метра. В эти отверстия во время соревнований вставлялись высокие жерди (вероятно, украшенные цветными флажками), от которых стартовали участники соревнований; при так называемом двойном беге (с поворотом вокруг второй отметки) они были одновременно и финишем. Стадион с трех сторон был огорожен пологой насыпью, с четвертой стороны он упирался в холм Крона. По сегодняшним подсчетам здесь могло разместиться около 45 000 зрителей, и многие из них, как утверждают античные источники, занимали места еще с вечера, задолго до начала состязаний, и сидели там всю ночь; но и днем, надо сказать, им не было удобно. «Если бы я захотел наказать непокорного раба, — якобы сказал Диоген, — я бы не отправил его таскать мельничный жернов, а послал бы жариться на Олимпийские игры». Единственным устройством для удобства зрителей, находившихся под открытым небом и палящим солнцем, был каменный желоб с питьевой водой. Разумеется, за вход здесь не платили. Южнее стадиона располагался ипподром, где происходили состязания на конях и колесницах; его длина измерялась четырьмя стадиями, и финишем служила статуя Гипподамии. На западной стороне, за стенами священного округа, находилась палестра — большое сооружение для соревнований борцов. Она была квадратной формы (66 X 66 метров), в центре помещался двор, окруженный колоннадой, капители ее дорических 238
колонн лежат сейчас разбитые в бывших раздевалках, являясь любимым объектом для фотографий туристов. За южной стеной, недалеко от «ворот борцов» — ворота нарушали непрерывную линию стен вокруг Альтиса, — виднеется фундамент большого здания. У него было два закругленных крыла, соединенные вестибюлем. Это булевтерий, здание Совета, здесь участники Игр давали присягу, что они 10 месяцев прилежно готовились к Играм, что они не будут нарушать правила Игр, будут бороться честно и вести безгрешную жизнь. Все это обширное пространство священного округа Олимпии было заполнено бесчисленными мраморными и бронзовыми скульптурами олимпийских победителей и мужей, имевших заслуги перед Грецией, — поэтов, ученых, музыкантов, полководцев, государственных деятелей и рядовых воинов. (Плиний говорит, что в его время таких статуй насчитывалось около 3000.) За последние десять лет археологи нашли почти сотню шлемов, принесенных в свое время в дар Зевсу за победу греческого оружия; среди других и шлем Мильтиада, в котором он сражался, командуя афинским войском в битве при Марафоне! Посему Олимпия была — позволим здесь улотребить не очень поэтическое, но точное сравнение — своеобразным архивом истории Эллады, архивом в мраморе и металле. Разумеется, мы сейчас осмотрели не всю Олимпию, да мы и не ставили себе такой цели. Нам хотелось лишь дать представление о том месте, где находилось единственное на европейской земле «официально признанное» чудо света.. . Мы не упомянули о Леонидайоне, самом большом сооружении за стенами Альтиса, которое во времена римлян было резиденцией цезарей. О большом числе мастерских ремесленников и ателье художников. Или о двух гимнасиях, большой палестре и других сооружениях. А теперь попробуем вообразить долину древнего Алфея в один из тех жарких июльских дней, когда — раз в четыре года— она становилась разноцветным палаточным городом с развевающимися стягами, в котором собирались десятки тысяч зрителей со всех концов греческого мира, прибывших сюда на величайший смотр силы и красоты. И представим себе все это, скажем, во времена юбилейной 75 Олимпиады 480 года до н. э., когда лазутчики Ксеркса донесли, что греки не готовы к обороне, потому что они заняты Олимпийскими играми. 239
карлсбергская глиптотека. И вправду, цвет греческой молодежи соревновался здесь на стадионе, боролся в палестре, и все эллины могли проверить, «насколько они сильнее других в борьбе, кулачном бою, в прыжках в длину и в беге». А после соревнований красноречивые афиняне встречались с лаконичными спартанцами, скромные аркадские пастухи — с хвастливыми родосскими моряками, потомки Одиссея из древней Итаки — с купцами из Массилии (современного Марселя) и Танаиса (близ руин которого вырос Ростов-на-Дону)... И, радуясь встрече, разделывали баранов и готовили праздничный стол, мешали в чашах вино с водой, а когда певец вешал свою лиру, отливали из рогов вино бессмертным богам и перед Зевсом Олимпийским скрепляли клятвой свой союз против варваров... Вот уже второй раз мы подходим к тому месту нашего рассказа, когда пора перейти к Фидию и его творению. Но тем самым нам бы пришлось закончить нашу олимпийскую главу, 240
и читатель по праву задал бы вопрос: «А что же Ол импийские игры?» По- этому присядем еще на минутку в тень платанов среди руин олимпийских храмов. Экехейрия была, как мы знаем, обязательным условием Олимпиад, а торжественная присяга претендентов — обязательным условием их участия в состязаниях. Любой свободный грек мог участвовать в Олимпиадах. Победитель — олимпионик — награждался оливковым венком (а не лавровым), высочайшей наградой для любого грека. Звание тирана, архонта, стратега и т. д. было в силе лишь в отдельных государствах, звание олимпионика распространялось на всю Грецию. Победитель имел право поставить в Олимпии свою скульптуру, Прыгуны с гантелями. Рисунок на греческой краснофигурной вазе. Конец VI в. до н. э.
Мирон. Дискобол. Бронзированное воспроизведение римской мраморной копии с греческого бронзового оригинала, исполненного в середине V в. до н. э. после трех побед в священном округе могла уже находиться скульптура, имеющая портретное сходство с победителем. Всю свою жизнь олимпийский победитель пользовался вниманием и уважением своих сограждан, и именем победителя в беге на стадий назывались временные четырехлетние периоды греческого календаря. По словам Цицерона, почесть, воздаваемая победителю Олимпиады, равнялась римскому триумфу — торжественному въезду полководца в Рим после одержания победы. От своего «возобновления» в 776 году до н. э. Олимпийские игры происходили каждый четвертый год, и, как правило, в июле. Вначале они длились всего три дня, впоследствии — 242
пять. Зрителями могли быть только мужчины, от женщин имела право присутствовать лишь одна жрица богини Деметры. Исключение женщин из олимпийских зрителей обусловливалось не тем, что участники Игр соревновались обнаженными, а их неравноправным положением в античном обществе. В то же время не возбранялось смотреть на Игры чужеземцам, а иногда и рабам. Играми руководил Совет, вначале из трех, а потом из десяти человек, выбранных среди видных граждан Элиды, их называли элланодиками. Пурпурное одеяние и белый жезл были признаками их звания. Участники Игр прибывали в Элиду за 30 дней до открытия Игр и тренировались на глазах элланоди- ков; слабых спортсменов до состязаний не допускали. Эллано- дики были судьями, они объявляли имя победителя, и они же являлись стражами священного мира. До 14-й Олимпиады ее участники состязались только в одном виде спорта—«коротком беге», причем в беге на один стадий. В отличие от наших беговых дорожек с твердым покрытием, олимпийская дорожка была посыпана слоем песка в четверть метра, босые бегуны бежали группой. Точно так, как пишет Гомер об участниках состязаний, устроенных царем Алкиноем в честь Одиссея: «Все они вместе бежали равниной, тучи пыли взметая при беге». На 15-й Олимпиаде впервые ввели еще одно состязание — «двойной бег», скоростной бег на 2 стадия. На 16-й Олимпиаде уже соревновались в «длинном беге», на расстояние в 12 стадиев, позже эта утомительная дистанция увеличилась вдвое Борцы. Рельеф. Конец VI в. до н. э. Афины, Национальный музей.
(4,6 км). Против 6eFa на длинные дистанции, однако, раздавались критические голоса. Так, скажем, Сократ (философы в Греции интересовались и спортом) утверждал, что бег на длинные дистанции деформирует тело, ибо у бегунов развиваются сильные мускулы ног, но слабеют плечи. В беге ценилась главным образом скорость, весьма уважаемая в Древней Греции. Величайшего героя Троянской войны Ахилла называли не иначе как «быстроногий». Бег был главным в боевой и физической подготовке и основным пунктом олимпийской программы состязаний. Но в беге нельзя было проявить гибкость и силу мускулов, ловкость в бою мужчины против мужчины. Поэтому общим согласием было встречено предложение элланодиков, в результате которого на 18-й Олимпиаде ввели пятиборье: бег, прыжки в длину, метание диска, метание копья и борьбу. На примере наших спортсменов видно, как благотворно влияют на гармоничное развитие тела эти пять элементов программы античной Олимпиады. Пятиборьбе начиналось бегом — «коротким», дальше следовали прыжки, которые так и не стали самостоятельным видом спорта, а оставались лишь частью пятиборья. Прыгали с разбегу, и соревнующиеся при этом помогали себе гантелями. «Гантели — изобретение участников пятиборья,» — пишет Фи- лострат (III век н. э.) в своем труде «О гимнастике». Место для отталкивания было не ровной поверхностью, а представляло собой возвышение, «мостик» (от 50 до 150 сантиметров). Диск был от 24 до 36 сантиметров в диаметре и весил от 4 до 6 килограммов. (Наш олимпийский диск имеет диаметр 21,9—22,1 сантиметра и весит 2 килограмма.) Диск бросали и с ровного места и стоя на небольшом возвышении, которое давало возможность увеличить траекторию полета. Копье имело длину 120— 150 сантиметров и длинный наконечник; в середине копья был ремешок, завязанный петлей, при помощи которой копье приводилось во вращательное движение вокруг продольной оси, чтобы оно точнее летело к цели. Копье металось не только на дальность расстояния, как сегодня, но и в цель; бросали его и с разбега, и с места. Как правило, и диск и копье бросали правой рукой; о пренебрежении к левой руке немало писалось в тогдашней литературе. Так, скажем, в защиту ее Платон выступал даже в своей 7-й книге «О законах». (Вообще современному человеку, знающему античных философов только по цитатам, приводимым современными философами, трудно представить, сколько места в их трудах было посвящено вопро- 244
сам спорта и физического воспитания. И все современные поэты, вместе взятые, не написали про спорт и спортсменов столько стихов, сколько написал, скажем, один-единственный греческий поэт Пиндар.) Вершиной пятиборья была борьба, правила которой установил якобы сам Тесей, победитель Минотавра: побеждал тот, кто кидал соперника на землю трижды. Чтобы избежать сильных повреждений, арену посыпали полуметровым слоем песка. (Только в Спарте тренировались на каменном полу.) Ол импийские борцы знали все приемы современной вольной и классической борьбы; Плутарх (и греческие писатели разбирались в спорте) приводит еще два-три неизвестных приема, значение которых не удалось выяснить. В борьбе больше ценилась ловкость, чем грубая сила. Хорошо известны стали слова поэта Симонида из гимна Аристодаму из Элиды, что «победил не столь телом могучий, сколько искусством». А теперь, хотя бы кратко, о дальнейшем развитии олимпийских дисциплин: на 23-й Олимпиаде ввели кулачный бой, на 25-й — гонки на колесницах, запряженных четверкой коней, на 37-й были допущены к участию юноши. В 520 году до н. э. был введен бег в вооружении, со щитом, шлемом и мечом. И наконец, уже с 33-й Олимпиады одним из видов соревнований стал так называемый панкратий, смесь вольной борьбы с кулачным боем/ когда дозволялись все приемы и удары, которые только возможны при безоружной борьбе. На классических Олимпиадах, правда, этот вид борьбы не выходил за рамки спортивного боя. Но вообще вне Олимпийских игр он внес в греческий спорт элемент жестокости и во времена римского владычества превратился в кровавую драку профессиональных атлетов, служившую самым низменным инстинктам зрителей. Профессиональная атлетика, то есть спорт профессионалов и за деньги, обосновалась, правда, на задворках греческого спорта уже в эпоху так называемых классических Олимпиад, то есть приблизительно от сороковой до сотой Олимпиады. Так, Еврипид (480—406 гг. до н. э.), один из величайших драматургов античности, уже смолоду тренировавшийся, чтобы стать атлетом, писал: «Хотя в Элладе родятся тысячи прекрасных спортсменов, нет ничего худшего, чем вид сборища атлетов, из которых ни один не учится тому, чтобы быть порядочным человеком, да и едва ли тому научится». А лет через 245
Скульптор Пеоний. Ника — богиня победы. Мрамор. Последняя четверть V в. до н. э. Статуя стояла на девятиметровом постаменте перед храмом Зевса в Олимпии. Музей в Олимпии. пятьсот Гален, знаменитый римский врач, величайший врачебный авторитет Европы и мусульманского мира, начавший свою врачебную практику в 163 году н. э. как спортивный врач в атлетической школе в Пергаме, написал: «Жизнь атлетов состоит из приема пищи, питья и валяния в песке и грязи. .. их душа полностью погрязла в этом месиве из мяса и крови, и в них нет ни телесной красоты, ни здоровья. Их тело, искалеченное частыми переломами и избиениями, хотя и способно 246
на определенные силовые приемы, не может бороться ни с холодом, ни с жарой, ни с болезнями...» Наше общество уважает выдающихся спортсменов не меньше, чем античная Греция. Оно предоставляет спорту и физическому воспитанию такие возможности развития, которые превышают все мерила прошлого. Это общеизвестно и не требует примеров и доказательств. Но пожалуй, остается один момент, в котором мы пока еще не превзошли древних греков и даже не догнали. Мы имеем в виду не спортивные достижения. Их, к сожалению, нам трудно сравнить. В греческих состязаниях по бегу время не учитывалось, просто побеждал тот, кто первым достигал финиша. Хотя в метании копья или диска мерилом служила дальность расстояния и хотя донас дошли известия о некоторых рекордах (например, Фаилл Кротонский бросил диск на 95 стоп, то есть на 29,3 метра), мы не можем сравнивать результаты, не зная размера и веса диска или копья. 0 прыжках в длину у нас самые неопределенные сведения (например, Хион из Спарты прыгал на расстояние 52 стопы, то есть 16,7 метра, примерно вдвое больше современного мирового рекорда); кроме того, нам не известно, ни какова была вышина «мостика» для прыжка, ни какие гантели и технику прыжка использовали. Пятиборье происходило путем постепенного исключения проигравших участников из дальнейших состязаний. Начиналось оно с бега, и, наконец, победители встречались в состязаниях по борьбе. Но мы имеем в виду прежде всего греческий идеал спорта — калокагатию 1, гармоническое развитие человека. Что значит это греческое слово, которое нынешние спортсмены еще не научились произносить, а филологи почти забыли? Оно означает, по сути, что не должно быть мучительно стыдно видеть научного работника в плавательном бассейне, а олимпийского чемпиона слушать по радио. Что человек, который занимается преимущественно умственным трудом, не должен забывать о своем физическом развитии, а человек, работающий в основном физически, обязан заботиться о развитии своего духа и интеллекта. Что физическое развитие должно быть всесторонним и гармонически связанным с развитием духовным. 1 Калокагатия — идеал человека: состоит из двух греческих слов: «кало'с» — «прекрасный, и «агато'с» — «добродетельный». 247
Стремимся ли мы к этому идеалу? Без сомнения. Дорога к нему, разумеется, непроста и полна препятствий, проходя не только через спортивные площадки, ибо речь идет о достаточно сложной проблеме. О преодолении противоречий между умственным и физическим трудом, предпосылкой чего является уничтожение угнетения человека человеком. Но как же могли греки осуществлять идеал калокагатии, если их общество было не менее антагонистично, чем капиталистическое? Во-первых, греческий идеал гармонического развития относился только к свободным гражданам, но не к рабам. Во-вторых, в период его зарождения классовые, антагонистические противоречия в среде свободных граждан еще не развились до той степени, какой они достигли в более поздний период античного общества. И в-третьих, в классической Греции так и не наступил окончательный разрыв — и противоречие — между физическим и умственным трудом. И хотя имущественные различия между свободными гражданами углублялись, в сельском и в ремесленном производстве увеличивалось количество рабов, все еще сохранялся довольно многочисленный класс свободных производителей, крестьян и ремесленников. Греческий свободный крестьянин или ремесленник был одновременно и воином и зрителем драм Софокла или слушателем поэзии Гомера, знал работы своих скульпторов, знал высказывания своих философов. С другой стороны, греческий ученый или художник не поднимался до «высшего класса» (не случайно в греческом языке, как и в латинском, существует одно выражение для искусства и для ремесла «techne») и участвовал в Олимпийских играх и народных празднествах, как все остальные свободные греки, и как зритель и как участник. Геродот .участвовал в них, читая одну из глав своей «Истории», Эмпе- докл — декламируя стихи, Эктион выставлял свои картины, а Энопид — таблицы с новейшими астрономическими расчетами. .. Так, рассуждая о греческой калокагатии или о спорте, мы вновь вернулись в Олимпию. Игры, происходившие здесь, выражали стремление достичь гармонического развития в общегреческом масштабе. Здесь собирался весь эллинский мир, а не только спортсмены и болельщики. Поэты, певцы состязались перед собравшимся народом, философы и государственные мужи высказывали и защищали свои взгляды и приобретали приверженцев, скульпторы и художники добивались признания, послы всех греческих государств устанавливали нужные 248
контакты и заключали договоры. Олимпийские игры были не только спортивным праздником, но и крупнейшим культурным, общественным и спортивным событием в жизни Греции. И можно сказать, что так было всегда со времени основания Олимпийских игр в 776 году до н. э. до их прекращения в 393 году н. э., другими словами — от первой Олимпиады, когда победил Короиб из Элиды, до двести девяносто третьей Олимпиады, победитель которой нам неизвестен. И никто из бесчисленных зрителей Олимпийских игр, побывавших здесь за несколько веков (с V века до н. э. до IV века н. э.), не забывал посетить храм Зевса и выразить восхищение творением Фидия, ибо, как говорилось в греческой пословице, несчастен тот, кто умер, не увидев Фидиева Зевса. * * * Храм Зевса — ныне самые грандиозные руины на территории Олимпии. Остатки колонн из известняка диаметром в 2,25 метра настолько выветрились, что не выдерживают и собственного веса. Правда, их можно было бы спасти с помощью современных средств реставрации, но это стоило бы немало денег. .. И кроме того, подобные памятники в случае обновления казались бы просто современной подделкой. Если мы хотим узнать, как выглядел этот храм, то для его реконструкции нам придется обратиться и к античным источникам, и к нынешним развалинам (особенно помогут в этом старательно собранные скульптурные композиции, которые украшали фронтоны храма и которые теперь экспонируются в главном зале Олимпийского музея). Храм Зевса был возведен в 468—456 годах до н. э. Его архитектор, Либон Элид- ский, выбрал для него место на невысоком холме в священном округе. Дорические колонны храма довольно массивные (по шести на переднем и заднем фасадах и по тринадцати на боковых сторонах), высотой 10,5 метра, примерно вдвое ниже, чем в эфесском храме (пропорции его были несколько тяжеловесны). На западном фронтоне изображалась битва кентавров с лапифами. (Кентавры, полукони-полулюди, были приглашены на свадьбу друга Тесея—Пейритоя, царя воинственного легендарного племени лапифов. Выпив слишком много вина, кентавры пытались похитить жен лапифов. Начался яростный бой 249
Битва лапифов с кентаврами. . . не на жизнь, а на смерть, в котором лапифы перебили почти всех кентавров.) С этим творением, полным экспрессии и драматичности, резко контрастировали исполненные неподвижного напряжения сцены на восточном фронтоне, изображающие готовых к состязанию Пелопа и Эномая. Над западным фронтоном возвышалась позолоченная скульптура из бронзы крылатой богини победы Ники, по бокам — водостоки в форме львиных голов, на боковых фасадах двенадцать метоп изображали двенадцать подвигов Геракла. Павсаний сохранил нам имена творцов скульптурных украшений обоих фронтонов: западный фронтон якобы работы Алкамена, восточный — Пеония 1. Как положено, храм состоял из трех частей: в центральном зале, разделенном двумя рядами дорических колонн на три нефа, на полу из красного гранита, окаймленного белым мрамором (его остатки и сейчас находятся на том же месте), стояла черная плита — пьедестал статуи Зевса Олимпийского. 1 Большинство исследователей отвергают это утверждение Павсания. 250
Когда в тридцатых годах V века до н. э. жители Элиды пригласили Фидия, чтобы он изготовил статую Зевса, имя скульптора уже гремело по всей Греции. Вместе с Мироном и Поли- клетом Фидий принадлежал к тем трем великим скульпторам, которые создали творения, считавшиеся их современниками — и не только современниками — бессмертными образцами непревзойденного искусства. Причем в этой троице, согласно единодушным свидетельствам, Фидий был первым. Ни Пракси- тель, ни Скопас, ни Леохар не затмили его славы, как никто иной из скульпторов Древней Греции. О Фидии и его жизни мы знаем чрезвычайно мало, но и известных фактов вполне достаточно для драматического повествования. Пракситель. Гермес с младенцем Дионисом. Ок. 330 г. до н. э. - Мрамор. Музей в Олимпии.
Лапифянка с западного фронтона храма Зевса в Олимпии. Деталь. Мрамор. Ок. 460 г. до н. э. Музей в Олимпии. Родился он в начале V века до н. э. в Афинах. Его отец, по имени Хармид, был ремесленником. Молодость Фидия проходила в бурные времена греко-персидских войн. По свидетельству некоторых авторов, он участвовал в них рядовым воином. Искусству ваяния Фидий учился у малоизвестного мастера Эвенора1. Потом отправился в пелопоннесский Аргос, славящийся своими мастерами по литью из бронзы. Здесь Фидий якобы работал вместе с Мироном и Поликлетом. (Правда, это несколько сомнительно, ибо Мирон — мастер скульптуры в движении, автор статуи «Дискобол» — был старше Фидия, а Поликлет — мастер монументальной гармонии, автор «Дорифора» («Атлета, несущего копье») —был моложе Фидия; с Поликлетом Фидий, вероятно, встречался во время конкурса на оформление эфесского храма Артемиды.) Монументальные статуи, созданные Фидием, погибли. Мы знаем их лишь по копиям и описаниям. Его первым большим творением был памятник в Дельфах, он создал его примерно в 465 — 461 гг. до н. э. в честь победы при Марафоне. В достаточно хорошей копии сохранилась и бронзовая скульптура «Аполлона Парнопия» (стоял на Акрополе), исполненная еще в строгом стиле ранней классики. Но она уже доказывает, что Фидий прекрасно овладел анатомией человеческого тела и действительно умел превращать богов в людей и людей в богов. ^о сведениям Диона Хрисостома, учителем Фидия был афинский мастер-бронзовщик Гегий, более поздние источники называют учителем Фидия аргосского скульптора Агелада. «Не исключена, однако, возможность, что оба сведения верны и что Фидий сначала учился у Гегия, а потом перешел в мастерскую Агелада», — замечает советский искусствовед Б. Р. Виппер. 252
Метопа храма Зевса в Олимпии. На ней изображен один из подвигов ГераКла: Геракл чистит Авгиевы конюшни. Справа от Геракла Афина. Ок. 460 г. до н. э. Мрамор. Музей в Олимпии. Известна нам копия «Анакреонта», скульптура, изображающая поэта радости, любви и внутренней гармонии. Три знаменитые скульптуры богини Афины он создал для Акрополя: «Афину Воительницу», стоявшую перед Парфеноном, «Афину Лем- нию», которую заказали афиняне, переселившиеся на остров Лемнос, и «Афину Парфенос», или «Афину Деву», главную храмовую статую в Парфеноне. Первые две скульптуры были из бронзы, третья — из золота и слоновой кости; на нее пошло золота свыше 1150 килограммов, Фидий использовал его на одеяние богини, которое в случае необходимости могло быть снято и превращено в последний резерв государственной казны. К сожалению, эти статуи сохранились в далеко не лучших копиях и изображениях. К хорошим копиям относится статуя так называемой «Афины Фарнезе» (в Национальном музее 253
в Неаполе) и мраморная голова «Афины Лемнии» (в Городском музее в Болонье). Оригинал «Афины Воительницы» сохранялся вплоть до XIII века; император Юстиниан приказал перевезти статую в Константинополь, но там в 1203 году жители разбили ее, потому что якобы жестом своих вытянутых рук она призвала с запада крестоносцев, страшно разоривших город. Рельефам, в создании которых Фидий лично участвовал или руководил их оформлением, посчастливилось больше. Так, сохранился монументальный рельеф его школы, созданный примерно в 440—430 годах до н. э., найденный в Элевсине; на нем богини Деметра и Кора обучают юного Триптолема, как выращивать хлеб (ныне рельеф находится в Национальном археологическом музее в Афинах). Сохранились частично и скульптурные украшения Парфенона — шедевр греческого и мирового искусства. Сегодня можно представить зрительно это величайшее творение, составив его из того, что сохранилось в Парфеноне, добавив несколько фрагментов, находящихся в Лувре, и так называемые «мраморы Элгина», выставленные в Британском музее; недостающие и сильно испорченные фрагменты можно представить только по античным источникам. На 92 метопах, на 160 метрах фриза и на двух фронтонах Парфенона были представлены все виды ваяния, исполненные с непревзойденным мастерством. Рельефный фриз, опоясывающий здание в верхней части стены, за его колоннами, изображает процессию афинских торжеств. Рельефы на метопах воспроизводят сцены борьбы кентавров с лапифами, войну греков с троянцами, борьбу богов с титанами и битву греков с амазонками. На фронтонах было свыше сорока мраморных фигур, в большинстве своем больше человеческого роста. На восточном фронтоне была запечатлена сцена рождения Афины, на западном — спор Афины и Посейдона за власть над Ат- тикой. Скульптурные украшения Парфенона являются коллективным творчеством большого числа скульпторов, объединенных творческой мыслью Фидия и его талантом. «Все это пронизано идеей и воображением, чувством и творчеством гениального художника, который сумел организовать работу, не принуждая при этом своих собратьев к эпигонству... В фигурах на фронтонах нет такого положения или жеста, который не отвечал бы естественному движению человеческого тела, нет формы, которая не была бы взята из действительности... Физическая кра- 254
сота тела, благородство типов в совершенстве воплощают греческий идеал калокагатии и одновременно являются такой вершиной художественной мысли, какой до тех пор не было достигнуто; таких вершин искусство достигает лишь в редкие моменты своей истории», — пишет современный чехословацкий искусствовед Матейчик. Но как раз при создании этого шедевра греческой классики Фидия и постиг удар, делающий его судьбу нам особенно близкой. Это не было «громом с ясного неба» или привычной «ненавистью посредственности к гению», а одним из предательских ударов реакции, которые настигали многих, чьи имена были занесены в книгу человеческого прогресса. В один весенний день 432 года до н. э. Фидий был приглашен афинскими глашатаями в суд. Почему? Он якобы там и узнает свою вину. Чувствуя себя невиновным — а Фидий был мужественным человеком, преданным сторонником афинской демократии и другом Перикла, — он спокойно принял известие. Перед судебным трибуналом Фидий с удивлением узнал, что его обвиняют в нескольких серьезных преступлениях и среди прочего — в безбожии и краже. Доказательством первого было то, что на щите, который держала в руке Афина Парфенос, Фидий якобы придал Тесею облик Перикла и тем самым оскорбил память Тесея. На это Фидий ответил, что лицо героя прикрыто поднятой рукой с мечом, так что лицо вообще нельзя увидеть. Суд, однако, его объяснение не принял, видя в том только способ, которым Фидий пытался замаскировать свой проступок. Кроме этого, он-де в образе Дедала изобразил на щите и самого себя, вложив ему в руку скульпторский молоток и сделав его плешивым. Обвинения в краже основывались на том, что он якобы не сообщил об оставшейся слоновой кости, сверх той, которая пошла на украшение статуи богини Афины. Документы с доказательствами виновности Фидия, естественно, не сохранились. Известно, что Фидия признали виновным. Ясно одно: Фидия осудил не афинский народ, а ареопаг, верховный суд, занимавшийся делами религии (потому-то и обвинение в безбожии), в котором заседали, по свидетельству Исократа, лишь «высокородные» граждане. Ареопаг был своего рода последней опорой аристократии в системе государственных органов афинской демократии, которую народ оставил «людям высокородным», ибо суд этот не имел особого значения 255
(при известной религиозной терпимости древних греков). Но в то же время против решения ареопага — этого суда аристократов — не было юридических средств защиты. И таким образом реакция могла безнаказанно избавиться от Фидия, человека, искусство которого было славой и знаменем демократии. При этом речь шла не только о Фидии — нет, его осуждение было частью продуманного плана с целью дискредитировать Перикла и подготовить почву для генерального наступления на его демократическое правительство. Мы не знаем точно, какой приговор вынес ареопаг Фидию за его «преступления». Согласно античному историку Эфору, Фидия якобы бросили в тюрьму, где он и умер. Диодор, правда, утверждал, что Фидий скрылся в неизвестном направлении; по другим версиям — он был все-таки осужден и его приговорили к смерти. А согласно Филохору, чье мнение было подтверждено древним папирусом, найденным в начале нашего столетия и опубликованным в 1910 году в Женеве, Фидий дожил до своего конца на священной земле Олимпии. Утверждают при этом, что в его защиту якобы выступил сам Перикл, а жители Элиды заплатили за Фидия огромный выкуп — 40 талантов— и отправили в Олимпию, где он для них и создал скульптуру, ставшую чудом света. Как же выглядела эта статуя, если она выдержала сравнение с творениями тех миллионов, которые построили пирамиды и зиккурат, и превосходила их по красоте? Сохранились свидетельства тех, кто видел статую. Самое подробное описание дал Павсаний. Существуют и два ее изображения на элидских монетах II века н. э. Прежде всего каждого посетителя храма Зевса поражала ее величина. «Многие поэты воспевали ее размеры, — пишет Страбон, — среди них и Каллимах...» А сам Каллимах, александрийский поэт III века до н. э., утверждает, что высота статуи была 37,5 стоп, сам трон — 30 стоп и пьедестал 3 стопы. Значит, скульптура была высотой примерно в 12,5 метра! Одни авторы подтверждают эти размеры, другие их немного занижают, но и по самым скромным свидетельствам без пьедестала статуя была высотой 9 метров. Страбону даже храм казался для нее тесным: «Она была столь высокой, что, хотя храм и имел немалую высоту, все же казалось, что художник, создавая ее, нарушил пропорции, ибо сидящий Зевс почти касался потолка, и на первый взгляд было ясно, что если бы он захотел встать с трона, то снес бы крышу». 256
Во-вторых, всех поражала ценность статуи. Одеяние и волосы Зевса были из золота, обнаженные части тела — из слоновой кости, трон — из кедра, инкрустированного черным деревом и драгоценными камнями. (Основа фигуры вырезана была из дерева, но это было скрыто от глаз зрителя слоновой костью и золотом.) «Природа для того и создала слонов, — писал Филон, — чтобы Фидий мог сотворить руки Зевса из их бивней. ..» Но более всего каждого, видевшего статую, восхищало то совершенное мастерство, с каким Фидий создал фигуру и лик Зевса. «Если человек, испытавший в своей жизни много несчастий и забот, с душой, полной горечи, предстанет перед статуей Зевса, то он забудет обо всем тяжелом и страшном, что несет с собою человеческая жизнь», — писал о ней оратор и философ Дион Хрисостом. А его младший современник, римский историк I века н. э. Валерий Максим, сказал: «Среди скульптур, созданных рукой человеческой, нет другой, более великолепной и достойной удивления». Плиний, собиравший свидетельства обо всех доступных ему творениях искусства своей и прошлых эпох, поведал следующее: «Много есть прославленных скульптур, но всех превосходит Зевс Олимпийский, созданный Фидием из золота и слоновой кости». А для греков статуя Зевса значила еще больше! Для них Зевс был не только символом верховного божества, созданным с величайшим мастерством из самого драгоценного материала и в огромных размерах. Для них это было само величие Эллады, что символизировали и украшения трона Зевса, изображавшие мифологические сюжеты, подобранные так, чтобы их воспринимали как апофеоз победы Эллады над варварской Персией. И этот мифологический язык, оставляющий нас достаточно равнодушными, для греков был понятным, живым, волнующим и исполненным гражданских чувств. Зевс Фидия, полный достоинства и величия, восседал на троне с высокой спинкой, являя собой высшее божество для всех богов и людей; его голову венчал венок олимпийского победителя. С левого плеча ниспадал на колени золотой плащ, украшенный изображениями листьев, в правой руке он держал статую Ники — богини победы, в левой — скипетр, увенчанный священным орлом. Рельефы трона прославляли прежде всего самого Зевса; подлокотники трона украшали два сфинкса, на спинке были изображения трех Харит (богинь радости и женской прелести) и трех Ор (богинь времен года), на нож- 257
ках трона — четыре танцующие Ники. Далее прославлялась Греция: были воспроизведены сцены битв кентавров и лапи- фов — символ победы греков над варварами, и подвиги дорийского героя Геракла и афинского героя Тесея — символ единения Греции. На подножии трона изображалась битва с амазонками, мифологическим племенем диких воительниц из Малой Азии, которые, по древним преданиям, якобы овладели Афинами, но были разбиты греками и изгнаны. И наконец, трон украшали изображения восьми олимпийских победителей, воплощавшие восемь видов тогдашних состязаний на Олимпийских играх, приносящих мир, укреплявших мирное содружество греков... Когда Фидий соорудил эту статую Зевса в храме, все, пораженные, стали спрашивать, по чьему подобию он ее сделал. Взошел ли он на Олимп, чтобы увидеть Зевса, или же Зевс сошел с Олимпа, чтобы ему показаться? Он ответил, что изобразил Зевса согласно Гомеру: 528—530 стихам первой песни «Илиады». И чтобы нам было понятно, чего достаточно большому художнику для создания сюжета великолепного творения, процитируем Гомера: «Кончил и черногустыми бровями повел Громовержец; благоуханные кудри волос потряслись на бессмертном бога челе: содрогнулись кругом все вершины Олимпа». Вероятно, нам трудно представить все художественное совершенство этой статуи. Возможно, нам не очень импонируют ее размеры и стоимость. И наверняка далеко ее предназначение. Но вообразим, какое красочное зрелище представляли в полумраке храма золото одеяния, матовость слоновой кости и удивительные барельефы на троне этой величественной скульптуры. Тогда, возможно, и мы поймем, почему античный мир считал статую Зецса одним из чудес света. * * * Дата создания этой знаменитой скульптуры была предметом ученого спора свыше 150 лет — со времен, когда Элгин своими «мраморами из Акрополя» пробудил интерес к Фидию. Наконец победила точка зрения, утверждающая, что статуя была создана в 460—450 годах до н. э. Еще в 1953 году в Чехословакии вышла монография, которая относила время ее создания примерно к 456 году до н. э. Но уже через два го- 258
да исследователи сошлись на том, что «мастер создал Зевса в пожилом возрасте», примерно «в конце тридцатых годов V века до н. э.». Разрешение этого долгого спора историков искусства — прекрасный пример того, что никакая наука, даже наука о памятниках культуры прошлого, не стоит на месте. В 1954—1955 годах немецкие археологи обнаружили под руинами христианской базилики, возведенной вблизи священного олимпийского округа, фундаменты неизвестных дотоле строений. По их расположению, по некоторым деталям и обломкам можно было предположить, что здесь находились какие-то художественные мастерские. В одной из них, на месте, о котором (хотя и неопределенно) упоминает Павсаний, профессор Кунце нашел глиняные формы, в которых изготовлялись из тонких золотых листов части одежды Зевса. Услышав о сенсационной находке, в Олимпию слетелись корреспонденты. И вот среди тысячелетних руин стали появляться при раскопках остатки железных каркасов, осколки стекла, хрусталя, гипса, полудрагоценных камней, своей формой напоминавшие пальмовые листочки, которыми, согласно античным источникам, было украшено золотое одеяние Зевса. Догадка сменилась уверенностью, и, когда однажды реставраторы сложили осколки черной чаши местного производства, которую можно было точно отнести к 430 году до н. э., профессор Кунце уже без колебаний заявил: «Мы нашли мастерскую самого Фидия!» И действительно, на дне чаши стояла надпись: «Я принадлежу Фидию!» Но мастерская Фидия открыла нам еще большую тайну. Найденные формы позволили — почти через двадцать четыре века — впервые увидеть воочию ту технику, с помощью которой мастер претворял свой художественный замысел в реальность. Сначала он, очевидно, изготовлял модель статуи в натуральную величину, потом разрезал ее на отдельные части, на основе которых его помощники делали формы для отливки. Они были столь велики, что их приходилось скреплять железными прутьями; теперь эти прутья проржавели и искорежены до неузнаваемости, но их назначение не вызывает у нас сомнения. Подобные формы были изготовлены и для двухметровой скульптуры богини Ники, которую Зевс держал на своей правой руке; эти формы сохранились так хорошо, что можно судить не только об облике богини, но даже о складках ее одежды: одежда была точно такая, как и на статуе богини Ники в Парфеноне. Нашлись даже части форм из обожженной глины, 259
в которых, вероятно, отливались золотые листочки для одеяния Зевса. Сколько лет работал Фидий над своим творением, неизвестно, молчат о том и эти находки. Но зато они рассказывают нам, что вместе с Фидием работали высококвалифицированные помощники. Двоих из них мы знаем: скульптора и гравера Колота, руководившего технической стороной работ, и брата Фидия Панена (согласно некоторым источникам — племянника), который был автором живописного оформления трона. Имена остальных померкли в сиянии таланта Фидия, и для будущих поколений статуя Зевса осталась творением «одного человека». * * * Не было ни одного античного писателя классической эпохи, который бы не упомянул об этом чуде света, созданном Фидием. В конце четвертого столетия новой эры набожный император Феодосии I повелел увезти статую, этого «языческого идола», в Константинополь, где она впоследствии канула в вечность.
ДИУДСШ MSETtGOTB SB ГАЛШКАРНЛеЕ S &
Голова статуи царя Мавсола. Деталь. Мрамор. IV в. до н. э. Лондон, Британский музей.
1У1ало на свете мест, где время веками создавало подлинный рай для путешественников, каким является эта узкая, изрезанная бесчисленными заливами полоска западного побережья Малой Азии. За много столетий до нашей эры здесь существовали великолепные города с удивительными сооружениями и с еще более удивительными цветами культуры, взращенными на газонах, которые были кое-где быстро скошены, в других местах покинуты или бережно пересажены и везде, наконец, безжалостно растоптаны солдатами всевозможных империй, которые появлялись и лопались как мыльные пузыри. Самым северным из этих прославленных городов была Троя, затем шли Гаргаза, Пергам, Кима, Фокея, Смирна, Клазомены, Колофон, Эфес, Магнесия, Приена, Милет, Миласа, а самым южным, если не считать Книда, который первоначально находился на острове и только позже соединился с материком, — Гали- карнас. Этот город, который древние греки называли Галикарнас- сос, — дальнейшая цель нашего путешествия, ибо здесь возвышалась гробница, бывшая одним из семи чудес света. Мавзолей — прародитель всех мавзолеев мира. 264
* * * Попав в Галикарнас, мы снова оказываемся на древней земле дорийских греков. Разумеется, и Мегара, и Коринф, и Спарта, которые мы посещали по дороге из Афин в Олимпию, тоже дорийские города. Но что в них ныне напоминает их былую славу? Мегара, расположенная на склонах двух холмов, теперь убогое селение, и даже не хочется верить, что ее жители некогда основали древний Византии. Коринф — совершенно заново построенный город; его возвели после землетрясения 1928 года, полностью уничтожившего город. Город, павший жертвой землетрясения 1858 года, или, как его называли, «старый» Коринф, по греческим меркам тоже был довольно молодой: он появился в византийскую эпоху на руинах «нового Коринфа», основанного Цезарем. Первоначальный Коринф, который возник во времена после нашествия дорийцев, уничтожили римляне, стремясь отомстить грекам за то, что они восстали против их владычества. Они сровняли его с землей, а население (свыше четверти миллиона человек) продали в рабство. Пощадили они только храм Аполлона, один из древнейших в Греции (примерно середина VI века до н. э.). Его семь колонн и поныне возвышаются как свидетельство былого величия и падения города, который некогда был «гордостью дорийцев» и «Парижем античности»... Или взять Спарту, самый знаменитый из всех дорийских городов. Город, память о котором и поныне живет в рассказах о царе Леониде и его трехстах храбрых лакедемонянах, что пали у Фермопил. Город «широких улиц, где родятся прекрасные жены», как воспел его Гомер. Город, который воевал за первенство с Афинами и завоевал его в Пелопоннесской войне. Сейчас это тихий городишко в долине среди скалистых гор, без железной дороги, с красивым парком и статуей царя Леонида, которую возвели на средства американских греков. Недалеко от Спарты расположена Мистра, бывшая столица державы крестоносцев, с десятками великолепных византийских храмов и монастырей. Раскопки, проведенные в 1906—1910 годах и затем в 1924—1927 годах английскими археологами в окрестностях Спарты, подтвердили слова Фукидида: «И если бы город спартанцев превратился в пустыню и сохранились бы лишь камни его святынь и зданий, потомки наверняка усомнились бы в великом могуществе Спарты, которое 265
возвеличивала только слава лакедемонян». (Заметим попутно: в период Пелопоннесской войны, когда Спарта была наиболее могущественной, она насчитывала примерно 10000 воинов, в македонский период—1000 воинов.) От гомеровской Спарты и знаменитого дворца царя Мене- лая не осталось и следа; от доклассической Спарты тоже ничего, от классической — только несколько рельефов и железных серпов. У древней Спарты с нынешней общее только название. Разочарование всегда обратно пропорционально ожиданию, поэтому для утешения процитируем несколько слов из записок одного путешественника, воспитанного проникнутой духом милитаризма школой кайзеровской Германии, где прог цветал культ Спарты. «В гимназии нам беспрестанно твердили про величие Спарты, — пишет в 1930 году Пауль Гоммель.— В действительности этот край являл собой казарменные задворки Греции. Древние спартанцы были только хорошими солдатами, а в остальном — лишь жестоким, отвратительным сбродом. Их прославленное воспитание молодежи не стоило на самом деле и ломаного гроша. Они не знали ничего, кроме воинской муштры. И результатом этого был тот факт, что они не сыграли никакой роли в культурной истории человечества. Лишь короткое время они стояли во главе Греции, наводя ужас на всех культурных людей того времени. Потом они исчезли бесследно вместе со своим городом и со своими «спортивными результатами». Город разрушили готы, и потом о нем больше никто и не слышал. Нынешняя Спарта была построена в XIX веке на месте, где якобы находилась древняя Спарта. Не стоило труда сюда приезжать, если бы история Спарты не была для нас так поучительна!» (Разумеется, после прихода к власти Гитлера книгу Гоммеля «Краса Средиземноморья» убрали из библиотек и предали огню.) Единственной наградой за то, что мы отклонились от нашего маршрута, посетив Спарту, была обратная дорога в порт Ги- тион—пятьдесят километров по долине с оливковыми рощами среди высоких диких гор, по долине, полной романтики. В рыбацкой таверне мы дождались небольшого пароходика, курсирующего безо всякого расписания до Крита, и отправились на нем на острова Додеканес и Кос. Из синих волн, которые, по словам Гомера, некогда несли корабль Париса с Еленой в Трою, перед нами постепенно появляется «среди винноцветного моря Крит плодоносный». 266
Мы осматриваем Крит, плывя вдоль его северного побережья. Посетим руины Феста, Маллии, Гурнии и других древних городов, а главное, руины кносского дворца царя Мино- са, которые лежат в пяти километрах на юг от Гераклиона, — руины знаменитого лабиринта. Этот лабиринт многие авторы тоже считают одним из чудес света; причем в те времена, когда греки начали писать свою историю, лабиринт уже давно не существовал. Но каким » .*. -" ш - ЙГ >. <VS-<r *«"*!-'. Фреска из Кносского дворца (частично реконструирована А. Эвансом). XV в. до н. э. Музей в Гераклионе.
*шйшшш№шч!Ш1шшш1т^ Игры с быком. Фреска из Кносского дворца. XV в. до н. э. Музей в Гераклионе. же было это сооружение, если память о нем жила в веках даже без каких-либо исторических документов? Сегодня мы уже знаем о нем. Знаем благодаря английскому археологу Артуру Эвансу (1851 —1941), прибывшему сюда в 1899 году в поисках загадочного иероглифического письма, которое он увидел впервые в Оксфордском музее на печатях, происходивших якобы из Спарты или с Крита. Эванс не думал здесь задерживаться больше чем на неделю (как и в 1894 году, когда он здесь появился впервые), но во время прогулки по городу Гераклиону его внимание привлек холм Кефал, который показался ему «сугробом» над старым городом. И когда он увидел раскопки греческого археолога Калокайриноса (его звали Минос), Эванс вспомнил свой давний разговор с Генрихом Шлиманом, который был уверен, что в этих местах должен был находиться древний Кносс. План Кносского дворца.
И Эванс начал раскопки. Он вел раскопки почти тридцать лет и раскопал не город, а дворец, но равный по площади целому городу,—Кносский «лабиринт». А вместе с лабиринтом он открыл великую древнюю культуру, ставшую, вероятнее всего, жертвой сил природы, возможно — извержения вулкана на острове Санторин. Когда это случилось? Может быть, в XVI веке до н. э., а может, и раньше. Эванс разделил историю этой страны на три периода и назвал ее по имени легендарного царя Миноса, во время правления которого Кн*осс достиг славы и величия. Поэтому мы выделяем раннеминойский период (3000—2100 гг. до н. э.), среднеминойский период (2100—1580 гг. до н. э.) и позднеминойский период (1580—1100 гг. до н. э.). Однако археологи, занимавшиеся историей Крита, прочитанной по камням, разделились на две группы. Первая, представителем которой был Эванс, считала, что Микены, Тиринф и другие ахейские укрепления Греции были лишь пограничными крепостями Критского царства и ахейская культура была лишь «провинциальным отблеском культуры критской столицы». По мнению другой группы (их гипотеза теперь главенствует), оригинальность критской культуры несомненна, как несомненно и то, что ахейцы (греки) проникли в XVI—XV веках до н. э. на остров, постепенно завладели им и заимствовали более высокую культуру. При этом обе эти теории сходятся в том, что могуществу критских правителей и Критская ваза.
«Маска Агамемнона». Золото. XVI в. до н. э. Афины, Национальный музей. Мавзолей в Ксанфе. расцвету крито-микенскои культуры положило конец наступление дорийцев. Может быть, это и так. Но каково происхождение критской культуры? К какой семье народов относились критяне? Жители Крита оставили после себя памятники письменности. Правда, удалось прочитать только вторую, более молодую письменность, так называемое «линейное письмо Б», и то лишь в 1952 году, причем выяснилось, что тексты, написанные этим письмом, древнегреческие. (Это было одно из самых неожиданных открытий в исторической европейской науке. И самое удивительное, что сделал это открытие после напрасных стараний многих выдающихся ученых тридцатилетний английский архитектор Майкл Вентрис, который занимался дешифровкой критского письма как любитель.) Но до сих пор никому не удалось прочитать ни одного знака из более раннего критского письма, так называемого «линейного письма А». Правда, попытки продолжаются и исследователи еще не 270
сказали последнего слова. Не расшифрованы и еще более древние критские иероглифы, с ними не могут справиться даже электронные машины. Не знаем мы ничего определенного и о том, на какой основе выросла культура Древнего Крита, его искусство и изумительная архитектура, его политическое устройство, Аикийские гробницы близ Ксанфа. его жизнерадостное мировоззрение, его религия, которая не знала храмов. «Критская проблема, — сказал еще полвека назад Людвиг Курциус, — величайшая загадка истории». И эти слова не утратили своего значения и поныне.. . Эванс и его помощники старательно расчистили и законсервировали настенные росписи Кносского дворца. И опять воп- Кносский дворец. Современное фото.
рос: откуда, скажем, здесь взялись изображения элегантных дам в изысканных туалетах, с замысловатыми прическами, накрашенными губами и кокетливыми улыбками, которых серьезные ученые шутливо назвали парижанками? Почему критские юноши прогуливались по «французским» паркам с фонтанами и клумбами, засаженными шафраном и лилиями, вместо того чтобы заниматься охотой? Почему ни один художник целого народа не изобразил войну, битву или завоевание вражеского города? Таких сцен нет ни на одной фреске (а их сохранились сотни). Трудно объяснить, что означают росписи, в которых критские «артисты», вступая в бой с быками, делали стойку, держась за их рога, кувыркались над спинами бегущих быков. Что это — спорт или религиозные обряды? Эванс попробовал разобраться в технике этих игр с быками, но испанские тореадоры ему сказали, что схватить на бегу быка за рога и перекувырнуться через его спину при зигзагообразном беге быка выше человеческих возможностей. А для жителей Крита это было любимой игрой. Откуда взялись своеобразные богатые орнаменты на критских вазах и фризах дворцов и каким образом все эти карминные, лазурные, смарагдовые и коричневые краски не выцвели до сих пор? Каким образом правители Крита научились строить в своих дворцах ванны, проводить канализацию, систему вентиляции и регулировать подачу теплого и холодного воздуха, поддерживая постоянную температуру? Кто из критских архитекторов первым пришел к мысли, что для страховки зданий от землетрясений нужно сооружать эластичные стены, чередуя камень с деревянными вкладышами? Но на одну из загадок — почему критяне не укрепляли свои города и дворцы — сегодня у нас есть ответ: их защищал могучий военный флот и критский царь в период расцвета Крита был подлинным «властителем моря». Эванс без колебания назвал дворец, открытый им близ Ге- раклиона, Кносским дворцом царя Миноса, лабиринтом, построенным, согласно греческому мифу, прославленным афинским архитектором и изобретателем Дедалом, которому царь Минос не разрешил оставить остров, чтобы он нигде в другом месте не создал подобного чуда. Но Дедал, как известно, вместе со своим сыном Икаром решил покинуть остров воздушным путем. Он сделал крылья из птичьих перьев, скрепил их воском и улетел вместе с сыном. Икар не послушал отца и поднялся слишком близко к солнцу, воск растаял, и Икар упал в море. А Дедал удачно приземлился в Сицилии. 272
В этом лабиринте царь Минос якобы укрывал тайну своей неверной жены Пасифаи, которая, воспылав любовью к священному белому быку, родила чудовище Минотавра (что в переводе и означает «бык Миноса»), получеловека, полубыка. Каждые девять лет афиняне должны были присылать в жертву Минотавру семь девушек и семь юношей в наказание за то, что их царь Эгей убил из ревности Андрогея, сына Миноса, победителя афинских игр. Сын Эгея Тесей решил стать добровольной жертвой Минотавру и попытаться победить его. С помощью дочери Миноса Ариадны, давшей ему клубок красной нити, он выбрался из лабиринта (убив до того Минотавра). Потом Тесей с Ариадной отплыли на корабле в Афины. Но Тесей забыл сменить черные паруса на белые в знак того, что он возвращается живым и здоровым. Увидев в море черные паруса, возвещающие гибель сына, царь Эгей бросился в море (оно и поныне зовется Эгейским), и радость победы сменилась трагедией. Впрочем, Тесей так и не взял Ариадну в жены. Он оставил ее на острове Наксос, куда пристал, чтобы набрать воды, и отдал ее в жены богу Дионису, сам женился позже на Федре, сестре Ариадны. Легенды, мифы, сказания. Все это так, но Кносский дворец, замысловатое здание с бесчисленными залами и сложной системой коридоров, — действительность. И каждому, кто смотрит на него с небольшого холма и бродит среди его развалин, каждому хочется назвать его лабиринтом! Посетив Критский «лабиринт», мы прощаемся с последним «неофициальным» чудом света, для осмотра которого немного отклонились от своего маршрута. * * * После того как мы пристаем к острову Кос, все уже идет гладко: мы просто подходим к ближайшей рыбацкой лодке, заверяем ее хозяина — капитана и экипаж в одном лице, — что у нас есть паспорта и визы, и договариваемся о плате за проезд до Бодрума. За проливом уже Турция, и Бодрум — так ныне называется Галикарнас — турецкий город. В отличие от Эфеса, этот город существует и сейчас — но только как незначительный турецкий порт, отрезанный от материка лесистыми горами и безводными равнинами, пригодными лишь для мотокросса по пересеченной местности. И, как все турецкие города, красив лишь издали. 273
Тесей убивает Минотавра. Роспись на греческой краснофигурнои чаше. V в. до н. э. Афины, Национальный музей. Бодрум красочно раскинулся на склонах холмов, поросших редкими виноградниками и садами, среди которых тянется извилистая линия античных стен. Входим в порт через своеобразную триумфальную арку: с южной стороны ее создает высокая башня на горе Каплан- Калеси, а с юго-западной — немного приземистый каменный замок, воздвигнутый здесь в начале XV века родосскими рыцарями. Его латинское название — Петрониум (в честь апостола Петра). Из этого названия путем искажения и возникло сегодняшнее имя города — Бодрум. Место, на котором стоит замок, некогда было островом, но наносы песка уже столетия назад соединили его узким перешейком с материком... 274
Давайте пройдем по тому древнему Галикарнасу, о котором Витрувий написал: «Этот город своим расположением походит на круглую театральную сцену. Внизу около пристани раскинулась площадь, над ней вдоль берега тянется очень широкая улица, посреди которой и стоит Мавзолей, построенный столь искусно, что его считают одним из семи чудес света. В самом высоком месте стоит святилище бога Ареса с огромной статуей, созданной прославленным Леохаром. (Правда, некоторые считают, что не Леохаром, а Тимофеем.) Справа от этого самого высокого места у источника Салмакиды находится святилище Афродиты и Гермеса. ... Этот источник необыкновенно прозрачный, и вода в нем отличного вкуса. Когда Мелас и Арецаний, один из Аргоса, другой из Трезен, основали здесь совместное поселение, они выгнали отсюда варваров: карийцев и лелегов, прогнав их в горы; но те, объединившись, грабили, где могли, а селение постоянно разоряли. Потом один из жителей поселения завел у источника с его хорошей водой торговлю различными товарами и тем самым еще больше привлек варваров. Варвары приходили поодиночке, забывали о своих диких и жестоких нравах, селились здесь, добровольно перенимая греческие обычаи, и жили более утонченной жизнью. Так прославился этот источник... потому, что он облагородил нравы и привычки варваров благодаря их встрече с цивилизованными людьми... Если уж я принялся за рассказ об этом городе, мне не остается ничего другого, как описать его полностью. Тогда как в правой его части находится святилище Афродиты и упомянутый источник, в левой — стоит царский дворец, который царь Мавсол повелел построить по его собственному плану. Справа от дворца открывается вид на площадь, пристань и все кольцо стен, слева внизу расположена тайная пристань, укрытая гористым берегом так, что никто не видит, что там делается, и царь может давать своим воинам и гребцам необходимые приказы из дворца, не боясь, что кто-нибудь о том узнает». Ныне от этих сооружений почти ничего не осталось. Дворец Мавсо- ла, как предполагают археологи, стоял где-то на северной окраине древних греческих кварталов, кото- 275
рые в 1922 году греческое население покинуло. От знаменитой гробницы Мавсола сохранилось на первоначальном месте всего лишь несколько камней, их можно увидеть, если спуститься в глубокий общественный колодец, выкопанный еще в позапрошлом веке (но делать этого, пожалуй, не следует, ибо все камни мира похожи друг на друга). На северо-восточных склонах, возвышающихся над городом, и сейчас виднеются дорические колонны великолепного храма бога Ареса, на их капителях свили свои гнезда аисты. Приблизительно на такой же высоте, прямо над городом, лежат руины галикарнасского театра. Его амфитеатр, без сомнения, уступает театру в Эпидавре, послужившему ему образцом, но, если вы посидите на его каменных скамьях, вам станут понятными слова Мопассана: «Когда вы отправляетесь в края, где жили греки, достаточно посетить их театры — и перед вами открывается прекраснейшая панорама. Если свои храмы они строили так, чтобы радовать глаз зрителя, чтобы лучше украшать вид, то, напротив, театры строились там, откуда глаз зрителя мог бы любоваться прекрасным видом». Город окружен кольцом стен, относящихся к дорийским, персидским, римским и византийским временам и построенных достаточно прочно, раз они выстояли по пятнадцать — двадцать пять веков. На западе стены прерываются воротами Гюмюсли-капу, башни которых заслуживают специального кинорассказа, как и панорама, открывающаяся с горы Каплан-Калеси, где некогда стоял Галикарнасский акрополь, где и сейчас находится источник Салмакиды... Но наш осмотр Бодрума и Галикарнаса не может быть завершен, если мы не увидим замка. Правда, теперь он превращен в крепость-казарму и тюрьму, но можно договориться с его начальством. Готические залы со средневековыми гербами французских и испанских рыцарей достаточно необычное зрелище на этой широте и долготе. Многообещающее начало того, что, возможно, ждет нас на острове Родос... Что касается Мавзолея и его скульптурного оформления, то для знакомства с ним нам пришлось бы поехать в Лондон. Сюда еще в 1857 году переправил земляк Элгина сэр Чарлз Томас Ньютон все находки, относящиеся к Мавзолею.
* * * Галикарнас — родина «отца истории» Геродота, и можно было бы надеяться, что история этого города хорошо изучена. Тем более, что в нем родился еще один историк, правда, не столь знаменитый, но все же достаточно известный, — Дионисий (примерно 65 г. до н. э.— 10 г. н. э.). Но с Галикарна- сом случилось то же самое, что с тем сапожником из старой пословицы, который ходил без сапог. Геродот о своем родном городе почти не писал. Впрочем, в его времена вся история города была еще впереди. Он упоминает о нем лишь в 144-й главе своей первой книги «Истории», где пишет о выходе города из союза дорийских городов; потом Геродот вспоминает галикарнасскую царицу Артеми- сию, воевавшую на стороне Ксеркса против греков. О другой Артемисии, жене царя Мавсола, разумеется, нет ни строчки, ибо она родилась только через полвека после смерти Геродота. Как следует из неполных и отрывочных свидетельств различных античных авторов, Галикарнас был основан дорийцами примерно в X веке до н. э. Страбон пишет, что «одним из основателей города считается Антей и поселенцы из Трезен»,
о двух других мы уже читали в цитате из Витрувия, а остальные авторы называют еще и иные имена. ... Поскольку истина в истории нередко обратно пропорциональна количеству разноречивых исторических гипотез, то со всей уверенностью можно сказать одно: на месте современной крепости дорийцы некогда основали свое поселение. Первыми жителями этого края были карийцы или лелеги. Их поселение находилось на месте нынешнего Каплан-Калеси, и греческие колонисты рядом построили свое селение. Со временем дорийцы и карийцы объединились (и отец Геродота был карийцем), так же как и их поселения. В VI веке до н. э. Галикарнас вместе с другими городами — Линдом, Иалисом, Камиром, Косом и Книдом — входил в союз шести дорических городов, имевший общий храм на книдском мысе Триопии, посвященный Аполлону. Когда в Галикарнасе усилилось ионийское влияние, другие дорийские города исключили его из своего союза. Непосредственной причиной было «прегрешение против святыни». Житель Галикарнаса Агасикл, выигравший в играх в честь Аполлона Триопийского традиционный приз — бронзовый треножник, принес его домой, вместо того чтобы отнести в храм, как было принято. Разумеется, такой поступок не причина для распада государственных союзов, и можно предположить, что он был лишь поводом для осуждения Галикарнаса за измену дорийским нравам и обычаям. Когда произошло это событие, нам точно неизвестно; первая бесспорная дата из истории Галикарнаса относится к 540 году до н. э., тогда он попал под персидское владычество. Возможно, что он был более тесно связан с Персией, чем, например, Эфес; персы поддерживали в нем карийскую аристократию, так что она потеснила дорийскую, и карийский правящий род Лигдамидов сохранил верность персам и после смерти Камбиза и Кира. Например, среди стран, об отпадении которых написал Дарий на Бехистунской скале, нет ни Карий, ни Галикарнаса. Возможно, Лигдамиды на галикарнасском троне исполняли роль сатрапов персидского царя в покоренных областях (греческое — и наше — слово «сатрап» происходит от персидского «хишат-грапаван» — страж границ). Сатрапы были военными, гражданскими и административными чиновниками пограничных областей; их богатство и удаленность владений от центра империи делали из них самостоятельных маленьких царьков с собственными придворными и правом насле- 278
дования. Возможно, не случайно, слово «сатрап» у греков стало бранным. Когда в 480 году до н. э. Ксеркс (сын Дария) выступил против Греции, Галикарнасом правила царица Артемисия, вступившая на трон после смерти своего мужа. Она решительно поддерживала персов, ослабление греческого влияния отвечало ее собственным внутриполитическим целям. Перед началом военных действий она переправила детей Ксеркса в эфес- ский храм Артемиды, чтобы они были в безопасности на его нейтральной территории. И как пишет Геродот, она «с мужественной отвагой собралась в поход, хотя при малолетнем сыне ее к этому не принуждали... Она предводительствовала кораблями из Галикарнаса, Коса, Нисира и Калидны и снарядила 5 кораблей. Эти корабли были самыми лучшими во всем флоте, и советы, которые Артемисия давала царю, из всех советов участников похода были наиболее ценными» (кн. VII, гл. 99). Она участвовала в морской битве при Саламине и отличилась в ней так, что Геродот посвятил этому целых две главы своей восьмой книги «Истории». Стоит и нам посвятить ее подвигу хотя бы несколько строк. В разгар битвы, когда значительная часть персидского флота была уничтожена, Артемисия вдруг увидела, что на ее корабль устремился афинский корабль (афиняне, оскорбленные тем, что против них воюет женщина, объявили награду в 10 тысяч драхм тому, кто возьмет в плен Артемисию). Корабль царицы обратился в бегство и, чтобы отвлечь внимание, врезался в корабль своих же союзников, на котором находился калин- дийский царь (с ним у нее были старые счеты), потопил его. «Когда же Артемисия стремительно бросилась на калиндий- ский корабль и потопила его, то этот счастливый случай принес ей двойную пользу» (кн. VIII, гл. 87). Командир афинского корабля решил, что этот корабль или принадлежит эллинам, или перебежал от варваров и помогает им, эллинам; тогда он свернул с курса и бросился вдогонку за другими кораблями. Но и Ксеркс, наблюдавший за сражением, счел потопленный корабль за вражеский (с калиндийского корабля не спасся никто, так что жалобщиков не было) и потому осыпал Артемисию дарами и почестями, сказав, что «мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами» (кн. VIII, гл. 88). Правда, Артемисия недолго тешилась приязнью Ксеркса. Не прошло и года, как персы потерпели окончательное пораже- 279
ние у Микале и Платей. В Галикарнасе произошел государственный переворот, в котором победила греческая сторона, и Артемисия лишилась трона. Галикарнас в 477 году до н. э. вступил в Делосский союз, заключенный греческими государствами для ведения совместных морских операций против Персии. (Делосским этот союз назывался потому, что его высшие органы собирались на острове Делос у храма Аполлона, где находилась их общая казна.) Главенствовали в нем Афины. У Афин был самый сильный флот, в 300 триер 1. К Галикарнасу Афины, правда, не очень благоволили, не только потому, что они были слишком старыми недругами и слишком недавними союзниками, но, главное, потому, что галикарнасские тираны выступали против афинской демократии и в Галикарнасе не удалось провести демократические реформы. Жертвой этой тирании стала и семья Геродота; дядя Геродота, Паниасид, видный поэт и убежденный демократ, был казнен, а самому Геродоту пришлось отправиться в изгнание. После распада Делосского союза, происшедшего главным образом из-за антиафинских интриг Спарты, Галикарнас остался— скорее по принуждению, чем добровольно, — в афинском блоке, а в 413 году до н. э., после поражения афинских войск в сицилийском походе, опять попал под власть персов. Спарта уступила его — вместе с другими малоазийскими городами — во время Пелопоннесской войны персидскому царству. Галикарнас так и оставался под властью персов вплоть до 334 года до н. э., пока его не завоевал Александр Македонский. Этот второй период персидского владычества, характерный почти полной независимостью города, стал для Галикарнаса временем наибольшего расцвета. Прибыль от самой разнообразной торговли, начиная с торговли рабами и кончая торговлей пряностями, за которые платили золотом, заполняла казну торговцев и правителей города и превращалась в мраморные колоннады, дворцы и храмы, столь богато украшенные и удачно расположенные, что Вит- рувий приводит Галикарнас как пример «идеально построенного города». Неприступный с моря и прекрасно укрепленный с материка, богатый, великолепный, по-гречески культурный и по-персидски роскошный, Галикарнас очень быстро превзошел Мила- 1 Триера — основной тип древнегреческого боевого корабля, его весла располагались в три ряда с каждого борта: отсюда и его название. 280
су, древнюю столицу персидской провинции Карий. Примерно в 387 году до н. э. персидский сатрап Гекатомн решил перенести в него свою резиденцию. (От покинутой Миласы, расположенной у высокой горы, где добывался самый лучший мрамор во всей Малой Азии, ничего почти не осталось, от ее стен сохранились только ворота с аркой, а от его строений — лишь несколько каменных надгробий. Вплоть до недавней шведской экспедиции А. Пирсона Миласа не была в центре внимания археологов, как и десятки других городов нынешней центральной Анатолии.) Наивысшего расцвета Галикарнас достиг в правление сына и преемника Гекатомна Мавсола (377—352 гг. до н. э.). Мав- сол, талантливый дипломат, сумевший прекрасно использовать наемный флот и армию, практически добился независимости Галикарнаса от персидского владычества и захватил всю юго- восточную часть Малой Азии; среди прочих городов он овладел и Милетом. Хотя Мавсол и был по происхождению карий- цем, тем не менее он способствовал распространению греческой философии и особенно греческого искусства. Свою столицу Мавсол украсил зданиями, равных которым еще не видел мир. После смерти Мавсола трон заняла его жена Артемисия II. Она царствовала до 348 года до н. э. и, хотя немало скорбела об умершем муже, все же не забывала о своих обязанностях правительницы, командовала могучим флотом и была достойной восприемницей знаменитой Артемисии I, так прославившейся в битве при Саламине. Во всяком случае, так утверждает Витрувий, которого мы избрали провожатым по Галикарнасу (не сообщая источника): «Когда после смерти Мавсола на трон вступила его жена Артемисия, жители Родоса возмутились, что всеми городами Карий владеет женщина, и послали весь свой военный флот завоевать ее царство. Получив это сообщение, Артемисия приказала своему флоту с укрытыми там гребцами и готовыми к бою воинами спрятаться в тайной гавани, а остальным жителям занять крепостные стены. Когда потом родосцы пристали со своей военной флотилией к пристани, царица повелела, чтобы их приветствовали с крепостных стен, обещая сдать город. Родосцы оставили свои корабли и вошли в город, а Артемисия в это время внезапно появилась из тайной гавани со своим флотом и напала на флот родосцев. Родосские корабли, которые после высадки войска оказались пустыми, она велела вывести в открытое море. Родосцам некуда 281
было бежать, они были окружены и перебиты прямо на площади. Воины и гребцы Артемисии заняли родосские корабли и отправились по направлению к Родосу. Родосцы увидели свои корабли, увенчанные лавровыми венками, и, решив, что это возвращаются с победой их сограждане, разрешили кораблям неприятеля пристать к берегу. Артемисия захватила Родос, приказала предать смерти его правителей и в честь своей победы повелела соорудить в городе Родосе памятник с двумя бронзовыми скульптурами, из которых одна символизировала родосскую державу, а другая — ее собственную особу. По велению мстительной Артемисии скульптура изображала, как она, Артемисия, выжигает знак рабства на теле Родоса. Родосцы, которым их религиозные представления мешали разрушить памятник (ибо уничтожать священные памятники, поставленные в честь победы, — святотатство), обнесли впоследствии это место стеной и приставили стражу из лучших греческих воинов, чтобы никто этот памятник не увидел». У Мавсола и Артемисии детей не было; единственным наследником их любви стал Мавзолей, и именно благодаря ему Галикарнас вошел в историю. Больше здесь не произошло ничего, что имело бы историческое значение. После смерти Артемисии, умершей, как утверждают, через четыре года от тоски по своему мужу, трон Мавсола занял его младший брат Гидриенс, тоже скоро умерший. Потом Гали- карнасом стала править его сестра и одновременно жена, Ада, а после того, как ее лишили трона, самый младший брат Мавсола, Пиксадор, призвавший на помощь персидского сатрапа и выдавший за него свою дочь Аду. Вот этой-то Аде II и довелось увидеть у стен Галикарнаса войска Александра Македонского, которые везли в обозе ее тетку, Аду I, признанную Александром галикарнасской царицей. Долгая осада Галикарнаса — персидский сатрап необычайно удачно укрепил город — закончилась его завоеванием, а несколько месяцев спустя была захвачена и разрушена крепость. После смерти Александра Македонского Галикарнас вместе с некоторыми другими прибрежными городами подпал под власть египетского царя Птолемея; потом им овладели македоняне — наследники Александра, затем пергамские цари Ат- талиды. В 129 году до н. э. его захватили римляне, и после своего нового расцвета Галикарнас постепенно пришел в упадок. Когда в 1402 году город захватил орден родосских рыца- 282
рей, большая часть его древних зданий еще не была разрушена, а среди них и Мавзолей. В 1522 году Галикарнас завоевали отряды турецкого султана Сулеймана. С тех пор город стал турецким. * * * Читатель, наверно, заметил, что в этой главе мы еще не обращались к нашему старому провожатому — Филону. Однако мы помним, что его книга внезапно обрывается посреди главы, посвященной храму Артемиды. «Несправедливое время, — как писал Орелли, — лишило нас описания Мавзолея». Но не исчезли источники, откуда Филон, как нам кажется, черпал свои сведения. Прежде всего это относится к римскому писателю II века н. э. Авлу Геллию, который в своих «Афинских ночах» пишет о Мавсоле и его жене, и в основном то же, что и Плиний в своей 36-й книге. Скудные сведения сохранились о Мавзолее и у Цицерона, Валерия Максима и других писателей; у Витрувия мы даже находим технические описания этого сооружения и оформления. Свидетельства о Мавзолее имеются и в некоторых хрониках родосских рыцарей. А в прошлом веке эти литературные описания были дополнены иллюстрациями в камне, которые нашли в Галикарнасе и других местах сотрудники Британского музея. Мавзолей, эту величайшую гробницу после египетских пирамид, воздвигла не вера в бессмертие души и не тщеславие тирана, а большая любовь. Геро и Леандр, Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Манон Леско и кавалер де Грие — все они и многие другие влюбленные нашли своих поэтов. Артемисии не посчастливилось в этом отношении. Правда, лучшие архитекторы мира строили, лучшие скульпторы украшали памятник ее любви и лучшие ораторы прославляли эту любовь. И все же памятники любви, что крепче металла и мрамора, создают лишь поэты. И так как история великой любви Артемисии дошла до нас только в скупой записи Плиния и Геллия, она не может нас сильно взволновать, — пример того, как любую «великую тему» можно пересказать весьма обыденно и сухо. Прочитаем ее, хотя в переложении на язык лирики она бы более впечатляла. 283
«Говорят, что любовь Артемисии к ее мужу Мавсолу была сильнее всех поэтических творений о любви и всех человеческих страстей. Когда смерть пришла к Мавсолу, Артемисия, плача и заламывая руки, повелела сжечь его тело и устроила пышные похороны. Терзаясь скорбью по мужу, она приказала превратить его кости в прах, смешала его с духа'ми и, добавив воды, выпила. («Ибо, — как добавляет Валерий Максим,— она хотела стать живым памятником Мавсолу».) Артемисия свою страстную любовь проявила еще и другим способом. С безмерным старанием и щедростью она построила для увековечения памяти мужа знаменитую гробницу, столь прекрасную, что ее считают одним из семи чудес света. Она посвятила гробницу духу Мавсола и повелела сложить о нем песнопения. С этой целью она назначила великую награду в деньгах и других ценностях. Сложить панегирики в честь Мавсола съехались многие благородные мужи, известные своим талантом и красноречием*. Феопомп, Феодект, \Ааъкрат и сам ЪЛссжрат... И пока она была жива, она жила в печали, и печаль свела ее в могилу...» Перед осмотром памятника любви Артемисии скажем несколько слов о «состязаниях на лучший панегирик», хотя их тексты и не сохранились. Особенно нам жаль панегириков Исо- крата, которого наряду с Демосфеном считали одним из выдающихся греческих ораторов. (Он жил в 436—338 годах до н. э. и имел в Афинах собственную ораторскую школу; плата за курс равнялась 1000 драхм, за которые учили не только читать с листа, но и настоящему ораторскому искусству. Нам известно лишь, что было примерно 60 текстов Исократа; над одним из них — «К Демотику» — он якобы работал около 10 лет. Он был неравнодушен к деньгам — Платон упрекает его, что он ради них бросил философию, — и значит, награда, назначенная Артемисией, могла вдохновить его на подлинный шедевр.) Не менее прекрасную речь произнес якобы и его ученик Феодект, известный своим остроумием. Но победителем стал другой ученик Исократа, историк Феопомп, восхвалитель великих людей. Впрочем, Мавсол тоже был для своего времени личностью, хотя ныне нам кажется, что самым его великим деянием было решение построить себе гробницу. Мавзолей удивлял прежде всего своей архитектурной идеей. В нем как бы соединялись пирамида, зиккурат и греческий храм и тем выражалось то особое положение Галикарнаса как 284
Царь Мавсол. Из скульптурной группы, венчавшей вершину Мавзолея в Галикарнасе. IV в. до н. э. Мрамор. Обнаружена Ч. Ньютоном в 1857 г. Лондон, Британский музей.
дорийско-ионийского города на границе греческого, месопотам- ского и египетского миров. Современники восхищались размерами Мавзолея, затратами на его постройку, но прежде всего непревзойденным совершенством его художественного оформления. Основой всего сооружения был «огромный пьедестал из про- коннесского мрамора». (В действительности он был только облицован мрамором, а его основу составлял массивный фундамент из необожженного кирпича. Витрувий подчеркивает это обстоятельство, выступая против консерваторов его времени, которые считали кирпич «несолидным» материалом, не могущим заменить камень.) Этот пьедестал имел форму прямоугольника, и, согласно Плинию, «на южной и северной стороне он равнялся 63 стопам, а весь периметр составлял 411 стоп, и достигал в высоту 25 локтей». Если перевести все это в современные меры, то мы получим основание размером 18,9х 42,3 X 11,1 метра. Некоторые авторы приводят большие размеры (максимальные — 66x77x30 метров)... Знай мы точнее размеры пьедестала, вся реконструкция Мавзолея была бы просто игрушкой. Но все авторы источников единодушны в одном: на пьедестале стоял храм-гробница, окруженный 36 ионическими колоннами, несущими крышу в форме двадцатичетырехступенчатой пирамиды. Между колоннами и по бокам гробницы помещалось богатое скульптурное украшение; обломки мраморных львов и мифологических фигур, найденные здесь в прошлом веке, свидетельствуют, что их выполняли выдающиеся мастера. Вершина пирамиды увенчана площадкой, на которой возвышалась скульптурная группа, изображавшая Мавсола с Артемисией на колеснице, запряженной четверкой коней. Общая высота Мавзолея от основания до вершины скульптурной группы, согласно Плинию и другим авторам, — 46 метров. Проект гробницы разработали и осуществили архитекторы Пифей и Сатир. Они родились и творили в так называемую эпоху поздней классики, эпоху до «ионического ренессанса». Мало что осталось от сооружений, созданных ими, например руины храма Афины в Приене, построенного Пифеем на деньги, пожертвованные Александром Македонским. Но и это немногое говорит о том, что Пифей и Сатир были носителями лучших традиций греческой архитектуры в период ее расцвета. И если бы они родились на сто лет раньше, то все историки искусства единогласно назвали бы их классиками. 286
Скопас. Битва греков с амазонками. Фрагмент фриза Мавзолея. Рельеф на западной стороне. Лондон, Британский музей. Ступица колеса (диаметр 3,8 м). Фрагмент «Квадриги Мавсола». Найдена при раскопках Мавзолея. Лондон, Британский музей.
«Судьба осчастливила этих двух, — пишет Витрувий, — редчайшим и высочайшим даром. Их замысел воплощали в реальность мастера, чьи произведения окружены вечной и немеркнущей славой. Величайшие художники соревновались между собой, чтобы украсить Мавзолей и тем самым способствовать его великолепию, и каждому досталось по одной стороне здания. Это были Леохар, Бриаксис, Скопас и Пракситель и, возможно, сам Тимофей. И недостижимое совершенство их искусства послужило тому, что это творение завоевало славу одного из семи чудес света». Скопасу досталась восточная часть Мавзолея. Он изобразил на ней битву греков с амазонками — давний и много раз повторявшийся сюжет. Но для великого художника самый извечный, избитый сюжет не может стать препятствием в творческом взлете. Скопас продемонстрировал свое мастерство с такой силой, которая не оставляет нас в сомнении — и без свидетельства Плиния и Витрувия, — что он, безусловно, участвовал в оформлении Мавзолея. Даже в фрагментах этого сюжета, повторявшегося многократно до него и после него, можно узнать руку и мысль великого скульптора. Значительная часть оформленного Скопасом восточного фриза Мавзолея сохранилась, и мы благодарны судьбе за эту единичную благосклонность: она дала нам возможность дополнить скромные подтверждения искусства Скопаса «основными фондами», историческая и художественная ценность которых превышает самые требовательные критерии. Мы вновь восхищаемся благородным реализмом его скульптур и соглашаемся с правдивым утверждением античных критиков, которые больше всего ценили в Скопасе умение «передавать тончайшие оттенки душевного состояния человека». Большую часть его творений мы знаем лишь по описаниям. (Например, большая скульптурная группа «Лето и Ортйгия с Аполлоном и Артемидой» из Эфесского храма, погибшая во время нашествия готов.) Другие творения Скопаса мы знаем по эллинским и римским копиям, которые, несмотря на их хорошее исполнение, так же похожи на оригинал, как золотая подделка на настоящее золото. К самым значительным из них принадлежат копии скульптурной группы «Аполлон и Афина» из Книда, «Аполлон Муса- гет» из Ватиканского музея (перед которым наш гид каждый раз повторяет древнюю, двухтысячелетней давности, фразу: «Посмотрите на его мышцы — и вы увидите, что он поет»), 288
> ч < 1 J "1 i j i .,\l * --/ X чг ■\ tf£ 7 5p5J© дафний ^- ^ 4.
№ V '-P7 г \Ъ?!Ь;7У.ъ&.й8еии& .-1,*Ч' 3 ^ О/л » I I ( ЛЛАВСОЛ п г -1 f_ жш^
«Пляшущая вакханка» из музея в Дрездене, голова «Раненого воина» с фронтона храма Афины в Тегее. Но здесь, в Мавзолее, точнее — в Галикарнасском зале Британского музея, мы встречаемся с подлинным Ско- пасом. По сохранившимся фрагментам трудно точно судить, кто украшал южную сторону Мавзолея, Тимофей или Пракситель, и споры об этом идут с давних пор. Как утверждают античные авторы, западный фриз Мавзолея выполнил Леохар, придворный скульптор Филиппа Македонского и Александра Великого. С его работой мы встречались уже в Олимпии — он украсил Филиппейон статуями членов македонской царской семьи. Пьедесталы этих статуй сохранились и поныне, и на одном из них осталось даже имя Леохара. Сохранились пьедесталы, скорее всего, потому, что статуи, которые на них стояли, были перенесены в храм Геры, чтобы заполнить там пустоты, образовавшиеся после посещения Олимпии императором Нероном, который, как и всюду, «из любви к искусству», вывез отсюда все, что мог. Аеохару приписывают и две знаменитые скульптуры, с копиями которых мы уже встречались: «Артемида Версальская» (в Лувре) и «Аполлон Бельведерский» (в Ватикане). Возможно, он является автором и «Деметры Книдской», сохранившейся в оригинале и украшающей ныне Британский музей. И наконец, северную сторону Мавзолея украшал афинский скульптор Бриаксис, автор почти тридцати скульптур, созданных им для различных храмов малоазийской Греции. Согласно античным описаниям, подтвержденным раскопками, сюжетами для скульптурного оформления северной, южной и восточной сторон Мавзолея были героические подвиги Тесея, состязания Пелопа и битва кентавров с лапифами. Но все эти скульптурные украшения не столь совершенны, как работы Скопаса. Авторы замечательных скульптур львов, богов и героев, которые украшали колоннаду храма, неизвестны; трехметровую скульптурную группу Мавсола с Артемисией на вершине храмовой пирамиды создал, согласно античным источникам, сам архитектор Мавзолея — Пифей, а по мнению современных исследователей — Бриаксис. Артемисия умерла до завершения украшения Мавзолея. Но удивительное творение, которым она увековечила память о своем муже, прожило свыше пятидесяти человеческих поколений. Оно и поныне живет в человеческой памяти. 289
* * * В заключение несколько слов о судьбе Мавзолея. В двенадцатом веке новой эры он еще стоял. В тринадцатом он стал жертвой землетрясения. В пятнадцатом был уничтожен родосскими рыцарями, которые использовали его камни в качестве строительного материала для стен крепости святого Петра. В девятнадцатом веке были раскопаны его остатки. Чарлз Томас Ньютон (1816—1894), первый исследователь на бодрумскои земле, был археологом по профессии, да таким страстным, что из-за этого стал на время дипломатом. После окончания Оксфордского университета он поступил на службу в Британский музей в качестве ассистента в отдел греческих памятников; проработав там двенадцать лет, он решил поехать на раскопки. Его привлекал мир бывшей малоазий- ской Греции, и британское правительство, которое уже научилось ценить археологов, назначило его вице-консулом в Мити- лену на острове Лесбос... Его непосредственный начальник в Константинополе британский посол сэр Стрэтфорд Каннинг помог получить ему в 1846 году разрешение на раскопки на острове Калимнос. Там Ньютон нашел редкие надписи; потом он копал на Книде и раскопал фундаменты античного города. В 1856 году он перебрался со своим ассистентом Сэрдоком Смитом в Бодрум, чтобы искать Мавзолей. Это была работа без каких-либо особых приключений и с большими успехами. Правы были друзья Ньютона, когда они сравнивали его с Поликратом, имея в виду его везение: сразу же, при первой прогулке по городу, он нашел место, где стоял Мавзолей, и при первом же ударе кирки наткнулся на его руины. До конца 1857 года он откопал несколько ступеней храмовой пирамиды и все сохранившиеся части его скульптурного украшения: два коня от квадриги, украшавшей вершину Мавзолея, статуи Мавсола и Артемисии, немало других скульптур, среди прочих — несколько скульптур львов. Самые ценные экспонаты Ньютон немедленно отправил в Лондон, часть подарил в знак «благодарности» турецкому правительству, которое долго не знало, что с ними делать, и до основания Стамбульского музея просто хранило их в казармах... Скульптуры львов, которые украшают ныне вестибюль Археологического музея в Стамбуле, — из Галикарнаса, а большой лев 290
с великолепной гривой, стоящий прямо у лестницы, наверняка одно из украшений Мавзолея. Скульптурная группа Мавсола с Артемисией находится, разумеется, в Лондоне, в Британском музее. Но вершиной успеха Ньютона было открытие четырнадцати плит рельефного фриза, некогда украшавшего стены Мавзолея, среди них и барельефы, изображающие битву греков с амазонками, которые античные авторы приписывали Скопасу. Правда, они были найдены не на их первоначальном месте, то есть не на северной стене Мавзолея, куда при землетрясении упали скульптуры Мавсола и Артемисии, а совсем в другом месте. Эти барельефы были... замурованы в стенах крепости святого Петра — для ее укрепления. Еще ранее английские искатели археологических редкостей нашли три других барельефа из фриза Мавзолея, которые загадочным путем через моря и столетия попали на виллу ди Негро в Генуе. Но как же было установлено, что они из Гали- карнаса? Ответ на это дала наука, которая называется герменевтикой: она занимается сравнительным анализом стилей памятников, изучением обстоятельств, при которых обнаружена находка, и с помощью физико-химических анализов устанавливает время возникновения того или иного творения и его автора. Для этой "необычайно интересной науки необходимо всестороннее и глубокое знание истории и искусства, терпение лабораторного исследователя, чутье художника, способности детектива и немалая толика везения. Когда вышли «Открытия в Галикарнасе» Ньютона (1862—1863), которые он написал вместе с Р. П. Пэлленом, своим вторым ассистентом по раскопкам в Малой Азии, то удивительная страсть охватила многих археологов, историков, филологов, художников — реконструировать первоначальный вид Мавзолея. За те двадцать пять лет, которые провел Ньютон в Лондоне, вернувшись из Галикарнаса и возглавляя греко- римский отдел Британского музея, он собрал ровно пятьдесят таких реконструкций. И он уже был на пенсии, когда в берлинском «Архитектурном журнале» ( 1900) появилась статья Фридриха Адлера, сподвижника Курциуса по раскопкам Олимпии, и к ней прилагался эскиз, который можно считать наиболее точной реконструкцией Мавзолея. Так пришло к концу это безвредное увлечение.
* * * Как в действительности выглядел Мавзолей, нам уже не узнать: ни его модель, ни изображение не сохранились. Но на юго-западном побережье Малой Азии, в Ликии, у сожженных солнцем склонов лежит глубокая долина, а в ней за небольшим селением Гюмюк, километрах в двенадцати от моря, находится невысокий холм с руинами Ксанфа, бывшей столицы Ликийской сатрапии. В 43 году до н. э. этот город уничтожили легионы римского полководца Брута. Но и поныне здесь сохранились руины дворцов, храмов, театров, триумфальной арки, а в окрестностях— интересные гробницы. Они относятся к середине V века до н. э., и создали их архитекторы хотя и не греческого происхождения, но испытавшие сильное влияние греческого искусства. И возможно, одна из этих гробниц, известная под названием «Памятник Нереид», и является прототипом галикарнас- ского Мавзолея и тем самым ключом для его действительно достоверной реконструкции.
.-;£>^L__-^J>H! ЧГЯМШМИИ! Ц. Ш'.»»«—■—*^Щ I JWIJl "'. '1)1111 *SS&*^
Голова Гелиоса, бога солнца. Родосская скульптура, предположительно датируемая II в. до н. э. Музей в Родосе.
«Остров Родос лежит в бескрайнем море. В давние времена, когда он еще был погружен на дно, вынес его Гелиос на поверхность и попросил у богов для себя. Тут и стоит Колосс высотой в семьдесят локтей, созданный по подобию Гелиоса», блистающего бога солнца, который светит и бессмертным богам и смертным людям. «Скульптору потребовалось для него столько меди, что не хватило запасов и пришлось помогать медным рудникам всего света. И не потому ли Зевс осыпал ро- досцев таким богатством, чтобы в честь Гелиоса они поставили статую высотой от земли до неба?» С «рудниками всего света» Филон, разумеется, преувеличивает, но что касается размера статуи «блистающего бога солнца», то наименьшая ее высота, приводимая античными авторами, — 30—35 метров. Некоторые пишут, что высота статуи равнялась 35—40 метрам, а один из неизвестных авторов начала нашей эры даже утверждает, что Колосс упирался ногами в две противоположные дамбы гавани и корабли, хотевшие пристать к Родосу, должны были проплывать под ним. Оставим в стороне свидетельство этого анонима. (Свидетельства анонимов почти всегда преувеличены и недостовер- 296
ны.) Нас, современных людей, размеры Колосса на первый взгляд не поражают. Подумаешь, каких-то тридцать или пятьдесят метров!.. Такая ли уж это грандиозная высота? Ну, скажем, высота хорошей заводской трубы или парашютной вышки. Но для статуи древнего мира, причем статуи металлической, подобная высота была более чем достаточной, чтобы сделать ее чудом искусства и техники. Чудом света. Возможно, и вправду Колосс Родосский был слишком тяжел для самой земли: ведь она держала его на себе немногим более полувека, а потом он упал. «И лежащий, — пишет Плиний,— он все еще был чудом». * * * Страбон называет Родос «прекраснейшим из всех известных ему городов». А он практически знал все города античного мира. От античного Родоса сохранилось очень мало: остатки храмов и общественных зданий, театра, стадиона, одеона, главной площади. Но в тени его славы и на его руинах вырос новый город — и какой город! Романтическое воображение поэта становится здесь явью. Как перламутровая раковина на бархатной подушке, лежащей на бирюзовом море, предстает этот город перед нами, когда мы слышим на палубе колокол, возвещающий, что через полчаса будет брошен якорь. И мы только благодарны, что сигналы нашему лоцману с Арабской башни, требующие задержаться, позволяют подольше любоваться столь неповторимым зрелищем... Автор известных слов — «увидеть Неаполь и умереть» — наверняка не был на Родосе или был подкуплен владельцами неаполитанских гостиниц. Ибо Родос, если смотреть на него с моря, соединяет в себе — и тем самым превосходит — живописность Неаполя, этого города у подножия Везувия, романтичность нормандского Мон-Сен-Мишеля и восточное волшебство Дамаска. Это огромная средневековая рыцарская крепость, окаймленная морем, окруженная могучими крепостными стенами, выстланная разноцветным ковром из крыш византийских дворцов и сверкающих куполов мечетей с их филигранными минаретами. А то, что казалось нам мягким бархатом, просто апельсиновые рощи с золотыми плодами и веера пальм. 297
И словно для полноты этой сказочной картины у подножия стометровых растрескавшихся скал, выступающих прямо из морских глубин, тянутся два пояса гранитных стен. На них стройные ряды безголовых великанов с раскинутыми руками — ветряные мельницы, как в Голландии. А за ними мрачно смотрят на вас пушечные жерла прибрежных батарей, на вас и сквозь вас — в Турцию. Вы сходите на берег и наблюдаете за людьми. Здесь встречаются все типы жителей Эллады, Средиземноморья и Леванта: греческие моряки и торговцы, предки которых заселили этот остров три с половиной тысячелетия назад, потомки турок и арабов времен захватнических войн XVI века, туристы со всех концов Европы. Естественно, нас прежде всего интересуют греки — городские жители и крестьяне, рыбаки, ловцы губок и грузчики, студенты, которые приехали домой на каникулы. Каждый второй из них мог бы стать моделью скульпторам классических Афин или родосским мастерам, когда они ваяли, скажем, скульптурную группу «Лаокоон и его сыновья». Сколько веков они были под властью чужеземцев — и все же не изменились! Сохранили свой жизненный уклад, свои обычаи, свой язык, даже внешний вид. . . Осмотр Родоса, города и острова, ныне не связан с большими трудностями. Правда, перед второй мировой войной, когда остров принадлежал Италии, иностранец с фотоаппаратом был здесь крайне подозрителен; вытащить блокнот, чтобы зарисовать портал мечети Сулеймана в стиле ренессанса или рыцарский герб на воротах святого Иоанна, граничило с риском оказаться в каком-нибудь государственном учреждении типа тюрьмы или полицейского участка. Сегодня приезжий здесь встречается с гостеприимством, столь характерным и прежде для античных греков. Еще долгие годы после второй мировой войны, когда остров был снова присоединен к Греции, Родос производил впечатление края, почти не пробудившегося от колониального гнета. Итальянские власти, правда, вели себя там не так, как в колонии, а как дома. В условиях фашистского режима это было, впрочем, равнозначно. Полное отсутствие промышленности, отсталое сельское хозяйство, в котором использовался римский плуг. Виноградники, оливковые и финиковые рощи, лимонные и апельсиновые плантации могли прокормить в два раза больше жителей, чем было на острове. .. Многие, однако, кормились, 298
отправляясь на заработки: мужчины нанимались матросами, женщины шли в прислуги. Культурные учреждения представлены были лишь католическими храмами, мечетями, синагогами и кинотеатрами; кроме этого, здесь был еще археологический музей (между прочим, довольно хороший). Правда, как только на Родосе поняли, что туризм может стать значительной статьей национального дохода, ситуация быстро изменилась. Родос превратился в нечто вроде островной Швейцарии с прекрасными гостиницами и еще более красивыми пляжами. Кроме исторических памятников и красот самой природы, сюда привлекает туристов и самый здоровый, самый умеренный климат во всей Европе. Осмбтр Родоса начнем, разумеется, с того места, где некогда якобы стоял Колосс. Повернемся спиной к ветряным мельницам и пушкам на западной стороне Большой гавани, пройдем через ворота святого Павла на узкий полукилометровый мол с крепостью святого Николая. Слева от мола — спокойная гладь старой гавани, где стояли галеры родосских рыцарей. Сейчас это один из самых прекрасных пляжей мира. И вот мы приближаемся к пяти скалам, издали напоминающим спящих черепах, — значит, мы у цели. Разумеется, нам известно, что искать следы Колосса — напрасный труд, и все же мы невольно присматриваемся к скалам и оглядываем камни, на которых, возможно, стоял этот «бог солнца». И только голос молодого парнишки в широких матросских брюках выводит нас из этого состояния. Он спрашивает, что мы ищем и не нужно ли нам помочь. «Мы ищем Колосс или хотя бы следы от него». — «Колосс? Ах, да! Мы снова его соорудим! Из алюминия! И наверху будет кафе!» Мы уже слышали подобное и в Ираке: не построить ли им заново нечто вроде Вавилонской башни? Подождем и увидим, какой из этих планов восстановления чудес света с помощью современной техники осуществится первым. И вот мы снова возвращаемся в прошлое, в центр города. Археологический музей — один из красивейших дворцов на Родосе. (В «Бедекере» он обозначен звездочкой: «Смотреть обязательно!») Его строительство продолжалось пятьдесят лет. Дворец построен в 1440—1490 годах, первоначально он был госпиталем для родосских рыцарей. Турки превратили его в казарму, а итальянцы, реставрировав, сделали музеем. Вначале нас больше интересует его архитектура, чем экспозиция, хотя здесь есть статуя Афродиты II века до н. э. и «Дионис с бо- 299
родой». Вместо произведений славных родосских скульпторов здесь находится лишь обычная коллекция амфор, бронзы и находок из гробниц, среди которых и скарабей с именем фараона Аменхотепа III. Но вот, наконец, мы подошли к нашей цели — к витрине с кубками, чашами, бокалами, золотыми и стеклянными украшениями — предметами из крито-микенского прошлого Родоса, эпохи почти мифической культуры, в существование которой не верили, пока Шлиман не опубликовал свои «Микены», а Эванс — свой «Дворец Миноса в Кноссе». А выйдя из музея через северные ворота, мы не поверили своим глазам: неужели мы попали в пятнадцатое столетие? Нигде на свете, даже реставраторам средневекового Нюрнберга и монахам на горе Афон, не удалось сохранить такую достоверную средневековую улицу, какая сохранилась здесь, в рыцарском квартале Родоса. Тут стоят «приюты» для рыцарей всех «языков» («язык», lingue, был организационной единицей ордена; в него входили представители отдельных народностей). Есть здесь «Приют итальянский», с фасадом в стиле раннего ренессанса; сразу за ним «Приют французский» — в стиле поздней готики и с гер- 300
бом великого магистра д'Обюссона; против него «Приют провансальский» (провансальцы не считали себя французами, как и овернцы). Затем чередуются «приюты» кастильцев, арагон- цев, англичан и «Приют немецкий». В конце этой улицы из рыцарской сказки находится площадь с храмом святого Иоанна, а вправо от него возвышается замок великого магистра. Три ряда могучих стен окружают это самое высокое здание в самом высоком месте города, перед стенами и за ними идут крепостные валы. Под бастионом д'Амбуа, утопающем в зарослях кипарисов и олеандров, лежит Старый город с кривыми улочками, петляющими вокруг минаретов. Он тоже окружен стенами, и до 1912 года вход в него «христианским псам» был запрещен. Направо от стен тянется рыночный квартал с небольшими домиками, улочками, жители которых проводят там все дни, и опять минареты, а за ними лежит живописный еврейский квартал. Его последние плоские кровли упираются в стену внешнего укрепления, которое вместе со своими башнями и бастионами служит образцом искусного крепостного строительства средневековья. Стены прямо-таки из циклопических плит, не поддаются времени, их покрывают заросли папоротника, рододендронов и мимозы. За этими стенами раскинулся «остров солнца и роз», как называли Родос античные поэты. Он и ныне «богатый источниками» (даже радиоактивными), и ныне «мирный и дикий»! Сразу же за городом, за горой святого Стефана, лежат руины античного Родоса: руины храмов Гелиоса, Зевса, Аполлона и Афины, амфитеатра с мраморными скамьями, бывших улиц и площадей. В десяти километрах от Родоса на юго-запад лежат руины античного Иалиса, за небольшим селением Трианиды найдены следы древнего микенского поселения на острове, относящегося к середине XV века до н. э. С противоположной стороны находится «Пещера драконов», с обитателями которой бился легендарный рыцарь из баллады Шиллера «Бой с драконом». Немного дальше, у скалистого утеса, уходящего в море, простирается «Долина разбойников», ведущая к фантастическим руинам рыцарского замка, за ней виднеется гора Пророка, покрытая финиковыми и оливковыми рощами. На скале над Линдом возвышаются руины античного акрополя и крепости крестоносцев, под ними— византийский храм с фресками на грунте из чистого золота, а недалеко от гавани стоит круглое строение — надгробие 301
Родос. Гавань и мол св. Николая, где стоял Колосс (гравюра 1858 г.). одного из семи греческих мудрецов, линдского тирана Клеобу- ла. А как прекрасны на западном берегу Родоса рыбацкие селения и крестьянские хутора в тени пальм, к которым ведут дороги, окаймленные пиниями! Возможно, это и не к месту сказано, но на этом острове должны были бы находиться киностудии. Какие это были бы отличные кулисы для съемок «Макбета» Шекспира, «Уленшпигеля» Шарля де Костера, фильма о Яношике, сказок Шахразады или романов о трубадурах! * * * Рыцарская история Родоса, со следами которой мы сталкиваемся на каждом шагу и в городе, и на острове, начинается в 1309 году, когда здесь высадились отряды великого магистра Фулька де Виллара, и кончается в 1523 году, когда из главной гавани вышла флотилия из пятидесяти галер сорок второго по счету великого магистра ордена святого Иоанна... Чтобы получше познакомиться с этим периодом родосской истории, длившимся 213 лет, мы припомним, хотя бы бегло, 302
историю ордена, который создал здесь суверенное государство и «крепость христианства против неверных». А для лучшего понимания истории ордена опять-таки освежим в памяти забытые события, связанные с той большой исторической авантюрой, которая зовется «крестовыми походами». Правда, мы слегка отклонимся в сторону от основной темы. Но это будет сделано в интересах читателя, который предпочитает историческую взаимосвязь событий простому перечислению фактов. Вначале несколько слов о рыцарях ордена святого Иоанна — иоаннитах. Они являются членами военного монашеского ордена католической церкви. Мы говорим «являются», ибо орден существует и поныне, хотя сегодня у него немало трудностей с пополнением своих кадров. Формально орден — «добровольное общество», занесенное в списки организаций некоторых западноевропейских государств. Членом его может стать всякий, кто документально докажет дворянское происхождение шестнадцати поколений своих предков, имеет обеспеченный доход, не собирается жениться и согласен дать присягу, в которой он, среди прочего, обязуется защищать интересы западного христианства против неверных. Даже без меча в руках. Замок-крепость родосских рыцарей. Во времена турецкой власти — казарма, теперь — Родосский археологический музей.
Орден был действительно вначале добровольным сообществом. Западные христиане уже с 603 года имели в Иерусалиме «приют» для купцов и путников. Мусульмане потом, после занятия «святой земли», уничтожили его вместе с другими христианскими зданиями, но вскоре греки и итальянцы его возродили, а в XI веке он попал к ордену бенедиктинцев. Они построили здесь госпиталь и собор святого Иоанна. После завоевания Иерусалима крестоносцами этот «приют» с госпиталем стал резиденцией рыцарских отрядов. Они объединились в орден и дали ему название — имя своего патрона, святого Иоанна. Первоначально орден считал своей задачей охрану путников и помощь больным. Разумеется, охрана путников понималась как военная защита, поэтому орден создал особый отряд рыцарей — «воинов Христа». Со временем орден превратился в исключительно военную организацию во главе с великим магистром, подчиненную непосредственно папе. Постепенно орден разбогател от военных добыч и от даров западноевропейских владык, и число его членов — «защитников гроба господня» — возрастало. Он превратился в могущественную военную силу крестоносцев на Востоке и, наконец, в суверенную организацию с собственным государством и собственными дипломатическими представителями при европейских дворах (в Вене до 1918 года)... В «святую землю» уже с первых столетий новой эры стекались толпы паломников для поклонения «гробу господню» и посещения других «святых мест». Религиозные цели при этом переплетались с торговыми, и наоборот. Паломники и купцы обычно собирались в Константинополе, Риме или Бриндизи, переправлялись через море и караваном добирались до Иерусалима. После распада Римской империи, во времена всеобщей смуты, к ним присоединялись вооруженные отряды, чтобы их охранять; позже эту миссию взяли на себя рыцари. Веками эти путешествия носили частный характер, и арабские халифы, завладевшие «святой землей», не чинили им препятствий. Во второй половине XI века, когда турки отняли у египтян Сирию и Палестину, ситуация изменилась. Турки закрыли путь в «святую землю». Но еще больше изменилась ситуация в Европе. Феодальный строй в Западной Европе переживал глубокий кризис, и, пытаясь найти выход из этого кризиса, феодальная Европа начала крестовые походы, растянувшиеся на двести лет и забравшие более миллиона человеческих жизней. 304
„ «ч *-?- %\^ - -> с л\. Л* L.^Xa*, ^ ") Х-,
V SOv * у л ft: I. *■ <\
В этой военной кампании участвовали представители почти всех стран Западной Европы, и по самым различным мотивам. Папа пытался распространить власть креста на территорию «неверных» и отправить воинственно настроенных феодалов освобождать «святую землю» от «нечестивых». Короли и князья стремились завладеть сказочными богатствами Востока, ценность которых они преувеличивали, и создать там суверенные государства. Рыцари и бароны мечтали приобрести новые земли и новых подданных, ибо в Европе вся земля была уже поделена. Буржуазия торговых городов, особенно итальянских, хотела оттеснить византийских купцов и укрепиться на Востоке. Крестьянские массы, большей частью уже давно закрепощенные, мечтали освободиться от феодального гнета и тоже добыть себе на Востоке землю и свободу, которой они лишились на родине. Городская беднота видела в участии в войне спасение от своего невыносимого положения, должники хотели убежать от своих кредиторов, преступники — от правосудия. И наконец, одной из причин массового участия в походах крестоносцев было бегство из городов, охваченных голодом и эпидемиями, которые следовали по пятам феодальных армий, ведших тогда сражения во всей Европе. Дипломатическим поводом для первого похода послужила просьба византийского императора о помощи против турок, просьба была адресована папе, римскому императору и некоторым королям. Идеологическая подготовка — а идеологический фактор был в этих походах чрезвычайно сильным — и определение боевой цели стало делом церкви. И когда в 1096 году папа Урбан II призвал к походу на Восток—«обратите оружие свое, которым вы проливаете кровь братьев своих, против врагов Христа!», — вся Западная Европа откликнулась на этот призыв. «Рыцарь покидал свой замок, монах келью, селянин плуг, а разбойник свое убежище, чтобы участвовать в святом походе во имя Христово». И через полгода после папского призыва первая армия крестоносцев была уже в походе, она состояла примерно из 200 000 крестьян с женами и детьми, вооруженных серпами и косами; возглавлял ее Петр Пустынник из Амьена. Освобождение «святой земли» началось с погромов и разбоя по берегам Дуная и Рейна, где шла эта армия. Пришлось выступить против насилия крестоносцев самим же христианским правите- 305
лям; венгерский король Коломан выслал против них войско, которое разбило их у Нитры. Снова собралось войско крестоносцев, но по дороге частью вымерло от голода, частью полегло под косами венгерских крестьян, частью их побили болгары, и только примерно четверть этого войска добралась до Константинополя. Там к нему присоединились разбойничьи отряды немецких рыцарей. Византийский император, напуганный подобной помощью Запада, повелел переправить крестоносцев на побережье Малой Азии, где их разбили турки. В конце 1096 года на Восток отправились вооруженные отряды феодалов. Основную часть этих отрядов составляли рыцари из Лотарингии, к ним присоединились рыцари из Нормандии, Южной Франции и Италии. Трехсоттысячная армия воссоединилась весной 1097 года в Константинополе. Изнеженному византийскому обществу она казалась сборищем варваров. Крестоносцы затем переправились в Малую Азию и, перенося ужасные мучения в своих раскаленных доспехах в сожженной солнцем пустыне, овладели городом Эдесса. После осады Антиохии в течение года они захватили ее и провозгласили резиденцией своего княжества, истребив при этом все местное население. Задержавшись немного из-за дележа своей добычи, они вновь двинулись потом к Иерусалиму и захватили его внезапной атакой, жестоко расправившись с населением. Свой поход они закончили основанием Иерусалимского королевства. Но крестоносцев с мечом в руке здесь, на Востоке, осталось всего несколько тысяч. Чтобы защищаться от враждебного им населения, крестоносцы объединились в три рыцарских ордена — иоаннитов, тамплиеров и орден немецких рыцарей, который, правда, вскоре начал действовать в другом месте, в Европе, на востоке от Лабы, где он истребил полабских славян и захватил Пруссию и прибалтийские земли, включая Нарву. (И этот орден не исчез, лишь «организационно приспособился» к новым условиям: его белый плащ с черным крестом надевал даже бывший западногерманский канцлер Аденауэр. Кстати говоря, не исключено, что кресты с белой окантовкой на фашистских танках и самолетах восходят к символу этого ордена.) Западноевропейские феодалы организовали восемь крестовых походов: первые три были успешными, четвертый кончился захватом христианского Константинополя (1204), пятый и шестой были отбиты турками, в седьмом попал в плен сам французский король, в восьмом крестоносцы дошли только до Ту- 306
ниса, где их скосила чума. К этим походам нужно еще добавить два «крестовых похода детей». После неудачи четвертого крестового похода монахи распространили безумную идею: дескать, то, что не сумели сделать грешные взрослые,сумеют невинные дети; 15 000 детей, без оружия и без еды, собралось в 1212 году в Марселе под предводительством двенадцатилетнего пастуха Стефана, чтобы отправиться в «святую землю»; часть из них погибла во время бури на море, оставшихся капитаны кораблей продали в Египте в рабство. Подобным образом кончился и многотысячный поход детей, которых вел десятилетний Николас из Кёльна. В результате всех походов западные феодалы захватили небольшую территорию на Ближнем Востоке и частично в Греции. А Европа взамен приобрела оригинал «тернового венца Христа», кусок дерева от «креста господня» (его привез Людовик IX из шестого крестового похода), арабскую систему пиксел, рецепты производства водки и муслина, семена арбузов и сюжеты для рыцарской литературы. Кроме того, европейские короли и вельможи освоили восточный обычай мыть руки перед едой... Иерусалимское королевство держалось не только военной силой рыцарских орденов, но и слабостью турецких султанов. Походы эти и войны, разумеется, были несправедливыми, это в равной мере относится и к крестоносцам, и к туркам. Но, оценивая чисто военную деятельность иоаннитов, историки пришли к единодушному мнению, что не было в Европе воинов, равных им по мужеству и доблести. Разумеется, они не вели «гуманную войну», но не воевали хотя бы с детьми или женщинами (как немецкие рыцари) и не убивали пленных (как делал это, скажем, английский король Ричард Львиное Сердце по примеру мусульман). Из городов, которые в конце XII века завоевывал египетский султан Саладдин, иоанниты отступали последними... После падения Иерусалима иоанниты отступили в замок Маркат, а когда в 1291 году пала Акра, последний оплот крестоносцев на Востоке, то остатки крестоносцев переправились на Кипр, где дали присягу, что не вернутся на Запад и будут продолжать борьбу. Там они построили флот, освоили тактику ведения морского боя и в 1309 году захватили Родос. Иоанниты — отныне их называли родосскими рыцарями — возвели на острове (руками закрепощенного греческого населения) могучую крепость и крепостные укрепления и основали 307
феодальную державу, захватив и соседние острова Тилос, Ни- сирос, Кос, Калимнос, Лерос, а на малоазийском побережье город Галикарнас... В период наибольшего расцвета родосское государство насчитывало свыше четверти миллиона жителей, из них примерно 200000 — на самом острове (ныне Родос имеет приблизительно 100000 жителей). Рыцарей на острове было всего около пятисот. Родосское государство было весьма своеобразным: правящая верхушка состояла из членов ордена, которые не имели собственного имущества, от остального населения они отгородились крепостными стенами и даже носили особого вида одеяние (черный — а в бою красный — плащ с белым восьмиконечным крестом). Сам орден был безмерно богат: потерю подданных и владений на Востоке папа возместил ордену иоаннитов передачей имущества распущенного ордена тамплиеров (1311) и, кроме того, выписывал в его пользу индульгенции, продававшиеся во всей Европе. В начале XV века орден превратился в могущественную силу христианского мира, не только военную, но и финансовую. Орден родосских рыцарей и его государство пребывали в постоянном состоянии войны с Турцией и всем мусульманским миром. В 1444 году египетский султан напал на остров с флотилией из 180 кораблей, но это нападение окончилось разгромом и флота и армии. В 1479—1480 годах Родос решил завоевать султан Мухаммед II, завоеватель Константинополя. С большим трудом он высадился на острове, и 100000 человек два месяца осаждали крепость, но стены крепости при тогдашней военной технике были неприступны. Ответная атака крестоносцев (против стократно превосходившего их врага) сбросила турецкую армию в море. Последний раз остров осаждали турки в 1522 году— 150000 солдат! Крестоносцы защищались шесть месяцев и уничтожили 80000 турецких солдат. На каждый метр стен приходилось по двадцать трупов турецких воинов, а крестоносцев — по одному на двадцать метров. Жестокий бой кончился по-рыцарски со стороны султана Сулеймана: признавая мужество осажденных, которым не пришла помощь из Европы, он предложил им честное отступление без капитуляции. Крестоносцы приняли предложение. Так кончается рыцарская история Родоса. Орден родосских рыцарей нашел себе прибежище на острове Мальта, где 308
рыцари господствовали до 1798 года. В июле 1798 года Наполеон по дороге в Египет напал на них и прогнал с острова. От Мальты у них осталось лишь название. Ныне главной резиденцией иоаннитов, или мальтийских рыцарей, является небольшой дворец в стиле ренессанс в Риме, стоящий над руинами форума Траяна. Во время турецкого владычества Родос пришел в упадок. В период освободительной борьбы греков в XIX веке родосцы малодушно решили, что «она их не касается», и оставались под турецким владычеством вплоть до 1912 года, когда турецкое правление острова сменилось итальянским. К Греции остров присоединился в 1948 году, по мирному договору с Италией. А какова же история Родоса до захвата иоаннитами? Более пятисот лет, вплоть до XIV века, он был яблоком раздора между Византией, генуэзцами, венецианцами и арабами; в VII веке им овладели персидские военачальники. Еще раньше, с 70 года до н. э., он был частью Римской империи, а до этого ее союзником. Чужеземные правители Родоса — даже римляне, с которыми у родосцев были почти дружественные отношения, — считали остров своей добычей и причинили ему больше вреда, чем все землетрясения. Но в античное время остров Родос считался сильным и могущественным государством и крупнейшей морской державой, а сам город был важным торговым центром, более значительным, чем Афины. Большую роль играл Родос и как культурный центр. В его школах учились Цезарь и Брут, Помпеи и Кассий, Цицерон и Лукреций. Родос дал миру многих замечательных философов, математиков, географов и поэтов, его скульпторы создали замечательную скульптурную группу «Лаокоон» и «Колосса Родосского»... * * * Самое раннее письменное свидетельство о Родосе мы находим в гомеровской «Илиаде», где Гомер перечисляет участников троянской войны: «И Тлеполем, сын Геракла, прекрасный и величественный, с Родоса девять привел кораблей и родосцев, воинов храбрых, что на Родосе живут и на три делятся рода». Но мерцающий свет истории ведет нас еще дальше, ибо среди руин Иалиса — одного из городов на территории острова Родос — археологи нашли памятники, которые можно отнести 309
к концу третьего или началу второго тысячелетия до нашей эры. Зенон, первый автор «Истории Родоса», находит ее начало в древних мифах. Диодор взял из труда Зенона следующие «факты»: вначале Родос якобы населяли тельхины, которые положили начало искусству ваяния и воспитали бога моря Посейдона; на восточном побережье обитали гиганты. Потом начался потоп, и Родос стал его жертвой; в живых осталось лишь несколько обитателей острова, в основном сыновья Зевса, заранее знавшие о катастрофе (что вполне естественно при подобных семейных связях). Наконец, бог солнца Гелиос поднял остров со дна морского, и Зевс даровал ему его, ибо Гелиос во время совета богов о разделе мира стоял на страже, и ему ничего не досталось. Новые жители острова, гелийцы, славились знанием многих наук, особенно астрономии. Некоторые из них перебрались в Египет (точнее, бежали туда, так как были замешаны в убийстве изобретателя часов и руля Тенага). Они основали там «город солнца» Гелиополь, который действительно существовал в Древнем Египте (и назывался Иону, или Он), и посвятили древних египтян в тайны звездного неба. «А потом, когда потоп начался и в Элладе, — пишет Диодор, — так случилось, что погибли все памятники письменности. Для египтян, освоивших астрономию, пришел удобный момент провозгласить себя ее первооткрывателями, ибо эллины уже забыли об этой науке». И далее, как истый патриот, Диодор продолжает: «Вот потому и считают, что Кадм, сын Агенора, который прибыл в Элладу из Финикии много позже, был первым, кто познакомил эллинов с письменностью, ибо все, что было до потопа, в Элладе забыли». Кстати говоря, это утверждение Диодора о «древнем греческом письме» еще не так давно считалось обычной легендой античных авторов. Но в 1952 го^у выяснилось, что до нынешнего алфавита греки действительно пользовались более древней письменностью, которая была забыта ими после пришествия дорийцев. Когда англичанин М. Вентрис расшифровал кри- то-микенские тексты, написанные «линейным письмом Б», то вместе с оксфордским филологом Д. Чедвиком доказал, что эти тексты были на древнейшем греческом языке. Теперь подумайте, какой алфавит мы учили бы сегодня в школе, если бы этот древний греческий не исчез? Ведь из нынешнего греческого алфавита — нынешнего, хотя на нем в Греции уже пишут почти три тысячелетия, — произошли оба вида самого распростра- 310
ненного фонетического письма: латинский и славянский алфавиты. О «допотопных», как пишет Диодор (или, как мы говорим, доисторических), жителях Родоса мы не знаем ничего определенного. Возможно, современные археологи сумеют раскрыть тайны родосской истории и объяснят то, о чем мы только строим догадки. Сегодня среди ученых господствует мнение, что самыми древними жителями Родоса были критские колонисты. Если так было в действительности, то кто были эти критские колонисты и кем были сами критяне? И, принимая теорию критского заселения Родоса, мы снова оказываемся перед загадкой. К примеру, голландец Ван дер Гельдер, старый знаток родосской истории, ставит эту теорию под сомнение: «Честно говоря, я не очень-то верю в заселение Родоса жителями Крита. Правда, между этими островами издавна существовали прочные связи. И вполне естественно, они не могли возникнуть сами собой». Более точно мы знаем лишь то, что во время пришествия дорийцев на Родос сюда переселились некоторые племена из Фессалии, а за ними уже пришли дорийцы из Аргоса. Они основали три города: Иалис, Камирос и Линд, которые позднее вместе с Галикарнасом, Книдом и Косом составляли знаменитый «Союз шести городов». В этих родосских городах вначале трон переходил по наследству, потом монархию сменила аристократическая олигархия. В эти времена остров славился изделиями из металла, торговлей (особенно с Египтом), а также тем, что поставлял своих солдат каждому, кто заплатит. (И прославленный Мем- нон, командовавший прекрасно обученными персидскими отрядами, с которыми скрестил оружие Александр Македонский, происходил с Родоса.) В 408 году до н. э. родосские города общими усилиями основали на северном выступе острова новый город по планам милетского архитектора Гипподама. Назвали этот город, как и остров, Родос. До греко-персидских войн историю Родоса творили в первую очередь торговцы, а не воины, что, впрочем, ему не повредило. Остров не воевал с персами, не участвовал в Пелопоннесской войне, в которой официально стоял на стороне Спарты. Наконец, при дилемме, Спарта или Афины, Родос выбрал нейтралитет. Не обошлось, правда, без гражданской войны между афинской и спартанской партиями; однако в ней победила третья партия — родосская. Независимая Родосская республика 311
впоследствии три года боролась за свое право не участвовать в сок зах и, наконец, в 345 году до н. э. завоевала его. Прибегнув к политическому маневру, она устояла и против Александра Македонского, предоставив, как его союзник, флот для войны с Галикарнасом. Два столетия независимости Родосской республики вошли в историю Родоса как время высочайшего культурного, политического и экономического расцвета. Просто удивительно, чего сумел достигнуть этот небольшой остров в период своей независимости и с правительством, которое опиралось на родосский народ. В ранний период его истории более могущественные греческие государства не допустили его к участию в большой политике, и тогда Родос занялся в основном торговлей, а свою причастность к общегреческой истории проявлял лишь участием в Олимпийских играх. (Его представитель Диагор был победителем Игр в 464 году до н. э.; сын Диагора Дорий одержал победу трижды: в 432, 428, 424 годах до н. э. После афинян и спартанцев у родосцев было больше всего статуй в священной Олимпийской роще.) Достигнув политической независимости, Родос, этот остров «силачей, хвастунов и обжор», стал столь могучим государством, что союза с ним добивался даже Рим в своей борьбе за мировое господство. (Особенно был благодарен Рим Родосу за помощь против карфагенского полководца Ганнибала, морской флот которого родосцы разбили у Сидона в 191 году до н. э.) А в те времена, когда знаменитые города материковой Греции утратили независимость и обеднели, Родос воздвиг колоссальную статую бога Гелиоса, которая явилась символом его могущества, богатства и свободы. Благодаря своему географическому положению — здесь скрещивались пути, ведущие из материковой Греции в Египет и Сирию, — Родос издавна был посредником между Востоком и Западом. В эллинистический период его роль еще более возросла. .. Основной статьей дохода в торговле Родоса было зерно, потом — рабы. Годовой оборот родосского порта во II веке до н. э. — об этом у нас есть довольно точные сведения — достигал 8500 талантов, что примерно в четыре раза превышало оборот афинского порта Пирея. Постепенно Родос превращался в мировой финансовый центр. На остров стекались деньги со всего Средиземноморья, ибо в эпоху постоянных войн Родос оставался «островом мира» в полном смысле этого слова. Богатству острова способствовало и то, что родосские менялы 312
и банкиры были честнее, чем в других местах, родосские мореплаватели и владельцы складов были надежнее, а родосс: • ч торговая политика шла навстречу интересам чужеземных торговцев и финансистов. Родосское морское право было настолько совершенным, что его даже переняли римляне (например, Lex Rhodia de iactu — соглашение о частичном участии всех владельцев перевозимого товара в потерях, происшедших в результате большой аварии, при которой погибла часть товара), и некоторые его положения до сих пор не утратили силу. Античные авторы часто указывают на одну особенность ро- досского государственного устройства времен независимости: своеобразное сочетание демократических и олигархических порядков. «Родосцы проявляют заботу о народе (демосе), — пишет, например, Страбон в «Географии», — но управляет ими не народ. Богатые люди снабжают провиантом всех нуждающихся согласно древнему обычаю. Таким образом, бедный люд получает средства к жизни, а город не имеет недостатка в людях, в особенности необходимых для мореплавания». Высшими органами Родосской республики были народное собрание и государственный совет, исполнительная власть находилась в руках шести представителей совета — пританов, которым подчинялись все чиновники. Пританы избирались на год, как правило, из аристократов; родосская аристократия была богатой, малочисленной и обособленной. Кроме вольных родосцев, к которым принадлежали и отпущенные на свободу рабы, на острове жило немало рабов, работавших в сельском хозяйстве и главным образом, как пишет Страбон, «в строительстве, в производстве оружия и тому подобных предметов, и таких мастерских на острове было больше, чем где-либо». Упадок Родоса начался после третьей римско-македонской войны (171 —167 гг. до н. э.), когда римляне, обеспокоенные симпатией Родоса к Македонии, изменили свою политику по отношению к острову, принудили его к неравноправному договору и начали поддерживать остров Делос, объявив его свободным портом. Но Родос упорно защищал свои позиции. Катастрофа, от которой он уже не оправился, разразилась после смерти Цезаря, во время гражданских войн в Риме. Когда 15 марта 44 года до н. э. Цезарь упал мертвым у статуи Помпея от двадцати трех колотых ран, Родос по этому поводу не проявил ни радости, ни огорчения, чем стал подозрителен и республиканцам и сторонникам Цезаря. Республикан- 313
цы захватили восточную часть Римской империи, и их представитель Кассий потребовал от родосского правительства корабли; оно отказало ему в этом, сославшись на свой нейтралитет. А так как всякие нейтралы в гражданской войне — враги, то весной 42 года до н. э. Кассий напал на остров. Кассий хорошо знал все его слабые и сильные стороны, ведь он долгие годы здесь учился. А главное, он знал, что родосская аристократия готова на все, чтобы не потерять своих прибылей от торговли. Он начал с ней тайные переговоры, которые были раскрыты, и власть перешла в руки вождей народа Мнасея и Александра. Они решили защищать нейтралитет острова и после всевозможных мероприятий по обороне, в которых их поддерживали народные массы, пошли на компромисс: одновременно с морским флотом, который они послали против Кассия, к нему было послано под давлением аристократов и мирное посольство. Но родосская флотилия после мужественного сражения у мало- азийского острова Миндос, достойного лучших традиций прославленных родосских моряков, была уничтожена Кассием, а послы вернулись с требованием безоговорочной капитуляции. Старый Архелай, бывший учитель Кассия, отправился к своему ученику с просьбой пощадить город. Кассий отказал ему. И вот что читаем мы в «Истории древнего Родоса» Ван дер Гельдера (1900): «Народ стремился, чтобы родосский флот еще раз начал битву с врагом и помешал полной осаде города. Попытка не удалась. Народные массы под руководством Александра и Мнасея мужественно защищали город. Тут пришло известие, что сторонники Цезаря захватили уже Македонию, и Кассию придется снять осаду города. Но аристократы с первых дней осады вступили в предательский сговор с врагом, и, прежде чем кольцо осады замкнулось и появились первые признаки голода, они тайно открыли ворота и пустили врага в город». Город был буквально ограблен. Кассий вынудил родосцев заплатить огромную контрибуцию. Эта история с тайным открытием городских ворот, к которым был ключ у врагов народа, весьма поучительна. И не только для Родоса... И не только потому, что на этом кончается история Родоса как богатого города и культурного центра эллинистического мира. И разве нужно доказывать, что эта история полна смысла и теперь, через два тысячелетия? 314
* * * Главная историческая заслуга Родоса заключается в том, что во времена упадка таких выдающихся центров греческой культуры, как Афины и Эфес, он стал средоточием лучших достижений науки и искусства. При этом Родос не был каким-то музеем, а сам активно участвовал в развитии греческой культуры еще во времена классической Греции. Он имел своих философов. Самый старший из них, Клео- бул Линдский, один из «семи греческих мудрецов», жил в первой половине VI века до н. э. Земляки доверили ему власть в городе. От него нам осталось всего десять изречений: «Во всем знай меру. Чти отца своего. Враг народа — враг государства. Больше слушай, меньше говори. Будь хозяином своих желаний. Не делай ничего насильственно. Воспитывай детей. Не ввязывайся в спор. Согражданам советуй самое лучшее. Женись только на ровне, ибо если возьмешь из более богатой семьи, то приобретешь господ, а не родственников». В первой половине V века до н. э. на Родосе родился Аристипп, основоположник философской школы, которая позднее называлась киренской, или гедонистической. Основной ее принцип: «основа счастья — наслаждение» (по-гречески «наслаждение» — «гедоне»). Родосскую философию представлял и Иероним Родосский с его принципом: «наивысшее благо — не чувствовать боль». Имел Родос и своих поэтов. Самых древних из них мы знаем только по именам.. . Наиболее известный — Аполлоний Родосский (III в. до н. э.), работавший в Александрийской библиотеке, автор большого эпоса «Аргонавтика», самого обширного произведения эллинистической поэзии. Были на Родосе и свои ораторы, ученые и писатели. Самым известным оратором был Аполлоний Молон, учитель Цицерона. Дионисий Фракийский, основатель родосской ораторской школы, в конце II века до н. э. первый создал «Элементарную грамматику греческого языка», ею пользовались свыше тысячи лет. Ученик Аристотеля Эвдем Родосский написал «Историю геометрии», «Историю арифметики» и «Историю астрономии». Известные в отрывках, они стали для нас основным источником сведений о древнегреческих математиках и астрономах. Два родосца, Пифон и Эпиген, написали труды о сельском хозяйстве. . . Из остальных родосских авторов (среди них была даже одна женщина) мы приведем еще Парменона, написавшего пер- 315
вую книгу «О кулинарном искусстве» (примерно III век до н. э.). В отличие от позднейших кулинаров, он не начинает ее с доказательства, что кулинария — это искусство, ибо в древности в этом никто не сомневался. Из художников Родос дал Протогена, который был одновременно величайшим родосским скульптором; расцвет его творчества падает на 320—300 годы до н. э. А что касается архитектуры, этой вершины и синтеза всех видов изобразительного искусства, то древние авторы сообщили нам имена семи родосских архитекторов, но эти имена так искажены, что нет смысла их приводить. Правда, одно имя все же назовем (все знают, как оно пишется) — Дейнократ. Это он разработал планы реставрации храма Артемиды в Эфесе и строительства Александрии. Остается сказать о родосских скульпторах. Как пишет Плиний, Родос украшало «около трех тысяч статуй», из них «по крайней мере сто — колоссальных». Вероятно, в связи с этими колоссами некоторые критики говорили, что родосцы «мерили искусство на локти». Возможно, мы^Зы и поверили, если бы не сохранилось одно творение родосских скульпторов, говоря про которое можно измерять «на локти» лишь количество книг и полемических статей, написанных о нем за последние века. Мы имеем в виду знаменитую скульптурную группу «Лао- коон». Она столь же известна, как и то событие, которое она изображает. Причем скульптура эта так совершенна, что с древних времен и до наших дней вызывает одинаковое восхищение зрителей. История этой скульптуры, несомненно, заслуживает, чтобы мы прервали рассказ о вкладе Родоса в историю культуры. Когда ахейцы не сумели захватить Трою силой оружия, то решили сделать это хитростью. По предложению Одиссея они построили огромного деревянного коня, спрятали в него лучших воинов (в том числе и Одиссея), сожгли свой лагерь, вернулись на свои корабли и укрылись на ближнем острове Тене- дос. Удивленные троянцы нашли коня, но, кроме коня, еще и связанного ахейского воина, оставленного по приказу Одиссея. Когда воина привели к троянскому царю Приаму, он рассказал, что убежал от ахейцев, которые хотели принести его в жертву богам, желая обеспечить себе счастливое возвращение на родину. А коня они построили якобы по приказу богини 316
Афины, сделав таким огромным, чтобы троянцы не могли втащить его в город, ибо было пророчество, что если троянцы поставят коня в своем городе, их потомки превратят в руины все ахейские города в Элладе. Счастливые троянцы тут же начали ломать крепостные стены, потому что конь не мог пройти даже через большие Скейские ворота. Только жрец Аполлона Лаокоон не утратил осторожности: он сказал, что не доверяет врагам, дары приносящим, и предложил сжечь коня на месте. Но судьба уже решила, что Троя падет: богам оставалось заставить молчать Лаокоона, развенчав его в глазах троянцев. Предоставим рассказать эту драматическую историю, кульминация которой и стала сюжетом скульптуры, Вергилию. В тот час, когда Лаокоон предостерегал троянцев и пытался разбить копьем коня, «по спокойному морю, оттуда, где лежит Тенедос, приплыли — вымолвить страшно — две змеи. Они явились из волн морских, спины их отливали кровью, а тела свивались в кольца... Змеи накинулись на жреца, а перед этим каждая из них обвила двух юных сыновей Лаокоона, яростно сжимая этих несчастных. Отца, который спешил им на помощь, держа в правой руке копье, они сжали своими скользкими телами, обвились вокруг шеи двойным кольцом.. . Жрец руками своими пытался кольца разорвать, а змеи жреческий венец его забрызгали ядовитой слюной; страшный вопль издал жрец, слышный даже на небесах, подобный воплю обреченного на жертву быка.. .». Скульптурная группа «Лаокоон» стоит ныне в Ватиканском музее, и ежегодно ее осматривают свыше миллиона посетителей. Единодушно мнение, что это выдающееся произведение, но это и все, что можно определенно о нем сказать. В остальном сплошной туман. Не ясно, скажем, когда создали скульптуру. Винкельман, к примеру, относил ее к эпохе Александра Македонского, то есть ко второй половине IV века до н. э., а в прошлом столетии господствовало мнение, что она создана в середине II века до н. э., в то же время встречались весьма аргументированные взгляды, что скульптура была создана в начале I века н. э. в Риме. В наши дни считают, что эту скульптурную группу исполнили на Родосе, скорее всего, в середине I века до н. э. Но кто создал это творение? Плиний пишет: «Величайшие мастера — Агесандр, Полидор, Афинодор, родосцы». 317
Лаокоон. Скульпторы Агесандр, Полидор, Афинодор. Мрамор. Ок. 40 г. до н. э. Рим, Ватиканский музей. Вслед за Плинием эти имена повторяет каталог Ватиканского музея. Но когда жили и творили эти три великих художника? Ведь, хотя они и были, как твердит Плиний, «величайшие», об их жизни и творчестве до нас не дошло никаких сведений. Прав- 318
да, на Родосе найдены надписи с именами Афинодор и Are- сандр, но они встречаются так часто и в такие разные периоды, что никаких выводов сделать нельзя. Нашлось даже несколько надписей подобного рода—«Афинодор, сын Агесандра»,— но и они относятся к различным периодам, от начала III века до н. э. до первой трети I века до н. э. И опять же из них никак не следует, что речь идет о скульпторах, тем более о творцах «Лаокоона». Впрочем, зачем искать неразрешенные проблемы так далеко? Например, мы не знаем даже, кто реставрировал «Лаокоона». Поврежденную скульптуру нашли в 1506 году рабочие, раскапывая фундамент какого-то здания на Эсквилин- ском холме в Риме, поблизости от руин дворца императора Тита: причем при раскопках присутствовал сам Микеланджело. У Лаокоона не было правой руки, а у его младшего сына — левой; кроме того, «страшные кольца змеи» были разбиты, хотя, к счастью, все их фрагменты нашлись. Папа Юлий II попросил Микеланджело восстановить недостающие части скульптуры; тот попытался, но вскоре отказался от этой мысли. Но на что не решился Микеланджело, величайший скульптор всех времен, осмелился некто, имя которого его современники не сочли нужным отметить.. . В общем, впоследствии называлось пять разных имен реставраторов «Лаокоона» (Винкель- ман считал им известного скульптора и архитектора Берни- ни), но последние исследования доказали, что все были неправы. И теперь мы уже не удивляемся спорам о том, где возникла скульптура. Монфокон утверждал, что она создана в Риме, к нему присоединяется и немецкий драматург и критик Лес- синг; Винкельман, напротив, защищает гипотезу родосского происхождения «Лаокоона». Спор Лессинга и Винкельмана о месте и времени создания «Лаокоона» стал даже поводом к возникновению целой «лаокооновой литературы», которая занимает не одну полку университетских библиотек и иногда даже читается. И хотя сегодня больше склоняются к гипотезе Винкельмана, тем не менее. .. Можем ли мы твердо быть уверены, что ватиканский «Лао- коон» — тот самый «Лаокоон», которого Плиний видел в доме императора Тита (когда тот еще не был императором, то есть не позднее 79 года н. э.). А не может ли ватиканский «Лаокоон» быть копией «Лаокоона» Тита, а этот, в свою очередь, копией оригинала — «Лаокоона», который родосский сенат да- 319
ровал римскому императору Тиберию в знак своего подчинения Риму? (Подарок должен был символизировать, что судьбе противиться напрасно.) Физико-химический анализ подтверждает, что скульптура вытесана из того же самого мрамора, что и «Венера Медичи», а она, несомненно, римского происхождения. Это главные спорные вопросы. Но спорили и о том, скажем, что издает Лаокоон — крик или стон? К этому спору подключился даже Шопенгауэр и несколько профессоров анатомии. Спорили и о том, что выражает фигура Лаокоона — страдание или протест? Скажем, Гете присоединился к сторонникам, утверждавшим, что это страдание... Но оставим эти академические споры. Перед археологами, которые работают на раскопках, то есть непосредственно на месте действия, встала недавно еще одна проблема. В начале октября 1957 года в Италии начала строиться приморская автострада, которая должна была соединять Южную Италию с Римом. Поскольку ее трасса проходила через так называемую «археологическую зону», археологи воспользовались случаем и шли следом за экскаваторами и бульдозерами. Они надеялись что-нибудь найти, ибо в этих местах два тысячелетия назад знатные римляне строили свои виллы. И вот однажды, когда работа археологов стала уже походить на оплачиваемый отдых, в ста километрах южнее Рима, у деревни Сперлон- га, они наткнулись на большую пещеру — шириной около пятидесяти метров и длиной метров шестьдесят. Внутри были обнаружены остатки оборудования, явно служившего для античных бассейнов и фонтанов. Более подробный осмотр привел к удивительному открытию: под слоем грязи на дне пещеры были найдены обломки мраморной скульптуры, вначале голова юноши, потом ноги, бедро и части тела змеи — всего свыше 400 обломков. Профессор Джулио Якопи стал их составлять. Уж не «Лаокоон» ли это? В два раза больше человеческого роста и почти втрое больше ватиканской скульптуры! Но и это еще не все. На некоторых обломках виднелись буквы, и когда их удалось сложить, то, хотя и не без труда, прочитали: «Афинодор, сын Агесандра» и «Агесандр, сын Фа- ния». Греческие имена, которые упоминает Плиний! К какому же выводу пришел профессор Якопи? Нашелся оригинал родосского «Лаокоона»! Но — с «Лаокооном» всегда связано какое-нибудь «но^ — вмешались силы, не имеющие никакого отношения к науке, и начали происходить странные ве- 320
щи, которые нам трудно понять. Вместо всеобщей радости в Италии воцарилась растерянность. И не только растерянность. Прежде всего жители Сперлонги сразу смекнули, что находка скульптуры может превратить их селение в широкоизвестный центр туризма, и вместе с владельцами отелей и спекулянтами раскупили все близлежащие земельные участки, подговорили местных жителей, которые не дали археологам увезти найденные предметы. Напрасно те заверяли, что это делается для восстановления и изучения скульптуры. Потребовалось вмешательство жандармерии. Кровь не пролилась, но без синяков дело не обошлось. К тому же в эту историю вмешался и Ватикан. Ибо «Аао- коон» — один из главных притягательных экспонатов его музея. Официальный орган Ватикана, «Оссерваторе Романо», выступил со статьей, подвергавшей сомнению подлинность находки в Сперлонге и защищавшей подлинность ватиканской скульптуры. Но истинный факт тот, что у императора Тиберия была где-то около Сперлонги летняя резиденция. Истинно и то, что римские историки Тацит и Светоний отмечали, что там была пещера и однажды император лишь чудом спасся в ней от оторвавшегося куска скалы. . . С другой стороны, автор упомянутой статьи, скрывавшийся под псевдонимом «Историк», справедливо утверждал, что обычно античные скульпторы не подписывали своих творений. Но в данном случае подписи существуют и обломки скульптуры также. . . Согласно новейшей точке зрения, это якобы копия оригинального родосского «Ааокоона», которая относится к I веку н. э. Те, кто копировал скульптуру, якобы выбили имена ее творцов, чтобы не было сомнений, что они делали копию с оригинала. Может ли это быть достоверным? Где же тогда оригинальная скульптура? И можно ли ею считать ватиканский «Ааокоон»? (Только потому, что он без подписи?) А если это так, то какие у нас тому доказательства? Разве мы знаем точно место и время его возникновения? И снова мы вернулись к тому же, с чего начали. . . Но одно нам ясно: ватиканский или сперлонгский, оригинал или копия, «Ааокоон» создан родосскими скульпторами. И этого, пусть единственного, примера достаточно для доказательства высочайшего уровня мастерства родосских скульп- 321
торов. Но есть и другие примеры. Прежде всего «Фарнезский бык» в Неаполе — произведение родосских мастеров Аполлония и Тавриска. В отличие от «Лаокоона», в родосском происхождении этой скульптуры нет никакого сомнения. В других случаях до нас дошли только имена родосских скульпторов, в лучшем случае — названия их творений. Сами произведения, за редким исключением, не найдены. Заканчивая этот экскурс в историю родосской скульптуры, мы невольно вспоминаем поговорку из басни Эзопа, которая переводится примерно так: «Покажи, на что ты способен, не на словах, а на деле». Однажды родосец хвастался, что дома прыгнул так, как не сможет прыгнуть никто из смертных. Один из присутствующих сказал, чтоб он на месте доказал, какой он мастер: «Hie Rhodus, hie salta!» — «Здесь Родос, здесь прыгни!» В искусстве скульптуры родосцы действительно доказали, что они способны на многое. * * * К десятку имен родосских скульпторов, о которых с большой похвалой пишут античные авторы, несомненно, нужно прибавить еще одно имя: Харес Линдский. Харес Линдский и был творцом Родосского Колосса. Нам известно о Харесе лишь то, что он жил в IV—III веках до н. э., был учеником Лисиппа и создал огромную статую, которую консул Лентул привез в Рим и поставил на Капитолии. Не так уж много сведений о человеке, создавшем творение, причисленное к чудесам света. Скульптор, учившийся у Лисиппа, безусловно, проходил хорошую'школу. Школу, где не было каникул, ибо Лисипп был придворным скульптором Александра Македонского, другом Апеллеса и Дейнократа и в течение своей жизни был завален заказами. Вместе со своими учениками и помощниками Лисипп создал свыше 1500 статуй. Один из его современников сказал: «Каждая из них сама по себе уже обеспечила бы ему славу». И хотя мы знакомы с исполненными Лисиппом скульптурами лишь в копиях, мы верим этому. К ним относятся скульптурные изображения Александра Великого (Париж, Лувр) и Сократа (римский Национальный музей), скульптура «Отдыхающий Гермес» (Неаполь, Национальный музей), «Эрот с луком» (Рим, Капитолийский музей), а также извест- 322
ная ватиканская статуя — «Апоксиомен» («Атлет, очищающий тело»), которая своими пропорциями стала каноническим образцом для скульпторов будущих поколений. Возможно, и четверка бронзовых коней на соборе святого Марка в Венеции вышла из мастерской Аисиппа. Сохранилось свидетельство, что для города Тарента Аисипп создал двенадцатиметровую статую Геракла, копией с которой является «Геракл Фарнезе» (Неаполь, Национальный музей), а для Коринфа — десятиметровую статую Посейдона. Думается, что, помогая в работе над этими колоссальными статуями. Харес мог многому научиться. Без сомнения, когда Родос поручил Харесу создать статую Гелиоса, бога солнца, патрона острова, он уже не был простым учеником или второразрядным мастером. Ему заказали статую таких размеров, «чтобы она превосходила все остальные». Аегенда и правда об этой статуе так слились, что мы лишь с большим трудом можем отобрать достоверные факты, которые нас интересуют. Естественно, что статую описало множество античных авторов, хотя ни один из них не видел ее стоящей. Но при этом они так противоречат друг другу, что можно прийти в отчаяние, если их высказывания не казались бы нам порой просто смешными. А теперь представим себе медно-красного гиганта, высотой в тридцать пять или сорок метров, который держит над головой чашу с раскаленным углем и стоит, широко расставив ноги, у входа (ширина которого 300 метров) в порт. Немыслимо? Таково одно из описаний Колосса. Таким изображает его в XVI веке, причем совершенно всерьез, голландец Мартин ван Хеемскерк. Представим себе и статую в сорок пять метров, стоящую на пьедестале посреди города Родоса, на холме, где позже была построена часовня святого Иоанна Колосского. Это другое описание Колосса.. . И вот третье описание Колосса, где говорится, что император Нерон повелел перенести статую с одного места на другое, убрать голову Колосса и взамен укрепить его собственную, императорскую, отлитую в бронзе. И что после него это повторил император Коммод! И этому рассказу верили довольно долго, тем более что о том написали три римских историка, да к тому же Нерон был способен на всякое. (Ведь приписывали же ему, что он приказал поджечь Рим, чтобы обрести вдохновение для своей поэмы о горящей Трое.) Но этот факт не до- 323
*Y? <*«Jt * :4 * %» j Аполлоний и Тавриск. Фарнезский бык. Римская копия с греческой скульптуры. II—I вв. до н. э. Неаполь, Национальный музей. казан. Родос и в самом деле был близок Нерону, там он провел свою молодость, там начал свою карьеру. Только Родоса не коснулся приказ Нерона, согласно которому в Рим должны 324
Найденный на острове Родос рельеф. Возможно, изображение Колосса Родосского. Деталь. Музей в Родосе. быть переправлены все скульптуры, обладающие художественной ценностью. Наконец, в XIX веке выяснилось, что все три автора имели в виду совсем другой Колосс, почти тридцати метров высотой, которого изваял скульптор Зенодор, придав ему сходство с Нероном. Скульптура, отлитая из бронзы и Гелиос на небесной колеснице. Рельеф. Берлин, Государственные музеи.
позолоченная, стояла вблизи римского Колизея. После смерти Нерона ее объявили статуей бога Гелиоса. Согласно Филону, описание которого (составленное, очевидно, по источникам, ныне уже утраченным) считается наиболее достоверным, Колосс представлял собой мужскую фигуру, непринужденно стоящую на пьедестале из белого сверкающего мрамора, к которому для устойчивости были прикреплены его ступни такого размера, что уже «сами по себе превышали многие статуи». В вытянутой руке он держал факел. Когда его зажигали, то и ночью и днем он служил маяком. Вероятно, этот Колосс и изображен на лицевой стороне родосской тетрадрахмы середины III века до н. э. (на оборотной стороне монеты— роза, герб Родоса). Скорее всего, Колосс стоял в конце нынешнего мола, к которому мы пристали сразу по прибытии в Родос. Как же могла быть сооружена статуя подобных размеров? Филон предполагает, что у Хареса имелись помощники, что Колосс не был «творением одного человека», и подробно описывает, как его отливали... Мы предложим читателю рассказ Филона — правда, в довольно вольном переводе. Сначала Харес «отлил и поставил ноги Колосса». Потом постепенно отливал остальные части тела, «соединяя их с теми, которые уже стояли». Статуя росла, и он «обкладывал ее вокруг массой глины и песка, закрывая таким образом законченную часть статуи, а потом засыпал еще и камнями, чтобы все держалось вместе». В общем, Харес поступил так же, как при отливке нормальной статуи или колокола, только не опускал форму в землю, а обкладывал форму землей. Технически это возможно, хотя и — особенно учитывая высоту статуи — достаточно сложно. Если к тому же учесть, что бронза плавится при 900° С, медь при 1088° С, а железо от 1100 до 1250° С, можно представить, как было трудно поднимать расплавленный металл на такую высоту. Как пишет Филон, на изготовление всей статуи высотой в 70 локтей Харесу потребовалось « 500 талантов меди и 300 талантов железа», то есть приблизительно 30 тонн металла. (Это вес нормального танка, и его явно маловато для чуда света.) Может, Филон хотел сказать: «свыше 500 талантов меди и свыше 300 талантов железа»? Это звучало бы более правдоподобно, но у нас нет фактов для исправления текста Филона. Правда, Полибий, греческий историк, живший во II веке до н. э., свидетельствует, что египетский царь Птоле- 326
мей III в 225 году до н. э. отправил на реставрацию Колосса 3000 талантов меди, то есть в три с лишним раза больше, чем, согласно Филону, пошло на изготовление статуи. Но в одном античные авторы единодушны: родосцы соорудили Колосс за счет военных трофеев, продав оружие и военное снаряжение, которые оставил на острове македонский царь Деметрий Полиоркет, вынужденный в 304 году до н. э. убраться с Родоса. (Родосцы якобы пустили перед крепостными стенами воду, и тяжелые осадные орудия врага завязли в грязи. Витрувий в связи с этим случаем пишет, что при обороне нужно иметь «не только военные орудия, но прежде всего хорошие идеи».) Интересно, что предложение поставить Колосс не встретило в родосском народном собрании единодушия; некоторые утверждали, что такая огромная и дорогая статуя ни к чему, другие — что Гелиос будет оскорблен, когда «напротив солнца взойдет новое солнце», и т. д. Были, разумеется, и пророчества, что такая большая статуя однажды наверняка рухнет и ее падение станет одновременно и падением Родоса. Правда, эти пророчества — как и все пророчества, которые исполнились,— появились в литературе уже после падения Колосса. Потому что, как известно, Колосс упал, хотя и не стоял на глиняных ногах. Но когда все же его поставили? И как долго над ним работал Харес? На второй вопрос ответ известен — двенадцать лет. А на первый? Точно установлено (из разных литературных источников и из родосских надписей), что в 281 году до н. э. Колосс уже стоял. Из трудов Полибия нам известно, что в 225 году до н. э. его уже не было. Плиний в свою очередь отметил, какое время Колосс стоял. Согласно одной версии (36-я книга Плиния), он стоял LVI (56) лет, согласно другой — LXVI (66) лет. И наконец, нам известно, что Колосс рухнул «во время страшного землетрясения». Об этом землетрясении мы знаем, что оно началось в одну октябрьскую ночь. Сомнения лишь в том, в каком году до новой эры, 225 -м или 223 Опираясь на эти данные, можно уже кое-что высчитать. Вероятнее всего, Харес из Линда стал работать над Колоссом после 303 года до н. э. и закончил в 291 году до н. э. Колосс стоял потом 66 лет, вплоть до землетрясения 225 года до н. э. Самое позднее и надежное свидетельство о Колоссе мы находим, пожалуй, потом у Страбона, который посетил Родос 327
в начале нашей эры: «Теперь он (Колосс) лежит на земле, поваленный землетрясением, сломавшись в коленях. Из-за какого-то пророчества родосцы больше уже его не поставили». А если мы вспомним, что мол, на котором он стоял, довольно узкий, шириной всего лишь пятьдесят метров, то легче всего предположить, что Колосс упал в море. Но с другой стороны, нет оснований не верить Страбону. Все, что он видел собственными глазами, он описывал всегда достоверно. Это подтверждает еще одно свидетельство. Последнее свидетельство о Колоссе относится к 653 году н. э. В этот год Муавия, будущий халиф Дамаска, завоевал остров Родос и, по сведениям византийского историка XII века Зонары, якобы продал обломки Колосса «какому-то еврею из Эдессы». Как лом! Когда в 1330 году на Родосе появился византийский историк Никифор Грегориос, он уже не нашел никаких следов Колосса, как и мы с читателем по прошествии еще более чем шести веков... /
.-{Stl^e^ if м л sq не, и a © © ir ip ® ® ш <4P /& i?' © ©
Богиня Исида с греческими чертами. Рельеф. Каир, Египетский музей.
И вот мы снова в египетских водах, в дельте Нила, реки, «благословенной небом». Мы вернулись сюда к седьмому чуду света. Вернулись путем, соединяющим Родос с Александрией уже двадцать пять веков. Правда, увидеть седьмое чудо света, увы, невозможно. Большая пирамида у Каира, первое чудо света, которое мы посетили, стоит и;поныне во всем своем могуществе и еще простоит века. А маяк на острове Фарос у Александрии исчез, пропал бесследно. Полностью и без остатка. Но может, его вообще не было? А если он и существовал, то был ли действительно таким поразительным сооружением, чтобы считаться чудом света? Филон о нем даже не упоминает. .. И тем не менее остались свидетельства о нем у древних и средневековых авторов, видевших его собственными глазами: он был выше самой высокой пирамиды. Знаем мы и кто его построил: Сострат из Книда. Знаем, сколько стоило его строительство: 800 талантов. Его название и ныне живет в языке приморских народов: французы называют маяк «phare», испан- 332
цы и итальянцы — «faro», греки — «fa'ros», английские поэты— «pharos». Попытаемся приподнять кулису истории, за которой скрывается тайна его строительства и исчезновения. Войдем в «Ворота Египта». * * * Огромную дугу Восточной гавани, очерченную циркулем двухкилометрового диаметра, обрамляют могучие стены. Они кажутся двойными: один пояс стен на земной суше, другой — в зеркале ясного моря. При приближении стены распадаются на десяти- и двенадцатиэтажные здания с плоскими крышами — белыми, розовыми, бледно-голубыми. Такой выглядит современная Александрия, если смотреть с моря. В нее попадаешь через Западную гавань, пройдя корабельный трап, спущенный прямо в шум и грохот. Дождемся просвета в бесконечном потоке машин и выйдем — через старый, обреченный на слом квартал — на пальмовую аллею набережной. Дворцы банков и морских компаний, роскошные рестораны со швейцарами в ливреях, сверкающие витрины и вызывающая реклама. Мимо идут люди в национальном платье и европейской одежде, военные в форме — египтяне всех общественных прослоек, иностранцы со всех концов света. Вокруг нас неустанный шум морского прибоя, аромат южных фруктов, над нами все новые и новые высотные здания, возвышающиеся над островерхими минаретами... Таково первое впечатление о городе,«который принадлежит и еще не принадлежит Египту». Причем Александрия старше Каира на 1500 лет и относительно недавно была второй столицей Египта1. До 1952 года сюда на летнее время переезжал королевский двор, правительство и дипломатический корпус, ибо в освежающей морской прохладе проводить летние дни приятнее, чем в Каире, окруженном раскаленной пустыней. И что важнее — здесь размещалось большинство иностранных банков, подлинных хозяев страны. Город-космополит. .. Недаром египетские патриоты видели в нем символ иноземного господства. Только после освобождения от этого господства Александрия стала частью арабского мира. И хотя без титула «второй столицы», но как крупнейший порт Египта и всего Восточного Средиземноморья. 1 Подсчет автора неточен — около 1300 лет. (Каир основан в 969 году полководцем Фатимидов Джаухаром ас-Сакали.) 333
Нынешняя Александрия, насчитывающая два миллиона жителей, протянулась на 25 километров по песчаной косе, которая когда-то перерезала морской залив, образовывая большое соленое озеро. Собственно город раскинулся между бульварами Восточного порта и озером Мариут, и в нем четко различаются кварталы буржуазии и рабочие кварталы, еще недавно называвшиеся «европейскими» и «арабскими». Теперь богатые кварталы все более приобретают арабский характер, ибо европейские хозяева в основном их покинули. Но и в кварталах бедноты видны некоторые перемены. Пройдясь по новой Александрии, мы увидим, как мало осталось в облике города от античной Александрии. Где знаменитый Мусейон, предок всех нынешних музеев? Где Александрийская библиотека, в которой хранилось свыше 700 000 античных рукописей? Где Большой театр, со ступенек которого зрители видели пристань и замок на острове Антиродос? Где пто- лемеевские дворцы? Где дворец Цезаря и Антония, гимнасии, стадион, ипподром? Где находится знаменитое захоронение царей, гробница Александра Македонского? Мы не можем найти руин этих сооружений, и нельзя установить даже место, где
«Колонна Помпея» и сфинкс из гранита в Александрии. '". " % ** они стояли. От самого большого александрийского храма Сера- писа остались лишь подземные коридоры, похожие на катакомбы раннего христианства, но в них нет ничего интересного. Когда Денон прибыл в Александрию, он еще нашел два обелиска и зарисовал их, но сегодня и их вы не увидите. (Привезли их из древнеегипетского Она — Гелиополя — еще во времена императора Октавиана Августа.) Один из них, так называемая «Игла Клеопатры», с 1879 года возвышается в Лондоне над Темзой, куда его доставил «из чувства патриотизма» Эразм Вильсон (после морского путешествия, во время которого над ним тяготело «проклятие фараонов»: корабль потерпел крушение в Бискайском заливе, и обелиск утонул, но потом его удалось вытащить). Второй, который стоял на одинокой скале Восточного порта, в 1880 году увезли в Нью-Йорк. В «Городах мира» Брауна и Гогенберга (начало XVII века) имеются зарисовки еще свыше тридцати древних сооружений — правда, в руинах. Нынешняя мечеть Неби Даниэл у площади Саад Заглул там обозначена как дворец или гробница Александра Македонского. 335
Единственным памятником древности в Александрии, на который никогда не переставало светить солнце, является «Колонна Помпея». Почему она так называется, никому не известно. С великим противником Цезаря она не имеет ничего общего. Поставил ее, согласно старой версии, император Феодосии I в честь «подлинной победы христианства в Египте» (391 г.). По новой версии, подтвержденной недавно открытой греческой надписью на ее пьедестале, ее поставил император Диоклетиан в 297 году после падения восставшего египетского правителя. Колонна стоит на песчаном холме, недалеко от храма Сераписа. Она сделана из асуанского красного гранита и от пьедестала до прекрасной коринфской капители имеет высоту 26,9 метра; первоначально якобы она была одной из нескольких сотен колонн храма Сераписа, пьедестал ее сооружен из плит уничтоженных древнеегипетских храмов. (На одном из квадров удалось прочитать имя Сети 1,на другом — Псаммети- ха.) Стерегут колонну три сфинкса, тоже из красного гранита; их происхождение и возраст неизвестны. Вполне понятно, что археологи и историки не были удовлетворены такими незначительными находками и старались отыскать более существенные. Уже в прошлом веке (1872 г.) египетскому исследователю Мохаммеду аль-Фалахи удалось реконструировать план города, каким он был на рубеже старого и нового летосчисление. Примерно в 1890 году начал раскопки итальянец Г. Ботти в районе храма Сераписа. Затем в Александрию приезжали в разное время немецкие и английские археологи. Дальнейшие заслуги в открытии и оценке найденных памятников принадлежат итальянцам Е. Брецциа и А. Адриани. После второй мировой войны в Александрии появились польские археологи (они добились успехов и при раскопках в Дейр- эль-Бахри и в Нубии) К. М ихаловский, М. Бернгард, Л. Домб- ровский. В 1960 году им посчастливилось открыть римские бани, а главное, руины театра (IV век н. э.)... В последнее время, можно сказать на наших глазах, исчезли некоторые «белые пятна» в истории древней Александрии. Но пока это лишь капля известного в мире неизвестности. Когда 26 сентября 642 года (после 14-месячной осады) арабы захватили Александрию, предводитель арабского войска Амр ибн аль-Ас доносил халифу Омару, что в городе 4000 дворцов, 4000 общественных бань, 400 театров и спортивных сооружений и 1200 парков. Возможно, он и преувеличил, но великолепие Александрии было бесспорно. Хотя до этого она пережила 336
^fc- щ_ ^M^^TmmsB ф* * пм 5 V ш >>, K, -.,J У ^1 5t>. ' r- ( 41 4 Vis, IF л_ ^ ./ J
>й> & "Ч I I I ^^Я v~ - #р
нашествие персов (в 619 году), уничтожение еврейского квартала по приказу патриарха Кирилла (в 415 году), разорение и разрушение множества храмов и памятников в результате декретов императора Феодосия I (в 383 году), направленных против язычества. Какой же она была во времена своей славы и могущества? И как случилось, что древняя Александрия исчезла настолько, что от нее почти ничего не было найдено ни в прошлом, ни в нашем столетии? Когда Египет после завоевания его арабами перестал быть частью Византийской империи, значение Александрии как портового города упало; прошло еще двести лет, и ее территория и население уменьшились наполовину. После завоевания Египта в 1517 году турками эта страна на Ниле, подобно Месопотамии и Греции, получила одно из самых неспособных правительств. Хирел Египет, хирела и Александрия. Ее окончательный упадок был связан с открытием морского пути на Восток вокруг мыса Доброй Надежды. Мертвую пристань в конце концов занесло песком, и древние здания превратились в руины. В 1798 году, когда здесь появились войска Наполеона, Александрия насчитывала 7000 жителей. Наполеон шел (или хотел идти) по стопам Александра Македонского... С 525 года до н. э. Египет находился под персидским владычеством, от которого он на время избавился (404 — 343 гг. до н. э.), и заключил союз с греками. После нескольких восстаний, самое большое из которых (в 388 г. до н. э.) персы потопили в крови, египтяне потеряли веру в собственные силы и ждали помощи от греков, у которых с персами были старые счеты. Когда Александр избавил от власти персов мало- азийскую Грецию, он пошел в Египет. Ему оказал сопротивление лишь персидский комендант пограничной крепости Газа. После ее взятия Александра Македонского повсюду встречали как освободителя и ситуация сложилась так, что персидский наместник в 332 году до н. э. отдал Египет Александру без боя. Жрецы главного мемфисского храма бога Птаха короновали его царем, а жрецы-оракулы храма Амона в оазисе Сива провозгласили его сыном бога Амона. Таким образом Александр Македонский стал преемником фараонов. С приходом Александра в Египет началась новая глава в истории этой древней страны. Хотя египтяне встретили Алек- 337
сандра дружелюбно и лояльно отнеслись к его правителям, это уже не было чисто египетской главой истории. Ничего не изменилось и от того, что новые правители уважали египетские традиции и возвратили Египту его положение. Все же это были пришельцы, греки и македоняне, и они превратили Египет в часть эллинистического мира. Греческий язык стал официальным и остался таковым, даже когда Египет захватили римляне. Египетская культура, дряхлея, не выдерживала соревнования с более молодой и совершенной греческой. Почти тысячелетие длился этот последний период в истории Древнего Египта, и кончился он завоеванием Египта арабами в 640—642 годах. Конец и начало этого исторического периода связаны с Александрией. Здесь, в этом месте, сдался арабам последний византийский гарнизон, здесь возникла первая столица эллинистического Египта. Александр Македонский, завоевывая мир, заложил немало городов. Он основал Александрию при Иссе, Александрию на Тигре, Александрию Кавказскую, Александрию Крайнюю (нынешний Ленинабад), Александрию Ариану (нынешний Герат) и много других, а в 332 году до н. э. и Александрию Египетскую. До Александра на месте Александрии было рыбацкое поселение Ракотис; о его происхождении не известно ничего определенного, мы знаем только, что это поселение было незначительным. Александр прибыл сюда из Мемфиса с небольшой флотилией. В его окружении наряду с военачальниками, зоологами, историками, ботаниками и танцовщицами был и архитектор Дейнократ, с именем которого мы уже познакомились в Эфесе и на Родосе. Дейнократ сопровождал Александра на всем пути из Македонии. О том, как Дейнократ попал на службу к Александру Македонскому; рассказывает Витрувий. Вначале Дейнократ пытался это сделать обычным путем: с помощью знакомых и рекомендательных писем к «людям, занимающим высокие должности, и вельможам, одетым в пурпур». Но это не помогло. Тогда Дейнократ ,решил устраивать свою судьбу сам и разработал план города. Он явился к Александру без приглашения и предложил «план, достойный его славы». Александр, не знакомый с планировкой городов, посмотрел на проект и сказал: «Я вижу, Дейнократ, что твой рисунок прекрасен, и мне он нравится. Но если бы я основал здесь город, это бы противоречило здравому смыслу. Как новорожденный не может жить без молока кормилицы, так и город не может жить и ра- 338
сти без полей и их плодов. Не может город быть густонаселенным без достаточного количества продуктов, без запасов, которые обеспечили бы существование населения. И хотя я считаю, что твой труд заслуживает признания, я не могу одобрить твой проект. Но я хочу, чтобы ты остался у меня, ибо намерен прибегнуть к твоим услугам». Так Дейнократ остался у Александра и до самого Эфеса чувствовал себя последним погонщиком ослов в этой среде военачальников. Но в Эфесе он получил задание — восстановить храм Артемиды. Правда, своего «звездного часа» Дейнократу пришлось ждать, пока Александр не стал владыкой Египта. «Недалеко от острова Фарос, — пишет Витрувий, — у древнего египетского поселения Ракотис, между морем и озером Ма- риут... царь увидел естественную гавань, прекрасное место для торгового порта, вокруг плодородные египетские нивы и близость реки Нил». Тогда он повелел Дейнократу возвести здесь город. Как выглядело проектное бюро Дейнократа? Его нам описали античные авторы. Разумеется, у Дейнократа не было ни помещения, ни ассистентов, ни секретарш. Он просто разложил на земле свой македонский военный плащ и покрыл его тонким слоем песка. Потом провел пальцем продольные и поперечные линии и посыпал их мукой — это были улицы.. Когда он показывал свое творение Александру, прилетели голуби и стали клевать муку. Все сочли это счастливым знаком. Царь не стал требовать никакой более подробной документации и сразу издал декрет (разумеется, устный — он терпеть не мог писать) о строительстве города. Потом сел на коня и уехал, даже не подозревая, что через десять лет (в 323 г. до н. э.) вернется сюда — правда, уже в золотом саркофаге. Строить город начали сразу после отъезда Александра. (Он не мог здесь больше задерживаться, так как «должен был еще разбить персидского царя, хотел завоевать Вавилон, Пер- сеполь, Индию и вообще весь мир».) Город рос невиданно быстро»И когда Александр внезапно умер в Вавилоне, Александрию тут же сделал своей резиденцией македонский полководец Птолемей, который захватил власть в Египте. (Сначала он правил от имени неродного брата Александра—Филиппа и малолетнего сына Александра Македонского — Александра, а с 305 года до н. э. — от своего собственного.) Птолемей I Сотер основал последнюю династию египетских фараонов. И постепенно город так прославился своей красотой и разме- 339
рами, что при Птолемее XI римлян охватило неистребимое желание подчинить его. Они заявили, что берут под свою опеку Птолемея XII и его сестру и соправительницу Клеопатру, которая поочередно была возлюбленной обоих завоевателей Египта — Цезаря и Антония и впоследствии умертвила двух своих братьев, Птолемея XII и Птолемея XIII, чтобы освободить трон для своего сына Птолемея XIV, рожденного ею от Юлия Цезаря. И в конце концов римляне включили Александрию вместе со всем Египтом в Римскую империю... При разделе Римской империи на Западную и Восточную в 395 году Египет достался восточным (византийским) императорам, и Александрия стала резиденцией их правителей. Арабы, завоевав Египет, основали новую столицу — Эль-Фу- стат — неподалеку от современного Каира. Постепенный упадок Александрии приостановил только Мухаммед Али, который в первой половине XIX века возродил ее как главный морской порт Египта. * * * Знакомство с новыми кварталами Александрии и ее древней историей ни на шаг не приблизило нас к маяку на острове Фарос. И нам не остается ничего другого, как вновь обратиться к свидетельству очевидца античных времен, который видел Александрию собственными глазами на рубеже нашей эры, — к свидетельству Страбона. «Этот город, — пишет он в 17-й книге своей «Географии», — выгодно расположен. С двух сторон его омывают воды: на севере Египетское море, на юге — озеро Мариут. Озеро по многочисленным каналам наполняет река Нил, по ним привозят сюда больше товаров, чем по морю. Вывоз с его морских причалов намного превышает ввоз. Кроме богатства на обоих берегах морской и речной пристани, Александрия отличается мягким и здоровым климатом, чему способствует море и высокий уровень воды в Ниле, которая в начале лета заполняет устье, и в нем не возникают болота и лужи и не поднимаются нездоровые испарения, распространяющие заразные болезни. Город имеет форму плаща; длина его равняется приблизительно тридцати стадиям, ширина — семи или восьми. Он из конца в конец прорезан улицами, которые удобны для верховых лошадей и экипажей, а две из этих улиц особенно широ- 340
ки, шириной в 100 стоп. Улицы перекрещиваются под прямым углом. В городе есть прекраснейшие общественные здания и царские дворцы, которые занимают четверть, а может, и треть всей его площади. Каждый из царей способствовал строительству общественных зданий и дворцов... Расположение всех этих зданий строго продумано и взаимосвязано друг с другом и с гаванью, которая находится в противоположном конце города. Одну из частей царского дворца составляет Мусейон с огромным колонным залом, в котором можно прогуливаться, и с помещениями для заседаний; к нему прилегает большое здание со столовой для ученых, которые работают в Мусейоне. Их содержит государство... Другая часть дворца — Сема, где помещаются саркофаги царей, среди них и Александра... Тело Александра Птолемей повелел похоронить в Александрии, где он лежит и поныне, но уже в другом гробу: первый был из золота, а теперешний из стекла... Недалеко от Большой пристани, у правого входа, расположен остров и маяк Фарос. (Обратите внимание, что Страбон рассказывает в настоящем времени.) Слева подводные скалы и полуостров Лохий с крепостью. Если мы причалим на корабле с левой стороны, то увидим царские дворцы, соединенные с крепостью на полуострове, а рядом множество различных зданий и парков. За ними находится пристань, которой пользовались только цари; теперь она закрыта. Дальше небольшой остров Антиродос с царским дворцом и небольшой пристанью... Остров так назвали потому, что он выглядит как уменьшенная копия Родоса. За ним (если смотреть с моря на восток) театр, а дальше храм Посейдона, стоящий на краю рыночной площади. Здесь Антоний приказал соорудить дамбу и в конце ее построить царский дворец, который он назвал Тимонийон... Дальше храм Цезаря, рынок и портовые склады, которые тянутся до самого мола, называемого Семистадийным. Вот такие окрестности Большой пристани... На другом берегу канала расположен Серапейон и другие святилища... И там же театр и стадион, где каждые пять лет происходят игры. Красивее всего здесь гимнасий со спортивными залами, длина которых больше стадия; тут же здание суда и парк. За ними лежит храм бога Пана — Панейон,— искусственно насыпанный холм, похожий на гору, на которую 341
ведут ступени спиралью. С его вершины открывается прекрасный вид на город... Словом, город полон дворцов, общественных зданий и храмов». Без сомнения, описание Страбона довольно сухо и бесцветно. Но даже из фактов, приводимых им, мы можем воссоздать красочную картину жизни столицы последнего египетского царства, столицы эллинистического мира, величайшего центра наук и искусства, который дал имя целой эпохе античной культуры, называемой александрийской. Расцвет этой культуры падает на времена первых трех Птолемеев: Птолемея I Сотера — Спасителя — (323—285 гг. до н. э.), Птолемея II Филадельфа (285—246 гг. до н. э) и Птолемея III Эвергета (246—221 гг. до н. э.). Безграничной властью обладали эти потомки македонского царедворца Лага. Они были властителями могущественного государства и правили согласно египетской традиции: все государственное имущество было их собственным, государственные доходы — их личными доходами, государственные служащие— их личными слугами. Они распоряжались трудом, имуществом и жизнью всех своих подданных, обладали абсолютной властью и даже провозглашали новых богов (например, Сераписа, в котором соединили греческого Зевса и Асклепия с египетскими Осирисом и Аписом). В конце концов они провозгласили себя богами. Словом, они были подлинными фараонами. Но нас в данном случае занимают не их властолюбивые устремления и не их кровавые войны с остальными преемниками Александра, а их вклад в эллинистическую культуру. И прежде всего два их создания. Когда афиняне изгнали своего правителя философа Демет- рия Фалерского, он сел на приготовленную триеру и направился в Александрию. Деметрий Фалерский не знал, как примет его Птолемей, ибо в свое время публично заявил о непостоянстве всех вещей (и главным образом македонских завоеваний), но приготовил план привлекательный для человека, который творил историю не только мечом, но и пером (Птолемей был автором исторического труда «История Александра»). Деметрий предложил ему создать великолепный центр культуры и искусства, назвав его Храм Муз — Мусейон, собрать в нем все ценные рукописи и привлечь сюда ученых, которые бы их хранили, изучали и размножали. Причем содержать этих ученых за счет государства. 342
Птолемею I Сотеру эта мысль пришлась по душе; он принадлежал к числу тех немногих правителей в истории, которые понимали, что наука не меньше, а может, даже и больше, чем война, служит славе, к тому же без всякого риска и более дешевым способом... У Птолемея слово не расходилось с делом, и в 307 году до н. э. Мусейон был торжественно открыт; возглавил его, разумеется, Деметрий Фалерский. В Мусейон сразу стали стекаться ценнейшие и редчайшие рукописи со всего эллинистического мира. А с ними и за ними и наиболее значительные представители эллинистической науки и культуры. Наивысшей славы достиг Мусейон при Птолемее III Эвер- гете, преемнике Филадельфа. У этого правителя были два пристрастия: охота на слонов и коллекционирование рукописей. Он решил собрать в александрийском Мусейоне и в своей библиотеке буквально все, что было написано по-гречески и представляло хотя бы какую-то ценность. Он скупал, не жалея денег, редкие рукописи, по возможности в оригинале. А порой добывал их и не совсем честным путем. Например, он одолжил у афинян для переписки авторские тексты трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, дал им за это огромную сумму — 15 талантов, но потом так и не вернул рукописи, радуясь, что обвел хитрых афинян вокруг пальца. Так он собрал для Му- сейона 200000 свитков, и его потомки продолжали эту работу. В Александрию попала и Пергамская библиотека Атталидов. Аммиан Марцеллин, последний римский историк, еще заслуживающий этот титул, писал, что ко времени прибытия Цезаря в Александрию в Мусейоне было около 700000 рукописей; такое же число рукописей приводит и Авл Геллий. Разумеется, среди них были сотни, возможно, и тысячи дубликатов; переписка редких рукописей была одним из главных занятий работающих в библиотеке (и одним из самых заслуженных, потому что благодаря этим копиям, которые из Александрии распространялись по всему античному миру, для нас сохранилось большинство произведений греческой классической литературы). Без сомнения, это была невиданная доселе библиотека. Только ее каталог—«Каталог писателей, просиявших во всех областях образованности, и трудов, которые они сочинили» — насчитывал 120 томов! Ученые, работавшие в Мусейоне — во времена первых Птолемеев их было человек сто, — должны были изучить эти рукописи и написать к каждому автору комментарии. Так возник- 343
ла целая литература — по-гречески «схолиа» (от этого слова и происходит наше название «школа»), — которая и поныне является ценнейшим источником для изучения античной культуры. Ученые получали жилье (прямо в Мусейоне или в городе, по желанию), пропитание и приличную плату. При этом в Мусейоне была не только библиотека, но и свой ботанический и зоологический сад, свои механические мастерские (или, как мы их теперь называем, «физические лаборатории»). Здесь занимались философией, историей, географией, астрономией, физикой, медициной, математикой, филологией, литературной критикой, но усерднее всего поэзией, которая считалась не только искусством, но и наукой; особенно старательно выискивались и исправлялись различные противоречия в разных вариантах рукописей. Метод работы этих ученых заслуживает внимания: исследования велись индивидуально, но их результаты обсуждались коллективно. В спорах участвовали все ученые, часто в присутствии царя. Посещали Мусейон и ученые из других стран. Сохранилось, например, свидетельство о лекции одного «литературного критика», имя которого стало нарицательным, символизируя ограниченность, мелочность и предвзятую критику. «Несколько лет тому назад из Македонии в Александрию явился некий Зоил, который называл себя «Гомеромастикс», что значит «Бич на Гомера», и прочитал царю свое произведение, критикующее «Илиаду» и «Одиссею». Но Птолемей, видя, что Зоил позорно нападает на отца поэзии и всей литературы, чьим творчеством восхищаются все народы, был очень раздосадован и ничего не ответил Зоилу. Впоследствии Зоил впал в нужду и обратился к царю, смиренно прося о помощи. Но царь отказал ему в ней, сказав, что Гомер, умерший тысячу лет назад, веками кормит много тысяч людей, а значит, тот, кто твердит о себе, что он величественнее Гомера, может прокормить не только себя, но и еще больше людей, чем Гомер». Не всегда эти дискуссии носили чисто академический характер. Так, скажем, Птолемей VII во время полуночных дискуссий часто терял терпение и разрешал философские литературные споры кулаком и палкой. После Деметрия Фалерского Мусейон возглавлял поэт Каллимах, автор 120-томного «Каталога Александрийской библиотеки» и почти 800 других произведений по истории, литературе и т. д. (Звание главы Мусейона приравнивалось к званию царского родственника, еще выше был только близкий 344
царский родственник, что равнялось нашему министру.) К одним из самых знаменитых библиотекарей Мусейона относится Зенодот Эфесский, а после него Аполлоний Родосский, а также Аристофан Византийский и его ученик Аристарх Самофракийский. Какие только ученые не жили и не работали в александрийском Мусейоне! В его садах прогуливался Евклид с восковой табличкой в руке, где была записана теорема прямоугольного треугольника; здесь он написал свои знаменитые «Элементы математики», которые и поныне являются ее основами (и к тому же прекрасным образцом для ученых всех специальностей, как писать живо и понятно о самых сложных и абстрактных вещах). После него здесь вел математику Эратосфен Кирен- ский, которого пригласили сюда с Родоса и который прославился не только как математик и географ, но и как выдающийся лингвист. Его сменил Гиппарх, тоже прибывший с Родоса, крупнейший после Аристарха Самосского астроном-теоретик. Плеяду знаменитых александрийских математиков завершал Герон, чьи успешные физические опыты с паром через два тысячелетия повторил француз Дени Папен. (Герон также сконструировал заводной кукольный театр, в котором куклы сами выходили на сцену, исполняли свою роль и удалялись. Эти заводные куклы были не просто детской игрушкой, хотя современники Герона этого так и не поняли.) Выдающихся успехов достигла и александрийская медицинская школа, удерживавшая свое мировое первенство со времен первых Птолемеев вплоть до последних Птолемеев, то есть свыше четверти тысячелетия. Особенно ее поддерживал весьма болезненный Птолемей II Филадельф — он даже позволил брать для вскрытия трупы преступников. Александрийская медицина шла не от древнеегипетских традиций (уже забытых), а развивала идеи и достижения греческой школы, косской и книдской. Правда, «эликсир жизни» александрийские врачи так и не нашли, но Эрасистрат исследовал и описал анатомию сердца, установил различие между двигательными нервами и чувствительными; Герофил прославился исследованиями мозговой оболочки, анатомии глаза, установил, что по артериям движется кровь, а не воздух, как думал Эрасистрат. Из более поздних исследователей александрийской школы был широко известен Бакхий из Танагры, продолжавший традиции основоположника научной медицины Гиппократа (460—377 гг. до н.э.), и фармаколог Деметрий из Апамеи. 345
Царь Птолемей супруга его Щедрость Птолемеев привлекала в Александрию не только ученых, но и людей искусства, и среди них и художников; вспомним хотя бы об Апеллесе и Антифиле. Среди поэтов здесь был уже известный нам Каллимах из Ки- рены, автор изощренных элегий и малых эпосов, затем Аполлоний Родосский, автор поэмы об аргонавтах, и Феокрит из Сиракуз. Разумеется, часть представителей александрийской школы рассматривали пребывание в Мусейоне как способ добыть себе пропитание, другие создавали здесь «поэзию для поэзии», не имеющую отношения к жизни, кое-кто просто похвалялся своей ученостью, а некоторые овладели лишь искусством прославлять своих покровителей. Даже Феокрит, «отец идиллической поэзии», написал в своем «Посвящении» (Птолемею I Сотеру), что он, как «царь-спаситель» затмил Александра Великого и основал — 33 333 города! Таланты поменьше, разумеется, перебарщивали еще больше. Традиция Александрии как мирового научного центра удерживалась и в эпоху так называемых «слабых Птолемеев», и даже во времена господства римлян. На рубеже I в. до н. э. — I в. н. э. здесь жил и творил Филон Александрийский, который в своих трудах стремился соединить греческую философию с еврейской религией и столько сделал для форми- 346
рования философских основ христианства, что Энгельс не колеблясь назвал его «отцом христианства»... С Александрией связана жизнь и деятельность Клавдия Птолемея (II век н. э.), автора «Большого трактата об астрономии», заложившего основы христианского воззрения на сотворение мира и сыгравшего весьма незавидную роль в развитии астрономии. Еще в XV веке его антинаучные положения использовались теологами в борьбе против Коперника, в XVI веке—против Джордано Бруно, а в XVII—против Галилея... Но разумеется, эта христианская лженаука имела мало общего с тем подлинным александрийским Мусейоном, слава которого умерла вместе с Птолемеями. Филон Александрийский оставил нам рассказ о судьбе Мусейона после нашествия Цезаря, солдаты которого при подавлении восстания местного населения в 48 году до н. э. якобы подожгли его1. Часть рукописей, очевидно, все же удалось спасти, и Клеопатра попросила Антония, нового правителя и своего возлюбленного, чтобы он возместил все то, что было уничтожено. Так она получила свитки из Пергама. Император Октавиан Август впоследствии повелел поместить рукописи в храме Сераписа, который стал новым — хотя и не столь значительным — центром науки, защищающим эллинистическую культуру от христианских фанатиков. Правда, под конец эти ученые уже не защищали ее, а просто хранили оставшиеся рукописи. Но даже это 1 Версия о поджоге Мусейона солдатами Цезаря не подтверждается историческими документами. 347
вызвало гнев александрийского патриарха Теофила. В 391 году он потребовал от императора Феодосия I, чтобы тот изгнал из города языческих философов. Несчастные старцы забаррикадировались в храме Сераписа. Солдаты Феодосия напали на храм — и все дальнейшее походило на простое убийство. Историк Орозий в 411 году посетил руины храма Сераписа. В безлюдных помещениях он увидел лишь пустые полки, без книг. Это было последнее свидетельство о Серапейоне, Мусейоне и Александрии как культурном центре эллинистического мира. * * * Первое из птолемеевских сооружений, к которому мы обращаемся после Мусейона и александрийских дворцов и храмов, никто не называл чудом света. Но, однако, именно оно осталось— после многих веков — важнейшим сооружением Египта и одним из замечательных в мире. Это канал между Средиземным и Красным морями. Страбон посетил его (вернее, его остатки) и написал следующее: «Канал впадает в Красное море, точнее, в его Арабский залив у города Арсиноя, который называют также Клео- патрия. Он проходит через Горькие озера; вернее, они были горькими когда-то, а после сооружения канала их вода смешалась с речной и так изменилась, что теперь там полно рыбы и птицы. Канал начал строить Сенусерт (Сесострис) еще перед Троянской войной; другие, правда, говорили, что начал строить канал сын Псамметиха, но он только принялся за него, как тут же умер. Позднее строительство продолжал Дарий I. Правда, этот царь поверил ошибочным утверждениям, что уровень Красного моря выше уровня Египетского (Средиземного) и что, как только прокопают перешеек, который разделяет эти два моря, море затопит весь Египет, и повелел прекратить почти законченное строительство. Но птолемеевские цари вопреки этому достроили канал и стали свободно плавать во внутреннем или внешнем море в обоих направлениях». Итак, драматическая, усеянная трупами история Суэцкого канала началась не в XIX столетии и не с Фердинанда Лес- сепса... Но действительно ли она начинается в XIX веке до н. э. с Сенусерта, как утверждает Страбон? Подтвердить это точно мы пока не в силах. Возможно, имя третьего правителя XII династии Среднего царства попало в «Географию» Страбона 348
из-за путаницы средневековых переписчиков. И вообще Сену- серту приписывали деяния других царей, так что, возможно, это свидетельство относится к Рамсесу II, которого, в свою очередь, Аристотель и Плиний считают первым строителем канала. Но ничего определенного об этом строительстве «до Троянской войны» нам не известно. Зато нет никаких сомнений, что при Нехо II, «сыне Псамметиха» (609—595 гг. до н. э.), это строительство уже велось. Даже имеются сведения о стоимости строительства: 120000 человеческих жизней. Точно столько же, что и при Лессепсе! Геродот, в отличие от Страбона, пишет, что Дарий закончил строительство. Кто же прав? Геродот. Это подтверждают надписи Дария на камнях, которые и теперь стоят в 20 километрах севернее Суэца (около железнодорожного полотна) и в других местах. На одном из них написано: «Я, Дарий, перс, покорил Египет. Я повелел провести этот канал от реки, что зовется Нил и течет через Египет до моря, которое простирается до Персии». Прочитаем давнее свидетельство историка о Суэцком канале. В 158-й главе второй книги «Истории» Геродот пишет: «У Псамметиха был сын Неко, который после него стал царем Египта. Он первым начал строить канал, ведущий в Красное море, который потом продолжил персидский царь Дарий. Длиной этот канал в четыре дня пути и был выкопан такой ширины, что две триеры могли плыть рядом. Вода в него проведена из Нила немного выше города Бубастиса... Самый прямой и короткий путь идет из Северного моря к Южному, так называемому Красному морю, то есть от горы Касия (на границе Египта и Сирии) до Аравийского залива; [и составляет] ровно 1000 стадиев. Это кратчайший путь, канал же гораздо длиннее, потому что извилист. На строительстве канала при царе Неко погибло 120000 египтян. Впрочем, Неко велел прекратить работы в силу неблагоприятного изречения оракула. Изречение это гласило, что царь строит канал только на пользу варварам. Варварами же египтяне называют всех, кто не говорит на их языке». Это пророчество (как и все другие пророчества, что возникают задним числом) исполнилось: через 70 лет после смерти Нехо Египет захватил «варварский царь» Камбиз. Для персов связь с Египтом через Красное море имела огромное значение. Поэтому преемник Камбиза Дарий I продолжил начатые работы. Никакое пророчество его не страшило, и трасса 349
его канала видна и ныне. Она проходит вдоль западного берега сегодняшнего канала; между Исмаилией и Горькими озерами от нее осталось километров двадцать, от озер к Суэцу она сохранилась полностью... Обратите внимание, что Геродот говорит о канале в настоящем времени, а Страбон в прошедшем. Нет сомнения, что при Страбоне ни каналом Дария, ни каналом Птолемеев уже не пользовались. Великолепное сооружение первых Птолемеев не пережило того упадка, который настал в период смут во II столетии до н. э. Канал восстановил римский император Траян (98—117 гг. н. э.). В течение двух веков римские корабли плавали по нему к берегам Аравии, Индии, и даже есть свидетельства, что одна из триер проникла в Индокитай! После завоевания Египта Византией о канале нет никаких упоминаний средневековых авторов. Последнее упоминание относится к 395 году н. э. Но эта почти тысячелетняя история Суэцкого канала имеет еще одну главу в раннем средневековье. Когда Амр ибн аль-Ас, военачальник Омара, завоевал Египет, некий копт привел его к заброшенному руслу у Горьких озер. Амр ибн аль- Ас с удивлением смотрел на сооружение: такое ему и не снилось! Он знал, что аллах велик и Магомет пророк его, но что бесконечная его мудрость создала для правоверных такой путь из завоеванной страны в Мекку и Медину — это его поразило. И вот во второй половине VII века канал снова стал действовать. И действовал почти два столетия. Потом Медина восстала против халифа аль-Мансура, который вынужден был отойти на восток (у Тигра он основал Багдад), Халиф тогда повелел засыпать канал. И вскоре его берега превратились в прибежище для гиен и сов. Над Египтом проходили столетия и сменялись династии... В конце концов Египет попал под власть турецких султанов. Формально он был частью Турецкой империи вплоть до 18 декабря 1914 года, когда Великобритания объявила его своей колонией. Номинальную независимость он получил в 1922 году. В 1952 году последний египетский король был вынужден отречься от престола, а 18 июня 1953 года в Египте была провозглашена республика. Но мы уклонились от цели нашего путешествия. Что же касается Суэцкого канала, то он не действовал с середины IX века вплоть до середины XIX века. Словно его и не было. В 1671 году немецкий энциклопедист Лейбниц предложил 350
Людовику XIV план возрождения канала. План был отвергнут королевскими советниками как утопия, так же как и прежние требования средиземноморских портовых городов «построить снова канал из Суэца в Каир, который существовал при древних египетских царях». Для сооружения канала отсутствовали предпосылки, прежде всего политические. Ситуация изменилась только в результате египетской экспедиции Наполеона. Среди «ученых штатских» в обозе французских войск был инженер Лепер, который давно интересовался проблемой восстановления древнего канала, ведущего от Суэца к озерам и от озер к Нилу. Наполеон предоставил ему нужные средства, чтобы он проверил проект на месте. И Лепер установил, что проект неосуществим, ибо уровень Красного моря выше уровня Средиземного на целых 10 метров! Правда, у Лепера было оправдание: он не знал греческого и не читал Страбона, потому что к тому же выводу пришли уже и инженеры Дария.а инженеры Нехои Птолемея опровергли на практике. Возможно, если бы филологи-античники вовремя перевели Страбона или если бы инженеры обладали лучшим классическим образованием... Но оставим эту мысль в покое. Тем более, что у Наполеона в Египте было много других хлопот и мало времени. И все же, несмотря на роковую ошибку Лепера, идею канала не забыли. Во всяком случае, во Франции. Ею стали интересоваться политики, биржевые спекулянты, инженеры, военные. Талейран, человек столь же проницательный, сколь и беспринципный, написал: «Возрождение водного пути через Суэц б.ыло бы для Англии таким же фатальным, как и открытие мыса Доброй Надежды для Венеции и Генуи в XV веке. Если Франция овладеет водным путем через Суэц, станет безразличным, кому принадлежит мыс Доброй Надежды». Утописты разных направлений видели в канале «гарантию общего мира», последователи Фурье даже организовали международное сообщество, которое должно было возродить канал с помощью добровольцев, сторонники Сен-Симона в 1846 году образовали комиссию, целью которой было доказать, что уровень Средиземного и Красного морей одинаковый. ... Коренной поворот наступил, когда на сцене появился Фердинанд Лессепс (1805—1894). Дипломат по профессии, он начал свою карьеру во французском посольстве в Лиссабоне, потом был консулом в Каире, Александрии, служил в Роттердаме, Малаге, Барселоне, затем стал послом в Мадриде. В отли- 351
чие от всех «дипломатов с лопатой», он прославился не раскопками древних культур и царств, а строительством канала, без которого теперь трудно представить современный мир. Идея строительства Суэцкого канала пришла ему впервые в Каире. Тогда он разыскал старые расчеты Лепера; математически они были настолько точны, что никакая дипломатическая гибкость не могла их изменить. И Лессепс откладывает расчеты и свою идею до лучших времен. Он вернулся к ним лишь тогда, когда в возрасте пятидесяти лет вышел в отставку и стал жить в своем родовом замке в Ла-Шене. В его руках оказались также расчеты, сделанные в 1841 — 1847 годах инженерами Линантом, Стефенсоном, Бурдалоном и Негрелли. На основе точных замеров глубин обоих морей они пришли к тому же выводу, что и ученые — последователи утопистов. Лепер ошибался! Уровень воды в обоих морях одинаков! Ошибаться свойственно людям, но эта ошибка принесла немалый вред Франции и была на пользу Англии. Требовалось ее исправить. И дипломат в отставке нашел смысл своей жизни в строительстве Суэцкого канала. Он берется за изучение математики, геодезии и гидротехники, пишет статьи, где доказывает все значение для Франции канала, как превосходного пути в Индию и Индокитай, читает лекции и советуется со специалистами. Наконец, он обращается к австрийскому инженеру Негрелли, чтобы тот разработал проект. В 1854 году умирает египетский вице-король Аббас, «враг прогресса», и его преемником становится Мухаммед Сайд, приятель Лессепса еще со времен молодости. Лессепс отправляется в Египет поздравить его. И возвращается в Париж с документом, дающим ему «исключительное право организовать компанию для строительства Суэцкого канала и использовать таковой для плавания между двумя морями». Но Лессепс хорошо знал, что одним энтузиазмом горы — в данном случае миллионы кубических метров песка — не передвинешь. И он налаживает контакты с банкирами, политиками, биржевиками и другими влиятельными людьми. По их совету он добивается улучшения условий концессии. Его «приятель» вице-король в январе 1856 года предоставил ему право «построить канал и использовать его в течение 99 лет после окончания всех работ и открытия для навигации». Потом он договорился еще о кое-каких «мелочах» — например, о том, что Египет отдаст даром землю под трассу канала, что выделит безвозмездно необходимый строительный материал из каме- 352
ноломен, что предоставит компании бесплатно четыре пятых рабочей силы для выполнения земляных работ и т. д. И вот Лессепс объявил о продаже акций канала. «Их покупали все, — писал Лессепс, — кто считает и мыслит, управляет, учится, молится, работает, спорит и служит», ибо покупка акций одновременно носила «патриотический» характер (в то время антианглийский). Акции покупали в Пруссии, Австрии, России, Соединенных Штатах и в Англии. В декабре 1858 года была основана «Всеобщая компания Суэцкого морского канала». Торжественное открытие работ состоялось 22 апреля 1859 года в современном Порт-Саиде. Проект был отличный, организация хуже, зато расходы превысили вдвое предполагаемую сумму. Разницу должен был покрыть египетский вице-король. После смерти Мухаммеда Сайда на египетский трон вступил Исмаил-паша, который не очень-то содействовал строительству канала. «Я хочу, — сказал он, — чтобы канал принадлежал Египту, а не Египет каналу». Но когда французы его «убедили» (а для этого пришлось послать в Александрию несколько военных кораблей), он разрешил продолжать работы. Египетский вице-король снова предоставил, согласно договору, 25 000 рабочих, которые менялись каждые три месяца — как и при строительстве пирамиды Хеопса. Они трудились самым примитивным способом — заступами и кирками, выносили глину в корзинах, как и во времена Дария или Птолемеев. Скудная еда, отсутствие всяких санитарных условий, тяжкий труд способствовали эпидемиям. В результате на строительстве погибло свыше 120000 рабочих, как и во времена Нехо... И вот, наконец, пришел день, когда воды Средиземного и Красного морей вновь слились, и 17 ноября 1869 года состоялось торжественное открытие канала. В общей сложности канал имеет 166 километров длины, от 40 до 160 метров ширины и от 14 до 20 метров глубины. Он вдвое сокращает путь из Лондона в Бомбей, из Марселя в Карачи, из Одессы в Гонконг и тем самым дает возможность сэкономить горючее на 60 процентов. В первом году его действия (1870) через него прошло 435 судов с грузом 437 тысяч тонн, в год 90-летнего юбилея (1960) уже 18 734 судна с грузом 185 миллионов тонн. И еще один интересный факт: в 1880 году прибыль компании Суэцкого канала составляла 12,3 миллиона французских франков, а в 1955 году (последнем году, когда им владел западный капитал) — 16,2 миллиарда французских франков (из них Египет получал лишь 15 процен- 353
тов)... Суэцкий канал был одним из самых прибыльных капиталистических предприятий. Мог ли новый Египет после ликвидации монархии и провозглашения республики оставить Суэцкий канал в чужих руках? 26 июля 1956 года Египет национализировал канал и тем самым вызвал нападение на страну Англии, Франции и Израиля. Но при поддержке Советского Союза Египет защитил свои позиции, и плавание по каналу было быстро восстановлено. После новой войны с Израилем в июне 1967 года (когда египетские войска отступили на западный берег канала) движение по нему остановилось на восемь лет, пока восточный берег опять не попал под контроль Египта, и канал был разминирован. С июня 1975 года Суэцкий канал снова действует, доступный для судов разных государств. * * * Но вернемся опять во времена первых Птолемеев, к их другому великолепному сооружению, построенному для поддержания и облегчения морской навигации, к маяку на острове Фарос — цели нашего путешествия в Александрию. Найти его нам не поможет и план древней Александрии, ибо у сегодняшней Александрии совсем другие очертания. На северо-западе, где ныне расположен вытянутый полуостров с густо застроенным арабским кварталом и великолепной мечетью Абу аль-Аббаса, во времена Птолемеев было море, точнее, две морские пристани (Большая пристань и пристань Счастливого возвращения). Со стороны моря их прикрывал скалистый остров Фарос, служивший естественным молом. Его описал Страбон в семнадцатой книге «Географии». «Фарос — небольшой вытянутый остров, расположенный недалеко от суши, он защищает пристань, имеющую два входа. Берег образует здесь залив, из которого выступают в море два узких полуострова. Остров тянется от одного полуострова к другому так, что закрывает залив. Остров Фарос имеет два выступа, один из них тянется к материку, к полуострову. Этот полуостров называется Ло- хий и так врезается в море, что остается только узкий вход в гавань. Кроме того, в морском проливе есть скалы, частью невидимые, а частью выступающие над водой, и о них все время бьют морские волны. Самый дальний выступ острова образует скала, окруженная морем. На той скале стоит достойная удив- 354
ления многоступенчатая башня, возведенная из белого камня, которая зовется так же, как и остров. Построил ее Сострат из Книда, друг царей, для безопасности мореплавателей, как гласит надпись: «Сострат из Книда, сын Дексифана, богам, охраняющим мореплавателей». Берег с обеих сторон не имеет пристани, кроме того, он низкий и окаймленный скалами и мелями, потому здесь необходим высокий и хорошо видный с моря знак для мореплавателей, чтобы они легко могли найти вход в гавань». Как видим, Страбон не пишет подробно о высоте и общем виде башни, но, если бы она в его времена действительно была выше Большой пирамиды, он бы обязательно о том упомянул. Страбон только называет башню «достойной удивления и многоступенчатой», что еще маловато для чуда света... Во времена посещения им Фароса маяк уже не очень отличался от других сооружений. Он был наполовину разрушен. Его самая высокая часть рухнула, и ее обломки лежали около башни, которую покрыли временной деревянной крышей, и «жило в ней несколько стражей». В это состояние, как далее пишет Страбон, Фаросский маяк привел «божественный Цезарь в александрийской войне, ибо жители острова поддержали собственного царя». Да, римские завоеватели наказали Александрию, осмелившуюся восстать в защиту своей независимости. .. Маяк якобы имел от основания до вершины высоту 180 метров. Такой подсчет был сделан на основе свидетельства Иосифа Флавия, историка I века н. э. Согласно свидетельствам Других авторов древности, высота маяка была меньше; точную цифру привести трудно, ибо в большинстве случаев его высота измерялась на глаз. Современные исследователи снижают высоту маяка примерно на четверть. Так, Г. Фирш в своем труде «Античный Фарос» (1909 г.) называет еще меньшую высоту. Официальный «Путеводитель по александрийским памятникам» 1970 года, составленный работниками Греко-римского музея во главе с X. Риадом, приводит высоту маяка—«приблизительно 135 метров». Башня даже такой высоты, возвышающаяся на скале среди морских волн, была сооружением, которое наверняка вызывало удивление античного мира. И пожалуй, могло бы его вызвать и ныне. Но разберемся подробнее в свидетельстве Иосифа Флавия. В четвертой книге «Иудейской войны» он пишет: «Александрийская пристань кораблям трудно доступна... Ее левая часть 355
огорожена стенами, созданными человеческими руками. С правой стороны перед ней расположен небольшой остров Фарос, на котором стоит очень большая башня. Она своим ярким светом дает знак на расстоянии триста стадиев мореходам, сюда направляющимся, чтобы ночью им было безопасно, ибо пристать здесь очень трудно». Высоту маяка он не приводит, приводит только расстояние, на которое ночью виден его свет. 300 стадиев в измерениях аттической системы равняется 53,3 километра, в измерениях римской системы — 55,5 километра. Но можно ли по этим данным рассчитать высоту маяка? Можно, и делается это по фарологическим таблицам. (Термин «фаро- логический», распространенный на Западе, означает не науку об острове Фарос, а науку о строительстве и эксплуатации маяков.) Согласно этим таблицам, источник света подобной силы виден ночью на расстоянии от 28,7 до 29,7 морской мили (что соответствует приведенным выше расстояниям в километрах или стадиях), если этот источник имеет высоту 180,8 метра! Но был ли маяк на острове Фарос высотой в 180 или 135 метров, все равно. По мнению современных специалистов, с чисто практической точки зрения такая высота была излишней, даже если принимать во внимание, что древним маякам приходилось быть выше ввиду слабости их огня. Вот небольшое сравнение. Высочайший европейский маяк в устье Гаронны у Бордо имеет высоту 59 метров над уровнем моря. (Попутно заметим, что построили его римляне, взяв за образец маяк на острове Фарос; в первоначальном виде он сохранялся до XVI века, потом его перестроили.) Маяк на мысе Гаттерас имеетвысоту 58 метров, маяк на коралловых рифах у Флориды— 48 метров и т. ,д. Ни один из современных маяков не достигает высоты александрийского. И можно с уверенностью сказать, что маяк на острове Фарос навсегда удержит свой мировой рекорд. Не из-за того, что сегодня не строят столь высокие сооружения. Эйфелева башня в Париже превышает его вдвое. Останкинская телебашня в Москве— почти втрое. Просто морские маяки подобной высоты сегодня не нужны — не только потому, что прежние железные корзины с горящим углем заменили электрическим светом, но и потому, что ныне корабли со всей безопасностью ведут радары и радио. Правда, и Птолемеи построили этот фантастический небоскреб на скале, окруженной морем, отнюдь не из «исключительно практических соображений». Нет, маяк был символом могу- 356
щества их империи, символом богатства и величия. И символом тогдашней Александрии и ее роли в эллинистическом мире (подобно свету во тьме). Как же выглядело это сооружение? По описаниям Страбо- на, а позднее Лукиана и в основном Плиния, который нашел его описание в ныне утерянной рукописи, оно имело основание в форме квадрата со сторонами 180—190 метров. На этом основании стоял большой дворец с четырьмя башнями по углам. Из его центра поднималась массивная четырёхугольная башня, высотой 70—80 метров, которая постепенно сужалась, заканчиваясь зубцами, как крепость. На этой башне стояла еще одна, более узкая, но тоже довольно высокая, заканчивающаяся каменной площадкой, на которой стояли по кругу колонны, — на ней зажигался огонь в чаше. Колонны поддерживали конусообразную башню, которую венчали статуи богов, хранящих мореплавателей. «Белый камень», о котором пишет Страбон, согласно Флавию и Плинию, был мрамор. Теперь нас не удивляют те грандиозные суммы, которые пошли, по данным античных источников, на строительство маяка. И остается только сожалеть, что в этих источниках ничего не говорится о времени и технике строительства маяка. Из сообщения Страбона, что Сострат был «другом царей», можно судить, что маяк построили в период правления не одного правителя, а по крайней мере двух, скорее всего, при Птолемее I Сотере и при Птолемее II Филадельфе, то есть в 300—280 годах до н. э. Разумеется, и это сооружение возникло из пота и труда рабов и «свободных» египтян; разумеется, и во время его строительства свистели плети надсмотрщиков. И к нему относятся слова классика современной арабской поэзии Халила Матрана, написанные при виде Большой пирамиды: «Вижу этих рабов — они как песок в пустыне, несметные толпы их носят свой груз, желтые лица и потные лбы, согбенные спины...» Но все же были у маяка и два принципиальных отличия. Во-первых, маяк на острове Фарос приносил «общественную пользу» и тем самым превосходил Большую пирамиду. А второе отличие касалось техники строительства. В те времена, когда создавалось это последнее чудо античного мира, техника уже достигла немалых высот, имея целый ряд изобретений. Уже были известны Архимедов винт, полиспаст Архимеда, подъемные приспособления, различные строительные инструменты. Безусловно, эта техника использовалась на 357
строительстве Александрийского маяка. В этом убеждает и высокая стоимость стройки. Если бы при строительстве маяка использовалась лишь «живая рабочая сила», которая практически была даровой, строительные расходы не были бы столь высокими и не достигли 800 талантов. С творчеством архитектора, который разработал проект и руководил строительством маяка на острове Фарос, мы уже встречались в нашем путешествии по древним странам. Вспомним, что, когда Кольдевей нашел висячие сады Семирамиды, многие ученые потом установили, что подобных удивительных сооружений в античности было несколько — одно из них, например, «висячая променада» на острове Книд. Архитектором и инженером ее был все тот же Сострат, сын Дексифана. Ему приписывают и еще одно инженерное сооружение: во время боев за Мемфис он якобы отвел воды Нила, чтобы захватить город. Это сведения уже II века н. э. И хотя в правдивости этой истории можно усомниться, важно здесь другое: не случайно Сострату приписывали и эту работу. В литературе он упоминается и как способный дипломат. Все же единственным достоверным упоминанием о нем является камень с его именем, найденный в Дельфах. К сожалению, на нем нет никаких биографических сведений. Весьма примечательно, что от человека, чьи деяния не увековечил поэт в стихах или историк в жизнеописании, для потомков остается лишь его имя, хотя он и создал чудо света! Нам остается еще рассказать о судьбе маяка после его восстановления во времена императоров Клавдия и Нерона (41 — 65 гг.). На все века, в течение которых маяк светил мореплавателям, хватит всего несколько фраз. На закате Римской империи в IV веке * он стал жертвой землетрясения, и его огонь навсегда потух. Во времена арабского господства в середине VII столетия он служил лишь дневным маяком. В конце X века на него обрушилось новое землетрясение, и от него осталась едва четверть. Во времена первых султанов-мамлюков, в середине XIII века, он уже не был нужен и как дневной маяк: материк настолько приблизился к острову, что птолеме- евские пристани занесло песком. В самом начале XIV века его разобрали на камни, так же как, скажем, разобрали стены Вавилона времен Навуходоносора. Землетрясение в 1326 году разрушило маяк окончательно. Археологи, которые с конца XIX века искали его следы, встали перед трудной задачей. Остров Фарос постепенно соеди- 358
нился с материком, изменились и очертания его северного побережья. Наконец, археологи пришли к выводу: маяк стоял на скалистом выступе нынешнего полуострова, который защищает вход в Восточную гавань с северо-западной стороны. Он стоял в том месте, где в конце XV века была построена прибрежная султанская крепость, которая и поныне отчасти служит своей цели — правда, наполовину превратившись в музей. Но мог ли самый большой маяк в мире исчезнуть бесследно? Некоторые исследователи полагали, что султан построил свою крепость из его камней, однако физико-химический анализ этого не подтвердил. Подобная неизвестность продолжалась до 1962 года. В шестидесятых годах в Средиземноморье бурно развился подводный спорт. И вот однажды неизвестный итальянский ныряльщик, опустившийся на небольшую глубину у крепости султана, нашел на дне мраморные колонны. И оказалось, что, скорее всего, они являются частью Фаросского маяка. При дальнейших работах со дна подняли статую богини Исиды Фа- росской, которая некогда стояла в близлежащем храме. А исследование крепости показало, что некоторые ступени ее темной лестницы — из мрамора... Сегодня мы уже знаем: маяк Сострата стоял на месте нынешней крепости или вблизи нее и при строительстве крепости были частично использованы его камни. Но как он точно выглядел, нам неизвестно. Единственный источник для его реконструкции — описание Страбона и оборотная сторона одной птолемеевской монеты, где он изображен весьма схематично. Слишком скудные сведения для творения, которое было седьмым чудом света. Но все еще впереди, ведь жизнь продолжается. ..
ЗАКЛЮЧЕНИЕ В Египте началось и в Египте пришло к концу наше путешествие к семи чудесам света. И вот мы снова сидим в серебристом скором поезде с кондиционером и с официантами в красных фесках и со стодвадца- тикилометровой скоростью возвращаемся из Александрии в Каир. Мы смотрим на зелень пальмовых рощ и акаций, на желтые воды Нила, на белые ленты автострады, по которой убегают караваны автобусов «шкода»... А сами все еще находимся в плену воспоминаний и размышлений. Наш путь был немалым — мы миновали свыше пяти тысячелетий. Проникли в глубь далеких веков, чтобы увидеть первые произведения искусства, созданные человечеством. Познакомились с жизнью и образом мыслей древнейших поколений человеческого рода. Читали хроники и своды законов давно исчезнувших государств. Следили — часто затаив дыхание — за возникновением, расцветом и гибелью удивительных культур, чьи творения стали могучим импульсом на пути поступательного движения человечества. Поступательного движения, закономерность которого наполняет нас оптимизмом. Мы посетили три крупнейших очага древних культур. В произведениях поэтов и философов, архитекторов и художников, историков и скульпторов увидели своеобразие этих культур и их взаимосвязь, ибо именно эти творения несли факел прогресса. С благодарностью осознавали, что народы прославились в истории не захватническими войнами своих правителей, а своим вкладом в общечеловеческую сокровищницу культуры. 360
И с удивлением убеждались, что мы должны быть благодарны нашим предкам самых разных народов и рас, которые уже ответили на наши вчерашние вопросы, чтобы мы могли лучше ответить на сегодняшние. Нас в основном интересовали величайшие творения человеческих рук, техники и искусства древних народов. Но мы видели за ними не только властителей и богов, в честь которых они были сооружены, но главным образом художников и мастеров, их создавших, и ту безымянную народную массу, которая их построила и своим трудом создала условия, при которых эти творения могли вообще возникнуть. Думается, здесь все правильно. Не слишком ли часто давали мы возможность говорить за себя историкам, путешественникам и художникам древности? Или археологам с лопатой и филологам со старыми фолиантами, людям, которые добровольно записались в передовые отряды армии, наступающей на тайны человеческой истории? Нет, и здесь все правильно. Их мысли скрыты порой в труднодоступных книгах, и правильно, что о них узнает и то поколение, которое вступит в третье тысячелетие. Третье тысячелетие нашей эры. Состоялось ли наше путешествие? И разве оно не было настоящим приключением? На каирском аэродроме стоит готовый к взлету самолет с чехословацкими опознавательными знаками. Через три-четыре часа он приземлится в Праге. Стюардесса подает нам свежие пражские газеты, заполненные самыми разнообразными новостями и сведениями о новых открытиях на Земле и в космосе. .. Но к нашей книге это уже не относится. В нашей книге рассказывается об удивительных чудесах света, а не о вещах, которым мы ныне не удивляемся.
£*%*•• Ш Vw '(: »Ч лч Статуя Зевса. Бронза. Деталь. Стамбул, Археологический музей.
ПОСЛЕСЛОВИЕ I олько что закрыта последняя страница, и кажется, будто мы закончили увлекательное путешествие, которое совершили вместе с автором этой книги Войтехом Замаровским и под его руководством. Как опытный и эрудированный экскурсовод вел нас Зама- ровский по Египту и Месопотамии, по Древней Греции и городам Малой Азии, по островам Эгейского моря. И, углубившись в даль времен, познакомил нас с теми прославленными памятниками архитектуры и скульптуры, которые еще двадцать веков назад получили название «семи чудес света». Войтех Замаровский родился в 1919 году. Изучал политэкономию и право, читал лекции по экономике и истории, с конца пятидесятых годов начал писать и стал одним из самых популярных и талантливых чехословацких писателей, работающих в жанре научно-художественной литературы. «Путешествие к семи чудесам света»—его первая книга в этом жанре — принесла ему заслуженную славу. В Чехословакии книга выдержала несколько изданий, была переведена на многие языки и опубликована за рубежом. У нас она вышла на украинском языке в Киеве, в издательстве «Веселка». За первой книгой последовал ряд других: «Тайны хеттов», «Открытие Трои», «Боги и герои античных сказаний», «Вначале был Шумер», «История, написанная Римом», «Греческое чудо» и, наконец, последняя — «Их величества пирамиды». В Чехословакии такие книги называют «литературой факта», так как в их основе лежат исторические события, подтвержденные документально. 363
В одном интервью, взятом чехословацким журналом «Зла- ты май», Замаровского спросили, с чего он начинает подготовку своих книг. Он ответил, что прежде всего это работа над «горой книг» старой и новейшей литературы по тем вопросам, о которых он собирается писать. Он изучает переводы древних текстов и труды античных авторов, знакомится с археологическими открытиями и памятниками, хранящимися в музеях разных стран, и, разумеется, большое место отводит научным трудам историков, специалистов по древнему миру. Но этого мало, утверждает Войтех Замаровский, — он следует завету Геродота: историк должен увидеть и познать ту страну, которой он занимается. Поэтому, прежде чем писать о путешествии к семи чудесам света, Замаровский посетил все места, где некогда были созданы эти чудеса. «Я побывал в тех краях, — говорит Замаровский, — которые меня интересовали: от Евфрата до Атлантики, от Дуная до Кавказа и порогов Нила. Я проделал этот путь в автомашинах, верхом на верблюдах и пешком, жил в хороших и плохих гостиницах, в лагерях археологов и в палатках бедуинов». Такое не мнимое, а подлинное путешествие к семи чудесам света позволило Замаровскому создать яркую и живую картину прошлого, рассказать с большой убедительностью даже об исчезнувших чудесах, не говоря уж о пирамидах, которые он видел собственными глазами, которые потрогал собственными руками. Но самое главное то, что автор искренне увлечен древней историей, памятниками прошлого, восхищен деятельностью археологов, историков, дешифровщиков давно забытых письмен исчезнувших народов. Он самозабвенно погружается в далекие времена и в свободной литературной форме излагает исторические факты, показывает сложнейший процесс работы ученых с их открытиями, а иногда и «тупиками и порой ошибками», как он сам говорит. И тут же, о чем бы ни шла речь, познавательная сторона соседствует рядом с эстетической. Привлекает и своеобразный литературный стиль Замаровского, когда в самых неожиданных местах вдруг читаешь замечания автора, пронизанные тонкой иронией. Еще одним принципом руководствуется Замаровский при написании книги. «Я никогда не стараюсь, — говорил он в том же интервью, — поучать читателя или объяснять, словно на уроке. Нет, я даю ему факты и предоставляю самому их 364
осмыслить. Я веду с читателем диалог, оставляя при этом за ним право поспорить со мной. Я смотрю на древние миры глазами современного человека и пытаюсь ввести в них своего читателя». Признавая большую ценность данной книги, ее значительный познавательный материал, изложенный в интересной и доходчивой форме, воспользуемся правом, данным Замаров- ским, поспорить с ним по некоторым вопросам. Иногда Замаровский очень категоричен в утверждениях, которые являются только гипотезами, недостаточно доказанными. Так, например, он вслед за чешским ассириологом Бедр- жихом Грозным пишет, что клинопись повлияла на возникновение египетского иероглифического письма. Ни один египтолог не согласен с этим высказыванием Грозного. Ведь и по внешнему виду и по самой системе письменности между клинописным и иероглифическим письмом нет ничего общего. Да и, кроме того, возникновение письма в Египте и Месопотамии произошло примерно одновременно, в те давние времена, когда между этими странами еще не было никакой связи. Вопрос о том, откуда появились греческие племена на Пелопоннесском полуострове, еще не окончательно решен. Замаровский приводит две гипотезы. Стоило бы упомянуть еще о двух других — греки пришли либо из Центральной Европы, либо с берегов Дуная. Очень ценно, что в книге широко цитируются труды античных авторов, которые знакомят читателя с богатейшим наследием древней культуры. Однако некоторые сведения античных авторов нуждаются в уточнении, а иногда и в опровержении. Например, Геродот рассказывает о «машинах» в виде качалки для поднятия каменных глыб во время строительства пирамид. Подобные «машины» Геродот мог видеть во время посещения Египта в V веке до н. э., когда ими широко пользовались при постройке храмов и пилонов. Однако при возведении пирамид для подъема каменных блоков строили вокруг пирамиды наклонную плоскость, постепенно наращивая ее по мере роста самой пирамиды. По этой наклонной плоскости волоком втаскивали наверх тяжеленные каменные блоки. Именно об этом способе свидетельствуют насыпи из тафла и земли, сохранившиеся около недостроенных пирамид, в том числе и возле пирамиды Сехемхета, открытой М. 3. Гонеймом. Высказывания Диодора о том, что греки обучили египтян астрономии, Замаровский правильно приписывает греческому 365
патриотизму. Все же это примечание можно было бы расширить и объяснить, что издревле существовавший в Египте город Он был центром культа солнечного бога Ра, поэтому греки и прозвали его Гелиополем — городом Солнца. (Вообще названия египетских городов в широкой литературе обычно употребляют в греческой передаче. Египетские названия большей частью встречаются в работах египтологов. Замаровский, как правило, приводит и то и другое написание— называет Фивы — Висе, или Уасет, Мемфис — Мен- нонфер, что соответствует египетским терминам.) Что касается астрономии, то она действительно достигла высокого уровня в Египте в III тысячелетии до н. э., задолго до появления греков. Однако надо сказать, что о египетской науке автор вообще не упоминает, тогда как вавилонской отведено много места. Он очень подробно говорит, что корни европейской культуры восходят к Вавилону. Таким образом, у читателя может создаться впечатление, что все происходит из Вавилона. Иначе говоря, у Замаровского как бы возрождается теория панвавилонизма, которую он же критикует в этой работе. Может быть, для того чтобы избежать этого, стоило упомянуть о развитии египетской науки и сказать о ее влиянии на европейскую культуру, не менее значительном, чем вавилонское. И последнее замечание: не следует удивляться тому, что не всегда даты в книге «Путешествие к семи чудесам света» совпадают с хронологиями в наших учебниках, энциклопедиях, отдельных работах советских специалистов по истории древнего мира. Даже в самых новейших трудах по истории Египта, Месопотамии и Древней Греции нет полного единства в датировках одних и тех же событий. Иногда это относится и к указанию времени некоторых археологических находок и открытий, по-разному определяются даты жизни ряда исторических личностей античного мира. Наиболее существенные расхождения оговорены в подстрочных примечаниях, сделанных издательством. Вообще же предоставим дискуссии по уточнению хронологии ученым — специалистам-востоковедам и античникам. Есть у этой книги очень ценное качество — у нее точный адрес, сразу чувствуется, на какого читателя она рассчитана. Прежде всего на любознательного читателя. В заключение хочется привести высказывание самого Замаровского о том, для кого он пишет свои книги: 366
«Что касается молодого читателя, то я думаю, что это как раз и есть тот читатель, для которого действительно стоит работать. Это читатель увлеченный, всегда стремящийся узнать побольше, во всяком случае, так я сужу по письмам и беседам. К этому читателю не нужно приспосабливаться, а нужно просто принимать во внимание его специфику и быть чутким к его потребностям. В жизни для молодого человека книга значит гораздо больше, чем в жизни взрослого, и оставляет более глубокий след. Поэтому так велика ответственность автора, пишущего для него,— моральная, политическая, человеческая...» Автору действительно удалось осуществить те задачи, которые он ставил перед собой, учитывая интересы и запросы молодого читателя. Но при этом необходимо иметь в виду, что, хотя эта книга написана легко и увлекательно, все же надо сказать, что «Путешествие к семи чудесам света» читается не как легкое, бездумное произведение, а требует от читателя большого внимания, чтобы усвоить весь объем исторического материала, который и составляет содержание книги. Интерес к прошлому человечества особенно возрос в связи с новейшими археологическими открытиями за последнее время, поэтому книга, несомненно, будет иметь успех и заинтересует широкий круг читателей в Советском Союзе. Кандидат исторических наук Р. Рубинштейн
К ЧИТАТЕЛЯМ Издательство просит отзывы об этой книге присылать по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги. Цветные вклейки выполнены по рисункам Зденека Буриана. Для старшего возраста Войтех Замаровский ПУТЕШЕСТВИЕ К СЕМИ ЧУДЕСАМ СВЕТА ИБ № 184 Ответственный редактор С. К. Беркман Художественный редактор М. Д. Суховцева Технический редактор Н. Г. Мохова Корректоры V* С. Муковозова и Т. Н. Чернова Сдано в набор 29.08.79. Подписано к печати 05.05.80. Формат 70ХЮ0'/'6. Бум. офс. № 1. Шрифт академический. Печать офсетиая. Усл. печ. л. 31,04. Уч.-изд. л. 22,21 + 7 вкл. = 23,73. Тираж 100 000 экз. Заказ № 773. Цена 2 р. 20 к. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Фабрика «Детская книга» № 2 Рос- главполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Ленинград, 193036, 2-я Советская 7.