МАОИЗМ-
угроза
человечеству

"МАОИЗМ - УГРОЗА ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ"
Н.С. Кулешов
ПЕКИН ПРОТИВ
НАЦИОНАЛЬНО-
ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО
ДВИЖЕНИЯ
Москва
"Международные oтношения"
1981

© «Международные отношения», 1981

*
Значение мировой системы социализма для
успешного развития национально-освободительного движения
все более возрастает. Особо важную роль она играет
на современном этапе, когда силы империализма
активизируют свои попытки вновь возродить атмосферу
«холодной войны», выступают против разрядки и
ограничения вооружений, против улучшения отношений с
Советским Союзом и другими странами социализма.
Единство и сплоченность стран социалистического
содружества представляют собой важный фактор в борьбе
за справедливое дело мира и безопасность народов.
Еще на заре эпохи социализма революционные
преобразования в России положили начало крушению
мировой колониальной системы империализма. Великая
Октябрьская социалистическая революция пробудила
колониальные народы к борьбе за свое освобождение.
Странам, сбросившим колониальный гнет, предстоит еще
долгая и упорная борьба. Ее конечной целью должно стать
полное освобождение от политической, экономической и
других форм зависимости.
Национально-освободительное движение является
объектом подрывной деятельности Пекина,
стремящегося дезориентировать это движение в оценке
расстановки сил в мире, в понимании значения и роли
социалистического содружества как его главной опоры в
антиимпериалистической борьбе, желающего подчинить
движение своим великодержавным целям. Испытывая
на себе плодотворное воздействие миролюбивой
политики Советского Союза, братских стран социализма и
3

всех антиимпериалистических сил,
революционно-освободительное движение успешно противостоит
дезорганизующему влиянию Пекина, предавшего его идеалы.
Нынешнее пекинское руководство проводит на мировой
арене внешнеполитический курс, аналогичный политике
империалистических сил. Оно пытается препятствовать
развитию позитивных событий в мире.
Интернациональный долг мирового коммунистического, рабочего и
национально-освободительного движений как части
революционного процесса заключается в том, чтобы
всемерно разоблачать эту линию китайского руководства.
В современном капиталистическом мире к
высокоразвитым странам относятся страны Северной Америки
и Западной Европы, Япония, Австралия, Новая
Зеландия и Южно-Африканская Республика. Часть из них —
некогда колониальные державы.
В освободившихся от колониального гнета и
вставших на путь самостоятельного развития государствах
Азии, Африки и Латинской Америки проживает более
2/3 населения несоциалистического мира.
Большинство из ста развивающихся стран,
добившихся победы в борьбе за свое национальное
освобождение, сравнительно успешно прошли первый этап
становления собственной государственности. Достижение
политической независимости означало завершение
определенного этапа национально-освободительных
буржуазно-демократических революций в странах Азии и
Африки и переход их на новую ступень
социально-экономического развития — строительство национального
хозяйства, отстаивание экономического суверенитета в
условиях уже достигнутой политической независимости.
Установление политической независимости не
ликвидировало экономической отсталости этих стран. В
новых условиях империализм, утратив прямое господство
над молодыми государствами, стремится с помощью
различных средств экономической и технологической
экспансии продолжить эксплуатацию этих стран,
контролировать их политическую жизнь. На новом этапе
национально-освободительной борьбы основной целью
бывших колониальных народов стало постепенное
достижение экономической независимости и
экономического равноправия, разрушение системы
неоколониальной эксплуатации и зависимости.
Однако эта борьба не сводится лишь к решению
экономических проблем. Она включает в себя отстаи-
4

вание национальной независимости на базе
антиимпериалистической внешней политики, провозглашение
принципа социального и экономического равенства людей,
ликвидацию пережитков феодализма, аграрную
реформу, национальную консолидацию. Ряд освободившихся
стран ставят своей целью также построение общества,
свободного от эксплуатации. Такие государства, встав
на путь некапиталистического развития,
посредством общедемократических преобразований
делают возможным в будущем переход к непосредственной
борьбе за социалистические отношения в обществе.
Национально-освободительное движение в ряде стран
привело к руководству силы, провозгласившие
социалистическую ориентацию развития. К их числу относятся
Народная Республика Конго, Демократическая
Республика Мадагаскар, Народная Республика Бенин,
Народная Республика Ангола, Народная Республика
Мозамбик, Социалистическая Эфиопия, Народная
Демократическая Республика Йемен и др. (всего около 20 стран
Азии и Африки).
В других странах выбор пути социального
развития проходит в сложной борьбе между прогрессивными
силами и внутренней реакцией. В ряде случаев это
связано с возникновением новой формы
государственной власти с участием представителей вооруженных
сил в социальном развитии общества, когда происходит
процесс некоторого отчуждения государственной власти
от общества. Нередко это приводит к определенным
трудностям на пути социального прогресса (Пакистан),
временному торжеству реакции (Индонезия),
нарушению единства и последовательности
антиимпериалистического фронта (Гана, Мали, Судан, Бангладеш).
Даже в государствах, где преобладают
капиталистические тенденции, имеются силы, которые борются за
постепенный отрыв от капитализма. Здесь классы и
различные политические силы, расходясь в вопросах о
путях социального развития, имеют общую цель —
избавиться от остатков колониальной зависимости.
Поэтому в этих странах также осуществляются социально-
экономические и политические преобразования
общедемократического характера. Хотя подобные
преобразования не являются структурными и радикальными, тем
не менее они способствуют возникновению предпосылок
для сдвигов в соотношении классовых и политических
сил, созданию условий для углубления национально-
5

освободительной революции. Премьер-министр
крупнейшей из развивающихся стран — Индии И. Ганди,
выступая летом 1976 года в Москве по Центральному
телевидению, заявила, что Индия идет по
социалистическому пути, но процесс этот происходит медленно.
В нынешнем программном документе партии Индийский
национальный конгресс (ИНК), находящейся у власти,
имеется положение о построении социализма в Индии,
хотя, как поясняют руководители ИНК, «это не тот
социализм, который существует в других странах».
Вместе с тем нельзя не видеть, что в ряде стран
социалистическая фразеология лишь прикрывает
стремление подновить фасад старого общества. Учитывая
огромную притягательность социализма для широких
народных масс, идеологи буржуазного пути развития в
афро-азиатских странах почти нигде не выступают с
позиций откровенного капитализма. Наиболее влиятельным
и гибким вариантом буржуазного национализма
становится национализм, пытающийся взять на вооружение
социалистические лозунги.

ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ
И ТАКТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ
ПЕКИНА
В ОТНОШЕНИИ
РАЗВИВАЮЩИХСЯ СТРАН
Китайское руководство в проведении своей
внешней политики исходит из своекорыстных соображений,
планов и расчетов, не делая различия между странами,
идущими по капиталистическому пути развития или по
пути социалистической ориентации. Внеклассовый
подход к событиям в мире позволяет китайским лидерам
прибегать к беспринципному лавированию, привлекать
на свою сторону и опираться на любые силы, которые
можно использовать в борьбе против СССР и
социалистических стран. Пекинские руководители, действуя в
унисон с неоколонизаторами, всячески подрывают силы
передовых отрядов национально-освободительного
движения. Их реакционная и предательская позиция
фактически противостоит освободительной борьбе
афроазиатских народов. Это особенно опасно потому, что в
самих развивающихся странах в силу различного
соотношения внутренних классовых сил и их различной
политической ориентации, а также в силу различного
уровня развития нет единства в понимании путей
дальнейшего социально-политического развития. Некоторые
из развивающихся стран пытаются улучшить свое
положение не посредством упорной борьбы с
империализмом, а путем компромиссов, не портя «добрых»
отношений со странами Запада, вследствие чего
большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки в
экономическом отношении связано с
капиталистическими странами, оставаясь аграрно-сырьевым придатком
капиталистической экономики.
7

Такое положение сложилось еще в эпоху
колониализма, оставившую в наследство освободившимся ныне
странам монокультурную структуру их экономики.
Нефть, железная и марганцевая руда, олово, каучук,
джут, хлопок, рис, кофе и ныне являются теми товарами,
которые определяют их экономическое развитие. Только
ломка сложившегося положения может создать
предпосылки для уничтожения неоколониалистской
эксплуатации развивающихся стран и достижения ими
подлинной независимости. «Советский Союз, — подчеркивал
товарищ Л. И. Брежнев, — полностью поддерживает
законные устремления молодых государств, их
решимость полностью избавиться от империалистической
эксплуатации, самим распоряжаться своими
национальными богатствами»1.
Не имея каких-либо конструктивных предложений
по перестройке международных экономических
отношений, пекинские лидеры стремятся создать лишь
видимость сочувствия развивающимся странам в их борьбе
за равноправные международные экономические
отношения. Блокируясь с империалистическими силами, они
фактически содействуют продолжению
неоколониалистской эксплуатации развивающихся стран. Более
того, поддерживая и развивая связи с некоторыми
реакционными режимами бывших колониальных стран,
Пекин пытается усугублять возникающие разногласия в
национально-освободительном движении. Пример
тому— прямые или косвенные связи с некоторыми
нефтедобывающими странами, извлекающими одностороннюю
выгоду из повышения цен на нефть. Реакционные
режимы некоторых молодых государств — экспортеров нефти
используют огромные накопления нефтедолларов на
закупки вооружения, на поддержку консервативных сил
внутри страны и за ее пределами, крупнейшие суммы
инвестируют в западных банках и компаниях. Они
получают гораздо большее количество денег, чем в
состоянии освоить в целях подлинного развития своих
стран, в то время как остальные развивающиеся
государства вынуждены значительно увеличивать расходы на
закупку топлива.
К серьезным вопросам, стоящим перед
развивающимися странами в настоящее время, относится тенденция
1 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 5. М.,
1976, с. 462.
8

снижения значения производимых ими
аграрно-сырьевых товаров для экономики эксплуатирующих их
капиталистических стран. Внося раскол в
национально-освободительное движение, Пекин тем самым препятствует
разрешению подобных проблем, требующих совместных
усилий развивающихся стран. Не предоставляя им
действенной помощи для преодоления названной тенденции,
пекинское руководство усиленно пропагандирует
лозунг «опоры на собственные силы». Менее всего этот
лозунг пригоден в данном случае, когда речь идет об
объективных факторах мировой экономики.
Дело в том, что в результате научно-технической
революции произошли коренные сдвиги в сфере
материального производства. Уже не первое десятилетие
быстро развиваются менее материалоемкие отрасли
производства, промышленность использует новые виды
синтетических и искусственных материалов, являющихся
конкурентами натурального сырья; новая технология
снижает расходы сырья на единицу готовой продукции.
Развитые капиталистические страны за счет
собственных источников снабжения существенно повысили
обеспеченность своих потребностей в сырье. Заметно
сократился удельный вес развивающихся стран в
обеспечении импортных потребностей развитых
капиталистических государств, относительное значение
развивающихся стран в экономике индустриально развитых
капиталистических государств существенно сократилось,
хотя мир капитализма все еще вынужден считаться со
своей зависимостью от поставок сырья, минералов и
топлива из бывших колоний. Эта тенденция имеет не
только экономическое, но и большое политическое
значение, поскольку «ослабление зависимости развитых
капиталистических стран от аграрно-сырьевой продукции
бывших колоний, сосредоточение хозяйственных
ресурсов современного капитализма в его промышленных
центрах служит одним из свидетельств
несостоятельности концепций, противопоставляющих
национально-освободительное движение другим революционным силам
и утверждающих, будто для сокрушения империализма
достаточно лишить его сырья и рынков сбыта в
развивающихся странах»2.
Беспринципное маневрирование пекинской политики
в отношении развивающихся стран активно проявляется
2 Коммунист, 1969, № 3, с. 105.
9

в такой специфической форме идеологии, как религия.
Веками народы Африки и Азии подвергались
колониальному гнету, их национально-освободительная борьба
зачастую проходила под знаменами ислама, тесно
переплетавшегося с местным национализмом, что в
совокупности представляло собой единственно возможную
в то время идеологию, выражавшую протест против
чужеземного ига. Эта идеология оказала огромное влияние
на формирование идейно-политической платформы
борьбы народов против иностранного господства. Она
была направлена против всех видов и форм
национального угнетения, против империализма и колониализма и
играла прогрессивную роль в
национально-освободительной борьбе. Она пустила глубокие корни в
народных массах, окружена ореолом вековой борьбы с
чужеземным засильем, сформировала традиции,
унаследованные нынешними поколениями, которые играют
важную роль в национально-освободительной борьбе на
современном этапе. «Никакой социальный прогресс
немыслим без подключения к нему огромных
традиционных социальных массивов. Религия и религиозность,
традиция и традиционность — это форма, которая
может быть насыщена различным социально-классовым
содержанием»3.
Однако существуют в этой области и негативные,
тормозящие моменты, используемые Пекином против
дела мира и прогресса. В своей подрывной деятельности
Пекин зачастую прибегает к помощи воинствующего
национализма и религиозного фанатизма, проявляемых
правящими кругами отдельных стран или группами
экстремистов. Такие проявления, затрагивая религиозно-
националистические чувства широких кругов населения,
приводя в движение огромные массы людей,
препятствуют поискам путей подлинного социального
развития. Эти страны выдвигают политических деятелей,
которых Пекин использует в интересах собственной
гегемонистской политики. Игра некоторых политических
деятелей капиталистических и развивающихся стран в
дружелюбие по отношению к тем, кто в глазах всего
мира проявил себя поборником войны, политического
диктата и натравливания народов друг на друга, по
существу означает потворство гегемонистской политике
Пекина и его экспансионизму.
3 Международная жизнь, 1980, № 3, с. 70.
10

В последние годы эти негативные явления стали
заметны в панисламистском движении, вдохновляемом
главным образом Саудовской Аравией и до недавнего
времени шахским Ираном. Ратуя за объединение стран
с населением, исповедующим преимущественно ислам,
который в своих основных канонах запрещает
эксплуатацию человека человеком, ростовщичество,
взяточничество, коррупцию, защитники панисламизма, однако,
вводят в заблуждение широкие народные массы
относительно своих подлинных целей, поскольку в
действительности панисламизм — не «объединение восточных
народов» в борьбе против империализма, как стремятся
представить его панисламисты, а идеологическое и
политическое течение, направленное на консолидацию
реакционных теократических мусульманских кругов
против антифеодального движения и светской власти,
претив социального прогресса и демократии. Лидеры
панисламистского движения пытаются развернуть
деятельность по сплочению реакционных исламских кругов
на антикоммунистической основе.
Воинствующий панисламизм и его приверженцы
среди исламского духовенства, враждебно настроенные ко
всему прогрессивному, вызывают соответствующую
реакцию в странах с преимущественно мусульманским
населением, порождая выступления антиклерикального
характера, участники которых заявляют, что
«аятоллы и муллы не могут принести счастья народу». На
стенах Тегеранского университета в первые дни после
свержения шахского режима был начертан лозунг
«Невежество победило несправедливость», что указывало
на наличие противоборствующих сил в иранской
революции уже на начальном ее этапе.
Отмечая сложность и противоречивость
происходящих в Иране процессов, Л. И. Брежнев в своем докладе
на XXVI съезде КПСС указывал, что в основе это —
антиимпериалистическая революция. «В некоторых
странах Востока, — говорилось в докладе, — за
последнее время активно выдвигаются исламские лозунги.
Мы, коммунисты, с уважением относимся к
религиозным убеждениям людей, исповедующих ислам, как и
другие религии. Главное в том, какие цели преследуют
силы, провозглашающие те или иные лозунги. Под
знаменем ислама может развертываться освободительная
борьба. Об этом свидетельствует опыт истории, в том
числе и самый недавний. Но он же говорит, что ислам-
11

скими лозунгами оперирует и реакция, поднимающая
контрреволюционные мятежи»4.
Маоистское руководство усиленно содействует
деятельности исламской реакции на международной арене.
Пекинские визитеры на высшем уровне, посещавшие
Тегеран вплоть до последних дней правления
антинародного шахского режима, прославляли деятельность
шаха и его политику, превратившую Иран в
международного жандарма. Хуа Гофэн был последним из
руководителей иностранных государств, посетившим шаха уже
накануне его падения. После этого визита лидер
иранской революции аятолла Р. Хомейни сказал, что
премьер Китая прошагал по трупам иранского народа. Как
известно, шах стремился сколотить и вооружить блок
мусульманских государств и таким путем навязать свой
диктат остальным странам региона и всему
национально-освободительному движению.
В течение ряда лет Пекин не только словом, но и
прямым, непосредственным участием содействует
осуществлению «сокровенной» идеи панисламистских
кругов— созданию своей, «мусульманской» атомной
бомбы. Финансирование этого «предприятия» взяла на себя
Саудовская Аравия, накопившая несметные залежи
нефтедолларов. Местом действия был избран Пакистан,
а Пекин обязался предоставить военному режиму
генерала Зия-уль-Хака всю технологию, необходимые
материалы и технологическое оборудование, то есть по
существу создать эту бомбу. В коммюнике и интервью в
связи с китайско-пакистанскими
межправительственными визитами последних лет китайская сторона
тщательно скрывала свое участие в создании атомной бомбы в
Пакистане, а режим Зия-уль-Хака на запросы соседней
Индии по этому поводу официально давал
отрицательные ответы. Тем не менее летом 1980 года зарубежные
средства массовой информации сообщили, что в
Пакистане приступили к практической реализации
задуманного плана.
Таким образом, Пекин, расширяя рамки
распространения атомного оружия в мире, отвлекая средства,
необходимые для решения насущных задач в
развивающихся странах, не только поощряет экстремизм
фанатиков, прикрывающихся мусульманством, но и становится
на путь преступлений против всего человечества. Цель
4 Правда, 1981, 24 фев.
12

этой акции — под видом содействия развивающимся
странам в сохранении некоего военного паритета
фактически углубить разногласия в неоднородном «третьем
мире», дать несомненное военное преимущество
реакционным, антикоммунистическим режимам в отдельных
развивающихся странах над другими такими же
странами, натравить одних на других, ослабить, а затем
диктовать им свою волю.
Развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской
Америки в политической стратегии Пекина
представляют собой объект, подлежащий завоеванию в качестве
союзника в маоистской борьбе против СССР и мирового
социализма. Эта стратегия осуществляется уже не одно
десятилетие. Происшедшая в первой половине 50-х годов
в мировой политике поляризация сил не оставляла
места для «особого» китайского курса. Поэтому
пекинское руководство сделало ставку на «третью силу»,
которую намеревалось использовать для достижения
своих гегемонистских целей. 29 неприсоединившихся
афроазиатских стран, представители которых собрались в
1955 году на Бандунгскую конференцию, китайское
руководство стремилось противопоставить странам
социализма во главе с Советским Союзом, выдвинув идею
афро-азиатской солидарности и активно используя этот
термин в своей пропагандистской деятельности.
Широко пропагандируя известные принципы мирного
сосуществования, принятые на Бандунгской конференции,
создавая впечатление, что они являются
самодовлеющими и универсальными для построения
межгосударственных отношений, Пекин обманывал мировое
общественное мнение, поскольку не собирался на практике
следовать провозглашенным принципам, а только
извлекал из этого выгоду для достижения своих целей.
В конце 50-х годов в политике китайского
руководства начался переход от антиимпериализма к
антисоциализму, обусловивший стремление оторвать
национально-освободительное движение от мировой
социалистической системы и тем самым раздробить, фактически
ликвидировать антиимпериалистический фронт.
Пекинская пропаганда усилила нападки на социалистические
страны, источала лесть в адрес стран Азии и Африки,
называя их «атакующим центром мировой революции».
В дальнейшем она стала вести дело к тому, чтобы
объединить под руководством Китая «малые и средние»
развивающиеся страны для борьбы против мирового со-
13

циализма, втянуть в свой намечавшийся альянс с
империализмом и те развивающиеся государства, в
которых сам империализм не имеет достаточно сильного
влияния. Пытаясь поднять свой вес на мировой арене
посредством пропагандистских ухищрений, сложных
интриг и сталкивания различных сил, действующих в
мире, оставаясь в то же время «между» и «над»
событиями, китайское руководство стремилось обеспечить
себе руководящее положение ведущей международной
силы с собственной сферой влияния — развивающимися
странами с их огромными материальными и людскими
ресурсами.
В соответствии с этим курсом при прямом
подстрекательстве со стороны Китая в 1965 году была
предпринята попытка переворота в Индонезии. Жертвами
авантюры, совершенной под воздействием маоистской
демагогии, псевдореволюционных лозунгов стали сотни
тысяч индонезийских патриотов. Провал путча в
Индонезии не остановил Пекин от организации подобных
авантюр в других странах. Газета «Жэньминь жибао»,
профанируя достижения революционной теории, писала:
«Факты свидетельствуют, что без революции народа,
без захвата политической власти силой и без смены
старого государственного аппарата не может быть
изменений в социальной системе и природе политического
режима, не может быть действительных социальных
преобразований».
В сентябре 1965 года Пекин выдвинул проект
превращения мира в «красный мир». Страны Азии, Африки
и Латинской Америки он причислил к «мировой
деревне», а США и Западную Европу — к «мировому
городу», подняв шум о том, что нужно использовать методы
«народной войны» для создания баз «мировой деревни»
с целью окружения и захвата «мирового города». Новой
жертвой пекинского эксперимента была избрана Индия
с ее крестьянским населением. Однако Компартия
Индии твердо стояла на марксистско-ленинских позициях
и не поддавалась на пекинские спекуляции, что
послужило причиной оскорбительных нападок на нее
китайской пропаганды. «Клика Данге — сторожевой пес
империализма и правящей клики советских ревизионистов,
саботирующая революцию в Индии. В борьбе за свое
освобождение индийский народ должен решительно
смести эту клику ренегатов и ревизионистов всех
разновидностей и начать революционную борьбу»,— призы-
14

вало пекинское радио летом 1967 года, а журнал
«Пекин ревю» уверял, что вот-вот «революционное пламя»
разгорится по всей обширной территории Индии».
Поводом для шумной пропагандистской кампании
Пекина против Индии послужили выступления
крестьян в племенном анклаве Наксалбари на севере
Западной Бенгалии (наксалитов) за стихийный передел
земельных наделов. В соответствии с маоистскими
псевдореволюционными концепциями, не считаясь с
действительным положением вещей, «Жэньминь жибао» в июле
1967 года поспешила объявить эти выступления
подготовкой «великой революционной бури», «искрой идей
председателя Мао Цзэдуна, вспыхнувшей на индийской
земле». Эти выступления Пекин пытался приспособить
к своей линии на достижение популярности среди
развивающихся стран показной революционностью,
доказывая одновременно, что народная война должна
вестись в соответствии с тактикой, «лично разработанной
председателем Мао». Однако на практике
левоэкстремистский курс на вооруженную борьбу не получил
широкой поддержки. Тлеющие угли движения наксалитов
и в последующие годы Пекину не удалось раздуть в
пламя «народной войны».
Активная деятельность современного Китая на
международной арене, направленная на привлечение на
свою сторону развивающихся стран и завоевание
авторитета среди них, обусловлена следующим. Во-первых,
эти страны рассматриваются китайским руководством
как объекты, которые оно сумеет сравнительно легко
подчинить своей гегемонии сначала в Азии, а затем в
Африке и Латинской Америке, и, во-вторых, тем, что
китайские руководители рассчитывают сделать эти страны
своими союзниками на длительный срок. В своем
нынешнем стремлении опереться на развивающиеся
страны китайское руководство следует по пути своих
националистических предшественников. Аналогичными
способами собирались действовать и другие китайские
националисты типа Чан Кайши, и он сам. Они
рассчитывали использовать в своих интересах
национально-освободительную борьбу народных масс, поставить себе
на службу их революционный потенциал и ненависть
к иностранцам-угнетателям. Они исходили также из
того, что Китаю сравнительно легко удастся навязать
этим странам свой пример и таким образом заставить
следовать их по пути Китая. Разница здесь лишь в том,
15

что маоистские националисты первоначально пытались
превратить Китай в одну из ведущих мировых держав,
опираясь главным образом на социалистический лагерь
и международное коммунистическое движение, стремясь
превратить социалистические страны и
коммунистические и рабочие партии в орудие свой гегемонистской
политики. И лишь после провала этих попыток сделали
ставку на развивающиеся страны для достижения той
же цели — завоевания мировой гегемонии. При этом,
повторяя старые выверты чанкайшистской пропаганды,
Пекин пытается приклеить к СССР клеветнический
ярлык «социал-империализма», рассчитывая на то, что
национально-освободительное движение можно таким
путем отколоть от СССР и социалистического
содружества, в ряды которого он также пытается внести раскол,
осуществляя так называемый «дифференцированный»
подход к различным социалистическим странам. Этот
дифференцированный подход варьировался от
пропагандировавшейся Пекином длительное время дружбы
между Китаем и Албанией, «потрясавшей мир», и
варварских экспериментов с помощью своих подручных в
Демократической Кампучии до прямой агрессии во
Вьетнаме, которая действительно потрясла весь мир своим
вероломством и жестокостью.
«Можно ли забыть, — писала «Правда», — с каким
цинизмом Пекин предал компартии в Индонезии,
Малайзии, Таиланде, на Филиппинах? Мао и его группа
пошли на открытые раскольнические действия против
коммунистических и рабочих партий, насаждение в
противовес им промаоистских группировок, пытаясь с
помощью всякого рода авантюристов и ренегатов
дезорганизовать и использовать в своих целях не искушенные в
политике социальные слои, особенно молодежь»5.
Таким образом китайское руководство в своем
антисоциалистическом ослеплении противодействует борьбе
народов за свою национальную независимость против
империалистического порабощения. Создавая некий
«единый фронт» против мировой социалистической
системы, Пекин стремится к установлению своей мировой
гегемонии. За ширмой призывов «бороться против
политики агрессии и войны, проводимой империализмом и
социал-империализмом», он пытается создавать условия
для выполнения своих внешнеполитических замыслов,
осуществлению которых препятствуют Советский Союз,
5 Правда, 1975, 22 фев.
16

другие социалистические страны самим фактом своего
существования, борьбой за социализм и мир.
Народы развивающихся стран заинтересованы в
укреплении антиимпериалистического единства, в
дальнейшем сближении со своим естественным союзником —
социалистическим содружеством, в то время как
китайское руководство стремится использовать их в качестве
орудия для осуществления своих
великодержавно-шовинистических планов. Находясь в плену раздутых
представлений о собственном величии, пекинские лидеры
культивируют националистическую идеологию в
китайском обществе, живучесть которой среди масс
закреплена многовековой практикой и традициями. В свою
очередь усиление предрассудков национализма,
национального эгоизма и ограниченности способствовало
оживлению традиционной великоханьской доктрины и
оказывало непосредственное влияние на формирование
внешней политики КНР. И хотя эта установка Пекина
совершенно очевидна, китайская пропаганда на
страницах печати, пекинские представители на
международных форумах лицемерно твердят, что «Китай никогда
не будет претендовать на гегемонию, никогда не будет
сверхдержавой». Гегемонизм стал основой
внешнеполитического курса Пекина как руководящий принцип
всей его внешнеполитической деятельности, неоспоримо
гарантирующей благоденствие на земле по китайскому
образцу.
Идеи интернационализма и братской солидарности
трудящихся всех стран, преданные маоистским
руководством и не нашедшие широкого распространения среди
трудового народа Китая, представляют собой ту основу,
на которой могли бы осуществляться подлинные
интересы китайского народа. Однако, как показывает
многолетняя практика, политика пекинских руководителей
определяется отнюдь не интересами китайского народа,
хотя вся пекинская пропагандистская машина
прилагает усилия, чтобы убедить мир в обратном.
Антисоветизм — главное направление
в политике маоизма
на международной арене
Суть внешнеполитической линии Пекина —
безудержный антисоветизм. В Советском Союзе, в КПСС
Маоисты видят главное препятствие на пути реализации
17

своих гегемонистских устремлений. Маоизм как
выражение великоханьского национализма и шовинизма в
корне противоречит марксизму-ленинизму и пролетарскому
интернационализму, которые последовательно
отстаивает КПСС. Именно поэтому Пекин тщится
дискредитировать и оболгать прежде всего Советский Союз —
родину Ленина, Великого Октября, выставить его как
агрессивную силу. Марксистско-ленинские партии и
страны социалистического содружества в
национально-освободительном движении противопоставили
гегемонистскому курсу маоистов свою принципиальную позицию
поддержки народов, борющихся за освобождение от
колониального угнетения, помощи молодым государствам
в укреплении их политической независимости и
экономической самостоятельности.
По мере развития Китая, когда в стране были
заложены основы социалистической экономики, маоизм все
более обнаруживал свое негативное отношение к идее
развития по социалистическому пути, все яснее
проявлял свою неприязнь к советскому опыту
социалистического строительства, к «пути русских». (На гребне
победы революции в 1949 году Мао заявлял: «Идти по пути
русских — таков вывод».) Авантюристическая затея с
«большим скачком» и «народными коммунами» в
конце 50-х годов, затем с Дачжаем, миф о котором был
развенчан в самое последнее время самой китайской
пропагандой, показали, что китайскому руководству
чужды и враждебны идеи научного социализма.
Усиливая свою политическую и экономическую
активность в отношении развивающихся стран, пекинские
руководители преследуют цель создать антисоветски
направленную систему отношений с ними,
дезориентировать и расколоть национально-освободительное
движение. Эту линию Пекина с одобрением констатируют
творцы внешней политики США: в одном из докладов
конгресса США прямо указывается, что отношения
Пекина с каждой из развивающихся стран определяются
тем, помогает она или препятствует антисоветским
усилиям Китая.
Стремясь к осуществлению своих гегемонистских
планов, Пекин направляет свои основные усилия
против Советского Союза, действуя согласно
стародавнему приему — «бей по голове, остальное само
развалится».
18

С другой стороны, пекинское руководство
лихорадочно налаживает связи со своими недавними
противниками из лагеря империализма, завязывает с ними
политический и военный альянс. Помимо официальных
взаимоотношений устанавливаются связи тайные: в
объемистом труде, изданном в Нью-Йорке под названием
«Китайская секретная служба» еще в 1974 году,
указывалось, что китайская разведка установила контакты
с израильской для объединения усилий в борьбе против
русских. Этот курс Пекина особенно приветствуется в
Вашингтоне, поскольку он соответствует политическим
и экономическим целям самих Соединенных Штатов.
Блокирование Пекина и Вашингтона на антисоветской
основе привело к тому, что Китай стал своего рода
жандармом американского империализма. Только
оголтелым антисоветизмом можно объяснить заявление
Дэн Сяопина, сделанное им в доверительной беседе с
председателем комитета обороны бундестага ФРГ
Вернером, что он не может представить себе, как это его
страна вновь сблизится с СССР; не только он, но и
более молодой Хуа Гофэн не увидят этого. «Я не
исключаю возможности, — добавил он, — что этого не
увидит и следующее поколение».
Совершенно очевидно, что политика Китая в Азии,
Африке и Латинской Америке заключается в том, чтобы
захватить лидерство среди развивающихся стран,
подталкивая их к разрыву и противоборству с
социалистическими странами, расколу
национально-освободительного движения и установлению своей гегемонии.
Для этого китайское руководство широко использует
всевозможные приемы для завоевания доверия в
развивающихся странах: дипломатия улыбок сменяется
идеологической экспансией, демагогические
псевдореволюционные лозунги, адресованные прокитайским
раскольническим группировкам в местных компартиях и
аналогичным организациям, перемежаются с поддержкой
действий правительств тех же стран на международной
арене, обещания сменяются угрозами и т. д.
Изображая Китай как наиболее стойкого борца против
империализма, маоистские лидеры время от времени
вытаскивают давний лозунг о «пяти принципах» и лицемерно
выражают желание «мирного сосуществования» с
государствами с различным социальным строем, одобряют
усилия развивающихся стран по урегулированию споров
путем мирных переговоров и консультаций и одновре-
19

менно вооружают антиправительственные силы в
соседних странах. За ширмой пропаганды борьбы со
«сверхдержавами» сколачивают ось США—Китай — Япония.
Для того чтобы как-то прикрыть
китайско-американский сговор против социализма и
национально-освободительных сил, «теоретики» маоизма придумали новую
картину мира, которая как идеологическое прикрытие
пекинской великодержавной политики должна была
заменить существующую реальность — раскол мира на
две противоположные социальные системы — надуманной
схемой разделения на «три мира». 10 апреля 1974 г. на
VI специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по
вопросам сырья и развития глава китайской делегации
Дэн Сяопин изложил эту новую маоистскую трактовку
деления мира. «Первый мир — США и Советский
Союз,— говорил он, — второй — прочие развитые
государства; третий мир — развивающиеся страны Азии,
Африки и Латинской Америки». При этом он объявил, что
мир социализма, «существовавший некоторое время
после второй мировой войны, уже перестал существовать».
Порвав с классовым принципом определения
расстановки сил на международной арене и растасовав все
государства по «трем мирам», маоисты по существу
призвали к противоестественному по своей классовой
сути блоку борцов за свободу и национальную
независимость («третий мир») с их угнетателями («второй
мир» в его империалистической части). Здесь не может
быть и речи о какой-либо неувязке, поскольку
лейтмотивом китайских выступлений по поводу «трех миров»
в последующем стали темы «совпадения интересов»
развивающихся стран и таких держав, как Англия,
Франция, ФРГ и др. Более того, в предполагавшийся
«единый фронт» должны были входить еще и
социалистические страны, входящие во «второй» или «третий
мир».
Заимствованная у реакционной геополитики
эклектическая концепция «трех миров», призванная
закамуфлировать ренегатский внешнеполитический курс Пекина
и отнюдь не означавшая зарождение и развитие
антиимпериалистических тенденций в его деятельности, при
ближайшем рассмотрении оказывается обновленным
перепевом старых и чужих идей, а не «творческим
применением марксистско-ленинского учения в современных
условиях», как это пытается доказать пекинская
пропаганда, пускаясь на прямую фальсификацию марксизма-
20

ленинизма. Геополитическую концепцию «трех миров»,
игнорирующую раскол мира на две социальные
системы, маоистские «теоретики» пытаются представить как
якобы вытекающий из марксистской методологии
вариант деления государств на группы, на «миры» со
своими «надклассовыми» интересами. Фактически эта
концепция — производное от установки пекинского
руководства на осуществление сиюминутных или
долгосрочных задач пекинской внешней политики, а не
теоретически оправданная и обоснованная система взглядов,
логичная, аргументированная, подтвержденная
практикой и опирающаяся на предшествующие теории.
В данном случае задача китайской внешней
политики — подвести теоретическую базу под стремление
Пекина обеспечить себе лидирующее место среди
развивающихся стран, увести их в сторону от
национально-освободительной борьбы и использовать их для достижения
собственных устремлений. При этом китайская
пропаганда априорно и бездоказательно зачисляет Китай в
развивающиеся страны. Выступая на XXVII сессии
Генеральной Ассамблеи ООН, глава делегации КНР заявил:
«Будучи развивающейся страной и исходя из
собственного опыта, Китай полностью разделяет глубокие
чаяния азиатских, африканских и латиноамериканских
стран в деле защиты их национальной экономики».
Однако нельзя считать страну развивающейся только на
основе уровня ее экономического развития, как это
делают маоисты; необходимо учитывать и ее
общественно-политическое развитие. С учетом того и другого
Китай предстает вовсе не такой страной, которую можно
считать развивающейся: созданные после образования
КНР основы социализма, несмотря на маоистские
извращения, все же существуют. По абсолютному объему
своей продукции КНР приближается к уровню
развитых стран, располагает богатыми природными
ресурсами, кроме того, имеет ядерное оружие, оказывает
экономическую помощь другим странам. Таким образом,
КНР не является моделью развивающейся страны. Что
касается ссылок на «собственный опыт», на
предшествующие периоды исторического развития, то в этом
пекинская аргументация тем более не состоятельна,
поскольку маоизм игнорирует законы общественного
развития и вследствие этого не в состоянии правильно
представить ни ретроспективу, ни перспективу как для
Китая, так и для освободившихся стран. Называя Ки-
21

Тай страной бедной и развивающейся, но действуя на
практике с позиций великодержавия и гегемонизма,
Пекин делает попытку, как говорят китайцы, «шляпу
Чжана надеть на голову Ли».
Маоистский курс в отношении развивающихся стран
направлен на то, чтобы противопоставить национально-
освободительное движение мировой социалистической
системе. Большинство трезвомыслящих политиков в
этих странах хорошо это понимают. Они отдают себе
отчет в конъюнктурном и спекулятивном характере
курса Пекина и не намерены идти в его фарватере. Однако
националистический и меркантильный подход отдельных
лидеров, стремящихся использовать отношения с Китаем
для укрепления своих позиций внутри и вне страны,
толкают их на поддержку отдельных тезисов Пекина,
хотя такая поддержка и противоречит интересам
национально-освободительной борьбы. Китайское
руководство старается использовать то обстоятельство, что
социально-политическое устройство ряда стран еще
четко не определилось, что экономическая отсталость
развивающихся стран, множество стоящих перед ними
трудноразрешимых задач делают их восприимчивыми
к маоистским концепциям, позволяют Пекину
спекулировать на пропагандируемых им понятиях «богатые и
бедные страны», «две сверхдержавы» и т. п. в полном
отрыве от законов развития классовой
антиимпериалистической борьбы на международной арене.
Однако этим дело не ограничивается. Когда Дэн
Сяопин безапелляционно заявлял, что «две
сверхдержавы являются самыми крупными международными
эксплуататорами и угнетателями», он делал вид, будто
воюет на два фронта. В действительности же он видел
в СССР главного врага, а в империалистических
силах— своего союзника, о чем свидетельствуют внешняя
политика КНР на протяжении двух десятилетий и
официальные китайские партийные и государственные
документы. И наконец, последним шагом на этом пути
явилась пекинская установка на то, чтобы фактически
ассоциировать США с «вторым миром», вывести
американский империализм из категории врагов и
«сверхдержавных гегемонистов» и весь удар и так
называемый «широчайший фронт» направить против СССР.
Осуществив этот предательский шаг, Пекин, на словах
противопоставляя национально-освободительное
движение социалистическим и империалистическим странам,
22

на самом деле противопоставляет его только
социалистическому содружеству.
Учитывая стремление некоторых развивающихся
стран получить определенные выгоды от опоры на
Китай, Пекин в своем беспринципном подыгрывании
империалистическим и реакционным силам в этих странах
использует и такой довод, что китайцы — «тоже не
белые», что и у них за плечами опыт колониального или
полуколониального режима, а теперь они сделали
большие успехи в экономическом и военном отношении. Не
последнее место в этих «аргументах» отводится и
материальной поддержке. Разительный пример тому —
отношения Китая с Египтом. Пока Египет развивал
дружественное сотрудничество с Советским Союзом,
маоисты не торопились с оказанием ему обещанной
ранее помощи. Но стоило президенту Садату расторгнуть
договор о дружбе с Советским Союзом, как маоисты
тут же кинулись в Каир с предложением военной
помощи.
Нельзя не видеть, что, по-прежнему облачаясь в
революционные одежды, Пекин в своей внешней
политике идет на прямое блокирование с империализмом. Еще
вчера он был резервом империализма, сегодня идет
вместе с империализмом, а завтра будет действовать
вместо империализма в своей борьбе против стран
социалистического содружества и
национально-освободительного движения.
Такую трансформацию необходимо предвидеть в
свете ослабления позиций капитализма и связанных с
этим попыток империалистических государств сделать
ставку на Пекин во имя того, чтобы подорвать
монолитность и единство мирового революционного
движения.
В этой новой роли Пекин хотел бы интегрировать
освободившиеся страны и империалистические державы
в единый, противоестественный по своей сути блок.
Весь критический пыл своих выступлений в печати и на
международных форумах китайские представители
обращают не против империализма и колониализма, а
против Советского Союза и других стран
социалистического содружества, стремясь изобразить их
«главными врагами» молодых государств.
Наряду с резкой активизацией политических
контактов с Западом завершилась переориентация
внешнеэкономических связей Китая на капиталистический рынок,
23

причем на первое место здесь выходит стремление
приобрести в значительных масштабах современную
военную технику, модернизировать собственную индустрию
вооружения. Политическое, идеологическое и
экономическое сближение Пекина с империалистическими
государствами маоистское руководство пытается
замаскировать с помощью демагогии и всевозможных тактических
маневров, адресованных развивающимся странам.
Такой демагогии и маневрам КПСС уже давно дала
соответствующую оценку.
Западная пропаганда с удовольствием использует
китайские нападки на политику СССР в отношении
развивающихся стран, поскольку позиции той и другой
стороны согласуются, а все чаще просто совпадают.
Министр обороны США во время визита в 1980 году в
КНР сделал красноречивое заявление о
параллельности китайско-американских реакций на международные
события и о «дополняющей природе» китайских и
американских интересов. Белый дом и Чжуннаньхай
(резиденция китайского руководства) с одинаковым
одобрением отнеслись к расправе над коммунистами в
Судане, участниками выступлений трудящихся в январе
1977 года в Египте, к агрессивным действиям расистов
ЮАР и поддержали ее подрывную деятельность против
Народной Республики Ангола.
Альянс с империализмом против
национально-освободительного
движения
Координация действий с империалистами на
международной арене, переход от идеологической борьбы
против социалистических государств к борьбе
политической, экономической и даже военной свидетельствуют
о превращении Китая в звено мировой
империалистической системы. Провозглашая свою страну
социалистической, китайские руководители фактически проводят
империалистическую, неоколониалистскую,
экспансионистскую политику. Весь мир обошли многочисленные
сообщения о высказываниях китайских руководителей,
ратующих за сохранение военного присутствия США в
Южной и Юго-Восточной Азии, на Дальнем и Ближнем
Востоке, на африканском и латиноамериканском
континентах как «эффективного устрашающего средства».
Союз с наиболее реакционными силами империалис-
24

тических стран, по расчетам пекинских стратегов,
обеспечивал поддержку как развития непомерно большого
военного потенциала Китая, так и военных авантюр
Пекина. Ставка делалась на США, Японию, страны НАТО.
Блокирование с империализмом, усиление военного
потенциала направлены на обеспечение возможности
проводить в отношении соседних азиатских стран политику
силы.
Многие развивающиеся страны Азии демонстрируют
свою приверженность идеям создания «нейтральных
зон», «зон мира». В этом смысле можно отметить
предложение стран АСЕАН о создании в Юго-Восточной
Азии «зоны мира, свободы и нейтралитета». Это
предложение в значительной степени поддерживается и
государствами Индокитая, которые выступают за
образование в этом регионе «зоны мира, свободы,
независимости, нейтралитета и стабильности».
В конъюнктурных целях и в общей форме
высказываясь в поддержку предложений развивающихся
стран, направленных на ликвидацию угрозы войны и
создание условий для успешного развития национально-
освободительного движения, Пекин вместе с самыми
реакционными империалистическими силами в
действительности выступает против всех мер в области
ограничения гонки вооружений и против всех шагов на пути
разоружения. Пекин не подписал ни одного
соглашения, которое накладывало бы ограничения на
накопление им ядерного оружия; в Китае продолжаются
ядерные испытания в атмосфере, несмотря на решительные
протесты со стороны других стран; он отказывается
признать договор о нераспространении ядерного
оружия. «Говорить о всеобщем разоружении просто
глупо», — заявил глава китайской делегации на XXVIII
сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Под дымовой завесой призывов «бороться против
политики агрессии и войны, проводимой империализмом
и социал-империализмом», маоисты пытаются
создавать «колоссальные беспорядки и потрясения», другими
словами — очаги напряженности, войн и конфликтов.
Идеология маоизма — это идеология войны,
ориентирующаяся на разжигание и провоцирование
международных конфликтов, рассчитывающая, что в результате
этих конфликтов Китай только выиграет, а его
противники так или иначе окажутся в зависимости от него,
что будет содействовать гегемонии Пекина. Отсюда
25

стремление столкнуть молодые государства между
собой (Эфиопию и Сомали, Вьетнам и Кампучию).
Расточая улыбки в адрес молодых государств, пекинское
руководство одновременно не прекращает оказывать
помощь промаоистским антиправительственным силам в
ряде стран Южной и Юго-Восточной Азии, уверения в
дружбе перемежаются с организацией мятежей.
Особенно наглядно эта линия прослеживалась в период
«культурной революции», когда лидеры КПК проводили
экстремистский курс в афро-азиатском мире,
бесцеремонно вмешивались во внутренние дела молодых
государств, осуществляли раскольнические действия в
национально-освободительном движении: народам Азии,
Африки и Латинской Америки открыто пытались навязать
«идеи Мао Цзэдуна», доктрину «народной войны»,
подталкивая их на опасные авантюры. В дальнейшем,
вплоть до последнего времени, пекинское руководство
еще более усилило свою активность в этом
направлении.
Проводя линию на раскол
национально-освободительного движения, Пекин стал выдвигать на передний
план расовый признак, придавая ему решающую роль
в определении общности политических интересов и
возможности совместных действий на международной
арене, внушая, что люди разного цвета кожи не могут
понять друг друга и действовать рука об руку. Выступая
на словах за национальное освобождение, он стал на
деле подрывать сотрудничество и союз сил
национально-освободительного движения. Следующим шагом в
этом направлении стало насаждение политики
великоханьского национализма.
Марксистам-ленинцам вовсе не безразличны судьбы
отечества, родного языка, культуры. Для них подлинно
национальные интересы неотделимы от
интернациональных. «Чуждо ли нам, великорусским сознательным
пролетариям, чувство национальной гордости? — писал
В. И. Ленин. — Конечно, нет!»6 В равной мере понятно
и закономерно чувство национальной гордости
китайцев. Однако национальное и националистическое —
далеко не одно и то же. Что же касается маоизма, то его
отличительной чертой является как раз реакционный
национализм.
• Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 26. с. 107.
26

Китайские публикации по вопросам истории
проповедуют великодержавную шовинистическую политику и
экспансионистские устремления нынешнего пекинского
руководства, базирующиеся на реакционных традициях
и воззрениях феодального и гоминьдановского Китая.
Более высокий по отношению к окружающей
периферии уровень китайской цивилизации в прошлом
способствовал тому, что из представлений о «небесном
мандате» на правление китайских императоров выросла
идея подвластности им всего земного7. Современная
пекинская историография и пропаганда одурманивают
китайское население идеями китаецентризма,
воспитывают его в духе великодержавного шовинизма.
В подходе к основным проблемам современного
мирового развития Пекин смыкается с крайне
реакционными кругами империализма. Не выдвигая конкретных
предложений и не оказывая существенной помощи
национально-освободительному движению, маоисты
заменяют их призывами общего характера о необходимости
вести борьбу против империализма, делая при этом
особый упор на то, чтобы спровоцировать ухудшение
отношений стран, ведущих эту борьбу, с Советским
Союзом, что объективно ослабляет их и разоружает
перед лицом международного империализма. Пекинский
тезис о «колоссальных потрясениях на земле»
базируется не на «потрясениях», сопутствующих и характерных
для национально-освободительной борьбы: в этом
тезисе заложено стремление китайского руководства
развязать новую мировую войну. Он является закономерным
итогом политической деградации теории и практики
маоизма. В качестве основной установки он получил
закрепление в отчетном докладе X съезду КПК, где
говорилось: «Нынешняя международная обстановка
характеризуется колоссальными потрясениями. Такие
колоссальные потрясения являются делом хорошим, а не плохим».
За тезисом фатальной неизбежности войны кроется
надежда на ее возникновение. Разумеется, по логике
китайских стратегов, Китай должен оставаться в
стороне, а воевать будут другие; война существенно
затормозит развитие этих стран, уравняет их в этом отно-
7 См. Мясников В. С. Традиционная китайская дипломатия и
реализация цинской империей стратегических планов в отношении
русского государства в XVII веке. М., 1977, с. 13.
27

шении с Китаем и тогда Китай станет «тоже
сверхдержавой». Таким образом, мнимое сочувствие
национально-освободительной борьбе на поверку скрывает
интересы, прямо противоположные интересам всего
человечества, включая развивающиеся страны.
Доказывая «полезность» новой мировой войны, Мао
цинично подсчитывал, что «половина человечества будет
уничтожена, зато империализм будет уничтожен
полностью, и во всем мире будет один лишь социализм...
Не страшно, если останется и треть населения, через
сколько-то лет население снова возрастет. Если
действительно разразится атомная война, не так уж это
плохо, в итоге погибнет капитализм, и на земле
воцарится вечный мир». В русле этих высказываний Пекин
неизменно пытается поучать народы освободившихся
стран, утверждая, что такой путь ведет к созданию «в
тысячу раз более высокой цивилизации». Однако Мао
и маоисты в этих рассуждениях руководствуются
отнюдь не заботами о социализме; новое тому
доказательство— решения, принятые в сентябре 1980 года
сессией Всекитайского собрания народных
представителей (ВСНГТ), которые с восторгом были восприняты на
Западе как обеспечивающие поворот китайской
экономики на капиталистические рельсы. Таким образом,
идеология и политика маоизма лживой
ультрареволюционной фразой прикрывают измену идеалам национально-
освободительного движения. Что касается «вечного
мира на земле», то установление его по маоистским
рецептам совершенно невозможно, поскольку сам
Китай десятилетия сотрясают конвульсии экономического
и общественно-политического характера вроде
«большого скачка», «культурной революции» и т. п.,
наносящие огромный ущерб китайскому народу.
Неисчислимое количество человеческих жизней унесла
«культурная революция». Представшей осенью 1980 года
перед судом «банде четырех» официально было
предъявлено обвинение в умерщвлении 30 тыс. человек в
результате «культурной революции». Однако, согласно
заявлению одного из заместителей китайского премьера
летом того же года французским журналистам, число
погибших в тот период достигает 8 млн.
Почти два десятилетия в Китае полным ходом идет
пропаганда войны. Курс на подготовку к войне возведен
в закон и закреплен в конституции КНР. Если в
первой конституции (1954 г.) содержалось положение -о
26

том, что борьба за благородное дело мира и прогресса
является неизменным курсом Китая, то в конституции
1975 года не нашлось места этому тезису. Вместо него
на все лады варьируются призывы «готовиться к
войне», «глубже рыть тоннели» и т. п. Тема неизбежности
новой мировой войны и подготовки к ней стала
постоянной в выступлениях китайских лидеров и в материалах
китайской пропаганды, не гнушающихся оперировать
обветшалыми догмами «холодной войны». Устанавливая
дипломатические отношения с развивающимися
странами Азии, Африки и Латинской Америки, декларируя
готовность устанавливать и развивать отношения со
всеми странами на основе принципов мирного
сосуществования, Пекин отнюдь не стремится развивать дружбу
и сотрудничество с государствами, ведущими
национально-освободительную борьбу. Мирное
сосуществование по-маоистски предполагает не развитие дружбы и
сотрудничества, а беспринципное маневрирование,
блокирование с проимпериалисгическими силами,
подыгрывание воинствующим кругам.
Эта позиция Пекина объективно способствует гонке
вооружений. По вопросу о разоружении китайские
представители в ООН занимают негативные позиции,
откровенно саботируя работу специально созданных
комитетов ООН для рассмотрения особо важных предложений
по разоружению. Пекин хотел бы утопить переговоры
о конкретных мерах по разоружению в требованиях
одностороннего разоружения, прежде всего СССР; он
демагогически пытается играть в разоружение, старается
извратить политику разоружения и использовать ее для
нападок на Советский Союз и другие социалистические
страны.
Такую же антисоветскую направленность имеет
позиция Пекина и в вопросе об иностранных базах, в
частности в Индийском океане, на берегах которого
расположено большинство развивающихся стран.
Советский Союз неизменно выступает в поддержку мира
и безопасности в бассейне Индийского океана, через
который проходит единственный незамерзающий
круглый год морской путь, связывающий западные и
восточные экономические районы СССР, выступает за
превращение Индийского океана в зону мира. Главная же
цель Пекина в этом регионе состоит в том, чтобы
укрепить свои политические, идеологические и
стратегические позиции, навязать прибрежным странам свое
29

господство. Пекин усиленно наращивает свои военно-
морские силы, форсирует строительство подводных
лодок, по количеству которых уже занимает третье место
в мире, закупая на Западе новейшую военно-морскую
технику.
Особое беспокойство заинтересованных стран
вызывает сооружение американской базы на о-ве
Диего-Гарсия. В решениях ООН неоднократно указывалось на
настоятельную необходимость поддержки идеи
превращения Индийского океана в безъядерную зону. Однако
политика Китая идет вразрез с борьбой народов за
ослабление напряженности в Индийском океане. Пекин
не возражает против американской базы на
Диего-Гарсия, как не возражает против возвращения американцев
на военные базы в Таиланде, такие как Утапао, не
выступает против возобновления американо-таиландского
договора о сдаче в аренду Пентагону военной базы в
Такли. Одновременно Пекин намерен создать
собственные военные базы на границе между Индийским и
Тихим океанами — в Южно-Китайском море, в котором
почти все острова рассматриваются Пекином как
принадлежащие Китаю. В 1977 году газета «Жэньминь
жибао» объявила, что китайское правительство считает
«временно утраченными свыше 200 островов, отмелей и
рифов в Южно-Китайском море», которые надлежит
«освободить».
Гегемонистские притязания китайского руководства
все более откровенно распространяются на движение
неприсоединения с целью увязать его с маоистской
геополитической доктриной «трех миров>. Сугубо
утилитарный подход к движению неприсоединения
обусловливает стремление Пекина использовать это движение как
альтернативу социалистической ориентации,
противопоставить его социалистическому содружеству и
подорвать антиимпериалистический характер, что
обнаруживает сходство или полное совпадение позиций
китайского руководства и империализма. С этих позиций обе
стороны единодушны в своих попытках ограничить
влияние мирового социализма на движение
неприсоединения. Не случайно одним из главных объектов китайских
нападок в связи с VI конференцией глав государств и
правительств неприсоединившихся стран в Гаване
стала Куба, защищающая подлинную
антиимпериалистическую направленность движения и выступающая за
союз с социалистическим содружеством. Подобные на-
30

падки направлены прежде всего на ослабление и рас-
кол движения неприсоединения в целом. Китайская
пропаганда стремится извратить характер и основные
цели этого движения, представить его как силу,
обращенную в равной мере против империализма и
социализма; навязывая «борьбу против двух сверхдержав»,
она тем самым пытается исключить
неприсоединившиеся страны из противоборства двух мировых систем.
Л. И. Брежнев в речи на октябрьском (1976 г.)
Пленуме ЦК КПСС отметил, что движение неприсоединения
является «важным звеном всемирного фронта борьбы
народов против империализма, колониализма и
агрессии»8.
Линия Китая на подрыв
движения неприсоединения
Движение неприсоединения занимает важное место
в современной национально-освободительной борьбе.
Его принципы были заложены в Бандунге в 1955 году
и стали с тех пор основой внешней политики
подавляющего большинства молодых независимых государств.
В основе широкой популярности движения
неприсоединения и его быстрого распространения лежали вполне
определенные социальные, экономические и
политические причины, и прежде всего забота об обеспечении
независимости освободившихся стран, неразрывно
связанная с задачей активной борьбы за всеобщий мир как
одного из важнейших условий, гарантирующих эту
независимость. В целом оно играет прогрессивную роль.
Движение неприсоединения политически возникло и
развилось в тесной связи с мировой социалистической
системой, его успехи обеспечиваются союзом с
мировым социализмом и связаны с его основной ролью в
современной антиимпериалистической борьбе.
Неприсоединившиеся страны представляют собой неоднородную
группу в социально-экономическом отношении, среди
них и социалистические страны, и феодальные
монархии. Это дает маоистам известную свободу маневра
среди участников движения.
Маоисты прежде всего добиваются того, чтобы
Китай был признан «своим» в «третьем мире». Они рас-
8 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 6. М.,
1978, с 162.
31

считывают достичь желаемого прежде всего путем
Постоянного напоминания об «общности судеб» Китая и
молодых государств, помимо объявления его
принадлежащим к «третьему миру». Пытаясь обосновать свое
исключительное «право» на отношения с этими
государствами, они претендуют на роль друзей этих государств
«с тысячелетним стажем». В статьях маоистских
пропагандистов дается искаженная схема
всемирно-исторического процесса. Согласно этой схеме, Азия, Африка и
Латинская Америка являются колыбелью древней
цивилизации. Начиная с XV века они подвергаются
безудержной экспансии, грабежу и угнетению со стороны
европейских колонизаторов, ведут освободительную
борьбу против капиталистов, империалистов и социал-
империалистов. «Общность судеб», на которую
ссылается китайская пропаганда, базируется на сравнении
условий в полуколониальном Китае в начале XX века с
условиями в этих странах. Но, как известно, в начале
XX века отсталость, нищета и бесправие народных
масс были свойственны не только Китаю. В этом
смысле можно было бы сказать, что народы, например,
России также имеют основания говорить об общности судеб
с народами молодых государств. В. И. Ленин в
«Тетрадях по империализму», анализируя экономическое и
социальное положение египетского феллаха, писал:
«Забитость, темнота — как в России»9.
Самозачисление Китая в «бедные» страны
обосновывается им ссылками на его недостаточную
экономическую развитость. Однако, как уже упоминалось выше,
огромные ассигнования на милитаризацию страны, на
атомные бомбы и т. п. наряду с осуществляемой
Пекином великодержавной политикой не позволяют признать
Китай «родственником» ни одного из подавляющего
большинства молодых государств. Что же касается
попыток маоистов установить такие «родственные связи»
на почве расистского объединения «цветных» против
«белых», то они, будучи явной изменой пролетарскому
интернационализму, как две капли воды похожи на
пропаганду милитаристской Японии перед второй
мировой войной.
Проимпериалистическая направленность пекинских
теоретизирований не подлежит сомнению. Так, уже
упоминавшаяся доктрина «сверхдержав» родилась в начале
9 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 28, с. 516.
32

60-х годов под пером американских идеологов,
облекавших в новые формы стремление империализма к
мировому господству и пытавшихся снизить
антиимпериалистический накал на мировой арене. Вот почему
империализм США в первую очередь выдвигает концепцию
бесклассовой «сверхдержавы». В 1968 году
небезызвестный Ф.-Й. Штраус построил свою реваншистскую
платформу, изложенную в книге «Вызов и ответ.
Программа для Европы», именно на основе «сверхдержавной»
теории. В равной мере концепция «бедных» и «богатых»
стран служит тем же интересам. Она преследует цель
«поставить... социалистические государства в один ряд
с империалистическими державами в вопросе об
исторической ответственности за экономическую отсталость
развивающихся стран, за последствия колониального
гнета, за неоколониалистскую эксплуатацию этих
стран» 10. Относя к «богатым» как промышленно
развитые капиталистические страны, так и социалистические
государства, эта концепция прежде всего ставит в
одинаковое положение по отношению к «бедным», то есть
к развивающимся странам, и империалистические
страны, и социалистические, которые никак непричастны к
последствиям колониального гнета.
Однако нельзя не считаться с тем фактом, что
пущенная в оборот концепция о развитии основного
конфликта между «богатыми» и «бедными» странами
получила определенное распространение в развивающихся
государствах. Пекинские политики и идеологи, выдавая
себя за защитников развивающихся стран от «двух
сверхдержав», пытаясь подчинить
национально-освободительное движение интересам своей гегемонистской
политики, стремятся увести народы развивающихся
стран в сторону от столбовой дороги прогресса и
продвижения вперед по пути укрепления своих
экономических и политических позиций. Надуманные концепции,
которые не могут быть подтверждены историей, опытом,
способны лишь ввести в заблуждение тех, кто подойдет
к ним некритично. Как и «сверхдержавная», концепция
«бедных» и «богатых» стран не является китайским
изобретением: она была детально разработана еще в
50—60-х годах буржуазными учеными Мюрдалем,
П. Мусса, Б. Уордом и др. Проявляя полнейшую
беспринципность как в идеологии, так и в политике, мао-
10 Правда, 1976, 5 окт.
33

исты заимствуют чужеродные теории и подгоняют их
под свои практические действия, оперируя при этом
революционной фразой. В. И. Ленин писал:
«Мучительная болезнь — чесотка. А когда людьми овладевает
чесотка революционной фразы, то одно уже
наблюдение этой болезни причиняет страдания
невыносимые.
...Ежели чесотка выдается за «теорию», это бывает
нестерпимо»11. Эти слова полностью могут быть отнесены
к маоистской идеологии и пропаганде.
Позиция Пекина в отношении движения
неприсоединения целиком совпадает с вашингтонской. Им не
удалось расколоть движение неприсоединения на
предшествующих форумах представителей неприсоединившихся
стран в Коломбо и в Гаване. Конференция министров
иностранных дел неприсоединившихся стран,
проходившая в Дели в середине февраля 1981 года, была также
объектом китайско-американских нападок. Еще до
открытия конференции была начата пропагандистская
кампания против Вьетнама и Кампучии, Кубы и
Афганистана, раздувавшая напряженность в мире с целью
заставить общественность Азии, Африки и Латинской
Америки смириться с «необходимостью» усиления
американского военного присутствия на этих континентах.
Попытки Пекина и империализма подчинить своим
целям движение неприсоединения обнаружились задолго
до начала конференции в Дели. Накануне ее открытия
«Жэньминь жибао» вновь подвергла нападкам Вьетнам
и Кампучию в связи с отказом Индии пригласить на
конференцию представителей полпотовского режима.
Пекин, используя Сингапур и ряд других стран, развил
лихорадочную закулисную деятельность с тем, чтобы
помешать конструктивной работе конференции.
Индийское информационное агентство «Сентрал ньюс сервис»
в те дни указывало: «Пекин усиленно пытается
навязать совещанию надуманный «афганский и
кампучийский вопросы» и увести его участников от обсуждения
таких злободневных проблем современности, как,
например, опасное для дела мира наращивание военной
мощи американского империализма в Индийском
океане и в районе Персидского залива. Китай
заинтересован в сохранении опорных пунктов американской воен-
" Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 35, с 361—362.

щины в Индийском океане и Персидском заливе. При
поддержке США ему легче проводить курс экспансии и
территориальных притязаний к соседним странам».
Экономическая «помощь»
развивающимся странам
Незначительность китайской экономической
помощи развивающимся странам объясняется как скудостью
собственных ресурсов, так и политикой Пекина,
проводимой в этой области. Благодаря тому, что КПК в 50-х
годах в основном проводила марксистско-ленинский
курс, а также в результате тесного сотрудничества с
братскими социалистическими странами, особенно с
Советским Союзом, в Китае были заложены основы
социализма. Но эти основы не были закреплены. Их
создание стало всего лишь заявкой на социализм.
Политика китайского руководства в это время создала
лишь внешнюю форму социалистической экономики, не
наполнив ее соответствующим социалистическим
содержанием. Отсутствие реального социализма в Китае,
стабильного и неуклонного развития экономики объясняет
и отсутствие средств, которые могли бы быть выделены
на оказание помощи развивающимся странам. При тех
скудных возможностях, которыми располагает Китай
сейчас и будет располагать в ближайшие десятилетия,
развивающиеся страны не могут на него полагаться как
на источник существенной помощи и надежного
контрагента в торговле и экономическом сотрудничестве.
Более важным моментом, однако, объясняющим
размеры и характер китайской помощи развивающимся
странам, является то, что стратегические цели внешней
политики Китая и развивающихся стран коренным
образом расходятся. Маоистская дипломатия всемерно
стремится к тому, чтобы как-то сгладить это
расхождение, сделать его малозаметным. Предоставляя
экономическую помощь развивающимся государствам, Пекин
стремится прежде всего обеспечить выполнение своих
внешнеполитических задач, а не потребности развития
экономики стран — получателей китайской помощи,
число которых в «третьем мире» достигает сорока.
Политические и военно-стратегические интересы — вот
причина оказания Китаем помощи таким странам, как
Танзания, Замбия, Судан, Сомали, Маврикий, Заир и
некоторые другие.
35

Причина этого не только в том, что Китай не
располагает инвестиционными средствами и промышленным
оборудованием, столь необходимыми для построения
собственной независимой экономики развивающихся
стран, но и в том, что в китаецентристскую схему не
укладывается превращение развивающихся стран в
сильные государства, которые, опираясь на свою
возросшую мощь, проводили бы независимую, в том числе от
Пекина, политику. Пекину нужны такие страны,
которые постоянно находились бы под его влиянием,
способствовали бы превращению Китая в «сильного среди
слабых».
Средства, которые Китай выделяет на
экономическую помощь развивающимся странам, направляются
прежде всего на добычу сырья и производство
потребительских товаров, а не на создание тех отраслей
народного хозяйства, которые содействовали бы достижению
экономической самостоятельности народами этих стран.
Особое внимание уделяется легкой промышленности,
сельскому хозяйству и так называемым «престижным
объектам» — стадионам, дворцам, мостам и т. п., от
которых ожидается большая «пропагандистская отдача».
Активизируя свое участие в развитии сельского
хозяйства «третьего мира», в создании инфраструктуры и
легкой промышленности, ограничивая экономическое
содействие развивающимся странам именно этими
рамками, китайские лидеры стремятся доказать таким
«косвенным» образом, будто развивающиеся страны
заимствуют в качестве модели китайский опыт развития. Такая
пропаганда, как и сам характер китайской экономической
«помощи», по сути дела способствует сохранению
отсталости развивающихся стран, закреплению их на
позициях «сырьевых придатков» бывших метрополий.
Национально-освободительное движение в
развивающихся странах, являющихся объектом
внешнеполитического воздействия маоистов посредством
экономической «помощи», испытывает отрицательное воздействие
Пекина не только из-за его стремлений направить по
ложному пути экономическое развитие этих стран, но и
характера самой «помощи», оказываемой на базе
отсталой китайской экономики. Отсталая технология
производства на предприятиях, построенных с помощью
Китая, нерентабельность их, недостаточная компетентность
китайских специалистов — все это подрывает доверие к
китайской помощи. Построенные с помощью китайских
36

специалистов предприятия имеют невысокий
технический уровень и низкую механизацию производства,
рассчитанного часто на кустарный и полукустарный выпуск
продукции. Таким образом, гегемонистские устремления
Пекина, намеревавшегося посредством экономической
«помощи» поставить на службу своим
внешнеполитическим задачам национально-освободительное движение в
развивающихся странах, находятся в явном
противоречии с реальными возможностями их осуществления
вследствие слабости китайского экономического потенциала.
Компенсировать несоответствие реальных
возможностей своего государства своим глобальным амбициям
Пекин пытается путем игры на противоречиях между
двумя мировыми системами. При этом прежде всего
он направляет удар против стран социалистического
содружества. Хорошо известно, что развитие
социалистическими государствами экономического
сотрудничества и торговли с развивающимися странами, которое
ликвидировало монополию империалистических
государств на поставки промышленного оборудования, на
подготовку научно-технических кадров, внесло большой
вклад в экономическое развитие молодых национальных
государств, таких как Индия, Афганистан, Египет,
Сирия, Ирак, Алжир и др. При этом нельзя не отметить,
конечно, что Советский Союз не занимается за границей
какой-то благотворительной деятельностью: свои
экономические отношения с другими странами он строит
прежде всего на основе учета взаимных интересов,
потребностей народного хозяйства обеих сторон. И эта
черта советских экономических связей в развивающихся
странах понимается и принимается должным образом.
Нынешнее маоистское руководство, предав идеалы
интернационализма, перечеркнуло и собственную
прежнюю оценку значения советской помощи. С трибуны
VIII съезда КПК (1958 г.) говорилось: «Перед нами
путь, пройденный Советским Союзом. Предпринимая
строительство промышленных предприятий, мы можем
поучиться у Советского Союза, можем идти по
проторенной дороге». Не менее красноречиво и такое
заявление: «Если Китай хочет стать независимым, то он
никак не может обойтись без помощи социалистического
государства. Это значит, что он не может обойтись без
помощи СССР...»
Нисколько не умаляя роли напряженного труда
самого китайского народа в преодолении вековой отста-
37

лости, нельзя забывать о той поддержке и помощи,
которые были оказаны КНР Советским Союзом в один
из самых трудных периодов ее существования. Китай
не только воспользовался огромной материальной
помощью, но и получил в готовом виде
социально-экономическую модель государственного устройства. Иное
дело, что впоследствии и то и другое маоисты
постарались оболгать и исказить.
В свое время народная революция в Китае дала
мощный толчок национально-освободительному
движению. Но с тех пор положение коренным образом
изменилось, и влияние маоистского Китая в последние
десятилетия пошло совсем в другом направлении. Пекин
сосредоточил усилия не на укреплении позиций
мирового социализма и развитии мирового
национально-освободительного движения, а на попытках превратить так
называемый «третий мир» в свою сферу влияния.
Задавшись целью добиться мировой гегемонии, китайские
руководители отбросили интернационализм и взяли на
вооружение реакционный национализм.
Такая позиция КНР встречает поддержку среди
наиболее реакционных кругов империалистических
держав. Азия, в особенности азиатские государства,
расположенные по периметру южной и юго-западной границ
Китая, являются объектом наиболее откровенного
проявления традиционной великодержавной политики,
унаследованной маоистами от китайских императоров.
Китаецентристский догмат ведения внешней политики
исключал не только равенство Китая во
взаимоотношениях с соседями, но исключал и само существование на
границах империи достаточно сильных или независимых
государств. В соответствии с этой традиционной
установкой издавна существовала перманентная угроза для
неприкосновенности границ и территорий целого ряда
государств. В • осуществление своих геополитических
притязаний Пекин предпринимает агрессивные действия
против Индии, Вьетнама и других соседей, издает
географические карты, на которых как земли,
принадлежащие Китаю, обозначены территории стран Южной и
Юго-Восточной Азии — Индии, Бирмы, Малайзии,
Таиланда, Лаоса и др., в общей сложности превышающие
размеры самого Китая.

ЮГО-ВОСТОЧНАЯ АЗИЯ —
ПЕРВООЧЕРЕДНОЙ
ОБЪЕКТ ЭКСПАНСИИ
После второй мировой войны Юго-Восточная Азия
(ЮВА) представляет собой постоянную арену
вооруженной борьбы, которая временами охватывает почти
все страны региона. Многоукладность
общественно-экономической организации, недостаточная классовая
дифференциация, социально-экономическая отсталость как
следствие длительного колониального господства,
замедленный рост классового самосознания пролетариата
и длительный процесс изживания в его среде
традиционных и всякого рода непролетарских воззрений — все
это препятствует росту революционно-демократических
сил в этих странах. Сложное переплетение
национальных и социальных проблем и сторон
национально-освободительного движения в странах Юго-Восточной Азии
маоизм использует в своих раскольнических целях.
Успехи национально-освободительного движения в
Юго-Восточной Азии, переход ряда стран на путь
социалистического развития в течение длительного
времени являются объектом нападок пекинского
гегемонизма. В этой сфере наглядно проявилось совпадение
китайско-американских интересов, которое в начале
70-х годов китайское руководство «стыдливо»
приглушало. «Тихоокеанская доктрина Форда»,
обнародованная в декабре 1975 года, представляла собой схему
образа действий империалистических сил в
Юго-Восточной Азии после поражения прямой американской
военной интервенции и политики «вьетнамизации», то
есть попыток создать посредством поставок вооружения
39

и предоставления экономической помощи режимы,
стоящие в стороне от национально-освободительного
движения. В Вашингтоне к тому времени убедились, что
антисоветский и шовинистический курс Пекина вполне
соответствует империалистическому курсу, и сделали
ставку на использование антисоветской политики
пекинского режима для продолжения неоколониалистской
политики в Юго-Восточной Азии. Терпя поражение от сил
национально-освободительного движения народов
региона, американский империализм, однако, ушел из региона
лишь тогда, когда убедился, что его роль может с
успехом выполнять пекинский гегемонизм. Так
неоколониализм сомкнулся с «маоколониализмом».
После провала американской агрессии началась
активизация действий КНР в Юго-Восточной Азии.
Выход на международную арену единого
социалистического Вьетнама усилил тенденции к внутрирегиональному
сотрудничеству и становлению процесса общего
оздоровления обстановки в регионе, в ходе которого страны
могли бы приступить к налаживанию всесторонних
отношений, способствующих решению
социально-экономических проблем, доставшихся от колониализма. Этот
процесс защищал также от разрушительного натиска
великоханьского гегемонизма, делающего ставку на
разобщение народов региона. Наметившиеся тенденции
к добрососедству и внутрирегиональному
сотрудничеству между СРВ и странами Юго-Восточной Азии не
соответствовали политическому сценарию для стран
региона, разработанному в Пекине, где главная роль
отводилась руководителям КНР, желавшим по своему
усмотрению распоряжаться судьбами народов.
Рождение единого независимого социалистического
Вьетнама стало препятствием осуществлению
китайского гегемонистского курса в этом регионе. Именно
поэтому лидеры КНР стали делать все для того, чтобы
ослабить его позиции. По этой же причине заключенный
в ноябре 1978 года советско-вьетнамский договор о
дружбе и сотрудничестве вызвал такую бешеную злобу
в Пекине. Пекинское руководство поняло, что этот
договор не только укрепляет советско-вьетнамские
отношения, но в то же время непосредственно способствует
стабилизации положения в Юго-Восточной Азии и
укреплению ее безопасности. Такой ход развития событий
препятствовал распространению пекинского
гегемонизма и пресекал претензии Пекина на роль «высшего на*
40

ставника» национально-освободительного движения в
Индокитае и монопольное руководство им.
Не сумев подчинить себе
национально-освободительное движение в регионе, пекинское руководство
развернуло ожесточенное наступление, по существу
необъявленную войну против трех стран Индокитая, и в первую
очередь против Вьетнама, в сфере пропаганды. Здесь,
как и обычно в пекинских пропагандистских
выступлениях, низменные цели облекались в благородную
революционную форму, беззастенчиво варьировалось слово
«освобождение». Идея «освобождения» Китаем
некитайских народов известна давно. В трудах одного из
столпов конфуцианства Мэнцзы, жившего почти 2,5 тыс.
лет назад, можно найти утверждение, что некитайские
народы ждут освобождения их китайцами, «как дождя
во время большой засухи», и «ропщут», если такое
освобождение происходит «несвоевременно». Идея
«освобождения» Китаем некитайских народов
культивировалась на протяжении более 2000 лет и стала особенно
популярной у китайских националистов1. Так,
гоминьдановские националисты носились с идеей
«освобождения» Тибета, существовавшего с 1911 года в качестве
независимого государства. Она же легла в основу и
оправдание действий 120-тысячной армии КНР, в
1950 году вступившей в Тибет, 8-тысячная армия
которого не могла практически оказать сопротивления.
В дебатах того времени в парламенте Индии,
опасавшейся за свою безопасность в связи с приближением к
ее границам китайской армии, занявшей Тибет,
китайский термин «освобождение» употреблялся лишь в
ироническом смысле, поскольку в Тибете в то время было
лишь трое европейцев, двое из которых находились на
службе тибетского правительства. Таким образом,
термин «освобождение» Пекин впервые употребил
применительно к Тибету, когда его армия никакой
освободительной миссии не выполняла, а осуществляла лишь
захватнические замыслы.
Вьетнам — преграда на пути
пекинской экспансии
Истинную физиономию китайского нового
колониализма, «маоколониализма», сопредельные с Китаем
1 Кривцов В. А. Внешнеполитическая стратегия маоистов.— В сб.:
Пекин: курсом провокаций и экспансии. М., 1979, с. 57.
41

страны распознают по конкретным проявлениям
пекинской внешней политики, ее основных черт —
экспансионизма и гегемонизма. Поскольку практическое
осуществление экспансии в широких масштабах в отношении
сопредельных стран Пекин не в состоянии осуществлять
в силу своих ограниченных возможностей и благодаря
наличию такого мощного фактора безопасности
народов, как миролюбивая политика Советского Союза, его
агрессивные устремления выражаются в форме
гегемонизма в соответствии с традиционным великоханьским
внешнеполитическим принципом «править, не управляя».
Наглядным примером тому служит его политика в
отношении Вьетнама.
ЮВА неудержимо притягивает Пекин как по
политическим и экономическим, так и по
военно-стратегическим соображениям. Это «притяжение» унаследовано
националистически настроенными элементами в
нынешнем китайском руководстве от прошлого. Как и в
древности, правителей Китая не устраивало и не
устраивает наличие на южных границах независимых
государств.
Притязания Пекина первоначально проявились уже
в 1974 году, когда китайские войска захватили Пара-
сельские острова в Южно-Китайском море. МИД КНР
официально заявил, что острова Пратас, Парасельские,
Спратли и Банка Макклесфильда «всегда
принадлежали Китаю». В китайской прессе появились «факты и
документы», которые были призваны оправдать
незаконный захват островов. Эти материалы «доказывали»,
что острова принадлежали Китаю еще в XV веке, что
они были открыты китайскими моряками в эпоху
Ханьской династии, неоднократно посещались купцами и
путешественниками из Китая, о чем говорят найденные
археологами китайские монеты, и т. п. Подлинная
причина захвата островов — стремление показать, «то
«хозяин» в регионе, и несомненная заинтересованность
пекинского руководства в нефтяных запасах в районе
шельфа. С захватом островов усилилось опасное для
стран региона военное присутствие Пекина в Южно-
Китайском море. И Парасельские острова на юг от
острова Хайнань, и архипелаг Спратли в южной части
моря, и весь Тонкинский залив стали объектом
гегемонистской политики Пекина.
В последующие годы экспансионистские устремления
были усилены принятой Пекином амбициозной програм-
42

мой «четырех модернизаций», для которой потребовались
огромные средства в иностранной валюте. Пекин рас«
считывает получить такие средства путем экспорта
нефти, которой богаты районы континентального шельфа
Южно-Китайского моря, и с этой целью были
установлены тесные связи с нефтяными монополиями США, в
частности со «Стандард ойл оф Индиана». Если
договоренность с английскими, французскими и японскими
нефтеразведывательными объединениями охватывала
районы залива Бохай и Желтого моря, то американцам Пекин
предложил Тонкинский залив, иными словами, решил
поделить шкуру неубитого медведя. И сделано это
было с дальним прицелом.
Размещение американских нефтяных компаний в
этих районах имеет как экономическое, так и
стратегическое значение. Небезызвестный сенатор Джексон во
время своей поездки в Пекин в 1979 году особо отмечал,
что нефть в Тонкинском заливе гораздо лучшего
качества, чем та, которую добывают китайцы в своем самом
крупном нефтеносном районе Дацин. Далее.
Заинтересованность американских монополий в нефтеносных
районах Южно-Китайского моря взаимосвязывает
американские и китайские интересы в конфликте по поводу
принадлежности этих районов. Американские
монополии, по выражению гонконгского журнала «Фаристерн
экономик ревю», «положившие глаз» на предложенные
Пекином нефтеносные районы, прежде всего
потребовали от своего правительства в качестве мер по
обеспечению безопасности американцев направления в регион
военно-морских сил США.
Вьетнамская газета «Нян Зан» в конце 1979 года
писала, что присутствие 7-го американского флота в
Южно-Китайском море является «прямым соучастием
в нарушении суверенитета Вьетнама» над районом,
незаконно захваченным китайцами. Американские
монополии, поддавшиеся на китайский «нефтяной соблазн»,
получили недвусмысленное предупреждение, что они
будут нести всю ответственность за последствия.
В то время как народы освободившихся стран ведут
упорную борьбу с неоколониализмом за свою
экономическую независимость, отстаивают свое право на
владение собственными природными ресурсами, маоистское
руководство ведет дело к тому, чтобы достояние
китайского народа сделать объектом эксплуатации
империалистических монополий. Более того, захватывая не при-
43

надлежащие ему природные богатства других стран, в
данном случае — нефтеносные районы
Южно-Китайского моря, оно и эти богатства намерено эксплуатировать
в соучастии с империализмом и с помощью его
вооруженной поддержки. Здесь не представляется
существенным вопрос, разыгрывают ли китайцы американскую
карту или американцы — китайскую. Важно отметить,
что и та и другая являются картами в нечистой игре
против национально-освободительного движения.
Названные территориальные притязания в Южно-
Китайском море не являются единственными в
отношении стран Юго-Восточной Азии. КНР претендует не
только на часть территории СРВ, но и на территории
Бирмы, Лаоса и даже на острова у берегов Филиппин
и Малайзии; самой южной оконечностью Китая
пекинские политики считают рифы Ценгму, находящиеся
всего в 20 милях от побережья малайзийского штата
Саравак. Эти экспансионистские планы Пекина
сочетаются с обязательным условием — сохранением и
расширением американского военного присутствия, что
идет вразрез с коренными интересами освободившихся
стран, ведущих на протяжении многих лет длительную
и упорную борьбу против такого присутствия.
Не менее важной частью китайско-американского
альянса, на который опирается экспансионизм Пекина,
является и поддержка США китайского гегемонизма.
Ярким примером тому служит китайская агрессия во
Вьетнаме в 1979 году. Развязывая эту агрессию,
пекинские гегемонисты не скрывали, что основной ее целью
является «преподать урок» Вьетнаму, что вызвано
якобы необходимостью «защитить собственную
территорию» и «нанести ответный удар в целях обеспечения
собственной безопасности». Имевшие место между
сторонами пограничные конфликты были не причиной, а
предлогом для войны. Китай не стремился к мирному
урегулированию пограничных конфликтов, касавшихся
незначительной по площади спорной территории (не
более 60 кв. км), а пытался военным путем добиться
определенных политических целей, а именно — привести
Вьетнам в повиновение пекинскому руководству. В
Пекине решили «наказать» Вьетнам, так как опасались,
что, сильный и независимый, он помешает
осуществлению стратегических замыслов Китая в Юго-Восточной
Азии. Главной причиной китайской агрессин было
стремление показать всему миру, что Китай — «могу-
44

щественная страна», что малым и средним странам
Азии не следует «пренебрегать мнением Китая».
Вторжение во Вьетнам должно было также повысить
престиж Китая, в значительной мере подорванный
падением полпотовского режима в Кампучии.
Поддержка Соединенными Штатами китайского
гегемонизма обусловлена тем, что создание независимого
единого Вьетнама ударило по китайско-американским
планам в Азии, аналогичным по своей сути. В
известной мере американский расчет на то, что Пекин
заменит Вашингтон в деле подавления
национально-освободительного движения в Юго-Восточной Азии, не
оправдался, хотя начало было обнадеживающим. Для того
чтобы помешать воссоединению Вьетнама и его
стабилизации, Пекин еще весной 1975 года развязал против
него так называемую «малую войну» чужими руками —
силами полпотовской Кампучии. Этот пекинский
приспешник рассуждал категориями Мао, когда дело
касалось гибели миллионов людей: и тот и другой, не
задумываясь, готовы были уничтожить миллионы
человеческих жизней во имя своих бредовых «идей».
Однако эффект от полпотовского бандитизма в
отношении Вьетнама оказался невелик. Несмотря на
провокации на кампучийской границе, народ Вьетнама
уверенно шел к победе, завершавшей его героическую
национально-освободительную борьбу, длившуюся
десятилетия.
Мирный труд вьетнамского народа был прерван
вероломным нападением китайской военщины. 17 февраля
1979 г. 600-тысячная китайская армия, оснащенная
сотнями танков, бронетранспортерами и тяжелой
артиллерией, начала массированное вторжение во Вьетнам по
всей линии границы, протянувшейся более чем на
1200 км. Будучи продолжением политики, направленной
на подчинение Вьетнама маоистскому контролю,
китайская агрессия против СРВ была рассчитана на то,
чтобы ослабить военный и экономический потенциал
Вьетнама, подорвать внутреннюю стабильность в стране,
запугать и морально сломить вьетнамский народ,
заставить его подчиниться китайскому диктату. Вьетнамский
народ вновь взялся за оружие, чтобы отстоять свою
свободу и независимость.
Китайское вторжение во Вьетнам противоречило
принципам ООН и международного права. Пекин
рассчитывал на поддержку его курса со стороны империа-
45

листических кругов Запада. Заместитель премьера
Госсовета Дэн Сяопин во время своего пребывания в США
накануне китайской агрессии во Вьетнаме получил по
существу трибуну для открытой антивьетнамской
пропаганды. Его визит в Вашингтон продемонстрировал
намерение Пекина заручиться поддержкой влиятельных
в США сил для осуществления агрессии против СРВ.
Открытое заявление Дэна о намерении преподать
Вьетнаму кровавый урок получило молчаливое одобрение.
В Заявлении Коммунистической партии США в этой
связи говорилось, что воинственные высказывания Дэн
Сяопина должны были бы «получить резкий отпор со
стороны Картера и других американских руководителей.
Это не какой-то маловажный вопрос о
дипломатических манерах, например чем сервировать стол для Дэн
Сяопина — палочками для еды или ножом с вилкой.
Это вопрос войны или мира. Не давать отпор Дэн
Сяопину—значит поощрять его».
Прикрываясь разглагольствованиями об ответном
контрударе в целях самообороны, Пекин возвел
агрессию в норму международного права и разоблачил себя
как мирового жандарма на службе империализма.
В своем Заявлении в связи с китайской агрессией
против СРВ Советское правительство указывало:
«Коварство нынешних правителей Китая, их гегемонистские
цели предстают во всей наготе. Вместе с тем еще раз
подтверждается, какие опасные последствия несет с собой
политика попустительства агрессии, проводимая
некоторыми государствами. Обстановка настоятельно
требует безусловного и немедленного прекращения
китайской агрессии, а правительства этих государств как раз
сейчас предпринимают новые шаги по укреплению своих
контактов с Китаем, включая сделки по продаже ему
современного вооружения. Вместо того, чтобы
прислушаться к голосу разума, требованиям широких кругов
мировой общественности, выражающих гнев и
возмущение действиями Китая, попирающего все нормы
цивилизованных отношений между государствами, они
фактически поощряют агрессора»2.
Китайская агрессия против СРВ, как рассчитывали
пекинские стратеги, должна была опровергнуть
сомнения в военно-политических возможностях Пекина,
возникшие в США в связи с падением режима Пол Пота,
2 Правда, 1979, 3 марта.
46

и поднять престиж Китая как великой державы,
господствующей в регионе. Она должна была заставить
Вьетнам отказаться от всякой помощи народной Кампучии и
вернуть, таким образом, к власти в Кампучии свергнутую
кампучийским народом прокитайскую клику. В Пекине
рассчитывали и на то, что удар по Вьетнаму и как
следствие — его отказ от поддержки народной Кампучии
явятся предупреждением другим странам Юго-Восточной
Азии, что Китай и впредь будет решать свои дела
подобным же образом, не останавливаясь ни перед чем для
наведения угодного ему порядка в регионе.
30-дневная война во Вьетнаме не принесла Китаю
ни военного, ни политического успеха. Китайские
агрессоры встретили решительный отпор вьетнамских
пограничников, бойцов территориальной обороны и
гражданского населения, которые нарушили планы всей
китайской операции — в предельно короткий срок врезаться
в глубь Вьетнама и заставить страну капитулировать.
Военное поражение Пекина на земле Вьетнама
сорвало намерение китайских лидеров запугать другие
страны Юго-Восточной Азии, подготовить их к
китайскому диктату в будущем. Оно разочаровало и
пекинских единомышленников в Вашингтоне, отметивших,
что «урок Вьетнаму» явно не получился. Американский
журнал «Уолл-стрит джорнэл» уже в начале марта в
статье «Кто кому преподал урок?» язвительно писал,
что «Китай вышел из этой войны с подпорченной
репутацией и разбитым носом».
Удар по великодержавным амбициям пекинского
руководства, полученный во Вьетнаме, был не только
успехом вьетнамского народа, продемонстрировавшим
стойкость и мужество при защите своей независимости
и суверенитета своей родины. Это был также результат
солидарности прогрессивных и миролюбивых сил всего
мира, и прежде всего результат своевременных и
решительных мер в поддержку Вьетнама, предпринятых
Советским Союзом и другими странами социалистического
содружества. Договор о дружбе и сотрудничестве
между Союзом Советских Социалистических Республик и
Социалистической Республикой Вьетнам в качестве
одной из своих основных целей ставит поддержку
стремлений народов Юго-Восточной Азии к миру,
независимости и сотрудничеству. Реализация заложенных в
договоре условий явилась важнейшим фактором,
препятствующим развертыванию пекинских военных авантюр,
47

на которых строятся «параллельные интересы»
Пекина и Вашингтона. Своим беспрецедентно наглым
разбойничьим нападением на соседнюю небольшую
страну— социалистический Вьетнам нынешние пекинские
правители окончательно раскрыли перед всем миром
коварную агрессивную сущность проводимой ими
великодержавной, гегемонистской политики.
Маоистский эксперимент в Кампучии
Национально-освободительное движение в странах
Юго-Восточной Азии, на протяжении последних
десятилетий знавшее приливы и отливы, пережило подлинную
трагедию в Кампучии после установления там
пропекинского режима. Национально-освободительное
движение в Кампучии было значительно слабее, чем в
соседнем Вьетнаме, где оно было гораздо более зрелым и
широким. Первыми кампучийцами, кто поднял знамя
национальной борьбы в вооруженном сопротивлении
колониальным захватчикам, были буддийские монахи. Они
пользовались традиционным авторитетом у кхмерского
крестьянства, равно как и королевская династия, глава
которой одновременно являлся и главой буддийской
сангхи.
Вьетнам, Кампучия и Лаос на протяжении почти
полувека боролись против общего врага —
колонизаторов и империалистических агрессоров. После победы
вьетнамской революции в Кампучии пришли в
движение огромные массы прежде безразличного к
национально-освободительному движению сельского
населения. Они имели очень небольшой опыт участия в
национально-освободительном движении и легко
поддавались влиянию извне, в частности идеологической
обработке со стороны Пекина. Еще в сентябре 1967 года
тогдашний глава государства Нородом Сианук отмечал,
что КНР оспаривает право независимой Кампучии быть
суверенным государством и что проводится
«маоизация наших соотечественников в разных слоях общества».
С уходом американского империализма из
Юго-Восточной Азии нажим Пекина на Кампучию усилился,
маниакальное усердие пропекинских правителей страны Пол
Пота и Иенг Сари превратило ее фактически в вассала
Китая. Кампучия стала вотчиной Китая и прекратила
всякие сношения с внешним миром. Пригласив, а
фактически призвав к себе Пол Пота, председатель ЦК
48

КПК Хуа Гофэн назвал его «секретарем ЦК компартии
Кампучии». Так незначительная пропекинская
группировка стала «партией», установившей режим, не имевший
по жестокости равных в истории. Некогда Пол Пот
входил в руководство группировки, формировавшейся при
прямом содействии маоистских эмигрантов в Кампучии,
принимавшей участие в движении «красные кхмеры».
Теперь на эту группировку возлагалась задача создать
в стране режим пекинского образца.
Огромная ответственность лежит на маоистских
теоретиках «культурной революции» за вопиющую
политику геноцида клики Пол Пота — Иенг Сари по
отношению к собственному народу. «Пекин с помощью своих
марионеток Пол Пота — Иенг Сари пытался
осуществить в этой стране маоистскую модель политического
устройства ... Массовое уничтожение ее населения в
течение последних трех с лишним лет — это не что иное,
как китайская «культурная революция»,
распространенная на чужую территорию»3.
Пекин ставил перед собой задачу с помощью
политики геноцида расчистить новое жизненное
пространство для китайцев. Одновременно он хотел использовать
Кампучию в качестве опорной базы для нападения на
соседние страны. На протяжении более трех лет
пропекинская клика физически уничтожала кампучийцев,
а остальных лишала элементарных прав человека,
разрушала семьи, уничтожала деревни и города, отменила
деньги, разрушала больницы, школы, пагоды и храмы,
запретила буддизм, который исповедовали широкие
народные массы. Она уничтожала интеллигенцию.
Человек, в руках которого видели листок бумаги или
карандаш, был обречен. «Я убивал в первую очередь тех,
кто носил очки», — признался бывший агент
полпотовской охранки. В Заявлении МИД Кампучии от 31 мая
1979 г. говорилось, что «Кампучия превратилась в
огромную бойню, самую страшную в нынешнем столетии».
Многочисленные советники китайского посольства
активно принялись за преобразования на китайский
манер. В Заявлении МИД Кампучии указывалось, что
страна стала «адом на земле, утопающим в крови и
слезах», это был сколок с китайской «культурной
революции». Правители, жестокие и безответственные,
Мао и Пол Пот, рассуждали в традициях восточных
3 Коммунист, 1979, № 4, с. 78.
49

деспотий, безразличных к страданиям и человеческим
жизням, обрекая миллионы людей на гибель. Жестокие
массовые репрессии и физическое уничтожение,
проводившиеся не только в отношении прямых политических
противников, но и широких слоев населения,
недовольных положением в стране, в период «культурной
революции» унесли 8 млн. китайцев, а черная тень этой
«революции» в Кампучии загубила почти половину
населения страны.
С помощью этого фашистского режима геноцида,
говорится в Заявлении вьетнамского МИД «Правда о
вьетнамо-китайских отношениях за последние 30 лет»,
«китайцы пытались контролировать всю Кампучию,
превратить ее в своего сателлита нового типа и в
военную базу для наступления на Вьетнам с юго-запада.
Китайцы посылали в Кампучию деньги, оружие и
другую военную технику, они засылали туда десятки тысяч
китайских советников, чтобы сформировать там десятки
новых дивизий». Опираясь на эту помощь и на 20 тыс.
китайских военных инструкторов, которым была
вверена военная подготовка и на которых были возложены
командные функции, армия Пол Пота — Иенг Сари
увеличила свою численность с семи дивизий в середине
1975 года до 23 дивизий в конце 1978 года и была
оснащена всеми видами наступательного оружия, став
наемной армией Пекина.
Под руководством Пекина реакционная правящая
клика Пномпеня развернула беспрерывную широкую
клеветническую кампанию, утверждая, что Вьетнам
напал на Кампучию, что он пытался убедить Кампучию
присоединиться к некоей находящейся под контролем
Вьетнама «федерации» Индокитая.
К маю 1978 года военный психоз пномпеньских
правителей достиг апогея. 10 мая они объявили по
пномпеньскому радио: «К настоящему моменту мы достигли
нашей цели, то есть за одного убитого кхмера мы
убиваем 30 вьетнамцев. Таким образом, нужно
пожертвовать лишь двумя миллионами кхмеров, и нам удастся
уничтожить более 50 миллионов вьетнамцев». Эта
чудовищная арифметика, подсказанная Пекином и не
имевшая ничего общего с реальностью, была нацелена
на реализацию давней империалистической формулы,
выраженной еще в известной «доктрине Форда»:
воевать против азиатов руками азиатов. Впоследствии
Пекин конкретизировал и усугубил эту формулу, когда,
50

способствуя затягиванию американской интервенции во
Вьетнаме, проводил курс на то, чтобы воевать во
Вьетнаме до последнего вьетнамца, а теперь в Кампучии —
воевать до последнего кампучийца. Империализм и
китайский гегемонизм в своей борьбе против национально-
освободительного движения действовали одинаково и
если империализм выражал свою политику в общих
чертах, то Пекин детализировал ее применительно к
региону.
В начале 1978 года пномпеньская клика под
нажимом Пекина, стремясь осложнить отношения между
странами, пошла на разрыв дипломатических
отношений с СРВ и начала активные провокации на границе
с Вьетнамом, предъявив одновременно территориальные
претензии. Стремление СРВ к урегулированию
пограничных проблем, возникавших в прошлом со стороны
Кампучии и сайгонского режима Южного Вьетнама, и
установлению дружественных отношений с Кампучией
на основе взаимного уважения суверенитета не входило
в планы Пекина. Выступая на словах за национальные
права Кампучии, китайские правители в
действительности были подстрекателями кхмеро-вьетнамского
антагонизма, искажая смысл высказываний вьетнамских
руководителей о том, что развитие революции в
Индокитае— это процесс единый и что судьбы народов
Вьетнама, Лаоса и Кампучии тесно связаны между собой,
обостряя отношения между странами, совместно
боровшимися в ходе национально-освободительного движения.
Вооруженные провокации пномпеньской клики
против Вьетнама в течение длительного времени
совершались в полном пренебрежении к тому бесспорному
факту, что вооруженные силы Вьетнама значительно
превосходили кампучийские и могли легко нанести
ответный сокрушительный удар. Однако вьетнамская сторона
не делала этого, не желая таким путем давать повод
для измышлений о «вьетнамской агрессии»,
распространявшихся полпотовцами совместно с Пекином.
Вьетнамская армия только отражала вооруженные
нападения кхмерской «революционной армии» на вьетнамскую
территорию в пограничных районах (5—10 км от
границы). Полпотовцы, поддерживаемые Пекином,
уверовали в свою безнаказанность.
Однако в условиях обострения внутреннего кризиса
в Кампучии ширилось движение сопротивления
пропекинской клике, правившей страной. Проводившаяся ею
51

варварская политика внутри страны привела к тому,
что не было ни одной семьи, которая не потеряла бы
родственника в результате этой кровавой расправы.
Большинство семей в городских районах и в
юго-восточной части Кампучии потеряли свыше половины и даже
две трети своих членов. Весь кампучийский народ
глубоко ненавидел правящую клику и оказывал ей
сопротивление. Еще никогда ни один режим не встречал
такого всеобщего осуждения, как это произошло с
режимом Пол Пота — Иенг Сари. В руководство Единым
фронтом национального спасения Кампучии вошел и
главный бонза наряду с другими деятелями
сопротивления кхмерского народа.
Единый фронт национального спасения Кампучии
одержал победу 7 января 1979 г. Пропекинский режим
пал потому, что не выдержал ударов одновременно
внутри страны и за пределами границ Кампучии.
Восстания внутри страны создали условия, которые
позволили вьетнамской армии быстро разгромить отборные
дивизии Пол Пота — Иенг Сари. Вместе с тем разгром
этих дивизий помог восставшему и перешедшему в
наступление кампучийскому народу быстро свергнуть
клику. Победа кампучийской антимаоистской
революции, одержанная под руководством Фронта
национального спасения, нанесла удар по замыслам
воинствующих пекинских гегемонистов в Юго-Восточной Азии,
поскольку свержение пропекинского режима
сопровождалось сокрушительным ударом по его войскам со
стороны Вьетнама, осуществлявшего свое право на
самооборону. Образовавшаяся в результате этого Народная
Республика Кампучия выразила готовность к
добрососедству и сотрудничеству с государствами
Юго-Восточной Азии. Для управления делами страны был создан
Народно-революционный совет Кампучии. Совет
контролирует всю территорию страны, управляет всеми
внутренними и внешними делами Кампучии и
прилагает усилия для восстановления производства,
стабилизации и улучшения условий жизни народа.
Кампучийский народ под его руководством осуществил
ликвидацию следов варварского рабовладельческого режима,
упразднил лагеря принудительного труда, открыл
школы, больницы, пагоды и церкви, восстановил право
людей иметь семью, жить в своем родном краю, в городе
или сельской местности, были восстановлены свобода
на вступление в брак, свобода религии, убеждений и
52

т. п. Нация, поставленная Пекином на грань геноцида,
возрождается. Выдвинута главная задача —
построение мирной, независимой, демократической,
нейтральной, неприсоединившейся Кампучии, идущей к
социализму.
КНР и другие страны
Юго-Восточной Азии
Потерпев неудачу в осуществлении
экспериментов с Кампучией, китайское руководство не отказалось
от намерения восстановить контроль над ней и
использовать ее вновь для осуществления своих планов в Юго-
Восточной Азии. Пекин продолжает поставлять оружие
и боеприпасы остаткам полпотовских банд, поощряет
их к совершению диверсий и террористических актов на
территории Кампучии, дабы затормозить процесс
возвращения к нормальной жизни. Одновременно он
развернул широкую политическую кампанию с целью
изолировать Вьетнам и Кампучию на международной
арене. Китайская дипломатия в унисон с американской
затеяли игру вокруг надуманной «кампучийской
проблемы», пытаясь втянуть в нее и другие страны, желая
добиться более широкого оказания помощи бандам
полпотовцев и прочих контрреволюционеров, действующим
с территории Таиланда. В оборот была пущена идея
проведения международной конференции с целью
выработки «политического урегулирования» по Кампучии,
хотя, как известно, такое урегулирование осуществил
сам кхмерский народ. Осенью 1980 года попытки
гальванизировать полпотовщину выразились в шумихе
вокруг новоявленного «премьер-министра красных
кхмеров» Кхиеу Самфана. Как сообщала газета
«Вашингтон пост», давая интервью, Самфан без обиняков
заявил: «Мы горячо благодарим США. Если США будут
и впредь оказывать военную или экономическую
помощь, мы, конечно же, будем им очень и очень
благодарны». Американская партнерская поддержка Пекина,
который щедро вооружает полпотовские банды, еще
раз демонстрирует параллельность
китайско-американских интересов. Совместные происки империализма и
гегемонизма против Народной Республики Кампучии в
защиту своего ставленника — полпотовской клики
делают ответственными обоих партнеров за злодеяния
этой клики в период господства ее в стране и показы-
53

вают истинную цену рассуждениям о правах человека,
о гуманном отношении к кампучийским беженцам и
т. п., под маской которых ведется нечистая китайско-
американская дипломатическая игра.
Еще совсем недавно в Пекине называли Таиланд
лакеем американского империализма, а сейчас ему
назойливо предлагают «помощь» на случай якобы
готовящегося на него нападения со стороны Вьетнама.
В период визита весной 1980 года в Бангкок китайский
министр иностранных дел Хуан Хуа под видом такой
«помощи» настойчиво добивался от таиландских
властей согласия на использование их территории
для доставки оружия и снаряжения полпотовским
солдатам, которые проходят там военную подготовку для
последующей заброски на территорию Кампучии.
Таиландские спецслужбы взяли на себя неприглядную роль
пособников китайской и американской агентур в деле
агитации кампучийских беженцев против народной
власти в Кампучии. Реакционные круги в таиландском
руководстве явно старались выслужиться перед
Пекином, не считаясь с интересами собственного народа.
Вместе с тем правительство Таиланда отнюдь не всегда
склонно уступать давлению Пекина при проведении
своей внешней политики. В целом оно стремится к
улучшению своих отношений со странами Индокитая,
прежде всего с Вьетнамом. В прошлом вьетнамо-таиландские
отношения были омрачены предоставлением Таиландом
своей территории под американские базы,
использовавшиеся для агрессии против стран Индокитая,
неурегулированностью вопросов, связанных с положением
вьетнамского меньшинства в Таиланде, так называемого
вьет-кьеу, подвергавшегося репрессиям со стороны
местных властей, а также проблемой возврата Вьетнаму
военного имущества сайгонского режима. В 1976 году
стороны договорились строить свои отношения на
основе принципов, способствующих укреплению дружбы
и сотрудничества между всеми странами региона.
Попытки Пекина принудить Таиланд следовать в
фарватере своей внешней политики не дали желаемых
результатов, в частности по вопросу о вьетнамских
войсках в Кампучии. Известно, что история сплотила
народы и народные вооруженные силы Вьетнама и
Кампучии в борьбе против общего врага. Для обеспечения
безопасности обеих стран вьетнамские вооруженные
силы по просьбе Кампучии находятся в этой стране, и
54

их присутствие там является вопросом отношений
между двумя суверенными странами. Хуан Хуа во время
упомянутого визита в Бангкок пытался представить
дело так, будто речь идет о таиландском требовании
вывести вьетнамские войска из Кампучии как
предварительном условии решения вопроса о кампучийских
беженцах в Таиланде. Однако, по сообщению журнала
«Фаристерн экономик ревю», таиландцы заявили, что
вывод вьетнамских войск не является их
предварительным условием. Иными словами, Таиланд готов к
переговорам до того, как Вьетнам выведет свои войска
из Кампучии. Несомненно, существуют опасения, что
неохраняемая вьетнамскими войсками Кампучия станет
добычей китайцев, а потом наступит черед и Таиланда.
Стремление пекинских лидеров глубже втянуть
Таиланд в свою политику воинствующего экспансионизма и
великодержавного гегемонизма в отношении государств
Юго-Восточной Азии было главной целью вояжа в
Бангкок премьера Госсовета КНР Чжао Цзыяна зимой
1981 года. В Заявлении МИД Кампучии от 14 февраля
1981 г. прямо указывалось, что вслед за визитом Чжао
Цзыяна активизировались провокационные действия
таиландской военщины на границе — заброска
диверсионных групп, обстрел пограничных постов и
приграничных населенных пунктов.
Фронт подрывной деятельности маоистской
верхушки против национально-освободительной борьбы
народов Юго-Восточной Азии охватывает и Лаосскую
Народно-Демократическую Республику. Пекинские
правители в сфере отношений с Лаосом стараются всячески
воспрепятствовать мирному строительству лаосского
народа, вооружают подрывные элементы и помогают им
провоцировать беспорядки с тем, чтобы втянуть Лаос
в орбиту влияния Пекина. Они пытаются сеять рознь
между народами Вьетнама, Лаоса и Кампучии, чтобы
ослабить их единство и поодиночке подчинить себе.
В большинстве стран Юго-Восточной Азии Пекин
поддерживает и насаждает подпольные политические
организации и вооруженные формирования, которые
ставят своей задачей свержение существующих
правительств, хотя одновременно китайская дипломатия
всячески обхаживает эти правительства. Во время
посещения премьером Чжао Цзыяном зимой 1981 года
Таиланда и Бирмы китайский эмиссар уверял правящие
55

круги этих стран, что КНР не вмешивается во
внутренние дела соседних государств. Однако на практике дело
обстоит иначе.
Так, во второй половине 60-х годов китайское радио
открыто призывало к свержению бирманского
правительства, разжигало сепаратистские настроения среди
населения в горных районах страны. Пополненные
китайскими военными советниками, сепаратистские
отряды и банды феодалов на северо-востоке страны повели
бои с бирманской армией. Опорой им служили базы,
лагеря военной подготовки и склады оружия,
созданные для бирманских мятежников в граничащей с
Бирмой китайской провинции Юньнань.
Вояж Чжао Цзыяна и его заверения о
невмешательстве в бирманские дела полностью противоречат
действиям Пекина. По сообщениям из Рангуна, в
настоящее время китайская помощь бирманским мятежникам
не прекратилась. Несмотря на протесты Рангуна, в
Шанскую национальную область продолжает
поступать оружие, включая минометы, безоткатные орудия,
боеприпасы и другая военная техника.
Попытки распространения пекинского гегемонизма
на сопредельные с Китаем государства Юго-Восточной
Азии охватывают и такие страны, как Индонезия,
Малайзия, Филиппины. Свои гегемонистские претензии в
отношении национально-освободительного движения в
этих странах маоисты подкрепляли ссылками на
китайский опыт, в котором главное место занимала
вооруженная борьба, изображавшаяся как «основная форма
национально-освободительного движения во многих
колониальных и зависимых странах». При этом пекинские
идеологи прикрывались знаменем марксизма, стремясь
одновременно приспособить его, так сказать, к
китайским условиям, придать ему, согласно установке Мао,
«приятный для слуха и радостный для глаза китайского
народа китайский стиль и китайскую манеру».
Под прикрытием обманчивого обозначения
«коммунистические» в различных странах насаждаются
пропекинские группировки. Идеология и практика этих
группировок не имеют ничего общего с революционной
политикой и практикой. Компартии Таиланда, Малайзии,
Бирмы и ряд других выродились в люмпенские,
полубандитские формирования, ведущие войну против
своих народов в угоду Пекину.
56

Вышедший из подполья в ноябре 1980 года
председатель ЦК запрещенной в Малайзии пропекинской
компартии Муса Ахмад заявил в выступлении по
телевидению в январе 1981 года: «Пекин стремится
распространить свое влияние на все страны Юго-Восточной
Азии. Для достижения этой цели он использует
различные элементы в регионе. Лидеры Китая
непосредственно руководят действиями подрывных элементов,
подстрекая их на вооруженную борьбу против
существующих в странах Юго-Восточной Азии правительств «до
последней капли крови». Пробыв в Китае свыше
24 лет, — продолжал Ахмад, — я хочу предостеречь
общественность: не доверяйте лживым заявлениям и
обещаниям китайских лидеров, не попадайтесь в ловушку,
расставленную Пекином».
Наибольший вред маоистские установки нанесли в
Индонезии в середине 60-х годов. Объявив, что в Юго-
Восточной Азии существует «превосходная
революционная ситуация», Пекин подталкивал революционные
силы Индонезии на путь авантюр и вооруженных
переворотов. Недостаточная зрелость руководящего ядра
Компартии Индонезии (КПИ) привела к усилению влияния
маоистов, часть руководства приняла участие в
событиях 30 сентября 1965 г., что привело к разгрому КПИ и
других демократических сил страны, гибели десятков
тысяч борцов национально-освободительного движения.
Аналогичным путем действовал маоизм и в
Малайзии, где маоистские установки на поощрение
вооруженных выступлений, утверждение обязательности и
универсальности вооруженной борьбы в любых условиях по
существу провоцировали гражданскую войну в
Малайзии. Пренебрегая конкретно-исторической ситуацией и
расстановкой сил в данном регионе, абсолютизируя
вооруженную борьбу, Пекин привел к идеологическому
разоружению и изоляции национально-освободительные
силы страны от широких народных масс, нарушив
одновременно их интернациональные связи, что также
сыграло свою отрицательную роль в развитии
национально-освободительного движения.
Сторонники Пекина на Филиппинах использовались
преимущественно для прославления «идей Мао
Цзэдуна», воспевания афро-азиатской солидарности на
маоистский лад, проповеди расизма. Лидер филиппинских
маоистов X. М. Сисон выступал ярым поборником
перенесения на Филиппины «культурной революции» по мао-
57

истскому образцу. Слепое следование таких деятелей
за Пекином привело их к идейному краху, когда в
самом Китае пришедшие к власти новые политические
деятели после смерти Мао затеяли судебный процесс
против «банды четырех». Таким образом, в лице
вдохновителей, организаторов и проводников маоистской
«культурной революции» эта «революция» была
посажена на скамью подсудимых. Суд над «культурной
революцией» не означал отказа от авантюрных
маоистских установок, он обусловлен был лишь перипетиями
внутриполитической борьбы в Китае, но сам факт его
проведения показывает, каким вредным и губительным
для национально-освободительного движения является
следование курсу Пекина, пытающегося навязать
этому движению свои установки и свою волю. Причем
сами эти установки характеризуются подчас резкими
зигзагами. Сами нынешние руководители Китая
называют порядки в своей стране периода так называемой
«культурной революции» «жесточайшей
феодально-фашистской диктатурой»4.
Деятельность Сисона, однако, не ограничивалась
пропагандой маоистских идей. Исключенный из
Компартии Филиппин (КПФ) за карьеризм и
фракционность, он по прямому указанию Пекина повел яростную
борьбу против КПФ, Национальной ассоциации
профсоюзов и других демократических организаций. В
соответствии с курсом на немедленную вооруженную борьбу
филиппинские маоисты создали «народную армию», в
состав которой вошли главным образом сельские
бандиты, получавшие деньги и оружие от богатых друзей
Сисона. Агентство Синьхуа и другие китайские органы
пропаганды расхваливали «народную армию»,
помещали фантастические сообщения о «бушующем пламени
народной войны» и о «блестящей революционной
ситуации, созданной винтовкой» на Филиппинах.
Предательскую деятельность маоистов стала поддерживать
империалистическая и неоколониалистская пресса, они
стали одной из самых рекламируемых и богато
финансируемых групп в стране. Деньги и реклама стали платой
империализма и неоколониализма за раскольническую
и подрывную деятельность пекинских ставленников
против национально-освободительного движения на
Филиппинах.
4 Правда, 1981, 24 фев.
68

Для завоевания гегемонии в
национально-освободительном движении в странах Юго-Восточной Азии
Пекин использовал и прямую агрессию, и различные
формы идеологической диверсии, преимущественно
пропаганду. Учитывая слабости
национально-освободительного движения в Юго-Восточной Азии и трудности его
развития, Пекин эксплуатировал экстремистские,
шовинистические и расистские настроения, накопившееся в
народных массах стихийное бунтарство. Облекая
великодержавные претензии Пекина в
антиимпериалистические одежды, китайская пропаганда посредством
кампании компрометации СССР и других стран
социалистического содружества стремилась подорвать союз между
мировым социализмом и национально-освободительным
движением.

ЮЖНАЯ АЗИЯ — СФЕРА
ПЕКИНСКИХ ПРИТЯЗАНИЙ
В азиатском направлении политики Пекина
странам Южной Азии отводится чрезвычайно важное место.
Не секрет, что даже американские, английские и другие
зарубежные эксперты уже давно пришли к мнению, что
экспансия Пекина в дальнейшем будет развиваться
прежде всего в направлении Юго-Восточной и Южной
Азии. Национально-освободительное движение стран
Юго-Восточной Азии в последние годы окрепло в
решимости противостоять пекинскому нажиму. Наиболее
ярким примером этому служит отпор китайской
агрессии во Вьетнаме в 1979 году. СРВ, Лаос и Кампучия,
народы которых тесно сплотились в совместной борьбе
против колониализма, империализма, а в последние
годы против «маоколониализма», опираясь на помощь
и поддержку Советского Союза и стран
социалистического содружества, выступают единым и сильным
фронтом против пекинского гегемонизма. Подрывная
деятельность Пекина против других стран Юго-Восточной
Азии вынуждает и эти страны к коллективному
сопротивлению. Одной из мер в этом направлении было
создание АСЕАН — Ассоциации государств Юго-Восточной
Азии, в которую вошли Таиланд, Сингапур, Малайзия,
Индонезия и Филиппины. Не будучи военной
организацией, АСЕАН позволяет странам, входящим в нее,
координировать не только свои торгово-политические, но
и другие мероприятия, способные нейтрализовать
агрессивность Пекина. Угроза вооруженной интервенции
в отношении первой группы стран с целью подчинить
их себе и заигрывания С правительствами второй для
60

привлечения их на свою сторону, чтобы в дальнейшем
навязать им свою волю, не принесли Пекину успеха.
Таким образом, выполнение задачи, некогда
определенной «великим кормчим» в качестве
первоочередной, а именно: заполучить Юго-Восточную Азию, —
явно неосуществимо. Иное дело Южная Азия.
Южноазиатские страны — Индия, Пакистан,
Бангладеш, Шри Ланка, Непал и Бутан, добившись
независимости и встав на путь самостоятельного развития,
подобно другим странам зоны
национально-освободительного движения, не избавились автоматически от общей
для них экономической отсталости. Эта отсталость
наряду с незрелостью социально-классовых отношений
обусловила длительность процессов преобразования
общества, что прежде всего ложится тяжелым бременем
на трудящихся. Пестрота социально-классовых
отношений, преобладание мелкобуржуазных по своему
положению слоев населения, малочисленность пролетариата
отражаются на сложной национально-освободительной
борьбе этих стран. В своем докладе на XXV съезде
КПСС Л. И. Брежнев указывал, что «некоторые
режимы, провозгласившие социалистические цели, среди них
правительство Индиры Ганди, подвергаются сильному
нажиму внутренней и внешней реакции»1. В той же
Индии мероприятия правительства по развитию
национальной экономики не ставили своей целью и не могли
подорвать в стране относительно твердых позиций
капитализма в целом, что накладывало глубокий
отпечаток на решение вопросов национально-освободительной
борьбы.
В Южной Азии Пекин широко использует
политические заигрывания, экономические приманки и другие
тактические приемы, чтобы «соблазнить» те или иные
южноазиатские страны и перетянуть их на свою сторону.
Лицемерно представляя себя как истинного друга и
верного защитника этих стран, Пекин, невзирая на свои
экономические неурядицы, оказывает им экономическую
помощь. Для того чтобы поставить себе на службу
авторитет этих стран на международной арене, Пекин не
жалеет финансовых, материальных и людских ресурсов,
не скупится на обман и подкуп. Одним из важнейших
инструментов своей политики на южноазиатском
субконтиненте Пекин сделал местный национализм, реак-
1 Материалы XXV съезда КПСС. М... 1976, с. 12.
61

ционные тенденции которого ведут к национальной
замкнутости и разобщенности. Пекинское руководство,
разжигая эти настроения, подрывает положительное
развитие межгосударственных отношений на
субконтиненте, необходимое для успешного развития
национально-освободительного движения.
Одним из условий мирного сосуществования
государств субконтинента могла бы стать система
коллективной безопасности. Выдвигая идею коллективной
безопасности в Азии на основе совместных усилий
азиатских стран, Советский Союз исходил из того, что ее
реализация обеспечила бы мир в Азии, что двери системы
коллективной безопасности будут открыты для всех
стран континента, что в этой системе ни одна страна
не получит каких-либо односторонних преимуществ за
счет интересов других государств и что сама система в
целом не будет направлена против какой-либо
отдельной азиатской страны. Необходимость такой системы в
Азии имеется давно. Более 20 лет назад, когда
китайское руководство открыто стало осуществлять свой
экспансионистский и гегемонистский внешнеполитический
курс и его первый натиск испытала на себе Индия,
индийские политические деятели предложили тогдашнему
премьер-министру Джавахарлалу Неру организовать
азиатские страны для «сдерживания китайцев».
Однако в то время ситуация не позволяла осуществить это
предложение, и на него Неру ответил: «Хотел бы я
знать такие страны в Азии, которые могут что-либо
сдержать, включая самих себя».
Осуществлению надежд миролюбивых сил
препятствует ряд трудностей, и прежде всего
внешнеполитический курс пекинских руководителей, которые не
скрывают своего враждебного отношения к процессу
стабилизации положения в Южной Азии. Здесь Пекин
стремится создать южный фронт борьбы против СССР
и союзных с ним братских стран, используя
реакционные и антисоветские силы в некоторых южноазиатских
государствах. Официально афишируя свою
приверженность политике мирного сосуществования, Пекин в то
же время постоянно нарушает ее принципы,
вмешивается во внутренние дела государств субконтинента,
старается придать антисоветский характер инициативам
нейтралистских государств по региональной
безопасности.
62

Геополитическое соперничество
с Индией
Главное направление деятельности Пекина на
южноазиатском субконтиненте — геополитическое
соперничество с Индией. На протяжении почти трех
десятилетий маоисты в своей южноазиатской политике
неизменно видят в Индии главного соперника на пути к
достижению гегемонии в регионе. Пекин надеется
захватить лидерство среди развивающихся стран и навязать
свои условия национально-освободительному движению.
Антииндийская политика Пекина опирается на
неурегулированность некоторых проблем территориального
порядка между Индией и ее непосредственными соседями.
Важнейшая из них — спор между Индией и Пакистаном
о принадлежности Кашмира питается
национально-религиозной неприязнью, которую Пекин всемерно
подогревает. Китайское руководство всегда стремилось
углубить и осложнить этот спор. В 1962—1963 годах оно
провело переговоры с Пакистаном об установлении
границы между китайской провинцией Синьцзян и частью
Кашмира, находящейся под пакистанским контролем,
что явилось несомненным подстрекательством к
обострению кашмирской проблемы, поскольку спор о
принадлежности Кашмира не решен между Индией и
Пакистаном. Несмотря на официальные заверения Пекина о
невмешательстве в пакистано-индийский спор о
Кашмире, его действия идут вразрез с этими заявлениями.
Индийское правительство расценило
китайско-пакистанский договор о границе как китайскую попытку
односторонне решить спор «о принадлежности Кашмира, что
является прямым вмешательством в спор между
соседями в интересах своей экспансионистской и
шовинистической политики».
Любые осложнения в двусторонних отношениях
стран региона Пекин стремится разжечь до конфликта.
Когда на пути развития индийско-бангладешских
отношений в середине 70-х годов возникла проблема
плотины Фаракка, китайская пропаганда повела крикливую
пропагандистскую кампанию, представляя дело так,
будто речь идет о непримиримом и неразрешимом
споре между двумя странами, виновником которого
является «индийский экспансионизм», жертвой которого стала
Бангладеш. Эта кампания разжигала националистичес-
63

кие страсти вокруг проблемы, не имевшей ни военного,
ни политического значения, ведя дело к вооруженному
столкновению между Бангладеш и Индией.
Пекинское руководство главную ставку в борьбе
против национально-освободительного движения в
странах Южной Азии делает на культивирование
негативных сторон национализма в южноазиатских странах.
Национализм в колониальный период был направлен
против всех видов и форм национального угнетения,
против империализма и колониализма, но проявляемые
в настоящее время антиреволюционные по своему
характеру тенденции наносят огромный ущерб
межгосударственным отношениям. Имея глубокие корни в
народных массах, особенно среди крестьянства, окруженный
многолетней неравной борьбой с чужеземным
господством, он смыкается с религиозными чувствами и
верованиями (исламом, буддизмом), с моральными
ценностями, унаследованными от древности и средневековья.
В условиях пакистано-индийской и бангло-индийской
вражды как результата длительного колониального
прошлого зародились и окрепли группы экстремистов,
выступающих с позиций воинствующего национализма
и религиозного фанатизма. Затрагивая
религиозно-националистические чувства широких кругов населения,
приводя в движение огромные массы людей, они
препятствуют поискам путей к урегулированию
существующих противоречий между странами. Из их среды
выдвигаются политические деятели, которых Пекин
активно использует в интересах своей гегемонистской
политики. Эти происки Пекина видны, что называется,
невооруженным глазом.
Вновь и вновь представители демократических сил
Индии и ее государственные деятели призывают народ
к бдительности перед лицом угрозы со стороны Пекина.
В середине октября 1980 года премьер-министр Индира
Ганди на митинге в городе Мурадабад заявила, что
определенные внешние силы заинтересованы в разжигании
розни между индусами и мусульманами с целью
дестабилизировать положение в стране. «Если мир между
религиозными общинами не будет сохранен, —
подчеркнула она, —то национальное единство Индии окажется
под угрозой». Глава индийского правительства
призвала население страны дать отпор организаторам
религиозно-общинных беспорядков, которые поддерживают
контакты со спецслужбами США, Пакистана и Китая,
64

Проводимая маоистским руководством линия
вражды и соперничества с Индией обусловлена тем, что в
правящих кругах Китая рассматривают миролюбивую
политику неприсоединения, проводимую Индией, как
одно из главных препятствий на пути осуществления
великодержавно-гегемонистских планов маоистов.
Навязывая Индии геополитическое соперничество, Пекин
вслед за империалистическими политиками лелеет
мечту о расчленении индийского государства. Охотно
разглагольствуя о «дружеских чувствах» к Индии,
наследники Мао Цзэдуна стремятся в то же время сохранить
напряженность в китайско-индийских отношениях и
постоянно сеют вражду и недоверие к Индии со стороны
других южноазиатских стран.
Эта линия маоистского руководства проявилась уже
в первый период налаживания отношений между КНР
и Индией, только что освободившейся от
колониального гнета. Однако в тот период гегемонистские тенденции
в китайском руководстве не получили развития,
поскольку прежде всего Китаю было необходимо решать
внешнеполитические задачи, требовавшие широкой и
всесторонней поддержки извне. Завершение
многолетней национально-освободительной борьбы народов
Китая и Индии, становление их как новых независимых
государств открывало широкие перспективы для
развития их отношений по пути сближения. Но на этом
пути китайские руководители стремились занять
главенствующее положение и заставить Индию следовать «по
пути Мао».
Уже на Бандунгской конференции (1955 г.)
китайское руководство пыталось подчинить своему влиянию
руководителей афро-азиатских стран — участников
конференции, навязать им свою волю, и с этой целью
использовало Индию, имевшую огромный авторитет
среди афро-азиатских стран.
В дальнейшем, когда группа Мао Цзэдуна стала
открыто преследовать на международной арене свои
великодержавные цели, основой китайской стратегии в
Южной Азии стало военно-политическое давление на
Индию. Китайское руководство еще продолжало
лицемерно прославлять китайско-индийскую дружбу и
братство, однако под аккомпанемент этих славословий
были выдвинуты территориальные притязания к Индии,
ставшие отныне рычагом воздействия на нее. На протя-
65

жении десятилетий проблема китайско-индийской
границы остается нерешенной по вине Пекина, несмотря
на все попытки индийской стороны сдвинуть проблему
с мертвой точки. По сей день Китай претендует на
территорию Индии к югу от Гималайского хребта, на
северо-восточном участке границы площадью 90 тыс.
кв. км, которая составляет индийский штат Аруначал
Прадеш. Одновременно китайская военщина
удерживает в своих руках Аксайчин площадью более 30 тыс.
кв. км., оккупированный ею в середине 50-х годов и
использованный в качестве плацдарма для нападения на
Индию в пограничной войне 1962 года.
Затевая погранично-территориальный конфликт с
Индией, китайское руководство пыталось втянуть в него
Советский Союз, добиваясь его поддержки своих
территориальных притязаний к Индии. Однако такой
поддержки Советский Союз не мог оказать, поскольку она
противоречила бы высоким принципам его внешней
политики и задачам содействия
национально-освободительному движению.
В китайской пропаганде, дипломатических
документах территориальные притязания к Индии
«объясняются» тем, что, мол, китайско-индийская граница никогда
не устанавливалась и что не существует
международных соглашений об установлении ее, а те соглашения,
на которые ссылается индийская сторона, не имеют
силы, поскольку они были навязаны британскими
колониальными властями в Индии. Таким образом делалась
попытка идеологической дискредитации индийской
позиции в пограничном споре, стремление показать, что
индийское правительство выступает с позиций
наследника британского колониализма, захватившего некогда
вооруженным путем китайскую территорию. Используя
для достижения господствующего положения в Азии и
лидерства в национально-освободительном движении
дипломатическое, политическое и
морально-идеологическое давление на Индию с целью дискредитировать ее
политику и навязать свой диктат, пекинское
руководство, однако, не достигло желаемого результата и стало
готовиться к прямой военной интервенции.
Развязанная пограничная война в Гималаях в
1962 году привела к захвату оспариваемой территории
вплоть до Ассама. Оставив затем захваченную в ходе
войны территорию и отведя свои войска назад за
Гималайский хребет, китайское руководство тем самым еще
66

раз показало, что основной его целью было
продемонстрировать свою силу.
Нападение на Индию в 1962 году было
своеобразной репетицией китайской агрессии во Вьетнаме в
1979 году. Разница состояла в том, что, готовя
нападение на Вьетнам, Пекин заранее объявил об
ограниченной цели этого нападения — наказать Вьетнам за его
неподчинение пекинскому диктату. Такая
предусмотрительность со стороны Пекина была обусловлена
наличием у Вьетнама верных друзей в лице стран
социалистического содружества. Китайская агрессия велась с
опасливой оглядкой на советско-вьетнамский договор о
дружбе и сотрудничестве.
Как и во Вьетнаме, агрессия в Индии длилась ровно
30 дней. И в том и в другом случае Пекин добивался
главным образом не захвата соседней территории, а
установления политического верховенства над
страной— жертвой агрессии, что соответствовало
традиционной китайской внешнеполитической концепции: не
завоевать непокорного «вассала», а покарать и
подчинить его себе.
В последующие годы пограничная проблема между
Китаем и Индией остается нерешенной. Пекинская
пропаганда стремится создать впечатление, что
единственным и главным виновником нерешенности проблемы
является индийская сторона, а Китай, мол, готов
урегулировать все разногласия к «удовлетворению»
индийской стороны. Во время визита в Индию китайской
делегации «доброй воли» во главе с Ван Биннанем
весной 1978 года китайский эмиссар заявил, что китайско-
индийский конфликт — «это спор из-за территории в
горах, которую Китай, по словам Индии, незаконно
захватил». Обставляя подобными оговорками такие
заявления, Пекин пытался создать впечатление, будто
отказывается от своих обширных территориальных
притязаний на штат Аруначал Прадеш и другие индийские
территории, чего на самом деле не было. Упорно
выдвигая территориальные притязания к Индии и в то же
время намекая на возможные «уступки», Пекин сумел
ввести в заблуждение индийское правительство, которое в
феврале 1979 года послало в Китай своего министра
иностранных дел на переговоры. Однако великоханьским
амбициям нужен был лишь сам факт приезда в Пекин
«на поклон» высокопоставленного индийского
политического деятеля, а не переговоры. Начав как раз в период
67

визита индийского министра иностранных дел
агрессию во Вьетнаме, китайское руководство дало
понять индийцам, что такая же судьба может ожидать и
«несговорчивую» Индию.
Летом 1980 года Пекин выступил, наконец, не с
намеками, а с конкретным планом урегулирования
территориальной проблемы, впервые открыто пообещав Индии
признать принадлежность ей... индийского штата
Аруначал Прадеш. Перед всем миром во всей ее
неприглядной наготе предстала ложь китайской пропаганды,
твердившей на протяжении десятилетий, что эта
территория— исконные китайские земли, ради которых
китайские солдаты проливали свою кровь в 1962 году,
отражая нападение «индийских экспансионистов», хотя,
как известно, война шла на индийской территории, а
нападение совершила китайская сторона. Одновременно
в обмен на признание законности принадлежности
Индии штата Аруначал Прадеш Пекин предложил
признать принадлежащим ему Аксайчин, захваченный
китайскими войсками и удерживаемый до настоящего
времени. Однако такой «компромисс» в Индии был
отвергнут с негодованием.
Индийский еженедельник «Линк» в конце ноября
1980 года, отмечая двурушничество Китая, писал, что
китайцы — превосходные позеры, нельзя принимать их
заявления за чистую монету; недавно они говорили, что
китайско-индийская пограничная проблема должна
быть урегулирована на основании «линии Макмагона»,
но в то же время утверждают, что «линия Макмагона»
явилась результатом сфабрикованного документа.
В этот же период индийское агентство ПЭИ раскрыло
суть пекинских маневров: они нацелены на то, чтобы
замедлить развитие советско-индийских отношений
путем намеков на улучшение в китайско-индийских
отношениях.
Антисоветская, антисоциалистическая политика
нынешнего китайского руководства, наносящая огромный
ущерб национально-освободительному движению, в
сочетании с усилением военно-бюрократической
диктатуры преследует главным образом геополитические цели.
Для достижения этих целей Пекин активизировал свою
враждебную деятельность в такой важной сфере
национально-освободительного движения, как
неприсоединение. Здесь одним из главных объектов этой
деятельности он избрал Индию, стремясь изолировать ее от этого
68

движения, дискредитировать ее политику перед
неприсоединившимися странами, вызвать недоверие к Индии
стран региона, обострить противоречия между ними,
подорвать стабильность на южноазиатском субконтиненте.
Растущую тревогу индийской и мировой
общественности вызывают события, которые при явном участии
Пекина происходят в важных в стратегическом
отношении районах северо-восточной Индии, примыкающих к
южному склону Гималаев. Здесь пекинский режим
пытается нанести своему соседу удар в спину. Он
воспользовался тлеющими углями племенной
междоусобицы для разжигания партизанской войны. Ставка
делается на антиправительственные выступления
сепаратистов нага. Нага — самые отсталые в
социально-экономическом отношении этнические группы Индии,
причисляемые к категории «племен». Слово «нага» — не
самоназвание. Наиболее точное его значение — «воин»
(так эти этнические группы горцев называются в
Ассаме, страдавшем от их набегов). В составе Индии они
являются социально-правовой категорией граждан,
которым конституция республики гарантирует условия
для их социально-экономического развития. Выступая в
июле 1980 года в парламенте, министр внутренних дел
Индии опроверг как откровенную ложь утверждения
Пекина о том, что Китай давно прекратил поддержку
сепаратистов. Министр привел неопровержимые
свидетельства усиления Пекином поддержки мятежников.
В течение многих лет усилия Пекина нацелены на
то, чтобы партизанскую борьбу направить против
местных органов власти, дезорганизовать всю общественную
жизнь в штатах Нагаленд, Мизорам, Мегхалайя,
Манипур и Ассам и в этой обстановке добиться отделения
названных штатов и всего северо-востока Индии от
остальной части страны, таким образом ослабив и
подорвав ее единство, а затем подчинить себе отделившиеся
штаты. Известный индийский публицист Рам Рао в
одной из своих статей писал: «Цель китайцев состоит в
том, чтобы создать в этом районе несколько мелких,
зависимых от Пекина государств».
Играя на националистических струнах местных
лидеров, китайская пропаганда, подводя «научную базу»
под пекинские интриги в названных штатах,
доказывает, что жители этих штатов в культурном отношении
якобы относятся к тибето-бирманской группе и не
имеют ничего общего с индийцами. Для достижения своих
69

целей Пекин вербует сепаратистов и небольшими
партиями через Непал и Бирму направляет их в южные
провинции Китая, где в специальных лагерях обучает их
методам ведения партизанской войны, после чего
возвращает обратно. Эта деятельность ведется
систематически в течение десятилетий. Нападая на полицейские
участки, убивая государственных служащих,
терроризируя население, мятежники играют на руку Пекину.
Их объединенный фронт выступает за образование
«независимого государства» на территории к востоку от
реки Брахмапутры, которое Пекин намеревается
подчинить себе. В декабре 1979 года индийская газета
«Патриот» писала: «Расчленение Индии всегда было
важным компонентом стратегии империализма. Новый
союзник империализма в Азии — Пекин открыто
содействует выполнению этих планов».
Замыслы китайского руководства идут, однако,
дальше. Индийское информационное агентство в 1980
году сообщало даже о том, что, осуществляя свою
подрывную политику по отношению к Индии в ее
северо-восточных районах, Китай ставит перед собой
конечную задачу связать Тибет с Бенгальским заливом
с помощью так называемого «китайского коридора».
Таким образом, активизация подрывных
антиправительственных сил на северо-востоке Индии представляет
собой уже угрозу не только для безопасности этих
районов страны, но и призвана превратить их в плацдарм
для дальнейшей экспансии Китая в Южной Азии.
Пекинская стратегия военно-политического давления
на страны южноазиатского региона предусматривает
создание вокруг Индии окружения из враждебно
настроенных государств региона. Занятая мирным трудом
Индия вынуждена большое внимание уделять своей
обороне. Укрепление обороноспособности Индии является
важной областью советско-индийских отношений.
Л. И. Брежнев во время визита в Индию в декабре
1980 года говорил: «Мы ни от кого не скрываем, что
хотим видеть дружественную миролюбивую Индию
сильной, способной успешно защищать свою
независимость, укреплять дело мира в Азии»3.
3 Правда, 1980, 10 дек.
70

Пекинские махинации
в пригималайских странах
Столь же далеко идущие цели преследует
активность Пекина в пригималайских королевствах Бутане
и Сиккиме (в 1975 г. Сикким стал штатом Индии).
Сикким издавна являлся частью Индии, входя в ее
состав в качестве протектората. Затеянные Пекином
интриги с сиккимским правителем (чогьялом) имели
целью включить сиккимскую территорию в состав
Китая, который таким образом шагнул бы сразу за
Гималаи. При этом Пекин выдвигал даже
историко-этнографические и другие «обоснования» для маскировки своих
откровенно экспансионистских намерений. Стремление
Пекина выйти за Гималаи в южном направлении
уходит своими корнями в политику экспансионизма,
осуществлявшуюся императорским Китаем на рубеже
XIX и XX веков в этом регионе. Естественный рубеж
между Индией и Китаем по Гималайскому хребту
имеет всего несколько сравнительно доступных горных
перевалов недалеко от удобных шоссейных и железных
дорог. Два из этих перевалов — Джелеп-ла и Нату-ла —
находятся на границе Сиккима с Тибетом. Пекин не
реагировал на неоднократные индийские предложения
об урегулировании китайско-индийских территориальных
разногласий, и его непримиримая воинствующая
позиция в этих разногласиях неизбежно заставляла
индийское правительство принимать меры по укреплению
этих перевалов. Изгородь из колючей проволоки, по обе
стороны которой лицом к лицу с винтовками наперевес
стояли индийский и китайский солдаты (такие
фотографии появлялись в индийской печати), не решала
проблемы охраны перевалов: в период войны на
Индостанском полуострове в 1971 году, приведшей к
образованию Бангладеш, Индия держала вооруженные силы
численностью около 100 тыс. на границе Сиккима с
Тибетом именно потому, что здесь проходит главный,
остающийся до настоящего времени наиболее удобным
путь из Тибета в Индию.
Решительные действия индийского правительства
пресекли экспансионистские замыслы Пекина. В 1975
году Сикким вошел в состав Индии в качестве 22-го
полноправного индийского штата. Китайское
правительство в этой связи в резкой форме по существу
потребовало у Индии возвращения Китаю якобы принадлежав-
71

шей ему в прошлом территории Сиккима, заявив, что
до британского господства суверенитет Китая
простирался на все Гималаи вплоть до южных предгорий.
Решая вопрос о вхождении Сиккима в состав Индии,
индийское правительство сделало упреждающий шаг,
разрушивший замыслы пекинского руководства и
существенно сузивший географическую сферу китайской
военной угрозы со стороны Тибета, а пекинские
заявления квалифицировало как вмешательство во внутренние
дела Индии, продиктованные политикой подрыва мира
и стабильности, осуществляемой Пекином в регионе.
Потерпев поражение в Сиккиме, руководство Китая
решило взять реванш в соседнем королевстве Бутан,
активизировав там свою антииндийскую деятельность.
Официальная китайская историография немногословна
в части изложения китайско-бутанских отношений в
прошлом. При этом она придерживается
ортодоксальной версии об извечной принадлежности Бутана Китаю,
несмотря на то что нет никаких оснований говорить
не только о такой принадлежности, но и вообще о
каких-либо взаимоотношениях между двумя странами.
Хорошо известно, что в прошлом бутанцы сумели
отстоять свою страну от иностранных захватчиков, в числе
которых были не только английские колонизаторы, но
и тибетская теократия.
Бутан до последнего времени оставался закрытой
для иностранцев страной, отгороженной от внешнего
мира неприступными горными массивами. Осенью
1971 года Бутан стал 128-м членом ООН, однако его
деятельность на международной арене остается весьма
ограниченной. Что касается
национально-освободительного движения, то страна находится на его очень
далекой периферии. Общественно-политическая жизнь в
стране выражается преимущественно в форме
дворцовых интриг. Придворные группировки стремятся к
сохранению своего элитарного положения при
существующих порядках.
Индийское правительство заинтересовано в
сохранении этой страны в качестве буфера на гималайских
рубежах между Индией и Китаем. Существуют давние
экономические и политические связи между Бутаном и
Индией. С Пекином какие-либо связи отсутствуют.
Усиление происков Пекина в районе Гималаев вселяет
тревогу за стабильность положения здесь. Официальные
заявления бутанских властей об отсутствии каких-либо
72

трений с северным соседом не были поддержаны
китайской стороной. Решение бутанских властей в мае
1979 года об отказе от установления контактов с КНР
вызвало в Пекине негодование.
Для активизации своей деятельности в Бутане
китайское руководство попыталось использовать часть
местной феодальной верхушки, которая, играя на
китайско-индийских противоречиях, рассчитывает усилить
свое влияние в стране. Одновременно Китай предпринял
грубое давление на Бутан. Летом 1979 года участились
вооруженные вторжения маоистской военщины на
бутанскую территорию. Подстрекаемые китайскими
властями пастухи из Тибета начали самовольно пасти свой
скот на приграничных бутанских пастбищах. Эти
провокации вызвали большую озабоченность индийского
правительства, которое имеет в отношении Бутана
определенные обязательства в части его внешней
политики. Решительные протесты бутанских властей и
индийского правительства против китайских провокаций
Пекин оставил без внимания. Это лишний раз
указывает на наличие у пекинского руководства намерения
сохранить за собой свободу рук в отношении Бутана,
являющегося одним из звеньев обороны Индии.
Проводя свою гегемонистскую политику в Азии,
маоистское руководство особое внимание уделяет
королевству Непал По мнению Пекина, эта высокогорная
страна является удобным плацдармом в случае
обострения обстановки на субконтиненте.
Китайское руководство уже в начале 50-х годов
заявило претензии на Непал посредством публикации карт,
на которых Непал наряду с другими сопредельными с
Китаем территориями изображался частью бывшей
китайской империи. Характер последующих
китайско-непальских отношений свидетельствует о том, что
маоистские лидеры и впрямь рассчитывают на
«восстановление» своих «исторических прав» в Непале. Претензия
Пекина на всемирно известную вершину Эверест в
Гималаях вызвала широкую волну возмущения во всех
слоях непальского общества. Особенно бурной была
реакция на сообщение о том, что китайские альпинисты,
достигшие вершины горы, объявили ее величайшей
вершиной Китая.
Пекин уже давно поощряет антииндийские
настроения в Непале, спекулируя на некоторых сложностях в
отношениях между Непалом и Индией. При этом нет
73

недостатка в различного рода заверениях маоистских
лидеров насчет «традиционной китайско-непальской
дружбы», обещаний политической, экономической и
другой помощи.
Одновременно Пекин отнюдь не отказывается от
подрывной деятельности в Непале, поддерживая здесь
промаоистские и близкие к ним террористические
группировки. Китайское руководство стремится к
максимальному проникновению в Непал. Налаживая с ним
экономические отношения, оно осуществляет в Непале
такие проекты, которые могут соответствовать военно-
политическим планам Пекина, а не потребностям
непальской экономики. Не случайно упор делается на
изыскательские работы и дорожное строительство. При
«помощи» Пекина была сооружена дорога Катманду —
Кодари, соединившая непальскую столицу с Тибетом,
и другие имеющие стратегическое значение
магистрали. Преимущественное внимание уделяется
пограничным с Индией районам Непала. Характерным в этом
отношении явилось подписанное в феврале 1975 года
долгосрочное китайско-непальское соглашение о
сооружении дороги Покхара — Суркхет протяженностью
407 км. По условиям этого соглашения
предусматривается присутствие нескольких тысяч китайских
военнослужащих на непальской территории в течение 10—
15 лет, что облегчает дальнейшее вмешательство Китая
во внутренние дела Непала.
Китайская сторона открыто воздействует на
непальское общественное мнение, всячески подчеркивая
обособленность непальцев от индийцев в культурном,
этническом, экономическом, социальном отношении и т. п.
Пекин спекулирует на идеях «стратегии выживания»,
возникших в Непале в колониальный период, когда
страна, сжатая с двух сторон двумя гигантами —
императорским Китаем и Британской Индией,— была
вынуждена всячески лавировать между ними, чтобы не
быть поглощенной одним из них и отстоять свою
независимость. Это направление непальской политики
Пекина является постоянным и особенно усиливается в
периоды обострений китайско-индийского погранично-
территориального конфликта.
Обострение китайско-индийских разногласий в связи
с территориальной проблемой совпало по времени с
вооруженным подавлением восстания в Лхасе в марте
1959 года и последующим преследованием повстанцев и
74

беженцев, что привело китайскую армию к границам
Непала. В Непале это было воспринято как угроза
безопасности и неприкосновенности его границ.
Предложенный Индией союз китайская пропаганда и
маоистские группировки в Непале представили как покушение
на непальскую независимость, усиленно раздувая
непало-индийскую неприязнь. Одновременно Пекин
подготовил предложение о более тесном
китайско-непальском сближении посредством заключения договора о
мире и дружбе, имевшего целью связать непальскую
внешнюю политику и полностью исключить индийскую
помощь. В ход был пущен и такой испытанный
пекинский рычаг воздействия на сопредельные с Китаем
страны, как пограничная проблема. Стремясь изолировать
Индию, дискредитировать политику индийского
правительства в глазах мирового общественного мнения и
показать, что вина за обострение китайско-индийского
пограничного спора лежит на Индии, Пекин отказался
от части своих территориальных притязаний к Непалу.
На примере китайско-непальского соглашения о
границе можно лишний раз убедиться, что серия
аналогичных договоров и соглашений Пекина с соседями
была призвана служить внешнеполитическим
манипуляциям маоистов для достижения господствующего
положения в регионе.
Политические маневры
в Бангладеш
Стратегия военно-политического давления на
страны южноазиатского региона, осуществляемая
пекинским руководством, наложила свой отпечаток на
крупнейшие события, происходившие здесь в 70-х годах и
приведшие к образованию Бангладеш. Глава
пакистанского военного режима Яхья Хан в ноябре 1971 года
получил заверения в том, что в случае военного
столкновения между Индией и Пакистаном Пекин
«вмешивается и поможет». Провоцируя вооруженный
пакистано-индийский конфликт, Пекин не отважился, однако,
на открытое вмешательство с оружием в руках. Как
отмечалось в индийской печати, «китайцы не могли
пойти дальше роли бумажного тигра в
пакистано-индийской войне».
Важнейшую роль в этом сыграли крепнущие
дружественные советско-индийские связи, ставшие важным
75

фактором предотвращения военных авантюр Китая
против Индии, Бангладеш и других стран региона.
Выступая на встрече с общественностью Москвы во время
своего визита в Советский Союз в июне 1976 года,
премьер-министр Индии Индира Ганди подчеркнула:
«Народы Азии и Африки в лице Советского Союза
нашли надежного друга, который последовательно
поддерживает их борьбу за национальное освобождение,
расовое равенство, научно-технический прогресс»4.
В период образования Бангладеш в 1971 году для
стабилизации положения в Южной Азии огромное
значение имело развитие советско-индийских политических
и экономических отношений. Когда политическое
решение в Бангладеш стало невозможным, Индия смогла
активно поддержать правое дело бангладешского
национально-освободительного движения, невзирая на
пекинские угрозы. Маоистский Китай, выступавший против
национально-освободительной борьбы бангладешского
народа и ставший запевалой в осуждении «индийского
экспансионизма», не мог, однако, пренебречь наличием
советско-индийского договора 1971 года, который, по
свидетельству индийского публициста Дж. А. Найка,
«послужил щитом для Индии на случай вмешательства
США или КНР в военные действия между Индией и
Пакистаном».
В самой Бангладеш позиция СССР была высоко
оценена видными деятелями страны, и эта оценка
остается неизменной до настоящего времени. В феврале
1980 года председатель Национальной народной партии
профессор Музаффар Ахмад на сессии Национальной
ассамблеи Бангладеш заявил: «Я вдвойне благодарен
Советскому Союзу, так как именно эта страна сорвала
в 1971 году китайский план вмешательства в
освободительную войну в Бангладеш».
Победа национально-освободительного движения
бангладешского народа нанесла ощутимый урон
престижу маоистской политики в южноазиатском регионе.
Китайское вооружение, обильно поступавшее военному
пакистанскому режиму для подавления
освободительного движения в Бангладеш, не обеспечило этому режиму
господствующего положения, но главное заключалось в
том, что Пекин оказался бессильным воспрепятствовать
победе бангладешского народа. Период образования
Бангладеш совпал по времени с принятием КНР в
4 Правда, 1976, 11 июня.
76

ООН. Китайская делегация в ООН широко
использовала трибуну международного форума, на котором
обсуждался вопрос о положении в Южной Азии, для
дискредитации Индии, пытаясь представить КНР в
качестве защитницы стран «третьего мира», но при этом
открыто выражала симпатии пакистанскому военному
режиму, подавлявшему народное движение в Бангладеш,
чего не делали даже США, стремившиеся
замаскировать свои связи с этим режимом. На этой стадии
маоистские представители доказывали, что
национально-освободительное движение в Бангладеш на самом деле
инспирировано извне и поэтому, согласно пекинской
логике, должно подавляться кровавыми репрессиями.
Они наложили вето на вступление Бангладеш в члены
ООН.
Спад в национально-освободительном движении
народа Бангладеш привел к установлению в стране
военно-бюрократического режима, с которым Пекин
завязал активные отношения. Одновременно он стремится
превратить Бангладеш в марионеточное государство,
враждебное Индии, существование которого обеспечило
бы Китаю выход к Индийскому океану. С этой целью
используются пропекинские террористические
группировки и отряды прокитайских сепаратистов, действующих в
районе Читтагонга. Именно эти силы в конце мая 1981
года подняли мятеж, в ходе которого был убит президент
страны Зиаур Рахман; они объявили также о
прекращении действия договора о дружбе, сотрудничестве и мире
между Бангладеш и Индией, заключенного в 1972 году.
Мятеж был подавлен. Однако подрывная деятельность
Китая против Бангладеш продолжается.
Тибет — военно-стратегический
плацдарм Китая
Стремясь подчинить себе страны Южной Азии, и
в первую очередь Индию, Пекин использует также
проблему Тибета. Политика подавления национального
самосознания тибетцев, ликвидация их традиционных
социально-политических институтов и насильственная
ассимиляция осуществляются пекинским руководством на
протяжении 30 лет. Лхасское восстание 1959 года,
многолетнее вооруженное сопротивление в тибетской
провинции Кам и другие выступления тибетского народа
против пекинской политики нынешнее маоистское руко-
77

водство пытается приписать проискам внешних сил.
Проблему Тибета Пекин использует в качестве рычага
давления на Индию. Еще со времен Дж. Неру
правительство Индии приняло приемлемое для КНР
понимание статуса Тибета, хотя индийские
общественно-политические круги были решительно против проводимой в
этом районе великодержавно-шовинистической
политики Пекина. Приняв у себя далай-ламу и тибетских
беженцев в 1959 году, индийские власти не признали
тибетское правительство в изгнании и не разрешили
ламаистскому первосвященнику заниматься
политической деятельностью на территории Индии. Тем не менее
Пекин хотел бы добиться от индийского правительства
больших ограничений для тибетской эмиграции,
репрессий против тибетских беженцев и т. п.
Одновременно маоистские стратеги наводняют Тибет
китайскими войсками, сооружают там
военно-воздушные, ракетно-ядерные и сухопутные базы. Полным
ходом идет строительство важных шоссейных дорог,
мостов и аэродромов, по которым, как отмечают индийские
газеты, Пекин сможет в случае необходимости за
считанные часы перебросить крупные вооруженные силы
из внутреннего Тибета к границам Китая с Индией.
Само тибетское население, включая женщин, все
трудоспособные тибетцы в обязательном порядке включены
в состав так называемого «народного ополчения».
«Стратегические возможности «крыши мира», — писал
один из эмиссаров США Амори де Ринкур в своей
книге «Тибет — ключ к Азии», — поразительны. Любая
сильная держава сможет контролировать отсюда центр
Азии, создав базы, которые будут находиться на
расстоянии часа полета от Дели». Именно такой державой
пекинское руководство намеревается сделать Китай.
Дж. Неру в одном из неизвестных ранее писем,
опубликованных в 1979 году, писал: «Китай хочет, чтобы
другие страны, расположенные вокруг него, были в сфере
его влияния. Другими словами, Китай хочет быть
доминирующей державой в Азии»5.
Сегодня в Китае вряд ли всерьез рассчитывают
поссорить Индию с Советским Союзом, подорвать советско-
индийский договор. Усилия направлены на то, чтобы
ухудшить отношения между нашими странами, вбить
клин в дружественные связи. Поражение партии
Индийский национальный конгресс на выборах 1977 года в
5 Правда, 1979, 29 июля.
78

Пекине встретили с нескрываемым злорадством и
использовали прежде всего для нападок на
советско-индийскую дружбу, а также для огульного охаивания
всей внешней политики правительства Индиры Ганди,
являвшейся продолжением курса, начатого Дж. Неру.
Это не помешало Пекину предпринять попытки
завязать диалог с правительством Индиры Ганди после
возвращения ее к власти в 1980 году, хотя эти попытки,
по оценке индийского еженедельника «Блитц»,
представляют собой по сути дела шантаж. Выдвигая свои
«мирные предложения», писал еженедельник, Пекин ни
словом не обмолвился об отказе от поддержки
сепаратистов в северо-восточных районах Индии; наоборот,
приток китайской помощи мятежникам значительно
усилился в последнее время. Пекин из года в год
наращивает военную помощь Пакистану. Пекин, не очень-
то доверяя нестабильному режиму Зия-уль-Хака в
Пакистане, отмечал «Блитц», все активнее разжигает
сепаратистские настроения в районе, прилегающем к
индийско-пакистанской границе, призывая к созданию
«независимого Кашмира» под эгидой Китая. Все эти
провокационные действия преследуют одну цель —
заставить Индию пойти на «нормализацию» отношений
на оскорбительных китайских условиях.
В течение последних 15 лет Пекин полностью
поддерживал Пакистан по кашмирскому вопросу, извлекая
из этого прежде всего собственную выгоду.
Рассматривая Кашмир главным образом со стратегической точки
зрения, Пекин выступал за решение вопроса о
принадлежности Кашмира в пользу Пакистана, поскольку
кашмирская территория является единственным
связующим звеном между Китаем и Пакистаном по суше, в то
время как вхождение его в состав Индии Пекин
исключал по геополитическим соображениям. В настоящее
время пекинская политика в отношении Кашмира
заметно активизировалась. Обострилась политическая
обстановка на севере Кашмира. Здесь пропекинские
элементы начали провоцировать одно выступление за
другим, поджигать правительственные учреждения,
нападать на полицейские посты и т. д. Эти провокации, по
свидетельству индийского информационного агентства,
несмотря на наличие тесных китайско-пакистанских
отношений, призваны использовать подрывные элементы
для создания пропекинского марионеточного
государства— так называемой «республики Кашмир». Не послед-
79

нее место в этих замыслах отводится Каракорумскому
шоссе.
Сооружение высокогорного Каракорумского шоссе из
Синьцзяна в Пакистан через Кашмир протяженностью
800 км началось еще в середине 60-х годов. На
строительстве его были заняты десятки тысяч китайских
военнослужащих. От города Кашгар в Синьцзяне
Каракорумское шоссе идет вдоль границ Советского Союза
и Афганистана, а затем через перевал Хунджераб
выходит на территорию Кашмира и по долине реки Инд
подходит в Пакистане к городу Хавелияну,
расположенному к северу от Исламабада. На севере это шоссе
соединяется с дорогой, проложенной китайцами ранее
через оккупированную ими территорию Аксайчин, и
далее через нее — с сетью новых военных коммуникаций
в Тибете. Вся прилегающая к шоссе зона стала
активно «осваиваться» Пекином. В недавнем прошлом в
районах, через которые прошло Каракорумское шоссе,
происходили конфликты между Индией, Пакистаном и
Китаем. Это указывает на важное стратегическое значение
этих районов, что и явилось решающим фактором при
выборе пекинским руководством трассы этого шоссе.
Согласно сообщению индийского журнала «Линк»,
опубликованному в конце 1980 года, «общей
характерной чертой этого района является то, что на территории
находящихся в руках Пакистана Гилгита, Балтистана
и Ладака, областей, прилегающих к китайской
провинции Синьцзян, китайцы уже произвели солидное
наращивание вооруженных сил».
Зарубежная печать обращает особое внимание на то,
что Каракорумское шоссе угрожает не только северным,
но и южным районам Индостана. «Таймс оф Индиа»
писала, что эта магистраль в конечном счете дает
Китаю прямой доступ к Индийскому океану. Индийские
газеты неоднократно выражали беспокойство по
поводу строительства этой военной магистрали, которая
превратилась в дорогу агрессии. Она активно
используется Китаем, США и другими западными странами для
подрывной деятельности против стран региона.
Известно, что уже в 1971 году, в самый напряженный момент
пакистано-индийского конфликта, отдельные участки
Каракорумского шоссе использовались Китаем для
переброски военной техники Пакистану. Китайское,
американское и английское оружие идет по этому шоссе
в Пакистан. Контролируя всю эту магистраль, китай-
80

ские войска на отдельных ее участках разместили
ракетные установки, направленные против Индии, ДРА
и других стран. Специальная экспедиция под названием
«Каракорум-80» в составе сотрудников американского
ЦРУ, британских, китайских и пакистанских
специалистов изучала в 1980 году возможности улучшения
пропускной способности шоссе для увеличения потока
военных грузов. В задачу экспедиции входил также выбор
места для размещения электронного оборудования,
предназначенного для сбора разведывательной
информации о Советском Союзе, Индии и Афганистане.
Необъявленная война
против Афганистана
С победой Апрельской революции в Афганистане
Пекин в сговоре с США перешел к поддержке
антиправительственных элементов в Демократической
Республике Афганистан с целью удушения революции. Он
начал проводить подрывную деятельность,
направленную против прогрессивных социально-экономических
преобразований на нынешней стадии
национально-освободительного движения в Афганистане, против
укрепления дружественных связей Афганистана с Советским
Союзом и другими социалистическими государствами.
Афганский журнал «Кабул нью таймс» в январе
1980 года писал: «Соединенные Штаты и Китай
вступили в открытый сговор, чтобы поставить в Афганистане
прозападное правительство, которое служило бы
интересам империализма. Они окружают ДРА цепью
военных баз и лагерей, где ускоренными темпами проходят
военную подготовку диверсионные формирования для
вторжения в нашу страну. Они полностью взяли на
содержание контрреволюционное отребье от пресловутых
«братьев-мусульман» до маоистов,
сконцентрировавшихся сейчас в пакистанских городах Пешавар и Кветта».
В прошлом правящие круги Афганистана допускали
проведение китайскими агентами антисоветской
пропаганды в стране, направленной на дискредитацию идей
реального социализма, проводником которых в
Афганистане являлась Народно-демократическая партия
Афганистана (НДПА). С образованием ДРА китайское
руководство использовало дипломатические каналы и
продолжавшееся технико-экономическое сотрудничество
для насаждения своей агентуры, разжигания противо-
81

речий среди различных этнических и религиозных групп
населения, для антиправительственной и антисоветской
пропаганды, для усиления своих связей с
промаоистскими группировками. Факты антиафганской
деятельности со стороны Китая давно уже стали всеобщим
достоянием. Мировая печать неоднократно сообщала о
различных формах этой деятельности: тесных контактах
с такими прокитайскими группировками, как «шоалее
джавид» и «сорха», а также крайне реакционной
организацией «братья-мусульмане», подготовке китайскими
военными специалистами афганских мятежников в
Китае и в Пакистане.
Пекин немало сделал для того, чтобы объединить
разношерстные группировки для борьбы против
законного правительства Афганистана. Пропагандой
маоистских идей в Афганистане заняты левоэкстремистские
пропекинские элементы, входившие в группировки
вроде упомянутой «шоалее джавид». Их попытки оказать
давление, повлиять на НДПА не привели к успеху, и
тогда они перешли к антиправительственной и
антисоветской пропаганде, а затем при поддержке Пекина и
к открытому террору, саботажу и диверсиям. В январе
1979 года при активном содействии Пекина в Герате
было организовано тайное сборище промаоистских
группировок, ставившее своей целью координацию действий
и объединение всех этих группировок в пропекинскую
так называемую «коммунистическую партию
Афганистана». Это по существу означало консолидацию всех сил,
выступающих против народной власти, ведущих
партизанскую борьбу под руководством китайских
инструкторов, создающих «освобожденные районы» по типу
китайских, существовавших в 30—40-х годах.
Пекин заодно с силами империализма ведет
необъявленную войну против суверенного Афганистана. Для
ведения этой войны широко используется территория
Пакистана, который под воздействием Китая и США
стал играть опасную для дела мира роль базы
диверсионных бандитских отрядов против новой
революционной власти демократического Афганистана. На его
территории в непосредственной близости от афганской
границы первоначально было размещено свыше двух
десятков лагерей для так называемых беженцев,
превращенных благодаря хлынувшим из ЦРУ средствам
и значительным партиям американского и китайского
оружия в центры по вербовке в отряды вооруженных
82

наймитов. На базе этих лагерей на территории
Пакистана было создано более 50 опорных пунктов, где
пекинские и американские «советники» сколачивают
контрреволюционные антиафганские формирования.
Перед такими формированиями ставится задача любыми
способами и методами, включая диверсии, убийства и
террор, подрывать завоевания Апрельской революции.
Превращая Пакистан в очаг неприкрытой агрессии
против соседнего мусульманского народа, против
независимого и неприсоединившегося государства,
официальные пекинские представители, как и прежде,
заверяли афганское правительство в своем миролюбии. Более
того, в июне 1979 года Пекин заявил официальный
протест против обвинения «во вмешательстве во
внутренние дела Афганистана, подготовке контрреволюционных
элементов, диверсантов и их засылке в страну». А
между тем, не довольствуясь сколачиванием
контрреволюционного антиафганского отребья на территории
Пакистана, Пекин приступил к вербовке и обучению
антиафганских элементов на собственной территории. Уже
в самом Китае к тому времени около 40 тыс. бандитов
начали проходить военную подготовку. МИД ДРА
отклонил китайский протест как необоснованный и в
своем представлении посольству КНР в Кабуле отметил,
что враждебная деятельность Пекина в отношении ДРА
никак не соответствует провозглашаемой Китаем
«приверженности принципам добрососедства».
Двурушничество Пекина в отношении Афганистана
проявилось и во время визита министра иностранных
дел КНР Хуан Хуа в Пакистан в 1980 году, цель
которого была — максимально использовать Пакистан
для нагнетания напряженности, подрыва мира и
стабильности в Юго-Западной Азии, еще глубже вовлечь
его в противоборство с Афганистаном и другими
государствами региона. Хуан Хуа посетил базы в пограничных
с ДРА районах, где готовятся наемники, встречался с
главарями контрреволюционных банд. Он заверил их в
том, что Китай будет оказывать силам контрреволюции
помощь и поддержку «без каких-либо ограничений».
Этим же целям служил визит премьера Госсовета
КНР Чжао Цзыяна в июне 1981 года в Исламабад.
Главное внимание на переговорах китайский премьер уделил
вопросам расширения военных связей Китая с
Пакистаном, направленных против Афганистана и Индии.
Территориальные притязания, которые Китай предъ-
83

являет всем своим непосредственным соседям, относятся
и к Афганистану: маоистское руководство уже давно,
еще со времен выхода в свет пресловутой книги Лю
Пэйхуа «Краткая история нового Китая» в 1953 году,
включило в «реестр» своих притязаний к Афганистану
горную афганскую провинцию Бадахшан. В настоящее
время в горах Бадахшана, примыкающих к территории
Китая, обученные пекинскими инструкторами бандиты
свирепствуют особенно жестоко, сжигая мирные
деревни, взрывая больницы и школы, расправляясь с
активистами НДПА. Протяженность афгано-китайской
границы составляет всего семьдесят километров, но каждый
из этих километров китайская военщина и спецслужбы
превратили в плацдарм для вооруженных налетов на
суверенную ДРА. Систематически с китайской стороны
в Афганистан забрасываются бандитские шайки. В этих
набегах вместе с контрреволюционерами принимают
участие их пекинские «советники». Эти вылазки с
китайской территории осуществляются в полном забвении
и в попрание таких важных международно-правовых
документов, заключенных в прошлом между Китаем и
Афганистаном, как договор о дружбе и взаимном
ненападении (1960 г.), договор о демаркации границы
(1963 г.), соглашения об экономическом и техническом
сотрудничестве (1964 и 1974 гг.). Пекинское
руководство не обременяет себя заботами о соблюдении
международно-правовых норм взаимоотношений между
государствами, что стало обычной практикой пекинских
творцов внешней политики Китая.
Однако ни дипломатические маневры, ни
формирование контрреволюционных антиафганских банд, ни
прямое участие в кровавых набегах этих банд на
территорию Афганистана не дали Пекину желаемых
результатов. Не удалось превратить Афганистан в
антисоветский военный плацдарм, не удалось ликвидировать
прогрессивный режим, не удалось подорвать
национально-освободительное движение афганского народа.
Дело, однако, не в одном Афганистане. Пекинское
руководство имеет целью своих авантюр регион в
целом. И здесь можно видеть, как Пекин стремится
опереться на Пакистан в осуществлении
авантюристических замыслов. Премьер-министр Индии Индира Ганди
в своих выступлениях не раз затрагивала эту тему. Так,
в марте 1980 года на заседании Совета штатов
индийского парламента она заявила: «Китай представляет
84

для нас усиливающуюся ядерную опасность, в то время
как Пакистан активно занят созданием собственного
ядерного оружия». Проведенные во время визита
пакистанского президента в Пекин в начале 1980 года
переговоры включали вопросы военного характера, в том
числе испытания пакистанского ядерного оружия на
китайской территории, что с тревогой было воспринято
в Индии. Мировая общественность отмечает опасные
военно-стратегические планы, разрабатываемые
Пекином. В октябре 1980 года в зарубежной печати
появились сообщения о монтажных работах на секретном
заводе по регенерации плутония поблизости от
пакистанского города Равалпинди. Завод позволяет Пакистану
создать свою первую атомную бомбу в конце 1981 года.
Военная администрация Пакистана ведет дело, чего
она и сама не отрицает, к производству собственного
ядерного оружия, осуществляемого в русле ее общего
курса на форсирование милитаризации страны.
Совершенно очевидно, что военная ядерная
программа Исламабада и милитаризация страны в целом не в
интересах народа Пакистана. Этой стране никто не
угрожает, и было бы закономерно, если бы имеющиеся
ресурсы пакистанская администрация направляла на
мирные цели — на развитие экономики, улучшение
жизни народа, которые в настоящее время стремительно
ухудшаются. Страна живет практически в долг: свои
расходы она на 80% покрывает за счет внешних
займов. Нетрудно представить, какие опасные последствия
может иметь создание Пакистаном ядерного оружия и
для самого Пакистана, и для дела всеобщего мира. На
проведение этого опасного курса Пакистан усиленно
толкают Вашингтон и Пекин, желая превратить его в
орудие осуществления своих гегемонистских планов.
Причем Пекин в этом деле играет первую скрипку,
используя непосредственное соседство между Пакистаном
и Китаем.

БЕСПРИНЦИПНАЯ ПОЛИТИКА
ПЕКИНА В АФРИКЕ
И ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
Политику Пекина в отношении
национально-освободительного движения в Африке характеризует
беспринципность и вероломство, отсутствие
заинтересованности в успехе антиимпериалистической борьбы.
Весь опыт африканской политики маоистов говорит о
том, что они руководствуются сугубо корыстными,
прагматическими соображениями. Главным критерием при
выборе своих партнеров как на континенте в целом, так
и внутри отдельных африканских стран они считают
антисоветизм. Поддерживаемые Пекином в Африке силы
направляются прежде всего в антисоветское русло.
Пекинским приверженцам предъявляется требование
только принципиально антисоветской позиции, а не полного
признания китайской политики. При этом главный упор
псевдореволюционной фразеологии, а также политико-
идеологическая и практическая активность Пекина
направлены не против империализма, а главным образом
против стран реального социализма, против всех сил,
заинтересованных в мире. В рамках этой деятельности
распространяется всевозможная клевета относительно
стран социалистического содружества, особенно
Советского Союза, поддерживается любая
внешнеполитическая акция, способствующая осуществлению
гегемонистских планов Пекина.
Осуществляя эту линию на африканском континенте,
Пекин покровительствует организациям и движениям,
во главе которых стоят реакционные,
проимпериалистически настроенные деятели. Солидарность Пекина с
африканской реакцией, с африканскими антисоветчиками
86

стала практически безоговорочной, а в отношении
прогрессивных сил национального и социального
освобождения, дружественных Советскому Союзу, она резко
ограничена. Практически нет такого вопроса китайско-
африканских отношений и нет в Африке такой
проблемы, на которые маоисты не смотрели бы через очки
антисоветизма.
Ярким свидетельством реакционной,
проимпериалистической деятельности Пекина в этом направлении
является его позиция в связи с освободительной борьбой
в Анголе. В 1975—1976 годах Китай не только
поддержал войну против Анголы, развязанную расистами
ЮАР при прямом пособничестве США и других
натовских держав, но и сам участвовал в ней. Главарь
ангольской реакционной группировки УНИТА агент ЦРУ
Савимби признал зимой 1981 года в Лондоне, что
«Пекин давно финансирует и вооружает его движение».
«Оружие, — сказал он, — поступает к нам из Китая».
С 1974 года Пекин вооружал и готовил в специальных
лагерях, в том числе и на территории Намибии,
бандитов из УНИТА и другой раскольнической
группировки—ФНЛА. В настоящее время китайские спецслужбы
согласовывают со своими коллегами из США и ЮАР
подрывную деятельность против Народной Республики
Ангола. Журнал «Африк — Ази» в середине февраля
1981 года сообщил, что правительство Китая
информировало премьер-министра ЮАР П. Боту о своей
готовности «оказать поддержку усилиям Претории по
дестабилизации правительства Анголы с целью его
свержения». Китай обязался направить своих «советников» в
Намибию, чтобы помочь южноафриканским
оккупационным властям в проведении этой стратегической
операции.
Проводя такую политику, Пекин не рассматривает
Черный континент в качестве главной и решающей
силы, на которую маоисты могли бы опереться для
осуществления своих замыслов. Африке они отводят
лишь вспомогательную роль. Некоторая поддержка
африканских стран и народов нужна Пекину только как
один из элементов обеспечения международных
условий, облегчающих осуществление его великодержавных
и гегемонистских планов.
Пекин в своей африканской политике преследует
цель — изобразить Китай в качестве наиболее
«последовательного борца» против колониализма и привлечь
87

тем самым африканские страны на свою сторону. По
утверждению маоистов, кроме Китая, в современном
мире нет других крупных революционных сил и
государств, на которые Африка может опереться. Действуя
в этом направлении, китайская дипломатия выдвинула
ряд принципов политики КНР в отношении стран
Африки. На сессии Совета Безопасности в Аддис-Абебе в
январе 1972 года были представлены пять пунктов этой
позиции китайского правительства: помощь в борьбе
против империализма, колониализма и
неоколониализма; поддержка политики мира, нейтралитета и
неприсоединения; поддержка стремления африканских
народов добиться единства; поддержка усилий африканских
народов к мирному урегулированию споров; уважение
суверенитета африканских стран другими странами.
Такая программа не могла не привлечь симпатий
африканских народов. Страны Африки были
обнадежены «дипломатией улыбок», расточавшихся Пекином.
Активизация деятельности маоистов привела к
установлению дипломатических отношений с большинством
африканских стран: в 1976 году таких стран
насчитывалось 36 (в 1969 г. их было 10). Этому сопутствовал
наплыв в африканские страны десятков тысяч
китайских дипломатов и специалистов, доказывавших, что
Китай — «самый лучший друг Африки». Экономическая
и культурная отсталость Африки рассматривалась
Пекином как фактор, благоприятный для китайского
проникновения на континент.
Устанавливая дипломатические отношения с
африканскими странами, Пекин стремится к тому, чтобы они
повернули в сторону КНР. В этой связи показательна
роль, которую Пекин отводил нашумевшему проекту
строительства железнодорожной линии между
Танзанией и Замбией (ТАНЗАМ). В 60-х годах КНР подписала
с Танзанией договор о дружбе и соглашения об
экономической помощи, торговле, морских перевозках. С
Замбией были подписаны соглашения об экономической
помощи и торговле. Было выделено 400 млн. долл. на
оказание помощи в строительстве ТАНЗАМ. В течение
5 лет (1970—1975 гг.) была построена
железнодорожная линия длиной 1860 км. Не скупясь на эти
капиталовложения, посылая для строительства и эксплуатации
этой линии огромную армию специалистов, китайское
руководство таким путем «покупало» себе возможность
усилить свое влияние в Танзании и Замбии, сыграть
8S

определенную политическую роль в отношениях с
другими африканскими странами. Количество китайских
специалистов, технических работников и рабочих на
дороге, постепенно увеличиваясь, достигло 35 тыс.,
фактически это солдаты и офицеры китайской армии. Для
Пекина не имело значения, что сам план строительства
ТАНЗАМ полностью игнорировал экономические
выгоды африканских стран. Для него главным было то, что
ТАНЗАМ давал возможность достижения политических
целей: помимо того что эта дорога — объект
престижный, она явилась также ступенькой в Танзанию и
Замбию и открывала плацдарм в соседние страны для
захвата там господствующего положения. Получив
возможность регулировать товарооборот ТАНЗАМ,
пекинские лидеры намеревались поставить под свой контроль
экономику Танзании, Замбии и других африканских
государств. Контроль над экономикой позволял внедрить
пекинское политическое влияние в Танзании, Замбии,
Ботсване, Заире, что неизбежно должно было повлечь
за собой дальнейшие осложнения на континенте.
Наряду с этим маоисты сделали ставку на использование
политической незрелости некоторых африканских
деятелей, их традиционного недоверия к политике бывших
метрополий. Играя на национальных чувствах, на
распространенных в Африке предубеждениях против
белых, Пекин пытался добиться признания КНР в
качестве единственного подлинного друга африканских
народов. Он все с большей настойчивостью пытался взять
на себя роль передового борца за освобождение
цветных народов. Интернациональная классовая борьба
стала интерпретироваться им как интернациональная
расовая борьба; соответственно все цветные народы
развивающихся стран должны были под руководством
Китая поднять восстание против белых, обеспеченных
наций и, руководствуясь учением Мао Цзэдуна,
развязать глобальную партизанскую войну.
Классическим типом такой борьбы была объявлена
китайская «революция», а ее опыт — неоценимым
образцом для народов африканских стран. Китайская
пропаганда доказывала, что борьба может быть успешной
лишь в том случае, если она будет осуществляться по
китайскому шаблону, в соответствии с «теориями» Мао
Цзэдуна — «духовного отца» всех революционных
движений. Пекинскую модель мира во главе с Китаем эта
пропаганда объявила ценнейшим достижением челове-
89

ческой мысли. «Поэтому, — утверждала «Жэньминь
жибао»,— брошюры о ведении партизанской борьбы в
Китае нашли такое широкое распространение в Африке
и считаются реликвиями, даже если они затрепаны и
разваливаются по листочкам». А вот картина, которую
дала на своих страницах французская «Фигаро» летом
1980 года: у входа в магазин стоит плетеная корзина,
в которой свалено доверху множество книжечек в
красных переплетах, образующих нечто вроде похоронного
венка; объявление на табличке гласит, что их можно
брать бесплатно. Книга, которую сбывают таким
позорным образом, — это знаменитые цитатники Мао.
Позиция африканских государств по вопросам о
войне, мире и развитии национально-освободительного
движения недвусмысленно расходится с наставлениями и
указаниями, навязываемыми китайской пропагандой.
Африканским государствам не по пути с Пекином. Если
африканские руководящие деятели и высказывались
о значении китайского пути развития для их стран, то
делали это с большой осторожностью. Совершенно
несостоятельной оказалась претензия Китая на
руководящую роль в Африке на базе солидарности по расовому
признаку, по цвету кожи.
Африканским странам, так же как и Советскому
Союзу, нужны мир и мирное сосуществование. Они
активно выступают за укрепление всеобщего мира и
безопасности, за обеспечение условий для завершения
национально-освободительной революции, экономического
освобождения, скорейшей ликвидации последствий
колониализма, преодоления социально-экономической
отсталости, устранение всех проявлений дискриминации и
неравноправия на мировой арене. Стремление к
достижению этих целей, объективная необходимость
противоборства с империализмом и его неоколониальной
политикой не позволяют африканским странам и народам
идти на разрыв, которого добиваются маоисты, со
своим естественным союзником — миром социализма, и
прежде всего Советским Союзом. Вопреки антисоветским
призывам маоистов, зигзагам их политических
установок, а также несмотря на неровное и противоречивое
развитие внешнеполитического курса отдельных стран
континента, в Африке в целом неуклонно развивается
процесс не ограничения, а всестороннего сотрудничества
с Советским Союзом и другими странами
социалистического содружества. Борьба Пекина за ослабление в
90

Африке позиций мирового социализма, его ведущей
силы — Советского Союза как главного препятствия в
деятельности маоистов нацелена на
социально-политическую дезориентацию национально-освободительных сил
африканского континента.
Такую же дезориентирующую роль играет маоизм и
на латиноамериканском континенте. Здесь маоистское
руководство идет на прямое блокирование и союз с
наиболее реакционными силами империализма. Проводя
милитаризацию собственной страны, маоистское
руководство приветствует усиление на южноамериканском
континенте милитаристских тенденций и вмешательство
реакционной военщины в политику. Маоисты не
встречают до настоящего времени серьезных препятствий со
стороны правящих кругов большинства стран
континента. Буржуазная пресса Мексики, Венесуэлы, Эквадора,
Гайаны и других стран приукрашивает маоизм, чем
оказывает немалую услугу Пекину в попытках укрепить
свои позиции на континенте и воздействовать на
национально-освободительное движение стран Латинской
Америки; она подчас берет на себя функции
пропагандистского рупора Пекина. Соединенные Штаты,
оберегающие латиноамериканские страны как свое владение от
внешних воздействий, не препятствуют распространению
маоистских идеологических концепций на
латиноамериканском континенте, видя в них орудие борьбы против
местных прогрессивных и революционных организаций и
партий. Различные маоистские группировки, имевшие
некоторое влияние на прогрессивные движения на
континенте, тщетно ожидали появления в Латинской
Америке условий, согласно маоистской терминологии,
«прекрасной революционной ситуации», чтобы
претворить в жизнь концепции, импортированные из Китая.
Пекинские псевдореволюционные модели развития
событий и подлинное развитие
национально-освободительного движения латиноамериканского народа, вся
латиноамериканская действительность не имели ничего
общего.
После поддержки Пекином режима Пиночета в
Чили маоизм дискредитировал себя в глазах тех, кто
еще считал себя его приверженцем. Оставшиеся
латиноамериканские маоистские группировки все более и
более стали отходить в сторону от
национально-освободительного движения. Если их не было видно ни в
действиях правительства Народного единства в Чили, ни в
91

широком народном движении Уругвая, то в
последующие годы они превратились в слепое орудие пекинской
внешней политики. Однако наибольший ущерб она
наносит странам, находящимся в непосредственном
соседстве с Китаем, повседневно чувствующим близкое
дыхание Пекина.
• • •
Подрывная деятельность Пекина против
национально-освободительного движения за последние два
десятилетия—прямое следствие извращения китайским
руководством принципов социализма, его сути в
международной политике. Выражая на XXVI съезде КПСС
неизменные чувства уважения и дружбы к китайскому
народу, Л. И. Брежнев в своем докладе одновременно
отмечал отсутствие каких-либо перемен во внешней
политике Пекина, которая по-прежнему нацелена на
обострение международной обстановки и смыкается с
политикой империализма1. За готовностью США,
Японии, ряда стран НАТО расширять военно-политические
связи с Китаем кроется расчет использовать его
враждебность к Советскому Союзу, к социалистическому
содружеству в своих собственных империалистических
интересах. Пекин в союзе с империализмом —
главнейшая угроза национально-освободительному движению.
1 См. Правда, 1981, 24 фев.

СОДЕРЖАНИЕ
ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ И ТАКТИЧЕСКИЕ
ПРИЕМЫ ПЕКИНА В ОТНОШЕНИИ РАЗВИВАЮЩИХСЯ
СТРАН 7
Антисоветизм — главное направление в политике маоизма на
международной арене 17
Альянс с империализмом против
национально-освободительного движения 24
Линия Китая на подрыв движения неприсоединения 31
Экономическая «помошь» развивающимся странам ... 35
ЮГО-ВОСТОЧНАЯ АЗИЯ —ПЕРВООЧЕРЕДНОЙ ОБЪЕКТ
ЭКСПАНСИИ 39
Вьетнам — преграда на пути пекинской экспансии 41
Маоистский эксперимент в Кампучии 48
КИР и другие страны Юго-Восточной Азии 53
ЮЖНАЯ АЗИЯ —СФЕРА ПЕКИНСКИХ ПРИТЯЗАНИИ 60
Геополитическое соперничество с Индией 63
Пекинские махинации в пригималайских странах ... 71
Политические маневры в Бангладеш 75
Тибет — военно-стратегический плацдарм Китая .... 77
Необъявленная война против Афганистана 81
БЕСПРИНЦИПНАЯ ПОЛИТИКА ПЕКИНА В АФРИКЕ И
ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ 86

«МАОИЗМ —
УГРОЗА ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ»
Николай Степанович КУЛЕШОВ
ПЕКИН ПРОТИВ
НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО
ДВИЖЕНИЯ
Редактор Т. М. АПЕСТИНА
Художественный редактор В. В. СУРКОВ
Технический редактор О. В. КУДРЯВЦЕВА
Корректор Л. А. СУРКОВА
Сдано в набор 22.04.81.
Подписало в печать 23 10 81. А-11777.
Формат 84X1081/32. Бумага тип. № 2.
Гарнитура литературная. Печать высокая.
Усл. печ. л. 5,04. Усл. кр.-отт. 5.26.
Уч.-изд. л. 5.05. Тираж 25000 экз.
Заказ 1809. Цена 20 кол. Изд. № 2— И/81.
Издательство
«Международные отношения»
Москва 107053. Садовая-Спасская, 20
Московская типография № 8
Союзполиграфпрома
при Государственном комитете СССР
по делам издательств, полиграфии
и книжной торговли,
Хохловский пер.. 7.

Кулешов Н. С.
Пекин против национально-освободительного
движения.— М.: Междунар. отношения, 1981.—
96 с. («Маоизм — угроза человечеству»)
Брошюра посвящена внешнеполитической стратегии и тактике
китайского руководства в отношении развивающихся стран на
современном этапе. Показаны пути и методы, используемые Пекином для
достижения гегемонии в мире, и в первую очередь среди стран Азия,
Африки и Латинской Америки (идеологические, дипломатические я
военные), а также соотношение пекинских деклараций с практикой
Китая на международной арене.
Для массового читателя.

В 1982 году
Издательство
«МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»
выпустит в свет
следующие книги и брошюры серии
«Библиотечка международника»:
Евстигнеев В. П. Испания в современном мире.
Основные направления внешней политики. I кв. 5 л.
25 к.
Корнилов Ю. Э. Форум советских коммунистов
в зеркале мировой печати. I кв. 3 л. 15 к.
Ш и ш к о в IO. В., М н р о в н ц к а я Н. С.
Международные аспекты продовольственной проблемы. Ill кв.
5 л. 25 к.
С аннотациями на эти издания можно
ознакомиться в «Плане выпуска литературы
издательства «Международные отношения» на
1982 год», имеющемся в книжных магазинах,
распространяющих общественно-политическую
литературу. Там же можно оформить
предварительные заказы, гарантирующие
приобретение книг в первые дни продажи.