ЯН. МАРАШ
ВАТИКАН
И КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ.
В БЕЛОРУССИИ
1
1 * ч
%.
i
<
♦
, Издательство «Вышзйшая школа»






я
я. Н. Марат
Ватикан
и католическая
церковь
Белоруссии
(1569—1795)
Издательство „Вышэйшая школа'*. Минск 1974
9 (СЗ) М 25
Марат Я. H.
М 25 Ватикан и католическая церковь в Белоруссии (1569—1795). Мн., «Вышэйш. школа», 1971.
272 с.
В монографии на большом документальном архивном материале, впервые введенном в научный оборот, разоблачается экспансионистская политика Ватикана и католической церкви на территории Белоруссии, направленная на порабощение народных масс и создание плацдарма для проникновения в Русское государство.
Книга рассчитана на преподавателей и студентов вузов, учителей истории средних школ, пропагандистов научного атеизма.
1-6-4	9/СЗ/
50-71
М а р аш Яков Наумович
Ватикан и католическая церковь в Белоруссии (1569—1795)
Редактор К а н т о р о в и ч А. Я. Обложка Батура В. К. Худож. редактор Медведева Л. Г. Технич. редактор Романчук Г. М. Корректоры Л и пец С. Ю., П аст у те н ко Е. А.
АТ 04006. Сдано в набор 25/VIII 1970 г. Подписано в печать 4/1 1971 г. Бумага 84Х108’/з2 типогр. № 2. Печ. л. 8,5 (14,28). Уч.-изд. л. 14,29. Изд. № 69—145. Зак. 1329. Тираж 2000 экз. Цена I руб. J53_ кои.
Издательство «Вышэйшая школа» Государственного комитета Совета Министров БССР по печати. Редакция общественно-политической литературы. Минск, ул. Кирова, 24. Типография «Красный печатник», пер. Калинина, 12.
От автора
Ватикан и католическая церковь издавна являлись одним из важнейших орудий в руках господствующих классов для подавления революционных и национально-освободительных движений. Папство до сего времени остается в лагере антисоциалистических сил, враждебных идеям прогресса, и является одним из главных защитников капиталистического строя, тормозом на пути развития человечества. Правда, в современной обстановке Ватикан действует более тонко и изощренно, приспосабливаясь к новым условиям общественно-политической жизни народов, но это не меняет его реакционной сущности.
I На территории Белоруссии и Литвы в XVI— XVIII вв. католическая церковь вела активную деятельность с целью укрепления владычества магнатов и шляхты, разнообразными средствами стремилась разрушить исторически сложившееся единство украинского и белорусского народов с братским русским народом, Помимо этого, руководители Ватикана вына-шивали далеко идущие планы, направленные на вовлечение Русского государства и стран Востока в орбиту
3
своего политического и идеологического влияния. Территория Белоруссии, Литвы и Украины должна была стать исходной базой для проникновения на Восток. Поэтому разоблачение 'Классовой и эксплуататорской сущности Ватикана и католицизма в Белоруссии и Литве в XVI—XVIII вв. является весьма злободневным вопросом. Отсюда очевидно, что такая задача по своей актуальности приобретает не только научный и общественно-политический интерес, но имеет также практическое значение, помогая в разоблачении идеологии и практики современного католицизма.
В предлагаемой читателю монографии исследуются основные направления экспансии Ватикана и католицизма на территории Белоруссии. Следует отметить, что до сих пор в трудах и советских, и зарубежных историков-марксистов по ватиканистике рассматривались главным образом отношения политические: экспансия Ватикана прослеживалась по путям миссионерства, насаждения католического культа, политического проникновения в страны Востока и т. д. В настоящем исследовании в основу положен историко-экономический аспект. Агрессивная деятельность Ватикана раскрывается прежде всего по линии экономической, но не в отрыве от политической, организационной и идеологической сторон экспансии, которые исследуются в диалектическом единстве.
Рассматривая экономическую сторону экспансии, автор, естественно, затронул прежде всего ряд вопросов аграрной тематики, таких, как формирование крупного феодального землевладения католической церкви в Белоруссии, положение крестьянства в ее обширных владениях, структуру доходов и др. Совершенно очевидно, что экономическое упрочение католицизма в Белоруссии создавало солидный фундамент для идеологической и политической экспансии.
Однако, стремясь решить поставленные задачи, автор оказался перед лицом серьезных затруднений, из которых главным является фрагментарность источ
4
ников. Многие архивные документы по исследуемой нами теме были уничтожены немецко-фашистскими захватчиками в 1941 —1944 гг.
Состояние источников по теме не позволяет с исчерпывающей полнотой осветить все поднятые вопросы. Тем не менее автор сделал попытку проанализировать разнообразный источниковедческий, преимущественно архивный материал, дающий возможность в определенной системе раскрыть содержание исследуемой темы.
Наряду с архивными материалами автор широко использовал и опубликованные источники на русском, белорусском, польском, латинском и других языках: произведения публицистики, летописи, сборники документов и т. д.
В главе о превращении католической церкви в крупного вотчинника мы уделили особое внимание вопросам формирования монастырского землевладения в Белоруссии, так как данный вопрос менее изучен в исторической литературе. Наряду с этим для более полного освещения темы мы остановились также на вопросах формирования земельной собственности костелов, а также развития латифундиального хозяйства Виленского епископства (XVII—XVIII вв.).
Исследуя историю церковного землевладения и экспансии Ватикана в Белоруссии, необходимо, на наш взгляд, осветить следующие вопросы:
1)	пути складывания крупной феодальной церковной земельной собственности и в особенности монастырского землевладения;
2)	цели, которые преследовал господствующий класс, содействуя формированию крупного феодального землевладения католической церкви;
3)	территориальное расположение земельных владений католической церкви в Белоруссии, распределение и концентрация их в определенных районах;
4)	положение крестьян во владениях, принадлежавших католической церкви, отличие его от положения крепостных во владениях светских феодалов;
5)	' классовую борьбу против католической церкви в Белоруссии в XVII—XVIII вв.;
5
6)	взаимоотношения между духовными и светскими феодалами в период роста земельной собственности католической церкви;
7)	роль монастырей в хозяйственной жизни Белоруссии.
Большое место в нашем исследовании занимает вопрос о путях превращения католической церкви в Белоруссии в крупнейшего земельного собственника. Его раскрытие показывает, каким образом упрочились экономические позиции католицизма, без чего трудно было бы осуществить экспансию. Мы рассматриваем в динамике формирование и рост земельной собственности Виленского епископства, монастырей и приходских ксендзов, пути образования огромных владений церкви. Тот факт, что больше внимания уделено расширению земельной собственности иезуитов, объясняется и лучшим состоянием источников по истории иезуитского землевладения !в Белоруссии, и той (реакционной) ролью ордена, которую он сыграл в исторических судьбах белорусского народа.
Мы остановились не только на вопросе расширения земельной собственности католической церкви в деревне; значительное внимание уделено также проникновению ее в города. В своей политике экспансии католическая церковь делала ставку на упрочение позиций в городах, стремясь с помощью юридик подчинить себе и экономически, и идеологически как можно больше жителей.
Для уяснения вопроса об экспансии Ватикана в Белоруссии важно было изучить состояние крестьянского хозяйства и положение крестьян. Исследованию этой проблемы применительно к государственному землевладению посвящены многочисленные работы Д. Л. Похилевича, а магнатскому хозяйству — работы П. Г. Козловского и В. И. Мелешко. Совершенно неизученным осталось положение крестьян во владениях католической церкви в Белоруссии.
Изучение положения крестьянства в монастырских, епископских и плебанских . владениях должно
6
восполнить пробел, имеющийся в литературе. Данные по церковному землевладению позволяют также более обстоятельно осветить процесс изменения положения крестьянства в Белоруссии путем их сопоставления с материалами о светском землевладении.
В анализе экспансии католицизма в Белоруссии видное место отводится Брестской унии и ее роли в исторических судьбах белорусского народа. О Брестской унии написано много как в дореволюционной русской и польской, так и в советской исторической литературе. Однако наша работа содержит ряд новых наблюдений, сделанных на основе не использованных ранее источников. В частности, предпринята попытка дать периодизацию унии, раскрыть ее социальные и экономические корни (наряду с политическими и религиозными), показать активное сопротивление народных масс Белоруссии унионистским тенденциям, выразителями которых были Ватикан, магнаты, часть шляхты и высшего православного духовенства. В книге приводятся доказательства того, что создание унии было ускорено назреванием религиозно-политической оппозиции в широких массах городского населен НИЯ.	•	< //
Тема исследуется ;в хронологических рамках 1569— I 1795 гг. — от Люблинской унии до третьего раз-I дела Речи Посполитой (период, когда Белоруссия { находилась в составе этого государства). В рамках ( отмеченной хронологии главное внимание уделено f анализу материалов главным образом второй поло-; вины XVII—XVIII вв. Это объясняется тем, что материалы этого периода, речь о которых идет в книге, почти не изучены.
Что касается положения крестьянства в церковных владениях, то оно излагается в основном по источникам XVIII в., так как документы более раннею периода сохранились в небольшом количестве и фрагментарно.
В книге не рассматриваются вопросы борьбы народных масс Белоруссии против экспансии католи
7
ческой церкви и насаждения унии, которые нашли отражение в вышедшей недавно монографии автора (Я. Н. Мара ш. Из истории борьбы народных масс Белоруссии против экспансии католической церкви. Минск, 4969).
Автор
ГЛАВА I
Источники и историография
Обзор источников
Источниковедческой основой исследования являются выявленные в ряде архивов документальные материалы, касающиеся истории католической церкви в Белоруссии. Абсолютное большинство этих материалов впервые вводится в научный оборот. Над их сбором автор работал в Центральном государственном архиве древних актов в Москве (ЦГАДА), в Центральном государственном историческом архиве Литовской ССР в Вильнюсе (ЦГИА ЛитССР), в. рукописных отделах библиотек Академии наук Литовской ССР (БАН ЛитССР) и Вильнюсского государственного университета имени В. Капсукаса (БВГУ), в центральных государственных архивах Белорусской ССР в городах Гродно и Могилеве и в Главном архиве древних актов в Варшаве (АГАД).
Автором использованы также рукописные материалы Гродненского государственного историко-археологического и Полоцкого краеведческого музеев.
Выявленные и введенные в научный оборот источники можно классифицировать по следующим группам:
1.	Инвентари и люстрации церковных владений. Эта группа документов очень разнообразна по своему
9
содержанию. В нее входят инвентари владений Виленского епископства, католических монастырей и приходских ксендзов. Если инвентари и другие хозяйственные документы светских феодалов Речи Посполитой XVI—XVIII вв. были предметом изучения как в польской1, дореволюционной русской2, так и в советской3 историографии, то этого нельзя сказать об аналогичных документах духовных феодалов. До сих пор в белорусской советской историографии инвентари и хозяйственные книги владений католической церкви в Белоруссии не привлекали внимание исследователей. Между тем наряду с общими чертами, характеризующими феодальное землевладение в целом, они имеют специфические черты.
В целом инвентари представляют собой хозяйственные описания церковных имений и содержат такие элементы, как описание двора и его хозяйства, а также местечек и деревень, входивших в состав данного владения. Одновременно почти во всех инвентарях зафиксированы повинности различных групп населения в пользу церковного феодала. Эти стороны присущи инвентарям всех владений, как светских, так и духовных.
Характерной особенностью большинства выявленных нами инвентарей епископских и монастырских владений XVIII в. (особенно второй его половины) является то, что инструкции экономам выступают в виде приложений к основному тексту. Редко встречаются инструкции в виде обособленного документа.
Как ни странно, на первый взгляд, тенденции идеологической экспансии нашли отражение в таком важном источнике для изучения истории аграрных отношений в Белоруссии, как инвентари и люстрации, что чрезвычайно ярко характеризует связь экономики, политики и идеологии.
Следует также отметить, что анализируемые источники, хотя и не прямо, проливают свет на идеологию основной массы производителей материальных благ феодального общества — крепостного крестьянства. Этот вопрос еще очень слабо исследован. Трудности вызваны прежде всего самим фактом неразвитости
10
общественного сознания крестьян, являются следствием их социальной придавленности, нищеты и невежества. В народе было тогда мало людей, умевших излагать свои мысли в письменной форме. Поэтому круг источников, из которых можно было бы восстановить характер идеологии трудящихся масс и в первую очередь деревенского населения при феодализме, весьма ограничен.
Вместе с тем нельзя не обратить внимание и на недостатки инвентарей. Они во многих случаях отличаются фрагментарностью, неполным охватом территории Белоруссии и отсутствием единой системы оформления. К тому же составлялись они в разное время. В результате иногда приходится прибегать к иллюстративному методу или пользоваться отрывочными материалами для воссоздания статистического учета. Так, большинство инвентарей земельной собственности иезуитских коллегий относится к одному году — 1774. С одной стороны, это дает возможность рассмотреть почти весь комплекс земельной собственности ордена, богатейшего на территории Белоруссии. С другой, на основе данных только этих источников мы не можем дать полный ответ на вопрос о движении феодальной ренты во владениях иезуитов. Все это создает затруднения для восстановления исчерпывающей картины аграрных отношений во владениях такого крупного земельного магната в Белоруссии, каким была католическая церковь.
И тем не менее значение инвентарей и люстраций церковных владений трудно переоценить.
2.	Хозяйственные книги. Эти книги доходов и расходов монастырей и других церковных институтов свидетельствуют не только о том, что католические монастыри в Белоруссии были крупными земельными собственниками и эксплуататорами народных масс, но и о том, что ростовщическая деятельность лежала в основе их повседневной практики. Анализ хозяйственных книг позволяет довольно точно определить основные источники доходов монастырей, а именно: 1) за религиозные услуги, оказываемые главным образом феодалам; 2) от чиншев, поступавших от зави
11
симого населения; 3) от крупных денежных операций, проводившихся монастырями, в частности от ростовщичества; 4) от предпринимательской деятельности; 5) от сдаваемых в аренду корчем и мельниц; 6) от приданого, вносимого богатыми родителями, дочери которых уходили в монастыри.
Данные о доходах, содержащиеся в названных книгах, иногда подтверждаются также другими источниками, главным образом инвентарями, контрактами на сдачу в аренду владений, промышленных предприятий и корчем, договорами об отдаче денег под проценты, протоколами судебных процессов, и т. д.
3.	Актовые книги. Весьма ценным источником для изучения социально-экономической, политической и идеологической истории Белоруссии XVI—XVIII вв. являются гродские и земские актовые книги. Они содержат чрезвычайно богатый и разносторонний документальный материал, в том числе по истории католической церкви. Это прежде ©сего сведения об аграрных отношениях, проливающие свет на пути формирования крупной феодальной земельной собственности католической церкви, на рост ее богатств. Особую ценность в этом отношении представляют записи завещаний феодалов, которые всегда перед смертью щедро вносили различные дары и пожертвования в пользу церкви, надеясь таким путем добиться «искупления грехов».
В актовых книгах градских и земских судов XVI— XVIII вв. (Гродно, Брест, Минск, Пинск, Могилев, Витебск, Полоцк) отражены яркие картины тяжелой жизни крестьян во владениях духовных феодалов. Вносимые духовенством в актовые книги реестры убытков своих подданных в результате наездов, самоволия шляхетского войска и разных стихийных бедствий, реляции судебных возных, описания осмотра трупов жертв произвола представляют собой источник первостепенной важности.
В ряде случаев в добавление к актам имущественных сделок и тяжб, совершавшихся между светскими и духовными феодалами, в гродские и земские
12
книги вносились инвентари, в частности Гродненского монастыря св. Бригиты, женского бенедиктинского монастыря в Несвиже, гродненских и брестских иезуитов и т. д. Гродские и земские книги заполнены записями тяжб по земельным и денежным вопросам между монастырями, с одной стороны, магнатами и шляхтой, с другой. Эти документы характеризуют не только хозяйство феодалов, но и положение и классовую борьбу крестьян в церковных владениях. Очень много сведений о классовой борьбе крестьянства можно обнаружить в делах о тяжбах между светскими и духовными феодалами. Чрезвычайно острые выступления крестьян Белоруссии против феодально-крепостнического, национального и религиозного гнета в период освободительной войны украинского и белорусского народов в середине XVII в., русско-польской войны 1654—1667 гг. прослеживаются по данным актовых книг Пинского, Брестского, Гродненского и других гродских судов. Манифестации и протестации пострадавших церковников против феодалов, бывших собственниками крестьян-повстанцев, характеризуют остроту антифеодальной и антицерковной борьбы в XVII—XVIII вв.
Говоря о гродских и земских актовых книгах, нельзя не сказать о книгах магистратов и ратушей. Они отражают жизнь феодального города: развитие ремесла, торговли, цеховую организацию, социальную борьбу в белорусском городе и многие другие вопросы социально-экономической, политической и культурной истории средневекового города. Вместе с тем в этих книгах содержатся материалы о приобретении церковными организациями городской недвижимости, конкуренции между ксендзами и горожанами, взаимоотношениях между юрисдичанами духовенства и магистратом, борьбе горожан против феодалов.
4.	Суплики (жалобы). Выше говорилось, что основными источниками для характеристики положения крестьян в епископских и монастырских владениях Белоруссии являются инвентари, люстрации и уставы для дворовой администрации. Данные о жизни крестьян, почерпнутые из указанных источников, стра-
13
дают односторонностью. Их авторами были феодалы. Сам же крестьянин, объект непосредственной эксплуатации, как юридически неполноправное лицо почти не выступает в качестве автора. Правда, Виленский капитул и отдельные монастыри предоставляли подданным право обращаться с жалобами на злоупотребления дворовой администрации непосредственно в капитул или к настоятелю монастыря. Однако практически осуществить это право было очень трудно. Администраторы и губернаторы фольварков, экономы жестоко мстили крестьянам, осмеливающимся поднимать голос протеста против злоупотреблений. Поэтому надо полагать, что суплики во владениях духовных феодалов были не частым явлением. Тем большее значение в изучении вопроса о положении крестьян имеют выявленные нами жалобы крепостных и мещан Езерницкой волости4, деревни Онецеви-чи5, которые были отданы в залог монастырю ордена картузианцев (картузов) в Березе.	"*
Суплики крестьян и мещан, сохранившиеся, к сожалению, в небольшом количестве, приобретают огромное значение, так как относятся к владениям, находившимся в «заставе» у монастырей за отданные последними в рост крупные денежные суммы. Они очень подробно излагают злоупотребления монастырской администрации не только по отношению к крестьянам, но и мещанам.
Значение анализируемых суплик заключается еще в том, что из пометок монастырского начальства или дворовой администрации, сделанных на полях против каждого пункта жалобы в отдельности, видна реакция монастыря на суплики, меры, /которые он предпринимал с целью изыскания более гибких методов воздействия на подданных.
Следует также подчеркнуть большое значение как источника актов сверки претензий между владельцем и временными держателями имений — монастырями — после окончания срока «заставы». Такие сверенные документы перечисляют убытки, нанесенные крепостным во время хозяйничанья монастыря, регистрируют нарушения норм повинностей, установ
14
ленных в инвентарях. Эти документы содержат также сведения о крестьянском хозяйстве и имуществе.
5.	Тарифы подымного. Важным источником для разработки темы являются тарифы подымного налога, который взимался также с населения церковных владений. В тарифах дан перечень количества дымов в деревнях духовных феодалов всех трех типов: епископских, монастырских и плебанских. На основе списков подымного можно составить представление о соотношении владений этих типов, о численности крепостных в них, о проникновении католической церкви в белорусские города. Особый интерес представляют тарифы 16536 и 1673 гг.7 Их ценность заключается в том, что они дают возможность сопоставить число церковных дымов до русско-польской войны (1654—1667 гг.) и после нее. Колоссальное сокращение числа дымов во владениях католической церкви свидетельствует не только о неисчислимых бедствиях народных масс в период войны. Оно явилось также следствием побегов белорусских крестьян, поднявшихся на борьбу против иноземного гнета, из владений феодалов. Актовые книги подтверждают, что во время войны из-за Белоруссии крестьяне различных районов создавали партизанские отряды и объединялись с казаками для совместной борьбы против духовных и светских феодалов.
Тарифы подымного налога составлялись и в XVIII в. Они в известной степени отражают сдвиги, происшедшие в церковном землевладении в течение этого столетия, и свидетельствуют также о масштабах проникновения ордена иезуитов в Белоруссию.
6.	Публицистика. В связи с наступлением контрреформации и усилением национально-религиозного гнета в Белоруссии, подготовкой Брестской унии и ее утверждением широкое распространение с конца XVI в. получила полемическая литература. Она является важным источником для раскрытия темы. Произведения одного из главных представителей контрреформации в Белоруссии и Литве иезуита Петра Скарги состоят из проповедей, публицистических произведений и писем. В них он изложил социально-по
15
литическую доктрину ордена иезуитов. Наряду с этим произведения Скарги содержат сведения по различным вопросам претворения в жизнь планов папства в отношении Белоруссии и Русского государства.
Из других произведений польской публицистической литературы XVI—XVII вв. существенный интерес представляют книги А. Голдоновского, В. Куч-борского, С. Старовольского, И. Вуека, Ф. Бирков-ского, М. Смиглецкого и др.
Большое значение для изучения контрреформации в Белоруссии имеют памятники белорусской и украинской полемической литературы. Произведения Л. Зизания, М. Смотрицкого, И. Вишенского, А. Филипповича, «Апокрисис» Филалёта, «Палинодия» 3. Копыстенского, «Перестрога» неизвестного автора и многие другие своим острием направлены против политики Ватикана и иезуитов.
7.	Летописи. Они составляют группу источников, сохранивших свидетельства современников о наступлении католической церкви в Белоруссии, о героической борьбе белорусского народа против феодального гнета и насилий духовенства. Особо следует отметить Баркулабовскую летопись, проникнутую глубоким сочувствием к народным массам Белоруссии. Характерной чертой источника является враждебное отношение его автора к католической и униатской церкви. Хроники идеологов контрреформации В. Кояловича, С. Ростовского и других восхваляют деятельность иезуитов. Вместе с тем они дают возможность более глубоко осмыслить отдельные стороны экспансии католической церкви в Белоруссии.
8.	Сборники документов. В XIX — начале XX в. археографическими комиссиями и отдельными исследователями опубликованы десятки томов документальных материалов (акты Виленской археографической комиссии, акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, акты Западной России, архив Юго-Западной России, историко-юридические материалы, археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, и др.).
16
В указанных и других сборниках мы находим большое количество документов, относящихся к истории экспансии Ватикана в Белоруссии и Литве. Однако позиция составителей сборников документов содержит определенный политический смысл: доказать, что источником всех событий являлась не классовая борьба, не классовые противоречия, которые они старались скрыть, а религиозные различия. Поэтому документы подобраны так, чтобы навязать вывод, будто и дворяне, и горожане, и крестьяне составляли лагерь православия, который единодушно противостоял лагерю католицизма.
Составители сборников документов и актов мало интересовались развитием событий, они ограничивались лишь регистрацией тех фактов, которые им были нужны для тенденциозного освещения событий. И тем не менее сборники документов, изданные археографическими комиссиями, представляют несомненный интерес для изучения социально-экономической, политической и культурной жизни Белоруссии и Лит-Фъ вы, а также освободительной борьбы белорусского и украинского народов.
Известную ценность представляют сборники доку-мент.ов, изданные И. Григоровичем8 и В. Старчев-ским9. Первый содержит важный материал для характеристики политики Ватикана по отношению к России. В сборнике В. Старчевского большой интерес представляет произведение папского легата А. Поссевина «Московия».
Ценным источником для исследования являются донесения папских нунциев и других лиц в Польше, изданные Э. Рикачевским10. Материалы этого сборника раскрывают экономическое и политическое положение Польши и отчасти Белоруссии и Литвы в XVI— XVIII ;вв. и экспансионистские цели, методы и приемы политики римской курии.
Со второй половины XIX в. Ватикан выпустил ряд изданий документов, хранившихся в его богатых архивах. Естественно, не всякий исследователь получал доступ к этим документам, ибо многие из них показывали деятельность римской курии в неприглядном
2 Зак. 1329
17
свете. Поэтому документы подбирались с точки зрения оправдания политики Ватикана по отношению к различным странам в различное время. При этом они часто публиковались не полностью, их содержание передавалось в нужной для папства трактовке. Таким путем извращал историю отношений России с Ватиканом в XVI—XVIII вв. известный иезуитский историк П. Пирлинг. Публикуя римские документы, Пирлинг ставил перед собой определенную цель: с их помощью оправдать экспансию Ватикана на Востоке.
В 1860—1863 гг. были опубликованы первые три тома документов, отражающих взаимоотношения Польши и Литвы с Ватиканом в XVI—XVIII вв.11
После второй мировой войны Ватикан как один из центров международной реакции привлекает для антисоветской деятельности ренегатов и гитлеровских преступников, бежавших от народного гнева. Ряд эмигрантов из стран Восточной Европы подвизается в качестве «ученых», занимающихся археографической работой и издающих материалы, которые касаются истории Польши, Белоруссии, Украины Литвы и других стран. В 50-х годах в Риме издается ряд сборников документов, отражающих политику Конгрегации пропаганды веры в отношении Белоруссии и Украины12, письма нунциев13 и папские документы14. Авторы этих публикаций, ставя перед собой определенные политические задачи, стремятся доказать «благодетельный» характер политики папства для народов Восточной Европы и особенно положительное значение Брестской унии. Ватиканские издатели этим преследуют цель поддержать папство, которое не признало ликвидации Брестской унии в-1946 г. и по-прежнему питает надежды на ее возрождение, а следовательно, на восстановление своего» влияния на Украине и в Белоруссии.
* * *
За годы существования Советской власти белорусскими, литовскими и украинскими архивистами и
18
историками был издан ряд сборников документов эпохи феодализма в Белоруссии и на Украине.15
В отличие от дореволюционных изданий советские сборники документов характеризуются тем, что в них главное внимание уделено вопросам социально-экономического развития Белоруссии и Украины в феодальную эпоху, аграрным отношениям, классовой борьбе. В сборниках помещены документы о национально-религиозном угнетении белорусского и украинского народов и борьбе народных масс против классового и иноземного гнета. Опубликованные в сборниках документы указывают на то, что политика насаждения католицизма осуществлялась королевской властью и папской курией при активном содействии господствующего класса Речи Посполитой. Документы сборников свидетельствуют, что агентура Ватикана в Белоруссии установила режим террора и насилия.
Публикуемые источники показывают, что с конца XVI и в течение XVII—XVIII вв. борьба против феодального и национально-религиозного гнета, за соединение с русским народом не прекращалась, что эта борьба проходила как в деревне, так и в городе, что формы борьбы были чрезвычайно разнообразные — от индивидуальных и групповых побегов до вооруженных выступлений в отдельных владениях, а нередко и на более обширных территориях.
Интересный материал, в целом впервые опубликованный, содержит сборник «Русско-белорусские связи». Значительное место в нем наряду с документами, характеризующими связи двух братских народов, занимают источники об освободительной борьбе народных масс Белоруссии и боевом содружестве русского и белорусского народов во время войны 1654— 1667 гг. Эти материалы дополняются имеющимися в нашем распоряжении документами, извлеченными из различных архивов, в которых речь идет о стремлении белорусского крестьянства и низов городского населения к соединению с Россией. Документы сборника ярко характеризуют классовую природу политики царского правительства в Белоруссии. В них го
2*
19
ворится о сохранении системы крепостнических отношений, о поддержке, оказываемой самодержавием части местных феодалов.
За последние годы львовские архивисты и историки опубликовали сборник документов и материалов, посвященных Брестской унии 1596 г.16 Они разоблачают реакционную роль Ватикана и униатской церкви :в исторических судьбах украинского и белорусского народов, в борьбе против освободительного и революционного движения народных масс.
Краткий обзор источников дает основание заключить, что для раскрытия темы были привлечены весьма разнообразные по своему содержанию документальные материалы. Они содержат обширные данные, предоставившие возможность всесторонне исследовать экономическую, политическую и идеологическую сущность экспансии Ватикана и католицизма в Белоруссии в XVI—XVIII вв.
Историография
Вопрос об экспансии католической церкви в Белоруссии в XVI—XVIII вв. специально не исследовался. Он затрагивался учеными в связи с изучением истории Литовского княжества и Речи Посполитой, в состав которых входила Белоруссия. В дореволюционной историографии основное внимание было уделено истории ордена иезуитов и Брестской унии — важнейшему звену в цепи папской политики на Востоке. Однако дворянско-буржуазная историография, как русская, так и польская, рассматривала эти вопросы однобоко, зачастую с клерикальных, реакционных позиций. В качестве одной из важнейших своих задач русские дворянские и буржуазные историки ставили защиту идейной опоры царизма — православия. Русские дореволюционные историки17 не в состоянии были раскрыть классовую сущность борьбы, происходившей в феодальном обществе. Издание некоторых работ диктовалось интересами внешней политики царизма.18 Отдельные польские историки XIX в. оценку исследуемого вопроса дали главным образом
20
с позиций защиты интересов феодальных кругов, оправдывая идеологически их реакционную политику,19 или же с точки зрения влияния реформации и контрреформации на дальнейшие судьбы Польши.20 Такой подход к проблеме является отражением попыток польской историографии того времени снять вину с господствующего класса за политику, которая привела в XVIII в. к падению Польского государства.
Наряду с работами чисто апологетического характера, когда исследователи в угоду Ватикану поднимали на щит деятельность католической и униатской церкви и монашеских орденов,21 в польской историографии второй половины XIX — начала XX в. появился ряд работ, освещавших роль папства и иезуитов в исторических судьбах Польши с более объективных позиций. К ним относятся два небольших произведения Е. Морачевского22 и Н. Гонсеровской.23 Авторы этих работ — люди различных эпох и политических взглядов, однако их объединяет ряд общих моментов в оценке контрреформации в Польше. Мо-рачевский правильно отмечает, что интересы иезуитов всегда шли вразрез с интересами Польши, что они принесли только несчастье и гибель государству. Говоря об огромных богатствах ордена в Польше, Морачевский справедливо подчеркивает, что они явились результатом спекулятивных действий и ростовщичества, которым занимались иезуиты. Они, по мнению Морачевского, выработали дурные традиции (методы укрепления своего политического влияния, культ силы и подавления свободы совести, воспитание молодежи в духе религиозного фанатизма).
История монашеских орденов в Польше — одна из ранних работ выдающегося польского историка-марксиста Н. Гонсеровской. Автор по-новому рассматривает роль монашества в истории различных стран, в том числе и Польши. Гонсеровская подвергает критике более ранние произведения на эту тему и особенно исследования ксендзов, фальсифицировавших историю. Руководствуясь личными побуждениями, клерикалы поднимали на щит заслуги монастырей, оставляя в тени их отрицательные стороны.
21
Обвиняя этих авторов в субъективности, в отсутствии критического отношения к источникам, Гонсеровская делает вывод, что ордена «причинили много обид как нашему, так и другим обществам»24. Характеризуя деятельность иезуитов, автор рассматриваемой нами работы подчеркивает, что «иезуиты служили в Польше Риму, действовали во вред стране, в интересах чужеземных сил».25
Однако высказывая правильные суждения и делая обстоятельные выводы, ни Морачевский, ни Гонсеровская почти не подтверждают их документальным материалом. Следует также отметить, что критика организаций католической церкви в Речи Посполитой в XVI—XVIII вв. касалась главным образом аморального поведения служителей культа и в первую очередь высшей церковной иерархии, стяжательства монастырей и костелов. При этом они совершенно не подвергли критике идеологию католической церкви того периода.
Составной частью политики наступления католической реакции в Белоруссии и на Украине была Брестская уния. По этому вопросу существуют самые различные точки зрения. Так, Н. Костомаров, впадая в противоречие с историческими фактами, дает положительную оценку Брестской унии.26 Н. Иванищев причину возникновения унии видит в расстройстве православной церкви и недостатке народного образования в Белоруссии. Он считает, что посредством церковной унии папство стремилось увеличить силы Польши.27 Однако это мнение несостоятельно. Папская курия преследовала свои цели и очень мало считалась с национальными интересами Речи Посполитой. Скорее можно согласиться с высказываниями польского историка Д. Зубрицкого о том, что Ватикан в данном случае руководствовался принципом «больше овец, больше шерсти».28 Правда, экспансионистская политика папства в отношении России в то время совпадала с агрессивными планами польско-литовских магнатов.
П. Жукович29 рассматривает унию не изолированно, а на фоне политических событий того времени,
22
связывая ее с католической реакцией, усилившейся с середины XVI в. Однако Жукович не рассматривает Брестскую унию как звено в цепи мероприятий Ватикана и иезуитов, направленных на подготовку в Западной Руси плацдарма для распространения католицизма в России.
В межвоенный период историография буржуазнопомещичьей Польши снова обратилась к вопросам Брестской унии. Это было связано с дискуссией, которая развернулась в конце 20-х — начале 30-х годов относительно новых форм распространения унии на территории Западной Белоруссии и Западной Украины,30 отторгнутых в ,1920 г. от Советской России. В связи с этим в польской реакционной буржуазной историографии наметились две тенденции: защита унии и ее отрицание.
К. Ходыницкий в своем крупном исследовании31 уделил много внимания Брестскому собору 1596 г. Несмотря на привлечение большого количества материалов, автор рассматривает унию главным образом с политических соображений, диктуемых интересами шляхетских кругов Речи Посполитой. В работе Ходы-ницкого отсутствует анализ социально-экономических предпосылок унии, автор их обходит. В то же время он резко выступает против марксистско-ленинского учения о классовой борьбе и ее роли в подготовке унии. Ходыницкий восхваляет польских королей за их якобы хорошее отношение к православным, за религиозную терпимость, будто бы господствовавшую в Польше.
С других позиций рассматривают Брестскую унию польские историки Э. Старчевский32 и В. Пиотрович,33 хотя придерживаются националистических концепций. По мнению Старчевского, «уния не была нужна... Польский народ считал ее не только ненужной, но и несчастливой».34 Старчевский отстаивает точку зрения, что уния вбила клин между Польшей и Русью, между католицизмом и православием. «То, что следовало соединить, — пишет историк, — она раздражала и надолго разъединяла».35
Пиотрович тоже дает резко отрицательную оценку
23
унии. Он приходит к заключению, что уния ускорила упадок Польши, усилила казацкое движение и отрицательно сказалась на национальных взаимоотношениях в Речи Посполитой.
На первый взгляд может показаться, что указанные два историка исходили из интересов народа в оценке унии. На самом деле это далеко не так. Их точка зрения была продиктована политическими соображениями, несогласием с политикой Ватикана 20—30-х годов нынешнего столетия относительно методов распространения католицизма на Востоке.
В современных условиях, когда христианские церкви переживают глубокий кризис, усилилась активность апологетов католицизма и деятелей униатской церкви на Западе. Немало эмигрантов из стран социалистического содружества, буржуазных националистов и военных преступников подвизается в различных издательствах США, ФРГ, Канады и Италии. Среди них особым усердием отличаются профессор иезуитского Фордхэмскоро университета в Нью-Йорке Оскар Халецкий, белорусские буржуазные националисты Я. Станкевич и Н. Островский, украинские белоэмигранты Н. Чубатый, И. Феденко и др. Некоторые буржуазно-клерикальные историки на Западе снова возвращаются к изучению вопросов Брестской унии 1596 г. и ее продвижения в пределы России. В 1957 г. в Риме на французском языке была опубликована книга С. Полчина «Попытка унии в XVI в.: религиозная миссия отца Антония Поссевина в Московию в 1581 —1582 гг.». Всю вину за неудачи с унией автор возлагает на Москву, которую он называет «столицей раскола», «силой, разрушающей унию», «мировым центром воинствующего атеизма».
С целью обоснования необходимости активизации политики Ватикана в странах Восточной Европы в настоящее время Полчин обращается к прошлому. Он ищет в средневековом папстве аргументы для оправдания политики Ватикана в настоящее время и, таким образом, призывает к продолжению пропаганды католицизма и унии в России.
Цель подобных наукообразных писаний вполне
24
очевидна — исторически реабилитировать переживающую последние десятилетия глубокий кризис католическую церковь, обосновать необходимость возрождения ее влияния в восточноевропейских социалистических странах и СССР. Так идеологическая и политическая деятельность Ватикана и католицизма закономерно вливается в общее русло оголтелого антисоветизма.
Начиная с 1933 г. в Каунасе стали издаваться труды Литовской католической академии наук. До-войны было напечатано три тома. После разгрома фашизма издание возобновляется в Риме, и за это. время опубликованы еще три тома. В сборниках содержится много статей по истории католической церкви (о монастырях, монашеских орденах, религиозных братствах, Брестской унии). Авторы указанных сборников используют материалы архива Ватикана и архивов других стран Запада. Цель сборников, издаваемых литовской католической эмиграцией, — показать «благодетельную» роль римской церкви в исторических судьбах народов стран Восточной Европы, в частности литовского.
Для нас определенный интерес представляет статья Р. Красаускаса «Католическая церковь в Литве в XVI—XVII вв.».36 Автор анализирует причины упадка реформационного движения и подъема католицизма в Литве. Он выделяет здесь две группы причин — прямые и косвенные. К первым Красаускас относит влияние на усиление контрреформации Три-дентского собора, апостольских нунциев, монашеских орденов, семинарий и других учебных заведений, ко вторым — раздробленность протестантизма и его распад на множество течений, возвращение аристократии в лоно католической церкви, поддержку этой церкви польскими королями. Автор статьи далек от классовой оценки истории. Главное внимание он концентрирует на второстепенных положениях и чисто субъективных моментах. Р. Красаускас проходит мимо важнейшего факта, что переход аристократии в католицизм был обусловлен классовой и национально-освободительной борьбой народных масс Литвы
25
и Белоруссии, что господствующий класс видел в католической церкви более надежную для себя опору в деле укрепления своих позиций и подавления сопротивления трудящихся.
Несмотря на различную трактовку и оценку Брестской унии, фактический материал по этому вопросу велик. Буржуазная историография, правда, обходила молчанием связь унии с классовой борьбой XVI— XVIII вв. в Белоруссии и Литве, а также не уделила достаточного внимания Ватикану и иезуитам в деле осуществления унии.
Уния большей частью рассматривается буржуазной историографией исключительно с клерикальных позиций. Поэтому классовая борьба подменяется религиозной.37
Марксистско-ленинская наука раскрыла сущность религиозных движений в средние века, дала возможность обнаружить за религиозной оболочкой этих движений подлинную движущую силу общественного развития — классовую борьбу. «Было время в истории, — писал В. И. Ленин, — когда, несмотря на такое происхождение и такое действительное значение идеи бога, борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой».38 Это замечательное указание определяет классовую сущность религиозной борьбы в средние века вообще, религиозную борьбу в Белоруссии и Литве в частности.
В советской историографии 20-х годов проблему Брестской унии с новых позиций пытался осветить М. Н. Покровский.39 По его мнению, основание унии обусловливалось борьбой западнорусского епископата с «засильем» восточных патриархов. Опору белорусские и украинские епископы нашли в католической церкви, которая по силе и дисциплинированности оставила за собой не только местную, но даже московскую церковь. Патриархи в свою очередь поддерживали православные братства, которые стремились ограничить власть и доходы епископов.
В своих построениях М. Н. Покровский исходил из ошибочного преувеличения роли торговли и торго
26
вого капитала. Он считал, что братства были органами церковного влияния буржуазии, а епископы — ставленниками крупного землевладения. Таким образом, Покровский упрощенно сводил церковный конфликт к классовому: к борьбе буржуазии (члены братства) с феодалами-землевладельцами (епископы).
С позицией Покровского смыкались взгляды А. Савича40, который говорил, что «братства были органами влияния на церковную жизнь местной буржуазии, в то время как епископат частично или полностью состоял из представителей крупного землевладения».41
Следует отметить, что в монографии А. Савича специальная глава посвящена католической реакции и деятельности иезуитов в Белоруссии и на Украине, Однако вопрос этот освещен довольно поверхностно, большей частью на основе опубликованных источников. Главный недостаток книги А. Савича заключается в том, что идеологическая надстройка, которую он исследует, рассматривается в отрыве от породивших ее социально-экономических условий и (классовой борьбы.
В послевоенный период из работ, посвященных Брестской унии, следует отметить разделы в книгах и статьи Д. Михневича, В. Пичеты, М. Шейнмана, В. Перцева,42 а также книги Д. Похилевича43 об унии. В этих работах правильно раскрывается реакционная роль Брестской унии в исторических судьбах белорусского и украинского народов.
Подчеркивая антинародную сущность унии, Д. Михневич писал: «После заключения Брестской унии пролились на Украине и в Белоруссии новые потоки народной крови, в которых не раз захлебывались сами вдохновители и организаторы униатской церкви»44. Д. Михневич показал, что уния была маневром, полумерой, при помощи которой можно было произвести раскол среди украинцев и белорусов. Этот раскол давал возможность разжигать религиозные распри, мешай объединить силы для борьбы за освобождение от гнета феодалов. Хорошо разработан в книге Д. Михневича вопрос о том, что в отношении к по
27
рабощенному крестьянству белорусские феодалы занимали такую же позицию, что и польские, и польские крестьяне страдали под гнетом феодалов, как и белорусские.
В своем очерке, посвященном унии, М. М. Шейн-ман убедительно показал, что Брестская уния была средством феодального и иноземного закабаления трудящихся масс Белоруссии и Украины.
Работы Д. Л. Похилевича, посвященные унии, являются научно-популярными. Тем не менее в них собран большой фактический материал. Они отличаются остротой постановки проблемы и направлены против тех реакционных сил, которые и в прошлом, и в настоящее время предают интересы украинского и белорусского народов.
С классовых позиций рассматривает Брестскую унию В. И. Пичета.45 Он подчеркивает, что белорусские феодалы, руководствуясь классовыми интересами, солидаризировались с польским господствующим классом. Это объясняет нарастание антифеодального казацко-крестьянского движения в Белоруссии и на Украине. В то время иезуиты выдвигали идею церковной унии, считая, что «уния, т. е. признание православной церковью главенства папы, будет мостом для дальнейшего перехода в католичество».46
Разоблачению политики экспансии и агрессии Ватикана на Украине посвящена монография советских историков Л. Кизя и М. Коваленко47. Авторы исследуют борьбу украинского народа, которая велась в течение многих веков, приводят ряд интересных данных, характеризующих отношение трудящихся масс к католической церкви и Брестской унии.
Существенный интерес представляет монография я. Д. Исаевича о братствах Украины XVI—XVIII вв.48 Ценность книги заключается в том, что история братств рассматривается в динамике. Я- Д. Исаевич раскрывает роль братств в общественно-политической жизни Украины на всем протяжении их существования. При этом особое внимание он уделяет борьбе против засилья церковников, за развитие светских элементов украинской культуры.
28
Из работ литовских советских историков следует отметить монографию Ю. Юргиниса, посвященную гуманистическому движению в Литве в XVI в.49 На широком фоне общеевропейского Ренессанса автор книги рассматривает особенности Возрождения в Литве, основные направления реформации как широкого общественно-политического движения против католической церкви. В книге показано, как развивалась рационалистическая, атеистическая и гуманистическая мысль в Литве, деятельность наиболее крупных представителей публицистики, поэзии, печатного дела и т. д.
Последняя глава монографии посвящена распространению контрреформации в Литве. Автор подчеркивает, что католическая реакция была направлена не только против реформации, что идеологи католицизма преследовали более широкие цели. В связи с этим Ю. Юргинис высказывает правильную мысль, что орден иезуитов стремился решить три задачи: а) привлечь на свою сторону литовскую и белорусскую знать; б) приобрести монополию на интеллектуальное образование; в) установить господство религиозного мировоззрения во всех сферах духовной жизни.
Интересную монографию написал советский литовский историк Ю. Жюгжда.50 Книга имеет научно-популярный характер. Автор рассматривает экспансию католической церкви в Прибалтике и Восточной Европе в ХШ—XX вв., раскрывает классовую сущность церковной унии в Литовском княжестве.
Проблему взаимоотношений России и папства во второй половине XVI в. исследовал белорусский историк В. А. Мацкевич. В одноименной кандидатской диссертации и в ряде статей он подтверждает, что русская политика Ватикана была составной частью политики контрреформации, преследовавшей цель окатоличивания России и подчинения ее политическому влиянию папства и Габсбургов.
Серьезный вклад в изучение истории католической реакции вносят историки-медиевисты Польской Народной Республики. Рассматривая историю реформации и контрреформации в Польше XVI в., они не
29
могли не остановиться на Брестской унии. В капитальном труде «История Польши»,51 изданном АН ПНР, убедительно доказывается, что Брестская уния была заключена в интересах папства, а также шляхетской Речи Посполитой с целью подчинения польским магнатам украинского и белорусского народов и отрыва их от России. Нельзя не согласиться с мнением авторов «Истории Польши» о том, что уния, будучи навязанной сверху, встретила сопротивление как со стороны крестьян и мещан, так и части мелкой шляхты Украины и Белоруссии. Развернулась ожесточенная борьба, которая привела к ослаблению Речи Посполитой.
Группа медиевистов современной Польши успешно разрабатывает проблемы Возрождения, реформации и контрреформации. Большой интерес представляют работы Б. Барановского, А. Лепшого и К. Пиварско-го, Я. Тазбира, А. Новицкого, А. Каминской и ряда других.
В своей статье о социально-экономической роли иезуитов в Польше52 Я. Тазбир анализирует причины победы католической реакции в Польше XVI— XVII вв., политику иезуитского ордена по отношению к феодалам, крестьянству, городам и мещанству. В работе использованы разнообразные источники, которые подвергнуты марксистскому анализу.
К- Пиварский раскрывает эксплуататорскую и антинародную сущность деятельности ордена иезуитов, подчеркивая, что он стремился к господству как защитник феодального строя и феодальных порядков.53
Крупный немецкий ученый, действительный член АН ГДР, лауреат Национальной премии Эдуард Винтер занимает видное место в изучении вопросов о взаимоотношениях между Россией и Ватиканом. Его перу принадлежит капитальное двухтомное исследование «Россия и папство».54 В этой работе отдельная глава посвящена Брестской унии. Автор убедительно показывает заинтересованность папской курии и особенно Климента VIII, иезуитов, луцкого католического епископа Б. Мацеевского и польских правящих кругов
30
в организации унии. Э. Винтер правильно считает, что уния в Речи Посполитой должна была быть ступенью для организации таковой в России. Однако все попытки навязать Москве унию потерпели крах вследствие могущественного сопротивления восточнославянских народов. Э. Винтер отмечает, что все опасные удары, которые наносила контрреформация, Россия сумела отразить, хотя и сама была очень ослаблена. «Католическая контрреформация, — заключает Винтер, — потерпела в Восточной Европе & XVII веке такое же решительное поражение, какое в конце XVI века нанесли ей в Западной Европе Нидерланды и Англия».55
Хотя исследование Винтера написано с классовых позиций и под углом зрения марксистско-ленинской методологии, внутреннее положение Речи Посполитой, и в частности обострение классовой борьбы в Белоруссии того времени, политика господствующего класса слабо отражены в книге «Россия и папство».
* * *
Изучение различных форм землевладения в эпоху господства феодальных производственных отношений является одним из важнейших вопросов социально-экономической истории. Феодальная собственность на землю составляет основу феодализма, основу господства класса феодалов. «А крупная земельная собственность, — говорил Маркс, — была подлинной основой средневекового, феодального общества... Земельная собственность, как господствующий общественный фактор, предполагает средневековый способ производства и обмена».56
История феодального землевладения в Белоруссии в XVII—XVIII вв. в целом не подвергалась специальному монографическому исследованию в советской историографии. Еще хуже обстоит дело с изучением католического землевладения, в частности монастырского. Можно без преувеличения сказать,
31
что, кроме общих и беглых замечаний, характеризующих католическую церковь в Белоруссии как крупного земельного собственника, исследований на эту тему нет.
Довольно большой, но слабо систематизированный материал, характеризующий католическое церковное землевладение в Великом княжестве Литовском, содержат работы дореволюционного польского историка И. Курчевского.57 Католический епископ использовал для своих работ материалы архива Виленского капитула. Однако он не ставил перед собой задачу исследовать вопрос о формировании епископского землевладения. Тем не менее, будучи апологетом католицизма и восхваляя его роль в Великом кня-~ жестве Литовском, Курчевский, естественно, привлекает большой фактический материал, характеризующий возникновение и рост земельной собственности епископства, хотя не в этом видел главное назначение своей работы. Наряду с изложением истории Виленской католической кафедры И. Курчевский привел также ряд документальных данных, извлеченных им из архива капитула. В этом отношении книга, особенно приложение к ней, представляет собой важный сборник источников, проливающих свет на различные стороны хозяйственной, политической и идеологической деятельности епископства на протяжении шести столетий.
Некоторые данные, характеризующие католическое церковное землевладение в Великом княжестве Литовском, приводят в своих работах Т. Корзон58 и Де Пуле.59 Эти авторы дают обобщенный материал о размерах католического землевладения в Речи Посполитой в конце XVIII в. Этот материал, неполный и фрагментарный, представляет для нас определенный интерес.
В целом дворянско-буржуазная историография не дала капитальных работ, которые характеризовали бы экономическую деятельность католической церкви в Литве и Белоруссии. Она обошла молчанием проблему формирования феодального землевладения католической церкви и роль церковного земле
32
владения в общей социально-экономической структуре феодального общества на этих территориях. Игнорирование экономического аспекта деятельности католической церкви приводило к тому, что она характеризовалась неполно. Создавалось впечатление, что католицизм в Белоруссии выступал исключительно как сила духовная, занятая только насаждением религии среди белорусского населения, не преследующая при этом никаких экономических выгод. Подобный недостаток присущ и тем историкам, которые критиковали деятельность католицизма в Белоруссии и на Украине, и тем, кто его защищал и оправдывал. И те, и другие сводили все процессы, происходившие на этой территории в XVI—XVIII вв., к национально-религиозной борьбе, при этом затушевывалась классовая борьба народных масс против феодалов, как светских, так и духовных.
К. Маркс подчеркивал, что «социальные принципы христианства оправдывали античное рабство, превозносили средневековое крепостничество и умеют также, в случае нужды, защищать, хотя и с жалкими ужимками, угнетение пролетариата.
Социальные принципы христианства проповедуют необходимость существования классов — господствующего и угнетенного, и для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание, дабы первый ему благодетельствовал».60
История Белоруссии и Литвы до Люблинской унии освещена довольно полно, чего нельзя сказать об истории Белоруссии XVII—XVIII вв. Русская буржуазная историография не уделяла внимания разработке социально-экономической истории Белоруссии этого периода. Ряд работ по истории белорусского крестьянства написали советские ученые еще до войны (М. В. Довнар-Запольский, К. И. Керножицкий, Ф. И. Забелло). Исследования этих авторов были основаны на узкой источниковедческой базе и поэтому глубокого и правильного решения поднятых вопросов дать не могли.
Подлинное и систематическое изучение истории Белоруссии XVII—XVIII вв. началось по существу
3 Зак. 1329
33
после Великой Отечественной войны. В пятидесятые — шестидесятые годы некоторые пробелы в изучении социально-экономической и политической истории Белоруссии были заполнены трудами Д. Л. Похилевича, Л. С. Абецедарского, 3. Ю. Ко-пысского, П. Г. Козловского, А. М. Карпачева, статьями С. А. Щербакова, Е. П. Шлоссберга, В. И. Мелешко и других исследователей. Однако истории церковного землевладения они почти не касались.
Специальную работу, посвященную истории сельского хозяйства в Белоруссии, написал В. И. Пиче-та61. В этой работе рассматривается история землевладения в Белоруссии с древнейших времен до конца XVI ст. Две главы (IV—V) книги касаются непосредственно церковного землевладения. Из них мы узнаем только, что «церковное землевладение в Белоруссии старинного происхождения», что оно «продолжало расширяться при Ягеллонах», что «феодалы жаловали в пользу церкви земельную собственность», что «со временем шляхта с завистью стала смотреть на рост церковных богатств». К сожалению, дальше этих беглых, зачастую справедливых замечаний В. И. Пичета не пошел. Никаких документальных данных, подтверждающих свои выводы, автор книги не привел. В этой работе нет даже опорных пунктов, отталкиваясь от которых можно продолжить изучение истории церковного землевладения в последующий период.
Историю аграрных отношений в Белоруссии исследует на большом фактическом материале Д. Л. Похилевич. Опубликованный им труд о белорусском крестьянстве в XVI—XVIII вв.62 представляет серьезный вклад в разработку важнейших проблем социально-экономической истории Белоруссии в один из наименее изученных периодов ее истории. Д. Л. Похилевич собрал большой документальный материал, извлеченный им из различных архивов, и впервые ввел его в научный оборот. Однако предметом исследования ученого было главным образом положение крестьянства в государственном хозяйстве Великого
34
княжества Литовского, то есть в королевских экономиях, а также в староствах. Вопросы истории церковного землевладения почти не затрагиваются в работах исследователя.
Изучению судеб белорусского крестьянства в магнатских владениях посвящена монография П. Г. Козловского.63 На основе скрупулезного изучения и анализа обширных архивных материалов, произведений мемуарной и публицистической литературы и других источников автору удалось нарисовать убедительную картину быта и борьбы крестьянских масс против феодально-крепостнического строя Речи Посполитой. Автор книги рассматривает в динамике земельный надел, изменение форм феодальной ренты, усиление феодальной эксплуатации крестьянства в магнатских вотчинах. На основе анализа роста товарности крестьянского хозяйства, усиления рыночных связей деревни он раскрывает процесс разложения феодальных производственных отношений и зарождения капиталистического уклада в сельском хозяйстве Белоруссии.
Обобщающий труд по истории Белоруссии,64 изданный Институтом истории АН БССР, отводит церковному землевладению в исследуемый нами период всего один абзац. В нем констатируется факт расширения земельной собственности церковных магнатов, в общей форме указывается на методы приобретения церковью новых земель и тяжелое положение крепостных крестьян в имениях католической церкви.
В параграфе, посвященном дальнейшему росту крупного землевладения и усилению власти феодальной знати во второй половине XVII — конце XVIII в., вопрос о чрезвычайно быстром росте церковного католического землевладения, в первую очередь монастырского, совершенно опущен.
Непосредственно к теме нашего исследования примыкает монография советского литовского историка П. Пакарклиса65, посвященная экономическому и юридическому положению католической церкви в Литве. Монография Пакарклиса состоит из трех частей. В первой автор рассматривает возникновение и
,3*	35
развитие крупной земельной собственности католической церкви в Литве в феодальную эпоху. Вторая часть работы посвящена роли католической церкви как владельца питейных заведений й их социальному значению в закабалении крестьянства. Третью часть монографии составляют приложения, состоящие из документальных материалов, переведенных на литовский язык.
Хотя автор стремится ограничить исследование территориальными рамками Литвы, тем не менее он в какой-то мере затрагивает и Белоруссию.
Несмотря на привлечение автором значительного документального материала, исследование Пакарк-лиса не раскрыло исчерпывающе процесса формирования земельной собственности католической церкви в Литве. Однако оно заслуживает внимания как первая работа такого плана.
Большой интерес для нас представляет монография Н. Н. Улащика66. Хотя работа относится к более позднему времени, чем то, которое мы исследуем, она содержит важные данные о судьбах церковного землевладения в западных районах Белоруссии после разделов Польши. Кроме того, автор монографии совершает экскурсы в прошлое. Правда, рассматривая вопросы секуляризации земель духовенства царским правительством в 40-х годах XIX в., Н. Улащик не проводит разграничения между земельной собственностью католической и православной церкви, но, как справедливо отмечает исследователь, во времена Речи Посполитой католическая церковь была господствующей, следовательно, земли и крепостные сосредоточивались у католического духовенства, тогда как у униатской церкви и земель, и крестьян было гораздо меньше, а у представителей других религий крепостные если были, то в единичных случаях. «Таким образом, — заключает Н. Н. Улащик, — секуляризация владений духовенства, хотя и распространялась на обе христианские религии, но фактически означала изъятие богатств из рук католического».67
Важное значение имеет вывод автора книги о том, что переход церковных земель к государству был
36	\
пропресоивным явлением, несмотря .на то что в государственных имениях Западной Белоруссии длительное время господствовала барщина, положение крестьян было там несколько лучшим, чем в духовных.
За последнее время в Польской Народной Республике вопросы католического церковного землевладения в Литве и Белоруссии успешно разрабатывает Е. Охманьский. Предметом его исследований является земельная собственность Виленского епископства. Хронологические рамки охватывают XIV—XVI вв. Работы Е. Охманьского68 представляют для нас большой интерес, так как посвящены формированию земельной собственности епископства с момента его основания до начала второй половины XVI в. При этом автор выделяет комплексы земель Виленского епископства, находившихся на территории собственно Белоруссии, рассматривает движение феодальной ренты в епископских владениях, категории крестьянства, их положение и классовую борьбу, дворовое хозяйство и другие вопросы. Сильной стороной работ польского историка является то, что они основаны на строгом скрупулезном изучении источников, часть которых впервые введена в научный оборот. Точная ичетко разработанная методика научного исследования позволила Е. Охманьскому дать исчерпывающую картину формирования латифундиального хозяйства Виленского епископства в период наиболее интенсивного его роста.69
В определенной связи с нашей работой находится статья профессора Торуньского университета Л. Жит-ковича о структуре доходов владения Янов Луцкого епископства70. Последнее владело фольварками, разбросанными на территории Польши, Украины и Литвы. В непосредственной близости с этими фольварками находились имения Брестской и Луцкой иезуитских коллегий. В Брестском воеводстве расположены были также некоторые владения Виленского епископства. Естественно, что в связи с этим наблюдения Л. Житковича представляют существенный интерес. Хотя работа написана на основе одного только ис-
I
37
точника (люстрации Янова, проведенной по распоряжению Коронной скарбовой комиссии), тщательный анализ документа в сопоставлении с другими позволил автору сделать весьма ценные выводы о численности и величине крестьянских хозяйств, о положении производителей материальных благ в епископской деревне конца XVIII в., о состоянии фольварков, посевах, урожаях и других отраслях хозяйства. Наконец, немаловажное значение имеет определение основных статей доходов епископства с Яновского земельного комплекса.
Таким образом, работа польского исследователя дает важный материал, который можно сопоставить с данными по церковным владениям на территории Западной Белоруссии изучаемого нами периода, что позволяет выявить общие закономерности их развития.
ГЛАВА П
Католическая реакция в Белоруссии во второй половине XVI — начале XVII в.
Брестская уния
Начало контрреформации. Общественно-политическая доктрина иезуитов
Люблинская уния 1569 г., ставшая исходным пунктом для укрепления иноземного господства в Белоруссии, означала вместе с тем создание единого фронта польских, литовских и белорусских феодалов для эксплуатации трудящегося населения Литвы и Белоруссии, ибо местные феодалы могли обеспечить свои экономические и политические интересы только при условии поддержки политики польских крепостников.
После заключения унии началось усиленное проникновение польских магнатов и шляхты.з Белоруссию? Вместе с ними укрепляла свои позиции католическая церковь, выступившая здесь в авангарде политики окатоличивания трудящихся масс Белорус-* сии и отрыва их от братского русского народа.
Со второй половины XVI в. усилился процесс феодально-крепостнической эксплуатации трудящихся Белоруссии и Литвы. Увеличенный спрос на сельскохозяйственные продукты вследствие расширения емкости внутреннего и внешнего рынков усиливал стремление магнатов и шляхты к расширению земельной собственности, к приобретению новых рабочих рук и закрепощению крестьянства.
39
Проведение в жизнь аграрной реформы Сигизмунда Августа во второй половине XVI в., развитие на ее основе фольварочно-барщинного хозяйства ухудшили положение основной массы непосредственных производителей деревни. В результате реформы крестьяне превратились в пользователей земли. В статье 29-й «Уставы на волоки» (волока — мера земли, равная 21, 36 га) положение крестьянина характеризуется в следующих словах: «Кгдыж кмет и вся его маетность наша есть»,1 то есть крестьяне и все их имущество принадлежат великому князю.
Первоначально волочная реформа была введена в великокняжеских волостях. Однако светские и духовные феодалы Литвы и Западной Белоруссии, убедившись в выгодности новой системы обложения крестьян, уже во второй половине XVI в. провели в своих имениях волочную померу и приняли основные ее положения. Ведь на основе «Уставы на волоки» вся крестьянская земля была объявлена собственностью феодала, и от всех крестьян, как барщинных, так и оброчных, требовался добавочный чинш.
В то же время духовные и светские феодалы приобретали огромные владения, целые города, местечки, десятки и сотни деревень, концентрировали в своих руках многие атрибуты государственной власти.
Один из путешественников, посетивший Польшу в XVII в., характеризуя положение польского государства, писал: «Нашего короля, говорят полякй, можно сравнить с пчелиною маткою: у него нет жала, и он не может делать никакого зла своим подданным, но зато он может делать им много добра, в его распоряжении находятся епархии, аббатства, пала-гинства, сенаторства, староства, важнейшие должности военные, финансовые, судебные, полицейские, и все это может раздавать, кому он пожелает».2
Формирование фольварочного хозяйства, основанного на барщинной эксплуатации крестьянства, неминуемо влекло за собой ухудшение положения зависимого населения.
Папский представитель в Польше Руджиери, гово-оя о положении белорусских и литовских крестьян
40
в XVI в., вынужден был признать: «Смело можно сказать, что во всем свете не найдется более несчастного и бедного .крестьянина, чем литовский3 крестьянин, ибо у него нет ничего своего, разве то, что дает ему из милости господин и чего едва-едва станет на самое жалкое удовлетворение его нужд».4
Рдцц..ш,.вдхшг.овителей кадодоческой- реакции в Белоруссии и Литве, иезуит П. Скарга не в состоянии был скрыть ужасного положения, в котором находились крестьяне в Польше: «Разгневанный пан или королевский староста не только захватывает у бедного крестьянина все, что у него есть, но и самого’ его убьет, когда хочет и где хочет, и не услышит за это ни от кого плохого слова».5
Совершенно естественно, что основной непосредственный производитель в сельском хозяйстве — крестьянин — не хотел мириться со своим положением. Это привело к обострению классовой борьбы в церевне. В этот период крестьянские выступления не приняли еще широкого размаха, но они становятся эбычным явлением, когда оброчную систему эксплуатации заменяют барщинной.
XVI век в истории Белоруссии и Литвы — время деформации _и гуманизма. Советские ' историки-3. И. Пикета, В. Н. Перцев, В. А. Сербента, 3. Ю. Копысский, Н. О. Алексютович, С. А. Подок-иин, Ю. Юргинис® показали, что Белоруссия внесла ‘.ущественный вклад в эпоху Возрождения. Широкое (аспространение получило здесь реформационное (вижение, явившееся, как и на Западе, результатом 1ажных экономических и социальных сдвигов в жиз-ш общества и направленное против католической: Ц'ркви как идейной опоры феодального строя.
В реформационном движении в Белоруссии и 1итве активное участие принимали как магнаты и пляхта, так и горожане и особенно городские низы. 1сследования советских и польских историков пос-(еднего десятилетия опровергли тезис об исключи-ельно шляхетском характере реформации в Польше I Великом княжестве Литовском. Они показали на-шчие в этих странах сильного радикально-реформа-
41
ционного направления, идейные истоки которого имели классовый характер.
За реформацию ухватились магнаты. Отношения между Литовским княжеством и Польшей с момента заключения Кревской унии были напряженными, сепаратистские устремления в верхних слоях господствующего класса Литвы далеко еще не были изжиты в XVI в. Магнаты хотели быть удельными князьями в своих владениях. Для них кальвинизм стал средством борьбы не только с католической церковью, но и с королевской властью. Шляхта в свою очередь руководствовалась анархическими принципами «шляхетской вольности», в религиозной пестроте она усматривала свой идеал.
Социальный состав радикально-реформационного движения в Белоруссии был довольно пестрым. Основной его костяк составляли городские низы (мелкие ремесленники, цеховой люд, городские слуги). Однако в общинах антитринитариев, отрицавших учение о троице и толковавших в 'рационалистическом духе христианские догматы и обряды, находились и средние, и зажиточные горожане, а также часть белорусской шляхты, неудовлетворенной кальвинистской реформацией. (Эта пестрота социального состава, противоречивость"интересов различных группировок имели своим следствием возникновение двух течений в радикально-реформационном движении: плебейского и шляхетского, радикального и умеренного. Если в радикальном течении руководящую роль играли городские низы, а его идеологи (Петр из Гонендза, Мартин Чехович, Гжегож Павел и др.) выражали социальные устремления городской бедноты и крестьянских масс, то в правом крыле решающую роль играла арианская шляхта, а ее идеологи (Симон Будный и др.) выражали интересы умеренных бюргерских кругов и части шляхты.
До конца XVI в. в радикально-реформационном движении Белоруссии преобладало плебейско-крестьянское направление, которое осуждало общественные и государственные устои феодализма. Петр из Гонендза, Гжегож Павел, Мартин Чехович требовали
42
возврата к равенству, существовавшему в первохристианских общинах.
В свою очередь С. Будный и его единомышленники, выражая интересы правого крыла антитринита-ризма, одобряли существующий феодальный строй и добивались только некоторого смягчения феодальной эксплуатации.
Следует отметить, что известное влияние на формирование идеологии радикальной реформации в Белоруссии и Литве оказали антифеодальные и анти-церковные выступления крестьянско-плебейских масс Европы, реформационно-еретическое движение XV— XVI вв. в Русском государстве, крестьянская война в Германии, немецко-моравский анабаптизм и итальянский рационализм начала XVI в.
(Видную роль в реформационном движении в Белоруссии сыграли вольнодумцы из Русского государства: Артемий, Феодосий Косой, Игнатий и Вассиан. По всем этим вопросам ныне имеется обширная литература, и поскольку реформация в Белоруссии не является предметом нашего исследования, мы ограничимся только общими замечаниями по этому вопросу. Смысл ереси Ф. Косого состоял в проповеди, направленной против крепостного права. Это была богословская ересь народных масс. Надо полагать, что идеи Косого нашли широкий отклик в народных массах, иначе его противник монах Зиновий Отенский не сравнил бы Косого с Магометом и Лютером.
‘Обострение классовой борьбы в Речи Посполитой во второй половине XVI в. в связи с изменениями в хозяйстве, происшедшими к востоку от Эльбы (а в Белоруссии и Литве к тому же обострилась национальная и религиозная борьба), ставило перед господствующим классом новую задачу идеологического оправдания усилившегося феодально-крепостнического гнету./Реформационная идеология, в частности ее радикальные направления, не могла помочь в этом отношении феодалам; более того, из реформационной идеологии можно было сделать вывод о необходимости ликвидации крепостничеству/ В этот момент на историческую арену выступает окрепший католи-
43
цизм с новой организацией —орденом иезуитов, ставшим на защиту пошатнувшихся феодальных порядков и готовым поставлять идеологический материал, освящавший эксплуатацию крепостных, национальное и религиозное угнетение.
Здесь уместно напомнить, что реформационное движение в Польше и Литовском княжестве, встретившись со столь сильным и организованным противником, каким был орден иезуитов, вынуждено было постепенно сдавать позиции и со временем почти совершенно исчезло. Сила иезуитов заключалась не в их особой одаренности, не в каких-то особых качествах, а в первую очередь в содержании их социально-экономической доктрины. Идеология иезуитизма лучшим образом была приспособлена к защите интересов феодального класса, и в этом, пожалуй, состояла главная причина того, что часть феодалов, которая приняла протестантство, постепенно возвращалась в лоно католицизма. Католическая церковь лучше других церквей помогала феодалам У3£рживать в узде народные массы.
Вместе с тем надо отметить, что в Белоруссии и на Украине контрреформация была направлена не только против реформации, но и против белорусского и украинского народов, стремилась приобщить их к католической церкви и тем самым подчинить феодально-крепостническому и национально-религиозному угнетению. (Одновременно иезуиты в Польше, всецело подчиняя свбк>-нолитику стремлению Ватикана к установлению мирового господства, направили экспансию и против Русского государства. На территории Белоруссии и Литвы они готовили плацдармы с целью проникновения в Московское государство. Во второй половине XVI в. Ватикан вынашивал далеко идущие планы подчинения себе Москвы, с тем чтобы через нее пробраться в Азию, распространить свое влияние на народы Китая, Индии и других азиатских стран.
Однако на пути осуществления агрессивных замыслов Ватикана и иезуитов стоял белорусский народ. Будучи насильственно оторванным от своей Ро-
44
дины — Руси, он в новых социально-экономических условиях продолжал развиваться самостоятельно, сохраняя национальную культуру, национальный язык. На протяжении всей своей истории белорусы тяготели к России, стремились к соединению с ней. Не удивительно, что главное внимание иезуиты обратили на Белоруссию и Литву, куда они направляли своих крупнейших деятелей на поприще контрреформации— Скаргу, Варшевицкого, Вуека, Суньера и др.
Однако не только идеология католицизма отвечала интересам феодалов. Аналогичную роль играло православие, вероучение которого и использовалось господствующим классом в своих интересах. Православие было орудием укрепления классового господства белорусских феодалов. Подобно другим религиям, оно отвлекало народные массы от классовой борьбы, несло обманчивое утешение, за земные -страдания обещало вознаграждение в потустороннем мире. К тому же православная церковь в Белоруссии была крупным земельным собственником. Высшая православная церковная иерархия и монастыри владели целыми городами, крупными поместьями с тысячами крепостных, которых жестоко эксплуатировали. Не удивительно, что во время народных движений крепостные крестьяне выступали и против православных церковников-феодалов.
Польские светские и духовные феодалы пытались искоренить православие и насадить католицизм не из чисто богословских соображений. Они знали, что гнет единоверцев крестьянство переносит покорнее. Исходя из этого они рассчитывали, что насаждение католицизма поможет им поработить трудящихся Белоруссии.
Магнаты и Ватикан были также заинтересованы в окатоличивании православных феодалов. Следствием этого должно было быть сплочение эксплуататорской верхушки общества и ее усиление в классовой борьбе.
Прежде всего необходимо остановиться на вопросе тесной связи идеологии иезуитизма с зшдцресами феодальных кругов Литовского княжества и Бело-
45
русски, идеологии, которая освящала феодально-крепостническую эксплуатацию и национально-религиозное угнетение. Об этом можно судить прежде всего по сочинениям и выступлениям известного деятеля ордена иезуитов ксендза Петра Скарги и других идеологов католицизма. ‘	"
В своих многочисленных произведениях Скарга изложил целую социально-политическую концепцию, которой придал религиозную окраску и которую старался оправдать ссылками на священное писание и высказывания столпов католической церкви. На ca-j мом деле Скарга пытался сплотить господствующий-класс Речи Посполитой для: 1) укрепления союза католической церкви с верховной властью и усиления: своего влияния среди феодалов ради разгрома реформации; 2) организации феодально-католической; агрессии польских и литовских крепостников на Востоке _и укрепления их власти над землями Руси. \ 'i »Г РИде_о,Т£шц.. катос1ицрзма стремились внушит^ на- | гродным массам идеи покорности, терпения и повино- I Рвения эксплуататорам.^Защищая основы феодально- j крепостнических порядков в Речи Посполитрй^ССкар-  - га резко выступал против равенства всех "граждан^ I «Неравенство, — писал-Скарга, — обязательно должно существовать среди сословий и лиц Речи Посполитой... Один более благородный, чем другой, один выше поставленный, другой ниже поставленный. У одного больше имеется богатства, у другого меньше, а выше всех стоит король, который приказывает, . а другие ему подчиняются. Поэтому глупо, когда все считают себя равными».7
Скарга уподобляет общество человеческому телу. «Стопа, — говорит он, — послушна колену, ибо с ним тесно связана, колено слушает руку, рука глаз, глаза голову».8 Такое положение, по его мнению, J должно быть в государстве: без -феодального иерар- ’ хического господства и подчинения не может сущест- , вовать страна.
ч^Ска|рга утверждал, что... имеются три элемента, ) отсутствие которых не может обеспечить согддсия .Г в стране. К ним он относит общественное неравенст- 1
46	• Н
во, подчинение одних другим, наличие короля с ис-пблеттёльнойвластьюЛЗ
Скарга по существу издевательски относился к трудящимся массам/Народ он презрительно называл чернью./«Народ, —"говорил Скарга, — глуп, он руководствуется глупым советом. Вообще в народе нет разума».10
Скарга оправдывал существовавшие в то время классовые отношения в Польше, Литве и Белоруссии. Связывая идеологию католической, церкви с интере-сами Тфебдал'овТ он утвё]укда’л, ^то католическая церр ковь всегда усердно поучала,' чтобы '"каждый~боТу покорялся, подчинялся королю и властям, чтобы их меча боялся. ’Скаргу приводят в восторг слова: «Я твой раб и подданный, все, что у .меня есть, принадлежит тебе».11
Подобные взгляды пропагандировал не один Скарга-^деолог католицизма ксендз Андрей Голдо-/новский поучал в 1629 г. крецостных: «Спросишь ме-/ня, надобно повиноваться плохим господам или нет? Отвечу вслед за св. Павлом, что и таким следует подчиняться. Если сам не можешь быть господином, тогда надо иметь над собой господина». Одновременно ксендз давал указания панам, как они должны обращаться со своими подданными, чтобы последние не стали лениться и не проявляли упрямства. «Розга учит детей разуму и труду, а дубовая палка — крестьянина».12
Некоторые идеологи католической церкви, опасаясь народных восстаний, предупреждали феодалов, чтобы они избегали крайностей в своей политике по отношению к крепостным. В 1569 г. ксендз Кучбор-ский писал, что «шляхта опасается, чтобы немецкий пожар (имеется в виду крестьянская война в Германии 1525 г. — Я. М.) когда-либо-к ним не пришел и чтобы, как это там имело место, крестьянство не восстало против своих господ».13
/_Один из идеологов контрреформации доминиканец Симон Старовольский упорно пропагандировал идеи \ классового миргг) «Слуга всегда должен быть слу-|.Той, — писал он, — а не товарищем. Он обязан по
47
I
клониться господину, сохранять верность и честность и быть послушным во всем; в свою очередь господин должен приказывать и во всем быть впереди подчиненного».14
^-Старовольский внушал верующим, что бог сотворил одних людей для того, чтобы слушаться, а дру-гих — чтобы приказывать) При этом тех, которые управляют, бог наделил большим разумом, чем тех, которые обязаны подчиняться.15
Старовольский опасался народного гнева. Он предупреждал. господ, чтобы те не злоупотребляли властью, чтобы не убивали и не разоряли крепостных. «Пусть каждый подумает, — писал он, — почему подданные убегают от него, почему так много пустых земель в его деревне? Если не будет подданных, каким же образом господину будет хорошо?»16
Теоретик ордена иезуитов, доктор теологиш Мар-тин Смиглецкий в своей работе17, посвященной проблеме ростовщичества, подробно рассматривая положение крестьян в Польше и Литве, рисуя яркую картину усиления феодального гнета в Речи Посполитой в XVI—начале XVII в., предупреждал феодалов, что бы они не слишком угнетали подданных. Признавая, что крестьянские наделы являются собственностью господ, что крепостные — лица юридически неправомочные,18 он вместе с тем напоминал господам, что подданные в Речи Посполитой не являются их рабами, как это имело место в древнем Риме, а только прикрепленными к земле со всеми вытекающими из этого последствиями: необходимостью отбывать барщину и платить оброки. Смиглецкий считал, что чрезмерное угнетение крестьян не принесет пользы ни им, ни феодалам, так как это ведет к разорению земледельцев, в результате чего они убегают от феодалов.
Опасаясь .народного гнева, доктор теологии внушал феодалам мысль, чтобы они умерили наступление на крестьян, не отягощали их чрезмерно и не-доводили до крайности.19	ч
В целом Смиглецкий оправдывает феодально-1 крепостнический гнет, царивший в тот период в Поль-1
48	I
ше и Литовском княжестве, он допускает 3—4 дня барщины с надела, денежный и продуктовый оброки, но делает оговорку относительно дальнейшего наступления феодалов на крестьянские массы.
Да и сам Скарга постоянно опасался народной мести. В своих проповедях он подчеркивал, что простому народу «приятна лесть, что он тоже может управлять и пользоваться свободой, и любой злой язык и смелое своеволие может его склонить к вещам очень вредным и глупым, которые его и приведут к гибели».20
! С Виленский иезуит Ян Хондинский выдвигал в ; 1657 г. требование, чтобы Речь Посполитая управля- I лась «по-человечески», чтобы крестьян не угнетали ( чрезмерно не только иноземные захватчики, но и свои ;-феодалы. «Не пристало, — писал он, — чтобы каждый шляхтич был самодержцем и имел право меча / и неограниченную власть».^1
Однако надо отметить, что критика со стороны идеологов католицизма существующих порядков, крокодиловы слезы, которые они проливали по поводу угнетения крестьян, продиктованы были не стремлением уничтожить зло, а прежде всего интересами господствующего класса, желанием сохранить и укрепить феодальную собственность на землю. Не удивительно, что идеологи католицизма никогда не выдвигали проектов уничтожения крепостного права и освобождения крестьянства. Хак-это—будет показано ниже,/во владениях иезуитов и других монашеских орденов католической церкви на территории Белоруссии положение народных масс было особенно тяжелым, в них практиковались особенно суровые формы феодальной эксплуатации. Критикуя положение крестьян во владениях шляхты, не осуждали тяжелой эксплуата^- П0£авитьР^аз*£
J™nZeCK"X М°На.^ищизм за пределы Польши. , ,	~	,.Д	.лки Скарги на любовь к отечест-
{	ширмои, за которой можно было легче осу?,’
уст^Йвлять свою политику. Оправдание захватнических , Мойн и организация католической церковью и Вати-k каком экспансии в русские земли явилось одной ий
51
ми феодального общества, поддержание классовою 1 господства светских и духовных феодалов над народными массами. Аналогичную политику иезуиты и другие монашеские ордена проводили также в городах.
* * #
Прикрываясь ссылками на «мудрецов» католической церкви, Скарга отстаивал право увеличения богатств магнатами и шляхтой. При этом он полемизировал с представителями крайних течений в реформационном движении, которые высказывались за равенство всех людей, равенство имуществ и т. д. Святой Петр, апостол, говорил Скарга, разрешил иметь богатства и пользоваться ими. Если в прошлом христиане жили общиной и между ними существова- j ло равенство, то это было продиктовано не божеским < повелением, а доброй волей этих людей. Апостолы ! вовсе не приказывали богатым людям выбрасывать свои деньги. Наоборот, убеждает Скарга, богу угод- ! но, чтобы люди пользовались своими богатствами.22  (^Отвергая взгляды крайних антитринитариев, кото-  рые отрицали необходимость духовных и светских властей, Скарга^'тверждал, что сам бог установил королей и вождей^ Священное писание, поучал Скарга, приказывает уважать власти, которые подражают божественным порядкам и назначаются самим гос- | подом богом.23	;
Представляя интересы воинствующего католициз- ; ма, Скарга доходит до того, что оправдывает ведение войн, считая их богоугодным делом. Бог сам научил людей, как нужно вести войны с пограничными rocvTnпствами и как вести себя во время этих земледельцев, ;ьэго чтобы успешно воевать, нужны Дал°в-	"ериальные средства. Из это-
Опасаясь народного *-гПМу апостол приказал шал феодалам мысль, что ы и--т0ЛЬЗу поборы, слу-ние на крестьян, не отягощали их чрезмернее водили до крайности.19
В целом Смиглецкий оправдывает феодаль. крепостнический гнет, царивший в тот период в Поль-1 48	*
его в царствование двух польских королей, Стефана Батория и его преемника Сигизмунда Ш, проливает на это свет. Скарга, осуществляя политику Ватикана, проповедовал необходимость распространения католической веры на Восток, на Белоруссию, на Русское государство. Во время Ливонской войны иезуиты утверждали на захваченных русских землях католицизм.
По своим политическим воззрениям Скарга был ярым монархистом и противником демократических форм правления. Свои монархические воззрения Скарга изложил в ряде произведений. В «Новых статьях», изданных в 1590 г., он на многочисленных примерах доказывал преимущество монархии перед республиканскими порядками, превосходство аристократической формы правления над демократической, оправдывал классовое неравенство, презрение к народу.25
Идеи усиления государственной власти в XVI в., в условиях не ликвидированной еще окончательно феодальной раздробленности, была положительной. XVI век, учил Маркс, является как раз периодом образования великих монархий, которые повсюду воздвигались на развалинах враждовавших между собой феодальных классов: «...абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества».26
Однако требование упрочения монархической власти в том варианте, в котором его выдвигали Скарга и иезуиты, вряд ли дает основание считать его прогрессивным. Не интересы польского государства, а тем более польского народа, руководили иезуитами. Сильная власть в Речи Посполитой нужна была им для того, чтобы обеспечить интересы крупны^ духовных и светских феодалов, силой подавить разноверие, распространить католицизм за пределы Польши. Неоднократные ссылки Скарги на любовь к отечеству были ширмой, за которой можно было легче осуществлять свою политику. Оправдание захватнических войн и организация католической церковью и Ватиканом экспансии в русские земли явилось одной из
1-	5,
причин, обусловивших успехи католической реакции среди господствующего класса Речи Посполитой.
Таким образом, сочинения Скарги показывают, что его защита верховной власти связана прежде всего с целью организовать силы феодальной Польши и Литвы для агрессии против России.
*В дальнейшем иезуиты и Скарга изменили свое отношение к планам усиления центральной власти в Речи Посполитой. Рокош (вооруженное выступление) краковского воеводы Зебжидовского, во время которого иезуиты подвергались жестоким нападкам, выразившимся в требовании изгнать их из Польши,27 заставил последних отказаться от политики укрепления королевской власти.28 С тех пор они переходят на позиции восхваления шляхетской «золотой вольности». Уже в проповеди, произнесенной в Вислице И сентября 1607 г., Скарга отрицал свою приверженность к абсолютизму, утверждая, что всегда был сторонником ограниченной королевской власти. Характерно, что в издании сеймовых проповедей Скарги с 1610 г. была совсем исключена проповедь о монархии, которая содержала основные положения католической партии об абсолютизме.^9
% Иезуиты стояли на позициях примата духовной власти над светской.• Король должен быть орудием в^руках церкви.., «Духовная власть, — утверждал Скарга, выше светской».30 Он защищал богатства, права и привилегии католической церкви и требовал, чтобы церковная юрисдикция была полностью обеспечена, чтоб» решения церковного суда имели силу закона и приводились в исполнение государственной властью. Духовная юрисдикция нужна католической церкви для того, чтобы защищать свои права, обеспечить поступление десятин и иных доходов, для ого чтобы вести борьбу со всякими проявлениями ереси.31
Как видно из приведенных высказываний Скарги, иезуиты ставили превыше всего материальные и политические интересы католической церкви. Для них интересы родины всецело подчинялись интересамПзсе-общего господства католической церкви и Ватикана. Угнетение других народностей, населявших террито
рию многонациональной Речи Посполитой, религиозная нетерпимость, действия, направленные против жизненных интересов польского государства, являются ярким свидетельством антипатриотической и космополитической деятельности иезуитского ордена в Белоруссии и Литве. Иезуиты были сторонниками такого типа государства, которое в опоре на клир и инквизицию существовало в Испании со времен Филиппа II.
Возьмем хотя бы к примеру отношение иезуитов и Ватикана к Габсбургам. Активный деятель папства в Польше и Литовском княжестве Христофор Варше-вицкий в ущерб интересам Речи Посполитой добивался прежде всего союза Польши с Австрией и Испанией. Варшевицкий считал, что только австрийская династия способна спасти Польшу, и поэтому поддерживал австрийских кандидатов на польский престол на всех избирательных сеймах.
Польский исследователь прошлого века С. Тар-новский дал точную характеристику деятельности иезуита Варшевйцкого и его «патриотической» роли. «После выборов, — писал С. Тарновский, — он находился с ними (Габсбургами. — Я. М.) в тайных связях. Он брал взятки из императорской казны. Он учил австрийский двор, как надо действовать, чтобы лишить Батория престола. Громко хвалил королей, против которых тайно плел интриги. Громко восхвалял шляхетскую вольность, против которой была направлена тенденция его писем».32
Скарга наставлял своих читателей, что они должны предпочесть защите отечества защиту костелов. Во имя интересов церкви он призывал избивать иноверцев. Протестанты говорили о брошюре Скарги «Процесс против конфедерации», что она «пахнет кровью».
У иезуитов и Скарги в скором времени появились многие адепты среди белорусских и литовских маг-p. натов и шляхты. В обстановке обострившейся классовой борьбы и национально-освободительного движения белорусского и украинского народов они нашли в лице иезуитов и Скарги активных и испытанных
53
защитников феодально-крепостнической эксплуатации трудящихся масс.
’ Низы городского населения, придерживавшиеся крайних течений реформационной идеологии, и сторонники православия были наиболее упорными противниками иезуитов. В них они видели руководителей контрреформации и поэтому требовали ликвидации коллегий и монастырских домов в Полоцке, Вильно и Люблине.?3
Роль Ватикана в подготовке и утверждении Брестской унии
Несмотря на то, что Флорентийская уния не достигла своей цели и была отвергнута в России, папство предпринимало новые попытки осуществить свою восточную политику. Агрессивные круги римской церкви, наконец, сошлись на том, что путь в Московское государство лежит через окатоличивание и полонизацию белорусского и украинского народов^Условиями для этого должно быть укрепление экономических и политических позиций католической церкви в Белоруссии, установление Монополии иезуитов на образование, введение церковной унии в Белоруссии и на Украине,,для проникновения в Русское государство и ряд других мер политического характера.
Деятельность Ватикана в проведении Брестской унии можно разделить на два периода: 1) с середины до 80-х годов XVI в.; 2) с конца 80-х годов до времени заключения унии — 1596 г.
Для первого этапа характерны активизация политики папства на территории Речи Посполитой, создание опорных пунктов католической церкви в Белоруссии и на Украине, изучение обстановки в пограничных с Россией районах, сбор шпионских сведений об экономическом, политическом и военном положении восточного соседа, наконец, разработка планов подчинения Русского государства политическому < и идеологическому влиянию Ватикана. Второй этап характеризуется организацией церковной униид
О том, что это так, свидетельствуют инстанции
54
Рима нунциям, связанным с Польшей, и реляции последних.
В инструкции от 15 июля 1548 г. нунцию Мартини, который направлялся в это время в Польшу, предписывалось следующее: «Постарайся узнать, нельзя ли было бы через епископов или других лиц, а наиболее посредством короля уговорить Москву признать верховенство Ватикана и соединить православную церковь с остальным христианством, как это было раньше, что, кажется, легче могло бы произойти потому, что теперь открыт всеобщий собор с помощью многих христианских народов».34
Большой интерес представляет также реляция нунция Руджиери, составленная в 1568 г. Он не только сообщал данные о Польше и Литве, но и приводил также сведения о географическом и экономическом положении России, ее военных силах, состоянии крепостей, артиллерии и т. д.35 В анализе экономического и военного положения России нунций пытался найти доказательство в пользу вывода о возможности распространения католицизма в этой стране.
Следует остановиться также на инструкции, составленной в 1576 г. от имени папы кардиналом Морони Рудольфу Кленхену, который в качестве посла римской курии должен был отправиться в Москву, к Ивану IV. В этой инструкции ясно и четко изложены былй задачи посольства: «Намерение святейшего нашего владыки в отправлении этого нунция особенно к тому клонится, чтобы великий государь (Российский) не только союзом дружбы был соединен с апостольским престолом против всеобщих врагов, но (что гораздо важнее) чтобы, если возможно, преклонить его и к соединению с самой церковью, чтобы столь важная и превосходная часть христианского тела, так сказать, соединялась в единый состав с прочими членами, действовала в совокупности и согласии с ними».36
Эта часть инструкции Морони свидетельствует об истинных намерениях папы. Многие русские и польские историки высказывались в том смысле, что основная задача Ватикана в интересующий нас период
55
заключалась в том, чтобы организовать лигу против Турции и привлечь к ней Россию. Между тем цитируемая инструкция свидетельствует о том, что для папства гораздо важнее было подчинение Русского государства Ватикану, чем участие России в анти-турецкой лиге.
Инструкция выдвигала три главные задачи: 1) добиться признания русским царем власти папы («преклонился ко гласу пастыря»); 2) убедить царя вступить в «теснейший союз дружества и любви с апостольским престолом»; 3) узнать о намерениях царя относительно Турции.
Инструкция ставила также перед Кленхеном задачи чисто разведывательного характера. Папский посол должен был получить сведения о военных силах России, вооружении русской армии, составе русских войск, военных планах .русского правительства, союзниках Москвы и т. д.
Преследуя цель приступить к подготовке кадров для пропаганды католицизма в русских землях, папа Григорий XIII в 1577 г. основал греческую Афанасьевскую коллегию. Эта коллегия должна была готовить униатских деятелей для Западной Руси и находиться в непосредственной зависимости от папы. Она содержалась на средства, специально выделенные для этого из казны Ватикана. Надзор за деятельностью' коллегии папа возложил на четырех протекторов из числа приближенных кардиналов. Последние избирали ректора коллегии, который организовывал учебно-воспитательный процесс. В коллегию принимались только подростки. Это объяснялось тем, что юноши старше этого возраста считались менее склонными к повиновению церковной (дисциплине. Вся система воспитания в этой коллегии была направлена на подготовку фанатичных последователей католицизма^ которые смогли бы впоследствии осуществлять политику папства в русских землях.
Хотя в папской булле об учреждении Афанасьевской коллегии прямо ничего не было сказано, для каких стран Востока она должна быть предназначена, однако впоследствии выяснилось, что папа имел
56
в виду прежде всего Белоруссию, Украину и Русское государство. Об этом свидетельствует письмо кардинала ди Комо от 25 мая 1577 г. папскому нунцию-в Польше Лаурео. Кардинал писал: «Угодно было-Его святейшеству приказать мне написать, чтобы Вы заботились и усердно старались отыскать 5 или 6 мальчиков из так называемых польских греков и русских и столько же мальчиков из Московского государства, которые были бы рождены в законном браке, воспитаны в греческом обряде, в возрасте от 12 до 18 лет, хороших наклонностей, понятливых и способных к изучению наук и усвоению знаний, при этом таких, у которых были родные или что-нибудь, такое, вследствие чего они охотно возвратились бы в свои родные места: их бы охотнее и скорее (здесь) приняли, если бы они происходили из знатного или благородного сословия и знали первые начатки наук. Но так как сомнительно, чтобы можно было добыть, их из Московского царства, ибо это будет связано с затруднениями, предлагается Вам стараться всеми мерами добыть их, употребляя средства, которые Вам покажутся более удобными, а если бы иначе ничего нельзя было сделать, старайтесь заполучить таких мальчиков из числа тех, которые когда-нибудь были взяты в плен поляками, выбирая, однако, более способных, как было сказано. Кардинал Вармийский (Станислав Гозий) полагает, что перемышльский епископ (Войтех Собеюский) и другие духовные лица могут оказать Вам большую помощь в этом, что предоставляется на Ваше благоусмотрение».37
Из письма кардинала ди Комо следует, во-первых, что Афанасьевская коллегия была главным образом учреждена для белорусских детей из Литвы, Белоруссии и учащихся из Русского государства; всего коллегия была рассчитана на 20 мест, 12 из которых отводилось белорусам и русским. Во-вторых, письмо ди Комо свидетельствует, что набору в коллегию детей белорусской национальности в Риме придавали такое большое значение, что даже рекомендовалось не считаться с денежными расходами и не стесняться в средствах, прибегая к вербовке. В-третьих, из;
57
письма видно, что папа хорошо знал настроение белорусов, их отношение к Ватикану, и поэтому предлагал на месте изыскать средства к тому, чтобы набрать соответствующее количество детей для коллегии.
Ди Комо не ошибался в том, что Лаурео нелегко будет найти среди белорусов и русских желающих поступить в коллегию. Целый год понадобился для этого нунцию. Он обращался за помощью к гнезнен-скому архиепископу Уханьскому, к виленскому епископу Протасевичу, к жемайтскому епископу Мельхиору Гедройцу. Однако епископ Уханьский ничего не был в состоянии сделать, виленский епископ ответил, что белорусы и русские «настолько упрямы и упорны в своих заблуждениях», что скорее согласятся умереть, нежели послать в Рим своих детей.38 Жемайтский епископ сообщил, что он нашел двух мальчиков, остальных можно будет найти, если начнется война против Русского государства. Наконец, нашли еще и третьего мальчика — русского, отец которого был пленен в Ливонии. Всех трех отправили в Краков. В это время туда возвратился из своей поездки в Швецию папский легат Поссевин. Он взялся доставить детей в Рим, несмотря на то что третий мальчик не был подготовлен к занятиям в Афанасьевской коллегии.
Дальнейшая судьба этих детей неизвестна. Польский историк Ф. Вержбовский уверяет, что в архиве Ватикана ему не удалось найти больше никаких материалов по этому вопросу.39
Таким образом, попытка Ватикана подготовить пропагандистов католицизма из местных людей и перебросить их на территорию Белоруссии и России окончилась неудачей. Однако папство не отказалось от планов подчинения русских земель своей власти. Оно наметило ряд мероприятий, которые должны были ему помочь достигнуть поставленных целей. Теперь главным орудием Ватикана в Белоруссии становится орден иезуитов.
вступлением на престол Стефана Батория \(1576—1586) большое влияние в Речи Посполитой
58
приобрели иезуиты. Баторий видел в них деятельных помощников, призванных содействовать упрочению и закреплению за Польшей господства в завоеванных русских землях. Баторий понимал, что ему не удержать в своих руках эти территории, не окатоличив народ. Он знал, что белорусское население в Литовском княжестве во время войны с Москвой молилось о даровании победы русским войскам. «...Жители уличены в тяготении, вследствие схизмы, к москвитянам; они публично молятся о даровании москвитянам победы над поляками», — писал Поссевин.40 Баторий рассчитывал с помощью иезуитов укрепить союз «русских» (белорусских и украинских) областей с Польшей; оторвать их от Москвы, так как от нее народные массы ждали защиты; уничтожить у них симпатии к казачеству, в котором белорусское и украинское крестьянство видело близкую ему социальную и культурную силу. Наконец, Баторий хорошо понимал, что для крестьянства борьба против католицизма была тесно связана с борьбой против крепостничества и феодальных повинностей. Король надеялся, что, навязывая крестьянам одну веру с феодалами, ему удастся парализовать или в крайнем случае ослабить их сопротивление помещикам. Наиболее организованной силой были иезуиты, и Баторий стал широко пользоваться их услугами.	-—к
Первым мероприятием Батория, направленным' против белорусского народа, был изданный им 27 марта 1577 г. мандат, запрещавший строить в городе Вильно некатолические храмы и школы.4Г ’
В своем письме к нунцию Каллигарию от 20 июня 1580 г. Скарга хвалил Батория за его религиозное рвение и решимость во что бы то ни стало укрепить католицизм в Белоруссии и Литве. Баторий, по словам Скарги, интересовался состоянием костелов на этой территории, содержанием проповедей, жизнью священников.
«Он пришел к .выводу, — писал иезуит, — о необходимости предоставления приходов только способным ксендзам, обязывая их проживать постоянно на одном месте».42
59
Не случайно правящие круги Речи Посполитой тратили огромные средства на католическую церковь. По их замыслам католицизм должен был «водворить страх божий» в народных массах, чтобы трудящиеся, «будучи собраны не только в одном государстве, но и в одно стадо христово и вечное его царство, обрели пажити (плоды. — Я. М.) жизни небесной. Мы убеждены также, — писал Стефан Баторий, — что святая римско-католическая вера и спасательное исповедание ее служит опорою и сильнейшей защитой против всяких опасностей для всякого государства и что ее священники... повседневно принося молитвы и бескровные жертвы за нас и за державу нашу, образуют стену нерушимую».43' Так представлял себе Баторий союз королевской власти с католической церковью, союз, который призван был укрепить иноземное господство в Белоруссии и содействовать завоеванию Русского государства.
# 4* #
Всесторонне поддерживаемые государственной властью иезуиты занялись прежде всего идеологической обработкой господствующего класса. Наряду с созданием экономических предпосылок для своей агитации иезуиты с самого начала пребывания в Белоруссии позаботились о том, чтобы взять в свои руки все средства идеологического воздействия. Они стремились приобрести монополию на образование (включая и высшее), сконцентрировать в своих руках все типографии, тем самым и издание книг, установить строгую цензуру печати.
В своей идеологической экспансии верхи католической церкви в первую очередь обратили внимание на основание учебных заведений. Они придавали большое значение открытию коллегий в крупнейших городах Белоруссии и Литвы — Вильно, Полоцке, Минске, Бресте и т._|х. Ценным источником по данному вопросу является переписка нунция Коммендони, кардинала Гозия, епископа Протасевича, главы про
60
винции Магия и других руководящих деятелей католической церкви.
Один из наиболее ловких дипломатов Ватикана XVI в., первый представитель контрреформации в Польше Коммендони развернул работу по восстановлению католической партии. Активно помогал ему в этом деле вармийский епископ Станислав Гозий.44
В письме к кардиналу Карлу Борромео, отправленном в 1565 .г,, КоМ|Мендони сообщил, что он неоднократно ходатайствовал перед королем Сигизмундом Августом о том, чтобы организовать несколько иезуитских коллегий, в том числе и в городе Вильно.45 О том же писал нунций кардиналу Гозию, подчеркивая, что король благосклонно относится к его совету. Сигизмунд Август якобы обещал даже выделить для иезуитского общества нужное помещение.46
Для того чтобы решить задачу создания Виленской коллегии, нунций считал необходимым прислать туда в достаточном количестве преподавателей теологии, философии и других дисциплин.
Первоначально трудности основания коллегии в Вильно были связаны с противодействием со стороны главного протектора кальвинистов, виленского воеводы Николая Радзивилла Черного, с которым король был близко связан. Однако в 1565 г. Николай Радзи-вилл Черный умер, и это препятствие было устранено. Сообщение о смерти Николая Радзивилла нунций принял с большой радостью и сразу же возвратился к вопросу о коллегии. В одном из своих писем Коммендони с удовлетворением отметил, что ему удалось договориться с королем об основании коллегии в Вильно.47
Сигизмунд Август более реально смотрел на вещи. Он, в частности, не переоценивал возможности распространения католицизма в Русском государстве. В своем письме к кардиналу Гозию от 23 мая 1571 г. польский король отмечал, что подчинение' Москвы Ватикану является просто невозможным. Опираясь на опыт истории, Сигизмунд Август предостерегал папу, чтобы он не утешал себя ложными надеждами.48 Однако правящие круги католической
церкви не посчитались с королевским предостережением.
. /*""*Активную деятельность по привлечению иезуитов /в Белоруссию и Литву развернул виленский епископ Валериан Протасевич, который стал во главе диоцеза в 1556 г.
- Чем объясняется одержимость, с которой католи-, ческая церковь действовалагв вопросе об учреждении Виленской коллегии, а затем академии? Эту сторону дела освещают документы, выявленные польским историком С. Беднарским в центральном архиве иезуитского ордена. Из них явствует, во-первых, что хотя католицизм существовал на территории Великого княжества Литовского несколько сот лет, однако он там не пустил глубоких корней. Народные мас-зы Белоруссии враждебно относились к католической церкви. ,
' Глава польской иезуитской провинции Магий, который в 1570 г. находился в Вильно, писал оттуда генералу ордена, что иезуитов окружает немало трудностей и опасностей, днем и ночью «они вынуждены стоять в строю с распростертыми мечами терпения и любви к филистимлянам, которые наводнили почти всю страну».49 Под «филистимлянами» Магий, конечно, подразумевал многочисленных врагов католиче- ской церкви.
Во-вторых, «католическая церковь чрезвычайно") (юпасалась распространения еретических движений^/ Иезуиты считали, что в Литовском княжестве ересь более распространена, чем в Германии. В 1569 г. член ордена Б. Гостовин писал, что «основание академии в Вильно в большей степени вызвано необходимостью защищать христианскую веру от ариан, сакрамента-риев, анабаптистов, а также схизматиков, которых можно было бы вернуть к послушанию католической церкви».50 Иезуит Ст. Роздражевский сообщал в ' 1574 г. генералу ордена, что в Белоруссии и Лит-в^ получили распространение «антитринитарии, анабаптисты, ариане, новокрещенцы, адамиты, лютеране, евангелики».51
' В-третьих, по замыслу руководящих деятелей ка
62
толической церкви, Виленская коллегия должна была стать бастионом веры на северо-востоке Речи Посполитой.52 Иезуиты рассчитывали сделать свою крепость не столько оборонительным сооружением,, сколько наступательным. В 1569 г. заместитель провинциала Суньер из Вильно писал: «Открываются нам широкие двери в Москву, а из нее через Татарию мы сможем проникнуть в Китай. Кроме того, не следует забывать о Швеции и Ливонии, в которые... можно будет добраться...»53 Эту же мысль высказывал Магий, который выразил надежду, что, утвердив католицизм в Белоруссии и Литве, можно открыть «ворота, через которые удастся достигнуть Москвы».5^
Близким сотрудником нунция Коммендони в. Польше был иезуит Бальтазар Остоунский. По мнению Остоунского, основание коллегии в Вильно должно проложить в будущем дорогу «в Китай через: Москву и Татарию, ибо только эти страны надо преодолеть. Этот путь более короток и менее опасен, чем морской».55
Кардинал Гозий, один из вдохновителей католической реакции в Белоруссии и Литве, также придавал исключительно большое значение основанию-Виленской коллегии и укреплению там положения иезуитов. Рука об руку с ним действовал епископ Прота-севич, который противодействовал попыткам протестантов возродить свою школу.56
Наконец, в 1570 г. прибывший в Вильно Магии при содействии Протасевича завершил основание коллегии, состоящей из пяти классов. При коллегии была открыта особая школа, в которую иезуиты принимали тех, кого считали нужным оставить в своем ордене. Первым ректором Виленской коллегии был назначен Станислав Варшевицкий.57
Однако главари католической церкви не удовлетворились основанием коллегии в Вильно. Они хотели иметь в столице Литвы академию. За это дело снова, взялся виленский епископ Валериан Протасевич. В своем письме к папе Григорию XIII от 26 июля 1578 г. епископ сообщал, что он «ходатайствует об учреждении Виленской академии, говоря, что иезу-
63
f
итскую коллегию, основанную им в Вильно, он теперь задумал превратить в университет и академию, что король выдал грамоту, но в ней канцлером академии поименован лично он, еп. Валериан, а судьей и протектором — епископ Самогитский».58
Спустя год, 7 июля 1579 г., Стефан Баторий издал привилегию на преобразование Виленской коллегии в академию. 29 октября того же года буллой Григория XIII привилегия польского короля была утверждена.59
По замыслу организаторов, Виленская академия должна была быть не только штабом иезуитов в Белоруссии и Литве. В ее задачи входила и подготовка миссионерских кадров с расчетом, что впоследствии они будут использованы также в Русском государстве. Если присмотреться к учебному плану академии, то обнаружится, что основной упор в нем был сделан на теологию, в то время как медицина, естественные науки, гражданское право были из него исключены.60
Виленская академия была первым высшим учебным заведением в Европе, основанным иезуитами. Иезуиты завлекали в нее и в другие свои школы молодежь, чтобы она, закончив курс обучения, не только прониклась определенными социально-экономическими и политическими воззрениями, но и оторвалась от белорусской народности. Иезуитские коллегии и академия сыграли огромную роль в привлечении местных феодалов на сторону католицизма. Господствующий класс в Белоруссии, на Украине постепенно срастался с польскими правящими кругами, ибо их объединяли общеклассовые интересы.
тСтефан Баторий активно поддерживал иезуитов, их'стремление увеличить в Белоруссии число коллегий и укрепить последние в материальном отноше-нии£ Из депеши нунция Каллигария кардиналу ди Комо от 21 марта 1579 г. видно, что «польский король пребывает в непреклонном намерении устроить при иезуитских коллегиях пансионы для воспитания детей».61 По мнению папского нунция, король руководствовался при этом не только интересами католической церкви, но и желанием использовать последнюю в це-
лях укрепления своей власти. Каллигарий писал, что эта «мера укрепит королевскую власть в стране, будучи, кроме того, единственным средством к восстановлению в Польше католичества в прежней силе».6^. Очень скоро иезуитские коллегии и другие школщ, уже существовали во многих городах Литвы и Бело> руссииг	„ ч
"Ц)собое внимание уделили Стефан Баторий и иезуиты Полоцку — важной крепости на рубеже с Русским государством. С 1563 г. город находился в руках русских войск, одержавших ряд побед над польско-литовскими войсками в ходе первого периода Ливонской войны. Однако польские феодалы не хотели мириться с потерей Полоцка. 29 августа 1579 г. польским войскам удалось овладеть городом. По замыслу короля, Полоцк должен был стать оплотом католицизма в северо-восточной части Белоруссии и одновременно плацдармом для проникновения на территорию Русского государства^ На следующий день после взятия Полоцка король и гетман Замойский писали Петру Скарге, прося его как можно скорее прибыть в город.63 4 октября 1579 г. Баторий совместно с главой иезуитской провинции Суньером и Скар-гой решил основать в Полоцке коллегию — одну из крупнейших и богатейших в Речи Посполитой. Коллегия была рассчитана на содержание 50 иезуитов.64 Баторий, как и его преемники, не считался с трудностями и расходами, связанными с политикой укрепления позиций католической церкви в Белоруссии. В Полоцке почти все православные церкви были переданы католикам. Грамота от 11 апреля 1584 г. закрепляла за иезуитами право владеть всеми землями и угодьями православных монастырей и церквей. Орден освободили от всяких повинностей в пользу королевской казны, воевод и чиновников. Тогда же полоцкие 'иезуиты приобрели около трех десятков деревень вместе с крепостными крестьянами.65
Впоследствии земельная собственность коллегии все больше увеличивалась за счет дарений короля, феодалов, ростовщических операций. «Чем больше противились еретики, тем ревностнее был король,
5 Зак. 1329
65
64
который даровал им (иезуитам. — Я. М.) 60 деревень», — писал Скарга.66 К 1585 г. в распоряжении иезуитов находились 82 деревни и фольварки, расположенные по обоим берегам Западной Двины. Королевская фундация (пожалование) для Полоцкой коллегии была утверждена сеймом в 1586 г.67 По данным ряда историков, во владениях полоцких иезуитов находилось 16 тыс. крепостных крестьян.68 Одновременно с этим орден укреплял экономические позиции в самом городе.
Баторий повседневно интересовался успехами коллегии. Скарга сообщает, что не было дня, чтобы король не требовал доклада о том, как обстоят там дела. Он предупреждал, что, если иезуиты в Полоцке будут испытывать какие-либо трудности, они должны немедленно обратиться к королю.69
‘ Своими действиями, направленными против белорусского населения, стяжательством, насаждением нового календаря полоцкие иезуиты вызвали всеобщее недовольство. Атмосфера накалилась до того, что возмущение горожан могло вылиться в открытое восстание. Надо иметь в виду, что в это время в Полоцке широкое распространение получили радикальные реформационные идеи, близкие антитринитариз-му. В 1589 г. Симон Будный открыто выступил в Полоцке против иезуитов, он подверг критике христианскую догматику, разоблачая церковное «учение» о существовании души, сверхъестественной сущности Триста и т. д.
В 80-х годах XVI в. был основан еще ряд опорных пунктов иезуитов. В 1584 г. в Несвиже на средства Николая Радзивилла Сиротки, сына Николая Радзивилла Черного, перешедшего из протестантизма в католичество, была построена иезуитская коллегия. Еще раньше, в 1582 г., в Риге открыли коллегию и при ней низшую школу. Люблинская коллегия, основанная в том же году, также служила идеологической экспансии католицизма в белорусских и украинских землях.70
Аналогичные мероприятия были проведены иезуитами на Украине. Таким образом, на восточных
66
границах Речи Посполитой, от Риги до Ярослава, были созданы крупные иезуитские форпосты, вплотную придвинутые к Русскому государству. В XVIII в. из 153 иезуитских опорных пунктов (коллегий, резиденций, миссий), расположенных во всей Речи Пос: политой, около 80 находилось в Белоруссии.71 ______
Ватикан постоянно интересовался деятельностью своих агентов в Литве, Белоруссии и на Украине, инструктировал их, получал от них донесения. В своем отчете в Рим генералу ордена Клавдию Аквавиве от 20 июля 1583 г. Петр Скарга писал из Полоцка о том, что провинциал возложил на него заведование тремя пунктами: двумя в Ливонии и третьим в Полоцке, где в тот момент находились королевские комиссары, прибывшие по делу о коллегии. Организация Полоцкой и Рижской коллегии уже была закончена. «В Полоцке, — сообщал Скарга, — дела обстоят прекрасно». Скарга просил генерала ордена, чтобы тот позаботился об открытии Литовской иезуитской провинции, ибо на такую обширную область нужно отдельное руководство.72
В Риме благосклонно отнеслись к просьбе Скар-ги. В 1607 г. произошло разделение иезуитского орде^, на в Речи Посполитой на две провинции: польскую й! литовскую.73
***
Сложившаяся в конце 70-х — начале 80-х годов XVI в. политическая обстановка в Восточной Европе показалась папскому престолу благоприятной для осуществления давно задуманных планов. Речь Посполитая перешла к активным военным действиям против Русского государства. В 1578—1581 гг. польские войска одержали несколько побед, они захватили часть,Ливонии и некоторые русские города.
Ватикан, активно поддерживал военные планы<Ба-тория^В циркулярном письме польским епископам от 2 июля 1579 г. нунций Каллигарий писал: «Король начинает войну; его победа принесет благо не только
5“
67
государству, но и церкви, а поэтому желательно, чтобы во время войны в храмах каждой епархии воссылались непрерывные молитвы о даровании победы польским войскам».74
После взятия Полоцка польскими войсками нунций направил поздравительное письмо Баторию по поводу победы и решения основать в этом городе иезуитскую колонию. Каллигарий сравнил Батория с вестготским королем Рекаредом, который был удостоен похвалы папы Григория Великого за возвращение готов в лоно католичества. Такую же высокую оценку, писал нунций, получил и польский король от папы за то, что он не только очистил Польшу, Литву и Трансильванию от «ереси и заразы», но и привел русский народ в общение с римской церковью.75 Уже в декабре 1579 г. папа отправил Баторию через посла Уханьского освященные меч и копье в «воздание военных подвигов... и для содействия в распространении веры».76
Во время Ливонской войны Речь Посполитая истощила свои силы. Под Псковом польско-литовские войска получили решительный отпор. Поэтому обе стороны стремились к миру. Находясь в более тяжелом положещцг, Иван IV обратился к папе за посредничеством.(Царь вовсе не думал о подчинении России Ватикану, однако в Риме надеялись, что теперь наверняка удастся склонить Ивана IV к унии. Папа ухватился за предложение царя и немедленно подготовил посольство во главе с Антонием Поссевином. По мнению Ватикана, Поссевин должен быть тем человеком, который способен подготовить в будущем религиозное объединение Москвы с римской церковью.77
В инструкции Поссевину Григорий XIII, между прочим, писал: «... Вы должны узнать подробно о количестве и качестве военных сил московских, сколько пехоты, конницы, с какой стороны государь московский думает лучше напасть на турок, нет ли какого соседнего народа, с которым можно было вступить в союз».78
В нашу задачу не входит рассмотрение диплома
68
тических отношений Ватикана с Россией во второй половине XVI ст. Мы затрагиваем этот вопрос постольку, поскольку деятельность Поссевина коснулась Белоруссии, поскольку он определял здесь направление католической реакции и разрабатывал план осуществления унии православной и католической церквей в Белоруссии и на Украине с намерением впоследствии привлечь к ней и Россию.
Еще во время своего пребывания в Польше в 1578—1579 гг. папский легат выяснял вопрос о перспективе распространения католицизма в Русском государстве. Уже тогда Поссевин рассчитывал, что в скором времени такая возможность представится. Из письма легата нунцию Каллигарию от 25 ноября 1579 г. видно, что важное место в его расчетах должны были занять русские пленные и белорусская молодежь. Он предлагал не жалеть усилий, для того чтобы обращать их в католицизм; распространять среди пленников книгу П. Скарги «О единстве костела», житий святых (почитаемых не только католиками, но и православными). Для белорусской православной молодежи, по мнению Поссевина, следовало создать семинарии, призванные готовить пропагандистов католицизма в восточных районах Речи Посполитой. Для обучения этой молодежи в нужном для легата направлении рекомендовалось перевести на русский язык катехизис Каннизия.79
Более детально Поссевин изложил свои планы во время подготовки к первой поездке в Москву. 5—12 июля 1581 г. легат находился в Дисне. Здесь он написал мемориал для виленского епископа Юрия Радзивилла, в котором развил свои взгляды относительно распространения католицизма в Русском государстве. Папский легат назвал в своем мемориале четыре категории людей, которые необходимо «объединить с богом» (т. е. обратить в католицизм): схизматики, татары, иудеи, еретики. Из них на первое место Поссевин поставил схизматиков, т. е. белорусов и русских.80
В качестве основного средства для достижения ^доставленных целей Поссевин считал издание католи
69
ческой литературы на русском языке и в первую очередь малого катехизиса, книг Скарги о греческой схизме, пяти кратких трактатов Геннадия Схоля-ра об ошибках греков, которые были осуждены на Флорентийском соборе в 1439 г., житий православных святых.
/' В связи с политикой папства был установлен строгий контроль за деятельностью всех типографий I и книжных магазинов. По приказу виленского епископа найденные там «еретические книги» должны были уничтожаться. Когда некий протестантский типограф, несмотря на запрет епископа, продолжал печатать и издавать книги, противоречащие духу римского костела, иезуиты подкупили одного из типографских рабочих. Последний украл у мастера шрифт и бежал в иезуитскую коллегию. Напрасными оказались жалобы пострадавшего, обратившегося в суд / за помощью. Типографу так и не удалось добиться возвращения похищенной у него собственности.81
После возвращения из Москвы Поссевин уточнил свою позицию относительно планов подчинения Русского государства папскому престолу. В своих записках, датированных 1581 г., он говорит о трудностях распространения католической веры на Руси. Папский легат пришел к выводу, что в миссионерской деятельности на Востоке была совершена большая ошибка. Она заключается в том: писал Поссевин, что вместо того, чтобы заняться белорусскими и украинскими землями, находящимися под властью польскогр короля, неосмотрительно было начато московское дело, итоги которого весьма сомнительны.82 Поэтому важнейшим условием успеха должно быть приобщение белорусского и украинского насе-! ления Речи Посполитой к католической церкви. Белоруссия и Украина, в которых преобладает православное население, по мнению Поссевина, являются могущественной силой, при помощи которой возможно вести борьбу с православием в Москве. Папский посланник наметил и методы деятельности. Они сводились к следующему:
1)	использование аппарата государственной влас
3
70
ти. В угоду католической церкви король должен признавать только тех православных епископов, которые согласны с постановлениями Флорентийского собора. Кроме того, королевская власть обязана поддержать папское бреве, призывающее русский епископат к признанию верховенства папы;
2)	подчинение православного епископата католической церкви;
3)	привлечение на сторону католической церкви украинских и белорусских магнатов, в первую очередь таких, как Острожские, Олельковичи и др.;
4)	основание папской семинарии в Вильно;
5)	издание католических книг, периодических изданий и воззваний на белорусском языке.83 _______J
Произведение А. Поссевина «Московия»84 представляет собой ценнейший источник, иллюстрирующий политику Ватикана по отношению к России вообще и Белоруссии в частности.
Нет сомнения в том, что Поссевин использовал опыт работы папских нунциев в Польше за предыдущие три десятилетия. Однако имеется коренное отличие между выводами Руджиери, Морони и других политиков папской курии и планами Поссевина. Предшественники последнего свои замечания относительно возможности утверждения католицизма в Белоруссии и проникновения в Русское государство излагали в общей форме. Это была своего рода разведка. В то же время А. Поссевин представил папе конкретный план проникновения в Русское государство. Из этого плана, который был полностью одобрен Григорием ХШ, а также из дальнейшей деятельности легата в Польше и Белоруссии над его реализацией видно, что экспансия против Русского государства связывалась с агрессией против белорусского народа, что план унии православной и католической церквей должен был быть реализован сначала в Белоруссии и на Украине, что подготовка миссионеров для засылки их в Россию должна была производиться в Белоруссии, причем набираться эти кадры должны были главным образом среди местной шляхты (преимущественно православной).
71
План Поссевина состоял из трех основных частей. Во-первых, он предусматривал организацию специальной семинарии для подготовки проводников католической экспансии в России. Во-вторых, он рекомендовал проведение унии католической церкви с православной сначала в западнорусских землях, с тем чтобы оттуда она была перенесена в Россию. В-третьих, он предлагал, чтобы католическая агентура отправлялась в Россию под видом венецианских купцов, которых сопровождали бы католические священники.
В первом комментарии Поссевина имеется раздел, озаглавленный «План распространения в России католической религии». В этом разделе папский легат изложил свой план подчинения Русского государства Риму, которое должно совершиться после заключения унии в Белоруссии и на Украине. «Во-первых, — писал Поссевин папе, — должна быть учреждена семинария, которая всему миру показала бы отеческую заботу вашего блаженства (святейшества) в отношении русских, а также дала бы работников для возвышения этого здания (без которых бог обыкновенно никогда не совершает ничего подобного). Если бы такая семинария была устроена в Риме при апостольской кафедре или при греческой коллегии, то была бы весьма полезна для русских. Однако, — продолжает Поссевин, — это сопряжено с неудобством, а именно, во-первых, путевые расходы и дальность расстояния, во-вторых, то высокомерие, которое может возникнуть у этих жителей северных стран, вследствие которого они станут считать за нечто должное то, что делается для них исключительно из милости».
Развивая свой план, Поссевин считал, что в семинарии будут обучаться выходцы из Белоруссии, Украины и России. Поэтому он рекомендовал открыть такую семинарию в Вильно или в Полоцке. В Вильно же функционировали коллегия и университет иезуитского общества. Однако, по мнению папского легата, туда для учения прибывает немного русских. Да и те немногие, если они оказываются людьми не
72
состоятельными, занимаются науками, которые им кажутся более нужными для практической жизни. Что же касается юношей, которые будут доставлены из Москвы, то Поссевин считал целесообразным отправить их в Прагу или Ольмюнц, где им легче будет обучаться в католических семинариях в силу родства русского языка с чешским. После окончания семинарии этих молодых людей следует направлять в различные места для пропагандистской деятельности.85
Мысль об основании специальной семинарии в белорусских областях Речи Посполитой Поссевин высказал также в своем письме кардиналу ди Комо от 14 января 1582 г. Григорий XIII поддержал план Поссевина.
В феврале 1582 г. папа издал буллу об открытии в Вильно семинарии для белорусов и русских. Заведование этой семинарией было поручено ректору Виленской иезуитской коллегии. Папа предоставил новой семинарии права, привилегии, разные льготы и на содержание ее выделил 1200 скути (1 скути = = ’/а рубля золотом) в течение 15 лет.86
Папа не случайно основал эту семинарию в Вильно, ибо столица Литвы была превращена в крупный иезуитский центр и располагала подготовленными кадрами для осуществления политики Ватикана.
В этом же году Поссевин приступил к составлению проекта устава семинарии. По мнению посланника папы, Виленская семинария на первых порах должна была стать не столько самостоятельным, сколько испытательным учреждением для учащихся, выходцев из белорусских областей Польши и из России, с целью определения их способностей. В семинарию должны были приниматься главным образом дети «схизматиков» (православных).
В четвертом пункте проекта правил говорилось, что «папа утверждает все эти семинарии в целях пропаганды католической веры среди еретиков и схизматиков, наших школ обычно не посещающих, за исключением разве тех случаев, когда ими руководят соображения материального характера. А поэтому
73
выбор учеников в семинарию Виленскую следует делать из этой еретической и схизматической среды».37
Ватикан возлагал большие надежды на Виленскую семинарию. Воспитанники семинарии принимали на себя обязательство после ее окончания вести миссионерскую работу среди белорусского и украинского населения в соответствии с указаниями папского престола или нунция в Польше.
Для того чтобы еще больше привязать учащихся к колеснице ватиканской политики, принятых в семинарию заставляли присягать в том, что в будущем они останутся верными принципам католической церкви. В случае, если воспитанник по тем или другим причинам уйдет из семинарии, он обязан возвратить затраченные на его содержание деньги.88
Насколько Ватикан вникал во все детали жизни семинарии, свидетельствует тот факт, что ежегодно ее руководство обязано было отправлять списки учащихся в Рим с точными данными об их происхождении и возможностях использования в интересах католической церкви. Особенно предписывалось обращать внимание на способных и выдающихся семинаристов, от которых Ватикан ожидал больших успехов в осуществлении экспансии католицизма на Востоке.
Много внимания уделяло семинарское начальство обучению методам работы среди белорусского населения. Согласно распоряжению генерала ордена иезуитов Аквавивы, ксендз Павел Бокса, который провел в 1601 г. инспекцию семинарии, составил мемориал, в соответствии с которым два раза в месяц проводились конференции. Цель конференций заключалась в подготовке к будущей деятельности пропагандистов католицизма и внушении, что основной задачей, которая будет стоять перед воспитанниками семинарии после ее окончания, явится труд во имя католической церкви в восточных районах Речи Посполитой. Девятая статья мемориала Боксы рекомендовала периодические направления учащихся, знающих белорусский, литовский и польский языки, в ближайшие деревни, где под руководством иезуитов
74
они должны были совершенствоваться в методах распространения католицизма среди крестьян.89
В 1599 г. папа Климент VIII создал Конгрегацию пропаганды веры, в обязанности которой входила централизация всей миссионерской работы, проводимой Ватиканом. Особое внимание конгрегация уделила папским семинариям. Ватикан прилагал большие усилия, чтобы выпускники Виленской семинарии всегда пребывали в составе «воинства Христова». Присяга обязывала их оставаться на службе церкви всю жизнь.
Об этом свидетельствует также булла папы Александра VII от 20 июля 1660 г., которая требовала пожизненного служения абитуриентов семинарии папскому престолу. В свою очередь Конгрегация обязана была наблюдать за деятельностью выпускников семинарии, имея в виду, что они должны составить «квалифицированные и боевые кадры миссионеров на широких пространствах, охваченных схизмой»90.
Историк русской церкви Макарий полагает, что в 1582 г. семинария была уже основана, однако она просуществовала недолго, так как после смерти Григория XIII папская курия перестала высылать деньги на ее содержание.91 Такого же мнения придерживался и Ярошевич.92
Папская семинария в Вильно, в действительности открытая в 1583 г., начала работать в 1585 г., так как не смогла набрать нужного контингента учащихся.93 Этот факт красноречиво свидетельствует о сопротивлении белорусов попыткам Ватикана окатоличить их.
В XVII—XVIII вв. Виленская семинария влачила жалкое существование. Так, с 1585 по 1773 г. в ней обучалось всего 618 человек, являвшихся в значительной степени выходцами из Германии, Швеции, Англии и других стран.94
Таким образом, задача подготовки в семинарии кадров для пропаганды католицизма и создания опоры унии оказалась невыполненной. Поэтому в 1753 г. по распоряжению папы Бенедикта XIV была произве
75
дена реформа семинарии. Последнюю передали под начало базилианского ордена. Конгрегация пропаганды веры предложила следующее распределение мест для юношей из униатских семей. За киевским архиепископом было закреплено 6 мест (3 из Белоруссии и 3 из Украины), за полоцким архиепископом — 2 места, за владимирским, холмским, смоленским и пинским епископами — по 2 места. Семинария, как и раньше, была рассчитана на 20 человек.95
Одновременно с работой по подготовке к открытию папской семинарии по инициативе Поссевина развернулась издательская деятельность по выпуску католической литературы на польском и белорусском языках. В 1579 г. в Вильно была опубликована работа Скарги «Жития святых». О заинтересованности католической церкви и правящих кругов в этой книге свидетельствует тот факт, что до конца XVIII в. она выдержала шестнадцать изданий—рекордная для того времени цифра.96
В 1581 г. типография Радзивиллов опубликовала произведение Геннадия Схоляра в переводе иезуита Василия Амасского. В том же году был сделан перевод католического катехизиса с латинского на белорусский язык. Одновременно издавались воззвания к белорусам, призывавшие к объединению с католической церковью. В 1586 г. католический историк Бенедикт Гербест издал книгу о единстве церквей. Сам Поссевин во время своего пребывания в Речи Посполитой написал несколько брошюр, в которых рассматривал спорные вопросы между католицизмом и православием.97
* * *
Агрессивные планы римской курии на Востоке совпадали с планами Стефана Батория, который в последние годы своей жизни еще раз приступил к их реализации. Судя по данным, изложенным в письме Поссевина к кардиналу ди Комо от 29 августа 1584 г., план Батория заключался в том, чтобы, воспользо
76
вавшись состоянием Русского государства, при содействии некоторых князей завоевать Москву. Покорив черкесов и грузин, заключив союз с Персией, с помощью татар, обращенных в христианство, польский король намеревался разгромить Турцию. В письме Поссевин предупредил кардинала, что в случае, если план Батория получит в Риме поддержку, необходимо предпринять все меры, чтобы не заронить в Москве подозрение, будто «святой» престол замышляет против нее какое-либо зло. Для того чтобы усыпить бдительность русской дипломатии, Поссевин рекомендовал установить контакты с боярами и русским государем и предложить им от имени папы покровительство польского короля. «Такое предложение, — писал Поссевин, — было бы выгодно для короля, не обременительно для московитов и не связывало бы апостольский престол».98
Рим встретил план Батория одобрительно. По словам ди Комо, папа относится к намерениям польского короля благосклонно, «с большим удовольствием готов со своей стороны сделать все, что можно».99 Папа обещал в помощь Баторию выделить значительные денежные субсидии. Однако Рим хотел стоять в стороне. Таким образом, план Ватикана заключался в том, чтобы, поддерживая экспансионистскую политику польского короля, в то же время не подать вида, будто папа сочувствует завоеватель-ским планам Польши.
Преемник Григория XIII Сикст V продолжал политику своего предшественника. Король направил в Рим для переговоров с новым папой кардинала Андрея Батория. Большой интерес в связи с этим представляет инструкция, данная королем кардиналу. Согласно этой инструкции, последний должен был познакомить папу с планами укрепления католицизма в Русском государстве и странах Азии. Баторий утверждал, что в случае завоевания обширного Московского государства, во главе которого встанет католический король, откроется широкое поле для распространения католической веры, и тогда прежде всего русские вступят в унию с католической цер-
77
ковью и на их земле возникнет много католических епископств и костелов.
Баторий считал, что в первую очередь необходимо расправиться с Москвой, а потом уже думать о Турции. Эта задача осуществима, так как в Русском государстве правит больной и слабый князь, власть фактически перешла к боярам, которые враждуют между собой. Ввиду родства языков русского с белорусским и украинским, а также близости русского и польского языков нетрудно будет подчинить русских польскому королю, особенно, если их напугать войной. С другой стороны, необходимо, считал Баторий, воздействовать и убеждением.
Ввиду того что завоевание Москвы было бы сопряжено с большими расходами, а казна Речи Посполитой пуста, Баторий дал понять Сиксту V, что нужна денежная помощь со стороны Ватикана. Как считал король, ему необходимо набрать 24 тысячи пешего и конного войска на три года. Баторий сообщал, что готов оплатить половину расходов, если папа покроет вторую половину. Кардиналу надлежало заявить, что субсидия Ватикана должна быть в деньгах, а не в людях, так как вербовка солдат будет производиться в соседних провинциях из людей, привычных к климату России.100
Ватикан вел в это время двурушническую политику по отношению к Русскому государству. Чтобы усыпить бдительность Москвы, Сикст V послал царю Федору Ивановичу письмо, в котором предложил свои услуги в переговорах с Польшей и сообщил о своем хорошем расположении к московскому государю.101
Окончательно проект завоевания Русского государства совместными усилиями Речи Посполитой и Ватикана был выработан в 1586 г. План был оформлен в Риме и частично даже исполнен в части субсидий, которые папа обещал королю. Историк Гей-дейштейн в своих записках о войне говорит о том, что Сикст V послал Баторию 25 тыс. скути. Сам папа упомянул об этом в речи, произнесенной после смерти короля (Баторий умер в Гродно 12 декабря
78
I	1586 г). «Баторий, — сказал папа, — был государем
|,	великого духа, ибо он постоянно стремился к возвы-
v	шенным делам, и даже в последнее время в его голо-
ве зрели благородные и смелые мысли. Такого государя утратили мы, на которого я возлагал возвышенные надежды и которому я послал добрую сумму банковскими билетами. Эта сумма простирается до 25 тысяч скути».102
Папа скорбел по поводу краха агрессии против Русского государства и потери крупной денежной суммы.|Однако не следует думать, что провал планов Ватикана и Батория был вызван только смертью пос-। леднего. Мужественное сопротивление русского наро-I да, поддержанного населением Белоруссии и Украины, политика русской дипломатии, разгадавшей планы реакционных кругов Речи Посполитой и папства, помогли устоять перед агрессией. Однако, несмотря на неудачи, папская курия не отказалась от унии и планов проникновения в Россию.
$ $ 3?
| Внутриполитическая обстановка, сложившаяся в Речи Посполитой в рассматриваемый период, толкала правящие круги Польши и Литвы на установление единства церквей^. Конец XVI — начало XVII в. в истории Литвы и Белоруссии характеризуется резким усилением классовых, национальных и религиозных противоречий. В 1569 г. была проведена политическая уния в Люблине, на основе которой Польша и Литва объединились в одно федеративное государство под названием Речи Посполитой. Люблинская уния должна была консолидировать господствующий класс Речи Посполитой перед угрозой нарастающей классовой' борьбы крестьянства, плебейских слоев городского населения и национально-освободительным движением белорусского и украинского народов. Но господствующему классу нужна была также и церковная унификация, что дало бы
79
возможность лучше держать в повиновении народные массы.
I„Активизация католических церковников встретила упорное сопротивление народных масс Белоруссии, /для которых борьба против католицизма стала не-’ отъемлемой частью борьбы с иноземным и классо-1 вым врагом. За личиной католического священника, « монаха, иезуита народные массы видели иноземного . агента, поработителя, крепостника, феодала;
Правящие круги Речи Посполитой были чрезвычайно обеспокоены сложившейся обстановкой. Канцлер Сапега рисовал перед Радзивиллом картину народных движений, указывая на то, что в Германии уже собралось более десяти тысяч восставших, которые нападают на дома богачей и прежде всего на костелы и католические монастыри, разрушая и сравнивая их с землей. Он писал 8 января 1596 г., что «крестьяне наши наезды устраивают, грабят, воюют и господствуют над нами. Движение распространяется даже в Мазовии, которая угрожает всем «Низом» (казаками. — Я. М.). Свое письмо Сапега заканчивал словами: «Это очень большая опасность, и что может быть больше ее».103
В этот период Сапега требовал принятия жестоких мер по отношению к восставшим. Он считал, что с самого начала не следовало легкомысленно относиться к действиям Наливайки. По его мнению, необходимо было немедленно набрать в достаточном количестве войска и дать отпор этому «гультайству». «Теперь же я опасаюсь, — писал Сапега, — что они могут взять верх, и борьба с ними окажется чрезвычайно тяжелой».104
^Современные советские исследователи истории Белоруссии Л. С. Абецедарский и 3. Ю. Копысский справедливо подчеркивают обострение классовой борьбы как в белорусском городе, так й в сельской местности во второй половине XVI вДЕсли до середины XVI в. в движении горожан чаще^всего отмечается упорное отстаивание сословных прав и привилегий, стремление противопоставить их в пределах города привилегиям феодалов, то во второй половине
80
XVI в. социальная база политической борьбы город- / ских масс расширяется.! Об этом свидетельствуют конфликты и столкновения массы средних слоев горожан с городской радой, представлявшей зажиточную верхушку городского населения. Л. С. Абецедарский отмечает, что со второй половины XVI в'1резко обострилась классовая борьба в белорусской й украинской деревне. Грозные выступления крестьянских масс, принявшие разнообразные формы, были ответом на усиление феодально-крепостнического и национальнорелигиозного угнетения в Белорусскими на Украине. Авторы «Истории Белорусской ССР» пишут, что со второй половины XVI в. участились антифеодальные выступления белорусского крестьянства и городской бедноты, причем они принимали самые разнообразные формы.105
^Одновременно с мерами насилия по отношению к [ крепостному крестьянству правящие круги Речи Посполитой и в первую очередь Сапега предлагали и меры идеологического воздействия, что должно было проявиться в проведении в Белоруссии церковной унии. Была и другая причина, толкавшая господст- ' вующий класс к унии, — назревание религиозно-политической оппозиции в широких массах город- ' ского населения.^ Йидный деятель католической реакции в Белоруссии и Литве ксендз И. Буек писал в 1579 г., что здесь «на свет божий снова появилось много сект, давно осужденных и давно уничтожен-^ ных».107 В предисловии к произведению «Уния греков с костелом римским» один из наиболее активных организаторов унии епископ И. Потей писал: «...под тым часом нещасливым розмаитых ересей намножи-лося». Кто же эти еретики, кто же распространял ересь? Потей прямо указывает на «люд посполитый, простыв, ремесный, который, покинувши ремесло свое (дратву, ножницы и шило), а привлащивши себе врад пастырский, письмом божим ширмуют, ницуют, выворачивают и на свое блюзнерские хвалшивые потвары оборочают, пастырей своих власных соро-мятат, безчестят и потваряют... Некоторые мовят, иж волимо до ариянов, до новокрещенцов удатися, ани-
6 Зак. 1329
81
жели быти под властью папежскою и згодитесе с па-пежниками».108
Потей обрушивается на этих «еретиков», которые не хотят признать верховенства папы римского, называя его «антихристом» и «сыном дьявольским». Этим самым они, по мнению епископа, отрывают и отпугивают от единства и согласия белорусское население.109
На новокрещенцев как на очень опасную секту указывает также иезуит Скарга. Надо думать, что вышеуказанные еретики и сектанты выражали стремление плебейской оппозиции, казавшейся столь опасной идейным защитникам феодально-крепостнической эксплуатации, какими были Вуек, Потей, Скарга и их единомышленники.
Другой деятель католической реакции, современник Скарги, доминиканец Фабиан Бирковский, характеризуя настроения умов в Речи Посполитой в конце XVI — начале XVII в., отмечал, что здесь увеличилось количество сект. Он указывал на секту ди-аболистов, которые «утверждают, что верят во что им нравится, а если надо, то вовсе не верят».110 Бирковский отмечал, что многие из этих еретиков являются атеистами, не хотят признавать никакой власти — ни духовной, ни светской. Бирковский ставит на одну ногу еретиков и Наливайко, которых называет «двумя волками».111
Усиление сопротивления крестьянских масс и плебейских слоев городского населения Белоруссии социальному и национально-религиозному гнету,, казацкие отряды, все чаще появляющиеся на Украине, присоединение к ним белорусских крестьян вызвали у польских, литовских и белорусских феодалов стремление создать единый фронт с целью подавления нарастающего народного движения.
' Сложившиеся условия в лагере господствующего’ класса (независимо от его национальной принадлеж ности) с еще большей силой благоприятствовали возрождению планов Ватикана, направленных на подчинение всех белорусских и украинских земель власти папы посредством окатоличивания белорусского и
82
украинского народов. И хотя первоначальный план Поссевина, который он стремился осуществить в начале восьмидесятых годов во время переговоров с Иваном IV в Москве, провалился, Ватикан не отказался от своих намерений и стал готовиться обходным путем осуществить агрессию.
Теперь за претворение в жизнь планов Поссевина взялись иезуиты, получившие сильную поддержку Ватикана и узкого круга лиц польского сената. Решено было провести сначала унию католической и православной церквей в Белоруссии и на Украине, с тем / чтобы впоследствии через нее провести полное ока- / толичивание белорусского и украинского народов и за-тем распространить унию в Русское государство.
Поссевин говорил: «Кажется, выгоднее постепенно привлекать русских к католической вере, дозволив Им держать свои обряды и богослужения, а впоследствии убедить к принятию богослужебных обрядов римской церкви. Епископы Западной России могут советовать священникам не вступить в брак, но если эти последние не соглашаются на это, то можно дозволить им брак по греческому обряду: довольно, если они примут учение католической церкви. Можно допустить в Западной России на время богослужения на греческом языке, еще лучше на славянском языке: это будет тем удобнее, что даст возможность мало-помалу незаметно перевести русских от собственных их обрядов и несовершенных к более совершенным, латинским».112
- *^Уже в 1588 г. начинается деятельная подготовка унии. В это дело включается пока, согласно указаниям папы, только несколько человек: с католической стороны]— луцкий католический епископ Бернард Мацеевский, иезуит Скарга, папский нунций Анни-бал, с православной стороны-^- Потей, потом Терлец-кий и другие.113
Выбор Мацеевского в качестве одного из организаторов унии не был случаен. Мацеевский получил образование в иезуитской коллегии в Вене.114 Во время Ливонской войны, в которой будущий епископ участвовал хорунжим королевских войск, он сбли-
6*
83
зился со Скаргой. Тогда же он передал свои владения в пользу иезуитской коллегии в Люблине.115 По совету Поссевина, Мацеевский поехал в Рим и там установил тесный контакт с кардиналом ' Гозием — / одним из наиболее рьяных представителей контрре-/ формации в Европе во второй половине XVI в. От I Гозия Мацеевский получил инструкцию по вопросу \чцшад.изации унии,
С" После возвращения из Рима Мацеевский развер-/ нул кипучую деятельность. В 1588 г. в Луцке по на-. стоянию Мацеевского впервые была учреждена ие-V зуитская миссия.116
В~ это же время Мацеевский вел переговоры с И. Потеем, который был вскоре возведен Сигизмундом III в должность сенатора и брестского каштеля-на. Надо полагать, что к этому времени Потей уже стал агентом Ватикана в Белоруссии и всецело был в курсе дела подготовки унии, содействуя ей во всем. ^^Ставленники Ватикана — иезуиты — обратили прежде всего свои взоры на высшую православную иерархию, которую рассчитывали легко склонить ,к унии. В 1591 г. иезуиты адресовали православному митрополиту Михаилу Рагозе письмо, которое предоставляло собой программу действий, рекомендованную митрополиту.117<С
Чтобы привлечь митрополита на свою сторону, иезуиты обещали ему сенаторское кресло при усло-вии, что он откажется от подчинения патриарху и i признает над собой власть папы. Они сулили Рагозе . многие другие выгоды, которые возникнут от этого >' подчинения Ватикану. Чтобы сломить сопротивление ; низшего духовенства, иезуиты предложили назначать ,? в приходы послушных людей, на непокорных же на-, лагать очень большие поборы, направлять в другие места и даже подвергать тюремному заключению. Что касается народных масс (иезуиты презрительно называли их «чернью»), то они не должны знать о намерениях высшего православного духовенства. Переговоры об унии должны вестись тайно.
Ч Иезуиты считали, что католические обряды в православной церкви следует вводить постепенно. Что
84
бы не заронить подозрений в народе относительно унии, иезуиты предложили провокационный план: пусть митрополит устраивает диспуты с представителями католической церкви, которые должны будут проводиться так, чтобы дискредитировать правослат/' вие^ Митрополит обязан содействовать тому, чтобьГх православная шляхетская молодежь поступала в иезуитские школы и получала высшее образование в католических университетах. «Слово уния, — писали иезуиты Рагозе, — должно быть изгнано; не трудно выдумать другое слово, более сносное' для человеческого уха».118
у-^-Ндуикан принимал самое деятельное участие в Дподготовке~унщ13 Кардинал Альдобрандини, который
былТтапс к и угле гато м в Польше в 1588—1589 гг., стал папой Климентом VIII. По всей вероятности, Альдобрандини не случайно избрали папой. Руководящие круги Ватикана возлагали на него, хорошо знавшего обстановку в Речи Посполитой, большие надежды в
шия Русского государства.
. организация унии значительно продви- ' :д.
овещание четырех православных еписко-)су унии состоялось в Белзе$ Время этого । точности неизвестно. В нем принимали овский епископ Балабан, луцкий — Тер-жий — Збируйский и холмский епископ 119
1590 г. в Бресте православные епископы замоту о согласии принять унию.120'7
король Сигизмунд III весьма благсь
склонно отнесся к заявлению православных епископов. В это же время иезуит Скарга, посвящая Сигизмунду второе издание своей книги «О единстве церквей», поучал короля, говоря, что христианский государь обязан содействовать установлению церковного единства.121
Скарга развернул большую работу в пользу унии. Прежде всего он обратил острие своей агитации против русского народа, так как больше всего опасался, что тяга белорусского народа к России может поме
85
шать осуществлению унии. Шляхту Белоруссии и Украины Скарга старался привлечь на сторону унии посулами: «...вам бы больше доверья было и более высокие достоинства и должности предоставлены были».122
Слова Скарги встретили понимание феодального класса Литвы и Белоруссии и высшей православной иерархии.
^-^Православное духовенство не было однородно. Высшая иерархия являлась крупным феодальным землевладельцем^ Православные иерархи, как и светские феодалы, эксплуатировали крестьян в своих имениях, конкурировали с мещанами в торговле. Высшее православное духовенство стремилось увеличить количество крепостных в своих имениях, оно добивалось привилегий со стороны Речи ПосполитоО^' Епископы, архиереи и игумены вели светский образ жизни и по сути дела мало чем отличались от остальной массы феодалов.^Эсновной заботой православных епископов было умножение своих богатств и увеличе-ние,земельной собственности^
 / СЙисатели XVI в. приводят яркие примеры упадка /нравов среди высшей церковной иерархии. Наиболее распространенными пороками у высшего духовенства, как католического, так и православного, было пьянст-
^во, разврат, тайные убийства и т. др'В 1595 г. луцкого епископа Терлецкого обвинили в изнасиловании крестьянки Палажки. Он «кгвалтовне Нашедши тую швачку, девку учтивую, кгвалтом взял и до двора своего хвалимического отвезши, сам особою своею ее кгвалтом с усильством закгвалтил и з цноты ее паненское злупил, за чим у вины, в праве посполитом в таковых речах описание попал».123
Жидичинский архимандрит был обвинен в убийстве, растрате; он «в монастыре своем наложниц ховал и з ними справу богу и людям добрым мерзкую ме-вал».124
Киевский митрополит Онисифор, получивший за свой нрав прозвище «Девочка», был двоеженцем; это не мешало ему заводить все новые связи с женщинами, за что и был впоследствии низложен патриархом с митрополичьего престола.
86
(Очень распространенными среди высшего право-: славного духовенства того времени были беспрестанные наезды на имения соседей и сопряженные с этим бесчинства, грабежи, тяжбьп В таких случаях епископы часто сами предводительствовали вооруженными отрядами, штурмом брали укрепленные замки и имения своих противников. А в промежутках между такого рода военными занятиями они разъезжали по городам и трибуналам, заносили в судебные книги протестации, жалобы и апелляции, участвовали в судебных процессах.	\
^Стремление православных иерархов укрепить свой1, позиции в обстановке обострения классовой борьбы, забота о новых правах и привилегиях объясняет / причину, склонившую их к унии^Х
./Против позиции высшей церковной иерархии выступали православные церковные братства, которые) х в условиях усилившейся католической экспансии активизировали свою работу. Братства0>азвернули интенсивную деятельность против наступления католи цизма, за сохранение самобытной культуры белорусского народа, его независимость^?.. По образцу Виленского и львовского возникали братства во многих городах Белоруссии: Минске, Могилеве, Полоцке, Гродно, Пинске, Орше и др.
4-братства, выражая преимущественно интересы средних и зажиточных слоев городского населения, стремились осуществить контроль над церковью. В то же время верхушка православной церкви добивалась ликвидации контроля церковных братств?, константинопольского патриарха у хотела, чтобы церковными должностями распоряжалась только ондЭ^ Она желала получить места в сенате, что уравняло бы ее в политических правах с католическими епископами.
^Известную роль в подготовке Брестской унии должна была сыграть книга П. Скарги «О единстве церкви божьей под одним пастырем и о греческом от этого единства отступлении». Первое издание этой книги появилось в Вильно в 1577 г. Скарга писал, что она была подготовлена по приказу главы иезуит
87
ской провинции Суньера, который с 1565 г. находился в Польше.125 Финансирование издания книги Скарги обеспечил Виленский капитул.126
Произведение Скарги содержит обоснование необходимости единства церквей, историю отступления от этого единства, предупреждение «русским народам», чтобы последние объединились с католической церковью.
Автор стремился доказать, что только католическая церковь сохранила христианскую веру в той форме, в какой ее провозглашал Иисус Христос, что только она на протяжении веков сохранила единство и незыблемость основ веры. Важное место в этой части занимает обоснование приоритета папы как наместника Христа на земле.
Говоря об истории разделения церквей, Скарга стремился внушить читателю мысль о том, что разрыв произошел по вине православных. Отсюда автор выдвигает требование, чтобы православные признали свои ошибки и вернулись в лоно католической церкви. Однако необходимыми условиями объединения Скарга считал непременное признание власти папства над православной церковью и единство веры. В качестве уступки он допускал возможность сохранения белорусами церковных обрядов и обычаев.
Надо отметить, что книга Скарги не содержала . конкретного плана проведения унии, она скорее составляла наряду с другими мероприятиями, предпринятыми в то время Ватиканом, идеологическую подготовку унии. И в этом отношении сочинение Скарги нашло одобрение у высокопоставленных лиц, в частности у Поссевина и кардинала Гозия. Первый настойчиво рекомендовал распространять книгу среди русских пленных и белорусского населения, второй, отзываясь о ней с большой похвалой, особенно выделял те места, где Скарга обосновывал примат папства над патриаршеством.
В 1590 г. появилось второе издание книги. Если первое было посвящено князю Константину Острож-скому (Скарга надеялся привлечь его на сторону унии), то второе автор посвятил польскому королю Сигиз
88
мунду III. Несколько было изменено заглавие книги. Теперь оно звучало: «Об управлении и единстве церкви божьей под одним папой и о греческом и русском от этого единства отступлении». Обстановка, в которой появилось второе издание книги Скарги, была иной, чем в 1577 г. Организация унии уже вышла за пределы чисто теоретических рассуждений и вступила в стадию конкретной реализации.
Посвящение книги королю не было случайным. Надежды на поддержку Острожских и Олельковичей исчезли. Реальную помощь Ватикан мог получить от королевской власти. Сигизмунд III — воспитанник иезуитов — превратился в послушное орудие их воли. По мнению Скарги, король должен был использовать силу государственного аппарата с целью проведения в жизнь замыслов католической церкви. Во втором издании автор еще сильнее выпятил значение папской власти, но одновременно смягчил выпады в адрес противников унии.
В своей агитации за унию иезуиты использовали борьбу между братствами и епископами. Еще в 1577 г. Скарга в первом издании своей книги указывал на факты подчинения православной церкви в Речи Посполитой светским людям, на употребление славянского языка в богослужении и на браки православного духовенства. По мнению Скарги, все это затрудняет'объединение.
Подвергая критике возможность участия мирян в делах православной церкви и противопоставляя этому совершенно независимый характер власти католического духовенст&а, Скарга подготавливал почву для привлечения на свою сторону православных епископов. В аргументации католичейккх.богословов, любивших с особенным старанием развивать тезис о пределах иерархической власти, православное духовенство находило точку опоры, которой ему недоставало для принципиального обоснования противодействия братствам.	__
ТНа Брестском соборе 1591 г. верхушка православной церкви предприняла уже решительные действия как против братств, так и против Константинополь-
89
J
/ского патриарха. Грамота, описывающая деятель-/ ность этого собора, очень четко характеризует борь-' бу православной высшей иерархии за нераздельное господство в церковных делах, за неприкосновенность
I своих прав и привилегий.127
i Собор постановил, чтобы без согласия архиепи-i скопа и епископов Виленское и Львовское братства 1 ничего не предпринимали и не печатали по своему
усмотрению, причем контроль и цензуру взяли в свои ..руки епископы.128.
С целью ограничения деятельности братств собор установил в Вильно и Львове только две типографии для печатания книг, причем организационную сторону дела передали епископам. Денежные сред-
ства на печатание книг передали луцкому епископу, финансировавшему работу этих типографий.
Собор в своих решениях очень резко высказался против вмешательства константинопольского патриарха в дела западнорусской церкви. Собор постановил, что грамоты патриарха против митрополита не имеют никакой силы.129
В связи с решениями собора Сигизмунд III издал 18 мая 1592 г. в Кракове грамоту, в которой выразил радость по поводу желания православных епископов подчиниться власти римского папы. Сигизмунд обещал не отнимать у них епископских кафедр, какие бы ни выдвигались обвинения. Более того, он выразил согласие оставить их на занимаемых кафедрах пожизненно и умножить свои -милости всем, кто склонится к унии. Король сообщал, -Гго, подчинившись Риму, православная церковь получит такие же права и привилегии, какими пользуется католическая цер^Звь.
Ответ Сигизмунда III на грамоту четырех епископов сохранялся в тайне. Даже Львовское и Виленское братства не знали, что епископы ведут с правительством официальные переговоры об унии.
В расчетах Ватикана утвердить унию в Литовском княжестве важное место занимал вопрос о привлечении на свою сторону крупнейших белорусских и украинских православных магнатов, в первую очередь
90
Олельковичей Слуцких и князей ОстрожскихрВ этом направлении действовали Поссевин, Болоньетто, Скарга и другие видные деятели католической церкви. Огромные земельные владения этих князей с тысячами крепостных, их большой политический вес в тогдашней Речи Посполитой могли, по мнению католических политиков, оказать большую поддержку Ватикану в деле укрепления позиций католической церкви в Белоруссии и на Украине*-»Следует иметь в виду также, что князья Слуцкие и Острожские имели свои типографии, которые издавали антикатоли-ческие произведения. Строя свои планы, иезуиты рассчитывали, что если удастся вовлечь в лоно католи-ческой церкви этих магнатов, то крестьянские массы их обширных владений тоже будут завоеваны для католицизма. («Почти все жители этих владений являются схизматиками», — писал Скарга.130)
Поссевин установил связь со слуцким князем Олельковичем; в конце сентября 1578 г. он рассказал папе Григорию XIII о тех материальных и моральных выгодах, которые получит католическая церковь в случае привлечения князей на сторону католичества. 1 ноября 1578 г. по распоряжению папы 5 были составлены два бреве Юрию Слуцкому и его супруге, княгине Екатерине Слуцкой, происходившей из магнатской семьи Тенчинских, благосклонно >	относившейся к католицизму. Папа призвал князей
признать верховенство католической церкви. Особое внимание Григорий XIII обратил на сыновей князя, предложив направить их для обучения в католические учебные заведения.131
В дальнейшем Поссевин поручил дело обработки князей Олельковичей Петру Скарге, которому передал папские письма и инструкцию о том, как добиться цели.132
Князь Юрий Слуцкий умер в 1578 г. Тогда Скарга обратился к супруге князя. Иезуит внушал ей мысль о том, что поскольку она не сумела спасти мужа от ереси, то пусть хотя бы спасает детей. Глава римской церкви, писал Скарга, считает, что «воспитание мо-1 лодежи — наиболее могущественное из всех средств
91
для обращения душ, которые сошли с истинного пути», и поэтому он основал коллегии в Риме, Праге, Вене, Ольмюнце и Брунсберге. От имени папы Скарга выразил надежду, что княгиня пошлет своих сыновей в одну из ближайших коллегий или в Италию, чтобы «вооруженные набожностью и наукой могли принести пользу церкви и родине».133 Одновременно Скарга рекомендовал княгине отправить в Брунсбергскую коллегию еще несколько человек из ее православных подданных — белорусов, украинцев и даже татар.
Княгиня обещала, что окажет должную поддержку Скарге. Вместе с тем она указала на большие трудности, возникшие от того, что у нее нет опытных и образованных помощников, а те немногие, которые имеются, отталкивают от церкви своей непорядочной жизнью.134
Впоследствии два сына княгини — Симеон и Александр — приняли католицизм, а старший, Юрий, остался православным. Симеон учился в Болонье. Там он настолько попал под влияние иезуитов, что изъявил даже желание организовать во Львове иезуитскую академию по образцу Виленской. Однако смерть помешала ему выполнить задуманный ipiaiH.
/ Небезынтересно будет несколько подробнее остановиться на той роли, которую сыграл князь Константин Константинович Острожский в осуществлении унии. Русские клерикальные историки рисуют его как горячего защитника православия, противника иезуитов. На самом дедеЧ^ЮстрожсКиА"бндродним из первых деятелей унии. Раннее издание книги Скарги, которой открываТГЯсГ идеологическая подготовка унии, было посвящено Острожскому. У князя завязались тогда отношения со Скаргой, получившим от папы особые полномочия. В 1581—1583 гг. Острожский беседовал по вопросу унии с Поссевином.135 Затем князь несколько раз встречался с папским нунцием в Польше Болоньетто.136 Когда же князь отошел от унии, Скарга напомнил ему, что он сам ходатайствовал об унии перед папой Григорием XIII.137
92
Однако Острожский хотел провести унию по-своему. Во-первых, он стремился удержать дело унии в своих руках, во-вторых, не желал полного подчинения власти папы. Сохранение обрядов православной церкви в какой-то степени должно было создать видимость его политической независимости. Но план Острожского не совсем был приемлем для иезуитов, и тогда князь разошелся с ними.
Острожский руководствовался не национальными интересами, а узкоклассовыми. Он был таким же врагом крепостного крестьянства, как и все феодалы Литвы и Белоруссии. Отвечая на упреки, будто он был связан с Наливайко, Острожский писал: «Говорят, будто я Наливайко в Угрию посылал, а Савулу в Белоруссию; говорят, что с моего ведома Лобода Украину опустошил.., а если кому, то мне эти разбойники более всех допекли!»,138
Острожский предостерегал панов от украинского «гультайства», жаловался, что крестьяне разоряют его имения, и советовал Речи Посполитой тушить пожар поскорее, а то он может разгореться так, что его потушить нельзя уже будет.139
Буржуазная историография отвела много места роли Константина Острожского в истории Брестской унии, и в частности борьбе против нее. Православные историки выдвигали на щит князя как главного защитника православия в Речи Посполитой. Отрицая роль народных масс в истории, буржуазные историки на первое место ставили выдающихся личностей, которые якобы определяют ход исторического процесса. К. Левицкий в специальной монографии, посвященной Константину Острожскому, приходит к выводу, что самую решительную роль в борьбе против унии сыграл князь. Без него, дескать, не было бы ни оппозиции, ни борьбы против унии.140 Правда, в другом месте этот же автор, полемизируя с теми историками, которые отрицали роль народных масс, справедливо отметил, что казацкие движения выдвигали антиунйатские лозунги. Однако, находясь на идеалистических позициях, Левицкий свел всю борьбу, которая в это время происходила, к религиозной.141
93
После краковского сейма, состоявшегося в марте 1595 г., дальнейшие переговоры вели Потей и Тер-лецкий. Ими были согласованы с королевским правительством условия принятия унии. В окончательных статьях, представленных королю и папскому нунцию, предусматривались гарантии сохранения за униатскими епископами власти в церкви. Кроме того, они должны были получить места в сенате.142
В грамоте, изданной 2 августа 1595 г., Сигизмунд III обещал епископам, согласившимся принять унию: а) сохранить их власть и должности в неприкосновенности; б) не допустить вмешательства какой бы то ни было церкви или другого государства в дела униатской церкви; в) издать указы против врагов унии; г) возвратить арендованные частными лицами владения православной церкви униатским епископам; д) ходатайствовать перед сеймом и сенатом о предоставлении им сенаторских мест; е) разрешить основать униатские семинарии, школы, типографии под надзором митрополита; ж) с помощью государственной власти заставить не согласных с унией принять ее.143
После предварительного соглашения в сентябре 1595 г. Сигизмунд III издал универсал о соединении на территории Речи Посполитой православной церкви с католической. Через два дня после его опубликования Потей и Терлецкий отправились в Рим.
23 декабря 1595 г. Климент VIII устроил официальный прием представителей западнорусской церкви с целью провозглашения унии. Епископы-ренегаты произнесли перед папой «исповедание веры» и признали папскую власть в полном объеме.
В этот же день папа издал буллу об унии.. булле говорилось, что Потей и Терлецкий «покорно просили нашего и столицы апостольской благословения и присоединения к католической римской церкви, как членов к главе, с сохранением их обрядов и церемониала в богослужениях, в отправлении таинств и в остальном...» Папа обязывал присоединившихся епископов «вскрывать все возникающие ереси, судить схизмы и проклинать все ошибки, которые осуждает
94
святая католическая римская церковь, и в частности те, которые прежде были отлучены от римской церкви; затем сохранять и навсегда поручиться нам как истинному наместнику Христа в послушании и покорности св. апостольскому престолу».144
Папа в своей булле отметил заслуги луцкого католического епископа Бернарда Мацеевского, а также кардинала Юрия Радзивилла в деле осуществления унии. В заключение было сказано, что папа и кардиналы решили: «... русские епископы и нация должны быть допущены и приняты к общению и унии с церковью римской».145
В благодарность за активность в организации унии папа обратился к королю и сенаторам с просьбой предоставить униатским епископам сенаторские звания. Он мотивировал это тем, что униатские епископы возвысятся таким образом в глазах народа, что уния пустит более глубокие корни и, следовательно, Речь Посполитая сможет крепче привязать к себе белорусский и украинский народы.
С аналогичными письмами Климент VIII обратился к кардиналу Радзивиллу, гнезненскому архиепископу Станиславу Карнковскому, львовскому архиепископу коронному канцлеру Замойскому, канцлеру Литовского княжества Льву Сапеге146 и др.
Таким образом, усердие и настойчивость, с кото-'-J рыми действовал папа, ещё раз~ доказывает, что j вдохновителем проведения унии был Ватикан, планы/ которого реализовала его агентура — орден иезуитов/^ октября 1595 г.^в^&ресте созывается собор, ко-’ лорый должен был официально подтвердить унию и признание православной церковью верховенства римского папы. После того как светские и духовные делегаты съехались в Брест, они разделились на два непримиримых лагеря, и, таким образом, вместо одного начали работать два собора: православный и униатскийДУниатскому собору придали официальный авторитет своим присутствием папские и королевские послы. Представителями Ватикана на соборе были_львовский-католический епископ Ян Дмитрий Соликовский, луцкий епископ Бернард Мацеевскийл
95
и холмский епископ Станислав Гомолинский.дКороль назначил своими послами тройского воёвсЙу Николая Христофора Радзивилла Сиротку, литовского канцлера Льва Сапегу и подскарбия Литовского княжества Дмитрия Халецкого.
Буржуазная историография изображала ход событий в Бресте как борьбу верхушки католической церкви с Острожским и его единомышленниками, при этом она отрицала какое бы то ни было влияние народных масс на эти события. Между тем источники свидетельствуют о том, что во время собора в Брест явилось «большое количество ариан или новокрещенцев и диссидентов». И несмотря на то что король Сигизмунд запретил им туда явиться, что было оговорено в универсале, они с этим не посчитались.147
Нет сомнения в том, что ариане или новокрещенцы, которые выражали интересы крестьянско-плебейской оппозиции, не могли не оказать существенного влияния на ход событий в Бресте. Они приводили в трепет организаторов унии и, бесспорно, оказали воздействие на ту часть православного духовенства, которая не примкнула к унии. Не случайно автор жития Льва Сапеги сокрушенно замечает, что дух несогласия мешал единству и углублял раскол.148
Автор Баркулабовской летописи тоже подчеркивает, что в Бресте действовала сильная оппозиция унии. Помимо князя Острожского, на соборе от унии отказывались также мещане Вильно и других городов. «В том пан канцлер литовский прислав до мещан виленских, зовучи их до себе, которые пойти не хотели до их згоды».149 Тот же летописец сообщает также, что еще раньше в Бресте с агитацией против унии выступал какой-то простой человек, который «великие речи мовил, же страх слов его людей проникал... и напоминал, аб люде своей веры моцность держали».150
/Однако, поскольку подавляющее большинство высшей православной иерархии было за унию, это решило вопрос в ее пользу. Униатский собор заседал один раз. Он выполнил волю папы, выраженную в его обращении к митрополиту от 7 февраля 1595 г. Собор
96
отлучйл от церкви и лишил сана всех духовных лиц, Л не принявших уник^и пригрозил проклятием всем j светским лицам, которые будут общаться с отлу- [ ценными от церкви^	' -
.Несмотря на отрицательное отношение к унии
'Огромного большинства населения, она была провозглашена в Белоруссии и на Украине. Епископов, подчинившихся папе, защищало правительство. Белорусы, не желавшие принять унию, преследовались властями, православные церкви закрывались, их имущество расхищалось^Сигизмунд III издал грамоту,, в которой он назвал последователей православной церкви «еретиками и богоотступниками», «шпионами и изменниками».151	С-д/Z/
^Брестская уния, согласно расчетам ее создателей,-, должна была способствовать подчинению народных \ масс польским властям и феодалам, отрыву белору-/ сов и украинцев от единоверного брртского русского-' народэ^Й^^Йвяагя-уния-должна была~также объеди-нитбТюлитически и религиозно Белоруссию с Поль-шейЦ№&—рассматривали как mqctJk, введению, та-...
кой же уНии <^уеенол^оеуЖрб.тНе^	Сигиз-
мупд III официально признал унию1 и насильственно ./ стал вводить ее в Белоруссии и на Украине."	?
c :f°BnoBb созданная униатская церковь явилась промежуточной между католической и православной. От православия в униатстве сохранились обряды, богослужение на славянском языке; и разрешение «белому» духовенству вступать в брак,\^>т католицизма — признание главенства римского папы и католические догматы. Организаторы унии считали, что народные массы знают только обрядную сторону религии, а в тонкостях вероучения не разбираются. Папство на-х деялось, что постепенно удастся обратить униатов в I католичество.
В то время как насаждение униатской церкви вы-’ звало ожесточенное сопротивление народа, белорус-’ ские феодалы (за редким исключением) согласились отказаться от национального языка, культуры и стать поляками по языку й обычаям, католиками или униатами по вероисповеданию. Такой выбор сулил
7 Зак. 1329
97
им новые привилегии и укрепление положенияАв обществе. Приняли католичество или унию князья Слуцкие, Заславские, Сангушки, Пронские, Луком-ские, паны Ходкевичи, Семашки, Калиновские, АКир-деи, Тышкевичи, Халецкие и др. К 30—40-м гадам XVII в. православными оставались лишь часть белорусской шляхты и очень немногочисленные .магнатские фамилии.	/
*> Широкие народные массы оказали^ушии решительное сопротивление. Крестьяне, подавляющее большинство городского населения и частично мелкая шляхта, нашедшие себе опору в братствах, не признали унии. Таким образом, несмотря на официальное провозглашение унии государственной властью, последнюю пришлось насаждать силой.
Ватикан внимательно следил за тем, как внедряется уния в Белоруссии^о чем свидетельствует переписка пап с канцлером Великого княжества Литовского Львом Сапегой. В своем письме от 5 апреля 1603 г. папа Климент VIII писал: «Мы слышали, что ты более всего усердствуешь в сохранении святой унии русского народа, к которой мы относимся с особой благосклонностью».152 Папа, высоко оценивая деятельность Сапеги, рекомендовал ему прилагать все силы для распространения унии.
Папа Павел V в письме от 9 июня 1606 г. восхвалял канцлера за то, что на последнем сейме он отстоял интересы унии и защитил униатского митрополита Потея. Он просил Сапегу по-прежнему укреплять унию в Белоруссии и Литве.153
Ватикан внимательно следил за тем, что происходит в Речи Посполитой, анализировал обстановку, намечал методы и средства насаждения католицизма и унии в Белоруссии./Между тем обстановка в Белоруссии после Брестского собора не благоприятствовала католически^ церквиД Это вынуждены были признать официальные представители папства. В инструкции, данной папскому нунцию в Польше Лан-челлоти, отмечалось, что дело внедрения унии «очень важное, трудное и опасное».154 Автор инструкции подчеркнул, что «только небольшое количество лиц из
духовенства и еще меньше из народа выражало желание присоединиться к унии».155 Поэтому епископы-униаты существуют «почти без паствы, и к тому же они опасаются, чтобы их не изгнали из их епархий и чтобы они не были лишены церквей, отобранных у православных и им переданных».156 Автор инструкции приходит к выводу, что нет «никакой надежды, что эти гордые и упрямые люди когда-либо массово перейдут в унию».’57
К подобным выводам пришел позже папский нунций в Польше Торрес. «Не поддается описанию, — писал нунций, — насколько русский народ ненавидит римских католиков. Эта ненависть доходит до такой степени, что при виде римско-католического ксендза они плюют на землю от ужаса и отвращения».158 Торрес делает заключение, что «мало русинов переходит в унию и что препятствия в обращении их большие, чем в обращении лютеран и кальвинистов».159
Что же советовала римская курия своим представителям в Речи Посполитой? Прежде всего нунциям рекомендовалось действовать, «соблюдая всяческую осторожность и величайшую тайну, чтобы избежать препятствий и легко и спокойно достигнуть намеченной цели».160 В свою очередь в донесении в Рим нунций Торрес предложил придерживаться следующих принципов, которые должны ускорить победу униатской церкви в Белоруссии:
I)	не спешить с обращением униатов в католичество, так как это отталкивает белорусов от унии;
2)	по отношению к казакам, упорно отстаивающим свое вероисповедание, «следует употребить действенные и вместе с тем мягкие средства и так замаскированные, чтобы они не могли даже догадаться, в противном случае они насторожились бы, а возможно, допустили бы насилие и натворили много зла»;161	1
3)	на епископские кафедры, занятые православными, постепенно назначать униатов;
4)	«апостольская» столица должна принять унию под свое особое покровительство.
Наряду с вышеуказанными, чисто иезуитскими,
7*
99
методами Ватикан прибегал и к насилию. Об этом свидетельствует огромное число документов. Большую роль в насильственных действиях против белорусов сыграла иезуитская молодежь. Воспитатели специально готовили ее для погромной деятельности. / Однако, чем больше неистовствовали слуги Вати-I кана в Белоруссии, тем сильнее становилось сопро-/ тивление народных масс католической экспансии. | В ответ на феодально-католическую агрессию белорусский народ усилил национально-освободительную борьбу, принявшую чрезвычайно широкйй размах в XVII—XVIII вв.
Насаждение костелов и монастырей в Белоруссии
целью укрепления своего положения в Белоруссии католическая церковь провела ряд мер организационного, экономического и идеологического характера. Они должны были создать основы, опираясь на которые можно было обеспечить окатоличивание белорусского населения и его ассимиляцию, подавить еретические движения, свободомыслие и атеизм.
Для сохранения своего господства правящие круги Речи Посполитой отпускали большие средства, направленные на поддержание и укрепление католической церкви. /'Важную роль в этом деле должно было сыграть поставленное на широкую ногу строительство костелов, а затем, с конца XVI в., униатских церквей, привлечение в Речь Посполитую все новых и новых монашеских орденов и возведение для них „монастырейЖЭбладающая богатыми материальными ресурсами католическая церковь приступила к организации учебных заведений для подготовки проповед-/ ников, священников, миссионеров, униатских деятелей, к изданию литературы, имеющей целью укрепление религиозности, воспитание «страха божьего» в народных массах, пропаганду унии)
, Первые костелы на территории^Белоруссии стали J' создаваться в конце XIV в. При активной помощи государственной власти, светских и духовных феодалов число католических храмов неуклонно возрастало
100
в последующие столетия, особенно в XVII и XVIЦ; Источники дают возможность рассмотреть движение католических плебаний по поветам с середины XVII до конца XVIII в. (см. табл. 1).
Таблица 1
Католические плебании в Белоруссии
Поветы	Годы		
	1653|6!	|	1673»’	1790*в“
Ошмянский	35	37	62
Лидский	19	14	24
Браславский	9	8	12
Полоцкий	4	5	12
Гродненский	25	28	49
Новогрудский	23	22	29
Слонимский	6	8	. И
Волковыский	14	13	11
Пинский	—	—	3
Брестский	—-	—	40
Мстиславский	—	—	.	
Витебский	1	—	—
Оршанский	10	8	6
Минский	14	9	14
Речицкий	2	1	2
Мозырский	2	—	2
Всего... 164	153	277
Данная таблица не дает полной картины численг ности плебаний, особенно на 1790 г. Это объясняется, во-первых, тем, что она учитывает только поветы Виленского диоцеза. Этот диоцез охватывал следующие воеводства: Виленское, Трокское, Новогрудское, Минское, Мстиславское, Витебское и Полоцкое, т. е. почти всю территорию Белоруссии. Однако Брестское воеводство в церковном отношении входило в состав Луцкого диоцеза.165 Во-вторых, надо иметь в виду, что в 1790 г. часть Восточной Белоруссии отошла к Российской империи — она в таблице не учтена. И все же на основе этой таблицы можно судить о зна
ки
чительном росте численности плебаний: за полтора столетия их стало примерно в два раза больше.
Что касается количества костелов, то польский католический историк И. Курчевский, ссылаясь на данные диоцезиального синода (1669 г.), когда епископом был Сапега, насчитывает в Виленском диоцезе 26 деканатов и 410 костелов. Реестр костелов, составленный в 1744 г. в правление епископа Зенько-вича, указывает на то же количество деканатов.166 Однако мы имеем здесь возможность внести некоторые уточнения. 16 из 26 деканатов находились на территории Белоруссии. В них было 270 костелов.167 В деканатах Восточной Белоруссии находилось 121, Западной Белоруссии — 149 костелов. Всего же в Виленском диоцезе было тогда 428 костелов.168
Св течение XVI—XVIII вв. на территории Белоруссии было основано 18 мужских (иезуиты, бернардинцы, доминиканцы, францисканцы, кармелиты, бенедиктинцы, каноники латеранские, цистерианцы, миссионеры, пияры, рохиты, мариане, картузы, августинцы, камедулы, реформаты, тринитарии, бонифратры) и 7 женских католических монашеских орденов (доминиканки, бернардинки, кармелитки, цистерианки, ма-риавитки, бригитки, бенедиктинки).
Самую густую сеть учреждений на территории Белоруссии создали иезуиты. Их опорные пункты состояли из коллегий, резиденций и миссий. При этом коллегии и резиденции размещались только в городах, миссии же были в основном расположены в местечках и деревнях. Каждой коллегии подчинялось несколько миссионерских пунктов. Хотя иезуиты появились на территории Белоруссии сравнительно поздно (примерно в 70-е годы XVI в.), им удалось добиться пожалуй наиболее крупных успехов в сравнении с другими монашескими орденами. Руководство орденом уделяло Белоруссии особое внимание?) На всей территории Речи Посполитой иезуиты в течение XVII—XVIII вв. создали 153 опорных пункта, свыше половины из них (79) находилось в Белоруссии.169 В состав Речи Посполитой в этот период входили,
102
кроме Белоруссии, Польша, Литва, значительная часть Украины, часть Прибалтики.
Первое высшее учебное заведение иезуитов в Европе было создано в Вильно. Виленская иезуитская академия вскоре превратилась___в главный штаб ,аг-
рессии против белорусского народа.
Таблица 2
Коллегии иезуитов в Белоруссии170
Наименование коллегии	Год основания	Кто основал
? Полоцкая	1582	Король Стефан Баторий
, Оршанская	1612	Король Сигизмунд III
 Витебская	1682	Воевода А. Гонсевский
Несвижская	1584	Магнат Николай Христофор Ра-дзивилл
Брестская	1623	Магнаты Сапеги
Пинская	1638	Князь Альбрехт Радзивилл
.-Минская	1657	Смоленский епископ Иероним Сангушко
Гродненская	1664	Гродненский пробощ Д, Исса-ковский
Слуцкая	1714	Слуцкий губернатор Клокоцкий
Новогрудская	1714	Новогрудский хорунжий Ю. Головня
Как видно из табл. 2, пять коллегий было расположено в западных районах Белоруссии, пять — в восточной части. Более крупными и мощными в экономическом и организационном отношении были коллегии, созданные в городах восточных районов страны. И это, пожалуй, не случайно. Они ведь находились преимущественно среди белорусского православного населения. Кроме того, как мы это показали выше (см. гл. 1), они были определены Ватиканом как исходные пункты для осуществления агрессии на Востоке. В ведении одной только Полоцкой коллегии находилось первоначально 16 костелов.171
По данным 1726 г., полоцкие иезуиты основали в своих владениях 15 костелов и 22 униатские церк
103
ви. В последующие годы они построили костелы в местечке Вяжище (1739 г.),_в Россонах и Юревичах (1741 г.), костел в Загорье и каплицу (часовню) в Иварах (1762 г.) и др.172 Полоцкая коллегия сконцентрировала вокруг себя 10 миссионерских пунктов, Новогрудская — 9, Гродненская — 7.
Следом за орденом иезуитов как по количеству монастырей, так и по их удельному весу в общественно-политической жизни Белоруссии шли «нищенствующие» ордена францисканцев и доминиканцев. Строительство францисканских кляшторов (монастырей) началось еще в XV b.VHx интенсивное распространение имело место'во второй половине XVII и первой половине XVIII в. Из 26 монастырей 4 было основано в XVI в., 13 — в XVII, 9 — в XVIII в.
Францисканский орден в Польше до 1795 п делился на две провинции: польскую и литовскую. Литовская провинция объединяла 4 кустодии: Виленскую, Гродненскую, К-овенскую и Полоцкую.173
Орден доминиканцев-.был основан в начале XIII в. испанским рыцарем Домиником Гусманом. Целью этого ордена была борьба с еретическими движениями, и в его руки фактически передавалось руководство инквизицией. Если старые клюнийские и цистериан-ские ордена, а также созданный в первой половине XVI в. орден иезуитов носили узкоаристократический характер, то «нищенствующие» ордена, действуя более гибкими и завуалированными методами, должны быЛи проникнуть в массы, чтобы овладеть ими в интересах католической церкви.
Доминиканские монастыри в Белоруссии возникли в основном в XVII—XVIII вв., из них в первой половине XVII в. —10, во второй половине XVII в.—25, в XVIII в, — 6 и в XIX в. — 1.
Наиболее интенсивное строительство доминиканских монастырей приходится на вторую половину XVII в. (точнее, на 60—80-е годы). Это явление не было случайным./После подавления национально-освободительной войны белорусского народа против магнатско-шляхетской Речи Посполитой, после рус-
104
ско-польской войны, во время которых народные массы Белоруссии особенно ярко проявили свое стремление к объединению с Россией, в Польше восторжествовала католическая реакция в ее наиболее отвратительных и жестоких формах. Господствую: щий класс с еще большим усердием обращается к испытанному орудию закабаления народных масс — к католической церкви, ее идеологии и политике.
В XIV в. в Польше появился орден кармелитов. Наибольшее распространение монастырей кармелитов на территории Белоруссии падает на XVII в. В связи с ростом их количества и активизацией деятельности этих монастырей в белорусских городах и местечках в 1688 г. был произведен раздел польской кармелитской провинции на литовскую и польскую. В том же году возникла отдельная русская провинция!
—''Из 23 кармелитских монастырей 16 было основано в XVII, остальные — в XVIII в. Большинство из них (14) находилось в восточных районах Белоруссии, и только 9 —в западных. Кармелиты оседали не только в городах, но и в сельской местности.
К началу XIX в. в Виленском диоцезе имелось. 694 костела,174 а Могилевский архидиоцез насчитывал 514 костелов (приходских — 215, филиалов —68,. алтарий — 21, каплиц — 210).175
Анализ источников по истории католической церкви в Белоруссии дает возможность сделать ряд выводов.
Во-первых,(^характерной особенностью политики-насаждения католических монастырей в Белоруссии явилось то, что они большей частью создавались в-, городах и местечках и гораздо реже — в сельской местностй^ В Минске, Бресте, Гродно, Орше, Слони-ме, Но’Ебгрудке и других городах было множество, монастырей самых различных конгрегаций. В Гродно, насчитывавшем в начале XVIII в. не более трех тысяч жителей, было восемь католических, один униатский монастырь и девять костелов.176 Каждый такой монастырь занимал большой квартал в городе,, был окружен крепостной стеной и угловыми башня-
105
мщДТри монастыре обычно находились костел, хозяйственные- постройки, сад и огоро/v При этом следует отметить, что (монастыри размещались главным образом -в центре городами становились даже опорными пунктами всей планировки города, играя решающую роль в создании его архитектурного облика.
Монастыри в белорусских городах размещались по определенной системе. Они занимали все важные стратегические пункты на подступах к центру города и стояли на главных дорогах. Так, например, в Гродно иезуитский и бригитский монастыри защищали восточное направление, монастырь св. Духа и доминиканский — северное, бернардинский и кармелитский — южное и мост через Неман.177
Особенности распространения монастырей в Белоруссии свидетельствуют об остроте классовой борьбы, осложненной здесь национально-религиозными противоречиями. Монастырское начальство было заинтересовано в создании безопасности обитателям «богоугодных заведений», рассчитывая обеспечить ее военной силой, толстыми и высокими стенами. Все это легче было осуществить, находясь в городе, чем во враждебном монастырю окружении белорусских крестьян. Но даже и внутри города обитатели монастырей не всегда чувствовали себя безопасно. Они ограждались от улиц высокими каменными заборами.
Необходимо отметить также, что обитателей монастырей влекли не пустынные места, где в тиши монастырских келий, «отрекшись от мира», можно было добиться «спасения». Не эти цели стояли перед католическими монастырями в Белоруссии. Они должны были, принимая активное участие в общественной жизни, играть роль важной политической силы в интересах Ватикана и католицизма, в интересах феодального класса Речи Посполитой, в целях ассимиляции народных масс Белоруссии, насаждения католической веры среди православного населения, отрыва белорусского народа от братского русского.
Эта особенность расположения и распространения
106
католических монастырей в Белоруссии, несомненно, накладывала отпечаток и на формирование землевладения и на хозяйственную деятельность монастырей.
Особенностью распространения католических монастырей в Белоруссии явилась также немногочисленность их обитателей по сравнению с объемом занимаемой ими площади, доходами и той ролью, которую они играли в хозяйственной и общественно-политической жизни Белоруссии. В мужском монастыре картузов в Березе находилось в среднем 14—15 монахов,178 в женском монастыре св. Бригиты в Гродно — 20—25 монахинь,179 в Пинской коллегии иезуитов в 1773 г. находилось всего 16 духовных лиц.180 Исключение из правила составляла Полоцкая иезуитская коллегия, рассчитанная на 50 монахов. Это было закономерно, если учесть политическую и идеологическую роль, которая отводилась ей на рубежах Речи Посполитой с Русским государством.
ГЛАВА HI
Превращение католической церкви в Белоруссии в крупного земельного собственника (XVII—XVIII вв.)
Земельная собственность Виленского епископства в Белоруссии
Исследование вопроса о католическом церковном землевладении в Белоруссии XVII—XVIII вв. представляет не только научный, но и большой общественно-политический интерес. Земля была основой феодального церковного хозяйства, а епископы, монастыри и многие костелы являлись типичными вотчинниками феодального общества. Не изучив истории землевладения, в том числе и церковного, трудно понять важнейшие стороны социально-экономической и политической истории Белоруссии рассматриваемого периода.
Разработка этого вопроса должна дать также важный материал для разоблачения реакционной политики Ватикана и католической церкви, направленной на окатоличивание белорусского народа и отрыв его от братского русского народа.
ГОбразование крупной земельной собственности католической церкви в восточных районах Речи Посполитой преследовало внутренние и внешние цели.' Как дальше будет показаноГрост материальных ресурсов Виленского епископства1 на территории Белоруссии, создание широкой сети католических монастырей с крупными массивами земель, десятками тысяч крепостных крестьян должны были обеспечить
108
успех экспансии католицизма в белорусских землях, укрепить господство магнатов и шляхты и одновременно создать базу для проникновения польских и литовских крепостников в Россию.
Раньше других церковных организаций стала формироваться в Белоруссии крупная земельная собственность Виленского епископства. /, Согласно, акту Кревской унии, заключенной между Польшей, и Литвой в 1385 г., великий князь литовский Ягайло был избран польскими феодалами королем, после чего Великое княжество Литовское было присоединено к Польше. Это была династическая уния.
Став польским королем, Ягайло принял христианство и обязался обратить в католичество все население Литовского княжества, в том числе Белоруссии и части Украины. По свидетельству польского историка XV в. Яна Длугоша, Ягайло «обязался присягой окрестить их население и склонить к христианской вере».2
Грамотой от 20 февраля 1387 г. Ягайло дал важную привилегию феодалам, поощряя их переход в католическую веру. «Каждый рыцарь или боярин, принявший католическую веру, — указывалось в этой грамоте, — и его потомки, законные наследники, имеют и будут иметь полную и всякую возможность владеть, держать, пользоваться, продавать, отчуждать, обменять, дать, дарить согласно своей доброй воле и желанию замки, волости, деревни, дома и все, чем владел бы по отцовскому наследству, как владеют, пользуются и употребляют на основании одинаковых прав нобили в других землях нашего королевства Польского, чтобы не было различия в правах, поскольку единство делает то, что они подданные одной короны».3 Король предупреждал, что лица, принявшие католическую веру и отказавшиеся впоследствии от нее, или те, которые будут отказываться принимать ее, не могут пользоваться преимуществами, указанными в грамоте.4
Данная привилегия, направленная на распространение католицизма в Великом княжестве Литовском, должна__была служить одним из важнейших средств укрепления власти феодалов над белорусским, укра
109
инским и литовским населением. Насаждение католичества было средством удушения национально-освободительного движения трудящихся масс Белоруссии и Украины.
В целях христианизации населения и распространения католицизма в Литовском княжестве в Вильно было основано католическое епископство. Ягайло в первую очередь позаботился о его материальном обеспечении. В своей привилегии от 17 февраля 1387 г.5 он пожаловал вновь созданному епископству на вечные времена город Таурогиню с волостью, волости Дубровна, Бакшты, Верки и две деревни — Маляты и Лабонары, а также юридику в городе Вильно, несколько десятков земельных участков и домов. Волости Дубровна и Бакшты находились в пределах Белоруссии.6
Таким образом, Виленское епископство получило 50—60 деревень, насчитывавших 600 дымов (кроме того, в Вильно 50 дымов). Все эти владения заняли территорию 900 квадратных километров.7 В Белоруссии епископство владело 11—15 деревнями со 160 дымами, что составляло около 25% деревень и 27% дымов от общего числа. В результате первого пожалования Виленское епископство превратилось в крупного земельного собственника, превосходящего владениями крупнейших светских феодалов Литовского княжества.
Привилегия Ягайло для католической церкви от 17 февраля 1387 г. и последовавшая 22 февраля8 новая привилегия имели чрезвычайно большое значение для укрепления юридического положения церкви в Литовском княжестве. Епископство получило земли в вечную собственность. Церковные власти имели право собирать налоги с населения, исключительное право вершить суд над населением, проживающим в их владениях. Иными словами, епископство получило полный фискальный и юридический иммунитет.
Иммунитетные привилегии превращали католическую церковь в Польше и Литовском княжестве в своего рода государство в государстве — с собственным законодательством, судебными учреждениями и
НО
финансами. Если учесть, что в последующие столетия представители высшей церковной иерархии, в том числе и епископы, получили доступ к сенаторским должностям, то естественно, что влияние католической церкви на государственные дела становилось огромным. Интересы виленских епископов тесно переплетались с интересами литовских и белорусских магнатов — Радзивиллов, Сапег и других. Нередко эти фамилии связывались между собой родственными узами. Все это вместе взятое способствовало укреплению позиций католической церкви в Белоруссии и Литве, хотя мелкая и средняя шляхта, с завистью, смотревшая на рост церковного землевладения и большие прерогативы церковной иерархии, была против экономических и политических привилегий этой церкви в стране.
Земельные владения Виленского епископства продолжали быстро увеличиваться в последующие годы в результате щедрых дарений Ягайлы и Витов-та. Пожалования Витовта в конце XIV — начале XV в. составили около 50 деревень (600 дымов).9 Следует отметить, что если дарения Ягайлы концентрировались в основном в Литве, то пожалования Витовта в подавляющем большинстве были расположены в Белоруссии. Большое значение для епископства имели три крупные волости — Уборецкая, Игуменская и Каменецкая, в которых было около 40 деревень (500 дымов).10 Из более мелких владений епископства на территории Белоруссии следует отметить Милейково, Блужа, Стажинки и др.
Таким образом, к 1430 г. латифундиальное хозяйство епископства увеличилось вдвое, составив около 120 деревень, насчитывавших 1400—1500 дымов.11
Очень большое значение для укрепления экономических позиций Виленского епископства имела привилегия Ягайлы от 1430 г.12 В соответствии с ней иммунитет распространили на будущие земельные владения епископства, что в свою очередь должно было облегчить дальнейшее сосредоточение земельной собственности в руках католической церкви.
Быстрый рост земельных владений епископства
111
на территории Белоруссии в течение XV —- первой половины XVI в. происходил за счет все новых пожалований великих князей литовских, крупных феодалов (Гаштолда, Саковича, Немировича, Кежзгай-ло и др.), а также за счет покупки новых земель. По подсчетам Е. Охманьского, к середине XVI в. во владениях Виленского епископства находилось 300 деревень и 16 местечек с 6 тысячами дымов, в которых проживало около 40 тысяч человек.13
Латифундиальное хозяйство Виленского епископства состояло из двух частей: 1) из столовых владений епископа, доход от которых шел непосредственно на удовлетворение потребностей епископа и его двора; 2) из капитульных владений. Во владениях епископа к середине XVI в. находилось 30 волостей, из них 20 — в Белоруссии. На литовские волости приходилось 1205 дымов (31% сельского населения), в то время как на белорусские — около 2600 дымов (69%).14 Столовые владения капитула (духовный совет при епископе) состояли из двух больших волостей, расположенных в юго-восточной части Великого княжества Литовского: Стрешинской волости с 14 и Каменецкой с 11 деревнями.
Из престимониальных земель в пределах Белоруссии находилось 29 владений, в Литве — 9. В них в 1559 г. было около 879 дымов.15 По сравнению со столовыми епископскими и капитульными прести-мониальные владения были гораздо меньшими.
Самыми крупными владениями капитула и в XVII—XVIII вв. продолжали оставаться столовые. Видзский ключ Браславского повета охватывал в конце XVIII в. 482 волоки земли, состоял из двора, города с 83 земельными участками (пляцами), 21 деревни и 28 небольших поселений, заселенных шляхтой (застенков).16 Игуменские владения епископа состояли из города и целого повета. Епископу принадлежало 83 дыма в самом городе, 24 деревни и 2302 подданных,17 а по данным инвентаря 1787 г., — 488 дымов.18
По данным инвентаря 1767 г., Стрешинская волость состояла уже из городов Стрешина (82 дыма)
112
и Карпиловки (71 дым), Солонского войтовства (421 дым) в правобережной части Днепра. На левобережной части имелось 25 деревень и 607 дымов. Таким образом, городских дымов было 153, сельских — 1028.19 Количество дымов в четырех наиболее крупных столовых владениях епископа (Бакшты, Дубровна, Уборть, Игумен) с XIV до XVIII в. увеличилось в 2—3 раза.
Недвижимое имущество Виленского епископства продолжало расти в течение XVII и XVIII вв., главным образом за счет капитульных, престимониальных земель и владений викариев. В период правления епископа Авраама Войны (1631 —1649) столовые епископские владения были разделены на 12 ключей (часть крупного феодального владения, составлявшая отдельную хозяйственную единицу); из них 7 крупных находились на территории Белоруссии.20
В 1559 г. капитул получил волость Бородичи в Кобринском повете, пожалованную ему виленским епископом Валерианом Протасевичем. Согласно инвентарю 1558 г., волость состояла из 7 деревень и 114 дымов.21 Стефан Баторий в 1580 г. передал капитулу имение Посволь, состоявшее, по данным 1755 г., из местечка (100 пляцев), 135 дымов в деревнях и застенках с числом подданных 1239 и 139 волоками земли.22
В начале 1609 г. каноник Станислав Кишка записал в пользу капитула волость Годуцишки в Ошмян-ском повете (ныне территория Литовской ССР). Волость состояла, по данным инвентаря 1635 г., из 11 деревень. Согласно тарифу подымного налога за 1655 г., в ней было 498 дымов.23 И. Курчевский приводит данные в соответствии с ревизией Годуцишек, произведенной в 1831 г. В волости насчитывалось 12 деревень, 5 застенков, 247 дымов, 284 волоки земли.24
По данным ревизии 1748 г., епископское владение Домбровица в Браславском повете состояло из 16 деревень, 38 застенков, 356 дымов и 500 волок земли.
Крупную Брашевичскую волость в Брестском воеводстве пожаловал капитулу Станислав Радзивилл.
8 Зак. 1329
113
В 1659 г. Брашевичи состояли из 16 деревень, 328 дымов, 193 волок, включая тяглые (на них крестьяне отбывали преимущественно отработочные повинности), приемные (дополнительные участки земли, дававшиеся крепостным на льготных условиях), вольные (земли, освобожденные от повинностей) и пустые земли (пустых земель было тогда довольно много, около 70 волок).25
Капитул приобрел большие владения в самом Витебске и повете, а именно: Сожицу и витебский кабак. Поданным инвентаря 1751 г., в Витебске капитулу принадлежали 35 заселенных и 13 пустых пля-цев. В Сожицкой волости было три войтовства, состоявшие из 48 деревень и застенков. В них был 601 тяглый дым и 50 боярских (бояре — верхушка неза-крепощенного крестьянства в Литовском княжестве).. В пользовании тяглых крепостных находилось .370 волок земли, у бояр было свыше 22 волок. Дворовая запашка была небольшая.26
Владения Колпеница Большая и Луки в Новогруд-ском повете пожаловал капитулу Стефан Баторий.27
В 1602 г. капитул приобрел Колпеницу Малую в Новогрудском повете. Он ее обменял на Островитог расположенное в Минском  повете, купленное в 1596 г. у Петра Квятковского. По данным инвентаря 1775 г., в этом владении было 49 дымов, из них тяглых — 45, боярских — 4, земли крестьянской (тяглой вместе с приемной) — 23,7 волоки и 464 морга (1 волока — 30 моргов) дворовой земли.28
Таким образом, владения Виленского епископства во второй половине XVIII в. представляли собой ряд крупных земельных комплексов, разбросанных па всей территории Белоруссии и Литвы. Они простирались от Бреста на западе до Днепра на востоке, от Двины на севере до Мухавца, Горыни и Киевской земли на юге. Эти владения состояли из огромных ключей, графств и целых поветов. Они изобиловали плодородными землями, лесами и озерами. По нашим-подсчетам, сходным в основном с подсчетами Е. Ох-маньского, в XVIII в. владения Виленского епископства состояли из 600 деревень и были в два раза
114
больше, чем в середине XVI в. Однако в связи с тем, что в течение XVII—XVIII вв. в основном возрастали капитульные владения, изменилось их соотношение со столовыми епископскими владениями. В XVIII в. епископам принадлежало около 330 деревень (55%), в то время как капитулу — около 270 (45%).29 В этот период рост владений епископства шел главным образом за счет пожалований частных лиц и в очень небольшой степени •— государственной власти.
Чистый годовой доход Краковского епископства, одного из крупнейших в Речи Посполитой, составлял (до разделов Польши) миллион злотых. Не на много меньше получало Виленское епископство.30
Точно определить размеры владений Виленского епископства чрезвычайно трудно, тем более, что земельная собственность католической церкви в XVII— XVIII вв. находилась в постоянном движении, обнаруживая тенденцию к неуклонному увеличению. Исследование этого вопроса затрудняется в известной степени современным состоянием источников. Если одни инвентари владений епископства второй половины XVIII в. содержат весьма точные данные о количестве земель, то другие таких данных не дают. Невозможность подсчитать размеры владений, принадлежавших римско-католическому духовенству, подчеркивают такие исследователи, как Курчевский, Корзон, Де Пуле и др.
Огромные доходы Виленского епископства, неуклонный рост его недвижимого имущества и богатства нередко становились приманкой для выходцев из магнатов и шляхты, стремившихся во что бы то ни стало получить епископскую кафедру и этим самым обеспечить себе и своим родственникам беззаботную и роскошную жизнь. Не удивительно, что на должностях польских епископов нередко оказывались проходимцы и стяжатели, люди весьма низких моральных качеств. Подчас это были влиятельные люди без теологического образования, часто довольно молодые. Легко понять, что они мало занимались церковными делами, вели светский образ жизни, охотно демонстрировали свои богатства, разъезжали в сопровожде-
8*	115
нии множества слуг, придворного войска, давали богатые обеды, организовывали кутежи.
Поэтому понятны частые жалобы на высшую церковную иерархию. Сановников католической церкви обвиняли в том, что они запускали костельные дела, перекладывали все обязанности на плечи суфраганов или викариев, сами же вели жизнь светских магнатов.
Формирование монастырского землевладения в Белоруссии
Епископство, оказывавшее влияние на костелы почти всей Белоруссии, неустанно заботилось о насаждении католицизма среди населения, враждебно относившегося к церкви иноземных завоевателей. Однако в условиях обострения социальных и национально-религиозных противоречий в Великом княжестве Литовском деятельность одного только епископства казалась недостаточной Ватикану и правящим кругам Речи Посполитой. В связи с этим папство и королевская власть, магнаты и шляхта прибегают к услугам второй важной идеологической и политической силы, к испытанному оружию теократической политики Ватикана, каким были монастыри.
Как показано выше, XVII — первая половина XVIII в. — время наиболее интенсивного строительства монастырей на территории Белоруссии. Естественно, что для осуществления задач, поставленных папской курией и правящими кругами Речи Посполитой перед монастырями в Белоруссии, необходимо было укрепить их экономические позиции. Этому служило наделение монастырей земельной собственностью.
Формирование и рост земельной собственности католических монастырей в Белоруссии имели свои особенности. Если латифундиальное хозяйство Виленского епископства сформировалось главным образом в результате пожалований великих князей литовских и польских королей, то этого нельзя сказать о монастырях. В обеспечении землей католических монасты-
116
1
рей в Белоруссии государственная власть играла более скромную роль. В этом отношении наибольшую /' активность проявили магнаты и высшие сановники, а также, хотя и в меньшей степени, богатая шляхта. Исключение составляет лишь орден иезуитов, в утверждении экономических позиций которого доволь-) но активную роль играли польские государи.
Итак, к концу XVII в. густая сеть монастырей покрыла территорию Белоруссии. Получив большую земельную собственность и разбогатев, католические J монастыри превратились в мощные феодальные ячейки, хозяйственные, политические и идеологические нити которых протянулись далеко за пределами г их стен.
В Белоруссии не было монастырей, которые не обладали бы земельной собственностью с крепостными крестьянами, которые бы не занимались ростовщической или другой предпринимательской деятельностью. Однако размеры земельной собственности ' монастырей многочисленных конгрегаций были различными. Различия имели место также в пределах , одного и того же ордена. Это зависело, во-первых, от целевого назначения монастыря на определенной территории, во-вторых, от времени и условий его создания. В результате одни католические монастыри, как мы это увидим ниже, владели десятками тысяч гектаров земли и тысячами крепостных крестьян, другие вынуждены были удовлетворяться более скромными размерами пожалованной им собственности.
Рассмотрим на конкретных примерах пути складывания монастырского землевладения в Белоруссии, те общественные силы, которые были заинтересованы в экономическом укреплении монастырского хозяйства.
Наиболее крупную роль на восточных рубежах Речи Посполитой Ватикан отвел ордену иезуитов. Несмотря на то что этот орден обосновался в Белоруссии позже ряда других (францисканцев, бернардинцев, доминиканцев), его организации выросли по j сравнению с другими монашескими орденами не толь-I ко по количеству основанных им ячеек, но и по
117
величине земель, другого недвижимого имущества и денежных сумм.
Наиболее мощцой была Полоцкая иезуитская коллегия. Характерной чертой земельного комплекса 1' иезуитской коллегии в Полоцке было то, что он в ос- I новном сформировался в результате щедрого пожалования польского короля Стефана Батория, руководствовавшегося политическими соображениями, которые возникли в ходе Ливонской войны.31 В дальнейшем увеличение земельной собственности коллегии происходило за счет покупок и пожалований, обменов и перехода к ней отданных в залог земель.
В течение XVII в. Полоцкая коллегия приобрела ряд новых владений посредством покупок. Уже в 1598 г. иезуиты купили у Остофея Корсака деревню Девицу, в 1620 г. приобрели у шляхтича Немирова деревню Островляны. В 1630 г. шляхтичи Инчик и Войно продали полоцким иезуитам два земельных участка Наславни, а в 1641 г. Юрий Вальковский продал им имение Вальковщина.
В 1647 г. иезуиты дважды приобретали землю: они заключили сделки с пинским подкоморием Кулевичем на куплю части Усвечи и деревень Салатки и Ушачи.
Из пожалованных в пользу коллегий владений в XVII в. следует отметить Кушлики (1624 г.), деревню Утучи (1695 г.), имение Белая (1696 г.), часть деревни Струни (1696 г.), владения Орспаля (1697 г.).32
В XVII в. иезуиты приобрели еще ряд «легован-ных» владений — земельную собственность, которая предназначена была для определенных целей. В 1605 г. ксендз Михаил Буйновский записал в пользу ордена часть своей наследственной собственности Захаревичи. Пинский подкоморий Николай Кунцевич «леговал» свои владения Ливо в 1638 г. Себастьян Грабовский составил запись различных земель, расположенных над Ставнем и Савиной, в виде «вечного дарения».33
Таким образом, в течение одного столетия полоцкие иезуиты, имевшие столь громадную недвижимую собственность еще в XVI в., увеличили свои фундуши
118
на полтора десятка владений. К этому следовало бы еще добавить, что в XVII в. коллегия осуществила ряд обменов своих фундушевых земель с феодалами, о чем свидетельствуют комиссары, проверившие в 1699 г. документацию иезуитов на их земельную собственность.34 Надо полагать, что обмены производились в пользу коллегии.
За два столетия земельная собственность Полоцкой коллегии стала огромной. Для определения ее размеров важным дополнительным источником для нас являются инвентари 1623, 1667, 1731, 1772 гг. По данным инвентаря 1623 г., коллегии принадлежали 3 местечка и 86 деревень. В местечках Экимань, Вяжице и Коптевичи у иезуитов было 194 земельных участка (пляцев), заселенных мещанами.35 Во владениях коллегии имелось 1337 крестьянских и мещанских хозяйств. Следовательно, если в среднем на дым приходилось 6,5 человека, то население, подвластное коллегии, состояло из 8890 человек.36
Серьезный урон Полоцкой иезуитской коллегии был нанесен в период национально-освободительной войны белорусского и украинского народов. Народные массы громили владения ненавистных эксплуататоров, уничтожали документы, в которых были зафиксированы долговые обязательства и повинности.
Уже в 1651 г. ректор Полоцкой коллегии Николай Сляский жаловался, что из «различных деревень, местечек и вечных земских владений, принадлежавших коллегии, разошлись крестьяне со всем своим скарбом, лошадьми, скотом, с домашней утварью, прочь разбежались, оставив дома пустыми, а именно 96 дымов».37 Ректор подчеркнул в своем заявлении, что бегство носило массовый характер не только в период национально-освободительной войны, но и накануне ее.38
Очень сильно сократилось население во владениях Полоцкой коллегии в период русско-польской войны 1654—1667 гг. Согласно показанию, предъявленному в 1667 г. в гродский суд ректором Николаем Сляским и удостоверенному королевской «поверочной» комис
119
сией, во владениях полоцких иезуитов осталось всего 200 дымов.39
Не успела Полоцкая коллегия восстановить разоренное хозяйство, как началась Северная война (1700—1721 гг.). Эта война, связанное с ней пребывание войск и жолнерских отрядов на территории Белоруссии, а также эпидемии нанесли снова большой ущерб хозяйству коллегии. Правда, в 20—30-е годы XVIII в. произошло некоторое восстановление хозяйства Белоруссии, что коснулось и владений Полоцкой коллегии. В 1731 г. в семи владениях коллегии насчитывалось 82 деревни с 903 хозяйствами. Таким образом, по сравнению с 1623 г. число хозяйств сократилось примерно на 21 %.40
В связи с первым разделом Польши в 1772 г. владения коллегии были разделены на две части. Земли, расположенные на левом берегу Двины, должны были перейти к Эдукационной комиссии. В конце 1773 г. туда направляется ревизор Гилярий Обронпальский, который провел люстрацию этих земель. У нас имеется оригинал этой люстрации, составленный в марте 1774 г. К этому времени хозяйство коллегии в основном было восстановлено, но экономическое положение крестьян оставалось тяжелым. Эта часть владений коллегии состояла из 9 фольварков, 11 вой-товств и 37 деревень. Площадь земель, находившихся в пользовании крестьянского населения, составляла 788 7/24 волок и 389 моргов. К ним надо еще прибавить 17,5 городских волок, 14 моргов и 194 городских земельных участка.41
На левобережной стороне Двины остались еще три местечка, принадлежавших коллегии. В них было всего 194 земельных участка и 289 дымов.42 Однако оседлых пляцев было всего 151, остальные пустовали.
На территории Белоруссии, отошедшей к Российской империи после первого раздела Польши, орден иезуитов благодаря стараниям Екатерины II был сохранен. Остались целы и его владения, расположенные по правобережью Двины. Согласно люстрации Полоцкой коллегии 1785 г., они составили 4748 волок с 14705 подданными.43
120
Важную роль в укреплении позиций католической церкви в Белоруссии должна была играть коллегия в Орше. Еще в 1590 г. в ходе наступления контрреформации в Речи Посполитой канцлер Лев Сапега построил в Орше костел на пляце, купленном им у кальвинистов, после того как их «збор» (молитвенный дом кальвинистов) там сгорел. Пробощ нового костела Яков Лауренти был переведен в Оршу из папской семинарии в Вильно. Стремясь упрочить католицизм в Оршанском повете, Сапега и Лауренти начали подготовку к основанию коллегии в Орше. Они воспользовались прибытием в 1609 г. в город Сигизмунда III и изложили свой план. Король одобрил его, выделил первоначально 11 волок земли оршанскому пробоству и, передав его иезуитам, пообещал, что после возвращения из похода против Русского государства доведет дело до конца.44 На этом примере особенно ярко видно, как продвижение польско-литовской интервенции на Восток сопровождалось насаждением католицизма, в авангарде которого шли иезуиты. Наряду с бернардинцами они служили капелланами в польско-литовском войске, содействуя упрочению позиций интервентов на захваченных землях.
Основная фундация (пожалование) Сигизмунда III от 1612 г. состояла из пяти владений: Чумоданы, Князицко, Кринели, Черница, Чолка и приходского костела с 11 волоками земли. В 1616 г. фундуш Оршанской коллегии был значительно увеличен присоединением к нему обширной волости Фащевка, изъятой из Могилевской королевской экономии. Все эти владения были утверждены папой Павлом V и сеймом в 1616 г.45
Владения Оршанской коллегии быстро разрастались. В 1634 г. король Владислав IV пожаловал иезуитам имение Дубровна, а в следующем, 1635 г., ксендз Мартын Сикорский Кокошка купил и подарил ордену владения Долне и Шелнево при условии «отправления за его душу двух месс еженедельно». В 1712 г. речицкий подчаший пожаловал иезуитам фольварк Микулин с двумя деревнями и имением
121
Железняки. В 1730 г. коллегия приобрела еще фольварки Погост и Почал.46 Чтобы ликвидировать конкуренцию «схизматиков» в деле обучения молодежи, иезуиты добились для своих школ королевской привилегии, запрещавшей кому бы то ни было (кроме иезуитов) открывать школы в Орше и Оршанском повете.47
Большое внимание уделили иезуиты своим владениям в Фащевке, где устроили миссионерскую станцию и костел. В этой миссии постоянно проживало два духовных лица. Такой же опорный пункт иезуитов при костеле находился в принадлежавшей им деревне Погост.
Аналогичную роль, что и Полоцкая коллегия, должна была играть и Витебская иезуитская коллегия. И ей была отведена роль важного опорного пункта. В Витебской коллегии даже постоянно проживал пограничный миссионер для русских территорий. Эта должность была введена в 1673 г. гетманом Литовского княжества Михаилом Пацем. Миссионер из Витебска действовал главным образом в пограничных русских городах Велиже и Усвяте.48
Правящие круги Речи Посполитой, уделяя особое внимание укреплению позиций католической церкви в Витебске, помнили события 1623 г., когда восставшие витебляне расправились с ненавистным им униатским архиепископом и ставленником иезуитов Иосафатом Кунцевичем. И впоследствии, несмотря на жестокую месть магнатов и шляхты, трудящиеся Витебщины не раз проявляли резко отрицательное отношение к попыткам насаждения католицизма и униатства.
Основателем Витебской коллегии был воевода Александр Гонсевский, по инициативе которого в 1639 г. в городе была создана резиденция. Для предполагаемой коллегии Гонсевский пожаловал большую площадь земли размером 1000 квадратных миль, расположенных на Смоленщине, и пристань на Двине.49 Правда, эти земли были в скором времени потеряны иезуитами в связи с началом русско-польской войны в 1654 г.
122
Еще в 1640 г. ксендз Станислав Косинский ходатайствовал о выделении участка для постройки здания коллегии и костела в Витебске. Для этой цели король пожаловал земли, находившиеся в его личном распоряжении. Кроме того, в 1641 г. жена смоленского воеводы Паца купила для Витебской коллегии имение Комунево за 16 тысяч злотых.50
В спешном порядке осуществлялись дарения феодалов в пользу этой коллегии. В том же 1641 г. под-столий Витебского воеводства Андрей Гурко делает дарственную запись на половину пляца с постройками в самом Витебске. Такую же запись «на собственный пляц» в городе производит витебский грод-ский судья Юрий Хомолинский: «...Учитывая, что фундация иезуитов быстро растет, следовательно, для умножения божьей славы этот мой пляц наследственный в их собственность передаю».51 Затем последовала королевская грамота с пожалованием ордену ряда пляцев (количество не указано) и указанием о постройке для них мельницы на реке Витьба.52 В 1649 г. иезуиты построили в Витебске костел.
Национально-освободительная война украинского и белорусского народов против магнатско-шляхетской Речи Посполитой, затем война 1654—1667 гг. помешали осуществить план организации коллегии. Только в 1682 г. резиденция в Витебске была преобразована в коллегию. Сеймовая конституция 1690 г. утвердила фундацию коллегии.
По данным инвентаря, составленного в 1693 г., Витебская коллегия владела 7 имениями и 24 деревнями.53 В 1712 г. Антон Кречетовский пожаловал коллегии два имения «как на коллегию, так и на постройку и внутреннее устройство костела... с землями, деревнями, подданными обоего пола... с их повинностями в виде дани и барщины, с двором, гумном, фольфарком и оборой...»54 В это время коллегия находилась в жалком состоянии. Во время Северной войны пострадал иезуитский костел в Витебске, который был сожжен в 1708 г. Однако щедрая помощь витебского каштеляна Мартиана Огинского, его жены Тересы, а также католической шляхты дали воз
123
можность в 1713—1731 гг. воздвигнуть новый костел.55
В конце XVII в. иезуиты обосновались в Слуцке, который перешел к дочери Богуслава Радзивилла Людовике Каролине Радзивилловой, вышедшей замуж за Карла Филиппа, князя нейбургского. Будучи ревностным католиком, Филипп разрешил открыть миссионерский дом для трех иезуитов. Активное участие в устройстве иезуитов в Слуцке, в организации миссии, резиденции, а затем и коллегии приняли супруги Слонские и слуцкий губернатор Клокоцкий.
Еще в 1678 г. фундушевую запись на Слуцкую миссию сделали чашники Слонские. Они записали на счет ордена фольварк Яминск, расположенный в Новогрудском воеводстве, 10 тысяч злотых и дом в Слуцке. В свою очередь помещица Марианна Беке-рова пожаловала в 1696 г. Несвижским иезуитам фольварк Замоше и 10 тысяч злотых, обязав их направить в Слуцк проповедников.56
Основную роль в создании материальных предпосылок для организации Слуцкой коллегии сыграл речицкий староста Иероним Клокоцкий. Религиозный фанатик и сторонник насаждения католицизма в Белоруссии, Клокоцкий в фундушевой записи от 1706 г. отметил, что в Новогрудском воеводстве и Слуцке имеется много различных сект еретиков, которые мешают установлению церковного единства и являются препятствием для деятельности католической церкви. Из этого староста делает вывод, что необходимо принять меры для усиления религиозности населения и борьбы с ересью. Для этой цели, по его мнению, наиболее подходящей силой является орден иезуитов, обладающий большим опытом борьбы со свободомыслием в разных странах.
Клокоцкий старается подчеркнуть, что именно он является инициатором создания коллегии и что делает это бескорыстно, руководствуясь только своей преданностью церкви. Фундуш Клокоцкого был весьма значительным. Прежде всего он пожаловал ордену владения Ромока, Богужин и Богужинек, полученные им по наследству и расположенные в Плоцком
124
воеводстве, затем имение Усса Моствиловская с деревнями Новосады, Посляды, Певина, Тристенец в Минском воеводстве.
Из своих владений в Новогрудском воеводстве староста передал будущей коллегии имение Замостье с деревнями Замостье, Страхов и Рудня, имение Кневичи с фольварком Милькшицы и деревнями Кневичи, Домонтовичи и Подмаже. Наконец, в том же воеводстве иезуиты получили от Клокоцкого имение Браньчицы с фольварком Шостаки, находившиеся у него в «заставе» от Радзивиллов за одолженные им 28200 злотых. В самом же Слуцке речицкий староста отдал на вечные времена свой двор с огородом в Заречье и дополнительно приобретенный двор. На этих пляцах должны были быть временно (до тех пор, пока не будет создан кирпичный завод «с печами для производства извести и кирпича») построены деревянные костел, кляштор и школа. Клокоцкий выделил также большую сумму денег — 40 тысяч злотых, поставив условие, чтобы в коллегии могли учиться дети его родственников.57
В 1709 г. к фундации Клокоцкого князь Карл Филипп добавил фольварк Подеж (или Остров), расположенный недалеко от Слуцка.58 В Слуцке в 1693 г. была создана миссия, переименованная в 1704 г. в резиденцию, а в 1714 г. — в коллегию.
В течение непродолжительного времени слуцкие иезуиты приобрели новые владения: Бокшицы, Усово и Ваньковщина. Они были получены коллегией в виде залога за отданные в долг крупные суммы денег. Первые два владения остались в руках иезуитов до ликвидации ордена в 1773 г. Во время составления инвентаря Слуцкой коллегии иезуитов в 1774 г. в десяти владениях (сюда входят и заставные) было 28 деревень, 5 застенков с 639 дымами (363,25 волок земли).59 Если считать, что на один дым приходится 6,5 человек, то во владениях Слуцкой коллегии проживало 4153 человека зависимого населения.
В период польско-русской войны в 1657 г. католический епископ в Смоленске Иероним Сангушко сделал запись на фундацию коллегии иезуитов в Мин-
125
ске. На Высоком рынке он купил дом и выделил 70 тысяч злотых на содержание иезуитов. Однако миссия в Минске была открыта только в 1672 г., а фундация коллегии была утверждена сеймом в 1683 г. Фундаторами Минской коллегии были Бжо-стовские, Лукомские, Огинские и др.
Сеймовая конституция 1683 г. в следующих выражениях подчеркивает важность открытия Минской коллегии: «Считая чрезвычайно нужным в нашем городе Минске среди многих диссидентов умножение славы божьей, учитывая необходимость высших школ для шляхетской молодежи.'..». Конституция отмечала, что она не будет ограничивать дальнейший рост земельной собственности коллегии.60
Действительно, фундуш Минской коллегии рос, как на дрожжах.
В 1680 г. новую запись на имение Нижицы произвели референдарий Литовского княжества Киприан Павел Бжостовский и его жена Рахиль Думиновна Раецкая; в следующем, 1681 г., фундуш на фольварк Слепянку сделали полоцкий стольник Дадибог, магнат Юрий Лукомский и его жена Изабелла Быховце-ва. Канцлер Великого княжества Литовского Марциан Александр Огинский пожаловал в 1685 г. коллегии 50 тыс. злотых. В 1712 г. виленский епископ Константин Казимир Бжостовский составил фундуш для Минской коллегии из владений Нежицы. Наконец, в 1721 г. радошковичский староста Антоний Огинский пожаловал минским иезуитам имение Гливин.61
Кроме вышеуказанных владений и сумм, минские иезуиты получили в результате пожалований и покупок деревню Гать в Борисовском повете; фольварк и деревню Холявчина, расположенные в двух милях от Минска; владение Заречье с тремя фольварками; владение Красное с тремя фольварками; местечко Блонь, пожалованное коллегии иезуитом Иосифом Баком на содержание миссионеров для всего Минского воеводства; деревню Усса (или Новосады); фольварк Подгуже, пожалованный минским пробощем (коллегия продала его за 8 тыс. злотых).62
Польские короли предоставили минским иезуитам
126
ряд привилегий. На основе такой привилегии короля Михаила Вишневецкого от 20 апреля 1673 г. они получили право на сбор мостового налога в Упирови-чах. Август III предоставил Минской коллегии две привилегии: на ярмарки и торги в Упировичах и на установление яза и ловлю рыбы в Березине, в районе владения Нижицы.63
Если в восточной части Белоруссии первым бастионом иезуитов стала Полоцкая коллегия, то аналогичную роль в Западной Белоруссии сыграла Несвижская коллегия. Она была создана в центре своих владений князем Николаем Христофором Радзивил-лом. Намерение основать коллегию князь объяснил распространением сект, которые «охватили» страну. Лучшим средством для выкорчевывания ересей, по мнению Радзивилла, являются коллегии иезуитов,, которые повсюду успешно работают над «искоренением отступничества, исправлением обычаев, уделяя особое внимание воспитанию молодежи в духе-христианской добродетели».64 Намерение Радзивилла открыть коллегию поддержал видный деятель ордена О. Компан. Генерал ордена Клавдий Аквавива, а также папа римский положительно оценили замысел князя.
Приступив к осуществлению поставленной цели,. Николай Радзивилл составил в 1584 г. фундушевую* грамоту, которая создала материальные условия для строительства здания коллегии, а также иезуитского костела. Для этого были выделены участок земли в Несвиже, два пляца около плебанского дома и все доходы, ранее принадлежавшие плебании. В целях материального обеспечения иезуитов Радзивилл в акте фундации подарил коллегии деревню Рудава с 24 волоками пахотной земли и 8 волоками леса, а также село Ужанку (18 волок) с прудом на реке* Броня. Эти деревни находились в пределах Несвижских владений Радзивиллов. Сверх того в Новогруд-ском повете коллегия получила Липскую волость, в состав которой входили город Липск, деревни Пу-ховичи, Залужье, Светывцы, Новоселки и Роздилов-ское. Наконец, Радзивилл передал иезуитам Репу-
127
ховское имение с селом Залипенье, купленное у Вой-теха Пильника за 500 коп литовских грошей.65
19 августа 1584 г. Николай Христофор Радзивилл обязался выделить на строительство костела 8 тыс. злотых, которые должны были быть погашены тремя взносами в течение 1584—1587 гг. Как видно из расписок иезуитов, эта сумма была своевременно внесена.66
Выплатив 8 тыс. злотых, Радзивилл составляет в 1587 г. запись на 10 тыс. злотых для строительства иезуитского костела в Несвиже. Эти деньги он обязался внести в течение 1587—1592 гг.
На строительство коллегии и костела князь выделил кирпичный завод и дрова для его нужд. «Цегель-ней» иезуиты должны были пользоваться до 1604 г., однако это их не удовлетворило. В 1603 г. ректор коллегии Альберт Мрошковский обратился к Радзивил-лу с просьбой продлить на 2 года срок пользования «цегельней» с бесплатными дровами из княжеской пущи.67
В 1604 г. позиции иезуитов в Несвиже еще больше укрепились, что объясняется передачей им костельных земельных участков, права на пользование прудом. Иезуитам было предоставлено также право бесплатного помола зерна на мельницах Радзивиллов.68
Несвижскую коллегию и костел обеспечивала целая группа знатных лиц. Подканцлер Литовского княжества Михаил Радзивилл подарил земельные участки и построил дом для коллегии. Князь Карл Радзивилл купил большую серебряную лампу для костела и ежегодно давал щедрые подношения. Гетман Карл Ходкевич вместе с кардиналом Юрием Радзивиллом позаботились о завершении строительства костела, выделив для этого соответствующие средства. Тобиаш Гроховский с супругой подарили коллегии все свои наследственные владения, предназначив доходы от них на питание обитателей монастыря. Братья Владимир и Самуил Лоховские записали «вечный фундуш» с целью организации миссии в Полесье. Кроме вышеперечисленных, список содержит еще 18 фамилий магнатов-благодетелей, кото
128
рые щедро вознаграждали иезуитов в счет будущих услуг.69
Королевская власть не стояла в стороне. Стефан Баторий грамотой от 4 февраля 1585 г. утвердил всю радзивилловскую фундацию иезуитов в Несвиже.70
В XVII в. материальные ресурсы Несвижской коллегии еще больше выросли. Приумножилась ее земельная собственность и особенно денежные суммы, возникшие в результате дарений, вознаграждения за религиозные услуги, ростовщической деятельности и т. д. Достаточно сказать, что в 1761 г. виленский воевода князь Карл Радзивилл занял у коллегии 106 тыс. злотых под залог двух владений.71
В западных районах Белоруссии, кроме Несвижа, иезуиты создали коллегии в Бресте, Пинске, Гродно и Новогрудке. Все они были основаны в XVII в. Первые иезуиты были приглашены в Брест покровителем этого ордена луцким епископом Павлом Валуцким в 1616 г. Они создали миссию при фарном костеле. В 1620 г. при поддержке брестского воеводы Э. Тышкевича миссия была преобразована в резиденцию, фундаторами же Брестской коллегии, возникшей в 1623 г., были Сапеги.72 Инвентарное описание коллегии (1774 г.) дает нам возможность проследить процесс возникновения ее земельного комплекса. 17 июня 1623 г. виленский воевода Лев Сапега записал фундуш на основание Брестской коллегии в составе имения Деревна с деревнями Мостки и Меневеж, расположенными в Брестском воеводстве, а в 1650 г. он записал коллегии еще фольварк Пониква с деревней одноименного названия. В 1669 г. польский король Михаил Вишневецкий подарил брестским иезуитам деревню Плоски, прибавив к ней 18 волок земли в Прилуках. Кроме фундушей Сапег, в пользу Брестской коллегии были записаны и другие владения: фольварки Адамков и Пелчицы.73
Важным источником приобретения земельной собственности иезуитами Брестской коллегии была отдача денег под залог имений и деревень, часть из которых впоследствии из-за неплатежеспособности дебиторов оставалась в руках заимодавцев. В 1671 г.
В Зак. 1329	1 29
коллегия получила в залог деревни Мацеевичи, Ставки и Ляховичи в Брестском воеводстве. Эти деревни оставались в руках иезуитов до 1773 г., т. е. до ликвидации ордена. В инвентаре 1774 г. Мацеевичи еще фигурируют как заложенные иезуитам земли.74
Увеличение земельной собственности коллегии происходило также и за счет покупки новых земель. В 1629 г. за 5 тыс. злотых коллегия приобрела у шляхтича Павла Дымского деревню Замоше (Браше-вичи), расположенную в Брестском воеводстве. Наконец, надо отметить, что брестские иезуиты имели 2 юридики в самом городе и 5 земельных участков. На юридике Литаворщина находилась «цегельня».75 Рост земельной собственности и богатств брестских иезуитов вызывал зависть католического духовенства. Особенно недовольным был клир Виленского капитула. Открыто недовольство проявлял виленский епископ Бжостовский.
Историк иезуитского ордена в Великом княжестве Литовском С. Ростовский пишет,76 что в целях распространения унии, утверждения католицизма и привлечения на свою сторону православных на Полесье в Пинск были направлены иезуиты. Пинский стольник Михаил Ельский пожаловал им в 1630 г. собственный дом и построил деревянный костел за 8 тыс. злотых. После смерти Ельского в 1632 г. пинский староста князь Альбрехт Станислав Радзивилл, фанатично настроенный католик, решил продолжить начатое Ельским дело и в 1632 г. составил фундуш на Пинскую коллегию иезуитов, которая была утверждена сеймом в 1635 г.77 В 1638 г. была открыта коллегия, преобразованная из резиденции.
В акте фундации Альбрехт Радзивилл подчеркнул, что все владения передаются иезуитам Пинской коллегии на вечные времена без каких-либо условий.78
По данным инвентаря Пинской иезуитской коллегии 1774 г., ей принадлежали крупные владения, главным образом в Пинском повете. Сюда входили местечко Высоцк с фольварками Бродец и Хилин с 9 деревнями. Это было самое крупное владение пин-
130
ских иезуитов, так как в нем находилось 264 крестьянских, 12 боярских и 83 городских дыма. Затем шел фольварк Дубое со 131 крестьянским дымом. В имениях Бродница, Охов, Альбрихтов и Иваньчицы (2 фольварка) было 194 крестьянских дыма. Таким образом, во владениях иезуитов Пинской коллегии находилось 589 крестьянских дымов, 12 боярских и 83 городских, т. е. 684 дыма. Коллегии принадлежала 21 деревня.79
Помимо этих земель, расположенных в Пинском повете, за коллегией числились еще владения в других поветах. В «заставе» у иезуитов начиная с 1698 г. находилась волость Махновичи в Мозырском повете, Баландичи в Кобринском и Пинском поветах (за Баландичи секретарь скарбовой комиссии Фаддей Анджейкович ежегодно платил 2842 злотых).80
Одной из крупных коллегий в Белоруссии была Гродненская. Еще в 1585 г. Стефан Баторий, который довольно много времени пребывал в Гродно, решил основать здесь коллегию, пожаловав для нее владения Кундин и выделив 10 тыс. злотых. В составленном им завещании за год до смерти Баторий писал: «Из денег на выкуп пленников останется 30 тыс. злотых, из которых 10 тыс. выделяю на строительство костела и коллегии в Гродно. Мои владения, предназначенные на пользу и возведение Гродненской коллегии... на вечные времена присуждаю и выделяю».81 Однако смерть Батория помешала осуществлению этого плана. В 1622 г. по инициативе гродненского старосты Станислава Косодубского, который в своем завещании записал деревню Сухую Балю в Гродненском повете для будущей коллегии, была основана резиденция иезуитов. Гродненский пробощ Франтишек Долмат Иссаковский пожаловал ей свои наследственные владения Свислочь. Это пожалование Иссаковского сейм утвердил в 1667 г., в то время как резиденция была преобразована в коллегию на три года раньше.
Фундация Гродненской коллегии была увеличена мечником Литовского княжества Христофором Ха-лецким, записавшим иезуитам имение Горостов и
9*
131
фольварк Колбасино в Гродненском повете, и иезуитом Иеронимом Девялтовским, пожаловавшим имение Шупеня.82
Автор истории иезуитов в Польше ксендз Станислав Заленский считает, что к моменту ликвидации ордена в 1773 г. Гродненская коллегия владела 7 деревнями, 6 фольварками, местечком Понемунь и капиталом в 176 тыс. злотых.83 На самом деле эти данные не являются точными. Как это явствует из инвентаря иезуитских владений Гродненской коллегии, составленного в 1774 г., ей принадлежало 7 фольварков и 25 деревень. Всего в них было 240 дымов. В пользовании крестьян и бояр находилось около 200 волок земли.84
В Новогрудке иезуиты обосновались в начале XVII в. По мнению автора люстрации (ревизии) монастыря и костела иезуитов в Новогрудке, составленной в 1774 г., «в королевском городе Новогрудке, погруженном в ереси, митрополит всей Руси В. Рут-ский (униатский митрополит. — Я. М.), обуреваемый страстным желанием распространить и умножить божью славу, ввел орден иезуитов и осадил его на своих вечных и других приобретенных пляцах».85 С целью их лучшего обеспечения сын новогрудского хорунжего Юрий Головня в 1623 г. пожаловал иезуитам две деревни. В свою очередь Ян Мошинский передал им дом на рынке, построил деревянный костел, выделил 5 тыс. злотых и записал на счет ордена все свои владения. В 1626 г. в Новогрудке была открыта миссия, преобразованная в 1631 г. в резиденцию.
Рост земельной собственности Новогрудской коллегии происходил главным образом в первой половине XVIII в. и в основном за счет дарений феодалов. В 1700 г. Варвара и Михаил Потоцкие пожаловали иезуитам имение Почапов, затем в 1707 г. от шляхтичей Веригов-Даровских они получили деревню Кой-дановщину, в 1708 г. — Лясковщину, в 1710 г. от Варвары Потоцкой — Бурдыковщину, в 1712 г. от городничего Яна Бакановского — имения Остров, Буцевичи и Баканово, в 1749 г. от Замойской — Солодов.86 Все эти владения плюс ранее приобретен
132
ные (Бритянка, Лычицы, Забердово и Щорсы) составили существенную экономическую и финансовую основу для деятельности в Новогрудке коллегии, организованной в 1714 г.
В 1751 г. иезуитская коллегия сгорела. Однако за пять лет благодаря щедрым пожалованиям ново-грудского каштеляна Яна Хребтовича, бурграбия Войниловича, помещиц Коссаковой, Кашицовой и Есьмановой коллегия была восстановлена.87
На территории Белоруссии иезуиты создали четыре резиденции: три в восточных районах — Могилеве, Бобруйске и Мстиславле, одну на западе •— в Слониме. Цель основания Могилевской резиденции была изложена шляхтой на сеймике, состоявшемся в Орше в 1678 г. Собравшиеся постановили потребовать на сейме в Гродно утверждения Могилевской резиденции. В принятой на сейме конституции отмечалось: «Миссию преподобных отцов иезуитов фарного костела в Могилеве с целью обращения душ, зараженных схизмой, разрешаем, и фундацию смоленского каноника и могилевского плебана В. X. Здано-вича ради обращения их (в католицизм. — Я. М.) утверждаем с согласия всех сословий и авторитета настоящего сейма».88 Таким образом, Могилевская резиденция, подобно коллегиям иезуитов, призвана была играть роль плацдарма католицизма в белорусских землях. Поэтому вряд ли есть основание согласиться с мнением С. Заленского, который утверждает, что поселение иезуитов в Могилеве было чистой случайностью.89
Подобную роль плацдарма католицизма должна была играть и Мстиславская резиденция. Ее основатели и покровители супруги Цивинские, составив фундуш для резиденции, следующим образом определили задачи этой организации: «Ввиду того,—писали Цивинские, — что в белорусских землях множество душ находится в ереси и грубой несознательности о боге, следовательно, целесообразно для спасения христианских душ посредством труда миссионеров шляхетскую молодежь соединить в одно стадо под руководством единого пастыря, наивысшего римского
133
епископа, показывающего дорогу заблудшим овцам. В свою очередь шляхетская молодежь различных воеводств и поветов, упражняясь с помощью иезуитов в набожности, боязни бога и науках, будет влиять на подданных. Они должны их вести на путь познания бога».90
В 1717 г. миссия иезуитов в Мстиславле, основанная в 1690 г., была преобразована в резиденцию. Владения резиденции состояли главным образом из пожалований шляхты. Кроме Цивинских, фундато-рами были супруги Гноинские (Станислав Гноин-ский — ротмистр Мстиславского воеводства). В 1712 г. Гноинский записал в пользу миссии имения Гразь и Гразин, а его супруга — Засекле в Оршанском повете. В следующем году деревню Слинков-щину записала Люция Ильиничева. В 1727 г. Антоний Ильинич подарил ордену деревню Точну. Кроме земель, иезуитам достались от шляхты довольно крупные суммы денег.91
Во время Северной войны, в 1709 г., в Слониме открывается миссия иезуитов, впоследствии преобразованная в резиденцию (1726 г.). Основателями ее были шляхтичи Годебские.
До середины XVII в. иезуиты владели в Белоруссии сравнительно незначительным числом дымов. По данным 1653 г., в Гродненском повете им принадлежало 83 дыма, в Полоцком воеводстве — 2075, в Новогрудском воеводстве — 379, в Оршанском повете — 220, Речицком — 22, всего 2779 дымов.92
Иное положение наблюдается в 1790 г. В целом по Литовскому княжеству (после первого раздела Польши) в больших поиезуитских владениях было 10 408 дымов. Из этого числа в белорусских поветах находилось 8398 дымов.93
В этот подсчет не входят дымы, оставшиеся в руках иезуитов на территории, отошедшей в 1772 г. к Российской империи, где орден иезуитов продолжал существовать, сохранив земельную собственность и крепостных крестьян. Таким образом, с 1663 до 1773 г. численность иезуитских дымов выросла более чем в три раза.
134
За два столетия своего пребывания на территории Великого княжества Литовского иезуиты приобрели огромную земельную собственность. Общая площадь их земли в Литовском княжестве перед роспуском
Таблица 3
Дымы в поиезуитских владениях (данные описи 1790 г.)
Территория	Дымы	
	городские	j	сельские
Виленское воеводство	9	494
Ошмянский повет	77	829
Лидский повет	—	268
Вилкомирский повет	21	220
Браславский повет	—	121
Гродненский повет	—	345
Ковенский повет	—	34
Унитский повет	—	160
ТКемайтское княжество	92	635
Полоцкое воеводство	232	1207
Новогрудский повет	75	1543
Слонимский повет	—	38
Волковыский повет	—	9
Витебское воеводство	59	—
Оршанский повет	39	670
Брестский повет	—	433
Пинский повет	99	1016
Минский повет	—	456
Мозырский повет	63	1000
Речицкий повет	—	144
Всего . . .	766	9642
ордена в 1773 г. составила 257 119 десятин пахотной земли и 247 136 десятин лесов, т. е. 504 255 десятин. Общее число крепостных в этих владениях доходило до 47 610 человек. В руках иезуитов находились крупные денежные суммы, которые отдавались ими в рост и составляли важную статью доходов. По данным 1773—1774 гг., общая сумма капиталов, отданных под проценты частным лицам и еврейским общинам, составляла 1 119 136 руб. серебром.94
Стоимость земель, оставшихся после роспуска
135
ордена иезуитов в 1773 г., в Великом княжестве Литовском составила 2 044 477 руб. серебром95 (сюда не входят данные по Могилевской губернии, а также не учтены земельная собственность и богатства старейшей коллегии иезуитов в Полоцке). Принимая во внимание, что земли ордена в Гродненской губернии были оценены в 356 748 руб., в Минской — в 383 142 руб-, в Виленской — в 604 152 руб.96 (часть земель Виленской коллегии находилась в пределах Белоруссии), можно с уверенностью сказать, что большая часть богатств ордена была сконцентрирована в Белоруссии.
Иезуиты были не единственными крупными земельными магнатами. Из других католических монашеских орденов, обосновавшихся на белорусской земле и составивших огромное состояние, следует назвать женские монастыри бенедиктинок в Несви-же, св. Бригиты в Гродно, мужские монастыри картузов в Березе, кармелитов босых в Глубоком и ряд других.
Монастырь бенедиктинок в Несвиже был первым женским католическим монастырем на территории Белоруссии. Основание его связано с именем трокского (позже виленского) воеводы князя Николая Христофора Радзивилла.
Большой интерес к организации этого монастыря проявили папа Климент VIII и король Сигизмунд III.
Климент VIII в своей грамоте от 13 декабря 1596 г. хвалил Николая Радзивилла за преданность костелу, за помощь в организации Несвижской коллегии иезуитов и кляштора бенедиктинок. Папа предоставил монастырю ряд привилегий и преимуществ, которые должны были поднять его авторитет в глазах окружающего населения. Король подтвердил фундацию на генеральном сейме в Варшаве 14 октября 1590 г.97
Николай Христофор Радзивилл позаботился о материальном обеспечении монастыря. Он сразу выделил 7 тыс. злотых на возведение здания костела,98 а также большой участок земли в городской черте, обусловив свое решение постановлением Тридентского собора,
136
которое требовало, чтобы в интересах безопасности «женские монастыри строились только в месте, защищенном городскими стенами». Он передал тогда в пользу костела 21 морг земли вместе с огородниками и 2 пруда для обеспечения обитателей монастыря рыбой." Акт фундации монастыря содержал также пожалование на крупное владение Говежно.100
На строительство костела Радзивилл передал кирпичный завод и дрова из княжеского леса для обжига кирпича, но оговорил при этом, что кирпичный завод не переходит в вечное пользование монастыря.101
Сначала монахини жили в деревянном помещении, но с 1602 г. переселились в построенные монастырские здания.
В течение непродолжительного времени значительно выросла земельная собственность этого монастыря. В 1605 г. Николай Радзивилл продал монастырю за 20 тыс. злотых имение Телядовичи.102 В 1619 г._ феодал Андрей Скорульский пожаловал монастырю, небольшой Даниловский фольварк, расположенный недалеко от Несвижа.103 В 1626 г. за 20 тыс. злотых монастырь купил у супругов Каминских имение Be-лешин, а в 1629 г. у Витановских — имение Узда-Зеньковичи.104
Получив в залог имение Олдовичи (или Моничи) за сумму в 20 тыс. злотых, отданную в 1639 г. в рост Радзивиллам, бенедиктинки удержали его в своих руках до конца XVIII в.
Таким образом, земельный комплекс бенедиктин-, ского монастыря сформировался из трех источников: пожалований (три владения), купли (два владения) и «заставы» (одно владение). В таком виде он сохранился почти до конца XVIII в.
Более полно о земельной собственности монастыря бенедиктинок в Несвиже можно судить по сохранившемуся инвентарю 1797 г. По данным этого инвентаря, монастырь владел более 440 волоками земли, из них в пользовании .крестьян находилось 326 волок (сюда входят тяглые, чиншевые и вольные) ; 54 волоки пахотных земель обрабатывались.
137
монастырем. Все владения монастыря были расположены вблизи Несвижа.105
В Гродно по улице, называвшейся в XVI— XVIII вв. Езерской (ныне улица Карла Маркса), сохранились громадные здания монастыря и большого костела св. Бригиты, построенных в стиле барокко. Вокруг монастыря и костела возвышаются каменные стены, проходящие по четырем улицам. Высокие и толстые стены, башни придают сооружениям вид настоящей крепости.
Гродненский монастырь св. Бригиты основан в 1634 г., завершение постройки монастырского костела датируется 1642 г. В течение непродолжительного времени монастырь превратился в крупного земельного собственника, феодального вотчинника. Монастырь приобрел ряд фольварков, расположенных на территории Тройского и Брестского воеводств, владел броварнями, солодовнями и мельницами, кирпичными заводами, корчмами и домами. В самом городе он приобрел ряд земельных участков и юри-дику.
Важнейшей формой обогащения монастыря были пожалования. Само учреждение монастыря и его юридическое оформление начиналось с земельного пожалования. Этому способствовали как королевская власть, так магнаты и шляхта. Феодалы не жалели средств на обеспечение монастыря пахотными землями, угодьями и крепостными крестьянами, отпускали большие денежные средства на украшение монастырских костелов и приобретение для них дорогостоящей утвари.
Фундатором Гродненского монастыря св. Бригиты была Александра Собеская Веселовская, жена маршала Великого княжества Литовского. В 1641 г. она пожаловала монастырю ряд земельных участков в самом городе,106 а в следующем, 1642 г., подарила несколько фольварков в Гродненском и Волковыском поветах.107 Получив на основе королевской грамоты несколько «цегельней», монастырь стал производить кирпич и выжигать известь.
138
Большое значение для укрепления экономических позиций монастыря св. Бригиты имела привилегия Владислава IV от 8 октября 1643 г. В ней король подтвердил акт основания монастыря со всеми земельными участками и с 30 волоками земли в деревне Ходорово, принадлежавшей фольварку Коханово в Гродненском повете. Привилегия подтвердила также право монастыря на купленные им земельные участки и амбары в местечке Мосты.108 За монастырем были закреплены иммунитетные права, которыми пользовалась католическая церковь в Речи Посполитой. В 1647 г. Варшавский сейм утвердил фундацию монастыря св. Бригиты.
В течение второй половины XVII и в XVIII в. земельная собственность и богатства монастыря св. Бригиты продолжали расти. Раздуваемый в этот период религиозный фанатизм, преследования инако-верующих, усиленное насаждение католичества и униатства в Белоруссии — все это содействовало новым пожалованиям, а следовательно, и росту недвижимого имущества.
К концу XVIII — началу XIX в. владения монастыря св. Бригиты состояли из шести фольварков: Коханово, Шиловичи, Кремяница, Рогозница, Князеве, Задворье. Составитель хроники костела и монастыря сообщает, что, согласно последнему акту ревизии, во всех владениях было 1103 волоки земли (23,5 тыс. га), на которой проживало 3400 крестьян только мужского пола.109
Второй в Белоруссии женский монастырь св. Бригиты находился в Бресте. Референдарий и писарь Литовского княжества Александр Гонсевский составил в 1623 г. фундуш на этот монастырь. Он решил посвятить свою дочь Анну в монахини и построить монастырь этого конвента в Бресте- Супруги Гонсевские выделили для этой цели 2 тыс. злотых; они записали в пользу монастыря также имение Горбово в Брестском воеводстве. Примеру Гонсевских последовали Гурские, Стриенские, пожаловавшие тоже по 2 тыс. злотых, и Коленды, решившие отдать свою дочь Магдалину в монастырь и выделившие в пользу его
139
1400 злотых.110 Кроме того, монахини приобрели юри-дику в Бресте, состоявшую из 23 пляцев.111
В 1661 г. генеральный сейм в Варшаве принял конституцию, обеспечившую безопасность земельных владений гродненского и брестского монастырей св. Бригиты, и предоставил им важные права. В конституции отмечалось, что церковные владения «на земском праве» освобождаются от повинностей в пользу войска.
На территории Белоруссии находился единственный в Великом княжестве Литовском монастырь картузов. Орден картузов был основан в XI в. после проведения Клюнийской реформы в католической церкви. В Белоруссию картузов пригласил в середине XVII в. подканцлер княжества Казимир Лев Са-пега, третий сын известного Льва Сапеги.112 В очень живописном уголке Брестского воеводства, на речке Ясельда, было избрано местечко Береза как пункт их пребывания.
Фундатор монастыря Казимир Сапега был фанатиком настолько, что папа римский Александр VII пожаловал ему и его потомкам титул князя.113 И не случайно. Будучи рьяным пропагандистом католицизма, Казимир Сапега основал большое количество костелов и монастырей. В них он видел одно из средств духовного порабощения трудящихся масс Белоруссии, враждебно настроенных к эксплуататорам — светским и духовным феодалам. По инициативе и на средства подканцлера были построены костелы в Семятичах, Дятлове, Ружане, Новогрудке, Горках, Бешенковичах и других местах, а также монастыри кармелитов, бернардинцев, бонифратров, иезуитов, каноников регулярных в Бресте, Сапежи-не, Новогрудке, Слониме. Активную поддержку Казимир Лев Сапега оказывал и утверждению унии в Белоруссии. Он был основателем свыше 20 униатских церквей114
Получив согласие епископа Андрея Гембицкого на основание монастыря картузов, Сапега установил связь с генералом ордена. В связи с этим из Пара-дижа под Гданьском в Брестское воеводство был
140
направлен приор Филипп Пульман, который ознакомился с местностью и избрал Березу в качестве местопребывания картузов.
В 1648 г. предложение Сапеги получило одобрение генерального капитула ордена картузов. После этого сразу же стала складываться крупная земельная собственность монастыря.
Сапега пожаловал в 1648 г. вновь созданному монастырю' ряд своих владений: местечко Береза с окружающими его владениями и дополнительно купленными у Умястовских землями.115 Кроме того, картузы получили две деревни в Слонимском повете — Милейки и Замостянки, местечко Бусяж. Вся эта фундация была утверждена на генеральном сейме в Варшаве в 1653 г.
Фундация Казимира Сапеги в пользу монастыря картузов была одной из самых богатых в Великом княжестве Литовском. Однако фундатор не дождался завершения строительства монастыря. Он умер в январе 1656 г., за 10 лет до окончания строительства монастырских зданий. Чтобы укрепить позиции монастыря, дать ему больше возможностей влиять на население окружающих деревень, в его окрестностях было построено шесть часовен.
Со временем земельная собственность картузов все больше возрастала за счет новых пожалований, купли, завещаний феодалов, получения в «заставу» земель за отданные монастырем в рост деньги, милостыней, даваемых богатыми людьми за предоставление места на захоронение в подземелье костела.
В 1665 г. на основе записи вилкомирского стольника Самуэля Немцевича картузы получили фольварк Левошки. В результате ростовщических сделок с различными феодалами к картузам перешли имения Лейпуны и Понемунье в Гродненском повете, Бабабский ключ в Брестском воеводстве, имение Мошковицы в Брестском воеводстве, фольварк Углы в Слонимском повете и многие другие.
Земельная собственность Березовского монастыря возрастала и за счет завещаний феодалов. В 1672 г. Кристина Высокинская завещала на вечные времена
141
три волоки земли в Здитове, в 1678 г. витебский стольник Андрей Урсин Немцевич завещает монастырю купленный им незадолго до этого фольварк Шиленок с деревней Ястрем при условии, что гроб с его телом будет установлен в монастырской каплице и что будут отправляться траурные мессы за упокой его души. В 1687 г. виленский епископ Бжостов-ский сделал запись в пользу картузов на амбар в Бресте с пляцом. Ротмистр Петр Сербеевский в 1774 г. завещал свое имение Сейловщина в Брестском воеводстве. Он же предоставил монастырю право получить его капиталы, отданные в долг. Надо полагать, что это были крупные суммы, если только брестским тринитариям должники Сербеевского обязаны были передать 6 тыс. злотых.116
После третьего раздела Речи Посполитой монастырь лишился части земель, но, несмотря на это, остался одним из крупнейших земельных собственников в Белоруссии. По данным 1829 г., в распоряжении монастыря было около 10 тыс. десятин пахотных земель, около 7 тыс. десятин лесов и 1165 десятин пастбищ.117
В небольшом местечке Глубокое, расположенном в северо-западной части Белоруссии, к 40-м годам XVII в. обосновались кармелиты босые. Местечко Глубокое находилось в живописной местности и состояло из двух частей, разделенных рекой Березви-ца. По этой реке проходила также граница владений двух крупных магнатов Великого княжества Литовского — Корсака и Зеновича.
Основателем монастыря и костела был Мстиславский воевода и староста магнат Иосиф Корсак. В 1640 г. он подготовил завещание. Составляя последнее, Корсак, как он писал, руководствовался стремлением «расширить истинную католическую веру». Он «заботился» о душах своих подданных, которые, по его выражению, «умирают без святых сакра-ментов».118 Корсак решил передать кармелитам босым часть своей Глубокской латифундии, расположенной в Полоцком воеводстве. На основе акта фундации орден получил местечко Глубокое «с ме
142
щанами, их землями и повинностями», имение Ластовица с 19 деревнями, имение Пшедолы с 6 деревнями, имение Свило со всеми деревнями.
Кроме указанных выше имений, Корсак записал в пользу монастыря купленные им у феодала Петра Сулятыцкого владения Гнездилове и Вольборовичи «со всеми деревнями, фольварками, местечками, озерами и прудами, мельницами, пущами, лесами, лугами и другими принадлежностями, а также доходами».119
Пожалование Корсака в Глубоком было увеличено в связи с основанием (в соответствии с тем же завещанием) кармелитского приходского костела. На содержание и материальное обеспечение плеба-на Корсак выделил 21 волоку земли и фольварк в Залесье, 200 коп литовских грошей в год, продуктовую ренту (12 бочек ржи виленской меры, 7 — солода, 1 — пшеницы, 1,5 — ячменя и 7 бочек овса).120
С целью усиления своего влияния на окружающее население костел основал еще две филии—в Мамае и Дмитровщине. Этой же задаче служило создание в XVII в. униатской церкви св. Троицы в Глубоком.121
Корсак всемерно поддерживал также базилиан. Несколько раньше (1638 г.) он пожаловал березо-вецким базилианам ряд владений. Трудно сказать, что представляло это пожалование в момент его составления. Однако, по данным тарифа подымного Полоцкого воеводства за 1775 г., известно, что Бере-зовецкому монастырю принадлежали 4 деревни и 5 застенков с 57 дымами. В то же время родственники Корсака пожаловали виленским базилианам имение Залесье, состоявшее в 1775 г. из 21 деревни.122
Семья Корсаков, расширяя сеть монастырей в Белоруссии, преследовала и социально-политические цели. Укрепление католичества должно было способствовать усилению господства магнатов, ослаблению остроты классовой и религиозной борьбы. Корсаки хорошо знали, что в 1652 г. в Глубоком числилось не более 40 католических семей, а в приходе, за пределами местечка, — всего 30 католических семей, преимущественно шляхетских.123
143
За период до 1775 г. владения кармелитов в Глубоком значительно выросли. Тариф подымного налога Полоцкого воеводства дает возможность судить о земельной собственности монастыря во второй половине XVIII в. В части местечка, принадлежащей монастырю, было 110 дымов. В имениях и фольварках Лястовица, Пшедолы, Королевичи, Свило, Гнезди-лово, Вольборовичи, Янки монастырь владел 42 деревнями, 19 застенками и одной слободкой (общее количество дымов — 826).124 Монастырю принадлежало около 6100 крепостных.
В 1842 г. обширные владения кармелитов босых в Глубоком были секуляризованы. К тому времени им принадлежали Глубокое, Лястовица, Пшедолы, Заполово, Амбросевичи, Королевичи, Вороново, Свило, Вольборовичи, Янки и Крупки. Таким образом, по сравнению с серединой XVII в. к первичной фун-дации прибавились владения Заполово, Амбросевп-чи, Королевичи, Вороново, Янки и Крупки. За это же время монастырь лишился Гнездилова. В момент касации ордена в монастырских владениях проживало 3174 душ мужского пола.125
£ Национально-освободительная война украинского и белорусского народов середины XVII в., русско-польская война, во время которых весьма ярко обозначилось стремление трудящихся масс Белоруссии к объединению с братским русским народом, заставили господствующий класс Литовского княжества снова обратиться к услугам католической и униатской церквей с целью восстановления и укрепления своего господства, столь сильно пошатнувшегося в этот период- В этом же была заинтересована и католическая церковь. Особое внимание магнаты и шляхта Речи Посполитой уделяли укреплению и продвижению католицизма на северо-восток
Еще не завершилась русско-поЛьская война, как в 1667 г. феодал Александр Копть составил фундуш на основание бенедиктинского кляштора в Яново. Однако монастырь этого ордена было решено построить не в Яново, а в Городище Пинского повета. Пожалование состояло из двух частей: наследствен
144
ных владений Коптя и части Королевщины, которую последний получил в пожизненное держание.126 Сеймовая конституция 1667 г. утвердила фундуш в составе следующих фольварков и деревень: Купятичи, Волька, Любель, Заезеже, Городище, Белая, Брако-вичи и Селище. В городе Пинске бенедиктинцы получили корчму с правом свободного шинка, в пригороде — волоку земли и пляц над рекой Ясельда,127 затем юридику, названную Себеж.128 Сеймовая конституция освободила эти владения от городских повинностей. Вместе с этим она подчеркнула, «что, желая исправного распространения славы божьей», к этим владениям из государственных земель прибавила деревню Сошно.129
В конце XVIII в. этому монастырю уже принадлежало 5 фольварков и 14 деревень с 334 дымами. В пользовании крестьян было около 180 волок пахотных земель.
Довольно крупную земельную собственность составила и униатская церковь на северо-восточных рубежах Речи Посполитой с Русским государством. Наиболее крупными земельными собственниками на Полоччине были Полоцкое униатское архиепископство и базилиане. Архиепископству принадлежало пять имений (Завешеле, Циотче, Воронеч, Донка, Дольцы), объединявших 53 населенных пункта. Полоцкие базилиане владели 75 населенными пунктами с 325 дымами.130 Только в пределах Полоцкого воеводства после первого раздела Польши униатская церковь владела 147 населенными пунктами, в которых находился 761 дым.
Как мы видели, Ватикан начал уделять особое внимание Полоцкому воеводству еще со второй половины XVI в. Тогда папская курия пользовалась услугами иезуитов. В XVIII в. на помощь были привлечены базилиане, роль которых в исторических судьбах белорусского народа была весьма незавидной.
Однако влияние католической церкви в восточной части Белоруссии не ограничивалось этим. Ватикан стремился продвинуть свои опорные пункты как можно дальше на восток. В Лепеле укрепились бернар-
10 Зак. 1329
145
динки, которым принадлежало местечко Новый Ле-пель со 105 дымами. Вблизи Лепеля они владели 15 деревнями, 3 застенками и одной слободкой (332 дыма). Таким образом, городские и сельские дымы виленских бернардинок на Лепельщине составили внушительную цифру — 437.131
Анализ документальных материалов о монастырском землевладении позволяет сделать вывод об основных путях его формирования в Белоруссии.
Наиболее распространенной формой земельного обогащения монастырей были пожалования. Самые крупные пожалования осуществляли королевская власть, магнаты, высшие должностные лица Речи Посполитой, в меньшей степени шляхта. Все они видели в организационном укреплении монастырей, в усилении их экономического влияния важное средство для обоснования и укрепления иноземногб господства на территории Белоруссии. Пожалования составляли от 85 до 90 процентов земельных богатств монастырей.
Второй источник земельного обогащения монастырей составляли дарения. Дары монастырям осуществлялись навечно. Большей частью дарения вносились на поминовение душ феодалов и захоронение их в подземельях монастыря или монастырского костела. Анализ завещаний, отложившихся в наших архивах, показывает, что в XVII—XVIII вв. дарения в пользу монастыря или костела имения, деревни или денежной суммы стали обычаем и нормой поведения для феодалов.
Третьим весьма существенным источником обогащения монастырей и роста их земельной собственности были ростовщические операции. Нуждавшиеся в деньгах феодалы брали у монастырей ссуды под залог недвижимости. По истечении срока закладная обычно превращалась в купчую. В результате неплатежеспособности должников судебные исполнители вводили монастыри — ссудодателей во владение заложенным имением.
Земельная собственность католических монастырей возрастала также за счет захватов чужих зе
14G
мель, незаконного их присвоения при помощи поддельных документов и мошеннических действий. Бесчисленные конфликты, вооруженные нападения духовных и светских феодалов друг на друга в условиях слабой государственной власти углубляли анархию внутри страны, при этом все бремя ее ложилось на трудовые крестьянские массы.
* # *
Мы выше говорили о том, как трудно точно определить величину земельной площади владений католической церкви в Белоруссии для разных периодов времени. Эти трудности, во-первых, вытекают из того, что обобщающие статистические данные XVI— XVIII вв. по существу не сохранились. Во-вторых, землевладение католической церкви находилось в постоянном движении. Наконец, надо отметить и то обстоятельство, что церковь не была заинтересована в том, чтобы общественность знала о ее огромных богатствах, в первую очередь земельных.
Однако, для того чтобы составить определенное представление о недвижимом имуществе католической церкви в Литовском княжестве в XVII— XVIII вв., целесообразно обратить внимание на численность церковных дымов. Важнейшими источниками для определения их числа в XVII в. служат тарифы подымного за 1653132 и I673133 гг. Хотя промежуток между этими двумя датами составляет всего 20 лет, следует учесть, что в этот период произошли очень важные изменения в количестве населения Белоруссии, вызванные войной 1654—1667 гг. Следовательно, сопоставление этих двух документов дает нам возможность судить о потерях дымов во владениях католической церкви и в известной мере сравнить их с потерями других феодальных собственников.
Указанные документы отражают количество церковных дымов не в целом, а по категориям: епископские, кляшторные и плебанские. Под этим углом зрения и составлена таблица о количестве дымов ка-
10*
147
ез
S ч о
ь-
Изменение количества крестьянских дымов во владениях католической церкви в Белоруссии за период 1653—1673 гг.
О 00 СО
юоо^^соо^юо
^OOCOOCO^^WOCW^^CTia-) —|[^.04СП-^^О04Г-Г-ЮЮЮС0с0С0 СОСОО-^СОЮСПЮСОС'40004СОСО — со 04	04 04	—
ЮСО’^ОС00004ЮЬ-04’^0>00 04Ю тГ СО TF СО СО 00 Г"- 04 О 00 СО 00 04 СО СП I СП 04 00 тг СО Ю ю	coco I
СО Ю О СО	СО Ю	СП
CD I 104 04 04 1 I 100040 1 I СО 041 I 00 —' —• I I I Г- —• I I
04
СО О СО СО СО 04	00 -н СО
О b- Tj< со I СО I Г-IICOO4I I I
тТ —• —< 04 I СО I Ю Г- I СО I I
Всего . . .	5009	4731	8963	18703	1776	709 4201 6690 12013
148
толической церкви до русско-польской войны и после нее (см. табл. 4) ,134
Из таблицы видно, что самое большое количество дымов до русско-польской войны принадлежало пле-банам (8963), затем шли епископские и монастырские дымы. Сопоставление с положением после войны свидетельствует о том, что больше всего католическая церковь пострадала в Мстиславском, Полоцком, Витебском, Минском и Оршанском поветах, то есть в восточных районах Белоруссии. (В западной же части в ходе войны католическая церковь потеряла больше дымов в Новогрудском, Ошмян-ском и Браславском поветах.) Это объясняется тем, что в восточной части Белоруссии военные действия протекали более ожесточенно. К тому же крестьянские массы, пользуясь войной, покидали своих феодалов, уходили в другие места или создавали повстанческие и казацкие отряды, которые боролись против феодально-крепостнического гнета.
Что касается всей территории Литовского княжества, то общее число дымов во владениях католической церкви на 1653 г. составило 29 198 (в Литве — 10 495, в Белоруссии — 18 703 дыма). Если считать, что на один дым приходится 6,5 человек, то католической церкви подчинялось в этот период 189 787 человек, из которых 121 569, или 64 процента, проживало на территории Белоруссии. К 1673 г. численность дымов сократилась до 11 999. Таким образом, потери составили 58,9 процента.135
По данным польского исследователя Можи,136 потери дымов во владениях католической церкви в Белоруссии и Литве были на 13 процентов больше, чем в остальной части Речи Посполитой. После войны общий процент костельных дымов сократился с 25,9 до 4,5. Вместе с тем вырос процент шляхетских дымов— с 60,2 до 67. Это произошло за счет больших потерь в королевских и духовных владениях.
После разорительных войн XVII — начала XVIII в. католическая церковь быстрыми темпами восстанавливала свое хозяйство, приобретала новые земли и к концу XVIII в. значительно увеличила
149
размер площадей по сравнению с тем, чем она владела в 1652 г.
Данные за 1790 г., которыми мы располагаем, в известной мере являются неполными, так как каса-
Т а б л и ц а 5
Церковные дымы в Великом княжестве Литовском (по данным 1790 г.)
Поветы	Духовные		Всего дымов
	городские	сельские	
Виленский	414	2684	3098
Ошмянский	512	7115	7627
Лидский	8	870	878
Вилкомирский	235	1228	1463
Браславский	270	1898	2168
Трокекий	61	898	959
Г родненский	503	ЗОЮ	3513
Ковенский	 —	1	602	602
Унитский	445	734	1179
Жемайтский	872	3016	3888
Полоцкий	350	3005	3355
Новогрудский	184	3691	3875
Слонимский	229	952	1181
Волковыский	179	1408	1587
Витебский			 
Оршанский	79	949	1028
Брестский	790	3335	4125
Пинский	127	2845	2972
Минский	50	4514	4564
Мозырский	51	583	634
Речицкий	210	1368	1578 						
Всего . . .	5569	44705	50274
ются территории Белоруссии после первого раздела Польши. Кроме того, на основе тарифа этого года невозможно произвести разграничение между пле-банскими, епископскими и кляшторными землями. Тем не менее, на наш взгляд, эти данные представляют большой интерес. Они свидетельствуют о значительном росте владений церкви в Белоруссии в
150
XVIII в. и вместе с этим об укреплении ее экономических позиций. Наряду с количеством поиезуитских дымов в Литовском княжестве в тарифе дано общее количество церковных дымов — городских и сельских. Тариф приводит и общее количество дымов, так что можно высчитать процент церковных дымов (см. табл. 5).137
Из таблицы видно, что общее количество церковных дымов в Литовском княжестве (в границах 1790 г.) составляло 50 274. Преобладающее большинство этих дымов приходилось на Белоруссию — 39 085. Однако к этим дымам следовало бы добавить и те, которые находились до 1774 г. во владениях иезуитов. Вместе с поиезуитскими дымами, по данным 1790 г., в Великом княжестве Литовском было 60 642 церковных дыма.
Если сравнить число дымов в церковных владениях по данным 1790 г. с состоянием в 1652 г. (60 642 против 18 703), то получим увеличение более чем в 3 раза (ведь в 1652 г. в расчет принималась и часть Восточной Белоруссии, которая отошла в 1772 г. к России).
В Великом княжестве Литовском насчитывалось 451 132 дыма. Церковные составляли 13,3 процента общего количества всех дымов. Из 60 642 церковных дымов во всем княжестве 46 152, или 78,3 процента, находилось в Белоруссии.138
Рост феодальной собственности католической церкви в городах Белоруссии
Белорусский город в XVI—XVIII вв. представлял собой сложное социально-экономическое и политическое явление. Будучи центрами ремесла и торговли, белорусские города прошли сложный путь развития. С конца XV до середины XVII в. в экономическом развитии городов Белоруссии заметен определенный подъем, развиваются рыночные связи с деревней. Как поместье, так и крестьянское хозяйство нуждались во внутреннем рынке, который прежде всего предъявлял довольно значительный спрос на зерно.139
151
Несмотря на аграрный характер городов Белоруссии, они прежде всего были центрами ремесла и торговли.
Если до середины XVII в. развитие белорусских городов шло по восходящей линии, то в течение второй половины XVII и первой половины XVIII в. города все больше приходили в упадок. Этот упадок был вызван развитием крепостничества, фольварочно-барщинной системой, которая тормозила развитие производительных сил, вытесняла крестьянина с внутреннего рынка, из товарооборота между городом и деревней, умаляла значение денежной ренты в городе. Под влиянием крепостничества в деревне, ранее установившей некоторые связи с городом, все больше стало преобладать натуральное хозяйство. Однако последствия развития фольварочно-барщинной системы со всей силой сказываются только со второй половины XVII в.
На хозяйственное положение городов повлияли многочисленные разорительные войны, которые вела Речь Посполитая в XVII—XVIII вв. Во время русско-польской войны 1654—1667 гг. территория Белоруссии стала ареной военных действий. Губительно сказались на развитии городов события Северной войны (1770—1721 гг.). Многие из них были тогда захвачены и опустошены шведами.
'В 1710—1711 гг. в Белоруссии свирепствовала моровая язва, которая погубила большое количество людей. «Весь город остался пустым», — отмечается в одном из документов, связанных с Гродно.140 Аналогичное явление имело место и во многих других городах. О разорении Белоруссии в связи с эпидемией свидетельствует универсал гетмана Великого-княжества Литовского Людовика Потея от 12 марта 1711 г. Гетман писал: «... В настоящее время, когда столь много городов, местечек и деревень были подвергнуты эпидемии чумы, погибло очень много людей, в результате чего некоторые города, местечки и села стоят почти пустыми».141
Но уже во второй половине XVIII в. оживляется хозяйственная жизнь большинства городов Белоруссии. Растут товарно-денежные отношения. Появля-
152
ются мануфактуры, хотя еще и сильно связанные с феодально-крепостническим строем. Господствующий класс начинает удовлетворять свои потребности в промышленных товарах частично на месте. В результате часть денег, ранее вывозившихся за границу,, остается в стране. Во второй половине XVIII в. увеличивается экспорт сельскохозяйственных продуктов из Белоруссии за границу* Страны Западной Европы,, развивавшиеся по капиталистическому пути, нуждались в хлебе, мясе, лесных товарах и промышленном сырье. Реки Неман, Западная Двина, Буг снова приобретают большую роль как водные пути для вывоза хлеба, сельскохозяйственных товаров и сырья.
Тормозом в общественно-политическом развитии белорусских городов, в развертывании ремесленной и торговой деятельности мещанской общины, подчиненной магистрату, в развитии национальной культуры явилось укрепление позиций светских и духовных феодалов.
После Люблинской унии и в течение XVII— XVIII вв. католические монастыри и костелы в белорусских городах укреплялись не только в организационном отношении, но и в экономическом.
В XVII—XVIII вв. в Белоруссии происходил дальнейший рост крупного церковного землевладения. Этот процесс расширения собственности духовных феодалов охватывал не только деревню, но и города. В первую очередь расширилось их недвижимое имущество, состоявшее из'земельных участков (пляцев), огородов, земель в пригородах и городских фольварках, жилых домов, лавок, промышленных предприятий и т. д. Собственность духовных феодалов в городах по своим размерам не только не уступала, а в ряде случаев значительно превосходила владения-светских магнатов.
Основывая в городе монастырь или костел, королевская власть, магнаты и шляхта в первую очередь составляли в их пользу фундуш из определенного количества земельных участков, огородов, домов.
В Полоцке, завоеванном в 1579 г. войсками Стефана Батория, в течение XVII в. значительно увели-
153
чилась земельная собственность иезуитской коллегии. Только в предместьях Полоцка — Экимании и Острове, принадлежавших коллегии, в 1615 г. было 136 заселенных участков, а в 1681 г. в них уже имелось несколько сотен домов.142
Однако вопрос о земельной собственности коллегии в самом Полоцке необходимо уточнить, так как данные об этом не совсем верны. Обратимся к документам. В июне 1700 г. на заседании Главного литовского трибунала рассматривался вопрос, какими являются владения полоцких иезуитов: земскими, шляхетскими или королевскими. Это был принципиальный вопрос, ибо от того, к какой категории собственности относились эти земли, зависело, нести ли иезуитам тяжесть солдатских постоев (гиберну) или нет. Дело в том, что земские владения не обременялись этими повинностями в пользу государства. Ес тественно, что иезуиты стремились во что бы то н) стало добиться выгодного для себя решения.143
Выписка из главных трибунальских книг, сохрг пившаяся в Главном архиве древних актов в Варшг ве, содержит решение высшей судебной инстанцг Великого княжества Литовского по данному вопрос и проливает свет на движение земельной собстве ности Полоцкой коллегии с момента ее основан до конца XVIII в.
Прежде всего надо сказать о земельных участи в самом Полоцке, которые ранее принадлежали п| вославным церквам и монастырям. Королевские миссары, приехавшие в Полоцк в 1683 г., в решес от 18 августа передали коллегии все владения в ответствии с актом фундации короля Стефана тория.144 Что же касается церковных городских г цев в самом Полоцке, число которых доходило 322, то иезуиты, «ради сохранения мира как для мой коллегии, так и города их уступили».145 Вм с тем коллегия взяла в свои владения местечко манию, ранее называвшееся Гроздовичи, чтобы осуществить «юрисдикцию и власть только кос ную о. иезуитов, исключая замковую и город власти»- Тогда же иезуиты получили право сво
154
перевоза через Двину и привилегию на строительство моста.146
Составив фундуш в пользу монастыря св. Бриги-ты в Гродно, помещица Веселовская оформила в 1640 г. дарственную запись на три земельных участка на улицах Езерской и Пониковской.147 Затем костел бригиток приобрел за Неманом земельный участок с кирпичным заводом. Сверх того бригитки получили несколько королевских кирпичных заводов. В течение непродолжительного времени монастырь приобрел два пруда, право свободного постоя судов на озере Ольшанка.148
Стремясь укрепить позиции иезуитов в Гродно, феодал Христофор Халецкий записал им фольварк Колбасино, деревню Горостов, четыре волоки земли в деревне Малаховичи и несколько пляцев в самом городе. В районе рынка иезуиты приобрели несколько земельных участков, на которых проживали ремесленники.149 Упитские графы Тышкевичи записали в пользу гродненских ксендзов-францисканцев каменный дом с земельными участками, купленный у гродненских мещан, а также фольварк.150
Около 1640 г. литовский подстолий Ян Пац с супругой подарили оршанским иезуитам земельный участок и огород, а гродский судья Ян Францкевич записал свою юридику на содержание коллегиальной бурсы.151
Казимир Сапега, основатель монастыря картузов в Березе, подарил ему в 1651 г. дополнительно дом с корчмой в Слониме.152
В ходе национально-освободительной войны 1648— 1654 гг. белорусский народ не добился соединения с братским русским народом. Естественно, что после этого трудящиеся массы Белоруссии продолжали • борьбу. Стремясь сломить ' свободолюбивые устремления белорусского народа, польские магнаты, шляхта и перешедшая на их сторону зажиточная городская верхушка с еще большей настойчивостью стали укреплять экономические основы господства католической и униатской церкви в городах. В связи с этим во второй половине XVII — первой половине
155
XVIII в. земельная собственность католической церкви в белорусских городах продолжала расти.)
В Минске католические монашеские ордена доминиканцев, бернардинцев, бенедиктинцев и униатский орден базилиан получили от светских и духовных феодалов пляцы, дома с постройками, крупные денежные суммы. В 1662 г. Иероним Сангушко подарил иезуитам дом, расположенный на Высоком рынке, стоимостью 5 тыс. злотых. В 1673 г. бурмистр Михаил Шишка подарил им дом и усадьбу.153 Через два года минские иезуиты уже владели возле ратуши на Высоком рынке несколькими пляцами и лавками.154 В дальнейшем владения иезуитов выросли за счет дарений крупных магнатов. В 1662 и 1683 гг. орден получил от тройского воеводы Киприяна Бжо-стовского дарение — имение стоимостью 50 тыс-злотых. Канцлер Великого княжества Литовского тоже подарил ему два имения стоимостью 50 тыс. злотых.155
Неуклонно росли также владения католической церкви в Бресте. В 1662 г. подскарбий и гетман Литовского княжества Викентий Корвин Гонсевский подарил монастырю св. Бригиты два земельных участка в городе.156
Основывая в 1726 г. доминиканский монастырь в местечке Волынцы Полоцкого воеводства, жена войта Георгия Щита Анна записала, помимо трех имений, три каменных дома в Полоцке, а также земельные участки с постройками в Заполотье.157
Одним из средств увеличения недвижимого имущества католической церкви в городах Белоруссии были покупки и обмен земельных участков. В 1645 г. сын витебского подстолия Иеронима Жабы продал «на вечные времена» принадлежавшие ему в городе земельные участки, расположенные рядом с пляцем иезуитской коллегии, ксендзу Станиславу Моленде за 200 польских злотых.158
Иезуитская коллегия в Бресте, пользуясь тяжелым материальным положением городского населения, приобрела много земельных участков путем покупок. В течение 1666—1671 гг. в актовой книге
156
Брестского магистрата зафиксировано пять случаев продажи иезуитам земельных участков.159
Покупали в городах земельные участки и ксенд-зы-плебаны. В 1684 г. пещадьский ксендз Христофор Пахацкий купил у Брестского магистрата пляц над озером за 200 польских злотых.160
В 1690 г. настоятельница монастыря св. Бригиты в Бресте купила у шляхтича Стефана Шумского пляц на Песках- С него платили полталера в пользу города. Теперь этот пляц выходил из ведения магистрата.161
Стремясь расширить и округлить свои владения в Витебске, иезуиты коллегии произвели в 1716 г. обмен с писарем Гурко. Взамен Кудриницкого пляца в Нижнем Замке они получили два земельных участка. (Впрочем, и Кудриницкий пляц был пожалован иезуитам феодалом Кжиштофом Ожиловским.)162
В 1745 г. сын маршала Стародубского повета Виктор Пересвет передал гродненским ксендзам-доминиканцам двор, называвшийся тогда Становщина, за занятую у них еще отцом его сумму в 4 тыс. польских злотых.163
Только в XVIII в. обосновались иезуиты в Вол-ковыске, создав там свою миссию. В 1753 г. ксендз Казимир Станкевич из слонимской резиденции приступил к строительству костела в Волковыске. Быстро выросли владения иезуитов в городе. За четверть века (1740—1764 гг.) они приобрели 4 фольварка и 20,5 земельных участка в самом городе с домами, строениями, полями. Из этих 20,5 участков в виде пожалований к иезуитам перешли 16 пляцев, а 4,5 пляца они купили у разных лиц.164
Одним из наиболее распространенных средств увеличения земельной собственности католической и униатской церкви в белорусских городах в XVII— XVIII вв. была узурпация новых земельных участков (в первую очередь принадлежавших магистрату и обедневшим мещанам), присоединение их к своим юридикам или основание новых. Этому содействовал ряд обстоятельств социально-экономического и политического характера. Войны, частые эпидемии, хозяй
157
ничанье шведов на части территории Белоруссии привели к значительному сокращению городского населения и, таким образом, к упадку белорусских городов как центров ремеслу и торговли. В свою очередь создавались благоприятные условия для роста недвижимого имущества духовных феодалов в городах.
Монастыри и костелы, расположенные в городах, все же меньше страдали во время войн и других бедствий. Нередко монастырское начальство принимало на хранение различные документы частных лиц на владение недвижимой собственностью в городе. Когда же владельцы умирали, документы оставались в распоряжении церкви. Разжигая религиозный фанатизм, который находил особенно благоприятную почву в обстановке хозяйственного разорения и тяжелого положения народных масс, церковники добивались записи в свою пользу земельных участков и домов. Они обещали, что в случае смерти владельца будут отправлять поминки и богослужения за упокой души дарителей. К тому же немало земельных участков в городах в условиях хозяйственной разрухи и гибели населения лежало пустыми, и приобщение их к землям монастырской и плебанской юридики не представляло большой трудности, j
Архивные документы XVIII в. содержат описание большого количества судебных процессов между магистратами и духовными феодалами в связи с незаконным присвоением последними городских земель и изъятия их из юрисдикции магистрата. Процессы по этим вопросам затягивались на целые десятилетия. Материалы судебных процессов являются важнейшим источником для характеристики незаконных действий католической церкви в белорусских городах. Документы процессов дают возможность судить о размерах земель, перешедших к церкви в результате ее захватнической деятельности.
Остро протекала борьба между магистратом Гродно и доминиканцами, иезуитами, бернардинцами, кармелитами босыми, францисканцами и бази-лианами. Доминиканцы захватили земельный уча
158
сток мещанина Скворовского и продали его. На самом рынке они насильственным путем присвоили два земельных участка. Всего в городе доминиканцы овладели 20 земельными участками.165 Сверх того монахи приобрели земли, находившиеся в городских фольварках, пользовались ими, извлекали из них доходы, однако никаких налогов в пользу города не платили. Несмотря на запрещение, доминиканцы основали «цегельню на городском выгоне», копали глину, в результате чего портили городские земли и нанесли ущерб магистрату.166
Серьезные обвинения выдвигал гродненский магистрат в адрес кармелитов босых. Не обращая внимания на сеймовые конституции, кармелиты присвоили себе, отмечалось в жалобе магистрата, «немало-городских земель в фольварке Грандичи, с них, как и с городских пляцев, запрещают своим подданным вносить в пользу города ежегодные налоги, «скла-данки» и повинности, заставляют юрисдичан своих отказывать в послушенстве магистрату. В результате город с его фольварками дошел до крайнего упадка и разорения. Монахи открыто сопротивляются всеобщему праву, нарушают сеймовые конституции».167 Когда же магистрат решил привлечь их юридики к несению гражданских повинностей, монахи угрожали убить членов городского управления.
Тяжба между магистратом и монастырями тянулась долго, ив 1721 г. дело это оказалось в Главном литовском трибунале.
Несколько десятков лет продолжался спор между администрацией королевских столовых земель и Гродненским францисканским монастырем из-за Ры-ловских пляцев, расположенных в занеманской части города. Согласно ревизии 1650 г., этих земельных участков насчитывалось 45. В результате военных действий, проходивших на Гродненщине в 1705— 1706 гг., а также эпидемии многие из Рыловских пляцев опустели. Одни владельцы бежали, другие умерли. Воспользовавшись этим, францисканцы завладели почти двумя волоками городской земли, «незаконно захватили не только строения и всякое
159
движимое имущество, но и земельные участки, прилегавшие к ним».168 На этих землях францисканцы, несмотря на запреты, построили ряд корчем, доходы от которых присваивали себе. Этим монастырь причинил большой ущерб королевской казне.
В 1744 г. по распоряжению короля Августа III дело должен был рассмотреть асессорский суд. Францисканцы обвинялись в захвате десяти земельных участков, 1,75 волоки земли, в присвоении чин-шев, арендных плат и налогов.169 Но разбор дела в задворном асессорском суде не состоялся. Монастырское начальство путем проволочек добивалось перенесения заседания суда. Как явствует из письма маршала Великого княжества Литовского Олизаро-вича пану Томашевскому от 10 августа 1752 г., монастырь снова добился отсрочки судебного разбирательства. Из этого письма видно также, что францисканцы обижали своих подданных, отягощали их дополнительными отработочными повинностями. «Ксендзы нарочно добиваются проволоки дела, чтобы оно не было рассмотрено в суде», — пишет в заключение Олизарович.170
Много городской земли узурпировали католическое духовенство и монастыри в Бресте. Во время 1 войн, проходивших в середине и второй половине । XVII в., город сильно пострадал. В книге регистрации решений задворного асессорского суда состояние города во второй половине XVII в. характеризуется следующим образом: «В различные времена вследствие революции (речь идет о национально-освободительной борьбе украинского и белорусского народов под руководством Богдана Хмельницкого в середине XVII в. — Я. М.) город пришел к крайнему разорению и опустошению... он очень пострадал от неприятеля. В то время одни мещане были убиты и уничтожены, другие разогнаны, лишены своего имущества, изгнаны из домов своих... Положение стало таково, что город превратился в пустыню».171
В это время некоторые «предприимчивые» феодалы (духовные и светские) захватили много городских земельных участков, застроили их корчмами, на рын
160
ке построили «дворки» и поселили в них пришлых людей.172
В 1638 г. начался судебный процесс Брестского магистрата с августинцами, иезуитами, доминиканцами, бригитками и базилианским замухавецким монастырем. Монастырь обвинялся в том, что он «загородил городские общественные улицы, захватил немало городской земли и домов, подчиняя их своей юрисдикции».173 Однако монастырь отвергал требование магистрата о возвращении земель. Монахи считали, что магистрат ложно их обвиняет и к тому же притесняет людей, находящихся под юрисдикцией монастыря.
В 1684 г. березовские картузы незаконным путем приобрели в Бресте земельный участок на так называемых Песках. Он был освобожден от чиншев и городских «складанок». Магистрат не пожелал мириться с этим. В 1772 г. был вынесен декрет задворного асессорского суда о возвращении городу этого пляца вместе со всеми постройками.174
В 1744 г. в асессорском суде, заседавшем в Гродно, вторично рассматривалась жалоба Брестского магистрата на иезуитов коллегии и некоторых светских феодалов по поводу «захватов городской земли, пляцев и оплаты с них чинша».175
Многочисленные судебные процессы с духовными феодалами разорили Брестский магистрат. Испытывая недостаток денег, он вынужден был продавать принадлежавшие городу участки земли лицам, проживавшим на частных юридиках. Это в свою очередь вело к большому сокращению городских доходов. На погашение судебных издержек магистрат в 1743 г. продал Булыжинское поле пану Белевскому за 280 злотых. Затем ратушный пляц был продан полковнику Яну Костью.176 В 1744 г. подданный юри-дики доминиканцев Павел Зубелевич купил у магистрата часть реза за 30 злотых.177 В том же 1744 г. на погашение долга в 300 злотых магистрат дает радце (должностное лицо в магистрате) участок земли.178 Не будучи в состоянии выплатить долг Демьяну Татариновичу, городское управление вынуждено
31 Зак. 1329	161
продать «рез поля» за 120 злотых.179 Одновременно магистрат продал участки земли юрисдичанам ксендзов тринитариев Демьяну Худику и Антону Чер-ваку.180
Тяжба Брестского магистрата с иезуитами из-за городских земель не прекращалась и в последующие годы. В 1748 г. дело рассматривал задворный асессорский суд в Варшаве. Однако магистрат из-за нехватки денег для ведения дела вынужден был занять 120 злотых у Василия Кищеняты, передав ему за это «рез поля».181 В то же время магистрат продает «резок поля» Яну Проскурке за 120 злотых и Петру Куцевичу за 130 злотых.182
В течение XVII—XVIII вв. монахи-цистерианцы приобрели в Бресте много земельных участков, нанеся этим большой ущерб доходам города. В конце XVIII в. магистрат подал жалобу на цистерианцев, обвинив их в незаконном присвоении многих пляцев. Проверка документов показала, что монахи получили земли в результате темных махинаций, документально подтвердить свои приобретения не сумели. Комиссия, рассмотревшая это дело, признала правильность иска магистрата. Она предложила цистерианцам вернуть последнему незаконно захваченные в городе земли на Лавринецкой и Лозицкой юридиках вместе с чиншами за предыдущие годы.183
В начале XVIII в. составитель инвентаря Ново-грудской коллегии писал: «После наступления в стране продолжительной революции, и в частности в Новогрудском воеводстве (во время которой не только кляшторам, но и храмам господним не было пощады), все документы и привилегии новогруд-ских иезуитов были уничтожены частично огнем, частично неприятелем или просто случайно были утеряны»184
После бурных событий середины XVII в. и последующих войн иезуиты снова вернулись в Новогрудок. Не имея документов, подтверждающих недвижимую собственность, ректор коллегии Скорульский дал в 1736 г. «юрамент» (присяга) перед специальной комиссией, созданной для определения принадлежности
162
земельных участков в городе. Однако присяга Ско-рульского не соответствовала действительности. Иезуиты захватили ряд чужих пляцев, расположенных около кладбища и в других местах города. Помимо пляцев на юридиках, иезуиты присвоили себе 13 земельных участков.
В последующие годы городские власти Новогруд-ка предприняли ряд мер с целью возвращения незаконно присвоенных иезуитами земель, домов и различных построек. В результате в 1739 г. магистрату были присуждены две «цегельни» с прилегающими к ним земельными участками и постройками, два пляца на Бальчицкой улице, пляцы Тычиновский, Курга-новский, Протасовичовский, Заламойская волока и др.185
Десятки земельных участков были захвачены католическими монастырями и православными церквами в Могилеве. В 1748 г. поступила жалоба на доминиканцев, в связи с тем что они «незаконно захватили и продолжительное время держат каменный дом и пляц, названный Путятинским, принадлежавший городу». Магистрат требовал возвращения «ка-меницы» и земельного участка, мотивируя тем, что имеет на это «вечистое купное право».186
Могилевский магистрат вел длительную тяжбу с католическими монастырями, униатскими и православными церквами из-за многих участков, захваченных последними. В 1765 г. было вынесено судебное определение по этому делу. Суд согласился с инсти-гатором Могилева Павлом Кобыленским, который требовал «отмены пожалований в пользу церкви, сделанных по завещаниям духовенству, присуждения городу всех владений, доставшихся духовенству и узурпированных им, как противоречащие сеймовым конституциям».187
По стопам католических монастырей шло униатское духовенство. Минские базилиане активно участвовали в присвоении городского недвижимого имущества. В первой половине XVII в. они «без причины» забрали мельницу на реке Свислочь, построенную еще в 1617 г. «на берегу городском», и вместе
И*	163
с ней пляц Жабчинский. Затем базилиане «бесправно забрали» юридику Козьмодемьянскую, «без всякого права присвоили каменицу, называемую Пало-вичской».188
Особенно кипучую деятельность развернул женский монастырь бенедиктинок в Минске. Получив от гродского писаря Адама Войцеха Янишевского поддельные документы, монахини овладели землями, сенокосами, которые долго находились во владении магистрата. Дело дошло до задворного асессорского суда. В 1701 г. последовал «заручный лист» Августа II против настоятельницы кляштора. Король под «зарукой и угрозой штрафа в 10 тысяч коп грошей предупредил монастырь, чтобы прекратил бесчинства и самоволие, не осмеливался косить городские сенокосы, запретил своим подданным пахать городские земли, не собирал снопщизны».189
В 1739 г. минские мещане жаловались на духовных и светских феодалов за то, что они присваивали себе «городские грунты, сеножати и лавки... при покровительстве прав, завещаний и иных разного рода документов, контрактов, вопреки праву соответствующего, городу данному». Этим путем базилиане захватили мельницу, доминиканцы — баню, православные монахи — фольварк Переспу.190
Минские ксендзы-плебаны Яновский и Володко-вич обвинялись магистратом в 1746 г. в приобретении в различных местах «городских грунтов». Ксендзу Шиптовскому городские власти предъявили претензию в том, что его юрисдичане раскапывали под огороды городские валы на Троицкой горе.191
Ожесточенную борьбу против базилианского монастыря вели горожане Кобрина. «Наш город, — жаловались в суд горожане, — терпит от отцов-бази-лиан Кобринского монастыря невыносимые убытки вследствие захвата городской земли, невнесения обычной ежегодной платы за занимаемую землю, принадлежащую городу, незаконного и неправильного вызова в церковный суд по проступкам, ими лично совершенным, непрерывных грабежей и убийств».192 В связи с этим задворный асессорский суд дважды
164
в 1747 и 1751 г. направлял «комиссаров для осмотра и определения столь великих несправедливостей»*193
Комиссары установили, что базилиане, кроме земель подаренных, «держат немало городской земли от разных лиц по разным документам». Обычную плату, принадлежавшую магистрату за занимаемые земли, монахи присваивали себе. Суд приказал монастырю возместить эти убытки и обеспечить полную безопасность горожанам.
Однако базилиане пренебрежительно относились к постановлениям суда, продолжали захватывать городскую землю; в 1755 г. они снова были вызваны в асессорский суд.194
Как видно из вышеизложенного, магистраты белорусских городов вели борьбу против наступления церковных феодалов. Они обращались в королевский суд с жалобами на бесчинства церковных иерархов, старались отстоять и расширить привилегии города.
Отношение государственной власти к росту церковной земельной собственности в городах было двойственным и непоследовательным. С одной стороны, короли поддерживали католические организации, рассматривая их как орудие господствующего класса Речи Посполитой в Белоруссии. В течение XVI— XVIII вв. сейм издал много постановлений, утверждавших земельную собственность монастырей и костелов как в деревне, так и в городе. Вместе с тем следует отметить, что королевская власть небезразлично относилась к фактам концентрации земли и другого недвижимого имущества в городах духовными феодалами, что нашло отражение в издании ряда сеймовых постановлений, направленных на ограничение роста земельной собственности костелов и монастырей. В 1676 и 1677 г. были приняты сеймовые постановления, согласно которым запрещалась передача духовенству и монастырям по дарственной записи или по завещанию городского недвижимого имущества (в частности, каменных домов, усадеб и дворцов) как общественного достояния Речи Посполитой.195
165
Несмотря на эти постановления, земельная собственность католической церкви в белорусских городах продолжала расти. Не случайно Варшавский сейм в 1764 г. снова вернулся к этому вопросу- В новом постановлении сейм категорически «запрещал кому бы то ни было из лиц благородного или городского сословия устанавливать какие-либо залоги, записи и долговые обязательства, обременяющие в пользу духовенства городские земли, каменные и другие дома, и не разрешал отчуждать таковые от светского сословия».196 Сейм предупреждал, что когда будет установлено «обременение имущества..., то таковые завещания любого рода и дарственные записи признаются недействительными».197
Следует отметить, что магистраты многих городов принимали аналогичные решения. В 1671 г. магистрат Минска запретил мещанам передавать свои дома и владения по завещанию духовенству, церкви и монастырям.198 Чтобы воспрепятствовать расширению юридик, магистрат скупал участки земли, принадлежавшие частным лицам, и продавал их только мещанам, находившимся под его юрисдикцией.199
* * *
Церковные феодалы пользовались в белорусских городах большими льготами и преимуществам^. В частности, полоцких иезуитов в соответствии с актом фундации коллегии Стефана Батория от 20 января 1582 г. освободили от повинностей в пользу замка и воеводства. Владения коллегии признавались как земские, в них запрещались военные постои. Эта привилегия была еще раз подтверждена решением сеймовой комиссии в 1699 г.2001 Владения гродненских иезуитов как в городе, так и за его пределами были освобождены от всяких налогов, чиншев, работ в пользу города, военных постоев, не подлежали магистратской и замковой юрисдикции.201 Конституция Варшавского сейма 1647 г. утвердила привилегии гродненских иезуитов.202 Аналогичные права получил монастырь св. Бригиты в городе.
166
В 1673 г. король Михаил Вишневецкий издал в пользу березовских картузов привилегию, освобождавшую их от всяких «складанок» и повинностей в пользу города.203
Все эти привилегии позволяли церковным феодалам пользоваться выгодами, вытекающими из товарно-денежных отношений. Имея право беспошлинного ввоза и продажи товаров на городских рынках, духовные и светские феодалы, а также зависимые от них ремесленники и торговцы становились сильнейшими конкурентами цеховых ремесленников и купцов, находившихся под юрисдикцией магистрата. Обремененные налогами и различными повинностями, испытывая произвол королевской администрации, они разорялись, нищали, и, таким образом, город как община мещан постепенно клонился к упадку.
Во второй половине XVII — первой половине XVIII в. духовные феодалы, используя ослабление мещанских общин и разорение самих мещан, расширяли земельную собственность в городах, а проживающих в их владениях горожан отстраняли от выполнения городских повинностей и подчиняли своей юрисдикции.
Приобретая недвижимость в городе, духовенство не подчинялось городскому праву под тем предлогом, что на католическую церковь распространяется земское право. Вслед за духовенством независимым от города стало и население, которое проживало на церковной земле, в первую очередь ремесленники и торговцы. Пользуясь покровительством духовных и светских магнатов, шляхты, они получали больше возможностей для сбыта своих изделий. Постепенно феодалы, светские и духовные, начали освобождать целые кварталы из-под юрисдикции магистрата. Эти территории получили название юридик. В пределах юридик судебная и административная власть принадлежала духовным и светским феодалам.
Вопрос об оценке роли юридик в социально-экономическом развитии городов Речи Посполитой в XVI—XVIII вв., а следовательно, и в Белоруссии является чрезвычайно сложным и мало разработан
167
ным. В белорусской советской исторической литературе до последнего времени существовал взгляд, что юридики и юрисдикция феодалов были бичом для горожан. Сама королевская власть вынуждена была признать, что «многими юрисдикциями и зверхностя-ми места (города) нищают».204
Резко отрицательную оценку юридикам дают белорусские советские исследователи С. А. Щербаков, В. И. Мелешко и украинский ученый Я. Д. Исаевич.205 С. Щербаков считает, что юридики приносили большой ущерб городскому ремеслу и торговле, подчиненным магистрату; они подрывали экономику города, сами же не в состоянии были создать промышленность на уровне цехового ремесла, а тем более мануфактуры. Кроме того, юридики как социально-экономические и правовые комплексы внутри города состояли всецело на службе шляхетской экономической политики, потребительской по своему существу. Вместе с тем они ослабляли город — естественного союзника королевской власти, стремившейся к централизации.
Если С. А. Щербаков дает оценку социально-экономической роли юридик, то В. И. Мелешко подходит к этому вопросу еще с точки зрения их политической значимости. Исследователь приходит к заключению, что юридики значительно осложняли экономическое развитие города, усугубляли налоговый гнет, препятствовали сословной консолидации городского населения и тем самым ослабляли влияние города на внутриполитическое развитие страны.
В своей содержательной и интересно написанной рецензии на монографию польского исследователя И. Мазуркевича206 Я. Д. Исаевич, критикуя сторонников положительной оценки юридик, подчеркивает: «...Их формулировки создают впечатление, что развитие городов должно было быть заслугой феодалов, основывающих юридики».207 В итоге автор рецензии склоняется к традиционной точке оценки юридик (И. Птасьник, Т. Корзон и др).
За последнее десятилетие в Польской Народной Республике наметился новый подход к оценке юри-
168
дик. И. Мазуркевич в специальной работе, посвященной люблинским юридикам, стремится рассмотреть их во всей противоречивости. Он отмечает, что юридики определяли возрастание феодального нажима привилегированных сословий на города, «что он» разрывали единую территорию города и непосредственно дезорганизовывали и ослабляли городскую-жизнь».208 Вместе с тем Мазуркевич делает вывод,, что в экономическом отношении юридики составляли единый организм с городом, расширяли территорию-последнего, способствовали увеличению городского-населения и в конечном счете благоприятствовали-росту производительных сил.
Еще больше подчеркивается положительная роль, юридик в развитии производительных сил города в «Истории Польши».209 Авторы этого капитального-труда считают, что юридики были «общественной и хозяйственной необходимостью, а не целенаправленным мероприятием правящих кругов, стремящихся* разбить город».210 В условиях, когда разоренные города затрудняли рост производства, производительные силы в юридиках, правда, в новой организационной форме получили возможность для дальнейшего развития. С этой точки зрения авторы «Истории* Польши» считают юридики в определенной степени* явлением положительным.
В нашем исследовании не ставится задача решения вопроса о юридиках, особенно их экономической-роли. Но мы не можем пройти мимо вопроса о рол» юридик в общественно-политической жизни города. При этом останавливаемся только на оценке значения духовных юридик. Это тем более важно, что-в исторической литературе светские и духовные юридики обычно рассматриваются как одно целое, что может быть в какой-то мере оправдано теми задачами, которые ставят перед собой ученые, изучающие только социально-экономическое или правовое развитие белорусского города. Однако в аспекте наше» работы необходимо выделить еще одну сторону юридик как фактора, связанного с укреплением позиций католической и униатской церкви в городе. А ведь ка-
169
топическая церковь выступала в тот период как сила, стремившаяся оказать влияние не только на деревню, но и на город. Для Белоруссии эта сторона вопроса имела особое значение. Если в ряде стран Западной и Центральной Европы католическая церковь владела в средние века умами людей, распространяя католицизм по римскому образцу, то в Белоруссии, где основная масса населения была православной, ей пришлось действовать разнообразными методами, в том числе используя юридики.
Исходя из вышеизложенного, мы приходим к выводу, что увеличение феодальной собственности католической церкви в городах и местечках Белоруссии преследовало две задачи: 1) умножение богатств и доходов церкви с целью укрепления ее экономического веса в городе; 2) подчинение своей власти, а тем самым и своему идейному влиянию как можно большего количества населения, преимущественно православного. Это должно было, бесспорно, содействовать насаждению католичества-в среде широких масс трудящихся. Совершенно ясно, что в этих целях традиция католической юридики должна была использоваться церковью в очень крупных масштабах. Подобно тому как собственность католической церкви в деревне помогала ей усиливать идеологическое воздействие на крестьянские массы, формирование собственности в городах в виде юридик способствовало подчинению городского населения ее влиянию.
Таким образом, расширение феодальной собственности в белорусском городе, создание многочисленных юридик духовных феодалов содействовали усилению экспансионистской политики католической церкви, благоприятствовали в конечном итоге победе унии, укреплению социального и иноземного гнета.
Тем не менее, на наш взгляд, к оценке юридик необходимо подходить диалектически. Их следует рассматривать с самых различных точек зрения. Если в экономике города они сыграли определенную положительную роль, то этого нельзя сказать об их значении в идеологической жизни горожан.
170
В XVII в. монастыри и плебании имели свои юридики почти во всех городах Белоруссии. В Гродно все католические монастыри владели юридиками, здесь была также юридика православного митрополита. На юридике женского монастыря св. Бригиты проживали ремесленники: котляры, кузнецы, каменщики, плотники, гончары.
В Минске, кроме юридик королевской и светских феодалов, были юридики католической, православной, униатской церквей, монастырей и братств. К середине 60-х годов XVII в. под ратушной юридикой в Минске было всего 15 дымов, в то время как под юрисдикцией духовных и светских феодалов находилось 224 дыма.211 Не удивительно, что бурмистр города Минска на заседании магистрата в 1675 г. жаловался, что «нас (т. е. магистрат. — Я. М.) лишили юрисдикции».212
В городе Кобрине в 1690 г. были четыре юридики, принадлежавшие церковным феодалам (пле-банская, владыки, пробоща и поповская), и две — светским феодалам (замковая и пани Костюшко-вой). Самой большой была юридика пробоща. В то время как магистрату подчинялось 70 дымов, пле-бану — 8, на юридике пробоща насчитывалось 116 дымов.213
Если в XVI в. духовные феодалы, подобно светским, практиковали переселение крепостных в города, что явилось одним из средств увеличения количества городского населения и расширения ремесленно-торговой деятельности, то дл^ XVII—XVIII вв. характерны были случаи перехода мещан под юрисдикцию монастырей, духовенства и светских феодалов. Этим путем они стремились освободиться от уплаты непосильных налогов и несения многочисленных повинностей^ Переход мещан под власть частных юридик был следствием того, что магдебург-ское право и другие королевские привилегии не обеспечивали интересов основной массы населения. Государственная власть делала попытки ограничить действия духовных феодалов, так как при расшире
171
нии их владений в городах она теряла существенный источник доходов. Однако в обстановке слабой государственной власти в Речи Посполитой ни грамоты и привилегии, ни решения судов, ни даже сеймовые постановления не имели реальной силы.
Духовные феодалы стимулировали переход ремесленников, а иногда и целых цехов под частную юрисдикцию. Такое положение сложилось в Гродно в начале XVIII в. с цехом рыбаков.у Гродненские базилиане обвинялись магистратом в том, что они «вырвали из-под городской юрисдикции» этот цех. Монахи запретили рыбакам платить городу налоги и вносить «складанки». Они не допустили также взыскания с цеха недоимок в пользу магистрата за прошлые годы, составлявших 120 злотых. Базилиане насильственно захватили 16 коп ржи и 4 бочки солода, которые цех рыбаков внес бурмистру Яну Розу-мовичу в порядке выплаты налогов.214
Монахи добились того, что ставленники монастыря, вступившие в цех, заняли посты цехмистров, результатом чего явился выход цеха из подчинения магистрату и переход под юрисдикцию монастыря. Комиссары, рассмотревшие дело, взяли сторону ба-зилиан. Они заявили, что цех рыбаков не обязан платить налоги в пользу города, так как побережье Немана, где живут рыбаки, принадлежит монастырю. С другой стороны, комиссары решили, что ставленники монастыря не должны быть цехмистра-ми.215
Духовные феодалы обычно брали под защиту своих юрисдичан. В 1726 г. вспыхнула тяжба между униатским митрополитом Леоном Кишкой и гродненскими бурмистрами Иваном Мейстером и Михаилом Колендой. Митрополит подал жалобу в гродский суд. В ней говорилось, что юрисдичане, проживающие на его пляцах по улице Полольной, на протяжении многих лет (с 1703 г.) терпели обиды от магистратских должностных лиц. Жителей митрополичьей юридики несправедливо принуждали к мещанским повинностям и «складанкам». На них
172
натравливали солдат, которые притесняли подолян, захватывали и избивали людей, насиловали женщин. В результате большинство жителей юридики униатского митрополита покинули свои дома и разошлись. Если сначала там было несколько десятков заселенных домов, то впоследствии осталось только несколько негодных и не приносящих доходов строений. Митрополит считал, что в результате всех этих действий пресвитеры теряют доход, а их убыток исчисляется суммой в 5 тыс. злотых. Истец упрекал городские власти в том, что они не отказываются от такого рода действий и выступают с угрозами убить или сжечь имущество всех тех, кто осмелится поселиться на указанной юридике. Из-за этого, заключает митрополит, «никто не смеет и не хочет обосноваться на митрополичьих пляцах, и они до сих пор остаются неоседлыми».216
В течение XVIII в. количество юридик церковных феодалов в белорусских городах возрастало, размеры их расширялись.,\Бывали случаи, когда монастыри покупали юридики в городах у светских феодалов. Так, например, в 1754 г. ксендзы-базилиане купили у суражского старосты Михаила Потея принадлежавшую ему юридику в Витебске за 450 битых талеров.217
В XVIII в. усилилось наступление духовных и светских феодалов на Могилев, что нашло свое выражение в росте количества юридик и увеличении их земельной собственности. Уже в 1729 г. в городе насчитывалось 15 юридик. К 1772 г. число юридик в городе достигло 24218.
В XVIII в. в Могилеве появляется так называемая «тенута» — новая форма феодального владения в городе. «Тенута» заключалась в «держании» феодалами городских земельных участков вместе с проживающими на них мещанами. В результате «тенуты» мещане попали в двойную зависимость и от магистрата, и от феодала-держателя. По данным Могилевского магистрата, в 1765 г. из общего числа домовладельцев ратушной юридики в «тенуте» у
173
духовных феодалов находились 205 мещан, у светских — 35. В «тенуте» у католических монастырей было 89, или 43,4 процента, мещан, среди них 42 ремесленника. Наиболее крупными владельцами «те-нуты» были кармелиты и иезуиты. Длительное пребывание в «тенуте» ставило мещанина в положение почти зависимого человека.219
В 1765 г. в Могилеве 28 церковных организаций (католических, униатских и православных) владели городскими земельными участками, моргами и сенокосами городской земли. На этих участках жили ремесленники и торговцы, которые «налогов в пользу ратуши не платят, магистратской юрисдикции не подчиняются и подчинятсья'не желают».220
Значительно выросло количество юридик в Гродно. К 1769 г. их численность достигла 21, из них церковникам принадлежало 10221.
Служители культа были заинтересованы в росте своих юридик, они противодействовали тому, чтобы их юрисдичане продавали свои земельные участки в городе. В ординации для Сожицы, составленной в 1751 г., Виленский капитул сетовал по поводу того, что «вследствие продажи шляхте дымов и пляцев, принадлежавших его юридике в Витебске, происходят ожесточенные споры и возникают трудности в выплате юрисдичанами поземельного и других налогов в пользу Речи Посполитой. Поэтому в соответствии с правами и уставами преподобного капитула запрещается это делать во всех владениях».222 Ни один витебский юрисдичанин, предупреждалось в ординации, не имеет права без согласия капитула продавать свои пляцы или дома лицам шляхетского происхождения. Капитул предоставлял возможность сбывать городские участки и дома лишь покупателю одинакового сословия с продавцом при условии, что новый владелец будет нести бремя повинностей наравне с другими юрисдичанами. Но даже и в этом случае следовало заручиться разрешением Сожицкой епископской администрации. Такая постановка вопроса совершенно понятна, ибо, во-первых, капитул
174
не хотел терять ни один источник своих доходов и, во-вторых, не намерен был выпускать из-под своего влияния городских жителей. В результате проводимой политики во владениях капитула количество дымов в Витебске не только не сократилось, а, наоборот, за 16 лет после 1751 г. пустых пляцев в городе не стало, а число юрисдичан увеличилось с 35 до 55, то есть более чем наполовину.223
Сравнительные данные о темпах роста феодальной земельной собственности католической церкви в городах Белоруссии очень ярко характеризуют увеличение ее веса в хозяйственной и идеологической жизни страны.
Следует отметить, что в 1558 г. в правобережной части города Гродно было всего 543 земельных участка, из которых 392 находилось под юрисдикцией Гродненского магистрата224. Из ревизии Гродненской королевской экономии, произведенной в 1650 г., явствует, что в основной, правобережной, части города у магистрата оказалось всего 250 земельных участков, в то время как количество земельных участков католической церкви достигло 235-225
Данные ревизии за 1675 г. свидетельствуют о дальнейшем переходе домов и земель гродненских мещан в руки духовных и светских феодалов. В это время в подчинении магистрата осталось всего 177 городских земельных участков.226
Аналогичное сокращение земельной собственности магистрата наблюдается в селах, принадлежавших городу. Если в середине XVI в. Гродненский магистрат владел 19 городскими селами с 400 волоками земли, то к середине XVII в. 93 волоки перешли в руки духовных и светских феодалов.227 Положение усугубилось в последующие три десятилетия, когда городские власти лишились еще 64,5 волоки.228
С 1558 по 1789 г. количество дымов, подчиненных магистрату, сократилось почти вдвое. В то же время число дымов католической церкви увеличилось примерно в восемь раз.
По данным люстрации Гродно, в 1789 г. в городе насчитывалось 936 дымов с населением 5653 челове
175
ка. Количество городских дымов распределялось следующим образом: магистрату принадлежало 199, -еврейской общине — 82, католической церкви — 282, митрополиту — 1, остальные — шляхте, попам229. Таким образом, дымы католической церкви составили 30 процентов общего количества дымов в городе.
Рост владений феодалов в Минске к 70-м годам XVIII в. виден из данных тарифа подымного налога Минского воеводства. Из перечисленных в нем -635 жилых помещений в Минске дворцами и каменными домами с прилегающими к ним усадьбами в основном владели феодалы. Из остальных 590 дымов около 350 было расположено в частных владениях крупных земельных собственников, в том числе около 240 находилось в их юридиках.230
По данным акта люстрации Минского костела и коллегии иезуитов, составленного в 1774 г., иезуитам принадлежало в городе 18 земельных участков и сенокосов-231
В «Топографическом описании» 1800 г. из общего числа указанных в Минске дымов всего 228 было «обывательских, на собственных землях», 73 дыма стояло на «городской земле» и 4 находились на землях цехов и «общественно-парафиальных братств». Все остальные 647 дымов стояли на землях светских и духовных феодалов, в том числе 324 — на землях, «принадлежащих монастырям и церквам», 280 — на землях, «принадлежащих разным владельцам с платежом оброку», 43 — «на старостинских и войтовских землях»232.
Согласно инвентарю Витебска, составленному в 1641 г. Ярошем Мацкевичем, 379 домов в городе и на посадах подчинялось магистрату. На юридиках светских и духовных феодалов было 384 дыма; из них 210 с пляцами и огородами принадлежало духовным феодалам. Из указанных 210 дымов 180 находилось в руках униатского митрополита и полоцкого архиепископа Антония Селявы, 27 — у Виленского капитула. Таким образом, собственность католической церкви в Витебске в середине XVII в. была незначи
176
тельной. Католические монастыри тогда еще не имели земельной собственности в городе.
Иное положение наблюдается в XVIII в. В городе обосновались францисканцы, доминиканцы, иезуиты, пияры, мариавитки. Они приобрели различную недвижимость в городе. По данным ведомости дворовых участков г. Витебска с указанием домовладельцев и размера земли, составленной в 1797 г., в городе насчитывалось 1758 земельных участков площадью 488 264 квадратных сажен. В руках католической и униатской церкви был сконцентрирован 65191 квадратный сажень, что составляло почти 19 процентов всей земельной площади в городе.233 Здесь не учтены земельные участки католических организаций, которые потеряли земли после первого раздела Польши.
Возрастала также земельная собственность католической церкви в небольших городах и местечках.
Тарифы подымного 1775 и 1790 г. дают возможность составить представление о численности дымов в монастырской части города Глубокое. Так, если в 1775 г. насчитывалось НО дымов, принадлежавших кармелитам, то в 1790 г. их было уже 138.234
Дымы кармелитов делились на три категории: «грунтовые», держатели которых обрабатывали городские волоки, «пляцевые», владельцы которых имели только участки земли, и «халупы убогих».
Держатели «грунтовых» дымов пользовались '/4 или 1/з городских волок, оплачивая за них чишП и выполняя некоторые работы. Держатели «пляцевых» дымов большей частью были ремесленниками и мелкими торговцами. «Халупники» и «кутники» представляли людей, которые перебивались случайными заработками.
Местечко Новый Лепель было частновладельческим и составляло собственность Виленского женского монастыря бернардинок. В 1775 г. в местечке насчитывалось 70 «грунтовых» дымов и 105 «пляцевых».235 По данным тарифа за 1790 г., число «грунтовых» дымов составляло 114, «пляцевых» — 39 и «ха-лупников» — 11. Кроме этих 164 дымов, бернардинки
12 Зак. 1329
177
владели еще 32 дымами, в которых проживали евреи, т. е. всего 196 дымами.236
Почти в каждом местечке Белоруссии имелась юридика, подчинявшаяся или епископству, или какому-нибудь монастырю, или плебану. Юридика в местечке Трабы Ошмянского повета, состоявшая из 10 дымов с юрисдичанами, принадлежала местному пробощу.237
Местечко Кубличи Полоцкого воеводства являлось собственностью карпазенского епископа. В 1775 г. в местечке было 3 заезжих двора, 25 дымов «пляцевых» и 9 «халуп убогих».238 В Бешенковичах Полоцкого воеводства находилась плебанская юридика.239 В небольшом городе Дисна существовало 25 юридик, из них 4 духовные.240
По данным тарифа подымного, в 1790 г. во всем Полоцком воеводстве насчитывалось 2957 городских дымов, из них 582, то есть около 20 процентов, принадлежало католическому духовенству241.
Привилегированное положение населения в духовных юридиках не могло не вызвать возмущения жителей, подчиненных городским властям. В Минском магистрате часто вспыхивало недовольство тем, что подданные духовных и светских юридик не разделяли с мещанами налоговых и повинностных тягот.
Мещане Пинска, Витебска, Гродно, Дисны и других белорусских городов добивались того, чтобы налоги и поборы распределялись равномерно среди всех жителей города. По мере роста частной юрисдикции феодалов сокращалось число городских налогоплательщиков. Это в свою очередь вело к значительному увеличению налогов, падавших на мещан, находившихся под властью магистрата.
Картину обеднения Гродно в середине XVII в. нарисовали королевские комиссары, производившие в 1650 г. опись Гродненской экономии. В описи они указали на значительное число непроизводительного населения, на его нищету и разорение, на множество людей, стоящих около костелов и обращающихся за милостыней. В городе имелось много здоровых,
178
способных к труду людей, но нигде не работавших, что явилось причиной частых краж. В связи с этим комиссары предлагали магистрату или использовать этих людей в качестве слуг, или удалить их из города.242
Еще более неприглядная картина города предстает из данных 1675 г. В одном официальном документе о городских волоках отмечалось следующее: «Так как мещане... города, за исключением лиц весьма немногих из магистрата, пренебрегали состоянием города и, живучи не в черте его, а по своим фольваркам, не занимаются торговлей и купечеством... а исключительно хлебопашеством, предпочитая свои личные выгоды общественной пользе, вследствие этого город постепенно клонится к упадку».243
За это время много земельных участков опустело, территория города сократилась. По данным ревизии Гродненской королевской экономии за 1675 г., количество городских улиц по сравнению с 1561 г. уменьшилось. Если в 1561 г. в городе была 31 улица, то в 1675 г. их осталось только 18.244 Если в городе было 713 домов, то к 1675 г. их число сократилось до 543.245
Не лучшим было положение в Минске во второй половине XVII — первой половине XVIII в. В письме королю от 1 мая 1686 г. члены магистрата жаловались на непосильные поборы, которые «убогий... Минск» платить не в состоянии. Письмо раскрывает причины такого положения: захват монастырями и феодалами большого количества пляцев в городе, «из-за чего опустошена юридика ратушная»; зависимые от духовных и светских феодалов горожане занимаются ремеслом и торговлей, но не платят налогов, вследствие чего мещане разоряются. В письме говорится, что если положение и в дальнейшем останется без изменения, если налоги не распределят на всех проживающих в городе, то имущество мещан будет загублено.246
До чего был доведен Брест в результате феодального наступления на город свидетельствует заявление магистрата от 27 октября 1765 г.: «Мы, магист
12*
179
рат и весь город Брест, — писали радцы,— с давних пор отстранены уже от прав, вольностей, доходов с земельных участков и городских фольварков духовным и светским сословием, которое распространилось посредством различных юридик. Власть и доходы они обращают в свою пользу, вторгаются в городские дела... в результате чего мы оказались выброшенными и доведенными до крайнего угнетения».247
(.Трудящиеся белорусских городов сопротивлялись наступлению католической и униатской церкви на свои жизненные интересы, боролись с католическим клиром против концентрации земель в его руках-J Между мещанами города Ломазы Брестского воеводства во главе с магистратом и ксендзом-плебаном Матвеем Гриневичем в 1683 г. развернулась ожесточенная борьба. Хотя документы весьма глухо освещают причины этого конфликта, тем не менее можно сделать вывод, что он был вызван концентрацией в руках плебании городских земель. Из жалоб пле-бана в суд явствует, что город Ломазы бунтует против него, мещане по указанию войта Александра Буковецкого неоднократно нападали на плебанию и ее земли, в результате чего костел терпит большие убытки, горожане выходят из подчинения церкви, а духовный пастырь подвергается «обидам и бесчестью»248.
Протестуя против притеснений - гродненского приходского ксендза, ремесленник Михаил Розанос бежал из илебанской юридики. Желая отомстить ксендзу, Розанос выбил стекла и сжег лестницу в доме, в котором жил.249
Наступление церковных феодалов на трудящееся население города весьма отрицательно сказалось на их материальном положении. Не удивительно, что даже в условиях некоторого хозяйственного подъема, наметившегося в Гродно в последней трети XVIII в., положение основной массы городского населения оставалось тяжелым. Особенно страдали гродненцы, жившие в занеманской части города. В актах ревизии доходов и расходов Гродненского магистрата за
180
1773, 1774 и 1775 гг. ревизоры отмечают, что они вынуждены отказаться от сбора с предмещан недоимок за прошлые годы. В результате постоянных жолнерских постоев, обязанности доставлять камни и строительный материал для королевских мануфактур, все более тяжелой «жолнерской экзекуции», всеобщего неурожая, упадка хозяйства, гнета монастырей мещане «приведены к убожеству и поэтому не в состоянии вносить «складанки».250
Факты, изложенные в этой главе, полностью подтверждают слова- Ф. Энгельса о том, «что земельные владения церкви, нахватанные посредством дарений, вымогательств, обманов, плутней, подлогов и других способов уголовного характера, приняли в течение немногих столетий прямо колоссальные размеры». 251
Роль плебании в общественно-политической жизни деревни и земельная собственность приходских костелов
Одним из важнейших учреждений католической церкви в Речи Посполитой XVII—XVIII вв., призванным осуществлять непосредственное идеологическое влияние на народные массы, являлся костельный приход — плебания. Плебания также играла существенную роль в хозяйственной жизни деревни, принимала активное участие в феодально-крепостнической эксплуатации крестьянства, а на территории Белоруссии — ив национально-религиозном угнетении.
Плебания была не только выразителем реакционной идеологии, освящавшей божественным словом феодальную эксплуатацию народных масс, но и поставщиком полицейско-разведывательного и судебноследственного аппарата для господствующего класса феодалов. Будучи низшим звеном в костельной иерархии Литвы и Белоруссии, приходской клир выполнял также отдельные административные функции, в частности вел регистрацию браков, рождений и смертей. Приходское духовенство выдавало метрики о рождении, брачные свидетельства, проводило переписи населения.
181
Плебании на территории Белоруссии играли также важную политическую роль. Находясь зачастую в среде некатолического или смешанного по вероисповеданию населения, костелы, подобно монастырям, являлись важной опорой Ватикана в деле насаждения католицизма, низовыми яяейками разветвленного аппарата по поддержанию и укреплению иноземного господства. Представители правящего феодального класса понимали, что держать в повиновении и эксплуатировать единоверцев легче, чем иноверцев. Поэтому и государственная власть, и класс феодалов в целом были заинтересованы в максимальном распространении влияния костелов на самые дальние уголки Белоруссии. При этом они не считались с расходами на строительство, украшение и материальное обеспечение плебаний.
Величина католического прихода в Белоруссии в XVII—XVIII вв. не была определена какими-либо предписаниями. Она зависела от условий местной жизни, от географического положения костела, от плотности населения. Так, например, Одельский приход насчитывал 1315 прихожан,252 Мирский — 2114253, Шиловичский — 2500254, Жирмунский •— 2612255. Заболотский приход обслуживал 4150 прихожан256, Кремяницкий — 5680257, Слонимский — 5805258.
Приходы не были одинаковыми и по своей экономической значимости, доходности и общественному весу. Богатые приходы обычно находились в руках высшей церковной иерархии, более бедные передавались низшему духовенству иногда мещанского происхождения. Это не могло не сказаться на взаимоотношениях внутри самого духовного сословия. Низшее духовенство в завистью смотрело на собственность богатых приходов.
Немаловажную роль в общественно-политической борьбе в Речи Посполитой играли противоречия между шляхтой и плебанами, возникавшие прежде всего на экономической почве. Мелкопоместной, застенко-вой шляхте не нравилось, что плебаны владели обширными земельными угодьями, большим количеством крепостных крестьян, крупными денежными сум
182
мами. Несмотря на все расхождения и противоречия между светскими и духовными феодалами, между шляхтой и приходским духовенством, их интересы совпадали в главном — в стремлении держать народные массы в повиновении, подавлять любое проявление социального протеста, обеспечивать исправное несение крепостными своих феодальных повинностей. Вот почему любой представитель господствующего класса, располагавший достаточными средствами, чтобы построить костел в своих наследственных владениях, делал это, считая свою деятельность в пользу церкви средством укрепления влияния среди подданных, а также залогом «искупления грехов».
Исходя из вышесказанного, необходимо отметить, что цели, преследуемые при основании костелов, были аналогичны тем, которыми руководствовались феодалы при основании монастырей. Но если строительство монастырей было под силу только королевской власти и магнатам, то костелы строила также средняя и даже мелкая шляхта (это касалось главным образом небольших часовен, филиалов костелов и алтарей, которые не требовали больших материальных затрат).
В отличие от католических монастырей, территориальное расположение которых определялось государственной властью и магнатами (не без участия Ватикана в этом деле), костелы строились на всей территории. Этим преследовалась цель охватить влиянием католицизма все население.
На территории Белоруссии причудливо переплетались религиозные интересы внутри отдельных приходов. Об этом можно судить на примере приходского костела в Роготно. К 1726 г. относится инвентарное описание этого прихода, в 1786 г. была проведена ревизия и составлен новый инвентарь. «Двор принадлежит мне, — писал ксендз Франтишек Малевич, — а деревни подчиняются попу Борецкому, так как здесь вокруг Роготно подданные большей частью русской веры».259 Далее ксендз указывает, что вся «Узловская околица относится к Роготно, но католиками является только шляхта, а поддан
183
ные — белорусы посещают церковь, но иногда вместе с панами бывают в костеле».260
В деревне Шостаки все жители на пасхальную исповедь ходили в церковь, но удостоверения о том, что бывали на исповеди, получали у ксендза. Некоторые некатолики, проживавшие в этой деревне, причащались у ксендза. Ксендз часто исповедовал иноверцев261. В деревне Селиновщина многие крестьяне посещали костел, принимали причащение по католическому образцу, однако соблюдали также и православные обряды262.
Анализируемый инвентарь свидетельствует о том, что приходские ксендзы действовали весьма тонко в привлечении на свою сторону местного населения и, надо сказать, иногда не безуспешно.
На приходских ксендзов возлагалась обязанность внимательно следить за исправным исполнением крепостными религиозных обязанностей и феодальных повинностей. Согласно инструкции от 1768 г., администратор фольварка Ужа Вилейского повета должен был добиваться, чтобы в фольварке не было антифеодальных и антицерковных выступлений. По этим вопросам эконом должен был поддерживать тесный контакт с местным ксендзом.263 Инструкция 1769 г. для Веляшковичей Витебского воеводства вменяла в обязанность администраторам наблюдение за ежедневным богослужением, за тем, чтобы все без исключения крестьяне четыре раза в год обязательно исповедовались.264
Данная инструкция требовала, чтобы все население (как православные, так и католики) посещало костелы. При этом за нарушение предписаний устанавливались наказания. Так, непосещение костела наказывалось десятью ударами плетью и дополнительным днем работы в пользу двора, неявка на пасхальную исповедь — 50 ударами плетью.265 Активную роль в соблюдении исполнения указанных требований церковной иерархии играли приходские ксендзы, которые действовали рука об руку с органами власти и феодальной администрацией.
Основатели костелов обычно в актах фундации
184
определяли соответствующие средства на их строительство, а также владения, которые предназначались для содержания ксендзов и их прислуги.
Фундуш для костела в Роготно был составлен в 1400 г. шляхтичем Варфоломеем Ремезой. Он выделил костелу десятину из имений Роготно и Ремезово. Кроме того, в самом местечке Роготно костел получил 6 служб (надел одного или нескольких крестьянских дворов). Во время национально-освободительной войны белорусского и украинского народов в середине XVII в, костел был разрушен. Его заново отстроил в 1653 г. надворный маршал Великого княжества Литовского Христофор Завиша. В этом году ксендз-плебан владел тремя волоками земли, огородом и участком земли около костела. Кроме того, ему принадлежали три земельных участка в урочище Заголовоки размером 24 морга и участок в урочище Телянки (12 моргов)266.
В то же время магнат Юрин Ходкевич выделил 4 тыс. злотых на приобретение фольварка для пле-бана, который и был куплен за 5430 злотых.267
Феодалы, проживавшие рядом с костелом, подарили последнему ряд денежных сумм, размещенных под проценты. В 1727 г. шляхтич В. Кунцевич сделал запись на 2 тыс. злотых, а Станислав Забитовский—• на 1600 злотых. В 1783 г. костел получил ценные бумаги на 5340 и 3600 злотых. Кроме того, плебану принадлежала еще юридика в местечке Роготно и две деревни.
Роготненский плебан вел довольно крупное хозяйство, которое во второй половине XVIII в. значительно выросло. Если в 1726 г. ксендз имел 2 коровы, телку, 10 овец, 7 свиней и 8 гусей, то в 1786 г. у его преемника было 6 коров, 3 телки, 18 овец, 17 свиней и 24 гуся.268
Значительно лучше, чем Роготненская, была обеспечена землей Мстибовская плебания. По данным инвентаря 1744 г., костелу принадлежало 22 волоки. Этот земельный фундуш был узаконен специальными привилегиями польских королей.269 Примерно столько же земли имела Дворецкая плебания Сло
185
нимского деканата. Здесь в распоряжении костела в 1653 г. было 6 деревень с 41 дымом, 22 волоками земли и 26 подданными.270
Основывая в 1534 г. Трабский костел, виленский воевода Войцех Гаштолд записал фольварк Яромеш-ки на содержание 5 миссионеров. Кроме того, он выделил еще ежегодно по 12 коп литовских грошей. В местечке Трабы плебании досталась корчма, затем дом с правом беспошлинной торговли вином. Доходы с ярмарки, организуемой в интересах плебана раз в год, шли в пользу костела. Деревня Матеевичи должна была доставлять ему ежегодно по две бочки меда. В пользу плебании была установлена сноповая десятина. Ксензд получил право ловить рыбу в пруде, бесплатно молоть зерно на мельнице, в деревне Бакшты получать по 5 стогов сена ежегодно и другие преимущества. По данным визитации, с 1784 г. костел в Трабах владел юридикой в местечке, четырьмя деревнями с 53 дымами.271
Инвентари XVIII в. позволяют проследить рост земельной собственности Копыльской плебании. В 1706 г. ей принадлежало всего 26 дымов, а в 1770 г. •— в три раза больше.272
Следует отметить, что были плебании, владевшие гораздо большим количеством земли. Примером может служить приходский костел в Слониме, один из старейших в Белоруссии. Его основали в 1493 г. Фун-датором костела был великий князь литовский Александр. Первоначально фундуш Слонимского костела состоял из трех фольварков: Петралевичи и Плебан-ки в Слонимском и Дешкевичи в Волковыском повете.273 В дальнейшем земельная собственность этого костела еще больше выросла. По данным ревизии Слонимского прихода за 1653 г., только в городе костел владел 55 земельными участками. Плебании принадлежала волость, состоявшая из пяти сел, трех застенков, ряда огородов и сеножатей. Всего земельная собственность плебании составляла 106 волок (2257,8 га) и 55 пляцев-274
Фундуш Деречинскому костелу, составленный супругами Константином и Софией Полубинскими,
186
состоял из двух фольварков: Старое Село (45 волок) и Подзовье (6 волок). Кроме того, костелу был по  жалован лес площадью в семь волок, сеножать (40 моргов), озеро, мельница, пруд, огород. Плебания владела довольно крупными денежными суммами, составившими около 30 тыс. злотых.275
Порозовский приходский костел владел фунду-шевым фольварком Рищицы, расположенным в Слонимском повете, и деревней Запаличи. Фольварк ксендз сдавал в аренду, тем не менее крестьяне выполняли различные повинности и в пользу плебании. В результате войн и эпидемии в начале XVIII в. хозяйство Порозовской плебании пришло в упадок. По данным инвентаря 1719 г., в деревне Запаличи было всего три дыма.
Иным стало положение плебании в 1796 г. Ксендз засевал 150 моргов земли, имел 4 сеножати, мельницу, участок леса (16 моргов). В местечке Порозо-во плебания владела юридикой, на которой проживало 8 семей. Там же, на плебанских пляцах, находились пивоваренный завод, 3 корчмы и 2 шинковых дома, составлявшие важную статью доходов ксендза. Сам же он занимал большой благоустроенный дом.276
Крупным земельным собственником был приходский костел в Большой Берестовице (время его сооружения неизвестно). До 1741 г. костел был деревянным, затем на деньги краковского каштеляна Юрия Мнишка было воздвигнуто каменное здание. Собственность костела сформировалась следующим образом. В 1615 г- Юрий Ходкевич пожаловал костелу фольварк Буковщина (26 дымов). В том же году брат Юрия Иероним Ходкевич подарил плебану еще один фольварк с двумя деревнями (38 дымов), а в 1741 г. Юрий Мнишек добавил еще фольварк Дуб-ляны (29 дымов). Таким образом, Большой Бере-стовицкий костел владел тремя фольварками с 93 дымами, в которых в конце XVIII в. проживало 436 человек.277
Некоторые костелы были настоящими вотчинниками, владельцами тысяч га земли. Браславский
187
ксендз Точиловский владел фольварком Муражи с 700 десятинами земли. Кроме того, в Висятах он имел еще 1500 десятин. Видзский плебан Погоский владел 1000, а дрисвятский плебан только в Гайдах-800 десятинами.278
Католическому костелу в Грандичах Гродненского повета принадлежало в начале XIX в. 730 десятин земли и 167 крепостных.279
Индурский приходский костел не имел отдельного фольварка. Тем не менее в распоряжении плеба-на было 57 волок земли (1214 га), часть которой находилась в пользовании крепостных. На плебанской земле проживало 50 крепостных, 16 бояр, 11 мещан (всего 77 дымов). Они держали небольшие участки земли в ’Д, 7б, % и 7/г4 волоки. Сам плебан засевал (по данным 1789 г.) довольно значительную площадь, на обсеменение которой расходовалось 20 комиссионных бочек (одна комиссионная бочка — около 213 кг) ржи, 5 бочек ячменя, V2 бочки гречихи. На своих сеножатях плебания получала 100 возов сена. ПлебанСкое стадо состояло из 21 коровы, 14 телят, 40 овец, 15 свиней-280
По 100 волок земли получили костелы в Себеже и Невеле. Сигизмунд III и Владислав IV учитывали, что костелы расположены среди белорусского населения, на границе с Русским государством, и поэтому делали все возможное, чтобы укрепить экономическое положение этих плебаний.281
Во многих случаях наряду с земельной собственностью в распоряжении приходских ксендзов находились значительные денежные суммы. Так, приходский костел в Роси Волковыского повета был основан в 1611 г. брестским старостой и виленским каш-теляном Иеронимом Ходкевичем. Основывая костел, Ходкевич пожаловал ему фольварк Плебановцы (11 волок земли). Кроме того, феодалы пожаловали костелу 24 тыс. злотых, которые отдавались плеба-ном в долг под большие проценты или под залог имений.282
Нередко для приобретения богатства и земельной собственности «святые отцы» не гнушались мошенни
188
чеством и обманом. В 1662 г. был вызван в суд про-бощ из Жуково Брестского воеводства ксендз Андрей Оссовский в связи с присвоением им фольварка Абрамовщина. Дело в том, что Оссовский стал опекуном детей умершего владельца имения и, пользуясь этим, постарался присвоить себе чужие земли; На суде ксендз не скупился на лицемерные слова сочувствия «бедным сиротам», но фольварка так и не вернул.283
В том же 1662 г. к судебной ответственности был привлечен горбовский плебан Христофор Пахацкий. В связи с тем что шляхтич К. Туровский намеревался отправиться к «святым местам», он передал ксендзу на хранение свое имущество, в том числе сундуки с золотом, серебром и домашней утварью. Пахацкий обещал все сберечь и спрятал имущество Туровского в костеле вместе с церковными предметами. Однако, когда Туровский вернулся, его имущества не оказалось. Ксендз заявил, что на костел якобы напали «злые люди», которые украли вещи шляхтича. Из дела явствует, что ксендз присвоил имущество истца.284
В период Северной войны, когда на территории Белоруссии действовали русские войска, шерешев-ский декан и кабачицкий плебан ксендз Петр Ты-боровский, воспользовавшись военной обстановкой, присвоил себе документы на имение Загоров, расположенное в Брестском воеводстве. Эти документы были оставлены на хранение ксендзу шляхтичем Самуэлем Павловичем. Рассчитывая, что во время войны книги с записями на права владения собственностью будут уничтожены, Тыборовский подготовил подставных' лиц, свидетелей и присвоил имение. Судебный возный подтвердил правильность жалобы Павловича на ксендза.285
Если «святые отцы» так вероломно действовали по отношению к своим братьям по классу, можно представить, как они относились к своим подданным! Буйства, наезды и бесчинства ксендзов ложились тяжелым бременем на крестьянские массы. Так, ксендз Александр Звеж (плоцкий каноник) «со своими
189
помощниками в несколько десятков человек, вооруженные различным огнестрельным и другим оружием, приспособленным для боя, с колами и серпами напали в 1689 году на деревню Любашек, расположенную в Брестском повете...»286 Ксендз захватил сеножати и некоторые пахотные земли. Несколько крепостных этой деревни было изгнано из своих домов, других же крестьян, находившихся в поле на уборке сена, церковники избили.287
В том же году ксендз одного из приходов в Брестском воеводстве Варфоломей Воллович, «согнав всю свою волость, численностью в 1000 человек, вторгся с ними насильственным образом в Лесковскую пущу. Там они спилили 420 больших сосен и увезли во владение ксендза Деревну. Здесь лес был продан шляхтичу Хомскому».288 Судебный возный, прибыв на место преступления, подтвердил факт нападения и установил, что в результате бандитского налета пострадали крестьянские посевы.289
Действия церковных феодалов ложились тяжелым бременем не только на частновладельческих крестьян. От бесчинств «святых отцов» не были ограждены и крестьяне королевских экономий. В августе 1689 г. администратор Брестской королевской экономии Андрей Генсицкий подал жалобу на администрацию деревни Каменица, принадлежавшей луцкому епископу графу Богуславу Лещинскому, по поводу того, что крепостные королевской экономии терпят большие убытки от епископских людей, потравляв-ших сеножати, насильственно угонявших крестьянских лошадей и волов и заставлявших потом крепостных выкупать принадлежавший им скот. Судебный возный подтвердил все эти факты.290 •
Декрет подкоморского суда от 14 октября 1766 г. содержит обвинение против ксендза Волловича (двожецкого плебана) в том, что последний передвинул граничные знаки своих владений и таким образом незаконно присвоил чужую землю.291 Подобным же образом действовал и беняконский плебан Куликовский. В 1775 г. он с группой вооруженных людей напал на имение Тарасовщина с целью захва
190
та леса и пахотной земли. Во время бандитского нападения двое крестьян было убито и пять ранено.292 На Куликовского поступила также жалоба по поводу того, что его люди, «вооруженные различным оружием, приспособленным к бою», напали на деревню Ходишки. Выстрелом в сердце был убит крепостной Ян Сильва, ранены Вавжинец Сильва, Марианна Пленисова. Многие крестьяне были избиты. Кроме того, по приказу плебана бандиты насильственно скосили у крестьян овес, ячмень, горох, лен, часть посевов потоптали и потравили, другую часть отвезли на гумно ксендза.293
Аналогичными методами расширяли свои земельные владения и униатские ксендзы. Плебан в Глубоком Кодевич предпринял попытку захватить лес и земли, принадлежавшие крестьянам деревни Дыби-чи в Лидском повете. Организовав отряд вооруженных людей, Кодевич напал на деревню. В результате было вырублено много делового леса и бартных деревьев. В 1777 г. Кодевич самовольно посеял рожь на чужой земле, в августе он сжал ее и свез на свое гумно.
В конце XVIII — начале XIX в. приходские костелы в Белоруссии владели довольно крупной земельной собственностью. В Минском диоцезе было 175 костелов, которым принадлежало 39 283 га пахотной земли и 7104 крепостных.295 На один костел в среднем приходилось 225 га земли.
К началу XIX в. в Виленском диоцезе 694 костелам принадлежало 222 646 га земли. В среднем на каждый костел приходилось 320 га.296
Анализируя документальные данные, характеризующие процесс формирования земельной собственности приходских костелов в Белоруссии, а также их размеры, надо отметить, что плебании в большинстве случаев были хорошо обеспечены в материальном отношении, а их руководители (плебаны) могли вести безбедную жизнь, занимая среднее, а иногда высшее звено в иерархической структуре господствующего класса.
191
ГЛАВА IV
Земельный надел и повинности крестьян во владениях католической церкви
Земельный надел крестьян
В то время как положение крестьян в государственных и магнатских владениях Белоруссии и Украины было предметом изучения ряда историков1, этого нельзя сказать о состоянии крестьянского хозяйства и повинностей во владениях католической церкви в Великом княжестве Литовском. Между тем для характеристики экспансии католицизма изучение положения непосредственных производителей материальных благ приобретает первостепенное значение. Вот почему восполнить указанный пробел крайне важно для уяснения этого вопроса.
В первых двух десятилетиях XVIII в. сельское хозяйство Белоруссии находилось в чрезвычайно тяжелом состоянии. Северная война и связанное с ней пребывание войск на территории Белоруссии значительно подорвали и без того слабое крестьянское хозяйство. В течение 1708—1711 гг. по стране пронеслось «моровое поветрье» (чума), в результате которого погибла большая часть населения. Если к этому добавить мор скота, саранчу (1712 г.), голод, болезни, то картина хозяйственной разрухи станет еще более очевидной.
Необходимо отметить также, что деревенское население бросало насиженные места и переходило в
192
другие районы. Этому содействовали и бесчинства солдатчины, которая лишала крепостных элементарных средств к жизни, и страх перед эпидемиями, и другие невзгоды.
С 30-х годов начинается постепенное восстановление сельского хозяйства Белоруссии, достигшее во второй половине XVIII в. заметных успехов.
Состояние крестьянского хозяйства и повинности крестьян во владениях католической церкви западных районов Белоруссии были несколько иными, чем в восточных районах.
Хозяйство в западных районах Белоруссии в XVIII в. основывалось на барщинной системе эксплуатации крестьян со значительным удельным весом барской запашки. В монастырских и епископских владениях западных районов Белоруссии подавляющую массу крестьян составляли тяглые крепостные и небольшое количество чиншевых. Во владениях Пинской иезуитской коллегии (включая и местечко Вы-соцк) из 684 дымов 589 составляли тяглые хозяйства, 83 — чиншевые и 12 — боярские. Что касается крестьянской земли, то она распределялась следующим образом: 168 2/3 — тяглые волоки; 97 9/i6 — приемные на чинше и чиншевые; 19 — пустые и 3 2/з — волоки вольные.2 Надо при этом иметь в ви ду, что 50 дымов деревень Ельна и Клесово по форме были тяглыми, а по существу — чиншевыми. «Они, —• говорится в инвентаре о крестьянах этих деревень, — не выполняют барщины из-за отдаленности от фольварка».3 Мы их поэтому относим к чиншевым подданным.
Интересно отметить, что во владениях Пинской иезуитской коллегии совсем не было свободных крестьян.
По данным инвентаря Лихницкого имения за 1761 г. (Волковыский повет), принадлежавшего гродненскому монастырю св. Бригиты, все подданные были тяглыми. Крестьяне держали по четверти волоки тяглой земли; приемной земли была всего одна волока на всю деревню. Ею пользовались четыре хозяйства.
13 Зак. 1329
193
В двух фольварках Кремяницкого имения в пользовании крестьян было около 96 волок земли. Из них 52 волоки были тяглыми, 35 волок составляли приемные земли и 3 с четвертью — пустоши. И здесь подавляющее большинство крестьян (159 из 214) были тяглыми, 43 являлись чиншевиками.4
В фольварке Князеве Волковыского повета из 266 хозяйств 181 было тяглым и 83 — боярскими. Только войты и тивуны сидели на вольных участках (их было 6 человек).5
В течение XVIII ст. в монастырских владениях наблюдается процесс увеличения числа тяглых хозяйств за счет сокращения чиншевых. Сопоставление трех инвентарей имения Шиловичи (монастырь св. Бригиты) за 17016, 17497 и 18048 гг. показывает, что, за исключением одной деревни, во всех остальных пяти шло значительное увеличение количества тяглых хозяйств. В двух деревнях до середины XVIII в. жили только бояре, тяглых хозяйств там вовсе не было. Однако к концу века уже 70 с лишним процентов хозяйств здесь стали тяглыми.
Несколько иное положение крестьян наблюдается в фольварках Гродненской иезуитской коллегии. Здесь, во-первых, они были лучше обеспечены землей, во-вторых, формы держаний отличались большой пестротой. Во владениях этой коллегии большинство крестьян были тяглыми. Они составляли 72,4 процента общего числа подданных. Однако некоторые деревни являлись целиком боярскими (Подишки, Салаты, Маркишки, Огородники, Ковали, Пурвино, Полочане, Корейвичи, Заговщина). Нет только данных относительно деревни Пенечи, так как «хозяева здесь случайные — прихожане, ибо свои не оседают».9 Если не считать эту деревню, где земли сдавались на чинш, то чиншевиков во владениях Гродненской иезуитской коллегии не было.
Вместе с тем надо отметить, что почти все тяглые крестьяне держали участки приемных земель, которые составляли около 40 процентов всей пашни. Это свидетельствует о том, что хозяйство Гродненской иезуитской коллегии находилось в процессе
194
восстановления. В деревнях Кутюны, Казаны и Мишкине, говорится в инвентаре, «очищают только почву от кустарников и подданные еще не достигли достаточного благополучия и восстановления хозяйства».10 Поэтому в этих деревнях барщина была ниже по сравнению с теми, которые раньше были заселены и добились некоторых успехов в восстановлении хозяйства. Крестьянам выгоднее было брать на льготных условиях приемные земли. Несмотря на отдельные исключения, связанные с тем, что восстановительный процесс затягивался, несмотря на то что он проходил неравномерно в различных районах, все же к 70-м годам XVIII в. барщинный труд преобладал во владениях католической церкви западных районов Белоруссии.
Обеспеченность крестьян землей в рассматриваемых нами деревнях церковных владений характеризуется разнообразием. В большинстве деревень наряду с тяглой землей крестьяне держали на льготных условиях дополнительные участки приемной земли. Во второй половине XVIII в. наблюдалось уменьшение крестьянских наделов, вызванное главным образом ростом монастырской запашки и увеличением населения.
Средняя обеспеченность крестьян Пинской иезуитской коллегии тяглой землей составляла 0,29 волоки, а с учетом приемной земли — 0,39 волоки. Однако были значительные колебания в размерах наделов в пределах одной и той же деревни. В Под-высочье (Бродецкий фольварк), например, из 40 хозяйств 30 сидело на ’/4 тяглой волоки, 4 хозяйства — на ’/б и ’/8 волоки, но вместе с тем 27 хозяйств имело по >/4, }/s, ’/12 приемных земель на чинше.11
В деревне Удрицке числилось 43 дыма. У 18 из них было по ’/б и '/в волоки тяглой земли, приемная земля в этой деревне совершенно отсутствовала. В Яечковичах все 24 крестьянина сидели на ’/з тяглой
13*
195
волоки, 11 из них имели дополнительно по ’/6, */4 и V2 волоки на чинше.13 Крестьяне деревни Охов владели только четвертью волоки тяглой земли каждый, здесь почти не было приемных земель. То же самое можно сказать о деревне Иванчицы, где тоже отсутствовали приемные земли. Одноволочных хозяйств в Пинской иезуитской коллегии не было совсем.
Конечно, неверно было бы при статистически анализе размера земельных наделов крестьян во владениях католической церкви не учитывать приемные земли или считать, что они не относились к крестьянским наделам. Однако, на наш взгляд, суммировать при исчислении величины надела тяглые и приемные земли и рассматривать их как единый хозяйственный комплекс не совсем правильно, так как церковные феодалы все же смотрели на приемные земли иначе, чем на тяглые. Во-первых, повинности с тяглых и приемных земель были неодинаковые, во-вторых, монастыри и коллегии в интересах фольварков считали возможным лишать своих подданных в первую очередь приемных земель.
Чем же объясняется наличие приемных земель и вообще больших наделов в одних деревнях и отсутствие дополнительных земель в других? На наш взгляд, здесь надо принять во внимание следующие обстоятельства: а) степень восстановления фольварков; б) хозяйственную политику монастыря; в) качество земли. Все эти стороны тесно связаны между собой. В связи с тем что монастыри осуществляли дворовую запашку, они старались захватить лучшие земли. Возьмем к примеру ту же деревню Иванчицы, в которой не было приемных земель. Комиссары, производившие люстрацию фольварка, прямо указывали, что здесь «лучшие пахотные земли и сенокосы были отобраны в пользу двора, а крестьянам были оставлены непригодные пески и мокрые долины».13 В тех же местах, где не было плодородных земель, монастырь оставлял крестьянам значительные участки тяглой и приемной земли.
В Высоцкой волости, где было много земли, непригодной для обработки из-за сильной заболочен
196
ности, дворовая запашка отсутствовала совершенно. Поэтому барщину выполняли здесь только мужчины. Она заключалась в том, что крепостные обязаны были вязать неводы, ловить рыбу, сплавлять лес по рекам, доставлять дрова в монастырь. Кроме того, высоцкие крестьяне использовались иезуитами на строительных работах- И только в самую страдную пору уборки урожая крепостные на четыре недели мобилизовывались иезуитами для оказания помощи Бродецкому фольварку, в котором монастырь имел свою запашку.14
Аналогичное явление мы наблюдаем во владениях Брестской иезуитской коллегии. Небольшой фольварк Пелчицы располагал хорошей землей, и почти вся она находилась под дворовой запашкой. С другой стороны, в деревне Меневеже, где, как сообщили комиссары, «земля плохая, лежит в песках и песчаных буграх», и в деревне Пониква, где «преобладают гористые и песчаные земли», дворовой запашки не было.15
К концу XVIII в. наблюдается дальнейшее уменьшение крестьянских наделов, особенно во владениях монастыря св. Бригиты. В Кремяницких фольварках средний надел тяглой и приемной земли составлял 0,33 волоки, а в Князево еще меньше. В деревне Са-маровичи из 68 тяглых хозяйств 55 имело участки ниже ’А волоки, 15 хозяйств — от ’А до ’/2 волоки. Здесь и бояре занимали участки ниже ’А волоки.16
Еще хуже были обеспечены землей крестьяне Брестской и Луцкой иезуитских коллегий на территории Брестского воеводства. Средний надел крестьян фольварка Деревны под Брестом составлял 0,27 волоки, фольварка Стрихов — 0,25 и Блоты— 0,33 волоки. В селе Деревна 40 процентов подданных сидело на участках меньше ’А волоки и 60 процентов — от *А до полуволоки. Хозяйств с наделом больше полуволоки вовсе не было.17
Следует иметь в виду, что в Брестском воеводстве плотность населения была выше, а контингент более стабильный, чем на Полесье. Кроме того, церковные владения Брестского воеводства располага
197
лись недалеко от реки Буг и крупного торгового города Бреста. Поэтому здесь имелись большие возможности для сбыта сельскохозяйственной продукции, чему способствовала довольно благоприятная конъюнктура, сложившаяся на внешних рынках во второй половине XVIII в. Естественно, что монастыри были заинтересованы в небольших крестьянских хозяйствах, от которых они получали доходы более высокие, чем с больших наделов. Маленькие размеры крестьянских наделов можно объяснить также их дроблением в связи с ростом численности населения.
Это особенно ярко можно проиллюстрировать на примере крупного владения Виленского капитула в Брашевичах. Три инвентаря, сохранившиеся в ЦГИА БССР в г. Гродно, позволяют в известной степени рассмотреть развитие земельного надела в динамике. Эти инвентари охватывают, правда, всего половину столетия (174718, 178319, 179520 гг.), но тем не менее представляют существенный интерес для характеристики положения крестьян в церковных владениях западных районов Белоруссии.
В 1747 г. в 18 населенных пунктах Брашевичской волости было 209 дымов21, в 1783 г. — 24 1 22, в 1795 г. — 25123. Крестьяне здесь были очень плохо обеспечены землей. Уже в 1747 г. из 209 дымов было 104 хозяйства с ’/8 волоки, 53 — с >/6, 47 — с >/4 волоки. Только пять хозяйств имели наделы свыше */4 волоки.
Крестьяне Брашевичей держали еще морги, по-видимому, приемные. Всего таких моргов было 217, т. е. в среднем на двор приходилось примерно по одному моргу.
Сопоставление данных инвентаря 1747 г. с данными последующих инвентарей представляет существенные трудности по следующим причинам: во-первых, в территориально-административном делении волости произошли некоторые изменения; во-вторых, если в инвентаре 1747 г. не выделены категории хозяйств, то в инвентарях 1783 и 1795 гг. это сделано (отмечаются дымы крестьянские, боярские и мелкой
196
застенковой шляхты). Поэтому для сравнения мы берем наиболее крупные населенные пункты, данные о которых имеются во всех инвентарях.
Следует отметить, что в обоих инвентарях второй половины XVIII в. исчисление наделов ведется уже не в волоках, а в моргах. Крэме того, наряду с участками тяглых наделов отдельно, тоже в моргах, показаны наделы приемных земель, чего не было в инвентаре 1747 г.
Самой крупной деревней было Завелево. С 1747 по 1783 г. число дымов здесь увеличилось на 13 ('/з) и составило 39 хозяйств. Крестьянские тяглые наделы в 1783 г. представляются следующим образом:24 2 морга — 7 хозяйств, 3 морга — 12, 4 морга — 12, 5 моргов — 3, 6 моргов — 3, 7 моргов — 2 хозяйства.
Таким образом, самое большое число хозяйств владело наделами в 3—4 морга земли. Приемных земель у крепостных было очень мало, всего 14 моргов.
Число дымов в Завелево в 1795 г. достигло 4325. В то время как размеры наделов почти не изменились, семьи значительно выросли. В одном дыме жили, кроме главы семьи, его женатые сыновья с детьми. Аналогичное положение наблюдалось в деревнях Гумнище, Литовское, Сеньчицы, Тыновичи и др., где в сравнении с 1747 г. наделы несколько сократились, численность же населения значительно выросла.
В XVIII в. процесс восстановления сельского хозяйства во владениях Виленского епископства и восточной части Белоруссии протекал медленно. По данным инвентаря 1742 г.,26 в имении Божино, расположенном в Минском воеводстве, было много пустующих земель. В деревне Невоничи было 9,5 пустых волок, в Божино — 5, в Марциановке — 2. В то же время крестьяне сидели на небольших наделах. В Божине из 12 хозяйств 9 пользовалось 4/4 волоки, 3 — '/г волоки (речь идет о больших семьях). У крестьянина Аниськи Макеева было шесть сыновей (из них трое женатых), все они держали только 72 волоки. У Василия Матвеева был зять, имевший
199
4 сыновей, из которых один обзавелся семьей; все они владели участком размером V2 волоки.27
В ряде деревень Стрешинской волости к 1755 г. крестьянские хозяйства еще не достигли уровня середины XVII в. В отдельных деревнях (Зломное, Роговая Слобода и др.) вовсе не было «померы» земли, несмотря на то что крестьяне владели небольшими наделами.28 Аналогичное положение сложилось в Со-жицкой волости к 1751 г.29
Характерной чертой экономического развития восточной части Белоруссии явилось слаборазвитое или совсем не развитое фольварочное хозяйство. Кроме того, здесь в ряде мест довольно долго превалировали приемные земли над тяглыми. Так, в большой Сожицкой волости, принадлежащей Виленскому капитулу, в 1751 г. оседлых волок было 103, приемных — 290, пустых — 3, дворовых — З.30 Почти все крестьяне наряду с тяглыми участками держали приемные, причем последние были больше тяглых.
В деревне Забеле на 26 дымов (22 тяглых и 4 боярских) 4 15/24 было оседлых волок и 6 ’А приемных. 6 человек держало по *А волоки тяглой земли, 9 — по *А, 4 •— по 'Д, 3 — по ’/г- У бояр тоже были небольшие участки приемной земли размером 'А волоки. У всех крепостных приемные участки были такой же величины, что и тяглые.31 Таким образом, величина наделов, состоявших из тяглой и приемной земли, в среднем составляла *А—ДА волоки.
В деревне Вежховье на 7 дымов была одна оседлая и одна приемная волоки. Наделы шести хозяйств составляли там по V4 волоки ('А оседлой + *Апри-емной), у одного крестьянина имелась 1/2 волоки СА + ’А).32 Надо Отметить, что грань между приемными и тяглыми наделами здесь по существу стиралась, так как основная форма ренты состояла из денежного чинша, который взимался от всей использованной земли. Не следует также забывать, что дымы, о которых идет речь, состояли из больших семей.
В деревне Лихачи 11 хозяйств сидело только на приемной земле. Она распределялась следующим
200
образом: ‘/4 волоки — 3 дыма, Vs волоки — 3 дыма, >/2 волоки — 3 дыма, 3/8 волоки — 2 дыма.33
Однако в большинстве случаев крепостные со-жицких владений Виленского капитула были гораздо хуже обеспечены землей. В среднем на одно хозяйство приходилось 0,6 волоки34 земли (тяглой и приемной). (Правда, в Сожицкой волости были деревни, в которых крестьяне пользовались большими наделами. В Стрелищах все крестьяне держали по ’/4 тяглой и 3/4 приемной волоки. Такое явление мы наблюдаем и в Кудянах, где средняя обеспеченность землей составляла 8/9 волоки.35)
Степень обеспеченности сожицких крестьян наделами, согласно инвентарю 1751 г., свидетельствует о том, что процесс восстановления хозяйства к этому времени еще не был завершен. Стремясь привлечь как можно большее количество поселенцев на свой земли, капитул создавал для них льготные условия, выделял больше приемных земель.
В течение 16 лет положение в Сожицах значительно ухудшилось. По данным инвентаря 1767 г.,36 в 48 деревнях Сожицкой волости было 792 дыма, на 141 дым больше, чем в 1751 г. Изменилось соотношение между тяглыми и приемными землями. Количество тяглых земель, находившихся в крестьянском пользовании, достигло 175,5 волоки, т. е. по сравнению с 1751 г. увеличилось на 73 волоки. В то же время число приемных земель сократилось на 62 волоки.37 Исчезли пустые земли. Сократилась также средняя обеспеченность землей в целом. Она уже составляла не более чем ’/2 волоки на дым.
Постепенное сокращение наделов в деревнях Сожицкой волости не было случайностью. В деревне Замоше осталось, как и раньше, 11,5 волоки, однако количество дымов за 16 лет выросло на шесть. Это привело к сокращению наделов, в первую очередь за счет приемных земель, в чем был заинтересован капитул, так как из тяглых земель он извлекал больший доход, чем из приемных.
Аналогичное явление наблюдается в Стрелищах, где в 1751 г. все крестьяне держали по */4 оседлой
201
и 3/4 приемной волоки. О сокращении наделов к 1767 г. свидетельствуют следующие данные: 12 дымов имело по 7г волоки приемной земли, 2 дыма — по 74 волоки. Зато произошло некоторое расширение оседлых земель за счет приемных. Стало больше по-луволочных тяглых хозяйств, которых не было в 1751 г.38
Было бы интересно проследить за дальнейшим развитием земельных наделов сожицких крестьян в последней четверти XVIII в. К сожалению, источники по этому периоду не сохранились. Но общая тенденция довольно ярко проявляется в приведенном нами сопоставлении двух инвентарей. II хотя отрезок времени между ними совсем незначителен, тем не менее они свидетельствуют о сокращении крестьянских наделов вообще и приемных земель в частности.
Казалось бы, что по трем инвентарям обширной Стрешинской волости за 175539, 17674Р и 178741 гг. можно в динамике показать обеспеченность капи-тульных крестьян землей. На самом деле это не так. Инвентарь 1755 г. по ряду деревень сведений об обмере земли не содержит. Инвентарь 1767 г. дает только приблизительное представление о доходах капитульных владений. Более полным является инвентарь 1787 г., но он отражает данные не по всем владениям Стрешинской волости, а только по той ее части, которая после первого раздела Польши осталась у епископства.
Крестьяне Стрешинской волости были гораздо хуже обеспечены землей, чем Сожицкой. В 18 деревнях волости к 1787 г. совершенно не осталось приемных земель и почти исчезли пустующие. Подданные Стрешинской волости (569 дымов) держали 177 74 волоки.42 Средняя обеспеченность землей составляла всего 0,31 волоки; семьи же, как правило, были большие. В среднем на дым приходилось 8 человек, но имелось немало дымов, в которых проживало по 10—12 и даже 20 человек. В деревне Шихово было 20 дымов, а жителей обоего пола в них проживало 164. Вся земля, которая находилась в поль
202
зовании крестьян, была тяглой и состояла из 6 7в волоки. Она распределялась следующим образом: 712 волоки — 2 дыма, 7в волоки — 3 дыма, 7е волоки — 3 дыма, 74 волоки — 6 дымов. Остальные 6 дымов пользовались свыше ’/4 волоки земли каждый.
В доме крестьянина Сидора Бурака проживало 12 мужчин и 14 женщин. Вся семья пользовалась 3/4 волоки. В семье Емельяна Хамовича было 15 человек, а держали 7г волоки, на семью Кондрата Комара, состоявшую из 17 человек, приходилось 3/4 волоки земли. Естественно, что с таких наделов прокормить семью было чрезвычайно трудно даже при отсутствии обременительной барщины.
Примечательно, что в этой же деревне в 1755 г. было всего десять дымов (наполовину меньше). При этом два хозяйства пользовались 3/4, шесть — 7г и только два — 7д волоками земли.43
Таким образом, за 33 года (1755—1787 гг.) число дымов в деревне Шихово увеличилось в два раза, а наделы значительно сократились.
Все 10 хозяйств Коссаковской Слободы пользовались 74 волоки садибной земли каждое, причем у них были довольно большие семьи. В деревне проживало 79 человек, что составляло почти 8 человек на дым.44 Несколько лучше обеспечены были крепостные деревни Проскурье, где 10 из 52 хозяйств пользовались полуволочными наделами, а остальные имели менее чем 7г волоки.45
Из сказанного выше следует, что во владениях Виленского капитула проявилась общая закономерность развития крестьянского надела, аналогичная той, которую мы рассмотрели при исследовании монастырского землевладения, а именно: 1) сокращение крестьянских наделов по мере приближения к концу века; 2) сокращение количества приемных земель за счет увеличения тяглых. Тем не менее во владениях капитула, расположенных в восточных районах Белоруссии, крестьяне были лучше обеспечены землей, чем в западной части.
Большой интерес представляет анализ данных о динамике земельных наделов крестьян во владениях
203
Полоцкой иезуитской коллегии, одной из крупнейших в Речи Посполитой. До национально-освободительной войны белорусского народа середины XVII в. крестьяне Полоцкой коллегии были сравнительно неплохо обеспечены пахотной землей и имели в достаточном количестве рабочий и продуктивный скот.
Инвентарь 1623 г. дает возможность судить о 522 крестьянских хозяйствах и 110 хозяйствах огородников.46 Крестьяне пользовались: до V4 волоки включительно — 11 хозяйств (2,1%), от !Д до ’/г — 256 хозяйств (49%), от ’/2 до 1—218 хозяйств (41,8%), свыше 1 волоки — 37 хозяйств (7,1%).
В пользовании огородников было: до !Д волоки включительно — 12 хозяйств (10,9%), от ’Д до V2 — 78 хозяйств (70,9%), от ’/г До 1—17 хозяйств (15,4%), свыше 1—3 хозяйства (2,8%)-
Таким образом, 90,8% крестьян пользовались наделами от *Д до 1 волоки включительно, 2,1 — до V4 волоки и 7,1 % — свыше одной волоки.
По инвентарю этой же коллегии 1670 г.,47 крестьяне пользовались: до *Д волоки включительно — 8 хозяйств (6,3%), от ’Д до */2 — 57 хозяйств (45,2%), от ’/2 до 1—44 хозяйства (34,9%), свыше 1 волоки—• 17 хозяйств (13,6%).
168 хозяйств пользовалось неизмеренной землей, службами (в использованных документах одни данные приводятся в волоках, другие — в службах): до ]Д службы включительно — 36 хозяйств (21,4%), свыше 'Д До */2—84 хозяйства (50%), свыше */2 до 1—44 хозяйства (26,2%), свыше 1 службы — 4 хозяйства (2,2%).
После Северной войны в период восстановления сельского хозяйства во владениях иезуитской коллегии в Полоцке (1738 г.) большинство крестьян пользовалось наделами, составляющими менее >/2 службы. Из 281 крестьянского хозяйства пользовались: до ’Д службы включительно — 95 хозяйств (51,2%), от *Д до */2 — 146 хозяйств (38,3%), от !/2 до 1—36 хозяйств (9,5%), свыше 1 службы — 4 хозяйства (1%).
Инвентарь 1774 г.48, хотя и представляет большой
204
интерес, но не дает возможности детально судить о величине наделов крестьян коллегии, ибо не содержит подворного описания. Земельная собственность коллегии дается в суммарном виде. На 1008 тяглых и боярских хозяйств имелось 426 '/з оседлых, 136 3Д приемных, 108 7/8 боярских и 27 '/з пустых волок земли — почти 700 волок. В среднем размер надела (без пустующих земель) представляется довольно внушительным — 0,6 волоки. Однако эта средняя цифра не отражает подлинного положения с обеспеченностью крестьян землей, иначе люстратор не отмечал бы «крайнего убожества» подданных коллегии, одной из важнейших причин которого является «недостаток земель».49 Это обстоятельство следует объяснить процессом углубления дифференциации среди крестьянства, переходом части земель к небольшой прослойке зажиточных крестьян.
По инвентарю Витебской иезуитской коллегии 1693 г.,50 обеспеченность крестьян землей представлялась следующим образом. 145 хозяйств этого владения, по которым имеются сведения, пользовалось: до '/4 службы включительно — 33 хозяйства (27,5%), от */4 до */2—70 хозяйств (58,3%), от */2 до 1—17 хозяйств (14,2%), до ’/4 волоки включительно — 3 хозяйства (12%), от '/4 ДО ’/2—6 хозяйств (24%), от */2 до 1—16 хозяйств (64%).
Таким образом, основная масса крестьян пользовалась от ]/4 до ’/2 службы, от 1/2 до 1 волоки.
Сравнительно хуже были обеспечены землей крестьяне Слуцкой иезуитской коллегии. В шести деревнях Бокшицкого фольварка этой коллегии было 157 хозяйств. Подавляющее большинство крестьян фольварка сидело на наделах размером !/4, '/6 и */8 волоки земли. 18 дворов имело в своем пользовании даже ПО ’/16 волоки.51
Однако в Слуцкой иезуитской коллегии были деревни, в которых положение крестьян было лучше. В деревне Замостье все 25 крестьян были тяглыми. 24 из них держали по */2 волоки земли. Кроме того, 11 хозяйств пользовалось еще приемной землей. В Кневичах из 40 хозяйств 25 пользовалось воло
205
ки, 11—’/2 волоки, 2—'Д волоки.52 Приемной земли было мало.
Обеспеченность скотом
Важным показателем состояния крестьянского хозяйства является обеспеченность его скотом и в первую очередь рабочим. По наличию скота можно судить об имущественном различии между крестьянами. В монастырских владениях Западной Белоруссии во второй половине XVIII в. наблюдается некоторое увеличение рогатого скота. В этом были заинтересованы не только крестьяне, но и монастыри, ибо в противном случае крепостные не могли справиться с барщиной. Тем не менее среди крестьян монастырских владений западных районов имела место большая пестрота в обеспечении рабочим скотом.
Бросается в глаза незначительное количество лошадей, в частности во владениях брестских иезуитов, монастыря св. Бригиты и некоторых других. Основные сельскохозяйственные работы выполнялись на волах. Во владениях Брестской иезуитской коллегии на 265 крестьянских хозяйств приходилось всего 42 лошади, или одна лошадь на 7 крестьянских хозяйств. Лучше обстояло дело с волами. Их было 427, и, следовательно, на два хозяйства приходилось 3 вола. Таким образом, в имениях брестских иезуитов крестьянское хозяйство в целом не имело даже по одной упряжке. Не удивительно, что часть крестьян вынуждена была нанимать рабочий скот, в первую очередь у монастыря. Деревня Плоски, например, арендовала 34 скарбовых (монастырских) вола. Об имущественном различии между крестьянами свидетельствуют и следующие данные: в селе Деревна 8,2% хозяйств совсем не имели рабочего скота, а у 14,1 % на два дыма приходилась одна упряжка. В Поникве 12,5% хозяйств не имели рабочего скота, а у 29% на два дыма была одна упряжка. В Мацеевичах 12,8% хозяйств было лишено рабочего скота, а у 9,6% на два хозяйства приходилась одна упряжка.53
Вместе с тем следует отметить, что в той же Де
206
ревне 37,4%, а в Меневеже 46% хозяйств имело по две и более упряжек (при наличии у всех крестьян почти одинаковых участков земли). Не подлежит сомнению, что крепостные, лишенные рабочего скота, вынуждены были арендовать скот или в фольварке, или у более зажиточных крестьян, попадая таким образом в еще большую зависимость. С другой стороны, хозяйства крестьян, располагавшие большим количеством скота, получали некоторые излишки сельскохозяйственных продуктов, которые они могли продавать. Отношение монастырского начальства к таким подданным было различным. Монастырь св. Бригиты, например, запрещал крестьянам реализовывать некоторые продукты, и в частности мед. Монастырь требовал, чтобы излишки крестьяне сбывали только ему по рыночной цене.54 В то же время иезуиты Пинской коллегии после расчета с монастырем не чинили препятствий крестьянам в продаже на сторону излишков.55
Лучше были обеспечены рабочим скотом крепостные Пинской и Гродненской коллегий. В деревнях, принадлежащих пинским иезуитам, было 1143 вола и 347 лошадей (не считая боярских хозяйств). Таким образом, здесь на два хозяйства приходилась лошадь и три с лишним вола. Следовательно, каждое крестьянское хозяйство этой коллегии в среднем имело по одной упряжке- Большее количество скота, в том числе и лошадей, у крестьян Пинской коллегии объясняется наличием в Полесье более обширных сенокосов, чем на западе Брестского воеводства, где крестьянам приходилось нередко арендовать сенокосы. Так, крепостные деревни Котельня вынуждены были арендовать луга у Брестского магистрата.
Во владениях Гродненской коллегии процент хозяйств, не имевших рабочего скота, был незначителен. Хотя и здесь наблюдалось существенное различие между отдельными деревнями (и даже в пределах одной деревни), средняя обеспеченность составляла 2—3 упряжки на хозяйство. И во владениях гродненских иезуитов основной тягловой силой были волы, но все же количество лошадей здесь значительно
207
больше, чем у крестьян Брестской коллегии, крепостных монастыря св. Бригиты.
В середине XVIII в. плохо были обеспечены тягловой силой крепостные Брашевичской волости Виленского капитула. По данным инвентаря 1747 г., на 209 хозяйств приходилась 21 лошадь и 229 волов.56 Таким образом, одно хозяйство в среднем имело 0,65 упряжки. В ряде деревень волости было много хозяйств без скота. В Симоновичах на 15 дымов приходилось 9 волов и 3 лошади. Ими пользовалось только 5 хозяйств. В деревне Ямно из 12 дымов 5 не имело рабочего скота, остальные 7 владели по одной упряжке.57
К концу столетия положение с рабочим скотом в Брашевичах (без Фолково) несколько улучшилось. На 251 дым в 1795 г. приходилось 112 лошадей и 382 вола.58 Теперь уже в среднем на хозяйство приходилась одна упряжка- В Симоновичах, где число дымов за полвека увеличилось до 25, уже насчитывается 12 лошадей и 33 вола. Без скота в деревне было только два хозяйства. В деревне Ямно 10 дымов работали на 8 лошадях и 20 волах. Хозяйств, не имеющих рабочего скота, уже не было, а 7 владели двумя упряжками.59
Если на западе и в центре Белоруссии основной рабочей силой были волы, то в восточной ее части — лошади. В восточных районах крестьяне монастырских и епископских владений лучше, чем в западных, были обеспечены рабочим скотом.
По данным инвентаря 1623 г., обеспечение крестьян (вместе с огородниками) Полоцкой коллегии рабочим скотом характеризуется следующими данными: без лошадей — 89 хозяйств (14,1%), с 1 лошадью — 126 (20%), с 2 лошадьми — 180 (28,5%), с 3 лошадьми — 106 (16,8%), с 4 лошадьми — 71 (11,1 %), с 5 лошадьми—60 (9,5%).
Таким образом, 65,3% всех крестьянских хозяйств владели 1—3 лошадьми, 20,6% имели свыше трех лошадей и только 14,1 % было безлошадных.60
После русско-польской войны 1654—1667 гг. крепостные Полоцкой коллегии оказались в гораздо
.208
худшем положении. По данным инвентаря 1670 г., обеспеченность лошадьми представляется следующим образом: без лошадей — 96 хозяйств (32,7%), с 1 лошадью — 100 (34%), с 2 лошадьми—41 (14%), с 3 лошадьми — 49 (16,6%), с 4 и более лошадьми— 8 (2,7%).«I
К 1738 г. в результате успехов, достигнутых в восстановлении сельского хозяйства, количество рабочего скота во владениях коллегии значительно увеличилось. Из 160 хозяйств, относительно которых имеются данные в инвентаре, безлошадных и с одной лошадью было 13 (8,1 %), с двумя лошадьми — 53 (33,2%), с тремя и больше — 94 хозяйства (58,7 %).62
Сводные данные, содержащиеся в инвентаре за 1774 г., позволяют заключить, что на одно хозяйство (крестьянское вместе с боярским) приходилось по 2,9 лошади.63
Обеспеченность рабочим скотом крестьян Витебской иезуитской коллегии можем проследить только по инвентарю 1693 г64. К этому времени из 145 хозяйств 6 было безлошадных (4,2%), 54 — с одной лошадью (37,2%), 51 — с двумя (35,2%), 34 хозяйства имели больше двух лошадей (23,4%). Таким образом, безлошадных хозяйств у подданных Витебской коллегии почти не было.
Приведенные данные позволяют заключить, что в имущественном отношении среди крестьян монастырских и епископских владений наблюдаются серьезные различия. В результате экономического развития деревни во второй половине XVIII в. выделяется, с одной стороны, группа обедневших крестьян и, с другой — группа зажиточных. Об этом же свидетельствуют сами инвентари, где говорится о «бедных» («опустившихся») и «богатых» крестьянах.
В ряде церковных владений Белоруссии второй половины XVIII в. было около 70% крестьян, земельная площадь которых составляла ’А, ’/е и ’А и даже V12 часть волоки. В отдельных деревнях число хозяйств, не имевших совсем рабочего скота или владевших только одним волом, составляло половину
14 Зак. 1329	209
общего количества дымов. В то же время были хозяйства, насчитывающие по 3—4 головы рабочего скота. Все это подтверждает наш вывод об углублении процесса имущественного расслоения среди крестьянства.
Повинности крестьян
Во второй половине XVIII ст. восстановительный процесс в Западной Белоруссии достиг заметных успехов. Крестьянская миграция почти прекратилась. Увеличилось деревенское население. Инвентари монастырских владений этого периода свидетельствуют о том, что в основном крестьяне являлись крепостными, тесно связанными хозяйственными и правовыми узами с церковно-феодальным хозяйством. Количество случайных людей, временно оседавших на территории того или другого фольварка, стало минимальным. Аналогичное явление отметил Д. Л. ГТо-хилевич в отношении королевских владений и владений светских феодалов.65
Хотя процесс восстановления сельского хозяйства проходил неравномерно, однако общим явлением для него было укрепление монастырского фольварка-Заметно увеличилась земельная запашка монастырей, сокращались размеры пустующих земель.
Повинности крестьян в монастырских владениях западных районов Белоруссии во второй половине XVIII в. определялись господством фольварочнобарщинного хозяйства. Развитие монастырского хозяйства сопровождалось усилением барщины. Однако надо отметить, что степень ее в различных районах и в разные годы не была одинаковой. Она менялась даже в пределах одного и того же земельного комплекса, т. е. в различных деревнях одного фольварка была неодинаковой.
Сопоставление объема барщины в монастырских владениях с аналогичными отработками в государственных и частновладельческих имениях показывает, что отработочная рента была выше в монастырских фольварках. Д. Л. Похилевич приводит следующие
210
данные о барщине в королевских экономиях. Если в них в XVI в. два дня барщины с волоки приходились на большую «сложную» семью, то в XVIII в. отработки с V4 волоки, на которой сидела «простая» семья, составляли тоже два дня в неделю.66 Из этого Д. Л. Похилевич заключает, что за указанный период барщина выросла более чем в четыре раза. Польский исследователь В. Вечорек вывел следующие данные о повинностном бремени в старостинских и частновладельческих селах Великого княжества Литовского в XVIII в.: в Тройском и Новогрудском воеводствах — по 5 дней в неделю с волоки, а в Брестском— 7 дней.67 Правда, для второй половины XVIII в. повинности с одноволочных хозяйств не столь показательны, так как они были редким явлением. Тем не менее барщина во владениях духовных феодалов была значительно тяжелее, чем во владениях светских. Так, барщина в деревне Лихницы Волковыско-го повета, принадлежавшей гродненскому монастырю св. Бригиты, составляла с четверти волоки 5 дней в неделю: летом — по 3 дня (мужчины и женщины) и зимой — по 2 дня (мужчины и женщины).68
В течение второй половины XVIII в. наблюдается тенденция к увеличению барщины- По данным инвентарей Кремяницкого и Рогозницкого фольварков 174969 и 1761 гг.70, размер барщины с четверти волоки земли составлял 4 дня в неделю летом и 3 дня зимой, что означало 14 дней в неделю с волоки. К концу столетия барщина в этих фольварках была увеличена до 16 дней.
В инвентарях деревень монастыря св. Бригиты нормой обложения служила только V4 волоки. У иезуитов Пинской коллегии барщина исчислялась с одной волоки, в Гродненской коллегии — с полуволоч-ных хозяйств, а во владениях Виленского капитула— прямо с дыма (надо отметить, что некоторые наделы, например в Брашевичах Виленского капитула, были очень маленькими). Вообще монастырю выгоднее было исчислять барщину с меньших наделов, чем с больших, так как число членов семьи в полуволоч-ном, четвертьволочном или еще меньшем хозяйстве
14*
211
было почти одинаковое. Между тем возможности барщины были тоже почти одинаковые. Прав Д. Л. Похилевич, когда он пишет, что «в этом, между прочим, заложено основание сознательного стремления владельцев фольварков к дроблению крестьянского хозяйства».71
Однако это замечание Д. Л. Похилевича требует уточнения. Для феодалов не могло быть безразличным бесконечное дробление крестьянских наделов, так как это могло привести к нежелательным последствиям с точки зрения обеспечения доходов. Так, например, монастырь св. Бригиты опасался чрезмерного сокращения величины крестьянских наделов, ибо нищие крестьяне не в состоянии были справиться с бременем повинностей. Поэтому в инструкции кре-мяницкому эконому указывалось, что он не должен допускать разделов земли между членами растущих семей крепостных, при которых на отдельную семью придется ниже одной четверти волоки земли. Эконому рекомендовалось в таких случаях пустые земли отдавать крестьянам, ибо «с маленького надела пропитаться не в состоянии».72 Однако это указание не выполнялось, да и в связи с ростом населения не могло быть выполнено.
Вышеуказанное положение о выгоде для монастырей иметь хозяйства поменьше наглядно подтверждается данными владений Луцкой иезуитской коллегии и имения Брашевичи Виленского капитула-В деревне Стрихово (Луцкая коллегия) чем меньше был надел, тем выше барщина. Так, с */3 волоки барщина выполнялась 4 дня (2 мужских плюс 2 женских дня), т. е. 12 дней в неделю с волоки, с ’Д волоки — 3,5 дня в неделю, что составляло 14 дней с волоки.73 По данным инвентаря Кремяницких фольварков 1761 г., держатели четверти волоки отрабатывали 3,5 дня, или 14 дней в неделю с волоки, а держатели '/б волоки — по 15 дней.74 При этом и те, и другие обязаны были отбывать одинаковое количество «гвалтов» (вид феодальной повинности), что тоже было выгодно монастырю.
Следует отметить, что рабочий день, предусмот
212
ренный инвентарем для крепостных Брашевичского фольварка, начинался в 5 часов утра и кончался в 8 часов вечера с перерывом в один час. Таким образом, рабочий день длился 14 часов.
Крепостные Дубойской волости Пинской иезуитской коллегии с тяглой волоки отрабатывали 12 дней в неделю. Такое же положение было в деревнях Оховского фольварка, в Броднице и др.75 Аналогичное положение с барщиной наблюдалось во владениях Гродненской иезуитской коллегии.
Если к барщине добавить другие отработочные повинности, то в большинстве деревень монастыря св. Бригиты они с полуволочного хозяйства составляли 392—490 дней в год, во владениях иезуитов — 245—294 дня в год.
Об ухудшении положения крестьянства во владениях женского монастыря св. Бенедикта в Несвиже свидетельствуют инвентари имения Зеньковичи, расположенного в Минском воеводстве. Они дают возможность сделать вывод о постепенном наступлении монастыря на крепостных, особенно в XVIII в.
По данным о повинностях крестьян этого имения за 1629 г., крепостные деревни Зеньковичи обязаны были зимой и летом отбывать четыре дня в неделю барщины с волоки, а проживающие в деревне Завыд-рица — всего по два дня «с чем двор прикажет».76 Кроме того, они выполняли по очереди сторожевую службу, выходили на шесть «толок» (вид феодальной повинности) во время уборки урожая, привлекались на прополочные работы и к прядению дворовой шерсти- Тяглые крестьяне были тогда относительно неплохо обеспечены землей: в основном приходилось по ’/2 волоки на дым. Такое же положение зафиксировано в Завыдрице, где все 12 хозяйств пользовались полуволокой земли каждое. Они, правда, были хуже обеспечены рабочим скотом. В Завыд-рицах на эти 12 хозяйств приходилось 7 волов (два вола •— одна упряжка) и 2 лошади, то есть менее половины упряжки на хозяйство. Такое же положение было в деревне Салютавцы, где 11 хозяйств обрабатывало по волоке, а 10— по 7г волоки. Всего же
213
рабочего скота у них было 16 волов и 8 лошадей, т. е. 16 упряжек (по 0,76 упряжки на хозяйство).77
Что касается продуктового и денежного оброка, то о них можно судить по тому, что зеньковичские крепостные в 1629 г. вносили по ’/2 бочки ржи и столько же овса с волоки, по 10 яиц, 1 курице, 2 лу-кна (мера емкости) пряжи и 12 грошей.78
В связи с войнами, происходившими в середине XVII и в первых десятилетиях XVIII в., эпидемиями и хозяйственной разрухой число хозяйств рассматриваемого нами владения значительно сократилось. Уже в 1651 г. число хозяйств в Зеньковичах уменьшилось на 25 и составило приблизительно 55 оседлых дымов (из остальных крестьяне бежали). В Лю-тавицах уже было всего 17 дымов.79 Надо полагать, что в последующие годы в Зеньковичах число населения, как и повсюду в Белоруссии, еще больше сократилось. Во всяком случае в 1739 г. там оказалось только 32 хозяйства, из которых 17 держало по волоке и 15 — по ’/2 волоки. Появляется здесь и некоторое число приемных земель сверх садибных: у 7 хозяйств — по */2 волоки и у одного — волока. В Лю-тавицах же всего осталось в 1739 г- 8 хозяйств. Все они имели по одной волоке тяглой, а двое — еще по */2 волоки приемной земли.80
В условиях нехватки рабочих рук монастыри еще не осмеливались ущемлять интересы крестьян. В связи с этим пока оставались четыре дня барщины с волоки (3 дня мужских и один женский) и «сторо-жевщина» (сторожевая служба). Но понемногу прибавляются новые повинности, относительно небольшие, о которых инвентарь 1629 г. не упоминает. Это в первую очередь «гвалты» всей семьей в страдную пору уборки урожая. Количество дней здесь не оговорено. Указывается только, что они выполняются, «пока весь урожай не будет собран». Кроме того, «дякельное» зерно, которое крестьяне вносили в пользу двора, они обязаны были посеять и забороновать на монастырской пашне «на собственных днях». Инвентарь 1739 г. вводит трудовую повинность, которая заключалась в работах по починке
214
мельниц, строительстве дорог и дамб или их ремонте. Что касается денежного оброка, то он составил 1 злотый с волоки тяглой и 5 злотых с приемной. Был более детализирован, чем раньше, продуктовый оброк.81
Значительно выросли повинности крестьян Зень-ковичей во второй половине XVIII в. По данным инвентаря 1789 г., тяглые обязаны были отбывать четыре дня барщины с волоки (только мужчины) и «со спшенжаем», то есть со своим инвентарем. На «гвал-ты» во время уборки должна была выходить вся семья (за исключением одного человека, который оставался для охраны жилища от пожара), и они продолжались в течение 12 дней (3 из которых были со своей тягловой силой). Вводятся дополнительно три «гвалта» для пахоты весной и осенью (помимо того, что крепостным вменялось в обязанность засеять и забороновать «дякельный» хлеб в присутствии дворового представителя). В случае, если у крестьянина не было рабочего скота, он мог за один день «гвалта» с инвентарем заплатить злотый.82 Дополнительно крестьяне обязаны были прислуживать во время охоты и выполнять все те повинности, о которых речь шла в предыдущем инвентаре. Были уточнены продуктовый и денежный оброки- С волоки земли крестьянин обязан был давать по одному корцу (около 5 пудов) ржи и хмеля, венок грибов (60 штук), 2 курицы, 2 тальки (мотка) шерсти, 40 четвертей лыка. Денежный оброк составил 20 злотых с приемной волоки, 40 с чиншевой и 20 грошей с морга пашни.83
Дополнительные повинности отражены в инвентаре 1794 г. Барщина к этому времени увеличилась на 2 дня в неделю и составляла 4 дня с тягловой силой и 2 дня без нее. Предупреждалось, что крестьяне обязаны приступить к работе с восходом солнца и уйти с поля после заката. Монастырь, сославшись на то, что ранее крепостные возили дрова, пряли шерсть и пололи дворовые огороды, решил все эти повинности заменить двумя постоянными днями барщины в неделю для женщин.84 Таким образом,
215
если учесть, что день барщины с инвентарем приравнивался двум дням «пешей» барщины, то получается, что в 1794 г. было 12 дней отработочной повинности в неделю с волоки. По сравнению с 1629 г. барщина увеличилась примерно в три раза.
Инвентарь 1794 г. сохранил все повинности, предусмотренные прежним инвентарем. Еще больше внимания было уделено медовой дани. Требовалось отдать церковникам не только половину меда, но и половину воска, причем раздел должен был производиться в присутствии дворового представителя. Нарушителям этого приказа угрожало наказание в виде конфискации всего меда и воска.
Необходимо отметить, что зеньковичские крепостные страдали и от самовольных действий экономов, которые их «обременяли сверхинвентарными работами», выгоняли на работы в неположенное время, использовали на работах в личном хозяйстве. Монастырское начальство, опасаясь возмущений и бунтов со стороны крепостных, было даже вынуждено предупреждать экономов и угрожало привлечь виновных к строгой ответственности за подобные поступки.85
Во владениях брестских и луцких иезуитов царила пестрота в характере и размере повинностей. Там, где земля была плодородная, ее забирали под монастырскую запашку (например, в Пелчицах). В связи с этим барщина здесь была несколько выше, чем в тех местах, где земли были плохие-
Можно согласиться с утверждением авторов I тома «Истории Белорусской ССР» о том, что на государственных землях барщина была меньшей, чем на частновладельческих и церковных.86 Однако мнение, высказанное в этой книге, о том, что в середине XVIII в. наиболее тяжелой была барщина во владениях иезуитов, где она достигала 10—12 дней в неделю с волоки, вряд ли верно. Мы выше видели, что во владениях монастыря св. Бригиты барщина была значительно тяжелее, чем в деревнях иезуитских коллегий. То же самое можно сказать о владении Виленского капитула Брашевичи. Но так или иначе можно определенно сделать заключение, что
216
положение крестьян во владениях бригиток и иезуитов было более тяжелым, чем в государственных имениях и даже многих деревнях частновладельческих фольварков.
Кроме барщины, крепостные монастырских владений выполняли дополнительные работы в виде «гвалтов» и «толок». Эти обязанности возлагались на всех трудоспособных жителей имений, начиная с подростков 14 лет и кончая стариками. Крепостные Пинской иезуитской коллегии выполняли 12 «гвалтов» (6 с упряжью и 6 «пеше»), при этом на «гвал-ты» выходила вся семья, оставляя только одного человека для защиты «от огня». В среднем с дыма на «гвалты» выходило по 3 человека, что составляло 36 человеко-дней в год, из которых половину следовало выполнять со своим инвентарем. Что касается «толок», то во владениях Пинской иезуитской колле* гии они не были предусмотрены. Зато крестьянам вменялось в обязанность выполнять сторожевую службу летом и зимой.87 В отдельных деревнях число «гвалтов» не было оговорено. Так, например, крестьян фольварка Стрихово (Луцкая коллегия) обязали выходить на «гвалты» всей семьей (от начала уборки до ее окончания).
В 1795 г. Виленский капитул внес поправку к «гвалтам» в Брашевичах. Отныне на «гвалты» обязаны были выходить дети, начиная с 13-летнего возраста, а не как раньше — с 15 лет.88
Очень высокие были «гвалты» в деревнях монастыря св. Бригиты. В Кремяницких фольварках они продолжались от св. Юрия (23 апреля) до св. Мартина (3 ноября). За этот период вся семья, за исключением одного человека, должна была работать на феодала по одному дню в неделю.89 Таким образом, «гвалты» в монастыре св. Бригиты составляли примерно 81 день в год с дыма, владевшего четвертью волоки.
Прав польский исследователь Л. Житкович,90 когда пишет, что «гвалты» представляли собой попытку церковных феодалов противодействовать все более понижающейся производительности труда крепост
217
ных и саботажу с их стороны барщинных работ. «Гвалты» были выгодны владельцам фольварков, так как давали им возможность мобилизовать всю рабочую силу в страдную пору. Это заставляло крепостных работать более интенсивно, ибо, только выполнив эту повинность, они могли заняться своим хозяйством.
«Толоки» предусматривались монастырем св. Бри-гиты для уборки сена. На них должен был выходить один человек с дыма. За эту работу монастырь выдавал по фунту хлеба и по две порции водки в день. Число дней на «толоки» не было определено, считалось, что крепостные работают «до окончания уборки сена». Во владениях Гродненской иезуитской коллегии крепостные выполняли по 3—5 «толок» во время уборки из расчета два человека от каждой семьи (но на дворовом хлебе). Женщины же были обязаны по приказу двора работать на огородах, стричь овец. Количество дней на выполнение этих работ не оговаривалось.
Как мужчины, так и женщины монастырских деревень были обременены еще сторожевой повинностью. В деревнях Рогозницкого и Кремяницкого фольварков «сторожевщина» высчитывалась с барщины. Зато ночные дежурства по охране скотного двора и гумна, которые крестьяне выполняли поочередно, не высчитывались с барщины. Дежурные обязаны были являться после заката солнца и уходить утром после восхода, но только с разрешения дворовой администрации. В имениях Пинской иезуитской коллегии крестьяне выполняли дневную и ночную сторожевую службу (без вычета с барщины), а в Гродненской коллегии — только ночную.
Вышеуказанными повинностями не ограничивалось количество дней, которые отрабатывали крепостные в интересах монастыря. В обязанности подданных церкви входили еще лесные работы. Так, например, крестьяне бригитского монастыря должны •были работать в принадлежавшей монахам Узловец-кой пуще. В обязанности крепостных входила заготовка леса, вывозка его к реке, подготовка плотов и
218
отправка их по Неману в Мосты или Гродно. В инвентаре при этом оговаривалось, что крестьяне сами себя обеспечивают питанием.91
В ряде монастырских и епископских деревень существовали шарварковые работы. В деревне Иван-чицы, принадлежавшей Пинской коллегии, «шарвар-ки» выполнялись зимой: каждый дым выделял одного человека для очистки от кустарников.92 Более обременительными были «шарварки» для крепостных бригитского монастыря. Здесь эти работы состояли из ремонта мостов и плотин общественных и частных дорог, связывавших между собой фольварки, рытья каналов для спуска воды. В обязанности крестьян входило также восстановление и ремонт мельниц и корчем, помощь нетрудоспособным и несемейным хозяевам в ремонте домов.93
В 1795 г. Виленский капитул специальным постановлением упорядочил шарварковую повинность в Брашевичах. Согласно предписанию, вся волость, включая и бояр, обязана была выполнять «шарварки». Каждому тяглому крестьянину вменяли в обязанность с каждого морга как оседлой, так и приемной земли отбывать по одному дню «шарварок». Крепостные, сидевшие на чинше, выполняли с морга по два дня «шарварок», а бояре, не выполнявшие барщины, — по три дня. Шляхта, арендовавшая по контракту землю у капитула, освобождалась от шарварковых работ-94
В деревнях Гродненской коллегии шарварки не были установлены.
Одним из видов повинности была следующая. Осенью и зимой крепостные женщины монастыря св. Бригиты должны были прясть шерсть для нужд двора, изготавливать полотно, вязать чулки в количестве, устанавливаемом монастырским начальством.
В рассматриваемых нами владениях монастырей не существовало единой системы обложения денежным оброком с тяглых земель. В одних монастырях денежные повинности взимались как с тяглых, так и с приемных земель, в других они отсутствовали. Так, тяглые крестьяне Пинской иезуитской коллегии
219
платили чинш с тяглых волок в размере 9 злотых с волоки, а с чиншевых волок — по 21 злотому95. Крепостные Деревны Брестской иезуитской коллегии платили по 3 злотых чинша с 10 моргов (9 злотых с волоки). В деревне Меневеж этой же коллегии, где из-за плохих земель не было «померы», барщина и оброк исчислялись с дыма, а денежный чинш взимался в размере 2,3 и 5 злотых; крестьяне деревни Брашевичи денежного чинша вовсе не платили.96
Денежные повинности с тяглых земель не взыскивались во владениях монастыря св. Бригиты и Гродненской иезуитской коллегии, что оговаривалось в инвентарях. Следует отметить, однако, что подводная повинность в деревнях бригитского монастыря, в Иванчицах Пинской коллегии заменялась денежной оплатой. В Кремяницах вместо подорожчины крестьяне платили 10 грошей97, а в Иванчицах — 12 злотых.98 Разрыв в размере оплаты огромный. Но при этом необходимо иметь в виду, что крепостные бригитского монастыря были чрезвычайно отягощены отработочными повинностями, в то время как в Иванчицах она была значительно ниже. В целом же следует отметить, что тенденции к замене отработочной ренты и продуктового оброка денежным в монастырских владениях не наблюдается.
Почти во всех владениях монастырей западных районов Белоруссии существовал обязательный натуральный оброк. Натуральные повинности были по своему характеру весьма пестрыми в различных деревнях. Различной была и единица обложения: у пинских иезуитов — волока, у гродненских —'/г волоки, у бригиток — четверть волоки.
Крепостные Дубойской волости обязаны были с тяглой волоки вносить в пользу коллегии 88 комиссионных шинковых гарнцев (гарнец — 2 кг 16 г) ржи, 66 комиссионных гарнцев хмеля, одного гуся, курицу и каплуна, венок грибов (100 штук), 30 яиц, 3 мотка нитей для неводов, половину сбора меда (сбор меда осуществлялся в присутствии дворового представителя)-99 Однако в отличие от монастыря св. Бригиты, где крестьяне не имели права распоряжаться
220
своей половиной меда и должны были его продавать только монастырю, крепостным Пинской коллегии разрешалось сбывать его кому угодно.
В Брестской коллегии крестьяне вносили с !/з волоки по 3 четверти ржи, столько же овса и хмеля и, независимо от размера земельного надела, — гуся, курицу, 6 яиц.100
Монастыри были заинтересованы в получении медовой дани. Кроме меда, монахи часто требовали еще сухой воск. Администрация Кремяницких фольварков монастыря св. Бригиты строжайшим образом запрещала крестьянам самостоятельно, в отсутствии дворового представителя, выбирать мед из своих ульев. Если же крепостной, находясь в крайней нужде, нарушал это указание и об этом узнавало дворовое начальство, оно конфисковывало мед, а «преступника» наказывало. Монастырь запрещал крестьянам вывозить либо продавать пчел или мед соседям.
Тот факт, что монастыри уделяли столь большое внимание медовой дани, не случаен. Пчеловодство имело в тот период большое хозяйственное значение. Мед и воск пользовались значительным спросом на рынке. Для крестьянских хозяйств, не обладавших сколько-нибудь значительными товарными ресурсами от земледелия, наличие этих продуктов было очень важно.
Из государственных налогов крепостные церковных владений обязаны были платить подымную подать в соответствии с разнарядкой, которую дворовая администрация составляла для каждой деревни. Деньги собирал эконом два раза в год: в марте и после уборки урожая, перед праздником св. Михаила (29 сентября).
Из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что в церковных владениях западных районов Белоруссии существовали все три формы феодальной ренты с абсолютным преобладанием ренты отработочной. Если сопоставить стоимость денежной, продуктовой и отработочной ренты, то последняя в различных владениях католической церкви в конце
221
XVIII в. составляла от 80 до 95% стоимости всех видов ренты.
Повинности крестьян в церковных владениях восточной части Белоруссии в значительной степени отличаются от повинностей в ее западных районах. В обширных владениях Виленского епископства на востоке фольварк фактически не сложился, в иезуитских же владениях он отсутствовал в развитой форме- Этим и определялись повинности крестьян в монастырских и капитульных владениях этой части Белоруссии. Что касается капитульных земель, то в них основной формой ренты был денежный чинш. В имениях Сожицкого войтовства Витебского воеводства в 1751 г. чинш составлял более половины всех доходов.101
Из трудовых повинностей следует отметить «сто-рожевщину», которую выполняли подданные Сожицкого, Мещанского и других войтовств, подводную повинность для разных нужд двора на расстояние 10 миль, шарварковые работы для починки дорог, мостов, дамб и плотин, наконец, сенокос в пользу дворового старосты в Сожицах.
Капитул обеспечивал за собой баналитеты (монопольные права феодалов). В соответствии с этим крепостные обязаны были молоть хлеб на дворовых мельницах, покупать водку, вино и пиво только в капитульных корчмах.
Пустующие земли капитул рекомендовал сдавать крестьянам в аренду на условиях «третьего снопа».102
По данным инвентаря 1767 г., доход Виленского капитула в Сожицах значительно вырос главным образом за счет увеличения чинша, который составил более половины всего дохода войтовства.103
Почти аналогичным было положение в Стрешин-ской волости. Инвентарь 1767 г. подчеркивает, что «вся волость, согласно давних устав, остается на чинше, она освобождается от подводной повинности, кроме двух подвод для отправки кресценции (дохода) в Вильно».104 Кроме денежного чинша, существовал и продуктовый оброк. Все деревни Стрешин-
222
ской волости давали 108,5 мерок ржи, 107,5—ячменя, 108,5 — овса, 24%—хмеля, 170 кур и 23 гуся.105
Спустя 20 лет капитул ввел для стрешинских подданных небольшие отработочные повинности. Согласно инвентарю 1787 г., и мужчины, и женщины должны были отбывать барщину по 12 дней в году. Мужчины использовались на заготовке сена, вывозе навоза, молотьбе и других работах. Новыми повинностями были вывоз дров для нужд двора, шарвар-ковые работы- Крепостные должны были ремонтировать мельницы и корчмы, чинить дамбы, возить камни для мельниц, доставлять каждый по одному возу железной (болотной) руды для «рудни» (домница). Однако вследствие недостатка руды капитул разрешил заменить последнюю повинность денежным взносом.106
В предыдущих главах было показано, что в восточной части Белоруссии иезуиты приобрели большие комплексы земель. В XVIII в. администрация иезуитских коллегий пошла по пути организации фольварочно-барщинного хозяйства, однако оно к моменту ликвидации ордена в 1773 г. не развилось, как в Польше или западной части Белоруссии. Инвентарь 1774 г. описывает девять фольварков Полоцкой коллегии; барщина была там небольшая. На 1008 дымов она составляла 1141 мужских и столько же женских дней в неделю. Таким образом, на один дым приходилось немногим более двух дней барщины в неделю.107 Это гораздо больше, чем в епископских владениях восточной части Белоруссии, однако несколько меньше, чем в иезуитских коллегиях западных районов. Правда, во второй половине XVIII в. намечается тенденция к увеличению барщины во владениях коллегии, но роспуск ордена помешал осуществить планы дальнейшего наступления иезуитов на крестьянство.
Гораздо более тяжелым было положение крестьян во владениях Слуцкой иезуитской коллегии. К 70-м годам XVIII в. здесь существовало фольварочное хозяйство, основанное на барщинной эксплуатации
223
крестьян, хотя не в таких размерах, как в западной части Белоруссии.
Изложенное выше позволяет сделать вывод о том, что ближе к восточным рубежам Речи Посполитой феодальная эксплуатация становилась слабее. Чем объясняется эта закономерность?
Следует отметить, что несколько меньшая степень феодальной эксплуатации крестьян на востоке Белоруссии объясняется близостью России. Наши документы подтверждают вывод, сделанный Л. С. Абецедарским,108 о том, что феодалы на востоке Белоруссии очень осторожно увеличивали повинности крестьян, так как опасались их бегства в Россию.
Близость русской границы — не единственный фактор, обусловивший меньший нажим феодалов на крестьян в восточных районах Белоруссии- Песчаноболотистые почвы в ряде мест затрудняли ведение крупной запашки, основанной на крепостном труде.
Д. Л. Похилевич считает также, что незначительные урожаи в фольварках делали выгодным чинш.109
Таким образом, положение крестьян на востоке Белоруссии не было столь тяжелым, как на западе. Все это способствовало развитию здесь товарно-денежных отношений в деревне, расширению ее связей с городом, что содействовало в свою очередь развитию ремесла и торговли в белорусских городах.
* * *
Монастыри содержали аппарат принуждения, представленный главным образом войтами и десятниками. Последние осуществляли строгий надзор за каждым крестьянином. Еженедельно они обязаны были доносить эконому о каждом жителе имения, его поведении и деятельности. Войты и десятники наблюдали также за своевременным выходом крепостных на барщину, исправным выполнением повинностей, надлежащей обработкой посевов и т. д.
Войтам и десятникам вменялось в обязанность нормировать различные стороны личной жизни
224
крестьян. Стремясь предупредить потерю рабочих дней на барщине, монастырское начальство предписывало войтам и десятникам добиваться того, чтобы крестьяне слишком долго не гуляли на свадьбах, крестинах и церковных праздниках. Для этого монастырь определял количество дней, отпускаемых на проведение свадеб и крестин: у богатых крестьян торжества по поводу свадьбы могли продолжаться 2—3 дня, у бедных — только один день. Что же касается крестин, то на них отводилось менее одного дня.110
По сравнению с основной массой крепостных войты, лантвойты и десятники епископских и монастырских владений занимали привилегированное положение и пользовались льготами. Так, войты освобождались от дякла и чинша с тяглой земли, но обязаны были выполнять барщину. Десятники из крепостных освобождались от ночной сторожевой службы и дякла, десятники из бояр — от подводной повинности и чинша с оседлой земли. Они должны были наблюдать за работой крепостных на барщине, «гвалтах», «толоках» и «шарварках». В этом отношении монастырская сельская администрация отличалась от таковой в частновладельческих поместьях, где войты или тивуны жили на барском дворе на полном иждивении феодала. Они могли даже быть не связаны с местным населением-
Постоянной заботой монастыря было идеологическое воздействие на крестьян, с тем чтобы держать их в повиновении и беспрепятственно эксплуатировать.
Характерной принадлежностью быта феодальной деревни Речи Посполитой XVI—XVIII вв. и одновременно важным орудием в руках господствующего класса, помогающим эксплуатировать трудящихся, была корчма. В Белоруссии и Литве она функционировала главным образом в форме кабака, где продавались спиртные напитки. Корчмы в виде постоялых дворов, трактиров или гостиниц были редкостью. Шинок был предприятием светского или духовного феодала, рассчитанным на выкачивание денег с под
15 Зак. 1329
225
данных. Он был предназначен преимущественно для крестьян, шляхтичи здесь были редкими гостями.
Духовные феодалы, обладавшие водочной монополией в своих владениях, насаждали пьянство с целью увеличения дохода. Оно стало настоящим бедствием для крестьян. Автор одной анонимной книжки писал в 1788 г.: «Они (крепостные. — Я. М.) видят в пьянстве лекарство от своей неволи и несчастий. Если бы не напивались... то вынуждены были бы искать способа сокращения своей жизни».111
Корчма призвана была решать и общественные цели. Духовенство и светские феодалы стремились к тому, чтобы в своих владениях использовать корчму и для политического господства над крестьянством.
Вместе с тем корчма была местом сбора, при встречах крестьян здесь обсуждались вопросы о побеге, об отказе в повиновении феодалу или организации бунта- В корчме появлялись всякого рода «бунтовщики», «гультаи», «лёзные люди». Не удивительно, что, согласно монастырским уставам, крестьяне не имели права посещать чужие корчмы. Эти запреты издавались не только потому, что покупка напитков в посторонних питейных заведениях приносила убыток монастырю, но и потому, что крепостные могли там подвергнуться влиянию «смутьянов и своевольников». Эти запреты- касались в первую очередь бедных крестьян, но, по мнению начальства гродненского монастыря св. Бригиты, и зажиточные крестьяне тоже не должны были увлекаться встречами с посторонними людьми.112
Феодалы стремились также использовать в своих интересах личность корчмаря. На протяжении нескольких веков (XVI—XVIII) держатель питейного заведения прошел большую эволюцию. Сначала он представлял в одном лице земледельца и корчмаря. Постепенно он превращался в своего рода дворового урядника. В конечном итоге корчмарь — арендатор, промышленник, ростовщик, торговец. Феодалы ставили задачу превратить корчмаря в послушное орудие экономической эксплуатации деревни и политик
226
ческого надзора над ней. Чтобы выполнять эти функции, корчмарь должен был перейти в исключительную экономическую и социальную зависимость от феодала.
Таким образом, корчмарь отделяется от основной массы крестьянского населения деревни, от жизни односельчан. У него появляются общие интересы с феодалами. Он не только помогает эксплуатировать крестьян, но и выступает в роли доносчика.
Отношение феодалов к корчме как хозяйственному, политическому и даже в известной мере культурному учреждению было противоречивым. С одной стороны, они содействовали распространению алкоголя среди подданных, с другой, опасались пагубных последствий пьянства, выражавшихся в снижении производительности труда крестьян, в порче имущества феодалов, в убийствах или лишении трудоспособности людей в результате драк. С одной стороны, феодалы стремились посредством корчмы разоружить крестьян перед классовым гнетом, с другой, корчма в какой-то мере содействовала росту революционных настроений масс. Не удивительно, что инструкция 1757 г. для Шиловичского имения устанавливала строгие наказания (штраф в размере 10 коп литовских грошей и 50 ударов плетью)113 для «упрямых и необузданных» крестьян, которые устраивали дебоши в корчмах.
Начальство монастыря св. Бригиты в г. Гродно приказывало строжайшим образом следить за тем, чтобы кремяницкие крестьяне не принимали на своих квартирах чужих людей. Речь шла о беглых крепостных, о «дезертирах и гультаях», которые не имели паспортов или свидетельств. В инструкции, в частности, говорилось: «Подозрительных чужаков и незнакомых людей, даже если бежали из ближайшего соседства, ни один крестьянин не имеет права принимать хотя бы на одну ночь. Таковых под угрозой строгого наказания следует доставить во двор».114
Администрация монастырей принуждала крестьян посещать церковь, особенно в праздничные дни. В отдельных случаях в целях усиления религиозно
15*
227
сти, привития крестьянам навыков регулярного совершения религиозных обрядов монахи материально поощряли крепостных. Инвентарь имения Кремяни-цы 1749 г. предписывает, чтобы «в каждой хате все были записаны и реестр передан в костел. Для того чтобы с большей охотой и рвением выполняли службу божью, им должен быть вычитан один день барщины».115
По приказу монастырского начальства десятники должны были следить за тем, чтобы «подданные не охлаждались в отдании славы господу богу». Дворовая администрация, по крайней мере один раз в неделю и на праздники, заставляла крестьян посещать богослужения. Особое значение придавалось тому, чтобы никто не пропускал пасхальной исповеди.
Таким образом, духовное порабощение крестьянских масс лежало в основе повседневной практики монастырей.
* * *
Академик ПНР Г. Ловмянский и другие исследователи считают, что для того чтобы прокормить семью во второй половине XVIII в., хозяйство крестьянина должно было иметь не меньше ’/2 волоки земли. Между тем установлено, что во владениях пинских, брестских и луцких иезуитов, монастыря св. Бригиты и ряда других монастырей средний крестьянский надел составлял менее волоки. Подавляющее большинство крепостных имело наделы в х/з, 'Д волоки, только немногие располагали полуволочными наделами. Поэтому, не боясь ошибиться, можно сказать, что положение крестьян во владениях католической церкви в Белоруссии было крайне тяжелым, просто трагическим.
Составители инвентарей, а также инструкций экономам касаются в ряде случаев положения крестьян. И делают они это вовсе не из чувства сострадания к трудящимся деревни. Когда они характери
228
зуют положение крепостных, то думают прежде всего об интересах хозяйства монастыря, о повышении его доходности. От разоренного крестьянина феодалу мало пользы. Вот почему, как нам кажется, те данные, которые сообщают комиссары и лица, выделенные для люстраций монастырских владений, вполне объективны и отражают положение дел в крепостном хозяйстве.
Характеризуя в 1774 г. положение в Высоцкой волости Пинской коллегии, состоявшей из девяти деревень и одного местечка, комиссары отмечали, что «подданство этой волости Высоцкой находится в крайней степени убожества по причине непригодности земли и неурожайных лет (в этом году град уничтожил посевы). Они часто испытывают падеж скота. Некоторые подданные вовсе не имеют ни ульев с пчелами, ни бартных деревьев, между тем медовую дань с них незаконно взыскивали». Люстраторы приходят к выводу, что «такой упадок и нищета требуют внимания и помощи со стороны двора».116
Аналогичное положение наблюдалось в принадлежавшей этой коллегии деревне Иванчицы, насчитывавшей 47 дворов. Владельцы фольварка отобрали лучшие земли у крестьян, и последние обнищали. Из непригодных песков и заболоченных долин крепостные «достаточного количества провианта для себя, кормов для скота никогда получить не могут,— писали составители инвентаря. — Имея же в виду, что из этих сокращенных наделов крестьяне выполняют барщину и на них лежит обременительная повинность подорожчины — в результате всех этих отягощений они дошли до крайнего убожества и остаются без средств».117
Не лучше было положение крепостных Брестской  коллегии, где крестьяне пользовались плохими землями, вследствие чего «подданные обнищали и не в состоянии справиться с бременем».118
В тяжелых условиях жили крестьяне во владениях монастыря св- Бригиты. С четверти волоки семья, насчитывавшая 5—7 человек, не могла обеспечить себе нормальное питание. В инструкции эко
229
ному Рогозницкого и Кремяницкого фольварков говорилось, что «с четверти волоки пропитаться невозможно и нищими всегда оставаться должны».119 Не удивительно, что крестьяне вынуждены были во многих случаях прибегать к займам денег, хлеба и других продуктов. При этом монастыри запрещали покупать хлеб на стороне. Так, инструкция Рогозницкого имения это строго запрещала крестьянам и предписывала экономам предупреждать соседних помещиков, чтобы последние без разрешения монастырской администрации или эконома не смели выдавать монастырским крестьянам ссуды ни хлебом, ни деньгами. Так же поступало начальство Пинской иезуитской коллегии.
Не имея возможности возвратить взятый хлеб, крепостные из года в год оставались должниками двора, и недоимки по этим займам составляли внушительные суммы.
Крепостные монастырских владений страдали от самоуправства дворовой администрации. Экономы и администраторы обычно стремились использовать свое положение в корыстных целях и в первую очередь для дополнительной эксплуатации крестьянства. На этой почве нередко происходили споры между крестьянами и экономами, с одной стороны, экономами и монастырем, с другой. Злоупотребления экономов приносили материальный ущерб монастырю, доводили крестьян до обнищания, а следовательно, и до потери платежеспособности.
Ревизия, проведенная в 1760 г. в Кремяницах, констатировала, что администратор Павел Киневич эксплуатировал подданных монастыря, за что, по мнению равизоров, он должен быть уволен с работы. Однако Киневич дал обещание исправиться, и его оставили на прежней должности. В дальнейшем Ки-- невич не сдержал слова. Он продолжал заниматься самоуправством, действовал «как наследственный абсолютный хозяин, самовольно, без ведома монастыря стал распоряжаться подданными, продавая их по своему усмотрению кому угодно, или отдавал своим друзьям, а некоторых забирал в свой фоль
230
варк Дарево. Киневич не считался ни с напоминаниями монастыря, ни комиссаров, действовал упрямо, забросил хозяйство, разъезжал по своим личным делам по Волковыскому повету...»120 Киневича отстранили от должности администратора.
В 1763 г. был также освобожден от работы администратор фольварка Шиловичи Грудина. Его обвинили в том, что он не подчинялся монастырю, не выполнял распоряжений настоятельницы, вел себя «беспокойно».121
Не удивительно, что почти во всех инструкциях экономам монастырь напоминал, чтобы «никакие дополнительные денежные повинности на подданство не налагать, не требовать барщинных работ сверх установленных инвентарем».122
Нередко монастырские крестьяне обращались к настоятелям с просьбой защитить их от чрезмерных притязаний со стороны дворовой администрации. Экономы не оставляли такие заявления крепостных без внимания. Они обычно мстили жалобщикам. Вот почему некоторые инструкции экономам предупреждают, чтобы «за суплики, адресованные настоятельнице или комиссару по поводу угнетения, не допускалась месть над ними со стороны администратора, которую прикрывают якобы наказанием за своеволие...».123
Виленский капитул тоже требовал от своих администраторов не препятствовать подданным его владений обращаться с супликами в епископство. Однако эта «забота» о крепостных вовсе не была продиктована милосердием. Разрешая искать «справедливость», а также предупреждая администраторов, чтобы наказания крестьян не превышали степени проступка, чтобы при телесных наказаниях не допускалось членовредительство, капитул преследовал определенную цель: сохранить рабочие руки. Это и подчеркнуто в предписании для Сожицы от 1751 г., которое требует, чтобы «при телесном наказании излишним избиением не допускали членовредительства, не выбирали чрезмерных штрафов, что наших подданных доводит до нищеты и как следствие к по
231
бегам. Поэтому допускаем нашим подданным свободно апеллировать в суд капитульный Виленский».124 Капитул предупредил администраторов, что если они будут нарушать это указание, то могут потерять должность и при этом им придется возместить убытки.
Во второй половине XVIII в. монастыри широко практиковали продажу или сдачу в аренду своих крепостных.
Гродненский монастырь св. Бригиты продавал своих крепостных светским феодалам. В 1742 г. монастырское начальство продало десять крестьян, получив за них 2000 польских злотых, в 1752 г. «за проданных хлопов было получено (монастырем) 200 зл.», а в 1753 г. мелкопоместный дворянин Садовский уплатил монастырю 500 польских злотых за двух крестьян.125
В 1766 г. монастырь продал двух молодых батраков («паробчаков») Антона и Иосифа Черняков из деревни Подболотье полковнику Оскирке за 200 польских злотых.126
Как явствует из документов, средняя стоимость крепостного составляла тогда 200 польских злотых. В отдельных случаях монастырь продавал своих подданных и по 100 злотых за человека.
В условиях Речи Посполитой XVI—XVIII вв. продажа крестьян была делом общепринятым и легальным. И какова же цена проповедуемой церковниками «любви к ближнему», если продажу людей, как скота, они оправдывали принципами высшей церковной католической иерархии! Ведь сделки по торговле крепостными заключали самые высокие представители католической церкви.127
Сохранившиеся документы проливают свет на факты заключения монастырем св. Бригиты контрактов на временную отдачу в аренду крепостных светским феодалам, что составляло одну из статей доходов монастыря. Так, например, за передачу в аренду нескольких крестьян из деревень Драбовичи и Беницковщина монастырь в 1766 г. получил 300 польских' злотых- В 1767 г. феодал Зенкович за
232
ключил с настоятельницей монастыря контракт на «годичную аренду пяти хлопов из фольварка Узловцы (из тех же деревень. — Я. М.), переданных ему для выполнения барщины и другой тяглой повинности». Зенкович обязался уплатить монастырю за эту услугу 300 польских злотых.128
В то же время под угрозой суровых наказаний монастырь запрещал неоседлым сыновьям своих подданных наниматься самостоятельно в целях заработка. «Молодежи, то есть сыновьям подданных и братьям оных неоседлым, не разрешить служить на стороне,, ни у шляхты, ни у чужих хлопов. Если же вследствие хлопского упрямства или непослушенства это будет практиковаться, следует немедленно такого хлопа забрать. Запретить под угрозой штрафа и наказания служить не только в чужой, но и собственной волости», — поучал своих подчиненных монастырь.129
Монастырь стремился закабалить все без исключения население на подвластной ему территории,, в том числе и неоседлых. Будучи ограниченными в. своих действиях, молодые крестьяне брали у монастыря участки из фонда свободных земель и такими образом попадали в кабальную зависимость.
Выражая протест против феодальной эксплуатации, монастырские крепостные сопротивлялись мероприятиям, предпринимаемым администрацией в целях интенсификации фольварочного хозяйства. В связи с этим инструкции предупреждали экономов о том, чтобы последние следили за своевременным выходом' крестьян на работу, а в случаях нарушения порядка,, установленного монастырем, предписывалось виновников наказывать.
Виленский капитул мечтал даже о том, чтобы возвратить внуков и правнуков беглых крестьян, которые покинули его владения 50—100 лет назад. В уставе для сожицкого эконома 1751 г. по этому поводу говорится следующее: «Наших беглых подданных, ушедших либо недавно или очень давно еще во время первой Московской войны (война 4654—1667 гг. — Я. М.) или даже до этой войны, где бы кто из них самих,, сыновей, внуков или правнуков находились, необходи
233
мо точно расследовать, войты должны об этом докладывать в наш Сожицкий уряд, а уряду сообщить в капитул».130 Стремление к сохранению рабочей силы, к возвращению беглых крепостных главари католической церкви проявляли на каждом шагу, и это нашло отражение во многих инвентарях и уставах.
Клерикальные историки обычно изображают обитателей монастырей в виде святых подвижников, отрекшихся от земной жизни и посвятивших себя служению богу. На самом деле архивные документы характеризуют настоятелей и настоятельниц католических монастырей как людей алчных, злобных и мстительных, как стяжателей, типичных феодальных хищников. Эти люди нещадно грабили и порабощали крестьян, они озабочены были главным образом тем, чтобы умножить богатства церкви и свои личные. Ради этого они часто не брезговали никакими средствами.
Не выдерживают также критики рисуемые в клерикально-буржуазной исторической литературе взаимоотношения между крепостными и монастырями, основанные якобы на взаимной любви и уважении. На самом деле все было совершенно не так. Несмотря на меры экономического и идеологического воздействия, направленные на то, чтобы удержать крепостных в повиновении, классовая борьба крестьянства против эксплуатации продолжалась столетиями и носила исключительно упорный характер. Об этом свидетельствуют инвентарные описания и архивные книги гродских и земских судов того времени.
Выше было показано, что феодально-крепостнический гнет постепенно усиливался в восточной части Белоруссии, хотя не в такой степени, как в центральной и западной частях ее. О положении крестьян во владениях Виленского епископства в восточных районах Белоруссии свидетельствуют уставы для администраторов имений. Задавленные нуждой крепостные капитульных владений часто становились жертвой экономов, администраторов или ксендзов-тенуторов (держателей) владений. В 1751 г. капитул признал, что поборы на подданных налагаются неправильно,
234
«с этих поборов немалую часть забирают управляющие в свою пользу. По этому поводу до нас часто доходят суплики, а когда производится проверка, то подданные не в состоянии нас проинформировать и не помнят, на какие цели какой побор или складанку давали».131 Поэтому капитул предписывал администраторам под угрозой потери должности самовольно не назначать поборы. С целью распределения повинностей на дымы рекомендовалось созвать с каждого войтовства по нескольку доверенных человек (войтов) и в их присутствии определить величину поборов, расписывая на каждый дым соответствующую сумму. На основе этого сборщики налогов обязаны потом рассчитаться с администратором, а каждый войт получить «генеральную квитанцию» за внесенные деньги.132
Злоупотребления в капитульных владениях имели место и при выбирании чиншев администраторами, иначе не было бы надобности так усердно напоминать, чтобы каждому крестьянину при оплате чинша выдавалась квитанция. Сборщики часто за взятку соглашались отсрочить уплату чинша. Против такой практики выступали уставы, так как «такой метод взимания денег с подданных причиняет большой ущерб крестьянскому хозяйству».133
Инвентари 1755, 1767 и 1787 гг. для Стрешинской волости строго запрещали ксендзам-тенуторам и администраторам прибегать к насильственным мерам по отношению к крестьянам в связи с производством поташа, шмельцуги и других лесных товаров. Составители этих инвентарей признавали, что навязывание волости сдачи в пользу администраторов этих товаров «было очень обременительным для людей..., давало причину для большого грабежа».134 В связи с этим капитул напоминал всякий раз, чтобы «насильственно не заставляли крестьян сдавать поташ, клепку и дубы и чтобы ксендз-тенутор не допускал такого отягощения».135
Авторы инвентарей признают, что изготовление корабельных мачт в капитульных владениях производилось часто посредством незаконного применения
235
баршины и без установления справедливых цен. Это вело к чрезмерному истощению людей. Опасаясь выступления масс, капитул предлагал отменить незаконно введенные повинности.136
Большой интерес представляют замечания люстра-тора Г. Обронпальского о положении крестьян во владениях иезуитов Полоцкой коллегии в период ликвидации ордена. Подданные коллегии, отмечал люстратор, находятся в тяжелом положении, причины которого он видел в следующем: 1) каждый новый прокуратор вводил новые налоги, которые взыскивались насильственно; 2) постои войск ложились тяжелым бременем на крестьян; 3) в связи с частыми перемерами наделов крестьяне лишались части земли; 4) неурожай 1773 г. «В результате, — пишет Оброн-пальский, — подданные дошли до такой нищеты, что в большинстве случаев остаются без хлеба, а некоторые — без лошадей и скота».137
Вяжищская волость после первого раздела Польши была разделена на две части. Одна отошла к России и была включена в состав Могилевской губернии, другая же осталась в составе Польши. Люстратор подчеркивает, что губернские власти построили дома для жителей Вяжищ, возвели складские помещения около пристани, и таким образом те, которые перешли на русскую сторону, находятся в гораздо лучшем положении, чем «убогое подданство» противоположной стороны. Выход из него Обронпальский видел в увеличении земельных наделов, улучшении администрации. Он рекомендовал также не допускать злоупотреблений и оказывать крепостным помощь хлебом.138
Приведенная выше характеристика положения крестьянства в капитульных владениях восточной части Белоруссии исходит от представителей господствующего класса. Данные о положении крестьян, содержащиеся в инвентарях, отрывочны и фрагментарны, отличаются односторонностью и тенденциозностью. И тем не менее они дают основание судить о подлинном положении трудящихся масс.
236
* * *
Мы до сих пор говорили о положении крестьян в епископских и монастырских владениях, о взаимоотношениях, которые сложились между монастырями и крепостными. Эти взаимоотношения основывались на эксплуатации и насилии, с одной стороны, на сопротивлении эксплуатации и насилию, с другой. Однако необходимо остановиться и на ином аспекте вопроса — обоюдном стремлении монастырей и крестьян укреплять крестьянское хозяйство, с тем чтобы создать, конечно, в рамках фольварочно-барщинной системы условия для его существования. «Безземельный, безлошадный, бесхозяйный крестьянин, — писал В. И. Ленин, — негодный объект для крепостнической эксплуатации».139
По своей структуре фольварки в Белоруссии второй половины XVIII в. представляли собой весьма сложное хозяйство. Фольварк обезземеливал крестьян, расширял монастырскую запашку. Но владельцы фольварков, если они рассчитывали на процветание своего хозяйства, не могли не учитывать интересы подданных. Документы позволяют подтвердить эту мысль.
В целях предупреждения полного упадка крестьянского хозяйства монастырь оказывал разнообразную помощь своим подданным. Эта помощь выражалась в следующем: 1) выделение хлеба бедным и разоренным в голодное время (конечно, не безвозмездно); 2) предоставление крестьянам ссуды на приобретение рабочего скота (в связи со случаями падежа скота); 3) организация и открытие «хлебных магазинов» на паевых основах для создания некоторых запасов на случай неурожая; 4) приглашение «цирюльников» для лечения больных; 5) предоставление крепостным права обращаться с супликами к настоятелям монастырей или капитулу в случае злоупотреблений со стороны администрации.
Важнейшим источником для изучения поставленного вопроса являются отчеты экономов о доходах и расходах монастырей. В частности, обнаруженные не
237
сколько лет назад в подземелье монастыря св. Бригиты в Гродно документальные материалы XVII—• XIX вв, представляют источник первостепенной важности.
В 1752 г. 200 злотых, полученных монастырем от продажи крепостного, и возвращенный госпожой Булгаковой долг в сумме 400 злотых были выделены «для покупки лошадей подданным».140
В связи с тем что многим крестьянам имения Князеве не хватило хлеба до нового урожая, монастырь летом 1756 г. трижды выдавал «для голодных людей рожь порциями по два корца».141
В 1762 г. монастырское начальство выделило для нищих и больных в своих имениях 14 гарнцев водки.142
За передачу в аренду деревень Драбовичи и Бе-ницковщина монастырь получил в 1765 г. 300 злотых. Из этой суммы 200 злотых монастырь отпустил «людям Кохановским после падежа скота для покупки лошадей».143
В следующем 1766 г. монастырь выделил часть дохода, полученного им за реализацию 5 лаштов (мера сыпучих тел, колебавшаяся от 1800 до 2200 кг) соли, привезенных из Крулевца, на оказание помощи подданным своих фольварков в связи с падежом скота. За 5 лаштов соли, проданных крепостным монастырских деревень, монастырь выручил 2880 злотых.144
Небезынтересно отметить, что деньги, выделенные для оказания помощи крепостным, обычно поступали в казну монастыря от продажи последних или от торговли солью. Так, например, монастырь выделил 200 злотых на оказание помощи обнищавшим самаро-вицким крестьянам, после того как получил от графа Иосифа Огиньского эту сумму за беглого.145
Как видно, размеры пожертвований, отпускаемых на оказание материальной помощи обедневшим крепостным, были мизерными. Что означало 200—300 злотых для деревни, в которой проживало три десятка семейств? Какое реальное значение могли иметь два корца ржи? Из этого вытекает только одно: монастырь не мог допустить, чтобы проживающие в его владениях подданные умирали с голоду. Надо было,
238
чтобы они мало-мальски были обеспечены инвентарем и рабочей силой, чтобы в состоянии были обработать свои участки и исправно выполнять барщинные работы. «Забота» монастыря о сохранении рабочей силы явствует из расходной ведомости и отчета эконома Князевского фольварка Стефана Высоцкого за 1764 г., из которых видно, что в 1762 г. были приглашены «цирюльники к больным людям». Оплата им была произведена «в натуре» (хлебом).146 Сведения, содержащиеся в источниках, не дают возможности узнать, в связи с чем приглашались лекари, - кого они должны были лечить и т. д. Но так или иначе приведенные данные, а также факты неоднократных предупреждений экономам, чтобы последние дополнительными повинностями не отягощали крестьян, свидетельствуют о том, что крепостные не оставались пассивной силой, равнодушно относящейся к процессам, происходившим в фольварках. И чтобы не нарушить жизнедеятельности своего хозяйства, монастырь вынужден был хоть немного прислушиваться к требованиям и нуждам своих подданных.
Инструкция, составленная в 1767 г. приором монастыря картузов в Березе Павлом Зейсбергером для администратора владений, предусматривает оказание помощи разорившимся крестьянам. Приор объясняет, что от заброшенных наделов монастырь не извлекает никакой пользы.147
Совершенно прав А. Н. Сахаров, который в своей интересной статье148 подчеркивает, что если бы в крепостной деревне во взаимоотношениях между феодалами и крепостными лежала только одна тенденция — эксплуатация и борьба с ней, то «для физического уничтожения русского крестьянства хватило бы и 2—3 поколений».149 Если не учесть другой тенденции —• обоюдного стремления к укреплению крестьянского хозяйства, трудно объяснить истинную линию развития русской деревни. «Несомненно, — пишет А. Н. Сахаров, — что эта линия на каждом отдельном отрезке пути определялась не только субъективными действиями феодала или крестьянина, но в первую очередь объективными социально
239
экономическими условиями развития их хозяйства. Эти условия диктовали также степень и формы эксплуатации в каждом отдельном случае».150
И хотя мы рассматриваем аграрные отношения в другой период и в другой стране, закономерности, о которых говорит А. Н. Сахаров, имели место также и на территории Белоруссии, Литвы, Польши.
Подведем некоторые итоги рассмотрению вопроса о положении крестьян в латифундиальном хозяйстве католической церкви Белоруссии.
1.	Сравнивая повинностное бремя в королевских, частновладельческих светских и церковных владениях, можно сделать вывод о более тяжелых условиях жизни трудящихся масс в латифундиях католической церкви. К этому добавим, что в XVIII в. крепостническая эксплуатация (отработочная рента) как в Польше, так в Белоруссии и Литве еще больше выросла по сравнению с концом XVI в.
2.	Подчеркивая и обосновывая стремление духовных феодалов к усилению эксплуатации белорусского крестьянства во владениях католической церкви, нельзя не замечать и другой тенденции: крестьянские массы не оставались пассивной силой, они играли весьма активную роль в различных сферах производственной и общественно-политической жизни страны. Это касалось главным образом их вклада в дело развития производительных сил, совершенствования орудий труда, интенсификации своего хозяйства с целью повышения его доходности. И каким бы слабым ни было хозяйство белорусского крестьянина, повседневный труд явился основой развития деревни вообще и сельского хозяйства Белоруссии в частности. Этот процесс, правда, протекал очень медленно, но неуклонно.
Документы архивов содержат, как мы видели, весьма обширный материал, подтверждающий негативную и позитивную тенденции: стремление церковных феодалов к усилению эксплуатации и сопротивление трудящихся угнетению. Это тем более важно, что, как мы выше показали, крестьянская масса епископских и монастырских владений Белоруссии
240
не была однородной как в имущественном, так и в социальном отношении. Дифференциация среди крестьянства в XVIII в. зашла довольно далеко и развивалась интенсивно, особенно во второй его половине.
3.	Церковь выступала не только в роли феодала. Она располагала дополнительными средствами, направленными на духовное порабощение своих подданных. Она воздействовала на них не только кнутом, но и пряником. «Того, кто всю жизнь работает и нуждается, — писал В. И. Ленин, — религия учит смирению и терпению в земной жизни, утешая надеждой на небесную награду. А тех, кто живет чужим трудом, религия учит благотворительности в земной жизни, предлагая им очень дешевое оправдание для всего их эксплуататорского существования и продавая по сходной цене билеты на небесное благополучие».151
Церковь выступала в двух обличьях: и как идеоло-логия, и как учреждение. И в том, и в другом случае она являлась составной частью господствующего класса и поэтому была заинтересована в подавлении социального протеста, свободомыслия и классовой борьбы народных масс. Вот почему классовая борьба в латифундиях католической церкви Белоруссии носила чрезвычайно упорный характер, при этом она переплеталась с национально-освободительным движением белорусского народа против иноземного гнета.
4.	Социальная активность трудящихся в церковных владениях проявлялась в постоянной борьбе, которую они вели против угнетателей. Эта борьба приобретала разнообразные формы и проходила с различной степенью интенсивности, но никогда не прекращалась. Если белорусское крестьянство выстояло в борьбе с духовными магнатами, то это случилось также благодаря его трудолюбию и упорству, благодаря приобретенным многими поколениями тружеников деревни производственно-техническим навыкам. Эти навыки совершенствовались, переходя от одного поколения к другому.
5.	Крепостнические тенденции в церковных владе-
16 Зак. 1329
241
нийх, основанные на прикреплений к земле и преимущественно барщинной системе, находили более широкий простор в социально-экономической жизни западных районов Белоруссии. Не удивительно, что на этой основе эксплуатация здесь приобретала более суровые формы. Вместе с тем следует отметить, что отработочная рента не была единственной формой. В западных районах переплетались все три формы ренты. В то же время в восточных районах Белоруссии в епископских владениях преобладала продуктовая и денежная рента, в монастырских же владениях барщина носила более умеренный характер.
6.	Анализируя историю церковного землевладения в Белоруссии, приходится констатировать нередкие случаи компромисса между духовным феодалом и крестьянином, хотя их взаимоотношения в целом основывались на классовом антагонизме. Та «помощь», которую оказывал капитул или монастырь крепостному, в конечном итоге вызывалась узкоэгоистическими интересами католической церкви. Она как крупный земельный собственник нуждалась в подданных, способных исправно нести феодальное бремя повинностей по отношению к ней и налогов в пользу государства. Кроме того, на путь компромисса феодала толкала боязнь крестьянских выступлений. Эта борьба с ее пассивными и активными формами в конечном итоге содействовала разложению феодально-крепостнического строя и созреванию в его недрах капиталистических отношений.
Заключение
Мы рассмотрели, как развивалась экспансия католической церкви в Белоруссии на протяжении большого отрезка времени — более двухсот лет.
Достигла ли католическая церковь осуществления своих задач в Белоруссии, сумела ли она вовлечь в сферу своего влияния народные массы, ассимилировать их и оторвать от братского русского народа? Каковы итоги политики насаждения религиозного фанатизма? Ответить .на эти вопросы можно только однозначно. Католическая церковь и Ватикан не достигли политических целей в странах Восточной Европы и не сумели подчинить своему влиянию трудящихся Белоруссии. тгУпадок Речи Посполитой во второй половине XVIII в. (разделы Польши), соединение Белоруссии с Россией, имевшее огромное прогрессивное значение для исторических судеб белорусского и украинского народов, означали крах многовековой политики экспансии Ватикана по отношению к этим народам.
Если бы Ватикан и его агентура осуществляли экспансию только в XVI—XVIII вв. и в дальнейшем отказались от нее, вряд ли стоило бы столько внимания уделять этому вопросу. Однако так не было. Достаточно только обратиться к 20—30-м годам нашего столетия, когда западные области Украины и Белоруссии находились под властью буржуазно-по-
16*
243
мещичьей Польши, чтобы убедиться в крайне негативной роли, которую сыграл Ватикан в жизни украинского и белорусского народов.
Наряду с жестоким социальным гнетом, установленным в Западной Украине и Западной Белоруссии помещиками и капиталистами, трудящиеся здесь подвергались тяжелому национальному гнету. В попытках задушить национально-освободительное движение правящие круги довоенной Польши широко использовали поддержку католической церкви как сильнейшего идеологического средства воздействия на массы. Немаловажную роль, по замыслу оккупантов, должны были сыграть националисты всех мастей, и в Западной Белоруссии в первую очередь белорусские буржуазные националисты во главе с Островским, Луцкевичем и др. Перед ними поставлена была задача — оторвать массы от Коммунистической партии Западной Белоруссии, столкнуть их с пути революционной борьбы, оклеветать Советский Союз и подорвать симпатии народа к первой в мире стране социализма.
Казалось, что в этой обстановке для унии возникли условия, сходные с теми, что имели место в XVII—XVIII вв. Вернулись старые хозяева, на повестку дня встали прежние задачи. На самом же деле положение коренным образом изменилось. Рядом с Западной Белоруссией находилась Советская Белоруссия.
В этих условиях деятели католической церкви стремятся использовать опыт работы иезуитов в России и Белоруссии в XVII—XVIII вв. Так, американский иезуит Шустер призывал организовать подготовку «специалистов» в различных областях политики, литературы и рабочего движения. Эти кадры, по мнению Шустера, должны действовать в духе «иезуитов XVIII века, которые обеспечили возвращение Польши в лоно католической церкви и даже завоевали немаловажные позиции при дворе Екатерины II».1
В свете вышесказанного совершенно фарисейскими представляются утверждения профессора иезуитского Фордхэмского университета (Нью-Йорк)
244
О; Халецкого о том, что «инициатива униатского движения... не принадлежит Ватикану», что политика насаждения униатства, которой руководствовались правящие круги Польщи, была «прежде всего в интересах польского государства и народа».2
Приводя мнение О. Халецкого, нельзя не остановиться на дискуссии, которая развернулась в 1930—1931 гг. на страницах Виленского «Слова» — газеты крупных помещиков . «восточных кресов» Польши, на тему «Новые формы костельной унии в Польше». В статьях, помещенных в «Слове» в связи с этой дискуссией, наиболее ярко проявилось подлинно грабительское лицо и назначение унии, направленной на осуществление авантюристических, сумасбродных планов польского фашизма и Ватикана. Эта тенденция наиболее ярко отражена в статьях польского реакционного историка В. Харкевича.
Когда мы сможем вторгнуться через восточные границы на территорию; России, писал Харкевич, эта страна потребует огромной миссионерской работы. Если на территории Польши будет достигнуто единство церквей, то «несомненно можно верить в приобретение для католицизма будущей России...»3 ’	Однако попытки восстановить унию в западных
' областях Белоруссии встретили дружное сопротивление народных масс, В секретном донесении в Министерство внутренних дел новогрудский воевода в 1	1933 г. писал об «отрицательном отношении к унии»
в Западной Белоруссии, что не «следовало развертывать униатскую акцию», но что папа требует утвердить унию, не брезгуя никакими средствами и методами.4
(	Признание новогрудским воеводой краха полити-
ки Ватикана по насаждению унии в Западной Белоруссии было основано на реальных фактах. Переход в унию продвигался слабо, несмотря на то что в течение 1929—1932 гг. Ватикан осуществил ряд мер, имевших целью укрепить позиции унии. В эти годы были проведены конференции священников, создан ряд учебных заведений по подготовке униатских деятелей для Западной Белоруссии (семинарии в Дуб-
245
но и Альбертине, в миссионерском институте в Люблине). В каждой католической семинарии на «кре-сах» клирики, изъявившие желание вести работу в интересах унии, получали специальную подготовку. Руководство униатской акцией в Польше было поручено генералу ордена марианов с резиденцией в Риме.5
Рабочие и крестьяне Западной Белоруссии искали выхода из своего тяжелого положения не в рели-, гиозной идеологии. Пример строительства социализма в СССР, идеи марксизма-ленинизма, пропагандируемые КПЗБ и ее боевым помощником — комсомолом, стали огромной притягательной силой для трудящихся. В 1936 г. ксендз Табиньский, характеризуя настроение умов в Западной Белоруссии, указывал на то, что в деревнях царит «религиозный индифферентизм, атеизм и симпатии к коммунизму, о чем говорят нам печать и что открыто признают власти православной церкви. Ситуация складывается чрезвычайно грозная и очень опасная для государства».6
Нападки униатской церкви на Советскую Белоруссию, клевета и ложь, которые она распространяла среди верующих, вызывали протесты со стороны трудящихся. Они настойчиво сопротивлялись насаждению униатства, избегали слушать проповеди униатских церковников. Так, ксендз Горошко из Столбцов вынужден был признать, что к нему в церковь приходит не более десяти человек, да и то не часто.7
Иезуиты и их помощники с сожалением отмечали, что «дело унии не находит должного понимания в польском обществе».8 А редактор журнала «Ориенс» воинствующий иезуит ксендз Урбан вынужден был признать, что в западных областях Белоруссии особенно распространяется пропаганда атеизма. «...Постепенно получаем оттуда, — пишет ксендз, — предостережения, что молодое поколение находится под идеологическим влиянием Москвы или Минска, что край минирован радикализмом и атеизмом».q Следовательно, «необходимо спасать положение», — заключает ксендз. Урбан предлагает перейти в на
246
ступление против атеизма, повести борьбу против материализма, против пролетарских идей.
Однако ни католическое, ни униатское наступление, ни использование православной церкви в интересах укрепления буржуазно-помещичьего строя не дали нужных католицизму результатов. В памятные сентябрьские дни 1939 г., когда панская Польша была разгромлена гитлеровской Германией, руку братской помощи трудящимся Западной Белоруссии протянул Советский Союз, освободивший их от социального и национального угнетения.
Ватикан рассматривал униатскую церковь как орудие антисоветских интриг и как средство насаждения католицизма в Западной Украине и Западной Белоруссии. Глава униатской церкви Западной Украины львовский митрополит граф Шептицкий был тесно связан с руководителями украинских буржуазных националистов — злейших врагов украинского народа и агентов фашистской Германии. После нападения фашистской Германии на СССР граф Шептицкий написал воззвание, в котором приветствовал «победоносную немецкую армию», рекомендовал служить молебны за победу гитлеровского оружия.
Особенно ярко проявилась реакционная, антинародная роль униатской церкви в годы Великой Отечественной войны. Руководители этой церкви помогали немецким захватчикам осуществлять их кровавые злодеяния, создавали фашистские воинские части из местного населения, организовывали агентурную сеть, действовали рука об руку с гестаповцами.10
Предательская деятельность руководителей униатской церкви разоблачила ее как орудие реакционных сил в глазах верующих. Нет ничего удивительного в том, что вскоре после окончания второй мировой войны церковный собор во Львове (1946 г.) объявил унию упраздненной.
Таким образом, преступная, антинародная деятельность униатской церкви на территории нашей страны была приостановлена.
247
Примечания к главе I
1	A. Z a b к о-Р о t о р о w i с z. Praca najemna i najemnik w rolnictwie w Wielkiem Ksigstwie Litewskim w wieku osiemnas-tym. Warszawa, 1929; J. Rutkowski. Studia z dziejow wsi polskiej XVI—XVIII w. Warszawa, 1956; J. L e s к i e-w i c z. Znaczenie inwentarzy dobr ziemskich dla badan historii wsi w Polsce w XVIII w. „Kwartalnik historyczny“. Warszawa, 1953, N 4.
2	См. предисловия к Актам Виленской археографической комиссии, т. И. Вильна, 1887, стр. XI—XXIV; т. 35. Вильна, 1910, стр. IX—XXXV.
.	3 И. А. Воронков. Инвентари имений — важный источник по истории польской феодальной деревни. «Вопросы истории», 1959, № 4; В. А. Маркина. Магнатское поместье Правобережной Украины второй половины XVIII в. Киев, . 1961, стр. 3—29; К. Jablonskis, М; J.ucas. Lietuovos in ventoriai (XVII s.). Vilnius, 1962; E. П. Шлоссберг. Фольварочно-барщинное хозяйство и движение феодальной ренты в Белоруссии в XVII—XVIII вв. (по данным инвентарей феодальных владений). Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1960 г. Киев, 1962; П. Г. К о з л о в с к ий, В. В. Ч е п к о. Инвентари и хозяйственные документы магнатских владений Белоруссии. XVI—XVIII вв. и инвентари .помещичьих имений первой половины XIX в. как исторический источник. Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1962 г. Минск, 1964.
4	Рукописный отдел библиотеки Вильнюсского государственного университета, А-72, д. 27 (далее: РО БВГУ).
5	Т а м же, А-73, д. 12.
6	Рукописный отдел библиотеки АН ЛитССР, ф. 43, д. 2259 (далее: РО БАН ЛитССР).
248
7	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3435.
8	Переписка пап с Российскими государями в XVI в. Изд. И. Григоровичем. Спб., 1834.
9	Histpriae Ruthaenicae scriptores exteri saeculi XVI. Ed de Starczewski, vol. II. Berolini et Petropoli, 1842.
10	E. Rykaczewski. Relacye nuncjuszow apostolskich 1 innych
osob о Polsce od roku 1548—1690, t. 1—2. Berlin, Poznan, 1864.
11	A. Theiner. Vetera monumenta Poloniae et Lithuaniae, vol. I—III. Romae, 1860—1863. (А. Тэйнер был архивариусом Ватиканского секретного архива).
12	Acta S. С. de propaganda fide Ecclesiam Catholicam Ucrainae et Bielorussiae spectantia, vol. 2,s. 1667—1710. Romae, 1954.
13	Litterae nuntiorum apostolicorum historiam Ucrainae illu-strantia, vol. I. Romae, 1959.
14	Documenta pontificum Romanorum historiam Ucrainae illustrantia, vol. I. Romae, 1953.
15	Псторыя Беларус! у дакументах г матэрыялах, т. 1. Менск, 1936; т. II. Минск, 1940; Белоруссия в эпоху феодализма. Сб. докум. и мат-ов в трех томах. Минск, 1959—1961; Русско-белорусские связи. Сб. докум. под ред. Л. С. Абецедарского и М. Я. Волкова. Минск, 1963; Воссоединение Украины с Россией. Докум. и мат-лы в трех томах. М., 1953.
16	Правда про ушю. Докум. и мат-ли, вид. 2-е. Львгв, 1968.
17	Н. Л ю б о в и ч. История реформации в Польше. Варшава, 1883; его же. Начало католической реакции и упадок реформационного движения в Польше. Варшава, 1890; его же. К 1истории иезуитов в Литовско-русских землях в XVI в. Варшава, 1888; П. Ж у к о в и ч. Кардинал Гозий и польская церковь его времени. Спб., 1882; его ж е. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства <с церковной унией, вып. I. Спб., 1901; К. X а р л а м п о в и ч. Западнорусские православные школы XVI и начала XVII века. Казань,' 1898.
18	Д. М. Толстой. Римский католицизм в России. Спб., 1876; Н. Ф. Самарин. Иезуиты и их отношение к России. М., 1868.	,
19	J. Luka szewi: z. Dzieje kosciotow wyznania helwec-kiego w dawnej Litwie, t. I—III. Poznan, 1841—1843; W. Kra-s in ski. Geschichte des Ursprunge, Fortchritts und Verfalls der Reformation in Polen. Leipzig, 1841.
20	J; Szujski. Odrodzenie i reformacja w Polsce. Krakow, 1881; W. Zakrzewski. Powstanie i wzrost refofmacji w Polsce (1520 -1572). Lipsk, 1870; M. Бобжинский. Очерк истории Польши (пер. с польского). Спб., 1888.
21	S. Z а 1 g s k i. Jezuici w • Polsce, t. I—V. Krakow, 1900—1907; S. Zalgski . Historia zniesiehia jezuitdw w Polsce i ich zachowanie na Bialej Rusi. Lwow, 1875; K- Kantak. Bernardyni polscy, t. I. Lwow, 1923; W о 1 у n i a k. Wiadomos-ci 0 dominikanach prow’incji Litewskiej. Krakow, 1917; W o 1 у n i a k.
249
2 przeszlosci karmelitow na Litwie i Rusi. Krakow, 1918; E. LikoWski. Dzieje kosciola unickiego na Litwie i Rusi w XVIII i XIX wieku. Warszawa, 1906.
22	J. Moraczewski. Jezuici w Polsce. Rys historyczny. Paryz, 1861.
23	N. Ggsiorowska. Historja zakonow w Polsce. Warszawa, 1910.
24	I b i d„ s. 6—7.
25	I b i d„ s. 136.
26	M. Сухомлинов. Уничтожение диссертации H. И. Костомарова в 1842 г. «Древняя и новая Россия», 1877, № 1, стр. 42—55.
27	Н. Иванищев. Сведения о начале унии. «Русская беседа», кн. II. Спб., 1858, стр. 2, 34, 59.
28	Д. 3 у б р и ц к и й. Начало унии. «Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете». М., 1848, № 7, стр. 16.
29	П. Ж у к о в и ч. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией, вып. I. Спб., 1901.
30	См. «Документы обличают», под ред. А. И. Залесского и А. И. Азаоова. Минск, 1964, стр. 69—74.
31	К. С h о d у n i с k i. Kosciol prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Warszawa, 1934.
32	E. Starczewski. Widma przeszlosci. Krakow, 1929.
33	W. Piotrowicz. Skutki polityczne unji koscielnej. W:
,,Unia i dyzunia koscielna w Polsce“. Wilno, 1933.
34	E. Starczewski. Cit. op., s. 329.
35	Ibid.
38	R. К r a s a u s к a s. Lietuvos kataliku Mosklo Akademijos suzvaziavimo darbai, t. VI. Roma, 1969.
37	M. Кояловмч. Литовская церковная уния, т. I. Спб., 1859; т. II, 1861 (Коялович был профессором Петербургской духовной академии, и это, несомненно, наложило отпечаток на работу); см. также вводную статью к «Архиву Юго-Западной России» (АЮЗР), т. 6, ч. I. Киев, 1883; Е. Likowski. Unia Brzeska. Warszawa, 1907.
38	В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 232.
39	М- Н. Покровский. Русская история с древнейших времен (т. I и II). Избр. произв., кн. I. 1966, стр. 478.
40	А. Савич. Нариси з icTOpii культурних pyxie на ВкраЬ Hi та Б i лор ус i в XVI—XVIII в. Кигв, 1929.
41	Т а и же, стр. 226—227.
42	Д. Е. Михневич. Очерки из истории католической реакции (иезуиты). М., 1955; М. М. Ш е й н м а н. Краткие очерки истории папства. М., 1952; его же. Папство. М., 1960;
250
В. И. П и ч е т а. Возрождение Украины, Руси и Белой Руси f XVI — начале XVII в. В кн.: «Белоруссия и Литва XV— XVI вв.». М., 1961; В. Перца у. Брэсцкая ушя. «Беларусь», 1947, № 2.
43	Д. Л. Похилевич. Згубна роль церковно! уни в icTopii укра!ньского народу. Ки!в, 1958; его же. Ушатьска церква — ворог украТньского народу. Льв1в, 1960.
44	Д. Е. М и х н е в и ч. Указ. Соч., стр. 318.
46	В. И. П и ч е т а. Указ, соч., стр. 725.
46	Т а м же, стр. 724.
47	Л. К i з я, М. Коваленко. Вшова боротьба украТнь-ского народу проти Вапкану. Кигв, 1959.
48	Я- Д. Исаевич. Братства та ix роль в розвитку ук-pai'HbcKoi культуры XVI—XVIII ст. КиТв, 1966
49	J. Ju rg inis. Renesansas ir humanizmas Lietuvoje Vilnius, 1965, s. 252—277.
50	J. Ziugzda. Kataliku baznyzios ekspansija Pabaltyje ir Rytu Europoje. Vilnius, 1962.
61	„Historia Polski“, t. I, cz. II. Warszawa, 1957, s. 523—525.
62	J. T a z b i r. Spoleczno-polityczna rola jezuitow w Polsce. W: „Szkice z dziejow papiestwa". Warszawa, 1958.
63	K. Pi war ski. Sobor Trydencki a jezuici. W: „Szkice dziejow papiestwa". Warszawa, 1953, s. 57.
64	E. Winter. Russland und das Papstum. Bd. 1—2. Berlin, 1960—1961. Эдуард Винтер прошел сложный путь от униатского ученого, стоявшего на идеалистических позициях, до историка-марксиста, создавшего труды большой исторической ценности. В сокращенном виде работа Винтера издана в 1964 г. на русском языке с предисловием В. Пашуто и М. Шейнмана (Э. Винтер. Папство и царизм. М., 1964).
68	Е. Winter. Russland und das Papstum, S. 362.
66	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 6. М., 1957, стр. 258.
87	J. Kurczewski. Kosciol zamkowy czyli Katedra Wil-enska, t. I—III. Wilno, 1908—1916; Biskupstwo Wilenskie'. Wilno, 1912.
68	T. Korzon. Wewngtrzne dzieje Polski za Stanislawa Augusta (1764—1794), t. I. Krakow—Warszawa, 1897.
59	Д e Пуле. Станислав-Август Понятовский в Гродно и Литве в 1794—1797 годах, изд. 2-е. Спб., 1871.
60	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 4, М., 1955, стр. 204.
61	В. И. П и ч е т а. История сельского хозяйства и землевладения в Белоруссии, ч. 1. Минск, 1927.
62	Д. Л. Похилевич. Крестьяне Белоруссии в XVI— XVIII вв. Львов, 1957; Крестьяне Белоруссии и Литвы во второй половине XVIII в. Вильнюс, 1966.
63	П. Г. Козловский. Крестьяне Белоруссии во второй половине XVII—XVIII в. Минск, 1969.
84	История Белорусской, ССР, изд. 2-е, т. 1. Минск, 1961.
251
es p. Pakarklis. Ekonomine ir teisine kataliku baznycios padetis Lietuvoje (XV—XIX). Vilnius, 1956.
66	H. H. У л а щ и к. Предпосылки крестьянской реформы 1861 г. в Литве и Западной Белоруссии. М., 1965.
67	Т ам же, стр. 66.
68	J. О ch manski. Najdawniejsze przywileje Jagielly i Witolda dla biskupstwa Wilenskiego 1387—1395. Zeszyty nau-kowe uniwersytetu im. A. Mickiewicza. Historia—zeszyt 5. Poznan, 1961; Renta feudalna i gospodarstwo dworskie w dobrach biskupstwa Wilenskiego od konca XIV do polowy XVI wieku. Poznan, 1961.
69	J. Ochmanski. Powstanie i rozwdj latyfundium biskupstwa Wilenskiego (1387—1550). Ze studjow nad rozwojem wielkie) wlasnosci na Litwie i Bialorusi w sredniowieczu. Poznan, 1963.
70	L. Zytkowicz. Struktura dochodu panskiego w koncu XVIII w. Dobra Jandw biskupstwa Luckiego. W: ,,Studia histori-ca. W. 35-lecie pracy naukowej Henryka Lowmianskiego“. Warszawa, 1958, s. 373—419.
Примечания к главе II
1	«Устава на волоки» и дополняющие ее документы шестой книги. Изд. императорской археографической комиссии. Юрьев, 1913.
2	Цит. по кн.: Ф. Е. Е л е н е в. Польская цивилизация и ее влияние на Западную Русь. Спб., 1863, стр. 70.
3	Под «литовцами» следует подразумевать крестьян, населявших Литовское княжество, следовательно, преимущественно белорусов.
4	Е. Rykaczewski. Relacye nuncjuszdw apostolskich 1 innych osob о Polsce od roku 1548—1690, t. 1—2. Berlin—Poznan, 1864, s. 86.
6	P. Skarga. Kazania sejmowe. Warszawa, 1912, s. 188.
6	В. И. Пичета. Белоруссия и Литва XV—XVI вв., ч. IV. Образование белорусского народа и его культура эпохи Возрождения. М., 1961; В. Н. Перцев. Общественная деятельность Георгия Скарины. «Изв. АН БССР», 1948, № 6; 3. Ю. К о п ы с с к и й. Из истории общественно-политической жизни городов Белоруссии в XVI — первой половине XVII в. Труды Ин-та истории АН БССР, вып. 3. Минск, 1958; его же. Экономическое развитие городов Белоруссии (XVI — первая поло
252
вина XVII в.). Минск, 1966; М. А. Алексютов1ч. Сцяпаи Лован. «Полымя», 1966, № 11; его же. 3 глыбин, стагоддзяу. «Полымя», 1966, № 1; С. А. П а д о_к_ш ы н. Да пытання аб фарм1раванш радыкальнага рэфармацьгийдга руху у Беларус! i Л1тве у другой палавше XVI стагоддзя. «Веси.1 АН БССР», 1962, № 1; Ю. Ю р г и н и с. Ренессанс и гуманизм в Литве (на лит. яз.). Вильнюс, 1965; С. А. П о д о к ш и н. Реформация и общественная мысль Белоруссии и Литвы (вторая половина XVI — начало XVII в.). Минск, 1970; В. А. С е р б е и-т а., Видные атеисты и материалисты Белоруссии второй половины XVI 0- «Из истории философской и общественно-политической мысли Белоруссии». Минск, 1962.
7	Kazania sejmowe Piotra Skargi. W'ydal J- Chrzanowski. Warszawa, 1912, s. 288.
s i bid.
9	I b i d., s. 290.
10	Ibid., s. 341.
11	Ibid., s. 337.
12	A. Goldonowski. Krotkie zebranie swigtobliwego zy-wota A. Isydora Rolnika. Krakow, 1629, s. 84.
18	W. Kuczborski. Przestroga przeciw konfederacji. Rok
1569. W: B. U la nowski. Szesc broszur politycznych z XVI i poczgtku XVII stulecia. Krakow, 1921, s. 73.
14	S. Starowolski. Lament utrapionej matki Korony Polskiej. Wyd. K- J. Turowskiego. Krakow, 1859, s. 73.
15	I b i d., s. 138.
16	I b id., s. 141.
17	M. S m i g 1 e c k i. О lichwie, о wyderkafach, czynszach, spolnych zarobkach, naymach, arendach, у о samokupstwie, kro-tka nauka. Krakow, 1621.
is Ibid., s. 117—118.
is lb i d., s. 119.
29	P. Skarga. Kazania sejmowe. Lwow, 1939, s. 144.
21	Цит. no: J. T a z b i r. Spoteczno-polityczna rola jezuitdw w Polsce (1565—1660). Szkice z dziejow papiestwa. Warszawa, s. 119.
22	P. Skarga. Kazania na niedziele i swigta, t. III. Wilno, 1793, s. 290—291.
аз i ь i d., t. IV, s. 233.
24	I b i d., s. 234.
25	Русская историческая библиотека, т. 7. Новые статьи Петра Скарги с 1590 г., 1882 (далее: РИБ).
27	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 10. М., 1958, стр. 431.	,,
27	W. Sobieski. Nienawisc wyznaniowa tlumow za tzq-ddw Zygmunta III. Warszawa, 1902, s. 132.
28	Участники рокоша требовали удаления иезуитов-иностранцев за пределы Речи Посполитой в течение 12 недель. Что
253
касается иезуитов польской национальности, то они имели право пребывать только в определенных, специально для этого выделенных городах (Познань, Калиш, Вильно, Люблин, Пул-туск, Ярослав,' Несвиж). Только там они могли иметь земельную собственность. Остальные владения должны были быть проданы в течение двух лет. (См. J. Maciszewski. Wojna domowa w Polsce (1606—1609), cz. I. Wrozlaw. 1960, s. 314.
29	J. T a z b i r. Piotr Skarga. Warszawa, 1962, s. 166.
®° Kazania sejmowe, s. 299.
31	P. Skarga. Kazania na niedziele i swigta, t. IV, s. 356.
82	Krzysztof Warszewicki przez dra Stan. Tarnowskiego. Krakow, 1874, s. 319.
33	L. Potocki. Pamigtniki Kamertonu, t. II. Poznan, 1869, s. 250.
31	E. Rykaczewski. Relacye nuncjuszow apostolskich i
innych osob о Polsce, t. I. Berlin—Poznan, 1864, s. 3.
35	Ibid., s. 203.
36	Переписка пап с Российскими государями в XVI в. Изд. И. Григоровичем. Спб., 1834, стр. 39.
37	Ф. В е р ж б о в с к и й. Отношения России к Польше в 1574—1578 годах по донесениям1 папского нунция Лаурео. «Журнал Министерства народного просвещения», 1882, август, стр. 238.
38	Т а м же, стр. 239—240.
39	Т а м же, стр. 240—241.
40	Suppiementum ad historica Russiae monumenta ex archi-vis ac bibliothecis extraneis deprompta. Petropoli, 1848, N 11.
41	Акты Виленской археографической комиссии, т. VIII. Вильно, 1875, стр. 3—4 (далее: АВАК).
42	Р. Skarga. Kazania sejmowe (wyd. К. Turowskiego). Krakow, 1857, s. 158—159; см. также: «Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией», т. Г, вып, 1. Л., 1925, стр. 131.
43	«Витебская старина», т. V. Витебск, 1888, стр. 70.
44	S. Arnold, J. Michalski, К. Pi warski. Histo-ria Polski. Warszawa, 1955, s. 73.
45	J. Albert randy. Pamigtniki о dawnej Polsce z cza-s6w Zygmunta Augusta obejmuj^ce listy Jana Franciszka Com-mendoni do Karola Boromeusza, t. II. Wilno, 1847,, s. II.
46	St. Bednarski. Geneza Akademji Wilenskiej. Wilno, 1929, s. 5.
47	J. Albert randy. Cit. op, s. 246.
48	Akta podkanclerskie Franciszka Krasinskiego (1569—1573).
Wyd. W. Krasinski. Warszawa, 1871. s. 42—43.
49	St. Bednarski. Cit. op., s. 14.
60	Ibid., s. 12.
61	I b i d., s. 19.
254
52 J. A1 b e r t r a n d y. Cit. op., s. 11.
68 Ibid., s. 12.
64 I b i d., s. 13.
55 J. Korewa. Z dziejow diecezji Warminskiej w XVI w.
' Poznan, 1965, s. 124.
68 S. Ros towski. Lithuanicarum S. J. historiarum. Pars prima. Vilnae, 1768, p. 32.
57 П. Ж У кович. Кардинал Гозий и польская церковь его времени. Спб., 1882, стр. 402.
88 Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией, т. 1, вып. 1. Л., 1925, стр. 51 (далее: ПЙДС).
59	ПКДС, стр. 84.
60	К- Харлампович. Западнорусские школы XVI и начала XVII в. Казань, 1898, стр. 50—51.
61	ПКДС, стр. 18.
62	Т а м же.
63	St. Z а 1 g s k i. Jezuici w Polsce (w skroceniu). Krakow 1908, s. 17.
64	А. Сапунов. Заметка о коллегии и академии иезуитов в'Полоцке. Витебск, 1890, стр. 3.
65	Акты Западной России, т. Ill. Спб., 1848, стр. 284—285 (далее: АЗР).
66	«Витебская старина», т. V. Витебск, 1888, стр. 109.
•’St. Z а 1 g s k i. Cit. op., s. 17.
68	Полоцк. Исторический очерк. Минск, 1962, стр. 45.
69	Р. Skarga. Kazania sejmowe. Krakow, 1857, s. 158—159.
79	А. С. Архангельский. Очерк по истории западнорусской литературы XVI—XVII вв. М., 1883, стр. .22.
71	РО БАН ЛитССР, ф. 17, д. 241, лл. 45—46. См. также: S. Z а 1 g s k i. Jezuici w Polsce, t. IV, cz. I. Krakow, 1905, s. XVII—XVIII.
72	«Россия и Италия». Сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России и Италии, т. I, вып. 2. Спб., 1901, стр. 134—135.
73	Д. М. Толстой. Римский католицизм в России, т. 1. Спб., 1876, стр. 201.
74	ПКДС, т. 1, вып. 1, стр. 40.
75	Т а м ж е.
76	Т а м же, стр. 96.
77	Т a IM же, стр. 247.
78	Цит. по кн.: С. М. Соловьев. История России с; древнейших времен, кн. III (т. 5—6). М., 1960, стр. 665—666.
79	J. A. Caligarii nuntii apostolici, in Polonia epistolae et acta 1578—1581. Ed. de. L. Boratynski. Gracoviae, 1915, p. 325—326.
80	Ibid., p. 841.
81	РО БАН ЛитССР, ф. 40, д. 239, лл. 97-98.
255
84	Suppiementum ad historica Russiae monumenta ex archivis ac bitliothecis extraneis deprompta. Petropoli, 1848, p. 34.
83	I b i d., p. 34, 38.
84	A. Posse vinus. De Moscovia. Historicae Ruthaenicae scriptores exteri saeculi XVI. Ed. de Starczewski, t, II. Beroli-ni et Petropoli, 1842, p. 275—366 (далее: ,,De Moscovia*1).
85	,,De Moscovia1*, p. 285—286.
88	Сб. «Россия и Италия», т. II. вып. 1. Спб., 1908, стр. 212.
87	Т а м же, т. I, вып. 2. Спб., 1911, стр. 178.
88	J. Р о р 1 a t е к. Zarys dziejdw seminarjum papieskiego w Wilnie 1585—1773. Ateneum Wilenskie. Rocznik VII; Wilno, 1930, s. 176.
89	I b i d., s. 182.
90	I b i d, s. 200.
91	M а к a p и й (Ф. И. Булгаков). История русской церкви, т. 9. Спб, 1879, стр. 407—408.
92	J. Jaroszewicz. Obraz Litwy pod wzglgdem jej ciwi-lizacji,, t. III. Wilno, 1845, s. 67.
93	Сб. «Россия и Италия», т. I, вып. II. Спб, 1911, стр. 186.
94	J. Р о р 1 a t е k . Wykaz alumndw seminarjum papieskiego
w Wilnie. Ateneum Wilenskie, t. XI. Wilno, 1936, s. 218—232.
93	J. Poplatek. Zarys dsiejow seminarjum papieskiego w Wilnie 1585—1773. Ateneum Wilenskie. Rocznik VII. Wilno, 1930, s. 222—225.
96	J. T a z b i r. Piotr Skarga. Warszawa, 1962, s. 39.
97	K. Chodynicki. Kosciol prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Warszawa, 1934, s. 235—236.
98	Ф. У с п e н с к и й. Сношения Рима с Москвой. «Журнал Министерства народного просвещения», август, 1885, стр. 312— 313.
"Там же, стр. 313.
190	Т а м же, стр. 317—319.
101	Historica Russiae monumenta ab A. J. Turgenevio, t. II. Petropoli, 1842, s. 8.
102	Ф. Успенский. Указ, соч, стр. 321—322.
103	Archiwum domu Sapiehow, t. I. Lwdw, 1892, s. 119—120.
404	Ibid., s. 125.
105	3. Ю. Копысский. Предисловие к I тому сборника документов и материалов «Белоруссия в эпоху феодализма». Минск, 1959, стр. 15—46; Л. С. АбэцэдарскК Барацьба украгнскага i беларускага народау за уз’яднанне з Ра«яй у сярэдзгне XVII века. Мшск, 1954, стар. 15—16; История Белорусской ССР, т. I. Минск, 1961, стр. 120—121.
106	3. Ю. Копысский. Из истории общественно-политической жизни городов Белоруссии в XVI — первой половине XVII в. Тр. Ин-та истории АН БССР. Минск, 1958, стр. 34.
107	J. Wujek, Postylla katolicka. Wroclaw, 1843, s. 44.
256
10» РИ б, т. 7, стр. 116—117.
109Там же, стр. 117—118.
110	F. Birkowski. О exorbitancjach kazania dwoje prze-ciwko niewiernym heretykom, odczepiencom . . . Krakow, 1859, s. 10.
in I b i d., s. 11—13.	s
из Цит. по кн.: M. А. Стельмашенко. Петр Скарга. Киев, 1912, стр. 201—202.
113	A. The i пег. Vetera monumenta . . . , t. II, s. 21—22.
114	J. Korytkowski. Arcybiskupi Gnieznienscy, prymasowie i metropolici polscy, t. III. Poznan, 1869, s. 564—565.
115	J. Syganski. Listy ks. Piotra Skargi z 1566—1610. Krakow, 1912, s. 133-137.
118	П. Ж У к о в и 4. Указ, соч., стр. 50.
1,7	П. Д. Брянцев. Очерки древней Литвы и Западной России. Вильно, 1891, стр. 410—411.
1	18Там же.
,	!9 АЗР, т. IV, стр. 35.
1	20АЮЗР, т. 1, ч. I, стр. 454.
121	РИБ, т. 7, стр. 529—530.
122	Т а м же, стр. 490.
123	АЮЗР, т. 6, ч. I, стр. 335.
124	Т а м же, стр. 567—568.
125	J. Syganski. Listy Piotra Skargi z 1566—1610. Krakow, 1912, s. 8.
128	J. Kurczewski. Kosciol zamkowy czyli katedra Wilen-ska, cz. III. Wilno, 1916, s. 59.
127	П. H. Ж у к о в и ч. Брестский собор 1591 г. (по ново-открытой грамоте, содержащей деяния его). Спб., 1907, стр. 11-12.
128	Там же, стр. 12.
129	Т а ;М ж е.
130	J. Syganski. Listy ks. Piotra Skargi z lat 1566—1610. Krakow, 1912, s. 107.
131	Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией, т I, вып. 1. Л., 1925, стр. 2—3.
132	J. Syganski. Cit. op., s. 107.
133	Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией, г. I, вып. 1. Л., 1925, стр. 26.
134	Т а м же, стр. 26—27.
135	РИБ, т. 19, стр. 579—580.
136	Е. Likowski. Unia Brzeska. Warszawa, 1907, s. 54, 76.
137	РИБ, т. 7, стр. 944.
138	Цит. по кн.: Н. Костомаров. Собр. соч., т. III. Спб., 1903, стр. 669.
139	Т а м ж е.
17 Зак. 1329	257
140	К. Lewie ki. Ksigzg Konstanty Ostrogski a unja Brze-ska 1596. Lwow, 1933, s. 183.
141	I b i d., s. 22.
142	A3P, t. IV, стр. 111—113.
143	PO БАН ЛитССР, ф. 17, д. 3, л. 461.
144	Белоруссия в эпоху феодализма. Сб. докум. и мат-ов, т. 1. Минск, 1959, стр. 375.
145	Т а м же, стр. 376.
146	См.: А. Т h е i n е г. Vetera monumenta, t. Ill, s. 250—258.
147	Zycia slawnych polakow, t. IV. Lipsk, 1837, s. 172.
«в	I b i d., s. 71.
149	Баркулабовская летопись. Археографический сборник за 1960 г. М., 1962, стр. 304.
150	Та м же, стр. 305.
151	Памятники, изданные временной комиссией для разбора древних актов^ т. II, № 7; см. также: АЗР, т. IV, стр. 138—139.
132 Listy do Lwa Sapiehy. Zycia slawnych polakow, t. IV-Lipsk, 1837, s. 230.
i3S I b i d., s. 242—243.
154	Белоруссия в эпоху феодализма. Сб. докум. и мат-ов, т. 1, стр. 387.
155	Т а м же, стр. 388.
156	Там же.
® Т а м же, стр. 389.
158	Т а м же, стр. 392.
159	Т а м ж е.
160	Т а м ж е, стр. 386.
161	Там же, стр. 393.
162	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2259.
163	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3435, лл. 236-243.
164	Т а м же, ф. ДА, д. 4067.
163	J. Lelewel. Geografia. Opisanie krajdw polskich. Poznan, 1859, s. 62.	,
166	J. Kurczewski. Biskupstwo Wilenskie. Wilno, 1912, s. 178—182.
167	PO БАН ЛитССР, ф. 18. лл. 50—57.
168	Т а м же.
169	Т а м же, ф. 17, д. 241, лл. 45—46; см. также: S. Z а-lg ski. Jezuici w Polsce, t. IV, cz. I. Krakow, 1905, s. XVII—XXVII.
179	PO БАН ЛитССР, ф. 18, д. 182, лл. 590—592.
171	Там ж е, ф. 18, д. 182.
172	S. Z а 1 g s к 1. Jezuici w Polsce, t. IV, cz. I. Krakow, 1905, s. 227.
173	Wielka encyklopedja powszechna illustrowana, t. XXIII. Warszawa, 1899, s. 24—25.
174	PO БАН ЛитССР, ф. 18, д. 181, стр. 5.
175	Т а м же, стр. 488.
176	Е. Орловский. Гродненская старина. Гродно, 1910, стр. 158—159.
258
177	В. И. Кудряшов. Гродно. М., 1960, стр. 44.
178	РО БВГУ, А-2286.
179	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1, оп. 3, д. 422, л. 41.
180	Государственный архив Минской области, ф. 694, оп. 2, д. 5908, л. 1 (далее: ГАМО).
Примечания к главе III
1	Организация Виленского епископства преследовала вначале политические цели. Это было время, когда Литве и Белоруссии угрожала агрессия со стороны Тевтонского ордена, провозгласившего лозунг христианизации Литвы мечом и крестом. Поэтому создание епископства должно было показать миру, что дальнейшая деятельность ордена против Литовского княжества лишена основания, иначе его можно было заклеймить как грабителя и захватчика, а не пропагандиста «истинной веры». Стремясь выбить козырь из рук немецких рыцарей, Ягайло решил обеспечить вновь созданное епископство большими экономическими ресурсами. С другой стороны, мощное и в материальном отношении хорошо обеспеченное католическое духовенство должно было с самого начала воздействовать на умы литовцев, как феодалов, так и народных масс, враждебно относящихся к религиозным новшествам.
В дальнейшем по мере ликвидации угрозы со стороны Тевтонского ордена Виленскос епископство становится важнейшим орудием Ватикана на территории Белоруссии и Литвы в деле насаждения католицизма и укрепления власти польских и литовских крепостников.
2	Белоруссия в эпоху феодализма. Сб. докум. и мат-ов, т. 1. Минск, 1959, стр. 99—100.
3	Т а м же, стр. 101.
4	Т а м же, стр. 102.
6	Kodeks dyplomatyczny Katedry i diecezji Wilenskiej, t. I. Wydali J. Fijalek i W. Semkowicz. Krakow, 1948, s. 4—6 (далее: KDKW).
8	Бакшты расположены в нижнем течении Березины, Дуб-ровна — в шести километрах от Лиды, над Нетечей.
7	J. Ochmanski. Powstanie i rozwoj latyfundium bis-
kupstwa Wilenskiego (1387—1550), Poznan, 1963, s. 33.
8	KDKW, N 45, s. 72.
9	J. Ochmanski. Cit. op., s. 53.
10	Ibid., s. 53.
11	Ibid., s. 53—54.
12	KDKW, N 110, s. 138.
13	J. Ochmanski. Cit. op., s. 96—97.
14	I b i d., s. 95.
15	Ibid., s. 96.
17!
259
16	J. Kur czewski. Kosciol zamkowy czyli katedra wi-lenska, cz. II. Wilno, 1910, s. 141.
v I b i d.
18	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2093.
19	Т а м ж е, д. 2086. После первого раздела Польши левобережная часть Стрешинской волости перешла к России. По данным инвентаря 1787 г., в Стрешинской волости, подчиненной епископу, осталось 128 городских и 524 сельских дыма (РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2058, л. 27).
20	J. Kurczewski. Cit. op., s. 42.
21	АБАК, т. 25. Вильно, 1898, стр. 1—8
22	J. Kurczewski. Cit. op., cz. II, s. 166.
23	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2238, 2259, л. 3.
24	J. Kurczewski. Cit. op., cz. II, s. 162,
25	РО БАН ЛитССР, ф. 49, д. 2097.
26	Т а м ж е, д. 2096, л. 46.
27	J. Kurczewski. Cit op., cz. II, s. 175,
28	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2081.
29	J. О с h m a n s k i. Powstanie 1 rozwoj latyfundium Bis-kupstwa Wilenskiego (1387—1560). Poznan, 1963, s. 97.
30	T. К о r z о n. Wewngtrzne-dzleje Polski za Stanislawa Augusta (1764—1794), t. I. Krakow—Warszawa, 1897, s. 269—270.
31	AGAD, AR-VII1, N 557, s. 22, 29—30, 36. Фундация иезуитов в момент ее возникновения состояла из 72 сел и деревушек (731 дым, а в самом Полоцке — 423 дыма). Однако часть дымов пустовала. Так как эти владения были разбросаны на большом пространстве, Стефан Баторий разрешил иезуитам продать те из них, которые представляли трудность для управления, и обменять или купить другие.
32	AGAD, AR-VIII, N 457, s. 51—55.
33	Ibid., s. 59—60.
34	I b i d„ s. 56—59.
36	ИЮМ, вып. 25. Витебск, 1894, стр. 214—218.
36	Т а м же, стр. 200—208. Н. Я. Митрошенко, ссылаясь на одного из биографов Скарги Ри.хцицкого, считает, что иезуиты Полоцкой коллегии получили от Стефана Батория 16 тысяч крепостных белорусов (Н. Я. Митрошенко. Иезуиты в восточной части Белоруссии с 1579 по 1772 год. Полоцко-Витебская старина, вып. II. Витебск, 1912, стр. 27). По-видимому, эта цифра является преувеличенной. В свою очередь С. Заленский считает, что из 731 дыма всего 200 было заселено, а остальные пустовали.
37	ИЮМ, вып. 25, стр. 147—148.
38	Т а м же, стр. 150.
39	ИЮМ, вып. 25, стр. 147. Из инвентаря Полоцкой коллегии за 1670 г. явствует, что дымов было 294. По-видимому, ректор часть дымов скрыл. Возможно, до 1670 г. количество дымов
260
увеличилось, но с трудом верится, что разница составила 94 дыма (ом. ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1316, оп. 2, д. 4, лл. 92—103).
40	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1316, on. 1, д. 2, лл. 28—37.
41	Полоцкий музей (инвентарь коллегии), лл. 2, 15—18.
42	Т а м же, л. 15.
43	S. Zaleski. Jezuici w Polsce (w. skrOceniu). Krakow, 1908, s. 189—190.
44	S. Zaleski. Jezuici w Polsce, t. IV, cz. III. Krakow, 1905, s. 1057—1058.
45	Volumina legum, t. III. Petersburg, 1859. s. 150.
43	S. Zaleski. Cit. op., s. 1059.
42	Ibid.
48	I b i b., s. 427.
43	Ibid., s. 1410—1414.
60	ИЮМ, вып. 26. Витебск, 1895, стр. 427.
sl	Ta м же, стр. 439—440.
52	Т а м же, стр. 440—442.
53	ИЮМ, вып. 27. Витебск, 1899, стр. 199—236.
54	ИЮМ, вып. 20. Витебск, 1890, стр. 184—186.
65	S. Zalgski. Jezuici w Polsce. Krakow, 1908, s. 221.
56 ГАМО, ф. 694, on. 2, д. 7445, лл. 46—47.
62 AGAD, AR-VIII, N 517, s. 34—36, 58—61; см. также: ЦГИА БССР в г. Могилеве, ф. 1781, оп. 27, д. 538, л. 46.
58 ГАМО, ф. 694, оп. 2, д. 7445, лл. 46—47.
59 Т а м же, лл. 1—-123.
80 Volumina legum, t. V, s. 329.
61	ЦГИА БССР в г. Могилеве, ф. 1781, оп. 27, д. 215, л. 17.
82	S. Zalgski. Jezuici w Polsce. Krakow, 1908, s. 204.
63	T a m же.
84	AGAD, AR-VIII, N 406, s. 3.
85	Ibid., s. 4, 48.
88	Ibid., s. 7, 13.
82	Ibid., s. 21, 35.
88	Ibid., s. 87—88, 96.
89	I b i d., s. 45.
20	Ibid., s. 15—17.
21	I b i d., s. 126—140.
22	S. Z a 1 g s k i. Jezuici w Polsce.Krakow, 1908, s. 204.
23	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1143, on. 1, д. 11, л. 8.
74	Т а м ж е, л. 9.
76	Т а м же, лл. 8—9.
28 См.: Rostowski Stanislaw. Lithuanicarum Soc. Jesu historiarum libri X. Parisiis, 1887.
22 Volumina legum, t. Ill, s. 413; AGAD, AR-VIII, N 406, s. 50.
28 AGAD, AR-VIII, N 406, s. 50.
79 ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 513, on. 1, д. 68, стр. 260.
80 S. Zaleski. Jezuici w Polsce, t. IV. cz. III. Krakow, 1905, s. 1564.
261
bi Ibid., s. 1224.
82	I b i d., s. 209.
«а I b i d., s. 209—210.
84	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 11297.
85	ГАМО, ф. 694, оп. 2, д 5908, л. 2.
86	Т а м же, л. 9.
87	S. Zalgski. Jezuici w Polsce. Krakow, 1908, s. 213.
88	Volumina legum, t. V, s. 310.
89	S. Z a 1 g s к i. Jezuici w Polsce, t; IV, cz. IV. Krakow, 1905, s. 1152.
90	ИЮМ, вып. 30, стр. .77—83.
91	S. Z al? ski. Jezuici w Polsce, s. 1748.
92	PO БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2259.
93	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 4067.
94	РО БАН ЛитССР, ф. 18, д. 181, л. 90.
95	Т а м ж е.
96	Т а м же, л. 89.
97	AGAD, AR-VIII, N. 323, s. 9, 86—92.
98	lb i d., s. 74.
99	Ibid., s. 117—118.
io° Ibid. s. 291.
191 I b i d., s. 105.
юг lb i d„ N 288, s. 19—20.
103 I b i d., N 285.
i»4 Ibid., N 286, s. 6—7; N 288, s. 20.
105	ГАМО, ф. 694, on. 2, д. 5062, л. 65.
106	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 875, оп. 2, д. 5, л. 66.
107	РО БВГУ А-2309.
108	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1463, on. 1, д. 1, л. 387.
109	РО БВГУ, А-2309. Автор этой хроники пользовался данными монастырского архива, но не указал, в каком году была последняя ревизия.
но AGAD, AR-VIII, N 36.
111	РО БАН ЛитССР, ф. 18, д. 182, лл. 814—815.
112	Sapiehowie. Materjaly historyczno-geiiealogiczne imaj^t-kowe, t. II. Petersburg, 1891, s. 13—45.
из I b i d., s. 41.
in Ibid., s. 245—260.
115	PO БВГУ, A-67.
|16	Там же, A-66; A-81, л. 30; A-85, л. 12; A-87, л. 19; A-75, л. 7; A-69, лл. 11—12; A-87, л. 52; A-73, л. 42; A-78, лл. 10, 33.
1,7	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1, оп. 3, д. 422, л. 55.
ns AGAD, AR-VIII, N 3653.
ns I b i d.
i20	О. Hedemann. Glgbokie. Wilno, 1935, s. 22—23; AGAD, AR-VIII, N 3653.
i21	O. Hedemann. Cit. op., s. 25.
122	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3323, л. 46 об, 48.
123	РО БВГУ, Б-53, д. 42.
124	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3323, лл. 45—46.	'
1.
Й )
&
J у-
о I
262
125	Т а м же. Канцелярия губернатора, 1842, д. 1335, лл. 148—149; д. 1343, лл. 103—104.
126	Volumina legum, t. IV. Petersburg, 1859, s. 421, 473—474.
127	ЦГИА ЛитССР, ф. 61, on. 1, д. 16. л. 3 об.
128	Volumina legum, s. 474.
129	ЦГИА ЛитССР, ф. 61, on. 1, д. 16, л. 8а.
130	Т а м ж е, ф. ДА, д. 3323, лл. 4 об, 5, 12, 19, 33—34, 37.
131	Т а м же.
132	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2259.
133	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3435.
134	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2259; ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3435, лл. 236—243.
135	Т а м же.
136	Автор выражает искреннюю благодарность доктору Познаньского университета Ю. Можи за предоставленные им материалы к табл. 4 и 5.
137	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 4067.
138	Т а м же.
139	3. Ю. Копысский. Рыночные связи сельского хозяйства Белоруссии XVI — первой половины XVII вв. «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы». Минск, 1964, стр. 148, 152. По подсчетам 3. Ю. Копысского, городское население Белоруссии должно было ежегодно закупать около 34 тыс. тонн зерна.
410	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1171, оп. 2, д. 7, л. 111.
141	Там же, л. 251.
142	Полоцк. Исторический очеок. Минск, 1962, стр. 52; см. также: ИЮМ, вып. 25. Витебск, 1894, стр. 185.
143	AGAD, AR-VIII, N 657, s. 1—85.
144	I b 1 d., s. 19.
145	I b i d., s. 20. При покровительстве королевской власти через три года после овладения городом польско-литовскими войсками иезуиты захватили 322 земельных участка (Полоцк. Исторический очерк. Минск, 1962, стр. 45).
14« I b I d., s. 20—21.
147	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 875, оп. 2, д. 5, л. 66.
148	Т а м же, ф. 1463, on. 1, д. 1, л. 18.
149	Там ж е, л. 19.
150	Там ж е, ф. 1398, on. 1, д. 1, л. 62.
151	S. Z а 1 § s k i. Jezuici w Polsce, t. IV, cz. III. Krakow, 1905, s. 1059.
152	PO БВГУ, A-70, д. 39.
133	Менсюя акты. Менск, 1930, № 160 (далее: МА).
154	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1362, on. 1, д. 53, л. 19об.
155	Т а м же, ф. 1275, on. 1, д. 8, стр. 1174.
158	W. Sy г okom la. Minsk. ,,Тека Wilenska“, N 2. Wilno, 1857, s. 177.
157	ИЮМ, вып. 29. Витебск, 1901, стр. 38.
158	Там же, вып. 28. Витебск, 1900, стр. 95—97.
159	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1342, on. 1, д. 3. л. 1091.
263
’“Там же, ф. 1275, on. 1, д. 20, л. 191.
161	Там ж е, д. 22, л. 1198.
162	ИЮМ, вып. 23, Витебск, 1892, стр. 138-140.
183	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 875, оп. 2, д. 7, стр. 463— 465.
164	W о 1 у n i a k. Z przeszlosci powiatu Wolkowyskiego,Krakow, 1905, s. 13—15, 17, 27.
188	PO БАН ЛитССР, ф. 17, д. 269, л. 20.
166	Т а м же, л. 20, 23.
167	Т а м же, л. 4.
168	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1284, on. 1, д. 111, л. 2.
169	Т а м же, л. 3.
170	Т а м же, л. 16.
171	Т а м ж е , ф. 1450, on. 1, д. 1, л. 67.
172	Там же.
173	Т а м же, ф. 1275, on. 1, д. 21, лл. 842, 846, 849.
174	РО БВГУ, А-16, д. 2.
175	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1342, on. 1, д. 6, лл. 511— 512 515___516
176	Т а м же, ф. 1275, on. 1, д. 21, лл. 352—353, 355—356.
177	Т а м же, л. 440.
178	Т а м же, лл. 455—456.
179	Т а ан же, лл. 431—432.
180	Т а м же, лл. 475, 480.
181	Т а м же, л. 961.
182	Там же, лл. 965, 1001.
183	РО БВГУ, А-16, д. 28.
184	ГАМО, ф. 694, оп. 2, д. 5908, л. 2.
185	Т а м же, лл. 16—17.
186	ИЮМ, вып. 15. Витебск, 1885, стр. 214—215.
187	Т а м же.
188	МА, стр. 270—273.
189	ЦГАДА, ф. 389, Литовская метрика, д. 533, л. 74.
190	МА, стр. 289.
191	ГАМО, ф. 694, оп. 5, д. 106, лл. 48—49.
192	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1398, on. 1, д. 4, л. 95.
193	Т а м ж е.
194	Т а м ж е.
195	Белоруссия в эпоху феодализма, т. II. Минск, 1960, стр. 314—315.
196	Т а м же, стр. 315.
197	Т а м же.
198	МА, стр. 301.
199	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1362, on. 1, д. 53, л. 153.
299	AGAD, AR-VIII, s. 1557.
291	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1573, on. 1, д. 1, лл. 18—19.
292	РО БАН ЛитССР, ф. 17, д. 269, л. 33.
293	РО БВГУ, А-70, д. 41.
294	История Белорусской ССР, т. 1. Минск, 1961, стр. 107.
205	С. А. Щербаков. Города Западной Белоруссии в составе Речи Посполитой в первой половине XVII века (авто-
264
реф. дис.). Львов, 1958; его же. Шляхетское наступление на города Западной Белоруссии в первой половине XVII в. и кризис цехового ремесла (на укр. яз.). Уч. зап. Львовского госуни-верситета им. И. Франко, т. XLIII, вып. 6. Львов, 1957; В. И. М е л е ш к о. К вопросу о роли феодальной собственности в развитии городов Белоруссии в XVI—XVIII вв. Мат-лы конф, молодых ученых АН БССР. Минск, 1960; J. Isajewicz Uwagi w sprawie oceny prawnej istoty i spolecznej tresci miej-scowych jurydyk w dawnej Rzeczypospolitej. Czasopismo prawno-hlstoryczile, t. VI, zeszyt 1. Warszawa, 1959.
206	J. M a z u г k i e w i c z. Jurydyki Lubelskie. Wroclaw, 1956.
207	J. Isajewicz. Cit. op., s. 152.
208	J. M a z u r k i e w i c z. Cit. op., s. 105.
209	Historla Polski, t. I, cz. II. Warszawa, 1957.
210	I b i d., s. 473.
211	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3721, лл. 2, 6, 9, 12 и др. Здесь не показано число дымов, принадлежавших монастырям.
212	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1362, on. 1, д. 53, л. 23.
213	Т а м же.
214	РО БАН ЛитССР, ф. 17, д. 269, л. 2.
215	Там же, лл. 12, 16.
2,6	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1468, on 1, д. 8, лл. 146—149.
2,7	Т а м же, ф. 1342, on. 1, д. 7, стр. 549—550.
218	В. И. М е л е ш к о. К вопросу о роли феодальной собственности в развитии городов Белоруссии в XVI—XVIII вв. Мат-лы конф, молодых ученых АН БССР. Минск, 1960, стр. 95.
219	Т а м же, стр. 96—97.
220	ИЮМ, вып. 16. Витебск, 1886, стр. 490.
221	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 875, оп. 2, д. 2, л. 886.
222	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2096, л. 58 об.
223	Там ж е, ф. 43, д. 2117, л. Юоб.
224	Писцовая книга Гродненской экономии, ч. II. Вильно, 1882, стр. 185—187 (далее: ПКГЭ).
225	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1463, on. 1, д. 1, л. 16.
226	ПКГЭ, ч. I, стр. 7.
227	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1463, on. 1, д. 1, лл. 16—17.
228	ПКГЭ, ч. II, стр. 197.
229	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 4056, лл. 1—3.
230	Т а м же, д. 3938, лл. 890—898, 902—905. -
231	ЦГИА БССР в г. Могилеве, ф. 1781, оп. 27, д. 215, лл. 17—18.
232	История Минска. Минск, 1957, стр. 57.
233	А. Сапунов. Витебская старина, т. I. Витебск, 1883, стр. 367—368.
234	ЦГИА ЛитСССР, ф. ДА, д. 3323, л. 45.
235	Т а м же, д. 3379, л. 24 об.
236	Там ж е, л. 121.
237	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2118, л. 51.
238	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 3323, л. 23.
239	Там ж е, д. 3379, л. 126.
265
240	Т а м же, л, 52.
241	Т а м же, л. 144.
242	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1463, on. 1, д. 1, л. 14.
243	ПКГЭ, ч. II, стр. 168.
244	Там ж е, стр. 197; см. также: С. А. Щ е р б а к о в. Из истории Гродно в XVII веке. В об.: «Докл. и сообщ. Львовского гос. ун-та», вып. 7, ч. 2. Львов, 1957, стр. 82.
245	ЦГИА БССР	в г.	Гродно,	ф.	1171, оп. 2, д. 7, л. 11.
246	Там	ж е,	ф.	1305,	on.	1, д.	1,	л. 17.
247	Т а м	же,	ф.	1342,	on.	1, д.	8,	л. 1275.
248	Т ам	же,	ф.	1275,	on.	1, д.	19, л. 510.
249	Т а м же, ф. 875, оп. 2, д. 11, лл. 852—853.
250	Т а м же, д. 2, л. 1129.
251	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 19. М., 1961, стр. 501.
ж РО БВГУ, А-2802.
253	Там же, А-2764.
254	Там же, А-2938.
255	Там же, А-2676.
256	Т а м же, А-2687.
257	Т а м же, А-2710.
258	Т а м же, А:2864.
239	Т а м же, Б-53, д. 952.
260	Там ж е.
261	Там же.
262	Там же.
263	S. Pawl! k. Polskie instruktarze ekonomiczne z konca XVII i z XVIII wieku. Krakow, 1915, s. 42.
261	I b i d., s. 49—50.
2«	I Ы d., s. 52—53. (
266	РО БВГУ, A-2858. '
267	Там же, Б-53, д. 956.
268	Т а м же, А-58, Д. 952, 956.
269	Там ж е, д. 783.
270	Т а м же, Б-53, д. 42, л. 345.
271	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2118, лл. 41, 50-55.
222	AGAD, AR-VIII, N 151, s. 1, 32—33.
273	РО БВГУ, А-2864.
274	Там ж е, Б-53, д. 42, лл. 383—384.
275	Там же, А-2661.
276	Там же, А-918, А-921.
277	Там ж е, А-2570.
278	О. Не de mann. Historja powiatu Braslawskiego. Wilno, 1930, s. 19.
279	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1, оп. 3, д. 422, л. 57.
280	РО БВГУ, Б-53, д. 474.
281	AGAD, AR-VIII, N 274, s. 31, 36, 49.
282	РО БВГУ, Б-53, д. 986.
283	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1275, on. 1, д. 8, л. 1105.
284	Там же, лл. 1331—1333.
266
285	Т а м же, д. 7, лл. 437—438.
286	Т а м ж е, д. 22, л. 335 об.
287	Т а м же, л. 336.
288	Т а м же, л. 145.
289	Т а м же, л. 146.
290	Т а м же, л. 482.
291	РО БАН ЛитССР, ф. 17, д. 292, л. 3.
292	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 2389, л. 42.
293	Там же, л. 43.
294	Там ж е, д. 2393, л. 125.
295	РО БАН ЛитССР, ф. 18, д. 181, лл. 392—412.
298	Там же, л. 15.
Примечания к главе IV
’К, I. К ер п а ж ы ц к i. Гаспадарка стараствау на Бела-pyci i эканам!чны стан ix насельнщтва у 2-й палове XVIII ст. Зап. аддз. гумашт. навук, кн. 3. Працы класа пет., т. 2. Менск, 1928; Д. Л. П о х и л е в и ч. Крестьяне Белоруссии в XVI— XVIII вв. Львов, 1957; его же. Перевод государственных крестьян Великого княжества Литовского с отработочной ренты на денежную в XVII в. Ист. зап., т. 37. М., 1951; А. И. Баранович. Магнатское хозяйство на юге Волыни в XVIII в. М., 1955; В. А. Маркина. Магнатское хозяйство Правобережной Украины во второй половине XVIII в. Киев, 1961; Е. П. Шлоссберг. К вопросу об изменении феодальной ренты в Белоруссии XVII—XVIII вв. В сб.: «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы». Таллин, 1959; П. Г. Козловский. Земельный надел и повинности крестьян в магнатских владениях Белоруссии во второй половине XVIII в. В кн.: «Четвертая сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы в г. Риге». Рига, 1961; его же. Рост феодальной ренты в XVII—XVIII вв. (по данным инвентарей владения Тимковичи). В сб.: «Мат-лы конф, молодых ученых АН БССР». Минск, 1960; его же. Крестьяне Белоруссии во второй половине XVII—XVIII вв. Минск, 1969; Н. Н. У л а-щ и к. Предпосылки крестьянской реформы 1861 г. в Литве и Западной Белоруссии. М., 1965; A. Z a b к о-Р о t о р о w 1 с z. Praca najemna i najemnik w rolnictwie w Wielkiem Ksigstwie Litewskim w wieku osiemnastym. Warszawa, 1929.
2	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 513, on. 1, д. 68.
3	Т а м ж ё, л. 78.
4	Т а м ж е, ф. 1143, on. 1, д. 55, лл. 21—22.
5	Т а м ж е, д. 50.
Пам же, ф. 1783, on. 1, д. 24.
7	Т а м же, д. 28.
8	Т а !М же, ф. 1143, on. 1, д. 6.
9	ЦГИА ЛитССР, ф. ДА, д. 11297.
10	Т а м же, л. 84.
11	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 513, on. 1, д. 68.
267
12	Т а м же, лл. 130—131.
’Там же, лл. 250—251.
14	Т a iM же, л. 25.
15	Т а м ж е, ф. 1143, on. 1, д. 11, лл. 33 об., 36.
16	Т а м ж е, д. 50, лл. 41—44.
17	Т а м ж е, д. 11.
"Там же, д. 8.
19	Т а м ж е, д. 10.
"Там ж е, д. 7.
21	Т а м ж е, д. 8.
22	Т а м ж е, д. 10, л. 19 об.
23	Т а м ж е, д. 7, л. 20 об.
24	Т а м же, д. 10, л. 7.
28	Т а м же, л. 10.
26	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2933.
27	Т а м же, лл. 2—3.
28	Т а ;м же, д. 2168.
29	Т а м же, д. 2096.
"Там ж е, л. 46.
31	Т а м же, лл. 18—19.
32	Т а м же, л. 21.
33	Т а м ж е, л. 23.
34	Т а м ж е, л. 22 об.
35	Т а м ж е, л. 28.
36	Т а м ж е, д. 2017.
37	Т а м ж е, л. 31об.
38	Т а м ж е, л. 14.
39	Т а м ж е, д. 2168.
40	Т а ад ж е, д. 2068.
41	Т а м же, д. 2058.
42	Т а м же, л. 27.
43	Т а м же, л. 10.
44	Т а м ж е, л. 12.
46	Т а м ж е, л. 16.
48	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1316, оп. 2, д. 4, лл. 82—89, 119—132.
47	Т а м же, лл. 92—103.
48	Полоцкий (музей (инвентарь коллегии).
49	ИЮМ, вып. 27. Витебск, 1899, стр. 199—249.
80	ГАМО, ф. 694, оп. 2, д. 7445, -лл. 72—75.
61	Т а м ж е.
52	Т а м же, лл. 81 об., 82.
53	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1143, on. 1, д. 11, л. 48.
54	Т а м же, д. 55, л. 42.
35	Т a iM же, ф. 513, on. 1, д. 68, л. 174.
86 Та м ж е, ф. 1143, on. 1, д. 8.
87 Т а м же, лл. 10—11.
58 Т а м ж е, д. 7, л. 20 об. Речь здесь идет не только о тяглых крестьянах, но также о боярах и мелкопоместной шляхте. Увеличение скота произошло в значительной степени у бояр.
89 Т а м же, лл. 17—18, 20.
268
«О т а м же, ф. 1516, оп. 2, д. 4, лл. 82—69, 119—132.
"Там же, лл. 92—103.
“Там же, ф. 1516, on. 1, д. 2, лл. 38—79.
63	Полоцкий музей, л. 9.
84	ИЮМ, вып. 27. Витебск, 1699, стр. 199—249.
65	Д. Л. П о х и л е в и ч. Перевод государственных крестьян Великого княжества Литовского с отработочной ренты на денежную в XVII в. Ист. зап., № 37. М., 1951, стр. 139; его же. «Капиталистические» зигзаги в истории феодального поместья. В сб.: «Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России». М., 1961, стр. 49.
66	Д. Л. П о х и л е в и ч. Перевод государственных крестьян..., стр. 142.
87	W. Wieczorek. Z dziejow ustroju rolnego Wielkiego
ksipstwa Litewskiego w XVIII w. Poznan, 1929, s. 93.
68	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 875, оп. 2, д. 10, л. 161.
69	Т а м ж е, ф. 1783, on. 1, д. 27, л. 17.
70	Т а м ж е, д. 45, л. 17.
71	Д. Л. П о х и л е в и ч. Перевод государственных крестьян..., стр. 135.
72	ЦГИА БССР	в г.	Гродно, ф. 1143,	on.	1,	д. 55,	л. 40об.
73	Там	ж е, ф.	1143,	on.	1, д. 11, л. 62.
74	Т a iM	же, ф.	1788,	on.	1, д. 45, л. 17.
75	Т а м	же, ф.	513,	on.	1, д. 68, стр.	136,	178, 202	и др.
73	AGAD, AR-VIII, N 344, s. 9—10.
77	Ibid., s. 10—11.
78	I b i d„ s. 10.
78	Ibid., N 345, s. 1.
80	I b i d., s. 23—25.
81	I b i d„ s. 26—27.
82	Ibid., s. 170—171.
83	Ibid., ss. 161,164—165.
84	I b i d„ s. 226—227.
83	Ibid., s. 238.
86	История Белорусской ССР, т. I. Минск, 1961, стр. 201.
87	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 513, on. 1, д. 68, л. 136. “Там ж е, ф. 1143, on. 1, д. 7, л. ЗОоб.
89	Т а м ж е, д. 55, л. 23.
90	L. Zytkowicz. Struktura dochodu panskiego w koncu XVIII wieku. Dobra Janow biskupstwa Luckiego. W: Studia his-torica. 35-lecie pracy naukowej Henryka Lowmianskiego. Warszawa, 1958, s. 389.
91	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1143, on. 1, д. 55, л. 24.
92	Т а м	же,	ф.	513, on. 1, д. 68, л.	251.
93	Т а м	же,	ф.	1143, on. 1, д. 7, л.	31.
94	Т а м	же.
95	Т а м	же,	ф.	513, on. 1, д. 68.
96	Т а м	ж е,	ф.	1143, on. 1, д. 11, л.	49.
97	Т а м ж е, д. 55, л. 23.
269
’•Там же, ф. 513, on. 1, д. 68, лл. 250—251.
"Там ж е, л. 136.
100	Там ж е, ф. 1143, on. 1, д. 11, л. 22.
101	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2096, л. 46 об.
102	Там ж г, лл. 56, 56 об, 57.
103	Т а м же, ф. 43, д. 2117, лл. 36—38.
104	Т а м же, д. 2086, л. 25 об.
105	Т а м же, л. 23.
106	Там ж е, д. 2158, лл. 27об., 28.
107	Полоцкий музей, л. 9. Инвентарь коллегии не содержит конкретных данных о повинностях крестьян в каждом фольварке. Автор инвентаря Г. Обронпальский привел обобщенные цифры о количестве дней барщины по фольваркам.
108	Л. С. А б е ц е д а р с к и й. Борьба белорусского народа за соединение с Россией (автореф. дне, на соискание ученой степени доктора исторических наук). Минск, 1965, стр. 21.
09	Д. Л. Похилевич. Крестьяне Белоруссии и Литвы во второй половине XVIII в., стр. 112—113.
110	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1143, on. 1, д. .55, л. 24.
111	Цит. по кн.: J. By st гоп. Kultura ludowa, wyd. II. Warszawa, 1947, s. 64.
112	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1143, on. 1, д. 55, л. 24об.
113	Там же, ф. 1783, on. 1, д. 36, л. боб.
114	Т а м же, ф. 1143, on. 1, д. 55, л. 25об.
115	Там ж е, ф. 1783, рп. 1, д. 27, л. 8.
116	Т а м ж е, АнИЗ^оть 1, Д- 68, л. 82.
117	Т а м ж е,''лл7’2507П251.
118	Там же, ф. 1143, on. 1, д. 11.
"’Там же, д. 55, л. 40об.
120	Т а м же, ф. 1783, on. 1, д. 42, л. 46об.
121	Т а м же, л. 48об.
122	Там ж е, д. 27, л. 8.
123	Там ж е, ф. 1783, on. 1, д. 27, л. 8.
124	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2096, л. 57.
125	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1783, on. 1, д. 26, л. 21.
126	Т а м же, д. 42, л. 26об.
127	J. D е г е s i е w i с z. Tranzakcje chlopami w Rzeczypospolitej szlacheckiej (XVI—XVIII w.). Warszawa, 1959, s. XI.
128	ЦГИА БССР в г. Гродно, ф. 1783, on. 1, д. 42, л. 26об., 28.
129	Там ж е, д. 27. л. 9об.
130	РО БАН ЛитССР, ф. 43, д. 2096, л. 57об.
131	Т а м же, л. 55.
132	Т а м ж е.
133	Таи же.
134	Там ж е, д. 2068, л. 20.
135	Т а м же.
138	Т а м ж е.
137	Полоцкий музей, л. 2.
138	Т а м же, лд. 3 об, 7.
270