&

й

Г

' П

| | | і Г - - _____________________

J

. 3

9

H***

9

З А Х Е Р Ъ - М АЗОХЪ,

А В ѣ Щ А H IЕ К А И Н А
Г А Л И Ц К ІЕ Р А З С К А З Ы .

Переводъ съ нѣмецкаго

С.

А.

Ц а т е ^ ь н и ц ^ о в о й .

I

/
■:ï

МОСКВА, 1UJJ г .
Тішографія И. И. Родэевичв. Тверской бул. д. Лвоарива.

i.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

2012401897

2012401897

Захеръ-Мазохъ, его жизнь и литературная дѣдтельноеть.
Имя Захеръ-Мазоха не достаточно извѣстно русской

публикѣ:

нашъ переводъ его объемистаго тенденціознаго романа *), два-три
пеболыпихъ разсказа, помѣщенные въ русскихъ періодическихъ изданіяхъ, да краткія біографическія замѣтки въ газетныхъ фельетонахъ

вотъ все, откуда наша публика могла познакомиться съ

знаменитымъ галицкимъ романистомъ. Между тѣыъ не одинъ толь­
ко чисто-литературный интересъ представляютъ намъ произведенія
Захеръ-Мазоха: если французская и нѣмецкая критика восхваляютъ
его ради новизны, ради того невѣдомаго для нихъ и широко рас­
кры вш аяся новаго міросозерцанія, ради той мощной реальности,
которой дышатъ

всѣ выводимые авторомъ типы, наконецъ ради

того энергичнаго изложенія и блестящаго юмора, которымъ про­
питана каждая страница его труда,—то все это вдвойнѣ дорого
для насъ, ибо певѣдомый западу и интересуюіцій его новый кру-

нашъ, славянскій кругозоръ, выводимые Захеръ-Мазохомъ
типы наши, хотя и съ мѣстной окраской, но все-же родные намъ,
гозоръ

русскіе типы; сцена дѣйствія во всѣхъ лучшихъ разсказахъ автора—
русская Галиція; хотя дѣйствующія

здѣсь лица и австрійцы по

своему государственному положенію, но по вѣрѣ и языку, по своему
нравственному и интеллектуальному складу всѣ они русскіе, весь­
ма мало отличающіяся отъ русскихъ нашей Малороссіи. Хотя всѣ
ироизведенія автора написаны имъ на нѣмецкомъ языкѣ, но тѣмъ
1877 *гИДеаЛЫ НаШеГ° времени*> Р°манъ въ 4-хъ частяхъ,

пер. съ нѣыец. Москва.

—

6 —

—

7 —

не менѣе онъ всецѣло можетъ назваться національнымъ писателемъ Галицкой Руси, какъ Гоголь или Тургеневъ, которыхъ взялъ
онъ себѣ за образцы— національные

писатели Великороссіи, или

какъ Шевченко— народный малороссійскій поэтъ. Отсюда понятна
та особая, кронная связь, которая, помимо обще-европейскаго ли­
т ер а т у р н а я значенія Захеръ-Мазоха, дѣлаетъ его особенно близкимъ и интереснымъ для русской публики. Вотъ почему,

предла­

гая теперь вниманію читателей лучш ее. произведете автора, стя­
жавшее ему громкую извѣстность на занадѣ, мы сочли не лишнимъ
предпослать нашему переводу краткій обзоръ жизни и дѣятельности
галицкаго писателя.
Леопольдъ Захеръ-Мазохъ родился 27 января 18В6 года въ городѣ Львовѣ (Лембергѣ), столицѣ древняго галицкаго королевства.
Родъ его ведетъ свое начало йзъ Испаніи. Донъ Матіасъ Захеръ
при императорѣ Карлѣ Y сражался противъ нѣмецкихъ протестантовъ при Мюльбергѣ и, получивъ рану, долженъ былъ навсегда
остаться

въ Богеміи; здѣсь онъ женился на маркизѣ Джементи,

родина которой сдѣлалась для него вторымъ отечествомъ. Въ Галицію

Захеры

перешли въ ту эпоху, когда она, по распаденіи

Польши, сдѣлалась достояніемъ австрійской короны. Кавалеръ З а­
херъ, дѣдъ нашего романиста, прибывъ сюда, занялъ

весьма со­

лидный административный постъ, на которомъ съумѣлъ пріобрѣсти
себѣ всеобщее уваженіе. Сынъ его, Леопольдъ Захеръ, отецъ пи­
сателя, занималъ должность начальника полиціи въ Галиціи; это
было въ эпоху польскихъ

возстаній

1837, 46 и 48 гг., и Захеръ

обнаружилъ здѣсь замѣчательный тактъ. Бракъ его съ дѣвицей
Мазохъ, принадлежавшей къ одному изъ самыхъ древнихъ галицкихъ родовъ, позволилъ ему присоединить эту фамилію къ своей
собственной. Родившійся отъ этого брака ребенокъ долженъ былъ
все время своего дѣтства провести въ стѣнахъ полицейскаго дома
въ Лембергѣ, а это было весьма незавидное житье въ тѣ смутныя,
тяжелыя времена.

Первыя впечатлѣнія молодаго Леопольда должны были оказать
сильное вліяніе на развитіе его будущаго таланта. Диккенсъ, ко­
торый вслѣдствіе бѣдности своей

ни какъ не могъ

выбраться

изъ

самыхъ глухихъ закоулковъ Лондона и который, живя рядомъ съ
какой-нибудь тюрьмой, богадѣльней или ночлежнымъ домомъ, по­
стоянно натыкался на самыя страшныя сцены человѣческой нищеты
и паденія, впослѣдствіи черпалъ изъ этого источника всю великую
силу своего вдохновенія. Точно также и Захеръ-Мазохъ никогда не
могъ отрѣшиться отъ

воспоминаній своего тревожнаго дѣтства,

никогда не могъ забыть тѣхъ картинъ, которыя ежедневно пред­
ставляли стѣны лембергскаго полицейскаго дома: вѣчные часовые
съ ихъ безстрастными, суровыми лицами, безпокойные и юркіе шпіоны, преступники и бродяги,

которыхъ каждый день приводили

солдаты, обычныя въ то время экзекуціи,

наконецъ рѣшетчатыя

окна, въ которыя молодыя дѣвушки мимоходомъ бросали свои лю­
бопытные взоры на блѣдныя и истомленныя лица польскихъ заговорщиковъ,— все это воспроизведено художникомъ

въ его разска-

захъ, которые служатъ такимъ образомъ вѣрнымъ отраженіемъ событій и впечатлѣній собственной жизни

автора. Другою чертой

этихъ разсказовъ является страсть къ чудесному, соединенная съ
глубокимъ изученіемъ народныхъ нравовъ и легендъ. Развитію этой
черты, какъ говоритъ самъ авторъ, онъ былъ обязанъ своей кормилицѣ, молодой малороссіянкѣ,

„прекрасной, какъ Рафаэлева Ма­

донна“; народными легендами и сказками убаюкивала она своего
питомца, и всѣ ея бесѣды твердо запечатлѣлись въ молодомъ умѣ
Захеръ-Мазоха; отсюда берутъ свое начало

воспроизведенные имъ

впослѣдствіи разсказы о гайдамакѣ Добочѣ, о злополучной Варварѣ Радзивиллъ, о прекрасной Эсѳири, этой еврейской Помпадуръ
вь Полыпѣ, о гетманѣ Хмѣльницкомъ, этомъ страшномъ гопителѣ
польскихъ магнатовъ, о воеводѣ Потоцкомъ, память о которомъ до
сихъ поръ сохранили народныя пѣсни. Всѣ эти пѣсни, гдѣ рядомъ
съ проникающей ихъ скорбью слышится такъ много и юмора, и

— S отваги, съ какимъ-то особыыъ горделивыыъ паѳосомъ умѣла пере­
давать кормилица,— и пѣсни эти сдѣлались для Захеръ-Мазоха тѣмъже, чѣмъ лондонскіе колокола всегда были для Диккенса. Особен­
но сильное впечатлѣніе производила на молодаго

Леопольда

ко­

ляда, раздававшаяся обыкновенно вокругъ большихъ ясель, гдѣ
младенецъ Іисусъ принималъ дары отъ пастуховъ, между тѣмъ какъ
на сцену являлись три царя, предводимые большой звѣвдой изъ
золотой бумаги на потолкѣ. Съ такимъ теплымъ чувствомъ всегда
останавливается авторъ на всѣхъ этихъ наивныхъ церемоніяхъ, за­
ставляя предполагать въ своемъ дѣтствѣ самую глубокую вѣру.
Первымъ языкомъ, который послѣ своего роднаго, славянскаго,
сталъ изучать Захеръ-Мазохъ, былъ языкъ французский:

Barbe-

Bleue и le Chat botté также очаровывали его, какъ Твардовскій и

Русалка. Еще съ самыхъ раннихъ поръ пришла ему въ голову
мысль поставить на сцену эти дѣтскіе разсказы; еще тогда пробу­
дилась въ немъ страсть къ театру.
Каждое лѣто семейство его покидало Лембергъ и поселялось въ
одномъ помѣстьи, съ которымъ онъ достаточно познакомилъ насъ
въ своихъ разсказахъ. Здѣсь заботы и радости, связанныя съ обширнымъ сельскимъ хозяйствомъ, попереыѣнно смѣнялись продол­
жительными прогулками верхомъ на лошадяхъ по окрестнымъ, бевграничнымъ, какъ море, равнинамъ,

парадную кацавейку, когда кавалеры до-чиста опорожняли венгер­
ское изъ ея маленькаго башмачка.
Въ такой обстановкѣ проводилъ молодой Захеръ-Мазохъ каждое
лѣто и здѣсь-то почерпнулъ онъ ту страстную любовь къ природѣ,
которою проникнуты всѣ его произведенія. Очень часто забирался
онъ на самыя крутыя вершины горъ, откуда взоръ заразъ обнималъ всю обширную, разстилавшуюся внизу равнину; въ сопровож­
д е н ^ галицкихъ крестьянъ, своихъ лучшихъ друзей въ то время,
совершалъ онъ свои далекія экекурсіи и упивался чудными разсказами своихъ спутниковъ о привольной жизни казаковъ и карпатскихъ гайдамаковъ; съ маленькимъ

ружьемъ за спиной пробѣ-

галъ онъ окрестные поля, лѣса и болота и, полной грудью вдыхая
въ себя свѣжій ароматъ дикой природы, самъ воображалъ себя
гайдамакомъ. Ещ е ребенкОмъ бѣгалъ онъ съ отцемъ своимъ на
охоту, и тогда еще старый сержантъ сталъ обучать его разнымъ
военнымъ артикуламъ. Придя домой, послѣ тяжелыхъ физическихъ
занятій истекшаго дня, Захеръ-Мазохъ еще не скоро предавался
покою: онъ обыкновенно бралъ перо и поспѣшно записывалъ для
своихъ маленькихъ сестеръ слышанные имъ въ теченіи
сказы.
Страшныя сцены возстанія 1846 г. должны

дня раз­

были сильно пора­

охотничьими поѣздками, го­

зить молодой и впечатлительный умъ Захеръ-Мазоха. Между тѣмъ

мерическими пирушками или интимными бесѣдами вокругъ само­

какъ австрійскія войска отражали колонны польскихъ повстанцевъ,

вара. Непремѣнно являлся сюда факторъ-еврей и раскладывался со

еельское населеніе ополчилось въ свою очередь, чтобы идти на

своими разнообразными товарами; на дворъ приходили жнецы и въ
видѣ короны укладывали принесенные ими свѣжіе

снопы у ногъ

„госпожи-благодѣтельницы “. Хотя и горячее время было тогда, но
въ скромной деревенской тиши нельзя было встрѣтить никого,
кромѣ управляющего, лѣсовода, да приходскаго священника; иногда
съѣзжались сосѣди, но они любили только выпить, побалагурить,
провозгласить тостъ въ честь какой-нибудь присутствующей кра­
савицы, которая съ горделивой кокетливостью куталась въ свою

помощь къ Австріи и выместить свою накипѣвшую злобу противъ
дворянства. Всѣ помѣстья очутились въ осадномъ положеніи, и невообразимыя звѣрства совершались кругомъ. Ужасная картина долж­
н а была неизгладимо врѣзагься въ памяти десятилѣтняго ЗахеръМазоха: въ неболыпихъ телѣжкахъ' ежедневно привозили въ Лем­
бергъ инсургентовъ,мертвыхъ и тяжело раненыхъ, связанныхъ вмѣстѣ;
кровь струилась по соломѣ, на которой лежали ихъ тѣла, и собаки
съ жадностью подлизывали ее. Отецъ Леопольда, какъ начальникъ

—

10 —

—

полиціи, всячески защищалъ поляковъ отъ ярости черни ивполнѣ
^аслужилъ то глубокое уваженіе, съ которымъ они относились къ
нему. Въ 1848 г. по обязанностямъ службы онъ долженъ былъ
переѣхать въ Прагу.
Въ Богеміи страсть молодаго Захеръ-Мазоха къ изученію

11

-

только одна очень умная старушка, у которой онъ любилъ прово­
дить свои. свободные вечера, выслушавъ его разсказъ о возмущеніи
1846 г., замѣтила ему:

„опишите все это, и вы увидите, какой

прекрасный романъ выйдетъ у васъ“. Слова эти обратили на себя

при­

вниманіе Захеръ-Мазоха: онъ дѣйствительно принялся за работу и

роды и къ физическимъ упражненіямъ продолжала развиваться; но

очень скоро написалъ свой первый разсказъ —графъ Донскій—эту

всѣ эти упражненія отнюдь не мѣшали и его еерьезнымъ заняті-

яркую и живую картину двойнаго возстанія польскаго и галицкаго

ямъ. Едва только минуло ему шестнадцать лѣтъ, какъ одинъ изъ.

населеній. Ничего не можетъ быть

его профессоровъ предсказалъ ему жребій писателя; молодому че­
ловеку нужно было обратить особенное вниманіе именно въ эту
сторону, но онъ пренебрегъ совѣтомъ

профессора; изученіе гре­

ческихъ и римскихъ классиковъ могло-бы оказать весьма благотвор­
ное вліяніе на развитіе его таланта, могло-бы выработать въ немъ
художественный вкусъ, который далеко не всегда бываетъ спутникомъ генія, но Захеръ-Мазохъ оставилъ въ сторонѣ древній классическій міръ. Этому много способствовалъ тотъ успѣхъ, который
имѣлъ онъ въ любительскихъ спектакляхъ и которымъ увлекся дотого, что серьезно мечталъ сдѣлаться актеромъ; онъ съ одинаковымъ наслажденіемъ разъигрывалъ.Шекспира, Шиллера, Гёте, Скриба и Коцебу и здѣсь думалъ

найти свое настоящее призваніе. Но-

пылкая и подвижная натура юноши не могла удовлетвориться узкой
сферой театральныхъ подмостокъ; вскорѣ онъ сталъ мечтать о во­
енной славѣ, хотѣлъ сдѣлаться солдатомъ, затѣмъ

пристрастился

къ математическимъ наукамъ и потомъ перешелъ къ химіи. Послѣ
нѣсколькихъ бурныхъ лѣтъ университетской жизни,

въ теченіи

которой имъ, по его словамъ, „было выпито очень много пива и
выдержано очень много дуэлей“, онъ, имѣя около 20 лѣтъ отъ
роду, обладалъ уже докторскимъ дипломомъ и работалъ въ вѣнскихъ архивахъ; вскорѣ затѣмъ онъ получилъ каѳедру исторіи въ
грацскомъ университетѣ.
Скромно

занимаясь наукою, Захеръ-Мазохъ былъ далекъ отъ

того, чтобы предчувствовать свое, настоящее призваніе.

Однажды

интереснѣе, какъ этотъ убій-

ственный контрастъ, со всею силою выступающій здѣсь между двумя
противоположными лагерями! Съ одной стороны, эти блестящія сбо­
рища знатныхъ заговорщиковъ, напоминающія скорѣе какія нибудь
праздничныя собранія, эти яко-бы охотничьи

прогулки, подъ ви­

домъ которыхъ затѣвались военныя атаки, эта смѣсь политической
и великосвѣтской интриги, театромъ которой сдѣлалась маленькая
республика Кракова. Съ другой стороны, эти безмолвныя сходки
крестьянъ, которыхъ панскіе управляющіе вооружали цѣпами, ко­
сами и пиками, во имя освобожденія Польши, и которые внутренно рѣшали обратить это оружіе иротивъ самой-же ненавистной для
нихъ Польши,— контрастъ, дѣйствительно убійственный! Любовь къ
отечеству была всемогущимъ рычагомъ въ обоихъ лагеряхъ.
эта блестящая молодежь, всѣ эти гордые,

Вся

предпріимчивые и вос­

торженные рыцари вырывались изъ объятій своихъ невѣстъ, лиша­
ли себя опьяняющей прелести первыхъ свиданій, только ради того,
чтобы стать подъ знамя возстанія, около котораго какой нибудь
фанатикъ-монахъ изступленно размахивалъ распятіемъ;

всѣ эти

великосвѣтскія львицы отказывалр себѣ въ томъ горделивомъ обаяніи,
какое производить на нихъ страстное обожаніе ихъ красоты, ли­
шали себя наслажденія своихъ чарующихъ ласкъ, всѣмъ этимъ
жертвовали онѣ ради „святаго дѣла“, а при случаѣ и сами выка­
зывали себя столь-же безстрашными, какъ и ихъ покровительница
амазонка Ванда. Но всѣ эти борцы свободы, съ ихъ романтической
доблестью и блестящей арматурой, слишкомъ много разсчитывали

—

12

—

13 —

на слѣпую покорность народа: подъ звуки старинныхъ славянскихъ
пѣсень онъ неожиданно воспрянулъ противъ нихъ самихъ, чтобы
въ конецъ раздавить ненавистное для него панство; на возгласъ:
„да здравствуетъ Полипа!“— другой лагерь отвѣчалъ крикомъ: „да
здравствуетъ императоръ!“— а это было сигналомъ для начавшейся
затѣмъ рѣзни и пожаровъ.
Занимаясь своимъ романоыъ, содержаніе котораго постоянно пе­
реносило автора въ родныя мѣста дорогой для него Галиціи, онъ
почувствовалъ непреодолимое влеченіе къ этому краю, почти до
болѣзяи развилась въ немъ тоска но родинѣ. Окончивъ Графа Дон-

скаго и посвятивъ его всѣмъ своимъ землякаыъ вообще и одной
дѣвушкѣ, бывшей подругѣ своего дѣтства, въ особенности, ЗахеръМазохъ оставилъ университетъ и отправился въ путь, чтобы еще
разъ вглянуть на скромный уголокъ роднаго пепелища. Слезы по­
катились по лицу его, говорить онъ самъ, когда глазамъ его пред­
стала первая галицкая деревушка. Два мѣсяца провелъ онъ среди
галицкихъ крестьянъ и тотчасъ-же по своемъ возвращеніи написалъ повѣсть Лазутчикъ, навѣянную возстаніемъ 1848 г. Какъ

и

Графъ Донскіщ Лазутчикъ встрѣтилъ самый благопріятный пріемъ
Вслѣдъ за симъ

появились другіе историческіе романы Захеръ-

Мазоха; изъ нихъ Послѣдній король мадьярскій такъ

и отзываетъ

этимъ своеобразнымъ запахомъ нетронутой степи; но при всей ори­
гинальности своего колорита, при всей выдержанности венгерскихъ
типовъ, романъ этотъ страдаетъ нѣкоторой растянутостью, пара­
лизующей силу производимаго имъ влечатлѣнія. Вообще историческіе романы Захеръ-Мазоха не имѣютъ особаго значенія въ литературѣ. Если справедливо, что историческій романъ отжилъ свое
время почти вездѣ, тотѣм ъ болѣе введеніе искусственнаго элемента
здѣсь можетъ только затруднить задачу романиста; смѣло можно

„фейерверкомъ остроумія“, хотя онъ и восхваляетъ эту живописьрококо при изображеніи Людовика XV и m-me Помпадуръ, княгини
Воронцовой и Вольтера, тѣмъ не менѣе два тома Каунта могутъ
быть пройдены полнымъ молчаніемъ. Не изъ французской полити­
ческой жизни брать Захеръ-Мазоху содержаніе своихъ романовъ,
не мѣсто ему и русскій дворъ, около котораго вертятся нѣкоторые
изъ его разсказовъ; его сфера— Галиція,

ея природа и ея обита­

тели; здѣсь только является онъ вполнѣ самобытнымъ и великимъ
худощникомъ-поэтомъ; такъ смотритъ на него французская и луч­
ш ая часть нѣмецкой критики.
Изъ своего романа Кауницъ авторъ извлекъ историческую комедію Стихи Фридриха Великаю, съ представленіемъ

которой на

сценѣ берлинскаго театра (22 января 1866 года) случилось небы­
валое происшествіе; это было именно въ то время, когда въ Пруссіи
всѣ опасались возможности франко-австрійскаго союза. Произведете
Захеръ-Мазоха еще ранѣе надѣлало большаго шума въ различныхъ
мѣстахъ Германіи, почему очень естественно,

что стѣны берлин­

скаго театра едва вмѣщали въ себѣ массу любопытныхъ зрителей.
Первый актъ пьесы прошелъ безъ особыхъ приключеній, но когда
разъигрывалась сцена между Людовикомъ XV и австрійскимъ дипломатомъ, публика буквально пришла въ неистовство; лишь только
Кауницъ произнесъ слова: „Австрія и Франція теперь разъединены;
но, соединившись, онѣ могутъ управлять всей Европой",— какъ ши­
канье, свистъ и топанье

ногами покрыли голоса актеровъ. Эта

шумная демонстрація была направлена, безъ сомнѣнія, не столько
противъ самой пьесы, сколько противъ Австріи и, ожидаемой тогда
страшной коалиціи. Нѣкоторые изъ зрителей пробовали было про­
тестовать противъ общаго настроенія своими апплодисментами, но
это еще болѣе усилило бурю, и скандаль вышелъ невообразимый.

сказать, что задача эта вполнѣ удалась развѣ только одному Валь-

Интересно, что пьеса эта, какъ сатира на прусскую жадность, бро­

теръ-Скотту. Захеръ-Мазохъ написалъ еще большой романъ Кауницъ,

шенная прямо въ лицо Берлина, вѣроятно, изъ внѣшняго прилнчія,

и хотя нѣмецкій критикъ Готшалль и благоговѣетъ передъ этимъ

не была представлена въ Вѣнѣ. Вскорѣ послѣ этого Захеръ-Мазохъ

—

15 —

14 —

выстуиилъ противъ Пруссіи уже не съ перомъ въ рукахъ: однимъ
изъ первыхъ записался онъ въ ряды

дѣйствующей арміи, какъ

Самое замѣчательное изъ произведеній Захеръ-Мазоха, стяжавшее
ему неувядаемую славу въ европейской литературѣ и обезпечившее
за нимъ память потомства, это, безспорно, Завѣщаніе Каш а. Когда

только загорѣлась австро-прусская война.
Отъ историческаго романа авторъ перешелъ затѣмъ къ истори­

онъ былъ еще профессоромъ въ грацекомъ университетѣ, одинъ

ческой комедіи; его Человѣкъ безъ предразеудковъ представляётъ со­

изъ его друзей, Ф. Кюрнбергеръ, авторъ весьма извѣстнаго въ Гер-

бой очень вѣрную картину той напряженной борьбы просвѣщенія,

маніи сочиненія объ Америкѣ, даль ему прекрасный совѣтъ на­

которому покровительствовала М арія-Терезія, съ суевѣріемъ, фео­

всегда отказаться отъ изображенія скучной и безцвѣтной нѣмецкой

дальными нравами и іезуитскимъ господствомъ, укрѣпившимися въ

жизни и обратиться

правленіе Карла УІ; трудный моментъ переходнаго времени воспро-

Гоголю, Тургеневу или Петёфи,

изведенъ здѣсь съ такою живостью и энергіей, что невольно под­

писателемъ. Внявъ этоту совѣту, Захеръ-М азохъ. опять всталъ

даешься обаянію охватывающаго васъ впечатлѣнія. Темой для слѣ-

свой прежній путь и черезъ двѣ недѣли

дующей своей комедіи— Н аши рабы— авторъ беретъ женскую эман-

мейскаго Донъ-Жуана, написаннаго подъ вліяніемъ дорогихъ воспо-

сипацію; но въ этомъ произведеніи уже чувствуется подражаніе
современной драматической школѣ.

минаній о родинѣ и безотчетной привязанности автора къ странной

Но драматическая поэзія не могла оторвать Захеръ-Мазоха отъ

разсказѣ, такъ и въ его Разлученной. „Въ своемъ Донъ-Жуанѣ,—

романа, который оставался самой любимой его формой; въ этомъ

говорить французскій критикъ, у котораго заимствуемъ мы біогра-

родѣ литературы опъ явился весьма илодовитымъ писателѳмъ; не­

фическія

обходимой при такой плодовитости поспѣшностью мы и можемъ

только не превзошелъ, съ своимъ образцомъ—Тургеневымъ; никогда

объяснить себѣ ту громадную разницу,

какая существуетъ между

русскій писатель не могъ лучше воспроизвести эту величественную

его произведеніями. Такъ, его желчная, направленная противъ іезу-

пѣгу степи, никогда не могъ онъ создать и болѣе глубокаго по

итовъ сатира Во славу божію, коротенькій очеркъ Добрые люди и

своей самобытности типа, какой удался его послѣдоватѳлю. Донъ-

ихъ исторгя, затѣмъ его сборники любовныхъ и театральныхъ по-

Жуанъ — это chef-d’oeuvre Захеръ-М азоха“.

исключительно къ Галиціи,

личности героини, которая

чтобы,

подобно

сдѣлаться вполнѣ національнымъ
на

выпустилъ своего Коло-

фигурируетъ у него

какъ въ этомъ

данныя настоящей статьи, *)— авторъ сравнялся, если

къ достоинствамъ

Война 1866 года на нѣкоторое время оторвала знаменитаго ро­

автора, какъ. писателя и моралиста. Мы не говоримъ о блестящемъ

маниста отъ его литературныхъ занятій. Послѣ злополучной битвы

остроуміи, которымъ отличается каждое изъ его нроизведеній, какое-

при Садовой, онъ является уже въ роли политическая дѣятеля:

бы мы ни взяли на выдержку. Въ этомъ отношеніи очень хорошъ

основавъ оппозиціонную Пруссіи газету, онъ открыто заявилъ себя

игривый разсказъ о жидовскихъ продѣлкахъ— Женитьба Валергана

представителемъ галиційской русской партіи, которая торжественно

Кошанскаю; назовемъ еще болѣе изысканный романъ Разлученная ,
который, какъ и Госпожа Боварщ обратилъ на себя особенное

отдала себя подъ его покровительство. Въ то-же

вниманіе критики, благодаря тому безпощадному реализму, съ ко­

Фринко Балабанъ и Лунная ночь (Боярыня Ольга) слѣдовали другъ

хожденій рѣшительно ничего не прибавляютъ

торымъ воспроизводить авторъ порочную
природы.

сторону

должалъ разработывать такъ

время онъ про-

счастливо открытый имъ рудникъ:

человѣческой
.*) Nouveaux récits galiciens, p ar Sacher-M asoch, tra d u its p ar Th. B entzon. P aris, 1876.

—

16 —

-

17 —

за другомъ почти безъ перерыва. Послѣдняя повѣсть, благодаря

философіи, очень близкой къ міросозерцанію славяпской расы,—и

своему мягкому, сентиментальному

колориту и нѣкоторой фанта­

канва для Завѣщанія Каина была готова. Современное направлѳніе

стичности, пришлась болѣе по вкусу нѣмецкой критикѣ, возмущен­

естествознанія и научная доктрина Дарвина помогли автору уста­

ной грубой естественностью Донъ-Жуана,

„правдиваго, какъ сама

новить основанія того гигантскаго *процесса, который съизначала

жизнь“. Въ разсказѣ Фринко Балабанъ мы встречаемся съ тѣмъ

ведетъ человѣчество, передавая его изъ поколѣнія въ поколѣніе,

женскимъ типомъ, который очень часто выступаетъ въ проияведе-

какъ злосчастное наслѣдіе. Это тяготѣющее надъ человѣческимъ

ніяхъ Захеръ-Мазоха; это типъ простой крестьянки, которая по

родомъ наслѣдіе заключается въ любви, этой „вѣчной и смертель­

своему уму, красотѣ и честолюбію могла бы занять какое угодно

ной борьбѣ между полами“, въ корыстолюбивой алчности, прису­

положеніе; ея эгоистическія желанія постепенно

щей человѣку и необходимо предполагающей

возрастаютъ отъ

насиліе и обманъ,

краснаго фуляроваго платка до собольей шубки, и изъ любовницы

наконецъ въ войнѣ, этомъ необходимому но страшномъ убійствѣ,

деревенскаго простяка, въ концѣ концовъ, она дѣлаетея графиней.
Этотъ рѣзкій типъ, являющійся въ произведеніяхъ Захеръ-Мазоха

какъ-бы ни оправдывали его патріотическими или государствен­
ными соображеніями.

подъ именами Катерины, Дзвинки или Ѳедосьи, есть одинъ изъ

Вотъ основная идея Завѣгцанія Каина, идея, выработавшаяся

самыхъ характерныхъ типовъ, подмѣченныхъ галицкимъ художникомъ на своей родной почвѣ.

подъ вліяніемъ чисто мѣстнаго, славянскаго міросозерцанія, съ одной

Три послѣдніе разсказа вошли въ составъ цѣлой серіи повѣстей, i
названныхъ авторомъ общимъ именемъ „Завѣщаніе Каина“. Основ­

стороны, и философской системы Шопенгауэра вмѣстѣ съ современнымъ естеетвознаніемъ— съ другой. Идею эту авторъ вполнѣ
развиваетъ въ одномъ неболыпомъ разсісазѣ Странникъ, который,

ная идея этихъ разсказовъ созрѣла въ головѣ Захеръ-Мазоха, когда

въ видѣ пролога, былъ присоединенъ имъ къ циклу повѣстей, со­

онъ, отказавшись отъ университетской каѳедры, совершалъ свое

ставляющихъ Завѣщаніе Каина. Только съ изданіемъ Странника

нутешествіе по Европѣ. Въ то время, когда онъ объѣзжалъ Ита-

стало понятно и самое заглавіе сборника, почему мы, находя не-

лію, къ нему пришло одно неожиданное извѣстіе, потребовавшее

удобнымъ полный переводъ пролога, считаемъ нужнымъ познако­

его неотложнаго возвращенія на родину. Онъ опять явился къ

мить читателей съ его содержаніемъ.

своимъ Карпатамъ, къ Черному ;озеру, къ галицкимъ крестьянамъ,

Съ ружьемъ на плѳчѣ,— разсказываетъ авторъ,— бродилъ онъ въ

и: опять принялся за работу; только работа эта была уже теперь

сопровождены стараго егеря по густой чащѣ дѣвственнаго лѣса,

вполнѣ обдуманной, изучепіе природы и человѣка стало болѣе

какъ вдругъ спутникъ его остановился, указывая на высоко-парив-

серьезнымъ, наблюденіе— болѣе глубокимъ. Всѣ исконныя убѣжденія

шаго надъ ними орла; егерь прицѣлился, и убитая птица упала

галицкаго народа, вся его пассивная мудрость, выражающаяся въ

къ ногамъ охотниковъ.— „Каинъ! Каинъ!“— послышался

томъ вѣчномъ самоотреченіи и безграничномъ терпѣніи, которыми
запечатлѣвается и его нравственная физіономія, наконецъ всѣ его
первобытный* восточныя традиціи, въ которыя съ самыхъ раннихъ
поръ былъ посвященъ авторъ,— все это совмѣстилось затѣмъ въ
умѣ Захеръ-Мазоха съ основными принципами

шопенгауэровской

вдругъ

чей-то мощный голосъ, и изъ-за раздвинувшихся кустовъ выступила
странная фигура старца, съ длинной сѣдой бородой и съ такимидлинными, развѣвающимися на вѣтрѣ сѣдыми волосами; ветхій
костюмъ и тыквенная фляжка на боку изобличали въ незнакомцѣ
человѣка, чуждаго людской средѣ, бѣжавшаго отъ всѣхъ удобствъ

—

18 —

—

и наслажденій жизни.— „К акая была вамъ польза въ убійствѣ не­

19 —

нимъ и

Нѣмецкая критика особенно ополчилась противъ Странника , ко­
торый былъ провозглаш ен^ какъ profession de foi атеизма. Захеръ-

авторомъ завязалась оживленная бесѣда. Старецъ оказался сшран-

Мазоха обвиняли въ томъ, что онъ отрицаетъ Бога, всюду замѣщая

пикомъ, т. е. нринадяежащимъ къ страннической сектѣ, довольно

его естественными силами природы, и разруш аете весь нравствен­

распространенной среди православнаго населенія Галиціи.

ный міръ; всѣ сочинепія автора, говорилось далѣе,— это послѣднее
слово пессимизма, это крайній выводъ доктринъ Ш опенгауэра и

винной твари, дѣти Каина?“— началъ

старецъ, и между

Основ­

ные принципы странниковъ таковы: міръ есть царство сатаны, по­
чему странники бѣгутъ отъ него, бѣгутъ отъ человѣчества и отъ
всего, что только составляетъ интересъ и рычагъ его жизни и дѣятельности, ибо надъ всѣмъ

этимъ тяготѣетъ

ироклятіе; любовь,

стремленіе къ богатству . и власти, все, что радуетъ

и двигаетъ

человѣка въ его общественной и индивидуальной жизни,

все это

Дарвина, квалифицированный вліяніемъ восточнаго фатализма. Какъбы въ отвѣтъ на эти

обвиненія Захеръ-М азохъ

написалъ

свою

Марцеллу , названную имъ сказкой о счастіиу здѣсь любовь и семейпый очагъ находятъ себѣ полное уваженіе, а душевная гармонія любящихъ сердецъ и вся обстановка окрашены такими цвѣтами, которые никакъ не могли сойти съ палитры художника-

завѣтъ Каина потомству, все это вещи, отъ которыхъ все зло, все

матеріалиста. Но Захеръ-М азохъ

несчастіе и вся гибель человѣчества; одна смерть можетъ вырвать

щитой: онъ вступилъ затѣмъ въ активную

изъ рукъ

его; одна

рицателями и въ горячихъ полемическихъ статьяхъ старался оправ­

миръ, ко­

дать принятия имъ положенія. Раздраженная этой полемикой, нѣ-

только одна

мецкая критика дошла въ своихъ нападкахъ до того, что, предавъ

смерть опять возвратитъ его въ это лоно; отсюда смерть есть же­

анаѳемѣ основные принципы Завѣщанія , стала отрицать и самыя

ланный предѣлъ, къ которому съ упованіемъ стремится странникъ,

литературныя достоинства этого еочиненія. Автору въ особенности
не могли простить ту безпощадную правдивость и тотъ реализмъ,

человѣка проклятое наслѣдіе, отравляющее

смерть можетъ вполнѣ возстановить въ человѣкѣ тотъ
торымъ нѣкогда пользовался онъ въ лонѣ природы,

а въ ожиданіи ея онъ долженъ вести такой образъ жизни, который
болѣе приближалъ бы живаго человѣка къ мертвецу; отсюда самоотреченіе, страданіе и тернѣніе.
Этотъ разсказъ, составляя прологъ къ Зав7ьщанію Каина , объ­
я с н я е м намъ весь

планъ входящихъ

сюда

повѣсгей, которыя,

съ которымъ воспроизводите

не удовольствовался такой за­
борьбу

онъ темную сторону

съ своими по­

человѣческой

жизни; отсутствие идеаловъ и мрачныя картины— вотъ чего не могла
переносить критика. Реализмъ Захеръ-М азоха, дѣйствительно, рѣзкій, но разъ онъ въ состояніи возбудить въ насъ живѣйшій энтѵ-

взятыя въ отдѣльности, представляютъ каждая совершенно закон­

зіазмъ, разъ онъ приводите пасъ въ священный трепетъ предъ
прекраснымъ, мы не будемъ вооружаться противъ рѣзкихъ пріемовъ

ченное цѣлое, a всѣ вмѣстѣ вполнѣ развиваютъ основную идею

автора,— говорите его французскій біографъ. *) Что-же касается до

автора. Въ своихъ первыхъ разсказахъ, о которыхъ

мы уже гово­

того мрачнаго колорита, которымъ окрашена каждая картина Захеръ-

выводить одно изъ наслѣдій Каина,

Мазоха, то не его вина, если современная жизнь на самомъ дѣлѣ

завѣщанныхъ имъ потомству, это—любовь. Это начало фигурируете

такова, что не можетъ быть иначе воспроизведена въ романѣ; цѣль

во всѣхъ этихъ

какъ виновникъ всего людскаго несчастія, какъ страшный раз ру

же романа, какъ опредѣлилъ ее ещ е Гёте, это— служить зеркаломъ,
одинаково отражающимъ всѣ явленія окружающей среды. „Я лучше

шитель всего того, что люди привыкли считать благомъ, словомъ—

люблю неприглядную истину, чѣмъ обольстительную ложь“, гово-

рили ранѣе, Захеръ-М азохъ

разсказахъ, но фигурируете

какъ

какъ завѣтъ Каина своему злополучному потомству.

элементъ зла,

*) Th. B entzon: Sacher-M asoch, sa vie e t ses oeuvres.

—

20

— 21 —

—

рилъ Захеръ-М азохъ— и заранѣе мирился съ незавидной
писателя, дерзнувшаго поднять завѣсу
щенной публики.

предъ глазами самооболь-

Грубый тонъ нѣмецкихъ рецензентовъ вскорѣ

заставилъ Захеръ-М азоха отказаться
отвѣчать своимъ

участью

противникамъ

отъ полемической

однимъ

глубокимъ

борьбы и

презрѣніемъ.

„Въ Герыаніи нѣтъ критики,— говорить онъ въ одномъ мѣстѣ,— по

и въ сущности разорившие побѣдителей, вскружили головы всѣмъ,
и духъ милитаризма,

которымъ

прониклась

вся

общественная и

частная жизнь въ Германіи, обуялъ даже самые серьезные умы.
Я п р и н ад л еж у ,-го в о р и т Захеръ-Мазохъ въ предисловш къ своему
роману - к ъ тому незначительному кругу нѣмцевъ, которые послѣ
Кенигреца и Седана не увлеклись измѣнившимися обстоятельствами

ту сторону Рейна совсѣмъ не то: парижскій критикъ— это критикъ

и остались вѣрны своимъ политическимъ и нравстненнымъ

вполнѣ европейскій, тогда какъ всѣ нѣмецкіе критики— это крити­

деніямъ и прежнимъ идеалам ъ свободы. Тогда какъ ед в а-л и н е в сѣ

убѣж-

ки изъ Вѣны или Берлина, и только въ Вѣнѣ или Берлинѣ голосъ

нѣмецкіе писатели обратились въ жрецовъ силы и успѣха, я

ихъ и можетъ имѣть значеніе“.

столько смѣлъ, что рѣшаюсь поставить зеркало

О тказавш ись отъ полемики и повторяя извѣстное изреченіе Гете:
„твори, художникъ, но не говори!“— авторъ сталъ

отвѣчать

имъ противникамъ продолженіемъ Завѣ щ анія Каина] такъ
за другимъ имъ написаны

были

разсказы Правосудіе

сво­
одинъ

крестъянъ,

Гайдамакъ и Газара-Р аба. Въ этихъ энергическихъ очеркахъ живо
рисуется передъ нами т а неустанная, вѣчная борьба, какая всюду
ведется между неимущ ими и богатыми классами человѣчества; про­

на­

передъ нѣмецкою

націею; пора н ач ать борьбу съ самообожаніемъ Г ернан ш “ . И авторъ
повелъ эту борьбу самымъ рѣш ительнымъ образомъ. Мы н е будемъ
останавливаться на этомъ замѣчательномъ п рои зведен ^ его, такъ
какъ русская

публика

могла уже съ нимъ познакомиться

въ пе-

реводѣ.
Со времени женитьбы своей на баронессѣ Вандѣ Дунаевой, тоже
довольно извѣстной п и сательн и ц у Захеръ-М азохъ окончательно по­

к л я т 1, тяготѣвш ее надъ любовью, переносится здѣсь на корысто­

селился въ Ш тиріи; жизнь его здѣсь,

любивые и алчные инстинкты человѣческой природы; на каждомъ

устроилась вполнѣ согласно съ его завѣтными идеалами, объ осу­

ш агу встрѣчаемъ мы сцены самой ожесточенной рѣзни и кровавой

щ ествлены которыхъ онъ только мечталъ въ своей Сказкѣ о сча-

мести, встрѣчаемъ опять ту надменную, но торжествующую Д али-

какъ

онъ

самъ говорить,

ст іи. Зеленыя вершины ш тирійскихъ возвышенностей и глубокіе,

лу, этого вампира съ золотыми кудрями, высасывающаго кровь изъ

непроходимые лѣса напоминаютъ

сердца мужчины, поверженнаго

раскатистая трель полеваго жаворонка наполняетъ его душу боль­

во прахъ

передъ нею и обезору-

ж еннаго волшебными чарами ея поцѣлуевъ. Никто, кажется, не могъ
съ такою

живостью и силой изобразить

инстинкты первобытной

передъ

нами

эти дикіе

человѣческой натуры, какъ это сдѣлалъ

Захеръ-М азохъ; въ этомъ отношеніи онъ близко подходить къ аме­
риканскому

писателю

Бретъ-Гарту,

котораго, кстати,

онъ такъ

превозносить, но котораго такъ много превосходить силою своего
таланта.
Самый яростный и единодушный взрывъ негодованія вызвалъ въ
нѣмецкой кри ти кѣ послѣдній тенденціозный романъ Захеръ-М азоха
Идеалы нашего времени, написанный имъ въ оппозицію тому новому
направленію,

которое приняла

нѣмецкая

литература со времени

побѣды германскаго оружія. Милліарды, забранные у побѣжденныхъ

шимъ восторгомъ,

ему здѣсь

чѣмъ самая изысканная

родные

К арпаты , а

музыка Вагнера. Съ

ружьемъ на спинѣ и съ вѣрной собакой ходить онъ по окрестностямъ своей деревни,

присматриваясь къ окружающему и изучая

природу и человѣка,— и результатомъ этихъ

путешествій, безъ

сомнѣпія, явится продолженіе такъ блестящ е начаты хъ
сказовъ Завѣщаніе Каина.

имъ

раз-

II.

КОЛОМЕЙСНІЙ ДОНЪ-ЖУАНЪ.

К О Л О М Е Й С К ІЙ

Д О Н Ъ -Ж У А Н Ъ .

Ивмѣнилъ, пной прельстился,
Виноватъ передъ тобой,
Но не надолго влюбился,
Измѣнилъ уже п той.

Я узналъ, что не годится
Быть на долго влюблену,
Да опаспо и рѣшиться
Завсегда любить одну.

Будешь вѣренъ—такъ обмануть,
Насмѣются, иззіѣнятъ;
И змѣнишь—сердиться станутъ,
Упрекнутъ тѣмъ, укорятъ.

Такъ ужъ лучше не влюбляться,
Понемножку всѣхъ любить,
Всѣхъ обманывать стараться,
Чтобъ обманутымъ не быть.)
Нарамзинъ.

Мы

ѣхали

изъ

уѣзднаго города Ііоломеи*) въ деревню. Это

было въ пятницу вечеромъ.— П ятница счастливый день, — сказалъ
полякъ, но нѣмецъ кучеръ, колонистъ изъ Маріагильфа,**) утверж*) Округъ и окружный городъ въ восточной

Галиціи. Коломея происходитъ

слова колоиія, такъ какъ нынѣшній городъ возвышается на мѣстѣ прежней
колоніп,

отъ

римской

**) Нааваніе седенія, гдѣ утвердились нѣмецкіе колонисты, по большей части шва­
бы; находится оно по сосѣдству г. Коломеи.

4

—

26 —

далъ, что пятница несчастный день, такъ
распятъ па крестѣ въ пятницу.

—
какъ

Спаситель былъ

Въ этотъ разъ правъ былъ нѣмецъ; не прошло и получаса, какъ
насъ остановила крестьянская стража.1
— Стой! — Паспортъ!
Мы остановились. Но паспортъ!... Мои бумаги, конечно, были въ
порядкѣ, но кто подумалъ о моемъ шиабѣ? Онъ сидѣлъ на козлахъ совершенно спокойно, щелкалъ кнутомъ и накладывалъ свѣжій трутъ въ свою короткую трубку. Развѣ нельзя заподозрить въ
немъ заговорщика? Безсовѣстно спокойное лицо его возбудило подозрѣніе моихъ русскихъ мужиковъ; они совершенно основательно
пожимали плечами.
— Заговорщикъ, — промолвили они.
Но, братцы, подумайте
прасно.

о томъ, что говорите! — Все на­

—1 Заговорщикъ!..
Швабъ мой въ смущеніи задвигался на козлахъ и сталъ страш­
но коверкать русскій языкъ. Все напрасно. Крестьянская стража
знаетъ свое дѣло. Кто осмѣлитсл сунуть ей ассигнацію? Конечно,
не я. Такимъ образомъ, насъ берутъ и везутъ въ ближайшую
корчму.
Издали что-то сверкало въ этомъ направленіи. То была коса,
повѣшенная на наружной стѣпѣ крестьяниномъ, стоявшимъ на стражѣ, а прямо надъ трубой выглядывалъ мѣсяцъ и освѣщалъ и
крестьянина, и его косу. Онъ заглядывалъ и въ небольшое окош­
ко корчмы и, на зло скрягѣ-еврею, бросалъ въ нее свои серебрянные лучи, какъ какія серебрянныя монеты, и даже посеребрилъ
глубокія лужи, образовавшіяся передъ окошкомъ. Я уже упомянулъ
объ евреѣ шинкарѣ, который встрѣтиль пасъ на порогѣ и при видѣ
важныхъ гостей выразилъ свою радость тѣмъ, что испѵстилъ изъ
груди какой-то однообразный, жалобный звукъ.
Онъ переваливался, какъ утка, стремительно поцѣловалъ у меня
комокъ грязи на правомъ рукавѣ, ради симметріи поцѣловалъ и
лѣвый рукавъ и при этомъ ругалъ крестьянъ за то, что они смѣли остановить такого... такого... онъ самъ не рѣшался, какимъ бы

27 —

качествомъ окрестить меня: — такого черно-желтаго барина, у ко­
тораго даже лицо совершенно черно-желтое; онъ готовъ былъ въ
чемъ-то поклясться на свиткѣ заповѣдей и ругался и кривлялся,
какъ будто страшно обидѣли его самого.
Между тѣмъ, я приказалъ швабу

остаться

при лошадяхъ,—

крестьянская стража сторожила его,— и рѣшился спасти свою черно­
желтую душу въ корчмѣ, гдѣ вытянулсл на длинной скамьѣ, у
печки.
Вскорѣ скука одолѣла меня, такъ какъ Мойшѣ

и

безъ

меня

было хлопотъ въ волю. Онъ то и дѣло наливалъ вино своимъ посѣтителямъ и вмѣстѣ съ тѣмъ выливалъ и всѣ ближнія новости;
какъ блоха, прыгалъ онъ вокругъ длиннаго стола, подскакивалъ
и ко мнѣ, надувался и пытался завести со мной разговоръ о политикѣ или литературѣ, какъ человѣкъ образованный.
Машинально, отъ скуки, сталъ я осматриваться кругомъ.
Отличительнымъ колоритомъ корчмы была какая-то зелень. Скуд­
ная лампа или, скорѣе, ночникъ проливалъ зеленоватый свѣтъ. Зелепая плесень покрывала стѣны; большая четвероугольная печь
была какъ будто налакирована и отражала на себѣ зеленый мохъ,
который покрыванъ каменный паркетъ сына Израиля. Зеленый
осадокъ виднѣлся въ стеклянныхъ стаканахъ и жестяныхъ мѣркахъ, изъ которыхъ пили мужики, предварительно выложивъ на
прилавокъ свои мѣдные гроши. Зеленая растительность покрывала
сыръ, поданный мнѣ Мойшей, а за печкой жена его сидѣла въ
желтомъ капотѣ съ большими зелеными разводами и укачивала
своего блѣдно-зеленаго ребенка. Самое лице еврея, жалкое и скорб­
ное, было какъ-то зеленовато, въ особенности у оконечностей тонкихъ, двигающихся ноздрей и у язвительно сжатыхъ губъ; его бы­
стрые, бѣгающіе глазки имѣли тотъ-же отливъ.
Прилавокъ нѣсколько отдѣлялъ меня отъ носѣтителей. Они сидѣли за узкимъ длиннымъ столомъ и по большей части были
окрестными крестьянами. Говорили они между собою вполголоса,
даже тише того, и при этомъ растрепанныя, унылыя, зеленоватыя
головы ихъ почти упирались одна въ другую. Одинъ изъ нихъ,
повидимому дьячокъ, казалось, былъ главнымъ ораторомъ. Онъ

—

28 —

—

читалъ вслухъ старую, иозеленѣвшую русскую газету. Рядомъ съ
нимъ на столѣ стояла большая табакерка, изъ которой по временамъ онъ бралъ щепотку табаку, не угощая при этомъ своихъ
сооесѣдниковъ, вѣроятно изъ чувства своего превосходства.
Все было спокойно, серьезно и достойно. На улидѣ сторожъ
пѣлъ какую-то унылую пѣснь, звуки которой долетали до меня
какъ бы издалека. Казалось, что они, какъ духи, носятся кругомъ
бѣдной корчмы и не рѣшаются проникнуть къ людямъ, толкующимъ между собою такъ таинственно. И илѣсень, и лунный свѣтъ,
и пѣсня,— все это еще болѣе усиливало мою скуку.
Постепенно скука эта перешла затѣмъ

въ

грусть,

въ совер­

шенно исключительную грусть, свойственную малороссамъ, болѣе
похожую на мужественную покорность судьбѣ, покорность по чув­
ству необходимости. Иногда скука становилась для меня такой-же
потребностью, какъ нища и сонъ.
Дьячокъ дочиталъ свою газету до дѣнъ на биржѣ и до времени
отхода и прихода желѣзио-дорожныхъ ноѣздовъ, когда внезапно
на дворѣ послышались удары кнута, конскій топотъ и оживленный
говоръ: все это сливалось въ одинъ непонятный гулъ.
Черезъ нѣсколько мипутъ я услышалъ незнакомый голосъ, обра­
щенный къ сторожу. То былъ веселый мужской голосъ, голосъ, въ
которомъ слышалась музыка, но веселая, смѣлая, гордая музыка,
не стѣснявшанся посѣтителями корчмы. Звуки приближались,.и, нако­
нецъ, кто-то переступилъ черезъ порогъ корчмы.
Я привсталъ, но только и могъ разсмотрѣть, что стройный, высокій станъ человѣка, такъ какъ пріѣзжій входилъ въ корчму за­
домъ и все еще нродолжалъ весело говорить съ крестьянами.
Сдѣлайте милость, братцы, неужели вы не узнаете меня? Развѣ
я эмиссаръ? Разсмотрите меня хорошенько, ѣздитъ ли членъ поль­
скаго жонда четверней по большой дорогѣ и безъ паспорта? Хо­
дить ли онъ съ трубкой во рту, какъ я? Будьте благоразумны,
пріятели, сдѣлайтё одолженіе, будьте благоразумны.
Въ это время въ дверяхъ показались двѣ мужицкія головы и
двѣ руки, почесывавшія бороду, что означало: будь покоенъ, пріятель, никакого одолженія мы тебѣ не сдѣлаемъ.

29 —

— Ну, что-же? Ну, обрадуйте-же меня, докажите, что

вы въ

самомъ дѣлѣ благоразумны.
— Н е ладно!..
— Развѣ я полякъ? Неужели вы хотите, чтобъ мои родители
перевернулись въ своей могилѣ на русскомъ кладбищѣ въ Черно­
л и ц ? Развѣ предки мои не воевали съ Богданомъ Хмѣльницкимъ
противъ поляковъ? Въ какихъ сраженіяхъ не участвовали они?—
Были и у Корсуня, и у Батова, и у Желтыхъ Водъ...
—
—
—
—

Нельзя!..
Нельзя?! Право нельзя?
Право нельзя.
Такъ будьте здоровы.— Пріѣзжій безъ ропота, мужественно

покорился необходимости. Онъ взошелъ, кивнулъ въ отвѣтъ на
утиныя кривлянья еврея и присѣлъ къ прилавку, спиною ко мнѣ.
Жидовка все время прислушивалась къ говору; теперь она взгля­
нула на него, спустила съ рукъ засну вшаго ребенка и подошла
къ прилавку.
Я готовъ побиться объ закладъ, что она была прекрасна, когда
Мойша привелъ ее въ свою корчму, но теперь всѣ черты ея непріятно заострились. Страданія, позоръ, толчки, кнутъ долго бороз­
дили лица этого народа, пока на нихъ не запечатлѣлось
ное имъ однимъ выраженіе, вмѣстѣ жгучее и завядшее,
язвительное, смиренное и злобное.
Она нагнулась надъ прилавкомъ и, вертя жестяную
своихъ прозрачныхъ рукахъ, вперила свои глаза въ

свойствен­
унылое и
мѣрку въ
пріѣзжаго.

Пылкая, жаждущая душа засвѣтилась въ ея большихъ, страстныхъ
глазахъ, черныхъ, какъ ночь; то былъ вампиръ, выползшій изъ мо­
гилы истлѣвшаго трупа и впившійся въ прекрасное лицо незнакомца.
Дѣйствительно, лицо его было прекрасно; оно свѣтило, какъ
мѣсяцъ, когда онъ нагнулся черезъ прилавокъ къ хозяйкѣ и спросилъ себѣ бутылку вина; только этотъ мѣсяцъ бросилъ ей настоя­
щая серебрянныя монеты.
— Уйди отсюда,— сказалъ еврей своей женѣ.
Она какъ-будто еще больше сгорбилась и съ полузакрытыми
глазами, шатаясь какъ во снѣ, отошла отъ прилавка.

—
Это опасный человѣкъ,— шепнулъ мнѣ Мойша черезъ столъочень опасный, и онъ выразительно помоталъ своей осторожной головкой съ густыми пейсами.
Этимъ онъ обратилъ на меня вниманіе пріѣзжаго; тотъ быство
оглянулся, всталъ, сдернулъ мѣховую шапку съ головы и извинился
передо мною въ самыхъ лривѣтливыхъ выраженіяхъ. Мы раскла­
нялись и облѣнялись необыкновенно ласковыми, русскими привѣтС Т В 1Я М И .

„Опасный“ человѣкъ помѣстился напротивъ меня и попросилъ
позволен.« набить свою трубку. Курили мужики, дьячокъ, курила
печь, а онъ все-таки просилъ позволенія! Потомъ онъ набилъ свою
длинную турецкую трубку.
— Эти мужики!

весело заговорилъ онъ: я - и

с т 7 Г ; о „ нъ ? приняли

бы БЫ меня за “

полякъ! Сами

даже на P“

«

— Ну, видите, дорогой товарищъ, съ искреннею признателькостью прибавилъ о н ъ , - а попытайтесь поговорить съ “
При этихъ словахъ, онъ вынулъ
сталъ высѣкать огонь ножемъ.

изъ

мѣшка кремень и трутъ и

Да. Онъ скромно опустилъ глаза и улыбнулся: Мойша имѣлъ
ъ виду женщинъ. Иидѣли вы, какъ онъ поспѣшилъ удалить свою
жену. Этотъ элементъ такъ легко воспламеняется
Онъ

ствомъ въ другихъ націяхъ, но станъ его былъ благороденъ, строенъ
и прекрасенъ, а эластичная энергія и прочность сложенія прогля­
дывали въ малѣйшемъ движеніи. Слегка курчавые, темные густые
волосы и короткая борода пріятно оттѣняли загорѣвшее отъ воз­
духа, но прекрасное лицо его.
Онъ былъ уже не первой молодости,

вложилъ его въ трубку,

и вскорѣ

густыя синія облака окружили насъ со всѣхъ сторонъ. Онъ опустилъ
глаза и слегка улыбался.

0 Ш І 7 Ь Я Ы0Г* ВН“ ,атеЛЬН0 " Р ѣ т ь его. Судя по щегольской
одеждѣ, можно было заключить, что это помѣщикъ. К исетъ его
былъ выш ить изящно; въ манерахъ проглядывало барство; вѣроятно
иыѣніе его лежало въ окрестностяхъ Коломеи, такъ какъ еврей
к !Г „ Г
Т0МЪ' 410 ° “
бМЪ РУССКШ’ Ве бы” еомнѣпіл,
какъ онъ и самъ сказалъ это, когда входилъ въ корчму; къ тому
же въ немъ не было польской болтливости. К акъ

мущина, онъ

долженъ былъ нравиться женщинамъ. Онъ не отличался той

но его голубые

веселые

глаза напоминали глаза беззаботнаго мальчика. Безконечное, искрен­
нее человѣколгобіе запечатлѣно было на его темномъ лицѣ,
номъ только тамъ, гдѣ жизнь успѣла наложить свои слѣды.

тем-

Онъ всталъ и раза два прошелся по корчмѣ. Ш ирокіе шаровары
его были засунуты въ высокіе сапоги; подъ кафтаномъ виднѣлся
пестрый кушакъ, охватывавшій его станъ; мѣховая шапка ловко
сидѣла на головѣ. Въ этомъ костюмѣ онъ невольно приводилъ мнѣ
тѣхъ храбрыхъ русскихъ бояръ,

которые

держали совѣтъ съ Владиміромъ и Ярославомъ или предпринимали
походы съ Игоремъ и Романомъ.
Я охотно повѣрилъ, что онъ опасенъ для женщинъ; мнѣ самому
доставляло удовольствіе глядѣть на него. Пока онъ прохаживался,
жидовка вернулась съ бутылкой, поставила ее на столъ и, забрав­
шись за печку, не сводила съ него глазъ. Бояринъ мой подошелъ

— Однако и еврей считаетъ васъ опаснымъ человѣкомъ.

Трутъ его загорѣлся.

уклюжей силой или грубой неповоротливостью, слывущихъ муже-

на память одного изъ

— Н икакъ не принялъ бы.

31

не­

къ столу, взглянулъ на бутылку и остановился въ какомъ-то ожиданіи.
— Токайское,— ироговорилъ онъ,— все-таки оно можетъ еще замѣнить сколько нибудь горячую женскую кровь.
Онъ потеръ грудь ладонью, какъ будто что-то жгло его сердце.
— Вамъ вѣрно назначено... — я остановился, боясь показаться
нескромнымъ, но онъ живо добавилъ:
— Свиданіе? Понятно,— и, полузакрывъ глаза, онъ

выпустилъ

густой клубъ дыма и кивнулъ мнѣ головой.— Свиданіе, понимаете
ли, какое свиданф! О, я счастливь у женщинъ, необыкновенно
счастливь! Пустите меня на небо— и сами богини, всѣ непорочныя
дѣвы будутъ послушны мнѣ! клянусь вамъ, я не лгу.
— Я охотно вѣрю вамъ.
— Теперь послушайте... у насъ есть пословица: ты выскажешь

—

32

-

— 38 —

незнакомцу на большой дорогѣ то, чего не повѣришь ни лучшему
другу, ни женѣ... Откупорь бутылку, Мойша, и подай двѣ рюмки.

— Вы вѣрно находите меня порядочно смѣшнымъ. Вы думаете—
вотъ у стараго дурака дома жена и дѣти, а онъ собирается раз-

Сдѣлайте милость, распейте со мной это вино и только выслушай­
те мои любовныя похожденія, чудныя, самыя рѣдкія изъ всевозмож-

сказывать мнѣ свои романы, повѣрять свиданія и любовныя запи­
ски! Пожалуйста, не отвѣчайте, я вѣдь знаю, что иначе вы не мо­

ныхъ любовныхъ нохожденій, отчасти напоминающія автографъ фи­

жете думать обо мнѣ. Но посудите сами. Иногда такъ пріятно по­
говорить съ незнакомымъ человѣкомъ, вотъ мнѣ и вздумалось...

листимлянина Голіаѳа.
Мойша подскочилъ въ эту минуту къ бутылкѣ, пошатнулся два
раза, вытащилъ штопоръ, очистилъ пробку отъ сургуча, сдулъ его,
затѣмъ всупулъ бутылку между своими тощими ногами и съ
страшно искривленнымъ лицемъ вытащилъ изъ нее пробку. Ещ е

захотѣлось... простите меня... это право очень странно: встрѣтишься
разъ, а потомъ, быть можетъ, никогда не увидишься. Можно бы
подумать, что мнѣ за дѣло до мнѣнія этого человѣка? Но это не
такъ... Не то, чтобы я хотѣлъ прикрасить себя; такой соблазнитель,

разъ ітодулъ онъ на горлышко и налилъ желтое вино въ самыя
чистыя рюмки, какія только могли быть въ корчмѣ Израиля. Не-

какъ я, увлекается когда страстью, когда тщеславіемъ. Еслибъ
мои похожденія никому не были извѣстны, я считалъ бы себя не-

знакомецъ поднялъ рюмку.
— З а ваше здоровье, сказалъ онъ, глядя на меня.

счастнѣйшимъ человѣкомъ на свѣтѣ; вотъ почему я часто разсказываю о нихъ, и всѣ завидѵютъ мнѣ, но нынче— я рѣшительно
смѣшонъ.

Ж еланіе его видно было искренно, такъ какъ онъ разомъ проглотилъ свою рюмку. Но онъ не былъ пьяницей: онъ не сталъ сна­

Я что-то замѣтилъ.

не

— Не трудитесь противорѣчить мнѣ, я долженъ казаться вамъ
смѣшнымъ, такъ какъ вы не знаете моей исторіи. Весь уѣздъ знаетъ,
что приключилось мнѣ, но вы вѣдь этого не знаете. Право, какъ

— К акая мнѣ честь! Занесъ же случай благодѣтеля въ мою
корчму! И какъ вы хорошо смотрите, ни чуть не мѣняетесь!—

развивается это смѣшное тщеславіе, когда нравишься женщинамъ!...
По неволѣ дѣлаешься смѣшно тщеславнымъ. Хочешь, чтобъ каждый
имѣлъ хорошее мнѣніе о тебѣ, по дорогѣ начинаешь бросать день­

чала пробовать вино или оцѣнять его достоинства и выпилъ,
морщась и не прищелкивая языкомъ.
Еврей боязливо взглянулъ на него.

Дѣлая свои наблюденія,

Мойша старался

стать въ позицію льва,

для чего, ему казалось, нужно было растопырить свои дряблыя ру­
ки на подобіе разбитыхъ вазъ Помпеи и, поперемѣнно поднимая
.

ноги, постукивать ими, какъ на ступальной мельницѣ.
— А какъ здоровье милостивой благодѣтельницы и прекрасныхъ
дѣточекъ?
— Хорошо, хорошо!— Бояринъ мой налилъ себѣ вторую рюмку
и опять залпомъ выпилъ ее, не поднимая глазъ, какъ будто при­
стыженный послѣдними вопросами еврея. Только по прошествіи
нѣсколькихъ минутъ рѣшился онъ взглянуть на меня и сейчасъ
же весь вспыхнулъ.
Долго сидѣлъ онъ молча и смиренно курилъ свою трубку; на­
конецъ, почти шепотомъ, онъ проговорилъ, наливая вино въ мою
рюмку:

ги нищимъ, а на постоялыхъ дворахъ награждаешь проѣзжихъ
своими любовными похожденіями! О, это дѣйствительно очень смѣшно! Но нынче, мнѣ кажется, я даже долженъ разсказать вамъ всю
свою исторію. Сдѣлайте милость, выслушайте меня до конца. Не
знаю почему, но вы внушаете мнѣ довѣріе...
Я поблагодарилъ.
— Хорошо. А впрочемъ, что бы стали мы дѣлать?— К артъ нѣтъ.
И такъ, я вамъ разскажу... нѣтъ, лучше нѣтъ!— вѣдь вы подумай­
те: добрая птица не пачкаетъ своего гнѣзда,— это говорить у насъ
каждый крестьянинъ. А впрочемъ, какая же я добрая птица?— я
веселая, легкомысленная птица! Подай еще бутылку токайскаго,
Мойша!— Я разскажу вамъ свою исторію.
Онъ уткнулъ голову въ обѣ руки, оперся ими на столъ и заЗавѣщаніе Каппа.

g

—

З а ­

—

думался. Снова послышалась пѣснь сторожа; она носилась въ воздухѣ, какъ вопль, вылетѣвшій изъ глубокой могилы, и мнѣ чуди­
лось, что душа моего собесѣдника
сердце раздирающей мелодіи.

витаетъ

нъ этой отчаянной,

— И такъ, вы женаты?—спросилъ я его.
— Да.
— Счастливы?
Онъ засмѣнлся. Смѣхъ его походилъ на невинный смѣхъ ре­
бенка, но я не знаю почему, я содрогнулся.
Счастливъ? — -Какъ сказать?... Сдѣлайте милость, подумайте
хоть разъ, что называется счастіемъ? — Вы сельскій хозяинъ?
— Нѣтъ.
Но, нѣроятно, кой-что смыслите въ сельскомъ хозяйств-!;? —
Навѣрно. И такъ, сами посудите. Счастіе, какъ бы мнѣ объяс­
нить вамъ, не то, что деревня, имѣніе, словомъ, недвижимая соб­
ственность; это— аренда. Собственнику разсчитываюіцій навсегда
остаться въ имѣніи, смотритъ за порядкомъ, удобряетъ поле, бережетъ старый лѣсъ, заказываетъ молодой, исправляетъ дороги— ему
надо же заботиться о будущемъ, о своихъ дѣтяхъ. Арендаторъ
выпашетъ поле, вырубить лѣсъ, испортить луга, не заботится о
дорогахъ, равнодушно смотритъ, какъ валятся сараи, какъ ежеминутно
можетъ завалиться и конюшня, наконецъ и барскій домъ грозить
паденіемъ отлично! превосходно! Такой арендаторъ пожилъ, на­
сладился.— Вотъ вамъ и счастіе! Весело!

Оііъ принялся за вторую бутылку токайскаго и усердно наполнялъ рюмки.
— Что такое счастіе? вскричалъ онъ: одно дуновеніе. Вотъ по­
смотрите,— онъ дунулъ къ верху,— вотъ оно: гдѣ теперь? Одна ми­
нута, одна секунда, разъ стукнулъ м аятникъ—и оно исчезло!..
Пѣснь сторожа!... Слышите ли вы послѣдній протяжный звукъ? Онъ
поднимается, плаваетъ въ воздухѣ; вы думаете, что ему конца не
будетъ, прислушиваетесь— и вотъ онъ замеръ въ темной ночи...
В ота вамъ и счастіе!
Нѣсколько минуть мы оба молчали. Вдругъ уже почти весело
онъ опять обратился ко мнѣ.

35

-

— Простите, но смѣю спросить, отчего же всѣ супружества такъ
несчастливы, или, по крайней мѣрѣ, большая часть су пру жест въ?
Что вы на это скажете?
— Я? ничего, рѣшительно ничего.
— И такъ, это фактъ. Но тотъ, кто мирится съ существующимъ
порядкомъ вещей, не разсуждая, пе упираясь ни на что, во всѣхъ
отношеніяхъ есть безхарактерный человѣкъ. По моему, слѣдуетъ
безпрекословно переносить только то, что совершенно неизбѣжно,
какъ напримѣръ: зиму, почь и смерть. Но такая ли необходимость
въ несчастливыхъ супружествахъ? Да, поймите меня, неужели и
несчастныя супружества определены закономъ природы?
Собесѣдникъ спрашивалъ меня съ настойчивостью ученаго, глу­
боко изучившаго свой предметъ. Видно было, что онъ твердо зналъ
его, а между тѣмъ, онъ смотрѣлъ на меня не серьезно, а съ какимъ-то привѣтливымъ любопытствомъ.
— Отчего же большая часть супрѵжествъ несчастлива? повтори лъ онъ,— понимаете ли вы меня?
Я отвѣтилъ ему что-то очень обыкновенное.
— Простите меня, но вы это вычитали въ нѣмецкихъ книгахъ
Это вѣрыо. Вы вѣдь охотно читаете ихъ? Я и самъ читаю ихъ
иногда; по знаете, въ это время мы увлекаемся какими-то идеями,
какъ бы сказать, просто пустыми фразами. Я могу вамъ сказать,
что мнѣ мало было одной жены: она не поняла меня; ахъ, какъ
ужасно, когда васъ не понимаютъ!... Какой же я исключительный
человѣкъ, просто оригиналъ; какія у меня оригинальныя мысли и
чувства! Я постоянно ошибаюсь въ женіцинахъ, никакъ не могу
найти такую, которая поняла бы меня, и все продолжаю искать
себѣ жену... Вы уже знаете эти фразы; но вѣдь это все вранье,
чистая ложь!... Вообще, не замѣтили ли вы, что каждый человѣкъ
ненремѣнно лжецъ? Существуютъ два разряда людей: одни лгутъ
про другихъ— ихъ называютъ матеріалистами и книги ихъ охотно
читаются, другіе, называемые въ Германіи идеалистами,— эти лгутъ
сами на себя.
Я долженъ сознаться, что мой собесѣдникъ все болѣе и болѣе
интересовалъ меня.

—

—

36 —

Онъ выпилъ еще рюмку токайскаго и теперь былъ въ полномъ
разгарѣ. Глаза его, плавали, языкъ плавалъ, а слова уже потекла
сами собой.
Что же, сударь мой, отчего супружества несчастливы? повторилъ онъ и при этомъ уперся руками въ мои плечи, какъ будто
хотѣлъ прижать меня къ своему сердцу,— что причиной?—дѣти!...
Я былъ пораженъ.
Но,
евреевъ,
еслибъ у
ность къ

любезный другъ, сказалъ я: взгляните на этихъ бѣдныхъвъ какой они нищетѣ! вѣдь они давно разбѣжались бы,,
нихъ не было дѣтей, еслибъ ихъ не связывала привязан­
дЬтямъ.

Онъ живо кивнулъ головой
рался благословить меня.

и поднялъ руки,

какъ будто соби­

37 —

танцамъ, сестру и меня. Пріѣзжалъ маленькій французъ со скрип­
кой и сосѣдніе помѣщики съ своими дѣтьми. Всѣ знали другъ
друга, одинъ я былъ въ лихорадкѣ. Мой французъ не задумывается,
разставляетъ пары, какъ придется, хватаетъ меня за рукавъ и ловитъ
ещ е
Вотъ
но я

дочку нашего сосѣда,— просто дѣвочка, говорю вамъ. Она все
наступала на свое платье и косы ея спускались до колѣнъ.
мы стоимъ и держимся за руки. Я точно умеръ. Мы танцуемъ,
не смотрю на нее, только ру ки наши горятъ. Это продол­

жается до конца кадрили; тутъ, по командѣ танцмейстера, стано­
вишься перёдъ дамой, пристукиваешь каблукомъ, опускаешь голову
н а грудь, какъ будто кто-то срубилъ ее, скругляешь правую руку,
берешь даму за кончики пальцевъ и цѣлуешь ея ручку... Кровь
бросилась мпѣ въ голову. Она присѣдаетъ, я поднимаю голову и
что же?— вижу, что она вспыхнула и что глаза ея... что это за
глаза!...

Такъ, такъі Одно это!... Теперь послушайте мою исторію.
— Я былъ мальчишка, какъ бы вамъ сказать, большой болванъ:.
я боялся женщинъ. Я чувствовалъ себя мущиной, когда садился на
коня или когда бралъ ружье и ш агалъ по полямъ, лѣсамъ и горамъ; я не намѣренъ разсказывалъ вамъ охотничьи анекдоты,—
довольно того, если я встрѣчался съ медвѣдемъ, то я спокойно

— Браво, господа! скомандовалъ танцмейстеръ: довольно!— Я
спасенъ. Съ тѣхъ поръ я никогда не танцовалъ съ ней. То была
дочь нашего сосѣда; какъ хороша!... К акъ бы сказать вамъ? ну,

давалъ ему подойти и тогда говорилъ ему: стой, братецъ,— и стрѣлялъ въ бѣлую точку, въ грудь. Но, при видѣ женщины, я свертывалъ съ дороги. Если женщина заговаривала со мною, я крас-

страшно хороша!... Танцовали разъ вънедѣлю. Я н ер ѣ ш ался загово­
рить съ нею, но когда она плясала казачка, то я впивался въ нее
глазами, а бывало, когда она взглянетъ на меня, то я только за­

нѣлъ, заикался, какъ болванъ. Я все еще думалъ, что у женщинъодни волосы длиннѣе нашихъ, да платья онѣ носятъ длинныя, вотъ
и все. Такой же я былъ болванъ! Вы знаете, какъ все дѣлается у

свищу да перевернусь на каблукахъ. Другіе юноши лизали ея паль­
чики, какъ будто они были изъ сахара; они были бы рады вывих­

насъ... Д аж е прислуга никогда не говорила о такихъ вещахъ; вы ростешь, показывается пушокъ на бородѣ и не понимаешь, отчеготакъ сердце бьется, какъ увидишь женщину?— Сущій болванъ былъя, говорю вамъ. Когда я саыъ догадался, въ чемъ дѣло, то правоподумалъ, что я по меньшей мѣрѣ открылъ Америку или новое
созвѣздіе. Подумайте, узналъ, что дѣтей не вытаскиваютъ изъ воды,
какъ раковъ! Хорошо. Тутъ я сейчасъ же влюбился, самъ не знаю какъ... Не надоѣдаю ли я вамъ?
— Н ѣтъ, прошу васъ...
— Хорошо, я влюбился.

Отцу пришла фантазія поучить насъ-

Онъ какъ-то зажмурился и отшатнулся пазадъ.

нуть себѣ руки и ноги, чтобъ изловить ея платокъ, но она отки­
дывала свои косы назадъ и поглядывала на меня. Я становился
героемъ, какъ скоро она собиралась домой, свѣтилъ ей по
лѣстницѣ и оставался въ сѣняхъ, пока она куталась, спус­
кала свой вуаль и привѣтливо раскланивалась со всѣми; какая-то
зависть начинала точить мою душу; колокольчикъ едва слышно
гудѣлъ вдали, а я все еще стоялъ на крыльцѣ со свѣчой въ ру­
кахъ и держалъ ее такъ, что съ нея такъ и капало. Но какой-же
я былъ болванъ, говорю вамъ!.. Весной танцы прекратились, и я
долго не видѣлъ ее. Теперь случалось, что я проснусь ночью и
вижу, что подушка вся въ слезахъ; вдругъ припала охота къ по-

—

38 -

—

39 -

эзіи, выучиваю наизусть любовные стихи и съ жаромъ говорю ихъ

хватаю ее и подаю ей солнце. Какъ вы думаете, что дѣлаетъ Ни­

передъ своей вѣшалкой; вообще становлюсь я какъ-то смѣлѣе,
беру гитару, ною и фантазирую, такъ что старая охотничья со­

кола?
— Вѣроятно, благодарить васъ.
— Благодарить?— Она хохочетъ мнѣ въ лицо, хохочутъ отецъ
и мать, и братья, и кузены, всѣ Сеньковы хохочутъ. Въ душѣ

бака выползаетъ изъ подъ печки, поднимаетъ морду и начинаетъ
жалобно выть. Снова начинаю я ходить на охоту, блуждаю себѣ
по горамъ и разъ въ раздумьѣ улегся въ ущельи, какъ вдругъ
надо мною раздвигаются вѣтви и изъ чащи выступаетъ огромный
медвѣдь; онъ медленно огибаетъ ущелье, приближается,— я не шеве­
люсь; въ лѣсу все примолкло, только ворона летитъ мимо меня и
каркаетъ. Непонятный страхъ овладѣлъ мсей душой, я творю
крестное знаменіе и перестаю дышать; медвѣдь спускается въ
долину, я на ноги и стремглавъ бѣгу изъ лѣса. — Наступаетъ
день ярмарки съ сосѣднемъ селѣ. Извините, я разсказываю вамъ
все, какъ попало, не по порядку. Ѣду на ярмарку, начинаю сно­
вать между палатками— и она тутъ; она, я не ошибся. Теперь по­
ходка ея точно у княгини; косы не висятъ, a прикрѣплены къ головѣ,— настоящій золотой обручъ.— Я забылъ сказать вамъ, что ее
звали Никола Сенькова.— Ходитъ она такъ свободно, чуть чуть по­
качивается, а складки платья ея такъ пріятно шумятъ; въ одинъ
этотъ шорохъ можно влюбиться... Н а ярмаркѣ такъ шумно:
кругомъ кричатъ разнощики, мужики стучатъ сапогами, въ
толпѣ шныряютъ евреи, кто болтаетъ, кто смѣется, кто кряхтитъ, а мальчишки накупили себѣ деревянпыхъ дѵдокъ
и
свистятъ, что есть мочи. Но она сейчасъ же узнаетъ меня. Я при­
зываю на помощь всю свою смѣлость, оглядываюсь кругомъ и ду­
маю: стой! подарю ей солнце, она обрадуется ему, болѣе дарить
мнѣ нечего. Извините, это было сахарное солнце, отлично вызо­
лоченное, говорю вамъ. Оно издали бросилось мнѣ въ глаза, и я
скорчилъ тогда удивленную физіономію, какъ нашъ приходскій
священникъ, когда ему приходится хоронить даромъ покойника.
Хорошо, я дѣлаюсь чертовски храбръ, бѣгу въ
свой двугривенный— это былъ мой единственный
покупаю солнце. Послѣ того, шагаю по ярмаркѣ
барышню, хватаю ее за складки платья, что по

палатку, бросаю
двугривенный,— и
и догоняю свою
нравдѣ было не

совсѣмъ прилично, н а такіе промахи случаются съ влюбленными,—

моей происходитъ тоже, что и въ то время, когда въ ущельи
медвѣдь проходилъ мимо меня. Я радъ бы бѣжать, но мнѣ стыд­
но. Сеньковы продолжаютъ хохотать. Они были богаты, да и мы
не были бѣдны, было чѣмъ жить. Я закладываю обѣ руки въ кар­
маны и говорю: не хорошо, панна Никола, отецъ далъ мнѣ одинъ
двугривенный на ярмарку, и я бросилъ его для васъ, какъ какой
князь, который бросилъ бы къ ногамъ вашимъ всѣ свои деревни.
Сдѣлайте же милость... — голосъ мой прерывается, слезы выступаютъ изъ глазъ. Совершенный болванъ, говорю вамъ. Но панна
Никола беретъ мое солнце, прижимаетъ его къ сердцу и глядитъ
на меня. Глаза ея такіе болыпіе, такіе болыпіе,— весь міръ не ка­
зался мпѣ такимъ обширнымъ, — и такіе глубокіе! Что-то такъ и
втягивало васъ въ эти глаза, и она просить, то-есть, глаза ея
о чемъ-то просятъ, а губки только немного шевелятся. Тогда я
вскрикиваю: о, какой я болванъ, панна Никола! Я радъ бы сорвать
съ неба настоящ ее селнце, божье яркое солнце, и бросить его къ
вашимъ ногамъ, только не смѣйтесь надо мной.— Въ эту минуту не­
сется какой-то польскій графъ. Внрягъ въ свою бричку шестерку
лошадей, сидитъ себѣ на козлахъ съ кнутомъ въ рукѣ и гонитъ
во весь духъ по ярмаркѣ. Безразсудство! Всѣ кричатъ, какой-то
еврей катится кубаремъ, Сеньковы бросаются въ разныя стороны,
а Никола въ испугѣ ни съ мѣста, подняла только руку, какъ
будто можетъ остановить лошадей. Мигомъ хватаю ее и уношу; Ни­
кола обвила мою шею своими руками. Кругомъ все кричитъ, a мнѣ
только бы плясать съ своей ношей. Бричка пронеслась, дѣвушка
прыгъ изъ моихъ объятій, все это въ одну минуту. Но я разска­
зываю все такъ, какъ самъ пережилъ; дайте, я лучше докончу въ
немногихъ словахъ.
— Н ѣтъ, нѣтъ; мы, русскіе, какъ сами охотно

разсказываемъ,

такъ и охотно слушаемъ другихъ, продолжайте, прошу васъ.

-

40 —

—

Пока онъ набивалъ свою трубку, я вытянулся на скамьѣ.
Ну, такъ слушайте до конца, — сказалъ онъ, — конечно,
дѣлать намъ здѣсь нечего. Такъ-то польскій графъ и оторвалъ
насъ отъ храбраго семейства. Мои
жались во всѣ стороны! Вы думаете, что я

Сеньковы разбѣсейчасъ-же сталъ

41 —

на нее и подумалъ: что съ тобой? Я вѣдь твой, твоя собственность,
твой рабъ, дѣлай со мной, что угодно, засмѣйся же опять!— Мнѣ
не приходило въ голову, что у нея могутъ быть другія желанія!—
Я часто сталъ ѣздить къ Сенысовымъ. Однажды я сказалъ Николѣ:

и

позвольте мнѣ не лгать съ нынѣшняго дня.— Она удивленно взгля­
нула на меня.— Развѣ вы лжете?— Да, вѣдь я вашъ слуга, вся душа

мы какъ будто ищемъ ея родителей, то-есть, я все огляды­
ваюсь и, какъ скоро завижу ихъ, сейчасъ же повертываю въ

моя переполнена вами, я такъ бы и бросился къ вашимъ ногамъ
и сталъ бы цѣловать вашъ слѣдъ, а все не падаю и молчу. Раз-

другую сторону. Я гордо держу свою голову, какъ казакъ,

и мы

рѣш ите мнѣ говорить правду, позвольте не лгать. —Повѣрите ли?

болтаемъ. О чемъ же?— Вотъ сидитъ баба и продаетъ глинянные
кувшины. П анна Никола утверждаетъ, что для воды лучше гли­

съ этого дня я пересталъ лгать. Вскорѣ послѣ того, мой старый
дядька говорилъ въ людской: какой богомольный сдѣлался молодой

нянные кувшины, а я доказываю, что деревянные превосходнѣе,—
такъ, чтобъ только было о чемъ поговорить; она хвалитъ фран-

баринъ! видно все молится на колѣнахъ, сдѣлались даже синія
пятна;— да, это было пѣрно. Теперь разскажу вамъ исторію съ

цузскіе романы, а я нѣмецкіе; она

искать ихъ? ІІанна

Никола нѣжно

виситъ

собакъ,

на

моей

рукѣ,

я — кошекъ; «порю

только для того, чтобъ слышать ея говоръ, все такъ мило! А что

собакой. Помѣстье Сеньковыхъ лежало ближе къ горамъ, чѣмъ
наше. У нихъ было много овецъ, которыя часто паслись у опушки

за голосъ у нея, когда она сердится! Совершенная музыка, говорю
вамъ... Наконецъ, Сеньковы окружили меня, какъ какую нибудь дичь;

большаго лѣса. Вечеромъ ихъ загоняли въ овчарню, обнесенную
крѣпкимъ частоколомъ. Пастухи разводили ночью болыніе костры

избѣгать ихъ долѣе стало невозможно; тогда мы прямо бросаемся въ

и спали, не разставаясь съ толстой палкой съ желѣзнымъ набал-

объятія Сенькова отца. Тотъ сейчасъ же собирается домой. Хорошо.
Трусость моя исчезла, громко кричу кучера, учу его, какъ ѣхать,

дашникомъ; кромѣ того, они имѣли при себѣ ружье. Всѣ эти пре­
досторожности были необходимы, такъ какъ сейчасъ же з
а овчар­

подсаживаю въ экипажъ сперва мать, затѣмъ втискиваю отца, тотъ,
влѣзая, повертываете мнѣ спину,— сейчасъ падаю на землю и под­

ней, по горѣ, тянулся большой лѣсъ, въ которомъ волки и медвѣди

ставляю одно колѣно, такъ что панна Никола становитъ на

него

бѣгали на свободѣ и умножались также быстро, какъ и еврейское
племя. Между собаками, находившимися въ овчарнѣ, замѣчательна

свою ножку и затѣмъ пры гаетъ на свое мѣсто. Являются сестры,
кузины, цѣлую съ полдюжины ручекъ, кучеръ ударяетъ кнутомъ,

была одна черная овчарка. Звали ее Уголь. И была она черна, какъ

коляска исчезаетъ изъ глазъ моихъ. Вы простите меня— такая дур­
ная привычка разсказывать такъ безсвязно! Но лучше буду про­

моей.... простите, сорвалось съ языка.

должать, пока мы сидимъ здѣсь, какъ арестанты, иначе, пожалуй,
задержу васъ.
— И такъ, ярмарка?
Я продался на ней, говорю вамъ, цѣликомъ продался. Дома
бродилъ, какъ собака, потерявшая своего господина, совсѣмъ пропалъ. Н а слѣдующій день я отправился верхомъ въ деревню Сенько-

уголь, и глаза сверкали, какъ горячіе уголья. То былъ пріятель
Онъ покраснѣлъ и опустилъ глаза.
— И такъ, Уголь былъ другъ панны Николы; когда малюткой
она играла въ сухомъ пескѣ, Уголь составлялъ ей компанію,— онъ
и самъ былъ тогда щенокъ,— бывало псе лиж етъ ее, лижетъ язы­
комъ ея личико, а она суетъ ему пальчики въ зубы и смѣется, и
собака смѣется. Потомъ оба выросли. Уголь сталъ большой и силь­

выхъ и былъ хорошо принять. Никола была серьезнѣе, чѣмъ на ярмар-

ный, какъ медвѣдь. Никола, конечно, отстала, но они продолжали
любить другъ друга. Уголь отъ природы былъ великодушенъ; онъ

кѣ; головка ея какъ-то поникла. Мнѣ тоже взгрустнулось; я посмотрѣлъ

чувствовалъ какъ бы потребность защ ищ ать слабыхъ. Трудно было

л

42 —

-

4В —

бы найти ему пару. Вотъ и вздумалось ему взять н а себя защиту

нять голову, вздыхаетъ— и все кончено! Въ эту минуту я смотрю

овецъ. Эти бѣдныя трусливыя животныя какъ будто созданы были
и сталъ

н а себя, какъ н а убійцу.— Оставьте его, панна Никола,— говорю
я. Но она поднимаетъ с,вой влажные глаза и говорить: вы жесто-

являться въ усадьбу въ качествѣ гостя, а когда возвращался до­
мой, то овцы такъ и толпились около него и отъ радости прини­

кій человѣкъ, Дмитрій,— это мое имя.— Я жестокій человѣкъ! Поду­

для Угля. Онъ

самъ по себѣ перебрался

мались толкать его со всѣхъ

сторонъ; онъ

въ овчарню

же высовывалъ свой

красный языкъ и лизалъ имъ то направо, то налѣво, какъ

будто

майте! Сейчасъ отдаю коня пастухамъ, беру длинный ножъ, точу
его, беру старое ружье, вынимаю изъ него зарядъ, снова заряжаю ,—
горсть пороха, мѣшечекъ рубленаго свинцу— и маршъ въ

горы.

хотѣлъ сказать: ну, хорошо, я вѣдь все знаю, хорошо. Повѣрите ли,

Я зналъ, что онъ не минуетъ ущелья.

волки боялись его, случалось, что и медвѣдь уходилъ,

— Медвѣдь?
— Д а, онъ. Ж ду его.— Тутъ ты не уйдешь Ътъ меня, думаю
себѣ. Обрывистый берегъ твердъ, какъ скала. Н а верху деревья,

увидя его

на стражѣ. И ногда сама Никола ходила провѣдать его въ овчарню,
и казалось, что умная собака понимала

это. Если

она долго не

показывалась, то Уголь хмурился и бѣгалъ развлекаться въ другія
мѣста, а не въ усадьбу. Чудное животное. Бывало, когда Никола

но корни ихъ не хватаютъ до головы, ни достать ихъ, ни вскараб­

иридетъ къ нему, онъ подгонитъ къ ней всѣхъ маленькихъ ягнятъ.

и я не уйду. Стою и жду.— Чувствовали ли вы когда нибудь оди­

Она сядетъ на него и онъ свободно носитъ ее, такъ свободно,
гордо! Вѣдь онъ зналъ цѣну своей ноши. Въ то время, какъ мнѣ

ночество? Знаете ли вы, что значитъ ожидать кого нибудь?— Ожиданіе и страхъ!.. нѣтъ, страшно только одно: убить человѣка. Но

привелось познакомиться съ нимъ, онъ уже былъ старъ, хрипѣлъ,
зубы его стали плохи, онъ часто дремалъ, и овечки начали пропа­

въ этомъ вѣковомъ лѣсу я ждалъ медвѣдя. Смѣшная предосторож­
ность, безмозглая мудрость возбужденнаго состоянія! Вздумалось же

дать. А тутъ стали носиться слухи о страшномъ медвѣдѣ, страш-

мнѣ ещ е разъ убѣдиться, положилъ ли я пулю?.. Не знаю,

номъ, говорю вамъ; уже не разъ видѣли его по сосѣдству овчарни.

долго стоялъ я на мѣстѣ. Было

Невольно вспомнилъ я опять о медвѣдѣ, котораго я такъ испугался
весною въ ущельи, и мнѣ стало стыдно... Однажды ѣду я къ

вотъ, слышу надъ ущельемъ зашевелились вѣтви, слышу его шаги,

Сеньковымъ и вижу, что крестьяне иеребѣгаютъ черезъ дорогу и
кричатъ: медвѣдь! медвѣдь! Вижу, что все стремится къ овчарнѣ.

каться на верхъ нельзя.— Не

уйдешь и не повернешь назадъ, да

одиноко, страшно одиноко.

какъ
Но

какъ будто тяжелые мужицкіе сапоги. Онъ что-то ворчитъ про
себя. Вотъ онъ. Онъ видитъ меня и останавливается. Я выступаю
на ш агъ впередъ и хочу взвести курокъ, ощупываю ружье— курка

Мнѣ становится страшно; лечу туда, соскакиваю съ лошади, вижу:
куча народа, а посреди на землѣ Никола, овчарка въ ея сбъятіяхъ,

нѣтъ! Я творю крестное знаменіе, сбрасываю платье, обматываю
имъ свою лѣвую руку— медвѣдь уже идетъ.... Гоппъ, братецъ!—

она рыдаетъ, кругомъ ш епчется народъ. Л пришлушиваюсь. Что

кричу я ему. Онъ какъ будто не слышитъ и отвертывается отъ

же слышу? Большой медвѣдь забрался въ овчарню и утащ илъ овцу.
Пастухи, собаки ни съ мѣста, только кричатъ, что есть мочи.

меня.— Стой же братецъ, я выучу тебя говорить по-русски. Повер­

Вдругъ раздается голосъ барышни. Хромоногій Уголь сейчасъ че­

Онъ реветъ, встаетъ, я — лѣвую руку въ зубы, ножъ въ сердце,—
онъ меня въ лапы, волна крови обдаетъ меня, свѣтъ помрачился

резъ частоколъ, бросается на медвѣдя, медвѣдь на него;

пастухи

тываю въ воздухѣ ружье и со всего размаха ударяю его по мордѣ.

выбѣгаютъ съ ружьемъ— медвѣдь б іж и т ъ - о в ц а спасена. Уголь
тащ ится назадъ, дѣлаеаъ нѣсколько шаговъ и падаетъ, какъ герой,

въ глазахъ...
Онъ остановился,

говорю вамъ.

Затѣмъ онъ слегка ударилъ ладонью по столу и улыбнулся.
— Вотъ теперь вы думаете, что я разсказалъ вамъ ловкій анек-

Никола бросается на него и прижимаетъ его къ

своей груди. Слезы льются изъ ел глазъ, онъ старается припод­

оперъ голову на руку и съ минуту молчалъ.

—

44 —

Z b 'Z m к Г

П0,£аЖГ “ ѢАН еГ0 ЛаПЪ'

МНѢ РаЗСТеГ-

45 —

— К акъ сказалъ ІИиллеръ...
— Будьте милосерды, неужели вы хотите привести стихи г-на.

к

а

^

“

™ -УВИЛѢЛЪ П0 ° 6ѢИМЪ СІОронамъ T W

къ иы отъ давленія громадной человѣческой руки.
— Опъ знатно вцѣпился въ меня.

ш рамъ,

Рю мки опустѣли. Я сдѣлалъ знакъ М ойшѣ подать ещ е бутылку
«
ЭТ0“ ПОЛОжевіи наш ли »
крестьяне, — продолжалъ
мой б о я р и н ъ ,- п о оставимте это. Я долго леж алъ въ лихорадкѣ въ
Дом:ѣ

Сеньковыхъ.

Днемъ, когда

моей постели, собиралась
о д р а умираю щ аго;

но

былъ „ъ пам яти, они сидѣли у

и моя прислуга, точь въ точь

отецъ-С еньковъ

говорилъ, что я начинаю

ноч"Г Г оТ итъ И НИК0Ла н ЫбаЛаСГ" ° ДПаЖДЫ Я ПР°СВ™
ночи. Г оритъ п о ,н и к ъ . Н икола на колѣнлхъ - молится.
вольно
то

объ этом ъ.

каж ется,

Все это прошло,

какъ у

а когда

вспомнишь

что все это ви д ѣ лъ во снѣ... Довольно.

среди
Недо­
былое

Вы ви д и те’

і Г й б ш ч к ѣ иеПеРЬ” Т
НИК0ЛЫтаСТ° СТаЛЪ ѢЗДИТЬ КЪ
“
да бти лп
Да! 'Н П р,ѣзж али
нимъ. С тарики ш ептались, а ког­
д а , бывало, я подойду къ нимъ, то стары й Сеньковъ улыбается мора е т ъ и п р е д л а г а е м мнѣ щ епотку табаку изъ своей табакерки. Н и-

вВѣрилъ
Т р и Гей,
е Г ии стар
Г НЯ’
КаК*
ИСКРеНН°
ЛЮбИЛа'
™ в ыВсе
? Я с пьяам ъ
и ки
вѣ рили.
С вадьба
была Г10ЙрИТе
въ Ч ерноликѣ
ОниГ0в с Г Т

' ° ТеЦЪ М0Й

СЪ ™СП0ЖеЙ С“

й ~

суда Н а Г *
Т К° СТИ’ Ka“ В0СКРеСШІе ВЪ День стРав™ ™
уда. Н а слѣдую щ ій день я уже собираюсь домой. Я самъ запрягаю
ш естерку лош адей,- в с ѣ бѣлы я, как ъ голуби. Б л естящ ая, длиннош ер­
с т ая ш кура м едвѣдя наброш ена па сидѣнье, лапы съ вызолоченными
когтям и свѣш иваю тся на подножки, больш ая голова съ сверкаю щ и-

фонъ-Ш иллера? Пощадите, умоляю васъ.
— Одно только изрѣченіе...
— Избавьте пожалуйста.
«Съ кушакозіъ и покрываломъ
Улетаѳтъ и мечта»,

продекламировалъ я безъ всякаго состраданія.
— Хоть разъ правъ этотъ г. фонъ-ІПиллеръ,— сказалъ номѣщикъ,—
прекрасная мечта! Это имѣло бы какой нибудь смыслъ, еслибъ
дѣва была вѣнцомъ созданія и еслибъ любовь была то глупо-пре­
красное чунство, которое можетъ внушить такая дѣва. И моя ме­
чта разомъ разлетѣлась. Я только тогда смѣло полюбилъ Николу
и она меня, когда она стала моей женой. Тогда-то

она сбросила

съ себя вмѣстѣ съ корсетомъ все предписываемое обычаями и приличіемъ, и любовь моя росла вмѣстѣсъ ея лкУбовыо, все росла и росла.
Моя любовь и ея любовь росли, какъ

близнецы.

Паннѣ Николѣ

цѣловалъ я ручки, женѣ своей— ноги, и иногда кусалъ ихъ такъ,.
что она кричала и топтала мнѣ лицо. Подумайте, дѣвушка вѣдь.
рабыня въ родительскомъ домѣ. Иной отецъ причисляетъ ее къ
своей движимости. Но жена— она ежеминутно можетъ бросить ме­
ня. Не правъ ли я? Не имѣетъ ли она право выбора, какъ и я?
Что вы думаетѣ о бракѣ?
— Бракъ есть любовь между мушиной и женщиной, я говорю сх
бракѣ, какъ о законЬ природы.
— Сдѣлайте одолженіе, разсмотрите немного нашу жизнь... К а­
кая замѣчательная пѣсня!...
Онъ съ минуту прислушивался къ пѣснѣ ночнаго сторожа.

Гс ѣ Т Г Г ’ к а к іАж ивая’ въ ногахъ- Прислуга’ крестьяне'

всѣ верхомъ, съ факелами. Ж е н а въ красной бархатной ш убкѣ подитой горностаеыъ; беру ее въ руки и несу ее на нлечѣ въ эки-

уста, вѣрно и у англичапъ есть своя книга. У насъ же каждый му­

паж ъ. Всѣ ликую тъ, н асто ящ ая княгиня! О на сидитъ на медвѣжьей

жикъ это знаетъ безъ книги. Онъ какъ

ш курѣ и у п и р аетъ свои м аленькія ножки въ его голову. Всѣ ска-

понимаетъ, въ

чутъ за нами; т а к ъ я везу хозяйку въ свой домъ.

ный вздоръ пиш утъ въ нѣмецкихъ кн игахъ о небесной любви и о

имѣетъ наклонность къ меланхоліи? — Отъ равнины. Она раз­
ливается, какъ необозримое море, и волнуется, какъ море, ког­

какомъ-то преклоненіи передъ дѣвой!

да

К акой страш ­

— И въ ней этотъ вѣчный напѣвъ... Вотъ у нѣмцевъ есть

въ

ней

чемъ

бушуетъ

заключается жизнь.

ничѣмъ

Фа­

будто по предчувствію;
Отчего народъ нашъ-

несдерживаемый вѣтеръ.

Небо-

—
окунается

46 -

нъ нее, какъ и въ море, она молчалива,

47 —
какъ

вѣч-

ность, и неизвѣстна, какъ природа. Со всѣхъ сторонъ окружаетъ
она человѣка. Ему хотѣлось бы нобесѣдовать съ нею и получить
отвѣтъ на то, что его тревожитъ. Пѣснь его похожа на болѣзненный стонъ, который вырывается изъ груди и, ничѣмъ не угаш ен­
ный, замираетъ, какъ вздохъ. Тогда человѣку становится жутко.
Не природѣ ли принадлежите онъ? Не создала ли она его? Или
онъ только подчиненъ ей на время? Не покинулъ ли онъ ее? Не
сама ли оттолкнула она его? Она молчите. Изъ могилы его выростаетъ дерево; воробьи чирикаютъ на его вѣтвяхъ. Неужели это
отвѣтъ на его вопросы? Онъ смотритъ на муравьевъ; цѣлыми ве­
реницами таскаютъ они взадъ и впередъ свои яйца по горячему
песку— не таковъ ли и его собственный міръ? Суета въ тѣсномъ пространствѣ, неутомимый трудъ изъ за ничего. Онъ чувствуетъ, что
онъ забытъ или что ежеминутно могутъ забыть о его существованіи. Тогда устами женщины природа говорите ему: ты дитя мое;
ты не менѣе смерти боишься меня, но тутъ я то же, что и ты.
Приди ко мнѣ, я обниму тебя, я люблю тебя, приди, не отказы­
вайся имѣть дѣло съ загадкой жизни, которая такъ сильно трево­
ж итъ тебя. Приди, я люблю тебя!...
Онъ на время замолкъ, но затѣмъ опять продолжалъ свой раз­
сказъ.
Мы были счастливы, я и Никола. Посмотрѣли бы вы, какъ
она повелѣвала, когда у насъ собирались родные или сосѣди, и
какъ прислуга повиновалась ей. Люди рады были бы при­
таиться, какъ утки на водѣ, когда она поглядывала на нихъ. Од­
нажды казачекъ роняетъ дюжину тарелокъ: онъ положилъ гору
тарелоісъ и несъ ее. придерживая ее подбородкомъ, какъ вдругъ
все летитъ на полъ. Ж ена хватаетъ кнутъ съ гвоздя: — ну,
если госпожа меня постегаете, говорите онъ, такъ я всякій день
буду ронять по дюжинѣ тарелокъ, — понимаете ли вы? — и
оба смѣются. Бывали и сосѣди. Часто ѣздилъ къ намъ от­
ставной лейтенанте Макъ; онъ * зналъ Ш иллера наизусть, но въ
остальномъ былъ хорошій человѣкъ. Одно несчастіз—онъ сильно
пилъ. Не то, чтобъ его приходилось прятать подъ диванъ, но по­

думайте, этотъ небольшой, толстый и красный малый становился
ни съ того, ни съ сего посреди комнаты и декламировалъ, напримѣръ, „Бой съ дракономъ“ . А когда бывалъ трезвъ, представьте себѣ,
разсказывалъ вамъ всѣ французскія войны! Скажите сами, что тутъ
было дѣлать? Пріѣзжалъ еще баронъ Шебики. Не знаете ли вы его?
Его, впрочемъ, чащ е называли старымъ Шебигомъ, Соломономъ Шебигомъ. Онъ былъ прежде евреемъ, ходилъ съ узломъ, покупалъ
и продавалъ все, что попадалось, занимался потомъ поставкой хлѣба, купилъ имѣніе и назвалъ себя Шебигштейномъ. Если иной на­
зывается Лихтенштейномъ, говорилъ онъ, то отчего же мнѣ не
назваться Шебигштейномъ? А сынъ уже превратился въ барона
Рафаэля Шебики. Постоянно смѣегся. Скажите вы ему: сдѣлайте
мнѣ честь посѣтить меня,— онъ смѣется; скажите: вотъ тебѣ
дверь, пошелъ!— тоже смѣется. Всякой хорошенькой женщинѣ го­
товь привезти платье изъ Бродъ и шаль изъ Парижа; всегда пьетъ
одну воду; ежедневно беретъ паровую ванну и никогда не забы­
ваете перекреститься передъ супомъ и послѣ обѣда. Потомъ дворянинъ Домбисскій, высокій полякъ съ красными глазами, унылыми
бакенбардами и пустыми карманами; постоянно собираетъ на бѣдныхь эмигрантовъ, порывисто прижимаетъ васъ къ сердцу, какъ
скоро видитъ васъ во второй разъ; всякаго беретъ подъ руку и
повѣряетъ ему всѣ нити польскаго заговора; когда развеселится,
кричитъ: „виватъ! Польша не пропала! станемъ любить другъ
друга!“— и пьетъ изъ грязныхъ женскихъ башмаковъ. Высокопоч­
тенный Мацикъ, типъ деревенскаго священника, всегда имѣлъ въ
запасѣ слово утѣшенія на случай рожденія, сиерти или свадьбы.
Болѣе же всего превозносилъ онъ почивших ъ ^ ъ бозѣ! Когда ему
нужно было увѣрять въ своихъ словахъ, то онъ всегда говорилъ „огнь
очшценія“, какъ другой говорить „ей богу“ или „честное слово“ .
Ещ е ученый Кутернога, который цѣлыхъ двѣнадцать лѣтъ соби­
рается держать экзаменъ на доктора, и подумайте—философіи! Помѣщикъ Левъ Бодошканъ, добрый пріятель, и другіе веселые дво­
ряне; всѣ они очень уважали мою жену, ѣздили къ ней и дамы,
пріятельницы, которыя болтаютъ, умильно улыбаются, ежеминутно
клянутся, а нотомъ—мы вѣдь знаемъ все это. И такъ, мы ладили

-

— 48 —
съ своими сосѣдями, и я гордился своей женой, когда они пили
за ея здоровье и писали ей стихи; сама же она такъ глядѣла на
нихъ, какъ будто хотѣла сказать имъ; изъ-за чего вы всѣ хлопо­
чете? намъ весело и безъ васъ.
Іакое большое имѣніе, продолжалъ мой собесѣдникъ,— вы знае­
те, много хлопотъ, много и радостей.— Мы сами будемъ царство­
вать, объявила она, не надо намъ министровъ.—Министры же были:
повѣренный Крамулинскій, старый полякъ, человѣкъ важный, го­
ворю вамъ, у него не было ни одного волоса на головѣ и ни одного
счета въ порядкѣ, и потомъ лѣсничій Крейдель, нѣмецъ, какъ ви­
дите, низенькій, съ маленькими глазками, прозрачными ушами и
большой прозрачной собакой. Жена хорошо запрягла ихъ. Я думаю;
что она не задумалась бы постегать ихъ, еслибъ они не повино­
вались ей слѣпо. Но крестьяне обожали насъ за то. Бывало, идемъ
по полю и только и слышимъ: благослови васъ Господь!— Такъ ве­
село оыло на сердцѣ, скажу вамъ. А когда наступить праздникъ
жатвы, все валитъ къ намъ на дворъ. Ж ена стоитъ на крыльцѣ, и
жнецы кладутъ къ ея ногамъ вѣнокъ изъ колосьепъ. Ликованье,
пѣсни, пляска. Она велитъ налить себѣ стаканъ вина и пьетъ за
здоровье жнецовъ. Крестьяне цѣловали ей ноги, повѣрите ли вы?
Стала она ѣздить верхомъ. Бывало, вмѣсто стремени я подставлю
ей руку, и въ мигъ она на сѣдлѣ. На головѣ у нея казацкая ша­
почка, золотая кисточка вертится на затылкѣ, лошадь ржетъ, раздуваетъ ноздри, когда она треплетъ ее своей ручкой. Потомъ я
научилъ ее стрѣлять. У меня было маленькое ружье, изъ котораго
я стрѣлялъ воробьевъ, когда былъ мальчикомъ. Она надѣвала его
черезъ плечо и отправлялась со мной на охоту; она отлично стрѣляла
перепелокъ, говорю вамъ, отлично. Вотъ летитъ ястребъ и зълѣ са,
онъ таскаетъ у насъ цыплятъ, даже утащилъ любимую насѣдку
Николы, черную съ бѣлымъ хохолкомъ. Я подкарауливаю его нѣсколько дней— можетъ себѣ ждать меня навѣрняка. Разъ иду съ
картофеля, а онъ тутъ какъ тутъ, кричитъ и кружится во дворѣ.
Ружья при мнѣ нѣтъ, и я только проклинаю его. Раздается выстрѣлъ. Онъ перевертывается въ воздухѣ и падаетъ на землю. Кто
стрѣлялъ? Жена.— Теперь онъ не будетъ таскать моихъ куръ,

49 —

говорить она и прибиваетъ его къ воротамъ. Приходить факторъ,.
раскладываетъ свой товаръ. Все отлично, дешево, новомодно. Какъ
-она торгуется! Еврей только вздыхаетъ.— Строгая барыня, говорить
онъ и цѣлуетъ ея локоть. Пріѣзжаю я въ городъ. Вижу идетъ пред­
водительша въ синемъ платьѣ съ бѣлыми мушками. Покупаю синее
платье съ бѣлыми мушками. Моя Никола краснѣетъ. ѣду я въ
Броды, привожу разнаго бархата, шелковыхъ матерій, мѣховъ,—
какіе мѣха! Сердце ея забилось отъ удовольствія. Какъ она одѣвалась! Хоть становись на колѣни передъ нею! Была у нея кацайвейка, темно-зеленая, такого прекраснаго мягкаго зеленаго цвѣта,
•съ бѣличьей опушкой,— у русской императрицы нѣтъ ничего луч­
шаго,— сѣрая бѣличья опушка въ ладонь ширины, изъ сибирскихъ
бѣлокъ. Лежитъ она, бывало, въ длинные вечера на диванѣ, заложивъ руки за голову, а я сижу возлѣ нея въ креслѣ и читаю ей
вслухъ. Огонь трещитъ въ каминѣ, самоваръ шумитъ, сверчокъ
чирикаетъ, мышь грызетъ что-то въ углу, a лѣнивая кошка спо­
койно свернулась на коврѣ. Я читаю ей романъ. Въ уѣздномъ городѣ, знаете ли, уже имѣлась библіотека, а то брали книги у сосѣдей: то у того, то у другаго найдется что почитать. Она ле­
житъ съ полузакрытыми глазами, а я сижу въ креслѣ, и мы вмѣстѣ
глотаемъ себѣ книги. Засиживаемся иногда до поздней ночи, толкуемъ между собой. Если описывается какой нибудь этакой посту­
покъ, Никола краснѣетъ, сердится, приподнимается, упираетъ руки
въ колѣни и говорить мнѣ: смотри, чтобъ этого не было, слышишь?
— почти плачетъ. Какъ будто я самъ написалъ книгу. Знаете, жен­
щины замѣчательно великодушны въ романахъ. Подумайте, онѣ
всегда готовы пожертвовать собою, когда любимый ими муіцина въ
опасности. Чертъ ихъ побери! Разъ описывается сцена, въ которой
жена жертвуетъ своимъ мужемъ для спасенія своего ребенка.
Скажу вамъ: глупая исторін; кажется, что книга называлась
„Сила материнской любви“, очень глупая книга, но моя Ни­
кола въ лихорадкѣ и долго не хочетъ глядѣть на книги.
Какъ только я стану читать, она вырветъ у меня книгу, бросить
мнѣ ее въ лицо и показываетъ языкъ. Гоняемся тогда одинъ за
.другимъ, какъ дѣти. Я прячусь за дверь и пугаю ее. Или она
Завѣщаніе Каина.

4

«

—

50 —

строить мнѣ разныя штуки. Идетъ нъ свою комнату и говорить
мнѣ: когда я вернусь, ты будешь моимъ рабомъ, смотри, не забы­
вай этого.— Одѣвается султаншей, опоясывается шалью, изъ другой
устроиваетъ тюрбанъ на голову, затыкаетъ за кушакъ мой черкесскій ісинжалъ, закутывается въ бѣлое покрывало, возвращается ко
мнѣ и деспотически распоряжается мной. Какая женщина! Боже­
ство, а не женщина! Когда она спала, я цѣлые часы могъ сидѣть
возлѣ нея и смотрѣть, какъ она дышетъ, а если какой. вздохъ
вырывался изъ груди ея, у меня начинало ныть сердце, какъ будто
я былъ къ ней жестоко несправедливъ; невыразимый страхъ вдругъ
находилъ на меня; мнѣ представлялось, что она умерла, что она
не моя. А если я зналъ ее по .имени, то она приподнималась,,
таращ ила на меня глаза и улыбалась. Роль султанши удаваласьей лучше всего; ни одинъ мускулъ не шевелился въ ея лицѣ;.
когда я начиналъ шутить, она, бывало, нахмурить брови и пронизываетъ меня своими глазами, такъ что мнѣ представляется, как ь
будто я уже привязанъ къ столбу; дѣлать было нечего, я долженъ
былъ повиноваться, какъ рабъ, и она дѣлала со мной все, что хотѣла. Такъ жили мы между собой, какъ двѣ ласточки, сидѣли.
вдвоемъ и щебетали. Сладкая надежда сулила намъ новыя радости..
Но какъ я боялся за нее! Я гладилъ ея волосы, и слезы высту­
пали изъ моихъ глазъ. Она понимала меня, хватала за шею и
цѣловала. Все это случилось неожиданно, какъ счастіе. Л поѣхалъ
за докторомъ, возвращаюсь, а она уже подаетъ мнѣ своего ребенка.
Родители были внѣ себя отъ радости, даже прислуга, все лико­
вало, смѣялось и все было пьяно. Одинъ журавль степенно стоялъ
на сараѣ и задумчиво поднималъ свою ногу. Пришлось подумать,
похлопотать, но каждая забота, каждый тревожный часъ еще болѣе связывалъ насъ. Но не осталось все, какъ было...
Голосъ его замѣтно понизился, до меня долетали теперь одни
тихіе, кроткіе звуки, которые также нѣжно носились въ воздухѣ
какъ и прозрачный дымъ его трубки.
— Оно не могло остаться, какъ было; знаете-ли... какъ-бы вамъ
сказать? Это уже общее правило... я хочу сказать, что это уже въ
природѣ. Л часто объ этомъ размышлялъ. У меня былъ пріятель

Левъ Бодошканъ. Онъ слишкомъ много читалъ и думалъ, отъ того
и захворалъ. Онъ говорилъ мнѣ— но къ чему это вамъ? Л не могу..
Онъ вынулъ пожелтѣвшіе отъ времени клочки бумаги, спрятан­
ные на груди.
— Бодошканъ1 и писалъ много. Онъ не пользовался извѣстностью, но рѣшительно зналъ все. Онъ понималъ васъ, какъ будто
сердце паше прозрачный горный источникъ; бывало раскроетъ человѣка, какъ какіе часы, и смотритъ, въ порядкѣ ли у него душа
и сердце, и сейчасъ же скажетъ, чего тутъ не хватаетъ. Напримѣръ, онъ понималъ, что говорятъ между собой кошки, и еказывалъ, чего имъ хочется. Вотъ возьметъ въ руки цвѣтокъ, разрѣжетъ его и пояснить, чѣмъ онъ живетъ, чѣмъ питается. Онъ
охотно толковалъ о женщинахъ. Любилъ онъ записывать свои
мысли, потомъ уйдетъ себѣ вь лѣсъ и все бросить. Какъ будто
эта исписанная бумага тревожила его душу. Но, чтобъ не забыть,
скажу вамъ: онъ всегда говорилъ мнѣ, что тотъ, кто можетъ из­
лить свою любовь на бумагѣ, не любитъ. Онъ въ состояніи былъ
прочитывать цѣлые фоліанты, всего Нестора, но бѣгалъ отъ любовнаго письма.
Тутъ онъ разложилъ на столѣ нѣсколько пожелтѣвшихъ бумажекъ.
— Нѣтъ, это счетъ— и онъ всунулъ его обратно.—Вотъ оно.
Онъ откашлялся и сталъ читать.
— „Что называется жизнью? — Страданіе, сомнѣніе, страхъ и
отчаяніе. Откуда пришелъ ты? Кто ты? Куда идешь?— И не имѣть
ни малѣйшей власти надъ природою, не слышать отвѣта на эти
жалкіе, отчаянные вопросы! Вся людская премудрость въ концѣ
концовъ— самоубійство. Но природа создала намъ муку, которая
хуже самой жизни. Эта мука— любовь. Люди называютъ ее ра­
достью, наслажденіемь“.— Пріятель мой при этихъ словахъ всегда
горько улыбался.— „Посмотрите на волка, когда онъ ищетъ свою
волчицу; какъ онъ ломится въ лѣсную чащу, слюна течетъ изъ
его морды, онъ не воетъ, а визжитъ;— развѣ послѣ того можно
назвать любовь наслажденіемъ? Это борьба, борьба изъ за жизни
Кровь струится по затылку волчицы. Боже мой! Не [способенъ ли
и мущина броситься на женщину, какъ на своего врага? Не со-

—

52 —

знаетъ ли подъ часъ и мущина, что онъ во власти неумолимаго
врага? Не кладетъ ли онъ къ ногамъ женщины свою гордую го­
лову и не самъ ли молитъ ее: топчи меня, топчи своей ножкой,
я готовъ быть твоимъ слугою, рабо*мъ, но только спаси меня. Да,
любовь есть страданіе, a наслажденіе — не болѣе какъ спасеніе!
' Иослѣ того мущина и женщина начинаютъ соперничать между
соб: ю: оба испытываютъ свою власть, и неизбѣжно мущина, любя­
щей женщину, дѣлается ея рабомъ. Сознаешь, что она оскорбляетъ
тебя, и утопаешь въ наслажденіи отъ ея деспотизма и жестокости.
Дѣлуешь ногу своего мучителя. Любимая мной женщина наводить
на меня страхъ. Я вздрагиваю, когда она неожиданно пройдетъ
по комнатѣ, и когда я слышу шорохъ ея платья. Всякое непредвидѣнное движеніе ея пугаетъ меня. Хотѣлось бы на вѣки повѣнчаться съ нею, не только въ этомъ, но и въ будущемъ мірѣ, на­
всегда желалъ бы слиться съ нею. Погружаешь свою душу въ чужую
душу, спускаешься въ чужую враждебную натуру и принимаешь
отъ нея крещеніе. Кажется смѣшно, очень смѣшно, что не всегда
былъ съ нею. Ежеминутно дрожишь, какъ бы не потерять ее. Пу­
гаешься, когда она закрынаетъ глаза, когда замѣчаешь перемѣну
въ ея голосѣ. Такъ и жаждешь сдѣлаться однимъ нераздѣльнымъ
суіцествомъ; охотно вырвалъ бы всѣ свои качества, мысли, идеалы
жизни, для того, чтобъ вполнѣ расплавиться въ другомъ существѣ.
Отдаешься ему, какъ матерія. Дѣлай ты изъ меня все, что хочешь.
К акъ въ самоубійствѣ, такъ и тутъ, бросаешься въ другую на­
туру, пока твоя собственная не возмутится. И вотъ, ты вдругъ
начинаешь приходить въ ужасъ при мысли, что твое я пронадаетъ безвозвратно. Въ тебѣ пробуждается ненависть ко власти
другаго существа. Ты готовъ былъ умереть, и внезапно нъ тебѣ
является желаніе воспротивиться этому деспотизму чужой жизни и
снова быть самимъ собою. Это и есть воскресеніе природы.“
Онъ сталъ отыскивать другой клочекъ.
— „Мущина имѣетъ свой трудъ, свои взгляды, предпріятія и
цѣли. Они не перестаютъ носиться надъ его головой и, наконецъ,
приподнимаютъ его высокимъ полетомъ мысли. Они не даютъ ему
погрузиться навсегда въ чужую натуру. А женщина! — Она взы-

-

53 -

ваетъ о помощи. Э го я не хочетъ исчезнуть, не хочетъ! А помощи
нѣтъ. И вотъ она носитъ подъ серцелъ его подобіе, чувствуетъ,
какъ оно ростетъ, двигается, живетъ! Наконецъ, она держитъ его въ
своихъ рукахъ, приподнимаетъ его. Что происходитъ теперь? Не
сновидѣніе ли это? Ребенокъ шепчетъ ей: я тоже, что и ты; ты .
сама живешь во мнѣ; взгляни на меня, и я буду твоимъ спасеніемъ.— Она прижимаетъ его къ груди— и спасена. Тогда, въ своемъ
ребенкѣ, она начинаетъ заботиться о сѳбѣ и смотритъ, какъ онъ
подростаетъ на ея колѣняхъ; постепенно

она

отдаетъ

ему

всю

свою душу и сама цѣиляется за него.“
Собесѣдникъ слож илъ эти отрывочный размышленія своего друга
и снова спряталъ ихъ на груди; еще разъ онъ ощупалъ ихъ ла­
донью, какъ бы боясь потерять ихъ, и застегнулъ свой каф­
танъ.
— Тоже самое случилось и со мной,— опять заговорилъ онъ,—
совершенно тоже. Конечно, гдѣ мнѣ выразить это такъ хорошо,
какъ Левъ Бодошканъ, но знаете, я все таки разскажу вамъ это.
Хотите слушать далѣе?
— Безъ сомнѣнія.
— Совершенно тоже случилось со мной, новѣрые, совершенно
тоже.
Ж елая возбудить моего новаго пріятеля, я хладнокровно замѣтилъ:
— Обыкновенно говорятъ, что ребенокъ есть

вѣрный

залогъ

любви.
Бояринъ мой остолбенѣлъ. У него захватило духъ, какъ будто я
смертельно обидѣлъ его.
— Залогъ любви!— вскричалъ онъ,— да, нечего сказать, славный
залогъ любви! — Вотъ я возвращаюсь домой. Въ такомъ хозяйствѣ, какъ мое, дѣла на мало. Прихожу усталый, какъ охотничья
собака. Хватаю жену въ объятія; она проводитъ рукой по моему
' лбу, гладитъ голову— и всѣ заботы исчезли. Я ласкаюсь къ ней,
какъ котъ, она емѣется; вдругъ слышу: кричитъ залогъ любви,—
кончена исторія! можете начинать снова, если желаете,— кончена!
Все утро возишься съ повѣреннымъ, экономомъ, лѣсничимъ. Ся­

—

б у ­

—

деш ь за обѣдъ, едва завяжеш ь салфегкѵ,— я
но старой модѣ,— кричитъ мой
изъ за

стола

залогъ

всегда завязываю ее

любви!

Ж ен а

и корм ить ребенка. Немного погодя,

ему

лось ещ е чего-то,— ж ена опять убѣгаетъ, а я могу
одинъ и насвистывать какую нибудь пѣсенку

выходитъ
за х о т е ­

себѣ обѣдать

отъ скуки.

Тогда

55 —

ш ли къ тебѣ,— поляки идутъ.— Я заряж аю свой
наточить

саблю,

или хоть тряпку

вбѣгаю къ женѣ и говорю:
какую

для фуражки,

дай

только

Уа-уа! бай-бай!— ІІовѣрите ли?— Убирайся

пистолетъ, велю
мнѣ

ленточку

темно-желтую.—

отсюда,

кри чи тъ она,

ребенокъ плачетъ, умираетъ, скорѣй поѣзжай въ деревню, прикажи

явл яется желаніе уйти изъ дома хоть утокъ пострѣлять. Бродиш ь

прекратить набатъ, иди ж е скорѣе.— О! теперь извини, я прикажу

цѣлый день по колѣна въ водѣ и

бить набатъ по всѣмъ деревнямъ, пусть твой баловень

радуеш ься

хорошей

постели.

кричитъ,

Что называете вы, напримѣръ, хорошей постелью? Н е правда ли:

знай, что отечество въ опасности.— Ахъ! говорю вамъ... — Ну, хо­

хорошій м атрацъ, мягкія подуш ки, теплое одѣяло и красивая жена?
Онъ покраснѣлъ и что-то пробормоталъ.

рошо. Н аконецъ, она какъ-то присѣла ко мнѣ. Мы сидимъ на ди-

Т акъ. Ц ѣлуеш ь свою милую жену въ шею, затылокъ и грудь,

начинаетъ прислуш иваться, не ш евелится ли ребенокъ?— Что ты

рука ско л ьзи ты ю еянѣж ном у, полному тѣлу, ласкаеш ь ее, вдругъ—

сказалъ? спраш иваетъ она, немного погодя. — Ничего, отвѣчаю я

закричитъ залогъ любви! Ж е н ап р ы гъ съ постели, влѣзаетъ въ туф­

ей, ничего, — но сердце мое такъ и заныло, увѣряю васъ. — Гдѣ

ли и начинаетъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ и кач ать р е­

твоя кацавейка, Никола? — Ахъ! подумай, как ъ носить ее съ ре-

бенка. До полночи все слышу: уа-уа! бай-бай!— и засыпаю одинъ.

бенкомъ?— К онечно. Тогда волосы только кой-какъ

Т акъ проходитъ годъ. К ругомъ происходитъ что-то странное, что-

надѣваю тъ то, что попадется подъ руку.— Часто я не узкаю

то носится въ воздухѣ. В сякій зам ѣчаетъ это, а никго ничего

рош енькаго личика.— Но ребенокъ... понимаете ли меня?— К огда я

не

ванѣ, и я обвилъ рукой е я талію. Н и съ того, ни

съ

сего,

она

зачесываю тся,
хо-

можетъ сказать утвердительно. В стрѣчаеш ь много незнакомыхъ лицъ.

пріодѣнусь, говорить мнѣ жена, ребенокъ не узнаетъ меня, ты по­

Иольскіе пом ѣщ ики то и дѣло

нимаешь меня?— Конечно, все понимаю, милая моя.— Но когда

разъѣзж аю тъ

взадъ

и

впередъ.

у

О динъ скупаетъ лошадей, другой порохъ. Ночью видиш ь красную

насъ гости, тогда ребенокъ можетъ и покричать. Тогда она вбѣ-

полосу на небѣ. У корчмы толпятся крестьяне и толкуютъ между

ж итъ къ нему на

собой, что быть войнѣ, не то возмущенію,

смѣется и болтаетъ, вѣдь что не дѣлается для гостей?— Вотъ

или

холера

нридетъ.

минуту

и

спокойно

потомъ разливаетъ

чай,
на

Сердце тоскуетъ. Внезапно что-то просыпается въ душ ѣ, вспоми­

оценѣ и зеленая кацавейка, говорю я ей.— Должна же я

наеш ь, что у тебя есть отечество, хотя границы его такъ глубоко

для гостей.— Вотъ вздумалось мнѣ опять пойти на медвѣдя. Ж ена

врѣзываю тся въ славянекія, нѣмецкія и другія земли. Что замыш-

кач аетъ ребенка и говорить, когда я прощаюсь съ ней: иди же,

ляю тъ поляки, чего хотятъ они, думаеш ь про себя и

вѣдь ты не даеш ь заснуть ребенку. — Конечно, я ухожу себѣ по-

объ орлѣ на окружномъ ѵправленіи, д а

о

своемъ

заботишься

гумнѣ.

Ночью

обойдешь усадьбу кругомъ, посмотришь, не грози-гъ ли тебѣ

под-

скорѣе. Мой егерь

прослѣдилъ

медвѣдя...

одѣться

Чуть-чуть опять не

разсказалъ вамъ анекдота... Короче сказать— егерь

и я,

мы оба

жогъ. Хотѣлось бы вы сказаться. Съ кѣмъ? съ женой? — К ак ъ бы

были въ опасности. Одинъ изъ крестьян е побѣжалъ впередъ, чтобъ

не такъ. Залогъ любви реветъ, что есть силъ, изъ

сообщить это извѣстіе. Въ домѣ тревога, говорю вамъ; мы прихо-

за

того,

что

муха сѣла ему на носъ. Я стою на крыльцѣ, на горизонтѣ зарево;

димъ— ж ена бросается ко мнѣ н а шею, нотомъ

мимо забора ѣ детъ крестьянинъ верхомъ

ребенка. Кровь такъ и льется изъ моей головы;

мущ еніе!“ — и гонитъ свою тощую

и

кричитъ

лошаденку

далѣе.

крестьянинъ идетъ по дорогѣ съ косой на плечѣ,

мнѣ: „воз- К акой-то

два другіе

цѣпами. Ц ѣ лая толпа собирается на мой дворъ: баринъ! мы

съ

при­

тащ и тъ

ко

мнѣ

ребенокъ н ач и ­

н аетъ кричать. —Убирайся отсюда, кри чи тъ жена.
Онъ презрительно пожалъ плечами.
— Н е стоило бы говорить о крови и слезахъ бѣднаго малютки

—

56 —

но вѣдь опасность миновала?— женщины такъ практичны. Хорошо*,
я смываю кровь. Егерь неревязываетъ мнѣ голову,— онъ былъ от­
ставной солдатъ. Но, повѣрите ли вы, увидя мою бѣлую повязку
залогъ любви снова поднимаете крикъ.— Уйди, уйди отсюда! ѵ реоенка дѣлаются конвульсіи.— Что же остается дѣлать? Бросаешься
на постель и лежишь себѣ одинъ, какъ бывало до женитьбы. Чертепооралъ бы этотъ залогъ любви! Господи, прости мнѣ мое прегрѣшеніе!
1
Онъ перекрестился, сердито плюнулъ и продолжалъ:
— Я разстилаю шкуру убитаго медвѣдя передъ кроватью жени.
го ™ ДУ»'аете? Она взвизгнула,— Убирайся ты съ своей шкурой
она напоминаетъ мнѣ испугъ ребенка. - Подумайте! а мол кровь’
опасность? К акъ практичны женщины, проклято практичны!
— Позвольте перебить васъ на минуту,— обратился я кь своему
собесѣднику,— говорили ли вы вашей женѣ...
— Извините - п о ч т и запальчиво остановилъ онъ меня; ноздри егораздувались.— Л говорилъ ей. О, знаете ли вы, что она отвѣтила мнѣ?
-Х о р о ш о , зачѣмъ же тогда дѣти?-П одум айте, она б ы л аб ы въ состояніи...— вотъ почему и дѣлаешься рабомъ женщины. ЛСэлаешь
ты измѣнить ей?—Нѣтъ.— Ж елаешь ты жить монахомъ?—Тоже н ѣ тъ.
Что же остается тебѣ, какъ ни дозволить ей топтать тебя. П овѣрьте мнѣ, бывали такія минуты, что я готовъ бы былъ своего
ребенка... поймите меня... напримѣръ, такая сцена. Разъ утромъ
я курю изъ длинной турецкой трубки, такой какъ эта, только съ
проволочной сѣткой. Ребенокъ кричитъ,.дай ему трубку. Пусть себѣ покричите, думаю я про себя. Но жена уже въ лихорадкѣ.—
Дай же ему трубку,— она подразумѣваетъ чубукъ. Л подаю ему
горячую трубку, онъ хватаетъ ее и пуще кричитъ. — Боже мой,

— 57

—

— Иногда.
— Хорошо. И такъ, вы нетерпѣливы. Вы хотите, чтобъ часы
пошли сейчасъ; вы толкаете ихъ, толкаете маятникъ; хорошо, они
пошли, да надолго ли?— Опять стоятъ, вы еще разъ толкаете маят­
никъ, но они опять остановились; вы начинаете терять терпѣніе, тол­
каете сильнѣе—совсѣмъ остановились. Тоже самое испытываешь, ког­
да хочешь возвратить порядокъ въ своемъ сердцѣ,— совершенно тоже.
Вотъ любишь свою жену и не довольствуешься одной спокойной
постелью. Знаете, чувствуешь что-то похожее на боль, когда жаж­
дешь женщины. Но послѣ того и кончено. Тогда только и поймешь,
что ты спасенъ,— и болѣе ничего; поймешь, что въ сущности это
ничего, что есть нѣчто другое, совершенно другое, высшее, что мужъ
и жена лучше'же волка и волчицы. Но все это напрасно. Представьте
себѣ, что жена тоже, что и книга. Л охотно прочелъ бы ее до кон­
ца, но я принужденъ все съизнова начинать ее. Наконецъ, я закры­
ваю ее. Пусть дочитываете ее тотъ, кому угодно. Сперва, понимаете
ли вы, я только хотѣлъ разсѣяться. Кругомъ стояли гусары. Л по­
знакомился съ офицерами. Вотъ были люди! Напримѣръ, Баней, не
знаете ли вы его?
— Нѣтъ.
— Или баронъ Поль,— тоже нѣтъ? Но Раметея съ острыми ба­
кенбардами вы навѣрно знаете? Л ѣздилъ то къ. тому, то къ дру­
гому, и они едва ли не каждый день посѣщали меня. Бывало, сидимъ за самоваромъ, куримъ, каждый изъ насъ разскажетъ что
нибудь, потомъ сганемъ играть въ карты. Часто вмѣстѣ ходили
на охоту. Въ то время я выучился стрѣлять куликовъ. Ж ена замѣчаетъ мой новый образъ жизни. Разъ она садится возлѣ меня

оѣдныи ребенокъ!— Л желаю женѣ пріятно провести время, беруружье и ухожу пъ поле; мнѣ какъ-то весело, что она осталась съ
реоенкомъ, который будетъ ревѣть весь день. Нравъ мой видимоизмѣнился. Что же» дѣ л ать, нравъ поневолѣ испортится. Дѣлаешьг

такая тихая, и начинаетъ мнѣ дѣлать замѣчанія. Л только говорю
ей: милая моя, какая же мнѣ радость сидѣть дома? слышишь, ре­
бенокъ твой кричитъ.— Въ слѣдующій пріѣздъ гусаровъ Никола
надѣваетъ зеленую кацавейку съ серебристой опушкой, причесы­
вается по модѣ и выходитъ къ намъ. Мнѣ смѣшно. Вздумалось же

что можешь,— потрудитесь подумать,— напримѣръ... Останавливались
ли когда нибудь ваши часы, такъ вдругъ, безъ всякой причины?

ей возбудить во мнѣ ревность! Она вертится, шутитъ и вовсе не
смотритъ на меня. Гусары мои, знаете, во-первыхъ, честные молод­

Хоть стѣнные часы? Случалось?—Скажите, вы нетерпѣливы?

цы, нечего сказать, во-вторыхъ, никто изъ нихъ не хотѣлъ— да

и

— 5S —

—

зачѣмъ?— умереть или попасть въ бѣду, пожалуй на вѣки сдѣлаться
калѣкой,— зачѣмъ? Если не любишь женщины, то не все ли равно,
такъ или иначе? Но они начинаютъ дразнить меня.—-Какъ тебѣ*
нравится, брате, вѣдь твоя жена кокетничаетъ съ нами?— А вы
любезничайте, сколько хотите. — Не правъ ли я былъ? Но тутъ
началъ ѣздить къ намъ другой... тотъ— вы пе знаете его. Съ перва­
го момента я почувствовалъ къ нему отвращеніе; свѣтловолосый,
очень свѣтлый, помѣщикъ. Всякій день заставлялъ онъ своего камер­
динера завивать себѣ волосы, читалъ вслухъ Пушкина и при
этомъ дѣлалъ жесты, — совершенный комедіантъ, скажу вамъ. И
так ъ , онъ не нравился мнѣ. Но онъ понравился женѣ. Голосъ у
него былъ такой хриплый. Чѣмъ болѣе въ немъ разгоралась страсть,
тѣмъ глуше становился голосъ, дѣлалсяонъ какимъ-то сдавленнымъ,
какъ будто съ трудомъ вылеталъ изъ груди. Но объ этомъ послѣ.
Въ ту пору мы жили весело. Зимой стали ѣздить сосѣди съ жена­
ми, катались, плясали, наряжались. Потомъ, лѣтомъ, родился вто­
рой ребенокъ, опять мальчикъ,— оба мальчики. Согласіе между на­
ми было возстановлено. Разъ я говорю Николѣ (я сидѣлъ у ея посте­
ли и покрывалъ ее, когда она металась): прошу тебя, пожалѣй меня,
возьми кормилицу къ своему р е б е н к у .-О н а отрицательно качаете
головой. Что же я дѣлаю? Слезы брызнули изъ глазъ моихъ, и я
выбѣжалъ изъ-комнаты. Все было напрасно: Никола опять цѣлый годъ
все возилась съ ребенкомъ. Мы даже рѣдко говорили между собой
Мало по малу дошло до того, что мнѣ приходилось придумывать,
что бы ей сказать, а она начала скучать въ моемъ обществ*. Разъ,
другой зѣвнетъ, а тамъ и глаза смыкаются. Замѣчателько,

какъ

теперь легко возникали между нами ссоры и споры. Но жена всегда
считала себя правой. Когда я хвалилъ ту или другую прислугу, то
она выживала ее изъ дома. Натурально, слѣдовала сцена. Или я
нахожу, что ей къ лицу синій платокъ. Въ слѣдующее воскресенье
вижу, что ключница идетъ къ обѣднѣ въ ея платвѣ. И все это
происходитъ въ присутствіи постороннихъ. Такъ непріятно. Не
хочешь же, чтобъ жена была виновата, вѣдь я мущина. Но если
о н а нарочно заступается за другихъ? Неужели всѣ правы, исклю­
чая меня? Что скажете на это?

59 —

Онъ запальчиво плюнулъ въ сторону.
— Или я говорю ей: милая Никола, прошу тебя, не дѣлай этого,
пожалѣй меня.— Что же? Въ слѣдующій разъ, она молчите, какъ
пень.— „А что скажете вы, сударыня?“— Я... я скажу тоже, что и
мужъ.— О, татарская злость! Она принуждена, понимаете ли, ду­
мать одно со мной. Ахъ! когда я вспомню все, что было! Просто
не понимаю, какъ я пережилъ эту муку! Вдругъ я страшно про­
игрываюсь. Ставка была высокая, а естественно, я былъ несчастливъ
въ игрѣ. И такъ, я разомъ теряю наличныя деньги, лошадей, эки­
пажи.
При этомъ онъ отъ души засмѣялся.
— Хорошо. Я хватаю себя за голову и говорю: это скверно.
Честно расплачиваюсь и удаляюсь изъ компаніи. Всѣ перестаютъ
ѣздить къ намъ. Пріѣзжалъ только онъ. Посѣщенія его не сму­
щали мой покой. Тогда я самъ пачалъ заниматься хозяйствомъ;
счастіе улыбалось мнѣ, а когда увидишь, что хорошо ростетъ то,
что посѣялъ, то невольно увлекаешься дѣломъ. Хозяйство своего
рода игра. Какъ въ игрѣ, такъ и въ хозяйствѣ, надо составить
себѣ планъ, сообразоваться съ обстоятельствами, а потомъ и слу­
чай играетъ немаловажную роль: гроза, градъ, морозъ, засуха, болѣзни, саранча. Прихожу къ чаю, набиваю трубку, и вдругъ мельк­
нете въ головѣ, что надо подковать лошадь или заглянуть въ
фруктовый садъ, не пьянъ ли сторожъ, и забываю, что дома жена
сидитъ съ дѣтьми. Начинаю тъ толковать объ насъ: „они живутъ
между собой не лучше другихъ“. Самъ достопочтенный Мацикъ
явился съ назиданіемъ. Не только лицо и волосы его свѣтились
мѵромъ, но даже воротнйкъ, сапоги и локти. Онъ весь блестѣлъ,
словно херувимъ, поднялъ надо мною свою тростниковую палку
вмѣсто пастырскаго посоха и еще болѣе возвысилъ свой голосъ.—
Но какъ же, батюшка, если я и жена перестали любить другъ друга?—
О! въ этомъ и вся суть христіанскаго брака,— и онъ такъ засмѣялся, что его животъ и щеки пришли въ движеніе.— Но, благоде­
тель, какъ же намъ жить такъ, вѣдь это никакъ не клеится.— Не
клеится? A зачѣмъ же церковь? Знаете ли вы, мой почтенный,
эдблудшійся другъ, что такое нашъ бракъ? Если вы будете забав­

ляться другой

60 —

—

61 —

женщ иной, не любя ее, то что скаж утъ объ васъ?—

знаете, не прямо плю етъ, а осторожно хар каетъ 'в ъ свой платокъ.

Безп утн икъ . Л въ христіанскомъ бракѣ это сало собой понимается.

Р азъ д ѣ л аетъ онъ мнѣ цѣлую сцену изъ за того, что я такъ н егли­

Е сли вы заплатите

жирую женой и какой женой! красавицей, у которой т а к а я чистая

посторонней ж енщ инѣ,

подарите ей платокъ

или не знаю что, всякій плю нетъ и скаж етъ о ней: она продажная.
ли вы будете дѣлать все тож е но отношенію къ ж енѣ, то вы—
примѣрныи мужъ;

добрая

ж ена

только и требуетъ этого, только

и бесѣдуетъ о томъ, как ъ добрый христіанскій
одѣваетъ ее. Р азв ѣ

я

не

мужъ

кормитъ и

правъ?— А лю б овь?-Л ю б овь

душа, и притомъ

умная ж енщ ина,

молитвенникъ.— Тебѣ легко

ч итаетъ

говорить,

П уш кина,

какъ

бы

пріятель, ты видиш ь ее за

самоваромъ, въ бѣличьей кацавейкѣ, вертлявой, какъ бѣлка, а я?—
Ахъ! оставимъ это.— А въ сущности, въ чемъ мы виноваты одинъ

значитъ:

передъ другимъ?— Мы не понимаемъ другъ друга,— говорить она.

пекись о ж енѣ, корми своихъ д ѣ тей и за то тебѣ— постель. Вотъ

Зн аете ли, слово пъ слово изъ одной нѣмецкой книги. Вотъ вамъ

что назы вается любовью въ наш емъ бракѣ.

К акой

эти идеи.

дѣвуш ка влюбится и ро д и ть ребенка, а въ

бракѣ, если и всякій

стыдъ,

когда

— О днаж ды ,— продолжалъ

разсказчикъ, — возвращ аюсь домой

день ссориться, то все ж е тутъ — благословеніе божіе. И зъ за чего

ночыо, изъ Добромиля. Ж ен а сидитъ на диванѣ; она закинула одну

ж ен ятся: изъ за любви или изъ за пастырскаго. благословенія?—

ногу н а другую и руками обвила колѣно. Взоръ ея блуждаетъ по

Е слибъ ж енились

благословеніе

комнатѣ. Мой пріятель только что вышелъ отсюда,— ж ена въ зеле­

было бы вовсе не нужно. E rg o L - Т а к ъ разсуж даль наш ъ свящ ен­

ной кацавейкѣ, да къ тому же т ак ъ и пахнетъ этимъ гостемъ. Я

никъ. Между тѣм ъ, что-то гонитъ меня изъ дома. Я почти

готовъ былъ разсердиться, но махнулъ рукой. Ж ен а нравится мнѣ

изъ за

одной

любви, тогда и

живу

въ полѣ; во врем я жатвы устроиваюсь въ крестцахъ, какъ въ налаткѣ,

въ этой позѣ; я цѣлую е я

курю и прислушиваюсь къ пѣснямъ жнецовъ. И ли отправляю сь въ

кацавейкѣ. Вдругъ она бросаетъ на меня взглядъ, какой-то незна­

л '.с ъ къ дровосѣкамъ и между дѣломъ стрѣляю куликовъ. Не за­

комый мнѣ взглядъ— удивительное дѣло.— Долѣе ж ить такъ нельзя,—

бываю ни одной ярм арки, ѣзжу часто въ Лембергъ, въ особенности

говорить она совершенно

во время кон трактов^. П ропадаю изъ дома по недѣлямъ. Само со-

усиліе надъ собой, чтобъ говорить

оой

разум ѣется, что мы съ женой продолжаемъ ж ить въ христіан-

скомъ бракѣ. Но сосѣдъ мой не понимаетъ

этого.

О нъ

думаетъ

руки, начинаю

гладить мѣхъ н а ея

неожиданно. О на охрипла, но дѣлаетъ
громко.— Что

съ тобой?— Ты

только ночью вспоминаешь обо мнѣ,— вскрикиваетъ она, за любов­
ницами

болѣе ухаж иваю тъ, а я — я

требую

любви!— Любви? Да

что сердце надо приж игать ежедневно, какъ онъ нриж игаетъ свои

развѣ я не люблю тебя?— Н ѣтъ!— Садится на лошадь и маршъ! Я

волосы, и аккуратно

разыскиваю ее цѣлую ночь и на слѣдующій день.

проводитъ половину дня съ моей

женой,

а

В ечеромъ' воз­

когда меня н ѣ тъ , то сидитъ и долѣе. М нѣ только стоитъ ѵѣхать

вращ аю сь домой. Кровать е я стоитъ въ дѣтской, я сплю себѣ одинъ

куда н и б у д ь ,- и опъ тутъ, как ъ т у т ъ .- Д о м а ли пріятелт.мой (ему

М нѣ бы слѣдовало не допустить этого, слѣдовало бы настоять, но

нравилось называть меня

я былъ слиш комъ

пріятелем ъ)?— Н ѣ т ъ . - К ак ъ

м ѣтьте, хорекъ садится и начинаетъ декламировать
разговорѣ же какъ нибудь

гордъ, подумалъ, что и такъ обойдется. Вѣдь

наш и женщины! Д а, я зналъ

одного кан целяриста въ уѣздномъ

зам ѣчаніе въ родѣ

слѣдую-

судѣ. Ж ен а его получаетъ письмо отъ одного

щ аго: странно, каж ется, что ваш ъ мужъ вовсе дома не

ж иветъ?

тебя въ рукахъ, моя милая?— Б е р етъ

Гм!

встави ть

жаль!— За-

Пуш кина. Въ

и только потряхиваетъ головой. А ж ена— о Бож е мой! Ж ен а

ж е колотить свою

жену.

ротмистра.— Что у

письмо, ч и таетъ и сейчасъ

К олотить и въ другой разъ, — говорю

вторить ему. Д ѣ лаю тъ намеки, онъ опять покачиваетъ ' головой и

п р ав д у ,— колотилъ, пока она

какъ-то носомъ втяги ваетъ въ себя струю чистаго вовдуха. Н ачи­

счастливое супружество. Но я!.. Я былъ рабомъ своей жены. Еслибъ

н аетъ говорить о мущ инахъ

я воспротивился тогда... но теперь все давно утекло. И

вообще — интересно

и поучительно^

снова не полюбила

его.

Это
такъ.

было
мы

—

62 —

—

говорили другъ другу: доброй ночи, доброе утро. Тѣмъ в с е й кон­
чалось. Доброй ночи!.. Вотъ были славныя ночи. Я смѣло логъ
бы настоять на томъ, чтобъ меня причислили къ лику святыхъ.
— Снова началъ я ходить на охоту— минуту помолчавъ, заговорилъ онъ опять, и дѣлые дни проводилъ въ лѣсу. Въ это вре­
мя^ у меня былъ егерь, по имени Ириней Вольфъ, замѣчательный
человѣкъ. Онъ любилъ все живущее на землѣ. Отъ состраданія
онъ весь дрожалъ, когда нападалъ на звѣря, а все-таки всегда
убивалъ его. А когда убьетъ звѣря, то возьметъ его въ руки и
печально приговариваете, разглядывая его: ему теперь хорошо,
ему хорошо!— Мы располагались на оиушісѣ лѣса. Ириней отправ­
лялся въ ноле, выкапывалъ земляныя груши, разводилъ огонь и
жарилъ ихъ въ золѣ. ѣли, что попадалось. Когда бродишь въ
безмолвномъ, темномъ лѣсѣ, встрѣчаешь волка имедвѣдя, видишь,
какъ орелъ выводить своихъ птенцовъ, вдыхаешь прохладный лѣсной воздухъ, тяжелый, пропитанный острымъ ароматомъ, спишь въ
каменной нещерѣ, купаешься въ бездонномъ озерѣ, гладкая и тем­
ная поверхность котораго поглощаетъ лунный свѣтъ,— тогда исче­
заетъ всякое чувство. Чувства обращаются въ пожеланія: ѣшь,
когда голоденъ, любишь изъ нобужденія. Солнце садится. Ириней
ищ етъ грибы. Неподалеку сидитъ на землѣ крестьянка. Блѣдноголубая юбка не прикрываетъ ея маленькихъ иыльныхъ ногъ. Гряз­
ная рубашка спускается съ ея плечъ, и такъ какъ она стянута
кушакомъ, то спереди складки расходятся и виднѣется грудь. Кру­
гомъ пахнетъ тимьяномъ. Она уперла свои руки въ колѣна и под­
держиваете ими голову, а глаза ея безцѣлыю глядятъ въ простран­
ство. Свѣтящійся червякъ заползъ въ ея темные волосы, они выпаДаютъ нечесанные изъ подъ краснаго платка на спину. Я вижу
лицо ея въ профиль, при свѣтѣ вечерняго солнца; оно темное
острое, какъ бы выточенное. Носъ ея тонкій и сильный, какъ клювъ
хищной птицы, и когда я окликиваю ее, то она испускаете крикъ,
похожій н а крикъ горнаго ястреба, и глаза ея мечутъ искры. Одно
мгновеніе взоръ ея горитъ, какъ пламя нефти. Крикъ ея долго не
умолкаетъ онъ отдается въ скалистыхъ обломкахъ и въ вѣковомъ
ілѣсу

и постепенно долетаетъ до отдаленныхъ горъ.

Присутствіе

63

этой женщины наводите на меня страхъ. Она нагибается, начи­
наетъ собирать тимьянъ и нахлобучиваете платокъ на свое пылаю­
щ ее лицо.— Что съ тобою? спрашиваю я ее.— Она не отвѣчаетъ, но
я слышу, какъ унылые звуки малороссійской пѣсни носятся въ
воздухѣ,— звуки, похожіе на слезы.— Что съ тобою? спрашиваю я
ее во второй разъ: горе или печаль на сердцѣ?— Она молчите.—
Скажи.— Она глядитъ мнѣ въ лицо, смѣется и вмѣсто покрывала
опускаете на глаза свои длинныя рѣсницы.— Скажи, чего желала бы
ты?— Овчиннаго тулупа,— чуть слышно отвѣчаетъ она. Я смѣюсь.—
Подожди, я привезу тебѣ тулупъ съ ярмарки.— Она прячете свое
лицо.— Но къ тебѣ нельзя будетъ подойти; ты знаешь, какъ пах­
нетъ новый тулупъ. Не купить ли вмѣсто тулупа теплую душегрѣйку съ кроликомъ, съ чернымъ или бѣлымъ, бѣлымъ, какъ мо­
локо?— Она удивленно глядитъ мнѣ въ глаза, не то чтобъ серьез­
но, прищуривается, и губы ея начинаЮтъ шевелиться возлѣ ея
большихъ бѣлыхъ зубовъ, потомъ щеки приходятъ въ движеніе, и,
наконецъ, все лицо весело смѣется.— О чемъ ты смѣешься?— Такъ
себѣ.— Хочешь или иѣтъ? Хороша ли будетъ душегрѣйка съ кро­
ликомъ, бѣлымъ, какъ молоко?— Вдругъ она встаете, поправляете
свою юбку и стягиваете свою рубашку.— Нѣтъ, говорить она, если
вы хотите подарить мнѣ, то пусть она будете съ серебрянымъ
мѣхомъ.— Съ какимъ же это серебрянымъ?—Ну, съ такимъ, какой
носятъ паны.— Я только посматриваю на нее. Эгоизмъ также весело
и ясно свѣтился на лицѣ ея, какъ бы невинность. Она ласкала
свою душу, свои пожеланія также безсознательно, какъ цѣловала
бы святое изображеніе. Тутъ не было ни принципа, ни идеи, ни­
чего подобнаго. Она знала одну нравственность ястреба, одни за­
коны лѣса. О христіанствѣ она не вѣдала. Я привезъ ей изъ Лем­
берга... вы будете смѣяться... Я влюбился въ эту женщину. Это
былъ такой романъ, какой не скоро найдешь. Она была на мѣстѣ,
какъ скоро раздавался выстрѣлъ. Я разчесывалъ ей волосы своими
пальцами и мылъ ей ноги въ тѣнистомъ ручьѣ, а она брызгала
водой въ мое лицо. Замѣчательное созданіе. Въ кокетствѣ ея было
что-то жестокое. Она мучила меня своимъ великимъ смиреніемъ,
какъ ни одна панна не мучила своею гордостью. Но простите,

—

64: --

почтенный мой, я снова ааговорилъ о другомъ... Скажу вамъ только,
что она дѣлала изъ меня все, что хотѣла.
Мы оба замолкли на нѣсколько минутъ. Мужики и дьячокъ дав­
но ушли. Еврей про челъ свои молитвы и спалъ. Во снѣ онъ чтото тихо нанѣвалъ и по временамъ кивалъ тактъ головою. Жена
его сидѣла за прилавкомъ. Голова ея склонилась на руки, маленькіе пальцы были затиснуты възубы, полузакрытые глаза смотрѣли,
какъ во снѣ, но они не могли оторваться отъ лица незнакомца.
Онъ положилъ трубку и вдохнулъ въ себя струю чистаго
воздуха.
Разсказать ли вамъ сцену съ моей женой? вы позволите? Ж ена
хворала одно время. Я оставался дома и читалъ. Однажды она
прошла возлѣ меня и тихо проговорила мимоходомъ: покойной
ночи. Л сейчасъ вскочилъ, но не догналъ ее, замокъ уже щелкнулъ въ двери. Опять все исчезло. Въ это время у меня была
тяжба съ господами Основьянъ. Прежде чѣмъ обращаться къ адво­
кату, лучше велю запречь себѣ лошадей и самъ съѣзжу поговорить
съ своими противниками. Кого же нахожу? Молодую панну, въ
разводѣ съ мужемъ, живетъ въ своемъ имѣніи, потому что свѣтъ
надоѣлъ,— современная философка. Звали ее Сатана, и въ самомъ
Дѣлѣ она была очаровательная, маленькая чертовка. При каждомъ
словѣ она вспрыгивала съ мѣсга, а глаза ея горѣли какъ блуж­
дающее огоньки. Безъ сомнѣнія, я нотерялъ процессъ, но за то
выигралъ ея сердце, ея поцѣлуи и ея ложе... Но я все еще лю­
билъ свою жену, часто, лежа въ объятіяхъ той женщины, я закрывалъ глаза и старался увѣрить себя, что трогаю длинные влаж­
ные волосы Николы и цѣлую ея сладострастно горячіе, лихора­
дочно сухіе уста. Между тѣмъ, жена моя изнывала отъ любви и
ненависти ко мнѣ. Сердце ея походило на тѣ цвѣты, что цвѣтутъ
въ тѣни. Теперь оно переполнено было неистовой нѣжностыо. Какъ
на зло, выдавала она себя тѣмъ, что такъ старалась скрыть свои
чувства. Однажды она сама подала мнѣ записку, принесенную казачкомъ моей пріятельницы, и при этомъ засмѣялась, но смѣхъ ея
оборвался,— это даже было гадко. Л бросилъ ее изъ-за чрезмѣрной
любви, а теперь она вздыхала о мести, за то, что я пренебрегалъ

ея страстью. Когда она ходила, то какая-то неестественная тороп­
ливость проглядывала въ ея двиясеніяхъ. Во снѣ она вскрикивала;
днемъ била прислугу и дѣтей. Въ христіанскомъ бракѣ безъ этого
не обходится. ГІо вдругъ я замѣтилъ въ ней перемѣну. Въ ней
стала проглядывать какая-то сдержанность и какъ бы нѣкоторое
удовлетвореніе. Глаза ея такъ странно, пресыщенно останавлива­
лись на мнѣ, а между тѣмъ, въ ея гордомъ смѣхѣ слышалось страданіе. Пришелъ егерь.— Баринъ вовсе не ходитъ на охоту; я прослѣдилъ лисицу и видѣлъ славныхъ куликовъ,— послѣднихъ я въ
особенности охотно стрѣляю,— и она ждетъ у опушки; сжальтесь
надъ бѣдной женщиной.— Л беру ружье и дохолсу до послѣдней
околицы. Тутъ въ душѣ моей происходитъ что-то неестественное.
Л чувствую какой-то необъяснимый ужасъ, бросаю егеря и бѣгомъ
возвращаюсь домой. Мнѣ стыдно; вхожу въ домъ, иду тихо, на
цыпочкахъ— и вдругъ слышу...
Онъ нѣсколько разъ провелъ рукой по волосамъ.
— Передать этого я не въ силахъ... Отворяю дверь,— жена ле­
житъ въ объятіяхъ...— Быть можетъ, я лишній,— говорю я и сей­
часъ же затворяю дверь. Что же я дѣлаю? У насъ это такъ. Нѣмецъ обыкновенно смотритъ на свою жену, какъ на свою поддан­
ную. Мы же обходимся другъ съ другомъ, какъ равные, какъ одинъ
монархъ съ другимъ. Мы не говоримъ себѣ: дѣлай все, ч^о хочешь,
а жена всѣмъ должна быть довольна. У насъ мужъ не пользуется
такой привилегіей; мужъ и жена равноправны. Если хочешь—
возьми за подбородокъ шинкарку, но ужъ за то терпи, если твоей
женѣ нравится, чтобъ за ней ухаживали. Утѣшайся въ объятіяхъ
любезной, но ужъ и молчи, если твоя жена обнимаетъ другаго.
Поэтому имѣлъ ли я право упрекнуть ее?— Н ѣтъ.— Я удалился и
ходилъ взадъ и впередъ передъ дверью жениной комнаты. Всѣ
чувства мои словно замерли въ эту минуту. Все во мнѣ было непо­
движно, тихо, совсѣмъ тихо. Я только все твердилъ себѣ: развѣ ты
не дѣлалъ того же? Ты не въ правѣ, не въ правѣ мѣшать ей.—
Наконецъ, онъ выходитъ. Я говорю ему: я не хотѣлъ мѣшать тебѣ,
пріятель, но ты забылъ, что ты въ моемъ домѣ.— Онъ задрожалъ,
и голосъ его задрожалъ.— Дѣлай со мной, что хочешь.— Что же
Завѣщаніе Каппа.

5

—

66

—

мнѣ дѣлать съ тооой? Развѣ ты не знаешь, что называется честью?
Намъ необходимо обмѣняться пулями.—Я посвѣтилъ ему съ л е ­
стницы, потомъ отправился ко Льву Бодошкану и попросилъ его
быть моимъ секундантомъ. Онъ уныло улыбнулся.— Въ сущности,
это глупость, сказалъ онъ, но все будетъ улажено къ утру. Сдѣлай мнѣ удовольствіе, прочти ночью, что написано на этихъ листочкахъ. Съ тѣхъ норъ я не разстаюсь съ ними. Удивительный
человѣкъ. Я прочелъ листочки. И зачѣмъ хотѣлъ я драться? Я
вызвалъ на дуэль любовника своей жены, но, въ сущности, это не
имѣло смысла. Я не имѣлъ права на это; я зналъ, что я самъ грѣшенъ, но честь— что прикажете дѣлать? Все-таки тутъ не было
никакого смысла. Я былъ увѣренъ, что онъ не попадетъ въ меня.
Н а пятнадцати шагахъ онъ не могъ отличить грабель отъ лопаты,
а я стрѣлялъ,—да, стрѣлялъ хорошо. Я могъ бы отмстить ему—
убить, никто не осудилъ бы меня, но я не имѣлъ права мстить и
выстрѣлилъ въ сторону. Вѣдь я также былъ виноватъ, какъ и жена.
Въ первыя минуты у меня мелькнула мысль развестись съ женой.
Но дѣти! Въ томъ то все и дѣло. Они связываютъ насъ на вѣки
и неразлучно гонять насъ въ самый шквалъ, какъ окаянныхъ въ
Дантовомъ аду. Вообще не случалось ли вамъ поразмыслить, какую
ловушку намъ ставить природа въ любви? Не допускаете ли вы...
ахъ! что бщпь я хотѣлъ сказать?—да, съ самаго начала, мущина и жен­
щина собственно созданы для обоюдной вражды. Надѣюсь, вы но-,
няли *меня? Природа поставила себѣ задачей продолжать человѣческій родъ, а по свойственному намъ тщеславію и легковѣрію.
мы воображаемъ себѣ, что она только заботится о нашемъ счастьи
Какъ бы не такъ!— Едва появится на свѣтъ божій ребенокъ, какъ
конецъ и счастью, конецъ и любви. Мужъ и жена начинаютъ смотрѣть другъ на друга, какъ люди, сдѣлавшіе между собой плохую
сдѣлку; оба обмануты, а между тѣмъ ни тотъ, ни другой необманывалъ. Но они все еще думаютъ, что рѣчь идетъ объ одномъ ихъ
счастіи, они враждуютъ между собою, вмѣсто того, чтобъ винить
природу, присоединившую другое чувство къ ихъ непостоянной
любви, чувство не преходящее — любовь къ дѣтямъ. И такъ, мы
остались подъ однимъ кровомъ. Онъ пересталъ ѣздить въ мой

—

67 —

домъ, но они видѣлись у одной пріятельницы, — бываютъ же

на

свѣтѣ такія добрыя души,— а я снова стрѣлялъ куликовъ. Я сталъ
смотрѣть на женщинъ, какъ на особую породу дичи, охота за ко­
торой труднѣе, но за то и благодарнѣе. Знаете ли, какъ стрѣляютъ
куликовъ? Нѣтъ?— Для этого необходимо знать, какъ летаетъ кулнкъ. Когда онъ поднимается съ мѣста, то трижды вильнетъ въ
разныя стороны, a затѣмъ летитъ прямо, какъ стрѣла. Этимъ моментомъ и слѣдуетъ воспользоваться: я прицѣливаюсь, и куликъ
падаетъ на землю. Такимъ же образомъ слѣдуетъ дѣйствовать и
съ женщинами. Если поспѣшись прицѣлиться въ нихъ— дѣлаешь
промахъ, если же соблюдешь должный тактъ— поймаешь каждую
изъ нихъ.
— Въ домѣ господствовалъ миръ, — продолжалъ мой бояринъ.—
Дѣти уже бѣгали, и,— новѣрите ли вы мнѣ?— теперь я любилъ ихъ.
Я любилъ дѣтей, потому что жена любила ихъ. Часто мнѣ пред­
ставлялось, что любовь наша воплотилась и что она бѣгаетъ,
играетъ и смѣется около насъ, и что-то непонятное происходило
въ душѣ моей. Въ другой разъ начинаю злиться, требую, чтобъ
дѣти любили меня одного или чтобъ любили меня болѣе, чѣмъ
мать. Я бралъ ихъ на руки, когда сидѣлъ у камина, заставлялъ
ихъ ѣздить верхомъ на колѣнахъ, разсказывалъ имъ разные анек­
доты, какъ и всякій охотникъ. Но что особенно. было замѣчательно... вѣдь вы знаете — у нея родился третій ребенокъ, дѣвочка,—
отъ другаго мужа. Вы не повѣрите, какъ она была похожа на
жену, вылитая жена. Обыкновенно говорятъ, что дѣвочки похожи
на отца, а мальчики на мать. У меня это было не такъ. Старшій
сынъ напоминалъ дѣда, второй даже не знаю въ кого вышелъ, вѣроятно, вычитался изъ какого нибудь романа. Оба не походили на
мать, только дѣвочка, чужой ребенокъ, была вылитая мать. Не
произошло ли это вслѣдствіе того, что въ то время она только и
думала что о себѣ, о своей мести? И такъ, дѣвочка понимала, что
я ненавижу ее, а между тѣмъ, я даже не умѣю выразить вамъ,
какъ она любила меня. Бывало, когда я болтаю съ мальчиками,
она едва слышно попросить позволенія послушать мои разсказы,
заберется въ темный уголъ, притаится на скамейкѣ и вся обра­

—

68 —

—
тится

бъ

такъ, что она вздрагивала. Когда я уходилъ, она стояла и издали
глядѣла на меня. Когда я возвращался, она стремительно броса­
лась ко мнѣ на встрѣчу— и вдругъ какъ бы испугается порыва
нѣжности. Однажды старшій мальчикъ сказалъ: пожалуй медвѣдь
убьетъ папашу,— она вскочила, и слезы такъ и брызнули изъ ея
глазъ. Мнѣ представилось, что я вижу передъ собой жену, что
она боязливо жмется ко мнѣ и проситъ прощенія. Наконецъ, я
сказалъ ей: подойди поближе ко мнѣ.— Она вся вспыхнула и убѣжала изъ комнаты. Мало-по-малѵ мы стали горячими друзьями.
Ни одинъ изъ мальчиковъ и характеромъ не походилъ на меня.—
Хотѣлось бы тебѣ стрѣлять изъ р у ж ь я ? -Д а , отвѣчаетъ старшій,—
еслибъ оно не такъ трещало.— Напримѣръ, я разсказываю ему о
медвѣдѣ. Вотъ онъ медленно идетъ ко мнѣ на встрѣчу, какъ ду­
маешь, что я дѣлаю? Ты скорѣй убѣгаеш ь.-отвѣчаетъ онъ мнѣ.
A дѣвочка смѣется. Иногда она брала волчью шкуру, завернется
бывало въ нее и пугаете братьевъ,— оба прячутся подъ юбку ма­
тери.— Вы развѣ не узнаете сестру?— Мамаша, она смотритъ настоящимъ волкомъ, глаза сверкаютъ, и она воете, какъ волкъ.—
Когда меня не было дома, то она безпокойно бродила по комнатамъ. — А вдругъ отца опрокинуть? обращалась она къ сыну.—
К акъ

же

69 -

слухъ, а глаза такъ и горятъ. Я часто кричалъ на нее

его опрокинуть? -

О! я

знаю темныхъ

валашскихъ

лошадей, они бѣдовыя, или вдругъ медвѣдь.... - Отецъ выстрѣлитъ прямо въ бѣлое пятно, что на груди,— отвѣчаетъ сынъ, какъ
будто понимаете въ чемъ дѣло.— А если не нопадетъ? — Навѣрно
попадетъ. — Дѣвочка подрастаете, и теперь, когда я ухожу, она
бросается на полъ, катается и плачетъ. И такъ, я начинаю брать
ее съ собой. У меня цѣло было маленькое' ружье, изъ котораго
стрѣляла жена; я покупаю дѣвочкѣ небольшую охотничью сумку и
мы вмѣстѣ отправляемся на охоту. Она была храбрая, смѣлая,
какъ любой мущина, нѣтъ, не то... К акъ бы вамъ объяснить? Напримѣръ, мы слышимъ трескъ въ лѣсной чащѣ.— А что, если намъ
придется плохо?— Она смѣется и говорите: развѣ я не съ тобой?—
Она боялась только за меня. Дома, отъ страха съ ней дѣлается
лихорадка, а волка боится не болѣе насѣдки, говорю вамъ. И какъ

мы понимали другъ друга! Мнѣ вовсе не приходилось говорить.
Она читала въ моихъ глазахъ, угадывала малѣйшее выраженіе, вся­
кое незамѣтное движеніе. Когда, бывало, мы настрѣляемъ дичи,
Ириней начинаетъ чистить ее, а мы садимся рядомъ,— и обшир­
ный міръ обращается въ книгу съ картинками, которую съ удовольствіемъ показываю я ребенку; и однако, это былъ не мой ребе­
нокъ! Но онъ былъ ея ребенкомъ, и я страстно любилъ его. И
жена моя страстно любила дѣвочку, и чѣмъ болѣе я привязывался
къ ней, тѣмъ сильнѣе. Когда я бралъ ее съ собой, она станови­
лась на колѣни и шепотомъ просила ее: останься со мной! —Но дѣвочка отрицательно мотала головой. Я смѣялся и даже вдали отъ
дома, въ темномъ лѣсу, мнѣ было весело, что она со мной, а мать
ея изнываете отъ страха. Если жена моя давала ей работу, то
она посидите немного, потомъ бросите ее и побѣжитъ чистить
мое ружье. Или жена прикажете ей что нибудь, — она смотритъ
на меня и ни съ мѣста. Однажды жена разгорячилась и кричитъ:
онъ тебѣ не отецъ.— Такъ и ты мнѣ не мать.— Съ тѣхъ поръ все
молчите, только иногда плачете. К акая глупость! Проливать слезы!
Стоитъ ли того? На свѣтѣ такъ весело!...
Онъ проглотилъ послѣднюю рюмку токайскаго.
— Да, на свѣтѣ весело! вотъ говорить... кто бишь такой (онъ
провелъ рукою по лбу)?—да, вѣрно. Карамзинъ, неликій Карамзинъ! Какъ онъ выразился, не помните ли вы?
Онъ схватился за волосы, какъ будто хотѣлъ порыться въ своей
го.товѣ.
— Вппомнилъ, вспомнилъ!
ІІ 8мѣнилъ, иной прельстился,
Виповатъ передъ тобой;
Но не надолго влюбился—
Измѣнилъ уже и той.

Я узналъ, что не годится
Быть на долго влюблену,
Да опасно и рѣшнться
Завсегда любить одну.

70 —
Будешь вѣрепъ—такъ обманутъ,
Наемѣются, нзмѣнятъ;
Иэмѣнишь—сердиться стаиутъ,
Упрекнуть тѣмъ, укорятъ.

Такъ ужъ лучше не влюбляться,
Понемножку всѣхъ любить,
Всѣхъ обманывать стараться,
Чтобъ обмапутымъ не быть.

— Теперь я могъ бы разеказать намъ свои похожденія. Всѣ жен­
щины принадлежатъ мнѣ, всѣ безъ исключенія, крестьянки, еврей­
ки, мѣщанки и барыни. Всѣ! Бѣлокурыя, темноволосый, рыже­
ватый и брюнетки. Какія приключенія, говорю вамъ, безконечные
романы!... съ чѣмъ бы мнѣ сравнить ихъ? Вотъ теперь я въ связи
съ одной молодой женщиной. Какъ она влюблена въ меня!—Бары­
ня, важная барыня!... Что-то болитъ голова!... Есть теперь и дру­
гая любовница— жена преступника. Мужъ ея умеръ на висѣлицѣ,
сама она... но что за дѣло! Она даже не знаетъ грамоты. Мы во­
все не говоримъ между собой, но любимъ другъ друга, какъ волки!
Всегда десять женщинъ за разъ, или, по меньшей мѣрѣ, три: одна
для постели, одна для ума и одна для сердца... нѣтъ! Я совралъ.
Сердце тутъ ни при чемъ, сердце совсѣмъ не входитъ въ разсчетъ,
совсѣмъ не входитъ.
Онъ засмѣялся, какъ ребенокъ, и я полюбовался его чудными бѣлыми зубами.
— И къ чему тутъ сердце? Мущинѣ нужно сердце для дѣтей,
друзей и отечества, a женщинѣ?— Ха, ха, ха!... Ни одна жен­
щина не обманываетъ меня съ тѣхъ поръ, какъ я обманываю ихъ
всѣхъ. Веселая комедія! Стоитъ имъ только показать, что ты му­
щина. Ха, ха, ха!... И какъ онѣ любятъ меня съ тѣхъ поръ, какъ
я только играю ими. Всѣ онѣ плакали по моей милости, всѣ до
единой.
— А въ какихъ отношеніяхъ находитесь вы съ женой?
. — Мы вѣжливы другъ съ другомъ,— отвѣтилъ онъ.— Случается,
когда я вспомню то время, ее... то начинаетъ какъ-то болѣть го­
лова, да, голова болитъ тогда... но вообще мы веселы!... веселы!...

—

71 —

Онъ ударилъ бутылкой въ стѣну такъ сильно, что еврей испу­
ганно открылъ глаза и пробормоталъ одну изъ своихъ молитвъ.
— И какъ я чувствую себя хорошо,— прибавилъ мой собесѣдникъ,
застегивая свой кафтанъ,— хорошо, весело!... Такова паша жизнь.
Когда мы дойдемъ до этого— тогда хорошо и весело!...
Онъ выступилъ па средину комнаты, ловко подбоченился и на­
чалъ плясать казачка, напѣвая какую-то дѣтски-дикую, вакханаль­
ную мелодію. Но вскорѣ затѣмъ онъ притихъ, скрестилъ руки на
груди и грустно покачалъ головой. Потомъ какъ бы въ отчаяніи
схватилъ онъ свою голову,— мнѣ показалось, что онъ радъ былъ бы
оторвать ее въ эту минуту, — но вдругъ онъ воспрянулъ опять и
уже глядѣлъ теперь, какъ орелъ, когда тотъ величественно паритъ
къ небу.
Въ это время дверь отворилась и въ корчму вошелъ пожилой
крестьянинъ, въ коричневомъ армякѣ, съ просѣдью на головѣ,
унылой бородой и лукавыми глазами.
То былъ судья, Семенъ Островъ.
Увидя насъ, сострадательная улыбка скользнула по его впалому
лицу.
— Господа! Давно ли вы здѣсь,— добродушно проговорилъ опъ,—
навѣрно давно? Но не по моей винѣ.
— И такъ, мы можемъ ѣхать?
— Конечно, отвѣтилъ судья Семенъ.
— Но немного поздно,— замѣтилъ незнакомецъ,— я говорю О' себѣ, а вамъ, быть можетъ, все равно. Богъ съ вами, будьте здо­
ровы.
Онъ весело поглядѣлъ на еврейку !У той кровь бросилась въ лицо.
Онъ уже подошелъ къ двери, но снова вернулся и еще разъ
пожалъ мнѣ руку.
— Когда же увидимся мы?— вскричалъ онъ.— Гора съ горой не
сходятся, какъ говорятъ, но люди— дѣло другое.
Я стоялъ на крыльцѣ, когда онъ уѣзжалъ. Онъ еще разъ
поклонился и исчезъ изъ вида. Я обратился къ еврею.
— О! это веселый человѣкъ,— запищалъ Мойша,— опасный человѣкъ! Зовутъ его Коломейскимъ Донъ-Жуаномъ.

t

III.

ФРИНКО БАЛАБАНЪ.

Ф РИНКО Б А Л А Б А Н Ъ .
Тотъ, кто катался въ легкой гондолѣ по зеркальной поверхности
моря и видѣлъ, какъ тѣнистые и живописные берега твердой
земли и красивые острова постепенно исчезали изъ его глазъ, и
въ тоже время сознавалъ, что другое

норе съ плавающими обла­

ками разстилаѳтся надъ его головой,—то тъ , быть можетъ, пойметъ
меня, когда я заговорю о равнинахъ Галиціи, о зимпемъ снѣжномъ
океанѣ, о ѣздѣ на быстро летлщ ихъ саняхъ. К акъ океанъ, такъ и
равнина имѣютъ особую привлекательность для унылой, жаждущей
души человѣческой. Только полетъ въ саняхъ
чѣмъ катанье на водѣ, гдѣ

быстрѣе, орлинѣе,

челнокъ переваливается,

на воздухѣ,— только колоритъ

какъ

утка

безкопечной равнины и ея мелодія

серьезнѣе, мрачнѣе и страшнѣе; тутъ видишь природу во всей ея
наготѣ; тутъ понятнѣе борьба изъ засущ ествованія, ощутительнѣе
близость смерти, вдыхаешь

свою атмосферу,

слышишь знакомые

голоса.
Ясный зимній

день

манилъ

меня на улицу. Я рѣшился про-

ѣхаться; моя лошадь хворала, а не всякая можетъ хорошо бѣжать
по снѣгу; я велѣлъ

позвать

нашего мѣстнаго

извощика, Лейбу

К аттуна, и онъ впрегъ своихъ надежныхъ лошадей въ мои небольш ія сани. Погода была прекрасная; въ воздухѣ царствовала

ти ­

шина, да и самый свѣтъ и солнечный волны спокойно, безъ вся­
каго дрожаньи, держались на легкомъ иснареніи земли. Воздухъ и
свѣтъ слились въ одинъ элементъ. Н е менѣе тихо было и въ деревнѣ. Въ скромныхъ хижинахъ нельзя было подозрѣвать присутствія живыхъ людей; покрикивали одни воробьи, порхая по плетнямъ и деревьямъ.
За деревней стояли маленькія сани съ дровами, а передъ ними

—

76 —

—

хромоногая лошадь, не выше добраго жеребенка; какая-то дѣвочка—
подростокъ босикомъ
потерянныя полѣнья.

бродила по глубокому снѣгу и подбирала

Едва скатились мы съ обнаженной горы,

какъ

уже завидѣли

равнину, неизмѣримую, необъемлемую, безконечную.

Она казалась

ещ е величественнѣе въ своемъ зимнемъ горностаѣ.

Онъ щедро

закуталъ ее, и лишь мѣстами выглядывали изъ подъ

него

нагіе

стволы ивы, высокій верескъ, да двѣ закоптѣлыя избы, казавш іяся
черными ланками на бѣломъ мѣху.
Лейба К аттун ъ покачнулся и вскрикнулъ. Обыкновенно
взглядъ на равнину

производилъ на него впечатлѣніе

быстро дѣйствующаго яда; его

палестинская

фантазія

первый

какъ

бы

начинала

изливаться въ библейскихъ выраженіяхъ, и однимъ взмахомъ крыльевъ

перелетала

она изъ пояса

пушныхъ звѣрей въ поясъ кед-

ровъ и пальмъ. Онъ бросался на козлахъ, какъ человѣкъ въ лихорад кѣ, старался открыть въ своемъ мозгу образъ, могущій вмѣстить въ себѣ необъемлемость равнины, приводилъ одно сравненіе
за другимъ, видимо мучился постоянной неудачей, пока я не приказывалъ ему замолчать. Теперь онъ сталъ
знаю, продолжалъ ли онъ

ворчать про себя. Не

разговоръ самъ съ собою или бормо-

талъ молитву; пе сравнивалъ ли онъ нашу равнину съ тѣмъ безконечнымъ бѣлымъ листомъ бумаги, на которомъ онъ писалъ свои
безконечные счеты, и не принялся ли онъ ихъ считать и считать.
Мы такъ и летѣли по твердому снѣгу.
Въ сторонѣ виднѣлась усадьба, а за ней деревушка; снѣгъ щедро
посеребрилъ всю окрестность; крыши казались

серебрянными, на

маленькихъ окнахъ красовались серебрянные разводы, каждый выпускъ, колодезь и каждое суковатое фруктовое дерево было обвѣшано серебрянной бахромой. Высокіе снѣговые валы окружали всѣ
жилища, и въ нихъ человѣкъ прорылъ себѣ лазейку, подобно бар­
суку или лисицѣ. Легкій дымокъ, поднимавшійся съ крыши, каза­
лось, застывалъ въ воздухѣ. Болыніе серебристые тополи возвыша­
лись вокругъ двора. Кой гдѣ поднималась съ земли снѣжная пыль;
она стягивалась въ воздухѣ и образовала кучу алмазныхъ комаровъ,—
это была гроза въ маломъ видѣ, только
снѣжныя блестки.

вмѣсто молніи

сверкали

77 —

Возлѣ околицы рѣзвятся, едва не утопая въ снѣгу,

полуодѣтые

мальчишки съ бѣлыми головами и красными щеками. Они слѣиили
чучелу изъ снѣга и суютъ ей въ ротъ длинную трубку, изъ какой
курятъ

мѣстные

помѣщики. Въ сторонѣ отъ нихъ, на салазкахъ,

сидитъ молодой парень съ двумя красивыми дѣвушками; темный
длинныя косы этихъ красавицъ спадаютъ на пышную грудь,

при­

крытую бѣлой сборчатой рубашкой; они вмѣстѣ несутся по буграмъ
и оврагамъ. Въ глазахъ ихъ рѣзвость, какъ у веселаго жаворонка.
К акъ они хохочутъ! А парень заливается ещ е громче; онъ
потерялъ свою шайку.

даже

Мы пролетѣли мимо лѣса.
Гдѣ его мелодія? Охрипло лаетъ лисица и каркаетъ ворона. Всѣ
его пестрыя листья закутались въ снѣгъ. Лѣсъ и небо тонутъ въ
сырой, но душистой атмосферѣ. А вотъ и покрытые снѣгомъ холмы,
точь въ точь застывшія волны бѣлаго моря. Тамъ,

гдѣ небо оку­

нается въ это море, оно блеститъ, и только глазъ, способный глядѣть на солнце, въ состояніи вынести его блескъ. Вскорѣ красный
лѣсъ и отдѣльныя деревья остаются позади, виднѣются однѣ свѣтлыя вершины обнажепныхъ горъ, но и тѣ исчезаютъ изъ глазъ.
Теперь мы въ безконечной равнинѣ; снѣгъ спереди, снѣгъ сзади,
а надъ головой бѣлое, какъ снѣгъ, небо; кругомъ тиш ина, уединеніе, смерть.
Мы катимся, какъ во снѣ. Лешади нлывутъ въ снѣгу, сани дви­
гаются беззвучно. Въ сторонѣ бѣжитъ сѣренькій звѣрокъ; не ви­
дать ни дупла, ни норы, а онъ прилежно бѣжитъ себѣ впередъ.
Куда? Но вотъ и онъ обратился въ точку, и мы снова одни. К а­
жется, что мы вовсе не двигаемся впередъ. К артина не мѣняетсл:
что спереди, что сзади, все тоже небо. Оно недвижимо, безоблачно,
однообразно, не понижается, не мерцаетъ. М ѣняется одинъ воздухъ;
къ вечеру оиъ болѣе пронизываетъ и рѣжетъ
стекла.

лицо, какъ осколокъ

У Лейбы какъ-будто кто-то отрѣзалъ ухо; въ испугѣ, онъ хва­
таетъ горсть снѣга и третъ имъ его, a затѣмъ вытаскиваетъ науш ­
ники изъ подъ шапки. Наконецъ, сани наши стоятъ, какъ парусное
судно посреди спокойнаго моря, и качаются, не сходя съ мѣста.М ы

-

78 —

только воображаешь себѣ, что ѣдемъ,—ничего впереди, ничего по­
зади. Не воображаеыъ ли мы себѣ, что и живемъ? Въ сущности,
живемъ ли мы? Не одно ли значеніе имѣютъ слова ж и ть'и быть?
А не быть не тоже-ли, что не знать жизни?
Вотъ летитъ воронъ; онъ мужественно гребетъ своими черными
крыльями, молчаливо, съ нолуоткрытымъ клювомъ. Вдругъ онъ за­
кружился надъ снѣговымъ холмомъ; не скрывается ли подъ нимъ
навозная куча или затерянный, утонувшій въ снѣгу, стогъ сѣна, гдѣ
онъ можетъ подкараулить мышь? Воронъ кружится, осматриваетъ
холмъ со всѣхъ сторонъ, наконецъ садится на него и клюетъ. Онъ
нашелъ что-то. А вотъ бредетъ и волкъ; у него всклокоченъ заты­
локъ, онъ приноднимаетъ морду, нюхаетъ и также приближается
къ холму. Завидя ворона, онъ визжитъ и махаетъ хвостомъ, какъ
собака, напавшая на слѣдъ своего господина. Воронъ сидитъ на
вершинѣ холма, хриплый, веселый и махаетъ крыльями, какъ будто
говорить волку: приди же, братъ, намъ обоимъ будетъ довольно.—
Какъ они плутовски посмѣиваются!
ІІо мѣрѣ того, какъ опускается солнце, оно какъ будто превра­
щается въ блестящій паровой шаръ; солнце не садится, а утопаетъ
въ снѣгу и таетъ, словно растопленное золото; блестящія волны
его плескаются и добѣгаютъ до насъ, бросая чудный свѣтъ на серебрянный снѣгъ. Постепенно оно нотухаетъ; послѣдніе свѣтлые
лучи блѣднѣютъ и угасаютъ; съ минуту виднѣется красный оттѣнокъ, но и тотъ исчезаетъ,— и опять все безцвѣтно, безжизненно.
ГІроходитъ нѣсколько минуть. Внезапно съ востока поднимается
рѣзкій, ледяной вѣтеръ.
Вдали катятся сани; воздушныя волны доносятъ до насъ жалоб­
ный звукъ колокольчика, но ничего не видать за сѣрымъ пепельнымь туманомъ, который постепенно поднимается съ поверхности
земли, потомъ начинаетъ клубиться и какъ-то страшно волнуется.
Все темнѣетъ; блѣдно-сѣрыя тучи, безъ опредѣленной формы, за­
волокли небо, точно страшная армада, парусь у паруса. Вѣтеръ
раздуваетъ ихъ, они еще болѣе тѣснятся одна къ другой, то
плывутъ они на насъ, то мы сами въѣзжаемъ въ нихъ. Вечернія
испаренія носятся кругомъ, словно легкія тѣни.

-

79 —

Еврей останавливаете лошадей.
— Поднимается вьюга,— съ озабоченнымъ видомъ обращается
онъ ко мнѣ,— пожалуй занесетъ насъ; теперь мы блилсе къ Тулавѣ, чѣмъ отъ дома. Какъ думаете, баринъ?
— Ну, такъ поѣзжай въ Тулаву.
Онъ два раза стегаете лошадей своимъ кнутомъ. Мы летимъ
далѣе. Отдѣлившіеся клочки тумана, словно усталыя птицы съ
большими крыльями, кружатся около насъ. Но вотъ образъ, вдѣланный въ каменный столбъ,— тутъ дорога повертываете направо
въ Тулаву.
Вѣтеръ точно кулаками бьетъ насъ въ спину; онъ реветь страшнымъ, жалобнымъ, сумасшедшимъ. голосомъ; со всего размаху бро­
сается онъ ннизъ, выкапываете снѣгъ, разбиваете крупныя тучи
въ хлопчатые комки, кидаете ихъ на землю и грозить завалить
ими все, что попадется на его пути. Лошади новѣсили головы и
начинаютъ фыркать. Бѣлый вихрь кружится до самаго неба, метете
своей бѣлой щеткой но равнинѣ и сметаетъ громадныя кучи бѣлаго
сора, въ которыхъ подъ часъ погребаетъ и людей, и животныхъ,
и цѣлыя деревни.
Воздухъ, что огонь, жжетъ, какъ раскаленное желѣзо; онъ точно
окрѣпъ и разбивается въ отдѣльные осколки; они проникаютъ въ
легкія и рѣжутъ какъ остріемъ.
Лошади не могутъ бѣжать; они медленно переступаютъ, имъ
приходится прокладывать себѣ путь сквозь снѣгъ, вѣтеръ и воз­
духъ. Снѣгъ сталъ стихіей, которая готова поглотить насъ. Посреди
самой страшной дѣятельности, природа застываетъ, леденѣетъ. Мы
сами не болѣе, какъ отдѣльныя частицы всеобщаго мороза и оцѣпенѣнія; перестаешь жить, не умирая, не истлѣвая.. Въ эти минуты
становится понятно, какъ снѣгъ можетъ зарыть цѣлый міръ. Подъ
его ледяной корой громадные слоны, гигантскіе мамонты въ сохран­
ности лежали цѣлые вѣка, какъ бы для обѣденнаго пира нашихъ
ученыхъ. Вспомнишь о допотопныхъ пиршествахъ и становится
смѣшно. Вообще на васъ находитъ какая-то хохотливость. Возбуж­
даете же смѣхъ щекотка, а холодъ вѣдь страшно щ екочете, безо­
становочно, немилосердно. Говорятъ, отъ щекотки мнимо-умершіе

/

—

80 —

—

чихаю тъ и оживаютъ.— Все замерзаетъ. Мысли обращ аются въ ледян ы я сосульки, ледяной корой покры вается душа, кровь падаетъ,
словно ртуть. П ерестаеш ь отдавать себѣ отчетъ въ своихъ мысляхъ,
перестаеш ь чувствовать по человѣчески; нравственность и христіанская мораль обратилась въ такой-ж е густой

туманъ, который, за­

стывая, цѣпллется за волосы. К акъ мы сердимся, когда вбиваемъ
въ стѣну гвоздь и онъ не слуш ается насъ: мы готовы однимъ уда­
ромъ молотка разбить его

ш ляпку; мы бросаемъ въ уголъ тѣсный

сапогъ,

самыми

сопровождая

его

энергичными

ругательствами.

Но здѣсь мы боремся изъ за ж изни и ведемъ эту борьбу терпѣливо,
молча, покорно, почти равнодушно. Т а

жизнь, что т а к ъ

намъ, застыла въ насъ; мы обратились в ъ камень,
одинъ

лиш ній

застывшій

пузырь

посреди

П рислуш иваеш ься къ собственному пульсу,

дорога

въ льдину, въ

борьбы

элементовъ.

какъ бы къ чужому.

Б ѣ л ая завѣса отдѣляетъ насъ отъ лошадей; въ эту вьюгу, сани—
что челнокъ безъ руля и безъ паруса,— не знаеш ь, куда они несутъ
тебя.
Медленно стягиваю тся тучи подъ вечеръ. Лош ади снова фыркаю тъ; вотъ нырнули они— и хребетъ ихъ покрытъ слоемъ снѣга.
Болыпіе хлопья все ещ е падаю тъ, хотя уже н а цѣлый локоть по­
кры ли землю; но теперь
ствуешь,

как ъ

есть

возможность открыть глаза и чув­

двигаеш ься впередъ. Б у р я видимо

изнемогаетъ,

только по временамъ ещ е пыхтитъ и съ визгомъ крутится въ снѣгу;
сѣрый туманъ, к а к ъ сѣрый пепелъ, стелется по землѣ. Гдѣ мы?
Все занесено, не видать ни дороги, ни стога сѣна, ни деревяннаго креста, не знаеш ь, куда ты попалъ; лошади бредутъ въ снѣгу
по грудь, а издали ещ е долетаю тъ до насъ отдѣльные звуки исче­
зающ ей бури. Мы останавливаемся, еврей смѳтаетъ снѣгъ съ своихъ
лош адей кнутомъ. Мимо насъ л етя тъ двѣ вороны, едва передвигая
своими черными крыльями. О нѣ теряю тся въ снѣгу. Лош ади идутъ
быстрѣе; хлопья рѣдѣю тъ, становится сырѣе,

но вдали все еще

закрыто снѣгомъ. Мы держимъ совѣтъ съ Лейбой.
Н аступаю тъ пасмурные, облачные сумерки,

которы я' все болѣе

и болѣе охваты ваю тъ насъ,— а вотъ и ночь. Е врей стегаетъ лоша­
дей, онѣ закиды ваю тъ ноги и ускоряю тъ ш агъ. Н а горизонтѣ за-

81 —

видѣлась красная полоса, мы поворачиваемъ въ ту сторону. К акъ
будто красный мѣсяцъ упалъ па землю и потухаетъ въ снѣгѵ; въ
его свѣтѣ выступаютъ темны я тѣни.
— Это крестьянская страж а у березовой рощи,— говорить Лейба —
а за рощ ей и Тулава.
Р ощ а каж ется

мнѣ темной стѣной;

мѣстаыи она освѣщ ается

огромным* костромъ, который поддерж иваете страж а у опушки ея.
Костеръ издали казался огненнымъ полукругомъ; вѣтеръ, качавШ1Й березы,

гналъ

пламя по направленно рощи;

уходилъ въ нее, вѣш ался на вѣтви и истезалъ.
паръ разстилался кругомъ костра;
тѣни. Е врей
санямъ.

окликнулъ

ихъ.

дымъ

медленно

Теплый, свѣтлый

люди двигались въ немъ, какъ

К то-то

— Это Фринко Б алабанъ,— сказалъ
вы его? онъ отставной солдатъ.

приблизился
мнѣ

къ

нашимъ

Лейба.— Не знаете ли

-Б а л а б а н ъ былъ полевымъ сторожемъ въ Тулавской общинѣ, гдѣ
пользовался особымъ уваженіемъ и всеобщимъ довѣріемъ. Мнѣ не
разъ приходилось слышать его имя,, но до сихъ поръ не удавалось
узнать его ближе; потому я и взглянулъ н а него сънѣкоторы м ъ m m ресомъ. Его высокій ростъ и видная осанка, свободная голова, равномѣрныя движенія сейчасъ ж е произвели на меня нріятное впечатлѣніе. Я понялъ, что вижу передъ собой человѣка съ замѣчательно
твердой волей. Онъ поклонился мнѣ вѣжливо, но безъ всякаго ѵнижепія.J
— Видно, не мало пострадали отъ вьюги? спросилъ

онъ меня

глядя на лошадей,— И справно ли велъ себя извощ икъ?
Онъ говорилъ, какъ кавалеръ, к ъ которому заѣзж аеш ь по пути,
съ такой же привѣтливостыо, какъ и достоинствомъ. Важнымъ движ еніемъ руки пригласилъ онъ меня подойти къ костру.
— Лош ади ваш и устали, вспотѣли,— сказалъ онъ,— а ночь тем­
ная, вам ъ необходимо отдохнуть.
— Мы такъ и хотимъ сдѣлать,

отвѣчалъ я , чувствуя сильное

влеченіе ознакомиться съ людьми, сидѣвш ими у костра, и въ осо­
бенности съ самимъ Балабаномъ. Пока онъ
бамъ, на встрѣчу ему прибѣжалъ мальчикъ.
Завѣщаніе Каина.

велъ меня по сугро.

о

—

82 —

-

Балабанъ ласково обошелся съ нимъ, нѣжно ногладилъ его по
головѣ и въ эту минуту показался мнѣ совсѣыъ не тѣмъ человѣкомъ. Я понялъ, что сразу его не узнаешь.
Завидя меня, сидѣвшіе у костра встали.
— Что подѣлываете вы здѣсь? спросилъ я ихъ.

83 -

вой, какъ лопгадь, желающая прогнать докучливую муху. При этомъ
га. глазахъ его засвѣтилось что-то скрытное, необыкновенное, но
они сейчасъ же вперились въ дымъ, ноднимаішіійся къ березамъ
а лицо его не измѣнилось.
Все ыодчало; одинъ вѣтеръ шумѣлъ въ огнѣ. Я п рш егъ и сталъ
разсматривать окружавшихъ меня людей.

Всѣ взглянули на Балабана.
— Нынче назначено сборище у тулавсісаго барина,— отвѣтилъ
онъ за нихъ,— съѣдутся сосѣдніе помѣщики и другіе поляки; не
обойдется и безъ эмиссаровъ. Иной явится безъ паспорта. Быть

Я зналъ крестьянина, стоявшаго на стражѣ у опушки лѣса; по
временамъ онъ нодходилъ къ костру, не столько отъ стужи, какъ
для того, чтобъ послушать о чемъ толкуютъ у огня. Его звали

можетъ, и обнаружится что нибудь. Вотъ и вся исторія.
— Мы стоимъ на стражѣ,— прибавилъ мальчикъ.

Мракъ, и лицо его было серьезное, рѣшительное, какое часто встрѣчается между крестьянами.

— Въ эту вьюгу?
— Исполняешь свой долгъ,— отвѣтилъ солдатъ;— если за снѣгомъ кого и проглядишь, то все-таки знаемъ, что были на своемъ
мѣстѣ.
Казалось, онъ вовсе не понималъ, что стихійная борьба и опас­
ность могли бы удержать его отъ исполненія того, что онъ счи­
талъ своимъ долгомъ. Это было замѣчательно.
Онъ схватилъ лошадей за гриву и подвелъ ихъ къ огню, затѣмъ
вытащилъ теплое одѣяло изъ саней, разостлалъ его н а пескѣ и
пригласилъ меня сѣсть на него.
— Земля суха,— увѣрялъ онъ меня,— мы съ утра иоддерживаемъ
такой огонь, что можно бы изжарить на немъ цѣлаго быка.
Дѣйствительпо, на разстояніи нѣсколькихъ шаговъ кругомъ костра
земля была покрыта теплымъ пепломъ. Пламя поднималось къ вер­
ху и рѣдко выбивалось изъ круга, около котораго мы расположи­
лись отдохнуть. Снѣжныя хлопья спускались въ него, какъ серебрянныя бабочки съ поникшими крыльями.
— Господа изъ Цавале навѣрно поѣдутъ въ Тулаву,— замѣтилъ
мальч икъ.
— Непремѣнно,— сказалъ я,— красивыя женщины всегда охотно
участвуютъ въ заговорахъ.
— И госпожа поѣдетъ?— спросилъ еврей, барабаня пальцами

по

плечамъ солдата.
— Почему мнѣ знать?— отвѣтилъ тотъ и сдѣлалъ движеніе голо­

Другой, торчавшій у костра всего ближе ко мнѣ, былъмнѣ незнакомъ
Это было жалкое созданіе въ сѣромъ армякѣ, съ головой, похожей
н а парашютъ, сверху острой, внизу широкой, надѣта на нее была
плоская шапка изъ грязной бѣлой овчинки. Глядя на него съ боку,
мнѣ представилось, что лицо его вырѣзано изъ старой картонной
крышки; въ особенности замѣчателенъ былъ его носъ, такой острый,
длинный, тонкій и волокнистый. Ротъ навѣрно остался въ ножницахъ, а подбородо къ терялся въ ш еѣ. Самыя складки его безцвѣтнаго лица были так ъ неуклюжи, что онъ весь казался скомканнымъ; въ добавокъ, тѣнь его преувеличивала его контуръ и на
снѣгу онъ выходилъ страшно комиченъ.
Рядомъ съ нимъ лежалъ кто-то навзничь. Рѣзвый мальчикъ
Ю рка разъ назвалъ его Монголомъ, и можно было побиться объ
закладъ, что онъ происходилъ изъ этого племени. По сосѣдству
Тулавы находится поле битвы, гдѣ нѣкогда татары понесли страш­
ное пораженіе, и говорятъ, что впослѣдствіи опустошенныя ими
деревни были заселены татарскими плѣнниками. Онъ былъ гораздо
ниже картоннаго человѣка, но такой приземистый, а голова его
такъ крѣпко сидѣла на плечахъ. Въ его голомъ затылкѣ прогляды­
вала страшная сила. Лежалъ онъ натепломъ пеплѣ, въхолщевыхъ
портахъ и холщевомъ кителѣ, съ открытой грудью, а голыя ноги
покоились въ снѣгу. и въ тебѣ, братъ Монголъ, все какъ-то пло­
хо сработано; только выдвинуты твои широкіе бока, да мощная
ГРУДЬ, а что до лица или до того, что ты называешь лицомъ, то

—

84: —
—

вижу я

85 —

нъ немъ двѣ какія-то несчастны я маленькія щ елочки для

твоихъ бойкихъ черныхъ глазъ, да какія-то противныя сборки около

слышалось

пихъ; глаза смотрятъ вкось, къ низу, ам аленькій носъ придавленъ

христіанскіе мученики на пылающемъ
пескѣ арены.

къ верху,

съ ноздрями,

въ которыхъ

могли бы

номѣститься оба

глаза; желтъ ты , какъ сама зависть въ старинной сказкѣ, а ш апка

что-то

однообразное,

твоя покрываетъ твердые, какъ проволока, черные волосы и спол-

дѣленнаго цвѣта, съ темной
головой.

К акихъ лѣ тъ былъ онъ? Никто

утвердительно не

или

говорили

на жгучемъ

Она

полосой у ш еи

и

красивой лисьей

спала, положивъ острую морду на переднія лапы,

Фринко Б а ­

которы я зарыла въ теплый песокъ, и слегка ворочала хвостомъ,
когда печальный голосъ солдата долеталъ до ея слуха.

сказалъ

Всѣ присутствующее говорили тихо, серьезно, одинъ еврей болтал ъ , что попало.

бы

вамъ этого, по это былъ мущина съ головы до ногъ. Т акой человѣкъ не могъ

кострѣ

Выла т у гь и собака, обыкновенная крестьянская собака, неопре-

заетъ до острыхъ, длинныхъ, безобразныхъ ушей.
Безспорно, главное лицо въ этомъ обществѣ былъ
лабанъ.

торжественное. Т акъ

пройти незамѣченнымъ, какъ въ линіи и общинѣ,

— Л наш елъ вамъ невѣсту,— дразнилъ онъ отставнаго солдата,—

такъ и здѣсь, у костра крестьянской стражи. Коричневый блеклый

хорошенькую вдову; я знаю, что вы цѣните красоту въ женщинѣ-

каф танъ, перетянутый чернымъ кушакомъ, ловко обтягивалъ его

действительно хорош енькая и, кромѣ того, у нея и большое хозяй­

станъ и до верху былъ

ство, что такж е не дурно. Что скажете? Она уже справлялась объ
васъ.

застегнутъ; у него

одного ш ея была по­

вязана платкомъ; старые синіе панталоны, вѣроятно еолдатскіе, по
городски были спущены на сапоги. Н а куш акѣ висѣлъ кисетъ изъ

О нъ поочередно взглянулъ

на всѣхъ сидѣвш ихъ

у

костра, по

свинаго пузыря, а изъ него выглядывала небольшая трубка и длин­

никто не обратилъ на него вниманія. Ш б і

ный ножъ. Товарищ и его были вооружены цѣпами и косами, а у

охота поболтать. Онъ потрепалъ Балабана по с п и н ѣ .-Б о ж е мило­

него черезъ

сердый! вы все не хотите ж е н и т ь с я ,-в с к р и ч а л ъ онъ и при этомъ
прищ уривъ одинъ глазъ, лукаво поглядѣлъ на мужиковъ.

плечо

надѣто

было одноствольное ружье. Н а груди

виднѣлись два знака отличія и ещ е какая-то ленточка. Высокая,
круглая баранья

ш айка

придавала его

головѣ достоинство рав­

вина и дикость яны чара, и какъ ш апка, такъ и коротко подстри­

ж е,

видно, припала

— Онъ д ал ъ к л я т в у ,-т а к о й ужъ ч е л о в ѣ к ъ .-д а л ъ
не женится.

клятву

что

женные темные волосы хорошо обрамляли его характеристичное лицо;

Солдатъ такъ посмотрѣлъ на него черезъ плечо, что еврей мой

лицо это отличалось мягкими липіями, тонкимъ по сомъ и тонкимъ

закаш лялся и отправился къ саням ъ, гдѣ сѣлъ на козлы, спиною

ртомъ и отливало

пріятнымъ

бронзонымъ оттѣнкомъ, вслѣдствіе

постояннаго пребыванія на воздухѣ; этотъ

оттѣнокъ, въ соедине­

н ы съ грустными линіями рта и висячими бакенбардами, налагалъ
на все лицо какой-то особенный

отпечатокъ. Честны е глаза его,

къ наыъ. Онъ помоталъ ногами, что-то посчиталъ, пробормоталъ
свои молитвы и, наконецъ, заснулъ. У д аряя въ тактъ своими каблуками объ дерево, онъ разбудилъ собаку.
— Молчи, П олякъ,— проговорилъ Юрка.

влажные, какъ будто бы въ слезахъ, глубоко утопавшіе подъ твер­

Лисья голова взглянула на солдата и, видя, что тотъ молчитъ,

дыми бровями, смотрѣли какъ-то особенно спокойно и сознательно,

встала и подошла ко мнѣ; вы тягивая свои заднія лапы, она обню­

такъ что наводили грусть. А голосъ!— передъ вами стоялъ
твердый человѣкъ, солдатъ в ъ

такой

хала меня, потомъ подошла к ъ санямъ и начала обнюхивать ло­

полномъ смыслѣ, а при звукѣ его

ш адей. Т ѣ довѣрчиво наклонили къ ней головы, а она приподняла

голоса вы чувствовали, что все разбито въ

немъ; одни раздроб­

ленные звуки вытекали изъ его мощной груди, а въ словахъ его

къ нимъ свою морду, зам ахала хвостомъ и весело завизжала.

Д о­

ш ла очередь и до еврея; собака торжественно приблизилась къ
нему, но сейчасъ же повернула назадъ, вдохнула

въ

себя струю

—

86

—

—

87 —

Онъ иодсѣлъ къ нему и потомъ поочередно посмотрѣлъ каждо­

свѣжаго воздуха, чихнула и поспѣшио воротилась на прежнее мѣсто
гдѣ снова зарылась въ теплый пепелъ.

му и зъ присутствуюіцихъ въ лицо; когда очередь дошла до меня,

— Кто-то оѣжитъ сюда по снѣгу,— неожиданно крикнулъ Мракъ.

онъ вытянулъ свою съежившуюся шею, приподнялъ брови, всталъ

Мы всѣ посмотрѣли по направленію, куда онъ указьгвалъ; одинъ
солдатъ остался спокоенъ, какъ былъ.
— Кто бы это могъ быть? проговорилъ онъ немного спустя и,

и три р аза поклонился мнѣ.
— Милостивый баринъ не будетъ знать, что дѣлать со мной,—
захихикалъ онъ и опять проглотилъ нѣсколько словъ.— Вы видите

не узнаете
J

передъ собой старца, который нережилъ всѣхъ своихъ близкихъ.
Теперь я одинокъ, какъ ребенокъ во чревѣ матери. Въ пропгломъ

— Ахъ! вѣдь это Коланко,— сказалъ тогда картонный человѣкъ
своимъ плачевнымъ голосомъ.

году ещ е былъ у меня старый воронъ; я надѣялся, что хотя этотъ

— Его одного не доставало,— замѣтилъ хитрый Ю рка, важно
скрестивъ руки на груди.

сыру-землю. Въ моей хижинѣ н ѣ тъ другой живой души, кромѣ моей

повернувъ голову, сейчасъ же улыбнулся.— Р азвѣ
его?

вы

Солдатъ сдѣлалъ движеиіе ладонью, исполненное презрѣнія,
сейчасъ же обратился ко мнѣ.

и

пріятель похоронитъ меня, но и его пришлось мнѣ зарыть въ мать
Кто согласится жить съ такимъ старикомъ?— И къ тому же я во­
все не сплю. К ъ этому привыкаешь, по мѣрѣ того какъ старишь­
ся. А когда не спишь, то многое

приходить въ голову. Вотъ от­

— Вы должны знать, баринъ,— серьезно сказалъ онъ,— что вы
сейчасъ увидите старика, которому давно стукнуло сто лѣтъ,— за­

чего ночью я боюсь оставаться одинъ, да,

да, боюсь... (онъ такъ

мечательный человѣкъ, опытный, умный человѣкъ, только нѣсколько

ставится, что у тумана ноги, а у снѣга руки, и что оба стучатся

засм ѣялся, что воздухъ засвисталъ въ его носу).— В другъмнѣ пред­

оолтливъ, сталъ приходить въ дѣтство; иногда смѣется, въ другой

ко мнѣ въ окно или въ дверь; а у мѣсяца лицо и глаза, болыпіе

разъ плачетъ безъ причины; все это естественно, когда доживешь
до такихъ лѣтъ.

глаза, какъ у помѣшаннаго, и этотъ дуракъ задаетъ мнѣ такіе

Но тутъ подошелъ и самъ Коланко

и

избавилъ Балабана отъ

дальнѣйшихъ поясненій. Это было маленькое, проворное существо
съ дрожащими руками и ногами, впалой грудью, сухой ‘ желтой
шеей, дряхлымъ желтымъ лицомъ, въ которомъ ироблескъ жизни

вопросы, что и не знаешь, что отвѣчать на его вздоръ.
Онъ плюнулъ въ сторону.
— Видите, вотъ я и спѣшу выбраться изъ своей хаты

и бѣгу

туда, гдѣ знаю, что встрѣчу людей.
Старецъ заинтересовалъ меня.

виднѣлся въ однихъ неболыпихъ сѣрыхъ глазахъ, глубоко утонув-

— А на людяхъ вамъ хорошо? спросилъ я его.

шихъ въ своихъ орбитахъ; тѣмъ неусыпнѣе пронизывали они васъ
насквозь и такъ и хотѣли бы всосаться въ васъ. Ноги его были

Картонный человѣкъ съ негодованіемъ взглянулъ на него.

обуты въ хорошіе сапоги и теплые панталоны,

— Кажется, я ничего не сказалъ

на -гѣлѣ надѣтъ

— Сказать вамъ правду, мнѣ часто скучно съ ними.
обиднаго,— продолжалъ ста­

котика, а въ рукахъ держалъ онъ, словно ребенка, красную поло­

рикъ,— но н ѣ тъ ничего такого, чего бы я не слышалъ прежде. Я
все знаю, рѣшительно все. А если и случится какая новость, то

сатую подушку, и такъ скоро говорилъ своимъ беззубымъ ртомъ,
что трудно было уловить его слова.

когда онъ захотѣлъ обольстить жену своего друга. Вы новички,

оылъ

теплый,

хотя

и засаленный тулупъ; на головѣ ш апка изъ

— Вотъ я и поймалъ угрей!— прежде всего хихикая вскричалъ
онъ, потомъ сталъ жаловаться, но на чя> именно, было мудрено
разобрать, и подъ конецъ принялся хвалить Балабана.

что же въ томъ, что Иванъ поступилъ нѣсколько глупѣе Василія,
васъ все удивляетъ, а я на все наглядѣлся. Балабанъ единствен­
ный человѣкъ, котораго стоитъ послушать; вотъ я и прибѣжалъ
къ костру, зная, что онъ навѣрно будетъ тутъ.

—

88 —

„ И такъ’ вамъ наД°^ла жизнь? спросилъ я его съ нѣкоторымъ
люоопытствоыъ.
— Конечно.
.

И вы желали бы умереть?
— Настоящей смертью? Да.
— Что же называете вы настоящей смертью?
— Смерть, которая навсегда уничтожить человѣка, а не та
что даетъ ему отдохнуть въ могилѣ, а потомъ заставить его со­
брать свои члены, да и снова велитъ жить.

-

89 —

— Сохрани меня Богъ,— серьезно отвѣтилъ Балабанъ,— я не хо­
чу родиться съизнона.
— Видите ли, баринъ, снова началъ старецъ,— я такъ думаю
про себя: ты, братъ, довольно поскучалъ въ свою столѣтнюю жизнь
но будетъ же этому конецъ; а тутъ вдругъ о вѣчной жизни вспом­
нишь. Положимъ, господа, что оно все такъ и есть, какъ гово­
рится о будущемъ блаженствѣ. Хорошо. Сперва могло бы показаться
что и тамъ не скучно, что и тамъ нѣтъ недостатка въ забавныхъ

— Онъ боится вѣчной жизни,— пояснилъ картонный человѣкъ
наклоняя голову въ мою сторону.

разговорахъ. Вотъ, напримѣръ, св. Севастіанъ разскажетъ мнѣ,
какъ турки пускали въ него свои стрѣлы, какъ пригвоздили его,
подобно совѣ, и какъ онъ все-таки пошелъ на встрѣчу къ государю-

Мы всѣ взглянули на старца. Мнѣ стало любопытно послушать
его, такъ какъ наши крестьяне, никогда не заглядывающіе въ
книгу, не владѣющіе перомъ, врожденные политики а философы.

язычнику и сказалъ ему: въ тебѣ собачья кровь!— разскажетъ онъ,
какъ послѣ того его окончательно убили. Затѣмъ епископъ Поли-

Въ нихъ та же восточная мудрость, что въ бѣдныхъ рыбакахъ,
пастухахъ и нищихъ „Тысячи и одной ночи,“ къ которымъ заходилъ

карпъ повѣдаетъ мнѣ, какіе дѣльные отвѣты давалъ онъ какому-то
фельдмаршалу-язычнику и какъ за то его изжарили на кострѣ. Но,
наконецъ, св. Севаетіанъ тысячу разъ будетъ разсказывать о стрѣ-

знаменитый Гарунъ-ал-Рашидъ. Я ожидалъ услышать нѣчто такое
чего не приходится слышать ежедневно и чего не найдешь ни въ
Іегел ѣ , ни въ Молешотѣ.

лахъ, а св. Винцеіітъ объ острыхъ стеклянныхъ осколкахъ, но вѣдь
это что-же?— а въ добавокъ— не спать, вовсе не знать благодатнаго
сна! Вѣдь когда спишь, то хотя на краткое время умираешь. Здѣсь

— Что собственно даетъ намъ эта ж и зн ь?-ти х о и внятно загонорилъ Коланко.— Вы новички, люди молодые, пожалуй и можете
гнаться за жизнію, а старикъ, какъ я, все видѣвшій, все испытав­

все-таки если не спишь, то въ волю позѣваешь, а кто знаетъ, мо­
гутъ ли даже зѣвать блаженныя души?

ш и , все выстрадавшій, что только въ состояніи выстрадать человѣкъ,— тотъ конечно...— Онъ впалъ въ глубокое раздумье.
— Вѣчная жизнь должна быть страшно скучна, — сказалъ онъ
послѣ нѣкотораго м о л ч а н ія ,- н о я знаю нѣчто, что кажется мнѣ
еще ужаснѣе.
— Что же такое?
Съизнова родиться.— Онъ громко захохоталъ.
— Этого мнѣ еще не приходило въ голову,— осторожно замѣтилъ
картонный человѣкъ,— а старикъ вѣдь правь.
Балабанъ смотрѣлъ въ огонь, глаза его застыли, какъ у замерзшаго человѣка. Коланко толкнулъ его локтемъ.
А что скажешь ты на это?— спросилъ онъ его.

— Вы еще очень бодры,— сказалъ я старцу,— думаете прожить
еще много за сто?
— Да, думаю, что поживу, къ сожалѣнію, да. Когда цѣлыхъ
сто лѣтъ глядишь на жизнь и видишь, какъ все дѣлается, тогда
право радъ бы покончить разъ навсегда. Такъ бы хотѣлось заснуть
на долго, долго, то-есть болѣе не'просыпаться.
Онъ опять погрузился Ьъ свои думы и машинально качалъ свою
подушку.
— Съ небомъ, баринъ, шутка плохая, началъ онъ опять. — Ви­
дите ли, всѣ, живущіе на землѣ, какъ твари, такъ и люди, такіе
отчаянные, что изъ за своего существованія убиваютъ другъ друга,
и каждый изъ нихъ хочетъ жить на счетъ другаго, а тамъ, на
верху, вдругъ станутъ кормить всѣхъ тунеядцевъ! Если есть вѣчная
жизнь, баринъ, то навѣрно и тамъ придется трудиться, переносить

—

90 —

\

лиш енія и страданія. Не лучше ли было бы, еслибъ мы молились:
Боже! избавь насъ отъ жизни, а не отъ зла.
— Развѣ вы не вѣрите въ вѣчную жизнь?— тихо спросилъ Ба­
лабанъ; при этомъ голосъ его дрожалъ сильнѣе обыкновенная.
- Я ничего не отрицаю,— возразилъ Коланко,— св. писаніе на­
писано сам имъ Богомъ, и отъ того я и пе могу объяснить себѣ все,
какъ бы желалъ, но я пришелъ къ убѣжденію, что человѣкѵ всего’
лучше трудиться съ веселымъ сердцемъ. Назначеніе человѣка есть
трудъ, и какъ я, такъ и никто другой, не въ состояніи опредѣлительно сказать ему, что будетъ послѣ его смерти.
Вы правы, ничего не можетъ быть выше труда, труда и
веселаго сер дц а,-вскри ч ал ъ Б ал аб ан ъ .-В сего лучше.'исполнять свой
долгъ. Чего другаго ждать намъ въ этомъ мірѣ?
Пока я болѣе занимался старцемъ, чѣмъ Балабаномъ.
— Послушай, пріятель, — обратился я къ Коланко, — такъ ли
я понялъ тебя? Ты желалъ бы умереть разъ на всегда и не боишь­
ся смерти?
— Н ѣтъ, нѣтъ баринъ! — захихикалъ онъ, — я страшно боюсь
смерти.
— Какъ же это такъ?
— А вотъ какъ: пока я живу, во мнѣ ж ивете и надежда

что

нридетъ же конецъ, не правда л и ? - Ц р н этихъ словахъ я чувство­
в а л ^ что его маленькіе глазки такъ и вонзились въ мою душу Когда же настанете смертный ч а с ъ - и вдругъ окажется, что я все
еще живу, тогда и надеждѣ конецъ.
Весь кружокъ захохоталъ.
— Я прошу васъ, баринъ, — быстро заговорилъ старикъ, - по­
смотрите на меня, я вѣдь не въ отчаяніе пришедшій человѣкъ не
какой нибудь промотавшійся хозяинъ или голодный уличный пи­
сарь, но жизнь постыла, опротивѣла мнѣ. Знаете ли, что кь этому
открытие придете каждый, какъ скоро онъ потрудится поразмыс­
лить немного? Когда люди находятъ самоубійцу или повѣсившагося человѣка, то они удивляются и спрашиваютъ, какъ жилось
ему«1 Какъ?— Да ему вовсе нежилось.
Одну минуту все замолкло. Огонь спокойно горѣлъ въ кострѣ,

—

91 -

и дымъ лѣниво поднимался къ березовой рощѣ. Вѣтеръ совсѣмъ
затихъ.
Столѣтній старецъ сбоку взглянулъ

на Балабана

и тихо ска­

залъ мнѣ:— онъ изъ такихъ людей.
Балабанъ сидѣлъ съ поникшей головой и молчалъ.
— Да разскажи же намъ что нибудь, Балабанъ, — сказалъ Ко­
ланко.
— Разскажи, пріятель,— попросилъ и я.— Говорятъ, что ты хо­
рошо разсказываешь.
Солдатъ уныло улыбнулся.
— Что же прикажете разсказать, — вѣжливо спросилъ онъ:
сказку или что другое?
— Н ѣтъ, я предпочелъ бы послушать разсказъ изъ твоей жизни.
Коланко одобрительно кивнулъ головой.
— Да, онъ испыталъ побольше другихъ,— прибавилъ онъ.
Балабанъ медленно провелъ рукою по своему лбу.
— Что бы мнѣ разсказать вамъ?
Картонный человѣкъ вытянулъ свою шею и недовольно засверкалъ на него глазами.
— А на что это передъ тѣмъ намекалъ еврей?—проговорилъ онъ.
— Ахъ! это такая исторія, — тихо возразилъ Балабанъ; взоръ
его утонулъ въ пламени, и спокойная, невыразимо трогательная
печаль разлилась по всему его лицу.
— Исторія?— жадно спросилъ Коланко.
— Ну, да, исторія, какихъ не много бываетъ на свѣтѣ, — ііроворчалъ солдатъ.
— Такъ.— сказалъ старецъ.
— Не всѣ исторіи забавны.
— Эго любовная исторія, — вполголоса, стыдливо проговорилъ
картонный человѣкъ, боязливо поглядывая сбоку на солдата.
— Навѣрно очень любопытная,— вскричалъ Коланко.
— Вовсе и не любопытная, —отвѣтилъ ему солдатъ,— но обык­
новенная, почти что ежедневная. Такъ какъ баринъ желаетъ по­
слушать, то я охотнѣе разсказалъ бы о венгерскомъ походѣ. Вотъ
пошли мы...

—

92 —

—

ШавУ’ еГ стаТ ѳ ц “ “
б іТ б ы
ДУмаю, ты иогъ 6ы разсказаІЬ’ ч іо д°ру°“ ;ТО бы »
-

Какую исторію? ИС™р1Ю’~ настаива“

™ К° '
седьмой разъ; я

картонный человѣкъ.

- « -

нымъ
Г

н

c e *

Г

Г

^ Г

J r : r «

—

«азъ,

и

Никто не рѣшался заговорить

№о" г ; :и :гjJ/1
3;ГнГй
ттеЙ~Народнойего» * « » .

«.

ленно ПОДНЯЛЪ голову

а глаза его были такіе болыпіе

®Лѣднѣе

- Теперь о н ъ Г п е і Г : " ? ; ;
слегка
лъ въ ^

*

и “

і ; Г

“

'„ Г “

рель, какъ „ с л і д о і ” “ p a r i „ 1
— Какъ это я встрѣти іъ pp '
банъ.— Д а это было

! 6’ “

въ

О нъ мед-

об™ о в е н н а г о ,

У « » W .™ .
Монголъ „

—

—

удоб-

Г™ * " *
и ^
вился и оперся на свою косу,

„Г Т *

искала грибы, и д л и н п і Г ^ і / Г п ъ
ногу. Она сидѣла на рубежѣ и Г

~

W

желый, и я ш елъ рядомъ съ лошадьми. Она стояла за плетнемъ,
но какъ скоро замѣтила, что я увидалъ ее, присѣла и черезъ пле­
тень сверкала на меня своими черными глазами.— Зачѣмъ ты пря­

подавала голоса.— Что ты придумала такое,^—продолжалъ я,— развѣ
я гоняюсь за тобой? Зачѣмъ ты убѣгаешь, какъ скоро завидишь
меня? — К атя выглянула тогда изъ за плетня, поднесла руку къ
глазамъ и плутовски засмѣялась. Ахъ! что это было за личико! что
за зубы! что тебѣ бѣлые кораллы.— Вы возвращаетесь съ ярмарки,
Балабанъ, — стыдливо заговорила она; — ахъ! если-бъ я также,
какъ и вы, могла пошататься по бѣлому свѣту.— Во всякомъ случаѣ,
тебѣ бы пришлось прокатиться, а не пошляться.— Я говорю только
объ ярмаркѣ; но чего бы, кажется, я ни дала,- чтобъ посмотрѣть
на города, на черное море, а прежде всего хотѣлось бы мнѣ по­
бывать въ Коломеи. Ты еще никогда не бывала тамъ?— Никогда.
Я не видѣла ни одного города;— (теперь она смѣло глядѣла мнѣ
въ глаза) — правда ли, что въ Коломеи господа разъѣзжаютъ въ
ящ икахъ на четырехъ колесахъ, и что тамъ есть домъ, наполнен­
ный солдатами?— Я все объяснилъ ей,— тогда она ни о чемъ не имѣ-

™ У^
“ а
* ™ ’ В0ИИЛСЯ Въ ел

л а понятія. Я невольно смѣялся, отвѣчая на ея смѣшные вопросы,
просто глупости, и она какъ будто пугалась и прятала голову подъ

увидѣлъ я, что хорош епиая д ѣ в ѵ н г к а Т Г д и т ъ Т 8' ^
“
лился надъ нею. Я сейчасъ ж р п™
плачете, я сжа-

руку, какъ к акая курочка. Солнце садилось. Вотъ такъ и вижу
передъ собой ту улицу, заборъ и красивую дѣвушку. Небо за ней

тобой, ноя лил ая?— Она не

^

РаЗЪ?~

бѣжать со всѣхъ ногъ, какъ будто я дикій звѣрь или гайдамакъ
какой. A мнѣ какъ-то нріятно было встрѣчаться съ нею. Однажды,
ѣду я съ возомъ, — былъ на торгу по сосѣдству, — возъ былъ т я ­

чешься, К атя,— закричалъ я ей,— кажется, я ничѣмъ не обидѣлъ
тебя, — и при этомъ я остановилъ своихъ лошадей. Дѣвушка не

-

r l : CDP0C№ БаЛабаНЪ’ Не

9В —

ГГ

и еще сильнѣе зарыдГ а “ о Г

Г

С* и СПР“ “ * ее: что съ
“’ ° И Ь ™ “

птичкѣ; Я подсѣлъ къ ней и с к а з а л Т я Г

*

-» " *

ПрИКЛ,отнлось “ “ей

Она перестала плакать, спокойно яротянулТ м нѣ "с Г “ 0’7
ку поглядывала на меня. Я тотчасъ ж р
Н° ГУ " Сб°"
Дѣло было сдѣлано, она какъ бѵттп ™
ТаЩИЛЪ шип,ь; когда

LT^'Z,

бучила платокъ на лицо, вспрыгнула и 'у б ѣ ж Г а '’
e- и б о . Бывало, какъ ни увидите

La

было натянуто, словно красная шаль. Долѣе я не могъ глядѣть въ
эту сторону, —одной рукой схватился за возъ, другой ударилъ кнутомъ по песку и поѣхалъ своей дорогой. Въ слѣдующее воскресенье
встрѣчаю мою Катерину въ церкви,— извините, говорю—моя К ате­
рина,— такая глупая привычка. Я молюсь и по временамъ погля­
дываю на нее. Служба кончается, народъ выходитъ изъ церкви,
у кропильницы страш ная толкотня; я пробиваюсь и подаю святую
воду моей хорошенькой Катеринѣ въ своей рукѣ. Она улыбается,

—

94 —
—

3,010 py ,tLГѴк рm-W
естю ся’ “
зш і> водой въ лицо ивъѵбѣгартъ
все думалъ объ ней. К акое это было несчастіе»

брыз-

я 7* *

НеВ° ЛЬН°

95

нарядились не хуже менн. Мой двоюродный братъ Юзефъ, который по­
томъ умеръ отъ оспы, согласился быть нашимъ слугою и

выгля-

дѣлъ чистымъ мавромъ. Мы пустились въ путь со всей важностью
древнихъ мудрецовъ Востока и храбро затянули свою пѣсню. Когда
вся к ая др у гая...

и ілорія,

к ак ъ и

— Однажды, — продолжалъ Б ал аб ан ъ , — я паботя
с к о т ъ дворѣ и з а с т я т м „ „
работал ъ на господ-

мы взошли къ Катеринѣ, то дѣвушки всѣ ахнули и вспорхнули,,
какъ куропатки, но отецъ Катерины ласково привѣтствовалъ насъ,
досталъ съ полки вино и угостилъ гостей, какъ слѣдовало. Пока
товарищи мои пили съ нимъ, я вѣжливо взялъ Катерину за руку,,
поклонился ей и сказалъ: благословляю тебя, цвѣтъ Запада; мы,

н у т ъ — Xoriftmn

»

. «

г

говорить она ин ѣ

черезъ нѣсколько » -

г

цари Востока, пришли въ эту землю, слѣдуя путеводной звѣздѣ:
здѣсь до насъ дошла молва о твоей красотѣ и добродѣтели, и намъ
захотѣлось преклониться предъ тобою и вручить тебѣ наши дары.—

r

-

-

~

Сказавъ эту краткую рѣчь, я иоманилъ своего мавра Юзефа и вынулъ изъ его мѣшка красивый красный платокъ и три нитки прекрасныхъ крупныхъ коралловъ и поднесъ ихъ своей избранницѣ.
Л кун илъ то и другое въ Коломеи. Моя Катерина отъ замѣшательства опустила голову, покраснѣла, какъ маковъ цвѣтъ, и засу­

ся Ня лгп-fc*; A

Рад; і

ни б“ Л0? кто женит-

нула руки между колѣнами, но глаза ея такъ и пожирали платокъ
и кораллы; я потихоньку отвелъ ее къ скамейкѣ, стоявшей у печки,

т етъ

и ласково положилъ ей подарки на колѣни. Тутъ мы такъ хорошо
объяснились.— Прекрасная царевна!— сказалъ я ей,— черезъ годъ я

хоГ ся
- ГОСПОДОМЪ дворѣ какую нибудь красивую вещ ь, х о г я Т ш в ы й

принесу тебѣ соболью шубу или горностаевую, какую прикажешь.—
Р

^ Г

- «

£

£

“

І е бѣ ко-

г;ь7иВ:: г ,: : г явСчаГ kto™:™7с“ Рвспомнилъ о стары хъ сказкахъ и п Т с т Г в ъ ^ о р ш ъ ^ ь ^

шш
ГИГ“

^

—

Великій повелитель мавровъ!— отвѣчала она,— я не царская дочь,
a бѣдная крестьянка, и овчинной шубы мнѣ будетъ достаточно.—
Тогда я сказалъ: ты прекрасна, какъ царевна, въ этомъ никто не
оспоритъ меня; на Востокѣ другой міръ, другой народъ и другіе
обычаи; у насъ каждый мущина имѣетъ сотню женъ, а у царя ихъ
тысяча, но я знаю только одну женщину, съ которой бы желалъ

Г

пройти свой земной путь.— Всѣ развеселились, прыгали и шумѣли.
Пацорикъ схватилъ мою Катерину и вертѣлся съ нею, какъ спу­
щенный волчокъ; я одинъ спокойно сидѣлъ и глядѣлъ н а веселыхъ людей, и тогда же въ первый разъ сердце мое такъ странно
заныло. Весь міръ измѣнился въ моихъ глазахъ и все казалось мнѣ
такъ чудно. К акъ иные люди теряю тъ зрѣніе ночью, такъ я, на­
противъ того, ослѣпъ при дневномъ свѣтѣ. Тотъ міръ, который вер-

—

96 —

—

97 —

тѣлся въ моихъ глазахъ, вовсе не походилъ на здѣпгаій міръ- я

— И теперь?

невольно вглядывался въ пего, п въ особенности ночью я видѣлъ

— Это я и хочу сказать вамъ.

чудныя лица, то въ кустахъ, то въ нолѣ. Я сталъ видѣть въ водѣ
ВЪ воздухѣ, въ лунномъ свѣтѣ то, чего никто кромѣ меня

не ви-

Дѣлъ, слышалъ звуки, никѣмъ не слышанные, не ощущаемые;
тѣхъ поръ прошло много, много лѣтъ,

съ

но я все еще не нашелъ

СЛОВЪ, которыми могъ бы объяснить то, что я чувствовалъ

въ

то

время. Сердце мое то расширялось, то съеживалось, то кѵда-то летѣло, то переставало биться; ахъ! какое было бевразсѵдство'
Солдатъ грустно улыбнулся и тихо покачала головой.
„пп„ * " УТ
Ш Д,Ш " 0СЛѢ крещ евія’ л встрѣтилъ Катерину по
о .-В ы м ы л с я ли ты щ ело к о м ъ ,-и зд ал и закричала она мнѣ и
при этомъ такъ „лутовски засмѣялась. Я хотѣлъ схватить ее но
она « „ 'и , увернулась. Послѣ того, гдѣ бы мы ни встрѣчались, мы
ступали въ продолжительные разговоры; я началъ ходить

— Какъ-то разъ я поцѣловалъ е я ручку, — вскричалъ мальчикъ
съ блестящими глазами,— она отвернула перчатку и дала мнѣ поцѣловать ее; рука, какъ у настоящ ей барыни, такая
лая, маленькая.

бѣлая,

пух­

Она была красивая и добрая дѣвуш ка,— повторилъ солдатъ,—
трудолюбивая и веселая, пѣла на работѣ и плясала, какъ никто.
Н а всякое слово у нея былъ готовъ и отвѣтъ, а мысли у н ея бы­
вали такія, точно у вѣдьмы. Ростъ ея скорѣе можно было назвать
высокимъ; волосы темные, а глаза такіе добрые, задумчивые, го­
лубые и, знаете, вмѣстѣ и пугливые, застѣнчивые, какъ
звѣря. Когда она глядѣла на меня своими глазами, меня

у иного
такъ

и

пронизывало насквозь. Голова ея, какъ бы выразиться, была такая

въ ея

благородная. Знаете, въ саду у барина стояла женщина, высѣчен-

хату. Сосѣди стали дѣлать свои за м ѣ ч а н ія .-З н а е ш ь ли, что гово­

ная изъ камня, говорили,— старая богиня. У моей Катерины была

рятъ люди? сказалъ я Катеринѣ. - К акъ ынѣ это з н а т ь ? - Гово­
рятъ, что ты моя возлюбленная. Вѣдь это такъ и ес ть,-о тв ѣ ти л о
бѣдное дитя, развѣ я не приняла отъ тебя платокъ и к о р а л л ы ? -

точь въ точь так ая голова, тѣже строгія черты. К расивая дѣвушка,

Я ничего не сказалъ ей на это. Действительно,

люди

толковали

насъ, и всѣ какъ-то старались отстраниться отъ грѣха. Вскорѣ
то оказалось правдой ...-П ослѣдн ія

слова Балабанъ

проговорилъ

ихо пристыженно глядя на истлѣвшій пепелъ; спокойный блескъ
освѣщалъ его лицо, а глаза какъ бы насквозь были пропитаны внутреннимъ огнемъ.

а веселая, какъ весной ручей на Черной горѣ. Было трудно не
любить ее. Я не зналъ ничего дороже ее на свѣтѣ. Я могъ гово­
рить съ ней, какъ съ матерью, могъ все сказать, все довѣрить ей;
ее я не боялся, не стыдился; съ нею забывалъ всякую гордость. Иног­
да сидѣла она въ церкви, ни дать, ни взять— святая! тихая, серьез­
ная,

тогда въ душѣ моей происходило что-то необыкновенное, тор­

жественное, какъ будто я молился ей и исповѣдывался во всемъ, что
у меня было на сердцѣ. Она знала всякій уголокъ въ моей душѣ; ей и

я оглянулся на своихъ сосѣдей. Коланко ловилъ

каждое слово

разскащика; брови его были сдвинуты, губы плотно сжаты. К ар­
тонный человѣкъ и Ю рка, какъ снопы, придавили одинъ другаго.
Монголъ лежалъ въ тепломъ пеплѣ, какъ рыба на нескѣ, забывая
дышать, и только по временамъ какъ-то глоталъ воздухъ.
Эта К атерина была красивая и добрая д ѣ вуш ка,-п осп ѣ ш н о
замѣтилъ картонный человѣкъ, обращаясь ко мнѣ, - и какая изъ
вея вышла гордая женщина, настоящ ая госпожа! Походка ея, ска­
жу вамъ, мой благодѣтель, что у царевны, а прекрасна с т а » он ,
какъ дьяволъ.

Господу Богу ничего не было сокрыто. А она— она какъ будто бы­
ла моимъ дѣтищемъ, птенцомъ, взятымъ мною изъ гнѣзда, мною
вырощеннымъ. Мнѣ стоило только взглянуть на нее,— и она пони­
мала всѣ мои мысли и желанія. И ногда мнѣ думалось, не выкупала
ли: меня моя мать въ меду, когда я былъ ребенкомъ, такъ охотно
цѣловала она меня,— яерецѣлуетъ бывало всего, а то вдругъ начнетъ кусать, какъ змѣя. Я былъ счастливъ— (онъ улыбнулся)— тоесть, когда я вспомню то время, то я могу сказать, что былъ счаст­
ливъ, но тогда я не понималъ своего счастья. Только никогда не
приходило мнѣ въ голову, чтобы все это могло измѣниться... НастаЗавѣщаніе Каина.

7

—

98 —

ла весна. Съ нѣкотораго времени я сталъ замѣчать перемѣну. Катери­
на какъ будто возгордилась. Вотъ, однажды вечеромъ, иду я поить ло­
шадей. Это было тамъ, у козьяго колодца, за ивами, вы знаете его.
Въ первый разъ пришлось мнѣ ждать ее. Наконецъ, я завидѣлъ
ее на лугу, стройную, какъ тоноль, съ коромысломъ на плечѣ; ве­
дра слегка качаются, а она ноетъ разгульную пѣсню:
Я въ церковь пош ла не молиться,
Д ля д руга пош ла своего;
Хочу къ образамъ п ри лож и ться—
И виж у вдругъ образъ его!

—

99 —

твердая, храбрая дѣвушка.— Тутъ она заплакала, такъ жалобно за­
плакала, что сердце надрывалось, глядя пе нее.— Я не въ силахъ
буду устоять,— вскричала она. Въ

эту минуту съ зеленаго поля

вспорхнулъ жаворонокъ и весело взвился на небо.— Жаворонокъ
летитъ,— сказала она,— летитъ на небо; еслибъ я только могла улетѣть, какъ онъ!— Прошу тебя, не говори вздора,— испуганно вскри­
чалъ я,— останься со мною.— Такъ не останется, какъ было,— отвѣтила она, вздохнула и обтерла свои слезы,—я пе въ силахъ буду
устоять.— Лошадь такъ дернула меня, какъ будто она хотѣла что-

Она такъ весело распѣвала, ликовала, какъ жаворонокъ, а у ме- •
ня на сердцѣ было такъ грустно. Я нѣжно цѣлую ее, обнимаю и

то сказать мнѣ; я печально погладилъ ее, и слезы навернулись на
моихъ глазахъ.— И къ чему тебѣ бороться?— заговорилъ я ,— никто
не можетъ пересилить своей натуры.— К атерина между тѣмъ вни­

не говорю ей худаго слова. Она молчитъ, нагибается, наполняетъ

мательно разсматривала себя въ ручьѣ. О, какъ прекрасна она бы­

свои ведра, ставитъ ихъ возлѣ коромысла и садится.— Что выйдетъ изъ этого? начинаетъ она, играя кончиками ногъ въ водѣ;__
должна же я сказать тебѣ это. Баринъ бѣгаетъ за мной.— Баринъ?—

ла! И зъ тихо качающейся воды смотрѣла русалка, противостоять
которой была не въ силахъ ни одна человѣческая душа.— Измѣ-

почти испуганно повторяю я. Она слегка киваетъ головой.— Онъ
пазываетъ меня своей милой, хватаетъ въ объятія и уже разъ по-

зимый ужасъ охватилъ мою душу при мысли о возможности поте­
рять ее, разлучиться съ него. Я былъ въ состояніи броситься къ

нишь ты мнѣ или нѣтъ?— тихо спросилъ я ее. Я боялся. Невыра­

цѣловалъ меня.— Я разсердился и топнулъ ногой.— Смотри, не при­

ея ногамъ и просить ее о пощадѣ.— Боже! прости мое согрѣшеніе!..—

бей м е н я -в с к р и ч а л а она,— онъ обѣщаетъ подарить мнѣ богатыя
платья, дорогія каменья, а теперь у меня нѣтъ ни гроша, даже не

Я не брошу тебя!— вскричала она и нѣжно прижалась ко мнѣ;— о*

могу купить себѣ ленты. Я могла бы ѣздить четверней въ его ка-

еслибъ я былд такж е хороша, какъ утренняя заря, еслибъ я свѣтила днемъ и не потухала ночью, но я право не знаю, что ему такъ

ретѣ, какъ знатная барыня, но я не хочу.— Она все еще не рѣшалась поднять глазъ на меня.— Посмотри на меня,— сказалъ я ей.

нравится во мнѣ? мы гораздо болѣе подходимъ одинъ къ другому,

Она повиновалась, но въ глазахъ ея было что-то застѣнчивое, чу­
жое. — Я не слушаю его,— живо продолжала она,— даже грозила
прибить его, если онъ опять вздумаетъ цѣловать меня.— И все-та­
ки онъ поцѣловалъ тебя, и ты не прибила его. — Я не хочу,— вскри­
чала она опять,— онъ это знаетъ и мститъ мнѣ за это. Отецъ ни
въ чемъ не можетъ угодить ему; онъ хочетъ отнять у насъ землю
и выгнать изъ деревни, какъ нищихъ.-—Онъ не въ правѣ выгнать
васъ, растолковалъ я неразумной дѣвушкѣ,— только не бойся его.
Если Богъ благословить насъ, то намъ не повредить никакой ми­
н и с т р а будь онъ самъ дьяволъ. Не бойся, душа ты моя, маленькая ты моя нерепелочка. Вѣдь ты любишь меня. Докажи, что ты

мы такая пара, я и ты, не правда ли, Балабанъ?— Я кивнулъ ей
въ отвѣтъ и отошелъ въ сторону къ своимъ лошадямъ,— болѣе го­
ворить я не могъ.
Солдатъ остановился; во время его разсказа трубка его потухла,
и онъ молча набилъ ее, высѣкъ огонь, зажегъ табакъ и слегка за­
тянулся.
— Я еще разъ бесѣдовалъ съ нею,— опять заговорилъ онъ.— Это
было въ ея хатѣ. Старикъ былъ на работѣ, и мы были одни. По­
ка я держалъ ее въ своихъ объятіяхъ, она дрожала и цѣловала ме­
ня такъ крѣпко, что кровь выступала у меня изъ губъ. Вдругъ она
улыбнулась и сказала: подумай, еслибъ баринъ, важный баринъ, былъ
бы теперь на твоемъ мѣстѣ, еслибъ онъ также вздыхалъ и вертѣлъ

—

100 —
—

глазами, какъ ты, развѣ это не было бы хорош о?-О н а уперіась
руками въ мою голову, отбросила«, назадъ и стала едютрѣть
на потолокъ, какъ-бы во с н ѣ .-Э т о гордое наслажденіе,- т а к о й барины
Онъ бьетъ другихъ женщинъ квутомъ, какъ собакъ, а у меня цѣлуетъ руки; г а этому не в ѣ р и ш ь ?-Н ѣ т ъ , не в ѣ р ю .-О н а увидѣлачто в готовъ былъ заплакать, и ей стало жаль меня. Она освобо­
дила мои лобъ отъ волосъ и улыбнулась. Я продолжалъ молчать

101 -

Зачѣмъ? возразила она и покачала головой; — кончится тѣмъ, что
тебя поймаютъ, а отъ барина я все получу такъ, что и волосъ у
него не шевельнется на головѣ. Какъ думаешь, не лучше ли такъ?—
Ты очень добра,— отвѣтилъ я ей.— Именно добра,— вскричала она,—
я не хочу, чтобъ ты умеръ изъ за меня. — При этомъ она опять

Она встала и пригладила свои в о л о сы .-Ч то съ тобой? Отчего мол­

взяла меня за шею и нѣжно поцѣловала мои влажные глаза. Въ
это время въ хату взошелъ отецъ, посмотрѣлъ на насъ и поста-

чиш ь?-неож иданно вскричала о н а ,- н е серди меня, и л и ...-Г л а за

вилъ свой цѣпъ въ уголъ. Изъ вѣжливостй, я обмѣнялся съ нимъ

Коланко безпокойно двигался взадъ и впередъ и съ сострадаюемъ глядѣлъ на солдата.

нѣсколькими словами и вышелъ изъ избы. Былъ тихій вечеръ, не­
бо сверкало; К атерина шла рядомъ со мной; мы оба молчали; по­
томъ я ускорилъ шагъ, и она отстала; я засвисталъ, по не отъ
веселаго сердца. Все это случилось за долго до 1848 года. Тогда еще

- О ней то я и дум аю ,-вскри чала она: здѣсь мы останемся н е
долго, а тамъ вѣчно.

было крѣпостное право, барщина, и не мало приходилось выносить
крестьянину. Въ ту пору меня послали съ возомъ соли, и я былъ

в 1 Г о с т Г ЛИ ° ТЪ ГН" Ва- - Кате^ н а|- С“

л ей ,-п о д у м ай о

— Но ты не повѣрилъ ей,— прерпалъ Коланко разскащика

нѣсколько дней въ отсутствіи. Это было противъ

- О н а присѣла ко мнѣ,-п р о д о л ж ал ъ Б а л а б а н ъ ,-и начала опять

преки всякаго права; я это зналъ и однако повиновался,— это бы­
ло дурно съ моей стороны. Съ тѣхъ поръ и началось мое несчастіе, мои страданія. Никогда не слѣдуетъ уступать изъ слабости.

“

" ’ TO “
бы
Фринко, еслибъ въ здѣшнемъ мірѣ я
ринадлежала барину, а въ будущемъ тебѣ, одному тебѣ? Тамъ мы
« А будемъ чистые духи; тамъ и я буду чисты й. духомъ, а з д ѣ с ь я

грамоты, во­

ір ѣ ш н ая душа, такая же женщина, какъ и д р у г ія .- ІІр „ этомъ она

Тотъ, кто подчиняется сильному вопреки своего убѣжденія, своей
воли, своего чувства, тотъ въ состояніи небрежно относиться и къ

рипцрила глаза, и пунцовый ротикъ ея такъ лукаво смѣялся, чтоморозъ пробѣгалъ у меня по к о ж ѣ .-Е сл и б ъ у тебя было помѣстье,- п р о ­

своей обязанности и подъ конецъ дѣлается негодяемъ. Но, благо­
даря Бога, съ тѣхъ поръ я исправился.

должала она: ты могъ бы держать мнѣ служанокъ, работников*, карету

— А что могъ ты сдѣлать тогда?— ворчливо, пожимая плечами,
заговорилъ картонный человѣкъ.

м енГ евГ соТ Т ’ ^

еньевъ, соболей, каше носятъ барыни, или даже еслибъ ты былъ бога­
тый крестьянинъ, у котораго были бы добрые гроши на черный день м аеш ь, я все-таки не любила бы тебя болѣе, ,ѣ м ъ люблю; я ни­
кого „е въ состояніи любить такъ, какъ люблю тебя; ты одинъ

— Тяжелое было время!— вскричалъ Коланко и жалобно застоналъ. — Бывало, когда заговоришь о правѣ, то помѣщикъ отвѣчаетъ тебѣ палкой. Плохія были времена, плохія! Вы, молокососы,
ещ е многаго не испытали.

мнѣ дороже всѣхъ мущинъ на с в ѣ т ѣ .- О к а обвила мою шею ру­

— Что же случилось, пока вы ѣздили съ возомъ соли?~-быстро
спросилъ я Балабана, зная, что когда наши крестьяне заговоряіъ
о барщинѣ, то конца не дождешься.

" ^

3™

Г° Р° Аа ДОроІ'ихъ ка ’

кой плакала и цѣловала меня. Отъ скорби все замолкло въ груда
Я находнлся № положеніи человѣка, закованнаго въ цѣпи
приговореннаго къ висѣлицѣ и не видящаго средства с п а с е н ія Знаешь ли ч т о ,-с к а за л ъ я наконецъ: пойду я къ гайдамакамъ
лишь бы доставить тебѣ золота и. серебра, соболей и каменьев*

— Я долго былъ въ отсутствіи, а когда вернулся, то повѣренный барина всегда находилъ мнѣ работу; а Катерина видима избѣгала встрѣчаться со мной. Я сейчасъ же смекнулъ, откуда вѣтеръ
подулъ. Наконецъ, я встрѣтилъ ее въ церкви, и мы случайно столк­

—

102 —

нулись съ ней у выхода. Я залѣтилъ

на ней

новый

овчинный

— Все таки содержанка, — сказалъ я старушкѣ. Въ лѣсу, въ одино-

тулупъ, запахъ котораго былъ слышенъ за двадцать шаговъ, новый

чесгвѣ, не разъ приходило мнѣ

шелковый платокъ н а головѣ,

комъ,— Боже, прости мнѣ мое согрѣшеніе!— гайдамаісомъ, что под-

а на ш еѣ множество

О на стала так ая бѣлая, какъ только что

коралловъ

въ голову сдѣлаться

разбойни-

вычищенный шорный

жигаетъ господскія усадьбы и иногда гвоздями прибьетъ себѣ по-

К акъ ты нарядна,— замѣтилъ я ей,— a гдѣ же мой пла­

мѣщ ика къ сараю, какъ какую хищную птицу. Но совѣсть моя

токъ? Отыщи его, если ж ел аеш ь ,-в ск р и ч ал а она виѣстѣ сердито
и боязливо. Я посмотрѣлъ ей прямо въ г л а з а .- Т ы никакъ хочешь

не умолкала, и гдѣ бы я ни стоялъ, куда бы я ни ходилъ, какой-то
внутренній голосъ все тверд илъ мнѣ: чего хочешь ты, крестьянинъ

ооидѣть м е н я ,-о п я т ь вскричала о н а .- О , н ѣ та,-с п о к о й н о

и крестьянскій сынъ? Что можетъ у тебя быть общаго съ ружьемъ?

приборъ

тилъ я,

отвѣ-

иди своей дорогой,— Потомъ стали посылать меня въ лѣсъ

Можешь ли ты одинъ воевать съ людьми?— Я притихъ и остался

пРоисх°Дила РУбка. Тутъ мнѣ было по душѣ. Когда вѣтеръ
съ шумомъ проносился по вершинамъ деревьевъ и вѣтви ихъ тре­

въ деревнѣ, только твердо рѣш илъ болѣе пе терпѣть

щали и гнулись, или дятелъ торжественно стучалъ по стволамъ

своихъ обязанностей. Такъ, хорошо. Разъ

и орелъ носился надъ головой, слегка разводя крыльями и по вре­
менам!, испуская дикіе звуки, тогда, лежа на снинѣ, я смотрѣлъ

онъ валялся въ снѣгу, какъ собака н а цѣпи. К атерина моя велѣ-

н а небо, и боль въ сердцѣ утихала. В ь другое время я не зналъ

почтеніемъ, и онъ разсказалъ мнѣ....

чго дѣлать съ собой. Мнѣ такъ хотѣлось имѣть ружье, вотъ я и
вырылъ себѣ небольшую яму подъ уединеннымъ дубомъ и

сталъ

откладывать въ нее одинъ грошъ за другимъ. Долго пришлось бы

никакого

посягательства на свои права и ограничиться однимъ исиолненіемъ
я

встрѣтилъ

Коланко;

ла наказать его за то, что онъ поклонился ей не съ должнымъ
— Представьте себѣ,— съ живостью перебилъ разскащ ика
рикъ,— она тамъ царствовала, какъ госпожа, если

не болѣе.

ста­
Мы

была

знаемъ, какъ въ то время иные номѣщики держали своихъ женъ.
Два учителя ѣздили къ ней изъ города, одинъ изъ пихъ былъ

старушка, живш ая въ окрестностяхъ Тулавы; пришла о н а в ъ л ѣ с ъ

французъ. Она выучивала все то, что только въ состояніи выучить

за тимьяномъ. Увидѣвъ меня, она всплеснула р у к а м и .-Т ы здѣсь за-

писарь или духовное лицо. Всякую недѣлю привозили ей съ почты

іш тъ рубкой, Б ал а б а н ъ ,-в ск р и ч ал а о н а , - а въ это время баринъ

ящ икъ съ книгами; она все читала; читала и газеты, цѣлый грузъ;

взялъ къ сеоѣ твою К а т е р и н у .-Ч т о ты говори ш ь,-возрази лъ я развѣ она переш ла къ нему въ д о м ъ ?-Э то вѣрно. Господи Іасусе’

въ комнатѣ ея стоялъ большой ящ икъ изъ

прождать

ружья. Б ъ лѣсу я встрѣтидся съ Вригитой; ото

К акая это была исторія! Ключницѣ сейчасъ же пришлось уби­
раться, баранъ прогналъ ее. Теперь К атерина знатно всѣмъ рас­
поряж ается въ домѣ. Вотъ недавно я приношу грибы въ кухню
и она входитъ туда; вся голова въ бумажныхъ

колбасикахъ, въ

длиннѣйшемъ платьѣ, съ папироской въ зубахъ, словно барыня
Я гляжу на нее, д а и не цѣлую ея руки. „Развѣ ты не знаешь,
что дѣлать съ моей рукой“, сейчасъ же кричитъ она на меня:
„такъ вотъ же тебѣ!“ Ударила меня прямо въ ротъ, да и другой
разъ на прибавку. -

Узналъ я ещ е отъ старушки, что К атерина

куш аетъ н а серебрѣ, какъ будто родилась княжной, ѣздитъ

вер­

хомъ и приказываетъ наказывать прислугу; сколько душѣ .угодно.

краснаго

дерева,

на

немъ она выучилась играть разную музыку; вечеромъ люди стояли
подъ окномъ и слушали.
Монголъ плутовски улыбался и шевелилъ полѣномъ въ кострѣ.
— К акъ это такіе люди не помышляютъ о божескомъ правосудіи,— проворчалъ онъ.
Старикъ сильно закаш лялся и замурлыкалъ, какъ сердитый котъ.
Солдатъ мрачно смотрѣлъ въ огонь; лицо его по прежнему оста­
валось безучастнымъ, неподвижнымъ, пустыннымъ и безутѣшнымъ.
Мальчикъ безсовѣстно-удивленно взглянулъ на Монгола.
— Что такъ смотришь?— недовѣрчиво спросилъ его тотъ, и при
этомъ его желтое лицо со вздернутымъ носомъ все съежилось.

— 104 —

m

— 10 5 -

„ тшат я в

м .™ , « „ „ №

братъ...— Что же тутъ думать, вѣдь вы съ

барскаго

но....— Х отите отречься, что ли?— Н ѣтъ.— Т акъ васъ

ыеданпЛГиТ^ТГегГкІ Ï Ï T “ ШШЛЪ МаЛЬ'ШШК>' за №
Двинул, о га себя

* *

“

в°

«*»*

«то-

двора? — Да,
и слѣдуетъ

бить, вы стоите этого.— Но если бить каждаго такого,

кричали

казаки, то черезъ годъ не хватить и орѣпіника въ цѣломъ

госу-

дарствѣ, гдѣ тогда возьмешь ты столько палокъ?
” *

*

—

■ * —

і - ™

,

Солдатъ засмѣялся.
— Н аконецъ, разъ повѣренный призвалъ меня къ себѣ,— снова
заговорилъ

—
T

=
Z

, r

Z

L

™ pr

Z

. T

r
~

; s
, 7

тѣлось возвыситься Z T T
тать л бт.ттг'ь

:

"

v

. ?

"

»

^

М вѣ 8ахо’ Л БЫучился читать, писать и счи-

посѣщать

я Х Т и д Л І ;™ ’ ’
е 0™

И ОНИ ходили “

Г

раторовъ іоси^

Ä

окрестности не у Г л Г .
тп PCTU

иф«

~

.

Ъ ПИСаТЬ Пр0ШенІЯ Т О я н а и ъ ,

° КРУЖН°е “
ъ натРавить мужиковъ

Н™
" в“ й
на дворянство

бы столько
і.роГессПо°Л “ сколько
ИХЪ
В° “СеЙ
Г “ ей
ИЦІИ
Не нашлось
олько продессовъ,
ихъ было
въ наш
деоевнѣ
и *
т“

Г

при ’нихъ

Если '\ Г

бУМаГИ- К ° ГДа 0КРУЖНЫЙ объ& я“ * свой ’учас“

“

“

онъ

лю дей.—

К акая намъ въ этомъ польза,— отвѣтили казаки,— онъ навѣрно до
смерти убьетъ одного изъ насъ за это,— и никто не рѣш ался до­
отъ гнѣва, повѣрен-

ный самъ бросается на меня, растрепанны й такой, къ глазахъ оста­
лись одни бѣлки, и замахивается н а меня палкой. Я ловлю палку и
тихо повертываю ему руку, такъ что она заш ипѣла, какъ трубка,
когда ее промываешь. Тихо вынимаю палку изъ его руки, ставлю

-

г ™

бунтовіцикомъ, гайдамакомъ. — Н а скамью его, — закричалъ

тронуться до меня. Тогда, чуть не лопнувъ

и^

: нГг г ^ г г уми—“ ^оь^и Еѣ к » ; ы

кляузникомъ,

такъ, что лицо его стало багровое, а самъ прячется за

Г0СПтт,ъ »

«Ü

онъ, — назвалъ меня подстрекателемъ,

у Д0РШ'И’ и а “се"*а

в я а д С в ъ : ; не * Г ъ “
0ГР“
"
ихъ права Г р п ™
“ р а зм с н и т ь крестьянам*
хъ права. Сердце мое при этомъ ворковало, какъ у голубя. Они
со мной н о Т И МвНЯ “ Т° КЛЯуЗНИК0мъ и гР ° ™ и раздѣлаться
противъ’ меня,
™ РѣшаЛИСЬ "Редпринимать никакихъ мѣръ

ее въ уголъ, все вѣжлиьо, какъ само собой понимается,— вѣдь всетаки начальникъ. Послѣ того меня оставили въ покоѣ, пока чортъ
не привелъ меня встрѣтиться съ милостивой госпожей содержан­
кой. К арета ея завязла въ грязи, кучеръ

безполезно стегалъ ло­

ш адей, сидя на козлахъ. Е два увидѣла она меня, какъ прижалась
въ уголъ, свернулась, какъ кошка, и вся так ъ и задрожала. Я стоялъ
и смотрѣлъ.— Молодецъ, помоги,— закричалъ мнѣ кучеръ. Я подошелъ, вытащ илъ изъ грязи маленькую

карету, подтолкнулъ ее,

потомъ схватилъ кнутъ изъ рукъ кучера и три раза ударилъ его
за то, что онъ такъ дурно везетъ барыню. Съ этого

дня

она не

знала покоя,— я это хорошо понялъ,— вотъ и рѣш ила она отдать
меня въ солдаты.
— Е й стало стыдно, что онъ у нея на глазахъ, — подтвердилъ
К оланко,— поэтому она и захотѣла удалить его.
— В ъ то время каждое имѣніе ставило за себя рекрутъ,— про­

М оГголъ ^ Ъп т Т т ь
барскиыъ казакамъ,— вскричалъ
на лоппг*
в ъ км отил,ь ихъ безъ причины, то въ корчыѣ, то
Д рогѣ, гдѣ бы ни встрѣтилъ. — Я быо васъ за то, ™

должалъ Фринко.— К азаки притащ или меня на дворъ, тутъ стоялъ

вы т а т е подлые р аб ы ,-п р и го вар и в ал * онъ б ы в а л о .-Н о п одум ав

мнѣ въ грудь, заглянулъ въ ротъ, потомъ

деревянный колъ;

меня раздѣли,

помѣрили,

докторъ постучалъ

меня

записали-—и все

-

10 6 —

107 —

было кончено. Мать моя валялась въ ногахъ у повѣреннаго, у
отца слезы медленно катились по щекамъ, а она тамъ, на верху,

ходили на парадъ, а желтое знамя съ чернымъ орломъ развѣвалось

смотрѣла^ изъ окошка, видѣла, когда я стоялъ такимъ несчастнымъ’

доволенъ. Мы дружно
жили въ полку, также дружно, какъ и въ
своей общинѣ; всѣ стояли другъ за друга; честнымъ людямъ мы

какимъ Богъ создалъ меня, и сердце ея не сжалилось. Я заплакалъ
отъ ярости. Но развѣ это помогло? Денегъ не было. Сейчасъ же
заставили меня принести клятву и надѣли

надъ головою, то мнѣ

только стоило взглянуть на него, и я былъ

помогали, негодяевъ наказывали промежь себя. Ночью, когда офи­

на голову казенную

церы шли ночевать къ себѣ домой, а фельдфебеля отправлялись къ

шапку. Я сталъ солдатомъ. Когда мы уходили, всѣ со слезами

женамъ, мы собирались въ кружокъ и дѣлали болѣе пользы, чѣмъ

провожали насъ, и сами рекруты плакали; у каждаго па груди надѣтъ былъ крестъ и мѣшочекъ съ родной землей, вырытой у по­

другой настоящій судъ и расправа. Такъ прошелъ годъ, и вотъ въ
одинъ прекрасный день мы уложили свои ранцы и пошли въ Вен-

рога его дома. Забили въ барабанъ, капралъ скомандовалъ маршъ;
мы шли, какъ собаки на сворѣ, и вмѣстѣ затянули пѣсню, такую
унылую пѣсню. Я держался смирно. Пройдя нѣкоторое простран­
ство, когда деревня, лѣсъ, церковь и все родное исчезло изъ глазъ,

грію, изъ Венгріи въ Богемію, потомъ въ Ш тейермаркъ. Временемъ
солдату приходится увидѣть не одну изъ земель, принадлежащихъ
нашему императору, и ознакомиться съ разными людьми и обыча­

я сталъ спокойнѣе, одумался и сказалъ себѣ: хорошо, ты служишь’

ями. Я убѣдился, что не все дома лучше, и сердце мое стало смир"
нѣе. Я замѣтилъ въ другихъ странахъ болѣе благоденствія, спра­

императору, теперь, по крайней мѣрѣ.ты знаешь, кому ты принадлежишь.

ведливости, человѣколюбія и образованія. Я выучился уважать нѣмца и чеха; послѣдній говорить нарѣчіемъ, похожимъ на наше. Ви-

— А какъ было валъ въ солдатам;?— спросилъ я его въ напряженномъ состояніи.
-

Хорошо, баринъ, — отвѣчалъ онъ, и въ глазахъ его засіяла

удивительная доброта,— Съ меня не требовали ничего лишняго, кромѣ того, что лежало на моей обязанности, а все это я охотно испол­
н я л а Теперь я зналъ, что я человѣкъ. Мы сперва пришли въ Коломею, и я сталъ учиться ружейнымъ нріемамъ. Когда въ первый

дѣлъ я св. Непомука въ его серебряной

ракѣ и скалу, въ кото­

рую его замкнулъ король, и каменный мостъ со многими святыми,
откуда его бросили въ воду; мнѣ показывали то мѣсто, гдѣ пять
ясныхъ звѣздъ плыли по волнамъ поверхъ головы праведника. Въ
Ш тейермаркѣ есть люди съ двойной шеей.
Невольно улыбнулся я, слушая наивную этнографію моего со-

разъ я убѣдился, что умѣю обращаться съ ружьемъ, то я нѣсколько возгордился и подумалъ: что еслибъ была война? Даже въ Ко­

бесѣдника. Онъ сейчасъ же замѣтилъ это и замолчалъ.
— Я ещ е хорошо помню, какъ вы пришли въ деревню, взявъ
первый отпускъ,— замѣтилъ Коланко съ нѣкоторымъ удовлетворені-

ломеи я увидѣлъ, что есть же порядокъ па землѣ; насъ

держали

емъ.— Бѣлый мундиръ съ голубыми отворотами чертовски былъ вамъ

(-трого, но справедливо. Незаслуженнаго наказанія и незаслу­
женной награды не бывало, а жители съ удовольствіемъ глядѣли на

къ лицу. Женщины такъ и бѣгали за вами и все шептались между

насъ. А когда ынѣ приходилось стоять на часахъ у окружнаго управленш, и я слышалъ то, о чемъ мужики толковали между собою и

красивый мущина на десять миль кругомъ, a извѣстно, что въ этомъ

собой. Старуха моя еще сказала: теперь Фринко Балабанъ самый

узнавалъ, что въ этомъ зданіи они находятъ себѣ защиту отъ при-

она знала толкъ. Но онъ не хотѣлъ слышать о женщинахъ.
— Баринъ вѣдь знаетъ,— обратился ко мнѣ солдатъ,— что въ то

тѣснешй ноляковъ, тогда я поднималъ глаза къ орлу, который былъ

время, когда наш ъ братъ получалъ отпускъ, то онъ готовъ былъ

прибить къ воротамъ,

плакать. Разставаясь съ домомъ, онъ избавлялся отъ рабства, бар­
щины, произвола и нужды и на службѣ привыкалъ къ порядку,

и думалъ про себя: хоть ты и небольшая

птица, не иыѣешь здѣсь и порядочныхъ крыльевъ, но все еще такъ
велика, что можешь защитить цѣлый народъ. Когда, нозднѣе, мы

справедливости и приличію; не легко было ему снова терпѣть ну-

— ÎOS —

— 109 —

жду и притѣсненіе. Когда стали вызывать тѣхъ изъ насъ, «то
им -лъ право на отпускъ, то никто не откликнулся въ нашей ротѣ

— Л ежедневно могъ встрѣчаться съ нею. Но къ чему бы это
повело? Л предночелъ уйти на работу въ другую деревню. Тѣмъ
все и кончилось.

одинъ— даже не знаю, отчего это вдругъ вздумалось м н ѣ ,-в ы с ту пилъ впередъ и заявилъ о своемъ желаніи воспользоваться отпѵскомъ. Всѣ удивленно посмотрѣли на меня. Меня, конечно отпу­
стили. Я пришелъ домой. Когда я взошелъ въ хату въ своей сѣрои солдатской шинели и въ киверѣ, то отецъ пристально посю трѣлъ на меня и дрожащею рукою провелъ по своимъ сѣдыыъ
волосамъ. Я лоцѣловалъ ему руку. _ Хорошо, что ты пришелъ,
ринко,

сказалъ онъ мнѣ. ІІотомъ пришла мать, вскрикнула, за-

смѣялась, и свѣтлыя слезы покатились по ея щекамъ. Я сталъ
разсказывать, какъ живется въ полку и въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ я
стоялъ въ гарнизонѣ, а они сообщили мнѣ все, что въ это время
случилось новаго въ деревнѣ. Пришли сосѣди и ради такой оказіи

Солдатъ замолкъ. Руки его опустились, голова поникла, и онъ
упорно глядѣлъ въ огонь; бронзовыя черты его снова были глубоко
спокойны, а глаза горѣли, какъ тихое пламя. Весь темный ландшафтъ былъ погруженъ въ глубокое, святое молчаніе.— Вы, каж ет­
ся, досказали свою исторію,— зам ѣтилъ.я, немного погодя.
— Да,— какъ будто пристыженно отвѣтилъ онъ мнѣ.
— Вы были правы, въ вашей исторіи нѣтъ ничего замѣчательнаго, ничего особеннаго. Такіе случаи не рѣдки, но всего замѣчательнѣе въ ней— вы сами. Неужели вы никогда не думали
мести, объ удовлетвореніи?

о

— Н ѣтъ,— спокойно отвѣтилъ онъ, не глядя на меня.— Зачѣмъ?

ыпили не мало вина. Все было мнѣ ладно. Никто не проронилъ
и слова о ней, а я не рѣшался спросить, молчалъ и думалъ нро-

Это было въ ея натурѣ. Кому же было мнѣ мстить за то, что
я человѣкъ, а она женщина?

себя: навѣрно баринъ нрогналъ Катерину, такъ никто и не упоминаетъ ея имени. Потомъ опять нодумалъ: а если ещ е не про-

Отвѣтъ его удивилъ меня и еще болѣе возбудилъ мое участіе.
— И такъ, вы никогда не испытывали ни малѣйшаго уловлетворенія?— опять спросилъ я.

іналъ то навѣрно скоро прогонитъ. Самъ не знаю, зачѣмъ я желалъ
этого. Что мнѣ было за дѣло до нее! Часто я желалъ видѣть ее
въ нуждѣ и поруганіи, а между тѣмъ навѣрно помогъ бы ей Въ

— Не скажу этого,— возразилъ онъ послѣ нѣкотораго размышленія.— Это было въ 1848 году, когда я вторично пришелъ въ от­

воскресенье я пошелъ въ церковь и во время поздней обѣдни слу­

пускъ и когда польское возмущеніе навлекло такое страшное бѣд-

чайно взглянулъ

ствіе на Галицію. Зима была жестокая, и разъ ночью, въ послѣднихъ числахъ февраля, выиалъ глубокій («ѣгъ; всѣ улицы и до­

на хоры. Кого же вижу? Моя Катерина сидитъ

какъ важная барыня. Ахъ! какъ прекрасна она показалась мнѣ'
1 ораздо красивѣе прежняго, но смотрѣла такой блѣдной, больной,

роги были занесены... Потерпите немного,

потомъ услышите то,

утомленной, а подъ глазами болыпіе черные круги, точно у покойницы.

что хотите знать, а теперь все такъ странно вертится въ моей головѣ, необходимо прежде разсказать другое обстоятельство.— Давно

Необыкновенно тихое выраженіе свѣтилось на спокойномъ'лицѣ
солдата.

уже чуялось

- Кровь забушевала во м н ѣ .-К т о эта прекрасная д ам а ?-с п р о силъ я у одного незнакомаго мнѣ молодца. Онъ глупо пос.тотрѣлъ
мнѣ въ глаза и отвѣтилъ: это наша госпожа, супруга п о м ѣ щ и к а ,-

янъ собралась у тулавской корчмы, въ томъ числѣ и судья; вдругъ

такъ, онъ въ самомъ дѣлѣ обвѣнчался съ ней лередъ алтаремъ,
это было хорошо; теперь дѣйствительно она стала моей госпожей
Солдатъ улыбнулся.

что-то недоброе; помѣщики ѣздили взадъ и впередъ,

носились слухи, что гдѣ-то устроенъ' складъ оружія. Толпа крестькъ корчмѣ подъѣзжаетъ наш ъ помѣщикъ и спраш иваетъ крестьянъ:
хотите ли вы стоять за господа или за кого другаго? если хотите
стоять за насъ, то нынче ночью всѣ соберитесь у церкви, я раздамъ вамъ орѵжіе и самъ пойду съ вами.— Но судья отвѣчалъ: мы
несогласны стоять за вксъ, мы стоимъ за императора и Б ога.— По-

—

мѣщ икъ сейчасъ же уѣхалъ,

110 -

— 111 -

бросивъ въ толпу польскую прокла­

мации а судья обратился къ народу и сказалъ: братцы! смотрите,
чтобъ никто изъ васъ не смѣлъ

крестьянъ принесъ свой цѣпъ и косу. Около полуночи я выбралъ
десятка два крестьянъ и отправился съ ними въ дозорный обходъ.

связываться съ этими польскими

Они трусили, боялись, какъ бы дѣло не кончилось плохо. Я обо-

живодерами и переходить на ихъ сторону.— Потомъ всѣ взглянули
на прокламацію, но никто не могъ прочесть ее. Тогда судья пред-

дрилъ ихъ и увѣрилъ, что если мы окажемъ мужественное сопро-

ложилъ позвать меня.— Онъ старый солдатъ,— скачалъ онъ,— и навѣрно знаетъ, что намъ д*ѣлать съ этой бумагой— Меня призвали,
и я сталъ читать прокламацію. Наверху было написано: „К овсѣм ъ
полякамъ, умѣющимъ ч и т а т ь /— Тутъ я невольно захохоталъ, такъ

тивленіе, то намъ не придется бояться возмутителей. Вскорѣ мы
завидѣли пѣсколько саней; ѣхали сосѣдніе помѣщики, арендаторы
и разная ш ляхта къ нашему барину. Встрѣтивъ насъ, они остано­
вились, и одинъ изъ нихъ закрачалъ, чтобъ мы не мѣшкали при­

какъ, во-первыхъ, тутъ не было ни одного поляка, а во-вторыхъ,

стать къ нимъ, что революція въ разгарѣ, крестьянамъ даро­
вана будетъ свобода, господа отмѣнятъ барщину, и что мы можемъ

никто, кромѣ меня, не умѣлъ читать. Вы, баринъ, вѣрно помните

завладѣть императорской казной и захватить всѣхъ евреевъ.—Здѣсь

тогдашнюю комедію. Вотъ что стояло ниже:

нѣтъ

„Рабство и барщина

предателей,— вскричалъ я ,— мы стоимъ за Бога и за импе­

суть слѣдствія притѣсненій и несправедливости, такъ какъ въ иер-

ратора!— Не успѣлъ я договорить, какъ поляки выстрѣлили, нѣ-

выя времена всѣ люди

были равны, что дворяне, что крестьяне.

сколько дробинокъ попало мнѣ въ руку, пуля засѣла въ ногу од­

И нынѣ все было бы такъ, еслибъ мы остались свободны. Н о нами

ного изъ крестьянъ, но я кричу: впередъ, ребята! Мы бросаемся на

завладѣли и продали нашу землю москвичамъ, пруссакамъ и импе­

поляковъ,

ратору. Императорскіе нѣмецкіе чиновники столкнулись съ помѣ-

Одного я ударилъ по головѣ, так ъ какъ онъ защ ищ ался, a болѣе

щиками и вмѣстѣ такъ дерутъ мужика, что онъ едва въ состояніи

никого не ранили. ІІослѣ того, слышимъ, что стрѣляю тъ у корчмы;

утолить свой голодъ и прикрыть свое тѣло рубищемъ. Императору

я бѣгу туда со всѣхъ ногъ, но тамъ все было кончено. Дворянинъ

и дѣла нѣтъ до польскихъ крестьянъ, онъ продаетъ имъ по доро­

Бродосскій

гой цѣнѣ соль и табакъ для того, чтобъ ему самому можно было

посреди крестьянъ, и они били его со всѣхъ сторонъ и навѣрно

хорошо пожить въ Вѣнѣ. Одинъ Богъ можетъ помочь намъ, но
для этого необходимо, чтобы всѣ воедино возстали въ Галиціи и
взялись бы за оружіе. Дворяне сознаютъ свою вину и теперь хо­

убили бы его, еслибъ я не подоспѣлъ во время. Кровь такъ и ли­
лась изъ его головы. Я спасъ его отъ смерти.
— Вы?!

тятъ соединиться съ крестьянами и вмѣстѣ съ ними прогнать нѣ-

— Да, баринъ. Я долженъ сознаться,— я пожалѣлъ, что мужики

вытаскиваемъ ихъ изъ саней и беремъ ихъ въ плѣнъ

лежалъ въ крови на снѣгу, а нашъ господинъ стоялъ

мецкихъ чиновниковъ.“— Въ прокламаціи была малая доля правды,

ранѣе не успѣли убить его, но разъ какъ я былъ тутъ, это не го­

которая пришлась намъ по душѣ, но мы рѣшили между собой, что
въ ней болѣе лжи и что это похоже на обманъ. Кто же притѣсня-

дилось. Поляки сказали бы, что его убили изъ мести, изъ за Ка­
терины, и это бросило бы дурной свѣтъ на наше дѣло. Мы плот­

етъ

но связали ему руки и ноги, поклали всю дворянскую сволочь въ

насъ, какъ не дворяне, а кто же защ ищ аетъ насъ, по мѣрѣ

силъ своихъ,

какъ не -нѣмецкіе чиновники императора?— и никто

ея же сани и свезли въ коломейское окружное управленіе, куда я

не захотѣлъ слушаться ноляковъ.— Если вы послѣдуете за дворя­

самъ доставилъ всѣ часы, деньги и кольца, кою рые нашлись при

нами,

какъ вы запрягаете своихъ воловъ. Но на

всѣхъ двадцати дворянахъ. О, это было прекрасное время, ба­
ринъ! Бѣдняки воевали съ своими притѣснителями и вездѣ цар-

всякій случай не мѣшаетъ собраться въ корчмѣ нынче ночью.—

ствовалъ святой порядокъ; деревенская стража стояла на всѣхъ пе-

Вотъ

рекресткахъ; мужики въ разорванномъ рубищѣ входили въ управ-

сказалъ я въ свою очередь,— т,о въ будущемъ они запрягутъ

васъ въ

плугъ также,

наступила ночь. Мы всѣ собрались у корчмы, каждый изъ

— 112 леніе,

113 —

вынимали изъ за пазухи цѣлыя тысячи и честно выклады­

вали ихъ на столъ. Мы охотно подвергались выстрѣламъ, но почти
всегда обезоруживали пановъ, и всякій изъ

насъ охотно пролилъ

бы свою кровь; каждый надѣялся, что всякое различіе исчезнетъ
что всѣ будутъ свободны и равны въ своихъ правахъ. Послѣ насъ
западные польскіе крестьяне начали убивать своихъ помѣщиковъ; тог­
да прислали большое войско и вышло не то, чего мы ожидали. Од­
нако, два года спустя, всѣмъ дана была воля, барщ ина исчезла, и
теперь мужикъ сталъ свободный человѣкъ.
— Чѣмъ же кончилось дѣло съ вашимъ
силъ я.

помѣщикомъ? — спро­

— Его свезли въ крѣпость, въ цѣпяхъ,— вскричалъ Коланко,—
а въ его отсутствіи, жена его подружилась съ однимъ солдатомъ,
но въ 1848 году всѣмъ бунтовщикамъ была дарована свобода, и
онъ воротился въ свое помѣстье.
— Послѣ того, я вернулся на службу,— сказалъ Балабанъ.— Мы
двинулись въ Венгрію, зимой переходили К арпатскія горы, участ­
вовали въ нѣсколькихъ сраженіяхъ, гдѣ выигрывали, гдѣ проигры­
вали, но пришлось остановиться, по случаю жестокихъ морозовъ.
Люди падали и замерзали на дорогѣ съ улыбкою на устахъ. Вес­
ной снова принялись преследовать мадьяръ, пока Кошутъ не бѣжалъ, какъ векша изъ лѣса. Замѣчательное время, баринъ! Дюди
падали, какъ мухи, кто отъ пули, кто отъ сабли, другой тонулъ
или замерзалъ на дороіѣ, цѣлуя въ предсмертный часъ мѣш ечекъ
съ родной землей;— имъ всѣмъ такъ хотѣлось пожить, а меня ни­
чего не брало! Тогда на меня стало находить сомнѣніе. — Гдѣ же
была справедливость? Послѣ Венгерской компаніи я
отставку, такъ какъ отецъ мой умеръ.

вышелъ въ

— Не для нея?
— Какъ? — возразилъ Балабанъ, пожимая плечами,— отставной
солдатъ и барыня! И такъ, я приш елъ домой и болѣе не наш елъ
въ живыхъ ни отца, ни матери. Теперь я былъ одинокій человѣкъ.
Земля осталась за мною, но все остальное было
хата и два, три

продано, даже

фруктовыхъ дерева. Ну, какъ вамъ это нравит­

ся?— Да! что тутъ было дѣлать? Я всегда любилъ царство живот-

ныхъ и пчеловодство. Вотъ я изучилъ уходъ за пчелами, ознако­
мился съ ихъ нравами и возлѣ дома устроилъ себѣ славный пчельникъ,— вы знаете его; потомъ выростилъ двухъ собакъ, совершен­
ные волки,— прекрасныя собаки, ночью сѣрые глаза ихъ сверкаютъ,
какъ уголья,— вы также знаете ихъ,— и нанялся въ полевые сто­
рожа. Случайно досталъ я себѣ и кота (при этомъ онъ усмѣхнулся, какъ и каждый галицкій крестьянинъ, когда онъ заговорить о
кошкахъ), —я вытащилъ его изъ воды; вы, кажется, видали моего
кота Мацика?
— Посмотрѣли бы вы на его собакъ, баринъ,— замѣтилъ картон­
ный человѣкъ съ восхиіценіемъ, въ которомъ слышалась примѣсь
зависти.
— Вѣдь онъ и стоитъ своихъ собакъ, — вскричалъ К оланко.—
Такого полеваго сторожа никогда ещ е не было. Община можетъ
благодарить Бога.
— Прошу васъ,— замѣтилъ солдатъ,— не безпокойте барина та­
кими свѣдѣніями.
— Вы ошибаетесь,— сказалъ я ,— меня интересуетъ все, что ка­
сается до васъ.
— Это ужъ слишкомъ много чести.
— Да, этотъ человѣкъ исполняетъ свою обязанность,— серьезно
сказалъ картонный человѣкъ, указывая н а Балабана.— Я не люблю
хвалить людей, но это сущ ая правда. Воры боятся его, пьяницы
сейчасъ протрезвятся, какъ только повстрѣчаются съ нимъ. Если
ему поручать собрать какую подать, то онъ скорѣе соберетъ, чѣмъ
любая экзекуція, человѣкъ въ двадцать.
— На выборахъ крестьяне слушаютъ его больше, чѣмъ судью и
коммиссара,—добавилъ Монголъ.— Если вы пожелаете, чтобъ васъ
выбрали на какую должность въ округѣ, баринъ, то только скажи­
те Балабану, онъ все можетъ сдѣлать съ нашимъ народомъ.
— Но прошу васъ, сосѣди, перестаньте,— смиренно заговорилъ
солдатъ.— Что же намъ дѣлать, въ самомъ дѣлѣ, какъ не испол­
нять свои обязанности?
— Вѣдь я ничего не говорю,— завизжалъКоланко.— Но женщины!..
Онъ у насъ настоящій нравоучитель, баринъ. Вотъ, напримѣръ, въ
З а в ѣ щ а н іе К а и н а .

8

— 114 -

-

115 —

деревнѣ есть одна дѣвушка красноволосая; красива она, какъ ясна'я
звѣзда на небѣ, могла бы 'быть графиней, но очень легкомыслен­

прекрасное, какъ у вакханки, обрамленное темными локонами,
полузакрытыми глазами, нѣжными и застѣнчивыми...

на; онъ встрѣчаетъ ее ночью и видитъ, что она прогуливается
при лунномъ свѣтѣ. — Опять гоняешься за кѣмъ нибудь, — начи­

— Глупость! Страш ная глупость!— вскричалъ Монголъ, и мигомъ
все исчезло, пламя поглотило мою прекрасную тѣнь.

наетъ мой Балабанъ.— A тебѣ что за дѣло?—Легко нажить бѣду;
а если онъ броситъ тебя? лучше бери себѣ мужа. — Она смѣется:

— Плюнуть бы тебѣ на милостивую госпожу Цавале! — вскри­
чалъ картонный человѣкъ.

я не нойду, говорить, за перваго встрѣчнаго; самъ посватайся за
меня, такъ я сейчасъ же соглашусь выдти замужъ.
— А онъ?

— Ну, не горячитесь такъ,— хладнокровно замѣтилъ солдатъ;
онъ очевидно поблѣднѣлъ, и брови его мрачно сдвинулись,— сами
подумайте, развѣ это не было естественно? Бѣдной дѣвушкѣ гро­

Онъ только качаетъ головой и продолжаетъ наставлять ее.

зила нищ ета, и вотъ представляется ей случай сдѣлаться бары­

Онъ не хочетъ жениться,— замѣтилъ Мракъ, который внима­
тельно прислушивался къ разговору, стоя на стражѣ.

ней. Я только былъ хорошъ, пока не было лучшаго жениха. Это
то же, какъ еслибъ я бросилъ службу у незначительнаго князя

Ахъ! онъ все еще любитъ ту, прежнюю, — неожиданно для
всѣхъ вскричалъ еврей и веселый подошелъ къ нашему кружку.

найдя возможность служить у императора. Этого нельзя обсуждать
сердцемъ. Между мущиной и женщиной сердце ни при чемъ, или

Его глупо-коварное лицо съежилось въ отвратительную улыбку.-

почти что такъ. Обсудимъ это благоразумно. Любишь ли ты серд­
цемъ, товарищ ъ, когда хочешь раздѣлить свое ложе съ женщиной?

— Любезный мой,— заговорилъ солдатъ, не мѣняя своего положенія, — твоя голова точь въ точь паровая баня, языкъ твой въ
испаринѣ и самъ не знаетъ, что изъ него испаряется.
Мы всѣ отъ души расхохотались. Еврей в ъ особенности обидѣлся тѣмъ, что и я засмѣялся; онъ посмотрѣлъ на меня, обдернулъ
свои рукава, почистилъ колѣни ладонью, сердито пошелъ къ ло­
шадямъ, и, противъ обыкновенія, сталъ дергать ихъ то туда, то
сюда, такъ что онѣ жалобно поглядывали на него.
— Такъ ли?— серьезно спросилъ Коланко солдата, толкая его
своимъ плечомъ.
— Неужели, въ самомъ дѣлѣ, ты не можешь забыть ее?— бояз­
ливо спросилъ картонный человѣкъ.
Солдатъ ничего не отвѣтилъ.

съ

Ж елаешь ли, чтобъ она любила тебя, или довольствуешься тѣмъ,
чтобъ она стала твоей женой? Пріятнѣе ли тебѣ, чтобъ она, во­
преки своего желанія, стала твоей женой, или предпочитаешь ты,
чтобъ сердце ея принадлежало тебѣ, а она стала бы женой дру­
гаго? Я все успѣлъ обдумать; времени у меня было довольно. Рѣчь
сводится къ тому, что есть общаго между человѣкомъ и живот­
нымъ? К акъ вездѣ, такъ и между мущиной и женщиной становит­
ся сама жизнь. Понимаете ли вы меня?
— Нѣтъ.
Я начиналъ понимать, къ чему клонилась его бесѣда, и

удив­

Мы только могли видѣть его спокойное, кроткое лицо. Въ гла­

ленно смотрѣлъ на него. Онъ былъ въ возбужденномъ состояніи,
глаза его сверкали, и теперь онъ говорилъ хорошо, со всей убѣдительностыо, свойственной нашему народу.

захъ его появилось прежнее влажное, сознательное выраженіе, ко­
торое наводило на меня такую грусть. Что-то необъяснимое про­

— Вы знаете, чему я выучился, бывши солдатомъ?— Презирать
смерть. Было бы ещ е лучше, еслибъ я научился желать и искать

изошло въ душѣ моей. Глубокое молчаніе природы все болѣе овла-

смерти. Все наш е несчастіе въ жизни, какъ и несчастіе съ женщи­

дѣвало ею, и также спокойно, какъ возносился кверху дымъ изъ
догоравшаго костра, воскресло во мнѣ грустное воспоминаніе о

нами, истекаетъ изъ нашей любви къ жизни. К акъ ни несчаст­
лива эта жизнь, но всѣ мы не щадимъ никакихъ усилій для того,

прошедшемъ. Изъ пепла смотрѣло на меня чудное блѣдное лицо,

чтобы жить. Если я говорю хотя одно несправедливое

слово, то

— 116 —

— 117 —

разстрѣляйте меня на мѣстѣ. А женщина живетъ любовью, я хочу
сказать— любовью ыущины. Понимаете ли вы?

ственно ли послѣ того, что она старается жить посредствомъ мущины, или, какъ говорится, ищ етъ составить свое счастіе? Чего
не переносить мущина, чтобъ возвыситься надъ своими равными,

Коланко усердно кивнулъ. Мы всѣ слушали

съ напряженнымъ

вниманіемъ; даже собака приподняла свою лисью морду и смотрѣла
на солдата.
— Мнѣ кажется, что онъ

говорить

правду,— сказалъ

я — Все

подчиняется необходимости, все живущее на землѣ понимает ъ
какъ безотрадно его бытіе, и отчаянно борется изъ-за него съ

а красивое созданіе покажетъ вамъ свое личико и ещ е кой-что—
и изъ коровницы дѣлается барыней. Правъ ли я, или нѣтъ?
— Совершенно правъ, старикъ.
— Теперь позвольте мнѣ договорить,— снова началъ солдатъ.—
Я пересталъ бороться противъ жизни и грѣш ить, какъ другіе. Я

природой и людьми. Такую же борьбу изъ-за жизни представляетъ

разъ проигралъ— и довольно съ меня. Не лучше ли, если я могу

намъ любовь между мущиной и женщиной. Оба хотятъ продлить

сказать себѣ, что глаза мои навсегда погасли и что я обрѣлъ ду­
шевный покой. Я того мнѣнія, что для мущины лучше, когда у

свою жизнь въ своихъ дѣтяхъ; въ дѣтяхъ оба желаютъ снова увидѣтг, свои черты, свои глаза, свою душу. Оба стремятся, одинъ

него нѣтъ жены. Не жена ищ етъ мужа, а мужъ жену. Въ этомъ-

посредствомъ другаго, сдѣлаться болѣе совершенными существами,

то и заключается все преимущество женщины, и вотъ почему жена

и оба хотятъ завладѣть преимуществами противуположнаго пола
Кромѣ того, женщина хочетъ жить для себя и для своего ребенка

спокойно сводить свой счетъ съ мужемъ. О чемъ другомъ стала

посредствомъ своего м у ж а .- Я не знаю, хорошо ли я выразился.

изъ этого смѣшнаго положенія мущины. Когда кто ушелъ по гор­
ло въ воду, и ноги его завязли въ тинѣ, а вы стоите на берегу,

— Отлично!— предупредительно вскричалъ весь кружокъ.
— Еслибъ баринъ позволилъ,— заговорилъ опять солдатъ,— то
я сказалъ бы, какъ я это понимаю по своему.
— Дайте же и мнѣ сказать слово,— вскричалъ Коланко и гроз­
но поднялъ свою подушку.— Вы все говорите, a мнѣ не даете ска­
зать ни слова.
— Говори же.

бы думать женщина,

еслибъ она не старалась извлекать

пользу

то не охотно ли онъ бросить вамъ на берегъ золото, которое найдетъ въ своемъ карманѣ, для того,

чтобъ вы спасли его? Но ум­

ная женщина не довольствуется однимъ золотомъ, она тащ ить му­
жа къ алтарю. Поняли ли вы меня теперь? Оттого мы и видимъ
между женщинами такую же ненависть, какъ между портными и
корзинщиками; всякая изъ нихъ старается прикрѣпить свою кор­

Да, что бишь я хотѣлъ сказать?

зинку къ мужу какъ можно крѣиче— и не права ли она, поступая

Теперь онъ не знаетъ, что ему сказать!
Да!., старецъ опять остановился.

такъ? Не цѣнится ли жена по мужу? Не графиня ли простая кресть­

— Смѣйтесь себѣ, теперь я в с п о м н и т ,-с к а з а л ъ онъ, совершен­

янка, какъ скоро мужъ ея графъ? И наоборотъ. Честь мужа— ея
честь, и оттого женщина всегда болѣе гордится его положепіемъ и

но довольный собою. Это такъ. Ж енщ ина, какъ и мущина, должна
бороться изъ-за жизни. Она переноси™ многое, отчего избавленъ

состояніемъ, чѣмъ самъ мужъ. Понимаете ли вы?
— А я все не могу понять,— заговорилъ М ракъ,— какъ ты еще

мущина. Напримѣръ, какъ ей

можешь, любить милостивую госпожу Цавале, свою красивую К а­

постоянно работать,

когда' у нея

ребенокъ, котораго надо выростить? A такіе случаи иногда повто­
ряются нѣсколько лѣтъ сряду. Она не можеть работать, какъ му­
щ ина, не можетъ работать, какъ онъ, и тогда, когда она бездѣтна.
Въ ея природѣ н ѣ тъ постоянства,— это вѣрно; къ тому же она не
обучается ничему дѣльному, не знаетъ никакого ремесла; не есте

терину, которая такъ подло измѣнила тебѣ?
— Ты никогда и не поймешь этого,— сухо отвѣчалъ солдатъ.
— И однако, ни одна женщ ина не стоитъ того, что выносить
изъ за нея мущина,— тихо прибавилъ я.
— Это вѣрно, баринъ,— согласился солдатъ,— ни одна изъ нихъ

-

— 118 —

119 —

не стоитъ привязанности мущины, исключая матери. Но кончим*

забавную ловушку, такъ какъ женщина въ любви тоже, что еврей

разговоръ о моей Катеринѣ. Что собственно сдЬлала она мнѣ? Ви­

въ торговлѣ.
— Что вы тутъ говорите о евреяхъ?— заворчалъ мой извощикъ.

новата ли она, что я родился въ злополучный
всматривался въ жизнь.

часъ? — Я долго

Не видимъ ли мы почти ежедневно,

что

два любящіе сердца соединяются бракомъ, сначала счастливы а
немного погодя, смотришь, пе глядятъ другъ на друга? Видите

Солдатъ взглянулъ на него и плюнулъ.
— Вообще,— спокойно сказалъ онъ,— въ кондѣ концовъ вся на­
ш а мудрость состоитъ въ отреченіи, терпѣніи и молчаніи. И если

совер­

вы удивляетесь тому, что я до сихъ поръ люблю Катерину, то кто
же сказалъ вамъ, что честной любви необходимо обладать своимъ

шенно все равно. Въ такихъ случаяхъ, любовь мущины скоро уле­

предметомъ? Вѣдь любишь женщину не потому, что она красива,

тучивается; по моему, женщина вяравѣ пристроить себя, пока она
молода и хороша и пока у мущины голова не остыла. Его пылъ
быстро проходить, а женщина еще скорѣе завядаетъ.
Я отрицательно покачалъ головой.

добра, зла или добродѣтельна.

еслибъ она стала моей женой, быть можетъ, ш ѣ скоро пришлось
бы поколотить ее. Совершенно все равно, такъ или иначе,

О нѣтъ!... Я люблю Катерину

не

за то, что она хорошо или плохо поступила со мной, а только по­
тому, что я долженъ любить ее, такъ какъ природа не всѣмъ пре­
доставила свободный выборъ и иного, помимо его воли, влечетъ
только къ одной личности. Только так ая любовь въ состояніи пере­

— Въ чемъ вы не согласны со мной, баринъ?
— М еня удивляетъ, почему вы находите такую любовь весьма
естественной, когда сами представляете обращикъ совсѣмъ иной
— Мои слова не противорѣчатъ этому. Мущина въ состояніи
любить сердцемъ, и отчего не любить ему такъ, если это нравит­
ся ему? Но такая любовь невозможна въ женщинѣ. Скажу болѣе

нести все на свѣтѣ— насмѣшку, побои, оскорбленія и жестокость;
она не спрашиваетъ о сочувствіи, и само время, поглощающее всѣ
невзгоды, не въ состояніи убить ее въ тебѣ.
— Вы были бы отличнымъ мужемъ,— замѣтилъ старикъ послѣ
нѣсколькихъ минутъ молчанія.— Отчего вы не женитесь? Всякій съ
радостью довѣрилъ бы вамъ свое дѣтищ е и въ прибавокъ далъ бы

такъ, какъ любитъ онъ е е ,- н о гдѣ почерпнуть ей такое чувство?

и земли, и денегъ.
— Невѣжливо отказываться отъ такого предложенія,— отвѣтилъ

Любимая мною лошадь иногда

солдатъ, но развѣ я просилъ о томъ кого изъ васъ?

того: быть можетъ, что иная женщ ина и желала бы любить мужа
смотритъ

на меня такъ нѣжно

почти по человѣчески, вотъ такъ и думаешь, что ей

хочется аа-

юворить, а между тѣмъ она только и можетъ, что поласкать менякажется даже, что она сама печалится о томъ, а смотришь, зав­
тра она также весело несетъ на себѣ другаго сѣдока? Д а и кому
же жаловаться?
Коланко хитро улыбнулся съ плотно стиснутыми зубами.

жениться? Я въ первый разъ откровенно

-Какъ

мнѣ

поговорилъ съ вами, и

теперь вы должны знать меня. Если разъ я любилъ такъ искренно,
‘ отъ всего сердца, то могу ли я полюбить другую женщину? А если
въ моемъ сердцѣ нѣтъ другой такой любви, то зачѣмъ же мнѣ и
жена? Развѣ я животное?
— Дѣйствительно, вы правы,— добавилъ Коланко,— тѣмъ болѣе,

Д а, еврей зн аетъ ,-п р о го в о р и л ъ о н ъ ,-о т ч е г о онъ ежедневно
, молится: благодарю тебя, Создатель, за то, что ты не соэдалъ мена женщиной.

что все проходитъ со временемъ.
— Не все,— вздыхая возразилъ солдатъ,— но вы сказали правду.

— Тотъ, кто страдаетъ такой любовью, такой сердечной любовью —

то, что причиняло намъ сильную боль, служитъ намъ утѣшеніемъ.

снова началъ с о л д а т ъ ,-т о т ъ вб-время долженъ помириться съ сво­

Объ улетѣвшихъ чувствахъ вспоминаешь словно о покойникахъЧ то скажете вы на это, товарищи? К акъ грустно становится на

ей долей и привыкнуть къ лишеніямъ, или онъ попадетъ въ самую

Да, всѣ наши ощущенія постепенно слабѣютъ, и соврѳменемъ даже

— 120 —

— 121 —

ДУшѣ, когда приходишь къ сознанію, что даже все то, что ты такъ
сильно чувствуешь,

— Стой!—закричалъ М ракъ.

проходить со временемъ. К акъ боіѣло у “ ня

сердце, когда я похоронилъ своихъ

— Стой! Стой!— повторили другіе и подбѣжали къ санямъ.

родителей, а теперь иногда

Сани остановились, и прекрасная, стройная

нѣ снится, что я пыо водку съ отдомъ и онъ совершенно ньянъ

съ своего мѣста; при этомъ дорогая ш уба е я спустилась съ плечъ.

К акъ вамъ это покажется? - И ріятно ли знать, что сегодняшній
интересъ черезъ годъ лотеряетъ для пасъ п сяіое зна“
? В !
—

Она откинула свой вуаль, и я могъ убѣдиться въ ея рѣдкой красотѣ, не смотря на поразительную блѣдность лица. Голубые глаза
ея лихорадочно горѣли отъ гнѣва.

у Г 0; У
Л
К0ТОРЫЯ Н абѢ іадіЪ “
и стягиваю тся
вечеру. Одной волѣ все возможно, но и т а безсюгьня

sогу,t “
;
нослѣ

т

п

- “*р" 'в“ недѣлю
»-

рапорта, вычеркиваетъ

всегда становилось грустно,

изъ каленлап*

— К то вы такіе? Чего хотите?— вскричала она голосомъ, пре­
рывавшимся отъ ярости.

„L

— Паспортъ!— лаконически отвѣчала стража.
— Е го н ѣ тъ при мнѣ.

но что это значило? Н е в д с т н ѣ е ™

скоротечности времени и жизни то непостоянство,

~

Т ы за

мѣчаемъ въ себѣ самихъ, пъ своихъ мысляхъ и чувствах,?
Г Д Ѣ н астоящ ая смерть. И развѣ это не естественно?
Г

SР “н о к ъ , ГТО юГн о шумоаія’
все —
а, то м ущ и н а,

а

“
если ты

— Пропускъ!

В оГ

— Ну, так ъ мы беремъ васъ въ плѣнъ,— и М ракъ схватилъ лоша­
дей за узду.

ІТ ™ Г : :
сам ъ м ѣ н я е ш ь с ™

Балабанъ выступилъ съ ружьемъ на плечѣ и отстранилъ М рака
Всѣ подошли къ нему.

слабые^ дребезжащіе, №

ШЛИСВ/

и въ это воем*

бы

Г к о л Г “

ѵ

— Н ѣтъ.

м ож еш ь л и ты тр еб о вать о т ъ д р у ги х ъ , чтоб ъ они н е м ѣ н яли сь?

Н а минуту все замолкло,

дама приподнялась

'

— Пусть себѣ ѣдетъ,— вполголоса сказалъ солдатъ.
— Пропустить? безъ паспорта? зачѣмъ?...

* J PE0 П0*0Йи и к ъ ,-с к а з а л ъ Коланко и перекрестился '

— Я знаю ее,— отвѣтилъ онъ,— пропустите...
— Я вѣрю, что ты знаеш ь ее,— сказалъ старецъ и значительно
посмотрѣлъ н а солдата.— Пусть ѣдетъ себѣ.

-

-

™
. „

г
вд,

„

г
Ä

г

»

; ; r
-

, “
j

-

»

Солдатъ вернулся къ костру и сталъ подбрасывать в ъ огонь недогорѣвш ія полѣнья.
Д ругіе медленно послѣдовали за нимъ. .

Колокольчикъ все приближался.
Солдатъ опять надѣлъ шапку.

— Поѣзжай!— насмѣшливо закричалъ М ракъ.
Дама опустилась на свое мѣсто,

завернулась

въ свою дорогую

шубу, кучеръ ударилъ кнутомъ и сани понеслись далѣе.
ВраТ яс^кЛъОДк о с Г ЬШаетеЯ’ ВѢТ6РЪ И мѢ ви“ .- е к а з а л ъ онъ и, возсвое дѣло.
ВЗЯЛЪ СМе Р-ѵжье- Т е^ р ь , братцы, дѣлайте
Всѣ вскочили

съ мѣста, взяли цѣпы и косы и окружили солдата

- С а н и !-з а к р и ч а л ъ М аркъ съ своего поста.
ЛИС0« а таОтчаянный звонъ раздавался у самаго уха, удары кнута напо
минали пистолетные выстрѣлы, лошади ф ы ркаіи
'

Еврей ухмыльнулся.
— Кто эта дама?— тихо спросилъ я его.
— Она.
— Она?!
Картонный человѣкъ издали кивнулъ мнѣ головой и продолжалъ
хлопотать у костра вмѣстѣ съ Балабаномъ.

t

— 122 —
— Это была госпожа изъ Ц авале,— шепнулъ мнѣ старец ъ— та,
что онъ любилъ и до сей поры любитъ.
Мы долго молчали.
— Говорятъ, что она несчастлива съ нимъ,— вдругъ прервалъ
наше раздумье Мракъ,— чаето къ ней ѣздятъ доктора; замѣтили
вы, какъ она страшно блѣдна?
Ахъ! какіе вы! полюбуйтесь-ка лучше на ея сани и на прекрасныхъ коней,— вскричалъ солдатъ.— Или у нея нѣтъ ливреи и
казаковъ? Важные баре цѣлуютъ ея ручки, а дорогая шуба, что
на ней?! Отчего же не быть ей счастливой?...

i

ІУ .

ЛУННАЯ

НОЧЬ.

ВМѢСТО ПРЕДИСЛОВІЯ.
И зъ пиеѳмъ автора к ъ редактору „Салона“ и к ъ графу Эмѳриху
Стадіону.

I.
Позвольте мнѣ сказать нѣсколько словъ, прежде чѣмъ вы проч­
тете прилагаемую при селъ повѣсть.

Часто съ глубокой горечью

думалъ я, отчего съ такой робостью обходятъ нѣмецкіе поэты всѣ
великія и глубокія проблемы,

какія

задаетъ

намъ человѣческая

жизнь? Ф аусш ъ , В ер ш ер ъ и еще нѣсколько книгъ— вотъ и все,
что въ этомъ отношеніи выдѣляется изъ всей нѣмецкой литера­
туры; совсѣмъ не то у писателей русскихъ и французскихъ.
лите вопросы, возникающіе въ душѣ каждаго человѣка,

Ве­

должны

быть всесторонне обсуждаемы и въ нашей литературѣ; нація, ко­
торая произвела Шопенгауэра, не можетъ воспретить поэзіи стро­
гое и серьезное изученіе соціальныхъ вопросовъ. Я рискнулъ

за­

тронуть первый изъ этихъ вопросовъ въ своемъ Д о н ъ -Ж уа н ѣ — и
та благосклонность, съ которой повсемѣстно въ
слась критика къ моему труду,

Германіи

ободряетъ мои силы.

отне­

Какъ

и

Донъ-Ж уанъ, Л унная ночь принадлежит, къ циклу повѣстей, за-

думанныхъ съ цѣлію обсудить существующія отношенія между му­
шиной и женщиной, и тоже представляетъ собой,

по выраженію

Ф. Кюрнбергера, главу изъ естественной исторіи человѣка.
Въ заключеніе, два слова о чудесной, фантастической сторонѣ
моего разсказа. Я заранѣе предвижу упреки въ неестественности,
но на это могу сказать одно:

сомнамбулистка моя отчетливо

и

вѣрно срисована съ натуры, и всѣ мельчайшія подробности моего
разсказа были дѣйствителъно переж ит ы ею.

— 126 —
И.
Тебѣ посвящаю я, любезный Элерихъ, настоящую повѣсть, такъ
какъ, быть можетъ, ты одинъ поймешь ее вполнѣ. Ты -помнишь
тотъ небольшой домикъ, окруженный тѣнистымп тополями,

о ко­

торомъ говорю я; помнишь ты и ту прекрасную женщину,

блѣд-

яую, съ черными волосами, которая въ лунныя

ночи переживала

ЛУННАЯ НОЧЬ.

Ä PFP), такую чудесную жизнь; не забылъ ты и ея бархатной ка­
цавейки, низенькихъ коричневыхъ. креселъ и потертаго
Сколько разъ и самъ ты былъ свидѣтелемъ,

какъ

Ф ауст а.

ясно,

чѣмъ на яву, видѣла она все окружающее, когда глаза ея
закрыты. Навѣрно тебѣ еще слышится ея пріятный,

яснѣе,
были

дѣтскій го­

лосъ, когда, посреди глубокаго сна, она разсказывала свою судьбу
и отвѣчала на мои мысли и вопросы. Она говорила
и нослѣдовательно, иногда плутовски

улыбаясь,

такъ

такъ

ясно

твердо и

живо помнила малѣйшія подробности, что можно было подумать,
что она читаетъ изъ прекраснѣйшей книги. Ты

одинъ

помнишь

все это, почему я и рѣшился поставить твое имя во главѣ

этой

повѣсти; она пробудить въ тебѣ печальныя воспоминанія и вмѣстѣ съ тѣмъ замѣнитъ сердечный привѣтъ твоего

Леопольда.

Стояла прекрасная лѣтняя ночь. Съ ружьемъ на плечѣ спустил­
ся я съ горъ, а усталый большой англійскій водолазъ, высунувъ
языкъ, шагъ за шагомъ, слѣдовалъ за мной. Мы сбились съ доро­
ги. Не разъ останавливался я, оглядывался во всѣ стороны и ста­
рался припомнить нужное направленіе. При этомъ собака моя каж­
дый разъ ложилась и вопросительно глядѣла на меня.
Предъ нами разстилалась пріятная волнистая окрестность, мѣстами покрытая лѣсомъ. Надъ черно-синими девевьями виднѣлась
полная красная луна и ярко осв'ѣщала темное небо. Величествен­
но и спокойно текли звѣзды съ востока на западъ, на сѣверномъ
горизонтѣ сіяла Большая Медвѣдица. Между сосѣдними ивами под­
нималось прозрачное испареніе, дрожавшее въ блѣдно-зеленомъ
свѣтѣ. Болотный дроздъ стоналъ въ тростникѣ между ивами. По
мѣрѣ того, какъ мы удалялись отъ горъ, луна щедрѣе освѣщала
ландшафтъ. Темныя древесныя стѣны медленно отошли назадъ, и
глазамъ представилась равнина, настоящее зеленое мерцающее мо­
ре, на которомъ, словно корабль съ натянутыми парусами, плавалъ
господскій домъ съ своими темными тополями. Время отъ времени
мягкая струя воздуха проносилась по колосьямъ и листвѣ и доно­
сила до насъ какіе-то чудпые звуки, которые перешли въ груст­
ную, прекрасную мелодію, когда я подошелъ къ дому. То были
звуки хорошаго фортепіано: искусныя руки играли лунную сонату
Бетховена. Мнѣ ’представилось, что я слышу слезы раненой человѣческой души въ звучныхъ, послушныхъ клавишахъ; вдругъ послѣдовалъ страшный диссонансъ—и затѣмъ все замолкло. Я былъ въ
нѣсколькихъ шагахъ отъ господскаго домн; темные тополи печально

— 128 —
шуыѣли; на дворѣ собака грустно шевелила своей цѣпыо; вдали
слышался однообразный, плачевный шумъ воды.
На крыльцѣ господскаго дома показалась женщина; она оперлась
руками на перила и задумалась. Станъ ея былъ высок, и строенъ
a блѣдное лицо издавало фосфорическій блескъ при лунном, свѣтѣ’
роскошные темные волосы, завернутые въ большой узелъ, петлями
спускались на ея плечи. Едва услышала она мои шаги, какъ вы­
прямилась и уставила на меня свои, болыпіе, темные и влажные
глаза. Я разсказал, ей свое приключеніе и просилъ о ночлегѣ.
Все, что мы имѣемъ, къ вашимъ услугам,, - сказала она
глубоким, и мягкимъ голосомъ,-мы такъ рѣдко имѣемъ удовольпринять у себя гостя. Взойдите, прошу васъ.
я взопгелъ по гнилымъ деревянным, ступеням,, пожалъ ма­
ленькую дрожащую руку хозяйки и вступил, въ домъ черезъ отворенную дверь.
у
Мы очутились въ большой четвероугольной комнатѣ, стѣны ко­
торой были выбѣлены известкой, а все убранство состояло въ
старом, ломберномъ столѣ и пяти деревянныхъ стульяхъ. У стола
не хватало ножки, которую замѣнялъ одинъ изъ подозрительныхъ
стульевъ и, благодаря наложенным, на него кирпичам,, соотвѣтствовалъ своему новому назначенію. За столомъ четверо мущинъ
играли в , тарок,. Хозяин,, увидя меня, всталъ с , своего нѣста
и, крѣпко держа трубку зубами, подал, мнѣ руку. Это был, свѣтловолосыи, невысокаго роста мущина, с , тупыми, твердыми черта­
ми лица, глубокими голубыми глазами, плотно-подстриженной го­
ловой и короткими, жесткими усами. Пока я повторял, ему свое
приключеніе и свою просьбу, о н , разложил, свои карты, одобри­
тельно кивнул, мнѣ головой, потомъ снова сѣлъ на свое мѣсто и
болѣе не обращалъ на меня нниманія.
Хозяйка подкатила мнѣ кресло изъ сосѣдней комнаты и затѣмъ
вышла отдать нужныя приказанія, почему я имѣлъ возможность
внимательно разсмотрѣть незнакомое мнѣ общество.
Ближе всѣхъ ко мнѣ сидѣлъ приходскій священникъ изъ сосѣдняго села, атлетъ по сложенію и мускульной силѣ, съ бычачьимъ
затылком ъ и застѣнчивымъ пьянымъ лицомъ, на которомъ водка

— 129 —
наложила множество разнообразныхъ красныхъ оттѣнковъ. Онъ
постоянно улыбался съ какимъ-то необъяснимымъ состраданіемъ;
по временамъ онъ открывалъ высокую продолговатую табакерку, набивалъ табакомъ свой плоскій, вздернутый носъ, затѣмъ вытаскивалъ
изъ-за пазухи синій платокъ съ фантастическими узорами и вытиралъ себѣ ротъ. Рядомъ съ нимъ сидѣлъ рыхлый арендаторъ въ
черной венгеркѣ, который неутомимо пѣлъ носомъ и курилъ самыя
крѣпкія, черныя сигары. Третій былъ гусаръ съ жидкими волосами
и жесткими черными усами. Онъ квартировалъ въ домѣ и, повидимому, любилъ комфортъ. Китель его былъ разстегнутъ, а
галстуха и вовсе не было на шеѣ; во время игры лицо его не
шевелилось; только когда проигрывалъ, онъ начиналъ пускать
страшные клубы дыма и стучалъ правой рукой по столу. Мнѣ пред­
ложили принять участіе въ игрѣ, но я отговорился усталостью.
Вскорѣ намъ подали вино и холодную закуску. Хозяйка возвратилась и сѣла на небольшое коричневое кресло,
поданное ей казачкомъ. и закурила папиросу. Она коснулась уста­
ми до моей рюмки и съ привѣтливой улыбкой подала ее мнѣ. Мы
поговорили съ ней о сонатѣ, которую она играла съ такимъ смысломъ, о послѣдней книгѣ Тургенева, о труппѣ русскихъ актеровъ,
давшей нѣсколько продставленій въ Коломеи, о жатвѣ, о земскихъ
выборахъ, о нашихъ крестьянахъ, начинающихъ пить кофе, и о
томъ, какъ умножилось количество плуговъ съ уничтоженіемъ крѣпостнаго права. Она смѣялась и раскидывалась на своемъ креслѣ.
Луна прямо свѣтила ей въ лицо.
Вдругъ она какъ-то неожиданно замолкла, закрыла глаза, черезъ
нѣсколько минуть пожаловалась на головную боль и удалилась. Я
свистнулъ собаку и самъ отправился на покой.
Казачекъ пошелъ проводить меня въ отведенную мнѣ комнату. На
дворѣ онъ остановился и съ неуклюжей улыбкой взглянулъ па луну.
— Какую власть она имѣетъ надъ людьми и скотиной,—сказалъ
онъ, обращаясь ко мнѣ,— вотъ увидите, дворовая собака нынче
будетъ выть всю ночь на пролетъ, а котъ мяукать и бѣгать по
крышѣ; когда же она свѣтитъ въ лицо нашей кухаркѣ, то та во
снѣ начинаетъ говорить и предсказывать. Ей-богу такъ.
З а в ѣ щ а н іе К а н н а .

9

— 130 —

— 131 —

Комната моя выходила въ садъ и небольшая терраса доходила
до моего окна. Я отворилъ его и облокотился на подоконник,
Полная луна съ величественной высоты проливала свой торже­
ственный- свѣтъ на весь ландшафта; опа плавала надо мною яс­
ная и безоблачная. На темно-голубомъ небѣ не видно было ни
тучи, ни таинственна™ и прозрачнаго покрывала легкихъ испарешй. Мѣстами звѣзды мерцали, какъ потухающія искры. Безконеч­
но, мечтательно, молчаливо разстилалась родная равнина къ вос­
току. Бѣлая кукуруза перевѣшивалась черезъ заборъ, а за садомъ
лежало необозримое поле, похожее на огромную шахматную доскѵ,
на которой бѣлая рожь смѣнялась коричневой гречихой и темнымъ
пастбищемъ. Мѣстами стояли крестцы, какъ неболынія крестьянсшя хижины. На горизонтѣ виднѣлся костеръ, который спокойно
горѣлъ, и серебристый дымъ его медленно возносился къ верху
вокругъ него появлялись и исчезали неясныя тѣни, а ближе kJ
мнѣ время отъ времени, слышался слабый звукъ бубенчиковъ и
изрѣдка показывались лошади, пущенныя на ночное пастбище. А
тамъ, тдѣ ясно раздавался звукъ косы, посреди влажнаго тумана
возвышались громадная скирды и разстилался лугъ въ мерцающем*
полусвѣтѣ; далѣе были разбросаны тощіе черные колодцы и темныя кротовины, словно отдаленная крѣпости. Быстрая и блестя­
щая горная рѣчка, окаймленная болотами, какъ бы осколками разоитаго стекла, живописно прорѣзывала мѣстность.

луны. Вдругъ эта влюбленная сомнамбулистка вытянула свои мягкіе члены и тихо направилась мимо высокаго бѣлѣющаго тростника
и пестрыхъ лилій, мимо челнока, стонавшаго на цѣпи, и заснувшаго лебедя въ глубокій туманный лѣсъ, который въ лунномъ свѣтѣ
стоялъ, словно гладкая, полированная стѣна. Кругомъ, во влажныхъ
кустахъ, окаймлявшихъ прудъ и рѣку, пѣли соловьи, а одинъ изъ
нихъ, гораздо ближе ко мнѣ, такъ жалобно заливался, что такъ и
раздиралъ мнѣ душу. Тяжелыя фруктовыя деревья своими густыми
листьями отчасти поглощали яркій лунный свѣтъ, но при всемъ
томъ каждая отдѣльная травка такъ и свѣтилась и каждый цвѣтокъ такъ и горѣлъ магическимъ пламенемъ. Всякій разъ, какъ
легкій вѣтерокъ проносился по саду, серебристая ртуть пробѣгала
по газону, песчанымъ дорожкамъ и малиновымъ кустамъ, а крас­
ный макъ пылалъ подъ ыоимъ окномъ. На зеленыхъ грядахъ дыни
лежали, какъ золотыя ядра; бузина, усѣянная свѣтящимися червя­
ми, горѣла какъ моисеева купина, а когда изъ нея вылетали свѣтящіеся жуки, то казалось, что она мечеть искры. Бесѣдка изъ
жимолости, внутри освѣщенная луною, походила на одну изъ тѣхъ
часовенъ, въ которыхъ теплится неугасимая лампада. То вѣяло
охмѣляющимъ ароматомъ сирени, то доносился до меня живитель­
ный запахъ свѣжаго сѣна.

Неслышно, на бархатныхъ ланкахъ, пробиралась бѣлая кошка въ
саду и блестѣла, какъ снѣгъ,на темной муравѣ; трава волновалась
и иногда издавала довѣрчивые, жаждущіе вздохи, напоминавщіе
не то воркующаго голубя, не то плачъ упрямаго, нолусоннаго ребенка.
Кошка прыгнула черезъ заборъ и нскорѣ вынырнула у самой пло­
тины, которая тянулась отъ господской усадьбы до деревни напоДо
разрушении) татарскаго вала. Она беззвучно вскочила на
нее и какъ будто тихо жаловалась на судьбу, сидя у пруда и глядя
на свое отражеше въ его блѣдномъ серебрянномъ зеркалѣ. Широко­
листые кувшинчики натянули на него свою зеленую сѣтку, похожую
на кружево, a мѣстами изъ подъ нея выглядывали бѣлыя и жел.
тыя водяныя лиліи и казались яркимъ плааененъ въ синемъ свѣтѣ

Вся природа тихо мерцала въ цѣломудренномъ свѣтѣ прекрасной
лунной ночи и какъ будто домогалась выраженія. Вода напѣвала
свою однообразную пѣснь;по временамъ слышался шелестъ листвы,
соловьи стонали, кузнечики чирикали, кой-гдѣ трещали лягушки,
въ окно прилежно стучалъ древоточецъ, а надъ моей головой ще­
бетали ласточки въ гнѣздѣ. И вдругъ лунная ночь зазвучала; свѣтъ,
благоуханіе и мелодія слились во едино: хозяйка заиграла лунную
сонату. Чудная тишина воцарилась въ душѣ моей; я долго слушалъ
и когда звуки замолкли, мнѣ почудилось, что все замолкло и въ
природѣ; одинъ древоточецъ неутомимо стучалъ.
Строгая неподвижность, глубокая тишина въ далекомъ ландшафтѣ,—но вотъ подулъ прохладный вѣтерокъ и донесъ до меня звуки
унылой малороссійской пѣсни.
Пѣли жнецы, которые пользовались свѣжей ясной ночью и при­

-

132 —

— 133 —

лежно работали. При лунномъ свѣтѣ я
Т е е 0: ! “

’ “

холоптп ™

- с р е д / Г Г Г : „ г глядѣть'

трудится в Г п о г і л и ц Г Г е г Г ° ВѢКа: ° НЪ ^
наго

- р о е

о"

такъ презираетъ.
Т
—

2

й

такъ

Г Г Г :" —

ir r 4

,

бодР ° ™

«

шал опасность угрожаетъ его жизни ! л „ Г

—

лю^итъ и

» —

r r :r z "

и

, -

™ іт °
Р° ШЖЫ~

’

него отнимаютъ его наслажденія или то, чтб і Т е г Г г
™ У
Даетъ такую цѣнѵ его ж и ™ - ~
х
глазахъ приботать для завтращняго, п о сд ѣ в ав х р Т п и Г д вя^и даÏ
Г Г о Г п е Г
не для себя, а «
вѣ ^“

Не“
1

^

°

’‘

Г

“

^

° НЪ “ Р01™

землю, которая прикрываетъ собой вѣГнп ^ ™ ° НЪ ПЛугомъ РЫхлУ*>
плаваетъ ли по L o L Z L Ü ‘ ЙЧН0ПШ« е г о , ж и з н и ,
блюдаетъ ли т е Г Г Г ^ Т н Г Г .Г
прилежаніемъ записывает* п р о ш е л ^

«
искУ™о и

* * *

учится, думает*, набрасывает* о а Г Y
того, чтобъ задержать роковой

съ

,
надѣтскимъ

„ Т б Ѵ ^ ’"
° H*
изобрѣтаегъ только для

за куска хлѣба, ежеминутно готовГпп
грустной машины, и, изъ
мечтами. Онъ хочетъ жить лп „
жертвовать с|»им и завѣтными
всѣхь силъ за пищей для ж и гк л Г Ы ™ НИ СТаЛ°’ И говится изо
сейчасъ навсегда погаснет*
лампаД™. которая, того и гляди,

...»

Т " " І ч—

—

—

«

торыя между тѣмъ н а с л ѣ д у ю т Л т Г н е Г а д и СВ° И
“ К° '
страданія. Как* онъ любитъ своихъ ш.™*
лишешя. борьбу и
бережетъ и роститъ онъ ихъ» Рмѵ
Дниковъ, кавъ заботливо

І Г
с ~ Г Г ” “
“
.. 4M »

“

■L

T

Г

”

" "

” *“ • *
•

■—

—
.»

>'■
■

t a -

ДРУГИХЪ* Неутомимо °бманываетъ, грабить и уби-

ваетъ онъ все, что попадается на его пути. Онъ самъ создаетъ
обширныя и безсмысленныя теоріи для того, чтобъ подчинить сво­
ему эгоизму цѣлыя поколѣнія своихъ беззащитныхъ братьевъ. Не
задумываясь, отринулъ онъ отъ себя животныхъ, обезчестилъ лю­
дей, отличающихся отъ него другою кожей, другимъ языкомъ,— и
все это только для того, чтобъ жить на счетъ живущихъ.
Эта вѣчная кровавая война ведется то неслышно между двумя
очагами, двумя дымовыми трубами, то явно и шумно на поляхъ
брани и на океанѣ, и всегда подъ святымъ и ложнымъ знаменемъ,— и не знаетъ она ни милосердія, ни конца.
И все-таки ты кажешься такъ горько, святое отреченіе, хотя
твой вѣрный миръ есть единственное счастіе, которое намъ суж­
дено на землѣ,— миръ, тишина, сонъ и смерть. Отчего же мы такъ
боимся смерти, разрѣшающей всѣ наши сомнѣнія и утоляющей всѣ
наши печали? Отчего такъ жалобно трепещетъ лампадка въ нашей
груди, какъ скоро она почуетъ ледяное дуновеніе уничтоженія?
Какъ мы цѣпляемся за наши воспоминанія и почему мы только и
жаждеыъ одного: жить въ самихъ себѣ? Н е помнить о себѣ, не
задумывать впередъ, ни о чемъ не мечтать! Эта мысль наводить
ужасъ на бѣдную душу; она приводить насъ въ отчаяніе, и тогда
въ безсонныя ночи мы дѣлаемся жертвой неизлѣчимаго страха.
Неизлѣчимаго?— Нѣтъ, этотъ страхъ излѣчимъ, если человѣкъ прибѣгнетъ къ мышленію. Истекающій отсюда свѣтъ можетъ поддер­
жать его, свѣтъ этотъ холоденъ, но ясенъ; онъ одинъ можетъ
освѣтить его безотрадныя ночи и, мало по малу, проникнетъ въ
его душу, разсѣетъ страшныя тѣни, наводящія на нее страхъ, и
водворить въ ней смиреніе, покорность и спокойствіе.
Пока спокойный, мягкій блескъ лунной ночи проникалъ въ мою
душу, въ воображеніи моемъ, какъ болыпія бѣлыя облака, про­
носились идеалы прошедшаго, словно изгнанныя божества, тѣснились дорогія мнѣ лица, существа, которыхъ разлучила со мной не­
нависть, охлажденіе, а иныхъ давно прикрыла земля. Я вспомнилъ
мечты отважной золотой молодости, того, кто на Синайской горѣ
взывалъ къ своему народу, посреди молніи и облаковъ, и того, кто
иревзошелъ его и въ терновомъ вѣнцѣ несъ крестъ человѣчества

— 134 —
на своей окровавленной спинѣ. Отдѣлившіеся клочки тумана носи­
лись въ лунномъ свѣтѣ, подобно старымъ, давно изорванным* знаменамъ, завядшимъ цвѣтамъ и засохшимъ вѣнкамъ. И вотъ глядитъ
на меня своими чистосердечными, искренними глазами дорогая мнѣ
женщина съ роскошными свѣтлыми косами и милымъ дѣвичьимъ
лицомъ, а за ней другія сновидѣяія и новыя святая мысли воскресаютъ въ моей памяти. Лунный свѣтъ горитъ, какъ пламя жерт­
венной свѣчи; благоуханіе лунной ночи, какъ оиміамъ, возносится
къ небу, въ лѣсномъ шумѣ слышатся глубокіе, торжественные
звуки органа...
Я отворачиваюсь отъ всѣхъ этихъ мерцаюіцихъ сновидѣній и обманчивыхъ идеаловъ безсмысленной, бѣшеной молодости.
Дѣйствительность сурова, но честна. Чистая ложь, что природа
не хочетъ знать тебя. Посреди постоянныхъ перемѣнъ она остает­
ся неизмѣнной, и, какъ цѣлыя тысячелѣтія тому назадъ, такъ и
нынѣ, ты видишь все тоже холодное, мрачное, но материнское лицо
ея. Но т в самъ отступился отъ нея и сталъ равнодушно относить­
ся къ ней, ты самъ началъ презирать ея дѣтей, твоихъ же мень­
шим, братьевъ, самъ захотѣлъ возвыситься надъ нею и самъ ви­
сишь теперь, какъ н о л ь с е і й Фаустъ *), между небомъ и землею.
И все-таки она кормить своей грудью нелюбящаго ее сына и всегда
готова отверсть ему свои объятія. Строгіе законы ея начертаны
на мѣдныхъ скрижаляхъ, и если онъ хочетъ поучиться у нея, то
всегда и вездѣ можетъ прочесть ихъ.
Снова стала доноситься до меня пѣсня прилежвнхъ жнецовъ;
трава заколыхалась, лѣсъ величественно зашумѣлъ; воздухъ сталъ
свѣжѣе.
Я медленно раздѣлся, осмотрѣлъ свое ружье, поставилъ его у
изголовья и бросился на монастырское ложе, стоявшее у голой
) Т в а р д о в с н ій . П о х и щ е н н ы й с а т а н о ю , о н ъ п л а в а л ъ с ъ н и м ъ в ъ в о зд у ш н о м ъ п р о с т р а н с т в ѣ , н о , у с л ы ш а в ъ , ч т о н а д ъ К р а н о в о м ъ з в о н я т ъ к ъ A ve M a ria , з а п ѣ л ъ м о л и т ­
в у к ъ Б о го р о д и ц ѣ , к о т о р о й к о г д а -т о н а у ч и л а его м а т ь ; С а т а н а се й ч а с ъ ж е в ы п у с т и л *
е го и з ъ с в о и х ъ р у к ъ , и онъ л о в и с ъ м е ж д у н еб о м ъ в зем лею , в ъ к а к о в о м ъ п о л о ж е н іи
н а х о д и тс я и до си х ъ п о р ъ . В р е м я о т ъ в р ем ен и д о н е г о д о п о л з а е т ъ п а у к ъ и п р и н о с и т ь
е м у п и щ у с ъ э ем л и .

— 135 —
стѣны. Собака моя но всегдашнему вытянулась возлѣ моей кро­
вати, еще разъ взглянула на меня своими чистосердечными, ра­
зумными глазами и затѣмъ опустила голову на переднія лапы. Все
тише и тише становилось ея дыханіе, потомъ послышались вздохи,—
видно, не радостное снилось ей. Окно осталось открытымъ.
A мнѣ все еще грезилось, сначала на яву, a вскорѣ и во снѣ.
Я усталъ и впалъ въ то благодѣтельное забытье, которое есть привѣтливое предвѣстіе смерти.
Не знаю, долго ли я спалъ, но странный шорохъ разбудилъ ме­
ня; я открылъ глаза и еще явственнѣе услыхалъ его. Собака за­
шевелилась, приподняла свою прекрасную голову, вдохнула въ се­
бя струю воздуха и отрывисто, охрипло залаяла, какъ будто на
дичь. Я опомнился и машинально протянулъ руку къ ружью.
Совершенное спокойствіе господствовало въ природѣ; едва слыша­
лось ея печальное дыханіе; но вотъ опять тотъ же странный, непріятный шорохъ, какъ бы шаги возставшаго мертвеца или шумъ
платья, которое тащится по землѣ.
И вдругъ высокая бѣлая фигура показалась въ открытомъ окнѣ:
тамъ стояла женщина съ роскошными формами, едва прикрытыми лег­
кой, волнующейся тканью; лицо ея смотрѣло въ садъ, но въ холодномъ свѣтѣ луны она вся казалась прозрачною. На протянутой
рукѣ виднѣлся красноватый оттѣнокъ.
Собака встрепенулась, она видимо испугалась, прижалась къ кро­
вати и завизжала. Я схватилъ ружье и хотѣлъ выстрѣлить. И те­
перь не понимаю, отчего мнѣ мелькнула такая мысль, вѣрно ин­
стинктивно. Непріятная дрожь пробѣжала по всему тѣлу.
Курокъ щелкнулъ.
Въ эту минуту бѣлое видѣніе обратилось лицомъ ко мнѣ, и я узналъ хозяйку дома. Она была блѣднѣе, чѣмъ вчера: распущен­
ные черные волосы спадали на ея ночное одѣяніе; она свѣтилась,
какъ мѣсячный кругъ; и только теперь увидѣлъ я, что глаза ея
были плотно сомкнуты. Сильный ужасъ овладѣлъ мною. Съ сом­
кнутыми глазами осмотрѣла она комнату, взглянула на меня и какъ
будто пришла въ недоумѣніе.
Я хотѣлъ встать, но она остановила меня знакомъ, приложила

— 136 —

— 137 —

палецъ къ губаыъ, еще разъ оглянулась въ садъ, потомъ спусти­
лась въ комнату и, не глядя на меня, неслышно, но твердымъ
шагомъ, прошлась по ней съ печально-поникшей головой. Послѣ
того она опустилась на колѣпи и, прислонивъ голову къ твердому
деревянному задку кровати, тихо заплакала у моихъ ногъ.
Женскія слезы никогда особенно не трогали меня, но она какъто особенно горько плакала, какъ будто изъ груди, словно живот­
ное, лишенное способности высказаться, такъ что я былъ пораженъ
ея слезами и съ участіемъ нагнулся къ ней.

дѣлъ на нее. Мнѣ стало ясно, что я вижу передъ собою женщинулунатика или, какъ выражаются наши крестьяне, больную луной.
Машинально я все еще держалъ въ рукѣ свое ружье. Она подо­
шла ко мнѣ и протянула руку, чтобъ взять его у меня. Въ испугѣ, я
отбросился назадъ. Почти шутливая улыбка скользнула но ея ус-

— Онъ умеръ, я это знаю,— тихо начала она. голосомъ, который
такъ и пронизывалъ душу,— они иохоронили его за церковной огра­
дой, какъ самоубійцу, и мнѣ такъ хотѣлось бы сходить къ нему.__
Она приподняла голову, опустила ее на свою руку и глубоко вздох­
нула.— Кладбище такъ далеко, далеко, — повторила она сухимъ,
сдавленнымъ тономъ.— Я никогда не дойду туда. Но все равно, я
сюда пришла къ нему же.
При этихъ словахъ она встала и ощупью обошла возлѣ пустыхъ
стѣнъ, какъ будто боясь, что ноги измѣнятъ ей. Вдругъ она по­
вернулась ко мнѣ, долго и внимательно разсматривала меня и по­
качала головой.—Его нѣтъ — коротко и твердо проговорила о на —
онъ умеръ— Тутъ все тѣло ея задрожало и зубы застучали. Вдругъ
съ глухимъ стономъ бросилась она на полъ, лицомъ къ землѣ, и
громко зарыдала, запустивъ руки въ свои чудные волосы, Постепенно
рыданія ея утихли, наконецъ она замолкла и перестала шевелиться.
Я уже рѣшался приподнять ее, но въ эту минуту она встала
сама. Замѣчательная кротость выразилась на ея лицѣ, и удивитель­
ная улыбка освѣщала его извнутри. Вставая, она какъ будто тор­
жественно возносилась въ воздухѣ, и казалось, что ноги ея не ка­
сались пола. Неслышно поплыла она по комнатѣ, потомъ останови­
лась, тихая, спокойная, лицомъ къ лунѣ, лучи которой обдавали ее
свѣтомъ, и неожиданно заговорила со мной.
Что подумаетъ Леопольдъ объ Ольгѣ? — съ грустною •кро­
тостью сказала она.
Она говорила какъ о себѣ, такъ и обо мнѣ, въ третьемъ лицѣ и
обоихъ называла по имени. Сердце мое замолкло, и я молча гля-

тамъ.
— Леопольдъ можетъ быть спокоенъ,— сказала она,— онъ можетъ
отдать свое ружье Ольгѣ, вѣдь она видитъ лучше его.
Но когда я не рѣшился подать ей ружье, а отвелъ его къ стѣнѣ,
она сдвинула брови и съ сердцемъ вырвала его у меня, какъ человѣкъ, который сердится за недостатокъ довѣрія къ нему и хочетъ
доказать, что ошибаются на его счетъ. Съ эластичнымъ движеніемъ
отошла она отъ меня и взяла ружье такъ, какъ его держатъ охот­
ники.
— Ну, въ чемъ же тутъ опасность?— сказала она и, осторожно
спустивъ курокъ, поставила ружье въ уголъ.
Я свободно вздохнулъ.
— Леопольдъ не смѣетъ подумать что-либо дурное объ Ольгѣ,
я даже прошу его о томъ,— вскричала она, и слезы уже выступили
подъ ея рѣсницами; она опустилась на колѣни и протянула ко мнѣ
свои руки.— Онъ никому не емѣетъ пересказать то, что услышитъ,—
тихо и таинственно продолжала она,—даже самой Ольгѣ, иначе она
лишитъ себя жизни отъ стыда.
— Никому не скажу,— отвѣтилъ я. Голосъ мой дрожалъ.
— Никому,— торжественно повторила она.
Глубоко взволнованный, я нагнулся къ ней и хотѣлъ припод­
нять ее. Она покачала свою прекрасную голову и медленно скло­
нила ее на грудь.
— Теперь онъ долженъ все узнать, все,— тихо проговорила она.
— Нѣтъ,— вскричалъ я,— не разсказывай ничего, если это мо­
жетъ огорчить тебя. Мнѣ не надо твоей тайны.
— Онъ ошибся бы тогда въ Ольгѣ, онъ и теперь сомнѣвается
въ ней,—начально возразила она. Она необходимо должна разска­
зать ему все. Ольга не легкомысленная женщина, нѣтъ, она толь­
ко страшно несчастлива. Но онъ прежде поклянется ей, что бу-

— 138 —

— 139 —

деть молчать. Поклянется ли онъ?— Она спрашивала, не глядя на
меня.

этомъ заключается вся ея сила и все ея несчастіе. Не правда ли?
Любовь есть роскошь, которую женщина можетъ доставить мущинѣ,
для нея же это насущный хлѣбъ. Но тотъ, кто въ началѣ влачитъ
жалкую жизнь, современемъ требуетъ отъ нея большаго. Въ немъ
пробуждается желаніе какъ можно больше возвысить надъ другими
это составное я, которымъ онъ -гакъ гордится. Какъ' у мущины,
такъ и у женщины тщеславіе одинаково, но женщинѣ стоитъ толь­
ко показаться, какъ уже рабы и поклонники у ногъ ея. Ей только
нужно быть прекрасной, и тогда ей не зачѣмъ учиться, не зачѣмъ
трудиться. И однако настаегъ пора, когда она ясно постигаетъ,
что такое мущина и что значитъ любовь мущины, и тогда, въ свою
очередь, ею овладѣваетъ необъяснимая жажда любить и быть лю­
бимой— тогда, когда это уже невозможно. Такимъ образомъ, судьба
ея обрушивается надъ нею. Это несчастіе безъ нужды, безъ возвышепія, безъ спасенія! Ольга была бы хорошей женой, у нея свѣтлая голова и честное сердце, но... Надо воспитывать женщину такъ,
какъ мущину, тогда она будетъ подругой мужа. Леопольдъ сомнѣ-

— Да,— отвѣчалъ я.
Вдругъ моя собака подползла къ ней, обнюхала ее, охрипло за­
лаяла и оскалила зубы. Ольга нагнулась къ ней, чтобъ поласкать
ее, но собака задрожала и боязливо спряталась подъ кровать.
— Я должна, должна все разсказать ему,— вздыхая проговорила
она,—иначе это не можетъ кончиться хорошо. Я не хочу, чтобъ
Леопольдъ дурно думалъ объ Ольгѣ, вѣдь она такая жал­
кая.
Она доползла до меня на колѣняхъ, оперла голову на столбикъ
кровати и съ рабскимъ смиреніемъ сложила руки на груди.
Я знаю, что онъ пойметъ Ольгу, и отъ того мнѣ и хочется
все разсказать ему.
Я чувстиовалъ легкую дрожь.
— Онъ можетъ быть спокоенъ,—довѣрчиво прошептала 'она,—
не будетъ рѣчи о преступленіи. Ольга добровольно никому не на­
несла вреда. Исторія ея просто грустная и болѣе ничего. Леопольдъ
не смѣетъ плакать.
Я прислонился къ стѣнѣ и глядѣлъ на нее, глаза мои горѣли
въ горлѣ пересохло.
— Я охотно буду разсказывать ему. Онъ знаетъ натуру жен­
щинъ...
Я невольно кивнулъ ей.
— Ольга не знаетъ за собой другаго грѣха, кромѣ того, что она
женщина и воспитана такъ, какъ воспитываютъ женщинъ, для
наслажденія, а не для труда...— Женщина совершенно особенное су­
щество, продолжала она, слова такъ и текли изъ ея устъ,— она
не оторвалась отъ природы и настолько лучше, насколько и хуже
мущины. Я говорю— лучше и хуже, какъ это понимаютъ люди.
Она улыбнулась.
— По своей природѣ, каждый думаетъ о себѣ одномъ, и такимъ
образомъ и женщина въ любви прежде всего помышляетъ о своей
пользѣ и о своемъ тщеславіи. Надо же ей жить, а она можетъ
жить безъ труда, служа средствомъ наслажденія для мущины, и въ

вается?
— Намъ не хорошо удаляться отъ природы,— отвѣтилъ я, выска­
зывая то, что у меня было на душѣ.— Женщина должна научиться
быть хорошей матерью. Все остальное мечта, обманъ или...
— Съ теченіемъ времени мущина измѣнился,— кротко заговорила
она,— онъ далеко ушелъ отъ животнаго, и нынѣшній мущина, ко­
торый размышляетъ, обдумываетъ и изобрѣтаетъ, занимается искус­
ствами и науками, требуетъ другой жены, чѣмъ тотъ, который,
нѣсколько тысячелѣтій тому назадъ, собиралъ жатву не сѣявши и
душилъ звѣрей и птицъ, какъ волкъ.— Но я хочу разсказать ему
свою исторію. Я все разскажу ему, разскажу, какъ все это случи­
лось. Я такъ ясно вижу, передъ собой прошедшее; всѣ обстоятель­
ства стали совершенно прозрачны, и я свободно читаю въ сердцѣ
каждаго человѣка; вижу и Ольгу, точно постороннюю, и не чув­
ствую къ ней ни любви, ни ненависти.
Она грустно улыбнулась.
— Я вижу ее ребенкомъ. Она была красивая маленькая дѣвочка
съ круглыми загорѣвшими ручками, темными кудрями и вопрошаю­

— 140 —
щими главами. Старый дворникъ Иванъ, отъ котораго всегда несло
виномъ н у котораго постоянно были красные глаза, какъ бы отъ
слезъ, никогда не проходилъ мимо ея, не взявъ ее на руки и не
потрепавъ ласково ея щеки. Однажды она стояла на балконѣ, а
въ гостиной возлѣ матери сидѣлъ молодой сосѣдъ, котораго дамы
охотно принимали у себя. Окна были отворены, и она слышала,
что онъ говорилъ: да, это по истинѣ маленькая Венера, вы можете
гордиться такой дочкой; какая женщина выйдетъ изъ нея'— Ольга
поняла, что рѣчь шла объ ней, она вся вспыхнула и убѣжала въ
садъ. Тутъ она спокойно гуляла между цвѣтами, нарвала розановъ,
левкоевъ и гвоздики, прикрѣпила ихъ къ своимъ волосамъ и по­
томъ внимательно и гордо стала разсматривать себя въ прудѣ
Рядомъ стояла богиня любви изъ бѣлаго камня; она посмотрѣла
на нее и подумала про себя: когда я выросту, то буду также
прекрасна, какъ и ты. Въ зимніе вечера, въ сумерки, старая няня
Каетановна садилась въ большое зеленое кресло, въ которомъ умеръ
дѣдушка и которое съ тѣхъ поръ внушало дѣтямъ уваженіе, смѣшанное со страхомъ, и разсказывала имъ сказки. Чѣмъ темнѣе
становилось и чѣмъ болѣе стушевывалось ласковое и цвѣтущее
лицо Каетановны, тѣмъ ближе тѣснились къ ней дѣти, тѣмъ тише
шептались они между собою. Обыкновенно Ольга клала свою го­
лову на колѣни къ нянѣ, закрывала глаза,— и ей представлялось,
что все, что та разсказываетъ, происходитъ въ дѣйствительности.
Она всегда воображала себя прекрасной царевной, что плыла по
черному морю или неслась къ небу на крылатомъ конѣ, а разъ,
слушая похожденія Иванушки-дурачка, который спасъ царскую
дочь, она пришла въ негодованіе и вскричала, быстро поднявъ свою
головку: я не царская дочь, Каетановна.—Лѣтомъ же, когда дѣти
небогатыхъ шляхтичей играли подъ тополями и Ольга прибѣгала къ
нимъ, то они начинали играть въ свадьбу. Одинъ изъ мальчиковъ
представлялъ священника. Ольга надѣвала вѣнокъ изъ дубовыхъ
листьевъ и исполняла роль невѣсты. Но она всегда говорила своему
жениху: женйхъ мой долженъ быть, по крайней мѣрѣ, графомъ, я
слишкомъ красива для шляхтича.— Она выросла высокая и стройная;
одно время немного кашляла, немного горбилась. Какая тяжкая

— 141 —
забота для матери!— Ольга,— не разъ говорила она,— ты будешь кри­
вая, не найдешь себѣ мужа и придется тебѣ жить работой, какъ
горбатой Целестинѣ.— Когда сосѣдки пріѣзжали въ гости къ ма­
тери и сидѣли за чайнымъ столомъ, Ольга всѣмъ угождала и сама
приносила закуску и сухари. Она еще ходила тогда въ панталончикахъ, обшитыхъ тонкимъ кружевомъ, и толстыя косы спускались
поеяспинѣ. Какъ скоро дамы заговаривали о своихъ дочеряхъ и о
другихъ дѣвицахъ, объ ихъ будущности, то только и было рѣчи,
что объ ихъ пристройствѣ, т. е. замужествѣ, точь въ точь какъ
мущины говорить объ опредѣленіи на службу. Дочь мѣстнаго свя­
щенника воспитывалась въ столицѣ и готовилась въ гувернантки.—
Это естественно,— говорили дамы,— бѣдная дѣвушка такъ некрасива,
у нея даже нѣтъ и переднихъ зубовъ, ей ничего другаго не
остается.— Какъ-то лѣтомъ она пріѣхала погостить къ своимъ ро­
дителями и тогда всѣ удивились ея познаніямъ въ географіи,
исторіи, естественныхъ наукахъ и иностранныхъ языкахъ. Но Ольга
училась только танцамъ, верховбй ѣздѣ, пѣнію, игрѣ на фортепіано,
рисованью, вышиванью и французскому языку—всему, что можетъ
доставить удовольствіе мужу, но никакъ не дастъ куска хлѣба. Къ
этому еще присоединялись добрые совѣты матери.— Не раскидывай
глазами, говорила она Ольгѣ,— когда съ тобой говорить мущина;
отвѣть ему вѣжливо и коротко и скорѣе оборви разговоръ. Чѣмъ
больше ты будешь дорожить собою, тѣмъ выше станутъ цѣнить
тебя.—Не такъ ли говорятъ о любомъ товарѣ? Постоянно ей твер­
дили, что она самая красивая дѣвушка во всемъ околодкѣ, и когда
родители ея повезли ее на первый балъ, всѣ въ одинъ голосъ
назвали ее красавицей. Всякій разъ, какъ брали ее въ гости или
въ воскресенье къ обѣднѣ, ее наряжали, какъ только могли, также
старательно, какъ переплетаютъ ленточками гриву у лошадей, ко­
торыхъ ведутъ на ярмарку. Никогда не считала мать денегъ, когда
надо было нарядить ісвою прекрасную дочь. Когда Ольга входила
въ общество, она замѣчала, какъ всѣ шептались; она видѣла блестящіе глаза молодыхъ людей, слушала рѣчи, переполненный любез­
ностями, и, мало по малу, твердая ледяная кора покрывала ея теп­
лое молодое сердце.

— 142 —
Школьный учитель обучалъ Ольгу каллиграфіи, ариѳметикѣ,
грамыатикѣ и заставлялъ ее читать въ слухъ. Это сдѣлали по не­
обходимости, такъ какъ она еще не знала орѳографіи, когда по­
лучила первое любовное письмо, и никогда не научилась ей. За
эти занятія ему отвели помѣщеніе въ малепькомъ домикѣ, который
стоялъ въ саду, и посылали кушанье со стола. Звали его Тубаломъ
Я сейчасъ вижу его. Это былъ застѣнчивый молодой человѣкъ съ
большими круглыми и близорукими глазами и необыкновенно длин­
ными руками, въ широкомъ красномъ жилетѣ, который онъ купилъ у камердинера какого-то графа. Но подъ краснымъ жилетомъ
билось благородное человѣческое сердце, исполненное любви и до­
броты. Во всякое время былъ онъ готовъ пожертвовать жизнію,
хотя бы для того, чтобъ вытащить изъ воды котенка. Когда Ольга
входила въ его маленькій домикъ, она часто заставала его за по­
чинкой стараго бѣлья или сапогъ, и въ такихъ случаяхъ онъ въ
смущеніи кидался искать чего-то въ комнатѣ и бросалъ тѣ пред­
меты въ уголъ. Только тогда краска выступала на его лицѣ; въ
другое же время онъ былъ очень блѣденъ, даже зеленоватъ и весь
въ веснѵшкахъ. Но какъ скоро Ольга садилась за его столъ, онъ
дѣлался другимъ человѣкомъ, бралъ въ руки большую линейку и
держалъ ее также важно, какъ кавалеристъ держитъ саблю, сидя
на конѣ; голосъ его становился твердымъ, а въ глазахъ горѣло
серьезное и спокойное пламя, которое было по душѣ Ольгѣ,— она
сама не знала отчего. А когда она нагибалась надъ своей тетрад­
кой, то она чувствовала, что глаза его нѣжно покоятся на ней.
Иногда, въ сумерки, онъ вытаскивалъ изъ подъ подушки старую
засаленную тетрадь и читалъ Ольгѣ стихи. Они со вкусомъ и знаніемъ оыли выбраны имъ изъ лучшихъ ноэтовъ, и во время чтенія
какой-то лучъ одушевленія и красоты оживлялъ его изсохшее ли­
цо, и голосъ его проникалъ въ ея сердце. Въ день рожденія Ольги
родители ея пригласили его къ обѣду. Вечеромъ ожидали нѣсколько сосѣднихъ семействъ и разсчитывали потанцовать. Послѣ по­
лудня Ольга сошла въ садъ, чтобъ нарвать цвѣтовъ и украсить
обѣденный столъ хорошимъ букетомъ. Вдругъ передъ ней очутился
Тубалъ въ бѣлыхъ панта лонахъ, бѣломъ жилетъ, бѣломъ га лету кѣ

— 143 —
и нрозрачномъ черномъ фракѣ. Его жидкіе темные волосы были
гладко зачесаны, и такъ и несло отъ него мускусомъ; онъ пробормоталъ стихи и, дрожа всѣмъ тѣломъ, подалъ Ольгѣ небольшой
пакетъ, который онъ трусливо вынулъ съ груди. Ольга не рѣшилась взглянуть на него, она смутилась, поблагодарила его и побѣжала домой, гдѣ бросилась на шею къ матери и вскричала съ
улыбкой удовольстія: Тубалъ поздравилъ меня и что-то подарилъ;
бѣдный, добрый Тубалъ!— Что же такое?— спросила мать и сдви­
нула брови. Ольга почти испугалась.— Я надѣюсь—конфекты или
что нибудь въ этомъ родѣ.— Что же иначе?— сказала Ольга и бо­
язливо глядѣла на маленькій пакетъ. Мать взяла его изъ ея рѵкъ
развернула и увидѣла двѣ пары перчатокъ.—Перчатки!— вскрича­
ла она.— Дѣйствительно перчатки,— тихо повторила Ольга; кровь
бросилась ей въ лицо.— Отошли ихъ ему назадъ,— приказала мать,—
и напиши ему...— Написать ему?—отвѣтила Ольга и подняла свою
гордую голову.*—Ты права. Не пиши, но отошли ему сейчасъ его
перчатки. Это просто невѣроятно. Какой оселъ! Что онъ воображаетъ себѣ, не хочетъ ли онъ ухаживать за тобой, дѣлать подарки
и, наконецъ, объясниться. Онъ испортилъ мнѣ весь день.— Ольга
запечатала перчатки и отослала ихъ Тубалу. Онъ не пришелъ къ
обѣду, извинился нездоровьемъ, и дѣйствительно онъ былъ боленъ;
уже нѣсколько лѣтъ, какъ онъ страдалъ грудью. Въ домѣ весело
чокались бокалами, и Ольга, какъ вакханка, летала по залу, пока
онъ лежалъ на своемъ соломенномъ мѣшкѣ и задыхался отъ кашля.
По временамъ, когда онъ погружался въ глубокую думу и тихо
плакалъ, отважная мышь подбѣгала къ его кровати, и онъ кормилъ
ее крохами, валявшимися на его столѣ.
Прекрасная женщина, лежавшая передо мной на полу, зашевели­
лась, не пробуждаясь отъ сна; грудь ея заволновалась.—Я не мо­
гу по порядку разсказать Леопольду все, что было, — продолжала
она,—я вижу слишкомъ много заразъ, картины безпрестанно смѣняются, онѣ проносятся также быстро передъ моими глазами, какъ
тучи во время бури. Я вижу все какъ было, каждую тѣнь, каж­
дый свѣтъ и цвѣтъ, слышу каждый звукъ.— Странствующая труппа
актеровъ, по дорогѣ изъ Молдавіи въ Польшу, остановилась въ Коло-

— 144 —
меи, чтобъ дать нѣсколько представленій. Вѣсть эта быстро раз­
неслась по всей окрестности, и въ слѣдующее воскресенье, въ ко­
торое былъ назначенъ первый спектакль, почти всѣ помѣщики
приказали заложить своихъ малорослыхъ лошадей въ брички и по­
везли въ театръ своихъ женъ и дочерей. Сцена была устроена въ
олыпой, но нѣсколько низкой залѣ гостинницы, такъ что нѣкоторые
актеры задѣвали за облака своими высокими султанами. Но при всемъ
томъ всѣмъ было очень весело. Давали трагедію „Варвара Радзивиллова“. До начала представленія молодые кавалеры стояли съ
боку и окружали одного помѣщика среднихъ лѣтъ, который нѣсколько небрежно сидѣлъ па окнѣ и болталъ ногами.— Ну, гдѣж е
ваша прославленная красавица? — спросилъ онъ, крутя свои усы.
Нѣкоторые изъ его собесѣдниковъ встали на цыпочки и стал и гл яДѣть на дверь. Наконецъ, въ залъ взошла Ольга. — Вѣроятно, это
она,— сказалъ помѣщикъ послѣ нѣсколькихъ минутъ: иначе быть
не можетъ. Какое чудное созданіе!— Затѣмъ онъ подошелъ къ родителямъ Ольги и представился имъ. Имя его было извѣстно во
всемъ околодкѣ, и потому его приняли отлично. Мать привѣтливо
улыбалась, отвѣчая ему, и Ольга со вниманіемъ слушала, что онъ
говорить. Въ первый моментъ его самоувѣренность удивила ее, но
ей никакъ не приходило въ голову, чтобъ она могла полюбить е го '
и чтобъ онъ могъ сдѣлаться ея мужемъ; и все-таки это случилось
не далѣе, какъ черезъ пять недѣль. Въ сущности, онъ вовсе ей
не нравился, но онъ внушалъ ей какое-то уваженіе, а это гораз­
до болѣе въ глазахъ женщины. Мишель учился, много путѳшествовалъ и съ какимъ-то юморомъ возвращался въ свое имѣніе и
въ деревенскую обстановку. Онъ безцеремонно отзывался объ актерахъ, о піесѣ, о всемъ остальномъ; онъ былъ въ состояніи улы­
баться во время самыхъ трогательныхъ сценъ, и, видя, что Ольга
плачетъ, онъ только замѣтилъ: меня радуетъ, что вы не нарумя­
нены, посмотрите на кровавыя слезы нашихъ дамъ.— Дѣйствительно, посреди всеобщаго умиленія, румяны дамъ стекали съ лица;
это было жалкое, смѣшное зрѣлшце.
Губки Ольги лукаво приподнялись надъ ея ослѣпительными зу­
бами.

145 —
— Послѣ театра,— продолжала она,— онъ проводилъ дамъ до ка­
реты и попросилъ позволенія посѣтить ихъ. Онъ вскорѣ пріѣхалъ
и потомъ все чаще и чаще сталъ ѣздить въ домъ. У матери всег­
да были на готовѣ безчисленныя извиненія: то приходилось ей
взглянуть на спаржу, то убрать кладовую, такъ что Ольга постоян­
но оставалась съ нимъ наединѣ. Мишель говорилъ тогда о чужихъ
краяхъ, о Германіи, Италіи и Франціи. Онъ бывалъ въ Берлинѣ,
Венеціи, Флоренціи и Парижѣ, входилъ на Везувій и плавалъ по
морю. Много разсказывалъ онъ объ успѣхахъ другихъ націй, не
унижая способностей и стремленій своей собственной. Благотворная
ясность и теплота замѣчалась во всемъ, что онъ говорилъ. Пре­
дупредительность его не знала границъ. Другія женщины находи­
ли, что онъ невѣжливъ, но если Ольга роняла свой клубокъ, то
онъ, какъ молнія, бросался поднимать его, а разъ, когда онъ сталъ
передъ ней на колѣни и надѣлъ. ей теплые сапожки, то отъ удовольствія кровь бросилась ей въ лицо. Много толковъ ходило на
его счетъ. Называли его жестокимъ, строгимъ и гордымъ человѣкомъ, но его острый умъ, большая начитанность, многостороннія
познанія и хорошія средства пріобрѣли ему необыкновенный почетъ во всемъ околодкѣ. Знали, что онъ ведетъ свое хозяйство по
новой системѣ, что у него нѣтъ долговъ, и считали его лучшей
партіей. Чѣмъ боязливѣе смотрѣли на него другія дамы, тѣмъ
пріятнѣе было Ольгѣ видѣть, какъ этотъ сильный и дѣятельный
человѣкъ день и ночь былъ занять ею, какъ онъ страдалъ черезъ
нее. Она вполнѣ удовлетворила все свое тщеславіе и всю свою же­
стокость. Но только тогда, когда она увидѣла, что слезы выступили
изъ его глазъ, подала она ему руку и сказала: я позволяю вамъ
поцѣловать ее.— На ]дворѣ была злая собака, которая кусалась и
всегда заигрывала съ Ольгой, а потомъ приходила въ ярость и
рвала ея платье. Она отталкивала отъ себя эту собаку и всякій
разъ била ее, пока, наконецъ, сама не полюбила ее. Такъ было и
съ ея мужемъ. Она такъ долго мучила его, что, наконецъ, сама
бросилась къ нему на шею, и первый поцѣлуй любви задрожалъ на
ея устахъ. Н а слѣдующій день Мишель подъѣхалъ къ нашему до­
му на четверкѣ лошадей и въ черномъ фракѣ; онъ былъ блѣднѣе
З а в ѣ щ а н іѳ К а н н а .

10

— 146 обыкновеннаго. Черезъ нѣсколько минуть все было кончено, и Оль­
га стала его невѣстой. Она думала, что все сдѣлалось, какъ и слѣдовало; она блистательно пристроивалась, ей завидовали, и этого
было довольно. Однажды вечеромъ она сидѣла съ Мишелемъ у
открытаго окна и, слушая, какъ онъ разсуждалъ о будущности славянскаго племени, шила какой-то предметъ для своего приданаго.
Вдругъ передъ ними очутился Тубалъ, блѣдный, какъ привидѣпіе;
глаза его выступали изъ своихъ орбитъ, а кровь такъ и лилась изъ
его горла. Онъ задыхался.— Соли! Соли!— проговорилъ онъ, нако­
нецъ, и болѣе ничего сказать не могъ. Ольга проворно отперла
аптечку и подала ему соли. Мишель выпрыгнулъ изъ окна на по­
мощь учителю. Тубалъ съ жадностью и трудомъ глоталъ соль. Ми­
шель подтащилъ его къ ближайшей скамейкѣ; Ольга принесла во­
ды; мало по малу кровотеченіе прократилось. Тубалъ лежалъ съ
закрытыми глазами, какъ покойникъ.— Прикажите уложить его въ
постель, сказалъ Мишель:—тутъ нуженъ докторъ.— Онъ^самъ вскочиль на лошадь и поскакалъ въ ближайшій городъ. Ночью онъ
вернулся съ докторомъ. Тубала отнесли въ его маленькій домикъ въ
саду, и онъ вскорѣ узіеръ. Передъ смертію, онъ пожелалъ видѣть
Ольгу. Онъ уже не могъ говорить, когда Ольга пришла; однѣ гу ­
бы его шевелились и грудь изрѣдка хрипѣла. Садовникъ, ходившій
за нимъ во время болѣзни, сидѣлъ на крыльцѣ и съ нѣкоторымъ
удовлетвореніемъ разсматривалъ бѣлые панталоны, обдумывая, при­
дутся ли они на покойника. Кромѣ Ольги не было никого; она
еще разъ оглянулась вокругъ, потомъ нагнулась къ нему и поце­
ловала его въ лобъ, на которомъ уже выступилъ предсмертный
холодный потъ. Глаза его засвѣтились, руки вытянулись, и бла­
женная улыбка показалась на его истощенномъ лицѣ. Онъ умеръ
съ этой улыбкой. Подъ подушкой его нашли желтую тетрадь со
стихами и двѣ пары дамскихъ перчатокъ въ изорванной бумагѣ.
Ольга взяла къ себѣ то и другое. Перчатки у нея цѣлы; она надЬвала одну пару въ день своей свадьбы. Тубала похоронили, пожалѣли и забыли. Земля не тяготила его. Вскорѣ послѣ того Оль­
га покинула родительскій домъ и стала женой Мишеля, который
съ гордостью привезъ ее сюда на четверкѣ лошадей. Нѣкоторое

— 147 —
время Ольга была довольно счастлива. По крайней мѣрѣ, всѣ ду­
мали такъ,. и она сама это думала. Какъ и всѣ женщины, она
воображала себѣ, что свѣтъ только и устроенъ для ея удовольствія;
для нея и хорошій столъ, прекрасныя платья, лошади и экипажи;
она спокойно можетъ лежать на оттоманѣ, курить и читать рома­
ны,— а мужья?—Вѣдь они для того и тутъ,— думала она про себя,—
чтобъ заботиться о нашихъ радостяхъ, помогать намъ пріятно про­
водить время и, въ добавокъ, восхищаться нашей красотой и на
колѣняхъ молиться на насъ.— Такъ приблизительно, день заднемъ,
текла ея жизнь; родились у нея и дѣти, которыя много занимали
ее, и въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ она считала себя счастливой.
Она вѣдь не знала другаго счастія; сердце ея было спокойно и
мертво. Только иногда— но это рѣдко случалось— когда она пре­
давалась поэзіи, что-то шевелилось въ ея душѣ, ее начинало му­
чить какое-то неясное желаніе, неопредѣленная жажда чего-то;
непонятная ей тревога волновала ея кровь, и лихорадочный жаръ
чувствовался даже въ оконечностяхъ ея пальцевъ. И все-таки все
бы осталось по прежнему, еслибъ мужъ ея понялъ, что необходимо
время отъ времени давать новую пищу ея тщеславію. Онъ этому
не вѣритъ?
Она лукаво засмѣялась и обратилась ко мнѣ; вѣки ея задвига­
лись, голосъ похоцилъ на голосъ довѣрчиваго ребенка, и, не смот­
ря на ея сомкнутые глаза, мнѣ показалось, что она проницатель­
но смотритъ на меня, такъ что я невольно опустилъ свои глаза.
Ольга встала, медленно прошлась, какъ будто не касаясь пола,
остановилась у открытаго окна и обратилась лицомъ къ лунѣ.
Тутъ она граціозно откинула голову, руки ея опустились; мягкій
свѣтъ, благоуханіе, вся ночная гармонія носилась вокругъ ея;
легкій порывъ вѣтра раздулъ ея волосы и остановился на бѣлой
легкой ткани, покрывавшей ея станъ.
— Мнѣ хотѣлось бы улетѣть, — сказала она послѣ нѣкотораго
молчанія такимъ тономъ, какъ будто стыдилась своего страстнаго
желанія.— Улеталъ ли онъ?
— Я?

Она засмѣялась, какъ дитя.— Во снѣ, не иначе?

— 149 —

— 148 —
— Конечно, во снѣ.
— И такъ, онъ испыталъ блаженное ощущеніе— летать въ спокойномъ прозрачномъ воздухѣ; надъ нами несутся облака, внизу море
и земля тонутъ въ пріятномъ сумракѣ. Мнѣ хотѣлось бы улетѣть!
Она простерла свои руки, и широкіе бѣлые кружевные рукава
ея заколыхались надъ ея плечами, какъ свѣтлыя крылья серафима.
Въ эту минуту самое невозможное показалось мнѣ возможнымъ.
Я нересталъ размышлять.
Отчего же ты не летишь?— спросилъ я ее.
— Я могла бы улетѣть,— съ невыразимой тоской отвѣтила она,'—
но Ольга не пускаетъ меня.
Мнѣ стало страшно.
— Вотъ по ту сторону лѣса,— вдругъ живо вскричала Ольга,—
пробирается по тропинкѣ крестьянинъ и хочетъ разставить силки для
черныхъ дроздовъ, которыхъ Ольга такъ любитъ. Онъ не слышитъ?
— Нѣтъ.
Это слишкомъ далеко, но это такъ.
— Будешь ли ты продолжать
послѣ нѣкотораго молчанія.

свой

разсказъ?— спросилъ я ее

— Да. Мнѣ пріятно разсказывать ему. На душѣ становится
легче. Я такъ хорошо читаю въ его сердцѣ, губы мои такъ и ше­
велятся и сами передаютъ ему то, что видитъ душа.
— Какъ можешь ты,— спросилъ я,—разсказывать такъ связно и
такъ обстоятельно и сообщать съ такимъ вниманіемъ мельчайшія
подробности, каждое слово, каждый звукъ голоса, каждое движеніе
и вмѣстѣ съ тѣмъ оставаться такой равнодушной, какъ будто и
нѣтъ рѣчи о тебѣ?
Ольга покачала головой. Улыбка пробѣжала по ея лицу.— Вѣдь
въ самомъ дѣлѣ, тутъ не обо мнѣ идетъ рѣчь,— простодушно отвѣтила она,— а объ Ольгѣ. Я вижу ее также, какъ и другихъ лю­
дей, и вижу все, о чемъ говорю, такъ, какъ будто оно происхо­
дитъ въ эту минуту. Онъ не можетъ понять меня?—Пространство
и время для меня не существуютъ; въ моихъ глазахъ прошедшее
и будущее тоже, что и настоящее, и лее разомъ представляется

мнѣ. Когда я смотрю на Ольгу, утопающую въ подушкахъ своего
оттомана съ французскимъ романомъ въ рукахъ, то я въ тоже вре­
мя вижу, какъ кунья опушка ея кофточки приподнимается отъ ея
дыханія, какъ золотисто-зеленая муха летаетъ около ея головы,
замѣчаю и паука, который съ потолка подкараѵливаетъ муху.
Ольга прислонилась къ простѣнку у окна и заложила руки за
затылокъ.
— Разсказывать ли далѣе?
— Прошу тебя.
— То, что я вижу теперь, такъ грустно. Ольга перестала чув­
ствовать себя счастливой. Мужъ ея любитъ ее и оберегаетъ свое
счастіе съ безграничнымъ недовѣріемъ; онъ хочетъ, чтобъ жена
его всецѣло принадлежала ему, ему одному. Онъ удалилъ изъ дома
всѣхъ своихъ прежнихъ друзей и знакомыхъ; онъ не терпитъ чужихъ юбокъ въ своемъ домѣ,— это его выраженіе,— онъ ненавидитъ многословные толки о людяхъ и вещахъ, книгахъ и политикѣ съ тѣми, нонятія которыхъ не согласны съ его образомъ мы­
слей. Онъ только и живетъ, что для жены и дѣтей; самъ учитъ
дѣтей и играетъ съ ними. Но его молодой женѣ становится скуч­
но въ мрачномъ домѣ, окруженномъ темными тополями. Шипъ засѣлъ въ ея гордое и тщеславное сердце, и она сама еще глубже
вонзаетъ его; ежедневно рана ея становится опаснѣе. Ее называли
лучшей танцоркой, и это льстило ей, но теперь, когда ей напоми­
н а т ь объ этомъ, ей становится грустно и больно. Съ кѣмъ ей
танцовать? Иногда она возьметъ на руки своего младшаго ребенка,
кружится съ нимъ по комнатѣ, поетъ,— и вдругъ слезы брызнутъ
изъ ея глазъ. Она срисовываетъ съ натуры, соображаетъ и набрасываетъ сцены изъ книгъ, которыя читала съ своимъ мужемъ. Онъ
вниматёльно разематриваетъ ея рисунки и потомъ только и скажетъ: это хорошо, я нарисовалъ бы не лучше тебя.—И чѣмъ спра­
ве дливѣе его замѣчанія, тѣмъ обиднѣе они кажутся ей. Она сядетъ
за фортепіано, играетъ Моцарта, Бетговена и Мендельсона,— для
кого? Она поетъ пѣсни Шуберта, его прелестную серенаду,— кто
восхищается ею? Развѣ иногда крестьянинъ остановится подъ ея
окномъ, возвращаясь съ жатвы, или мужъ сидитъ и куритъна ди-

— 150 —
ванѣ, придя съ п о и усталый. Она прекрасна и замужемъ еще боЛ пох°Р°шѣла- Лицо ея стало оживленнѣе, осмысленнѣе, характеристичнѣе и гармоничнѣе: формы ея по истинѣ стали царскія Для кого? Одно зеркало говорить ей это, болѣе никто. Мужу это
никогда и въ голову не приходить. Развѣ ей недовольно его любк іЛ Г ”
“ ПОтатанія? 0 н а с° “ Усомъ одѣвается.—Для
о. Для крестьянки, которая приносить ей грибы, для егеря, ко­
торый вслѣдъ за бариномь таскаетъ застрѣленныхъ утокъ, для
кормилицы и няньки? Для своего м уж а?-О нъ находитъ это совер­
шенно естественнымь. Онъ вѣдь далъ за нее высокую цѣну не
купилъ ли онъ ее цѣною всего своего состошгія и свободы? Онъ хо­
четъ, чтобъ жена его всегда была прекрасна, и онъ любитъ пріятную обстановку во всемъ, что принадлежитъ ему. Она обязана
быть прекрасной; какая тутъ заслуга, если она улѣеть возвысить
свои прелести умѣньемъ одѣватьса? Она благородно держится на
л ’ xf a6P° перескакиваетъ черезъ рвы и заборы ,-кто удив­
ляется ей? Навѣрно не мужъ; онъ сталъ бы презирать ее, еслибъ
она была труслива; напротивъ того, онъ напоминаетъ ей о дѣтяхъ
Она испытываетъ тоже, что актерь, которому прихоцится играть
вь пустой залѣ, и, наконецъ,отъ ярости зубы ея стучать и слезы
ея смачиваютъ подушки въ безеонныя ночи. Разъ мужъ ея замѣчаетъ что она не въ духѣ и что лобъ ея никакъ не сглаживаетс я .- Т ы что-то грустиш ь,-говорить онъ ей черезъ нѣсколько
Дней, я придумалъ тебѣ новое развлеченіе, которое можетъ до­
ставить тебѣ удовольствіе, и улыбаясь подаетъ ей красивое ружье
только что выписанное имъ изъ города. Выучись стрѣлять и ходи
со мной на охоту. Какъ нравится тебѣ эта м ы сль?-В ъ эту мину­
ту все было забыто. Ольга вь восторгѣ кинулась ему на шею и
поцѣловала его жесткія щ е к и .-Я сейчасъ же хочу начать учить­
с я -в с к р и ч а л а он а,-н ы н ч е ж е!-Х оть нынче, если ты лрвкажешь.
Мишель былъ всегда очень любезень.-Передъ обѣдомъ, если
можно, просила Ольга,— Съ удовольствіемъ, только одѣнься,—
’ сейчасъ, сейчасъ,— боязливо сказала она,— но теперь тебѣ
некогда,— У меня всегда есть время для тебя,-о т в ѣ т н л ъ ея мужъ,
я ее въ лобь. Ольга заколола булавкой бѣлый пеньюарь на

-

151

своей волнующейся груди и сбѣжала съ балкона, взявъ его подъ
руку. Было теплое іюиьское утро; сухой воздухъ былъ пропитанъ
бальзамическимъ ароматомъ сѣна; земля плавала въ тепломъ золотомъ солнечномъ свѣтѣ, и только изрѣдка пробѣгала по ней тѣнь
легкихъ бѣлыхъ облаковъ. На дорогѣ, которая проходила ыиыо
дома, купалась въ пыли цѣлая стая веселыхъ воробьевъ. Мишель
осмотрѣлъ маленькое ружье, зарядилъ его, прицѣлился и потомъ
вложилъ его въ руку Ольги, приложилъ его къ ея щекѣ и нѣжно прижалъ ея палецъ на курокъ. Ольга прицѣлилась въ яблоко,
выглядывавшее между густыми зелеными листьями, потомъ въ
ласточку, которая порхала по землѣ.— Ты поняла, какъ надо при­
целиваться,— сказалъ ея мужъ,— теперь научись заряжать ружье.
Ольга со вниманіемъ слѣдила за патрономъ и зарядомъ.— Теперь
насади капсюль. Осторожно! Подними курокъ.... Хорошо. При­
целься въ то яблоко.— Ольга приложила ружье къ щекѣ.— Вы­
ше.—Раздался выстрѣлъ. Листья полетѣли.— Теперь сама заряди.
Въ другой разъ выстрѣлишь удачнѣе.— Ольга схватила маленькій
патронъ, всыпала порохъ въ стволъ, крѣпко придавила пробку,
мелкую дробь и капсюль.— Видишь ли ты воробьевъ на дорогѣ?—
спросилъ Мишель, который въ это время все высматривалъ кру­
гомъ.— Да.—Ну, такъ попытай свое счастіе.— Ольга, не задумываясь,
прицѣлилась въ воробьевъ. Маленькіе крикуны, растопыривъ крылушки, безпечно плавали въ мягкомъ, бѣломъ и тепломъ пескѣ,
ныряли въ него и съ шумомъ опять приподнимали свои запыленныя головки, порхали, ссорились, катались и шаловливо, безъ вся­
каго порядка, трещали между собою. Стволъ блеснулъ. Крикъ болѣе
двадцати маленькихъ гортаней огласилъ воздухъ, густая стая шумно
поднялась съ дороги, полетѣла къ живой изгороди и тяжело опус­
тилась на нее, такъ что вѣтви ея погнулись. Ольга заликовала и
бросилась на дорогу. Пять маленькихъ подстрѣленныхъ негодяевъ
лежали на мѣстѣ, кровь ихъ смѣшивалась съ пылью, одинъ изъ
нихъ еще барахтался, кружился, какъ волчокъ, и потомъ издохъ
возлѣ своихъ товарищей. Ольга быстро схватила ихъ въ свой пеньюаръ и побѣжала назадъ.— Я застрѣлила пять воробьевъ, пять!—
съ дѣтскою радостью вскричала она,— вотъ они!—Она вспорхнула

—

152

—

па балконъ, положила ихъ на перила, одного возлѣ другаго, такъ
какъ кладутъ на полѣ брани тѣла павшихъ солдатъ, передъ тѣыъ
какъ ихъ хоронятъ, и съ истиннымъ удовлетвореніемъ смотрѣла на
ни хъ— Пять, однимъ выстрѣломъ,— все еще повторяла она;— это
былъ удачный выстрѣлъ. Мишель снова сталъ заряжать ружье. Въ
этотъ промежутокъ времени Ольга притихла. Оперевъ свою голову
на руку, она пристально омотрѣла на убитыхъ птичекъ, и вдругъ
болыпія свѣтлыя слезы покатились по ея щекамъ.—Что съ тобой,—
вскричалъ ея мужъ,—ты никакъ плачешь?— Ольга зарыдала!—
Бѣдныя животныя, — вскричала она, — какъ печально они лежатъ
здѣсь, перья ихъ слѣпились отъ крови, глаза помутились, они еще
не остыли; какой вредъ сдѣлали они намъ? Навѣрно у нихъ оста­
лись въ гнѣздѣ птенцы, которые ждутъ ихъ и теперь издохнутъ
отъ голода, а я лишила ихъ жизни, которой не могу возвратить
имъ! И всему причиной наша проклятая жизнь, наше уединеніе!
Отъ скуки человѣкъ радъ сдѣлаться хищнымъ звѣремъ.—Мужъ ея
засмѣялся. Въ эту минуту смѣхъ его показался ей отвратительногрубымъ. — Ты не хочешь понять меня,— вскричала Ольга,— и
мнѣ приходится яснѣе объясниться съ тобою. Все это давно
накопилось на моей душѣ; это не можетъ продолжаться долѣе, если
ты не хочешь сдѣлать меня своею жертвой. Ты всѣхъ прогналъ
изъ^ дома; ты запираешь меня; каждая крестьянка пользуется большей
свободой. Я не въсостояніи выносить такой жизни, я захвораю или
сойду съ ума.— Она судорожно зарыдала. Мужъ ея молчалъ; онъ выстрѣлилъ изъ ружья и потомъ спокойно взошелъ въ комнату. Она по­
следовала за нимъ и стала къ окошку, скрестивъ руки на груди.—Ты
ни.слова не отвѣчаешь,— сказала она послѣ нѣсколькихъ минутъ,—
видно я даже не стою и отвѣта.—Я никогда не говорю, не взвѣсивъ своихъ словъ,— возразилъ ея мужъ.— Обдумала ли ты сама
то, что ты мнѣ сказала? Ахъ!—вскричала Ольга,—цѣлыя ночи пла­
кала я напролетъ и молила Бога, чтобъ онъ спасъ меня отъ грѣха. Въ такомъ случаѣ, надо помочь.тебѣ,— сухо замѣтилъ ея мужъ.
— Такъ помоги мнѣ!— Ты не чувствуешь себя счастливой въ своемъ
домѣ, при нашемъ уединенномъ образѣ жизни?— Нѣтъ.— Ты не въсостояніи переносить такой жизни?— Нѣтъ.—И такъ, ты будешь

153 —
жить, какъ тебѣ нравится. Принимай гостей, приглашай къ себѣ
пріятельницъ, ѣзди къ сосѣдямъ, танцуй, катайся верхомъ, отправ­
ляйся съ другими на охоту. Я не запрещаю тебѣ этого.— Благо­
дарю тебя,— пристыженно сказала Ольга.— Не благодари меня,—
серьезно отвѣтилъ ея мужъ.— Ты сердишься,— озабоченно замѣтила
она и отерла свои слезы.—Нѣтъ, не сержусь,— возразилъ онъ и,
взявъ ея голову, поцѣловалъ ее въ лобъ, потомъ сѣлъ на лошадь
и уѣхалъ къ дровосѣкамъ.
— Въ короткое время Ольга перевернула весь домъ. Вскорѣ весь
Коломейскій округъ слился въ одно общество, въ одинъ большой
салонъ, гдѣ всѣ неутомимо веселились, средоточіемъ же его была
молодая красавица, жадно упивавшаяся новою жизнію. Уединенная
усадьба стала неузнаваема, она переполнена была жизнію и свѣтомъ; казалось, что даже тополи теперь веселѣе качались. Лугъ
такъ и мерцалъ свѣтлыми женскими платьями; пестрыя кольца и
воланы летали по воздуху; шаловливый смѣхъ раздавался въ саду.
Медленно краснѣли листья на деревьяхъ. Вѣтеръ съ шумомъ про­
носился по жнивѣ. Паутина, словно флагъ, развѣвалась на обнаженныхъ кустахъ; журавли улетѣли на югъ. По осиротѣвшему полю
Ольга несется на своемъ украинскомъ конѣ, бѣломъ, какъ молоко,
въ длинной амазонкѣ, въ кокетливой шапочкѣ съ развѣвающимся
иеромъ. За ней скачутъ молодые помѣщики и дамы въ фантастическихъ нарядахъ. Вотъ затрубили въ рогъ; застигнутый въ полѣ
заяцъ навостряетъ свои длинныя уши, удивленно оглядывается и
кидается въ лѣсъ. Лисица охрипло лаетъ и кустами уходитъ въ
сторону. Затѣмъ небо становится сѣрѣе, туманнѣе; грачи кружат­
ся вокругъ старыхъ тополей; ночью за заборомъ свѣтятся волчьи
глаза, точь въ точь— зеленые огоньки. Въ одно ясное солнечное
утро бѣлое пушистое одѣяло покрыло собою обширную равнину;
мелкіе алмазы липнутъ къ окнамъ, съ деревьевъ и крышъ капаетъ
тающій снѣгъ, воробьи чирикаютъ у конюшни. Проходятъ еще
двѣ недѣли, и снѣгъ перестаетъ таять; изъ сарая вытаскиваютъ
сани съ запыленной лебяжьей головой и выколачиваютъ медвѣжью
полость. Огонь пылаетъ въ огромныхъ каминахъ. Какъ пти­
цы, налетаютъ со всѣхъ сторонъ сани въ г остепріимный домъ;

—

нъ равнинѣ издали слышны ихъ звонкіе колокольчики; въ перед­
ней въ безпорядкѣ навалены шубы; сбросивъ съ себя теплый
ыѣхъ, дамы скользятъ въ маленькій салонъ и закуриваютъ
папироски; кавалеры съ трудомъ натягиваютъ лайковый пер­
чатки на свои окостенѣвшія руки. Кто-то садится за фортепіано,
играетъ два такта, и пары уже разстанавливаются. Такъ проходитъ
одна недѣля за другой; летаютъ изъ помѣстья въ помѣстье. Не
стоитъ и закрывать игорныхъ столовъ; длинные чубуки дымятся;
въ кладовой пустыя бутылки стоятъ большими карре, какъ ста­
рая гвардія при Ватерлоо. А когда Ольга на разсвѣтѣ возвращает­
ся домой, закутанная въ соболью шубу и покрытая пушистой мед­
вежьей полостью, то передъ ней скачутъ верховые съ факелами
горячая смола капаетъ съ пихъ и шипитъ на холодномъ снѣгу; и всѣ
гости провожаюсь ее, точно царицу. Ольга неограниченно царствуетъ
въ этомъ веселомъ кружкѣ; она блеститъ, одерживаетъ побѣды— и
счастлива. Уже называютъ по имени ея обожателей, говорятъ, что
такой-то ловко и оригинально ухаживаетъ за нею и за то пользует­
ся привилегіей надѣвать и снимать съ нея теплыя сапожки и дер­
жать ея стремя,— когда она ни словомъ, ни взглядомъ не измѣнила
своему мужу. Напротивъ, никогда не была она съ нимъ такъ
ласкова, она старается вознаградить его безчисленными нѣжностями;
но общественная молва черезъ сосѣдей и прислугу доходить до его
слуха. Онъ довѣрялъ своей женѣ, но онъ дорожилъ своею честью,
и каждая капля злословія, падавшая на Ольгу, какъ ядъ,. всасыва­
лась въ его душу. Онъ становился все молчаливѣе и холоднѣй.
Какъ скоро пріѣзжали гости, онъ потихоньку уходилъ изъ дома.
Все рѣже и рѣже сталъ онъ провожать жену въ ея выѣздахъ. Вес­
ной онъ основалъ экономическій клубъ, при содѣйствіи другихъ
русскихъ землевладѣльцевъ, и предпринялъ разныя улучшенія въ
своемъ имѣніи, сталъ выписывать нѣсколько газетъ, накупилъ много
книгъ, началъ сближаться съ крестьянами, посѣщалъ деревенскія
корчмы, такъ какъ имѣлъ въ виду выступить кандидатомъ во вре­
мя выборовъ. По окончаніи жатвы, онъ часто одинъ съ своей со­
бакой ходилъ на охоту. Иногда онъ возвращался домой поздно
ночью. Ольга была въ постелѣ, но не смыкала глазъ и ждала его

155 —

съ волнующимся сердцемъ; но онъ думалъ, что она уже спить и
тихо шелъ къ себѣ. Никогда не интересовалъ онъ ее такъ, какъ
теперь... Все, что онъ ни дѣлалъ, имѣло большое значеніе въ ея гла­
захъ. Когда его не было дома, она пробѣгала газеты, которыя онъ
читалъ, перелистывала его книги. Только теперь стала она догады­
ваться, что такое любовь, и она чувствовала, что она могла бы
полюбить своего мужа. Она жаждала его любви тогда, когда, повидимому, она утратила свое зиаченіе въ его сердцѣ. Она выходила
изъ себя, видя, что онъ могъ говорить по цѣлымъ часамъ съ посе­
щавшими его крестьянами, которые распространяли въ комнатѣ
страшный запахъ дегтя, а ей не находилъ сказать и слова. Когда
она просиживала длинные вечера возлѣ него, и онъ ни разу не отрывалъ глазъ отъ своей книги, когда онъ могъ уйти спать, не поцѣловавъ ее, тогда она съ какой-то вспыльчивостью стала требовать
его любви. Она выдумывала очаровательныя неглиже и кокетнича­
ла со своимъ мужемъ болѣе, чѣмъ со своими сумасшедшими по­
клонниками. Онъ долженъ былъ любить ее, ей хотѣлось, чтобъ онъ
любилъ ее. Все испытала она и рѣшилась на отчаянное средство.
Она задумала возбудить его ревность. Но гдѣ взять человѣка, ко­
торый въ состояніи былъ возбудить ревность въ ея хладнокровномъ,
умномъ и твердомъ мужѣ? Напрасно искала Ольга, она никого не
нашла достойнымъ этой роли. Безпокойно блуждала она въ обще­
стве и дома. Однажды вечеромъ мужъ ея стоялъ у садовой реш ет­
ки и грустно смотрѣлъ на солнце, садившееся за лѣсъ, на колосья,
оставшіеся въ полѣ, на траву и листья, подернутые какъ бы расплавленнымъ краснымъ металломъ. Вдругъ она обняла его и схва­
тила его теплую руку,— рука эта сейчасъ же похолодѣла, какъ ледъ.
— Отчего ты не сидишь со мною,— заговорила она, вполнѣ доверя­
ясь ему,— ты постоянно избегаешь меня. Я перестала нравиться
тебе. Какой бы желалъ ты видеть меня? Или ты более не лю­
бишь меня?—Мишель погладилъ ея щеку и снова сталъ смотреть
на ландшафтъ. Ольга страстно обняла его и прижала свои губки
къ его устамъ. Мужъ ея тихо освободился изъ ея объятій.—Завтра
ты собираешься на псовую охоту въ Цавале и желаешь, чтобъ я
проводилъ тебя, — спокойно заметилъ онъ. Ольга испуганно взля-

— 156 —
нула на него.— Ты не понялъ меня,— сказала она.— Нѣтъ, понялъ,—
отвѣтилъ онъ, улыбаясь,— но становится свѣжо, взойдемъ въ ком­
наты.— Въ комнатѣ онъ привлекъ Ольгу къ себѣ на колѣни и покрылъ поцѣлуями ея голову, губы и грудь; сердце ея замолкло отъ
восторга. Вдругъ онъ 'сказалъ: зажги лампу и принеси мнѣ газету.—
Жена его сжала руку въ кулакъ и проплакала затѣмъ всю ночь.
Слезы еще не высохли на ея глазахъ въ то время, какъ онъ помогалъ ей сѣсть на сѣдло; она почти не глядѣла на него, ударила
свою лошадь и поскакала впередъ. День стоялъ ясный и теплый.
Весело раздавалась охота по жнивѣ. Стрѣлки разместились въ ле­
су. Мужу ея пришлось стоять въ лесной чащ е. Прекрасная, по­
бедоносная женщина, съ сердцемъ, которое обливалось кровью, и
со слезами на глазахъ, руководила охотой. Прежде всехъ увидела
она зайца, который искалъ спасенія въ поле, и указала на него
своей маленькой, дрожащей ручкой; гончихъ сейчасъ спустили, и съ
дикими криками погнались охотники за несчастнымъ животнымъ.
Съ веселымъ презреніемъ жизни перескакивала Ольга черезъ рвы,
ручьи и заборы, каждый нервъ ея дрожалъ отъ жестокаго удоволь- '
ствія; она смеялась, какъ ребенокъ, который смотритъ на полетъ
шара, пока, наконецъ, гончія не окружили беднаго зайца, испускавшаго жалобные стоны передъ неминуемой ужасной смертью. Взоры
всехъ выражали удивленіе къ бешеной наезднице; тщеславіе ея
отпраздновало новую оргію, а между темъ не более, какъ жалкій
заяцъ, издыхалъ у ногъ ее. Кавалеры целовали ея влажныя пер­
чатки и въ восторге кидали свои шапки къ верху. Съ разгорев­
шимся лицомъ и блестящими глазами смотрела она на окружающихъ ее охотниковъ. Вдругъ она увидела въ стороне молодаго
человека, котораго прежде не замечала. Онъ молча разсматривалъ
ее съ серьезнымъ вниманіемъ.— Милостивый государь, — надменно
закричала она ему,— какъ понравилась я вамъ?—Мне вы вовсе не
нравитесь,— сухо ответилъ онъ. Ольга быстро повернула лошадь и
подъехала къ нему.— Отчего?— спросила она, скорее съ любопытствомъ, чемъ съ гневомъ.— Женщина, которая потешается предсмертнымъ страхомъ животнаго, поступаетъ или очень безсердечно,
или необдуманно.— Въ эту минуту что-то похожее на ненависть

-

157 —

охватило душу бедной тщеславной женщины, демоническое, ужас­
ное, неопредолимое ощущеніе, но это была не ненависть. Она толь­
ко молча поглядела на этого смелаго молодаго человека. Онъ былъ
на столько значителенъ, что могъ помучить ея мужа. Она сейчасъ
поняла это, а более ей ничего не нужно было въ эту минуту. Въ
добавокъ, онъ осмелился такъ равнодушно отнестись къ ея красо­
те, ему слЬдовало искупить этотъ грехъ; она не спрашивала ни
о чемъ другомъ. Это былъ первый мущина, который заговорилъ съ
ней въ этомъ тоне и сурово, почти враждебно обошелся съ ней.
А при всемъ томъ, въ глазахъ его светилась такая доброта. Ж а­
жда мести привела ее въ лихорадочное состояніе, тогда какъ онъ
не обращалъ на нее никакого вниманія ни за обедомъ, ни во время
танцевъ; она не существовала для него; а между темъ онъ велъ
оживленную беседу съ другими и, повидимому,игралъ роль въ об­
ществе. Она узнала, что онъ тотъ самый Владиміръ Подолевъ, о
которомъ въ то время много толковали, какъ о человеке, заслуживающемъ уваженія.— Владиміръ былъ невежливъ съ вами,— заметила
ей хозяйка дома, умная и красивая женщина, бывшая прежде
крестьянкой,— это его манера; вообще онъ несколько оригиналенъ,
за то онъ редкій человекъ, на все смотритъ съ другой точки зренія, глубже, проницательнее; ничего не ускользаете отъ его на­
блюдательная ума. Совремѳнемъ онъ выиграетъ въ вашемъ мненіи,
попытайтесь побеседовать съ нимъ.— И гордая женщина, которая
такъ презрительно пожимала плечами и шевелила бровью, слушая
признанія своихъ поклонниковъ, сама подошла къ нему и заговори­
ла съ нимъ.—Вы меня обидели,— начала она дрожащими бледными
устами,— ей пришлось остановиться и вздохнуть.— Правда всегда
непріятна,— возразилъ ей Владиміръ,— но она здорова и содержитъ
въ себе целебное средство для больной души.— При этихъ словахъ
глаза его укололи ее прямо въ сердце.— Вы находите, что я посту­
пала необдуманно,— подавленнымъ голосомъ продолжала Ольга,—
вотъ я и подумала о вашихъ словахъ, но не понимаю ихъ.—Какъ же
мне объяснить ихъ вамъ иначе?—равнодушно сказалъ Владиміръ.—
Вы находите, что человекъ не вправе убивать животныхъ?— спросила
Ольга, насмешливо смотря глазами. Владиміръ улыбнулся.— Вотъ ка­

158 кова женская логика, отвѣчалъ онъ:— я вовсе не говорилъ убивать, а
травить и мучить. Вообще въ этомъ мірѣ вовсе не слѣдовало бы гововорить о правѣ, тутъ можетъ быть рѣчь объ одной необходимости, ко­
торая властвуетъ надо всѣмъ. Человѣкъ необходимо долженъ убивать
для того, чтобъ жить. Онъ убиваетъ и тогда, когда питается одними
растеніями,такъ какъ и послѣднія одарены жизнью. Онъ принужденъ
убивать звѣрей, но онъ не долженъ дѣлать болѣе того, что необходимо;
онъ не имѣетъ права терзать ихъ, такъ какъ животныя, какъ и лю­
ди, имѣютъ волю, чувство и разумъ; они думаютъ, какъ и мы, хо­
тя способность мышленія ихъ менѣе развита. Поэтому забавляться
зрѣлищемъ ихъ мученій немногимъ лучше, чѣмъ смотрѣть на гладіаторскіе поединки или игры. Женщина, которая въ состоянія за­
травить животное, въ моихъ глазахъ тоже, что и весталка, отъ
руки которой зависѣла жизнь и смерть человѣка, смотря потому,
повертывала ли она палецъ, или нѣтъ. Такая женщина современемъ не задумается пожертвовать и человѣкомъ, такъ какъ и безъ
того та степень разсудка, которая отличаетъ насъ отъ животнаго,
не имѣетъ большаго значенія въ глазахъ женщины.— Благодарю
васъ,— произнесла Ольга, пристально глядя впередъ,— теперь по­
говоримте о другомъ.— Она безцеремонно взяла Владиміра подъ ру­
ку и принудила его отвести ее въ залъ. Тутъ онъ помѣстился у
двери, а Она, въ объятіяхъ другихъ, начала летать мимо него и
при всякомъ кругѣ бросала на него теплый лучъ изъ своихъ
сладострастныхъ темныхъ глазъ. Каждый разъ, какъ ей приходи­
лось выбирать кавалера, она подходила къ нему и всячески ста­
ралась втянуть его въ разговоръ, но онъ не выходилъ изъ своего
обычнаго спокойствія и лаконизма. При отъѣздѣ Ольга какъ-то не
въ духѣ закуталась въ свою шубу и свернулась, какъ паукъ посре­
ди разорванной паутины.—Кто собственно этотъ молодой человѣкъ,
этотъ Владиміръ Подолевъ?— съ невыразимымъ презрѣніемъ спросила
она немного спустя своего мужа.— Это человѣкъ въ полпомъ смыс­
ле слова,— возразилъ Мишель, (а это не мало, оиъ неспособепъ
былъ на зависть),— знаю, кроме того, что у него есть именіе на
границе соседняго округа, и что онъ теперь взялъ въ аренду дру­
гое большое поместье. Онъ не довольствуется темъ, что имеетъ,

— 159 —
но все стремится впередъ, бывалъ за границей, много учился, не
лентяй, не прожектеръ и прежде всего не фанфаронъ, не женскій
угодникъ, какъ большая часть нашихъ молодыхъ господъ.— При
этомъ онъ взглянулъ на Ольгу.— Онъ не полякъ?—Какъ это при­
шло тёбе въ голову? Разве полякъ учится чему дельному? Само
собой разумеется, что онъ русскій.—Въ эту же ночь бедная высоко­
мерная женщина начала обдумывать, какъ бы поймать человека,
выісазавшаго ей такое презреніе. Утромъ Ольга решила, что она
поохотится за нимъ. Она не спрашивала о последствіяхъ, о томъ,
что могла причинить ему страданія. Ее такъ потѣшала мысль разставить ему свои сети и затравить его, какъ зайца или лисицу.
— Но это было не такъ легко,—продолжала моя разскащица.—
Спустя несколько дней, Владиміръ пріехалъ къ ея мужу. Ольга
приняла его посещепіе на свой счетъ и встретила его съ торже­
ствующею улыбкой.-—Мужъ мой въ деревне и поздно вернется до­
мой,—сказала она ему и ожидала, что Владиміръ выразитъ ей свое
удовольствіе провести время съ нею. Но онъ сухо ответилъ: въ
такомъ случае я пріеду завтра.— Отчего не хотите вы остаться со
мной?—удивленно спросила она.—Я пріехалъ съ темъ, чтобъ взгля­
нуть па ваше хозяйство, вы же не можете мне показать его.— Такъ
останьтесь для компаніи. — На это я вовсе неспособенъ. Вамъ не
можетъ быть весело со мною, а мне время слишкомъ дорого для
того, чтобъ тратить его на пустыя фразы. Жизнь такъ коротка,
а между темъ столько надо учиться и работать. Падаю къ ногамъ
вашимъ *).— На слѣдующій день онъ снова пріехалъ. Ольга чита­
ла новый романъ и не встала съ своего покойнаго кресла, чтобы
сказать ему приветствіе. Онъ беседовалъ съ ея мужемъ въ сосед­
ней комнате; она не хотела подслушивать ихъ разговора и при­
стально смотрела въ книгу, но ни одно слово не ускользнуло отъ
нея. Съ сердцемъ пришлось ей сознаться въ душе, какъ умно и
ясно говорилъ Владиміръ, и какъ онъ всегда достигалъ цели раз­
говора* Онъ говорилъ только о томъ, что твердо зналъ, и потому
какъ люди, такъ и неодушевленные предметы, о которыхъ онъ упо-'
миналъ, совершенно рельефно обрисовывались передъ его собесѣд*) М ал о р о ссій ск о е в п о л ь ск о е в ы р а ж е н іе .

-

— 161 —

160 -

никомъ. Мужъ ея вѣсколько разъ сказалъ: у тебя есть чему по­
учиться, пріятель!— А она знала, что значили эти слова въ его
устахъ. Уже стемнѣло, когда Мишель позвалъ ее; она быстро встала
и остановилась на порогѣ; отсюда только могла она разглядѣть
сигары обоихъ мущипъ, свѣтившіяся въ темнотѣ, какъ огненные
шарики. Она замѣтила, что Владиміръ всталъ, увидя ее, такъ какъ
его сигара быстро поднялась къ верху, какъ какой-нибудь свѣтящійся жукъ. Мишель спросилъ чаю. Когда казачекъ накрылъ чайный
столъ, подалъ холодный ужинъ и кипящій самоваръ, Ольга взошла
и легкимъ наклоненіемъ головы отвѣтила на вторичный поклонъ
Владиміра. Разливъ чай, она закурила надъ лампой папироску и
прислонилась къ спинкѣ кресла. Мущины безцеремонно продолжали
начатый разговоръ, а Ольга изъ подъ длинныхъ рѣсницъ и сквозь
медленно расходившіеся клуба дыма наблюдала за Владиміромъ.
Онъ былъ болѣе интересенъ, чѣмъ красивъ, но и не дуренъ, молодъ
какъ будто моложе ея, средняго роста, худощавый, почти слабый,
съ тонкими руками и ногами, но въ его осанкѣ и движеніяхъ
проглядывала большая энергія. На длинноватомъ лицѣ его не было
и слѣда румянца, но оно не было блѣдно, a скорѣе какъ-то желтовато
и темно отъ загара. На невысокомъ лбу были какія-то особенныя
возвышенія надъ глазами и надъ горбатымъ носомъ. Ольга рѣшила
непремѣнно заглянуть въ френологію Галла для разъясненія этихъ
возвышеній. Полный, нѣсколько приподнятый къ верху ротъ былъ
замѣчателенъ блестящими зубами, а на остромъ подбородкѣ не
было бороды; темные густые волосы были зачесаны гладко назадъ,
какъ у нѣмецкихъ пасторовъ или учителей. Пока Ольга разглядывала
его, она избѣгала смотрѣть ему въ глаза, а именно глаза-то и
имѣли такую притягательную силу, что такъ бы вѣчно и смотрѣлъ
на ихъ спокойный, магическій взглядъ. Это были болыпіе, глубокіе
глаза, выраженіе которыхъ безпрестанно мѣнялось. То изъ полузакрытыхъ вѣкъ проглядывала ѣдкая иронія, то они влажно
блестѣли, плавая подъ длинными шелковыми рѣсницами, то про­
лизывали они душу своею холодной проницательностью, но во вся­
кое время высказывалось въ нихъ то честное разумѣніе и та сер­
дечная правда, которыя отстраняютъ всякое сомнѣніе. А между

тѣмъ, не смотря на всю трезвость и разсудительность, запечатлѣшшя
на всемъ его суіцествѣ, отъ него вѣяло какой-то особенной ноэзіей.
Таковъ былъ мущина, который не обращалъ никакого вниманія на
молодую красавицу, какъ будто она не значила болѣе любаго стула
ея гостииой. Онъ серьезно говорилъ съ ея мужемъ объ обработкѣ
полей, о кониозаводствѣ, о лѣсномъ хозяйствѣ и потомъ перешелъ
къ мѣстнымъ земскииъ интересамъ. Ольга перестала курить и вни­
мательно слушала.—Вы скучаете, сударыня, — насмѣшливо сказалъ
онъ, обращаясь къ ней.— Нѣтъ,— возразила Ольга,— вашъ разговоръ
доставляете ынѣ больше удовольствія, чѣмъ тотъ, который я посто­
янно слышу въ обществѣ. Такъ охотно забываешь, какъ хрупко
наше бытіе и какой тяжкій трудъ, какая печальная борьба пред­
назначены намъ въ жизни. Вашъ серьезный образъ мыслей благо­
творно дѣйствуетъ на меня. Я чувствую, какъ бы мнѣ выразиться,—
какъ будто я вышла изъ своего душнаго будуара въ сосновый лѣсъ,
и грудь расширяется въ его свѣжемъ крѣпкомъ ароматѣ. —• Тще­
славная женщина сказала все это безъ гордости, просто, почти довѣрчиво. Въ первый разъ посмотрѣлъ на нее Владиміръ долго и
внимательно и на прощанье подалъ ей руку; но что это была за
рука!—холодная и твердая, желѣзная рука.
Ольга такъ плавно разсказывала; голосъ ея то возвышался, то
понижался, точь въ точь играюіцій органъ, иногда мнѣ казалось
что она съ пріятной интонаціей читаете прекрасную книгу или
выучила свою исторію наизусть и слово въ слово повторяете ее
передо мною. Было очевидно, что она снова переживала то, что
разсказывала, и что малѣйшія подробности, всякій тонъ и цвѣтъ,
каждое движеніе оживали въ ея памяти и въ ея сердцѣ. Я закрылъ
глаза, старался неслышно дышать и весь обратился въ слухъ.
— Съ этихъ поръ Владиміръ чаще сталъ ѣздить къ нимъ,—
продолжала она.— Ольга совсѣмъ иначе обращалась съ нимъ, чѣмъ
съ другими мущинами. При немъ она была скромна безъ претензій, слушала, когда онъ говорилъ, распрашивала о томъ и о дру­
гомъ, сама говорила мало, но глаза ея не могли оторваться отъ
его глазъ. Туалетъ ея постоянно былъ изящно простъ: она чаще
всего носила темное шелковое платье, до верху застегнутое, инеЗ а в ѣ щ а п іе К а и н а .

11

— 16 2 —

— 163 —

большой бѣлый воротничекъ. Вѣликолѣпныя темныя косы охваты­
вали голову цѣлымъ рядомъ толстыхъ обручей. Тогда какъ другіе
напрасно пили изъ ея башмаковъ,— она сама выказывала безконечное вниманіе къ Владиміру и положительно ухаживала за нимъ.
Каждое замѣчаніе его было для нея закономъ. Однажды онъ чтото сказалъ противъ корсета. Въ слѣдующій вечеръ она вышла къ
нему въ широкой кацавейке изъ темнаго бархата съ куньей опушшкой.— Какъ это хорошо,— сказалъ Владиыіръ, въ первый разъ
любуясь ею съ нѣкоторымъ удовольствіемъ.—Я болѣе никогда не
надѣку корсета,— быстро сказала Ольга.— Отчего же такъ?— Не вы
ли вчера осудили корсетъ, а вы все знаете лучше другихъ.— Не
много спустя, она случайно дотронулась мѣховой опушкой своего
рукава до его руки и увидѣла, какъ это нрикосновеніе электри­
чески подѣйствовало на него; грудь ея поднялась и глаза засве­
тились отъ внутренняго торжества. Но онъ сейчасъ же понялъ ее
и сталъ еще осторожнѣе, по возможности избѣгалъ ея общества и
еще ближе сошелся съ ея мужемъ. На слѣдующій день разговоръ
зашелъ объ одной кокетливой женщине, изъ за которой одинъ мо­
лодой офицеръ палъ на дуэли.— Можно ли предполагать въ жен­
щине, которая не боится крови, чувство чести и привязанность
къ дѣтямъ?— сказалъ Мишель.— Ахъ! честь подобныхъ женщинъ
равняется чести завоевателя, которая всегда цѣнится по успѣху,—
насмѣшливо возразилъ Владиміръ;— такая женщина изъ тщеславія
жертвуетъ счастіемъ, уваженіемъ и всѣмъ на свѣтѣ. Но никогда
мущина съ характеромъ и честью не увлечется ею, и потому до­
бычей ея дѣлаются одни фанфароны, глупцы и негодяи. Она дей­
ствуете какъ кошка, которая, не имея возможности вести открытую
и благородную войну, принимается ловить мухъ и мышей дома.
Впрочемъ, такого рода особы теперь не редкость, такъ какъ Наши
образованныя женщины проводятъ все свое время въ праздности и
только и знаютъ, что читать романы и играть на фортепіано.— Вы
презираете искусства,— заметила Ольга.— О, нетъ,— живо ответилъ
Владиміръ,— я только утверждаю, что безъ труда нетъ истиннаго
удовольствія. Люди, создавшіе безсмертные образцы искусства, не
мало трудились надъ ними и не разъ обмакивали свою кисть или

перо въ кровь своего сердца. Только тотъ можетъ оценить чужой
трудъ и насладиться имъ, кто въ состояніи сделать что нибудь въ
свою очередь.— Вы нравы,— печально сказала Ольга,— какъ часто
чувствую я въ своей груди страшную пустоту и отвращеніе отъ
жизни.— Примитесь за трудъ,— строго заметилъ Владиміръ,—вы
молоды и, быть можетъ, еще спасете себя.— Ольга не решилась
взглянуть на него.
— Проходили недели. Господская усадьба тонетъ въ серомъ
тумане; снова глубокій снегъ покрываетъ обширную равнину, и
прудъ затянулся блестящимъ льдомъ, а въ сарае сани стоятъ въ
ныли, и въ блестящей медвежьей полости заводится моль. Ольга
зарывается въ мягкія подушки своего оттомана и задумывается.
Чемъ менее обраіцаетъ вниманія Владиміръ на ея пылающій взоръ,
темъ непреодолимее гордая душа ея жаждетъ его порабощенія;
она чувствуетъ себя обиженной, раненой и униженной. Ей необхо­
димо видеть его у своихъ ногъ и потомъ потоптать его съ побе­
доносною радостью. Ей вовсе не приходитъ въ голову, что ей са­
мой можетъ предстоять опасность. Впервые видитъ она человека,
котораго стоитъ победить; неужели въ этотъ разъ ея красота,
очарованье и все женское искусство окажутся безсильными?—Н етъ,
она должна овладеть имъ, во что бы то ни стало. За это удовлетвореніе она не задумается заплатить самую высокую цену. Зная,
насколько онъ уважаетъ трудъ, она начинаетъ трудиться. — Ты
имеешь отличное вліяніе на мою жену,— однажды вечеромъ гово­
рить ея мужъ Владиміру, видя какъ прилежно она сидитъ за пяль­
цами;— съ нѣвотораго времени, она постоянно занимается.— Владиміръ смотритъ на нее.— Разве я советовалъ вамъ портить свои
глаза и давить себе грудь?— сухо замечаетъ онъ, обращаясь къ
Ольге,— сейчасъ же бросьте вашу работу.—Она слушается.— Вамъ
есть чемъ заняться, кроме пяльцевъ,— нродолжаетъ онъ;—какъ не
нравится мне ваше хозяйство, я не замѣчаю въ вашемъ доме той
блестящей чистоты, которой отличаются Голландія и некоторый
места Германіи. Вотъ вамъ задача, при которой вы сохраните здо­
ровье и красоту.— Въ первый разъ похвала сорвалась съ устъ железнаго человека. Ольга обернулась къ нему, и пылающее лицо ея

— 164: выражало замешательство, удивлѳніе и благодарность. Черезъ не­
сколько дней Владиміръ взошелъ въ столовую въ то время, какъ
она сметала паутину съ потолка. Онъ взялъ щетку изъ ея рукъ и
поставилъ ее въ уголъ.—Это не ваше дело,— мягко сказалъ онъ,—
я нйкакъ не желалъ, чтобъ ваши нѣжння, богатыя кровью легкія
глотали столько ными.— Но какъ же быть, если мои слуги не гол­
ландцы?— Вы сделаете ихъ голландцами,—сказалъ онъ,— если вы
будете съ ними строги и справедливы, конечно, не разъ, а сто разъ,
ежедневно, въ теченіи цѣлаго года. Никогда не забывайте, что вы
хозяйка, и что какъ скоро вы сами принимаетесь за работу своей ле­
нивой прислуги, вы делаете тоже, что Наполеонъ, когда онъ сталъ
на часы вместо заснувшаго гренадера. Ваше дѣло наблюдать за
порядкомъ и руководить прислугой.— Съ террасы онъ указалъ ей
на садъ.— Когда настанетъ весна, то вы можете сажать, сѣять цветы
и овощи, рыться въ земле, поливать и полоть гряды; все это бу­
детъ вамъ здорово. Здесь вы можете быть и жестокой, такъ какъ
всякая, женщина, время отъ времени, испытываетъ эту потребность;
ведите безжалостную войну съ червями и другими насекомыми.
Затемъ рекомендую вамъ улья съ ихъ прилежными обитательни­
цами. А теперь,—заключилъ онъ после того, какъ обошелъ съ него
весь домъ, — съиграйте мне что нибудь; вы играете съ такимъ
смысломъ и чуистиомъ.— Ольга вся дрожала. Огіустивъ глаза, она
села за фортепіано, и пальцы ея стали скользить по клавишамъ.
— Смотря на ваши пальцы, я ионимаю вашу игру; какіе тонкіе, прозрачные, какъ будто одушевленные пальцы. — Ольга по­
бледнела; она на минуту приложила къ сердцу свою руку и за­
играла лунную сонату Бетговена. При первыхъ тихихъ звукахъ
адажіо, Владшііръ заслонилъ рукой свои глаза. Все очарованіе лун­
ной ночи и пріятная тень ея охватила обоихъ, и души ихъ витали
въ магическомъ, уныломъ свете и въ замирающей, грустной мелодіи. Когда последній звукъ замеръ въ воздухе, она медленно
опустила руки. Оба молчали.— Отреченіе, покорность,— сказалъ онъ,
наконецъ, — вотъ что повествуетъ намъ чудная соната, тоже, о
чемъ говорить намъ и природа, и весь окружаюіцій насъ міръ.
Прежде всего покорность сердца, самоотверженіе. Будь это обма­

— 165 —
нутая любовь, осудившая сама себя на вечное молчаніе, но псе
мы должны научиться отреченію.— Онъ взглянулъ на Ольгу. Глаза
его были влажны, и онъ сталъ такъ замечательно кротокъ.
— Съ этихъ поръ онъ реже сталъ ездить. Ольга поняла его.
Но вотъ насталъ день, когда мужъ ея уехалъ въ Коломею за по­
купками. Она осталась одна и знала, что онъ пріедегь. Ежеми­
нутно сердце ея грозило замолкнуть; въ сумерки она иадѣла свою
меховую кацавейку и сѣла за фортепіано. Почти невольно заиграла
она сонату, но вдругъ окончила ее диссонансомъ. Ей стало невы­
носимо жарко въ пушистомъ меху; она распахнула свою кацавейку
и большими шагами стала ходить по комнате, скрестивъ руки на
волнующейся груди. Тутъ она увидела его посреди комнаты. Кровь
бросилась ей въ лицо. Она быстро застегнула свою кацавейку и
подала ему руку. — Где Мишель? спросилъ онъ.— Въ Коломеи.—
Такъ я....—Неужели уедете?—Владиміръ былъ въ недоуменіи.—Съ
утра я радовалась случаю поговорить съ вами, поговорить на­
едине,— сказала Ольга сдавленнымъ голосомъ,—останьтесь, прошу
васъ.— Владиміръ положилъ шапку на фортепіано и селъ на одно
изъ неболыпихъ коричневыхъ креселъ. Ольга прошлась разъдругой по комнате и остановилась передъ нимъ. — Любили ли вы
когда нибудь, Владиміръ?—отрывисто и резко спросила она;— о,
наверно!— Губы ея презрительно передернулись.— ІГЬтъ,— возразилъ
онъ съ глубокою серьозностью. Ольга молча поглядела на него.—
А въ состояніи ли вы любить? — въ недоуменіи спросила она
опять:—я думаю, что нетъ. — Вы вторично ошибаетесь, отвегилъ
Владиміръ,—натуры, какъ моя, не расточавшія свое сердце клоч­
ками, не склонныя къ сентиментальности и вполне созревшін, быть
можетъ, одне въ состояніи истинно любить. Такая любовь непо­
нятна юноше и несозревшей девушке; только вполне развитый
мущипа способенъ на глубокое чувство и иногда женщина, но
большая часть женщинъ въ эту пору жизни уже успели расточить
свое сердце.— А какую женщину могли бы вы полюбить?—продол­
жала спрашивать Ольга. Владиміръ молчалъ. — Это до крайности
интересуетъ меня,— пробормотала она. — И мне необходимо отве­
тить вамъ?— Пожалуйста.—И такъ, такую, которая во всемъ была

— 166 —
бы вашей противоположностью, — сказалъ онъ сухимъ и подавленнымъ голосомъ. Ольга сперва поблѣднѣла, какъ полотно, потомъ
покраснѣла, и слезы заблистали на ея прекрасныхъ глазахъ. Она
молча опустила ихъ.— Ну, засмѣйтесь же,— сказалъ Владиміръ съ
холоднымъ и вмѣстѣ печальнымъ юморомъ,— это должно казаться
вамъ страшно смѣшно.— Выневѣжливы,— возразила Ольга голосомъ,
прерывавшимся отъ слезъ. — Но правдивъ, — прибавилъ онъ, не
обращая вниманія на ея волненіе.—Вы чувствуете какую-то антилатію ко мнѣ, — твердо сказала Ольга, гордо поднявъ голову,—я
давно это замѣтила. Владиміръ отрывисто, охрипло, невыразимо
грустно засмѣялся. — Ну, такъ я предпочитаю сказать вамъ всю
правду, — съ пылкой горечью воскликнулъ онъ, — я чувствую къ
вамъ болѣе, чѣмъ къ какой бы то ни было женщинѣ на свѣтѣ.—
Ольга испуганно взглянула на него; сердце ея билось; кровь зве­
нела въ ушахъ. — Я могъ бы полюбить васъ,— спокойно продол­
жалъ онъ, бросая на нее взглядъ, исполненный мучительнаго самопожертвованія.— Такъ любите!—вскричала Ольга.— Нѣтъ,—тихо
сказалъ онъ,— для этого прежде всего необходимо уваженіе.— Она
сдѣлала движеніе. — Прошу васъ, не ошибитесь въ смыслѣ моихъ
словъ,— продолжалъ онъ, — я никакъ не желаю обидѣть васъ, а
хочу только объясниться съ вами. Въ сущности, одно природное
побужденіе соединяетъ между собою какъ животныхъ, такъ и лю­
дей, но послѣдніе не поддаются ему безъ выбора. Въ этомъ случаѣ,
дѣло идетъ не о насъ и нашихъ радостяхъ, а о нашемъ родѣ
и о насажденіи новой жизни, такъ какъ сотвореніе міра безоста­
новочно продолжается. Инстинктивно мущина и женщина ищутъ
одинъ въ другомъ тѣхъ качествъ, которыхъ сами не имѣютъи ко­
торыя они всего болѣе цѣнятъ и уважаютъ одинъ въ другомъ, а
чѣмъ болѣе окрѣпъ разсудокъ, тѣмъ онъ требовательнѣе и тѣмъ
труднѣе становится этотъ выборъ. Этимъ объясняется, почему
истинная любовь, возникшая вслѣдствіе сильнаго естественнаго
побужденія или магнетическаго инстинкта, не можетъ быть про­
должительна, если при этомъ нѣтъ взаимнаго уваженія между
любящими существами. Если я зашелъ слишкомъ далеко, то осмѣйте
меня.—Я не осмѣиваю васъ,— мрачно отвѣтила Ольга, — но я по­

— 167 —
няла, что вы не питаете ко мнѣ того, что вы называете необходимымъ
уваженіемъ.— Да, я не имѣю къ вамъ того полнаго уваженія, ко­
торое желалъ бы имѣть къ женщинѣ, еслибъ я отдалъ ей всю свою
жизнь и свою душу.— Вы презираете меня!— съ гнѣвомъ восклик­
нула Ольга, и виски ея застучали. — Нѣтъ, я жалѣю васъ и при­
нимаю въ васъ искреннее участіе; много далъ бы я для вашего
снасенія.— Отчего вы презираете меня?—опять вскричала она съ
посинѣвшими и дрожащими губами;— вы не имѣете этого права, я
не хочу, чтобы вы презирали меня.— Что вамъ до меня,— сказалъ
Владиміръ,—когда весь свѣтъ лежитъ у вашихъ ногъ?—Отчего вы
презираете меня? Скажите, я требую этого,— изъ глубины души
спросила Ольга и съ пылкою необузданностью поставила одну ногу
на его стулъ; ненависть и кровожадность засверкали въ ея гла­
захъ.— Хорошо, но въ такомъ случаѣ выслушайте меня. Вы одарены
рѣдкой красотой, замѣчательнымъ умомъ, мягкимъ и нѣжнымъ
сердцемъ и способны поработить лучшаго изъ мущинъ, но доволь­
ствуетесь ли вы всѣми этими преимуществами? — нѣтъ! Вы еже­
дневно хотите праздновать новую побѣду и всякую ночь отдыхать
на свѣжихъ лаврахъ. Ваше тщеславіе безнредѣльно, и оно, какъ коршунъ, гложетъ ваше сердце, но это бѣдное маленькое сердце не
выростаетъ, какъ сердце извѣстнаго титана, и потому вамъ предстоитъ одинъ конецъ—отвраіценіе отъ жизни, ненависть къ людямъ
и ирезрѣніе къ себѣ. — Ольга застонала, зубы ея застучали, и, занустивъ руки въ свои волосы, она громко зарыдала.—При этомъ
кацавейка ея распахнулась, и она стояла передъ Владиміромъ, точно
Медея, съ волнующейся грудью, блуждающими глазами и распу­
щенными волосами. Владиміръ всталъ. Мучительный крикъ выр­
вался изъ ея груди, она подняла руки, судорожно сжимая ихъ.
Лобъ его помрачился, и онъ пристально посмотрѣлъ на нее. Руки
ея опустились и голова поникла на грудь. Въ слѣдующій моментъ
онъ исчезъ, а она лежала на коврѣ и громко рыдала.—Проходятъ
дни, недѣли, мѣсяцъ. Владиміръ не показывается. Онъ удаляется
и отъ ея мужа. Ольга страшно сградаетъ. Теперь она знаетъ, что
онъ любитъ и вмѣстѣ съ тѣмъ нрезираетъ ее, и страсть ея раз­
горается отъ того и другаго. Она нишетъ ему и потомъ уничто-

— 168 —
жаетъ свои письма; велитъ оседлать себѣ лошадь и не ѣдетъ къ
нему. Цѣлые часы стоитъ она въ кухнѣ и смотритъ въ пылающій
очагъ. Совершенно новое, никогда не испытанное чувство овладѣло
всѣмъ ея существомъ. Она постоянно думаетъ о немъ. Когда, въ
сумерки, она стоитъ у окна, то ежеминутно ей представляется, что
она слышитъ топотъ его лошади, его шаги, его голосъ. Цѣлыя
ночи ворочается она въ своей постели и засыпаетъ только на разсвете. Только теперь понимаетъ она поэтовъ и музыку. — Стем­
нело. Она сидитъ у фортепіано и играетъ лунную сонату, и вме­
сте съ ея грустными звуками медленно текутъ ея слезы. Мужъ ея
тихо становится за ея стуломъ и привлекаетъ ее къ себе. Онъ ни
о чемъ не спрашиваетъ ее, и она молча прижимаетъ свою голову
къ его груди и плачетъ.
Голосъ Ольги перешелъ въ шепотъ. Она стыдливо отвернулась
отъ меня; вся душа ея содрогалась отъ чистой, искренней любви.
— Въ рождественскій вечеръ,— снова начала она,— Ольга воз­
вращалась со своимъ мужемъ изъ Тулавы, где онъ отдалъ какія-то
бумаги въ доме священника, и имъ приходилось проезжать мимо
усадьбы Владиміра. Глубокій ужасъ овладелъ Ольгой, когда мужъ
ея велелъ остановить лошадей у воротъ. — Взойдемъ къ нему и
захватимъ его съ собой,— сказалъ Мишель. Ольга молчала.—Ты
не хочешь?—Она отрицательно помотала головой. Мужъ ея взошелъ
одинъ и вскоре вернулся съ Владиміромъ, который почтительно
поклонился ей и потомъ селъ къ нимъ въ сани. Все молчали до­
рогой. Ольга неподвижно сидела рядомъ съ Владиміромъ и разъ
только вздрогнула, когда онъ нечаянно дотронулся до нея. В ъез­
жая на дворъ, Владиміръ съ странною улыбкой взглянулъ на зна­
комый ему домъ. Мишель высадилъ Ольгу изъ саней, снялъ съ нея
тяжелую шубу и весело заговорилъ, взойдя въ комнаты:— вотъ бу­
детъ славный рождественскій вечеръ; пойду посмотрю, что поделываютъ дети.— Онъ вышелъ изъ зала и оставилъ Владиміра наеди­
н е съ Ольгой. Она небрежно бросилась въ кресло, закурила папи­
роску и вдругъ звонко засмеялась.— Ваша антипатія и презреніе
доходятъ до того, чтовы не въ состояніи бывать подъ одной крышей
со мною,— сказала она, обращаясь къ нему.—Вы не хотите понять

-

169

меня,—холодно ответилъ Владиміръ.— Ахъ!— вскричала Ольга,— вы
неспособны испытывать глубокое чувство, иначе вы снисходительнее
судили бы обо мне.— Въ этотъ разъ онъ иоблецнелъ.— Вы думаете?—
заговорилъ онъ немного погодя:— и такъ, выслушайте меня еще
разъ. Я люблю васъ.— Ольга бросила свою папироску и охрипло за­
хохотала.— И вы первая женщина, внушившая мне любовь,— спо­
койно продолжалъ онъ,— я такъ сильно люблю васъ, что страдаю
отъ своей любви и страдаю не отъ того, что вы пе можете при­
надлежать мне, но потому, что я не смею любить васъ. Сердце
мое разрывается при мысли, что такая прекрасная натура соеди­
нена съ такимъ сквернымъ характеромъ.— Страданіе выразилось въ
невольномъ движеніи Ольги; она бросила ему боязливый и умоляюіцій взглядъ.— Не смотрите на меня такъ,— вскричалъ онъ,— я
знаю, что причипяю вамъ боль, и не чувствую къ вамъ никакого
состраданія. Имели ли вы сами состраданіе къ молодому Богдану,
котораго владелецъ Давали изъ за васъ застрелилъ въ березовой
роще у Тулавы? Пожалели ли вы Дмитрія Литвина, когда довели
его до сѵмасшествія. и самоубійства? Подумали ли вы о вашемъ му­
ж е и детяхъ, ободряя обожаніе Завадскаго и графа...-—Когда же
я сделала все это? — вскричала Ольга, отъ ужаса вспрыгнѵвъ съ
своего места;— кто могъ сказать вамъ подобный вещи?— Весь светъ
это говорить, — иронически возразилъ Владиміръ. — И такъ, весь
светъ лжетъ и клевещетъ,— энергически сказала Ольга, съ гордой
самоувѣренностыо поднимая голову. ІДеки и глаза ея горели.—
Я говорю вамъ правду, Владиміръ, я неповинна въ этой крови* ни
одна капля ея не попала на меня.—Не трудитесь оправдываться,—
ответилъ онъ,— я не верю вамъ.— Ольга бросила на него взглядъ,
исполненный скорби и нежности, она не заплакала, но медленно
съ поникшей головой пошла въ свою комнату.— Поверьте же этимъ
письмамъ,— сказала она, вынимая пакетъ, перевязанный розовой лен­
точкой, изъ своего письменнаго стола. Владиміръ последовалъ за
ней.—Вашъ мужъ ежеминутно можетъ вернуться,— сказалъ онъ.—
Пусть онъ иридетъ.— отвечала Ольга съ гордой невинностью,— я
не могу отдать себя на поруганіе. Выслушайте мое оправданіе и
потомъ осуждайте меня. Вотъ письмо отъ Литвина, писанное

— 170 —
за два дня до его смерти. Такъ ли пишетъ человѣкъ, ко­
торый изъ любви лишаегъ себя жизни?— Она презрительно бросила
ему письмо. Владимірь развернулъ его и пробѣжалъ въ лихорадочномь волненіа.—Вотъ письма Богдана, прочтите ихъ. Похожи ли
они на письма любовника, который изъ за женщины дерется на
дуэли? Литвинъ застрѣлился отъ того, что долги его превышали
стоимость его имѣнія, а Богданъ имѣлъ дуэль съ владѣльцемъ
Цавале изъ за спора въ картахъ. Вотъ письма Завадскаго, графа
Мнишека и всѣхъ моихъ такъ называемыхъ обожателей. Такъ ли
пишѵтъ мущины къ женщинѣ, подарившей имъ свою благосклон­
ность? Я сознаюсь, что я кокетка, но я не дурная, не ногибшая
женщина. За то, что я нравлюсь мущинамъ, женщины клевещутъ
на меня и взваливаютъ на мои плечи все, что имъ вздумается. Я
грѣшна, но не такъ, какъ вы думаете. Я никогда не нарушала
супружеской вѣрности.— Она повернулась лицомъ къ деревянному
распятію, висѣвшему надъ ея кроватью, но остановилась.— Нѣтъ,—
вскричала она,— я лучше поклянусь своими дѣтьми! Теперь вы все
знаете, теперь ругайтесь надо мною.— Владиміръ все еще глядѣлъ на
письма.—Я несправедливо осудилъ васъ,— сказалъ онъ дрожащимъ
отъ волненія голосомъ,—простите меня, если можете.— Онъ зашелъ
слишкомъ далеко и теперь стоялъ передъ нею потерянный и без­
защитный—Не издѣвайтесь надо мною,— говорила Ольга съ недо­
верчивой, грустной нѣжностью во взглядѣ,—я действительно ви­
новна, такъ какъ я чувствую, что я погибаю. До сихъ поръ я была
не такая женщина, какой вы считали меня, но теперь я ежеминутно
могу сдѣлаться такой. Не имѣя никакой опоры, я необходимо дол­
жна погибнуть. Я не знала, что значитъ мущина, чего стоитъ
любовь его, и теперь чувствую, что въ жизни женщины это—все*
Мнѣ остается или упасть, или умереть отъ отчаянія. Вы одни
можете спасти меня; теперь оттолкните меня отъ себя,— Владимір
приложилъ одну руку къ своему сердцу, другой провелъ по своему
лбу. Она бросилась къ нему на грудь и, рыдая, обвила рукой его
шею со всей силой отчаянія. Железный человѣкъ заплакалъ, при­
влечь бѣдную женщину къ себѣ и, пересиленный ея страстью, замеръ на ея устахъ. Все исчезло изъ глазъ ихъ, они только чѵс-

— 171 —
ствовали, что сердца ихъ бьются одно возлѣ другаго въ мѵчительномъ
блаженствѣ. Въ сосѣдней комнатѣ послышались шаги; онъ выпустилъ ее и подошелъ къ окну; Ольга, ни жива, ни мертва, при­
слонилась къ своему письменному столу. Взошелъ мужъ ея и бро­
силъ испытуюіцій взглядъ на обоихъ и нотомъ объявилъ, что
рождественскій столъ накрытъ. Онъ не сдѣлалъ никакого замѣчанія, но весь вечеръ былъ молчаливъ и не въ духѣ. Ольга, напротивъ
того, глотала одну рюмку за другой и бѣшено прыгала съ дѣтьми;
потомъ зажгла елку и позвала прислугу, вслѣдъ за которой взошли
и два пѣсенника. Одинъ изъ нихъ былъ почтенный старикъ съ
бѣлой бородой, другой— парень съ шаловливыми глазами. Они за­
пели наши старыя чудныя рождественскія пѣсни, то исполненныя
грусти и самоотверженія, то добросердечно-замысловатый, то б е­
шено веселыя, какъ и характеръ нашего народа. Все подпевали
имъ. Когда они запели о томъ, кто родился въ ясляхъ, о набожно
приветствовашихъ его пастухахъ, узревшихъ въ немъ свѣтъ міра,
спасеніе отъ смерти и греха, тогда голосъ Ольги оборвался отъ
блаженныхъ слезъ; она смиренно сложила свои руки и взглянула
на того, кому она отдала свою душу.
— На следующее утро Ольге показалось, что весь светъ из­
менился въ эту ночь. Она обрадовалась, какъ ребенокъ, солнечному
лучу, игравшему на ковре ея спальни, снегу, что такъ ярко блестѣлъ въ саду и на поле; даже вороны, весело перелетавшія по
белымъ замерзшимъ глыбамъ, такъ блестели, какъ будто оне вы­
мылись для праздника, а ея собственное сердце испытывало какуюто пріятную тревогу. На второй день рождества Мишель поехалъ
къ соседу, одному малороссійскому дворянину, у котораго должны
были съЬхаться многія лица изъ его партіи. Владиміръ зналъ, что
онъ не будетъ дома. Едва стало смеркаться, какъ колокольчикъ
его послышался на дворе. Ольга выбежала къ нему на встречуі
но вдругъ остановилась и, стыдливо опустивъ глаза, подала ему
руку. Владиміръ сердечно пожалъ ее и отвелъ любимую имъ дро­
жащую женщину на маленькую софу, а она усадила его возле себя.
Почти девическое целомудріе проглядывало во всемъ ея существе,
въ ея манере, когда она застѣнчиво и нежно положила Аою го­

— 172 —
лову на его плечо; въ эту минуту' она ни о чемъ не думала, ни о
себѣ, ни о немъ, она прижалась къ его груди и была счастлива —
Вы ожидали меня?— нерешительно началъ Владиміръ. Она кивнула
ему въ отвѣтъ, не мѣняя своего положенія, потомъ взяла его руку
и обвила ее вокругъ себя. Вы, вѣроятпо, понимаете, зачѣмъ я пріѣхалъ? снова сказалъ онъ.— Что тутъ понимать?—наивно отве­
з л а она, я люблю васъ, и болѣе мнѣ не о чемъ думать.—А со­
весть не говорить вамъ, что мы не можемъ безотчетно увлекаться
нашей любовью?—глухо спросилъ онъ.—Вы знаете, что у меня
нѣтъ совѣсти, возразила она, и прелестная шаловливая улыбка
ирооѣжала по всему ея лицу.— Что касается до- меня, то моя го­
лова остыла,— продолжалъ Владиміръ,—и я. честно взвѣсилъ наше
ноложеніе. Все теперь зависитъ отъ васъ. Я съ тѣмъ и пріѣхалъ,
чтобъ переговорить съ вами; мы должны обсудить то, что ожидаетъ
насъ въ будущемъ.— О чемъ вы толкуете?— возразила она,—я люб­
лю васъ выше всего на свѣтѣ и болѣе ничего знать не хочу.— Оль­
га!—испуганно вскричалъ о н ъ — Что такое?— (она встала)—не хо­
тите ли вы сказать мнѣ, что вы были увлечены однимъ мгновеніемъ, что оно обмануло васъ и что вы не любите меня?—Я такъ
люблю васъ,—еслибъ вы только знали, какъ люблю... нѣтъ, вы не
можете понять этого,— сказалъ онъ съ трогательною искренностью,—
и вотъ отчего я думаю о вашемъ счастьи: единственно изъ любви.
Вы не можете быть счастливы, если обстоятельства ваши не из­
менятся. Неужели эта любовь, возвышающая насъ надъ обыденны­
ми интересами, повергнетъ васъ въ ту грязь, въ которой я не могъ
видеть васъ безъ сердечнаго сокрушенія? Если до сихъ поръ вы
не были счастливы, то вы не утратили чести, не изменили своему
долгу. Неужели же мне суждено научить васъ греху, лицемерно и
лжи? И какъ сохраните вы душевное спокойствіе, если вамъ по­
стоянно придется играть две роли, показывать одно лицо мѵжу,
другое любовнику и подъ конецъ не знать, какое изъ нихъ лжетъ?
Я не желаю этого. " Я не хочу вашего паденія; напротивъ, я
надеюсь очистить ваше сердце, вылечить его отъ пустаго тщеславія, спасти, а не испортить васъ. Ольга, дорогая Ольга! и потомъ...
поверь 1іне, я не въ состояніи делать то, что не смущаетъ дру-

— 173 —
гихъ. О! отчего я не могу сказать тебе: будь моей женой! Мы
нризнаемъ таинство брака, и мне кажется такою подлостью украсть
жену за спиною мужа и, въ добавокъ, у твоего мужа. Я люблю и
уважаю его, а делить тебя съ нимъ— я не въ состояніи. Я могу
отречься отъ тебя, но я не въ силахъ назвать тебя моей, зная,
что у тебя есть мужъ, не въ силахъ перенести мысль, что люби­
мая мной женщина лежитъ въ объятіяхъ другаго.— Ольга слушала
его, широко раскрывъ свои глаза.— Чего же ты хочешь?— я не по­
нимаю тебя; ведь онъ мне мужъ и имеетъ святое право на меня.—
Если право его свято,— строго возразилъ Владиміръ,— то мы не
посягнемъ на него, но крайней мере я.—Владиміръ!— Ольга съ
видимою болью произнесла его имя и повисла на его шее.— Ііакъ
же мне быть? говори, я сделаю все, что ты хочешь.—Я хочу,
чтобъ мы оба остались честны и чтобъ мы честно действовали,—
ответилъ онъ,;—более мне ничего не надо. Любишь ли ты меня?—
Ольга страстно прижала свои пылающія уста къ его устамъ и
прошептала: я только теперь узнала, что значитъ любовь; я не
могу жить безъ тебя, безъ тво ихъ глазъ, безъ твоего голоса, по­
целуй меня...— Не такъ,—сказалъ онъ, кротко освобождаясь отъ
нея,— прежде всего я требую отъ тебя правды.— Онъ всталъ и
ирошелся по комнате.—Если твоя жизнь зависитъ отъ моей, если
ты чувствуешь тоже, что и я, то разведись съ своимъ мужемъ
открыто, честно, нередъ всемъ светомъ.— Ольга вздрогнула.— Нетъ,
не могу,— проборматала она,— жаль бедныхъ детей и Мишеля,—
ведь онъ любитъ меня, что подумали бы люди!., нетъ, честь" не
дозволяетъ...— Владиміръ подошелъ къ ней и кротко обнялъ ее.—
Я не принуждаю тебя,— мягко сказалъ онъ,—я не требую, чтобъ
ты сделалась моей, но тогда исполняй свой долгъ и победи свое
чувство ко мне. •-Владиміръ!— вскрикнула Ольга, бледная и не­
подвижная отъ страха,— ты хочешь бросить меня?!— Она уиала
передъ нимъ на колени и, рыдая, прижала свою голову къ его
ногамъ.— Но бросай меня, ради Бога, не бросай! Я погибну безъ
тебя!., я не пущу тебя...— Владиміръ попытался приподнять ее, но
она еще крепче обвила руками его ноги и обливала ихъ слеза­
ми.— Я всегда буду любить тебя, тебя одну,— грустно сказалъ
*

— 174 —

— 175 —

онъ> ежедневно буду ѣздить сюда. Мы вмѣстѣ изучимъ ноэтовъ,
исторію нервыхъ временъ, двѣты, животныхъ и звѣзды; я буду лю­
бить твоихъ дѣтей и твоего мужа.—Онъ привлеки ее къ себѣ и
подѣловалъ въ голову.—Если ты въ состояніи предоставить меня
ему, то ты не любишь меня,— проговорила Ольга.—A развѣ я не
предоставляю тебя ему, если ты станешь моей любовницей и оста­
нешься его женой?— горько спросилъ Владиміръ. Ольга молчала.—
Намъ необходимо отречься отъ себя, — снова началъ онъ. — Я
не могу. — Мы должны такъ поступить; я не допущу твоей
погибели,—тихо сказалъ онъ,— ты теперь знаешь, отъ чего ты мо­
жешь отказаться, отъ чего нѣтъ.— Я знаю только одно, что ты
долженъ быть моимъ.—Докажи силу воли и побѣди свою страсть,—
строго сказалъ онъ,—я долженъ оставить тебя.— Владиміръ!—Я
долженъ уѣхать. Я не тороплю тебя отвѣтомъ, испытай сама себя
и когда придешь къ какому нибудь рѣшенію, тогда напиши мнѣ,—
такъ будетъ легче тебѣ. Послѣ того я по прежнему буду ѣздить
къ вамъ, какъ спокойный, искренній другъ, безъ ропота и безъ на­
дежды.—Онъ подалъ ей руку.— Ты оставляешь меня и даже не
хочешь поцѣловать меня?—вскричала Ольга; не дожидаясь его от­
вета, она оросилась къ нему на шею, обвила его своими руками и
такъ крѣпко впилась въ его губы, что кровь выступила на нихъ,
когда она выпустила его.— Теперь иди,— отрывисто сказала она,
поправляя свои косы,— иди, но теперь ты не въ состояніи уйти,
ты все-таки очень слабъ!—Действительно слабъ,— проговорилъ
Владиміръ; онъ крѣпко охватилъ ее руками, и слезы выступили изъ
его глазъ—Тѣмъ необходимѣе мнѣ скорѣе оставить тебя.— Онъ
выпустилъ ее и поспѣшно вышелъ изъ комнаты. Въ саняхъ онъ
еще разъ повернулся назадъ. Она стояла на крыльцѣ и махала ему
своимъ платкомъ — Напрасно ждала его Ольга въ слѣдующіе дни.
Настунилъ день новаго года, ему слѣдовало пріѣхать, но онъ не
пріѣхалъ, а прислалъ своего слугу съ визитной карточкой. Ольга
заперлась въ своей комнатѣ и погрузилась въ глубокую думу, но
она не пришла ни къ какому рѣшенію. Вся житейская ничтож­
ность, всѣ сомнѣнія и страданія обрушились наея бѣдное сердце.
Она напрасно старается отдать себѣ отчетъ въ своихъ собетвен-

ныхъ желаніяхъ, она сама не понимаетъ, чего ей хочется, и, нако­
нецъ, перестаетъ думать и отдается на произволъ бушующихъ волнъ;
все исчезаетъ передъ нею, и ей только мерещится какое-то неясное,
безпредѣльное счастье. На слѣдующее утро она спѣшитъ надѣть
туфли и садится за письменный столъ. Она не понимаетъ того, что
она пишетъ, ей только хочется, чтобъ онъ пріѣхалъ; тоска по немъ
снѣдаетъ ея сердце. Она посылаетъ къ нему верховаго, приказы­
ваетъ ему ѣхать скорѣе, но тотъ возвращается безъ отвѣта, и
Владиміръ не пріѣзжаетъ. Онъ сидитъ въ своемъ ветхомъ креслѣ
у окна своего кабинета; передъ нимъ разстилается печальный зимній ландшафтъ, и онъ читаетъ Фауста Гете, котораго называетъ
своею библіей, такъ какъ нигдѣ не находитъ онъ такой отрады и
освѣженія, какъ въ этой книгѣ. Въ отечественной литературѣ нѣтъ
сочиненія, которое такъ было бы ему по душѣ.
с Т ы со 8 н аеш ь в ъ с е б ѣ одно в л е ч е н ь е ?
Н е хл о п о ч и ж е т ы у з н а т ь дру го е;
В ъ г р у д и м о ей в ѣ д ь д в ѣ д у ш и ...»

Въ первый разъ нослѣдній стихъ становится ему понятенъ. Смер­
кается; онъ углубляется въ свое кресло, закрываетъ глаза, удиви­
тельный стихъ все звенитъ въ его душѣ. Легкій шорохъ. Кто-то
неслышно скользнулъ по комнатѣ. Не кошка ли? Владиміру не
хочется шевельнуться. Но вотъ раздается сдержанный, мелодическій
хохотъ. Онъ оглядывается и видитъ передъ собой Ольгу; она быстро
снимаетъ свою шубу и бросаетъ ее прямо на него. Онъ собирает­
ся встать, но она уже упала на колѣни, обвила его руками и
начала осыпать- его поцѣлуями.—Боже мой! Что ты дѣлаешь? Какой
опасности ты подвергаешь себя! —въ ужасѣ вскричалъ Владиыіръ;—
встань и сейчасъ же уѣзжай, сейчасъ, умоляю тебя.—Я не сойду
съ мѣста,— отвѣчала Ольга,— и ничего не боюсь, вѣдь я у тебя.—
И она еще крѣпче прижалась къ нему и съ упорствомъ положила
свою голову на его колѣни.— Ольга, милая Ольга! Я умираю отъ
страха за тебя, умоляю тебя, оставь меня,—просилъ Владиміръ.—
Ты могъ уѣхать отъ меня, я же не уѣду отсюда и останусь, пока
не смеркнется; скажу тебѣ болѣе—я всякій день буду пріѣзжать
къ тебѣ.—Сохрани тебя Богъ!—вскричалъ онъ.—Непременно буду

— 176 -

— 177 —

пріѣзжать, решительно повторила Ольга. Онъ долго смотрѣлъ на
нее, какъ будто желая проникнуть въ ея душу; онъ нересталъ
понимать ее и не узнавалъ прежней застѣнчивой, стыдливой и безхарактерной женщины. Голова его начала горѣть.—Если ты ре­
шила мою судьбу,—взволнованно началъ онъ,—то говори.—Ольга не
шевелилась.—Говори, гірошу тебя, говори!—Она чувствовала, какъ
колени его дрожали.—Я не въ состояніи выбирать между тобой и
моими детьми,—начала она, не решаясь взглянуть на него;—не
терзай меня, я прошу у тебя только того, что сама даю тебе: люб­
ви— более ничего.—Но, ради тебя же, я долженъ настоять на
более опредѣленномъ ответе. Ольга, дорогая Ольга, отве-гь же
мне,— съ сердечнымъ сокрушеніемъ просилъ Владиміръ.—Я не хочу
отвечать тебе,—сказала она.—Дело идетъ о тебе, о твоемъ счастьи
совести и душевномъ спокойствіи,—продолжалъ онъ.—ДЬло идетъ
о тебе, вспыльчиво вскричала она,—о твоемъ эгоизме, надутой
чести и дорогихъ правилахъ! Неужели я не стою жертвы, когда я
всемъ жертвую для тебя?...—Владиміръ вспыхнулъ. Соболья шуба
Ольги упала на полъ. Она встала, прислонилась къ спинке его
кресла и глядела на дорогаго ей человѣка, пока онъ ходилъ взадъ
и впередъ по комнате, страшно, невыразимо страдая.—Мое посѣщеніе должно доказать тебе, что для тебя я не боюсь поставить на
одну карту все, что называю своимъ: честь, мужа и детей.—Я
этого не хочу,— пробормоталъ Владиміръ.— Чего же ты хочешь?—
спросила Ольга, подходя къ нему;—я хочу быть твоей, твоей женой.
—Разве ты пе жена другаго?— холодно и резко сказалъ Владиміръ. Не человеческая, демоническая насмешка, отъ которой Ольга
всегда вздрагивала до глубины души, выразилась въ его взоре. Но
въ этотъ разъ она презрительно выдержала, его взглядъ съ полу­
закрытыми глазами и равнодушно сказала: подай мне мою шубу.—
Владиміръ молча надѣлъ ее на ея плечи. Она сделала несколько
шаговъ и остановилась. Въ эту минуту въ ней возгорается страш­
ная, дьявольская ненависть къ человѣку, который такъ твердо и
спокойно стоитъ передъ нею. Нетъ, во что бы то ни стало, она
будетъ источникомъ его мученій и блаженства; онъ долженъ изныть
отъ тоски ио’ней, и, наконецъ, онъзадрожитъ передъ нею. Ей невыно­

сима мысль, что онъ отказывается обладать любящей и любимой имъ
женщиной. Если его страсть не поглотитъ все его сомненія, все
его нравственный убежденія, то онъ не любитъ ее или любитъ не
такъ, какъ бы желало ея гордое сердце. Она чувствуетъ, что долж­
на пожертвовать ему собою для того, чтобъ владеть имъ, какъ
своей собственностью, и тогда она никому не уступить его. Она
тонаетъ ногой и отрывисто, резко говорить: я не уйду отсюда.—
Злая усмешка передергиваетъ ея уста въ ту минуту, какъ она
садится въ кресло и сбрасываетъ съ себя свою шубу.—Прости
меня,'—начинаетъ Владиміръ,—я обиделъ тебя и жалѣю о томъ,
искренно жалею-. Слушаешь ли ты меня, Ольга, милая Ольга?
Теперь мои убежденія тебе известны. Ты любишь меня и не можешь
победить своего чувства; я самъ сознаю, что это превышаетъ твои
силы. Прошу тебя, решись всецело принадлежать тому, кого ты
любишь; покинь свой домъ, миръ котораго нарушенъ навсегда;
будь моей женой; я буду носить тебя на рукахъ, буду твоей
защитой въ здешней суровой жизни и стану жить единственно
для тебя.—Разве я не хочу быть твоей, вполне твоей?— вскричала
она съ фанатическою преданностью, широко раскрывъ глаза и спо­
койно обращая ихъ на него. Владиміръ покачалъ головой, селъ
на свой старый, изорванный диванъ и устремилъ свой взоръ къ
земле.— Ты начинаешь сомневаться и самъ видишь, что не въ
состояніи убедить меня, тогда какъ мне это возможно.—Нѣжная
краска разлилась по ея лицу; она быстро встала, подошла къ двери,
заперла ее и бросилась передъ нимъ на полъ.—Ольга, что ты за­
думала?..— Приди ко мне,—сказала она,— но какъ ты дрожишь!
Приди, не бойся меня...—Она нежно прижалась къ нему.—Я дей­
ствительно начинаю бояться тебя,—возразилъ онъ ей въ лихорад­
ке,—сжалься надо мной и оставь меня.—Я такъ жалею тебя, что
не уйду,—ответила она ему смеясь,—да, ты пропалъ.— Зрачки ея
расширились, ноздри задрожали, и когда она страстно охватила
его и начала цѣловать, то обнаружила зубы—точь въ точь, какъ
граціозное хищное животное во всей его необузданной жестокости.
—Ты задушишь меня своими поцелуями,—пробормоталъ Владиміръ,—въ твоихъ рукахъ душа таетъ, какъ воскъ.—Но прекрасный
З а в ѣ щ а н іе К а и н а .

'

12

-

178 —

деыонъ не довольствовался его душой.—Я хочу, чтобъ и разсудокъ
твой также растаялъ,—шепнула она ему,—только тогда будемъ мы
равные.—И она снова начала цѣловать его своими влажными, горя­
чими устами и довела его до сумасшествія; онъ рванулъ ее къ
себѣ и безсознательно сталъ перебирать руками ея влажные волосы.—
Не смотри на меня,— чуть слышно проговорила она... И наконецъ,
настала минута, когда все было забыто: сомнѣнія, страданія и
убѣжденія. Онъ принадлежалъ ей, и всякая капля крови его была
переполнена ею... Когда, уничтоженный, лежалъ онъ на ея груди
и потомъ на колѣняхъ молился на нее, тогда короткій, торжеству­
ющей смѣхъ сорвался съ устъ ея.—Видишь,—сказала она,—ты
презиралъ, отталкивалъ меня, а теперь лежишь у ногъ моихъ, и
еслибъ я хотѣла...—Я обидѣлъ, оскорбилъ тебя,—тихо проговорилъ
онъ,—теперь ты въ правѣ топтать меня.—Какое тщеславіе!—ша­
ловливо вскричала она:— самъ подумай, какая мнѣ въ этомъ ра­
дость!—Еслибъ я только могъ думать въ эту минуту,— возразилъ
онъ, какъ бы въ бреду, и тихая грусть разлилась по всему его
существу.—Одно чудовищное ощущеніе поглотило все. Я пожертвовалъ тебѣ своими лучшими мыслями, чувствами и правилами
всей жизни, а ты, играя, вздуваешь ихъ на воздухъ, какъ мыльные
пузыри. Теперь я не спрашиваю тебя, что насъ ожидаетъ впереди,
—я знаю только одно, что хочу быть твоимъ, твоею собственностью
твоимъ рабомъ... Она ничего не отвѣтила. Все замолкло въ душѣ
ея: теперь она знала, что такое любовь и счастье.
— У Ольги была кормилица, которую вскорѣ послѣ замужества
она наградила небольшой мызой; этотъ незначительный фольваркъ
лежалъ въ сторонѣ отъ усадьбы и скрывался за мелкимъ лѣсомъ.
Преданная, услужливая старушка была посвящена въ ея тайну, и
любящія сердца встрѣчались другъ съ другомъ въ маленькой комнатѣ, находившейся въ задней части дома. Ольга обратила ее въ
уютный, пріятный уголокъ. Теперь Владиміръ былъ безгранично
преданъ ей. Оба блаженствовали. Чувство, свившее себѣ гнѣздо
въ сердцѣ Ольги и оттуда проливавшее свѣтъ и блескъ на все
окружающее ее, поглотило всю ея прежнюю муку и всю испытан­
ную ею досаду. Но неожиданно ею овладѣлъ безотчетный страхъ

— 179 —
за свое безпредѣльное счастіе, страхъ, который трогалъ до глубины
души ея любовника. Она дрожала, какъ скоро онъ проводилъ ру­
кою по ея одеждѣ. Въ это время другой голосъ впервые загово­
рилъ въ Ольгѣ. Необыкновенно сильные, привлекательные глаза
Владиміра пробудили въ ней ея вторую душу. Это случилось въ
грозу. Свѣчи были погашены, и одна молнія, время отъ времени,
освѣщала комнату, гдѣ Ольга въ забытьи покоилась на груди
Владиміра. Вдругъ какія-то видѣнія стали носиться передъ нею,
и она заговорила съ нимъ. Сначала онъ не понялъ, въ чемъ дѣло,
взялъ ее въ свои объятія и назвалъ по имени. Но она не просну­
лась. Какой-то необъяснимый ужасъ напалъ на него, и онъ сталъ
внимать ея словамъ вмѣстѣ со страхомъ и любопытствомъ. Гроза
прошла и только вдали слышались глухіе раскаты грома, но Ольга
лежала въ лунномъ свѣтѣ, словно усопшая. Тогда Владимиръ призвалъ на помощь всю свою врожденную бодрость духа и сталъ
дѣлать ей вопросы.—Что тамъ, за небомъ?—Я ничего не знаю о
томъ.—А есть ли загробная жизпь?—Нѣтъ,—возразила Ольга. Кровь
застыла въ его жилахъ и сердце замолкло. Ольга замѣтила его
состояніе и сказала, что ничего не видитъ изъ того, что лежитъ
внѣ земной атмосферы; она не видитъ, что происходитъ съ человѣкомъ нослѣ его смерти, но она страшно боится могилы, ей ка­
жется такъ ужасно лежать въ холодной землѣ, гдѣ черви будутъ
точить ея тѣло; она охотнѣе легла бы подъ открытымъ небомъ,
но тутъ вороны расклевали бы ее; Владиміръ долженъ дать ей
слово, что, когда она умретъ, онъ положить ее въ склепъ. Онъ
обѣщалъ ей это. Вскорѣ онъ нривыкъ къ этой второй душѣ его
Ольги и охотно прислушивался къ ея голосу, и голосъ, въ свою
очередь, полюбилъ его. Ольга готова была отдать ему свою душу.
Какъ блаженный сонъ, пролетали часы въ общеСтвѣ Владиміра.
Теперь Ольга возненавидѣла всѣ выѣзды, но, для избѣжанія толковъ, иногда показывалась въ свѣтѣ. Владиміръ часто бывалъ въ
ея домѣ и нерѣдко оставался на ночь. Онъ спалъ тогда въ этой
комнатѣ, па этой кровати, и Ольга....
Она замялась.
— Я все понялъ теперь.

— 180 -

— И Владиміръ былъ такой добрый,—снопа продолжала Ольга,
—всегда привозилъ книги съ собой и читалъ ихъ вслухъ Ольгѣ, или
съ ангельскимъ терпѣніемъ училъ ея дѣтей. Когда настала весна,
они вмѣстѣ работали въ саду; вдвоемъ посадили они каждый цвѣтокъ, выростили всѣ овощи, которыя подавались на столъ, а пчелы,
точно ручныя канарейки, садились на руку Ольги и ползали но
ея волосамъ. Она знала, гдѣ какое гнѣздо нъ саду, любила мали­
новку въ старомъ грушевомъ деревѣ и маленькаго чижика и со­
ловья, котораго ей показалъ Владиміръ, и она часто смотрѣла,
какъ самки и самцы летали взадъ и впередъ и кормили своихъ
пунгастыхъ птенцовъ. Лѣтомъ они гуляли по полямъ и сидѣли у
опушки лѣса, а вечеромъ на террасѣ; иногда небо было усѣяно
зііѣздами, и Владиміръ говорилъ наизусть чудные стихи различныхъ
иоэтовъ; они такъ и лились изъ его устъ. Ольга прилежно списы­
вала ландшафты и сельскія сцены съ натуры. Когда ей удавалось
удачно передать свою фантазію и Владиміръ смотрѣлъ на ея ра­
боту, то она читала въ его блестящихъ глазахъ, на сколько онъ
доволенъ ею,—въ эту минуту она не знала счастья, которое могла
бы сравнить съ своимъ. Послѣ жатвы они вмѣстѣ путешествовали
по Карпатскимъ горамъ. Мишель ѣхалъ съ провоіникомъ впереди,
a Владиміръ велъ подъ уздцы лошадь Ольги. Они всходили на
Черпую гору, видѣли на ея вершинѣ глубокое, бездонное озеро и
съ высокихъ горъ глядѣли на свою безконечную родную равнину.
А когда, зимой, они снова заперлись въ своемъ маленько мъ теп­
ломъ домѣ, тогда любовь украсила миртами и розами его простыя
стѣны, а музы наполняли свѣтомъ и мелодіей тихіе сумерки. Мужъ
ея сидѣлъ съ дѣтьми на диванѣ, Владиміръ на маленькомъ коричневомъ креслѣ, а Ольга за Фортепіано. Она играла отличныя произведенія великихъ нѣмецкихъ композиторов!, или пѣла съ Владиміромъ грустныя малороесійскія пѣени. Часто онъ читалъ вслухъ,
или они вмѣстѣ читали сцены изъ Фауста, Эгмонта,. Ромео и
Юліи; она читала роль Гретхенъ, Клерхенъ или Юліи, и, какъ у
послѣдней, сердце ея было переполнено ея любовникомъ. И всетаки бывали и мрачныя минуты. Иногда раскаяніе овладѣваетъ ею,
и она хочетъ во всемъ сознаться своему мужу и искупить грѣхъ

-

181 —

исполненный блаженства. Въ другой разъ ей хочется убѣжать съ
Владиміромъ, но честь и дѣти удерживаютъ ее отъ этого шага.
Она колеблется, размышляетъ, терзается, но забываетъ все, какъ
скоро лежитъ на его преданной груди; тогда исчезаютъ
всѣ сомнѣнія, заботы, всѣ думы, и она вполнѣ счастлива.
Нѣтъ, и тогда она счастлива не вполнѣ. Владиміръ молчитъ, но
она часто читаетъ на его мрачномъ лбу мучительное порицаніе: я обманываю друга, который вполнѣ довѣряетъ мнѣ; я
вовлекаю въ грѣхъ женщину, которую хотѣлъ поднять нравственно,
покрываю ее поворомъ.— Она же испытываетъ совсѣмъ иное мученіе. Замѣчаютъ, что она недружно живетъ съ своимъ мужемъ, и
жалѣютъ о ней, а она такъ безумно счастлива, такъ гордится сво­
имъ счастьемъ. что готова бы провозгласить во всеуслышаніе: я
любима тѣмъ, кому вы всѣ удивляетесь, я первая поставила ногу
на его гордую выю.—Она сама требовала отъ него тайны и сама
же не можетъ соблюсти ее; ей хотѣлось бы, чтобъ всѣ завидовали
ей, а еще болѣе тому, кого она возвела на степень божества своею
благосклонностью. Такимъ образомъ, она сама предательски выдаетъ
свою любовь. Какъ скоро ей представляется случай отличить Владиміра передъ другами, она забываетъ всякую осторожность. Онъ
одинъ имѣетъ право держать ея стремя, высаживать ее изъ саней,
снимать ея шубу; она всегда выбираетъ его въ танцахъ; онъ подаетъ ей прохладительное питье, по ея приказанію наполняетъ
ея стаканъ, разрѣзываетъ ей дичь. Она скушаетъ кусочекъ, а дру­
гой подаетъ ему на своей вилкѣ, или пьетъ изъ его стакана, а
ему отдаетъ свой собственный, а ножка ея покоится на его носкѣ.
Когда онъ въ комнатѣ, то она не сводитъ глазъ съ него, а если
онъ еще не пріѣхалъ, то она смотритъ на дверь, пока онъ не взойдетъ, и тогда блѣднѣетъ и краснѣетъ. Когда говорятъ о немъ, она
съ жаромъ заступается за него и отзывается о его характерѣ и
умѣ съ восторгомъ, который возбуждаетъ подозрѣніе самыхъ добродушныхъ и разсѣянныхъ людей. Начинаютъ ходить слухи, толки,
сотканные изъ правды, лжи и подлости, и, наконецъ, никто уже
не сомнѣвается, что Владиміръ Подолевъ счастливый любовнивъ
красивой женщины. Кой-что доходить до слуха ея мужа; онъ долго

— 182 -

не допускаетъ мысли о возможности измѣны, но, наконецъ, и его
подозрѣніе возбуждено, и онъ начинаетъ наблюдать за своей женой
— Такъ проходитъ годъ. Первые бѣлые цвѣты распустились въ
саду, душистый весенній воздухъ черезъ открытую дверь проры­
вается въ небольшой залъ, гдѣ Ольга вмѣстѣ съ мужемъ и любовникомъ сидитъ у чайнаго стола. Воздухъ такъ удивительно свѣжъ
и ароматенъ, вечернее пебо блеститъ безчисленными звѣздами,
перепела перекликаются на зеленомъ полѣ; необъяснимый страхъ
и тоска по чему-то, не то пріятная грусть и тревожное счастіе
охватываютъ душу. Маленькія зеленыя мухи и бѣлыя бабочки
жужжатъ и кружатся около свѣтлаго колпака лампы. Владиміръ
открылъ Шекспира. Ольга смотритъ въ книгу черезъ его плечо и
читаетъ:
Ромео. Современемъ тепереш н ія страданія бу дутъ сл у ж и т ь нам ъ предметомъ
пріятной бесѣды.
Ю лія. О Боже! сердце мое м уетъ н есч астіе. Н еуж ели гл а за обманываютъ меня?
М нѣ чуд ится, что я ви ж у тебя въ глубокой м огилѣ, бл ѣ д н аго ...

— Невидимая стрѣла вонзилась въ сердце Ольги. Она не мо­
жетъ преодолѣть непонятнаго ужаса и бросаетъ испуганный взглядъ
на Владиміра, который дѣйствительно очень блѣденъ.—Я не могу
читать далѣе, сердце мое какъ будто разрывается....—Это весенній
воздухъ.—говорить ея мужъ,—запремъ дверь на террасу.—Ольга
на минуту выходитъ на террасу, потомъ возвращается и разливаетъ
чай. Она сидитъ напротивъ Владиміра. Мужъ ея наблюдаетъ за
ней и замѣчаетъ изъ за своей газеты, какъ она обмѣнивается съ
своимъ любовникомъ вглядомъ, исполненнымъ страсти. Въ то же
время она дотрогивается ногой до его ноги.—Это моя нога,—спо­
койно говорить ей Мишель. Ольга вздрагиваетъ и въ волненіи
нагибается надъ столомъ. Она видитъ страшно измѣнившееся лицо
своего мужа, когда онъ выходитъ изъ зала.—Ты выдала насъ,—тихо
говорить ей Владиміръ.—Боюсь, что такъ,— бормочетъ она;—пусть
жѳ онъ все узнаетъ, я рѣшаюсь принадлежать тебѣ, тебѣ одному,
я стану твоей женой, Владиміръ.—Онъ съ благодарностью глядитъ
на нее и цѣлуетъ ея руку.—Какъ я люблю тебя—и съ« каждымъ
часомъ все сильнѣе и сильнѣе!— Ты долженъ остаться здѣсь на

-

188 —

ночь; намъ необходимо переговорить о многомъ.—Только не нын­
че,— испуганно умоляетъ онъ ее,—у меня дурное предчувствіе, ради
Бога, не нынче.—Мишель закашлялъ, прежде чѣмъ вернулся въ
залъ; онъ взялъ свою чашку и пожаловался на головную боль; го­
лосъ его звучалъ такъ глухо, когда онъ сказалъ, что пора идти на
покой. Владиміръ пожаль руку ему и Ольгѣ и отправился въсвою
комнату, гдѣ, не раздѣваясь, бросился на постель. Послѣ полуночи
онъ услышалъ на террасѣ шорохъ женскаго платья.'Онъ вскочилъ
и подошелъ къ окну. Все было тихо. Вдругъ Ольга выпрыгнула
изъ тѣни и обхватила его своими руками.—Вотъ и твое дурное
предчувствіе,—засмѣялась она. Владиміръ не отвѣтилъ, онъпомогъ
ей спуститься въ комнату, недовѣрчиво поглядѣлъ въ садъ и заперъ
окно. Ольга между тѣмъ сѣла. — И такъ, ты боишься меня? Ты
вправѣ бояться,— продолжала она шутить и, обвивъ его шею сво­
ими бѣдыми руками, привлекла его къ себѣ.... — Мнѣ такъ
жарко, — проговорила она спустя немного, — отвори окно. Владиміръ отрицательно покачалъ головой.—Что съ тобой?—вскричала
она съ серебристымъ смѣхомъ: никакъ ты боишься моего мужа?—
Она встала, открыла окно и опять прижалась къ нему. — Прошу
тебя, уйди отсюда,— проговорилъ онъ дрожащимъ голосомъ. Ольга
не отвѣтила ему и безпечно продолжала трепать его волосы. Вдругъ
онъ сдѣлалъ сильное движеніе въ направленіи окна. Ольга въ
испугѣ быстро повернула голову. Но уже было поздно. Мужъ ея
стоялъ передъ ними. Молча, окоченѣвъ отъ ужаса, она отшатну­
лась назадъ, a Владиміръ бросился между ею и ея мужемъ. — Не
безпокойся защищать ее,—холодно сказалъ Мишель, — я не трону
ее. Иди къ себѣ, Ольга, намъ необходимо сказать нѣсколько словъ
другъ другу.—Она медленно удалилась, бросивъ продолжительный
взглядъ, исполненный душевной муки, на Владиміра, который смотрѣлъ на нее съ неестественно сіяющими глазами. Дойдя до своей
комнаты, она заперлась на ключъ и бросилась на постель съ не­
выразимой, тупой болью въ сердцѣ.
— Черезъ нѣсколько времени она услышала, что мужъ ея вер­
нулся въ свою комнату, потомъ кто-то уѣхалъ верхомъ со двора, и
снова все замолкло. На разсвѣтѣ послышались твердые шаги еямужа;

— 184 —
онъ шелъ по коррид ору. Прошло еще нѣсколько мучительныхъ ми­
нуть, и она услышала знакомое ей ржаніе его жеребца и затѣмъ
конскій топотъ,—мужъ ел ускакалъ.—Сѣрый свѣтъ печально вры­
вался въ комнаты. Ольга вышла изъ спальни.—Кто тутъ?—закри­
чала она. Никто не отозвался на ея зовъ. Она вышла на террасу
и увидѣла казачка, который, зѣвая и потирая сонные глаза, шелъ
по двору.—Гдѣ Владиміръ и баринъ?—спросила она его.—Баринъ
написалъ нѣсколько писемъ,—равнодушно отвѣтилъ онъ, раскусы­
вая зубами соломенку,—и послѣ того куда-то поѣхалъ верхомъ, а
господинъ Подолевъ уѣхалъ* гораздо раньше его.— Теперь она дога­
дывается, что они отправились на дуэль, и, шатаясь, возвращается
въ свою комнату; на всякомъ шагу колѣни ея грозятъ надломиться;
кровь стынетъ въ жилахъ, а плакать она не можетъ. Она бросает­
ся передъ распятіемъ, которое виситъ надъ ея кроватьр, и ударяетъ себя кулаками въ лобъ; она надѣется, что Владиміръ убьетъ
ея мужа, отца ея дѣтей, и молится на колѣняхъ... пока кто-то
въѣзжаетъ на дворъ и останавливается у крыльца. Шаги прибли­
жаются. Она боязливо прислушивается, наклоняетъ голову на
стЬрону, пульсъ ея такъ и стучитъ, она боится пошевель­
нутся, она думаетъ, что умираетъ... Входитъ мужъ ея. —
Онъ умеръ,—говорить онъ ей,—голосъ его дрожитъ,—вотъ письмо
къ тебѣ,—честь удовлетворена... Теперь ты вольна оставить домъ,
если желаешь....—Болѣе она ничего не слышала; какъ будто вода
хлынула въ ея уши, и она упала на полъ... Когда она пришла въ
себя, то первый взглядъ ея упалъ на распятіе. Она ничего не
помнила изъ случившагося, только въ головѣ все было смутно и
пусто, а сердце болѣло отъ какой-то раны. Немного спустя, ей
бросилось въ глаза письмо, и постепенно память ея прояснилась, но
она не заплакала; она какъ будто окаменѣла, почти равнодушно
открыла письмо и прочла:
«Любезная жена!
Ты всѣмъ была для меня: жизнью, счастіемъ и честью. Для тебя
я сдѣлалъ ошибочный шагъ, согрѣшилъ и отрекся отъ своихъ лучшихъ убѣжденій. Такой образъ дѣйствій требовалъ жертвы умилостивленія. Въ то время, какъ ты будешь читать эти строки

— 185
судьба моя совершится. Не плачь обо мнѣ. Ты такъ переполнила
любовью и блаженствомъ годъ моей жизни, что онъ дороже цѣлаго
жалкаго человѣческаго суіцествованія, и я могу только поблагода­
рить тебя за испытанное счастіе. Будь счастлива, а если это не­
возможно, то будь честна и исполняй свой долгъ.
Позволь мнѣ еще пожить въ твоей памяти. Прощай навсегда.
Твой Владиміръ“.
— Молча сложила она письмо, встала, одѣлась и начала укла­
дываться. Она сейчасъ же хотѣла бросить своего мужа. Но вдругъ
она услышала дѣтскіе голоса въ корридорѣ; она быстро отворила
дверь, и когда ликуюіція дѣти повисли на ея шеѣ, тогда она за­
рыдала и упала передъ ними на колѣни... Кофры остались пустые.
— Владиміра нашли въ березовой рощѣ у Тулавы. Это самое уеди­
ненное мѣсто н а . десять миль въ окружности. Тулавскій обществен­
ный сторожъ Балабанъ,—Леопольдъ знаетъ его,—нашелъ его, когда
обходилъ лѣсъ. Онъ лежалъ на спинѣ и. держалъ пистолетъ въ
рукѣ. Пуля засѣла въ его груди. При немъ нашли письмо, какое
пишетъ каждый, кто дерется на жизнь и на смерть. Такимъ обра­
зомъ, порѣшили, что онъ самоубійца и похоронили его за кладбищен­
ской оградой... То, что слѣдуетъ теперь, есть обыденная, обыкновенная
сторона жизни, но оно стоитъ въ связи съ предъидущими событіями.
Ольга страшно возненавидѣла мужа, но не бросила его. Она едва пе со­
шла съ ума отъ горя; часто дьявольская мысль охватывала ея душу,
и однажды она -уже зарядила пистолетъ, чтобъ застрѣлить его, и
все-таки осталась съ нимъ, такъ какъ она не можетъ жить, если
она не любима; ей отрадно знать, что онъ любитъ ее и страшно
страдаетъ отъ сознанія, что хотя она принадлежитъ ему, но онъ не
можетъ назвать ее своею. Мужъ часто тяготить ее. Съ нѣкотораго
времени страшная блѣдность покрыла ея лицо; сердце ея нездо­
рово, и въ лунныя ночи она принуждена блуждать и не знать покоя.
Она замолкла.
—Теперь Леопольдъ все знаетъ,—сказала она съ спокойной, тро­
гательною преданностью,—теперь онъ пойметъ Ольгу и будетъ мол­
чать.
Я поднялъ руку, какъ бы для клятвы.

— 186 —

— Я знаю, что онъ не измѣнитъ ей,—сказала она,—доброй ночи!
Пѣтухъ уже пропѣлъ во второй разъ, на востокѣ виднѣется свѣтлая полоса на небѣ. Мнѣ надо уйти.
Она медленно пошла, вытягивая свои прекрасные члены, и про­
вела рукой по волосамъ, изъ которыхъ посыпались искры. Въ окнѣ
она еще разъ повернулась ко мнѣ и приложила палецъ къ устамъ.
Послѣ того она исчезла.
Я долго прислушивался, всталъ и подошелъ къ окну. Ничего не
было видно въ глубокой ночной тишинѣ, кромѣ щедро разливавшагося серебристаго свѣта полной луны.
По утру я сошелъ въ небольшую столовую, гдѣ хозяинъ предложилъ мнѣ раздѣлить завтракъ.—A послѣ того я самъ выведу
васъ на дорогу,—привѣтливо добавилъ онъ.
— Гдѣ же ваша супруга?— спросилъ я.
— Она нездорова,—какъ-то безпечно отвѣтилъ онъ;— она сильно
етрадаетъ мигренями, §ъ особенности въ полнолуніе. Не знаете ли
вы хорошаго средства отъ этой болѣзни? Одна пожилая дама совѣтовала соленые огурцы, что вы на это скажете?
Мы простились съ нимъ по ту сторону лѣса.
Не смотря на его любезное приглашеніе, я не воспользовался
имъ, и всякій разъ, когда ночью мнѣ случается проѣзжать мимо
уединенной усадьбы, окруженной темными тополями, тихая грусть
находитъ на меня.
Съ тѣхъ поръ я не видалъ Олыш, но во снѣ мнѣ часто грезится ея
восхитительный станъ съ благородной головой, ея прекрасное блѣдное лицо съ замкнутыми глазами и разсыпающимися, сладострастноволнующимися волосами.

ЛЮБОВЬ ПЛАТОНА.

ЛЮБОВЬ

ПЛАТОНА.

Всегда съ особенньшъ удовольствіемъ посѣщаю я семейство Тарновскихъ. Какое-то своеобразное добродушіе поражаетъ васъ въ
ихъ домѣ. Всѣ малѣйшіе предметы, самъ воздухъ нропитанъ этимъ
добродушіемъ, не говоря о каменныхъ стѣнахъ, окружающихъ го­
сподскую усадьбу, о старой, полинялой мебели, о животныхъ и
людяхъ, которые какъ-то особенно привѣтливо смотрятъ на васъ.
Пріятное и мирное ощущеніе охватываетъ душу, какъ скоро вды­
хаешь эту благодатную атмосферу. Всюду свѣтъ и теплота, и мнѣ
кажется, что то и другое исходить изъ самой пожилой графини
Каролины Тарновской. Посреди высокихъ шкафовъ, съ праотцов­
ской деревянной мозаикой, и полуживыхъ слугъ, не разъ случалось
мнѣ излить свое горе, свои заботы и преодолѣть терзавшія меня
сомнѣнія и скорби, глядя на теплые, кроткіе глаза графини и ла­
ская на своихъ колѣняхъ ея черную кошку.
И нынче я отдыхалъ душою въ ея домѣ. Я долго былъ въ отсутствіи и по возвращеніи на родину прежде всего отправился къ
графинѣ,—и вотъ теперь она сидитъ напротивъ меня, держитъ
мои руки въ своихъ и заглядываетъ въ мою душу своими голубыми
глазами, отъ которыхъ не скроешь ничего.
На дворѣ морозно. Стоитъ ясный, но холодный вечеръ, даже
очень холодный. Двѣ звѣзды глядятъ въ окно; огонь въ каминѣ
трещитъ и по временамъ весело свѣтитъ на коверъ, и мы болтаемъ съ графинею. Есть что разсказать послѣ долгой разлуки, а она
въ состояніи разрѣшить не одинъ вопросъ.
Графиня—это единственная женщина, которая, за исключеніемъ
матери, внушаетъ мнѣ особое уваженіе; но, не смотря на весь свой
авторитеть, она вовсе не имѣетъ внушительной наружности; она

— 190 даже не высокаго реста; это маленькая женщина, весьма деликат­
ная, съ миніатюрнымъ лицомъ, обрамленнымъ сѣдыми волосами,
но которое и въ старости носитъ на себѣ слѣды изящества и кра­
соты, красоты не столько физической, сколько душевной. Духо­
внаго свойства и та сила, которая высказывается въ ея большихъ
голубыхъ глазахъ, глядящихъ на васъ словно изъ инаго міра. Эту
духовную силу она передала и своему сыну, графу Гендрику, и
вотъ теперь, когда она глядитъ на меня, мнѣ такъ и чудится, что и
глаза моего друга покоятся на мнѣ.
Что подѣлываетъ нашъ Платонъ?—живо спросилъ я графи­
ню, вотъ уже болѣе года, какъ я не имѣю никакихъ извѣстій
о немъ.
— Болѣе года?—отвѣчала графиня,—а въ этомъ году много во­
ды утекло; онъ развелся съ своей женой.
Съ своей женой?!—вскричалъ я и невольно нривсталъ съ сво­
его мѣста. У Гендрика жена? У нашего Платона жена? Да это
рѣшительно невозможно!
Такъ вы и не знаете, что онъ женился?
Ничего не знаю, положительно ничего.
— Сядьте же,—продолжала графиня—Годъ тому назадъ онъ
женился, и вотъ уже нѣсколько недѣль, какъ онъ развелся съ своей
женой.
Я сѣлъ.
— Платонъ женился, развелся,—заговорилъ я,—извините, но я
не могу собрать своихъ мыслей. Этотъ врагъ женщинъ...
Онъ никогда не былъ врагомъ женщинъ,—прервала меня
графиня.
Значитъ не былъ и философомъ? Я не могу объяснить себѣ
женитьбу идеалиста, не соглашавшагося вкусить земныхъ благъ и
видѣвшаго въ самой умной и прелестной женщинѣ—подобіе обезь­
яны; нѣтъ, это рѣшительно невозможно. Я такъ живо вижу его пе­
редъ собою, когда, три года тому назадъ, я пожалъ ему руку на
прощаньи. Въ то время онъ еще не зналъ женщинъ. Однажды я
спросилъ его: неужели ты никого не любилъ?—Нѣтъ, любилъ, но
эта женщина была мущина.

— 191 Графиня засмѣялась.
Я еще помню,— продолжалъ я,— какъ улыбка пробѣжала uo
его лицу при этихъ словахъ, дѣтски-хитрая улыбка. На меня онъ
всегда производилъ впечатлѣніе нереодѣтой дѣвушки: такъ пора­
жала меня его нѣжность и пріятность; ходилъ опъ всегда на ципочкахъ, часто краснѣлъ, закрывалъ нѣсколько глаза, когда гово­
рилъ, а^руки его дѣлали какія-то плавныя движенія, какъ будто
онъ плавалъ. Онъ видимо избѣгалъ женщинъ, а съ мущипами об­
ходился такъ деликатно и любезно, какъ мы обходимся съ женщи­
нами. ІІріятель онъ былъ такой, какого не скоро найдешь, всегда
былъ радъ пожертвовать собой для тѣхъ, кого любилъ.
Графиня ничего не отвѣтила; пока я говорилъ, черная кошка
ея съ достоинствомъ вошла въ комнату, неслышно пробираясь на
своихъ бархатныхъ лапкахъ, и затѣмъ однимъ прыжкомъ очутилась
на колѣняхъ у хозяйки, гдѣ, зыкрывъ глаза, стала мурлыкать и
вертѣть хвостомъ. Кошку звали Мими, и такой превосходной кошки
мнѣ нигдѣ не случалось видѣть въ теченіи всей своей жизни; это
была въ полномъ сыыслѣ кошачья красавица, а въ желтыхъ гла­
захъ ея было столько души, конечно кошачьей души, и столько
ума и доброты, что невольно чувствовалось, глядя на нее, что и
она знала горе и страданіе; и дѣйствительно, будучи кошкой, она
имѣла несчастіе влюбиться въ человѣка. Послѣ привѣтствія графинѣ, она вспрыгнула ко мнѣ, и я сталъ гладить ее, снова обра­
щаясь къ ея госпожѣ.
— И такъ, его отвращеніе отъ женщинъ было не болѣе какъ
застѣнчивостыо?
— Нѣтъ, у него есть свои принципы,—возразила графиня.
— Принципы?
— Да; вообще на свѣтѣ идеальныхъ натуръ и чистыхъ сердецъ
болѣе, чѣмъ думаютъ. Только есть люди, которые такъ совѣстятся
своей доброты, что скрываютъ ее, какъ будто скрываютъ какой
нибудь неблаговидный поступокъ. Вотъ и вы,— не разыгрывайте
передо мною пессимиста и волокиту,—я хорошо знаю васъ. Для то­
го, чтобъ вы поняли, какъ все это случилось, мнѣ слѣдовало бы
начать съ давнишней исторіи; но мнѣ кажется, что еслибъ я даже

— 192 —

разсказала вамъ все, что знаю сама, вы все-таки не поняли бы
причины ею брака. Право, не знаю, какъ мнѣ удовлетворить ваше
любопытство.
Дѣйствительно, едва ли когда нибудь оно было возбуждено до та­
кой степени.
— Вамъ необходимо узнать все, что онъ пережилъ до этого
шага— снова заговорила графиня;— только тогда вы не осудите
его.—Она встала, открыла одинъ изъ большихъ шкафовъ, стоявшихъ въ комнатѣ, и, выпувъ изъ него тетрадь, подала ее мнѣ.—
Прочтите эти письма,— продолжала она,—но не забудьте, что они
написаны восемь лѣтъ тому назадъ, когда Гендрику было всего
двадцать лѣтъ, и непремѣнно прочтите ихъ по .порядку, такъ,
какъ они въ этой тетрадкѣ. Въ послѣдній разъ, какъ Гендрикъ
былъ здѣсь, онъ попросилъ у меня иголку и нитку голубаго шелка,
скрѣпилъ ихъ вмѣстѣ и поставилъ заглавіе.
Было уже поздно, когда я вернулся домой, но тѣмъ не менѣея'
сейчасъ же принялся за интересное чтеніе и только тогда поло­
жилъ тетрадь, когда прочелъ ее до конца.

П исьм а

къ

м оей

м атери.

7 -е декабря.

Д о р о г а я мать!
Я благополучно доѣхалъ до зіѣста своего назначенія и здоровъ,
но одиночество наводитъ на меня грусть, даже какой-то страхъ,
хотя и совѣстно сознаться въ этомъ. Ты знаешь, что я облекся въ
мундиръ не для того, чтобъ разыгрывать героя, а чтобъ принести
свою лепту на пользу государства, котораго считаюсь гражданиномъ. Я страдаю тоской по родинѣ, въ особенности же сильной
тоской по тебѣ; тоскую по старой мебели, по каждому темному
закоулку нашего дома, по кошкѣ, даже по отцу, который всегда
былъ строгъ со мною и всегда относился ко мнѣ, какъ посторонній человѣкъ. Въ первый разъ очутился я на чужой сторонѣ. У
меня веселая и удобная квартира, Я сдѣлалъ визитъ полковому
командиру, былъ и у товарищей; первый былъ очень сдержанъ,
вторые обошлись со мною съ обидной вѣжливостью. Они даютъ
мнѣ почувствовать, что я вступилъ въ иолкъ съ золотой портупеей.
Вотъ и сижу я одинъ у теплой печки въ вечерніе часы; малый
мой кипятитъ воду для чая; а я мысленно переношусь къ тебѣ.
Мнѣ только стоитъ закрыть глаза—и сейчасъ же все оживаетъ въ
моей памяти. Часы пробили пять. Въ это время мы пили кофе
въ твоей комнатѣ. Анна теперь накрываетъ большой круглый столъ,
а Мартынъ стучитъ чашками; я слышу твой кроткій голосъ, слышу
также, какъ Альфредъ и Романъ дразнятъ добрую Анну,—но въ
эту минуту я не въ состояніи смѣяться надъ ея безчисленными
образами, надъ ея миртовымъ вѣнкомъ и романической предан­
ностью къ патеру Серафиму; не посмѣялся бы даже надъ общиною
дѣвицъ. Самъ Мартынъ, съ его комическимъ влеченіемъ къ домо­
правительниц^ является для меня какой-то естественной необхоЗавѣщ аніе К аи н а.

із

— 194 —
дикостью; не будь его— остался бы пробѣлъ въ старомъ домѣ. Что
подѣлываетъ Адамъ, этотъ славный Адамъ, котораго я такъ

лю­

билъ, когда ещ е былъ ребенкомъ, что только къ нему одному шелъ
отъ кормилицы и котораго называлъ красивымъ Адамомъ, не смот­
р я на конюшенный запахъ, немытыя руки и красное лицо его, всег­
да покрытое лоскомъ? Но я несправедливъ къ нему:

однажды онъ

вымылъ свои руки; это было въ тотъ день, когда онъ вложилъ двѣ
красныя

гвоздики въ свою петлицу и посватался

знаю только, помылся ли онъ въ день

за Розалію. Не

своей свадьбы. А какъ по-

ж иваетъ Розалія? Добрая душа, не одну слезу запекла она въ яблоч­
ный пирогъ,

который

прислугѣ и забываю

испекла мнѣ на прощанье. Но я говорю о
братьевъ. Добрые, милые

братья! Они зна-

ютъ, какъ я люблю ихъ; это мои первые друзья. Продолжаютъ ли
они воевать послѣ моего отъѣзда? К то же командуетъ

арміей въ

моемъ отсутствіи? Вѣроятно, они будутъ искать своего Наполеона;
не досчитаются они ещ е четырехъ гренадеръ и нѣсколькихъ уланъ,—
они разсердятся пожалуй, но я не могу утаить

своего проступка:

скажи имъ, что мнѣ жаль было разстаться съ своими картонными
солдатами, почему я и захватилъ нѣкоторыхъ изъ нихъ съ собою,
a здѣсь они стоятъ на моемъ столѣ между книгами и бюстами
Лермонтова и Пушкина.
A послѣ кофе, я вижу тебя за рабочимъ столикомъ, на кото­
ромъ нарисованъ городъ и подъ нимъ подписано: „C.-П етербургъ“,—
иначе, конечно, никто не зналъ бы, что это за городъ. Н а т е б ѣ н а дѣтъ бѣлый чепчикъ, а П етербургъ заваленъ бѣльемъ и чулками;
напротивъ столика виситъ портретъ покойной маленькой сестры, а
надъ кроватью твоей распятіе и образъ Богоматери съ младенцемъ!
Но вотъ стемнѣло, и прислуга перебралась въ просторную комнату
безъ оконъ, въ которой и днемъ царствуютъ постоянные сумерки.
Анна въ тридцатый разъ читаетъ вслухъ Ринальдо Ринальдини
или исторію Іоанна

Грозпаго, а ты въ это время всегда завѣши-

ваеш ь клѣтки твоихъ птицъ, которыя
твоему намѣренію отдать излишнихъ.

все. умножаются, вопреки

Вотъ и темный залъ, въ который отецъ ставилъ

меня на часы

и гдѣ внезапно оживавшіе бѣлые занавѣсы наводили на меня такой

страхъ, что я опрометью

бросался съ своего мѣста, — этотъ пре­

красный залъ съ его голубой шелковою мебелью,
тусами и картинами, на которыхъ

красными

как­

мнѣ такъ знакомы каждое де­

рево, каждый кустъ.
О тецъ сидитъ въ своемъ кабинетѣ,

у мраморнаго стола, и чи­

таетъ; на сголѣ стоятъ Виргилій, Гёте и Фридрихъ Великій. К акъ
часто забавлялся я тутъ, вынимая изъ ноженъ коротенькую шпагу
этого короля-воина и снова вкладывая ее въ ножны.

Есть тутъ и

Наполеонъ, отдыхающій на креслѣ во время лейпцигскаго сраженія,
а рядомъ съ нимъ небольшой фарфоровый музыкантъ, играющій на
фортепіано. Между
бронѣ;

на стѣнѣ

окнами

виситъ

стоитъ

грозный рыцарь

турецкое знамя

и панцырь

въ тяжелой
татарскаго

хана, разбитаго однимъ изъ наш ихъ предковъ во времена Собѣсскаго. Т утъ же виситъ и монгольская стрѣла, до которой я никогда
не смѣлъ дотрогиваться.
Но я все говорю о вещахъ, которыя такъ знакомы тебѣ; извини
меня,

если я только надоѣдаю тебѣ своимъ письмомъ,— все стало

мнѣ такъ дорого съ тѣхъ поръ, какъ я не живу въ старомъ домѣ
Тебѣ хотѣлось бы лучше узнать что нибудь обо мнѣ,
мнѣ нечего; быть можетъ,
слѣцуюіцій разъ.

но сказать

найду болѣе интересный матеріалъ въ

Теперь, какъ и дома, я буду говорить тебѣ все,

что бы ни случилось пережить; передамъ тебѣ всѣ свои новыя мысли,
внечатлѣнія и дѣйствія, а ты по ирежнему продолжай высказывать
мнѣ свои мнѣнія. Вѣдь ты всегда такъ вѣрпо руководила мною, а
любящая, кроткая рука твоя не менѣе нужна мнѣ и теперь. Всякій
разъ, какъ глаза твои ласково покоились на мнѣ, я зналъ,

что я

въ правѣ быть довольнымъ собою. Будь здорова, дорогая
кланяйся всѣмъ отъ любящаго тебя сына.

мать,

Твой Г ен д р и к ъ .
P. S. Хотѣлъ уже заклеить свое письмо, какъ вспомнилъ одинъ
удивительный случай, который надо разсказать тебѣ.

Возвращаясь

домой со службы, я встрѣтилъ фантастическія сани,

въ которыхъ

сидѣла молодая женщина въ роскошномъ туалетѣ. Я едва усиѣлъ
взглянуть на нее, но знаю, что у нея бѣлокурые волосы, прекрас­
ные глаза и княж еская осанка. Я невольно остановился и посмот-

— 396 —
рѣлъ ей вслѣдъ; еслибъ не ел неболынія,

кры латая,

лошади, то мнѣ кажется,

что я догналъ бы ее. Л въ состояніи

посѣщать гулянья, театры,

даже церкви

только для того,

чтобъ

снова увидѣть ее, а еслибъ мнѣ удалось узнать, гд ѣ она живетъ,
то я проводилъ бы цѣлые часы подъ ея окномъ, лишь бы видѣть
тѣнь ея на оконныхъ занавѣсахъ.
Растолкуй мнѣ, что я за человѣкъ? Ничего до такой степени не
восхищ аетъ меня, какъ видъ прекрасной женщины. Я въ состояніи
думать о ней день и

ночь;

я

разсказываю

самъ себѣ романы,

въ которыхъ я разыгрываю роль героя, а она— героини; она волнуетъ меня во снѣ, а между тѣмъ- я никогда не желаю обладать
ею; л убѣжденъ,

что мнѣ достаточно обмѣнлться съ нею десятью

словами— и все кончено! Да, прелестная женщина въ моихъ гла­
захъ то же,

что образецъ искусства, то же, что

и картина,

до

которой нельзя дотронуться, къ которой даже не смѣешь подойти
поближе, если не хочешь, чтобъ очарованье исчезло мигомъ.
Н авѣрно я увижу свою княгиню когда нибудь, но я ни за что
не заговорю съ нею. Я обойдусь съ этой красавицей такъ, какъ ты
обходишься съ своим #/розам и:

буду вдыхать ея ароматъ, любо­

ваться ея станомъ, но не сорву съ нея цвѣтка. Смѣйся надо мною,
смѣйсл надъ застѣнчивымъ юношей, который отваживается поду­
мать, что онъ могъ бы сломать такой гордый цвѣтокъ.
Въ этотъ разъ письмо мое вышло очень длинное, за то въ слѣдующій будетъ весьма короткое.

— 197 —

украинскія

Будь снисходительна къ твоему

герою-ребенку, вѣдь писать къ тебѣ есть мое единственное, вели­
чайшее удовольствіе. Доброй ночи, моя дорогая.

сама наш ла въ любви одно разочарованіе, скорбь и оскорбленіе и
ещ е въ молодости отказалась отъ всѣхъ ея воображаемыхъ радостей.
И это

потому,

лодь; правда, что мнѣ всего двадцать одинъ годъ,

Цѣлую твои ручки за твое милое письмо. К акъ счастливъ л, что
всѣ здоровы, даже всѣ твои канарейки. Будь покойна; я постоянно
хожу въ теплыхъ чулкахъ, согласно твоему желанію, и навѣрно не
простужусь. У баронессы я ещ е не былъ, но на дняхъ побываю.
Ты совѣтуешь мнѣ наслаждаться жизнію, ты,

которая вкусила

одну горечь жизни; ты желаешь, чтобъ я ухаживалъ за описанной
тебѣ красавицей или за другой хорошенькой женщиной, тогда какъ

но голова моя

созрѣла, а сердце устарѣло; нѣтъ, не устарѣло, а умерло— это бу­
детъ вѣрнѣе. Я знаю, что ты не была счастлива съ моимъ отцомъ,
что ты жила для своихъ дѣтей, тогда какъ онъ.... а если
наш ла счастья въ любви и въ жизни,

то кому же

ты

не

быть счастли-

вымъ? Кто осмѣлится нослѣ того заявить свои права

на счастіе?

То, что я узналъ изъ твоей .жизни и на что насмотрѣлся

въ на­

шемъ домѣ большими, любопытными и не дремлющими дѣтскими
глазами, глубоко засѣло въ моей душѣ.
Я испытываю нѣчто въ родѣ страха

передъ любовью. Н е разъ

говорилъ я это тебѣ, а ты, мой ангелъ, чистѣйш ая женщина,
чешь сдѣлать изъ меня волокиту. Да, ты отъ того
дительна къ порывамъ молодости,

такъ

ко всѣмъ людскимъ

хо­

снисхо­

ногрѣшно-

стямъ и страстямъ, что такъ строга сама къ себѣ, такъ нравственна.
Я наслѣдовалъ кое-что отъ тебя; не то, чтобъ я считалъ себя выше
другихъ людей, но ощущенія

мои нѣсколько

иѣжнѣе, и ты сама

привила во мнѣ отвращеніе ко всему неблаговидному. Я нѣсколько
разъ былъ въ театрѣ, и тутъ я видѣлъ, какъ люди, выставляющіе
на показъ свое образованіе, въ сущности немногимъ лучше дика­
рей. Замѣтилъ я много изящ ныхъ туалетовъ и мало интереса къ
таланту автора, къ искусству актеровъ; дамы кокетничали въ то
время, какъ я совершенно увлекся тѣмъ, что происходило на сценѣ.
Зачѣмъ поэты

И -e д екабр я.

что я молодой человѣкъ?— Я вовсе не такъ мо­

и самые

лучшіе поэты

постоянно

выставллютъ

намъ событія и людей минувшихъ временъ? Быть можетъ, сѵжденіе
мое покажется тебѣ слишкомъ отважнымъ, но по моему это и есть
причина, почему они не производятъ ничего цѣлаго,

а только по­

ловину чего-то. Инстиктивно чувствую я , что Эгмонтъ, Марія Стюартъ,

Варвара Радзивиллъ

и Іоаннъ Грозный, съ его опрични­

ками, не думали, не чувствовали,

а ещ е менѣе выражались такъ,

какъ говорятъ за нихъ поэты. Мы не понимаемъ, какъ современные
намъ люди совершаютъ дѣянія, возможныя только въ прошедшемъ,
а между тѣмъ еслибъ поэтъ вы велъ на подмостки своихъ героевъ

-

— 198 —

199 —

такими, какими они были въ дѣйствительности, сохранял весь отлечатокъ давно прошедшаго врем ени— что положительно
недоступно,— тогда мы ещ е менѣе поняли бы ихъ.
Впечатлѣніе дѣлаго

выношу

я только

14-е декабря.

никому

изъ пьесъ, гдѣ изобра­

Вчера я былъ у баронессы. Ты права, называя ее своей пріятельницей, такъ какъ о н а не только любитъ тебя, но и понимаетъ, а

жается настоящее; таковыми считаю я всѣ хорошіл французскія
комедіи, Ревизора Гоголя, Горе отъ ума Грибоѣдоиа и нѣкоторыя

послѣднее несравненно важнѣе. Я глубоко уважаю

другія. Я думаю, что

обрѣсти твое уваженіе и сохранить его — вещь

только этимъ путемъ дойдемъ мы до пре-

красныхъ историческихъ произведеній. Т акъ, Ш експиръ

въ Укро­

эту

женщину,

зная, что она пользуется твоимъ довѣріемъ, а угодить тебѣ,

нрі-

не легкая. Она

сейчасъ же пригласила меня на вечеръ, на формальный вечеръ, и

щ ены строптивой, Мольеръ въ своемъ Скупо мъ, въ Тартюфѣ
и Мизантропѣ, Морето въ Донмѣ Діанѣ, Бомарше въ Жснитъбѣ
Фигаро, Лессингъ въ Миннѣ фонъ Барнгелъмъ, Ш иллеръ въ Разбойникахъ, въ Проклятіи и любви, Гёте въ Клавиго и пр.— вывели на

такимъ образомъ я дебютировалъ въ

свѣтѣ. Естественно, что я

сцену своихъ современниковъ, а мы глядимъ на ихъ ироизведенія,

пожилой генеральшей, которая когда-то слыла львицею въ столи-

какъ на историческія картины, въ которыхъ, благодаря ихъ неподража­

цѣ; она и теперь ещ е носить локоны и сильно румянится, а лифъ

емой вѣрности, въ наш ихъ глазахъ всецѣло оживаетъ минувшая эпоха

ея!.. Одинъ изъ моихъ товарищ ей у-гверждаетъ, что чѣмъ старше

Только такія произведенія, какъ мнѣ кажется, заслуживаюсь названія классическихъ. К акъ возмутительно глупо играть Разбоиниковъ

становятся дамы, тѣмъ болѣе спускаютъ они съ плечъ свои платья.
Генеральш а покровительствуем теперь молодымъ воинамъ, и такъ

въ костюмѣ пременъ

тридцатилѣтней войны, когда они должны

какъ я не больше, какъ поручикъ, то она обошлась со мною край­

служить намъ мастерскимъ олицетвореніемъ періода крайней нужды,,

не милостиво, даже позволила мнѣ надѣть мантилью на ея плеча.

душевныхъ бурь и притѣсненій и ознакомить насъ съ его жалкимъ

И другая молодая дама приняла во мнѣ большое участіе; она

встрѣтилъ тутъ много дамъ, очень хорошенышхъ
Танцы не устроились. Кто постарше

и умныхъ дамъ.

игралъ въ вистъ, а молодежь

болтала. Я познакомился кой съ кѣмъ, между

прочимъ

исчадіемъ. Не лучше ли было бы въ такомъ случаѣ надѣть фракъ

разводѣ съ мужемъ, и недавно обожатель ея палъ

съ

одной

въ

на дуэли, что

на Карла Мора и шиньонъ па „строптивую“? Е щ е я долженъ замѣтить

подало поводъ къ большому скандалу. Эта дама— свѣтлая блондин­

тебѣ, что нѣмецкіе актеры еще болѣе усиливаютъ неестественность

ка, очень бѣла и очень тяж ела; иослѣднее я замѣтилъ послѣ того,

многихъ трагедій; своеобразный паѳосъ и разстановка, съ которой

какъ имѣлъ удовольствіе подсадить ее

они говорятъ, часто бываютъ очень комичны. Какъ будто они на­

одна изъ нимфъ въ два центнера вѣсомъ, которыхъ такъ любилъ

рочно изучаютъ способъ ходить и двигаться такъ, какъ не ходить

Рубенсъ.
Довольна ли ты мною?
Видѣлъ я тамъ и очаровательную молодую дѣвушку,

ни одинъ изъ людей, вдадѣющихъ здоровыми членами!
Часы л купилъ за 80 флориновъ, какъ ты назначила; помаду
взялъ въ 1 Ѵг фл., мыло въ 1 фл. Не дорого ли это? Могу взять
въ другой разъ болѣе дешевые сорта того и другаго.
меня, если ты найдешь, что я неблагоразуменъ.
Нынче я ѣ лъ яблочный пирогъ,
лучше. Цѣлую васъ всѣхъ.

Побрани

но наш а Розалія дѣлаетъ его

въ

карету; словомъ, это

графиню

Аделаиду Потоцкую, и едва не влюбился въ нее, глядя н а ея
прекрасное лицо, напоминающее прекрасныхъ мадоннъ, на ея
черные какъ смоль волосы, на е я глаза и зубы. Ахъ! что это за зу­
бы! Я въ состояніи пожелать, чтобъ она укусила меня!

К ъ сожа-

лѣнію, меня сейчасъ же представили ей, и разомъ очарованіе исчез­
Твой Г е н д р и к ъ .

ло, хотя она разумно говорить, много читала и вообще — не кар­
тинка изъ моднаго магазина.

— 200 —

— 201 —

Сейчасъ иду на дежурство и потому кончаю свое письмо
дечно привѣтствую всѣхъ.

Сер­

Искренно любящій тебя сынъ.
m

„

17-е д екабр я.

СІЧ>аш™а.епіь, отчего я страшусь любви?—Я страшусь люб­
ви потому, что страшусь женщины. Я смотрю на женщину, какъ
на что-то непр,пененное. Существо ея, вполнѣ чувственное,' также
странно дѣйствуетъ на меня, какъ и неодушевленная природа.
та’ такъ и Другая привлекательна и страшна.
Ты знаешь, какъ я люблю сидѣть у онушки лѣса въ теплый
.лѣтній вечеръ; я вслушиваюсь въ легкій шелестъ, который про­
носится надъ вершинами деревьевъ, въ жужжаніе пчелъ и золотисш хъ мухъ въ травѣ и вдыхаю въ себя ароммный воздухъ Однаж­
ды на сучьям передо мною сидѣлъ зябликъ, а изъ лѣса вылеталъ
свистъ чернаго дрозда; не знаю, почему мнѣ въ эту минуту такъ
захотѣлось поговорить съ лѣсомъ. Но я не получилъ отвѣта или по­
лучилъ его на непонятяомъ для меня языкѣ. Я увидѣлъ, какъ
плющъ, ласково и живописно вившійся около дуба, медленно вытягивалъ изъ него жизнь; года черезъ два дубъ одряхлѣетъ, заИ К0гда слабое ДУновеніе, которое нынче вечеромъ слегка
колеблегь деревья, обратите,', въ бурю, то оно опрокинетъ его,
ли ран е ятого молнія не ударитъ въ его гордую вершину Я
идѣлъ, какъ кружилась туча комаровъ въ лучахъ вечерняго солнца
и какъ внезапно зябликъ вспорхнулъ съ своего сука и разсѣкъ эту
И Ь а вокругъ его кружился воронъ, а еще выше парил, орелъ,
который не пощадить и ворона. Часто, проходя по полямъ, я ра­
довался василькамъ, весело глядѣвшимъ между золотистыми ко­
лосьями и крошечны»,ъ муравьямъ, сооружавшим свою пирамиду
и темной курапаткѣ, высиживавшей свои пестрыя яички; но синіе’
васильки посреди ржанаго поля-сорная трава, высасывающая изъ
него много жизни; на муравейникѣ я вицѣлъ улитку, по которой
уравьи ползали точно также, какъ лилипуты по тѣлу спящаго
Гулливера; она содрагалась подъ ихъ жаломъ, но тщетно искала
спасен.'; куропатку же, что сидитъ на яйцахъ, павѣрно задушить

И море, съ своими спокойными, ровными волнами, желтыми ро­
зами, зелеными сѣтками морскихъ травъ и водяныхъ линій, какъ
будто манить меня къ себѣ, но еслибъ я прельстился его обман­
чивою приманкой, оно заключило бы меня нъ свои холодныя и
молчаливыя объятія и потомъ съ презрѣніеыъ выбросило бы на пе­
сокъ мой бездыханный трупъ; оно шумитъ такъ привѣтливо, такъ
усыпительно, какъ будто напѣваетъ колыбельную пѣснь, но это
лишь предсмертный стонъ природы, голосъ тлѣнія; волны его смываютъ землю и камни, пробиваютъ скалу, на которой начерченъ
крестъ, и какъ только плотина прорвется, онѣ потопятъ землю
животныхъ и людей.
А женщина—чего ищетъ она, привлекая меня къ своей груди?
Какъ и самой природѣ, ей нужна моя душа, моя жизнь для того,
чтобъ произнести нош я существа и затѣмъ обречь меня на смерть.
Уста ея то же, что и волны морскія; они оболыцаютъ, лепечѵтъ,
помрачаютъ разеудокъ и въ концѣ концовъ—ѵничтожаютъ.
Смѣйся теперь надъ моимъ идеализмомъ, но это лучшее изъ
всего, что мы имѣемъ въ этой жизни; никто не знаетъ ея цѣли
никогда никто не откроетъ ее; она существуетъ сама для себя, а
любовь присоединена къ ней единственно для непрерывнаго продолжепія ее въ новыхъ существахъ, которыя, какъ и мы, будутъ
радоваться мѣсяцу и звѣздамъ и, какъ и мы, станутъ добычею смерти
Твой Гендрикъ.
Любезная М а ть!
2 1 -е Д екабря
Не знаю, съ чего начать, чтобъ сказать тебѣ все, что мнѣ надо
передать тебѣ. Лгать передъ тобою я не въ силахъ и потому ска­
жу тебѣ всю истину. Я имѣлъ дуэль и ранилъ своего противника,
но ранилъ не опасно, такъ что все окончилось благополучно.Я знаю,
что ты повѣришь мнѣ, если я скажу тебѣ, что я дрался не изъ
высокомѣрія и хвастовства, а потому, что иначе поступить не могъ.
Товарищи не могли мнѣ простить, что я вступилъ въ полкъ прямо
офицеромъ. Сперва они только сдержанно обращались со мною, по­
томъ стали избѣгать моего общества и, наконецъ, начали оскорблять,
въ особенности же одинъ изъ нихъ—графъ Комарницкій. Я при­
нужденъ былъ вызвать его на дуэль—таковъ обычай въ полку.

-

-

202 —

Какъ дрался я?—спросишь ты. Тѣ, которые присутствовали на
дуэли, нашли, что хорошо, самъ лее, право, не знаю, какъ я ра­
нилъ Комарпицкаго. Я не имѣю претензіи слыть героемъ и по­
тому признаюсь тебѣ, что я сильно былъ взволнованъ, но я подумалъ о тебѣ и изъ самолюбія сохранилъ спокойный, далее веселый
видъ. Старый Венглинскій, долго служившій въ кавалеріи и опыт­
ный дуэлистъ, однажды, разговаривая съ моимъ отцомъ, сказалъ:
въ дуэли важнѣе всего не выжидать удара противника, но сразу
броситься на него. Я былъ еще ребепкомъ, когда слышалъ эти
слова, и весьма кстати вспомнилъ ихъ теперь: я такъ стремительно
бросился на Комарницкаго, что искры посыпались изъ глазъ. Онъ
очень силенъ, а я слабъ и не обладаю особенно крѣпкими нервами,
но прелсде, чѣмъ я успѣлъ опомниться, закричали „стой“, и я увидѣлъ, что кровь струится изъ его головы.
Мы подали руку другъ другу, и теперь я сталъ добрымъ товарищемъ и принужденъ пить, играть съ ними и слушать ихъ грубыя шутки. Офицерскій бытъ уже оиротивѣлъ мнѣ. Только одинъ
изъ товарищей нравится мнѣ; онъ нѣмецъ, но не пугайся его фамиліи— Шѵстеръ— очевидно не аристократической. Сейчасъ ведутъ
меня на попойку.
Твой Гендрикъ.
2 4 -е д екабр я.

Добра я мать!
Скажу тебѣ новость и знаю, что ты будешь недовольна мною,
за то я самъ доволенъ собой. Дѣло идетъ о партіи, которую вы
придумали для меня. Вообрази себѣ мое удивленіе, когда я узналъ
изъ твоего письма, что графъ Потодкій писалъ моему отцу, въ ка­
комъ восторгѣ отъ меня его семейство, и что мой отецъ, не спра­
шивая меня, отвѣчалъ, что и я въ восторгѣ отъ графини Адель;
послѣ этого было рѣшено женить меня на ней.
Сперва я испугался, потомъ засмѣялся, a затѣмъ, понимая, что
и ты, не менѣе отца, желаешь этого союза, сильно желаешь его,
я подумалъ и покорился.
Никогда не полюблю я женщины, но въ концѣ концовъ это не
мѣшаетъ жениться и исполнить свой долгъ относительно васъ и

203 —

своей фамиліи, но никогда сознательно не обману я женщины, ко­
торой предложу свою руку, и потому я рѣгаился откровенно объя­
сниться съ Адель.
Я встрѣтилъ ее на слѣдующемъ вечерѣ у баронессы, которая,
вѣроятно, много содействовала твоему расположенію къ молодой
графинѣ. Баронесса обошлась со мною совершенно безцеремонпо:
она, не задумываясь, разсыпалась передо мной въ самыхъ благихъ
полееланіяхъ, при чемъ глаза ея такъ и сіяли,— вѣдь женщины такт,
блаженны, когда могутъ устроить партію; много говорила она о
всевозмолгаыхъ достоинствахъ графини, упомянула вскользь что-то
и о моихъ и подъ конецъ сама пришла въ такое настроеніе, что
припуждена была весьма эффектно поднести къ глазамъ свой но­
совой платокъ—чудный платокъ съ настоящимъ брюссельским'!»
кружевомъ. Потомъ она повела меня въ небольшой кабинетъ, весь
уставленный цвѣтами, посреди которыхъ я увидѣлъ Адель. Баро­
несса съ торжествующим!» видомъ сдѣлала мнѣ знакъ рукой и
оставила насъ вдвоемъ.
Я подошелъ къ графинѣ, которая быстро обернулась и живо
взглянула на меня своими черными глазами, продолжая играть паль­
цами одною изъ цвѣтущихъ камелій.
— Насъ хотятъ женить,— начала она,—но позвольте прежде замѣтить вамъ, что я вовсе не знаю васъ, хотя все, что слышала о
васъ, внушаетъ мнѣ нѣкоторые ѵваженіе и даже симпатію къ вашей
личности. Однако я не позволю выдать себя замужъ.—Послѣднія
слова она произнесла такъ рѣшительно. если даже не рѣзко, что
мпѣ захотѣлось броситься къ ней на шею.— Не позволите?—вскри­
чалъ я.— Надѣюсь, что вы не обидѣлись этимъ,— сказала она нѣсколько мягче.—Напротивъ того, вы восхищаете меня, я самъ не
допущу женить себя, но вы чудная дѣвушка, графиня Адель, дѣвушка съ характеромъ, вы воодушевили меня!—Теперь только я
полюбила васъ!—вскричала она при этомъ:—и надѣюсь, что мы
будемъ добрыми друзьями.—Да, милая и добрая Адель,— и мы
стали прыгать и смѣяться, какъ дѣти.
Теперь побрани меня какъ слѣдуетъ; о свадьбѣ нѣтъ болѣе и
рѣчи. У графа Потоцкаго лицо вытянулось въ аршйнъ, а у баро­

-

— 205 —

204 —

нессы оно стало еще длиннѣе. Отецъ издержитъ лишпій золотникъ
табаку, когда узнаетъ всю эту исторію, а всему этому причиной
маленькая Адель и твой негодный
Гендрикъ.
2 0 -е д екабр я.

Любе зн ая мать!
Какъ счастливъ я тѣмъ, что все такъ благополучно у насъ
дома. Кашель Романа врядъ ли значителенъ, а катарръ Мими черезъчуръ смѣшная вещь.
Ты узнала, что я слыву здѣсь оригиналомъ, и я понимаю изъ
твоихъ строкъ, что ты недовольна мною. Что въ сущности значитъ
быть оригиналомъ?— Не походить во всемъ на другихъ людей. Дѣйствительно, я не совсѣмъ такой, какъ всѣ, но во мнѣ находятъ
что-то баснословное. Въ чемъ же видятъ это? Я сознаюсь, что ни­
когда первый не заговариваю съ дамой, но я всегда отвѣчаю ей,
какъ скоро она заговорить со мною сама. Говорятъ, что я боюсь
женщинъ, и это чистая правда. Совершенно справедливо й то, что
намедни я покраснѣлъ, когда генеральша ударила меня вѣеромъ
но іцекѣ, но кто же не покраснѣетъ, если вдругъ неожиданно увидитъ передъ собою въ высшей степени обнаженный древній бюстъ?
Не менѣе справедливо и то, что я пе танцую и что когда Рубенсова нимфа выбрала меня въ котильонѣ и, нриноднявъ руки къ
верху, молила меня сдѣлать съ ней туръ, какъ будто дѣло шло о
спасеніи ея жизни, я очень неохотно послѣдовалъ за нею; сама
подумай, милая мать, какой опасности я подвергался, только вспомни
мои слабыя руки и два центра Рѵбенсовой женственности! Нако­
нецъ, я сердечно обрадовался, когда одна славная дѣвушка, кото­
рую я не люблю и которая не любитъ меня, отказала мнѣ въ своей
рукѣ. Что же я сдѣлалъ дурнаго?
Кланяйся отъ меня отцу, братьямъ и всѣмъ домашнимъ.
Твой странный сынъ Гендрикъ.

31-е декабря.

Л ю б е з н а я мать!

Вопросъ, который ты ставишь мнѣ, весьма трудный и серьезный;
я долго обдумывалъ его и нынче постараюсь дать ожидаемый то­
бою отвѣтъ.
Что такое любовь?—Я только объясню тебѣ, какъ я понимаю
это слово.
Нельзя назвать любовью то чувственное влеченіе, какое соединяетъ между собою самыя рѣзкія противоположности, т. е. два су­
щества, въ одно время любящія и ненавидяіція другъ друга. ІІѢтъ
любовь не есть нѣчто чувственное. Равно нельзя назвать любовью
и ту склонность, что зарождается подъ крылушкомъ случая, разви­
вается привычкою и заключаетъ въ себѣ много довольства и ве­
селости; то и другое возможно было бы съ каждымъ добрымъ суіцествомъ, а любовь не есть нѣчто случайное. Менѣе же всего можно
назвать любовью ту страсть, которая иочти неразлучна съ грагическимъ элементомъ и которая играетъ пистолетомъ, кинжаломъ и
ядомъ, какъ иной играетъ вѣеромъ и лорпетомъ. Когда пламя ея
погасаетъ, то она переходитъ въ смѣшную комедію. Нѣтъ, любовь
не есть нѣчто преходящее. Она никогда не зараждается и никогда
не угасаетъ и только возможна между двумя твердыми существами,
одинаково мыслящими, чувствующими и дѣйствующими, которыя
съ первой минуты, какъ встрѣтятся, уже знаютъ, что они принад­
лежатъ другъ другу. Никто не говорить имъ этого; Они не руко­
водствуются наукою, не пользуются чужимъ опытомъ и не под­
даются случайному пріятному впечатлѣнію; нѣтъ, чувство ихъ возникаетъ внезапно и каждый часъ, день и годъ все болѣе и болѣе
убѣждаетъ ихъ въ томъ, что они не ошиблись другъ въ другѣ.
Такого рода любовь кончается лишь съ самой жизнію и, быть мо­
жетъ, даже продолжается и послѣ ея. Если что либо изъ нашего
существа продолжаетъ жить за гробомъ, то несомнѣнно, что живетъ лучшая часть его, а въ этомъ лучшемъ и гнѣздится любовь.
Не знаю, понятно ли я высказалъ тебѣ то, что такъ ясно въ моей
душѣ.

-

— 206 —
Любовь прежде всего есть нѣчто духовное. Любовь есть духов­
ная преданность другой личности. Отдаешь свою душу за другую
душу. Каждый человѣкъ исііытываетъ это прекрасное побужденіе,
но почти каждаго оно приводить къ противоположному ему полу,
въ которомъ онъ почти никогда не находитъ удовлетвореніл, такъ
какъ тысяча чувственныхъ условій сбиваютъ его съ настоящаго
пути. Видя себя обманутымъ, человѣкъ снова начинаетъ искать,
снова любитъ и опять разочаровываетсн; наконецъ, все кончается
погонею за наслажденіемъ и утомленіемъ, отвращеніемъ отъ жизни,
если не мрачной, эгоистичной замкнутостью.
Я страшусь любви отъ того только, что боюсь потерять ее3 и
потому если я люблю женщину, то и не желаю обладать ею; такъ
я никогда не потеряю ее. Но существуетъ ли па свѣтѣ женщина,
которая была бы способна на одну духовную любовь? Какъ инте­
ресно было бы узнать это; во всякомъ случаѣ, не я рѣшусь на
подобный опытъ. Самое благородное и лучшее чувство, всего болѣе
доставляющее намъ удовлетворенія, есть дружба между двумя мущинами, такъ какъ она одна зиждется на равенетвѣ, она одна только
вполнѣ духовнаго свойства.
8 -е я н в а р я .

Я прочелъ Пиръ Платона и столько разъ перечитывалъ его,
что почти знаю его наизусть. Ни съ чѣмъ не могу я сравнить
удовольствія, исиытываемаго при первомъ знакомствѣ съ великимъ
произведеніемъ. Скажу тебѣ одно изрѣченіе, которое пришлось мнѣ
но душѣ: „Надо придти къ сознанію, что красота, нераздельная съ
душою, драгоцѣннѣе тѣлесной к р а с о т ы Тоже самое Сократъ пре­
красно выразилъ, когда сравнилъ себя съ фавномъ, въ которомъ
скрывается божественное изображеніе. Болѣе же всего понравилась
мнѣ мысль, что вначалѣ мущина и женщина составляли одно су­
щество; впослѣдствіи ихъ раздѣлили, и теперь оба они ищутъ каж­
дый свою половину.
И я такая же жалкая половина!..

207
5-е января.

„Я сгораю отъ нетерпѣнія передать тебѣ все, что я иережилъ
въ ішнѣшнюю ночь. Чтобы ты все поняла, я долженъ разсказать
тебѣ, какъ все случилось, шагъ за шагомъ, одно иослѣ другаго.
И такъ, вчера вечеромъ товарищи затащили меня въ ресторанъ,
гдѣ всѣ много хохотали, играли и въ особенности пили. Шустеръ,
находившійся тутъ же, сидѣлъ въ углу, читалъ газету и наблюдалъ
за всѣмъ, что происходило, въ особенности за мной. Пробило 12
часовъ! Банфи—это настоящій мадьяръ, добросердечный, но гру­
бый, какъ пастухъ—всталъ, улыбнулся и что-то шепнулъ Комарницкому; тотъ взглянулъ на меня, улыбнулся и кивнулъ ему въ
отвѣтъ; веѣ встали, надѣли сабли и вышли на улицу. Я былъ веселъ и предпріимчивъ, такъ какъ выпилъ одну за другой двѣ рюмки
крѣпкаго венгерскаго вина. Банфи и Комарницкій взяли меня подъ
руку, остальные шли сзади. Шутя, свистя и наиѣвая, дошли мы до
армянской улицы, гдѣ все было погружено въ мракъ и тишину;
только изъ трехъ окошекъ одного нижняго этажа виднѣлея свѣтъ,
и въ одно изъ нихъ Банфи безцеремонно постучалъ своимъ хлыстомъ.— Что ты дѣлаешьѴ удивленно спросилъ я его.—Здѣсь живутъ наши пріятельницы; вѣдь я не ошибся, Комарницкій?—Да,
пріятельницы,—отвѣчалъ послѣдній,— не бойся, мы нисколько не
обезпокоимъ ихъ, напротивъ того...
Н дѣйствительно, окошко отворилось и изъ пего выглянула оча­
ровательная кудрявая головка; вслѣдъ затѣмъ нарядная дама, очень
почтенной наружности, отворила наружную дверь.—Но умоляю
тебя,— шепнулъ я Банфи,— скажи мнѣ, кто эти дамы, вѣдь я не
представленъ имъ?—Мы сейчасъ представимъ тебя, семейство очень
достойное, но сперва взойди.
Мы вошли въ прихожую и оттуда въ большой салонъ, окна ко­
тораго были завѣшаны красными гардинами. Кругомъ стояла мягкая
бархатная мебель, рояль и столъ съ альбомами. Большая лампа
проливала яркій свѣтъ на все пространство. Товарищи представили
меня дамамъ; ихъ было четыре: пожилая, отворившая намъ дверь,
и три молодыхъ—Клеопатра, Антуанета и Миньона. Одна изъ нихъ,
именно египетская царица, произвела на меня впечатлѣніе особы,

— 208 пресыщенной жизнію; вторая, у которой были прекрасные черные
глаза и волосы, свѣжій цвѣтъ лица и роскошныя формы, выказы­
вала шаловливый и божественный темпераменту а, напротивъ того,
маленькая Миньона, съ своими бѣлокурыми кудрями и нарисован­
ными бровями, казалось, дѣлала надъ собою большое усиліе, чтобъ
удержать улыбку на своихъ устахъ; въ душѣ своей она была не­
довольна, даже печальна, и глаза ея были такіѳ сонные.
Л замѣтилъ, какъ Банфи отвелъ ее въ сторону и что-то шеп­
нулъ ей. Она расхохоталась, но смѣхъ ея звучалъ сухо и непріятно.— Необходимо достать шампанскаго!— закричалъ Комарницкій,
и сейчасъ же соотечественникъ его, Круликъ, не стѣсняясь присутствіемъ дамъ, надѣлъ шапку и уже готовъ былъ тотчасъ-же
отправиться за виномъ.— Оставайся,— сказалъ ему Шустеръ сво­
имъ флегматическимъ голосомъ,—я схожу за тебя.
Я не знаю, что послѣ того происходило въ салонѣ, такъ какъ
маленькая Миньона овладѣла мною, вопреки моего желанія, сняла
съ меня саблю и увлекла въ смежную комнату. Бѣлый занавѣсъ
опустился за нами, и мы очутились въ неболыномъ пространств!;,
обставленномъ цвѣтами и пропитанномъ цвѣточнымъ ароматом ъ;
съ потолка падалъ матовый свѣтъ китайскаго фонаря; толстый коверъ поглощалъ шумъ шаговъ; зеркало выглядывало изъ подъ
плюща; въ небольшой бесѣдкѣ стояла кушетка; два голубя дремали
въ густой зелени.
— Ахъі какой очаровательный и поэтичный будуаръ,—замѣтилъ
я,— настоящее обиталище феи; здѣсь нельзя не придти въ пре­
красное настроеніе и не поддаться чистѣйшимъ оіцущеніямъ!—
Малютка съ улыбкой взглянула на меня.—Сядемте въ бесѣдку,—
сказала она.—Если вы позволите,— отвѣтилъ я.— О! я все позволяю
вамъ,— вскричала она, и опять та же улыбка показалась на ея
устахъ.— Любите ли вы розаны?— спросила она, немного погодя. —
Я брежу розами, — отвѣтилъ я , — но еще болѣе розовыми бу­
тонами, которые такъ дѣвственны и такъ нѣжны.
Она сорвала бутонъ и подала его мнѣ; мы начали болтать; въ
сосѣдней комнатѣ кто-то съигралъ нѣсколько авкордовъ изъ
Любовнаю напит ка и слышался громкій говоръ и смѣхъ.— Отчего

-

209 -

вы такъ холодны? — наконецъ спросила блондинка:— или я не
нравлюсь вамъ? — Нѣтъ, вы мнѣ очень нравитесь—пробормоталъ
я въ замѣшательствѣ. - Такъ что ж е ...- о н а обвила мою шею
рукой, прислонила головку къ моей груди и снизу стала смотрѣть
на меня такъ, какъ еще не смотрѣла на меня ни одна женщина,
такъ мило и ласково, что я испугался. — Что у васъ тѵтъ? Она
і ; ѵ Г і і О Н О ! J i l . L-‘ i i
!'| . Г i 1
1- ■
*
U llrt
ударила ладонью по моей груди.— Это книга...—-Какая книга? Не
■d ' . H i

'ее.— Я подалъ ей
книгу съ какой-то ооязнью. — Пиръ Платона,— прочла она, — это
навѣрно очень весело, дайте мнѣ её: согласны?
Она встала, положила книгу на цвѣточный горшокъ, потомъ
вернулась й хотѣла... Я сильно былъ возбужденъ, а малютка съ
1і.чк-ТЛЫ^{!:; локонами ‘была такъ очаровательна, но когда она
зах о тѣ л а^ ѣ стько мнѣ на колЬни, то я вдругъ увидѣлъ тебя,
именно тебя, ^ когда глаза твои спокойно заглядываютъ въ мою
душу; я покраснѣдъ и пробормоталъ: что вы дѣлаетеѴ— ІІовѣрьте,
я чувствую большое расположеніе къ вамъ,— сказала она.—Я самъ
расположёнъ къ вамъ,— вскричалъ я, схвативъ ея руки,—но развѣ
нельзя йм&ть располЬженіе безъ...— Вмѣсто того, чтобъ кончить
свою фразу, я поцѣловадъ ея руку. Она посмотрѣла на меня съ
большимъ удйвленіемъ, но въ этотъ разъ не улыбнулась.— Мнѣ
очень жарко,—проговорила она черезъ минуту,— пойдемте къ дру­
гимъ,— и мы вышли изъ будуара въ еалонъ.
Тутъ сидѣли или, вѣрнѣе сказать, полулежали, офицеры и
дамьі вокругъ столаj уетавленнаго бутылками и бокалами. Банфи| въ
разстегнутомъ мундирѣ сидѣлъ возлѣ Антуанеты, обвивъ рукою
ёя талію. Комарницкій усѣлся по-турецки на диванѣ, и Клеопатра
надѣла на него тюрбанъ изъ салфетки. Шустеръ подливалъ шам­
панское ста-рушкѣ, которая весело покачивала головой, протягивая
„• jl'.H U rJ
d ' . і і 0 1 1 .V* 4 L î ,
. d ' . ’- . u i; * :•
..
1
свои оокалъ. Миньрна въ задумчивости присѣла къ столу и начала
•
{'[jJumi _ül /[ с .il .üOKt',1. “ д. ci;-; •?;
.*
.
- r
читать Ш р ъ Плато на, , опершись рукою на столъ. Въ этомъ положеніи, при яркомъ свѣтѣ, падавшемъ на ея молодое чистое лицо,
съ опущенными рѣсницами, она походила на прекрасную, цѣломудренную мадонну.
Завѣ щ ан іе К аи н а.

14

— 210 —
tjt0

тЫ читаешь?— закричалъ ей Банфи и вырвалъ у ней
книгу изъ рукъ.— Пиръ Платона, — пробормоталъ онъ,— кто далъ
тебѣ эту безсмыслицу, не нашъ ли философъ? — Она кивнула ему
въ отвѣтъ. — Ты просто сошелъ съ ума, Тарновскій, — вскричалъ
0НЪ) такую книгу далъ... Миньонѣ!— И онъ безсмысленно захохо­
тал ъ. — Подойди сюда, красавица, и выпей по-гречески бокалъ
шампанскаго, — закричалъ онъ,— вотъ и будетъ Платоновъ пиръ, а
ты,— обратился онъ ко мнѣ, — самъ и есть Платонъ
новый П ла­
т ам . — Да да,—вскричали всѣ,—да здравствуетъ новый Платонъ!—
и дикіе, вакханальные голоса долго не умолкали.
Банфи вскочилъ съ своего мѣста и сталъ вертѣться съ Антуанетой. Круликъ, взявъ бокалъ, опустился на колѣни передъ Миньоной, а Клеопатра погасила л atony. Салонъ едва виднѣлся при
слабомъ свѣтѣ фонаря въ смежной комнатѣ, и странно, именно
теперь, когда стемнѣло, вдругъ все стало мнѣ такъ ясно, и я
почувствовалъ окружающую меня тяжелую атмосферу, которая
грозила поглотить и меня. Къ счастью, Миньона удалилась,
но я не знаю, почему именно въ эту минуту мнѣ представилось, что
сейчасъ взойдетъ моя княгиня въ видѣ вакханки, съ винограднымъ
вѣнкомъ и чашею вина, и я закричу „эвоэ!“ Я прижался къ окну,
сердце мое сильно билось. — Не по тебѣ это общество,— тихо
сказалъ Шустеръ, который неожиданно очутился около меня,— вотъ
твоя сабля, уйдемъ отсюда.
Когда мы вышли на свѣжій воздухъ, я глубоко вдохнулъ его
въ себя; стояла чудная зимняя ночь; небо было усѣяно звѣздами;
снѣгъ хрустѣлъ подъ ногами. Шустеръ взялъ меня подъ руку, и я
понялъ — хотя ни онъ, ни я не проронили ни слова, — что-съ этой
минуты мы стали друзьями по гробъ.
Прости меня, что я ввелъ тебя нынче въ такое бѳзпутное об­
щество, и скажи всѣмъ нашимъ, что я люблю ихъ всей душой и не
дождусь времени, когда снова попаду домой. Цѣлую твои ручки.
Твой Гендрикъ.

— 211 7-е января-

Нынче я посылаю тебѣ только нѣсколько строкъ, изъ которыхъ
ты узнаешь, что я здоровъ и счастливъ, безконечно счастливъ. Въ
Шустерѣ нашелъ я друга, подобнаго которому врядъ ли найду
когда нибудь въ жизни; мы вполнѣ понимаемъ другъ друга. Когда
мы бесѣдуемъ, то поперемѣнно оканчиваемъ фразы, которыя тотъ
или другой не успѣлъ досказать. Въ отношеніи женщинъ онъ вполнѣ раздѣляетъ мой взглядъ. Теперь я понимаю значеніе насто­
ящаго товарищества, хотя Шустеръ служитъ въ полку также
неохотно, какъ и я, и съ презрѣніемъ смотритъ на войну. Наконецъ,
я побывалъ и у старой доброй тетушки Тарновской. Кланяюсь
всѣмъ.
_ _
Гендрикъ.
11-е января.

Ты не отвѣтила на мое послѣднее пиеьмо, но я снова пишу тебѣ,
такъ какъ случилось нѣчто весьма интересное. Я увидѣлъ свою
блондинку, свою красавицу, чтб видѣлъ въ саняхъ на улицѣ, и въ
самомъ дѣлѣ—она княгиня. Вчера былъ первый большой балъ у
баронессы; во всемъ поразила меня страшная роскошь; было из­
бранное общество и много красивыхъ женщинъ.. По обыкновенію,
я стоялъ въ углѵбленіи окна, вполовину заслоненный драпиров­
кой, и изливалъ свою безвредную злость на окружавшихъ меня
людей; я не переставалъ острить, дѣлать самыя непозволительныя
замѣчанія, но, конечно, все про себя. Я полагаю, что никто не провелъ вечера такъ пріятно, какъ я. Танцовали второй кадриль, когда
я замѣтилъ какое-то волненіе посреди присутствущихъ, предвѣщавшее какое-то событіе, и надо сказать, что дама, вошедшая подъ
руку съ генераломъ, дѣйствительно была замѣчательна. Я сейчасъ
же узналъ въ ней сбою незнакомку, столь живо врѣзавшуюся въ
мою память, и такъ какъ она остановилась въ близкомъ разстояніи
отъ меня, чтобъ выслушать изъявленія восторга молодыхъ кавалѳровъ, статскихъ и военныхъ, то я спокойно могъ разглядѣть ее.
Каждый изгибъ ея стана, каждая черта ея лица живо носятся
передо мною, и мнѣ все-таки трудно описать ее тебѣ, такъ
какъ производимое ею впѳчатлѣніе чисто духовное. Настоя-

— 212 -

щее свойство ея ' высказывается не столько въ формахъ ея тѣла,
сколько въ ея ббанкѣ и движеніяхъ, не въ самыхъ чертакъ,
а въ ихъ вырЛженіи, 'неЪъ глаЗахІ, a ;въ: Сдаваем Рмъ йми1;!свѣтѣ,
котЬрый то потухаётйрід:; снова^Ш^^аетсііѴ^Даже'!-frÖfcTb- этой' женщ'инй какой-то духовный;— 6'йа нё Ьйсока й ' йе: йоДна,-1а" Щкй: ёя
совершенно дѣтСкіф у
‘ö f e c ^ ä p ' l f ёсейъ І6м*ъ Она roiводитъ йа мёнк^й^рйк^: Ойа 'мОЛ'ода! стрЬйнаѴ ^ёлй-ка^на^й скорѣе
мала;-: въ':,ёЯ'і{нѣжйОйп. 'й: бвѣзШй?' лиіЩ1г кото^ізё кк'Йъ-4б йягко
свѣтится, -только' ния£няя: ^асть р Ш а ‘обозначена; йёсѣ! скорѣе китайскій, чѣмь!ІгречёскійУ'йЬ словами йё-вйразйтіі йрйвлёкатёЛьности
и прелести того, .что о к р ^ к е т ^ ’:этот*ь уііный; : горделйвый монгольскій носъ. Свѣтлыя волосы ея великолѣпны, абольшіе, ясные, голу­
бые глаза ея нѣсколько напоминаютъ проницательный орлиный
взоръ.
к ,.'!
^Насколько : очаровательна-иэта.м^енщйна^пАКОГда .;0на возбуждена
и говорить, настолько же->она вяла, ,когда .на лицѣ іря.мелькнетъто
утомленіе,• которое теперь.; вы такой модѣ., вообще («наружность!.ея
безпрестаннолмѣняется;,)ісашйі ирртивор^чивыя настроенія непре­
рывно, слѣдуютъ одно за; другимъ- на ея лицѣ^и преобража,ютъ его;
то .прельщаешься е.го дѣтскимъ,і непорояцымъ выражеціемъ, его цве­
тущей ;красотой,то;, опять/ оно, ікажетсні,гораздо, ;старше. Ѵ;3аі исклюг
ченіемъ графини .Адедь, она одна, не, была нарумянена,; ; Очевидно
было, 4 tq : ей говорили .обо імнѣ; она-повернула; голову, и глава ея
стали блистать {но залу- (и поочередно,,,, останавливаться,, щ к;рааличныхъ группахъ; подъ конецъ,рна отыскала,л меня, тутъ она нагнут
лась .къ» генерадьщѣ; и сказала?^йѵ|нѣскольцо ;СЛОвъ, дачщ ъ, ; не об­
ращая вниманія на .близкое разстояціе,, вшілаг-лорнетъ : И| начала
разшатри вать,, мен;Я:,такъ
ДОЖ ВДій?1! ЭДмѣдіательство; іи t цосдѣщилъ взять ,за7руку /Крмарадкагр,, ;кодор#^ #ъ э р
вр:емя іпрщ одщ . іМимо ;і
Я ю Ш т Ш . iPfyW M M W *
мн ѣ , на rумъ» ;іИмлотосу i я,. зауо^ордлЪ;, р м й ,Пг/г.-ш« .і-Оогг ,ка?ж .гт<
,7-.. Это; (москввт«^к%и|[0;Я.Ка?¥ъ->-і01й?*/іЯШі^нЙсШ М - ;.

милдіоны,' :брилдщнты>;.;p a (te {щ, п Щ і Ш Ч т $ ,^ ъ , , ? о б ^ г,Й^Д]ьи{1^ п
постной; право .•даэцо-.уцичгожеир, въ,, £ о с ф .
З а тои 5Г,,не^;е ^ ь ;:
син яя лисица^-г- М нѣ,-нѣтъ д ѣ л а: :до ,лисицы, гов<щ,-,о :.не^ ; самой

— Зовутъ бе княгиней Надеждой Барагревой, ж ила она всегда въ
большомъ свѣтѣ въ.діондонѣ, Париж ѣ, Л іетербургѣ,; і В ѣнѣ, Римѣ и
Флоренціи, нъ разводѣ съ мужемъ, і говорятъ, что держ ала въ сво­
ихъ сѣтяхъ : какого-то монарха и имѣла вліяніе на его правленіе;
ей двадцать д в а . года. — Откуда ' почерпнулъ ты .всѣ эти свѣдѣнія?
Развѣ ты видѣлъ ея паспортъ? — Узналъ все случайно; впрочемъ,
я,- встрѣчадъ\ ее, въ П ариж ѣ и Вѣрѣ; ей і .двадцать два года, она
вьіщла зам.ужъ ш естнадцати, д ѣ т ъ ^ и вотъ .уже пять л ѣ тъ . и один­
надцать мѣсяцевъ,, кдкъ ; она живетъ въірдзводѣ с ъ мужемъ. — Ахъ!
невольно вскричалъ я ,— теп ерь., я , понимаю ,, отчего о н а , такъ пресы­
щ ена ЖИЗНІЮ,
,
„
:
., ; , т
Д озднѣе я .г л я д ѣ л ъ „ на: нее, когда она: танцовала или, вѣрнѣе,
л етал а,,, какъ рильфидау подъ,,ча(іъ 0ф,силась, какъ менада, закрывъ
глаза въ объятіяхъ своего кавалера, бдѣдная, какъ. смерть, совер­
ш енная виллиса. Чур-то.разомъ; и вдркдо^и. р’щ д к и в а л о отъ этой
ж в щ и н ы ^.О л а ,.н ав о д и л а стражъ н ^ э д зн я .. , •

.

;КБадъ былъ j на, і -^сходѣ,,0и ,
( -с^алъ;, у одна...и.., не думалъ
Ч^едстав^тьс;^ ей, когда слудай распорядился тар;ъ, что въ. котильоn°pTa W ^ : e^ , (?тулъ; :д р ^ о г:цредъ ; окномъ,: гдѣ я
стоялъ; я, хогЬдь рставить, свое, м'^ЯТ9».,,і но ;меця у^е окружили со
всѣхъ сторонъ, и мнѣ приш^рсь .покориться своей участи. Мое дви¥ ? вІе .: $ £ .? скользнуло : оіт ь!іПк н щ ч й . .(7^.,Дхъ!;/ Вы, нашъ , цл$ннидъ.,. — -у^цбаяс^ с щ щ Ао щ мнѣпі#; поклонился молча.—- Вы не
танцуете?
спросила она, не глядя на,
,,когда кат
валеръ ея оставилъ, ее для т щ .съ. другой дамой- — Вы говорите
со мной, княганя? — Съ кѣй{^ же.^щ^е?, —
а і;не танцую.;1Тт
ДЧ iц оригинала,

н
тонак

IÏ?,1?!.т<?:,Риі!
М

)Р0да-і йл;

,jра^ыгр^раете и Пла-

, г а ^ Щ т ^ щ о т ю ц п - - .Ш1.Ш.ОИ опп,ц:х.т-х.,
W *$ï
Ч ^ве^^-д а.^евд

сврй, ;Л °р н ^ ъ ?/ п о ^ м ъ ^ о в а
я медвѣ^ь, ко^ррагд нельэ^ .застави ть, цл^ісать,. сумасбродный Гамт
леЯ >,Щ и щ у щ ій . 9ча<<тья у ж енщ инъ, глупеп;ъ,.не жел^ю щ ій,знать
ofT іЛ?і}іП.}Йой?|5

доказать серф новаго П латона

-

— 215 —

214 —

и глядите на меня такъ,' какъ глядѣла Е катерина I I на нлѣннаго
Пугачева. — Въ самомъ дѣлѣ, вы замѣчательны.
Послѣдовала пауза. — А еслибъ я выбрала васъ въ слѣдующей
фигурѣ? — Я поблагодарилъ бы васъ. — Вы откажетесь танцовать
со мною? — Откажусь. — Ахъ! какъ вы невѣжливы.
Послѣ этого, въ продолженіи всего котильона, она относилась
ко

мнѣ

съ

невыразимымъ

презрѣніемъ.

П ередъ концомъ бала,

когда комнаты уже порядочно опустѣли, она быстро прошла по все­
му залу и подошла ко мнѣ. — Вы будете танцовать со мной? —
Н ѣ тъ. — Отчего?

О тъ того, что всѣ

женщины

внушаготъ

мнѣ

страхъ, а вы въ особенности. — Я? — она пожала плечами — вѣдь
вы не знаете мепя? — Знаю давно. — Почему? — живо спросила
она: — а знаете, что я хорошо помню, гдѣ я видѣла васъ? — Вы
ѣхали въ саняхъ... — Д а, 7-го декабря. — Этого я не помню. —
А я помню, — прибавила она, — и вы говорите, что знаете меня;
вы не знаете. — Все-таки знаю,— отвѣчалъ я , — мы часто бывали
вмѣстѣ и вели продолжительные разговоры. — Гдѣ? Р ад и всего на
свѣтѣ, скажите гдѣ?— въ волненіи спросила она. — Во снѣ. — Во
снѣ?! И я видѣла васъ во снѣ. — Каждую ночь?— Каждую ночь.—
О на схватила мои руки и посмотрѣла на меня; въ это время я
чувствовалъ, что души наш и заглядываютъ одна въ другую,

и ея

душа показалась мнѣ такой ясной, прекрасной и блестящ ей, какъ
и спокойная поверхность большаго, безконечно великаго и неизмѣримо глубокаго океана.
— Я знаю, что вы чувствуете симпатію ко мнѣ, — снова начала

самая некрасивая наружность, освѣщ енная ею, каж ется прекрасной;
самый грубый голосъ становится мелодичнымъ, и даже вашъ уди­
вительный

голосъ,

ваше

прекрасное лицо... — Однако,

что вы не хотите любить. — Я хочу

любить и быть

духовно, не иначе. — Но вѣ рите ли вы въ духовную любовь? —
быстро спросила княгиня. — В ъ мущинѣ, а не въ женщинѣ. — И
такъ , любите меня духовно,— сказала она.— Я думаю, что я могъ
бы любить васъ, еслибъ вы не были женщиной.
К нягиня улыбнулась и съ минуту казалось о чемъ-то думала,
потомъ сказала:— этой бѣдѣ еще можно помочь; въ скоромъ време­
ни я ожидаю сюда моего брата, который, говорятъ, очень похожъ
на меня; вы можете любить его платонически. — Но полюбись ли
онъ меня? — Я вполнѣ увѣрена въ этомъ. — И онъ похожъ на
васъ? — К акъ двѣ капли воды. Теперь желаю вамъ добраго утра
и до свиданія во снѣ. — Съ этимъ она оставила меня.
Я не знаю, дорогая мать, составила ли ты себѣ вѣрное поня•гіе объ этой необыкновенной женщ инѣ изъ моего описанія, — она въ
высшей степени духовное существо; каж ется, что каждый локонъ ея
ды ш етъ. Я считаю себя способнымъ любить ее духовно, но я не вѣрю тому, что на свѣтѣ есть женщина, которая довольствовалась бы

быть любимою духовно, вотъ почему я никогда болѣе не увижу ее
иначе, какъ во снѣ.

Т вой Г ендрикъ.

Н е бойся, чтобъ я влюбился въ прекрасную

кательно. — В отъ комплиментъ, который, по крайней мѣрѣ, имѣетъ
достоинство новизны, — проговорила прекрасная москвитянка, —
обыкновенно въ насъ обожаютъ совершенно другое. — Ч то касает­
ся до меня, то я раздѣляю убѣжденіе Платона: красота, нераздѣльн а я съ душою, драгоцѣпнѣе тѣлесной. — Н о какъ хотите вы узрѣть эту красоту или понять ее,— вскричала княгиня,— вы только
духовно можете воспринять ее, только въ мысляхъ и въ душевныхъ
ощ ущ еніяхъ! — Н ѣ тъ, печать духовной красоты видна во всемъ;

москвитянку даже

духовно, хотя она изъ рода Салтыковыхъ и Дашковыхъ.

княгиня, — вы должны чувствовать ее. — Я не отрицаю этого, въ
вашемъ сущ ествѣ есть что-то духовное, а это безконечно привле­

говорятъ
любимымъ

27 -е я н в а р я .

Нынче утромъ я получилъ записку слѣдующаго содержанія:
„Я люблю тебя той чистой и духовной любовью, которой ты такъ
жаждеш ь и которая составляетъ твой высочайшій
„Если душ а твоя тоскуетъ

идеалъ.

по другѣ и товарищ ѣ, способномъ

раздѣлить твои стрѳмленія, то приходи ко мнѣ. Около полуночи
карета будетъ ожидать тебя у городскихъ
N. Пароль твой

воротъ, по дорогѣ въ
„ А н а т о л ь .'

— Д16 —

— 21.7 —

Почеркъ былъ мужской, но крупныя, размашистыя буквы, имѣли
то округленіе, какое мнѣ такъ нравится; но моему! оно показываетъ какую-то гармонію между различными
ностями и качествами.

человѣческими способ­
: ;

пали въ совершенно темное пространство.. Тутъ старый слуга взндъ
меня за руку,, дрвелъ до дивана и. нопросилъ

присѣсть. Не знаю,

долг.о ли я пробылъ въ этомъ положен!и; думаю, что не очень дол­
го, но каж дая минута казалась

мнѣ вѣчностыо. Я полагалъ, что

Кто .этотъ Анатоль? Н е братъ ли княгини? Во всякомъ случаѣ
я воспользуюсь его приглащ еніемъ.
' ^

нахожусь, въ пустой коащатѣ, но, къ .моему неописанному удивле­

.-.-.а- ■

домъ со мною заговорилъ чудный голосъ— Привѣтствую тебя, Пла-

•

--Гг'

1

И:}— .О Н м У ] ’.Предъ:,вечвррнъ.,•

Я наш елъ у одного ; еврейскаго торгаш а, замѣчательную; гравю­
ру, и купилъ ее. Сюже?ъ е я — искушеціе рв. А н то н у ,, Чудная,, мысль
выражена въ этой картинѣ; тутъ не видишь безчисденныхъ чертей
и невозможныхъ животныхъ, лсрторые поселили во мнѣ такое отвра-

нно, едва раздался, послѣдцій ударъ , подуночнагр
Т?НѴ :

часа, какъ р я ­

Ты здЬсь? — вскричалъ я, какъ бы испуганно. — Кого

.ты иіцешь?. — спррсилъ голдоь. — Днатоля. — Я Анатоль.
. Я сдѣлалъ двиясеніе, нр голосъ сказалъ:

оставайся на своемъ

щ еніе къ этому, сюжету. Въ этотъ рцзъ сатана предпочитаетъ нис­

не приближайся ко мнѣ; я хочу только поговорить съ то­
бой, и , послущ ать,т еб я ;, цичто тѣлеспое и плотское не должно быть

послать на землю женщину, которая оцаснѣе цѣлой бѣсовской ар-

.иомѣхрю при, обращ еніи. цащ ихъ ,^ущ ъ. — Голосъ

міи,— бѣлокурую жецщину дьявольской красоты. ; О на едва не. до-

комъ, не знаю ,, когда и г д ѣ ,я елыщалъ е г р .,Я остался на мѣстѣ и

трогивается до книги угодника,. погруженнаго в ъ , чтеніе. при свѣтѣ
скудной лампы, и снизу улыбается емуп такъ ..невинно,, дѣвствецно

ç!,J?P?ni9W IPPr.— ’î Т0 : CÏ» тобой? Отчего ты не
говоришь? — ,спросилъ ^ОДОСЪ, и ,ръ ,,это тъ р,аз> мнѣ почудилось,

и кокетливо, a свѣтъ, такъ ударно, Я М Ш » н а . ^ (ВДу*>! грудь, по­

что звукъ его носился .в ъ воздухѣ,,:какъ

ка все остальное, пространство остается, .в ъ ц ^ я р н о ^ ъ
но св. Антоній прсдолжаетъ читать?. .

и ^ ^ л ъ дущ у, Щ ; . ;9 ^ (1щ ш у ч ^ р а л ъ .ц а д о мною и кружился около

" .

пол.умракѣ;

М Ь

о: НК-?--; >/ ,іщЦЩИ9 Ж л тт Т в р й ,Г е н д р и к ъ .,.Г!
.^ну Of! язя и ,ер ян и

:l ' i J

'J : 's,' r>

28»е ян в ар я.

будто онъ самъ по себѣ

р ^ х р д а ь ,. ли ,ты, что и голосъ орудіе

^пррсэдъ, я ,; — Д,ъ рожалѣнію, намъ ещ е не удалось
отбросать отъ себя все чувственное и тѣлесное, — отвѣтилъ мой
собесѣдникъ,— и потрму м р принуждены смотрѣть на голосъ, какъ
на самый ^ухрвны.^, способъ ,0006щіенія двухъ сущ ествъ. Въ сущности,

За долго до полночи, я былъ н а назначенномъл,мѣстѣѵ,и кар(е та
уже ожидала меня, Старый іСл^а, почтительно .п о ^ щ е л ъ ко мнѣ.—
Анатоль, быстро произнесъ я . Онъ молча поклонился и подсадилъ
меня въ карету. Мы быстро покатились; дома

былъ мнѣ зна­

мелькали въ окна,

он£, не дрщ ги .вад т^я .до , насъ; рдіінъ зрукъ.егр потрясаетъ воздухъ,
НЗ Д »т°го і педрясэдія, достаточно, .чтобъ врзбудить чъ душѣ стремленіе слиться съ воздухомъ. — ,Л$,. дущ^, сливается съ воздухомъ,—
сказалъ я ,— голосъ твой напоминаетъ мнѣ звучный

колоколъ или

но я не старался узнавать УЩЩЬ Ц м олча прижался щ уголъ. Мнѣ

пѣніе птицъ въ лѣтній вечеръ посреди лѣса, когда молча подсматри­

показалось, что щ ;
вслѣдствіе моего .а д з р ^ д е н щ о c p q ^ a i ^ # .н е ^ д ѣ я д я ,

rJ^го^етъ,

ваеш ь за природой. Я могъ бы полюбить одинъ твой чистый, звонкій голосъ . 1

карета о с т а н о в и л ^ , ,въ в о р р ^ ъ ^ ^ о л ^ ір ^ р .^ома;.рта{і^ікъ р р р ^ и л ъ
дверцу и поведъ W
| 0 5| ? Ш ^ Й

л не получилъ отвѣта. — Увижу ли я тебя? — снова загово® и м ѳя детѵ .апчиімд еняйаіѵі оці^тіідоай т э
„
,
рилъ я . — Н ѣ тъ. — Н екогда? — Голосъ молчалъ. — Я сдѣлалъ
<ги0 элжааП ..т:)0г.0'і аж .гтот м «гнцдо ш л і^шыг.з пт
замечательное открытіе,— сказалъ я спустя нѣсколько минутъ. —
«,.'';'.)НП_ :н.чн<)Т:)0 " ѵп он К.
ла^П'-.т н .■ ■■■■•; п
л ако ег— послышалось вдали, такъ далеко, что я испугался.— Гдѣ

цвѣтамйѵ Пройду ш ирокі^ кордцдоръ^ ^ н и ш а ^ , котораго гстояли
гипсовые снимки съ греческихъ и итальянскихъ образцрвъ ирдусства,
взошли мы въ небольшой полуосвѣщенный салонъ, а изъ него по-

:101Ш °

!І

.ОІОІЛ

7 B I 7 j. .П -.Н ’Ш Х О ? )

O T -O T H

<П'І 7 .

ты?— спросилъ я, дрожа всѣмъ тѣломъ. — Возлѣ тебя,— отвѣчалъ

218 —

— 219 —

голосъ у самаго уха и такъ тихо, такъ удивительно спокойно. Пре­
красное нривидѣніе начало волновать меня и опутывать невидимою
сѣтью. — Какое ты сдѣлалъ открытіе? — спросило оно. — Очень
странное. Тѣлесное часто портитъ наше чистѣйшее настроеніе,
возвышеннѣйшія ощущен ія и благороднѣйшія дѣйствія, и я часто
проклиналъ его власть, а теперь, когда оно отброшено, я ищу его,
такъ какъ я жажду видѣть тебя. Развѣ это не странно? — Голосъ
молчалъ.—Вѣдь и душа одарена зрѣніемъ; я вижу тебя глазами
души. — Какимъ же видишь ты меня? — Твой станъ нѣженъ и
строенъ, голова благородна, хотя складъ ея и не вполнѣ правиль­
ный; у тебя густые бѣлокурые волосы, а лучи твоихъ большихъ
голубыхъ глазъ проникаютъ въ самое сердце, не взирая на окру­
жающей насъ мракъ. — Не получая отвѣта, я спросилъ: таковъ ли
ты, какимъ я вижу тебя? — Не знаю,— какъ будто насмѣшливо
отвѣтилъ голосъ; мнѣ даже послышался отрывистый, серебристый
дѣтскій смѣхъ.— Уходи теперь, сказалъ онъ мнѣ.— Когда я снова
могу поговорить съ тобой?— Не знаю. — Скажи, умоляю тебя... —
Прощай! — послышалась въ отдаленіи, и привидѣніе исчезло. Ктото взялъ меня за руку. То былъ старый слуга, который опять
довелъ меня до кареты; въ этотъ разъ она остановилась у моей
квартиры.
Вотъ я и лежу у себя и живу мечтою; голосъ не даетъ
мнѣ покою, онъ раздается въ ушахъ моихъ, словно звукъ отдаленнаго колокола, и преслѣдуетъ меня, какъ картина, которую подъ
часъ забыть невозможно. Услышу ли я его когда нибудь? Я могъ
бы умереть съ тоски по этомъ голосѣ.
1 0 -е ф евраля.

Д о р о г а я мать!
Давно не получала ты писемъ отъ меня, но не сердись, я не
могу писать; какъ будто кто-то похитилъ душу мою, и я живу одной
мечтой; тѣло мое еще бродитъ, но глаза не видятъ, уши не слышатъ,
или слышатъ все одинъ и тотъ же голосъ. Прежде онъ только ночью
преслѣдовалъ меня, а теиерь и днемъ. Я не въ состояніи писать
далѣе, я нездоровъ.

11-е февраля.

Днемъ—я мертвый, только съ полуночи начинаю жить, нѣтъ,
ранѣе, какъ только заслышу стукъ кареты Анатоля. Я бываю у
него каждую ночь.
1 2 -е февраля.

Нынче голосъ спросилъ меня: что съ тобой? не боленъ ли ты?—
Боленъ,— отвѣчалъ я,—боленъ отъ тоски по тебѣ, мнѣ такъ хочет­
ся видѣть тебя.— Я не получилъ отвѣта, но мягкій синеватый
лучъ свѣта упалъ сверху и постепенно разлилъ по всему пространству
пріятный, волшебный нолусвѣтъ. Я увидѣлъ себя посреди большаго
зала, а въ десяти шагахъ отъ меня лежала темная фигура на
диванѣ, и свѣтъ прямо падалъ на обворожительныя черты Анатоля.—
Анатоль! — вскрикнулъ я.— Оставайся на своемъ мѣстѣ,— спокой­
но сказалъ голосъ Я сталъ разсматривать своего новаго друга съ
глубокимъ удивленіемъ, такъ чудесно было его сложеніе, такъ духов­
но-привлекательно его лицо, и въ добавокъ черты его были зна­
комы мнѣ. Вдругъ я вспомнилъ княгиню. Да, это ея черты и всетаки не совсѣмъ она... Неужели это въ самомъ дѣлѣ ея братъ?
Иначе кто же? Анатоль носитъ высокіе сапоги и просторную одежду
русскаго покроя, волосы у него свѣтлые, онъ прекрасенъ, но
душа еще прекраснѣе.
1 3 -е ф евраля,

Нынче, когда я пришелъ, зала была уже погружена въ тотъ
сказочный полумракъ, который вчера подѣйствовалъ на мою душу
такъ, какъ дѣйсгвуетъ на нее лунная ночь. Анатоль взошелъ въ
комнату уже послѣ меня. Онъ невысокаго роста, но станъ его на­
поминаетъ станъ юнаго бога, и я невольно вспомнилъ Аиоллона.
Въ первый разъ ощутилъ я его присутствіе; онъ подошелъ ко мнѣ,
протянулъ мнѣ руки и опустился на диванъ возлѣ меня. Рука его
очень мала и горяча, какъ огонь.

—

220 —
•i-

i-

i*. .‘i*

18-е ф евраля.

-

-

2 6 -е ф еврал я.

Л ю б е з н а я м ать!

И звини меня, дорогая мать,, но я не могу писать тебѣ, я только
и думаю что объ Анатолѣ; сердце - мое; переполнено имъ. Наши

2 2 1

Я не въ силахъ

описать тебѣ вей) искренность Нашихъ обоюд-

свиданія въ обширномъ залѣ съ великолѣпными картинами и ста­

ныхъ отношеній

туями, съ таинственнымъ освѣщеніемъ не походятъ ни на что

ночный часъ придаетъ что-то сверхъестественноё.

земное. Пушистый коверъ поглощ аетъ шумъ ш аговъ, темная бар-

думаю, что я обратился въ привидѣпіе.

хатпая мебель, большой, мраморный каминъ съ , маленькимшгброн-

А Анатоль?

и всю поэзію наш ихъ свиданій, которымъ

полу­

Я самъ иногда

Часто приходитъ мнѣ въ голову, что сатана, сму-

зовыми фигурами и все остальное .такъ (,гармонируетъ , еъ,,моимъ:;на*строеніемъ. Ровно въ двѣнадцать часовъ является Анатоль,t словно

щавшій св. Антонія и другихъ праведниковъ въ образѣ женщины,

духъ какой; мы говоримъ, держ а за руку одинъ другаго, и какое-

ш ая отъ міра женская душа изъ состраданія задумала навѣщ ать

то круженіе уноситъ; насъ : въ невѣдомый,міръ до ;лервыхъ ілучей
свѣта.

меня въ полночь; такъ

Милый духъ! В ъ тебѣ наш елъ я все: мой возвышенный йдеалъ
принялъ образъ живаго . существа. Я не ошибся
духовная любовь, въ .которой двѣч души,
Другую, сливаются, въ одну дущу. .. ,
!і1
'O 'ifl

i!

:• i
U iT tjO l»

,,4.

RO

Г-

l ’H O f l - i i j O j

-Т іч:

.fi,I,

ч ...

.)’ [!

.Г С Й Ш К Н Л

...

»{

.О Л H ’ .

" 'Г »

Г ІМ ІН К О ІЮ Н

, (__ 1С : •

существуетъ же

погружаясь : одна
;
:
.
'У.іЛ

К

въ
і

искушаетъ меня въ образѣ мущины, или что к ак ая нйбудь отшедзамѣчательно соединены

въ Анатолѣ

всѣ

достоинства мущины и всѣ прелести женщины. Онъ не мущина и
не женщ ина,

или

и то, и другое. Я боюсь1, что такое

великое

счастіе не будетъ продолжительно, но прожить и малбе время въ
подобномъ блаженствѣ стоитъ цѣлой жизни другихъ людей.
Твой П латон ъ.

Г -У Т А ^ 'Ж « Н ф І - О Н

.П 7 > .]Ш

i ï ’H U

У к OH

2 1 -е ф евраля.

Я поТрясёнѣ до глубины души, но какое счастіе можетъ срав­
ниться СЪкОІШЪ? '* :І
-‘‘'ііУПНИ ' : !i ; IT,.,
\ . и,
,. .L'ÏHJ-/
Нескромный лучъ свѣта изобличилъ м н^ т а й н у /завѣсу съ кото­
рой не рѣшаюсь снять даже передъ самимъ собою. Мы сидѣли у
камина, какъ вдругъ яркое пламя освѣтила лицо Анатоля; это
продолжалось не болѣе мгновенія. Сперва я испугался, но Ана­

„Р. S. Ты

говоришь,

что* ж енщ ина

не можетъ ; любить иначе,

какъ женщина, ч т о . каж дая изъ нихъ ж елаетъ побѣды, и что

я

доставилъ бы тебѣ величайшую радость* еслибъ дозволилъ молодой
и умной женщ инѣ сковать себя вмѣстѣ и духовно и чувственно.
Добрая мать! Еслибъ я встрѣтилъ женщину, которая, полюбила бы
меня такою духовною и блаженною ;любовью, какою я люблю Ана­
толя, то я никогда не захотѣлъ бы обладать ею. u à

толь взглянулъ на меня своими большими свѣтлыми глазам и, и я

Я никогда не хочу

успокоился. Я схватилъ его руку и прижалъ: е ё 1 № М М ЫНустамъ

т е р я т ь , ; ее, а* въ натурѣ

обладать ею уже потому, что не хочу
всѣхъ

чувственныхъ ощущеній

по­

лежитъ

й снова ужаснулся,' но въ эітЙъ ' 'разъ'11меня ‘ ’йЬйугШлк" ййсль раз­

условіе. измѣняемости; они изчезаютъ такж е быстро, какъ и возни-

руш ить étiôe стастіе, й потому л 'бы сіро вы пуС тилъруку,' которую
т а к і- 1о х о т н о осіш алъ бк*:поцѣлуями.
^счш п топ

каю тъ. Л же; надѣюсь на безконечную любовь.
. • :.;■•)*• ■' )[' .

'

liU .ll;

.і : :

K il* '> k

.M M T O Ç I!

' т ; ; J , î : ■«

: г

M IO

:

ijV îU ii

«

j.-.

••V I - :'i

•

Я совсѣмъ преобразился^ къ чему это приведётъ меня?1,Неужели
я началъ съ Того, что привязался къ мущипѣ, и кончу й м ъ * ’1что
полюблю женщину?
і і ; 0"0
Г.-іП'-:
К і ;і ‘Л
.. П К р Л’ J H O P O

.Г.‘ І Я У Ж Н ! ( Г
-!;Ж Г .О .Г .О ф 1
{' l ö o u

-Н Ч '.Д П ;Я
се O B

.U 'J U i.O 'I

iV . >

И Г

п ,і.О н л у а т :.ііт ,і

I : И И К B C J O *’ •<*' Ш ‘. Ш |

I*.

O 'ü K lV

• l / / ' j :.)•••,
.w v iO ü H

tD JV H J
•’

) >■■'

••

*1 ! ' £ • : ; . M . î i . . ;

Ü

i - . i . U i ; 1>Н

І.Ч іМ і,

«ГХ НаОІ

(П Г К Ж

- » и т и • » ' • f . ■:>! . . г к ‘
'

И Г*-*іЧН

; üH ÏM i

У П І У Ж 1 ! , | Ѵ Ь -.
у

ш

В Ht"’

ш

I

УТО П И И

/ п
• К І Я Т Ѵ і.О Я О .К ?

-

2 2 2

-

-

•28-е ф евраля.

Нынче нъ первый разъ я услышалъ смѣхъ Анатоля. Ахъ! какъ
очаровательно онъ смѣется, точь въ точь китайскій колокольчикъ.
Я разсказывалъ ему о своей первой любви.— Правда ли, что ты
никогда не любилъ?— спросилъ онъ меня.—Никогда.—И никогда
не былъ любимъ?— Нѣтъ, я былъ любимъ.— Существомъ женскаго
пола?—Да.— И эта женщина блондинка или брюнетка?— Сильная
брюнетка, такая, что трудно найти темнѣе ея, такъ какъ эта осо­
ба черная кошка. Анатоль засмѣялся.—И она влюблена въ тебя?—
Серьезно влюблена, только послушай—И такъ, разскажи мнѣ о
своей первой любви,—вскричалъ Анатоль,— надѣюсь, что твоя брю­
нетка въ самомъ дѣлѣ красавица.
О! она очень красива,—отвѣчалъ я,—и въ добавокъ замѣчательно умна и горда, чисто мавританская королева, когда она
медленно, неслышно пробирается по комнатѣ; при этомъ она всегда
опуститъ глаза, а хвостъ ея тащится за нею, словно- шлейфъ; и
какъ нѣжно подъ часъ она обнимаетъ мою шею своими бархатными
лапками, начинаетъ мурлыкать и прижиматься къ моему подбород­
ку! Замѣчательно, какъ она постепенно удалялась отъ всѣхъ ко­
шекъ и постепенно всѣ болѣе и болѣе привязывалась ко мнѣ. Оче­
видно было, что общество развитаго существа нравилось ей болѣе,
чѣліъ ея сооственное. Я думаю, что союзъ, въ которомъ женщина
смотрѣла бы съ такимъ слѣпымъ удивленіемъ на своего мужа, былъ
бы безконеченъ. У Мими положительно духовная натура, да, она
всегда казалась мнѣ образцомъ женщины. Хотя весна и полнолуніе
вызываютъ въ ней мистическія побужденія, и она ча время ста­
новится колдуньей, карабкается на крыши и затягиваетъ страшныя
кантаты, но нослѣ того она какъ будто стыдится сама себя, и
страсть ея ко мнѣ еще болѣе усиливается. Я желалъ бы, чтобъ
ты видѣлъ ее, когда она сидитъ противъ меня въ зимніе вечера;
глаза ея выражаютъ такое обожаніе; она всячески старается, чтобъ
я понялъ ее, ловить каждый звукъ моего голоса, каждое движеніе,
каждое выраженіе моего лица. Часто ведемъ мы съ нею продолжи­
тельные безсловесные разговоры, а иногда, единственно ради моего
удовольствія, она начинаетъ выдѣлывать самыя разнообразныя

223 -

штуки. Принужденіе ей невыносимо, и годъ отъ году духовная
жизнь ея усиливается и умъ развивается. Мими какъ будто пере­
стала быть животнымъ, она столько позаимствовала отъ людей,
что ихъ общество только и нравится ей. Дружба моя съ Мими
есть лучшее доказательство существованія духовной любви, такъ
какъ тутъ не можетъ быть рѣчи о чувственности.—Но объ инстинктѣ и эгоизмѣ!—вскричалъ Анатоль.—Я ожидалъ твоего возраженія,—
отвѣчалъ я,—но то-то и замѣчательно, что я никогда не кормлю
ее,—этимъ занимается моя мать, и къ тому же v насъ четыре
кошки. Отчего же именно Мими и одна она избрала меня своимъ
другомъ? А если такая чисто духовная любовь существуетъ между
человѣкомъ и животнымъ, отчего бы пе возникнуть ей между му­
щиной и женщиной?— О, навѣрно это возможно,—сказалъ Ана­
толь.—Значитъ, ты раздѣляешь мое мнѣніе.—Да, раздѣляю,—про­
должалъ онъ, — но мущинѣ слѣдовало бы быть потерпѣливѣе
въ отношеніи тщеславной женщины, съ которой до сихъ поръ
обращались какъ съ несовершеннолѣтнею; она привыкла къ этому,
привыкла и къ обожанію другихъ, а теперь, когда ее возвели на
степень равенства, ей приходится вдругъ отказаться отъ всѣхъ
сладкихъ конфектъ.—Если женщина тщеславна, то она неспособна
на духовную любовь,—сказалъ л,—такъ какъ она не перенесетъ
мысли не плѣнять своими прелестями.
Анатоль молчалъ въ теченіи нѣсколькихъ минутъ, потомъ тихо
замѣтилъ: женщина болѣе всего желаетъ осчастливить того, кого
любитъ, она хочетъ быть всѣмъ для любимаго ею мущины.—Да^
она хочетъ, чтобъ мущина, какъ нищій, лежалъ у погъ ея,— вскри­
чалъ я,—она прежде хочетъ стать королевой, а потомъ осыпать
его своими дарами!
4 -е м арта.

Добрая мать!
Не безпокойся обо мнѣ, я здоровъ, хотя и ничего не пишу о своемъ
здоровьѣ; вообще теперь я мало думаю о себѣ; святая любовь,
свившая себѣ гнѣздо въ моемъ сердцѣ, поглотила всѣ другія ощу­
щены.

— 224 —

Во вторникъ на масляницѣ' былъ блестящій костюмированный
балъ у баронессы. Сначала я разсчитывалъ остаться дома, но утромъ
я получилъ слѣДуюш;уЬ;'з а п и с к у :01
.«псиитоиня ати h l m -j
„Я жду тебя ныкчё; въ; і і о л н о ч е І у: баронессы.1 0;!Т',‘,'1І'ОГ> ,J/!: ,пг
1 '•

l ï O f lf lO ’/ y j

І і І П / г Н О Я Т Ю Я І Ѵ ')

ifW L IV W R .a 'r f iK Iü lO j

; «•-

івоя черная кошка.
Я рѣшился Отправиться öä 'балъГЬхотно аоПийлъ нбыг я ѵ Щ
баснословный міръ этого праздника/ велиі;олѣпн6ё: убранство залъ,'
краси выхъ дамъ ’ й‘' блесткіціе! Налеты J Ш нsi это не хватаетъ' у меня
веселаго юмора и безпрйетІйсЙя.‘Ш ч Щ вЭ Т ы л и въ Й к а х ъ , и
ты можешь представить себі, что тіюУго Ж г о н а 1н е 'm à o мучили
и интриговали даже съ н Ш Щ б п злЬбтью. ‘Й;і надеялся и віуІстІ
съ тѣмъ страшился вйрѣтитьёй’' с і;'Ш ги іе й ',иЙѳ это M o напраснб. Ровно въ полночь бъ заілѣ Ш І М Я д в о й к и “ 'кЬЙрыя возбу­
дили всеобщее любопытству окоЬ н Ш ^ѣснклись, ' с н я л и с ь ,1но
когда ихъ дразнили, то онѣхркбро заЩйііфлись своими когтями,J
такъ какъ онѣ разыгрывали р&к'^'дв^ъ кошекъ, бѣлой и'черной'."
Черная маска вся1была закутана въ черный атласъ/дохрдйвшій до
кошачьей головй' ёя1,1 a вііѣсто рукъ у !нея были придѣланы 'міховыя лапки съ бОЛйійими черішми когтями. h Другая ' ймѣла ' такой
же, только бѣлый костюмъ. Жаль, что этимъ совершеннымъ кошкамъ
измѣняли глаза— у ОДНОЙ' голубые,'у другЬй черные!' Бѣлая °кошка
была графиня Адель, черная—Айатольі" шгж т fmuuhu!
"Ѵ)ШГ
Въ первый момёнтъ мнѣ какъ-то непріятно было вйдіть на немъ
женскую одежду, но вскорѣ восхищёніе, вызванное удачнымъ йсполненіемъ его роли, пересилило всякое другоеощущеніе; по истинѣ,
я переживалъ что-то сказочное. Черная кошка взяла меня подъ
руку и на всѣ вопросы мои отвѣчала мяуканіемъ, которое пѳперемѣнно выражало одобреніе или порицаніе, не то.удовольствіе, смот­
ря по тому, насколько шутки мои были удачны и насколько онѣ
трогали ея кошачье сердце. Когда мы усѣлись,; наконецъ, въ бесѣдкѣ, гдѣ я когда-то ( объяснился съ^А^ель, ,черная кошка: моя мед­
ленно стада, .мурлцкать и ,;щ ю ть голову о^ш о; грудьгпгнастоящая
кошка! Я почесалъ за $я маленькими ушками* но, .тутъ что-то, стран­
ное произошло въ душѣ моей; я подумалъ: не влюбился л и . і я и в ъ
кошку за то, что не хотѣлъ влюбиться въ женщину?

18-е м арта

Нынче я встрѣтилъ княгиню на улицѣ въ первый разъ со дня
перваго оала у оаронессы. Какъ описать тебѣ вынесенное мною
впечатлѣніе? Она также вышла изъ своего обычнаго спокойствия,
сначала поблѣднѣла, какъ полотно, потомъ кровь бросилась ей въ
лицо; а какъ она была прекрасна, невыразимо прекрасна, не смот­
ря на свой шлейфъ! У меня подкосились ноги, я остановился и
молча поклонился; она отвѣтила мнѣ подозрительнымъ, сухимъ поклономъ, что было ей такъ къ лицу, и я— къ чему мнѣ лгать?— я
долго глядѣлъ ей вслѣдъ, пока ея васильковое платье не исчезло
изъ глазъ.
2 5 -е м арта.

Безпорно, человѣкъ самое смѣшное и жалкое изъ животныхъ.
Мнѣ кажется, что все его несчастіе заключается въ томъ, что онъ
ходитъ на двухъ ногахъ. Всѣ другія созданія двигаются въ испареніяхъ земли, и жизнь ихъ течетъ спокойно, согласно съ непре­
ложными законами природы; онъ одинъ принужденъ смотрѣть на
небо, на которомъ видитъ солнце, луну и звѣзды, и вотъ фантазія
его разыгрывается, ему приходятъ въ голову различныя мысли, а
эги продукты его ума сокраіцаютъ и портятъ его жизнь.
Необходимо всегда и вездѣ готовиться на разочарованія, силь­
ныя, мучительныя разочарованія. Какъ часто я говорилъ себѣ то,
что высказываю теперь, проводя блаженные часы съ Анатолемъ, и
все-таки, когда настала минута перваго разочарованія, сердце
мое обливается слезами и мнѣ хочется свалить эту вину на кого
бы то ни было, а между тѣмъ виноватъ я одинъ, благодаря своей
плодовитой фантазіи.
Въ этомъ году весна ранняя, даже ночи теплыя, а такъ какъ
теперь иолнолуніе, то мы и придумали съ Анатолемъ проѣхаться
за городъ. Доѣхавъ до. большаго пруда, мы‘вышли изъ кареты и
пошли пѣшкомъ. Въ лунномъ свѣтѣ все казалось прекраснымъ въ
этой незавидной мѣстности; мы восхищались и кучами сора, и репейникомъ, который приняли за розу. Вдругъ страшный крикъ нарушилъ господствующую тишину и наше беззаботное, мирное наЗавѣ щ ан іе К аи н а.

,-

— 227 —

— 226 строеніе— Это крикъ погибающаго,— сказалъ я, ускоряя свои ша­
ги; и въ самомъ дѣлѣ, дойдя до пруда, я увидѣлъ человѣка, боровшагося съ водою. Анатоль равнодушно отвернулся. Передъ его
глазами человѣкъ погибалъ, а онъ былъ въ еостояніи шутить. Не
думая долго, я сбросилъ съ себя мундиръ и саблю и бросился пъ
прудъ. Когда я вытащилъ бѣдняка изъ воды, то я увидѣлъ, что
онъ потерялъ всякое сознаніе; это былъ юноша лѣтъ пятнадцати,
изъ рабочаго сословія. Мнѣ удалось привести его въ чувство. Ана­
толь подбѣжалъ ко мнѣ и заключилъ меня въ свои объятія, дрожа
всѣмъ тѣломъ. Мы сейчасъ же сѣли въ карету. Я промокъ, какъ
наша собака, когда я и отецъ купали ее въ рѣкѣ. На возвратномъ пути Анатоль сталъ еще упрекать меня тѣмъ, что я рисковалъ своей жизнію— Живъ ли такой человѣкъ, или нѣтъ—рѣшительно все равно. Кто будетъ спрашивать, сколько лишнихъ лѣтъ
ему теперь придется ѣсть и пить? Такія животныя существа милліонами зарождаются въ одну секунду и поглощаются другою. При­
рода знаетъ, зачѣмъ она пожираетъ своихъ собственныхъ дѣтей
— О такихъ вещахъ нельзя философствовать,— возразилъ я,—это
дѣло чувства — Конечно, тутъ философствовать напрасно. Я живо
помню, какое состраданіе внушало тебѣ каждое безпомощное боль­
ное животное, каждый воробей, вылетѣвшій изъгнѣзда, всякая заблудшаяся кошка; a лѣтомъ, когда балконъ въ салонѣ былъ отворенъ и яркій свѣтъ лампы привлекалъ въ комнату большихъ ноч­
ныхъ бабочекъ, то мы ловили ихъ и снова пускали въ садъ, что­
бы спасти ихъ крылья. Тутъ же дѣло шло о человѣкѣ, боровшем­
ся со смертію. Что мнѣ за радость, если я скажу себѣ: быть
можетъ, Анатоль глубже и сильнѣе любитъ того, къ кому приЕяжется, если онъ не расточаетъ своего чувства по клочкамъ. На­
прасно было бы философствовать въ такомъ случаѣ.
• 1 8 -е а п р ѣ л я .

Давно не писалъ я тебѣ, дорогая мать. Прости великодушно; но
я не могу преодолѣть себя, и мое недовольство придаетъ всему
какой-то сѣрый, туманный колоритъ. Счастливъ, втюлнѣ счастливъ
я только посреди природы. Нынче ночью мы отправились верхомъ

въ Н. Обширное и безмятежное поле подъ небеснымъ сводомъ,
усѣянныыъ звѣздами, кажущуюся неподвижность и при этомъ таин­
ственную дѣятельность всего окружающаго можно чувствовать, но
не описать. Мы ѣхали возлѣ рѣки. На противоположномъ берегу
стояла мельница, изъ которой лучъ свѣта падалъ на воду, и при
перекатѣ волнъ онъ дрожалъ, словно золотая змѣя. Мельница одно­
образно шумѣла; лѣсъ стоялъ передъ нами, чтб черная стѣна. Мы
вышли изъ кареты у опушки его. Полупьяный крестьянинъ, кото­
раго мы поймали близь корчмы, показалъ намъ дорогу къ Чертову
Камню, замѣчательной скалѣ, на которой когда-то стояла статуя
Весты. Ясныя звѣзды освѣщали болыпіе бѣлые камни, а туманъ
двигался между низкими черными елями. Мы сѣли на круглый
обломокъ, а крестьянинъ растянулся на сырыхъ иглахъ, всюду покрывавшихъ почву въ лѣсу, и во снѣ что-то напѣвалъ носомъ. Мы
стали наблюдать за волнистымъ туманомъ, который постоянно создавалъ нобые контуры, и старались найти смыслъ въ его неясныхъ
очертаніяхъ.
— Видишь ли ты тамъ змѣю?—Гдѣ?— Большую сѣрую змѣю,
что свертывается на мхѣ?— вскрикнулъ я. Крестьянинъ встрепе­
нулся и опять затянулъ свою пѣсню.—А вотъ здѣсь цѣлое стадо
волковъ,—замѣтилъ Анатоль, указывая на кустарникъ сбоку,— а на
что похожа эта ель?—На высокую фигуру въ священномъ облаченіи.— Старецъ,—не правда ли?— благословляющій старецъ.— Вотъ
черезъ лѣсъ пробирается многочисленная армія,— заговорилъ я,
указывая на черные стволы деревьевъ, между которыми медленно про­
бирался туманъ,— это Варъ съ своими легіонами— Или Наполеонъ
съ старой гвардіей,— вскричалъ Анатоль,— я вижу его сѣрый мундиръ
и длинныя шинели его гренадеръ!
Много, много дѣлали мы разныхъ открытій; то смѣялись, то
прижимались другъ къ другу, смотря потому, казалось ли новое
явленіе смѣшнымъ или страшнымъ — Взгляни направо, тамъ на
камнѣ сидитъ сгорбленная старуха,— сказалъ я послѣ нѣкоторой
паузы— она какъ будто молится— НЬтъ, она стряпаетъ,— возра­
зилъ Анатоль.— А тутъ вокругъ скалы — продолжалъ онъ шеиотомъ,— какое одушевленіе; посмотри только на этихъ маленькихъ

-

— 229 —

228 -

людей съ длинными бородками, какъ они оживленно толкуютъ о
чемъ-то и все что-то таскаютъ, они положительно строятъ...— Да,
они строятъ замокъ для...—Не для насъ ли? Анатоль нѣжно и
пріятно обвилъ меня рукою. Я молчалъ, не знаю почему я не на­
шелъ отвѣта.

вскричалъ Анатоль:—я охотно занялъ бы мѣсто Екатерины II,— о
ней можно сказать, что она жила. Для нея пустынныя степи пре­
вращались въ плодоносныя поля, какъ въ сказкѣ, выростали въ
безлюдной странѣ цѣлые города, дворцы и населенный деревни.
Я взглянулъ на Анатоля; онъ дошелъ до той точки, когда я
перестаю понимать его.

2 9 -е а п р ѣ л я .

Д о р о г а я мать!
Ты желала бы, чтобъ я набросалъ. тебѣ картину нашихъ духовныхъ отношеній, но я боюсь исказить истину въ порывѣ фантазіи. Всего вѣрнѣе будетъ, если я стану ежедневно записывать
то, что у меня останется въ памяти по возвращеніи отъ Анатоля.
Память моя, какъ и у всѣхъ восточныхъ славянъ, блестящая; но я
буду писать только то, что всего характеристичнѣе. Завтра начну
свой дневникъ.

30-е апрѣля.
Между мною и Анатолемъ произошла первая ссора изъ за серьезнаго предмета. Ты знаешь, какъ велика и искрения моя привя­
занность къ родинѣ, къ своей націи и всему родному. Я читалъ
прекрасные стихи, въ которыхъ такъ хорошо выражены всѣ
эти чувства, когда Анатоль вдругъ неожиданно засмѣялся.— Я не
понимаю тебя,— сказалъ онъ, видя мое удивленіе,—у меня нѣтъ
отечества, я всегда болѣе жилъ за границею и часто переѣзжалъ
съ одного мѣста на другое; не могу не сознаться, что Парижъ,
Флоренція и Венеція, съ своими бульварами, каналами и дворцами,
несравненно болѣе нравятся мнѣ, чѣмъ наши города съ ихъ дере­
вянными постройками, деревни съ вѣчнымъ запахомъ полыни и
тимьяна и однообразные лѣса и степи.
Не могу выразить тебѣ, что я почувствовалъ въ эту минуту:
какъ будто Анатоль схватилъ своей маленькой ручкой мое сердце
и остановилъ его біеніе. Потомъ онъ говорилъ такъ хорошо о космополитизмѣ и, наконецъ, сталъ защищать монархически принципъ!—
Я согласенъ,— сказалъ я,— что монархія есть идеалъ государственнаго устройства, но онъ неисполнимъ. Я подразумѣваю монархію
даже при власти перваго изъ мущидъ.— Или первой изъ женщинъ!—

2 -е м ая.

Нынче я припесъ Анатолю небольшую алебастровую статуэтку
Аполлона Бельведерскаго. Онъ живо поблагодарилъ меня, а между
тѣмъ я понялъ, что я не доставилъ ему истиннаго удовольствія.
Какъ непонятенъ мнѣ его взглядъ на скульптуру и живопись! Я
даже не рѣшаюсь повторить всего, что слышалъ отъ него. Напримѣръ, онъ сказалъ мнѣ, между прочимъ: знаешь ли, что этотъ маленькій Аполлонъ нравится мнѣ болѣе римскаго? Статуи, о ко­
торыхъ такъ кричатъ, показались мнѣ просто противны и всѣ безъ
исключенія обманули моиожиданія.— Сперва я захохоталъ, потомъ
меня разсердилъ легкомысленный тонъ, съ которымъ Анатоль го­
ворилъ о столь великихъ ироизведеніяхъ искусства.— Тоже самое
случилось и съ знаменитыми картинами,— продолжалъ онъ,— языческихъ красавицъ теперь не часто встрѣтишь, мадонны скоро
надоѣдаютъ, а ландшафты^—я всегда не могъ ихъ терпѣть.— Развѣ
ты не любишь природы?— перебилъ я его.— Природу еще пожалуй,—
возразилъ Анатоль,—вѣрнѣе же, что не люблю, но во всякомъ случаѣ настоящій лѣсъ пріятнѣе нарисованнаго, хотя бы ради его благовопія.— Лѣсъ и благовоніе!— Но въ настоящемъ лѣсу,— сказалъ
я,— нѣтъ той поэзіи, того пониманія красотъ природы, что въ картинѣ; не каждый самъ найдетъ ихъ, тогда какъ какой нибудь
Сальваторъ Роза или Рюисдаль впишетъ поэзію въ свой лѣсъ.—
Кто не находитъ поэзіи въ настоящемъ лѣсу,— насмѣшливо вскрикнулъ Анатоль,— тотъ еще менѣе отъищетъ ее въ картинѣ.— Ты *
правъ,— спокойно сказалъ я.

— 231 -

— 230 —
5 - е м ая.

Мнѣ кажется, что Анатоль утомился нашими отношеніями,
вѣрнѣе— ихъ поэтическимъ и духовнымъ характеромъ. Что иначе
могло бы значить нетерпѣніе, раздражительность и злость, ко­
торыя я замѣчаю въ немъ съ нѣкотораго времени? Или онъ не
считаетъ злымъ, если, ради своей забавы, онъ разрушаетъ всѣ мои
идеалы?
Нынче мы заговорили о путешествіяхъ, и я сказалъ: всѣ извѣстные образцы искусства, которые я такъ цѣню, знакомы мнѣ
только по снимкамъ, гравюрамъ и описаніямъ, и я завидую тебѣ,
какъ и всѣмъ, кто видѣлъ ихъ въ оригиналѣ. — По правдѣ ска
зать, улыбаясь возразилъ Анатоль,— въ этомъ есть много напускнаго; собственно говоря, мы болѣе путешествуемъ ради разнообразныхъ впечатлѣній, для разсѣянія и возбужденія нервовъ. Мы
осматриваемъ соборы, баптистеріи, ложи и галлереи для того, чтобъ
сказать, что мы видѣли ихъ. Я настолько честенъ, что откровенно
признаюсь тебѣ, что при видѣ всѣхъ извѣстныхъ картинъ и ста­
туй, какъ и во всѣхъ прославленныхъ произведеніяхъ поэзіи, я
испытывалъ только одно разочарованіе. Обо всемъ этомъ слиш­
комъ много было говорено. Кромѣ того, это наслажденіе еще болѣе
отравляется скучающими англичанами, пресыщенными женщинами,
проводниками, громко и машинально повторяющими заученный
урокъ, путеводителями Бедекера, по большей части въ красномъ
переплетѣ, и биноклями. Въ каждомъ городѣ меня болѣе интере­
совали туалеты, чѣмъ Рафаэль и Канова.
1 1 -е м ая.

Или Анатоль обманулъ меня, или я самъ себя обманулъ; посте­
пенно ли это вышло наружу, или я прежде только не замѣчалъ
этого, право не знаю. Какъ въ любимой книгѣ, напримѣръ въ Вер# терѣ, я постоянно открываю новыя прелести, такъ въ моемъ бѣдномъ другѣ я ежедневно замѣчаю новыя безобразія, а между тѣмъ
у него все тѣ же чудные голубые глаза, переполненные душою.
Теперь мы иногда играемъ съ нимъ въ четыре руки на фортепіано. Техника у Анатоля блестящая, и онъ правильно разбираетъ,

съ удивительною увѣренностью. Я часто ошибаюсь, и онъ подсмѢивается надо мною, но за то я всегда попадаю на смыслъ компо­
зиции, тогда какъ Анатоль играетъ Бетговена совершенно такъ,
какъ и Оффенбаха. — Моцартъ, — почти испуганно сказалъ онъ,
когда нынче я предложилъ ему Марту,— нѣтъ, пусть онъ остается
для церкви, лучше съиграемъ „Травіату“. — Я всталъ и закрылъ
фортепіано. Анатоль казался съ минуту обиженнымъ, но вслѣдъ
затѣмъ заговорилъ о здѣшнемъ обществѣ, весьма остро и умно
выставлялъ всѣхъ съ смѣшной стороны, и замѣчанія его были и смѣшны, и злы.— Какъ-же можешь ты вращаться посреди этихъ людей
и искренно улыбаться имъ?— обиженно спросилъ я. Боже мой! я
думаю, что иначе и быть не можетъ, вѣдь это-то и называется
свѣтскимъ навыкомъ.— Я называю это безхарактерностью.— Какъ
могъ ты произнести такое злое слово,— сказалъ Анатоль не вспыль­
чиво, но нѣжно и тихо, и глаза его наполнились слезами. Мнѣ
стало жаль его, и я попросилъ у него извиненія; онъ сейчасъ же
забылъ это, и черезъ нѣсколько минутъ снова послышался его се­
ребристый смѣхъ. А между тѣмъ у нашихъ ногъ разверзалась про­
пасть, которая ежедневно становится глубже.
1 2 -е м ая.

Голосъ Анатоля восхитителенъ, трели его, что v соловья; нынче
онъ и спѣлъ мнѣ Соловья Алябьева; этимъ романсомъ онъ болѣе
примирилъ меня съ собою, чѣмъ всѣми ласковыми рѣчами.
1 4 -е м ая.

Не знаю, почему нынче мы разговорились о театрѣ? Анатоль
видѣлъ всѣхъ знаменитыхъ актрисъ въ ихъ лучшихъ роляхъ; опъ
разсказывалъ мнѣ о Ристори и при каждой замѣчательной сценѣ
вскакивалъ съ мѣста и представлялъ мнѣ ее въ дѣйствіи. Такъ,
съигралъ онъ мнѣ ссору королевъ изъ М а р т Стюартъ, знаменитую
сцену „Vederemo“ въ Медегь, воспроизвелъ правильное и сдержан­
ное дыханіе Ристори въ монологѣ блуждающей Леди Макбетъ и
такъ вѣрно, что я пришелъ въ восторгъ. Но этотъ восторгъ не
былъ продолжителенъ.

—

232 —
—

— Въ сущности, меня забавляетъ одинъ балетъ,— сказалъ Ана­
толь,— балетъ съ его волшебными декораціями и костюмами въ
ІІарижѣ или въ Италіи. Фантазія моя лѣнива, и если не возбудить
ее блестящей обстановкой, то у нея не будетъ никакой иллюзіи.
Не могу я забыть одной Люціи Гранъ, которая танцовала съ умомъ,
душой и съ поэзіей, тогда какъ ноги ея оставались на второмъ
планѣ. Въ балетѣ Вилміса, гдѣ, съ наступленіемъ утра, она мед­
ленно спускается въ свою могилу, а любовникъ ея тщ етно ста­
рается удержать ее на землѣ, Люція Гранъ была такъ обворожи­
тельна, что лучше ее я ничего не видѣлъ въ драматическомъ искусствѣ.
Анатоль уже лежалъ на коврѣ и такъ удачно воспроизвелъ опи­
санную сцену безъ декорацій и костюма, что я былъ потрясенъ
до глубины души. Какими прекрасными дарованіями наградила его
природа, не для него самого, а для другихъ; въ другихъ онъ пробуждаетъ поэзію, совершенно недовѣдомую его собственной душѣ
Л понимаю теперь знатнаго турка, который, отдыхая на своемъ
ложѣ, заставляетъ пѣть и плясать своихъ одалискъ.
Н а западѣ женщину отодвинули отъ ея настоящаго назначенія
быть рабынею, развлеченіемъ мущины, такъ какъ мущина одинъ
есть вѣнецъ созданія, от одинъ—челоткъ.
1 5 - е м ая.

Bo-гъ сцена между мною и Анатолемъ, переданная слово въ слово.
А н а то л ь . Каждый изъ насъ имѣетъ свою любимую книгу
назови мнѣ свою.
Л. Вертеръ.
А. Но вѣдь этотъ сентиментальный сиропъ просто глупая дре­
бедень; Я еще помню, какъ въ дѣтствѣ я видѣлъ пародію на него,
въ которой маленькій Вертеръ тащ илъ свой фракъ въ видѣ
шлейфа.
Я. Но эта книга такъ проста, такъ проникнута истиннымъ
чувствомъ, такъ много говоритъ сердцу, такъ естественна и про­
стодушна,— и все это соединено съ полнымъ йониманіемъ природы!
1еРманіи не найдешь другой такой книги; много у насъ говору

233 —

много мыслей, но мало поэзіи. Ш иллеръ исказилъ нѣмецкую
литературу.
А. Я не понимаю тебя; по моему у Гёте праотцовскій слогъ.
Л. Со гласе нъ, но только съ перваго взгляда, такъ какъ въ
его рококо и заключается отчасти его привлекательность, подобно
тому, какъ иногда молодое, свѣжее и красивое лицо дѣушки
выигрываетъ въ пудрѣ.
А. (трясетъ головой). Это твой взглядъ, но никакъ не мой.
Л нахожу, что Фаустъ, котораго все еще такъ привозносятъ,
давно отжиль; для меня, по крайней мѣрѣ, онъ слишкомъ готиченъ,
отъ него такъ и вѣетъ варварствомъ. Всего лучше то, что онъ до­
казываетъ, какъ человѣкъ, постоянно живущій духомъ, подъ ко­
нецъ бросается въ совершенно противоположное направленіе. Что
касается до удовольствія, то я наш елъ только одну забавную
картину въ Гёте, именно картину безпутнаго образа жизни комедіантовъ въ Вилыелъмѣ Мейстеріъ.
Послѣ того я заговариваю о поэзіи и стараюсь доказать спра­
ведливость моего воззрѣнія и моихъ ощущеній. Анатоль сперва
слушаетъ, потомъ начинаетъ зѣвать, прислоняется къ спинкѣ дивана,
закрываетъ глаза и, наконецъ, засыпаетъ. Л беру шляпу и ухожу;
Анатоль просыпается и зоветъ меня.
— Читай Вертеро, если снова хочешь заснуть,— съ раздраженіемъ отвѣчаю я, уходя домой. Н а дорогѣ я чувствую страшную
пустоту въ своемъ сердцѣ.
1 7 -е м ая.

Вчера я не иошелъ къ нему; нынче онъ прислалъ мнѣ письмо
въ семь страницъ; оно переполнено любви и отчаянія; я долженъ
пойти къ нему.
1 8 -е м ая.

Когда я взошелъ къ Анатолю въ прошедшую ночь, то онъ
вполовину трусливо, вполовину пристыжѳнно подалъ мнѣ руку, но
немного погодя перешелъ въ другую крайность и сталъ черезъчуръ веселъ. Онъ вспрыгнулъ въ искусственную бесѣдку, распро-

-

234 —

охранявшую ароматъ въ салопѣ, сорвалъ вѣтку плюща и нѣсколько
розъ и снлелъ себѣ вѣнокъ. Л весело привѣтствовалъ этого юнаго
Бахуса.
Но вскорѣ я притихъ.— Что съ тобой?— спросилъ Анатоль, кла­
дя свою руку на мое плечо и ударяя меня по щекѣ вѣткой плю­
щ а. Ничего, ровно ничего. — Однако...— Ты осмѣешь меня: мнѣ
жаль цвѣтовъ. — Безжизненныхъ растеній? — Они не Только не
безжизненны, но даже одушевлены, — сказалъ я , — хотя и не въ
той степени, какъ животные и люди. — Я не понимаю тебя.— Я
думаю, продолжалъ я,— что существуютъ два элемента, которые
съ первыхъ дней творенія непосредственно стоятъ одинъ возлѣ
другаго: духовный и чувственный. Тамъ, гдѣ они вступаютъ въ
союзъ, зарождается то, что мы называемъ жизнію, и чѣмъ искреннѣе союзъ этихъ двухъ разнородныхъ элементовъ, тѣмъ возвьГшеннѣе жизнь, тѣмъ развияѣе и воспрянувшія изъ нихъ существа.
И въ самыхъ существахъ эти два элемента начинаютъ враждовать и
разъединяться, но одинъ изъ нихъ всегда одерживаетъ перевѣсъ
надъ другимъ, и это будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока ду­
ховный элементъ не побѣдитъ чувственный и пока природа окон­
чательно не проникнется духомъ,—-тогда не будетъ и смерти.—
Это я еще менѣе понимаю, — сказалъ Анатоль.
Но ты знаешь меня, дорогая мать! Когда я увлекаюсь какою
нибудь мыслію, то въ разговорѣ я ничего не вижу и не слышу, а
еще. менѣе замѣчаю, интересуютъ ли мои разсужденія моего слу­
шателя.
,
— Поэтому наша задача,— продолжалъ я ,— укрѣплять и раз­
вивать въ себѣ духовный элементъ. — А знаешь ли ты, что твоя
новая помада причиняетъ мнѣ головную боль? — прервалъ меня
Анатоль; оказалось, что онъ давно не слушалъ меня.
Прости меня, но у меня пропала охота передавать разговоры,
которые безпрестанно кончаются диссонансомъ. Посылаю тебѣ то, что
написано ранѣе, и отъ всего сердца привѣтствую тебя.
Искренно любящій тебя сынъ.

—

235 —
2 1 -е м ая.

Съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ уцаляться отъ Анатоля, я ближе
сошелся съ добрымъ, честнымъ Ш устеромъ.— Ты любишь и несчастливъ въ любви своей,— неожиданно сказалъ онъ мнѣ вчера. Я
такъ былъ удивленъ, что въ первую минуту не нашелся, что ска
з.іть.— Мужу лучше безъ жены, говорить самъ аностолъ Павелъ,—
пф долж алъ Ш устеръ:— ты страдаешь только, пока обладаешь ею,
но какъ скоро потеряешь ее, ты сейчасъ же почувствуешь облегченіе. Что касается до меня, то я предпочитаю добровольное ино­
чество браку и даже вашимъ связямъ съ разведенными и неразведенными женщинами. Не говоря уже о тѣхъ страданіяхъ,
которымъ подвергаешься, имѣя жену, я считаю безсовѣстнымъ остав­
лять послѣ себя дѣтей, которыя будутъ страдать не менѣе меня
и, какъ и я, сдѣлаются добычею смерти.
Ш устеръ отличный человѣкъ. Тебѣ надо узнать его, а ему тебя,
такъ какъ ты не женщина; у тебя духъ, сердце и характеръ, какъ
у мущины. В ъ твоемъ послѣднемъ письмѣ ты спрашиваешь, къ
чему приведетъ меня мой союзъ съ Анатолемъ? Я и самъ не
знаю, что думать. Разочарованъ я вполнѣ, т. е. въ духовномъ отношеніи, но я вижу, что онъ любитъ меня, и я жалѣю его. Н ѣтъ,
тутъ не одна жалость: его личность, его атмосфера стали для меня
необходимостью... К ъ чему это поведетъ? Я цѣню себя слишкомъ
высоко для того, чтобъ пожертвовать собою ради его временнаго
развлеченія, а для продолжительной дружбы онъ слишкомъ плохъ
для меня. Нѣтъ, плохъ — не настоящее слово, оно недостаточно
определенно и пошло; скорѣе скажу, что онъ слишкомъ чувственъ, да, слишкомъ чувственъ и поверхностенъ.

2 4 -е м а я .

Какой же человѣкъ этотъ безсмертный Гамлетъ! Какъ прекрас­
но философствовалъ я въ своемъ послѣднемъ письмѣ и какъ жалокъ оказался я въ дѣйствіяхъ! Я боюсь, что попалъ въ другія магическія сѣти теперь, когда духовная жизнь наша порвана. Нынче
ночью...— право мнѣ стыдно сознаться тебѣ, но съ тѣхъ поръ, какъ

—

236 —

-

моя духовная любовь къ Анатолю начала остывать, я ежедневно
сталъ находить его красивѣе и... соблазнительнѣе.
Тѣлесная красота, конечно, имѣетъ значеніе, если она въ соединеніи съ красотою душевной. Но,въ настоящемъ случаѣ не болѣе
ли виновато воснитаніе, данное существу, столь щедро одаренному
природою? Неужели нельзя было углубить его? Но я опять фило­
софствую. И такъ, нынче ночью...— Я совсѣмъ не свой, будь снис­
ходительна ко мнѣ. До сихъ поръ я постоянно видѣлъ Анатоля въ
его черномъ русскомъ костюмѣ, широкія складки котораго лишь
давали ынѣ возможность отгадывать стройность его стана. Нынче
ночью онъ въ первый разъ вышелъ ко мнѣ въ платьѣ нынѣшняго
узкаго покроя, сдѣланномъ изъ синяго бархата,— это мой любимый
цвѣтъ. Въ этомъ видѣ онъ живо напоминалъ шаловливаго пажа
временъ Людовика XIV; когда онъ подошелъ ко мнѣ, и бархатъ,
прижимавшійся къ его таліи, пріятно заш елестѣлъ, — тогда я въ
первый разъ со всей силой ночувствовалъ таинственное дѣйствіе
чувственной красоты. Чтобъ скрыть свое волненіе, я схватилъ кни­
гу, лежавшую между подушками дивана. Анатоль замѣтилъ это,
бросился въ мои объятія и старался вырвать у меня книгу. Мы
боролись съ минуту, однако я почувствовалъ, какъ нѣжная, почти
дѣвственная грудь прижалась къ моей, кровь бросилась мнѣ въ
голову, но книга осталась въ моихъ рукахъ; чтобъ спастись, я
сталъ перелистывать ее. Анатоль откинулся на диванъ и, присты­
женный, закрылъ лицо свое руками, но немного погодя, видя, что
я читаю, онъ сталъ плутовски поглядывать на меня промежь паль­
цевъ. А я — я палъ къ его ногамъ и осыпалъ поцѣлуями его руки; я пылалъ, дрожалъ, — но вдругъ лучъ торжества блеснулъ въ
его гордыхъ голубыхъ глазахъ; это привело меня въ себя; я всталъ
и подошелъ къ фортепіано.
т г

2 5 -ѳ м а я .

Д о р о г а я м ать.
Не знаю, съ чего мнѣ начать, чтобъ разсказать тебѣ все слу­
чившееся. Выть можетъ, въ твоихъ глазахъ это покажется незначительнымъ,а между тѣмъ оно такъ важно для моего счастія, даже для

237 —

всей остальной моей жизни! Прошу тебя обь одномъ: не осуждай
меня прежде, чѣмъ не выслушаешь меня до конца. Ц ѣлая пропасть,
ничѣмъ не пополнимая, лежитъ между вчерашнимъ и сегодняшнимъ днемъ.
Когда я нынче ночью всходилъ по лѣстницѣ и проходилъ корридоръ, отдѣлявшій меня отъ Анатоля, сердце мое сильно билось,
и я опять почувствовалъ, какъ сильно люблю его, какъ все н е­
естественное, поэтическое и чистое въ нашемъ союзѣ, какъ вся
эта атмосфера цвѣточнаго аромата и луннаго свѣта стали необхо­
димы мнѣ. „У Анатоля есть свое темное пятно, но вѣдь и ты самъ
не безъ пятна, отъ того-то вы никогда и не разстанетесь“ , — подумалъ я про себя.
Я такъ мягко былъ настроенъ, такъ примирительно; въ этотъ
моментъ я готовъ былъ простить Творцу созданный имъ міръ, Клопштоку— Мессію, Вагнеру— теорію новой оперы. Такъ взошелъ я въ
залъ, совершенно темный, нѣтъ, не вполнѣ темный. Между портье­
рами, закрывавшими сосѣднюю комнату, пробивался лучъ свѣта, а
самыя портьеры какъ бы пылали съ другой стороны.
— Анатоль!— закричалъ я. Никто не отвѣчалъ. — Анатоль! —
Какой-то ужасъ внезапно охватилъ мою душу; то было предчувствіе, что я болѣе не увижу его. Но тутъ я услышалъ знакомый
серебристый смѣхъ за занавѣсомъ. Я быстро приблизился къ двери—
и что же?... двѣ женскія руки обвили мою шею и нѣжныя уста за­
пылали на моихъ!..* Княгиня Надежда висѣла на мнѣ въ цѣломъ
облакѣ кружевъ, съ распущенными великолѣпными волосами. Я за­
дрожалъ отъ восторга и ярости; теперь, когда соблазнительная жен­
щина лежала на грудгі моей, когда я чувствовалъ, что люблю ее,
что она волнуетъ всѣ мои чувства, я увидѣлъ, что она только
вела со мною легкомысленную игру,— и я поспѣшно освободился
изъ ея объятій.
— И такъ, это ловушка!— вскричалъ я ,— маскарадная ш утка, и
вы думали, что настала минута захлопнуть эту ловушку, но вы ош иб­
лись княгиня, я неспособенъ быть рабомъ женщины.— Гендрикъ! въ
своемъ ли ты умѣ,— вскричала княгиня,— я люблю тебя, я хочу
быть твоей, только твоей!— О! я вѣрю вамъ; сумасбродный Платонъ

-

288 —

любитъ разнообразіе,— отчего же и нѣтъ? Но прежде вамъ слѣдовало бы уничтожить всѣ мои святыя мысли и лучшія чувства и
уже тогда сдѣлать изъ меня своего любовника. Боже мой! я молодъ,
я влюбленъ въ васъ, по-уши влюбленъ, если вамъ пріятно это
знать, я ухаживалъ бы за вами, еслибъ вы кокетничали со мной,
но я никогда не прощу вамъ вашей комедіи, и она-то и будетъ
причиною нашей разлуки...— Гендрикъ! ради Бога!..— вскричала
она.— Прощайте.
Я подошелъ уже къ двери, но она рѣшительно прицѣпилась ко
мнѣ; я оттолкнулъ ее, но она упала поперекъ двери.— Теперь пере­
ш агни черезъ меня, наступи на меня, если ж елаеш ь— Кому по­
дражаете вы въ этой сценѣ, Ристори или Люціи Гранъ?— холодно
спросилъ я.—Гендрикъ, ты имѣешь духъ говорить это мнѣ... О!
какъ ты неблагодаренъ,— простонала княгиня.— Но скажи мнѣ,—
продолжала она,— что въ сущности произошло между нами? Н и­
чего, ровно ничего... Какъ неблагоразуменъ ты, Платонъ,— и все
ещ е не вставая съ пола, она разразилась громкимъ . смѣхомъ.—
Смѣйся же и ты.— Не случилось ничего, a измѣнилось все, Н а­
дежда,— печально отвѣтилъ я:— теперь я вижу, что ты всегда была
женщина, пресыщенная женщина, которая думала только объ одномъ:
какъ удовлетворить свою фантазію и достигнуть своей цѣли, жен­
щина, которая, какъ паукъ, свернулась въ своихъ сѣтяхъ и только
нѣсколько поторопилась выйти наружу. Въ этой ошибкѣ и заклю­
чается какъ ваше, такъ и мое несчастіе, княгиня. Теперь въ гла­
захъ моихъ вы— обыкновенная женщина, а любить обыкновенную
женщину я не могу.
Скажи мнѣ однако, что вышло изъ того, что я разъ, всего
одинъ разъ надѣла женское п латье— снова вскричала Надежда;—
вѣдь я сейчасъ же могу снять его, сейчасъ, если ты хочешь. Хо­
чешь? Я опять хочу быть твоимъ Анатолемъ и навсегда останусь
Анатолемъ, котораго ты любишь и который обожаетъ тебя.— Н ѣтъ,—
возразилъ я съ глубокою грустью,— Анатоль былъ олицетвореніемъ
лунной, душистой ночи, которая испугалась дневнаго свѣта и на­
всегда улетѣла; нѣтъ, ты не воскресишь Анатоля!— Гендрикъ,—
вставая, сказала Надежда,— развѣ ты не можешь любить женщину?—

—

289 -

Н ѣтъ.— Развѣ я некрасива?— О, ты красива,— сказалъ я, съ мучительнымъ восхищеніемъ глядя на нее,— и еще какъ красива, но
у тебя нѣтъ красоты душевной, которая для меня несравненно выше
тѣлесной, предназначенной на съѣденіе червямъ; у тебя нѣтъ духа,
сроднаго моему, нѣтъ сердца, способнаго раздѣлять всѣ мои ощуіценія, и нѣтъ ничего серьезнаго; ты такъ пуста...
О на пришла въ замѣшательство; лицо ея пылало; она пожала
плечами и сострадательно улыбнулась.— И ты не чбстна,— приба­
вилъ я.— Оскорбляй, обижай меня,— отвѣчала она мнѣ гордо и
спокойно,— вѣдь я не болѣе, какъ женщ ина.— Извините...— Я по­
клонился и направился къ двери.— Останься,— сказала она твердо,
почти йовелительно,— мы ещ е не кончили.— Однако...— Я непремѣнно хочу знать, что я сдѣлала дурнаго?— сказала она, нахмуривъ
брови; она казалось спокойною, но ноздри ея раздувались.— Такъ
поймите же, что вы похитили у меня мои идеалы. Вы въ состояніи
засмѣяться и сказать: „идеалы?— у меня давно ихъ нѣтъ, не знаю
даже, были ли они когда нибудь, а я все-таки счастлива;“— но я
былъ счастливъ съ своими и вѣрилъ, что женщина можетъ осу­
ществить ихъ, женщина, которая сама духовно полюбитъ меня и
потому не потребуетъ другой любви и отъ меня. Вы не могли удо­
вольствоваться моими чистыми, святыми чувствами; ваше женское
тщеславіе возмущалось тѣмъ, что вы не возбуждаете страсти, не
побѣждаете, не лиш аете разсудка и не соблазняете...— Ты жестокъ,
Гендрикъ,— прервала меня Надежда, отворачиваясь отъ меня,—
жестокъ, не смотря на весь твой идеализмъ. Развѣ ты не сознаешь,
нѣтъ, не хочешь сознать, какъ горячо я люблю тебя?— Она зары­
дала и бросилась на подушки дивана.
Силы мои приходили къ концу, насталъ моментъ, когда что-то
демоническое толкнуло меня къ ней; я уже готовъ былъ упасть
къ ногамъ ея, но еще разъ преодолѣлъ себя и быстро вышелъ изъ
комнаты.
На улицѣ я почувствовалъ боль, такую страшную боль, что я
едва не вернулся. Послышался крикъ: она звала меня по имени,—
потомъ все затихло.

—

240 —

— 2І] —
2-е іюяя.

Л ю б е з н а я ма т ь !

Ты тревожишься о моихъ страданіяхъ и вдобавокъ о напрасныхъ страданіяхъ. Но будь покойна: я думаю о тебѣ, и всякая
боль затихаетъ въ моемъ сердцѣ. Теперь весьма кстати, что я закоренѣлый идеалиста, это много поддерживаетъ сповойствіе моего
духа. Что нѣтъ идеаловъ, я знаю теперь не хуже другихъ, но
есть люди, которые носятъ ихъ въ самихъ себѣ и которые счаст­
ливы своимъ святьшъ богатство.™. Да, я спокоенъ, любезная мать
даже доволенъ. И я пришелъ къ убѣжденію, что весь и д еал и зм /
вся ноэзія заключаются въ самомъ мущинѣ, а не въ ж енщ инѣ’
женщина же— воплощенная проза; интересъ къ наукамъ, къ искусствамъ, выказываемый ею въ обществѣ,— одна игра и тщеславіе
По природѣ преимущественно чувственная, она прежде всего тре­
буетъ чувственной любвн отъ мужа. Она сознаетъ превосходство
его разума, его души и характера и понимаетъ, что для того
чтобъ быть еііу равною, она должна подчинить его себѣ чувствен­
но; онъ унижаем,, оскорбляетъ ее, если относится къ ней холод­
но, разумно и если онъ не жаждетъ обладать ею; она только тогда
счастлива, когда она похитить у него то, чѣмъ оцъ выше ел—
именно разсудокъ. Вотъ чѣмъ объясняются внезапная, почти эле­
ментарная притягательная сила между двумя полами и едва ли
не столь же быстрое охлажденіе.
Между тѣмъ, я никогда не былъ въ иллюзіи на счетъ этой люб­
ви,^ но я нуждался въ доказательствѣ; мнѣ хотѣлось убѣдиться
дѣиствительно ли женщина столь же неспособна на духовную лю­
бовь, насколько въ чувственной она неспособна на вѣрность? Что
же остается намъ, какъ не дружба, настоящ ая мужская дружба?
Такъ понимаю я Пиръ Платона. Конечно, мнѣ остается еще и дру­
гое: я имѣю тебя, отца и братьевъ, моего друга Ш устера и мою
черную пріятельницу. Я получилъ отпускъ и черезъ нѣсколько дней
УДУ дома; кланяйся отъ меня всѣмъ, всякому гнѣздѵ подъ нашей
кровлей, всякой забытой паутинѣ въ углу.

Когда я возвратилъ письма графіш ѣ Тарновской, она не замедлила спросить меня, къ какому убѣжденію я пришелъ?
— Я нахожу, что Гендрикъ слишкомъ вдался въ крайность,—
сказалъ я,— жаль, что онъ бросилъ существо, такъ сильно имъ лю­
бимое, изъ-за женской юбки. Н ѣтъ, я не считалъ его такимъ Платономъ.
— И все-таки онъ былъ правъ,— возразила графиня.
— Какъ?
Онъ встрѣтилъ княгиню пять лѣтъ спустя въ Баденъ-Баденѣ; она была вдовою, а онъ въ отставкѣ. Н а променадѣ она бро­
силась къ нему на шею, и черезъ часъ онъ лежалъ у ногъ ея въ
ея будуарѣ. Она стала его женой, и— вотъ видите— не прошло и
года, какъ они разстались.
— Это дѣйствительно странно.
f
Я нахожу это весьма обыкновеннымъ,— сказала графиня, у
нея былъ любовникъ.
— А онъ?
— Онъ живетъ теперь у своего друга Ш устера, который купилъ
себѣ имѣніе въ Венгріи. Тутъ они построили рядомъ два небольшіе домика, въ которыхъ живутъ въ обществѣ природы и науки.
Два Діогена, каждый въ своей бочкѣ, только бочки ихъ устроены
съ нѣкоторымъ комфортомъ.

Твой преданный сынъ Г е н д р и к ъ .
З а в ѣ щ а н іе К а и н а .

16

r i.

МАРЦЕЛЛА ИЛИ СКАЗКА О СЧАСТШ

М А Р Ц Е Л Л А
^ или
С К А З К А

О

С Ч- А С T I И.

Въ 1857 году, лѣтоыъ, я возвратился на родину. Ііослѣ де­
сяти л Ьтня го отсутствія тоска но ней, наконецъ, перешла у меня въ
какую-то снѣдающую грусть, если не въ болѣзнь, отъ которой я
оправился только тогда, когда вдохнулъ і в ъ себя родной деревенскій воздухъ и увидѣлъ холщевую одежду исоломенны я шляпы
галицкихъ крестьянъ и черныя шапки и кафтаны нашихъ евреевъ.
Я не думаю, чтобъ когда нибудь въ своей жизни я былъ бы такъ
счастливъ, веселъ и доволенъ, какъ былъ въ то время, и въ этомъ
чудесномъ расноложеніи духа встрѣтился я совершенно случайно
съ своимъ любимымъ товарищемъ, графомъ Александромъ Комаровымъ, въ одной изъ жидовскихъ гостинницъ Кейзерштрассе.
Мальчиками мы, бывало, вступали съ нимъ въ самыя жестокія
сраженія, каждый во главѣ своихъ картонныхъ солдатъ, а играя
въ разбойники, украшали другъ друга страшными синяками, и по­
тому теперь, когда мы встрѣтились молодыми людьми, мы сейчасъ
же рѣіпили, что не скоро разстанемся, но иоживемъ и поохотимся
вмѣстѣ' въ теченіи нѣсколькихъ недѣль въ имйніи графа. Это рѣпгеніе мы не замедлили привести въ іисполненіе.
Мы всегда любили другъ друга, и это обоюдное расположеніе
снова пробудилось при настоящей -встрѣчѣ. Послѣ искренняго обхожденія съ той и другой стороны во время нашихъ странствованій по полямъ, лѣсамъ « болотамъ, бывшая дѣтская, инстинктив­
ная привязанность не замедлила стать сознательной, твердой дружбой.
Мнѣ только что минуло двадцать одинъ годъ, Александръ же
н а семь лѣтъ былъ старше меня. Я былъ ещ е очень молодъ, очень
страстенъ, и убѣжденія мои далеко іне установились, а въ своемъ
болѣе опытномъ другѣ встрѣтилъ я отрадную ясность во всѣхъ его
взглядахъ и нравственную опору себѣ. Сознаюсь, что онъ казался

—

246 —

мнѣ во всемъ образцомъ мужественности. Стараясь отдать себѣ от­
четъ въ его снокойномъ и вѣрномъ вліяніи на меня, я задавалъ
себѣ вопросъ: что такое мущина?
Во всѣ времена видѣли мы въ немъ воплощеніе силы, но посте­
пенно понятія объ этой силѣ, составляющей сущность мужествен­
ности, очень измѣнились. Такъ, въ #толѣтіяхъ, слѣдовавшихъ за
нереселеніемъ народовъ, сила эта была чисто физической; затѣмъ,
во времена религіознаго броженія, душевной, и, наконецъ, нынѣ ее
скорѣе можно назвать умственной. Но во всѣ времена мужествен­
ность была нераздѣльна съ силою воли и характера.
Съ каждой изъ названныхъ точекъ зрѣнія другъ мой Александръ
былъ человѣкъ, подобнаго которому найти было не легко.
Онъ былъ высокъ, строеиъ и одаренъ желѣзными мускулами.
Высокая, выдающаяся грудь придавала его оеанкѣ какой-то гордый
видъ; рыжевато-бѣлокурая голова его была чисто малороссійская,
съ своими строгими чертами, глубокими серьезными глазами и ко­
ротко подстриженной бородой. Подъ часъ въ немъ "проглядывали
неукротимость и непокорность казацкой натуры и было даже что-то
сердитое въ манерѣ его. Когда онъ срывалъ съ дерева сливу, то съ
плодомъ и вѣтка всегда оставалась въ его рукѣ. Онъ принадлежалъкъ
числу людей, демоническая сила воли которыхъ преодолѣваетъ при­
роду и судьбу; но какъ ни мраченъ и ни деспотиченъ казался нравъ
его съ перваго взгляда, какъ ни саркастично звучали его слова и
рѣчи, въ сущности замѣчательный и тонко развитой умъ его оылъ
въ соединеніи съ рѣдкою честностью въ мысляхъ и въ дѣйствіяхъ
и съ глубокою и мягкою душой.
Одна фантазія была совершенно чужда ему, и это именно и
придавало ему столько твердости и увѣренности въ себѣ.
Не смотря на его молодость, говорили, что онъ презираетъ
женщ инъ, и даже считали его какимъ-то ненавистникомъ '.чело­
вечества.
Однажды вечеромъ я снросилъ его объ этомъ. Мы только что
вернулись съ охоты на куликовъ и, перемѣнивъ свои промокшіе
сапоги и платье, вмѣстѣ сидѣли за чайнымъ столомъ. Въ отвѣтъ
н а мой вопросъ, графъ улыбнулся.

-

247 —

— Это очень просто,— сказалъ онъ:— вмѣсто того, чтобъ играть
въ карты и ухаживать за женщинами, я тружусь, какъ простой
крестьянинъ, и привожу въ порядокъ свое разстроенное состояніе;
вмѣсто того, чтобъ дѣлать долги, я уплачиваю долги своего
отца. Но я такъ далекъ отъ презрѣнія къ женщинамъ, что даже
серьезно думаю какъ бы жениться.
— Ты? — воскликнулъ я.
— Именно я; здѣсь немыслимъ порядокъ, пока у меня не бу­
детъ хорошей жены.
— Цоложимъ, что такъ, но гдѣ найдешь ты такую жену?
— Я хочу найти такую ,— возразилъ мой другъ съ своей всег­
дашней увѣренностыо,— и найду ее.
— Въ такомъ случаѣ, мнѣ остается только удивляться твоей
рѣшимости вступать въ бракъ въ наше время и въ нашемъ образованномъ обществѣ.
— Отчего же п ѣ тъ ,— сказалъ графъ, — моя жена не измѣнитъ
мнѣ, такъ какъ я мущина, способный съ пистолетомъ въ рукѣ
постоять за свою честь. Но этимъ не ограничиваются мои желанія.
Я хочу быть доволенъ своей судьбой и зпать, что и жена моя до­
вольна ею. К акъ я приступлю къ этому дѣлу — сообщу тебѣ въ
другой разъ. В ъ этомъ отношеніи у меня совершенно своеобраз­
ный взглядъ, но сегодня ты слишкомъ усталь для того, чтобы слушать
меня, и выглядишь совершенно соннымъ.
— Нисколько.
— Не стѣсняйся, я это хорошо вижу. Достаточно, если нынче
я скажу тебѣ,— продолжалъ онъ,— что я вовсе не думаю привезти
сюда одну изъ нашихъ такъ называемыхъ образованныхъ дѣвицъ и во­
дворять модную жену въ своемъ домѣ. И я прошелъ черезъ шко­
лу любви и потому не хочу, чтобъ деньги, истраченныя мною на
эту науку, пропали даромъ.
— Говорятъ, будто ты былъ Донъ-Жуаномъ.
— Такимъ же Донъ-Жуаномъ, какимъ и мизантропомъ!— воскликнулъ графъ. — Повѣрь, что я сохранилъ болѣе чистое сердце)
чѣмъ многіе, считаемые за святыхъ. Но я мущина ги любилъ. Я
изучилъ женщинъ, ихъ натуру и способности. Быть можетъ, ты

-

248 -

не забылъ, что на двадцатомъ году я отправился кончать свое
образованіе за границу. Дѣйствительно, я иосѣтилъ цѣлый рядъ
нѣмецкихъ университетовъ и сельско-хозяйственныхъ школъ, нотомъ побывалъ въ Италіи, Испаніи, Фрапціи, Англіи, Россіи,
Америкѣ и на Востокѣ и при этомъ ходилъ вездѣ съ открытыми
глазами и не затыкая своихъ ушей. Учился я не мало, но, поживъ
между людьми, узналъ еще болѣе, такъ какъ постоянно старался
расширить кругъ своихъ иаблюденій. Ile было недостатка и въ
приключеніяхъ. Повторяю тебѣ, я успѣлъ изучить женщинъ. Я
самъ любилъ и былъ любимъ въ свою очередь; былъ рабомъ женщинъ и имѣлъ и своихъ одалискъ; не мало страдалъ и самъ при­
чина л ъ страданія другимъ; но въ концѣ концовъ я почувствовалъ
глубокое отвращеніе къ тому хорошему обществу, въ которомъ мы
вращаемся, если даже не ко всему образованному міру. Постепенно
усиливалось во мнѣ влеченіе къ нростотѣ, ириродѣ и къ родинѣ.
Такъ, это было странно, — я сидѣлъ въ одну жаркую лѣтпюю
ночь у ногъ замѣчательной женщины— послѣдней, которую я лю­
билъ,— и игралъ бѣлокурыми локонами этой леди, въ то время,
какъ негритянка освѣжала ея пылающія щеки большимъ пальмовымъ вѣеромъ. Это происходило на террасѣ прекрасной виллы ея въ
ІІерѣ. 5 ногъ нашихъ волновался Босфоръ, а надъ головой разстилалось звѣздное небо Востока. Вдругъ, безъ всякаго повода,
пришла мнѣ на мысль сказка, которую кормилица моя разсказы­
вала мнѣ въ дѣтствѣ; ты навѣрно помнишь ее, это сказка о
счастіи.
— Н ѣтъ, не помню.
— Не разсказать ли ее?
— Пожалуйста.
Ж или когда-то три брата въ большомъ темномъ лѣсу по со­
седству синяго моря. Однажды старшій сказалъ: по ту сторону
лѣса находятся горы, а за ними лежитъ обширная плодородная стра­
на. А по другую сторону, замѣтилъ второй,— лежитъ большое синее
море, а за нимъ стоятъ богатые города.— Одинъ Богъ вѣдаетъ,— отвѣтилъ имъ младшій,— есть ли тамъ такія деревья, какія растутъ въ на*
шемъ лѣсу, и поютъ ли тамошнія птицы такъ хорошо, какъ здѣшнія?

—

249 —

— Но старшій, не обративъ впиманія на его слова, предложнлъ каж­
дому иоѣхать попытать свое счастіе; второй братъ согласился съ
старшимъ, a младшій молча покорился его волѣ. И вотъ изготови­
ли они своихъ добрыхъ вороныхъ коней, свои длинныя, острыя
к о ііь я и всѣ трое поѣхали искать счастье. Старшій направился въ
обширную плодородную страну за горами, второй сѣлъ на корабль
и пустился по большому синему морю'къ богатымъ городамъ, и дол­
го бродили они по бѣлому свѣту, но какъ ни искали счастья, нигдѣ
не находили его. Младшій братъ отъѣхалъ недалеко, едва за
опушку лѣса; тутъ ему стало такъ тяжело на сердцѣ, что онъ ска­
залъ своему вороному коню: вернемся лучше назадъ и останемся
въ своемъ большомъ черномъ лѣсу. И една повернулъ онъ своего
коня, какъ деревья иривѣтливо заиіуагіші и, наклоняя свои вер­
шины, какъ будто радостно приветствовали его, a вслѣдъ за нимъ
птицы весело защебетали и запрыгали по вѣтвямъ; и почудилось
ему, какъ будто лѣсъ говорить: хорошо сдѣлалъ ты, что вернулся
ко мнѣ. Когда же онъ подошелъ къ покинутому дому, то ѵвидѣлъ
на порогѣ красивую женщину съ золотистыми волосами и съ прял­
кой въ рукѣ и возлѣ нея кошку, грѣвшуюся на солнцѣ, которая
также держала прялку, въ своихъ лапкахъ. И спросилъ онъ кра­
сивую женщину: кто ты, моя милая? — Она взглянула на него
своими большими искренними глазами и улыбаясь отвѣтила: я
счастіе.
— Удивительная сказка!— воскликнулъ я.
— И я вспомнилъ ее, сидя у ногъ изящной леди,— продолжалъ
графъ, — и вдругъ почувствоналъ такое неудержимое стремленіе
домой, что прямо изъ объятій возлюбленной бросился на корабль
и только тогда успокоился, когда увидѣлъ нашу деревянную коло­
кольню съ ея русскимъ крестомъ, когда старый Гендрикъ дрожа­
щими руками помогъ мнѣ выйти изъ экипажа и когда мой отецъ,
отъ радости придя въ замѣшательство, сначало важно приподнялъ
свою шляпу, какъ будто онъ кланяется незнакомцу, но потомъ со
слезами бросился мнѣ на шею. Дома много произошло перемѣнъ
въ мое отсутствіе. Мать моя умерла. Въ замкѣ стало такъ одино­
ко, а хозяйство пришло въ страшный упадокъ; но я былъ дома, и

—

250 —

какой-то внутренній голосъ говорилъ мнѣ, что здѣсь я найду свое
счастье. Я серьезно поговорилъ съ отцомъ, задѣлъ его честь, и онъ
передалъ мнѣ бразды правленія. Л зарылся въ и.чѣніи, какъ бар­
сукъ въ своей норѣ, не видался ни съ родными, ни съ друзьями
и сосѣдями, не былъ даже у своей старой кормилицы, которая
живетъ въ Цолобадѣ по ту сторону лѣса. Л подавилъ въ себѣ
всякую сентиментальность, если даже не всякое чувство, и велъ
одну идиллическую жизнь молотильной машины. Имѣніе, помимо
своего упадка, еще было обременено большими долгами; я вбилъ
себѣ въ голову водворить въ немъ порядокъ, какъ ни невозможно
казалось это всѣмъ окружающимъ меня. Мнѣ удалось достигнуть
своей цѣли безъ всякой посторонней помощи — одною собственною
силой воли. Лучшее въ этомъ была не удача, a довѣріе, которое
я пріобрѣлъ къ своей волѣ. Воля эта не ослабла отъ всѣхъ испытанныхъ лишеній и всевозможныхъ усилій. Отецъ мой ещ е былъ
свидѣтелемъ, какъ все пошло къ лучшему, и умеръ около полугода
тому назадъ. Съ тѣхъ поръ я живу одинъ съ моимъ семидесятилѣтнимъ Гендрикомъ, но я увѣренъ, что не останусь одинокимъ.
Каждый вечеръ, когда я возвращаюсь домой съ поля, загорѣлый
отъ солнца, мнѣ все представляется, что красивая женщина съ боль­
шими искренними глазами сидитъ на порогѣ моего дома; но до
сихъ поі-ъ ее все еще нѣтъ, и никто не встрѣчаетъ меня, кромѣ
старой охотничьей собаки, которая начинаетъ махать хвастомъ и
визжать, какъ скоро услышитъ мои шаги.
Тутъ мы оба замолкли на нѣсколыео минутъ.
— Какое пред став леніе создалъ ты себѣ о женщинѣ, съ кото­
рой ты могъ бы) раздѣлить свою жизнь? — спустя немного спро­
силъ я.
— Прежде всего я воображаю ее красивою, — отвѣтилъ мой
другъ, — такъ какъ безъ здравой чувственности нѣтъ счастія въ
еѵпружествѣ,— но не красивою въ модномъ смыслѣ; я не мечтаю
о пикантныхъ прелестяхъ нашихъ образованныхъ женщинъ, кото­
рыя такъ рано должны прибѣгать къ косметикамъ и чужимъ волосамъ. Л хочу найти себѣ жену съ той пластической и прочной
красотой, какую мы находимъ на картинахъ венеціанской школы

—

251 —

или въ средѣ нашихъ крестьянъ, жену, которая послѣ перваго ре­
бенка не сдѣлалась бы чахоточной, но, напротивъ того, послѣ
каждаго ребенка становилась бы все здоровѣе и красивѣе. Но да­
леко недостаточно, чтобъ она была здорова и красива, она должна
быть и сметлива. Пойми меня хорошенько: я не говорю объ остроуміи, но объ ѵмѣ и благоразуміи; я ищу не сентиментальносдъ, а
доброе серце; жена моя должна умѣть работать и имѣть такое
же чувство чести, какъ и мущина.
— К акъ такъ?
— Л хочу сказать этимъ,— продолжалъ графъ,— что дѣло не
улучшится, пока намъ будетъ нравиться безхарактерность и оезчестность въ женщинѣ и пока мы предупредительно будетъ назы­
вать то и другое слабостью. Ж енщ ина должна понять, что и для
нея существуютъ тѣ же законы чести, какіе признаются мущинами, и она необходимо должна быть воспитана въ этихъ понятіяхъ. Только тогда такой тѣсный союзъ, какъ супружество, ста­
нетъ возможенъ, когда онъ будетъ заключаться между двумя рав­
ными существами. Но при настоящемъ взглядѣ на вещи лучше
взять въ домъ не образованную жену, а наложницу простаго званія, незатѣйливую дѣвушку, которая стряпала бы мнѣ обѣдъ, ш то­
пала бы мои чулки и въ добавокъ любила бы меня.
Я не понимаю тебя, — прервалъ я гр аф а,— ты настолько
сомонадѣянъ, что рѣшаешься жениться, и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ
низко ставишь женщину.
— Что касается до правъ и способностей женщины, то я ставлю
ее очень высоко,— возразилъ мой другъ,— но при теперешнемъ воспнРганіи намъ не остается ничего другаго, какъ сдѣлать изъ нея
прислужницу.
— Въ такомъ случаѣ, тебѣ слѣдуетъ воспитать себѣ жену.
Графъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на меня.
— Н а этотъ разъ ты правъ; такая мысль еще не приходила мнѣ
въ голову. Но въ такомъ случаѣ слѣдовало бы взять совершенно
неиспорченное существо, a гдѣ найду я въ нашемъ обіцествѣ душу,
которая не была бы испорчена маменькой, тетками или грошевыми
учителями? Однако Гендрикъ уже зѣваетъ въ сосѣдней комнатѣ,

—
—

253 -

252 —

онъ хочетъ этимъ дать намъ понять, какъ уже поздно и какъ
охотно онъ n ошелъ бы на покой; и твои глаза совсѣмь съежились.
И такъ, спокойной ночи.
Ір а ф ъ взялъ подсвѣчникъ и, пройдя нѣсколько ш аговъ, остано­
вился.— Ты правъ,— проговорилъ онъ,— я долженъ воспитать себѣ
жену.
— Вообрази себѣ,— сказалъ графъ на другой день за завтракомъ, сегодня ночью я видѣлъ во снѣ свою кормилицу; она сидѣла у моей постели и разсказывала мнѣ свою сказку, а у ногъ ея
сидѣло счастіе— красивая молодая женщина, не съ бѣлокурыми, а
съ каштановыми волосами, и держала въ рукѣ прялку и пряла. Я
оперся на руку и съ удивленіемъ разсматривалъ незнакомое мнѣ
прекрасное лицо, и когда она подняла свои глаза и взглянула на
меня, то л узналъ ее по ея большимъ, искреннимъ глазамъ.
Да, у нея голубые глаза,— замѣтилъ спокойно старый слуга,
обтирал салфеткой спинку кресла, на которомъ сидѣлъ графъ.
Не съ ума ли ты сошелъ?— воскликнулъ граф ъ.— О комъ это
ты говоришь? У кого голубые глаза?
— У М арцеллы .

— У Марцеллы? Кто эта Марцелла? — настойчиво спросилъ
графъ.
Внучка старой Ганны, дочь Никиты Черношенко, домохозяина въ Цолобадѣ, отвѣчалъ старый Гендрикъ, вовсе не подозрѣвая
значенія своихъ словъ.
— У моей кормилицы,— продолжалъ графъ съ нѣкоторымъ волненіемъ,— есть внучка, у которой темные волосы...
— И голубые глаза, совершенно вѣрно,— отвѣчалъ старикъ.
Что ты знаешь объ этой дѣвушкѣ?
— Я слышалъ, что она красивая и умная дѣвушка, но что важ­
н ее всего— она добрал дѣвушка.
Графъ впалъ въ задумчивость.
— Это право странно,— сказалъ онъ черезъ нѣсколько вреыени, по мы вскорѣ побываемъ у старушки.

Уже стемнѣло, когда мы дошли отъ Гроховскихъ болотъ до Цолобада. Деревня была погружена въ глубокій сонъ; сова кричала,
дятелъ стучалъ по стволу нѣкоторыхъ деревьевъ, стоявшихъ у до­
роги; гдѣ-то журчали невидимыя воды, и время отъ времени, когда
могучій голосъ лѣса не заглушалъ собою остальныхъ звуковъ, слы­
шался лай собакъ. Тамъ и сямъ скрытый лучъ свѣта мелькалъ
сквозь деревянныя ставни, а изъ избъ долеталъ до насъ однооб­
разный звукъ вечерней молитвы, напоминавшей стоны покойниковъ..
Графъ указалъ мнѣ на большой крестьянскій дворъ, стоявшій
направо за колючимъ заборомъ, передъ которымъ бѣгала дворовая
собака.
— Вотъ гдѣ живетъ мол кормилица,— сказалъ онъ мнъ,— но я
пе вижу свѣта въ ея окнахъ, видно они всѣ уже улеглись спать,—
нѣтъ, мы не станемъ будить ихъ.
„К акая деликатность въ этомъ желѣзномъ человѣкѣ“,— подумалъ
л, когда мы пошли обратно изъ Цолобада.
Не успѣли мы отойти и ста шаговъ отъ деревни, какъ вѣтеръ
донесъ до насъ звуки, которые, казалось, манили наеъ назадъ; то
была чудесная мелодія, которую пѣлъ ещ е болѣе чудесный голосъ.
Знаешь ты эту пѣсню?— спросилъ■графъ, останавливаясь.
— Конечно.
Лѣсъ молчалъ въ эту минуту, молчали и собаки въ деревнѣ и
совы на темныхъ деревьяхъ, одни воды уныло шумѣли, такъ что
мы ясно слышали слова, далеко уносимыя печальною, тоскливою
мелодіей.
\
«Н о х о д и н а в е ч е р н и ц ы
Гдѣ л р яд у тъ вѣдуньи,
В се к р а с и в ы я д ѣ в и ц ы ,
З л ы я в се к о л д у н ь и .

Ж г у т ъ со л о м у , в а р я т ъ т р а в ы —
В и д ѣ л ъ с а м ъ , со в н ал с я ,—
Д а у ж ь поздно! — б ѣ д н ы й п а р е н ь ,
В ъ с ѣ т и т ы п о п а л с я .» ■

—

254 -

— Этотъ женскій голосъ,— сказалъ графъ,— одинъ изъ тѣхъ
контральто, которые исходлтъ изъ глубины непостижимой женской
души. Я могъ бы «любиться въ одинъ этотъ голосъ.
И опять послышались звуки пѣсни и носились вокругъ насъ,
какъ добрые духи, которые какъ будто то манили насъ къ себѣ,
то предостерегали.

—

255 —

— Встанемъ и еще разъ понытаемъ свое счастіе, — сказалъ
графъ,— должны же мы, наконецъ, выбраться изъ этой глуши.
И странно: едва высказалъ онъ эту надежду, какъ до нашего слуха
долетѣли тѣ же звуки прекраснаго контральто, который мы слы­
шали ночью близь Цолобада, и опять по лѣсу разливалась та же
пѣснь, что и тогда:
«Н е х о д и н а в е ч е р н и ц ы ,
Г д ѣ н р я д у т ъ в ѣ д у н ы і...»

Мы заблудились въ обширной лѣсной чащѣ; солнце еще виднѣлось между красными стволами, которые со всѣхъ сторонъ окружали
насъ и, казалось, то уходили отъ насъ, то снова заграждали намъ
иуть.
— Я бы могъ разсердиться,— сказалъ графъ,— еслибъ самъ не
былъ виноватъ въ этой оплошности. Ты имѣешь полное право бра­
нить меня.
— Я и не думаю сердиться,— отвѣчалъ я, весело садясь на пень
срубленнаго дерева,— мнѣ здѣсь очень нравится.
— Всего лучше будетъ, если мы остановимся,— сказалъ Алек­
сандръ,— поѣдимъ и выпьемъ, что найдется въ нашихъ сумкахъ, и
время отъ времени будемъ подавать голосъ; услышитъ же, наконецъ,
его какой нибудь охотникъ, или дровосѣкъ, или дѣвушка, возвра­
щающаяся домой съ грибами.
При этихъ словахъ онъ приложилъ ко рту свои руки и, образовавъ изъ нихъ подобіе трубы, закричалъ: гоппъ! гоппъ!
„Гоппъ! гоппъ!“— повторило эхо, но никто не откликивался, не­
смотря на наши продолжительные возгласы. Тогда мы расположи­
лись на сухомъ хвоѣ, которымъ была покрыта земля, откупорили
нашу послѣднюю бутылку и раздѣлили между собой остатокъ холод­
наго жаркаго. Такъ прошелъ добрый часъ времени. Мы поѣли,
выпили свое вино и завели между собою серьезный и интересный
разговоръ, посреди котораго однако не забывали оглашать молча­
ливый лѣсъ своими криками. Сѣрый туманъ мало-по-малу поглощ алъ всѣ ближайшіе къ намъ предметы, а между тѣмъ мы все
еще не слышали другаго человѣческаго голоса и не являлся никто,
кто бы могъ вывести насъ на дорогу.

— Гоппъ!

— закричали мы еще громче прежняго.

г о ііііъ !

«В се к р а с ш ш я д ѣ в и ц ы ,
З л ы а все к о л д у н ь и » ,—

отвѣчалъ гилосъ и, несомый къ намъ унылыми волнами пѣсни, все
ближе и ближе подплыиалъ къ тому мѣсту, гдѣ мы находились.
— Эй! Гдѣ же ты, колдунья?— закричалъ графъ.
« Ж г у т ъ сол ом у, в а р я т ъ т р а и ы .
В п д ѣ л ъ с а м ъ , с о з н а л с я ,»

снова затянулъ голосъ, но теперь онъ слышался уже вблизи:
« Д а у ж ь п оздн о!— б ѣ д н ы й п а р е н ь
В ъ с ѣ т и т ы п о п а л с я .»

И вотъ между красными стволами дереньевъ мелькнула высокая,
стройная фигура крестьянской дѣвушки.
— Что вамъ угодно?— уже издали спросила она насъ своимъ
глѵбокимъ прекраснымъ контральто и, остановясь въ нѣсколькихъ
ш агахъ, пристально и почти враждебно взглянула на насъ.
— Мы заблудились,— сказалъ я ей.
— Не ходите въ лѣсъ, если не знаете дороги,— возразила дѣвушка. Въ тонѣ словъ ея слышался серьезный упрекъ. Я замолчалъ
и повернулся къ своему другу и только теперь замѣтилъ, какъ
онъ, молча, пристально разсматривалъ дѣвушку, которая съ полнымъ сознаніемъ своего дѣвическаго достоинства неустрашимо, даже
гордо стояла передъ нами. Прежде всего казалась она источни­
комъ нравствениой чистоты, которая свѣтилась какъ въ каждой
складкѣ ея бѣлоснѣжной рубашки, такъ и во всей ея фигурѣ и на
прекраеномъ лицѣ ея. Дѣйствительно, она была красива, но не

—

—

256 —

той красотой, что воспламеняетъ бурныя страсти съ перваго взгля­
да, но тою болѣе возвышенного красотой, которая наполняетъ нашу
душу удивленіемъ, изумленіемъ и радостью. Она была высока и
стройна, но при этомъ полна и граціозна вовсѣхъ изгибахъ своего
стана, пластически драпированнаго прекрасной одеждой нашихъ
крестьянокъ, столь сообразной съ природой. Н а ней была простая
юбка со складками, синій суконный корсетъ и бѣлая, какъ снѣгъ,
рубашка, пышно лежавш ая на роскошной груди и обнаженныхъ
рукахъ, ш ея, затылокъ и загорѣлыя руки, огрубѣвшія отъ работы,
нисколько не умаляли благородства, коимъ запечатлѣно было все
ея существо. И лицо ея, замѣчательное своимъ прекраснымъ оваломъ и нѣжно набросанными чертами, было покрыто загаромъ, но
щ еки и уста горѣли свѣжимъ румянцемъ, a свѣтло-каштановые
волосы, слегка во'лнис'тые, спускались по обѣимъ сторонамъ тонкаго и умнаго лба и падали на спину большими тяжёлыми косами,
перевитыми красными лентами. Болыпіе голубые глаза ея, обрам­
ленные темными шелковыми рѣснйцамй, казались отъ того еще
больше и блестящ ее.
Н е напоминаетъ ли она тебѣ Форнарину Рафаэля?— спросилъ
меня графъ по-французски, не сводя глазъ съ дѣвушки.
Т а догадалась, что рѣчь идетъ объ ней, и, прежде чѣмъ я успѣлъ
отвѣтить, гнѣвно сдвинула свои брови и вскричала: чего же хо­
тите вы? Что вы такое говорите?
Мы заблудились,— сказалъ ей граф ъ,— не выведешь ли ты
насъ н а дорогу?
Развѣ вы не умѣете найти дорогу по солнцу или по д ер ев а
ямъ?— насмѣшливо возразила дѣвушка.
■г— К акъ такъ?— спросилъ я ее.
— Смотрите,— отвѣчала она, ударяя рукой по ближайшему ство­
лу,— что видите вы тутъ?
— Мохъ.
A здѣсь?— Она дотронулась до противоположной стороны де­
рева.
— Здѣсь я ничего не замѣчаю.
— То-то,— продолжала крестьянка,— вы видите, что на всѣхъ

257

деревьяхъ съ одной стороны показывается мохъ, значитъ, этой Сто­
роной они обращены къ сѣверу.
Она улыбнулась и при этомъ показала свои прекрасные зубы.
— Согласна ли ты указать намъ дорогу?— вторично спросилъ
ее графъ.
— Куда?
— Въ Лѣсное.
— Пойдемте.
Она пошла впередъ, и мы послѣдовали за нею.
— Какъ зовутъ тебя?— спросилъ ее графъ, спустя нѣсколько
времени.
Она не отвѣчала.
— К акъ зовутъ тебя?— вторично воскликнулъ онъ уже съ нетерпѣніемъ.
— Развѣ я спрашиваю васъ о вашемъ имени?— серьезно возра­
зила дѣвушка.
— Въ колдуньѣ есть логика,— проворчалъ графъ.
— Откуда у тебя такіе глаза?— снова спросилъ онъ послѣ краткаго молчанія.
Она ничего не отвѣтила, только ускорила свои шаги. Но графъ
догналъ ее и пошелъ рядомъ съ нею.
— Ты нравиш ься мнѣ,— началъ онъ.
Она съ боку взглянула на него и опять не отвѣтила, но взглядъ
ея былъ вполнѣ понятенъ.
— Приди ко мнѣ,— продолжалъ мой другъ,— я богатый графъ, одинокій, и ты будешь жить въ моемъ замкѣ, носить ш елкъ и бархатъ,
дорогіе мѣха и золото и будешь ѣздить на четверкѣ бѣлыхъ коней.
Бѣдная дѣвуш ка покраснѣла, какъ маковъ цвѣтъ.
— Зачѣмъ обижаете вы меня,— проговорила она полусердито, и
слезы готовы были задушить ее.
— Я не хотѣлъ обидѣть тебя,— оправдывался графъ.
— Вы не имѣете на это никакого права,— продолжала она,—
какъ вы, такъ и я созданы однимъ и тѣмъ ж е Богомъ и передъ
нимъ мы равные; чѣмъ же вы лучше меня? Зачѣм ъ же вы оскорбляете
меня?
З а в ѣ щ а н іе К а и н а .

17

- 258

-

— ГІо сама подумай,— отвѣчалъ гр а ф ъ — что остается мыѣ дѣлатьѴ Ты красивая дѣвушка и нравишься мнѣ. Или не думаешь ли
ты, что мнѣ слѣдуетъ жениться на тебѣ?
Я новее объ этомъ не думаю,— возразила дѣвуш ка и залилась
громкимъ и грубымъ смѣхомъ,— какъ могли бы мы сойтись съ
вами? Не тоже ли самое было бы, еслибъ занречь въ дышло кошку
съ лошадью? Но если вы хотите сказать этимъ, что я с л и т комъ
ничтожна для того, чтобъ быть вашей женой, то я отвѣчу вамъ,
что я слишкомъ хороша, чтобъ стать вашей любовницей.
— Ты хорошая дѣвушка.— съ рѣдкою теплотой произнесъ графъ,—
и теперь еще болѣе нравишься мнѣ. Дай мнѣ свою руку.
О на медлила.
— Дай мнѣ руку,— повторилъ онъ и на этотъ разъ съ тѣмъ
рѣшителыіымъ выраженіемъ воли, которое имѣетъ такое магическое
дѣйствіе; она подала ему руку. Послѣ того они опять пошли р я ­
домъ, но никто изъ насъ не сказалъ ни слова, пока мы не вышли
изъ лѣса.
Н аступила ночь и небо покрылось звѣздами.
— Тамъ дальш е т р о п и н к а ,— сказала дѣвуш ка, показывая рукой,
въ какомъ направленіи намъ искать ее,— v образа Богоматери по­
верните направо, ошибиться теперь нельзя.
Сказавъ это, она остановилась въ двухъ ш агахъ отъ насъ, на­
гнулась и сорвала цвѣтокъ.
— Гдѣ ты живешь?— спросилъ ее графъ.
О на молчала и не трогалась съ мѣста.
— Гдѣ я опять увижу тебя?— нродолжалъ онъ.
Для чего хотите вы видѣть меня? отвѣтила она, но взглядъ,
сопровождавшій эти слова, былъ какой-то необъяснимый.
Ну, такъ я съумѣю отыскать тебя,— сказалъ графъ,— за нынѣшнюю услугу благодарю и желаю тебѣ спокойной ночи.
Онъ предложилъ ей руку, но такъ какъ она спрятала свою въ
складки своего платья, то онъ самъ взялъ ее и отъ души пожалъ,
потомъ поклонился, приггоднявъ свою ш ляпу, и пошелъ но указан­
ной ему дорогѣ.
— Спокойной ночи!— закричала она намъ вслѣдъ, когда мы уже

отошли нѣсколько шаговъ, и иобѣжала сейчасъ же вдоль опушки
лѣса.
Графъ носмогрѣлъ ей вслѣдъ; ея бѣлая рубашка мелькала изда­
ли въ ночной темнотѣ.
— Эта дѣвуш ка должна быть моей,— прошепталъ онъ.
— Какъ?
— Я ещ е самъ этого не знаю, но я чувствую, что она принад­
лежишь мнѣ,— она должна быть моею.
і

Н а слѣдующее утро другъ мой необыкновенно рано взошелъ ко
мнѣ и нѣкоторое время ходилъ взадъ и внередъ по комнатѣ, не
заговаривая со мною; онъ показался мнѣ взволнованнымъ, даже
какъ будто разстроеннымъ. Наконецъ, онъ остановился у окна и
проговорилъ вполголоса, обращаясь ко мнѣ:
— Вѣришь ли ты во второе зрѣніе?
— К акъ напалъ ты на эту мысль?
— Я вѣрю въ него, потому что мать моя была одарена этимъ
вторы мъ зрѣніемъ. Она всегда видѣла впередъ событія, которыя
случались гораздо позднѣе, и я...
— Ты?— я назвалъ бы тебя мечтателемъ, еслибъ менѣе зналъ
тебя.
— Я не мечтатель, а между тѣмъ у меня бываютъ предчувствія,
-и они г нѣздятся въ душѣ моей задолго до событій, о которыхъ
они предвѣіцаютъ мнѣ. Приходятъ они всегда внезапно, но помимо
воли моей укореняются во мнѣ и постепенно переходятъ нъ чув­
ственный созерцанія до того, что, наконецъ, всѣ малѣйшія подроб­
ности обращаются въ дѣйствительность.
— А какое нредчувствіе имѣешь ты теперь?
— Я уже сказалъ тебѣ, что я задумалъ взять себѣ жену,— отвѣчалъ гр а ф ъ — и вотъ отсюда истекаетъ все остальное. Я разска­
зывалъ тебѣ, что видѣлъ во снѣ свою кормилицу и у ногъ ея счастіе въ видѣ молодой женщины съ свѣтло-каштановыми волосами
и большими искренними голубшми глазами. Эта женщина есть
именно дѣвуш ка, которую мы встрѣтили въ лѣсу, зовутъ ее Мар-

—

260 —

целлой, она внучка моей кормилицы, и— не забудь моихъ словъ—
эта Марцелла будетъ моей женой.
— Александръ! Въ умѣли ты?
— Совершенно; скажу тебѣ болѣе того: я буду такъ счастливъ
съ нею, какъ только можетъ быть счастливъ смертный человѣкъ
— Значитъ, ты уже рѣшился?
— Кто говорить объ рѣш еніи,— воскликнулъ графъ,— я только
предчувствую это, я вижу будущее глазами души, и во снѣ я видѣлъ Марцеллу не въ крестьянской одеждѣ, но въ дорогомъ бархатѣ и благородномъ мѣхѣ и около нея играли дѣти; сегодня послѣ обѣда мы отправимся къ моей кормилицѣ, и я увѣренъ, что
М арцелла будетъ сидѣть и прясть на порогѣ своей избы.
Я самъ до крайности былъ заинтересованъ и возбужденъ, когда
мы проходили по деревнѣ Цолобадъ и приближались къ дому Ни_
киты Черношенко. Никто еще не показывался въ воротахъ, которые
были широко растворены; большая дворовая собака лежала на цѣпи
и ограничилась тѣмъ, что проводила насъ своими умными глазами.
На дворѣ стояла крестьянская фура, нѣчто въ родѣ корзины изъ
ивовыхъ прутьевъ на четырехъ колесахъ, съ тремя маленькими ка­
раковыми лошадками, изъ которыхъ одна кормила своего маленькаго жеребенка, сосавшаго ея молоко съ выраженіемъ полнѣйшаго
счастья и время отъ времени побрякивавшаго колокольчикомъ, привязаннымъ къ его шеѣ.
Едва обогнули мы повозку, какъ увидѣли крестьянскую избу,
снаружи выбѣленную известкой и покрытую закоптѣлой соломой,
на порогѣ которой сидѣла дѣвушка съ прялкой въ рукѣ, a возлѣ
нея лежала бѣлая кошка, которая засверкала на насъ. глазами. Дѣвушка, завидя насъ, вздрогнула; это была та самая, что мы встрѣтили въ лѣсу, и потому она сейчасъ же узнала насъ.
— Тебя зовутъ Марцеллой?— спросилъ ее графъ.
— Да; что вамъ угодно?— отвѣчала она.
— Дома ли твоя бабушка?
— Дома; потрудитесь взойти.
Мы взошли. Посреди чистой горницы, на деревянной скамейкѣ,
сидѣлъ восьмилѣтній мальчикъ въ рубашкѣ и полотнянныхъ порт-

—

261 —

кахъ съ босыми ногами и съ опрокинѵтымъ горшкомъ на головѣ;
пожилой крестьянинъ былъ занять тѣмъ, что обстригалъ мальчику
волосы, сообразуясь съ краями горшка. По лицу мальчика можно
было подумать, что ему хотятъ отрубить голову.
— Гдѣ Ганна, кормилица моя?— спросилъ графъ.
— Кто тамъ?— послышался голосъ изъ сосѣдней комнаты,— кто
спрашиваетъ меня?— и вслѣдъ за вопросомъ въ дверяхъ появилась
высокая достойная матрона съ бѣлыми волосами.
— Боже мой! Неужели? Ты ли это Саша?!— вскричала она.
Но графъ уже бросился обнимать ее, а старушка заплакала и
покрыла поцѣлуями его загорѣлое лицо.
— Саша! дитя мое, доброе дитя мое,— продолжала она,— слава
Богу, ты здоровъ и какъ похорошѣлъ и съ бородой! Идите же сюда
дѣти, Марцелла, Никита, Ева, идите же, вѣдь это мой Саша!
Въ мигъ изба наполнилась молодыми людьми, которые съ любопытствомъ поднимали свои головы, смотря на графа.
— Вотъ Н икита Черношенко,— сказала кормилица,— мужъ моей
дочери, поклонись хорошенько господину графу.
— Я вѣдь кланялся,— нѣсколько застѣнчиво проговорилъ кресть­
янинъ, все еще держа въ рукахъ свои плохіе ножницы.
— Вотъ хорошо, что вы вздумали придти; но гдѣ же Мар­
целла?
Марцелла подошла.
— Вотъ вторая моя дочь,— представлялъ Никита,— а это стар­
ш ая.— При этомъ молодая хорошенькая женщина съ черными во­
лосами, восточнымъ носомъ и съ ребенкомъ на рукахъ поклонилась
съ пріятною улыбкой.
— Это наша Эна, а вотъ и ея мужъ,— и онъ указалъ на моло*
даго крестьянина, который только что поцѣловалъ плечо у графа.—
Мужа ея зовутъ Бодакомъ, у нихъ уже трое дѣтей; а вотъ еще и
мои младшіе,— Лизка, поди же сюда.— Но ему пришлось силою под­
вести къ графу эту дикую четырнадцатилѣтнюю дѣвочку, лица
которой мы не могли разсмотрѣть, за исключеніемъ кругленькаго
подбородка, такъ какъ она закрыла его рукавомъ своей рубашки.—
А вотъ, наконецъ, и Васька.

—

262 —

Васька былъ мальчикъ, сидѣвшій на скамейкѣ съ горшкомъ на
головѣ; онъ разинулъ ротъ, увидя постороннихъ, и не рѣптался
тронуться съ мѣста.
С таруш ка замолкла, но радостная улыбка не покидала ея устъ,
а глава ея не могли оторваться отъ графа.
— Какой ты красивый и си-льный,— заговорила она, наконецъ,—
и, говорятъ. сталъ хорошимъ человѣкомъ. Я все знаю, что ты
дѣлаешь, Гендрикъ н е 'р а з ъ разсказывалъ мнѣ о тебѣ. Я бы дав­
но сама пришла въ замокъ, но ноги мои уже отказываются слу­
жить мнѣ. Теперь, М арцелла, принеси что нибудь гостямъ, какую
нибудь закуску, какая найдется у тебя.
М арцелла не отвѣчала; ея болыпіе голубые глаза съ необыкновеннымъ выраженіемъ любопытства и удивленія глядѣли на графа.
Многаго не найдется, продожала кормилица,— но есть кислое
молоко, масло, сыръ и хлѣбъ, вѣдь ты знаешь, дитя мое, что во­
дится у насъ.
Я всѣмъ буду ‘доволенъ,— отвѣчалъ графъ,— прошу васъ не
стѣсняться со мной.
А кто этотъ господинъ?— спросила кормилица.
— Это другъ мой, г. Захеръ-М азохъ.
Вы сдѣлали намъ большую честь своимъ посѣіценіемъ, прошу
васъ, посидите съ нами.
Старушка повела насъ въ другую горницу и усадила на скамейкѣ,
по сосѣдству большой зеленой печи. Н икита придвинулъ къ ней
столъ, между тѣмъ какъ кормилица взяла Марцеллу за руку и
подвела ее къ графу.
— Посмотри на эту дѣвуш ку,— сказала она,— это моя любимица,
такая же, какъ и ты, такая же хорошая душа; ей восемьнадцать лѣтъ,
и посмотри, какъ великолѣпно она выросла и такая же добрая,
какъ и ты. Еслибъ ты не былъ графомъ и богатымъ бариномъ, а
он а крестьянкой, то она годилась бы тебѣ въ жены.
— Что это вы говорите, бабушка?— перебила ее Марцелла, силь­
но покраснѣвъ, пока графъ смотрѣлъ на нее.
Полно,— успокоила ее старуш ка,— теперь принеси намъ кислое
молоко и свѣжее для дѣтей.

—

263 —

М арцелла уш ла и вскорѣ вернулась съ большою глиняной ча­
шей, наполненной густымъ кислымъ молокомъ; Лизка, миленькую
головку которой съ тупымъ носикомъ и русыми косами мы, нако­
нецъ, увидѣли, несла за ней кусокъ желтаго масла и оѣлаго. сыра,
положенные на болыпіе зеленые листья, а Васька, освободившейся
отъ горшка, с лѣ до валъ за Лизкой съ большимъ ломтемъ чернаго
хлѣба. Отецъ М арцеллы принесъ намъ двѣ деревянный ложки, а
графъ, вынувъ свой широкій охотничій ножъ, намазалъ имъ масло
на черный хлѣбъ. Всѣ усѣлись вокругъ и смотрѣли на насъ, пока
мы ѣли; старикъ закурилъ изъ своей маленькой трубки,, старушка
сидѣла, сложивъ руки н а колѣняхъ. Эва укачивала своего реоенка,
а М арцелла взялась за свою прялку. Тутъ въ горницу взошелъ
молодой крестьянинъ съ новою чашей.
— Вотъ молоко для дѣтей, бабушка,— сказалъ онъ.
— Ладно,— отвѣчала старушка, — поставь его хоть на полъ. Но
гдѣ же дѣти?
Эва посадила ребенка на полъ и вскорѣ возвратилась съ двумя
другими отъ двухъ до четырехъ лѣтъ; она всунула въ руку каж­
даго изъ нихъ по деревянной ложкѣ, и тогда всѣ три малютки
усѣлись вокругъ чаш и и принялись черпать изъ нея ложками, гром­
ко прихлебывая. Солнечные лучи играли на полу горницы; на иечкѣ покоилась кошка, а ласточки, гнѣздивш іяся надъ окнами, часто
залетали сюда и опять вылетали въ открытую дверь и, весело чи­
рикая, кормили своихъ птенцовъ, протягивавш ихъ къ нимъ свои
бѣлыя шейки.
Въ продолженіи нѣкотораго времени только и было слышно, что
одно прихлебываніе молока; пользуясь минутнымъ затиш ьемъ, не­
большая змѣя выползла изъ подъ печки и съ такою поспѣшностью
дополза до чаш и, вокругъ которой сидѣли дѣти, что другая,
послѣдовавшая за нею, едва успѣла догнать ее. Я невольно привсталъ съ своего мѣста, такъ какъ мгновенно представилось мнѣ,
что дѣтямъ грозитъ опасность.
— О! не безпокойтесь,— улыбаясь, обратилась ко мнѣ кормилица,—
это наш и домашнія змѣи. Гнѣздо ихъ находится подъ печкой, и
онѣ всегда выползаютъ оттуда, какъ скоро услыш атъ стукъ ложекъ

—

264 —

онѣ ѣдятъ изъ одной чаши съ дѣтьми, и не рѣдко та или другая
спитъ въ колыбели ваш ихъ малютокъ.
— Это невинпое животное,— добавилъ мой другъ,— добродушное,
довѣрчивое, другъ нашего крестьянина и товарищъ его дѣтей; ты
часто встрѣтишь его въ ивбахъ Галиціи, оно приносить счастіе
тому дому, гдѣ живетъ.
Между тѣмъ обѣ змѣи высоко поднялись и, перевѣсивъ свои
головы черезъ край чаши, опустили свои ловкіе языки въ молоко
и такъ усердно хлебали его, что дѣти стали опасаться, какъ бы
ужинъ ихъ не уменьшился на половину.1 Старшій изъ нихъ задум­
чиво приподнялъ свою маленькую деревянную ложку * и слегка
ударилъ по головѣ змѣю, которая рядомъ съ нимъ глотала его
молоко; змѣя отползла, но затѣмъ, присѣвъ на минуту, далеко не
трусливо окинула взглядомъ весь кружокъ и пробралась къ млад­
шему ребенку, въ сосѣдствѣ котораго она видимо разсчитывала
лучше поживиться,— и снова принялась за свое дѣло.
— Настоящ ая идиллія,— сказалъ графъ.
Я видѣлъ, какъ онъ чувствовалъ себя хорошо посреди этихъ
добрыхъ и простыхъ людей, и на меня самого нашло такое настроеніе, какое рѣдко испытывалъ я въ тѣ рѣзвые годы; то былъ
какой-то внутренній миръ, предчувствіе или пониманіе того, что
называется человѣческимъ счастіемъ.
Марцелла сидѣла съ своей прялкой поодаль и какъ будто совсѣмъ
не замѣчала насъ.
— Посмотри теперь на дѣвушку,— сказалъ граф ъ,— какъ могъ
я хотя минуту сравнить эту идеальную красоту съ красотою Форнарины! Одинъ полумракъ служитъ мнѣ извиненіемъ. Теперь она
кажется мнѣ совсѣмъ иною; какъ удивительно хорошо выражается
на ея лицѣ вся святость благородной, чистой женской души! Это
вторая Сивилла Гверчино. Но намъ пора отправляться.
Графъ всталъ, поцѣловалъ свою кормилицу, отъ души пожалъ
руки крестьянъ, Эвы и Лизки, приласкалъ дѣтей и, наконецъ, по­
дошелъ къ Марцеллѣ.
— Прощай,— сказалъ онъ.

—

265 -

— Дай Богъ вамъ всего хорошаго,— отвѣтила дѣвушка, спокойно
глядя на него,— въ особенности же счастія?
— И да сохранить онъ тебя такою, какая ты есть,— возразилъ
графъ, цѣлуя ее въ лобъ; она задрожала, когда уста его дотро­
нулись до нея, но не отстранилась отъ него.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, будьте здоровы.
Молча прошли мы черезъ деревню до опушки лѣса. Тутъ графъ
нрисѣлъ и взглянулъ на покривившуюся, закоптѣлую соломенную
крышу, подъ которой родилась Марцелла, и на бѣдное жилище,
гдѣ текла ея простая, непорочная жизнь. Онъ долго не сводилъ
глазъ съ этого мѣста.
— Я влюбленъ!— наконецъ какъ-то глухо проговорилъ онъ.
— Александръ!
— Что дѣлать, такъ уже пришлось.
— Удивляюсь, какъ съ твоимъ умомъ ты могъ такъ скоро влю­
биться.
— Настоящ ая любовь внезапно загорается въ сердцѣ, какъ только
двѣ сродныя души сольются въ первомъ взглядѣ; иначе это не
бываетъ.
— Такая любовь можетъ быть только чувственною.
— Конечно. Всякая сильная привязанность беретъ свое начало
въ чувственности, безъ нея не существуетъ ни любви, ни счастія;
но она не останавливается на этой точкѣ. Впрочемъ, прости, если
я сказалъ безсмыслицу, самъ того не зная; сегодня я не способенъ
философствовать.
Онъ всталъ и снова повернулъ на дорогу, которая вела въ де­
ревню, словно безсознательно, какъ будто гонимый вѣчной, без­
отчетной силой любви. Я послѣдовалъ за нимъ. Стало уже совер­
шенно темно, только кой-гдѣ сверкали звѣзды между бѣлыми величе­
ственными облаками. Графъ обошѳлъ . кругомъ скромный крестьянркій дворъ, остановился у забора и, облокотясь локтемъ на одинъ
изъ деревянныхъ гвоздей, которыми онъ былъ скрѣпленъ, опустилъ
лицо на свою руку. Онъ стоялъ какъ будто въ ожиданіи чего-то;

-

266 —

вдругъ дѣвуш ка точно почуяла его близость: душ а ея полетѣла къ
нему въ звукахъ ея пѣсни:
«Н е х о д и н а в е ч е р н и ц ы » ....

Въ окнѣ показался яркій свѣтъ, который постепенно все усили­
вался и вскорѣ въ красномъ пламени очага мы увидѣли П арцеллу:
она подкидывала солому въ огонь, потомъ стала наполнять какойто травой глиняный сосудъ, стоявшій на огнѣ. Прекрасное лицо ея
при этомъ имѣло фаталистическое выраженіе; она громко пригова­
ривала дикія, безсмысленныя слова, иохожія не то на дѣтскій лепетъ, не то на ворожбу.
Посмотри на нее,— нрош еиталъ мнѣ графъ.
— Что она дѣлаетъ? спросилъ я его.
— О на ворожить.
Кого же хочетъ она приворожить“?
ір а ф ъ замолчалъ, а М арцелла опять зааѣла, какъ будто въ отвѣтъ на мой вопросъ:
« Ж г у т ъ с о л о л у , в а р я т ъ т р а в у ,—
В идѣ лъ сапъ, сознался,
Д а у ж ъ п о зд н о ! б ѣ д н ы А и а р е н ь ,.
В ъ сѣ тн ты попался».

И отравленъ, хочешь ты сказать,— добавилъ графъ.
— К акъ это понять?
Въ этой пѣснѣ трагическая развязка; ворожея подъ конецъ
изъ ревности отравляетъ своего возлюбленнаго; это похоже на пре­
достереж ете, Я вообще придаю большое значеніе предчувствіямъ
и предвѣстіямъ, но мужественная воля можетъ пересилить судьбу.
Вари и колдуй, сколько тебѣ угодно, но между тобой и мной, какъ
пъ сказкѣ моей кормилицы, все должно кончиться хорошо. Н ѣтъ,
ты не ворожея, a счаетіе. которое, сидя на [порогѣ, прядетъ въ
ожиданіи меня; и я приду, когда настанетъ мое время.
Другъ мой теперь каждый день ходилъ въ Цолобадъ къ Мар-,
целлѣ, и, насколько мнѣ эго было возможно, я всегда оставлялъ его
наединѣ съ милой ему дѣвушкой. Я не замѣчалъ въ немъ обыч­
ной тревоги влюбленныхъ; дома онъ занимался и трудился, какъ

—

267 —

и всегда, и казался совершенно беззаботны мъ и веселымъ. О Марцеллѣ говорилъ онъ рѣдко. Чувство его было какое-то стыдливое,
нѣжное и чистое.
Однажды на его письменномъ столѣ мнѣ бросилась въ глаза
прекрасная небольшая картина акварелью , изображавш ая Сивиллу
Гверчино. Я долго вгляды вался въ нее.
— Дѣйствительно, есть сходство,— сказалъ я.
— О! еслибъ ты только зналъ оригиналъ!— воскликнулъ графъ.—
Еслибъ ты видѣлъ М арцеллу, когда она надѣнетъ на голову свой
зеленый платокъ на подобіе тюрбана, такъ что ея волнистые воло­
сы выбиваются изъ подъ него только на вискахъ, и въ это время
слуш аетъ меня съ такимъ вниманіемъ, сложивъ руки, наклонивъ
голову нѣсколько направо и приподнимая на меня свои глаза;—
тогда я воображаю, что вижу передъ собою прекрасную Сивиллу
въ ея спокойномъ величіи, ея высокой непорочности и съ ея крогкимъ и глубокимъ чувствомъ. Но выше всего ея глаза, эти томныя, мечтательный звѣзды, въ которыхъ горитъ непостижимая ж аж ­
да чего-то. М арцелла одно изъ тѣ хъ существъ, взоры которыхъ въ
состояніи передать всевозможныя ощ ущ енія. и по временамъ такой
восторгъ читается въ ея глазахъ, какъ будто ей было сдѣлано ве­
ликое, святое откровеніе. Но Сивилла Гверчино вѣчно остается
нѣмою, а М арцелла говорить и какимъ удивительнымъ голосомъ!
Я въ состояніи слушать его цѣлые вечера; я столько ж е люблю
его звучность, какъ люблю и звуки органа, ш умящаго лѣса или
глубокаго, густаго колокола. Вчера вечеромъ что-то необыкновен­
ное произошло между мною и Марцеллой; это былъ день ея рожденія; ей минуло восемьнадцать лѣтъ. Я думалъ сдѣлать ей удо­
вольствие и принесъ ей кораллы, а она— вообрази себѣ— она ихъ
не приняла и отказалась отъ нихъ, не грубо, а съ какою-то пе­
чалью, какъ буд то хотѣла тѣмъ выразить, что я не понялъ ее или
ошибся въ ней.— Н е желаешь ли ты чего нибудь другаго?— съ намѣреніѳмъ спросилъ я ее тогда;— я всей душой расположенъ къ
тебѣ и ж елалъ бы это доказать. Скажи, чего хочешь ты? — Она
немного помедлила, но когда я настойчиво, даже съ жаромъ схватилъ ея руку, она сказала: — Въ такомъ случаѣ поучите меня!

—

268 -

—

269 —
\

Какъ? спросилъ я, не понимая ея желанія. Она указала рукой
на звѣзды, которыя сверкали на небосклонѣ. — Скажите мнѣ, что
это та кое V Что удерживаетъ солнце и луну на небѣ? Объясните
мнѣ эти чудеса божіи. Отчего ростутъ цвѣты и увядаютъ? Зачѣмъ
рождаются животныя, если они опять должны исчезнуть, и каковъ
же человѣческій ѵдѣлъ? — Я смотрѣлъ на нее, держа ея руку въ
своей,— и слезы выступили изъ глазъ моихъ; такъ тронуло меня
это наивное стремленіе къ познанію и къ истинѣ.

Графъ уже три недѣли какъ учитъ Марцеллу. Онъ по преж­
нему работаетъ усердно и всегда все успѣваетъ сдѣлать. Едва
окончить онъ свой ежедневный обзоръ въ имѣніи, какъ ѣдетъ
верхомъ въ Цолобадъ. Обыкновенно онъ пріѣзжаетъ туда, когда
солнце уже садится. М арцелла встрѣчаетъ его передъ домомъ, гла­
дить шею его лошади и сама отводить ее въ конюшню, какъ
скоро онъ сошелъ съ нея.
— Не устали ли вы?— спрашиваетъ она его, если онъ сейчасъ
же хочетъ приняться за ученіе.
Я никогда не устаю,— улыбаясь, отвѣчаетъ онъ, обтираетъ
свой влажный лобъ и берется за книги. Онъ учитъ ее читать,
писать и считать, но не слишкомъ налегаетъ на этотъ предметъ и
довольствуется небольшими успѣхами; онъ не то, что школьный
учитель, а ещ е мепѣе ученый педантъ; все, за что онъ берется,
сейчасъ же оживаетъ въ его устахъ. Невѣжественная крестьянка
слѣдитъ за каждымъ словомъ его и передъ нею возстаютъ изъ
могилы герои древности и спадаетъ завѣса съ тайнъ природы.
Графъ также приносить ей книги и знакомить ее съ поэтами, обо­
гатившими ея родной языкъ своими безсмертными творѳніями. Онъ
начинаетъ съ прекрасныхъ стиховъ Кольцова, которыя какъ-бы
вылились изъ народнаго духа, почему и сдѣлались вполнѣ народ­
ными; потомъ читаетъ ей Мертвыя Души Гоголя, Пушкинскаго
Онѣшна и Записки охотника Тургенева.
К огда онъ опять садится на лошадь, М арцелла держитъ его
стремя и благодарить сердечными, искренними словами за оказан­

ную ей милость, а однажды она даже поймала его руку и поцѣловала ее.
Я вижу, что другъ мой взялся за Фауста Гёте.
— Ты навѣрно пишешь комментаріи на Фауста? — спрашиваю
я его.
— Н ѣтъ, я только перевожу его.
— Дай взглянуть. — Я беру одинъ листъ съ его стола и вижу
Фауста на малороссійскомъ языкѣ и въ прозѣ.— Не собираешься ли
ты напечатать это?
— Вовсе нѣтъ; я перевожу для Марцеллы.
— Фауста для Марцеллы!
— Отчего же нѣтъ?
— Такъ какъ ты уже недѣли три занимаешься съ нею, то скажи
мнѣ откровенно, дѣйствительно ли ты находишь ее способной къ
образованію?
— Я еще не встрѣчалъ никого, — отвѣчалъ графъ, — кто такъ
жаждалъ бы познать истину, какъ Марцелла. И какъ она быстро
смекаегъ все!
— Понялъ ли ты ея душу, ея характеръ?
— Да, — замѣтилъ графъ,— ее называютъ своенравною, хотя она
никогда никому не противорѣчитъ, но вѣрно и то, что она ни­
когда не соглашается съ другими, а тихо идетъ своею дорогой и
все же подъ конецъ сдѣлаетъ такъ, какъ она сочтетъ за лучшее;
ее называютъ гордою, и дѣйствительно она горда, но въ ней трога­
тельная гордость честной дѣвуш ки и какое то врожденное величіе;
она не знаетъі. глупой манеры безпрестанно краснѣть, манеры
крестьянскихъ дѣвушекъ и другихъ даже болѣе образованныхъ
молодыхъ особъ, и свободно глядитъ въ глаза каждому. Она слыветъ замкнутою, и правда, что она немного тиха и молчалива, но
за то все видитъ и слышитъ. Кажется, что она желала бы всосать
въ себя весь міръ, не изъ любопытства, а глазами своей души, и
все то, что она видитъ, не проходить безелѣдно для нея. Все су­
щество ея дѣлаетъ на меня впечатлѣніе какого-то врожденнаго
пріягнаго сознанія собственнаго достоинства. Я никогда не видѣлъ
ее ни грустною, ни рѣзвою; она рѣдко смѣется, но на лицѣ ея

270 -

лежитъ вѣчная нривѣтливая ясность, внутреннее душевное веселье.
Во многомъ походить она на отца своего. Вообще, прими это къ
свѣдѣнію, когда станешь выбирать себѣ жену, то прежде всего
смотри на отца, по-іомъ на мать, а если можно, то и на прадѣдовъ. Бабушка Марцеллы Моя кормилица; мать ея — дочь корми­
лицы, а отец ъ ... Какіе это люди! — она по истинѣ хорошей
породы.
— Отецъ ея кажется мнѣ человѣкомъ недовѣрчивымъ.
— Онъ такой и есть, — воскликнулъ графъ, — это типъ нашего
крестьянина, какъ въ добродѣтеляхъ, такъ и въ недостаткахъ:
уменъ, молчаливъ, недовѣрчивъ и добродушенъ до слабости; какъ
воля, такъ и своенравіе его имѣютъ какую-то непреодолимую тя­
гучесть; трудно уговорить его, а еще труднѣе убѣдить въ чемъ бы
то ни было; онъ придерживается всего стараго, во всемъ медлителенъ, но когда разъ убѣдится въ чемъ, то дѣйствуетъ со всею
энергіею своего тяжеловѣснаго существа, какъ камень, который
трудно привести въ движеніе, но котораго никто не остановить,
когда онъ покатился.

На слѣдующій день я сопровождалъ графа въ Цолобадъ. Я на­
ш елъ, что М арцелла очень измѣнилась. Вся ея особа носила на
себѣ отпечатокъ задумчивости, недоумѣнія, не то ожиданія чего-тоИногда какое-то удивленіе выражалось на ея лицѣ, какъ будто
она удивлялась чудесамъ, которыя она открывала въ своей собст­
венной дѵшѣ. Я видѣлъ ее, когда она сидѣла рядомъ съ графомъ
на небольшой деревянной скамейкѣ передъ избой, и на лицѣ ея
выражалось сильное стремленіе понять все, что она слушала. Слова
его озаряли ре, словно солнечный свѣтъ, а мысли его стояли надъ
нею, какъ звѣзды; между обоими ими распускался таинственный и
волшебный цвѣтокъ любви, но ни тотъ, ни другой не замѣчали
его и только вдыхали въ себя его чистый небесный ароматъ; они
были счастливы.
— Одни только испытанныя страданіемъ натуры способны на
счастіе, сказалъ мнѣ мой другъ сегодня вечеромъ, когда онъ вер-

— 271

нулей изъ Цолобада;— тотъ, кто не страдалъ, требуетъ слишкомъ
многаго отъ другихъ, а самъ не способенъ удовлетворить самымъ
скромнымъ требованіямъ. Я нрошелъ черезъ жестокія сердечиыя
испытанія изъ за любимыхъ мною женщинъ, изъ за друзей, уничтожившихъ во мнѣ довѣріе къ людямъ, и не мало видѣлъ я горя
и въ своемъ собственномъ семействѣ, не менѣе того, какое испыталъ отъ собственныхъ страстей и недостатковъ; я узналъ заботы,
горе и всевозможныя лишенія и бѣдствія. ІІослѣ того я собрался
съ духомъ и безъ посторонней цомощи приподнялся на волнахъ
житейскаго моря, которыя не разъ грозили поглотить меня, иочистилъ свою душу, но для иолнѣйгааго искуилепія мнѣ необходимо
великое женское сердце. И это великое сердце я нашелъ въ Марцеллѣ. И она много страдала. Когда сегодня, ранѣе обыкновенная,
я пріѣхалъ въ Цолобадъ, ея не было дома, такъ какъ она не ожи­
дала меня въ это вромя.— Она на кладбищѣ,— сказала мнѣ корми­
лица. Я пошелъ на кладбище, Это удивительно тихое и нріятное
мѣсто; вмѣсто некрасиваго забора оно обнесено зеленой живой из­
городью; на всѣхъ промежуткахъ ростетъ высокая, свѣжая трава,
и на каждой могилѣ видишь прелестные цвѣты. Тѵтъ не видать
тіцеславныхъ памятяиковъ, а все гладкіе деревянные кресты, на
которыхъ висятъ засохшіе вѣнки. Н а одной изъ этихъ могилъ съ
цвѣтущими розами и съ повалившимся крестомъ сидѣла Марцелла.
Она нисколько не удивилась, когда увидѣла меня; мнѣ даясе пока­
залось, что она ожидала этого. Я сѣлъ возлѣ нея.— Чья это моги­
ла?— спросилъ я. Она указала на стертую надпись, и я съ трудомъ
прочелъ: „Лукьянъ Требиискій“.— Я думалъ, что это могила твоей
матери,— замѣтилъ я.— Она недалеко отсюда,— отвѣчала она и ука­
зала мнѣ на нее.— Кто былъ этотъ Лукьянъ Требинскій?— Хорошій человѣкъ,— съ грустью проговорила она;— онъ любилъ меня, и
я платила ему тѣмъ же. Лукьянъ открылъ мнѣ въ первый разъ
этотъ прекрасный божій міръ, а теперь онъ лежитъ въ холодной
землѣ. Часто мнѣ хочется но прежнему поговорить съ нимъ, но
сколько ни сижу я на его могилѣ, все не слышу его отвѣта.—
Крупныя слезы медленно текли по ея загорѣлымъ щекамъ. Я схватилъ ея руку.— Разскажи мнѣ про него,— сказалъ я.— Хорошо, я

—

272 —

знаю, что вы поймете меня,— отвѣтила она,— вы знаете, какъ нъ
холеру я потеряла свою мать: она была жива и здорова, а черезъ
часъ ея не стало. Въ первый разъ поняла я тогда, что такое человѣкъ, и мысль эта привела меня въ ужасъ; но мнѣ нѣкогда было
задумываться; мнѣ было всего пятьнадцать лѣтъ, а старш ая сестра
моя была такъ занята своимъ собственнымъ семействомъ, что обя­
занность замѣнить мать своимъ младшимъ сестрамъ и братьямъ
выпала на мою долю. Много было у меня дѣла и заботъ въ то
время, а къ этому еще присоединились всякія невзгоды, градъ,
наводненіе, неурожай,— все это такъ тяжко въ крестьянскомъ быту.
Именно въ то время, когда нужда такъ жестоко нреслѣдовала меня,
приш елъ Лукьянъ. Онъ былъ сынъ свящ енника, учился въ Вѣнѣ,
гдѣ получилъ чахотку, и это заставило его покинуть городъ и
вернуться въ деревню ради чистаго деревенскаго воздуха. Нашъ
свящ енникъ, знавшій его родителей, просилъ насъ взять его къ
себѣ на хлѣбы. Лукьянъ не былъ красивъ, но его добрые глаза и
голосъ внушали невольное довѣріе къ нему. Онъ часто съ книгой
приходилъ въ конюшню, когда я доила коровъ, или на лугъ, гдѣ
я убирала сѣно, такъ какъ въ его болѣзни былъ полезенъ запахъ
навоза и хвойныхъ деревъ, а лугъ наш ъ леж итъ у опушки сосно-,
ваго лѣса. Н е смотря на свою молодость, онъ многому учился и
отъ природы былъ очень уменъ. Мы часто разговаривали съ нимъ,
и онъ объяснялъ мнѣ то то, то другое. Я повѣряла ему свои за­
боты, а онъ разсказывалъ мнѣ все, что ему пришлось испытать въ
своей жизни. Онъ слишкомъ много занимался науками и при этомъ
велъ разгульную жизнь, что и было причиной его болѣзни. Онъ
не надѣялся выздоровѣть, но безъ страха говорилъ о смерти и
цредостерегалъ меня отъ моихъ собственныхъ мыслей и отъ моего
собственн ая сердца.— „Размыш леніе“,—-говорилъ онъ мнѣі— „толь­
ко тогда безвредно, когда человѣкъ пріобрѣлъ много познаній и
свѣдущъ во всемъ; но и при всемъ его знаніи.чувства его дѣлаются
источникомъ его несчастія, если онъ не имѣетъ твердой и доброй
воли и если онъ не работаетъ безъ устали для достиженія извест­
ной ц ѣ л и “.— Однажды онъ сказалъ мнѣ: „распутство мое привело
меня къ погибели. Теперь я съумѣлъ бы оцѣнить хорошую жен­

273 —

щину, но уже поздно“. — Да, мы хорошо понимали другъ друга.
Онъ утверждалъ, что у меня здоровая натура и здоровое сердце,
и что ему такъ пріятно видѣть это во мнѣ; мнѣ же умъ его внуш алъ большое уваженіе. Я не въ состояніи описать вамъ его кон­
чину,— увольте меня отъ этого. Съ тѣхъ поръ я не могу слышать
грубыхъ шутокъ наш ихъ парней, и всякій разъ, какъ на меня на­
ходитъ какое нибудь искушеніе, мнѣ стоитъ только подумать о
немъ; сейчасъ же печаль охватываетъ мою душу, и мнѣ чудится,
какъ будто изъ могилы онъ протягиваешь мнѣ руку, которая слу­
житъ мнѣ опорою.
Спустя нѣсколько дней, мы отправились на охоту, а потомъ, побывавъ въ Цолобадѣ, пѣшкомъ возвращались домой въ ирекраспую
лунную ночь.
— Ты дѣйствительно любишь эту дѣвушку?— началъ я.
— Люблю и еще какъ люблю!— отвѣчалъ графъ.— Теперь только
понимаю я слова великой пѣсни: „Силу любви только можно
сравнить съ неумолимой силой смерти; пылъ ея есть божественное
пламя“.
— Прости меня, если я все ещ е въ сомнѣніи на счетъ чувствъ
твоихъ,— сказалъ я,— но я не замѣчаю въ тебѣ того, о чемъ такъ
прелестно выразился Гёте, говоря объ этой старой и вмѣстѣ
съ тѣмъ вѣчно новой страсти:
« Т р е в о г а и с ч а с т ь е — н е т о л и л ю б о вь !»

— Именно оттого-то я и думаю о бракѣ,— улыбаясь возразилъ
мнѣ графъ;— страсть, нераздѣльная съ сомнѣніемъ, не знаетъ без­
м я теж н ая счастія, но есть другая любовь, основанная на святомъ
убѣжденіи, что два существа всецѣло принадлежатъ другъ другу
и что ни что не въ состояніи разлучить ихъ*. Скажи, отчего бы
такой любви, вселяющей пріятную увѣрённость въ сердцѣ каждаго
изъ любящихъ, не быть спокойной, беззаботной и радостной? К ог­
да я гляжу въ глаза Марцеллы, глаза такіе болыпіе, голубые и
спокойные, тогда я чувствую себя также хорошо, какъ и лѣтомъ,
лежа на снинѣ посреди едва сжатой нивы и глядя на вечернее
безоблачное небо, которое разстилается надо мною, какъ безпредѣльЗ ав ѣ щ ан іе К аи н а.

18

—

274 —

ное море, проливая пріятный свѣтъ на все окружающее. Рядомъ со
мной чирикаетъ перепелъ, а снопы прислоняются одинъ къ другому,
какъ будто для того, чтобъ предаться спокойному сну. Тогда въ,
душѣ моей водворяется совершенное спокойстме; всякое сомнѣніе
исчезаетъ и внезапно начинаеш ь понимать самого себя, всю тайну
жизни и весь этотъ разнообразный міръ; ничто болѣе не смущаетъ
тебя, исчезаетъ всякое недовѣріе, всякое противорѣчіе, и кажется,
что все разрѣшилось такъ мирно и ясно.

Теперь мнѣ приходится ежедневно сопутствовать моему другу,
когда онъ идетъ къ Марцеллѣ.
Онъ избѣгаетъ оставаться наединѣ съ нею, такъ какъ согласіе
ихъ нарушено. М арцелла любитъ его, но она борется съ своею
любовью съ дѣвическою пылкостью, и, такимъ образомъ, борьба и
страданія ея дѣлаются для Александра источникомъ самыхъ ра­
до стныхъ надеждъ.
Подъ часъ кажется, что идиллія разы грается трагедіей, точно
пѣсня, слышанная нами въ первый вечеръ, была дѣйствительно
предостереженіемъ. Это не счастіе, ещ е менѣе ш утка, тутъ двѣ великія натуры борятся изъ за жизни и тѣмъ враждебнѣе относятся
другъ къ другу, чѣмъ болѣе онѣ сознаютъ свою обоюдную власть
и чѣмъ болѣе разгорается ихъ страсть. М арцелла держитъ себя
такъ, какъ будто ненавидитъ Александра, обращеніе ея непріязненно, даже грубо. Если онъ хочетъ заняться ея обученіемъ, она отго­
варивается тѣмъ, что ей надо идти въ поле или къ коровамъ, а
едва пройдетъ минутъ двадцать, какъ она уже тутъ. Когда онъ
говорить съ другими, она сидитъ въ сторонѣ, но ловитъ каждое
слово и такъ и пожираетъ его глазами, между тѣмъ ни о чемъ не
сираш иваетъ сама и никогда не заговариваетъ съ нимъ. Она ие­
реетала кланяться ему и не ж елаетъ ему спокойной ночи, когда
онъ уходитъ.
Когда мы пришли сегодня, она въ раздумьѣ сидѣла передъ избой,
обвивъ руки вокругъ колѣнъ, и вся вспыхнула, какъ только услы­
ш ала его ш аги, но сдѣлала видъ, какъ будто не замѣтила его.

—

275 —

— Здравствуй, Марцелла!— сказалъ мой другъ.
— Ахъ! вы опять здѣсь!— воскликнула она изасмѣялась.— Развѣ
у васъ нѣтъ дѣла дома, что вы такъ часто стали посѣщать насъ,
бѣдныхъ крестьянъ? А какъ слышно, у васъ въ имѣніи не все въ
порядкѣ.
Графъ ни слова не отвѣтилъ ей и взошелъ въ избу, гдѣ подсѣлъ
къ своей старой кормилицѣ.
Спустя немного взошла и М арцелла и начала возиться съ своей
пряжей.
Графъ положилъ на столъ свою рукопись: Фаустъ по малороссійски.
— Я перевелъ для тебя величайшее стихотвореніе, какое когда
либо было написано,— сказалъ онъ ей.
— Вы могли бы избавить себя отъ этого труда,— воскликнула
дѣвушка;— я не болѣе, какъ простая крестьянка, и не въ состояніи
понять такой вещи, у меня и ума на то не хватить.
— Ума-то у тебя довольно,— отвѣчалъ ей графъ, пристально посмотрѣвъ на нее,— но не всегда бываетъ добрая воля. Съ нѣкотораго времени ты такъ груба со мною, и не понимаю отчего; преж­
де ты не была такой.'
— Я всегда одинакова,— проговорила она съ какимъ-то гнѣвомъ;
— вѣдь я не панна, не барышня, отчего же мнѣ не быть грубой? я не
знаю другаго обращенія.
— Н е чванься своимъ невѣжествомъ,— спокойно продолжалъ
графъ, развѣ я не училъ тебя, какъ братъ, какъ другъ, но ты
сама не находишь теперь времени учиться, чтобъ сдѣлаться разум­
ной. Ты вольна дѣлать, что тебѣ угодно. Если ты желаеш ь оста­
ваться неразумной, то пусть это и будетъ такъ; мнѣ и безъ тебя
довольно дѣла съ своимъ собственнымъ образованіемъ. Міръ такъ
обширенъ, а для насъ прошедшее его составляетъ второй міръ, не
менѣе настоящаго заслуживающій' изученія. Ж изнь же наш а такъ
скоротечна и такъ ненадежна.
Старуш ка сдѣлала ему знакъ глазами, и онъ вышелъ съ нею на
улицу; на порогѣ онъ обратился и пригласилъ меня.
Мы всѣ трое вышли въ фруктовый садъ и потомъ въ поле; и

—

276 —

никто изъ насъ не рѣш ался прервать молчаніе. Наконецъ, старуш ­
ка сказала:
— Было бы лучше, еслибъ . ты пѳресталъ посѣщать насъ,
дитя мое.
— Отчего?
— Оттого, что...— она замялась.
— Оттого, что М арцелла ненавидитъ меня?
— Н ѣтъ, потому что она тебя любитъ.
Графъ замолчалъ.
Н а обратномъ пути, проходя мимо избы, мы увидѣли черезъ окно,
что М арцелла сидитъ надъ рукописью, которая осталась на столѣ.
и разбираетъ ее, слѣдя пальцами за буквами.
Графъ окликнулъ ее; бѣдная дѣвушка вздрогнула, но сейчасъ
же съ сердцемъ отодвинула рукопись и вышла на порога дома.

277 —

то цыганское и демоническое; въ одной рукѣ у нея былъ серпъ, а
другой она какъ будто защ ищ алась отъ графа; казалось, что она
предостерегала его или даже грозила ему. Что касается до графа,
то онъ былъ страшно блѣденъ, но силился казаться веселымъ. Въ
первый разъ видѣлъ я своего друга въ такомъ возбужденномъ состояніи. Я быстро подошелъ къ нимъ. М арцелла уже отдалилась
отъ него и стояла, прислонившись къ забору; графъ сдѣлалъ по­
пытку обнять ее, но она мигомъ подняла свой серпъ и ударила
имъ но его головѣ. Цѣлый потокъ крови хлынулъ изъ раны; не
чувствуя никакой боли, графъ ринулся впередъ, мигомъ вырвалъ
сёрпъ изъ рѵкъ дѣвушки, далеко отбросилъ его отъ себя и заключилъ ее въ свои объятія; напрасно толкала она его руками и колѣнами, онъ поднялъ ее, страстно прижимая къ своей груди; кровь
ручьями струилась по его лицу...

— Т еперь не согласиш ься ли, ты, Что было бы лучш е, еслибъ мы
вм ѣстѣ прочли рукопись?— с к азал ъ онъ ей, улыбаясь, ч г.

Она не рѣш алась взглянуть на н его— Если у -васъ хватить н а ­
столько терпѣнія,— наконецъ, проговорила она, заи каясь— съ нѣкотораго времени Яі стала такая... сама не з н а ю ' о т ч е г о о н а за*;
лилась слезами.
,

,

.

'•

"

.)

г ! Л)

j

”

.

-’Л.

^

• ’ ' Л>

' '

1

*'

Въ воздухѣ чувствуется приближеніе грозы, небо,, стало, ;Гчерносинимъ, ласточки, какъ стрѣлы, ударяются въ землю, всѣ. птицы за­
молкли, ни одинъ листокъ не пошевельнется.. Ж нецы вернулись съ,
поля, но Марцеллы еще нѣтъ. Издали видимъ мы, какъ вѣтеръ
раздуваетъ ея головной платокъ, красный,- какъ макъ;. онъ то поды­
мается, то опускается посреди желтыхъ волнъ цранжеваго поля.
Графъ и^етъ за,,лею^..;нѳ,.нці,9ц ъ , . она -З,то-то , долго не при­
ход Я Т Ъ .
(yj „ ■)■, П !.
, I. Т
'?>-.Г. V,
і.; ' . I". ''0
. — Вадлянцте, баринъ,.
тамъ р д аи л о сь^ —сказала зарф.,-корми-,
лица, стараясь разглядѣть что-то вдали*.
■
..Я поспѣпшлъ въ фруктовый садъ и , оттуда .явственно увидѣлъ
Марцеллу и графа,, которые,, казалось, оживленно, и ,(даже сердито,
ог: чемъ-то спорили. Красный платокъ Марцеллы цри д аралъ.ей что-

Н а друрой день, немного позднѣе обы кновенная, цриш елъ графъ t
въ садъ, гдѣ мы и расположились завтракать. Голова , его была пе­
ревязана, но, не смотря на большую потерю крови, онъ не былъ
блѣденъ и утомленъ, а, напротивъ того, казался совершенно здоровымъ.
— Отгадай, что я сдѣлаю теперь?— сказалъ онъ съ пріятнымъ
юмористическимъ выраженіемъ въ лицѣ и взглядѣ.
-, — Ты оставишь въ покоѣ дѣвушку.
— Н апротивъ того, я женюсь на этой дѣвушкѣ.
Вечеромъ мы опять были въ Цолобадѣ и всѣ вмѣстѣ сидѣли
передъ избой, какъ будто ничего не измѣнилось; однако между
двумя чистыми и добрыми, но страстными сердцами лежалъ цѣлый
міръ между вчерашнимъ и сегодняшнимъ днемъ.
М арцелла была блѣдна и безпрерывно опускала въ землю своц
болыпіе, грустные глаза. Графъ сидѣлъ возлѣ нея и читалъ ей
послѣднія сцены изъ Фауста — трагическій конецъ бѣдной Гретхенъ.
Всѣ понимали, какое отношение имѣла поэзія къ настоящему по-

-

278 —

ложенію, даже и старый крестьянинъ съ глубоко озабоченнымъ ви­
домъ оперъ свое честное лицо на свои огрубѣвшія руки.
— Что скажешь ты на это? — спросилъ графъ, окончивъ свое
чтеніе и бросая рукопись на колѣни Марцеллы.
— Что я скажу?— возразила дѣвушка, не подымая своихъ глазъ,—
какъ будто вамъ интересно знать то, что я скажу.
— Н е только интересно, по даже и важно,
— Но что же могу я сказать?— я крестьянка...
Кто бы ты ни была, но я прошу тебя сказать мнѣ твое
мнѣніе.
М арцелла встала и, безъ страха, даже гордо взглянувъ въ глаза
графу, начала тономъ глубокаго и горысаго убѣжденія:
Этотъ ученый и умный Фаустъ, который ничѣмъ не доволенъ, въ моихъ глазахъ большой глупецъ и дурно поступилъ съ
Гретхенъ,— да, слушайте и смѣйтесь надо мною, если хотите,— я
нахожу его поступокъ дурнымъ; если Гретхенъ была слишкомъ
. глупа и невѣжественна для него, то было бы гораздо лучше, еслибъ
онъ научилъ ее истинѣ, просвѣтилъ, возвысилъ бы ее, чѣмъ сдѣлать то, что онъ сдѣ л ал ъ— ввергнулъ ее въ несчастіе и потомъ
покинулъ. Будъ онъ земной царь, будь даже божество, онъ не въ
правѣ былъ разбивать другую душу... Быть можетъ, онъ думалъ,
что это ничего не значитъ... Н ѣтъ, я не могу выразиться такъ,
какъ бы хотѣла, какъ бы слѣдовало...
— Я понялъ тебя,— перебилъ графъ,— больше мнѣ ничего не
нужно. Но ты такъ разгорячилась, какъ будто ты говоришь не со
мной, а съ самимъ Фаустомъ.
— Я не знаю, Фаустъ ли вы въ душѣ, или нѣтъ,— серьезно отвѣчала дѣвуш ка,— но я знаю одно, что я не та Гретхенъ, кото­
рая стала бы удивляться Фаусту и погубила бы себя ради его.
Мы ходили взадъ и впередъ между больш ими1 липами парка.
Воздухъ былъ чистый й теплый, небо безоблачно; золотистые сол­
нечные лучи играли на травѣ и листьяхъ, приводимыхъ въ дви­
ж е т е легкимъ вѣтеркомъ. Мы молчали, а между тѣмъ оба чув­
ствовали, что не можемъ и не должны молчать долѣе.

—

279 —

— Мнѣ необходимо разстаться съ тобой,— наконецъ, началъ я,
черезъ нѣсколько дней я принужденъ буду уѣхать отсюда, а между
тѣмъ я не могу этого сдѣлать, пока не успокоюсь на счетъ твоей
будущности! Скажи мнѣ, действительно ли ты рѣшился жениться
на Марцеллѣ?
— Да,— очень серьезно отвѣтилъ мнѣ графъ.
— Прости меня за нескромный вопросъ: что скажетъ о такой
женитьбѣ родня твоя и общество?
— Менѣе всего ожидалъ я отъ тебя этого вопроса,— сказалъ
графъ.
Я пожалъ плечами.
— Впрочемъ,— продолжалъ мой другъ,— ты вообще антагонистъ
всевозможныхъ браковъ.
— Совсѣмъ нѣтъ, но я не понимаю, какъ такой замѣчательно
умный и высоко образованный человѣкъ, какъ ты, до такой сте­
пени могъ привязаться къ женщинѣ и притомъ къ необразован­
ной женщинѣ.
— Именно къ необразованной,— съ улыбкой отвѣчалъ графъ,
къ крестьянкѣ! Говорить же талмудъ...
— Какое мнѣ дѣло до талмуда?
— Талмудъ очень умная и остроумная книга, и въ ней сказано:
спустись на одну ступень, когда ты выбираешь себѣ жену; лучше
если ты наклонишься къ ней, чѣмъ если будешь смотрѣть на нее
вверхъ.
— Это вѣрно, но при всемъ томъ я опасаюсь за твое счастіе.
— Въ такомъ случаѣ,— воскликнулъ графъ со всею горячностью
ов‘л адѣвш аго имъ чувства,— я скажу тебѣ, что для меня безъ Мар­
целлы нѣтъ счастья на землѣ, я не могу жить безъ нея. Но повѣрь, милый Леопольдъ, что при всей любви моей я далеко не
* слѣпъ; основательныя причины побуждаютъ меня заключить этотъ
союзъ; разсудокъ и сердце не противорѣчатъ одинъ другому въ
сдѣланномъ мною выборѣ.
— К акъ понять тебя?
— Ты всего лучше поймешь меня, когда я выскажу тебѣ свои
мысли о бракѣ вообще, и когда я объясню, при какихъ условіяхъ

-

280 -

я считаю возможнымъ продолжительный союзъ между мущиной и
женщиной.
Ты крайне заинтересовалъ меня.
— Главное условіе въ бракѣ,— началъ г р а ф ъ ,-е с т ь чувственная
любовь. Н е опровергая сущ ествую щ ая факта, я нахожу, что одной
чувственной любви мало, и вотъ почему я считаю ее причиной
всѣхъ фальшивыхъ отношеній, ошибокъ и нороковъ нашего обще­
ства. Въ этомъ случаѣ, я толкую только о бракахъ такъ называемыхъ образованныхъ людей, или, лучше сказать, о бракѣ образо­
в а н н а я человѣка съ превратно образованной женщиной, такъ какъ
въ простыхъ и достойныхъ классахъ народа, гдѣ жена трудится не
менѣе мужа, бракъ составляетъ отрадное явленіе. Побывай въ на­
шихъ неболыпихъ лавкахъ, мастерскихъ и избахъ, и ты найдешь
разрѣшеніе загадки о счастіи. Природа во всякомъ случаѣ знаетъ
только одну половую любовь, имѣя въ виду одно продолженіе человѣческаго рода; она не спраш иваетъ о будущемъ, не заботится о
счасии супруговъ и даже съ рѣдкою жестокостью относится къ
нимъ. Для нея дѣль любви осуществлена при первомъ появленіи
реоенка, a затѣмъ она заботится, какъ бы сохранить его; но ей
Дѣла нѣтъ, что послѣ того дѣлается съ родителями. Нѣкоторыя
животныя иредоставляютъ исключительно матери заботу о дѣтяхъ,
другія иокидаютъ другъ .^друга, когда дѣти ихъ выросли. У чело­
века же, который ростетъ медленно, жена нуждается въ мужѣ для
того, чтобъ выростить своего ребенка, и потому въ самой натурѣ
человѣка лежитъ условіе, или, скорѣе, принужденіе къ продолжи­
тельному союзу, а пока выростаетъ первый ребенокъ, появляются
на свѣтъ другія дѣти, изъ чего истекаетъ потребность союза на
всю жизнь. Между тѣмъ потребность въ продолженіи породы нераздѣльна съ потребностью постоянной перемѣны, тогда какъ по­
требность въ сохранены породы ведетъ къ необходимости устано- '
вить продолжительныя отношенія между мужемъ и женой. Такимъ
образомъ, въ самой природѣ находится противорѣчіе, порождающее
раздоръ между любовью и семействомъ. Но человѣкъ, можетъ стать
выше природы. Все то, что имѣетъ творческую силу въ природѣ,—
называй это какъ тебѣ угодно,— дѣйствуетъ и въ человѣкѣ, и опъ

—

281

самъ творчески дѣйствуетъ какъ на одушевленную, такъ и па не­
одушевленную природу, наполняя все духомъ своимъ; но этотъ духъ
преждО; всего отражается на немъ; само физическое существо его
измѣняется вслѣдствіе его мышленія и разумѣпія. Развѣ ты не замѣтилъ, что дѣти образованныхъ родителей имѣютъ болѣе развитую
организацію, чѣмъ дѣти необразованная класса? Насколько человѣческій родъ, прожившій двѣ тысячи лѣтъ въ буддійскихъ и христіанскихъ воззрѣніяхъ, измѣнился физически, настолько съ каждымъ
новымъ поколѣніемъ организація его все болѣе развивается и духовно.
Всякое новое поколѣніе сиособнѣе на то, что признано было хорошимъ предшествовавшимъ ему иоколѣніемъ, и легче достигаетъ его
цѣли. Съ развитіемъ человѣчеетва и его духовныхъ силъ становится
сильнѣе способность человѣка действовать согласно съ его усмотрѣніемъ, такъ какъ естественное побужденіе мало-по-малу ѵтрачиваетъ свою первоначальную силу. Съ измѣненіемъ въ понятіяхъ и
чувствахъ, измѣняется и характеръ союза между полами. Влеченіе
одного пола къ другому или, если выразиться деликатнѣе, любовь
остается вѣчнымъ полюсомъ или зародышемъ отношеній между
мущиной и женщиной, но не болѣе какъ зародышемъ, изъ котораго
при возрастающемъ развитіи духовной природы истекаетъ потреб­
ность въ болѣе возвышенномъ единствѣ во мнѣніяхъ и интересахъ,
и только такое единство можетъ служить основаніемъ современному
браку. Черезъ это и естественное побужденіе ростить дѣтей полу­
чаетъ болѣе возвышенный характеръ. Родители перестаютъ доволь­
ствоваться тѣмъ, чтобы вскормить своихъ дѣтей и сохранить ихъ физи­
ческую организацію, но чувствуютъ необходимость позаботиться объ
ихъ духовномъ образованіи и сдѣлать ихъ нравственными, добрыми,
благоразумными и свободными людьми; а это удивительное и неволь­
ное побужденіе имѣетъ (благотворное обратное дѣйствіе на самихъ
родителей; они начинаю тъ сознавать нѣкотораго рода обязанность,
обязанность внести въ свою жизнь болѣе высокую и нравственную
гармонію, такъ какъ въ рукахъ ихъ лежитъ будущность цѣлаго
поколѣнія. Только при слѣдующихъ условіяхъ считаю я возмож­
нымъ пожизненный союзъ или бракъ: прежде всего между мужемъ
и женой необходима сильная, здоровая чувственность. Повторяю

—

282 —

тебѣ, что я не только не отвергаю ее, но дѣлаю ее исход­
ною точкой. Она должна начаться чисто физическимъ, молпіеобразнымъ обоюднымъ пораженіемъ двухъ натуръ, пораженіемъ,
называемымъ любовью. Но какъ ни необходимы любовь и чувствен­
ность в ъ . счастливомъ сунружествѣ, но онѣ надолго не могутъ удо­
влетворить сѵпруговъ. Всего необходимѣе присоединить къ этимъ
естественнымъ чувствамъ взаимное уваженіе, которое было бы ос­
новано не на ѵвѣренности, что выборъ супруговъ вполнѣ оправ­
дывается обоюдными достоинствами, но на убѣжденіи, что каждый
изъ нихъ наш елъ то, что болѣе всего соотвѣтствовало его лично­
сти. Мнѣ кажется, что вся тайна счастливаго брака заключается
въ соединеніи физическихъ противоположностей и духовныхъ однородныхъ качествъ, такъ какъ чувственное счастіе всего болѣе
тамъ, гдѣ болѣе первыхъ, а духовное — гдѣ болѣе послѣднихъ, и
тѣмъ выше, чѣмъ больше согласія во вкусахъ, чувствахъ, въ обра­
зованы, въ особенности же въ образѣ мыслей и въ нравственномъ
характерѣ.
Но какъ ни важно и ни рѣшительно все сказанное для сча­
стливаго супружества,— продолжалъ графъ,— всѣ эти условія, признанныя необходимыми, не могутъ настолько обезпечить продолжи­
тельное счастье между мужемъ и женою, насколько это можетъ сдѣлать
совокупный трудъ. Вообще всего хуже въ нашемъ бракѣ и въ на­
шемъ обществѣ то, что женщина не имѣетъ никакого призванія и
что она не трудится. Развѣ мы не видимъ, что по большей части
праздные люди— дурныя, порочныя и ненадежные личности, незнаю щ ія ни справедливости, ни чести? Ж енщ ина,— я все говорю о такъ
называемой образованной женщ инѣ,— вышла изъ своей естествен­
ной сферы, удалилась отъ своего настоящ аго назначенія быть хо­
зяйкой и матерью, а между тѣмъ она не наш ла себѣ другаго круга
дѣятельности. Въ наше время мы всюду видимъ стремленіе къ
ассоціаціямъ. Н а мой взглядъ, бракъ есть самая первобытная, чи­
стая и полезная ассоціація изъ всѣхъ существующихъ, и ей одной
не предвидится конца. Посмотри на наши рабочіе классы, и ты
увидишь, что тутъ жена всегда принимаетъ участіе въ призваніи
и трудѣ своего мужа настолько, насколько это дозволяетъ ея глав­

—

283 —

ное призваніе— воспитаніе дѣтей и хозяйство. Совокупный трудъ
есть законъ природы, и только тогда, когда мы при.мѣнимъ его къ
нашимъ болѣе возвышеннымъ отношеаіямъ и духовно разовьемъ
его, можемъ мы придать нашему браку нравственную и практиче­
скую прочность и только этимъ путемъ можетъ осуществиться
эмансгтація женщинъ. Когда жена трудится самостоятельно, а не
вмѣстѣ съ мужемъ, тогда на практикѣ они не соединяются, а
расходятся въ разныя стороны. Напримѣръ, можешь ли ты во­
образить себѣ, что твоя жена дергаетъ зубы, пока ты пишешь
свои повѣсги? Что касается до меня, то я не могъ бы прожить и
двадцати четырехъ часовъ съ женой, которая, вмѣсто того, чтооъ
помогать мнѣ въ сельскомъ хозяйствѣ, играла бы на скрипкѣ, или
защ ищ ала бы своего кліента передъ судомъ, не то проповѣдывала
бы новое ученіе.
Я принужденъ былъ расхохотаться.
— Повторяю тебѣ, недостаточно, чтобъ жена трудилась, разсу ждалъ графъ,— надо, чтобъ она принимала участіе въ трудѣ и въ
призваніи своего мужа. Женщина не менѣе мущины ко всему спо­
собна, никакъ не менѣе его, только въ другомъ родѣ, и оттого-то
ассоціація съ нею и можетъ быть такъ полезна. Мущина умнѣе,
женщина чувствительнѣе; первый богаче мыслями, вторая воззрѣніями; открытія, проекты мущинъ всегда значительнѣе и смѣлѣе,
но женщ ина естественнѣе, практичнѣе и старательнѣе въ испол­
нены и не пренебрегаетъ подробностями, отъ которыхъ отчасти
зависитъ успѣхъ предпріятій. Что выпадетъ на долю женщины въ
искусствахъ, наукахъ и торговыхъ дѣлахъ? — Въ торговомъ домѣ
мужъ болѣе приносить пользы въ конторѣ, а жена у прилавка.
Докторъ можетъ замѣнить женой самаго лучшаго ассистента, что
я имѣлъ случай замѣтить у одного знам ени тая ам ерикан ская
оператора. Мы знаемъ изъ біографій Тиціана, Рубенса и другихъ
извѣстныхъ живописцевъ, что они работали вмѣстѣ съ своими уче­
никами; тоже дѣлаютъ и теперь нѣкоторые французскіе художники.
Художнику-мужу могла бы принадлежать идея, композиція, планъ
и контуръ, a женѣ его— детали. Одинъ только совокупный трудъ
приводить насъ къ уравненію правъ какъ въ государствѣ, такъ и

—

284 —

въ сѵпружеетвѣ. Мужъ и жена относятся другъ къ другу, какъ со­
вершенно равпыя и равноправная существа, и между тѣлъ каж­
дый изъ нихъ превосходить другаго въ своей сферѣ, такъ что они
попеременно руководятъ и дополняютъ другъ друга. Можешь ли
ты представить себе что либо отраднѣе и благородлѣе такихъ
отношеній?
- И ты действительно находишь, что женщина способна ис­
полнить псе, что потребуется отъ нея въ подобномъ б р ак ѣ ?-сп р о силъ я своего друга послѣ непродолжительна™ молчанія
- К о н ечн о ,-о твеч ал ъ о н ъ ,- я не говорю, что женщ ина стоитъ
теперь на одной степени развитія съ мущиной, но утверждаю,
что она имѣетъ на то такія же права, какъ и онъ. Въ исторіи
человѣчества мы познаемъ на всякомъ шагу, что рабство всегда
вело его къ нравственному упадку и къ нищ етѣ, а свобода воз­
вышала его духъ и увеличивала его благосостояніе. К акъ угнетен­
ные и необразованные народы не отличались возвышенными чув­
ствами, такъ и женщина наша не имѣетъ ни самолюбія, ни чув­
ства чести. Она пойметъ то и другое, когда станетъ свободной.
,т о она чувствуетъ такую же потребность въ подчинен«
какъ и неводьникъ, нуждающейся въ кпутѣ; а между тѣмъ, какъ
женщина, такъ и невольникъ, сознавая свою физическую немощь,
прибѣгаютъ ко всевозможнымъ ухищреніямъ для достиженія сво­
боды и,власти. Н е разъ случалось видѣть намъ, какъ рабы пріобрѣтали невероятное вліяніе надъ своими гвсподами и какъ
женщины делались деспотичными властелинами надъ мущиной.
Въ то время, когда физическая сила господствовала надъ обществомъ,
женщина могла быть подчинена мужу, но еслибъ по этой причине
мы и теперь стали считать ее неспособною къ пользованію свободой,
то это было бы настолько же несправедливо, какъ еслибъ мы
назвали грековъ варварами за то, что они были покорены воин­
ственными римлянами. Н ыняш няя натура женщины есть продуктъ
ая положенія, воспятанія « вѣковаго рабства. К акъ отдельно взятая
женщина, такъ и все вместе взятыя сейчасъ же изменятся, какъ
скоро о н е достигнуть свободы и уравненія въ правахъ и какъ
скоро имъ будетъ дано другое физическое и нравственное воспитавіе.

Развѣ мы не видимъ, что женщины, выросшія посреди мужскихъ
упражненій и сохранившая здоровое тѣлосложеніе, выказали себя
виолнѣ способными ко всѣмъ мужскимъ зашггіямъ? Пусть наши
дѣвуш ки ѣздятъ верхомъ, сражаются, сгрѣляю тъ, занимаются
гимнастикой и учатся такж е, какъ и наши мальчики, и онѣ
будутъ въ состояніи исполнять тѣ же обязанности, что и мущины,
если даже не болѣе; не даромъ же въ н асъ гнѣздится подозрѣніе,
что притѣснитель физически сильнѣе угдетаемаго, а угнетенный
умственно сильнѣе притѣснителя.
—т Допустимъ.что женщина Дѣйствительно способна на всякое дѣло,
если съ колыбели она воспитана согласно съ твоимъ взглядомъ,—
сказалъ я, выслушавъ моего друга,— но вѣдь М арцелла не полу­
чила такого воспитанія, а ты всего этого ожидаешь и отъ нея.
— Тотъ, кто серьезно смотритъ на бракъ, на это прекрасней­
шее и святѣйш ее условіе изъ цсѣхъ, созданныхъ человѣчествомъ,—
отвѣчалъ графъ,— тотъ въ нынѣшнее время долженъ искать себѣ
жену въ рабочихъ классахъ. Л болѣе всего нуждаюсь въ нодругѣ,
которая раздѣлялагбы мое призваніе кь сельскому хозяйству и была
бы .какъ дом а.въ полѣ и на гумнѣ, а кто же въ этомъ случаѣ
можетъ быть мнѣ полезнѣе крестьянки?
/
. — Но въ бракѣ, о которрмь ты мечтаешь,— возразилъ я ,— не­
обходимо и другое важное условіе: согласіе въ воззрѣніяхъ и чувствахъ, равенство ьъ образовании ума и сердца, a развѣ Мар^целда
не останется всегда грубою?
...
— ,Л вцбралъ Марцеллу не потому только, что люблю ее, хотя
это .и главная причина,— сказалъ граф ъ,— я выбралъ ее не потому,
что она красива, такъ красива, какъ ни одца изъ нашихъ физи­
чески исиорченныхъ образованны е дѣвущ екъ, но. „главнымъ обра­
зомъ потому, что она не образована и, слѣдовательно, не воспитана
превратно,, н е . избалована и неподдѣльна. Л не требую отъ нея
образования, , но я ,обратилъ вниманіе на ея способности и теперь
съ полной уверенностью могу сказа/гь, тебѣ: Марцелла будетъ ис­
полнять все то, что я требую отъ жены, такъ какъ она имѣетъ
дарованія, и я съумѣю дать ей воспитаніе, соотвѣтствующее моимъ
требованіямъ.

-

286 —

— А до тѣхъ поръ?
— До тѣхъ поръ,— возразилъ мой другъ, тихо положа руку на
мое плечо,— она будетъ понимать меня своимъ сердцемъ. Она имѣетъ то величіе, тотъ геній сердца, который разоблачаетъ и пояс*
няетъ женщинѣ то, что мы такъ напрасно стараемся изслѣдовать
и понять при всемъ своемъ умѣ.
Въ этотъ вечеръ графъ отправился вечеромъ въ Цолобадъ съ
намѣреніемъ объясниться съ Марцеллой.
Когда Онъ возвратился, лицо его было такъ весело и беззаботно,
что я ожидалъ услышать хорошее извѣстіе.
— Говорилъ ли ты съ нею?— съ живостью спросилъ я его.
— Да,— отвѣчалъ онъ, медленно снимая свои перчатки.
— И?..
— Она отказала мнѣ,— сказалъ онъ, улыбаясь.
— Возможно ли?
— Однако это такъ. Позволь мнѣ разсказать тебѣ, какъ все это
случилось. Мы сидѣли передъ избой; дѣти и змѣи хлебали свое
молоко на ііорогѣ во всей идиллической простотѣ, остальные были
въ полѣ. Я взялъ Марцеллу за руку и сказалъ ей: я люблю тебя,
согласна ли ты быть моей женой?— Она вспыхнула и встала.— Что
вы придумали,— проговорила она,— я и вы...— Скажи лучше, что ты
не любишь меня, ты настолько честна, что скажешь мнѣ это.— Кто
вамъ это говорить,— вскричала она,— но этого быть не можетъ!—
и она бросила на меня взглядъ, описать который я не могу; потомъ
она поспѣшно взошла въ избу, а я сѣлъ на лошадь и ускакалъ.
— Отчего же ты такъ спокоенъ?— сиросилъ я.
— Я знаю, что она любитъ меня.
— Кто тебѣ сказалъ это?
-ч
— Тотъ таинственный голосъ, что говорить въ каждой человѣческой груди,— отвѣчалъ онъ,— только не всякій слушаетъ его, я
же всегда съ особеннымъ благоговѣніемъ внимаю ему и никогда
не раскаявался въ этомъ.
9

—

287 —

Мы охотились за куликами въ Гроховскихъ болотахъ, пока не
стало совершенно темно.
— Теперь уже пора домой!— воскликнулъ графъ; онъ выстрѣлилъ въ воздухъ свой послѣдній зарядъ, надѣлъ черезъ плечо свое
двухствольное ружье и свистнулъ своей собакѣ.
— Я хочу зайти къ М арцеллѣ,— сказалъ я, спустя немного.
— Зачѣмъ?
— Проститься.
* — Развѣ ты дѣйствительно хочешь уѣхать?
— Непремѣнно и даже завтра.
— Ну, такъ пойдемъ.
Мы застали семейство Черношенко за ужиномъ. Пожилой крестья­
нинъ самъ всталъ съ своего мѣста и принесъ намъ скамейку, затѣмъ нригласилъ насъ принять участіе въ ихъ скромной трапезѣ.
— Ахъ! вѣдь у васъ пироги!— вскричалъ графъ,— не Марцелла
ли пекла ихъ?
— Конечно, она,— отвѣчала старушка,— любишь ли ты ихъ, голубчикъ мой?
— Но вѣдь къ нимъ необходимо и кислое молоко,— продолжалъ
онъ; беззаботность его видимо больно отзывалась въ сердцѣ бѣдной дѣвушки. Она' положила свою ложку, встала изъ за стола и
сѣла на скамейку у печки, въ тихомъ темномъ уголкѣ.
— Будетъ и кислое молоко, — отвѣчала кормилица, — сбѣгай за
нимъ, Лизка.
Лизка перепрыгнула черезъ скамейку и сейчасъ же воротилась
съ большой чашей молока.
— Вотъ и молоко, кушай на здоровье,— подчивала старушка.
— Съ удовольствіемъ буду ѣсть,— сказалъ графъ,— сегодня я на
ногахъ съ пяти часовъ утра, теперь усталь и голоденъ, а къ пирогамъ я всегда имѣлъ особенное пристрастіе.
Послѣ того долго не слышалось другихъ звуковъ, кромѣ прихлебыванія молока.
Когда графъ окончилъ свой ужинъ, старикъ Черношенко обтеръ
свою ложку и, обратись к ъ нему, началъ:
— Говорятъ, что вы выписали новыя машины, которыя, будто

—

2 8 9 —

288 —

бы, сами сѣятъ и молотятъ?
— Не хотите ли вы поемотрѣть на нихъ?
— Благодарю васъ,— отвѣчалъ крестьянинъ,— для чего мнѣэто?
Л вѣдь не вѣрю, чтобы всѣ эти новые порядки, какъ, напримѣръ,
желѣзныя дороги, телеграфы и машины, привели насъ къ добру;
говорятъ, баринъ, что вы хлопочете о постройкѣ желѣзной дороги
и въ нашихъ мѣстахъ? — Быть можетъ, это неправда, но я также
слышалъ, что вы и пахать хотите паромъ, а не волами, какъ буд­
то это возможно?
— Эго, во всякомъ случаѣ, возможно,— отвѣчалъ графъ.
— А если это возможно, — продолжалъ упрямый крестьянинъ
вздыхая,— то, конечно, не грѣхъ ввести это и въ употребленіе. Не
прогнѣвайтесь на меня, если я скажу вамъ, что. намъ, простымъ
людямъ, такія нововведенія кажутся безбожвымъ дѣломъ, и народъ
нашъ говорить, что вы такъ поступаете потому только, что въ
Бога не вѣрите; да говорятъ еще, будто вы утверждаете, что у
человѣка душа такая же, какъ у собаки и лошади, а не безсмертная.
— Объ этомъ. я ничего не знаю и потому никогда и не говорю.
Л держусь только того мнѣнія, что человѣкъ постоянно идетъ
впередъ, развивая свои уметвенныя способности и кругъ своихъ
познаній; отъ звѣрства онъ перешелъ къ болѣе благородному и
совершенному существованію, и эта умственная сила и. могучая
воля, съ помощью которыхъ онъ преодолѣваетъ всевозможный преиятствія, служатъ мнѣ источникомъ. утѣш енія и надежды на лучшую
будущность. Вѣра, которой я держусь, научаетъ меня не гоняться
за наслажденіемъ, или -обманчивымъ счастьемъ, ; но, напротивъ,
внушаетъ мнѣ молчаливую покорность къ неизмѣнной человѣческой
судьбѣ, побуждаетъ терпѣливо, если не весело, переносить все, чтоі
ни случается въ жизни, и неутомимо стремиться къ добру;, она же
побуждаетъ меня къ дѣятельному труду и къ посильной помощи
своему ближнему. Что зке можете вы сказать противъ моихъ убѣжденій? Ещ е скажу .вамъ, друзья мои, что человѣкъ никогда не дол­
женъ останавливаться на томъ, что онъ знаетъ, но всегда п.одви-і
гаться впередъ и постоянно задаваться мыслію, какъ. бы господ­

ствовать надъ природою. Вотъ мы и строимъ желѣзныя дороги,
телеграфы и машины для того, чтобъ отдѣльные люди и народы
ближе сошлись другъ съ другомъ; тогда каждый скорѣе узнаетъ,
кто ему братъ и кто ему врагъ. Чѣмъ болѣе человѣкъ освободится
отъ природы и рабства, чѣмъ болѣе облегчится трудъ его, тѣмъ
лучше будетъ участь его и тѣмъ отраднѣе и свѣтлѣе станетъ его
жизнь. Если здѣсь есть мѣсто грѣху, то я скажу, что со стороны
здѣшнихъ крестьянъ большой грѣхъ сердиться на желѣзныя дороги
и на машины; вамъ слѣдовало бы не проклинать всѣ эти нововведенія, а стать на колѣни и возблагодарить Бога, какъ скоро
первый локомотивъ съ шумомъ пронесется но вашей равнинѣ.
Графъ все болѣе горячился и, наконецъ, сталъ говорить съ та­
кимъ одушевленіемъ, что оно невольно отразилось и на лицахъ
всѣхъ его собесѣдниковъ; старая кормилица бросилась къ нему на
шею и поцѣловала его въ лобъ, a болыпіе глаза Марцеллы блестѣли восторгомъ; упрямый отецъ ея тихо улыбался и, наконецъ,
проговорилъ:
— Баринъ, я думаю, что вы правы.
Едва услышала Марцелла эти слова, какъ она зарыдала и
быстро выбѣжала изъ комнаты. Всѣ съ удивленіемъ посмотрѣли ей
вслѣдъ.
— Что такое съ дѣвушкой? — спросилъ старикъ и значительно
покачалъ головой.
Графъ всталъ. Мы пожелали всѣмъ покойной ночи и вышли на
улицу; было такъ темно, что нельзя было различить никакого пред­
мета на разстояніи трехъ шаговъ.
— Марцелла! — закричалъ я въ сѣняхъ. О твѣта не послѣдовало.
— Марцелла! завтра я уѣзжаю и хотѣлъ бы проститься съ
тобою.
— Л сейчасъ приду,— послышался ея. голосъ изъ сада, голосъ,
прерывавшійся отъ слезъ.
Графъ уш елъ впередъ съ своей собакой.
Марцелла подошла и молча подала мнѣ руку.
З а в ѣ щ а н іе К а и н а .

ю

—

290 —

— Зачѣмъ плачешь ты?— сказалъ я ей,— вѣдь онъ любитъ тебя,
сдѣлай его счастіе; въ твоихъ рукахъ судьба лучшаго человѣка.
Она не отвѣчала, но пожатіе руки ея я понялъ очень хорошо.

Графъ проводилъ меня до ѵѣзднаго города. Разлука наша была
не легкая.
— Еслибъ я только могъ быть спокоенъ на счетъ твоей судь­
бы,— сказалъ я, уже сидя въ почтовой каретѣ.
— Не безнокойся,— отвѣчалъ графъ,— Марцелла любитъ меня,
она будетъ моею и еслибъ даже...
Онъ не договорилъ, но, не знаю почему, одно сильное изъявленіе его воли совершенно успокоило меня; я былъ увѣренъ, что
Марцелла уже теперь принадлежитъ ему, такъ какъ я убѣдился,
что ему возможно все, чего бы онъ ни захотѣлъ.

По пріѣздѣ въ Вѣну, я сейчасъ же написалъ своему пріятелю,
но не прежде двухъ недѣль получилъ я отвѣтъ отъ него. Письмо
его было слѣдующаго содержанія:
„Любезный Леопольдъ!
„Чтобы не провиниться передъ тобою слишкомъ большими погрѣшностями въ роли разскащика, я не сразу выпалю интересую­
щ ее тебя извѣстіе, но постепенно передамъ тебѣ всѣ событія, совершившіяоя въ течѳніе послѣднихъ двухъ недѣль.
„Напрасно было бы говорить тебѣ, что и послѣ твоего отъѣзда
я ежедневно ходилъ къ Черношенко; гораздо замѣчательнѣе то,
что Черношенко, этотъ галицкій крестьянинъ,— я нахожу, что на
это опредѣленіе онъ имѣетъ такое же право, какъ и Наполеонъ на
наименованіе Великаго,— посѣтилъ меня и осмотрѣлъ мои машины.
Съ того вечера, какъ ты простился съ Марцеллой, она сдѣлаЛась
удивительно тиха и покорна, даже смиренна въ отношеніи меня.
Я сдѣлалъ видъ, какъ будто не замѣчаю происшедшей въ ней
неремѣны. И такъ, третьяго дня послѣ обѣда... Да, помнишь ли Ты
нашихъ змѣй, то-есть змѣй въ домѣ Черношенко? Солнце еще не

—

29. 1 -

садилось, и, когда я пришелъ, оно освѣщало порогъ избы и камни,
что лежатъ передъ нею, и на одномъ изъ нихъ, вь нѣкоторомъ разстояніи отъ дома, грѣлась на солнцѣ одна изъ знакомыхъ тебѣ
з.чѣй. Ты знаешь, что я другъ всѣхъ животныхъ, и потому я при­
близился къ змѣѣ и захотѣлъ дотронуться до нея; но негодная
тварь быстро взвилась и укусила мою руку, a затѣмъ тихо попол­
зла въ садъ. Въ эту минуту изъ избы вышла ко мнѣ Марцелла —
Я хотѣлъ погладить вашу змѣю,— улыбаясь, сказалъ я ей,— а ш а ­
лунья ужалила меня.— Ужалила... какая змѣя?— спросила дѣвушка.—
Та, что ползетъ въ садъ.— Марцелла взглянула на нее, вскрикну­
ла, сейчасъ же схватила мою руку, прижала ее къ своимъ устамъ
и начала высасывать кровь изъ небольшой раны.— Что дѣлаешь
ты?— въ изумленіи спросилъ я ее. Она только кивнула головой, но
я понялъ въ чемъ дѣло.
»
Эта змѣя вѣрно ядовитая,— воскликнулъ я ,— и ты высасы­
ваешь ядъ изъ моей раны!— и сейчасъ же хотѣлъ отдернуть свою
руку, но она такъ крѣпко ухватилась за нее, что я не могъ пере­
силить ее; какое-то отчаяніе овладѣло бѣдной дѣвушкой. Наконецъ,
она кончила свое дѣло, опустила мою руку и выплюнула кровь
изъ своего рта. Вѣдь это можетъ стоитъ тебѣ жизни, — сказалъ
я, тронутый ея преданностью. — Ахъ! еслибъ я только могла уме­
реть за васъ!— вдругъ проговорила она съ такою страстью, что да­
же испугала меня, и заплакала. — Ты должна жить для меня, —
вскричалъ я тогда, — ты любишь меня и принадлежишь мнѣ!
„А она... она бросилась передо мною на колѣни и закричала такъ,
какъ только можетъ кричать созданіе, въ отчаяніи взывающее къ
своему создателю. — Я такъ люблю васъ, что не могу жить безъ
васъ, но я недостойна быть вашей женой, пусть буду я вашей слу­
жанкой!— Отъ блаженства и умиленія я не въ состояніи былъ го­
ворить.— Дѣлайте со мной все, что хотите, — продолжала она уже
нѣсколько спокойнѣе,— я согласна покинуть отца, родныхъ, свой
домъ и родину, если вы только прикажете это мнѣ, я готова бро­
сить все, лишь бы послѣдовать за вами, мой баринъ, дорогой мой
баринъ! Ты моя,— сказалъ я ,— и послѣдуешь за мной не иначе,
какъ тогда, когда ты станешь моей женой. — Этого не можетъ

— 292 —

быть,— лепетала она,— какъ могло бы это случиться?— Я приподнялъ
ее, но она продолжала плакать на моей груди, пока я не взялъ въ
руки ея голову и не поцѣловалъ ее отъ всего сердца; тогда она
обвила руками мою шею со всею пылкостью любви, и поцѣлуй ея
замеръ на моихъ, устахъ... Описать иначе этотъ моментъ я не
умѣю, но надѣюсь, что ты поймешь меня, хотя слова мои не
могутъ выраврть всего.
я— Но вѣдь это невозможно,— снова начала бѣдная дѣвушка,—
неужели возможно, чтобъ вы любили меня? — Невозможно не лю­
бить тебя, — отвѣчалъ я ей,— ты добрая и честная душа, гдѣ же
найду я въ этомъ болѣзненномъ мірѣ сердце, достойное биться ря­
домъ съ сердцемъ хорошаго человѣка, если не ухвачусь за твое?
— Боже мой! мнѣ кажется, что я умру отъ любви.— сказала она,
задыхаясь.— Н ѣтъ, не умрешь,— возразилъ я. Я крѣпко держалъ
ее въ своихъ объятіяхъ, и она сирятала лицо свое на моей груди
— Ахъ! вы не знаете, какъ я люблю, васъ.— Н ѣтъ, знаю,— сказалъ
я,— и давно эго знаю, только ты сама не хотѣла знать этого.—
Я это чувствовала, — отвѣчала она, все еще не поднимая своихъ
глауъ,— съ нашей первой встрѣчи, но я не понимала того, что чув­
ствовала; иногда мною овладѣвала не то ненависть къ вамъ, не то
безотчетный гнѣвъ на васъ; въ другой разъ какая-то тяжесть да­
вила мнѣ грудь или страш ная печаль, какъ въ тотъ вечеръ, ког­
да вы говорили съ отцомъ; сердце мое сжалось, едва не перевер­
нулось, и я въ состояніи была закричать: вы правы! Я такъ хотѣла помочь вамъ проложить рельсы, поставить машины, и вдругъ
я поняла, что люблю васъ, что жить безъ васъ не могу; вотъ от­
чего я зарыдала и бросилась изъ комнаты въ поле.
„Тебѣ слѣдовало бы быть здѣсь, когда я сообщилъ это старикамъ.
Дѣдъ вытиралъ носъ рѵкавомъ своей рубашки, a свѣтлыя слезы
капали на его бороду; Ганна же безпрестанпо восклицала: „Боже
мой! Боже мой! привелось же мнѣ испытать такую радость!“
„Въ воскресенье будетъ сдѣлано первое оглашеніе въ деревянной
церкви Цолобада, а черезъ три недѣли назначена и свадьба.
„Преданный тебѣ другъ А л е к с а н д р ъ .“

—

293 «Л ѣ сн ое, 1 2 -го н о я б р я 1 8 5 7 г.

/
„Дорогой Леопольдъ!
„Я убѣжденъ, что вѣсть о моей женитьбѣ иорадуетъ тебя не менѣе самаго нріятнаго сюрприза. Марцелла стала моей женой— и
какая это жена! Я не могу передать тебѣ, какъ красива и трога­
тельна она была подъ вѣнцомъ! Послѣ того, какъ священникъ
благословилъ наеъ, она повернулась лицомъ къ народу, которымъ
была переполнена церковь, и со слезами на глазахъ сказала: бла­
гословите меня и вы всѣ!— И всѣ присутствующее благословили ее.
„Прости,'если я кончу этимъ свое письмо; я слишкомъ счастливъ
для того, чтобъ много писать.
„Твой А л е к с а н д р ъ .“
Внизу стояла приписка неразборчивыми буквами, которыя, какъ
снопы, прислонялись другъ къ другу: „Сердечно кланяюсь вамъ,
М арцелла.“

« Л ѣ с н о е , 2 1 - г о а п р ѣ л я 1 8 5 8 г.

„Любезный другъ!
„Ты правъ, считая хорошимъ знакомъ мои рѣдкія письма. Чѣмъ
совершеннѣе наше счастіе, тѣмъ менѣе мы говоримъ о немъ; когда
истинно любишь, то бумага кажется намъ недостаточно скромной,
чтобъ довѣрить ей все то, что испытываешь. Даже съ тобой я не въ
состояніи говорить о своихъ чувствахъ; мнѣ просто хотѣлось бы
взять тебя за руку и какъ нибудь въ сумерки тихонько провести
черезъ паркъ до густыхъ кустовъ, ростущихъ возлѣ террасы, гдѣ
невидимкою ты могъ бы быть свидѣтелемъ моего счастія. Сперва
ты увидѣлъ бы Марцеллу въ ея бѣломъ пеньюарѣ; ея роскошные
волосы, отъ природы вьющіеся спереди, раздѣлееы обыкновеннымъ
нроборомъ, а сзади густыя косы спускаются съ головы, что при­
даетъ ей вмѣстѣ строгій и идеальный характеръ. Она уже накрыла
на столъ и ожидаетъ меня; я иду— вдругъ она спрыгиваетъ черезъ
нѣсколько ступенекъ внизъ и кидается мнѣ на шею. Я обхватываю
ее рукой, и мы ходимъ взадъ и впередъ, пока старый Гендрикъ не
принесетъ самовара. Мы толкуемъ о своемъ домѣ, о хозяйствѣ, о

— 2П —

мѣстныхъ интересахъ, объ отечествѣ, и все это съ такимъ же жаромъ, съ какимъ и ваши свѣтскія дамы толкуютъ о мѣстной скан­
дальной хроникѣ, — благородное общество вѣдь не интересуется
другою,— о туалетѣ или о театрѣ, и мы продолжаемъ говорить ме­
жду собою до конца завтрака. А потомъ... нѣтъ, не смотря на мое
сильное желаніе, я не могу описать тебѣ то, для чего нѣтъ словъ
ии на одномъ языкѣ, такъ какъ языки созданы въ дѣтскомъ періодѣ челоиѣчества, когда сами люди находились въ состояніи перво­
б ы т н а я безсердечія и бѣдствія; поэтому языкъ никогда не доростетъ до полнаго отраженія солнечная счастін.
„Съ тѣхъ поръ, какъ эта стройная, благородная и сіяющая жен­
щина ходитъ по мрачнымъ заламъ и по еще болѣе темнымъ аллеямъ парка, a глубокій, великолѣпный голосъ ея звонко раздается
повсюду, мнѣ представляется, будто сѣрый зймокъ прежде былъ
заколдованъ и теперь вдругъ освободился отъ сковываишихъ его
чаръ. До сихъ поръ онъ казался мнѣ мрачнымъ и запыленнымъ,
теперь же каждый камень его блеститъ, а крыша его стала какъ
будто золотая. Плющъ, покрывшій своими густыми побѣгами весь
фасадъ со стороны парка, едва не засохъ, а теперь ожилъ и пустилъ бездну свѣжихъ и сильныхъ отростковъ; миртовый кустъ выросъ тамъ, гдѣ его никто не саясалъ; никогда цвѣты и деревья пе
цвѣли такъ роскошно, какъ теперь. Въ саду завелись и голуби; съ
террасы мы слышимъ, какъ они воркуютъ; а ласточки, которыя
прежде избѣгали мрачныхъ сѣрыхъ стѣнъ, теперь стали вить гнѣзда
во всевозможныхъ углубленіяхъ, даже въ окнѣ нашей спальни, на
самой рѣш еткѣ, которая, понятно, теперь не закрывается. Въ амбарѣ свилъ себѣ гнѣздо аистъ; вотъ онъ прилетѣлъ и безстрашпо
подаетъ свой голосъ... Марцелла улыбается и краснѣетъ,— пріятная
надежда живетъ въ ея груди, самая сладвая надежда въ молодомъ
супружествѣ; но къ этой надеждѣ, къ этому счастію примѣшивается
маленькая тревога, но только самая легкая, такъ какъ Марцелла
не кукла, годная только сидѣть на дивааѣ, а женщина, назначеніе
которой производить на свѣтъ дѣтей.
„Такая именно женщина была нужна, чтобы разсѣять чары
д р ев н я я ры царская замка. Не была ли пна заколдована и сама? Часто

-

295 -

она представляется мнѣ прекрасной и разумной принцессой, спав­
шей сряду' тридцать лѣтъ, которая въ моментъ своего пробужденія удивленно оглядывается во всѣ стороны, а потомъ мало-по-малу
узнаетъ весь окружающій ее міръ; этотъ переходъ чистой, пре­
красной д уш и ’отъ тьмы къ свѣту, къ познанію есть самое удиви­
тельное, трогательное и высокое зрѣлище, какое только можешь
представить себѣ. Она походитъ на молодаго орла, который пытал­
ся подняться къ солнцу и который Оезуспѣшно хлопоталъ бы объ
этомъ, еслибъ онъ не имѣлъ глазъ, способныхъ вынести блескъ
этого свѣтила.
„Дружески обнимаю тебя.
„Твой А л е к с а н д р ъ .,,

„Л ѣ сн о е, 2 8 -го м ая 1 8 5 8 г.

„Любезный другъ! ■.
„Тебя интересуютъ метода и планъ, которыхъ я держусь при об­
разованы Марцеллы. Знаешь ли ты, какъ учатъ ходить крестьннскихъ дѣтей? Ихъ берутъ съ собою въ ноле и сажаютъ куда при­
дется; вдругъ они начинаютъ ходить сами собою.
„Такъ я воспитываю и Марцеллу; Я иосвятилъ ее во все, что
входитъ въ кругъ моей мужской трудолюбивой и умственной жизни,
и требую отъ нея всего того, что въ ея силахъ. Напримѣръ, я не
думаю, чтобъ она сама знала, когда она выучилась ѣздить верхомъ;
въ первый же день я посадилъ ее на лошадь, и она стала ѣздить.
Я выучилъ ее нѣмецкому языку, говоря съ нею по-нѣмецки, а те­
перь она такимъ же способомъ, безъ всякой грамматики, учится пофранцузски, совершенно такъ, какъ она изучала свой родной языкъ,
и потому я . увѣренъ, что о н а х о р о ш о и свободно будетъ объясняться
по-французски и по-нѣмецки. Надо отдать справедливость ея блестящимъ способностямъ; она быстро схватываетъ все, что слышитъ,
и ничего не забываетъ. Такимъ же образомъ усвоиваетъ она себѣ
и всѣ другія познанія, то-есть не иначе, какъ въ разговорѣ. Мы
бесѣдуемъ, гуляя въ полѣ, въ паркѣ, или тогда, когда она разчесываетъ
свои волосы.

—

296 —

„Вотъ, напримѣръ, на дняхъ самоваръ нослужилъ поводомъ къ
разсказу о Джемсѣ У аттѣ и къ объясненію паровой машины, а
ыедвѣжья шкура у ея кровати, издавш ая искру, когда она скольз­
нула но ней своими обнаженными ножками, доставила мнѣ слу­
чай заговорить объ электричества. Печатка изъ чернаго горнаго
хрусталя на ея письменномъ столѣ повела къ изложенію всего,
что извѣстно о преломленіи лучей свѣта. Такимъ образомъ, еже­
дневно, съ утра до вечера, ее окружаетъ разумная, возвышенная
и умственная атмосфера, и она пріобрѣтаетъ новыя свѣдѣнія, ко­
торыя какъ бы сами собой, безъ навязчивости, обогащаютъ еяум ъ.
Она спрашиваетъ, а я отвѣчаю ей, или я обращаю ея вниманіе,
на то или другое явленіе, самъ задаю ей вопросы и ш агъ за ш агомъ довожу ее до причины каждаго явленія; невольно пріучается
она разсматривать, наблюдать и отдавать себѣ отчетъ во всемъ,
что видитъ. Я воспитываю ее такъ, какъ бы воспитывалъ мущину, конечно не какъ ѵченаго или чиновника, а какъ практическаго, молодцоватаго мущину; умъ ея постоянно вращается въ нашихъ
воззрѣніяхъ на честь, обязанности, трудъ, законъ и право; она бу­
детъ сочувствовать нашимъ привычкамъ и нашимъ удовольствіямъ.
Образъ жизни ея соотвѣтствуетъ ея умственному развитію. Покинувъ теплую постель, она сейчасъ же беретъ холодную ванну, по­
томъ подкрѣпляетъ себя здоровымъ и питательнымъ завтракомъ, а
затѣмъ катается верхомъ во всякую погоду. Съ восхода до заката
солнца она постоянно дѣятельна, то въ домѣ по хозяйству, то въ
полѣ, гдѣ помогаетъ мнѣ. Ш утя, выучилась она стряпать, шить
бѣлье и платг.я, и безъ ея приказанія и присмотра ничего не дѣлается въ замкѣ. Е е встрѣтишь всегда тамъ, гдѣ ей надо быть,
то въ полѣ и на лугу, то въ лѣсу и на конюшнѣ; всюду летаетъ
она на своемъ ворономъ конѣ, словно какая Валкирія, такъ что
я спокойно могу заняться важнѣйшею частью нашего совокупная
труда, умственнымъ трудомъ, могу свободно обдумывать всѣ осно­
вы сельскаго хозяйства и изучаю всѣ новыя усовершенствованія и
изобрѣтенія въ этой области человѣческихъ знаній. Я никогда не
озабоченъ мыслью, что то или другое сдѣлается не такъ, какъ бы­
ло приказано, что новый плугъ не пойдетъ на ладъ и что работ­

-

297 —

ники мои сдѣлаютъ какую нибудь глупость. Н ѣтъ, я знаю, что
все идетъ хорошо: развѣ М арцелла не тамъ?
„Я нахожу, что жена моя должна научиться повиновенію, преж­
де чѣмъ стать свободной и самостоятельной. Пока я не спраши­
ваю о ея мнѣніи, а просто говорю, что это должно быть хорошо,
потому что я это такъ думаю, и она въ точности исполняетъ то,
что я приказываю, и если сначала она иногда сомнѣвалась въ вѣрпости моихъ соображеній, то тѣмъ болѣе радуется она теперь, ког­
да видитъ, что я пе ошибся въ разсчетѣ. Такимъ образомъ, она
пришла къ сознанію моего превосходства и теперь повинуется съ
полною увѣренностыо, что я понимаю все лучше, чѣмъ она. Вполнѣ военная дисциплина водворилась въ нашемъ хозяйствѣ; передъ
обѣдомъ и ужиномъ она приходитъ съ рапортомъ, какъ старый и
важный фельдфебель. Днемъ мы только и видимся, что за трапе­
зой, послѣ которой я позволяю себѣ немного отдохнуть; потомъ
мы вмѣстѣ выкуримъ нѣсколько маленькихъ петербургскихъ папиросъ, поиграемъ на билліардѣ, ночитаемъ газеты и снова займем­
ся дѣломъ; а когда при заходѣ солнца кончимъ свою работу, тог­
да мы пьемъ чай; за кипящимъ самоваромъ мы изучаемъ законы творенія и углубляемся въ нрошедшія сголѣтія. Время отъ времени
берелъ мы и хорошую книгу, а потомъ... потомъ мы перестаемъ
говорить, держимъ другъ друга за руку, М арцелла ісладетъ свою
голову на мою грудь— и мы счастливы; иногда она Такъ и засыпаетъ,— тогда я поднимаю ее и отношу въ нашу спальню,— но ту­
да ты взойти не смѣешь; порогь ея оберегаютъ добрые духи съ
длинной бородой,— тамъ царствуетъ святая и вѣчная поэзія брака.
„Вчера мнѣ не удалось отослать это письмо, а сегодня я вспом­
нилъ еще кой-что и хочу прибавить тебѣ пѣсколько строкъ.
„Ты вѣрно замѣтилъ, что теперь мнѣ слѣдуетъ дать покой Марцеллѣ и не утомлять ея организма. За то я посвѣіцаю болѣе вре­
мени на ея образованіе. Мы болѣе читаемъ и всегда самое лучшее.
Я началъ съ басень Крылова и пѣсень Кольцова, потомъ принялся
за лѣтопись Нестора и за Одиссею въ русскомъ переводѣ. Я на­
шелъ, что чѣмъ скорѣе она познакомится съ Пенелопой, этой пре­
данной, домовитой и идеальной хозяйкой, тѣмъ лучше. Прочли мы

—

298 —

еще Евгенія Онѣгина, Капитанскую дочку, Мертвыя души Гоголя,
Лермонтова, Тургенева и, наконецъ, библію. Изъ нѣмецкихъ же
книгъ я познакомилъ ее съ мелкими стихотвореніями Гёте, Вертеромъ, Фаустомъ въ оригиналѣ и переводами М акбета и Донъ-КихотаВпереди у насъ Гумбольдтъ.
„И такъ, любезный другъ, все идетъ впередъ. А почеркъ ея
ежедневно становится тверже и уже теперь очень красивъ. Влюбленъ
я въ добавокъ въ свою жену... но довольно, иначе, если заговорю
о ней, то не кончу своего письма.
„До свиданія, не забывай насъ.
„ А л е к с а н д р ъ .“
«Л ѣ сное, 1 4 -го а в гу с т а 1 8 5 8 .

„Сейчасъ жена подарила мнѣ великолѣпнаго мальчика. Ещ е
вечеромъ она была совсѣмъ здорова и болтала со мною на террасѣ;
вдругъ она ушла въ свою комнату, и черезъ часъ родился нашъ
ребенокъ и кричалъ такъ, какъ могутъ только кричать здоровыя
крестьянскія дѣти. Она совершенно бодра и весела, сама кормитъ
Сына, и я позволилъ этому маленькому крикуну брать эту прекрасную,
здоровую грудь; мнѣ кажется, я былъ бы въ состояніи позавидовать
другому ребенку, не первенцу своему. Отецъ, кормилица и весь
домъ— все ликуетъ, какъ будто вторично совершилось чудо Виклефа;
крестьяне сбѣгаются со всѣхъ деревень, приносятъ свои скромные
дары и хотятъ видѣть ребенка, — и М арцелла не устаетъ показы­
вать его, и блаженная улыбка, исполненная материнской гордости,
не сходитъ съ ея лица. М альчикъ будетъ названъ моимъ именемъ
и твоимъ, ты будешь его крестнымъ отцомъ, а зять мой, мужъ
Евы, будетъ стоятъ за тебя у купели. Ахъ! я такъ счастливъ, что,
каж ется, сердце мое перестаетъ биться отъ блаженства.
„Твой А л е к с а н д р ъ .“
Осенью 1863 г., непосредственно послѣ польскихъ смутъ, я
встрѣтился съ графомъ Комаровымъ въ Лембергѣ; онъ сталъ еще
ыужественпѣе, и счастіе сіяло на его лицѣ; въ остальномъ же я
не нашелъ въ немъ никакой перемѣны.

-

299 —

— Теперь я полагаю, что я утвердительно могу сказать тебѣ,
справедливы ли оказались мои воззрѣнія на бракъ,— началъ онъ,
когда мы вмѣстѣ присѣли къ столу и спокойно расположились въ
моей комнатѣ съ намѣреніемъ выпить бутылку вина. — Вотъ уже
шесть лѣтъ, какъ я знаю Марцеллу, и по совѣсти скажу тебѣ, что
мы съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе любимъ другъ друга,
такъ что любовь наша ростетъ, а не увядаетъ. А какая женщина
вышла изъ грубой и невѣжественной крестьянки Цолобада! Гра­
финя Комарова можетъ пристыдить всѣхъ нашихъ дворянокъ сво­
имъ благородствомъ, утонченностью вкусовъ и привычекъ,— она нъ
полномъ смыслѣ благородная женщина и при этомъ какъ красива!
Конечно, ей всего двадцать четыре года, но мы уже имѣемъ троихъ
дѣтей.
— А каковы твои дѣти?— спросилъ я своего пріятеля.
— Резвый Саша, которому уже исполнилось пять лѣтъ, весь въ
свою мать; второй, К онстантину скорѣе въ семейство Черношенко,
а маленькая Ольга будетъ похожа на меня. Теперь не мало дѣла
и дома, въ особенности съ дѣтьми; а между тѣмъ я не могу обой­
тись безъ Марцеллы въ своемъ полевомъ хозяйствѣ. Мы дошли до
того, что безъ меня она не рѣш ается выбрать узора, а безъ ея
одобренія я не имѣю довѣрія къ себѣ самому и своимъ нроектамъ.
Вслѣдствіе этого я взялъ въ домъ добрую старую дѣвицу Бабетѵ,
одно изъ тѣхъ созданій, которыя всегда только и живутъ, что для
другихъ. М арцелла кстати выучилась у нея играть на фортепіано
и пѣть.
Графъ на время замолчалъ и закурилъ папироску.
— Ж ивъ ли еще старый Черношенко?— спросилъ я его.
— Всѣ живы и здоровы. Мы часто ход имъ въ Цолобадъ съ же­
ною и дѣтьми, и Черношенко приходятъ къ намъ,— и, предстань
себѣ, тесть мой завелъ себѣ лучш іе американскіе плуги и
даже молотильную машину, за что крестьяне прозвали его „пруссакомъ.“
— Я долженъ признаться тебѣ,— возразилъ я спустя немного,—
что теперь я болѣе сочувствую твоимъ воззрѣніямъ, чѣмъ шесть
лѣтъ тому назадъ.

—

300 —

— Съ лѣтами всякій необходимо согласится со мной,— воскликнулъ графъ,— только одинъ по теоріи, а другой на практикѣ. Вѣдь
я проиовѣдывалъ не свои личныя идеи, а идеи времени; но съ
тѣхъ поръ я ушелъ ещ е дальше. Ты ещ е не можешь представить
себѣ, какъ бракъ нравственно возвышаегъ и развиваетъ насъ.
Насколько я подвинулъ впередъ Марцеллу, настолько и она под­
винула меня.
— Каковы же твои тепереш нія воззрѣнія?— спросилъ я его.
— Едва ли они новыя,— возразилъ графъ, улыбаясь,— но если и
не новыя, то вѣрныя. Напрлмѣръ, я испыталъ, какъ хорошо на^
душѣ, когда исполняешь свои обязанности. Не бойся, чтобъ я сдѣлался моралистомъ. До сихъ поръ я признавалъ одинъ нравствен­
ный законъ: не дѣлать ближнему того, чего себѣ не желаешь, а
теперь я сознаю и другую обязанность: чувство благодарности.
ІІовѣрь, что когда дѣлишь и горе, и радость, ежедневно заботишься
о пользѣ и удовольствіи другаго, когда взаимно утѣш аеш ь одинъ
другаго и помогаешь другъ другу, тогда сердце наше наполняется
неоиисаннымъ и сладкимъ чувствомъ состраданія къ существу, съ
которымъ мы такъ тѣсно связаны, и оно не угаснетъ и тогда,
когда разлетятся всѣ мечты.
— Тебя ли я слышу!— съ удивленіемъ воскликнулъ я.— Значитъ,
ты сознаешься, что твои мечты исчезли также, какъ и у всякаго
другаго?
— Это само собой разумѣется, — отвѣчалъ мой другъ, — вѣдь
супружество вступаетъ въ противорѣчіе съ нашими природными
влеченіями, и потому всякій долженъ быть готоаъ на то, что на
болѣе возвышенномъ языкѣ называется отреченіемъ отъ самого
себя; но въ замѣнъ скорогечнаго и ослѣнляющаго счастія, отъ ко­
тораго отказываешься, ты пріобрѣтаешь другое счастіе, продолжи­
тельное и неоцѣнимое. Это-то и есть самая прекрасная сторона
супружества; въ одномъ супружествѣ такъ хорошо соединяются два
фактора человѣческаго счастія: отреченіе и наслажденіе. И что же
въ концѣ концовъ есть любовь, какъ не самовоздержаніе? К акъ
опасна, даже гибельна становится она, если одинъ исключительно
отдается другому и обращается въ его раба. Это воздержяніе дол-

— 301 —

жпо быть обоюдное, и на этомъ-то собственно и зиждется наше
собственное счастіе. Мы никогда не испытываемъ болѣе полнаго
удовлетвореиія, какъ тогда, когда мы думаемъ, что пожертвовали
собою для счастія тѣхъ, кого мы любимъ, въ особенности если мы
знаемъ, что и мы любимы ими. Мнѣ собственно судьба, насколько
ей это возможно, облегчила всѣ обязанности; онѣ не трудны, когда
имѣешь жену, которая днемъ — самая красивая и умная изъ Сивиллъ, а ночью— Венера. Но объ этомъ незачѣмъ говорить.
— Прошу тебя продолжать,— сказалъ я,— ты не повѣришь, какъ
на меня пріятно дѣйствуетъ то удовлетвореніе, которое во всемъ
проглядываетъ въ тебѣ.
—- И такъ, я узналъ еще одно,— продолжалъ графъ:— наше спасеціе и избавленіе заключается въ женщинѣ. Отчего только не спасаетъ она Насъ? Возрождая насъ въ дѣтяхъ, она спасаетъ насъ
даже отъ смерти. Благодаря женѣ, я понялъ сокровенную тайну
въ рожденіи Х риста. Однажды вечеромъ я незамѣтно взошелъ въ
ея комнату и увидѣлъ, что мой старшій сынъ, которому въ то вре­
мя было года полтора, стоитъ въ рубашечкѣ на стулѣ, смѣется и
стучитъ своими ручками и ножками, а жена опустилась передъ
нимъ на ісолѣни, сложила руки и подняла къ сыну взоръ, передать
который невозможно: въ немъ читалось какое-то прославленіе. Тутъ
я понялъ весь смыслъ Мадоны Корреджіо, и съ тѣхъ поръ эта
*
удивительная картина стала для меня чистѣйшимъ символомъ человѣчества. Есть ли что либо естественнѣе и трогательнѣе матери,
боготворящей своего ребенка? Этимъ разрѣш ается вся загадочность
нашего бытія, загадочность, которая такъ тяготитъ надъ нами;
тутъ не происходитъ борьбы съ природой, тутъ только сама при­
рода. Мы только и живемъ для того, чтобъ насадить новую жизнь,
и потому нѣтъ ничего ужаснѣе и печальнѣе матери, потерявшей
свое дѣтище.
Графъ впалъ въ задумчивость.
— Мы также счастливы въ дѣтяхъ, какъ и во всемъ осталь­
ном у— сказалъ онъ черезъ нѣскодько времени,— я не помню, чтобъ
маяѣйшее недоразумѣніе когда нибудь опечалило наши дни. Только
однажды апгелъ смерти пролетѣлъ мимо насъ, и жена моя едва не

—

802 —

умерла, но это было не болѣе какъ напомияаніе о ненадежности
человѣческаго счастія. Случилось это во время польскаго мятежа.
Іорданъ, котораго ты, кажется, знаешь, и другой польскій дворянинъ
пришли ко мнѣ и требовали извѣстпаго взноса въ пользу націоналыіаго ржонда. Я рѣшительно и твердо отказалъ имъ въ этомъ.
Сейчасъ же послышались обыкновенныя угрозы.— Я не полякъ,—
возразилъ я имъ,— я считаю себя гражданиномъ свободнаго госу­
дарства, всѣ подданные котораго имѣютъ свои права, хотя принад­
леж атъ къ разнымъ національностямъ; я не испытываю притѣсненій
и потому ставлю себя подъ защ иту законовъ.— Когда ж е Іорданъ
улыбнулся, то я прибавилъ: а если эта защ ита будетъ недостаточ­
на, то я съумѣю оградить свою личную свободу и свое домашнее
право и собственными средствами.— Видя мою рѣшимость, они вста­
ли и у двери столкнулись съ Марцеллой, которая смѣрила обоихъ
патріотовъ какимъ-то необъяснимымъ взглядомъ.— Я не знаю, одоб­
риш ь ли ты меня?— началъ я.— Я все слышала,— воскликнула она,—
еслибъ всякій имѣлъ столько характера и мужества, то всѣ смуты
и бѣдствія вскорѣ бы прекратились!— и она взяла меня за руки.
Тогда только я убѣдился въ правильности своего поступка. Мы
здѣсь между поляками тоже, что американскіе трапперы между
индійцами; между поляками мы занимаемъ передовые посты куль­
туры, пусть же они узнаютъ, потеряемъ ли мы хотя одинъ
постъ. Н а другой день, рано утромъ, взошелъ ко мпѣ старый
Гендрикъ; онъ былъ блѣденъ и дрожалъ всѣмъ тѣломъ. Оказалось,
что поляки прибили на ворота замка мой смертный приговоръ. Я
сошелъ внизъ, прочелъ приговоръ и сорвалъ его для того, чтобъ
показать М арцеллѣ.— Было бы лучше, еслибъ ты уѣхала отсюда съ
дѣтьми,— сказалъ я . О на обняла меня и въ первый разъ рѣшительно проговорила: нѣтъ. Она осталась въ замкѣ на мое счастіе.
Я зарядилъ свои два револьвера, сунулъ одинъ къ себѣ, а другой
отдалъ женѣ, вооружилъ и всю прислугу, не упустилъ изъ вида
никакой предосторожности, а все-таки случилась бѣда. Мы. только
что всѣ собрались на террасу и хотѣли пить чай, когда три кресть­
янина подошли къ намъ и, снимая шапки, сказали: слава Іисусу
Христу.— Во вѣки. Аминь!— отвѣтилъ я .— Вдругъ одинъ изъ нихъ

—

3 0 3

—

иападаетъ на меня и собирается заколоть меня сзади, но М арцел­
ла бросается между нами и лѣвой рукой останавливаешь ударъ; я
успѣваю повернуться, обезоруживаю убійцу и бросаю его на землю;
но въ это время два другіе стрѣляютъ. Раздаются выстрѣлы,— и что
же? Ж ена, не долго думая, кладетъ на мѣстѣ одного, пока другой ц е ­
лился въ меня. Пѵля свиститъ у моего уха и поиадаетъ въ стѣну.
В ъ слѣдующій моментъ М арцелла хватаетъ злодѣя за горло и
упираетъ ему револьверъ въ грудь,— онъ остается въ плѣну у нея.
Н а выстрѣлы сбѣгаются люди и перевязываютъ эмиссаровъ для
того, чтобъ передать ихъ въ руки правосѵдія. Но тутъ я вижу,
что жена блѣднѣетъ и падаетъ, и только теперь замѣчаю я, что
она ранена; я кричу, чтобъ принесли воды, дѣти бросаются на
мать и плачутъ... Гендрикъ смачиваетъ ей виски; наконецъ, она от­
крываетъ глаза, улыбается мнѣ, и тогда... тогда я зарыдалъ, какъ
ребенокъ. Все прошло благополучно. Я получилъ должное удовлетвореніе. Бумаги, находившіяся при эмиссарахъ, открыли мнѣ нѣкоторыя нити заговора; я дѣйствовалъ съ большою осторожностью
и, спустя восемь дней, мнѣ удалось окружить крестьянами изъ Лѣснаго и Цолобада помѣстье Цавале. Тутъ мы захватили весь революціонный комитетъ со всѣми его бумагами, кассою и значительнымъ запасомъ оружія и арестовали ізсѣхъ во имя государства и
народа, который пикакъ не вмѣшиваетс.я въ презрѣнныя козни
польскихъ номѣщиковъ.
— Чтобы ты самъ могъ судить,— продолжалъ графъ,— насколько
М арцелла осуществила всѣ мои надежды, я прошу тебя прочесть
нѣкоторыя изъ ея писемъ; одно изъ нихъ я получилъ сегодня,
другія въ разное время, такъ какъ отсутствіе мое никогда не бы­
ваетъ продолжительно. Изъ писемъ ея ты узнаешь ее ближе,
чѣмъ изъ моихъ словъ.— Тутъ графъ подалъ мнѣ пакетъ и пожелалъ покойной ночи.
Письма Марцеллы к ъ своему мужу.

„Съ тѣхъ поръ, какъ тебянѣтъ, я все дѣлаю съ какою-то торопли­
востью и нетерпѣніемъ. Я сдѣлала нападеніе на новую плотину и

-

304 -

—

обновила старую дорогу въ Старосоль,

срубила

всѣ

буковыя

р ев ья и попеременно скачу то въ лѣсъ, то въ поле

и

на

была даж е н а ры нкѣ и все это дѣлаю только для того, чтобъ
думать о тебѣ, а между тѣм ъ ты все у меня на умѣ.

де­

мызы,
не

О тчего вся

305 —

рукахъ голову своего котика и мнѣ можно будетъ расцѣловать его
т а к ъ , чтобъ борода его царапала мнѣ лицо.
„Всѣ кланяю тся тебѣ , въ особенности

Бабета; д ѣ т и

здоровы и

Саш а прилежно у ч и тся“.

эт а тревога?, Я только тогда чувстпую, насколько люблю тебя, когда
не вижу тебя.
„Вообрази себѣ, что въ зам кѣ завелись змѣи; мнѣ представляется
что это наш и домаш нія змѣи, приползш ія вслѣдъ за мной изъ Цолобада; онѣ поселились въ той комнатѣ, гдѣ стоитъ рояль, и, повидимому,

лю бятъ музыку.

К а к ъ скоро

выползаю тъ и съ благоговѣніемъ
н аетъ

брянчать

спальнѣ

наш ей

Б а б е та , то
завелись

я

начинаю

слуш аю тъ

играть,

меня, а когда

онѣ уползаю тъ в ъ свое

мыши, но я не трогаю

онѣ
н ачи­

гнѣздо.

ихъ;

Въ

это такіе

маленысіе, смѣшные звѣрки; онѣ стали т а к ъ довѣрчивы, что начи­
наю тъ бѣгать по ком натѣ, какъ

скоро я лягу въ постель; я бро­

саю имъ крош ки или

кусочки сахару, и недавно одна

маленькіе

изъ ни хъ забралась подъ мою подуш ку“.

„О пять тебя нѣтъ. Я задумала

твоего отсутствія, но потомъ предпочла
„М нѣ нужно сознаться
разсердиш ься на меня;

вреда

нанесли ему неуро­

жай, градъ и надеж ъ, земля его была назначена

въ

продажу

за

117 гульденовъ недоимки. Бѣдный стари къ горько п лакалъ. Я вы­
нула деньги изъ стола и д ал а ему то, что ему было нужно. О нъ
хорош ій человѣкъ, и я ручаю сь тебѣ, что онъ возвратить свой долгъ.
„Вообрази себѣ, что С аш а съ нѣкотораго времени очень

стара­

тельно пиш етъ; нынче я смотрѣла, съ каким ъ истинно комическимъ
усердіемъ онъ списы валъ

прописи; когда я спросила

его,

почему

онъ теперь пиш етъ т а к ъ много, онъ весьма серьезно отвѣтилъ: мнѣ
надо

поскорѣе

вы учиться

писать

письма.— Кому

ж е хочеш ь ты

проснулась и кликнула

т е б я , но т а к ъ

кисетъ во время

разучить д ля тебя ноиую

тебѣ кой въ чемъ, хотя и знаю, что ты

ты навѣрно

скаж еш ь, что я заш ла слиш ­

комъ далеко. Новый работникъ В альтеръ
комъ

случаѣ

мѵчаетъ

очень грубъ и при вся-

животныхъ; уже не разъ приходилось мнѣ

дѣлать ему замѣчанія. Теперь онъ завелъ себѣ

молодаго

ястреба

и держ итъ его въ клѣткѣ въ пекарнѣ. Н е помнишь ли ты воробьи­
ное гнѣздо надъ воротами сарая,

которое насъ

недавно я прихожу

стѣло. О казы вается,
и ж аловался на нлохія времена; много

тебѣ

сонату Бетговена.

мало? И такъ,

„О динъ изъ домохозяевъ Тулавской общины, П илаш ко, приходилъ

выш ить

что

такъ

часто зани­

ту д а и вижу, что гнѣздо опу-

В альтеръ вынулъ

птенчиковъ и подбросилъ ихъ своему

изъ него

ястребу.

маленькихъ

Когда я

захотѣла

убѣдиться въ этомъ, то сама увидѣла, при дя въ пекарню, перыш ки
бѣдныхъ ж ертвъ возлѣ

клѣ тки хищ ной

птицы. Я не могла побѣ-

д и ть своего гнѣва и н ач ала хлестать своимъ кнутикомъ

этого не­

годяя и хлестала его до тѣхъ поръ,

пока кровь не вы ступила на

его лицѣ; теперь онъ своимъ видомъ

похожъ

на

ти гра, но за то

соверш енно присмирѣлъ. Г ендрикъ говорить, что при всемъ томъ
онъ хочетъ

пож аловаться

тебѣ. Е сли ты находиш ь, что я вино­

вата, то брани меня сколько

хочешь, я все

снесу

отъ

тебя, но

при немъ зам ѣчаній мнѣ не дѣлай, этого дѣлать не слѣдуетъ".

писать?— Кому ж е, какъ не отцу.
„В чера ночью я вдругъ
как ъ

отвѣта не было, то мнѣ стало т а к ъ

страш но, что я запла­

„Сдѣлано все, как ъ ты ж елалъ; пыль вездѣ сметена, мебель вы­
бита и библіотека въ порядкѣ. При

скелетъ попалъ въ билліардную ; дѣти, увидя его, закричали и не

ж ена твоя, как ъ котенокъ, влюблена в ъ тебя; пріѣзж ай, мой милый

хотѣли пройти со мной черезъ эту комнату.— Это смерть,— сказалъ

котикъ, я только тогда успокоюсь,

С аш а.— Это не см ерть,— отвѣчала я ,— но мертвый

когда буду держ ать въ своихъ,

.З ав ѣ щ а п іе К а и н а .

i

этомъ случайно человѣческій

кал а. Ахъ! к а к ъ скучно спать въ одиночествѣ. ГІріѣзжай поскорѣе;

человѣкъ; каж 20

-

—

306 -

307 —

такъ и я, и отецъ

испытываемый передъ неизбѣжнымъ уничтоженіемъ .Въ П ризракахъ

нашъ, что же ту тъ страш наго?— П ри этомъ я объяснила имъ уди­

Тургенева есть что-то общ ечеловѣческое, ибо кому изъ насъ но

дый изъ насъ им ѣетъ такія же кости, какъ
вительную

конструкцію

б ы

,

человѣка, членъ за членомъ, и, наконецъ,

велѣла поставить этотъ скелетъ въ ихъ спальню; они
койно спятъ, не думая о немъ.

К стати скажу

скій очень часто посѣщ алъ м еня все это

теперь спо­

тебѣ, что ІІерин-

время и сильно

ухажи-

временамъ не приходили мучительныя сомнѣнія о себѣ и о своемъ
назначеніи? К н и га эта сильно взволновала меня, и мнѣ погрезилось,
что у меня выросли

бѣлыя

эф иръ; мнѣ было т а к ъ

кры лья и что они

легко,

унесли

меня

въ

такъ свободно; я думала о тебѣ, и

валъ за мною. Н аконецъ, я рѣш ительно зап рети л а ему приходить

взоръ мой блуж далъ

сюда въ твое отсутствіе, вѣдь это могло подать поводъ къ пересѵ-

напрасно; тогда я опустила

между звѣздами и и скалъ

дамъ. С начала онъ сильно покраснѣлъ, потомъ засм ѣялся и, иоцѣ-

И вотъ внезапно ты очутился возлѣ

ловавъ мою руку, сказалъ: вы совершенно правы.

рукой, и мы вмѣстѣ полетѣли въ высоту— прямо къ солнцу...“

свои

тебя, но это было

крылья и вернулась

на землю.

мепя, обхватилъ меня своею

„Б ереги себя, вѣдь ты моя собственность, и ты долженъ беречь
себл. Л зацѣлую

тебя до смерти, когда ты снова

попадеш ься в ъ

мои руки, ты ещ е не знаеш ь, какъ я ум ѣ кГ цѣ ловать“ .

„Вообрази себѣ: вчера вечеромъ прибѣжала мышь съ двумя ма­
ленькими мышенками и как ъ будто представила мнѣ ихъ; они иг­
рали

„Л прочла новую

повѣсть Тургенева. Л поняла ее такж е, к ак ъ

и все понимаю, то-есть, к ак ъ

можно

проще. Л не ищ у ни ал л е-

горій, ни скрытой мысли, предоставляя это нѣмецкимъ

коммента-

торамъ, -которые заимствуютъ д р у га отъ д р у га ученыя и неученый
объясненія и дошли до того, что не только

Ф аустъ,

но Гамлетъ,

твореніе Д ан та и Донъ К ихотъ стали почти невыносимы. Л вопро­
ш аю свое собственное

сердце и въ немъ отыскиваю смыслъ

ска­

з а н н а я . Случалось ли съ тобою нѣчто подобное? Думалъ, чувствовалъ и наблюдалъ ли ты когда нибудь
къ тому убѣжденію, что въ этой

самъ но себѣ? Л приш ла

прекрасной иовѣсти

Т ургеневъ

изображ аетъ наш е настоящ ее душевное настроеніе, и навѣрно ты
понимаешь его не хуж е меня. И ногда ночью, когда

леж иш ь одна

и внезапно проснеш ься, смерть вдругъ предстанетъ передъ нами и
приводить всѣ члены въ лихорадку; подъ ногами исчезаетъ земляг
поднимаеш ься въ области,

гдѣ

между собою у моей

поступить мнѣ съ лѣсомъ?

кровати,

или подожцать твоего возвращ енія?— Исторію
получила; я уже начала

испытываеш ь необъяснимое

цивилизаціи Б окля

ч и тать ее и удивляюсь новому міру, ко­

торый она раскры ваетъ предо мною. — К атерина вдругъ захворала
третьяго дня; по всѣмъ признакам ъ можно было предполагать, что
у н ея будетъ либо тиф ъ,
перевела ее изъ душной
нату,

либо

сильная

людской

положила ее въ постель,

на

горячка. Л тотчасъ

нерхъ, въ прохладную

открыла

всѣ окна и каж ды е

же
ком­
два

часа давала ей по стакану Галлеровой кислоты, разведенной водой,
и нынче она на ногахъ.
затоскуетъ
каж ется,

по тебѣ?

О тгадай, что я дѣлаю , когда сердце мое

Л гляж у въ глаза маленькой О л ьгѣ , и мнѣ

что я вижу тебя. Ч то же дѣлать, если я т а к а я

женщина! Кто подумаетъ,

что мы уже

ш есть

глупая

л ѣ тъ тому назадъ

повѣнчались съ тобою ?“

ды ш ется съ трудомъ, a всѣ к а р ­
„ 5 - е сен тяб р я 1 8 в З года.

тины дня носятся передъ глазами. Только к ъ утру улетаетъ ужас­
н ая мысль, но и когда встанеш ь

точно рѣзные ребята.— К акъ

О тправить ли мнѣ его н а лѣсопильню,

послѣ

тревожнаго сна, все ещ е

утомленіе и волненіе. Э та мысль, ко­

„Милый Александръ!
„Т ретьяго дня вечеромъ показалось сильное зарево въ направленіи

есть вампиръ, или т а

большой мызы. Н е см отря на поздній ч асъ, я велѣла осѣдлать свою

прекрасная ж енщ ина, которая вы сасываетъ наш у кровь, или стр ах ъ ,

лошадь и поѣхала туда. П оляки подожгли н аш ъ сарай, что рядомъ

торую

такъ

тщ етно

стараем ся

прогнать,

-

съ

мастерской, но когда

-

308 —

я доѣхала

до моста, то крестьяне

уже

309 -

О тд авая письма М арцеллы, я сказал ъ моему другу: я въ восхи-

потуш или огонь. В чера былъ у меня отецъ и сказалъ, что съ тѣхъ

щ ен іи

поръ, как ъ

жены и отъ ч истаго, простаго, вѣчно человѣческаго чувства, кото­

снова

учреж дена

крестьян ская страж а, зам ѣтно, что

(»гало болѣе порядка и спокойствія.

В ъ Лембергѣ ты лучш е всего

узнаеш ь, въ каком ъ положеніи д ѣ л а и р ѣ ш ается ли правительство
на к ак ія либо мѣры, которыя положили бы конецъ неизвестности,
столь несносной для

всѣхъ порядочныхъ

мы ж ивемъ на военномъ

людей. Я готова на все;

полож ены , и меня нельзя упрекнуть въ

отъ настоящ ей

незатѣйливой и прекрасной

рое т а к ъ и прогляды ваетъ въ каж дом ъ словѣ ея;

я

жизни твоей
полагаю, что

она даж е од арен а поэтическимъ талантомъ.
— Бога

ради, — воскликпулъ

граф ъ, — откинь ты эту

мысль.

Н икто болѣе меня не цѣ ни тъ настоящ ей поэзіи, то-есть здоровую,
умственную

жизнь, но писательница!

Это можетъ

годиться тебѣ,

недостаткѣ бдительности.
„Всѣ твои п ри казанія исполнены. Рожь помолотили и за в т р а на-

быть можетъ это даж е и необходимо д ля твоего счастія, но я не

сы пятъ н а возы и отвезутъ; только не успѣла отправить

нормальной женѣ, а не въ писательницѣ.

телен ка

пестраго

къ еврею. О нъ все б ѣ гаетъ за мной, точно собака; я бы

предпочла оставить его въ покоѣ, но если ты не согласенъ на это,
то я отправлю его.
„Вечеромъ я обхожу все хозяйство и смотрю, все л и въ порядкѣ.
Всѣ животныя хорошо знаю тъ меня, и каж дое при вѣтствуетъ меня
по своему. Всего интереснѣе бѣлый
храиѣ ть, как ъ

скоро услы ш итъ

волъ; онъ н ач и н аетъ какъ-то

мои ш аги; за это я принош у ему

всегда кусокъ хлѣба. С егодня я долго стояла у больш аго бассейна
и смотрѣла н а утокъ,

которыя т а к ъ весело

изъ

тѣ хъ

избранниковъ, я нормальный

— Н о надѣюсь, ты не разсердиш ься, если я напиш у самъ объ
этомъ М арцеллѣ?
— Н исколько.
— И пока ты ещ е здѣсь, чтобы отвѣтъ ея не былъ написанъ
подъ твоимъ вліяніемъ.
А лександръ засм ѣялся.
— Ты все ещ е н е.х о ч еш ь понять ее; она не изъ тѣ хъ ж енщ инъ,
которымъ можно было бы продиктовать что бы то н и было.

плавали и ны ряли, и

н а куръ, собравш ихся н а дворѣ. Больш ая бѣлая утка пл авал а между
своими утятам и,

какъ го р д ая

человѣкъ и нуждаюсь въ

Къ

Марцеллѣ.'

красавица, вполнѣ сознаю щ ая свое

достоинство. В другъ послы ш ался пискъ, и гордая у тка, забывъ всю

„А лександръ позволилъ мнѣ прочесть н ѣ которы яи зъ ваш и хъ ии-

свою важность, быстро подплыла къ берегу. Туть она остановилась,

семъ. Я надѣю сь, что вы простите мою нескромность и не отума­

точно ож идала, когда м аленькій ж елты й цы пленокъ

ните

вспры гнетъ на

чистой

радости, испытанной мпою во время

этого чтенія.

е я широкую спину; загѣ м ъ она отправилась опять н а средину бас­

П ростое излож еніе поэтической дей стви тельности стало такою р е д ­

сейна съ своею

костью

ношею, ко то р ая

н е п ереставала

пищ ать.

ж е было случиться, что подъ эту у тку попало куриное

Нужно

яйцо.

„Сегодня вечеромъ небо великолѣпно, бездна прекрасны хъ звѣздъ,
и снова лун а свѣ ти тъ въ мою

комнату; дѣти спокойно е п я тъ въ

въ образованной

д аръ , которымъ

васъ

Е вропѣ , что нельзя достаточно оцѣнить

н аград и л а

то тъ ж е элем ентъ изобразительности,

своихъ кроваткахъ; я слышу ихъ ровное дыханіе, смотрю на звѣзды

и Ѳ еокрита до Г ёте и Т ургенева

и думаю, что эти самыя звѣзды с в ѣ тятъ теп ерь и тебѣ.

лежностью

„Спокойной ночи, жизнь моя, дорогой мой, цѣлую тебя много разъ
„В ѣ рная тебѣ ж е н а.“

природа и который несомнѣнно

высказы вается въ ваш и хъ мимолетныхъ картинахъ. В ъ васъ ж иветъ

велики хъ поэтовъ;

который со временъ Гомера

бы лъ

исклю чительною

принад­

я подразумеваю зд ѣ сь-способность

созерцать ясно и полно, какъ извнѣ, т а к ъ и' внутри, и передавать
свои воззрѣнія

съ чувствомъ и съ выраженіемъ.

Попытайтесь же

писать. Н ачн и те съ того, что вы уже д ѣ лаете въ своихъ письмахъ;

—

310 —

—

набрасывайте на бумагѣ всѣ случаи ваш ей жизни, рисуйте съ натуры, согласно

съ

вашимъ душевнымъ настроеніемъ, и къ этому

811 —

ляетъ наш а литература. Достаточно, время отъ времени,
искусство,

услышать нѣсколько аккордовъ,

видѣть

которые заставили бы

присоедините небольшую сцену изъ собственной фантазіи; потомъ

зазвенѣ ть наш и душевныя струны...— да, я сама это испы тала однаж­

не спѣш а приближ айтесь къ главному дѣйствію ; но при этомъ ч и­

ды, когда

тайте какъ можно меньше
литер ату р ы .“

р азъ

изъ

наш ей такъ называемой

изящ ной

въ лунную

ночь заиграла лунную сонату.

Въ другой

мы стояли съ Александромъ на террассѣ въ одинъ п рекрас­

ный, торжественно тихій лѣтній вечеръ, и, обнявъ меня, онъ чи­

Марцелла

ко

та л ъ стихи Гёте: „Н а всѣхъ верш ивахъ ти ш и н а“... я поняла тогда
глубокое чувство великаго поэта.

мнѣ.

„Н ѣ тъ, я никогда не буду писать. Я зам уж няя ж енщ ина, а н а­
„Любезный другъ!

стоящ ее призваніе жены всегда будетъ одно: любить своего мужа,

„Благодарю васъ за высказанное вами хорош ее мнѣніе обо мнѣ,
но я долж на

сознаться вамъ, что я никогда не допускала мысли

сдѣ латься писательницею ,

такъ что ваш е письмо даж е нѣсколько

дѣтей, домъ и хозяйство. Если действительно я имѣю таланты , то
я имѣю ихъ только для своего милаго мужа и для своихъ дѣтей,
и потому я обращаюсь съ ними также, какъ

и

съ своимъ туа-

испугало м еня. Н о не подумайте изъ этого, что я не цѣню науку

летомъ. Внѣ дома вы никогда не увидите м еня иначе, какъ въ про-

и литературу.

«томъ платьѣ, но дома, для мужа, все каж ется мнѣ

Н апротивъ того,

я потому никогда не рѣш усь н а­

писать книги, что считаю это святымъ дѣлом ъ.

Я

даж е

весьма

недостаточно

хорошо, ни ш елкъ, ни бархатъ, ни даж е дорогой мѣхъ. Н и за что

мало читаю , за исклю ченіемъ таки хъ книгъ, как ъ Ф аустъ, М изан­

на свЬтѣ не согласилась

хотя

знатоки

тропу

утверждаю тъ, что у меня прекрасный контральто; но мнѣ

достав­

Записки охотника, и черезъ нѣкоторое время всегда опять

принимаюсь за нихъ же. Я люблю поэзію, но поэзія ж иветъ не въ
однѣхъ книгахъ; она вездѣ, только не всякій находитъ, видитъ и
слы ш итъ ее;

таким ъ людямъ одинъ поэтъ имѣетъ даръ показать

прекрасное, гд ѣ бы оно ни было. Я ж е сама вижу иоэзію во всемъ,
ч іо окрѵжаетъ меня; я нахожу ее, какъ скоро выхожу на террасу
утромъ и вижу паркъ, который разстилается передо мною въ легкомъ серебристомъ воздухѣ, виж у дрож ащ ія капли росы на всѣхъ
листьяхъ и на травѣ, вижу птицъ,

чирикаю щ ихъ на вѣткахъ;

а

сколько ноэзіи въ созрѣвшей нивѣ, колеблемой восточнымъ вѣтромъ
и похожей н а обширное море, или въ синемъ безоблачномъ небѣ и
въ равнинѣ, оглашаемой пѣніемъ жнецовъ! В ъ другой разъ я при­
слушиваюсь къ глубокимъ вздохамъ лѣса, который склоняется надо
мною, и въ это ж е время у ногъ моихъ, въ травѣ , в ъ зеленомъ
бархатномъ мохѣ, ки ш и тъ цѣлый міръ насѣкомыхъ. Въ этихъ явленіяхъ я нахожу несравненно болѣе наслаж денія и поэзіи, чѣмъ въ
несчастномъ

хаосѣ

неестественныхъ событій, или

въ описаніяхъ

природы и въ искусственно созданныхъ людяхъ, которыхъ выстав-

ляем

бы я пѣть

въ

концертѣ,

несказанное удовольствіе пѣть задушевный нѣмецкія пѣсни

или наш и глубоко потрясаю щ ія народныя мелодіи своему

мужу и

своимъ дѣтям ъ. Н е рѣдко, въ длинные зимніе вечера, сидимъ мы
у камина, и я разсказываю наш и народныя

сказки,

a нѣкоторыя

выдумываю и сама и часто растягиваю ихъ на нѣсколько вечеровъ;
Дѣти внимательно слуш аю тъ ихъ, но каж ется, что мужъ
бавляется ими даж е болѣе, чѣмъ дѣти.
„У ж енщ ины всегда найдется дѣло, если она

мой

за­

хочетъ быть для

мужа тѣм ъ, чѣмъ она м ож етъ и должна быть д ля

него..

В идите

ли, вообще каждый человѣкъ только и думаетъ, что о своемъ иде­
ал е, всегда носитъ его съ собою и ц е н и т ь всехъ по своей м ерке,
и если кто не подходить подъ нее, то онъ, не стесн яясь, бросаетъ
его. Въ любви или б раке
изъ супруговъ создаетъ

это

себ е

въ особенности зам етно. Каждый
идеалъ, который никогда

щ ествляется и никогда не можетъ осущ ествиться, Я же

не осу­
говорю

вамъ, что каждый необходимо долженъ отлож ить въ сторону свой
идеалъ и всегда только заботиться объ идеал е друіаю и въ немъ

— 312 —
—

искать свое счастіе, осуществлять его, насколько х в ати тъ
него, и тогда онъ увидитъ, какъ его собственный

силъ у

идеалъ посте­

пенно будетъ рости и переходить въ действительность. Д ля

того,

чтобъ быть счастливымъ въ супруж естве, надо непрестанно думать
о томъ, какъ бы составить

счастіе другаго, и чѣмъ

болѣо забы­

ваешь свое самолюбіе, тѣм ъ скорѣе исполняются наш и задушевныя
ж еланія. Я испытала все это на сѳбѣ. Вообще тотъ, кто не посто­
янно бодрствуетъ и не всегда обдумываетъ свои слова и дѣйст-вія',
кто увлекается или перестаетъ руководствоваться извѣстнымъ обра­
зомъ мыслей и правилами, то тъ непремѣнно сойдетъ
пути.

съ

прямаго

тать вамъ нравоученія. Но я говорю вовсе не о нравственности, а
о наш емъ личномъ

счастьи

и

нахожу, что

первое

условіе для

влеченій болѣе

высшимъ цѣлям ъ и потребностямъ. В ъ концѣ концовъ, сама нрав­
ственность есть ничто иное,

как ъ

ограниченіе индивидуальности

посредствомъ великаго человѣческаго общенія, и только тотъ, кто
ж иветъ, не оскорбляя, не обижая, не вредя или не уничтожая дру­
гихъ, будетъ и самъ ж ить въ мирѣ. Н аш а религія и ея нравствен­
ный правила постепенно

уступать

мѣсто

любви къ природѣ, къ

животнымъ и къ человѣку; не эта ли любовь и
ученіе ХристаѴ

есть

настоящ ее

„Ч еловѣкъ отъ природы не добръ, но пороки его не наруш аю тъ
божественной гармоніи всего сотвореннаго; въ мірскомъ же поряд­
Однако

д ел аю тъ

его

Н евещ ественныя блага и не

душевныя радост и доставляютъ

ему полное удовлетвореніе. И склю чительные люди, когда-либо по­
р аж авш и насъ своею нравственностью и счастіемъ,

были все вы-

сокоразвитыя и высокообразованный личности; таковы, напримеръ,
Сократъ, Спиноза,

С ерван тесу Г ёте и другіе.

Но это образований

должно быть не односторонним ^ а всестороннимъ для того, чтобъ
развить въ ч еловеке духовную гармонію; одностороннее

образова­

ние пробуждаетъ въ немъ одну страсть къ пріобретенію

земныхъ

д а истекаетъ известны й корыстолюбивый и
теръ большинства ученыхъ
образованіе всегда дѣлаю тъ
гуманнымъ и счастливымъ.

спеціалистовъ. Соверш енная наука

и

человека скромнымъ, справедливымъ,

„Единственный светъ въ м іре есть с в етъ
р и т ь А ртуръ Ш опенгауеръ.
„Теперь

высокомерный харак­

интеллигенціи, гово­

скаж ите мне, любезный другъ, не думаете ли вы ж е­

ниться? Ж енитесь,

пока вы ещ е молоды, и вы не раскаетесь въ

этомъ. Н е т ъ счастья на зем ле, которое превышало бы супружеское
счастіе.
„П ріезж айте къ намъ при первой возможности.“

Къ

Марцѳллѣ.

міръ мало-по-малу совершен­

нужденъ былъ бы допустить, чтобъ вы заложили м н е руки за спи­

нравственнымъ, а одно образова-

ніе. Р елигія у всехъ народовъ была

счастія.

„Я проигралъ. Е слибъ мы были въ старой Германіи, то я при­

ш агу

ствуется и прежде всего улучш ается человекъ; но не наш а религія и нравоученія

онъ

убійство, гра-

к е , напротивъ того, мы видимъ на каждомъ
бежъ и безнравственность.

позианія достигаетъ

4} вственныя наслажденія, a однѣ

блага» и дѣлаетъ его ещ е самолюбивее, суетн ее и мелочнее; отсю­

„Вы будете смѣяться надо мною и скаж ете, что я вздумала чи­

достиж енія счастія есть подчиненіе естественныхъ

313 —

первою

ступенью

такж е какъ потомъ и философія, законодательство,

культуры,

естествознаніе,

ну и связали ихъ, и я обратился бы въ ваш его раба.
„Но вы не старая нем ка, а очень красивая и очень современная
женщ ина, и я остерегаю сь пріехать къ вамъ и добровольно под­
вергнуться опасности быть скованнымъ. Скажу вамъ,

что

я же­

исторія и искусства; это мы познаемъ изъ свящ енныхъ книгъ евре­

нюсь, какъ скоро найду женщ ину, похожую на васъ, и еслибъ д а­

евъ. Только посредствомъ образованія м ож етъ человекъ, какъ ж ен­

же сатана потребовалъ мою душу за такую жену, то я отдалъ бы
ее съ удовольствіемъ.“

щина,- т а к ъ и мущ ина, победить

свою деспотичную, эгоистичную

и, пожалуй, жестокую натуру, и только посредствомъ образованія и

—

314 —

—

Прошло двѣнадцать л ѣ тъ кипучей жизни с ъ т ѣ х ъ поръ, какъ на
ирощ аньи я подалъ М арцеллѣ свою руку. Снова наступила осень,
и весь колоритъ

ландш аф та, все настроеніе

природы живо

напо­

315 —

сильно расплодились въ своемъ жилищ ѣ, a всѣ выступы и окна замка
были облѣплены сѣрыми гнѣздами ласточекъ.
Но вотъ, въ окрытой двери, мы увидѣли Александра. Онъ горя­

минали ынѣ былое время. Каждый камень, каж дая тр ав ка казались

чо обнялъ меня, и свѣтлыя слезы заблестѣли на его глазахъ.

мнѣ знакомыми

долго

смотрѣли

другъ на друга,

нослѣ

того

поклонился Северину и затѣмъ

и близкими,

когда

въ одинъ прекрасны й день я

лодъѣ зж алъ къ Лѣсному съ другомъ своимъ Севериномъ.
Н ебо было ясно и безоблачно; воздухъ спокоенъ

и теиелъ,

не

зноенъ и сухъ, a свѣж ъ и живителѳнъ.
Ш ирокая

равнина ѵбранныхъ

полей, перемежавш ихся

мѣстами
цвѣтоиъ,

передъ нами, словно

огромный

туредкій коверъ,

и

казалось, что она сама охотно грѣлась на солнце,- въ богатой лисгвѣ
сосѣдняго лѣ са уже виднѣлись красные и желтые отливы,
мерцавш іе, какъ цвѣты; живописный прозрачный ручей

издали

безостано­

вочно сопутствовалъ намъ, струясь по большимъ бѣлымъ каменьямъ;
по

временамъ

залу, которая

сразу

произвела

держ а себя

за руки,
повелъ

и только
насъ въ

на меня прекрасное впечатлѣніе

своею изящ ностью и вкусомъ. Весь полъ былъ устланъ персидскимъ

съ зелеными лугами, на которы хъ виднѣлось ещ е много
разстилалась

онъ

мы могли разслы ш ать его мелодичную,

пріятную

болтовню. М аленькія ивы, которы я онъ встрѣчалъ н а своемъ пути,
как ъ будто дразня его, нагибали къ нему свои вѣтви и и грали его

ковромъ, стѣны обиты штофомъ и украш ены прекрасными картинами.
Граф у теперь было ровно сорокъ л ѣ тъ,

но время,

повидимому,

не коснулось до него своею безжалостной рукой; онъ, въ полномъ
смыслѣ этого слова, былъ молодъ и тѣломъ, и умомъ, и душой.
В огъ и моя жена!

воскликнулъ онъ съ оживленіемъ.

М арцелла взош ла въ комнату быстрой

и

красивой походкой и

уже издали протянула ко мнѣ обѣ руки, которыя я такж е друж е­
ственно взялъ и поцѣловалъ.
Ты вѣдь останеш ься у н асъ,— сказалъ Александръ.

волнами; по краснымъ, синимъ, желтымъ и бѣлымъ цвѣтам ъ, окайм-

— К онечно,— воскликнула М арцелла,— вы должны остаться!
— Н ѣ тъ , я долженъ уѣхать.

лявш имъ

— О тчего же?— поспѣшно спросила она.

его берега,

летали пчелы,

болыпіе темно-желтые жуки,

стрекозы, бабочки, зелены я мухи, и слышалось
жуж жаніе и чириканье.
Н аконецъ, мы проехали

паркъ,

^осхищ аясь

ихъ

непрерывное

его великолѣпною

растительностью , и сошли у конца террасы . Д ва казачка поспѣшно
выбѣжали къ намъ, одному изъ нихъ мы отдали наш ихъ лошадей,
другой побѣжалъ доложить графу о пріѣздѣ гостей.
П рекрасны й стары й зймокъ до самаго
зеленымъ плющемъ,

который особенно пышно

блестѣли

н а солнцѣ,

выдавался

которое проливало мягкій

виноградная

между

листьями,

лоза, бэлы пія

красны я

вицы и женщины, все очарованіе естественности,

силы соединялись въ ней съ пикантнымъ благородствомъ,

граціоз*

ной эластичностью и умственною возвышенностью, так ъ ,

что все

полукруглый
золотистый

кисти которой

горѣ ли

зеленомъ лугу, разстилавш емся напротивъ террасы. И зъ п арка до­
голубей,

которые,

Н ѣ тъ , действительно, вы слишкомъ красивы.
И въ самомъ д е л е , она была такъ хороша^ что м не не случалось

впередъ

a бѣлы я и красны я розы утопали въ мягкомъ

носилось непрерывное воркованье

— Ахъ! что это вы придумали.

покрытъ

свѣ тъ на сѣрыя стѣны замка. Вокругъ террасы вилась великолеп­
н ая

Оттого', что „не полюбить васъ невозможно“, какъ про когото вы разился Цуш кинъ.

и никогда не случится уви д еть такую женщину. Все п релести д е ­

фронтона былъ

около круглыхъ баш ень и всѣхъ выступовъ. Высокія
окна

Мы

повидимому,

простодуш ія

вм есте взятое веял о такой обольстительностью, что я

и

совершен­

но приш елъ въ тупикъ— трудно было бы найти равное ей существо.
— А г д е ваши д ети ?— спросилъ я ее немного погодя.
М арцелла выш ла и

вскоре

возвратилась, окруж енная

красивыми и цветущ ими детьм и, который
походили на мать.

все

своими

более или м енее

—

Старшему — С аш ѣ
О льгѣ

316 -

—

было одинадцать л ѣ тъ ,

317 —

Ю ліану десять, а

иріятель мой С еверинъ стал ъ нынче совсемъ другимъ человекомъ;

восемь; послѣдняя отли чалась весьма серьезнымъ выраже-

все мрачныя линіи его и н т е р е с н а я лица какъ будто стушевались,

ніемъ, въ глазахъ ея было много отцовскаго.

О ни протянули мнѣ

и онъ т а к ъ предупредительно д ерж алъ себя съ граф и ней, что по­

и прямо смотрѣли

ложительно забавлялъ меня. После обѣда мы и грали на билліарде,

свои ручки безъ всякой робости и всѣ дружно

мнѣ въ глаза; О льга сейчасъ же вступила со мпою въ разговоръ о

и М арцелла, ш утя, выигрывала

Германіи.

она удалилась съ детьм и, а

Я вы сказалъ А лександру то пріятное впечатлѣніе.

которое про­

изводить с в ѣ ж ій 'и веселый видъ его дѣтей.
кровь

за

другой.

Потомъ

изъ богатаго

руж ейная

склада

граф а

исходили весь л есъ . Александръ за ст р ел и л ъ трехъ к}гликовъ,

— Д а,— зам ѣ ти лъ онъ,— родъ мой положительно приходилъ въ
упадокъ, а здоровая крестьянская

двухствольному ружыо

одну партію

мы выбрали себе съ С еверином ъ по

придала

лодыя силы; взгляни на моихъ мальчиковъ, к ак ая
изойдетъ порода! въ сравненіи съ

ними,

богрудыми; теп ерь посмотри и на

наш е хозяйство.

ему свѣжія, мо­

отъ

нихъ

про­

м едвѣ ж ата покажутся сла­

и
Се­

веринъ двухъ, м не ж е положительно не везло, нъ чемъ и сознаюсь
чистосердечно.
Вечеромъ стало холодно, и потому, когда мы вернулись, то чрез­
вычайно хорошо почувствовали себя, расположившись въ небольшой
и теплой семейной зал е . Круглый столъ былъ уже накры тъ, и са­

Г раф иня над ѣ ла. маленькую ш ляку и зъ итальянской соломы, от­
деланную зелеными лентами, и взяла мою руку; Александръ ш елъ
за нами съ Севериномъ. С начала мы обошли дворъ

со

всѣми хо­

зяйственными орудіями; прекрасная хозяйка съ усердіемъ, которое

моваръ

н ап е« ал ъ нам ъ свою дружескую,

м едвеж ата-ребятиш ки
колени .

Александра

Тутъ взош ла М арцелла

родную песнь;

не замедлили

молодые

оседлать

в ъ длинномъ светло-сером ъ

наш и

шелковомъ

т а к ъ пріятно было видѣ ть въ ней, об ъ ясн яла мнѣ различны я зем-

п л атье и восхитительной бархатной коф точке, подбитой роскошнымъ

ледѣльческія орудія и сельско-хозяйственвыя машины;

соболемъ и съ такой же опушкой. Я взглянулъ на Северина и не­

мы осмот­

р е л и гумно, амбары, конюшни, взглянули на великолѣпныхъ индійскихъ, китайекихъ и ам ериканскихъ куръ

и на утиный бассейнъ.

Потомъ нам ъ подали лош адей, и мы вм естѣ объехали все обшир­
ное им еніе, осм отрели поля, луга

съ искусственнымъ орошеніемъ,

огромное пастбищ е и н еч то въ р о д е неболыпаго пространства, 'съ
одуряю щ имъ ароматомъ травы, цветовъ
стада

и растеній,

овецъ, коровъ, лош адей и между ними

важно

гд е

паслись

прохажива­

лись гуси, словно м аневрирую щ ее войско. Мы побывали и въ лесу
на р у б к е дровъ, в ъ каменоломнѣ, въ великолепны хъ мастерскихъ,
въ винокурне и въ новомъ зав о д е для приготовленія сахара
р еп ы , и вездѣ царствовалъ то тъ ж е примерный
прогляды вало господство духа

н ад ъ

матеріей,

порядокъ,
на всемъ

изъ

всюду
леж ала

печать благодати.
Мы возвратились довольно поздно и обедали, весело и оживлен­
но разговаривая между собою в ъ столовой, устроенной въ готическомъ сти л е съ резьбой

по

стен ам ъ

въ

томъ

же

вкусе. Д аж е

вольно улыбнулся: онъ действительно
увидЬвъ красивую ж енщ ину въ меху.
Мы очень спокойно

разм естились

покраснелъ,

въ

неожиданно

маленькихъ "бархатныхъ

креслахъ вокругъ чайнаго стола, закурили свои папироски, а гр а­
ф иня разливала чай.
Ну,

теперь

А лександръ,

скаж и

и гордая

м не,

правъ я былъ или н е т ъ ,— началъ

и веселая уверенность выражалась на его

л ице,— не доказываю л и я т е б е на п р ак ти к е верность своего взгля­
д а на бракъ?
— Если это можетъ порадовать тебя,— отвечал ъ я ,— то л ек аж у
т е б е , что твои идеи совершенно привились и ко м не.
— Это, конечно, радуетъ меня,— живо воскликнулъ графъ.
— И , можетъ быть, я заш елъ ещ е дальш е тебя,— прибавилъ я.
— А наприм еръ? Теперь я послушаю тебя.
Я много занимался задачею
выводу,

о счастьи

что счастіе наш е заклю чается

и приш елъ

к ъ тому

въ одномъ стремленіи

къ

— 318 —

нему,

—

потому что во иеѣхъ чувствепныхъ ізещахъ

есть и конецъ наш его счастія.
п осле того,

удовлетвореніе

К то не исиыталъ въ своей жизни,

какъ онъ д остигалъ цѣли,

къ которой стремился

319 —

о скоротечности ж изни и о неизбѣж номъ ѵничтоженіи, то я болѣе
всего начинаю тосковать о томъ, что я перестану разм ы ш лять, по­

со

зн авать новыя истины, читать хорош ія книги, ну, хотя такін, какъ

ни способностей, и

напр. Ф аустъ или „Д ворянское гнѣздо“ , перестану м е н я ться своими

которая сулила ему величайш ее счастіе и полнѣйшее удовлетворе­

мыслями съ единомыслящ ими мнѣ друзьями, съ д ѣ тьм я и съ своей

ние,, что счастіе его улетало, как ъ скоро наступало это удовлетво-

женой. Въ эти суровыя

всѣмъ пыломъ своей душ и, не щ ад я ни силъ,

реніе? Этимъ объясняется,

почему чувственный натуры

съ такой

тревожной неутомимостью гоняю тся за новыми наслаж деніями, р а­

подумать о потере

минуты

чувствепныхъ

никогда не приходить въ голову
благъ.

достями и цѣлям и и аончаю тъ тѣм ъ, что испытываютъ одно страш ­

пользуеш ься

ное утомленіе,

ряеш ь. Потому и важно для наш его

если даж е

не отвращ еніе

только стремленіи къ познанію и истинѣ,

о тъ жизни.

Въ одномъ

въ которомъ не предви­

ІІе есть

ли это доказа­

тельство того, как ъ они безцѣнны; разумно радоваться имъ, когда
ими, но и не надо

казаться до извѣстной

ж алѣ ть

о нихъ, когда ихъ т е ­

удовлетворенія во-время от­

степени отъ этихъ мимолетныхъ

радостей

д ится ни конца, ни соверш еннаго удовлетворенін, человѣкъ можетъ

и сообразно съ взглядомъ своимъ устроить свою скромную ж изнь.

найти нескончаемое счастіе, постоянный радости и новыя блестящ ія

Слѣдовало бы смотрѣть

надежды.

ветствую щ ую

условія

Потому
ея,

во всѣхъ обстоятельствахъ жизни

а единственно

имѣю тъ рѣ ш ительное вліяніе

одни

наш и

на н асъ.

духовный
Каждому

не внѣш нія

преимущ ества

назначена

своя

доля счастія согласно съ капиталом ъ его умственныхъ и душевныхъ

наш ей

надо отказаться

на это, какъ на свою
индивидуальности, по

отъ. д альн ейш ей

погони

цѣль,

цѣль, соот­

достиж еніи

которой

за внеш ним и благами,

более не подвергать себя новымъ нораж еніямъ, воздерж аться отъ
всякой борьбы и обратить

всю свою

энергію н а развитіе своихъ

силъ, ибо каж дый изъ насъ ж иветъ въ своемъ мірѣ, въ мірѣ, соз-

внутреннихъ богатствъ. И зв е ст н ая замкнутость необходима въ бракѣ

данномъ имъ самимъ, сообразно съ его существомъ. Этотъ міръ но-

и въ сем ействе. Б л аж ен ъ тотъ, кто м ож етъ удалиться отъ свѣта,
не чувствуя къ нему вражды.

перемѣнно бы ваетъ убогій, безцвѣтны й, пустой, ' или

полный нре-

красн ѣй ш и хъ явленій; это зависитъ не отъ того, чт о мы видимъ,
слыш имъ и переж иваемъ, а отъ того, какъ мы это видимъ и воспринимаемъ; не отъ того, чѣмъ мы обладаемъ и пользуемся, а отъ
того, какіе мы сами; и таки м ъ образомъ, всего важнѣе увеличивать
свое внутреннее богатство, по мѣрѣ того, как ъ увеличиваю тся наш и
п ри тязан ія на счастіе, и потому ум ственная связь всегда останется
единственною и неразрывною связью, к а к ъ между друзьями, такъ и
между мужемъ и женою. П ротивоположности имѣю тъ, безъ сомнѣнія
притягательную силу, а между тѣм ъ

одно соотвѣтствіѳ соединяетъ

людей между собою, какъ сказалъ Д ж онъ С тю артъ М иль, и въ соотвѣтствіи

личностей

находится

сущ ественное

свойство ихъ— обоюдпо

содействовать своему счастію.
— Д а, это странно,— заговорилъ гр аф ъ ,— что въ одной духовной
гармоніи находимъ

мы корень наш его сч астія и что однѣ духов­

ный радости истинно необходимы памъ. К огда я думаю о см ерти -

Д а, если только семейство не есть какой нибудь разбойничій
вертепъ!— воскликнулъ С еверинъ.
— Вотъ опять одинъ изъ ваш ихъ парадоксовъ, — см еясь, за м е ­
ти л а М арцелла.

рассмотрите вы хорошенько нашу семейную жизнь воооще,— продолжалъ Северинъ.— По большей части, случай сводить
и соединяетъ людей; вотъ почему мы часто видимъ, что вступаютъ
въ бракъ такія разнохарактерный личности, что, казалось бы, го­
раздо естественнее было бы имъ воевать другъ съ другомъ, и по­
тому, не смотря на примирительный языкъ крови, они скалятъ
зубы другъ на друга, точь въ точь. какъ самые злые хищники,
запертые въ железныхъ клѣткахъ, когда имъ подносятъ такъ на­
зываемый африканскій обеДъ, то-есть, когда имъ попадается лако­
мый кусокъ со стола жизни. М не очень часто случалось видеть
лакъ родные отцы бросали своихъ детей въ волны житейскаго
— Но

—

320 —

-

321 —

моря, не давъ имъ ни м алѣйш аго образованія, совершенно нагими

вы не принадлеж ите мнѣ, такъ как ъ каж дая женщ ина надоѣ даетъ

и, кромѣ того,

мнѣ въ самомъ скоромъ времени, какъ только я

видѣлъ,
телей.

насколько

возможно, грабили

какъ и дѣти медленно

высасывали

— Положимъ,— сказала М арцелла,— что

ихъ, и послѣ того

кровь
мнѣ

своихъ

род и ­

не случалось ви-

дѣть такихъ семействъ: в ъ наш ей бѣдной хатѣ свѣтилось тако е ж е
счастіе, какое

свѣтится

домѣ; но допустимъ,

тейерь въ этомъ роскош номъ

что это

бы ваетъ, а в ъ таком ъ

вѣрное за нѣсколько столѣтій
уж аснѣ е, т а к ъ к ак ъ н ѣ тъ
ш ается. Но возьмите

тому

графскомъ
случаѣ на-

назад ъ бывали случаи ещ е

сомнѣнія, что свѣ тъ постепенно улуч­

теперь,

въ противовѣсъ

естественной кар ти н ѣ , ту великую миссію

этой

безотрадной,

двухъ ли ц ъ , которы я,

отдѣляя отъ себя своихъ дѣтей, не отдѣляю тъ

вмѣстѣ съ тѣм ъ

и хъ душ и, вслѣдствіе дапнаго им ъ носпитанія, образованія и добраго примѣра.

Т акіе

родители въ состояніи

впередъ опредѣлить

или предвидѣть всю жизнь своихъ д ѣ тей и поэтому вполнѣ испол­
нили

свое

назначеніе.

всего великаго,

Р азвѣ

добраго и прекраснаго?

ш ительное явленіе въ средѣ
исключительные,

подобное

семейство не есть очагъ
Р азв ѣ

человѣчества?

выдаю іціеся люди

это не есть утѣ-

Конечно, всегда одни

бы ваю тъ

вполнѣ добрыми и

счастливыми, но, мало-по-малу, и средній уровень нравственности
и счастія

поднимается, вслѣдствіе постепеннаго перехода наш его

рода отъ неясной, туманной атмосферы къ свѣту, къ познанію.
— Я не въ силахъ спорить съ вами, граф и ня,— улыбаясь, отвѣтилъ С еверинъ,— потому что, помимо вашего мелодическаго голоса
и ваш ихъ искреннихъ глазъ, вы ещ е владѣете такою способностью
убѣж дать, что едва ли кто нибудь не согласится съ вами.
мѣховой опуш кѣ

моей

кофточ­

ки, *)— и она ш аловливо погладила своими тонкими пальцами свой
золотистый соболь.
— Н ѣ тъ, ош ибаетесь,— возразилъ С е в е р и н у — я просто

призна­

юсь вамъ, что я влюбленъ въ васъ, но, конечно, только потому, что
* ) Н а м е к ъ н а э п н з о д ъ и з ъ ж и э н и С ев ер и н а, с о с т а в л я в ш е й - с о д е р ж а н іе р а з с к а в а « В е­
нера въ м ѣху».

назвать ее

— Мнѣ каж ется, что ты самъ только хочешь убѣдить
этомъ,

сказалъ Александръ;— гоняясь за

себя въ

мимолетными привязан­

ностями, ты ж елаеш ь только заглуш и ть свое недовольство

и утѣ -

ш аеш ься мыслью, что онѣ соотвѣтетвую тъ твоей натурѣ.
Граф иня погрозила Северину своимъ маленькимъ пальчикомъ.
Очевидно, что пы ещ е не вполнѣ выздоровѣли,— сказала она.
Вы полагаете, что мнѣ все ещ е нуж енъ
нулъ онъ.

кнутъ? — восклик­

Конечно,— съ забавною трогательностью отвѣчала она,— но въ
этотъ разъ вамъ нуж енъ кнутъ духовный, и вы будете чувствовать
его удары до тѣ хъ поръ, пока вы не объявите себя побѣжденнымъ
и не возьмете себѣ ж ену, хорошую ж ену, а н е то что

какую

пи-

будь В ен ер у въ м ѣ ху. Н о д ля этого вы должны преж де всего выучиться
тому, что счастіе и довольство

человѣка

состоятъ

не

въ

дикой

борьбѣ за существованіе, н е въ дурныхъ и скоропреходліцихъ страстяхъ, а въ спокойствіи. Со временъ Брамы ,

намъ

все толкую тъ

ооъ этомъ, и новѣйш ая философія ещ е болЬе развила

это ученіе.

Посмотрите, какъ испытываетъ утомленіе и отвращ еніе отъ жизни
тотъ, кто неутомимо гоняется за новыми и разнообразными впечатлѣніями,

тогда к а к ъ человѣкъ,

который проводитъ

ж изнь

свою

на родинѣ, гдѣ онъ зн аетъ каждую дымовую трубу, ничего не вѣд аетъ о неудовольствіи или какомъ нибудь изнеможеніи. С оверш ен­
но тож е можно сказать и о чтепіи. К то ежедневно

— Н ѣ тъ , это не отъ того,— прервала его М арцелла съ любезной
ироніей на устахъ ,— все дѣло въ

могу

своею. И так ъ , вы видите, что мое личное счастіе заклю чается въ
постоянной перем ѣнѣ и въ тревогѣ.

глотаетъ томъ

за томомъ нынѣш ней литературы , тотъ сн ач ала взволнуетъ и раз­
дразнить свое воображеніе, но затѣм ъ
прелесть действительной поэзіи;

между

онъ

перестаетъ сознавать

тѣм ъ

к ак ъ

перечиты вая

нѣсколько разъ одно хорошее сочиненіе, мы всякій р азъ находимъ
въ немъ новыя красоты. П овѣрьте мнѣ, что въ спокойствіи духа и
въ извѣстномъ постоянствѣ, которое каж ется вамъ столь скучнымъ,
именно и заклю чается необходимое условіе довольства; поэтому въ
бракѣ, не см отря па все каж ущ ееся однообразіе его, все-таки неЗ а в ѣ іц а н іе К а и н а .

оі

—

323 —
-

сравнение волѣе истиннаго

н асл аж д ен ы ,

тельны х* снязяхъ, в ъ свободной

любви.

Ахъ! какъ хорошо, когда

вполнѣ сживешг.сн д р у гъ съ другомъ, когда вполнѣ

знаеш ь и по­

нимаеш ь другъ друга и когда нсѣ п и тгож ны я, обыденныя событіл
д ѣ л аю тся источникомъ новыхъ радостей!
»

окномъ котораго

поетъ

супруж ествѣ, то только тогда,

когда я боялся, что мое счастіе можетъ кон чи ться, к а к ъ кон чается
все земное. Но я всегда прогоняю о тъ себя эту мысль. К о гд а т а к ъ
радуеш ься своей ж изни и дѣйствуеш ь

согласно съ своими

деніями, честно и великодуш но, когда добросовѣстно
всѣ свои обязанности,
смерти, тогда нечего

тогда

можпо

спокойно

убѣж-

исполняеш ь

гл яд ѣ ть

въ

гл аза

М арцелла сѣла за рояль и тихо
вительнымъ голосомъ:

ночи,

то гд а во мнѣ

становится ж ивѣе

сознаніе, что и мы принадлеж им * к ъ большему кругѵ, чѣм ъ тотъ,
въ которомъ

в р ащ ается

если исполняеш ь

свою зад ач у на землѣ!

Н е м ож егь быть

чтобъ

природа выброситъ тебя, к ак ъ какую ненужную вещь; нуж даясь во
всьхъ своихъ силахъ,

природа береж лива,

навѣ рно она готовитъ

тебѣ новую задачу, и навѣрно второе твое назначеніе будетъ выше
перваго.
П ока граф ъ говорилъ, М арцелла

приподнялась съ своего мѣста

и обняла его сзади; когда онъ кончилъ, она приж ала его голову
к ъ своей груди и поцѣловала его.
— В идиш ь ли т ы — улыбаясь, сказалъ А лександръ,— во время медо. ваго м ѣ сяц а, вмѣсто того, чтобъ утопать въ наслаж деніи

мы учи­

между

зап ѣ л а своимъ глубокимъ уди-

И Действительно, она приворожила меня! — воскликнулъ
графъ.— Вѣдь ты не забылъ, какъ она ворожила въ тотъ памятный
мнѣ вечеръ, и не соломенное пламя зажгла она въ груди моей!
Д а, С еверинъ,
стыдство.

сказалъ

я ,— здѣсь

твоя теорія

И , въ добавокъ, я въ м ѣху,— прибавила
кой,— но, впрочемъ, о н ъ не р а с п о л а г а е м
жестокости.

просто

без-

М арцелла съ улыб­

меня къ деспотизму

и

Съ этихъ поръ м ѣхъ будетъ казаться мнѣ символомъ спокой­

н аш а жизнь. Спокойно гляди н а звѣзды!

все бытіе твое кончилось тѣ м ъ, что тебя зарою тъ въ землю и что

равенство

«Н е х оди н а вечерницы ,
Г д ѣ и р я д у т ъ в ѣ д у н ь и » ...

страш иться того свѣта. И когда я созерцаю

звѣздное небо въ ясн ы я

соловей, гдѣ исчезаетъ

мною и ж еной,— там ъ я добровольно дѣлаюсь ея рабомъ...

— Д а, друзья мои,— заговорилъ гр аф ъ ,— если подчасъ я испы­
тывал-» тяж елы я минуты в ъ своемъ

323 -

неж ели въ непродолжи­

н а я счастія и о т р а д н а я брака,— отвѣчалъ С еверинъ.
— Н а послѣдокъ,

сказал ъ гр аф ъ ,— я хочу показать вамъ к а р ­

тину, н а которую дозволяю взгл ян уть только истиниымъ друзьямъ.
О н ъ подош елъ къ стѣн ѣ и дерн улъ ш нурокъ з е л е н а я занавѣса,
п о к р ы в а в ш а я картин у. Д ействительно, она была оригинальна.
У кам ина, въ которомъ горѣ лъ пріятный огонь, М арцелла сидѣла
въ бархатном ъ
больей

кр есл ѣ съ

нѣсколько

кофточкой, и у прекрасной

ребенокъ, между тѣм ъ
благоговѣніем ъ
обращ енномъ къ

отвороченною

груди е я

спереди

со­

л еж ал ъ е я младшій

к ак ъ два старш іе сына съ уди вительнымъ

гл яд ѣ л и на нее, а мужъ леж алъ у ногъ ея , и въ
ней

взорѣ

выражалось

скорѣе обожаніе, чѣмъ

м ѣсяцъ и

люоовь. Н а коврѣ, прямо передъ М арцеллой, больш ая б ѣлая кош ка
кормила своихъ м аленькихъ к отятъ .

— Я сам ъ думаю , что ты все ещ е влю бленъ въ свою женѵ —
воскликнулъ я .
*’

— Э та к ар ти н а годи тся в ъ p e n d a n t твоей В енерѣ,— с к азал ъ я,

лись и усердно трудились; вотъ почему наш ъ
продолжается цѣлы хъ д вѣн адцать л ѣ тъ .

— Я сам ъ

тебѣ

говорю

тож е,— отвѣ ч алъ

откры ваю я въ ней новыя прелести.
всегда

краси ва и мила,

если

З ам ѣ ть

медовый

граф ъ.— Еж едневно
себѣ,

полусвѣтлое

Д ѣйствительно,

что ж енщ ина

умѣешь .лю бить ее и наслаж даться

ею; а т у тъ у меня есть небольшое

обращ аясь къ Северину,— но н а этой
ч аю с ь миръ между собою.

святи ли щ е,

подъ

ироворчалъ

тина; к а к ъ и моя В енера, она
рія, и

продолж алъ

небольш ая аллегорія

онъ,
или

м ущ ина и ж ен щ и н а заклю ­

С еверинъ,— удивительная к а р ­

вмѣстѣ и портретъ, и ц ѣ л ая исто-

указы вая

на

кош ку,— здѣсь есть

мистерія. Я назвалъ

ещ е

бы ее М адонной

—

въ м ѣ ху. В ѣ дь

она

324 —

изо б р аж аетъ

современную

брака, ко то р ая, боясь простуды въ наш ем ъ
ки ды ваетъ м ѣхъ н а свои плечи, когд а
и с в я ты я обязанности доброй м атер и .

богиню

любви и

холодномъ сѣверѣ, на-

и сп олн яетъ

свои пріятны я

А я назы ваю ее С казкой о сча ст іи .— сказалъ А лександръ.
Е д в а произнесъ онъ эт и слова, к а к ъ в ъ ком нату взош ла м ал ен ь­
к а я О льга съ прялкой и б ѣ лой кош кой и, не подозрѣвая того, что
д ѣ л аетъ , подала первую своей м атери.

Т а в зя л а

ОГ ЛАВЛЕНІЕ.

прялку, сѣла въ

б архатное кресло къ кам ину и с тал а прясть; д ѣ ти окруж или свою
м ать, a б ѣ л ая кош ка пры гнула н а скам ейку, н а которой покоились
ноги М арцеллы , и умильно зах р ап ѣ л а.

С тран.

I. П реди ол овіѳ .......................................................................................

5

обратился ко мнѣ гр аф ъ ,— стар ая прекрасная

II. Коломѳйскій Д о н ъ -Ж у ан ъ ...........................................................

23

сказк а с тал а дѣйствительносты о: в о тъ сидитъ мое счастье и пряд етъ.

II I ф ри нко Б а л а б а н ъ ........................................................................

73

А теп ер ь р азскаж и те нам ъ, что вы переж или въ эти годы,—

IV. Л унная н о ч ь ..................................................................................

123

V. Лю бовь П л а т о н а .............................................................................

187

В отъ видиш ь,

сказал а М ар ц ел л а, и оба х о зяева зам олкли, предоставивъ мнѣ слово.
Я н а ч а л ъ разсказы вать имъ о наш ем ъ больш омъ свѣ тѣ , о войнѣ
въ

1859 г., о

вѣнскомъ

р ей х стаг^ ,

новѣйш ихъ

произве-деніяхъ

н ау к ъ и и с к у с с т в а О ни сид ѣ ли обнявш ись и молча слуш али меня;
подъ кон ец ъ наш ей бесѣды и м еня охватило это настроеніе и стин­
н а я , полнаго счастія. Д олго ничего не было слышно, кромѣ звука
прял ки и х р ап ѣ н ь я кош ки; потомъ въ старой

стѣ н ѣ

послыш ался

сверчокъ и затян у л ъ свою пѣснь; какъ-будто какіе-то добрые духи
наполнили собой все пространство, какъ-будто
они изъ разны хъ

угловъ

комнаты,

втихомолку выш ли

нолѣзли н а спинку кресла, на

которомъ си д ѣ л а М арцелла, и, к а к ъ бы поддразнивая ее, старались
п ерепутать ея пряж у; кош ка
усиками...

слегка

подергивала

своими бѣлыми

Я взялъ съ кам и на альбомъ М арцеллы и , открынъ его, прочелъ
прекрасны е стихи Г ёте,
почеркомъ А лександра:

написанны е

красивымъ,

разм аш исты м ъ

« Я в ъ ней одной о тк р ы л ъ покой и м и ръ д у ш евн ы й ,
То б л а г о , с ч а с т іе , т у д р у ж б у и л ю б овь,
Т о т ъ с в ѣ т ъ , с м и р я ю щ ій н а ш ъ у м ъ б о л ь н о й , м я т е ж н ы й ,
С в я щ е н н ы й т о т ъ о г о н ь , в о л н у ю щ ій н а м ъ к р о в ь .
В се э т о в ъ н о й о д н о й , в о л ш еб н о й , я о т к р ы л ъ —
И с л а д к іе ч а с ы с ъ н е й в м ѣ с т ѣ н р о в о д и л ъ .»

VI. Марцелла и ли екавка о ечастіи .

j

....................................

243

B l ТШІОГРАФШ И. И. РОДЗЕВИЧА
(Москва, Тверской бульв., д. Лазарика)
/

V

н а х о д и т с я складъ с л ѣ д у ю щ и х ъ изданій:

Захеръ-Мазохъ.

й д е ал н нашего времени. Романъ въ 4-хъ частяхъ.

Ц ѣ н а 2 р.

Вильямъ Реймонъ.

Архитектура, скульптура, живопись. Исторіл
искусствъ. Съ 13 рисунками. Ц ѣ н а 1 р. 2 5 коп.

Петтенкоферъ. Канализація и вывозъ нечистотъ. П опулярная
лекціи. Ц ѣ п а 1 p .

Владыкинъ.

Путеводитель и собесѣдникъ въ путешествіи по К ав­
казу, съ добавленіемъ всѣхъ нослѣднихъ измѣнепій въ пути
и картою К авказа. Ц ѣ н а 2 р. 5 0 коп.

Отдѣленія склада въ С.-Петербургѣ; иъ книжн. магаз. А. И са­
кова (въ гостии, дворѣ) и М. Стасюлевича (на Васильевск. остр.).

ПЕЧАТАЕТСЯ:
Куррьеръ. Исторія русской литературы. Переводъ съ французскаго
Д . Невлдомскаго.