Автор: Клейн Л.С.  

Теги: антропология   история   этнография  

ISBN: 978-5-288-05509-6

Год: 2014

Текст
                    чъ
АНТРОПОЛОГИЯ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Лев Клейн
ИСТОРИЯ
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ
УЧЕНИЙ
Ь2279158


ББК28.71г(3) К47 Клейн Л. С. К47 История антропологических учений / под ред, Л. Б. Вишняцкого. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2014. — 744 с* ISBN 978-5-288-05509-6 В основу данной монографии был положен курс лекций, читавшийся автором, доктор- ом исторических наук, профессором, всемирно известным археологом Львом Самуиловичем Клейном в Санкт-Петербургском университете и других учебных заведениях Петербурга, Рос- сии и мира. Обозначая предмет исследования как историю антропологии или антропологиче- ских учений, идей, или антропологической мысли, автор под антропологией вообще понимает целый комплекс наук» нацеленных на всестороннее исследование человека, тем самым пред- лагая историю изучения и понимания вариативности форм человеческой культуры и обще- ства, в частности этнических форм. Автор прослеживает основные течения в науке, основные концепции и школы, анализируя главным образом жизнь и работы их лидеров. Развитие идей рассмотрено не только в связи с социально-экономическими и политическими процессами, но и в конкретном историческом контексте — во взаимодействии сложившихся традиций и характеров личностей. Издание адресовано антропологам, специалистам в области истории, социологии, психо- логии, этнографии и др., а также широкому кругу читателей. Оно может быть использовано в качестве учебного пособия для студентов и аспирантов, специализирующихся в указанных областях. ББКЖ71г(3) © Л.С.Клейн,2014 © Издательство С.-Петербургского ISBN 978-5-288-05509-6 университета, 2014
ПРЕДИСЛОВИЕ Эта книга сложилась на основе курса лекций, который я читал на кафедре антропо- логии философского факультета Санкт-Петербургского университета в 1994-1997 гг. и на этнологическом отделении Европейского университета в Санкт-Петербурге в 1995-1998 гг. Я прочел его также в Смольном институте свободных наук и искусств (С.-Петербург» 1999) и в Высшей антропологической школе в Кишиневе (1999 и 2000 гг.). Затем я подготовил этот курс на английском языке для Института гуманитарных наук в Любляне (Словения) и читал его там в 1998 и 1999 гг., а в 2001 г. — аспирантам отделе- ния антропологии и археологии в университете Вашингтона (Сиэтл, США). Руководству философского факультета Санкт-Петербургского университета (особенно декану проф. Ю. Н. Солонину) и руководству люблинского Института гуманитарных наук (особенно доктору Богдану Леснику) я благодарен за инициативу по созданию курса. Руководству и студентам Высшей антропологической школы в Молдавии я признателен за теплый при- ем и постоянную эмоциональную поддержку, а американским аспирантам из Сиэтла (осо- бенно Крису Локвуду, Скотти Муру, Кэтрин Флорес, Кристине Джьовас, Филиппу Рассме- ну, Стиву Коулу) — за ценные критические замечания по содержанию и изложению курса. Переделывая свой курс в исследовательскую монографию, я решил сохранить атмосферу университетского курса лекций — читателя я мыслю прежде всего сту- дентом, и функция моей книги — это, прежде всего, функция учебника. Но посколь- ку многие проблемы пришлось решать заново и по-своему, это не только учебник, Я надеюсь, что и профессионалам, историкам науки будет что продумать и обсудить, читая мою книгу, а интересна она должна быть всем культур-антропологам и этно- графам. Кроме того, я старался представить историю этой дисциплины на фоне исто- рии общества и в связи с ней, так что в какой-то мере в книге представлена история общественной мысли, а это может привлечь и более широкие круги читателей. В отечественной литературе предшествующая книга на данную тему была написа- на в шестидесятые годы прошлого века Сергеем Александровичем Токаревым и издана в 1978 г. Это его «История зарубежной этнографии», великолепное произведение. Но со времени написания прошло около полувека, а кроме устаревания, нужно учесть и время создания: советский режим накладьшал существенные идеологические ограничения. За полвека наука проделала большой путь, да и общество сильно переменилось. Мы теперь многое видим иначе. Кроме того, моя тема определена шире — как история антропологи- ческих учений, и далее я объясню, чем социокультурная антропология шире этнографии. Для работы над книгой в 2000-2002 гг. мною был получен грант программы «Схема Поддержки Исследований» Института Открытого Общества (фонд Сороса). Я признателен ИОО за финансовую поддержку. 3
Нужно отметить библиотеки, послужившие мне базой информации: Библиотеку Академии наук и Национальную (прежде Публичную) библиотеку в Петербурге, обе из числа крупнейших в мире, а также библиотеку Института антропологии и этно- графии и библиотеку Европейского университета в Петербурге. В Сиэтле мне чрезвы- чайно пригодилась богатая современной литературой, великолепно организованная и очень удобная библиотека Университета Вашингтона. В список литературы к этой книге включены лишь те публикации, которые непосредственно использовались для цитирования и характеристики взглядов разных исследователей и школ. Читателям следует иметь в виду, что многие из фигурирующих в списке работ неоднократно пе- реиздавались и переводились на другие языки. Книгу эту ожидали мытарства на пути к печати. В 2004 г. я отдал ее в издательство «Евразия», с которым у меня длительные добрые отношения. Но тогда издательство переживало финансовые трудности. В 2006 г. издать книгу предложило московское издательство «Академический проект». Оно получило на мою книгу от министерства грант (№ 23, под грифом «Альма Матер», на 45 уч.-изд. листов, 3000 экз. — данные опубликованы), но, затребовав на пробу одну из глав, заявило, что его не устраивает моя книга. Поскольку издательство «Евразия» всё еще испытывало трудности, я пред- ложил свою книгу Петербургскому университету, и в 2007 г. был заключен договор. В 2008 г. я направил в интернет-портал Archaeology.ru подробную аннотацию на эту книгу с ее оглавлением, и в 2009 г. этот портал ее поместил в качестве анонса. Отдель- ные главы из этой книги опубликованы в московском журнале «Развитие личности» (2004,2; 2005, 2; 2008,4; 2009,2,4). Между тем, московское издательство «Академический проект» заказало книгу под тем же (моим) названием своему автору 3. А. Орловой. У той книга подобного охвата не была готова, а был лишь обзор западных учений нового времени. Эта книга в виде учебника «История антропологических учений» (Орлова 2010) и была издана в Москве. Я описал этот казус в своей колонке в газете ученых «Троицкий вариант — Наука» (Клейн 2010). Пишу об этом и здесь, чтобы было ясно, что я не повторяю чужое название. В издательстве же Санкт-Петербургского университета, куда я отдал свою книгу, она должна была ждать, поскольку там шла работа над другой моей книгой — «Исто- рией археологической мысли» (2011), хотя та написана позже. Некоторые разделы в обеих книгах (особенно по диффузионизму, неоэволюционизму, структурализму и постмодернизму) практически общие, так как общими являются некоторые фигу- ры этих смежных наук. Собственно, я написал эти разделы для данной книги, а в ту скопировал, но получилось так, что та вышла раньше. Рукопись этой книги прочли доктора ист. наук Ю. Е. Березкин и А. Г Козинцев, проф. В. Н. Дуденков (Санкт-Петербург), канд. ист. наук Л. А. Мосионжник (Кишинев), и я учел многие их замечания, за что сердечно им благодарен, Я очень признателен Д. Г. Смоля- ку, А. В. Влахову, А. М. Косых (Санкт-Петербург) за помощь в обеспечении книги иллю- стративным материалом. Научное редактирование я просил взять на себя моего друга Л. Б. Вишняцкого. Разумеется, ответственность за возможные недостатки книги лежит только на мне. Книга не претендует на то, чтобы быть стандартным учебником или сба- лансированным итогом коллективных воззрений некой школы. Она отражает взгляды и интересы одного лектора и носит очень личный характер. Это история антропологиче- ских учений, как я ее вижу, моя история антропологии. 4
ВВЕДЕНИЕ 7. Задачи истории науки Курсы по историографии нередко рассматриваются как вспомогательные, их ста- вят в конце обучения (для расширения эрудиции) и поручают второстепенным пре- подавателям. Между тем, всякая историография научной дисциплины есть прежде всего род вве- дения в эту дисциплину. Введений в антропологию много. Почти всегда в них есть исто- риографическая глава. Но в остальном введения обычно построены как систематическое описание науки — ее теорий и фактов, ее учреждений и литературы. Но ведь это можно описать и расположив всё в последовательности возникновения и развития, с историче- ским подходом. В этом есть свой смысл и своя прелесть. Многое легче понять именно так. Во-вторых, историография есть один из способов осмыслить и организовать би- блиографию по данной дисциплине. Литература по антропологии огромна. Чтобы в ней ориентироваться и понимать позиции каждого автора, полезно иметь род пу- теводителя по ней. Конечно, есть библиографические указатели, но они обычно не со- держат ключа к содержанию работ. Такой ключ представлен в историографии. В-третьих, историография для ученых есть способ, оглянувшись, подвести итог своим личным работам, суммировать работы своей школы и своего направления и определить свое и их место в общем развитии. Это позволяет наметить перспекти- вы и возможности дальнейшего хода исследований. Таким образом, историография оказывается инструментом планирования работы. А в этом отношении и молодым полезно с ней ознакомиться. В-четвертых, история науки имеет дело не с абстрактными истинами науки, не с мертвыми фактами или сухими теориями, а с живыми людьми. Наука предстает в динамике и жизненных конфликтах. А они всегда заразительны. Очень поучительны живые примеры деятельности ученых, их преданности науке и трагических ошибок, их отношения к удачам и к провалам, их борьбы за свои идеа- лы. В истории науки мы находим образцы для себя, даже кумиров, находим прооб- разы своих оппонентов, видим схожие ситуации и оцениваем неизмеримо выросшие возможности. Гёте говаривал: лучшее, что мы имеем от истории, это энтузиазм, кото- рый она порождает. 2. Предмет Обозначив предмет занятий как историю антропологии, или антропологических учений, идей, или антропологической мысли, мы сразу же натыкаемся на чрезвычай- ную неопределенность термина «антропология». 5
В СССР им было принято обозначать только физическую антропологию — науку о расах и происхождении человека. Есть книги по истории такой антропологии. Впрочем, у нас издавна признавали и немецкую традицию философской антропо- логии — учения о месте и роли человека в мире. Есть и книги по истории философ- ского антропологизма. В англоязычной традиции под антропологией вообще понимают целый комплекс наук, нацеленных на изучение человека с разных сторон. Сюда включаются физиче- ская антропология, культурная или социальная антропологияу этнология с этногра- фией, психология, теоретическая лингвистика, преистория или преисторическая ар- хеология. Поскольку первая из входящих сюда отраслей тесно связана с биологией, а последние — с лингвистикой и историей, то охватить все их единым курсом исто- рии невозможно без практического превращения его в историю науки вообще. Тем более, если подключить сюда еще и философскую антропологию. Когда Элфрид Хэддон взялся за «Историю антропологии» в этом охвате (Haddon 1934), он поступил проще всего — одну за другой расположил физическую антро- пологию, палеоантропологию, психологию, археологию, лингвистику, этнологию, со- циологию, и по отдельности рассматривал каждую. В том же охвате представил свои «100 лет антропологии» Томас Пеннимэн (Penniman 1965, 1-е изд. 1936), но он по- старался рассмотреть их в единстве, построив единую периодизацию как раз на ос- нове учета интегрированное™ отдельных наук. Однако начав обзор с нулевой инте- грированное™, он пришел к периоду распада интеграции, поскольку при нынешней специализации и объеме знаний охватить одному человеку все эти отрасли практиче- ски невозможно. Примерно так же построена и «История антропологии» Вильгельма Мюльмана (Muhlmann 1968,1-е изд. 1948): самая большая глава посвящена образова- нию отдельных дисциплин. Если даже сузить круг до культурной или социальной антропологии, то и тут не всё ясно. Нелегко установить, различны ли социальная и культурная антропология или тождественны, т. е. (в последнем случае) попросту в США предпочитают назы- вать эту отрасль культурной, а в Англии — социальной, а по сути речь идет о социо- культурной антропологии. Если эти дисциплины тождественны, составляя социокультурную антропологию, то традиционно примерно тем же, что отводится этой дисциплине на Западе, в Рос- сии занимаются этнография и этнология, вдобавок понимаемые то как одно и то же, то как разные дисциплины (описательная и объяснительная). Да и на Западе термин «этнология» употребителен, и обозначаемая им наука мало отличима от социокуль- турной антропологии. Примерно об одном и том же пишут те, кто называет дисциплину, историю ко- торой они прослеживают, этнологией или этнографией, и те, кто считает себя исто- риком культурной антропологии. Термин «этнология» или «этнография» используют Роберт Лоуи в «Истории этнологической теории» (Lowie 1937), Роберт Гейне-Гель- дерн в обзорной статье «100 лет этнологической теории в странах немецкого языка» (Heine-Geldern 1964), Уго Бьянки в книге «История этнологии» (Bianchi 1965), Сер- гей Александрович Токарев в учебнике «История зарубежной этнографии» (19786). Термин «антропология» предпочитают Поль Мерсье в книжке «История антрополо- гии» (Mercier 1966), Марвин Харрис в толстенном томе «Подъем антропологической 6
теории — история теорий культуры» (Harris 1968), и Э. Эванс-Причард (Evans- Pritchard 1981; Эванс-Причард 2003). Если же социальная и культурная антропологии различны, то очень трудно от- граничить первую от социологии, а вторую от культурологии, и тогда сводка работ по исследованиям культуры (см. Антология 2006) — это материал для работы историка антропологии. По одной точке зрения, отличие этих отраслей антропологии от таких наук, как культурология и социология, состоит в том, что антропологические дисциплины по традиции сосредоточены на изучении колониальных и отсталых народов, а те нау- ки — современных, цивилизованных обществ. Именно так трактует предмет этноло- гии или антропологии Фред Воуджет в своей историографии этнологии: «Историко- эволюционный рост антропологии привел к избранию ранней истории человечества как ее подлинного предмета, а отсюда фокусирование на истории, обществе и культу- ре незападных или преиндустриальных народов» (Vbget 1975: VII). По другой точке зрения, модель для понимания представляет физическая антро- пология, в предмете которой нет никаких неясностей. Как и анатомия с физиологией, она изучает человеческое тело, но отличается от анатомии и физиологии тем, что те изучают общую норму в противоположность патологии, а физическая антропо- логия изучает вариативность человечества, множественность норм. Подобно этому можно понять и отличие социокультурной антропологии от культурологии, социологии, да и этнологии. Они изучают норму, а социокультурная антропология изучает вариативность культуры, общества и этноса. В этом смысле она очень близ- ка (если не тождественна) сравнительной культурологии, сравнительной социологии и сравнительной этнологии. Антрополог Рэдклифф-Браун в 1952 г. писал, что готов назвать свою дисциплину «сравнительной социологией». Я на стороне именно такого понимания: оно раздвигает кругозор и расширяет классификационные схемы антрополога на современные формы. Но и традицион- ная точка зрения, ориентирующая антропологию на изучение первобытных народов, имеет вес, да и смысл: ведь она входит как часть в сравнительную науку, придавая ей эволюционную глубину. Теперь яснее, историю чего предстоит прослеживать: историю изучения и по- нимания вариативности форм человеческой культуры и общества, в частности эт- нических форм. Это означает придерживаться в основном истории этнологии (она наиболее сравнительная из всех упомянутых наук), но брать материал шире, и, разу- меется, придется делать также экскурсы в социологию, психологию и другие смежные дисциплины, коль скоро это потребуется для понимания логики развития. 3. Историография Здесь можно оставить без рассмотрения ранние опыты истории антропологии, когда она еще только начиналась. Тогда казалось, что у нее уже есть большое прошлое. Адольф Бастиан даже написал тогда «Преисторию этнологии» (Bastian 1881b, 1889). Отдельными статьями выходили историографические очерки Ф. Б о аса «История антропологии» (Boas 1904), Б. Анкермана (Развитие этнологии со времени Адоль- фа Бастиана» (Ankermann 1926), Пола Рэдина «История этнологических теорий» (Radin 1929). 7
Интенсивная разработка истории культурной и социальной антропологии или этнологии началась с середины 30-х годов XX века, примерно через 70 лет после сло- жения «антропологической школы» в Англии — эволюционизма. Первые заметные произведения, освещающие историю этой науки, вышли в Англии и США. Это «История антропологии» Элфрида Хэддона (Haddon 1934), «Сто лет антропологии» Томаса Пеннимэна (Penniman 1965, первое изд. 1935) и «История этнологической теории» Роберта Лоуи (Lowie 1937). Все три произведения написаны с позиций кри- тики эволюционизма. Первые две книги созданы ревизионистами эволюционизма, третья — сторонником партикуляризма и диффузионизма. Как у Хэддона, так и у Пен- нимэна материал рассмотрен раздельно по разным отраслям антропологии — физи- ческой, культурной, археологии, лингвистике и т. п., а у Лоуи всё сведено к этнологии. Вторая мировая война прервала историографические изыскания. В Германии Вильгельм Мюльман, ученик Турнвальда, с готовностью приобщившийся к ра- систской науке нацистского режима, уходил из горящего Берлина, прижимая к гру- ди рукопись истории антропологии, написанную до войны. Ее удалось издать только в 1948 г. («История антропологии»), разумеется, существенно подправив. В 1968 г. вышло второе издание. Расоведение занимает значительное место в изложении, и, хотя расистские выпады по возможности пригашены, националистические настрое- ния в книге всё же чувствуются. В соответствии с ними автор воюет за признание за немцем Турнвальдом, своим учителем, приоритета в развитии функционализма, но это не без резона. В 1958 г. вАмерике вышла популярная история антропологии X. Р. Хейса «От обезьяны до ангела» (Hays 1958). Вторая вспышка историографической активности относится к середине и второй половине 60-х годов XX века. Она характеризуется расширением ареала на конти - нентальную Европу. В Австрии Роберт Гейне-Гельдерн выпустил «Сто лет этнологической теории в странах немецкого языка» (Heine-Geldern 1964), в Италии Уго Бьянки — «Историю этнологии» (Bianchi 1965), во Франции Поль Мерсье — «Историю антропологии» (Mercier 1966). В Америке же под редакцией Дж. О. Бру опубликован сборник, повторивший за английской книгой Пеннимэна название «Сто лет антропологии» (Brew 1968). В книге по отдельности, как у Пеннимэна, но разны- ми авторами рассмотрены истории разных отраслей антропологии. И в 1968 же году в Америке вышел огромный труд «культурного материалиста» Марвина Харриса «Подъем антропологической теории» (Harris 1968), полный полемических выпадов против партикуляризма и в защиту неоэволюционизма. Следующая вспышка историографической активности относится к середине и второй половине 70-х годов. Она в основном американская, но с добавлением авторов из России и Австрии. Открывается американский список популярной книгой Энн-Мэри деВааль Малефийт «Образы человека. История антрополо- гической мысли» (Waal Malefijt 1974). В списке также — весьма описательная книга Фреда Воуджета «История этнологии» (Voget 1975) и более концептуальная кни- га Джона Хонигмэна «Развитие антропологических идей» (Honigman 1976), кри- тически рассматривающая предшествующие концепции антропологии с позиций психологизирующей школы «культура и личность», к этому времени оказавшейся в кризисе. Также вышла книга Марри Лифа «Человек, разум и наука: история ан- 8
тропологии» (Leaf 1979). Известный советский этнограф Сергей Александрович То- карев в 1978 г. издал сразу два труда, написанные им д^вно, однако не пускавшие- ся в печать, вероятно, из конкурентных соображений, главой советской этнографии С. П. Толстовым. Это «Истоки этнографической науки (до середины XIX в.)» (Токарев 1978а) и «История зарубежной этнографии» (Токарев 19786). Обоими этими трудами я обильно и охотно пользовался при подготовке своего курса. Там также критически рассматриваются западные школы антропологии, но с позиций марксистской науки, хотя ко времени выхода книг марксистская этнография тоже была в состоянии если не кризиса, то застоя. Годом позже Роланд Гиртлер опубликовал «Культурную ан- тропологию: линии развития, парадигмы, методы» (Girtler 1979). В 80-е годы вышло несколько заметных работ англичан и американцев. Из первых это небольшая книжка Эдварда Эванс-Причарда «История антропологи- ческой мысли» (Evans-Pritchard 1981), книга Адама Купера «Антропологи и антро- пология» (Kuper 1983) о личностях, формировавших современную британскую антро- пологию, и сборники под ред. Джорджа Стокинга «История антропологии». Т. 1-8. (Stocking 1983-1996). У Стокинга выходили и самостоятельные историографические труды по отдельным проблемам и эпохам истории английской и американской антро- пологии (Stocking 1982,1987,1996а). В Америке оригинальны книга Элмана Сервиса «Век контроверзы. Этнологические вопросы с 1860 по 1960» (Service 1985) и очерки Клиффорда Ги р ц а «Труды и жизни» (Geertz 1988) с анализом личных стилей письма. В 2001 г. вышла книга эдинбургского антрополога Алана Барнарда «История и теория в антропологии» (Barnard 2000). Моя книга писалась на рубеже веков, а за- тем я много болел, так что трех из историй антропологии, появившихся в этот период (McGee and Warms 1996; Erickson and Murphy 1999; Eriksen and Nielsen 2001) я еще не видел. Но я успел ознакомиться с работами Т. Д. Соловей по истории российской этнографии/этнологии (1998; 2001; 2004) и с книгой Фредерика Бертрана о советской этнографии 20-30-х годов (Bertrand 2002). Нетрудно заметить, что историей антропологии (или этнологии) в крупном охва- те занимались в основном ведущие антропологи (этнологи) — Хэддон, Лоуи, Мюль- ман, Гейне-Гельдерн, Харрис, Токарев, Эванс-Причард, Сервис и др., иногда популя- ризаторы (Хейс, де Вааль Малефийт) и лишь очень редко специалисты-историографы (Стокинг). Вероятно, это связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, в отличие, скажем, от истории физики или биологии, предмет истории антропологии весь- ма близок предмету самой антропологии — это люди в их творческой активности. Есть даже специальная работа известного антрополога (Ирвинг Хэллоуэлл), посвя- щенная «истории антропологии как антропологической проблеме» (Hallowell 1965b). Во-вторых, когда на повестку дня встала постмодернистская рефлексивность (как от- мечает Регна Дарнелл — Darnell 1977), и даже раньше — когда неопозитивизм и кри- тическая теория превратили вопрос о состоятельности теорий в главную проблему теоретической антропологии, смена теорий в истории науки стала занимать ведущих антропологов, а история антропологии стала частью теоретической антропологии. Поэтому именно критика эволюционизма, а затем и других ведущих направлений антропологии вызвала вспышки историографической активности. 9
4. Способы представления В истории антропологии можно увидеть отражение почти всех основных тенден- ций изучения истории научных дисциплин вообще (рее 1). Хронологический подход подход Дисховтннуизм Концепции перманент- ной революции Автономизм Спазматические концепции Экстернализм Рис. 1. Методологические подходы к истории науки. Исторм научных проблем А. Естественным и часто первым подходом было увидеть в истории любой дис- циплины прежде всего перечень открытий или других событий науки — это хро- нографический подход. Но чаще историографы выявляли последовательность ученых, череду их жизнеописаний и перечни трудов. Это биографический под- ход или индивидуалистический индетерминизм. Его можно видеть до сего дня — когда историографы разочаровываются в более обобщающих концепциях и причины исторических явлений видят в свободной, ничем не детерминированной воле индивидов, выдающихся личностей. Научные школы в этом случае рассматри- ваются как индивидуальные создания крупных авторитетов — ученые группируются в школы вокруг учителя или по месту сложения. Б. Противоположным оказывается перенесение центра тяжести на историю науч- ных проблем и их решений — в истории культуры эту новацию предложил Й.-И. Вин- кельман, в XX веке таким был подход физика Гейзенберга и известного историка науки Л. Ольшки. Научные школы здесь рассматриваются как объединения едино- мышленников. Этот общий подход возможен в трех основных вариантах — кумулятивизм> дис- континуизм и комбинация обеих концепций. 1. Первый вариант представлен кумулятивной концепцией развития науки — по ней, наука прогрессирует постепенным накоплением фактов и их обобщением (Ф. Бэкон, В. Хьюел). При этом основной характеристикой науки оказывается пре- емственность, континуитет, и для историографов основной задачей в понимании от- крытия становится поиск предшественников. Такого континуизма придержива- лись В. Хьюел (в России его фамилия — Whewell — неправильно транскрибируется 10
как Уэвелл) и П. Дюэм или, как у нас привыкли писать, Дюгем. Если Бэкон и Хьюел видели развитие науки в простом обобщении фактов, то Дюэм, как и А, Пуанкаре, придавал больше значения теориям, но видел в них всего лишь условные рамки для упорядочения фактов. Сторонников такого взгляда называют конвенционали- стам и. В принципе возможно и кумулятивное накопление идей, упор на преем- ственность в их создании, но с идеями чаще связано представление о новациях и раз- рывах преемственности. 2. Второй вариант — дисконтинуизм, концепция разрывов преемственности, концепция научных революций. Тут основной задачей историографа становится вы- деление новаторов (Г. Башляр), а в научных исследованиях на первый план выходят идеи, теории (В. И. Вернадский). а) В свою очередь этот вариант представлен, во-первых, концепцией «перма- нентной научной революции» (К. Поппер), еще близкой к кумулятивизму: по ней, революционные открытия совершаются постоянно. б) Во-вторых, сюда относится концепция спазматического развития, по кото- рой рывки, трансформации сосредоточены в определенных периодах — периодах на- учных революций. По мнению сторонников этого взгляда, революционная идея определяет системную перестройку всей отрасли, воздействуя на всё в дисциплине (В. Гейзенберг, Н. Р. Хэнсон). Ярче всего эта мысль выражена у Т. Куна, который такую систему норм, регулирующую всё в данной науке, именует парадигмой (по анало- гии с системой правил грамматики). При этом ряд ученых ищет некую логику в развитии, в череде революций и па- радигм: логику автономную, обусловленную внутренними законами данной науки (автономисты — А. Койре), или логику внешнюю, заданную вненаучными фак- торами — социальными, экономическими, политическими, воздействием смежных наук и т. п. (экстерналисты — как Ф. Энгельс, Дж. Бернал). Есть и такие, которые отрицают всякую логику в этом развитии (индетерминисты) — таким оказался сам Т. Кун. Его парадигмы сменяют одна другую без глубоких оснований, без про- грессивной направленности, по случайному стечению обстоятельств. Когда парадиг- ма побеждает, ее установки становятся «нормальной наукой», и все придерживаются этих норм, а факты и идеи, выходящие за пределы парадигмы, просто отвергаются. Все эти рассуждения развивались при безусловном признании однолинейного развития науки — имелось в виду, что все эти революции и парадигмы следовали од- ной чередой, определяя состояние науки повсеместно и безраздельно. в) Но критики Куна, прежде всего Имре Лакатош, возразили, что парадигмы если и наблюдались, то появились лишь на поздней стадии развития науки, действовали не во всех науках и не были столь абсолютными, как это постулировал Кун, что скорее существовали и боролись альтернативные, конкурирующие концепции в науке. Это контроверсная концепция развития науки. 3. Наконец, сочетание двух взглядов на развитие науки — кумулятивной концеп- ции и дисконтинуизма — породило комбинационную трактовку. По ней, есть в на- уке обе тенденции, они дополняют одна другую, и каждая концепция дает только часть истины. Идею взаимодополнительности концепций пропагандировал Нильс Бор. Теории, созданные в процессе развития науки, не отмирают полностью, а входят в качестве частных случаев в новые, более общие теории (А. Эйнштейн, Л. де Бройль). 11
Таков очень общий систематический обзор возможных трактовок. В историографии антропологии можно найти отражения почти всех этих тече- ний. Кумулятивный характер развития антропологических дисциплин рисовал в немецком эмпиристском духе В* Мюльман. Антропология» писал он во введении» «покоится на светском процессе накопления знаний и навыков...» (Miihlmann 1968: 14). У него упоминаются и идеи» новации, но на первом плане накопление фактов и их обобщение. Мюльман признает наличие решающих эпох» когда появляется сразу много мыслителей, обогащающих науку своими идеями» «но эти идеи вовсе не обя- зательно должны быть новыми» (ibid.: 19). Его нелюбовь к теориям видна из следу- ющей фразы: «Обычным как раз в истории антропологии является пережиточное су- ществование теорий, давно распознанных в соседних науках как ложные» (ibid: 17). Традиция держится до современности. Представление о том» что противостояние Боаса и Пауэлла сигнализировало революцию в американской антропологии» отвер- гает Регна Дарнелл в своей книге «И явишеся Боас: Преемственность и революция в американской антропологии» (Darnell 1998). «Вопреки первоначальным ожиданиям я открыла существенную преемственность от поддерживаемой правительством профессиональной антропологии» возглавлен- ной Джоном Уэсли Пауэллом... после 1879г. к боасовской антропологии, как я ее понимала. Это, видимо» противоречило устной традиции, в которой Боас взял штур- мом североамериканскую антропологию, импортировав университетское обучение по немецкой модели и предприняв внезапную критику культурной эволюции. Я была за- интересована тем, что же происходило в закулисье этой мнимой "научной революции** и решила присмотреться больше к проявлениям преемственности» чем к уже хорошо известным разрывам или революциям. Я нашла, что Боас вначале работал в уже су- ществовавшем антропологическом истэблишменте и принимал многие из его харак- терных предпочтений... Но и антропология Пауэлла появилась не более развитой из вакуума» чем антропология Боаса» (Darnell 1998: XI-XII). Ф. Воуджет во введении к своей «Истории этнологии» (1975) прямо пишет, что раз- витие антропологии у него «рассматривается как кумулятивное», как «историко-эво- люционный рост». Контраст эмного и этного подходов расценивается у него как «эм- пирический идеализм против индуктивного научного эмпиризма» (Voget 1975: VII). Зато в книге М. Харриса «Подъем антропологической теории» (1968) подзаголовок гласит: «История теорий культуры». «Историей этнологических теорий» назывался очерк П. Рэдина (1929). Дж. Хонигмэн в книге «Развитие антропологических идей» (1976) также трактует историю антропологии как смену идей. На теориях кон- центрируется и Барнард (2001). Из «Истории этнологической теории» Р. Лоуи (1937) можно представить, что этнология развивалась автономно, в головах ученых» без связи с обществом. Напротив» в советских историях этнографии (Токарев 1966,1978а» 19786; Марков 1993) старательно прослеживается связь с историей общества в духе социального детерминизма. В книге Джарви «Революция в антропологии» (Jarvie 1964) явно проводится дисконтинуизм: антропология продвигалась рыв- ками, последний рывок для Джарви самый победный и успешный. В антропологии революционеры, как и в других науках, обычно решительно отме- тают старые теории и достижения. Как пишет Э. Уоллес в рецензии на книгу Джарви, 12
«теория в культурной (или социальной) антропологии напоминает подсечно-огневое земледелие: попользовавшись некоторое время полем, туземцы переходят на новое и оставляют старое зарастать лесом — потом они возвращаются» выжигают и выкор- чевывают поле и снова взращивают на нем злаки» (Wallace 1966: 1254-1255). Вулф высказался аналогично: «Поскольку каждый последний опускает свой топор на пред- шественников, то антропология начинает напоминать предприятие по вырубанию интеллектуального леса» (цит. в: Борофски 1995: 12). Гиртлер в своей книге «Культурная антропология« (1979), с ее подзаголовком, упо- минающим «парадигмы*, явно прилагает эту концепцию к культурной антропологии. Борофски (1995) следом за формированием антропологии, которое он возво- дит к Моргану, Тайлору и Фрейзеру, выделяет «период героических менторов» Бо- аса, Малиновского, Рэдклифф-Брауна и Дюркгейма, вокруг которых создавались школы — это, конечно, индивидуалистический индетерминизм. Биогра- фический подход сквозит и в книге Гирца «Труды и жизни. Антрополог как автор» (1988), где рассматривается воздействие личных особенностей антропологов на их творчество и развитие науки. Адам Купер в книге «Антропология и антропологи: со- временная британская школа» (1983) также отводит ведущую роль в сложении школы личностному фактору. Он же в книге «Изобретение первобытного общества: транс- формации иллюзии» (1988) отдает дань конвенционализму. В книге Барнарда (2001) антропологи предстают сгруппированными по основным концепциям и шко- лам. Элман Сервис выводит на первый план контроверсу — столкновение концеп- ций. Его книга так и называется: «Век контроверсы» (1985). Можно было бы попытаться проследить некую логику в смене этих концепций в антропологической историографии. Выяснить, происходит ли это внутри самой от- расли или тут сказываются внешние воздействия — более общие историографиче- ские тенденции или же социально-экономические и политико-идеологические фак- торы. Но для этого требуется детальное рассмотрение самих событий истории науки, ее концепций, и естественнее предпринимать это не в начале, а в конце изложения. Выбирая для себя теоретическую позицию и стараясь ее мотивировать, историк науки прежде всего должен осознать место этой позиции среди других возможных точек зрения и учесть прошедшее в историографической науке обсуждение пробле- мы. Он должен осознать две стороны дела. С одной стороны, свои исходные методи- ческие предпочтения — они определяются его школой и творческим путем, так что могут быть изложены в начале работы. С другой стороны, свои взгляды на ход разви- тия отрасли — хотя они обусловлены в какой-то мере его методом рассмотрения и су- ществующими общими историографическими концепциями, в значительной части сказываются и собранные им материалы, так что эти взгляды стоит сформулировать в конце всего исследования. Я сознаю, что обладаю марксистской выучкой, а равно и опытом критики марк- сизма, так что социальный анализ и диалектический подход должны сказываться на моем рассмотрении развития науки, но сказываться в меру. С другой стороны, исто- рические события времени и личный опыт показали мне открытость исторических ситуаций и роль личности в истории. Я выбираю для себя прослеживание индивиду- альных вкладов ученых, оценку их, а также их роль в формировании научных тече- ний и группировку ученых по этим вкладам. 13
Токарев отлично сформулировал в этом плане задачи историографа, и я не откажу себе в удовольствии процитировать его полностью: «Что является главным предметом истории этнографии как науки? Казалось бы, те взгляды и то понимание этнографических проблем, которые мы находим в трудах виднейших деятелей данной науки. Так-то оно так, нов этом ли самое важное? Ко- нечно, знать индивидуальные взгляды ученых, особенно корифеев науки, важно, даже необходимо, но ... еще важнее другое. Индивидуальные взгляды остаются индивиду- альными взглядами, бели они не оказывают прямого влияния на общее состояние дан- ной науки, если они не создают в какой-то мере известное направление в этой науке. Именно эти направления, выражающиеся в трудах и воззрениях отдельных (крупных и рядовых) ученых, — вот что особенно важно для историографа. Больше того. И сами эти направления в данной науке представляют интерес не столько сами по себе, сколько а) по тому, как отразились в них общественные взгля- ды определенной эпохи, определенного народа, определенного социального класса, и 6) по тому, как они сами оказывали и оказывают влияние на общественное сознание, на идеологию эпохи, страны, класса, народа. Ведь наука, которая замыкается в себе са- мой и не оказывает воздействия на жизнь, вообще не есть наука» (Токарев 19786:8-9). Я строю свой курс именно как прослеживание основных течений в науке, основ- ных концепций и школ, анализируя главным образом жизнь и работы их лидеров. От книги Токарева моя отличается прежде всего тем, что я не скован марксистскими догмами в оценке разных школ и ученых. Кроме того, за несколько десятков лет на- копилось много новых явлений в науке (структурализм, постструктурализм, пост- модернизм, интеракционизм) и новой литературы по старым школам и течениям. Многое видится сейчас в новом свете. Я счел необходимым ввести абсолютно новые главы и в трактовку прошлого (психология народов, индивидуализация в антрополо- гии, концепция эквивалентных цивилизаций, интеракционизм). Наконец, в отличие от Токарева, я не профессиональный этнограф, я археолог, и моя связь с антропологи- ческими идеями другая — проходящая больше через область теории. Имея вкус к теоретической работе и опыт такой работы в археологии, я привык считать теории серьезным инструментом исследования, но не просто инструментом. Я не считаю теории условными рамками для группировки материала, на мой взгляд, они отражают закономерности, присущие материалу. Однако я признаю, что у теорий есть разные связи и возможности трактовок. Соответственно, одни и те же ученые мо- гут быть близки к разным школам разными своими взглядами и работами. Это создает некоторые затруднения историографу, но в то же время обогащает изучение научных связей. Я стараюсь придерживаться традиционной группировки ученых в школы, счи- тая опыт науки весьма ценным, но в ряде случаев предлагаю новые трактовки. Что же касается оценки роли и характера научных революций в антропологии, места в ней парадигмам, и т. п., то само исследование материала должно осветить эти проблемы и дать ответы на такие вопросы, так что им лучше уделить место в заклю- чительной части книги. 5. Периодизация и группировка материала Изложению материала в историографии логически предшествует выбор и обсуж- дение предпочитаемого членения материала — распределения ученых и их трудов 14
по периодам (периодизация) и течениям, направлениям, школам. В то же время это распределение само зависит не только от методических установок историографа, но и от знакомства с этим материалом. В этом смысле оно не предпосылка, а итог работы историографа. Предварить изложение могут лишь самый общий обзор предшествующих опытов периодизации и группировки и представление методических установок автора. У Мюльмана (Mtihlmann 1968) сначала рассматривается антропология 1) Древне- го мира, 2) средневековья, 3) века географических открытий, арабских путешествен- ников и эпохи конкисты. Далее следует 4) критическая эпоха — от картезианского прорыва до просветителей включительно (1685-1775). Следующая эпоха (5) у Мюль- мана классическая (1775-1810). Она начинается с подъема немецкой антропологии, включает братьев Форстеров и Канта, Мейнерса, Гердера и заканчивается Вильгель- мом Гумбольдтом. Далее рассматривается 6) сложение историко-социологического мышления (1810-1859). Сюда входят: а) романтика с исторической школой и б) за- падноевропейское развитие, где рядом с родоначальником позитивизма Контом ставится родоначальник расизма Гобино. Эволюционизм и социальный дарвинизм (это период 7) представлены как «развитие позитивизма» (1860-1900). Далее следует 8) эпоха «кризиса и одушевления» — сюда относятся Ницше, философы-феномено- логи и релятивисты. Затем 9) вытекающее из этих стимулов развитие современной Мюльману антропологии с особым упором на генетику, психологию и этнические взаимоотношения. В книге Пеннимэна (Penniman 1965) история антропологии начинается с древно- сти и делится на четыре периода: 1) период формирования разрозненных антрополо- гических идей — от античной Греции до 1835 г.; 2) период конвергенции их в единую антропологическую науку на основе идеи эволюции — этот период завершается вы- ходом в свет «Происхождения видов» Дарвина в 1859 г.; 3) конструктивный период 1859-1900: создание основных концепций антропологии — оно завершается у Пен- нимэна вторичным открытием для науки законов Менделя; 4) критический пери- од 1900-1935 характеризуется пересмотром антропологических концепций в связи с огромным ростом материала и отсюда же тенденцией к распаду единой дисциплины на самостоятельные отрасли. Во втором издании добавлен (без названия) еще и пери- од после 1935 г. с тенденцией к новому объединению. Как видим, основные критерии периодизации, по крайней мере, главные вехи, находятся вне антропологии. В преде- лах каждого периода разные направления слабо разграничены, некоторые (фрейдизм, функционализм, партикуляризм Боаса) вообще не выделены. Нетрудно заметить, что чем ближе к современности продвигаются историографы, тем ближе совпадают рубежи периодов (рис. 2). Эту тенденцию не нарушает и книга Воуджета (Voget 1975). В ней всё развитие до XVIII века рассматривается как «прелюдия к антрополо- гии». Развитие со второй четверти XVIII до конца XIX века характеризуется как «де- велопментализм» (учение о развитии) в социальных науках и антропологии (прибл. 1725-1880/1890). В нем различается две фазы. В первой (1725-1840) господствует идея социального прогресса. Конец первой фазы называется «прогрессивистский эпилог» (1800-1840). Во второй фазе (1840-1880/1890) преобладает теория биологи- ческой эволюции (эволюционизм рассмотрен в этих рамках). Второй крупный пери- од определен у Воуджета как «структурализм» (1890-1940). Кроме функционализма 15
МЮЛЬМАН 1948/68 ПЕННИМЕН 1935/65 ВОУДЖЕТ 1975 Древний мир Век географических открытий и конкисты Критическая эпоха 1685-1775 Классическая эпоха 1775-1810 Сложение историко-социологичесшго мышления 1810-1859 Развитие позитивизма 1860-1900 Кризис и оушевление 190ОЧ1930) Современность 1930-1948/68 «Г / 1835 Конвергенция 1835-1859 Конструктивность 1859-1900 Критичность 1900-1935 Новое объединение о & а* - о Я к о> ы 2 &н | о <-» к 1 л Структурнзм 1890-1940 Дифференциативная специализация Рис. 2. Сопоставление нескольких периодизаций истории культурной антропологии. и собственно структурализма сюда подверстан диффузионизм. Третьим периодом (от 1940 г. до современности) оказывается «дифференциативная специализация» ан- тропологии на отдельные отрасли. Периодов всего три. В значительной мере эта объединительная тенденция следует идее американских теоретиков Дэвида Кэплана и Роберта Мэннерса в книге «Теория культуры» (1972). Они высказали мысль, что все современные подходы можно объединить в четы- ре рубрики: эволюционизм (с постулатом неизбежного прогресса и релятивизмом), 16
функционализм (со всем, что вытекает из восприятия культуры как системы), исто- ризм (включая психологические мотивы) и культурная экология. С этой идеей мы переходим от периодизации к группировке ученых в школы и на- правления. К выделению научных школ отношение в антропологической историографии, как и вообще в науке (Микулинский и др. 1977), разное. Лесли Уайт писал: «В культурной антропологии, как и в других науках» мы находим в действии кон- цептуальные процессы, в которых понятиями и логикой науки определены предпо- сылки и цели, оценены результаты. Но мы также находим социальные организации этнологической теории — школы, —которые тесно интегрируют такие ненаучные фак- торы, как личность, национальность и раса, с научными концепциями — такими, как эволюция, диффузия, независимое развитие, интеграция, детерминизм, выбор и за- кон. Эти школы по самой своей природе обманчивы. Они создают видимость и стре- мятся к тому, чтобы каждый поверил, что их выбор предпосылок и целей определены только научным рассмотрением и что ценность их результатов измеряется только на- учным стандартом» (White 1966:54), На деле основной критерий выделения научных школ — это именно наличие осо- бой крупной концепции, в основном методологической. В этом смысле школа совпа- дает с направлением или течением. Не случайно в XX веке школы стали формиро- ваться как «незримые колледжи» (Crane 1972). Но формирование школ — сложный процесс, и здесь (особенно для прошлых эпох) интенсивно сказываются такие фак- торы, как личность основателя (школа в этом смысле — это сообщество его учеников и последователей), национальность (национальные школы), иногда религия. Сказы- вается воздействие властей и влияние общественности, роль почвы — культуры. Со- временный подход всё больше обращает внимание историографов на значение этих ненаучных факторов в истории дисциплины, реконструируя «антропологию научно- го сообщества». Работы таких исследователей, как Ирвинг Хэллоуэлл, Джордж Сто- кинг, Регна Дарнелл в 60-90-х годах повернули историографию антропологии в эту сторону. Брюс Триггер, оценивая мою работу 1977 г. «Панорама теоретической архео- логии», опубликованную в журнале «Каррент Антрополоджи», сравнивал меня как обозревателя с полевым антропологом, описывающим сообщество туземцев (Trigger 1978). Очевидно, он констатировал близость и моего подхода к «антропологии науч- ного сообщества». Джордж Стокинг связывает этот подход с профессиональной отстраненностью от непосредственной жизни антропологов. «Не случайно, — пишет он, — что общие истории антропологии пишутся антропологами, а специальные монографические разработки преимущественно историками. У антропологов и историков совершенно различные внутренние топографии». Об антропологах он высказывается так: «В той мере, в какой они занимаются прошлым антропологии, они видят его в пла- не концептуальных и теоретических представлений, которые ориентируют их антро- пологическую деятельность в настоящем. Разумеется, их пленяют предоставляемые неопубликованными рукописями беглые взгляды на личности и взаимоотношения "отцов-основателей" — возможно, потому что это образует исторические аналогии сплетням, которые приперчивают их собственную профессиональную жизнь, как и неформальную устную методологию их собственных исследований...». £"2279158 » ЩШШЩ
Историк же получает «целостное контекстное понимание», и ему доступнее «отно- сительная ценность разных способов понимания прошлого» (Stocking 1982; XIV-XV). Я мог бы также возвести в достоинство свою отстраненность от антропологии (Стокинг — историк, я — археолог). Думается, однако, дело не в профессиональ- ной отстраненности (хотя она имеет свои плюсы и минусы). Сам же Стокинг, как и Регна Дарелл, называет своим ментором и предшественником в этом подходе ант- рополога Ирвинга Хэллоуэлла. Дело, вероятно, в смене методологических ориента- ции. С 60-х годов в США стало больше ощущаться вмешательство властей в научную жизнь (маккартизм, проект «Камелот»), а в России хрущевское «разоблачение культа личности» позволило оценить масштаб сталинского давления на науку. «Критическая теория» франкфуртского марксизма, придающая решающую роль социально-эконо- мическим и политическим интересам самих ученых, обретала всё большее влияние в западной науке, и всё большую мощь обретал релятивизм. В этих условиях истори- ографы всё больше отходили от привязки к тем или иным научным концепциям и всё больше учитывали роль вненаучных факторов в формировании русла науки. Соци- альные связи ученых, их личные взаимоотношения и организованность их в школы естественно привлекали всё больше внимания. В социалистическом лагере была предпринята попытка систематизировать и тер- минологически упорядочить направления и школы мировой «этнографии». В трех- томнике «Свод этнографических понятий и терминов» во втором томе помещен раздел «Школы и направления» (Крюков и Зельнов 1988: 114-204), большей частью написанный руководительницей этнологии ГДР Ирмой Зельнов. Но, поскольку за это взялись официальные инстанции СССР и ГДР (это совместное предприятие), плод усилий получился мертворожденным. Стремясь выгодно представить социалисти- ческие страны и соблюсти уважение к маститым авторитетам из этих стран, созда- тели упустили ориентир на единые критерии и просто свалили в кучу все концеп- ции, которые когда-либо получали наименование направлений или школ в советской и гэдээровской критической литературе. Описание начинается с советской школы, которая, конечно, объявляется монолитной, а все остальные располагаются в после- довательности, суть которой уловить не удается. Во всяком случае это ни алфавит, ни хронология, ни территория, ни методология. Методологически схожие школы часто расположены рядом (эволюционизм, неоэволюционизм, культурный материализм), но почему рядом с советской школой — мифологическая? Получился такой перечень: советская этнографическая школа, мифологическая школа, эволюционизм, неоэволюционизм, культурный материализм, теория сре- ды, теория миграции, диффузионизм, антропогеографическая школа, морфология культуры, финская школа, теория культурных кругов, французская социологическая школа, структурализм, историческая школа, американская историческая школа (Боас и ученики), культурные ареалы, этноистория, фрейдизм, неофрейдизм, американская этнопсихологическая школа, культура и личность, бихевиоризм, функционализм, ис- следование изменений культуры, конфигурация культуры, теория равновесия, теория конфликтов, социальное поле, теория систем, культурный релятивизм, антропология действия, когнитивная антропология или этносайенс, холокультурализм, исследо- вание народной жизни, региональная этнология, лейденская школа, амстердамская школа, китайская школа социолокальных исследований. Здесь на равных правах фигурируют сформировавшиеся направления и их ло- кальные или персонально выделенные подразделения. Совершенно очевидно, что 18
культурный материализм и «холокультурализм» являются лишь подразделениями неоэволюционизма, родственна холокультурализму и «амстердамская школа»; «фин- ская школа» это фольклористический вариант диффузионизма; когнитивная антро- пология и «лейденская школа» входят в структурализм и т. д. Выделение школ сталкивается с выделением периодов как с конкурирующей за- дачей. В книге Токарева об истоках этнографической науки периодизация общеисто- рическая; Древний мир, Средневековая Европа, Великие географические открытия (сюда подверстан и XVII век, проскользнувший как-то незаметно), XVIII век (эпоха Просвещения) и, наконец, первая половина XIX века (с преобладанием романтизма). Во второй книге Токарева, охватывающей само развитие дисциплины, по сути, пе- риодизации вообще нет. В двенадцати главах после первой, посвященной доистории этнографической науки, рассмотрены одно за другим основные направления и шко- лы этнографии (она выступала в СССР в функции антропологии), и расположение этих направлений и школ соответствует последовательности их появления на арене антропологии: эволюционизм, диффузионизм, фрейдизм и т. д. У других авторов, вводящих некоторую периодизацию, возникает проблема согла- сования группировки по школам с периодизацией. Для тех, кто приемлет концепцию парадигм, такой проблемы практически нет: для каждого периода парадигма одна, в ней деление на школы отсутствует или несущественно. А вот для тех, кто усомнится в Куне, проблема сразу возвращается. В идеале для каждого периода существует свой набор школ и направлений. Одна- ко чем дробнее нарезаны периоды, тем труднее уложить в них школы и направления. Некоторые школы выходят за пределы одного периода, простираются на несколько периодов. Вообще хронологические рубежи тех или иных школ могут не совпадать с общей периодизацией. Тогда возникает необходимость разбивать изложение дея- тельности одной школы —- подавать ее в нескольких главах, посвященных разным пе- риодам, или ради цельности описания одной школы нарушать хронологические рам- ки периода и описывать всю историю школы в одном из периодов ее существования. Токарев этого избежал, отказавшись от периодизации для поздней части истории вообще. Но тогда исчезает возможность охарактеризовать в ходе изложения общее развитие дисциплины по этапам. Эта проблема для разных эпох сказывается по-разному. Для ранних этапов раз- вития, конечно, материала мало, развитие шло медленно и периоды неизбежно охва- тывают огромные отрезки времени, а направления складывались расплывчато и редко приводили к формированию плотных, четко оформленных научных школ. Для этого времени можно наметить смену общих установок, отдаленно напоминающих парадиг- мы Куна (не столь жесткие и не столь всеобъемлющие). С какого-то момента харак- тер развития меняется. Материал становится обильным, темп развития ускоряется, периоды соответственно укорачиваются, а формирование направлений и школ вы- ступает на первый план. Важно правильно уловить этот момент и найти удобное со- отношение дробности периодизации и длительности существования основных школ. На мой взгляд, Токарев поймал этот рубеж правильно: такая смена характера раз- вития антропологии наступает примерно в середине XIX века. Однако более точно определить этот момент можно лишь по предъявлении материала. Вернемся к этому вопросу в конце курса. 19
6. Начало антропологии Задача периодизации связана с определением начала антропологии, а этот вопрос зависит от определения самой науки. Если считать ее широкой комплексной наукой, то вопрос о ее начале будет означать проблему ее интеграции из разрозненных от- раслей, появления соответствующих идей и толкования фактов. Если же подразуме- вать под ней частную, узко определенную дисциплину, то ее начало будет выделением из более широкой. В книге Пеннимэна период конвергенции завершался сложением единой науки к 1859 г. У Мюльмана «возникновение современной антропологии» на- чинается в 1685 г., а выделение из нее отдельных антропологических дисциплин про- исходит в «элементаристическую эпоху» (1860-1890). Марвин Харрис начинает исто- рию антропологии с эпохи Просвещения, а ее — с конца XVII века, как у Мюльмана, но ведущие фигуры у него другие: Тюрго, Вольтер, Фергюсон, Кондорсе. Токарев относит «становление этнографии» («зарождение и первый расцвет этнографической науки») к 60-70-м годам XIX века, а предшествующее время рассматривает как «доисторию этнографической науки» и подробнее излагает в отдельной книге (Токарев 1978а). Барнард (2001) считает, что антропология выделилась в отдельную отрасль знания в середине XIX века, но сформировалась как академическая дисциплина (со своими журналами и т. п.) позже, а ее идеи (в частности, идеи «великой цепи существ«, обще- ственного договора и т. п.) возникали, наоборот, раньше этого времени. Соответственно решается и вопрос об основоположнике. Многие считают «от- цом антропологии» родоначальника эволюционизма или «антропологической шко- лы» в этнологии Эдварда Тайлора, хотя Стокинг заметил, что у МакЛеннана больше прав на оба титула, а Лаббок предлагал Мейна. Леви-Строс выдвигал на это место Жан-Жака Руссо, относя зарождение антропологии к эпохе Просвещения. Мюльман считал основоположником антропологии философа Канта. Выдвигали и Монтеня, В. Гумбольдта, Гердера, Мейнерса, Вико. Но есть и призывы начать антропологию с древних греков (Джон Майрс и Клайд Клакхон), а на роль отца соответственно вы- двигаются Гекатей или Геродот. Конечно, вопрос о начале антропологии и ее «отце» в известной мере условен. Его решение зависит от того, что считать собственно наукой, с появления каких призна- ков числить ее начало, а что относить к «зародышам», «росткам», «истокам». Если су- тью возникновения новой дисциплины считать становление особой методики и своих концепций, а техническими признаками — основание учреждений (институтов и на- учных обществ), кафедр, журналов, то к какому времени можно отнести появление таких вещей со спецификой данной дисциплины? Вероятно, ко времени эволюцио- низма. Если же удовольствоваться более общими теориями, а также появлением пер- вых общих монографий и самого названия дисциплины, то можно подумать и о конце XVIII века. Так или иначе, выбор ограничен этим хронологическим отрезком. Но начать всё равно надлежит с самых истоков, дабы понять полнее суть науки и ее специфику. Я строю курс как историю учений, концепций, теорий. Но теориям предшествовали идеи и взгляды, и провести границу между ними — когда нечетко оформленные идеи превращаются в разработанные теории — очень трудно. Взгляды и идеи, из которых постепенно складывалась область антропологии, — это тоже ин- тересная тема. 20
7. Предпочтения Однако наиболее жгучий интерес, разумеется, направлен на концепции, близкие к современности. От них прямые связи ведут к современным дискуссиям, к нашей собственной деятельности, значение их результатов еще не отошло в прошлое. Этих концепций много, и они известны более подробно, лучше представлены в литера- туре. Между тем, курс должен иметь ограниченный объем. Поэтому ранние этапы придется проходить очень сжато, чтобы больше места уделить последним эпохам. По этой же причине придется сфокусировать внимание на ведущих странах, где антро- пологические концепции развивались наиболее интенсивно, и миновать те очаги, где их развитие было вторичным и незначительным. Выражение «галопом по Европам» здесь не подходит: как раз европейское развитие будет рассмотрено подробнее, как и североамериканское. Галопом придется промчаться по Востоку, хотя в Средние века и там (особенно у арабов, в Китае и в Индии) пробивались интересные и значитель- ные идеи. Но они вошли в современную антропологию в меньшей мере, чем идеи древних греков и христианских монахов, или итальянского Возрождения и шотланд- ского Просвещения. Тем не менее жаль, конечно, что приходится изъять их из нашего курса. Было бы очень занимательно проследить историю идей полностью, охватывая не только идеи, использованные в ходе истории, но и те, что утеряны по дороге. Все-таки придется ограничиться реализованным ходом истории, прослеживая то, что сделано, и выпу- ская то, что могло бы быть сделано — что было возможно. Обычно это уже не отно- сится к истории. Так что не войдет и в историографию. Возможно, на моих предпочтениях просто сказываются недостатки моего образо- вания. Я не знаю восточных языков и не сведущ в восточной литературе. Мой курс открыт для дополнений, но делать их уже не мне. ЛИТЕРАТУРА Общая литература: Крюков и Зельнов 1988; Соколов 1994; Тавровский 1996; Токарев 1978а; Эванс-При- чард 2003; Barnard 2000; Boas 1904; Bohannan and Glazer 1988; Erickson and Mur- phy 1999; Eriksen and Nielsen 2001; Evans-Pritchard 1981; Girder 1979; Haddon 1934; Harris 1968; Hays 1958, 1971; Honigman 1976; Kardiner and Preble 1961; Kenna and Kenna 1973; Leaf 1979; Lowie 1937; McGee and Warms 1996; Miihlmann 1968; Naroll and Naroll 1973; Radin 1929; Slotkin 1965; Stocking 1983 — 1996; Voget 1975; Waal Malefijtdel974. Последние этапы: Токарев 19786; Ankermann 1926; Ansari 1972; Brew 1968; Fischer 1970; Geertz 1988; Ku- per 1983; Ortner 1984; Penniman 1965; Service 1985; Stocking 1982,1986. По странам: Аверкиева 1979; Соловей 1998, 2001; Марков 1993,2004; Токарев 1966; Heine-Geldern 1964; Kucklick 1991; Mead and Bunzel 1960; Stocking 1996a, 1996b; Westfall-Hellbusch 1959;Zwernemann 1983. Предмет курса: Борофски 1995; Микулинский и др. 1977; Crane 1972; Darnell 1977, 1998; Hallowell 1965; Godelier 1995. 21
ГЛАВА 1 СТАНОВЛЕНИЕ ГУМАНИТАРНОЙ ТРАДИЦИИ (ОТ ПЕРВОБЫТНОСТИ ДО ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ) А« Первобытная эпоха Т. Антропологические представления первобытных людей. Этноцентризм Если иметь в виду специфику антропологии как сравнительного знания о разных народах и культурах, то науки этого рода у первобытных людей, конечно, не было, как и любой другой науки, но могли накапливаться какие-то знания о том, чтб стало впоследствии предметом антропологии, — об отличиях человека от других существ, о людях других местностей. Знания эти были очень ограниченные и искаженные. Первобытные общины жили в сугубой изоляции, связи между ними были чрез- вычайно слабы. Знания о соседних общинах имелись, о дальних люди не знали прак- тически ничего. В представлениях тогдашнего человека отсутствовали четкие границы между людьми и другими существами. Он готов был верить в существование людей с при- знаками других животных — собакоголовых, птицеголовых, крылатых, хвостатых. Ошибки восприятия становились фактами молвы. Возможность превращения людей в животных и тех в людей также принималась с готовностью. Это всё то, что сейчас на- зывается верой в сверхъестественное. Но у первобытного человека не было представ- ления о естественном, соответственно не могло сложиться и представление о сверхъ- естественном. Различалось лишь привычное и непривычное, известное и неизвестное, обычное и необычное. Последнее и трактовалось как странное, таинственное. Отличительные признаки человека не были выявлены. Умнее других животных? Нет, медведь считался очень умным. Обладание речью? Нет, у птиц, полагали перво- бытные люди, своя речь, только мы ее не понимаем. Понятие этноцентризм, предложенное во второй половине А.1А. века Гумплови- чем и Самнером для характеристики народного самоощущения, особенно приложи- мо к первобытным народам. Наивный этноцентризм первобытных людей выражался в естественном представлении о своей народности, о своей общине, о себе и своем обычном поведении как о нормальном, хорошем, мудром, как о благе, а другие на- родности представлялись чуждыми, глупыми, смешными, часто враждебными и на- стораживающими. Чем дальше от своего, тем хуже. Свое —- мера всех человеческих 22
свойств. Деление на свое и чужое было одним из фундаментальных признаков перво- бытного мышления и определяло первобытную картину мира (Байбурин 1990). Племя сирионо в Боливии насчитывает около 60 человек. С другими людьми поч- ти не знакомо. Те обозначаются термином «чужое«, «опасное«, «чудовищное^. У пред- ков русских говорящие на понятном языке были «словесные« (словене), а все осталь- ные — бессловесные, немые (немцы), потом этот последний термин сузился и стал обозначать конкретное население определенного района с запада. У большинства отсталых народов в языке нет слова «человек» как обобщающего, глобального понятия (т. е. в нашем смысле — как противостоящего всем животным и охватывающего всех людей). То слово, которое позже приобрело такую функцию, первоначально (у первобытных и отсталых народов) охватывало только соплемен- ников. И других названий, кроме этого слова, для своего племени у таких людей нет. Так обстоит дело у хантов и цыган. У гиляков их национальное самоназвание «ни- вух» означает «односельчанин». У орочей и гольдов самоназвание «нани» означает «из этой земли», «здешний». Постепенно это самоназвание стало распространяться на другие народности — это означало появление гуманной идеи общности человеческих качеств. Но при этом название человека стало распространяться и на другие, воображаемые существа — духи: их стали называть «горный человек», «лесной человек», «водяной человек», ведь четких границ не существовало. Своими считали тех, кто связаны родственными узами через общих предков. У чужого, стало быть, другие предки. Так что признание общности человечества озна- чало признание общего происхождения, общих предков. Но предки различались по старшинству и достоинствам. Существенно, что люди каждой народности считались родственными тому или иному виду животных или растений, и это животное или растение принималось за предка данного племени (тотем), объявлялось священным и почиталось (тотемизм). Всё это систематизировала генеалогическая мифология. Чем вызваны различия народов в представлении первобытных людей? Придумы- вались объяснительные (этиологические) сказания в системе мифологии, которые давали психологические объяснения по образцу бытовых, рисовали «своё» и «своих» старшими, лучшими, более разумными, правыми в спорах о первенстве. Так, у индей- цев сиа рассказывают, что у людей было две прародительницы: от одной происходят Красные люди, от другой — Белые люди. Первоначально это трактовалось как про- исхождение двух фратрий сиа, потом приобрело иной смысл: индейцы и европейцы (Золотарев 1964:163). У многих индейцев происхождение фратрий или племен ведет- ся от близнецов, из которых один трактуется как старший, другой — как младший, один — добрый, прилежный, работящий, а другой — злой, воинственный. У индей- цев-гуарани племя, постоянно воевавшее с соседями, считало, что все они происхо- дят от пары близнецов, но разного достоинства. Желая подчеркнуть свое превосход- ство над соседями, тупинамба говорили: «Мы происходим от Тамендонаре, а вы — от Ариконте», имея в виду, что первый хороший, а второй — плохой, завистливый и за- диристый. О таком же расчленении говорит предание племени гереро в Африке (там же: 176,207). 23
Б. Древний мир 2. Древний мир и концепция избранного народа При переходе к классовому обществу, к рабовладельческим порядкам, эти перво- бытные этноцентрические представления о соотношениях народов были религиозно оформлены и трансформировались в учение об избранном народе Божьем, наиболее четко — у монотеистического народа, евреев, в Библии. Это учение выглядело так. Да, есть другие народы и все они люди, но наш народ — самый лучший, единственно нормальный, а остальные ущербные. Наш народ избран Богом и покровительству- ется им, а наш Бог — единственный или высший. Религия сохранила это библейское убеждение надолго. У иудеев все не-иудеи называются гоями. Причем это деление по- следовательно проведено в языке: еврейский парень называется в идише «бохер», не- еврейский — «шейгиц», еврейская девушка — «мейдл», нееврейская — «шиксе». Однако это не специфическая черта евреев и словаря идиш. У греков и римлян окружающие менее цивилизованные народы назывались «варварами» (т. е. непо- нятно болтающими), и это приобрело уничижительный оттенок. В обиходном языке и сейчас варварский — это грубый, дикий, жестокий, зверский. Оттенок такого по- нимания есть и у нас: «делать не по-русски» значит делать ненормально, неправильно, криво. «Вам РУССКИМ языком сказано!» — значит: куда уж яснее и определеннее. Подобные проявления не ограничиваются Древним миром. У православных хри- стиан люди некрещеные называются «нехристями», и это носит уничижительный от- тенок, а для всех христиан не принявшие Библии — «язычники» (от древнерусского «язык» — «народ», «иной народ»). Тут, правда, сделано исключение для нескольких традиционных мировых религий (скажем для христиан мусульмане или евреи — хотя и иноверцы, но не язычники). У русских заимствованное из латыни слово paganus («язычник» из «сельский житель», «деревенщина») приобрело значение отвратитель- ного, нечистого («поганый»). У мусульман все, кто вне ислама, — неверные. Учение об избранном народе Божием, призванном учить и спасать все остальные народы, возникло на исходе первобытной эпохи. Но для усвоения и возрождения это- го учения нашлась достаточно благодатная почва и в более поздние эпохи. В Сред- ние века тяга к крестовым походам сложилась в горниле родственных идей. В России на основе объединительной роли, исторически выпавшей на долю русского народа, сформировалась среда, особо благоприятствующая усвоению учения о богоизбран- ности и мессианстве своего народа. Немудрено, что русские со времен Василия III стали развивать идеи «Москвы как третьего Рима». По учению Серафима Саровского, есть только два избранных народа Божьих: ев- реи (о. Серафим не мог же отступить от Библии) и русские. Все остальные — слюна, которую Бог отплевывает. Мессианская роль перешла от евреев к русским. Мы на- учим все народы, как жить. Распространим православие (опять же надменное назва- ние: единственно правильная вера — как правильно славить Господа). Старое учение о Москве-третьем Риме переросло в учение славянофилов о вели- кой религиозной миссии русского народа, а на этой базе легко усваивались и идеи большевиков о том, что в СССР возник тот очаг мирового коммунизма, которому суждено расшириться на весь мир и спасти человечество. Хочет оно того или нет. 24
Впрочем, католическая церковь изъявляла и изъявляет не меньшие претензии: папа — наместник Бога на земле, принципиально безгрешный, не только посылал в крестовые походы, но и отпускал грехи (практика индульгенций), а церковь — ка- толическая (вселенская). При всей живучести избраннической разновидности этноцентрических представ- лений — вплоть до современности, — временем их расцвета и наиболее естественно- го бытования являются Древний Восток и античная эпоха в Средиземноморье, т. е. период рабовладения. Рабы рассматривались как вещи, говорящие орудия. Они при- равнивались к домашнему скоту. На них не распространялись человеческие права, И деление на рабов и рабовладельцев очень рано приобрело этнический характер, совпало с делением между народами — между своим народом и всеми остальными. Только на ранних этапах рабовладения рабами могли быть и соплеменники. Уже у древних евреев был принят закон, что если в рабскую зависимость попадает сопле- менник, то он может быть рабом только на определенный срок» по истечении которо- го он обретает свободу и его нужно отпустить. Раб был отождествлен с иноплеменни- ком. У греков и римлян рабами систематически становились пленники, завоеванные племена, т. е. соседние народы. Это было естественной социально-психологической базой для идеологии избран- ного народа Божия. На Древнем Востоке эта идеология носила грубо-прямолинейный характер: ас- сирийские цари в своих надписях хвастались поголовным и жестоким истреблением всех побежденных воинов и угоном в рабство всего остального населения. Греческие полисы (города-государства) нередко воевали друг с другом, и выработанные пра- вила войны, в которых противник считался человеком, распространялись и на не- греков. Римляне и вовсе расширили список тех народов, которые не принимались за варваров: так, никогда не считались варварами их предшественники этруски, не включались в варвары их учителя греки. На выходе из рабовладельческого мира в феодальный победители (знать победив- шего народа) обращали побежденных не в рабов, а либо в данников" (как норманны или древнерусские князья), либо в крепостных, которые сохраняли некоторые че- ловеческие права и имущество. При этом идеология избранного народа теряла свои первоначальные ригоризм и прямолинейность. Избранный народ из единственного достойного считаться людьми становился лишь лучшим, высшим из народов. 3. Генеалогическое оформление межэтнических отношений Первобытное общество строилось на отношениях родства. Общины формиро- вались в принципе из потомков общего предка, степень родства определяла соци- альную близость и место в общественной организации. Этот принцип мог на деле нарушаться (адаптацией чужих в род, слиянием родов и т. п.), но осмысление быстро восстанавливало идею общего происхождения. Для жизни в этой системе было важ- но точно знать признанную линию происхождения каждого отдельного человека, его родственные отношения и брачнйе связи. Это определяло его социальный статус, его права на помощь и солидарность, его обязанности по отношению к другим. Значение этого принципа сохранялось в немалой степени и позже, когда первобытное общество сменилось раннеклассовым, когда родовые связи стали уступать свою формирующую 25
роль территориальным связям, родовая община — сельской общине» а родовых ста- рейшин вытеснила из управления государственная администрация. Особенно долго значение родового критерия сохранялось в менталитете людей, в их осмыслении ре- альных связей и различий. Естественно, что и народ, определяемый общим языком, общей судьбой, соли- дарностью, а со временем и сплошной территорией, понимался как большая община сородичей, имеющая общего предка, а народы родственные — со схожим языком, схожими именами, схожей религией — как происходящие от близких родственников. То есть общий предок одного народа мыслился как брат предка другого народа. От- сюда уже только шаг до систематизации представлений об отношениях известных древнему человеку народов. Такой шаг был сделан на грани первобытного общества и древнего мира. Примером такой систематизации является так наз. Таблица народов в Библии (кн. Бытия 10,1 Паралипоменон). «Вот родословие сынов Ноевых: Сима, Хама и Яфета. После потопа родились у них дети. Сыны Яфета: Гомер, Магог, Мадай, Иаван, Фувал, Мешех и Фирас. Сыны Гомера: Ашкеназ, Рифат и Фогарма» и т. д. В Гомере можно узнать киммерийцев (Гамир), в Мадае — мидян, в Иаване — ио- нийцев, т. е. греков, в Мешехе — мушков, Ашкеназ (из первоначального Ашкеуаз) — скифы (греч. скютай, на древнем востоке называемые ашкуза) и т. д. Далее перечисля- ются сыны Хама и сыны Сима. И заключение. «Это сыновья Симовы по племенам их, по языкам их, в землях их, по народам их. Вот племена сынов Ноевых, по родословию их, в народах их. От них распространились народы по земле после потопа». Каждый народ представлен в этой Таблице его предполагаемым родоначальником, который мыслился патриархом, жившим сказочно долго — века и тысячелетия, чем древнее, тем дольше. Обычно этот родоначальник оказывается и эпонимом — лично- стью, царем, вождем или героем, по которому народ получил свое имя. На деле скорее всего соотношение было обратным: личность вымышлена по названию народа. Токарев считает Таблицу реальным отражением родства народов, т. е., по его мне- нию, те народы, которые по Таблице произошли от более близкого общего предка, должны быть и ближе родственны. А непомерную длительность жизни родоначаль- ников (Мафусаилов век) он объясняет тем, что в них олицетворены не реальные лич- ности, а целые народы. Такое эвгемерическое (уподобленное реальной жизни) объ- яснение представляется мне не очень убедительным. Длительность существования народов было тогда невозможно определить, и даже сама мысль о разной продолжи- тельности их существования не обнаруживается у творцов Библии. А вот представ- ление, что первоначально люди жили значительно дольше, чем сейчас, было в древ- ности очень распространено у разных народов. Далее, в Таблице общими предками объединены, несомненно, и неродственные на- роды. Например, сыновьями Яфета, а значит, братьями, названы предки мидян и ио- нийцев. Но мидяне ираноязычны, а ионийцы — греки. Поэтому реалистичнее пред- положить, что родственные отношения в Таблице отражают не реальное языковое 26
родство народов (которое, кстати, не так легко было в древности правильно устано- вить), а исторические и политические соотношения древних народов и государств. Ашкеназ назван сыном Гомера потому, что на Древнем Востоке скифы появились поз- же киммерийцев, по их следам. Что же до политических соотношений, то союзные государства получали родственных предков, а старшинство, приоритет, верховенство оформлялось в виде отношений родительских или очередности братьев. Так, Сима или Сема (предка семитов) Библия, естественно, делала старшим братом. Старейшим и главным рисовался, разумеется, предок своего народа. В Таблицу народов включены все народы, известные древним евреям к началу сло- жения Библии, т. е. к X-VIII векам до н. э. Кругозор их очерчивается пределами Вос- точного Средиземноморья (включая Малую Азию и Египет) и Месопотамии (с при- соединением Закавказья). Поскольку это воспринималось как вея Вселенная, как все народы земли, их происхождение от одного общего предка было первым изложением идеи моногенизма — происхождения всех народов от единого корня. Из библейской схемы взяты и обозначения народов в самой общей классификации языков на на- чальных этапах индоевропейского языкознания: семитические (родственные народы Ближнего Востока: вавилоняне, ассирийцы, евреи, арабы и др.), хамитические (афри- канские) и яфетические (индоевропейские и прочие). Но представление об общем происхождении всех народов логически порождало один недоуменный вопрос: почему же они говорят на разных языках и живут в раз- ных странах? Попыткой ответить на этот вопрос явился миф о вавилонском смешении (кн. Бытия 11). «На всей земле был один язык и одно наречие... И сказали они: построим себе го- род и башню, высотою до небес... И сошел Господь посмотреть город и башню, кото- рые строили сыны человеческие. И сказал Господь:... Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле... Посему дано ему имя: Вавилон». Это типичный этиологический миф (миф, призванный объяснить происхождение неких странных особенностей). Данный миф аттестуется в Библии как объясняющий имя Вавилона (в ряде языков Бабило — др.- евр. Баб Эли — врата Бога), на деле, однако, миф предлагает объяснения сразу не- скольких загадок: башнеобразных строений Вавилона, гибели могучего Вавилонского государства, существования разных языков и народов вместо одного и рассеяния лю- дей по лицу земли. Падение Вавилона и множественность языков и народов на земле объясняется Божьим наказанием вавилонян за их дерзостный замысел приблизиться к небу (как истолкованы уступчатые башнеобразные храмы-зиккураты Вавилона). Так обстоит дело с библейской систематизацией народов. Еще лучше искажение реальной картины соотношений народов видно на приме- ре другой древней систематизации народов — гомеровской. Я имею в виду так на- зываемые «Каталог кораблей» и «Каталог троянских сил» из «Илиады» — огромной эпической поэмы древних греков VIII-VII веков до н. э. «Каталогом кораблей» при- нято называть помещенное во II книге «Илиады» описание состава ахейской эскадры, якобы отплывшей из порта на восточном побережье Греции в Малую Азию к городу Илиону (Трое), которую высаженные войска осадили в XIII веке до н. э. Это было начало троянской войны. В «Каталоге кораблей» перечислены ахейские герои, ука- заны их царства с составляющими их городами, приведено и количество кораблей, 27
на которых каждый из героев прибыл. Если положить эти царства на карту, получает- ся мозаика царств, составлявших тогдашнюю Грецию. На помощь осажденным троянцам прибыли союзники из соседних и дальних ази- атских государств. Перечень их содержится в «Каталоге троянских сил», помещенном сразу за «Каталогом кораблей» в той же книге «Илиады». Территории союзников по- крывают всю Малую Азию» а также северную часть Балканского полуострова. Практически это тоже весь мир, известный греческим певцам в VIII веке до н. э. Пропущены почти все уже существовавшие южнее Илиона греческие колонии в Ма- лой Азии: в ахейскую коалицию они не вошли, а включать греков в троянский союз творцам эпоса было неудобно. Великая троянская война, по крайней мере в таком виде, как она описана в «Или- аде», по-видимому, никогда не происходила. Это сказочная война. У многих наро- дов героический эпос обычно описывает не реальные исторические события, а такие, о которых народ мечтает, какие народ хотел бы иметь в своей истории. Чаще всего эпические события — это народная фантазия, компенсация за реальную непригляд- ную действительность, часто за национальные поражения. Ахейские греки в своей колонизации Малой Азии не смогли в догомеровские времена захватить северо-запад Малой Азии, где расположен город Илион. Стало быть, город этот тогда не был взят ахейцами. Он был колонизован на несколько веков позже, незадолго до Гомера. При подготовке этой колонизации и были воспеты мнимые успехи предков. Конечно, это не значит, что все сведения, сообщенные «Илиадой», фантастичны. Но и видеть в них реальную картину Греции гомеровского или догомеровского вре- мени нельзя. Не будем здесь вмешиваться в давний спор исследователей Гомера: был ли Гомер творцом «Илиады» или у нее много авторов. Теперь намечается компромисс: поэма складывалась постепенно, она состоит из разных вкладов — считать ли их источни- ками основного творца или самостоятельными поэмами, объединенными затем ком- пилятором. Каждый певец вносил в конечную эпопею подвиги героев, популярных у его аудитории. Вносил он и в «Каталог» перечни кораблей, приведенных под Трою его героями. Если попытаться точно расположить на карте все территории царств, перечисленных в «Каталоге кораблей», то стройной картины не получится: царства налезут друг на друга, где частично* где полностью, где даже по три царства окажутся на одной территории. Это явно царства, существовавшие в разные времена. В отно- шениях между царствами очень трудно разглядеть реальные исторические коллизии, ибо они затенены конфликтами, продиктованными сюжетом поэмы. Придуманная воина порождала искусственные конфликты и союзы. По счастью, можно попытаться расчленить приведенные данные хронологически (Клейн 20006). Дело в том, что в «Каталоге» герои группируются не только по ме- сту в строю (и по соответствующему месту в «Каталоге»), но и иначе — по формули- ровкам» которыми эти герои представлены. Стало быть, можно отнести их введение к разным певцам. Эта группировка совпадает с другой — по цифрам ведомых ко- раблей. Цифры в целом сказочные (сумма их — огромное количество, не способное уместиться в исходную гавань) и несуразные (у сильнейших вождей крохотные эска- дры). Это не реальные количества, а повторяемые числа, священные для тех или иных 28
певцов и областей, связанные с их религиозными представлениями и политическими симпатиями и антипатиями (7,11> 12,30, 50,100)* «Каталог троянских сил» построен также не как отражение реального союза наро- дов — такого никогда не было. В этом «Каталоге» для вящего прославления древних ахейских героев собраны все народы — реальные и сказочные, которыми сознание ахейских греков населяло восток и северо-восток. Что выделило «Илиаду» из всего цикла греческих эпических песен, что сделало ее особенно популярной среди греков, — это ее основная идея: провозглашение един- ства греческого мира перед лицом опасности с востока, от восточных империй. Это отнюдь не снятие этноцентризма — это только его расширение на весь круг народ- ностей и мелких государств, тесно родственных по языку. 4* Элементы сравнительного народоведения в античном мире а) Сравнение народов у историков и географов Эту же идею (провозглашение единства всех греков) проводил в своем сочинении о греко-персидских войнах Геродот Галикарнасский (ок. 484-425 до н. э.). Его труд носил название «Истории», и с его легкой руки целая отрасль знаний, восстанавли- вающая события в их последовательности и причинно-следственной связи, получила название истории. И хотя Геродот (рис, 1,1) прежде всего историк, сама идея его труда — показать справедливость войны народа эллинов, демократически организованного, против восточной деспотии — требовала сравнительного анализа особенностей разных на- родов, а это задача антропологическая. Он лично объездил много стран — от Персии до Италии, от Египта до Северного Причерно- морья, В первую очередь сравнению подлежа- ли, разумеется, извечный деспотизм у азиатов и свобода для всех (кроме рабов) у эллинов. Но мимоходом приводились и сведения о стран- ных для эллина особенностях тех или иных народов — сведения, ныне называемые этно- графическими: о матрилинейной организации у ликийцев (Геродот I, 173), о групповом браке у массагетов (I, 216), о храмовой проституции у вавилонян (I, 199), о скальпировании врагов у скифов (IV, 64), о том, что индийские калла- ты поедают своих отцов (III, 38), и т. д. Геродот приводил сведения не только о наличии той или иной характеристики, но и нередко об от- сутствии чего-то привычного для грека: аргип- пеи не имеют оружия (IV, 23-24). В сравнениях своя культура была для него моделью. Геродот же в целом следовал за Гекатеем J^ ЙГ^ЙЯ^^ Милетским, современником греко-персидских Пия бюста (нач, IV в. до н, э.) с греческого войн (жившим в конце VI — начале V в. до оригинала, найдена близ ворот Метрония ч г в Риме, хранится в Национальном музее н. э.), из сочинении которого - «Генеалогии» Рима (фо£> Марии-Луизы Нгуен). 29
и «Землеописание» — Геродот многое заимствовал. Геродот считал, что он обязан пе- редавать то, что он слышал без изменений, но сообщать и свою оценку достоверности этого. Приводил он и свои соображения о том, какие народности являются исконны- ми в занимаемой местности, какие пришлыми, кто от кого заимствовал те или иные обычаи или культы — обычные вопросы современных этнологов. Афинянин Фукидид (ок. 454 — ок. 399 до н.э.) в своей «Истории» сообщает меньше этнографических сведений, но дает краткий и трезвый анализ ранней этни- ческой истории Эллады. «Раньше происходили в ней переселения, — считает он, — и каждый народ легко покидал свою землю, будучи тесним каким-либо другим, вся- кий раз более многочисленным народом... Всегда перемене населения подвергались преимущественно наилучшие земли Эллады... Напротив, Аттика, по причине скудо- сти почвы, с самых давних времен не испытывала внутренних переворотов и всегда занята была одним и тем же населением». Это хорошее изложение взглядов, позже известных под именами миграционизма и автохтонизма. Фукидид также пытается решить, когда греки обособились от варваров и стали называться общим именем эл- линов (Фукидид, 1,2-3). Греческий автор Полибий (ок. 200 — ок. 120г. до н.э.) из Мегалополя, стра- тег Ахейского союза, следовал Геродоту в оценке демократических учреждений как главного достоинства, обеспечивающего превосходство одного народа над други- ми. Но для него таким превосходством обладали римляне. Он переселился в Рим и изучал историю, сравнивая все народы с римлянами. Для него разгадка военных успехов римлян лежит в совершенстве их государственных учреждений (Полибий, III, 2, 6), одну из книг своей истории (6-ю) Полибий посвящает описанию римского государственного строя, военного дела и дисциплины. Римская республика, по его мнению, — совершеннейшая форма человеческого общества, неподверженная порче (VI, 11). Наряду с политическими учреждениями тому же эффекту способствовали и психические добродетели римлян: их мужество, предприимчивость, богобоязнь, верность данному слову; неподкупность и бескорыстие их военачальников. Ахейцы преуспели именно потому, что поняли превосходство римлян и подчинились ему. Не столь идеологичен был другой греческий автор, писавший в римское время, Павсаний Периегет (II век н. э.), создатель путеводителя по Греции. Он очень много говорил о памятниках культуры, сообщал курьезы и описывал местные особенности, но больше всего он передавал мифологию, с ними связанную. Если Геродот подчер- кивал единство греков на фоне межэтнических различий, то у Павсания предстают различия между греческими племенами. Занимался народоведческими аспектами и собственно римский автор, Гай Пли- ний Секундус Старший (23-79 н. э.), служивший на высших постах в администрации принцепсов в римских провинциях и в Риме. Это он погиб при извержении Везувия (рис. 1.2), потому что отвечал за эвакуацию горожан и не хотел упустить возможность наблюдать вблизи природный катаклизм. Перед тем он написал «Естественную исто- рию». Это сугубо компилятивный (использовано более 2 тысяч источников) и опи- сательный труд. Лишь 4 из 37 книг его «Естественной истории» посвящены народам с очень кратким указанием их характеристик, остальные — о природной среде (это бшке тщательно), произведениях искусства, торговле, сельском хозяйстве, рудниках ид. Плиний интересуется преимущественно необычным, сверхъестественным. 30
Рис. 1.2. В вулканическом туфе Помпеи остались пустоты от истлевших тел людей, погибших при извержении Везувия в 79 г. н. э., когда погиб и Плиний Старший. Археолог Дж. Фиорелли придумал заливать эти пустоты гипсом. Отливка «Спящий человек», сделанная в 1873 г. (музей Неаполя — Vanderveen 2009). Так, он сообщает о безголовых людях — блеммиях, с глазами и ртом на груди; о пле- мени эссенов, не имеющем женщин, и т. п. С другой стороны, это был очень свобо- домыслящий естествоиспытатель, трезво рассуждавший о корнях религии. По его предположениям, «слабое и страждущее человечество, помня о своей немощности», создало себе многочисленных богов сообразно своим нуждам и стремилось их «уми- лостивить в смятении страха». Бее это Плиний считал «ребяческими сумасбродства- ми» (Плиний, Ест. ист, II, 4-5, VII, 56), хотя очевидно почитал некоторых «подлин- ных» богов. А вот сказочных чудищ не отличал от естественных существ. С другой стороны, законы природы были еще не выведены, полагаться можно было только на интуицию. Его последователями и подражателями в собирании сведений о сверхъестествен- ных достопримечательностях были Помпоний Мела (II век) с трудом «О распо- ложении мира» и Кай Юлий Солин Полиистор (III век), чей труд так и назван, «О чудесах мира». По сравнению с ними всеми Геродот как антропологически ориен- тированный ученый явно выигрывает: он давал о народах разносторонние сведения и был исследователем, тогда как Плиний и его последователи — лишь собиратели све- дений, к тому же слишком лаконичные (часто всего одна какая-нибудь примечатель- ная черта) и легковерные. 6) Вопрос о существовании антропологии е античном мире Естественно, что на таком фоне Гекатея называют отцом этнологии и географии, а Геродота — отцом истории и иногда отцом антропологии или этнографии (так у Мюльмана). А была ли в древней Греции, да и в Риме, антропология? Само слово «антрополог» у древних греков существовало, но означало «сплетник». А если иметь в виду не тер- мин, а обозначаемую им сейчас дисциплину? Джон Майрс, ученик Эдварда Тайлора, специализировавшийся по классическим древностям, утверждал, что греки — первые антропологи (Myres 1908). Клайд Клакхон, антрополог следующего поколения, пишет, что он сначала относился к этому скептически, но, подумав, согласился (Kluckhohn 1961). Он и мотивировал это: греки ставили а нтр о по л ог и чес кие задачи —вы- являть культурное многообразие, сравнивать народы, описывать их обычаи, а решая 31
эта задачи» греки создавали концепции. Геродот устанавливает пар а л лелизм между египетским богом Гором и греческим Аполлоном, между Озирисом и Дионисом. Он црггарует Пиндара: обычай — царь всего. Соответственно, причины различий меж- ду народами он видит не в расовых корнях, а в культуре. Варвары у него не расовая категория» а языковая и культурная. Они могут стать (и становятся) эллинами» как» например, пеласги, лелеги» По Фукидиду» эллинство можно получить через контакт с эллинами и подражание. Однако вряд ли можно рассматривать представления и концепции античных уче- ных как свидетельства существования уже антропологии как науки. Решение этого вопроса зависит от того, что считать научной дисциплиной. Не всякое знание — нау- ка, и не всякое мышление — научное. Под научной дисциплиной обычно понимается систематически организованное и выделенное (специализированное) знание с отра- ботанными методами его добывания и проверки. Такой науки антропологии в антич- ном мире не было. По Клакхону» греки были народом, сосредоточенным на человеке, а это антропо- логический подход. Софист Протагор (480-411 до н. э.) утверждал: anthropos, metron pantott. Это переводят обычно: человек — мера всего. Правда, сам же Клакхон отмеча- ет, что во времена Протагора metron означало не «мера», а «повелитель», «господин». Это Платон, мыслитель следующего поколения, превратил metron в «меру». Но и пла- тоновское толкование, вполне укладываясь в представление о греческой философии, не обеспечивает возможность говорить о греческой антропологии. И все же, невыделенные и в смеси с другими, накапливались факты и понятия, относящиеся к антропологическому знанию, ставились и решались антропологиче- ские задачи — описывалось многообразие обычаев и сравнивались разные народы. Это были элементы антропологии» позже послужившие материалом для ее создания. В ходе сравнения народов выступали, кроме упомянутых (о параллелях в религии и обычаях, об основе различий между народами), еще две идеи, два соображения, носивших концептуальный характер и разрабатывавшихся с особым вниманием: в) Наивный географический детерминизм Гиппократ Косский (ок. 460 — ок. 377 до н. э.) в сочинении «О воздухе, водах и местностях» предлагал объяснять различия народов влиянием климата и прочих природных условий (а они разные в разных местностях) на человека и его психику. Гиппократ (рис. 1.3) рассуждал так: «Все в Азии рождается более красивым и более великим» и сама страна мягче дру- гой, и нравы людей приветливее и спокойнее. И причиною всего этого служит умерен- ность времен года... Но мужественный дух» выносливость к труду и смелость не могут рождаться в такой природе... По необходимости берет верх наслаждение. .. .Что же касается вялости духа и трусости, то наибольшей причиной, почему азиа- ты менее воинственны, чем европейцы, и отличаются более тихими нравами, суть вре- мена года, которые не производят больших перемен ни к теплу» ни к холоду» но всегда приблизительно одинаковы» ибо тогда ни ум не испытывает потрясений» ни тело не подвергается сильным переменам, от которых нравы естественно грубеют и делаются участниками безрассудства и отваги в большей степени, чем когда все остается в од- ном и том же состоянии...». 32
Гиппократ сознает, что есть и другие причины: азиаты таковы «по причине их законов» ибо большие части Азии управляются царями. А там» где люди над собой не властны и не автономны, а подчинены вла- дыке, заботы у них — не о том, чтобы упражнять- ся в военных делах, а чтобы казаться неспособными к войне». Но это сопутствующие причины, не главные. Идеи Гиппократа разделял иАристотель (384- 322 до н. э„ рис. 1.4), который почти не интересовал- ся конкретными этнографическими сведениями. В своей «Политике» он писал: «Народности (евvia), обитающие в странах с хо- лодным климатом, на севере Европы, преисполне- ны мужественного характера, но умственная жизнь и художественные интересы у них менее развиты. Поэтому они дольше сохраняют свою свободу, но неспособны к государственной жизни и не могут господствовать над своими соседями. Наоборот, народности, населяющие Азию, обладают очень развитым умом и художественным вкусом, зато им не хватает мужественности; поэтому они живут в подчиненном и рабском состоянии». А как же собственная народность ученого? Ари- стотель считал ее отличной от всех остальных и луч- шей. Он был настолько убежден в этом, что обозна- чал ее иным классификационным термином, чем все остальные. Греки определяются как «генос», (бук- вально: род, народ), тогда как все остальные — «эт- носы». Аристотель первым стал употреблять термин «этнос» не для обозначения «толпы», а для всякого «негреческого народа». Характерен и выбор термина: только греки могли в его глазах претендовать на под- линную организованность, все остальные — толпа. Таким образом, этноцентрический настрой владел и Аристотелем и направлял его рассуждения о влия- нии природных условий к такому заключению: «Эллинская народность (yevoc,)> занимающая в географическом отношении как бы срединное место между жителями севера Европы и Азии, объ- единяет в себе природные свойства тех и других: она обладает и мужественным характером, и раз- ', Рис. 1.3. Гиппократ (ок. 460 — ок. 377 г, до н. э.) — античный бюст (римская копия с греческого ори- гинала) ок. 400 г. до н. э. из Пуш- кинского музея в Москве (фото Шакко). Рис. 1Л, Аристотель (384-322 гг. до н. э.) — римская копия эпохи Империи (I или II вв. н. э.) из пен- телийского мрамора с греческого оригинала, предположительно от- литого из бронзы Лисиппом в IV в. до н. э. Хранится в Лувре, куда поступила с коллекцией Боргезе в 1807 г. (фото Эрика Кабы) витым умом; поэтому она сохраняет свою свободу, пользуется наилучшей государственной организацией и была бы способна властво- вать над всеми, если бы только была объединена одним государственным строем». 33
Неясно только, почему она объединяет лучшие, а не худшие черты азиатов и севе- рян. Различия объяснялись чисто умозрительно, спекулятивно; источником идей был бытовой опыт. Ученым не приходило в голову проверить, не являются ли поверхност- ными и случайными сами наблюдения: действительно ли все азиаты и всегда таковы, и так ли отличаются от них северяне. Зависимость облика народов от климата — мысль, которой придерживался и рим- ский географ Клавдий Птолемей (ок. 100-178 н. э.). Итак, у древнегреческих и римских ученых различия народов нередко объясня- лись действием географической среды. Эта идея легла в основу концепции геогра- фического детерминизма, развиваемой и в наше время. Поскольку у древних греков и римлян эта идея излагалась как нечто само собой разумеющееся и не сопрово- ждалась развернутыми доказательствами и критическим анализом, можно говорить о наивном географическом детерминизме античных авторов. г) Идеи прогресса и деградации Другим направлением размышлений древних греков и римлян над сравнением на- родов в их разных состояниях было соображение об изменчивости народов, о том, что некоторые из них быстро изменяются — одни совершенствуют свои умения, другие теряют достигнутое, — а есть и такие, которые очень стабильны, консервативны и дол- го пребывают в одном и том же состоянии — часто это состояние сугубой дикости. Демокрит Абдерский (ок. 460 — ок. 377 до н. э.) писал: «О первых людях философы сообщают, что они вели жизнь грубую и звериную: вы- ходя из пастбища и кочуя, они питались обильнейшими естественными кормами земли и случайными плодами деревьев. А так как звери их беспокоили и вредили им, то они, научась на опыте помогать друг другу и от страха собравшись вместе, вскоре познали в себе природное единство. Постепенно у людей сложился язык...» Потом появились другие изобретения. «Словом, борьба за существование научила людей всему». Для тех философов, на которых ссылается Демокрит, источником этих идей, по- видимому, было уподобление развития народов росту отдельного человека, т. е. на- блюдение за развитием детей, а подтверждение они находили, сравнивая свой народ с окружающими менее продвинутыми народностями. Разумеется, эти ученые счита- ли свой народ самым успешным, но исходя из преданий и остатков старины, допу- скали, что он не всегда был таким, а в прошлом походил на диких и грубых соседей. Таким образом они реконструировали рост народонаселения, усовершенствование вооружений, подъем благосостояния. Это концепция прогресса. Она представлена в более развернутом виде у римского поэта Тита Лукреция Кара (99-55 до н. э.). В пятой книге его поэмы «О природе вещей» картина развития человека дана в русле Демокрита: «Люди, тогда на полях проживавшие, были грубее, как и должно быть, затем, что взрастила их грубая почва... Так в продолжение множества солнечных круговращений люди вели свою жизнь в состояньи бродячем, как звери. Не было сильного пахаря для управления плугом, так что никто не умел ни возделывать поля железом, ни произвесть на земле насажденье кустарников новых... 34
Люди совсем не пеклись об общественном благе, а также не было нравственных правил у них и защиты законов: каждый брал то, что ему как добычу судьба посылала, собственной силой привыкнув хранить свою жизнь и здоровье. Стали затем города воздвигаться, цари стали строить крепости, чтоб находить в них убежище и оборону. Скот и поля были разделены. После того установлена собственность. Найдено злато...» Не все мыслители были согласны с этой идеей постоянного прогресса. Во все вре- мена находились люди, по тем или иным причинам недовольные изменениями, про- исходящими в обществе, и готовые считать, что в прошлом все было лучше. По их убеждению, люди вырождаются, и общество идет к упадку. Это идея регресса, дегене- рации, противостоящая идее прогресса. Пессимизм этого рода был выражен уже в сочинении греческого мыслителя VIII- VII веков до н.э. Гесиода «Труды и дни». Ведя жизнь земледельца» он озвучивал представления и чувства крестьян, а им многие новации века могли не нравиться: за- силье ростовщиков, вытеснение привычного хлебопашества виноградарством и вы- ращиванием оливок, конкуренция рабовладельческих производителей и т. п. В исто- рии человечества Гесиод выделял пять больших веков. Первым был золотой век, в котором люди жили счастливо, они были благочестивы, и каждого в конце пости- гала легкая смерть. Далее был серебряный век — люди стали неблагочестивыми, и по окончании жизни Зевс низвергал их в подземный мир. За этим следовал мед- ный век — люди этого времени были страшны и могучи, они не ели хлеба, были воинственными и злыми, а в конце жизни отправлялись в Аид. За медным веком шел героический век, когда люди, хоть и благочестивые, увлекались подвигами, а ухо- дя из жизни, переселялись на острова блаженных. Наконец, наступил железный век, самый ужасный из всех пяти — мы в нем и живем. Людей поразило всеобщее очерствение, эгоизм, озлобление и зависть. Они влачат свои дни в трудах и бедствиях, поражаемые болезнями. Царят насилие и разбой. Концепция золотого века в прошлом человечества заставила пересмотреть оцен- ку диких племен и грубого, неразвитого прошлого цивилизованных греков и римлян. Эта переоценка была основана на критике язв современного общества, античного мира. Развитие рабовладельческого строя усилило пропасть между роскошью знати и нищетой обедневших, обездоленных слоев. Ученому греку Страбону из Амасеи, жившему уже в эпоху Римской империи (ок. 63 до н. э. — ок. 24 или ок. 19 н. э.), принадлежит обширный труд «География», ко- торый содержит описание не только разных территорий, но и проживающих на этих землях народов, так что он мог бы называться и «Этнография». К этому времени круг земель и народов, известных античным авторам, заметно расширился (рис. 1.5), по- скольку завоевания Александра Македонского, а затем расширение Римской империи раздвинули границы известного грекам и римлянам мира до севера Европы, Китая и Северной Африки. У Страбона названо около 820 народов и племен. Как настоящий ученый, он проводит четкое различение между легендарными известиями (преда- ниями, баснями, вымыслами) и историческими фактами. Так, например, он счита- ет мифическими сведения об амазонках; «Кто, например, поверит, что когда-нибудь войско, город или племя могло существовать из одних женщин без мужчин?» (Страб., 35
Рис, 1,5, Географические представления Страбона (ок. 64/63 г. до н. э. — ок. 15-25 г. н. э.) в обобщен- ной версии Ф. Н. Арского (1974), кн. XI, гл. V, 3-4). В духе ученого-этнографа он проводит типизацию (некоторые на- роды причисляет к номадам), говорит об образе жизни (еитеХетс;). В случаях контактов между народами Страбон с интересом рассматривает резуль- тат. Смешанную греко-латинскую культуру он констатирует, а вот смешение варва- ров с эллинами не признает — одна из двух народностей должна получить перевес. А между тем такие народности несомненно были (в колониях). Варваров, однако, он нередко хвалит — но не затронутых влиянием греков или римлян. Страбон видит недостатки в цивилизации: «Вообще говоря, принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех на- родов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслаждению, а для удовлетворения этих пороков — гнусные происки и порождающие их бесчисленные проявления алчности. Подобного рода нравственная испорченность в значительной степени затронула так- же и варварские племена, в особенности кочевников» (Страбон, VII, III, 7). В «Естественной истории» Плиний настойчиво доказывал преимущества древних порядков и нравов перед современными. 36
Рис. 1.6. Корнелий Тацит (ок. 57 — после 117 г. н,э.) — рисунок медальона неиз- вестного иллюстратора, основанный на античном бюсте и помещенный в 7 томе всемирной истории изд-ва Crolier (Bryce etal. 1920,v.7,p.2741, Римский дипломат и писатель Корнелий Тацит (ок. 57-после 117 н.э.) родился в рим- ской колонии на территории нынешней Бель- гии, предположительно в Августе Тревиров (современный Трир), где родился (почти две тысячи лет спустя) и Маркс, юность провел на Рейне. Он служил императорам и сознавал не- избежность императорской власти, но симпа- тии его принадлежали сметенной республике. В своем сочинении «Германия» (полное назва- ние: «О происхождении германцев и местопо- ложении Германии») Тацит (рис. 1.6) дал очень подробное описание германских племен и их общественного устройства. Токарев называет это сочинение «буквально» первой этнографи- ческой монографией. Тацит в ней сопоставляет варварские племена между собой по разным показателям (чтобы определить, кому принад- лежат певкины — германцам или сарматам), сравнивает их и с римлянами. Принадлежность народов он устанавливал, однако, не по языко- вому родству, а по образу жизни. Тацит противопоставил родовой строй германцев, с его равенством и свободой, разложению Римского общества, погрязшего в лени, обжорстве и прочих пороках. «Дети здесь растут голые и грязные», но «вырастают с таким телосложением и таким станом, которые приводят нас в изумление». Юноши поздно познают женщин, жен- щины не рвутся к зрелищам. «Пороки в Германии ни для кого не смешны, и развра- щать и быть развращаемым не называется у них идти в ногу с веком». Тацит не только отбирает факты, но порою доверяет и неверным сведениям, которые бы подходили к этой идеализации (например, что в отличие от римлян германские отцы не убива- ют неудачных младенцев). Смелость, достоинство и взаимопомощь процветают, по Тациту, у германцев, несмотря на отсутствие единоличных властителей и писаных законов. Он отмечает, что у германцев обычай вместо закона. «Добрые нравы, — за- ключает он, — имеют там больше силы, чем хорошие законы где-либо в другом месте» (гл. 19). Та же идея проводится в его последующих трудах «История» и «Анналы». Эллинистический философ-стоик Посидони й Апамейский (135-151) с о. Родос, учитель Цицерона, описывая северных варваров, создал одно из первых представле- ний о «естественном народе». Через три века после Тацита и два с половиной после Посидония примерно так жеАммиан Марцелин (330-400) описывал варваров (гуннов), что звучало как отвержение римского образа жизни. И то сказать — он жил уже незадолго до падения Римской империи. Это были первые проявления идеи «благонравного дикаря», «благородного дика- ря», впоследствии широко развившейся в XVI-XVII веках. 37
5. Парадигма античною мышления Теперь можно сформулировать основные постулаты античного мышления в том, что касается сравнения народов и отношения к другим народам. Эти постулаты были достаточно повсеместны и устойчивы, достигая регулярности парадигмы. По пред- ставлениям людей античной эпохи: 1. Мифологическая периферия. Мир ограничен и населен вокруг нас стран- ными и чуждыми существами» которые чем дальше от нас, тем больше отличаются от нас и тех животных, которые живут рядом с нами. Наиболее отдаленные — явно не люди или животные» а духи и боги. О них говорится в мифах. Они способны воздей- ствовать на нас, надо как-то с ними ладить. Для этого существуют жрецы.. 2. Варварская периферия. Те, что ближе к нам, больше походят на нас, и воз- никает вопрос, можно ли признавать их людьми. Они разные. Некоторые вряд ли люди, это скорее подобия людей или другие виды людей. Все эти народности, сосед- ние и расположенные за ними, — варвары (букв, те» кто лопочут). Их надо помещать ниже нас в мировой иерархии, они хуже, глупее нас, не знают простейших правил жизни. Поскольку они опасны, их надо, поелику возможно, истреблять, менее опас- ных — завоевывать и подчинять. Пригодную часть из них, можно, пленив, использо- вать как рабов» т. е. как скот. Это естественно: они ведь не ровня нам. Они созданы богами для нашего удобства» для обслуживания нас. 3. Цивилизованные противники. Есть, однако» иные соседи, которые мо- гут быть причислены к людям, они цивилизованны, имеют города, законы,* властите- лей» иногда они даже получали господство над нами. Но наши порядки значительно лучше» так что если мы будем верно исполнять заветы наших богов и придерживаться наших порядков и обычаев, то получим превосходство над соседями, завоюем и под- чиним их» чего и следует добиваться. 4.Идея прогресса. Тому, что мы имеем» мы научились постепенно. Люди жили раньше беднее» были грубее, многого не знали. Еще и сейчас так живут окружающие народы. Но мы сумели с помощью наших богов стать сильнее и богаче. 5. Привязанность к традиции и идея деградации. Все наше — это то, что для нас традиционно. Мы добились превосходства над другими народами именно благодаря традициям. Традиции есть благо. Новшества иногда полезны, но большей частью опасны, и их надо избегать. Традиционный порядок вещей незыблем. В связи с этим прошлое надлежит почитать. Нынешние поколения хуже, идет порча нравов. Более того, варвары, сохранившие свои древние доблести, лучше и счастливее нас. Два последних тезиса явно противоречат друг другу. У античных мыслителей был четче выражен то один из этих тезисов, то другой. Таково отношение античного человека к наличию других народов и месту свое- го народа среди них в исторической перспективе. Пережитки этого типа мышления живут очень долго в народном сознании и в рассуждениях мыслителей. В несколько замаскированном и приукрашенном виде их можно наблюдать и сейчас. 38
В. Средневековье б. Христианство как система антропологических воззрений и духовный мир средневекового человека Духовный мир средневекового человека Европы определялся в значительной мере христианством (Гуревич 1972» 1981» 1989» 1990; Бицилли 1995; Барг 1987). Христиан- ская религия возникла на базе монотеистической иудейской религии: к Библии (Тора или Ветхий Завет) было добавлено Евангелие (Новый Завет) и бесчисленные жития святых» псалтири и богословские сочинения. В них было изложено новое мировоз- зрение. Религия эта зародилась в конце античного времени и сложилась как развер- нутая система воззрений на рубеже со Средневековьем» в котором она стала опреде- лять весь духовный мир средневекового человека. 1. Антропология в христианстве. Христианское учение четко разделяет все сущее на сакральное и мирское» божественное и земное. Соответственно в этом учении все делится на теологию — доктрину о боге и божественном» и антрополо- гию — доктрину о человеке как рабе Божием. Части эти тесно взаимосвязаны. Таким образом» антропологические воззрения являются неотъемлемой частью христиан- ского мировоззрения. От иудейской религии были взяты основные ее постулаты о решении судеб челове- ка и человечества — креационизм» эсхатологизм» фундаментализм и провиденциализм. 2. Начало и конец мира. Постулат креационизма (лат. creatio — сотворение) гласит» что все в мире создано Богом раз и навсегда» человек — по образу и подобию Божию; первый человек» Адам» создан из глины. От него пошли все люди. Коль скоро мир создан Богом однажды» предусмотрен и конец мира, причем не столь уж отдален- ный — это эсхатологический постулат (от греч. «эсхатос» — последний» конечный). Часто убеждения в близком конце света были связаны с круглыми датами календаря» обычно с рубежом тысячелетий (идея милленионизма или милленионаризма* от лат. millennium — тысяча). 3. Иерархия. Для средневекового человека все в мире было упорядочено и ме- сто каждого отдельного человека предписано раз и навсегда. В сословном обществе каждому человеку самим его рождением было предусмотрено находиться на опреде- ленной ступеньке некой социальной лестницы, подчиняться вышестоящим и пове- левать нижестоящими. Точно так средневековый человек представлял себе и устрой- ство всего мира — в виде некой Великой цепи бытия, шкалы существу на которой человек занимал определенное место — выше остальных животных» растений и ми- нералов» но ниже ангелов и Бога; иерархия была и среди самих высших духов: под Богом располагались серафимы, затем херувимы, а еще ниже архангелы и, наконец» ангелы (рис. 1.7). Соответственно были размещены животные, растения и минералы (Lovejoy 1936). Об этом писали Св. Хильдегард из Бингена в XII веке, Фома Аквин- ский в XIII веке, да и более поздние авторы. Такие схемы наглядно рисовал в своей книге «О новой логике» автор XIII века Раймонд Лулли (или на каталонск. диал. Ра- монЛулль, 1235?~1315). 4. Стабильность и изменения. От первобытного мировоззрения почти во все религии вошел фундаментализм — убеждение, что мировой порядок незы- блем, и покушаться на него нельзя. Особенно нерушимы нормы и правила самой 39
Рис. 1.7. Средневековая шкала существ в книге автора XIII в. Рамона Лулля «о подъеме и упадке разума», издание 1512 г. (Hodgen 1964). религии. В каждой религии фундаменталисты занимают самые консервативные пози- ции и агрессивно отстаивают старые нормы религии (соответственно старые нравы и старые формы управления), защищая их от любых реформ. Но для христиан изменения в мире все же есть. Постулат провиденциализма (лат. providentio — провидение) гласит, что всем управляет Божий промысел. Все изме- нения раз созданного происходят только по воле Бога. Поскольку Ему все подвласт- но, возможны любые свершения. Никаких законов природы нет, любое явление воз- можно. Если оно представлялось необычным, его называли чудом, а позже, ближе к нашему времени, стали называть сверхъестественным. Но изначально это не было представление о нарушении естественных (природных) закономерностей — они были здесь ни при чем. Деления на естественное и сверхъестественное в современном смысле не было. Чудо противостояло просто обычному, привычному. 40
5. Первородный грех, Страшный Суд и спасение. Как иудейская,так и христианская религии принадлежат к религиям сотериологическим (от греч. «со- тер» — спаситель): видное место в них занимает идея спасения, избавления. Всебла- гой Бог оказывается не очень милостивым к людям: мало того что им приходится в поте лица трудиться, он то и дело насылает болезни, войны, всякие бедствия. За что? За прегрешения, нарушения заповедей, за конкретные грехи: человек слаб, несо- вершенен. Но труд, так же как смерть, рассматривается как общее наказание, кара Божья, наложенная на весь человеческий род. За что же человек вообще приговорен всегда трудиться, страдать и умирать? Для объяснения возникла идея первородного греха. Этим грехом было признано нарушение Божьего запрета, а сутью запрета — то, что во всех религиях сопряжено с табу: соитие, половое сношение Адама с Евой, т. е. то, без чего не было бы размножения и, стало быть, человечества. Предусмотрен конец мира, когда Бог на Страшном суде разберется окончательно с грешниками и праведниками. И, как противоядие от мрачной перспективы, роди- лась идея Спасителя, заступника, избавляющего человечество от грехов и кары — в воздаяние за веру и добрые дела. В иудейской религии спаситель, Мессия (греч., от др.-евр. Мешиах), еще придет в неизвестный сейчас год и день. В христианской он, Христос (греч. «помазанник»), уже пришел — родился как сын Божий от земной жен- щины (Богоматери) и принял смерть во искупление за человечество. Это был один из пророков — Иисус (греч., от евр. Иешуа). Иисус был человеком и одновременно считался божеством. Здесь теология получает антропологическое выражение. б.Примат веры над разумом и божественного над человеческим. Церковь сравнительно просто справлялась с неестественностью своих догм. Пове- рить в то, что доказано, не так уж трудно, тут нет твоей заслуги, а вот ты поверь в то, что неясно и глупо! «Верую потому, что абсурдно», — говорил один из ранних отцов церкви карфагенский теолог Квинт Септимий Флоренс Тертулиан (ок. 160-после 200). И еще: «Сын Божий распят — это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий — это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес — это не- сомненно, ибо невозможно» («О теле Христ.», 5). Основы христианского отношения к человеку, его разуму и познанию мира были разработаны в писаниях Св. Аврелия Августина (354-430, у православных он Ав- густин Блаженный), епископа города Гиппона Регия в Нумидии (совр. Алжир). Авгу- стин жил в эпоху разделения Римской империи на Восточную и Западную. Это вре- мя бедствий и упадка государственной власти. Вестготы взяли Рим, а город Гиппон в Африке был осажден ими. Епископу нужно было как-то объяснить падение Рима — центра тогдашнего мира, обиталища папы. Нужно было как-то примирить христиан с этой катастрофой, сохранив их веру в Божью благодать. По Августину, всё в воле Господней и предопределено ею (провинденциализм). Че- ловеческая природа, испорченная первородным грехом, сама по себе не в силах изме- няться к лучшему. Отсюда необходимость в государстве, поддерживающем порядок силой. Государство — это град Земной. Ему противостоит град Небесный или град Божий — церковь, сонм избранных, вымаливающих благодать для людей (трактат «О граде Божием»). Град Земной может и погибнуть, смениться другим подобным, но важно сохранить Град Небесный. Августину принадлежит изречение: «Сомневаюсь — 41
значит существую». Стало быть, он не так принижает разум» как Тертулиан, но все же он подчиняет разум вере. С точки зрения Августина, понять цели Господа невоз- можно, в их благо нужно веровать. Высшее понимание достигается мистической про- светленностью. «Верую, чтобы понимать». Тут идея психологической интроспекции, взгляда внутрь души. Истина для Августина — во «внутреннем человеке». Недаром одно из его самых известных сочинений — «Исповедь», в которой Августин искренне и откровенно рассказывает о грехах своей молодости, когда он был влюблен в своего друга и прижил сына со своей любовницей. В XII веке французский богослов Пьер Абеляр перевернул максиму Августина, провозгласив: «Понимаю, чтобы верить». Еще больше самостоятельности придает разуму доминиканец Фома Аквинский (1225 или 1226-1274), систематизатор схоластики. Не надеясь на слепую веру, он разработал в «Сумме теологии» пять ло- гических (конечно, схоластических) доказательств бытия Божия и концепцию «есте- ственного права». Разум, по Фоме, завершается в вере, как познание — в сверхъесте- ственном. Тем не менее, приходится то и дело обращаться к разуму, логике. Но это уже в преддверии Возрождения. Практическим выражением примата Божественного над человеческим было при- знанное в католичестве старшинство папы римского над королями Европы в делах духовных и частично светских (он короновал их). В архитектуре примат веры над раз- умом отражался в романском стиле соборов, начавшем складываться после основания Карлом Великим новой Римской империи (отсюда название этого стиля, существовав- шего с IX по XIII век). Это были тяжелые, мрачные здания с массивными приземисты- ми сводами, давящие и, по выражению Родена, «ставившие человека на колени». 7. Этноцентризм и христианство. Этноцентрический принцип в отноше- нии к другим народностям сохранился, но претерпел существенные изменения. По Библии, все люди происходят от Адама (это идея моногенеза — единого про- исхождения) и, следовательно, они изначально должны быть равными перед Богом и обладать равными возможностями существования в Божьем мире. Разумеется, предки разных народов различны по старшинству происхождения (старшие братья, младшие братья), по-разному повиновались Господу, совершали разные грехи, и Бог по-разному к ним относился, по-разному относится и к их потомкам, потому что грехи и заслуги предков в сословном обществе, сугубо чтящем родословную и про- исхождение, лежат и на потомстве. Но все они люди. Иисус Христос был послан во спасение всех людей. Грехи же, свои и предков, можно замолить и искупить усердным служением Богу, почитанием Христа и Богоматери, страданиями и благонравной жизнью, отказом от жизненных благ — аскетизмом. Более того, деление по этносам вытесняется делением по вероисповеданиям: преж- де всего люди делятся на христиан (прошедших крещение и признающих Евангелие) и язычников, или нехристей (людей иной веры). Но христиане еще в Средние века стали раскалываться на разные церковные организации (католики, православные, несториане и т. п.), разные по способам почитания Господа и по признанию того или иного главы. Каждое из иих приравнивало всех остальных христиан почти во всем к язычникам. Очень постепенно складывалось более терпимое отношение к христиа- нам другого толка — с ними было все-таки легче договариваться (одни святыни для клятвы), легче заключать браки и т. п. 42
Сохранилось и учение об избранном народе Божием, но круг избранников расши- рился: в него вошли все христиане, любого происхождения (любых народов), т. е. по крайней мере (для какой-либо христианской группы) — все христиане данного толка. Круг этот можно было расширять и дальше за счет распространения веры — крещения других народов. Это приобщение проводилось нередко огнем и мечем (крестовые по- ходы Средневековья). Но христиан другого толка не было принято приобщать к «ис- тинной» вере крестовыми походами. Походы эти направлялись обычно на мусульман. 8. Ислам. Мусульмане — это приверженцы ислама. Слово ислам означает «по- слушание (Богу)», «мозлим» — «послушные». Ислам возник позже, чем христианство, но из тех же корней. Это тоже сотериологическая-религия, но спасителем^ ©насчитает не еврея Иисуса (I в. н. э.), а другого пророка — араба Мухаммеда, жившего в VII веке н. э. Его учение изложено в Коране. Мусульмане признают священным писанием обе части Библии — Ветхий и Новый Заветы, — но считают, что их тексты искажены, а первоначальный представлен в Коране вместе с учением Мухаммеда. Мухаммед не- сколько приподнял достоинство человека по сравнению с христианством — первона- чально религией рабов. В отличие от иудеев и христиан, мусульмане верят, что Адам и Ева, согрешив, покаялись и были прощены Богом, так что на землю они не изгнаны из рая, а получили эту жизнь как дар Божий. Не ангелы Божьи охраняют его заветы, а люди, ангелы же служат им. Но человек в исламе поставлен в более суровую зави- симость от общины, стариков и религиозных предписаний. У мусульман несколько иное соотношение между грехами и достоинствами (разрешено многоженство, за- прещена в пищу свинина и т. п.). Мухаммед прожил жизнь, полную борьбы, основал государство арабов и передал власть своим сыновьям. Вера распространялась на дру- гие народы огнем и мечом. Джихад (священная война против неверных) был подоби- ем Крестовых походов (или Крестовые походы — подобием джихада). 9. Крестовые походы. О Крестовых походах нужно сказать несколько под- робнее. К X веку в Европе сильно возросло население, усилилось могущество знати и развилась ее потребность в импортных предметах роскоши» укрепился авторитет папской власти. Одновременно на юго-западных и юго-восточных рубежах Европы появилась сильная угроза в лице воинственных мусульманских государств, на юго- западе (в Испании) — арабских, а на юго-востоке — еще и тюркских (там сельджуки сильно потеснили и урезали Византию). По призыву папы римского собрались во- йска многих европейских государств и в 1095 г. отправились через Константинополь (Византия) на Ближний Восток в поход, названный Крестовым — отвоевывать Гроб Господень в Иерусалиме. Они отвоевали у мусульман Восточное побережье Среди- земного моря и основали там ряд государств крестоносцев. Борьба за территории продолжалась более двух веков, и пришлось организовывать еще три больших по- хода в течение следующего века и еще несколько, менее массовых, в течение XIII. По- следние походы утратили размах и сместили цель: вместо гроба Господня — просто против мусульман и даже против Византии. Тут преобладали экономические инте- ресы — захватить торговлю с Востоком, в частности она попала в руки венецианцев. Постепенно мусульмане-сарацины отвоевали все захваченные территории у кресто- носцев (саракины — это было название одного арабского племени, по которому евро- пейцы стали называть всех арабов). 43
Результатом Крестовых походов было усиление итальянских торгово-ремеслен- ных городов и значительное расширение знаний европейцев о Востоке. Близкое зна- комство с богатой культурой восточных народов, с мусульманской религией, а так- же конечная победа мусульман и вытеснение крестоносцев из Палестины несколько расшатали представление европейцев о безусловном превосходстве их собственной культуры и религии над всеми другими. 7. Антропологические сведения и проблемы ш средневековой литературе Развитие культуры в Средние века. Подобно многим историографам, С А. Токарев (1978а: 5-6) невысоко оценивает развитие научных знаний в раннем Средневековье: «были очень длительные эпохи в истории человечества — например, вся раннесредневековая эпоха, — когда веками не расширялся этнографический круго- зор людей, когда случайно поступавшие сведения о дальних народах тонули в безучаст- ном общественном сознании и не прибавляли ни грамма к умственному багажу челове- ка». Это как-никак лет семьсот — с сер. IV века по сер. X века. Да и последующая часть Средневековья (по XIV век) кажется многим временем застоя. Это и верно и неверно. Сравнивают обычно с быстрым расцветом культуры в античных Греции и Риме. Конечно, темп развития замедлился, многие достижения цивилизации (особенно городской светской культуры — театр, литература, архитектура, водопровод и т. п.) были утеряны. Но какая-то толика античного литературного наследия всё же исполь- зовалась европейскими властителями, мечтавшими о восстановлении под своей вла- стью Римской империи — она была для них притягательным примером (на этом был основан «первый ренессанс» Карла Великого) в VIII веке. Восточная Римская импе- рия (Византия) сохранялась в течение всего Средневековья и удерживала, несмотря на фанатизм христианских церковников, значительную часть старой античной (язы- ческой) светской культуры. От византийцев многое заимствовали арабы и, добавив свои достижения» также удержали в течение Средних веков. Из арабских мыслителей особенно выделялись изучением Аристотеля бухарский врач и философ Авицен- на (Абу Али аль-Хусейн ибн Синна, 980-1037) и кордовский философ, юрист и врач Аверроэс (Абу аль-Валид Мухаммад ибн Рушд, 1126-1198). Первый из них отрицал личное бессмертие, второй считал мир вечным, а не созданным в одночасье, разделял философскую и религиозную истины и утверждал превосходство разума над верой. После Крестовых походов их комментарии к Аристотелю были переведены на латынь и еврейский языки и широко распространились среди европейских ученых. Территориальный охват греческой и римской культур был уже, чем средневеко- вой — Северная и Восточная Европа не была затронута ее развитием, а рабы и вовсе благами культуры не пользовались. В Средние века ареал цивилизации расширился, а крепостные крестьяне и свободные ремесленники жили все-таки лучше рабов, тру- дились производительнее, и в перспективе это обещало формирование более широ- кой базы для государственной жизни, торговли и культуры. Энциклопедии и монстры. В Средние века сведения о разных народах, их институциях и обычаях сосредоточивались в энциклопедиях, которые издавались на протяжении всего Средневековья и обладали удивительной живучестью — читались и копировались многие века после выхода в свет (в Европе книгопечатание возник- ло только в 40-х годах XV века). В них пересказывались сведения античных авторов, 44
в основном — наиболее склонных к сказочному и чудовищному: Плиния, Помпония Мелы и Полиистора, разумеется, с добавлением и искажениями. Эту языческую тра- дицию отцы церкви старались согласовать с христианскими догмами. Еще с древности существовало поверье, что боги иногда, обернувшись животны- ми, имеют сексуальные сношения с людьми и от этого рождаются гибридные суще- ства — сатиры, кентавры, киноцефалы (собакоголовые) и проч. Монахов интересова- ло, прежде всего, может ли на этих человекоподобных распространяться вероучение. Св. Августин в IV веке устранил это сомнение: может — при условии, что они смер- тны и обладают разумом. То есть он их приравнял к людям. Маргарет Ходжен в своей великолепной книге о ранней антропологии (Hodgen 1964:49) задается вопросом, почему средневековая мысль, хотя и коренящаяся в еврей- ском Писании, содержала такой большой ингредиент языческого, фантастического, чу- довищного и сказочного. Она сетует, что историки, занимающиеся Средними веками, «еще не решили эту проблему». Мне думается, решение этой проблемы заключается в том, что средневековые люди в массе понимали библейские догмы очень прямоли- нейно и буквально, свято верили в чудеса и в реальность сверхъестественных существ христианского набора (ангелов, чертей, ведьм), а это сродни (одной природы) с языче- скими представлениями о таких же существах (сатирах, леших, оборотнях) и о сказоч- ных народах (амазонках, собакоголовых и проч.). Более трезвая и реалистическая часть античного наследия (Геродот, Гиппократ, Фукидид, Плиний) была им чужда. Из средневековых энциклопедий две были наиболее влиятельны: «Этимологии» («Происхождения») Исидора, епископа Севильского, и «О свойствах вещей» фран- цисканца Бартоломея Англичанина. Энциклопедия епископа Исидора написана в 622 или 623 г., т. е. до нашествия са- рацинов. Целью ее было дать визиготам, обосновавшимся в Испании, представление о христианском мире — о неизвестных местностях, животных, народах, растениях и других вещах, упоминаемых в Священном Писании и у святых отцов. Епископ, как и его прихожане, мало интересовался этнологическими сюжетами, но кое-что все- таки есть. В книгах VIII, IX, XI и XIX говорится о разных религиях («церквах и сек- тах»), языках и расах, людях и чудовищах, кораблях, зданиях и костюмах. Род (gens) Исидор определяет как группу людей, объединенных общим происхождением и от- дельным поселением, племя (tribus) — как группу сородичей, подразделение народа, а народ — как целое общество, соответствующее государству и обрамленное им. Многообразие известных ему народов Исидор согласует с Библией. Из разных на- родов, образовавшихся после вавилонского смешения языков, 27 восходят к Симу, 31 к Хаму и 15 к Яфету. Подобно тому, как случаются рождения соединенных близне- цов (теперь их зовут сиамскими), гермафродитов и двухголовых телят, так, рассуж- дает Исидор, возможны и необычные народы — гиганты, пигмеи, циклопы (с одним глазом), собакоголовые. Раз двести он ссылается на Полиистора. Киноцефалов (соба- коголовых) он помещает в Индии рядом с циклопами, блеммиев (безголовых с глаза- ми и ртом на груди) — в Ливии. На востоке он помещает и щиопоЬов с одной огром- ной ногой, под которой они могут укрываться в непогоду. На смену энциклопедии Исидора другая, столь же популярная, пришла только через шесть веков (все это время читали Исидора и ссылались на него — вплоть до Возрождения: Петрарка хранил экземпляр Исидора, подаренный отцом). В XIII веке 45
(между 1240 и 1260, т. е. во времена хана Батыя и Александра Невского) франциска- нец Бартоломью (Бартоломей Англичанин) создал другую энциклопедию» названную «О свойствах вещей», ставшую излюбленной книгой на три века. Она была пере- ведена на шесть европейских языков. Но современностью в этом труде и не пахло. В 660 главах были ссылки на епископа Севильского, много было таких завершений разделов: «Так сказал Солин», «Так сказал Плиний». О многообразии человеческой культуры речь в этом труде идет в трех главах о географии. Перечень стран по ал- фавиту содержит 177 разделов. Описание чрезвычайно краткое, дается лишь в трети случаев и обычно ограничивается одним или двумя эпитетами. Все сказочные наро- ды чудовищ, разумеется, представлены (рис. 1.8). Рис. 1.8. Монстры из средневековых энциклопедий (Hodgen 1964). 46
Такие же энциклопедии создали в XIII веке Винсент из Бовэ и Альберт Великий, Винсент из Бовэ (1190-1264) был библиотекарем короля Франции Людовика IX Святого и учителем королевских детей. Его пространная компилятивная энциклопе- дия называется «Большой обзор» (Speculum majus) и составлена между 1244 и 1254 гг. Большей частью она состоит из прямых цитат. Баварец Альберт Великий из Больштадта (1193? — 1280), член доминиканского ордена, прозванный за широту интересов «универсальным доктором», учился в Падуе (Италия), а затем преподавал в Парижском университете (среди его учеников был Фома Аквинский) и в универси- тетах Германии, был одно время епископом Регенсбурга. Он породил смятение среди схоластов, основывавшихся только на логике Аристотеля. А Альберт пересказывал по латыни арабских комментаторов Аристотеля — Авиценну и Аверроэса — и с их помощью вводил в обиход ученых Средневековья (перед самым Проторенессансом) все писания Аристотеля, в том числе и по естествознанию. В сочинении «Сумма теологии» (ок. 1270) Альберт старался согласовать Ари- стотеля с христианством. В обзоре «О животных» он утверждал, что в природе нет изолированных видов животных — всегда можно найти промежуточные звенья между ними (это был средневековый эквивалент девиза «Природа не делает скач- ков»). Правда, человек — как единственное животное, созданное по подобию Божию и совершенное телом и душой, — являет собой особую категорию. И все же Альберт построил биологическую шкалу: дикие твари делятся на два класса — человекопо- добные (пигмеи, обезьяны и т. п.) и остальные животные. С этими «человекоподоб- ными» (similitudines homines) он впервые ввел промежуточное звено между человеком и остальным животным миром. В категорию «человекоподобных» попадали и сказоч- ные народы древних — собакоголовые, покрытые шерстью и проч. Путешественники. Между тем, все это время находились люди, которые по- лучали гораздо более объективную информацию и могли трезво ее воспринимать. Это три категории людей: купцы, миссионеры и паломники. Еще в последние века до н. э. сложился Великий Шелковый Путь, по которому шли торговые караваны из Китая через Парфию в Римский мир. То затухая, то раз- биваясь на отрезки, эта маршрутная торговля действовала и в средние века. С V-VI по X век варяжские воины-купцы из Скандинавии на своих судах, годных для мор- ского и речного плаваний (из реки в реку их тащили волоком) сновали по пути «из варяг в греки» — в Византию и обратно. В VI веке, незадолго до «Этимологии» Исидо- ра Севильского, Южная Испания восстановила торговлю с Византийской империей. В VII веке н. э. византийские корабли, видимо, достигали Англии. ВIX веке еврейские купцы на парусах проходили из Атлантического океана в Средиземное море, выгру- жались на восточном побережье и дальше на верблюдах везли свои товары в Индию и Китай. И т. д. Есть и скептическое мнение о значении торговли для расширения кругозора ев- ропейцев: «Эти торговые сношения были, однако, всегда непрямыми и осуществля- лись посредниками разного происхождения, говорившими на многих и различных языках. Поэтому было бы ошибкой предполагать... что обмен товарами означал об- мен культурой... Интенсивной коммерческой деятельности этих торговцев не соот- ветствовали столь же большая расторопность и плодотворная любознательность их относительно характера стран и народов, снабжавших их товарами. Ни один из них не ощущал нужды сообщать современникам то, что он узнал...» (Olschki 1943: 1-8). 47
Ну, по крайней мере, в ряде случаев торговцы устанавливали прямой контакт с даль- ними странами (варяги, евреи, византийские мореходы), но интересы купцов были большей частью действительно ограничены. Иные интересы вели миссионеров. С самого начала христианская церковь была очень агрессивной и чрезвычайно заботилась о своем распространении, о во- влечении инаковерующих в христианство (это тенденция прозелитизма). Из Эдессы в Сев. Месопотамии, где христианство утвердилось к 150 г., оно ок. 180 г. охватило Индостан и Аравию, в конце III века — Армению, ок. 311 г. победило в Крыму и при- мерно тогда же в Британии. После отлучения Нестора от церкви в 431 г. он со своими сторонниками ушел на восток, и скоро христианство в несторианской форме достиг- ло Китая. Монголы-кереиты во главе с Ван-ханом, союзником Чингисхана, на рубеже XII—XIII веков были несторианами. Слухи о несторианах породили (не позже, чем к XII веку) легенду о христианской стране пресвитера Иоанна где-то в глубинах Азии. По крайней мере, верованиями и соответствующими обычаями язычников мис- сионеры интересовались. Можно возразить, что ранние миссионеры редко возвра- щались. Но с конца XI века массы людей побывали в Крестовых походах, а после Крестовых походов развернулось массовое паломничество к святым местам, осо- бенно в Палестину. Пилигримы же всегда возвращались, неся домой реальные знания о народах Востока. Некоторые из пилигримов публиковали объективные повествова- ния о своих путешествиях (например, Беньямин из Туделы в 1160-1173), но обычно благочестивые пилигримы сильно привирали, живописуя свои страдания ради веры и свои встречи с ужасными монстрами-иноверцами. Эти очернительские описания стимулировались церковью в пропагандистских целях. Во французских эпических поэмах того же времени, известных как «песни о деяниях» {chansons degeste), сараци- ны выступают как страшные рогатые чудовища. Но в первой половине XIII века монгольское нашествие изменило положение. С одной стороны, появилась надежда найти в страшных татарах (монголах), воспри- нявших несторианство, союзников против мусульман. С другой, скоро нашествие, одинаково ударившее по мусульманам и христианам, изменило настроение, и некото- рые христианские идеологи начали соображать, что мусульмане также молятся еди- ному Богу и почитают пророка-мессию, что это родственная религия. Так что, хоть они молятся не в точности так, как положено для спасения, скорее они еретики, чем язычники. Во всяком случае, можно развернуть прозелитическую активность в этом направлении. В Парижском и других университетах Европы стали изучать арабский. В этих условиях, когда монголы уже завоевали Китай, Среднюю Азию и половец- кую степь, разбили русских князей, но еще не захватили Киевскую Русь, перед самым их нашествием на венгров, венгерский монах-доминиканец Юлиан дважды (в 1235 и 1238 гг.) совершил миссионерские поездки в уральские и поволжские степи к пред- полагаемым родичам венгров, еще не обращенным в христианство. Прозелитские планы монахов остались нереализованными. Многие спутники Юлиана погибли, а сам он и его спутник-монах Рихард описали алан, мордовцев и страшных «татар» (монголов), а также людей, говоривших на близком венграм языке (какую-то угор- скую народность?). Через несколько лет итальянский францисканец Иоанн деПлано Карпини (1182?-1252) был направлен папой Иннокентием IV в ставку Чингисхана в качестве 48
посла, чтобы собрать сведения о религии и обычаях монголов и, разумеется, об их силах и политической организованности. В 1245 г. он выехал и достиг Каракорума, столицы монголов. Вернувшись, Карпини подал отчет папе и на этой основе описал на латыни свои наблюдения в «Книге о татарах». В ней монголы описываются не как страшные монстры (подобные рогатым сарацинам французских рыцарских песен), а достаточно объективно. «Монголы или татары по внешности непохожи на все дру- гие народы. Ибо они шире между глазами и скулами, нежели люди других народов. У них небольшие приплюснутые носы, маленькие глаза и веки стоят вертикально». Столь же объективно описываются их обычаи, брачные законы, «смешные тради- ции», обряды очищения и проч. Только-только вернулся из Монголии Плано Карпини, как король Франции Людо- вик IX Святой сделал еще одну попытку завязать дружеские отношения с монголами. В 1253 г. он направил к монголам другого францисканца» Виллема деРубрука. Ча- стично в его задачи входило по возможности и обращение монголов в христианство (полагали, что сын Батыя Сартак уже христианин), и посланец вез с собой церковные облачения и утварь. Рубрук проехал по тем же местам, что и Карпини, и собрал до- бавочные сведения. Особенно по вопросам религиозным — о шаманистах и будди- стах. Он был поражен сходством между христианскими обрядами и церемониями этих язычников. Он нашел в храмах подобия алтарей, изображения крылатых су- ществ (как ангелы), поедание священных хлебов, у монахов бусы — как христианские четки, и т. д. Вернувшись в свой монастырь в Сирии, Рубрук составил отчет королю, ставший книгой «Путешествия в восточные страны». Здесь также нет преувеличений и размалеванных страшилищ. Сартак оказался не христианином, и Рубрук покончил с легендой о существовании где-то в глубинах Азии христианского царства пресви- тера Иоанна. Напомню: описания Карпини и Рубрука — это были одиночные проблески трез- вого восприятия среди общего увлечения старыми сказочными сюжетами. Описани- ям Карпини повезло, сохранилось пять списков его книги, сведения его приведены в энциклопедии Винсента из Бовэ, а само произведение, став в XV веке одной из пер- вых печатных книг, выдержало 9 изданий. Отчету Рубрука повезло меньше, но с авто- ром виделся и беседовал крупный ученый Средневековья «восхитительный доктор» (doctor admirabilis) и профессор Оксфордского университета Роджер Бэкон (Roger Bacon 1214-1292), тоже монах-францисканец. Он включил часть описаний Рубрука в свой «Великий труд» 1264 г. (Opus majus) и под влиянием Рубрука выдвинул идею изучения миссионерами обычаев разных народов — идею антропологическую. Г. Возрождение В. Антропологические аспекты Возрождения Во второй половине XIII — начале XIV века (1260-1320) в духовной жизни Ита- лии появились ростки нового, а в XIV-XV веках они развернулись вовсю, и эта волна распространилась на Западную Европу. Центральной Европы и северных стран эта волна достигла только в XVI веке. Это движение, а по нему и эпоха, получили на- звание Возрождения, или, по-французски, — Ренессанса (для Северной и Централь- ной Европы Возрождение, падая на XVI век, совпадает с Реформацией и Великими 49
географическими открытиями). Термин был дан по наиболее яркому и наглядному признаку этого движения — по возрождению некоторых традиций античного мира в искусстве» архитектуре и литературе (Бицилли 1996). Однако начать перечень осо- бенностей нового мышления надо с более глубоких изменений, которые и привели к возрождению античных традиций. 1,Антропоцентризм. В успешно и быстро развивающихся торговых городах- республиках Северной Италии росла и набирала силу буржуазия, которой претило засилье феодально-аристократических слоев и их идеологии, поддерживаемой дог- мами христианской церкви. Ориентация интересов на блаженство в загробной жиз- ни, проповедь аскетизма были чужды буржуазии с ее концентрацией на достижении и использовании богатства в земной жизни. Денежные отношения всё больше про- никали в жизнь средневекового общества, затрагивая все верхние слои. Мыслители и художники нового толка, отражавшие представления буржуазии, стали все больше смещать свои интересы с чисто религиозных сюжетов на мирские, светские дела, с бо- жественного — на человеческое. Человек оказался в центре их интересов (антропо- центризм — от греч. «антропос» — человек; термин «антропос» обычно употребляет- ся для обозначения человека как вида, т. е. человечества). Схоластической образованности Средневековья, основанной на изучении логики, метафизики и «естественной философии», т. е. спекулятивных рассуждений о при- роде вещей в реальном мире, они противопоставили studium humanitatis — изучение наук о человеке (humanitas — лат. человечность), гуманитарных наук: истории, поэти- ки, этики, грамматики и риторики. Отсюда и название всего движения — гуманизм. Однако позже смысл термина несколько сместился — к характеристике другой сторо- ны взглядов людей Возрождения. 2. Гу м а н и з м. Идеалы аскетизма и подавления страстей стали уступать место бо- лее естественным чувствам и живым проявлениям природы человека. Монашество, т. е. подавление плотских инстинктов человека в угоду религиозной чистоте, утра- тило притягательность святости, К нему стали относиться скептически, с юмором, нередко злым. Даже в религиозных сюжетах люди Возрождения стали выискивать и подчеркивать человеческие аспекты, в божественных и святых героях — челове- ческие черты. Эти люди хотели ощущать всю полноту жизни, чувство радости жиз- ни переполняло их. Они ожидали и требовали признания ценности и достоинства человека во всех его естественных проявлениях, требовали милосердия к слабостям человека — человечного отношения (гуманизм — от лат. humanus — человеческий, человечный). У Пико делла Мирандола создатель обращается к человеку: «Я поставил тебя в центр Вселенной для того, чтобы ты лицезрел всё, что я туда поместил... Ты мо- жешь выродиться в животное, но ты также в состоянии возвыситься одним желанием твоей души до образа божественного» (цит. по: Барг 1987:235). 3. Индивидуализм. Общество Средневековья было сугубо сословным, сред- невековый человек был очень корпоративным существом. Он всецело принадлежал к сословию, корпорации, и целиком зависел от коллектива — от сельской общины, цеха, касты, сословия. Вся его жизнь определялась этой принадлежностью. Он це- ликом зависел от воли этого коллектива и его руководителей, ничего не мог пред- принять без их изволения, даже в личной жизни. Он был связан по рукам и ногам. 50
Это препятствовало буржуазному предпринимательству, свободе оборота капиталов и принципу личного обогащения. Деятели Возрождения выступили за свободное развитие творческих сил и спо- собностей человека, за освобождение личности от оков корпоративного догматизма. Они подняли достоинство отдельной личности. Раньше личное имя значило что-то, только если носитель его был руководителем государства или церкви — папой, карди- налом, королем, военачальником. Любое другое имя терялось в мощном сплаве обще- го дела, общей мысли. Теперь всякое дело — в том числе и труд писателя, художника, ремесленника — обрело подпись, указания на авторство. Каждый индивид обретал свое лицо, вносил в культуру свой личный вклад, ставил на своем творчестве свое индивидуальное клеймо. 4. Университеты. Университеты как центры высшего образования, отдель- ные от церковных школ, возникли еще до Возрождения: сначала в Китае, потом в арабском мире (в Каире — в X веке), в середине XII века в Париже, в конце XII (ок. 1167 г.) — в Оксфорде, в начале XIII — в Кембридже, Монпелье и Неаполе. Но первые университетские статуты, сделавшие их официально признанными учреждениями, появились в конце XIII — начале XIV века: в 1289 — в Монпелье, 1317 г. — Боло- нье, 1318 — Кембридже, и к концу XIV века университеты существовали уже по всей Европе: Прага, Краков, Вена, Гейдельберг и т. д., только Скандинавии эта волна до- стигла лишь в XV веке, но везде севернее Альп они появились раньше других форм Ренессанса. Кроме грамматики, логики, математики, астрономии и музыки, нужных для религиозной деятельности, там изучали теологию (включая антропологию), но также право и медицину. История, подлежавшая ведению монахов, постепенно тоже отошла университетам. Университеты сыграли важную роль в подготовке деятелей Возрождения. Из университета в Болонье вышли Данте, Петрарка, Торквато Тассо, из университета в Неаполе — Боккаччо. 5. Тяга к новациям. Людей Возрождения вдохновляло ощущение нового века. Они понимали, что наступает новое время, что они живут в обновляющемся мире, и они одобряли эти новации. Впервые после долгих веков господства традициона- лизма новшества стали желательными для широких слоев образованного общества. Люди ощутили ход времени — осознали, что всё изменяется (Rowe 1965), 6. Возрождение античности. Организуя studium humanitatis в этом новом направлении, мыслители буржуазного толка всячески подчеркивали свой отход от невежества и темноты схоластов Средневековья, противопоставляя их традиции свои новые принципы. Но поскольку опора на традицию обладала положительной аурой, сторонники нового направления ощущали необходимость тоже опереться на авторитетную традицию. Однако они чувствовали себя ближе к творчеству удален- ного прошлого — античности, чем к непосредственным предшественникам — людям Средневековья. Произошла передвижка идеалов с библейских патриархов на языче- ских греков и римлян. Как пожар распространилось почитание античных творений: философии — на- пример, Платона (неоплатонизм), искусства, литературы. Ученые занялись перевода- ми сочинений древних авторов. Архитекторы, скульпторы, художники и поэты стали подражать античным творениям — вот тогда эти творения и получили статус клас- сических, т. е. образцовых, а по ним и вся эпоха была названа классической. Как уже 51
сказано, по возрождению античности новая эпоха была названа Возрождением (или, по-французски, — Ренессансом), В итальянском Возрождении была еще и национальная составляющая. Дело в том, что в Священной Римской империи доминировали германские народности, тогда как теперь лидерство возвращалось к жителям Италии. Это они первыми возродили ис- кусство древних римлян. Однако в архитектуре стиль, утвердивший возрождение античных форм, сложил- ся только в конце этой эпохи. С началом же ее совпало появление готического стиля. Он считается сугубо средневековым, однако от предшествующего, романского стиля, тяжелого и давящего, отличается устремлением соборов ввысь, тонкой вязью укра- шений и пронизанностыо светом. 7. Следствия для антропологических взглядов. Со всем этим рас- шатался этноцентризм. Расширился круг народов почитаемых и уважаемых. Стало возможным признавать лучшим и высшим не только не свое, но даже и не христи- анское, а языческое: античные греки и римляне ведь были язычниками. Более того, именно в это время возникшая на месте Византии Оттоманская империя турок, при всей враждебности христианского мира к исламу и турецкой военной угрозе, полу- чила признание как мощная сила. В ней главы религиозных общин христиан и евреев были включены в султанскую иерархию и вынуждены были считаться с мусульман- ской властью и соответственно поддерживать отношения с мусульманской церковью. Арабы в Испании, захватившие почти всю территорию страны, также относились терпимо к христианским подданным» и в процессе общения арабские культурные до- стижения (в частности переводы античных авторов) переходили к христианам. Араб- ская группировка из Сев. Африки, во главе с Альмохадами, вторгшись в Испанию, способствовала ее подключению к общеарабской цивилизации. В процессе Реконки- сты (отвоевания занятых арабами земель) христианские крестоносцы победили их, но христианская культура была обогащена античными и арабскими достижениями. С другой стороны, Османская империя заперла пути на Восток, севернее Русь то- милась под татарским игом, и пути на Восток перекрывала Золотая Орда, а испанские арабы закрывали ворота в Африку. Поэтому дальнейшего территориального расши- рения этнографического кругозора не было. Иное дело пересмотр прошлого. 8. Усиление конформизма. Однако новая культура затрагивала только уз- кий слой образованных людей в наиболее передовых городах. Остальная масса людей жила по-прежнему. Более того, некоторые мрачные явления, которые нам привычно считать средневековыми, именно в этот период и расцвели. Еще в конце XII века Кре- стовые походы стали предприниматься против областей в самой Европе, охваченных ересями, — например, против альбигойцев (катаров) во Франции (альбигойские во- йны шли и всю первую четверть XIII века). В 1233 г. папа Григорий IX создал инкви- зицию, поручив ее монашескому ордену доминиканцев. Во Франции в XIII веке иму- щество целой категории богатеев-чужаков (банкиров-итальянцев из Ломбардии, по которым назван ломбард) было конфисковано, а сами они изгнаны из страны. По всей Европе начались преследования евреев. До XIII века они имели право носить оружие, а их торговле покровительствовали папы и короли. В 1215 г. IV Латеранский собор постановил, чтобы все евреи носили опознавательный знак на улицах. В XIII веке они были поголовно изгнаны из Англии, в XIV веке — из Германии и Франции 52
(а их имущество захвачено в королевскую казну), в XV веке — из Испании и Пор- тугалии. До XII века власти относились весьма терпимо к содомитам. В XIII веке во всех странах Европы ввели смертную казнь за содомский грех. Прокаженных стали заключать в лагеря (лепрозории). Таким образом» разгорелось преследование всех отклоняющихся от принятого ка- нона поведения и облика, всех иноверцев, всех сектантов, всех инакомыслящих. На- чалась всесторонняя консолидация, конформизм становился обязательным. Человек должен был слиться со своим сословием, своей корпорацией, раствориться в ней. Это рассматривается как ранняя реакция католической церкви на опасные для нее тенденции Возрождения. Однако такая реакция была бы очень уж упреждающей — Возрождение только-только начиналось. Для объяснения нужны другие факторы. Видимым толчком были Крестовые походы. Для их ведения церковь нуждалась в духовном единстве, в монолитности всех христианских стран. А сами походы по- ставили христиан перед реальным и сильным врагом — перед иноверцами, мусуль- манами, и нужно было сделать образ врага устрашающим и отвратительным. Ему приписывались те пороки, которые издавна рисовались религией как грехи — теперь они скопились в образе врага и стали не просто адской угрозой. Они стали государ- ственной изменой. Но были и глубинные причины. Рост буржуазии и осознание ею своих интересов усилили критику феодальных особенностей католической церкви: ее землевладения, ее колоссальных богатств, роскоши ее служб и быта, ее иерархии, ее слитности с фе- одальной верхушкой. Реформация церкви еще не началась, но ее тенденции подспуд- но вызревали. Эти ереси стали чрезвычайно опасными для церкви, и она стремилась к сплочению и единообразию. Она готова была искоренить всякое свободомыслие, сурово подавить всякое отклонение от вероучения, его догм и его морали. Контрре- формация также собирала свои силы задолго до эпохи Реформации. Сейчас мы на- блюдаем мусульманский фундаментализм, а то, что было тогда, это был христианский фундаментализм. Растущая буржуазия была питательной средой для антицерковных выступлений, но в одном она была едина с католической церковью — она тоже тянулась к едино- образию и консолидации. Во-первых, ремесленники рекрутировались из крестьян, они и в городских общинах сохраняли некоторые свойства крестьянских общин: их страсть к единообразию, к строгому равенству наделов и возможностей. У средне- вековых цехов существовали специальные контролеры, которые ходили по рынкам и мастерским и уничтожали все изделия, которые были хуже или лучше принятой нормы. Во-вторых, буржуазии очень мешали те же феодальные магнаты, которые со- противлялись королевской власти и обусловливали раздробленность страны. Буржу- азия была за укрепление королевской власти, за консолидацию. Чужаки в народной среде были не только ненавистны ей как конкуренты (например, ломбардцы и евреи), они еще и нарушали милое ей чувство всенародного единства в нации, вере и морали. Грешники и отщепенцы навлекали божий гнев и всенародные бедствия. Посколь- ку жизнь была трудна, полна жестокости и суеверий, монотонна и беспросветна, эта идеология, которая указывала виновных во всем (находила козла отпущения), была чрезвычайно заразительна. 53
Парадоксом истории является то, что эта вспышка сугубо средневекового мра- кобесия, этот взлет истинно средневековых процессов произошли как раз на исходе Средневековья, они охватили всю эпоху Возрождения и продолжались в эпоху Ре- формации. 9. Отражение антропологических взглядов в литературе Возрождения В сфере антропологического знания первым проявлением новых тенденций было заметное расширение круга античных авторов, которых знали и читали. То есть ан- тропологические представления итальянской образованной элиты теперь строились на более широкой базе античных источников. Кроме Плиния, Мелы и Солина По- лиистора в круг чтения вошли более серьезные, исследовательски ориентированные авторы: Геродот, Гиппократ и др. В сравнительном изучении народов доминировали античные материалы. Напи- санная по латыни ок. 1360 г. славным гуманистом Джованни Боккаччо (1313-1375) и изданная век спустя, в 1472 г., «Генеалогия богов» дает сводку языческих богов, в частности античных. Всех он выводит из первобытного бога, для которого автор ис- пользовал бытовавшее в античной литературе фиктивное имя Деморгон (возникшее по ошибке вместо Демиург) (рис. 1.9). За следующие 80 лет книга была издана 12 раз. Гораздо больших успехов в таком изучении добились в это время арабы. В XIV веке в Тунисе, входившем в то время в Гранадский халифат, родился Абу Зайяд Абд-ар- Рахман ибн Мухаммад ибн Халдун (1332-1406), признанный крупнейшим араб- ским историком. Происходя из знатной испано-арабской семьи, он принял приглаше- ние Каирского султана в его университет, ездил к Тамерлану. Он написал огромную «Всеобщую историю», но особенно знаменитым стало его введение к этой истории — «Муккаддама». Ибн Халдун писал, что всякое общество удерживается как целое объе- динительной силой религии. История обществ представляет собой бесконечную сме- ну расцветов и упадков. Особого прогресса нет, разве что движение от примитивной жизни к цивилизованной. Всякий раз на место павшего общества приходит новое, более мощное (в этом видят элементы циклизма). Законы возникновения и падения обществ можно познать эмпирически, изучая изменения климата и хозяйства. Ибн- Халдун предложил создать новую науку — о культуре (илм ап-кумран). «Эта наука имеет собственный предмет, а именно человеческое общество, и свои собственные проблемы, а именно общественные перемены, которые следуют друг за другом в при- роде обществ». Воздействия на европейскую науку труды ибн Халдуна не оказали: европейцы открыли их только в XIX веке. В ранний период Возрождения (Проторенессанс) представления образованных людей об удаленных народах еще находились на средневековом уровне. Данте Али- гъери (1265-1321) в грандиозной «Божественной комедии» (1307-1321), которую называют «поэтической энциклопедией своего времени», описывает мир в полной зависимости от сочинений Исидора и Альберта Великого. Он также не принимает существования антиподов на том основании, что, живя за непреодолимым жарким поясом (за экватором), они должны были бы происходить не от Адама, а это противо- речит Библии. Но и в эпоху Возрождения, даже раннего, были ведь и настоящие путешествен- ники, которые знакомились с реальными народами. В частности, следом за Карпини 54
^unwababct rtirpem ocmogoigotiie ctbcrc ocmpto; Рис, 1.9. Иллюстрация из книги Джованни Боккаччо (1313-1375) «Генеалогия богов». и Рубруком через полтора десятка лет в Центральную Азию и Китай отправился вене- цианский купец Марко Поло (ок. 1254-1324). Еще в 1260-1269 гг. его отец Никколо и дядя Маффео Поло» выходцы из далматинских славян, побывали в ставке Кублай хана, а также в Крыму, Бухаре и Самарканде. В 1271 г. они отправились в новое пу- тешествие, взяв с собой 17-летнего Марко. Путешествие затянулось на без малого 25 лет. Через Палестину и Гиндукуш они проникли в Монголию и Китай» а в 1274 г. Марко ПопОу выучив восточные языки» поступил на службу монгольского хана Хуби- лая, и по служебным делам неоднократно путешествовал по Китаю. В 1295 г. Марко 55
Поло вернулся в Венецию. Через два года разгорелась война между Венецией и Генуей; в морском сражении Марко Поло попал в плен, а в тюрьме его красочные рассказы о путешествиях записал в 1298 г. один сокамерник. В 1299 г. Марко Поло вернулся на родину и прожил еще 25 лет. Из записей составилась «Книга о разнообразии мира», ок. 140 списков которой дошло до нас. Купцы Поло были типичными представителями раннего Возрождения. В путе- шествия они отправились не по дипломатическому или миссионерскому поручению (как Плано Карпини или Рубруж), а по собственному почину с практическими целя- ми. И в книге Марко Поло религиозные сюжеты занимают мало места. Марко Поло писал о Китае и Японии, о Мадагаскаре и Цейлоне. Из его книги европейцы впервые узнали о каменном угле, китайских бумажных деньгах. Но к данным о культуре он был равнодушен, а больше отмечал слухи о чудесных и поразительных вещах, часто преувеличивая (за что он получил прозвище «Миллион»). Он пересказывал сообще- ния о хвостатых людях, людях с песьими головами. Все же в его книге гораздо больше объективных фактов, чем сказочных слухов. Но странно, в XIII веке о Марко Поло мало кто из образованных людей слыхал. Его широко образованный соотечественник Данте, писавший два десятилетия спу- стя, не упоминает ни его, ни его сведений. Мало ссылок на него и в XIV веке — там другие были в центре внимания. В пору высокого Ренессанса англичанин сэр Джон Мэндевилл (ум. 1372) на- писал на норманнском диалекте французского языка (на нем тогда еще говорила ари- стократия Англии) свое сочинение «Путешествия». Он создал это сочинение в 1356 г., когда сарацины уже отрезали европейцев от Святой Земли и пресекли морскую тор- говлю с Востоком. Сам он вряд ли путешествовал — он лишь пересказывает путеше- ственников. Он повторяет сказки об амазонках и других мифических народах, но есть у него и кое-что новое. На острове Ламари он помещает народ, практикующий кан- нибализм. Эти каннибалы ходят все голые — мужчины и женщины. Мужчины не бе- рут жен, ибо женщинами они владеют сообща, как и всякой другой собственностью. Все у них равны по богатству, В этом образе отложились какие-то слухи о реальных дикарях. В остальном, чем дальше на восток, к Индии, тем больше сказок. Сохрани- лось около 250 списков сочинения Мэндевилла на 10 языках. Это вдвое больше, чем с книги Марко Поло. Но от XV века в Севилье осталась рукопись (список) книги Марко Поло с соб- ственноручными пометками Колумба. ЛИТЕРАТУРА: Bastian 1881b; 1889. Кругозор первобытного человека: Байбурин 1990; Graebner 1924; Lovejoy 1936; Radin 1927. Древневосточная и античная мысль: Клейн 2000; Kluckhohn 1961; Lutz 1927; Miiller 1972-1980,1997; Myres 1908; Sikes 1914. Средневековье. Барг 1987; Бицилли 1995; Гуревич 1972,1981,1989,1990; Bernheimer 1952; Friedman 1981. Идеи жохи Возрождения: Бицилли 1996; Игнатенко 1980; Rowe 1965. 56
ГЛАВА 2 СЛОЖЕНИЕ ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ (ЭПОХА ВЕЛИКИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОТКРЫТИЙ И РЕФОРМАЦИИ) 7. Великие географические открытия (конец XV-XVI века) и их значение для развития антропологических представлений Ренессанс, конечно, означал существенное обогащение антропологических пред- ставлений, внес значительные новации в их содержание» но принципиально нового для формирования антропологии в них было мало. С этим нужно было ждать наступ- ления новой эпохи — Великих географических открытий. Сама по себе эта сторона культурного развития европейцев вместе с совпавшей с ней по времени Реформацией и даже вместе с открытием книгопечатания (40-е годы XV века) означала не столь ре- шительный поворот, каким было Возрождение, но для сравнительного изучения на- родов и культур, для внедрения в христианское сознание релятивистских представ- лений, для формирования антропологического взгляда на мир резкое расширение географического кругозора европейцев и их близкое знакомство с дикарями имело кардинальное значение. Великие географические открытия были закономерным этапом развития самой Европы. В результате роста городов, ремесел и торговли, а вместе с тем развития спроса на заморские товары у ведущих приморских держав Европы появилось стрем- ление обойти мусульманскую преграду на пути к богатым азиатским странам — Ин- дии и Китаю, — проложить новые морские пути к ним и найти новые очаги замор- ской торговли. В середине XV века португальцы достигли гвинейского побережья Африки, а в 80-х годах достигли мыса Доброй Надежды — южной оконечности Африки. Осно- вываясь на выводах ученых эпохи Возрождения о шарообразности Земли, генуэзец Христофор Колумб (1451-1506), служа в Португалии, добивался от короля под- держки своих планов достичь Индии, плывя на запад. Получив отказ, он перешел на службу к королю Испании и в 1492 г. отплыл из Испании на запад, чтобы, обогнув земной шар, достичь Индии. Он не достиг Индии. Взамен, однако, он открыл на пол- дороге новый материк, который и принял за Индию, отчего население стал называть «индейцами». Население прилегающих островов принял за китайцев — подданных «великого хана» и стал называть «канибами» («ханскими»), отсюда пошел термин «ка- рибы» и соединившаяся с поеданием людей характеристика — «каннибалы». 57
Еще три экспедиции предпринял Колумб (рис. 2.1), адмирал и «вице- король Индий»* и каждая занимала по несколько лет. С тех пор обитателей нового материка стали называть ин- дейцами. Почти одновременно» в 1497- 1499 гг. португальский аристократ Васко да Гама (1469-1524) достиг на- стоящей Индии, обогнув мыс Доброй Надежды — в обход Африки; он привез огромный груз пряностей, ценивших- ся в Европе на вес золота. В 1502-1503 и 1524 гг. он совершил еще два плаванья в Индию. В 1519-1521 гг. другой порту- галец, Фернан Магеллан (1480-1521), перешедший на службу к испанскому королю, завершил то, что не окончил Колумб: совершил первое в мире кру- госветное путешествие и на практике доказал шарообразность Земли, а его Рис. 2Л. Христофор Колумб (1451-1506) — по- А тт смертный noprpV (1519) работы Себастьяна секретарь, итальянец, АНТОНИО де Пи- Пьомба. гафетта, опубликовал его дневник. Еще при жизни Колумба его друг и сотрудник флорентиец Америго Веспуччи (1454-1512), участник нескольких ис- панских и португальских экспедиций (1499-1504) к берегам открытого Колумбом ма- терика, высказал предположение, что эти земли — не Индия, а новая часть света; он назвал ее Новым светом. В 1507 г., год спустя после смерти Колумба, лотарингский картограф М. Вальдземюллер назвал этот материк по имени Америго Веспуччи — Америкой, и это несуразное название (по имени, а не фамилии, и не открывателя, а интерпретатора) прижилось, а именем Колумба стали называть лишь некоторые об- ласти и города в Америке. В результате этих и других открытий в первой половине XVI века Испания захва- тила обширные территории в Новом свете и создала огромную империю. Португалия следовала ее примеру и захватила части Южной Америки. Потом, в XVII веке, Испа- нию и Португалию, живших за счет грабежа колоний вместо развития собственного хозяйства, вытеснили из Нового света и островов Нидерланды, Англия и Франция. 2. Заокеанские туземцы В ходе географических открытий и колонизации заморских материков и островов, равно как и отдаленных земель Африки, европейцы познакомились с народностями, жившими вдалеке от очагов развития цивилизации, европейской или азиатской. Большей частью эти народности оставались в первобытном состоянии. В некоторых случаях они, однако, сумели развить самостоятельно собственные цивилизации — как инки, майя или ацтеки в Америке. 58
Рис. 2.2. Ранние зарисовки индейцев, включая акефалов — из книги Лафито 1724 г. (Hodgen 1964). Европейцев поразили разнообразные и экзотические обычаи этих народов. От- личия от всех европейцев и вообще всех культурных народов бросались в глаза (рис. 2.2). Это были реальные отличия. Хотя Колумб и ссылался на сведения своих предшественников о волосатых амазонках, хвостатых людях и безволосом народе, он был реалистом. Описывая один из островов, Христофор Колумб сообщал: «Жители этого и всех других островов, которые я открыл или о которых получил сведения, все — как мужчины» так и женщины, — ходят нагишом, в чем мать родила, впрочем, некоторые женщины прикрывают одно место листом или сеткой из хлопчатника...» 59
(Магидович 1950:66). Пигафетта (1950: 50) сообщал об индейцах то же самое: «Цвет кожи у них не черный, а желтоватый, срамные части ничем не прикрыты, все тело лишено волос, и тем не менее и мужчины и женщины ходят всегда нагие». Разумеется, у туземцев отсутствовала христианская или подобная развитая ре- лигия, и прибывшие европейцы расценивали это как отсутствие религии вообще. Колумб доносил своим королю и королеве: «И я полагаю, что они легко станут хри- стианами, так как мне показалось, что нет у них никаких верований». Правда, тут же он противоречит себе: «Они способны верить и знают, что в небе есть бог, и твердо убеждены, что мы пришли с неба» (Магидович 1950:91,117). Еще более поражало европейцев отсутствие у туземцев частной собственности (или, быть может, иные представления о собственности). Тот же Колумб (там же: 69) писал: «Я не мог узнать, имеют ли они собственность. Мне, однако, приходилось за- мечать, что то, чем владел один, делили между собой все остальные». Свое донесение королю и королеве Колумб (там же: 166) завершал таким выводом: «Настолько бескорыстны и любвеобильны эти люди и так сговорчивы они во всем, что я заверяю Ваши Величества и твердо убежден в этом сам, что в целом свете не найдется ни лучших людей, ни лучшей земли. Они любят своих ближних, как са- мих себя... и когда они говорят, на устах у них всегда улыбка...». Он считал, что где-то поблизости от новооткрытых земель должен находится зем- ной рай, описанный в Библии (там же: 398-399). Правда, тут налицо похвальба ад- мирала своими приношениями государству, но несомненна и идеализация туземцев. Колумб возрождает античную традицию рисовать образ «доброго дикаря». Педро Map тир д»Ангера, итальянский гуманист на службе испанского короля, в сочине- нии «О Новом Свете» (De Orbe Novo), которое печаталось частями по 10 глав («дека- дами») с 1511 г. и было издано целиком в 1530 г., писал об индейцах (с чужих слов, так как сам в Америке не был): «Они счастливы... они ходят голые, у них нет мер и весов, нет убивающего богат- ства. Это золотой век, без законов, без предубежденных судей, без книг. Довольные своей судьбой, они живут, не тревожась о завтрашнем дне». Впрочем, он добавляет и темные мазки: «И однако и их мучит желание властвовать, и они ведут войны меж- ду собой» (Mariejol 1887:206-207). Опровержение сказок о блаженных дикарях, живущих в золотом веке, стало при- ходить вскоре от других путешественников и колонизаторов. Из-за иного представ- ления о собственности туземцы начинали хватать вещи у европейцев. Те тотчас об- виняли туземцев в краже и жестоко наказывали их: убивали, сжигали дома. Туземцы отвечали войной. Магеллан был убит на одном из открытых им островов. Особый ужас европейцев вызывали ритуальные жертвоприношения людей и употребление человеческого мяса в пищу. Все это приводило к другой крайности в оценках харак- тера туземцев — ширились рассказы о «свирепых дикарях», жестоких каннибалах (Berkhofer 1978). Разумеется, не все верили россказням моряков и путешественников. Современник Шекспира драматург Бен Джонсон говорил, что путешественники «лгут, как нищие». Ученые сразу же сформулировали требования к путешественникам. В 1587 г. немец Альбрехт Мейер опубликовал небольшую книжку, в 21 страницу, уже через два года переведенную на английский: «Некоторые краткие и специальные инструкции 60
для джентльменов, купцов, ученых» солдат, моряков и т. д.». В ней он приводил в при- мер «Каталог кораблей» Гомера как «прозревший многие регионы и обычаи многих народов». В 12 разделах Мейер давал памятки, что наблюдать и описывать; пищу и одежду, привычки, ритуалы и церемонии, брачные обычаи и праздники, религиоз- ные верования и проч. Так или иначе, европейцы, даже не побывав в новооткрытых землях, смогли не только прочесть о дикарях, но и увидеть их вживую. Колумб привез с собой в 1493 г. семерых захваченных индейцев живьем, и все сбегались смотреть на них. Поражало, что это не чернокожие (как негры, привозившиеся португальцами и знакомые евро- пейцам издавна), что волосы у них не курчавые, а прямые и жесткие, как у лошади. Краснокожих (с раскрашенными лицами) в головных уборах из ярких перьев провели по улицам Севильи и Барселоны. Уже в следующем году 600 индейцев было присла- но в Испанию в качестве рабов, в 1496-30, в 1499-232. В 1500 г. Веспуччи привез из своего первого путешествия закованными в цепи 222 индейца. В первой половине XVI века индейцев привозили также англичане и французы. В 1565 г. на празднестве в Бордо были выставлены пленные 12 разных экзотических народностей из Турции, Греции, Аравии, Египта, Америки, Канарских островов, Тапробаны и Эфиопии. Вне городских стен была построена настоящая деревня дикарей с сотнями жителей, вы- везенных из Южной Америки. 3« Ведущие идеи эпохи Реформации и Контрреформации (XVI век) Великие географические открытия в основном совпадают с эпохой Реформации и Контрреформации. Еще в конце XV века во Флоренции с успехом проповедовал об- новление церкви Джироламо Савонарола, который даже одно время правил в городе, но был отлучен от церкви и в 1498 г. казнен. В 1517 г. немецкий священник Мартин Лютер прибил к воротам своей церкви 95 тезисов, в которьж изложил свой протест против индульгенций и других пороков римско-католической церкви и отказался подчиняться папе римскому. Он обрел массу сторонников. В 1536 г. его французский сторонник Иоанн Кальвин опубликовал свои «Учреждения христианской религии», несколько отличающиеся от учения Лютера, и утвердился в Женеве (Швейцария), которая стала оплотом нового понимания веры. С этого началось протестантское движение, поставившее целью реформацию (переустройство) церкви и пере- смотр некоторых догм религии, в частности отрицание всевластия папы римского. Реформация была следующим (за Ренессансом) духовным движением, коренящим- ся в росте самостоятельности и авторитета буржуазии и изменившим лицо Европы (впрочем, многие историки считают ее последним этапом эпохи Возрождения). Ос- новные черты этой эпохи таковы: 1. Секуляризация. Дух эпохи сформировался освобождением многих евро- пейских стран от ига римско-католической церкви и папской власти. В этих странах целый ряд сторон жизни был отделен от церкви (секуляризация — лат. «отсечение»). Решая вопросы войны, мира и экономики, государственная власть в этих странах от- ныне не запрашивала разрешения от руководителей церкви. Внутри церкви в этих странах было отвергнуто подчинение папе римскому, непогрешимость папы объ- явлена мифом, а индульгенции (отпущения грехов за деньги) — мошенничеством. 61
Религиозные общины или, по крайней мере, региональные церкви стали самоуправ- ляемыми, католическая обрядность упрощена и сделана более скромной. 2. Религиозные войны. Все это было достигнуто в ходе ожесточенной борьбы, часто с применением военной силы. Так как в каждой стране часть населения была за пересмотр церковных порядков, а часть против, то разгорелись религиозные войны — гражданские и между государствами. В конце концов, ряд стран Европы (преиму- щественно экономически более отсталые страны) остались верными католической религии. В других победили протестанты разного толка: лютеране (сторонники Мар- тина Лютера), кальвинисты (сторонники Кальвина), англикане (признающие подчи- ненность церкви английскому королю, а не папе) и др. В католических странах про- тестанты (например, во Франции гугеноты, названные так по имени одного из своих женевских лидеров — Hugues) оказались преследуемым меньшинством. 3. Библейская критика. В ходе этой борьбы враждующие стороны часто ссы- лались на Библию. Протестанты уверяли, что католические церковники фальсифици- ровали некоторые священные рукописи и документы и что вообще Священное Пи- сание, на котором католики строили авторитет своих догм, не было в каждой букве подлинным Откровением Божьим, а изменялось людьми. Так развилась (особенно в Германии) критика библейских текстов. Это было большой победой разума над ре- лигиозным догматизмом. 4.Усиление веры при ослаблении ц е р к в и. Однако из сказанного вовсе не следует, что протестантизм равнозначен безверию, атеизму. Напротив, часто как раз католики оказывались гораздо более терпимыми и вольномыслящими. Католическая церковь, сильнее заинтересованная в удержании светской власти, настаивала больше на формальном соблюдении догм и на оглашении принятых формулировок, тогда как среди протестантов многие исповедовали презрение к умствованию и истовое пре- клонение перед верой. Ими владела идея полной ничтожности человека перед лицом Бога. Самые радикальные из них (швейцарские кальвинисты, английские пурита- не — от англ. purify — «чистить») призывали очистить церковь от пороков и светских притязаний (пышности, гордыни и т. п.). Кальвин сжег испанского ученого Сервета, открывшего кровообращение, за отрицание божественного триединства (Троицы). У значительной группировки протестантов религия становилась в большой мере личным делом, а священники играли все меньшую роль {пресвитерианская церковь). Протестанты уповали на личное спасение одною лишь верой, а не службой в церкви. И даже не столько молитвами, сколько праведными делами, жизнью по вере. Нрав- ственный подвиг, добросовестный труд, бережливость и честность как принцип на- копления богатств — вот их исповедание веры. Это были те качества, которые нужны были христианину для успешного продвижения по стезе буржуа. Таковы основные черты Реформации. Вскоре началось движение католической Контрреформации. В 1540г. был создан орден иезуитов для явной и тайной деятельности в защиту церкви. Затем инквизиция была реорганизована и превра- тилась из консультативного органа в розыскной и карательный. Разгорелись рели- гиозные войны в Германии и Франции. Это движение затянулось на значительную часть XVII века (Тридцатилетняя война 1618-1648 гг. также была религиозной, как и осада Ла Рошели кардиналом Ришелье в 1628). Таким образом, оно, с одной сто- роны, частично совпадает по времени с Реформацией, а частично налагается уже 62
на следующий период — Промышленного переворота и Научной революции, кото- рый начался где-то с третьего десятилетия XVII века. Тут хронологические рубежи размыты и условны. Охота на ведьм. В эпоху Реформации и Контрреформации с особой силой разгорелись некоторые проявления средневекового мракобесия и жестокости, кото- рых не было в предшествующие Средние века. Вошла в обиход практика нанесения увечий преступнику, публичных казней; казни стали медленными, разложенными на этапы, особо мучительными. Началась охота за ведьмами. Достаточно было подозре- ния в сглазе и «порче», чтобы женщину арестовывали, пытками исторгали признание в сношениях с дьяволом и полетах на шабаши, а затем отправляли на костер. Были сожжены тысячи ни в чем не повинных женщин. Руководство по ведовским про- цессам («Молот ведьм») было написано Я. Шпренгером и Г. Инсисторисом в 1489 г., а в XVI веке король Англии Яков I Стюарт, завзятый охотник на ведьм, написал еще одно руководство по разысканию ведьм — «Демонологию«. При нем в Англии было сожжено не менее 200 «ведьм». Как и в вопросе о возникновении инквизиции, естественно рассматривать охоту за ведьмами как попытки католической церкви спасти свои позиции террором, но дело не так просто. Чаще всего инициаторами очередного ведовского процесса были народные низы. Нередко ученые-гуманисты (каким был и король Яков) призывали быть беспощадными к ведьмам (особенно отличился этим крупный ученый Жан Бо- дэн, написавший в 1580 г. «Демономаник>«), а инквизитор, бывало, напротив, решал дело в пользу обвиняемой. Менее всего преследовали ведьм как раз в папской Италии. Анализируя причины этого явления, исследователи отмечают неуверенность, страх и напряженность, овладевшие массами в XVI-XVII веках. Рост населения горо- дов и широкоохватные разрушительные войны привели к великим эпидемиям чумы с конца XIV — начала XV века. Разбой и насилие стали обыденным явлением и вы- звали усиление жестокости наказаний. Сатана и черти обрели в глазах темного насе- ления огромную силу, нечисть стала многочисленной и изощренной. В этих условиях люди готовы были искать причины своих частных бедствий в злокозненности нечи- стой силы, действующей через их соседей, и рядовые конфликты с соседями обретали демоническую форму, подсказанную суевериями. Эта повальная фобия охватывала и часть ученых, церковь же хотя и шла на поводу у массовых убеждений, относилась к ним всё-таки настороженно, так как не могла вполне одобрить суеверия — они же не прописаны в Библии и противоречат христианским догмам (Гуревич 1987). Итоги географических открытий и Реформации. Географические от- крытия взломали представления европейцев о человеке. До сих пор другие люди были еретиками или иноверцами, но дикими они не были. Теперь были открыты люди (по внешним признакам), но близкие к животным (по оснащению и поведению). Сооб- щали даже, что у них нет религии, а религиозные вопросы приобрели в эту эпоху очень острое звучание. В целом Реформация разделила народы Европы по религиоз- ному критерию и ввела в карту Европы большую пестроту» а пыл религиозных войн порождал всеобщее остервенение и нетерпимость. 63
4* Антропологические представления эпохи а) Изменение шкалы существ. Под воздействием идей позднего Возрож- дения в средневековой шкале существ появилось только одно усовершенствование: анатом Везалий (Vesalius, 1514-1564) сравнивает человека с обезьяной. Тем самым в животном царстве наметилось деление: обезьяна отделилась от прочих и приблизи- лась к человеку. Внутри человеческого рода также наметилось деление, еще не очень четкое. б) Проблема индейце в. В результате Великих географических открытий, опи- саний индейцев и выставления живых образцов еще в XVI веке индейцы появились в драмах Шекспира и в сочинениях Монтеня. В 1590 г. Джон Уайт напечатал отличные рисунки индейской жизни, и эта книга вскоре вышла на четырех языках: латыни, ан- глийском, французском и немецком; за тридцать лет она выдержала 17 изданий. В «Изумруде положения мира» (1505) Дуарте Пачеко Перейра описывает не- гров Западной Африки как собаколицых, собакозубых, сатиров, диких людей и кан- нибалов. Разумеется, христиане эпохи религиозных войн не могли обойти проблему аттестации туземцев с точки зрения религии. В 1511 г. монахи аббатства Оттерберн обсуждали вопрос, воспринимать ли их как доступных спасению или навеки про- клятых, В этих обсуждениях жители Калькутты и Цейлона, посещенные да Гамой в 1492 г., были отнесены к зверям. Папа Павел III постановил в 1537 г., что новоот- крытые аборигены Нового света могут быть признаны «настоящими людьми», но при условии» что они воспримут святую католическую веру. Пока же испанские конкви- стадоры относились к ним как к зверям. Немецкий врач и фармацевт Парацельс (Филипп А. Т. фон Гогенгейм, 1493-1541, рис. 2.3) поставил вопрос более остро: «Итак, все мы потомки Адама. И я вряд ли могу удержаться от ко- роткого упоминания о людях, которые открыты на недоступных островах, и о тех, которые еще неизвестны. Не очень вероятно» что мы вправе рассмат- ривать их как потомков Адама: что могли бы такие делать на недоступных островах? Кажется более мудрым ду- мать об этих людях как о потомках дру- гого Адама, потому что будет трудно постулировать, что они близки нам по плоти и крови» (Hohenheim 1929:186). Здесь еще нет прямого подрыва биб- лейской хронологии, ибо второй Адам не поставлен раньше первого, но уже есть идея полигенеза человечества, чуж- дая Библии. Монотеизму Библии соот- ветствует моногенез человечества — все от Адама, сотворенного Богом в шестой день творения. Одного Адама. А тут два. Рис. 23. Парацельс {Теофраст Бомбаст фон Го- генгейм, 1494-1541) — портрет работы Квентина Метсиса (Париж, Объединение нац, музеев). 64
Во второй половине века аналогичным образом высказался астроном Джордано Бруно (1548-1600), известный еретик. Судьба его плачевна. Тогда же Антонио Мале- фанте писал, что народ к югу от Сахары надо считать животными: он очень жалкий, очень черный и очень плохой. Однако флорентиец Дж. Феррацани, плававший у побережья Северной Америки в 1524 г., изумляется, как и Колумб, дружелюбию и гостеприимству индейцев. Для Жана де Лери, путешествовавшего в Бразилии в середине века, южноамериканские индейцы были людьми, со всеми хорошими и плохими чертами человека. Несмотря на отсутствие религии, они счастливы, и ему не хочется уезжать от них. Францисканец Бернардино Робейраде де Саагун (1500-1590) из Саламанкского университета, живший с 1529 г. в Мексике и обнародовавший «Флорентийский ко- декс» с ацтекскими письменами аборигенов, наглядно опроверг отнесение их к зве- рям и призвал к гуманному отношению к ним. Яростным защитником аборигенов был и доминиканский монах Бартоломео деЛас Касас (1474-1566, рис. 2.4, 2.5). В 30-х и 40-х годах он написал целый ряд сочинений, из которых наиболее извест- ное — «История Индий», опубликованное в XIX веке. Он производил индейцев от ев- реев. За это, по его мнению, говорило сходство культур — наличие обрезания, поста, обрядов очищения. А отец Хосеф де А ко с та (род. 1539) в 1588-1589 гг. опубликовал свою «Естественную и моральную историю Индий». В ней он решал вопрос о проис- хождении индейцев с позиций моногенеза человечества — все от Адама. Акоста производил их тоже от евреев, «ибо обычно вы их увиди- те робкими, покорными, чо- порными и искусными во вра- нье. И более того... они носят короткую кофту или жилетку и плащ, целиком расшитый; они ходят босыми или с подо- швами, подвязанными поверх ноги... Оказывается... что этот наряд был древним обы- чаем евреев и что эти два вида одежды, которые индейцы только и используют, были в ходу у Самсона...» (Acosta 1890,1:67-68). Несмотря на причисление индейцев к потомкам Адама (т. е. они одной крови с нами), Рис, 2А. Титульный лист испанского издания 1552 г. «Истории Индий» Бартоломе де Лас Касаса (1474-1566). 65
The Cruelties usd btr the Рис. 2,5, Таблицы из «Истории Индий» Лас Касаса 66
Lard^ on the tnduitbs (первое англ. изд.): мучения индейцев испанцами. 67
Акоста оговаривал свою отчужденность: «Вряд ли есть что-либо устроенное Иису- сом Христом, нашим спасителем, в его законе и его Евангелии, чему бы дьявол не противопоставил что-то и не передал своим язычникам» (ibid., II: 325). Не все были согласны с идеей моногенеза. Джордано Бруно в работе «О вселенной и бесконечно- сти» (1584) рассуждал: «Ни один разумный человек не будет относить эфиопа к тому же предку, что и еврея». То есть он придерживался идеи полигенеза* хотя и не уточнял, от кого же происходят эфиопы и люди ли они. Но Джордано Бруно был еретиком и окончил свою жизнь на костре. В остальном даже образованная часть общества была очень далека от интереса к дикарям. Даже ученый француз Жан Бодэн, автор труда «О законах и обычаях на- рода» (1577), ни словечком не упоминает о формах социальной жизни вне Европы. Поскольку дикари были очень разными, и граница отнесения народа к дикарям была расплывчатой, с открытием дикарей разного рода появилась возможность при- числять к ним и некоторые соседние народы — было бы желание. Английские литера- торы Эдмунд Спенсер и Вильям Кэмден в том же XVI веке относят к дикарям ирланд- цев: об этом, де, свидетельствуют частые миграции, спутанные волосы, грубость и т. д. в) Собирание курьезов» раритетов и аномалий. Эпидемия коллекци- онирования античных произведений искусства (статуй, гемм, монет), порожденная Возрождением, в эпоху Реформации и Географических открытий переросла в коллек- ционирование любых сокровищ, а с другой стороны — в коллекционирование ред- костей (раритетов) и курьезов (любопытных и необычных вещиц), а равно уродов и аномалий природы. Этим как бы прощупывались границы нормального и велись поиски новых разновидностей флоры и фауны, представленных за пределами обжи- того мира. Характерная для эпохи истовая вера в Провидение при ослаблении авторитета церковных догм нашла свое выражение в ученой и литературной параллели этим коллекциям уродов и аномалий. В 1508 г. Альдус Мануций, венецианский печатник, переиздал предзнаменования римского писателя IV века Юлия Обсеквенса (Погре- бального). Тот установил соответствия между рождениями уродов и последующими бедствиями, личными или общенародными. За 50 лет книга вышла 12 изданиями. В 1557 г. Ликосфен (это псевдоним базельского профессора Конрада Вольфгар- та, 1518-1561) объединил эту книгу с предсказаниями 1499 г. Полидора Вергилия (1470?-1555) в большой том «Хроника предзнаменований и знамений». В том же году вышла и книга Пьера Буасто (ум. 1556), посмертно. Оба автора придерживались взгляда, что Бог обладает силой изменять естественный облик рождающихся людей и животных, и он изменяет их не попусту. Правильно понятые, эти отклонения яв- ляются предзнаменованиями катастроф — голода, пожара, наводнения или войны. Себастиан Мюнстер (1489-1552), другой базельский профессор и автор «Космогра- фии» (1544), разделял эти взгляды и не только признавал наличие монструозных рас, но и включал в их число «каннибалов» и все дикие и варварские народы (рис. 2.6). Медик Амбруаз Паре (1517-1590) занимался систематическим изучением врож- денных аномалий (тем, что позже было названо тератологией, от греч. «тератос», чудесный, необычный, знаковый). Но и он свалил свои наблюдения в кучу со старым материалом из античных и средневековых источников, рассматривая череду мифоло- гических монстров и приводя их в иллюстрациях. 68
Многие коллекционеры со- бирали и культурные артефакты: экзотические предметы утва- ри и одежды, орудия и оружие, украшения. Такие вещи собирал в частности Микеле Меркатииз Сан Минато (1541-1593), надзи- ратель ботанического сада папы Пия V и основатель Ватиканского музея. Он, между прочим, одним из первых определил, что кремне- вые наконечники сделаны рукой человека, а не порождены при- родой, как до того считали, и он сравнивал их с кремневыми но- жами еврейских обрядов и с ору- жием американских индейцев. г) Сводки обычаев, кос- мографии и объяснитель- Рис 2б «Каннибалы антропофаги» в «Космографии» н ы е идеи. Это собирательство Мюнстера 1554 г. (Hodgen 1964). имело и литературное выраже- ние. Собрание обычаев и манер поведения опубликовал в небольшой книжке немецкий гебраист Иоганн Б ему с. Книжка карманного формата вышла в 1520 г. и называется «Нравы, законы и риту- алы всех народов» (Omnium gentium mores, leges & ritus). Бёмус был современником Макиавелли, Коперника и Томаса Мора. Он хотел не только информировать своего читателя о нравах и обычаях других народов, но и облегчить выбор, какие законы и институции лучше подходят в их собственных странах (та же задача, что и у Маки- авелли). Он считал, что есть выбор между плохим и хорошим, и в общем мы живем в хорошем веке — лучше, чем жили предки, а это идея прогресса. У Бёмуса человече- ство прошло с Адама и Евы три периода: нецивилизованная жизнь в райском блажен- стве (цивилизация, очевидно, была там не нужна и невозможна), затем время розни, зла и конфликтов, и затем нынешнее время цивилизации. Расхождение от первона- чального единства и вообще культурное разнообразие расценивались как основа для искушения и порчи. Временное впадение евреев в язычество (культ Золотого тельца) приписывалось влиянию египтян, а те были испорчены эфиопами — первыми изобретателями идо- лопоклонничества. Вообще влияния, изменения под воздействием соседей прирав- нивались к порче. Таким образом, идея прогресса дополнялась взаимосвязанными идеями диффузии и дегенерации. «Доморощенный» (нем. hausgezogen, англ. home- bred) — эпитет, обладающий в русском языке уничижительным оттенком (нем. haus- backen), был для Бёмуса хвалебным. Древние афиняне «не были чужестранцами с са- мого начала, и их город не был сперва населен каким-либо сбродом кочевников, а они были рождены на той же почве, где они ныне обитают, и это же место, которое сейчас есть их гнездо и обиталище, было также местом их происхождения и основания». 69
«Доморощенность» (местное происхождение, в современном русском научном языке обозначается термином «автохтонность») украшала по Бёмусу и древних германцев. Это первый росток идеи «почвенничества» — истолкования местного происхожде- ния в патриотическом духе. Любопытно, что росток появился именно в Германии, где позже расцвел пышным цветом (Klejn 1974; Клейн 2000а). К 1611 г. вышло не менее 23 изданий этой книжки на 5 языках. В Англии она была названа «Пакетик манер, содержащий древние манеры поведения, обычаи и законы народов, населяющих две части земли, называемые Африка и Азия» (1555). Америка отсутствует, Колумба как не было. Автору неизвестны и открытия португальских мо- ряков в Африке. Отдаленные страны (Индию, Эфиопию, Татарию, Египет, Скифию) Бёмус описывает подробнее, чем близкие. Традиционные европейские формы семей- ных отношений, верований и государственного устройства кажутся ему более при- емлемыми, чем экзотические. Себастиан Мюнстер в своей «Космографии» (1544) во многом копировал Бёму- са и подражал ему. «Космография» была очень влиятельной и до 1650 г. выдержала 46 изданий на 6 языках. Был и ряд космографии других авторов. Во всех космогра- фиях мир изображался контрастно черно-белым, и окружающие народы рисовались с этноцентрических и религиоцентрических позиций. У Мюнстера евреи завистливы, персы — предатели, египтяне — жулики, греки лживы, сарацины жестоки, венгры грубы, свевы грязны, скотты склонны к роскоши, саксонцы глупы, испанцы — пья- ницы и насильники, норманны жадны и прожорливы и т. д. Впрочем, положительные черты распределены с той же лаконичностью и исключительностью: стойкость за- креплена за персами, остроумие — за египтянами, мудрость — за греками, серьез- ность — за римлянами, сила и смелость — за французами, утонченность — за испан- цами, гостеприимство — за британцами и т. д. Каждый народ получал одно-два ему одному присущие свойства, выраженные, как определяет Ходжен, в «капсульной» формуле (Hodgen 1964; 178). Генрих Корнелиий Агриппаиз Неттенгейма (1486-1535), обвинявшийся в чер- нокнижии и магии (он был одним из прототипов доктора Фауста из легенды), писал в 1527 г.: «Некоторые народы так спланированы Господом, что они знамениты единством и исключительностью своих обычаев. Скифы всегда были обесславлены своей дико- стью и грубостью. Итальянцы были всегда знамениты своим великодушием. Галлы упрекались за глупость. Сицилийцы были всегда утонченными. Азиаты известны ро- скошью, испанцы — ревностью и тем, что большие хвастуны. Кроме того, ряд наро- дов имеют определенные отличия, которые являются непосредственными пометками Господа, так что человек может легко различить, какого народа тот или иной чуже- странец может быть — по его голосу, речи, тону, покрою, разговору, еде, любви и нена- висти, страху и злобе и тому подобному. Ибо если кто увидит человека выступающего с не меньшей статью, чем петух с навозной кучи, при входе как фехтовальщик, с уве- ренным взглядом, с глубоким тоном, важной речью, тяжкой поступью и привыкший одеваться в лохмотья, — кто же не узнает в нем немца? А француза — разве мы не уз- наем по умеренному появлению, женственной походке, улыбчивому выражению лица, услужливому голосу, учтивой речи, скромному поведению и небрежности в привыч- ках? Итальянцев мы узреем в медленном появлении, их поступь важная, выражение лица изменчивое, они малословны, каверзны в разговоре, великодушны в поведении 70
и сдержаны в привычках, В пении итальянцы блеют, испанцы скулят, немцы воют, а французы выводят трели» (Agrippa 1676:147). Такие же высказывания можно найти у Меркатора (1585) и др. Не будем слишком суровы к ученым эпохи Реформации и религиозных войн — подобные клише в оцен- ке чужих народов сохранились до наших дней. Подобно Бёмусу, Луи Ле Руа (или Леруа), называемый по латыни Региусом (прибл. 1510-1577) в ученом труде «О превратностях или многообразии вещей во все- ленной» (1575) обращает внимание на контакты народов. Он отмечает неизбежность миграций и влияний: «В народах есть естественная тяга к смене их обиталищ и жилищ. Имея перемен- чивый ум, не терпящий покоя и желающий новшеств, по каковой причине они не удерживаются от хождения друг к другу, смены манер, языка, письменности, власти и религии. Мало стран обитаемы истинными первонасельниками; почти все народы смешаны». Но в отличие от современников Региус не рассматривал смешанность как источ- ник порчи и дегенерации. Он вообще не считал, что мир дегенерирует. Вместо это- го Региус придерживался циклической идеи постоянной смены направленности хода истории — к улучшению и к ухудшению состояния человечества, повторяя идеи сво- его старшего современника Никколо Макиавелли (1469-1527). Циклистом также был французский юрист Жан Б о д эн (1530-1596) — тот самый, который запятнал себя перед потомками «Демономанией». Всё же это был крупный ученый. За век до Гоббса он отстаивал абсолютизм, опираясь не на божественное пра- во, а на логику, на здравый смысл. В ранней работе «Метод для облегчения истори- ческого познания» (1565) он задолго до Бэкона выдвигал собирание как первый шаг научного метода. В истории было три эпохи, в каждой доминировали народы опре- деленного климатического пояса — сначала жаркого, потом умеренного, наконец, холодного. В этом труде, а также в работах «О законах и обычаях государства» (1577) и в других он продолжил традицию Региуса, отвергающую дегенерационизм. Бодэн добавил соображения о том, почему этот взгляд так распространен. «Ошибаются те, кто думает, что человеческая раса всегда клонится к упадку. Когда старики заблужда- ются на сей счет, это понятно... Они вздыхают по утраченному цвету юности... будто вернувшись из далекого путешествия, они описывают золотой век». Бодэн нашел дру- гое объяснение культурному разнообразию человечества — воздействие климатиче- ских и топографических различий. Это географический детерминизм. Книги Бодэна, злободневные еще и защитой абсолютизма, принимались на ура: за век «Метод» вы- ходил в латинских изданиях 13 раз, другие его книги переводились на разные языки. Со сходными идеями вслед за ним выступал его современник Луи Леруа (1566), о котором я уже говорил. Успех упомянутой в предыдущей главе книги Джованни Боккаччо по сравни- тельному религиоведению («Генеалогии богов») породил в эпоху Реформации, столь жадную к религиозным сюжетам, череду подражателей — Иоганн Штаммлер (1508), Георге Пикториус (1532), Лилио Грегорио Джиральди (1548), Наталь Конти (1551), Винченцо Картари (1556), Стивен Бэтмэн (1577) и др. Но в отличие от образца эпо- хи Возрождения, некоторые из последователей эпохи Реформации и Географических 71
открытий понемногу включали в свои обзоры не только античных богов» но и культы языческих народов современности. Погребальные обычаи разных народов, в основ- ном античных, описывали итальянцы Лилио Грегорио Джиральди (1539) и Томма- зо Поркаччи (1574), другие народы земли присоединил француз Клод Гишар (1581). Сводки сведений о костюмах разных народов сделали француз Франсуа Десерпс (1567) и фламандский художник Абрахам де Брёйн (1581). 5. Монтень о каннибалах Вопросом о народах» встреченных французскими колонизаторами в Бразилии» заинтересовался известный французский философ Мишель Эйкем де Монтень (1533-1592, рис. 2.7), гуманист и критик схоластики. Он происходил из богатой ку- печеской семьи. Дед его, нажившийся на торговле селедкой, приобрел дворянство, а отец, женившийся на португальской еврейке, принявшей протестантство, практи- ковал весьма передовые взгляды и воспитал сыновей в этом духе. Немец-гувернер учил Мишеля латыни и греческому, шести лет мальчик был отдан в коллеж Гиенна в Бордо, где преподавал шотландский гуманист Джордж Бьюкенен, позже учивший короля Якова I. Выросши, Монтень стал советником парламента Бордо, затем дваж- ды становился мэром. На его эпикурейских настроениях и убежденности в слабости и порочности чело- века сказались не только неприятие жестокости религиозных войн, но и привержен- ность к сократической любви. Он учился у того же учителя, что и гомосексуальный король Англии Яков I, и пользовался благосклонностью гомосексуального короля Франции Генриха III. Соучеником Мишеля по коллежу (до 13 лет) был открытый го- мосексуал Марк Антуан Мюре, впоследствии известный гуманистический полемист, неоднократно судимый за содомию в Париже, Тулузе» Падуе и Венеции и нашедший убежище при дворе гомосексуального папы Юлия III. А затем в Бордо 15-летний Ми- шель сдружился с 18-летним Этьеном де ля Боэсси» который в обстановке мятежа, вызванного соляным налогом, написал жгучий критический памфлет на герцога Монморанси, подавлявшего мятеж, и вообще на монархический строй. Страстная дружба продолжалась до смерти Этьена (в 33 года) и легла в основу эссе Монтеня «О дружбе». Через два года после смерти друга Монтень женился и имел дочь, но жил с женой порознь, хотя и в хороших отношениях. Уединившись в своей усадьбе, с 1580 г. Монтень стал выпускать «Опыты», или «Эссе» (вышло три тома), и в том же году отправился в путешествие по Европе, от ко- торого остался дневник (открытый и опубликованный только в XVIII веке). Монтень считал, что Возрождение, нацеленное на благо человека, из-за порочности челове- ка имело своим печальным результатом пожар религиозных войн, обуздать который сможет лишь сильная королевская власть. Поэтому Монтень был дружен с Генрихом, королем Наваррским, и даже сидел из-за этого в Бастилии, а потом его друг стал ко- ролем Франции Генрихом IV. Война между Реформацией и Контрреформацией, выливавшаяся в реальные религиозные войны, сказывалась на всей интеллектуальной атмосфере в странах Европы. Зародился разъедающий скептицизм, сомнение во всем унаследованном духовном багаже, В мышлении Монтеня, сторонника веротерпимости и глубокого критика пороков современного общества, этот постренессансный дух проявлялся 72
Рис, 2J. Мишель Монтень (1533-1592) — портрет на фронтисписе предреволюционного издания «Опытов», 1783 г. наиболее ярко. «Скепсис Монтеня, — пишет М А. Барг (1987: 316), — распростра- нялся на учения христианской церкви, равно как и на моральную философию гума- нистов». Для Монтеня человек — высшая ценность в этом мире, но мыслитель не считает его центром мироздания. Человек — лишь звено в цепи живых существ, при том звено слабое и полное противоречий, Монтень писал живо, свободно, иронично и ввел в ли- тературу жанр философского эссе — свободных заметок на произвольную тематику. В эссе «О каннибалах» (Опыты, гл. 31), написанном около 1580 г., Монтень пере- ходит от вопроса, что за люди бразильские индейцы, к вопросу о том, что вообще служит критерием отнесения народов к цивилизованным или нецивилизованным. Он порывает со схоластической манерой сжимать описание до эмблематичного свой- ства, с капсульными описаниями пороков и добродетелей, со смазью описаний по всем характеристикам народа — брачные и погребальные обычаи, верования, пища и т. д. — всё чохом. Он предпочитает сравнивать народы по многим показателям и выявлять культурные сходства. 73
Зная, что источник информации — самое слабое звено, Монтень не удовлетворил- ся сочинениями путешественников, а стал лично опрашивать моряков, предпочитая самых простецких и необразованных, чтобы сведения не затмевались литературной традицией. Образованные люди «не могут удержаться от некоторого изменения рас- сказываемой истории. Они никогда не представляют вещи в подлинности, но пере- краивают и маскируют их в соответствии с тем, как они хотят видеть их. И чтобы добыть доверие к своему суждению и заставить вас верить им, они обычно украшают, расширяют, да, и гиперболизируют предмет». Получается предвзятость. Нужен «либо искреннейший репортер, либо человек, столь простой, что он ... не способен изобре- сти надстройку». И излагать нужно не языком философа, монаха или юриста. Тем не менее, единственная возможность познания дикарей ~ это сравнение с обычаями и страной самого исследователя — с Европой. Монтень не собирается описывать каждую черту жизни бразильских индейцев. Он предпочитает описывать только те черты, которые можно сопоставить с наличными во Франции его времени. Индейские гамаки он сравнивает с корабельными висячими койками, цвет настоев на корне — с цветом «нашего вина Кларет» и т. д. Это ведет к описанию негативными или позитивными формулами. Негативных больше и они важнее. Так, Монтень (1958: 262) характеризует индейцев как народ, «у которого нет никакой торговли, никакой письменности, никакого знакомства со счетом, никаких признаков власти или превосходства над остальными, никаких сле- дов рабства, никакого богатства и никакой бедности, никаких наследств, никаких раз- делов имущества, никаких занятий, кроме праздности, никакого особого почитания родственных связей, никаких одежд, никакого земледелия, никакого употребления металлов, вина или хлеба. Нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, при- творство, скупость, зависть, злословие, прощение». За пять лет до выхода в свет первого тома «Опытов» Монтеня (но примерно одно- временно с написанием очерка о каннибалах) Луи ле Руа (Региус) писал об индейцах Нового света как о «живущих без букв, без законов, без королей, без государства, без ремесел, но не без религии.,.». Описывая отсталые народы Севера и Юга старой Европы, Монтень говорит, что они «не цивилизованы по природе, ни управляемы дисциплиной, ни объединены в поселениях, они и не сеют и не сажают, мало или вовсе не пользуются удобрениями, (не) меняют одну вещь на другую, не знают применения монет, но живут без домов, поселков, городов...». Эта жизнь без атрибутов цивилизации и есть варварство или дикое состояние, в котором возможен и каннибализм. Монтень воздерживается от морализирования, В очерке «О повозках» он отмеча- ет, что «ни в чем мир не оказывается столь различен, как в обычаях и законах. Нечто счи- тающееся здесь омерзительным, в другом месте приемлемо... Нет ничего столь край- него и ужасного, что бы не было принято и разрешено обычаями некоторых народов. Очевидно, должны существовать естественные законы, которые и видны в других тво- рениях, но в нас (в людях. — Я. К.) они утрачены». 74
В эссе «О привычках» (т. I, гл. 23) Монтень (1958:145) сопоставляет самые экзоти- ческие обычаи: «Здесь питаются человеческим мясом, там почтительный сын обязан убить отца, достигшего известного возраста; еще где-нибудь отцы решают участь ребенка, пока он еще во чреве матери: сохранить ли ему жизнь и воспитать или, напротив, покинуть без присмотра и убить; еще в каком-нибудь месте мужья престарелого возраста пред- лагают юношам своих жен, чтобы те услужили им; бывает и так, что жены считаются общими, и в этом никто не усматривает греха; есть даже такая страна, где женщины носят на подоле одежды в качестве почетного знака отличия столько нарядных кисто- чек с бахромой, скольких мужчин они познали за свою жизнь». Он упоминает и другие странные для европейцев половые обычаи: говорит о ме- стах, «где муж вправе продать жену, если она бесплодна... где не считается постыдным иметь детей от собственной матери; у них же в порядке вещей, если отец сожитель- ствует с собственной дочерью или сыном...». Упоминает он и чуждые европейцам социально-экономические порядки — в странах, «где все находится в общем вла- дении», «где дети не наследуют после родителей, но наследниками являются братья и племянники, а бывает и так, что только племянники». Упоминаются и совершенно непонятные европейцам погребальные обычаи: в местах, «где самый желанный вид погребения — это быть отданным на съедение собакам, а в других местах — птицам» (там же: 142-145). И Монтень ясно формулирует тезис об относительности всех культурных норм. «Дикари для нас нисколько не большее чудо, нежели мы сами для них, да к этому нет и никаких оснований; это признал бы каждый, если б только сумел, познакомившись с чужими для нас учреждениями, остановиться затем на привычных и здраво сравнить их между собой. Ведь все наши воззрения и нравы, каков бы ни был их внешний об- лик, — а он бесконечен в своих проявлениях, бесконечен в разнообразии — примерно в одинаковой мере находят обоснование со стороны нашего разума» (там же: 142). Разумным считается попросту то, что узаконено обычаем. «Отсюда и проистекает то, что все отклонения от обычая считаются отклонениями от разума, — и одному богу известно, насколько по большей части неразумно». Эта констатация условности культурных норм и правомерности отклонений от них, этот релятивизм естественны для человека нетрадиционной сексуальной ори- ентации. Но таков и антропологический подход вообще — выявление культурного многообразия человечества. Как всегда, релятивизм имел и мятежное политическое звучание — оборачиваясь критикой законов собственного общества. Ведь они лишаются разумного обоснования. «Кто пожелает отделаться от всесильных предрассудков обычая, тот обнаружит не- мало вещей, которые как будто и не вызывают сомнения, но вместе с тем и не имеют иной опоры, как только морщины и седина укоренившихся представлений. Сорвав же с подобных вещей эту личину и сопоставив их с истиною и разумом, такой человек по- чувствует, что, хотя прежние суждения его и полетели кувырком, все же почва под но- гами у него стала тверже. И тогда, например, я спрошу у него: возможно ли что-нибудь более удивительное, чем то, что мы постоянно видим перед собой, а именно, что целый 75
народ должен подчиняться законам, которые всегда были загадкой для него...» (Мон- тень 1958: 149). Монтень поясняет, что написанные по латыни французские законы непонятны обывателю, и он вынужден покупать применение их за деньги. Друг веротерпимого короля, недавнего гугенота, мог позволить себе критиковать законы католического государства в эпоху зарождающегося абсолютизма. Что же касается обычаев и образа жизни туземцев заокеанских стран, то со своей рационалистической и релятивист- ской позиции Монтень (1958:262) рассматривает их как основанные на естественных законах природы: «Итак, эти народы, — пишет он в эссе о каннибалах, — кажутся мне варварскими только в том смысле, что их разум еще мало возделан и они еще очень близки к пер- вобытной непосредственности и простоте. Ими все еще управляют законы природы, почти не извращенные нашими. Они пребывают все еще в такой чистоте, что мне по- рою бывает досадно, почему сведения о них не достигли нас раньше, в те времена, когда жили такие люди, которые могли бы судить об этом лучше, чем мы». Он имеет в виду Платона с его идеальным государством. Таким образом, Мон- тень, усвоив идеализацию «благородного дикаря», возрожденную Великими геогра- фическими открытиями, перевел ее в общий релятивизм относительно культурных норм и в апелляцию к естественным законам природы, одну из самых ранних. Она развернулась широко уже в последующую эпоху. ЛИТЕРАТУРА Источники: Магидович 1950; Монтень 1958; Пигафетта 1950; Hohenheim (Paracelsus) 1929; Petty 1927. Историография: Гуревич 1987; Berkhofer 1978; Gamble 1993; Hodgen 1964; Trompf 1964.
ГЛАВА 3 СТАНОВЛЕНИЕ ЕСТЕСТВОВЕДЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ (НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ) А. Предпосылки антропологии в век научной революции I. Век научной революции и подход ж изучению человека XVII век был временем треж революций — в промышленности, политике и науке. Промышленный переворот в Англии создал в стране техническую базу для мощной капиталистической экономики. Английская буржуазная революция оформила силу капитала политически» установив в стране парламентское правление — королевская власть была упразднена, правда, через два десятилетия восстановлена, но сведенная к простой формальности. В этих условиях мыслители и ученые имели хороший сти- мул для новых идей в науке, они были востребованы, и Научная революция произо- шла, затронув не только Англию: научные идеи распространяются быстрее других. Главными идеями научной революции были следующие: 1. Рационализм. Наука довольно резко отделилась от религиозной аргумен- тации. Отвергнуты были хитрые методы схоластики и спекулятивное умствование, которыми ученые предшествующего времени решали проблемы науки — совершенно подобно тому, как богословы решали вопросы религиозные. В науке словесная эк- вилибристика отошла в прошлое, и иссякла опора на авторитет древних сочинений. Основы новой философии—рационализма разработал французский мыслитель Рене Декарт (1596-1650), философ, оптик и математик, известный своими научными до- стижениями (это он ввел систему координат для графиков, обозначения индексов, впервые использовал х» у, г для обозначения неизвестных). Он учил скептически относиться к словам авторитетов и полагаться не на них, а только на свой рассудок, разум (лат. ratio). Фразу Св. Августина «сомневаюсь, сле- довательно существую» он слегка переиначил: «Мыслю, следовательно существую» (cogito, ergo sum). Антропологический смысл учения Декарта состоял в возвеличении человека, силы его разума. Декарт учил ясно мыслить и приходить к выводам строгой логической дедукцией. В «Рассуждении о методе» он писал: «В нашем поиске прямого пути к истине мы должны не заниматься никаким предметом, относительно которого мы не можем достичь достоверности, равной демонстрациям арифметики и геоме- трии». По Декарту, все явления мертвой и живой природы можно объяснить разумно из механического движения — аналогией с механизмом часов, и математика должна лежать в основе всякого научного объяснения. Этот принцип подрывает веру в чуде- са, основу религии. 77
Девизом Британского Королевского общества, объединившего ведущих англий- ских ученых» стало: «Nullus in verba» («Нет ничего в словах»). Голландский философ еврейского происхождения Бенедикт (Барух) Спиноза (1632-1677), развивая идеи Декарта, построил изложение морали и религии как си- стему аксиом, постулатов и дефиниций. 2. Эмпиризм. Возобладал здоровый практицизм. Английский политик, мысли- тель и ученый сэр Фрэнсис Бэкон (1561-1626) в своем сочинении «Novum organon» (1620, «Новый органон», т.е. новый инструмент) отстаивал эмпиризм как ведущий метод исследования. Он обрушился с ядовитой критикой на ученых прежнего склада, исходивших из предрассудков и предвзятых идей (Бэкон тщательно классифициро- вал эти ложные основания). «Было бы тщетным, — писал он в этом сочинении, — ожидать большого успеха в науке от наложения нового на старое и впечатывания од- ного в другое. Нам надо начать сызнова с самых оснований...». Он призвал исходить из наблюдений, положить в основу решения научных проблем практический опыт и специальные эксперименты, опираться на факты, проверять гипотезы фактами, проверять и сами факты на прочность. Девизом Итальянского общества ученых ста- ло: «Provando e riprovando» («Проверяй и перепроверяй»). Прежние ученые делали выводы по аналогии, т. е. заключали по частному случаю. Бэкон противопоставил этому индуктивное обобщение многих фактов. «Наша един- ственная надежда... заключается в верной индукции», — писал он там же. 3. Специальное образование. Любомудру и раньше требовались обшир- ные знания, начитанность и жизненный опыт, ум и умение рассуждать. Но теперь этого оказалось мало. Как великие географические открытия раздвинули границы известного мира, так теперь телескоп Галилея и микроскоп Левенгука углубили наше видение и позволили заглянуть в дальние углы вселенной и вглубь веществ. Перед взором людей предстало нечто несовместимое с обычным жизненным опытом и хо- дячими представлениями. Здравого рассудка оказалось недостаточно для понимания открытого. Потребовались специальные знания особых законов и методов, найден- ных предшествующими учеными в исследовании данной проблемы. Бэкон выразил это так: «Ни голая рука, ни простое старание понять не могут много достигнуть. Дело свершается инструментами и помощниками, которые столь же надобны для пони- мания, как и для руки. И так же, как руке инструменты дают движение или ведут ее, так и инструменты для ума поставляют либо предложения для понимания, либо предостережения». А это означает необходимость проходить специальное обучение. Чтобы стать биологом, надо выучиться у биологов; чтобы быть физиком — у физиков. Разраста- ются университеты, появляются учебники, профессора-специалисты. Любительские занятия все больше уступают место исследованиям специалистов. 4. Профессионализм. Ученые общества (какупомянутые английское и ита- льянское) и академии вырастали в это время, как грибы, во всех цивилизованных государствах. Из затворника-одиночки (как в XV веке доктор Фауст) ученый стано- вится членом корпорации, признанной обществом. Это было необходимо по двум причинам: во-первых, ученым теперь было необходимо общение с себе подобными для обсуждения научных проблем, для проверки и одобрения выводов. Во-вторых, 78
через научные организации ученый предъявлял свои результаты всему обществу как авторитетные и социально признанные данные. Соответственно и государство осо- знавало, что ученые ему необходимы, а поэтому монархи обычно покровительство- вали таким обществам. Фрэнсис Бэкон выразил это в лапидарной фразе; «Знание — сила». 5. Натурализм. Все более стали внедряться представления, что общество и природа подчиняются одним законам (натурализм). Стало возможным уподоблять человека животным и говорить ©естественном поведении людей, в котором они ведут себя, как животные. Появилось понимание того, что законы поведения воз- никли естественно, а не сочинены искусственно по произволу неких правителей и не спущены Богом отдельно от всей природы. Томас Гоббс (1588-1679) утверждал, что люди от природы эгоистичны, иестественным состоянием людей была война всех против всех. Из естественного чувства самосохранения люди пришли к согла- шению, гармонизирующему общественную жизнь и устраняющему анархию — это было нечто вроде общественного договора. Приходится признать власть и почитать суверенитет государя. У животных в стае или стаде тоже есть вожаки. В «Левиафане» (1651) он отстаивал необходимость абсолютной власти государя. Понятие естественного права использовал голландский юрист Гуго Гроци й (Хейг де Грот, 1583-1645). Он работал в Лейдене и Гааге, но политические пертурба- ции привели его в тюрьму. Освободившись, он бежал в Париж и там издал свои труды. Одним из первых (если не первым) он предположил, что ранние европейцы подобно американским индейцам не имели частной собственности — у них всё было в общем владении. Истоки права он видел не в теологии, а в человеческой природе. Он считал природные законы основой социальной жизни. Разрабатывая юридический аспект международных отношений («О праве войны и мира», 1625), он оспаривал право любой нации объявлять часть открытого моря своей исключительной собственно- стью — это противоречит естественному праву. Войны также нарушают естественное право и могут быть терпимы, только если имеют справедливые причины. Немец Саму эль Пуфендорф (1632-1694), работавший в Германии и Швеции, в 1673 г. перевернул теорию Гроция: не природа — основа социальной жизни, а на- оборот, человек изначально, по своей природе, социальное существо, он никогда не жил вне общества, и социальная жизнь — основа естественного закона. 6. Библейская критика. Если Реформация поставила под сомнение не- которые догмы церкви, не затрагивая Священное Писание, то Научная революция поставила и его под сомнение. Гоббс в «Левиафане» (1651) заявил, что Библия — не достоверное Слово Божие, а лишь сообщение некоторых людей, вдохновленных Все- вышним. Он выразил сомнение в Моисеевом авторстве Пятикнижия в его дошедшем до нас виде. Отстаивая абсолютизм, Гоббс исходил не из божественного закона, а из здравого смысла. Спиноза в «Богословско-политическом трактате» (1670) уверял, что свободное философствование не вредит ни спокойствию государства, ни благоче- стию. Он настаивал, что и Священное Писание надо исследовать «точно так, как на- туралист наблюдает явления природы», следовательно, выискивать их противоречия, чтобы выяснить авторство, происхождение и цель написания книг Библии. Отсюда уже только шаг до потрясающих открытий Жана Астрюка, который в XVIII веке выя- вил источники Пятикнижия и разложил его на составные части. 79
7. Барокко. Радикальные изменения картины мира и отношения к авторите- там, скептицизм и ощущение быстрых перемен привели к изменению умонастроения в обществе. Эта динамичность выразилась в архитектуре и в искусстве, где новый стиль получил название барокко (как полагают, от названия разновидности жемчуга). Но барокко некоторые рассматривают как нечто более широкое, чем стиль искусства. «В общем и целом, — полагает М. А. Барг (1987: 317-318), передавая мысли Р. Стромберга (Stromberg 1975:71-72,136-137), — барокко это стиль мышления и по- ведения людей "растерявшейся эпохи", разуверившейся во всем унаследованном и вместе с тем еще не нашедшей почвы для нового символа веры. Это был дух, бук- вально потрясенный открывшейся ему изменчивостью всего и во всем... Это умона- строение хорошо выразил английский поэт Джон Донн, заметивший: "Дела обстоят тем лучше, чем чаще они меняются'! В этом ключевая идея барокко. И насколько же далеко она отстоит от привязанности гуманизма к образам прошлого. Нет холодного расчета, классической ясности форм, их очертания расплылись, стали размытыми, раздробились, переплелись. Господствует пристрастие к деталям, к округлым лини- ям, завихрениям. Во всем — динамизм, стремление к пределу, чрезмерности, зача- стую к гротеску». Таковы главные руководящие идеи научной революции XVII века. 2„ Антропологические представления: естествоведческий подход и Библия Некоторые отрасли знания, восприняв эти идеи, сформировались в научные дис- циплины. Например, физика, зоология, ботаника, география, геология, медицина. Социальные науки отставали. История и грамматика существовали как научные дис- циплины, но не могли похвастаться критериями научности, равными тем, которые применялись в естественных науках и которые покоились на принципах эмпиризма и рационализма. Однако принципы рационализма были применимы и к этим наукам, так что все же и они выглядели научнее, чем прежде. Собирание этнографических факт о в, С начала XVII века, с 1607 г., в Маг- дебурге начала печататься серия книг под общим названием «Ethnographia Mundi» — народоописание мира. Это, кажется, первое употребление названия одного из под- разделений антропологической науки. Фрэнсис Бэкон, верный своим принципам эмпиризма, позаботился не толь- ко о сборе фактов естествознания, но и о добывании антропологических сведений, о том, чтобы они были как можно более объективными. В очерке «О путешествии» (1625) он писал: «Странное дело» что в морских странствиях, где ничего не видать, кроме неба и моря, люди обязаны вести дневники, а в наземном путешествии, где есть так много, чего наблюдать, большей частью этим пренебрегают... Пусть поэтому дневники будут введены в применение». Это было первое требование ввести в науку протокол наблюдения. В коллекционировании теперь преобладали природные объекты — минералы, растения, животные. Собирание коллекций стало рассматриваться как собирание фактов — для полноты исследования. В согласии с общей специализацией, предме- ты, изготовленные человеком, были выделены в музеях (Копенгаген, Оксфорд) и кол- лекциях в особые помещения. Фрэнсис Бэкон в «Успехе обучения» {Advancement of learning, 1605) разделил природу, подлежащую изучению, на три части: 1) «природу 80
текущую» (nature in course), 2) «природу ошибающуюся и отклоняющуюся» и 3) «при- роду изменяемую и выделанную (обработанную)». Иными словами, «историю тварей, историю див (чудес) и историю искусств». В «Параскеве», приложении к своему «Но- вому инструменту» (1620), Бэкон предлагал первым шагом в собирании фактов их группировку в «истории» или «календари», в частности, в «историю природы обрабо- танной или механической», историю технологий. Соответственно, Энтони Вуд назвал свое собрание раритетов «Britannica Baconia». Традиция собирать данные об уродах, монстрах и мифологических существах и на- родах нашла свою нишу в системе Бэкона — как факты о «природе ошибающейся и от- клоняющейся». В этом русле в 1650 г. была опубликована книга Джона Балвера «Ант- ропометаморфоз; человек трансформированный, искусственное изменение». Здесь были собраны факты не о чудищах или просто дикарях, а о косметических обычаях, о переделке лица и фигуры, о прическах и выщипывании бровей и т. д. Правда, Балвер принимает на веру рассказы о сказочных народах, но объясняет их как обычных людей, произвольно отклонившихся от естественного достоинства — дегенерировавших. Бэ- кон, однако, предусматривал и коллекцию ошибочных наблюдений, ляпсусов ученых. Среди фактов, достойных собирания, видное место занимали верования разных народов. В 1613 г. свои разыскания религиозных проявлений во всем мире опубли- ковал провинциальный английский священник Сэмьюэл Пёр чес под неуклюжим названием: «Пёрчес, его паломничество, или Отношения мира и религий, наблюден- ных во все века и во всех открытых местностях». Книга имела большой успех (король Яков I прочел ее семь раз). Другое монументальное собрание сведений о религиях — «Пансебия» (Всеверие) Александра Росса (1653). Сводку брачных обычаев разных народов составил Луи де Гайя в 1681 г. — «Брачные церемонии всех народов мира». Он включил в свою сводку не только евреев, римлян, современных католиков и про- тестантов, но и негров Гвинеи, восточных индийцев и краснокожих индейцев. Один из результатов сравнения народов и обычаев был очень близок к сути ан- тропологии: уже в 1659 г. инструкция викариям Парижа предупреждала относитель- но первых апостольских миссий в восточную Азию, чтобы миссионеры были тер- пимы к нравам аборигенов, не пытались переместить Францию в Китай, поскольку у каждого народа свои обычаи. Ту же релятивистскую позицию, контрастировавшую с обычной нетерпимостью церкви, с еще большей категоричностью отстаивал Луи Л е Конт (1656-1729). «Китайцы, — говорил он, — смотрят на наши религиозные нравы с таким же удивлением, как мы на их нравы». В 1698 г. его писания были запрещены теологическим факультетом Парижского университета. Антропология же вообще к этому времени еще не сформировалась как особая дисциплина. Тем не менее, определенные представления о сюжетах, впоследствии во- шедших в антропологию, и некоторые идеи, развивавшиеся в ней, уже существовали. Естественное право. Это, в частности, вопрос о «естественном праве» лю- дей, который разрабатывался целым рядом философов и юристов и создавал теоре- тическую основу для представлений о первобытном праве. Были одиночные попытки связывать естественное право с идеализацией дикаря, как у Монтеня. Так, в 1667 г., через 100 лет после Монтеня, появилась книга фран- цузского монаха-доминиканца Рене Поля дю Тертра «Общая история Антильских островов». В ней автор писал, что туземцы — «дикари» только по имени: 81
«...Дикари этих островов — самые мирные, самые счастливые, отнюдь не пороч- ные» самые общительные, совсем не притворщики... Ибо они таковы, какими сделала их природа, т. е. в величайшей простоте и в естественной наивности. Они все между собой равны, им незнакомы почти никакие преимущества или рабство... Никто не богаче и не беднее другого, и все они в своих желаниях ограничиваются тем, что им полезно и строго необходимо, презирают всякое излишество...»(Tertre 1667; 356-358). Но полную силу таким представлениям придал только Руссо в следующую эпоху. Пока же естественное право рассматривалось больше в другом ключе, без всякого любования дикарями. Распространяется ли естественное право на отсталые народы, не обладающие силой? Не очень. По представлениям склонных к телеологизму мыс- лителей этой эпохи (телеологизм — учение о целенаправленности всего в мире), про- видение позаботилось о том, чтобы мыши рождались для кошки, скот существовал для кормления людей, земли отсталых народов — для колонизации, а сами они созда- ны слабыми и неразумными, чтобы не мешать и не сопротивляться цивилизованным народам. В то же время открытие Америки и других заморских территорий и далее их коло- низация расширили кругозор европейцев и поставили их перед первобытными наро- дами, перед другими расами. Сам собой выдвинулся вопрос об объеме человечества и составе человеческого рода. Особенно остро этот вопрос звучал из-за индейцев, которые были так названы потому, что Колумб принял их земли за Индию. Индейцы вне Индии; проблема христианской антропологии. В 1607 г. Грегорио Гарсия в своей книге «Происхождение индейцев» выводит их из Иудеи: это заблудившийся флот царя Соломона, пропавшие 10 племен Израилевых. Но коль скоро туземцы этих дальних земель так отличаются от нас и живут столь да- леко, то могли ли они прибыть из первоначального очага творения — Месопотамии и являются ли они потомками Адама и Евы? Это не говоря уж о том, чтобы считать их потомками Ноя и его сыновей — Сима, Хама и Яфета, выживших на Кавказе (Ноев ковчег на Арарате). Сим, Хам и Яфет уже ведь распределены как предки по старым семьям народов. Далее напрашиваются весьма опасные рассуждения. Если новооткрытые туземцы не потомки Адама и Евы, то чьи? Если они не наши родичи, то, стало быть, вообще люди ли они? А если не люди, то по отношению к ним позволено все, что можно делать с домашними животными — убивать, нещадно эксплуатировать, ибо Моисеевы и Христовы заповеди на них не распространяют- ся. С другой стороны, они мало отличаются от некоторых народностей настоящей Индии — такие же голые и дикие. Но ведь Индия примыкает к Месопотамии, и ее обитателей (сейчас мы их называем индийцами или индостанцами) искони относят к людям, включают в человеческий род. Если же американские индейцы тоже люди, но происходят не от Адама и Евы, а от пары, созданной в другом месте, то Адам и Ева — не общие предки всех людей, а либо было несколько актов творения человека (минимум два), либо Адам и Ева не первые люди, а обе пары восходят к некой более древней паре предков. И то и другое проти- воречит Библии! В 1655г. в Нидерландах появилась книга кальвиниста Исаака Ла Пейрера или Лапейрера (1594-1676) о воззвании апостола Павла к евреям, в которой стави- лось под сомнение унаследование первородного греха от Адама, а затем его книга 82
D V RAPPEL DES IVIFS S Y S T E M A THEOLOGICVM, PRiEADAMITARVM HyPOTHfiSt. I Icuu. M. DC. XLIII. Puc. 3.1. Титужьные листы первых изданий книг Исаака де ла Пейре- ра (1597-1676) о «Послании к ев- реям» и о «преадамитах». ANNO SALVTI Si М. DC ЬУ. «Теологическая система из пре-Адамитской гипотезы» (рис. 3.1-3.2). Сын королевско- го советника из Бордо Исаак ла Пейрер был врачом принца Конде и советником коро- левы Кристины Шведской. Он изобрел фонетическую транскрипцию. Пейрер развер- нул гипотезу Парацельса и Джордано Бруно в целую концепцию. Для Пейрера Моисей не мог быть автором Пятикнижия, коль скоро там описана его смерть. У Пейрера Адам был предком только евреев, а египтяне и китайцы про- исходили от преадамитов. Финикийцы, вавилоняне» египтяне ведь древнее библей- ских евреев и Библии. Потоп не был всемирным (он охватывал только Палестину). Где Каин нашел жену, если у Адама долго не было дочерей, а других людей кроме по- томков Адама не существовало? Значит, Адам был не первым человеком. От одного Адама Пейрер производил евреев и другие народы традиционных религий, от дру- гого Адама — язычников. Это идея полигенеза человечества, противопоставленная библейскому моногенезу. По приказу парижского парламента книга Пейрера была сожжена. В Брюсселе Пейреру пришлось скрываться, на поиски его были посланы 30 человек, в 1656 г. его разыскали и, арестовав, заключили в башню Трёремберг. 11 марта 1657 г. в присут- ствии кардиналов Барберини и Альбицци Лапейрер торжественно отрекся от своих еретических взглядов — через четверть века после Галилея. Кстати, кардинал Франче- ско Барберини — завзятый антикварий, а его секретарь — друг Галилея... Стоит добавить, что, хотя слово «раса» (порода) существовало и иногда фигураль- но применялось к человеку, а различия по цвету кожи отмечались, все же расизма в современном понимании не было. Не проводилась корреляция между прирожден- ными, наследственными физическими особенностями людей (цвет кожи, строение 83
черст м т. п.) и их психическими способностями, не было подключения части людей m этом основании к бессознательным животным (или, по крайней мере, размещение их ближе к таким животным, чем других людей) и не предлагались политические вы- воды из этой констатации. Для неравенства применялись другие основания — рели- гиозные, культурные, национальные, политические. Наброски иерархии рас. В эпоху естественнонаучной революции стали проскальзывать отдельные высказывания, близкие к будущему расизму. Так, путе- шественник сэр Томас Херберт говорил в 1626 г. о готтентотах: «Их слова звучат ско- рее как голоса обезьян, чем людей... И, сравнивая их подражание, речь и внешний вид, полагаю, что многие из них имеют лучших предшественников в обезьянах, чем в людях». Можно было бы назвать Херберта предшественником Дарвина, если бы его увязка людей с обезьянами не была ограничена готтентотами. В 1677 г. лондонский главный судья сэр Мэтью Хей л опубликовал трактат «При- митивное происхождение человечества». Название кажется многообещающим. В трактате Хейл строил иерархию существ, шкалу, цепь. Но между человеком и выс- шими животными у него не было поставлено ничего. Вопрос о происхождении по- висал в воздухе. Тут у врача, статистика, экономиста и музыканта сэра Уильяма Петти (1623- 1687) появилась идея не ограничиваться помещением человека в целом на «шкале су- ществ», как это делали средневековые ученые и за ними все последующие, а детализи- ровать шкалу и распределить на ней в иерархическом порядке (на низших и высших ступенях) разные виды человека, да и разные виды животных под ним. Доктор Петти выступил в Дублине перед врачами с докладом в 1676 г., а в следующем году излагал свою идею в письмах друзьям. Кроме индивидуальных различий между людьми, пи- сал он, «есть и другие, более существенные, т. е. между гвинейскими неграми и средне-евро- пейцами, да и между неграми — между таковыми из Гвинеи и теми, кто живет около мыса Доброй Надежды, каковые (последние) являются наиболее звероподобными из всех сортов человека, с которыми знакомы наши путешественники. Я скажу, что евро- пейцы не только отличаются от вышеупомянутых африканцев цветом... но также и... естественными манерами и внутренними качествами своего ума». Он терялся в поисках, кого расположить непосредственно под человеком: слона (по уму), бабуина (по внешнему сходству), попугая (по речи), пчелу (по одушевлен- ности)? И решил эту проблему на века вперед: по внешнему сходству, т. е. по наиболее доступному формальному критерию. Поместил под человеком обезьяну — бабуина. Д-р Петти планировал книгу «Шкала существ», но так и не написал ее. Его письма и наброски опубликованы только в XX веке (Petty 1927). С реализацией идеи другими мыслителями пришлось ждать до века Просвещения. 84
Б. Формирование антропологии в век Просвещения а) Основа формирования антропологии 3. Век Просвещения (XVIII век} и его принципы Название «век Просвещения» принадлежит одному из духовных лидеров этого века Иммануилу Канту, который в статье 1784 г. «Что есть просвещение?» писал о сво- ем времени, что его нельзя назвать просвещенным веком, но что это — век Просвеще- ния. Собственно, век Просвещения не совсем совпадает с календарным XVIII веком. Он начался с так называемой Славной революции 1688 г. в Англии (мирного сверже- ния Якова II Стюарта, что означало окончательный переход реальной власти к пар- ламенту и установление религиозной терпимости), достиг своего пика во Франции, а окончился с началом Французской буржуазной революции 1789 г. Просветители опираются на мыслителей предшествующего периода — Бэкона и Декарта. Открытия Исаака Ньютона (1647-1727) подтвердили, что мир управля- ется математическими законами. Во многих отношениях век Просвещения является продолжением века трех революций — промышленной, английской политической (буржуазной) и научной, и сам он подготовил Французскую буржуазную революцию. XVIII век следовал за XVII веком не только хронологически, но и в плане преемствен- ности. Дух времени был в основном тот же, основные принципы те же, только сте- пень проявления разная и выявились их новые аспекты. 1. Исторический оптимизм. Оптимистическое настроение владело умами ученых. С их точки зрения, почти всё поддавалось познанию, улучшению и усовершен- ствованию. Развитие науки и общества рождало у них впечатление, что все к лучшему. Это настроение выразил математик, физик, филолог и философ барон Готфрид-Виль- гельм фон Лейбниц (1646-1716), открыватель исчисления бесконечно малых вели- чин и зачинатель математической логики. Его философские труды выходили уже в на- чале XVIII века. «Все к лучшему в этом лучшем из возможных миров», — утверждал он. Для его представлений характерен телеологизм: в мире есть целенаправленность, есть «предустановленная гармония», и дело ученых — ее открывать и использовать. Обычно считается, что мыслители Просвещения почти поголовно верили в про- гресс. Это не так. Только к концу периода Просвещения некоторые его лидеры (Кант, Тюрго и Кондорсе) пришли к идее прогресса (прогрессизм). Человечество непрерывно изменяется, считали они, и это обусловлено природой человека: в него заложено есте- ственное стремление к улучшению условий жизни. Поэтому регресс хоть и бывает, но всегда преодолевается. Духом прогресса проникнуты и сочинения французского писателя-сатирика и философа Мари-Франсуа Аруэ, более известного под псевдони- мом Вольтер (1694-1778). В 1756-1769 гг. он выпустил свое семитомное сочинение «Опыт о всеобщей истории и о нравах и духе народов», а в 1765 г. в Голландии издал свою «Философию истории». Вся история предстает у него как непрерывное восхож- дение человечества благодаря разуму. В ней нет места божественному предопреде- лению, все развитие осуществляется благодаря действиям людей, которые учатся на своих ошибках, а первопричинами всего процесса являются «нравы и дух народов». В основе своей это была, по сути, история культуры или даже еще уже — история 85
ментальности, причем сравнительная, так что подход Вольтера к истории можно на- звать антропологическим. 2. Интеллектуализм и просветительство. Инструментом всех усовер- шенствований (или даже общего прогресса) является, по идее просветителей, разум, интеллект. Он позволяет познавать природу, накоплять знания и использовать их для улучшения условий жизни. «Смейте знать!» — призывал Кант. Отсюда два важ- нейших условия прогресса: совершенствовать познание и распространять знания среди людей —- вести просвещение всех. Тогда не будет войны всех против всех Гоббса, В этике Кант выдвигал «категорический императив», предлагая человеку поступать так, как ему бы хотелось» чтобы поступали все. Реализуя эту идею просвещения всех, французский писатель и философ Дени Дидро (1713-1784) организовал выпуск многотомной энциклопедии (1751-1780), в которой просветители боролись против феодальной идеологии и засилья церкви, против деспотизма и за прогресс. Это просвещение было ориентировано не на всех людей. Лидер просветителей Вольтер писал, что «сапожники и кухарки» все равно не смогут управлять государ- ством. Для этого существуют короли и императоры, но они должны быть просвещен- ными; дело философов — их просветить. Как метко отмечает Малефийт, просвети- тели не очень верили в разум человечества, считая, что им наделены немногие. Они верили в с в ой разум. 3. Сенсуализм. Идеи Бэкона (эмпиризм) развил в систему философ Джон Локк (1632-1704). Хотя Локк начал активную политическую жизнь и чтение лекций в Англии эпохи реставрации Стюартов, вскоре ему пришлось удалиться на континент (во Францию, потом в Голландию), и вернулся он в Англию только после Славной революции. Появление в 1690 г. основных сочинений Локка «Очерк относительно человеческого понимания» и «Два трактата о правительстве» относится уже к веку Просвещения и начинает его. Локк выводил все знания из опыта, через чувства, ощущения. Эмпиризм приоб- ретал у него форму сенсуализма. Он считал, что при рождении человека его созна- ние представляет собой tabula rasa (чистый лист), а знание отпечатывается на нем из жизненного опыта, благодаря воздействию внешней среды, в результате ощущений (отражения) и операций ума. Нет ничего в разуме, чего не было бы в ощущении. Локк не верил в интуицию и врожденные идеи. 4. Критическое познание. Рационализм Декарта также получил развитие у мыслителей Просвещения. Шотландский философ и психолог Дэвид Юм (1711- 1776) достоверной считал только математику, все остальное выводится из опыта. Опыт же, по Юму, это поток субъективных впечатлений (ощущений) от предметов, а чтб эти предметы на самом деле представляют собой и даже существуют они или нет, нам невозможно узнать (это агностицизм — от греч. «гносис»-«знание» и «а»-«не»). Мы судим о них, сопоставляя эти впечатления (одни ярче и устойчивее других); для практических целей этого достаточно. Вообще практику Юм ставил во главу угла, что характерно для буржуазного идеолога (утилитаризм). И в этике он счел критерием нравственности полезность (а не соответствие библейским заповедям). Его «Трактат о человеческой природе» вышел в 1739-1740 гг. Скептицизм Юма повлиял на Канта. 86
Немецкий философ Иммануил Кант (Kant, 1724-1804) после ряда достиже- ний в естествоведении (гипотеза о создании Вселенной из туманности, вывод о за- медлении суточного вращения Земли и др.) сосредоточился на философии. В своем труде « Критика чистого разума« (1781) и в других он развернул гордую фразу Декарта «cogito, ergo sum« в систему методов познания, ограничив его пределы. Это была кри- тическая философия. Кант исследовал, как разум постигает мир опыта, и разработал универсальные правила для рассуждения о науке, искусстве и морали. Вопреки Юму, Кант постулировал объективное существование мира, т. е. что сами по себе предметы реального мира существуют, но признавал, что они недоступны познанию (транс- цендентный — от лат. transcendentere — «переступать»). Они даны нам в ощущениях, для постижения и понимания которых нужны четыре группы категорий (количества, качества, отношений и модальности), а те существуют априорно (заведомо, изначаль- но) в нашем уме, имманентны ему (от лат. immanens — «свойственный, присущий»). Достоверное и однозначное знание возможно только в математике и естествознании. Науки о человеке и обществе полны противоречий (антиномий), в которых «да» и «нет» равно доказуемы и выбор зависит от этической позиции человека. 5. Освобождение от религии. Таковы, по Канту, и религиозные истины (существование Бога и т. п.). У Канта наука и вера разведены. Таким образом, мир из созданного Богом превращался в производное ума каждого отдельного человека. Юм же вообще отверг учение о Боге и признал влияние религии на нравственность и политику вредным. В «Естественной истории религии» (1757) он был занят вопро- сом, как люди додумались до религии. Он исходил из того, что религия не порождена рассудком. Ранние люди вообще не размышляли много, они были охвачены стра- стями, эмоциями и аппетитами. Корень всех религий — страх. Много сил рождало страх — много и богов. Постепенно важнейшие силы обрели превосходство, и по- литеизм свелся к монотеизму. Вольтер в своих сочинениях «Трактат о веротерпимо- стии» и других призвал отринуть христианство и католическую церковь. «Ecrasez l»infame!» («Срежьте эту гнусь!») — был его лозунг (Manuel 1959; 1962), что обычно переводится приближенно: «Раздавите гадину!». Однако Вольтер, как и многие просветители, допускал, что народу нужна идея ка- рающего Бога. И сам он, признавая механику и физику Ньютона управляющей дви- жением мира, считал, подобно Локку и Юму, что начальный толчок дал Бог-творец, а далее все развивалось уже по законам природы (такая философия называется де- изм). Он также считал, что Бог разлит в природе — это не отдельная субстанция, а скорее свойственный самой природе принцип действия (такая философия называ- ется пантеизм). В эпоху Просвещения библейская критика шагнула очень далеко. Жан Астрюк (1684-1761) установил, что в Пятикнижии некоторые рассказы повторяются, варьи- руя, что бог называется в них то Ягве, то Элогим (грамматически это множественное число) и что с этими именами сопряжены разные версии одних и тех же рассказов. Из этого он сделал вывод, что Моисеев текст составлен из кусочков, написанных двумя авторами (условно названными «Элогист» и «Ягвист») — какое уж тут Откровение! 6. Философский натурализм. Человека просветители воспринимали как часть природы. Шведский ботаник и врач Карл Линней (1707-1778), исходя из единства природы, построил в своей «Системе природы» (1735) единую систематику 87
для ботаники, зоологии и минералогии. В следующем произведении, «Философии ботаники», он доказывал, что у растений так же, как у животных, есть половое раз- множение. Характер устройства половых органов он и сделал одним из важнейших критериев классификации. В единую систему природы Линней включил и человека, поместив его рядом с обезьянами. В 1770 г. французский энциклопедист Гольбах (Поль Анри Тири, барон д'Ольбах, 1723-1789) в книге «Система природы», выпущен- ной под псевдонимом и тотчас приговоренной к сожжению, писал: «Человек — про- изводное природы, он существует в ней и по ее законам». По мысли просветителей, механизмы, действующие в природе (рост, питание, дыхание, способ размножения и проч.), распространяются и на человека. Некоторые распространяли на человека и животных и законы мертвой природы — механики. Медик Жюльен Ламе три (1709-1751) выпустил книгу «Человек — машина» (1748), в которой, гиперболизируя идею Декарта, сводил процессы жизнедеятельности к про- стым механическим явлениям. Он же писал о «человеке-растении» и в поисках близо- сти между разными видами предлагал попытаться научить обезьяну разговаривать. Значит, можно говорить о чем-то общем и фундаментальном, что заключе- но в «природе вещей» и что проявляется в жизни человека само собой еще до его обучения, до установлений монарха, до внедрения цивилизации. Просветители (Ди- дро, Руссо, Локк) стали развивать уже пробивавшиеся ранее идеи о «естественном праве», «естественной морали» (особенно д'Аламбер), «естественной религии». На- прашивается мысль обнаружить эти вещи у дикарей. Вопреки Гоббсу с его войной всех против всех, Локк исходил из того, что все люди рождаются равными, независимыми и хорошими. Он, правда, не считал моральное сознание врожденным (оно ведь разное в разных странах), но, по Локку, есть простая форма, которую оно принимает везде и всегда. Эта форма указана в христианском откровении и требуется законом природы [естественным правом). А так как раз- ум — зеркальное отражение реального мира, включая природу, закон разума тожде- ственен закону природы. Поэтому люди так же способны понимать этот закон, как если бы это были истины математики. В противоположность Гоббсу Локк заявлял, что суверенитет покоится не в государстве, а в народе, в людях, а государство верхо- венствует, если только оно ограничено гражданским и «естественным» законом. Если же оно нарушает этот закон, то революция — даже не право, а обязанность граждан. Естественное право регулирует поведение народов и личностей. В сущности, про- светители дистанцировались от религиозного обоснования права и апеллировали к рациональному обоснованию, делая право производным от разума. В числе неот- чуждаемых прав человека Локк числил право на частную собственность, а это основа выделения человека из общины и его некоторой автономии от государства, на чем построена европейская цивилизация (в отличие от восточных). В 1701 г. немецкий юрист Кристиан Томмазий издает «Основы естественного права». 7. Тяга к свободному рынку. Разновидностью естественного права смотре- лось учение шотландского экономиста Адама С м и т а (1723-1790) о невмешательстве государства в экономические отношения людей, основанные на свободном рынке (политика laisserfaire). Но оно имело своим источником рост мануфактурного про- изводства и рождение машин. Этот процесс сделал заметным значение труда, и Смит в своем основном произведении «Исследование о природе и причинах богатства 88
народов» (1776) выдвинул трудовую теорию стоимости и выступил против мерканти- лизма (видящего источник богатств в золоте и серебре) и протекционизма. 8, Психический эгалитаризм: равенство людей. Если на человеческое общество распространяются законы природы» то это означает, что все люди схожи по своим естественным качествам между собой. Если при рождении сознание — чи- стая доска, то это значит, что от рождения все люди равны по своим способностям. Французский мыслитель Клод Гельвеций (1715-1771) в своем сочинении «Об уме» (1758) писал; «Локк и я утверждаем: неравенство умов есть следствие известной при- чины, и эта причина — разница в обучении». Надо дать всем хорошее обучение. Следствием была разработка новой педагогики, учитывающей выводы философов о познании (эмпиризм и рационализм), идеи Локка и общие задачи Просвещения. Французский мыслитель швейцарского происхождения Жан-Жак Руссо в романе «Эмиль» (1762) развил идеи либерального обучения, стимулирующего самовыраже- ние ребенка и избегающего наказаний. Такая педагогика основана на вере в то, что все люди рождаются хорошими, без дурных задатков, с чистым сознанием, а всё полу- чают из опыта, который учитель и должен разумно организовать. Это позволит всем реализовать свои природные способности и стать умными. Руссо даже заявлял, что разницу между обезьяной и человеком можно перекрыть обучением, В другом, более раннем сочинении Руссо обращался к более острому вопросу — имущественному и социальному неравенству. Это его «Рассуждение о происхожде- нии и основаниях неравенства среди людей» (1751). Он считал неравенство неесте- ственным и созданным злоумышленно. Поскольку это произведение и деятельность Руссо вообще имеют особое значение для развития антропологии, ниже они еще бу- дут рассмотрены отдельно. Не все просветители заходили так далеко, но за равенство граждан перед законом ратовал и Вольтер. От просветителей лозунг равенства (франц. egalite) перешел в ар- сенал Французской буржуазной революции. Так обстоит дело с равенством людей. 9. Психический эгалитаризм: равенство народов. Вера в психиче- ское единство человечества вдохновляла просветителей. Мыслители Просвещения были убеждены, что все человеческие группы имеют равные духовные способности. Различия достижений народов зависят от различий природной среды (географиче- ский детерминизм). Джамбатиста В и ко (1668-1744), итальянский историк, профессор Неаполитан- ского университета, выпустил в 1725 г. труд «Принципы новой науки об общей при- роде наций» (обычно называемый «Новая наука»), В этом труде, как ясно из назва- ния, он утверждал, что природа всех наций одна, что все эпохи и культуры сложены из одних и тех же элементов, поэтому люди одной культуры и эпохи понимают людей из других, и что все регулярности общественной жизни вызваны едиными естествен- ными законами истории человечества (это принцип, позже названный универсализ- мом). Вся история движется по естественному циклу — от варварства к цивилизации через ряд стадий: сакральную, героическую и гуманную, — а потом обратно. В Век Бо- гов возникают религия, семья и проч., в Век Героев знать подчиняет рядовых, а в Век Людей люди восстают и добиваются равенства, в результате чего общество распада- ется. Это закон corsi e ricorsi — прилива и отлива, закон исторического возвращения (принцип, позже названный циклизмом). 89
Французский юрист и писатель Монтескье (Шарль Луи де Секонда барон де ля Бред э де Монтескье, 1689-1755) выпустил в 1721 г. «Персидские письма» — вы- мышленные письма персидского путешественника» в которых тот воспринимал порядки французского общества как странные и неестественные для человека; это была скрытая критика современного строя и одно из первых проявлений релятивиз- ма — учения об относительности и условности норм. В 1748 г. Монтескье издад свое сочинение «Дух законов» (русск. пер. 1999; также см. 1955), в котором он исходил из подчинения природы и общества единым закономерностям. Он трактовал закон как «необходимое отношение, вытекающее из природы вещей». Таких «законов при- роды», которым подчиняется психика каждого человека, четыре. Это стремления 1) жить в мире, 2) добывать пищу, 3) общаться (сексуально и дружественно), 4) до- стигать общественного статуса. На этой основе строятся взаимоотношения людей в обществе и создаются законы, регулирующие эти взаимоотношения. В отличие от других просветителей Монтескье считал невозможным вывести из «естественного права» универсальную систему законов общества, ибо у народов разные природные условия существования. Они влияют на дикарей сильнее, чем на развитые народы. Исходя из оценки вклада Монтескье (вывел принципы: общность природы чело- века; естественные законы поведения человека; различия, обусловленные средой), Рэдклифф-Браун и Эванс-Причард предлагали считать Монтескье основателем соци- альных наук или антропологии. Это не нашло отклика; антропологи не нашли в труде Монтескье достаточно антропологической специфики в материале, понятиях и ме- тодах. Токарев вообще считает выводы Монтескье простенькими и легковесными. Однако труд Монтескье — одна из ступенек к сложению и упорядочению антрополо- гических представлений и к воззрению на человечество как на единство. 10. Идея расового превосходства европейцев. Не все просветите- ли признавали всеобщее равенство психики. Были и такие, которые включали в это единство, обусловленное общностью человеческой природы* не все народы. Расхож- дение было по вопросу о расах, и обе спорящие стороны исходили из идеи превос- ходства белой расы. Те, которые придерживались гипотезы единого корня всех рас {моногенез), как, на- пример, Кант, солидаризировались тем самым с библейским мифом о происхождении человека от Адама и Евы. Из моногенистов многие считали, что негры и китайцы — это результат дегенерации белых. Если дегенерация — результат смешивания, то ис- править положение невозможно. Неудачникам суждено навеки остаться дегенератами. Другие просветители были решительно против библейского мифа и моногенеза, среди них — Юм и Вольтер. Они придерживались полигенеза — гипотезы раздельного происхождения рас — и усматривали ее подтверждение в психических различиях. Вольтер писал, что негры менее интеллигентны: «Если их понимание не отличается от нашего, оно, по крайней мере, далеко позади. Они неспособны к любому крупному применению идей или их ассоциации...». Юм утверждал: «Не было цивилизованной нации другого цвета кожи, чем белый, ни даже отдель- ного индивида, выдающегося в деяниях или мышлении. Нет своих производителей среди них, нет искусств, нет наук... Такое единообразие и постоянное различие не могло бы случиться в столь многих странах и веках, если бы природа не сделала изна- чального различения меж этих племен человечества». 90
Граф Анри деБулэнвилье (1658-1722) оспорил исконное равенство сословии и равенство народов, ссылаясь на завоевания. Он написал «Историю древнего прав- ления Франции», опубликованную посмертно (1727). В этом сочинении граф напо- минает, что германское племя франков освободило галлов от римлян и, как предпо- ложил граф, стало французской аристократией. На этом он основывал историческое право французской аристократии на управление Францией. Впрочем, в революцион- ном 1789 г, аббат Роже Сийес (Sieyes) перевернул этот вывод: раз франки — пришель- цы, значит естественное право — за галлами, т. е. за третьим сословием. 11. Гуманитарное познание. Вико стоял особняком среди просветите- лей — он отвергал единство природы и культуры, не воспринимал природу как мо- дель человека. Его «новая наука» — это не физика и математика, а нечто близкое исто- рии и филологии. Физические законы — от Бога, они неизменяемы и необъяснимы, а законы человеческие созданы нами, нами же изменяются, и их можно понять. Вся- кий, рассуждал он, легко понимает то, что сам сделал. Истинное (verum) и сделанное (factum) взаимообращаемы. Поэтому люди легко понимают язык, историю и т. п., но не природу. В этой идее заключалось зерно разделения на гуманитарные и есте- ственные науки. Но, согласно Вико, и понять культуру не так-то просто. У всякой нации есть свой язык, свои символы, мифы и т. п. Чтобы понять культуру народа, надо войти в его внутренний мир. При этом к традиционным индукции и дедук- ции надо добавить реконструктивное воображение, восстанавливающее по чужим символам и мифам понятные идеи и мотивы. Это был зародыш позднейшей герме- невтики и обоснование сравнительной лингвистики, сравнительной социологии и т. д. — и путь к антропологии как сравнительному народоведению. Малефийт счи- тает, что Вико более заслуживает звания основателя антропологии, чем Монтескье. б) Формирование социокультурной традиции 4. Место Руссо в развитии антропологии Подобно многим мыслителям эпохи Просвещения, Жан-Жак Рус со (1712-1778, рис. 3.3) был почти универсалом: философ, ботаник, музыкант и один из самых влия- тельных писателей своего времени. Он ро- дился в Женеве, вскоре после рождения по- терял мать и воспитывался у тетки и дяди. В возрасте 13 лет был определен в ученики к граверу, но через три года ушел и стал се- кретарем и компаньоном богатой женщины Луизы де Варане, оказавшей на него боль- шое влияние, В 1742 г, перебрался в Париж, Рис.33. Жан-Жак Руссо (1712-1778) — портрет маслом 1766 г. работы Алана Рамзэя, Националь- ная галлерея. 91
где преподавал музыку и подрабатывал перепиской нот. Подружился с Дидро, который подрядил его писать статьи о музыке в «Энциклопедию». В 1752 г. была поставлена опе- ра Руссо «Сельский мудрец». В 1755 г. вышло его знаменитое «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства среди людей», в котором он высказал взгляд, что цивилизация (науки, искусства, социальные институции) развратила людей и что естественный, перво- бытный человек морально выше и лучше цивилизованного. Это вызвало ядовитую критику Вольтера, который заявил, что Руссо хочет уничтожить разницу между про- грессом и варварством и заставить человека «ходить на четвереньках». С тех пор оба мыслителя были злейшими врагами. На следующий год Руссо по- кинул Париж и удалился в городок Монморанси, где написал роман «Новая Элоиза» (1761), в котором показан конфликт между чувством и моралью. В 1762 г. Руссо вы- пустил трактат «Общественный договор», в котором исходит из того, что «поскольку ни один человек не имеет естественной власти над другим, и поскольку сила не соз- дает прав, договор остается основой всей законной власти у людей». Он конструи- рует гипотетическое государство, управляемое прямой демократией — суверенным народом: граждане свободны и все решения принимаются большинством голосов (а не меньшинством, как у многих просветителей). По Руссо общенародная воля моральнее индивидуальной. Тогда же появился роман «Эмиль» (1762), в котором Рус- со показывает идеальный вид обучения — свободный от наказаний и порождающий свободную личность. Взгляды Руссо казались сумасбродными и опасными не только французским и швейцарским властям, но и многим его друзьям. Он удрал от всех сначала в Прус- сию, потом, подружившись с шотландским философом Дэвидом Юмом, в Англию. Впрочем, Руссо и Юм вскоре поссорились и осыпали друг друга обвинениями. В Анг- лии Руссо написал труд по ботанике, В 1768 г вернулся во Францию под вымыш- ленным именем Рену и в 1770 г. закончил свою автобиографическую «Исповедь», по- разившую всех своей откровенностью. В ней даже весьма натуралистично описано образование у Руссо мазохистских склонностей под воздействием порки и покуше- ние гомосексуала на невинность юного Руссо. Умер он в 1778 г., и «Исповедь» опубли- кована посмертно (1782). Из его сочинений наибольшее касательство к антропологии имеет трактат «О про- исхождении и основаниях неравенства» 1755 г. Отвергая пороки классового обще- ства, Руссо выступил с критикой европейской цивилизации. Он противопоставил ей гипотетическую картину «естественного состояния» до возникновения «обществен- ного неравенства». Материалы о реальных первобытных народах у него крайне не- значительны, специально подобраны и утрированы, но и они используются только для иллюстрации. Рассуждения его умозрительны, без конкретной опоры даже на эти материалы. Сам Руссо предупреждает, что «естественного состояния», в сущности, никогда не было. Библия ведь сообщает, что первый человек получил от Бога знания и нравственность, но Руссо оставил в стороне факты (под фактами он, иронизируя, имеет в виду библейские данные) и вообразил, чем мог бы стать человек в начале, если бы был предоставлен самому себе. 92
«Мы приходим к выводу, что блуждая в лесах без промыслов, без языка, без осед- лости, без войн и общественных связей, нисколько не нуждаясь в себе подобных и не имея надобности вредить им, не зная даже, быть может, никого из них в отдельности, мало волнуемый страстями и довольствующийся самим собой, дикарь мог обладать лишь теми чувствами и знаниями, которые соответствовали изучаемому нами состоя- нию; он испытывал только истинные потребности (разрядка моя. Истинными Руссо явно считает в основном биологические нужды. — Л, К.)... Если он делал ка- кое-нибудь открытие, то тем менее мог с кем-либо им поделиться, что не знал даже собственных детей... Не было ни воспитания, ни прогресса. Поколения сменялись, но все оставалось по-старому, и каждое начинало сызнова путь, пройденный предком...» (Руссо 1969: 64). Но вот кто-то из людей «напал на мысль, огородив участок земли, сказать; "это мое" и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить». С этого и пошли изменения, которые привели к гражданскому обществу, культуре, раздорам, рабству, бедноте и т. п. Коль скоро ничего этого не было в «естественном состоянии», то был «золотой век». Руссо возобновил идеализацию «добродетельного дикаря». Сам Руссо не при- менял термина «добродетельный дикарь» или подобного, и у него не было прямого призыва к возвращению в природу, к удовлетворению простейшими благами, но, по сути, это была идеализация дикаря и призыв к отказу от цивилизации с ее неизбеж- ными пороками {руссоизм). Поскольку впоследствии этой же позиции придерживал- ся Леви-Строс, он объявил Руссо своим образцом и родоначальником антропологии вообще: Руссо, по Леви-Стросу, был первым, кто показал значение знаний о перво- бытном человеке для критической оценки современности и ввел релятивизм в изуче- ние культур. Это явное преувеличение. Та же идея «счастливого дикаря» была в античности, а как раз реальных материалов о первобытности Руссо не использовал, сравнитель- ным анализом культур не занимался. Он, правда, мечтал о такой возможности: «Я затрудняюсь понять, почему в век, кичащийся своими знаниями, не найдется двух человек, из которых один хотел бы жертвовать 20 000 талеров из своего имения, а другой —Л 0 лет жизни своей на славное странствование вокруг света, дабы учиться познавать не только травы и камни, но и хотя бы один раз — человека и нравы,..». Это дало бы возможность сопоставлять и сличать народы, «а тогда мы сами смогли бы увидеть новый свет, рождающийся под их пером и, таким образом, научились бы по- знавать наш собственный мир» («Рассуждение о происхождении неравенства»), Руссо, с его принципом эгалитаризма (призывами ко всеобщему равенству) и тре- бованием отмены частной собственности, стал одним из провозвестников социализ- ма. Он выводил эти требования именно из осмысления первобытного общества, ко- торое сам конкретно и детально не изучал. 5. Последователи и противники Руссо Однако, не занимаясь сам изучением дикарей, Руссо повлиял на восприятие ди- карей не только учеными, но и путешественниками. Самым ярким французским пу- тешественником этого времени был граф Луи-Антуан де Бугенвиль (1729-1811), 93
ученик энциклопедиста Д'Аламбера и фаворит мадам де Помпадур, математик и фи- лолог, читавший Руссо и вдохновленный прочитанным. Он предпринял «славное путешествие». В молодости он сражался с англичанами в Квебеке (Канада), а когда французы потерпели поражение, перенес свою активность на море. Он основал базу на Фолклендских островах, уже объявленных английскими, прошел Магеллановым проливом и посетил патагонцев, женщины которых позволяли матросам гладить свои груди, а мужья не протестовали, удовлетворяясь подарками. Затем он вступил в контакт с огнеземельцами, которые мало походили на людей золотого века Руссо: по описаниям путешественника, они были малорослыми, худыми, уродливыми и страшно воняли. Но в своем кругосветном путешествии 1765 г. он нашел и место, вроде бы отве- чавшее теории Руссо. Это острова Таити. Островитяне принесли провизию и пред- ложили приезжим своих жен, которые восхитили матросов своими пропорциями. Их постоянным занятием было «искусство удовольствия». В 1771 г. вышла брошюра Бугенвиля с описанием архипелага Таити. «Очутившись здесь, — писал он (Бугенвиль 1961: 173, 179), — вы можете думать, что перенеслись на Елисейские поля». Это имелась в виду не главная улица Парижа, а рай. «Жизнь, продолжающая собой постоянное наслаждение, — продолжал путе- шественник, — сделала таитян жизнерадостными и привила им склонность к милой шутливости. Их характеру присуще также какое-то легкомыслие, которое нас посто- янно удивляло. Все их поражает, и ничто не занимает... Малейшее усилие мысли ка- жется им невыносимой работой, и они стараются не утомлять свой мозг, как и тело». Дени Дидро по свежим впечатлениям написал в 1772 г. «Добавление к путеше- ствию Бугенвиля», но оно было опубликовано уже после революции (в 1792). Он об- рисовал туземцев в еще более розовом свете и добавил философские рассуждения о преимуществе «естественного состояния» перед цивилизацией — в духе Руссо. Он сочинил воображаемые речи островитян и их диалог с типичными пришельцами- колонизаторами: «А ты, вождь послушных тебе разбойников, удались быстрее и со своими корабля- ми от наших берегов. Мы невинны, и ты можешь лишь повредить нашему счастью. Мы повинуемся чистому инстинкту природы, а ты пытался вытравить его из наших душ. Здесь все принадлежит всем, а ты проповедовал нам какое-то неизвестное различие между твоим и моим. Наши девы и наши жены принадлежат нам всем; ты разделял это преимущество с нами, но ты пришел и разжег в них неизвестные страсти... Оставь нам наши нравы. Они более мудры и более добродетельны, чем твои; мы не желаем променять того, что ты называешь нашим невежеством, на твое бесполезное знание... Не внушай нам ни твоих мнимых потребностей, ни твоих химерических добродете- лей» (Дидро 1935: 39-40). Устами таитянина Дидро провозглашал: «На Таити общественное мнение и закон признавали дурным только то, что дурно по своей природе» (там же: 73). То есть есте- ственное поведение, которое не может быть дурным, а дурно то, что ему противоре- чит. От себя Дидро заключал: «Я готов думать, что самый дикий из народов на Земле, таитяне, которые строго придерживаются законов природы, ближе к хорошему зако- нодательству, чем любой цивилизованный народ» (там же: 75). Идеализация дикарей 94
была, конечно, формой критики феодального строя. Дидро, в отличие от Руссо, видел благо в распространении просвещения и цивилизации. Прекраснодушное видение Бугенвиля натолкнулось на жесткие возражения его коллег. Его английским соответствием и соперником был капитан Джеймс Кук (1728-1779). Происходящий из бедноты, Кук в 14 лет устроился на корабль и через 10 лет был уже капитаном. В 1767 в ответ на успех Бугенвиля англичане послали Кука с экспедицией в южные моря. Прибыв на Таити, он безуспешно пытался прекратить любовные похождения матросов с таитянками, которые расшатывали дисциплину и распространили среди таитян венерические заболевания. В описаниях Кук удив- ляется не столько пропорциям таитянок, сколько их способностям воровать. В по- следующих экспедициях он обследовал остров Пасхи, Тасманию и др. Туземцы Но- вой Зеландии, как и западного побережья Северной Америки, слыли за каннибалов. «Желая быть свидетелем факта, в котором многие сомневаются, -— пишет Кук (1948: 198-199), — я приказал сварить кусок человеческого мяса и принести его на палубу, где один из каннибалов съел его с поразительной жадностью... Теперь уже больше можно не сомневаться, что новозеландцы действительно каннибалы». В отчетах о своих путешествиях Кук иронизировал насчет блаженных дикарей: «Но если мы признаем, что они в целом счастливее нас, то надо будет признать также, что дитя счастливее взрослого». Кук был реалистом. Тщетно борясь с распространением его моряками венерических заболеваний среди туземного населения, он писал: «При- знаюсь, не могу удержаться от выражения моего реального мнения, что для этих бед- ных людей было бы лучше никогда не узнать нашего превосходства... Ведь они ни- когда не смогут вернуться к той счастливой посредственности, в которой они жили, прежде чем мы открыли их». Не «благородный дикарь», не «золотой век», а «счастли- вая посредственность». В 1779 г. Кук погиб в столкновении с туземцами на Гавайях. Другой известный путешественник, соотечественник Бугенвиля Лаперуз высме- ивает философов, которые «пишут свои книги» сидя у камина». Плавая 30 лет, он убедился, что дикари, «которых расписали такими добрыми», на самом деле часто жестоки, нечестны, коварны и сварливы (La Рёгоше 1799:163-164). В полемике с Рус- со Вольтер замечал, что первобытный человек не был одиноким лесным бродягой. Человек — общественное животное, он всегда жил в обществе. б. Вклад Лафито в развитие антропологии Сличать и сопоставлять народы, как призывал Руссо, начали до его призыва. Еще в 1700 г. вышло сочинение отца Ноэля Александра «Сходство китайских церемоний с идолатрией греков и римлян». Четыре года спустя последовала работа де ла Креки- ньера «Сходство костюмов восточных индийцев с таковыми евреев и других народов древности». В 1724 г. опубликован обобщающий труд французского иезуита-мисси- онера Жозефа-Франсуа Лафито (1670-1740, рис. 3.4), прожившего пять лет у иро- кезов, посвященный сопоставлению туземцев-дикарей с древними предками совре- менных народов. Труд так и назывался: «Нравы американских дикарей в сравнении и нравами древних времен». «Я не удовольствовался тем, — писал Лафито (Lafiteau 1724,11: 3-4), — чтобы изучить характер дикарей и разузнать об их нравах и обычаях. Я искал в их обычаях и нравах следы самой отдаленной древности. Я тщательно читал тех древних авторов, 95
Рис. 3.4. Жозеф-Франсуа Лафито (1681-1746) — изображен неизвест- ным художником (Rochemonteix 1896) с портрета рубежа XVII- XVIII вв. которые писали о нравах, законах обыкновенных народов» знакомых им. Я проводил взаимное срав- нение этих обычаев и признаюсь, что если старые авторы дали мне возможность подкрепить неко- торые счастливые предположения относительно дикарей, то обычаи дикарей помогли мне легче по- нять некоторые обычаи, описанные у старых авто- ров, и лучше их объяснить». Он проводил различение: есть элементарные сходства, из них никаких выводов сделать невоз- можно, а есть своеобразные и характеристические сходства — эти уже позволяют сделать важные вы- воды. К таким сходствам относятся обычаи кува- ды, травестизма, легенды об амазонках и т. п. На основании таких разработок (рис, 3.5) при- нято считать Лафито «отцом сравнительного мето- да в антропологии». Это имеет некоторый резон, однако с определенными ограничениями: если говорить именно о сравнительном методе, а не о сравнительно-историческом, впоследствии столь важном для эволюционистов. То есть из сравнений вывод, который потом эволюционистам казался напрашива- ющимся — о стадиальном соответствии американских индейцев и других туземцев (по культурному уровню) древним (предковым) состояниям народов Европы, — этот вывод не делался Лафито. Он не был провозвестником эволюционизма, хотя и собрал и упорядочил для позднейших эволюционистов обширный по тем временам материал. А вывод из подмеченных и обобщенных сходств Лафито делал такой: «Достаточно показать во всех подробностях нравов американцев такое большое единообразие с нра- вами древних народов, чтобы можно было вывести заключение, что они происходят от одного ствола» (Lafiteau 1724,1.1:19). Итак, не стадиальное единство {сходство по уровню развития), а родство, т. е. американские индейцы происходят от древних народов Старого света. Если более ранние авторы видели в индейцах исчезнувшие по легенде библейские «колена Израилевы», то Лафито производил их от догреческого населения Греции. Против этой гипотезы уже тогда высказывались желчный Вольтер и скептиче- ский Георг Форстер. Руссо, конечно, имел в виду не такое сопоставление европейцев с туземцами: вознося «добродетельного дикаря» и надеясь увидеть его в индейцах, он имел в виду «золотой век» позади нас — т. е. хотел обнаружить то же самое у наших предков. Более близок к позднейшему пониманию был другой просветитель — Шарль де Б рос с (1709-1777). Де Бросс, которому мы обязаны введением терминов «Австра- лия», «Полинезия» и «фетишизм», продолжил традицию Лафито в труде «Культ бо- жественных фетишей, или Параллели древней религии Египта с нынешней религией нигритов» (1760). Он писал о происхождении религии: «Когда мы видим в стиле далеких друг от друга эпох и в столь разных климатах, что люди, ничего не имеющие между собой общего, кроме своего невежества и варвар- ства, обладают сходными обычаями, то еще более естественно заключить отсюда, что 96
Рис, 3,5, Сравнительная таблица вещей индейцев и древних европейцев из книги Лафито 1724 г.: «Сравнение, вытекающее из установления сходства между тимбрелами или тамбуринами бразиль- цев, ирокезов, гуронов и классических древних» (Hodgen 1964). 97
человек так устроен, что, будучи предоставлен своему естественному грубому и дико- му состоянию,., он один и тот же в Египте, как и на Антильских островах, в Персии* как в Галлии; везде одна и та же механика идей, откуда вытекает и механизм действий» (Бросс 1973), Под этим мог бы подписаться любой эволюционист. Но сказано это было на век раньше. В век Просвещения изучение материала, как правило, не приводило к подобным выводам. Если они и делались, то делались умозрительно, исходя из общих сообра- жений. 7. Идея развития и понятие культуры Сравнительный анализ народов — это основная задача антропологии. До сих пор шла речь о сопоставлении народов с разных территорий. Но сопоставлять можно и народы разных эпох. Скажем, египтян» греков, римлян, средневековых бургундцев, современных англичан. Это антропологический аспект мировой истории. Это может быть аспект истории одного народа» если взяты этапы его существования. Из любого такого сопоставления непременно возникает идея изменения (она четко представлена у Вико), которая в эпоху Просвещения получала обычно облик идеи развития* и еще уже — прогресса* очень редко противоположную форму — регресса, дегенерации. а) Идея прогресса. Представление о прогрессе, как уже сказано, в эпоху Про- свещения формировалось постепенно и отчетливо сформировалось только к концу эпохи. Но уже очерки мировой истории ранних просветителей отличались от пред- шествующих историй двумя чертами: во-первых» причины изменения объяснялись не Божьим планом или Божьей волей, а естественными законами; во-вторых, интерес передвинулся с деяний монархов и полко- водцев на трансформации культуры и пе- ремены в морали, с истории событий на историю структур. Первым заметным и влиятельным трудом такого рода была книга Вольтера «Опыт о нравах и духе наций» (1745). Это была универсальная история человече- ства, но история нового типа — по сути, история культуры и разума. Здесь еще не было утверждения о непременном и все- общем прогрессе. У людей слишком много предрассудков и глупости, а разум — удел немногих. Можно отметить рост и улуч- шение по некоторым показателям и в не- которые эпохи, но в то же время история предстает как ряд несчастий, с коротки- ми перерывами. Повышается уровень Рис. 3.6. Эдем (Адам) Фергюсон (1723-1816) — портрет 1781-1782 гп работы Джошуа Рейнолдса. ад
Рис. 3.7. Антуан маркиз де Кондорсе (1743-1794) — медальонный портрет работы художника Лемерсюс, хра- нится в Дитнеровской библиотеке истории науки и техники. разумности людей, но в то же время усиливается и размах бедствий* Нечего ожидать реформ обще- ства от «сапожников и кухарок». Реформы — дело королей, но просвещенных, а забота философов — их просвещать. Больше уповал на прогресс Жак (или полнее: Анн Робер Жак) Тюрго, барон де ль Ольн (1727- 1781), Он написал «План двух рассуждений об уни- версальной истории» (1750), Но будучи министром финансов у Людовика XV, Тюрго был вечно занят и не сумел развить свой план. Формулируя задачи «универсальной», т, е, всеобщей, истории, как он ее понимал, Тюрго ввел представление* очень близ- кое к нынешнему понятию культуры, хотя Тюрго еще не применял этого термина. Он писал: «Вла- дея сокровищем знаков (т. е. буквами, цифрами и т. п. — Л, /С), которые он может умножать до бес- конечности, человек способен обеспечить хране- ние своих приобретенных идей, сообщить их дру- гим людям и передавать их преемникам как постоянно расширяющееся наследие». В этом произведении уже присутствует идея прогресса как основа мировой истории культуры. Идея эта также налицо в сочинении шотландского историка и философа Адама Фергюсона (1723-1816, рис. 3.6). Друг Юма, по его предложению он оставил ду- ховную профессию и перешел на работу хранителем библиотеки, ас 1759 г. — про- фессором философии в Эдинбургский университет, В 1778 г, в составе английской депутации он ездил в Америку устанавливать мир с восставшими колониями. Из его многих печатных трудов один, «Опыт истории гражданского общества» (1767), оста- вил непреходящий след в истории антропологии. Фергюсон разделил общий прогресс человеческой культуры на три стадии и ввел их названия, прижившиеся в науке: дикость — варварство — цивилизация. Критери- ем их выделения он взял формы хозяйственной деятельности и собственности. Его стадии духовной культуры коррелируют с развитием экономики и социальной ор- ганизации — «средствами жизнеобеспечения». Мало того, он сопоставил отсталые заморские народы с первобытной древностью Европы и установил их стадиальное единство: «Мы видим, как в зеркале, черты наших собственных предков». Тем самым он первым дал идею сравнительно-исторического метода. Если бы его занятия ан- тропологией не были сведены к одному краткому очерку и очерк этот не был столь умозрительным, этот историк и философ мог бы тоже считаться родоначальником антропологии как науки. Последним аккордом прогрессизма просветителей было сочинение маркиза Мари Жана АнтуанаКаритаде Кондорсе (1743-1794, рис. 37) «Эскиз исторической кар- тины прогресса человеческого разума» (1794), Оно появилось еще в XVIII веке, когда век Просвещения уже, собственно, окончился, но по всем своим особенностям от- носится к нему. 99
Перед тем Кондорсе отличился математи- ческими исследованиями и в возрасте 26 лет, в 1769 г. был избран членом Академии наук, а в 1777 стал ее секретарем. В 1782 г. он стал членом Французской Академии. Б 1785 г. создал труд по теории вероятности, а затем выпустил жизнео- писания Тгорго и Вольтера. Он поддержал рево- люцию и был избран членом Законодательного собрания» а затем стал его председателем. Но он был умеренным жирондистом и в годы тер- рора был объявлен заговорщиком. Пришлось уйти в подполье. Вот как раз когда он скрывался, и был написан его труд о прогрессе духа — это заняло 9 месяцев. Кондорсе исходит из убеждения, что «уни- версальные законы... управляющие явлениями вселенной, неуклонны и постоянны». Он пере- Рае. ЗЛ Иоганн Кристоф Аделунг носит ньютоновскую физику с ее универсаль- Антона" Г^афаТ Ш*П*Т ***"" ^^ ными иконами на общество. Обучение совер- шенствует общество* и оно движется к разумной социальной системе. Жизнь человечества Кон- дорсе делит на 10 эпох. Несколько первых эпох человек обходился каменными оруди- ями, метал копья, охотился. Потом охота и рыболовство сменились скотоводством, а то — земледелием. Сначала люди жили семьями, потом стали объединяться в на- ции. Шарлатаны и колдуны стали жрецами, священниками. Десятая эпоха еще пред- стоит — в ней люди достигнут совершенства. Когда он завершал свой труд, убежище показалось ему небезопасным, и он решил бежать из Парижа, но в деревушке под Парижем был опознан, схвачен и брошен в тюрь- му. Назавтра академик и бывший глава Законодательного собрания, свято веривший в духовный прогресс, был найден там мертвым. Его очерк опубликован посмертно. 6) Идея жизненного цикла и культура. Идея развития имела в эпоху Про- свещения и другой вариант, не связанный с бесконечным прогрессом, а сочетающий идею прогресса с идеей деградации. Это идея циклическая* идея уподобления обще- ства живому организму, проходящему естественный жизненный цикл: от рождения через детство, юность и зрелость к деградации и умиранию. Она присутствовала в со- чинении Вико, и не только Вико. Интерес к истории социальной жизни, а не истории королей и героев, имел еще один аспект — это означало интерес к истории культуры, В ней-то как раз преоблада- ла циклическая идея — возможно, потому, что прогресс вообще трудно уловим в ис- кусстве, языке и некоторых других сферах культуры (а те, в которых он заметен, — как сфера производства — на первых порах не привлекали большого внимания). В 1764 г. Йоган-Иоахим Винкельман (1717-1768) выпускает «Историю искусств древно- сти», построенную именно так. Это, прежде всего, история стилей. Каждый стиль представлен одним народом, и стили сменяют друг друга, как этапы развития от- дельного человека. Так, античная классика привлекает нас, словно непосредственное 100
творчество ребенка. Йоган Кристоф Аделунг (1732-1806, рис. 3.S) выпустил в 1782 г. «Исто- рию культуры человеческого рода», где ввел периодизацию по стадиям на манер отдельного человека: детство, зрелость и т. д. Тут выступает понятие «культура», фун- даментальное для антропологии. До эпо- хи Просвещения термин «культура» (букв, «возделывание», «обработка», ср. «культи- вация») употреблялся не отдельно, а обыч- но с дополнениями: «agricultural («агрикуль- тура» — обработка полей), «cultura animh («культура души» — обработка сознания, т. е. воспитание, обучение, просвещение). Учитывая значение, которое просветители придавали воспитанию, а отсюда и частоту употребления, термин «культура» стал упо- требляться и сам по себе, как аббревиатура, именно в этом значении — в смысле: обработ- ка природного ума, образованность человека или общества. У Аделунга «культура челове- ческого рода» выступает уже в названии книги. Культура в этом понимании противостояла природному, естественному, необработанному уму. Поскольку считалось важным проследить движение от «естественного состояния» челове- ка к «цивилизованному», возникла потребность в парных понятиях, которые бы оформили и с латинской лаконичностью выразили эту оппозицию: культура — натура. Рис. 3,9. Иммануил Кант (1724-1804) — портрет маслом работы Й. Г. Беккера ок. 1775 г, хранится в Марбате, в Шиллеров- ском национальном литературном музее. в) Формирование этнологической традиции S. Место Канта в развитии антропологии Если в предреволюционной Франции Просветителей больше интересовали про- блемы социального неравенства и направленность хода истории, то в раздробленной Германии, состоявшей из множества мелких феодальных государств, перспективы про- свещения и движения к лучшему будущему были тесно связаны с проблемой нацио- нального объединения. Если французов объединяло прежде всего государство, то что придавало немцам ощущение общности? На этот запрос времени вызвался ответить один из лидеров Просвещения Иммануил Кант (рис. 3.9). Он был не только гениаль- ным философом, но и сыграл некоторую роль в становлении антропологии как науки. Кант родился, прожил всю жизнь и умер в Кенигсберге (ныне Калининград). После смерти отца был вынужден оставить университет и зарабатывать репетитор- ством, но с помощью друга 31-летний Кант, продолжив занятия, получил степень доктора. Потом 15 лет преподавал в Университете естественные науки и математи- ку, и за это время сделал отмеченные выше открытия, а потом сконцентрировался 101
на философии. Только в 1770 г. 46-летний Кант получил профессорскую кафедру. Кроме философских размышлений его ничего не интересовало. Профессор был хо- лостяком, вел очень размеренный образ жизни — по его выходам на прогулки можно было проверять часы. Следом за «Критикой чистого разума» (1781) Кант выпустил «Критику практического разума» (1788), в которой отстаивал свободу сознательного человека и ставил выше всего благо личности, а не государства. Книга вышла за год до Французской буржуазной революции. После революции во Франции, испугавшись неортодоксальных взглядов Канта на религию, прусский король запретил ему читать лекции на религиозные сюжеты. Кант опубликовал свои взгляды по вопросам рели- гии, только выйдя на пенсию, в 1798 г. Среди трудов Канта есть и другие разработки антропологических сюжетов. В частности, он занимался и понятием «культура», углубив и расширив его понима- ние. Культура, по Канту, — это организация совместной жизни в обществе, обузда- ние животного эгоизма, чувство долга, мораль. Все это достигается индивидуальным самовоспитанием цивилизованного человека, а оно связано с самопознанием и есть дело разума. Средоточие культуры для Канта — цивилизованный индивид. Кант не только разрабатывал антропологические сюжеты. Он первым употребил и термин «антропология» для названия той отрасли знания, которая ныне более всего имеет основания называться антропологией — для сравнительного анализа народов, их характеров (Zammito 2002). Он автор книги «Антропология с практической точ- ки зрения». Она вышла как раз в год начала Французской буржуазной революции — 1789. Канту было 65 лет. Напомню, что до того термин «антропология» использовался в богословской литературе для обозначения христианской доктрины о человеке. За- ботясь в конце жизни о вечном мире между народами (он даже написал специальное сочинение об этом), Кант задумывался о сути и причинах различий между народами. Для него это действительно имело практическое значение. Предмет его книги — народ, нация, национальный характер. Он определяет эти понятия на базе сравнения разных народов, разных национальных характеров. У каждого народа, по Канту, свои достоинства и недостатки. Французы общитель- ны, свободолюбивы, но легкомысленны; англичане активно деятельны, упорны в достижении целей, но высокомерны; немцы честны, домовиты, лояльны к властям, флегматичны и рассудительны, но без проблеска гениальности, без остроумия и вку- са. Они не имеют тяги к равенству, а наоборот, преданы иерархическому делению общества и принимают деспотизм. Конечно, сейчас, после двухвекового обсуждения темы, мы понимаем, что все эти характеристики — всего лишь ходячие народные клише в оценке соседей, что они обусловлены временем, исторической ситуацией. В частности, сейчас консервативность, любовь к традициям считается характерной чертой английского, а не немецкого национального характера. Кто более домовит — немцы или французы? Но это было хорошее начало исследований темы. Нацию (под которой он понимал то, что сейчас называется этносом) Кант опреде- лил как сообщество, которое ввиду общего происхождения считает себя целым. Это чрезвычайно меткое определение, гораздо более основательное, чем десятки после- дующих, упиравших на язык, территорию, экономическое единство, религию и проч. или на совокупность этих объективных черт. У Канта уловлены две решающих черты этноса: общность исторических судеб, оформленная как общность происхождения, 102
и субъективная сторона реализации этой идеи — необходимость ее осознания; чле- ны этой группы должны считать себя целым. Теперь, когда воссоздано государство евреев после двух тысяч лет рассеяния и когда евреи диаспоры (рассеяния) -— без единого языка, экономики, территории и проч. — показали себя нацией, мы должны вернуться к кантовскому определению этноса, правда, элиминируя врожденность. У Канта главная детерминанта — не географическая среда, а прирожденные черты предков, то, что передается по наследству, от поколения к поколению. Главным дока- зательством наследственности этих признаков может служить то, что при миграции, по Канту, характер народа не меняется, только приспосабливается к новым условиям. Основное проявление национального характера — отношение к другим народам, гор- дость своим государством и общественной свободой. Это была первая книга, специально посвященная теоретическому рассмотрению антропологического сюжета и носящая современное название дисциплины. Кант с гораздо большим правом, чем Руссо, может считаться родоначальником современ- ной антропологии как науки. Мюльман называет его основателем антропологии. Общность происхождения для Канта — любимая идея. В споре с Георгом Форсте- ром о происхождении человеческих рас Кант отстаивал теорию моногенеза, за кото- рой стоял авторитет Библии и поддержка либеральных кругов, Форстер же, атеист и участник Французской революции, — теорию полигенеза, популярную среди сто- ронников рабства. Йоган Рейнгарт Форстер (1729-1798), философ и натуралист, младше Канта на пять лет. В 1772 г. вместе с 18-летним сыном он отправился в кругосветное плавание на кораблях капитана Кука (для Кука это было его второе крупное путешествие), ко- торое продолжалось четыре года (1772-1775). Исследователи изучали новозеландцев, таитян и других обитателей Полинезии, огнеземельцев. Опубликованы его «Наблю- дения» (1783). Подобно Канту, Форстер высоко ставил значение наследия в развитии народности. Наследие приходится приспосабливать к среде обитания, а она разная, но среда не объясняет всех различий. Приспособление — задача воспитания, и в раз- личиях сказываются разные недостатки воспитания. Путешествуя вместе с Куком, Форстер, естественно, выражал скепсис относительно иллюзий Руссо: цивилизован- ные люди счастливее огнеземельцев. Сын исследователя, Георг Форстер (1754-1798), относился к Руссо не менее скеп- тически, чем отец. В работах 1877-1886 гг. он строил более трезвую концепцию. «Естественный человек новейших [авторов], — писал он, — это бессмысленная не- суразица, которая не подходит ни к одному возможному миру, разве что к тому, где львы едят траву, тигры стерегут ягнят, а орлы выкармливают голубят; это мир проти- воречия, где все, что существует, перестает существовать». Георг Форстер понимал, что столкновение разных групп человечества ведет к стремлению европейцев насадить везде свои обычаи и нормы, но еще вопрос, подхо- дит ли наша цивилизация, выросшая на чувстве свободы и греческой философии, лю- дям, тысячелетиями воспитанным в деспотии и патриархальных понятиях. У каждой группы — свой, особый путь. Народы надо не сопоставлять друг с другом по одиноч- ным признакам, а рассматривать каждый сам по себе и описывать сообразно его усло- виям. Воздействие среды не объясняет всего — очень важна традиция, наследие, в том числе и биологическое. Переселившиеся на север мавры сохраняют черную кожу. 103
Влияние Канта на Георга Форстера несомненно» но Форстер не принимал кантов- ской трактовки рас как происходящих из единого корня» разновидностей единого биологического вида человека. Он был полигенист и в работах 1887-1888 гг. спорил по этому вопросу с Кантом. Его друг С. Т. фон Зёммеринг (1755-1830) старался подкрепить его выводы сравнительной анатомией негров и европейцев: негр у него размещается ближе к обезьяне» чем европеец» но все же по Форстеру мавры — истин- ные люди, и нельзя из анатомии делать выводы о правомерности рабства. 9. Гердер и национальный дух С самого начала эпохи Просвещения чувствуется некоторый интерес не только к дикарям» но и к простонародному быту, к творчеству тех слоев собственного наро- да» которые живут «естественной» жизнью. В 1697 г. (напоминаю, что эпоха Просвещения не вполне совпадает с календарным XVIII веком) во Франции вышел сборник волшебных сказок» собранных и перера- ботанных академиком Шарлем Перро, который постеснялся выпустить их от свое- го собственного имени и укрылся под именем своего 10-летнего сына. Среди «Ска- зок моей матушки Гусыни» были «Спящая красавица», «Красная Шапочка», «Синяя борода», «Кот в сапогах», «Золушка», «Мальчик-с-пальчик». Вскоре» в 1704-1714 гг., в Париже путешественник и востоковед Антуан Галан (Gallan) издал переводы араб- ских сказок «Тысяча и одна ночь». В 1760 г. в Англии вышли «Фрагменты древней поэзии, собранные в горах Шот- ландии и переведенные с гэльского языка», а в 1765 г. вышел полный текст поэм. При- писанные древнему кельтскому барду Оссиану, эти поэмы оказались искусной под- делкой» сотворенной современным поэтом Джеймсом Макферсоном. Наиболее сильный интерес к прошлому своего народа намечался в раздробленной Германии, где назревала проблема национального объединения. Самобытность и тра- диции немецкого народа отстаивал в Германии историк Юстус Мёз ер (1768-1824). В своей «Оснабрюкской истории» он защищал все старые обычаи» общинные тради- ции крестьянства. Он вел речь об универсальной «народной идее» (немецкой идее), о том, что немцам присущ «общинный дух» (Gemeinschaftsgeist), побуждающий их все важные вопросы решать сообща, всей общиной — как сказали бы русские, «всем миром». Г. Е. Марков много рассуждает о трудности перевода этого («общественный дух»?) и других подобных терминов, тогда как нетрудно подыскать им русские соот- ветствия («соборность», «русская идея»). Но тогда сразу же станет ясно, сколь род- ственны националистические идеи обоих народов. Все это была подготовка творчества Гердера и инициированного им романтиз- ма. Мёзер был непосредственным предшественником Гердера, но Гердер неизмери- мо шире и значительнее Мёзера. Он выступил и против других просветителей с их космополитическим стилем мышления и против сторонников неоклассицизма в духе Винкельмана, с их пропагандой подражания классическим произведениям греческой и римской античности. Ученик Канта, Йоган Готфрид фон Гердер (1744-1803, рис. 3.10), занял особое место в разработке антропологических понятий. Родившийся в Морунгене (ныне Моронг, Польша), он учился в Кенигсбергском университете у Канта, был его дру- гом и развил некоторые идеи Канта. Однако Гердер отверг кантовский анализ разума и выдвинул идею о первичности языка по отношению к разуму. Сначала слово, потом 104
Рис. 3.10. Иоганн Готфрид фон Гердер (1744- 1803) — портрет маслом работы Йог. Фр. Авг. Тишбейна, ок. 1795 г. мысль. Сначала слово порождается как сиг- нал» потом осознается как понятие. Язык, по его мнению, ведущий элемент в воз- никновении национальной солидарности и один из основных носителей духа нации* А дух нации занял особое место в гердеров- ской концепции истории культуры. Ведь Гердер отверг столь милую мыслителям эпохи Просвещения идею универсальности человеческого разума и общности челове- ческой натуры. Он отстаивал уникальность каждого народа» заложив тем самым начало Контр-просвещения в недрах эпохи Про- свещения. После окончания университета Гердер стал литературоведом, литературным кри- тиком. В своих произведениях 60-х годов, сразу после Семилетней войны, в которой Пруссия Фридриха II противостояла чуть ли не всей Европе и претендовала на доми- нирование среди бесчисленных немецких государств» Гердер отстаивал достоинство немецкой литературы и освобождение ее от иностранных влияний. «Что такое во- обще насильственно навязанная извне чужая культура? — спрашивал он, — Обра- зование, которое проистекает не из собственных склонностей и потребностей? Оно подавляет и уродует или сразу же низвергает в бездну» (Гердер 1959: 292), Затем Гердер подружился с Гёте и стал его наставником. В сотрудничестве с ним он написал статью «О немецком стиле и искусстве» (1773) и др„ где превозносил фоль- клор и разработал идею о «народном духе», «национальном духе» (Volksgeist), — идею, которая первоначально была обоснованием борьбы за устранение иностранных вли- яний, но затем обрела самостоятельный смысл> объясняя единство и своеобразие национальной культуры. Эта идея отличала Гердера от французских просветителей. Национальный дух — незримая субстанция, присутствующая в душах людей данного народа и проявляющаяся в его искусстве и литературе. Именно это проявление на- ционального духа и порождает неповторимые ценности. Идея национального духа — это, конечно, конкретизация кантовского национального характера. У Гердера нацио- нальный дух хотя и связан с традицией, но скорее не с расой, а с языком и культурой. Опираясь на идею о национальном духе и на протестантский критицизм» но идя дальше его, Гердер противопоставлял христианство как вненациональную религию национальному духу северных народов и высказался в пользу язычества: «Даже хри- стианство, едва лишь оно начало в качестве государственной машины оказывать влияние на другие народы» стало для них тяжким гнетом.,. Разве не лучше было бы, если бы национальный дух северных народов — германцев, гаэлов, славян и т. д. раз- вился сам из себя» беспрепятственно и в чистом виде?» Гердер много способствовал увлечению романтиков стариной собственного народа» народными традициями. 105
По протекции Гёте в 1776 г. Гердер получил пост в правительстве Саксо-Веймар- ского герцогства. В Веймаре он написал свой 4-томный труд «Очерки философии истории человечества» (1784-1791; в русск. переводе: «Идеи к философии истории человечества»), В нем он проводил генеральную линию просветителей: история при- роды и человеческая история подчиняются одним и тем же законам. Прогресс обще- ства заключается в движении к реализации идей гуманизма. Но видение этой исто- рии у Гердера специфично: в центре стоит не отдельный человек и не человечество, а народ, национальность. В конце жизни Гердер разошелся с Гёте и немецким классицизмом. Гердер был одним из вождей литературного направления «бури и натиска» (Sturm und Drang), положившего начало романтизму, с его культом национального самосознания, бла- городных чувств и деяний и критическим отношением к реальности. Он ратовал за раскрепощение личности, свободу чувств и сближение с природой. Его национально- объединительные и национально-освободительные идеи касались не только немцев, но и славян и даже вообще не-европейцев. «Назовите мне страну, куда бы не пришли европейцы и не запятнали бы себя на веки вечные... своими притеснениями, неспра- ведливыми войнами, алчностью, обманом, гнетом, болезнями и пагубными дарами!» О Европе он выражался с горечью: «Не культуру несла она этим народам, а уничто- жение зачатков их собственной культуры, где и как это только возможно!» (Гердер 1959:293). Он призывал смотреть на негров и американских индейцев как на братьев и клал водораздел между ними и обезьянами, отвергая обозначение «расы». На Гердера опираются сторонники национального возрождения повсюду, но от него же идет и националистическое увлечение почвенническими идеями. Коллингвуд назвал его «отцом антропологии». Это преувеличение, но вклад Гердера несомненен. В антропологии, занятой сличением народов, Гердер обратил исследователей от на- целенности на обнаружение сходств и обобщения их к обнаружению различий, а раз- личия эти объяснял не географическими условиями, а имманентными свойствами каждого народа. 10. Расы человека и обезьяна на «шкале существ» Именно эпоха Просвещения с ее идеей расового превосходства европейцев сдела- ла возможной реализацию идеи доктора Петти о размещении разновидностей чело- века на шкале существ и выделении обезьяны как вида наиболее близкого к человеку. В 1699 г. лондонский анатом сэр Уильям Тай сон (1650-1708) выпустил книгу «Оранг-утан, или Homo sylvestris, или Анатомия пигмея в сравнении с анатомией обе- зьян и человека». Дав довольно подробное описание анатомии шимпанзе, которого именует пигмеем, Тайсон доказывал, что из животного царства обезьяна по строе- нию наиболее близко стоит к человеку. В «Системе природы» (1735) Карла Линнея (1707-1778) была разработана клас- сификация существ по формальным признакам, с удобным ключом, позволяющим поместить новый вид на одно и только одно место. Линней распространил свою клас- сификацию не только на ботанику, и не только на зоологию, но и ввел туда человека. Гордясь тем, что «Бог позволил ему заглянуть в свой секретный кабинет», Линней разделил человека по биологическим (расовым) критериям на две большие разновид- ности: Homo sapiens (человек разумный) и Homo monstruosus (человек монструозный, 106
гибридный). В первую разновидность входят следующие расы: дикий человек — на четырех конечностях» немой и волосатый (это явно обезьяна» но обезьяна есть и от- дельно в животном царстве), меднокожий американец, белокожий европеец, темно- ватый азиат и черный африканец. Во вторую входят: горцы» патагонцы, готтентоты» безбородые американцы, китайцы с конической головой и канадцы с уплощенной головой. Как видим, великий классификатор природы, несмотря на то, что подглядывал в секретный кабинет Бога, не преуспел в упорядочении людей. Он верил средневеко- вым сказкам» принял искусственную деформацию головы сибирских племен за врож- денный признак» да и вообще смешал признаки биологические с культурными: он определяет американцев как управляемых обычаем, европейцев — как управляемых законом» азиатов — мнениями» а африканцев — капризом. Но существенно, что из животного царства ближайшей к человеку у Линнея оказывается обезьяна» и ее пред- ставитель даже залезает в категорию человека, а в Homo sapiens рядом с непонятным четвероногим «диким человеком» сидят дружной семейкой те четыре расовых типа, которые и остались в этой категории навсегда. В антропологических взглядах та же идея лестницы получила расистское выражение: в 1799 г. англичанин Чарлз Уайт в книге «Отчет о правильной градации у человека и у разных животных и растений» так расположил разные породы людей от совершенных к примитивным: европейцы, азиаты, американские туземцы, черные африканцы, готтентоты. Разумеется, «лестница существ» была сугубо неподвижна — как в средние века, никто по ней не двигался. «Созданные Богом виды неизменны», — отмечал Линней. Но мало кто заметил, что из последнего прижизненного издания «Системы природы» Линней эту оговорку вычеркнул. 7 7. Итоги эпохи Просвещения Итак, хотя социальной или культурной антропологии как науки в век Просве- щения еще не существовало, ее стержневые компоненты уже были сформированы. 8 размышлениях Тюрго возникло представление о культуре (хотя еще не устано- вились понятие и термин). В книге Канта дано, в сущности, определение этноса — фундаментального понятия этнологии и антропологии. Иезуит Лафито наметил ме- ханизм основного метода антропологии — сравнительного, а Фергюсон предложил идею для толкования результатов этого метода, превращающую его в сравнительно- исторический. Близки к такому сопоставлению народов были Руссо и Бросс. Канту принадлежит также первое авторитетное применение термина «антрополо- гия» для названия той сферы знания, за которой оно постепенно и закрепилось. Хотя эпоха Просвещения имела набор принципов мышления, который был для нее общим в Европе и во многом определял зарождающуюся антропологию» назвать это парадигмой вряд ли было бы правильным. Уже в это время в антропологических представлениях наметился географический раскол, вызванный разными интересами и разной исторической ситуацией на Западе и в Центре Европы. Если на Западе вея- нием времени были экономический прогресс и политические революции, то в центре Европы на первый план выступали национально-объединительные задачи. Соот- ветственно в Центральной Европе разрабатывались (Кант и Гердер) понятия нации 107
и национального духа, а во Франции — полемика между идеями развития и воз- вращения к «золотому веку». Наиболее прославленные спорщики (Руссо и Вольтер) умерли в одном и том же году (1778) — за одиннадцать лет до революции. Идея про- гресса откристаллизовалась к концу эпохи. Наиболее последовательный и реши- тельный пропонент прогресса Кондорсе погиб не в королевской, а в революционной тюрьме (1794). Его либерализм был уже запоздалым. Век Просвещения окончился. На дворе бу- шевала Революция, и в следующем году капитан Бонапарт получит от Республики звание бригадного генерала за решительную осаду мятежного Тулона. Через 6 лет он будет первым консулом, еще через 5 — императором. ЛИТЕРАТУРА: Эпоха промышленного переворота: Спиноза 1935; La Реугёге 1656; Tertre 1667; Эпоха Просвещения: Источники: Бросс де 1973; Бугенвиль 1961; Вико 1940; Вольтер 1775; Гердер 1977; Дидро 1956; Мон- тескье 1999; Руссо 1969; 1998; Фергюсон 1817-1818; Blumenbach 1865; Kant 1798; Lafiteau 1724; La Perouse 1799; Voltaire 1829, Историография: Лэмэ 1970; Bausinger 1972; Certeau 1980; Cunningham 1908; Durkheim 1953; Fairchild 1928; Gregor 1974; Krauss 1979; Leach 1976; Leach 1976; Levi-Strauss 1962b; Manuel 1959,1962; Moravia 1973; Padgen 1982; Pierce 1945; Zammito 2002. Прогрессизм: Baillie 1950; Bowler 1986; Burgess et al. 1997; Bury 1987; Daiches et al. 1986; Ginsberg 1953; Murray 1971; Nisbet 1980; Pollard 1968; Salomon 1955; Van Doren 1967.
ГЛАВА 4 РОМАНТИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ 7. Выпавший век: техника, мракобесие и революции Странным образом конец XVIII и первая половина XIX века (1789-1860) про- скальзывают незамеченными в истории общественной мысли. Прогрессивные и ли- беральные историографы перескакивают от эпохи Просвещения сразу к эволюцио- нистам, для приличия слегка задерживаясь на Гегеле и позитивизме. Лишь марксисты останавливаются на рабочем движении в XIX веке как почве для развития революци- онной идеологии социализма, да склонный к нацизму Мюльман придавал этой эпохе решающее формирующее значение» называя ее «классической». Действительно, идеи прогресса и либеральных преобразований, свободной кон- куренции и свободы торговли» созревавшие в эпоху Просвещения и сказавшиеся во Французской буржуазной революции («свобода, равенство и братство»), в памяти последующего поколения неразрывно связались с ужасами якобинского террора. Идеи эти пришли в упадок и были подавлены в Европе эпохи Наполеоновской импе- рии, Священного союза и Реставрации. В повестку дня буржуазных идеологов вошли тогда стабильность, порядок и законы социальной иерархии и подчинения, якобы опирающиеся на законы природы и кровь. Выразителями этих клерикально-монар- хических устремлений верхов общества были французские политические писатели- традиционалисты: посланник сардинского короля в России савойский граф Жозеф Мари де Местр (1753-1821), виконт В. Г. А. де Бональд (1753-1841) и виконт Франсуа Рене де Шатобриан (1768-1848). Традиции, которые их вдохновляли, были отнюдь не традициями отгремевшей революции: эти политические писатели были консерваторами и реакционерами (тогда и родилось это значение слова «реак- ция»: реакция на революцию, откат от революции, идеи контрреволюции). Просве- щение и вообще разум для них были жупелами — они опирались на веру, религию. Уже работами Канта разум был ограничен, а Руссо скептически смотрел на успе- хи разума и тосковал по естественному человеку, без цивилизации. Теперь, после Ре- волюции и Наполеона, французские реакционеры отрицали единство законов при- роды. Они отвергали включение человека, созданного по образу и подобию Божию, в это единство и не видели прогресса человечества, коль скоро изначально Библия усматривала райскую жизнь позади. Идее прогресса они противопоставляли идею деградации человечества. Идее развития — идею предопределенности (растение уже заключено в почке и просто развертывается из нее). Продвижение от дикости 109
к варварству и цивилизации де Местр называл «банальной гипотезой» и исходной ошибкой нового века. «Дикарь представляет не зародышевое состояние общества и культуры» а дегра- дировавшее состояние как человеческой природы» так и человеческого общества» сло- вом, социальное воплощение первородного греха. Дикие расы появились позже» чем цивилизованные расы» и представляют их распад». Де Местр ядовито высмеивал воспеваемого Руссо «естественного человека», кото- рый пользовался свободой любви и повиновался своим инстинктам» добрым» де» по природе. Человек, возражал де Местр» не мог существовать в состоянии» противном природе» как ее установил Господь Бог. Природа Руссо — это поэзия» не опирающая- ся на факты. Благородный краснокожий Жан-Жака Руссо — это миф. Американские дикари» как хорошо известно по наблюдениям» — звери. История начинается с канни- бализма и полна действия страстей и инстинктов. Чтобы умерить их» нужны власть и религия. Де Местр был исполнен яростного антисциентизма. Истина для него — в Библии» обучение надо вернуть в руки священников. Единого закона природы нет. По де Мест- ру» коль скоро человек не очень разумен» то не он важен в истории. Законы истории можно изучать и отвлекаясь от человека — ведь их создал Бог. Человек — «это лопата, возомнившая себя архитектором». Идея отвлечься от человека для чистого выявле- ния законов была в какой-то мере взята у де Местра (или, по крайней мере, высказана вслед за ним) Гегелем» Контом, Малиновским и даже Лесли Уайтом. В годы революции Рене Шатобриан эмигрировал из Франции в Америку» затем в Англию. В своих философских трактатах («Гений христианства») и в романах («Му- ченики», «Атала», «Рене») он выражал разочарование и порицал просветительские идеи, породившие разрушительную революцию, превозносил простодушную веру. Свой идеал Шатобриан видел в раннехристианских мучениках и в близких к природе индейских племенах начезов, сиу и др. Он снова возродил идею «доброго дикаря» — на сей раз противопоставив ее просветительским и революционным претензиям. Шатобриан утверждал, что важнее сохранить религиозные таинства, чем просвеще- нием обрести гордыню. Однако идея прогресса не умирала. Французский историк и политик Франсуа Пьер Гильом Гизо (1787-1874) читал с 1820 г. публичные лекции по истории, в ко- торых фундаментальной идеей была именно идея прогресса. Он участвовал в револю- ции 1830 г., а потом был умеренно-либеральным министром. Вместе с историками О. Тьерри и Ф. Минье, осмысляя опыт революции, он ввел понятия «классы» и «клас- совая борьба» (он имел в виду борьбу «третьего сословия» против аристократии). Историк Ж. Мишле придавал большую роль в истории «народным массам», превоз- нося их патриотизм, национальные традиции и вводя понятие «национального мен- талитета», очень близкое к немецкому романтическому понятию «народного духа». В Англии с рассматриваемым периодом связан расцвет либерально-буржуазной теории свободы действий для предпринимательства (laissez-faire «дайте действо- вать»), ее отстаивали юрист Джереми Бентам (1748-1832) и экономисты Дэвид Ри- кардо (1772-1823) и Джеймс Милль (1773-1836). ПО
Прогресс техники, во всяком случае, был в этом веке наглядным. В 1783 г. братья Монгольфьер в Париже поднялись на воздушном шаре, а в 1852 г. во Франции же был запущен первый винтовой дирижабль. В 1802 г. в Америке был спущен на воду первый колесный пароход, а в 1804 г. паровая машина была применена в Англии для движения вагонеток в горнорудном деле. В 1828-1829 гг. Джордж Стивенсон постро- ил в Англии локомотив для передвижения грузов и пассажиров, и немедленно же на- чалось строительство сети железных дорог в США. В 1840-1853 гг. были проведены первые опыты движения пароходов с винтом. В 1837 г. изобретен телеграф, а в 1844 г. послана первая платная телеграмма. В 1839 г. Французской академии было доложено изобретение дагерротипии — первых фотоснимков. Техника со страшной быстротой начала перекраивать облик планеты. Это был поистине век технических изобрете- ние и уважение к позитивной науке было естественным. Стремление бедноты все отнять у богатых и разделить порою рождало утопиче- ские идеи социалистической экономики и революционные вспышки. Однако во вто- рой половине XIX века буржуазное общество в ведущих странах Европы и Америки достигло столь заметных успехов в развитии производства, расширении среднего класса и накоплении его экономической состоятельности, что идеи свободной конку- ренции и прогресса вновь вытеснили все остальное и казались незыблемыми. Имен- но в это время родословная буржуазных либеральных идеологий возводила их непо- средственно к эпохе Просвещения, минуя промежуточные ступени. Между тем, многие идеи и научные течения промежуточного времени важны были не только для подготовки и формирования социалистической идеологии разно- го толка (от марксистской до фашистской), но и для становления самых разных идей и течений XX века — позитивистских, диалектических, демократических и тотали- тарных. Революционная обстановка во Франции, несмотря на пышную фразеологию о разуме и науке, была, как обычно в годы революционных потрясений, не столь уж удобна для развития науки. Революционные правители были слишком озабочены удержанием политической власти, чтобы думать о пользе смелых научных открытий и оценивать их далее сиюминутных выгод. Контрреволюционное же окружение не могло допустить никакой смелости идей, ибо тотчас сопрягало такую смелость с ре- волюцией и видело в этом посягательство на религию и мировой порядок. Более пло- дотворным для науки было время Империи, когда, по крайней мере, юридической мысли был дан мощный толчок кодификацией Наполеона, а в целом все науки в Па- риже выиграли от благ имперской централизации: все, что возможно, было свезено в Париж, и наукам была оказана поддержка для вящей славы Империи. Но Империя удерживалась крайне недолго — всего какое-нибудь десятилетие. Реставрация Бурбо- нов уже не могла вернуть Францию и Европу ко временам старого режима, не могла отнять у буржуазии те вольности и богатства, которые им дала Империя, но законсер- вировала развитие на полтора десятилетия (1814-1830). Это были полтора десятиле- тия безраздельного господства Священного союза императоров и королей в Европе. Франция оставалась центром политической активности в Европе, раздроблен- ные Италия и Германия — центрами национально-объединительного движения. Австрия, раздавленная Наполеоном, отказалась от главенства среди немецко- язычных государств: «Священная римская империя германской нации» распалась, 111
и в новообразованном Германском союзе первую скрипку играла уже Пруссия. Ре- волюция 1830 г. заменила правивших Бурбонов более либеральной Орлеанской вет- вью династии, при которой абсолютизм сменился конституционной, парламентской монархией, а в парламенте усиливались республиканцы. В конце периода разразилась революция 1848 г., которая была более радикальной и мощной: снесла монархию во Франции и прокатилась по всей Европе. Она убрала сильные пережитки крепост- ничества в Австро-Венгрии и развалила Священный союз. Одни члены Союза (мо- нархическая Англия и республиканская Франция) разгромили другого члена Союза (царскую Россию) в Крымской войне 1853-1855 гг., не дав России покончить с Тур- цией и укрепиться на Ближнем Востоке. Поражение принудило и Россию решиться на отмену крепостного права (1861). Таким образом, это был очень бурный период, произведший формирующее воз- действие на всю европейскую жизнь. Он был весь пронизан революциями и контрре- волюциями, завоевательными и национально-освободительными войнами, а также национально-объединительными движениями, созданием империй в сердце Европы. В центре внимания общественной жизни стоят в это время такие фигуры, как Напо- леон и Гёте, Гарибальди и Бисмарк. В философии тон задают Гегель и Конт. В музыке звучат Бетховен и Шопен, Бизе и Верди. Среди писателей появляются Байрон и Баль- зак, Стендаль и Гюго. Это был могучий и впечатляющий век. Как его забыть? 2. Духовная атмосфера века техники Если попытаться представить себе основные духовные сдвиги, которыми отли- чался этот технический и созидательный век (в календарном плане чуть больше полу- века), то это будут, прежде всего, следующие изменения: 1. Кризис рационализма эпохи Просвещения. Потрясения революции и наполеоновских войн расшатали представление о том, что человек действует в ос- новном рационально, подчиняясь рассудку, и что, основываясь на рассудке, можно добиться всеобщего мира и благоденствия. Оказалось, что эмоции, субъективные и часто невразумительные, а также родившиеся в подсознании позывы личностей играют слишком большую роль в жизни людей и в истории. На этом основании появ- ляется острый интерес ко всему необычному, непонятному, мистическому, а в фило- софии замечается тяга к выявлению эффекта тайных, непреодолимых и непознавае- мых законов истории, к обнаружению парадоксов и противоречий в жизни и людях. Мистики существовали во все века, и среди них немецкий врач и естествоиспы- татель XIX века Франц Ксавер фон Баадер (1765-1841) не занимает выдающегося места, но один из ведущих философов века Артур Шопенгауэр (1788-1860) про- возглашал, что человеческая жизнь есть выражение некой космической воли. 2. Вытеснение религии наукой. Такое недоверие к разуму могло бы вы- звать рост упований на религию, но и религия сильно ослабела после вековой очи- стительной работы атеистов-просветителей и после революционных экспериментов с культом Верховного существа. С успехами в борьбе за секуляризацию (отделение церкви от государства) происходило резкое падение авторитета религии и ограни- чение сферы ее действия, соответственно — усиление влиятельности науки. Фран- цузский астроном и математик Пьер-Симон Лаплас (Laplace, 1749-1827) разработал концепцию происхождения Солнечной системы и механического взаимодействия U2
небесных тел без участия Бога. На вопрос Наполеона о Боге он ответил: «Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе!» В геологии библейские догмы получили наиболее сокрушительный удар. Ниспро- вергнута библейская короткая хронология (шесть дней творения совсем недавно, ка- ких-нибудь семь тысячелетий до нашего времени). В «Основах геологии» (1830-1833) Чарлза Лайеля (1797-1875) было показано, что для формирования геологических структур требовались миллионы лет. На первый план в науке выходят те отрасли» которые отработали методы про- верки гипотез экспериментами и независимыми фактами» а это были дисциплины естественные и прикладные» технические: биология» медицина» физика» химия» тех- нологии производств. Под них подстраивались и старались им подражать науки о че- ловеческом сознании и его развитии: психология» история» литературоведение» ис- кусствоведение. Так» историк Генри Томас Бок ль (1821-1862, англичане произносят его фамилию как Бакл) в своем труде «История цивилизации в Англии» (1857-1861) отказался от теологической зависимости. Устанавливая зависимость развития от по- чвы, климата и т. п.» а не от провидения» он наглядно осуществлял борьбу сциентифи- цированой истории против политико-религиозной ортодоксии. 3. Типология и статистика. Идея предшествующего века (идея Лейбни- ца) о предустановленной гармонии обрела практическую реализацию — в поняти- ях и методах. Уже в 1786 г. Иоганн Вольфганг Гёте (1749-1832) говорил об «общем типе» строения разных видов животных» а сравнительный метод становился все более привлекательным. Занимаясь сравнительной анатомией» Гёте» не только лите- ратор, но и естествоиспытатель» находил в этом методе средство выявить единство мира в его изменчивости. Его работа 1790 г. называлась «Опыт объяснения метамор- фоза растений». В работе 1795 г.» опубликованной в 1820 («Первый набросок общего введения в сравнительную анатомию» исходя из остеологии»), он выявил общий план скелета позвоночных и назвал его «остеологическим типом». По Гете, тип обнаружи- вается в своих метаморфозах и служит для них как бы законом. Вскрытие глубинной структуры» общей для разных отраслей, стало называться «типологией». Жорж Кю- вье (1769-1832), занимаясь сравнительной анатомией, установил корреляцию орга- нов и в 1812 г. усмотрел в материале «общие планы» животных» а его ученик Бленвиль в 1816 г. назвал их типами. Руководствуясь законами корреляции, Кювье научился реконструировать ископаемых — по одной найденной кости он брался восстановить весь скелет ископаемого животного. Ричард Оуэн (1804-92) в середине века сформу- лировал учение о гомологии («сродстве»), лежащей в основе морфологического типа» и учение об «архетипе», По Оуэну, архетип — это идеальный план (божественное предначертание), а тип — обобщение суммы его реализаций. Гёте надеялся найти в природе реальный архетип растения — «прарастение». Ламбер Адольф Жак Кетле (1796-1874) разработал статистические таблицы для Брюссельских страховых компаний: установил регулярности бытовых явлений при их массовом охвате. В 1828 г. он установил криминалистические регулярности. «Об- щество, — говорил он, — содержит в себе зародыши всех совершаемых преступлений и необходимые средства для их реализации... Преступник — лишь инструмент для свершения их». Количество их предсказуемо. За 60 лет до Дюркгейма Адольф Кет- ле изучал статистику самоубийств. Он был чужд фатализма: человек может менять 113
условия, воздействуя на преступность и самоубийства. В 1835 г. в своей «Социальной физике» он установил, что «коллективные предметы» (например, группы людей — нации, сословия и т. п.) в своей изменчивости группируются вокруг средних значе- ний — типов. Суть явлений надлежало познавать через усреднение. Главным объектом изучения стал «средний человек». 4. Эволюция. В1809 г. Жан-Батист Л а м а р к в «Философии зоологии» придал движение системе природы («шкале существ» с человеком в завершении, созданной еще Линнеем) — предположил превращение низших видов в высшие, хотя механизм превращения объяснил неудачно, неубедительно. Этьен Жоффруа Сент-Илер в работах 1807 г. установил, что животные разных изолированных классов линнеев- ской системы имеют те же основные кости и объединяются в один тип. В 1830 г. он уже спорил с Кювье, доказывая, что виды изменяются, переходя один в другой, но потерпел поражение. В 1844 г. английский писатель Роберт Чэмберс издал анонимно книгу «Следы творения», в которой отстаивал идею происхождения одних видов из других путем усложнения. Причиной развития он считал мистические жизненные импульсы. Это не было научным и не обладало наглядной убедительностью. Но книга его за десять лет переиздавалась десять раз! Публика как бы ждала Дарвина. Это продолжалось и за пределами периода. В работе 1852 г. французский ботаник Шарль Нодэн (1815-1899) высказал убеждение, что сходство разных видов в строе- нии является следствием их кровного родства, и система живых существ является «не чем иным, как генеалогическим древом». Молодой английский натуралист Альфред (Элфрид) Рассел Уоллес (1823-1913) работал над тем же и прислал Дарвину свою статью в 1858 г. Это побудило Дарвина к публикации своего труда. Первые наброски своей теории эволюции путем естественного отбора Чарлз Дарвин сделал еще в 1842 и 1844 гг., но оттягивал написание и публикацию основного труда до 1859 г. Таким образом, «Происхождение видов» Дарвина не было внезапной вспышкой во второй половине XIX века, а медленно созревало в первой. Атмосфера была враждебна этой идее, но в то же время наталкивала пытливые умы на нее. 5. Освоение техники и ее отторжение. Замена мануфактур машинным производством приводила к дальнейшему утверждению и развитию трудовой теории стоимости. Ее разработал Дэвид Рикардо (1772-1823). В колебаниях заработной платы рабочего он различил естественную цену труда, определяемую количеством того труда, которое нужно затратить на воспроизводство рабочей силы (поддержа- ние жизни рабочего и его семьи и воспитание нового поколения), и рыночную цену, определяемую соотношением спроса и предложения. Он считал, что свободный ры- нок сам урегулирует цены, подведя рыночную цену как можно ближе к естественной, и все будут довольны. Быстрый рост и распространение технических изобретений с самого начала вы- зывали не только научный энтузиазм, но и отторжение. Вот когда идеи Руссо о есте- ственном человеке, о блаженной жизни на природе нашли реальное оправдание! Па- ровые машины и фабричные трубы загрязняли воздух и ландшафт, городская жизнь (еще без канализации и водопровода) была полна грязи и неудобств. Машины вытес- няли ремесленников, на фабриках мужской труд вытеснялся более дешевым женским и детским. Сетования на все это были первыми проявлениями растущего кризиса 114
цивилизации. Самым грубым и экстремальным протестом против засилья техники было движение луддитов в Англии, просто ломавших машины. 6. Чувство перенаселенности. Отторжение вызывала и урбанизация, причем она раздражала не только неудобствами городской жизни в отрыве от при- роды, но и гигантским размахом централизации. К 1800 г. Лондон достиг миллиона жителей, каждый восьмой англичанин жил в Лондоне. А ведь были еще Манчестер, Ливерпуль и другие фабричные города. Так же во Франции выглядел Париж. Концен- трация людей в этих перенаселенных центрах всегда опережала рост жилищ и город- ской инфраструктуры. Часть городского населения жила в трущобах и впроголодь, а продукты пропитания приходилось завозить из сельской местности и колоний. Все это приводило к напряженности и к ощущению, что людей расплодилось слишком много, а продуктов питания слишком мало и на всех не хватает. Это впечатление от- разилось в вышедшей в 1798 г. книге Томаса Роберта Мальтуса (1766-1834) «Опыт о законе народонаселения» (Мальтус 1868). Мальтус утверждал, что прогресса нет, что рост населения опережает накопление запасов, и идет борьба за существование в условиях их ограниченности, а перенаселенность планеты ведет к общей нищете. Войны и болезни полезны, так как ограничивают рождаемость. Книга эта явилась ис- точником идей мальтузианства и повлияла на Дэвида Рикардо, Чарлза Дарвина и др. (В интервью уже в конце XX века престарелый Леви-Строс признал неудержимый рост человечества и перенаселенность «абсолютной катастрофой» современности.) 7. Недовольство культурными нормами. Сетования вызывал не только отрыв от природы, но и обилие и жесткость культурных норм и запретов. Частая смена резко различающихся режимов и правительств привела к релятивистскому осознанию условности всех культурных норм. Все больше людей начинало тяготить- ся условностями своего собственного общества, своей среды, воспринимать их как насилие над личностью. Отсюда интерес ко всему экзотичному, ностальгическая тос- ка по давним временам, симпатии к простонародным слоям. 8. Реформаторский и революционный раж. Еще одной отличительной чертой века были авторитет и привлекательность реформаторских и революционных идей — к ним тянулось все молодое, живое, творческое и перспективное. Стабиль- ность, консервативность казались омертвляющими. Даже в периоды подавления ре- волюций, в условиях реставрации, немного находилось талантов, имевших смелость отстаивать консервативные ценности и правоту государственной власти. Среди передовых (реформаторских и революционных) идей наиболее популяр- ными были две: идея народовластия (демократической организации государства) и идея социализма, общественной организации труда с уравнительным распределе- нием дохода — она казалась наиболее справедливой или, по крайней мере, наиболее гуманной. Обе концепции имели немало недостатков и внутренних противоречий. Демократичность не гарантировала предпочтения наиболее разумным решениям (если народ неразвит, то выбирают ведь не самых разумных). Уравнительность же противоречила справедливости — при ней доход не соответствует затраченному тру- ду и таланту, а это убивает производительность. Но когда обе идеи маячили впереди лишь как отдаленные цели, их утопичность не была видна. Зародившиеся в таких ус- ловиях учения, соединявшие социалистическую фразеологию с претензиями на на- учность, имели все шансы выбиться в массовые идеологии, подменяя собой религии. 115
9. Рост национализма. Национально-освободительные движения и войны ряда народов против наполеоновской Франции» завоевавшей почти всю Европу, а за- тем национально-объединительная борьба в Германии и Италии имели своим след- ствием национальное самосознание и бурный рост национализма во многих странах Европы. Идеи Гердера распространялись из Германии и легко прививались повсюду. В 1810 г. появилась книга писателя Фридриха Людвига Яна (Jahn) «Немецкая на- родность». В ней автор выражает свою любовь к немецкой родине и надежду, что она станет спасительницей человечества. В России аналогичные идеи (разумеется, с Рос- сией как спасительницей) появились позже — только в 40-х годах, у славянофилов. 10. Колонизаторские клише. Ведущие капиталистические страны Евро- пы (в особенности Англия, но также Франция, Голландия, Бельгия, Португалия, Да- ния) обзавелись к этому времени крупными колониальными империями в Африке, Южной Америке и Океании и использовали свои колонии как рынки сбыта и источ- ники сырья, а то и дешевой рабочей силы. Состоятельные классы и интеллигенция этих европейских стран были убеждены, что это естественное и закономерное по- ложение дел, обусловленное природным превосходством цивилизованных народов Европы над народами других континентов. Простонародье ведущих стран разделяло это убеждение, находя в нем утешение и надежду. В условиях пиетета по отношению к естествознанию, к наукам это убеждение должно было отойти от библейских обос- нований и принять научное, биологическое оформление. У России была своя колони- альная империя, только ее колонии находились не за морями, а по соседству. 3, Идейные движения вена технических изобретений а) Романтизм Многие из этих особенностей можно заметить в наиболее сильном и широком духовном движении рассматриваемого периода — романтизме. Здесь на основе ин- дивидуализма и критического отношения к окружающей действительности соедини- лись такие черты века, как; 1) кризис рационализма и увлечение всем непонятным и необычным, всякой мистикой; 2) отторжение условностей цивилизации и культур- ных норм, а в связи с этим тяга ко всему экзотическому и отдаленному во време- ни и пространстве; 3) близко к этому стояли недовольство современной городской жизнью, тяга к естественности и жизни на природе, а в связи с этим ностальгия по ранним стадиям истории: первобытности и Средневековью; 4) национализм; 5) ре- форматорский и революционный дух, мятежность. В то же время тяга к средневековью и презрение к прозе быта порождали весьма консервативные политические симпатии и цели. Один из ранних романтиков Нова- лис (Фридрих фон Гарденберг) писал: «Лучший из французских монархов вознамерился сделать своих подданных столь зажиточными, чтобы каждое воскресенье у них на столе стояла курица с рисом. Но не предпочтительнее ли править иначе — так, чтобы крестьянину кусок заплесневелого хлеба приходился по вкусу больше, чем жаркое в иных землях, и он благодарил госпо- да бога за то, что родился в этой стране?» (Гарденберг 2006:6). С конца XVIII века по середину XIX и несколько позже (примерно до 1870) роман- тизм, возникнув в Германии, в борьбе с классицизмом и неоклассицизмом вытесняет 116
их и распространяется по всей Европе и по Америке (США), определяя литературу» искусство и в какой-то мере философию. Названием своим учение обязано одной из своих отличительных черт — увлечению средневековьем: «романами» в европейской литературе именовались главным образом средневековые рыцарские романь! и пове- ствования о куртуазной любви (то, что в русской литературе называется «романом», в европейской терминологии называется «новеллой» — ср. англ. novel). В этом тече- нии воображение было поставлено над рассудком, эмоции над логикой, интуиция над наукой. Ригоризм прежних стилей был отвергнут, романтики предпочитали бо- лее свободный стиль. Теоретические основы романтизма как выражения немецкого духа изложили в эпоху Просвещения философ Гердер и историк Юстус Мёзер, В 1830-е годы французский физик Ампер, разрабатывая классификацию наук и за- полняя пустые мета в системе, ввел на одно такое место новый термин — «этнология». В Финляндии Элиас Лёнрот собрал народные песни и искусственно скомпоновал из них поэму, названную «Калевалой» и изданную в 1835 г. Увлечение средневековьем и первобытностью, ярко выраженное в романах Вальтера Скотта (выходили в 1814- 1832 гг.), доходило до мистификаций (в подражание шотландскому поэту Джеймсу Макферсону, выдавшему свои обработки за песни древнего барда Оссиана, в 1827 г. французский писатель Проспер Мериме выпустил сборник «Гузла» — под балкан- ский фольклор) и подражаний («Песнь о Гайавате», выпущенная в 1855 г. американ- ским поэтом Генри Лонгфелло, — по образцу финского эпоса «Калевала»). Увлечение сверхъестественным определило не только творчество такого немец- кого писателя, как Э. А. Т. Гофман или «страшную» фантастику Эдгара Алана По, но и — вместе с интересом к фольклору — породило общеевропейскую популярность сказок братьев Гримм и Ганса Христиана Андерсена. Тяга к единению с природой, прямо и просто выраженная в «Хижине пастуха» Альфреда де Виньи, нашла сугу- бо романтическое выражение в серии романов американского писателя Фенимора Купера об одиноком охотнике Кожаном Чулке, перенявшем образ жизни индейцев. Для романтиков была характерна смесь мятежности и меланхолии. Отстаивая сво- боду и раскрепощение духа, некоторые романтики ударялись в яростное отвержение догм религии и морали (Перси Биши Шелли и Гордон Байрон в Англии и особенно бескомпромиссно маркиз де Сад во Франции). Своим учением о человеке как микрокосме, отражающем мир, романтическая на- турфилософия влияла на науку, побуждая к поискам в человеке отражения всех при- родных факторов и к аналогии между сознательным творчеством художника и бес- сознательным творчеством человека — с красотой как высшей ценностью. б) Немецкая идеалистическая философия и идея развития Вполне в духе XIX века немецкий философ Йоган-Готлиб Фихте (1762-1814) старался сделать философию строгой наукой (позитивная философия). Его первая крупная работа «Критика всякого откровения» (1792), написанная в духе Канта, была сочтена проявлением атеизма, и Фихте на время лишился кафедры. Но он отверг кан- товское ограничение спекулятивного мышления (отверг его представление о «вещах- в-себе») и принял весь мир за результат чистого мышления некоего «Я», в котором объединены человек и Бог. Многое зависит от воли этого «Я». В обстановке подъ- ема национального самосознания немцев во время наполеоновских войн философ 117
выступил с «Обращением к немецкой нации» (1808) — подняться и проявить волю. В 1814 г. Фихте стал ректором только что основанного Берлинского университета. Под влиянием романтизма другой немецкий философ, Фридрих Вильгельм Йозеф Шел- линг (1775-1854), возвысил немецкое национальное самосознание до самосознания некоего абсолютного духа, близкого к божественному. Человеческое существование для Шеллинга — лишь способ самопознания этого абсолютного духа. Кризис ясной рациональности Просвещения заметен у виднейшего философа- идеалиста Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770-1831). Гегель заинтересовался глубинными законами истории и, вспомнив об античной диалектике, стал (примерно с 1808 г.) трактовать смену этапов истории как порождение внутренних противоре- чий каждого этапа. Если Гердер видел движущую силу развития общества в «народ- ном духе», в «национальном духе», то Гегель, обобщая это представление до крайно- сти, заговорил о «мировом духе», воплощающем объективные законы развития. Он мыслил этот дух как чистую идею, реализующуюся в разнообразных явлениях. В ходе всемирной истории общество проходит ряд закономерных этапов «самораскрытия» «мирового духа», и на каждом этапе раскрывается какая-то новая сторона его. Выра- зителем мирового духа на каждом этапе выступает один какой-либо народ — каждый раз новый. Тут мировой дух принимает облик национального духа. Но таких народов мало. Эти народы, активно участвующие в историческом процессе, Гегель называет «историческими». Другие народы прозябают в бездействии и являются «неисториче- скими». Воплощая мировой дух на новом этапе, «исторический народ», находящийся в авангарде мировой истории, «снимает» всю предшествующую историю, делая ее не- нужной — она была лишь средством реализации его достижений. Но прогресс у Гегеля не равнозначен эволюции. Скорее он близок к предопреде- лению — целенаправлен и конечен. «Человек не развился из животного, — заявлял философ, — как и животное не развилось из растения; каждое существо есть сразу и целиком то, что оно есть». Историю человечества Гегель, подобно Винкельману или Аделунгу, уподобляет развитию отдельного человека. В начальном периоде, подоб- ном детскому возрасту, носителем прогресса был Древний Восток. На втором этапе, в период прекрасной юности, ведущими были древние греки. Этап зрелости раскрыл- ся в римской истории. Христианско-германским миром представлен период бодрой старости — здесь самораскрытие мирового духа завершается. Гегель вообще идеали- зирует государство как средство раскрытия мирового духа, а в особенности прусское государство — как венец развития, высшее его достижение. Он считал, что индейцы доколумбовой Америки не интересны для мировой истории. История — это разви- тие мирового духа по ступеням свободы: на Древнем Востоке только деспот обладал свободой, у греков — кучка рабовладельцев, у германцев — все (это в прусской-то монархии!). Для американского антрополога Марвина Харриса Гегель — карлик, обе- зьянка, вскарабкавшаяся на плечи гиганта — Маркса, который и придал ему величие, объявив себя гегельянцем. Но влияние Гегеля ощущалось не только у Маркса. Постоянным оппонентом Гегеля был Артур Шопенгауэр (1788-1860). Увле- ченный средневековыми мистиками и индийской философией, в своей книге «Мир как воля и представление» (1819) он отверг гегелевское упование на прогресс и раз- ум. Взамен в основу жизни он поставил иррациональную волю, которой всегда суж- дено оставаться неудовлетворенной. В конечном счете, она влечет нас к смерти. 118
Единственный урок из этой пессимистической и атеистической философии — утеше- ние в искусстве и отказ от погони за счастьем, т, е, сознание неизбежности страдания. В романтизме и у философов-идеалистов нашли выражение не все особенности мышления противоречивого технического века. Другое сочетание этих особенностей (особенно реформаторский и революционный раж) более заметны в других идеоло- гиях того же времени, возникших позже романтизма и Гегеля. Такими идеологиями были материалистический антропологизм и позитивизм. в) Материалистический антропологизм С еще более радикальным отвержением Гегелевского учения* чем Шопенгауэр» вы- ступил ученик Гегеля немец Людвиг Фейербах (1804-1872). В центр рассмотрения он помещал не абстрактный дух, а человека как биологическое существо (это антро- пологизму В своих произведениях, в частности «К критике Гегеля» (1839), он учил, что в основу социального и политического мышления надо класть материальные потреб- ности людей. «Der Mann ist, was er ifit« (Человек есть то, что он ест) — говорил он. В антирелигиозных работах «Сущность христианства* (1841) и «Сущность религии« (1851) он усматривал происхождение религии в психологических нуждах человека. Это учение повлияло на многих мыслителей, в частности оно вошло составной ча- стью в марксизм. Готфрид Земпер считал, что потребности человека нужно положить в основу анализа корней искусства. Нужды человека как биологического существа рассматривал как основу структуры общества и его функций Малиновский, Обо всем этом — в следующих главах, г) Позитивизм Основоположник позитивизма Опост Конт (1798-1857, рис, 4.1) в молодости был приверженцем идеалов Великой революции и конфликтовал с начальством Политехнической школы, в которой он учился. Один из этих конфликтов, в 1816 г., был расценен как бунт, что привело даже к временному закрытию Школы, а Конт был отчислен и отправлен под надзор по- лиции. В следующем году Конт стал лич- ным секретарем известного социалиста- утописта графа Сен-Симона. Клод-Анри де Рувруа Сен-Симон (1760-1825) был генератором идей (изучать общество по типу естествознания, факты в основе из- учения, история как «позитивное зна- ние», наука вытесняет религию) и, не- сомненно, стимулятором талантов. Его предшествующий секретарь, Огюстен Тьерри, стал известным французским историком, В течение 8 лет Конт был яростным последователем и учеником Рис. 4.1. Огюст Конт (1798-1857), портрет маслом работы Ж.-ТТ. Дальбера. 119
Сен-Симона, но в 1824 г. их отношения заканчиваются разрывом: не подели- ли приоритета. Трудно сказать, кому из них принадлежат исходные идеи кон- товской философии — об общественной системе» о ведущей роли ученых в новом обществе, и т. п. Однако если Сен-Симон был типичным просветителем* то Конт соединял просветительскую идею прогресса с идеей порядка и социальной иерахии — для него не прошла бесследно эпоха Империи и Реставрации, Он был дитя нового времени и почитал не только Сен-Симона, но и де Местра, Критическому духу отрицания он противопоставлял позитивный, созидательный дух. Однако термин «позитивизм» произошел от принципа основывать науку на том, что непосредственно установлено (лат. positum). Остальные термины положитель- ного значения» с которыми связывают позитивизм (позитивный дух, позитивность)» происходят от дополнительного значения этого слова — «подтверждено», «сказано утвердительно». С 1826 г. Конт начал читать платные публичные лекции по философии, но они были с самого начала прерваны на три года: лектора поразило тяжелое психическое рас- стройство. Расстройство не раз возобновлялось из-за постоянных конфликтов с женой Каролиной, Тем не менее с 1830 по 1842 гг. (в правление орлеанской династии) Конт осуществляет издание 6-томного «Курса позитивной философии». Философия назва- на, как у Фихте» но смысл не совсем тот. В этом труде Конт придерживается объектив- ного метода позитивной науки (дающей практически полезные знания в отличие от неконструктивной философии), обосновывает подчиненность деяний человека есте- ственному ходу вещей и необходимость ориентировать научное познание человека на естественные науки — как более зрелые, уже достигшие позитивного состояния. «Со- циальная физика» назвал он новую науку (впрочем, когда Кегле подхватил это назва- ние» Конт сменил его на другое — «социология»). Он говорил о «социальной анатомии» (у Сен-Симона была «социальная физиология»). В науке он от- вергает все химерическое, сомнительное, смутное и предлагает основываться на полезном, реальном» достоверном и точном. Вместо того чтобы нацеливаться на абсолютные и конечные истины (они недостижимы) и воспарять к умозрительным аб- стракциям (они бесполезны), он предлагает исследовать отно- шения между явлениями» обобщать факты и выводить законы. Основным орудием исследования человечества Конт считал сравнительный методу разновидности которого — это: а) срав- нение человеческих обществ с животными; б) сравнение раз- личных состояний человеческого общества (различного уровня развитости), представленных у разных обществ, и в) сравнение последовательных состояний одного общества (это историче- ский метод). С помощью сравнительного метода выявляется, что в истории «органические» периоды чередуются с «крити- ческими», когда преемственность и стабильность нарушаются. Конт был озабочен именно поддержанием преемственности, традиций. «Живые, — писал он, — всегда, и все более и более, управляются умершими: таков фундаментальный закон челове- ческого порядка». Рис 4.2. Огюст Конт. Шарж Карлы Мэри Олквейры (предполо- жительно) 120
В последующие полтора десятилетия Конт почувствовал себя пророком и учите- лем морали (рис. 4.2)> а его учение приобрело черты религиозной доктрины. В этой форме оно имело мало успеха, а вот как философия науки, особенно науки о челове- ческом поведении и обществе, оно оказало огромное воздействие на последующее развитие научных исследований. Виднейшими последователями Конта были англи- чане Джон Стюарт Милль (1806-1873), специалист по индуктивной логике, фило- софии и экономике, уже упоминавшийся Генри Вокль, историк, и Герберт Спенсер (1820-1903) — идеолог либерализма и free trade (свободной торговли). Позитивизм начал оказывать огромное воздействие на научные исследования уже с 30-40-х годов и воздействовал в течение второй половины XIX века, а в преобразо- ванном виде (неопозитивизм) — вплоть до третьей четверти XX века* 4. Братья Гумбольдты и их место в антропологии В молодые годы братья Гумбольдты были под влиянием Гердера и Георга Форстера, с которым они были дружны. Особенно же большое воздей- ствие на братьев оказали естественнонаучные ра- боты Гёте, От Георга Форстера старший из братьев Виль- гельм (полностью Карл Вильгельм) фон Гум- больдт (1767-1835, рис, 4,3), сын королевского канцлера при Фридрихе Великом, воспринял ин- терес к языкам и заразился их изучением, став тоже полиглотом. В идейном плане он основы- вался больше на Гердере, Перерабатывая его идеи, Гумбольдт уже в 1791 г. опубликовал «План срав- нительной антропологии». Для него стимулом было изречение Гёте: «История природы покоится вообще на сравнении» (это из статьи Гёте «Пер- вый набросок общего введения в сравнительную анатомию, исходящий из остеологии», 1795). Дух народов для Гумбольдта — чересчур абстрактное понятие, оно конкретизуется как «психология на- родов» (Volkerpsychologie) и выражено* прежде всего, в языке (как у Гердера) и шире — в «национальном характере», воплощающем внешние проявления психологии наро- да, охватывая его традиции, обычаи, язык, религию и искусство. Для антропологии Вильгельм Гумбольдт не считал подходящей методологию есте- ствознания с выведением явлений из законов, В отличие от мира природы тут такое дедуктивное выведение невозможно, потому что очень многое зависит от случайно- сти. Антропологу должен быть ближе историк, который «избегает всякого соблазна продвигаться от причин и законов к явлениям вместо противоположного пути»* То есть нужна индукция, «Это то, что отличает историка от естествоведа и философа: он ограничивает свои изыскания тем, что произошло, и не видит в своем предмете ни природу, ни волю, но судьбу и случай, за чьи индивидуальные капризы никто не в от- вете» (Humboldt 1903: 397-398), В своей статье 1822 г. «О задаче пишущего историю» Рис. 43. Вильгельм Гумбольдт {1767- 1836) — портрет работы неизвестно- го художника предположительно до 1835 г. 121
В. 1умбольдт заложил основы того подхода, который вскоре был реализован в «не- мецкой исторической школе» (знаменитый девиз Леопольда фон Ранке: «Показать, что реально произошло»). Для проникновения же в суть явлений В. Гумбольдт, по- добно его современнику Шлейермахеру, основоположнику герменевтики, важное значение придавал интуиции. Всё это были проявления Контрпросвещения (которое нельзя целиком сводить к обскурантизму и реакции). Большие работы Гумбольдта посвящены языкам басков и кави (с острова Явы). Будучи министром образования Пруссии, Вильгельм Гумбольдт основал Берлинский университет, который и носит его имя. Потом он был послом в Вене. В знак протеста против реакционной политики правительства он ушел в отставку и посвятил себя на- учной работе (Sweet 1978-1980). Младший брат, Александр (полностью: Фридрих Генрих Александр) фон Гум- больдт (1769-1859, рис.4.4), в детстве не отличался ни здоровьем, ни талантами, и сверстники прозвали его «маленьким аптекарем* за страсть к гербариям и коллекци- онированию насекомых. Будучи студентом Геггингенского университета, где он изучал финансы, он собирал и изучал минералы, и в 1790 г, опубликовал работу о них. В уни- верситете он подружился с Георгом Форстером, вернувшимся из экспедиции Кука. Вос- приняв от Форстера интерес к далеким странам и народам и страсть к путешествиям, Гумбольдт изменил программу обучения — начал изучать геологию, астрономию, ана- томию и языки. Стали появляться его работы по этим темам, и в 1794 г. он вошел в вей- марский кружок Гете и Шиллера, С Форстером он путешествовал по Европе. Получив огромное наследство после смерти матери в 1796 г., в 1799 г. Александр Гумбольдт отпра- вился с французским естествоведом Эме Бонпланом в Южную Америку, где они пять лет обследовали истоки рек Ориноко и Амазонки. Вернув- шись с громкой славой, Гумбольдт поселился в Париже — частью по- тому, что это был мировой центр естествознания, частью из-за того, что гомосексуальный Гумбольдт был влюблен в Бонплана, а потом влюбился в тогда еще молодого фи- зика Жозефа-Луи Гей-Люссака (того самого, имя которого носит закон Гей-Люссака). С Гей-Люссаком они поселились вместе и переезжали на новые квартиры тоже всегда вме- сте. В 1829 г. 60-летний Гумбольдт Рис. 4.4. Александр Гумбольдт (1769-1859) — портрет 1843 г. работы Йоз. К. Штилера (принадлежит Фонду прусских замков и са- дов Берлин-Бранденбург, Потсдам). 122
совершил экспедицию в Россию, проехав по Уралу, Сибири и Средней Азии и пред- сказав обнаружение алмазов в Зауралье. В Париже Гумбольдт посвятил себя изданию результатов своих исследований с Бонпланом — к 1834 г. они составили 23 тома. Потом он опубликовал 5-томное изда- ние «Космос« — своеобразную энциклопедию естествознания, с включением антро- пологических материалов и рассуждений. В это время Гумбольдт был очень дружен с королем Франции Луи-Филиппом Орлеанским, но сопровождал на международные конгрессы и короля Пруссии, а затем прусский король затребовал ученого к себе в Берлин. Умирая, Гумбольдт оставил все свое имущество любимому слуге Зейферту. Всегда обращая внимание на симпатичных юношей, он протежировал отдельным мо- лодым ученым, ставшим известными не без его помощи — как физик Д. Ф. Ж. Араго, египтолог Бругш, биолог Луи Агассис, химик Ю. Либих, географ Карл Риттер. Александр Гумбольдт ввел в науку использование изотерм, распознал плодородие гуано, в метеорологии выяснял происхождение штормов, в геологии изучал вулканы, в ботанике — ареалы растений, зонирование растительности, в физической геогра- фии проводил магнитные измерения, и т. д. В его честь названы города, графства» реки, озера, горы и самый большой ледник мира. Это последний универсал типа ги- гантов эпохи Возрождения (Pfeiffer 1969). Но не открытие законов манило его, а описание мира. Его «Космос» заложил ос- новы дескриптивного понимания задач науки. Но это были не узко описательные задачи. По «Космосу» Гумбольдта впоследствии Боас назвал такой подход «космо- графическим», имея в виду, что явления природы привлекают такого исследователя не как материал для выявления законов, а сами по себе: их облик, группировка, ме- сто в пространстве и времени, связи и ближайшие причины (Bunzl 1996). Боас уже знал неокантианскую группировку наук, и его «космографический» подход совпадал с «идиографическим» в терминологии неокантианцев. Но ко времени неокантианцев в естествознании уже стало лидирующим выявление законов, а Гумбольдт еще оли- цетворял эпоху, в которую описание и систематика выступали на первый план. Гёте также принадлежал этой эпохе, и Боас приводил его высказывание из «Разговоров немецких эмигрантов»: «Мне кажется, что каждое явление, каждый факт сам по себе является интересным объектом... отдельное действие или событие интересно не по- тому, что объяснимо, а потому, что верно» (Boas 1887b). Гумбольдт, со своей страстью все природные явления собирать, анатомировать и измерять, а также выдвигать ги- потезы об их происхождении, был естественником, но не столько естествоиспытате- лем, сколько исследователем естественной истории. Его «космографический» подход был дубликатом исторического подхода старшего брата (Bunzl 1996: 39). Будучи прежде всего естественником, собирал А. Гумбольдт и антропологические факты. Он описывал американских аборигенов и высказал гипотезу об их происхожде- нии из Северо-Восточной Азии (через Берингов пролив), а также указал на роль эколо- гического фактора в формировании новых культур. В Центральной Америке он обратил внимание на великолепие культуры инков, ацтеков и майя. Встречая в своих путеше- ствиях разные народы, описывая специфику разных культур, он был склонен воспри- нимать мир как состоящий из разных цивилизаций, с разными путями развития. Он всегда выступал за человеческие права аборигенов и их политические свободы, дружил с Симоном Боливаром. Шиллер называл Гумбольдта «придворным демократом». 123
Если старший брат стимулировал осознание антропологии как сравнительной науки, то младший способствовал ее локализации в кругу естествоведческих наук, снаряжающих экспедиции и обследующих мир. В отличие от брата, он не содейство- вал ее выделению в особую дисциплину — скорее, наоборот, удерживал ее в составе комплексного изучения природы, включающего природу человека. Но ведь и эта тен- денция в антропологии есть. Братья Гумбольдты надолго вперед определили развитие немецкой науки (Trabant 1990). 5. Риттер и географический детерминизм В один год с Александром Гумбольдтом умер протежированный им географ Карл Риттер (1779-1879), моложе Гумбольдта на 10 лет. Благодаря поддержке Гумбольдта Риттер получил в 1820 г. место профессора географии в Берлинском университете, которое занимал до самой смерти. Он понимал географию как сочетание разных наук на одном предмете — изучении Земли. В отличие от Гумбольдта он мало занимался полевыми исследованиями. Его трудом жизни явилось «Землеведение» («Erdkunde«) в 19 томах. В нем Риттер прослеживал воздействие физической среды на человеческое общество, на его пространственное размещение, характеристики и историю. Особен- но он сближал географию с историей: «География — это основа истории, а история — это ни что иное, как география времен и народов, приведенная в движение» (цит. по Bunzl 1996:41). Естественную историю он считал неотделимой от истории народов, В методологии многое роднило его с Гумбольдтами. Он считал, что в каждом чело- веке и в каждом народе заложена некая специфика, реализуя которую, они достигают величия. В исследовании он отводит ведущую роль индукции и интуиции. «Земле- ведение» нацелено в основном на описание и систематизацию. Только в отличие от В. Гумбольдта Риттер видит основные движущие силы истории не в психологических факторах, а в физической среде, и в отличие от обоих братьев он не так уж строго воздерживается от широких концепций. В частности, он пытается вывести «закон миграций» (как их пути зависят от горных хребтов, рек и береговых линий) из обоб- щения истории движений народов. От К. Риттера пути преемственного развития ведут в русле географии через Р. Градмана к Э. Хантингтону, а в русле антропологии через Морица Вагнера к Ф. Рат- целю и диффузионистам. 6. Роль немецкой науки конца XVIII—первой половины XIX века в развитии антропологии Мюльман отводит немецкой науке последней четверти XVIII века основную роль в сложении антропологии, называя эти несколько десятилетий «классической эпо- хой». Вообще «классическая эпоха», по Мюльману, представлена «почти исключи- тельно немецкой наукой». Он объединяет здесь биологические работы Блюменбаха, философские и антропологические статьи Канта и Гердера, отца и сына Форстеров, Мейнерса и В. Гумбольдта. Начало антропологии сгущается, по Мюльману, в 20 лет. В годы, когда Франция была охвачена революционными передрягами, а Англия и Австрия несли на себе основную тяжесть войны против революционных войск, 124
а затем Наполеона, центр научных занятий действительно переместился в более спо- койную Германию, к тому же зажженную уязвленным национальным самолюбием. Там в это время был очаг развития ряда гуманитарных дисциплин — истории, юри- спруденции, филологии, философии, психологии. Это все дисциплины, в кругу ко- торых и формировалась культурная антропология. Блюменбах сыграл важную роль в создании физической антропологии, а Мейнерс был проводником ее влияния на складывающуюся культурную антропологию. Сказался в этом и спор Канта с Геор- гом Форстером о расах. Некоторые работы Канта и В. Гумбольдта действительно име- ли особое значение для формирования антропологии под этим именем и с задачами сравнительной науки, но больше специализированной как этнология. Гердер оказал влияние именно на этот аспект складывающейся антропологии. Нельзя, однако, забывать, что центром естествознания и генератором социаль- но-политических учений в это время оставалась Франция, а центром экономических наук и наук о земле — Англия. А эти науки также оказывали влияние на антрополо- гию наряду с воздействием немецких «наук о духе». Но влиятельность немецких «наук о духе» (Geisteswissenschaften — гуманитар- ных наук) сохранялась и позже в течение значительной части ХГХ века. В частно- сти, на формировании антропологии сказалась активность немецких «исторических школ» — исторической школы в юриспруденции (Савиньи), в политэкономии (В. Ро- шер, Б. Гильдебрандт) и солидная школа немецкой романтической, а позже — позити- вистской историографии (Г. Б. Нибур, Леопольд фон Ранке, Адам Мюллер, И, Г. Дрой- зен и др.). Юристы немецкой исторической школы выступили против столь излюбленного просветителями общего для всех людей «естественного закона». Они считали, что у каждой нации свой путь в законодательстве. Реализуя романтический подход к пра- ву, Ф. К. Савиньи (1779-1861) возглашал, что право — это органическое произ- водное «народного духа». Он был против кодификации законов, за восстановление народного «обычного» права. Новые политэкономы «исторической школы» утверж- дали, что нет общезначимых законов политэкономии, для каждой страны — свой особый, национальный путь развития хозяйства. Романтизм внес в историческую на- уку идеи органического развития и народного духа. Основы подхода заложил уроже- нец Копенгагена Георг Бартольд Нибур (1776-1831). Он полагал, что разные народы проходят одинаковые этапы развития и что поэтому, отыскивая параллели, можно восстанавливать темный, легендарный период одного народа по более доступным сведениям о другом того же этапа. Здесь был зародыш идеи эволюционизма. В ре- конструкции Нибур во многом полагался на интуицию. В легендарном прошлом он уловил организацию по родовому принципу, предшествующую территориальной ор- ганизации государства («Римская история», т. 1,1811). В какой-то мере это было пред- восхищением открытия Моргана. Во всех этих школах заметна установка на выяснение роли народного духа, на из- учение разных параметров социальной жизни (хозяйства, права, учреждений) как органических производных народного духа, на усмотрение особого пути развития для каждой нации при прохождении одинаковых этапов. Такая установка побуждала обратиться к истории культуры, и этот аспект занял заметное место в деятельности исторических школ. 125
Многие следовали просветителю Аделунгу и продолжили традицию написания истории культуры. Уже в 1801 г. вышел труд Дитмара Ениша «Универсально-исторический обзор че- ловеческого рода как развивающегося целого. Философия культурной истории» (Бер- лин). За ним в 1803 г. последовал труд М. А. Готша «История культуры человечества в целом и каждого народа, принимающего участие в мировой истории в отдельности» (Вена). Если Ениш еще делал акцент на единство человеческого рода и прогресс, по- добно Аделунгу, то Готш старался выделить путь каждого отдельного народа. Можно назвать и ряд других работ такого рода вплоть до двухтомной «Истории человеческой культуры» Г. Ф. Кольба (1843) и капитального труда Густава К лемма (1802-1867), за- нявшего 10 томов и названного «История культуры человечества» (1843-1852). Про- должая традицию Гегеля, Клемм делил народы (он говорил о расах) на «активные» и «пассивные». Иногда Клемма относят к эволюционистам, поскольку он выделил три глобальных стадии общеисторического развития человечества, но для констатации эволюционизма одной этой идеи мало. То же можно сказать о труде австрийского юриста И. Унгера «Брак и его всемирно-историческое значение» (1850). Но эти рабо- ты стоят уже на грани появления эволюционизма. Тогда же началось преподавание этнографии и этнологии в немецких университе- тах. С 1817 г. проф. Б. Рюре читал в Берлине историкам курс «История вспомогатель- ных дисциплин, особенно этнографии, нумизматики и дипломатики». Известный географ Карл Риттер (Ritter) читал курс «Этнология Азии». Проф. Ф. X. Миллер читал ряд курсов включающих антропологические дисциплины: «География и этнография Азии», «Всеобщее землеведение и этнология», «Всеобщая этнография и география». Университетское преподавание какой-либо науки есть признак ее становления как самостоятельной отрасли, но нетрудно заметить, что это становление происходило в рамках истории (этнография рассматривалась как ее вспомогательная наука) или в рамках географии (этнография или этнология рассматривалась как частная дисцип- лина, входящая в состав географии как обширного комплекса дисциплин, или, во вся- ком случае, в тесной связи с географией). Отделение этнографии или этнологии от истории и географии произошло уже в начале второй половины XIX века, когда эта дисциплина стала рассматриваться как имеющая обоснование в антропологии и связанная с особым национальным путем развития. В 1851-1855 гг. Карл Фольграф издал в Марбурге свой трехтомный труд, озаглавленный «Первая попытка научного обоснования общей этнологии посред- ством антропологии как и государственной и правовой философии посредством эт- нологии или национальности народов». 7. От языка к фольклору, от праязыка к пранароду Прослеживая проявления народного духа в разных отраслях жизнедеятельности, романтики начинали с языка. В этом их особенно наставляли Гердер и В. Гумбольдт. Именно к языку они, прежде всего, и применяли сравнительный метод. Это дало бле- стящие результаты. В 20-е годы Якоб Гримм начал выпускать свою четырехтомную «Немецкую грамматику» (1822-1837), которая, по сути, являлась сравнительной грамматикой 126
германских языков (немецкого, готского и др.). Аналогичный труд в 1833-1836 гг. издал Август П о т т (1802-1887). Якоб Гримм создавал своеобразный культ немецкого языка. Он считал его наилучшим отражением духа народа, его вечной идеи — чистым и поистине божественным. Он восхищался его звучанием и грамматическим устрой- ством. Важное политическое значение имела его концепция немецкого народа как «языковой нации». Действительно, немцев ничто не связывало воедино, кроме язы- ка и туманных представлений о едином происхождении. Ни общего государства» ни общей экономики, ни даже общей религии. Положение о том, что нацию можно вы- делять и на основе одного лишь языкового единства, было средством осознания на- циональной солидарности и призывом к единству немцев разных государств Европы. Но лингвисты (в основном немецкие) стали устанавливать и родственные связи немецкого языка с другими, помещая его в центр целой семьи языков. Еще в работе 1814 г, (опубликована в 1818 г.) датчанин Расмус Кристиан Раек (1787-1832) установил родство исландского языка со скандинавскими и немецким, а также с латинским и греческим, опираясь не столько на лексические соответствия, сколько на грамматический строй, так как он образует систему. «Язык есть пред- мет природы, и знание его подобно знанию естественной истории», отсюда и подо- бие в методах изучения — классификация, установление соответствий (гомологии). В 1816 г.немец Франц Боп п (1791-1867) присоединил к этим языкам санскрит, язык древней Индии, и затем в 1833-1852 гг. издал сравнительную грамматику всех этих языков, объединив их в одну языковую семью. Бопп, Гримм, Потт — все они созда- вали историю индоевропейских языков, гипотетически реконструируя регулярности в фонетическом изменении слов, приведшем к расхождению родственных языков. Адальберт Кун (1812-1881) на этом основании выдвинул идею лингвистической палеонтологии — реконструкции общего для них всех исходного праязыка* вероятно, близкого санскриту и позволяющего по словарю судить о природной среде и заня- тиях говорившего на нем пранарода — общего предка всех индоевропейцев. Его ис- следования продолжил Адольф Пиктэ (1799-1875) книгой «Происхождение индо- европейцев» или Первобытные арья» (1859), в которой он рисует почти «золотой век». «Индоевропейцами» их назвали позже ученые других стран, соответственно язы- ки — «индоевропейскими», а немецкие лингвисты называли их с самого начала «ин- догерманскими», самим названием подчеркивая центральное место немецкого языка. Те же исследователи изучали не только язык, но и мифы, сказки, поверья своего народа. Увлечение немецким фольклором вспыхнуло, как пожар. В начале XIX века были открыты И. Торресом так называемые «Народные книги» — сборники писаний, созданных в «народном духе» придворными в Средние века. Их приняли за подлинно народное творчество и в 1807 г. Людвиг-Фридрих Якус подымал их на щит, а с ними все исконное, «народное», национально-немецкое. Чужие примеси трактовались как вредные. Якус идеализировал все немецкое и призывал к очищению от чужеземных примесей. Более того, он провозглашал особую миссию немецкого народа, объявляя, что именно немецкий народ призван спасти Европу от варварства и упадка. Это были явно националистические идеи, но считать их специфически немец- кими нельзя — точно такие же тенденции проявлялись и в России: борьба против иностранных слов (от пушкинских времен) и уверенность в великой исторической миссии русского народа (Данилевский и др.) слишком хорошо известны. 127
Но в 1806-1808 гг. собиратели немецких народных песен Людвиг Ахим фон Ар- ним и Клеменс Брентано издали три выпуска их (в своей свободной обработке) под названием «Волшебный рог мальчика». В приложении к сборнику Арним употребил слово Volkskunde — «народоведение». Так стало называться изучение собственного народа в отличие от сравнительного изучения других народов — Volkerkunde. Только в Германии изучение собственного народа и изучение других народов разделились на две сепаратные дисциплины. В 1812-1814 гг. появились и два тома «Детских и до- машних сказок», собранных братьями Якобом и Вильгельмом Гриммами. В 1815 г. они издали также древнеисландский эпос «Эдду» с немецким переводом. А в 1835 г. они опубликовали том «Немецкая мифология». Немецкую мифологию как отражение жизни пастушеских предков» индоевропейского пранарода, рассматривал Адальберт Кун («Снисхождение огня и божественного напитка», 1859» и др.). Еще в 1795 г. француз Шарль Дюпюи издал «Происхождение всех культов», в кото- ром излагал идею, что боги всех религий, не исключая и Христа, были лишь олицет- ворением Солнца или других небесных светил. Теперь Якоб Гримм, Адальберт Кун, Вильгельм Маннгардт (в своих ранних трудах: «Германские мифы», 1858; «Боги немец- ких и северных народов» I860) и др. в Германии, Макс Мюллер в Англии, Анджело деи Губернатис в Италии, Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев и А. А. Потебня в России стали именно так, астральными метафорами, истолковывать содержание мифов и волшебных сказок, которые считались дегенерировавшими мифами. Иван да Марья — это солнце и луна, бык и корова — символы дождевых туч, красный конь — утренняя заря и т. д. Это направление в фольклористике получило наименование мифологической школы. Филолог-ориенталист Фридрих Макс Мюллер — немец, с 1846 г. обосновавшийся в Англии, дополнил это теорией языкового происхождения мифов. Он объявил их «болезнью языка». В своей книге «Сравнительная мифология» (1856) он объяснял их происхождение тем, что первобытный человек не мог мыслить абстрактными поня- тиями и заменял их метафорами. Для него «солнце встает» означало именно утрен- нее пробуждение и подъем солнца как живого существа. Впоследствии утрата пере- носного смысла привела к превращению метафор в мифы. «Мифология, — заключал Мюллер, — это всего лишь диалект, древняя форма языка». Все это формирование мыслилось происходившим в глубокой древности, у пред- ков, которые с середины века все больше сводились к общеиндоевропейскому (индо- германскому, как его называли немцы) пранароду. Братья фимм воспринимали немецкое народное творчество как «естественную поэзию» (Naturpoesie), отождествляя понятия «естественное», «древнее» и «народно- немецкое». Они видели в немецком языке, немецкой «естественной», т. е. народной поэзии и особенно в немецкой мифологии олицетворение «вечной идеи немецкого народа». Понятие, конечно, мистическое и туманное, но не более чем «русская идея». Оба понятия рассчитаны не на понимание разумом и логическое объяснение, а на эмоциональное постижение и обретение чувства причастности. Все дисциплины, из- учающие эти явления, — немецкое языкознание, немецкая фольклористика, немец- кое литературоведение и народоведение — были объединены в комплексную дисци- плину — германистику. Физическая антропология сюда не входила. Но все развитие дисциплин, входивших в германистику, проходило под воздействием методов и по- нятий естествознания, в первую очередь биологии: идея развития и единства, типоло- гия, сравнительный метод, жизненный цикл и его стадии, «естественное» как лучшее. 128
8. Под знаком физической антропологии При переходе из века Просвещения в технический XIX век казалось логичным вести изучение психических и физических особенностей человека вместе» нераздель- но. Лидирующей отраслью такого антропологического изучения была френология (от греч. «френ-» — душа). Создатели ее Франц Йозеф Галль (1758-1828) и его ученик Иоганн Каспар Шпурцгейм(1776-1832) учили, что разные способности психики ло- кализованы в определенных областях головного мозга. Это в общем подтвердившееся позже предположение они не сумели ни доказать, ни реализовать — они не нашли истинных местоположений основных центров психической активности в мозгу. Фан- тастическую карту расположения особых способностей Галль (1825) пытался обнару- жить в шишках и выпуклостях черепа, хотя на деле черепная коробка слишком тол- ста, чтобы отдельные области развития мозга можно было прощупать сквозь кость. Поэтому френология выродилась в псевдонауку вроде алхимии или графологии. Однако у измерения черепов с надеждой что-то узнать из области сравнения пси- хических способностей был и другой аспект, связанный с оценкой не индивидов, а целых групп человечества — его рас. Вопрос о происхождении рас человека стал переходить из теологического в естественнонаучное русло. Еще в эпоху Просвещения амстердамский анатом Питер К ампер (1722-1789) ввел в измерительную систему лицевой угол для установления прогнатизма (выступания зубной части лица); по это- му признаку негры ближе к обезьянам, чем европейцы. К концу века Просвещения, а в основном уже в последующий период в работах (1775,1788,1795,1798) гёттинген- ского профессора Й. А. Блюменбаха (1752-1840) стала складываться физическая антропология как наука точных наблюдений и притом наука о расах. Его диссертация 1788 г. называлась (по латыни) «О врожденной изменчивости человеческого рода». Блюменбах разработал классификацию рас, и его название европеоидов «кавказской расой» до сих пор употребительно в англоязычной литературе. В 1799 г. под патронажем Наполеона литератор Луи-Франсуа Жофре организовал Общество наблюдений над человеком, куда вошли знаменитые естествоиспытатели Ла- марк, Жюссье, Сент-Иллер, Кювье, Бугенвиль. Общество публиковало сравнительно- антропологические исследования. В духе революционного радикализма Жоффре даже предлагал смелую идею — решить экспериментом спор о равенстве или неравенстве психических способностей рас: изолировать при рождении детей разных рас, поста- вить их в одинаковые условия и проследить за результатом. В наступившей беспокой- ной эпохе эксперимент не удалось осуществить. Проблему решали другими средствами. В 1840 г. шведский врач Андерс Ретциус (1776-1860) ввел черепной указатель и разделил скелеты на долихо-, мезо- и брахикранные (соответственно людей на: длинно-, средне- и короткоголовых). Борьба моногенистов с полигенистами продолжалась на новом уровне. Моноге- низм в Англии отстаивал Джеймс К. Причард (1786-1848). Он считал, что Адам был негром, а его потомки побелели благодаря половому отбору: действовал прин- цип красоты белой кожи. В своих 5-томных исследованиях (1813) Причард отмечал, что как моногенисты, так и полигенисты ссылались на Библию, а надо решать этот вопрос, опираясь на науку. К середине века замечалось усиление полигенистских взглядов в Англии и Америке, и отработка понятия расы в физической антропологии велась больше в полигенистском ключе. 129
Рис. 4,5, Кристоф Мейнерс (1743- 1810), портрет маслом работы Тиш~ бейна Младшего» в Геттингене (ок. 1772), Только-только становясь на ноги, физическая антропология сразу же начала влиять на еще нахо- дящуюся в колыбели свою сестру социокультурную антропологию. В том же Геттингенском универси- тете, что и Блюменбах, работал Кристоф Мейнерс (1747-1810, рис. 4.5), который предложил выделить изучение народов (Volkerkunde — народоведение) в отдельную отрасль (т. е. наметилось выделение науки с признаками этнографии, этнологии или со- циокультурной антропологии). Собственно физи- ческой антропологией он не занимался, но на его рассмотрение духовной культуры народов, несом- ненно, повлияли результаты его коллеги Блюменба- ха, К происхождению человека Мейнерс подходил с опорой на опыт натуралистов: человек — результат ряда бесчисленных усовершенствований вроде тех, что в животноводстве. Расовые различия — факт. Народы разных рас не равны. Народы Центральной и Западной Европы выше всех других, в том числе и славян. У внеевропейских рас (включая славян) повышенная возбудимость, неуверенность, при- ступы меланхолии, легко переходящие в припадки бешенства. Они подражательны, обладают хорошей памятью на слова, но трусливы и коварны. Есть связь между физи- ческими и духовными чертами человека. И те и другие наследуются. Следовательно, происхождение человечества — полифилетическое, а не монофилетическое. В чуж- дой среде расы вырождаются в результате скрещивания. Под влиянием Мейнерса и Александр Гумбольдт склонялся к полигенизму, счи- тая, что без европейцев негры не способны усовершенствовать свою культуру и под- няться до цивилизации. Это был общий поворот от уравнительных идей Просвещения к колонизатор- ской заносчивости и элитарности эпохи Реставрации. В 1790 г. молодой Кювье честил глупыми путешественников, приравнивавших негров к орангутангу, и выводил «ту- пость» негров из «нехватки цивилизованности», а их пороки — из общения с белыми. А четверть века спустя, в 1817 г., зрелый Кювье утверждал, что египетская цивилиза- ция была создана не «какой-либо расой черных», а людьми «той же расы, что и наша», обладавшей «равно большим черепом и мозгом». Он уже не признавал исключений «из того жестокого закона, который, видимо, оставляет навечно низшими расы со сжатыми и придавленными черепами» (цит. по: Stocking 1982: 35). По Мейнерсу, и отсталые («дикие«) народы различаются по уровню. Самые гру- бые и неразвитые — дикари (они охотники и рыболовы). Более развитые — варвары (это кочевые пастухи). Самые развитые — земледельцы. Это повторение схемы Фер- гюсона. Но отличие в том, что у Мейнерса это не схема развития: пастухи чужды ра- боте на поле, им это стыдно. Один тип хозяйства не переходит в другой. Он сменяется вместе со сменой народа.
Здесь целый комплекс черт, позже откристаллизовавшихся в расовую теорию: особое внимание к разделению человечества, провозглашение неравенства рас, от- рицание развития первобытных народов. Роберт Лоуи считает Мейнерса одним из основоположников этнологии, видную роль в сложении антропологии ему отводит и Мюльман. Токарев, однако, называ- ет его концепцию претенциозной, но весьма беспомощной, а расистские рассужде- ния — «галиматьей». Мейнерс не был основоположником ни антропологии, ни даже расовой теории, но в Германии повлиял на выделение науки о народах в отдельную отрасль, а его идея уподобления эволюции физического типа человека отбору в ско- товодстве — это ведь был как-никак шаг к Дарвину. 9. Свей Нильсон и его стадии прогресса К первой половине XIX века относится деятельность шведа Свена Нильсона (1787-1883), которого то относят к ученым, совершившим «скандинавскую археоло- гическую революцию« (Глин Дэниел), то считают первым эволюционистом (Триггер). Строго говоря, ни археологом, ни эволюционистом Свен Нильсон не был. Он верил в прогресс человечества, в смену всё более прогрессивных стадий, но ни механизма перерастания одной стадии в другую, ни идеи постепенности и независимости этого процесса у него не было. По специальности он был зоологом, учился у французского палеонтолога Жоржа Кювье, потом работал профессором зоологии в Лунде. Он был коллекционером и директором зоологического музея, живо интересовался этногра- фией и археологией. Своим археологическим артефактам он искал аналогии в ору- диях дикарей из других регионов Земли, а зоологические познания позволяли ему реконструировать первобытные охоту и рыболовство. В 1834 г. он опубликовал свой труд «Очерк истории охоты и рыболовства в Скан- динавии, а в 1838-1843 гг. четырьмя выпусками вышел расширенный вариант этого труда под названием «Первобытные обитатели Скандинавского Севера. Опыт срав- нительной этнографии и доклад об истории человечества«. Нильсон предпринял гло- бальное сравнение этнографических данных с археологическими артефактами и на этом основании, объединив идеи Фергюсона с идеями Кондорсе, выделил в истории человечества четыре стадии развития экономики: дикость — номадизм (коневое ско- товодство) — фермерство (земледелие) — цивилизация (цивилизация характери- зуется у него письменностью, чеканкой монет и разделением труда). Схожую схему впоследствии развивали эволюционисты — Лаббок, Тай лор, Морган (в 1868 г. труд Нильсона был переведен на английский), но это всё же была не схема Нильсона: эво- люционисты восстановили исходный трехэтапный вариант Фергюсона. Через 30 лет вышло второе издание труда Нильсона. В нем Нильсон добавил свою гипотезу, что в бронзовом веке в Скандинавию мигрировали финикийцы, вытеснив туземцев-лаппов на крайний Север. Уже одно это положение не вяжется с обычны- ми трактовками эволюционистов. Для эволюциониста многовато внимания Нильсон уделяет расово-биологическим факторам истории. Отличался он от эволюционистов и тем, что придавал человеческому разуму меньшую роль в истории, чем материаль- ным факторам. Однако элементы, сближающие Нильсона с мышлением эволюционистов, есть и помимо концепции прогрессивных стадий развития экономики. По аналогиям 131
с современными орудиями Нильсон определял функции древних — этот актуалисти- ческий метод интерпретации был также впоследствии популярен у эволюционистов. Сравнительный археолого-этнографический метод, сравнение явлений из разных географических регионов (этнографические параллели), тоже вошел в методику эво- люционистов. Но у Нильсона сходства в культуре доказывают не общность законов развития, а общность происхождения, общие корни. 10. Методические замечания С окончанием этого периода мы подошли к рубежу, на котором принцип перио- дизации, соблюдавшийся до сих пор, отказывает. Периоды становятся слишком дроб- ными, они сменяются слишком быстро, и школы, которые желательно рассматривать цельными, начинаются не одновременно с наступлением нового периода, не все сразу и простираются далеко за его рубежи. Например, изложив общие черты следующе- го периода, далее я веду рассказ о расовой теории и «психологии народов» (соответ- ственно и названа следующая глава), но история расизма уходит далеко за мировую войну; с другой стороны, одновременно с этими школами начинается эволюционизм, которому нужно уделить отдельную главу, а лишь на два десятилетия позже, еще в пределах того же периода, начинаются антропогеография и индивидуалистические учения. Поэтому дальше будет лучше вести рассмотрение не по периодам, в каждом из ко- торых все аспекты рассмотрения имеют примерно одни хронологические рамки, а по направлениям и школам, каждая из которых имеет свою хронологию. Правда, и для предшествующего времени можно выделить повторяющиеся идеи, которые формировали в науке нечто вроде сквозных направлений или течений, не укладывающихся в рамки намеченных периодов; например, прогрессизм, дегенера- ционизм, географический детерминизм, циклизм, моногенизм, полигенизм. Но эти идеи, проходя как бы пунктиром сквозь вспышки активности познания, не образо- вывали разработанных школ и заметно уступали по значению основным парадиг- мальным установкам периодов. С другой стороны, можно (и нужно) и для последующего времени, после этого ру- бежа, наметить периоды общего развития антропологических представлений, пери- оды сложения и выделения антропологической науки. Нужно же как-то проследить общие параметры эпох, которые воздействовали на развитие антропологических представлений и на сложение антропологических школ. Однако на первый план здесь выступает именно история антропологических школ, развитие которых часто про- стирается за пределы периодов общего хода развития антропологических представ- лений, причем продолжительность одних школ не совпадает с продолжительностью других. Поэтому либо нужно рассматривать два процесса — общее развитие и про- слеживание по школам — в двух разных потоках, раздельно, не пытаясь изложить их параллельно (практически это означает писать две книги или две совершено само- стоятельных части книги), либо избрать какой-то один из этих процессов, пожертво- вав вторым. Последнее означает: либо продолжать строить курс по общим периодам, а школы искусственно нарезать на части, рассекая там, где школы не укладываются в рубежи периодов (но тогда нарушится логика изложения), либо перейти к изложе- нию по школам, а общие периоды затронуть походя, в контекстах истории школ. 132
В моем курсе я предпочел это второе решение, но лишь с определенного момента, как до меня поступил Токарев. У него это решение скрадывается тем, что рубеж он объявил временем возникновения этнографии как науки, и две получившиеся части курса изданы в виде двух разных книг. Одна названа «Истоки этнографической на- уки», другая — «История зарубежной этнографии». Я рассматриваю возникновение антропологии как более растянутый во времени процесс, а рубеж, с которого она начи- нается, — как условный. Изложение делю надвое по причинам скорее методическим: с этого времени изменяется характер взаимоотношения школ, тает парадигматич- ность, периоды становятся дробнее, и падает значение рубежей периодизации. Что же касается воздействия общих параметров эпох на антропологические пред- ставления, то оно, во-первых, будет прослеживаться в истории школ, особенно при возникновении и исчезновении школы, и когда школа крупная, это рассмотрение будет иметь и общее значение, а во-вторых» после завершения курса, в заключении, можно будет подвести итог и задним числом завершить периодизацию, рассматривая наиболее важные рубежи, имевшие существенное значение для ряда школ сразу или для самых крупных школ. Здесь можно эти рубежи только перечислить. 1) После общеевропейской революции 1848 г. для Европы и мира существенным рубежом было десятилетие с 1861 по 1871 гг., отмеченное двумя крупными война- ми, — это Гражданская война в США 1861-1865 гг. и франко-прусская война 1870- 1871 гг. Первая отменила рабство в США, вторая завершила объединение Германии и ввела Вторую республику во Франции. Это означало ликвидацию препон к развитию капитализма и усиление борьбы за раздел колоний. По крайней мере, некоторые но- вые явления должны были появиться в антропологии, хотя ряд школ мог продолжать прежние традиции. 2) Другим рубежом напрашивается смена веков — наступление XX века. Конеч- но, это сугубо условная дата, никак не связанная с реальной историей. Тем не менее некоторые течения в антропологии кончаются (эволюционизм), а другие начинают- ся (партикуляризм, фрейдизм, трансмиссионизм) именно с этого рубежа. Видимо, какие-то важные сдвиги в экономике и политике происходили. В политике сигналами этих сдвигов были американо-испанская и американо-филиппинская войны 1898- 1901 гг. и англо-бурская война 1899-1902 гг. Еще более об этом говорил «прыжок Пан- теры» — демонстративная и вызывающая отправка Вильгельмом II военного корабля «Пантера» к берегам Марокко в 1911 г. Завершился раздел колоний, и наступала эпоха их передела. Еще более показательна инициированная встревоженным Николаем II Первая международная мирная конференция в Гааге в 1899 г. (представлены 26 госу- дарств). За этими событиями стояла перестройка мировой экономики —монополи- зация (именно это как главное усмотрел в новом периоде Ленин — см. его «Империа- лизм как высшая стадия капитализма»). В 1901 г. образовалась стальная корпорация Моргана в США. Рубеж веков — это также полет «Цеппелина», изобретение самоле- та, первая радиограмма, появление квантовой теории Макса Планка, открытие генов и групп крови. С этого рубежа ведут свое происхождение джаз в Америке, экзистен- циализм и феноменология. 3) Следующим рубежом была Первая мировая война 1914-1918 гг. и революции 1917и1918г. в России и Германии. Результатом была перекройка карты Европы, 133
ликвидация нескольких империй (Австро-Венгерской, Российской и Турецкой), соз- дание первого марксистского государства — Советского Союза, рождение реван- шистских настроений в Германии и рост национализма в Германии и России. Это так- же должно было привести к антропологическим новшествам, 4) Вторая мировая война 1939-1945 гг., конечно, также была существенным ру- бежом. Она по-новому разделила Европу на сферы влияния, ликвидировала очаг агрессии в центре Европы, покончила с Британской и Французской колониальными империями, вывела к политической жизни ряд африканских и азиатских госу- дарств — бывших колоний. Это, несомненно, внесло крупные перемены в националь- ные отношения и повлияло на антропологические представления ученых. 5) Арабо-израильская война 1973 г. и революция в Иране 1978 г. сами по себе не идут в сравнение с мировыми войнами и революциями в ведущих странах мира. Но они имели следствием нефтяной кризис в США и мире. Сей кризис вместе с экономи- ческим усилением Японии и Южной Кореи и выходом их на мировые рынки привел к изменению структуры капитализма (фордовский сменился постфордовским). А это изменило строй мышления европейца и американца, что отразилось на их антропо- логических представлениях. 6) Последним рубежом, который мы можем проследить в мировой истории, явля- ются события 1989-1891 гг. В 1989 г. советские войска были выведены из Афганиста- на, и рушилась Берлинская стена; в 1990 г. два Германских государства объединились, в 1991 г. Советский Союз распался, и диктатура коммунистической партии рухнула. Это повлекло за собой распад Варшавского блока, конец «холодной войны» и общую дискредитацию социалистических убеждений. Следствия для развития антрополо- гии несомненны — какие-то значительные новации должны появиться, хотя они еще и не видны отчетливо. Некоторые историки считают, что именно в 1991 г., по сути, закончился XX век, начавшийся с Первой мировой войной, в 1914 г. (Hobsbaun 1994). Теперь начнем рассматривать школы или течения, не считаясь с границами перио- дов, только стараясь располагать их в хронологической последовательности их по- явления (разумеется, при этом рубежи периодизации, с которыми совпадает их по- явление, могут быть отмечены). ЛИТЕРАТУРА Источники: Klemm G. 1843-1852,1854. Историография: Далин 1968; Beck 1959-1961; Bitterling 1959; Bunzl 1996; Kramer 1977; Kremer-Marietti 1980; Pfeiffer 1969; Schaumkell 1905; Stocking 1989; Sweet 1978-1980; Terra 1955; Trabant 1990; Vermeulen 1995. 134
ГЛАВА 5 РАСИЗМ И «ПСИХОЛОГИЯ НАРОДОВ» I. Взгляд с высот капиталистического тира Рассмотренный период закончился революцией 1848 г. и ее непосредственными последствиями ближайшего десятилетия-двух. Революция эта была сильнее и ради- кальнее предшествующей. Если революция 1830 г. смела Бурбонов и сделала рестав- рированную монархию конституционной, то эта снесла монархию во Франции и гро- мыхнула раскатами по всей Европе. Она убрала крепостничество в Австро-Венгрии, развалила Священный союз (это довершила Крымская война 1855 г., в которой Рос- сия воевала с Францией и своими бывшими союзниками и потерпела поражение). Кроме того, европейская революция 1848 г. подтолкнула Италию и Германию к на- циональному объединению (Италия объединилась к 1860 г., Германия — к 1871 г.). А в 1861-1865 гг. в Гражданской войне в США победили северные штаты, и рабство негров было отменено ради свободного труда по найму — одновременно с отменой крепостного права в России. Теперь почти ничто не мешало капитализму свободно развиваться в ведущих странах Европы и Америки. Век техники продолжался. Одно техническое изобретение быстро следовало за другим, причем это были принципиальные открытия, коренным образом изменяв- шие производительность труда и условия жизни. В 1855 г. усовершенствована очист- ка стали, в 1866 г. проложен кабель через Атлантический океан и изобретена дина- мо-машина, в 1876 г. изобретен телефон, в 1879 г. — электролампа, в 1882 г. Эдисон строит первую электростанцию, в 1885 г. возводится первый небоскреб, вскоре по- являются электрические лифты, в 1893 г. Дизель заводит машину, которая названа его именем, в 1895 г. одновременно изобретено кино и открыты рентгеновские лучи, в 1901 г. послано первое радиосообщение, в 1903 г. взлетел первый аэроплан, в 1919 г. проведена первая ядерная реакция. По подсчетам П. Сорокина, в целом XIX век принес 8527 открытий и изобрете- ний — больше, чем все предшествующие столетия вместе взятые. Как уже отмечено, во второй половине XIX века буржуазное общество в ведущих странах Европы и Америки достигло столь заметных успехов в развитии производ- ства, расширении среднего класса и накоплении его экономической состоятельности, что идеи свободной конкуренции и прогресса вновь вытеснили все остальное и ка- зались незыблемыми. Среди европейских стран лидировала Англия, в ней 64 года (с 1837 по 1901 гг.) правила королева Виктория, и по ней вторая половина XIX века нередко называется викторианской эпохой. В Англии это было время процветания 135
и стабильности, но также консерватизма, респектабельности любой ценой и — хан- жества. А ведь Англия задавала тон в Европе. Духовная атмосфера эпохи во многом продолжала предшествующую. В сущно- сти, основные характеристики периода оставались те же, новы были только степень их проявления и оттенки. Можно даже сказать, что это не период, а подпериод. Не было такого резкого перелома, как между эпохой Просвещения и следующим за ней веком Техники, Революций и Реставрации. Развитие капитализма было мощным объ- единяющим фактором. Новый масштабный перелом дадут только мировые войны. Рассмотрим же признаки века — в основном по тому же перечню, что и для предше- ствующего периода (или подпериода). 1. Религия/наука. Еще больше прежнего наука теснила религию, для прили- чия прикрываясь формулами почтения к Богу и церкви. Колоссальный удар по би- блейской доктрине нанес Чарлз Дарвин (1809-1892) своими книгами «Происхожде- ние видов путем естественного отбора» (1859) и «Происхождение человека и половой отбор» (1871). В 1863 г. вышла наделавшая много шума «Жизнь Иисуса» француз- ского историка и филолога Жозефа Эрнеста Ренана (1823-1892), сменившего ре- лигиозное образование на светское и веру на атеизм. С 1863 по 1883 гг. выходила его «История происхождения христианства». Он предпочитал эвгемерические толкова- ния — в рассказах о чудесах видел искажения и преувеличения реальных, вовсе не сверхъестественных событий. Его работы опирались на немецкую библейскую кри- тику и были не столь глубоки, но живой эмоциональный стиль изложения привлекал массы читателей и способствовал популяризации критического отношения к библей- ским догмам. В 1874 г. Рихард Вагнер поставил оперную мистерию «Гибель богов» (речь, конечно, шла о языческих богах, и они гибли согласно мифам), а в книге «Так говорил Заратустра» (1883-1884) Фридрих Ницше объявил: «Бог мертв» (это уже относилось к христианскому богу). 2. Энтузиазм познания. Успехи техники и науки рождали энтузиазм по- знания. Все казалось простым и достижимым. Сначала в революционной Франции, а затем в немецкой литературе появилось течение вульгарного материализма. Непо- мерно упрощая природу, французский врач П. Ж. Ж. Кабанис (1757-1808) и не- мецкие естествоиспытатели Карл Фохт (1817-1895), Якоб Молешотт (1822-1993) и Людвиг Бюхнер (1824-1899) проповедовали идеи, что все сложные явления легко разложимы на простые, а те сводятся к легко познаваемым материальным процес- сам: что мозг выделяет мысль, как печень желчь, что сознание отражает действитель- ность, как зеркало, и т. п. Однако, хотя и не без влияния на молодежь (нигилисты в России), вульгарные материалисты были сугубым меньшинством, истэблишмент их не признавал. 3. Рационализм/иррациональность. Точно так, как апологетам Рестав- рации, викторианцам вообще-то претил трезвый рационализм Просвещения. Учение Шопенгауэра о космической воле развивал Фридрих Ницше (1844-1900), а в конце века влиятельный французский философ Анри Бергсон (1859-1941) отдавал пред- почтение чувству и интуиции против рассудка и сциентистского подхода к познанию мира. В США возник спиритизм и распространился в интеллигентских кругах по все- му миру. Это учение о способах общения с душами умерших посредством «столовер- чения» и т. п. — разновидность магии. 136
4. Техника/природа. С одной стороны, многие викторианцы верили, что технические изобретения обеспечили процветание нации и приведут к еще большим успехам, а неудачникам надо просто усвоить уроки тех, кто преуспел. В 1859 г. по- явилась и имела огромный успех книга «Самопомощь» (Self Help) — сборник биогра- фий успешных людей, составленный Самьюэлом Смайлом* Аналогичные книги лю- дей, добившихся успеха без родительской помощи (self made men) стали появляться в Америке и сформировали понятие «американской мечты». С 1863 г. французский писатель Жюль Берн (1828-1905), не покидая своего города, написал более 60 рома- нов, в которых воспевал головокружительные приключения смелых героев, исполь- зующих все новые научные открытия, в том числе к тому времени еще не сделанные. Жюль Берн предсказал ряд изобретений: подводной лодки, аквалангов, телевидения и космопланов. С другой стороны, Лев Толстой (1828-1910) выдвинул учение об опрощении, отказе от благ цивилизации и науки и уходе в народ, к простому крестьянскому тру- ду на природе. Он написал специальные сочинения против науки и современного искусства. С 1880-х годов толстовство стало распространяться по многим странам. А в 1989 г. была открыта рукопись Жюля Верна, написанная еще в 1863 г., «Париж в XX веке», в которой описывается (предсказывается) потерянность человека, живу- щего среди небоскребов из стали и стекла, скоростных поездов, калькуляторов, факс- машин и всемирной сети коммуникаций. Всего этого еще не было, но Жюль Верн уловил тенденцию развития. 5. Урбанизация и перенаселенность. Урбанизация стала неотъемлемой чертой жизни цивилизованных наций. Рождаемость в городах была ниже, чем в де- ревне, но деревенское население стягивалось в города из-за большей обеспеченности городского населения рабочими местами и более высокой зарплатой. Перенаселен- ность в крупных городах достигла парадоксального характера. В силу дороговизны городской территории дома стали расти вверх (это главная причина появления не- боскребов). В крупных городах стали формироваться трущобы, и позже это привело к тому, что состоятельные люди стали выселяться в пригороды. 6. Приличия/естественность. Недовольство культурными нормами усу- гублялось фарисейством викторианского общества, помешанного на приличиях и благопристойности. Это фарисейство высмеивали в своих сатирах ироничные шот- ландцы Оскар Уайльд (1854-1900) и Бернард Шо (1856-1950), которого в России принято называть Шоу. 7. Мятежность против законопослушания. Реформаторский и рево- люционный пыл не угас. В Англии в 1868 г. был создан Конгресс тред-юнионов, а по- сле всеобщей забастовки докеров в 1889 г. он стал внушительной силой. Во Франции сигналом силы пролетариата была Парижская коммуна 1871 г. В России народниче- ское движение вылилось в индивидуальный террор — охоту бомбистов на царя и его вельмож, а предвестником позднейших событий стала революция 1905 г. Все эти про- цессы образовали базу для роста марксизма. 8. Национализм. Вспышки национализма сотрясали то одну, то другую стра- ну Европы и Америки. В Европе основой для него были процессы национального объединения Италии (1860-1870) и Германии (1867-1871). Италию объединяло рево- люционное движение во главе с Гарибальди, в Германии буржуазия оказалась слаба, 137
и объединение возглавил лидер прусских юнкеров (помещиков) канцлер Бисмарк. Объединение он проводил, по его собственному выражению, «железом и кровью». К идеям объединения Германию готовили духовные лидеры нации с эпохи Просве- щения. Но если в идеях Гердера не было шовинистического оттенка, то в практике бытовых и политических конфликтов национализм быстро перерастал в шовинизм. Победоносные войны молодых государств вызывали ответные приступы обиды, униженного национального достоинства. Вымещали обиду на национальных и рели- гиозных меньшинствах, из которых типичный пример — евреи. Во Франции анти- семитский характер носило дело Дрейфуса (ложное обвинение офицера-еврея в пре- дательстве, 1894). В России еврейские погромы (1881, 1903 и 1905 гг.) следовали за выступлениями террористов и революционеров (из которых многие были евреями). В США продолжалось притеснение негров. В этой обстановке национальной розни и конфликтов национальная психология естественно вызывала обостренный инте- рес, и стереотипы национальных оценок имели тенденцию закрепиться в науке. 9. Колониализм. Если в первой половине XIX века (после поражения На- полеона) Англия распоряжалась на колониальном поле почти беспрепятственно и без конкуренции (другие страны были ослаблены), то после образования единых государств Италии и Германии у нее появились сильные и агрессивные соперники в освоении колоний. Началась борьба за раздел оставшихся частей колонизируемых континентов и за передел колоний. Ленин назвал империализмом новую стадию капитализма. Он начал эту новую фазу экономики с рубежа веков, поскольку с этого времени стали возникать тресты и монополии. Но логичнее сохранить за словом «империализм» исконное значение, связанное с борьбой за колонии и с образованием колониальных империй. Импери- ализм «свободной торговли» (так историки назвали английскую колониальную по- литику первой половины XIX века, избегавшую прямого захвата) сменился вскоре после начала второй половины века (т. е. ок. 1870 г. или между 1870 и 1880 гг.) «новым империализмом» — с прямым захватом земель и конкуренцией. Эти столкновения интересов привели сначала к разовым стычкам в Южной Африке (англо-бурская во- йна) и в Китае; затем столкновение интересов центрально- и восточноевропейских держав (прежде всего за влияние на Балканах) вылилось в Первую мировую войну. С ее началом, в сущности, и закончился XIX век. 2. К материалистической антропологии В связи с успехами естествознания и пропагандистской деятельности вульгарных материалистов учение Фейербаха, не очень популярное при своем возникновении, по- лучало все больше сторонников. Присоединив к нему гегелевскую диалектику и уче- ние о развитии, выводы из классической политэкономии (трудовая теория стоимости Смита и Рикардо) и учение французских историков о классах и классовой борьбе, а также социалистические идеалы, немецкие революционеры Маркс и Энгельс, участ- ники революции 1848-1849 гг., развили масштабное учение о современном обществе как капитализме, о грядущей революции и установлении коммунизма. Поначалу в их учении было еще очень много от антропологизма Фейербаха, осо- бенно в их критике капитализма: положение об отчуждении личности, о свободе как осознанной необходимости, об интернационализме и т. д. Дальнейшее развитие 138
марксизма как учения о социальном бытии человека будет удобнее рассмотреть даль- ше, потому что на своих начальных этапах он имел мало касательства к антропологии. А здесь рассмотрим некоторые другие проявления материализма, в частности в из- учении искусства как части культуры. Еще один участник революции 1848-1849 гг., Готфрид Земпер (1803-1879), еще в 1834 г. заявлял, что искусство развивается только под знаком потребностей и под солнцем свободы. Теперь, после революции, он выступил против романтических представлений о возникновении искусства. В двухтомном труде «Стиль в техниче- ских и тектонических искусствах: Практическая эстетика» (1860-1863) он предполо- жил, что такие геометрические узоры, как меандр, являются следом тех времен, когда основным материалом для изготовления этих изделий было корзиночное плетение или грубая ткань. Он описал это как воздействие материала на облик произведения, а точнее — как закон инерции формы при смене материала. Увлекаясь Кювье и Дарви- ном, Земпер планировал и третий том, где собирался рассмотреть законы эволюции, но это так и осталось мечтой. Другой искусствовед, швейцарец Вильям Моррис (1834-1896), увлекавшийся социализмом, в 1879 г. писал, что в Средние века каждый ремесленник был худож- ником. В 1880-х годах американский археолог Уильям Холмс развил гипотезу, что ке- рамика индейцев пуэбло развилась из корзинок, и отсюда происходят ее геометри- ческие орнаменты, напоминающие плетение. Поскольку техника орнаментирования затрудняла выполнение прямых углов, они со временем переводились в округлые ор- наменты. «Геометрический орнамент — это отпрыск техники», — писал он в 1886 г, В керамике он нашел также отражение других прототипов сосудов — деревянных, каменных, и все они несут на себе следы своего происхождения. К аналогичным вы- водам пришел также его современник и соотечественник Фрэнк К а ш и н г, изучая ке- рамику индейцев зуньи. Отказ от романтических идей интуиции и инспирации (вдохновения) пропове- довал и философ Ницше, ставя на их место технические усовершенствования, труд и волю. Над всем этим путем к материалистической антропологии витали биологиче- ские потребности и технические средства их удовлетворения. 3. Старая романтика: немецкое националистическое народоведение В Германии не только духовные лидеры нации готовили народ к объединению — внушали чувства национальной солидарности, единства, превосходства, но и прави- тельство тщательно изучало наличные человеческие ресурсы — собирало демогра- фические и социологические данные о национальном составе и духовном оснащении населения. Ученые и литераторы сосредоточивали свои усилия главным образом в филологической германистике, изучавшей духовное оснащение нации, а государ- ственные чиновники имели к своим услугам специальную научную отрасль, называ- емую «статистикой», — на деле это было социологическое, демографическое и гео- графическое описание страны. К середине XIX века в ходе объединительной кампании Бисмарка обе отрасли слились в одну науку, параллельную с этнологией (по-немецки Volkerkunde — наука о народах), но сосредоточенную не на сравнительном изучении народов мира, а на изучении одного-единственного народа — немецкого, правда, 139
живущего в разных странах. Отрасль получила название народоведения (Volkskunde — наука о народе). Такое деление культурной антропологии (или этнологии) надвое есть лишь в немецкоязычных странах. Были и другие течения в романтике, помогавшие новому направлению укрепить- ся. Усилилось внимание к таинственному, к магии, и в то же время понизился интерес к богам» Это толкало ученых на изучение суеверий — верований простонародья, не признанных в официальной религии, — и отражалось в антропологических сюжетах науки. Вильгельм Маннгардтот исследований в духе мифологической школы срав- нительным методом перешел к «низшей мифологии» — земным духам природы. Он связал их с хозяйственной практикой земледелия (олицетворения последнего снопа и т. п.). Это отражено в его работах «Ржаной волк и ржаная собака» (1865), «Хлебные демоны» (1869), «Лесные и полевые культы» (1876-1877). Признанным лидером народоведения при его формировании стал Вильгельм Генрих фон Риль (1823-1897, рис 5.1). В 1858 г. он выступил с докла- дом «Народоведение как наука». Но еще раньше он опубликовал трехтомный труд «Естественная история народа как основа немецкой социальной политики» (1854-1855), Задачей народоведения Риль считал изучение культуры народа в целом, а не только языка и ми- фов. Обычаи, материальная культура, повседнев- ная жизнь — все достойно внимания. В развитие учения Гердера Риль рассматривал народ не как ме- ханическую сумму индивидов» а как цельный орга- низм, основанный на едином «народном духе». Все сословия немецкого народа — дворянство, бюргер- ство и крестьянство — должны жить в согласии, в разумном разделении труда» и все они заслужи- вают изучения, но из всех крестьянство сохраняет народный дух в наиболее чистом и полном виде» потому что меньше затронуто чуждыми влияния- ^'Ч;*^?*?2£%*£ ГенриХо фо? ми. Оно вообще наиболее постоянно. Риль (1823-1897) (фото из: Spiegel. „ Gutenberg-DE, 492 = Jahrb. der Как последователь Гердера и Геге ля он представ - Berliner Morgenzeitung, Kalender дял народ в развитии» говорил» ЧТО народ — это 1 * "283^" исторический процесс» но в то же время он старал- ся выявить постоянное, стабильное в народе — его старогерманский дух. Народ, по Рилю, это сообщество через традицию и длитель- ное владение общим культурным достоянием. На этом основан характерный для романтиков «антикварный подход» Риля. Сборник его исследований, выпущенный в 1873 г., называется «Штудии культуры из трех столетий». Риль называл четыре за- главных S, в которых сосредоточена и сохраняется народная душа: Stamm, Sprache, Sitte, Siedlung (племя» язык, обычай, поселение). Он призывал возродить националь- ное самосознание и национальное воспитание, а для этого изучать законы народной психологии.
о Рис. 5.2, Адольф Шпамер (1883- 1953} (любезно предоставила Библиотека Технического Уни- верситета, Дрезден/Немецкая Фо- тотека). Консервативный по своим убеждениям и сим- патиям, Риль был чрезвычайно влиятельным в Гер- мании, Австрии и Швейцарии. В Австрии под его влиянием работала Венская филолого-историческая школа (Мих. Хаберланд, Вильс Хейн, Р. Мерингер и др.). Эта школа изучала «слова и вещи» в их взаи- мосвязи, особенно в названиях деталей крестьянско- го дома и его утвари. В 1909 г. был основан журнал «Слова и вещи» (Worte und Sachen). С начала XX века лидером народоведения стал Адольф Шпамер (1883 — 1953, рис. 5.2). Получив университетское образование в германистике, исто- рии искусств и экономике, он стал доцентом в Дрез- дене, а с 1936 г., уже при нацистах, получил кафедру народоведения в Берлинском университете. Либе- ральный и не выражавший преданность нацистской идеологии, он конфликтовал с университетским на- чальством. В 1946 г. остался в советской зоне оккупа- ции и возглавил там народоведение. Следом за Рилем он нацеливал народоведение на изучение «народного организма» — объединенными усилиями социологии и этнологии. Следом за Рилем он говорил о социальной гармонии немецкого народа, об отсутствии классовых кон- фликтов. Следом за Рилем он призывал изучать все общество, а не только крестьян- ство и примитивные явления. В народе изучению, по Шпамеру, подлежат не всякие проявления жизнедеятельности, а такие, которые характеризуют индивида как члена народа — не просто как особь, а как «народного человека» во всех его национальных и групповых связях. Духовные и материальные ценности «народного человека» име- ют психологические основы. Так, одежда и утварь крестьян соответствует миру идей этого слоя. Поэтому изучение материальной культуры — не самоцель, а средство по- знания психологии «народного человека»* Народоведение, по Шпамеру, изучает человека только как представителя опре- деленного типа, как принадлежавшего к определенному «народному племени» (Volksstamm). Человек может принадлежать к той или иной профессиональной корпо- рации, но «народный человек» проявит себя в любой из них. Существует неизменная человеческая натура, которая заключается в комплексе неких изначальных свойств {Urgut — прадостояние). Это врожденные психические свойства, а также следствие воздействия на народ среды его обитания и исторических процессов. Пусть Риль и Шпамер не придерживались расизма (впрочем, Шпамер одобрял изу- чение рас), пусть последователи Риля не становились прямо на позиции национал- социалистской идеологии и политики, но их учение о «едином народном организме» (от которого только шаг до требования вобрать его в границы единого государства) было в науке поддержкой политики Бисмарка и Вильгельма, а позже отвечало реван- шистским настроениям в Германии. Их положение о социальной гармонии немецкого народа, о низшем слое (крестьянстве) как носителе здоровой и плодотворной основы 141
народа было созвучно идеалам немецкого империализма, а в нацистское время — по- ложениям нацистской идеологии. Термины Voksstamm и Urgut звучали очень похоже на фразеологию расовой теории — видимо, и понятия были не очень далеки от нее. По- этому в нацистское время наступило «Риль-возрождение», Но это был только один из вкладов в идейную подготовку немецкого народа к развязыванию мирового конфликта. Риль оказал влияние и на русских философов В. С* Соловьева, Н. А. Бердяева. У них можно найти рассуждения об органическом единстве русского народа, о русской идее («народная идея» Риля). Со времени славянофилов в складывавшейся русской этнографии прививался антикварный подход к артефактам (у русских выработалось даже специальное обозначение таких объектов русского народоведения — «стари- на»). Что русская традиция рилевского народоведения в отличие от немецкой не была использована правым (или левым) экстремизмом — это не по причине особой добро- качественности русской националистической традиции, а из-за слабости (пока, во всяком случае) русского правого экстремизма. 4, Новая романтика: британские путешественники Антропологическая деятельность была связана с новой романтикой, направлен- ной на закрытие «белых пятен» на географической карте и завершение колониаль- ного раздела материков и островов. Пафосом открытий проникнуты многие романы Жюля Верна — «Вокруг света в 80 дней», «20 000 лье под водой» и др. Представители зависимых народов (негры, азиаты) у Жюля Верна либо вообще отсутствуют, либо фигурируют в ролях слуг или бандитов. Агрессивный и приключенческий дух коло- ниальных экспедиций заражал ученых и поэтов, которые искренне верили в расовое превосходство европейцев и в цивилизаторское «бремя белого человека», как назван сборник стихов Джозефа Редьярда Киплинга (1865-1936), вышедший в 1899 г. В подготовке «Схватки за Африку» (Scramble for Africa) особенно выделялись бри- танские путешественники и искатели приключений. Антропологическими интереса- ми отличался Ричард Фрэнсис Вёртон(1821-1890, рис. 5.3). Сын офицера и наследницы большого со- стояния, он учился в Оксфордском университете, но был исключен, так как не придерживался про- граммы, а увлекался только восточными языками, философией и мистикой, к тому же посещал непо- добающие (запретные) развлечения и публично отстаивал свое право их посещать. Присоединив- шись к армии, он с 1842 г. 7 лет провел в Синде (ны- нешний Пакистан). Прославился своими дуэлями, содержал выводок обезьян и надеялся выучить их язык. В 1853 г., переодевшись в одежду мусуль- манина, он под видом афганского врача проник в Мекку и осмотрел святыню Кааба, запретную Рис. 5.3. Ричард Френсис Бёртон Для европейцев. Опубликовал книгу об этом. Затем (1821-1890) — портрет работы Фре- путешествовал по Сомали в Африке и участвовал дерика Лейтона, Национальная порт- в Крымской войне. После этого вернулся в Афри- ретная галерея, Лондон. На щеке ви- F *T ден шрам от сомалийского дротика, КУ и отправился обследовать истоки Нила — вы- 142
яснять> из какого озера он вытекает: из оз. Танганьика или оз. Виктория. Женившись сорока лет (в 1861 г.), поступил на службу и стал работать консулом (в Экваториаль- ной Гвинее, Сирии, Италии). В это время он занялся переводческой деятельностью, перевел на английский язык «Камасутру» (1883) и «Кама Шастру, или Индийское искусство любви» (1885), а также заново перевел восточные сказки «Тысяча и одна ночь» (средневековая смесь арабского, персидского, индийского и египетского фольклора)» в том числе и сугубо эротические и гомосексуальные (1885-1888), обычно опускавшиеся викторианскими издателями. Сказки он снабдил обширными «антропологическими комментариями». Его интересы и образ жизни (гомосексуальные склонности) вызывали ужас викто- рианской среды, тем не менее* заслуги его были отмечены: в 1866 с он был возведен королевой Викторией в рыцарское звание — стал сэром. Другие романтические герои британского освоения Африки были менее близки к антропологическим интересам. Теолог и врач Дэвид Ливингстон (1813-1873) с 1841 г. с Библией в руках про- двигался от Кейптауна на север, пересек пустыню Калахари и первым из европейцев увидел водопад Виктории. Выступая против работорговли, он жил с женой и детьми среди негров и надолго исчез из поля зрения соотечественников. На поиски его была отправлена экспедиция, снаряженная газетой «Нью-Йорк Дейли Геральд» и возглав- ленная американским журналистом Генри Мортоном Стэнли (1841-1904, рис. 5.4), британцем по происхождению. Настоящее его имя — Джон Роулэндс (новое имя ко- рабельный юнга Джон получил от купца, который его усыновил). Он незаконный сын богатого фермера из Уэльса и бедной девушки-соседки. Стэнли участвовал в Граж- данской войне на стороне южных, рабовладельческих штатов и в дальнейшем рас- правлялся с сопротивлением туземцев в Африке жестоко и кроваво. Во главе двух тысяч человек он пересек Африку и нашел погибавшего Ливингстона, а затем путе- шествовал еще не раз. В одной из экспедиций от болезней и в боях погибло более двух третей его отряда (из 359 человек вернулось только 108). Красивый и гомосексуальный, он женился в 49 лет и написал много книг о своих путешествиях. Значительная часть Централь- ной Африки нанесена на карту его усилиями (рис. 5.5). К открытию алмазных рудников в Ким- берли подоспел в Африку другой гомосексуал> юный Сесил Джон Роде (1853-1902), который к 19 годам скопил изрядное состояние. Посту- пив в Оксфордский университет, он отрывался каждое лето от учебы ради своих рудников. Это Рис. 5А. Генри Мортон Стэнли (Лондонская стереоско- пическая и фотографическая компания) со своим лю- бимцем боем Калулу (о котором он написал повесть «Мой Калулу») — снимок 1872 г., хранится в Библиоте- ке Смитсоновского института, из Африканской коллек- ции Рассела Трэйна). 143
ПУТЕШЕСТВИЯ Д.ЛИВИНГСТОНА иТ.СТЭНЛИ. 650 1300км он основал знаменитую алмазную компанию «Де Бирс». Он сыграл видную роль в присоединении к Британской империи Бечуа- наленда (ныне Ботсвана), долго господствовал в Родезии, назван- ной по его имени (ныне Зимбабве и Замбия), с 1890 г. был премьер- министром Капской колонии, а в 1895 г. поддержал заговор британских поселенцев против бурской республики Трансвааль, с чего началась англо-бурская во- йна. Роде умер до ее окончания, завещав значительную часть сво- его состояния на стипендии для студентов из всех англоязычных стран. Его целью было всемерно содействовать скреплению Бри- танской империи. Таким образом, Ливингстон, борясь за отмену рабовладения, стремился цивилизовать абори- генов и приобщить их к христи- анству, не придавая ни малейшей ценности их собственной культуре. Стэнли не ценил и саму их жизнь, губя их массами. Роде вообще заботился только о заселении этих земель англичанами и освоении мест- ных богатств. В биологической неравноценности рас были убеждены даже весьма ли- беральные и передовые мыслители века. Мы это увидим на примере эволюционистов. 5. На стыке физической и культурной/социальной антропологии К середине века появились уже и специальные работы о неравенстве способно- стей разных рас и о вредности смешения рас. Так, в 1835 г. вышла книга французского историка Виктора Курте де Лиля «Политическая наука, основанная на науке о чело- веке, или Исследование человеческих рас в философском, историческом и социаль- ном отношении». В 1849 г. немец Карл Густав Карус выступил с работой «О неравных способностях различных человеческих ветвей к высшему духовному развитию». Ала- бамский врач Джошиа К. Нотт доказывал, что эмансипация негров вредна для обеих рас. Его статья 1843 г. называлась «Мулат — гибрид: Вероятная гибель двух рас, если белым и черным будет разрешено заключать смешанные браки», В 1850 г. шотландский анатом Роберт Нокс выпустил книгу «Расы человека». При- держиваясь полигенизма, он писал: «Раса — это все: литература, наука — словом, Маршруты Л нвингстома в 1841-1856. 1858-1864, «866-1873 г г, Стэнли е IS71, 1874-1877, 1887-1889 гг. Рис, 5.5, Карта путешествий Ливинг- стона и Стэнли (Магидович 1967). 144
цивилизация зависит от нее». Эволюционный прогресс происходит из борьбы между темной и светлой расами, в которой естественный отбор выбрал белую расу. Это зародыш рассуждений социал-дарвинистов. В 1854 г. американцы Дж. К. Нотт и Дж. Р. Глиддон опубликовали свои «Типы человечества». Эти рассуждения о расовом неравенстве и запрограммированной отсталости ди- карей смыкались с аналогичными идеями в религии и политике. Архиепископ Дублина Ричард Уэйтли(1785-1836) рисовал в своей книге «О про- исхождении цивилизации» (1856) устрашающую картину дикаря, каким его видели разочарованные миссионеры — грубый, голый, обезьяноподобный каннибал, много- женец, покидающий стариков и убивающий младенцев. Может ли он рассматривать- ся как представитель того же вида, что и цивилизованный европеец? Нет. И без по- мощи европейца он не может подняться до цивилизации. Дикари дегенерируют, что вытекает и из их легенд и мифов об их более высокой культуре в древности. Цивили- зованный же человек всем обязан Богу: «Человек не мог сделать себя сам». Наиболее националистическим политиком в Англии XIX века был еврей — Бенд- жамен Дизраэли. Он стал премьер-министром от консерваторов, и в его правление было завершено завоевание Индии для Британской империи, Королева короновалась как императрица Индии, и с этого времени Британия стала империей. В 1949 г., стоя перед Палатой общин, Дизраэли сказал: «Раса предполагает отличие, отличие предпо- лагает превосходство, а превосходство предполагает господство». Распространению термина «антропология» в близком современному понимании заметно способствовала деятельность Джеймса Ханта. Подобно Александру Гумбольдту, полигенист Джеймс Хант (1833-1869) считал негров отдельным от европейцев видом, не способным самостоятельно улучшить свою культуру. «Ни один народ, — говорил Хант, — не имел столь много общения с европейскими христианами, как население Африки». Тем не менее, негритянская раса «никогда не могла цивилизоваться» и с отдаленнейшей древности «является тем же, что и сейчас». В 1863 г. Хант вышел из Британского этнологического общества, в котором господствовали взгляды Причарда, и основал Антропологическое обще- ство Лондона. В 1864 г. это общество опубликовало рассуждения о сходстве анато- мии негра с анатомией обезьяны — в параллель с немецкими «Лекциями о человеке» Карла Фохта (тоже 1864 г.), в которых излагались доказательства идеи, что мозг негра сходен с мозгом белого 7-летнего ребенка. Антропология была для Ханта общей наукой о человеке, а этнология — истори- ческим изучением народов. После того, как он тридцати шести лет умер, оба обще- ства объединились в Антропологический институт Великобритании и Ирландии — в 1871 г. Победил термин «антропология». б. Артюр Гобино — создатель расовой теории Если в предшествующий период в социальных явлениях всё чаще искали биологи- ческие основы (Mann 1973; Marten 1983), то теперь эта тенденция усилилась и привела к созданию расовой теории. Хотя в середине XIX века уже были книги и статьи о не- равенстве человеческих рас и вреде их смешения, отцом расизма называют Артюра Гобино, выступившего чуть позже. Суть в том, что он построил систему взглядов, «теорию». Но, странное дело, труд его, который, по словам его биографа М. Биддиса, 145
превосходит «Майн Кампф» «размером и мрачным величием», — этот труд хвали- ли Андре Жид и Марсель Пруст, Жан Кокто и Питирим Сорокин, отнюдь не раси- сты. В 1894 г. было создано во Фрейбурге «Общество Гобино» (Gobineau Vereingung), с 1906 г. выходил журнал «Исследования Гобино» (Etudes Gobiniennes), Вышло много его биографий (Schemann 1913-1916; Faure-Biguet 1930; Gaulmier 1965; Biddis 1970; Вё- ziau 1990; Boissel 1993 и др.; о его труде см, Schemann 1910; критику — Young 1968). Видимо, как это нередко бывает, теоретик расизма чем-то был привлекательнее своих грубых последователей. ГрафЖозеф Артюр де Гобино (1816-1882, рис. 5.6) родился в семействе, преданном Бур- бонам. Отец не признавал Наполеона госуда- рем. Мать считала себя дочерью незаконного сына Людовика XV и изменяла мужу с учителем сына, В конце концов, она покинула семью ради других любовников, и сын порвал с ней. Этот скандал очень его печалил. Исполненный ро- мантических идей, он покинул военный коллеж для изучения востока и языков. У него не было любви к Франции — скорее к экзотическому Востоку и средневековой Германии. Он гордил- ся своим родом, но титул графа унаследовал от дяди только в 1855 г., а бедность вынудила его зарабатывать на хлеб журналистикой в леги- тимистской прессе. В ходе этой деятельности он разочаровался во Франции и легитимистах, погрязших в раздорах. Его друг, известный со- циолог Алексис де Токвиль, был орлеанистом и одно время министром иностранных дел Фран- ции, а Гобино работал у него секретарем. В 1846 г. он женился на креолке из Мартини- ки, но ее любовь досталась еще одному его другу, Сержу Эркюлю, и Гобино ее возне- навидел. Шесть лет (с 1842 по 1848 гг.) он писал поэму «Манфредина» о лидере наци- ональной революции, плебее, влюбленном в аристократку с норманнскими корнями. Уже в этой поэме исторические германцы (не нынешнее население Германии) — раса господ. С 1849 по 1855 гг. Гобино — первый секретарь французского посольства в Берне. В это время он и составил основную часть своего «Опыта о неравенстве чело- веческих рас», изданного в 1853-1855 гг. в 4 томах. Впоследствии он занимал дипло- матические посты в Иране, Германии, Греции, Бразилии. Он гордился научностью своего труда, заявлял, что «продемонстрирует матема- тическую истину», что его выводы — это «моральная геология». Но на деле Гобино опирался вовсе не на математический анализ фактов, и вообще не столько на свои знания, сколько на свои общие настроения (романтическое влечение к восточной эк* зотике и Средневековью, обостренное внимание к наследственности, гордость своим благородным происхождением, пиетет к легитимной (законной) монархии и презре- ние к демократии и революциям, к простонародью, общий пессимизм и меланхолию). Рис. 5.6. Артюр Гобино (1816-1882) - портрет работы Говарда Квейна, нахо дится в Бове, музей Уазы. 146
С французской теорией завоевания, долженствующей объяснить происхождение сословий, Гобино был знаком через историка Тьери, ученика Сен-Симона. Тьери» сле- дуя Булэнвилье и Сийесу, писал: «Мы полагаем, что являемся одной нацией, а мы — две нации на одной и той же территории; одна некогда завоевала другую». Эта идея была для Гобино находкой» проливающей свет на все и способной дать объяснение всему, что его мучило. Разгадка — в расовом различии этих двух наций: одна нация биологически выше другой. Это представление о расах было подготовлено всей ат- мосферой географических открытий и Просвещения и достаточно распространено. В опыте о неравенстве человеческих рас (Gobineau 1853-1856; Гобино 2001) Гобино писал: «...Я, в общем, проникся убеждением, что расовый вопрос заслоняет все другие вопросы истории, что он содержит ключ к ним ко всем... Всё великое, благородное и плодотворное в работах человека на этой земле в науке, искусстве и цивилизации... принадлежит только одной семье, разные ветви которой правили во всех цивилизо- ванных странах Вселенной». Эта семья — народы белой расы, преимущественно древние германцы. В виде ариев они завоевали Индию и создали ведийскую цивилизацию (отсюда название расы господ — арийская), в виде франков они дали Франции господствовавшую в ней аристократию» в виде дорийцев создали древнегреческое искусство, в виде последней волны индогерманцев создали Римское государство. «Человек с белокурыми волоса- ми, светло-розовой кожей, широкоплечий и с хорошей осанкой... Его взгляды всегда разумны, рассудительны и весомы. Он создан для чистой и строгой религии, мудрой политики и славной истории». Черная раса — низшая в морали, желтая — пассивная, красная — результат смешения этих двух. «Почему среди гуронов не изобретено печатанье или паровая машина? Почему среди их воинов не возник Цезарь, а среди певцов — Гомер и врачей — Гиппократ?». Ехидному аристократу не приходило в голову, что аналогичный вопрос мог бы задать древний римлянин относительно германцев и галлов (только не о печатанье и паро- вой машине, а о письме, катапультах и архитектуре). Социальная среда или география для Гобино ничто. «Весь ход истории учит нас тому, что у каждой расы свой образ мышления. Каждая раса, способная развить цивилизацию, развивается своеобраз- но. .. Европеец не может приучить азиата к своему образу мышления, он не может ци- вилизовать австралийца или негра. Своим полукровкам с низшей расой он не может передать больше, чем только часть своего разума». Эти полукровки «стоят ступенью ближе к благородной расе, но не равны ей по способностям. Пропорции крови строго сохраняются». Смешение рас — источник образования цивилизаций. Но где арио-германская раса смешивается с другими — желтой расой, семитами или неграми, там наблюда- ется упадок и вырождение. «Слово "дегенерация" означает, что этот народ больше не имеет той же крови в своих жилах». Поскольку смешение рас — общая картина в современном мире, мировая цивилизация дегенерирует. Революции — это симптомы разрушения цивилизации. Лучший строй — феодализм, но реставрация, к сожале- нию, невозможна. Любое разрушение начинается с отрицания «врожденного вер- ховенства» благородных, и это повторяется неоднократно. Так рассмотрены подъем 147
и упадок 10 мировых цивилизаций, инициированных белыми: индийской (арийской), египетской, ассирийской, греческой, китайской, римской, арио-германской, аллеге- нийской (американских аборигенов), мексиканской и перуанской. Везде один и тот же цикл. Любопытно, что, утверждая неравенство рас, Гобино, критически смотрел на европоцентристские иллюз