Автор: Такер Ю.
Теги: социальные процессы социальная динамика социология
ISBN: 978-5-6043581-3-9
Год: 2020
Текст
ЮДЖИН ТАКЕР ТРИ ТЕКСТА О ЗАРАЖЕН И И
ЮДЖИН
ТАКЕР
ТРИ
ТЕКСТА
О ЗАРА—
—ЖЕНИИ
lineaej
ineaei
ЮДЖИН
ТАКЕР
ТРИ
ТЕКСТА
О ЗАРА—
—ЖЕНИИ
HylePress
Пермь, 2020
УДК 316.4
ББК 60.524
Т15
Научный редактор Д. Вяткин
Редактор О. Мышкин
inmiih
nininniniiiniii
НЕЗАВИСИМЫЙ
АЛЬЯНС
Такер, Юджин
~П5 Три текста о заражении / пер. с англ. — Пермь : Г иле Пресс,
2020. —132 с.
ISBN 978-5-6043581-3-9
Представленные три текста американского философа Юджина
Такера объединены темами войны, биологии и кода, переплете¬
ние которых в современном мире создает зону неразличимости
между болезнью и нарушением общественного порядка. Это
проявляется в постепенном сращивании сфер национальной
безопасности и здравоохранения, когда для сетей эпидемиоло¬
гического надзора не имеет значения происхождение — будь
то естественное или искусственное — заболевания, а исходящая
от последнего угроза становится все более необходимой для
поддержания применяемой внутри сети логики чрезвычайного
положения. Таким образом, стирание различия между естест¬
венным и искусственным сопровождается автономизацией се¬
тей надзора, которые сами начинают определять свои угрозы и
соответствующим образом бороться с ними.
УДК 316.4
ББК 60.524
ISBN 978-5-6043581-3-9 © Eugene Thacker, 2005-2006
© Издательство «Гиле Пресс», 2020
© Д. И. Вяткин, Г. Г. Коломиец, Я. Э. Цыр-
лина, перевод на русский язык, 2020
СОДЕРЖАНИЕ
Nomos, nosos и bios
(перевод Глеба Коломийца)
7
В сетях живых мертвецов
(перевод Дмитрия Вяткина)
59
Криптобиологии
(перевод Яны Цырлиной)
103
Библиография
123
Тексты, представленные в настоящем из¬
дании, публикуются с любезного разреше¬
ния их автора — Юджина Такера.
Перевод статьи «Nomos, nosos и bios» выполнен по: Thacker, Е.
Nomos, Nosos and Bios // Culture Machine. 2005. Issue 7. URL:
https://culturemachine.net/biopolitics/nomos-nosos-and-bios/.
Перевод статьи «В сетях живых мертвецов» выполнен по:
Thacker, Е. Living Dead Networks //The Fibreculture Journal. 2005.
Issue 4. URL http://four.fibreculturejournal.org/fcj-018-living-dead-
networks/.
Перевод статьи «Криптобиологии» выполнен по: Thacker, Е.
Cryptobiologies //Artnodes. 2006. Issue 6. URL:
https://artnodes.uoc.edU/articles/lO.7238/a.vOi6.753/galley/3327/dow
nload/. Данная статья подпадает под лицензию Attribution 4.0
International (СС BY 4.0).
Часто используемые в статьях
сокращения:
CDC — Centers for Disease Control and Preven-tion / Цен¬
тры по контролю и профилактике заболеваний США.
DSN — Disease surveillance networks / Сети эпидемиоло¬
гического надзора.
NIAID — U.S. National Institute of Allergy and Infectious
Disease/ Национальный институт аллергии и инфекци¬
онных заболеваний США
NEDSS — National Electronic Disease Surveillance Sys¬
tem / «Национальная электронная система эпидемио¬
логического надзора».
SARS — Severe acute respiratory syndrome / Тяжелый
острый респираторный синдром.
7
Nomos, nosos и bios
Nomos, nosos и bios
в политическом теле
В восьмой книге «Государства» Сократ и его собе¬
седники, обсуждающие идеальное общество, об¬
ращаются к типам «порочного государственного
устройства». Центральная тема диалога —учреж¬
дение и поддержание политического порядка,
порядка суверенности и закона (nomos). Плато¬
новский Сократ посвящает значимую часть своего
рассуждения вредоносному влиянию демократий.
Несомненно, эта критика адресована демократи¬
ческому полису Афин V и IV веков до нашей эры;
Платон — устами Сократа — объявляет, что вели¬
чайшая опасность демократии заключается в из¬
быточном вовлечении мнения в дело управления.
В одном замечательном пассаже Сократ задейст¬
вует медицинскую аналогию, говоря о «болезни»
демократии:
Подобно тому как для нарушения равновесия
болезненного тела достаточно малейшего тол¬
чка извне, чтобы ему расхвораться, — а иной раз
неурядица в нем бывает и без внешних при¬
чин,— так и государство, находящееся в подоб¬
8
Юджин Такер
ном состоянии, заболевает и воюет само с собой
по малейшему поводу, причем некоторые его гра¬
ждане опираются на помощь со стороны какого-
либо олигархического государства, а другие — на
помощь демократического; впрочем, иной раз
междоусобица возникает и без постороннего
вмешательства (Платон 1994а, 343).
Это рассуждение опирается на ряд аналогий,
принятых ранее в «Государстве». Важнейшая из
них — идея «политического тела» (body politic),
в соответствии с которой государство рассматри¬
вается в терминах тела человека (129-130, 219-220).
Хотя Платон никогда не пользуется термином
«политическое тело», мысль о сопоставлении жи¬
вого человеческого тела с телом полиса уже при¬
ходила на ум грекам. В «Тимее», одном из поздних
текстов Платона, устанавливаются отношения ме¬
жду макрокосмом природы и микрокосмом чело¬
веческого тела. Как и в более ранних диалогах
Платона, здесь человеческое существо описыва¬
ется как состоящее из трех начал: разумного, яро¬
стного, или гневливого, и вожделеющего (207-215).
Но в «Тимее» Платон переводит это тройственное
деление в плоскость анатомии: разумное начало
помещается в голове, гневливое начало — в гру¬
ди, или в сердце, вожделеющее — в низших об¬
ластях живота и паха (Платон 19946, 475-479). Та¬
кая же тройственность проявляется и в распре¬
делении социальных разрядов в «Государстве»:
разумная «голова», или царь-философ, яростное
«сердце», или класс стражей (то есть воинов), и
вожделеющие органы, или классы ремесленни¬
ков, фермеров и крестьян (Платон 1994а, 128-137).
Три текста о заражении
9
Этот основополагающий метод аналогии, ведущей
от природного тела (body natural) к политическому
повлиял на последующие концепции политиче¬
ского тела у Аристотеля, Цицерона, Иоанна Сол-
сберийского, Марсилия Падуанского, Жана Бодена
и, конечно же, Томаса Гоббса, а затем сыграл ве¬
дущую роль в процессе секуляризации идеи «по¬
литического тела» в XVI и XVII столетиях.
Однако неверно утверждать, что «жизнь» поли¬
тического тела представляет собой прямую линию
прогресса, соединяющую «Государство» Платона
с устранением Генрихом VIII папской супремации,
а затем с казнями Французской революции. Эта
жизнь переполнена судорогами и спазмами,
странными, перепутанными, гибридными анато¬
миями (например, почти что каннибальское поли¬
тическое тело средневековой евхаристии, «дву¬
главое» политическое тело, рождающееся в спо¬
рах между государством и церковью, механико¬
политическое тело Гоббса). Более важно, что дис¬
курс тела в политической философии всегда со¬
провождался размышлениями о его болезнях и
недугах. Отрывок из «Государства», приведенный
выше — один из множества примеров. Сократ по¬
казывает, что демократия представляет собой уг¬
розу политическому телу; это — внутренняя угро¬
за, возникающая потому, что множество необра¬
зованных непрофессионалов, движимых темными
импульсами вожделения, или желания, начинают
принимать управленческие решения.
Ранее, в четвертой книге «Государства», Сократ
дал основание для аналогии политического тела,
предположив, кроме того, сцепку между справед¬
10
Юджин Такер
ливостью и здоровьем. Сократ спрашивает: как
узнать, что такое справедливость? Предполагая,
что полис некоторым образом производен от ин¬
дивида, Сократ подступает к анализу справедли¬
вости в человеке, но затем берет полис, как «про¬
ясненного» человека, и рассматривает справедли¬
вость в нем (129-130). И вновь моделью становится
тело человека: «Справедливость и несправедли¬
вость [в человеке — Ю. Г.] ничем не отличаются от
здоровых или болезнетворных начал, только те
находятся в теле, а эти — в душе» (219). Сократ го¬
ворит, что «придать здоровья означает создать ес¬
тественные отношения господства и подчинения
между телесными началами, между тем как бо¬
лезнь означает их господство или подчинение
вопреки природе» (220). Раз уж полис допустимо
рассматривать в терминах человеческого тела,
значит, то, что угрожает единству полиса, можно
понимать как его недуг, как болезни политиче¬
ского тела.
Примечательно, что «Тимей», в котором вводит¬
ся тройственное деление тела, также содержит
несколько фрагментов, посвященных телесным
болезням. Платон считает: «Что касается недугов,
то их происхождение, пожалуй, ясно каждому.
Поскольку тело наше сплотилось из четырех ро¬
дов — земли, огня, воды и воздуха, стоит одному
из них оказаться в избытке или в недостатке или
перейти со своего места на чужое, стоит какой-
либо части... воспринять в себя не то, что нужно,
тут же, как и в случае других подобных наруше¬
ний, возникают смуты и недуги» (Платон 19946,
488-489). В «Тимее» не только повторяется общий
Три текста о заражении
11
ход мысли из «Государства» — от учреждения по¬
литического тела к его распаду, — но также тща¬
тельно поддерживается единообразие в аттиче¬
ских склонениях существительного nosos (болезнь,
недуг, эпидемия). Когда в «Государстве» утвержда¬
ется, что хорошее правление аналогично здоро¬
вью человеческого тела, мы видим именно этот
термин. Описывая в VIII книге демократию, оли¬
гархию и тиранию как болезни политического те¬
ла, Платон вновь использует термин nosos. Меди¬
цинское рассмотрение тела в «Тимее», вероятнее
всего, отталкивается от работ, входящих в Гиппо-
кратовский корпус. В нем есть три книги под за¬
главием «Эпидемии», где термин nosos обозначает
болезнь в широком смысле. Врач должен учиты¬
вать «природу человека как таковую и природу
каждого отдельного человека, а также характери¬
стики каждой болезни» (Lloyd 1983,100). В меди¬
цине Гиппократа болезнь возникает как вследст¬
вие нарушения равновесия в природных услови¬
ях (например, погоде), так и от дисбаланса в теле
человека. Несмотря на то, что в книгах гиппокра-
товского корпуса об эпидемиях нет единой тео¬
рии эпидемических заболеваний, в этих текстах
грубо намечается совокупность аналогий между
природным миром и телом человека, медицин¬
ский взгляд на природное тело, который Платон
опосредованно переносит на политическое рас¬
смотрение политического тела.
Вторую половину VIII книги и IX книгу «Госу¬
дарства» можно понять как единое рассуждение
о том, что величайшая угроза политическому те¬
лу приходит изнутри. Удивительно, что Платон
уделяет относительно немного внимания обсуж¬
12
Юджин Такер
дению войны или внешнего вторжения, касаясь
только тем, связанных с характеристикой класса
воинов или стражей. Первостепенное же значение
для философа имеют элементы, которые могут
нести угрозу политическому телу изнутри, поли¬
тическая нестабильность, производимая нездо¬
ровыми формами государственного устройства.
Таким образом, центральная проблема для Пла¬
тона — отношение между законным порядком
{nomos) и различными элементами, которые не¬
сут угрозу беспорядка, или «болезнями» (nosos).
Что же оказывается под угрозой, когда устанавли¬
вается это напряженное отношение между nomos
и nosos? Пожалуй, можно сказать, что это будет
«сама жизнь», общественная bios, которая, с од¬
ной стороны, отличается от жизни животного, ор¬
ганизма, а с другой — находится в неразрывной
связи со своим натуралистическим основанием.
Возможно, в пространстве между «Государством»
и «Эпидемиями» мы обнаружим особенную раз¬
новидность «самой жизни» — жизнь (bios), которая
постоянно разлагается изнутри недугом (nosos),
угрожающим законному порядку (nomos) то в об¬
разе реальной эпидемии, то в виде болезней, по¬
рожденных несовершенными демократическим,
олигархическим или тираническим обществен¬
ными устройствами.
Nomos, nosos и bios в инициативах США
по биозащите
Триангуляция nomos, nosos и bios остается с нами
и по сей день, но, конечно же, в заметно изменив¬
Три текста о заражении
13
шемся историческом контексте. Один из приме¬
ров — «война США против терроризма». Здесь мы
наблюдаем, в некотором смысле, рождение соци¬
ального, политического и военного осознания
биотерроризма. Хотя законодательные акты
о биотерроризме принимались и до 9/11, он лишь
недавно стал центральной темой в сфере нацио¬
нальной и внутренней безопасности. Первые
конверты с боевыми штаммами сибирской язвы
датированы 11 сентября и, предположительно,
должны были стать частью более масштабного
нападения на инфраструктуру США — воздушные
перевозки, почтовая система, новостные издания
и правительственные учреждения (Cole 2003).
В ходе расследования терактов с применением
сибирской язвы, проведенного ФБР, не были об¬
наружены значимые улики, но следует учесть, что
процесс пришлось ускорить в связи с публика¬
циями в Washington Post, которые сообщали, что
штамм сибирской язвы, использованный в атаках
2001 года (штамм «Эймс»), хранился на военной
базе Форт Деррик в Мериленде (Cohen et о/. 2004;
U. S. Government 2002). Несмотря на то, что письма
с сибирской язвой привели к меньшим потерям,
чем нападение на Мировой торговый центр, они
тем не менее поместили призрак биотерроризма
на обложки Time, U. S. News и Newsweek, а также
в популярные телевизионные драмы «24» и «Ме¬
дицинское расследование» (Medical Investigation).
Эти и последующие теракты, проведенные неиз¬
вестными злоумышленниками (например, осенью
2003 года, в Вашингтоне, с использованием рици¬
на), следуют общей схеме: (1) токсическое вещест¬
14
Юджин Такер
во использовалось в виде порошка или пыли;
(2) в качестве системы для доставки оружия ис¬
пользовалась почта, которая практически исклю¬
чала возможность отследить отправителя; (3) те¬
ракты сопровождались сообщением с идеологи¬
ческим содержанием. Если схема действительно
такова, то в этом случае средство коммуникации,
безусловно, было сообщением. Целью таких био-
террористических атак становился скорее распад,
чем уничтожение. Новостные сюжеты и всплеск
беспокойства в обществе были не менее значи¬
мы, чем реальные случаи заражения.
Параллельно с этим зарождающимся осознани¬
ем биотерроризма, в конце XX — начале XXI века
был зафиксирован всплеск «новых инфекционных
заболеваний» (Garrett 1994; Lashley2004; U. S. CDC
2000). Когда СПИД, туберкулез и малярия продол¬
жают влиять на жизнь индивидов и популяций по
всему миру, появляются болезни, которые, пожа¬
луй, можно отнести к другому роду. Коровье бе¬
шенство, лихорадка Западного Нила, оспа обезь¬
ян, птичий грипп и SARS (Severe acute respiratory
syndrome / Тяжелый острый респираторный син¬
дром) — каждое из этих заболеваний в свое вре¬
мя попадало в заголовки газет. Эти инфекции
в высшей степени изменчивы: в некоторых случа¬
ях они вызывают простуду, в других — смерть,
и к тому же они распространяются самым непред¬
сказуемым образом. Однако наиболее примеча¬
тельна способность этих патогенов к стремитель¬
ной мутации, которая позволяет им пересекать
межвидовые барьеры (включая барьер между че¬
ловеком и животным), равно как и возможность
Три текста о заражении
15
распространения инфекции современными ви¬
дами транспорта (самолеты, грузовые суда). Слу¬
чай SARS в 2003 году демонстрирует типичное
для таких болезней стремительное развитие эпи¬
демии (всего шесть месяцев) (Bell et а/. 2003).
Плохая санитария на сельских рынках домашней
птицы создала подходящие условия для мутации
вируса, позволившей ему «перескочить» с птиц на
человека. Долгий инкубационный период давал
достаточно времени для того, чтобы инфициро¬
ванные на автомобилях, поездах или самолетах
попали в другие части Китая, юго-восточную Азию
и Канаду. Городские отели и аэропорты создали
подходящие условия для дальнейших заражений.
В ответ на стремительно усиливающуюся угрозу
мирового масштаба, Всемирная организация
здравоохранения (ВОЗ) использовала компью¬
терные сети, чтобы координировать данные о па¬
циентах, получать отчеты из избранных больниц
и составлять рекомендации по вылетам для неко¬
торых аэропортов. То есть ВОЗ использовала ин¬
формационные сети против эпидемической сети,
а передачу информации — против биологической
и транспортной передачи инфекции. Стремитель¬
ное распространение SARS из материкового Ки¬
тая в Канаду показало, насколько тесно связано
заражение, транспорт и передача.
И биотерроризм, и новые инфекционные бо¬
лезни становятся уникальными случаями, благо¬
даря которым зону напряжения между nomos и
nosos можно рассмотреть из ранее недоступной
перспективы. В частности, совпадение [по време¬
ни] биотерроризма и новых инфекционных бо¬
16
Юджин Такер
лезней сформировало биополитическую ситуа¬
цию, в которой и биология, и информация, и война
сыграли свою роль. Возьмем, например, реакцию
США на эту двойную «угрозу». В ответ на проблему
биотерроризма закон «Об охране здоровья насе¬
ления и обеспечения готовности к актам биотер¬
роризма и ликвидации их последствий» 2002 года
(U. S. Public Health Security and Bioterrorism Prepar¬
edness and Response Act) значительно ужесточает
контроль над широким спектром «подозритель¬
ных» биологических материалов в США — включая
те, которые используются в легальных, финанси¬
руемых государством университетских биолабо¬
раториях (Kevles 2003). Подобным образом, проект
правительства США «Биощит» (BioShield), предла¬
гает беспрецедентное по размеру финансирова¬
ние трех направлений: разработка «мер противо¬
действия нового поколения» (около 6 миллиардов
долларов распределены на следующие 10 лет),
финансирование Национальных институтов здо¬
ровья (National Institutes of Health] NIH) для ис¬
следовательских проектов, позволяющих разра¬
ботать вакцины и лекарства для противостояния
террористическим атакам, а также новый закон,
который дает Управлению по санитарному над¬
зору за качеством пищевых продуктов и медика¬
ментов США возможность проводить «ускорен¬
ный» процесс одобрения перспективных препа¬
ратов («экстренная авторизация перспективных
медицинских мер противодействия, находящихся
в разработке») (U. S. White House 2003). В конечном
итоге в 2002 году США запланировали на следую¬
щий год расходы на инициативы по биозащите
Три текста о заражении
17
в размере более 6 миллиардов долларов — 300 %
по сравнению с прошлым годом (U. S. DHS 2004).
Даже Национальный институт аллергии и инфек¬
ционных болезней при NIH, ранее занимавшийся
гражданскими инициативами, получил 85 млн дол¬
ларов в рамках проекта «Биощит» на исследова¬
ния в области «иммунитета человека и биозащи¬
ты» (U. S. NIH 2003).
В подобных программах обнаруживается не¬
сколько тем, характерных для национальной и
внутренней безопасности США после 9/11. Одна
из этих тем — акцент на биологических исследо¬
ваниях, в частности, в области генной инженерии
и иммунологии с возможными ответвлениями в
нарождающиеся направления геномики, протео-
мики и генетической диагностики*. Многие уче¬
ные считают, что расшифровка генома патогенов
стала важным начальным шагом на пути к пони¬
манию механизма мутации и заражения здоровых
клеток, свойственного этим патогенам. Но не
меньшее внимание уделяется технологической
инфраструктуре, которая позволяет федеральным,
государственным и локальным функционерам
системы здравоохранения обмениваться инфор¬
мацией и принимать решения в ответ на кризисы
в их сфере (U. S. DHS, 2004). Эта инфраструктура
Например, у NIAID (The National Institute of Allergy and In¬
fectious Diseases/Национальный институт аллергии и ин¬
фекционных заболеваний) есть программа применения
геномики и протеомики в целях биозащиты (в нее входит
Центр расшифровки генома микробов NIAID), см.:
http://www.niaid.nih.gov/dmid/genomes/pfgrc/default.htm.
18
Юджин Такер
включает компьютерные базы данных и сети (на¬
пример, госпитальные информационные систе¬
мы, современные диагностические технологии,
системы экстренной коммуникации), а также сис¬
темы производства и распространения лекарств,
равно как и систему подготовки персонала. «Ин¬
формация» в самом широком смысле слова игра¬
ет ключевую роль в установлении коммуникации
в сфере здравоохранения — в форме телеконфе¬
ренции или загрузки данных о пациентах на сер¬
вер или ускоренного распространения лекарств
из Национального стратегического запаса лекар¬
ственных средств США.
Однако сточки зрения государства акценты на
биологии и информации недостаточны. На всех
уровнях важно, чтобы власть могла реагировать на
чрезвычайную ситуацию, обеспечивая эффектив¬
ную работу биологического и информационного
компонентов биозащиты. Здесь в дело вступает
специфическая философия войны США, филосо¬
фия в том смысле, что одновременно с использо¬
ванием известных со времен холодной войны кон¬
цепций («запас» лекарств или сценарии, в кото¬
рых фигурирует «грязная бомба»), политика США
онтологически переопределяет войну в терминах
терроризма — точнее, терроризма как серии не¬
катастрофических событий, в то же время пред¬
ставляющих значительную угрозу. Не то чтобы
всякий терроризм воспринимался как биологи¬
ческий, но все-таки не исключено, что сейчас по¬
является новое определение «самой жизни», в ко¬
тором террор устанавливает сущностные отноше¬
ния с жизнью. В отчете Национального института
Три текста о заражении
19
аллергии и инфекционных заболеваний за 2003
год описываются результаты некоторых исследо¬
ваний, которые посвящены в том числе и болез¬
ням, не связанным с терроризмом. В отчете отме¬
чается, что «расширение и углубление исследо¬
ваний в сфере биозащиты не только позволяет
нам лучше подготовиться к защите граждан от на¬
меренно внедренного патогена, но и помогает
справляться с волной постоянно возникающих
новых инфекций, таких как SARS и вирус Западно¬
го Нила» (U. S. NIAID 2003).
Коротко говоря, ответ США на двойной фено¬
мен биотерроризма и новых инфекционных забо¬
леваний состоит в том, чтобы трактовать послед¬
ний в терминах первого — в терминах, которые
устраняют их различие по причине и фокусируют¬
ся на единообразии следствий. Политика США
артикулирует это трояким образом: через акцент
на биологию, не меньший акцент на информацию
как оборотную сторону биологии и через онтоло¬
гическое переопределение войны, создающее
контекст для установления связей между биоло¬
гией и информацией.
Биология, код и война: лекции Фуко
в Коллеж де Франс
Такие столкновения политики с жизнью часто
описывают как «биополитические». Однако этот
термин теперь применяется широко и по боль¬
шей части потерял свою специфичность. Что та¬
кое биополитика сегодня, в эпоху, когда особое
значение приобрели проблемы терроризма, ми¬
20
Юджин Такер
ровой бедности, национальной безопасности, ге¬
ноцида и всемирного здравоохранения? Вся ли
политика биополитична? Как понимать био- в био¬
политике? И не менее важный вопрос: что не
биополитично?
Наибольший вклад в теорию биополитики вне¬
сли, несомненно, работы Мишеля Фуко. Чаще всего
в связи с этим ссылаются на фрагменты из заклю¬
чительных частей первого тома «Истории сексу¬
альности». Здесь, выявив сдвиг в природе власт¬
ных отношений от суверенного «права на смерть»
к современной «власти над жизнью», Фуко пред¬
положил, что в эпоху модерна властные отноше¬
ния функционировали, скорее, с опорой на обрат¬
ную связь и через распределение; основанием
для этого служила не абсолютная власть монарха,
а повсеместное проникновение институций
и режимов руководства (Фуко 1996, 238-251). Цен¬
тральное значение для Фуко имеет то, что в Евро¬
пе XVIII века происходит сдвиг, после которого
власть становится «бременем опеки над жизнью,
а не угрозой смерти» (248). В эссе, написанных
приблизительно в то же время, Фуко рассматри¬
вает частные исторические примеры, указываю¬
щие на начало биополитической эры: изменения
в английском Законе о бедных и развитие трудо¬
вой медицины, реформа больниц в Париже и про¬
граммы в сфере общественной гигиены, а также
разработка теории «медицинской полиции» и ее
практическое внедрение в Пруссии XVIII века
(Foucault 2000,134-156). В этих и других случаях
«биологическое... отражается в политическом»
(Фуко 1996, 247), а медицина сплавляется с вла¬
стью.
Три текста о заражении
21
Однако наиболее ясное и подробное описание
биополитики Фуко дает в курсе лекций, прочи¬
танном в Коллеж де Франс в 1976 году. Курс под
заглавием «Нужно защищать общество» (// tout
defendre la societe) прошел через год после пуб¬
ликации [«Надзирать и наказывать»] исследова¬
ния тюремных институций, дисциплины и «покор¬
ных тел». Лекции, таким образом, продолжают
рассмотрение особого рода «дисциплинарной
власти», которую Фуко выявил внутри социальных
институций вроде тюрьмы, школы, военной ка¬
зармы, больницы, приюта и т. д. Цель Фуко не
только показать, как возникала дисциплинарная
власть, которая осуществляется через трениров¬
ку, привычку, рутину и координацию телесных
движений, но также описать другой тип власти,
сфокусированный на человеческих телах еп masse,
массовых телах людей, человеческих популяциях
и нациях. Фуко называет первый тип анатомопо-
литикой, она направлена на отдельное человече¬
ское тело и оперирует через посредство дисцип¬
линарных институций. Второй тип власти Фуко
называет биополитикой, которая сосредотачива¬
ется на человеческих коллективах и популяциях,
оперируя через практики управления, включаю¬
щие в том числе общественное здравоохранение,
статистику, демографию и политическую эконо¬
мию. Ближе к концу курса Фуко формулирует
сжатое резюме:
Техника дициплинирования сосредоточена на
теле, оказывает воздействие на индивидов, ма¬
нипулирует телом как центром сил, стремясь
сделать тела одновременно полезными и по¬
22
Юджин Такер
слушными. И в то же время есть технология, кото¬
рая ориентирована не на тело, а на жизнь; она за¬
ново группирует присущие населению массовые
действия, стремится контролировать серию слу¬
чайных событий, могущих произойти в живой мас¬
се; стремится контролировать (при случае моди¬
фицировать) вероятность, во всяком случае, ком¬
пенсировать ее последствия. <...> ...В обоих случаях
проявляется технология тела, но в одном исполь¬
зуется технология, где тело индивидуализирова¬
но как организм, наделенный страстями, а в дру¬
гом технология имеет дело с телами, помещенны¬
ми в массовые биологические процессы (Фуко
2005, 263).
Сточки зрения Фуко, биополитика включает
прежде всего три взаимосвязанных процесса.
Первый — перераспределение медицинского
знания о биологии населения. Здесь понятие на¬
селения сосредотачивает в себе всю медицин¬
скую и социальную специфику. Биополитика
«стремится трактовать „население" как совокуп¬
ность живущих рядом друг с другом живых су¬
ществ, которые обнаруживают особые патологи¬
ческие и биологические признаки и, следователь¬
но, предполагают особые знания и технологии»
(Фуко 2011, 474). Но этот процесс, охватывающий
население одновременно с политической и ме¬
дицинской точек зрения, предполагает некото¬
рый уровень количественного усложнения. По¬
этому, в дополнение к медицинской характери¬
стике населения, присутствует второй элемент,
который предполагает разработку набора число¬
вых, статистических и информационных средств
Три текста о заражении
23
определения популяции и, как следствие, управ¬
ления ей. Это — биология больших чисел, которая
возникает, например, из регулярного составле¬
ния таблиц смертности в общинах Англии XVII ве¬
ка (Porter 1997, 236-238). Цель этой деятельности
состоит в том, чтобы «рационализировать пробле¬
мы, поставленные перед управленческой практи¬
кой феноменами, присущими всем живущим, со¬
ставляющим население: здоровье, гигиена, рож¬
даемость, продолжительность жизни, потомство...»
(Фуко 2010а, 405 — пер. изм.). И наконец, послед¬
ний элемент, который делает биополитику воз¬
можной и создает инфраструктуру текущего ста¬
тистического учета популяции. Этот элемент Фуко
называет управленчеством (gouvemementalite),
или искусством управления: в нем «движение,
производящее популяцию как данность...», созда¬
ет условия для осуществления «задач, стоящих
перед техниками управленчества» (Foucault 2000,
219). Проблематика описания популяции в свете
политической экономии — меркантилистская точ¬
ка зрения, согласно которой здоровье популяции
тождественно ее богатству, — демонстрирует од¬
ну из возможностей управленческого контроля
биополитических параметров.
Этот последний элемент, выделяемый Фуко
в биополитике, вступает в наибольший резонанс
с нашим контекстом биотерроризма и новых ин¬
фекционных болезней. Фуко более подробно го¬
ворит о биополитической разновидности управ¬
ленчества в лекциях в Коллеж де Франс. Он спра¬
шивает: «Как такая власть может убивать, если
правда, что вопрос, по существу, состоит в том,
24
Юджин Такер
чтобы повысить значимость жизни, увеличить ее
продолжительность, умножить возможности, пре¬
дотвратить несчастные случаи или компенсиро¬
вать их ущерб?» (Фуко 2005, 268). Иными словами,
каково отношение между старыми формами су¬
веренности и нарождающимися биополитиче¬
скими практиками модерна — общественным
здравоохранением, реформой больниц, профес¬
сионализацией медицины, методами статистики
и демографии? Фуко дает один ответ: эта связь
предполагает «обретение власти над человеком
как живым существом, своего рода этатизацию
биологического или, по меньшей мере, некото¬
рую склонность к такой этатизации» (253-254). Но
как исключительный характер суверенной власти
воспроизводится в децентрализованных систе¬
мах управления числами и телами?
Должен существовать какой-то набор принци¬
пов, позволяющих в исключительных обстоятель¬
ствах применять суверенную власть, должна быть
совокупность условий, которые можно обозначить
как угрозу и установить соответствующее ей чрез¬
вычайное положение (state of emergency), где ра¬
нее децентрализованные аппараты биополитики
вдруг, в виде исключения, приобретают концен¬
трированные формы суверенности. «Расизм ста¬
новится основным механизмом власти, какой она
предстает в современных государствах» (268). Но
я бы сказал, что здесь Фуко рассматривает «ра¬
сизм» в специфически медицинском и биологи¬
ческом смысле, как биологически-ориентирован-
ное политическое отношение, в рамках которого
война понимается как фундаментально биологи¬
ческая:
Три текста о заражении
25
Войны не ведутся больше во имя суверена, кото¬
рого нужно защищать, — они ведутся теперь во
имя всех; целые народы стравливают друг с дру¬
гом, чтобы они друг друга убивали во имя необ¬
ходимости жить. Бойни стали жизненно необхо¬
димыми. <...> Но существование, о котором теперь
идет речь, — это уже не существование суверен¬
ного государства, но биологическое существова¬
ние населения (Фуко 1996, 240-241).
Позднее Фуко введет любопытный термин «де¬
мократизация суверенности» — это ситуация, в ко¬
торой суверенитет вводится через чрезвычайное
положение, возникающее как следствие распре¬
деленной и обобщенной угрозы для населения
(Фуко 2005, 56). В таких условиях медико-биологи¬
ческий взгляд на популяцию и статистически-ин-
формационные средства ее учета совмещаются
для идентификации угроз и возможных мер про¬
тиводействия им. В каком-то смысле война ста¬
новится подвижной сцепкой между популяцией
и информацией, но только та война, которая ста¬
вит под угрозу биологическое существование на¬
селения (и, следовательно, нации). Природное те¬
ло всегда находится под угрозой — даже когда
оно служит аналогией для политического тела.
Например, чума
Возьмем для примера чуму. Черная смерть, кото¬
рая впервые опустошила Европу между 1347 и 1351
годами, проникла в Южную Италию с кораблями,
курсировавшими по торговым путям из Северной
26
Юджин Такер
Африки и Монголии. Переносчиками болезни
стали блохи, жившие на многочисленных кора¬
бельных крысах — это позволило чуме быстро
распространиться по итальянским городам-
государствам. За пять лет инфекция уничтожила
от четверти до трети населения Европы (Porter
1997,122-124). Реакции и ответные действия были
разнообразными: от массовых процессий каю¬
щихся до преследований бедных и страдающих
болезнями, не имеющими отношения к чуме,
а также в ряде случаев — иудеев и мусульман
(McNeill 1988,192-196; Watts 1999, 8-12; Ziegler 1971,
40-62). Однако помимо этих реакций историки
медицины отмечают и возникновение первых
мероприятий по борьбе с эпидемией (Hays 2003,
52-61; Watts 1999,15-24). В 1347 году герцог Милана
принял экстренные меры, которые включали при¬
нудительное недопущение зараженных граждан
в город или изгнание за его пределы, а также пе¬
рекрытие городских ворот (Carmichael 1998). В это
время также был впервые установлен карантин
судов, прибывающих в порты Южной Италии, а во
Флоренции появился временный Совет по охране
здоровья, который реагировал на острые кризисы,
сопровождавшие эпидемию (Carmichael 1986; Calvi
1989). Медицинские чиновники отвечали за кон¬
троль очистки улиц, уничтожения мусора и похо¬
рон покойников. По мере продвижения чумы на
север эти первые меры, предпринятые в Италии,
получили продолжение. К концу XV века в Вене¬
ции был постоянный Комитет по надзору за об¬
щественным здоровьем с выборными функцио¬
нерами; этому примеру последовала Флоренция,
Три текста о заражении
27
а к началу XVII века — многие европейские горо¬
да-государства (Hays 2003, 55-57). В обобщенном
политическом сознании Европы начала эпохи мо¬
дерна зародилась идея общественного здраво¬
охранения, но она была переполнена внутрен¬
ними напряжениями, двусмысленностями и раз¬
рывами.
Тем не менее, когда в 1665 году в Лондоне про¬
изошла вспышка чумы, здравоохранение отреа¬
гировало уже совсем не так, как в Милане или
Флоренции в 1348 году. Но это не гарантировало
лучшие результаты: от Великой эпидемии чумы
в течение 1665 года умерла одна восьмая лондон¬
цев (Slack 1991). Органы здравоохранения начали
принудительную изоляцию домохозяйств (в ко¬
нечном счете поместив целые семьи в заключе¬
ние в их жилищах), выставили охрану («стражей»)
возле каждого из изолированных домов, ввели
жесткую проверку людей и товаров, поступавших
в город, поместили в карантин некоторые кораб¬
ли, прибывшие в Лондон, и назначали ответст¬
венных за исполнение этих разнообразных мер
(Slack 1985; 1991). Хотя Англия сравнительно позд¬
но переняла политику здравоохранения, связан¬
ную с чумой, в «Книге приказов» (Book of Orders),
выпущенной в 1570-х годах, уже есть акты Лон¬
донского тайного совета о чуме (Slack 1991). В этих
законах присутствовали в основном неформаль¬
ные, разрозненные процедуры против чумы, под¬
готовленные местным властями под надзором
центральных органов здравоохранения. Инициа¬
тивы властей формировали пирамидальную ие¬
рархию для передачи информации о заболева¬
28
Юджин Такер
нии: от частных свидетелей или «искателей мерт¬
вых» (Searchers of the Dead) в каждой общине
и графстве к констеблям, медицинским чиновни¬
кам и мировым судьям. Также был разработан на¬
бор протоколов налогообложения (для борьбы
с болезнью), противочумной санитарии (включая
сжигание одежды и вещей, принадлежавших по¬
гибшим), а также проект «чумных домов» за чертой
города. Существовали и процедуры идентифика¬
ции зараженных: с начала XVI века принимались
законы, по которым зараженные, появлявшиеся
в публичных местах, должны были носить в руках
белые палочки (rod).
В «Дневнике чумного года» Даниэля Дефо,
опубликованном в 1722 году и посвященном опи¬
санию лондонской чумы, история переплетается
с вымыслом. Больше всего в этом произведении
бросается в глаза контраст между трагическим
повествованием о чуме в жизни лондонских бед¬
няков и многочисленными таблицами статистики
движения населения, сопровождающими текст.
Такие методы отчета о зараженных действительно
использовались и имели предшественников
в Англии еще до начала чумы. Несмотря на то, что
записи о смертях велись в каждой общине, до
публикации «Естественных и политических на¬
блюдений над списками умерших» (Natural and
Political Observations upon the Bills of Mortality)
Джона Граунта в 1662 году эту информацию фак¬
тически не извлекали из имеющейся документа¬
ции. В пионерском демографическом исследова¬
нии Граунта базовая арифметика применялась
для выявления закономерностей в изменении
Три текста о заражении
29
рождаемости и смертности. Однако этот и подоб¬
ные труды нельзя отнести к мерам, направленным
против чумы: ее воздействие лишь фиксировалось
в таких произведениях. К началу Великой чумы
существовало значительное разногласие во мне¬
ниях насчет причины болезни: разгорались споры
между приверженцами гиппократовских теорий
конституционализма, теорий миазмов, или «дур¬
ного воздуха», и преимущественно спекулятив¬
ных, недоказанных инфекционных теорий. Как
и ожидалось, попытки властей предотвратить рас¬
пространение чумы имели ограниченный успех.
Несмотря на то, что зараженные члены семей по¬
мещались в карантин, плохие санитарные условия,
относительно слабое развитие гигиенических
практик и ограниченное научное понимание при¬
роды болезни приводило к тому, что большинст¬
во — из тех, кто мог себе это позволить, — придер¬
живалось принципа «уезжай рано, уезжай далеко,
возвращайся поздно» (Porter 1997; Slack 1991).
Однако, несмотря на ограниченную эффектив¬
ность мер против чумы, здесь есть о чем погово¬
рить в контексте биополитики. Прежде всего, хотя
научные и медицинские открытия не сыграли зна¬
чимой роли в предотвращении чумы, различные
попытки учесть их результативность оказали влия¬
ние на политэкономию здравоохранения в Англии.
Произведение Граунта показало, что демография
и статистика могут производить информацию, по¬
лезную если не для медицины, то хотя бы для по¬
литической экономии. Эта работа была продолже¬
на сэром Уильямом Петти, который использовал
термин «политическая арифметика» или «полити¬
30
Юджин Такер
ческая анатомия» для описания таких исследова¬
ний (Porter 1997, 236-237). Петти, будучи членом
Лондонского королевского общества, собирал
и анализировал информацию о населении, тор¬
говле, производстве, заболеваемости и доходах
населения, которая по большей части соответст¬
вовала меркантилистской идеологии здоровья
и богатства. Работа Петти была в равной степени
математизирована и информатизирована в «жиз¬
ненных таблицах» (life tables) Эдмунда Г аллея
в 1693 году — в них арифметика использовалась,
чтобы вычислить среднюю продолжительность
жизни и сопоставить ее с показателями пожиз¬
ненных аннуитетов* (первые компании по страхо¬
ванию жизни воспользовались таблицами Г ал¬
лея). Таким образом, демография и статистика,
вооруженные количественной отчетностью об
эпидемии, начали формировать обобщенный об¬
раз населения как медицинской, политической
и экономической сущности.
Также внимания заслуживает тот факт, что
в Англии эпидемии чумы начинались до и после
Гражданской войны. Значимые вспышки чумы бы¬
ли в 1616-1624 годах, а затем — в 1654-1664 годах.
Между этими периодами растущая нестабиль¬
ность, связанная с противоречивой реакцией на
Закон о корабельных деньгах Карла I, привела
к Долгому парламенту 1640 года и к двум десяти¬
летиям гражданских волнений до начала Рестав-
Аннуитет — разновидность срочного государственного
займа, предполагающая ежегодную выплату процентов
и погашение части базовой суммы займа. — Прим. пер.
Три текста о заражении
31
рации (Sommerville 1992). В этом контексте инте¬
ресно отметить, что Томас Гоббс сравнивает от¬
сутствие абсолютной светской суверенности в по¬
литическом теле с «немощами» и «болезнями»
живого тела: «Из немощей государства я поэтому
на первом месте полагаю те, которые возникают
от несовершенного его установления и которые
аналогичны болезням естественного тела, проис¬
текающим от ненормальностей зародыша» (Гоббс
1991, 250). «На втором месте я ставлю болезни го¬
сударства, причиненные ядом мятежных учений;
одно из них — учение, что каждый отдельный че¬
ловек есть судья в вопросе о том, какие действия
хороши и какие дурны. <...> Из-за этого ложного
учения люди становятся склонными спорить друг
с другом и обсуждать повеления государства,
а затем повиноваться или не повиноваться им
в зависимости от собственного усмотрения, что
вносит смуту и ослабляет государство» (Гоббс
1991, 251-252). Далее Г оббс несколько раз сравни¬
вает различные формы гражданской смуты, непо¬
корности и ослушания с разными болезнями — от
эпидемий до лихорадки, паразитарного зараже¬
ния, ментальных болезный и даже одержимости
демонами. Делая это, Г оббс, конечно же, продол¬
жает давнюю традицию политического и бого¬
словского дискурса о природе отношения между
сувереном и подданными, в рамках которого эле¬
менты, которые бросают вызов суверенной вла¬
сти, рассматриваются не только как ослабляющие
все политическое тело в целом, но также как вызы¬
вающие внутренние разногласия между «тулови¬
щем» и «головой». Точку зрения Гоббса презира-
32
Юджин Такер
ли как революционеры, так и убежденные рояли¬
сты, но его последовательно секулярный, модер¬
нистский анализ абсолютной суверенности и по
сей день остается одним из важнейших текстов по
этой теме. Как отмечает Гоббс, в 1640 году в Анг¬
лии «разгорелись споры о праве власти и о долж¬
ном со стороны граждан повиновении, споры,
явившиеся предвестниками близкой войны»
(Гоббс 1989, 281). Его посыл в сущности очень по¬
хож на то, что говорилось в «Государстве»: вели¬
чайшая угроза политическому телу приходит из¬
нутри его самого.
Поэтому было бы интересно разместить поли¬
тическую этиологию Гоббса внутри контекста чу¬
мы и общественного здравоохранения в Англии.
Во время Великой чумы действительная болезнь
оказала влияние на меркантилистскую теорию на¬
селения, а действительность войны порождает
в мысли Гоббса сравнение между болезнью и гра¬
жданскими разногласиями. Три аспекта биополи¬
тики, выделенные Фуко, — медико-биологический
взгляд на население, статистически-информацион-
ные средства описания популяции и политические
аспекты войны и безопасности населения — можно
обнаружить и в Англии середины XVII столетия.
Возможно, мы могли бы изменить определение
Фуко и предположить, что биополитика — это ус¬
ловия, в которых население, информация и безо¬
пасность переплетаются с совокупностью практик,
реакций и подготовительных мер. Биополити¬
ка — это сплетение биологии, кода и войны, ко¬
торое устраняет различие между болезнью и на¬
рушением общественного порядка.
Три текста о заражении
33
Исцеляющие машины: новая специфи¬
кация биополитики
Со времени публикации «Истории сексуальности»
понятие биополитики перекочевало во многие ис¬
следовательские области, включая историю меди¬
цины, медицинскую социологию, исследования
науки, гендерные исследования и политическую
теорию. В некоторых случаях применение этого
термина стало настолько обобщенным, что им на¬
чали обозначать любую ситуацию, в которой по¬
литика оказывает воздействие на жизнь общества
в целом. Чтобы разобраться с некоторыми из этих
тенденций, будет уместно рассмотреть недавние
работы по вопросам биополитики.
Понятие биополитики играет ключевую роль
в недавних публикациях представителей традиции
итальянского автономизма. Маурицио Лаззарато
(Lazzarato 2000), например, обнаруживает сдвиг от
«биовласти» к «биополитике» через посредство
нового политико-экономического взгляда на се¬
мью как часть большего трудового тела. С точки
зрения Лаззарато, современная биополитика сме¬
щает фокус своего интереса с политико-эконо¬
мических аспектов жизни и труда к более широ¬
кому рассмотрению труда в контексте всего об¬
щественного тела. Безусловно, идею Лаззарато о
«нематериальном труде», осуществляемом в об¬
ществе эпохи постмодерна секторами обслужи¬
вания, коммуникации и информационных техно¬
логий, можно истолковать в свете этого поворота
в биополитике труда. Подобным образом Паоло
Вирно отмечает роль биополитики по отношению
34
Юджин Такер
к труду, в частности, в связи с марксовским поня¬
тием рабочей силы (Вирно 2015). Вирно предосте¬
регает против нерефлексивного, слишком обоб¬
щенного понимания термина «биополитика» и ут¬
верждает, что его «логическое ядро» можно понять
только в контексте трудовой деятельности. Здесь
Вирно повторяет тезис Фуко из небольшого эссе
«Рождение социальной медицины»: биополитика
возникает в связи с проблематикой меркантилиз¬
ма и политической экономии, и в этом смысле
здоровое население тождественно трудящемуся
населению (Foucault 2000,134-137). Вирно усили¬
вает этот момент биополитики: в его модели био¬
политика становится на службу труда, и ее биоло¬
гический компонент сводится исключительно
к вопросу о физической способности выполнять
работу (и продавать этот физический потенциал,
эту dynamis, как товар).
У Майкла Хардта и Антонио Негри термин «био¬
политика» применяется аналогичным образом.
Они заимствуют у Лаззарато понятие «нематери¬
ального труда», расширяя его объем, и, как и Вир¬
но, делают акцент на материальных аспектах рабо¬
чей силы даже в наше время, когда она становится
все более «информационной». Однако философы
дополнительно расширяют понятие биополитики,
и теперь она включает производство обществен¬
ной жизни как таковой: «Гигантские промышлен¬
ные и финансовые силы производят не только то¬
вары, но и субъективности. ...Они производят по¬
требности, социальные отношения, тела и умы —
иначе говоря, они производят производителей»
(Негри и Хардт 2004, 44). По мысли Хардта и Негри,
Три текста о заражении
35
биополитику невозможно понять без отсылки к то¬
му, что приводит ее в движение, — к такому рас¬
ширению режимов производства, которое охва¬
тывает не только производство товаров, но и ус¬
луг, знаков, концептов и самой субъективности.
Негри в своих сольных работах обнаруживает
уникальный характер этого биополитического
производства в том способе, каким оно преобра¬
зует структуру времени. Философ задается во¬
просом: «Что такое биополитический контроль?
Это мера (а значит, организация и предел) време¬
ни жизни» (Negri 2003, 257). С точки зрения Негри,
в биополитике речь идет не только о «самой жиз¬
ни», но и об онтологии времени и, следовательно,
о мере по отношению к жизни: «Мера подчиняет
множество единичных сил схеме органических
посредничеств и распределяет их в иерархии
функций» (227). Негри — аналогично Лаззарато
и Вирно — признает инструментальные аспекты
биополитики и развивает эту идею: с его точки
зрения биополитическое производство ради¬
кально открыто и поэтому предполагает уровень
кооперации, предпосылку «общности», взгляд
в неизмеримое, неопределенное политическое
«грядущее». Здесь стратегия Негри напоминает
скорее манифест, чем критическую теорию: «Био¬
политическое определяет все мировое производ¬
ство, поддерживая постоянство бытия учредитель¬
ной властью, открывая учреждающую стрелу вре¬
мени по направлению к обновлению вечности»
(229). Таким образом, по мысли Негри, нельзя
просто начать сопротивляться биополитике; ско¬
рее, биополитическое производство становится
36
Юджин Такер
почвой, на которой расширение биополитики до
производства общественной жизни на фундамен¬
тальном уровне преобразуется в «телеологию
общности» (233).
Однако во всех этих примерах само расширение
«биополитического производства» затрудняет раз¬
личение разных смыслов, которые нематериаль¬
ный труд придает «жизни». Та «жизнь», о которой
Фуко говорит как о биополитической — опреде¬
ленной населением, статистикой и безопасно¬
стью, — растворяется здесь в обобщенном соци¬
альном производстве жизни как субъективности.
Иной взгляд на биополитику предлагает Джорд¬
жо Агамбен в книге «Homo Sacer». Агамбен остав¬
ляет в стороне политэкономические аспекты био¬
политики и обращается к скрупулезной реконст¬
рукции отношения между суверенностью и «голой
жизнью», которое, по его мнению, занимает цен¬
тральное положение в биополитике. Агамбен от¬
вергает тезис Фуко о том, что суверенность отсту¬
пает при встрече с нарождающейся биополитикой;
напротив, забота о «голой жизни» обнаруживает¬
ся в самых ранних проявлениях политической су¬
веренности на Западе. Суверен, по словам Агам-
бена, определяется не тем, что он контролирует
все, а уникальной способностью вводить исклю¬
чения в правила. Суверен пребывает одновре¬
менно внутри закона (как «глава» государства)
и вне его (поскольку властитель может приоста¬
навливать действие закона). Уникальная характе¬
ристика суверена — его способность вводить ис¬
ключительное положение (state of exception), за¬
конную приостановку действия закона. Но суверен
Три текста о заражении
37
осуществляет это не по личному произволу, а ра¬
ди чего-то, одновременно находящегося под уг¬
розой и имеющего фундаментальное значение
для всеобщего существования. Это нечто подпа¬
дает под понятие голой жизни, жизни, которая,
как и суверен, находится внутри политического
порядка (поскольку общество предоставляет ос¬
нование для жизни) и вне его (поскольку биоло¬
гическая жизнь служит естественным основанием
для социальной и политической жизни).
Суверен и фигура голой жизни существуют как
своего рода зеркальные отражения друг друга,
сразу внутри и вне политического порядка. Но
это, конечно же, асимметричное отражение, ведь
именно суверен вводит исключительное, чрезвы¬
чайное положение во имя голой жизни его насе¬
ления. Это положение производит то, что Агамбен
определяет как опасную, неустойчивую «зону не¬
различимости», где возможно все: разгораются
войны во имя нации и населения; отдельные груп¬
пы подвергаются общественной травле ради за¬
щиты других групп; те, кто находится под угрозой,
определяются в отрыве от тех, кто им угрожает;
целые популяции изгоняются из родных стран
внутри этой огромной зоны неразличимости, от¬
деляющей население от нации. Жизнь, умерщв¬
ленная из гуманных побуждений, беженец, фигура
«прав человека», пациент в коме и пленник в во¬
енное время становятся у Агамбена фигурами,
существующими в этом промежуточном состоя¬
нии. Суверенность с точки зрения философа ста¬
новится условием биополитики, ведь способность
суверена определять исключительное положе¬
38
Юджин Такер
ние, зону неразличимости между правом и наси¬
лием, законом и жизнью, которая производит как
раз ту фигуру, которую суверен должен защи¬
щать — голую жизнь. Следовательно, «можно да¬
же сказать, что производство биополитического
тела и является подлинной деятельностью суве¬
ренной власти» (Агамбен 2011,13).
Хотя труды Агамбена вносят значительный
вклад в осмысление политических и философских
механик биополитики, нечто остается без внима¬
ния, нечто, отсутствующее и в работах Хардта и Нег-
ри, — роль медицины по отношению к «голой жиз¬
ни». С точки зрения Агамбена, медицина — просто
одна из частных форм биополитики внутри более
широкого контекста встречи суверенной власти
и homo sacer (Агамбен прослеживает основания
биополитики в римском праве). У Хардта и Негри
биополитика становится прежде всего отношени¬
ем между общественной жизнью и трудом, а ме¬
дицина или биология не играют никакой особен¬
ной роли (хотя даже Маркс говорил о преобразо¬
вании «человеческого рода» в рабочую силу). Ни
одна из этих интерпретаций не позволяет понять,
как доминирующая наука артикулирует «саму
жизнь»; невозможно объяснить «био-» в биополи¬
тике. Следует помнить, что для Фуко именно по¬
стоянно сменяющиеся в историческом процессе
смысловые определения медицины играют роль
посредников между политикой и жизнью. Общее
направление мысли Фуко заключалось в том, что
биополитика невозможна без необходимой меди¬
цинской, биологической и научной инфраструкту¬
ры, которая определяла бы возможные угрозы для
Три текста о заражении
39
населения, и, конечно же, идентифицировала само
«население» как биологическую и медицинскую
проблему. «Медицина — это знание-власть, кото¬
рая соотносится одновременно с телом и с насе¬
лением, с организмом и с биологическими про¬
цессами, и поэтому должна оказывать как дисци¬
плинирующее, так и регулирующие воздействия»
(Фуко 2005, 266). Это не просто доктрина «медика-
лизации», но признание условий, в которых ме¬
дицинские и политические вопросы всегда сов¬
мещаются друг с другом.
К сожалению, Фуко не провел настолько же
связный исторический анализ биополитических
практик, как в случае биовласти и ее отношения
к преступности, сексуальности, клинической ме¬
дицине или безумию. Одно исключение можно
обнаружить в досье, которое Фуко подготовил
вместе с несколькими коллегами. Оно было по¬
священо зарождению современной больницы во
Франции XVIII и XIX веков. Этот сборник эссе, хро¬
нологий, исторических документов и заметок,
вышедший под заглавием «Исцеляющие маши¬
ны» (Les machines a guerir), обращается ко множе¬
ству проблем, поставленных Фуко в эссе «Поли¬
тика здравоохранения в XVIII веке» (которое во¬
шло в досье). Отрицая жесткое разделение между
частной, «либеральной» медициной и государст¬
венной, или управленческой, медициной, Фуко
выявляет стратегию, которая использовалась
обеими в Европе XVIII столетия — «нозополитика»,
сконцентрированная вокруг императива охраны
здоровья социальных групп: «Проблема нозопо-
литики в XVIII веке определяется не однородной
40
Юджин Такер
тенденцией к вмешательству государства в меди¬
цинские практики, а скорее определением мно¬
жества новых участков социального тела здоро¬
вья и болезни как проблем, требующих тех или
иных мер коллективного контроля» (Foucault 2000,
92). Фуко выделяет в связи с этим два движе¬
ния — направленное вовне и внутрь: с одной сто¬
роны, увеличение медикализации семьи не толь¬
ко как формы частной жизни, но и как единицы,
входящей в состав большей рабочей силы и со¬
циального тела, и, с другой стороны, «дегоспита¬
лизация» медицинского ухода в программах об¬
щественной гигиены и мерах по поддержанию
публичного порядка (ориентированных на нищих,
бедняков, преступников, бродяг), программах по
бесплатной раздаче медицинских средств и го¬
родской медицине, занимающейся мониторингом
хронически «патогенного города». Эти движения
формируют не просто частную и публичную меди¬
цину, но целостную «исцеляющую машину», в ко¬
торой безопасность, население и информация
вступают по взаимосвязь.
Больница должна действовать как «исцеляющая
машина». Сначала — негативным образом: все фак¬
торы, делающие ее опасной для ее обитателей,
следует подавлять... Затем — позитивным обра¬
зом: пространство больницы должно быть орга¬
низовано в соответствии с согласованной тера¬
певтической стратегией, благодаря непрерывно¬
му присутствию и иерархическим прерогативам
врачей, системам надзора, обозначения и веде¬
ния записей. Все это позволяет... получить обоб¬
Три текста о заражении
41
щенные данные, которые будут в долгосрочной
перспективе влиять на жизнь всей популяции
(Foucault 2000,103-104).
Досье «Исцеляющие машины» сосредоточено
на предложениях и планах по строительству боль¬
ниц во Франции, включая реконструкцию Отель-
Дьё\ ранее приобретшей дурную славу рассад¬
ника инфекции. Фуко и его коллеги, опираясь на
документы, архитектурные планы и статистиче¬
ские данные того времени, показывают как насе¬
ление, информация и безопасность, совмещаясь,
преобразуют современную больницу. По мнению
авторов, «самая здоровая (sain) страна —та, что
живет дольше всего; самая нездоровая (insalubre)
больница — та, которая теряет наибольшую долю
больных в отношении к выздоровевшим; она те¬
ряет больше людей, поскольку создает больше
препятствий на их пути к выздоровлению, по¬
скольку сводит вместе больше случаев нездоро¬
вья (insalubrite)» (Foucault et al. 1979, 78). Выража¬
ясь в том же духе, здоровое природное тело — это
здоровое политическое тело, но здоровое при¬
родное тело понимается не просто как отдельный
здоровый человек, но как здоровое население, ко¬
торое описано количественно и регулируется с по¬
мощью ряда политико-экономических средств,
обеспечивающих его безопасность.
Отель-Дьё — больница, расположенная в Париже, счи¬
тается старейшей в мире действующей больницей. —
Прим. пер.
42
Юджин Такер
Война как биология, биология как вой¬
на (отступление)
Исключения всегда делают ради «жизни». Возмо¬
жен ли другой вариант?.. В этом смысле биополи¬
тика становится выражением «жизни» как исклю¬
чения. Нет лучше культурного выражения этой
мысли, чем кино, романы и игры в жанре «зомби-
эпидемии». Набрав значительную популярность
благодаря фильмам «28 дней спустя», «Обитель
зла 2: Апокалипсис», фарсу «Зомби по имени Шон»
и не-ироничному ремейку «Рассвета мертвецов»,
этот жанр перекочевал в комиксы («Криминаль¬
ные ужасы» [Criminal Macabre]) и видеоигры
(франшиза Resident Evil).
Но фигура зомби — живого мертвеца, массы
оживших трупов, являющихся только телами, од¬
ной лишь голой жизнью, — имеет более древнее
происхождение. «В 1179 году Третий Латеранский
собор формализовал отделение прокаженных от
сообщества через жуткий ритуал. Прокаженный,
закрыв лицо черной повязкой, становился на ко¬
лени перед церковным алтарем, покрытым чер¬
ным полотном. Над ним произносилась заупо¬
койная служба, и священник с помощью лопаты
забрасывал его несколькими горстями могильной
земли» (Hays 2003, 22). Затем священник зачиты¬
вал то, что впоследствии стало положениями за¬
конов о прокаженных в большей части государств
средневековой Европы: запрет для больных лю¬
бых социальных взаимодействий. С точки зрения
церковной общины, прокаженный был мертв, он
становился живым мертвецом на задворках об¬
Три текста о заражении
43
щества. «Только два органа действительно быва¬
ют поражены чумой—мозг и легкие, и оба они на¬
ходятся в прямой зависимости от сознания и воли
<...> чума, похоже... отдает предпочтение тем облас¬
тям человеческого тела, тем точкам его физиче¬
ской поверхности, где проявляют себя человече¬
ская воля, сознание и мысль» (Арто 1993,111).
Жанр «зомби-эпидемии» содержит несколько
примечательных социальных и политических эле¬
ментов. Например, двусмысленные отношения
между магией и медициной. Западная медицина
и наука в таких фильмах часто вынуждены сталки¬
ваться со сверхъестественным телом, чтобы либо
объяснить его сверхъестественность как суеве¬
рие, либо потерпеть крах в исследовании сил, ко¬
торые превышают возможности разума и науки.
В качестве примера можно взять «Зомби», фильм
Лючио Фульчи, в котором колониальный врач, на¬
поминающий доктора Моро, отправляется на тро¬
пический остров, где в результате его экспери¬
ментов разгорелась зомби-эпидемия. В конечном
счете доктор не может извлечь связных выводов
из своих экспериментов и сам становится жерт¬
вой эпидемии. В таких фильмах зомби всегда по¬
являются во множественном числе, как популя¬
ция: они зачастую предстают в виде огромной
«замедленной» массы или толпы, становятся об¬
разом «молчаливого большинства» или группы,
лишенной голоса по политическим, социальным
или экономическим причинам. В «Дне мертве¬
цов» Джорджа Ромеро массы зомби становятся
воплощенной местью иммигрантов погранични¬
кам. В фильме «Чума зомби», снятом студией
44
Юджин Такер
Hammer, живые мертвецы становятся рабочей си¬
лой капиталиста-землевладельца, живущего в не¬
большом городе. Не во всех фильмах о зомби при¬
сутствуют темы науки и медицины, но огромная
доля этих произведений прямо или опосредо¬
ванно изображает массу зомби как болезнь, ин¬
фекционное заражение жизни смертью, болезнь,
в которой само разделение между жизнью и смер¬
тью стирается. Это извращение биологической
жизни, жизнь за пределами языка природы или
патология жизни в дальнейшем встречается
в фильмах вроде «Короткой ночи стеклянных ку¬
кол» Альдо Ладо, в котором богатые старики из¬
влекают жизненную силу из молодых людей, об¬
рекаемых на неподвижное, но сознательное су¬
ществование в морге.
Однако самое широкое осмысление метафоры
зомби мы находим только в классической кинотри¬
логии Ромеро. Фильмы о зомби снимались в США
и ранее: в конце 1920-х Бела Лугоши сыграл в «Бе¬
лом зомби», а затем последовал «Я гуляла с зом¬
би» Жака Турнёра; в обоих фильмах подчеркивал¬
ся колониальный контекст Гаити. Ромеро же при¬
дал теме зомби отчетливо американский колорит,
введя прямые отсылки к науке, технологии и со¬
временности, переопределив жанр ужасов в тер¬
минах политической сатиры. В «Ночи живых мерт¬
вецов» (1968), «Рассвете мертвецов» (1978) и «Дне
мертвецов» (1985), Ромеро возвратился к общим
мотивам жанра зомби-эпидемии: процесс как ре¬
ального, так и символического инфицирования (ко¬
гда различные социальные проблемы материали¬
зуются в живом трупе зомби), процесс заражения
Три текста о заражении
45
(когда кровь, мозги или плоть становятся вектором
превращения живых в оживших мертвецов) и про¬
цесс поедания (в котором стирается линия, отде¬
ляющая инфицирование от каннибализма).
Многие ключевые темы фильмов о зомби и их
значения в американской культуре можно понять
благодаря (в некоторой степени ad hoc)
трилогии Ромеро о живых мертвецах:
анализу
Ночь живых мерт¬
Рассвет мертве¬
День мерт¬
вецов (1968)
цов (1978)
вецов (1985)
Место
Дом (домохозяйство)
Торговый центр
Бункер (ар¬
(потребление)
мия)
Выжившие
Представители ра¬
Женщина
Иностранец
сового меньшинства
Социальная
проблема
Расизм
Консьюмеризм
Иммиграция
Контекст
Гражданские права
Постиндустриа¬
Рейганомика
лизм
В фильмах Ромеро всегда присутствует три типа
персонажей: властные элиты (полиция, военные),
небольшая группа выживших (антигерои) и, ко¬
нечно же, популяция живых мертвецов (то есть
все остальные). Однако от первого к третьему
фильму происходит ряд смещений в характере
зомби. Одно из них заключается в том, что зомби
определяются уже не как власть толпы, а как мол¬
чаливое большинство. В «Ночи живых мертвецов»
зомби представляют собой социальную пробле¬
му, изображаются как толпа линчевателей, и мы,
46
Юджин Такер
зрители, по большей части не сочувствуем им.
Однако в «Дне мертвецов» они показаны как бес¬
правные существа, в виде символических фигур
иммигранта, бездомного и ветерана боевых дей¬
ствий. Они в буквальном смысле исключены из
общества и контрастно отделяются от военных
и безумных ученых в бункере. В этом случае зри¬
тель с большей вероятностью проявляет сочувст¬
вие к живых мертвецам. В «Дне мертвецов» зомби
не социальная проблема, а ее следствие: настоя¬
щая язва общества находится в бункере.
Еще один сдвиг в образе зомби у Ромеро — от
массовости к индивидуальности: в «Ночи живых
мертвецов» и «Рассвете живых мертвецов» зомби
всегда показаны как единая группа, гомогенная
биомасса, и никогда не индивидуализируются.
В «Дне мертвецов», однако, зомби приобретают
индивидуальность: они становятся персонажами,
и зрители могут сочувствовать им (например, зомби
«Боб», которого в каком-то смысле можно назвать
героем фильма). Интересно отметить, что в «Дне
мертвецов» индивидуализированные зомби боль¬
ше не символизируют иммигрантов, а скорее иную
разновидность молчаливого большинства: инва¬
лиды, ветераны, необразованные люди.
Наконец, третье смещение в образе зомби в три¬
логии Ромеро — от защиты к исцелению. В первых
двух фильмах персонажи, избежавшие заражения,
большую часть времени отражают нападения зом¬
би с помощью обычных тактик (огонь, расчленение
и выстрел в голову), и только в особенных обстоя¬
тельствах незараженные активно ищут встречи
с зомби. К третьему фильму выжившие не только
Три текста о заражении
47
начали разработку «лекарства», но и активно ини¬
циируют столкновения, стратегически взаимо¬
действуют и ведут переговоры с зомби. «Исце¬
ляющие машины» (machines a guerir) Фуко раз¬
мещаются таким образом, чтобы акт исцеления
(guerir) всегда определялся военным (guerre) по¬
ложением. Функции исцеления и сражения всту¬
пают в двусмысленное взаимодействие.
Распад политического тела
Сточки зрения политической философии поли¬
тическое тело всегда определяется своей консти¬
туцией (constitution)*. Даже в современных крити¬
ках суверенной власти, предполагаемых идеей
политического тела, рассматривается именно его
конституция, формация, хотя она и распределяет¬
ся между «избирающей» (constituent) и «избирае¬
мой» (constituted) властями. Поскольку современ¬
ное понимание суверенности получает свою ле¬
гитимирующую силу именно от этого момента
конституирования (посредством сговора в духе
Гоббса или общественного договора Руссо), кри¬
тически важной становится «зона неразличимо¬
сти». Как пишет Агамбен, «в случае суверенного
исключения речь в действительности идет не
столько о том, чтобы контролировать или нейтра¬
* Здесь и далее автор опирается на многозначность этого
слова, отсылающего и к законодательству, и к устройст¬
ву чего-либо, и к телосложению человека, и к его харак¬
теру. — Прим. пер.
48
Юджин Такер
лизовать избыточность, сколько о том, чтобы
в первую очередь создать или определить само
пространство, в котором политико-правовой по¬
рядок мог бы иметь силу» (Агамбен 2011, 27).
Как мы уже увидели, этот момент часто опре¬
деляется корпореализацией, которая устанавли¬
вает отношения между природным и политиче¬
ским телами. Это отношение может принимать
форму аналогии между макро- и микрокосмом
(Платон) или между «экономикой» семейной еди¬
ницы и политикой государства (Аристотель). По¬
литическое тело может быть обосновано — пусть
даже и опосредованно — соотношениями, поза¬
имствованными из гуморальной медицины (как
у Фомы Аквинского, через Аверроэса), механи¬
стической физиологией (у Гоббса) или органи-
цизмом, подчеркивающим значение отношений
частей и целого (Гегель и Руссо). Как бы то ни бы¬
ло, стоит повторить принцип, собирающий во¬
едино корпореальность политического тела: фун-
дационализм (foundationalism)*, окружающий
«саму жизнь». И, хотя это редко отчетливо описы¬
вается, в основе конституции политического тела
лежит корпореальность «самой жизни». Она ока¬
зывается не только основанием, на котором кон¬
ституируется политическое тело, но также, что
более важно, ядром, вокруг которого организуют¬
ся исключительные решения, принятые сувере¬
ном.
* Позиция в теории познания, согласно которой сущест¬
вуют последние, далее неразложимые основания дос¬
товерного знания. — Прим. лер.
Три текста о заражении
49
Но в тех же текстах, где политическое тело кон¬
ституируется на основании «самой жизни», обна¬
руживается и обратное движение, в котором по¬
литическое тело изображается как подверженное
болезни, распаду и смерти. Мы уже знаем, что Пла¬
тон устанавливает прямые аналогии между «по¬
рочным государственным устройством» демокра¬
тического, олигархического и тиранического типа
и телесными болезнями. Существует практически
не исследованная традиция, в которой политиче¬
ское тело обобщенно меди кал изируется в отноше¬
нии к болезни: в «Поликратике» Иоанна Солсбе-
рийского тирания характеризуется как болезнь
политического тела; в политических произведе¬
ниях Фомы Аквинского «мистическое тело церк¬
ви» (corpus Ecclesiae mysticum) описывается через
его физиологию (которая, в свою очередь, разра¬
батывается под влиянием телесных метафор Св.
Павла); в XIX главе второго «Трактата о правлении»
Локка кризис законодательной ветви власти опи¬
сывается как распад и смерть; а Руссо отмечает,
что «политическое тело так же, как и организм
человека, начинает умирать с самого своего рож¬
дения и несет в себе самом причины своего раз¬
рушения» (Руссо 1969, 217 — пер. изм.).
Особенно примечательна в этом отношении
техника, которую используют несколько авторов,
предлагающих определенно светский взгляд на
политическое тело, чтобы создать по сути сравни¬
тельные таблицы, куда входят болезни живого те¬
ла и угрозы политическому телу. Например, в «Диа¬
логе между кардиналом Поулом и Томасом Лапсе-
том» Томаса Старки (написанном в 1535-1536 годах)
50
Юджин Такер
проводится систематический анализ политиче¬
ского тела и конкретных болезней, поражающих
его (сокращение населения Англии сравнивается
с чахоткой, безработные бедняки — с водянкой,
а разгул антимонархических идей в умах просто¬
людинов— с чумой) (Starkey 1948, 79-83). Гоббс,
как мы уже отмечали, выделяет целую главу на
описание отношений между болезнями и раз¬
личными политическими действиями и идеоло¬
гиями, которые угрожают единству суверенной
власти. В каком-то смысле каждый политический
трактат, посвященный описанию конституции по¬
литического тела, часто поневоле обращается и к
теме его распада. Цель подобных аналогий со¬
стоит в том, чтобы утвердить естественность те¬
лесной политики (и суверена в частности), а также
предостеречь от любой возможности народной
смуты или политической нестабильности, либо
отговорить от них — чтобы избежать появления
бунтующих тел.
Можно пойти еще дальше в размышлениях об
этой тайной истории политического тела: в ней
болезнь всегда оказывается медикализированной
линзой, при помощи которой интерпретируются
разногласия. Хотя фрагменты этих трактатов, по¬
священные болезни, кажутся короткими в срав¬
нении с целыми разделами, посвященными про¬
исхождению политического тела, в каком-то смыс¬
ле пассажи о болезни более важны, поскольку они
представляют собой неявные, неопределенные
отсылки к возможному устранению самой идеи
политического тела. Гоббс и Спиноза — можно
сказать, политические антиподы — согласны в том,
Три текста о заражении
51
что величайшая угроза политическому телу при¬
ходит изнутри. Даже Спиноза, переоткрытый мно¬
гими современными мыслителями в качестве по¬
литического теоретика, пишет: «...Кто только узнал
изменчивый характер толпы, того он приводит
почти в отчаяние, потому что она управляется не
разумом, но только аффектами» (Спиноза 1999,190).
То же самое, что конституирует политическое тело,
оказывается агентом его распада («толпа», граж¬
данская смута, разногласия, фракционность). Ины¬
ми словами, политическое тело определяется со¬
вокупностью имманентных топологических раз¬
ломов, поскольку оно содержит в самом себе
потенциалы болезней, дисфункций и в некоторых
случаях смерти. Хотя такие политические тракта¬
ты уделяют огромное внимание работе с консти¬
туцией политического тела, существует и другая
позиция, которую можно занять для того, чтобы
сделать эти работы актуальными в наше время
войны с терроризмом, биотерроризма и новых
инфекционных заболеваний.
Это сдвиг от биологии политического тела к его
некрологии. Вместо того, чтобы сосредотачивать¬
ся на описании конституции политического тела,
некрология будет заниматься неявными, фраг¬
ментарными свидетельствами распада политиче¬
ского тела. Некрологический анализ концепций
политического тела в политической мысли XVI и
XVII веков — базовые понятия которой (суверен¬
ность, право, консенсус) до сих пор актуальны —
позволит сделать ряд выводов. Прежде всего мы
приходим к предположению, что в любом поли¬
тическом порядке внутри политического тела
52
Юджин Такер
присутствует угроза более значительная, чем лю¬
бая внешняя опасность. Мы также предполагаем,
что в соответствии с медицинской аналогией рас¬
пад политического тела — это эпидемиологиче¬
ская проблема, возможно даже аутоимунная. На¬
конец, некрологическая точка зрения покажет,
что политическое тело всегда определяется и да¬
же конституируется своей потенцией к распаду.
Последний вывод во многих смыслах наиболее
важен, поскольку он предполагает, что часть
функций суверенной власти — особенно в наш
век глобальной «империи» — заключается в те¬
кущем управлении политическим порядком по¬
средством формирования точек распада или уг¬
роз. Иными словами, сегодня суверенность выво¬
дит свою легитимность из способности постоянно
обнаруживать потенциальные и актуальные «бо¬
лезни» нации и угрозы для населения.
От биологии к некрологии
Нет более исключительной ситуации, чем бо¬
лезнь — если не считать войны. Безусловно, одна
из общих черт современных инициатив в сфере
биозащиты — это имплозия биологии и войны
в двойственной биополитике эпидемии и терро¬
ризма. Примером этого может служить програм¬
ма «Бионадзора» США (U. S. Biosurveillance Pro¬
gram), которая началась в 2004 году под эгидой
Министерства внутренней безопасности и Мини¬
стерства здравоохранения и социальных служб.
Бюджет программы составил 274 миллиона дол¬
Три текста о заражении
53
ларов, ее задача заключалась в разработке ин¬
формационной инфраструктуры для определе¬
ния потенциальных вспышек заболевания в ре¬
альном времени и в масштабах всей страны (U. S.
DHS 2004). Программа опирается на проект «Био¬
страж» (BioWatch), экспериментальную систему
раннего оповещения, испытания которой прошли
в нескольких городах США в 2003 году (Hoffman et
о/. 2003; U. S. CDC 1995; 2000). С начала 1990-х годов
Центры по контролю и профилактике заболева¬
ний (Centers for Disease Control; CDC) разрабаты¬
вали несколько таких систем эпидемиологическо¬
го или синдромного надзора; подобная разработ¬
ка использовалась во время Олимпийских игр
2002 года (Gesteland et о/. 2003; U. S. NEDSS 2000).
Несмотря на то, что техническая специфика таких
программ будет разной, многие из них используют
информационные сети для того, чтобы собирать
и анализировать данные из больниц, клиник, ап¬
тек и иногда страховых компаний (эта идея столк¬
нулась со значительным сопротивлением в связи
с вопросами приватности). CDC и Министерство
здравоохранения и социальных служб недавно
выпустили разъяснения к закону «О перемещае¬
мости и подотчетности страхования здоровья»
1996 года, который позволяет осуществлять боль¬
ший индивидуальный контроль над «защищенной
информацией о здоровье», хотя по данным друго¬
го отчета все еще непонятно, может ли государст¬
во обязать работников здравоохранения раскры¬
вать данные о здоровье пациента в рамках про¬
граммы «Бионадзора» (Roush et о/. 2001).
54
Юджин Такер
Тем не менее постоянная разработка (и финан¬
сирование) различных инициатив по наблюдению
показывает до какой степени понятие биозащиты
стирает различие между биотерроризмом и эпи¬
демией. Эта имплозия отчетливо прослеживается
в том, как правительство США говорит о биозащи¬
те. Например, президент Буш в послании «О по¬
ложении страны» 2001 года говорит следующее:
«Болезнь давно стала самым смертельным врагом
человечества... На протяжении всей истории мы
боролись с причинами и следствиями болезней
и должны продолжать делать это всеми доступны¬
ми способами. Все цивилизованные нации отвер¬
гают применение болезней и биологического
оружия как недопустимые и террористические
средства ведения войны» (U. S. White House 2002).
Во время пресс-конференции в связи с анонси¬
рованием проекта «Бионадзора» секретарь Ми¬
нистерства здравоохранения и социальных служб
Томми Томпсон отметил, что «эти новые инвести¬
ции не только лучше подготовят нашу нацию к ата¬
кам биотеррористов и защитят от них, но также
подговорят нас к чрезвычайным ситуациям в здра¬
воохранении. Можно сказать, что наши инвести¬
ции уже окупились в прошлом году, когда руко¬
водство CDC планировало борьбу со вспышкой
SARS и координировало ответ здравоохранения
на вирус Западного Нила» (U. S. DHS 2004).
Никто не отрицает реальность угрозы, исходя¬
щей от новых инфекционных болезней, равно как
и ограниченной, но доказанной эффективности
биотерроризма; очевидно, проблема заключается
не в этом. Скорее дело в том, каким образом поли¬
Три текста о заражении
55
тика США по биозащите создала атмосферу, в ко¬
торой невозможно отличить национальную безо¬
пасность от общественного здравоохранения,
войну от медицины, террор от биологической
«жизни». Избыточное финансирование и особое
внимание, уделяемое биозащите, можно сказать,
утверждает, что общественное здравоохранение
можно улучшить только в условиях перманентно¬
го исключительного положения или войны, что
здоровье населения можно улучшить только по¬
стоянно фокусируясь на его биологической уяз¬
вимости. В случае политики США в сфере биоза¬
щиты некрологическая перспектива показывает
нам, что текущее биполитическое чрезвычайное
положение поддерживается путем постоянного
производства потенций к распаду политического
тела. Здесь безопасность, оборона и медицина
совмещаются в единую проблему: как определить
все и всяческие угрозы для «жизни» населения
так, чтобы предупреждение (prevention) и упреж¬
дение (preemption) идеально совпадали*. Угроза
политическому телу — это угроза коллективному
живому телу; тем самым угроза для «самой жиз¬
ни» оказывается также и «самой жизнью»; угроза
для медико-политической концепции государст¬
ва на каком-то базовом уровне оказывается био¬
* При принятии решения об упреждающем ударе по про¬
тивнику предполагают, что удар противника произой¬
дет в самое ближайшее время, тогда как при принятии
решения о предупреждающем, или превентивном, уда¬
ре, наносимом по источникам грозящей опасности, ис¬
ходят из того, что в обозримом будущем удар противни¬
ка неизбежен. — Прим. пер.
56
Юджин Такер
логической. Сам концепт биологической войны
предполагает, что биология — это оружие, средст¬
во и цель одновременно. Политика США в сфере
биозащиты — это на самом деле философское и
даже экзистенциальное заявление: и в случае на¬
меренной террористической атаки, и в случае
ненамеренной эпидемии общей угрозой для на¬
селения будет «сама жизнь». Эта необъявленная
«война против биологии» будет по определению
бесконечной, как раз потому что «сама жизнь» по¬
стоянно создает угрозы для себя.
Эта биополитическая ситуация обнаруживает¬
ся всегда, когда управленчество здравоохране¬
ния сталкивается с чрезвычайной медицинской
ситуацией, которая также воспринимается как
политическая (война, голод, эпидемия, стихийное
бедствие). Безусловно, все исторические приме¬
ры, которые приводит Фуко, показывают, что об¬
щественное здравоохранение всегда развивается
в условиях исключительного положения. Ситуа¬
ция в сфере биозащиты в США, несомненно, тако¬
го же рода. Для современности специфичен лишь
способ управления исключительным положением.
Сегодня над сетями инфицирования и транспор¬
тировки, которые делают возможными эпидемии
и биотерроризм, появляется сеть коммуникации
и информации, которая разворачивается в каче¬
стве меры противодействия. «Национальная элек¬
тронная система эпидемиологического надзора»
(National Electronic Disease Surveillance System;
NEDSS) борется с вирусом Западного Нила, сеть
ВОЗ противостоит SARS. Сети борются с сетями.
Сегодня информация или код становится посред¬
Три текста о заражении
57
ником между войной и биологией. Компьютерные
базы данных в больницах, информационные сети,
передающие данные о здоровье в реальном вре¬
мени, протоколы обработки медицинских данных
в страховых компаниях, одобрение Управлением
по санитарному надзору за качеством пищевых
продуктов и медикаментов США новых вакцин
против сибирской язвы и других разновидностей
биологического оружия, инвестиции в разработку
лекарственных препаратов, высокотехнологиче¬
ская диагностика (фармакогеномика, ДНК-микро-
чипы) — все это будет использовано в интересах
биополитики.
Таким образом, мы можем перейти от биологии
к некрологии. Делая это, мы обнаруживаем слож¬
ные слои аналогий, метафор и артефактов в онто¬
логии биозащиты в США. Болезнь — это образ со¬
циальной проблемы, но в форме эпидемии бо¬
лезнь сама становится проблемой. Война дает
оптику для метафоризации медицины и буквали¬
зации технологии биологического оружия и био¬
терроризма. Война и болезнь влияют друг на дру¬
га, заражают друг друга сразу на метафорическом,
материальном и предметном (artifactual) уровне.
И здесь некрологическая перспектива показыва¬
ет свою значимость по мере того, как стирается
граница между биотерроризмом и эпидемией,
ведь она поднимает ключевой вопрос о том, как
идея «самой жизни» мобилизуется для того, чтобы
обеспечить суверенность в век биополитики.
Вспомним басню Эзопа «Живот и ноги», кото¬
рой переводчик придал решительно милитарист¬
ское звучание:
58
Юджин Такер
Живот и ноги спорили, кто сильнее. Ноги каждый
раз хвастались, что столько в них силы, что они
и самый живот на себе носят; но живот отвечал:
«Эх, любезные, кабы я не принимал пищу, ничего
бы не могли вы носить». Так и в войсках количе¬
ство ничего не значит, если воины лишены бла¬
горазумия (Эзоп 1968,101-102).
Некрология, таким образом, оказывается одной
из попыток мыслить за пределами генеалогии
басни о животе и ногах.
59
В сетях живых мертвецов
В современной массовой культуре представления
о заражении зачастую связываются с представле¬
ниями о передаче информации. Так, фильм «28
дней спустя» начинается с душераздирающей
сцены, в которой приматы — в серии медицин¬
ских экспериментов — подвергаются воздейст¬
вию больших «доз» жестоких медиаобразов. Хотя
связь между этими образами и вирусом «Ярость»,
захватившим Британские острова, никогда не объ¬
ясняется, в фильме отвлеченно продвигается идея
о существовании некоего отношения между ме¬
диаобразом и биологическим вирусом. Японский
фильм ужасов «Звонок» идет еще дальше, показы¬
вая нам видеокассету, которая обрекает посмот¬
ревшего ее на таинственную смерть. Слухи о ви¬
деокассете начинают циркулировать, а сама она
становится своего рода вектором распростране¬
ния заразных и в конечном счете смертоносных
образов. Но такие соединения заражения с пере¬
дачей [информации] находят свое выражение не
только в кино. Многопользовательская онлайно¬
60
Юджин Такер
вая игра Resident Evil: Outbreak [Обитель зла:
вспышка] — именно в качестве сетевой видеоиг¬
ры — делает еще один шаг в сторону распростра¬
нения связи заражения-передачи. Игра следует
сюжету других игр серии Resident Evil, в которой
секретная биооружейная программа корпорации
Umbrella выходит из-под контроля (runs amok),
выпуская экспериментальный вирус в человече¬
скую среду пребывающего в неведении близле¬
жащего города. Одна из целей игры заключается
не только в сдерживании распространения эпи¬
демии (в результате которой носители вируса
превращаются в зомби), но и в истреблении тех,
кто уже заражен. В качестве многопользователь¬
ской онлайновой игры Resident Evil: Outbreak по¬
зволяет различным игрокам (представленным
в виде тех или иных персонажей игрового мира)
взаимодействовать друг с другом в режиме ре¬
ального времени через Интернет. Таким образом,
биологическая сеть эпидемии в рамках диегезиса
игрового мира накладывается на информацион¬
ную сеть или техническую инфраструктуру, кото¬
рая позволяет нам играть в саму игру. Кроме того,
игроки должны собирать различные биты инфор¬
мации об эпидемической обстановке в заражен¬
ном городе (зараженные районы, число инфици¬
рованных, количество убитых), что делает игру
гибридом типичных шутеров от первого лица
и компьютерного симулятора системы общест¬
венного здравоохранения.
Каждый из этих примеров поднимает вопрос
об отношении между заражением и передачей,
или между предполагаемой материальностью
Три текста о заражении
61
биологии и предполагаемой нематериальностью
информации. Мы привыкли думать о заражении
как о биологической или эпидемиологической
категории, которая затем метафорически распро¬
страняется на небиологические контексты, что
позволяет говорить о компьютерных «вирусах»,
культурных «мемах» или «вирусном маркетинге».
И наоборот, в обиходе информация рассматрива¬
ется как абстрактная, нематериальная сущность,
которая может существовать на различных физи¬
ческих носителях (DVD, CD или жестких дисках).
Классическая теория информации, утверждаю¬
щая, что «семантические аспекты информации не
имеют отношения к инженерной проблематике»
(Shannon and Weaver 1965, 31), все еще оказывает
влияние на многие базовые допущения при по¬
строении и обслуживании сегодняшних инфор¬
мационных сетей. Короче говоря, концепция за¬
ражения полагает (presumes) материальность, ко¬
торая затем может быть абстрагирована в виде
метафоры, в то время как концепция информации
предполагает (assumes) нематериальную форму,
или паттерн, который затем может быть материа¬
лизован в различных физических средах.
Поэтому неудивительно, что во многих фильмах
ужасов эпидемии связываются с фигурой зомби
или «живого мертвеца». Зомби всегда предстают
как результат распространения биологических
эпидемий, словно предельным страхом заражения
была не просто сама смерть, а смерть по ту сторо¬
ну смерти, «живая смерть», в которой биологиче¬
ское является исключительно биологическим,
в которой Я — не более чем тело. Но фигура зомби
62
Юджин Такер
также прошла через ряд превращений, начиная с
самых ранних фильмов (например, «Белый зомби»
[White Zombie], 1932), изображающих эротизиро¬
ванные гаитянские ритуалы вуду, и продвигаясь
далее к американским и итальянским фильмам
ужасов 1970-х годов (фильмы Ромеро и Фульчи),
в которых зомби часто оказываются метафорой
«молчаливого большинства». Однако современ¬
ный жанровый хоррор (в кино, художественной
литературе, играх и комиксах) добавляет нечто
неожиданное к знакомым мотивам фильмов о
зомби: роль информации в передаче, распростра¬
нении или даже производстве инфекции. На язы¬
ке своих жанровых мотивов и раздутой само-
рефлексии современный зомби-хоррор ставит
интересный вопрос: как наше понимание биоло¬
гических эпидемий изменяется под воздействием
окружающей нас среды компьютерных и инфор¬
мационных сетей? То есть как передача [инфор¬
мации] влияет на заражение, и наоборот? Тради¬
ционно фильмы о зомби репрезентируют пара¬
докс живого мертвеца в виде «анимированного
трупа», или состояния, в котором нет ничего, кро¬
ме «голой жизни» тела. Ужас современного «жи¬
вого мертвеца» — это не просто страх быть све¬
денным к одному лишь телу; возможно, в «сете¬
вом обществе» этот ужас состоит в страхе быть
сведенным к одной лишь информации — или
в страхе, связанном с неспособностью провести
различие между заражением и передачей. В этом
отношении парадокс живого мертвеца — это так¬
же парадокс «статистики естественного движения
населения» («vital statistics»), своего рода сети жи¬
Три текста о заражении
63
вых мертвецов, которая превышает и даже заме¬
няет собой «голую жизнь» организма.
Замечание о методе
В определенном отношении новые области тех¬
нонауки являются более авангардными, нежели
самая авангардная культурная теория. Гибридные
ДНК-чипы, нейронные клетки, взаимодействую¬
щие через Интернет, «мокрые», или органические,
компьютеры на основе энзимов (enzyme-based
«wet» computers), библиотеки ДНК in vitro [в стек¬
ле, в пробирке —лат.] и компьютерные иммунные
системы — все это примеры передового характе¬
ра современной технонауки. Действительно, одна
из уникальных характеристик, присущая артефак¬
там технонауки, заключается в том, что они, по-
видимому, демонстрируют свои собственные
контингентности, свои способы производства
знания, свои перформативные лабораторные
контексты и свои дисциплинарные и институцио¬
нальные участки. Я привношу в описание таких
артефактов некоторую долю витализма (и иронии),
поскольку во многих случаях они демонстрируют
в своем исполнении нечто, что выходит за рамки
обрамляющих их намерений и дискурсов; они все
больше требуют того, чтобы их считали отягощен¬
ными плотью, но при этом не-человеческими. Это
артефакты, которые не только выполняют биоло¬
гический труд и производят информацию, но и
вмешиваются в человеческий процесс принятия
решений и действия.
Подобные артефакты требуют такого способа
критического взаимодействия, который был бы
64
Юджин Такер
столь же непривычным и жутким, как и они сами,
выражая ощущение наиболее повседневного как
наиболее невероятного. Один из таких подходов
предлагает Жиль Делёз, вводя понятие «диаграм¬
мы». Обычно диаграмма — это графический спо¬
соб представления, применяющийся для концеп¬
туализации процесса или для создания модели
(диаграмма потока работ, техническая диаграм¬
ма). В этом смысле диаграмма — аналитический
инструмент, визуальный артефакт, указывающий
на свой референт. Но также диаграмма делает
очевидными те отношения между сущностями,
которые не явлены в самой системе; она приот¬
крывает скрытые, но уже существующие отноше¬
ния и как таковая может пересекать традицион¬
ные дистинкции, или различения. Именно этот
абстрактный и вместе с тем конкретный характер
диаграммы подчеркивает Делёз, когда говорит об
отношениях власти как о «диаграмматичных». Для
Делёза «диаграмма — это уже не архив (слуховой
или зрительный), это карта, картография» (Делёз
1998, 60). Кроме того, «у всякого общества есть своя
или свои диаграммы», своя уникальная топология
дискурсивного и недискурсивного, «выражение
соотношений сил, образующих власть» (61, 62).
Диаграмматический метод вращается вокруг
вопроса о форме. В работе о Мишеле Фуко Делёз
выделяет постоянное взаимодействие между фор¬
мой, организующей «материю» (тюрьма, больница,
школа), и формой, канализирующей «функции»
(наказание, лечение, образование). Отныне ни
один из этих аспектов формы не может быть све¬
ден к другому (например, «лечение» не может быть
сведено к больнице). Но, спрашивает Делёз, есть
Три текста о заражении
65
ли общий термин, который сшивает или сплетает
их вместе? Для Делёза диаграмма — это тополо¬
гическое отношение внутри форм властных от¬
ношений; она «действует как имманентная и не¬
унифицирующая причина, коэкстенсивная всему
социальному полю» (63). Фуко, стало быть, являет¬
ся не столько «новым историком», сколько «но¬
вым картографом», прочерчивающим точки, от¬
ношения и топологии.
Делёз указывает на три характеристики диа¬
граммы — характеристики, которыми будет руко¬
водствоваться данное эссе. Во-первых, каждая
диаграмма абстрагирует «пространственно-
временную множественность», существующую
так, что она оккупирует топологии всех типов
(географические, экономические, биологиче¬
ские). В качестве примера Делёз приводит исто¬
рию безумия у Фуко, когда происходит переход от
диаграммы «проказы» Средних веков (которая
функционирует путем исключения и разъедине¬
ния) к диаграмме «чумы» раннего Нового време¬
ни (которая функционирует путем включения
и регулирования). Вторая особенность диаграм¬
мы заключается в том, что она «непрестанно пе¬
ремешивают различные виды материи и функ¬
ции, тем самым порождая мутации» (61). Диаграм¬
мы всегда претерпевают фазовые изменения, как
это происходило, когда, например, Фуко описы¬
вал реформирование больниц в дореволюцион¬
ной Франции как сочетание суверенных (санк¬
ционированных государством) и дисциплинарных
(надзорных) диаграмм. Наконец, Делёз утвержда¬
ет, что диаграмма «производит новый тип реаль¬
ности», выписывая «неожиданные соединения
66
Юджин Такер
и невероятные континуумы», которые составляют
определенный объект исследования (61).
Диаграмма обеспечивает поперечное сечение,
трансверсаль (подобную сечениям, применяемым
по отношению к замороженным трупам в цифро¬
вой анатомии). Диаграммы пересекают отдельные
органы и системы органов, они пересекают ин¬
ституты, правительства, социальные классы, тех¬
нические уклады и культурные формы. Происте¬
кающая из этого точка зрения сильно отклоняется
от [идеи] антропоморфного политического тела,
хотя все еще близка ей, пусть и в головокружи¬
тельном смысле. Учитывая, что Делёз часто упо¬
минается как философ становления, обычно мы
склонны мыслить диаграмму как то, что раскры¬
вает «становление» события. Но вместо этого я бы
сказал, что диаграмма больше походит на демон¬
страцию, техническое «демо» чего-то, что уже
действует. Таким образом, диаграмматический
метод позволил бы выявить демо-функцию каж¬
дого конкретного контекста. В самом крайнем
случае, диаграмматический подход — это просто
разработанная серия сопоставлений. Диаграмма
выглядит просто как представленная информа¬
ция, монтаж данных и плоти, искусственное derive
[отклонение, дрейф — фр.].
Информационная безопасность/мате¬
матическая эпидемиология
Давайте начнем с отдельных областей информа¬
ционной безопасности и математической эпиде¬
Три текста о заражении
67
миологии. Культурное за-мешательство (con-fusion)
по поводу заражения (contagion) и передачи, упо¬
мянутое выше, имеет свой аналог в этих двух свя¬
занных областях. В области информационной
безопасности биологические тропы используются
для понимания компьютерных «вирусов» и разра¬
ботки компьютерных иммунных систем. В матема¬
тической эпидемиологии статистические и веро¬
ятностные методы используются для изучения
динамических взаимосвязей между популяциями
и заболеваемостью; в настоящее время эта область
исследования расширяется с помощью компью¬
терного моделирования и прогнозирования эпи¬
демических вспышек.
Однако это не тот случай, когда мы начинаем
с двух отдельных областей (биологии и информа¬
тики), которые затем сплавляются вместе с помо¬
щью современной технонауки, и не тот случай,
когда первичное единство впоследствии раз¬
дваивается на материальную (биология) и нема¬
териальную (информация) области. Вместо этого
мы видим непрерывный процесс дифференциа¬
ции, трансдифференциации и соединения терми¬
нов, которые одновременно являются онтологи¬
ческими и полностью прагматическими, то есть
мы видим диаграмму.
В случае информационной безопасности био¬
логические тропы начали применять к случайным
или намеренно вызванным сбоям в компьютер¬
ных системах с середины 1960-х годов, когда поя¬
вились первые специально разработанные ком¬
пьютерные вирусы (например, «Дарвин» и «Пе-
ченьковое чудовище» [Cookie Monster]). Многие из
68
Юджин Такер
этих нечетких употреблений биологически инспи¬
рированных терминов выкристаллизовались в ра¬
боте Фреда Коэна, чьи труды о компьютерных ви¬
русах были опубликованы в 1980-х годах, когда
персональные компьютеры и гражданские интер¬
нет-технологии набирали обороты. Язык компью¬
терных «вирусов» и «инфицированных» компью¬
терных систем использовался и позднее — для
описания троянских коней, интернет-червей и по¬
лиморфных вирусов 5-го поколения. В настоящее
время информационная безопасность расширила
сферу применения включением в нее «рекламно¬
го ПО», «шпионского ПО» и даже «спама», прихо¬
дящего на электронную почту. Вообще, информа¬
ционная безопасность в первую очередь связана
с обеспечением непрерывной системной целост¬
ности данной компьютерной системы или сети.
И это, конечно, включает в себя целый ряд про¬
цедур, начиная от определения того, что такое
«система» или «сеть» (например, отдельный ком¬
пьютер или локальная сеть компьютеров), до раз¬
работки методов предотвращения вторжений
и заражений (например, «брандмауэры» и «анти¬
вирусное программное обеспечение»). Неудиви¬
тельно, что риторика войны зачастую сопутствует
биологически инспирированным концепциям ин¬
формационной безопасности, что в глазах обыч¬
ного пользователя превращает информационную
безопасность в повседневную битву.
Однако основная предпосылка информацион¬
ной безопасности заключается в том, что конкрет¬
ные типы поведения компьютеров могут быть по¬
няты через призму биологии. Если, как следует из
Три текста о заражении
69
аналогии, часть программного обеспечения может
проникнуть и заразить компьютерную систему
точно так же, как вирус может проникнуть и зара¬
зить биологическую систему, то из этого следует,
что лучший способ предотвратить такие атаки —
создать «иммунную систему» для компьютера. Как
утверждается в одной исследовательской статье,
«усовершенствования [в сфере компьютерной
безопасности] можно добиться путем разработки
компьютерных систем, обладающих некоторыми
из важных свойств, проиллюстрированных есте¬
ственными иммунными системами» (Forrest et al.
1996,1). Кроме того, поскольку иммунология осно¬
вана на дистинкции «Я-не-Я», «проблема защиты
компьютерных систем от вредоносных вторжений
может быть так же рассмотрена как проблема от¬
личения Я от не-Я» (3). Вдобавок разработка таких
компьютерных иммунных систем требует не толь¬
ко иммунологического микровзгляда, но и знания
эпидемиологического макровзгляда, или того, как
инфекционные агенты распространяются по всей
популяции. Исследование «компьютерной эпи¬
демиологии» опирается именно на этот аргумент.
Например, Кефарт и др. утверждают, что акцент
на способах распространения компьютерных ви¬
русов, включая их рождаемость, смертность, про¬
исшествия и пороговые значения, может способ¬
ствовать более эффективному, глобальному взгля¬
ду на то, как компьютерные вирусы влияют не
только на отдельные машины, но и на целые их
сети (Kephart et al. 1993).
Совсем недавно этот взгляд оказал влияние на
зарождающуюся область «науки о сетях», чей ох¬
70
Юджин Такер
ват не ограничивается биологическими или ин¬
формационными областями, но предлагает синоп¬
тический взгляд на сеть как на вездесущую и уни¬
версальную. В работе Альбе рта-Ласло Барабаши
о «безмасштабных» сетях (в которых небольшое
число узлов имеет большое число соединений,
а большое число узлов имеет малое число соеди¬
нений) предполагается, что традиционные мето¬
ды отслеживания компьютерных вирусов беспо¬
лезны в сложных сетях (Barabasi 2002,123-142).
Вместо этого Барабаши утверждает, что подходы,
которые «различают узлы, обезвреживая в основ¬
ном узлы с большим числом связей, могут позво¬
лить вернуться назад за эпидемический порог
и потенциально уничтожить вирус» (Barabasi and
Dezsno 2002,1). Другими словами, точки сети, ко¬
торые наиболее связаны, также являются наибо¬
лее уязвимыми для атаки или заражения. Проти¬
водействие распространению компьютерного
вируса или червя будет зависеть не от нацелен¬
ности на отдельные части программного обеспе¬
чения, а от управления трафиком на наиболее за¬
груженных узлах или хабах сети.
Все это примеры того, как биология влияет на
компьютерную науку или, если быть более точным,
как концепции и модели иммунологии и эпиде¬
миологии влияют на информационную безопас¬
ность. Но имеет место и обратное. В этом отноше¬
нии эпидемиология является важным связующим
звеном между информатикой и биологией. Хотя
недавние исследования в области информацион¬
ной безопасности включили в себя метафоры
и концепты эпидемиологии, гораздо более дли¬
Три текста о заражении
71
тельная история эпидемиологии показывает тес¬
ную связь с математическими и информационны¬
ми способами понимания болезни на макроуров¬
не. В Лондоне XVII века еженедельные таблицы
смертности, составленные приходскими служа¬
щими, послужили основой для демографических
исследований Джона Граунта. Математический
анализ этих таблиц позволил выявить тенденции,
характерные для младенческой смертности
и смертельных заболеваний в отдельных город¬
ских районах (Rosen 1993; Porter 1997; Foucault
2000). Этот «статистический энтузиазм», как назы¬
вает его историк Ян Хакинг, касался не только со¬
ставления карт распространения [заражения] или
оценки здоровья населения, но и в первую оче¬
редь определения конкретных категорий, под ко¬
торые можно было бы подвести болезни и типы
населения. «Перепись требует учета видов вещей
или людей» (Hacking 1982, 280).
Однако эпидемиология в ее историческом кон¬
тексте была не просто проблемой учета. Она тре¬
бовала «открытого пространства» наблюдения и
аналитической чувствительности, способной ух¬
ватить неопределенное. Эпидемическая болезнь
не является автономной сущностью, которую
можно было бы поместить в коробку или класси¬
фицировать в таблице; ее тотальность заключает¬
ся именно в ее континуальной или рекуррентной
природе. На протяжении всего XVIII века эпиде¬
миология противопоставлялась классификацион¬
ной науке нозологии, и именно этот основанный
на времени, «распределенный» взгляд привел
к признанию сетевых эффектов болезни: «Анализ
72
Юджин Такер
эпидемий предназначается не для опознания
общей формы болезни, размещаемой в абстракт¬
ном пространстве нозологии, но для того, чтобы
обнаружить за общими знаками частные процес¬
сы, изменяющиеся в зависимости от обстоя¬
тельств, от одной эпидемии к другой, и которые
по причине болезненности ткут общую, но осо¬
бенную в данный момент времени и в данном
месте пространства, основу для всех больных»
(Фуко 20106, 42). В этом смысле осуществлявшие¬
ся параллельно наблюдения Джона Сноу и Уиль¬
яма Бадда, которые изучали последствия холеры
в XIX веке, можно рассматривать как демонстра¬
цию этого момента (Porter 1997; Snow 1849). В час¬
тности, знаменитые эпидемиологические карты
Южного Лондона, сделанные Сноу, раскрывают
концепт, который является центральным для се¬
тевого мышления: наслоение в одном простран¬
стве различных типов сетей (например, сетей ин¬
фекции, сетей водозаборных сооружений и кана¬
лизационных каналов, а также общей социально-
экономической топологии, описывающей кон¬
кретный район Брод-стрит).
То, что мы можем осветить в эпидемиоло¬
гии, — это двоякое сетевое сознание: осознание
«эпидемий» как дискретных сущностей, показы¬
вающих сетевые свойства, и неотделимое от этого
осознание необходимости сетевых техник и мето¬
дов анализа, картографирования и защиты от эпи¬
демий. Под влиянием математической эпидемио¬
логии Нормана Бейли современная сетевая наука
уяснила многие уроки эпидемиологии, как и ин¬
формационной безопасности. Как отмечает Дункан
Три текста о заражении
73
Уоттс, «вирусы, как человеческие, так и компью¬
терные, по сути исполняют одну из версий того,
что мы называем широковещательным поиском
по всей сети», режим распространения в которой
устроен так, что «чем более заразителен вирус
и чем дольше он способен сохраняться у его но¬
сителя в инфекционном состоянии, тем более
действенным является вирус в своем поиске»
(Watts 2003,166). Таким образом, понимание ха¬
рактеристик, определяющих эпидемию, является
первым шагом на пути разработки стратегий про¬
тиводействия ей. Поэтому неудивительно, что
[эпидемиологический] надзор или сбор инфор¬
мации является центральной частью обществен¬
ного здравоохранения и эпидемиологии. «Старая
простая схема заключения и ограждения (толстые
стены, тяжелые ворота, затрудняющие вход и вы¬
ход) заменяется расчетом числа окон и дверей,
глухих и пустых пространств, проходов и просмат¬
риваемых мест» (Фуко 1999, 251). Именно этот сдвиг
в сторону заражения и/или передачи инфекции
мы наблюдаем сегодня.
Патогенная информация/ ин-форми-
рованные патогены
Итак, у нас есть две отдельные области, каждая из
которых различным образом интегрирует инфор¬
матику и материальность посредством сетевой
парадигмы; последнее имеет здесь решающее
значение. Если теория информационной безо¬
пасности говорит нам, что определенные виды
74
Юджин Такер
поведения компьютеров могут быть поняты через
призму эпидемиологии, то (и это не менее важно)
современная эпидемиология говорит нам, что ин¬
фекционные заболевания могут быть поняты через
призму математики, статистики и информатики.
В одном случае основная идея в том, что мы мо¬
жем понять определенные типы поведения ком¬
пьютера через призму биологии, в другом — что
мы можем понять инфекционные заболевания
через парадигму информатики.
Эта неравномерная, двоякая интеграция при¬
водит, однако, к двум противоположным онтоло¬
гическим позициям. Вспомним наше первое об¬
суждение заражения и передачи. Тогда как рас¬
смотрение заражения в рамках эпидемиологии
полагает биологическую материальность, которая
затем может быть абстрагирована в метафору
(компьютерный «вирус»), оно также имплицитно
связывает инфекцию с материальными и биоло¬
гическими процессами распространения инфек¬
ции, логистического роста и эпидемических по¬
рогов, подпадающими под часто используемую
модель SIR (Susceptible-Infected-Removed model /
Восприимчивые-инфицированные-невосприим-
чивые)*. Но эти материальные и биологические
* Модель SIR используется для оценки вероятности того,
что заболевание обернется эпидемией в определенной
популяции. Индивиды в популяции характеризуются
как «восприимчивые» (уязвимые для инфекции), «ин¬
фицированные» (способные заразить других) или «не¬
восприимчивые» (будь то за счет приобретенного им¬
мунитета, медицинского вмешательства или, возможно,
смерти). Эпидемический порог — это когда общее число
Три текста о заражении
75
процессы являются — в эпидемиологии — и ин¬
формационными процессами, отражающими
специфическую топологию инфекционного забо¬
левания. Математическая эпидемиология, несмот¬
ря на свою абстрактность, по определению должна
указывать на реальное биологически-материаль-
ное состояние (хотя бы потому, что это матери¬
альное состояние служит основанием для абстра¬
гирования данных).
Но та же головоломка возникает и в случае
рассмотрения передачи [информации] в области
информационной безопасности. В то время как
классическая теории информации предполагает
нематериальное ядро, которое затем может быть
перенесено на широкий ряд материальных, фи¬
зических носителей (предположение, лежащее
в основе простой конвертации файлов), передача
[информации] вместе с тем никогда неотделима
от своей материальности. Действительно, сущест¬
вует «материальность информатики», заключаю¬
щаяся в том, что классическое отделение «сооб¬
щения» от «канала» является лишь эвристическим
средством для оценки точности передачи инфор¬
мации. Реальность такова, что информация нико¬
гда не отделяется от своего канала, равно как
и сообщение (message) никогда не отделяется от
средства коммуникации (medium). Не только яко¬
бы нематериальное качество информации всегда
индивидов, перешедших из «восприимчивых» в «инфи¬
цированных», превышает число перешедших из «инфи¬
цированных» в «невосприимчивых». Описание модели
SIR в эпидемиологии см. в: Watts 2003,168-174.
76
Юджин Такер
требует материального субстрата (радиовышки,
оптоволокно, передатчики Wi-Fi) и не только ин¬
формация «имеет материальное значение» («mat¬
ter») в своих социальных эффектах, но и передача
неотделима от своей материальности.
Следовательно, хотя связь между заражением
и передачей не является в точности симметрич¬
ной, мы можем вывести две четко очерченные по¬
зиции. Тогда как информационная безопасность
рассматривает информацию как нематериальную,
эпидемиология основывается на предположении,
что информация является материальной. В первом
случае мы видим патогенную информацию, то есть
информацию в классическом, техническом смыс¬
ле ставшую «вирусной», а во втором — ин-форми-
рованные патогенны (informed pathogens), то есть
биологические эпидемии, которые посредством
эпидемиологии становятся насыщенными инфор¬
мацией сущностями. Исходя из этого, мы можем
сказать, что информационная безопасность как об¬
ласть имеет дело с патогенной информацией, в то
время как математическая эпидемиология — с ин¬
формированными патогенами.
Однако обе позиции едины в своем использо¬
вании «сетевой парадигмы» для постижения соб¬
ственных объектов исследования. В обоих случа¬
ях «сеть» служит моделью, с помощью которой
можно анализировать внешне несхожие феноме¬
ны инфекционных заболеваний и компьютерных
процессов. Однако если взгляд на патогенную
информацию (информационная безопасность,
компьютерные «вирусы») только предполагает
(assumes), что информация нематериальна, то
Три текста о заражении
77
взгляд на ин-формированные патогены (матема¬
тическая эпидемиология) полагает (presumes) ма¬
териальный аспект информации. Теперь мы мо¬
жем задать вопрос: какого рода сети возникают,
когда эти внешне противоположные взгляды на
заражение и передачу накладываются друг на
друга?
DSN, а не DNS
За последние пять лет или около того — особенно
в период после 11 сентября — был предпринят ряд
усилий по созданию информационных сетей сис¬
тем оповещения о болезнях и реагирования на
них. CDC США начали ряд таких проектов в 1990-х
годах с аббревиатурами LRN (Laboratory Respon¬
se Network / Лабораторная сеть реагирования)
и NEDSS (Miller et al. 2002,15-33,135-137,151-154,160-
163; Alibek and Handelman 1999)*. Стало очевидным,
что такая информационная сеть, как Интернет,
может стать важнейшим инструментом, позво¬
ляющим чиновникам здравоохранения предви¬
деть потенциальные вспышки заболевания до то¬
го, как они окажут широкое воздействие на насе¬
ление.
В частности, два недавних события актуализи¬
ровали необходимость таких программ. Одно из
них — это атаки, устроенные в США в 2001 году,
* Информацию об этих и других CDC-проектах эпидемио¬
логического надзора можно найти по адресу: http://www.
cdc.gov.
78
Юджин Такер
когда несколько писем, содержащих боевой штамм
сибирской язвы в порошкообразном виде, были
отправлены по почте в СМИ и правительственные
учреждения в Нью-Йорке и Вашингтоне, округ
Колумбия. Хотя сибирская язва в письмах не вы¬
звала общенациональной или общегосударствен¬
ной эпидемии, она вызвала то, что один журна¬
лист назвал «массовой дестабилизацией» [«mass
disruption»), спровоцировав — благодаря тщатель¬
но освещению этих событий в СМИ — всеобщую
обеспокоенность. Несомненно, эти атаки были
лишь одним из тех важных факторов, что стояли
за принятием в 2002 году закона «О биотерро¬
ризме», который, помимо прочего, ограничил
доступ к исследованиям примерно пятидесяти
«особо опасных патогенов» — даже в стенах за¬
конных и получающих государственное финанси¬
рование биологических лабораторий при универ¬
ситетах. Еще одним событием, актуализировавшим
необходимость систем оповещения и реагирова¬
ния, стала эпидемия SARS в 2003 году. Хотя SARS
едва ли заслуживает названия «эпидемии» — по
сравнению со СПИДом и туберкулезом, действую¬
щими в мировых масштабах, — короткий времен¬
ной промежуток, в течение которого он распро¬
странился из Китая в Канаду, сделал его идеаль¬
ным примером для следующего поколения систем
оповещения и реагирования. На самом деле от¬
части именно благодаря ВОЗовской «Глобальной
сети оповещения об эпидемических вспышках
и реагирования на них», распространение SARS
было ограничено городами, через которые оно
Три текста о заражении
79
проходило*. Координируя работу больниц и кли¬
ник в зараженных районах Пекина, Сингапура,
Торонто, Гонконга и других городов, а также за¬
действуя центральный сервер для загрузки и вы¬
грузки данных о пациентах, ВОЗ смогла издать
рекомендации относительно поездок и предло¬
жить меры по противодействию распространению
SARS. В определенном смысле сеть ВОЗ дала до¬
казательство того, что информационные сети мо¬
гут эффективно использоваться в борьбе с эпи¬
демическими вспышками.
Эта идея — использование информационных
сетей для мониторинга, предотвращения и про¬
тиводействия эпидемиям — называется прави¬
тельством США «Бионадзором». Используемые
системы получают различные имена: «системы
синдромного надзора» («syndromic surveillance
systems») или «сети эпидемиологического надзо¬
ра» («disease surveillance networks»). Для краткости
и следуя склонности к аббревиатурам в прави¬
тельственных учреждениях, мы можем называть
их сетями эпидемиологического надзора или
просто DSN (не путать с DNS — domain пате
system / системой доменных имен, которая ие¬
рархически стратифицирует адреса интернет-
серверов). После событий 11 сентября Министер¬
ство внутренней безопасности США и Министер¬
ство здравоохранения и социальных служб осо¬
* Для получения более полной информации по ВОЗов-
ской «Глобальной сети оповещения об эпидемических
вспышках и реагирования на них» см.: http://www.who.int.
80
Юджин Такер
бенно активно пропагандировали необходимость
создания сложной национальной системы DSN.
С конца 1990-х годов прототипы DSN работали во
многих городах страны (Hoffman et al. 2003)*. Сис¬
тема «Биостраж» регулярно брала пробы воздуха
для проверки на наличие биологических агентов
и была подключена к сети, через которую она пе¬
редавала данные для обработки. Она стала пред¬
шественницей американской программы «Био¬
надзор», которая получила рекордные 274 млн
долларов только на разработку DSN. Эта програм¬
ма направлена на «усиление текущих программ
эпидемиологического надзора в таких сферах, как
здоровье человека, укомплектованность больниц,
готовность Штатов и местных органов власти, раз¬
работка и закупка вакцин, здоровье животных,
продовольственная безопасность и экологиче¬
ский мониторинг, а также на интеграцию этих
усилий в единую комплексную систему» (U. S. DHS,
2004). Предложения и проекты, связанные с DSN,
на момент написания этой статьи растут экспо¬
ненциально и включают в себя проекты, реали¬
зуемые как частным сектором, так и в рамках фи¬
нансируемых государством университетских ис¬
следований.
* См. отчет CDC за 1998 год «Предотвращение возникно¬
вения инфекционных заболеваний: стратегии для XXI
века» (Preventing Emerging Infectious Diseases: A Strate¬
gy for the 21st Century): http://www.cdc.gov/MMVR/PDF/rr/
rr4715.pdf.
Три текста о заражении
81
Сети, борющиеся с сетями
Существование и развитие DSN примечательно
по ряду причин. Главная из них — то, каким обра¬
зом DSN интегрируют или, как кажется, интегри¬
руют упомянутые выше противоположные точки
зрения: на заражение и на передачу («патогенная
информация» vs «ин-формированные патогены»,
или информационная безопасность vs математи¬
ческая эпидемиология). DSN объединяют пред¬
ставления о заражении и передаче в единую «ис¬
кусственную» систему. Согласно одному взгляду,
«информация» считается нематериальной (в том
смысле, что она является единицей количествен¬
ной абстракции), но действует она посредством
биологического процесса (в том смысле, что ком¬
пьютерный «вирус» имеет своей целью заражение
носителей [hosts] и репликацию самого себя). Дру¬
гими словами, сточки зрения информационной
безопасности биологический процесс абстрагиру¬
ется от биологической материальности и рассмат¬
ривается как обитающий в так называемых нема¬
териальных областях данных и света.
Этому противостоит другой взгляд, согласно
которому «информация» должна быть материаль¬
ной для того, чтобы анализ был точным или чтобы
модель была эффективной. Если нет соответствия
между эпидемиологической моделью и действи¬
тельной эпидемией, то эпидемиология и общест¬
венное здравоохранение не имеют под собой ни¬
какой почвы. Таким образом, даже математические
модели эпидемий всегда вынуждены исходить из
эмпирических данных. Но в то же время эта мате¬
82
Юджин Такер
риальность информации двойственна. Ибо в случае
эпидемиологии биологическая или медицинская
информация понимается и как продукт основан¬
ных на знаниях систем (например, медицинская
документация и статистика по заболеваемости),
и как реальная «вещь», которая распространяется
через всю популяцию (например, мутации в РНК-
коде вируса, позволяющие ему уклоняться от ме¬
дицинской терапии). Другими словами, в эпиде¬
миологии — точнее, в ее математических ответв¬
лениях— информационные процессы извлекают¬
ся из конкретной среды (media), через которую
и сквозь которую протекает информация. Эти
взгляды пересекаются в DSN. Между генетиче¬
ским кодом вируса, темпами эпидемического рос¬
та, его демографическим распределением и ро¬
лью медицинской документации, полисов меди¬
цинского страхования, а также продажами вакцин
существует двойственный континуум информа¬
ционных процессов, который является информа¬
ционным и в то же время полностью материаль¬
ным.
Один из способов понять эту двойственность
в связи с DSN — вернуться к концепту сети. Наи¬
более захватывающее в DSN и самой идее био¬
надзора — это то, как они противопоставляют
один тип сети (компьютерная сеть) другому (био¬
логическая сеть). Для многих эпидемиологов эпи¬
демия SARS 2003 года стала в этом отношении
конкретным примером. «Сеть оповещения об эпи¬
демических вспышках» ВОЗ, включающая сетевые
серверы и программное обеспечение, а также
технологии конференцсвязи, намеренно пози¬
Три текста о заражении
83
ционировала себя как сеть против распростране¬
ния коронавируса SARS. Статья в Newsweek, опуб¬
ликованная во время вспышки эпидемии (28 ап¬
реля 2003 года), резюмировала эту точку зрения:
«32-летний врач из Сингапура, присутствовавший
на конференции в Нью-Йорке, уже был на пути
домой, когда у него обнаружились подозритель¬
ные респираторные симптомы. Перед этим сооб¬
щения о случаях заболевания, произошедших
в Канаде и Сингапуре, дошли до Женевы; пред¬
рассветный звонок сделал ситуацию еще более
неотложной. Чиновники ВОЗ сопроводили этого
человека до самолета авиакомпании Singapore
Airlines, который должен был прибыть во Франк¬
фурт в 9:30 утра. К тому времени, когда самолет
приземлился, специалисты в защитных очках
и комбинезонах уже ждали, чтобы отвезти докто¬
ра и двух его спутников в обсерватор». Такие дей¬
ствия по обеспечению готовности и реагирова¬
нию включают не только технологию, но и пере¬
говоры чиновников ВОЗ с правительственными
учреждениями и больницами от Торонто до Пе¬
кина. Все эти процессы обмена информацией и
коммуникации составляют часть противоэпиде¬
мической сети ВОЗ.
Как итог между сетями начинается битва, иду¬
щая в реальном времени: одна — биологическая
сеть, действующая через инфицирование, но под¬
стрекаемая модерными технологиями транспор¬
тировки; другая — информационная сеть, дейст¬
вующая через коммуникацию и поддерживаемая
стремительным обменом медицинскими данными
84
Юджин Такер
между учреждениями. Эта ситуация может быть
обозначена как «сети борются с сетями», в кото¬
рой один тип сети противопоставляется другому,
а противостоящие друг другу топологии соревну¬
ются в прочности, надежности и гибкости. В своем
анализе новых способов социальной организации
и конфликтов Джон Аркилла и Дэвид Ронфельдт
указали на важность сетевой парадигмы (Arquilla
and Ronfeldt 2001). То, что они называют «сетевой
войной» («netwar»), отражает современную инте¬
грацию информационных технологий и сетевых
способов политического действия, кульминацией
которой является двуликий Янус с продемокра-
тическим активизмом с одной стороны и между¬
народным терроризмом — с другой. Как они по¬
лагают, «правительства, которые хотят защититься
от сетевой войны, возможно, должны будут при¬
нять проекты и стратегии, подобные проектам
и стратегиям их противников. Это не зеркальное
копирования противника, но, скорее, перенятие
тех же самых принципов проектирования, усво¬
енных врагом и касающихся подъема сетевых
форм в информационную эпоху» (Arquilla and
Ronfeldt 2001,15). Основной посыл в том, что сете¬
вые формы организации крайне устойчивы к нис¬
ходящим, централизованным попыткам их контро¬
ля и сдерживания. Взамен авторы предполагают,
что «для борьбы с сетями могут потребоваться се¬
ти» (327). В этом случае бионадзор и DSN можно
рассматривать как первые попытки правительств
перестроить общественное здравоохранение
Три текста о заражении
85
в контексте информационных технологий и на¬
циональной безопасности*.
Однако существуют значительные различия
между тем, что Аркилла и Ронфельдт называют
«сетевой войной» и примерами бионадзора и DSN.
Большинство исследований конкретных ситуаций
(case studies), которые проходят под рубрикой «се¬
тевая война», — исследования, которые тематиче¬
ски варьируются от сопротивления сапатистов до
выступлений против Всемирной торговой органи¬
зации в Сиэтле и Женеве и до Аль-Каиды, — под¬
разумевают человеческие действия и принятие
решений как основную часть организации сети.
В действительности одним из ограничений под¬
хода «сетевой войны» является то, что он не захо¬
дит в своем анализе достаточно далеко, чтобы
можно было рассмотреть жуткие, не-человечес-
кие характеристики таких сетей. В некотором
Но сети не всегда борются с другими сетями: зачастую
сети могут «наслаиваться» друг на друга для интенси¬
фикации, или «сетевого аффекта». К примеру, в атаках
с использованием спор сибирской язвы 2001 года в США
действие малоэффективной биологической сети под¬
держивалось двумя «слоями» информационных сетей:
почтовой системой и средствами массовой информа¬
ции. Благодаря этому наслоению сетей, заражение не¬
большого числа людей по своим последствиям было
подобно эпидемии (действительно, угроза, созданная
атаками с применением спор сибирской язвы, была ос¬
новным мотивом при принятии американского закона
«О биотерроризме»). Тем самым качественно различные
информационные сети смогли усилить ограниченное
действие биологического агента. Другими словами, на¬
слоение различных типов сетей привело к совокупному
усилению сети.
86
Юджин Такер
смысле интерес к изучению сетевых форм орга¬
низации заключается именно в их децентрализо¬
ванном или даже распределенном способе суще¬
ствования — и по этой причине исследования
биологической самоорганизации часто служат
ориентиром для анализа в рамках подхода «сете¬
вой войны» (например, при изучении поведения
толпы, скопления или роения). Тем не менее, как
ясно показывают многие исследования, результа¬
том такого анализа в конечном счете является по¬
лучение лучшего инструментального знания о «как»
и «почему» сетевых форм организации (характер¬
но, что многие исследования в рамках «сетевых
войн» вышли из стен мозгового центра RAND [Re¬
search and Development / Исследования и разра¬
ботка]). Другими словами, подходы к изучению
сетей, по-видимому, зажаты между представле¬
нием о контроле и представлением об эмерд-
жентности по отношению к сетям как динамич¬
ным, живым сущностям. С одной стороны, сети
сами по себе представляют интерес, поскольку
основные принципы их функционирования (на¬
пример, локальность действий, глобальность пат¬
тернов) раскрывают способ организации жизни,
который не зависит и не может зависеть от нис¬
ходящего, «централизованного» мышления. Тем
не менее, несмотря на все идеалистические не¬
олиберальные представления об «открытых се¬
тях» или «паутине без пауков», в основе изучения
сетей всегда лежит инструментальный интерес,
который заключается либо в их наилучшей орга¬
низации с целью сделать более безопасными, ли¬
бо в их развертывании в качестве сетей, борю-
Три текста о заражении
87
идихся с другими сетевыми противниками или уг¬
розами. В то время как существует заинтересован¬
ность в улучшении контроля и управления сетя¬
ми, существует и заинтересованность в их некон¬
тролируемом и неуправляемом характере.
Неопределенный контроль
Вызовы, возникающие в связи с этой напряжен¬
ностью между «контролем» и «эмерджентностью»,
являются не только техническими проблемами,
но и вызовами, поднимающими как онтологиче¬
ские, так и политические вопросы. Исходя из се¬
тевой перспективы, конкретные случаи, такие как
эпидемия SARS 2003 года, очень похожи на слу¬
чаи, когда централизованная информационная
сеть, противодействует децентрализованной
биологической сети. Сеть ВОЗ по реагированию
на эпидемические вспышки координировала об¬
мен данными через сетевые серверы и конфе¬
ренцсвязь, а затем из этого центрального узла
раздавала рекомендации по вопросам здраво¬
охранения. В противоположность этому SARS-
заражение максимизировалось за счет переме¬
щения через узловые точки с высокой связно¬
стью— аэропорты и гостиницы. Стратегия DSN
заключается, следовательно, в канализировании
передачи для того, чтобы бороться с децентрали¬
зацией заражения. Если эпидемия «успешна»
в деле репликации и распространения, то она по¬
степенно становится распределенной сетью, в ко-
88
Юджин Такер
торой любой узел сети может заразить любой
Другой*.
В конце 2003 года чиновники от здравоохра¬
нения предупредили, что вирус SARS может пе¬
риодически появляться вновь во времена сезон¬
ного гриппа. Под этим они имели в виду то, что
новые возникающие инфекционные заболева¬
ния — это уже не единичные события, а, скорее,
постоянно существующая среда. По определе¬
нию, если топологически сеть децентрализована
или распределена, крайне маловероятно, что ее
возможно полностью закрыть или поместить в ка¬
рантин: всегда будет существовать тангенциаль¬
ная связь, блуждающий узел («линия ускольза¬
ния»?), который обеспечит минимальную возмож¬
ность выживания сети. Эта логика во времена
холодной войны была заложена в конструкцию
ARPAnet (Advanced Research Projects Agency Net¬
work / сеть Управления перспективных исследо¬
вательских проектов), и, если мы примем выводы
сетевой науки, она же встроена в динамику эпи¬
демий. В то время как идея полностью распреде¬
ленных сетей и «открытых сетей» стала лозунгом
для одноранговых культур и культур с открытым
исходным кодом, гибридность DSN и бионадзора
(материальное и нематериальное, заражение и пе¬
редача) раскрывает удручающе гнетущие аспекты
децентрализации. Кроме того, сетевая организа¬
ция эпидемий — это, как мы уже отмечали, нечто
* Таким образом, наиболее «успешна» именно та эпиде¬
мия, которая является виртуальной по отношению к лю¬
бому актуальному узлу в сети.
Три текста о заражении
89
гораздо большее, нежели просто биологическая
инфекция: сети инфекции тесно переплетены с се¬
тями транспорта, коммуникаций, политических
переговоров и экономики медобслуживания.
В DSN напряженность между контролем и эмер-
джентностью указывает на «не-человеческий» ха¬
рактер сетей. DSN являются не-человеческими
сетями не потому, что человеческий элемент уда¬
лен из них и заменен компьютерами, но потому,
что человеческие действия и принятие решений
образуют части сети. На этом стоит остановиться
подробнее. Несмотря на технофильскую ориента¬
цию многих бионадзорных проектов, их наиболее
интересные сетевые свойства возникают не из
«автоматизированных систем обнаружения», а из
способов, которыми множество человеческих
агентностей производит преднамеренный, но не¬
определенный совокупный эффект. Хотя на ком¬
пьютерные системы моделирования и прогнози¬
рования эпидемий затрачивается множество
временных и финансовых ресурсов, такие систе¬
мы — это всегда «лучшее, что мы имеем». То же
самое подразумевается и относительно челове¬
ческого участия — автономного и сознательно¬
го — в эпидемиях, которые бионадзор стремится
предотвратить. Как мы уже отмечали, то, что сети
(инфекционные, транспортные, коммуникацион¬
ные) накладываются друг на друга, делает каждый
конкретный случай эпидемии сингулярным, что
затрудняет любого рода редукционистское коли¬
чественное моделирование. Короче говоря, для
бионадзора задача сетевого управления эпиде¬
мией заключается в том, как артикулировать кон¬
90
Юджин Такер
троль в рамках эмерджентности. Почти парадок¬
сальный вопрос, поставленный бионадзором от¬
носительно эпидемий, следующий: возможно ли
выстроить сеть для артикуляции намерения в
рамках неопределенности?
Давайте для простоты переформулируем си¬
туацию с бионадзором, чтобы прояснить полити¬
ческие вопросы, о которых идет речь. Идет эпиде¬
мия. Учреждение, к примеру Центры по контролю
и профилактике заболеваний, должно разработать
и внедрить стратегию сдерживания эпидемии. По¬
скольку эпидемии понимаются как сетевые формы
организации, любые попытки сдержать и искоре¬
нить эпидемию также должны основываться на се¬
тевом подходе. Таким образом, одна сеть — CDC-
сеть «Национальная электронная система эпиде¬
миологического надзора» (NEDSS) — должна про¬
тиводействовать другой сети — сети болезни. Тем
самым мы имеем пример «сетей, борющихся с се¬
тями». Однако эти две сети — не просто зеркаль¬
ные отражения друг друга. Сеть CDC представляет
собой использующую информационные техноло¬
гии централизованную сеть, в то время как эпи¬
демия представляет собой более децентрализо¬
ванное сочетание биологических, технологиче¬
ских (например, авиаперевозки) и других типов
сетей. Чтобы не дать последней сети стать более
размытой и неуловимой, первая сеть должна
стать «канализированной» или, скорее, более се¬
лективной. Таким образом, главный вызов, стоя¬
щий перед первой сетью (CDC), состоит в том, как
вмешаться во вторую сеть (заболевание), воздей¬
ствуя и формируя ее топологию. Принятие этого
Три текста о заражении
91
вызова означает, таким образом, принятие реше¬
ния об исключительных случаях, в рамках которых
вмешательство и действия оправданы. Речь идет
не столько о самом вмешательстве, сколько о при¬
нятии решения о вмешательстве.
Сетевое исключение
Мы можем развить это еще дальше: вызов бионад¬
зора — это вызов, связанный с установлением су¬
веренности внутри сети. Как политический и юри¬
дический термин понятие суверенности изна¬
чально парадоксально. Как отмечает Джорджо
Агамбен, определяющей чертой модерной суве¬
ренности является не то, что она является вла¬
стью вершить закон, но то, что она является спо¬
собностью к установления исключения из прави¬
ла. «Я, суверен, находящийся вне закона, заявляю,
что положения вне закона нет» (Агамбен 2011, 22).
Насыщенный и наводящий на размышления ана¬
лиз Агамбена предполагает, что когда суверен¬
ность утверждается таким образом (как исключе¬
ние из правила), она обязательно производит
свое-другое в образе «homo sacer», или «голой
жизни», которая находится как вне политических,
так и вне социальных порядков («жизнь homo
sacer, которого можно убить, но нельзя принести
в жертву»). Собственное предписание суверенно¬
сти должно быть одновременно вне и внутри по¬
литико-правового порядка, одновременно леги¬
тимизировано законом и вместе с тем способно
его приостанавливать. То, что запечатлено на этой
92
Юджин Такер
ничейной земле, — это «голая жизнь», жизнь, ко¬
торая находится вне политического порядка и все
же, будучи таким образом бесхозной, вписана в не¬
го. Радикализм предположения Агамбена состоит
в том, что эта логика разделяется как тоталитар¬
ностью национал-социалистической медицины,
так и возникшим в послевоенную эпоху дискур¬
сом «прав человека» (161-172). Как требование за¬
щиты населения от наследственных заболеваний,
так и утверждение о том, что люди по факту рож¬
дения обладают неотчуждаемыми правами, опи¬
раются на «зону неразличимости» между суве¬
ренностью и «голой жизнью». Всякий раз, когда
на кону «голая жизнь», или «сама жизнь», на кону
также население, или политическое тело, легити¬
мизирующее чрезвычайные меры или объявле¬
ние «исключительного положения». Таким обра¬
зом, суверенность дает о себе знать — в состоя¬
нии чрезвычайного положения (state of emergency)
или исключительного положения (state of excep¬
tion) — в тот самый момент, когда «голая жизнь»
оказывается под угрозой. Как отмечает и Агамбен,
и Фуко, это суверенное решение по поводу «са¬
мой жизни» также часто является решением по
поводу «самой смерти». Когда действует исклю¬
чительное положение, защита «самой жизни» на¬
селения зависит от целого ряда принятых исклю¬
чительных мер или действий, часто имеющих не¬
однозначные последствия.
Ни одно другое «исключительное положение»
не является столь же исключительным, как эпи¬
демия — за исключением, быть может, войны. Фак¬
тически наиболее действенное исключительное
Три текста о заражении
93
положение — то, которое не признается таковым.
Суверенное исключение достигает наибольшей
интенсивности легитимации в среде, в которой
исключение является правилом, то есть в ситуа¬
ции, в которой «исключение» напрямую соотно¬
сится с «угрозой», которая по определению неоп¬
ределима. В этом смысле нет ничего исключи¬
тельнее неспособности провести различие между
эпидемией и войной, возникающими инфекцион¬
ными заболеваниями и биотерроризмом. Впро¬
чем, войны имеют то преимущество, что они ве¬
дутся людьми и людскими коллективами — люди
борются с людьми. Эпидемии с большей легко¬
стью порождают общественные страхи, потому
что «враг» зачастую невидим, а значит, потенци¬
ально повсюду. Но более того, именно чуждый,
не-человеческий характер эпидемий тревожит
общество — нет никакой намеренности, рацио¬
нальности, целеполагания, кроме непрекращаю-
щихся итераций простых, как мы их понимаем,
правил (заражать, воспроизводиться, заражать,
воспроизводиться...). Исключительности эпидемий
и войн взрывным образом проявляются в биоло¬
гической войне, биотерроризме, а также в том,
как здравоохранительная политика США опреде¬
ляет меры по реагированию на инфекционные
заболевания. В США рубрика «биологическая за¬
щита», которая сама разрастается соразмерно
эпидемии, постепенно вбирает в себя то, что, по
крайней мере на институциональном уровне, яв¬
лялось гражданскими задачами здравоохране¬
ния. В недавнем пресс-релизе Белого дома гово¬
рится: «Президент [США] считает, что, целена¬
94
Юджин Такер
правленно и по-новому увязав вместе исследова¬
телей, медицинских экспертов и биомедицин¬
скую индустрию, наша страна сможет добиться
настолько прорывных результатов в деле избав¬
ления от биотерроризма и других угроз, что это
значительно снизит угрозу сердечно-сосудистых
заболеваний, рака и многих других серьезных не¬
дугов» (White House 2003).
«Биополитический» анализ суверенности Агам-
беном и Фуко усложняется в связи с бионадзором
и DSN. Причина этого в том, что бионадзор двой¬
ственным образом интегрирует информационные
и биологические представления об эпидемиях,
схлопывая друг в друга нематериальное и мате¬
риальное, модель и объект, концепт и сущность.
Но ситуация с суверенностью осложняется еще
и из-за сетевых свойств DSN и эпидемий, с кото¬
рыми они призваны бороться. В некотором смыс¬
ле бионадзор и DSN символизируют вызов, стоя¬
щий сегодня перед многими сетевыми формами
организации, вызов, касающийся роли суверен¬
ности внутри сетей (или то, что Негри называет
«политической проблемой принятия решений»
внутри множества). Одно дело — утверждать не¬
обходимость сетевых стратегий для борьбы с се¬
тевыми угрозами, но совсем другое — осуществ¬
лять такие стратегии в рамках правительственных
и институциональных структур, которые не явля¬
ются распределенными. Основополагающая цель
DSN внезапно вязнет в многочисленных учреж¬
дениях и интересах, вовлеченных в сеть. Эта про¬
блема уже прослеживается в текущей политике
и практике США в области биозащиты. Хотя никто
Три текста о заражении
95
не будет отрицать, что биотерроризм действи¬
тельно представляет значительную угрозу, как
уже развернутые DSN, так и те, что в настоящее
время находятся в разработке, подняли целый
ряд этических и политических вопросов: защищен¬
ность медицинских записей пациента, влияние
биозащиты на системы общественного здраво¬
охранения (особенно на медицинское страхова¬
ние), вопрос о санкционированном или добро¬
вольном предоставлении медицинских данных
врачами и, наконец, проблема разработки защи¬
щенных информационных сетей, предназначен¬
ных для DSN. Последнее особенно интересно, по¬
скольку предполагает сценарий, в котором ком¬
пьютерный «вирус» может помешать остановить
вирус биологический (Teich et al. 2002).
В ситуации борьбы сетей с сетями, характерной
политической реакцией было бы положиться на
структуру суверенности, чтобы вмешаться и опре¬
делить топологию сетей. Сбор информации чинов¬
никами национальной безопасности основывает¬
ся на «исключительном положении» суверенности,
и эта же логика переносится на информационные
сети, которые лежат в основе различных DSN, яв¬
ляющихся частью усилий США по бионадзору.
Благодаря DSN мы имеем дело не просто с ис¬
пользованием новых инструментов для все той
же старой работы, но, скорее, с конструировани¬
ем топологий исключения — в смысле нескон¬
чаемого «исключительного положения», готовно¬
сти к угрозе, которая по определению имманент¬
на самой сети. Как отмечается в информационном
бюллетене NEDSS, «долгосрочное видение NEDSS
96
Юджин Такер
заключается в создании дополнительных элек¬
тронных информационных систем, которые авто¬
матически собирают данные о состоянии здоро¬
вья из различных источников в режиме реального
времени; облегчают мониторинг состояния здо¬
ровья сообществ; оказывают помощь в продол¬
жающемся анализе тенденций и выявлении про¬
блем общественного здравоохранения; а также
предоставляют информацию для разработки по¬
литики общественного здравоохранения» (NEDSS
2000). Ответ ВОЗ на SARS — это еще одна тополо¬
гия исключения, гибрид компьютеров, коммуни¬
каций, больниц, медицинских рекомендаций и то¬
го, что в США называют «медицинскими контрме¬
рами» (карантин и ограничение поездок).
Опять же, дабы постичь, что онтологически по¬
ставлено на карту, важно сопротивляться просто¬
му моральному пониманию DSN, как будто факт
надзора сам по себе является «плохой» вещью,
признаком дальнейшей «медикализации» обще¬
ства. Успехи сети ВОЗ делают проблематичным
такое осуждение. И все же, вне всякого сомнения,
программы бионадзора, подобные тем, что суще¬
ствуют в США, находятся в процессе продвиже¬
ния «медицинского взгляда» на невиданные пре¬
жде рубежи. Вот почему бионадзор должен рас¬
сматриваться как топологическая и вместе с тем
политическая проблема. DSN зажаты между при¬
знанием потребности в борьбе сетей с сетями и
настойчивой потребностью в установлении суве¬
ренности внутри сети. По этой причине мы видим,
что ситуация «сетей, борющихся с сетями» стано¬
вится скорее правилом, нежели исключением.
Три текста о заражении
97
В условиях нормативного исключительного по¬
ложения они могут оставаться постоянно дейст¬
вующими, но при этом относительно незаметны¬
ми в своих эффектах. Конечно, до тех пор, пока не
будет выявлена угроза. Тогда топология сети мо¬
жет подвергнуться внезапному, даже насильст¬
венному сжатию (предупреждения о биотерро-
ристических атаках, конфискация материалов, за¬
держание отдельных лиц, проверка на наличие
опасных веществ).
Политический витализм
Эта суверенность «топологий исключения» — ре¬
жим суверенности, специфичный для сетей, — в
настоящее время влияет на формирование поли¬
тики бионадзора и биозащиты США. Так, больше
не существует строгого разделения между «есте¬
ственными» инфекционными заболеваниями и тем,
что CDC называют «преднамеренными эпидемия¬
ми» (биотерроризм). В каком-то смысле бионад¬
зор превзошел даже самую авангардную куль¬
турную теорию, игнорируя традиционные разли¬
чия между природой и культурой. Если причины
эпидемий и различны, то с точки зрения «безо¬
пасности» их последствия одинаковы. (И действи¬
тельно, одним из пугающих аспектов биотерро¬
ризма является неизвестное и неопределенное
воздействие искусственно вызванной или, что
еще хуже, генетически модифицированной эпи¬
демии.) Если эпидемии и биотерроризм — с точки
зрения биополитической «безопасности» — это од¬
98
Юджин Такер
но и то же, то отсюда следует, что медицина и здра¬
воохранение будут все чаще привлекаться к ре¬
шению проблем национальной безопасности
и обороны. Однако не это уникально для программ
бионадзора сегодня. История эпидемиологии, ста¬
тистики и демографии приоткрывает давнее и не¬
гласное сотрудничество между медициной и пра¬
вительством (одним из результатов чего является
идея «общественного здравоохранения») (Porter
1997, 397-427; Harris and Paxman 1982; Miller et al.
2002, 38-41). To, что действительно делает совре¬
менный бионадзор уникальным, так это неофици¬
альное и расплывчатое включение медицины
в национальную безопасность. Такая расплывча¬
тость проявляется в беспокойстве по поводу того,
в какой степени врачи, медсестры и терапевты в бу¬
дущем будут обязаны по закону сообщать кон¬
кретные виды медицинской информации.
Далее, размытие различений является одним из
следствий двойственности, касающейся противо¬
поставления контроля и эмерджентности в био¬
надзоре. «Сложные» и «эмерджентные» свойства
сетей — биологических или иных — служат обос¬
нованием для технически изощренной системы
наблюдения, которая в долгосрочной перспекти¬
ве нацелена на интеграцию с федеральной и ме¬
стной инфраструктурой здравоохранения. Однако
оборотной стороной этой имманентности био¬
надзора является язык «угрозы», «безопасности»
и «защиты» — язык сетей, борющихся с сетями,
который требует чрезвычайных мер для вмеша¬
тельства в сети и их формирования. С одной сто¬
роны, DSN будут невидимыми и имманентными,
Три текста о заражении
99
неотъемлемой частью медицинской практики
и общественного здравоохранения. С другой сто¬
роны, во время кризиса или чрезвычайного по¬
ложения те же самые DSN могут внезапно стать
«сжатыми» (contracted) и сильно централизован¬
ными. За этим стоит то, что DSN всегда пребывают
в состоянии чрезвычайного положения. «Готов¬
ность» просто актуализируется в случае «чрезвы¬
чайности» (emergency); и то и другое основано на
суверенном исключении, действующем внутри
сети.
Таким образом, вызов, брошенный эпидемио¬
логии и общественному здравоохранению, состоит
в противостоянии парадоксальному утверждению
о том, что «сети необходимы для борьбы с сетями».
Другими словами, изучение эпидемий и прило¬
жение [результатов этого изучения] в бионадзоре
и DSN задают ситуацию, в рамках которой потреб¬
ность в контроле является также и потребностью
в отсутствии контроля («эмерджентность», «само¬
организация» и т. д.). Подход, сосредоточенный на
искоренении «самой болезни» посредством вак¬
цинации, всегда будет лишь следовать за эпиде¬
мией. Таким образом, поиск «самой болезни» при¬
ведет лишь к тому, что в общем болезнь будет об¬
наружена везде, но в частности — нигде. И все же
любая попытка разработки систем предупрежде¬
ния (preventive systems) неизбежно влечет за со¬
бой разработку систем упреждения (preemptive
systems) и принятие двойственной политики, свя¬
занной с доктриной упреждающего действия.
В этой связи замечание Агамбена о том, что «био¬
политика может обернуться танатополитикой»
(Агамбен 2011,156), приобретает новое значение.
100
Юджин Такер
Сети эпидемиологического надзора (DSN), как
принадлежащие ВОЗ, так и NEDSS при CDC и сис¬
тема национальной безопасности «Биостраж», яв¬
ляются попытками использования сетей для борь¬
бы с сетями. Во многих случаях, как мы видели,
стратегия заключается в развертывании центра¬
лизованной информационной сети для противо¬
действия децентрализованной (или «становящей-
ся-распределенной») сети эпидемии. Однако за¬
частую упускается тот факт, что эффективность
сети ВОЗ может быть обусловлена не существо¬
ванием и внедрением информационных техноло¬
гий, а тем, в какой степени рекомендации ВОЗ
осуществляются на местном уровне, то есть в рам¬
ках слабо связанных с центральным узлом «низо¬
вых» инициатив. Во многих городах, в том числе
и в Сингапуре (где гражданским лицам были пре¬
доставлены медицинские «аптечки»), передача
знаний о заражении имела ключевое значение
для предотвращения дальнейшего распростра¬
нения эпидемии. И это зависело не столько от
ВОЗ или государственных чиновников, сколько
от «горизонтального» взаимодействия между ме¬
стными агентностями (поликлиниками, врачами,
медсестрами, волонтерами). Опять же, дело не
в том, чтобы пытаться идеализировать изначально
либеральные принципы децентрализованных или
распределенных сетей, но в том, чтобы указать на
следующее: ситуация «сетей, борющихся с сетя¬
ми» ставит перед нами задачу по переосмысле¬
нию таких традиционных понятий, как «контроль»,
«решение» и «действие», или того, что эти терми¬
ны могут означать в данном сетевом контексте.
Три текста о заражении
101
Можно ли представить себе ситуацию, когда
обе сети децентрализованы или даже распреде¬
лены? Желательно ли это или же будет знаком
нашей невозможности управлять эпидемией
и контролировать ее? Нетрудно представить се¬
бе целый ряд возможных сценариев, характерных
для нынешнего политического климата. Один из
них — это сценарий, в котором DSN в реальном
времени образуют свой собственный сегмент Ин¬
тернета и работают автоматически, безучастия
человека. В некотором роде это биомедицинский
эквивалент автоматизированных систем управле¬
ния оружием времен холодной войны. Несмотря
на научно-фантастические обертоны, автоматиза¬
ции DSN посвящена значительная часть исследо¬
ваний, и как минимум одна автоматизированная
система — RODS (Real-time Outbreak and Disease
Surveillance / Надзор за эпидемиями и заболева¬
нии в реальном времени) — была внедрена на
Олимпийских играх 2002 года в штате Юта (Ges-
teland et al. 2003). Другой воображаемый сцена¬
рий — и это довольно интересно — пришел из
информатики. Когда в 2003 году вирус Blaster про¬
ложил себе путь через Интернет, была предприня¬
та попытка разработать программу-вакцину для
Blaster, или «хороший вирус» (Taylor 2003). «Хоро¬
ший вирус», названный Naachi, путешествовал по
Интернету, проверяя компьютеры на предмет их
уязвимости для конкретного типа атаки, которую
использовал Blaster. Если обнаруживалась уязви¬
мость, Naachi должен был автоматически загру¬
зить патч с сайта Microsoft (Blaster заражал только
компьютеры под управлением Windows). Эта сете¬
102
Юджин Такер
вая активность происходила бы в фоновом режиме,
а пользователь компьютера осознавал бы проис¬
ходящее лишь наполовину. К сожалению, из-за
чрезмерного интернет-трафика, поступающего на
сайт Microsoft и исходящего от него, Naachi нанес
больше ущерба, нежели предотвратил, засорив
несколько коммерческих авиа- и военно-морских
компьютерных систем. Но нетрудно представить
пример «хорошего вируса», перенесенного в био¬
защиту. Перспектива удручает: с чисто сетевой
точки зрения, не будет ли наилучшим вариантом
сетевого контрнаступления доброкачественный
вирус, «населяющий» сам воздух, которым мы
дышим, и тем самым вакцинирующий нас от по¬
тенциальной угрозы, о существовании которой
мы даже не подозревали? И если наилучший спо¬
соб борьбы с сетями — это сети, то не потребует
ли это ослабления акцента на человекоцентрич-
ном действии и усиления акцента на «витальных»
свойствах самой сети? Получится ли в таком слу¬
чае отличить заражение от передачи?
103
Криптобиологии
В биотехнологии существует множество способов
создания и взлома кодов. Мы «взламываем» гене¬
тический код, «расшифровываем» геномы различ¬
ных организмов, «зашифровываем» эти коды в ре¬
альных компьютерных базах данных — и все это
для того, чтобы помочь нам расшифровать инфор¬
мацию о болезнетворных агентах, которые, благо¬
даря быстроте генетической мутации, способны
игнорировать действие медицинских препаратов.
Но среди всех этих разговоров о кодах мы часто
забываем, что многие из практических примене¬
ний промышленной биотехнологии дают в резуль¬
тате не коды, а плоть «жизни»: мышей, овец, свиней,
коз и т. д. Их использование в животноводстве,
трансгенетических и медицинских исследовани¬
ях позволяет нам предположить, что мы не только
смогли расшифровать «код жизни», но и продви¬
нулись до уровня, когда мы можем «зашифровать»
жизнь в виде этих уникальных животных.
Однако наши отношения с животными в луч¬
шем случае непросты. Историю западной мысли,
104
Юджин Такер
связанной с этим вопросом, можно рассмотреть
как непрерывное стремление отделить человека
от животного (аристотелевское описание челове¬
ка как «политического животного», декартовская
формула bete machine [животного-машины — фр.],
споры вокруг книги «Происхождение человека
и половой отбор»). Поиск характеристик, которые
окончательно отделили бы человека от животно¬
го, часто предполагает четкое разделение между
естественным и искусственным, или тем, что мы
сегодня называем биологией и технологией. Од¬
нако даже поверхностного взгляда на современ¬
ную биотехнологию достаточно, чтобы предполо¬
жить, что происходит нечто странное. Что проис¬
ходит, когда мы создаем животных, не являющихся
«естественными»? Что мы делаем с этими биоло¬
гиями, которые также являются технологиями?
Они принадлежат природе, технике или чему-то
совершенно иному? Как мы относимся к этим не¬
естественным, даже сверхъестественным живот¬
ным?
Здесь я хотел бы кратко представить три вида
культурных отношений между человеком и жи¬
вотным, отношений, которые заставляют нас за¬
ново переосмыслить не только животное, но и че¬
ловека. В повседневной жизни мы сосуществуем
со всеми типами животных, начиная с наших до¬
машних собак и кошек и заканчивая животными,
выставленными в мясных и рыбных отделах мага¬
зина. Мы обращаемся к животным, но мы также
едим животных. Мы развиваем уникальные спо¬
собы общения с нашими питомцами, и мы также
развиваем уникальные способы потребления на¬
Три текста о заражении
105
шей пищи. В этой обыкновенности животного,
в этом повседневном отношении к животным, мы
как человеческие существа практикуем двойст¬
венную форму оральности — общение и потреб¬
ление, говорение и поедание, слово и плоть.
Но как быть с животными, которые не являются
обыкновенными? Как быть с отношениями человек-
животное, которые далеки от обыкновенных, но
скорее необыкновенны? Конечно, экзотические
животные тоже могут быть питомцами, и в этом
случае экзотика становится обыкновенной. По¬
этому, возможно, лучше задать вопрос: в каком
случае отношения человек-животное захватыва¬
ют серую зону между повседневным и исключи¬
тельным, обыкновенным и необыкновенным?
Биотехнологии животных
Генная инженерия, применяемая к животным, за¬
нимает странное положение в технологически
развитых западных культурах. Это наиболее высо¬
котехнологичный и эзотерический метод работы
с природой, но применение его наиболее обы¬
денно (еда, домашние животные). Конечно, мето¬
ды селекции известны уже много-много лет, и их
использование в одомашнивании и сельском хо¬
зяйстве было документально подтверждено ар¬
хеологами, антропологами и историками. Тем не
менее внедрение методов генной инженерии
в биотехническую промышленность в 1970-е годы
оказало сильное влияние на наше видение отно¬
шения человек-животное, влияние, которое мы,
106
Юджин Такер
несомненно, все еще наблюдаем. Рассмотрим не¬
сколько хорошо известных примеров: генетиче¬
ски модифицированные организмы (ГМО), кото¬
рые в более широком смысле могут включать мик¬
робов (например, бактерии, которые переваривают
разливы нефти), весь спектр клонированных в на¬
учных целях млекопитающих (Долли, но также кло¬
нированные мыши, коровы, свиньи, обезьяны), об¬
ласть трансгенов (например, козы, генетически
спроектированные для производства в их молоке
человеческого инсулина), биотехнологическое
животноводство (более мясистые куры, более
жирные свиньи и т. д.) и, конечно же, генная ин¬
женерия применяется к домашним животным
(например, гипоаллергенные кошки).
Эти и другие примеры составляют наш совре¬
менный биотехнологический «бестиарий», совер¬
шенно новую «естественную историю» биотехно¬
логического зоопарка, совершенно новую систе¬
му классификации ранее невозможных существ,
гибридов и тератологий, которые, казалось бы,
больше относятся к области фантазии, а не факта.
Конечно, научная фантастика часто спекулирует
по поводу возможностей этих невозможных су¬
ществ, но не менее интересным является тот мо¬
мент, когда такие, казалось бы, невозможные био¬
логии пересекают определенную черту и стано¬
вятся повседневными технологиями. Наши
затруднения в попытке осмыслить само сущест¬
вование ГМО, трансгенных животных, клониро¬
ванных млекопитающих и генетически сконст¬
руированных домашних животных — это индика¬
тор серой зоны, занимаемой этим биотехнологи¬
ческим бестиарием.
Три текста о заражении
107
Подобно средневековому бестиарию, наш со¬
временный биотехнологический бестиарий за¬
полнен существами, которые сопротивляются ка¬
тегоризации, животными, которые разрушают
системы классификации — это «совокупность»
всех тех животных, у которых ее нет. По определе¬
нию невозможное животное, фантастическое су¬
щество, монстр — все это формы неестественной
жизни или даже жизни, которая не может— или
не должна — существовать. Более того, монстр
бросает вызов самому понятию «природа», нашей
близости и удаленности оттого, что мы называем
«естественным». Начиная с раннего Нового вре¬
мени и до XIX-го века, изучение монстров (произ¬
водное от латинского monstrum — «предупреж¬
дать») было попыткой постичь животное сущест¬
во, которое не «соответствует», животную жизнь,
у которой нет ни дома, ни «подходящего» места.
Тератология — наука о монстрах — документация
этого животного вытеснения. Начиная с книги Des
Monstres et prodiges [Монстры и чудеса, 1573 — лат.]
Амбруаза Паре и заканчивая Histoire Generale et
Particuliere des Anomalies, о и Traite de Teratologi
[Общая и частная история аномалий, или трактат
о тератологии, 1832 — фр.] Жоффруа Сент-Илера,
трактат о монстрах будет в некотором смысле
классификацией неестественной жизни или жиз¬
ни, которая не должна существовать. Эти иссле¬
дования располагаются между натуралистиче¬
скими объяснениями аномалий и целым рядом
сверхъестественных интерпретаций. Монстры ба¬
лансируют между божественными пророчества¬
ми, проявлением «чудес природы» и научно-меди¬
цинскими отклонениями от нормы.
108
Юджин Такер
В своей восхитительной «Книге вымышленных
существ» аргентинский автор Хорхе Луис Борхес
говорит о нашем двойственном увлечении «ре¬
альным» животным царством и невозможными
животными, которые населяют мифы и фольклор:
«Давайте же перейдем теперь от реального зоо¬
парка к зоопарку мифологическому. Зоопарку,
обитатели которого не львы, а сфинксы, грифоны
и кентавры. Население подобного зоопарка куда
как превысит числом обитателей первого. Ведь
все животные фантастического зоопарка не более
как комбинации частей реальных существ, а воз¬
можности таких комбинаций граничат с беско¬
нечностью» (Борхес 2002,13). Борхес составил
свою книгу еще до эры генной инженерии, но
очень заманчиво прочитать его комментарии к
гибридам и рекомбинациям в связи с нашим био¬
технологическим бестиарием. Мы могли бы даже
задаться вопросом, существует ли новая «микро-
монструозность» вирусов, бактерий, грибков. Этот
термин использовал философ науки Жорж Канги-
лем, который через несколько лет после публика¬
ций Уотсона и Крика задался вопросом, не пре¬
вратился ли исторический интерес к тератологии
в современную озабоченность «информацией»,
«шумом» и «ошибкой».
Становление микробным
Не вызывает сомнения, что мы как человеческие
существа являемся чем-то большим, чем микро¬
бы, населяющие наши тела и поддерживающие
Три текста о заражении
109
многие из наших биологических процессов. Мик¬
робы, строго говоря, не «животные», они — мик¬
робы. Мы животные... мы так полагаем, исключая
то, что наше мышление о нашей животности де¬
лает нас больше, чем просто животными. Да (го¬
ворим мы себе), мы больше, чем наши микробы.
Конечно, исключая те случаи, когда «наши» мик¬
робы не являются нашими (инфицирование), или
когда «наши» микробы постоянно приходят-уходят
(заражение). Биологические процессы инфици¬
рования и заражения всегда вызывают у нас оп¬
ределенную тревогу и страх — и не без основа¬
ний. Инфицирование и заражение — нечто боль¬
шее, чем механизмы распознавания антигенов
и реакции антител; это, как пишут в учебниках,
настоящие «войны» и «вторжения», непрерывно
происходящие на линиях фронта человеческого
организма (к чему аутоиммунные нарушения до¬
бавляют степень метафорической сложности).
Инфицирование и заражение — это парадок¬
сальные процессы. Они вызывают тщательную
«защиту» границ тела, и все же мы как живые су¬
щества определены постоянным обменом мате¬
рией и энергией с нашим окружением. Только
определенные вещи пропускаются, только опре¬
деленные вещи обмениваются. Все это означает
общесистемную, сетевую перспективу. Не слу¬
чайно компьютерные сети, экономические обме¬
ны и культурологические идеи были описаны
в терминологии вирусов (компьютерные вирусы,
вирусный маркетинг, мемы). Существует абст¬
рактная топология, сетевая форма, которая про¬
низывает каждую из этих систем. Они состоят из
no
Юджин Такер
«узлов» и «ребер» (точек и линий), которые имеют
вариативные обменные курсы и связанность. У та¬
ких сетей есть несколько форм, или топологий,
каждая из которых имеет схожую структуру управ¬
ления: централизованную, децентрализованную
и дистрибутивную. Именно по этой причине мно¬
гие направления «сетевой науки» одновременно
изучали и биологические, и компьютерные виру¬
сы: микроб — это «сообщение», которое переда¬
ется по каналам заражения (ребрам) от человека
к человеку (узлам).
Таким образом, «война», которая происходит
при заражении и инфицировании, не ограничи¬
вается только внутренними частями тела; это
конфликт, который расширяется, скажем так, до
уровня населения и даже нации. В этот момент
вирусология и иммунология включаются в эпиде¬
миологию и общественное здравоохранение. Та¬
ким образом, задача общественных организаций
здравоохранения состоит в том, чтобы отличать
«хорошие» циркуляции (путешествие, торговля)
от «плохих» циркуляций (вирулентные микробы).
В этом смысле то, что общественные организации
здравоохранения, такие как ВОЗ и CDC, называют
«возникающими инфекционными заболевания¬
ми», является сетями. Микробы создают сети за¬
ражения внутри тела и сети распространения
инфекции между телами, а наши современные
транспортные системы протягивают эти соедине¬
ния через геополитические границы («глобальное
здоровье»).
Однако было бы неверно говорить, что микро¬
бы «делают» то или это, как если бы они были ма¬
Три текста о заражении
111
ленькими злонамеренными гомункулами. Но столь
же ошибочно было бы просто сказать, что мы, лю¬
ди, «делаем» то или «делаем» это, особенно учиты¬
вая, что большинство эпидемий связано с множе¬
ством факторов, включая эволюцию микроорга¬
низмов, устойчивость к лекарствам, экологические
факторы, которые идут в дополнение к более че¬
ловеческим проблемам образования, профилак¬
тических мер и рецептурных лекарств. В самом
деле, если микробы в некотором роде синони¬
мичны сетям, то сам вопрос об агентности стано¬
вится проблематичным. Именно это вызывает
наибольший дискомфорт. Как это началось? Как
это можно остановить? Как это можно предотвра¬
тить? Мало того, что сети заражения и инфициро¬
вания делают проблематичными человеческие
агентность и контроль, но, учитывая все факторы,
влияющие на эпидемию, мы можем увидеть столь¬
ко же «нечеловеческих» агентов, сколько и чело¬
веческих (например, вирусные мутации, бактери¬
альную резистентность). Репрезентации эпидемий
в массовой культуре — от «Дневника чумного го¬
да» Даниэля Дефо до современных фильмов о зом¬
би, таких как «Земля мертвых» Джорджа Роме¬
ро, — могут быть поняты как реакция культуры на
эту странную, пугающую, «нечеловеческую жизнь»
микробных сетей.
На самом деле мы все еще не уверены, явля¬
ются ли вирусы живыми или неживыми — они
кажутся простыми сборками материи, лишенны¬
ми способности к самостоятельному воспроиз¬
водству, однако недавние исследования обнару¬
жили их тревожащую способность генетически
112
Юджин Такер
мутировать и обмениваться генетическим мате¬
риалом с организмом хозяина. Вирусологи, такие
как Луис Вильяреаль (откликаясь на работу Линн
Маргулис), предложили заменить старый вопрос
о живом/неживом статусе вирусов другим вопро¬
сом: какова роль, которую вирусы играли в эво¬
люционных процессах, независимо оттого, явля¬
ются ли они «живыми» или нет? Судя по всему,
микробы не только очень, очень древние, но они
разработали инновационные способы жизни с на¬
ми (и внутри нас), человеческими существами.
Можем ли мы сказать обратное, что люди разра¬
ботали инновационные способы жизни с микро¬
бами?
Любая жизнь
Одной из отличительных черт современной поли¬
тики США в области биозащиты является объеди¬
нение (implosion) возникающих инфекционных
заболеваний с биотерроризмом, обесценивание
различия причин ради единства следствий. Это
особенно ярко проявляется в концептуальных —
или даже онтологических — формулировках, «ис¬
полняемых» на языке биозащиты. Например, за¬
кон США «О биотерроризме» 2002 года во многих
пунктах содержит рефрен «биотерроризм и воз¬
никающие инфекционные заболевания», который
можно услышать и в других документах нацио¬
нальной и государственной безопасности. На¬
чальные разделы закона «О биотерроризме» пре¬
доставляют администраторам общественного
Три текста о заражении
113
здравоохранения возможность разрабатывать
стратегии «для осуществления мероприятий, свя¬
занных с охраной здоровья, подготовленных для
эффективного реагирования на биотерроризм
и другие чрезвычайные ситуации в сфере обще¬
ственного здравоохранения, включая разработку
плана, предусмотренного в данном разделе» (The
Public Health Security and Bioterrorism Prepared¬
ness and Response Act 2002, Title XVIII, Subtitle A,
Section 2801). Союз «и» из приведенного отрывка
играет центральную роль в документе в целом,
допуская определенное качество любого: опре¬
деление «биотерроризм и возникающая инфек¬
ционная болезнь, не имеет значения, что конкрет¬
но», и также определение «не „бытие безразлично
какое", но „бытие, безусловно, важное, значимое
в любом случае"» (Агамбен 2008, 9)*.
Однако самое удивительное следствие этого
объединения заключается в том, что «и» делает
возможным в практической деятельности обще¬
ственного здравоохранения. Являясь частью об¬
щих усилий по содействию исследованиям в об¬
ласти биозащиты, американский проект «Биощит»
с момента своего обнародования в 2002 году при¬
влекал средства на разработку «медицинских
контрмер нового поколения», таких каклекарст-
* В концепции «любого бытия» Дж. Агамбена «любое» — это
quodlibet из схоластической формулировки «любое сущее
едино, истинно, благо или совершенно». Латинское quod¬
libet обычно переводят как «неважно какое», но у Агам¬
бена оно может означать и нечто противоположное: «то
самое», «именно то» — в любом случае важное и значи¬
мое. — Прим. пер.
114
Юджин Такер
ва, вакцины и диагностика. В 2003 году Нацио¬
нальный институт аллергии и инфекционных за¬
болеваний США, отделение Национального инсти¬
тута здравоохранения, получил многомиллионную
премию за исследования в области «иммунитета
человека и биозащиты». Позже в этом же году
официальные лица NIAID опубликовали доклад
о ходе работы, излагая свои исследовательские
цели. В докладе говорится, что «возросшая широта
и глубина исследований в области биозащиты
помогает нам не только лучше подготовиться
к защите граждан от преднамеренно введенного
патогена, но и помогает нам бороться с непре¬
рывным потоком инфекций, возникающих в при¬
роде...» (U.S. NIAID, 2003). Различия в причинах
стираются благодаря биологической латентности
возбудителя болезни — латентностью также соци¬
альной, политической и экономической, — имен¬
но потому, что она [изначально] биологическая.
Действительно, именно понимание того, что био¬
логия более-чем-биологична, потому что она био-
логична, является концептуальной основой для
потока законопроектов о биозащите в США после
9/П: закон «О биотерроризме», проект «Биощит»,
проект «Бионадзор», NEDSS, Национальный стра¬
тегический запас лекарственных средств, а также
множество засекреченных проектов биологиче¬
ского оружия.
Однако мы можем отметить более фундамен¬
тальную проблему, рассматриваемую здесь, — воз¬
никающую проблематику биологической «самой
жизни». Под этой фразой я имею в виду методы,
при помощи которых сфера биологического — из¬
Три текста о заражении
115
менчивая и прерывистая сфера — артикулируется
как проблема контроля, регулирования и моду¬
ляции, состояние, которое Мишель Фуко описы¬
вал как «биополитическое»*. Проблематика био¬
логической «самой жизни» также обозначает ме¬
тоды, при помощи которых сфера биологического
оказывается конкретно техническим (в вирусах,
бактериях, геномах, вакцинах), а также повсеме¬
стным, общим и даже экзистенциальным состоя¬
нием (предполагаемая фактичность или данность
«самой жизни»). Для Хайдеггера одним из спосо¬
бов, при помощи которого Dasein или Бытие от¬
крывают себя, является Angst [ужас — нем.], свя¬
занный с самим фактом существования. Этот Angst
следует отличать от страха перед конкретными
вещами и конкретной угрозой, которую они пред¬
ставляют; таким образом, Angst — это не страх.
«От-чего ужаса есть бытие-в-мире как таковое...
От-чего ужаса не есть внутримирное сущее... Уг¬
роза не имеет характера некой определенной
вредоносности, задевающей угрожаемое в опре¬
деленном аспекте какой-то особенной фактичной
возможности быть. От-чего ужаса совершенно
неопределенно» (Хайдеггер 2003, 215).
Однако принципиальное отличие заключается
в том, что это хайдеггеровское разделение вра¬
* Фраза «сама жизнь» отсылает к концепту, использовав¬
шемуся исследователями молекулярной биологии
в 1950-х и 1960-х годах (прежде всего Фрэнсисом Кри¬
ком), а также к ее более критическому использованию
в научных исследованиях Ричарда Дойла, Сары Франк¬
лин, Николаса Роуза и Донны Харауэй.
116
Юджин Такер
щалось вокруг вопроса о Dasein, а не вокруг во¬
проса о биологической «самой жизни». По сути,
для Хайдеггера вопрос о «жизни» вообще не был
вопросом; для ученых, биологов и психологов, при
постановке вопроса «что такое жизнь?», было бы
ошибкой считать, что ответ на более фундамен¬
тальный вопрос «что есть бытие?» уже дан (Хай¬
деггер 2003, 62-70). Однако, хотя Хайдеггер от¬
клоняет вопрос о биологической «самой жизни»,
то, что мы наблюдаем в онтологии биозащиты, яв¬
ляется определенным концептуальным сдвигом.
Несмотря на то, что Хайдеггер противопоставлял
вопрос о Бытии (в отношении к Angst) вопросу
о жизни (как «страху»), сегодня мы пересматрива¬
ем последнее в отношении к первому — Angst,
ужасу, который касается биологической «самой
жизни». В биозащите Angst соотносится с биоло¬
гической «самой жизнью». То, что вызывает у че¬
ловека Angst, — это вездесущее биологическое:
как угроза, как то, что находится под угрозой, и как
ответная реакция на это. Тот факт, что «угрожаю¬
щее нигде» характеризует сам Angst (Хайдеггер
2003,216). Логика биозащиты — когда «сама жизнь»
является бесконечной и неопределенной угро¬
зой — достигает кульминации в социальном, куль¬
турном и политическом Angst, биологическом
Angst и Angst «самой жизни». При этом проблема
«самой жизни» заключается в том, как различить
в пределах живого то, что угрожает, и то, чему оно
угрожает, приводя к специфической «экзистен¬
циальной биологии».
Три текста о заражении
117
Оккультные биологии
Если инфицирование и заражение можно рас¬
сматривать как сети и если такие сети (отчасти из-
за своей «нечеловеческой» природы) вызывают
в нас страх, то как мы можем понять это амбива¬
лентный аффективный аспект биологической
«жизни»? Говоря о политике реагирования обще¬
ственного здравоохранения на болезни, Мишель
Фуко отмечает, что эпидемии исторически вызы¬
вали две реакции: «поэтическую фантазию о без¬
законии» (социальная анархия, «танец смерти»)
и «политическую фантазию о тотальном контро¬
ле» (карантины, больницы, списки смерти). Заме¬
чания Фуко заставляют нас рассматривать инфи¬
цирование и заражение как нечто более-чем-
биологическое, как социальное, культурное и по¬
литическое.
Исторический взгляд на эпидемии раскрывает
этот аспект более-чем-биологического. Например,
эпидемии часто встречаются там, где идет война
или [происходит] военный конфликт. Фукидид
замечает, что во время Пелопоннесской войны
ходили слухи о том, что колодцы были намеренно
отравлены — возможно, это был один из первых
примеров биологической войны. Средневековая
практика катапультирования зараженных и/или
разлагающихся трупов солдат и животных была
дальнейшим ее развитием. Великая лондонская
чума 1665 года разразилась в разгар гражданской
войны, и не случайно Томас Гоббс в своем «Левиа¬
фане» сравнивал гражданское инакомыслие
с «больным» политическим телом. Эпидемии не
118
Юджин Такер
только связывались с разгаром войны, но часто
истолковывались с немедицинской или неестест¬
венной точек зрения. Во времена Черной смерти,
которая опустошила большую часть Европы в се¬
редине XIV века, религиозное объяснение было,
что неудивительно, основным. Итальянские и не¬
мецкие летописцы того периода отмечают преоб¬
ладание религиозных процессий, групп «флагел¬
лантов» и апокалиптических призывов народных
прорицателей. В эпоху Великих открытий болезнь,
сопровождавшая имперские и колониальные
предприятия, часто интерпретировалась и коло¬
низаторами, и колонизируемыми как знак боже¬
ственного возмездия или провидения — в зави¬
симости отточки зрения.
После, исходя из научной ретроспективы, мы
«историзировали» сверхъестественные интерпре¬
тации эпидемий: чумная палочка, объясняем мы,
переносилась блохами, живущими на крысах, ко¬
торые в большом количестве населяли торговые
суда, курсирующие между Южной Европой и мон¬
гольским регионом. Но исключительная опора на
медицинские факты — сколь бы полезными они
ни были — затемняет амбивалентные аффектив¬
ные культурные аспекты эпидемий. Связь бацил-
лы-блохи-крысы, возможно, культурно отражена
в религии, мифе, фольклоре — от модернизации
братьями Гримм «Гамельнского крысолова» до
«Носферату» как дани уважения Вернера Херцога
экспрессионизму, — и существует целая культу¬
рологическая история чумы, которая должна быть
написана. В этой истории животные должны фи¬
гурировать не только как носители болезней, но
Три текста о заражении
119
и как носители беспорядка, грязи, нечистоты и да¬
же божественного возмездия. Крысы, летучие
мыши и стаи. Их всегда много; редко когда одна
крыса, одна блоха, одна бацилла являются пред¬
вестником болезни. Французский философ Жиль
Делёз отмечает, что есть три типа животных: ан¬
тропоморфные домашние питомцы (зеркало че¬
ловека), наши научные типы (официальные, ин¬
ституциональные, «государственные» животные)
и, наконец, есть третий тип животных, «стайные»
или «роевые» животные — животные, которые
существуют лишь в виде множества, животных
множественностей. Это не «пчела», а рой, не «пти¬
ца», а стая, не «бактерия», а эпидемия. Это послед¬
нее животное традиционно трактуется как живот¬
ное подземного мира, животное без головы и мор¬
ды, демоническое животное — «имя мне легион».
Странная биология
Мы снова возвращаемся к вопросу о животном,
вернее, к вопросу о «животности». В случае «воз¬
никающей инфекционной болезни» животные как
группы часто становятся связующим звеном меж¬
ду человеком и человеком (коровье бешенство,
обезьянья оспа, птичий грипп и т. д.). Но ниже на¬
ходится другой уровень животности, уровень
микробов, проходящий между микроорганизма¬
ми, — микробов, обменивающихся генетическим
материалом в сетях заражения и инфицирования.
Это тоже пример животности? Недооцененный
в современной художественной литературе жанр
120
Юджин Такер
«сверхъестественного ужаса» изобилует приме¬
рами заразной роящейся «жизни», которая явля¬
ется также радикально нечеловеческой и неесте¬
ственной — древние бесформенные «Шогготы»
Г. Ф. Лавкрафта, первобытная, аморфная «Уббо-Сат-
ла» Кларка Эштона Смита, сюрреалистические «По¬
жиратели космоса» Фрэнка Белнапа Лонга и весь
бестиарий темной материи «Ночной земли» Уиль¬
яма Хоупа Ходжсона. По этой причине бесформен¬
ные, стайные или роевые животные — даже когда
они преподносятся как эпидемии —демонстри¬
руют нам животность, которую мы воспринимаем,
но не понимаем. Писатель Жорж Батай повторяет
это: «В звере для меня разверзается влекущая
и родственная мне глубина. В некотором смысле
я знаю эту глубину — она во мне самом. А вместе
с тем она и дальше всего от меня скрыта, это в пол¬
ном смысле слова „глубина", то есть именно то,
что мне не дается» (Батай 2006, 57-58). И наше вос¬
приятие таких животных амбивалентно именно
потому, что они символизируют радикальные, не¬
человеческие трансформации. Вот почему в исто¬
рических примерах чумы преобладают сверхъ¬
естественные объяснения и вот почему жанр
сверхъестественного ужаса является областью,
в которой мы находим «безымянное отродье»
и «логических монстров». Сказать, что мы, люди,
не можем по-настоящему знать, каково это — быть
животным, было бы банальностью. Но спрашивать,
каково это быть стаей, роем, стадом, — это вопрос
животности. Это более «абстрактный» вопрос, во¬
прос не о видах, родах и организмах, а о тополо¬
гиях или паттернах, которые легко пересекают ви¬
Три текста о заражении
121
ды. Порог нашего понимания расположен не ме¬
жду человеком и животным, а скорее между че¬
ловечностью и животностью. Как отмечает Хорхе
Луис Борхес: «Мы так же бессильны понять смысл
дракона, как и смысл Вселенной, но в образе дра¬
кона есть нечто взывающее к человеческому во¬
ображению, и мы находим драконов в точно оп¬
ределенных местах и эпохах» (Борхес 2002,11).
123
Библиография
Агамбен Дж. (2011). Homo sacer: Суверенная власть и го¬
лая жизнь / пер. с ит. И. Левиной и др. М.: Европа.
Агамбен Дж. (2008). Грядущее сообщество / пер. с ит.
Д. Новикова. М.: Три квадрата.
Аквинский Ф. (1990). Трактат Фомы Аквинского «О прав¬
лении государей» // Политические структуры эпохи
феодализма в Западной Европе (VI—XVII вв.). Л.: Нау¬
ка. С. 217-244.
Арто А. (1993). Театр и чума И Арто А. Театр и его двой¬
ник / пер. с фр. С. Исаева. М.: Мартис. С. 105-122.
Батай Ж. (2006). Теория религии // Проклятая часть: Са¬
кральная социология / пер. с фр. С. Зенкина. М.: Ла¬
дом и р. С. 52-105.
Борхес X. Л. (2002). Книга вымышленных существ. М.:
ACT: Фолио.
Вирно П. (2015). Грамматика множества : К анализу форм
современной жизни / пер. с ит. А. Петрова. М.: Ад
Маргинем Пресс.
Гоббс Т. (1989). Основы философии // Сочинения : В 2 т.
М.: Мысль. Т.1. С. 66-506.
Гоббс Т. (1991). Левиафан // Сочинения : В 2 т. М.: Мысль.
Т. 2. С. 3-545.
Делёз Ж. (1998). Фуко / пер. с фр. Е. Семиной. М.: Изда¬
тельство гуманитарной литературы.
ДефоД. (2005). Дневник Чумного Года / пер. с англ. К. Ата-
ровой. М.: ACT: Люкс.
ЛоккД. (1988). Два трактата о правлении // Сочинения :
В 3 т. М.: Мысль. Т. 3. С. 135-406.
124
Библиография
Негри А., Хардт М. (2004). Империя / пер. с англ. Г. Ка¬
менской. М.: Праксис.
Петти В. (1940). Политическая анатомия Ирландии //
Петти В. Экономические и статистические работы. I-
II. М.: Соцэкгиз. С. 90-153.
Платон. (1994а). Государство / пер. с др.-греч. А. Егунова //
Собрание сочинений : В 4 т. М.: Мысль. Т. 3. С. 79-420.
Платон. (19946). Тимей / пер. с др.-греч. С. Аверинцева //
Собрание сочинений : В 4 т. М.: Мысль. Т. 3. С. 421-500.
Руссо Ж.-Ж. (1969). Об общественном договоре / пер.
А. Хаютина и В. Алексеева-Попова //Трактаты. М.:
Наука. С. 151-302.
Солсберийский И. (1985). Поликратик, или О забавах све¬
та и заветах философов / пер. с лат. В. Бибихина //
Библиотека в саду : Писатели античности, средневе¬
ковья и Возрождения о кн., чтении, библиофильстве.
М.: Книга. С. 105-109.
Спиноза Б. (1999). Богословско-политический трактат/
пер. с лат. М. Лопаткина // Сочинения : В 2 т. СПб.: Нау¬
ка. Т. 2. С. 5-246.
Фуко М. (1996). Воля к знанию // Фуко М. Воля к истине :
По ту сторону знания, власти и сексуальности / пер. с
фр. С. Табачниковой. М.: Касталь. С. 97-268.
Фуко М. (1999). Надзирать и наказывать : Рождение тюрь¬
мы / пер. с фр. В. Наумова. М.: Ad Marginem.
Фуко М. (2005). «Нужно защищать общество» : Курс лек¬
ций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976
учебном году / пер. с фр. Е. Самарской. СПб.: Наука.
Фуко М. (2010а). Рождение биополитики : Курс лекций,
прочитанных в Коллеж де Франс в 1978-1979 учебном
году / пер. с фр. А. Дьякова. СПб : Наука.
Фуко М. (20106). Рождение клиники / пер. с фр. А. Тхосто-
ва. М.: Академический проект.
Фуко М. (2011). Безопасность, территория, население :
Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977-
1978 учебном году / пер. с фр. Н. Суслова, А. Шестако¬
ва, В. Быстрова. СПб.: Наука.
Хайдеггер М. (2003). Бытие и время / пер. с нем. В. Биби¬
хина. Харьков : Фолио.
Эзоп. (1968). Басни Эзопа / пер. с др.-греч. М. Гаспарова.
М.: Наука.
Библиография
125
Alibek, К. and Handelman, S. (1999). Biohazard. New York:
Random House.
Arquilla, J. and Ronfeldt, D. (2001). “The Advent of Netwar
(Revisited),” in Networks and Netwars: The Future of
Terror, Crime, and Militancy. Santa Monica: RAND: 1-25.
Barabasi, A.-L. (2002). Linked: The New Science of Network.
Cambridge: Perseus.
Barabasi, A.-L. and Dezso, Z. (2002). “Halting Viruses in Scale-
Free Networks,” in Physical Review E, 65 (21 May): 1-5.
Bell, D. and World Health Organization Working Group on
Prevention of International and Community Transmission
of SARS (2003). “Public Health Interventions and SARS
Spread,” in Emerging Infectious Diseases 10.11.
Calvi, G. (1989). Histories of a Plague Year: The Social and
Imaginary in Baroque Florence. Trans. D. Biocca and
B.T. Ragan, Jr. Berkeley: University of California Press.
Carmichael, A. (1986). Plague and the Poor in Renaissance
Florence. Cambridge: Cambridge University Press.
Carmichael, A. (1998). “Epidemics and State Medicine in Fif¬
teenth-Century Milan,” in Medicine from the Black Death
to the French Disease. Ed. R. French et al. Brookfield:
Ashgate Press: 221-247.
Cohen, H. W., Gould, R. M. and Sidel, V. W. (2004). “The Pit-
falls of Bioterrorism Preparedness: The Anthrax and
Smallpox Experiences,” American Journal of Public
Health 94.10 (October): 1667-1671.
Cole, L. (2003). The Anthrax Letters: A Medical Detective
Story. New York: National Academy of Science.
Forrest, S., Hofmeyr, S. and Somayaji, A. (1996). “Computer
Immunology,” in Communications of the ACM (21 March):
88-96.
Foucault, M. (2000). Power. The Essential Works of Michel
Foucault 1954-1984. Ed. 3. Faubion. New York: New Press.
Foucault, M., Kriegel, В. B., Thalamy, A., Beguin, F. and
Foriter, B. (1979). Les machines a gudrir (aux origins de
Thopital moderne). Brussells: Pierre Mardaga.
Garrett, L. (1994). The Coming Plague. New York: Penguin.
Gesteland, P. H., Gardner, R. M., Tsui, F.-C., Espino, 3. U., Rolfs,
R. T., James, В. C. and Wagner, M. M. (2003). “Implement¬
ing Automated Syndromic Surveillance for the 2002 Win¬
126
Библиография
ter Olympics,” in Journal of the American Medical Infor¬
matics Association 10.6 (November/December): 547-554.
Craunt, 3. (1964). Natural and Political Observations Upon
the Bills or Mortality (Fifth Edition, London, 1676), in The
Economic Writings of Sir William Petty, Ed. С. H. Hull. New
York: Augustus M. Kelly.
Hacking, I. (1982). “Bio-power and the Avalanche of Printed
Numbers,” in Humanities in Society 5: 279-295.
Harris, R. and Paxman, 3. (1982). A Higher Form of Killing: The
Secret History of Biological and Chemical Warfare. New
York: Hill and Wang.
Hays, 3. N. (2003). The Burdens of Disease: Epidemics and
Human Response in Western History. New Brunswick:
Rutgers University Press.
Hoffman, M., Wilkinson, T. H., Bush, A., Myers, W., Griffin, R. G.,
Hoff, G. L. and Archer, R. (2003). “Multijurisdictional Ap¬
proach to Biosurveillance, Kansas City,” in Emerging In¬
fectious Disease 9.10 (October): 1281-1286.
Kephart, 3., Chess D. and White S. (1993). “Computer Viruses
and Epidemiology,” in IEEE Spectrum 30.5 (May): 20-26.
Kevles, D. (2003). "Biotech’s Big Chill,” in MIT Technology Re¬
view (August): 40-50.
Lashley, F.W. (2004). “Emerging Infectious Diseases: Vulner¬
abilities, Contributing Factors, and Approaches,” in Ex¬
pert Review in Anti-Infective Therapy 2.2 (April): 299-316.
Lazzarato, M. (2000). “Du biopouvoir a la biopolitique,” in
Multitudes 1 (March): 45-57.
Lloyd, G. E. R. (ed.) (1983). Hippocratic Writings. Trans. 3.
Chadwick and W.N. Mann. New York: Penguin.
McNeill, W. (1988). Plagues and Peoples. New York: Dou¬
bleday.
Miller, 3., Engelberg S. and Broad, W. (2002). Germs: Biologi¬
cal Weapons and America's Secret War. New York:
Touchstone.
NEDSS (2000). “Supporting Public Health Surveillance
through the National Electronic Disease Surveillance
System,” fact sheet.
Negri, A. (2003). Time for Revolution. Trans. M. Mandarini.
New York: Continuum.
Porter, R. (1997). The Greatest Benefit to Mankind: A Medi¬
cal History of Humanity. New York: Norton.
Библиография
127
Rosen, G. (1993). A History of Public Health. Baltimore: Johns
Hopkins.
Roush, S., Birkhead, G., Koo, D., Cobb, A. and Fleming, D. (2001).
“Mandatory Reporting of Diseases and Conditions by
Health Care Professionals and Laboratories,” in Journal
of the American Medical Association 282:164-170.
Shannon, C. and Weaver W. (1965). The Mathematical Theo¬
ry of Communication. Chicago: University of Illinois Press.
Slack, P. (1985). The Impact of Plague in Tudor and Stuart
England. London: Routledge.
Slack, P. (1991). “The Response to Plague in Early Modern
England: Public Policies and their Consequences," in
Famine, Disease and the Social Order in Early Modern
Society. Ed. J. Walter and R. Schofield. Cambridge: Cam¬
bridge University Press: 167-188.
Snow, J. (1849). On the Mode of Communication of Cholera.
Sommerville, J. (1992). Thomas Hobbes: Political Ideas in
Historical Context New York: St. Martin’s Press.
Starkey, T. (1948). Dialogue Between Cardinal Pole and
Thomas Lupset. Ed. К. M. Burton. London: Chatto and
Windus.
Taylor, C. (2003). “Attack of the World Wide Worms,” in
Time, Vol. 162 No. 9: 48-50.
Teich, J., Wagner, M., Mackenzie, C. and Schafer, K. (2002).
“The Role of Informatics in Preparedness for Bioterror¬
ism and Disaster,” in Journal of the American Medical
Informatics Association, 9.2:105-115.
The Public Health Security and Bioterrorism Preparedness
and Response Act of 2002.
U. S. Centers for Disease Control and Prevention (CDC) Steer¬
ing Committee (1995). “Integrating Public Health Infor¬
mation and Surveillance Systems” (The "Katz” Report).
U. S. Centers for Disease Control and Prevention (CDC)
(2000). “Preventing Emerging Infectious Diseases:
A Strategy for the 21st Century”.
U. S. Department of Homeland Security (DHS) (2004). “Bio-
Surveillance Program Initiative Remarks by Secretary of
Homeland Security Tom Ridge and Secretary of Health
and Human Services Tommy Thompson,” press release
(January 29).
128
Библиография
U. S. Government (2002). Bioterrorism After the Anthrax At¬
tacks: Complete Revised Guide to Biological Weapons
and Germ Warfare. Washington, D.C.: Progressive Man¬
agement, 2002. CD-ROM.
U. S. National Electronic Disease Surveillance System (NEDSS)
(2000). “Supporting Public Health Surveillance through
the National Electronic Disease Surveillance System
(NEDSS)".
U. S. National Institute of Allergies and Infectious Disease
(NIAID) (2003). “NIAID Biodefense Research Agenda for
CDC Category A Agents — Progress Report”.
U. S. National Institutes of Health (NIH) (2003). “$85 Million
Awarded for Research on Human Immunity and Biode¬
fense,” NIH News (September 17).
U. S. White House, Office of the Press Secretary (2002). “De¬
fending Against Biological Terrorism,” press release
(February 5).
U. S. White House, Office of the Press Secretary (2003). “Pres¬
ident Details Project BioShield,” White House press re¬
lease (February 3).
Watts, D. (2003). Six Degrees: The Science of a Connected
Age. New York: Norton.
Watts, S. (1999). Epidemics and History: Disease, Power and
Imperialism. New Haven: Yale University Press.
Ziegler, P. (1971). The Black Death. New York: Harper.
Научное издание
Серия «Lineae»; вып. 1
В серии вышли следующие книги:
Такер Ю. Три текста о заражении
Готовится к выходу:
Мейясу К. Метафизика и вненаучная фантастика
Юджин Такер
ТРИ ТЕКСТА О ЗАРАЖЕНИИ
Научное издание
Издатели:
Дмитрий Вяткин
Яна Цырлина
Дизайн и верстка:
Дмитрий Вяткин
Яна Цырлина
Издательство «Hyle Press»
e-mail: hylepress@gmail.com
Подписано в печать 25.09.2020.
Формат 80х100Уз2. Бумага офсетная.
Гарнитура Montserrat.
Печать офсетная. Тираж 750 экз.
Отпечатано:
АО «Т8 Издательские Технологии».
109316 Москва, Волгоградский проспект,
дом 42, корпус 5
Тел.: 8 499-322-38-30
Представленные три текста американского философа Юд¬
жина Такера написаны еще в «доковидную» эпоху и объе¬
динены темами войны, биологии и кода, переплетение ко¬
торых в современном мире создает зону неразличимости
между нарушением общественного порядка и болезнью.
Это проявляется в постепенном сращении сфер националь¬
ной безопасности и здравоохранения, когда для сетей эпи¬
демиологического надзора не имеет значения происхожде¬
ние — будь то естественное или искусственное — заболева¬
ния, а исходящая от последнего угроза становится все более
необходимой для поддержания применяемой внутри сети
логики чрезвычайного положения. Таким образом, стирание
различия между естественным и искусственным сопровож¬
дается автономизацией сетей эпидемиологического надзора,
которые сами начинают определять свои угрозы, соответст¬
вующим образом бороться с ними и претендовать на поли¬
тическую власть: «...Часть функций суверенной власти — осо¬
бенно в наш век глобальной „империи" — заключается в те¬
кущем управлении политическим порядком посредством
формирования точек распада или угроз. Иными словами,
сегодня суверенность выводит свою легитимность из спо¬
собности постоянно обнаруживать потенциальные и актуаль¬
ные „болезни" нации и угрозы для населения».
ISBN 978-5-6043581-3-9
9