Текст
Отец Сойка и его хозяева
Загадка Вулецких холмов
«Соловьи» дальнего действия
По следам пропавших гарнизонов
Последнее сальто Серого
Почему митрополит раввина спас?
Смертоносны
В. П. Беляев
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ литературы
1978
27
Б44
Беляев В. П.
Б44 Я обйиняю! М., Политиздат, 1978.
160 с.
Книга очерков известного советского писателя В. Беляева
г«Я обвиняю!» основана на документах расследования гитлеровских
злодеяний в западных областях Украины. На основе свидетельских
показаний и документов автор раскрывает чудовищные преступле¬
ния украинских буржуазных националистов против своего народа.
Особая роль в этой гнусной деятельности принадлежала уни¬
атской церкви, освящавшей черные деяния фашистских захватчиков
и их прислужников. В книге приводятся факты, показывающие ис¬
тинное лицо униатских иерархов.
Посвященная в значительной мере прошлому, эта книга глу¬
боко злободневна, ибо и по сей день осевшие на Западе буржуаз¬
ные националисты с помощью униатских церковников плетут сети
заговора против украинского народа.
Книга рассчитана на самые широкие круги читателей.
10509—068
Б 079(02)—78 266—78 27
©ПОЛИТИЗДАТ, 1978 г.
К ЧИТАТЕЛЯМ
Впервые мне довелось столкнуться с буржуазным
национализмом в годы моего детства на Украине. Шла
гражданская война. Простой люд в жестоких схват¬
ках с внутренней и внешней контрреволюцией отста¬
ивал с таким трудом добытую в дни Великого Ок¬
тября свободу. А в то же самое время рядящиеся в тогу
«защитников нации» отщепенцы под предлогом борь¬
бы за «самостийную Украину» стремились оторвать
ее от республики Советов, восстановить на украин¬
ской земле прежние порядки, тот отживший социаль¬
ный строй, который был сметен Октябрьской револю¬
цией.
Мне довелось тогда впервые увидеть, как униат¬
ские и православные священники напутствовали и
благословляли Симона Петлюру и его приспешников
присутствовать на молебнах, на которых служители
божьи проповедовали националистическую идею «са¬
мостийной Украины». В ту пору я многого еще не мог
понять, хотя отчетливо видел, что и Петлюра, и уни¬
атские церковники против народа, поднявшегося на
борьбу со старым миром.
Антинародная сущность украинского буржуазного
национализма и стоявшей за его спиной унии особен¬
но отчетливо проявилась в годы Великой Отечествен¬
ной войны, когда националисты открыто встали на
сторону фашизма, сделались соучастниками крова¬
вых преступлений гитлеровских оккупантов. Такую
же предательскую роль сыграла в те годы и униатская
3
церковь, возглавляемая митрополитом Андреем Шеп-
тицким.
С первого и до последнего дня войны я был в дей¬
ствующей армии, в ее завершающий период являлся
членом Государственной комиссии по расследованию
злодеяний фашистских захватчиков. И все эти годы я
пополнял свое досье материалами, свидетельствую¬
щими об альянсе национализма и церкви, ставших
верными прислужниками фашизма. Эти материалы
легли в основу киносценариев «Иванна» и «До послед¬
ней минуты», сборников памфлетов «Ночные птицы» и
«Формула яда», повести «Кто предал?», моих много¬
численных выступлений в периодической печати, вы¬
звавших злобные нападки предателей украинского на¬
рода, оказавшихся в послевоенные годы в западных
странах. Национализм не сложил оружия. Его сегод¬
няшние главари, делая все возможное, чтобы обелить
себя за прошлое, продолжают и по сей день вынаши¬
вать планы отрыва Украины от Союза Советских Со¬
циалистических Республик, в составе которого укра¬
инский народ впервые обрел свою самостоятельность
и независимость. Предпринимаются попытки возро¬
дить унию, ибо в «окатоличивании» украинского насе¬
ления буржуазные националисты видят путь к «само¬
стийной Украине». Вот почему так важно сегодня на¬
помнить людям о предательской роли националистов
и униатских церковников, предъявить им обвинение в
преступлениях, которые навсегда останутся на их со¬
вести.
Я обвиняю! Я имею на это право — право человека,
который вместе со всем народом строил социализм на
украинской земле, а затем отстаивал его в тяжелей¬
шие годы Великой Отечественной войны. Право свиде¬
теля черных преступлений предателей украинского
народа. Право писателя, посвятившего долгие годы
своей литературной деятельности разоблачению тех,
кто до сих пор продолжает вынашивать планы рестав¬
рации капитализма на Украине. Эта книга и есть мое
обвинение!
ОТЕЦ СОЙКА
И ЕГО ХОЗЯЕВА
В первое утро войны из облаков, нависших над
Львовской цитаделью, вынырнули немецкие бомбар¬
дировщики. Наполняя воздух ревом моторов, они шли
так низко, что ясно можно было разглядеть черные
кресты на крыльях. Увидели эти приметы фашистских
самолетов и шедшие по Октябрьской улице украин¬
ские писатели Степан Тудор и Александр Гаврилюк
и польская писательница София Харшевская. И в это
же время сверкнуло яркое пламя взрыва...
...Спустя пять лет, тихим июньским вечером
1946 года, группа советских писателей Львова при¬
шла на Лычаковское кладбище, чтобы почтить па¬
мять двух своих погибших товарищей: Александра
Гаврилюка и Степана Тудора. Тело Софии Харшев-
ской так и не было найдено. Быть может, ее останки
похоронили в какой-нибудь из братских могил пер¬
вых безымянных жертв фашистских бомбардировок
Львова... Собственно говоря, никакой гражданской
панихиды в прямом смысле этого слова не было.
В тихих разговорах, которые вели между собой дру¬
зья погибших, раскрывались живые человеческие чер¬
ты этих представителей революционной западноукра¬
инской литературы. Мы, не знавшие лично покойных,
поняли из воспоминаний товарищей, что Тудор и Гав¬
рилюк обладали прекрасными человеческими качест¬
вами, что они внесли большой вклад в литературу.
На книжных прилавках Львова появилась выпу¬
щенная издательством «Вьльна Украша» книга Алек¬
5
сандра Гаврилюка «Береза». На ее обложке за чер¬
ной решеткой хищный силуэт белого орла, терзающего
лежащего человека. От первой до последней строки
своей «Береза» автобиографична. В этой книге сын
крестьянина-бедняка из Полесья Александр Гаврилюк
раскрывает перед нами страшный быт Березы-Картус-
ской — кровавого застенка буржуазной Польши. До
сих пор название «Береза» является символом поли¬
цейского террора, который насаждали в довоенной
Польше пилсудчики. Этим словом люди нынешней
свободной Польши пользуются как политическим тер¬
мином, разящим реакционеров, стремящихся рестав¬
рировать прошлое.
«...Молодой поэт путешествует. Крепкая цепочка
твердо охватывает руки. Рядом, на скамье, сидит по¬
лицейский с винтовкой на коленях. Окна вагона затя¬
нуты сплошной пеленой белого инея. На дворе лютый
мороз» — так начинается книжка Александра Гаври¬
люка, написанная кровью сердца. Волнующая повесть
о себе, о своих страданиях и о мучениях целого наро¬
да, для устрашения которого фашистский диктатор
Пилсудский особым приказом создал в 1934 году Бе¬
резу.
«Идет поезд,— продолжает Г аврилюк.— Аресто¬
ванный знает: его везут не заточить, не покарать, не
изолировать от мира. Его везут не попросту убить. Нет,
его везут сломить. Ему создадут такие условия, в ко¬
торых его революционная закалка, его благородство,
преданность, верность должны раскрошиться, как ко¬
мок в жерновах, распасться, как пружина в огне. Для
этого создана Береза».
Александр Гаврилюк раскрывает перед читателем
весь дьявольский замысел пилсудчиков, поддержива¬
емый церковниками и претворенный в жизнь в повсед¬
невной практике лагеря Береза-Картусская. Палачи
добивались того, чтобы из Березы могли выйти люди,
изменившие собственным идеалам, отказавшиеся раз
и навсегда от революционной борьбы, запуганные и
сломленные.
В незабываемые сентябрьские дни 1939 года уча¬
стники великого освободительного похода Красной
Армии, двигаясь к Бугу, попутно распахнули и воро¬
та Березы. В те дни мы видели на дорогах западной
€
Белоруссии и в пышных хоромах замка князей Бра-
ницких в Белостоке, где готовились акты Народного
собрания, немало последних узников Березы, освобож¬
денных советскими людьми. Внешне они напоминали
выходцев с того света, но в их глазах был неугасимый
огонь жизни, непокоренности и гордости,— тюремщи¬
ки Березы не смогли задушить в них чувства револю¬
ционного долга. С таким огнем в глазах и огромной
жаждой работать для своего освобожденного народа
появился во Львове и Александр Гаврилюк.
Перед самой войной он опубликовал в Киеве сбор¬
ник новых стихов, а в нем поэму «Песня Березы». Ве¬
сной 1941 года польские революционные писатели во
Львове опубликовали в «Альманахе Литерацком» от¬
рывок из повести Гаврилюка под названием «Конец
Березы». Целиком повесть пришла к читателю лишь
в наши дни, и, как всякое произведение, выстраданное
автором, написанное кровью сердца, нисколько не ус¬
тарела. Сегодня память человеческая хранит страш¬
ные картины быта Освенцима, Майданека, Треблинки,
Бухенвальда и многих других застенков гитлеровской
Германии, созданных фашистскими убийцами для под¬
держания их режима и удушения всякого стремления
к свободе. Но все то ужасное и незабываемое, что зна¬
ем мы о фашизме в действии, нисколько не ослабляет
сегодня силы воздействия книги «Береза». Невольно
мы обращаем мысли к тридцатым годам, видим, как
прорастали семена фашизма. К сожалению, еще не все
произведения Гаврилюка известны широкому совет¬
скому читателю, например «Поэма о петле» — гневное
обличение капитализма.
Ближайшим другом Александра Гаврилюка был
писатель-атеист Степан Тудор-Олексюк. Будучи
солдатом австрийской армии, он в 1915 году попал в
плен и несколько лет работал на Украине в Шполе,
Киверцах, Березняках, Касперовке. Там Степана Ту-
дора застала Октябрьская революция. Он пишет в ав¬
тобиографии: «Пережив мартовскую и Октябрьскую
революции на Украине, убедился в глубокой правди¬
вости политики партии Ленина и этому убеждению ос¬
тавался верен в своей общественной и литературной
работе».
7
Эта верность убеждениям определяла всю его де¬
ятельность— он учительствовал в городе Черткове и
вел там революционную работу, преследуемый шпика¬
ми. Степан Тудор восстановил уездную организацию
Коммунистической партии Западной Украины в Чер-
тковщине, вследствие чего с 1927 года для него как
учителя двери школы были закрыты. Со временем во
Львове Степан Тудор издает и редактирует журнал
группы пролетарских писателей Западной Украины
«ЕИкна». Журнал, впоследствии закрытый польской
полицией, рассказывал читателю Западной Украины
правду о Советском Союзе. Не случайно сотрудников
журнала травили и польские жандармы, и украин¬
ские националисты.
В 1936 году Степан Тудор был одним из организа¬
торов состоявшегося во Львове антифашистского кон¬
гресса деятелей культуры.
Украинским националистам было хорошо известно
об участии Степана Тудора в подготовке конгресса,
так обеспокоившего их берлинских хозяев. Бандиты
из ОУН знали также, что Степан Тудор по поручению
коммунистической партии произнес на этом конгрессе
речь об угнетении украинской культуры при буржуаз¬
но-польском господстве. Они знали, что с 19 сентября
1939 года, еще до провозглашения на западноукраин¬
ских землях Советской власти, Степан Тудор был
председателем революционного комитета, а затем —
членом временного управления Золочева и, наконец,
депутатом Украинского Народного собрания, приняв¬
шего постановление о воссоединении Западной Укра¬
ины с Советским Союзом.
Планы экспансии на Восток, в частности планы на¬
падения на Советский Союз, выношенные нацистски¬
ми главарями, активно поддерживали руководители
греко-католической униатской церкви. В «Календаре
миссионера» на 1942 год, изданном в Жовкве, под
Львовом, на обложке изображена богоматерь с мла¬
денцем. А кончается календарь статьей «Важнейшие
события», в последних строках которой читаем: «Дня
30 июня немецкая армия вошла в княжий город
Львов. Мы были свободны и от всего сердца восклица¬
ли: «Да здравствует немецкая армия! Да здравствует
Гитлер!»»
8
Даже если бы мы не знали ничего больше из дек¬
ларации святых отцов, то и этих строк было бы доста¬
точно для того, чтобы навеки заклеймить униатскую
церковь, верой и правдой служившую гитлеровскому
фашизму.
Степан Тудор отчетливо и ясно представлял себе,
что такое греко-католическая церковь, руководимая
Ватиканом, и каковы ее политические цели на запад¬
ноукраинских землях. Зная многие тайны этой церк¬
ви, зная стяжательский, хищнический быт ее священ¬
нослужителей из ордена василиан 1У Степан Тудор
считал своей прямой обязанностью гражданина и пи¬
сателя рассказать правду народу о том, что он знал.
Еще в 1928 году, в сборнике «3 литературного
життя на Радянськш УкрашЬ, изданном во Львове,
Степан Тудор-Олексюк опубликовал свой рассказ
«Куна» — рассказ, действие которого, как следует из
подзаголовка, «происходит на путях революции».
Спасаясь от мести революционного крестьянства, ба¬
тюшка Тихон прячется на колокольне. Другой же его
коллега — «известный на весь уезд богатей отец Хри-
стич» поднял свое сытое, кулацкое село Скиданивка на
коммуну. «Землемеров со степи прогнали, волостного
председателя комитета незаможных крестьян на ме¬
сте затолкли, с водой пустили. Разъезжает о. Христич
на белом коне, золотой крест на груди, настоящий
крестоносец. Зазвонили колокола в церквах, загудело
громкое слово скидановецкого батюшки, призывая
против коммуны».
Но этот ранний, забытый сейчас рассказ Степана
Тудора был только первой разведкой на подступах к
большой теме, которую писатель разрабатывал в сво¬
ем романе «День отца Сойки». Он затратил много
труда, перечитал множество книг и архивных доку¬
ментов, стараясь подойти к решению главной задачи
во всеоружии. Работа Степана Тудора не ускользну¬
1 Орден василиан создан в 361 году. После съезда в Руте в
1617 г. начал действовать в составе униатской церкви, играя ак¬
тивную роль в окатоличивании украинцев и белорусов. В Запад¬
ной Украине орден василиан имел 22 монастыря, 7 монастырских
школ, богатое книжное издательство и собственную типографию
в городе Жовкве (ныне город Нестеров Львовской области). Все
монастыри и их духовенство подчинялись митрополиту Шептиц-
кому.
9
ла от внимания украинских националистов, свивших
себе гнездо во Львове.
Когда, выражаясь словами отцов василиан, «дня
30 июня немецкая армия вошла в княжий город
Львов», помогать ей стала организованная украински¬
ми националистами полиция. На счету у национали¬
стических бандитов, навербованных в состав этой по¬
лиции, тысячи истребленных и выданных немцам мир¬
ных жителей Львова. Один из первых патрулей поли¬
цейских по заданию своего командования получил
наряд разыскать и арестовать Степана Тудора. Поли¬
цейские, ворвавшиеся в его квартиру, не знали, что
Тудор погиб от немецкой бомбы в первый же день вой¬
ны. Но приказ начальства они выполняли ревностно
и доставили все архивы покойного писателя в комис¬
сариат полиции.
Шеф полиции, которому были сданы архивы, про¬
читав рукопись романа «День отца Сойки», понял, ка¬
кую опасность этот роман представляет для руково¬
дителей униатской церкви. В полиции часть романа
уничтожена вовсе.
После освобождения Львова Советской Армией
рукопись в таком виде к была извлечена из архива по¬
лиции. Потребовалась большая, очень кропотливая
работа литераторов Петра Козламкжа и Михаила
Марченко, чтобы подготовить ее к печати. Действие
романа часто прерывается, строки точек и сноски по¬
ясняют: «Потеряно приблизительно пять страниц ма¬
шинописного текста». Но эти отдельные пропуски в
романе Тудора не в состоянии нарушить архитектони¬
ку повествования и не могут ослабить силу авторского
замысла.
Герой романа греко-католический священник Ми¬
хаил Сойка начинает свой день, как только начинает
светать. День этот — один из первых дней декабря
1931 года—Степан Тудор предлагает раскрыть,
«словно окно, из которого читатель увидит современ¬
ную действительность, часть бурного потока, освещен¬
ного скупым декабрьским солнцем».
Сперва действительность, окружающая отца Сой¬
ку, кажется очень далекой от сравнения ее с бурным
потоком. Низенькие потолки, анфилада комнат, за¬
ставленных мебелью в стиле барокко, бой старинных
10
часов, тихое перешептыванье прислуги — все это соз¬
дает в представлении читателя старосветскую обста¬
новку мещанской скуки и прозябания. Читатель, по¬
жалуй, уже готов обвинить автора в малозначитель¬
ности темы его романа. Но вот, совершив обряд утрен¬
него купания в приспособленной для закалки организ¬
ма ванной комнате, сухопарый, весь похожий «па
хищника в прыжке» отец Сойка едет причащать уми¬
рающего сельского богатея Гайдучка.
Казалось бы, недалек и весьма прозаичен путь на¬
стоятеля прихода Новой Климовки к своему прихожа¬
нину. Разве только картина просыпающегося, зане¬
сенного снегом села и краткие характеристики его
обитателей могли бы отвлечь внимание. Но, обрывая
сюжетную нить повествования, Степан Тудор вводит
читателя в биографию героя. Он рассказывает о моти¬
вах, которые побудили Михаила Сойку принять сан
священнослужителя. Мы видим его молодым богосло¬
вом на площадях и в библиотеках старого Рима. Вме¬
сте с молодым Сойкой читатель перелистывает исто¬
рию папства от его возникновения до тридцатых го¬
дов XX века. Летопись мрачных времен инквизиции,
поддерживавшей незыблемость папского престола, ор¬
ганически входит в сюжетную ткаяь романа.
Теоретические искания молодого Сойки в учебных
заведениях Ватикана, практические занятия по фило¬
софии католицизма не приводят его, однако, в лагерь
ослепленных религиозных фанатиков. Практический,
кулацкий ум Михаила Сойки повсюду ищет ответа на
один вопрос: «А что на этом можно заработать?»
И под фресками знаменитой Сикстинской капеллы в
Ватикане Сойка думает об одном — о пшенице, о мель¬
нице, о каменоломнях... Вовсе не случайно «неудер¬
жимый захватчик, начало н конец всех завоевателей,
могучий Саваоф», взлетающий к сводам Сикстинской
капеллы, неотвязно соединялся в представлении Сой¬
ки с образом его деда контрабандиста Петра, о кото¬
ром ходили легенды, что он, схватяв подстреленного
пограничниками быка, взвалил его себе на плечи и
принес домой.
Подготовляя в Риме теоретическую богословскую
работу о взаимоотношении между верой и знанием,
молодой Сойка старался найти в своих, исследованиях
11
прежде всего утилитарный, практический смысл, ко¬
торый помог бы ему в личном обогащении. Кажется,
что многочисленные противоречия, которые находит
Сойка в старинных манускриптах, при чтении теологи¬
ческих работ его современников вот-вот бросят его в
лагерь воинствующих атеистов,— настолько очевидно
превосходство современной материалистической мыс¬
ли над закостенелостью религиозных представлений.
Но Сойка чувствует, что «на этом можно хорошо зара¬
ботать», и все его сомнения прячутся глубоко в хит¬
рой, расчетливой его голове. Буквально «пресыщаясь
богом», ради соображений религиозной карьеры он по¬
давляет в самом себе всякие колебания и завоевывает
большой авторитет у своего покровителя, иезуита-
итальянца монсеньера Д’ Эсте.
Степан Тудор очень тонко показывает весь внут¬
ренний процесс перерождения отца Сойки: «Сколько
раз возвращался потом воспоминаниями в эти време¬
на и никогда не смог осознать, когда з нем начался
этот невидимый процесс, когда внутренняя его опу¬
стошенность, окостенелые чувства обиды и отвраще¬
ния начали оплывать холодными как лед каплями
умозрительных выводов и калькуляций, переплавлять¬
ся в холодный, добытый церковью опыт веков, кото¬
рый должен был служить сойкам...»
И молодой богослов Сойка уже в начале своей
жизненной карьеры, в кельях Ватикана, с удовольст¬
вием повторяет один из староиндийских законов Ману:
«Господь сотворил разные классы людей из разных
частей своего тела: браминов — из головы, чтобы зна¬
ли его тайны и открывали их несознательным в слу¬
чае опасности; воинов — из крови своего сердца, что¬
бы были горячи, как она, и не знали страха смерти;
а нечистых париев — из задних частей своего тела,
чтобы были нечисты, как они, чтобы жили лишенные
гордости... Так хочет господь, чтобы нижние слои по¬
корялись высшим и чтобы никогда не возникала в их
головах противная мысль. И чтобы это было неизмен¬
но, как неизменно приходит после зимы весна, а после
лета — осень...»
Эта философия, хотя и заимствованная из чужой
религии, полностью устраивает Сойку, который отре¬
шившись от сентиментальных заблуждений юности,
12
решительно шагает по пути личного благополучия, ка¬
кой бы ценой ни было оно добыто. Начиная свои фи¬
лософские изыскания, Сойка еще недостаточно ясно
представлял себе все ухищрения иезуитской пропаган¬
ды, «неуловимой, как ртуть, и как она, проникающей».
Но приходит время, и эта тайна перестает суще¬
ствовать для Сойки. Его духовный отец и меценат мон¬
сеньер Д’Эсте, хитрый и умный представитель орде¬
на иезуитов, фанатичных защитников папского абсо¬
лютизма, давно и тщательно следил за созреванием
своего питомца, с которым он впервые столкнулся во
Львове. И когда Сойка «познал уже механику живого
бога с формулами измерений и орудования божьей
силой, подобно тому, как орудуют силой горного водо¬
пада, претворяя ее в напряжение электрического то¬
ка», мировые события ускорили принятое монсенье¬
ром Д’ Эсте решение относительно дальнейшей судь¬
бы его воспитанника. В России вспыхнула революция.
Ватикан поставлен перед лицом больших историче¬
ских преобразований, к которым он должен опреде¬
лить свое отношение.
Здесь действие романа «День отца Сойки» приоб¬
ретает особенный интерес. В разговоре отца Сойки с
монсеньером Д’ Эсте выясняется, что папский Рим
ревниво следит за развертыванием революционных со¬
бытий на Востоке. Верный слуга Ватикана монсеньер
Д’ Эсте отнюдь не склонен скорбеть о судьбе право¬
славной церкви, авторитет которой рушится на гла¬
зах. Он говорит: «Вот прибывают к нам первые вести
о том, что в огне революции зашаталась схизматиче¬
ская церковь *, что революционная масса относится с
большой ненавистью к представителям русского духо¬
венства, считая, что жандарм и священник — наиболее
презираемые личности свергнутого режима, наиболее
ненавистные... Народ говорит: «Жандарм и поп —
один недуг!»»
Однако, осуждая православную церковь, монсень¬
ер Д’ Эсте стремится прежде всего извлечь из создав¬
шегося положения выгоду для католической церкви.
Д’ Эсте верит, что ненависть русского народа к его
духовенству будет расти, что она «как пожар пройдет
1 Схизматическая — от греч. схизма (церковный раскол).
В данном случае речь идет о русской православной церкви.
13
по безграничным просторам российских земель, унич¬
тожит там схизматический недуг, выжжет этот вид
прегрешений и блуда в вере, как выжигается зло
злом и адский блуд — огнем пекла».
Михаил Сойка спрашивает:
— И там возникнет религиозная пустыня?
— Нет, милый,— спокойно отвечает своему воспи¬
таннику монсеньер Д’ Эсте.— Опыт прошлого учит
нас, что масса боится религиозной пустыни. Масса
скоро затоскует по новой церкви. А кто же больше
подготовлен к оправданию этих ожиданий, чем святая
католическая церковь? Кто более призван к успокое¬
нию тех надежд на просторах Российского государст¬
ва, чем столица святого Петра, чем святая воля Рима?
И здесь монсеньер Д’ Эсте обращается к отцу Сой¬
ке со следующими словами: «Захватить весь большой
Восток Европы, протянуть руки к Уралу, в глубь Азии,
далеко-далеко к Дальнему Востоку, к берегам Тихо¬
го океана! Привести под опеку святой церкви, апосто¬
ла Петра все азиатские народы! Чтобы один руль и
воля, чтобы один пастырь и одно стадо!.. «Чтобы один
бог на земле!..» Далекий это, на сотни лет рассчитан¬
ный процесс, но путь к нему открыт. И представим
себе, что он победит в первые века в границах Русско¬
го государства, среди народов России,— сто шестьде¬
сят миллионов верующих! Разве мало этого? Разве
перспектива такого приобретения не пьянит сердце
верного сына церкви?»
Однако, увлеченный идеей захвата новых «под¬
мандатных Ватикану» территорий, монсеньер Д’ Эсте,
а с ним и молодой Сойка побаиваются, как бы револю¬
ция не выплеснулась за пределы России. Сойка чув¬
ствует, как растущий гул разносится по миру подобно
половодью, как ширится страшный крик, грозящий
гибелью «церквам, богам, сойкам... И сойкам тоже...
И сойкам тоже...».
Монсеньер Д’ Эсте сдержанно сообщает своему во¬
спитаннику, что его хотел бы видеть прелат Лотти из
конгрегации пропаганды веры 1.
1 Конгрегация (лат.) — совет при римском папе, заведующий
отраслью церковного управления. Конгрегация пропаганды
веры — одна из двенадцати конгрегаций Ватикана. Контролирует
сотни миссионерских колледжей, семинарий и школ во всех стра¬
14
Живущий вместе с Сойкой' в маленькой монастыр¬
ской келье брат Альберто рассказывает непосвящен¬
ному богослову о «пропаганде». Под ее руководством
работают в Риме сотни служащих в рясах, тысячи
связных снуют между Римом и провинциями, десятки
тысяч миссионеров путешествуют по всей земле, про¬
биваясь в самые далекие пустыни. Обрабатывают
там сердца самых малых детей божьих, наивных ди¬
карей, чтобы сделать из них послушные орудия хри¬
стовой правды и власти Рима.
Брат Альберто сообщает Сойке, что у работников
конгрегации пропаганды веры «разумное правило»: не
стесняться в выборе средств и прежде всего добивать¬
ся расположения властителей, ибо «нет кратчайшей
дороги к сердцам и сокровищам верных».
Вопреки ожиданию Сойки, прелат Лотти оказался
говоруном и шутником. В дружеской непринужденной
беседе с неофитом Сойкой он как бы старается под¬
черкнуть, что ничто человеческое ему не чуждо, даже
искусно приготовленные макароны. Но в лоб задан¬
ный Сойке вопрос, знаком ли тот с научным социализ¬
мом, подсказывает читателю, что прелат Лотти не так
уж безобиден, как кажется с первого взгляда. Чита¬
тель понимает, что это опасный враг.
Лотти советует Сойке... изучать научный социа¬
лизм и даже на время пассивно поддаться основам это¬
го материалистического учения. Но он советует делать
это отнюдь не для того, чтобы Сойка из поборника ре¬
лигии стал социалистом. Замысел его более хитрый.
«Вы войдете в самые основы этой теории,— поучает
оторопевшего Сойку прелат,— узнаете и ощутите ее
до глубины и если захотите потом ее опровергнуть, а
вы захотите этого, то ударите в самый корень социа¬
лизма и раните его не на минуту, а насмерть!»
Таким напутствием и кончается первая часть ин¬
тересного философского романа Степана Тудора, к
содержанию которого неспроста проявили такое при¬
стальное внимание чины националистической украин¬
ской полиции во Львове, верные наемники немецких
оккупантов...
нах мира. В Риме она ведает специальными колледжами для
подготовки миссионеров — китайцев, арабов, индийцев, африкан¬
цев и др.
15
Чем же объяснить, что писатель-революционер
Степан Тудор, тесно связанный на протяжении мно¬
гих лет с коммунистической партией, посвятил столько
сил и времени созданию романа о греко-католической
церкви?
Случилось так, что редакция журнала «В1кна», ко¬
торую возглавлял Тудор, одно время помещалась на
площади святого Юра во Львове. Выходя из подъез¬
да кирпичного дома редакции, Степан Тудор неизмен¬
но видел перед собой резко вырисовывающийся на
фоне розоватого предвечернего львовского неба си¬
луэт величавого собора святого Юра — религиозного
центра всей униатской церкви Западной Украины.
Рядом с собором, за кирпичной стеной старинной
кладки, высились палаты митрополита.
Степан Тудор знал, что там в одной из комнат вот
уже много лет сидит прикованный к своему креслу
тяжелым недугом глава этой церкви граф Андрей
Шептицкий, вокруг личности которого с первых же
дней его духовной карьеры угодливые попы-униаты,
монахи, прихожане создавали ореол святости, славы
и лживых восхвалений.
Для большинства современников был загадкой
крутой поворот блестящего уланского офицера к ду¬
ховной карьере. Выходец из старинного польского
рода, завсегдатай блестящих салонов австрийской
столицы и парижских гостиных, граф Андрей Шептиц¬
кий внезапно ушел в отставку. Пышный офицерский
мундир на его могучей фигуре сменила скромная ряса
монаха ордена василиан.
В восьмидесятые годы прошлого века на землях
Западной Украины австро-венгерская Вена и папский
Рим объединенными усилиями пытались решительно
выкорчевать давние симпатии украинцев-галичан к
России, к русскому народу.
Наступательные действия против свободолюбивых
галицийских украинцев, и в первую очередь против ин¬
теллигенции, предпринимались униатской церковью,
преданным авангардом Ватикана в его замыслах про¬
движения на Восток. Этот замысел был не фантази¬
ей романиста Тудора. Он выражен достаточно недвус¬
мысленно папой Урбаном VIII: «Надеюсь, что с ва¬
16
шей помощью, мои рутены (украинцы.— В. б.), будет
возвращен нам Восток!»
Вот для этой-то политической миссии родовитый
аристократ, офицер австро-венгерской армии Андрей
Шептицкий и надел рясу. На приеме в Ватикане с ним
ведет напутственные разговоры папа. С молниеносной
быстротой Шептицкий становится епископом и вице¬
маршалом Галицийского сейма и, наконец, в 1900 го¬
ду— главой всей греко-католической церкви. Он оста¬
ется ее бессменным митрополитом на протяжении дол¬
гих десятилетий. Андрей Шептицкий — опытный дип¬
ломат, отлично умевший скрывать свои далекие
политические цели под маской доброго мецената.
С одной стороны, он жертвовал приобретаемые им
от эксплуатации прикарпатских лесов средства на соз¬
дание больниц и бурс-общежитий для украинской мо¬
лодежи, с другой стороны, стремился ввести целибат
(безбрачие духовенства), пытаясь приостановить рост
украинской интеллигенции из среды духовенства, при¬
гревал под крышей своих палат в качестве управля¬
ющего имениями митрополии главаря украинских на¬
ционалистов, германского шпиона еще со времен пер¬
вой мировой войны Андрея Мельника по кличке Кон¬
сул Первый.
В палатах митрополита Шептицкого во время не¬
мецкой оккупации Львова (1941—1944 год) среди по¬
четных посетителей, которых принимал у себя «князь
церкви», были шеф гитлеровского абвера адмирал
Вильгельм Канарис, губернаторы дистрикта Галиция
бригаденфюреры СС Карл Ляш и Отто Вехтер, шеф
гестапо бригаденфюрер СС Катцман, полковник абве¬
ра Альфред Бизанц, «фюреры» украинских национали¬
стов и многие другие видные чины гитлеровского рей¬
ха. С ними часами задушевно беседовал Андрей Шеп¬
тицкий, согласовывая совместные обращения к народу
Галиции, хотя прекрасно знал, что руки его гостей
обагрены кровью убитых и замученных ими украинцев.
Военные цели гитлеровской Германии во второй
мировой войне во многом совпадали с замаскирован¬
ными религиозной фразеологией политическими уст¬
ремлениями папского Рима, верным слугой которого
была возглавляемая Шептицким униатская церковь.
2 В. П. Беляев
17
У тех и других было одно стремление — на Восток.
Митрополит Андрей Шептицкий по заданиям герман¬
ского генерального штаба проводил в широких кру¬
гах украинского населения активную работу, направ¬
ленную во вред украинскому национально-освободи¬
тельному движению, всячески препятствовал револю¬
ционным стремлениям галицийских украинцев к вос¬
соединению с Советской Украиной.
В 1918 году сведенная в военные формирования га¬
лицийская молодежь, вместо того чтобы воевать за
независимость Западной Украины, ее воссоединение
с.Советской Украиной, была вовлечена своим нацио¬
налистическим, контрреволюционным офицерством и
попами-униатами в поход на Киев. Благословляемая
митрополитом, она пошла войной на Советскую Укра¬
ину.
А тем временем Святой Юр под эгидой Шептицкого
плел тончайшую паутину сложных политических ком¬
бинаций, в которую попадались тысячи наивных душ
молодых украинцев-галичан.
Думая о католицизме, о проникновении его на Во¬
сток, митрополит Шептицкий, как бы подслушав сове¬
ты прелата Лотти из романа Тудора, знакомится е на¬
учным социализмом. Накануне смерти Шептицкого в
его кабинете на полках богатой библиотеки можно
было видеть вместе с папскими буллами и собрание
сочинений Маркса и Энгельса, и сочинения Ленина, и
даже... «Краткий курс истории ВКП(б)». Сидя в своем
уютном кресле-троне, он читал «Анти-Дюринга», «Диа¬
лектику природы» и «Капитал». Читал и перечитывал
для того, чтобы, зная основы научного социализма,
всеми силами свсого разветвленного церковного аппа¬
рата бороться против «опасного» учения, все больше и
больше проникавшего в города и села Западной Укра¬
ины и поднимавшего народ на борьбу с захватчиками.
Таким образом, в последнем романе Степана Ту¬
дора, «День отца Сойки», мы наблюдаем удивитель¬
ное проникновение художественного замысла в реаль¬
ную действительность. Глубокий и вдумчивый худож¬
ник, отлично знающий жизнь бедного, закабаленного
украинского крестьянина, который все чаще и чаще
обращал свой взгляд в сторону Советского Союза, Сте¬
пан Тудор видел, какую разрушительную, деморали¬
18
зующую работу ведут в народе тихие и незаметные на
первый взгляд «святоюрские мыши и крысы» — по¬
сланцы графа Шептицкого и Ватикана.
Многие эпизоды романа «День отца Сойки» расска¬
зывают, как ведет свою подрывную работу отец Сойка.
Заботясь о личном процветании, о приобретении новых
мельниц, сенокосов, стад скота, одержимый лихорадоч¬
ной страстью обогащения, выросшей из девиза его мо¬
лодости: «а что на этом можно заработать?», отец
Сойка «борется с коммуной» в своем приходе. Он окру¬
жает себя кулаками и с их помощью пытается парали¬
зовать всякие действия прогрессивных слоев села, ве¬
дущих крестьянство по пути просвещения и активной
борьбы с поработителями.
Образ живучего, цепко хватающегося за жизнь ку-
лака-мироеда, лучшего прихожанина отца Сойки —
Гайдучка хорошо выписан Степаном Тудором в его
романе. Несколько раз собирается Гайдучок умирать
и зовет отца Сойку, но всякий раз внешние, не имею¬
щие даже прямого отношения к состоянию его здо¬
ровья обстоятельства задерживают его на этом свете.
Последний раз Гайдучка «воскресила» его принесшая
ягнят овца. Умирающий слышит блеяние новорожден¬
ных ягнят и встает со смертного одра.
Эта сцена, отлично написанная Тудором, помогает
читателю представить себе ближайших помощников
отца Сойки. Все они — и «святоюрская мышка» дьякон
Цвень, и кулаки Гайдучок, Гелета, Сливка являются,
как откровенно выражается сам отец Сойка, его «жан¬
дармерией». Они-то и помогают отцу Сойке выполнять
данные монсеньером Д’Эсте и прелатом Лотти заветы
продвижения на Восток и охраны завоеванных уже Ри¬
мом земель от «тлетворного» влияния, идущего из Со¬
ветского Союза.
Читатель видит отца Сойку в романе Тудора в со¬
стоянии постоянного напряжения и собранности. Свя¬
щенник, если прибегать к военной терминологии, нахо¬
дится в состоянии «мобилизационной готовности № 1».
Каковы же причины, заставившие отца Сойку уже тог¬
да, задолго до войны, вести себя так агрессивно и су¬
дорожно цепляться за свои позиции в Климовке и ок¬
рестных подольских селах?
Степан Тудор лишь изредка, да и то намеками,
19
вскрывает эти причины. Мы вправе говорить о них бо¬
лее определенно. В начале тридцатых годов за Збру-
чем, в нескольких километрах восточнее земель, на ко¬
торых, усыпляя народное сознание, действовали отцы
сойки, Советской властью в массовых масштабах стала
проводиться коллективизация. Дальновидные полити¬
каны из Ватикана прекрасно понимали, что массовая
коллективизация, а с ней и ликвидация кулачества как
класса, по существу, означает уничтожение той основ¬
ной социальной базы, на которую мог бы еще в какой-
то мере рассчитывать папский Рим, мечтая о продви¬
жении на Восток. С ликвидацией кулачества как клас¬
са исчезают последние надежды на буржуазную ре¬
ставрацию в Советском Союзе, а значит, и надежды на
«мирное» проникновение за Збруч. Советские органы
государственной безопасности и пограничные войска
зорко берегут советские рубежи, уничтожают один за
другим шпионские аванпосты на советской стороне
Збруча. Поэтому все чаще речь идет о неминуемой вой¬
не с Советским Союзом. Активизируются все отряды
католицизма, и в первую очередь приводится в состоя¬
ние боевой готовности униатская церковь, священно¬
служители которой для удобства проникновения в
души верующих украинцев говорят на их языке. Все
очевиднее для Рима становится необходимость сделать
греко-католическую церковь еще более действенным
орудием борьбы против зреющих революционно-демо¬
кратических настроений.
Седобородый граф в мантии митрополита созывает
в свою палату на Святоюрской горе самых «надеж¬
ных» представителей галицкой буржуазной интелли¬
генции и духовенства.
Оставляя в книге посетителей свои автографы и це¬
луя затем морщинистую, дряблую руку «князя церк¬
ви», возле его трона рассаживаются: судебный совет¬
ник в отставке Алексей Саляк, один из бывших руко¬
водителей «Украинских сичевых стрельцов», сражав¬
шихся под знаменем Габсбургов в первую мировую
войну, доктор Микола Галущинский, священники Петр
Голинский и Иосиф Раковский, лица светские — Ро¬
ман Гайдук, Алексей Мельникович и представитель¬
ница верующих католичек, исступленно обожествляю¬
щая Шептицкого Мария Янович.
20
Митрополит по-отечески благословляет каждого из
них и затем предлагает подписать программное заяв¬
ление об организации «Украинской католической
народной партии». Он говорит, что идеологическую
подготовку к созданию такой партии можно считать
завершенной. Она проводилась на протяжении несколь¬
ких лет в католических изданиях, финансируемых
Шептицким, «Новая заря» и «Правда». Митрополит
выражает надежду, что новая партия сможет довольно
быстро занять видное место в общественной жизни Га¬
лиции.
Приглашенные расписываются в программном за¬
явлении «за организационный комитет» и датируют за¬
явление октябрем 1930 года. Правда, кое-кого удив¬
ляет, что среди подписей нет имени главного вдохно¬
вителя и организатора католической партии — самого
графа Андрея Шептицкого, но «князь церкви», созда¬
вая еще одну фалангу воинствующего католицизма и
мышеловку для поимки оппозиционно настроенных к
Польше галичан, остается и на сей раз верен своей из¬
любленной манере — быть в тени и дирижировать неза¬
метно для широких масс, через подставных лиц.
Так во Львове, городе трех митрополий Ватика¬
на — римско-католической, греко-католической и ар¬
мяно-католической, появляется еще один центр для
воздействия на общественно-политическую жизнь га¬
личан— «Украинская католическая народная пар¬
тия».
Для того чтобы придать популярность новой, соз¬
даваемой с соизволения Ватикана партии и утвердить
в народе мысль о ее искренней оппозиционности к пра¬
вительству Речи Посполитой, львовская полиция кон¬
фискует первое издание программного заявления. Мит¬
рополит Андрей Шептицкий звонит официальным чи¬
нам полиции, обращается в Варшаву и конечно же
добивается отмены цензурного запрета. Но цель до¬
стигнута двоякая: широким кругам украинцев стано¬
вится известно, что поляки недовольны новой затеей
Шептицкого, а это значит, что «Шептицкий защищает
украинцев». Так, во всяком случае, пытаются истолко¬
вать происшедшее подголоски митрополита. Кроме
того, на новом издании программного заявления появ¬
ляется строчка: «После конфискации — второе изда¬
21
ние». Она придает затее Святого Юра характер сен¬
сации. А сенсация — это ведь залог популярности...
Восьмой пункт программного заявления проливает
свет на идеологические основы создаваемой партии:
«В общественно-экономической политике стоим на по¬
зициях сохранения хозяйственного равновесия и обще¬
ственной гармонии и в свою очередь со всей решитель¬
ностью осуждаем идею классовой борьбы».
Уже один этот пункт вполне характеризует кулац-
ко-реакционную сущность новой партии. Ее более да¬
лекие политические цели были скрыты религиозно-ис¬
торической демагогией в девятом и десятом пунктах:
«Считая христианско-католическую религию основой
всечеловеческой культуры н национального прогресса,
стремимся обеспечить полную свободу католической
церкви, охраняемую конкордатом апостольской сто¬
лицы, стремимся проводить соответствующее влияние
на воспитание молодежи и общественную мораль, в то
же время боремся с течениями бесконфессионности \
вольнодумства, масонства и сектантства.
...Верные исторической миссии и национальной тра¬
диции нашей земли, хотим быть посредником между
Западом и Востоком, принимая от первого и передавая
второму культурные ценности католического мира».
Такова была вуаль из высокопарных фраз, набро¬
шенная Ватиканом на действительные политические
цели «Украинской католической народной партии». Ее
воинствующую программу были призваны выполнять
под руководством дряхлеющего «князя церкви» отцы
сойки, проведшие свои молодые годы в Риме и нашпи¬
гованные советами прелатов из конгрегации пропаган¬
ды веры.
Таково соотношение исторической правды и создан¬
ного талантливым художником романа.
Много воды утекло со времени действия повести
«Береза» и романа «День отца Сойки».
«Посредники между Западом и Востоком» — свя¬
щеннослужители униатской церкви и активные деятели
«Украинской католической народной партии», выпол¬
1 Бесконфессионность — неверие.
22
няя давнюю мечту панского Рима, ринулись на захва¬
ченные гитлеровцами территории — одни в качестве
миссионеров, другие, пропев осанну Гитлеру, капелла¬
нами в сформированную украинскими националистами
дивизию СС «Галичина». Все они стали свидетелями ее
сокрушительного разгрома и вместе с остатками этой
дивизии метнулись на Запад, поближе к апостольской
столице, подобно тому как в молодости бежал туда из
Львова, спасаясь от русской армии, молодой богослов,
герой романа Тудора отец Михаил Сойка. Так и не уда¬
лось увидеть воспитанникам монсеньера Д’Эсте и пре¬
лата Лотти берега Тихого океана...
С марта 1946 года униатская церковь перестала су¬
ществовать, а верующие галичане, упразднив на своем
соборе Брестскую унию, раз и навсегда порвали с ка¬
толицизмом, вызвав этим решением не стихающий до
сил лор гнев Ватикана.
ЗАГАДКА
ВУЛЕЦКИХ
ХОЛМОВ
Включение германо-фашистскими оккупантами
Львова в состав «генерал-губернаторства» произошло
вопреки надеждам украинских националистов, стре¬
мившихся образовать если не «самостийную украин¬
скую державу», то хотя бы протекторат. В надежде на
это они сколотили для передовых частей вермахта два
диверсионно-разведывательных батальона — «Нахти¬
галь» 1 и «Роланд». Националистические террористы и
предатели подвизались также на нацистской шпион¬
ской службе, работали переводчиками и агентами в
штабах, в гестапо, были глазами и ушами немецкой
администрации, двигавшейся за гитлеровскими войска¬
ми на восток.
Рассказы о том, что происходило во время оккупа¬
ции, широко расходились по Львову. Жители говорили
о массовых казнях, о том, как гитлеровцы вешали за¬
ложников на Краковской площади и под Тремя Кашта¬
нами. Они вспоминали, как тысячи полуголых, избитых
людей провозили на открытых трамвайных платфор¬
мах для истребления на Пески, за предместье Лыча-
ков, как сжигали потом их трупы. Рассказывали, как
гитлеровцы уничтожали огнем целые кварталы Львов¬
ского гетто.
Но была одна трагическая и загадочная история
оккупационных лет, о которой говорили нехотя, впол¬
голоса, неуверенно и с оглядкой, так, будто кто-то из
прямых участников ее находился рядом, мог услышать
1 «Нахтигаль» — соловей (нем.).
24
и покарать слишком разговорчивого информатора. Это
была история исчезновения большой группы львовской
интеллигенции. Даже близкие родственники погибших
в одну ночь львовских ученых говорили об этой страш¬
ной для них ночи весьма неохотно, будто боялись ме¬
сти за такие рассказы.
Занимаясь расследованием гитлеровских зверств,
мы долго не могли понять, где кроется причина этой
запуганности.
...Однако по мере того, как фронт передвигался на
запад и даже для самого осторожного обывателя ста¬
новилась очевидной неизбежность близкого разгрома
Германии, завеса, прикрывавшая страшные подробно¬
сти исчезновения ученых, постепенно отодвигалась и
все чаще на трех языках мы слышали от старожилов
Львова: «То була страшна масакра1!», «То, проше
пана, было жахливе мордерство!», «Это было ничем не
оправданное злодейское убийство!»
Теперь мы знаем достоверно, что произошло во
Львове в трагическую ночь с 3 на 4 июля 1941 года,
вскоре после того, как на рассвете 30 июня авангард¬
ные части гитлеровской армии ворвались во Львов.
В ту ночь были захвачены в своих квартирах и аре¬
стованы гитлеровцами следующие лица: известный
стоматолог профессор Антоний Цешинский; хирург до¬
цент Владислав Добржанецкий; патологоанатом и те¬
рапевт профессор Ян Грек; окулист Ежи Гжендель-
ский; доцент Ветеринарного института Эдмунд Хамер-
ский; хирург профессор Генрих Хилярович; правовед
профессор Роман Лонгшам де Берье; профессор мате¬
матики Антоний Ломницкий; гинеколог Станислав
Мончевский; профессор Витольд Новицкий; профессор
Тадеуш Островский; профессор Политехнического ин¬
ститута, прекрасный знаток карпатских нефтяных ме¬
сторождений Станислав Пилят; крупный педиатр Ста¬
нислав Прогульский; профессора Роман Ренцкий, Ро¬
ман Виткевич, Владимир Круковский, Адам Соловей;
знаток судебной медицины профессор Владимир Се-
радзский; профессора Владимир Стожек, Казимир Ве-
туляни и Каспар Вейгель.
Кроме того, в квартире профессора Островского
1 Масакра — бойня, резня (польск.).
25
вместе с ее хозяином были захвачены и вывезены за¬
тем на сборный пункт: жена профессора, учительница
английского языка гражданка США Кетти Демкив,
ординатор госпиталя Станислав Руфф вместе с женой
и сыном Адамом — инженером-химиком.
Из квартиры профессора Яна Грека были взяты
жена профессора и академик, известный польский ли¬
тератор и член Союза советских писателей Украинцы
Тадеуш Бой-Желенский.
Из квартиры профессора права Романа Лонгшама
де Берье гитлеровцы выволокли и бросили в машину
трех его сыновей. Подобная участь постигла двух сы¬
новей профессора Стожека и сына профессора Новиц¬
кого— военного врача, который был незадолго перед
этим интернирован советскими войсками, а затем вер¬
нулся во Львов, к отцу.
Один из лучших польских знатоков права, потомок
гугенотов, поселившихся в Польше, ученый с мировым
именем Роман Лонгшам де Берье был делегатом Меж¬
дународного конгресса по сравнительному праву в Га¬
аге в 1922 году и съезда славянских юристов в Бра¬
тиславе. Став профессором Львовского университета,
Лонгшам де Берье с осени 1929 года и до гитлеровско¬
го нападения на Советский Союз преподавал срав¬
нительное гражданское право различных государств.
Он установил тесные дружеские контакты с профес¬
сорами Харьковского юридического института и все¬
союзной Академией наук. Вместе с делегацией ученых
Львова он побывал в Москве на научной юридиче¬
ской сессии.
Жена профессора, до его исчезновения веселая, жи¬
вая женщина, состарившаяся в течение одной ночи,
говорила нам позже: «Такого парада, как я, пожалуй,
никто в мире не принимал. Когда их выводили, я стоя¬
ла в дверях. Сначала шел муж, потом старший
сын, потом второй, потом третий. Шли, глядя на
меня...»
В 1936 году автор трехсот семидесяти одной науч¬
ной работы, стоматолог, имеющий мировую извест¬
ность, профессор, доктор медицины Антоний Цешин-
ский как пионер мировой стоматологии на конгрессе
ФДИ («Федератион донтайр интернационале») в
Брюсселе был награжден Большой золотой медалью
26
имени В. Д. Миллера и Почетным дипломом. Эту золо¬
тую медаль весом двести пятьдесят граммов и диплом,
врученный ему от двадцати восьми государств, в том
числе и от Советского Союза, небрежно опустил в свой
карман пришедший арестовывать профессора гитле¬
ровский офицер.
Свидетели этой сцены — вдова профессора Розалия
Цешинская и сын профессора, доктор Томаш Цешин-
ский, воскрешая подробности той ночи, рассказали
мне: «Когда Антоний Цешинский надевал пиджак, мы
дали ему носовой платок и пару носков. Офицер же¬
стом запротестовал, давая понять, что это профессору
не пригодится». Когда Розалия Цешинская протянула
мужу бутылочку с лекарством дигиталис, которым
пользовался профессор в связи с серьезной болезнью
сердца, офицер настороженно спросил: «Что это?» —
«Лекарство. У моего мужа больное сердце».
Немец взял бутылочку, осмотрел ее, понюхал и,
отставив, сказал: «Оно ему уже не понадобится...»
Одним из первых, кого украинские националисты
занесли в свой «черный список», был профессор начер¬
тательной геометрии Львовского политехнического ин¬
ститута Казимир Бартель.
Националисты из легиона «Нахтигаль», не застав
профессора дома, привели эсэсовцев на кафедру начер¬
тательной геометрии Политехнического института,
куда аккуратный профессор, несмотря на военные со¬
бытия, пришел на работу, как в обычное время. Сперва
старший по чину офицер СС закрылся с профессором
в кабинете и, пока «соловьи» раскуривали награблен¬
ные папиросы в приемной, уговаривал Бартеля занять
пост руководителя опереточного правительства, кото¬
рое подчинялось бы гитлеровскому наместнику в Поль¬
ше Гансу Франку и помогало ему угнетать польский
народ. Казимир Бартель наотрез отказался от такого
«лестного» предложения и, надо полагать, сказал, что
его никак не прельщает роль польского квислинга. Что
думал он во время этого короткого, но такого значи¬
тельного разговора? Незадолго до вторжения Бартель
побывал в Москве и повсюду встречал к себе чуткое,
предупредительное отношение советских людей. Он
знал» что творят гитлеровцы в Польше, и считал ниже
человеческого достоинства быть ширмой их варвар¬
27
ских действий, ставящих конечной целью полное унич¬
тожение польского и всех славянских народов.
...Внезапно распахнулась дверь кабинета, и подруч¬
ные Бандеры увидели, как эсэсовский офицер вытал¬
кивает оттуда Казимира Бартеля, бьет его по седой го¬
лове рукояткой пистолета.
Через несколько часов, после короткого допроса в
гестаповском застенке, полуживого Казимира Бартеля
столкнули в подвал тюрьмы и там расстреляли.
В квартире профессора-пенсионера Адама Соловья
был арестован внук ученого — Монсович. Вместе с по¬
жилым педиатром Прогульским был арестован его сын
Андрей. В тюремную машину вместе с профессором
Вейгелем затолкали и его сына.
Из квартиры известного во Львове хирурга Добр-
жанецкого были взяты вместе с ним его приятель —
доктор права беженец из Гданьска Тадеуш Тапковский
и муж служанки, фамилия которого не установлена.
И наконец, тогда же была схвачена медицинская
сестра Мария Рейман. Из какой именно квартиры ее
взяли, до сих пор неизвестно.
Ни один из перечисленных здесь людей не остался
в живых.
Вся чудовищность происходящего тогда еще не
была осознана окружающими. «Пойдите, пане Роза¬
лия, к его эксцеленции,— советовали Цешинской сосе¬
ди.—Это добрый, благородный человек, аристократ
духом, к его слову прислушиваются немецкие власти,
и, быть может, после его заступничества они выпустят
вашего мужа из тюрьмы».
И, веря этим советам, не предполагая, что ее мужа,
заслуженного ученого, уже убили, Розалия Цешинская
пошла на Святоюрскую гору. «Ведь он так хорошо знал
моего мужа! — рассказывала мне в 1960 году об этом
унизительном визите Розалия Цешинская.— Я плачу,
умоляю митрополита помочь мне, а владыка отводит в
сторону глаза и бормочет какие-то слова о том, что
«церковь не вмешивается в дела светских властей».
Будто высокая стена выросла между нами».
Во время визита, шурша очередными списками об¬
реченных, помеченными грифом «Совершенно секрет¬
но», находился друг митрополита — профессиональный
мастер шпионажа и специалист по Востоку доктор
28
Ганс Кох. Именно ему принадлежала дьявольская за¬
тея— расстрел профессуры руками верных слуг фа¬
шизма — украинских националистов, легионеров «Нах¬
тигаля».
Кто знает, если бы смертникам было известно, что
человек, которому поручено руководство операцией,
капитан разведки Ганс Кох, после долгой беседы с
митрополитом и священником Иваном Гриньохом
сладко почивает в капитуле на Святоюрской горе, быть
может, обреченные приняли бы смерть без традицион¬
ного крестного знамения? Уж слишком циничную роль
сыграли в их судьбе религия и ее слуги, связавшие всю
свою деятельность с кровавой практикой оккупантов.
Если бы это было известно вдове убитого в ту ночь
академика-стоматолога Антония Цешинского, она не
стала бы добиваться аудиенции у митрополита Шеп¬
тицкого...
Сперва всех захваченных свезли в бурсу Абрагамо-
вичей, поблизости от Вулецких холмов, а затем, после
коротких жестоких допросов и надругательств, рас¬
стреляли двумя группами в одной из лощин поблизо¬
сти от Вулецкой улицы.
Мы привели многие подробности ареста и расстре¬
ла львовской интеллигенции в книге «Под чужими зна¬
менами», написанной совместно с профессором Львов¬
ского университета Михаилом Рудницким. В книге до¬
казано, что захват всех перечисленных выше предста¬
вителей интеллигенции был совершен гитлеровцами по
«черным спискам», заготовленным заранее организа¬
цией украинских фашистов — ОУН. Списки были пере¬
даны Степаном Бандерой Теодору Оберлендеру.
Однако кто именно производил эту экзекуцию, дол¬
гое время оставалось загадкой. Родственники пропав¬
ших ученых, которые еще во время немецкой оккупа¬
ции пробовали выяснить во львовском гестапо, куда
делись их близкие, получали один и тот же лаконич¬
ный ответ: «Мы, гестапо, начали действовать во Льво¬
ве с 1 августа 1941 года, то есть с момента включения
города в «генерал-губернаторство» и после передачи
власти военным командованием гражданской адми¬
нистрации. Ваших близких арестовали в ночь с 3 на
4 июля. Мы к этому делу не имеем никакого отноше¬
ния».
29
Большинство исчезнувших в течение одной ночи
ученых были людьми, далекими от политики. Видные
знатоки своего дела, особенно медики, они помогали
людям разных национальностей. Трудно, даже невоз¬
можно было предположить, что могли найтись звери
в человеческом обличье, которые захотели бы уничто¬
жить этот цвет львовской интеллигенции. «Скорее все¬
го, их взяли как заложников и отвезли на Запад,— ду¬
мали многие.— Следы профессуры надо искать уже не
во Львове, а на Западе».
...Шли годы. Многим, да и автору этих строк тоже,
казалось, что история гибели львовских ученых уже
сдана в архив. Особенно были заинтересованы в этом
причастные к ней лица — наводчики и непосредствен¬
ные убийцы львовской профессуры. Заметая за собой
кровавые следы, изменив фамилии и получив новые
паспорта, они разбежались по городам Западной
Германии, Австрии, Испании. Другие переплыли на
лайнерах через океан в Соединенные Штаты Аме¬
рики, в Аргентину, в Канаду, чувствуя себя в пол¬
ной безопасности на американском континенте. Но
кто они?
Возможно, тайна уничтожения ученых Львова была
бы еще долгое время укрыта глухой завесой, если бы
бывший немецкий разведчик, шеф абвера в Стамбуле
и на Ближнем Востоке, а после войны процветающий
боннский адвокат Пауль Леверкюн не опубликовал
свою книгу о немецкой секретной службе в дни войны.
На страницах своей книги Пауль Леверкюн сообщил:
«Зимой 1940/41 года в лагере Нойгаммер, около Лиг-
ницы, расположился один батальон, который попол¬
нялся за счет западных украинцев... Роты этого ба¬
тальона состояли из солдат, которые были найдены
при поддержке западноукраинских организаций. Час¬
тично они принадлежали к организации Степана Бан¬
деры, частично это были западные украинцы, которые
принадлежали к другим организациям. Немецким ко¬
мандиром этого батальона был старший лейтенант,
доктор Альбрехт Херцнер, прославившийся во время
Яблоновского путча, политическим руководителем —
профессор Теодор Оберлендер. Этот батальон нахо¬
дился в распоряжении абвера-Н. Он получил маски¬
ровочное название «Соловей» («Нахтигаль»), так как
30
имел хороший хор. 22 июня 1941 года батальон «Нах-
тигаль», действуя в составе полка «Бранденбург», во¬
рвался на территорию СССР. В ночь с 29 на 30 июня
1941 года, на семь часов ранее намеченного срока, ба¬
тальон «Нахтигаль» вместе с первым батальоном
Бранденбургского полка проник во Львов. Здесь укра¬
инский батальон особенно отличился...»
Таково свидетельство видного гитлеровского раз¬
ведчика, широко известного шпионскими аферами в
Турции в годы второй мировой войны. Пауль Левер-
кюн несколько расплывчато обозначил дату возникно¬
вения батальона «Нахтигаль». Инициаторы его созда¬
ния, украинские националисты, придерживаются дру¬
гой версии. Один из них, впоследствии состоявший на
довольствии американской разведки, некий Юрко Ло-
патинский, по кличке Калина, выступая 5 мая 1960 го¬
да на конференции националистов в Нью-Йорке, рас¬
сказал: «Организация батальона, который получил ко¬
дированное название «Нахтигаль», началась в апреле
1941 года в Кракове. Ее проводила по поручению руко¬
водства ОУН — Бандеры военная референтура орга¬
низации украинских националистов под руководством
сотника Романа Шухевича. В состав референтуры вхо¬
дил также и я».
По словам Лопатинского, как только первые роты
батальона «Нахтигаль» вошли на улицы Львова, его
командиры Херцнер, Оберлендер и Шухевич посетили
капитул униатской церкви на Святоюрской горе. «К со¬
бору святого Юра мы прибыли в 5.30 утра. Спустя час
митрополит Андрей Шептицкий принял делегацию ба¬
тальона с сотником Романом Шухевичем во главе и
немецких офицеров, которые были с нами. Владыку
вынесли на балкон палаты, откуда он удостоил благо¬
словения собравшихся на погосте стрельцов и верую¬
щих».
Кого же благословлял в то первое утро захвата
Львова седобородый граф и униатский митрополит?
Отпетых националистов-головорезов, готовых разбе¬
жаться по улицам настороженного старинного города,
чтобы начать грабежи и убийства, неслыханный тер¬
рор населения. К этому подготовили их два «фюре¬
ра»— украинский попович Степан Бандера и гитле¬
ровский разведчик фашист Теодор Оберлендер.
31
Когда осенью 1944 года мы ознакомились с найден¬
ной в одном из бандитских схронов-бункеров Черного
леса инструкцией «Борьбы и деятельности ОУН во вре¬
мя войны», составленной Бандерой, мы поняли, что она
дает нам ключ к тайне уничтожения ученых Львова.
Бандера и Оберлендер предлагали националистам:
«Собрать персональные данные обо всех выдающихся
поляках и составить черный список. Составить список
всех выдающихся украинцев, которые в определенный
момент могли бы пытаться вести свою политику». Зло¬
дейская инструкция составлялась в Кракове как раз
в то время, когда гитлеровцы, захватившие старинный
польский город, чудовищно надругались там над поль¬
ской интеллигенцией.
6 ноября 1939 года научные работники и профес¬
сура Кракова были созваны в здание древнего Ягел-
лонского университета якобы на доклад оберштурм-
банфюрера СС и будущего шефа гестапо Генриха
Мюллера. Худощавый, невысокого роста гестаповец,
одетый в серый френч, черные бриджи и высокие сапо¬
ги, выйдя на трибуну, окинул острым взглядом собрав¬
шихся седовласых ученых старинного польского уни¬
верситета и сказал: «В наших концентрационных лаге¬
рях у профессоров Кракова будет вполне достаточно
времени для того, чтобы обдумать свои грехи против
Германии и немецкого народа!»
Вслед за этой циничной фразой во всех дверях поя¬
вились гитлеровцы. Они арестовали свыше ста восьми¬
десяти ученых. Значительная часть из них погибла в
лагерях, в частности в застенках Заксенхаузена.
Арест краковской профессуры был для украинских
националистов наглядным уроком, как лучше всего
угождать своим немецким хозяевам. Они стали зано¬
сить в свои «черные списки» знакомых им понаслыш¬
ке и лично профессоров Львова, одного из первых со¬
ветских городов, который предполагали захватить не¬
мецкие войска.
Шайки убийц-оуновцев, возглавляемые немецкими
«теоретиками по национальному вопросу», были гото¬
вы в любую минуту приступить к «очистке территории
Западной Украины от нежелательных элементов».
Эта главная «боевая» задача немецких «специали¬
стов по Украине» сейчас всячески затушевывается вер¬
32
ными и послушными наймитами тогдашнего рейха —
украинскими националистами и клерикалами.
«Наши связи с немецкой армией частично охраняли
организацию украинских националистов, ее членов и
деятельность от гестапо,— вынужден был признаться
5 мая 1960 года в Нью-Йорке один из самых кровавых
бандеровских палачей — бывший начальник службы
безопасности Бандеры Микола Лебедь.— Для немец¬
кой же стороны деятельность ОУН имела ценность в
планах на будущее, то есть на случай конфликта с
СССР». Из этого признания, сделанного под давле¬
нием фактов, можно себе ясно представить позорную
роль, которую сыграли украинские националисты во
второй мировой войне и играют за рубежом сейчас.
...Среди лиц, курировавших украинских национали¬
стов и немецких карателей после захвата Львова, была
одна зловещая фигура — высокий светловолосый га-
уптштурмфюрер СС, с лицом, опухшим от постоянного
употребления алкоголя. О нем нам неоднократно рас¬
сказывали дворники и жители домов, расположенных
поблизости от Вулецких холмов. Долгие годы я не
мог узнать фамилию этого кровавого палача, но по
описаниям людей, видевших его во время львовских
экзекуций, знал его так, словно сам побывал у него
в руках.
...Уцелевший в ту страшную ночь, когда расстрели¬
вали львовскую профессуру, известный педиатр, а за¬
тем польский академик, профессор Францишек Гроер
так рассказывал мне о своей первой встрече с этим гит¬
леровским офицером 3 июня 1941 года, когда профес¬
сора привезли вместе с другими учеными в бурсу Аб-
рагамовичей: «Меня ввели в комнату, имевшую вид
канцелярии. За столом сидел тот самый офицер, кото¬
рый меня арестовал, а возле него стоял очень высокий
и крепко сложенный офицер СС со зверским, вспух¬
шим лицом, как показалось мне нетрезвый и похожий
на начальника. Он сразу же подскочил ко мне и, угро¬
жая кулаками, заорал хриплым голосом: «Собака про¬
клятая, ты немец, а изменил своему отечеству и слу¬
жил большевикам! За это я убью тебя здесь же, на
месте!»
Я отвечал сначала очень спокойно, но затем, видя,
что меня не слушают, громче, что я совсем не немец, а
3 В. П. Беляев
33
поляк, несмотря на то что я окончил немецкий универ¬
ситет, был доцентом в Вене и говорю по-немецки...»
Вскоре после этого высокий офицер, переговорив с
другими немцами, приказал Гроеру выйти во двор, гу¬
лять там, не производя впечатления арестованного, и
лишь после окончания полицейского часа пойти домой.
Прохаживаясь по двору, чудом избежавший смерти
Гроер видел собственными глазами, как проводили на
расстрел одну за другой группы избитых ученых.
В одном из них Гроер узнал Станислава Мончев-
ского. Вслед за последней группой вышел и начальник
с опухшими глазами. Он сказал нарочито громко часо¬
вым, кивая на арестованных: «А эти пойдут в тюрьму».
«У меня создалось впечатление, что слова эти были
сказаны исключительно для моего сведения. Подойдя
к группе прислуги, начальник спросил:
— Здесь кто? Все прислуга?
— Нет, я учительница! — ответила Кетти Демкив и
шагнула вперед.
— Учительница? — спросил начальник.— Тогда
марш под стенку! — И он присоединил ее к группе
стоящих у стены ученых...»
...Жительница города Эльблонг в Польше Елена
Кухар вспоминает вместе со своим мужем Каролем
Кухаром ночь с 3 на 4 июля 1941 года: «В 1941 году
мы жили по улице Малаховского, 2, во Львове, побли¬
зости от тропинки, ведущей от бурсы Абрагамовичей
в лощины, разбросанные между Вулецкими холмами.
Около четырех часов утра 4 июля нас разбудили зал¬
пы. Минуту спустя услышали одиночные револьверные
выстрелы. Мы подбежали к окну, выходящему на луга
и лощины, спускающиеся к Вулецкой улице. Увидели,
что все пространство над одной лощиной окружено
солдатами в немецких шлемах. От наших окон они
были отдалены на пятьдесят — шестьдесят метров. Сол¬
даты окружали группу одетых в штатское людей. Еще
раньше мы увидели стоящих пониже, в оврагах, около
десяти солдат с автоматами наготове. На соседнем
холмике возле этих солдат стояла небольшая группа
офицеров в фуражках. Окруженные на лужайке люди,
одетые в штатское, были построены по шесть человек.
Среди них была одна женщина. В группе было около
тридцати человек. По знаку одного из офицеров (низ¬
34
кий ростом, подал знак стеком) два солдата стали про¬
вожать очередную группу из шести человек. Их про¬
вели мимо оврагов и поставили перед отрядом, произ¬
водившим экзекуцию. Обреченные становились лицом
к отряду. Раздался громкий немецкий окрик, очевидно
команда. Обреченные повернулись и сняли головные
уборы. Во время экзекуции очередной шестерки один
человек не снял шапку. Офицер, командующий рас¬
стрелом, подошел и стеком сбил головной убор. При¬
вели на расстрел шестерку, в которой находилась жен¬
щина. Как только гитлеровцы подняли автоматы, она
поцеловала стоящего рядом мужчину в голову...
Спустя полчаса после экзекуции,— добавляет Еле¬
на Кухар,— я услышала разговор под окном и выгля¬
нула через занавеску. Под окном стояли четыре офи¬
цера. Они смотрели по направлению места экзекуции
и поглядывали на наш блок. Я подумала немножко
«позже, что они уже ушли, и выглянула через двери
балкона. В эту минуту один из офицеров, которому
остальные оказывали знаки особого уважения, поднял
голову, и наши взгляды встретились. Смотрел на меня
мгновение. Я отшатнулась. Боялась, что могут прийти
к нам в дом: ведь мы видели экзекуцию.
Пересеченные оврагами и лощинами холмы над Ву-
лецкой глинистые, даже летом здесь всегда можно
было запачкать обувь. На свежей глине, засыпавшей
могилу, еще долго виднелись следы крови...» 1
1 Уже осенью 1943 года, после разгрома 6-й армии Паулюса
у берегов Волги, гитлеровцы стали поспешно прятать следы со¬
вершенных ими ранее преступлений. По приказу Гиммлера этой
работой в «генерал-губернаторстве» руководил штандартенфюрер
СС Блебель. Той же цели в провинции Галиция служила так на¬
зываемая «бригада смерти», или «зондеркоманда-1005», набран¬
ная из последних узников Яновского лагеря смерти. 8 сентября
1943 года, глухой ночью, при свете прожекторов, участники «бри¬
гады смерти» откопали тела львовских профессоров из двух
могил на Вулецких холмах, перевезли их в Лисеничский лес и на
следующий день сожгли.
Бывший начальник «зондеркоманды-1005» уитерштурмфюрер
СС Вальтер Шерляк, по приказу которого были сожжены остан¬
ки профессоров, до лета 1961. года находился на свободе в Феде¬
ративной Республике Германии. Как это следует из письма, полу¬
ченного мной из Франкфурта-на-Майне от Президиума Объеди¬
нения лиц, преследовавшихся при нацизме, прокуратура города
Вальдсхута сообщила Объединению, что Вальтер Шерляк задер¬
жан и находится в заключении. Его преступления подробно
35
Но кто был этот окруженный почестями немецкий
офицер, с которым встретилась взглядом Елена Кухар?
9 марта 1960 года в письме из Эльблонга автору
вышедшей в Польше на английском и польском язы¬
ках книги «Оберлендер» Заборовскому Елена Кухар
написала: «Возвращаюсь еще раз к делу Оберленде-
ра: в помещенной в «Тыгоднику повшехним» (№ 5 от
31 января с. г.) фотографии Оберлендера тех лет я уз¬
нала сразу с первого взгляда офицера, который в тот
критический день стоял впереди группы офицеров, на¬
блюдавших за экзекуцией, потом подошел к нашему
дому и с которым мы встретились взглядом. Очерта¬
ния бровей, постановка глаз, нос и щеки полностью со¬
ответствуют характерному образу, который хорошо за¬
печатлелся в памяти».
Итак, тот, кто наблюдал расстрел, стоя поблизости
от вырытых могил, был католик Теодор Оберлендер.
А кем же был тот высокий опухший гитлеровец, кто
принимал в подвалах бурсы арестованных?
1 июля 1941 года на Стрелецкой площади во Льво¬
ве задержались немецкие автомашины. С одной из них
соскочил офицер и, остановив подростка Яцека Виль-
чура, спросил у него по-украински, как проехать на
улицу Чвартаков. Мальчик проводил машину на эту
улицу, к дому, занятому военными. Как позже оказа¬
лось, в нем располагалось одно из подразделений ба¬
тальона «Нахтигаль», солдат которого население стало
называть «пташниками», потому что на их машинах и
мотоциклах были нарисованы силуэты птиц. После
того как Яцек Вильчур выполнил функции поводыря,
©фицер дал ему пачку сигарет, полбуханки хлеба и
приказал немного подождать и не уходить. Вскоре он
вернулся с другими солдатами, среди которых было
два штатских. «Когда у одного распахнулся пиджак,
я заметил кобуру с пистолетом. Осматривали меня не¬
которое время, а потом один из штатских спросил, нет
ли у меня желания заработать. Когда ответил утверди¬
тельно, он спросил меня, умею ли чистить одежду и
держать язык за зубами? Ответил, что умею это де¬
лать».
©писаны в книге участника «бригады смерти» Леона Величкера
«Бригада смерти», вышедшей в 1946 году в польском городе
Лодеи.
36
Дело в том, что сразу же после захвата Львова не¬
мецкими войсками Яцек Вильчур оказался на улице.
Тяжелая болезнь отца возложила на плечи шестнадца¬
тилетнего подростка тяжесть содержания целой се¬
мьи — родителей и двух младших братьев. Пропитание
давала улица: мелкие кражи у немцев, случайные за¬
работки, временами даже отбросы со свалки.
Так Яцек Вильчур, будущий доктор наук, стал ра¬
ботать в казармах батальона «Нахтигаль» и невольно
стал свидетелем злодеяний «пташников». В 1961 году
в Варшаве вышла первая книга Вильчура — дневник
оккупационных лет «На небо нельзя сразу», выдержки
из которой мы приводим, а вслед за ней — интересная
документальная книжка «Армира не вернется в Ита¬
лию» — о судьбе итальянского экспедиционного кор¬
пуса, почти целиком уничтоженного гитлеровцами на
землях Западной Украины и Польши.
Приводим выдержки из дневника Вильчура за 3—
4 июля 1941 года: «Спали мы сегодня с Крыськом (ро¬
весник Вильчура, которого он взял себе в помощники)
в котельной, когда на рассвете приехали «пташники»
в немецких мундирах. У нас сегодня было много рабо¬
ты с Крыштофором, потому что сапоги солдат были
запачканы глинойу грязью и даже экскрементами.
У нескольких на штанах была кровь... Один из солдат
стирал под краном носовой платок, весь забрызганный
кровью. Также и автомашины их были в грязи и гли¬
не. Мы чистили сапоги от шести до девяти утра, а по¬
том подметали двор. В этот день мы заработали много
хлеба, швейцарского сыра и топленого сала — смаль¬
ца. Нам не дают деньги за работу, только продукты...
Все заработанное отнес домой. Буханку хлеба съели
сразу, а остатки, то есть корки и недоеденные куски,
мама поставила в печку на сухари...
Сегодня солдаты выехали поздно вечером, и я ви¬
дел, как они готовили оружие. Мы уже знаем навер¬
ное, что они принимают участие в расстрелах. Возвра¬
тившись, привезли с собой две автомашины, нагружен¬
ные штатскими костюмами, ботинками, очками и порт¬
фелями. Кроме того, в машинах было несколько чемо¬
данов. Все эти вещи внесли в большую комнату на пер¬
вом этаже и приказали нам чистить их... Младший
офицер приказал нам обстоятельно осматривать все
37
карманы и все их содержимое складывать в чемодан.
Машины вернулись с Вульки, потому что солдаты про¬
клинали подъезды в этой части города».
Изучая мировую прессу послевоенного периода, в
том числе и различные эмигрантские издания, я обна¬
ружил совершенно неожиданно в 45—'47-м номерах
издающегося в Лондоне польского эмиграционного
листка «Ожел бялы» за 1948 год большой материал
К. Лянцкоронской «Немцы во Львове», проливаю¬
щий новый свет на события той страшной июльской
ночи 1941 года, когда прогремели немецкие залпы в
лощинах Вулецких холмов.
Автора воспоминаний можно считать более чем бес¬
пристрастным свидетелем. Польская аристократка, по
матери немка, ассистентка университета, она стала в
дни войны сотрудницей так называемого польского ко¬
митета помощи, который возглавлял председатель
главного опекунского совета Адам Роникер.
Вступая в контакт с гитлеровцами, эта организа¬
ция делала попытки оказать помощь заключенным в
тюрьмах. По просьбе краковской профессуры в сентя¬
бре 1941 года, Лянцкоронская безуспешно пыталась
отыскать следы исчезнувших ученых Львова. Затем по
поручению главного опекунского совета она прибыла
в Станислав, откуда недавно ушли венгерские части и
вся власть перешла к гитлеровцам. Сразу же после
ухода венгерских войск так же таинственно, как и во
Львове, была арестована и исчезла значительная часть
интеллигенции Станислава — около двухсот пятидеся¬
ти человек. Это были учителя средних школ, инже¬
неры, врачи, агрономы — преимущественно польской
национальности. Был среди захваченных и директор
госпиталя, известный хирург Ян Кохай, которого не
спасла даже охранная грамота гитлеровцев, выданная
Кохаю за излечение немецких офицеров *.
1 В своем письме сын Яна Кохая, доктор Ежи Кохай, сооб¬
щает: «В конце первой недели немецко-советской войны зенитная
артиллерия Красной Армии сбила несколько немецких самолетов.
Раненые пилоты выпрыгнули на парашютах и были укрыты со¬
чувствующими немцам украинскими националистами. Мой отец
был доставлен вооруженными бандеровцами к находившимся в
укрытии немецким пилотам. Это был период, когда в городе уже
не было никакой власти. По этой простой причине отец не мог
сообщить властям о помощи, оказанной немецким пилотам. Спу¬
38
Стараясь выяснить, как можно помочь заключен¬
ным, думая, что Станиславская интеллигенция еще
жива, К. Лянцкоронская в январе 1942 года посетила
Станиславского прокурора Роттера. Все население на¬
зывало его «пьяным прокурором». И на этот раз он
принял Лянцкоронскую пошатываясь. В разговоре он
подтвердил то, о чем было известно раньше. Из двух
тюрем Станислава только одна подчинялась Роттеру.
Другой, большей, всецело ведал шеф Станиславского
гестапо Ганс Кригер. Этот немец наводил ужас на жи¬
телей Станислава с первых же дней его появления в
городе.
Роттер сообщил Лянцкоронской, что в подвластной
ему тюрьме есть всего несколько поляков — уголовных
преступников.
— Значит, все политические узники в другой тюрь¬
ме?— спросила Лянцкоронская.
— Какие «все»? Что это значит — «все»? — насто¬
роженно спросил Роттер, заметно трезвея.
— Все, которых здесь арестовали после прихода
немцев. Прежде всего двести пятьдесят учителей, ин¬
женеров, врачей, адвокатов, которых забрали сразу,
а потом длинная вереница тех, которые были аресто¬
ваны после.
— Много заключенных имеет, наверное, Кригер, но
я сомневаюсь, чтобы он согласился принимать для них
продукты.
стя три дня город Станислав заняли венгерские войска, и ране¬
ные пилоты некоторое время находились на лечении в госпитале
Станислава. За оказание лечебной помощи немецким пилотам
мой отец не получил никакой благодарности от немецких вла¬
стей, кроме пули в голову.
Отца вызвали на десять часов 19 августа к командованию
немецкого гарнизона. Явиться туда ему не пришлось, потому что
18 августа в 21.30 мой отец был арестован четырьмя гестаповца¬
ми. Как мы узнали позже, отец вместе с арестованной раньше
польской интеллигенцией был расстрелян в лесу Павелче, под
Станиславом. Желая спасти отца, моя мать на следующий день
явилась в штаб гарнизона, но там ей сказали, что «вызов отца
уже неактуален». Это было еще одним примером тевтонского
издевательства. 11 сентября арестовали также и меня, и я про¬
был три недели как заложник/в тюрьме по улице Билинского.
Мне тогда было шестнадцать лет, я был самым молодым залож¬
ником среди двухсот заключенных. Пребывая в тюрьме, узнал
от стражника по фамилии Попадинец, какая судьба постигла
моего отца и всю интеллигенцию, арестованную в 1941 году».
39
«Чувствовалось,— вспоминает Лянцкоронская,—
что прокурор не говорит всего, о чем думает, и я пони¬
мала, что из него в столь опьяненном состоянии можно
вытянуть больше».
— Там, должно быть, огромная тюрьма. Ведь он
арестовал несколько сот поляков,— продолжала Лянц¬
коронская.
Молчание.
— Там есть очень мало людей,— проронил наконец
Роттер.
— Так я вас спрашиваю, господин прокурор, где
остальные, где находится вся интеллигенция Стани¬
слава?
Прокурор встал, слегка пошатнулся, оперся о
кресло и перегнулся через его спинку.
— Зи зинд алле тот! — выкрикнул он внезапно.—
Я, я, тот...— повторил он.— Кригер хат зи эршоссен,
беъор их камм, оне рехт, оне герихт. Внесен зи вас
дас фюр ейншен штаатсанвальд ист?..1
Тем не менее, несмотря на этот истерический вы-
крик-признание, прокурор Роттер, старавшийся ка¬
заться объективным стражем порядка, охотно вызвал¬
ся сопровождать польскую аристократку к шефу гес¬
тапо.
Гестапо помещалось в Станиславе на улице Билин-
ского, переименованной в штрассе дер Полицай. Когда
Лянцкоронская вошла первой в святая святых Стани¬
славского гестапо, «в другом конце большой и продол¬
говатой комнаты поднялся из-за стола высокий, рано
обрюзгший молодой человек лет тридцати — тридцати
двух, очень светловолосый. Его большой рот был силь¬
но выдвинут вперед, губы толстые, щеки массивные.
Нижняя часть лица была очерчена резче верхней. Его
очень бледные, выпуклые глаза смотрели через очки
без оправы».
Так выглядел Кригер во время первого его посе¬
щения сотрудницей главного опекунского совета. Вто¬
рая их встреча состоялась 25 апреля 1942 года, когда
Лянцкоронскую вызвали к шефу гестапо уже не в ка¬
честве представительницы опекунского совета, а на
1 Все они уже мертвы. Да, да, мертвы... Кригер их расстре¬
лял, прежде чем я прибыл сюда. Самовольно, без суда. Вы знае¬
те, что это значит для прокурора?
40
допрос. Кригер считал ее деятельность вредной, однако
после почти четырехчасового допроса Лянцкоронскую
отпустили. Однако 12 мая 1942 года ее арестовали, и
сам Кригер сообщил ей, что она будет отправлена в
концентрационный лагерь Равенсбрюк. Несколько
удивленный тем, что Лянцкоронская приняла эту весть
без особого волнения, он спросил, что о нем думают в
Станиславе.
Услышав уклончивый ответ, шеф гестапо рассвире¬
пел и потребовал говорить откровенно.
— Вас боятся,— сказала Лянцкоронская.— С ва¬
шим именем связывают арест двухсот пятидесяти че¬
ловек— учителей, инженеров, врачей.
— Попросту — интеллигенции,— оборвал Кригер,
смеясь и кивая головой.
— Особенное внимание обращают на факт ареста
хирурга Яна Кохая, который спас жизнь четырем не¬
мецким летчикам, рискуя своей собственной. И он ис¬
чез без следа. Ему даже пришла благодарность от
рейхлюфтваффенминистериума, но она его уже не за¬
стала.
— Благодарность Кохай получил из моих рук,—
сказал Кригер.
— И, невзирая на это, такого человека не освобо¬
дили?
— Какое имеет отношение одно к другому? — спро¬
сил Кригер.— Ведь мы всегда имеем списки тех, кого
надо арестовать. Так бывает всегда. Вы знаете, где
еще так было? — Тут он дико рассмеялся. Она была в
растерянности, не зная, к чему он клонит, а шеф гес¬
тапо продолжал: — Во Львове! Да, да. Профессора
университета! Ха-ха! Это мое дело, мое! Сегодня, ког¬
да вы уже отсюда не выйдете, могу вам это сказать.
Да, да. В...— тут он назвал какой-то день, кажется чет¬
верг,— в три часа пятнадцать минут...
Так проболтался осужденной на смерть польской
аристократке гауптштурмфюрер1 СС Ганс Кригер.
Тот, кто принимал в полутемных подвалах бурсы Аб-
рагамовичей свозимых отовсюду, с разных улиц ста¬
ринного города, ученых. Быстро допрашивал их, изби¬
вал, вершил суд скорый и по-фашистски «праведный»,
1 Гауптштурмфюрер — капитан войск СС в фашистской Гер¬
мании (нем.).
41
а потом небольшими партиями отправлял в лощину,
затерянную между Вулецкими холмами, на одном из
которых лицезрел экзекуцию профессор теологии и
старший лейтенант батальона «Нахтигаль» ревност¬
ный католик Теодор Оберлендер.
Если бы Кригер хоть на минуту подумал о том, что
Лянцкоронская останется в живых, никогда бы он не
был так откровенен. С точки зрения суровых законов
гестапо его хвастливая болтовня нарушала предписа¬
ние хранить в строжайшей тайне решительно все, что
творят палачи-эсэсовцы. Но шеф гестапо был убежден,
что Лянцкоронская уже никогда не сможет ничего рас¬
сказать.
Ганс Кригер не знал того, что незадолго до ареста,
3 апреля 1942 года, Лянцкоронская была в Варшаве
и беседовала с командующим пресловутой Армией
Крайовой генералом Бур-Комаровским. Не знал шеф
Станиславского гестапо и того, что его новая аресто¬
ванная тесно связана кровными аристократическими
узами со многими княжескими и графскими фамилия¬
ми в Польше и за границей, а также с итальянской Са¬
войской королевской династией Сабаудов.
После ареста Лянцкоронской родственники и зна¬
комые пустили в ход все свои связи и королевская
итальянская Савойская династия ходатайствовала о ее
судьбе перед всевластным рейхсфюрером СС Генри¬
хом Гиммлером.
«...Если вы не знаете никого лично из Сабаудов, а
ходатайство тем не менее имело место, значит, у вас
в Италии много приятелей. Говорю это вам, хотя не
имею права делать это, сохраните тайну при себе.
Хочу, чтобы вы об этом знали,— ходатайство очень
влиятельное, сильное... Гиммлер очень обозлен этим
делом, велел вас перевезти во Львов. Я должен сейчас
составить протокол и переслать его в Берлин. Посмот¬
рим, что будет дальше». Такими словами встретил пе¬
ревезенную во Львов из Станислава Лянцкоронскую
сотрудник львовского гестапо Кучман, который раньше
служил в батальоне «Нахтигаль». Впоследствии он по¬
пал в подчинение к палачу города Санока криминаль¬
ному советнику Стависскому: Узнав о том, что по при¬
казу Кригера Лянцкоронская сидела семь дней в тем¬
ном подвале, Стависский разозлился, а Кучман пообе¬
42
щал ей «хорошее питание, отдельную камеру, постель,
книжки». Знаки внимания были вызваны, по словам
Вальтера Кучмана, тем, что «она была единственной
полькой, для которой Гиммлер сделал такое послабле¬
ние». Можно после этого судить, насколько сильным
было заступничество Савойской династии.
Чувствуя, что в прошлом между Кригером и Куч-
маном на основе каких-то служебных неурядиц про¬
бежала черная кошка, желая сыграть на их давних
противоречиях, Лянцкоронская сказала:
— Кригер расстреливал львовских профессоров...
— Откуда вы знаете это?
— От самого Кригера.— И она повторила все то,
что услышала из уст этого гестаповца.
Кучман остановился перед Лянцкоронской и спро¬
сил трижды, с растущим напряжением:
— Он сам это вам сказал?
После троекратного утвердительного ответа Лянц¬
коронской Кучман, подтверждая, проронил:
— Ведь я был при этом! Находился в его распоря¬
жении. Он приказал мне привезти еще одну группу
профессоров по списку и ряд других выдающихся лич¬
ностей Львова. Я доложил, что никого на квартирах не
застал, поэтому эти люди живут...
Кучман прекрасно понимал, что война проиграна.
Он сказал об этом Лянцкоронской прямо:
— Вы ничего не знаете? Скажу в двух словах: аме¬
риканцы уже в Африке. Роммель, который стоял уже
под Александрией, разбит. Ситуация ясная...
Чувствуя приближение неизбежной развязки — во¬
енной катастрофы Германии, ловкий гестаповец Куч¬
ман хотел подготовить пути к отступлению и застра¬
ховать себя таким солидным козырем, как оказание
помощи польской аристократке, о судьбе которой хло¬
потали перед всесильным Гиммлером Сабауды.
— Откуда немцы имели списки обреченных? —
спросила Лянцкоронская Кучмана.
— Конечно, от плохих украинских студентов! — от¬
ветил гестаповец.
Эти три слова — «плохие украинские студенты» —
высвечивают зловещие фигуры тех, кто именно был на¬
водчиком в деле уничтожения львовской профессуры.
Основной руководящий костяк организации укра¬
43
инских националистов составляли студенты-неудачни¬
ки, или, как их называли в Польше, «железные студен¬
ты». Большинство их жило во Львове в украинском
«академическом доме» поблизости от цитадели. Такой
«железный студент» мог годами не приходить на лек¬
ции, получая стипендию от Шептицкого, ездить за гра¬
ницу, обучаться террору и убийствам в немецких и
итальянских диверсионных школах и в то же самое
время преспокойно состоять в списках того или иного
учебного заведения. Даже пребывание в тюрьме не
всегда давало возможность ректорату вычеркнуть та¬
кого «воспитанника» из списка учебного заведения.
15 июня 1934 года по указанию главаря ОУН в Га¬
лиции Степана Бандеры был убит секретарь советского
консульства во Львове Андрей Майлов. В том же году
Степан Бандера вместе со своими сообщниками совер¬
шил новый террористический акт — убийство министра
внутренних дел Польши Бронислава Перацкого. При¬
говор Степану Бандере и его сообщникам Варшав¬
ский окружной суд огласил только 13 января 1936
года. Дело это имело широкий резонанс в мировой
печати.
У меня хранится тетрадочка одного из служащих
Львовского политехнического института за 1936 год,
где на листочке алфавита под буквой «Б» черным по
белому значатся имя и фамилия: «Степан Бандера».
Недоучившийся студент агрономического факультета,
руководитель краевой организации ОУН и организатор
убийства польского министра и тогда, сидя в тюрьме,
все же считался студентом Львовского политехниче¬
ского института.
Отнюдь не случайно гитлеровские разведчики Обер¬
лендер, Ганс Кох, Герулис, Вернер Маркет и Петр
Ганс Серафим прибегли к услугам оуновцев-террори-
стов, мечтавших о политической карьере украинских
«фюреров». Стравливая с их помощью людей разных
национальностей, фашисты добивались разобщения
народов. Им было выгодно, когда среди польского на¬
селения распространялся слух: «Наших профессоров
убили украинцы!» Это разжигало национальную рознь,
стирало в памяти людей воспоминания о тех временах,
когда за решеткой той же самой Станиславской тюрь¬
мы или львовских «бригидок» томились в одних каме¬
44
рах борцы против капитализма польской, русской, ук¬
раинской, еврейской национальностей.
Чтобы население оккупированных земель не высту¬
пало сообща против захватчиков, гитлеровцы продол¬
жали, но с еще большей силой и коварством, традици¬
онную политику императорской Австро-Венгрии —
«разделяй и властвуй». Обрекая на смерть интеллиген¬
цию Львова, оберлендеры, кригеры, стависские не
только «очищали захваченную территорию от нежела¬
тельных для рейха элементов», и прежде всего интел¬
лигенции, но и старались превратить Западную Украи¬
ну в котел, кипящий национальными противоречиями
и ненавистью. Гитлеровцы считали, что разжигание
национальной ненависти поможет им в борьбе с парти¬
занским движением, которое ширилось с каждым днем
на оккупированной территории.
В 1940 году член нацистской партии с 1933 года
профессор Теодор Оберлендер писал: «Германизация
восточных территорий должна быть полной. Меро¬
приятия по полному выселению и переселению могут
больно ударить по отдельным единицам. Но лучше раз
оказаться беспощадным, чем целыми поколениями ве¬
сти партизанскую борьбу». Когда были написаны эти
зловещие слова приказа, «черные списки» ОУН уже
лежали у Оберлендера на столе.
Страшны подробности сговора иерархов греко-като¬
лической церкви с представителем гитлеровской адми¬
нистрации, а позднее деятелем Христианско-демокра¬
тического союза в Бонне католиком Теодором Обер-
лендером! Много, очень много дал бы Ватикан за то,
чтобы они никогда не всплыли на поверхность, не сде¬
лались достоянием гласности.
Поздней осенью 1939 года на территориях, воссое¬
диненных с Советским Союзом, работала комиссия по
переселению в Германию лиц немецкого происхожде¬
ния, в которую входили Оберлендер и Бизанц. Они ис¬
пользовали свое пребывание во Львове в интересах
фашистской разведки — для получения нужной инфор¬
мации и установления контактов с профессором-меди-
ком Марьяном Панчишиным и епископом униатской
церкви Чарнецким.
На уютной вилле Панчишина была достигнута до¬
говоренность, как должен вести себя профессор, дожи¬
45
даясь прихода гитлеровцев. Его популярность врача,
знакомство с польской профессурой помогут ему быть
в курсе всех событий научной жизни города.
Не менее гостеприимно встречает Бизанца и Обер-
лендера у себя в палатах титулярный епископ Лебе-
дийский, визитатор для верующих византийско-славян-
ского обряда, официал митрополичьего церковного
суда второй инстанции, преосвященный Кир Николай
Чарнецкий.
Пока уважаемые гости поудобнее рассаживаются,
епископ подходит к окну и, отдернув портьеры, долго и
внимательно рассматривает улицу. Не следят ли чеки¬
сты за переодетыми в штатское бывалыми немецкими
разведчиками? Шестой десяток пошел епископу Ле-
бедийскому, давно уже он является служителем Вати¬
кана и, как опытный иезуит, знает тонкости разведы¬
вательной работы...
В 1959—1960 годах прогрессивные газеты на За¬
паде и даже некоторые буржуазные газеты Федератив¬
ной Республики Германии начали выводить Оберлен-
дера на. чистую воду, все чаще и чаще называя его
убийцей львовской профессуры. Он открещивался как
мог, рассказывал на пресс-конференциях такие небы¬
лицы, как, например, то, что за время, пока он руково¬
дил батальоном «Нахтигаль», «не было сделано ни од¬
ного выстрела».
Стараясь выпутаться, он в своей лжи дошел до
того, что заявил: «В соборе святого Юра мы нашли на
полу кардинала Андрея Шептицкого, закованного в
кандалы». Такая ложь вызвала улыбки не только сре¬
ди противников Оберлендера, но даже среди симпати¬
зирующих ему униатов за рубежом. Ведь общеизвест¬
но, что митрополит Андрей Шептицкий никогда не был
кардиналом и при Советской власти не подвергался
абсолютно никакому давлению.
Как ни изощрялся Оберлендер, утверждая, что «ни
батальон «Нахтигаль», ни другие части немцев во
Львове не применяли насилия и не бесчинствовали»,
как ни поддерживали и ни защищали его темные силы,
с министерского поста в ФРГ он вынужден был уйти.
Однако разоблаченный старый фашистский волк толь¬
ко на время решил укрыться в тени, чтобы дождаться
своего часа,
46
Вскоре после пресс-конференции «Кровавые зло¬
деяния Оберлендера», которая состоялась в Колонном
зале Дома Союзов в Москве 5 апреля 1960 года, укра-
йнские националисты созвали в Нью-Йорке, как уже
говорилось, специальную конференцию, посвященную
связи бандеровцев с гитлеровскими войсками. На кон¬
ференции была предпринята попытка как можно ис¬
куснее замести следы сотрудничества украинских на¬
ционалистов с германской разведкой и гестапо, пред¬
ставить себя в виде невинных, обманутых ягнят и обе¬
лить одного из главных своих тогдашних шефов —
доктора Оберлендера. Именно с этой целью на конфе¬
ренции в Нью-Йорке выступили бывший офицер ба¬
тальона «Нах гигаль» Юрко Лопатинский и бывший ру¬
ководитель бандеровской службы безопасности кро¬
вавый палач Микола Лебедь. Однако факты — упря¬
мая вещь, от них не уйти никогда.
Как известно из книги Яна Заборовского «Обер¬
лендер», «для осуществления своих политико-дивер¬
сионных задач на территории Западной Украины
абвер-Н накануне войны создал специальную опе¬
ративную группу, в состав которой вошли следу¬
ющие единицы абвера: батальон полка «Бранден¬
бург» под командованием майора Гейнца, который
отвечал за военные действия группы, и батальон
«Нахтигаль»... Кроме того, в эту группу входила
часть гехаймфельдполицай1 под командованием
гауптштурмфюрера СС Ганса Кригера, старого офи¬
цера гестапо, временно командированного на служ¬
бу в фельдгестапо. Сюда входила также абвергруп-
па-П под командованием лейтенанта, профессора
Миттельхаве, состоявшая из небольшого количества
младших офицеров и офицеров абвера, отвечающих
за политическую сторону действий.
Руководство операциями в целом возглавлял про¬
фессор Оберлендер, который сам себя называл «непо¬
средственным представителем адмирала Канариса»
(на самом деле он был уполномоченным шефа аб¬
вера-11 генерала Лахузена)».
Таково резюме — результат долгого, напряженно¬
го, тщательно документированного расследования зло¬
1 Гехаймфельдполицай — гестапо (тайная полевая госполиция
фашистской Германии) (нем.).
47
вещей деятельности бывшего боннского министра
Оберлендера.
Как же в свете этих разоблачений выглядит дея¬
тельность украинских националистов? Конечно, за¬
щитники Оберлендера постарались затушевать воспо¬
минания о кровавых делах «соловьев». Последовала
команда отвести огонь от «Нахтигаля», представить
его «певчим» соединением, к тому же быстро расфор¬
мированным, а всю вину переложить на плечи особых
команд СС, так называемых айнзатцкоманд СС. Для
этого следовало вывести «Нахтигаль» из подчинения
Оберлендеру и скрыть тот факт, что на Вулецких хол¬
мах в то страшное утро эсэсовцы айнзатцкоманды це¬
лились в профессоров Львова вместе с карателями-
оуновцами.
Стараясь добиться этой цели, хорошо и давно обу¬
ченный искусству дезинформации Микола Лебедь за¬
явил: «В связи с тем, что Москва повела широкую...
кампанию вокруг батальона, я хочу подтвердить сле¬
дующее: батальон не имел решительно никакого отно¬
шения к каким-нибудь террористическим актам во
Львове и в других местах его расположения».
Выгораживая своего шефа, прикидывается невин¬
ной овечкой воспитанник Оберлендера и Шептицко¬
го — Микола Лебедь, по приказу которого загублены
тысячи польских и украинских крестьян на Волыни,
который рекомендовал своим подчиненным сажать на
кол каждого, кто откажется помогать ОУН. Подоб¬
ные же версии пытался пустить в ход Юрко Лопа-
тинский.
У немецкого слова «нахтигаль» двойное значение:
соловей и ночная птица. Те злодеяния, которые совер¬
шили каратели из «Нахтигаля», позволяют переводить
это название только во втором значении. Зловещие
ночные птицы, хищные, кровожадные, готовые уничто¬
жать и уничтожающие все живое,— такими были бан¬
диты из этого батальона и их руководители.
Пролетев над Украиной во мраке кровавых окку¬
пационных ночей, нахтигальцы оставили после своих
полетов неизгладимый, чудовищный след. Сейчас они
чистят перышки, прихорашиваются на земле западных
«демократий», но каждый из них не прочь по зову но¬
вых хозяев повторить такие полеты.
48
Вот почему следует перелистать эти грустные
страницы истории минувшей войны, чтобы люди, жаж¬
дущие мира, знали повадки слуг ночи, участников
операций «Мрак и туман», «Телефонная книжка» и
других злодеяний.
* * *
Наступила осень 1960 года, и в газетах появились
сообщения из Бонна, что притихший было в своем по¬
местье Оберлендер собирается возглавить союз по
борьбе с коммунизмом. Уже 26 октября 1960 года, как
сообщило агентство АДН, Оберлендер встретился в
Бад-Годесберге с бывшими активными гитлеровцами,
политиканами из Христианско-демократического сою¬
за, вожаками фашистской студенческой организации,
а также с представителями бундесвера, чтобы обсу¬
дить вопрос о создании неофашистской организации в
Западной Германии.
Прошел год.
24 октября 1961 года Оберлендер возобновляет в
городе Фульде процесс против главного редактора
антифашистской газеты «Ди тат» (Франкфурт-на-
Майне) Эдварда Карпенштейна, который одним из
первых выступил с разоблачением его деятельности в
годы войны. Удачное для Оберлендера завершение
процесса сулило ему возможность снова занять место
в бундестаге вместо одного из посланцев ХДС, уходя¬
щего в отставку. 22 февраля 1962 года газеты сооб¬
щают о том, что престарелый канцлер Конрад Адена¬
уэр послал Оберлендеру личное послание, в котором
от своего собственного имени и от руководства Хри¬
стианско-демократического союза выразил удовлетво¬
рение по поводу того, что якобы «Оберлендеру удалось
добиться полной юридической реабилитации». Выра¬
жая надежду, что вслед за ней наступит «политиче¬
ская реабилитация», канцлер Аденауэр просил Обер¬
лендера, чтобы он в полную силу выполнил стоящие
перед ним задачи «в рамках партии», и заверил его в
своей «полной поддержке». Чего же еще можно было
ожидать от Аденауэра, который любыми способами
помогал замести кровавые следы своего фаворита?
Имея такого высокого покровителя и заступника,
Оберлендер расправляет плечи. В феврале 1962 года
4 В. П. Беляев
49
по поручению канцлера Аденауэра Теодор Оберлен¬
дер с дипломатическим паспортом отправляется за
океан. 21 февраля агентство АДН сообщило из Бонна,
что уже с 17 февраля Оберлендер пребывает с «тай¬
ной миссией» в Соединенных Штатах Америки. Во
время пребывания в США, как следовало из этой ин¬
формации, Оберлендер должен был прежде всего про¬
вести беседы с некоторыми эмигрантами из стран Во¬
сточной Европы. Целью его бесед должно было быть
противодействие определенным реалистическим кон¬
цепциям, обсуждавшимся в правительстве Кеннеди и
касавшимся политики в отношении Востока. Среди
собеседников Оберлендера предполагалось увидеть и
бывшего польского премьера, «праведного христиани¬
на» Миколайчика.
Миколайчика нисколько не смущала кровь поль¬
ских профессоров на мясистых руках Теодора Обер¬
лендера. И не такие компромиссы случаются в запад¬
ном мире. Если лидеры сионистов могли сидеть за од¬
ним столом в Нью-Йорке вместе с вожаками банде-
ровцев, уничтоживших тысячи и тысячи мирных евре¬
ев Львова, Станислава и других городов, и находить
с ними общий язык и полное единодушие, то стоит ли
удивляться тому, что Миколайчик «забыл» о траги¬
ческой гибели польских ученых?
Находясь на американском континенте, Оберлен¬
дер неоднократно тайно встречался с вожаками бан-
деровцев и с украинскими националистами других на¬
правлений, которые отлично помнили своего шефа по
организации кровавых действий батальона «Нахти¬
галь». Была достигнута полная договоренность отно¬
сительно того, как впредь освещать его историю, что¬
бы уже никогда больше не разглашать секретов.
В совместных беседах Оберлендера с его воспитан¬
никами из оуновских шаек был найден и главный ко¬
зел отпущения. Им оказался не кто иной, как шеф
Станиславского гестапо и командир одной из групп
фельдсгестапо гауптштурмфюрер СС Ганс Кригер,
который попал в одну из тюрем Западной Германии.
На основании доставленных в США информаций
Оберлендера одна из бандеровских газетенок, выходя¬
щих в Торонто, «Гомш Украши», 14 апреля 1963 года
пыталась его обелить.
50
Миссия Теодора Оберлендера за океан закончи¬
лась удачно, так как спустя приблизительно месяц по¬
сле пасхального выступления «Гомша Украши»,
18 мая 1963 года, Польское агентство печати сообщи¬
ло из Бонна: «В среду первый раз после долгого от¬
сутствия появился в бундестаге скомпрометированный
своим гитлеровским прошлым бывший министр запад¬
ногерманского правительства по делам переселенцев
Оберлендер. Он сел на скамью фракции ХДС, привет¬
ствуемый от имени бундестага председателем запад¬
ногерманского парламента. Коллеги из фракции Хри¬
стианско-демократического союза устроили ему горя¬
чую овацию...»
Но мы убеждены, что придет время, когда суд ис¬
тории воздаст должное Оберлендеру, Кригеру и всем
тем, кто пытается еще сохранить в тайне трагическую
историю Вулецких холмов и другие кровавые дела
прошедшей войны. Суд истории должен воздать и тем
представителям церкви, под крестным знамением ко¬
торой вершили свои кровавые преступления фашисты.
«соловьи»
ДАЛЬНЕГО
ДЕЙСТВИЯ
Много пастырей божьих выпустил на стезю духов¬
ную митрополит Андрей Шептицкий за долгие годы
пребывания главой униатской церкви.
Неподалеку от капитула, по улице Коперника, ря¬
дом с почтамтом, находилась главная кузница духов¬
ных кадров униатской церкви — Львовская духовная
семинария. Некогда ее заложил один из Габсбургов.
Не только в села и города Галиции, Волыни, Закар¬
патья уезжали благословленные митрополитом ее вы¬
пускники-богословы, но и за океан, в далекую Канаду,
в Бразилию, в Аргентину, в Соединенные Штаты Аме¬
рики — повсюду, куда нужда и безземелье загнали
тысячи украинских эмигрантов. И там, за океаном, их
настигала черная тень крыльев питомцев Шептицкого.
Апологеты митрополита в предисловии к «Альма¬
наху украинских католических богословов», выпущен¬
ному еще в 1934 году, писали: «Львовская духовная
семинария — это орлиное гнездо...»
Красиво сказано, не правда ли? Мы же скажем, что
из этого, как назвали его богословы, орлиного гнез¬
да вылетали, скорее, черные вороны мракобесия и мо¬
дернизированные гитлеровские «соловьи». Читатель,
пожалуй, может усомниться в таком определении.
Проследив жизненный путь одного из воспитанников
Львовской семинарии, хотелось бы показать, кого на
самом деле готовили в ее стенах. Итак, познакомимся
с одним из любимцев Шептицкого, Иваном Гриньо-
хом.
52
В 1928 году двадцатилетний уроженец Радеховско-
го района на Львовщине появляется в семинарии,
нрилежно изучает богословие, это идеологическое обо¬
снование поповщины и мракобесия, изо всех сил
старается выслужиться перед духовным начальством
и добивается своего. Вскоре Гриньох становится пред¬
седателем закрытой религиозной читальни, затем чле¬
ном наблюдательного совета семинарского кооперати¬
ва, снабжающего студентов канцелярскими принад¬
лежностями, галантереей и пр. Начальство замечает
молодого служителя божьего и после окончания семи¬
нарии посылает на «деквалификацию» в австрийский
город Инсбрук, где в так называемом канизиануме, за
которым присматривает фашиствующий кардинал
Инницер, Иван Гриньох обучается иезуитской пре¬
мудрости искусного проникновения в души верую¬
щих и одновременно защищает докторскую диссер¬
тацию.
В 1935—1936 годах молодой доктор богословия
Иван Гриньох уже занимает приход в Галиче. Он пол¬
новластный хозяин древней постройки XIII века —
церкви Рождества Христова и двух дочерних церквей:
деревянной — святого Николая и каменной — святого
Дмитрия. Гриньох правит службы, читает проповеди.
В его заведении не только 2274 посещающих эти три
церкви; Гриньох пытается обратить в греко-католиче¬
скую веру даже 15 караимов Галича.
Патроном всех трех церквей, отданных под на¬
чальство Ивану Гриньоху в древнем Галиче, является
сам митрополит Андрей Шептицкий. Чтобы оправдать
его доверие, молодой служитель церкви усердно ведет
сыск в душах верующих, особое внимание в этом
смысле уделяет исповедям. Такой сыск был очень ну¬
жен Шептицкому и тогдашним властям буржуазной
Польши.
...Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части
немецкого вермахта врываются на окраины Львова.
Загудели, встречая их, колокола многих униатских
церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем капи¬
туле: все чёрноризники готовятся встречать желанных
гостей с Запада, которые идут на Восток— очищать
новые территории для себя и, как они рассчитывали,
для религиозной экспансии униатской церкви.
53
Со стороны Яновской Рогатки во Львов врывает¬
ся легион Степана Бандеры — «Нахтигаль». «Соловь¬
ев» ведут по улицам Львова представитель немецкой
военной разведки доктор Теодор Оберлендер, стар¬
ший лейтенант Альфред Херцнер, террорист-национа¬
лист Роман Шухевич и — кто бы мог подумать?! —
доктор-богослов Иван Гриньох.
Переодетый в мундир немецкого вермахта, капел¬
лан Иван Гриньох бойко печатал шаг рядом с легио¬
ном по мостовым Львова. На его плече — желто-голу¬
бая ленточка, на кокарде — герб националистов —
трезубец, на петлицах — крестик, а у пояса, на пряжке
которого выбиты слова «Готт мит унс!» *, висит в ко¬
буре черный вальтер № 3, стреляющий теми же самы¬
ми патронами, что и немецкие автоматы...
Одна сотня «Нахтигаля» бросается на Замарсти-
новскую улицу и к Газовому заводу, но основные силы
«соловьев», ведомые командирами и капелланом
Гриньохом, проходят под аркой стиля барокко прямо
к собору святого Юра.
Площадь перед капитулом у собора святого Юра
уже заполнена монахами, монахинями, богомольцами.
Они уступают место легионерам «Нахтигаля», и те
выстраиваются, устремив взгляды на палату митропо¬
лита, куда ушли их командиры и прибывший во
Львов представитель абвера — доктор богословия,
профессор Кенигсбергского университета и капитан
разведки Ганс Кох.
Шептицкий принимает вожаков «Нахтигаля», по-
отечески целует своего любимого воспитанника Ивана
Гриньоха, и его эксцеленции никак не мешает при
этом болтающийся на поясе капеллана тяжелый не¬
мецкий «вальтер».
После того как все уже обговорено конфиденци¬
ально и решено, что Ганс Кох «для лучшей координа¬
ции действий армии и церкви» остается жить в пала¬
тах митрополита, гости и хозяин поднимают еще по
одной рюмке зеленого шартреза и привратник Арсе¬
ний выкатывает тяжелое кресло, в котором восседает
«князь церкви», на балкон капитула.
х 1 «Готт мит унс!» —«С нами бог!» (нем.).
54
С этого невысокого балкона под выкрики «соловь¬
ев» «Хай живе владыка!» митрополит Шептицкий бла¬
гословляет легионеров и собравшихся, приветствуя в
древнем граде Льва «доблестную гитлеровскую ар¬
мию».
Гудит древний колокол «Дмитро»; падают ниц мо¬
нахи; усердно крестятся завтрашние убийцы Львов¬
ской профессуры — «соловьи», их духовный наставник
Иван Гриньох; и даже бывалый шпион Теодор Обер¬
лендер осеняет свой мундир крестным знамением:
один ведь святой отец у них, тот самый Пий XII, что
молится на Латеранском холме за дарование победы
фашистскому оружию.
Правда, торжественная церемония благословения
«Нахтигаля» Шептицким несколько омрачается тем,
что ровно в семь утра над соседней Святоюрской пло¬
щадью появляются в небе два советских краснозвезд¬
ных штурмовика и дают пулеметные очереди по рас¬
положившимся на площади гитлеровцам. С воплями
и криками прячутся монахи и монахини в подземель¬
ях собора, прижимаются к стенам капитула легионе¬
ры из «Нахтигаля» и сам Теодор Оберлендер. Дюжий
келейник Арсений укатывает в палаты кресло Шеп¬
тицкого. Но никому из них еще не приходит в голову
оценить появление советских самолетов как вестник
неизбежного возмездия.
Вечером того же памятного дня старожилы Льво¬
ва, по выбору приглашенные на торжественное собра¬
ние в здание «Просвиты», получили возможность вто¬
рично лицезреть доктора богословия Ивана Гриньоха.
В полутемных комнатах со скрипучими полами, ту¬
скло освещаемых свечами, бродили приглашенные, не
зная вначале, для чего их собрали. Инициаторы соб¬
рания, вожаки украинских националистов, опаздыва¬
ли. Наконец в зале появился первый оруженосец Сте¬
пана Бандеры, Ярослав Стецько, и тихим, перепуган¬
ным голосом, то и дело заикаясь, зачитал акт о созда¬
нии «украинского государства», провозгласив себя его
премьер-министром. Смешон был этот недоучившийся
гимназист из Тернополя, неизвестно для чего напялив¬
ший в жаркий вечер .военный дождевик с поднятым во¬
ротником, нелепо звучали в его устах слова, произно¬
симые от имени украинского народа...
55
Оратором, выступившим вслед за новоявленным
премьером «самостийной Украины», был Иван Гриньох.
Каким же образом очутился он снова во Львове?
Перед нападением Гитлера на Польшу в 1939 году
Иван Гриньох был уже в составе ближайшего окру¬
жения Шептицкого. Выражаясь языком святоюрских
старожилов, Гриньоха «перенесли» из Галича во
Львов.
Он поселился под боком у Шептицкого, на площа¬
ди Святого Юра, в доме № 5, где проживало все епар¬
хиальное духовенство, обслуживавшее храм святого
Юра.
Иван Гриньох являлся одной из самых значитель¬
ных фигур среди приближенных митрополита. Когда в
апреле 1941 года главарь ОУН Бандера по поручению
абвера-П приступил в Кракове к созданию диверси¬
онно-террористического легиона «Нахтигаль», нацио¬
налист Роман Шухепич через своих родственников,
проживавших тогда во Львове, сообщил об этом,«кня¬
зю церкви» и попросил его откомандировать в легион
одного из самых надежных своих воспитанников. На
такое дело, решил митрополит, надо послать кого-
либо побойчее и посмекалистее из приближенных к
нему лиц. Выбор пал на референта консистории Ивана
Гриньоха.
Гриньох едет в Силезию, в Нойгамер, где в летнем
военном лагере обучают «соловьев» Теодор Оберлен¬
дер, Альфред Херцнер и Роман Шухевич. В подготов¬
ку легиона немедленно включается и новый капеллан.
На полевых богослужениях и в часы отдыха он начи¬
няет мозги волонтеров ненавистью к коммунизму, рас¬
сказывает о том, что «будущая благородная миссия
легиона освящена князем церкви Андреем Шептиц¬
ким», и «соловьи», целуя по очереди евангелие и крест,
клянутся совместно с войсками Адольфа Гитлера яро¬
стно бороться с большевизмом.
...И вот теперь они во Львове.
Даже очень далекий от симпатий к коммунизму
американский историк Даллин в своей книжке «Не¬
мецкое господство в России 1941—1945 гг.» признает:
«Сторонники Бандеры, включая и тех, из легиона «На¬
хтигаль», проявляли большую инициативу, проводили
чистки и погромы».
56
В ночь с 3 на 4 июля 1941 года легионеры «Нахти¬
галь», заранее получив полное отпущение грехов у
своего священнослужителя Гриньоха, участвуют в
запланированной Гансом Кохом и Оберлендером опе¬
рации по уничтожению ученых Львова. После корот¬
кого допроса и побоев ученых и их близких двумя пар¬
тиями ведут на расстрел к ямам, заранее выкопанным
в лощинах близ Вулецкой...
7 июля 1941 года, очистив свои мундиры и сапоги
от пятен крови, забрызгавшей одежду во время Львов¬
ских экзекуций, легионеры «Нахтигаля» вместе с Тео¬
дором Оберлендером и Иваном Гриньохом покидают
Львов и двигаются на восток, к Тернополю. Около
трех часов дня первые машины с изображением силу¬
эта соловья подъезжают к готическому костелу Фар-
ни, и нахтигальцы, узнав, что в городе идет «акция»
по уничтожению еврейского населения, благословлен¬
ные своим капелланом поспешно спрыгивают с ма¬
шин. Они бегут, держа автоматы наперевес, помогать
немецкой «зондеркоманде СС» расправляться с ев¬
реями... Кому не удается получить ценные трофеи из
имущества убитых евреев в Тернополе, те нагоняют
более удачливых коллег в местечке Сатанов, на пути
дальнейшего следования «Нахтигаля», где «соловьи»,
уже самостоятельно, устраивают погром мирного на¬
селения.
Две недели «Нахтигаль» стоит в местечке Юзвин,
близ родины выдающегося русского поэта Некрасова.
Ретивый капеллан вспоминает, что ему надо не толь¬
ко отпускать грехи погромщикам-убийцам, но и, по за¬
данию Шептицкого, нести на Восток слово божье. По
приказу Гриньоха «соловьи» сооружают походный ал¬
тарь и разыскивают у местных старожилов церковные
книги — Ветхий и Новый завет. После этого они сго¬
няют всех юзвинцев на площадь, где сооружен ал¬
тарь.
Гриньох правит службу в честь победы гитлеров¬
ской Германии и потом в своей проповеди призывает
жителей Юзвина всеми силами помогать гитлеров¬
цам.
«Що то воно за птыця? — думали люди,— расска¬
зывал мне старожил Юзвина, вспоминая это богослу¬
57
жение.— Зверху — шби на попа подабяий, а шд риза¬
ми— мундир шмецький. Говорить по-нашему, по-
укра1нськ1, але на голос — без всякого сумшву фа-
ШНСТОВСЬКШ».
Таким остался в памяти юзвинцев «соловей» в су¬
тане, один из униатских разведчиков Шептицкого —
Иван Гринъох, которого отправил митрополит на Во¬
сток...
Когда осенью 1941 года легион «Нахтигаль» вме¬
сте с другим формированием националистов-изменни-
ков — батальоном «Роланд» был преобразован во
Франкфурте-на-Одере в обычный полицейский баталь¬
он для борьбы с партизанами в Белоруссии — «шутц-
маншафт-батальон-201» отец Иван Гринъох вместе
с еще одним из учредителей легиона, Юрием Лопа-
тннским, остались по указанию митрополита в Бер¬
лине.
Шептицкий, понимая, что теория блицкрига, за¬
планированная немецкой военщиной, уже рухнула, ре¬
шил оставить своих доверенных лиц в самом центре
фашистского государства. «Какой смысл,— надо по¬
лагать, думал митрополит,— чтобы такой способный
птенец-богослов, как Гриньох, вылетевший из гнезда
духовной семинарии, бездарно погиб от пули белорус¬
ского партизана?» Его берегут впрок, для будущих
комбинаций, обозначая в «Шематизме греко-католи¬
ческого духовенства Львовской архиепархии» место¬
нахождение Ивана Гриньоха ссылкой: «О. Гриньох
1ван, Др., на ем1грацп...»
Так открывается новая страница в жизни прыткого
богослова. Он не столь глуп, чтобы оставаться на со¬
ветской территории.
Весной 1944 года, когда Советская Армия уже при¬
ближалась ко Львову, Иван Гриньох, поспешно надев
черную сутану, по указанию главаря оуновской служ-.
бы безопасности Миколы Лебедя связался с шефом
СД и представителем абвера Фелем, от которых полут
чил инструкции о действиях в новых условиях под
руководством фашистских карательных и разведыва-
1 Им командовал бывший польский офицер, член ОУН Евген
Побегу щнй.
58
тельных органов. Гриньох установил контакты с поль¬
ским реакционным подпольем и венгерской военной
разведкой и договорился с ними о совместных дейст¬
виях против Советской Армии.
Как известно, все эти переговоры ни к чему не при¬
вели, и весной 1945 года, чтобы спасти свою шкуру,
Гриньох бежит в американскую зову оккупации Гер¬
мании.
В 1949 году по поручению Миколы Лебедя Иван
Гриньох связывается с американским разведчиком
Зйчем и с той поры вместе с Лебедем возглавляет
продолжающиеся и поныне контакты и сотрудниче¬
ство националистического центра в Мюнхене с амери¬
канской разведкой.
Соучастник расстрела львовских ученых обивает
пороги Ватикана, встречается с апостольским визита-
тором униатов в Западной Европе высокопреосвящен¬
ным Киром Бучко, тоже одним из воспитанников
Шептицкого. По его совету Гриньох оседает в Мюн¬
хене, где издается украинская газета «Христианский
голос», и приступает к сотрудничеству в этом фашист¬
ском листке.
Но как ни силился скрыть свое прошлое воспитан¬
ник седого митрополита, люди, порывающие с украин¬
ским национализмом, беспрестанно напоминают о
нем, освещая тот «туманный» период в деятельности
Гриньоха, который Шептицкий обозначил фразой
«находился в эмиграции».
Сброшенный на украинскую землю с американско¬
го самолета в мае 1951 года, арестованный и затем
амнистированный Советской властью бывший главарь
бандеровской службы безопасности за кордоном Ми¬
рон Матвиейко в своем письме, опубликованном впо¬
следствии в советской украинской печати и за рубе¬
жом, заявил: «Я свидетель так называемой «загранич¬
ной политики», то есть агентурных связей Миколы Ле¬
бедя, Ивана Гриньоха с гитлеровским гестапо и румын¬
ско-королевской сигуранцей, с мадьярской и другими
разведками, с помощью которых они пытались связать¬
ся еще тогда с английской «Интеллидженс сервис».
Я подтверждаю сотрудничество Бандеры, Стецька,
Гриньоха, Владимира Стахива, Юрия Лопатинского,
Осипа Васьковича и Тюшки с гитлеровской разведкой
59
до последнего дыхания гитлеровского третьего рейха.
Вы, наверное, помните, уважаемые господа «премьер»
Стецько, «министр» Владимир Стахив и «вице-прези¬
дент» Иван Гриньох, как в то самое время, когда уже
травился доктор Геббельс, вы ехали на машинах не¬
мецкой разведки в обществе представителя абвера
доктора Феля и его помощников в Баварский лес, что¬
бы возглавить там антисоветскую часть организован¬
ной Гиммлером германской партизанской службы
«Вервольф»? Если вы забыли это, господин Стецько,
то я припомню вам, что это именно я, Мирон Матви-
ейко, перевязывал вам раны, которые вы получили от
разрывных пуль во время обстрела немецких ма¬
шин самолетами нынешних ваших американских дру¬
зей...»
Не только пренебрежение гитлеровцев, но и раны,
нанесенные американцами, очень охотно забыли
Стецько и Гриньох, стоило им только осесть в Мюн¬
хене, почуять запах немецких марок, американских
долларов и начать обслуживать шпионскую органи¬
зацию генерала Рейнгарда Гелена и американскую
разведку.
Бывший главарь националистического подполья на
Украине в послевоенные годы под кличками полков¬
ник Коваль, Лемиш, Юрко, Медведь, а на самом
деле Василь Кук в своих открытых письмах, опу¬
бликованных в советской и зарубежной печати, при¬
знавал: «... представители так называемого ЗР УГОР
(Зарубежного руководства «украинской главной осво¬
бодительной рады».— Авт.) в лице Лебедя, Гриньоха,
Ребета и других в мае 1951 года подготовили и посла¬
ли на американском самолете на Украину эмиссара
Охримовича со специальным заданием для ОУН на
Украине».
Как ни наставлял Охримовича доктор богословия
Иван Гриньох, эмиссар довольно быстро попался и
предстал перед советским правосудием. В мае 1954 го¬
да в газетах Украины было опубликовано сообщение,
из которого следовало, что «при изгнании гитлеров¬
цев с территории Украины главари ОУН — Бандера,
Охримович и другие, боясь ответственности за содеян¬
ные преступления, бежали в Западную Германию и,
как показал Охримович, сменив своих хозяев, стали
60
выполнять шпионские задания американской и ан¬
глийской разведок против Украинской ССР. В этих
целях обосновавшись в Мюнхене, они собрали наибо¬
лее отъявленных бандитов из числа оуновцев и дру¬
гих преступных элементов и готовили кадры шпионов
для заброски в Советскую Украину и страны народ¬
ной демократии». Охримович показал, что он также
обучался в одной из специально организованных
шпионско-диверсионных школ в местечке Кауфбей-
рен, близ Мюнхена...
По приговору Военного трибунала Киевского воен¬
ного округа террорист Василь Охримович был рас¬
стрелян. Его смерть оплакивали в Мюнхене другой
попович — вожак террористов Степан Бандера и Иван
Гриньох.
Но Гриньох горевал недолго. В начале пятидеся¬
тых годов, в самый разгар «холодной войны», он во¬
зобновляет свою «педагогическую» деятельность.
Богдан, Орест, Влодко, Семенко, Любко, Иван — вот
клички новой смены убийц и диверсантов. Из люков
американских военных самолетов в порядке трениров¬
ки прыгают и опускаются на баварекую землю канди¬
даты в шпионы, враги Украины. За ними следит че¬
ловек в длинной сутане, с крестом на груди — все тот
же поп, знаток «священного писания» Иван Гриньох.
Заповедь «не убий» отнюдь не мешала ему участво¬
вать в обучении шпионскому ремеслу террористов,
последователей «Нахтигаля». Иван Гриньох прини¬
мает участие в обсуждении «деловых» качеств каждо¬
го из обучаемых. Он рекомендует американцам особое
внимание обратить на Юрия Стефюка — Ивана. Этот
оуновец с лета 1944 года по 1947 год был в боевиках
у главарей бандитских шаек Рена, Дидика, Бродича,
которые разбойничали на территории Польши, близ
Санока. Он участвовал в налетах на польский город
Балигрод, на село Лупков. Такой националист, как
Юрий Стефюк, набивший руку на грабежах и убий¬
ствах, по мнению Гриньоха, заслуживает особого за¬
дания. Ему поручают разведать расположение совет¬
ских военных гарнизонов в Станиславской и Черни¬
говской областях, подыскать такие пункты в Карпа¬
тах, куда в случае войны можно -было бы сбрасывать
военные десанты и оружие. Стефюку приказывают
61
передать по радио в Мюнхен все подробности о
военных аэродромах и радарных установках в Кар¬
патах.
...Их сбросили с американского самолета над тер¬
риторией Львовщины, вблизи Борок Яновских, и еще
до того, как ноги падающих с небес «ангелов» косну¬
лись росистой травы, чабаны, которые пасли скот на
горном, покрытом редким лесом пастбище, замети¬
ли их.
Чабаны обезоружили и связали всех «ночных
птиц» — парашютистов.
— Люди добрые, що вы робыте?—упрашивал их
Влодко.— Мы же спасать вас прилетели, на связь с
подпольем. Развяжите нас!
— Мовчи, гнида закордонная! — крикнул пожилой
усатый чабан, потуже закручивая ему руки за спи¬
ной.— Мы сами себя спасли, а ваше «подполье» давно
уже исчезло на Украине, и могилы последних поби¬
тых бандеров чертополохом поросли...
В сентябре 1961 года, уже после отбытия заключе¬
ния, Юрий Стефюк рассказал на страницах газеты
«В}ст1 з Украши» об этой первой своей встрече с про¬
стыми украинскими тружениками: «Сколько мы с
Орестом ни твердили этим людям, что мы поможем
им освободиться и что мы прибыли в подполье, все это
только вызывало у них смех и удивление нашей наив¬
ности и незнанию действительного положения на Ук¬
раине. Именно эти чабаны и рабочие леспромхоза —
первые из украинцев на родной земле открывали нам
глаза на то, во что нам было трудно поверить: укра¬
инский народ давно уже покончил с подпольем, кото¬
рое стояло на его пути к мирному, спокойному тру¬
ду...»
В 1962 году в Мюнхене на средства, полученные
от американцев, Гриньох выпустил книжку «Слуга
божий Андрей—благовестник единения», являющую¬
ся еще одной попыткой зарубежных националистов
реабилитировать львовского митрополита графа Анд¬
рея Шептицкого, который 1 июля 1941 года в капи¬
туле на Святоюрской горе подписал и опубликовал
пастырский лист с примечательным,заявлением: «По¬
бедоносную немецкую армию приветствуем, как осво¬
бодительницу от врага. Установленной власти гаран¬
62
тируем нужное послушание. Признаем главой крае¬
вого управления западных областей Украины пана
Ярослава Стецько».
Нет ничего удивительного в том, что Гриньох тща¬
тельно прячет собственные связи с фашистами и обе¬
ляет своего высокого шефа. Книга была написана
Гриньохом в минуты, свободные от другой деятель¬
ности на благо «самостийной Украины».
С 1959 года, почти двадцать лет, Гриньох живет в
Риме. Он часто улетает в далекие края. Побывал в
Соединенных Штатах Америки. Принимал участие в
работах съезда так называемого «украинского кон-
грессового комитета», возглавляемого таким же, как
он сам, украинским фашистом — Львом Добрянским.
Руководители американской «информационной служ¬
бы» охотно разрешили униату Гриньоху несколько раз
выступить по радио и телевидению с докладами о том,
как вели себя бандеровцы на Украине. После таких
передач его очень охотно принимали у себя реакцион¬
ный писатель и журналист Джеймс Бернхем и редак¬
торы газетного агентства Нью-Йорк Таймс. Страсть
к наживе, любовь к американским долларам привели
алчного попика даже в Пентагон. Он хотел выяснить
у воинственных американских генералов, захочет ли
Пентагон в будущей войне создавать «национальные
армии», подобно тому как гитлеровский абвер создал
украинский батальон «Нахтигаль», в котором прохо¬
дил Гриньох свою первую бандитскую практику.
После беседы Гриньох оставил в Пентагоне меморан¬
дум националистического центра в Мюнхене, все со¬
держание которого можно изложить в двух словах:
«рады стараться».
Вслед за посещением Пентагона — поездка в Ка¬
наду. Гриньох заседает в президиуме съезда профа¬
шистского «комитета украинцев Канады». Гриньоха
видят во Франции, в Италии, он посещает Англию, за¬
бирается даже в Австралию и страны Южной Аме¬
рики, посещает Азию и Африку. На разных конти¬
нентах земного шара пытаются посеять ядовитые
семена украинского национализма эмиссары, подоб¬
ные Гриньоху, вооруженные крестом и пистолетом.
Пытаются они забросить эти семена и в нашу страну.
Они, эти зловещие птицы из царства мрака, и по се¬
63
годняшний день продолжают ткать паутину лжи, об¬
мана, новых провокаций, успешно соединяя в одном
лице служение господу богу и мамоне {.
И пока хорохорятся там, в своих тайных гнездах,
эти недобитые «ночные птицы» — «соловьи» дальнего
действия, мы, советские люди, должны отлично знать
их повадки, чтобы не допустить нарушения ими наших
священных границ...
1 Мамона — дух стяжательства, деньги.
64
ПО СЛЕДАМ
ПРОПАВШИХ
ГАРНИЗОНОВ
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Михаил Светлов.
«Итальянец»
Книга из Венеции
Первый пассажирский самолет, открывающий ли¬
нию Москва — Львов, доставляет нас в только что ос¬
вобожденный город. На ближних подходах ко Львову
появляются в небе два «мессершмитта», и нам прихо¬
дится «подползать» к аэродрому почти на уровне ма¬
кушки Высокого Замка.
С разбитого, изуродованного аэродрома добираем¬
ся в город пешком. Улицы засыпаны битым оконным
стеклом, повсюду свисают рассеченные осколками
трамвайные провода, чернеют на перекрестках вплав¬
ленные в асфальт, подбитые, обгорелые танки с не¬
мецкими крестами. И необычная для довоенного Льво¬
ва пустота на улицах. А когда всходит полная луна,
озаряя своим призрачным светом памятник Адаму
Мицкевичу и заглядывая в глазницы разбитых окон,
город совершенно затихает. Только изредка гулко сту¬
чат по тротуарам шаги комендантских патрулей, обхо¬
дящих улицы, из которых всего три дня назад выбиты
гитлеровцы.
На следующий день иду становиться на учет в от¬
деление Союза советских писателей. Помню, что до
войны оно помещалось в бывшем особняке графа Вель¬
ского по улице Коперника. Память еще сохранила
оживление, которое царило тогда в этом небольшом
здании с колоннами: украинские, польские, еврейские,
русские, венгерские и чешские литераторы приобща¬
лись здесь к большому интернациональному опыту со-
5 В. П. Беляев
65
ветской литературы, дискутировали, обсуждали вза¬
имные переводы.
...В доме с колоннами удивительно тихо. Ни души.
Ветер гонит по запыленным полам обрывки немецких
и венгерских газет, на стенах — оспины от пуль, порт¬
рет пучеглазого Гитлера в большом зале.
На одном из подоконников лежит книжка.
Беру ее в руки.
Знакомый портрет великого писателя Италии Кар¬
ло Гольдони с пышными подвитыми волосами и назва¬
ние книжки — «Венеция нель канто де суои поэти» —
вместе с выходными данными помогают при полном
незнании итальянского языка сообразить, что я стал
обладателем антологии поэтов Венеции, выпущенной
в 1925 году в Милане издателем Фрателли Тревесом.
Какой мечтатель, любитель прекрасного читал, пе¬
речитывал и даже штудировал эту книгу в залитом
кровью Львове в страшное время войны? Это остава¬
лось тайной. Но то, что книга изучалась очень тща¬
тельно, притом знатоком итальянской поэзии/ в этом
не было никакого сомнения. Повсюду на полях книги
были сделаны пометки и переписаны наново целые
строфы. Прикосновения остро отточенного карандаша
корректировали и изменили текст венецианских кан¬
цон
Только значительно позже, с помощью уроженцев
Италии, я узнал, в чем дело. Неизвестный владелец
книги переводил на досуге целые строфы и стихотворе¬
ния с венецианского диалекта на общепринятый язык
Италии. Но в тот день, 2 августа 1944 года, оставаясь
в полном неведении относительно пометок, сделанных
в тексте книги, я отнес мою находку домой и отпра¬
вился разыскивать областной комитет партии. Так как
нынешнее его здание на Советской улице было еще за¬
минировано, обком помещался в небольшом домике
на тупиковой Рыбацкой улице. У его подъезда стояло
несколько открытых военных «газиков». Когда я спро¬
сил у часового, как попасть на прием к секретарю об¬
кома партии, часовой сказал:
— Да вон он, секретарь!
По лестнице быстро спускался вниз худощавый
1 Канцона — песня (итал.).
66
смуглый человек в генеральской форме. Когда он вы¬
шел на улицу, я представился и показал свои команди¬
ровочные документы.
— Литератор? Очень хорошо! — бросил на ходу
секретарь.— Я бы поговорил с вами подробнее, но не
могу. В Перемышлянах появилась банда. Еду туда.
Оформляйтесь на учет и найдите представителя Чрез¬
вычайной следственной комиссии. Им нужен человек,
который помог бы литературно оформить материалы о
гитлеровских злодеяниях. Скажите, что я вас послал.
А потом поговорим основательно.
С этими словами секретарь обкома вскочил в от¬
крытую машину, шофер нажал педали, и машина вы¬
рвалась на соседнюю улицу Кохановского. Вдогонку
помчался второй «газик» с автоматчиками в запылен¬
ных гимнастерках.
Для меня эта встреча завершилась первым партий¬
ным поручением, полученным на освобожденной львов-
ской земле.
...И блокадная зима, пережитая в осажденном Ле¬
нинграде, и жестокие бомбежки Мурманска, и поведе¬
ние гитлеровцев на арктическом театре войны, где я
побывал в качестве корреспондента Советского ин¬
формбюро, уже в достаточной степени помогли пред¬
ставить по личным, непосредственным впечатлениям,
что такое фашизм в действии. Но то, что довелось уви¬
деть в городах и селах западных областей Украины,
превзошло все виденное раньше. Сотни свидетельских
показаний вели к множеству безымянных могил, в ко-,
торых покоились мирные люди, убитые гитлеровцами.
Серебристый пепел на склонах «долины смерти» за
Яновским лагерем подтверждал слышанные ранее рас¬
сказы нескольких участников «бригады смерти», соз¬
данной гитлеровцами из последних узников Львовско¬
го гетто, о том, как они сжигали по приказу немцев
останки расстрелянных во Львове.
И вот однажды мы услышали рассказ о том, что
среди людей, расстрелянных гитлеровцами во Львове,
были и итальянцы. Вначале рассказ показался неправ¬
доподобным. С какой стати надо было гитлеровцам
расстреливать своих тогдашних союзников, подданных
одной из стран «оси»? Но постепенно рассказ первого
свидетеля обрастал новыми подробностями, и наконец
67
нам удалось разыскать человека, который не только
сообщил много нового о трагедии итальянцев во Льво¬
ве, но даже назвал по фамилиям известных ему уро¬
женцев Италии, нашедших свою смерть в глубоком
песчаном овраге на окраине Львова — в Лычакове.
После падения Муссолини
Молодая львовянка Нина Петрушковна в годы ок¬
купации поступила работать в команду тыла итальян¬
ского гарнизона «Ретрово Италиано», которая дисло¬
цировалась тогда во Львове. Львов был значительным
транзитным пунктом на пути из Италии на Восточный
фронт, через который перебрасывались военные соеди¬
нения итальянцев с берегов Средиземного моря к
Волге.
Летом 1943 года на площади за Львовским опер¬
ным театром стояла лагерем моторизованная дивизия
итальянской армии и другие крупные соединения
итальянцев. Вследствие высадки англо-американских
войск на Сицилии, капитуляции маршала Бадольо и
первых попыток вывести Италию из войны положение
итальянцев, находившихся во Львове, резко измени¬
лось.
— После того как пал режим Муссолини,— рас¬
сказала Нина Петрушковна,— гитлеровские власти
предложили итальянским солдатам и офицерам, нахо¬
дящимся во Львове, присягнуть на верность гитлеров¬
ской Германии и продолжать войну против Советского
Союза. Большинство итальянцев отказалось это сде¬
лать. Они категорически потребовали, чтобы их немед¬
ленно отправили на родину. Тогда всех, кто отказался
от присяги, гитлеровцы забрали. Так было арестовано
свыше двух тысяч итальянцев. Всех их гитлеровцы
расстреляли. Среди казненных было пять генералов и
сорок пять офицеров итальянской армии, которых я
знала лично...
Приблизительно в те самые осенние дни 1944 года,
когда мы опрашивали многих свидетелей гитлеровских
злодеяний, документировали их показания и заносили
в сводный акт Чрезвычайной комиссии (куда были
включены и приведенные выше, но значительно более
68
полные показания Нины Петрушковны), в кооператив¬
ной артели ночных сторожей «Чувай» нам рассказали,
что один человек знает точно место, где гитлеровцы
закопали не сгоревшие в огне пуговицы от военных
мундиров убитых итальянцев.
Мы начали розыски этого ценного свидетеля, но
оказалось, что незадолго до вступления во Львов Со¬
ветской Армии он был арестован СД и вывезен в Гер¬
манию. След его потерялся...
Сообщение Чрезвычайной комиссии по установле¬
нию и расследованию злодеяний немецко-фашистских
захватчиков на территории Львовской области было
опубликовано на страницах «Известий», «Правды» и
многих других советских газет 23 декабря 1944 года.
Оно передавалось по советскому радио на многих язы¬
ках. Это сообщение стало одним из важных материа¬
лов обвинения советской стороной гитлеровских запра¬
вил на известном процессе в Нюрнберге.
В сообщении не только было рассказано о том, как
коварно расправились гитлеровцы со своими итальян¬
скими союзниками во Львове, но также были приве¬
дены многие факты уничтожения французских военно¬
пленных во львовской цитадели, в лагере города Рава-
Русская и других лагерях смерти.
Нам, причастным к составлению этого акта, а так¬
же людям, которые старались своими статьями в пе¬
чати информировать общественность о действиях гит¬
леровцев во Львове, казалось тогда и после вполне ло¬
гичным, что правительства стран, чьи граждане унич¬
тожены во Львове, обстоятельно изучат причины их
гибели, сделают по этим фактам выводы о том, что
принес фашизм Италии и Франции, и расскажут своим
народам о печальных и поучительных событиях.
Новые свидетели
Правда о гибели тысяч итальянцев, расстрелянных
гитлеровскими пулями, невыгодна нынешним адвока¬
там фашизма, но благодаря усилиям прогрессивны;'
представителей интеллигенции, деятелей культуры она
стала достоянием мировой общественности. Со време¬
нем она прорвалась и на экраны мирового кино в сов¬
69
местном итальяно-советском фильме «Они шли на Во¬
сток», который поставил по сценарию С. С. Смир¬
нова известный итальянский режиссер Джузеппе Де
Сантис.
Но тогда, до появления этого фильма, до этой прав¬
ды надо было еще докапываться...
И совместное советско-итальянское коммюнике,
опубликованное 20 сентября 1959 года в печати, об
обмене информацией относительно итальянцев, про¬
павших на советской земле в дни войны, и судьбах со¬
ветских людей, погибших, возможно, в Италии, снова
заставило нас обратиться к тому, что узнали мы о
судьбе итальянцев во Львове осенью 1944 года.
Образ многих итальянских матерей, и поныне нося¬
щих траур по своим близким, стоит у меня перед гла¬
зами. Ради них мы и старались восстановить более
полную картину гибели итальянского гарнизона во
Львове.
Зная о том, что немало возможных очевидцев и
свидетелей исчезновения итальянского гарнизона во
Львове находится сейчас в Польше, я обратился к сво¬
им коллегам, польским журналистам и литераторам,
с просьбой помочь мне разыскать этих свидетелей.
И вскоре пошел поток писем от наших польских дру¬
зей, от людей различных профессий и возрастов.
Писатель Мечислав Френкель, автор вышедшей в
Польше интересной книги «То есть мордерство», по¬
вествующей о судьбе мирного населения Львова в годы
гитлеровской оккупации, прислал мне из города Заб-
же письмо, в котором сказано: «Знавал я во Львове
одного итальянского солдата. Познакомились мы с ним
в Стрийском парке. С чисто итальянской грацией но¬
сил он на голове какую-то шапочку, с которой в каче¬
стве украшения свисал шнурок с кисточкой на конце.
Помню иронические улыбки, вызываемые этой шапоч¬
кой у проходивших мимо нас представителей «херрен-
фолька» *. Всем своим видом являл он резкий конт¬
раст вымуштрованным «товарищам по оружию» — гит¬
леровцам. Ходил распоясанным, летними вечерами ку¬
тался в широкий плащ, будто вечно зяб. Ненавидел
гитлеровцев... Местом его постоя была итальянская
1 Херренфольк — презрит.— господа, баре (нем.).
70
комендатура в небольшом дворце Шептицких по Зеле¬
ной улице. Мы с ним сговаривались и несколько раз
встречались неподалеку от этих казарм под итальян¬
ской трехцветкой.
Однажды летом 1943 года, выйдя из дому в услов¬
ленный час навстречу итальянцу, я дошел до самого
дворца и увидел: флага не было и в помине, курдонер
с невыполотым палисадником напоминал дворик поки¬
нутой усадьбы, ограда лежала поваленной... «Сданы в
утиль!» — шепнул мне какой-то прохожий, должно
быть из живущих по соседству, и исчез. Вот все, что я
знаю о них. Мой знакомый был родом из Кремоны,
страстно любил стихи Леопарди и ненавидел гитлеров¬
цев и войну».
Инженер Владислав Солек из Вроцлава написал:
«...прекрасно помню дом, находившийся на Зеленой, и
бывший дворец графа Вельского по улице Коперни¬
ка, 15, несколько отступающий вглубь от линии домов;
перед фасадом его тянулась высокая каменная ограда
с воротами кованого железа. Итальянцы, заключенные
в этих домах, сперва еще пользовались относительной
свободой. Нередко наблюдал я сценки «натурального
обмена»: итальянские солдаты отдавали вещевые меш¬
ки, сумки и прочее добро за продукты питания. Но
ярче всего запечатлелась в моей памяти сцена, разыг¬
равшаяся на Жовковской улице. Точной даты не пом¬
ню, помню только, что происходило это в 1943 году
и что стояла прекрасная погода. Идя по Жовковской
улице мимо фабрики Бачевского, направляясь в сто¬
рону города, я заметил издали приближающуюся на¬
встречу воинскую часть. Решил сперва, что это немцы.
Трамвайное движение было приостановлено, надо
было идти пешком. Когда я находился подле мельницы
Тома, расстояние между мной и марширующей колон¬
ной было уже невеликой и я разглядел, что это не нем¬
цы, а итальянские солдаты и офицеры. Направлялись
они в сторону Жовковской заставы. В первых рядах
шли высшие офицеры с золотыми знаками различия
на головных уборах и на плечах. В самом первом ряду
я определенно различил двух офицеров в мундирах ад¬
миралов военно-морского флота.
Итальянцы были очень печальны, глаза их выража¬
ли страдание. Однако держались они прямо и шли раз¬
71
меренным шагом, неся в руках чемоданчики или скат¬
ки. Колонну окружали вооруженные автоматами эсэ¬
совцы. Тротуары по обеим сторонам улицы были почти
пусты. Но из ворот домов выбегали женщины и мужчи¬
ны, бросали итальянцам хлеб. Если итальянцу удава¬
лось поймать хлеб на лету, гитлеровцы не били его. Но
порой хлеб падал на мостовую, и подымать его броса¬
лось по нескольку человек. Тогда гитлеровцы избивали
этих несчастных и не только не позволяли им поднять
хлеб, но<приказывали оставлять на месте их собствен¬
ные пожитки. Итальянцы, видимо, были очень го¬
лодны...
Не знаю, что происходило Дальше,— в тех условиях
наблюдать было трудно. Думаю, что гитлеровцы отве¬
ли итальянцев на железнодорожную платформу, кото¬
рая находилась у моста на Знесенье, и там погрузили
в вагоны...»
«Долина смерти»
Рассказ инженера Солека совпадает со многими
устными свидетельствами львовян о том, что часть
итальянского гарнизона эсэсовцы провели средь бела
дня по тогдашней Жовковской улице (теперь улица
Богдана Хмельницкого) в направлении к городу Рава-
Русская, где находился лагерь смерти для советских,
французских военнопленных и итальянских солдат. Ка¬
ковы были условия жизни заключенных в этом лагере,
можно прочесть в сообщении Чрезвычайной следствен¬
ной комиссии. Что же касается двух итальянских адми¬
ралов, которых, судя по его письму, видел Владислав
Солек, то здесь он мог допустить ошибку и спутать
пышную униформу сухопутных итальянских генералов
или высших офицеров частей берсальеров с формой
офицеров и адмиралов итальянского флота.
В 1943 году Сатурнину Струпчевскому, тогда про¬
живавшему во Львове, было тринадцать лет, но он хо¬
рошо запомнил многие события времен оккупации.
Струпчевский прислал из Варшавы письмо, в котором
сказано: «Вблизи костела Марии-Магдалины во Льво¬
ве находился дворец графа Вельского, занятый значи¬
тельной воинской частью итальянцев. Помню, как-то
летом, было тогда очень жарко, гитлеровцы привезли
72
туда большое количество итальянских солдат и офице¬
ров, без оружия, вероятно уже интернированных. Они
расположились и перед соседней тюрьмой, что на углу
улиц Коперника и Льва Сапеги. Их почти не стерегли,
люди давали им воду, хлеб и еду. Итальянцы говори¬
ли, что война кончилась и они едут домой. Через не¬
сколько дней разнеслась по городу весть, что все они
расстреляны в этой тюрьме.
Несколько позже я был на Яновском кладбище, рас¬
положенном на большом холме. Метрах в пятистах ле¬
вее находился Яновский концентрационный лагерь.
А между лагерем и кладбищем были огромные ямы,
оставшиеся, кажется, от кирпичного завода. Туда-то
гитлеровцы привезли большую группу итальянцев и
расстреляли их из пулемета. Я видел это с высокого
обрыва. По краю этого обрыва ходили охранники ла¬
геря в черных мундирах. Но то были не немцы, а вла¬
совцы. Затем тела в тех ямах были облиты чем-то и
подожжены, должно быть бензином, так как пламя бы¬
ло очень высоким, а дым — черным...»
По-видимому, гибель именно этой части итальянцев
видел одновременно с Сатурнином Струпчевским и же¬
лезнодорожник В. Сперчак: «Будучи осенью 1943 года
во Львове, я повстречал однажды в полуденную пору
против казарм на Городецкой большие группы италь¬
янских солдат, конвоируемых гитлеровцами. В группах
было по двести человек. В рядах шли не только воен¬
ные: там находились и люди, принадлежавшие к духо¬
венству, с крестами на груди. Я заинтересовался, куда
ведут их, и пошел за ними. Их повели в лагерь в конце
Яновской улицы, неподалеку от железнодорожной ко¬
леи, ведущей к станции Подзамче. Если смотреть туда
с железнодорожных путей, то лагерь этот выглядел
так: за строениями лагеря два холма рядом, между ни¬
ми глубокий овраг, на дне его — пылающий огонь. Над
оврагом, у подножия холмов, была проложена деревян¬
ная кладка. На кладку гнали людей, стреляли сзади им
в головы, и люди падали в огонь. Я бывший железнодо¬
рожник, начальник поезда. Мой поезд нередко остана¬
вливался перед промежуточным семафором, находя¬
щимся напротив того места, где совершались казни...»
Это свидетельство полностью совпадает со всем тем,
что нам рассказывали многие очевидцы о Яновском ла¬
73
гере смерти после освобождения города. Когда количе¬
ство жертв, уничтоженных между двумя холмами, было
слишком велико, кровь просачивалась из оврага нару¬
жу и текла ручейками по железнодорожному полотну.
Чтобы это страшное зрелище не было видно пассажи¬
рам проезжающих мимо поездов, гитлеровцы сооруди¬
ли особую запруду, не выпускающую кровь со дна ов¬
рага...
Обследовав территорию Яновского лагеря осенью
1944 года, мы записали в акте Комиссии по установле¬
нию и расследованию злодеяний немецко-фашистских
захватчиков в городе Львове следующее: «На террито¬
рии Яновского лагеря и в его окрестностях комиссией
обнаружены более чем в 60 местах закопанный пепел
и перемолотые кости.
В одном из оврагов, названном «долина смерти»,
обнаружено несколько ям, из которых извлечено боль¬
шое количество частей человеческих скелетов: ребра,
черепа, стопы ног и много длинных женских волос, а
также предметов личного обихода — расчески, ложки,
очки и другие».
Возможно, часть останков принадлежала сыновьям
солнечной Италии, уничтоженным в «долине смерти»...
Путь на «Пясковню»...
А вот свидетельство бывшего преподавателя мате¬
матики Северьяна Ясеницкого: «...посещая в годы гит¬
леровской оккупации одного своего знакомого, прожи¬
вающего в районе Лычаковской улицы (теперь улица
Ленина), я довольно часто проходил по ее начальному
отрезку. И там нередко мне доводилось видеть страш¬
ную картину. Проезжает немецкая машина, в ней си¬
дят люди, повернутые спиной к направлению движения,
а над ними, держа на изготовку автоматы или ружья с
примкнутыми штыками, стоят гитлеровцы. Когда же
по городу разнеслась весть, передаваемая друг другу
шепотом, о том, что Италия вышла из военного союза с
Германией, сидящими в таких грузовиках оказались
итальянцы. Ошибка исключается: я хорошо знал и раз¬
личал немецкие и итальянские военные мундиры. Сто¬
ило подождать некоторое время на улице, и можно бы¬
74
ло увидеть эти же машины, возвращающиеся в город с
наваленными в их кузовы итальянскими мундирами.
И прохожие говорили: «Расстреляли да еще прусской
экономии ради мундиры поснимали, а расстрелянных
в могилы голыми побросали». Знакомые, которым я
рассказывал о виденном, уже знали о расстрелах
итальянцев и говорили мне, что на «Пясковню» италь¬
янцев отводят целыми воинскими частями под конвоем,
а тех из них, что кажутся гитлеровцам наиболее опас¬
ными, возят на грузовиках, наставив на них дула авто¬
матов.
Львовяне говорили, что итальянские солдаты и офи¬
церы заявили гитлеровскому командованию: мы, мол,
итальянские подданные и не можем продолжать вое¬
вать, не имея на то приказа своего правительства. За
это гитлеровцы и расстреливали их...»
Все совпадает
Никак не могу предположить, что польская граж¬
данка Софья Литвинова могла быть знакома с инже¬
нером Владиславом Солеком. Но посмотрите, как сов¬
падают с его свидетельством ее слова: «Я жила во
Львове по улице Святой Кинги, 26, квартира 4, и мне
ближе всего было ходить за покупками на площадь
близ водочной фабрики Бачевского. Не помню, в ка¬
ком это было месяце, в конце августа или в сентябре
1943 года, но зато запомнился мне тот ужасный день,
когда гитлеровцы пригнали с Жовковской улицы через
ярмарочную площадь на железнодорожные пути близ
моста множество итальянских пленных. Это были не
люди, а тени, едва двигавшиеся под ударами плеток из
колючей проволоки и пинками прусских сапог. Мы бро¬
сали им еду. Порой она падала в грязь, но, несмотря
на это, они подымали съестное из-под ног и жадно под¬
носили его ко рту. На железнодорожных путях подле
моста стояли вагоны. Итальянцев загоняли туда, как
скотину, предназначенную на убой. Многих из них уби¬
ли на месте. Живые были вывезены за пределы Львова
и там убиты. Об этом мне известно от матери моего му¬
жа, работавшей тогда на станции Львов-Подзамче. Ее
нет уже в живых, а она могла бы сообщить многое...»
75
Кровь на камнях
Игнаций Бидзинский, наш польский друг, написал:
«...итальянских солдат я увидел впервые, когда их вели
с железнодорожной станции по Казимировской улице
(теперь Чапаева. Имеется в виду главная железнодо¬
рожная станция Львова.— В. 5.), а во второй раз —
когда их вели по Замарстыновской, вероятно на пред¬
местье Голоско. Много позже, снимая показания газо¬
вых счетчиков на Лычаковской улице, я из окна треть¬
его этажа одного из домов имел возможность видеть,
как немецкие грузовые автомобили перевозили тела
убитых итальянских солдат в направлении Лычаков¬
ской заставы. Стоя за занавеской, я на протяжении
тридцати минут насчитал шесть автомашин с кузовами,
прикрытыми брезентом. На одной из машин от ветра
брезент завернулся и позволял видеть сверху тела уби¬
тых итальянцев в мундирах и ботинках. Хозяйка квар¬
тиры, в которой я был, рассказала мне, что еще с утра
гитлеровцы расстреливают итальянцев в тюрьме, что
на углу улиц Льва Сапеги и Коперника, а потом выво¬
зят тела убитых на «Пясковню» за Лычаковом. Как бы
подтверждая ее рассказ, из автомашин, в которых вез¬
ли тела убитых, текла кровь, на мостовой оставались
небольшие пятна крови. Я хотел удостовериться сам,
откуда везут тела убитых, и сел в трамвай, идущий на
улицу Сапеги, где находилась тюрьма. Нервы мои, и
без того натянутые, не выдержали, когда трамвай оста¬
новился на улице Словацкого и бандиты СС и СД ста¬
ли проверять документы пассажиров. Я выскочил с пе¬
редней площадки, показав им аусвайс1 Второго газо¬
вого завода и картотеку клиентов, и меня пропустили.
Мне сейчас стыдно, но тогда у меня не хватило смело¬
сти дойти пешком до тюрьмы... На другой день я закон¬
чил проверку счетчиков по Лычаковской улице и разго¬
варивал о трагедии итальянцев с некоторыми жителями
этой улицы. Они утверждали, что тела убитых жгут на
«Пясковне»...»
Пишет Анна Ковальчик: «...началось это, должно
быть, с какого-то обмана, так как я видела, что италь¬
янцы шли по улицам Львова с гитарами, улыбающиеся,
1 Аусвайс — личный документ (нем.).
76
напевающие. Если бы они знали, что идут на смерть,
то, конечно, не веселились бы: они явно были обмануты
гитлеровскими палачами. Это преступление гитлеров¬
цы совершили поодаль Лычакова, в небольшом лесу.
Едва фашисты завели их в Лычаковский (Лисениц-
кий.— В. Б.) лес и там приказали копать рвы в балке
посредине левой стороны леса, как одному из пленни¬
ков удалось бежать. Я как сегодня помню, как италь¬
янец вбежал нагим к моей тете, которая жила в том
самом лесу, в домике с верандой. Был этот итальянец
еще молодой, небритый. Тетя дала ему одежду и веле¬
ла спрятаться на чердаке. Но гитлеровцы начали поис¬
ки, а у него не выдержали нервы, в какой-то момент он
вышел из своего укрытия и бросился бежать. Тогда его
убили. Тело итальянца фашисты забрали в лес. Потом
они никого не пускали на территорию леса. Не под¬
пускали и к дому моей тети (тетю из дома выгнали),
потому что соорудили на кухне большой котел и что-то
там в течение некоторого времени варили. Все говори¬
ли, что мыло, но наверняка утверждать нельзя. Затем
они убрались оттуда, тогда мы и увидели этот котел.
А на месте, где был выкопан ров, фашисты посадили
деревца. Очевидно, затем, чтобы замести следы, пото¬
му что там, как поговаривали тогда, были убиты не
только итальянцы,— палачи хозяйничали там более
двух месяцев. Умей я чертить, я начертила бы террито¬
рию, на которой орудовали тогда фашисты...»
Томаш Яворек рассказывает: «Однажды я ехал по
Яновской улице за мукой на мельницу. Когда возвра¬
щался по той же Яновской, то встретил группу плен¬
ных, которых гитлеровцы под сильной охраной вели по¬
средине улицы. Я заинтересовался, что это за пленные,
потому что они были одеты довольно разношерстно, и
вдруг услышал итальянскую речь. Меня удивило: от¬
куда во Львове пленные итальянцы?.. Шел за ними.
С Яновской улицы они свернули на Браеровскую, за¬
тем прошли мимо университета к цитадели, куда и во¬
шли. Тогда я возвратился домой, все думая, откуда у
немцев пленники из Италии и как бы о них разузнать
подробнее. Во время первой мировой войны я был на
итальянском фронте и там имел приятеля родом из
Вены. И вот в эту войну пришли ко мне трое немцев.
Спрашивали обо мне. Вышла моя дочка и узнала одно¬
77
го из них — «Львовского фольксдейче» *. Он сказал, что
привел сына моего венского приятеля. Действительно,
с ним оказался сын моего старого коллеги с итальян¬
ского фронта. Он мне представился и сообщил, что
отец велел ему разыскать меня. Сам он был во Львове
комиссаром уголовной полиции. Он помнил меня еще
с детства. Бывая у них дома в Вене, я всегда ему что-
либо приносил. Он проникся таким доверием ко мне,
что верил каждому моему слову и очень помогал мне в
разных делах. Вот я и поинтересовался относительно
этих пленных: что делают здесь итальянцы? И попро¬
сил сына приятеля узнать, в чем здесь дело. Примерно
через неделю он пришел к нам и рассказал о них. Это
были итальянские солдаты, которые отказались пови¬
новаться гитлеровцам. Какова будет их дальнейшая
судьба, он обещал узнать. Я ждал. Через несколько
дней он снова пришел ко мне и по секрету сообщил, что
итальянцев вывезли за Львов и там расстреляли...»
Выстрелами в затылок
«Когда итальянская армия не пожелала воевать
на стороне Германии,— подтверждает Адольф Кунц,—
гестапо начало аресты солдат и офицеров итальянских
частей. То ли комендатура, то ли штаб итальянских
войск помещался во Львове на улице Коперника. Но
немцы привозили итальянцев также и из других мест.
Эти солдаты ехали уже как пленные, отдавая себе от¬
чет в том, что их везут на казнь.
Место расстрела этих людей находилось метрах в
четырехстах — пятистах от моего дома, так что все бы¬
ло видно из окна. Место казни гитлеровцы устроили
на окраине Львова, за Лычаковом, в Лисеницах,— там
был песчаный карьер, окруженный лесом. В этом карь¬
ере уже нашли свою смерть много евреев, поляков и,
наконец, итальянских подданных. За день до того, как
должна была происходить казнь, туда приезжали офи¬
церы гестапо и указывали место, где евреи должны
были копать ямы. Таких ям, размером приблизительно
двадцать квадратных метров, было несколько. А на
1 Фольксдейче — при фашизме так называли немцев, прожи¬
вающих не на территории Германии (нем.).
78
следующий день рано поутру несколько больших гру¬
зовиков привозили людей на казнь. Как-то я вышел
на улицу и увидел машины, набитые людьми, сидев¬
шими в кузовах, низко опустив головы. Кузова грузо¬
виков были накрыты брезентом. Тыльная часть оста¬
валась открытой, там находились вооруженные гитле¬
ровцы.
Летом 1943 года я увидел, как в нескольких авто¬
машинах подвозили итальянских солдат. Они были
одеты в мундиры пепельно-голубого цвета и либо ле¬
жали в машинах, либо сидели; руки их были заложе¬
ны за шею. С пригорка, на котором я жил, открывался
широкий вид, и я видел расстрелы людей, в том числе
итальянских пленных.
Казнь происходила таким образом: десять — пят¬
надцать человек подходили к выкопанной яме уже без
одежды, становились на колени, заложив руки за го¬
лову, и их убивали выстрелами в затылок. Когда тела
сваливались в яму, подходила очередная группа обре¬
ченных. Место это было окружено эсэсовцами и по¬
лицией. Потом из моего дома стало хуже видно, пото¬
му что место казни перенесли дальше. Однажды я
тайком пробрался в лес и, взобравшись на дерево, хо¬
тел сделать фотоснимок. Это мне не удалось, так как
гестаповец заметил меня на дереве и стал стрелять.
Я соскочил с дерева и убежал под выстрелами...»
Дым за Лычаковом
Когда гитлеровцы бежали с Украины, они, стре¬
мясь замести следы и скрыть свои чудовищные пре¬
ступления, заставили заключенных концлагерей вы¬
капывать трупы. Укладывали большими штабелями
дрова, на них клали тела убитых, поливали нефтью и
поджигали. В облаках густого черного дыма днем н
ночью горели зловещие костры...
Все приведенные письменные утверждения о том,
что гитлеровцы уничтожили значительную часть
Итальянского гарнизона на территории, расположен¬
ной слева от Лычаковской улицы, там, где находится
«Пясковня», за которой начинается Лисеницкий лес,
идущий к Чертовской скале, полностью совпадают с
79
показанием, которое дал осенью 1944 года Чрезвычай¬
ной комиссии во Львове Августин Климентьевич Пав¬
лик: «Осенью 1943 года, как-то вечером, я проходил
по Лисеницкому лесу. Неподалеку увидел большую
грузовую машину и стоящего метрах в пятнадцати во¬
оруженного гестаповца. Через две минуты из автома¬
шины стали выходить люди, одетые в форму итальян¬
ских военнослужащих. Когда вышли человек десять,
раздался ружейный залп. Я испугался и убежал по на¬
правлению к городу. По дороге встретил одного граж¬
данина, который сообщил мне, что в лесу гестаповцы
расстреливают итальянских военнопленных и проход
там категорически запрещен...»
О запахе сжигаемых в «Пясковне» трупов, кото¬
рый доносился до центральных кварталов Львова, мне
не раз рассказывали еще задолго до получения пись¬
ма Адольфа Кунца многие старожилы Львова, кото¬
рым выпала тяжкая доля пережить в городе гитлеров¬
скую оккупацию. «Технология» сжигания трупов и вся
чудовищная методика заметания следов гитлеровских
злодеяний достаточно подробно изложены в рассказе
одного из чудом уцелевших участников так называе¬
мой «зондеркоманды-1005» Леона Величкера. Он на¬
писал об этом книжку, которая вышла в 1946 году в
Лодзи на польском языке под названием «Бригада
смерти».
В военном госпитале, который помещался в духов¬
ной семинарии при архиепископском дворце, вблизи
старых Губернаторских валов, работал Шимон Наме-
начек. Наменачек свидетельствует: «В связи с обла¬
вами, во время которых на улицах города хватали
людей для отправки в Германию, и в связи с полицей¬
ским часом мы, служащие военного госпиталя, полу¬
чили белые нарукавные повязки с надписью «фельд¬
лазарет». Работали мы порой до поздней ночи.
Однажды прибыл транспорт раненых с Восточного
фронта, и мы поздно возвращались домой. Проходя
через Бернардинскую площадь, от которой начинается
Лычаковская улица, я увидел, что немецкие солдаты
повезли на автомашинах на Лычаковскую итальян¬
ских солдат и офицеров. В тот день мы работали до
23 часов ночи, и нам выдали в госпитале разовые про¬
пуска на право возвращения по домам. Используя на¬
80
рукавную повязку и пропуск, я решил пойти в ту сто¬
рону, куда поехали машины с пленными. Они все про¬
следовали к «Пясковне» за Лычаковом.
Миновав костел святого Антония, я остановился и
вскоре услышал со стороны песчаного карьера длин¬
ные автоматные очереди. Я спрятался за оградой ко¬
стела и вскоре увидел, что оттуда машины возвраща¬
ются пустыми. Ночью итальянцы были привезены и
расстреляны, а на следующий день «Пясковню» окру¬
жили гитлеровцы и там стали сжигать тела убитых.
Днем я взял мешок и отправился к карьеру, яко¬
бы нарвать травы для кроликов, но тотчас же был за¬
держан солдатом СС, стоявшим на часах у въезда в
карьер. А по полю, на некотором расстоянии от выем¬
ки карьера, были также расставлены сторожевые по¬
сты, охранявшие подходы туда. Я почувствовал запах
дыма, подымавшегося снизу, и смрад сжигаемых тел
и волос.
Слухи об этих делах гитлеровцев ходили по Льво¬
ву, но не хотелось верить им, а теперь воочию убедил¬
ся, что все это было действительностью. Могу пока¬
зать место, где расстреляны итальянцы, а также ме¬
сто, где гитлеровцы казнили львовских профессоров.
Скажу еще, что на Стрелецком плацу во Львове
казнили заложников чуть ли не через каждые два дня.
Я в то время был распространителем подпольной
газеты, которую всегда прятал между подшивкой и
стелькой обуви. Сейчас я рабочий завода...»
Итальянское оружие
Людвиг Килиас, безусловно, не сговаривался с Ши-
моном Наменачеком, но вот что он рассказывает:
«...я сызмала жил на Верхнем Лычакове, знаю там
каждый уголок. В 1941 году гитлеровцы начали сво¬
зить автомашинами людей разных национальностей в
лес возле железнодорожной станции Лисеницы и мас¬
сами их расстреливать.
Что касается итальянских солдат, то это были люди
довольно обходительные, они больше занимались про¬
дажей всякой всячины, не исключая оружия, которое
и я покупал у них для подполья. Мы обращали это
6 В. П. Беляев
81
оружие, в котором так нуждались, против гитлеров¬
цев.
В 1943 году, после переворота в Италии, итальян¬
ские солдаты исчезли с улиц Львова. До нашего слуха
дошла весть об их расстреле. В те дни — точной даты
не помню, но знаю, что дело было летом,— возвращал¬
ся я домой и видел, как по улицам Петра и Павла и
Лычаковской проехали в направлении Малых Кривчиц
(окраинное селение близ «Пясковни».— В. Б.) на¬
крытые брезентом и конвоируемые гестаповцами авто¬
машины. На каждой помещалось, видимо, не менее
50 итальянских солдат. Время от времени на мосто¬
вую падали записки. Быть может, найдется кто-ни¬
будь, кто подобрал тогда такую записку, хотя это было
очень опасно сделать: по всей трассе движения авто¬
машин ходило очень много немецких патрулей.
По словам моей жены, жившей на той окраине, гит¬
леровцы в последнее время расстреливали свои жерт¬
вы и в окрестностях поселка Жлобы, метрах в 300 от
Старой Резни. После этих казней я уже не встречал
больше ни солдат, ни офицеров итальянской армии
на улицах Львова...»
Находясь в постоянном общении с местным насе¬
лением, итальянцы во Львове старались во всем под¬
черкнуть, что они не имеют отношения к гитлеровской
карательной политике. Трамвайные составы во время
оккупации были разделены следующим образом. На
первом вагоне висела табличка: «Для немцев и союз¬
ников». Вторые вагоны были для местного населения.
Однако итальянцы не пользовались привилегией для
«избранных» и намеренно ездили в набитых людьми
вагонах для местного населения. Леопольд Швальб-
нест рассказывает, что «итальянцы во Львове всяче¬
ски проклинали гитлеровцев за то, что те бросили их
на русский фронт».
Сотрудник радиолаборатории Львовского политех¬
нического института Гречка рассказывает: однажды
он ехал в трамвае и видел, как с вагоном поравнялся
мотоциклист-итальянец. Кто-то из немцев, ехавших в
вагоне для «избранных», крикнул ему презрительно:
«Макаронник!» Итальянец улыбнулся, поднял руку в
кожаной перчатке и крикнул: «Паулюс капут!»
Бывший львовянин Владислав Вёбёр задержался
82
на Академической площади Львова в тот слякотный
осенний день, когда из цитадели вывозили уже по¬
следних обреченных итальянцев. «Их вели и везли
автомашинами по направлению к Лычакову,— вспоми¬
нает Владислав Вебер.— Конвоировали их эсэсовцы.
Итальянцы — рядовые и офицеры — имели вид обор¬
ванцев, некоторые шли в носках, а некоторые оберну¬
ли ступни чем-то наподобие онуч. Исхудалые, почер¬
невшие, они, пожалуй, понимали, что ждет их в конце
этого марша. Поговаривали, будто после расстрелов
по оврагам между Лисеницкими холмами стекала
кровь...»
В период гитлеровской оккупации итальянскую ар¬
мию знал весь Львов. Офицеры и солдаты итальян¬
ского гарнизона относились к местному населению
доброжелательно. Нередко участники Сопротивления,
преследуемые гестапо, находили убежище у итальян¬
цев, а потом, недели через две-три, бог весть какими
судьбами приходила от беглёца открытка уже из-за
границы: «Жив-здоров, нахожусь в безопасном ме¬
сте.,.»
Надо сказать, что помощь, оказываемая итальян¬
цами людям, переносящим бремя оккупации, выхо¬
дила далеко за пределы Львовской области. Как
известно, в годы оккупации Львовщина и соседние об¬
ласти бывшей Восточной Галиции были названы «дис¬
трикт Галиция» и включены в состав «генерал-губер¬
наторства». Внутренних границ между дистриктами
не было, и потому во Львове часто появлялись, спаса¬
ясь от преследования гестапо и СД, участники Сопро¬
тивления из Варшавы, Кельце, Кракова и других го¬
родов Польши. В свою очередь, на улицах древнего
украинского города, переименованного захватчиками
в Лемберг, завывая сиренами, проносились гестапов¬
ские машины со знаками «Ш» из Варшавы и других
польских городов. Вот тогда-то, когда иногородним
антифашистам приходилось туго, они и прибегали к
услугам итальянцев, чтобы вырваться за пределы
Польши и западных областей Украины.
Ликвидация итальянского гарнизона во Львове
почти совпала с окончательным уничтожением много¬
численных гетто, разбросанных по городам и селам
Западной Украины. Уничтожением евреев, ликвидаци¬
83
ей не желающих воевать за интересы гитлеровской
Германии солдат-итальянцев руководили губернатор
дистрикта Галиция штандартенфюрер СС Отто Вех-
тер и подчиненный ему командующий СС и полицией
дистрикта бригаденфюрер СС Фриц Катцман. В док¬
ладе Фрица Катцмана от 30 июня 1943 года, направ¬
ленном под грифом «Государственное тайное дело»
высшему руководителю СС и полиции в «генерал-гу¬
бернаторстве» Кригеру, помимо сообщения об уничто¬
жении еврейского населения есть и упоминание о
поведении итальянцев: «...во время акции мы наталки¬
вались на огромные трудности, потому что евреи ста¬
рались любыми способами избежать выселения. Пыта¬
лись они убегать и скрывались в различных местах —
в каналах, в дымоходах и даже в клоачных ямах. Бар¬
рикадировались в подземных коридорах, в подвалах,
переоборудованных в бункера, в междуэтажных пере¬
крытиях, в хитро замаскированных убежищах на чер¬
даках и в сараях, в мебели и т. д. Чем меньше стано¬
вилось оставшихся в живых евреев, тем больше уве¬
личивалось их сопротивление. Они использовали для
обороны оружие самых различных видов, но главным
образом оружие итальянского происхождения. Италь¬
янское оружие евреи покупали... у итальянских солдат,
расположенных в дистрикте...»
Дом на улице Яцка
И поныне стоит на улице Ушакова (ранее Яцка)
ничем не примечательный угловой дом, стены которого
можно разглядеть из окон троллейбуса, проезжающего
по улице Шота Руставели. Дом этот также имеет пря¬
мое отношение к тайне исчезнувшего итальянского гар¬
низона. Завесу этой тайны приоткрыл нам Чеслав
Суховирский.
В 1942 году гитлеровцы схватили Суховирского во
время облавы в Бусске и отправили на каторжные ра¬
боты в Германию. Но когда поезд задержался во Льво¬
ве, шестнадцатилетний мальчик бежал из эшелона. Во
Львове, по улице Шота Руставели, 24, жила тетка
Чеслава. Она спрятала беглеца, а вскоре на эту же
квартиру приехали из Бусска его родители. Во Львове
84
было голодно, и Чеслав, чтобы как-нибудь поддержать
семью, поступил учеником на почту. Разнося письма,
он знакомился с итальянцами, которые размещались
во дворце митрополита Шептицкого на Зеленой улице
и в угловом доме на улице Яцка, совсем близко от
квартиры Чеслава.
Надо что-то предпринять, чтобы не умереть с го¬
лоду. И мальчик начинает торговлю с итальянцами.
На немецкие марки он покупает у них папиросы и
вино, а в придачу получает солдатские сухари н мака¬
роны, которые съедает на ходу по пути на площадь
Пруса. Там он сбывает из-под полы вино и папиросы.
— С того и жили кое-как. День да ночь — сутки
прочь. Голод был страшный, и каждый изворачивался
как мог,— печально улыбаясь, рассказывал Чеслав
Суховирский.— Итальянцы с улицы Яцка не только
не гнали от себя детей, но и подкармливали их чем
могли и даже пускали в здание, где сами квартиро¬
вали. Я хорошо помню, что жили у них два русских
мальчугана. Одного из них спасла позже русская жен¬
щина Росокова, жившая по улице Батория (теперь Ва¬
тутина). А вот второй русский парнишка, имя его я
позабыл, был вывезен вместе с итальянцами в конц¬
лагерь... Там, на улице Яцка, в угловом доме на при¬
горке, и вспыхнул бунт итальянцев. В тот день никто
чужой не заходил к ним в казарму. Один из итальян¬
цев был убит тогда эсэсовцем из автомата. В холле
должны остаться следы пуль на стене, если их не забе¬
лили. В то время, когда гитлеровцы вывозили италь¬
янцев ночью с улицы Яцка, я подошел к их дому. От¬
туда вышел офицер и позвал меня и еще одного пар¬
нишку в дом, чтобы помочь солдату-сапожнику пере¬
браться на Зеленую улицу. Тогда-то мы и увидели на
стене в холле на первом этаже следы пуль и кровь на
паркете. Видел я там еще портреты Гитлера и Мус¬
солини. Эти нарисованные на стене портреты были
измазаны чернилами и черной краской. Мы спросили
у позвавшего нас офицера, куда делись наши знако¬
мые итальянские солдаты. Он ответил, что выехали,
мол, в Италию. Но солдат-сапожник уже по дороге на
Зеленую стал плакать, говоря, что все это ложь, что
все они в концентрационном лагере. Он дал мне на¬
писанную по-итальянски записку. Из текста ее я мог
85
разобрать: «Помогите, фашисты убивают!» Солдат
рыдал как ребенок, а офицер избил его потом за то,
что он с нами разговаривал. Вскоре люди во Львове
узнали, что действительно всех итальянцев расстре¬
ляли...
— Мартирология 1 итальянских солдат во Львове
началась еще до трагического лета 1943 года,— утвер¬
ждает варшавский журналист Яцек Вильчур, в прош¬
лом львовянин.— В ночь с 4 на 5 апреля 1942 года
на Галицкую площадь, к дому 15, где помещалось
управление криминальной полиции (крипо) и зихер-
хайтдинст (СД), привезли нескольких итальянцев.
Гитлеровцы заставили несчастных раздеться и затол¬
кали их в машину. Эта жандармская машина вместе
с арестованными и их палачами доехала до еврей¬
ского кладбища на Яновской улице. Там, где эта улица
соединяется с Пелиховской, солдатам было велено
выйти. Под конвоем их привели в долину, которая
граничит с Клепаровским леском. Там обреченные
выкопали себе могилу, после чего им приказали стать
спиной к поднявшим автоматы эсэсовцам. Несколько
залпов оборвали жизнь тогдашних «союзников» Гит¬
лера. На следующую ночь снова приехали туда немцы,
раскопали могилы с расстрелянными и увезли их тела
в неизвестном направлении...
Такова еще одна подробность гибели итальянцев
во Львове — прелюдия к полному уничтожению всего
итальянского гарнизона в следующем году, уже после
разгрома гитлеровцев под Сталинградом.
Голос Евы Марчак
Таким образом, беспощадно уничтожая уроженцев
Италии на «Пясковне» за Лычаковом, в «долине смер¬
ти» за Яновским лагерем, расстреливая их во дворе
тюрьмы вблизи особняка графа Вельского, моря их
голодом во львовской цитадели и в лагере города
Рава-Русская, гитлеровские палачи мстили итальян¬
ским солдатам и офицерам и за то, что они пытались
помогать обреченным других национальностей.
Но только ли на львовской земле учинили гитле¬
1 Мартирология — история мученичества (польск.).
86
ровцы такую расправу над своим бывшим союзником
из Италии?
Вот свидетельство Евы Марчак из Варшавы:
«Я прочла призыв советского писателя о том, чтобы
сообщили сведения о казни итальянцев. Нужно пи¬
сать историю, чтобы ее прочли потомки. Гитлеров¬
ское человекоубийство было целеустремленным. Гит¬
леровцы истребляли ненужные им народы. История
сообщает нам о всяческих инквизициях, о царских
погромах, о сожжении Нероном христиан, о кресто¬
носцах. Но гитлеровские преступления превосходят
все это. И вот довелось мне и другим повидать такую
геенну огненную для итальянцев в 1943 году. Только
не во Львове, а в Перемышле, в Пикуличах. Был там
лагерь смерти. Привезли много итальянских офицеров,
согнали их на это место, обнесли его колючей прово¬
локой и приставили стражу из бандеровцев. Когда
окрестные жители узнали, что в лагере умирают от
голода уроженцы Италии, они стали перебрасывать им
через ограду картофель и другую еду, хотя бросавшим
грозила опасность со стороны охранников. Так продол¬
жалось свыше двух недель. Потом до нашего слуха на¬
чала доноситься частая стрельба. В воздухе долго
стоял смрадный дым. Я теперь живу в Варшаве, но не
забуду этого до самой смерти. Правильно, что Вы
описываете то, что мы, старые, видели и пережили.
И у меня гитлеровцы убили сына на улице в Пере¬
мышле... Нам необходимо быть начеку. Ведь гитле¬
ровцы лишь притаились, они живы!..»
Права Ева Марчак, как правы сотни тысяч других
матерей, а в их числе и матери Италии, которые по¬
теряли в прошлой войне самое дорогое, что у них было,
их надежду и счастье — детей и кормильцев. Убийцы
миллионов не только притаились, но и расползлись
по миру, и они не хотят, чтобы преступления, подобные
свершенным во Львове, стали известны мировому об¬
щественному мнению.
Страшное слово — Белзец...
Этот зловещий лагерь для уничтожения людей ра¬
вен Треблинке, Освенциму, Майданеку. Осенним ок¬
тябрьским днем 1944 года вместе с тогдашним област¬
87
ным прокурором Львовской области Иваном Корнето-
вым мы приехали туда, на польскую землю. Белзец
оказался железнодорожным узлом, откуда шли поезда
на Люблин, Варшаву, в Раву-Русскую и в Ярослав.
Новый начальник станции Белзец, Игнаций Мазур,
который в годы оккупации был дежурным службы
движения, рассказал нам, что еще осенью 1941 года
в Белзец прибыла команда СС с первой группой за¬
хваченных ею людей. Метрах в четырехстах от стан¬
ции, там, где кончались запасные подъездные пути и
начиналась гряда песчаных холмов, покрытых лесом,
арестованные начали строить лагерь. Его обнесли вы¬
соким песчаным валом. Когда вал насыпали, поверх
него сделали искусственный лес. Таким образом, гус¬
тая стена деревьев не давала возможности посторон¬
нему глазу заглянуть внутрь лагеря. В одном только
месте, где в лагерь заходили подъездные пути, вал пре¬
рывался; здесь стояли высокие ворота, тоже густо
переплетенные еловыми ветвями. Когда поезд входил
на территорию лагеря, ворота немедленно наглухо за¬
крывались. Вблизи ворот были выстроены три барака.
В них жили палачи-гестаповцы и охрана лагеря.
Весной 1942 года в Белзец стали приходить из раз¬
ных направлений поезда. И достаточно было кому-либо
из заключенных в вагонах людей увидеть сквозь ре¬
шетку окна название станции «Белзец», как сразу
стон и плач раздавались изо всех вагонов. Потом всем
велели раздеваться и голыми загоняли в большой од¬
ноэтажный дом, напоминающий баню. Там всех не¬
счастных уничтожали газом, и трупы закапывали в
огромные песчаные ямы...
«Вечные огни Белзеца»
В начале зимы 1942 года,— рассказал Игнаций
Мазур,— на территории лагеря вспыхнуло три огром¬
ных костра. Они не угасали всю зиму и горели до по¬
следнего дня оккупации. Их огонь был виден на рас¬
стоянии нескольких десятков километров. Мы назы¬
вали их «вечными огнями Белзеца», или по-польски
«зничи». Отныне к страшному смраду, который пре¬
88
следовал до этого жителей окрестных сел, стал при¬
мешиваться запах горелого мяса...
Игнаций Мазур утверждал, что ни один из людей,
попавших в Белзец, не вышел оттуда. У всякого при¬
везенного в лагерь была одна страшная дорога — на
костер!
Но Мазур ошибся. Нам удалось разыскать в ту
осень во Львове пожилого мыловара Рубина Редера,
который чудом вырвался из лагеря. Он пообещал на¬
чальнику лагеря Белзец, судетскому немцу штабен-
шарфюреру 1 Францу Ирману раздобыть во Львове у
знакомых нужную для перестройки кухни дефицитную
белую жесть. Ирман согласился и под сильной охра¬
ной отправил Редера на машине во Львов. Четыре
офицера и один солдат были слишком сильной охра¬
ной для шестидесятилетнего Редера. Должно быть,
немцы вскоре сами убедились в этом и по приезде во
Львов пошли обедать, оставив Редера в машине под
охраной одного гестаповца. Того, очевидно, разморило
от быстрой езды, выпитого шнапса и солнца. Он стал
похрапывать.
Видя, что конвоирующий его солдат заснул, Рубин
Редер потихоньку открыл дверь и, выйдя на улицу,
смешался с толпой прохожих. Его скрывала двадцать
месяцев оккупации знакомая львовянка. Этот един¬
ственный вырвавшийся «с того света» узник Белзеца
охотно рассказал нам (а потом и опубликовал свои
воспоминания в Польше) многие подробности белзец-
кого ада.
— В общей сложности я пробыл в лагере четыре
месяца,— утверждал Редер.— За это время при мне
было выкопано, набито трупами и засыпано тридцать
огромных и глубоких могил. Немцы уничтожили и за¬
копали за это время многие сотни тысяч человек. Со
временем, когда Красная Армия перешла в наступле¬
ние и стала приближаться к Белзецу, фашисты начали
поспешно сжигать трупы убитых ими жертв. В Белзеце
они уничтожали жителей не только Польши и Запад¬
ной Украины. Сюда они привозили смертников из
Бельгии, Голландии, Чехословакии, Франции.
1 Штабеншарфюрер — унтер-офицер войск СС в фашистской
Германии (нем.).
89
Знали и молчали!
...Сейчас у нас есть все основания дополнить пере¬
чень стран, люди которых исчезали навсегда в «веч¬
ных огнях Белзеца», еще одним государством — Ита¬
лией.
Бывший представитель Италии в ООН синьор Луи¬
джи Медда, отрицающий начисто все факты уничто¬
жения итальянцев во Львове,— ревностный католик.
Большинство расстрелянных гитлеровцами и заду¬
шенных немецкими газами сородичей Луиджи Медда
были тоже людьми римско-католического вероиспове¬
дания. Их уничтожали во Львове, единственном в мире
городе, где Ватикан имел три митрополии: римско-ка¬
толическую, армяно-католическую и греко-католиче¬
скую. Епископ Базяк, руководители армяно-католиче¬
ской церкви — Дионисий Каэтанович и ксендз Ромаш-
кан, митрополит граф Андрей Шептицкий и епископ
Иосиф Слипый все годы оккупации находились в са¬
мом тесном контакте с Ватиканом и лично с папой
римским Пием XII. Через свою разветвленную иерар¬
хию, через целую армию ксендзов, священников, дека¬
нов, через множество существовавших тогда в Запад¬
ной Украине католических монастырей и монашеских
орденов видные представители Ватикана во Львове
и в его окрестностях были отлично информированы
обо всех подробностях кровавого режима оккупации.
Такой вопиющий факт, как исчезновение в «Пясковне»
за Лычаковом, в пламени костров Белзеца, за колючей
проволокой Пикуличей нескольких тысяч католиков
итальянского происхождения, конечно, не был тайной
ни для Ватикана, ни для епископских курий во Львове.
Знали и молчали! И тогда, и сегодня — ни одного
протеста, ни одного молебна в память об исчезнувших
по воле Гитлера своих собратьях и единоверцах, ни
одного слова по поводу этой трагедии!
И чему же, собственно говоря, удивляться?
Палачи скрываются в костеле
Во время скандального процесса Уго Монтана в
Италии выяснилось, что римско-католический епископ
Худал прятал в костеле Санта Мария дель Анита
крупнейшего гестаповца и организатора диверсии СС
90
«Италия» Эугена Дольмана. Под сводами того же
самого костела, пользуясь любезностью Худала, пря¬
тался и другой бандит такого же ранга, губернатор
дистрикта Галиция бригаденфюрер СС Отто Вехтер.
А сейчас многие гитлеровцы переправлены Ватиканом
в Аргентину.
Тот самый Шептицкий, который так яростно проте¬
стовал против создания пионерских отрядов в совет¬
ских школах Галиции и писал по этому поводу «мемо¬
рандумы» органам Советской власти, словно воды в
рот набрал, когда началась фашистская оккупация и
гитлеровцы стали уничтожать сотни тысяч людей,
в том числе католиков.
После смерти графа Андрея Шептицкого осенью
1944 года его место главы греко-католической церкви
занял архиепископ Иосиф Слипый. Этот осанистый
завсегдатай всех фашистских банкетов, которые устра¬
ивались во Львове во время гитлеровской оккупации,
превосходно знал, что творилось тогда в городе. Когда
акт Чрезвычайной государственной комиссии по рас¬
следованию немецко-фашистских злодеяний был со¬
ставлен, мы посетили в числе других священнослужи¬
телей и архиепископа Иосифа Слипого в его палатах
на Святоюрской горе.
Надменный, с бриллиантовой панагией на груди, он
принял нас в своем кабинете и сразу же заявил, что
не понимает ни одного слова по-русски. Опытный
дипломат, уже с двадцатых годов самостоятельно изу¬
чавший советскую прессу в подлинниках, Иосиф
Слипый и здесь хотел подчеркнуть свою экстеррито¬
риальность.
Я взял на себя роль переводчика, по-украински
объяснил его эксцеленции цель визита и попросил его
скрепить своей подписью акт, подтверждающий фаши¬
стские зверства. В ответ мы услышали:
— А я ничего не знаю о таких зверствах!
Ожидали мы всякого, но подобного откровенного
цинизма не предполагали встретить.
— Но позвольте, владыка,— опешил я,— тысячи
львовян, в том числе и верующие, рассказывают о
массовых зверствах гестапо. Трупы уничтоженных
сжигали на «Пясковне» за Лычаковом, и, когда ветер
дул оттуда, запах сжигаемого мяса ощущали повсюду
в городе.
— Видите ли, молодой человек,— с достоинством
поглаживая окладистую бороду, сказал Слипый.—
Я даже летом имею обыкновение держать окна в ка¬
питуле закрытыми...
Не только Луиджи Медда попытался опровергнуть
наше первое выступление на страницах «Литературной
газеты» по этому поводу в июне 1959 года. Как выясни¬
лось позже, правдивость изложенных в статье «Почему
они не вернулись?» фактов решили подвергнуть сомне¬
нию и редакторы известного буржуазного журнала
«Эпоха». Они даже послали в Польшу своих специаль¬
ных корреспондентов, которые лично стали беседовать
со многими свидетелями, чьи показания легли и в ос¬
нову этого репортажа, а также разыскали очень важ¬
ного свидетеля, Нину Петрушковну, исчезнувшую было
из поля нашего зрения. И вот итог: в номере газеты
«Трибуна люду» (Варшава) от 18 июня 1960 года было
напечатано следующее сообщение об исчезнувшем гар¬
низоне.
«Прямые свидетели подтверждают. Рим. (Польское
агентство прессы.) Вполне понятное волнение
итальянского общественного мнения вызвала при¬
сланная из Варшавы обширная статья двух кор¬
респондентов самого большого итальянского ежене¬
дельника «Эпоха», полностью подтверждающая, на
основании показаний свидетелей, уничтожение
гитлеровцами в 1943 году двух тысяч итальянских
военнослужащих львовского гарнизона. Когда из¬
вестие об этом преступлении было опубликовано на
страницах московской «Литературной газеты»,
официальные круги Италии в общей форме опро¬
вергли эту информацию. В настоящее время кор¬
респонденты «Эпохи» нашли в Польше свидетелей
злодеяния и подробно излагают их показания. Сви¬
детели С. Струпчевский, А. Ковальчик, А. Кунц,
Н. Петрушковна и инженер В. Солек описывают
уничтожение эсэсовцами двух тысяч итальянцев,
тела которых впоследствии были сожжены, а пепел
развеян в пригородном лесу. Для того чтобы по¬
лучше замести следы своего преступления, гитле¬
ровцы сажали также деревья на их могилах».
92
Что же оставалось делать некоторым синьорам,
благосклонно относящимся к возрождению неофашиз¬
ма, тем, кто хотел бы стереть в памяти народов следы
итальянской крови, пролитой во Львове? Опровергать
установленные факты? Пепел итальянцев, рассеянный
на холмах Львова, вблизи Сана и в песчаных дюнах
под соснами Белзеца, свидетельства этого страшного
преступления вызывают ненависть ко всем тем, кто
вверг Италию в бессмысленную войну.
ПОСЛЕДНЕЕ
САЛЬТО
СЕРОГО
В дни молодости приехал учиться во Львов низень¬
кий попович Степан Бандера, задумавший стать «ук¬
раинским Наполеоном».
Это было в те годы, когда бывший полковник гет¬
манской и петлюровской армий Евген Коновалец, во
время гражданской войны на Украине потопивший в
крови восстание рабочих киевского завода «Арсенал»,
а после разгрома петлюровщины бежавший за грани¬
цу, собирал антисоветские группки врагов украинского
народа и создал из них в 1920 году террористиче¬
скую организацию УВО (украинская военная органи¬
зация), которая в 1929 году была переименована в
ОУН («организация украинских националистов»).
Не отказавшись от террора как основного средства
борьбы против классовых противников — рабочих, бед¬
нейших крестьян, прогрессивно настроенных интелли¬
гентов, она в то же время пыталась проникнуть в лю¬
бые украинские слои общества как в Западной Укра¬
ине, так и за ее пределами.
Для роста этой организации Коновальцу кроме
битых Красной Армией в открытых боях петлюровских
офицеров понадобились более свежие кадры. Он стал
набирать их из числа недоучившихся кулацких сынков,
поповичей, всякого рода авантюристов — тех, что ме¬
тили пройти по жизни с помощью ножа и пистолета,
да еще при этом завоевать себе легкую славу борцов
за «самостийну Украину». Другой разговор, что эта
борьба всегда была только ширмой, демагогическим
приемом. На самом деле буквально на всех этапах
94
деятельности УВО — ОУН можно было проследить
полное совпадение целей этой преступной организации,
замышлявшей отрыв Украины от России, с целями
интервентов. ОУН, как агентура иностранных захват¬
чиков, всегда была нужна им для того, чтобы, оторвав
Украину от Советского Союза, превратить ее в коло¬
нию больших империалистических государств. Именно
благодаря совпадению целей ОУН с целями империа¬
листических государств много десятилетий это сбори¬
ще националистов существовало исключительно на по¬
дачки иностранных разведок, служило и продолжает
служить тому, кто больше заплатит, а то и сразу не¬
скольким хозяевам. Правда, денежная зависимость от
больших хозяев всегда тщательно конспирировалась.
Десятого апреля 1931 года в специальном «Украин¬
ском информационном бюллетене» Коновалец при¬
знался, что его организация «черпает средства от на¬
ших людей в Америке и Европе». Какие это «люди» —
всем отлично известно. Время от времени национали¬
сты получали денежную помощь не только из Америки
и Германии, но даже из маленькой Литвы, подданным
которой официально числился болтавшийся по разным
странам Коновалец — друг тогдашнего министра бур¬
жуазной Литвы Зауниса. Министр иностранных дел
Литвы Заунис выдал Коновальцу дипломатический
паспорт. Помощь Зауниса украинским националистам
выражалась и в том, что газета ОУН «Сурма» по при¬
казу литовского министра тайно печаталась в типогра¬
фии каунасской тюрьмы и оттуда тюками перебрасы¬
валась в Польшу, с которой Литва разорвала тогда
дипломатические отношения.
Из того же корыта помимо злотых, получаемых от
папаши, черпал и Степан Бандера. «Из молодых, да
ранний!» — говорили о нем, видя, как, не гнушаясь
никакими методами, стремится утвердить свое место в
сборище националистов этот волчонок. Если в юности
для того, чтобы «укрепить волю», Степан Бандера на
глазах у своих сверстников давил на пари одной рукой
кошек, то уже начиная с тридцатых годов он постепен¬
но переносит свою практику на людей. Именно он изо¬
брел пресловутую бандеровскую удавку — особой кон¬
струкции веревочную петлю, которой можно бесшумно
задушить человека в любом положении. «Возвраще¬
95
ния назад для нас нет, потому что все мосты за собой
мы сожгли и все корабли потопили»,— заявлял Банде¬
ра на страницах националистической газетки «Сурма».
Та же газета призывала: «Нет среди нас места для
людей малой веры или для слабовольных, у кого по¬
шаливают нервы. Таких надо без всякого милосердия
бросать себе под ноги, ибо, кто не шагает вместе, тот
мешает в пути». Осуществляя на практике эту «док¬
трину», Бандера лично приказывает своему подручно¬
му, некоему Королишину, убить в июне 1934 года во
Львове почти ребенка, ученика седьмого класса гим¬
назии, только за то, что тот не пожелал идти в ногу с
националистическими бандитами. Только потому, что
кузнец Билецкий стал склоняться на сторону комму¬
нистов, он был зверски убит подручными Бандеры, на
лбу у него вырезали звезду. Это Бандера готовит по¬
кушение на школьного куратора Гадомского во Льво¬
ве. Подручные Бандеры бросают бомбу в типографию
Яськова, где печатается неугодная им литература,
убивают директора гимназии Бабия, студента Бачин-
ского, организуют покушение на писателя Антона
Крушельницкого. Лишь за первое полугодие 1934 года,
когда Бандера был краевым руководителем ОУН в
Западной Украине, по его личному приказу было убито
девять человек.
Начало карьеры было громким и кровавым. Но для
славы нужны более крупные мишени. Например, ми¬
нистр внутренних дел Польши Бронислав Перацкий.
После полудня 15 июня 1934 года Бронислав Пе¬
рацкий подъехал на машине к зданию клуба по улице
Фоксаль в Варшаве. Когда он поднялся в вестибюль
клуба, к нему сзади подкрался двадцатилетний Григо¬
рий Мацейко и тремя выстрелами в затылок убил ми¬
нистра.
Польской полиции не стоило особенного труда за¬
держать почти всех организаторов этого убийства во
главе со Степаном Бандерой, его ближайшими под¬
ручными Миколой Лебедем, Богданом Подгайным,
Романом Мигалем и другими.
Быстрому задержанию организаторов убийства
способствовало ц то обстоятельство, что полиция бур¬
жуазной Польши, как это выяснилось впоследствии,
имела своих постоянных агентов-провокаторов Яро¬
96
слава и Романа Барановских в самом высшем руковод¬
стве ОУН — так называемом «проводе». Уже первые
дни открытого процесса над Бандерой и его сообщни¬
ками ясно доказали всему миру, что дело не столько в
самом Брониславе Перацком, сколько в том, чтобы,
убивая сколько-нибудь заметного в обществе человека,
придать большой резонанс делу и возвеличить в глазах
общественного мнения исполнителей акта, вызвать у
определенной части молодежи стремление подражать,
идти по пути террора.
Не подлежит никакому сомнению, что правящие
круги буржуазных государств, в том числе Польши,
поощряли террористическую деятельность украинских
националистов, так как она помогала отвлекать лю¬
дей, и в первую очередь молодежь, от организованной
революционной борьбы. Но даже наиболее трезво
мыслящие «теоретики» национализма понимали, что
только с помощью террора невозможно достичь по¬
ставленных целей.
. На суде Бандера держался вызывающе-крикливо,
стремился произвести впечатление на публику и не
очень боялся смертного приговора для себя и сообщни¬
ков, ибо отлично знал, в каком направлении бежал
Григорий Мацейко и кто его встретит за Данцигом.
Участнику двух конференций ОУН, проходивших в
Берлине, Степану Бандере было ясно, что Коновалец,
связанный с иностранной разведкой еще в те годы,
когда неудачливый художник Гитлер собирал в каба¬
ках Мюнхена первых своих сообщников, сделает все
для того, чтобы оказать соответствующее давление на
правителей Польши и спасти своих украинских после¬
дователей от петли, которую они заслужили.
И в то время, когда правительство буржуазной
Польши беспощадно расстреливало коммунистов, под¬
вергало их пыткам в лагере Береза-Картуская, Степан
Бандера, Микола Лебедь и Карпинец были пригово¬
рены к пожизненному заключению, а остальные участ¬
ники убийства Перацкого отделались малыми сроками
заключения.
Пока Степан Бандера отдыхал после «трудов пра¬
ведных» в камерах тюрьмы «Вронки» и сооруженной
на. верхушке горы Лысица тюрьмы «Свентый кшиж»
(«Святой крест»), один из руководителей абвера, пол-
7 В. П. Беляев
97
ковник Эрвин Штольце, вызвал к себе на встречу в
город Баден, близ Вены, руководителя ОУН Коно-
вальца.
Встреча состоялась на квартире бывшего генерала
«Украинской галицийской армии» Виктора Курмано-
вича. Подливая в рюмку Коновальцу французский
коньяк, Эрвин Штольце передал ему все те новые
установки, которые он получил в начале 1938 года от
шефа немецкой военной разведки адмирала Канариса.
Смысл этих указаний был таков: конечно, диверсион¬
ную работу против поляков надо продолжать. Можно
даже позволить определенным группам в Польше, ве¬
дущим внутрипартийную борьбу, использовать украин¬
ских террористов для ликвидации неугодных людей,
так, как они убрали Перацкого. Мы, абвер, в этом за¬
интересованы. Но есть более важная цель: сейчас фю¬
реру и немецкой военной разведке надо прежде все¬
го любыми путями активизировать подрывную рабо¬
ту украинских националистов против Советского
Союза.
В ночной беседе на квартире Курмановича в Бадене
Коновалец принял к исполнению указания об усиле¬
нии подрывной деятельности националистического
подполья в Польше против Советского Союза.
В 1938 году в Роттердаме при загадочных обстоя¬
тельствах был убит Евген Коновалец. Для людей, хоть
•немного знакомых с закулисной борьбой разведок, ни¬
чего удивительного в подобной кончине Коновальца не
было. Став однажды на стезю шпионажа и убийств, все
эти «торговцы террором» вряд ли могут мечтать о
спокойной кончине на собственной кровати. Чаще всего
они гибнут по методам, которым обучают своих под¬
ручных. Буржуазные газеты, и особенно украинские
националистические листки, подняли тогда шум в свя¬
зи со смертью Коновальца, усматривая в ней преслову¬
тую «руку Москвы». Тем не менее некоторые из газет
стали подвергать сомнению эту наиболее выгодную
для националистов версию смерти оуновского главаря.
Так, швейцарская газета «Базлер нахрихтен» писала:
«Приятели Коновальца верят в акт мести со стороны
большевиков, однако тайны, которые окружали весь
образ жизни неутомимого конспиратора, допускают и
другие предположения».
98
Через несколько дней швейцарский журналист, пе¬
редавший подобное сообщение из Роттердама в
Базель, навсегда лишился места в «Базлер нахрих-
тен»...
Замышляя нападение на Польшу, абвер опасался,
как бы в суматохе первых дней войны польские тю¬
ремщики не уничтожили его ценных агентов из числа
украинских фашистов. Поблизости от тюрьмы «Святой
крест», где сидели Бандера (абверовская кличка Се¬
рый) и его сообщники, был выброшен парашютный де¬
сант. Он должен был освободить Бандеру. Опасаясь
польских патриотов, чины польской полиции заботли¬
во эвакуируют Бандеру из тюрьмы. Таким образом в
1939 году, после нападения гитлеровцев на Польшу,
Бандера живым и здоровым попадает на берег Вислы,
прямо в ...объятия видных гитлеровских специалистов
по делам славянства. Катаясь как сыр в масле в за¬
нятом гитлеровцами Кракове, Бандера предлагает
свои услуги в создании легиона из украинских нацио¬
налистов для готовящегося нападения на Советский
Союз. Его охотно принимают и выслушивают бывалые
гитлеровские разведчики — доктор Теодор Оберлен-
дер, коллега и приятель Оберлендера по Кенигсберг¬
скому университету, такой же, как и он, «специалист»
по обращению с людьми других национальностей капи¬
тан абвера Ганс Кох, сотрудник абвера полковник
австрийской службы Альфред Бизанц, гестаповец Аль¬
фред Кольф, доцент Ганс Иоахим Баер. Высокие «на¬
учные звания» лишь маскируют годы службы этих лиц
в абвере и многие грязные шпионские дела, выполнен¬
ные ими. Если, скажем, Ганс Кох боролся активно с
большевиками, еще будучи сотником «Украинской га¬
лицийской армии», и принимал участие в переговорах
«Украинских сичевых стрельцов» с генералами бело¬
гвардейских частей Деникина близ Винницы, то его
более молодой приятель Теодор Оберлендер неодно¬
кратно засылался в Советский Союз и путешествовал
по Советской стране под «крышей» скромного, но лю¬
бознательного немецкого туриста-агронома.
Все эти специалисты шпионажа продумывают, как
лучше осуществить в дни войны извечную тактику
«разделяй и властвуй» и поскорее превратить совет¬
ский народ в нацию рабов. Им усиленно помогают в
99
этом украинские фашисты во главе с Андреем Мель¬
ником и Степаном Бандерой.
Более молодой, энергичный карьерист из недоучив¬
шихся поповичей Степан Бандера, ссылаясь на прове¬
денные им «мокрые дела», уже всеми силами отталки¬
вал от руководства ОУН более пожилого, типичного
служаку-чиновника Андрея Мельника. И хотя Эрвин
Штольце в докладах начальству характеризует Бан-
деру словами «карьерист», «фанатик», «бандит», это
не мешает ему всячески активизировать Бандеру.
Бандера составляет инструкции своим приближен¬
ным. «Наша власть должна быть страшной»,— запи¬
сывает в одной из инструкций этот карлик со слезящи¬
мися глазами, мечтающий стать диктатором захвачен¬
ной гитлеровскими войсками Украины.
Цепь преступлений неразрывно связана с деятель¬
ностью Степана Бандеры и его сообщников. Когда гит¬
леровцы были разгромлены Советской Армией и бе¬
жали на запад, по указанию германской разведки в
тылу наших наступающих войск остались собранные
в шайки оуновские отщепенцы. Как признают сейчас
националисты, легионы «Нахтигаль» и «Роланд» были
аародышами той самой украинской полиции, которая с
благословения митрополита Шептицкого совершала
кровавые погромы мирного населения на Украине, в
Белоруссии, Польше и Литве. Воспитанники Степана
Бандеры, действуя из-за угла, убивали честных совет¬
ских тружеников, уничтожали удавками людей, при¬
нявших Советскую власть как родную мать-освободи-
тельницу. Они, эти каиновы дети, наполняли трупами
своих жертв полевые колодцы.
С каждым днем все больше горела земля под но¬
гами у бандеровских выкормышей. Они стали группа¬
ми прорываться на запад, по дороге убивали честных
тружеников Польши и Чехословакии. Это их подлые
пули убили героя гражданской войны в России и Испа¬
нии генерала Войска Польского Кароля Сверчевского
в горном ущелье близ Ясла. От подлой руки этих бан¬
дитов погибли Герой Советского Союза генерал Вату¬
тин и украинский писатель Галан.
Но ни это, ни множество других совершенных ими
преступлений не могли приостановить победное шест¬
вие Советской власти.
100
Примечательно то, что сокрушительный удар, по
оуновскому бандитизму наносили не столько военные
гарнизоны, поисковые группы истребительных баталь¬
онов, сколько сплошная коллективизация, начавша¬
яся в западных областях Украины осенью 1949 года,
и широкая индустриализация этого края. Пока суще¬
ствовали разобщенные индивидуальные крестьянские
хозяйства, пока существовали замаскированные ку¬
лацкие гнезда и кулаки, мечтающие о возврате старых
порядков,— одинокие бандеровские шайки могли еще
находить себе приют и пропитание и с помощью тер¬
рора держать в зависимости какие-то группы населе¬
ния. Но стоило развернуться массовой коллективиза¬
ции, ее победа прозвучала похоронным звоном банде-
ровщине. Огромные массы народа, охраняя завоева¬
ния своего коллективного труда, пошедшие по пути,
указанному партией, окончательно разгромили банде-
ровщину. Остатки банд вместе со своими вожаками
метнулись на Запад в поисках новых кормушек и но¬
вых хозяев. Националистов охотно приняли в свои объ¬
ятия немецкие реваншисты и их американские покро¬
вители. Они помогали им создавать легенду об «ошиб¬
ках Гитлера в украинском вопросе». Все эти люди без
родины, для которых целью жизни стало предательст¬
во, как нельзя лучше подходили различным мастерам
«холодной войны». Ими пополняли шпионские школы,
их пробовали засылать в советский тыл, сбрасывая ка
парашютах с самолетов «неизвестной национальнос¬
ти». Немало оруженосцев Степана Бандеры нашли
свою смерть у рубежей нашей Родины от метких пуль
советских пограничников, которые, отлично зная по¬
вадки гадов желто-голубой националистической поро¬
ды, расправлялись с ними смело и беспощадно. Нема¬
ло их выловили в тылу советские патриоты.
Но, отправляя своих агентов на верную смерть на
советскую землю, которую он так люто ненавидел, сам
«фюрер» ОУН Степан Бандера чувствовал себя до
поры до времени в Мюнхене относительно благопо¬
лучно. Он даже съездил весной 1958 года на могилу
своего шефа Евгена Коновальца в Роттердам. В речи,
произнесенной 28 мая 1958 года, Степан Бандера срав¬
нивал действия своих головорезов в годы немецкой
оккупации с кровавыми погромами Петлюры в
101
1917—1921 годах. Выкрикивая визгливым фальцетом:
«С нами бог», он закончил эти свои исторические па¬
раллели словами твердой надежды, что во время
«близкой третьей мировой войны» его бандеровцы не
допустят старых ошибок и обязательно уж... дойдут
до Москвы.
И вдруг — гром среди ясного неба. 15 октября
1959 года на многих телетайпах редакций мира за¬
мелькало сообщение, что кровавый вожак национали¬
стов Степан Бандера найден с паспортом на имя Сте¬
пана Попеля в тяжелом состоянии, упавшим или сбро¬
шенным с третьего этажа в одном из домов Мюнхена,
отвезен в больницу и там скончался. Существующая
при уголовной полиции ФРГ комиссия по расследова¬
нию убийств начала следствие. Расследователи осо¬
бенно не торопились, несмотря на то, что газеты назы¬
вали смерть Бандеры «сенсацией номер один». Только
спустя несколько дней возникла новая версия: при
исследовании трупа был обнаружен цианистый калий.
Более или менее сведущие люди пожимали плечами:
неужели для обнаружения цианистого калия нужно
несколько дней? Ведь обычно такой вид отравления
опознается сразу по кожному покрову. А пресловутый
«Голос Америки», помогая заметать следы убийцам,
пустил в эфир еще одну версию: «Бандера покончил
жизнь самоубийством». Но тут подняли вой привер¬
женцы Бандеры. Не мог же их «фюрер» уйти из жизни
таким примитивным способом!
Газета «Нойес Дойчланд» сообщила, что Бандера,
как один из организаторов Львовского преступления,
был главным свидетелем злодеяний своего шефа Обер-
лендера. Пресса подчеркивала, что в послевоенное
время Оберлендер старался любыми средствами отме¬
жеваться от Бандеры и замести следы каких-либо свя¬
зей с этим прославленным фашистским убийцей. По
словам польской газеты «Трибуна люду», это вызы¬
вало у Бандеры все возрастающее, особенно в послед¬
нее время, беспокойство за свою жизнь.
В газетных сообщениях проскользнул любопытный
факт: в день, когда было совершено убийство, охрана,
обычно сторожившая Бандеру, подвезя его к дому,
немедленно уехала, оставив своего «фюрера» наедине
с теми, кто сталкивал его в пролет лестницы. Едино-
102
мышленнйки Бандеры почувствовали охлаждение к
нему сильных мира сего и решили своевременно...
умыть руки. Даже буржуазная газета «Зюйддойче
цайтунг» в номере от 19 октября 1959 года писала:
«Вне всяких сомнений, Бандера убит третьими лицами.
Согласно высказываниям его знакомых, Бандера в ка¬
честве весьма нежелательного соучастника преступле¬
ний Оберлендера во Львове в последнее время нахо¬
дился в постоянном страхе за свою жизнь... Бандера
был убран с пути при помощи яда подручными весьма
влиятельных персон...» Бандера знал больше о бонн¬
ском министре, чем тому было желательно. Это же
предположение, по утверждению газеты «Берлинер
цайтунг», невольно подтвердили круги мюнхенской
полиции, сообщая: «Бандера устранен синдикатом
убийц» службы генерала Гелена по поручению Обер¬
лендера. А руководитель мюнхенской комиссии по рас¬
следованию убийств, некий Шмитт, категорично за¬
явил: «Будет довольно трудно обнаружить виновников.
По всей вероятности, их следует поискать в кругах, к
которым обычно уголовная полиция не имеет отноше¬
ния».
Очень символично то, что свое последнее в жизни
сальто Бандера — Серый совершил в давнем логове
фашистов, где начинал свою карьеру Адольф Гитлер,
долгие годы опекавший украинских националистов.
ПОЧЕМУ
МИТРОПОЛИТ
РАВВИНА СПАС?
Вскоре после окончания войны в одном из лагерей
для немецких военнопленных был опознан старый гес¬
таповец Питер Христиан Крауз. Уже после суда над
ним администрация лагеря предложила мне побеседо¬
вать с этим матерым гитлеровцем. Беседа продолжа¬
лась долго. Среди многочисленных признаний Крауза
было и такое.
— Если бы у нас в гестапо не работало несколько
агентов из числа сионистов, попавших в гетто, никогда
бы мы не смогли поймать и уничтожить такое количе¬
ство евреев, живших по фальшивым документам и
под чужими фамилиями. Мы выпускали агентов на
волю, они бродили по улицам, а за ними шли наши со¬
трудники. Опознавая евреев, агенты подавали услов¬
ный знак, и тогда в дело вступали мои «чистые» со¬
трудники.
Кто же были эти люди, пособники фашистов? Это
были раввины, судьи, руководители и члены так
называемых юденратов («еврейских советов») и
еврейских общин, такие, как, скажем, Иосиф Ланде-
сберг или доктор Юзеф Парнас. В гетто Львова были
загнаны ортодоксальные раввины и судьи доктор Из¬
раиль Вольсберг, Мойше Элхунен Альпер, Абет из го¬
родского раввината и раввин Натан Лайтер. Появи¬
лись там и судьи Шмельке Раппопорт и Симхе Раппо¬
порт, городской судья Мойше Эрнштейн, реббе Эршель
Розенфельд и судья из Жовквы Аншль Шрайбер, Кал-
ма Хамайдес и многие, многие чины иудаизма, на кото¬
104
рых равнялась и которых беспрекословно слушалась
еврейская беднота. Подлая и страшная своим циниз¬
мом их роль не раскрыта еще и поныне.
В свете истории они несут ответственность за ист¬
ребление миллионов не меньшую, чем гестапо, айн-
затцкоманды и другие карательные органы гитлеров¬
ского рейха. И дело вовсе не в том, что они последова¬
тельно и беспрекословно грабили по указанию фашист¬
ских властей своих же соплеменников, «давили» на них
бесчисленными контрибуциями, отбирали у них послед¬
ние теплые вещи во время так называемых «меховых
акций», загоняли в грязные подвалы по двадцать —
тридцать человек, где бушевал сыпной тиф. Дело в
том, что до последней минуты существования несчаст¬
ных эти проповедники еврейского национализма и ор¬
тодоксального иудаизма внушали им покорность, сле¬
пое повиновение властям, подталкивали массу людей
к свежим могилам обезоруженными не только физиче¬
ски, но и морально. Они внушали веру в то, что пред¬
ставители «культурной» немецкой нации рано или
поздно образумятся и сохранят им жизнь.
Эти предатели и провокаторы нашептывали, что,
возможно, получив различные контрибуции, гитлеров¬
цы проявят наконец свое «благородство» и сберегут
жизнь хотя бы части еврейского населения. Обма¬
нув таким образом трудящихся евреев, эти предате¬
ли, по сути, психологически готовили гибель тысяч
людей.
А ведь они могли (особенно когда львовское и дру¬
гие гетто еще не были ограждены) вырваться в сосед¬
ние леса, на Волынь, где со временем стали действо¬
вать партизанские отряды и соединения полковника
Дмитрия Медведева, дяди Пети — Антона Бринского,
Юзефа Собесяка, Василия Бегмы, Виктора Карасева,
Николая Прокопюка и других активных борцов с фа¬
шизмом. Можно ведь было взяться за оружие...
Следует напомнить, что версию о возможном бла¬
городстве фашистов гитлеровские наемники, ранее
группировавшиеся вокруг антисоветской газеты «Хвы-
ля» («Волна»), вместе с представителями раввината
распространяли еще летом 1940 года во Львове, когда
туда приехала из Германий комиссия по переселению
немецких колонистов из Волыни и Галиции в рейх.
105
Они парализовали волю людей, их стремление к соп¬
ротивлению.
Тем летом в предгрозовой час, рассказывали мне
львовские евреи, через «зеленую границу» с немецкой
стороны пробрался во Львов родственник известного
львовского богача, владельца пассажа, Гаусман. Об¬
ходя квартиру за квартирой своих знакомых евреев,
он рассказывал им, что в «генерал-губернаторстве»
живется не так уж плохо, как, мол, «трубит» об этом
на все голоса мировая пресса, и прежде всего «боль¬
шевистская пропаганда». Гитлеровцы, улещал своих
земляков лазутчик Гаусман, хотя и строгие люди, но
прежде всего культурный, образованный народ. Прав¬
да, они недолюбливают евреев, но зато у них образ¬
цовый порядок и дисциплина. Они широко поддержи¬
вают частную коммерцию, дают возможность торго¬
вать всем, разрешают иметь частные магазины и ла¬
вочки. Если же исполнять все их приказы, можно жить
на той стороне, за Бугом и Саном, совсем неплохо...
Возможно, поддавшись советам и этого «пропаган¬
диста», на возвращение в Польшу, оккупированную
гитлеровцами, только в одном Львове записалось, как
это ни чудовищно вспоминать сейчас... восемь тысяч
евреев. Уже в немецком Перемышле гитлеровцы отде¬
лили мужчин от женщин, провели их санобработку, а
затем начали организованный грабеж.
Совершенно очевидно, что Гаусмана специально
завербовало гестапо и послало его на советскую сто¬
рону, чтобы переманить с помощью этого «набожного»
еврея в «генерал-губернаторство» зажиточных евреев,
которые имели золото и драгоценности.
«Зачем эти богатства,— рассуждали гитлеровцы,—
будут храниться на советской стороне? Ведь лучше мы
будем приобретать на них в нейтральной Швеции воль¬
фрам, цветные металлы и нефть в арабских странах,
столь необходимую нам для будущего нападения на
Советский Союз».
Наряду с уникальными документами времен окку¬
пации я сберегаю в своем личном архиве номер «Газе¬
ты еврейской» от 4 августа 1941 года, которая издава¬
лась в Кракове на польском языке. На первой страни¬
це газеты был изображен знак иудаизма — звезда Да¬
вида— и помещено «радостное» сообщение: «Немец¬
106
кие самолеты на протяжении последней ночи бомбар¬
дировали военные объекты Москвы... В районе Киева
немецкие войска днем 31 августа продолжали победо¬
носное наступление на большевистские позиции...» А на
третьей странице продажные писаки «поддерживали
дух» тысяч людей, загнанных в краковское гетто, таки¬
ми сообщениями: «...работы по восстановлению Отде¬
ла религиозных культов заканчиваются, и в ближай¬
шее время этот отдел начинает функционировать. Тем
самым будет восстановлен раввинат религиозной ев¬
рейской общины, который бездействовал с начала вой¬
ны. Отдел по религиозным верованиям будет функцио¬
нировать в прежнем своем помещении по улице Гли-
бовской, дом № 26/28...»
Таковы следы деятельности сионистских журналис¬
тов в лихолетье оккупации, когда над сотнями тысяч
евреев нависла угроза полного и беспощадного унич¬
тожения. Как правило, именно богатым людям еврей¬
ской национальности удавалось откупиться большой
суммой денег, купить себе за золото «левые докумен¬
ты», удостоверяющие, что их обладатель — истинный
ариец, либо найти укрытие в бункере, где они проси¬
дели весь период оккупации.
Известный фашистский преступник, убийца многих
десятков мирных евреев голландский миллионер Питер
Николаас Ментен имел в своем распоряжении в каче¬
стве эксперта по делам искусства Юзефа Штеглица,
который тогда жил в Кракове, а сейчас благоденствует
в Израиле. Ментен обеспечил Штеглицу через гестапо
личную охрану, постарался достать для своего подо¬
печного такой аусвайс, имея который Штеглиц мог хо¬
дить без еврейского опознавательного знака и жить в
самом центре Львова. В свою очередь Штеглиц от¬
бирал для личного пользования Ментена ценные
вещи. По приезде во Львов Питер Ментен поселился в
квартире только что расстрелянного немцами хирурга
профессора Тадеуша Островского, по улице Романо¬
вича, 5. Юзеф Штеглиц расхаживал вместе со своим
шефом по комнатам профессора, снимал со стен цен¬
ные картины мировых мастеров живописи, помогал их
упаковывать — одним словом, был сообщником своего
шефа в грабежах.
Беднота же, не имевшая ни ценностей, ни высоких
107
покровителей, гибла сотнями, тысячами, если на ее
пути не попадались бескорыстные люди разных нацио¬
нальностей, помогавшие обреченным. Работа в Чрез¬
вычайной комиссии по расследованию гитлеровских
злодеяний помогла мне найти таких.
Однажды, когда я обедал в только что открывшем¬
ся в освобожденном Львове ресторане «Жорж», к мое¬
му столу подсел худощавый инженер, как оказалось
позже, еврейской национальности, обязанный своим
спасением его бывшей домработнице-украинке. Когда
мы разговорились, инженер сказал:
— Я читал все ваши статьи об уничтожении моих
земляков-львовян. Раскрыть эти чудовищные преступ¬
ления — благородная задача. Но, знаете, что бы я сде¬
лал для того, чтобы тушить пожар националистиче¬
ской ненависти, языки которого нет-нет да еще и вспы¬
хивают? Я бы больше писал о благородных, честных
людях других национальностей, которые, не боясь ни
расстрелов, ни других репрессий, шли в это тяжкое
время против течения и, несмотря ни на что, спасали
несчастных, укрывали их!
И тут же поведал мне историю о том, как трое ра¬
бочих львовской канализации — русский, поляк и ук¬
раинец— спасли тринадцать евреев в последние траги¬
ческие минуты окончательной ликвидации гетто. Когда
уже горел и взрывался последний квартал домов на
Пелтевной и объятые пламенем дети в ужасе выскаки¬
вали из бункеров под пули немецких автоматов, трое
простых тружеников Львова — Соха, Коваль и Вруб¬
левский пробили ломами отверстие из бетонной трубы
канализации в подвал, где прятались от гестаповцев
последние пленники гетто. Рабочие перетащили три¬
надцать обреченных в подземный канал, где протекала
река Полтва, провели несчастных над ее подземным
руслом почти через весь город, под монастырь ордена
бернардинцев. Они устроили там укрытие, в котором
спасенные просидели с лета 1943 года до 27 июля
1944 года и вышли только тогда, когда на улицах за¬
грохотали гусеницы советских танков. На деньги, вы¬
рученные от продажи вещей, на мизерную зарплату
рабочие кормили подземных своих подопечных и спас¬
ли им жизнь.
История эта взволновала меня так, что несколько
108
месяцев я узнавал ее подробности от спасенных, они
приходили ко мне домой и целыми вечерами рассказы¬
вали о таких фактах, которые не придумать самому
дотошному литератору. В итоге родилась документаль¬
ная повесть «Свет во мраке», выдержавшая уже не¬
сколько изданий и не доставляющая сейчас никакого
удовольствия сионистам, которые хотели бы начисто
скрыть случаи такого человеческого, а самое главное,
бескорыстного благородства.
Кроме этой истории я узнал много ей подобных.
Так, полька Ядвига прятала в подвале во время всей
оккупации профессора права, ставшего впоследствии
моим другом, будущего ректора Торуньского универ¬
ситета Кароля Корани. Я помню многие подробности
того, как другая полька спасла известного режиссера
польских театров Александра Бардини. Основатель
польского театра Арнольд Шифман в своей книге «Мои
военные странствия» подробно описал историю своего
спасения.
А вот еще другие факты из истории тех далеких и
тревожных лет. Друг писателей Ярослава Галана, Пет¬
ра Козланюка и мой доктор наук, делегат первого Все¬
мирного конгресса физиологов в Ленинграде, прохо¬
дившего под председательством академика Ивана
Павлова, поляк Здислав Белинский, зная, что ему за
это угрожает смерть, вывез из львовского гетто про¬
фессора Адольфа Бека...
Но были и другие случаи спасения, на которых сей¬
час активно спекулируют наши недруги, превращая
хитрых, дальновидных иезуитов в нежных,- благород¬
ных миротворцев. Об одном таком «спасении» мне и
хочется рассказать подробно.
При очень загадочных обстоятельствах «вырвался»
из львовского гетто известный всему городу Ицкох
(Курт) Левин и нашел приют в резиденции митрополи¬
та графа Андрея Шептицкого на Святоюрской горе.
Владыка хорошо знал, что делает, принимая беглеца.
Ведь отец Ицкоха, главный раввин Львова, Иэзекиил
Левин, еще в 1924 году резко осудил львовского ком¬
сомольца Нафтали Ботвина, застрелившего на Трибу-
нальной улице известного провокатора Цехновского,
по доносам которого панская полиция уничтожила
Рутковского, Гибнера, Багинского, Вечерковича и мно¬
109
гих других польских коммунистов. Шептицкий мыслен¬
но аплодировал Левину, когда ему доложили, что, вы¬
ступая с проповедью в синагоге, Левин предавал про¬
клятиям «продавшегося Москве» Нафтали Ботвина.
Проклятия талмудистов неслись вслед Ботвину, когда
его повели на расстрел. Он, отказавшись от услуг свя-
щеннослужителя-раввина, сказал: «Религия существу¬
ет для рабов, а я не раб!» Под дулами винтовок Наф¬
тали Ботвин бросил в лицо палачам: «Да здравствует
социалистическая революция!»
Этой социалистической революции боялся не толь¬
ко Иэзекиил Левин, но и митрополит Шептицкий. Не¬
зависимо от различия религий, их объединяла общая
ненависть к коммунизму, та самая оголтелая нена¬
висть, которая и сегодня на глазах у всего мира объе¬
диняет украинских националистов с буржуазными на¬
ционалистами всех мастей.
И тогда, в годы оккупации, агенты гестапо адвокат
Гойлигер, Руперт и другие, работавшие тайно во Львов¬
ском гетто, зная, как ласково принял Шептицкий
Курта Левина, помогли пробраться к митрополиту и
раввину Давиду Кагане. Именно он при разных обсто¬
ятельствах призывал верующих полагаться на милость
Иеговы и ни в коем случае не чинить препятствий ка¬
рателям.
В июне 1966 года бандеровский журнальчик «Укра¬
инский самостийник», что выходит в Мюнхене, сооб¬
щил своим читателям: «В одну из июньских ночей бро¬
дяга, одетый в лохмотья, позвонил у входа в палаты
митрополита Шептицкого, пастыря униатской церкви и
одновременно уважаемого господина, каким был Шеп¬
тицкий для украинцев Западной Украины. На улицах
Львова было пусто, лишь несли караульную службу
патрули из числа эсэсовцев и украинских полицаев.
Незнакомый прохожий нес перед собой огромный тюк
(обратите внимание на эту деталь! — В. Б.). Было уже
далеко за полночь. Перепуганный священник выглянул
в окошечко в дверях. Человек в лохмотьях сказал:
— Сообщите его эксцеленции, что раввин Кагане
просит помощи!
Священник боязливо закрыл окошечко. Последую¬
щие минуты ожидания показались раввину вечностью.
Но вот открылась дверь, и Кагане вошел в палаты мит¬
110
рополита. Священник провел его коридорами в огром¬
ную библиотеку и сказал: «Его эксцеленция желает,
чтобы вы были его гостем; мы будем заботиться о всех
ваших нуждах».
Эти страницы не случайно перепечатала из нацио¬
налистического журнальчика «Украинский самостий¬
ник» в том же июне 1966 года израильская сионист¬
ская газета «Гаарец» («Страна»). Удивительная идил¬
лическая перекличка через Средиземное море органа
палачей-бандеровцев и газеты израильских сионистов,
которой следовало бы помнить шесть миллионов ев¬
реев, уничтоженных гитлеровцами и их подручными —
украинскими националистами.
Но кто же так искусно на страницах «Меты», «Но¬
вой зари», «Часа» и прочих католических изданий
украинских буржуазных националистов влиял на рост
антисемитизма и погромов, которые забушевали с не¬
виданной силой, как только фашистская армия
30 июня 1941 года ворвалась во Львов? Этот вдохно¬
витель— митрополит граф Андрей Шептицкий.
Беспрецедентное гостеприимство, оказанное Шеп-
тицким в годы оккупации раввину Кагане и сыну глав¬
ного раввина Львова Курту Левину и другим столь же
именитым евреям, вполне объяснимо.
Предоставим слово самому иерарху той церкви, ко¬
торая якобы «никогда не вмешивалась в политику»:
«Его высокопревосходительству фюреру Великогер¬
манской империи Адольфу Гитлеру. Берлин. Рейхскан¬
целярия.
Ваша Эксцеленция! Как глава греко-католической
церкви, я передаю Вашей Эксцеленции мои сердечные
поздравления по поводу овладения столицей Украины,
златоглавым городом на Днепре — Киевом!..
Мы видим в Вас непобедимого полководца несрав¬
ненной и славной германской армии. Дело уничтоже¬
ния и искоренения большевизма, которое Вы, как фю¬
рер великого германского рейха, поставили целью этого
похода, обеспечивает Вашей Эксцеленции благодар¬
ность всего христианского мира. Украинская греко-ка¬
толическая церковь знает об историческом значении
могучего движения немецкого народа под Вашим ру¬
ководством... Я буду молить бога о благословлении по¬
беды, которая является порукой длительного мира для
111
Вашей Эксцеленции, германской армии и немецкого
народа. С особым уважением Андрей граф Шептиц-
кий...»
Пожалуй, ни один из иерархов самых различных
церквей и сект, действующих за пределами гитлеров¬
ского рейха, не написал в годы второй мировой войны
столь верноподданического, я бы сказал, прямо холуй¬
ского послания в честь бесноватого фюрера Адольфа
Гитлера. Но ведь кроме этого документа есть и мно¬
жество других обнаруженных документов, посланий,
просьб, подписанных Андреем Шептицким в адрес Гит¬
лера, залившего кровью земли Западной и Восточной
Европы. А сколько таких холуйских документов, в ко¬
торых прослеживается тесная связь греко-католиче¬
ской церкви с фашизмом и вожделения ее иерархов,
сожжено и не обнаружено? О скольких тайных сгово¬
рах, совещаниях, законспирированных встречах униат¬
ских вожаков с фашистскими карателями мы еще не
знаем?
В Центральном государственном историческом ар¬
хиве во Львове хранится еще один примечательный
документ, имеющий прямое отношение к главной теме
нашего разговора. Существовал до 1947 года на Львов¬
щине, в селе Суховоля, Городокского района, женский
монастырь святого пророка Ильи, принадлежащий ор¬
дену василиан, подчинявшийся Шептицкому. Кроме
игуменьи Игнатии Слободян в нем находилось еще
семнадцать монахинь. Особенно выделялась своей ми¬
стической экзальтацией пожилая монахиня Авксентия,
которая по документам митрополичьей консистории
числилась пророчицей и находилась в постоянном кон¬
такте с Шептицким, встречалась с владыкой, писала
ему письма.
Вот одно из них:
«Ваша Эксцеленция, высокопреосвященный архи¬
ерей, владыка и наш самый дорогой Батько! За ответ
Вашей Эксцеленции очень сердечно благодарю, хотела
бы подать для прочтения все мои прежние записки,
которые я делала почти два года, относительно немец¬
кой державы и ее славного вождя Гитлера и в соеди¬
нении с ним Украины... Гитлер — божий вождь, и эта
война — то война божья. Тут не человек бьется, а бог
в человеке, рука божья идет вперед и побивает врага...
112
Хочет-господь наделить его еще большей милостью и
славой, как великого и могучего цари света, если вы¬
полнит то, чего господь от него желает... Вот здесь пе¬
речислю желания господни к нему:
1. Чтобы был истинным вполне католиком, связан¬
ным с папой, который мог бы дать ему все нужные ре¬
лигиозные предписания, а в конце наложить на его
голову золотую корону и наименовать его царем всей
Европы.
2. Чтобы построил церковь перед своим Дворцом
под названием «Матери Божьей попечение». Матерь
божья с дитятком Иисусом (образ) должны быть из
одного золота помещены в главном престоле.
3. Чтобы уничтожили всюду безбожничество в сво¬
ей державе, где завоюет: безбожников не держать ни
в каких учреждениях, ни на должностях; евреи чтобы
имели свое место и не жили бы среди христиан, ибо
пренебрегли божьим законом, и чтобы не состояли ни
в каких учреждениях, а были бы самой низшей кате¬
горией работников.
4. Чтобы позволил всюду развиваться христиан¬
ству, священству, монашеству и другим религиозным
учреждениям.
Очень он много получал божьего благословения и
молитв. Мать божья спасала его корабли на море, а
вражеские топила руками его войска. Матерь божья
сказала: Украина должна быть сохранена под опекой
и силой немецкой, под ее протекторатом... Однажды
благословила вождя Гитлера тем великим крестом и
так молилась за него: «Боже, благослови его и его вой¬
ско, будь сильным, вождь, в своей державе и твое вой¬
ско, куда пойдешь — там победи, посылаю тебе вождя
Украины святого архистратига Михаила со своим не¬
бесным войском на помощь». Вознесла духом вверх
вождя Гитлера, прося отца небесного для него о побе¬
де... Желаю, чтобы немецкое войско ничего не щадило
в России: ни городов, ни замков, ни сел, ибо господь
не хочет, чтобы там что-нибудь осталось. Россия долж¬
на заново отстраивать и города и села, ибо там все
заражено грехом, нечисто. Развалинами русских домов
и первой пяди земли, которые надо собрать, заполнит¬
ся Черное море, словно должен быть сооружен мост на
море из развалин, а Россия после войны должна на-
8 В. П. Беляев
113
зываться: Новая Земля... Целую ручки и ноги и прошу
о благословении и молитве.
Слуга во Христе
с. Авксентия, ч. св. В. В. Сухбволя» 1.
Украинская буржуазия, руководители «организа¬
ции украинских националистов» и других национали¬
стических партий долгие годы считали Шептицкого
мудрейшим человеком, называли его подхалимски «ук¬
раинским Моисеем». Как же этот Моисей прореагиро¬
вал на письмо монахини в годы оккупации, когда во¬
круг лилась кровь? Когда тысячи воспитанных им ук¬
раинских националистов и полицаев уничтожали сотни
тысяч евреев, поджигали синагоги и последние дома
львовского и других гетто, забрасывали ручными гра¬
натами подвалы этих домов, в которых скрывались
дети гетто, и когда у него в доме прятались сын глав¬
ного раввина Львова Курт Левин и раввин Давид Ка¬
гане? Шептицкий шлет Гитлеру вместе с письмом
Авксентии свое очередное послание:
«Фюреру и рейхсканцлеру Великогерманского Рей¬
ха Адольфу Гитлеру. Берлин.
Ваша эксцеленция!
Нижеподписавшийся украинский архиепископ ви¬
зантийского обряда во Львове на протяжении многих
лет знает одну женщину, которая уже много лет во¬
сторгается фюрером и всегда молится за него.
Эта женщина — пророчица, и к ней часто нисходят
таинственные видения, которые по принципам мифи¬
ческой теологии могут считаться словами всевышнего.
Эта женщина просит меня написать письмо.
Я охотно делаю это в надежде, что тем самым вы¬
полняю свою обязанность перед Вашей эксцеленцией.
Пророчице богом сказано: Гитлер в смирении просил
меня о победе. Он будет выслушан и приведен к самой
высшей земной славе, если он сделает то, что я от него
требую. Он должен в полном единодушии со вселен¬
ским главой христианства папой римским помочь хри¬
стианству одержать победу.
В том случае, если Ваша эксцеленция желает полу¬
чить более подробные сведения, я и в дальнейшем
остаюсь к Вашим услугам.
1 См. К. Е. Дмитрук. Свастика на сутанах. М., 1976, стр.
93—95.
114
Вашей эксцеленции преданный слуга Андрей Шеп-
тицкий,
Архиепископ. Львов... Площадь св. Юра».
Таково еще одно доказательство, опровергающее
частые утверждения униатов, что церковь якобы «не
вмешивалась в политику». Еще одно верноподданиче¬
ское обещание быть информатором и советчиком
Адольфа Гитлера в любом вопросе, подтверждение
того, как вела себя униатская церковь в лихолетье ок¬
купации.
Ну а как же все-таки согласовать с этими письмами
тот факт, что Шептицкий прятал у себя беглецов из
львовского гетто?
А дело в том, что Шептицкий хотел застраховать
себя на случай изменения политической ситуации. Ему
было ведомо в годы войны, какой процент сенаторов
еврейской национальности заседает в конгрессе Соеди¬
ненных Штатов Америки и сколько среди них сиони¬
стов. Во всяком случае, эти два спасенных — сын рав¬
вина Левина и раввин Кагане — смогут засвидетель¬
ствовать, как был добр «князь церкви», и помогут за¬
быть, сколько их собратьев было уничтожено с благо¬
словения митрополита головорезами из ОУН. Так оно
и произошло. В сутане священнослужителя униатской
церкви, полученной из цейхаузов консистории, рав¬
вин Кагане бежал на Запад, а затем перебрался в Из¬
раиль.
В 1952 году Давид Кагане был главным раввином
израильских военно-воздушных сил, благословляя и
подготовляя «духовно» тех самых летчиков, которые
под командованием одноглазого «ястреба» Моше Дая¬
на в июне 1967 года беспощадно жгли напалмом мир¬
ные арабские села и города. Позже Давид Кагане был
отпущен за океан и стал главным раввином Аргенти¬
ны. Нередко он встречается в Буэнос-Айресе с военным
преступником, бывшим гестаповцем Вальтером Куч-
маном. Как известно, участники преступлений, совер¬
шенных во Львове в те страшные июльские ночи 1941
года, штандартенфюрер1 СС Ганс Гейм, Питер Мен-
тен и Вальтер Кучман метнулись в разные стороны:
Ментен — в Голландию, а Вальтер Кучман —еще
1 Штандартенфюрер — полковник войск СС в фашистской
Германии (нем.).
115
дальше, за океан. Хотя руки у Кучмана в крови, Давид
Кагане охотно встречается с земляком, с другими ук¬
раинскими националистами, окопавшимися в Буэнос-
Айресе. Друзья вспоминают минувшие дни и, в частно¬
сти, создают миф о «добром, человеколюбивом спаси¬
теле евреев Андрее Шептицком». Раввин Давид Ка¬
гане охотно способствует распространению этого мифа.
Таким образом, взаимные контакты сионистов с ук¬
раинскими буржуазными националистами и униатами,
их совместные заявления о «дружбе» и «сотрудничест¬
ве» свидетельствуют прежде всего о единой классовой
эксплуататорской основе и идейном родстве, об их го¬
товности во имя антикоммунизма и впредь послушно
действовать по указке империалистической реакции.
СМЕРТОНОСЦЫ
В шестнадцать часов 8 октября 1949 года на люд¬
ной Академической аллее Львова, поблизости от ки¬
нотеатра «Щорс», состоялась встреча двух молодых
людей. Надо сказать, что до этого оба человека, кото¬
рым предстояло встретиться именно в этом, заранее
обусловленном, пункте, друг друга не знали. Их фами¬
лии, местожительство, профессии были тщательно за¬
конспирированы.
Худощавый, выше среднего роста брюнет с волни¬
стыми, зачесанными назад волосами и узкими, сжа¬
тыми губами, стоящий возле кинотеатра, был наречен
его руководителями кличкой Славко. Из карманчика
его серого пиджака как опознавательный знак торчал
сухой желтый цветок.
У другого, подошедшего к нему блондина с про¬
долговатым, худощавым лицом, по кличке Ромко, в
руках был свежий номер журнала «Новое время». Не
отрывая глаз от засушенного желтого цветка, Ромко,
помахивая «Новым временем», спросил осторожно:
— Который час?
— Без пятнадцати четыре,—ответил Славко.
— Пойдем в кино?
Это был пароль...
— Нет денег! — отрезал брюнет.— Пойдем на де¬
ло!— и, как было условлено, предложил следовать за
ним.
Они не спеша дошли до Стрийского парка. Тихо и
очень мирно было в парке в пору золотой львовской
осени, когда начинает желтеть и багроветь листва де¬
117
ревьев, образующих осенью неповторимую гамму
красок.
В это предвечернее время по аллеям старинного
парка шагали львовяне, матери гуляли с детьми, по¬
долгу задерживаясь у озера, по которому, изогнув
гордые шеи, лениво плавали лебеди. И никто, реши¬
тельно никто из посетителей Стрийского парка не мог
предположить в тот тихий, спокойный час, что одна из
укромных его аллей превратилась в место, где идет
подлый сговор об убийстве писателя-коммуниста Яро¬
слава Галана, человека, любящего жизнь, обладающе¬
го чутким, нежным сердцем, стремящегося делать лю¬
дям только добро.
— ...Надо убрать писателя Галана! Он предает
наш народ,— шепотом сказал Славко,— так велел про-
видник К Убивать его будешь ты, Ромко, а я буду за¬
говаривать ему зубы...
— Ия думаю так,— глухо пробурчал Ромко,— и
Буй-Тур приказал то же самое. Ты будешь разговари¬
вать с ним, а я найду удобную минуту и рубану'его вот
этим,— и Ромко, расстегнув пиджак, показал засуну¬
тый за пояс маленький гуцульский топорик с блестя¬
щим лезвием.— А эти штуки возьми себе, пригодятся...
Он передал чернявому пистолет, или, как его назы¬
вали в этих краях, «сплюв», и черную ребристую гра¬
нату-лимонку. Другой пистолет и еще одну гранату
Ромко, как предписывало ему начальство, оставил у
себя. Оба они поднялись из парка по крутой тропинке
на взгорье, пересекли линию детской железной дороги
и, свернув на Стрийское шоссе, стали спускаться по
Гвардейской.
По тому, как уверенно шел чуть впереди Славко,
можно было судить, что он уже не раз проходил здесь.
Спросить его об этом Ромко не решался. Условия кон¬
спирации националистического подполья запрещали
ему быть любопытным. Дверь высокого современного
каменного дома Славко тоже открыл уверенно, как
человек, неоднократно бывавший здесь, и, не глядя на
номера квартир, стал быстро подниматься на четвер¬
тый этаж, так что его спутник с топориком за поясом
едва поспевал за ним.
1 Провидник — руководитель (укр.).
118
Рядом с дверью, на которой виднелась цифра «10»,
Славко — сын священника Илларий Лукашевич — за¬
держался и прислушался. Чуть слышно за дверью про¬
звенел телефонный звонок. Славко прижался ухом к
двери. Послышался женский голос.
— Самого Галана ще нема,— шепнул, отойдя от
двери Лукашевич,— давай погуляем!
Добрых полчаса они бродили по соседним улочкам
на взгорьях Львова, прошли по улице Боя-Желенского
к бывшей бурсе Абрагамовичей и затем снова подня¬
лись на четвертый этаж дома № 18 по Гвардейской
улице.
Лукашевич решительно позвонил. Дверь открыла
низенькая, полнолицая домашняя работница.
— Писатель Галан дома?
— Иого ще нема, но мабудь швидко буде. Заходи¬
те! Будь ласка!
Оба вошли в прихожую, молча расселись на
стульях.
Звонок! В прихожую вошла моложавая русоволо¬
сая женщина, как оказалось очень гостеприимная,^*
жена писателя, Мария Александровна.
— А, это вы! — сказала она оживленно, признавая
в молодом человеке по кличке Славко знакомого.—
Чего ж вы тут сидите? Заходите в квартиру!
В это время без звонка открылась наружная дверь.
В комнату вошел человек невысокого роста, корена¬
стый, крепкого телосложения, с копной густых, льня¬
ного цвета волос,— Ярослав Галан.
На поводке у него была черно-белая, пятнистая, на
вид очень добродушная овчарка карпатской породы.
— Добрый вечер! —увидев хозяина, сказал Лука¬
шевич.
— Добрый вечер,— ответил Галан.— Что-нибудь
снова случилось?
— Сейчас расскажем,— ответил Славко...
Галан спустил с поводка собаку, которая тотчас
подбежала к сидевшему в кресле Тому Чмилю, по
кличке Ромко, и стала обнюхивать карман, в котором
был спрятан пистолет.
Чмиль отшатнулся к спинке стула и спросил жену
писателя:
— Она не кусается?
119
— Нет, это добрый пес, Джим, любимец Яросла¬
ва,—сказала, улыбаясь, Мария Александровна.—
Джим только не любит людей, у которых есть оружие.
— Все одно, благаю1 пани, возьмите собаку! —
взмолился напарник чернявого.
Хозяйка увела собаку в кухню...
Художник Семен Грузберг, который писал портрет
Ярослава Александровича, был в тот вечер в кварти¬
ре. Позднее он рассказал мне, что когда незадолго до
этого посещения у него с Галаном зашла речь о близ¬
ком празднике десятилетия воссоединения Украины со
всеми украинскими землями, то Галан, помолчав, за¬
метил:
— Праздник не обойдется без жертв. Национали¬
сты на все способны...
Это суждение основывалось на трезвом понимании
политической обстановки в западных областях Украи¬
ны. Крестьянство, следуя примеру своих братьев над
Днепром, становилось в ту осень на путь сплошной
коллективизации, несмотря на все попытки национали¬
стического подполья запугать террором единолични¬
ков. Среди вожаков националистов были люди, пре¬
красно поним-авшие, что сплошная коллективизация
существенно ударит по последним очагам национа¬
лизма.
До этого глубокой воробьиной ночью можно было
постучать в окно единоличнику, запугать его, потребо¬
вать от него сала, хлеба, молока, самогону, потребо¬
вать, чтобы он молчал о таком визите. Другое дело
было с колхозниками, которые могли бы сообща охра¬
нять результаты своего труда. И как выяснилось поз¬
же, именно коллективизация приблизила гибель на¬
ционалистического бандитизма. Но в те решающие ме¬
сяцы, когда почва под ногами бандеровщины все более
накалялась, главари банд, и прежде всего Тарас Чу-
принка, решаются на значительный террористический
акт.
Для их «популярности», для устрашения.мирного
населения им уже мало убитых, замученных в бунке¬
1 Благаю — умоляю (укр.).
120
рах, задушенных «удавками» председателей колхозов,
сельсоветов, милиционеров, передовых рабочих, вра¬
чей, агрономов, скромных сельских учительниц, кото¬
рые стали создавать первые пионерские отряды. Все
это, с точки зрения вожаков-оуновцев, «люди малозна¬
чительные», которых знают лишь в лучшем случае в
пределах одного района.
Надо убить такого человека, которого бы знали
все: и на Львовщине, и в Станиславе, и в Ровно, и в
Киеве, и в Москве, и даже за кордоном. Словом — надо
убить «большого человека», чтобы вестью о его убий¬
стве, которая несомненно распространится далеко за
пределами Западной Украины, повысить свой гибну¬
щий «авторитет» и создать у наивных, неосведомлен¬
ных людей ложное представление о том, что за плеча¬
ми у непосредственных исполнителей убийства стоит
грозная, тайная, а самое главное — многочисленная
организация.
Таким человеком-мишенью стал для преступников
очень популярный в народе украинский писатель.
Материалы судебного следствия не дают нам по¬
дробного представления о том, как психологически
был настроен Ярослав Галан при первой и второй
встречах с убийцами, как он вел себя, но это дополняет
рассказ художника Семена Грузберга.
Он-то и рассказал мне, что, когда Галан, держа
руки за спиной, вошел в плаще к себе в квартиру вме¬
сте с собакой Джимом и, увидев поджидавших его
Иллария Лукашевича и Чмиля, он побледнел. Чувст¬
вовал ли он подсознательно, что в карманах у каждого
из посетителей по гранате и по пистолету, а у Томы
Чмиля еще и топор за поясом? Сразу насторожившись,
когда Илларий Лукашевич сказал ему, что они при¬
шли снова по делам «своего института», Галан спро¬
сил у Чмиля:
— А вы тоже студент?
Сидя, как на углях, Чмиль коротко ответил:
— Так! — и больше, чтобы не выдать себя, в бесе¬
ду не вмешивался.
Весь последующий разговор вел теперь Лукаше¬
вич, какой-то приторный, елейный. Он то и дело, по
словам Грузберга, вытирал тонкими пальчиками длин¬
ный нос.
121
Растягивая слова и объясняя цель вторичного ви¬
зита, он сказал:
— Наш директор — Третьяков, русский, и извест¬
но, что он плохо относится к местным студентам, кото¬
рые родились тут. Это, конечно, вам понятно, ведь
вы — писатель тоже местный...
Галана при этих словах как кипятком ошпарило.
Сдерживая себя, он сказал:
— Вы, хлопцы, что-то путаете. А кем бы вы были,
если бы не россияне? Среди воинов Советской Армии,
которая освободила наши земли и дала вам возмож¬
ность учиться,— большинство русских. Вот вы — сту¬
дент лесотехнического факультета, Советская власть
вас учит, чтобы вы были лесным инженером! Это же
верная, крепкая профессия, о которой только мечтать
могли тысячи ваших предшественников здесь, в Гали¬
ции. А кто еще в вашей семье учится?
— У меня есть еще два... брата,— медленно, запи¬
наясь, ответил Лукашевич,— один учится в медицин¬
ском институте, другой со мной — на лесотехническом
факультете сельскохозяйственного института.
— Вот видите,— оживленно сказал Галан,— в од¬
ной только семье будет со временем один врач и два
инженера для наших лесов. Три человека пополнят
ряды советской украинской интеллигенции.
— Еще неизвестно, кем я буду,— глядя в сторону,
бросил Лукашевич.
— А вы стипендию получаете? — спросил его Груз-
берг.
— Да. Но что той стипендии? Нам и без нее помо¬
гают. (На суде Лукашевич заявил недвусмысленно:
«Нам денег хватало. Руководители подполья нам два¬
дцать тысяч вперед дали, чтобы мы убили Ярослава
Галана».)
Видя, что беседа затягивается, Грузберг посмотрел
на часы. Галан, «закругляя» беседу, сказал:
— Никаких жалоб на Третьякова я вам писать не
буду. У вас есть одна дорога — хорошо учиться и не
иметь никаких выговоров.
— Да, но мы бы очень хотели, чтобы вы написали
про Третьякова фельетон в журнал «Перець». Вы та¬
лантливо пишете в «Перець». Вот, например, какой вы
122
ловкий фельетон про самого папу римского в «Перце»
напечатали!
При этих словах лицо Галана стало гневным, и ои
отрезал:
— Не буду я писать в «Перець»! Мелкая тема. И я
не знаю, зачем вы ко мне пришли! Советую вам —
бросьте жаловаться без всякого повода. Учитесь луч¬
ше— и все будет хорошо!.. Марийка, напои хлопцев
чаем...
С этими словами писатель и художник ушли в ка¬
бинет.
Мария Александровна принесла чай и печенье, при¬
села к столу, принялась гостеприимно угощать посети¬
телей мужа. Еще недавно она сама была студенткой
одного из художественных институтов Москвы и хо¬
рошо знала, что значит для студента, живущего на
стипендию, и чашка сладкого чая, и печенье.
...Галан, войдя в кабинет, сел в кресло, закурил.
Грузберг подсветил его нахмуренное лицо снизу и
взял уголь, для того чтобы сделать первый, черновой
набросок. Видя волнение Галана, Грузберг тихо спро¬
сил:
— Что это за настырные хлопцы, Ярослав Алек¬
сандрович?
— А бес их разберет! Ко мне разные люди ходят, я
ведь депутат горсовета и обязан выслушивать всех--
и, помолчав, предложил: — Знаете что, давайте мы с
вами чарочку опрокинем? Что-то невесело у меня се¬
годня на душе. Такого поганого настроения давно не
было.
— Нет, спасибо, я не пью во время работы. Вы это
знаете.
— Тогда советую вам пить крепкий чай — от него
приходит хорошее вдохновение,— и он крикнул в со¬
седнюю комнату: — Стася, принеси и нам крепкого
чайку!..
Домработница Довгун принесла Галану и худож¬
нику по стакану очень крепкого чая — «гербаты», как
называли его здесь по старинке, и Грузберг приступил
к работе.
Из соседней комнаты к ним донесся голос Лукаше¬
вича:
— А что этот пан у вас делает?
123
— Это художник, и он рисует моего мужа,— отве¬
тила Мария Александровна.
— Он как-то странно рисует,— заметил Лукаше¬
вич.
. — А что же в этом странного?
— Я, правда, не знаю, как рисуют настоящие ху¬
дожники. Но вот у нас в институте есть один студент.
Так он берет фотографию, делает на ней клетки и по¬
том переносит все это на картон с большими клетка¬
ми. А как же это можно смотреть на живого человека
и сразу его срисовывать?
— Это называется рисовать с натуры,— терпеливо
пояснила Мария Александровна, не предполагая еще
тогда, что весь этот затеянный наивный разговор был
только предлогом для того, чтобы Лукашевич мог по¬
пасть в кабинет.
— А мне можно посмотреть, как это делается?.—
попросил Лукашевич и подмигнул Чмилю. Тот отрица¬
тельно покачал головой, давая понять, что задуманное
не состоится.
— Если не будете мешать, отчего ж, можно,— ска¬
зала жена Галана.
Получив разрешение хозяйки, Лукашевич на цы¬
почках вошел в кабинет и стал за спиной Грузберга.
Галан был обращен к нему лицом в три четверти и,
естественно, не мог видеть руки Лукашевича за спин¬
кой кресла, на котором сидел художник. А Лукашевич
уже осторожно вытаскивал своими потными и тонкими
пальцами из кармана парабеллум.
— Это вам на память делается? — заискивающе
спросил он Галана.
— Нет, это не для меня лично. Портрет пойдет на
выставку. Как называется ваша выставка, Семен Бо¬
рисович?
Не отрывая глаз от холста, художник ответил:
— У нас готовится областная выставка к десяти¬
летию воссоединения Западной Украины с Советским
Союзом.
— А вы слышали о таком празднике? — спросил
Галан Лукашевича.
— Нам что-то рассказывали...
— Видите, вы жалуетесь на Третьякова, а сами,
советский студент, не знаете простых и таких важных
124
вещей. Это большой праздник украинского народа,
праздник великого освобождения.
Голос Галана звучал твердо.
Лукашевичу стало ясно, что на этот раз убить
Галана не удастся. Мешает присутствие художника и
жены писателя.
Он дрожащей рукой засунул пистолет обратно в
карман и вышел из комнаты. В столовой они с Чмилем
поцеловали поочередно руку хозяйки дома, поблаго¬
дарили за угощение и вышли.
...Так едва не закончился смертью Галана тревож¬
ный вечер 8 октября 1949 года. Но жить писателю
осталось уже недолго. Всего шестнадцать дней пре¬
красной золотой львовской осени...
Ярослав Александрович Галан родился в 1902 го¬
ду в маленьком местечке Дынов, недалеко от древнего
Перемышля — города-крепости, вошедшего в историю
первой мировой войны. Нагайки местных и австрий¬
ских жандармов с первых дней мировой войны рассе¬
кали сорочки на спинах украинских крестьян и ремес¬
ленников, заподозренных в симпатиях к России, к рус¬
скому народу.
В 1915 году семья Галана эвакуировалась с по¬
мощью русской администрации в Россию. В Ростове-
на-Дону, где семья жила до 1918 года, юный гимна¬
зист видит рождение Советской власти, следит за раз¬
махом революционных событий. В Ростовской гимна¬
зии он дружит с русскими, армянами, евреями, и уже
тогда в нем закладывается дружеское отношение ко
всем хорошим людям, независимо от их национальной
принадлежности.
В Галиции же, куда довелось вернуться Галану
вместе со своими родными в 1918 году, захваченной
правительством буржуазной Польши после распада
императорской Австро-Венгрии, все последующие го¬
ды, до исторической осени 1939-го, господствовал раз¬
нузданный национализм. Он всячески разжигался гос¬
подствующими классами и зарубежной буржуазией,
крайне заинтересованной в том, чтобы не допустить на
границе с Советским Союзом создания единого фронта
трудящихся.
Этому разъединению трудящихся всячески способ¬
ствовали не только такие профашистские организации,
125
как ОУН, но и униатская церковь. Именно у нее учи¬
лись вожаки ОУН искусству двурушничества, полити¬
ческой демагогии. Это была целая армия мракобесов-
черноризников, ткущих ежедневно паутину обмана.
И с этой армией, уже с дней своей молодости, вступил
отважно в единоборство коммунист и будущий писа¬
тель Ярослав Галан.
...Ярослав Галан был командирован редакцией га¬
зеты «Радяньска Украина» в Нюрнберг, на процесс
над гитлеровскими военными преступниками. Во вре¬
мя этой командировки писатель много ездил по Цен¬
тральной Европе, встречался с украинскими эмигран¬
тами, посещал лагеря для перемещенных лиц. Рискуя
жизнью, он пробирался в логова матерых национали¬
стов, вел с ними беседы, запоминал их имена и фами¬
лии, чтобы потом разоблачить их в своих памфлетах.
В пьесе «Под золотым орлом» он отлично воспроизвел
в драматической форме борьбу за души перемещенных
лиц в послевоенной Европе. Эта деятельность Галана,
естественно, не прошла незамеченной мимо национа¬
листических центров, особенно Мюнхенского центра,
так называемых «Закордонных частей ОУН», связан¬
ных с бандитским подпольем, оставленным гитлеров¬
цами в Западной Украине. Ведь Ярослав Галан отлич¬
но знал тайные сговоры и связи националистов с вра¬
гами украинского народа, как знал решительно все
этапы биографии хитрого иезуита Шептицкого. С не¬
утомимой энергией и принципиальностью он стал ра¬
зоблачать врагов народа, мракобесов, светских и цер¬
ковных.
Лютой злобной ненавистью возненавидели за это
писателя бывшие союзники гитлеровцев... Вот почему
в логове украинского национализма — в Мюнхене
зреет решение: «Ярослав Галан должен быть унич¬
тожен!»
В послевоенные годы зарубежные центры нацио¬
налистов требовали от своей агентуры, оставленной в
западных областях Украины, активной работы по ан¬
тисоветскому воспитанию молодежи, отрыву ее от все¬
го нового, что принесла Советская власть. Запугивать
молодых людей и их воспитателей любыми способами,
отравлять их сознание слухами о неминуемой третьей
мировой войне, о поддержке американским оружием
126
борьбы «украинских националистов» против Совет¬
ской власти — вот предлагаемые методы.
Сотни молодых людей Западной Украины приехали
в учебные заведения Львова для того, чтобы учиться,
овладевать знаниями, стать специалистами, полезны¬
ми своей Родине, занять достойное место в жизни. А в
это время враги новой жизни сеяли среди молодежи
яд национализма и ненависти к Советской власти.
...Как выяснилось впоследствии, еще в 1944 году
Илларий Лукашевич, которому тогда было всего пят¬
надцать лет, встретил кулацкого сына — националиста
Ивана Гринчишина. От него попович Илларий получал
националистическую литературу, у него учился нена¬
видеть Советскую власть. В 1946 году под влиянием
Гринчишина семнадцатилетний попович, на вид крот¬
кий, смиренный и ласковый, дал согласие вступить в
организацию украинских националистов. Гринчишин
организовал ему встречу с «провидником» ОУН, тоже
сыном греко-католического священника (заметьте это
обстоятельство!) Романом Щепанским и опытным тер¬
рористом по кличке Лебедь.
Попович Илларий становится активным участни¬
ком националистической банды. Он распространяет
антисоветские листовки в селе Збоище, под Львовом,
в котором тогда жил, призывая население не участво¬
вать в предстоящих выборах в Верховный Совет Укра¬
ины, запугивая простых людей, угрожая им божьей
карой.
Лукашевич в стенах Львовского сельскохозяйст¬
венного института, который осенью 1947 года так го¬
степриимно раскрыл перед ним свои двери, собирает
сведения о национальном составе, партийности препо¬
давателей и студентов, изучает, где они бывают в
свободное время, чем интересуются, каким слабостям
подвержены. Собранные данные он передает лично
Щепанскому. «В общей сложности,— признался Ил¬
ларий,— мною были переданы в подполье сведения на
пятьдесят — шестьдесят профессоров, преподавателей
и студентов, сведения о разговорах студентов, выдерж¬
ки из газет, в том числе и стенных, различных объяв¬
лений, в которых содержались данные о преподавате¬
лях и студентах».
Он выписывает адреса наиболее активных студен¬
127
тов и преподавателей и рассылает им, в закрытых кон¬
вертах, по домашним адресам письма, полные угроз:
В письмах от имени банд ОУН требует, чтобы адреса¬
ты прекратили всякую общественную работу и всеми
силами мешали превращению Львова в крупный инду¬
стриальный и культурный центр Украины. Убийством
угрожают националисты тем, кто стремится к новой
жизни.
Все это делается в надежде на новое 3 июля...
А теперь мне хочется сделать маленькое отступле:
ние...
...Один из самых сильных памфлетов Ярослава Га¬
лана— «Чему нет названия» начинается с такой
сцены:
«Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно
смотреть на мясо. Когда в ее присутствии собираются
жарить котлеты, она бледнеет и дрожит как осиновый
лист.
Несколько месяцев назад в воробьиную ночь к кре¬
стьянской хате, недалеко от города Сарны, пришли
вооруженные люди и закололи ножами хозяев. Девоч¬
ка расширенными от ужаса глазами смотрела на аго¬
нию своих родителей. Один из бандитов приложил
острие ножа к горлу ребенка, но в последнюю минуту
в его мозгу родилась новая идея. «Живи во славу Сте¬
пана Бандеры! А чтобы, чего доброго, не умерла с го¬
лоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нару¬
бите ей свинины!» «Хлопцам» это предложение понра¬
вилось. Они постаскивали с полок тарелки и миски, и
через несколько минут перед оцепеневшей от отчаяния
девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью
тел ее отца и матери...»
Много ужасов, которые принес фашизм на совет¬
скую землю, довелось мне увидеть в годы войны: и в
осажденном, голодном Ленинграде в первую блокад¬
ную зиму, и на скалистых отрогах Новой Земли, по¬
близости от которой немецкие подводники в упор рас¬
стреливали советских моряков, выбравшихся на
льдину после потопления гидрографического судна
«Шокальский»... Мне раскрылся фашизм во всем его
чудовищном содержании и в течение тех нескольких
месяцев 1944—1945 годов, когда вместе с членами ко¬
миссии по расследованию гитлеровских злодеяний мы
128
объезжали города и села западных областей. Украи¬
ны, разрывали могилы застреленных гестаповцами и
оуновцами мирных людей.
Но откровенно скажу, когда ранней весной 1945
года, придя ко мне домой, на улицу Набеляка, во
Львове, Галан прочел мне этот свой памфлет, я со¬
дрогнулся и не поверил услышанному.
«Неужели могло быть такое, а, Ярослав Александ¬
рович? Ну сознавайтесь: вы немного сгустили краски?
Кто мог воспитать подобных чудовищ?»
Всегда добрые, светлые, доверчивые глаза Галана
стали грустными. Он сказал глухо: «Это было! Мне
рассказал эту историю в Киеве партизанский полков¬
ник Макс. Он сам разговаривал с девочкой и видел
изуродованные трупы ее родителей. Кто воспитал —
вы спрашиваете? Прежде всего «организация украин¬
ских националистов» и воспитавшая их униатская
церковь. Правда, церковники действовали хитрее. Не
всегда они говорили прямо: «Иди и убивай!» Они на¬
травливали исподтишка и, самое главное, все время
благословляли кровавый разгул фашизма. Чего греха
таить, долгие годы митрополит Шептицкий пользовал¬
ся большим авторитетом среди верующих. Целые села
сгорели на Волыни, подожженные оуновцами; убива¬
ли женщин и детей, сажали их на колы, а Шептицкий
в это время принимал у себя, здесь, в палатах, санов¬
ных гостей из гитлеровского рейха...»
...Созданные в Галиции и на Волыни оуновские
разрозненные банды, высокопарно именуемые «Укра¬
инской повстанческой армией», прославились своими
ужасающими зверствами над мирным населением ук-
краинской и польской национальности западных обла¬
стей Украины, Польши и Чехословакии. Сейчас рас¬
ползшиеся по разным странам участники кровавых
банд в многочисленных изданиях стараются любыми
способами прославить свои «акции», называя их «ры¬
царскими».
«Надо быть тиранами, от которых стонет земля,
надо быть разрушителями»,— восклицал один из
идеологов национализма, фашист Дмитро Донцов,
скончавшийся в Монреале.
Другой оуновский пропагандист открыто пропове¬
довал: «Божьи заповеди, созданные христианской мо-
9 В. П. Беляев
129
ралью, такие, как «не убий, не укради», не подходят
для рыцаря-националиста, рыцаря-фанатика. Мы на
пограничье степных и оседлых народов применим так¬
тику степовиков. Жестокость против врага никогда не
может быть чрезмерной... Нож и отрава, револьвер и
коварство — это вещи, которыми националист в борь¬
бе с более сильным врагом может пользоваться, был
бы выигрыш на нашей стороне».
Такие откровения полностью совпадают с* про¬
граммным заявлением, провозглашенным некогда в
газете «Украинский националист»: «Украинский на¬
ционализм не считается ни с какими общечеловече¬
скими принципами солидарности, справедливостью,
милосердием и гуманизмом». Совершенно очевидно,
что подобные наставления (а их множество в нацио¬
налистических писаниях) и подготовили психологиче¬
ски головорезов с нательными крестиками под сороч-
ками-вышиванками. Вот что вспоминает об их «герой¬
ствах» оуновец Петр Мирчук: «5 ноября 1945 года ку-
ринь. «Смертоносны» под командованием хорунжего
Черного совершил налет на районный центр Отыния
возле Станислава... В бою погибло свыше 40 жите¬
лей...»
Орудовавший в свое время в Черном лесу на Укра¬
ине бандит Микола Андрусяк в своем журнальчике
«Черный лес» за март — апрель 1948 года со сладост¬
растием садиста описывает, как он и его сообщники
добивали на пути из Россольной в Богородчаны ране¬
ных красноармейцев. Были в бандах такие многозна¬
чительные клички, как «Волки», «Черные черти», «Го-
лодомора», «Змиюка», «Шакал», «Нехристь» и дру¬
гие. С кем только они не объединялись: с власовцами
в горах Словакии, с польскими фашистами из органи¬
зации «Вольность и неподлеглость», с другими подон¬
ками. Их преступное прошлое, словно скальпелем,
вскрывал своим пером Галан. Знал он об этом про¬
шлом и настоящем очень много. Ему известно было,
например, что излюбленной маршевой песней банды
была песня, начинающаяся словами:
Я батька зар1зав, я неньку убив,
Свою молоденьку в кринищ втопив...1
1 Отца я зарезал, а маму убил,
В колодце невесту свою утопил...
130
И когда ватага пьяных головорезов с эмблемой
украинских националистов — трезубцем на фуражках-
мазепинках проходила по улицам глухих сел Прикар¬
патья, из которых так недавно части Советской Армии
выбили гитлеровцев, крестьяне, заслышав отдаленную
мелодию этой песни, закрывали окна ставнями, моло¬
дицы прятались в сараях, а дети дрожали от страха...
...Галан вступил в открытый бой со смертоносца-
ми. А в тот вечер, когда я услышал впервые из его
уст потрясающей разоблачительной силы памфлет
«Чему нет названия», Ярослав Галан задумался,
вздохнул тяжело и, вставая, попросил: «Не смогли бы
вы проводить меня, Владимир Павлович? Мне кажет¬
ся, что какие-то подозрительные типы следили за
мной». Скажу совершенно честно: очень и очень не хо¬
телось мне выходить на улицу. Ведь в ту последнюю
военную весну на темных улочках древнего Львова
можно было встретить кого угодно: и террориста из
украинских националистов, и польского террориста из
Народовых сил збройных, такой же фашистской орга¬
низации, как и ОУН, и обычного мародера, вышедшего
ночной порой на «охоту» за часами. Вот почему я пред¬
ложил:
— Оставайтесь ночевать у меня, Ярослав Алек¬
сандрович!
— Ну, если вы боитесь, то я пойду один,— сказал
Галан и шагнул к двери.
Слово «боитесь» задело меня.
— Нет, почему, пойдем вместе,— сказал я и, отлу¬
чившись в кухню, зарядил там трофейный «вальтер».
Когда мы вышли из ворот, я сразу зашагал на се¬
редину улицы, туда, где поблескивали в темноте
сбрызнутые недавним дождем трамвайные рельсы.
— Куда вы? — удивился Галан.— Пойдем лучше
по тротуару.
— Так надо! — сказал я, ничего не объясняя. Дело
в том, что мои старые и бывалые друзья-пограничники
советовали мне ни в коем случае не ходить в ночное
время по тротуарам.
Галан пожал плечами и зашагал рядом со мной
посередине улицы. Шли молча, только изредка обме¬
ниваясь скупыми фразами. У виллы «Мария» улица
Набеляка круто заворачивала вправо. Стоило нам по-
131
вернуть, и мы увидели за углом дома на улице Ленар-
товича две прижавшиеся к стене фигуры. Если бы мы
шли по тротуару, мы бы обязательно натолкнулись на
них. Сейчас же от них нас отделяло несколько спаси¬
тельных метров.
Один из стоявших за углом сразу же быстро подо¬
шел к нам и отрывисто спросил:
— Це вы стрилялы?
Я не успел разглядеть лицо собеседника, не сразу
дошел до меня коварный смысл его вопроса (никаких
выстрелов мы не слышали), но, чтобы отвести от нас
подозрение в стрельбе, зная, что после выстрела ствол
оружия пахнет нагаром, я выбросил из-за спины пра¬
вую руку и, поднеся ствол «вальтера» к носу незна¬
комца, сказал:
— Понюхай!
Он, видимо, не ожидал такого оборота дела. Если
бы он попробовал выбить у меня из рук оружие, все
равно пуля поразила бы его. И он, отпрянув, бросил
глухо:
— Перепрошую дуже!
— Прошу дуже!—сказал я, и мы разошлись.
Только когда мы прошли десять шагов по направ¬
лению к трамвайному парку, до меня дошел коварный,
проверочный смысл вопроса незнакомца: любой безо¬
ружный человек ответил бы ему: «Кто стрелял? Да
ведь у меня не из чего стрелять».
И я сказал:
— Наверное, это бандеровцы, Ярослав! Пойдемте
задержим их!
Когда мы вернулись, незнакомцев и след простыл.
Только много лет спустя, уже после убийства Галана,
мне стало ясно, что мы натолкнулись на одну из пер¬
вых бандеровских засад на его пути, и, кто знает, как
обернулась бы наша судьба, если бы, заворачивая за
угол по тротуару, мы столкнулись с ними лицом к
лицу? Ведь свой пистолет Галан обычно оставлял
дома, да и пользоваться им он не умел.
Помню, когда мы -ехали с ним вместе тто дорогам
Германии в мае 1945 года в Чехословакию и грузовик
остановился поблизости от Гливице, Галан вынул
свой ТТ из потертой кирзовой кобуры, застенчиво
улыбаясь, протянул его мне и попросил:
132
— Как им пользоваться? Научите, я, право, не
знаю.
Надо сказать, что пистолет был в очень запущен¬
ном состоянии. Ржавый ствол его был забит хлебными
крошками и махоркой, и признака смазки нельзя
было обнаружить на его деталях. За такое состояние
оружия в армии даже самый добрый старшина дает
несколько нарядов. Таков был Галан. Добрый, довер¬
чивый к людям хорошим, ненавидящий врагов, прене¬
брегающий личной безопасностью, честный и иногда
по-детски наивный.
...И вот спустя ровно двадцать лет с того дня, как
мы с Галаном пытались попробовать его захламлен¬
ное оружие на шоссе у Гливице, в холле гостиницы
«Москва» я неожиданно сталкиваюсь с высоким пле¬
чистым человеком в иностранном адмиральском мун¬
дире. Среди ленточек многочисленных орденов — на
его широкой груди и ленточка ордена Ленина. Мы
бросаемся друг другу в объятия. Мы уже знакомы
раньше, по Варшаве. Это заместитель командующего
военно-морским флотом Польши, бывший командир
партизанской бригады «Грюнвальд», а сейчас контр-
адмирал Юзеф Собесяк, партизанский псевдоним ко¬
торого в дни войны был полковник Макс. А рядом сто¬
ит в коричневом костюме невысокий человек с Золотой
Звездой Героя Советского Союза на груди, лицо кото¬
рого мне кажется удивительно знакомым.
Собесяк — Макс говорит по-русски с мягким поль¬
ским акцентом:
— Знакомьтесь, товарищ Беляев. То есть Антон
Бринский. Он розпытывал о вас. Хотя вы давно зна¬
комы.
И еще одни объятия, при которых трудно сдержать
слезы от нахлынувшей радости. Да, мы знакомы, по¬
жалуй, значительно большее время, чем с адмиралом
Максом. Сорок лет назад комсомолец Антон Петрович
Бринский учился в Каменец-Подольской совпартшко¬
ле, в которой работали мои родители и которую я опи¬
сал впоследствии в трилогии «Старая крепость».
А потом мы расстались... на сорок лет, установив пись¬
менный контакт только недавно.
Когда шла война, Антон Бринский, полковник, по
партизанскому псевдониму дядя Петя, командовал
133
партизанским соединением, действовавшим в районах
Ровенской области, на Волыни, а затем в Польше и Че¬
хословакии. Он хорошо описал свою партизанскую
жизнь в книгах «По ту сторону фронта» и «Боевые
спутники мои».
Особенно в этой последней книге, наполненной ду¬
хом подлинного пролетарского интернационализма,
очень много удивительно теплых страниц, посвящен¬
ных сыну польского крестьянина, слесарю с малых лет
Юзефу Собесяку — Максу. Ведь Антон Бринский об¬
наружил стихийно образовавшийся в лесах под Ко¬
велем отряд Макса, принял его под свое командова¬
ние, и с той поры началась их боевая дружба. Вскоре
Макс стал заместителем Бринского, а ими руководил
бывший украинский литейщик, секретарь Ровенского
комитета партии генерал Василий Андреевич Бегма.
Когда я прочел книгу Антона Бринского о совместных
действиях советских и польских партизан, первой
мыслью было: сколько же хороших людей на свете!
Настоящих! Честных! Воспитанных в духе интернаци¬
онализма и сумевших не растерять это великое каче¬
ство коммуниста в окружении страшнейшего разгула
фашистской реакции.
На следующий день еще одна встреча. Адмирал
Макс — Собесяк дарит мне свои книги, вышедшие в
Польше: «Земля горит», «Бужаны», «Пшебраже»,
«Бригада «Грюнвальд»» и русское издание книги
«Земля горит», написанное им в соавторстве с Рышар-
дом Егоровым.
И вот тут вспоминается мне сразу тот весенний ве¬
чер двадцатилетней давности, когда впервые из уст
Галана я услышал имя Макса. «Скажите, это было на
самом деле? Вы рассказали Галану о той кровавой
истории под Сарнами?..»
«...Конечно это было! — говорит Собесяк.— А встре¬
тились мы впервые с Галаном в Киеве зимой 1944 го¬
да. Я прилетел из партизанского тыла в штаб парти¬
занского движения. А перед тем, как меня отправить,
генерал Бегма подарил мне штатский костюм. Ну я и
надел его под польский мундир, чтобы не так холодно
было лететь в самолете-«кукурузнике».
134
В номере одной из киевских гостиниц, какой —
сейчас не помню, нашел польского писателя Ежи Пу-
трамента. У него в гостях был Ярослав Галан. Имени
его я до этого еще не слышал. Обратил внимание на
то, что он был худо одет. Сидим, разговариваем, Га¬
лан меня расспрашивает о жизни в партизанском
тылу. Тут я и рассказал ему об этом случае, который
увидел под Сарнами. Галан записывает мои слова в
блокнотик, а я вижу слезы у него на глазах. Он мне
и до этого понравился, а теперь еще больше. Понял, я,
что ему и горько и обидно, что такие выродки так
страшно предают его народ...
.~А наша встреча закончилась довольно странно,—
оживляясь, добавил адмирал.— Посмотрел я на Гала¬
на, на его обшарпанный вид и сказал: «Можно вам
сказать наедине несколько слов? Зайдем со мной в
ванную».
...Ни Путрамент, которого мы оставили одного,
ни Галан, который прошел за мной, озадаченный, в
ванную комнату, не понимали, что пришло мне в го¬
лову.
«Раздевайся, брате,— сказал я Галану, когда мы
остались вдвоем.— Твоя ветошь тебе ни к чему, а мне
этот костюм не нужен!..» С этими словами я снял мун¬
дир и сбросил потом с себя штатский костюм, который
подарил мне генерал Бегма. Ярослав Галан сперва от¬
казывался принять неожиданный подарок, а потом,
когда я объяснил ему, что мы свои люди и нам этот
«велькопанский цирлих-манирлих» в отношениях аб¬
солютно ни к чему, разделся и сложил в кучу свою
потрепанную на военных дорогах одежду. К счастью,
у коридорной оказался утюжок. Она выгладила ко¬
стюм Галану, он крепко пожал мне руку, сказал: «Вы
хороший человек», и мы расстались др-узьями...»
...Эта история, услышанная из уст Собесяка, помог¬
ла мне припомнить первую встречу с Галаном в ре¬
дакции выходившей тогда во Львове польской газеты
«Червоны штандар». Я восстановил в памяти облик
Ярослава Александровича в сером, слегка великова¬
том, но хорошо сшитом костюме, из-под которого вы¬
глядывала защитная гимнастерка. И острой болью
отозвалась в сердце мысль о том, что Ярослава Гала¬
на уже не было с нами в эти дни.
135
...У Иллария Лукашевича было два брата: Алек¬
сандр, учившийся в медицинском институте, и Мирон,
исключенный за неуспеваемость из сельскохозяйст¬
венного института. Александр и Мирон Лукашевичи
тоже были связаны с бандитами. Еще в феврале 1949
года бандиты Орест и Довбуш поручают Мирону вы¬
звать из Львова его брата Иллария для встречи с
ними. Илларий приезжает. На встрече с бандитами
присутствует также и Мирон и слышит, как оба наци¬
оналистических вожака поручают Илларию Лукаше¬
вичу собрать самые подробные сведения о писателе
Ярославе Галане.
Для начала Илларий обращается к давней прия¬
тельнице их семьи, литератору Ольге Дучиминской,
расспрашивает ее о том, как живет Галан, каковы его
привычки. Он получает у Дучиминской его номер те¬
лефона. Именно от Дучиминской попович Илларий
узнает, что Ярослав Галан по натуре человек добрый,
отзывчивый, любит помогать людям и к нему, как к
депутату городского Совета, обращается много проси¬
телей. И вот тут-то в голове Лукашевича созревает
план, как проникнуть в дом писателя.
Илларий собрал всевозможные сведения о Галане,
передал их через Мирона в подполье вместе с фото¬
графией дома, где жил писатель, и ждал дальнейших
приказов. Чтобы выполнить задание бандитских во¬
жаков и зарекомендовать себя испытанными конспи-
раторами-националистами, Илларий вместе с Миро¬
ном идут на Гвардейскую.
Прогуливаясь перед высоким домом, где живет пи¬
сатель, они находят его балкон, увитый диким вино¬
градом, осматривают подходы к этому дому.
— А что, если мы его кокнем, когда он выйдет из
дому,— шепчет Илларий,— а сами скроемся в Стрий-
ском парке?..
Спокойно, хладнокровно два поповича обсуждают
план убийства, и после этой прогулки Илларий чертит
более обстоятельный план дома, пишет новое сообще¬
ние. Все это Мирон Лукашевич передает Щепанскому
и Гринчишину.
В первой половине августа 1949 года Илларий по¬
сещает квартиру Ярослава Галана, но его не застает.
Он уехал в Закарпатье.
136
В конце августа Илларий Лукашевич, смиренный,
опечаленный и предельно вежливый, появляется в
квартире дома на Гвардейской снова. Ярослав Галан
уже вернулся из поездки. Дома кроме него были жена
Галана, ее сестра и мать, приехавшие погостить из
Москвы, и домашняя работница Довгун.
Лукашевич знакомится с Ярославом Галаном:
— Я слышал, вы добрый человек, пан писатель, и
помогаете всем, кто попал в беду. Наш лесотехниче¬
ский факультет, где я учусь, закрывают и на его базе
собираются создать лесомелиоративный факультет.
Мы, студенты, и я в том числе, очень огорчены. Мы
никогда не собирались стать мелиораторами. Все
наши хлопцы рвутся перейти в лесотехнический ин¬
ститут, тот, что на Пушкинской, на его лесохозяйст¬
венный факультет, но директор сельскохозяйственного
института Третьяков никого туда отпускать не хочет.
Уперся — и все. Помогите нам, товарищ писатель, вы
ведь сами когда-то были студентом и знаете, что та¬
кое призвание! Третьяков вас послушает!
Ни сам Галан, ни его близкие не подозревали то¬
гда, что просьба эта является как раз той легендой,
одобренной в бандитском подполье, по которой Лу¬
кашевич должен был пролезть в дом писателя.
Лукашевича приглашают к столу, поят кофе, и Га¬
лан обещает студенту сделать все для него возмож¬
ное.
На следующий день они встречаются у здания
Львовского областного комитета партии на Советской
улице. У Галана есть постоянный пропуск в обком пар¬
тии. Он просит студента подождать его, а сам идет в
элаяне областного комитета.
Пока он находился там, Лукашевич терпеливо си¬
дит на скамеечке под зелеными еще каштанами.
Галан быстро вышел из здания обкома и еще на
ходу, улыбаясь, объявил:
— Все в порядке, друже! Вас кто-то понапрасну
напугал. Будете и дальше учиться на лесотехническом
факультете.
— Боже, как я вам благодарен! — говорит Лука-
. шевич, пожимая крепкую руку Галана. Кажется, еще
секунда — и он поцелует ее, как недавно было принято
в галицийских краях.— Не знаю, как мне благодарить
137
вас? Быть может, в следующий раз я вам сотового
меду из Сорок Львовских принесу. В нашем селе у од¬
ного знакомого своя пасека и прекрасный липовый
мед...
— Никакого меда мне не надо! — гневно обрывает
Лукашевича Галан, ненавидящий всяческие подач¬
ки.— Принесете меду — я вас и на порог не пущу. Это
моя обязанность — помогать вам, неужели вы не по¬
нимаете?
— Прошу прощения,— извиняется Лукашевич.—
Я не хотел вас обидеть. Вы такой хороший человек,
правду мне люди говорили, побегу теперь до своих
хлопцев, порадую их...
Вскоре после этого посещения областного комите¬
та партии в жизни Ярослава Галана происходит собы¬
тие, обстоятельства которого остались не выясненны¬
ми до сих пор. Однажды под вечер Ярослав Галан вы¬
шел прогуливать собаку на взгорья Стрийского парка.
Кое-где в парке шли земляные работы. Когда Галан
приблизился к одной из траншей, оттуда послышались
выстрелы, и несколько пуль просвистело над головой
писателя. Пес заскулил, прижался к земле и потом
сильным рывком потянул Галана к дому. Уже когда
совсем стемнело, Галан позвонил мне и рассказал о
случившемся.
— Надо немедленно заявить в милицию! — ска¬
зал я.
Помолчав немного, Галан ответил:
— Только прошу вас, не говорите об этом Марий¬
ке! Ей и так не по себе от всяких телефонных звонков
ко мне с угрозами от неизвестных лиц. Я сам разбе*
русь в этом.
На суде над Илларием Лукашевичем и его сообщ¬
никами жена Галана Мария Александровна Кроткова
сообщила военному трибуналу Прикарпатского воен¬
ного округа: «Только после смерти Галана мне стало
известно, что на него однажды было покушение во
время прогулки в Стрийском парке. По нему было
сделано несколько выстрелов. Но Галан скрыл от
меня это».
...Уже несколько раз, называя по фамилиям подон¬
ков, которые начали зловещую охоту за Галаном, мы
определяли их биографию словом «попович». Эта био¬
136
графическая черта отнюдь не случайна. Униатская цер¬
ковь не только с амвонов, но и в семейной обстановке
воспитывала это поколение убийц и фарисеев и не
только обучала их, как расправляться с людьми, став¬
шими на путь прогресса, с вольнодумцами, но и делала
своих священнослужителей прямыми участниками кро¬
вавых преступлений.
Пять лет назад издательство «Каменяр» во Львове
выпустило небольшую, но очень доказательную книгу
Владимира Орленко «Непокоренные». В этом докумен¬
тальном повествовании рассказывается, как была
полностью уничтожена сразу же после вторжения гит¬
леровцев в 1941 году одна из первых комсомольских
организаций в селе Яструбичи близ Сокаля на Львов¬
щине. Уничтожали комсомольцев кулаки-национали¬
сты, а местом их предсмертного заключения и пыток
стал подвал в приходе униатского священника Мати¬
аса. Допрашивали комсомольцев в квартире этого
попа. Чтобы скрыть допросы и пытки от местного
населения, Матиас начал службу божию в сельской
церкви.
— Молитесь, люди. Бог поможет! Он смилосердит¬
ся!— бормотал униатский поп, размахивая кадилом,
в то время как на пол его светлицы лилась кровь пыта¬
емых смертоносцами комсомольцев.
— Я же всю свою жизнь молюсь, отче,— не выдер¬
жала прихожанка, мать комсомольца Степана Башу-
ка,— уже почернела за эти дни, молюсь день и ночь
непрестанно. Помогите, отче. В вашей хате мучают
наших сыновей. Помилуйте, заступитесь!
— Бог поможет, бог! — огрызнулся священник.—
Молитесь все!..
Владимир Орленко описывает мать Степана Башу-
ка, которого уже замучили националисты: «...старый
Матиас начал проповедь словами, что это пришла кара
на людей, которые прогневили бога. К иконе подошел
староста. Он перекрестился, поцеловал икону и вышел
из церкви. За ним, расталкивая прихожан, двинулись
следователь, комендант полиции... Орися хотела отой¬
ти от матери, чтобы поцеловать икону...
— Не надо, доня, не надо! — с болью вскрикнула
мать.— Ты же видела, палачи нашего Степана, палачи
невинных людей ее целовали... Я не хочу верить в бога,
139
которому молятся палачи. Теперь для меня, доченька,
нет бога...»
Сейчас возле колхозных построек села Яструбичи
на высоком постаменте стоит фигура стройной девуш¬
ки, поднявшей пылающий факел. А ниже на камне
высечены имена первых комсомольцев, которые были
зверски замучены смертоносцами в этом прибужском
селе с благословения отца Матиаса, одного из черных
воронов гвардии митрополита Шептицкого. Это не про¬
сто памятник — это грозное напоминание, призыв к
бдительности, призыв к тому, чтобы честные люди
распознавали под черной сутаной кровавую душу иезу¬
ита и двурушника...
К бдительности всю свою сознательную жизнь
неустанно призывал Ярослав Галан.
Еще до освобождения Львова и всей Западной
Украины Галан понимал, что орудовавшая на этих
землях «организация украинских националистов» тес¬
но связана со многими иностранными разведками, в
первую очередь с немецкой, и, являясь вражеской
агентурой, приносит украинскому народу вреда не
меньше, чем оккупанты. Пытаясь разъединить об¬
щий фронт трудящихся, националисты толкали одур¬
маненную ими молодежь на путь индивидуального
террора.
Галан был подлинным пролетарским интернацио¬
налистом.
— Считаю своим долгом,— говорил он,— до пос¬
леднего дыхания воевать с нашими заскорузлыми в
своем убогом мышлении националистами и разобла¬
чать их, где только можно. Ведь я знаю их как облуп¬
ленных!..
Да, Галан хорошо знал националистов со времен
далекой юности, еще с конца двадцатых годов, когда
учился в древнем Перемышле и по заданию подпольно¬
го окружкома Коммунистической партии Западной
Украины вел пропагандистскую работу среди трудя¬
щихся разных национальностей, которых националисты
пытались натравить друг на друга. Понимая осведом¬
ленность Галана в их тайных комбинациях, украинские
националисты еще тогда замышляли убить Галана, но
особенно желательным для них стало его уничтожение
после разгрома гитлеровской Германии, когда, вернув¬
140
шись во Львов в июле 1944 года, Ярослав Галан стал
яростно и последовательно разоблачать их устно и в
печати.
...Возвращаясь несколько назад, хотелось бы ска¬
зать, что еще до того, как Илларий Лукашевич впер¬
вые посетил Галана, его брат Александр по поручению
ОУН тщательно изучал жизнь протопресвитера Гаври¬
ила Костельника.
Этот пожилой священнослужитель, уроженец
Югославии, местности Бачва, где проживают и поныне
так называемые «бачванские русины», отличался
политической дальновидностью. Костельник одновре¬
менно был и поэтом-философом, написал грамматику
для бачванских украинцев. Костельник нашел в себе
силы решительно порвать с заблуждениями и ошибка¬
ми прошлого, сумел понять все то главное, ценное, что
принесла на землю Западной Украины Советская
власть. Естественно, в стане священнослужителей,
ориентирующихся на Ватикан, Костельник был белой
вороной. Мне приходилось неоднократно беседовать с
Гавриилом Костельником, и я поражался его эру¬
диции, широкой образованности и подчас забывал, что
передо мной сидит служитель церкви.
Именно широкая образованность, понимание мно¬
гих политических преобразований, которые происходи¬
ли у него на глазах, помогли Гавриилу Костельнику
осознать, в какой анахронизм превратилась греко-ка¬
толическая церковь, подчиненная Ватикану, после
воссоединения всех украинских земель в единой совет¬
ской Украинской республике. Костельник возглавил
инициативную группу по созыву собора греко-католи¬
ческой церкви. Собор состоялся во Львове в марте
1946 года, и на нем было принято историческое реше¬
ние о ликвидации Брестской унии, разрыве с Ватика¬
ном и возвращении «в веру отцов», то есть в православ¬
ную церковь. Эти решения вызывают истерический
вопль в Ватикане, у которого отнят огромный плац¬
дарм для религиозного проникновения на Восток и
огромные доходы от униатской паствы. Отныне Гаври¬
ил Костельник становится ненавистной фигурой для
. Ватикана.
Из Мюнхена поступает указание ликвидировать
«отступника» Гавриила Костельника. Забыто то, что
141
некогда сам Костельник был близок к национализму,
придумывал всякие «чудеса», чтобы спасти престиж
униатской церкви и ее митрополита Шептицкого, о чем,
кстати сказать, не раз писал и Ярослав Галан. Отныне
для украинского национализма и греко-католической
церкви Костельник враг номер один.
И когда Роман Щепанский поручил Александру
Лукашевичу выслеживать Гавриила Костельника, вы¬
бор этот был сделан не случайно. Щепанский, посещав¬
ший лично и неоднократно приход священника Дениса
Лукашевича, получавший от него для подполья цер¬
ковные деньги, собранные от прихожан «на святые
цели», знал, как ненавидит вся семья Лукашевичей
Костельника. Александр Лукашевич изучает все мар¬
шруты Костельника, бывает на богослужениях в цер¬
кви Преображения, настоятелем которого был прото¬
пресвитер, идет за ним по пятам, когда этот седовла¬
сый человек возвращается к себе на квартиру, распо¬
ложенную неподалеку. Брат Илларий вычерчивает
план Преображенской церкви, соседних с нею переу¬
лочков, подходов к дому Костельника и передает все
это Роману Щепанскому.
Щепанский подбирает кандидата в террористы.
Он знает, что в селе Мшана Городокского района
на Львовщине живет униатский священник Николай
Хмелевский,. бывший коллега Костельника. Вместе
они долгие годы заседали в ординатории митрополита
Шептицкого. Но в 1945 году Хмелевский установил
тесные связи с оуновским подпольем, и, когда Гавриил
Костельник предложил ему перейти в православие,
Хмелевский наотрез отказался и заявил:
— Посоветовал бы вам, отче, не забывать, что
всевышний карает отступников. Велика сила и власть
его!
Хмелевский не сказал при этом, что его приход
часто посещают по ночам вожаки националистических
банд. Он исповедовал, причащал, венчал их, отпускал
грехи, даже помогал составлять листовки. Среди его
«гостей» был и Щепанский. Вместе с Хмелевским
Щепанский и другие вожаки националистов, получив
сведения от Лукашевичей, подобрали террориста, ко¬
торому поручили убить Костельника. Им оказался
бандит Василь Панькив, по кличке Яремко. Он уже
142
прошел хорошую «школу» предательства, служа во
время оккупации в Рогатинском районном отделении
так называемого «Украинского центрального комите¬
та». Когда пришла Красная Армия, Яремко — Пань-
кив убежал в лес, прятался в бандитских схронах и
был секретарем руководителя львовского краевого
«провода» (руководства) ОУН.
...В один из солнечных осенних дней 1948 года Гав¬
риил Костельник, закончив службу в Преображен¬
ской церкви, медленно шагал со старостой по направ¬
лению к своему дому. За ними в толпе прихожан,
крадучись, шел в серой кепке, телогрейке и сапогах
Василь Панькив. Глаза его блестели: он уже успел
заправиться водкой. Приблизившись к Гавриилу Кос-
тельнику, Панькив выхватил парабеллум и два раза
выстрелил в затылок благочинному. Обливаясь кро¬
вью, Костельник рухнул на плиты тротуара.
— Спасите, люди! Святого отца убили! — истери¬
чески закричала какая-то богомолка.
Тем временем убийца бросился бежать. Вдогонку
за ним бросились преследователи. Окруженный ими
на площади 700-летия Львова, убийца оглянулся, грубо
выругался и выстрелил себе в висок из пистолета. Ког¬
да он упал на мостовую, из-за пазухи у него выпала на
черном шнурке иконка святой девы Марии.
Оуновцы распускали самые различные слухи о том,
кто «покарал отступника», вплоть до того, что «убил
Костельника его собственный сын». Клерикалы охотно
распускали и другой лживый слух, что якобы верую¬
щие пробрались ночью на Лычаковское кладбище,
разрыли могилу протопресвитера, отрезали ему голову
и доставили ее в Ватикан на суд папы римского
Пия XII...
Церковь продолжала воевать и с мертвым Костель-
ником, силясь всячески опорочить его деятельность,
точно так же как спустя год начнет она воевать и с мерт¬
вым писателем Ярославом Галаном...
В ту осень, когда был убит Гавриил Костельник, мы
вместе с Галаном отдыхали в Доме творчества в Кок¬
тебеле и жили в одной маленькой комнатке корпуса,
называемого «корабль».
Я получил письмо из Львова от знакомого с подроб¬
ным описанием убийства и похорон Костельника. Га¬
143
лана, когда я получал письмо, на «корабле» не было.
Он ушел к морю.
Я спустился на берег и увидел Ярослава, стоящего
по пояс в воде.
— Ярославе!.. Ярославе! — еще не дойдя до воды,
крикнул я.— Послушайте, во Львове убит Костельник...
И, приблизившись к кромке берега, прочел ему
вслух только что полученное письмо. Галан выпрямил¬
ся. Освещенное предзакатным солнцем его мокрое
лицо стало напряженным, печальным. Он вздохнул и
громко сказал:
— Да... Следующая очередь моя!..
Это был единственный раз, когда он выдал свои
мысли, полные горестного предчувствия, основанного
на многом тайном, опасном и тщательно скрываемом
от близких в его личной жизни, о чем мы тогда еще не
знали и не догадывались...
Галан был бесстрашным человеком. Это засвиде¬
тельствовал в своей книге «В конце концов» известный
советский писатель Борис Полевой. В главе «Прогнозы
Ярослава Галана» Полевой пишет: «У Ярослава Гала¬
на— львовского коммуниста, не раз побывавшего в
тюрьмах... неспокойно на душе... Его тревога за буду¬
щее имеет серьезные основания...»
— ...Теперь эту сволочь подкармливают, снабжают
деньгами и вооружают люди, враждебные Советскому
Союзу,— сказал Галан.— Я думаю разоблачить все
это в книге... Сейчас собираю материал...
Когда мы расходились по своим комнатам, я все-
таки вернулся к разговору:
— Будьте осторожны, Ярослав. Берегите себя.
— Я — коммунист,— ответил Галан. И добавил: —
Время благодушия еще не наступило.
Он жил беспокойной, напряженной жизнью отваж¬
ного борца за дело народное, не входил в сделку со
своей совестью, и этого не могли ему простить враги.
...16 октября 1949 года, показал на суде Илларий
Лукашевич, Щепанский, разгневанный тем, что 8 ок¬
тября Чмиль струсил и не выполнил задания, вызвал
Иллария к себе. Буй-Тур знакомит поповича со щуп¬
лым, худощавым бандитом Михаилом Стахуром по
кличке Стефко.
— Это надежный, свой хлопец, а не тот слюнтяй
144
Тома Чмиль,— говорит Щепанский, представляя Лу¬
кашевичу его нового напарника. За неказистой внеш¬
ностью этого террориста, как это выяснится потом,
скрыт большой опыт кровавых дел.
Во время этой встречи Щепанский говорит Лука¬
шевичу прямо:
— Хватит! Долго мы терпели! 24 октября, и ни
днем позже, Галана надо уничтожить!
Лукашевич и Стахур договариваются встретиться
в этот день у дома № 17 по улице Первого мая, и новый
напарник поповича сообщает ему доверительно, что в
этом доме скрывается на нелегальном положении его
сестра. Стахур приводит Лукашевича в квартиру после
семи. Им открывает дверь женщина лет тридцати, ко¬
торую Стахур рекомендует как «господыню» — хозяй¬
ку квартиры. Впустив молодых людей к себе, она вско¬
ре уходит, а в квартире появляется полная женщина
среднего роста, брюнетка.
— То моя сестра! — представляет ее Лукашевичу
Стахур.
Поздоровавшись, сестра Ксения — позже выясни¬
лось, что ее фамилия Сушко — пошла на кухню и при¬
несла оттуда брату портфель. Стахур взял портфель
и позвал Лукашевича. Они вошли в уборную, где
Стахур вынул из портфеля две гранаты-лимонки, два
пистолета и небольшой топор. Одну гранату вместе с
пистолетом он отдал Лукашевичу. Остальное взял себе.
Топорик он засунул за брючный ремень, прикрыв его
пиджаком и плащом, взятым у сестры.
— Куда же вы идете, хлопиы? — спросила Ксения
Сушко, когда они, зайдя в комнату, стали с ней про¬
щаться.— Далеко?
— Идем в Карпаты! —заявил Стахур.
А Лукашевич, бахвалясь, добавил:
— Если погибнем, то слава не погибнет!..
В то утро, позавтракав вместе с женой, Ярослав
Галан после ее ухода в филиал Музея имени Ленина,
где Мария Кроткова работала художницей, зашел в
комнату, соседнюю с кабинетом, и сел за небольшой
столик. Хотя рядом, в более обставленной комнате,
находился массивный письменный стол с телефоном,
10 В. П. Беляев
145
Галан любил работать именно здесь, за небольшим
столиком, видя перед собой широкое окно и повернув¬
шись спиной к двери, выходившей в прихожую.
Галан взял сделанные накануне от руки наброски
и стал печатать заказанную ему газетами «Известия» и
«Львовская правда» статью к десятилетию провозгла¬
шения на землях Западной Украины Советской власти.
Вместе с бумагами на столе лежала книжечка
Ярослава Галана «Фронт в эфире», изданная в 1943 го¬
ду на украинском языке в Москве, в ту пору, когда
Галан был радиокомментатором радиостанции имени
Тараса Шевченко, вещавшей на оккупированную гит¬
леровцами Украину. В этой книжке были собраны его
боевые памфлеты военных лет.
Галан писал очерк «Величие освобожденного чело¬
века» на русском языке и считал себя вправе внести в
очерк цитату из забытого уже памфлета военных лет
«Львиный город», посвященного родному Львову.
Вспоминая соратников и борцов за освобождение
Западной Украины, он называл имена Ивана Франко
и безработного поляка Владислава Козака, убитого
панской полицией весной 1936 года.
«По-новому определились человеческие судьбы,—
иисал Ярослав Галан.— В 1930 году в луцкой тюрем¬
ной больнице лежал человек, дни которого, казалось,
были сочтены. Ему пришлось пережить все ужасы по¬
лицейских пыток, самых изощренных и самых омерзи¬
тельных. Палачей отнюдь не смущало то обстоятельст¬
во, что жертвой их издевательств был известный львов-
ский литератор и публицист Кузьма Пелехатый. Изби¬
ваемый принадлежал к народу, объявленному вне за¬
кона, а популярность этого человека и мужество его
только усиливали бешенство мучителей. Арестованный
не поддавался угрозам, пытки не сломили его волю,
поэтому арестованный должен был умереть. Но могу¬
чая натура победила, Кузьма Пелехатый остался тог¬
да в живых. Страдания только закалили его, и он ни
на один день не переставал быть собою — до последне¬
го удара своего пламенного сердца оставался честным,
отважным борцом за освобождение своего народа...»
То, что написал Ярослав Галан о своем друге депу¬
тате Верховного Совета СССР Кузьме Николаевиче
Пелехатом, удивительно совпадало со всем тем, что
146
можно было сказать и о самом Галане. И не знал
Ярослав Галан в тот последний осенний день своей
жизни, что фамилия Пелехатого значилась в «черных
списках» людей, подлежащих уничтожению, которые
хранил в своем подпольном бункере Роман Щепан-
ский. Уже был подобран террорист для уничтожения
Пелехатого — сын униатского священника Богдан
Ощипко. Только простая случайность спасла Кузьму
Николаевича от бандитской пули.
Среди имен борцов за свободу Западной Украины
Галан назвал имя доблестной комсомолки Марии Ких,
радистки-партизанки отряда, которым командовал
полковник Дмитрий Медведев.
Галан рассказал о трудовом подвиге колхозницы
села Скоморохи Ульяны Баштык, спасавшей в годы
оккупации вдову и детей погибшего начальника 13-й
пограничной заставы Алексея Лопатина.
Работалось хорошо. Галан набрасывал заключи¬
тельные строки очерка — его лебединой песни: «...ис¬
ход битвы в западноукраинских областях решен, но
битва продолжается. На этот раз — битва за урожай,
за досрочное выполнение производственных планов,
за дальнейший подъем культуры и науки. Трудности
есть, иногда большие: много всякой швали путается
еще под ногами. Однако жизнь, чудесная советская
жизнь победоносно шагает вперед и рождает новые
песни, новые легенды, в которых и львы и боевая сла¬
ва будут символизировать только одно: величие осво¬
божденного человека...»
В прихожей раздался звонок.
Из кухни к двери подошла домашняя работница
Евстафия Довгун и спросила:
— Кто там?
— Мы до писателя! Он дома?
Услышав знакомый голос Лукашевича, Довгун от¬
крыла дверь.
— Писатель дома? —переспросил Лукашевич.
— Дома, дома, заходите! — сказала Довгун, пропу¬
ская Лукашевича и Стахура в прихожую.
Открылась дверь комнаты, в которой работал пи¬
сатель, и на пороге ее появился Галан в серой полоса¬
той пижаме и в комнатных туфлях на войлочной по¬
дошве. Радостный оттого, что заказанный ему очерк
147
закончен, узнавая Лукашевича, Галан сказал приветг
ливо:
— А, это вы, хлопцы? Заходьте...
Посетители вошли, и Лукашевич сел на предложен¬
ный ему стул справа от писателя, а Стахур намеренно
задержался сзади.
— Снова неприятности у нас в институте,— поспеш¬
но заговорил Илларий Лукашевич.
— Какие именно? — спросил Галан и задумался.
Лукашевич подмигнул Стахуру. По этому сигналу
тот мгновенно выхватил из-за пояса топор и лезвием
стал наносить один за другим удары по голове писате¬
ля. Сразу же, потеряв сознание, Галан упал со стула
на пол.
В это время Довгун начала уборку в кабинете Га¬
лана — Илларий Лукашевич бросился туда. «Ко мне с
пистолетом в руках подбежал Лукашевич,— показала
на суде Евстафия Довгун,— и приказал молчать, отвел
меня от окна к дивану, стоявшему возле печки. (Тем
временем Стахур, убедившись, что Галан убит, швыр¬
нул на пол окровавленный топор, снял с себя окровав¬
ленный плащ и тоже бросил его на пол.— В.Б.).
Вслед за Лукашевичем в кабинет вбежал Стахур. Лу¬
кашевич спросил у меня, нет ли в доме веревки? Я от¬
ветила, что веревки нет. Тогда Стахур оторвал от те¬
лефонного аппарата шнур, которым они связали мне
ноги и отведенные назад руки. Затем Лукашевич на¬
шел на диване носок жены Галана и закрыл мне этим
носком рот и тоже завязал его шнуром. Стахур, дер¬
жа в одной руке пистолет, помогал Лукашевичу. Пом¬
ню, Лукашевич открыл ящик письменного стола, на ко¬
тором стоял телефонный аппарат, порылся и что-то
оттуда взял.
Когда мне завязывали рот, у двери кто-то позво¬
нил. Лукашевич и Стахур насторожились. Они начали
торопиться. Когда они уже собрались, Лукашевич
строго меня предупредил, чтобы я не кричала и в тече¬
ние часа из квартиры не выходила и никому о них не
говорила, иначе буду убита. Как только они ушли, я
начала ворочаться, двигать ногами. Мне удалось осво¬
бодить от шнура ноги, снять с головы шнур и вынуть
изо рта носок. Выбежав из комнаты в переднюю, через
открытую дверь, ведущую в рабочий кабинет писателя,
148
я увидела там лежащего на полу окровавленного Га¬
лана. После этого я выбежала в коридор и, спускаясь
вниз по лестнице, начала кричать...»
...Таковы факты страшного злодеяния — убийства
писателя-коммуниста Ярослава Галана, вскрытые во
время следствия и судебных заседаний. Но прежде
чем были вскрыты факты, прежде чем были найдены
главные виновники злодеяния, понадобились многие
месяцы напряженной филигранной, удивительно слож¬
ной работы органов государственной безопасности. В
результате их усилий был вскрыт лик изуверского мира,
в единоборство с которым еще в двадцатые годы сме¬
ло вступил писатель Ярослав Александрович Галан...
...Выполнив свое черное дело, Илларий Лукашевич
и Михаил Стахур направились в пригородное село
Гряды, в дом священника (!) Ярослава Левицкого. Вы¬
бор убежища был не случаен. Жена священника, Гали¬
на Модестовна Левицкая — родная сестра Дениса Лу¬
кашевича. «Левицкие являются моими близкими родст¬
венниками, и поэтому я считал, они не выдадут меня
и Стахура органам Советской власти»,— заявил Илла¬
рий Лукашевич на следствии и подтвердил это на
суде.
Но не только тесное переплетение родственных свя¬
зей сыграло свою роль в первом маршруте убийц после
совершенного ими злодеяния. «Мне известно, что Гали¬
на Левицкая является националисткой. Приезжая к
нам, в Сороки Львовские, она неоднократно заявляла,
что скоро начнется война между Америкой и Совет¬
ским Союзом, и называла даже числа начала войны.
Левицкая ждала этой войны...» И это свидетельство
Иллария Лукашевича на суде также характеризовало
настроения того реакционного окружения, в котором
он воспитывался.
«После того как Илларий рассказал мне, что он
участвовал в убийстве писателя,— показала Левиц¬
кая,— я, действительно, предложила ему пойти на ис¬
поведь в церковь, но он сделать этого не захотел...»
Спустя некоторое время в дом вошел священник
Ярослав Левицкий. Супруга сообщила ему шепотом,
что Илларий во Львове совершил убийство и пришел
со своим напарником в Гряды — переночевать в при-
ходстве, чтобы укрыться от преследования. «Муж мой,
149
священник Ярослав Левицкий,— заявила попадья на
следствии и на суде, — сказал, что против укрытия Ил-
лария Лукашевича и прибывшего с ним сообщника
не возражает...»
Днем 25 октября 1949 года Илларий навестил отца
в селе Сороки Львовские. Пока он беседовал с роди¬
телями, Михаил Стахур поджидал его в соседнем лесу.
Уже когда совсем стемнело, оба террориста пошли на
условленное заранее место встречи с Щепанским. То
была западная окраина леса, находящегося близ села
Жидятичи Брюховичского района. Около железнодо¬
рожного моста, неподалеку от станции Гамалеевка, из
ночной темноты появились два человека. Оглядевшись,
они притаились в кустах. Немного погодя из-под моста
вышел третий неизвестный. Он дважды прокричал во¬
роном, и только после этого все трое сошлись. Обме¬
нявшись контрольным паролем «Полтава — Харьков»,
они протянули друг другу руки, и тот, что вышел из-
под моста, Щепанский, глухо спросил:
— Ну как?
Илларий Лукашевич, озираясь по сторонам, доло¬
жил:
— Все в порядке! Галана больше нет... Еще вчера,
до полудня...
— Кто убивал? — деловито спросил Щепанский.
— Сперва дал он! — показывая на Михаила Стаху-
ра, прошептал Лукашевич.— Как было условлено —
из-за спины. Так дал, что кровь до потолка брызнула...
— А ночевали где?
— У отца Левицкого,— ответил Михаил Стахур,—
в Грядах...
— Вот это забрали у писателя в столе,— Лукаше¬
вич протянул Щепанскому завернутые в платок метал¬
лические предметы.
— Что это? — осведомился Щепанский.
— Медали. Партизанские... И орден.
— Ну, добре, хлопцы! — пожимая руки убийцам,
сказал Щепанский.— Я доложу о вас наверх. Слава о
вас до закордону дойдет. До Мюнхена и далее. Тебя,
Стефко, я беру в свою «боювку». То было твое послед¬
нее испытание. А ты, Славко, дай мне пистолет и гра¬
нату. Пока они тебе не понадобятся. Давайте сядем.
Поговорим, что будем делать дальше...
150
...После встречи со Щепанским Илларий Лукаше¬
вич появился во Львове, чтобы заметать следы. Встре¬
тил брата Мирона. «...Подразумевая, что из газет брат
знает об убийстве Галана,— признавался Илларий Лу¬
кашевич во время судебного заседания,— я сказал Ми¬
рону, что в таком случае он должен понимать, где я
был. И тут же я прямо рассказал Мирону, что я уби¬
вал Ярослава Галана. Следует сказать, что и сам Ми¬
рон, как и показывал ранее, тоже был причастен к это¬
му, и потому мое участие в убийстве Ярослава Гала¬
на не должно было быть для брата новостью». Зная,
что тетка Мария уже осведомлена о его причастности
к убийству Галана, Илларий просит ее через сослужив¬
цев по медицинскому институту положить его в клини¬
ку, оформив документы об этом задним числом. Мария
Лукашевич охотно соглашается пойти на подлог и уст¬
роить племяннику фальшивое алиби.
«В обсуждении этого вопроса,— заявил на суде
Илларий Лукашевич,— принимали участие мои братья
Мирон и Александр, согласившись помочь мне лечь
в клинику.
Утром 27 октября мы встретились с братьями в
условленном месте и пошли на работу к тетке Марии,
во Львовский медицинский институт, чтобы устроить¬
ся в клинику. Мы надеялись замаскировать мое уча¬
стие в преступлении. Меня направили к врачу, но
после осмотра врач заявил, что я здоров и класть меня
в клинику незачем. После приема я вышел из поме¬
щения клиники, сел на скамейку в садике, располо¬
женном против здания клиники, и на этом месте был
арестован...»
Немедленно в село Сороки Львовские мчится из
Львова домработница Марии Лукашевич Анна Май-
данек и сообщает священнику отцу Денису, что его
сыновья арестованы. Она рассказывает, что следст¬
венные работники, производившие обыск в их квар¬
тире на Ризьбярской, тщательно осмотрели одежду
Иллария.
Денис Лукашевич бледнеет. «Ведь на брюках, ко¬
торые оставил Илларий, переодевшись дома 25 ок¬
тября, могут быть следы крови»,— думает старый
униат. И приказывает своей Софии немедленно от¬
нести эти брюки жене псаломщика Михаила Дуды,
151
чтобы та их выстирала и спрятала у себя. «Предпола¬
гая, что в связи с арестом сыновей,— признается отец
Денис позже,— и меня также могут арестовать, я лич¬
но передал своему псаломщику Михаилу Дуде на хра¬
нение охотничье ружье и различные фотографии семьи
и сыновей, с тем чтобы псаломщик сохранил все это.
Помимо того я уничтожил всю антисоветскую нацио¬
налистическую литературу, которая хранилась у меня
дома...»
...Дело Иллария Лукашевича и его сообщников
слушал Военный трибунал Прикарпатского военного
округа 3 и 4 января 1951 года. На судебном заседании
был зачитан акт, подписанный областным судебно-
медицинским экспертом профессором, доктором наук
Василием Цыпковским: «Смерть Ярослава Галана на¬
ступила от одиннадцати рубленых ран головы, сопро¬
вождающихся нарушением целостности костей черепа
и повреждением правого большого полушария мозга
и мозжечка.
Повреждения головы сопровождались обильными
наружными кровотечениями.
Десять из указанных ран, каждая в отдельности,
являлись смертельными, и лишь одна рана в области
левого теменного бугра захватывала только мягкие
ткани...
Удары убийц были нанесены Галану сзади...
...Смерть насильственная — убийство...»
И, несмотря на всю очевидность состава преступ¬
ления, весь ужасающий смысл которого раскрывается
даже в одном этом лаконичном документе, трибуналу
предстояло в течение двух дней, соблюдая строгое со¬
ветское законодательство, вновь и вновь выяснять
дополнительные подробности и подтверждать мате¬
риалы следствия.
Обвиняемые полностью признали свою вину. Так,
в частности, на суде подсудимый Илларий Лукаше¬
вич показал: «Да, я считаю себя убийцей Ярослава
Галана. Во время бесед со мною бандиты говорили,
что Галана нужно убить потому, что он в прессе вы¬
ступает против греко-католической церкви, на Нюрн¬
бергском процессе требовал выдачи Степана Бандеры
и суда над ним, что вообще оуновское подполье имеет
давние враждебные счеты с Галаном, По существу,
152
подготовкой убийства занимались и мои братья Алек¬
сандр и Мирон. Они были согласны с этим решением
оуновского подполья... 4 октября 1949 года задание
убить Галана мне давал вместе с Щепанским бандит
Евген, являвшийся более старшим руководителем,
чем Щепанский...
Отец мой также является националистом,— при¬
знался далее Илларий Лукашевич.— Зимой 1947 года
в его доме собирались Щепанский, Семко, Орест. Все¬
го в доме отца было три их сходки. Всех их отец знал
лично. О своих оуновских делах мы говорили при
отце не скрываясь, так как он был посвящен в них...
Идя на убийство Галана, я взял гранату и писто¬
лет для того, чтобы в случае преследования бросить
гранату в преследующих, иметь возможность убить их
и скрыться...»
Подобные признания сделали суду и два других
брата Иллария. В частности, Александр Лукашевич
заявил суду Военного трибунала: «...еще летом 1948
года через моего брата Мирона Щепанский дал мне
задание собрать сведения о Гаврииле Костельнике и
других интересующих подполье лицах. Я должен был
узнать их адреса, образ жизни, кто когда работает,
когда бывает дома, где ездит и т. п. Я собрал, ка¬
кие мог, сведения и в письменном виде передал их
через брата Иллария в августе 1948 года Щепан-
скому».
Свидетельствует подсудимый Мирон Лукашевич:
«...мы все, три брата, являемся участниками убийства
писателя Ярослава Галана и причастны к убийству
священника Гавриила Костельника. Мы все трое, по
существу, участники подготовки этих террористиче¬
ских актов...»
На суде с полной ясностью было также раскрыто
лицо и разоблачена подлинная социальная сущность
тех, кто выпускал на тропу убийств молодых банде-
ровцев, кто вселял в них надежду на новую истреби¬
тельную войну, кто, грубо попирая заповедь «не убий»,
являлся соучастником убийств и прикрывал их своей
черной сутаной священнослужителя. «Будучи сам, кад
священник греко-католической церкви, националисти¬
чески настроен, я в таком же духе воспитывал и своих
сыновей... Их националистические убеждения и враж¬
153
дебное отношение к Советской власти в известной
степени являются результатом моего влияния на
них».
Сделав такое откровенное признание, Денис Лука¬
шевич подробно рассказал суду, откуда ведет начало
его враждебное отношение к Советской власти и ко
всему тому новому, что принесла она на земли Запад¬
ной Украины.
Воссоединение Западной Украины со всем Совет¬
ским Союзом Денис Лукашевич, но его словам на
следствии и суде, воспринял враждебно. «Помимо
того,— показывал он,— я был настроен националисти¬
чески, антисоветски, как священник и грека-католик,
и я не мог смириться с тем, что мне придется жить и
работать при Советской власти».
Когда осенью 1939 года части Красной Армии осво¬
бождают Западную Украину и спасают население от
вторжения гитлеровского вермахта, Денис Лукашевич
скрывается несколько дней на чердаке в доме своего
соседа. «Да, я был доволен, что летом 1941 года нем¬
цы оккупировали Западную Украину, и встречал их
с цветами в селе Паршна Львовской области, где я
тогда работал священником,— признавался Лукаше¬
вич на суде.— В первые же дни оккупации этого села
я вместе с бывшим офицером «Украинской галиций¬
ской армии» Галибеем принимал участие в создании
местной, украинской полиции, начальником которой
был назначен участник ОУН Степан Панькевич».
Опасаясь мести народа, когда части Советской
Армии приближались ко Львову, Денис Лукашевич
вместе со всей семьей бежит в сторону венгерской гра¬
ницы, в село Побук, к своему родичу священнику
Ярославу Левицкому, у которого впоследствии нашли
свой первый приют убийцы Ярослава Галана. Цель
бегства — стремление перейти под крылышко адми¬
рала Хорти. Но быстрое продвижение Советской Ар¬
мии помешало Лукашевичу найти убежище у венгер¬
ских фашистов.
Подтверждая на суде, что его квартира часто посе¬
щалась представителями националистических банд,
Денис Лукашевич признался также, что он оказывал
постоянную материальную помощь убийцам: «С 1945
года до самого ареста вместе с церковным старостой
154
Дмитрием Пясецким я передал для нужд подполья
ОУН из церковных средств 20 тысяч рублей. Пясец-
кий вручил их участнику подполья Ивану Гринчиши-
ну, по кличке Орест...
Для того чтобы и впредь иметь в запасе нужное
количество денег для националистического подполья,
я дал указание Пясецкому в дальнейшем при поступ¬
лении денежных средств в церковную кассу не прихо¬
довать их полностью. В результате этого и церковная
касса была в порядке, и националисты получали
деньги».
Этот рассказ был бы неполон, если бы мы не упо¬
мянули и о том, что на скамье подсудимых вместе с
братьями Лукашевич сидел и бандит Тома Чмиль, ко¬
торому вначале было поручено убийство Ярослава
Галана. На суде выяснилось, что этот преступник,
пойманный 7 августа 1950 года, еще до посещения
квартиры Галана запятнал себя «мокрыми делами».
Он избил командира истребительного батальона Ост-
роверхова, после чего долгое время скрывался пере¬
одетым в женскую одежду, потом пытался застрелить
председателя сельсовета села Збоище Михаила Гер-
чука, убил комсомольца Ивана Вилька, снял с него
сапоги и зарыл труп в снег...
15 марта 1951 года по приговору Военного трибу¬
нала Прикарпатского военного округа Илларий, Алек¬
сандр и Мирон Лукашевичи, а также Тома Чмиль,
после отклонения их просьб о помиловании, были рас¬
стреляны.
Где-то иа нелегальном положении оставался еще
Михаил Стахур, по кличке Стефко, но и его настигла
карающая рука народа. «При встрече со мной,— пока¬
зал Михаил Стахур,— Щепанский подробно расспра¬
шивал меня о том, когда я установил связь с бандит¬
ским подпольем и какую проводил до этого национа¬
листическую работу. Я рассказал ему о своем участии
в убийстве директора школы Ковалева и его жены,
двух погонщиков скота и участкового милиционера
Едемского, упомянул, что в настоящее время, боясь
ареста, я скрываюсь один. Щепанский заявил, что со¬
гласен принять меня в ряды «повстанцев» при усло¬
вии, если я убью писателя Ярослава Галана»...
Свыше восьмисот трудящихся Львова и окрестно¬
155
стей старинного украинского города собрались в Доме
культуры железнодорожников 16 октября 1951 года на
процесс по делу об убийстве Ярослава Галана Стаху-
ром. И у каждого, кто смотрел на этого выкормыша
националистов, сидящего на скамье подсудимых,
оборвавшего светлую жизнь Ярослава Галана, возни¬
кал один и тот же вопрос: кто мог воспитать такого
злодея? В процессе следствия Михаил Стахур охотно
заявил: «Имеет связь с бандитами священник нашего
села Голинка... Националисты Антон Дыба и Василий
Ковалишин, с которым мы вместе убивали погонщи¬
ков скота, в праздник рождества скрывались в доме
Ивана Куземского. Туда пришел с молебном священ¬
ник Голинка. К нему из укрытия вышли Дыба и Ко¬
валишин и попросили благословения. Голинка благо¬
словил бандитов, осенил их крестным знамением,
покропил святой водой их оружие... Голинка, про¬
щаясь, пожелал им успеха в борьбе против Советской
власти за «самостийну Украину»...»
Вот какой пастырь с детских лет воспитывал убий¬
цу. И когда в переполненном зале Дома культуры
железнодорожников государственный обвинитель Ро¬
ман Руденко закончил свою речь словами: «...к смерт¬
ной казни!» — бурные аплодисменты были ответом на
это требование советского правосудия. Рабочие заво¬
дов и фабрик, колхозники, писатели, артисты, ученые
поддержали требование прокурора.
Исполнители убийства Галана были обезврежены.
Однако где-то в подполье, как затравленный волк, все
еще бродил бандеровец Роман Щепанский.
Тридцать девять объемистых томов следственных
дел подытожили кровавый многолетний путь этого
бандита, его ближайшего помощника Мацейко и дру¬
гих пойманных обитателей лесных националистических
схронов. И снова, прежде чем все эти тома легли
5 октября 1954 года на стол Военного трибунала как
логическое завершение раскрытия целой цепи кош¬
марных преступлений, потребовалась напряженней¬
шая работа советских органов государственной безо¬
пасности, следственных органов, судебно-медицинской
экспертизы и деятельность сотен простых тружеников,
помогавших вытаскивать последние фашистские ко¬
решки из многострадальной украинской земли.
156
Роман Щепанский, переехав в Западную Украину,
уже в декабре 1939 года вступает в молодежную под¬
польную организацию украинских националистов во
Львове. В августе 1941 года, когда гитлеровцы окку¬
пировали Украину, Щепанский устанавливает связь с
оуновцем Белокурым и создает бандитскую группу в
селе Звертов. Он участвует в расстрелах советских
активистов и граждан польской национальности.
11 марта 1944 года вместе со своими подручными
Щепанский нападает на село Великий Дорошив. Бан¬
диты уходят из села, оставляя позади трупы советских
активистов — В. Боровика, Г. Тимуша, М. Банаха.
В мае 1944 года во главе своей банды он появляется
в селе Станиславка Велико-Мостовского района и
убивает всех живущих в селе поляков. Оттуда, еще
не смыв кровь со своей одежды, его сообщники появ¬
ляются в Новом Селе Куликовского района. И снова
позади остаются трупы, сироты, вдовы, пылающие
хаты мирных хлеборобов.
С приходом Красной Армии в августе 1944 года
Щепанский полностью переходит на нелегальное по¬
ложение, возглавляет ново-ярычевский районный
«провод» ОУН и руководит им до весны 1950 года.
«Слава» о его действиях, об уничтожении им де¬
сятков сторонников Советской власти докатывается
по линии связи до Мюнхена, до вожака ОУН Бандеры.
Щепанского «повышают в должности», он стано¬
вится так называемым надрайонным провидником
ОУН и через подчиненных ему бандитов организует
грабежи и убийства на территории Брюховичского,
Куликовского, Ново-Ярычевского, Ново-Мил ятинско-
го, Нестеровского, Велико-Мостовского и Магеровско-
го районов Львовской области. Отсюда, из этих райо¬
нов, он и посылал своих подручных во Львов и, на¬
путствуя их, всякий раз напоминал слова седьмого
пункта декалога украинского националиста: «нена¬
вистью и обманом будешь встречать врагов своих».
Под тяжестью предъявленных ему улик и доказа¬
тельств в своем последнем слове Щепанский вынуж¬
ден был признать: «Перед судом раскрылась вся кар¬
тина совершенных мною злодеяний. В свое оправда¬
ние мне сказать нечего. Но я хочу сказать о том, что
довело меня до жизни такой. Суду известно, что я про¬
157
исхожу из семьи священника. С детства я воспитывал¬
ся под влиянием пропаганды униатов. Под влиянием
этого фанатизма я совершил множество злодеяний
против украинского народа, против Советской власти,
против своей Родины.
Я понимал, что значит убийство талантливого
украинского писателя Ярослава Галана. Но это убий¬
ство я организовал, выполняя приказ своих главарей».
В приговоре Военного трибунала Прикарпатского
военного округа по делу Романа Щепанского сказано:
«За время пребывания Щепанского в ОУН по его
указаниям и с его личным участием подчиненными
ему бандитами на территории Львовской области и го¬
рода Львова совершен ряд террористических актов
над представителями органов Советской власти и со¬
ветскими активистами и ряд злодеяний в отношении
советских граждан, во время которых девяносто три
человека было убито и семнадцать ранено, и совершен
ряд диверсий...
Осенью 1949 года Роман Щепанский, получив при¬
каз от главарей националистического бандитского
подполья «Сирого» и «Торчина» произвести террори¬
стический акт над советским писателем Ярославом
Галаном за то, что он в своих патриотических произ¬
ведениях разоблачал деятельность церкви и укра¬
инских буржуазных националистов, принял активное
участие в совершении этого террористического акта...
24 октября по указанию Щепанского террористы
Лукашевич и Стахур зверски убили топором Ярослава
Галана. А в ночь на 24 октября 1949 года бандит Тома
Чмиль, которого Щепанский вооружил пистолетом*
убил в селе Збоище комсомольца Ивана Вилька...»
И как логическое завершение этого процесса про¬
звучали последние слова приговора трибунала о том,
что на основании 51-1 «а» статьи Уголовного кодекса
УССР Щепанский приговорен к расстрелу.
* * *
Буквально после появления каждого из моих памф¬
летов на страницах периодической печати мне прихо¬
дится знакомиться с писаниями западных «рецензен¬
тов», в которых они, фальсифицируя историю, пыта¬
ются обелить буржуазных украинских националистов
158
и благословлявших их униатских церковников. И вме¬
сте с тем возвести клевету на истинных патриотов
Украины, разоблачавших предателей Родины. Да, они
не угомонились и после того, как вместе с разгром¬
ленными гитлеровскими армиями были вышвырнуты
с украинской земли. Они свили себе гнезда в западных
странах, найдя новых покровителей, которые звонкой
монетой платят за предательство, за любую антисо¬
ветскую акцию, за любое выступление против комму¬
низма.
Те, кто открыто сотрудничал во время войны с фа¬
шистами, кто прибегал к шантажу и обману, кто не¬
сет ответственность за гибель многих десятков тысяч
людей, прикидываются невинными овечками, произ¬
носят пышные фразы о любви к Отечеству, стремясь
оправдать ею свою преступную деятельность. Но
факты истории неумолимы. Они позволяют понять
истинные помыслы и цели защитников идеи «само¬
стийной Украины», позволяют раскрыть их связь с
самыми реакционными силами, в том числе и с гит¬
леровским фашизмом.
Это мне хотелось напомнить читателям. Ведь на¬
ционализм продолжает жить за кордоном. Его носи¬
тели не отказались от своих коварных планов. В об¬
щем хоре воинствующих антикоммунистов слышен
голос и тех, кто стремится возродить унию на украин¬
ской земле. С воинственными проповедями продол¬
жает выступать ставший кардиналом Иосиф Слипый.
Пусть же факты истории напомнят людям о тех пре¬
ступлениях буржуазных националистов и униатов, о
которых мы не вправе забывать! Во имя мира на на¬
шей земле! Во имя справедливости и счастья!
СОДЕРЖАНИЕ
К ЧИТАТЕЛЯМ 3
ОТЕЦ СОЙКА И ЕГО ХОЗЯЕВА 5
ЗАГАДКА ВУЛЕЦКИХ ХОЛМОВ 24
«СОЛОВЬИ» ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ 52
ПО СЛЕДАМ ПРОПАВШИХ ГАРНИЗОНОВ 65
ПОСЛЕДНЕЕ САЛЬТО СЕРОГО 94
ПОЧЕМУ МИТРОПОЛИТ РАВВИНА СПАС? 104
СМЕРТОНОСНЫ 117
Владимир Павлович Беляев
Я ОБВИНЯЮ1
Заведующий редакцией А. В. БЕЛОВ
Редактор Л. И. ВОЛКОВА
Младший редактор Г. И. ЖАРИКОВА
Художник 3. А. СУХОВА
Художественный редактор В. А. ТОГОБИЦКИЙ
Технический редактор Н. К. КАПУСТИНА
ИБ № 1280
Сдано в набор 21.12.77. Подписано в печать 27.04.78. А00056.
Формат 84 X 1087з2- Бумага типографская № 1. Гарнитура
«Литературная». Печать высокая. Условн. печ. л. 8,4. Учет¬
но-изд. л. 8,07. Тираж 100 тыс. экз. Заказ № 2383. Цена 60 коп.
Политиздат. 125811, ГСП, Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий».
Москва, Краснопролетарская, 16.
коп.