ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ТРЕТЬЕ
ОТДЕЛЕНИЕ
ПЕРВЫЙ ОПЫТ СОЗДАНИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ СПЕЦСЛУЖБЫ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
1826-1880
8
Москва
Ц6НТРЛОЛИГРАФ
2006


ББК 63.3(2)47 С37
Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Оформление художника ИЛ. Озерова
Симбирцев Игорь
С37 Третье отделение. Первый опыт создания профессиональной спецслужбы в Российской империи. 1826— 1880. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. — 383 с.
¡БВЫ 5-9524-2025-7
В книге рассказывается о могущественной российской спецслужбе XIX столетия, принципах работы этого учреждения, борьбе с внутренней смутой в государстве, о первых шагах российской внешней разведки. О том, как сотрудники Третьего отделения собирали информацию о настроениях различных слоев населения, осуществляли тайный надзор за политически «неблагонадежными» лицами, следили за периодической печатью, ведали местами заключения, выявляли фальшивомонетчиков, подвергали цензуре театр и литературу.
ББК 63.3(2)47
О Блюдин И.А., 2006 © ЗАО «Центрполиграф», 2006 © Художественное оформление, ТБВЫ 5-9524-2025-7 ЗАО «Центрполиграф», 2006


ТРЕТЬЕ
ОТДЕЛЕНИЕ


Глава 1
ИДЕЯ ГРАФА БЕНКЕНДОРФА
Созданное летом 1826 года, по свежим следам выступления декабристов за полгода до того, Третье отделение не было первой спецслужбой в Российской империи. Оно лишь наследовало созданной в 1718 году петровской Тайной канцелярии и последующим производным от нее при наследниках Петра Великого вплоть до Александра I. Но это была уже принципиально новая спецслужба, полностью собравшая все функции тайного сыска в империи, контрразведки и внешнеполитической разведки в одних руках.
Через такой этап прошел сыск многих мировых держав, рано или поздно их правители приходили к идее создания вместо нескольких разрозненных и часто экспериментальных структур сыска единого централизованного формирования для этих целей. Этот процесс в российской истории спецслужб ознаменовал окончательное укрепление самодержавной власти в России, коим время правления создателя Третьего отделения — императора Николая I считают почти все историки, не сговариваясь. Вообще в теории тайного сыска создание таких колоссов, где функции разведки, контрразведки и тайной полиции собраны под одной крышей, почти всегда относят к временам тоталитарной власти различных государств. Так это было затем и в спецслужбах Советского Союза от ЧК до КГБ, Третье отделение по своей внут¬
5


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ренней структуре заметно напоминает советский Комитет государственной безопасности. Так что эта вторая страница в истории российских спецслужб, охватывающая период с 1826-го по 1880 год, действительно в этом плане является первым опытом такой централизации вопросов госбезопасности.
Указ императора Николая I о создании Третьего отделения имел множество предпосылок, включая неоднократные волнения в Европе и просто естественный ход развития аппарата управления огромной Российской империей. Но символично, что отправной точкой стало именно офицерское восстание в декабре 1825 года, именуемое на современном языке попыткой военного путча в стране. Это именно тот толчок для Николая I к воплощению идеи графа Бенкендорфа об учреждении в империи «высшей полиции», какими были для Ивана Грозного детские страхи перед заговором и стойкая уверенность в отравлении врагами любимой жены Анастасии при организации опричнины. А для Петра Великого — стрелецкие бунты и раскрытый заговор собственного сына против него. Именно восстание декабристов, под таким названием драматичные события конца 1825 года вошли в российскую историю, показало беззащитность власти на этом фронте. В Европе в это же время начала XIX столетия вал революций сначала в 20-х, а затем в 40-х годах также послужил толчком к созданию официальной тайной полиции (Пруссия, Италия, Турция) либо укреплению ранее созданной (Франция, Англия, Австро-Венгрия).
Тайные офицерские общества в России стали возникать сразу после войны 1812 года, многие из них вынашивали вполне радикальные планы переустройства государственной жизни в стране вплоть до ликвидации монархии и создания конституционной республики. Общества эти зарождались, объединялись, дробились, распадались и прекращали свою деятельность более десятка лет под но¬
6


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
сом у верховной власти в империи практически безо всякой ответной реакции с ее стороны. Союз благоденствия раскололся на Северное и Южное общества, затем перед 1825 годом оба общества вновь сблизились, подобные общества возникли к тому времени в Москве, Оренбурге, Нижнем Новгороде.
Царю Александру I неоднократно доносили о создании таких организаций, даже сообщали личный состав обществ и отмечали их готовность к организации военного переворота против монарха. Часть таких извещений поступала непосредственно от лиц, вовлеченных в эти тайные общества. Часть от случайно узнавших о планах заговорщиков людей, поскольку в эти собрания молодых вольнодумцев из дворян попадали и случайные люди, искренне пугавшиеся, заслышав крамольные речи о свержении императора, и считающие своим патриотическим долгом сообщить о таких планах. Историки и литературоведы до сих пор не могут разобраться, знал ли в точности Александр Сергеевич Пушкин о планах тайного общества, в которое входили его близкие друзья лицейской юности — Кюхельбекер и Пущин, или его все же не посвятили в дела в силу известного легкомыслия и аполитичности гения русской поэзии. Одной его записи со словами «Ия бы мог...» на рисунке с пятью повешенными биографам недостаточно для ответа на этот вопрос. И красивая легенда о зайце, увидев которого по дороге из Михайловского в Санкт-Петербург, Александр Сергеевич из суеверия повернул в свое поместье и в столицу не поехал, ничего не объясняет. Советские историки были практически обязаны развивать эту мысль: а если бы он тогда доехал бы к Рылееву, он обязательно пошел бы с друзьями на Сенатскую площадь, он был бы среди лидеров восстания и т. д. На самом же деле вопрос не в Пушкине, который действительно в детали плана декабристов был практически не посвящен. А в
7


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
том, каким образом прямо в столице огромной европейской империи был составлен такой размашистый заговор среди детей военной и политической элиты страны, а власть и ее спецслужба его полностью просмотрели и не смогли предотвратить декабристское выступление.
В числе тех, кто пытался предупредить об уже созревшем заговоре, были и родственники заговорщиков, и примкнувшие к ним авантюристы, и сам будущий глава Третьего отделения Бенкендорф, направивший царю еще в 1821 году докладную записку о создании тайных обществ гвардейскими офицерами, представителями оплота императорской власти. Из доклада Бенкендорфа, называемого долгие годы советской историей доносом, царь напрямую узнал многие детали, на основании которых можно было бы ликвидировать заговор, не допустив восстания декабря 1825 года. Здесь были и списки членов Северного и Южного обществ, объяснялась разница между умеренными конституционными монархистами из Северного общества Петербурга и радикальными республиканцами якобинского толка из общества Южного, созданного гвардейскими офицерами в частях на Украине, прилагался к докладу графа даже проект конституции вождя южных радикалов — полковника Пестеля. Указывалось также на связи предполагаемых участников заговора, чиновников Министерства иностранных дел Тургенева и Кюхельбекера с итальянскими и греческими карбонариями во время вояжей последних в Европу.
И уже в этом сообщении (или все же доносе?) Бенкендорф ставил вопрос об отсутствии на тот момент в Российской империи современной и серьезной спецслужбы для дела охраны госбезопасности в стране. Так что этот документ тоже можно считать первым проектом той идеи графа Бенкендорфа, которую он сможет реализовать лишь пять лет спустя, уже при новом императоре Николае Павловиче.
8


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Историки до сих пор до конца не могут объяснить непонятный и безмерный либерализм Александра, проигнорировавшего даже такие детальные предупреждения о готовящемся бунте. Говорят и о врожденном либерализме самого императора, и о недоверии его к доносившим (по модели устойчивого стереотипа поздней советской истории: разведчики сто раз называли Сталину дату нападения немцев 22 июня 1941 года, а он им не верил), и о неверии Александра в серьезность намерений молодых фрондеров из наследников знатных дворянских родов.
Все это понемногу, видимо, играло свою роль, но существование полноценной тайной полиции позволило бы не пускать дело на самотек самодеятельных доносов и решение их судьбы самим монархом. Такая служба, пусть и не очень еще развитая, смогла бы отследить появление такого общества и его цели, выявить руководителей и провести аресты со следствием, предотвратив в тот момент восстание и кровь. Ведь уровень конспирации у тех членов тайных обществ, по нашим сегодняшним меркам, был просто смешным, это видно даже по количеству доносов и информированности доносителей.
К декабрю 1825 года благодаря болтливости части членов Северного тайного общества и появления в нем случайных людей о личном составе заговорщиков в верхах Санкт-Петербурга были извещены очень многие. А.С. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» вывел очень точный образ такого модного и никчемного заговорщика в лице болтуна и позера Репетилова, который всем подряд сообщает, что ходит по четвергам в секретнейший союз. А позднее Салтыков-Щедрин выведет такую же псевдосекретную организацию уже разночиннолиберальных болтунов под маркой очень тайного «Союза пенкоснимателей». Грибоедов при этом хорошо знал такую разновидность болтливых фрондеров из дворянской элиты и заскучавшего офицерства, сам был близким
9


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
другом многих будущих декабристов, а после подавления восстания некоторое время был подозреваемым в заговоре и подвергался допросам. Сам император Александр загрустил, узнав о наличии в рядах заговорщиков такого деятельного человека, как Павел Пестель, — сын сибирского губернатора и полковник в штабе Южной армии был очень многообещающим в глазах императора офицером.
Но все, на что сподобилась тогда власть, это изданный в 1822 году Александром закон о запрете масонских лож и любых тайных обществ, устанавливавший серьезную уголовную ответственность для членов таких объединений. Но чтобы привлекать к ответственности, членов тайного общества необходимо еще выявить, недаром оно является тайным. Поэтому закон практически не исполнялся, и до сих пор само его появление вызывает у исследователей непонимающие усмешки, какие породил этот закон наверняка и у современников Александра. Ведь тайные общества вообще не нуждаются в разрешениях на деятельность и не собираются уведомлять власть о своем появлении. А уголовная ответственность за то, чем занимались в своем тайном союзе будущие декабристы, и без закона 1822 года была установлена очень серьезная, даже по действовавшему тогда в Российской империи уложению об уголовных наказаниях. Контроль за исполнением закона 1822 года в отсутствие тайной полиции возлагался на губернаторов (в столице генерал-губернатору Ми- лорадовичу даже поручили создать для этих целей особую службу), молодое ведомство МВД под началом графа Кочубея и Особую канцелярию внутри МВД. И ни один из этих органов успехов в борьбе с созревшим уже заговором не имел.
О необходимости создания серьезной и мощной тайной полиции взамен морально устаревшей Особой канцелярии говорили Александру не раз самые приближенные
10


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
люди. Его первый советник и министр Сперанский даже предлагал свой вариант создания «тайной сети агентов по всей стране» с руководящим органом в столице, он даже приступил было к созданию такой службы, но в 1812 году он впал в немилость и был отлучен от двора, идея повисла в воздухе. Сам граф Бенкендорф до 1825 года дважды подавал прошения об учреждении новой и более современной тайной полиции. О том же просил царя министр полиции Балашов, не особо друживший при дворе со Сперанским и Бенкендорфом, он видел такую службу внутри своего ведомства, предлагая первым в России объединить госбезопасность, разведку и криминальную полицию в рамках системы МВД.
Все эти инициативы были отвергнуты Александром. Ранее из-за его позиции затухли и эксперименты военного министра Барклая-де-Толли по созданию полноценного и независимого органа военной разведки в его министерстве. Во внешней политике царь Александр в те годы был уверен в созданном при его участии Священном союзе монархов Европы, снижавшем на некоторое время опасность военных столкновений с другими державами. Характерно, что эта вера в дипломатические основы Священного союза не позволила монархам входящих в него государств Европы реализовать новаторскую идею создания координирующего международного органа их тайных полиций. Инициатором и главным проводником этой идеи был австрийский канцлер Меттерних, возглавлявший долгое время и Тайную полицию австрийских Габсбургов. Именно он лоббировал эту идею на конгрессе монархов Священного союза в 1821 году в Лайбахе (современная словенская столица Любляна), но так и не добился своего, и первый прообраз Интерпола не был создан на сто лет раньше своего настоящего рождения в начале XX века. Российский император Александр I оказался главным противником этой идеи Меттерниха, видя залог крепос¬
11


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ти Священного союза в дипломатических связях и личных обязательствах монархов. Граф Бенкендорф же, будущий российский коллега Меттерниха и глава Третьего отделения, со своим австрийским собратом был вполне согласен, как и во многих других вопросах.
Внутри страны под влиянием своего любимца в последние годы жизни, военного министра Аракчеева, Александр I полагался на армию и гвардию, видя в них по традиции своих предков Романовых главную защиту, а в армии как раз и готовилось его устранение с трона и возможное цареубийство. Взаимоотношения российской верховной власти со своими спецслужбами оказались непростыми еще до официального создания Третьего отделения. Уже понимая в целом необходимость создания новой и централизованной спецслужбы в Российской империи, власть несколько лет не решалась создать такой орган в своем государстве, что и грянуло для нее бедой в декабре 1825 года.
Спецслужба в тот момент в России существовала в лице Особой канцелярии. Этот орган был фактически последней версией созданной еще Петром I в 1718 году Тайной канцелярии, даже сохранив «канцелярское» название в своем титуле и часть принципов работы. Канцелярия к 20-м годам XIX столетия уже значительно устарела и не могла приспособиться к новым политическим реалиям, что мы затем наглядно увидим при более детальном рассмотрении событий 14 декабря 1825 года и подготовки заговорщиков к ним под самым носом этой не слишком эффективной тайной полиции Александра I. То, что позволяло относительно успешно искоренять крамолу или запугивать общество в эпоху реформ Петра I или Анны Иоанновны, да даже еще и в век Екатерины II или в недолгую пятилетку правления Павла, уже не могло по-настоящему оградить романовскую власть от посягательства на нее вооруженной политической оппозиции в 1825 го¬
12


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ду. К тому же при Александре I, в отличие от упомянутых монархов, хотя бы державших Тайную канцелярию при своей персоне без особых государственных прокладок между ними, Особую канцелярию вогнали в структуру единого российского МВД, созданного в 1802 году. Тем самым статус тайной полиции был принижен до обычного департамента МВД по политическим делам, что почти никогда и нигде в истории не приводило к повышению эффективности работы тайной полиции. Последний к 1825 году начальник Особой канцелярии Максим фон Фок даже не имел права на личную аудиенцию у императора Александра, к тому же относившемуся к фон Фоку в последние годы своей жизни с явным недоверием и прохладцей. Все важные вопросы глава Особой канцелярии должен был решать через министра внутренних дел империи Виктора Кочубея.
Другие же органы, существовавшие в Александровскую эпоху параллельно Особой канцелярии и тоже отчасти причастные к вопросам государственной безопасности, на самом деле зачастую дублировали ту же Особую канцелярию и даже мешали ее работе, здесь власти могли оказать еще меньше помощи. Обычная полиция в МВД была занята своей работой, иначе для чего бы тогда выделяли политическую Особую канцелярию. Выделенное зачем-то при Александре I из МВД отдельное Министерство полиции тоже претендовало на функции политического сыска, именно по инициативе министра полиции Балашова был обвинен в коррупции и государственной измене первый советник царя Сперанский, отправленный из столицы в ссылку. Но вскоре эксперимент с отдельным полицейским министерством был признан неудачным, в 1819 году оно упразднено, полиция вернулась в систему МВД, а Балашов отправлен в отставку.
Периодически собираемый царем в 1805—1825 годах Комитет охранения безопасности (он же Комитет выс¬
13


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
шей полиции), несмотря на громкое название, был всего лишь консультативным органом при императоре по общим вопросам безопасности, чем-то вроде современных Советов безопасности при главах государств. Никакого постоянного штата сотрудников комитет не имел, следственной и оперативной работы не вел, а значит, на статус спецслужбы даже формально претендовать не мог. Периодически собиравшиеся в нем высшие сановники империи (глава МВД Кочубей, военные министры Вяз- митинов и Аракчеев, советник царя Новосильцев, глава полиции Балашов, министр юстиции Лопухин и др.), посовещавшись на общие темы, разъезжались по своим ведомствам к исполнению своих постоянных обязанностей. Вскрывать какие-то тайные заговоры или анализировать доносы эти чиновники просто не могли в силу занятости другими государственными обязанностями. Военный министр Аракчеев по собственной инициативе создал некоторое подобие тайной службы в своем армейском ведомстве, в основном для обеспечения безопасности в созданных по его проекту военных поселениях. Но и эта «военная полиция» оказалась лишним колесом в телеге российского тайного сыска, предупредить о наличии серьезного и разветвленного заговора, обосновавшегося по большей части именно в армии, она не смогла, после отставки Аракчеева при новом императоре Николае Павловиче и этот проект новой спецслужбы канул в историю.
Могла бы со временем стать современной и сильной спецслужбой созданная в первые годы александровского правления Тайная полицейская экспедиция при петербургском губернаторе, как раз и призванная отвечать за политическую безопасность в столице. Ее возглавил при Александре I тайный советник Гагельстром, предлагавший передать в его службу «все дела, деяния и речи, клонящиеся к разрушению самодержавной власти и к наруше¬
14


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
нию безопасности правления: словесные возмущения, заговоры, измены, тайные скопища, дела здравия государя и т. д.». Фактически это все то, что вскоре будет поручено созданному Бенкендорфом Третьему отделению. Га- гельстром под началом столичного губернатора даже начал работу, а при московском губернаторе в те же годы создали такую же экспедицию по примеру петербургской, но ей не подчиненную. Постепенно Гагельстром планировал, судя по его докладным столичному губернатору, в свою службу перевести и внешнюю разведку с контрразведкой, развивавшиеся в Российской империи тогда еще стихийно после закрытия недолгою эксперимента военного министра Барклая-де-Толли с созданием органа военной разведслужбы. Но Гагельстром вскоре был отстранен от дел в Тайной полицейской экспедиции, его обязанности возложили на столичного обер-полицмейстера Эрте- ля, служившего еще при императоре Павле в его тайном сыске (Тайной экспедиции при Сенате).
Эртель уже не так рьяно пробивал план создания из экспериментального органа при столичном губернаторе мощной спецслужбы, к тому же эта структура очевидно конкурировала с Особой канцелярией в МВД и дублировала ведомство фон Фока. Началась открытая конкуренция между этими ведомствами и неразбериха, детище советника Гагельстрома вскоре прикрыли, как и его московского «клона». Историки даже не установили даты закрытия этих экспедиций при губернаторах двух столиц. Кажется, они и вовсе не закрывались, а просто к 1825 году превратились в какие-то аморфные отделы в администрациях этих губернаторов. Известно, что накануне декабрьских событий 1825 года в администрации петербургского губернатора Милорадовича была такая служба (возглавляемая к тому же тайным членом декабристского союза Федором Глинкой), которая явно не могла ни предотвратить этот гвардейский путч, ни
15


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
даже уберечь в тот день самого генерала Милорадовича от нули заговорщиков.
Отдельно следует сказать о доживавшем последние годы ведомстве Особой канцелярии, в некоторых документах того времени именуемой Особенной канцелярией, призванной в годы правления Александра в первой четверти XIX века заменять собой централизованную тайную полицию. От деятельности этого органа, превратившегося из некогда наводившей ужас на страну Тайной канцелярии в обычную допросно-следственную палату при дворе по делам явных политических преступников, при раскрытии умысла офицерских тайных обществ было еще меньше толку, чем от самодеятельных доносителей. Не имевшая серьезного оперативного аппарата и картотеки постоянных осведомителей, не обладавшая даже элементарным правом самостоятельно проводить аресты, Особая канцелярия под началом Максима Яковлевича фон Фока, впавшего к тому же в тот период усилиями Аракчеева и Милорадовича в немилость у царя и бывшего в не слишком теплых отношениях и со своим непосредственным начальником в системе МВД Кочубеем, была в этой ситуации бессильна.
В немногих документах из ее архивов по декабристскому делу можно найти такие образцы «оперативной работы»: «На Невском кто-то сказал, что скоро против царя будет бунт, но агент в толпе говорившего не углядел». Остальные сообщения имели не больше конкретики. Да и что спрашивать со службы, ставшей ненужной и архаичной просто в силу исторического развития обстановки в государстве и доживающей последние дни своего существования. В части таких донесений Особой канцелярии до 1825 года вообще указаны не существовавшие никогда люди или тайные организации.
На следствии по делу о выступлении декабристов арестованный Александр Бестужев признает, что участники
16


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
заговора сами были поражены фактом бездействия власти перед лицом их назревавшего выступления. «Все же было в брожении, а правительство словно спало над этим вулканом», — явно удивлялся декабрист перед следственной комиссией по делу о мятеже 14 декабря. А Александр Сергеевич Пушкин, во всех письмах после 1825 года доказывавший всем свою полную непричастность к разгромленному заговору (к неудовольствию советской пропаганды последующих пушкинистов в СССР), также подчеркивал: «С возмутителями 14 декабря связей политических не имел. А что, имея какие-то сведения о заговоре, не объявил о том полиции? Но кто же кроме полиции и правительства не знал о нем? О заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности». Это из письма Пушкина Жуковскому от 20 января 1826 года из Михайловского. И если фраза о том, что «о заговоре кричали по всем переулкам», еще может быть списана на увлеченность поэтической души красивым образом, то общая мысль Пушкина здесь верна — известия о надвигавшемся мятеже в 1825 году носились в обществе, не будучи по-настоящему замечены и проверены спецслужбами Романовых.
Этот хаос, при котором функции тайного сыска до 1825 года возлагались на несколько разрозненных и совершенно не подготовленных к такой задаче служб, что привело к известной ситуации о дитяти без догляда у семи нянек, отмечают практически все исследователи политического сыска в нашем отечестве. Военный историк генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский писал: «В Петербурге была тайная полиция одна в Министерстве внутренних дел, другая у военного генерал-губернатора, третья у графа Аракчеева. Превосходно осведомленный чиновник декабрист Г.С. Батеньков писал о профессиональных сотрудниках политического сыска: «Разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не
2 Третье отделение
17


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
понимали, что надо разуметь под словами карбонарии и либералы, и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, их доносы обрабатывали, как приходило в голову»1.
При этом к словам Михайловского-Данилевского можно добавить, что Батеньков на следствии еще приводил и свой разговор с всесильным тогда фаворитом императора Аракчеевым, в котором всесильный, казалось бы, тогда Аракчеев жаловался будущему декабристу, что за ним самим зачем-то следят агенты Особой канцелярии фон Фока и полицейская наружка полицмейстера Чихачева, вместо работы против настоящих заговорщиков пытающихся накопать компромат на многими не любимого в элите империи Аракчеева. По словам Батенькова, Аракчеев при этом прямо на набережной Фонтанки указал ему на такого приставленного полицией или МВД соглядатая, который смутился и сразу скрылся в торговой лавке. Поняв, как здорово деградировал к концу правления Александра I его политический сыск, погрязший в межведомственных склоках нескольких разных полуспецслужб и почти любительских структур того же рода, Батеньков на следствии прямо сказал о себе и своих товарищах по декабристскому заговору: «Нам они были не страшны».
Император Александр своим недоверием докладам и доносам о вполне созревших тайных обществах в первую очередь несет ответственность за произошедшие после его смерти события в империи. Как, впрочем, и за свою нерешительность в плане указа по созданию новой и сильной тайной полиции, как это предусматривали направляемые на его имя проекты Гагельстрома или Бенкендорфа.
1 Борисов А.Н. Особый отдел империи. М., 2001. С. 26.
18


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Получив донос от члена такого тайного общества капитана Майбороды, император выбросил его в огонь камина со словами: «Мерзавец, выслужиться хочет». Донос о том, что член тайного общества Союз благоденствия и будущий декабрист Якушкин высказывал желание в Успенском соборе стрелять в царя, а затем застрелиться на месте самому, сгинул в ворохе бумаг Особой канцелярии. А в 1825 году этот человек будет одним из самых деятельных заговорщиков и одним из самых дерзких затем подследственных, доведшим до истерики самого императора Николая I своими дерзостями при допросе его лично монархом. Якушкин даже сам узнал, что о его намерении стрелять в царя знают что-то в Особой канцелярии и даже доложили царю, он очень удивлялся в 1820 году, что его уже тогда не арестовали. В одном из писем товарищам он просто изумляется: «Император находится в постоянном опасении тайных обществ. К нему беспрестанно привозят бумаги, захваченные тайной полицией. И странно, что в этом случае до сих пор не попался ни один действительный член тайного общества. А император ведь назвал князю П.М. Волконскому меня, Пассека, Фонвизина, Муравьева... Все это передал мне Павел Колошин, приехавший из Санкт-Петербурга по поручению Н. Тургенева в Москву. И Тургенев заказывал нам быть осторожнее после того, как император назвал некоторых из нас».
Вот такая странная картина из российской политической жизни 1820 года. Создано серьезное тайное общество для государственного переворота, его член сам берет на себя исполнение покушения на царя, даже отвергая предложение товарищей метать жребий, об этом что-то знает тайная полиция, о чем-то извещен уже и сам царь (знает некоторых заговорщиков поименно), а заговорщики уже знают о том, что о них знают. И что же после этого: аресты, разгром общества, каторга потенциальному цареубийце? Да нет, просто осведомленный заговор¬
19


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
щик Тургенев просит товарищей «быть осторожнее», и они продолжают втайне готовить свое выступление. На всякий случай только якобы распускают свой Союз благоденствия, тут же создавая из самых надежных его членов еще более законспирированный Союз спасения. До громкого мятежа декабря 1825 года, всколыхнувшего Российскую империю, оставалось еще целых пять лет.
То же уже упомянутое донесение Бенкендорфа от 1821 года, составленное на основании доноса члена декабристского общества Грибовского, имело в себе массу конкретной информации. Здесь был ряд конкретных фамилий лидеров заговора (Тургенев, Фонвизин, Глинка, Бриг- ген, Орлов, братья Муравьевы и др.), сведения о расколе тайного общества на северную и южную фракцию, рассказ о политических планах заговорщиков и их связях с польскими националистами, сведения о написанной Никитой Муравьевым конституции для будущей России. От такой конкретики, казалось бы, не отмахнуться уже ни тайному сыску, ни императору. Император Александр ознакомился с этой бумагой Бенкендорфа в мае 1821 года, вернувшись с конгресса Союза монархов в Лайбахе, и все закончилось его брюзжанием о доморощенных революционерах из хороших семей в кругу ближайшего окружения. В ходе этого совещания ближайшего окружения царя Бенкендорф и командир гвардии генерал Васильчиков буквально умоляли императора Александра начать масштабное расследование по доносу Грибовского. Но оба остались в меньшинстве, император даже выразил неудовольствие настойчивостью обоих, а Васильчиков вскоре вообще лишился своего поста за слишком частые сообщения царю, что в подчиненной ему гвардии зреет офицерский заговор.
В итоге выслушавший эту ироничную речь царя Александра о каком-то несерьезном заговоре генерал Ермолов долго затем шутливо приветствовал поименованного в
20


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
докладе Бенкендорфа среди главных заговорщиков своего адъютанта Фонвизина: «Подойди ко мне, наш величайший карбонарий». А Фонвизин, племянник знаменитого поэта Екатерининской эпохи, был настоящим заговорщиком, идеологом государственного переворота и сторонником цареубийства. Только отсутствие в день декабрьского мятежа в столице помешает Фонвизину принять в нем активное участие, его извлекут из собственного подмосковного имения и доставят в Санкт-Петербург для следствия в конце 1825 года.
Здесь уже похоже на настоящий паралич воли власти и ее тайной полиции, сведений для начала решительных мер против заговора было уже предостаточно. Но никто так и не верил или убеждал себя, что не верит в серьезность намерений этих молодых офицеров, не хотели ворошить по одним доносам осиное гнездо и портить жизнь юношам из самых славных фамилий российского дворянства. Если часто в истории мы видим манию подозрительности правителя, постоянно ищущего вокруг себя происки врагов и заговоры, то ситуация 20-х годов XIX столетия в России — это обратный и довольно редкий пример паранойи неверия в заговор. И здесь вина и несостоятельность тайного сыска конца александровского правления очевидна: именно Особая канцелярия при МВД и другие полуструктуры для этих целей александровской империи не выполнили своей главной задачи, не выявив и не представив главе государства истинную картину тайного заговора.
Следующий доносчик из числа участников заговора, офицер уланского полка Шервуд, через Аракчеева сам пробился на аудиенцию к императору, это было уже в 1824 году. Из его донесения, а Шервуд назвал и ряд имен заговорщиков, следовали неутешительные выводы. Заговор созрел, его вожди в Южном обществе Павел Пестель и Сергей Муравьев-Апостол стоят на позициях цареубий¬
21


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ства и ареста всего правящего рода Романовых с учреждением республики под своей диктатурой, они нащупали связи с польским комитетом заговорщиков и просят их поддержать собственный мятеж. Пестель даже предлагал начать мятеж цареубийством, устранив Александра во время приезда его на маневры в армию в 1824 году в Белую Церковь. От Шервуда же становится известно, что южане еще в 1823 году планировали мятеж в войсках и захват Александра во время военных маневров в Бобруйске, не исключая, по идее автора этого плана Сергея Муравьева-Апостола, и убийства царя в Бобруйской крепости, но не смогли тогда подготовиться.
И опять Александр, к ужасу Бенкендорфа и других приближенных, не отдает приказов об арестах и разгроме заговора, заявляя, что сам в молодости бесился с жиру и играл в либерала. Его постоянные воспоминания о первых либеральных годах царствования, когда при нем в качестве теневого правительства состоял целый либеральный Негласный комитет (Сперанский, Новосильцев, Строганов и др.), ближе* к 1825 году сыграли с царем и его властью злую шутку, результатов которой, впрочем, ввиду собственной смерти он уже не увидел.
История, как наша российская, так и всемирная, знает немало примеров того, как правитель, промедлив в такой ситуации отдать приказ на аресты и разгром заговора, поплатился за свою медлительность постом или жизнью. Иногда счет в таких случаях шел уже на часы и минуты, когда сыск и заговорщики играли на опережение: когда в 1961 году доминиканский диктатор Трухильо выслушал такое донесение о заговоре части властной элиты по его свержению, он отмахнулся со словами: «Займемся этим завтра», — отъехал по «более важным» делам на очередной банкет, а по дороге был изрешечен прямо в своем автомобиле пулями заговорщиков и погиб. Завтра для него уже не настало, и его тридцатилет¬
22


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ний трухильистский режим вскоре пал. В нашем случае все развивалось не так динамично, сам Александр даже не увидел последствий своего то ли излишнего либерализма, то ли просто нерешительности, гасить пожар за него пришлось уже младшему брату и новому императору Николаю Павловичу.
Хотя здесь дело не только в либерализме одного царя. К 1821 —1825 годам, когда заговор декабристского Союза спасения сформировался окончательно, он уже практически полностью отошел от либеральных стремлений юности и первых лет своего правления, от попыток реформ Негласного комитета, от идей Сперанского, от первого не реализованного при нем проекта российской конституции — «Уставной грамоты», написанной по его поручению Новосильцевым. В начале 20-х Александр уже приближался по своему консерватизму и тяге к закручиванию гаек в империи к покойному отцу Павлу I. И его тайный сыск в лице Особой канцелярии, во главе которого вместо достаточно мягкого и либерального Якова Санглена поставлен консервативный Максим фон Фок, быстро вернулся к практике павловских политических преследований оппозиции истинной и мнимой. Уже едва не приговорен к смерти вчерашний второй человек в империи Сперанский, сосланный в итоге в Пермь без права бывать в столице. Уже брошен в тюремную камеру вчерашний любимец царя писатель Карамзин за одно письмо Александру I с осуждением действий его тайной полиции. Уже за призыв слегка ограничить самодержавную власть в Российской империи конституцией (как сам же царь Александр с Новосильцевым мечтали за десяток лет до того) на 10 лет посажен в Шлиссельбургскую крепость дворянин Бок, сошедший в шлиссельбургской камере с ума. В 20-х годах даже намек посягательства на самодержавный характер власти мог дорого стоить такому вольнодумцу, а тут целое тайное общество с идеями государствен¬
23


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ного переворота и цареубийства, посягающее на саму идею монархии в России.
Здесь уже дело не только в мягкотелости императора и в его ностальгии по либеральной молодости. На все наложилась именно эта слабость и неуверенность тайного сыска. При любых политических заморозках Александровской эпохи этот император не мог начать широкую кампанию арестов по отрывочным и противоречащим доносам каких-то офицеров, по невнятным докладным Особой канцелярии о сплетнях на Невском, по тем самым замаранным бумажкам, о которых с иронией писал декабрист Батеньков. Да он из этой разрозненной мозаики не сумел и понять серьезности заговора, продолжая мило подшучивать над доморощенными карбонариями. Так эти два вектора и сложились, легкомысленное отношение к докладам о заговоре императора и неспособность тайной полиции его царства вскрыть и показать глубину заговора, это все и не позволило пресечь довольно обширный и уязвимый для серьезной спецслужбы заговор дворянской элиты. В итоге милые карбонарии едва не стряхнули Романовых с трона в декабре 1825 года.
А тогда донос Шервуда, как и многих его предшественников, остался без последствий. Только после подавления восстания декабристов новый император Николай оценит донесение Шервуда, наградив его орденом и прибавкой к фамилии титула Верный. А Александру не до того, у него в это время умерла любимая дочь Софья, он весь в думах о Священном союзе монархов в Европе, только что вернулся из Парижа с коронации своего союзника Карла Бурбона, наконец, шалит здоровье и надо ехать лечиться на юг империи. Уже в этой последней поездке больного императора к нему пробивается генерал Витт, вновь приводит доказательства мощного заговора в Петербурге и на Украине, просит указаний на аресты поименованных еще Бенкендорфом заговорщиков, но и он уезжает ни с чем.
24


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Только накануне своей смерти Александр разрешает главе Генерального штаба генералу Дибичу арестовать нескольких человек из этого списка, против кого доклады Шервуда и Витта уже давали совсем неопровержимые улики заговорщицкой деятельности. Но и это уже не будет осуществлено. Из этого списка, продиктованного больным императором Дибичу (Волконский, Пестель, Вадков- ский, Муравьев-Апостол, Свистунов, Муравьев), накануне декабристского восстания будет арестован только Пестель. Да еще будет произведена неудачная попытка ареста лидера Южного общества декабристов Сергея Муравьева- Апостола, отбитого соратниками у арестной команды, что и спровоцирует мятеж Черниговского полка. Остальных из этого списка найти просто не успеют, арестовав уже после разгрома восстания 14 декабря 1825 года, которое этот запоздалый приказ об аресте десятка заговорщиков уже никак предотвратить не мог.
Воспользовавшись спорной ситуацией с престолонаследием после смерти в Таганроге Александра, заговорщики на тайном собрании в Петербурге решают не дожидаться намеченного ранее на выступление 1826 года и поднять мятеж своих частей в столице немедленно, тем более почти все они известны из доносов и могут уже последовать аресты. Так доносы, не приведшие к арестам, еще и сыграли роль сожженных мостов в деле декабристского выступления, став дополнительным катализатором мятежа. Из страха перед арестом на Сенатскую площадь столицы и в мятежные части на Украине пошли даже те члены Союза благоденствия, кто раньше сомневался в необходимости вооруженного выступления или личного участия в этом деле. На следствии они прямо указывали главную причину своего участия в деле: боязнь наказания за открывшееся их прошлое участие в тайном обществе и опасения, что арестованный раньше всех Пестель выдаст их на следствии. Хотя на самом деле
25


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Павел Пестель оказался более стойким, чем они сами: признательные показания на других он начал давать позже многих соратников, когда сам уже был завален следствием показаниями других на себя и пытался хотя бы избежать смертного приговора.
Практически все историки при изучении вопроса такого либерализма Александра при уже очевидном офицерском заговоре против трона ломают голову над загадкой поведения императора. Высказывается даже мнение, что тяжелобольному и впавшему в явный мистицизм человеку была уже безразлична судьба собственного царства и своей династии. При этом практически все исследователи уверены, что даже аресты Дибичем по последнему приказу умирающего монарха в Южной армии Пестеля и некоторых его соратников закончились бы для них максимум увольнением со службы, не случись смерти императора и вооруженного восстания вслед за ней.
Российский историк А.А. Корнилов, специализировавшийся на русской истории XIX века, совершенно обоснованно полагал: «Чрезвычайно странно было положение тогдашней тайной полиции: шпионаж развивался довольно быстро, но носил какой-то академический характер. Правительство знало, что в Южном обществе дело приняло характер прямого заговора против него, но мер никаких не предпринимало. Только в последний год Александр обратил внимание на донос унтер-офицера Шервуда о Южном обществе. Что вышло бы из этого, если бы Александр не умер, довольно трудно сказать, но можно предполагать, что преследования заговорщиков не вылились бы, вероятно, в такую жестокую форму, в какой они разразились при Николае после восстания 14 декабря»1.
Не будем здесь подробно останавливаться на многочисленных сейчас и довольно сомнительных версиях о
1 Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М., 2004. С. 258—259.
26


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
том, что Александр I умер в Таганроге не своей смертью (отравлен, задушен адъютантом Волконским, убит в результате заговора консерваторов в пользу его брата Николая и т. д.). Или о том, что он вообще не умирал в 1825 году, а ушел в монастырь под чужим именем (уехал в Пермь, на Мальту, в Гималаи, стал сибирским странником Федором и дожил почти до XX века и т. д.). Хотя в версиях об устранении нерешительного Александра заговором справа из лагеря поборников самодержавия или об его добровольном отшельничестве под чужим именем часто фигурируют деятели тогдашнего тайного сыска из Особой канцелярии. Нас же интересует тот факт, что заговорщики из тайного общества тех, кого позднее назовут в истории декабристами, воспользовались внезапной сменой на троне и династической коллизией, а также отсутствием в стране серьезной тайной полиции и организовали попытку переворота.
Последний донос о выступлении уже наследнику престола Николаю Павловичу прямо накануне восстания 14 декабря 1825 года успел совершить испугавшийся последствий член тайною общества Ростовцев. Но было поздно что-то предпринимать, Николай успел только назначить присягу верных ему частей на раннее утро 14 декабря и приказал стягивать их к дворцу. Отсутствие в Российской империи тайной полиции и системы госбезопасности вновь предстояло компенсировать регулярной армии, а в таких случаях неразбериха и большая кровь неизбежны. Регулярные войска имеют свои задачи, из них замена тайной полиции плохая. Еще во Франции в печально известную Варфоломеевскую ночь с истреблением протестантов на предложение власти принять войскам участие в бойне офицеры отвечали: «Мы не палачи, а солдаты». В России 14 декабря 1825 года армии пришлось окружать мятежные полки на Сенатской площади, рассеивать их огнем картечи, а потом еще заниматься розыс¬
27


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ком и арестами заговорщиков по всему Санкт-Петербургу, то есть выполнять все функции тайного сыска.
О действиях организаторов восстания декабристов в советской истории писали много, о действиях же официальных властей по подавлению мятежа упоминали довольно скупо. А здесь мы видим тот же хаос, неразбериху, экспромты неподготовленных к таким действиям людей, да сквозит и просто неверие в серьезность происходящего.
День 14 декабря 1825 года открыл новую страницу в истории спецслужб Российского государства, фактически он породил первую в России мощную и централизованную спецслужбу — Третье отделение. Поэтому на событиях этого трагического дня в российской истории следует остановиться отдельно в плане тех его особенностей, которые имели отношение к тайному сыску.


Глава 2
СУДЬБОНОСНЫЙ ДЕНЬ
Если говорить о технической стороне как выступления декабристов, так и действий власти в тот день по подавлению мятежа, то из мозаики разрозненных фактов складывается совершенно определенная картина с однозначным выводом: с обеих сторон было множество хаоса и неподготовленности. И власть здесь дала местами даже фору заговорщикам, хаос которых хотя бы оправдан внезапным для них известием о смерти императора Александра на юге и необходимостью перед лицом грядущих арестов по доносам выступать, скомкав подготовку к путчу, практически с листа. Власть, возглавленная внезапно свалившимся на него царством Николаем Павловичем, тоже отчасти действовала с листа и по наитию, но ее еще и подвели службы, призванные охранять в империи государственную безопасность, а особенно в кризисные моменты внезапного перехода власти от монарха к монарху.
Общеизвестен такой факт: в день восстания 14 декабря заплутавшая в утренних сумерках воинская часть декабристов вместо Сенатской повернула к Дворцовой площади и столкнулась с самим новым императором Николаем. Тот поначалу обрадовался, приняв за подкрепление верным ему полкам, затем опечалился крикам «За Константина!» (декабристы, как известно, в тактических целях поначалу прикрылись именем другого претендента на престол и родного брата Николая — Константина Пав¬
29


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ловича), а затем скомандовал: «Кто за меня — налево, кто против — направо, на Сенатскую!» Это достоверный исторический факт, кстати, при этой сцене в свите Николая присутствовал и будущий глава тайной полиции граф Бенкендорф, тогда генерал-адъютант при Николае Павловиче, запомнивший это бессилие власти перед бунтом, пусть и временное.
Хотя сам император Николай Павлович в своих последующих записках и трактовал этот инцидент в качестве доказательства своего мужественного благородства, здесь видятся и более глубокие причины хаоса. Некоторые полагают, что эта забредшая к самому Зимнему дворцу мятежная часть гренадерского полка под началом ио- ручика-декабриста Панова отнюдь не заблудилась, а придерживалась первоначального плана заговорщиков и собиралась штурмовать Зимний дворец для захвата там всей царской семьи, отступив лишь из-за наличия уже тогда у Зимнего верных Николаю гвардейских частей. Хотя и маловероятно, что сумевший повести за собой под лозунгом «За Константина!» лишь часть гренадер Панов решился на штурм царского дворца с несколькими сотнями введенных им в заблуждение солдат. Скорее они действительно метались в хаосе того утра в поисках своих, но картина этой встречи тет-а-тет нового императора и части мятежной армии все равно очень впечатляет.
Во всем этом сквозит полная растерянность власти, как и в том, что в течение всех трагических событий 14 декабря в окружении Николая Павловича спокойно бродит участник заговора Якубович, имеющий задание убить царя, но так и не решающийся выстрелить. Из толпы на улице в спину Николаю кричат: «Самозванец, сейчас тебе покажут, как брать чужое!» — сам император слышал, по его воспоминаниям, эти выкрики, а значит, «антиправительственные элементы» были достаточно близко от него, могли бы перейти и к более решительным действиям про¬
30


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тив «самозванца». Вот ведь его адъютант Перовский в этот же день получил увечье брошенным из той же толпы в его спину поленом. А начальник всей российской гвардии генерал Воинов метался следом за императором в растерянности, видя мятеж собственных подчиненных, и у Исаакиевского собора каким-то хулиганом из той же толпы был сдернут с лошади. Узрев бросившихся на помощь Воинову других офицеров, этот «революционер», впрочем, тут же объявил: «Мы просто шутим, барин» — и проворно скрылся в той же толпе. В конце концов сам император Николай опомнится и заявит растерянному Воинову: «Что вы здесь со мной делаете, идите приводить в подчинение вверенные вам мятежные полки», — но попытка гвардейского генерала вступить в контакт с мятежным каре успеха не возымеет — это еще одна отличная иллюстрация растерянности власти и отсутствию у нее отлаженной машины тайного сыска в тот судьооносный день русской истории.
Или такой показательный факт: к обеду 14 декабря окруженный верными Николаю войсками Зимний дворец останется единственным в столице безопасным местом, где соберутся верные новому царю сановники и члены царской семьи. Но только тут Николай Павлович вспомнит, что его старший сын и наследник престола Александр все еще находится в Аничковом дворце. И посланный им за наследником адъютант Каверин помчится за царевичем через мятежный и не контролируемый на тот момент властью город, привезя будущего Александра II под защиту отца в Зимний — еще один штрих к хаосу власти в тот день.
Призрак слабости власти и в том, что уговаривать мятежные полки на Сенатскую площадь отправился сначала митрополит Серафим, а затем губернатор Петербурга Милорадович. Как и вообще в том, что в отсутствие тайной полиции в империи вопросы госбезопасности в ее
31


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
столице царь Александр возлагал на такого неподходящего для этих целей человека, как петербургский губернатор Милорадович. Хотя Александр и знал печальный пример, как имевший при его отце Павле такие же функции в деле стихийного политического сыска столичный губернатор граф Пален сам был активным участником заговора и убийства императора Павла.
Милорадович к заговорщикам-декабристам не примкнул, но в силу своего характера выполнять задачи руководителя органа госбезопасности просто не мог. Боевой генерал и герой войны 1812 года, потомок сербов на русской службе, любитель театра и кутежей с цыганами, Михаил Милорадович до 1825 года просто игнорировал неприятные ему задачи. Осколком бывшей полицейской экспедиции при своей губернаторской администрации он вообще не руководил, самоустранившись от этого дела принципиально. 14 декабря 1825 года он по своей инициативе бросился к мятежникам и призвал их разойтись, за что и был убит самым радикальным декабристом Петром Каховским выстрелом в упор. Но еще до декабристского выступления Милорадович оказался к нему причастен хотя бы тем, что в подведомственном ему городе постоянно работал штаб будущего восстания в доме Рылеева у Синего моста на Мойке. А поклонник светской жизни Милорадович поручил вопросы неприятного ему тайного сыска своему секретарю Глинке, который сам был членом общества декабристов и изобличать их не собирался. Федор Глинка, даже напротив, как минимум однажды пресек на корню разоблачение замысла заговорщиков, когда завернул пришедшего донести о заговоре уланского корнета Ронова, записав его показания в искаженном виде и представив их нелепым бредом желающего выслужиться офицера.
Да вот лишь два факта, говорящие об отношении действительно талантливого полководца и смелого человека к непонятным ему обязанностям по организации полити¬
32


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ческого сыска. Воскресный день 13 декабря накануне мятежа он провел на банкете, где присутствовали и некоторые из будущих заговорщиков, прямо от стола Мило- радовича отъезжавшие в дом Рылеева для согласования последних нюансов выступления. А самим утром 14 декабря, когда первый взбунтовавшийся Московский полк уже строился в каре на Сенатской площади, Милора- дович метался по столице, приводя к присяге оставшиеся еще верными царю войска, но нашел в такой момент время заехать к своей любовнице балерине Телешовой. Может быть, предчувствовал скорую гибель от рук мятежников, и заехал попрощаться с любимой женщиной. В любом случае за свое непонимание серьезности ситуации и своих обязанностей в части сыска отважный генерал заплатил в тот день собственной жизнью, его действия 14 декабря и собственно гибель стали символами растерянности власти в империи.
Многие исследователи просто не верят, что генерал-губернатор Милорадович, имея в подчинении особую службу сыска в столице, мог проспать весь этот заговор. Что он мог быть в полном неведении о предстоящем мятеже, когда десятки заговорщиков 12 и 13 декабря перемещались по городу с одного совещания на другое и уже вели в своих полках агитацию «За Константина на троне». Еще дореволюционные историки иногда подозревали Милора- довича в сочувствии к декабристскому движению на ранней его стадии и в прикрытии его северной фракции в столице, чем и объясняли его «слепоту» в отношении заговорщиков. По их мнению, Милорадович отшатнулся от самых радикальных декабристов только на последней стадии их дела. А 14 декабря бросился гасить этот разгоравшийся пожар и здесь был убит радикалом Каховским, возможно и не знавшим о раннем сочувствии Милорадо- вича идее заговора. Советские времена в истории все эти смелые и недоказуемые теперь версии отменили — Ми-
3 Третье отделение
33


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
лорадовича было решено считать царским сатрапом и врагом декабристов, убитым ими за попытку агитации мятежных солдат на Сенатской площади. В связи с этим советская история еще и совсем уж несправедливо вычеркнула Милорадовича из списка героев войны 1812 года, на которой он действительно отличился с самой лучшей стороны, не в пример своим обязанностям куратора политической полиции в столице в 1825 году. После развала СССР в нашей истории и литературе кое-кто вновь обратился к версии, что Милорадович заговор прикрывал сверху своим авторитетным именем, а то и стоял во главе всей затеи.
Недавно мне встретилась книга российского исследователя Владимира Брюханова, целиком посвященная обоснованию этой идеи о том, что именно Милорадович и был главным заговорщиком 1825 года, разойдясь с деятелями 14 декабря лишь в последний момент, и убитым ими же из мести и для сокрытия важных улик. Книга так и называется — «Заговор графа Милорадовича». У В.А. Брюханова к этому герою российской истории очень много претензий: от обвинений Милорадовича в гомосексуализме и участии в масонском обществе до обвинения его в том, что он был душой еще более засекреченного заговора высших сановников Российской империи (самого Милорадовича, Дибича, Витта, Киселева и даже Аракчеева). В книге вся история выступления декабристов и анатомия их многолетнего заговора поданы с новых конспирологических позиций теории многоступенчатого заговора. По автору, Милорадович и другие его сторонники на самом верху имперской власти после смерти Александра I в Таганроге собирались утвердить на престоле его брата Константина (всерьез, а не прикрываясь лишь его именем, как участники восстания 14 декабря). И именно поэтому, считает Брюханов, в конце ноября 1825 года Милорадович настоял на присяге армии Константину, создав затем формальный повод для декабри¬
34


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
стского выступления, а при новом царе Константине эта группа собралась проводить в жизнь какие-то свои политические устремления, о коих Брюханов ничего не пишет. В этом прочтении декабристской истории сами декабристы — это просто младший отряд этого большого заговора, романтичные и безответственные мальчики — корнеты и поэты, вышедшие из подчинения старшим заговорщикам в декабре 1825 года, да еще и убившие в запале (или для сокрытия истинных причин своего выступления) главного заговорщика Милорадовича. Последующий же разгром восстания и сама смерть Милорадовича позволили якобы похоронить истину о более широком и представительном заговоре, заставив за все отдуваться именно организаторов декабрьского выступления. Вот кратко схема предлагаемого автором «заговора графа Милорадовича».
На этой экстравагантной, хотя и не слишком обоснованной доказательствами Брюхановым и другими его сторонниками версии стоило задержать внимание читателя потому, что она хоть как-то объясняет тот невероятный факт, что тайный сыск России проглядел такой многолетний и обширный по количеству участников заговор против власти Романовых. Хотя никаких особенно новых доказательств такого параллельного декабристскому заговора Милорадовича в пользу великого князя Константина в этой книге и не приводится. То, что в растерянной свистопляске с престолонаследием осенью 1825 года многие высшие сановники запутались (не только один Милорадович), присягнув сперва Константину и только после его письменного отречения от престола вторично присягнув уже Николаю, — это не секрет. Говорить о том, что здесь в пользу Константина был заговор, а Милорадович едва ли не силой пытался отстранить Николая от трона, не приходится: Константин еще при живом старшем брате Александре ясно дал понять, что от трона отказывается, а в 1825 году просто еще раз это официально подтвердил. Те показания
35


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
арестованных декабристов следствию, где они по старой традиции многих провалившихся заговорщиков в России пытались запутать следователей, называя все новых и более высокопоставленных «участников заговора» (кроме Мило- радовича и Сперанского, и Дибича, и Киселева, ит. д.), тоже не новость. Тем более что доказательств соучастия этих людей в декабристском деле полугодичное следствие тогда не нашло, и никто из них по декабристскому делу не привлекался. То, что Милорадович до 14 декабря не арестовал Свистунова и Муравьева, получив через Дибича такой приказ уже покойного императора Александра I ? Но у него были на это до начала мятежа считаные дни, да и Муравьев со Свистуновым находились тогда за пределами подвластного губернатору Милорадовичу Санкт-Петербурга, и обоих арестуют далеко от столицы уже после подавления восстания — В.А. Брюханов это и сам знает. Да и изучение самой фигуры Милорадовича не наводит на мысль о ею возможности составить и возглавить столь изощренный заговор. А самое главное: даже нарисовав относительно приемлемую техническую схему самого «заговора Милорадовича», В.А. Брюханов совсем не объясняет главного в таких случаях — мотива этого заговора. Непонятно, зачем понадобилось Милорадовичу с таким риском для себя тащить на трон не желавшего того Константина и что он собирался судьбоносного сделать для России при его правлении.
Ответов на это в книге нет, что сразу лишает эту смелую версию убедительности. Кроме того, детально разобранные в очередной раз Брюхановым действия самих лидеров декабристского выступления лично меня еще раз убеждают — это был целиком их замысел свергнуть Романовых с трона и учредить парламентскую республику. И разбор конкретных действий их лидеров в книге, вопреки замыслу автора, наводит на ту же мысль — их заговор не имел никаких высоких покровителей, оставшихся для истории в тени, а было много того же хаоса и расте¬
36


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рянности: «Внезапная смерть императора Александра и присяга Константину ударили большую часть заговорщиков как обухом по голове. Ведь все их прежние планы, точнее — намерения, сводились к попытке произвести переворот в случае убийства или смерти прежнего государя. И вот эта смерть случилась — и выяснилось, что на самом деле заговорщиками за столько лет существования заговора ничего не предусмотрено и не приготовлено. Стало очевидным, что никакого заговора просто не было, а была говорильня... Теперь же рядовые участники заговора были просто обескуражены. Рылеев показывал на следствии, что Якубович ворвался к нему с криком: «Царь умер, это вы его у меня вырвали!» Полковник корпуса путей сообщения Г.С. Батеньков, недавно принятый в Северное общество, говорил Бестужевым (Николаю и Александру): «Потерян случай, подобного которому не будет в целом 50 лет: если б в Государственном совете были головы, то ныне Россия присягнула бы вместе и новому государю, и новым законам. Теперь для нас все пропало безвозвратно». Николай Бестужев, которому Рылеев протрубил уши одами о всесилии тайного общества и неизбежности его выступления сразу после убийства или естественной смерти Александра I, высказал обоснованные упреки своему вождю»1.
Все это как раз мало походит на хорошо подготовленный заговор, направляемый самыми приближенными к трону и осведомленными царедворцами. Больше все это действительно похоже на изолированный заговор молодых романтиков-республиканцев, долго проговоривших о планах будущего переустройства России, а внезапной смертью царя и угрозой надвигавшегося разоблачения вынужденных организовать вооруженное выступление. Так что если отринуть новые и экстравагантные версии о «заго¬
1 Брюханов В.А. Заговор графа Милорадовича. М., 2004. С. 199—200.
37


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
воре в заговоре»: как все это просмотрели власть и сыск? И приходится опять возвращаться к проверенному объяснению: разлаженность при Александре машины единого ранее тайного сыска, его дробление и дублирование полуфабриката ыми проектами новых спецслужб плюс личная позиция самого не верящего в заговор монарха.
Растерянность же заговорщиков продолжала 14 декабря состязаться с растерянностью власти. Явная растерянность власти и в почти смущенном упреке Николая после ареста лидера заговорщиков Трубецкого с легким похлопыванием по плечу: «Как же вы, князь, спутались с таким сбродом, стыдно должно быть!», и это человеку, который должен был, по замыслу заговорщиков, стать временным диктатором России и соглашался на план убийства царя и ареста всей царской семьи. Именно у Трубецкого дома при обыске изымут тот самый план, по которому в итоге так неудачно и пошло восстание 14 декабря, хотя сам его официальный командир и будущий диктатор в последний момент и бросит свое уже выступившее войско, спасая себя.
Охрана царя в тот день тоже не на высоте, но и специальной службы по охране верховных персон российской власти тогда тоже не было. Личными охранниками и у Николая, и у его покойного к этому моменту брата Александра были гвардейцы. Хотя и их отец Павел, и их дед Петр убиты именно заговорщиками из гвардии. Когда цареубийцы во главе с братьями Зубовыми в 1801 году ворвались в спальню императора Павла в Михайловском замке и забили его насмерть табакеркой и ногами, у входа их вообще никто не остановил, кроме двух несчастных часовых-гусар, тут же и убитых. От Петра III гвардейцы отвернулись в тот же момент, когда люди Екатерины объявили о его низложении, при его убийстве он был также беззащитен. Мятеж гвардии в пользу Екатерины II и против Петра III по технической схеме его исполнения (не по идейным мотивам и последствиям) вообще боль¬
38


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ше всего из этих гвардейских путчей похож на выступление декабристов. Только там за заговорщиками пошла почти вся гвардия и сразу был взят под контроль мятежников Петербург, а сам император был в отъезде из столицы, а потому, лишившись гвардии, он уже был тогда обречен на поражение — другого инструмента удержать власть у Петра Федоровича в тот момент просто не было. И так же оставшийся верным императору до конца старый полководец Миних в отчаянии предлагал императору вдвоем ехать навстречу мятежным войскам для попытки их образумить, как это сделал 14 декабря 1825 года генерал Милорадович. Тогда измена гвардии при ее завышенной роли в романовской империи означала практически предрешенный конец для правителя.
И так всю историю Романовых: когда в 1741 году Елизавета и изменившие в ее пользу гвардейцы ворвались во дворец и арестовывали малолетнего императора Ивана Антоновича, у его спальни их встретил один солдат со штыком, и тот сразу бросился на колени перед новой императрицей Елизаветой. При этом сама гвардия все более уверовала в свою роль главной опоры трона Романовых, как и в свое право время от времени этот трон встряхивать небольшим переворотом для очередной смены власти в стране. И гвардия тоже всю Александровскую эпоху правления сопротивлялась исподволь созданию сильной тайной полиции в его царстве, которая могла оказаться ее конкурентом в деле охраны императора и вообще режима в империи.
Век гвардейских переворотов в России со времен еще смерти Петра I выработал в российской гвардии это презрение к сыщикам из профессиональной спецслужбы и осознание своего превосходства перед ними. Неудивительно при этом, что еще в середине XVIII века при императрице Елизавете Петровне искавшие склад подпольных торговцев спиртным в столице лихие гвардейцы ворвались
39


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
в управление почтами и в раже борьбы с бутлегерами разгромили находившийся здесь же секретный кабинет для перлюстрации писем под начальством Тайной канцелярии. И таких примеров в истории романовского царства немало, хотя периодически во времена всплесков политических репрессий Тайная канцелярия и ее наследники ставили гвардию на место, вселяя в нее опять ужас перед тайной полицией. Но в вопросе личной охраны царя и при Александре I приоритет гвардии оставался незыблем. Вот только из гвардии такая же неважная замена личной охране монарха, как и тайной полиции, гвардейские части хороши в войне и на параде. И Александр уже получал тревожный сигнал об этом в 1820 году, когда в столице взбунтовался и был расформирован элитный гвардейский Семеновский полк. А в том же году в других гвардейских полках стали находить подметные письма якобы от имени бунтовавших семеновцев с призывом последовать их примеру, явно написанные не простыми солдатами, а членами какой-то тайной группы, решившей использовать стихийный бунт в Семеновском полку в своих политических целях и сосредоточившей агитацию именно на гвардейских частях.
Но мер к созданию отдельной службы охраны императора так и не было принято, такового органа в России до 1880 года вообще не существовало. Потому-то и были возможны такие ситуации, как с тем же Александром I, которого однажды на дороге остановили крестьяне и лично вручили петицию против создания военных поселений Аракчеева. Здесь Александр следовал старой романовской традиции, предки его на троне тоже не жаловали опеку личной охраны и ею зачастую пренебрегали. Такие истории с самовольным подходом людей из самых низов общества прямо к экипажу монарха с петицией или устной жалобой мы находим и в эпоху царствования Петра I, и при Анне Иоанновне, и в дни правления Елизаветы, и при
40


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Екатерине Великой. А Петр III вообще мог без сопровождения ходить по Петербургу в дни своего недолгого царствования.
В их среде даже считалось хорошим тоном бравировать таким отношением к институту личной охраны. Известен такой факт: Екатерина Великая в Санкт-Петербурге принимала с большими почестями лидера роялистской французской эмиграции Карла Артуа, кузена казненного уже к тому времени революционерами Людовика XVI и тоже будущего короля Карла X. Когда российская императрица и будущий французский король отъезжали к обеду в одной карете, с Екатериной не было никакой охраны, а личный телохранитель Карла Артуа — граф де Аваре, по заведенной у Бурбонов давно традиции, хотел сесть с охраняемой персоной в тот же экипаж, чем очень удивил и рассмешил нашу государыню. Императрица иронично, но твердо выпроводила французского охранника из кареты, заметив, что на время возьмет обязанности охраны вождя роялистов лично на себя. Французы из свиты Артуа были поражены таким легкомысленным отношением российской царицы к личной охране, екатерининские же приближенные лишь посмеялись юмору своей госпожи и страхам французов — сказалась разница традиций и менталитета. Вот и Александр I недалеко ушел от любимой бабушки Екатерины в вопросе пренебрежения личной охраной, в том числе и при встречах с иностранными гражданами. Он мог в одиночку вместе с послом США при своем дворе Джоном Адамсом отправиться на любовное свидание к некой молодой американке, мог выйти из кареты и беседовать с недовольными аракчеевскими поселениями крестьянами. А его брат Николай Павлович 14 декабря 1825 года едва не стал жертвой этой заложенной до него романовской традиции отказа от серьезной личной охраны, слушая в спину брань толпы и наблюдая, как его самых высших генералов сдергивают с коня или колотят поленом.
41


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
И декабристы в том хаосе зимнего дня 1825 года, будь они изобретательнее и настойчивее, могли бы попробовать ликвидировать царствовавшего первый день Николая I и повернуть события в более благоприятное для себя русло. Ведь у них даже была создана специальная «команда отверженных» во главе с Каховским, предназначенная для убийства членов императорского дома. Хотя и у декабристов в тот день был тот же хаос и суета. Не все части удалось вывести на площадь, и именно это позволило царской партии расстрелять мятежные полки артиллерией.
Многие из самих заговорщиков на площадь в последний момент не явились, а их будущий диктатор князь Трубецкой до площади дошел, но, увидев из-за угла Сената небольшое, по его мнению, количество войск своих сторонников, развернулся и ушел домой. Оставшиеся без Трубецкого за командиров мятежа Рылеев и Оболенский наладить вразумительное командование не смогли. Рылеев к тому же вскоре отбыл «искать Трубецкого» и тоже больше на площадь не вернулся, да к тому же поэт и идеолог заговора 14 декабря в военном плане помочь здесь товарищам мало чем мог просто в силу своего характера. Споры о декабристском восстании не затихают в нашей истории и сейчас, спустя почти два века с того дня, от канонической версии советских времен о благородных революционерах и разгромившем их злобном деспоте Николае до прямо противоположной точки зрения о бун- тарях-масонах и остановившем их благородном царе- рыцаре. Обе эти крайние точки зрения далеки от действительности, история декабристского заговора намного сложнее таких примитивных схем, но вернемся к вопросу о создании тайной полиции в России.
Если не касаться идеологической подоплеки противостояния Николая и декабристов, обратясь к фактам, связанным с развитием в империи тайного сыска, то можно признать: в организационном плане днем 14 декабря 1825 года
42


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
в Санкт-Петербурге хаос правительства противостоял хаосу заговора. С декабристской стороны он вполне объясним краткостью временного отрезка на подготовку восстания, изначально назначенного на 1826 год и начатого внезапной смертью в Таганроге императора Александра в попытке воспользоваться междуцарствием.
Но определенный запас времени у заговорщиков был. Решение поднять полки на мятеж в день присяги они приняли в конце ноября, когда в столицу пришла весть о смерти царя, и у них было почти три недели на разработку плана восстания. Само принятие плана и назначение главным диктатором восстания князя Трубецкого состоялось на заседании заговорщиков 10 декабря в доме Рылеева, а сам план состоял в захвате поднятыми против присяги Николаю частями Сената (с принуждением Сената силой передать власть Временному правительству заговорщиков) и Зимнего дворца с арестом там всей царствующей семьи. Окончательно весь этот план был принят 13 декабря на квартире того же Рылеева в доме на Мойке, здесь же он перенесен на бумагу. И только вечером 13 декабря, накануне выступления, попытались где-то достать план Зимнего дворца, а план ареста Романовых дополнили на месте идеей Рылеева послать террориста- одиночку (Каховского или Якубовича) для убийства Николая, что победившие декабристы затем собирались осудить, дав убийце тайно бежать из страны. Фактически вся последняя подготовка была скомкана, велась разработка деталей именно этой ночью с 13 на 14 декабря, и этой же ночью в доме Рылеева декабриста Штейнгеля усадили писать манифест для народа о новом (республиканском) порядке правления — даже это до последнего часа у декабристов было не готово.
И сами декабристы, без сомнения, понимали скомкан- ность своих приготовлений, торопясь не упустить внезапно выпавший шанс. Как написал в этот день своему мос¬
43


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ковскому другу из столицы участник этого их последнего совещания Иван Пущин: «Нас по справедливости назвали бы подлецами, если бы мы пропустили нынешний единственный случай. Когда ты получишь это, все уже будет кончено. Нас здесь 60 членов, мы можем надеяться на 1500 рядовых, которых уверят, что цесаревич не отказывается от престола. Прощай, вздохни от нас, если и прочее». Понятно, что они были заложниками часа новой присяги гвардии, назначенной на утро 14 декабря: только объявив незаконность вторичной присяги и используя призыв постоять за «царя Константина», они могли поднять намеченные к выступлению полки. Брать Сенат штурмом до этого им было не с кем, а допустить присягу войск уже Николаю — тоже проиграть. Эти жесткие временные рамки и возникшая из-за них же спешка и погубили в конечном итоге их план, на настоящую разработку которого фактически судьба отвела им лишь два дня, это объясняет хаос их действий днем 14 декабря.
Здесь сразу заметны нелады в организационной части плана, а также то, что этот план был у них единственным проработанным вариантом действий на утро 14 декабря, когда они повели свои полки на площадь. И тем же утром этот план рухнул, когда от него отпали почти все подпиравшие его ножки. Сначала не пришел на площадь «диктатор» восстания Трубецкой, а выбранный здесь же новым диктатором Оболенский смог заменить Трубецкого только яростью и личной смелостью, но никак не полководческим талантом. Каховский вдруг отказался быть цареубийцей-одиночкой, топтался в своей штатской шинели у мятежного каре, а вызвавшийся ею сменить Якубович не решился в итоге исполнить задуманного, будучи после 14 декабря проклинаемым товарищами за эту свою тягу к якобинской болтовне. Ранняя присяга отменила выход на площадь многих частей, сделав невозможным штурм Зимнего дворца, а сенаторы успели рано утром
44


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
присягнуть и покинуть Сенат до прихода к нему войск заговорщиков. У пустого Сената вожди заговора оказались вообще без четкого плана дальнейших действий.
Недаром они долго совещались прямо на Сенатской, предлагая различные варианты дальнейших действий, губя драгоценное для себя время, ибо для такого мятежа потеря темпа наступления обычно бывает смертельной. И поэтому же их товарищи, видя крушение единственного плана и отсутствие на площади главного командира, начинали отказываться исполнять то, о чем договаривались предыдущей ночью. Или просто честно отказывались ехать поднимать на мятеж свои части, как это сделал корнет Анненков, даже уехавший затем к своему конногвардейскому полку, стоявшему в расположении верных царю войск и периодически тревожащему декабристское каре своими наскоками. Или начинали вести себя странно, как полковник Булатов, который «то рвался в атаку, то отказывался ехать в свой лейб-гренадерский полк для возмущения солдат, то плакал и говорил о начавшихся у него видениях». Позднее на следствии у Булатова, заявлявшего, что в заговор он вступил только в декабре 1825 года и был в него вовлечен в пьяном виде, обнаружат прогрессирующее психическое заболевание вследствие опухоли мозга. Под его влиянием он в Петропавловке покончит с собой, и к нему же можно отнести странности поведения полковника 14 декабря. Но и более здравомыслящие и стойкие его товарищи выглядят явно растерянными, оказавшись с поверившими им солдатами к обеду 14 декабря на Сенатской в окружении верных царю частей, в ситуации политического пата.
Планы здесь, на Сенатской площади, высказывались самые разные. От вывода войск за город и предложения царю мирных переговоров до радикального плана Якубовича «разбить для поддержания боевого духа солдат пару кабаков и взбунтовать тем по всему городу чернь на своей стороне» . Прозвучало даже совсем радикальное предложение
45


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
при отходе за город поджечь за собой Петербург, вызвав грандиозный пожар в городе, совсем в духе большевистской идеи веком позднее: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем» — только почитавшие декабристов своими предтечами большевики пожар все же подразумевали в переносном смысле. Это шараханье на Сенатской площади многие из симпатизировавших позднее декабристам историков, с подачи озвучившего эту версию первым Герцена, даже трактовали так: «Уже утром 14 декабря вожди восстания поняли его обреченность, но вышли на площадь из соображений чести, пойдя сознательно на смерть». Но все их поведение 14 декабря говорит об обратном, с подходом на площадь все новых частей они явно верили в успех своего дела вплоть до пушечного расстрела их каре. Поэтому и сжигали за собой мосты, как дававший солдатам приказ стрелять залпами по конной гвардии царя Оболенский, как рубивший в истерике направо и налево саблей Щепин-Ростовский, как убивший прибывшего на переговоры Милорадовича Каховский. На фанатичном запале и смелости этих последних и по большей части самовыдвинувшихся в командиры вождей восстания (изначально возглавлять все выступление должны были совсем другие люди) мятеж и продержался до артиллерийского расстрела мятежных войск ближе к вечеру.
То же самое легко увидеть и в последующей затем «второй серии» выступления декабристов, когда их соратники по заювору в Южной армии подняли мятеж в войсках на Украине, подавленный в первых числах января 1826 года. Здесь тоже сразу рухнули все прежние планы, пришлось выступать сразу вслед уже разгромленному восстанию в Санкт-Петербурге, а хаоса было еще больше. И здесь тоже большинство намеченных к выступлению частей повести за собой не удалось, часть главных лидеров заговора в Южной армии либо уже была арестована по доносу Шервуда (как полковник Пестель), либо прямо
46


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
отказалась выступать (как генерал Юшневский в Киеве), либо вообще попряталась от звавших к оружию товарищей (как полковник Повало-Швейковский). И вывести на выступление удалось лишь Черниговский полк, а лидерами, как и в Петербурге, стали ранее не числившиеся в главных заводилах Союза спасения молоденькие поручики типа Сухинова и Кузьмина, да еще полковник Мура- вьев-Апостол, которому провал товарищей в Санкт-Петербурге уже грозил арестом и казнью, отрезая дорогу к отступлению. Попытки спонтанно агитировать солдат других полков Южной армии закончились немедленным арестом агитаторов из декабристов, как это произошло в Полтавском пехотном полку с поручиком Трусовым. Без особого плана Черниговский полк метался по заснеженной степи, как гренадеры по утреннему Петербургу, пока не был встречен заслоном верных царю частей и не расстрелян картечью. Здесь декабристов, как и их друзей в столице, погубил хаос и необходимость выступать с колес и без должной подготовки.
И стали они заложниками наличия лишь одного сложного плана и неорганизованности в собственных рядах (вполне объяснимой спешкой с восстанием и новизной самого революционного дела для этого поколения российского дворянства), как едва не стал заложником неорганизованности во власти и отсутствия тайной полиции в тот же день и сам император Николай Павлович. На площади сошлись в организационном плане два хаоса (оставим в стороне политическую оценку обеих сторон), и царский хаос все же взял верх, перевес ему фактически обеспечили несколько залпов верной правительству артиллерийской батареи всего из четырех пушек — вот что склонило чашу весов к царской победе.
В целом декабристы, подготовив до конца всего лишь один генеральный план восстания и захвата власти, остались детьми своего века, цветом российской гвардии, ко¬
47


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
торая на протяжении еще XVIII века раз за разом организовывала подобные дворцовые перевороты, удачные или провальные. Это мы знаем более расширенную историю переворотов и организации насильственной смены власти, а эти заговорщики перед 1825 годом имели перед глазами только примеры почти однотипных гвардейских мятежей в империи Романовых, и эту схему они положили в основание своего плана.
Так заговорщики действовали и когда вели гвардию по приказу Меншикова утверждать на троне Екатерину I в 1725 году, и когда позднее гвардия окружала дом самого опального Меншикова, и когда в 1740 году по той же схеме свергали и выносили завернутым в ковер регента Бирона. А уже в следующем году гвардия пошла ставить на трон Елизавету I, и все повторилось по уже почти заученному сценарию: заговор группы елизаветинских офицеров в гвардейских полках, использование втемную солдатской массы своих частей, порезанные барабаны (чтобы не забили тревогу) и бросок во главе с будущей царицей к дворцу ночью, завершившийся арестами деятелей свергнутой власти и последующей гульбой победившей гвардии в специально открытых благодарной новой царицей кабаках. Свержение в 1762 году Петра III и утверждение на троне Екатерины Великой шло по тому же отработанному сценарию: заговор офицеров, ночной рейд частей, арест бывшего царя, кабаки солдатам и ордена главарям заговора. Последний раз до декабристов эта схема сработала в 1801 году, когда свергали и убивали Павла I. И в тех случаях, когда гвардейские путчи в XVIII веке были подавлены (дело Мировича) или раскрыты на стадии организации заговора (дела Батурина, Панова, Хрущева, братьев Гурьевых и др.), действовать заговорщики предполагали по тому же сценарию. Ничего удивительного, что декабристы не придумывали велосипеда, а обратились к проверенной схеме, к тому же зная удачные примеры ее работы.
48


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Приходилось слышать, что гвардия Российской империи этими бесчисленными переворотами и вмешательствами в дела власти была просто развращена, что ей понравилось самой ставить на престол и свергать с него царей. И что расстрел декабристского каре на Сенатской в 1825 году просто положил конец этой тревожной традиции, поставив гвардию на место. А значит, декабристский путч был просто одним из неудавшихся, но традиционных гвардейских заговоров в истории России. После крайностей советских, где весь заговор декабристов был представлен революционной партией борцов за счастье трудового народа, почти большевиков из дворян, многих с распадом СССР качнуло в крайности патриотически-консервативные. Теперь модно стало противоположное и столь же оттого нелепое утверждение, в разных его вариациях доказывающее: декабристам на народ было совсем плевать, это были очередные гвардейские хлыщи, пьяницы и прожигатели жизни, заложившие от разгула свои имения и жаждавшие в очередной раз то ли поставить удобного им нового царя, то ли сесть у власти самим, да еще и трусливо очернявшие друг друга на следствии, а в ссылке опять же развратничавшие и вымаливавшие у царя милости для себя.
Обе эти крайние и политизированные точки зрения очень упрощают декбристское движение и потому далеко отстоят от действительности. В деле декабристов все очень сложно и неоднозначно, и сами люди здесь разные, от действительно сомнительных личностей и предателей до по-настоящему благородных людей, искренне желавших учредить в России более справедливый строй и дать народу послабления. Тут за декабристов все же приходится заступиться, их мятеж обычным для гвардейского столетия переворотом точно не был, его иная политическая составляющая налицо. Достаточно почитать изъятый после ареста у «диктатора» восстания Трубецкого манифест о новом правлении, который они собирались заставить
4 Третье отделение
49


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Сенат принять. В этой программе декабристов были и отмена крепостного права, и отмена цензуры, и отмена военных судов, и ликвидация сословной монархии — здесь вообще масса обещанных народу свобод. Другое дело, чем бы все обернулось в итоге и кто стал бы рваться в Бонапарты или новые государи. Но представлять декабристский заговор совсем аполитичным путчем очередных бездельников из гвардии — это уж явный перебор, как бы ни отталкивали иных исследователей «консервативного» или «монархического» направления идеи декабристов и личный моральный облик отдельных их представителей.
На самом деле конечно же с политической и идеологической точки зрения заговор и мятеж 1825 года заметно отличался от типового гвардейского переворота XVIII века. Декабристы действительно имели новые политические цели, находились под влиянием идей Французской революции, а часть из них всерьез собиралась покончить в России с сословной монархией и учредить либеральную республику. Но в техническом плане исполнения заговора они все равно оттолкнулись от теории прошлых мятежей гвардии, это не вызывает сомнений, да другого метода они просто тогда и не знали.
Революционный наследник декабристов Н.П. Огарев, много писавший об их выступлении, вообще не считал идейной платформой Союза спасения теории французской революции или германских тайных обществ, как это принято сейчас почитать за аксиому в нашей истории. Огарев полагал, что все истоки декабристского замысла именно в этих русских дворцовых переворотах XVIII века, а убийство Павла I вообще произошло при жизни участников декабрьского восстания, они просто приспособили прежний династический переворот под свои республиканские идеи. Возможно, насчет отсутствия в идеологии декабристов наследия французских якобинцев и немецких «тугендбундов» (союзов добродетельных) Огарев и пого¬
50


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рячился. Отсюда «люди 14 декабря» взяли действительно очень многое, включая главную их идею упразднения сословной монархии в стране (недаром название Союза благоденствия даже перекликается с переводом с немецкого слова «тугендбунд»), но вот в техническом плане исполнения переворота их упор на русский опыт гвардейских путчей очевиден.
Известно, что основную лепту в разработку детального плана выступления внес Павел Пестель, один из самых радикальных лидеров «Союза благоденствия» и кандидат в русские Робеспьеры. И Пестель несколько лет до 1825 года без устали изучал детали этих переворотов. Он даже встречался с еще живыми участниками свержения императора Павла в 1801 году от рядовых гвардейцев до идеолога и организатора этого переворота графа Палена, в чье имение глава нового заговора Пестель перед 1825 годом не раз наезжал с беседами о деталях прошлого, очень интересуясь нюансами переворота 1801 года для подгонки под свою схему. Один из самых радикальных и отчаянных декабристов Михаил Лунин, первым инициировавший среди декабристов идею убийства царя в день переворота, даже обвинил Пестеля в излишнем увлечении составлением плана выступления, заявив: «Пестель еще долго будет писать энциклопедию российских переворотов» — как все радикалы российской революции в дальнейшем, Лунин был уверен, что режим истлел и его нужно только хорошенько и с душой толкнуть для полного свержения, и нечего увлекаться разработкой теории восстания. Но Пестель продолжал выписывать свой план, упирая только на гвардейский мятеж в столице и арест всей царской семьи (даже позднюю свою идею взбунтовать недовольные военные поселения он считал вспомогательным средством столичному путчу). А его сподвижник Рылеев носился с идеей взбунтовать в день выступления Кронштадт, памятуя о том, что таким образом был окончательно сметен с трона в 1762 году Петр III.
51


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
К моменту вывода мятежных войск на Сенатскую площадь Пестель был уже арестован, но здесь работал фактически придуманный им план восстания. Отсюда и призывы Якубовича «звать чернь и громить кабаки для солдат». Отсюда идея ареста всей царской семьи прямо во дворце, отсюда же и использование солдатской массы без объяснения ей истинных мотивов выступления с призывами кричать «За Конституцию!» как за мифическую жену «законного царя Константина», чьим именем штаб заговора тоже прикрылся обманным образом. Известно, что многие осужденные по итогам декабристского выступления простые солдаты еще долго были уверены, что великий князь Константин Павлович так и был истинным организатором их выступления, а после его разгрома он якобы тоже был осужден Николаем и пребывал в опале. Тогда как на самом деле Константин к декабрьскому мятежу был непричастен и продолжал праздную жизнь на своем посту в Варшаве, и не ведая, как зря за него печалятся ссыльные солдаты в Сибири.
Во все времена таких военных переворотов в России верхушка дворянского заговора использовала подобным образом солдатские массы втемную. Хоть когда Мирович в Шлиссельбурге вдруг позвал свою роту постоять за законного императора Ивана Антоновича, хоть когда Милославские и Хованские еще в 1862 году звали стрельцов встать за русскую старину и за права царя Ивана от происков Нарышкиных. Когда же мятеж стрельцов удался, Милославские даже выполнили свое обещание поставить на Красной площади «стрелецкий столб» с благодарностью и вечным прощением за переворот. Но этим столбом дивиденды солдатской массы от удачного восстания и закончились, вскоре от поста убрали почетный караул стрельцов, и сам столб снесли за ненадобностью, а обманутые Мировичем солдаты после неудачи его затеи сразу пошли на каторгу в Сибирь и в штрафные части.
52


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Так что можно резюмировать: единственный генеральный план декабристского выступления, распавшийся на части 14 декабря, отчасти спас власть Романовых и ее не слишком эффективные спецслужбы от поражения в этот день, иначе история России могла бы развиваться совсем по другому сценарию.
На ключевом для России дне 14 декабря 1825 года стоило остановиться столь подробно, поскольку это была отправная точка в истории с созданием первой по-настоящему профессиональной спецслужбы в империи Романовых. Никакой другой день не показал, как власть отстала в этом вопросе от требований времени.
Показательно, что после разгрома восстания, когда на Сенатской уже убирали трупы солдат восставших полков, даже аресты скрывшихся с площади организаторов восстания пришлось производить войскам, другой силы для этого не было. От уже арестованных получали сведения о следующих лицах из тайного общества, кто-то из приближенных императору чиновников или боевых генералов брал с собой отряд солдат верных частей или казаков, ехал на дом к заговорщику и вез его в крепость. Так, захваченный прямо на Сенатской площади после расстрела восставших из пушек Михаил Бестужев тут же выдал арестовавшим его офицерам имя главного «диктатора восстания» Трубецкого в отместку за неприход того на площадь, и к несостоявшемуся диктатору сразу отправлена арестная команда.
При такой «организации» тайного сыска в декабре 1825 года неудивительно, что тех из декабристов, кто решился перейти на нелегальное положение или покинуть Петербург, разыскивали уже в начале 1826 года в течение 5—6 месяцев. Это при том, что покинуть тайно довольно закрытую Российскую империю такому беглецу было почти невозможно, да и залечь на дно в провинции было очень трудно: не мог же светский дворянин или
53


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
гвардейский офицер скрываться в русской деревне с ее замкнутой общиной, где каждый чужак как на ладони. Это беглый казак Пугачев, идеолог раскольников Талиц- кий, разбойник Ванька Каин или подобные им персонажи еще могли годами скитаться по селам, прятаться в скитах раскольников, отлеживаться в воровских притонах Москвы, но представить себе в такой роли князя Волконского или Трубецкого не хватает никакой фантазии. Трубецкой поэтому в надежде скрыться и бросился в дом австрийского консула Лебцельтерна, других путей бегства он не видел, но был и оттуда извлечен прибывшими за ним офицерами.
Некоторые из декабристов прямо в момент разгрома восстания на Сенатской площади переодевались из мундиров в штатское пальто и, никем не задерживаемые, расходились по петербургским улицам к своим домам или укрытиям. Например, поручик Сухинов, известный затем еще и организацией мятежа каторжников в своем заключении на рудниках Читы, в 1826 году арестован по случайному доносу в Кишиневе, где он собирался уйти через румынскую границу. Скрывшийся из столицы активный участник заговора Кюхельбекер только в январе 1826 года случайно арестован в Варшаве, ею узнал на улице бывший подчиненный унтер-офицер и выдал полиции. Тогда же из Варшавы этапирован в столицу Лунин, один из самых несгибаемых борцов декабристского заговора.
Удивительный по нашим современным меркам факт: вечером после разгрома войск на Сенатской лидеры подавленного мятежа собрались в их штабе в доме Кондра- тия Рылеева на Мойке. В том самом доме, где они в течение полугода до того собирались десятками и обсуждали свои планы, никаким тайным сыском практически не тревожимые. Здесь они сожгли свои бумаги, обсудили неудачу, попрощались и без препятствий разошлись. Некоторые из них, как убивший в тот день генерала Милорадо-
54


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вича Каховский, ушли в бега, хотя и были вскоре схвачены, а кое-кто, как корнет Одоевский, сами явились к полицмейстеру столицы Шульгину и добровольно сдались, еьце не будучи открытыми (хотя Одоевскому как раз не на что было надеяться — в день мятежа он полностью засветился, несколько раз пытаясь сагитировать перейти к мятежникам своих сослуживцев по конной гвардии). Молодого офицера из числа участников заговора Депре- радовича даже привел к полицмейстеру родной отец, старый генерал и герой войны 1812 года, решив, что сын участием в мятеже опозорил славный род сербских военных на русской службе. Для стран с развитой тайной полицией даже того времени это совсем уж комическая версия ареста государственного преступника. Сам же Рылеев проводил в ту ночь последнего гостя и лег спать, и только ночью за ним приехал полковник Дурново с конвоем солдат, арестовал и отвез в Петропавловскую крепость.
В арестах декабристов принимал участие и будущий глава Третьего отделения Александр Христофорович Бенкендорф. Он еще утром 14 декабря, проезжая по улице, видел маневр несостоявшегося диктатора князя Трубецкого с выглядыванием из-за угла здания Сената, поэтому Бенкендорф принял участие в аресте Трубецкого, попытавшегося найти укрытие в доме своего знакомого австрийского консула в Санкт-Петербурге, но затем все же сдавшегося Бенкендорфу для конвоирования его в крепость. Вся кампания арестов выглядит сегодня вопиющей самодеятельностью именно из-за отсутствия в стране профессиональной политической полиции, ведь просто не знали, кого арестовывать, шли почти на ощупь по цепочке, по показаниям уже арестованных, сдавшихся добровольно или приведенных в полицию строгими папами. Поэтому и главный идеолог восстания, спустя почти сутки после начала мятежа, не дождался ареста и лег спать, это выглядело бы анекдо¬
55


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
том, если бы не трагическая в дальнейшем участь Рылеева. Поэтому же, кстати говоря, в итоге арестовали по России тогда за несколько дней более 500 человек, а многих затем выпустили, к суду по этому делу привлекли всего 126 участников офицерского мятежа.
Даже допросы многих арестованных декабристов царь проводил лично, что еще раз доказывает несовершенство аппарата тайного сыска к 1825 году. И места для допросов не смогли выбрать лучше, чем сам Зимний дворец, куда по этому случаю набили массу верных новому императору гвардейцев. Николай вместе с другими членами следственной комиссии (Бенкендорфом, Дибичем, Левашовым и др.) лично беседовали с каждым арестованным прямо в шикарном зале с полотнами известных художников на стенах. А затем солдаты везли арестованного в Петропавловскую крепость с личной запиской императора ее коменданту Сукину об определенных арестанту условиях содержания. Обычная столичная полиция от работы по арестам заговорщиков, следствия и их содержания под стражей практически была освобождена, 26 декабря ее основные силы во главе с обер-полицмейстером Шульгиным были брошены на патрулирование улиц и уборку с Сенатской площади и льда Невы трупов убитых при подавлении мятежа солдат, коих Шульгин для удобства приказал сбрасывать в проруби во льду. По нашим современным меркам, такие действия при арестах и следствии по делу о настоящем государственном перевороте выглядят довольно странно.
При этом власти еще повезло, что при такой организации тайного сыска в империи мятеж вообще удалось подавить, благодаря главным образом столь же неудачной и поспешной его организации. Перейди к мятежным полкам еще некоторая часть войск в столице, и переворот мог удаться, история России пошла бы по-другому. Теперь не узнать, ожидал ли Россию из рук победивших членов
56


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Союза благоденствия либеральный век или кровавая мясорубка якобинского террора по-русски, но в тот день отсутствие службы тайного сыска очень дорого могло обойтись власти. По крайней мере, большая часть лидеров заговора твердо стояла за немедленное убийство Николая Павловича и его братьев — великих князей.
Если остановиться на мировом опыте, в начале XIX века по половине стран Европы прокатились вооруженные мятежи, если не идеологически, то по исполнению очень схожие с трагическими событиями конца 1825 года в Российской империи. И при изучении этих восстаний заметно, что относительно быстро их смогли ликвидировать в зародыше или быстро подавить в тех странах, где уже существовал отдельный институт тайной службы. Поэтому и в Испании мощная тайная полиция короля Фердинанда VII ликвидировала вооруженный армейский мятеж Риего в 1821 году. И во Франции тайная полиция во главе с Савори за один день справилась с мятежом генерала Мале и парижского гарнизона в 1812 году, несмотря даже на отсутствие в стране отправившегося во главе своей армии на войну в Россию императора Наполеона. А вот там, где отдельный орган тайной полиции в готовом виде не существовал и его функции возлагали совсем на неподготовленные для этого институты, дела для правителя иногда заканчивались печально. В Османской империи, где централизованная тайная полиция отсутствовала, схожий по схеме с декабристским выступлением «мятеж ярму- ков» в 1808 году привел к свержению султана Селима III, главная опора которого из элитной военной гвардии янычаров перешла на сторону повстанцев. Позднее выступление ярмуков подавят, но Селим уже будет к тому времени убит заговорщиками. По удивительному совпадению ровно в тот июньский день 1826 года, когда русский царь все же приказал создать Третье отделение, в Стамбуле султан Махмуд II подписал свой фирман (указ) об упразд¬
57


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
нении предавшего его предшественника на троне корпуса янычаров. В России 1825 года чаша весов могла склониться в любой момент к испанско-французскому или турецкому варианту, власть и мятежники сыграли в русскую рулетку, где удача выпала царю.
На юге империи в те дни наблюдалась та же картина, когда мятеж Черниговского полка удалось подавить только военной силой и пушечными залпами. И здесь аресты проводили сами военные, Пестеля в штабе Киевского военного округа арестовывал тот же генерал Чернышев. А явившиеся для ареста полковника Муравьева-Апостола не готовые к таким акциям офицеры сами стали пленниками взбунтовавшихся солдат Черниговского полка. Один из них, полковник Гебель, при этом тяжело ранен штыками и саблями — ошалевшие от первой пролитой ими крови офицеры-заговорщики Муравьев-Апостол, Кузьмин, Соловьев и ГЦепилло буквально издырявили Гебеля, который только чудом выжил при множестве ран.
От дня 14 декабря 1824 года можно начинать отсчет истории Третьего отделения. Хотя формально император Николай издал указ о его учреждении только 3 июля 1826 года после того, как граф Бенкендорф еще трижды направлял царю ходатайство о создании такого института с доводами о том, что без него невозможно в дальнейшем обеспечение безопасности трона в России.
Вот короткая и характерная выдержка из этого последнего послания Бенкендорфа императору от 12 апреля 1826 года: «События 14 декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более десяти лет эти события, вполне доказывают ничтожность нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть по обдуманному плану»1.
1 Брачев В.С. Заграничная агентура Департамента полиуии. СПб., 2001. С. 5.
58


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Все эти полгода зимой и весной 1826 года Бенкендорф вместе с будущим военным министром и бывшим знаменитым разведчиком Чернышевым председательствовал в следственной комиссии по делу о декабрьском мятеже, лично допрашивая его участников. В целом этой комиссией была тогда проделана огромная работа, по делу в качестве подозреваемых проходили сотни лиц, и здесь эта временная следственная комиссия тоже подменяла собой работу полноценной тайной полиции в таком расследовании. В советские времена этой деятельности Бенкендорфа с Чернышевым пытались придать демонический и инквизиторский характер. Хотя, судя по документам следственной комиссии и воспоминаниям самих участников событий, никаких особенных злодейств на следствии Бенкендорф и Чернышев не допускали, до пыточных методов в отношении арестованных ни сами в духе Ушакова или Шешковского не опускались, ни подчиненным таких указаний не давали. Советские историки даже вынуждены были это сквозь зубы признать, хотя и указывали, что с некоторых арестованных Бенкендорф приказывал не снимать ручных кандалов ввиду их склонности к бунтарству или самоубийству или вызывать на ночные допросы.
В советское время некоторые историки упоминали и о лишении особо строптивых декабристов пищи в камерах Петропавловской крепости и о некоем железном обруче, стягивая голову которым царские сатрапы пытали Павла Пестеля, но доказательств хотя бы одного факта применения к декабристам пыток так ни разу и не было приведено. Намекали советские историки и на то, что из- за тайных пыток и лишения сна впал в безумие и покончил с собой в камере Петропавловки декабрист Булатов, но, судя по странно-экстравагантному поведению полковника Булатова в ходе самого декабристского мятежа, заболевание имелось у него еще до ареста. Да и активным заговорщиком он не был, примкнув к заговору за неделю
59


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
до выступления 14 декабря, ничего особо ужасного в тот день не совершив в глазах власти, какой был смысл подвергать пыткам мало что знавшего молодого офицера, к тому же сына прославленного генерала и героя войны 1812 года? Здесь советская история, пытаясь придать и без того очень смелым людям оттенок политического сверхгеройства и революционного мученичества, явно переусердствовала в своих партийных интересах.
Эта история вообще нам долгие годы подавала очень искаженную картину декабристского выступления. Она стеснялась вспоминать, как декабрист Щепин-Ростовский рубил саблей без разбора и стрелял во всех, кто мешал ему взбунтовать часть Московского полка, как в офицеров, так и в рядовых солдат, а командира полка барона Фредерикса он вообще ударил саблей со спины. Она смущенно замалчивала тот факт, что часть лидеров декабристов в момент последнего совещания 13 декабря и во время выступления перед своими солдатами следующим утром была не совсем трезва. А это видно из многих показаний самих декабристов на следствии. Да и не могу понять, что ужасного в том, что решившийся из своих политических устремлений на мятеж против царя молодой офицер выпил бы для храбрости — это могло пугать только ханжескую советскую историческую науку. Как не нравилось ей то, что многие декабристы на следствии дрогнули и давали показания против товарищей, да еще и оговорили непричастных к заговору лиц. Сами-то эти мастера партийно-советской истории в казематах Петропавловки не сиживали и в кандалах на допросы не ходили, оттого и требовали заочно от декабристов осознанного революционного духа до самого конца. Честно признать, что даже Пестель и Рылеев на следствии каялись и давали подробные показания, советская история никак не хотела. Как и того факта, что от нескольких недель до полугода отсидели в тюрьме под следствием невиновные офицеры вро¬
60


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
де поручика Пыхалова, которого декабрист Бестужев-Рюмин по каким-то обстоятельствам облыжно зачислил в участники заговора.
Сейчас все эти материалы следствия по делу декабристов доступны и опубликованы, и спрятанные ранее факты из них уже сторонники противоположной теории о декабристах как о сборище масонских заговорщиков и развращенных дворян-бездельников используют в качестве своих аргументов. И это обратная сторона практики утаивания советской историей правды о декабристском движении с придачей ему излишнего глянца и идеологической направленности. Тогда было принято взахлеб восторгаться революционным порывом декабриста Якушкина, добровольно и без намечаемого жребия предложившего себя товарищам в качестве цареубийцы, а фактически и смертника, поскольку после выстрела в царя в Успенском соборе тот собирался из второго пистолета тут же застрелиться (все равно ведь был обречен на казнь). Тогда Ивана Якушкина возносили до небес за это желание личной гибелью расчистить товарищам дорогу к революции, тогда же уверяли, как восторгался его террористическим порывом сам Пушкин в своих стихах, как «самоотверженный Якушкин, казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал...». Теперь обратная «консервативная» школа за это же предложение делает Якушкина страшным государственным преступником и самым злодейским масоном из всех заговорщиков. Да еще откопали в материалах следствия, что Якушкин неосторожно мотивировал просьбу именно ему доверить теракт против царя романтичным доводом: он все равно страдает от неразделенной любви и жить не желает, так зачем гибнуть товарищам, пусть он перед самоубийством заодно и царя убьет. Нетрудно представить, каким идиотом и неврастеником за это рисует несостоявшегося террориста противоположный лагерь, откопав в архивах этот скрытый советскими ис¬
61


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ториками далеко не революционный мотив предложения Якушкина. К тому же напоминая постоянно, что Пушкин после 1825 года от любой причастности к заговору декабристов отрекался и их злодейскую авантюру в письмах всем знакомым порицал. Раньше советская история упирала на рисунок Александра Сергеевича с пятью повешенными и подпись под ним: «Ия бы мог...» — едва ли не как сожаление поэта в отсутствии своего тела на этой виселице. Теперь исследователи противоположного лагеря раскопали окончание пушкинской резолюции: «И я бы мог, как шут» — что, согласитесь, в корне меняет точку зрения Пушкина. И так уже почти два столетия между этими непримиримыми крайностями и примитивными схемами теряется настоящая, без идеологических прикрас и очернений ярлыками, сложная и противоречивая история заговора тех, кого собирательно назвали «декабристами» , а сами они были такими разными и непростыми.
Эта же советская история вовсю убеждала нас, что Пушкин с Грибоедовым были едва ли не среди главных вождей декабристов, но благородные товарищи их выгородили на следствии, когда все материалы дела говорят об обратном. Грибоедов если и был в числе заговорщиков на каком-то начальном этапе, еще летом 1825 года с ними окончательно разошелся и рассорился, а позднее в своих письмах «людей 14 декабря» поминал не самыми хорошими словами, о чем советские историки, разумеется, умалчивали. Ну и конечно же смущала очень идея декабристов прикрыться в тактических целях именем великого князя Константина — обман своих солдат выглядел не очень «по-партийному». Это тоже попытались бы скрыть, но все материалы дела декабристов этой «константинов- ской уловкой» просто пронизаны. Куда же было деться от факта, что Александр Бестужев утром 14 декабря расхаживал среди не знавших его солдат Московского полка в
62


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
адъютантском мундире и выдавал себя за адъютанта князя Константина Павловича, посланного к ним за помощью в борьбе с врагами трона. Да еще Бестужев и его соратники для усиления эффекта говорили поверившим им солдатам, что и младший брат Михаил Романов арестован «Николаем-узурпатором» и содержится в цепях под замком. А когда сам Михаил явился на Сенатской перед солдатами с уговорами сложить оружие, в него стрелял декабрист Кюхельбекер, хотя и промахнулся вроде бы оттого, что сами солдаты из мятежного каре толкнули его под локоть.
А убийство Милорадовича, внешне акт вполне революционный, тоже вызвало много вопросов и попыток утаить его детали, ведь убили парламентера. И то, что, помимо пули от Каховского, Милорадович был еще и ранен оболенским штыком, подавали так: Оболенский просто пытался отогнать генерала от солдат и пугал штыком его лошадь, а потому и задел ногу. Только после краха Советского Союза стало возможным обнародовать результаты медицинского осмотра смертельно раненного Милорадовича в тот день, и мы все узнали: пулевое ранение от Каховского могло и не быть смертельным, а, уже упав с коня, Милорадович получил от Оболенского удар штыком в спину. Его просто добили, а уж затем адъютант его увез к врачам умирать.
Ну и наконец, не желала советская история говорить о количестве погибших в тот день в Санкт-Петербурге и позднее на Украине в дни подавления мятежа Черниговского полка. Видимо, понимая, что косвенная вина за гибель тысяч людей помимо правительства и его войск лежит и на организаторах не самого умелого восстания, ведь большая часть убитых пришлась на случайных зевак (на «чернь» в терминологии того царского следствия). Только к концу XX века этот документ уже двухвековой давности был в архивах рассекречен, и мы узнали, что в Пе¬
63


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тербурге 14 декабря 1825 года убиты: «1 генерал (это Ми- лорадович), 1 штаб-офицер (полковник Штюрлер тоже убит декабристами за попытку препятствовать бунту), 17 офицеров, 93 солдата Московского лейб-гвардии полка, 69 солдат гренадерского морского экипажа гвардии, 17 конных гвардейцев (убиты на стороне царя при неудачной атаке на каре мятежников), 39 штатских, 9 женщин, 19 несовершеннолетних, 903 человека той самой «черни» (это зеваки и сочувствующие восставшим из толпы), итого убитых в этот день — 1271 человек». Но с советской, очень своеобразной, трактовкой этих событий все ясно, вернемся пока к царскому следствию по делу декабристов.
За некоторых из арестованных Бенкендорф даже ходатайствовал перед императором Николаем, как, например, за Михаила Орлова, с чьим братом Алексеем лично дружил. В результате ходатайств Бенкендорфа Михаила Орлова, занимавшего не последнее место в декабристском заговоре (хотя и не участвовавшего впрямую в мятеже 14 декабря), царь вскоре приказал выпустить из тюрьмы и отправить под полицейский надзор в Калугу — фактически, вообще помиловал, ибо что такое жизнь даже под полицейским надзором по сравнению с тюремной камерой или каторгой в Нерчинске. После создания Третьего отделения Алексей Орлов стал его сотрудником, а со временем одним из заместителей Бенкендорфа в этой службе и, наконец, одним из наследников графа на посту ее руководителя.
После того как суд по делу декабристов под руководством министра юстиции Лопухина вынес приговор участникам заговора, император лично утвердил для пятерых главных обвиняемых смертный приговор, а для большинства остальных отправку на сибирские рудники. Те же Бенкендорф и Чернышев в компании с новым губернатором Петербурга Кутузовым (родственником прославлен-
64


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ного победителя Наполеона Михаила Кутузова-Голенищева) втроем командовали казнью руководителей восстания на кронверке Петропавловской крепости. Вряд ли утонченные царедворцы Бенкендорф и Чернышев рвались возглавлять эту карательную акцию и в таковой роли оставаться в российской истории, как Степан Шешковский, лично приехавший командовать казнью Пугачева. В момент, когда из-под осужденных вырвали опору, сидевший верхом Бенкендорф отвернулся от зрелища казни. Но факт в истории остался, глава Третьего отделения руководил повешением Пестеля, Рылеева, Каховского, Мура- вьева-Апостола и Бестужева-Рюмина, и эта страница не прибавила славы в его биографии, как Петру Толстому эпопея с царевичем Алексеем, а графу Алексею Орлову — история с княжной Таракановой.
Особенно обвиняемыми историками и литераторами Бенкендорф на пару с Чернышевым оказались в связи с известным эпизодом: когда у трех повешенных оборвались веревки и они рухнули с большой высоты на землю, руководители казни дали команду повесить сорвавшихся заново. Бенкендорф оправдывался впоследствии тем, что просто исполнял приказ, добавляя и то, что его очень задели слезы перед казнью Рылеева и предсмертная отвага Пестеля. С такого жестокого акта началась в России история первой ее централизованной спецслужбы.
Закрывая тему декабристов, упомянем и такой ставший широко известным совсем недавно факт. Сами вожди восстания, в первую очередь их главный идеолог Павел Пестель, в своих планах нового обустройства предполагаемой республики в стране также предлагали создать сильную тайную полицию. Если внимательно прочитать «Русскую правду», как назвал Пестель свой радикальный проект конституции, оппонируя конституции умеренного северного крыла декабристов Никиты Муравьева, то тайная полиция якобинца Пестеля должна была стать еще более немило-
5 Т
}хтьо отделение
65


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
сердным и серьезным органом репрессий в руках новой диктатуры, почти аналогом советской ЧК. Этот орган, называемый Пестелем «Комиссией вышнего благочиния», должен был стать полностью секретным. Даже имен его руководителей и сотрудников никто в государстве не имел бы права знать, кроме главы временной директории, которым Пестель, как известно, видел себя. В XX веке начинание Пестеля было поддержано в далеком Израиле, где до начала 90-х годов главу разведки Моссад в газетах именовали только псевдонимом Мемон, переходившим от одного шефа спецслужбы к другому, а истинные имена этих людей знали только в правительстве.
Орган вышнего благочиния по рецепту Пестеля должен был работать в «непроницаемой тьме», пронизав при этом все слои общества ячейками огромной сети тайных информаторов. А к главным функциям своего виртуального органа госбезопасности Пестель относил помимо тотального тайного сыска также внешнюю разведку, борьбу с иностранным шпионажем, ликвидацию коррупции в аппарате управления новой российской республики и охрану руководителей директории. При этом Пестель оговаривался в своем проекте о «Комиссии вышнего благочиния», что для тайных розысков в ее рядах «должны сколь возможно быть употреблены люди умные и хорошей нравственности, но они должны быть уверены, что их лица и добрые имена в совершенной находятся безопасности». Уже от этих строк об остающихся неизвестными обществу людях «хорошей нравственности», как и от самого ханжески-маски- ровочного названия «Комиссии вышнего благочиния» веет якобинскими гильотинами, будущей Чрезвычайкой Ленина и тем миром с всевидящим «большим братом», от которого нас предостерегал Джордж Оруэлл.
Все это действительно очень напомнило бы ленинскую Чрезвычайную комиссию, позволь менее радикальные лидеры декабристов амбициозному Пестелю воплотить свой
66


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
план в реальность в случае успеха революции. Многие из них сами опасались безмерного честолюбия своего духовного вождя еще до событий декабря 1825 года. Кто знает, что ожидало Россию в случае победы заговорщиков и свержения Романовых, не повторился бы у нас террор «железнобоких» Кромвеля в Англии или якобинцев во Франции с последующим появлением нового диктатора типа Наполеона или, напротив, реставрацией старой династии с еще более жестким режимом? Или просто на век приблизился бы катаклизм Гражданской войны и красного террора? Или либеральные соратники Пестеля смогли бы обуздать диктатора с его Чрезвычайкой и попытались бы организовать в России невиданный эксперимент по построению справедливого общества с малой кровью, какой бы тогда была связь новой власти и новых спецслужб, запланирован ных к появлению самым решительным декабристом? Теперь нам этого не узнать. Отметим лишь, что такие разные, но мыслящие и решительные деятели той эпохи, как Пестель и Бенкендорф, одинаково понимали: без сильной тайной полиции государство больше в современном мире существовать не может. Бенкендорф, кстати говоря, на следствии имел время почитать изъятую у декабристов пестелевскую « Русскую правду», особо останавливаясь на предложениях Пестеля по созданию этой «высшей полиции». Мысли о том же со своей стороны уже несколько лет занимали и самого Бенкендорфа, хотя его «высшая полиция» должна была служить не революции, а монархии, быть может, что- то из мыслей политического оппонента перекочевало и в бенкендорфовский проект Третьего отделения.
Пестель же, судя по его характеру, свой проект будущей тайной полиции республики России писал не для того, чтобы покрасоваться радикализмом перед товарищами по тайному обществу. Этот решительный и довольно суровый человек явно рвался в русские Бонапарты, а необходимость сильного тайного сыска в государстве он признавал и в силу
67


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
личного опыта. Отец лидера декабристов ранее был одним из самых суровых губернаторов Сибири, его даже царь отозвал из Тобольска после множества жалоб на чинимые губернатором Пестелем жестокости.
Третье отделение начало свою деятельность в 1826 году как самостоятельный орган государства. Официально в бумагах оно именовалось как Третье отделение его императорского величества канцелярии, структурно входя в царскую канцелярию. В отсутствие в романовской империи тогда Совета министров, при том что министерства уже существовали, императорская канцелярия была верховным органом управления в стране. Поэтому у Третьего отделения, как одной из ее частей, был статус, сравнимый с министерским, фактически такой же, как у советского КГБ при Совете министров СССР. Помимо Третьего в канцелярии существовали другие отделения, Первое являлось службой подачи государю прошений и ответов на них, Второе отделение занималось изданием законов, подменяя собой отсутствующий тогда в империи парламент.
Два момента характеризуют Третье отделение в качестве первой полноценной и централизованной спецслужбы в Российском государстве: его устойчивый статус с понятной структурой (деление на делопроизводства-отделы) и задачами, в отличие от бывших вариантов Тайной канцелярии, а также неподконтрольность его системе МВД, в отличие от александровской Особой канцелярии. По тем временам это был передовой опыт отделения тайной полиции от сосредоточенной в МВД полиции обычной. Хотя в российской истории (и при царе, и при Сталине, и при Ельцине) затем еще несколько раз органы госбезопасности попытаются слить с МВД или прямо подчинить ему. Но в целом мировой опыт признал необходимым разде¬
68


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ление этих ведомств, на сегодняшний день только в нескольких современных государствах спецслужбы в силу исторических причин слиты с системой МВД и имеют общее начальство (Чехия, Югославия, Вьетнам). Все ведущие спецслужбы мира от МВД отделены и подчинены напрямую главам государств и правительств. Бенкендорф уже в 1826 году такую необходимость видел и всю свою карьеру главы имперской госбезопасности старался МВД в дела своего ведомства не допускать.
В 1826 —1827 годах Бенкендорф занят организацией новой службы, написанием инструкций для регламентации ее деятельности и подбором кадров. Своих ближайших сотрудников он подобрал лично, в большинстве своем, как и сам граф, они были выходцами из армейского офицерства: Дубельт, Сухарев, Орлов. Были также штатские чиновники различных ведомств, как Мордвинов, или выходцы из системы МВД, как фон Фок с братьями.
В структуру Третьего отделения полностью вошла бывшая Особая канцелярия, ставшая составляющей новой спецслужбы и названная ее канцелярией. Ее по-прежнему возглавлял Максим Яковлевич фон Фок, бывший при Бенкендорфе и экс-боевых генералах во главе тайного сыска таким же «военспецом», какими в начале XX века стали немногие бывшие кадровые офицеры Департамента полиции на службе у молодой ЧК, набранной из непрофессионалов и бывших боевиков-революционеров.
Даже форму для своего Третьего отделения Бенкендорф разработал сам, голубые мундиры целый век затем служили символом госбезопасности и жандармского корпуса при Романовых и были ненавидимы революционерами. Так что граф был и первым дизайнером российских спецслужб. Известно, что, когда графа Бенкендорфа в этой генеральской голубой форме впервые увидел брат императора Николая великий князь Константин Павлович, он с усмешкой спросил главу новой спецслужбы: «Вы будете
69


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
нашим новым Фуше или нашим Савори?» Хорошо разбиравшийся во французской истории и знавший разницу между беспринципным карьеристом и предателем во главе тайной полиции сначала режима Директории, а затем Наполеона Жозефом Фуше и преданным солдатом, сменившим его затем на этой должности, герцогом Савори, Бенкендорф, не колеблясь, вполне серьезно ответил: «Савори, он был честнейшим человеком». В этом был весь граф Бенкендорф и все его отношение к своей новой службе, он понимал ее в качестве столь же достойного участка служения отечеству, как и всякая другая государственная должность. И не видел для себя ничего порочащего в руководстве тайной полицией, «la haute police» — как на французский манер именовал он свое детище в докладах императору Николаю.
С 1826-го по 1880 год Третье отделение было в Российской империи единственной и централизованной спецслужбой. От Варшавы до далекой и еще российской Аляски государственной безопасностью крупнейшей мировой империи впервые заведовала единая служба политического сыска и контрразведки. На Аляске, разумеется, никакие жандармы и представители Третьего отделения не сидели, здесь вообще до продажи Аляски американцам не было создано губернаторского правления. Речь идет о просторах, на которых обеспечение государственной безопасности было доверено вновь созданной спецслужбе. Недаром ее главный и самый беспощадный в XIX веке критик А.И. Герцен назовет эту службу «инквизиционной армией от Риги до Нерчинска».


Глава 3
ОРГАНИЗАЦИЯ И ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Я представляю страх и обалденье,
Когда попало в Третье отделенье «На смерть поэта»... Представляю я,
Как начали все эти гады бегать,
На вицмундиры осыпая перхоть,
В носы табак спасительный суя.
И шеф жандармов — главный идеолог,
Ругая подчиненных идиотов,
Надел очки...
Так представлял себе характер и стиль работы сотрудников Третьего отделения поэт Евгений Евтушенко в своей известной всем советским школьникам балладе о стихотворении М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта» и шефе тайной полиции Бенкендорфе. Оставим на совести поэта такое вольное литературное представление о работе Третьего отделения, личности его шефа и недостатке личной гигиены у его сотрудников. В конце концов, авторский домысел в поэзии допустим, а Евтушенко мог быть искренне обижен на жандармов за цензурные гонения на Лермонтова, да при советской власти написать о жандармах нечто другое было и невозможно. На самом деле деятельность Третьего отделения за 50 с лишним лет его существования состояла в ежедневном кропотливом труде, необходимом при первых шагах российского организованного тайного сыска и контрразведки.
71


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Не будем впадать в крайности. Деятельность Третьего отделения не носила столь топорно-костоломного характера, как работа ее предшественников — первых органов тайного сыска в России, всех этих «канцелярий» и «экспедиций». Время на дворе было уже не то, опричным нравам в веке XVIII было уже не место. В то же время не наступил еще и «век-волкодав», при любом сравнении с действиями ЧК-НКВД-КГБ Третье отделение нам с высоты прожитых страной лет кажется вполне либеральным. Но вряд ли уместно сравнивать эти органы, для каждого задачи ставила эпоха и российская (советская) власть тою или иного периода.
Дело не в личном либерализме и человеколюбии чинов Третьего отделения, они просто действовали в условиях чуть более гуманного века российской истории. Сравнивать по гамбургскому счету можно только с современными Третьему отделению его аналогами в других государствах. А здесь, по свидетельствам современников тех лет, Третье отделение никак не считалось самой гуманной тайной полицией в Европе, оно было для своего времени довольно жесткой версией тайной полиции, широко использовавшей арсенал тайных похищений, пыток, провокаций и т. д. За пределами Европы тайные полиции в этом веке действовали еще жестче, вот по сравнению с пионерами тайного сыска китайцами, турками или персами Третье отделение вновь выглядит либеральной канцелярией чиновников в голубых мундирах.
РУКОВОДСТВО ТРЕТЬИМ ОТДЕЛЕНИЕМ ПРИ БЕНКЕНДОРФЕ
Третье отделение просуществовало в России более полувека, зная в своей жизни разные времена. Условно его историю можно поделить на начальный период доволь¬
72


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
но успешной работы под началом Бенкендорфа в 20— 40-х годах, затем на напряженное время обострения внутриполитической жизни в стране в 50—60-х годах (при новом императоре Александре I) и, наконец, период устаревания и кризиса не сумевшего вовремя перестроиться Третьего отделения в 70-х годах. Первые два десятилетия работы Третьего отделения неразрывно связаны с фигурой Бенкендорфа, это самое золотое время созданной им спецслужбы. После подавления выступления декабристов и практически до ухода из жизни Николая I в 1955 году, то есть всю Николаевскую эпоху XIX века, не без участия Третьего отделения в стране был установлен очень жесткий внутренний режим, почти не нарушаемый выступлениями противников власти. В советской истории, это принято было объяснять тем, что первое поколение дворянских революционеров в 1825 году было вырублено и разогнано по ссылкам, а разночинно-народническая их смена еще не вступила в свою силу, оттого и временное торжество николаевской реакции.
На самом деле вся цепь событий была обусловлена более серьезными причинами, в числе которых успешная работа довольно современной тогда спецслужбы — Третьего отделения занимала не последнее место. Изучавший пристально деятельность Третьего отделения советский историк И.М. Троцкий проводил мысль, что в николаевское время Третьему отделению отчасти повезло в условиях спокойной работы в связи с разгулом николаевской реакции и отсутствием серьезных тайных обществ врагов трона. Хотя, по логике, более разумным выглядит заключение, что именно четкая работа с более современными методами этой тайной полиции и помогала установить этот политический штиль. И все это время во главе новой спецслужбы бессменно стоял ее первый руководитель граф Бенкендорф.
Структура Третьего отделения, сложившаяся в 1826 — 1827 годах при Бенкендорфе, до ликвидации этой спец¬
73


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
службы по императорской воле в 1880 году практически не изменилась. Все эти годы ее шеф возглавлял Третье отделение императорской канцелярии и потому подчинялся только императору Николаю I, а затем его преемнику Александру II. Шеф Третьего отделения (официально должность Бенкендорфа и всех его наследников называлась «главноуправляющий Третьего отделения») регулярно докладывал лично императору о наиболее важных делах его ведомства, но, в отличие от глав тайных приказов или даже Тайной канцелярии, был уже довольно значимой и независимой фигурой в государстве. Текущие вопросы оперативной работы политического сыска, контрразведки, следствия и сбора разведывательной информации за рубежом шеф отделения решал уже сам. Поэтому фигура главы тайной полиции, как и во всех зарубежных державах того времени, выходила на главную сцену политической жизни Российской империи, становясь одной из важнейших в окружении императора. Немало сил для создания такого положения дел приложил сам граф Александр Христофорович Бенкендорф.
Все первые годы своего руководства тайной полицией в 1826—1830 годах он долго отбивал атаки соперников и недоброжелателей при дворе, пытавшихся ограничить его влияние на царя, предлагавших варианты реформы работы Третьего отделения или упразднения его в качестве отдельной спецслужбы с передачей вновь в систему МВД. Особенно долго Бенкендорфу пришлось отбиваться от своих недоброжелателей из армейских верхов, видевших в новом органе посягательство на вековую традицию полагать высшее офицерство из дворян главной опорой трона. Это высокомерное и отчасти презрительное отношение генералитета к Третьему отделению и к тайной полиции вообще, так тонко сыгранное блистательным Валентином Гафтом в рязановском фильме «О бедном гусаре замолвите слово», сохранялось в романовской империи вплоть
74


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
до ее краха в 1917 году. Уже не из кино, а из реальной российской истории известен факт, что на просьбу Бенкендорфа рассказать о разговорах офицеров по поводу революционных волнений в Неаполе командир Преображенского полка гвардии с вызовом ответил: «Читайте аттестационные характеристики, а неаполитанцев у меня в полку нет!» Шеф жандармов таким непониманием его миссии в империи со стороны полковника преображен- цев Пирха был тогда задет и оскорблен.
Бенкендорфу, пользуясь своим доверием императора Николая Павловича после драматических событий декабря 1825 года, удалось быстро отстранить от влияния на государя главного проводника таких идей графа Аракчеева. Затем долгое время его главным оппонентом в вопросе о полномочиях и целесообразности существования Третьего отделения был кумир армейского офицерства, усмиритель кавказских горцев генерал Ермолов, личные отношения двух боевых в прошлом генералов были испорчены этой дискуссией окончательно.
Приходилось отбиваться Бенкендорфу и от нападок с другой стороны, к императору Николаю не раз пробивался со своими вариантами реорганизации работы Третьего отделения доносчик по делу декабристов Шервуд-Верный, сам несколько первых лет прослуживший сотрудником Третьего отделения, пока граф Бенкендорф не нашел управу и на эту оппозицию из ультрабдительных поборников тайного сыска. В частности, после мятежа в Польше в 1830—1831 годах Шервуд-Верный, разработавший альтернативную концепцию организации тайного сыска в стране и метивший в ее руководители, указывал в многочисленных докладных записках императору на недоработки жандармов Третьего отделения по польскому вопросу. Но самодеятельного инициативника подвело полное доверие Николая I к своему шефу Третьего отделения, не без вмешательства главы жандармов Шервуд-Верный от¬
75


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
лучен от двора, а вскоре по обвинению в мошенничестве отправлен в тюрьму. Удалось отбить и претензии главы МВД при императоре Николае Закревского, который, в свою очередь, желал подчинения тайной полиции своему ведомству. Хотя начальник канцелярии Третьего отделения фон Фок, сам выходец из системы российского МВД, и призывал своего начальника Бенкендорфа наладить конструктивную работу с МВД, чтобы оба ведомства дополняли друг друга, но всю жизнь Бенкендорфа отношения новой спецслужбы и МВД оставались в рамках холодной конкуренции.
Еще одним соперником в вопросе единоначалия Бенкендорфа в сфере госбезопасности в империи был всесильный наместник Польши и родной брат императора Николая, великий князь Константин Павлович. Управляя княжеством Польским с правами широкой автономии в империи, он сумел добиться от царствующего брата, которому в 1825 году добровольно уступил престол, создания у себя в Варшаве отдельной Высшей секретной полиции. Этой полу спецслужбой, не подчинявшейся ведомству графа Бенкендорфа, но руководившей всей полицией Польши и вопросами государственной безопасности в польских землях, командовал начальник штаба польской армии князя Константина генерал Курута. Только после подавленного восстания поляков 1831 года эта структура была упразднена, а в Варшаве расположились обычный филиал Третьего отделения и отдельный жандармский округ. С дублирующей структурой было покончено, а из расформированной Высшей секретной полиции в службу Бенкендорфа перешли многие ценные кадры, включая первых резидентов постоянной заграничной сети Третьего отделения Швейцера и Сагтынского.
До 1844 года Бенкендорф возглавлял созданную им службу. После смерти графа, последовавшей на корабле в момент возвращения с заграничного курорта, в оставше¬
76


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
еся до 1880 года время этот пост занимали затем поочередно Орлов, Дубельт, Тимашев, Долгорукий, Шувалов, Потапов, Мезенцев, Сильверстов, Дрентельн.
СТРУКТУРА НОВОЙ СПЕЦСЛУЖБЫ
Структура Третьего отделения состояла из главного его штаба (канцелярии) и нескольких отделов (экспедиций). Так что все привычные названия из первых проектов тайного сыска при Романовых были сохранены в новой спецслужбе, такая лексическая привязанность давала повод думать, что многие методы и характер работы тех проектов будут восприняты Третьим отделением, что в итоге было недалеко от истины.
Штаб или канцелярия Третьего отделения считалась головным органом, ответственным за весь документооборот и принятие решений по различным вопросам. Это было и наиболее засекреченное подразделение в ведомстве Бенкендорфа, поскольку на него было возложено исполнение первого в российском тайном сыске опыта профессиональной работы с постоянной тайной агентурой, здесь же хранились архивы тайных агентов и их личные дела. Основана канцелярия в 1826 году была на базе упраздненной Особой канцелярии в структуре МВД, многие ее сотрудники перешли в канцелярию Третьего отделения. Возглавлял эту часть отделения до своей смерти в 1831 году барон фон Фок, ветеран МВД еще александровских времен. Его особенно любил Бенкендорф, при этом образованного и вполне либерального по тем временам фон Фока уважали и многие передовые люди в империи. Известно, что о смерти «твердого, но доброго и честного жандарма» фон Фока сожалел и Пушкин, лично знавший этого первого в России организатора постоянной и платной агентуры тайных информаторов спецслужбы. После смерти фон Фока
77


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
этот пост Бенкендорф доверит Александру Мордвинову, сыну известного приближенного Александра I адмирала Николая Мордвинова, а уж после его отставки в 1834 году на эту должность придет знаменитый Дубельт.
Отделы (экспедиции) разделялись по направлениям деятельности. Первый заведовал борьбой с политическими заговорами и тайными обществами, то есть тайным сыском в чистом виде, ему же поручался учет и контроль за уже выявленными неблагонадежными и государственными преступниками. Второй экспедиции вменялся в обязанности религиозный сыск, борьба с религиозными сектами и антиправославной ересью, в том числе и в печати, ее при Бенкендорфе возглавлял статский советник Григорович. Третья экспедиция являла собой политическую контрразведку, ее обязанностью была борьба с проникновением иностранной агентуры в Россию, руководить ей Бенкендорф поставил пришедшего вслед за фон Фоком из Особой канцелярии МВД Дольста. Еще одна экспедиция ведала розыском и следствием по криминальным делам, имевшим государственную значимость, и связями по этому поводу с МВД, эта функция не очень характерна для современных спецслужб, хотя и в советском КГБ при Горбачеве создавали особое управление по борьбе с усилившейся организованной преступностью в стране. Позднее к этим четырем прибавились еще три экспедиции: внешняя разведка, надзор за иностранными гражданами в пределах Российской империи и сбор общей информации о настроениях в обществе. В 1842 году по ходатайству Бенкендорфа в Третьем отделении царь приказал открыть еще одну экспедицию, занятую полностью вопросами политической цензуры, не только книг, но и театров. Специальный отдел для политической цензуры будет выведен из Третьего отделения только при новом императоре Александре II в 1865 году.
78


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
По структуре и централизованной системе, объединявшей под крышей одного ведомства внешнюю разведку, контрразведку и тайный сыск, Третье отделение очень напоминает советский КГБ со спецификой XIX века. Вся эта структура, насчитывающая по тем временам не очень много сотрудников, всего несколько десятков (без учета отдельного корпуса жандармов), базировалась поначалу в главном штабе Третьего отделения у реки Мойки в Санкт- Петербурге во время руководства службой Бенкендорфом. Затем в связи с увеличением штатов она в 1838 году переберется в специально построенный архитектором Садовниковым комплекс зданий на Фонтанке, на углу с Пан- телеймоновской улицей, который на долгие годы станет домом Третьего отделения.
В народе главный офис Третьего отделения на Фонтанке, 16 вскоре назовут «домом у Цепного моста», и это название очень приживется в обществе, породив на века в российском обществе интересную традицию именовать центры политического сыска страны по расположению их головной конторы. Скажи любому в России «Лубянка» , «Аквариум», «Ясенево», «Фонтанка, 16», «Большой дом», «Петровка, 38» — все поймут, о чем речь, это не адреса или описания архитектурной особенности зданий, это символы тревоги и страха целых поколений. Такая закономерность «тревожного адреса» не является исключительно российской чертой, во многих странах мира службы тайной полиции и политического сыска настолько окутаны флером тайного и потенциально опасного для граждан могущества. Поэтому американцы без труда понимают эвфемизм «ребята из Лэнгли», французы знают, что за «Бассейн» расположен в квартале Мортье, немцы при Гитлере не имели иллюзий о тех, кого «увезли на Принц-Альбрехт-штрас- се», а корейцы знают, кто такие «люди с холма Намсан». Это уже историко-психологический и социальный феномен, своего рода «адрес коллективных страхов».
79


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Что же касается самого названия, то, дав своему детищу имя Третье отделение по номеру в собственной императорской канцелярии, Николай I первым в мировой истории дал спецслужбе такое «номерное» название, не зная, что вскоре в мире спецслужб так часто будет принято делать. Лишь полвека спустя после создания спецслужбы графа Бенкендорфа французы назовут свою разведку Дексьем бюро (Второй отдел). А сейчас в мире множество спецслужб имеют такие номерные названия, от знаменитых британских МИ-5 с МИ-6 До малоизвестного Пятою отдела в Тунисе.
КОРПУС ЖАНДАРМОВ В ТРЕТЬЕМ ОТДЕЛЕНИИ
Отдельным элементом структуры Третьего отделения был особый корпус жандармов. Жандармы, изначально созданные в качестве военной полиции, указом императора Николая Павловича от 1827 года были объединены в специальный корпус и переданы в штат Третьего отделения с новыми функциями. Жандармы стали силовой составляющей новой спецслужбы. В 1826 году жандармский корпус в России составляли 4000 человек, целая отдельная армия при политической полиции, позднее за счет создания новых жандармских округов на карте страны и организации отдельных конных жандармских команд это войско значительно увеличится. Сами чиновники Третьего отделения были заняты розыском и следствием по политическим делам, работой с тайной агентурой и политической цензурой, а военная составляющая отделения в виде корпуса жандармов — непосредственным арестом, облавами, обыском, содержанием арестованных под стражей и конвоированием их. Все главные дороги Российской империи вскоре были оборудованы
80


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
пунктами особой экспедиции, где меняли лошадей или останавливались на ночлег спешащие с поручением или конвоирующие к месту содержания арестованных жандармы. По нашим современным меркам, жандармы были отрядом специальных оперативников или спецназом внутри Третьего отделения, только очень уж многочисленным.
Шефом корпуса жандармов был тот же глава Третьего отделения, фактически работой жандармского корпуса руководил начальник его штаба в ранге заместителя главы Третьего отделения. При Бенкендорфе корпус жандармов возглавлял Леонтий Васильевич Дубельт, бывший армейский офицер, в войну с Наполеоном адъютант генерала Раевского, раненный при Бородине, один из самых близких сподвижников графа и очень незаурядная личность. После смерти Бенкендорфа он также поруководил Третьим отделением, оставшись в советской литературе злобным жандармом, ликвидатором кружка петрашевцев и киевских разночинцев. Но современники отмечали большие таланты Дубельта, и не только на ниве руководства тайной полицией, а ранее ее спецотрядом жандармов. Он был знаком со многими деятелями литературы, во время своих допросов-диспутов с арестованным по делу петрашевцев Достоевским поразил и этого русского классика своим умом, интеллект Дубельта отмечал и непримиримый противник жандармов Герцен, а сын генерал-майора Дубельта Михаил был женат на дочери Александра Сергеевича Пушкина Наталье. Кстати, в свое время жандармом в Третьем отделении служил и родной брат поэта Лев Сергеевич Пушкин, как и многие другие выходцы из аристократической знати, примерявшие голубой мундир нового ведомства с удовольствием.
Сам же Дубельт, ревностный служака и бывший армейский полковник, чуждый, в отличие от Бенкендорфа, светских балов и увлечения женским полом, часто за¬
6 Третье отделение
81


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
менял собой основателя Третьего отделения еще при его жизни в повседневной работе молодой спецслужбы, вникая во все ее тонкости. Для Бенкендорфа он стал тем же исполнительным чернорабочим тайного сыска при светском начальнике, каким был Андрей Ушаков при первом главе российской спецслужбы графе Толстом в петровской Тайной канцелярии. При этом Дубельт был солидарен со своим учителем и начальником Бенкендорфом в том, что их служба делает важное и благородное дело на пользу общества, а их самих ни в коем случае нельзя считать доносчиками или покровителями стукачества, ведь все они делают исключительно во благо страны.
Бенкендорф, фон Фок и Дубельт — три отца-основа- теля Третьего отделения и главные его руководители в первые десятилетия работы, все трое были выходцами из обрусевших немцев, со времен Петра Великого составлявших заметную часть российского дворянства и чиновничьего аппарата империи. И в дальнейшем в эпоху жандармского тайного сыска вплоть до падения дома Романовых в 1917 году такие немецкие вкрапления в руководстве спецслужб империи будут заметны. Даже в списке первых сотрудников Третьего отделения от 1826 года едва ли не треть списочного состава пестрит немецкими фамилиями — Гедерштерн, Кранц, Элькинс, Гольц, Дольст, здесь же еще два младших брата Максима Яковлевича фон Фока, переведенные вслед за старшим вместе с Особой канцелярией из МВД в новую спецслужбу графа Бекен- дорфа. Некоторые деятели российского революционного движения и это «немецкое засилье» в романовском тайном сыске ставили в вину «германскому семейству Романовых—Гольштейн-Готторп», угнетавших, по их мнению, Россию.
Весь корпус жандармов был поделен на карте Российской империи на восемь округов, каждый из которых возглавлял генерал жандармерии, которому подчинялись
82


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
уже жандармские и уездные штабы жандармов. Позднее при расширении штатов Третьего отделения по губерниям были направлены и представители нежандармских структур ведомства, все они подчинялись только своему штабу в столице, а губернским, уездным и местным военным властям было предписано оказывать представителям новой спецслужбы всяческую помощь. Чуть позднее к жандармам присоединили и действующую в Российской империи еще с 1810 года «внутреннюю стражу», особые войска для конвоирования заключенных и охраны мест заключения, предшественников нынешних внутренних войск. Это детище генерала Комаровского слили с жандармским корпусом Третьего отделения, также одев в синие мундиры.
Поскольку жандармы были составной частью Третьего отделения, сам термин «жандарм» (от французского «gens d’armes» — вооруженный всадник) прочно закрепился за всеми работавшими в новой спецслужбе сотрудниками, тем более все они носили мундиры одного цвета, поэтому в современной литературе жандармами часто именуют любого сотрудника тайного сыска того времени. А в целом термин так прилип к языку, что уже в переносном смысле даже советские диссиденты конца XX века своих оппонентов из КГБ величали жандармами, хотя к тому времени все синие мундиры настоящих царских жандармов давно пылились в запасниках музеев. Вот и поэт Иосиф Бродский, желая из заокеанского изгнания поддержать друга-диссидента, сравнивал его в стихах с «белозубой змеей в колоннаде жандармской кирзы». В этом смысле термин в русском языке из нейтрального, обозначавшего принадлежность к конкретной службе царской госбезопасности, перешел в негативное значение любого подавителя свободы. Узнай об этом Александр Христофорович Бенкендорф, наверняка бы он расстроился, граф был искренним жандармом.
83


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ЗАДАЧИ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Основные направления деятельности Третьего отделения не были сформулированы в едином законе или указе, а разбросаны в целом ряде открытых и закрытых инструкций, это самая удобная для спецслужб любой страны и сейчас вполне востребованная форма регламентации их работы. Общее назначение работы отделения сам граф Бенкендорф формулировал как работу по обеспечению безопасности престола и спокойствия в государстве (именно в таком порядке, сначала трон, потом государство, затем уж общество, очень характерная деталь). Более детализи- рованно в порядке первоочередности задач направления работы Третьего отделения можно расставить по следующему ранжиру:
1. Пресечение открытого бунта и выступления против власти в империи с оружием в руках. В полной мере такую задачу Третьему отделению пришлось исполнять дважды: при расследовании уже состоявшегося до его учреждения выступления декабристов в 1825 году и при подавлении открытого мятежа в Царстве Польском в 1830—1831 годах.
2. Раскрытие тайных политических обществ и расследование их деятельности. Таковых новой спецслужбой с 1826-го по 1880 год раскрыто более двадцати, речь идет о серьезных в политическом плане сообществах от последних кружков декабристов до молодой и крайне радикальной «Народной воли».
3. Надзор за местами заключения политических осужденных и следствие по их делам. Это касалось и уже освобожденных бывших политических заключенных, контроль за ними также поручался Третьему отделению, как и надзор за местами высылки неблагонадежных граждан в отдаленных губерниях империи. В 1830 году Бенкендорф лично представил царю план большой каторжной тюрь¬
84


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
мы, которую планировали строить в Сибири, проект «архитекторами» из жандармов был позаимствован из плана подобного крупного заведения в США и каторжных тюрем британцев в Австралии.
4. Политическая контрразведка, как деятельность по противостоянию деятельности иностранных разведок в Российской империи.
5. Внешняя разведка за пределами России. К этой деятельности примыкали смежные с ней задачи военной разведки на пользу обороноспособности страны в отсутствие необходимого для этого органа у военного министерства, а также противостояние оппозиционной эмиграции из числа покинувших страну россиян. Особенностью Третьего отделения в течение всех его более чем 50 лет деятельности был несоразмерно большой по сегодняшним меркам удельный вес именно работы против собственных эмигрантов, значительно превышающий работу классической разведки против чужих государств.
6. Борьба с религиозными сектами и расколом в православной церкви. Это направление в годы царствования Николая I было усилено по его личному приказу. Сектантов и староверов ожидала новая волна гонений после относительной передышки при более веротерпимых Павле I и Александре I.
7. Расследование и розыск преступников по некоторым особенно важным криминальным делам, где отделение взаимодействовало с полицией МВД. В основном это касалось преступлений уголовного характера против государственных служащих высокого ранга, фальшивомонетничества, подделок государственных бумаг и розыска особо опасных уголовных преступников. В связи с этим в штаб Третьего отделения ежедневно поступала из МВД и других министерств важная информация такого рода, в архивных сводках жандармского ведомства есть масса сведений о пожарах, несчастных случаях, бытовых убийствах,
85


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
самоубийствах и прочих подобных происшествиях. Получение такой сводки, позволяющей видеть общую картину по стране, как раз отличает настоящую спецслужбу в лице Третьего отделения от его архаичных предшественников в империи.
8. Слежка и негласный надзор за лицами, подозреваемыми в антиправительственной деятельности.
9. Деятельность по пресечению коррупции и взяточничества в государственном аппарате империи; размах коррупционной деятельности в середине XIX века начал всерьез тревожить власть.
10. Надзор за приезжающими в страну иностранцами как отдельная часть контрразведывательной работы и деятельности по борьбе с тайными обществами в стране.
11. Цензурные обязанности: сотрудники Третьего отделения изучали российскую и иностранную прессу и давали добро или накладывали вето на некоторые публикации. Известно, что многие уже отбывшие наказание участники движения декабристов обращались лично или через посредников к Бенкендорфу за разрешением печатать свои произведения.
12. Общее изучение общественного мнения по политическим вопросам в обществе, куда входило и изучение слухов из народной массы. Эту работу мы сегодня назвали бы политической аналитикой.
Кроме этого, на Третье отделение возлагалась масса иных задач. Например, сюда же император Николай Павлович переправлял для детального разбирательства множество жалоб от частных ходатаев, как связанных в какой-то мере с вопросами политической безопасности в империи, так и совершенно далеких от нее. Это явно отвлекало штат Третьего отделения от непосредственной работы в сфере политического сыска, а по современным меркам и вовсе выглядит странно, ведь КГБ СССР или американское ЦРУ никому и в голову не придет сде-
86


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
дать по совместительству конторой для разбора различных частных жалоб только в силу высокого доверия к ним главы государства, как это происходило с Третьим отделением в николаевской России.
ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ СПЕЦСЛУЖБЫ
Общие принципы работы Третьего отделения были отчасти заложены в первые годы его руководства набранной Бенкендорфом командой, отчасти переняты у уже сложившихся к тому времени централизованных тайных полиций Англии, Франции и Испании. При этом французское влияние было определяющим, оперативная деятельность в Третьем отделении изначально строилась по французским образцам. Франция к 1826 году уже имела двухсотлетнюю историю своей тайной полиции от «Черного кабинета» Людовика XV до «Секретного бюро» при Наполеоне с такими мастерами тайного сыска в своей истории, как кардинал Мазарини, маркиз де Брюль, герцог Конде, Кольбер, Роан, Фуше, Савори и др. Бенкендорф и его первые заместители фон Фок с Дубельтом, несмотря на свои немецкие фамилии, именно французский опыт организации политического сыска тщательно изучали и во многом перенимали.
Только при их преемниках в 60—70-х годах XIX века (Долгоруком, Шувалове, Потапове и др.) начались близкие контакты с созданной при прусском дворе знаменитым Штибером тайной полицией единой Германии, тогда Третье отделение отошло от французских образцов и начало перенимать свежий и успешный немецкий опыт. Вильгельм Штибер, основатель в Германии и тайной полиции, и внешней разведки, мастер полицейской провокации и организатор разгрома первого Коммунистического интернационала Карла Маркса, в 1860 году оказался в
87


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Берлине в отставке и принял приглашение из России, где в 1860—1863 годах был профессиональным консультантом Третьего отделения в вопросах тайного сыска и разведки за рубежом. В 1863 году канцлер Бисмарк вновь призвал своего обер-шпиона на службу, доверив ему пост главы германской тайной полиции. На этой должности Штибер сохранял хорошие отношения с руководителями российской спецслужбы и содействовал обмену информацией и сотрудничеству в борьбе с революционной эмиграцией между Россией и Германией, остававшимся наиболее интенсивными в Европе вплоть до начала войны в 1914 году.
Если коротко остановиться на общих методах и приемах работы Третьего отделения, то мы сразу видим ряд серьезных отличий от его стихийных предшественников из XVII—XVIII веков. В вопросах тайного сыска это в первую очередь организация постоянного института тайных информаторов. Этих людей привлекали к работе впервые в России в плановом порядке за вознаграждение или путем прощения каких-либо проступков перед государством. Реже по их собственной инициативе на основе мести или амбиций авантюристов. А вся работа и документация (тайные сигналы и решения по ним, списки агентов с их кодовыми именами, ведомости выплат агентам вознаграждения) были сосредоточены в канцелярии Третьего отделения, ими впервые профессионально занимались отдельные чиновники этой спецслужбы.
Это важнейшая часть деятельное™ службы поли™чес- кого сыска, без которой спецслужба остается глухой и слепой, а значит, не способной нормально исполнять задачи госбезопаснос™ в стране. Впервые это дело было поставлено в России на профессиональные рельсы именно Бенкендорфом. Во времена стихийного тайного сыска силами приказов, да и затем при Тайной канцелярии сам донос
88


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
часто был стихийным. Он происходил по двум схемам. Либо кто-то доносил о чем-то по собственной инициативе, выкрикивая: «Слово и дело!» — и указывая на подозрительное лицо. Либо представители власти, причастные к тайному сыску, сами находили нужное лицо, которому поручалось втереться в доверие к подозрительным субъектам и выведать их замыслы, давались такие поручения в разовом порядке.
Так, военный министр России Аракчеев, встревоженный слухами о создании тайного общества будущих декабристов в столице, приказал жене арестованного за сепаратистскую деятельность польского шляхтича мадам Кинской вступить в интимные отношения с подозреваемым в участии в таком обществе поэтом Кондратием Рылеевым и с его помощью проникнуть в само общество для освещения его деятельности изнутри. В обмен на нужную информацию Аракчеев обещал освободить мужа Кинской, и красавице полячке удалось вскружить голову лидеру Северного общества Рылееву, но его более бдительные товарищи по заговору скептически отнеслись к новой единомышленнице, сами ничего ей не рассказали и убедили Рылеева разорвать отношения. Кроме того, что поэт и его друзья не довольны нынешним положением дел в стране, Кинская ничего Аракчееву сообщить не смогла, но в благодарность за проделанную работу ее муж по ходатайству военного министра вскоре получил прощение.
Для профессиональной спецслужбы такие разовые осведомители, да еще и на основе принуждения к «оперативной деятельности», не годились, поэтому в Третьем отделении уже к началу 30-х годов XIX века был создан централизованный институт тайных информаторов на постоянной основе. По заведенной лично самим Бенкендорфом традиции, также перенятой у французской тайной полиции, в российском тайном сыске имена тайных аген¬
89


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тов завербовавшие их сотрудники Третьего отделения не сообщали даже ему ради полной конфиденциальности информации и личности информатора, в донесениях фигурируют только псевдонимы. К концу деятельности Третьего отделения проверявшая его работу комиссия графа Лорис-Меликова обнаружила существование значительного количества «мертвых душ» среди таких информаторов, когда ряд жандармских офицеров придумывал несуществующих информаторов, присваивая их вознаграждение. Но с этой проблемой регулярно сталкиваются многие спецслужбы в мире даже в наше время.
Система тайных информаторов, заложенная в России при Бенкендорфе и его службе, как и в других странах, дожила до наших дней, без нее не существует и самих спецслужб. И до наших дней идет повсеместный спор об этичности и законности такого метода служб госбезопасности, в России особая атака на институт тайных информаторов предпринималась на волне первой политической свободы в 1989—1993 годах, в годы явного ослабления органов госбезопасности и их постоянного реформирования. Не будем углубляться в дебри этого практически вечного спора сторонников и противников такого метода. Отметим лишь, что и в годы существования Третьего отделения он вызывал такие же ожесточенные дискуссии. Неоднозначное отношение к такому методу сбора информации в обществе высказывали не только либералы, противники царского режима или кадровые военные из числа ярых противников самого существования тайной полиции, двойственное отношение к институту тайных информаторов и лично к самим информаторам складывалось и в самом Третьем отделении. Признавая полезность такой системы, многие сотрудники тайной полиции сами не скрывали презрения к своим информаторам. Так, руководитель Третьего отделения генерал Дубельт, подписывая распоряжения о выплатах таким агентам вознаграждения,
90


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
постоянно упоминал о библейских тридцати сребрениках Иуде за предательство Христа. Поскольку сам был выходцем из той же среды дворянского боевого офицерства, в молодости даже связан с ранними кружками будущих декабристов и часто признавался, что к доносчикам питает даже физическое отвращение. Да и сам основатель Третьего отделения граф Бенкендорф неоднозначно подходил к этой деликатной теме. После 1826 года он неоднократно наставивал на том, что платных доносчиков нужно по возможности избегать, а доверять больше тем информаторам, кто в награду за информацию готов получить ордена, новые чины или благодарность, но не презренный металл в виде денег. Хотя проза жизни и дела политического сыска вскоре подправили слишком благостный подход Бенкендорфа к этому вопросу и без платной агентуры было уже не обойтись, граф с немецкой практичностью смирился и признал новые правила игры.
Немалую роль в таком негативном отношении играл и моральный облик самих доносителей. В архивах Третьего отделения есть занятный документ конца 60-х годов XIX века, где высокопоставленный его сотрудник Фи- липпеус, возглавлявший до того отдел внешней разведки Третьего отделения, перечисляет шефу всего отделения Шувалову псевдонимы агентов с краткими их характеристиками: «неудачник-писатель, сапожник с Выборгской стороны, пьяница, вдова полковника из Кронштадта, безграмотный» и т. д. То, что в тайные информаторы шли люди из низов общества, обычное дело. И в других спецслужбах та же картина, благородные люди не навязывают добровольно свои услуги службам тайного сыска за деньги ни в какой стране мира, а значит, приходилось работать с этой публикой. Это еще одна нравственная сторона метода тайных информаторов. Недавно в одном из российских криминальных детективов я прочитал похожий сюжет, кажется у Андрея Константинова. Когда
91


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
оперативнику уголовного розыска где-то в 70-х годах в Ленинграде особо ретивые политработники заявляют, что его тайные осведомители должны соответствовать множеству требований, опер теряет терпение и отвечает: «Это уже получаются передовики производства какого-нибудь завода, если они будут такими правильными, откуда они что-то про жулье будут знать». Несомненно, Бенкендорф и другие руководители Третьего отделения стояли на тех же позициях, допуская работу с таким типом людей, какие перечислялись в рапорте Шувалову.
Бенкендорф с первых дней своего руководства службой объявил главный ее девиз: «Существовать открыто, но работать тайно». Первые постоянные информаторы появились у Третьего отделения уже в 1826 году. В архивах историками найден один из первых доносов, датированный 18 июля 1826 года, всего через 15 дней после указа о создании самой службы и спустя пять дней после дня казни лидеров декабрьского восстания. Некто Висковатов, журналист по профессии, сообщает фон Фоку о слухах в народе после суда над декабристами и о «вредных для государственной безопасности» настроениях в Петербурге. В таком же стиле выдержаны и другие донесения тайных агентов: известного среди петербургской элиты литератора Фаддея Булгарина, поэта Воейкова, литераторши Пучковой, они работали среди столичного бомонда и освещали для Третьего отделения его настроения уже в 1826 году.
К тому же 1826 году относится первый дошедший до нас пример обуздания спецслужбой своего зарвавшегося тайного агента, разглашающего факт своей работы на Третье отделение для получения определенных личных выгод. Речь идет о том самом журналисте Степане Висковатове, который в конце 1826 года начал открыто в петербургском бомонде рассказывать о своей негласной работе на Третье отделение и даже имел наглость называть себя кад¬
92


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ровым сотрудником Третьего отделения, а не внештатным тайным осведомителем.
Такой дискредитации своей молодой спецслужбы граф Бенкендорф допустить не мог, приняв против болтливого сексота ответные меры. Вот как эта эпопея с раскрывшим свою работу на сыск Степаном Висковатовым описана в «Истории специальных служб России» И.Б. Линдера и С.А. Чуркина:
«В октябре 1826 г. Бенкендорф отправил на имя петербургского обер-полицмейстера Б.Я. Княжнина следующее послание: «Милостивый государь Борис Яковлевич! По дошедшим до меня многократным верным сведениям, титулярный советник Степан Иванович Висковатов позволяет себе во многих частных домах и обществах называться чиновником, при мне служащим или употребляемым под начальством моим по делам будто бы высшей или секретной полиции. Смешное таковое самохвальство, ни на чем не основанное, может произвести неприятное впечатление насчет распоряжений правительства, и потому я долгом считаю объяснить вашему превосходительству, что г. Висковатов не служит под моим начальством и никогда служить не может. По сим с уважением, я покорнейше прошу ваше превосходительство пригласить по себя г. Висковатова и подтвердить ему усиленно, дабы не осмеливался впредь называть себя ни служащим при мне, ни употребленным по высшей полиции, ибо в противном случае я принужденным найдусь употребить меры строгости, кои г. Висковатов должен будет приписать собственному легкомыслию и нескромности. С совершенным почтением имею честь быть вашего превосходительства покорнейший слуга. Подписал А. Бенкендорф». Княжнин после этого вызвал Висковатова и взял с него расписку, что он ознакомлен с отношением начальника Третьего отделения. Карьера болтуна закончилась в одночасье и навсегда: до конца
93


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
своих дней он находился под неусыпной опекой бывших коллег»1.
В этой уникальной тогда первой акции Бенкендорфа по пресечению разглашения агентурной тайны своего бывшего секретного сотрудника (а Висковатов таким агентом был, а не выдумал все это в хлестаковском стиле, что знают и авторы, верно отмечая опеку над опальным Виско- ватовым его «бывших коллег») Чуркина и Линдера удивляет очень вежливый тон обращения Бенкендорфа к стоящему в иерархии николаевской империи несколькими ступенями ниже обер-полицмейстеру Санкт-Петербурга Княжнину. Хотя здесь соблюдены условности обычной для того времени переписки царских чиновников, включая все эти реверансы в виде формулы «имею честь быть ваш слуга» — из этих эпистолярных посланий дворян того времени вообще нельзя уяснить их истинного отношения друг к другу. Кроме того, обер-полицмейстер столицы Борис Княжнин был представителем столь же знатного дворянского рода, сыном известного поэта времен Екатерины Великой Якова Княжнина, кстати говоря, имевшего в екатерининские времена очень непростые отношения с политическим сыском тогдашней Тайной канцелярии.
Мне же в этом послании Бенкендорфа, кроме отмеченной авторами его безукоризненной вежливости и однозначного опровержения какой-либо тайной работы Вис- коватова на сыск (не говоря уже о его состоянии в штате Третьего отделения), видится и немалая доля иронии Александра Христофоровича между строк письма. Предоставляя пресечь разговорившегося бывшего сексота обычному обер-полицмейстеру, словно не желая марать своих графских рук о такую мелочь и не давать тем повод к сомнениям в самозванстве Висковатова, он явно намека¬
1 Линдер И.Б., Чуркин С.А. История специальных служб России (X— XX века). М., 2005. С. 207.
94


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ет Княжнину: «Скажи этому болтуну, что если не одумается, то им займется уже Третье отделение, и не дай бог ему узнать те «меры строгости», о которых я здесь намекаю». При этом похоже, что Бенкендорф и не сомневается, что сам обер-полицмейстер поймет: невоздержанный на язык титулярный советник действительно оказывал Третьему отделению определенные услуги, а теперь нужно просто угрозой грубой силы в полиции заставить его замолчать. В любом случае, перед нами очень любопытный документ с первым прецедентом в истории Третьего отделения по пресечению раскрытия агентурных секретов со стороны своего же бывшего агента.
Из тех же, кто не болтал о причастности к спецслужбе и честно делал свое дело, некоторые особо талантливые тайные агенты переводились со временем в штатные сотрудники Третьего отделения и продолжали работу уже в качестве его оперативников в офицерских чинах, как это произошло с информатором Липранди, организовавшим разгром кружка петрашевцев. При этом уже в Третьем отделении появилась градация тайных сотрудников на штучных (используемых в одной операции), постоянных осведомителей (сексотов на длительном содержании с перемещением от одной группы подозреваемых к другой) и агентов действия. Под последними понимались провокаторы, которые, в отличие от просто осведомителей, активно влияли на деятельность группы, в которую были внедрены, подталкивая к более активным действиям для скорейшего получения улик в противоправной деятельности и повода для ликвидации группы тайной полицией.
На постоянные рельсы сыскной провокации охранка Романовых, наследовавшая Третьему отделению в 1880— 1917 годах, перешла уже в эти последние десятилетия романовского режима. Но отдельных провокаторов историки отмечают уже в годы работы Третьего отделения, как, например, участник рабочих кружков Санкт-Петербурга
95


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Рейнштейн в 70-х годах XIX века. Историк Щеголев первым провокатором в истории российского тайного сыска считал Завалишина, который уже в 1826 году выдал Третьему отделению родственный декабристам тайный кружок офицеров в Оренбурге, который сам же ранее и создал. Хотя другие историки примеры первых провокаций видят еще в опричных временах политических репрессий Ивана Грозного.
В зарубежной разведке, проводимой Третьим отделением, главным новым методом стало появление института постоянных российских разведчиков за рубежом, как работающих под прикрытием работы в российском посольстве, так и нелегалов. Теперь разведчик не отправлялся за рубеж с разовым поручением, а направлялся в страну на достаточно долгий срок, что значительно облегчало работу. Было покончено и с такими приметами стихийной внешней разведки при первых Романовых, как использование в качестве разведчиков по оказии случайных купцов или путешественников, как руководство разведкой лично посла России в этой стране. Впервые появляется институт российских резидентов разведки, постоянно руководящих работой в стране пребывания. Первые резиденты в европейских странах Швейцер, Толстой, Сагтын- ский, княгиня Ливен поначалу подчинялись лично шефу Третьего отделения Бенкендорфу. Незадолго до своей смерти в 1844 году Бенкендорф в связи с расширением сети разведки за рубежом учредил в своей службе обособленный отдел внешней разведки, назначив его руководителем Филиппеуса, выходца из греков на российской службе, тот возглавлял российскую внешнюю разведку в Третьем отделении до 1866 года. В той же отрасли внешней разведки новинкой стала и систематизация агентуры из завербованных иностранных граждан, им также присваивали псевдонимы, известные только работающим с ними российским оперативникам.
96


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Аналитика, работа с прессой, включавшая в себя печатание полезных правительству статей через отдельных «сотрудничающих» журналистов, составление обзоров о политических настроениях в обществе, обязательный надзор за иностранцами и «неблагонадежными» собственными гражданами — все это новые элементы работы Третьего отделения, почти не употреблявшиеся прежними органами российского политического сыска. Это и отличает профессиональную спецслужбу от ее временных эрзацев или первых пробных проектов.
При этом многое перешло в арсенал работы Третьего отделения и из истории органов стихийного тайного сыска, и из опыта работы первой в Российской империи спецслужбы — Тайной канцелярии. И использование добровольного доноса с целью сведения личных счетов, и прямые указания верховной власти на персоналии будущих дел политического следствия. Остался в силе и метод силового воздействия на арестованных, хотя в Третьем отделении он и не применялся так массово и безальтернативно, как в службах Толстого, Ушакова или Шешковского. Ночные допросы с лишением сна, побои на следствии, угрозы неприятностей близким людям в качестве моральной пытки — все это входило в арсенал жандармов и сотрудников Третьего отделения.
В местах заключения политических преступников, которые также курировало ведомство, созданное графом Бенкендорфом, с гуманизмом тоже все обстояло непросто. Условия содержания политических заключенных были далеки от представлений о гуманности. Недаром декабрист Кюхельбекер, доведенный в тюремном заключении в одиночке крепости Свеаборг до полного физического и нервного истощения, потерявший здесь зрение, продолжал отбывать свое заключение в тех же условиях, считавшихся единственно правильными для воздаяния государственному преступнику и бунтовщику. В архивах осталась
7 Третье отделение
97


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
докладная записка на имя императора Николая I от одного из его ближайших советников Николая Блудова, исполнявшего одно время и обязанности министра юстиции империи, датированная 1839 годом и анализирующая условия содержания политических заключенных в тюрьмах России. Будучи известным сторонником твердой николаевской власти и отнюдь не либералом, хотя в юности и подозревался в связях с декабристами, Блудов по итогам своей инспекции по тюрьмам, похоже, пришел даже в отчаяние от увиденного. Иначе чем объяснить в целом в деловом и канцелярском тоне этой записки такую эмоциональную фразу: «Арестованных содержат в тяжелейших условиях безо всякого различия их возраста, здоровья или тяжести преступления». Это написал твердый консерватор и монархист, зашедший в места заключения политических преступников с инспекцией, изучавшие же их в качестве заключенных пропагандист революции Герцен или народоволец Морозов описывали эти места практически в тональности солженицынского «Архипелага ГУЛАГ».
Хотя советская историография и преувеличивала ужасы «жандармских застенков», умалчивая долгое время о несравнимо более ужасных методах работы советских служб госбезопасности, все же заявления современных романтиков монархической старины и их рассказы о благородных жандармах также отдают предвзятостью и политической конъюнктурой. Сколько бы раз симпатизирующие Бенкендорфу и его сотрудникам нынешние авторы ни повторяли слова основателя Третьего отделения о том, как «государь призвал его на это место для защиты несчастных, а вместо инструкций дал платок для утирания слез страждущих». Такой символический жест со стороны главы государства с символическими же подарками при вступлении в должность нового главы его тайной полиции имеет массу аналогов в истории. Пре¬
98


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
зидент США Гарри Трумэн при назначении на должность только что созданного ЦРУ его первого директора адмирала Сойерса проявил даже больше юмора, чем император Николай Павлович с его платком для утирания слез в подарок Бенкендорфу. Трумэн подарил новому шефу своей разведки черную шляпу, плащ, темные очки и накладные усы — комичный набор шпиона из киношных штампов. В нашем же случае историю с подаренным Бенкендорфу царем платком многие вообще считают не достоверным историческим фактом, а забавным анекдотом, то ли сложенным молвой, то ли придуманным в качестве лести императору самим Бенкендорфом. Во всяком случае, логичным выглядит довод некоторых исследователей, что Бенкендорфу в этой истории вообще незачем было спрашивать у царя о своих инструкциях, поскольку граф сам же их подробно для себя и разработал в многочисленных докладных монарху о необходимости учреждения Третьего отделения.
В нашем же случае вместе с легендарным платком для вытирания слез страждущих Николай при назначении графа Бенкендорфа главой Третьего отделения высказал ему пожелание, что новая служба должна стать проводником между фигурой российского императора и русским обществом. А все благонамеренные обыватели российские не боялись бы жандармского ведомства, а видели бы в нем защиту и благодетельную руку своего монарха. А также чтобы Третье отделение при необходимости пресекало неправильные действия чиновников на местах и в случае необходимости защищало бы население от таких происков против него. Император в пафосе этой речи даже пожелал, чтобы ведомство Бенкендорфа не только пресекало крамолу или злоупотребления, отыскивая и наказывая виновных в этом, но также часто отыскивало и представляло бы к наградам заслуживших это скромных верноподданных царя, и даже чтобы «в заблудших поселяло
99


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
бы стремление к добру и выведению на путь истинный». Слова были произнесены очень красивые и правильные, только верили ли в исполнимость этих позитивных задач тайным сыском сами император всероссийский и всероссийский же его первый жандарм более, чем говорившие век спустя столь же громкие и пафосные фразы о благе народа советские генсеки и их руководители репрессивных ведомств из системы ЧК-КГБ?
Итак, сколько бы ни называли Бенкендорфа «сиятельным жандармом», это его ведомство при жизни графа- основателя и после него оставалось очень жесткой структурой тайной полиции. А сам он при близком знакомстве с его деятельностью и судьбой выглядит отнюдь не благороднейшим рыцарем с идеей защиты несчастных, не тайным либералом, не злобным палачом-опричником, не тупым служакой и фаворитом царя. Это незаурядный и преданный царю государственный служащий, бывший боевой генерал, нашедший своему таланту новое применение, чуждый сентиментальности и либерализму солдат, имеющий собственное представление о благородстве и патриотизме. В галерее ярких личностей, в разное время возглавлявших отечественные спецслужбы, Бенкендорф — один из самых интересных в личностном плане людей этого ранга в спецслужбах. Поэтому на его личности остановимся чуть подробнее.


Глава 4
РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В СПЕЦСЛУЖБАХ. «ГРАФ В ЖАНДАРМСКОМ МУНДИРЕ» (А.Х. Бенкендорф)
О Бенкендорфе можно сказать, что он был очень противоречивой личностью. А можно и наоборот, что он был типичным выходцем из среды дворянского офицерства, и личные его качества очень характерны для людей его слоя эпохи первой половины XIX века. Его имидж настолько по-разному трактовался сначала в негативном плане советскими историками, затем в ультрапозитивном его почитателями, что кажется, речь идет о нескольких разных людях. Тупой и злобный служака в голубом мундире, которого рисовали историки в СССР, опираясь на биографию Бенкендорфа за авторством М.К. Лемке (Санкт-Петербург, 1909), практически ничего общего не имеет с «сиятельным жандармом» из недавно вышедшей биографической книги «Бенкендорф» Ю.М. Щеглова (М., 2001) или совсем уж благообразным образом «защитника бедных» из биографического сборника Н.Г. Сысоева «Жандармы и чекисты» (М., 2002). Первую же биографию Бенкендорфа написал еще его личный адъютант на жандармской службе Львов, здесь «сиятельный жандарм», разумеется, тоже представлен благородным рыцарем без страха и упрека, грозой негодяев и надеждой благонадежных граждан, настоящим патриотом отечества.
Сам граф Бенкендорф своей деятельностью во главе Третьего отделения и своими поступками на протяжении всей жизни дал повод для такого спора с присущи¬
101


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ми ему в российской традиции крайностями похвалы и хулы, граф был разносторонним и сложным человеком.
Александр Христофорович Бенкендорф родился в Риге в 1783 юду в семье пехотного генерала и рижского губернатора Христофора Бенкендорфа и баронессы Шиллинг, он был потомком очень известного рода остзейских немецких дворян на русской службе. Свой род Бенкендорфы вели от одного из предводителей рыцарей Ливонского ордена крестоносцев, графами они не были, этот титул получил уже сам Александр Христофорович на службе во главе Третьего отделения. Его дед Иван Бенкендорф имел титул барона и воевал в армии Петра Великого против шведов в Северной войне, в Семилетней войне командовал пехотным полком. Его отец Христофор Бенкендорф выбивал из Крыма турок и штурмовал Перекоп, за что получил генеральский чин и должность рижского губернатора. Мама будущего главы Третьего отделения баронесса Юлиана Шиллинг тоже происходила из знатного германского рода, в Россию она прибыла в качестве фрейлины немецкой принцессы, вышедшей замуж за нашего императора Павла, сама приняла российское подданство и вышла замуж за Христофора Бенкендорфа в Петербурге.
Сам Александр Христофорович после обучения в пансионе католического монаха Николя пошел по военной стезе, дослужился до генерала, начав с чина унтер-офицера гвардейского Семеновского полка. В годы своей военной службы Бенкендорф считался храбрым офицером, за свое участие в войне с горцами на Северном Кавказе он получил высший российский орден Святого Георгия, после того как его часть разгромила крупную банду дагестанского «полевого командира сепаратистов» хана Джава- да. Затем Бенкендорф отозван в Петербург, где впервые ему пришлось столкнуться с работой разведки, император Александр направляет его на секретные переговоры к прусскому королю для обсуждения союза России с
102


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Пруссией против Наполеона и для составления обзора о настроениях в прусских верхах по этому поводу. Затем состоялся вояж личного посланца императора Бенкендорфа на остров Корфу. С 1807 года Бенкендорф вновь в действующей армии, воюет с наполеоновской армией в Пруссии и Австрии, при заключении Тильзитского мира с Наполеоном Бенкендорф был в свите императора Александра. Затем следуют новые жестокие бои с турками и с французами в кампанию 1812—1813 годов, новые ордена и назначения, Бенкендорфа царь в 1812 году назначил временным военным комендантом Москвы, отбитой у французов.
Здесь Бенкендорф впервые проявил свой талант на ниве тайного сыска, он руководил работой по выявлению в освобожденной Москве пособников оккупантов из числа москвичей и после военного следствия предавал их полевому суду. Эта эпопея с поиском в оставленной французами Москве лиц, сотрудничавших с врагом, из числа москвичей сейчас позабыта историками за славньши страницами баталий 1812 года. А она очень показательна хотя бы тем, что это была первая в российской истории целенаправленная кампания против коллаборантов в военное время из числа собственных граждан, в чем принимал участие александровский тайный сыск.
Впервые же под вал репрессий по обвинению в коллаборационизме попали многие российские граждане немецкого и французского происхождения, пострадавшие только в силу своих национальных корней. Помимо этого доставалось и коренным русакам. Возглавлявший эту кампанию по поиску предателей московский губернатор Ростопчин, вошедший в историю в качестве инициатора поджога Москвы при отступлении российской армии, развернул массовый поиск пособников врага, получив эту функцию из рук императора Александра ввиду отсутствия полноценной тайной полиции, пригодной для такой за¬
103


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
дачи. По дошедшим до нас отрывочным сведениям, в советское время полностью замалчиваемым, в Особую канцелярию тащили для допросов и в последующем высылали в Сибирь массу разнообразных личностей. И некую вдову, которая, по свидетельствам соседей, радовалась победам французов, и тех содержателей ресторанов, кто кормил французских офицеров обедами, и обычных мародеров горящего города.
Надо отдать должное Бенкендорфу: сразу после своего назначения на пост главы этой комиссии по розыску французских пособников он остановил хаотичную вакханалию расправ по инициативе Ростопчина и перевел процесс, как сказали бы сейчас, в рамки правового поля. Многие лица с недоказанной виной или с незначительными грешками были выпущены из-под ареста. Бенкендорф заступился и за студента Верещагина, которому за дружбу с французами в занятой теми Москве Ростопчин грозил казнью по приговору полевого суда. По этому поводу у Бенкендорфа даже произошел с Ростопчиным конфликт: хотя граф и не был добрым либералом, но законность он понимал по-своему, не так, как Ростопчин. Хотя несчастный Верещагин все равно стал жертвой самосуда разъяренной толпы, возбужденной патриотической риторикой Ростопчина, вся же его вина заключалась в переводах оккупационных указов французов на русский язык. Возможно, справедливый настрой и нежелание рубить сплеча, проявленные Александром Христофоровичем в освобожденной от врага Москве, впоследствии тоже повлияли на назначение Бенкендорфа главой первой российской спецслужбы.
В заграничном походе русской армии 1813 года Бенкендорф участвовал во взятии Берлина и Амстердама, был награжден даже именной саблей от английского короля Георга после того, как руководил штурмом занятой французами крепости Бреда в Нидерландах. Смелость боевого
104


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
генерала не могли бы не признать даже не симпатизировавшие ему советские историки, поэтому о военном прошлом Бенкендорфа они просто предпочитали умалчивать, так же обходились они и с другими известными «царскими сатрапами»: Милорадовичем, Ермоловым, Чернышевым, Паскевичем. На портрете Бенкендорфа в галерее героев войны 1812 года в Бородинской панораме экскурсоводы советских времен предпочитали надолго внимание аудитории не заострять.
После войны с французами Бенкендорф становится очень близкой к царю фигурой, ему поручают руководство гвардией в столице и назначают генерал-адъютантом при императоре. В этот же период своей жизни Александр Христофорович обзаводится семьей, его супругой становится в 1817 году генеральская вдова Елизавета Бибикова. Он принимал участие в подавлении бунта солдат Семеновского полка в столице в 1820 году, при этом лично говорил со взбунтовавшимися гвардейцами и не ратовал за репрессии против них после подавления волнений. Именно на этой должности он и написал императору Александру докладную записку о наличии тайных обществ, что позднее либералы назовут прямым доносом на декабристов. Мне было удивительно узнать, что до 1825 года и сам будущий шеф Третьего отделения был не чужд некоторых либеральных взглядов, симпатизировал реформатору Сперанскому и даже посещал в 1816 году кружок либеральной интеллигенции в столице, куда входили философ-космополит Чаадаев и некоторые будущие декабристы, включая и самого Пестеля.
Это позднее не помешает Бенкендорфу руководить казнью Пестеля на кронверке Петропавловки и инициировать насильственное помещение Чаадаева в психиатрическую больницу. Видимо, под впечатлением событий 14 декабря 1825 года, когда во главе конных кавалергардов генерал Бенкендорф преследовал и окружал на Ва¬
105


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
сильевском острове последние части бегущих мятежных гвардейцев, шеф Третьего отделения полностью отошел от либеральных иллюзий, далее до конца жизни он считался твердым консерватором и монархистом. Советский же историк М.В. Нечкина, главный в то время специалист по истории восстания декабристов, даже допускала участие Бенкендорфа на ранней стадии в тайном обществе Союза благоденствия, ссылаясь на упоминание непойманного декабристского лидера Тургенева о загадочном члене тайного союза «флигель-адъютанте Б.».
В любом случае, Бенкендорф затем перечеркнул свои либеральные идеи молодых лет ярым служением царской власти. Хотя друг его юности князь Сергей Волконский, оказавшийся одним из главных организаторов выступления декабристов и сосланный в Сибирь при участии в следствии того же Бенкендорфа, до конца своих дней считал Александра Христофоровича своим товарищем и благородным человеком, писал ему из сибирской ссылки вполне доброжелательные письма. В ту эпоху такое было в порядке вещей, как бы сейчас ни выглядело странно. Во время заседания следственной комиссии по делу декабристов коллега Бенкендорфа по этому органу генерал Чернышев поднял голос на обвиняемого Сергея Волконского, и Бенкендорф тут же вслух попросил коллегу больше этого не делать, заступился за друга юности. Наверное, дело здесь не только в его приятельских отношениях с Волконским, как и в истории с московским студентом Верещагиным, Александр Христофорович отстаивал свой принцип: любая кара должна быть законной, а орать на подследственных император членов следственной комиссии не просил.
К этому дню он уже сделал свой окончательный выбор, причем, видимо, оставил свою совесть этим выбором совершенно спокойной. Современники утверждали, что Бенкендорф искренне не видел для России никакой другой подходящей формы правления, кроме самодержавной монархии,
106


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
а уж Николаю на троне был предан лично и связан с угрю- моватым императором почти личной дружбой. Бенкендорф был одним из немногих, кто при помешанном на строгой немецкой дисциплине Николае Павловиче и его известной фрунтомании мог просить того об аудиенции в любое время, и не только в силу занимаемого поста начальника тайной полиции.
Николай явно не забыл преданности Бенкендорфа 14 декабря 1825 года, накануне этого дня, уже зная о неминуемом выступлении против него мятежных полков гвардии, именно с Бенкендорфом совещался ночью наедине о своих утренних действиях, заявив Бенкендорфу, что наутро они оба либо погибнут, либо покроют себя славой. Уже на посту главы Третьего отделения Бенкендорф не раз доказывал личную преданность императору. Во время их совместного вояжа по российской провинции в окрестностях Пензы экипаж Николая Павловича внезапно перевернулся, граф Бенкендорф первым бросился и лично на руках вынес своего государя со сломанным плечом из поврежденной кареты, а потом и отпаивал шокированного царя из своей бутыли испанским хересом. Вообще-то не склонный к сентиментальности император Николай платил своему первому жандарму столь же дружеским отношением, во время тяжелой болезни Бенкендорфа в эпидемию холеры император подолгу сидел у постели больного графа. Кроме того, они часто играли в преферанс, взяв в компанию такого же заядлого картежника канцлера (министра иностранных дел) империи Нессельроде. Если внимательно изучать характер императора Николая Павловича по различным воспоминаниям знавших его людей, то приходишь к выводу — это максимум доброжелательности к человеку, который этот персонаж российской истории мог себе позволить. Похоже, к Бенкендорфу Николай действительно был привязан по-человечески, и эта ситуация сохранилась вплоть до смерти главы Третьего отделения.
107


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
БЕНКЕНДОРФ И ДЕЛО ДЕКАБРИСТОВ
После восстания декабристов и вступления на должность начальника созданного Третьего отделения главным обвинением либералов в адрес Бенкендорфа стало его участие в следствии по делам участников восстания и последующих репрессиях против инакомыслящих. Здесь Бенкендорф предстает очень противоречивой фигурой. Во время своих заседаний в комитете по расследованию декабрьского бунта он то твердо обвиняет арестованных участников заговора, то ходатайствует за кого-то из них лично перед императором, и не только за личного друга Волконского или брата своего друга и подчиненного в Третьем отделении Алексея Орлова. По горячим следам подавленного бунта ночью 15 декабря 1825 года Бенкендорф убеждал царя Николая не слушать голосов некоторых разъяренных кровью приближенных, таких как генерал Васильчиков, советовавших начать согласно закону о военном времени расстреливать пойманных участников восстания на месте по решению формального полевого суда.
Но со смертным приговором пятерым лидерам мятежников в 1826 году Бенкендорф согласился, настаивая именно на повешении, а не на расстреле. Хотя и вряд ли Бенкендорф мог бы чем-то помочь этим пятерым. У всех в обвинении стояли ими же признанные на следствии планы убить царя и членов его семьи, другой санкции за этот умысел и вооруженный мятеж тогдашнее законодательство не знало, тем более Каховский и Муравьев-Апо- стол сами в ходе событий пролили кровь пытавшихся их остановить верных царю офицеров. Вряд ли прошение за них Бенкендорфа заставило бы царя смягчить приговор, хотя, будем откровенны, сам шеф жандармов и не стал бы просить за них, видя в этих пятерых врагов престола и явных государственных злодеев. Да, он отвернулся
108


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
на своем коне от сцены казни на кронверке, но он же твердым голосом приказал вешать троих сорвавшихся вторично.
При этом к смягчению участи некоторых других участников восстания Бенкендорф был прямо причастен, он просил о замене заключения в крепости на ссылку в Сибирь. Уже в 1826 году во время официальной коронации Николая Павловича, проводимой по традиции в Москве, Бенкендорф попросил царя о смягчении участи многих сосланных в Сибирь участников восстания. В результате всем приговоренным к пожизненной каторге заменили ее ограниченными сроками заключения, некоторых перевели на поселение или вместо каторги отправили рядовыми в армию, и со всех были сняты кандалы. Подать такое прошение императору захотел бы не всякий, тот еще не отошел до конца от шока кровавого дня декабря 1825 года и именовал декабристов «горстью мерзавцев». Так же соратник Бенкендорфа и будущий глава Третьего отделения Алексей Орлов, пользовавшийся за свои решительные действия против мятежа 14 декабря 1825 года столь же большим расположением царя Николая, выхлопотал в церкви у испытывающего триумф монарха прощение родному брату Михаилу, одному из лидеров заговора. Там же в Москве Бенкендорф попросил милости для Пушкина, сосланного предыдущим императором Александром в деревню за его колкие эпиграммы, Николай распорядился ссылку Пушкина отменить под поручительство графа Бенкендорфа и его ведомства.
Когда осужденные по декабристскому делу стали постепенно освобождаться и возвращаться из Сибири, они по заведенному правилу обращались к начальнику Третьего отделения с просьбой разрешить проживание в столице или допустить к печати их книги. Граф Бенкендорф старался идти навстречу амнистированным, даже такому радикалу, как Александр Бестужев, практически не раскаявшемуся в
109


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
своей деятельности в декабре 1825 года, Бенкендорф разрешил издавать его прозу, правда, только под псевдонимом Марлинский. Но при этом тот же Бенкендорф приказывал своим жандармам, прикомандированными к воюющему на Кавказе против горцев корпусу генерала Паскевича, постоянно держать Бестужева под надзором, как особо неблагонадежного смутьяна. Бенкендорф не забыл показаний декабристов на следствии, что писатель Бестужев был одним из идейных моторов заговора и что установлено было его авторство в «возмутительных» анонимных стихах для крестьян, распространявшихся в империи еще до декабря 1825 года, типа: «Царь наш — немец русский, носит мундир узкий, тюрьмы все — казармы, судьи все — жандармы, а за правду матку — прямо шлет в Камчатку». Тем не менее Бенкендорф не решился запретить талантливому литератору печатать свои труды, ограничившись указанием пользоваться псевдонимом. То есть не полез в литературные критики, как многие руководители госбезопасности советских времен. Но и не забыл приказать установить строгий жандармский надзор, словно разделяя по своей принципиальности писателя Марлинского и неблагонадежного бывшего бунтовщика Бестужева — в этом примере все отношение Бенкендорфа к делу частного сыска.
И в эпопее со знаменитым в нашей истории отъездом жен и подруг декабристов вслед за ними в сибирскую ссылку Бенкендорф занял ту же позицию между нравственными беседами и строгим словом закона. Он лично мог долго убеждать невесту декабриста Ивашева не губить из-за жениха свою судьбу (в отличие от законных жен ссыльных на нее не распространялись некоторые послабления в сибирской поездке), но, не отговорив, ничем не смягчил обещанной героической девушке суровой жизни в этой добровольной ссылке.
Во время нахождения на посту шефа Третьего отделения Бенкендорф был столь же противоречив в своих
110


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
действиях. Он призывал искоренять любую политическую крамолу жесткими методами, но мог пожалеть случайно попавшего в компанию заговорщиков молодого авантюриста. И в истории с нашумевшим стихотворением Лермонтова после гибели Пушкина на дуэли «Смерть поэта», так возмутившей Евгения Евтушенко, Бенкендорф не был напуган возможным резонансом в обществе от одного короткого поэтического произведения, а волновался за будущее талантливого молодого поэта. По приказу Бенкендорфа людей допрашивали и отправляли в Сибирь, но при нем же Третье отделение впервые организовало массовую кампанию по ликвидации взяточничества и коррупции среди высшего чиновничьего аппарата в империи. Эта кампания 1827—1830 годов, когда в коррупции и взяточничестве были уличены даже многие известные генералы и губернаторы в провинции, а император Николай в сердцах бросил своему младшему брату Михаилу: «Похоже, в этой империи только мы с тобой не воры!» — была первой акцией такого рода в России, проводимой силами спецслужб и организованно.
БЕНКЕНДОРФ И ПУШКИН
О взаимоотношениях первого жандарма с первым поэтом того времени в России написано в последнее время довольно много. Старая версия советских времен о том, что по указанию царя Николая Третье отделение без остановки третировало оппозиционного поэта, не разрешало ему проживать в столице, обкладывало рогатками цензуры, не выпускало за границу, а в конце концов и подговорило иностранца Дантеса убить поэта на дуэли, сейчас уже не выдерживает критики. И оппозиционность Пушкина оказалась явно преувеличенной, и его отношение к императору и шефу жандармов не было, как нам много лет твер¬
111


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
дили, полностью враждебным, а к дуэли на Черной речке Третье отделение никакого отношения не имело. Даже в одном из последних писем от 26 ноября 1836 года лично Бенкендорфу Пушкин, который через переписку с шефом жандармов фактически общался долгие годы с самим царем Николаем I, сообщает о порочащих его честь письмах и просит у ведомства графа помощи. То есть сам поэт за всей этой историей с анонимными письмами руки Третьего отделения не видел.
После гибели Пушкина в ходе этой дуэли именно ведомство Бенкендорфа по приказу царя Николая депортировало уволенного с российской службы Дантеса за пределы России. Более того, именно Третьему отделению в 1837 году император Николай приказал вести расследование обстоятельств трагической дуэли на Черной речке, смерть столь известного поэта посчитали политическим делом, достойным расследования тайной полицией. Именно сотрудники ведомства Бенкендорфа арестовали за соучастие в этой дуэли, запрещенной российским законодательством, секунданта Пушкина Данзаса и привлекли его на следствии обвиняемым по этому делу в качестве организатора дуэли. По прошению вдовы Пушкина Натальи Бенкендорф отдал личный приказ, и Данзаса на один день выпустили из-под ареста в день похорон поэта, чтобы он мог присутствовать на отпевании своего друга в церкви. Но следующее прошение Натальи Гончаровой о переводе Данзаса под домашний арест Бенкендорф уже решительно отверг, приказав вернуть арестанта в камеру: милость к падшим шеф жандармов уже проявил этой увольнительной на день, теперь он исполнял свой долг. Данзас, впрочем, в итоге отделался почти символическим наказанием, отсидев в тюрьме всего два месяца. По меркам сегодняшнего дня и этот приговор слишком суров, ведь какая вообще вина была за этим человеком: примирить закусивших удила дуэлянтов он не мог, просто следил,
112


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
чтобы все происходило по правилам неписаного дворянского кодекса дуэлей. Можно считать, что Данзас пострадал из-за большого резонанса гибели Пушкина в российском обществе.
Единственным «доказанным» пунктом обвинения по отношению к Пушкину сейчас осталось то, что Бенкендорф действительно по просьбе Николая Павловича не дал Александру Сергеевичу разрешения на поездку за границу для лечения запущенной болезни суставов (артрита), порекомендовав поэту лечиться у отечественных врачей под Псковом. По мнению многих пушкинистов, неоднократная просьба о таком разрешении на выезд Пушкина так и не была передана Бенкедорфом царю. Бенкендорф даже отъезд Пушкина с действующей армией на турецкий фронт, то самое знаменитое пушкинское «путешествие в Арзрум», посчитал самовольным и строго выговаривал затем поэту за эту самодеятельность в столице, возможности же выпустить вольнодумца от поэзии в Европу шеф жандармов не видел по политическим обстоятельствам.
Ну и еще, несомненно, было плотное наблюдение филеров Третьего отделения за говорливым и временами легкомысленным королем российских поэтов, сообщения о встречах и высказываниях Пушкина от тайных информаторов Бенкендорф обязан был доводить до сведения императора при любом своем личном отношении к поэту. Так это было в 1827 году, когда пришло донесение жандарма Подгорного о том, как Пушкин встретил в дороге конвой, отвозивший к месту заключения его лицейского друга и декабриста Кюхельбекера. Пушкин тогда в нарушение правил и невзирая на оклики конвойных жандармов беседовал с «другом Кюхлей», о чем педантичный Подгорный и составил рапорт начальству, а игнорировать или не докладывать императору о таких донесениях Бенкендорф не мог.
8 Третье отделение
ИЗ


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Негласным наблюдением за поэтом после его возвращения из ссылки в Михайловском по приказу Бенкендорфа занимался сотрудник Третьего отделения Бибиков, позднее перешедший в МВД и дослужившийся до поста министра внутренних дел империи в 1852—1855 годах. Касалось это и тайной перлюстрации писем Пушкина сотрудниками Третьего отделения, хотя это касалось и других видных деятелей литературы того времени. Известно, что Пушкин был буквально взбешен, когда в личном разговоре с императором Николаем узнал от последнего, что письма поэта жене Наталье Гончаровой тайно прочитывались и об их содержании докладывали царю, он даже не мог потом некоторое время заставить себя писать супруге. От цензуры Пушкин тоже не был избавлен своим поэтическим дарованием, без утверждения в цензурном комитете Третьего отделения напечатать свои стихи он не имел права, но это касалось тогда всех российских литераторов и отнюдь не было способом доставить проблемы лично Александру Сергеевичу за его вольные взгляды.
Из недавно опубликованных записок Пушкина, в которых упоминается Бенкендорф, следует, что поэт лично относился к Бенкендорфу по крайней мере нейтрально. «Вот что, например, писал о шефе жандармов Александр Сергеевич в одном из писем, адресованных издателю П.А. Плетневу: «Бенкендорф человек снисходительный, благонамеренный и чуть ли не единственный вельможа, чрез которого к нам доходят благодеяния императора». Оснований не верить в искренность поэта не имеется. Правда и то, что неистовый в остротах Пушкин не позволил себе написать ни одной эпиграммы, ни одного грубого слова в адрес влиятельного полицейского»1.
В письмах самому Бенкендорфу, которые сейчас опубликованы в любом полном собрании сочинений Пушки¬
1 Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты. М., 2002. С. 69.
114


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
на, заметна та же уважительная нотка. «Мой генерал», «уважаемый граф» — почти все они написаны в оригинале по-французски и выдержаны в очень уважительном тоне. Даже те, где Пушкин между строк заметно обиженно жалуется на цензурные препоны в своей деятельности подчиненных Бенкендорфа или на запрет ему выехать из России для лечения на водах. Хотя критики столь благостного отношения к Бенкендорфу могут и возразить: как еще мог писать полуопальный поэт всемогущему шефу тайной полиции николаевской империи, от которого зависела судьба печатания многих пушкинских произведений. И наверное, будут правы — по этим всегда уважительным письмам в традициях XIX столетия истинного отношения людей той эпохи друг к другу нам не теперь не уяснить. Хотя правда и то, что ни одной строчки к кому-либо, где Пушкин Бенкендорфа ругал бы или высмеивал, тоже не осталось в истории.
Сами Пушкин и Бенкендорф неоднократно встречались и говорили отнюдь не только о стихах или вопросах тайного сыска. По просьбе Пушкина Бенкендорф однажды пустил его в секретный архив Третьего отделения, Пушкин тогда собирал материал для написания биографии императора Петра Великого. Можно вспомнить и о том, что сам Бенкендорф советовал императору Николаю поручить именно Пушкину продолжение начатого Карамзиным всеобъемлющего труда по истории Российского государства. Правда, тот же Бенкендорф при этом рекомендовал Пушкину в случае возложения на себя этой миссии писать российскую историю исключительно в таком ключе: «Прошлое у России славное, настоящее блестящее, а будущее превосходит самые смелые наши ожидания». То есть сам же и расставлял заранее очень крепкие цензурные рогатки, вряд ли Бенкендорф при всем своем консерватизме и всей верноподданности мог понимать русскую историю в столь слащаво-благостном ракурсе.
115


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Обладая по долгу службы решающим словом в вопросах политической цензуры в издательском деле в России, Бенкендорф лично особенно им не злоупотреблял. И здесь Пушкину также не на что было бы жаловаться на Третье отделение, другие поэты и писатели часто сталкивались с более жесткими ограничениями в своем творчестве со стороны этой службы. Отношение Пушкина к спецслужбам, собственно, и не могло быть столь негативным, каким ею нам рисовали в советской школе, почти намекая, что убийство Пушкина на дуэли было подстроено жандармами по личному приказу царя. Да и сам Пушкин в своем письме жене от 1834 года о том, что он видел в своей жизни трех царей, писал, что с третьим он пытается подружиться и на четвертого его променять не желает. Мало того, что любимый брат поэта Левушка служил в жандармах и не стеснялся этой страницы в своей биографии, а дочь Александра Сергеевича Наталья вышла замуж за сына главного жандарма Дубельта (а до того собиралась замуж за сына другого начальника Третьего отделения — за Николая Орлова, будущего российского заграничного разведчика и посла в Париже), так еще предки Пушкина работали в сфере тайного сыска в предшествующих Третьему отделению структурах. После того как при Петре I в казнокрадстве крупных размеров был изобличен и повешен первый губернатор Сибири князь Гагарин, в 1717 году от Преображенского приказа в Сибирь была направлена следственная комиссия. В Иркутске это следствие возглавлял предок поэта и сотрудник Преображенского приказа Максим Пушкин, и возглавлял неплохо, поскольку уличил иркутского воеводу Лаврентия Ракитина во множестве злоупотреблений и привез с собой под арестом в Санкт-Петербург, где воевода-лихоимец был вскоре повешен. Так что отношение Пушкина к самому существованию Третьего отделения в России вряд ли было полностью негативным, он вполне допускал его в государственных интересах.
116


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Хотя предки Пушкина числились и среди пострадавших от репрессий политического сыска при Петре Великом. Так, некий комендант Нарымской крепости Федор Пушкин был репрессирован Преображенским приказом за мздоимство и государственную измену, при этом носитель славной фамилии в Нарыме при аресте оказал представителям царского сыска вооруженное сопротивление, убив кого-то из них в перестрелке (редчайший для тех времен случай), чем предопределил на суде свой смертный приговор. Да и знаменитый предок Пушкина, «арап Петра Великого» Ганнибал, которого правнук-поэт слишком идеализировал, в Петровскую эпоху имел свое отношение к тайному сыску новой родины. Он так же, как и многие соратники Петра, проявил немалую жестокость в наведении в стране новых порядков, а после смерти своего царственного благодетеля тем же сыском по приказу Меншикова был угнан в ссылку в сибирскую глушь, откуда выбрался только при Анне Иоанновне. Дед же Пушкина, гвардейский офицер, два года отсидел в крепости при Екатерине II за то, что агитировал своих солдат в Измайловском полку организовать ее смещение с престола.
Известно и то, как негативно Пушкин воспринял анти- российский мятеж сепаратистов в Польше в 1830 году: в отличие от некоторых российских либералов и революционеров, Александр Сергеевич полностью поддержал и назвал оправданными ответные репрессии против польского бунта. Об этом литературоведы советских времен также не любили широко распространяться, предпочитая обходить польскую тему в наследии Пушкина молчанием или говорить о ней так туманно, что трудно было понять, какой «спор славян между собою» Пушкин просил оставить в покое недругов России.
Такое отношение к государству и его репрессивным органам было присуще в прошлые века многим вполне просвещенным и передовым в области личной свободы
117


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
литературным деятелям. И в нашей литературе Лермонтов или Некрасов не были такими уж карбонариями и поборниками республиканской революции, как нам в свое время пытались их представить. И в Западной Европе прошлых веков Жан Боден, например, одновременно писал передовые трактаты о свободе и призывал в других своих произведениях к жесточайшей борьбе против врагов королевской власти и католической веры вплоть до массовой охоты на ведьм силами инквизиции. Гений стиха или прозы вообще-то не обязательно должен быть специалистом по вопросам государственности.
Сам Бенкендорф к Пушкину относился с нескрываемым уважением и очень ценил его поэтический дар, стихи шеф жандармов вообще любил, любил, в частности, Тютчева, который одно время являлся подчиненным Бенкендорфа на службе внешней разведки России. В 1837 году Бенкендорфа непосредственно с Тютчевым познакомила последняя тайная любовь шефа жандармов — германская баронесса Амалия Крюденер. О Бенкендорфе с симпатией отзывался и Грибоедов, хотя и побывавший у него на допросе по подозрению в участии в декабристском мятеже в 1826 году. Автор «Горя от ума» отмечал личную смелость Бенкендорфа во время знаменитого наводнения в Санкт-Петербурге, когда тот спасал из воды простых горожан. Поддерживать с Пушкиным хорошие отношения Бенкендорфа еще при жизни своей просил его бывший заместитель в Третьем отделении фон Фок, лично очень ценивший великого поэта и состоявший с ним в неплохих отношениях.
И еще одна история связала имена Пушкина и Бенкендорфа. В 1834 году Бенкендорф обсуждал с Пушкиным возможность издания литературной газеты в России, где глава Третьего отделения планировал иногда печатать нужные трону статьи и опровержения разоблачениям либеральных журналистов. Но эта идея не была воплощена
118


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
в жизнь в связи с гибелью Пушкина спустя два года на дуэли. Так Бенкендорф первым в российском тайном сыске предлагал использовать средства массовой информации в интересах спецслужб, начав информационную борьбу с либеральной частью прессы, эмигрантскими изданиями и революционным самиздатом. Такие издания для начала информационной войны против оппозиции и революционеров появились и использовались в дальнейшем Третьим отделением и без участия Пушкина, таким было издание «Новое время», существовавшее на деньги известного монархиста князя Вяземского и регулярно печатавшее материалы по просьбе Третьего отделения, позднее на смену ему пришел «Гражданин» князя Мещерского.
Завершая разговор об отношении Бенкендорфа и его Третьего отделения к Пушкину, нельзя не отметить: здесь не все было гладко, и поэту было за что таить обиду на жандармское ведомство и лично на его шефа. Быть может, к Бенкендорфу Пушкин относился и еще хуже, чем это осталось в его дневниках и письмах, просто не решался доверить это бумаге. С какой-то натяжкой можно даже согласиться с тем, что Третье отделение оказывало на поэта временами определенный психологический прессинг, раздражало его цензурными препонами, негласным наблюдением или чтением его личных писем. Но будем откровенны, мысль о том, что убийство Пушкина, замаскированное под дуэль, было организовано ведомством Бенкендорфа по приказу или намеку императора Николая I, абсолютно никакими доказательствами в истории не подтверждена и выглядит навязчивой идеей отдельных и самых ярых «борцов с самодержавием». В ссору с отличным стрелком Дантесом из-за любимой женщины Александр Сергеевич ввязался сам, такое стечение обстоятельств самый искусный режиссер в жандармском мундире не мог бы подстроить. Да и ничем Пушкин так уж не мешал тогда николаевскому режиму и его тайному
119


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
сыску, чтобы идти на риск и организовывать столь сложную тайную акцию.
Когда при таких трагических обстоятельствах или в результате несчастного случая страдает известный человек, да еще и состоящий каким-то образом в оппозиции к правящему в стране режиму, во все времена и во всех странах кто-нибудь да углядит в этом невидимую руку тайной полиции, подстроившую такую трагическую развязку. Примеров в истории спецслужб разных стран и времен масса. Когда во Франции еще в XVII веке на знаменитого писателя Сирано де Бержерака, состоявшего тогда в оппозиционной королю Фронде, случайно упал на улице балкон от дома и покалечил известного француза, вся страна видела в этом случае руку тайной полиции Бурбонов. И в нашей истории обвинения в подстроенной для расправы с неблагонадежным лицом дуэли в адрес спецслужб Романовых выдвигались и в других случаях, кстати, и в эпоху работы Третьего отделения.
Однажды в почте императора Николая Павловича обнаружили анонимное письмо с ругательствами в адрес государя российского, завершавшееся вызовом его на дуэль от имени неизвестного лица. Делом занималось Третье отделение, и после долгого расследования автора письма установили: им оказался тамбовский дворянин с более подходящей для жандармского чина фамилией Сыщиков. Выяснилось, что Сыщиков не тайный революционер-республиканец, не идейный наследник декабристов и даже не человек с расстроенной психикой, каким был писавший такие же нецензурные письма бабушке Николая Екатерине Великой купец Смолкин (тот даже подписался своим именем, чтобы его наказали и он пострадал бы за правое дело). В случае же с Сыщиковым государственный злодей, звавший на дуэль самого российского императора, был просто известным в своей округе искателем приключений и бузотером, отчаянным дуэлянтом, своего рода прототипом
120


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
гоголевского Ноздрева, сейчас мы бы назвали его «чудиком из рассказов Василия Шукшина». В свете такой репутации к Сыщикову решили никаких репрессивных мер не применять.
Такие типы «чудящих дворян» в истории Третьего отделения тоже встречались, и с их чудаковатой и часто аполитичной фрондой царской власти жандармам тоже приходилось бороться. Кроме Сьпцикова был и дерзкий хулиган-насмешник князь Петр Долгорукий, по крайней мере на первом этапе своей литературной эпопеи, пока не стал осознанным политическим врагом режима. Был и знаменитый Федор Толстой (так называемый Толстой- Американец) — этот за свои экстравагантные выходки все же удостоился от жандармов сибирской ссылки, откуда авантюрный характер увел его в побег через Камчатку в Америку (отсюда и прозвище), а вернулся в Россию он после царского помилования. Эта эпопея взаимоотношений жандармского ведомства с Толстым-Американцем запечатлена для истории в строках Грибоедова: «Ночной разбойник, дуэлист, в Камчатку сослан был, вернулся алеутом, и крепко на руку нечист...» Был и князь Трубецкой, в кавказском стиле похитивший чужую жену и скрывшийся с ней — из-за большого резонанса в обществе император поручил заниматься его розыском Третьему отделению. Также из-за большого резонанса дела Третье отделение в 1854 году было причастно к следствию против писателя Сухово-Кобылина, обвиненного в убийстве своей любовницы-француженки и сидевшего в московской тюрьме под стражей.
Хотя тот же любвеобильный и своевольный князь Сергей Трубецкой не нес никакой политической угрозы николаевскому режиму, в отличие от его родного дяди, отбывавшего в это время каторжный срок на рудниках Нерчинска за исполнение одной из главных ролей в истории с декабристами, шум в обществе вынудил импера¬
121


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тора поручить его розыски именно службе графа Бенкендорфа. Жандармы любвеобильного князя вскоре разыскали и отдали под суд, вернув похищенную ее законному супругу. Так что с типом «чудящего дворянина» ведомство Бенкендорфа было хорошо знакомо. Занималось оно подобными типами и после смерти Бенкендорфа, как, например, политизированными болтунами из Английского клуба в Москве или «диким барином» Львом Голицыным, виноторговцем и тоже стихийным фрондером по отношению к царскому режиму, из упрямства помогавшим ре- волюционерам-разночинцам.
Возвращаясь же к их духовному собрату Сыщикову, через несколько лет автор скандального письма императору Николаю был убит на очередной дуэли, тогда тоже ползли слухи, что это дело подстроено по приказу из Санкт- Петербурга, а противника подослала тайная полиция. Но стоил ли такой сложной тайной операции чудак-дуэлянт из Тамбовской губернии, если его за одно это письмо Третье отделение вполне по закону могло навечно сгноить в казематах Петропавловской крепости или Шлиссельбурга, заморозить в сибирской ссылке, да просто запереть в сумасшедшем доме?
Так и в деле Пушкина: версии и слухи о причастности тайной полиции к его смерти поползли бы в любом случае. Но пока ни доказательной базы, ни внятного мотива у такой версии нет. Зная характер и принципы графа Бенкендорфа, трудно поверить, что он отдал бы подобный приказ кому-то из своих подчиненных. Да и вся такая секретная многоходовая комбинация при близком рассмотрении никак не вяжется с теми методами, которыми пользовалось в те годы Третье отделение. То же можно сказать и по поводу полуофициальной версии советских литературоведов в отношении Михаила Юрьевича Лермонтова. Никаких фактов, доказывающих, что ведомство Бенкендорфа по приказу царя третировало молодого по¬
122


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
эта, лишало орденов, гнало под пули горцев на Кавказе в надежде на скорую гибель, а затем и подстроило ею трагическую дуэль с офицером Мартыновым, так и не приведено. Дуэль Лермонтова с Мартыновым, возникшая из словесной перепалки горячих офицеров на вечеринке, никак следствием сложной операции тайной полиции быть не могла.
БЕНКЕНДОРФ И ИДЕЙНОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПРОТИВНИКАМ ТРОНА
Идея Бенкендорфа издавать в России промонархический литературный альманах под сенью имени Александра Сергеевича Пушкина не осуществилась, но шеф жандармов вскоре вернулся к этому начинанию с другими литераторами, пусть и менее известными, зато политически куда более благонадежными. Пионером же такого «пиара спецслужб» в российской прессе можно смело считать именно Бенкендорфа. Об этом писали многие исследователи истории российского сыска, признавая авторство идеи за Бенкендорфом:
«Где-то в середине 30-х годов XIX века в Третьем отделении поняли, что пресекать идеи революционеров и либералов мало. Надо с ними вести полемику, выступать в печати по тем же вопросам, развенчивать их взгляды и мотивы их революционности, предлагать иное видение социальной действительности. И делать это и в России, и за границей. Но для этого нужны способные публицисты, политики, мыслители. Их надо искать в среде интеллигенции, привлекать к сотрудничеству, поощрять. Так нашли Фаддея Булгарина, Якова Толстого, а потом и многих других. Таков был новый поворот в национальной безопасности, исходивший от Бенкендорфа. Видные теоретики этой войны в XX веке Л. Фараго, П. Лайнбарджер, М. Чукас, наверное,
123


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
и не предполагали о своем предтече в лице графа Бенкендорфа и его службы»1.
Бенкендорф действительно уделял много внимания идеологическому противостоянию оппозиции, а не только репрессивным и оперативным действиям против нее. Этим он отличается от многочисленных предшественников из руководителей различных органов тайного сыска Российской империи XVIII века, хотя перед ними и необходимости такой остро не стояло. Он же, в отличие от всех этих глав тайных и особых канцелярий, явно больше тяготел к аналитике в вопросах госбезопасности, да и вообще к теории политического сыска. Недаром по привычке относиться к любому делу с врожденной немецкой основательностью при вступлении в должность начальника Третьего отделения Бенкендорф внимательно прочитал всю доступную литературу о германских тайных союзах «тугендбундах» и вентах итальянских карбонариев. После этого, ознакомившись с западным опытом, Бенкендорф обратился к делу аналитики уже в сфере политического сыска России.
В 1839 году по итогам расследования целой серии крестьянских бунтов в разных регионах страны граф написал царю вполне дельную и аргументированную докладную записку. В части этого текста можно даже углядеть косвенный совет императору Николаю подумать о возможности ликвидации крепостного права в стране, уродливые перекосы которого вызывают большую часть таких крестьянских мятежей: «Крепостное право есть пороховой погреб под нашим государством». Тогда же Бенкендорф пишет докладную записку о первом раскрытом в России тайном обществе заводских рабочих, ликвидированном Третьим отделением на горных заводах Лазаревых в Пермской губернии в 1837 году. В этом невиданном
1 Макаревич Э.Ф. Политический сыск. М., 2002. С. 37—38.
124


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ранее тайном сообществе среди заводского пролетариата, где зрели идеи заставить власть отменить крепостное право и насильственное прикрепление к горным заводам, а также были напечатаны воззвания об этом, Бенкендорф тоже дальновидно разглядел грозы будущих классовых битв, когда революционные идеи овладеют частью рабочих масс в России. Впервые речь в России шла именно о политическом союзе заводских рабочих и выступлении с политическими требованиями. Поскольку первые забастовки с экономическими требованиями у российских рабочих были и при Анне Иоанновне, и даже при Петре I. А вообще же первую забастовку и саботаж рабочих с экономическими требованиями до нас донесли еще тексты с папирусов Древнего Египта, где отказывались работать массово строители пирамид фараонов и даже в знак протеста крушили уже отстроенные усыпальницы.
Здесь же речь шла о совсем новой опасности, для российской верховной власти еще неведомой и потому неосознаваемой в своей полноте. Можно не сомневаться, что Бенкендорф при этих первых организованных выступлениях рабочих горных заводов ознакомился с опытом уже более опасных выступлений пролетариата в Европе, пришедшихся именно на это время 30—40-х годов XIX столетия. В России тогда пролетарии, представленные в основной массе крепостными рабочими горных заводов Урала и небольшими пролетарскими островками в Санкт-Петербурге и Москве, не могли еще сомкнуться идейно с их друзьями из числа социалистов-утопистов. Да и сами русские рабочие еще не созрели для таких массовых городских битв, какие учинили в те годы ткачи во французском Лионе, и даже для парализующих целые города массовых забастовок, как это было в английских Ньюкасле или Ланкашире. Не родилось в связи со слабостью пролетариата и какое-то движение, подобное английским луддитам, названным в честь легендарного ткача Лудда и
125


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
в знак протеста против хозяев крушивших машины, к 1840 году это движение первого тайного союза мировых пролетариев как раз начало в Великобритании сходить на нет. Зато тогда же его подхватили рабочие во Франции, бросавшие в машины для их поломки свои деревянные башмаки сабо, отсюда в лексикон спецслужб мира затем на века перекочевал термин саботаж.
Но даже первые проблески организованных выступлений русских рабочих с политическими требованиями встревожили Бенкендорфа, как и первые массовые уходы горных рабочих от хозяев в знак протеста (в 1833 году с приисков промышленника Попова разом ушли полтысячи крепостных рабочих), как и этот сигнал с пермских заводов Лазаревых о первом тайном обществе рабочих в 1837 году.
Как показало время, докладная Бенкендорфа от 1839 года об этой опасной тенденции была довольно своевременной. Уже в 1841 году в уральской Ревде произошло первое в России серьезное восстание, организованное самими горными рабочими и их негласным примитивным «профсоюзом». А это было уже совсем не то, что присоединение тех же ревдинских рабочих-углежогов к общероссийскому бунту Пугачева столетием ранее. Настоящее вооруженное восстание ревдинских металлургов в 1841 году пришлось давить силами регулярной армии, почти 40 рабочих были убиты в сражении, включая лидера их тайного общества Мирона Щукина, массу участников мятежа отправили по приговору суда на каторгу. Но с ревдинских событий пошел отсчет рабочему антиправительственному движению в России, сыгравшему большую роль в итоговом крушении власти Романовых в 1917 году. Уже в 1844 году были массовые забастовки рабочих-строителей знаменитой железной дороги Москва—Петербург, воспетой Некрасовым, там было четыре крупных случая создания тайных групп рабочих и отказа их от работы с различными требования¬
126


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ми. Умерший в том году Бенкендорф об этом уже не узнал, а не то мог бы с чистой совестью напомнить, что еще за пять лет до тою забил в набат по поводу этой «рабочей угрозы» для власти в Российской империи.
Впрочем, не забыл Бенкендорф в той же докладной 1839 года и об опасности идейной оппозиции из среды молодых дворянских радикалов: «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродств мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух... В этом развращенном слое мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ». Шеф Третьего отделения вполне справедливо определял главные векторы грядущего наступления политических противников на романовское царство: угнетенные крепостной зависимостью крестьяне, объединяющиеся по профессиональному принципу пролетарии и вольнодум- цы-«дворянчики» с идеями Рылеева. Когда этот единый винегрет дозреет, для власти Романовых и начнутся тяжелые времена.
Еще одной страницей биографии Бенкендорфа, говорящей о незаурядности и сложности ею натуры, являются два случая возвращения ею в ряды регулярной армии при формальном сохранении должности главы тайной полиции России. В 1828 году он, оставив исполнять свои обязанности во главе Третьего отделения фон Фока, отбыл вместе с императором Николаем в действующую армию на войну с турками, где участвовал в штурме крепости Браилов в современной Румынии. Там во время осады укрепившихся турок в болгарской Варне император Николай однажды даже случайно заехал на контролируемую врагом территорию, оказавшись в окружении и вырвавшись через еще свободный коридор. В свите попавшего в турецкое кольцо императора находился и Бенкендорф —
127


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
далеко не каждый глава регулярной спецслужбы, даже в XIX веке, может похвастать такой страницей в своей биографии, как окружение на поле боя в настоящей войне.
В 1831 году, оставив вместо себя во главе Третьего отделения Дубельта, граф участвует в боевых действиях по подавлению мятежа польских сепаратистов, которых сам граф Бенкендорф именовал «взбунтовавшимися от безделья шляхтичами». В истории тайных полиций всего мира таких примеров практически нет, бывало, что из боевых генералов выходили затем отличные жандармы, но назад в боевые офицеры они уже не возвращались. Поездка в охваченную мятежом Польшу в 1831 году закончилась выполнением Бенкендорфом личного поручения царя. Он вывез из Польши и доставил в Санкт-Петербург графиню Груздинскую-Ловеч, вдову только что умершего от холеры великого князя и наместника российского престола в Польше великого князя Константина Николаевича. Поскольку Третье отделение имело данные о том, что графиня Ловеч симпатизирует своим мятежным соотечественникам и оказывает в этом смысле негативное влияние на своего супруга и брата императора Николая Павловича, в Петербурге Бенкендорф распорядился отправить Ловеч под домашний арест. Даже когда к ней явился лично император Николай, перепуганная вдова полагала, что сейчас следом ворвутся жандармы Бенкендорфа и тайно ее задушат, но ей лишь предложили эмигрировать за пределы России. Так Бенкендорф сочетал в польскую кампанию 1831 года оба своих таланта боевого генерала и специалиста по специфическим поручениям власти.
Но в целом этот человек действительно отличался незаурядной личной храбростью, не раз проверенной в боях и нестандартных ситуациях на почве тайного сыска, чем далеко не всякий кабинетный глава спецслужбы мог похвастаться. Во время эпидемии холеры 1831 года в империи, когда службе Бенкендорфа пришлось в различных
128


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
городах подавлять и расследовать спорадические холерные бунты, он не побоялся лично поехать в охваченную эпидемией Москву, как за полвека до него прибыл в тот же город подавлять чумной бунт любимец императрицы Екатерины Великой Григорий Орлов. Вместе с императором Николаем он лично в Петербурге примчался пресекать погромы госпиталя и рынка на Сенной площади, руководя арестами зачинщиков беспорядков. При этом всплыл и симптом старой болезни, преследовавшей Бенкендорфа все время его нахождения на посту главы спецслужбы Российской империи, — его известная мания подозрительности и тяга за любым безобразием в государстве искать умышленную крамолу с заговорами. И в деле о холерном бунте 1831 года Третье отделение тоже долго вело расследование. Бенкендорф был убежден, что эпидемией воспользовались очередные тайные враги трона, очередные невыявленные еще «дети декабря», распускавшие панические слухи и умышленно множившие панику в столице и в среде и без того недовольных своим положением крестьян из военных поселений в Новгородской губернии, вызвав в Петербурге уличные бунты, а на Новгородчине — кровавое восстание. По убеждению Бенкендорфа, кто-то надеялся породить очередную пугачевщину, а на волне ее попытаться опять свергнуть царскую власть. Тем более, Бенкендорф знал по следствию над декабристами о подобных их предварительных планах провокации на восстание «черни русской» и особенно доведенных до отчаяния военных поселенцев.
К тому же об этом предположении говорил опыт коллег в Европе. Именно в 1831 году во Франции тайная полиция по итогам схожего чумного бунта нашла неких тайных заговорщиков, умышленно поднявших на беспорядки крестьян слухами о злодейских аристократах, запустивших чуму в провинцию, — так эти заговорщики надеялись волной крестьянского восстания в очередной раз сместить
() Третье отделение
129


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
с трона Бурбонов. Как русская холера 1831 года отличалась от французской чумы, так и в нашем случае, судя по документам из архивов Третьего отделения, следов такого коварного заговора в холерном деле все же не нашли и ни одного заговорщика такого уровня не арестовали, ограничившись наиболее ярыми подстрекателями из толпы.
Несмотря на то что с 1837 года Бенкендорф серьезно болел, несколько раз ездил в Прибалтику лечиться на море, а однажды даже упал в обморок посреди заседания Государственного совета во дворце, в 1841 году он лично выехал в Лифляндию для руководства подавлением народных волнений среди латышского населения этого края и очередного расследования его причин на предмет обнаружения размашистого заговора.
Личную смелость и определенное благородство Бенкендорфа отмечали многие его подчиненные, даже те, кто был не в восторге от его обычной сухости и надменности. Даже такой духовный лидер российской оппозиции тех лет, как Александр Герцен, истовый словесный бичеватель и первый недруг Третьего отделения, на посвященных Бенкендорфу страницах своих воспоминаний «Былое и думы» признает за графом некоторые личные достоинства. Упоминая о его постоянной надменности по отношению к собственным подчиненным и к арестованным, о его апатично-холодном и всегда усталом виде остзейского барона, о непреодолимой тяге графа к женскому полу и к самым вольным его представительницам в тогдашней России, Герцен отмечает и определенный интеллект своего высокопоставленного противника. В этих воспоминаниях Герцена о Бенкендорф фе в «Былом и думах» есть и странный для нас сегодня вывод о плохом образовании шефа Третьего отделения, который, по словам Герцена, «имеет образование очень поверхностное, изъясняется исключительно по-французски». В том веке даже человека, говорящего на нескольких языках, а Бенкендорф говорил и по-немецки, и по-русски без
130


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
акцента, могли называть поверхностно образованным. Чтобы не показаться льстецом первому жандарму, Герцен постоянно добавляет нелицеприятные для графа слухи о его частых интрижках с куртизанками, о назойливом преследовании французских актрис в Петербурге, о частых отлучках в связи с любовными приключениями от дел службы, о неприязни к бумажной работе и чтению художественной литературы. Страстью к противоположному полу Бенкендорф действительно славился; как и Николай I, он отличался эффектной внешностью и пользовался у дам успехом. Император и его первый глава тайной полиции вообще были во многом похожи внешне и внутренне. Они составили в нашей истории спецслужб такую же неразлучную пару, как Петр Великий с Толстым, Анна Иоанновна с Ушаковым или Екатерина II с Шешковским.
Читать художественную или научную литературу в тех объемах, в которых предполагал это необходимым профессиональный революционер Герцен, Бенкендорф явно не мог в силу занятости своими служебными обязанностями. Поэтому даже Дубельта Герцен противопоставляет ограниченному в его глазах Бенкендорфу, признавая за Дубельтом явный интеллект и притягательность в общении и оттого считая его еще более опасным для революции на жандармской службе. Дубельт не отвечал Герцену такой взаимностью. В годы борьбы против революционной деятельности Герцена в эмиграции управлявший тогда Третьим отделением Дубельт, по свидетельствам очевидцев, с явной злобой говорил: «Я имею три тысячи десятин пожалованного мне леса, и на каждом дереве я бы повесил Герцена!» Дубельт и о Белинском, которого в свое время по приказу Бенкендорфа исключили из университета, сказал в узком жандармском кругу: «Рано умер, я его собирался сгноить в тюрьме!»
Герцен обоих главных жандармов знал не понаслышке, после первого ареста в 1834 году Бенкендорф лично
131


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
не раз с ним беседовал и зачитывал молодому смутьяну царское решение о высылке под надзор в Вятку, Дубельт же после этой ссылки лично отказывал Герцену в получении заграничного паспорта и выезде из страны. В целом же Герцен явно поражен тем, что столь неглупые люди с понятием офицерской чести предпочли жандармскую службу, ведь в целом Третье отделение Герцен просто испепелял в своих статьях за глупость и жестокость, используя в качестве характеристики его сотрудников только такие определения, как «сторожевые псы», «инквизиторы», «трюфельные игцейки». Всю деятельность этой спецслужбы он расценивал как безнаказанное избиение кучки бессильных пока революционеров при молчании подавляющего большинства мещан. В историю вошло герценовское: «В Европе был прогресс, а нас здесь за это били».
Кроме профессиональных революционеров Герцена с Огаревым в воспоминаниях и других современников первого профессионального жандарма России его образ нарисован не только белыми красками. Некоторых представителей российского и иностранного бомонда при русском дворе граф Бенкендорф раздражал своей надменностью, исключительной ролью при императоре и знаменитой любвеобильностью в отношениях с женским полом. Таким его запомнил знаменитый маркиз де Кюс- тин, в своем небесспорном опусе о николаевской России в 1839 году представив графа в виде тупого и самодурного служаки, арестовывающего безо всяких оснований и затем выпускающего без всяких извинений из своих казематов соотечественника маркиза по имени Пернэ. Впрочем, во всем скандальном сочинении де Кюстина Россия и русские обрисованы довольно мрачными красками. А император Николай и его жандармы охарактеризованы французом как «внушающие ужас подданным и сами живущие в вечном страхе перед ними», так что здесь не принявший России французский маркиз так же пристра¬
132


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
стен к нашему герою, как и русские революционеры гер- ценовского призыва.
Книга маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году» была тогда запрещена к распространению по всей Российской империи именно после вмешательства Третьего отделения. Жандармы искали уже отпечатанные ее экземпляры и уничтожали, что, впрочем, не мешало представителям российской элиты в столице читать ее в оригинале на французском языке, а основные народные массы с мнением французского писателя о России николаевских времен все равно не смогли бы ознакомиться в связи с почти погловной неграмотностью. Разумеется, решение о запрете книги де Кюстина в России Бенкендорф советовал царю принять не из-за собственного не самого лучшего в ней образа, а из-за ее в целом антироссийской направленности, по его мнению. Хотя в это время Бенкендорф уже был серьезно болен и начинал понемногу отходить от дел, жизнь главного жандарма николаевской империи катилась к своему закату.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ЖАНДАРМА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Начиная с 1840 года Бенкендорф часто болел из-за последствий перенесенной холеры, все более передавая свои обязанности заместителям Орлову и Дубельту и явно готовя себе замену. В 1844 году он отъезжает на лечение в Италию, где его сопровождает сотрудник Третьего отделения и постоянный резидент внешней разведки в этой стране Сагтынский. Последние годы жизни романтичного шефа жандармов были скрашены поездками по Европе и любовью к прекрасной баронессе Амалии. В европейском вояже в Бенкендорфе просыпается страсть ко всему немецкому, он изучает историю своего рода и бук¬
133


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
вально перед смертью идет в костел и принимает католичество. При этом же обостряется и давняя нелюбовь графа к Франции и ко всему французскому (за исключением полезного опыта работа французской тайной полиции и фигуры ее руководителя Видока), которую он давно и не таясь пропагандировал при русском правящем дворе.
Возвращаясь с курорта, в том же году в возрасте 62 лет основатель первой российской спецслужбы граф Бенкендорф умер от сердечного приступа прямо на борту корабля «Геркулес», подходившего уже к берегам Российской империи, в Ревеле на причал вынесли уже его мертвое тело. Здесь же под Ревелем в родовом имении Бенкендорфов Александр Христофорович и похоронен, так что могила первого руководителя централизованной спецслужбы Российской империи находится теперь на территории Эстонской республики.
Такая внезапная смерть Бенкендорфа породила в России волну слухов об отравлении шефа жандармов кем-то из его политических врагов, но врачи признали естественный характер смерти. Можно долго спорить о его политических взглядах или действиях на посту главы тайной полиции страны, но один факт в пользу графа Бенкендорфа признают почти все, и сторонники, и противники его. За многолетнюю карьеру в армии и при императорском дворе, за 18 лет службы во главе могущественного ведомства Третьего отделения он практически не скопил никакого личного состояния, оставив наследникам очень скромные сбережения, даже долги по его последнему лечению в Европе погасил за него император Николай I. История спецслужб в XX веке практически не знает аналогичных случаев, когда глава спецслужбы мощной державы остается принципиальным бессребреником, даже в Советском Союзе руководители КГБ пользовались всеми специальными привилегиями членов ЦК КПСС.
134


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Таким был этот граф и бывший боевой генерал, надевший по понимаемому им определенным образом чувству долга перед империей жандармский голубой мундир собственного дизайна, возглавивший новую спецслужбу романовского царства, как за век до него первый глава российской спецслужбы Толстой из талантливого дипломата- разведчика перевоплотился в главу Тайной канцелярии. Бенкендорф на последующие полвека существования Третьего отделения стал для его сотрудников исторической личностью и даже в чем-то легендой, такой же на долгие годы для советских чекистов разных времен станет легендарный Феликс Дзержинский. Роль Бенкендорфа поэтому заметна не только на протяжении тех двух десятков лет, когда он лично возглавлял созданную им спецслужбу, он и на последующие годы своим правлением в Третьем отделении застолбил для жандармского ведомства определенные принципы.
И сам он в галерее руководителей отечественных спецслужб занимает особое место, являясь принципиально отличной от предшественников из XVIII века личностью. Это не угодливый при Петре I и постоянно интригующий Толстой, не беспринципный и полностью циничный Ушаков при разных царях, не иезуитски жестокий Шеш- ковский, не серый человек из Тайной экспедиции Николаев при Павле (пожалуй, только елизаветинский «первый инквизитор» Шувалов в чем-то похож на Бенкендорфа). Бенкендорф — совершенно другой типаж, еще более сложный (хотя кто-то считает его более примитивным и менее талантливым, чем те же Толстой или Шеш- ковский). Одновременно боевой генерал с принципами честного служаки трона и любитель балов и женского пола, он мог быть и снисходительным и беспощадным к врагам трона, мог заступаться за справедливость и закон в одних случаях (с князем Волконским на декабристском следствии, с Михаилом Орловым, со студентом Вереща¬
135


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
гиным) и закрывать глаза на попрание этой справедливости в других (когда вывозил из Варшавы против ее воли графиню Ловеч или ссылал за легкомысленную болтовню молодых Герцена с Огаревым).
Известны несколько случаев, когда Бенкендорф отстаивал формальную букву закона с таким упорством, какому и фанатик революционного (очень своеобразного) закона Дзержинский мог бы позавидовать. Одновременно мы знаем и случаи, когда Бенкендорф мог в целях политического интереса империи этим законом пренебречь, и он же говорил барону Дельвигу: «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства» — тоже знакомая нам в истории спецслужб отечества картина. В целом же Александр Христофорович Бенкендорф был таким же типовым человеком Николаевской эпохи Российской империи, как, например, граф Толстой — Петровской эпохи. С николаевским временем он неразрывно связан и своими принципами управления спецслужбой, таким и остался он в нашей истории спецслужб России.


Глава 5
В БОРЬБЕ СО СМУТОЙ
В государстве благоустроенном законодатель озабочивается не столько наказанием, сколько предупреждением преступлений.
Ш. Монтескье, французский философ
Это высказывание Монтескье, как и адаптированное в Советском Союзе, сходное мнение любимого киногероя масс сыщика Жеглова о том, что «порядок в государстве определяется не количеством преступников, а способностью с ними бороться», — очень уместны при рассмотрении вопроса о деятельности Третьего отделения в 1826— 1880 годах по подавлению оппозиции. Абсолютная часть мер новой спецслужбы касалась именно карательных мер (арест, допрос, крепость, высылка в Сибирь или за границу, виселица, расстрел, жандармская карательная команда в селе), предупреждение же антиправительственной деятельности занимало очень небольшую часть в работе отделения.
Не всегда разумные и своевременные меры, то излишний либерализм, то немотивированная жестокость к колеблющемуся еще в своих устремлениях гражданину, даже из тихих оппонентов правительству делали порой ярых революционеров и открытых борцов с царской властью. Репрессиями к кулуарным критикам некоторых сторон государственной жизни в России Третье отделе¬
137


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ние из некоторых из них сделало мучеников революции и кумиров радикальной молодежи. С терроризмом тоже начали активно бороться только тогда, когда он набрал явную силу и в революционном, и в сепаратистском движении, просмотрев момент зарождения этой опасности в стране, и тоже потому, что реагировали карательными методами на уже совершенные акции, слабо пытаясь их предугадать и предотвратить.
В этом плане шараханья Третьего отделения несомненно дали фору развитию в России сильного революционного движения, что к 1880 году убедило власть в отставании своей тайной службы от необходимых стандартов и неспособности ее справиться со смутой в стране. Закону Монтескье деятельность Третьего отделения со своим карательным уклоном соответствовала мало. Хотя это неудивительно, ведь новая спецслужба была только первым и относительно слабым опытом создания такой разветвленной структуры тайного сыска в России. Да и саму Российскую империю XIX века Монтескье вряд ли признал бы в этой своей формуле благоустроенным государством.
Деятельность Третьего отделения именно в вопросах государственной безопасности и борьбы с антиправительственными движениями в 20—70-х годах этого столетия не была однородной. Постепенно реформировались само Третье отделение и методы его работы, его успехи и провалы стали заметными вехами в полувековой истории этой спецслужбы, поэтому в 1880 году князь Лорис-Ме- ликов упразднял уже не совсем тот орган, который в 1826 году создал граф Бенкендорф.
По отдельным делам и операциям Третьего отделения, разумеется наиболее значимым и показательным, можно заметить динамику изменений в работе первой российской спецслужбы и понять, что привело к угасанию и краху в 1880 году успешного поначалу проекта графа Бенкендорфа.
138


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ПОСЛЕ ДЕКАБРИСТОВ
Разгром декабрьского выступления ознаменовал наступление, как принято это было называть, николаевской реакции в стране. Действительно, после 1825 года гайки были закручены довольно сильно, но недолгая передышка в давлении антиправительственных сил на российский трон в конце 20-х годов XIX столетия, отмечаемая многими историками, была достигнута не только за счет уверенных действий молодого Третьего отделения. Разгром тайных обществ декабристов выбил организованную силу оппозиции среди дворян, а другой в стране тогда не существовало. Тайные общества разночинцев, выросшие впоследствии в террористические группы, рабочие союзы и партии защитников крестьян еще не были созданы. Поэтому в первые годы царствования Николая и наступило временное затишье, отдельные и чаще всего стихийные волнения крестьян в провинции подавляла армия и обычная полиция, Третье отделение в такие дела практически не вмешивалось, а разрозненные кружки столичной интеллигенции легко контролировались и не несли серьезной угрозы режиму.
Главный упор в работе против оппозиции тех лет ведомство Бенкендорфа сделало на разгром оставшихся мелких групп недовольных офицеров, постепенно выявляя остатки декабристского движения, поскольку именно в офицерах-смутьянах после 1825 года видели главную опасность. С этой задачей Третье отделение к 1830 году справилось, хотя и проспало при этом зарождение разночинной оппозиции.
Мелкие дворянские группы, наподобие тайной организации князя Булгари, были выявлены, и их члены осуждены. В Оренбурге уже в 1826 году арестованы члены тайной офицерской группы Завалишина, идейно родственной декабристам, причем выдал товарищей сам их арестованный лидер Ипполит Завалишин. В Москве арестованы
139


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
члены родственного им идейно кружка братьев Критских, во Владимире разгромлен кружок чиновника Осинина. Пресечена деятельность тайного дворянского общества «Мертвая голова», чьи члены хотели бы видеть на троне вместо Николая Павловича его старшего брата Константина, бывшего в то время наместником польских земель империи, и даже склонялись к возможному террору против сторонников Николая. Хотя это общество ничего серьезного предпринять против николаевской власти еще не успело, да и от декабристов члены династической оппозиции в плане идеологии заметно отличались.
На волне декабристского дела жандармы в 1826 — 1827 годах арестовывали людей десятками за довольно невинные, по меркам еще недавней Александровской эпохи, вещи, за которые до выступления декабря 1825 года человек даже проблем по службе бы не имел. Теперь же был всплеск активности сыска. Арестованный в сентябре 1826 года Третьим отделением гвардейский штабс-капитан Алексеев за распространение стихов политического содержания и пропаганду идей декабристов был осужден сразу к смертной казни, впрочем замененной ему помилованием царя затем на тюремное заключение. Другой офицер и поэт Александр Полежаев за такие же «крамольные стихи» разжалован в солдаты и сослан в воюющую армию на Кавказ. Суровые приговоры к 1830 году по мере охлаждения у власти самого первого и острого страха перед декабристским мятежом выносить перестали, но установка Третьему отделению на беспощадное искоренение такого политического вольнодумства, независимо от его масштабов и степени политической опасности, осталась. При Николае I в первые годы его правления произошел рецидив отцовской строгости и фрунто- мании, годы царствования Павла I ознаменованы таким же всплеском работы тайного сыска и возрастанием количества дел по политическим преступлениям.
140


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Отдельный удар Третьим отделением нанесен раскольникам; как мы помним, работой против сект и раскола в стране занималось в ведомстве Бенкендорфа даже отдельное делопроизводство. В советское время, да и сейчас, за эпопеей борьбы жандармов с тайными группами оппозиции этой кампании наступления на раскол особого значения не придавалось, сегодня эта проблема противостояния раскола и власти в российском обществе практически забыта. В те же годы это был важный вопрос, а деятельность раскольников считалась очень опасной для верховной власти и церкви, не менее опасной, чем тайные офицерские и разночинные кружки мирных поклонников Фурье или Канта. После относительно либеральных для раскольников времен правления предшественников императора Николая I на троне, Павла и Александра, наступление на них Третьего отделения было обусловлено и позицией по закручиванию гаек после александровского либерализма, и личным неприятием раскола императором Николаем.
Особым гонениям жандармов в 30-х годах этого столетия подверглись такие ответвления раскола, как хлысты, молокане, духоборы, скопцы, бегуны и беспоповцы — самые непримиримые из раскольников и староверов, ставившие вопрос о подпольной борьбе с «антихристовым режимом». Эта подзабытая борьба Третьего отделения с российским расколом выплескивалась тогда и за пределы Российской империи. Так, Бенкендорф лично добивался от коллег в Австрии ареста и высылки из их страны окопавшегося там митрополита Амвросия из старообрядцев, засылавшего из эмигрантского укрытия в австрийской тогда Буковине своих агентов в Россию.
Даже если посмотреть статистку политических дел, расследуемых в стенах Третьего отделения, то за годы правления Николая I (1825 —1855) в Сибирь по приговору за участие в сектах русского раскола отправлено более 500 человек. И почти такое же количество сослано жандармами
141


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
за годы николаевского правления в Сибирь по делам о тайных политических обществах (две трети из них по происхождению дворяне). То есть удельный вес в работе Третьего отделения по политическим оппозиционерам и по сектантам делился практически поровну. А всего в те годы по приговору в Сибирь сослано почти 200 тысяч россиян, но здесь большую часть составляли уголовные преступники, Третьему отделению неподведомственные.
Попытки отдельных декабристов в ссылке продолжить создание тайных групп пресечены, организатор такой группы на нерчинских рудниках непримиримый декабрист Иван Сухинов в 1831 году приговорен к расстрелу, но в камере покончил с собой до исполнения приговора, его сообщники из числа уголовных каторжан казнены. Хотя император Николай долго не верил в то, что организация декабристов разгромлена окончательно, а не только ее подставившая себя под удар не подготовленным до конца мятежом нетерпеливая часть, как и в то, что к заговору не приложили руку разведчики и недоброжелатели из-за рубежа. Бенкендорф с трудом к концу 30-х годов убедил государя в том, что все серьезные декабристские организации созданы исключительно российскими оппозиционно настроенными дворянами, и все они уже разгромлены. Николай долго еще в любом намеке на появление в стране оппозиционных сил видел руку «людей 14 декабря», как он называл напугавших его организаторов бунта в день его воцарения.
Указания на эту «декабристскую манию» можно встретить почти в любой работе о Николае I и его правлении. «Впечатление от декабрьских событий 1825 года было для Николая тем сильнее, что заговор и восстание возникли в военной среде, которая дала лишь сконцентрированное выражение настроению, широко разлитому в общественной массе. Розыски и расправа по делу декабристов стали первым правительственным актом императора Николая.
142


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
14 декабря глубоко врезалось в его память. С этим днем он связал свое вступление на престол, в его годовщину отпраздновал 25-летие своего царствования, а поминал его ежегодно и в беседах с окружающими, и в письмах: «Какая годовщина!» На всю жизнь остался он и тюремщиком декабристов: следил за каждым их движением в далекой ссылке, получал донесения о подробностях их быта, решал лично — и всегда сурово — вопросы, касавшиеся их самих и членов их семей... «Друзья-декабристы» вдвойне отравили сознание самодержца: опасливым недоверием к обществу, которое казалось готовым взяться за революционные средства против власти, тормозящей рост русской жизни, и пониманием, что «всеобщее недовольство», о котором так много тревожных толков, нельзя свести к идейным заблуждениям, что для него имеются объективные основания в запросах этой жизни, перерастающей сковавшие ее формы социально-политического строя»1.
Здесь же Пресняков пишет и о том, как именно в своем детище в лице Третьего отделения Николай видел свою главную защиту от повторения в стране декабристского рецидива и любого другого проявления оппозиционности, угрожавшего его неограниченной власти. Как он требовал, чтобы все органы управления подавали в Третье отделение сведения о появлении таких обществ, о «любых подозрительных лицах», об иностранцах на территории России, о самых громких уголовных преступлениях в стране, о крестьянских бунтах в провинции, о попытках нарушения цензурных требований в литературе. А через шефа Третьего отделения император должен был получать все эти сведения сам для составления полной картины уровня политической безопасности его власти. Он часто после докладов Бенкендорфа запрашивал дополнительные сведения по таким делам, лично следил за ходом политического следствия
1 Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 258—259.
143


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
в отдельных случаях. А также император часто приказывал для разбора таких дел на месте командировать в провинцию кого-либо из сотрудников Третьего отделения, а так как лично многих своих жандармов он знал, то мог и указать Бенкендорфу конкретную кандидатуру такого командированного или группы командированных.
Как видим, тяга российского самодержца лично вникать в, казалось бы, мелкие детали работы своей службы тайного сыска оставалась, хотя по сравнению с тайными канцеляриями при предшественниках Николая I Третье отделение и было гораздо более самостоятельной спецслужбой. Не забытой до конца оказалась и практика, когда император, получив по другим каналам важный донос из сферы госбезопасности, сам направлял его для разбора Третьему отделению, как это делали еще первые Романовы в XVII веке. А если доноситель упорствовал и не открывал важных деталей даже жандармам, иногда разрешал по старинке огласить донос и лично у себя на аудиенции, совсем в духе Петра I.
Немногие оставшиеся в общественной изоляции стойкие оппозиционеры тоже признавали эту временную первую победу Третьего отделения. Николай Огарев вспоминал об этих годах как о времени, когда «кончились всякие попытки тайных обществ, они, не сложившись, притихли под слепыми ударами новой тайной полиции, попадающей в цель потому, что беспрестанно бьет без разбора налево и направо». Другой российский либерал Грановский писал соратнику Герцену за границу: «Всякое движение на Западе у нас отзывается стеснительной мерой, доносы идут в Третье отделение тысячами», подтверждая мысль Герцена о том, что русские жандармы бьют оппозицию в ответ на прогресс в Европе. В опутанной вскоре паутиной тайных осведомителей фон Фока столичной и московской богеме любые подобные замыслы выявлялись и пресекались очень быстро. Неудивительно, что в исто-
144


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рии революционного заговорщичества от декабристов следующую его мощную волну в лице народников отделяют именно эти три десятилетия николаевского правления и его очень активного сыска, облаченного в новый голубой мундир и по-новому сорганизованного в эффективную для своего времени единую спецслужбу.
К 1830 году сыску впору было рапортовать о разгроме оппозиции на корню и переходить к смягчению внутриполитического режима, как грянуло кровавое восстание в Польше в декабре 1830 года. Пока искореняли дворянскую оппозицию, ослабили контроль за сепаратистами нерусских окраин Российской империи, а польское движение среди них было самым сильным и организованным вплоть до революции 1917 года.
КРОВЬ В ПОЛЬШЕ
Нельзя сказать, что Третье отделение совсем проспало бунт поляков против власти над ними русского царя. Горячая точка здесь сохранялась с момента раздела Польши в 1794 году, когда большая часть польских земель вместе с Варшавой отошла к Российской империи, шляхта не забыла опыт восстания конфедератов и Костюшко при Екатерине, да и затем она бралась за оружие при любой возможности. Третье отделение направляло в Царство Польское под российским протекторатом и властью наместника великого князя Константина лучшие кадры, вербовало среди пророссийских поляков тайную агентуру, усиливало жандармерию в Варшавском жандармском округе. Здесь впервые созданы жандармские конные команды, почти военный спецназ жандармских сил, затем они созданы и в других российских губерниях.
Бенкендорф лично несколько раз докладывал Николаю о взрывоопасной обстановке в Польше и создании там се-
10 Третье отделение
145


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
паратистского подполья, он вообще призывал царя поменьше доверять полякам. В одном из докладов звучит: «Нет ни одного поляка, который не считает, что Екатерина отобрала у него отечество». Отдельно Бенкендорф докладывал, что поляков дополнительно раздражает их высокомерный наместник и брат императора Константин Павлович, не желающий никакого диалога даже с умеренными националистами в польском обществе. В то время как именно Третье отделение устами своего руководителя Бенкендорфа бьет тревогу и призывает решать польский вопрос не силой оружия и карательными методами, а некоторыми послаблениями, началом диалога с польскими умеренными магнатами, главное же — очисткой аппарата управления в Царстве Польском от русских и польских взяточников.
В биографии Николая I Анри Труайя пишет: «Бенкендорф признает, что в Польше становится нечем дышать. «Польские провинции, где установлено военное управление, испытывают страшное притеснение, — пишет он в рапорте за 1828 год. — Террор поверг столько семей в траур, а всех — в ужас! Поляки больше не осмеливаются говорить между собой о своих несчастьях, позвякивание колокольчика заставляет их трепетать. Они считают себя париями в Российской империи». А в рапорте за 1829 год: «Несчастные польские провинции остаются в том же состоянии притеснения и продолжают стонать под гнетом нескольких взяточников, которые всем известны»1.
Так что в польском вопросе накануне мятежа 1830 года Бенкендорф и его жандармы выступают отчасти даже либералами, а главное, своевременно извещают об опасности бунта, и не раз. Повторяется ситуация с декабристами: доверяющий своему брату Константину император Николай не прислушивается к предостережениям, угрожая полякам введением войск. Тем более, царь отвлечен
1 Труайя А. Николай I. М., 2003. С. 102.
146


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
кризисом во внешней политике — только что во Франции народные выступления свергли его друга Карла X и посадили на трон нелегитимного в глазах Николая Луи- Филиппа Орлеанского.
Предостережения спецслужбы не были услышаны властью, не первый и не последний раз в нашей истории, и в ноябре 1830 года грянула беда. Польское общество было возмущено набором польских солдат, которые с русской армией должны были в рамках обещаний Священного союза выступить на помощь королю Нидерландов в его борьбе с революцией в Бельгии. Ночью 17 ноября группа молодых поляков напала с оружием на Бельведерский дворец в Варшаве, дав сигнал к общему восстанию, Константин Павлович успел бежать, но убито много его приближенных и пророссийских поляков из полиции.
Посланное на польских бунтовщиков войско не смогло с ходу задавить мятеж, его подкосила бушевавшая эпидемия холеры, от нее умерли и наместник Константин Павлович, и главнокомандующий этой армией фельдмаршал Дибич. В начале 1831 года мятежный польский сейм и его военный диктатор Хлопицкий организовали грамотное сопротивление российской армии силами партизанских ватаг. Дело закончилось большой кровью, за игнорирование предостережения спецслужб властью платить опять пришлось регулярной армии. Только в августе 1831 года армия генерала Паскевича с яростными боями заняла Варшаву, обороняемую уже всем ее польским населением. Жандармы Третьего отделения идут по пятам армии Паскевича, производя розыск и аресты зачинщиков мятежа, причем делают это в соответствии с законами военного времени достаточно жестоко. Сам Бенкендорф выезжает руководить этим процессом, теперь уже не призывая подчиненных ни к диалогу, ни к милости, он считает, что бездельная польская шляхта сама больше всех виновата в бедствиях поляков и должна заплатить за свой мятеж. По делам о
147


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
мятеже в Царстве Польском было казнено от полутора до двух тысяч повстанцев, тысячи поляков солдаты и жандармы угнали в Сибирь. Размах репрессий значительно превосходил последствия декабристского выступления, к тому же у Польши отобрали конституцию и последние атрибуты государственности внутри России.
На жандармов же Третьего отделения возложена была в 1831 году в Польше и еще одна специфическая и ранее неведомая им задача: они отвечали за сбор детей мужского пола казненных и погибших бунтовщиков, мальчиков изымали из семей и силой направляли в кадетские училища в глубь России. В целом действия Третьего отделения в Польше в момент подавления восстания в 1831 году никак нельзя признать гуманными. В воспоминаниях участвовавшего в репрессиях в районе Вильно жандарма Ломачевско- го есть строки о том, как его начальники инструктировали личный состав исходить из того, что все поляки в какой- либо мере виновны в пролитой в ходе мятежа крови, а значит, жалости теперь не место.
В отношении же тех членов вооруженных польских отрядов, кто ушел с оружием в руках через границу в Пруссию или Австрию, перед Третьим отделением ставилась задача добиться их выдачи. Бенкендорфу путем переговоров с коллегами из тайных полиций германских государств удалось добиться только разоружения этих польских отрядов. Австрийский канцлер Меттерних после переговоров с Бенкендорфом даже передал России отобранное на границе у польских повстанцев оружие и боеприпасы, но отказался выдать самих мятежников, сославшись на давление общественного мнения на его правительство в Европе.
Осевшие по всей Европе польские эмигранты после 1831 года создали множество эмигрантских центров для борьбы за освобождение Польши, с этого времени начинается долгая оперативная и информационная борьба Третьего отделения за рубежом против польской эмигра¬
148


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ции. Вскоре она перейдет в борьбу и против других эмигрантских групп сепаратистов из числа населявших Российскую империю народов, а также в борьбу с эмигрантскими центрами собственной российской оппозиции.
Третье отделение до конца 1831 года зачищает территорию подконтрольной империи части Польши, а также населенные поляками районы Белоруссии, Литвы и Правобережной Украины, куда тоже перебросились беспорядки. Впервые жертвой репрессий российской спецслужбы становится католическая церковь, принявших участие в мятеже ее священников арестовывают и гонят по этапу в Сибирь наравне со всеми. Одновременно происходят волнения внутри России в созданных в свое время Аракчеевым военных поселениях в Новгородской губернии, расследованием этого дела после подавления армией мятежа поселенцев тоже занимается Третье отделение.
Вскоре после новгородских событий 1831 года военные поселения будут упразднены. 22 июня 1831 года стихийные массовые беспорядки произошли уже в самой российской столице, хотя они и не были связаны с польскими и новгородскими волнениями, а вызваны паникой в связи с распространением в России эпидемии холеры. Тем не менее в Петербурге разгромлена Сенная площадь и несколько госпиталей, были убитые. Подавлением беспорядков и розыском виновных на этот раз занята не армия, а жандармы Бенкендорфа.
Его вообще очень обеспокоили крестьянские выступления в губерниях, гораздо больше, чем естественный, по его мнению, мятеж праздной польской шляхты. До конца 30-х годов он неоднократно писал доклады императору об опасности зарождения идей организованного бунта в крестьянской массе. Это тревожило Бенкендорфа, понимавшего, что процесс в случае широкого проникновения оппозиционных идей в миллионное крестьянское общество может вызвать такой пожар, который никогда не
149


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
организуют разрозненные кружки питерских интеллигентов, с которыми его служба научилась справляться. Нельзя прямо сказать, что граф Бенкендорф предвидел зарево октября 1917 года, но он примерно мыслил в этом направлении. Его тревога осталась неуслышанной, поэтому российская власть для начала получила массовое хождение в народ пропагандистов 70-х годов XIX столетия, а затем и более печальные для себя процессы.
Череда же крестьянских бунтов, начавшись мятежом военных поселенцев на Новгородчине в 1831 году, прокатилась затем по Российской империи в течение всех 30-х годов того столетия. В их числе были и знаменитые картофельные бунты, когда нежелание крестьян культивировать навязываемый им тогда невиданный раньше на Руси картофель доходило до массовых погромов, охватывая восстаниями территории целых губерний. Во всех этих случаях массовых крестьянских выступлений 30-х годов для подавления восстаний вызывались войска, а расследование событий переходило в руки жандармского ведомства. Обычной практикой было создание из местных или командированных из столицы жандармских офицеров временной следственной комиссии, зачастую бравшей на себя и функции военно-полевого суда, выносившего и приводившего в исполнение приговоры в отношении арестованных зачинщиков беспорядков. По каждому такому случаю с места в штаб Третьего отделения в Санкт-Петербурге шло донесение по итогам расследования с выводами о причинах беспорядков. Таких документов для истории в архивах осталось предостаточно, и почти все они довольно однотипны, меняются зачастую лишь названия губерний и сел, а также имена действующих лиц.
Вот для примера один из множества таких типовых докладов от 19 августа 1839 года о жандармском расследовании массовых беспорядков в селе Шигоны около Самары: «По указу Его императорского величества времен¬
150


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ная военно-судебная комиссия, учрежденная над крестьянами села Шигоны помещика Павла Короткова, оказавшихся прикосновенными в убийстве и брошении в огонь во время пожара помещика своего и его дворового человека Павла Воробьева и в неповиновении, из коего видно: В убийстве господина Короткова и человека его Воробьева открыты главнейшими преступниками крестьяне — двое братьев Алексей и Федор Шагалины, Григорий Кир- сенев, Григорий и Евлампий Абрамовы, Гаврила Шнырин, Федор Хомутов, всего 11 человек. Из коих по конфирмации (приговору) начальника 2-го корпуса жандармов генерал-майора Перфильева по предоставленной ему государем императором власти Алексей Шагалин расстрелян».
В Третьем отделении в столице такие донесения в те годы читали десятками, подшивая их в архив. В нюансы таких локальных бунтов крестьян штабу политического сыска вдаваться было некогда, и эта проблема все равно оставалась несколько на периферии внимания службы графа Бенкендорфа, сосредоточившей свое внимание на искоренении идейных противников власти в столице и крупнейших городах империи. Тогда же, после бурных событий 1831 года в России, царь Николай Павлович объявил новый поход на инакомыслие. Теперь он чужд идеи, что в его империи крамола искоренена, и Третьему отделению поручено усилить борьбу с кружками оппозиционных мыслителей.
НОВОЕ УЖЕСТОЧЕНИЕ БОРЬБЫ С ИНАКОМЫСЛИЕМ
До конца 30-х годов на страже основополагающей идеи Николая «Самодержавие, православие и народность» жандармы Бенкендорфа организуют множество мелких политических процессов против неформальных кружков,
151


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
объединяющих недовольных существующей властью дворян или выходцев из разночинной среды. Ужесточено уголовное наказание за создание таких кружков и произнесение антиправительственных речей, в новом уголовном законе от 1832 года в Российской империи вводится суровая ответственность за «бунт», понимаемый не только в качестве открытого вооруженного выступления, но и как создание заговора против власти и организация тайного общества. Подобные действия, под которые Третье отделение получило возможность подгонять любой кружок инакомыслящих, карались различными мерами от смертной казни и сибирской каторги до высылки из столицы.
Поэтому часть не самых радикальных оппозиционных обществ, напуганных перспективой попасть под жандармский кулак репрессий, просто сама распалась или перестала существовать естественным путем. Как это было с «Обществом громкого смеха», родственным бывшим кружкам декабристов, но более умеренным и не таким политизированным. Это был скорее кружок почти аполитичных интеллектуалов и насмешников над властью, самим названием бросавший вызов мрачности и солдафонству николаевского правления, его руководителем был молодой поэт Михаил Дмитриев. С наступлением явной реакции Дмитриев и его друзья решили, что для громкого смеха в России еще не пришло подходящее время, просто перестав собираться на свои собрания и смеясь тихо поодиночке. Для более идейных политических кружков, не пожелавших прекратить свою деятельность добровольно, дело закончилось жандармскими визитами, разгромом и арестами.
Процессы против оппозиционных кружков 30-х годов парадоксальным образом послужили хорошим толчком к развитию революционного течения среди недовольных разночинцев, интеллигентов и отдельных дворян. Парадокс объяснялся тем, что хорошо отлаженная система
152


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тайного сыска ведомства графа Бенкендорфа позволяла довольно быстро выявлять такие объединения, вроде тех же любителей громкого смеха, от которых большого вреда власти ввиду их малочисленности и дискуссионною характера деятельности быть не могло. Когда выявленных «нигилистов», как этих оппозиционеров начали называть в России, доставляли в Третье отделение, выяснялось, что предъявить им серьезные обвинения невозможно и улик их вины мало. Но общий настрой на искоренение таких обществ заставлял приговаривать их хотя бы к ссылке в провинциальную глушь или лишать определенных привилегий в обществе.
Так было, например, при разгроме довольно невинного в политическом плане кружка интеллигентских мечтателей Сунгурова, выданного Третьему отделению в июне 1831 года его членом Полником. Из доноса Полника, через архив Третьего отделения до нас дошедшего, видно, что члены кружка Сунгурова только собирались «рассылать в губерниях прокламации о воле крестьянам (по методу декабристов опять от имени великого князя Константина, уже умершего в том же году в Польше от холеры), а потом начать в России вооруженный мятеж с захвата в Туле оружейного завода и составить тем вооруженную шайку». Незначительное количество членов этого кружка и полное отсутствие даже намека на исполнение столь смелого революционного плана следствие не остановили. Кружок был полностью ликвидирован, его членов после долгого следствия развезли по ссылкам. Сам Сунгуров и его главный соратник Гуров по этому делу поначалу даже приговорены к смертной казни, замененной затем обоим каторгой. Еще пять человек осуждены к ссылке или отданы насильно в солдаты, остальных же выпустили по дома м — похоже, и следствие поняло степень их опасности для императорской власти. Сам же Николай Сунгуров после двух неудачных побегов умер на каторге в Сибири.
153


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Ощущая себя обиженными властью, вчерашние оппозиционные болтуны возвращались из ссылки уже настроенными на серьезную борьбу с режимом, собирали кружки в местах ссылки, бежали из ссылки за границу или выезжали туда по разрешению властей. Поначалу власти не возражали против такой эмиграции, полагая, что крамола покидает пределы империи и перестает быть головной болью. Опомнились же, только получив несколько серьезных эмигрантских центров российских революционеров в Европе со связями внутри страны. Такие полумеры с неустанными арестами даже за неосторожное слово и с либеральными мерами по отношению к арестованным (а на другие санкции они просто не успевали напроситься) к 40-м годам дали первый отряд российских революционеров со стойкой установкой на борьбу с царской властью за социалистические идеи, конституцию и установление республиканскою режима в стране.
Таких процессов в 30-х годах было множество, включая совсем мелкие общества из трех-четырех активных членов. Не будем углубляться в однообразное перечисление, возьмем только типичный для тех лет первый процесс по делу Огарева и Герцена, показательный в том плане, как из восторженных мальчиков с либеральными идеями сделали убежденных лидеров и оракулов революции. Молодые московские студенты собирались на одной из квартир и вели разговоры о свободе, декабристах и французской революции, один из них донес на товарищей московскому представительству Третьего отделения. В июле 1834 года Герцена, Огарева и их менее известных соратников по кружку арестовали. Даже в названии этого дела в материалах Третьего отделения — «О лицах, певших в Москве пасквильные песни» — виден не самый серьезный характер обвинения молодым людям. Тем не менее специально прибывший из Петербурга следователь Третьего отделения Голицын и московский жандармский полков¬
154


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ник Шубинский развернули дело в серьезный заговор нигилистов. Его участников доставили в столицу, где допросы их продолжил лично генерал Дубельт, занявший после смерти фон Фока и отставки его преемника Мордвинова должность главы канцелярии Третьего отделения и ставший в нем первым заместителем Бенкендорфа. На вопрос Герцена, что ему инкриминируют, поскольку доказать его авторство «пасквильных песен» следствие не смогло, Дубельт спокойно ответил: «Вы обратили на себя внимание образом своих мыслей». В результате Герцена выслали под надзор в Вятку, а Огарева — в Пензу.
После возвращения в столицу Герцен несколько раз обращался в Третье отделение и лично к Дубельту за разрешением получить заграничный паспорт и выехать на год за границу для лечения жены, но постоянно получал отказ, чем окончательно был настроен против власти. Затем вдруг паспорт ему выдают, из-за границы оппозиционер уже не возвращается, а власть получает в его лице бескомпромиссного противника и лидера эмигрантского центра. Третьему отделению затем долго придется бороться с нелегальными завозами его издания «Колокол» в Россию. Огарев сначала остался в России и долго жил в Пензе. Но в 1848 году, когда пошла волна новых процессов против неблагонадежных и арестов ранее отбывших ссылку (почти как при Сталине в СССР была эпопея «повторников», когда брали вторично уже отсидевших по печально знаменитой 58-й статье УК), по доносу пензенского губернатора Панчулидзева Третье отделение вновь арестовывает Огарева и доставляет на следствие в Петербург. После освобождения и ему не препятствуют в эмиграции, и вот готов еще один лидер революционного центра за рубежом, искренне ненавидящей российскую власть и ее спецслужбу не только в силу политических воззрений, но и за их негативное вторжение в собственную судьбу. У многих первых нигилистов
155


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тех лет начало революционной карьеры сходно с герцен- ским и огаревским.
Отдельно можно отметить первый пример использования российской спецслужбой принудительной медицины. Известный фрондер и критик царской власти с западнических и даже космополитических позиций Петр Чаадаев в 1836 году по предложению Бенкендорфа объявлен сумасшедшим и принудительно помещен под домашний надзор врачей, будучи исключен из общественной жизни, а напечатавший его смелые статьи журнал «Телескоп» по представлению Третьего отделения закрыт. Последователи жандармов Бенкендорфа в истории тайного сыска в нашем государстве во второй половине XX века поставят принудительную психиатрию в отношении диссидентов на поток, Чаадаев же стал первой жертвой столь оригинального способа избавления от политического соперника.
С этим человеком у Третьего отделения вообще был особый «роман», который вкупе с этим оригинальным домашним заточением с диагнозом сумасшедшего Петра Яковлевича Чаадаева сделал одним из самых необычных политических противников царской власти за всю историю Российской империи. Дело в первую очередь было в оригинальных политических воззрениях Чаадаева и в его стремлении пассивно, но с идейных позиций противостоять власти пером и словом. Начав как участник декабристского тайного общества, но вскоре отошедший от Союза благоденствия и в дни мятежа 14 декабря 1825 года пребывавший за границей, Чаадаев затем нашел свой особый оппозиционный путь. Оригинальная смесь космополитизма, католической веры, западничества, критичности к русской истории наложились на убежденность Чаадаева в необходимости легально оппонировать власти в идейной плоскости, исключая революционную деятельность и тайные общества с заговорами. Именно этого «подопечного» Третьего отделения можно смело считать прародителем школы рос¬
156


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
сийского диссидентства, Чаадаев и был первым в России настоящим диссидентом, а не издававший политический самиздат Радищев, писавший обличающие царскую власть стихи Княжнин или верившие в вооруженный мятеж декабристы. Даже после объявления его психически больным с посажением фактически под домашний арест в Москве в 1836 году, после закрытия издаваемого им журнала «Телескоп», Чаадаев не смирился, продолжая проповедь своих идей и написав свою «Апологию сумасшедшего».
В некотором роде всероссийскую и многолетнюю (теперь уже многовековую) славу диссидента Чаадаеву помог создать и этот нестандартный прием объявления его сумасшедшим. Так что Бенкендорф, бывший инициатором такого способа обуздания мирного критика власти, которого лично знал давно и с которым в молодости состоял в одном полулегальном кружке либералов, внес свою лепту в эту славу тихого оппозиционера Чаадаева. Отчасти «психический диагноз» и оригинальность политических взглядов Чаадаева заставляли и советскую власть затем относиться к нему с подозрением, никогда не зачисляя его в ряд революционных кумиров XIX века от Рылеева до Герцена. Поэтому же, кстати говоря, так почитали Чаадаева и диссиденты советской поры, точно угадав в этом человеке и жертве принудительной медицины жандармов своего идейного прародителя. Лучше всех это отношение к противнику Третьего отделения выразил в своем стихотворении «Чаадаев» близкий к этим диссидентским кругам поэт и бард Александр Городницкий:
В глухом сюртуке, без гусарских своих галунов,
Он в сторону смотрит из дальней эпохи туманной. Объявлен безумцем, лишенный высоких чинов,
Кому он опасен — затворник на Старой Басманной? Но трудно не думать, почувствовав холод внутри,
О силе, сокрытой в таинственном том человеке, Которого более века боятся цари,
Сначала цари, а позднее вожди и генсеки.
157


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
И в тайном архиве, его открывая тетрадь,
Вослед за стихами друг другу мы скажем негромко,
Что имя его мы должны написать на обломках,
Но нету обломков, и не на чем имя писать.
Так отозвалась в истории примененная николаевской тайной полицией к Чаадаеву нестандартная «мера пресечения». К интеллектуальной оппозиции своей власти Николай I был всегда особенно непримирим, требуя от Бенкендорфа искоренения этой угрозы «от философов», коих император явно не терпел. Сохранилось для истории его высказывание в кругу офицеров и приближенных: «Я этих философов ненавижу, я их всех в чахотку вгоню!» — Чаадаеву по инициативе императора вместо чахотки Третье отделение поставило психиатрический диагноз, создав на века зловещий прецедент в отечественном тайном сыске.
Позднее к приему объявления сумасшедшим добавится метод доведения до реального психического заболевания неблагонадежного лица путем содержания его сверх всякой меры в одиночном заключении, что Третье отделение проделает и с соратником Герцена Бейдеманом, и с некоторыми первыми «ходившими в народ» землеволь- цами. Когда в 1862 году император Александр II сохранял имидж реформатора и освободителя крестьян и не дал еще отмашку новому витку репрессий Третьего отделения, написавший письмо лично царю с критикой положения дел в стране юрист Василий Берви был тихо объявлен жандармами князя Долгорукого умалишенным и принудительно заточен в психиатрическую клинику, что практически сломало ему жизнь в дальнейшем.
В те же годы Третье отделение впервые столкнулось с таким противником, как организованное движение сепаратистов в тех краях империи, где нерусское население не оставило мечты о собственном государстве. Польша оказалась только самым крупным нарывом, который про¬
158


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рвался с кровью в 1830 году и продолжал теперь кровоточить постоянно. В начале 30-х годов в других районах империи появились и другие сепаратистские движения.
Так, в Грузии была ликвидирована первая крупная тайная организация сепаратистов из местных дворян, готовивших мятеж против российской власти. Третье отделение выявило и арестовало членов этой группы, известной как «Тифлисские заговорщики», войскового вмешательства не потребовалось, лидеры заговора князья Чавчавадзе и Орбелиани отправлены в сибирскую ссылку. В действиях против горных племен Северного Кавказа, тревоживших российскую армию до 70-х годов XIX века, жандармы особого участия не принимали, здесь шла настоящая партизанская война, и с российской стороны была задействована регулярная армия. Жандармам в Кавказской войне было приказано следить за настроениями в собственной воюющей армии и сопровождать захваченных лидеров горцев к месту их ссылки, так в 1859 году везли в Калугу сдавшегося российским войскам в ауле Гуниб знаменитого аварского имама Шамиля. Та же картина была и при подавлении мятежа казахов хана Кенесары (в российских документах Кенесары Касымова) в степи, этим тоже занимались в 40-х годах регулярные войска и казаки, а жандармы только конвоировали арестованных сподвижников мятежного «Хана-Кене» в сибирскую ссылку.
В 50—70-х годах Третье отделение столкнется только с первыми ростками сепаратизма на окраинах Российской империи. Так, будут арестованы очередные представители интеллигенции и дворянства в Грузии и Армении. На Украине будут арестованы первые националисты из кружка философа-сепаратиста Драгоманова «Старая громада», готовившиеся перейти к борьбе за независимую Украину методом тайного террора. Один из первых таких украинских «самостийников», известный химик Николай Кибальчич, после отбытия наказания примкнет в Петербур¬
159


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ге к террористам «Народной воли» и изготовит бомбу, убившую в 1881 году Александра II, за что и будет казнен. Но это будет позднее, Третье отделение же в серьезный бой с сепаратизмом вступить не успеет. Просто во время ею деятельности эти движения (кроме польского) еще не успеют вызреть в серьезного соперника, они еще не будут нести политической опасности для верховной власти.
После эпопеи этих мелких процессов наступила небольшая передышка. В начале 40-х в Третьем отделении начались кадровые перестановки. Серьезно болевший в эти годы Бенкендорф все больше передает дела Орлову и Дубельту, едет за границу на воды, откуда в 1844 году привозят в Петербург уже его бездыханное тело. Император назначает шефом Третьего отделения графа Алексея Орлова, уже несколько лет фактически руководящего работой ведомства, Дубельт остается его заместителем и главой канцелярии, ведая тайными информаторами, следствием и розыском подозреваемых.
О графе Алексее Федоровиче Орлове нужно сказать несколько слов особо, второй начальник Третьего отделения в истории российских спецслужб тоже был фигурой неординарной. Он родной племянник того самого Алексея Орлова, любимца императрицы Екатерины и бравого разведчика в тылу турок на Балканах. Его отец Федор Орлов тоже выходец из этого знатного клана, тоже участник убийства свергнутого императора Петра Федоровича, он вместе с братом Алексеем принимал участие в разведывательной поездке под чужим немецким именем в Германию и Италию. Так что назначенный в 1844 году новым шефом Третьего отделения граф Алексей Орлов является первым примером появления разведывательной семейной династии в российской истории. В молодости, как и Бенкендорф, Алексей Орлов был боевым офицером, дрался с французами при Аустерлице в 1805 году, получил
160


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
шесть сабельных ран на Бородинском поле в 1812 году, входил в 1813 году вместе с российской армией в Париж, и его часть стояла на Монмартре. В декабре 1825 года он был одним из самых деятельных участников подавления выступления против Николая I, командуя верными царю войсками на Сенатской площади, он возглавил первую неудачную атаку гвардейской кавалерии на мятежные каре на Сенатской, за что в последующем царь к нему особо благоволил. Как и Бенкендорф, граф Орлов мог получить императорскую аудиенцию практически в любое время. Как и Бенкендорф, Орлов в 1828 году сопровождал императора Николая при его поездке на турецкий фронт.
На посту начальника Третьего отделения он продолжал идеи Бенкендорфа и в чем-то был даже строже предшественника, с арестованными он разговаривал подчеркнуто неприветливо и сухо. Хотя и не переходил тогдашние рамки законности, до банального мордобоя в духе Ушакова с Шешковским он, разумеется, не доходил. Сидевший под следствием в Петропавловской крепости будущий прародитель российского анархизма Михаил Бакунин до своего последнего бегства за границу написал в адрес императора Николая I знаменитое покаяние под названием «Исповедь», в котором особенно благодарил за корректное отношение к нему при допросах и беспристрастность при ведении следствия шефа Третьего отделения Алексея Орлова. Хотя он же от Третьего отделения руководил в Польше следствием по итогам мятежа в 1831 году и в том же году в Старой Руссе возглавлял следственную комиссию по делу о бунте в новгородских военных поселениях, и здесь уже никакой либеральностью не отличался.
Орлову поручались особенно важные дела, часто в сфере внешней разведки, которую тогда уже сосредоточили в Третьем отделении. Еще при руководстве спецслужбой Бенкендорфом Орлов с особым заданием отправлялся в  1111 Третье отделение
161


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Турцию на переговоры с султаном Махмудом, где в Стамбуле вел закулисные переговоры с несколькими турецкими видными сановниками и подкупал их взятками, что привело в 1833 году к подписанию им мирного Ункар- Искелесийского договора между Россией и Турцией. До того Орлов вместе с Бенкендорфом сопровождал царя на театре боевых действий в войне с турками на Балканах в 1828 году. Сопровождал он и фельдмаршала Дибича при подписании в Эдирне мирного договора, отвечая в делегации за обеспечение ее безопасности и разведку. Свою разведывательно-дипломатическую деятельность Алексей Орлов вел в том же регионе, где еще при Екатерине II пытался организовать восстание против Османов его знаменитый дядя и полный тезка, любимец императрицы. Затем Орлов организует охрану Николая I при его выездах в Европу на переговоры с австрийскими и германскими монархами. В 1840 году путешествие по Европе предпринял и наследник престола Александр Николаевич, он выбирал себе невесту из правящих домов германских государств, и его сопровождение и организацию охраны император Николай поручил генералу Орлову. Поэтому вопрос о преемнике Бенкендорфа был решен еще до смерти основателя Третьего отделения в его заграничном вояже.
После ухода Алексея Орлова с должности главы Третьего отделения его талант вновь был востребован в начале 50-х годов на дипломатической службе. В 1856 году новый император Александр II, которого граф сопровождал в поездке за невестой, а теперь императрицей Марией, направляет уже 70-летнего Алексея Орлова главой делегации в Париж для заключения мира после неудачно сложившейся при умершем в 1855 году императоре Николае Крымской войны. Орлов с поручением справился, благодаря его закулисным переговорам с окружением французского императора Наполеона III мир для факти¬
162


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
чески проигравшей войну России был заключен на вполне приемлемых условиях.
После этого Алексей Орлов до конца своих дней был одним из главных советников императора Александра Николаевича, занимал посты главы Государственного совета и кабинета министров. Он был не только первым примером династийности в российской разведке, но и первым руководителем спецслужбы, дослужившимся до поста главы российского правительства, хотя тогдашний кабинет министров многие историки и политологи и не склонны считать полноценным правительством. В 1860 году старый и уже неизлечимо больной Алексей Орлов входил в тайную комиссию по упразднению крепостного права в стране, хотя состояние здоровья и не позволяло уже ему принимать участия в заседаниях.
К этому времени у бывшего красавца гвардейца, боевого генерала и вальяжного шефа жандармов Российской империи участились провалы в памяти и приступы нервной болезни. По некоторым сведениям, он был болен прогрессирующей шизофренией, иногда представляя себя животным, что дало повод некоторым его злопыхателям недобро острить: «Граф Орлов лишь под конец жизни понял, кем был на самом деле». Особенно злорадствовали обиженные бывшим сыскным ведомством Орлова революционно настроенные граждане, полагая сумасшествие шефа жандармов расплатой за доведение до такого же состояния в камерах некоторых противников царской власти. Вероятно, этот недуг в знаменитом семействе Орловых был наследственным, в таком же сумрачном состоянии разума провел последние годы жизни родной дядя шефа Третьего отделения, Григорий Орлов, бывший фаворит и главный советник императрицы Екатерины Великой. Да и для руководящего состава Третьего отделения эта болезнь станет в некотором роде «наследственной»: в конце жизни и карьеры в слабоумие впадут один из по¬
163


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
следних шефов этой спецслужбы в 70-х годах XIX века генерал Потапов и глава ее московского отделения генерал Волков — жандармская служба была довольно нервной. Сам же Алексей Орлов в 1861 году после долгой болезни умер в своей постели.
Третьим отделением после относительно недолгого периода управления им Дубельта и Тимашева поручили руководить другому представителю знатного дворянского рода князю Василию Андреевичу Долгорукому, он совмещал этот пост с должностью военного министра и руководил спецслужбой до 1866 года. Ушедший в отставку по возрасту и состоянию здоровья Дубельт, чье имя стало для российских революционеров нарицательным для образа жестокостей царской полиции, скончался в 1862 году. Более молодой его преемник Тимашев перешел в 1860 году в систему МВД, возглавляя до 1878 года это министерство. Александр II не зря именно Тимашеву доверял этот ключевой пост министра внутренних дел своей империи почти до конца своего царствования. Если основатель Третьего отделения Бенкендорф был типичным человеком Николаевской эпохи, то недолго занимавший пост главы этой спецслужбы Александр Егорович Тимашев из всей череды начальников этого ведомства был самым «александровским человеком». Он по примеру Александра II был умеренным либералом, наверное, самым либеральным из всех шефов Третьего отделения за всю его историю, большим ценителем живописи и театра, сам увлекался лепкой скульптур. Возможно, император Александр Николаевич даже посчитал театрала и скульптора Тимашева излишне светским для поста главы жандармского тайного сыска, переведя в итоге в МВД. В Третьем отделении началась эпоха руководства им сурового князя Долгорукого.
Что же касается политических процессов против оппозиции, то после смерти Бенкендорфа при Орлове, а затем и при Дубельте они получили новое распространение.
164


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ВОЛНА РЕПРЕССИЙ 1848 ГОДА
Новый виток политических процессов, отмеченный 1848 годом, совпал с последними годами царствования Николая I, которые были ознаменованы новыми ограничениями во внутренней жизни страны и оставили умершему вскоре императору в истории репутацию ярого ретрограда, жандарма Европы и Николая Палкина. Ужесточение мер объяснялось активизацией в подполье групп недовольных из числа интеллигентов и чиновников, а также прокатившимся в этом году по Европе валом революционных выступлений. Егце одной причиной ужесточения работы внутреннего политического сыска стала новая серия крестьянских бунтов в российской провинции после очередного неурожая. К тому же впервые в российской истории к беспорядкам примкнули организованно и горнорабочие уральских заводов, это были первые массовые выступления молодого российского пролетариата. Недаром в те же годы в Российской империи впервые будет введено уголовное наказание за забастовки рабочих по политическим мотивам.
В соответствии с обещаниями внутри Священного союза в этот год Николай приказал российской армии вступить в Румынию, находящуюся под турецким протекторатом, для подавления волнений там румынского населения. В том же году российские войска выступили на помощь австрийской армии для подавления сепаратистского восстания венгров. После разгрома венгерской повстанческой армии Кошута жандармы Третьего отделения впервые действовали на территории соседнего государства, разыскивая участников венгерской революции и собственных эмигрантов-поляков, сражавшихся в рядах венгерских повстанцев, где действовал отдельный польский корпус генерала Бема. Захваченные поляки из числа бывших граждан Российской империи прямиком направлялись на
165


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
каторгу в Сибирь, венгров передавали австрийской тайной полиции.
Российскую империю волнения 1848 года, потрясшие всю Западную Европу, не коснулись. Но власть была встревожена европейским примером и голосами солидарности с европейскими революционерами в своем обществе. Перед Третьим отделением и лично генералом Дубельтом император поставил задачу зачистить страну от всех тайных обществ.
Среди множества процессов по делам тайных групп в 1848—1850 годах историки особенно выделяют два, во многом еще и потому, что в этих разгромленных группах принимали участие знаменитые в российской литературе персонажи. Среди арестованных почти в один день на Украине членов подпольного Кирилло-Мефодиевского братства, проповедовавших социалистические идеи с националистическим украинским уклоном, оказался знаменитый поэт Тарас Шевченко. Он не был, в отличие от украинского помещика Савича (идеолога братства), Гулака или Кулиша, лидером этого тайного союза, но в числе других арестованных народный украинский поэт был доставлен в Петербург для допроса к Дубельту, после чего сослан рядовым солдатом в Оренбург. Лидеры киевских заговорщиков отправлены на каторгу.
По делу организации Петрашевского, изучавшей социалистическое учение француза Фурье, в 1848 году арестован в числе других и будущий знаменитый писатель Федор Достоевский. Тайный кружок петрашевцев, основанный либеральным чиновником Министерства иностранных дел Михаилом Петрашевским, состоял из разночинцев, чиновников и офицеров небольших чинов с раннесоциалистическими взглядами на пути развития российского общества. Разгромом кружка Петрашевского Дубельт особенно гордился, он лично допрашивал петрашевцев на следствии, поразив при этих диспутах Достоевского глубиной своих
166


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
взглядов. Считается, что во многом под воздействием бесед с Дубельтом после возвращения из Сибири Федор Михайлович превратился в истового православного монархиста и неприятеля революционных идей. Хотя уже покинувший службу и умерший в 1862 году Дубельт об этом не узнал. Изначально двадцать главных обвиняемых по делу петрашевцев, включая Достоевского, были приговорены к смертной казни, которая в декабре 1849 года заменена отправкой на каторжные работы.
Особенностью обоих дел, и киевского, и столичного, стало то, что ликвидировать их Третье отделение смогло благодаря внедрению внутрь своих тайных агентов. Это были уже не случайные доносчики, а профессиональные информаторы, засылаемые спецслужбой в ряды недовольных для выявления полной картины их намерений и персонального состава. Таким был погубивший кирилломефо- диевцев студент Киевского университета Петров. Фигура такого же информатора в группе Петрашевского особенно интересна, это был один из наиболее профессиональных информаторов Третьего отделения с первых дней его существования Иван Липранди. Выходец из итальянского рода на русской службе Липранди еще в молодости сообщил некоторые сведения при расследовании заговора декабристов, затем стал постоянным тайным информатором Третьего отделения. Одновременно он успел выполнить некую миссию в интересах российской разведки за рубежом.
После своей работы в организации Петрашевского он стал кадровым чиновником Третьего отделения и получил чин полковника, совершив редкий прыжок из тайных осведомителей в ранг оперативника спецслужбы. Работая в Третьем отделении чиновником по особым поручениям, при Дубельте он занимался вопросами политической цензуры и негласной работы информаторов в литературных кругах, сам при этом издавая неплохие исторические про¬
167


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
изведения. При этом его строгость в качестве цензора вошла в легенды, он кромсал иностранные книги при допущении их к печати внутри России безжалостно и прославился оригинальной идеей выпускать в стране Библию с необходимыми купюрами, что, впрочем, в силу абсурдности не было реализовано. От Липранди же исходило предложение Дубельту добиться закрытия либеральных журналов «Современник» и «Отечественные записки» на волне репрессий 1849 года, которые, по словам неистового цензора, «имели дерзость печатать строки с ядом социализма и иных безумств». Вопросы политической цензуры, кстати, в 1848 году из ведения Третьего отделения указом императора Николая были изъяты и переданы специально созданному при дворе комитету по цензуре. Так из российской спецслужбы было выведено цензурное направление и никогда больше в ее ведение в российской истории официально не возвращалось, хотя и в Российской империи, и в СССР затем спецслужбы своего цензурного интереса не оставляли.
Липранди же не остановился в своих смелых проектах, он выходил к главе Третьего отделения с предложениями о создании академии шпионажа, которая должна была готовить кадры для спецслужбы. Предлагалось нечто подобное будущей Высшей школе КГБ, но со спецификой XIX века. Необходимо было еще в начальной школе и гимназии выявлять склонных к оперативной работе или доносительству на сверстников детей, затем «вести» их силами спецслужбы через университеты, готовя к оперативной работе и используя одновременно для тайной работы в студенческой среде, и, наконец, зачислять в штат Третьего отделения. Сейчас многим сотрудникам спецслужб ход мыслей полковника Липранди покажется нормальным и естественным с точки зрения теории госбезопасности. Тогда же его смелые начинания были сочтены слишком циничными даже руководством Третьего отделения, а про¬
168


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
сочившись через прессу в общество, и вовсе вызвали шок. Суровый XX век-волкодав еще не наступил, и опередившего свое время Липранди попросили остановиться со своими ноу-хау. Неудивительно, что у революционеров этот человек снискал особую ненависть как своим участием в судьбе петрашевцев, так и этими смелыми идеями, именно его острый на язык Герцен называл «трюфельной ищейкой».
Его же можно считать отцом жандармской провокации, которая в стенах Третьего отделения делала только первые робкие шаги, не дойдя до уровня «царства провокации» царской охранки начала XX века. Но уже тогда, при разработке кружка петрашевцев Липранди предлагал через внедренного в это общество информатора Третьего отделения Антонелли подбросить Петрашевскому идею встретиться тайно с посланцами горцев Шамиля, ведущего повстанческие действия против русских войск на Кавказе. Судить Петрашевского и его товарищей за сношения с открытыми врагами империи и планы вооруженной борьбы было бы, безусловно, удобнее, чем просто за изучение подрывных теорий какого-то далекого от России французского мыслителя-утописта. Липранди не смущало то, что петрашевцев самих собирались подтолкнуть через Антонелли к таким контактам, на роли эмиссаров Шамиля в Третьем отделении даже успели подобрать двух черкесов из императорского конвоя, но хода такой открытой провокации тогда все же не дали. Липранди и здесь опередил свою эпоху, в охранке конца XIX века за его план ухватились бы немедленно.
Другие процессы, начавшиеся в 1848 году, не были столь массовыми, но наделали также много шума в обществе. Многих арестованных еще по давним делам и уже отбывших наказание политически неблагонадежных граждан арестовывали вторично, как Огарева, по доносу или просто для профилактики. И многих из них после сиде¬
169


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ния в казематах Петропавловской крепости за недостатком улик просто выпускали, окончательно обозлив на самодержавие и произвол его жандармов. Досталось от активности Дубельта и его подчиненных в это время многим деятелям искусств с неправильными, по мнению Третьего отделения, взглядами на государственное устройство.
Писатель Самарин отправлен Дубельтом в Петропавловку, знаменитый сатирик Салтыков-Щедрин в том же 1848 году по приказу Дубельта отправлен в ссылку в Вятскую губернию. О главном сатирике той эпохи и его взаимоотношениях с жандармской спецслужбой романовской России стоит сказать отдельно несколько слов- Ехидный критик многих сторон жизни и власти тогдашней Российской империи Салтыков-Щедрин не раз соприкасался с Третьим отделением. И во время своего вицегубернаторства в Рязани, где он застал борьбу главы рязанского жандармского управления подполковника Ива- ьценко со своим непосредственным начальником — губернатором Рязани Муравьевым. Иващенко в своих депешах в Петербург шефу Третьего отделения постоянно докладывал о погрязшем в коррупции и разврате местном губернаторе и его окружении, эта рязанская история стала толчком к написанию Салтыковым-Щедриным едкого произведения «Помпадуры и помпадурши» о нравах губернского начальства. И когда служба Дубельта мешала ему опубликоваться и загнала все же в вятскую ссылку. И когда по представлению жандармов за неблагонадежность закрыли издаваемый Салтыковым-Щедриным журнал «Отечественные записки». Теплых чувств к «голубым мундирам» главный насмешник тогдашней нашей литературы явно не питал, что иногда проскальзывает в его творчестве отдельными сатирическими шпильками в адрес жандармской братии. Он не бичевал Третье отделение гневными статьями в стиле неутомимого Герцена, но в своем ироничном стиле вставлял в произведения впол¬
170


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
не угадываемых персонажей типа «капитанов Зуботычи- ных» или «ротмистров Рылобейщиковых». А иногда такое острое слово признанного в обществе писателя может отдаться очень широко. И когда такой мастер пера, как Салтыков-Щедрин, между строк призывает соотечественников «не путать службу Отечеству со службой Его Превосходительству» — это может во многих молодых головах наделать больше пожара, чем иная антиправительственная листовка. Так что и с этим классиком русской литературы отношения у Третьего отделения не сложились, апофеозом неприязни и стала ссылка сатирика в Вятку, поводом к которой стала большая «зачистка» страны от неблагонадежной интеллигенции 1848 года.
Несколько лет спустя отнюдь не самый революционный писатель Иван Тургенев арестован за крамолу в его литературных трудах, а затем принужден к временной эмиграции за границу. Он затем успел побывать подследственным и по известному делу 1862 года о лицах, подозреваемых в сношении с Герценом и другими лондонскими эмигрантами, только после заступнических писем других именитых писателей Тургенева выпустили тогда из- под ареста и настойчиво посоветовали выехать из России. И Тургенев адекватно ответил на эту обиду жандармскому тайному сыску своим пером. Написанное вскоре им небольшое произведение «Порор>, в центре которого героическими красками вырисовывалась готовая к теракту революционерка, станет почти гимном народовольческому террору и побудительным мотивом для новых обуреваемых идеей свободы гимназисток брать в руки револьвер. Так что, гоняясь в 70-х годах за этим революционерами-террористами нового типа, Третье отделение могло бы сказать спасибо отомстившему ему Ивану Сергеевичу Тургеневу за такой гимн революционному насилию.
Сами же террористы на парижской панихиде по умершему в эмиграции писателю возложат к его гробу венок
171


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
от заграничного комитета «Народной воли», но тогда в угаре охоты на любых инакомыслящих Дубельт и его люди так далеко не заглядывали. А уж менее известных литераторов или простых студентов-нигилистов через следствие Третьего отделения, камеры Петропавловской крепости и ссылку в провинцию под надзор полиции прошло несколько сотен только за 1848—1849 годы. Многих писателей или критиков с именами аресты и ссылки этих лет обошли стороной, но по ним Третье отделение косвенно ударило цензурными ужесточениями или негласным надзором, то есть банальной слежкой или перлюстрацией их частной переписки. Так, не стали тогда арестовывать поэта Некрасова, хотя в архивах Третьего отделения осталось множество доносов о его антиправительственных речах в узком кругу, и в жандармских документах Некрасов даже назван «вопиющим о революции». Но негласный надзор тайного сыска с 1848 года Некрасов ощущал постоянно, от ареста певца крестьянского быта спасла только относительная безобидность этого мастера слова для власти, в конце концов издаваемый Некрасовым вместе с поэтом Панаевым популярный тогда либеральный журнал «Современник» все же был запрещен именно по представлению Третьего отделения.
Отметим и еще один интересный факт процессов 1848—1849 годов. Впервые гонениям со стороны тайного сыска в лице Третьего отделения подверглись и отечественные славянофилы, самые, казалось бы, естественные союзники власти, исповедовавшие просвещенный русский национализм и девиз «Православие, самодержавие, народность». И тем не менее, среди разгромленных в эти два года столичных кружков преследованиям подвергся и славянофильский кружок Аксакова и Хомякова. Третье отделение Дубельта в данном случае выступило политическим орудием власти императора Николая Павловича, считавшего правильным только следование воле самодер¬
172


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
жавного монарха и не допускавшего чересчур вольного полета мысли с отклонением от своей линии даже со стороны патриотов-державников. Славянофилы же осмелились высказать свою позицию в поддержку славян в Восточной Европе, не совпавшую тогда с генеральной линией российского императора в Священном союзе, потому их кружком и занялась тайная полиция.
В истории России так будет еще не раз, власть руками госбезопасности будет бить и по крайне левым, и но крайне правым, принуждая всех держаться только властной линии. Тогда же для Аксакова с его единомышленниками это было шоком и оскорблением: как же так, мы за царя и отечество, а нас таскают в Третье отделение на допросы, как заговорщиков и бунтарей слева. Аксаковцев, правда, в казематы Петропавловки не сажали, но регулярно приглашали на допросы и запрещали печататься в прессе. После очередного закрытия его славянофильского журнала «Москва» Аксаков даже будет судиться затем с главой Третьего отделения Тимашевым, но без результата. Опечаленный идеолог славянского единства и патриотизма станет недругом российского политического сыска, почти как Герцен с Огаревым, написав в своих стихах: «В родимой душно стороне, ее в своем безумье яром гнетут усердные рабы».
И многие в тогдашнем российском бомонде были удивлены столь строгим отношением Третьего отделения к выказывавшим ранее явное свое расположение к власти российского императора и к самой идее самодержавия в России славянофилам из группы Аксакова. Некоторые, впрочем, посчитали это закономерной расплатой именно за угодничество перед властью и показной ультрапатриотизм Аксакова со товарищи. Известный аполитичный насмешник и стихотворец тех лет граф Алексей Константинович Толстой, который, и не будучи никаким революционером или республиканцем, часто потешался
173


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
над жандармским сыском в своих стихах и эпиграммах, по поводу уравнивания тайной полицией леваков и крайне правых просто торжествовал:
Идут славянофилы и нигилисты,
У тех и у других ногти нечисты.
И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее Русского безбожия и православия.
Сам А.К. Толстой не примыкал ни к какой политической оппозиции или тайной группе, но и он раздражал власть и ее тайную полицию своими литературными колкостями, бичуя словесно глупость российской бюрократии и свирепость жандармского ведомства. Особенно от эпиграмм Толстого доставалось главе Третьего отделения и российского МВД Тимашеву, хотя никаких мер к поэту- насмешнику, в отличие от Тургенева, Шевченко, Достоевского или Салтыкова-Щедрина, применено политическим сыском так и не было. Так что в период усиления репрессий сыска в последние годы николаевского правления раздражение у сыска вызывали все, кто не совпадал идеологически с генеральной линией власти, от левых нигилистов до националистов славянофилов и даже до аполитичных весельчаков литераторов.
Во всей кампании Третьего отделения 1848 —1849 годов повторялась история годов 30-х. Арестовывая членов еще безобидных обществ с пропагандистской направленностью, не задумывавшихся о насильственных действиях, к ним применяли незначительные наказания, получая взамен готовых радикальных революционеров. Так произошло, например, с членами Союза литовской молодежи в Петербурге, который объединял умеренных польских студентов из Виленского края в столице, мечтавших о независимой Польше, но ничего еще не предпринимавших. Его лидеры Далевский и Сераковский были арестованы по доносу тайного информатора, Сераковский при этом пы¬
174


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тался бежать и уйти через австрийскую границу в Австрию, но в Луцке был перехвачен жандармами и доставлен в Петербург на Фонтанку для допроса лично Дубельтом. Особых улик против молодых поляков не нашли, но всем назначили наказание, Далевского отправили в Сибирь, а Сераковского рядовым солдатом в Туркестан. В результате в 1863 году во время очередного мятежа в Польше получили двух радикальных и ненавидящих режим лидеров восстания и командиров отрядов мятежников. После разгрома восстания Сераковского, захваченного раненым на поле боя, в том же 1863 году казнили по решению полевого суда. Так что сказать, что массовые процессы 1848—1849 годов под началом Дубельта сбили накал революционных настроений в обществе, нельзя. Скорее половинчатые меры способствовали его разрастанию, особенно среди новых политических эмигрантов.
На польское направление работы кампания закручивания гаек по Дубельту в 1848 году повлияла особенно. После ареста крупных кружков оппозиции в Киеве и Санкт- Петербурге жало репрессий немедленно согласно логике жандармов было развернуто и в польские пределы империи, здесь тоже в 1848 году прошли массовые аресты. Так, в тот год всего лишь за выступление на собрании в пользу польской независимости арестован и сослан на каторгу в Сибирь профессор математики Варшавского университета Жоховский, сокамерник Достоевского в камере предварительного заключения, упомянутый тем в «Записках из мертвого дома». Это первое произведение о российских местах заключения, написанное политическим диссидентом, сосланным на каторгу за участие в оппозиционном кружке.
Достоевский, кстати говоря, несколько выбивается из упомянутого ранее ряда обиженных литераторов. Несмотря на смертный приговор, замененный сибирской каторгой, он не озлобился до конца на власть и ее тайную поли¬
175


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
цию. В поздний свой период стал даже ярым монархистом и сторонником царской власти, критически пересмотрев и свое участие в кружке Петрашевского. Советская критика, упоминая о том, что прототипом страшного революционе- ра-разрушителя Петра Верховенского в его «Бесах» стал одиозный социалист-анархист Нечаев, скромно умалчивала о том, что вторым прототипом этого фанатика был для Федора Михайловича его бывший идейный наставник Пет- рашевский. Только занимавшиеся то разрешаемым, то по- лузапрещаемым в Советском Союзе Достоевским профессиональные литературоведы знали об этом факте, оставшемся в черновиках романа.
А ведь обидеться Федору Михайловичу на власть и ее голубые мундиры было за что. За одно лишь почти невинное обсуждение сторон российской жизни и теории Фурье о новом обществе начинающего писателя держали в следственной камере, надевали на голову мешок в ужасном десятиминутном ожидании расстрела перед царским помилованием, гнали затем по этапу до Казани в ножных кандалах, а до Омска только в ручных. На каторгу он уже прибыл изможденный и с незаживающими ранами от оков на руках. И на каторге сидел в окружении настоящих убийц и уголовников, своя политическая каторга на Каре у Третьего отделения появится позднее, тогда же политических еще часто растворяли в уголовно-бытовой массе. Из множества описанных Достоевским в «Записках из мертвого дома» собратьев по заключению большую часть составляют убийцы и профессиональные разбойники, политических упомянуты лишь единицы, в основном поляки-сепаратисты. Так что рьяная кампания арестов «широким гребнем» в 1848 —1849 годах могла выдать во враги Третьему отделению еще одного беспощадного оппозиционера, гораздо более талантливого в литературном плане так досаждавшего тогда своим эмигрантским пером Герцена. И Достоевский мог затаить обиду, уехать в эми-
176


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
грацию, стать даже главным пером революционной оппозиции. Здесь Третьему отделению еще отчасти повезло в том, что Федор Михайлович простился с революционными иллюзиями молодости и ушел в литературу и мистицизм.
Одновременно с политическими процессами в те же годы организовано несколько дел по преследованию религиозных сектантов и раскольников, поскольку Дубельт считал и их деятельность источником смуты. Жандармы вели массовые обыски и аресты среди староверов, где по традиции находили широкий отклик любые антиправительственные речи, массовые судебные процессы с суровыми приговорами состоялись по сектантским делам молокан и скопцов. Сейчас принято считать эти процессы малозначимыми в свете борьбы Третьего отделения с революцией, но тогда в российском обществе XIX века террор власти против инакомыслящих в религии тоже означал откровенную репрессивность ведомства Дубельта. За староверов и сектантов серьезно брались на Руси всегда при начале закручивания гаек во внутренней жизни страны начиная со времен патриарха Никона или реформ Петра I.
Тот же 1848 год был ознаменован для Третьего отделения усилением его роли в объявленной императором Николаем Павловичем кампании борьбы с коррупцией и мздоимством в чиновничьем аппарате империи. В этом году вышел указ императора для Третьего отделения обеспечивать выселение уличенных в неблаговидных действиях и уволенных с царской службы чиновников за пределы Петербурга и Москвы с последующим запретом им проживать в обеих столицах. Обычно привлечение служб политического сыска к антикоррупционным кампаниям происходит в те периоды жизни государства, когда размах коррупции уже достигает размеров, впрямую угрожающих государственной безопасности. Так это в нашей истории будет затем и в предреволюционной России Николая II, и
12 Третье отделение
177


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
с приходом к власти в СССР Андропова в 1982 году, и в годы правления Ельцина. Первый же пример прямого участия тайного сыска в наступлении на коррупцию в государственном аппарате мы видим именно в 1848 году.
ПРИ НОВОМ ПРАВИТЕЛЕ
Николай I скончался после болезни в 1855 году, подведя своей смертью черту под николаевской тридцатилетней эпохой истории романовского царства. К его смерти Третье отделение тоже оказалось косвенно причастно, хотя бы на уровне слухов. Было много разговоров и версий о том, что смерть императора Николая Павловича не была естественной, что под влиянием депрессии из-за неудач в Крымской войне почти против всей Европы царь покончил с собой на больничном ложе, приняв яд. По одной из таких версий яд императору по его собственной просьбе дал его личный дворцовый доктор Мандт, а при этом акте добровольного ухода Николая Романова из жизни присутствовал тогда уже бывший шеф Третьего отделения Алексей Орлов, все последние дни жизни не отходивший от ложа больного государя. Такую версию кончины Николая I отстаивал, например, его ярый политический оппонент Герцен на страницах своего эмигрантского «Колокола», хотя на правду такая трактовка все же мало похожа.
Сменивший на престоле отца император Александр Николаевич изначально проявил себя более либеральным правителем, склонным к реформаторству и смягчению политического режима в своем царстве. В первые годы его правления Третьему отделению пришлось слегка умерить пыл, как и в первые годы правления его отца Николая и деда Павла либерализация внутренней жизни временно приостановила маховик работы тайного сыска, размахнувшийся в конце 40-х и начале 50-х годов по самой широ¬
178


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
кой амплитуде. Период 1855—1861 годов, закончившийся невиданными ранее в России реформами по отмене крепостного права и учреждению первых органов самоуправления в виде земств, отмечен и небольшим количеством арестованных и заведенных политических дел в Третьем отделении. В эти же годы по амнистии большая часть заключенных по старым процессам была помилована и выпущена из мест заключения и ссылки. Из Сибири вернулись последние декабристы с самыми большими сроками ссылки, участники Польского восстания 1830—1831 годов, грузинские деятели «тифлисского заговора», петрашевцы, киевские кирилловцы и другие осужденные Николаевской эпохи.
Во главе Третьего отделения Александром поставлен уже немолодой князь Долгорукий, занимавший с 1852 года пост министра обороны страны (тогда эта должность называлась менее миролюбиво — военный министр). Еще молодым офицером Василий Андреевич Долгорукий служил в полку конной гвардии, командиром которого тогда был его предшественник на посту шефа жандармов Алексей Орлов. В день декабристского выступления Долгорукий участвовал в его подавлении и организовывал со своей гвардейской частью охрану Зимнего дворца, а вскоре Орлов позвал его за собой на службу в Третье отделение. Долгорукий вместе с шефом участвовал в расследовании событий польского восстания и бунта новгородских военных поселенцев в 1831 году, но затем вновь ушел в армию и дослужился до поста военного министра. Поскольку неудачи в Крымской войне бросили тень и на генерала Долгорукого, с поста военного министра Александру пришлось его снять. И тут-то император нашел Василию Андреевичу новое применение, доверив ему пост главы своей тайной полиции. Именно Долгорукий возглавлял Третье отделение в начале 60-х годов, в эпоху реформ Александра II первых лет его правления.
179


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Этот потомственный дворянин и известный консерватор не обладал той харизмой, что была у Бенкендорфа, Орлова или Дубельта, хотя был довольно решителен и непримирим к революционерам. Влиянием на императора, сравнимым с влиянием предшественников на Николая I, Василий Долгорукий не обладал, хотя часто пытался спорить с императором по вопросам излишней, с его, Долгорукого, точки зрения, поспешности реформ Александра. Самые ожесточенные споры между царем и главой жандармов шли по поводу организации борьбы с нигилистскими настроениями среди интеллигенции и отмены крепостного права. В первом вопросе Долгорукий был настроен на тотальное подавление инакомыслия, во втором, будучи членом верховной комиссии по отмене крепостного права, призывал воздержаться от поспешного решения этого вопроса в пользу полной отмены крепостной зависимости.
Отметим этот факт, впервые в истории Российского государства служба тайного сыска вступала в спор с верховной властью, требуя более решительных действий против недовольных и приостановки либеральных реформ. Раньше только власть стимулировала тайный сыск к расширению террора против оппозиции, чаще всего служба политического сыска просто являлась слепым орудием, направляемым по усмотрению высшей власти на уже определенные сверху жертвы. Давление, хотя и закамуфлированное под уважительные советы и диспуты, которое испытывал император Александр со стороны Третьего отделения при Долгоруком, вполне сравнимо с тихой оппозицией Горбачеву со стороны консерваторов внутри КГБ в последние годы жизни Советского Союза. Впрочем, Александр к Долгорукому особо не прислушивался, терпел его на должности шефа жандармов и Третьего отделения в силу преданности трону и знатности его княжеского рода. С дальней родственницей своего первого жандарма Екатериной Долгору¬
180


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
кой император при живой жене почти открыто состоял в любовной связи, а после смерти императрицы Марии тайно обвенчался с ней.
Реформы Александра II, особенно в вопросе отмены крепостничества, временно сбили революционный настрой в массах, а в деревне подорвали его почти полностью. Хотя стихийные крестьянские бунты после 1861 года не прекратились, самые крупные беспорядки произошли в том же году в Казанской губернии у села Бездна, подавленные войсками, но там волнения носили религиозный характер и были организованы фанатичными раскольниками из числа староверов.
Это логически не очень понятное брожение в русской деревне после получения долгожданной воли очень озадачило власть. Объяснялось оно размытостью царского манифеста, сложным порядком выкупа пахотной земли и постоянно бродившими в крестьянской массе слухами о том, что читаемый ей в церквях манифест подменен помещиками, а царь давал всем абсолютную волю. В Пензенской губернии крестьянин Леонтий Кондаков, по старой традиции русских бунтарей выдававший себя за брата императора Константина, читал крестьянам «взаправдашний манифест», где царь якобы всю землю предлагал крестьянам разделить между собой, помещику же оставить ее столько, «сколько и каждому мужику достанется». К такому обороту событий тайный сыск готов при принятии манифеста 1861 года не был, и перед такими стихийными агитаторами из крестьянских низов, как казанский старовер Петров или пензенский самозванец Кондаков, Третье отделение временно оказалось бессильно. Впрочем, оно тогда оперативной деятельности в российской деревне не вело. Потому и жандармы на местах оказались перед этим стихийным бунтом в ответ на объявление воли временно растерянны. Целая жандармская команда искала по пензенским уездам «царевича Константина», но крестьяне прятали своего за¬
181


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ступника, Кондаков так и умер в подполье своей смертью ненайденным. Эта растерянность жандармского ведомства перед новой опасностью, которую при подготовке манифеста никак не ждали, передалась и верховной власти. Самой красочной иллюстрацией тут является сохранившийся в архивах рапорт главы казанских жандармов полковника Ларионова в петербургское Третье отделение о том, что беспорядки в селе разрастаются лавинообразно и со все большим количеством жертв. На полях этого доклада осталась для потомков недоуменная ремарка самого Александра II, которому документы такой важности давали читать в обязательном порядке. Царь-освободитель лаконично начертал на полях: «Грустно и непонятно!»
Сельские бунты, впрочем, вскоре сошли на нет, а в крупных городах обстановку жандармы контролировали достаточно хорошо. Количество тайных кружков среди молодежи и студенчества сокращалось, либеральная интеллигенция отказывалась от давления на власть и настраивалась ждать от прогрессивного монарха конституцию, даже непримиримые революционные центры в эмиграции слабели и замыкались в сектантстве. Но тут новый толчок к революционному брожению дали события в Польше, где в 1863 году произошел очередной бунт сепаратистов, столь же кровавый, как и в 1830 году. После подавления польского выступления его кровь смыла репутацию царя-реформатора, чем немедленно воспользовались радикальные социалисты в эмиграции и домашние их соратники. Выстрелы в Польше окончательно закончили эпоху реформ Александра II, начатую так решительно и свернутую со смущенным молчанием со стороны власти. Количество тайных кружков в крупных городах вновь стремительно возросло, и князь Долгорукий с 1861 года вновь умоляет Александра развязать ему руки в борьбе со смутой. Особенно его тревожили недавно созданные радикальные подпольные группы «Молодая Россия» журна¬
182


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
листа Чернышевского, а также «Земля и воля» студента Серно-Соловьевича.
Император Александр, поддерживаемый либеральными советниками, не торопился дать команду жандармам на массовое наступление против новой оппозиции, надеясь на ее изолированность и оторванность от основных масс населения империи. Даже листовки, разбрасываемые в Петербурге первыми землевольцами и предоставляемые царю Долгоруким, в которых открыто призывали к свержению царя и учреждению в стране республики, не могли подвигнуть его на резкий переход к реакции. В конце 1861 года Третье отделение представило императору объемный доклад о подстрекательских воззваниях с очередной просьбой одобрить решительные меры против нигилистов, была создана даже следственная комиссия князя Голицына по этому поводу. Но царь так и не давал отмашку на начало репрессивной кампании, подобной той, какую одобрил в 1848 году его покойный отец. Только в 1862 году сторонники жестких мер, а таких в Третьем отделении было большинство, добились своего благодаря случившемуся в Санкт-Петербурге большому пожару, от которого город сильно пострадал, сгорело много деревянных зданий в центре столицы. В народе поползли слухи, активно подогреваемые тайными агентами Третьего отделения, что пожар был умышленным поджогом «нигилистов», то есть диверсией против власти.
Некоторые историки считали, что в Третьем отделении и вызрела идея такого поджога для оправдания последующих репрессий против оппозиции. Так, революционер- анархист Кропоткин в своих «Записках революционера» очень продвигал эту версию, напоминая о подобных пожарах в том же году и в губерниях, о почти полностью выгоревшем губернском центре Симбирске на Волге. Хотя веских доказательств этому в истории не осталось, возможно, сотрудники Василия Долгорукого просто восполь¬
183


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
зовались стихийным бедствием в собственных целях. Хотя сразу несколько очагов пожаров и наводили на мысли об умышленном поджоге, предполагают, что поджигали старые кварталы уголовники для облегчения грабежа.
Но Третье отделение при расследовании выдвигало тогда две ходовые версии: нигилисты и поляки. В других пожарах тех лет с подачи Третьего отделения также часто фигурировала версия польских диверсантов, например после пожара в столице в 1859 году, уничтожившего знаменитый петербургский цирк, на месте которого несколько лет спустя построили славный Мариинский театр. За все время расследования по делу о большом питерском пожаре в 1862 году жандармы арестовали всего одну девушку с расстроенной психикой, она к поджогам не имела отношения, но вслух одобрила неведомых ей поджигателей, поскольку, по ее мнению, пожар выглядел «очень романтично». Такой скромный улов при расследовании не помешал Третьему отделению сделать большой питерский пожар отправной точкой для скорого витка политических арестов. Слухи об организации пожаров секретным обществом революционеров-нигилистов ширились. Вернувшемуся в разгар этой истории в Санкт-Петербург после лечения на водах в Англии Ивану Сергеевичу Тургеневу на улицах обыватели кричали: «Вот что ваши нигилисты натворили!» — обвиняя в романтизации революционных «нигилистов» в образе Базарова в нашумевшем незадолго до того тургеневском романе «Отцы и дети». Так что, если Третье отделение к самим пожарам и не было причастно (в жандармов в роли поджигателей совсем уж мало верится) и даже если оно оперативно-агентурными методами не поддерживало в нужном ему направлении развитие этой паники и волны слухов о ни- гилистах-поджигателях, то уж сложившейся ситуацией в доме у Цепного моста воспользовались в своих целях удачно.
184


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
По крайней мере, сразу после пожара в Санкт-Петербурге шеф жандармов Долгорукий принес на доклад императору манифест «Молодая Россия», написанный в камере московского полицейского околотка студентом Зайчневским, вызвав у Александра всплеск эмоций и получив в результате его разрешение для Третьего отделения на самые решительные меры. Было возбуждено следственное дело по расследованию питерского пожара, ни одного поджигателя так и не нашли, но репрессии уже начались, и Александр с ними вынужден был смириться. Чернышевский был давно намечен Долгоруким первой жертвой нового наступления тайного сыска на оппозицию, слишком его сочинения раздражали власть и ее жандармов.
С 1860 года вплоть до самого ареста в июле 1862 года против него неустанно собирали улики, следили за всеми посетителями квартиры Чернышевского из специально снятой для этих целей квартиры в доме напротив, а завербованный Третьим отделением швейцар в доме сочинителя носил наблюдателям для прочтения все письма своего жильца. Чернышевский был в июле этого года арестован и доставлен в Петропавловскую крепость. Арест Чернышевского Долгорукий доверил произвести ветерану Третьего отделения жандармскому полковнику Ракееву. Когда-то молодой жандарм Ракеев по приказу еще Бенкендорфа вез гроб с телом Пушкина для похорон в родовом имении, теперь же заматеревший зубр жандармского сыска оставил свой след в судьбе еще одного известного российского писателя. За тайную переписку с эмигрантом Герценом и издание антиправительственной прокламации «Барским крестьянам» на процессе 1864 года Чернышевский осужден на 7 лет каторги и отправлен в далекий якутский Вилюйск. После освобождения Чернышевский вернулся с каторги тяжелобольным, спустя несколько лет умер и превратился в мученика и знамя радикалов.
185


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Параллельно с кружком Чернышевского разгромлено тайное общество «Земля и воля», созданное Николаем Сер- но-Соловьевичем и замаскированное под клуб любителей шахмат в столице. Его члены также проходили по делу о лицах, уличенных в переписке с эмигрантскими центрами Герцена и Бакунина, после того как в руки Третьего отделения при аресте курьера герценовской группы Ветошни- кова попали письма изгнанников к единомышленникам в России. Это еще более масштабное дело, как и следствие по делу Чернышевского, вела следственная комиссия во главе с начальником канцелярии Третьего отделения генералом Потаповым и опытным следователем по политическим делам Голицыным. Аресты прошли не только в Петербурге, но и в Москве, откуда специально командированные из столицы жандармы во главе с генералом Делянкиным этапировали нескольких обвиняемых, и даже на Украине.
В Москве в созданное к тому времени местное отделение группы «Земля и воля» жандармам удалось внедрить своего тайного агента Андрющенко. Он выступил здесь отчасти и в роли провокатора, предложив умеренным поначалу московским землевольцам печатать и распространять антиправительственные прокламации, чем подвел их под скорый арест по тому же делу о лицах, имевших связи с лондонскими изгнанниками. На процессе по делу этой группы во главе с Мосоловым ее участники также осуждены к каторжным работам в 1865 году. Главный обвиняемый по этому процессу Серно-Соловьевич осужден на каторжные работы в Сибири, в 1866 году он скончался в тюремной больнице Иркутска от полученной на каторге пневмонии.
Гребенка арестов и политических процессов Третьего отделения, получившего свободу действий, прошлась по оппозиционным кругам очень жестко. Вместе с Чернышевским был арестован известнейший российский литературовед и критик Писарев, с 1862-го по 1866 год находившийся
186


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
в заключении в Петропавловской крепости, спустя два года после освобождения он утонул в море во время купания в латышской Юрмале. За организацию панихиды по убитым участникам крестьянских волнений в Казанской губернии арестован известный профессор столичного университета Щапов, сосланный под надзор полиции. За одну найденную у него при обыске заграничную прокламацию типографии Герцена отправлен на забайкальские каторжные рудники и там в 1865 году умер либеральный писатель Михаил Михайлов.
Многие деятели интеллигенции или литераторы, не состоявшие в обществах Чернышевского или Серно-Соло- вьевича, были в эту волну арестов арестованы или высланы из столицы для профилактики за то, что их деятельность давно раздражала спецслужбу князя Долгорукого. Высылка из обеих столиц в провинцию при этом не означала, что о ссыльном тайный сыск забывал. Напротив, местным жандармам, губернской полиции, а также местной администрации было предписано взять такого высланного на особый учет и регулярно сообщать в Санкт-Петербург о его поведении в месте ссылки. Так что сосланному в большинстве случаев для профилактики вольнодумцу или даже просто легкомысленному болтуну продолжали и в ссылке отравлять жизнь, зачастую и здесь закаляя будущего радикального революционера.
Начало 60-х годов на волне дел Чернышевского, «Земли и воли» и непойманных петербургских поджигателей оставило в архивах Третьего отделения массу таких сообщений от губернаторов или губернских жандармских чинов о том, что ссыльный продолжает и в ссылке вести антиправительственные разговоры или даже открытую агитацию среди местных жителей. Например, такой донос симбирского губернатора Анисимова о вызывающем поведении высланного под его надзор из Москвы поэта Гольц-Миллера от 1863 года. Или сходное сообщение из
187


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Казани от жандармского генерала с почти «революционной» фамилией Огарев от того же 1863 года о ссыльном Попове, у которого и здесь при внезапном обыске изъяли массу крамольной литературы: номера эмигрантского «Колокола» и рукописное стихотворение с названием «Долго нас помещики душили». По количеству таких бумаг в Третье отделение из российских губерний видно, как широко была тогда применена ссылка по политическим делам на волне арестов 1862 года.
Дело Чернышевского и несколько других, менее значимых политических процессов 1863 —1865 годов стали очередной временной и пирровой победой Третьего отделения. Загнанная в подполье «Земля и воля» стала только радикальнее и опаснее, она почти не пострадала в этих процессах, а расширяла свои ряды постоянно. В самоуспокоении по итогам дел Чернышевского и других легальных пропагандистов ведомство Долгорукого проглядело опасность первого в России организованного террора революционеров против представителей власти. Когда в 1866 году после первого же выстрела революционного террориста в России император отправлял Долгорукого в отставку, именно это ставилось ему в вину.
Хотя списывать здесь вину на одного Долгорукого или даже на одно Третье отделение в целом не совсем правильно. Это сейчас политологи доказали, что резкое начало либеральных реформ опасно, а их не менее резкий тормоз еще опаснее, что общество может почувствовать себя обманутым и отреагировать неадекватно. Тогда таких тонкостей еще не знали, ведь реформы Александра II в 60-х годах были, по сути, первыми такими масштабными во всей российской истории (до того были скорее передышки между новыми витками властного террора). Это позднее президент США Вудро Вильсон выведет для по- томков-президентов знаменитую формулу: «Хочешь нажить себе много врагов — начни что-то менять в госу¬
188


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
дарстве» — нашему Александру II эту грустную для царя- реформатора истину пришлось познавать на собственном опыте, как и узнать опасность резкого рывка стоп-крана при уже разогнавшейся реформе. И сама власть в лице императора, затеявшая эту «оттепель», а-затем резко давшая тайной полиции добро на новый виток репрессий, совершила тогда ошибку. Хотя и спецслужба не смогла помочь здесь власти хотя бы прогнозом развития событий после столь резких шараханий во внутренней политике.
Хотя в недостаточном рвении Третье отделение в эти годы упрекнуть трудно, в вопросе репрессий против любого рода оппозиции жандармское ведомство занимало куда более решительные позиции, чем разбавленное в те годы явными либералами правительство при Александре II. Отметим, что при Долгоруком во главе Третьего отделения явочным порядком при следствии по политическим делам возрождены пытки и методы давления на подследственных типа лишения сна или пищи, крайне редко использовавшиеся при Бенкендорфе, Орлове или Дубельте.
Особое место в череде репрессий начала 60-х годов занимает дело Михаила Бейдемана, в советское время являвшееся одним из главных примеров бесчеловечности жандармского ведомства при царе, а в последние годы заметно подзабытое. Политический эмигрант из России Бейдеман сотрудничал с Герценом и его группой в изгнании, работал наборщиком в лондонской вольной типографии Герцена и воевал добровольцем в революционной армии Гарибальди в Италии. В 1861 году он решился на отчаянный поступок, нелегально перейдя австро-российскую границу, он вернулся в Российскую империю для продолжения борьбы дома с написанным манифестом о всеобщей борьбе против самодержавия. Но на родной земле его быстро арестовали и доставили в Петропавловскую крепость. Дело Бейдемана создало в российском тайном сыске очень жестокий и беззаконный прецедент, не
189


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
раз используемый в дальнейшие годы. «Таинственный узник» , как в советской литературе назвали Бейдемана, безо всякого суда или следствия был просто заперт навсегда в одиночку Алексеевского равелина Петропавловки без указания имени, только под номером. Пробыв в каменных стенах 20 лет, лишенный даже имени и последнего слова, этот знаменитый политзаключенный сошел с ума, Третье отделение под чужим именем перевезло Бейдемана в психиатрическую больницу, где он еще через несколько лет скончался. Сейчас в Книге рекордов Гиннесса в качестве политического заключенного, отбывшего без всякого суда многолетнее заточение, числится один корейский гражданин, отсидевший при схожих с Бейдеманом обстоятельствах 30 лет в тюрьме КНДР. Недавно в психиатрической больнице нашли гражданина Венгрии, помещенного туда спецслужбами под чужим именем еще в начале 50-х годов. Увы, российский рекорд подобного беззакония спецслужб не намного уступает этим абсолютным достижениям из мира тайных полиций, и поставлен он еще Третьим отделением в не самом жестоком XIX веке.
ОПЯТЬ ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС
Опасность терроризма уже витала в воздухе, но лишенная опыта борьбы с оппозиционным террором молодая российская спецслужба вовремя ее не заметила. Хотя первые выстрелы революционных террористов уже прозвучали к этому времени в Польше. Там к вооруженному террору прибегли сепаратисты, сторонники независимой Польши, а к ним власть относилась как к вооруженным мятежникам, примерно как к кавказским непокорным горцам, поэтому жандармы и не увидели ничего настораживающего в первых террористических актах в польских землях.
190


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
В России выстрелы политических террористов-одино- чек звучали и раньше, тот же выстрел декабриста Каховского на Сенатской площади в генерала Милорадовича вполне можно считать терактом. В 1862 году армейский поручик Шлиссельбургского полка Потебня стрелял в генерала Лидерса по политическим мотивам, из мести за притеснения поляков. Но еще не было террористических организаций антиправительственного характера.
В Польше накануне событий 1863 годы такие организованные теракты членами тайных обществ совершены впервые, убиты российские чиновники и жандармы. В том же году польский портной Ярошинский в Варшаве выстрелил в наместника в польских землях князя Константина Николаевича, брата царя Александра II, пуля задела плечо и застряла в эполете. Ярошинский был схвачен и повешен, как и другие арестованные польские террористы в 1863 году, но выводов об опасности революционного и сепаратистского терроризма на профессиональной основе спецслужба не сделала и до внимания власти не донесла. Без сомнения, помешал начавшийся вслед за массовыми терактами открытый мятеж и партизанская война поляков, выстрелы первых террористов потерялись в канонаде открытого бунта, а это было в России не в диковинку. Так начавшееся восстание словно легализовало террористические акты, ведь на войне и положено стрелять. После подавления восстания и казни его руководителей и участников, а только в Литве следственная комиссия генерала Муравьева по прозвищу Вешатель казнила тысячи поляков, вопрос опасности организованного терроризма был замят.
А ведь именно польские сепаратисты, единственное тогда сильное и организованное национальное движение среди нерусских народов империи, первыми в деле национально-освободительного движения дали другим пример перевода борьбы на рельсы индивидуального террора. Позднее появившиеся российские народовольцы и первые
191


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
террористы других национальных движений даже в своих прокламациях будут ссылаться на первый опыт польских террористов, равно как и на древние примеры легендарных Брута или Вильгельма Телля. Еще после подавления первого вооруженного сопротивления в Польше в 1831 году главные действующие силы польского сопротивления осели в эмиграции, эмигрантские центры поляков были в каждом европейском государстве, особенно сильные в Париже и Лондоне. И здесь все больше влияния приобретали те, кто звал к вооруженному террору против российской власти в Польше, как путем индивидуальных терактов против государственных деятелей империи, так и путем заброски из-за границы вооруженных групп для диверсий и партизанских действий.
Появились первые польские организации, откровенно стоявшие на позициях вооруженной борьбы с Россией и террора против ее представителей. Это и «Молодая Польша» во главе с Лелевелем с ее прочными связями с другими террористическими организациями сепаратистов в Европе, и «Польские якобинцы» с хорошей подпольной сетью в польских провинциях России, и первые польские социалисты эмигрантского центра Либажского. Раз за разом с 30-х годов предпринимались попытки нелегального проникновения в Россию польских эмигрантов для организации здесь террористического подполья. Так, один из лидеров «Молодой Польши» и близкий друг итальянского террориста Мадзини в руководстве международного «Комитета демократии» Симон Конарский нелегально в 1835 году проник в Россию, в 1838 году он арестован жандармами и расстрелян по приговору суда. Позднее в Россию направлен еще один руководитель «Молодой Польши» Падлевский, в 1863 году он был организатором партизанских групп в Польше, после подавления мятежа казнен в Плоцке.
В самой Польше, на российской тогда территории, оставшиеся в подполье участники восстания 1863 года
192


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
также создавали террористические группы и переходили к диверсионным действиям. Созданная главой контрразведки повстанческой армии 1863 года Ляндовским группа кинжальщиков после подавления восстания убила в польских землях нескольких представителей российской администрации. В том числе впервые состоялось и политическое убийство офицера спецслужбы, у порога своего дома кинжальщиками заколот начальник варшавских жандармов барон Фелькнер. Группировку после этого быстро обезвредили, Ляндовский закончил жизнь на сибирской каторге, но выводов об опасности близкого начала террора спецслужбы не сделали. В польском вопросе их подвело то, что революционный терроризм поляков, как и вообще польские события, рассматривался совершенно отдельно от общероссийских событий и тенденций.
Хотя взаимосвязь польских и первых русских революционных террористов можно было бы заметить уже с 1863 года. Так, в рядах польских подпольщиков находился отставной российский офицер Николай Соколов, один из первых российских анархистов и сторонников Бакунина. После поражения восстания он с группой поляков перешел германскую границу и был арестован с оружием прусской полицией за перестрелку с местными стражами порядка. Отсидев недолгий срок заключения в тюрьме Дрездена, Соколов работал затем в европейских центрах анархистов, а после возвращения в Россию в 1867 году арестован и осужден, из ссылки он вновь скрылся в эмиграции.
В то же время многие члены польских террористических групп 1863—1864 годов в эмиграции вступали в радикальные российские организации, видя в активном террористическом давлении на власть в Петербурге средство и для освобождения Польши. Так, в анархистской группе Бакунина видное место заняли бывшие члены террористического польского подполья 1863 года Ян Загурский и
13 Третье отделение
193


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Валериан Мрочковский. С кружком Герцена в Англии сотрудничал организатор союза польских политэмигрантов Станислав Ворцель, Герцен вообще стал посредником между радикальной польской эмиграцией и радикалами из русских изгнанников. Так что в момент начала явного террора в Польше Третье отделение не просчитало последствий в виде быстрого перенимания опыта собственно русскими революционерами.
В те же годы, в начале 60-х, еще до восстания в Польше был создан Комитет русских офицеров в Польше, куда входили антиправительственно настроенные офицеры российской армии русского и польского происхождения. Из поляков его лидерами были Каплинский, Домбровский и казненный позднее лидер восстания 1863 года Падлев- ский, с русской стороны — поручик Потебня, позднее осужденный за покушение на своего полкового командира в отместку за репрессии поляков. Члены комитета разрабатывали планы совместного военного заговора русских и польских офицеров, подобного декабристскому, для организации военного переворота в России и создания одновременно независимой Польши. Среди членов этого Комитета русских офицеров в Польше был и молодой поручик Константин Крупский, отец Надежды Константиновны Крупской и будущий тесть В.И. Ленина. Большая часть членов этой организации была арестована жандармами еще до открытого восстания поляков 1863 года. Так, знаменитый Ярослав Домбровский, официальный руководитель этого тайного офицерского союза, еще в 1862 году арестован, но в декабре 1864 году сумел бежать из пересыльной тюрьмы в Москве и перебрался в Европу, где в Париже стал командиром войска парижских коммунаров и в 1871 году погиб в баррикадных боях с войсками вер- сальцев. Другие члены этого комитета падут в боях восстания 1863 года или отправятся на каторгу после его подавления. Часть служивших в российской армии офице¬
194


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ров польского происхождения, связанных с этой группой, в 1863 году даже в Поволжье попытаются организовать солдатское восстание с центром в Казани, чтобы создать в тылу российской армии второй фронт. После раскрытия их центра в Казани и предотвращения восстания лидеры этой группы (Станкевич, Иваницкий, Мрочек и др.) были расстреляны жандармами по приговору военного трибунала. В любом случае само существование в 1861 — 1863 годах подобного комитета из польских и русских оппозиционно настроенных офицеров не могло не тревожить российский сыск и самим фактом смычки русских радикалов с польскими сепаратистами, и столь обширным проникновением революционных идей в офицерскую среду, впервые со времен подавления восстания декабристов.
В борьбе с польской эмиграцией, усиленной внешней разведкой Третьего отделения после 1863 года, российская спецслужба постоянно сталкивается теперь с вопросом террористической опасности. Да и в самом 1863 году во время боев в Польше сведения от зарубежной агентуры Третьего отделения позволили перехватить на Балтике английский корабль «Джон Уоллес», нанятый польскими эмигрантами для подвоза повстанцам груза с оружием и боеприпасами. О попытках организации терактов в пределах Российской империи постоянно сигнализирует самый ценный агент-нелегал Третьего отделения, внедренный в польское движение за границей, Балашевич, работавший там под польской фамилией Потоцкий. Еще одним ценным тайным агентом Третьего отделения среди польских эмигрантов была известная аристократка и красавица Каролина Собаньская, польская графиня, от любви к которой поочередно теряли голову Александр Пушкин и Адам Мицкевич. За свои годы работы на Третье отделение она сорвала не один запланированный польскими националистами теракт. Так, информация Собаньской о готовящемся проходе в Россию через германскую гра¬
195


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ницу крупного диверсионного отряда, известного в истории польского национально-освободительного движения как «рейд Заливского», позволило встретить эту группу прямо на границе и разгромить.
Позднее ценный агент в польском сопротивлении Ста- родворский будет арестован за теракт в России и тоже даст согласие работать для спецслужбы против своих бывших соратников в качестве тайного информатора. Наконец, один из самых первых тайных агентов Третьего отделения среди польских сепаратистов по фамилии Бошняк после его разоблачения был польскими террористами убит. Когда Третье отделение уяснило, что имеет дело с новой опасностью в лице организованной террористической работы и что пока оно к борьбе с этой напастью не подготовлено, в среде поляков уже вызрела откровенно террористическая организация ППС. Да и другие сепаратисты переняли эту моду (грузинские, армянские, латышские, татарские и т. д.), и в собственной столице с 1879 года обосновалась профессиональная группа революционных террористов под названием «Народная воля». В итоге наступление терроризма Третье отделение практически встретило неподготовленным, что и стало главной причиной его расформирования в 1880 году. Извиняет его только то, что политический организованный терроризм в те годы только зарождался в мире, а полностью эффективных мер в борьбе с ним не придумано и до сих пор, как мы видим в начале XXI века.
В БОРЬБЕ С ЭМИГРАНТАМИ
Третье отделение впервые поставило работу против оппозиционно настроенных граждан России за границей на постоянную основу, к этой деятельности была привлечена и канцелярия с ее тайными информаторами, и отдел внешней разведки за рубежом, и первая экспедиция
196


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
спецслужбы по борьбе с заговорщиками. И до создания Третьего отделения, начиная с бегства за границу от Ивана Грозного Андрея Курбского, меры против неугодных эмигрантов периодически предпринимались. Но все эти отдельные акции против царевича Алексея, Тимофея Анкудинова или Таракановой носили разовый характер, а также не были направлены против организованного движения в эмиграции. Такого просто не существовало до начала XIX века, поэтому органы стихийного сыска и разведки в Российском государстве реагировали только на попытки прямо оспорить беглецом за границу (самозванцем или реальным претендентом) царский трон в Москве или Петербурге, в зависимости от эпохи. Третье отделение столкнулось совсем с другой эмиграцией. Это были уже относительно организованные центры оппозиционно настроенных россиян из числа вынужденных к эмиграции неблагонадежных лиц или отказавшихся вернуться в страну беглецов. Они осмысленно вставали на путь борьбы с верховной властью в стране, имели свою программу, печатные издания, налаживали связи внутри России с целью создания условий для вооруженного выступления или начала подпольного террора.
Для борьбы с этими центрами эмиграции потребовались новые методы, которые были опробованы еще при Бенкендорфе и усовершенствованы его последователями во главе Третьего отделения. С необходимостью бороться с собственной эмиграцией спецслужба вынуждена была ускорить создание в своей структуре отдельного центра внешней разведки. Большую часть операций этого отдела, руководить которым Бенкендорф доверил Филиппеу- су, занимали именно антиэмигрантские акции, хотя параллельно шло и создание первых сетей нелегальной разведки в иностранных государствах.
Вся эта работа по эмигрантам взяла старт уже в 1826 году с первых дней работы Третьего отделения. Официаль¬
197


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
но признаваемым в России первым оппозиционным эмигрантом с политической позицией (не беглецом от гнева царя или самозваным авантюристом) считается член тайного общества декабристов Николай Тургенев. В дни мятежа в Санкт-Петербурге и на Украине он находился за границей, откуда отказался возвратиться в Россию, где ему заочно вынесли смертный приговор. Уже в конце 1826 года глава Третьего отделения Бенкендорф и российский министр иностранных дел Нессельроде каждый по своим каналам пытались добиться выдачи от иностранных коллег Тургенева в Россию насильственным путем, а после неудачи в этом начинании Бенкендорф предлагал царю разработать акцию тайного захвата эмигранта Тургенева за границей. Так был дан сигнал к началу борьбы молодой спецслужбы с политической эмиграцией с применением силовых методов.
Из обосновавшихся в эмиграции центров еще при жизни Николая I наиболее опасными в силу своей организованности и популярности среди домашней оппозиции в Третьем отделении считались три (если не считать польских национальных центров, а говорить только о собственно российской эмиграции). Это центр идеолога русского анархизма Михаила Бакунина в Женеве, быстро наладившего связи с расцветающим в европейских странах террористическим течением анархии. Затем центр умеренных оппозиционеров из числа дворян-эмигрантов во Франции, представленный позднее их лидером и непримиримым критиком царской власти в прессе князем- эмигрантом Петром Долгоруким, двоюродным братом шефа Третьего отделения князя Василия Долгорукого. Это был центр сторонников конституционной монархии из числа дворянских либералов, предшественников Союза освобождения и партии кадетов в начале XX века. И центр первых российских социалистов, чьим признанным лидером и кумиром был изгнанник Герцен, после Швейцарии
198


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
и Франции перебравшийся за Ла-Манш и тревоживший из Лондона власть в Петербурге изданиями своего оппозиционного «Колокола», номера которою революционеры тайно переправляли в Россию.
Помимо этих трех центров, представлявших соответственно анархистско-радикальное, умеренное и социалистическое направления в эмиграции, было еще около десятка менее значимых групп, зачастую объединявшихся между собой и вновь делившихся. После нового витка репрессий Третьего отделения при Долгоруком в 1863 году, а затем в 1866 году при сменившем его Шувалове в эмиграции оказались новые решительные бойцы и появились новые центры борьбы. В Париже эмигрантом Лавровым создан кружок решительных сторонников пропаганды восстания внутри России, те же идеи проповедовали сторонники «идеолога заговора» Ткачева и первые эмигранты из «Земли и воли», затем идеологи «Черного передела» Плеханов и Засулич.
Чуть позднее в российской эмиграции сформировался еще один небольшой пока центр, который позднее разрастется в крайне опасную для романовской империи опухоль российского марксизма. Первые сторонники Карла Маркса и его Интернационала рабочих из числа российских эмигрантов-оппозиционеров появились еще в начале 60-х годов. Брат арестованного в России и угнанного на каторгу основателя «Земли и воли» Николая Серно-Соло- вьевича — Александр Серно-Соловьевич бежал в Европу от ареста и там примкнул к марксистскому Интернационалу, он стал его связным с центром «Земли и воли» в Санкт-Петербурге. Серно-Соловьевича можно считать первым идейным российским марксистом, хотя его скорая смерть от болезни в Швейцарии и не дала ему деятельно развернуться в работе Интернационала.
Но у него вскоре появились последователи из колонии российских эмигрантов, начавшие привозить литературу
199


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
марксистского направления в Россию, где народник Даниельсон переводил книги Карла Маркса на русский язык. А в начале 1870 года в Женеве была основана первая русская секция при Интернационале Маркса под началом бывшего народника Утина, бежавшего из России после приговора к смертной казни и издававшего в Женеве журнал «Народное дело». И еще один опаснейший для власти в Санкт-Петербурге эмигрантский центр с опорой на целый международный союз был готов. Позднее имена этих первых лидеров русской секции при Интернационале будут подзабыты даже идейными наследниками дела Маркса в годы советской власти в России (Утин, Бартенев, Дмитриева, Трусов), но именно здесь был ручеек, породивший десятилетия спустя РСДРП и вышедший из нее большевизм. Сам Маркс при теплом отношении к этим первым своим последователям из России отлично понимал в 1870 году их сектантскую узость и экзотичность своего движения в условиях тогдашней Российской империи. Поэтому, надеясь на дальнейшее расширение своего учения в России, он до самой своей смерти был вынужден искать по ту сторону российской границы более активных и организованных союзников для своего Интернационала, даже идейно значительно с марксизмом расходившихся. Отсюда и отдельные контакты с народниками «Земли и воли», отсюда и дружба с российскими анархистами (пока из-за разногласий Бакунина и его сторонников за тайное фракционерство не пришлось из Интернационала попросить), отсюда и восторг Маркса по поводу зарождения сильной террористической организации «Народная воля» в России. В 1880 году Карл Маркс с восторгом писал о новых соратниках товарищам: «В России у нас большой успех, там у нас целый центральный комитет террористов». Хотя народовольцы с самого начала не слишком были привержены марксизму, именно от первых марксистов из «Черного передела» они откололись
200


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
в 1879 году при создании своей партии, да и сам Маркс всегда отрицательно относился к тактике революционного индивидуального террора — ключевому пункту в программе «Народной воли».
Просто при слабости еще чистых марксистов в России нужно было искать любых соратников в революционном и левом лагере. Это уже в 80-х годах XIX века под сень марксистского Интернационала перейдет в эмиграции «Черный передел», и так будут созданы «Освобождение труда», а затем и Российская социал-демократическая рабочая партия, марксизм выйдет в России на ведущие позиции в революционном движении только в начале XX века. А пока контакты Интернационала Карла Маркса с народническим движением и первыми рабочими союзами в России привели в истории российского тайного сыска к тому, что в конце 60-х и начале 70-х годов Третье отделение с иностранным и причудливым для него тогда марксистским учением ознакомилось (через свою тайную агентуру в эмиграции) раньше, чем с живыми отечественными марксистами. При этом в первых сообщениях тайных агентов политического сыска России и даже в официальной переписке Третьего отделения международная организация Интернационала Карла Маркса представлена в очень экзотическом виде. Она даже часто называется здесь в женском роде «Интернационалкой» (в русском эквиваленте еще и «Международкой»), поскольку изначально пришедшее в Третье отделение из Франции название этой группы «Internacional» во французском языке действительно женского рода. Но и из текста этих документов видно, что поначалу жандармский сыск не слишком серьезно относился к далекой и экзотической пока «Интернационалке», представляя ее очередным иностранным тайным союзом заговорщиков типа вент карбонариев или масонских организаций «иллюминатов». Хотя сношения с этим загадочным Интернационалом де¬
201


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ятелей российской эмиграции сразу настораживали штаб сыска в Санкт-Петербурге.
Другие эмигрантские центры революционеров из России в 70-х годах тоже заметно радикализировались и набирали силу в контактах с европейскими единомышленниками. У умершего Бакунина знамя анархического русского движения перенял деятельный эмигрант Петр Кропоткин, обосновавшийся по примеру Герцена в Лондоне. Наконец, особенно опасным и явно террористическим мог стать центр в Женеве бежавшего за границу после теракта Сергея Нечаева, он блокировался с еще живым Бакуниным и налаживал террористическую сеть внутри России. Только захват Нечаева и вывоз его Третьим отделением в Россию воспрепятствовали появлению в эмиграции первой откровенно террористической группы «Народная расправа». Ее нишу с 1879 года займет заграничный центр «Народной воли», чьи первые эмигранты окажутся в Европе после неудачного покушения на царя Александра II. И со всей этой пестрой массой предстояло бороться первому органу профессиональных спецслужб в России Третьему отделению, чьи навыки действий за границей были еще в зачаточном состоянии. Теорию и методологию борьбы против оппозиционной эмиграции ведомству Бенкендорфа пришлось постигать опытным путем, часто идя на ощупь и сталкиваясь со все новыми учениями и партиями в российской революционной эмиграции.
Историческая значимость этой первой эпопеи борьбы с эмиграцией Третьего отделения для истории политического сыска и спецслужб в России в том, что методы антиэми- грантских действий оказались в итоге вполне эффективными. Если абстрагироваться от не самого удачного иногда их исполнения, все эти методы в арсенал российских спецслужб оказались заложены на века, в модифицированном виде их повторяли и Департамент полиции перед крахом Российской империи, и первые чекисты Страны Советов,
202


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
и КГБ СССР до 1991 года, добавлялись только новые нюансы. Большую роль в такой удачной разработке методов сыграл европейский опыт борьбы с революционной эмиграцией, перенимаемый Третьим отделением у французских, британских или германских органов тайной полиции, немало сделал в этом отношении и глава германской разведки Штибер в годы работы консультантом российского Третьего отделения.
К числу таких главных методов в первую очередь можно отнести внедрение в эмигрантские группы своих тайных осведомителей, а также вербовку отдельных их членов уже за границей. В борьбе с эмигрантскими центрами в любое время и в любой стране для тайной службы первоочередная задача — знать о планах, приемах деятельности и персональном составе эмигрантов, их связях и возможностях внутри страны. Далее следовала кропотливая и постоянная работа по наблюдению за лидерами эмигрантских центров, возложенная на первые зарубежные резидентуры Третьего отделения. Шел поиск компромата на отдельных лидеров и компрометация их собственными силами в глазах товарищей или европейского общественного мнения, а также попытки перевербовки менее стойких эмигрантов, уговоры вернуться в обмен на помилование в страну позволяли нейтрализовать отдельных вполне серьезных оппонентов Петербурга за границей. Отдельным и очень действенным методом борьбы с эмиграцией стали налаженные связи Третьего отделения с тайными полициями стран пребывания российских эмигрантов, по линии такого сотрудничества и пользовались собранной иностранными коллегами информацией и добивались высылки эмигрантов из их стран, а в редких случаях и выдачи их в Россию. Постепенно Третьим отделением было освоено искусство провокации внутри эмиграции, создания внутри нее фракционной борьбы, игра на личных амбициях лидеров, стравливание отдельных групп
203


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
между собой. Ну и самым дерзким и «хирургическим» методом, венцом антиэмигрантской деятельности, от времен Третьего отделения до наших дней остается откровенная силовая акция против лидера эмигрантов, под чем уже второй век понимается тайная ликвидация или силовой захват для вывоза такого деятеля на родину.
Если взглянуть на конкретные операции Третьего отделения против эмигрантов в 20—70-х годах XIX века, то можно отметить, что они дали традицию, охотно эксплуатируемую и развиваемую службами тайной полиции в нашей стране до конца XX века.
Слежкой сотрудниками Третьего отделения и внедрением агентов внутрь эмигрантских союзов тайная полиция пыталась опутать все значимые группы в эмиграции. Часто тайные агенты, пользуясь активным взаимодействием эмигрантских центров между собой, начинали освещать деятельность двух-трех таких организаций одновременно. Самым характерным был пример уже упомянутого ценнейшего тайного агента Третьего отделения за границей Балашевича, работавшего под фамилией Потоцкий среди радикальных польских эмигрантов.
Фигура Балашевича очень примечательна среди тайных осведомителей Третьего отделения за границей, это самый успешный из подобных проектов Третьего отделения из числа нам известных, возможно, были и другие, более засекреченные даже для жандармских архивов и никогда не раскрытые. Белорусский студент Александр Балашевич даже начал свою работу в тайном сыске нестандартно, в качестве радикального оппозиционера в 1861 году он был арестован жандармами в Москве за распространение революционных прокламаций. Выдал его Третьему отделению после посещения Балашевичем церкви московский митрополит Филарет, поправ тайну исповеди, как требовал того от священников закон Российской империи еще со времен Петра I.
204


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Арестованного Балашевича быстро сломили и предложили поработать тайным информатором в революционной среде. После удачной работы в России его направили на годичную стажировку в Париж для внедрения к местным польским эмигрантам, используя хорошее знание белорусом Балашевичем польского языка. После года работы в парижской резидентуре под началом ее известного руководителя Якова Толстого Балашевича вернули в Петербург. После чего уже под именем польского графа-оппозиционера Потоцкого с мерами особой секретности переправили в Лондон и внедрили в местные круги радикальных поляков. Это была первая операция подобного рода и размаха в антиэмигрантской сфере деятельности Третьего отделения, с тщательной подготовкой легенды и использованием чужого паспорта. Недаром впоследствии Балашевича назовут королем провокаторов в истории российского тайного сыска до появления знаменитого Азефа. Среди поляков Потоцкий выдвинулся к 1872 году в лидеры их эмигрантского комитета в Лондоне, чьи замыслы теперь немедленно становились известны в Третьем отделении.
Балашевич-Потоцкий, обосновавшийся под видом польского эмигранта в Лондоне, держал свою антикварную лавку на Бедфорт-сквер, доход от торговли антиквариатом одновременно шел на содержание лондонской резидентуры Третьего отделения. Пользуясь случаем, он в 1874 году познакомился с прибывшим в Лондон известным российским эмигрантом Петром Лавровым и стал регулярно с ним встречаться. Он сообщил в Третье отделение лондонский адрес Лаврова и установил слежку за приходящими к тому гостями. Балашевич даже давал пожертвования на революционный журнал «Вперед!», выпускаемый Лавровым и его центром в эмиграции, возмещая потери из фонда Третьего отделения и туда же направляя подаренные Лавровым экземпляры новых но¬
205


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
меров журнала. В итоге Балашевичу удалось выяснить тайный канал отправки журнала в Россию через «окна» на российской границе с Пруссией и Австрией, которые были жандармами перекрыты. С подачи Балашевича разведчики Третьего отделения смогли выследить нелегально пребывавших во Франции сторонников кружка Лаврова, Соловьева и Линева, которых сдали французской тайной полиции в порту Дьепа. Оба сотрудника журнала «Вперед!» были арестованы за использование подложных паспортов и доставлены в Париж, но требование об их выдаче в Россию было отклонено, французы просто депортировали Соловьева с Линевым из своей страны в более терпимую к эмигрантам Швейцарию.
При этом кроме поляков и кружка Лаврова Балашевич успевал освещать для Третьего отделения работу кружков Герцена и Бакунина, о которой ему стало известно от лав- ровцев. Благодаря Балашевичу в петербургском штабе тайного сыска впервые услышали подробности существования Союза рабочих Карла Маркса и получили первое подробное представление о целях и программе международного союза марксистов. С Марксом Балашевичу удалось познакомиться лично, он отправил в 1871 году новому шефу Третьего отделения Шувалову несколько писем от Маркса главе польских эмигрантов в Англии Потоцкому, то есть самому себе.
Только в 1875 году, когда в польском движении разоблачили деятельность Балашевича-Потоцкого, Лаврова известили о том, что он имеет дело с осведомителем тайной полиции. Разоблачение Балашевича произошло по халатности другого тайного агента Третьего отделения за рубежом Бутковского. Тот работал против российских эмигрантов в Швейцарии, но злоупотреблял спиртным и к своим обязанностям относился спустя рукава. Во время гулянки в одном из ресторанов Женевы с «поднадзорными» эмигрантами Бутковский в пьяном откровении со¬
206


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
знался эмигранту Элпидину в своей работе на российскую разведку, а когда ему не поверили, показал секретный документ, в котором в качестве другого агента был назван Балашевич и сообщалась его вымышленная фамилия — Потоцкий. Элпидин сообщил об этом своим товарищам по эмиграции Лаврову и Лопатину. Но к этому времени почувствовавший опасность Балашевич закрыл лавку на Бедфорт-сквер и выехал под предлогом лечения на водах в Ниццу. Только теперь революционеры поняли, что попали в сеть царской разведки, да еще способствовали своей дружбой с лже-Потоцким аресту в России знаменитого революционера князя Кропоткина. Лондонский адрес «надежной явки поляков» на имя некоего Томпсона, который дал Балашевич Лаврову, был конспиративной квартирой Третьего отделения в Великобритании, а именно на этот адрес лидер российских анархистов Кропоткин писал письма Лаврову из России. Письма перлюстрировались в Третьем отделении и направлялись Лаврову, чтобы подтвердить легенду Потоцкого и не подставить его под подозрения. После раскрытия Балашевича и его отъезда из Лондона Третье отделение немедленно арестовало Кропоткина за тайную связь с эмигрантами, предъявив ему в качестве главной улики тексты его собственных посланий в Англию.
Отозванному Балашевичу назначили в Третьем отделении крупную премию, его деятельность позволила освещать сразу три значимых эмигрантских центра: польский, Лавровский и анархистский. И вознаграждение Балашевича от Третьего отделения заметно превосходило «зарплаты» других заграничных агентов под прикрытием, каждый месяц ему в Лондон из Петербурга переводили по 30 фунтов стерлингов, что по тем временам являлось внушительной суммой, сейчас этого бы Балашевичу не хватило даже на поездки в течение месяца в лондонском метро. В XX веке такие агенты в эмигрантской среде стали нормой, и они тоже
207


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ухитрялись работать сразу в нескольких оппозиционных центрах, начиная от деятелей чекистского Треста среди белой эмиграции и до осведомителей КГБ в группах диссидентов за рубежом. Родоначальником же практики такой работы стало Третье отделение и такие его агенты, как Балашевич- Потоцкий.
Фигурой, приблизительно равной Балашевичу по пользе для Третьего отделения среди его заграничных тайных агентов, является также россиянин немецкого происхождения Карл Романн. В отличие от Балашевича, взявшего для тайной работы за границей вместо русской польскую фамилию, Романн при внедрении в эмигрантские круги сменил немецкую фамилию на чисто русскую, российские эмигранты знали этого тайного информатора под вымышленным именем Николай Постников. Под видом бывшего полковника российской армии Постникова, ставшего оппозиционером и изгнанником из Российской империи, Романн долго считался во Франции и Швейцарии одним из самых деятельных политических российских эмигрантов. Он одновременно освещал для Санкт-Петербурга деятельность эмигрантского центра Огарева, анархистской группы Бакунина и местного землячества польских сепаратистов. Романн рвался также через посредство Огарева внедриться и в лондонский центр «Вольной печати» Герцена, но получил прямой запрет от своего непосредственного начальника, главы заграничного отдела Третьего отделения Филиппеуса. В сохранившемся в архивах Третьего отделения послании Филиппеуса своему тайному агенту в Женеву особо указывается на знаменитую осторожность Герцена, разоблачившего уже не одного подставляемого его центру тайного агента жандармов. В Третьем отделении в то время даже бытовало заблуждение, порожденное привычкой демонизировать возможности ненавистного Герцена, о том, что лондонские изгнанники сами ведут картотеку агентов Третьего отделения в Европе и даже
208


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
хранят на них досье с фотографиями, абсурдный слух этот история впоследствии опровергнет. Поэтому от Романна потребовали даже избегать с Герценом личных контактов.
При этом деятельность Романна-Постникова в Женеве и без того достигла большого размаха, хотя и уступала эпопее Балашевича по своей длительности. За операцию по вывозу в Россию архива покойного князя-вольнодум- ца Петра Долгорукого его особо отметил тогдашний шеф Третьего отделения Петр Андреевич Шувалов. И в деле о вывозе в Россию Нечаева у Романна была заметная роль, именно Романн установил местонахождение Нечаева в Швейцарии перед акцией по его захвату. И с Герценом Романн затем все же познакомился, дважды под именем оппозиционера-эмигранта Постникова бывал на его квартире в Париже и даже познакомился с женой Герцена.
Уже после того, как российский эмигрант в Швейцарии Элпидин по своим каналам узнал о работе Постникова на российское Третье отделение и сообщил всем эмигрантам подлинное имя жандармского подполковника Карла Романна, Герцен долго не мог поверить соратникам, что рьяный оппозиционный эмигрант Постников его долго дурачил и пытался проникнуть в его эмигрантский печатный центр. Романн к тому времени уже покинул этот мир, во время очередного возвращения из европейской командировки в Санкт-Петербург он внезапно скончался в январе 1872 года. Глава канцелярии Третьего отделения Шульц лично явился к покойному домой и перебрал все его бумаги, изъяв все, что касалось двойной жизни Романна-Постникова и его работы на жандармской стезе.
Еще одним заметным тайным агентом Третьего отделения в среде российской эмиграции был Шевелев, известный как «ташкентец из Третьего отделения». Он, как это часто бывает среди подобной публики, во время работы среди российских эмигрантов в Париже одновре-
14 Третье отделение
209


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
менно был завербован и французской тайной полицией, давая информацию и ей, в том числе и в дни Парижской коммуны. После подавления восстания коммунаров Шевелев оказался арестован французским тайным сыском в числе других российских эмигрантов в 1871 году, но по запросу из Третьего отделения его быстро отправили в Россию, после чего проваленного в глазах эмигрантов агента использовать за границей больше не стали.
Часто попыткой российского политического сыска внедриться в эмигрантские центры различной направленности пользовались откровенные авантюристы или мошенники, движимые корыстными устремлениями. Историк И.М. Троцкий в работе «Третье отделение при Николае I» упоминает о почти анекдотическом случае с информато- ром-инициативником Луковским, который в 1835 году долго морочил голову ведомству Бенкендорфа своими идеями. Вернувшийся из эмиграции в Россию поляк Лу- ковский утверждал, что в Лондоне он входил одновременно в руководство польского эмигрантского центра и в комитет неких русских заговорщиков в Англии. За свои сведения Луковский просил назначить ему хорошее денежное вознаграждение и направить для тайной работы в Англию. Сомнительность его сведений особенно выявилась после рассказа этого добровольного помощника жандармов о том, что эмигранты готовят массовый вброс в Россию самиздатовской прессы из Англии, которую повезут с караваном торговцев через Индию и Иран в закавказские провинции Российской империи. Авантюриста оставили без гонорара и тайного задания, а в архивах Третьего отделения осталась его докладная с резолюцией императора Николая на полях о том, что из всего этого бреда правдой является только действительное снисхождение в Англии к российским эмигрантам. Как видим, даже откровенно нелепый план «каравана из Индии» жандармы все равно дали на ознакомление лично монарху.
210


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Собрат Луковского по разоблачению мифических заговоров Медокс еще дольше дурил голову Третьему отделению. Он очень убедительно рассказал о связи эмигрантских центров выходцев из России, куда Медоксу якобы удалось проникнуть, с разветвленным тайным обществом в России и тайным союзом поселившихся после каторги в Сибири декабристов. Заявления Медокса, оказавшегося затем профессиональным мошенником и специалистом по подделке документов, легли на подготовленную почву: император Николай почти до самой своей смерти верил в существование в своей империи нераскрытого заговора и не забывал свой страх перед декабрьским выступлением, а Третье отделение в силу этого вынуждено было тщательно отрабатывать такие версии. В истории с авантюрой Медокса Третье отделение действительно допустило преступную для серьезной спецслужбы доверчивость и непрофессионализм, не изучив толком прошлого Медокса, давно известного как профессиональный мошенник, своего рода Остап Бендер XIX века. Еще в войну 1812 года этот авантюрист разъезжал под чужим именем «адъютанта министра полиции Балашева» по российским губерниям и собирал у губернаторов деньги на организацию некоего ополчения кавказских горцев против Наполеона, за что позднее отсидел тюремный срок в Петропавловской крепости. И затем за очередные художества уже под именем князя Голицына Медокс оказался в сибирской ссылке, где и затеял с Третьим отделением свою грандиозную игру-мистификацию, едва не стоившую Бенкендорфу его поста.
Бенкендорф во время эпопеи с Медоксом уже был не очень здоров и полагался на своих деятельных заместителей в Третьем отделении. Именно они в лице Дубельта, Мордвинова и Кельчевского убеждали шефа жандармов в весомости приводимых Медоксом доводов. Поэтому Бенкендорф распоряжался продолжать проверять его инфор¬
211


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
мацию, выплачивать проходимцу солидное вознаграждение и устанавливать наблюдение филеров за все большим числом «участников обширного заговора» по Медок- су. А сам регулярно докладывал о деле Медокса царю во время своих ежедневных аудиенций при дворе. Для проверки сведений Медокса о существовании масштабного заговора отбывающих сибирскую ссылку декабристов и их не выявленных в 1825 году соратников в столице из Петербурга в Иркутск вместе с Медоксом даже был командирован жандармский офицер Вохин. Ему профессиональный мошенник быстро задурил голову какими-то самим им изготовленными «купонами участника заговора», после чего выехал назад в Петербург с якобы полученными от ссыльного декабриста Юшневского инструкциями установить связь с Союзом благого дела в столице. Это был верх дерзкой авантюры Медокса и полный провал обманутого им Третьего отделения
Когда в подозреваемые обнаглевший лжеинформатор начал зачислять уже известных в стране чиновников и губернаторов, его игру прекратили, арестовали за подделку документов и отправили вместо членов несуществующего тайного общества в камеру Петропавловки в 1834 году. Император Николай был делом Медокса страшно разгневан и лично выговаривал Бенкендорфу за политическую близорукость, грозя карами поверившим авантюристу Дубельту с Мордвиновым. Бенкендорф благородно заступался за подчиненных, принимая всю вину за легковерие молодой спецслужбы лично на себя. Впрочем, ветерану Третьего отделения Мордвинову из-за аферы Медокса все же пришлось покинуть свой пост главы канцелярии этого ведомства, уступив его Дубельту, и уйти в отставку.
В целом дела Луковского и Медокса лишь доказывают, что решившие за счет жандармского бюджета поправить собственное финансовое состояние ловкие дельцы от провокации знали, куда бить. Третье отделение постоянно
212


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
пребывало в поиске связей эмигрантов с российскими их сообщниками и некоего единого заговора, который можно однажды вскрыть и навсегда покончить с российской смутой. Оно, как древнеримский император Нерон, грезило об одной большой голове врага, которую можно было бы снести мечом раз и навсегда, а затем очень неохотно признало, что нет никакого единого и всеобъемлющего заговора, а группы заговорщиков так и будут по объективным причинам появляться вновь и вновь в разных местах.
Мошенники же типа Медокса пользовались этими стереотипами и поиском тайным сыском простого решения вопроса всегда и в разных странах мира. Предшественники Третьего отделения из службы тайного сыска времен Екатерины II, Тайной канцелярии, когда-то имели своего Остапа Бендера, выставившего их посмешищем. В 1774 году в самый разгар мятежа Пугачева в России ловкий купец- мошенник Долгополов прибыл в Санкт-Петербург и заявил, что внедрился в ближайшее окружение самозванца, составил там заговор против него и готов за хорошее вознаграждение организовать арест и доставку Пугачева под стражей в столицу для суда. Долгополову поверила не только екатерининская тайная полиция, с ним беседовал главный фаворит императрицы Григорий Орлов и лично выдал инициативному «суперагенту» мешок денег на эту операцию. После чего Долгополов отбыл с деньгами в ставку Пугачева и со смехом рассказал тому, как одурачил в Петербурге царицу и ее тайный сыск, с присвоенными деньгами Долгополов после разгрома мятежа Пугачева скрылся. Обозленная Тайная канцелярия искала его по России так, как искали не каждого действительно высокопоставленного сподвижника Пугачева, и все же нашла. В приговоре 1775 года в числе 11 человек, осужденных поначалу по пугачевскому делу к смертной казни, среди самого Пугачева и его главных атаманов был и оригинальный «тайный агент» сыска Долгополов. Затем купцу-мошеннику все же
213


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
смертную казнь заменили каторжными работами и в кандалах отправили на Камчатку, где этот предшественник многих российских мошенников дожил почти до начала XIX века.
Из той же колыбели Третьего отделения вышла и практика стравливания тайными агентами разных по направленности, взглядам, методам борьбы или национальной принадлежности групп эмиграции между собой. Таким образом удалось изолировать от другой эмиграции амбициозного Бакунина в Женеве, позднее путем распускания активных слухов об уголовном прошлом Нечаева и от него заставили отвернуться почти все круги эмиграции. Не понятый и не принятый многими эмигрантами Петр Ткачев ударился в запой и закончил жизнь во французской психиатрической клинике с тяжелым душевным расстройством, на его отдаление от других эмигрантов также работали агенты Третьего отделения. Впервые был применен и грязный в моральном плане прием распространения по собственным каналам в эмиграции ложных слухов о сотрудничестве того или иного эмигранта с российским тайным сыском. Хотя многие апологеты тайных служб и сегодня поддерживают тезис о том, что к разведке/контр- разведке подходить с обычными моральными мерками не стоит в силу особенностей этого института и его особой важности в государстве. Позднее сотрудники советского ГПУ отлично воспримут этот опыт, стравливая в белой эмиграции умеренные круги с ультрамонархистами, национальные движения со сторонниками единой России и так далее.
Работа по внесению раскола в эмигрантские движения требовала помимо кнута еще и пряника, убеждения пересмотреть взгляды, покаяться и вернуться в Россию за прощением использовались за границей повсеместно. Известный эмигрант Сазонов, друг Герцена и Бакунина, впал во Франции в депрессию и пошел на контакт с россий¬
214


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ской резидентурой Третьего отделения в Париже во главе с Яковом Толстым. В результате долгих встреч и разговоров по душам бывший непримиримый республиканец раскаялся, объявил о полном своем разрыве с революционным движением и принятии опять российского подданства. Российский паспорт в посольстве России во Франции Сазонову вручали лично посол Орлов и резидент российской разведки Толстой, после чего бывший эмигрант и бунтарь выехал на родину, где был полностью амнистирован за свою прошлую деятельность. Позднее, в 1867 году, лично явится на румынскую границу и сдастся в руки русских жандармов другой бывший соратник Герцена — Василий Кельсиев, разочаровавшийся в эмиграции в своих революционных взглядах, его также амнистируют для примера другим колеблющимся политэмигрантам. Хотя амнистию давали и не всем, бывший политэмигрант и сотрудник типографии Герцена в Англии Мартьянов даже после добровольного возвращения в Россию арестован Третьим отделением и осужден. Таких случаев в работе Третьего отделения в Европе было около десятка, со временем операций по «раскаявшимся грешникам» и возвращений в страну бывших политических эмигрантов станет значительно больше, от белого генерала Слащева до вчерашних диссидентов 70-х годов.
Особое внимание в деятельности против эмигрантов в Третьем отделении уделялось в эти годы центру Герцена в Лондоне, причем это внимание было явно несоразмерным опасности герценовской группы для российской власти. И сам Герцен был сторонником мирной пропаганды в революционном движении в ожидании подходящего момента для восстания. И его группа не была так уж многочисленна и влиятельна в эмиграции, и к террору, в отличие от Бакунина или Нечаева, он не призывал (в письме в Россию к более радикальному Чернышевскому даже умолял: «Зовите не к топору, а к метле для нравственной чис¬
215


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тки страны» ). Но Третье отделение с неслыханным упорством вело борьбу именно с организацией Герцена и его сподвижника Огарева в Великобритании, создавая одновременно «лондонскому затворнику» имидж самого страшного для самодержавия пропагандиста и главного идеолога революционных эмигрантов. В ежегодном отчете Третьего отделения царю за 1858 год можно заметить даже нехарактерные для казенного и сухого языка таких документов эмоциональные строки о «сильном раздражении» в жандармском ведомстве деятельностью Герцена в Лондоне.
Отчасти сам Герцен вызывал такое повышенное внимание к себе, позиционируя свою фигуру в эмиграции в качестве самого принципиального борца с царизмом с большим стажем. Отчасти он бесил жандармов, став главным финансистом российской политэмиграции: его лондонский знакомый банкир Ротшильд, имевший свои интересы в российской экономике, сумел перевести на Запад деньги лишенного российского подданства Герцена, на эти деньги не только начато издание «Колокола», но и выдавались гранты другим активным борцам эмиграции. Отчасти сказывались международные связи Герцена в Европе, он больше остальных эмигрантских лидеров налаживал контакты с другими революционными течениями. Искал точки соприкосновения через Бакунина с иностранными лидерами анархии, через своих германских друзей выходил на первых социалистов из Интернационала Карла Маркса. Дружил с немецким бунтарем-эмигрантом Гер- вегом и с лидером австрийских революционеров 1848 года в эмиграции Гаугом, особенно тесно сошелся с карбонариями «Молодой Италии» Мадзини и с польскими сепаратистами «Польского люда» Ворцеля. Среди друзей Герцена оказался даже знаменитый итальянский террорист из «Молодой Италии» Феличе Орсини, позднее казненный за покушение на французского императора Наполеона III. Хотя трогательная дружба русского оппозиционера-тео-
216


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ретика и итальянского террориста-практика не мешала их регулярным спорам, доходящим до вызова друг друга на дуэль. Но Герцен все же очень сокрушался по поводу казни своего товарища на французской гильотине, когда взрыв бомбы Орсини у Парижской оперы повредил карету французского императора и погубил множество прохожих в январе 1858 года.
Из всех эмигрантов Третье отделение в первую очередь выделяло тех, кто начинал сотрудничать в интернациональных центрах европейских революционеров типа Международного комитета революции или Интернационала анархистов, а Герцен именно такой деятельностью выделялся среди русских политических изгнанников. В Международном комитете революции, возглавленном Мадзини, он представлял русскую эмиграцию, близко сотрудничая с лидерами других объединений эмигрантов-революционеров: венгром Кошутом, поляком Ворцелем, французом Ледрю- Ролленом, итальянцем Орсини, немцем Руге, румыном Бра- тианиу. Сам Герцен официально в руководство Международного комитета революции не вошел, но фактически был в нем единственным представителем русских революционных кругов в эмиграции.
В Санкт-Петербурге сыск регулярно получал сведения об общих заседаниях этого интернационала. О том, как вся упомянутая компания в полном составе собиралась в доме у сочувствующего левым силам посла США в Лондоне Бьюкенена и хором пела «Марсельезу» под аккомпанемент супруги посла на фортепиано, сыск не могли не тревожить такие контакты выходцев из России. Как и известия о том, что очень активные друзья-карбонарии Мадзини и Орсини научили Герцена писать письма в Россию невидимыми химическими чернилами, а также все больше склоняя твердого сторонника пропаганды словом Герцена к боевым и заговорщицким действиям по карбонарским рецептам. Но даже все это не объясняет полностью той почти иррацио¬
217


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
нальной злобы, которую в Третьем отделении питали лично к «ударившему в колокол», как назвал Герцена в своей книге о нем из известной советской серии «Пламенные революционеры» Лев Славин.
Примешивался к этой ненависти не названный вслух, но очень важный момент. У каждого революционного критика в эмиграции был свой конек, своя публицистическая мишень в царской России. У кого-то бедствия крепостных крестьян, у кого-то цензура, кто-то постоянно бил в набат по поводу религиозных или национальных притеснений в империи, кто-то изобличал роскошь и интриги царского двора. У Герцена такой излюбленной мишенью было Третье отделение и его борьба с революцией. Именно акциям спецслужбы на страже царского трона, как и злоупотреблениям обычной полиции в российской провинции, он уделял большую часть в печатаемом в лондонской типографии «Колоколе» и в своих книгах. Теперь уже другие революционные идеологи упрекали Герцена в такой зашоренносги на злоупотреблениях царской тайной полиции в укор другим пропагандистским мишеням. Чернышевский в своих тайных посланиях из Петербурга в Лондон упрекал Герцена за нападки на «царских урядников», которые, по мнению Николая Гавриловича, только стимулировали правительство улучшать работу своей спецслужбы и держать ее в тонусе, что давало обратный для революции эффект усиления тайной службы, как главной теперь опоры власти. Но Герцен, доведя свою заочную перебранку с российской полицией и Третьим отделением до накала личной вендетты, остановиться уже не мог.
Никакой тайной полиции не понравится свой персональный критик из числа оппозиционеров, поэтому ненависть к Герцену и достигала таких размеров, а соответственно вызывала и активную работу по его группе. Даже когда в начале 60-х годов после реформ в России и освобождения крестьян влияние Герцена на умы эмигранте-
218


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
кой массы стало падать, а тираж «Колокола» сокращался, эта борьба не ослабевала до самой смерти лондонского изгнанника. В Англии работать Третьему отделению всегда было труднее, эмигрантские центры были здесь многочисленны и действовали довольно свободно, английская тайная служба Сикрет сервис никогда не торопилась помогать российской разведке в этом аспекте ее работы, в отличие от германских или французских коллег.
Арестовать Герцена и попытаться вывезти его в Россию было практически невозможно, но агенты Третьего отделения продолжали следить за входом в его лондонскую квартиру и регистрировать приходящих, пытаясь установить их личность. Толку от таких действий было мало, в окружение Герцена необходимо было внедрить информатора. Это долго не удавалось сделать ввиду хорошо поставленной конспирации в центре Герцена и неблагоприятной для российских разведчиков английской почвы. В 1857 году посланный главой Третьего отделения Тимашевым тайный агент Михайловский сумел устроиться на работу в английское книжное издательство Трюбнера, где печаталась герценовская подрывная литература, но его быстро уличили в работе на российское правительство. Позднее в 1861 году неудача постигла кадрового сотрудника Третьего отделения с первых лет существования этой спецслужбы — жандарма Гедерштерна, также под чужим именем пытавшегося проникнуть в организацию Герцена и Огарева, шеф тайной службы Долгорукий отозвал своего разведчика из Англии. А сотрудники посольства России в Англии в письме Долгорукому от статс-секретаря посольства Буткова в 1861 году попросили больше для таких миссий кадровых офицеров Третьего отделения ввиду их быстрой раскрываемости не посылать.
Позднее мотив личной обиды повторится в отношении царской тайной полиции к сменившему Герцена в начале XX века в роли ее главного критика журналисту-эмигранту
219


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Бурцеву. Он тоже будет неустанно третировать царский сыск в европейской прессе, вытаскивая на свет его скандальные стороны, да еще и организовывать революционный «контрсыск», вербуя в свои сторонники перебежчиков из царской охранки и разоблачая ее провокаторов. Поэтому по Бурцеву будут одновременно работать по нескольку агентов заграничного сыска и информаторов в его окружении, хотя он не был самым выдающимся организатором в революционной эмиграции или террористом, не придерживался и совсем уж радикальных взглядов. Такова сила личной обиды сыска на персонального критика, и Герцен первым почувствовал это. Хотя у него не было возможности организовать контрсыск или заниматься раскрытием царской секретной агентуры в эмиграции, а «ударивший в колокол» занялся бы этим с превеликим удовольствием.
Если же абстрагироваться от социалистических и республиканских убеждений Герцена, то у тайной полиции злость против него приобрела почти личный характер из- за массы острых публикаций и Герцен имел много личных мотивов ненавидеть Третье отделение за вклад в собственную судьбу. Еще молодым студентом по практически пустяковому поводу он был сослан Бенкендорфом в Вятку, затем ему долго отказывали в выезде из страны для лечения в Европе больной жены Натальи, так что за границей в 1846 году оказался уже озлобленный на царские спецслужбы человек. В первый же год пребывания Герцена во Франции тогдашний шеф Третьего отделения Орлов лично в письме поинтересовался у российского посла в Париже Киселева о поведении Герцена в стране, направив послу официальный запрос по всем правилам через министра иностранных дел России графа Нессельроде. Киселев и представитель Третьего отделения при его миссии Шпис встретились с главой полиции Парижа Ребильо и попросили того установить слежку за Герценом и всеми его контактами. После того как Шпис получил от Реби-
220


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
льо и направил в Санкт-Петербург сообщение о дерзких речах Герцена и ею контактах с анархистом Бакуниным, граф Орлов лично сообщил полученные сведения императору Николаю Павловичу. Герцену через посла Киселева приказали немедленно вернуться в Россию, но тот отказался от российского гражданства и с поддельным паспортом уехал через границу в Швейцарию.
Позднее он вернулся во Францию, но теперь за него принялся сменивший Ребильо на посту префекта столичной полиции Парижа Карлье. По просьбе нового шефа Третьего отделения Дубельта, лично ненавидевшего Герцена, французская тайная полиция вновь начала слежку и сбор материалов для высылки эмигранта в Россию. Поскольку попытки Третьего отделения достать изгнанника не прекратились, а по мере усиления контактов Герцена с европейскими революционерами всех мастей стали все настойчивее, то Александр Иванович и принял решение выехать в Англию, где наладил печатание своего «Колокола» в первой русской вольной типографии. Указом императора Николая в соответствии со статьей 355 Уложения об уголовных наказаниях (понятия политического преступника тогда в Российской империи не было, они приравнивались к уголовникам) Герцен признан вечным изгнанником и лишен всех прав в России.
Так подробно останавливаться на личности Герцена и перипетиях его долгой борьбы с Третьим отделением заставляет именно нестандартность ситуации и новый для тайного сыска в России мотив личной его обиды на конкретного оппозиционера. Читая «Былое и думы», автобиографический отчет Александра Ивановича Герцена о своей жизни политического борца, легко заметить, что и обида самого Герцена на Третье отделение дошла до накала яростной злости постепенно. Уже в детстве он был свидетелем разгрома выступления декабристов и последовавшей за этим николаевской реакции. А в создании в империи
221


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
в 1826 году первой серьезной спецслужбы, Третьего отделения, молодой оппозиционер сразу увидел новую опасность для свободы в России в его понимании этого дела. Уже по одному тому факту, что бывший при покойном Александре I главой Особой канцелярии в МВД граф Яков Санглен, по характеристике Герцена «либеральный болтун и остряк», при новом Третьем отделении сам попал под надзор этой службы, Герцен призывает в «Былом и думах» вымерить наступившую разницу в подходе к тайному сыску в империи.
И после первого своего ареста по довольно ничтожному поводу в 1834 году Герцен во время пребывания под следствием в московской тюрьме на Пречистенке стал свидетелем жестокостей жандармского следствия, когда у неких арестованных жандармы и полиция силой выбивали признания в организации поджогов в Москве накануне приезда туда императора Николая. Здесь же он слышал рассказы других сидельцев о недавно увезенных отсюда на каторжный этап членах студенческого кружка Николая Сунгурова, по мнению Герцена осужденных столь строго вообще ни за что. По воспоминаниям Герцена можно судить, насколько потрясло его увиденное в тюрьме, как позднее в ссылке в Вятке потрясли рассказы сосланных поляков о жестокостях жандармов при подавлении восстания 1831 года или спокойный рассказ старого жандар- ма-конвоира о бессудном убийстве по приказу начальства молдавской девушки. Из ссылки за границу уезжал не просто сформировавшийся оппозиционер, а человек с личными счетами к николаевской тайной полиции, стоявшей на страже, по Герцену, «немецко-татарского дикого закона империи».
И за границей Герцен как мог сводил с ней счеты, бесконечно третируя Третье отделение в своих выступлениях на эмигрантских сходках и на страницах «Колокола». Он неустанно пишет о попытках засылки в Англию тай¬
222


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ных осведомителей и действующих сотрудников Третьего отделения, сигнализируя об этом и английским своим соратникам для сообщения официальным властям Британии. В пику жандармам он после громкого скандала о дезертирстве нескольких русских моряков с военного корабля в порту Портсмута даже взял одного из разыскиваемых российским правительством беглецов в свой дом, а затем пристроил его на корабль итальянских карбонариев Гарибальди. Моряк, имени которого Герцен в мемуарах не упоминает, правда, оказался запойным алкоголиком и отнюдь не идейным оппозиционером, с Гарибальди он не уплыл, а пил по лондонским кабакам и просил у Герцена все новых денег, пока не был тем изгнан из дома. Но позлить русский тайный сыск за границей лондонский изгнанник в очередной раз сумел.
Он и заграничным своим друзьям предлагал эту тактику разоблачений тайного сыска их стран и растравления его ран. В тех же «Былом и думах» где Герцен пишет о проникновении в Лондон под видом купцов, журналистов или туристов «чиновников разных российских отделений, особенно Третьего», он и иностранным спецслужбам отвешивает словесные оплеухи:
«Шпионы постоянно трутся во всех эмиграциях — их узнают, открывают, колотят, а они свое дело делают с полнейшим успехом. В Париже полиция знает все лондонские тайны. День тайного приезда Делеклюза, потом Буашо во Францию были так хорошо известны, что они были схвачены в Кале, лишь только вышли из корабля. В коммунистическом процессе в Кельне читали документы и письма, «купленные в Лондоне», как наивно признался в суде прусский комиссар полиции»1.
Стоит думать, что в таком личном противоборстве с сыском человек даже изначально не самых крайних взгля¬
1 Герцен А.И. Былое и думы. Т. 3. М., 1988. С. 180.
223


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
дов может дойти до настоящего экстремизма, перенося свое возмущение методами тайной полиции на весь режим. Хрестоматийный пример такого рода приводит и сам Герцен в своей книге, рассказывая о судьбе одного из товарищей по лондонской эмиграции — французского революционера Бартелеми. Его путь в революцию начался с того, что еще подростком его на улице остановил без причины французский жандарм и ударил по лицу. Оскорбление для гордого молодого человека стало таким ударом, что он добыл себе пистолет, подстерег обидчика на улице и тяжело ранил, за что был судом отправлен на каторгу. С каторги вышел уже убежденный якобинец и сторонник левака Бланки, звавший из эмиграции к террору и дважды готовивший покушения на императора Франции Наполеона III, в 1855 году неистового Бартелеми повесят в Лондоне за ограбление лавочника и убийство английского полицейского (некоторые историки считают, что его «подставили» тайные агенты Наполеона в эмиграции, отчаявшись просить о его выдаче). В случае Герцена и его личной вражды с Третьим отделением мы видим частное российское проявление той же тенденции.
Засылка в пределы Российской империи «Колокола» с его острыми статьями беспокоила Третье отделение не меньше, чем контакты его издателя с иностранными революционерами и террористами. Тем более, что при тогдашнем состоянии пограничной стражи и таможни в Российском государстве долго не удавалось пресечь тайный провоз в страну «Колокола», журнала «Вперед!» и родственных им эмигрантских изданий. Например, знаменитый бунтарь и будущий лидер террористов «Народной воли» Герман Лопатин несколько раз с чужим паспортом спокойно въезжал в Россию из Европы и покидал ее, провозя тиражи эмигрантской прессы. В один из таких вояжей он вывез из ссылки в Вологде за границу оппозиционера Лаврова. В другой раз пытался похитить с якутской
224


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
каторги Чернышевского, сам был арестован при этом, но бежал из иркутской тюрьмы вновь за границу.
Выезд за пределы России нелегально и с чужим паспортом стал тогда модным среди оппозиционеров, Третье отделение не могло навести здесь порядок: таможней и пограничной стражей оно не руководило. Сам Лопатин в письме другому лидеру эмигрантов Лаврову писал о порядках на российской границе: «Досмотр прилично одетых людей на границе самый пустой, у меня только подняли крышку сундука, мельком взглянули и закрыли».
Помощник Герцена в эмиграции Кельсиев лично явился инкогнито в Российскую империю в 1861 году с паспортом на имя турецкого подданного по фамилии Янни. Здесь он беспрепятственно проехал по стране, нашел агентов для центра Герцена в скитах раскольников, установил связи с Чернышевским и Серно-Соловьевичем в Петербурге, а затем так же спокойно покинул российские пределы, наладив канал нелегальной поставки «Колокола».
Неудивительно, что с оказией переправляли номера эмигрантской прессы и с сочувствующими гражданами при возвращении из заграничного вояжа в Россию, и с нанятыми курьерами из числа матросов российского торгового флота. Только после появления в лондонском окружении Герцена осведомителя российской тайной полиции Хотин- ского, представившегося тому политическим беженцем из России и астрономом по профессии, удалось вычислить главного курьера «Колокола», служащего морской компании Ветошникова, который возил эмигрантскую прессу морем на российских торговых судах. Хотинский успел сообщить об очередной переправке литературы с Ветошнико- вым морским путем сотруднику Третьего отделения в Лондоне Григорию Перетцу, а тот поторопился известить об этом своего шефа в Петербурге Долгорукого. В очередной приезд в 1862 году Ветошникова взяли сотрудники Третьего отделения, поднявшиеся в порту Кронштадта на палу-
15 Третье отделение
225


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
бу судна вместе с таможенниками. С этого времени такие рейды жандармов совместно с пограничниками и сотрудниками таможни станут частыми, моряков начнут обыскивать еще до захода в порт в выборочном порядке. Но обосновавшегося в окружении Герцена в Лондоне осведомителя Хотинского вскоре после провала Ветошникова в начале 1863 года революционеры разоблачили, его пришлось срочно отзывать из Великобритании. Третье отделение вновь потеряло контроль за работой типографии Герцена, и система тайных курьеров эмигрантов и тайных «почтовых ящиков» вновь заработала, засылка «Колокола» и альманаха Герцена «Полярная звезда» в Россию продолжались вплоть до смерти знаменитого изгнанника в 1870 году.
Ярость Третьего отделения по поводу эмигрантских изданий Герцена, попадающих нелегально в Россию, усиливалась и тем, что существовал обратный канал связи с Лондоном из Российской империи. Соратники Герцена в России слали ему корреспонденцию о положении дел в стране и приводили примеры злоупотреблений полиции или Третьего отделения, а эмигранты обнародовали их в «Колоколе». Несколько таких корреспондентов были выявлены Третьим отделением, например писатель Миклашевский, но доказать их антигосударственную деятельность так и не удалось, пришлось ограничиться установлением за ними негласного надзора жандармов. Только арест в 1862 году курьера Ветошникова и найденные при нем шифрованные письма Герцена друзьям в России позволили провести аресты нескольких таких корреспондентов, совпавшие с моментом, когда знаменитый столичный пожар развязал руки ведомству князя Долгорукого. Дело о «лицах, сносившихся в письмах с лондонскими эмигрантами» (в истории Третьего отделения это дело также именовали «процессом тридцати двух») позволило отправить в Сибирь два десятка связников Герцена внутри страны и связанных с ними членов тайных обществ «Земля и во¬
226


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ля» и «Молодая Россия». Переписка с эмигрантами стала главной уликой обвинения и в суде над Чернышевским и группой Серно-Соловьевича, которую опровергнуть они на следствии не смогли.
Такой метод борьбы с эмиграцией, как обращение за помощью к местной полиции или службе тайного сыска, был разработан Третьим отделением еще при Бенкендорфе, когда налаживались первые связи российской спецслужбы с европейскими коллегами. Иногда по просьбе из Петербурга кого-то из россиян за границей арестовывали и даже сажали ненадолго в местную тюрьму, могли и выслать за пределы государства, но в Россию почти никого не выдавали из опасения перед общественным мнением у себя дома и памятуя о суровости российских законов к политическим оппозиционерам. Случаи, когда, как в истории с захватом в Цюрихе Нечаева, местная спецслужба просто закрывала глаза на деятельность Третьего отделения в своем государстве, тоже не получили широкого применения. Даже когда в 1879 году царское правительство официально требовало от Франции выдачи лидера «Народной воли» Льва Гартмана, имея на руках улики о его участии в подрыве царского поезда, французский парламент после жарких дебатов и под воздействием протестов своей же общественности отказал Петербургу.
Еще ранее попытку шире вовлечь зарубежных коллег в борьбу с российской эмиграцией предпринял недолгое время управлявший Третьим отделением генерал Александр Тимашев. В 1859—1860 годах он совершил длительный вояж по европейским столицам с целью инспекции зарубежных резидентур, одновременно Тимашев вел тайные переговоры с руководителями тайных полиций этих государств на предмет активных их действий против осевших здесь российских революционеров. Особо в разговорах с коллегами Тимашев указывал на опасный характер кружка Лаврова в Париже и «Вольной русской типографии» Гер¬
227


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
цена в Лондоне. Но из всех европейских полиций на призыв главы российского тайного сыска откликнулись тогда только спецслужбы дружественных германских Пруссии и Саксонии, да и там только по нескольку эмигрантов арестованы и высланы за пределы этих государств в Швейцарию и Францию. Сами французы после визита генерала Ти- машева в Париж ограничились запретом распространения на французской земле альманаха «Полярной звезды» и «Колокола» Герцена, арестовав несколько номеров на англофранцузской таможне, да еще прикрыли эмигрантский вестник князя Долгорукого «Будущность».
Лондонского изгнанника даже такие скромные результаты миссии Тимашева в Западной Европе привели в ярость. В посвященной приезду в Европу генерала Тимашева статье с вызывающим названием «Шпионство усилилось до наглости» Герцен сообщил своим поклонникам, что «Тимашев сильно нам намерзил в Париже и получит в Петербурге орден Всеслышащего уха», а трусливые французы капитулировали перед русским царизмом, как в 1813 году. В Лондоне соратники Герцена заранее начали обрабатывать общественное мнение и своих союзников в британских властных кругах в опасении визита Тимашева на берега Альбиона, но тот в не самую дружественную Англию предпочел не ехать и вернулся в Россию. В Англию Тимашев приехал позднее, прямо перед своей отставкой и переходом в систему МВД в 1860 году, но у английских руководителей политического сыска Александр Егорович даже символического понимания не нашел. В акциях против «Вольной типографии» и эмигрантских центров руководители Сикрет сервис главе жандармов отказали, к большой радости Герцена по этому поводу на страницах «Колокола».
Из всех немногих случаев ареста российских революционеров в Европе местными специальными службами и официальной экстрадиции их в Российскую империю большая часть приходится на аресты анархистов. Именно предста¬
228


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вителей этого крайне бунтарского и радикального течения, отвергавшего любую власть, поголовно опасались правящие дворы практически всех европейских держав. Тем более анархисты, презирая национальные различия, быстрее других объединялись между собой в европейские центры интернациональной революции, и российские сторонники анархистской идеи здесь исключением не являлись. Уже первые видные российские эмигранты-анархисты Бакунин и Соколов наладили связи с различными международными революционными центрами, до исключения в 1872 году их центр входил даже в русскую секцию Первого Интернационала Карла Маркса. Затем бакунинцы блокировались и с последователями террориста Нечаева, и с радикальными итальянскими карбонариями, позднее был создан и собственно анархистский Интернационал, и везде сторонники Бакунина, Кропоткина, Соколова звали к самой беспощадной борьбе с любыми правительствами в Европе и к крушению действующих империй.
Если воевавший на стороне польских повстанцев 1863 года и участвовавший в их тайном терроре Николай Соколов сам отважился вернуться в пределы России, был в 1867 году арестован жандармами и отправлен отбывать наказание на окраины Архангельской губернии, то ареста и выдачи отца русского анархизма Бакунина Третье отделение добилось по вполне официальным каналам. После основания бакунинского центра в Швейцарии и налаживания связей с главным теоретиком анархии в Европе Прудоном Третье отделение планомерно добивалось принятия мер к Михаилу Бакунину от доброго десятка европейских государств. Заочно приговоренного в России к каторге Бакунина сначала депортировала из страны швейцарская криминальная полиция по просьбе Санкт-Петербурга, а затем его выслали из Франции.
В начале революционной карьеры Бакунин однажды был все же выдан из-за границы российскому ирави-
229


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тельству. В 1848 году Бакунин и его сторонники приняли участие в волнениях в Праге и Дрездене, чем Третье отделение сумело воспользоваться, предоставив материалы о подрывной деятельности Бакунина австрийской тайной полиции. В 1851 году австрийцы арестовали знаменитого анархиста, полгода держали его в тюрьме чешского Оломо- уца прикованным цепью к стене камеры, а затем официально передали его российской тайной полиции. Бакунин оказался в Петропавловской крепости, где написал свою знаменитую «Исповедь» императору Николаю, но только новый император Александр II заменил ему заключение в крепости на сибирскую каторгу. В 1861 году Бакунин бежал с сибирской каторги в Японию и оттуда вновь уехал в Европу, став во время второй своей эмигрантской эпопеи егце более непримиримым врагом петербургского двора. После смерти Бакунина в 1876 году сменившего его во главе эмигрантского центра русских анархистов знаменитого князя Кропоткина так же долго сотрудники Третьего отделения третировали руками иностранных союзников. Его пытались по запросу из Санкт-Петербурга арестовать тайные службы Бельгии и Франции в 1879 году, но Кропоткин скрывался, годом позже его арестовали швейцарские полицейские и депортировали из страны сыра и точных часов. Только в 1884 году Кропоткин окажется во французской тюрьме Клерво, но уже не по просьбе расформированного к тому времени Третьего отделения, а за непосредственное соучастие в терактах французских боевиков от анархии в Лионе, хотя оно и вылилось больше в пропагандистскую поддержку их акций «русским другом».
В целом большого развития эта практика генерала Ти- машева по призывам европейским спецслужбам организовать единый фронт против политических эмигрантов не получила, и это единственный метод Третьего отделения, который не использовался широко в борьбе с эмиграцией спецслужбами Советского Союза. Но не потому, что он
230


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
был неэффективен изначально, а просто СССР до 1945 года был совсем одинок в своей борьбе и находился в недружественном окружении, помогать в борьбе с белой эмиграцией спецслужбы стран Европы явно бы не стали, а значит, и просить об этом официально или тайно было бессмысленно.
Третьему отделению было значительно легче получать такую помощь от европейских тайных служб, а за пределами Европы российской революционной организации в серьезных формах не существовало. Почти столь же молодые первые спецслужбы европейских государств, за исключением имевших к тому времени уже двухвековую историю тайных служб Англии и Франции, по крайней мере, не могли игнорировать ни одно такое обращение коллег из Петербурга. Будучи связанными еще обещаниями Венского конгресса 1815 года о Священном союзе монархов Европы и последующими специальными дополнениями к нему о взаимной помощи друг другу в борьбе со смутой, они вынуждены были реагировать на такие запросы российской тайной полиции, даже если потом не особо спешили перейти в этом направлении к активным действиям. Но если наладить взаимоотношения в розыске и выдаче российских политических эмигрантов с иностранными коллегами оказалось делом непростым, то обмен опытом в плане методов Третьего отделения с его аналогами в Европе шел полным ходом.
ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ И АНАЛОГИЧНЫЕ СЛУЖБЫ В ЕВРОПЕ XIX ВЕКА
Тот факт, что изначально в 1826 году первая российская спецслужба строилась графом Бенкендорфом и его подчиненными по французскому образцу, признан практически всеми исследователями данного предмета. Дело
231


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
не только в известном франкофильстве тогдашнего российского дворянства, к тому же лично Бенкендорфом особо не разделяемом, но и в отсутствии в других европейских странах тогда серьезных аналогов французской тайной полиции, кроме английского образца. Но он был менее доступен для изучения в силу удаленности Британии и не самых теплых отношений Российской империи с этой великой морской державой. Поэтому и в плане структуры, и в плане методов ведомство Бенкендорфа изначально изучало французский опыт. В частности, у французов почти полностью переняли систему направления в различные слои общества от элиты при дворце до простонародья профессиональных тайных агентов с постоянным жалованьем от тайной полиции, потеснивших и подкосивших институт случайных доносчиков с улицы. От французов же учились внедрению тайной агентуры в ряды собственной эмиграции.
Французская тайная полиция еще за век до создания Третьего отделения использовала такой метод и в годы существования «Черного кабинета» Мазарини, Кольбера или де Брольи, и при разведке якобинцев из Конвента Французской революции во главе со ставленником Робеспьера Бартелеми, и при разветвленной системе спецслужб Наполеона I с его асами тайного сыска (Фуше, Демаре, Са- вори, Ландре). Известный руководитель тайной полиции еще при Бурбонах до французской революции 1789 года Дела-Рейни настолько пропитал парижское общество профессиональными осведомителями, что даже содержательницы борделей известной своим веселым нравом французской столицы были обязаны законом ежедневно сообщать в его ведомство сведения о клиентах. Позднее, в конце XIX века, спецслужбы некоторых государств пойдут еще дальше, так создатель японской разведки барон Фукусима задастся целью самих девушек легкого поведения (гейш) поставить поголовно на службу тайному сыску и развед¬
232


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ке. Но в начале упомянутого века именно французы в плане тайного сыска были законодателями мод.
В современных Третьему отделению тайных службах Франции тоже было много примеров новаторства, которые их российские коллеги начинали перенимать. Сразу после окончания боевого этапа Великой французской революции, ознаменованного свержением диктатуры якобинцев и казнью Робеспьера, тайная полиция режима Директории проявляла большую изобретательность в борьбе с революционным движением. Глава тайной полиции Директории Кошон, вошедший в историю разгромом «Заговора равных» Бабефа, сумел внедрить в эту тайную организацию своего провокатора Гризеля. Именно Гризель подтолкнул Бабефа и его сторонников к идее начала вооруженной борьбы и подготовки восстания для восстановления якобинского режима, и тот же Гризель сдал всю Тайную директорию «равных» Кошону. Арестованный на конспиративной квартире Бабеф на организованном Ван- домском процессе 1797 года был осужден к смертной казни вместе с ближайшим своим соратником Дарте и, после неудавшегося самоубийства прямо в зале суда, доставлен к месту исполнения приговора и казнен.
Сменивший Кошона во главе тайной полиции знаменитый Фуше служил затем и Директории, и сменившему ее недолгий режим Наполеону, теми же методами провокаций и тайных осведомителей разрушая как заговоры роялистов, так и левых революционеров. Французы первыми в Европе опробовали метод создания у себя в стране фиктивных оппозиционных организаций, для встреч с которыми выманивали из эмиграции и арестовывали самых ярых врагов парижской власти. Ярким примером операции «Трест», как мы затем в своей истории будем называть такие акции, стало создание фиктивного «заговора генерала Моро» тайной полицией Фуше. Заманенные в ходе этой операции из Англии на родину лидеры роялистской эмиг¬
233


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
рации Кадудаль и генерал Пишегрю во Франции арестованы и за свою доверчивость поплатились жизнью. Такой опыт Третье отделение в те годы осваивало пока только в теории. И тоже в основном глядя на французские примеры. Не случайно именно из Франции пошло гулять по миру крылатое выражение Робеспьера о том, что «часто непонятно, где кончаются заговорщики и где начинается тайная полиция» — часто употреблявшееся весь XX век и не потерявшее актуальности и сегодня.
После свержения Наполеона при режиме Реставрации Бурбонов восстановленное Секретное бюро при полиции подавало пример того, как разрушать революционные движения изнутри путем внедренных провокаторов тайной полиции. Так было разгромлено движение бланкистов, родственное российским народникам, а его лидер Огюст Бланки был упрятан в тюрьму. Профессиональный провокатор спецслужб Делагод выдал более 20 деятелей активной оппозиции, во время свержения короля Луи- Филиппа в 1848 году в захваченной восставшими парижанами мэрии нашли списки тайной агентуры и Делагода разоблачили, но он сумел бежать из тюрьмы и скрыться от мести многих жертв своих доносов.
При пришедшем вскоре к власти племяннике знаменитого Наполеона Бонапарта, правившем под именем Наполеона III, тайную полицию возглавлял Лагранж. Он сумел разгромить очередной союз Бланки, выявить и арестовать все французское отделение Первого Интернационала рабочих Карла Маркса, а также нашпиговать своими тайными агентами группы французских оппозиционных эмигрантов, традиционно базировавшиеся в Англии. Именно эту агентуру Герцен в своих воспоминаниях обвинял в полном хозяйничанье в Лондоне и в том, как быстро при нелегальном возвращении во Францию был арестован тайной полицией революционер Делеклюз. Секретное бюро Лагранжа, а также созданная для охраны императора Дворцовая поли¬
234


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ция во главе с Клодом и де Морни (сводным братом третьего Наполеона), также занимавшаяся тайным сыском, развили французское ноу-хау антиэмигрантской борьбы тех лет. Они создавали фиктивные группы сопротивления внутри Франции, от чьего имени курьеры спецслужб выходили в Англии на лидеров эмигрантов (Бланки, Таа и других), предлагая им тайно прибыть во Францию для встречи с новыми единомышленниками, где эмигрантов ожидал арест и суд. Это нововведение вскоре будет перенято многими европейскими секретными службами, в том числе и российским Третьим отделением, где практика таких операций начнется с захвата в Швейцарии Нечаева группой «польских заговорщиков», а затем даст многолетнюю традицию преемникам на ниве тайного сыска.
Французские спецслужбы во многом тогда были первопроходцами и учителями для своих коллег за границей, у них училось не только российское Третье отделение, но и практически все соседи. В эпоху Наполеона III его тайная полиция первой в мире создаст еще один зловещий прецедент. После покушения итальянца Орсини на Наполеона III в 1858 году будет издан специальный «Закон Эспинаса о подозрительных лицах», развязавший руки тайной полиции в репрессиях против оппозиции. Тогда впервые из Парижа во все провинции будет отправлена жесткая разнарядка с указанием числа врагов власти, которых необходимо выявить и арестовать, и с числом заговоров, которые необходимо раскрыть. По всей стране по закону Эспинаса пошла вереница арестов, защелкали гильотины, на Кайенскую каторгу потянулись вереницы осужденных «государственных преступников». Этот первый опыт политических репрессий сыска по разнарядке с заранее указанным минимальным количеством изобличенных врагов народа, повторенный за XX век в ряде стран мира, российское Третье отделение, надо отдать ему должное, на свое вооружение не поставило. До наших
235


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
просторов сей метод докатился только во времена карательной системы ленинско-сталинских времен.
При этом контакты руководства Третьего отделения с французскими тайными службами оставляли желать лучшего, особенно после свержения в 1830 году союзного Николаю I Карла X из Бурбонов, а затем и свержения Луи-Филиппа 18 годами позднее. При Наполеоне III Франция занимала явно недружественную позицию по отношению к Российской империи, пиком которой стало долгое противостояние в Крымской войне, а сближение двух держав началось только в конце века при Александре III, когда Третье отделение уже упразднили. Поэтому не удалось толком добиться выдачи в Россию ни одного эмигранта из числа политических противников царской власти. Даже в упомянутом деле о слежке за Герценом или в операциях против кружка Лаврова во Франции разведчики Третьего отделения зачастую предпочитали обращаться не к коллегам из Секретного бюро или контрразведки французов Сюрте, а к префекту обычной уголовной полиции, который был во Франции больше других заинтересован в высылке хлопотных и активных русских эмигрантов. Все это не мешало продолжать активно изучать в теории французский опыт работы тайной полиции, Бенкендорф лично изучал воспоминания первого главы французской полиции безопасности Сюрте Видока, прошедшего путь от парижского налетчика до первого политического сыщика страны.
Гораздо лучше шли контакты со спецслужбами германских государств, а затем с тайной полицией объединенной при Бисмарке Германской империи. С этими тайными службами Третье отделение было практически ровесниками, а в те годы Пруссия, Саксония, Шлезвиг, Австрия, как поначалу и единая Германия, были наиболее союзными Российской империи на европейском континенте государствами. Они и в польском вопросе, и в русско-турецком
236


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
конфликте с его Крымской войной оставались на стороне Санкт-Петербурга, в отличие от Англии и Франции.
Поэтому и контакты руководителей Третьего отделения с их начальниками были теснее, и российские эмигранты в германских государствах высылались и арестовывались гораздо чаще, то же касалось и арестов польских эмигрантов в Германии. Поэтому Штибер, основатель тайной полиции и военной разведки в Пруссии, а затем и в едином Германском союзе, был самым близким союзником Третьего отделения на карте тайных служб Европы. Что не мешало его службе разыгрывать свою карту в большой политике, он часто использовал прусско-российское сотрудничество в области разведки исключительно на пользу Германии. Так, в 1867 году служба Штибера, как теперь это достоверно установлено, заранее знала о готовящемся покушении польских эмигрантов на российского царя Александра II во время его визита в Париж, но не предупредила российских коллег, надеясь на полезное для германского дела обострение франко-российских отношений при состоявшемся покушении. Расчет оправдался, выстрел Березовского в Париже цели не достиг, но император России был рассержен на французов, помиловавших польского террориста после его отъезда в Россию, в итоге он занял сторону Германии во Франко-прусской войне 1870 года. Так, для пользы своего германского отечества служба Штибера была готова пожертвовать жизнью российского царя, ведь не было никакой гарантии, что выстрел польского террориста не станет для Александра Романова смертельным. Так было в этом мире разведки всегда, здесь не место сантиментам и нет вечных друзей или врагов, здесь все зыбко и относительно.
Зато Штибер и его прусская тайная полиция стали учителями российского сыска в плане работы против политической эмиграции за границей. Здесь идеи Вильгельма Штибера развили французское учение о создании фиктивных групп сопротивления внутри страны и о методе
237


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
выманивания под этим предлогом эмигрантов в германские земли, где их ждал арест и суд. Так был выманен Штибером и арестован в Лейпциге в 1851 году эмиссар марксистской партии коммунистов Нотьюг. При обыске арестованного Нотьюга в руки прусской тайной полиции впервые попал «Манифест коммунистической партии», который Штибер затем рассылал своим коллегам в другие страны с предупреждением о новой общей опасности. Изучали в Петербурге и знаменитую операцию Штибера против обосновавшихся в Англии лидеров первых коммунистов Маркса и Энгельса, когда внедренный в их лондонский штаб штиберовский агент Краузе (он же агент Флери) выкрал секретные бумаги марксистов, которые Штибер использовал для обвинения в заговоре Союза коммунистов на Кельнском процессе. Изучали и такое новшество Штибера, как умышленное разложение эмигрантских центров за счет внедренной агентуры, что позволило окончательно рассорить в эмиграции вождей Союза коммунистов Маркса и Энгельса с лидерами социалистического Зондербунда Виллихом и Ш ап пером (своего рода германскими собратьями наших эсеров и народовольцев). И еще один прием внедрял Штибер: уже разоблаченных в Германии агентов он под чужим именем отправлял работать среди эмигрантов.
И все это позднее будет поставлено на вооружение российского тайного сыска, правда, в основном уже после закрытия Третьего отделения и возникновения охранки после 1880 года при двух последних Романовых. Впрочем, у Штибера и его прусско-германской тайной полиции и разведки учились далеко не только в России. Сильно затянув процесс создания полноценной спецслужбы в Германии, упирая долго на прусский дух и армию, германцы за счет своей педантичности в новом деле работы спецслужбы и энтузиазма самого Вильгельма Штибера очень быстро наверстывали в середине XIX века упущенное. Очень скоро,
238


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
уже к 1870 году, их тайная полиция и внешняя разведка считались вполне сопоставимыми с давно и успешно работающими французскими, английскими и испанскими спецслужбами, кое в чем старожилов уже опережая. Неудивительно, что немецкий опыт спецслужб теперь перенимался многими, не только Третьим отделением. Так, за счет тщательного изучения и внедрения прусского опыта этого дела в конце XIX века барон Фукусима в Японии создаст первую настоящую спецслужбу Страны восходящего солнца взамен полупрофессиональных охранок «Синоби» времен раскола страна и власти военных диктаторов-сёгунов.
С Австрией у Третьего отделения отношения по линии обмена информацией тайными службами были налажены столь же хорошо. До резкого антироссийского крена австрийской политики в годы Крымской войны в 50-х годах тайная полиция двора Габсбургов наравне с прусской была первым союзником Третьего отделения на полях тайной войны. В 1834 году Бенкендорф первым в истории российских спецслужб подписал международное соглашение о сотрудничестве со спецслужбой другой страны. Тайные службы России, Пруссии и Австрии по нему брали обязательства информировать друг друга обо всех эмигрантах в пределах своих границ и при имеющихся законных возможностях выдавать их в страны происхождения.
В том же году во время своего зарубежного вояжа Бенкендорф на территории нынешней Чехии в австрийском тогда городке Теплице лично вел долгие переговоры с канцлером (фактическим главой правительства) Австрийской империи Клеменсом Меттернихом. До своего назначения на пост фактического главы австрийского правительства Меттерних в начале XIX века руководил австрийской спецслужбой — тайной полицией, созданной в 1793 году его предшественником фон Тугутом, и на новой должности, как это часто бывает с бывшими главами спецслужб, про¬
239


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
должал ее курировать. Меттерних обещал Бенкендорфу полное содействие в работе против эмигрантов, ведь он еще в 1821 году на лайбахском конгрессе Священного союза призывал к созданию при нем международного органа координации работы всех европейских тайных полиций, своеобразного Интерпола XIX века, но не был тогда услышан самими монархами. После этого разговора Бенкендорфа с австрийским канцлером из Петербурга в Вену командирован сотрудник Третьего отделения Озерцков- ский для работы постоянным представителем ведомства Бенкендорфа при штабе тайной полиции, а затем для изучения методов работы австрийских коллег в Вену прибыли несколько жандармов на стажировку. С 1835 года в Вене открыто действует резидентура Третьего отделения во главе со Швейцером.
Вот лишь один яркий пример помощи тайной полиции австрийских Габсбургов Третьему отделению. В 1862 году из России за границу выехал Андрей Нечипоренко, представитель украинских сепаратистов и член незадолго до того созданной тайно в Петербурге оппозиционной группы «Земля и воля». Первый лидер землевольцев Серно-Со- ловьевич попросил Нечипоренко связать его надежным каналом с центрами Бакунина и Герцена в Европе. Нечипоренко задачу выполнил и поехал назад в Россию организовывать тайную борьбу против царской власти на родной Украине при помощи знаменитых изгнанников. Но Бакунин и Герцен решили использовать поездку Нечипоренко по максимуму, попросив его заехать в бурлящую в те годы народными волнениями Италию и наладить связь их центров с организацией Гарибальди, при этом Нечипоренко были выданы рекомендательные письма лично от Бакунина и от представителя гарибальдийцев в швейцарской эмиграции Саффи. Но на границе с Австрией украинский самостийник испугался обыска и не нашел ничего лучше, как выбросить бумаги под лавку в помещении таможни, а сам
240


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вместо Италии быстренько отбыл в Россию. Бумаги вскоре были найдены австрийскими таможенниками на полу и переданы в тайную полицию в Вене. Там быстро разобрались, о чем идет речь, благо Бакунин и Саффи подписались собственными и весьма известными в тогдашней Европе именами, с бумаг в Вене сняли копии и дружески направили их Третьему отделению в Санкт-Петербург.
Нечипоренко, чье имя также было полностью указано в письмах, тут же был установлен и арестован в родной Полтаве. Жандармы доставили его в Петербург, и на первом же допросе перепуганный украинский бунтарь выдал всех известных ему в столице членов «Земли и воли», дав бесценные для следствия показания о контактах Серно- Соловьевича с лидерами эмиграции, от которых лидер землевольцев не смог уже отбиться на суде. Одних показаний Нечипоренко о том, что в доме Серно-Соловьеви- ча скрывался во время своего тайного визита в Россию с чужим паспортом политический эмигрант Кельсиев, хватило бы тогдашнему суду для вечного поселения первого землевольца в сибирских краях. Выдал Нечипоренко и соратников по украинской борьбе, также арестованных и осужденных.
По предположениям некоторых историков, в ходе следствия чины Третьего отделения применяли к Нечипоренко силовые методы допросов и лишали его сна. Во всяком случае, сам Нечипоренко умер еще до суда в камере Петропавловской крепости, успев перед смертью отказаться от данных ранее показаний. В числе арестованных по знаменитому делу о лицах, имевших сношения с изгнанниками, оказался и иностранец, французский маркиз де Траверси. В ходе интенсивных допросов он сошел с ума и умер в психиатрической больнице, так что вряд ли это следствие можно считать полностью проходившим в рамках законности. А все началось с выброшенных Нечипоренко на австрийской таможне нескольких листков бума-
16 Третье отделение
241


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ги и союзнической помощи австрийских частных сыщиков коллегам из России.
Кроме Германии и Австрии третьим относительным союзником Третьего отделения за границей стала полиция Швейцарии, также часто предоставлявшая информацию по эмигрантам. Здесь до XX века отдельной спецслужбы не существовало, поэтому российским разведчикам пришлось общаться в рамках такою сотрудничества с обычной криминальной полицией.
В остальных странах Европы такое сотрудничество осталось почти близким к нулю. В Великобритании с ее мощной спецслужбой Сикрет сервис, созданной еще в 1563 году знаменитым лордом Уолсингемом, взаимодействия не получилось в силу постоянно напряженных в ту эпоху англо-русских отношений. То же касается и Турции Османов, где в середине XIX века паша Кепрелю создал отдельную службу тайной полиции. Русско-турецкие отношения приводили в то время к постоянным военным конфликтам, тут уж было не до сотрудничества, да и российские свободолюбивые эмигранты, бежавшие от самодержавия русского императора, не торопились массово обосновываться в границах не менее деспотической власти турецкого султана.
Правда, отсутствие тесных контактов не мешало Третьему отделению заочно изучать и перенимать «передовой опыт» спецслужб его величества короля Англии и охранки османского султана. Турецкая тайная полиция активнее всех в Европе применяла метод захвата в заложники родственников разыскиваемых политических преступников, очень сомнительный в правовом и моральном плане, но практикуемый в тех краях до сих пор. Впрочем, английские джентльмены из Сикрет сервис в этом вопросе иногда в то время не отставали от турецких коллег. История с захватом английской тайной полицией жены разыскиваемого шотландского мятежника Джеймса Уэлдона в начале XIX века была известна всей Европе. Такой опыт
242


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тоже изучался и временами применялся представителями российской школы политического сыска. Российский размах и нежелание при этом хотя бы камуфлировать свои силовые действия сотрудников российского тайного сыска приводили к тому, что в глазах западных европейцев Третье отделение считалось самой грубой и бесцеремонной среди политических охранок.
О такой оценке свидетельствует и главное в западной литературе о спецслужбах исследование истории Третьего отделения англичанина П. Сквайра «Третье отделение: организация и практика политической полиции в России при Николае I» (Лондон, 1968). Хотя, как мы видим, и соотечественники автора в те же времена не отличались особым джентльменством по отношению к политическим соперникам власти. Отсутствие значимых эмигрантских центров не давало повода к сближению с родственными структурами других соседей (Испании, Португалии, итальянских королевств, Китая), а далекие от российских реалий молодые спецслужбы США или Японии в этом качестве просто не рассматривались.
ПЕРВЫЕ СИЛОВЫЕ АКЦИИ ЗА ГРАНИЦЕЙ
В борьбе против эмиграции акции по силовой ликвидации или захвату эмигранта с целью насильственной доставки его в родные края считаются крайней мерой. В истории различных тайных служб самых разнообразных государств мира такие операции имели место и используются до сих пор. Третье отделение, надо отдать ему должное, действительно видело в такой мере крайнее средство и ледорубом особенно не размахивало. В отличие от спецслужб Советского Союза, применявшего силовые акции против эмиграции достаточно широко, в истории ведомства графа Бенкендорфа такие случаи единичны. По сравнению же с 6о-
243


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
лее либеральными тайными полициями других стран Европы современного Третьему отделению исторического периода можно, напротив, сказать, что российская тайная полиция легко переходила от уговоров эмигрантов к возвращению к разработке плана силовых акций, так что в этом вопросе все относительно.
В законченном виде от замысла до удачного исполнения такая операция в истории Третьего отделения имеется всего одна — это захват в Швейцарии и вывоз в Россию для суда революционного террориста Сергея Нечаева в 1872 году. На ней позднее следует остановиться чуть подробнее в силу ее уникальности для жандармского ведомства. Планы же подобных акций разрабатывались еще несколько раз, но либо оставались на стадии планирования, либо не смогли быть осуществлены на практике.
Первым планом была разработка операции по захвату за границей и насильственной доставке в Россию эмигранта из числа членов декабристского Союза благоденствия Тургенева, отказавшегося после провала переворота вернуться в Россию. Николай I после доклада на эту тему Бенкендорфа и министра иностранных дел Нессельроде дал команду отменить начинание в связи с возможной негативной реакцией западных правительств. Николай Тургенев остался вечным изгнанником, благополучно дожив за границей до 1871 года. Позднее, как точно установлено историками после изучения архивов Третьего отделения и воспоминаний бывших сотрудников этой спецслужбы, подобные акции уже после дела Тургенева разрабатывались в отношении не менее восьми самых видных эмигрантов: Герцена, Бакунина, Огарева, Головина, Кропоткина, Нечаева, Долгорукого и Гартмана. Возможно, что таких планов было и больше.
Кроме удачной для спецслужбы операции против Нечаева единственным, в отношении кого замысел был переведен в стадию активной операции, стал известный кри¬
244


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тик царского правительства в эмиграции князь Петр Долгорукий, двоюродный брат тогдашнего шефа Третьего отделения Василия Долгорукого. Острый на язык и перо князь-оппозиционер не щадил своего двоюродного брата- жандарма. Во многих письмах и статьях Петр Долгорукий называет своего кузена Василия «полнейшей бездарностью, эгоистом, в высшей мере бездушным человеком, ненавидящим ум и просвещение». Даже профессиональные качества шефа Третьего отделения Петр Долгорукий постоянно высмеивал, полагая, что единственной задачей шефа жандармов было подольше оставаться на своем высоком посту с правом личной аудиенции у царя для получения материальных благ при дворе, для чего Василий Долгорукий постоянно скрывает от Александра II правду о положении в России и лакирует перед царем действительность.
Шеф жандармов в ответ задумывал обойтись со своим родственником отнюдь не по-братски. После того как посольство Российской империи в Лондоне, где обосновался и тревожил Петербург своими едкими оппозиционными публикациями в прессе князь-эмигрант Долгорукий, сообщило о полном отказе последнего от возвращения домой и от российского подданства, в Третьем отделении решили пойти на крайние меры. В 1860 году был разработан план, предполагавший под благовидным предлогом заманить Петра Долгорукого в здание российского посольства в Лондоне, где жандармы должны были захватить его силой и тайно морским путем вывезти для следствия в Россию. Захватывать просто на улице в чужой столице не самого дружественного государства или выманивать хитрой игрой наподобие Треста к своим границам тогда еще в российском политическом сыске не научились, эта практика была впереди.
Но и операцию с Долгоруким готовили по меркам своего времени тщательно. Прибегли к стандартному для та¬
245


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ких случаев приему, и сейчас часто используемому в отношении эмигрантов разных стран. В переписку с Долгоруким вступил кадровый дипломат, генеральный консул России в Лондоне Федор Грот, не служащий в Третьем отделении. Сделал это он, как обычно, после обращения главы спецслужбы Василия Долгорукого к руководителю МИД, на этот раз к сменившему Нессельроде князю Александру Горчакову. Грот в письмах уверял Петра Долгорукого, что все обвинения в отношении его на родине сняты и никто в России не имеет к князю-эмигранту претензий. Поэтому Грот предлагал Долгорукому посетить посольство с целью улаживания неких формальностей в его статусе российского подданного, подписания на этот счет бумаг и просто дружеской беседы с любезным консулом Гротом. В посольстве Долгорукого ждала настоящая засада, шансов вырваться из которой у него практически не было. Английское правительство, без сомнения, отреагировало бы на пропажу известного эмигранта в своей стране с гневом, но в случае тайного вывоза его за пределы Британской империи вряд ли смогло бы доказать состав преступления российских разведчиков и уж точно не начало бы войну с Российской империей из-за одного русского изгнанника.
Долгорукий оказался человеком осторожным, в посольство не пошел, а пригласил Грота ответным письмом к себе домой в центр Лондона. Поскольку ворваться в дом с вооруженными жандармами и тащить схваченного Долгорукого через весь город в посольство было бы невозможно, неудавшуюся операцию прекратили.
Грот вместо несостоявшегося визита домой к эмигранту очередным письмом уведомил Петра Долгорукого о том, что он признан на родине вечным изгнанником, а все его имения в России конфискованы государством. Позднее такую же бумагу направят и проживающему в Лондоне эмигранту Ивану Головину, его помимо конфиска¬
246


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ции всего имущества заодно приговорят заочно к лишению дворянства и отправке на каторгу в Сибирь. Как и Долгорукий, Головин в Россию уже никогда не вернется, даже уже подлинную амнистию персонально себе от Александра II в 1862 году оба с презрением проигнорируют, видимо не забыв и о ложном маневре с амнистией от 1860 года.
После получения бумаги от Грота о лишении своих имений в России Петр Долгорукий уже не сомневался в том, что в посольстве его ожидала западня, а сам он мог войти в историю Третьего отделения в качестве первого возвращенного силой в страну политического эмигранта. Поэтому свою переписку с Гротом он передал Герцену, который использовал ее для новой порции разоблачений царского тайного сыска, зло и хлестко именуемого им «всероссийской шпионницей» на страницах «Колокола». Сам же Петр Долгорукий направил лично своему родственнику во главе российского Третьего отделения Долгорукому Василию издевательское письмо, которое любят цитировать многие исследователи истории политического сыска и в котором есть такие веселые строки: «Я не настолько глуп, чтобы явиться на ваше требование, но для вашего удовольствия увидеть меня направляю свою фотографию, которую можете сослать на рудники в Нерчинск, а самого меня вашей полиции не поймать!» Так завершилась первая неудачная попытка силовой акции в истории борьбы Третьего отделения с эмигрантами. До похищения Нечаева оставалось еще целых 12 лет.
При этом в превращении Петра Долгорукого из обычного аристократического повесы и стихийного фрондера в законченного радикального революционера также принимало посильное участие Третье отделение. Здесь, как и в истории с Герценом, сыграли роль субъективные причины взаимной неприязни Петра Долгорукого и ведомства тайного сыска, усугубляемые непростыми отношени¬
247


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ями двух двоюродных братьев-антиподов: первого жандарма империи и авторитетнейшего политэмигранта, даже в период наибольшего обострения личной вражды по-прежнему именовавших друг друга в переписке «кузен Пьер» и «кузен Базиль». По Петру Долгорукому Третье отделение во главе тогда еще с Бенкендорфом впервые ударило в 1842 году. До этого Петр Долгорукий был типовым представителем высшего дворянского общества империи, любителем высшего света и его интриг с балами, именно его острому перу вечного насмешника молва приписывала авторство пасквильных писем Пушкину об измене жены с Дантесом, доведших поэта до трагической дуэли. Только совсем недавно, в 2003 году, по телевидению показывали сюжет о том, что киевские графологи провели современную экспертизу новым методом оставшихся в музейных архивах злосчастных анонимных писем Пушкину, полностью сняв после сравнения почерков обвинения в этом неблаговидном поступке с князей Долгорукого и Гагарина. Подлинного автора писем при этом, естественно, так и не установили.
Петр Долгорукий с детства обладал независимым характером и задатками бойца, к тому же он всерьез увлекался историей, российской геральдикой и родословной русского дворянства. Именно это увлечение и привело Долгорукого к его столкновению со службой Бенкендорфа, в 1842 году во время своего частного визита во Францию он под иностранным псевдонимом опубликовал в парижской прессе несколько своих заметок на эту тему, которые на родине могла бы не пропустить цензура. В службе Бенкендорфа эти публикации заметили и подлинное имя ослушника быстро вычислили. По просьбе Бенкендорфа Долгорукого через дипломатов российского МИДа под благовидным предлогом попросили вернуться в Петербург, где он был немедленно арестован и доставлен в дом у Цепного моста для допросов. Только знатное происхождение из
248


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рода Долгоруких спасло князя-фрондера от заключения в Сибири, его просто выслали под надзор полиции в очень любимую Третьим отделением в качестве такого средства охлаждения недовольства граждан Вятку (нынешний Киров). Эту ссылку Долгорукий воспринял уже как оскорбление от режима и его тайной полиции, которое наложилось на его фрондерские молодые убеждения, переплавившись в крутую смесь яростной и уже осмысленной оппозиционности царю.
В вятском изгнании бывший легкомысленный повеса Петр Долгорукий окончательно посвятил жизнь борьбе с самодержавной властью, он начал писать серьезное исследование о декабристах и их выступлении 1825 года. При этом в исторических очерках Долгорукого имеется масса засекреченной ранее информации о тайных союзах декабристов и их поведении в местах ссылки и каторги после разгрома движения. Исследовавший революционную деятельность Петра Долгорукого историк Н.Я. Эйдельман считал, что у вольнодумного князя был тайный источник из числа сотрудников Третьего отделения и доступ через него к документам секретных архивов этого ведомства. Когда же князь Петр Долгорукий эмигрировал навсегда из России в 1859 году, тайно вывезя с собой множество ценных бумаг из российских архивов, в эмиграции появился уже закаленный и даже озлобленный критик петербургского режима, представлявший себя в качестве ярого российского оппозиционера и продолжателя дела декабристов. В Лондоне Долгорукий стал фактически лидером умеренной оппозиции из числа российского дворянства, как Герцен был здесь же кумиром радикалов.
В отличие от Герцена, с которым в эмиграции Долгорукий быстро нашел общий язык и сотрудничал в его «Колоколе», князь-эмигрант главный удар своей колкой публицистики направлял не на Третье отделение или полицию, а на светскую жизнь двора и нравы российского
249


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
дворянства, которые хорошо изучил на собственном опыте. Третье отделение публикации Долгорукого при этом нервировали, возможно, и не меньше герценских. Особенно доставалось от пера князя Петра Долгорукого входившим в высший свет двора шефам Третьего отделения Шувалову, Тимашеву, Потапову и двоюродному брату Василию. Поэтому борьба с именитым революционером вскоре тоже приобрела для Третьего отделения почти мистический смысл сведения счетов в его лице со всеми дворянскими оппозиционерами в эмиграции. Генерал Ти- машев во время своего визита во Францию добился от местной полиции закрытия издаваемого Долгоруким альманаха «Будущность», из Бельгии по просьбе Третьего отделения Долгорукий был выдавлен преследованиями местной тайной жандармерии, перебравшись в малодоступный таким козням петербургского тайного сыска Лондон.
В ответ Долгорукий не только сблизился с Герценом и участвовал в его газетной кампании против российской тайной полиции, но и первым в истории российского антиправительственного движения написал об опасной практике засылки в эмиграцию тайных агентов и провокаторов Третьего отделения. В своем исследовании об истории доноса и провокаторства в российском политическом сыске Долгорукий наряду с Герценом стал предшественником знаменитого разоблачителя провокаторов начала XX века Бурцева, первым назвав в прессе засекреченные имена доносчиков на декабристов Шервуда и Майбороды. Для любой спецслужбы мира любой эпохи одним из самых кощунственных, с ее точки зрения, актов является предание гласности имен ее тайной агентуры, за это многие разоблачители в разных странах мира поплатились в свое время жизнью. Поэтому-то Долгорукий и стал одним из самых ненавистных в Третьем отделении субъектов в пестрой среде российской эмиграции, а также объектом первой разработки детальной, но нео¬
250


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
существленной операции по тайному захвату эмигранта за рубежом и вывозу его для наказания на родину под личным руководством своего «кузена Базиля».
Даже после того, как Петр Долгорукий после долгой болезни умер в августе 1868 года в Женеве, куда прибыл из Англии на лечение, Третье отделение не оставило в покое одного из главных своих оппонентов в эмиграции. Новый шеф Третьего отделения Петр Шувалов лично приказал своей зарубежной агентуре любыми путями завладеть огромным архивом покойного мятежного князя и вывезти его в Россию. Внедренный в швейцарский центр эмиграции под видом отставного офицера и вольного русского журналиста Постникова жандармский подполковник Ро- манн после долгих переговоров уговорил хранивших архив покойного эмигранта Герцена, Огарева и лидера польской эмиграции в Швейцарии Тхоржевского продать бумаги Долгорукого ему якобы для опубликования их отдельной книгой во Франции. Расплатившись с революционерами доставленной ему из Третьего отделения крупной суммой, Романн вывез почти весь архив Долгорукого назад в Россию, откуда вольнодумный князь когда-то тайно вез его в Европу. Среди бумаг Долгорукого оказалась и его переписка с другими революционными эмигрантами, не только российскими, и секретные бумаги из следственных дел декабристов, и архивные документы времен Екатерины Великой и императора Павла, и личные письма покойного Петра Долгорукого таким известным лицам европейской политики, как Бисмарк, Наполеон III, Виктор Гюго и Тьер. Некоторая часть долгоруковских бумаг, возвращенных операцией Романна в Петербург, сейчас была бы названа компроматом на высших сановников Российской империи. Шеф Третьего отделения Петр Андреевич Шувалов, разбирая в своем кабинете на набережной Фонтанки доставленный Романном архив, нашел здесь немало бумаг, посвященных лично себе. Романн-Постников за эту акцию
251


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
получил в России награду по личному ходатайству своего шефа Шувалова. Так закончилась долгая борьба Третьего отделения с одним из самых сильных его противников в эмиграции, дошедшая до градуса личной ненависти и едва не вылившаяся в силовой захват изгнанника в стенах российского посольства в Лондоне.
НАЧАЛО ТЕРРОРА
1866 год стал заметной вехой в истории российских спецслужб, и в частности в судьбе Третьего отделения. Этот год в истории российского революционного движения считается переломным, здесь проходит грань между начальным революционным этапом тайных обществ заго- ворщиков-дворян и мирными пропагандистами из разночинцев, с одной стороны, и открытым террором новых революционеров — с другой. Спецслркба Российской империи, Третье отделение, к этому переходу оказалась не готова, не смогла вовремя перестроиться с поиска заговоров в столичной богеме и ловли одиночек-пропаганди- стов на профессиональную борьбу с организованным терроризмом, да и просто не оценила в первых выстрелах активной революции коренного изменения сил на театре боевых действий тайной войны.
В 1866 году закончился этап романтиков-декабристов, мечтателей-либералов типа Радищева и когорты убежденных противников царской власти, умевших бороться с ней только на страницах самиздатовской или эмигрантской прессы. Ленин впоследствии назовет этот ушедший период первым из трех этапов революции в России, заявив, что теоретики начала XIX века остались единицами и потерпели в борьбе с тайной полицией царя полное поражение, но разбудили к действию новое поколение революционных практиков, шагнувших в историю России в лице
252


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
первой профессиональной организации революционного террора — «Народной воли».
Сам характер противодействия Третьего отделения оппозиционному движению в стране, его методы и приемы, к 1866 году во многом сохранялись неприкосновенными с момента разработки их в конце 20-х годов этого века первым поколением руководителей спецслужбы во главе с Бенкендорфом. И первые выстрелы конца 60-х годов не сразу заставили осознать реальность новой угрозы и перестроить всю работу в соответствии с новыми задачами. К этому времени в Третьем отделении научились неплохо учреждать негласное наблюдение за не скрывающими своих оппозиционных взглядов деятелями литературы и искусства. Научились потихоньку собирать или подтасовывать улики для осуждения открыто проповедующих свои взгляды теоретиков вроде Чернышевского, легально проживающих и ни от кого не скрывающихся, вызывать для душеспасительных бесед в свой офис на Фонтанке наивных мечтателей, посылавших за собственной подписью в канцелярию царя записки с требованием реформ в стране. Научились, как мы видели, относительно успешно бороться с организованной эмиграцией, также твердо стоявшей на позициях мирной пропаганды, пресекать доставку в Россию эмигрантской прессы и даже тревожить периодически главных изгнанников за границей. Но охота внутри своей страны за членами сильного в плане организации террористического подполья, чьи члены живут на явках с чужими документами, а при аресте немедленно применяют оружие, — это совсем другой вид деятельности спецслужб. Переход к нему Третье отделение затянуло, что и позволило первым одиночным террористам из недр «Земли и воли» в 70-х годах организовать настоящий вал народовольческого террора в империи.
Нельзя сказать, что предпосылки перехода революционного движения в террористическую фазу до 1866 года были
253


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
совсем уж незаметны. Был же польский организованный террор с сепаратистским оттенком, были в материалах дела о декабристах свидетельства умысла на цареубийство, были знаменитые призывы к топору крестьянам в прокламациях Чернышевского, были политические теракты одиночек вроде молодого офицера Потебни. Их недоучли, списали на браваду нескольких отчаянных членов декабристского Союза благоденствия, на экзальтированность одиночки Чернышевского, на особенность польской тяги к независимости, на излишки романтизма молоденького поручика. Не заметили по-настоящему в этом плане и знаменитую прокламацию «Молодой России» с первым призывом к тайному террору против царской администрации, написанную в 1862 году в полицейском участке Тверской части Москвы арестованным за участие в несанкционированной демонстрации студентом Петром Зайчневским. Поэтому день 4 апреля 1866 года ударил для Третьего отделения и всего российского общества громом в ясном небе.
В этот день император Александр II после обычной прогулки по Летнему саду направлялся к своей карете, когда из толпы прохожих внезапно выскочил молодой человек с пистолетом и выстрелил в царя. В момент выстрела его успел толкнуть под локоть случайно оказавшийся рядом костромской крестьянин Осип Комиссаров, пуля прошла над головой российского самодержца. Только после этого стрелявшего смогли скрутить подоспевшие с опозданием жандармы из царской личной охраны Слесарчук и Заболотин. Комиссарова за этот поступок пожалуют затем во дворянство, и император лично подарит ему золотые часы, но костромич вскоре сопьется, однако в тот день 4 апреля 1866 года этот случайный гражданин волей судьбы был вынужден исполнять недоработки в деятельности Третьего отделения и в организации личной охраны царя. Версия иных сторонников искать всюду глобальный заговор о том, что покушение изначально было инсценировано некой кли¬
254


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
кой консерваторов из дворца для свертывания александровских реформ, а сам Осип Комиссаров был тайным агентом сыска и заранее готовился сорвать покушение в последний момент, выглядит очень уж маловероятной. Бравый спаситель вполне мог и не успеть, а пистолет стрелявшего был заряжен боевым зарядом. Схваченного 26-летнего террори- ста-одиночку доставили в Петропавловскую крепость и передали для следствия Третьему отделению. При аресте он назвался крестьянином Петровым, но затем выяснилось, что это разночинец Дмитрий Каракозов.
Во время следствия Каракозов утверждал, что действовал в одиночку и надеялся убийством императора подвигнуть страну к более радикальным реформам, а возможно, и к учреждению конституционной республики. Но Третье отделение по привычке искало доказательств существования разветвленного заговора с целью совершения в стране переворота, сигналом к которому должен был стать выстрел психически не очень здорового Каракозова. О том, что Каракозов во время следствия производил впечатление душевнобольного, говорит множество исторических источников. Некоторые исследователи полагают, что и на покушение его толкнули сумерки сознания, усугубленные потреблением Каракозовым входившего тогда в моду среди столичной молодежи кокаина. Другие считают, что в окончательный депрессивный психоз Каракозов впал уже под следствием Третьего отделения из-за применяемых к нему в Перопавловке силовых методов допросов. В архивах Третьего отделения свидетельств о пытках Каракозова нет, но указано на лишение его сна при допросах, а это вполне могло обострить психическое расстройство.
Недавно в сборнике документов царской тайной полиции «Политическая полиция и политический терроризм в России» мне попался на глаза сохранившийся протокол допроса самого Каракозова в Третьем отделении с объяснением мотивов его поступка. Из этого небольшого до¬
255


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
кумента в две странички версия о слабоумии допрашиваемого и его загнанном одиночестве практически выплывает сама собой. Во всяком случае, на эти мысли наводят пассажи Каракозова о том, как он якобы узнал о некоей дворцовой партии заговорщиков в пользу брата императора, великого князя Константина Николаевича, и своим цареубийством решил помочь этим заговорщикам, о которых знал только из народной молвы. Каракозов говорил на этом допросе и о том, как он поделился мыслями о мифической «константиновской партии» со своим двоюродным братом Ишутиным, но тот с ходу отверг такую нелепую мысль о дворцовом заговоре. В том же протоколе Каракозов признает, что он серьезно болен, давно «находится в беспокойном состоянии духа», что он давно собирался покончить с собой и т. д.
Кажется, ясно, перед нами не вполне здоровый с психиатрической точки зрения человек. Сколько раз уже в XX веке мы видели таких террористов-одиночек с бредовым мотивом их акта и невнятными объяснениями ими своих действий. Тот же застреливший музыканта Джона Леннона маньяк Чапмен сообщал, что стрелять в певца его заставляли голоса в голове и маленькие человечки в ней же, и, как Каракозов, он тоже любил нюхать кокаин. Так что наш первый революционный террорист ближе к ряду таких типов в истории мирового терроризма, чем даже к своим соотечественникам и современникам из «Народной воли». Даже если предположить, что после усиленных допросов с лишением сна у Каракозова к этому времени наступило обострение безумия, а протокол датирован 16 апреля 1866 года, спустя две недели с момента его выстрела и начала допросов, все равно похоже на то, что и 4 апреля к решетке Летнего сада террориста привели далеко не только политические мотивы. Но такая версия следствию Третьего отделения тогда не подходит, оно ищет за спиной покушавшегося организованную группу оппозиционеров.
256


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
В результате деятельности следствия Каракозова удалось связать с нелегальным студенческим кружком Ишутина в Петербурге и Москве, который неудачник-террорист ранее посещал. После показаний Каракозова о том, что ишутин- цы втайне создали внутри кружка засекреченную группу «Организация» или «Ад» для перехода к организованному террору, лидера кружка Николая Ишутина и его единомышленников арестовали и сделали подельниками на процессе Каракозова.
При чтении материалов работы Третьего отделения по кружку Ишутина не покидает мысль, что Третье отделение умышленно раздувало это дело для отчета о том, что опасная зараза выявлена и искоренена начисто. Никаких доказательств того, что члены «Организации» действительно готовились к террористическим актам и собирались при этом постоянно носить во рту шарик ртути для возможности самоубийства при аресте, вообще не приводится. Весь план создания группы «Ад», если он и существовал, не пошел дальше бумаги, горячих голов и разговоров ишутинцев, поэтому дело «Ада» можно считать первым в долгой истории российского политического сыска искусственно созданным делом о мифической террористической организации.
Ведь, собственно говоря, и «Адом» свою группу Ишутин и его товарищи не называли, признавая даже на следствии за своим мирным кружком оппозиционеров только нейтральное название «Организация». Название «Ад» закрепилось с подачи жандармского следствия уже после ареста ишутинцев, поскольку те в Москве собирались для конспирации в известном своими разнузданными нравами трактире с названием «Ад» в районе Трубной площади, известном тогда в Москве злачном месте и прибежище разного рода бродяг с криминальным элементом (отсюда и специфическое название). Следствие Третьего отделения перенесло хлестко звучавшее название забегаловки, места сбо-
17 Третье отделение
257


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ра ишутинцев, на саму их организацию явно не без умысла — тайная террористическая группа с названием «Ад» звучит явно более зловеще, чем какая-то «Организация». Никаких серьезных доказательств, что сходки ишутинцев в трактире «Ад» связаны с планом покушения Каракозова, в деле так и не появилось. В материалах дела «Ада» упоминалось еще и о тайной квартире общества, снимаемой Ишутиным на московской Большой Бронной улице якобы специально для сходок решившихся на террор и последующие самоубийства членов организации. Но, судя по всему, это обычная съемная квартира московских студентов из кружка ишутинцев. По крайней мере, оружия, взрывчатки или пресловутых шариков из ртути на Большой Бронной жандармы при обыске не нашли.
Собственно все обвинение по делу этой зловещей группы «Ад» следствием строится только на признательных показаниях члена ишутинского кружка студента Дмитрия Юрасова. Это именно из его протоколов допросов в приговор перекочевали и название группировки «Ад», и план послать Каракозова на цареубийство, и шарики из ртути во рту потенциальных террористов, и связи с неустановленным европейским «Международным комитетом» террористов (с ним, по словам Юрасова, связал ишутинцев ездивший в Европу участник их кружка Худяков). Другие ишутинцы и сам Каракозов большинства этих сведений так и не признали. Мы не знаем теперь, были ли среди ишутинцев такие разговоры (их реализации, кроме выстрела Каракозова, не было точно), или у Юрасова эти нужные Третьему отделению показания вырвали угрозами либо с применением незаконных методов допросов. Под этим протоколом допроса Юрасова от 31 мая 1866 года стоит сноска: «Показание отобрали: генерал- майор Огарев и генерал-майор Слепцов». Это обычная для того жандармского следствия процессуальная формула, она означает лишь, что эти жандармские генералы
258


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вели допрос подследственного. И все же фраза «показания отобрали» заставляет поежиться, каким образом они их «отбирали» у перепуганного молодого студента, перед которым светила мрачная перспектива пожизненной каторги за участие в покушении на императора России.
Кажется все же, следствие изначально намеревалось открыть широкий заговор за спиной Каракозова и отчитаться о его искоренении. Если существование группы «Ад», пусть пока и только на бумаге или в головах сторонников Ишутина, еще подтверждалось на следствии показаниями отдельных арестованных членов этого кружка, то уж связь даже полумифического «Ада» и лично Ишутина с самой акцией Каракозова 4 апреля вообще практически недоказуема. В основу жандармских доказательств здесь легли все те же показания Юрасова о связях с загадочным «Комитетом террористов» за рубежом (раз искали связи с террористами — значит, и сами террористы), показания о том, что Ишутин говорил товарищам: «Нужно делать паф-паф!» — а также восхищался в их кругу казненным итальянским террористом Орсини. Не слишком много для обвинения в создании террористической организации и в роли организатора покушения на царя, тем более сам Ишутин никакой своей связи с терактом двоюродного брата так и не признал, а поначалу даже активно сотрудничал со следствием, призывая Каракозова дать правдивые показания о мотивах своих действий.
На эту же мысль о частичной мистификации размашистого заговора для связи его с каракозовским выстрелом наводит активная деятельность Третьего отделения в плане поиска связи Ишутина с эмигрантскими революционными центрами, такая задача ставилась перед заграничной агентурой тайной службы, но связать «Организацию» с эмигрантами так и не удалось. Само существование «Международного комитета» осталось недоказанным, да и в истории затем организация с таким названием никогда не
259


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
всплывала. Исследователи полагают, что если это не самооговор принужденных к тому следствием ишутинцев, то за этой вывеской скрывался либо комитет европейских революционеров «Молодой Европы» Мадзини, либо группа российских эмигрантов-анархистов Бакунина, с ними мог контактировать во время выезда в Европу Худяков. Некоторые в этой роли видят еще и Интернационал Маркса, но уж очень зримы различия и методы действия несостоявшего- ся общества «Ад» и первых марксистов, чтобы поверить в их тесные контакты. Впрочем, никаких контактов ишутинцев в Европе могло вообще и не быть, а искать пособников российских недовольных властью за границей — излюбленная тема нашего тайного сыска с давних времен, еще когда из клана Лопухиных Тайная канцелярия князя Ушакова выбивала сведения о связях с некими республиканцами в Европе, а кружок Новикова при Екатерине обвинили в работе на разведку французских якобинцев и загадочный масонский союз розенкрейцеров в операции по охоте на европейских монархов.
Тогда же Третье отделение не отчаялось выявить заграничных союзников ишутинцев и после объявления им в суде приговора. К еще не умершему на сибирской каторге Худякову в Верхоянск посылали с тайным заданием агента Третьего отделения Трофимова. Под легендой польского политкаторжанина Трофимов раз за разом вызывал уже тяжелобольного Худякова на разговоры о его заграничных друзьях, но так и не узнал ничего нового. Из отчетов Трофимова шефу Третьего отделения Шувалову за 1868 год видно, что Худяков ничего на этот счет не добавил, кроме слов своего восхищения итальянским революционером Гарибальди и выражения своей надежды, что русский царь все равно когда-то будет убит революционерами. Либо Худяков все же не слишком доверял новому польскому знакомому с его назойливыми расспросами, либо (что более вероятно) ему нечего было сказать и ни
260


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
с каким таинственным комитетом в Европе через него ишутинцы не связывались.
При Александрах II и III официальная точка зрения на мотивы выстрела Каракозова безо всяких доказательств ссылалась еще и на руку польских заговорщиков, в них же видели и причины крестьянских стихийных бунтов от Карпат до Сибири. Удивительно, но и сегодня в литературе об истории российских спецслужб некоторые современные нам исследователи пытаются реанимировать странную тему «польского заговора» и вражеского окружения вокруг Российского государства, но оставим эти гипотезы без комментариев.
Тогда же Третьему отделению, кажется, ничто не мешало огласить самую очевидную версию: стрелял в царя не вполне психически здоровый юноша-наркоман без политического мотива. Даже с практической точки зрения эта версия для Третьего отделения была бы полезнее: просмотреть акцию полоумного одиночки менее позорно для спецслужбы, чем проглядеть в обеих российских столицах целую террористическую организованную группу «Ад», да еще и связанную с польскими или итальянскими заговорщиками. Вместо этого в знаменитом отчете Третьего отделения о событиях 4 апреля 1866 года осталась версия о заговоре для убийства императора «кучки ничтожных личностей, русских, но действовавших под влиянием польской пропаганды». Хотя в смысле честности подписавшего этот документ шефа Третьего отделения Василия Долгорукого, дни которого в этой должности уже были сочтены, надо отдать ему должное. В этом отчете он признавал как то, что его служба просмотрела вызревшее в столице тайное общество Ишу- тина, так и бессилие своих жандармов в борьбе с разрастанием среди разночинной молодежи радикальных идей.
На суде Каракозову вынесли смертный приговор, в сентябре 1866 года его повесили на Васильевском острове Санкт-Петербурга. Ишутину вынесенный поначалу смер¬
261


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тный приговор царь заменил пожизненной каторгой, как и его соратникам по кружку, сошедший с ума еще во время следствия Ишутин умер на Карской каторге. Также в Иркутске умерли, сойдя перед этим с ума, и главные подельники Ишутина по делу группы «Ад» — Худяков и Мотков. Остальные ишутинцы отбыли различные сроки каторги или ссылки. Отметим еще один тонкий ход Третьего отделения по итогам расследования теракта Каракозова. Определив для себя в своем расследовании бесспорность политических мотивов акции Каракозова, для широких масс, особенно крестьянских, с подачи Третьего отделения распространялся слух, что в царя стрелял обиженный отменой крепостного права и не вполне психически здоровый помещик-крепостник. Таким образом пытались укрепить репутацию в массах царя-освободите- ля и не дать почвы для подражания поступку Каракозова. Как видим, эта явно придуманная в стенах Третьего отделения и направленная на не самые передовые слои общества версия была где-то даже более близкой к истине, чем страшилки о группе «Ад» и шариках из ртути, по крайней мере в плане оценки психического состояния исполнителя теракта 4 апреля 1866 года.
С этим каракозовским выстрелом фактически закончились и политические реформы Александра II, хотя в отдельных отраслях жизни они и продолжились, но в политике александровскую оттепель 1860—1866 годов окончательно сменили заморозки.
ЗАМОРОЗКИ РЕФОРМЫ И ШУВАЛОВ ВО ГЛАВЕ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Еще одной жертвой выстрела Каракозова стал глава Третьего отделения князь Василий Долгорукий. Он сам при аудиенции у императора попросил о своей отставке, со¬
262


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
сдавшись на преклонный возраст и усталость. Сразу после покушения император Александр принял ею отставку, заменив Долгорукого на этом посту своим единомышленником во многих вопросах Петром Шуваловым. Эта отставка всесильного шефа жандармов была явным признанием недоработок Третьего отделения и в вопросе недооценки возможности начала кампании политического террора, и в организации безопасности выездов императора.
У Третьего отделения уже был перед глазами заграничный опыт первых покушений европейских левых террористов на монархов. В 1861 году при зеркально схожих с акцией Каракозова обстоятельствах германский студент Беккер на улице курортного Баден-Бадена выстрелил в кайзера Вильгельма, ранив его в шею, а за несколько лет до этого в Париже взрыв итальянского карбонария Ор- сини едва не угробил императора Наполеона III вместе с женой. В Соединенных Штатах Америки, где президенты по традиции отказывались от личной охраны и предпочитали демонстрировать близость к своим гражданам, еще в 1835 году безработный маляр Лоуренс прошел прямо в здание Конгресса с двумя припрятанными пистолетами и оба попытался в упор разрядить в президента США Эндрю Джексона. Президента спасли только две чудесным образом приключившиеся осечки пистолетов Лоуренса, после чего сам Джексон ударил террориста тростью, тот был схвачен и в силу выявленного у него слабоумия отправлен на принудительное лечение. А несколькими годами позднее в том же Вашингтоне в прогуливавшегося у Белого дома нового президента Джона Тайлера пьяный гражданин запустил камнем. И все равно никакой отдельной службы охраны у президентов США не появилось. Как в Российской империи ее учредят только после убийства Александра II в 1881 году, так и в США отдельную спецслужбу направят на охрану президента только после убийства террористом-одиночкой ирезиден-
263


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
та Гарфилда, по историческому совпадению застреленного в том же 1881 году, всего тремя месяцами позднее русского царя.
Так что покушение Каракозова 1866 года уже тогда выявило отставание Третьего отделения, по крайней мере — в этой сфере его работы. После избавления от пули Каракозова, как известно, император Александр II отправился в Казанский собор столицы и заказал там благодарственную службу за свое спасение: при том уровне его личной охраны ему действительно оставалось уповать только на Всевышнего, и череда следующих довольно легких покушений это царю вскоре докажет. Третье отделение начинало отставать от времени, не просчитывая ни процессы эволюции оппозиционного движения в стране, ни возможных действий конкретных фанатиков.
Петр Андреевич Шувалов, возглавлявший Третье отделение в 1866—1874 годах, происходил из знатного княжеского рода, выдвинувшегося на авансцену российской политики при братьях Шуваловых, фаворитах императрицы Елизаветы Петровны. Причем один из братьев, Александр Шувалов, и в Елизаветинскую эпоху руководил тайным сыском империи в виде Тайной канцелярии, так что его потомок, как и ранее граф Алексей Орлов, к руководству Третьим отделением был подготовлен самой своей родословной. В череде руководителей этой службы его отличает активная деятельность, безмерная преданность Александру II и попытка реформы работы Третьего отделения по своему особому плану.
Шувалов впервые со времен Бенкендорфа в жандармском ведомстве, как продолжали в России называть все Третье отделение, попытался провести кадровую чистку. Он попытался устранить с ключевых постов в спецслужбе консервативных сторонников бывшего шефа Долгорукого и привел с собой новую команду, включая таких будущих зубров политического сыска, как Мезенцев, Левашев,
264


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Черевин, Панютин и другие, в основном бывшие армейские офицеры. Шувалову же Третье отделение обязано тем, что с 1871 года в его ведение полностью было передано предварительное следствие по политическим делам. С временными следственными комиссиями с этого момента было покончено, следствие по такой категории дел сосредоточили в жандармском ведомстве при допуске к нему следователей прокуратуры. Такая современная система и сейчас существует во многих государствах, включая Россию, а по тем временам это был очень своевременный эксперимент, усиливающий полномочия Третьего отделения в стране.
Кадровая реформа Шувалова в стенах Третьего отделения подразумевала, по его мысли, и повышение общего интеллектуально-оперативного опыта сотрудников этой спецслужбы. Шувалов полагал, что его сотрудники не должны ни в чем уступать начитанной молодежи из студенческих и разночинных революционных кружков. При нем в этом плане в Третьем отделении появились два новшества: закрытая библиотека для сотрудников из изъятых запрещенных и самиздатовских сочинений революционеров и противников власти (доживет в спецслужбах российского МВД до самого 1917 года) и первое подобие курсов переподготовки для сотрудников Третьего отделения.
Попытки Шувалова затеять на посту начальника Третьего отделения глобальные реформы в этой спецслужбе, практически первые со времен основания ее Бенкендорфом, отмечают все исследователи истории российского сыска, невзирая на отношение авторов лично к Шувалову. «Роль Петра Андреевича Шувалова на посту начальника Третьего отделения была весьма значительна. Представитель знатного рода, убежденный прагматик и сторонник реформ, граф Шувалов впервые в истории охранительных органов обращает внимание на роль наружного наблюдения и внутренней агентуры. Например, в обеих столицах
265


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
он организует службу наружного наблюдения из сотрудников, негласно принятых в городскую полицию еще при своем предшественнике князе В.А. Долгоруком. А в области осведомления он надеялся на добровольцев из верноподданных граждан»1.
Полностью Шувалову не удалось ни довести до конца кадровую реформу в ведомстве, ни уволить такого деятеля из команды Долгорукого, как первый заместитель шефа Третьего отделения и глава его канцелярии генерал Потапов, ни перестроить работу службы для эффективной борьбы с расцветающим терроризмом. При этом Петр Шувалов по своим взглядам отнюдь не был реформатором или либералом, он часто спорил с императором о слишком быстром, по мнению Шувалова, ходе реформ во внутренней жизни империи, и Третье отделение он просто пытался поставить на более современные и профессиональные рельсы для большей эффективности работы. Некоторые современники впрямую сравнивали при этом Шувалова с Аракчеевым, даже Ф.И. Тютчев уподобил решительно-мрачного Шувалова «Петру четвертому, Аракчееву же второму, над Россией распростершему крыла», очень уж сочетались у обоих неуемная энергия с махровым консерватизмом в политических взглядах.
Шувалов попытался также раздвинуть рамки своей компетенции в качестве главы Третьего отделения. В отличие от Бенкендорфа или Дубельта, он пытался вмешиваться во все значимые отрасли государственной жизни империи. Так, после его личной аудиенции у императора Александром II был снят с должности министр путей сообщения страны Мельников. И не за какие-то выявленные ведомством Шувалова пороки или финансовую нечистоплотность, а за несогласие с мнением сиятельного
1 Галвазин С.Н. Охранные структуры Российской империи. М., 2001. С. 94.
266


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
жандарма Шувалова о планах развития в империи сети железных дорог. Тогда же Шувалов буквально затерроризировал министра финансов страны Рейтмана проверками его ведомства и личными докладами царю о неправильной политике Рейтмана в министерстве, но этого своего любимца император Александр даже в угоду Шувалову от поста не отрешил.
В союзники своих начинаний Шувалов, имевший в качестве главы Третьего отделения права министра, взял схожего с собой по убеждениям главу МВД тех лет Валуева, а затем и заменившего его на этом посту бывшего шефа Третьего отделения Тимашева. Совместно с МВД он разработал и подал императору проект нового закона о больших полномочиях губернаторов на местах, на которых Третье отделение и МВД пытались переложить борьбу с крамолой в провинции. И это при том, что в отсутствие в провинции представительств Третьего отделения местная власть и подчиненная ей обычная полиция и без шуваловского проекта имели значительные права в деле политического сыска на территории своей губернии. Сейчас это покажется современному читателю странным анахронизмом: профессиональная спецслужба в огромной стране курирует дело госбезопасности только из столицы, а на местах столь важные вопросы отданы на откуп губернаторам и другим чиновникам. Но до конца XIX века именно такая система в российском политическом сыске существовала. Созданные в эпоху Третьего отделения в крупных губернских городах жандармские управления разбросали свою сеть по стране, но в силу своего силового характера могли оказывать местной власти в деле политического сыска лишь отдельную помощь. Потому многие важные для государства вопросы политической безопасности оставались в провинции в руках имевших порой огромные полномочия местных начальников и полиции, это как раз время так сочно описанных в нашей литера¬
267


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
туре Гоголем типажей всевластных городничих и полицмейстеров. А Шувалов в своем совместном с МВД проекте призывал еще более расширить полномочия губернских властей и полиции в этих вопросах.
Этот проект закона о децентрализации произвел очень много шума в тогдашнем российском обществе, увидевшем в нем попытку окончательно закрыть недолгую пору оттепели раннего правления Александра II. Внесшие этот проект в 1866 году начальник Третьего отделения Шувалов, глава МВД Валуев и министр государственного имущества Зеленый предлагали в порядке децентрализации власти дать большие полномочия на местах губернаторам и местной полиции. На них Шувалов планировал переложить ответственность за всю организацию политического сыска в провинциях, а также расширить полномочия губернаторов и полицмейстеров в плане арестов, полицейского надзора за неблагонадежными, подавления крестьянских беспорядков и пресечения антиправительственной агитации. Как полагают, частично такую идею Шувалов и Валуев заимствовали по привычке из Франции, где в те же годы Наполеон III и его глава тайной полиции Пьет- ри ввели схожие полицейские правила. Разумеется, такие планы вызвали резкую критику со стороны либерального лагеря, увидевшего в них очередное покушение на обещанные реформой 1861 года свободы. Главный тогдашний насмешник и литературный сатирик России Салтыков- Щедрин характеризовал проект Шувалова, Валуева и Зеленого так, что по нему «полиции будет удобнее бить по зубам» — речь действительно шла об очень широких полномочиях полиции на местах и мощном полицейском превентивном надзоре. В итоге этот проект через кабинет министров прошел с большими поправками, смягчающими его положения. Но через несколько лет Шувалов опять при поддержке руководства МВД провел очередной свой проект закона о цензуре, позволяющий Третьему от¬
268


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
делению и МВД по собственному усмотрению приостанавливать печать тиража произведения, где они углядели бы политическую крамолу, а затем и добиваться полного запрета на печать такой книги. Новый закон о цензуре появится в России в 1872 году, к концу срока нахождения Петра Андреевича Шувалова на посту начальника Третьего отделения.
Одним из камней преткновения главы Третьего отделения Шувалова с быстро начавшим терять к своему главному жандарму доверие императором Александром стал вопрос личной охраны царя. К моменту покушения Каракозова в 1866 году нормальной системы царских телохранителей так и не было создано. Охраной по старинке занимались гвардейцы, которыми наряду с выполнением других своих обязанностей руководили личные адъютанты императора Александра II Баранов и Рылеев. Кстати, генерал-адъютант Николай Рылеев являлся родным племянником яростного декабриста Кондратия Рылеева, и это не помешало доверить ему личную охрану государя. Третье отделение до самого конца своего существования в 1880 году не имело никакого отношения к организации императорской охраны, кроме мер рекомендательного характера в адрес царя. Только после покушений в течение года на императора Каракозова и Березовского Шувалов настоял на необходимости смены маршрутов движения царского кортежа по столице, сопровождения его казачьим конвоем и несколькими конными жандармами. В 1881 году такие полумеры при отсутствии отдельной службы личной охраны монарха в России не уберегут императора Александра II от бомбы террориста, но к тому времени Третьего отделения рке не будет, а 74-летний князь Шувалов будет пребывать на пенсии.
Покушение поляка Березовского в 1867 году подтвердило, что выстрел Каракозова был не просто актом отчаяния одиночки с пристрастием к кокаину, а символом на¬
269


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
чала новых времен в политической борьбе внутри Российской империи. Это покушение состоялось во время государственного визита императора Александра Николаевича в Париж. 6 июня 1867 года по пути с военного парада французской гвардии на Гран-Каскад польский эмигрант Антонин Березовский дважды выстрелил из толпы по карете русского царя, пуля ранила в голову лошадь. Березовского арестовали, первый допрос его французы даже разрешили провести самому шефу Третьего отделения Шувалову, сопровождавшему императора в этой парижской поездке. Из него Шувалов уяснил, что Березовский не промахнулся, как предполагали поначалу, просто его пистолет разорвало в момент выстрела из-за слишком большого заряда пороха. Если руку Каракозова отклонил крестьянин Комиссаров, то Березовскому помешала собственная торопливость и непрофессионализм. Березовского передали французской Фемиде и поначалу приговорили к каторге. Но после отъезда российской делегации в Санкт-Петер- бург французский суд присяжных помиловал террориста.
Сразу после покушения Каракозова новый шеф Третьего отделения начал с закручивания гаек внутри страны и с новых операций против эмигрантских центров в Европе, в которых продолжали по традиции видеть корень всех бедствий. При этом Третье отделение в эпоху руководства им Шуваловым, несмотря на очевидный всплеск активности и организацию новых процессов по делам политических преступников, в очередной раз наступало на старые грабли. Не придавая решающего значения опасности нелегального терроризма, вновь взялись за легальных пропагандистов и даже умеренных критиков царского режима из рядов интеллигенции. Очень многие деятели этой новой, второй в революционном российском движении волны впервые были арестованы именно в ходе затеянной Шуваловым масштабной чистки неблагонадежных элементов в конце 1866 года.
270


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Многих из них, начинавших тогда с умеренной критики отдельных элементов системы, арест Третьим отделением и незначительное при недостатке улик антиправительственной деятельности наказание только Озлобили и закалили в более радикальном духе. Среди них оказался и вполне мирный отставной артиллерийский офицер и преподаватель военной академии Петр Лавров, высказывавший недопустимые, по меркам жандармов Шувалова, мысли о российской власти в узком кругу единомышленников. После отсидки в Петропавловской крепости, многочасовых допросов в Третьем отделении и высылки под контроль полиции в Вологодскую губернию Лавров встал на путь решительной борьбы с самодержавием. Бежав с чужим паспортом из вологодской глуши за границу, Лавров стал очередной болью тайной полиции и лидером эмиграции, сравнимым по значению с Бакуниным и Герценом. Вскоре к нему в Европе присоединится новый столп российского анархизма Петр Кропоткин — высказывавший вольные мысли молодой дворянин и племянник губернатора Харькова также впервые был арестован в волне репрессий при Шувалове, из тюремного госпиталя он тоже скрылся за границей. Наивный теоретик перемен Петр Ткачев после такого же ареста и высылки сбежал за границу, став там по примеру Лаврова непримиримым российским якобинцем и сторонником «революционного заговора по модели Бланки». При этом момент, когда терроризм первых землевольцев можно было задушить в зародыше, был упущен в погоне за искоренением вольнодумия университетских профессоров, студенческих кружков одиноких мечтателей и далеких от России эмигрантских собраний.
Тогдашний мировой опыт работы тайных полиций уже доказывал бессмысленность такого резкого и репрессивного наступления на относительно мирные и дискуссионные кружки инакомыслящих, только загоняющие их в
271


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
подполье и озлобляющие до настоящего экстремизма. Когда при Наполеоне во Франции оживились идейные наследники ультралевых якобинцев и создали в столице свой легальный якобинский клуб, проводя там время в праздной оппозиционной болтовне, император приказал своей тайной полиции разгромить это сообщество и арестовать его членов. На что его мудрый министр тайной полиции Фуше выдвинул свой разумный довод: в подполье новые якобинцы станут еще более радикальными, невидимыми для сыска, а арестованные обретут у них ореол мучеников. Сумев убедить Наполеона не доводить дело до массовых репрессий, Фуше со ставшими легендарными затем словами: «Борются с мужчинами, а болтунов усмиряют одним словом» лично пошел и повесил на ворота якобинского клуба большой амбарный замок, и тихо брюзжащие оппозиционеры покорно разошлись по домам, не став ни несгибаемыми борцами с тиранией Наполеона, ни мучениками революции.
В России тогда своего мудрого Фуше не нашлось, хорошо изучавшие французский опыт тайной полиции руководители Третьего отделения в России таким примером легендарного наполеоновского обер-полицейского не вдохновились, как не последовали они и афоризму соотечественника Фуше — Оноре Бальзака: «Хватить через край — не значит достигнуть цели». Глава Третьего отделения Шувалов был тогда главным сторонником репрессивных мер и арестов по малейшему подозрению, плодивших все новых борцов с самодержавием. При этом свою пользу от массовых и бессистемных арестов Третьего отделения, пополнявших ряды радикальных борцов с режимом, открыто уже тогда признавал и сам радикальный лагерь российских революционеров. Первый террорист той эпохи Нечаев открыто торжествовал в своих работах, по его мнению, аресты студентов за неосторожные высказывания не давали тем закончить институты и обуржуазиться, а зна-
272


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
чит, были бесценным орудием для рекрутирования новых бойцов в тайные союзы, подобные его «Народной расправе». Он даже по своему иезуитскому плану из эмиграции посылал «секретные послания» почти всем известным ему в России недовольным царским режимом в надежде на перехват своих депеш жандармами с последующими арестами для пополнения рядов активных борцов революции.
Самым показательным в этом плане стал арест в ходе «послекаракозовских» чисток Германа Лопатина, породивший одного из самых непримиримых и знаменитых борцов с царизмом в дальнейшем. Молодой питерский студент, легкомысленный критик порядков в университете и завзятый ловелас, был арестован в числе многих для профилактики и без особых оснований, но с месячной отсидки в Петропавловской крепости начался его большой путь в революцию. Лопатин всю жизнь говорил, что в революцию его отправила именно эта следственная комиссия из жандармских офицеров в лице Муравьева, Черевина, Ланского, Панютина, Никифораки, Лосева и их товарищей, разбиравшая в 1866 году дела десятков арестованных и пытавшаяся найти их связь с Каракозовым или кружком Ишутина. При этом негласно в Третьем отделении с согласия Шувалова после выстрела Каракозова возродили на время пыточные методы следствия, применявшиеся не только к самому Каракозову, но и к другим арестованным, например ишутинца Худякова побоями на допросах сделали в Петропавловке инвалидом. А знакомый Каракозова по фамилии Кобылин после пыточного следствия был осужден к тюремному заключению только за то, что Каракозов жил на его квартире в Санкт-Петербурге без прописки. Здесь же, кстати, впервые в сферу внимания Третьего отделения попало семейство Ульяновых, давшее позднее организатора покушения на императора Александра III — Александра Ульянова, а затем и главу революции 1917 года Владимира Ульянова-Ленина. Знакомый по
18 Третье отделение
273


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
университету с Каракозовым и одно время проживавший с ним в одной съемной питерской квартире Илья Николаевич Ульянов, отец будущих знаменитых революционеров, арестован по каракозовскому делу не был, но и его тогда допрашивали жандармы.
Многие члены этого следствия сделали затем заметную карьеру в Третьем отделении, как Никифораки, или за его пределами, как будущий адъютант и начальник личной охраны Александра III генерал Черевин, но сколько они в запале породили еще и революционных карьер. Отпустив затем большую часть арестованных в рамках большой облавы «соучастников Каракозова», отсидевших в Петропавловке под следствием «на всякий случай», сотрудники Третьего отделения действительно в кадровом вопросе помогли революционным радикалам типа Нечаева. Под суд из более сотни арестованных по этому делу вместе с Каракозовым и Ишутиным пошли единицы. Сразу вспоминается уже пример не из французской, а из германской истории. В XVIII веке прусский король Фридрих Великий посетил городскую тюрьму Берлина, и все заключенные в беседе с ним убеждали монарха, что арестованы по ошибке и без вины. А когда лишь один из заключенных заявил королю, что он действительно профессиональный вор и сидит за вооруженное ограбление, Фридрих рассмеялся и сказал: «Охрана, выгоните отсюда вон этого бандита, он же портит общество порядочных людей!» У нас в истории следствия 1866 года на одного осужденного кара- козовца пришлось несколько десятков арестованных для профилактики и вскоре отпущенных, часть из которых такого вторжения тайного сыска Романовых в их жизнь не простила.
Того же Лопатина за недостатком улик в 1866 году выпустили из крепости, но вскоре арестовали за какое-то письмо с резкими формулировками товарищу вторично и выслали из столицы в Ставрополь. Не успел Лопатин при¬
274


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
быть в Ставрополь, как по приказу из столицы его арестовали местные жандармы уже по делу нечаевцев. Лопатин не выдержал и бежал из ставропольской тюрьмы, перейдя в нелегалы. И начался путь закаленного бойца с пятью арестами и пятью побегами, с эмиграцией и попытками отбить с каторги Чернышевского, с работой в русской секции Интернационала и личной дружбой с Карлом Марксом, с возвращением к социал-революцио- нерам и руководством террором «Народной воли», закончившимся одиночной камерой в Шлиссельбурге. А если бы не профилактический арест в 1886 году и пустое запугивание на допросах? Быть может, Лопатин посвятил бы жизнь своей любимой географии и столь же любимым дамам, хотя и известно, что в истории сослагательного наклонения не бывает.
При этом сам Петр Шувалов своей активностью и постоянно предлагаемым с его стороны новшествам в работе тайного сыска империи некоторым исследователям кажется фигурой, которая смогла бы в конце 70-х годов перестроить Третье отделение на борьбу с террористами и успешно противостоять «Народной воле». Но ему не суждено было доработать до времен начала массового терроризма на своей должности, причем отставка Шувалова была обусловлена совсем не его просчетами в руководстве Третьим отделением или неудачами на этом поприще. В ход событий вмешались личные отношения императора Александра II и главы его тайной службы, ставшие постепенно в 1873 году совсем прохладными после споров о необходимости создания в Российской империи Земского собора, а затем в дело вмешался еще и романтически-лю- бовный мотив. Все последнее десятилетие царствования Александра Николаевича во дворце прошло под знаменем его почти открытой любовной связи при живой императрице Марии с юной княжной Екатериной Долгорукой. И в высших кругах империи, и в заграничных дворцах, и
275


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
среди простого народа слухи о романе и почти открытом сожительстве российского императора с молодой любовницей наносили удар по репутации монарха и государственной власти в целом. Шувалов был в высших кругах российской власти одним из главных оппонентов такому поведению влюбленного монарха. Никак не мог шефа жандармов радовать и тот факт, что царский адъютант Рылеев, вместо организации охраны императора, фактически шефствует во дворце над организацией свиданий влюбленной пары и воспитанием их внебрачных детей.
Настроенный другими царедворцами и, как считал сам Шувалов, защищенный своим титулом главы могущественной тайной полиции империи, он в 1874 году на личной аудиенции высказал императору Александру свое недоумение случившимся дворцовым романом. Это окончательно настроило императора против Петра Андреевича, он в жесткой форме отказался обсуждать со своим главным жандармом детали собственной личной жизни. Покинув дворец непонятым, Шувалов в стенах своего ведомства в доме на Фонтанке в сердцах бросил при подчиненных слова о моральном падении императора и угрожающе добавил: «Но я найду способ убрать эту девчонку из дворца, я ее в порошок сотру!» Разумеется, Шувалов не имел в виду физическую ликвидацию княжны Долгорукой или организацию для нее «несчастного случая» с летальным исходом, как могут подумать привыкшие к шпионским реалиям XX века читатели, но какую-то провокацию против царской любовницы с ее последующим отлучением из Зимнего дворца он задумать вполне мог. Кто-то из подчиненных в синих мундирах донес на собственного начальника, и его неосторожная фраза стала достоянием императора. Участь генерала Шувалова была решена, день спустя Александр вызвал его к себе и освободил от занимаемой должности, отправив в почетную ссылку послом России в Лондон, подальше от царских глаз.
276


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Но даже после этого император Александр не забыл своей обиды на бывшего ближайшего сподвижника и практически личного друга, если таковые бывают у царей. В 1879 году после переговоров с Англией по итогам очередной Русско-турецкой войны Петра Шувалова обвинят в провале этой миссии и излишних уступках англичанам в укор российским интересам. Получивший в прессе клеймо предателя российских интересов пожилой экс-посол и экс-глава Третьего отделения будет отозван в Россию, лишен всех постов и отправлен на пенсию, умрет он в 1889 году, пережив отстранившего его и не послушавшего мудрых советов императора Александра II. Так что в карьере деятельного в профессиональном плане руководителя спецслужбы точку может поставить не только чисто служебное несоответствие, но и такие непредсказуемые факторы, как поздняя любовь сентиментально-романтического монарха.
После Шувалова на посту главы Третьего отделения началась чехарда с быстро сменявшими друг друга начальниками — верный признак кризиса в спецслужбе. Бывший начальник канцелярии Третьего отделения генерал Потапов, известный в качестве инициатора процессов против Чернышевского и Серно-Соловьевича, заболевший к концу своей жандармской карьеры серьезным психическим расстройством, не смог реально поставить заслон набиравшему силу народническому террору. Два года спустя Потапов был отправлен в отставку для лечения подорванного службой здоровья и психики, странности в его поведении уже были заметны, хотя формально отставку Потапова повлекло массовое «хождение в народ» землевольцев, которое тайная полиция предотвратить не смогла.
Хотя занимавший два года должность начальника Третьего отделения Александр Львович Потапов и предпринимал многочисленные меры против этого массового похода народников по российским провинциям. В фев¬
277


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
рале 1875 года он разослал губернским жандармам секретный циркуляр за номером 17 об усилении надзора за появлением таких ходоков в местах их службы. Потапов даже разумно требовал вести всеми силами контрпропаганду, уделять внимание образованию населения попутно с воспитанием в нем верноподданнических чувств через организацию читальных изб, школ и чтение публичных лекций. Но ни массовые аресты «ходивших в народ», ни организация против них гигантского процесса в Санкт- Петербурге, ни ликвидация Третьим отделением тайной «социал-революционной организации» в Москве в 1875 году не спасли Александра Потапова от отставки в декабре 1876 года. Похоже, дело действительно было в медицинском диагнозе, Потапов временами начинал заговариваться и терять память, у него было что-то вроде болезни Альцгеймера, хотя умер бывший шеф Третьего отделения в отставке только в 1886 году.
В 1876 году обязанность приструнить разгулявшуюся землевольческую братию Александр II возложил на нового шефа Третьего отделения Николая Владимировича Мезенцева, который до того руководил в этой службе канцелярией и штабом корпуса жандармов, он считался главным действующим лицом разгрома опасной группы Нечаева «Народная расправа» и вывоза в Россию из-за рубежа самого Нечаева. Мезенцева современники описывали как очень деятельного и талантливого в своем роде организатора тайного сыска, напоминавшего своей личностью Бенкендорфа, Дубельта или Шувалова. Родной правнук прославленного полководца Суворова, бывший боевой офицер на фронтах Крымской войны, а затем кадровый жандарм, Мезенцев считался бескомпромиссным борцом с терроризмом и фигурой, способной предотвратить угрозу революционного террора в империи. Сразу после своего назначения руководителем Третьего отделения Мезенцев признал, что детище графа Бенкендорфа пришло в замет¬
278


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ный упадок и не совсем отвечает современным требованиям политического момента в России.
За полтора года во главе российского тайного сыска Мезенцев действительно успел провести первичную перестройку работы своей службы на борьбу с террором и к лету 1878 года добился некоторых локальных успехов. Помимо чисто оперативных мероприятий, это касалось и возвращения Мезенцева к активным мерам по «тюрьмо- строительству», которым лично занимались когда-то Бенкендорф или Дубельт, но которого сторонились последующие шефы Третьего отделения. Мезенцев сразу доложил императору, что имеющихся в наличии у его жандармов всего двух специальных мест заключения для политических преступников (Петропавловская крепость в Санкт- Петербурге и каторжная тюрьма на далекой сибирской Каре) явно недостаточно в новых условиях. Мезенцеву и его тюремной реформе Россия обязана появлением специальных «центральных тюрем» с особым режимом в провинции для содержания политических заключенных. При Мезенцеве эти тюрьмы будут созданы, и по ним российские революционеры еще долго будут изучать географию империи: питерские «Кресты», киевская «Лукьянов- ка», бакинская «Баиловка», тифлисская «Ортачала», харьковская «Холодная гора», виленская «Тракайка», орловская «Централка» и т. д. Централы надолго переживут и Третье отделение, и Российскую империю, и даже СССР, и сегодня еще о детище Мезенцева поют блатные шансонье в России. Здесь Третье отделение тоже шло в ногу со временем, в эти годы многие иностранные тайные полиции отстроили себе такие специальные централы для содержания под собственным контролем своих политических заключенных. Как раз в годы тюремных строек Мезенцева в Германии достраивали знаменитую берлинскую политическую тюрьму Моабит, заложенную по инициативе знаменитого полицейского комиссара Иоганна
279


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Вихерна, за образец в архитектуре которой немцы взяли устройство известной Пенсильванской каторжной тюрьмы в США.
А еще правнук полководца Суворова стал прародителем второго культового феномена российской тюрьмы, специального вагона для перевозки заключенных по железной дороге, который позднее назовут столыпинским вагоном, каковым мы знаем его и сегодня. В самом штабе Третьего отделения на набережной Фонтанки при Мезенцеве устроена внутренняя небольшая тюрьма, дабы не возить заключенных на допросы из Петропавловской крепости. А недалеко, на Шпалерной улице, создан дом предварительного заключения по политическим делам — первый российский настоящий СИЗО (следственный изолятор) , предназначенный только для заключения на предварительном следствии — ведь в Петропавловке содержали и уже осужденных на тюремный режим заключения. Недаром прапрадед Мезенцева (отец знаменитого полководца Василий Суворов) был не последним человеком в Тайной канцелярии Ушакова, расследовавшим в 1739 году в Сибири «заговор Долгоруких».
Время всех этих новшеств при Мезенцеве было уже упущено, джинн террора выскочил из бутылки. С 1878 года в стране началась невиданная ранее кампания подпольного террора, одной из первых жертв которой пал сам глава Третьего отделения. В историю тайных служб Николай Мезенцев вошел в качестве первого главы тайного сыска Российской империи, павшего жертвой террористического акта. Да и в мировой истории профессиональных спецслужб Мезенцев также является первым таковым начальником тайной службы, убитым в результате покушения политических террористов. До него начальников спецслужб, вышедших из доверия, казнила только сама охраняемая ими ранее власть, как это произошло с главой тайной полиции Флоренции Симонетти или с его кол¬
280


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
легой в Цинском Китае Хо Шене (китаец перед казнью успел покончить с собой сам). Насильственной же смертью из руководителей спецслужб до Мезенцева умер только первый глава тайной полиции Пруссии Хинкельде, но его убил не левый террорист, а соперник на дуэли из-за дамы.
Так что Мезенцев и в мировом масштабе стал первым, открыв пополняемый и сегодня список убитых террористами чинов такого ранга в госбезопасности. В обществе, где террористы убивают главу спецслужбы, призванной с ними бороться, размах террористической активности, как правило, после такого успеха подпольщиков достигает устрашающих размахов. В XX веке это мы видели и в последние годы существования Российской империи, и в Югославии при режиме Милошевича в 90-х годах, и в Алжире тогда же, и в Египте при Мубареке, и в Ливане 80-х годов, и в постсоветском Азербайджане. В российской истории первый такой вал организованного террора, датированный 1878—1881 годами, поставил точку в истории Третьего отделения.
«НАРОДНАЯ ВОЛЯ»
И КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Официальный манифест подпольщиков о создании в 1879 году партии «Народная воля», на самом деле являвшейся профессиональной террористической организацией, почти совпал с упразднением первой службы российского профессионального и централизованного политического сыска. На самом деле террор начался еще до официального создания «Народной воли» со стороны самых радикальных членов разросшейся в подполье «Земли и воли», и именно тогда Третьим отделением был упущен момент для обуздания этой стихии. Уже в 1878 году в недрах
281


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
«Земли и воли» сплотилась фракция сторонников террора, именовавшая себя «Свобода или смерть», ее члены и составят затем исполком «Народной воли». А само слово «исполком» для своей партии социал-революционеров придумает киевский землеволец и террорист Валериан Осинский. Он же разработает печать будущей народовольческой партии, и именно его нужно бы считать первым основателем «Народной воли», хотя он и был казнен в Киеве буквально накануне официального создания этой партии на Липецком съезде террористов 1879 года.
Первым актом этой террористической кампании считается выстрел молодой активистки землевольцев Веры Засулич в петербургского губернатора Трепова, обвиненного революционерами в жестокостях по отношению к их арестованным соратникам в подведомственных столичному градоначальнику тюрьмах. Выстрел Засулич оказался неудачным по исполнению, но катастрофическим для российской власти по произведенному в обществе эффекту и последствиям. Как известно, несмотря на указание Александра II судить Засулич как обычную воровку с Апрак- синого рынка, суд присяжных террористку оправдал, несмотря на все возражения со стороны Третьего отделения. Значительную роль в этом оправдании Засулич присяжными сыграла и блестящая речь защищавшего ее адвоката Александрова, затронувшего в своем выступлении и процессуальные нарушения жандармского сыска в деле Засулич, что тоже эмоционально повлияло на жюри присяжных.
Прежде чем сотрудники Мезенцева успели вторично арестовать выпущенную на свободу Засулич, та скрылась, а затем нелегально выехала за границу, став неуязвимой для тайного сыска и суда Российской империи. Узнав об оправдательном приговоре присяжных, жандармы попытались вторично арестовать Засулич прямо при выходе из здания суда (сейчас это тоже распространенная тактика
282


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
среди спецслужб различных государств, когда оправданного по одному делу подсудимого прямо в зале суда берут под стражу по припасенному в запасе другому обвинению и возбуждают новое следствие). Но Засулич буквально отбила собравшаяся у здания суда толпа ее сторонников из либерально настроенных петербуржцев и обычных зевак, проникнувшихся эмоциями этого процесса. Вышла настоящая драка толпы с жандармами, сопровождавшаяся даже револьверной стрельбой и напоминающая маленькие уличные беспорядки, в это время Засулич успела сесть в экипаж и скрыться, выехав вскоре за пределы России. После того как толпу у суда рассеяли, на тротуаре остался лежать убитый в этой сваре человек — некто Сидо- рацкий. Официальное следствие тогда заявило, что Сидо- рацкий либо умышленно покончил с собой в ходе этой свалки, либо был убит по неосторожности выстрелом из собственного револьвера, хотя по городу поползли слухи, что защищавший Засулич от повторного ареста молодой человек погиб от пули из жандармского револьвера.
История с гибелью в день оправдания Засулич Сидорац- кого так и осталась толком не расследована. Но Третье отделение получило в тот день не только моральную оплеуху от оправдавшего первую политическую террористку России суда присяжных и не только тумаки защитников Засулич ее жандармам, но и новые обвинения со стороны либеральной общественности в убийстве человека в ходе пресечения беспорядков. Тайный сыск России в лице Третьего отделения в 1878 году впервые получил открытую пощечину от российской судебной системы и перенятого на Западе института присяжных заседателей. Итогом дела Засулич для Третьего отделения стало лишь то, что после этого прецедента оно пролоббировало решение о том, чтобы больше никогда в Российской империи дело политического преступника не передавалось на решение суду присяжных. Саму же Веру Засулич достать жандармскому сыску так
283


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
больше и не удалось, она на долгие годы стала символом активной революции и живым примером для начинающих террористов.
Многие историки в этой либеральности суда и оправдании террористического акта Веры Засулич видят индульгенцию террору, толкнувшую многих единомышленников молодой землеволки на схожие действия. Безнаказанность Засулич действительно послужила сигналом для радикального крыла «Земли и воли» перейти к открытым террористическим действиям, путь к которым им уже подсказали ранее Каракозов, Нечаев и польские товарищи по борьбе с царизмом.
В 1878 —1879 годах по стране прокатилась целая волна дерзких терактов, осуществленных разрозненными региональными группами «Земли и воли» или родственными ей объединениями, а также одиночками со схожими политическими взглядами. Очень важный факт — в эти годы впервые революционерами совершены несколько убийств раскрытых ими тайных информаторов Третьего отделения. Именно так во многих странах мира становились первые настоящие организации политического или национального террора. Переход от иных методов борьбы к тайному террору очень часто начинается с первых акций по вынужденной ликвидации выявленных в своих рядах агентов полиции или тайного сыска, а затем уже снимается главная преграда перед страхом крови. Практически в годы существования в России «Народной воли» точно так же от других форм сопротивления с умышленных убийств выявленных среди своих сексотов начинали превращения в террористические организации ирландцы из группы «Молли Магвайр» в США (бывшие профсоюзные борцы за права ирландцев-шахтеров) или ирландцы из группировки Неда Келли в Австралии.
Вообще же организации профессионального террора в мире известны еще с раннего Средневековья, но самые ста¬
284


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
рые из них в большинстве своем все же носили религиозный характер, а не чисто политический: иезуитское Общество Иисуса, французская Католическая лига, арабские аса- сины (хашишины) Хасана Ибн-Сабаха, индийские Таги поклонников кровавого культа богини Кали и так далее. Из политических террористических организаций самой древней многие считают мистически-загадочную «Фему» (или «Фаму»), действовавшую с XIII века в Германии более сотни лет. Ее члены считали себя тоже защитниками католической веры, но еще и в народническом стиле периодически по решениям своего тайного суда убивали отдельных баронов, магнатов и прочих «угнетателей простого народа», даже вынесли однажды приговор германскому императору. «Фема» может считаться предтечей многих мировых организаций политического, и особенно левого, террора в мире, включая нашу «Народную волю». И «Фема» тоже в первые годы своей деятельности занималась выявлением и тайной ликвидацией доносчиков, для чего изначально и была создана, так что такое начало характерно для многих террористических групп левацкого толка.
И в Российской империи начать с ликвидации сексотов в своих рядах землевольцам было психологически легче, чем сразу стрелять в губернаторов и жандармов, с таких акций начинали путь многие известные террористические организации в мире. Так был зарезан провокатор внутри «Земли и воли» Рейнштейн, выдавший Третьему отделению первую в России революционную организацию фабричного пролетариата — Северный союз рабочих в Санкт-Петербурге. Еще один информатор Третьего отделения в первых рабочих кружках Санкт-Петербурга Шарашкин выявлен революционными рабочими и убит, его труп утопили в Неве. Инициатор этой расправы рабочий Пресняков затем ушел к террористам «Народной воли», став у них штатным ликвидатором информаторов, при аресте на улице в 1880 году он оказал вооруженное сопротивление, убив
285


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
полицейского, за что по приговору суда вскоре повешен. В Ростове-на-Дону террористами застрелен тайный агент Третьего отделения в их рядах Никонов. Лидер одесского отделения «Земли и воли» Малинка и его соратники вынесли приговор выявленному в их рядах информатору тайного сыска Гориновичу, ранее выдавшему вместе с профессиональным провокатором Третьего отделения Низовкиным многих участников мирного «хождения в народ», осужденных по «процессу 193 человек». Гориновича заманили за город, где придушили и выстрелили ему в голову, а затем плеснули в лицо серной кислоты для затруднения опознания. И при всем этом Горинович выжил, сумел вырваться из рук убийц и убежал, хотя и ослеп, жестокость террористов в этой истории всколыхнула тогда всю империю.
Из всей этой эпопеи охоты революционеров на информаторов Третьего отделения в 70-х годах особо стоит выделить случай с провокатором Рейнштейном в Северном союзе рабочих. Дело в том, что бывший питерский столяр Николай Рейнштейн стал первым и практически единственным в истории Третьего отделения в чистом виде профессиональным провокатором, а не просто информатором или тайным агентом внутри нелегальной группы. Он не просто информировал жандармов о деятельности этой первой в российском революционном движении полностью рабочей тайной группы, активно искавшей в Европе связи с Интернационалом рабочих Маркса. Хотя по информации Рейнштейна и вовлеченной им в работу на тайный сыск его жены Татьяны Рейнштейн и были затем арестованы лидеры этого союза во главе с его председателем Виктором Обнорским, которого супруги Рейнштейн после нелегального возвращения из Женевы сами привели в засаду жандармов на питерской явке партии.
Главной задачей Рейнштейна, которую перед ним ставил завербовавший его сотрудник Третьего отделения Кириллов, было подвигнуть лидеров мирного пропагандист¬
286


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ского рабочего союза к попыткам терактов, дабы обезвредить их и судить затем уже как террористов. Именно этим агент-провокатор и отличается от обычного агента- информатора, даже среди приемов тайного сыска умышленное сталкивание через провокатора мирных оппозиционных групп к террору выглядит явно грязным и запрещенным приемом. Рейнштейн же на сходках Северною союза рабочих откровенно нападал на других его лидеров Обнорского и Халтурина за их пассивность и предлагал вооружаться и начинать стрелять. Будучи посланным Обнорским в Москву для организации среди московских рабочих филиала союза, Рейнштейн и местных ткачей с «Трехгорной мануфактуры» открыто тянул в террор, сам размахивал выданным ему жандармами револьвером и перед рабочими произносил зажигательные речи о благе террора, прелагая немедленно организовать покушение на главу московских жандармов генерала Слезкина.
Рабочих в немедленный террор втянуть не удалось, но Рейнштейн в истории политического сыска в России стал первым чистым провокатором, пытавшимся искусственно слепить для следствия террористическую группу. После того как по его с женой наводке Северный союз был разгромлен, а его организатор Обнорский осужден к каторге, Рейнштейн под видом перешедшего на нелегальное положение лидера союза вслед за другими скрывшимися рабочими лидерами Халтуриным и Пресняковым (оба казнены позднее за террор в рядах «Народной воли») прибился к землевольцам, начав выдавать и их. По его информации Третье отделение сумело схватить редактора подпольной газеты «Земля и воля» Клеменца и ряд других революционеров. Рейнштейна разоблачил перед революционерами внедренный «Народной волей» в Третье отделение агент Клеточников, в 1879 году при встрече с террористами Рейнштейн был зарезан народовольцем Поповым в номере московской гостиницы. Его жену Та¬
287


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тьяну также пытались убить бывшие члены Северного союза рабочих в отместку за арест Обнорского. Третьему отделению пришлось вывезти ее из Петербурга и выдать документы на другое имя. Так начинался русский аналог программы защиты свидетелей.
Так разгром первой в России рабочей организации, тревожившей Третье отделение своими контактами со ставшими заметной силой в Европе марксистами, сопровождался и первой драматичной историей российского провокаторства. Кстати, так же и при помощи подобных методов Третье отделение во время руководства им Мезенцева и главы канцелярии этого ведомства Шульца, считавших себя специалистами именно в «рабочем вопросе», разгромило в Одессе и Южный союз рабочих, а в Москве первую рабочую группу Петра Алексеева. Алексеев, связанный с московскими землевольцами, осужден на каторгу в Сибири, а при попытке бежать с нее убит якутами из команды «охотников за беглецами». Разгромы мирных рабочих союзов на пропагандистской основе к 1878 году дали козыри сторонникам ответного террора.
Постепенно эти первые разрозненные террористические группы скорректировали цели, начав готовить теракты против представителей государственной администрации и Третьего отделения. Выбор самих жандармов в качестве мишеней террора определялся обычно тем, что на этом этапе террористической кампании (до официального создания в начале 1879 года «Народной воли» ) террористы в качестве главной задачи террора видели пока только месть за страдания товарищей со стороны деятелей репрессивного аппарата царизма. Основная масса таких терактов пришлась на украинские провинции, где «Земля и воля» пустила особенно сильные корни и где отличалась особым радикализмом.
Первым жандармом из числа кадровых сотрудников Третьего отделения, ставшим жертвой этой кампании на¬
288


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
роднического террора, за исключением убитых польскими сепаратистами, стал глава киевской жандармерии барон Гейкинг. Убийца, заколовший главного киевского жандарма кинжалом прямо на улице в духе итальянских карбонариев, скрылся с места преступления и пойман не был. Гейкинг был приговорен землевольцами к смерти за применение силовых методов допросов к их товарищам, арестованным в Киеве по делу о покушении на киевского про- курора Котляревского. Это группа так называемых «южных бунтарей» из киевского отделения «Земли и воли» во главе с Валерианом Осинским осуществила дерзкое покушение на прокурора Котляревского, а чуть позднее террорист этой же киевской группы Гольденберг в Харькове расстрелял в собственной карете местного губернатора Кропоткина, родного дядю лидера российских анархистов. Всего за эти два года только на Украине радикалами из числа землевольцев совершено более 20 громких терактов.
Приход к руководству Третьим отделением Мезенцева и активизация работы при нем жандармского аппарата позволила выявить в украинских провинциях и в течение года ликвидировать несколько самых опасных группировок. В 1878 году в Одессе по наводке внедренного к землевольцам информатора Курицына жандармам удалось взять такую боевую группу Лизогуба (повешен позднее вместе с тремя своими соратниками). Группа Малинки, совершившая несколько убийств в Одессе, разгромлена, ее лидер повешен. Удачные для жандармов акции прошли не только на Украине, в Саратове вычислена явка-типография «Земли и воли», замаскированная под сапожную мастерскую, ее сотрудники арестованы в ходе внезапного налета жандармов.
Группа Осинского в Киеве выявлена практически полностью, жандармы выследили сбор террористов на явочной квартире и ворвались туда. Сам Осинский оказал вооруженное сопротивление, но был скручен бросившимся
19 Третье отделение
289


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
прямо на ствол его револьвера жандармским ротмистром Судейкиным и обезоружен. Сторонники Осинского также открыли огонь по жандармам, в перестрелке оказались ранены по нескольку человек с каждой стороны, а самые опасные террористы братья Ивичевичи были убиты. Осинского и двух его сторонников, лично участвовавших в терактах, по приговору суда повесят затем в Киеве, а вот так лихо скрутивший его жандарм Судейкин пойдет на повышение в главный штаб жандармов в Санкт-Петербурге. Спустя несколько лет его карьера пойдет резко в гору: став одним из руководителей российского тайного сыска, Судейкин будет признан главным могилыциком разгромленной в 1883 году «Народной воли», но это будет уже после кончины Третьего отделения.
Такая же перестрелка, с неслыханным ранее в России вооруженным сопротивлением сотрудникам тайного сыска, в 1878 году произошла в Одессе при попытке арестовать на конспиративной квартире членов радикального кружка местных землевольцев во главе с Иваном Ковальским, связанного с эмигрантским центром «российских якобинцев» Ткачева во Франции. Жандармам во главе с руководителем жандармерии по Одесской губернии полковником Кнопом пришлось практически брать квартиру, где засели вооруженные боевики Ковальского, штурмом. После боя, в ходе которого на помощь местным жандармам Третьего отделения были подтянуты обычные полицейские и солдаты одесского гарнизона, оказались ранены пять жандармов. Арестованные в итоге землевольцы осуждены военно-окружным судом к различным срокам каторги, а их лидер Ковальский по этому же приговору расстрелян. Но уже спустя несколько дней после ликвидации группы Ковальского главный жандарм в украинских землях, глава киевского филиала Третьего отделения Новицкий извещал своего шефа в столице Мезенцева о том, что, по сведениям агентуры, в ответ на разгром
290


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
украинских ячеек землевольцами готовится покушение на самого первого жандарма империи.
К этому предупреждению в Третьем отделении серьезно не отнеслись, просто в российской истории егце не было прецедента покушения на столь значимое лицо в государстве. Тогда, в августе 1878 года, Мезенцев был на пике своей жандармской карьеры: к титулу победителя террориста Нечаева он добавил успехи в борьбе с террором в малороссийских губерниях страны и был окрылен похвалой императора. В кругу своих подчиненных он прокомментировал предупреждение агентуры с Украины как фантазии революционных мечтателей и бабьи сплетни. Спустя день, 4 августа 1878 года, Мезенцев во время прогулки посреди Манежной площади Санкт-Петербурга будет убит ударом кинжала в спину землевольцем Сергеем Кравчинским. Третье отделение первым убийством своего шефа было на некоторое время просто парализовано. Кравчинский вместе с поджидавшим его в пролетке сообщником Баранниковым с места покушения скрылся, отстреливаясь от охранника Мезенцева, а затем с чужими документами бежал за границу. Даже когда ею личность удалось установить, все попытки Третьего отделения добиться от властей Великобритании его выдачи или разрабатываемые в Петербурге планы силового захвата с вывозом в Россию остались неосуществленными.
Кравчинский в эмиграции активно сотрудничал затем с заграничным центром «Народной воли» и с организацией Лаврова, воевал в рядах сербской армии против турок и в рядах итальянских партизан-анархистов против австрийцев, писал книги под псевдонимом Степняк-Крав- чинский. В 1895 году он погибнет в Лондоне по неосторожности под колесами поезда (привыкший к таким историям читатель начала XXI века наверняка подумает: «Спецслужбы все же нашли и тайно ликвидировали», но это было еще в другую эпоху, да и российским спецслуж¬
291


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
бам к тому времени было уже не до писателя-террорис- та Кравчинского). Напарник Кравчинского по убийству шефа жандармов Баранников остался в России и стал одним из лидеров «Народной воли», его арестуют только в 1881 году, когда за ним будет уже целый ряд терактов и соучастие в убийстве императора Александра II; приговоренный к пожизненному заключению, он умрет в Петропавловской крепости.
В своей прокламации «Смерть за смерть» Кравчинский от лица «Земли и воли» объяснял убийство Мезенцева именно репрессиями Третьего отделения против самых активных землевольческих ячеек на юге страны, обещал «повергнуть в ужас Киев и Харьков» и даже «посвятил» свой теракт памяти казненного в Одессе революционера Ковальского. Именно после гибели от рук террористов главы своей спецслужбы Мезенцева 4 августа 1878 года император Александр впервые задумался о том, нужна ли ему спецслужба в виде Третьего отделения в ее нынешнем виде и какие задачи она сможет выполнять, не сумев уберечь от смерти даже собственного шефа. Раздумья эти продлились затем еще два года, но удар по престижу Третьего отделения убийством Мезенцева был нанесен очень чувствительный.
Растерянность самого Третьего отделения после убийства Мезенцева видна даже в оставшихся архивных материалах этой службы. В части таких служебных записок из архивов Третьего отделения временами проскальзывают даже приметы полной обреченности на время жандармского воинства, не сумевшего уберечь от террористов собственного главнокомандующего Мезенцева.
В момент смерти Мезенцева император Александр еще не успел вернуться в столицу из поездки по югу России, а назначенный им новый шеф Третьего отделения Дрен- тельн еще не прибыл с Украины к новому месту службы. Поэтому поставленный временно за него во главе спец¬
292


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
службы жандармский генерал Сильверстов, занимавший затем должность заместителя Дрентельна до ликвидации Третьего отделения, лихорадочно пытался одновременно унять сумятицу в жандармских рядах и организовать поиск убийц Мезенцева. Глава же канцелярии и начальник штаба корпуса жандармов Шульц, фактический заместитель Мезенцева на момент его гибели, практически самоустранился от работы.
Историк А.Н. Борисов в своей книге о российской политической полиции приводит настоящий крик отчаяния генерала Сильверстова в письме в российское посольство в Лондоне о мерах к задержанию бежавшего террориста Кравчинского: «Печальное событие 4 августа поставило меня в роли шефа жандармов... Его величеству угодно, чтобы я действовал как хозяин всего дела и приступил к некоторым преобразованиям. При существующей обстановке действовать успешно — дело невозможное... Все то, что было заведено Шуваловым, запущено, а пресловутый Шульц — может быть, в свое время имевший способности — теперь никуда не годится — он только сплетничает, жалуется. Агентов у нас нет вовсе ни единого добропорядочного, и я обращаюсь к Вам за помощью отыскать таких, кои хоть по-польски говорят... Извините за лаконизм, со дня убийства Мезенцева я работаю по 18 часов в сутки и боюсь свалиться с ног... Ответ пришлите через Министерство внутренних дел — иначе даже ко мне адресованные письма по почте приятель Шульца Шор все вскрывает»1.
Ясно, что такая спецслужба, какая предстает в описании честного и деятельного жандарма Сильверстова, соратника Шувалова, не могла больше реально выполнять свои обязанности и защищать государство. Если о помощи в поимке террориста просят дипломатов, если их же
1 Борисов А.Н. Особый отдел империи. М., 2001. С. 101 —102.
293


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
заклинают найти агентов, хотя бы по-польски говорящих. А сам глава спецслужбы не доверяет своей же канцелярии, работающей против него под началом сплетничающего Шульца, прося письма направлять в обход через МВД — тут картина последних двух лет жизни Третьего отделения выглядит явно безрадостно.
Оставивший это слезное послание в истории российских спецслужб генерал Николай Сильверстов, бывший гвардейский офицер и сотрудник по особым поручениям Третьего отделения еще в пору руководства последним князем Долгоруким, после кончины Третьего отделения займет большую должность в пришедшем ему на смену Департаменте тайной полиции. В 1884 году при неясных до сих пор обстоятельствах он будет убит в Париже собственным тайным агентом, но эта история произойдет уже за рамками жизни Третьего отделения. Сильверстов, чью фамилию в некоторых документах тех лет писали еще как Селиверстов, действительно летом 1878 года сбивался с ног, пытаясь встряхнуть пораженное дерзким убийством в Санкт-Петербурге своего командира жандармское войско. Пытался дотянуться в Европе до установленного убийцы Кравчинского, но с инерцией приходившего в запустение здания спецслужбы он справиться так и не смог. Сдав вскоре дела назначенному новым шефом Третьего отделения генералу Дрентельну, Сильверстов удовлетворился при нем должностью одного из замов и главного советника в новом для того деле политического сыска.
В 1878 году последним в истории Третьего отделения главой этого ведомства назначен после гибели Мезенцева генерал Александр Романович Дрентельн, бывший киевский губернатор и командующий киевским военным округом. Расчет власти на то, что Дрентельн привнесет в жандармскую спецслужбу армейский дух и решительность, за счет чего переломит ситуацию в борьбе с террористами, не оправдался. При Дрентельне Третье отделение погрузилось
294


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
в окончательный хаос и упадок, не успевая адекватно реагировать на все более дерзкие вылазки террористов и ограничиваясь бессистемными ответными ударами по сочувствующим террористам вольнодумцам.
Сам же генерал Дрентельн по личным качествам вряд ли мог стать на посту главы Третьего отделения полноценной заменой прежним энтузиастам тайного сыска, подобным Бенкендорфу, Дубельту, Шувалову или Мезенцеву. Еще в начале 1878 года, будучи боевым генералом армии на турецком фронте в ходе кампании за освобождение Болгарии, Дрентельн дал отлуп жандармам, прибывшим в его части для поиска нелегальной литературы и установления связей некоторых молодых офицеров с вольнодумцами: «Мы здесь воюем, нам такими пустяками заниматься некогда!» И именно этого человека бросили на самый горячий фронт борьбы с откровенным террором (уже явно опаснее турецкого фронта), поставив во главе спецслужбы в годы ее кризиса и угасания. Хотя многие считают, что бывшие высокопоставленные армейские генералы вообще не могут адекватно перестроиться для руководства службами политического сыска, поскольку эта работа требует совсем иных навыков и жизненного опыта. Как писал японский классик литературы Акутагава Рю- носкэ: «Военные как дети, когда по зову трубы бегут в атаку неведомо за что» — руководство сложной системой спецслужбы все же требует иных жизненных установок.
Тем не менее Александр Романович Дрентельн как человек военный получил приказ царя и заступил на пост руководителя Третьего отделения. Дрентельн вскоре уволил почти самоустранившегося от дел главу канцелярии Третьего отделения Шульца, на которого так гневался генерал Сильверстов, заменив его на этом посту статским советником Шмидтом. Так Третье отделение, начав в 1826 году свою жизнь под началом шефа Бенкендорфа и главы канцелярии фон Фока, в 1880 году завершало ее при другом
295


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
тандеме немецких дворян на русской службе — Дрен- тельне и Шмидте. Немецкое влияние прошло через всю его историю, если вспомнить еще Дубельта, Шписа, Шульца, Романна, Швейцера, Ремера, Гедерштерна, Кранца и других немцев в голубых мундирах российских жандармов.
Возвращаясь к тактике действий тайного сыска Российской империи в 70-х годах, заметим, что продолжение старых традиций Третьего отделения по расправам с подставляющимися под удар легальными пропагандистами сыграло в финальной фазе деятельности Третьего отделения злую шутку с этой конторой. Не замечая непрерывно с акции Каракозова раздающихся в разных уголках империи пока еще разрозненных револьверных выстрелов и взрывов динамита, без устали «выявляли» и карали заговоры сторонников мирного хождения в народ. Уже в конце 70-х годов, когда нарыв недовольства прорывался первыми кровавыми терактами, значительные силы Третьего отделения затрачивались на выявление ходящих в народ пропагандистов мирного крыла «Земли и воли» и организацию против них в 1878—1879 годах знаменитого «процесса 193 человек», или, по квалификации самого Третьего отделения, «Большого процесса». Всего за мирное хождение в народ арестовано и прошло через допросы Третьего отделения свыше 4000 человек, но в итоге затраченные силы и время дали на «Большом процессе» весьма скромный результат — очень многих народников пришлось отпускать за отсутствием в их действиях состава преступления либо за недостатком улик их вины. Всего 28 человек осуждено по «Большому процессу» к каторжным работам, зато целых 90 обвиняемых оправданы, некоторые из них после такой прививки нигилизма и получения первого опыта противостояния власти примкнули затем к террору народовольцев. При этом шеф Третьего отделения Мезенцев лично просил царя и суд о более строгих приговорах по «Большому процессу», что позднее и послужило основанием для вынесения землеволь-
296


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
цами смертного приговора главному жандарму страны, повлекшему удар кинжалом Кравчинского на Манежной площади Санкт-Петербурга.
В то же время подверглись главному удару Третьего отделения и другие сторонники легального или более мирного крыла землевольцев и союзных им кружков. Здесь и «процесс пятидесяти» против участников московского либерального кружка, и разгром так называемых чайков- цев. Из членов кружка мирной пропаганды Чайковского после арестов и репрессий жандармов к террористам «Народной воли» ушли ставшие самыми непримиримыми их вожаками Перовская, Желябов, Колодкевич, Морозов.
Здесь и процесс над участниками первой в России мирной политической демонстрации землевольцев и рабочих у Казанского собора в 1876 году, довольно быстро разогнанной жандармами, полицейскими городовыми и привлеченными к этому делу дворниками. 1875—1876 годы вообще стали годами массовых арестов на волне хождения в народ, усиления разветвленной «Земли и воли» и появления множества родственных ей более мелких групп. Это годы очередного всплеска борьбы с инакомыслием, схожего с волнами репрессий 1848, 1862 или 1866 годов, последний такой большой всплеск в истории Третьего отделения. Аресты в середине 70-х годов приобрели почти постоянный характер, ссылки в Сибирь становились все более привычны. Даже оставивший нам прекрасное по своим деталям описание старой Москвы конца XIX века писатель Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи» свое впечатление от первого знакомства с Москвой в 1873 году начинает с такого эпизода: он ехал по еще незнакомому, но любимому в будущем городу на извозчике, а навстречу ему по Садовой в двух черных возках жандармы везли каких-то людей в штатском, и извозчик пояснил: «В Сибирь везут этих, которые против царя».
297


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Такая картинка с натуры на первых же страницах «Москвы и москвичей» отнюдь не из излишней политизированности Гиляровского, известный бытописатель дореволюционной жизни как раз и не был большим политиком, просто такая сцена была для России середины 70-х годов позапрошлого века уже привычным зрелищем. Уже тяжелобольной и доживавший последние годы своей жизни поэт Николай Некрасов, будучи гораздо левее и политизи- рованнее прозаика Гиляровского, написал об этих годах в своих «Сеятелях» куда более жесткие строки:
Пусть все узнают, застенки по-старому,
И плачи введены.
Отданы гневу их дикому, ярому,
Лучшие силы страны.
Это именно о волне арестов после хождения в народ, вылившейся в «Большой процесс». И опять же, самая широкая гребенка этих арестов чесала как раз самые доступные для искоренения относительно мирные кружки либералов.
При этом террор продолжал свой поход, удары по мирно-пропагандистскому крылу доживавшей последние дни в качестве единой организации «Земли и воли» даже были выгодны террористам. Они и отвлекали внимание спецслужбы от них самих, и вербовали в их ряды ранее либеральных сторонников хождения в народ, и убивали у умеренных землевольцев надежду на мирный исход революции, толкая на смычку с террористами. К 1879 году в России сложился целый ряд предпосылок к возникновению профессиональной организации революционного террора: провал мирного хождения в народ, падение репутации власти после ряда неудачных военных кампаний, политические послабления режима Александра II и т. д. Одним из факторов стало и ослабление по различным причинам службы тайного сыска в лице Третьего
298


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
отделения, чем тоже воспользовались создатели «Народной воли».
Можно сказать, что Третье отделение просто не успело вовремя перестроиться, не успело в свое время понять, что борьба со сплоченной нелегальной группой профессионалов террора требует совсем другого подхода и методов, чем борьба с размытой массой «нигилистов» 60-х или хожденцев «в народ» 70-х годов того же столетия. Третье отделение в целом продолжало действовать методами и руководствоваться инструкциями, во многом принятыми еще в эпоху графа Бенкендорфа. Продолжались профилактические аресты, надзор за неблагонадежными, поиск антиправительственных прокламаций, опросы дворников о новых жильцах и тому подобные мероприятия. А периодически организовывали очередные кампании массовых арестов лидеров разного рода кружков и движений мирных пропагандистов, благо те чаще были на виду и не слишком увлекались конспиративно-подпольной моделью борьбы. Здесь с Третьим отделением определенную шутку сыграла привычка заимствовать опыт борьбы с оппозицией спецслужб стран тогдашней Европы. В начале 70-х годов именно тайные полиции большинства стран Европы, напуганные ужасом бунта Парижской коммуны во Франции, провели такие кампании арестов легальных и мирных пропагандистов революционных движений. Самой масштабной была такая облава 1872 года прусской тайной полиции, когда по всей стране арестовывались нескрывав- шиеся сторонники либеральных, социалистических и марксистских учений, высказывавшие одобрение разгромленным парижским коммунарам, в том числе арестованы и такие известные фигуры германского социализма, как Август Бебель. В России тоже повторили в очередной раз прием широкого гребня арестов, как это уже было после политических бурь и в 1848 году, и в 1863 году, и после выстрела Каракозова в 1866 году. И под эту гребенку
299


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
арестов попали как раз самое умеренное крыло «Земли и воли» и кружок чайковцев, а позднее и наивные пропагандисты из движения «идущих в народ».
Только при преемниках закрытого Третьего отделения с 1880 года тайный сыск перейдет к новым формам борьбы именно с террором и гораздо более жестким методам работы. Но упущенные годы уже дадут террору возможность разрастись в опасную опухоль. В свое время говорили, что авантюра Нечаева с его тайной группировкой и убийством товарища отчасти помогла власти и Третьему отделению, поскольку сделала революционным кругам определенную прививку от террора и подпольных жестких структур, толкая на более мирные пути борьбы и вызвав тем знаменитое хождение в народ. Можно сказать, что теперь сыск оказал встречную услугу Нечаеву и новым «Нечаевым», нанеся лобовой удар по мирному крылу зем- левольцев и чайковцев, сыск вновь толкнул самых радикальных оппозиционеров к террору и объединению в подпольную партию со строгой иерархией, дисциплиной и конспирацией.
По большому счету именно так и родилась «Народная воля». Многие из умных жандармов позднее поняли свою ошибку в массовой охоте на «ходящих в народ» и вообще мирных членов агитационных групп народнического движения, некоторые из которых действительно были не более чем дискуссионными клубами заскучавших разночинцев и увлекшихся утопистов. За это же будет упрекать жандармский сыск и Аорис-Меликов, добиваясь закрытия негибкого в его глазах Третьего отделения. Характерно, что позднее по поводу ложного направления удара жандармов и Третьего отделения по устроившим хождение в народ мирным идеалистам будет открыто торжествовать и Ленин. Будущий основатель советского государства в России полагал в своих работах, что разгром хождения в народ нанес удар по движению анархизма в России и не дал ему занять та¬
300


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ких позиций в российской революции, как это было в Европе. Странно только, что Владимир Ильич приравнивал всех ходивших в народ русских народников к сторонникам анархизма (только на основании их народнической установки на уход от политической борьбы, свойственной и анархизму), — число сторонников анархизма среди народников России этой волны 70-х годов XIX века было невелико. Но в плане того, что Третье отделение погорячилось, бросив все силы на этот участок фронта и изматывая себя в борьбе с хождением в народ, а тем дало преимущество сторонникам политико-революционной борьбы и террора (а «Народную волю» Ленин самовольно записывал в предшественники своей партии большевиков, явно передергивая здесь и желая забыть разногласия народовольцев с марксизмом), — здесь один из будущих могильщиков Российской империи был в плане стратегии борьбы сыска с революционным движением очевидно прав.
Нельзя сказать, что, будучи оставленным в покое и не подвергнувшись жандармским репрессиям, движение хождения в народ само по себе выдохлось бы и замерло, не выделив из своей среды совсем никакого процента сторонников террора. Но в этом случае иллюзия хождения в народ могла бы долго еще довлеть в народническом движении над радикальными призывами к вооруженной борьбе и террору, могла бы на годы вперед утвердиться мирная фракция народничества, возможно и в каком-то виде легализованная со временем. Но массовые аресты ходивших в народ разночинцев по директиве шефа Третьего отделения Потапова и «Большой процесс» в корне здесь все изменили, положив начало оформлению отчаянных террористов и многих примкнувших к ним из числа разочаровавшихся и обиженных судом «хожденцев по селам» в террористическую и подпольную «Народную волю».
Ведь в конечном счете особой опасности, как мы видим сейчас, все это хождение в народ для власти в Санкт-
301


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Петербурге не представляло. Агитацию за социалистические идеи и мир по модели утописта Фурье русские крестьяне не понимали, книги народников для них были слишком сложны, да и грамотных в деревне было тогда крайне мало. Связи между написанными в старорусском стиле забавными стихами и необходимостью бунтовать против царя селяне тоже не видели, все чаще сдавая пришедших в их места странных господ из города в полицию, а напечатанную и доставленную к ним с таким трудом нелегальную литературу пускали на самокрутки. Да даже если вдруг где-то чресчур удачливые народники, вооружившись в старых традициях русского бунта очередной «золотой грамотой из дворца», смогли бы поднять локальный сельский бунт — то сколько их уже видела Россия в то столетие и безо всяких социалистических агитаторов.
Само это движение в любом случае было бы обречено на провал, ведь у него не было запасных вариантов действий, если не считать утопичных призывов за счет народнической агитации вызвать всероссийскую бузу в стиле Пугачева, для чего особо горячие социалистические головы придумали странный план — «поджигать леса и сваливать это на бар». Народническое движение в России тогда было слишком молодым, слишком перемешаны в нем были модные идеи социализма из Европы и домашние утопичные корни народничества, и у него всегда в XIX веке было мало запасных вариантов действий.
Это погубит позднее и самый последний и решительный отряд русского народничества из террористов «Народной воли» — бросив все силы на охоту за царем и после множества покушений все же убив Александра II, народовольцы окажутся в тупике без четкой программы дальнейших действий. Ведь революция и после смерти монарха не наступит, сменивший его на троне Александр под номером третьим устроит ответную беспощадную охоту на убийц отца, отсюда и будут нелепые письма «Народной воли»
302


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
новому царю о начале переговоров, а позднее и разгром всей организации. Думается, и без усиленных выслеживаний и репрессий, без давшего относительно скромные результаты «Большого процесса» движение хождения в народ могло оказаться в тупике и заглохло бы, не дав ни козыря в споре сторонникам террора в лагере русских народников, ни хорошего материала для рядовых и командиров их будущей террористической организации. Но тогда Третье отделение еще не освоило науку отсекать малоопасные кружки сторонников утопических учений и даже «очень тайные» союзы политизированных болтунов от радикальных и готовых на все групп в подполье. Не научилось и тоже нанесло удар по менее значимому направлению, пропустив вскоре контратаку радикалов из народников с другой стороны, громя мирное и полулегальное течение народничества к радости всех радикалов революции в России от экзальтированного заговорщика Сергея Нечаева до вождя мирового пролетариата Владимира Ленина.
Сделала свое дело в радикализации революционного лагеря и переходе к массовому террору и кампания расправ с тайными информаторами. Впервые в истории российского сыска профессия штатного доносчика по политическим делам стала смертельно опасной, истории с Никоновым, Рейнштейном и Гориновичем это подтверждали. Предлагать такие услуги жандармам теперь соглашались не многие, а без тайной агентуры спецслужбы напоминают человека, ловящего кошку в темной комнате. В случае с молодой и явно экстремистской «Народной волей» жандармское ведомство до конца 1879 года не могло агентурным путем проникнуть в эту организацию, почти год оставаясь в неведении о ее кадровом составе и личностях руководителей.
После того как бывшая «Земля и воля» раскололась на две новые партии, террористы из новорожденной «Народной воли» разделили с оставшейся на позициях мирной
303


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
агитации партией «Черный передел» партийную кассу и разошлись на съезде под Воронежем. На первом же съезде «Народной воли», проводимом в условиях строжайшей конспирации на даче у села Лесною под Санкт-Петербургом летом 1879 года, было объявлено о кампании тотальною террора против царской администрации и вынесен смертный приговор лично императору Александру II.
Исполнительный комитет первой в российской истории террористической профессиональной организации «Народная воля» (Желябов, Михайлов, Ширяев, Баранников, Квятковский, Морозов, Зунделевич, Гольденберг, Фроленко и Тихомиров) помимо царя также приговорил к смерти ряд консервативных губернаторов (Черткова, Тот- лебена, Трепова) и одобрил террор в отношении жандармов и их тайных информаторов внутри революционных групп. Впервые тайный сыск столкнулся с мобильной террористической организацией, имеющей отличную конспирацию и разделение обязанностей в подпольной борьбе. Михайлов (Дворник) в исполкоме «Народной воли» отвечал за конспирацию и фальшивые паспорта, Желябов (Андрей) за непосредственную организацию терактов, Морозов (Воробей) за нелегальную печать и идейное обоснование террора и т. д. Был в организации даже свой профессиональный палач, питерский рабочий Пресняков, лично ликвидировавший до своею ареста в конце 1880 года нескольких рядовых членов организации по подозрению в работе на тайную полицию.
Структуру и методы конспирации лидеры «Народной воли» переняли у первой тайной организации французских революционеров, которую ее создатель Гракх Бабеф называл «заговором равных». У «равных», или «бабевуистов», как называли затем последователей Бабефа и Буаноротти во Франции, тоже был засекречен даже от рядовых членов движения исполком (Тайная директория), отдававший команды рядовым заговорщикам посредством изолированных
304


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
друг от друга агентов разных степеней доверия. И так же по примеру сторонников «равных» Бабефа исполком «Народной воли» создаст затем при своей организации изолированные офицерскую, студенческую и рабочую секции, замкнутые на исполком. Сама идея перевода борьбы с правительством в русло создания подпольной организованной партии тоже пришла из французских земель — в чистом виде эту теорию разработал французский революционер Огюст Бланки. В российском противоборстве революции и тайной полиции обе стороны изначально взяли за образцы работы именно французский опыт явно не случайно.
Правда, в «Народной воле» не забывали и о богатом отечественном опыте противостояния власти со стороны различных оппозиционных групп, так, главный ответственный в этой организации за конспирацию Александр Михайлов специально ездил по скитам радикальных старообрядцев, изучая их вековые традиции конспирации. При этом особенно Михайлов искал контактов с самым радикальным и непримиримым крылом русского церковного раскола, так называемыми «бегунами» или «странниками». Он не только интересовался отлаженной бегунами системой явок-схронов, но и пытался слить воедино революционное и раскольническое движение на основе вооруженного противостояния «власти антихриста», придав народническому движению оттенок религиозного мученичества.
От прошлых кружков народников и землевольцев «Народную волю» будет отличать уже полностью террористическая направленность с профессиональным подходом. Недаром эта первая организация политических террористов в России впервые введет в свою практику экспроприации, налеты и грабежи с целью добывания денежных средств на террор или помощь арестованным товарищам. Позднее, уже в XX веке, приверженность к «эксам» (как хлестко и кратко станут в этой среде называть ограбле-
305
20 Третье отделение


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ния-экспроприации) будет свойственна почти всем крупным левым террористическим организациям. Народовольцы первый свой «экс» совершат уже в 1879 году, в год создания своей группы, похитив из казначейства в Херсоне полторы тысячи рублей и передав их в помощь политическим ссыльным в Сибири. Позднее такие акции, даже с убийствами почтовых служащих и инкассаторов, станут в арсенале «Народной воли» обычным делом. А арестованный за херсонское ограбление 1879 года народоволец Юрковский на суде над ним прямо заявит, что не видит в такой акции ничего аморального, поскольку идет война тайной партии революционеров с правительством, а на войне любые средства хороши. И в этом плане террорист- экспроприатор будет прав, некоторые революционеры и ранее заявляли после ареста жандармам, что принадлежат к тайной воюющей против тех армии, но с созданием в
1879 году террористической партии «Народная воля» такие фразы перестали быть красивым образом и пустой бравадой. С этих пор Третьему отделению действительно противостояла маленькая и тайная армия левых террористов, а в штабе сыска масштабы такой перемены осознали не сразу.
Противоборство консервативной и начинающей увядать первой российской спецслужбы с первой же российской террористической организацией, молодой и находящейся на эмоциональном взлете, закончилось смертью первой после того, как власть поняла тщетность попыток Третьего отделения справиться с новой напастью и сама приговорила свою спецслужбу к ликвидации.
Серия дерзких попыток «Народной воли» в 1879—
1880 годах привести в исполнение приговор царю стала последним аккордом в этой борьбе, после которого вместо Третьего отделения со стороны власти на ринг тайной войны были выставлены уже другие бойцы, как в футболе произошла замена игрока со стороны власти. По пути из
306


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Крыма в столицу народовольцами подорван царский поезд, из снятого под чужими именами лидерами народовольцев Гартманом и Перовской дома у железной дороги под Москвой провели подкоп и заложили бомбу под полотно, но взрыв покорежил лишь вагоны с царской охраной. Ранее под Харьковом при прохождении того же поезда попытку заложить заряд на путях предприняла другая боевая группа народовольцев под началом Желябова, но там просто не сработал взрыватель, когда Желябов лично соединил провода взрывного устройства. Только после этой акции стали известны Третьему отделению имена организаторов покушения. Скрывшиеся за границу лидеры народовольцев Гартман и Морозов объявлены в розыск, но их выдачи безуспешно требовали у французской полиции.
Другие вожди «Народной воли», имена которых открыл жандармам на допросе арестованный с грузом взрывчатки Гольденберг перед своим самоубийством в камере, а также первый завербованный из народовольцев тайный агент Третьего отделения Иван Окладский просто перешли на нелегальное положение. В том же 1879 году посланный фактическим главой исполнительного комитета «Народной воли» Михайловым (единого руководителя исполкома в целях конспирации в этой организации не было) бывший петербургский студент Соловьев подстерег императора Александра при выходе из гвардейского штаба с револьвером. Организация личной охраны императора по- прежнему явно хромала, террорист успел выпустить пять пуль по бегущему от него зигзагами могущественному российскому императору, но ни разу в него не попал и был схвачен полицией.
Сам факт в наши современные головы просто не укладывается. Царь спокойно гуляет вокруг Зимнего дворца (охрана из двух жандармских офицеров идет на несколько метров позади), у Певческого моста ему навстречу идет на сближение неизвестный в штатском, выхватывает ре¬
307


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
вольвер-медвежатник и шесть (!) раз стреляет в убегающего в стиле зайца российского самодержца (одна пуля даже зацепит полу царской шинели). И только после этого его сбивают с ног подоспевшие жандармы и городовые. Понятно, что такой охраны, какой обложены сейчас лидеры ведущих мировых держав, у Александра II не было (только после теракта Соловьева охрана при нем будет неотлучно, а сам он вооружится револьвером). Но ведь в стране уже есть террористы, уже убиты некоторые губернаторы, в него самого уже стрелял Каракозов. Здесь явно запоздалые меры усиления охраны императора, которые должны были исходить от получавшего информацию о радикализации подполья Третьего отделения.
Соловьев был повешен, взяв всю вину на себя в качестве террориста-одиночки и не выдав Михайлова с соратниками, причастность к этому покушению «Народной воли» выявится позднее. Но многие за его выстрелом разглядели тогда начало принципиально новой кампании наступления революционеров на власть методами нелегального террора с идейной подоплекой. Даже в речи на суде над Соловьевым тогдашний генеральный прокурор и министр юстиции Российской империи Дмитрий Набоков укажет на эту явную опасность: «Самое опасное, что Соловьев действовал не из личных побуждений, а под влиянием вредной пропаганды русского социализма — самого вредного и радикального из всех его разновидностей». Поэтому прокурор ввиду особой идеологической опасности акции Соловьева и потребует для последнего смертного приговора, который и будет судом вынесен.
Дмитрий Набоков, известный тогда российский государственный деятель и министр юстиции империи, родной дед будущего классика мировой литературы Владимира Набокова, был известен своим консерватизмом, Герцен дал ему прозвище «свирепый инквизитор России», но будущую опасность народовольческого террора он в своей речи на
308


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
суде 1879 года угадал совершенно безошибочно. Как и то, что русский вариант социализма в исполнении народовольцев будет действительно самым радикальным и кровавым из всех существующих в те годы в Европе, здесь Набоков в своем анализе опередил даже инертное к тому времени Третье отделение.
Наконец, всерьез о планах «Народной воли» на цареубийство было заявлено после взрыва 5 февраля 1880 года в святая святых императорской власти России, Зимнем дворце. Внедренный лидером народовольцев Желябовым в строительную бригаду на реконструкцию Зимнего дворца плотником рабочий Степан Халтурин, лидер разгромленного Северного союза рабочих, каждый день понемногу носил в свою каморку под царским танцевальным залом порции динамита, и его ни разу не обыскали, таков был уровень обеспечения безопасности царя непосредственно в его дворце. Когда в комнате Халтурина скопилось почти 40 килограммов (!) динамита, Желябов дал команду на взрыв. Вечером во время дворцового бала Халтурин поставил боевой заряд и беспрепятственно покинул дворец. От страшного взрыва царь не пострадал, погибло 12 гвардейцев его охраны, более пятидесяти были тяжело ранены. Халтурин с чужими документами скрылся в провинции и стал боевиком «Народной воли», только несколько лет спустя он будет арестован в числе других террористов за покушение народовольцев на одесского прокурора Стрельникова и казнен по совокупности всей своей террористической деятельности.
Но тогда, в феврале 1880 года, в самом центре российской столицы террористы под носом у Третьего отделения проникли в царский дворец, затащили внутрь особо охраняемого объекта десятки килограммов динамита, осуществили громкое покушение и ушли безнаказанными. Более того, снабжавший Халтурина динамитом и бывший его связником от исполкома «Народной воли» Квятков-
309


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ский был арестован жандармами еще до взрыва в Зимнем. И среди бумаг при обыске на его квартире обнаружили план дворца с крестиком на месте будущего взрыва в царской столовой. Но сотрудники Третьего отделения «не поняли», о чем идет речь, а ведь взрыв в случае тщательного обыска дворцовых помещений можно было бы предотвратить.
Легкость, с которой «Народная воля» руками Халтурина заминировала сам Зимний дворец, действительно поражает. Во всех странах мира и во все времена такой прямой теракт в самом центре власти, в резиденции главы государства или в зданиях правительства с парламентом, является самой трудной задачей для террористов, и такие акции крайне редко удавались. Так, очень схожий с историей взрыва народовольцев в Зимнем дворце «пороховой заговор» в Англии в 1605 году, когда группа католиков-терро- ристов Гая Фокса затащила под здание английского парламента большое количество пороха для взрыва, даже при средневековом уровне существования совсем молодой Сикрет сервис был выявлен на стадии подготовки, а террористы были взяты с поличным прямо в подкопе. И лишь в условиях третьего мира с не самыми сильными спецслужбами прямые налеты на резиденцию главы государства или подрывы таких объектов случаются (или в хаосе постсоветского пространства, если вспомнить расстрел террористами депутатов парламента Армении в 1999 году).
Здесь же «Народная воля» в самом центре российской столицы под носом у Третьего отделения достаточно спокойно готовит столь дерзкий теракт в царском дворце, средоточии власти в самодержавной Российской империи. Арестовали в процессе подготовки покушения главного его куратора в исполкоме «Народной воли» Квятковского, так просто динамит порциями Халтурину начинает взамен него носить Желябов. И даже встречается регулярно с Халтуриным в том же месте на Невском, уверенный, что Квятков-
310


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ский на допросах не выдаст, а Третье отделение их замысел не вычислит. И действительно ведь, даже этот план Зимнего дворца в вещах арестованного Квятковского с вопиющим крестиком на этом плане (тоже не самый высокий уровень конспирации в исполкоме «Народной воли» — хранить такую улику при себе на нелегальном положении) не наведет на след уже подготовленного громкого теракта. Из протокола допроса Квятковского сотрудниками Третьего отделения и петербургским прокурором Плеве видно, что Квятковский умело вводил следствие в заблуждение, утверждая, что бумаги у него на квартире оставило некое третье лицо. Даже если это так, то сам план жандармы обязаны были немедленно сесть изучать, а участок с крестиком обследовать на месте, они могли бы еще успеть наблюдать там скопленный Халтуриным при помощи Квятковского динамит. После этого стало ясно, что судьба этой спецслужбы предрешена. Тогда же в России была популярной шутка, что именно взрыв в Зимнем дворце подорвал и Третье отделение, и здесь действительно в шутке было много смысла.
Окончательно на решение царя упразднить не просуществовавшее и 60 лет ведомство Третьего отделения повлияло еще два субъективных момента. Как и в случае с Мезенцевым, жандармы в 1879 году вновь не смогли даже своего руководителя уберечь от покушения. Формально не являвшийся членом «Народной воли», но духовно к ней близкий, террорист Леон Мирский прямо в центре столицы на набережной Лебяжьего канала верхом обогнал пролетку с шефом Третьего отделения Дрентельном и выстрелил в него из револьвера, но не попал. Мирский ускакал и скрылся из столицы, лишь позднее изловлен в Таганроге, но очередное пятно на голубом мундире Третьего отделения осталось.
Чуть позднее террористы также организуют покушение и на первого заместителя Дрентельна в Третьем отделе¬
311


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
нии жандармского генерала Черевина, который в последние месяцы работы этой спецслужбы фактически будет ей руководить при номинальном командовании утомленного этой работой шефа. Также не являвшийся формально членом «Народной воли» бывший политэмигрант и доброволец сербского фронта Санковский явится к Чере- вину прямо на прием и выстрелит, но промахнется. Чере- вин в бешенстве от такого оскорбления и от бессилия собственной спецслужбы набросится на террориста и будет его избивать, отобьет того у озверевшего генерала только коллега, начальник столичного округа жандармов генерал Оноприенко. Санковскому позднее смертную казнь заменят пожизненным тюремным заключением, а в тюрьме он покончит с собой. Но факт, что само Третье отделение не предотвратило покушения террористов на своего руководителя и его первого зама, тоже становился строчками в приговоре времени существованию этого ведомства в истории Российской империи.
Позднее среди сотрудников Третьего отделения был выявлен тайный агент «Народной воли» Николай Клеточников, завербованный лидером народовольцев Михайловым и предупреждавший революционеров об операциях своей службы. Это уже был настоящий шок, раньше службы политического сыска внедряли тайную агентуру в ряды оппозиции, обратная ситуация в России случилась впервые и казалась нереальной. Хотя был в истории декабрист Федор Глинка, которому петербургский губернатор Милорадович поручал в своей канцелярии заниматься вопросами поиска крамолы, а тот прикрывал соратников по тайному обществу, но Глинка не был кадровым сотрудником спецслужбы, да и спецслужбы никакой тогда по большому счету не существовало, так что Клеточников открыл в истории российского тайного сыска новую страницу.
Историки движения народовольцев до сих пор расходятся во мнении, сумел ли Михайлов каким-то образом за¬
312


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вербовать чиновника Третьего отделения Клеточникова уже на его посту, или дальновидные народовольцы ехце в 1879 году, в момент поступления Клеточникова на службу в дом у Цепного моста, умышленно направляли в логово врага своего единомышленника. Более вероятным выглядит именно второй вариант, поскольку, по некоторым сведениям, питерский чиновник Клеточников имел связи с Михайловым и другими революционерами еще с 1878 года. Внедрить своего тайного сторонника в Третье отделение было народовольцам легче, чем с огромным риском пытаться найти выход на уже работающих там сотрудников, явно не склонных к увлечению левыми идеями. Но фактом остается большой объем тайной информации, переданный Клеточниковым исполкому «Народной воли» за время его работы в самом сердце российской тайной полиции под началом заведующего тайной агентурой Третьего отделения Кириллова. Именно работа в жандармском штабе революционного «крота» Клеточникова позволила «Народной воле» почти год, до 1880 года, оставаться в целом невидимой и недоступной для царской спецслужбы.
Когда жандармы позднее обнаружили у арестованных членов исполкома Морозова и Фигнер копии записок Клеточникова, выяснилось, что агент революционеров в Третьем отделении назвал товарищам имена более 350 бывших и действующих тайных информаторов спецслужбы в революционных кругах внутри России и за рубежом. Он же первым в истории российского тайного сыска через революционеров разгласил имена нескольких заграничных разведчиков Третьего отделения в Европе, ставшие ему известными по долгу службы: сотрудника Третьего отделения Турского, агента в Австро-Венгрии Вороновича, завербованных российской разведкой турка Кара-Дикжана и австрийского подданного Войтица. Так российская внешняя разведка впервые получила удар в спину от предательства в собственных штабах, еще до первого бегства
313


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
под крыло зарубежных спецслужб своего первого сотрудника или внедрения в нее первою «крота» иностранной разведки. Удар нанес идейный революционер в жандармском мундире Николай Клеточников, искренне считавший, как и многие его последователи, что любой урон несправедливой власти есть благое дело и тайны разведки правительства здесь иммунитета не имеют.
В целом Клеточников в своих письмах народовольцам и не скрывал своей ненависти к службе, внутрь которой он пробрался. Вот выдержка из одного его такого письма, приведенного в «Энциклопедии секретных служб России»: «Итак, я очутился в Третьем отделении среди шпионов. Вы не можете себе представить, что это за люди. Они готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу, лишь бы написать донос и получить награду. Меня просто поразило громадное число ложных доносов. Я возьму громадный процент, если окажется, что из ста допросов один оказывается верным. А между тем почти все эти доносы влекли за собой аресты, а потом и ссылку».
Идейно близкий к радикальным народовольцам Клеточников мог искренне ненавидеть Третье отделение, возможно обрисовывая столь ужасную ситуацию с ложными и фальшивыми доносами, как и уровень морального падения своих коллег по этой спецслужбе, он в революционном пафосе и переборщил. Хотя и заметим, что совсем уж клеветником Клеточникова назвать никак нельзя. Он же работал в Третьем отделении в два последних года его существования, когда спецслужба уже окончательно вошла в штопор своего предсмертного кризиса, а это обязательно сказывалось на моральном климате внутри Третьего отделения. При его расформировании комиссия Лорис-Ме- ликова тоже обнаружит массу нарушений при работе с сообщениями тайной агентуры вплоть до сфальсифицированных с целью карьерного роста таких донесений. За это
314


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
даже уволят начальника канцелярии Третьего отделения Шмидта, так что часть этого описания внутреннего быта спецслужбы Клеточниковым была справедлива. А уж мнение о том, что большинство сотрудников Третьего отделения готовы за деньги продать родителя или умышленно посадить невиновного, спишем на все то же идейное неприятие Клеточниковым людей, с которыми он по революционному позыву вынужден был несколько лет проработать бок о бок.
В истории Третьего отделения это был первый случай выявления революционного «крота» среди кадровых сотрудников этой службы за уже полувековую историю ее существования. Был еще в 1849 году арестован сотрудник Третьего отделения Петров, тайно снимавший копии с секретных документов своего ведомства и выносивший их из здания тайной службы. Он затем передал эти копии неким частным лицам, а это были в основном документы из дела кружка Петрашевского, в том числе и с личными резолюциями на полях императора Николая I в адрес шефа жандармов Дубельта. Но расследование установило тогда, что Петров действовал «в интересах частных лиц» и из корысти, то есть был подкуплен не революционерами, а какими-то попавшими в сферу внимания жандармского сыска коррупционерами.
У Клеточникова будут и затем последователи и в российской истории спецслужб (предупреждавшие об арестах сотрудники НКВД 30-х годов, сотрудничавший с советскими диссидентами капитан КГБ Орехов в 70-х), и в зарубежных тайных службах. Зарубежных аналогов феномена Клеточникова особенно много, в европейской традиции все они ведут свой род от первого зафиксированного историей факта подобного рода в Древнем Риме. Занимавшийся при знаменитом своими буйствами римском императоре Нероне очень древним и очень стихийным тайным сыском глава нероновских преторианцев (личных
315


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
охранников) Себастьян в дни репрессий против первых христиан сочувствовал этим гонимым и тайно предупреждал их о новых антихристианских облавах и акциях Нерона. На главного нероновского охранника донесли жестокому императору другие доносчики, Себастьян был схвачен и распят на кресте вместе с теми, на кого он тайно работал. Позднее католическая церковь причислила мученика Себастьяна к лику святых, он словно является покровителем тех сотрудников спецслужб, кто по убеждениям пытается уберечь от репрессий гонимых оппозиционеров разных времен и народов.
В России же тогда случай открытия внутри спецслужбы «крота» революционеров, доставлявших им копии особо секретных документов ведомства Дрентельна, переполнил чашу терпения власти не меньше серии вызывающих терактов. Во время массовых арестов народовольцев Клеточников пришел на уже проваленную явку революционера Колодкевича предупредить того о грядущем аресте и попал в засаду собственных коллег. Факт, не обойденный многими историками: тайные встречи Клеточникова с народовольцами часто происходили на снимаемой членом исполкома партии Баранниковым квартире на одной лестничной площадке с квартирой Достоевского, уже смертельно больного и издавшего недавно свой знаменитый роман о русских революционерах-нигилистах «Бесы». Достоевский должен был обязательно встречаться на лестнице с Клеточниковым, как и с его связниками от «Народной воли» Баранниковым (Ангелом), Михайловым (Дворником), Колодкевичем (Котом). Достоевский и умер в ту же январскую ночь, когда жандармы проводили аресты Клеточникова, Баранникова и Колодкевича. Этим фактам иные историки придают почти мистическое значение, классик русской литературы встречается в своем подъезде с прототипами своих «Бесов» и первым предателем в истории российской жандармерии. Но для нас
316


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
показательным является сам факт сходок в центре Санкт- Петербурга давно разыскиваемых и пребывающих на нелегальном положении террористов с кадровым сотрудником Третьего отделения. Ясно, что календарь отсчитывает последние дни существования этой службы, дальше она в своем нынешнем состоянии функционировать с пользой для власти и государства не может. Клеточников же был осужден к пожизненному заключению, в 1883 году он умер в своей камере Петропавловской крепости, куда как древнеримский Себастьян попал по одному приговору со своими соратниками, которых ранее тайно предупреждал об арестах. Но репутацию Третьего отделения это уже не спасло.
1879 год вообще стал черным для доживающего свой век Третьего отделения. Теракты шли один за другим, ряды революционеров ширились на глазах за счет восхищенной вооруженным сопротивлением власти молодежи, подпольная и эмигрантская пресса ходили по стране в большом количестве. Сама «Народная воля» пускала все более прочные корни в России, не забыв уже и обзавестись своим заграничным филиалом в эмиграции. Хотя бытует мнение, что вся «Народная воля» — это кучка подпольщиков в Санкт- Петербурге, но в архивах Третьего отделения и наследовавших ему с 1880 года служб царского сыска мы находим и сообщения из российских провинциальных городов об арестах там жандармами членов этой организации, об изъятии народовольческой литературы, в некоторых крупных городах и губерниях появились даже филиалы этой революционной террористической партии.
А главной проблемой становилась истеричная реакция общества на новые теракты народовольцев, а как следствие — явная растерянность властей при этом. Сам бывший глава Третьего отделения и министр внутренних дел империи Тимашев, заподозрив в очередном просителе в своей приемной террориста, в истерике распахнул на гру¬
317


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ди мундир и закричал: «Стреляй сюда!» — очень показательный факт. К зиме 1880 года Третье отделение так отчаялось справиться с народовольцами обычными мерами из своего прошлого арсенала, что предлагалась гигантская и ранее невиданная акция совместно с обычной полицией. Собирались устроить массовую облаву на весь Петербург с поголовной проверкой документов и переписью всех горожан, об этой неосуществленной в итоге акции полицейского и сыскного отчаяния предупреждал «Народную волк» тот же Клеточников.
Эту слабость и одряхление некогда грозной в годы правления Николая I спецслужбы отлично понимали и сами народовольцы, торопившиеся использовать это свое преимущество молодой партии террора перед ржавеющей и неоперативной махиной тайной полиции империи. Лучше всех в этом плане высказался о противостоящей их партии спецслужбе в лице Третьего отделения главный идеолог «Народной воли» Лев Тихомиров. Он писал, что к 1879 году Третье отделение оказалось столь слабым и дезорганизованным, что ему трудно представить более дрянную тайную полицию, а потому даже призывал товарищей в какой-то мере беречь такую спецслужбу, поскольку, по мнению Тихомирова, «при ней можно, имея серьезный план переворота, натворить чудес». И здесь главный рупор «Народной воли» оказался прав, предупреждая с противоположной стороны о том же, о чем Лорис-Меликов бил в колокола из царского лагеря. Очень скоро Тихомиров и его соратники натворили «чудес», главное из которых состоится 1 марта 1881 года в самом центре российской столицы, когда император Александр II падет жертвой их террористического акта.
Часы Третьего отделения отбивали последние удары. Весной 1880 года на аудиенции шефа Третьего отделения Дрентельна у императора обер-жандарм был поставлен перед выбором: или ликвидация до конца года террорис¬
318


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тического подполья, или его увольнение с ликвидацией самого Третьего отделения. В ответ Дрентельн почти признал беспомощность своей службы, сам попросив царя об отставке, которую монарх не принял, сказав: «Вы трусите, идите работать!» Так что почва для ликвидации первой российской спецслужбы была уже готова.
При этом службе явно давали понять, что долго терпеть ее бессилие не будут. Участились проверки работы Третьего отделения со стороны назначаемых царем отдельных комиссий, а в 1878 году впервые в России прервана монополия жандармов на ведение следствия по политическим делам. Новый министр юстиции и российский прокурор Панин добился введения прокурорского надзора над жандармским следствием. Впервые у российского тайного сыска в государственной машине появлялась над ним надзорная инстанция, пока только в плане следствия, реальная, а не витринная, как при екатерининских генерал-прокурорах Глебове, Вяземском и Самойлове. До того, по закону о жандармском следствии от 1871 года, принятом еще при Шувалове, сотрудники прокуратуры только допускались к ознакомлению с материалами жандармского следствия. По инструкции же царя от 1 сентября 1878 года без участия прокурорского следователя жандармы в исключительных случаях теперь могли только арестовывать подозреваемых в государственном преступлении или в состоянии в преступном сообществе либо арестовывать их на месте непосредственных запрещенных сходок. На следствии же участие прокурорских работников становилось обязательным.
Можно еще добавить, что немалую роль в истории с движением Третьего отделения к упразднению со стороны власти сыграла и заметная внутренняя деградация в самой спецслужбе, в том числе в кадровом плане. И моральный климат внутри спецслужбы был уже не тот, что в ее золотой век времен Бенкендорфа. В стране Третье отделение все чаще становилось предметом язвительных шуток
319


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
и насмешек, причем не только за неспособность справиться с открытым террором революционеров, но и в силу заметно разросшейся внутри него бюрократии, а также ряда громких скандалов вокруг сотрудников Третьего отделения. Все 60-е годы общество следило за длительным судебным процессом над братьями Мясниковыми, обвиняемыми в мошенничестве с подделкой завещания покойного купца-виноторговца Беляева, по которому они завладели его имуществом. При этом один из братьев был кадровым сотрудником Третьего отделения и личным адъютантом его начальника Петра Шувалова. Когда в 1872 году суд все же поставил точку в скандальной Мясниковской истории, оправдав обоих братьев, ходили уже слухи, что это решение суда из-за подозрительных смертей нескольких свидетелей и внезапной смены показаний другими продиктовано указаниями из штаба Третьего отделения на Фонтанке. А не оставлявший в течение всего процесса своего поста в этой спецслужбе Мясников задействовал для решения суда в свою с братом пользу служебное положение. Аура скандалов вокруг Третьего отделения, помноженная на регулярные обвинения его руководителей в финансовых злоупотреблениях с фондами на тайную агентуру, тоже сыграла в итоге свою роль в решении закрыть эту спецслужбу полвека спустя после ее основания.
Финальную точку в истории Третьего отделения император Александр II поставил в феврале 1880 года, ровно за год до своей гибели от рук народовольцев. Для обуздания революционной стихии он учредил «Верховную комиссию по охранению государственного порядка», своего рода верховный орган военно-полицейской диктатуры в стране. Во главе этой комиссии был поставлен генерал Лорис-Меликов, выходец из армянского дворянского рода из Лорийской долины в Армении, боевой генерал, а в молодости — либеральный гусарский офицер и друг поэта
320


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Некрасова. Он прославился своими боевыми операциями на последней войне с Турцией и на продолжавшем оказывать сопротивление центральной власти Северном Кавказе, а также мерами по ликвидации эпидемии холеры в Поволжье, успел послужить губернатором в Харькове. Лорис-Меликов очень подходил в глазах императора Александра II на такой пост полицейского диктатора в стране. Поскольку сочетал в себе личное обаяние и интеллигентность, тягу к реформам в обществе при условии незыблемости царской власти, а в случае необходимости был ютов отдать приказ о любых жестких мерах и обосновать их необходимостью все тех же реформ. Назначить Лорис- Меликова главой этой верховной комиссии по наведению порядка царю посоветовал его союзник при дворе — военный министр Милютин, еще один человек александровского типа, также считавшийся умеренным либералом в императорском окружении.
Назначенный одновременно министром МВД, Михаил Тариэлович Лорис-Меликов подчинил своему временному диктаторскому органу, заменявшему в России правительство, все силовые структуры империи. 12 февраля 1880 года император Александр поручил своему шефу Третьего отделения Дрентельну подчиняться непосредственно Лорис- Меликову и выполнять только его приказы. Лорис-Меликов с этого момента становился фактическим главой правительства с огромными полномочиями и вторым человеком в империи. Да и сам Дрентельн в последние месяцы существования Третьего отделения почти самоустранился от его руководства, посылая на совещания к Лорис-Меликову вместо себя своего заместителя генерала Черевина. За два года руководства Третьим отделением последний в истории этой спецслужбы ее руководитель Дрентельн успел сделать явно не многое и никак не показал себя способным человеком на этом новом и непривычном для себя поприще. В заслугу ему историки спецслужб ставят лишь приказ от
21 Третье отделение
321


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
1879 года об обязательном фотографировании всех когда- либо арестованных по политическим делам и создание из этих снимков особого фотоальбома Третьего отделения, очень пригодившегося затем в оперативной работе. Хотя и здесь заслуга не столько Дрентельна, сколько технического прогресса в деле фотографии, позволившего поставить бывшую забаву на службу политическому сыску империи.
После приказа царя Дрентельну подчиняться графу Ло- рис-Меликову с независимостью Третьего отделения и незыблемым принципом со времен Бенкендорфа подчинения его только царю было покончено, да и сам век спецслужбы подошел к концу. Лорис-Меликов поначалу только собирался резко реформировать Третье отделение, урезав многие его права и оставив эту службу на правах части его верховной комиссии только для работы с тайной агентурой по политическим делам. Но, познакомившись с работой угасавшего на глазах Третьего отделения ближе, верховный диктатор принял решение о полном ее упразднении.
Заметим при этом, что Лорис-Меликов уже после своей отставки в разговорах честно признавал, что ликвидация Третьего отделения была его мечтой и главной задачей, что он откровенно не жаловал жандармское ведомство, что задолго до своего назначения в 1880 году он считал недопустимой ситуацию с подотчетностью органа тайного сыска только императору. В борьбе Лорис-Мели- кова с независимостью Третьего отделения и принципами его работы от времен графа Бенкендорфа был явно заметен личный мотив. Как и в его личной неприязни к последнему руководителю ведомства генералу Дрентельну, с которым Лорис-Меликов регулярно сталкивался в горячих спорах на госсовете, не сходясь почти ни по одному пункту, так что Лорис-Меликов именовал высокомерного шефа жандармов «вице-императором страны».
В своих требованиях обязательного подчинения спецслужбы МВД, то есть ликвидации Третьего отделения в
322


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
его прежнем виде, Лорис-Меликов сознательно привлек на свою сторону официальную любовницу царя княгиню Долгорукую, имевшую на Александра огромное личное влияние и тоже не любившую жандармское ведомство после настойчивых требований его бывшего шефа Шувалова об удалении фаворитки из дворца. В России личные мотивы всегда идут в ногу с исторической логикой. Любимец царя Николая граф Бенкендорф за счет своего личного влияния на монарха пробил идею учреждения Третьего отделения, а любимец царя Александра Лорис-Меликов и любимая женщина царя Катенька Долгорукая с таким же личным энтузиазмом эту службу ликвидировали. И их тандем своей цели в итоге добился.
Лорис-Меликов уже в феврале 1880 года возглавил комиссию по проверке эффективности и законности деятельности Третьего отделения. Нет ничего удивительного в том, что в делах угасающего и ожидающего своего расформирования ведомства эта комиссия нашла массу недоработок и нарушений. Были выявлены и злоупотребления чинов Третьего отделения в работе с тайной агентурой, и дела вымышленных агентов, за которых отдельные сотрудники получали и присваивали положенное вознаграждение, и злоупотребления своим положением на всех этажах спецслужбы. Недосчитались почти 300 тысяч рублей, списанных с 1878 года в Третьем отделении без оправдательных документов на выплаты неустановленным осведомителям и «на общие мероприятия по противодействию пропаганде», это были средства из особого «Фонда С», выбитые Дрентельном из казны специально для борьбы с разгулявшимися пропагандистами. Ответственным за неправомерные расходы этих сумм был назван последний начальник канцелярии Третьего отделения Никита Шмидт, чья отставка уже была работой комиссии предрешена, его обязанности до полного упразднения Третьего отделения исполнял затем Никифораки.
323


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Эту работу проводила так называемая «комиссия Шамшина», возглавляемая членом Верховной комиссии Лорис- Меликова сенатором Иваном Шамшиным. Это первый в российской истории случай расследования деятельности профессиональной службы госбезопасности гражданской комиссией по поручению высшей власти. Кроме небольших недочетов в делопроизводстве Третьего отделения и злоупотреблений в оплате работы тайных агентов Шамшин обнаружил и несколько совсем вопиющих фактов в деятельности жандармов. Были пересмотрены дела нескольких лиц, осужденных по политическим делам без должных доказательств или в результате подтасовки последних, выявлены факты выноса сотрудниками Третьего отделения секретных документов за пределы кабинетов для работы с ними дома. По итогам работы комиссии Шамшина против нескольких сотрудников тайного ведомства даже возбудили уголовные дела, таким было первое в России дело «оборотней в погонах», как стало модно говорить теперь об уличенных в преступлениях сотрудниках спецслужб или правоохранительных органов. В резюме своей комиссии Лорис-Меликов доложил императору, что Третье отделение погрязло в мелкой возне с тайными информаторами и арестах малозначимых лиц, а вместо организации полноценного политического розыска занято изучением слухов о частной жизни имперских сановников.
Отдельная комиссия изучила и деятельность отдела заграничной разведки Третьего отделения. Для этих целей в апреле 1880 года Лорис-Меликов лично направил в инспекционную поездку по зарубежным резидентурам российской разведки жандармского полковника Михаила Баранова. В короткий срок ознакомившись с работой разведывательной сети Третьего отделения во Франции, Швейцарии, Германии и Румынии, Баранов нашел ее также полностью не соответствующей велению времени и новым задачам. Из его доклада Лорис-Меликову, сохра¬
324


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
нившемуся в архивах, явствует, что только румынская резидентура функционировала относительно нормально. А вот во Франции, по мнению Баранова, все добываемые сведения и о французских делах, и о российских эмигрантах настолько отрывочны и часто недостоверны, что лишают смысла саму идею нахождения в Париже сотрудников Третьего отделения. В отчаянии от увиденного Баранов лично по своей инициативе встречался с главным полицейским комиссаром Франции Андрийе, попросив его в связи с кризисом в своей тайной службе помочь российским коллегам хотя бы в установлении наружного наблюдения за отдельными эмигрантами из России. Разумеется, попросить руководителя французского МВД помочь еще и в добыче французских секретов, что тоже являлось главной задачей парижской резидентуры, полковник Баранов уже никак не мог. Печальный доклад Баранова о положении дел в заграничных центрах Третьего отделения Лорис-Меликову в августе 1880 года стал еще одним гвоздем в гроб проекта Бенкендорфа, дни которого в российской истории были уже сочтены.
Если почитать протоколы заседаний этой комиссии под председательством Лорис-Меликова, которые проходили всю первую половину 1880 года, то недовольство всесильного диктатора архаичным и устаревшим практически Третьим отделением видно невооруженным глазом и сейчас, несмотря на все дипломатические оговорки интеллигентного Лорис-Меликова. Он и не скрывал ни на своих выступлениях в этой комиссии, ни в своих докладах царю, что тайный сыск в России необходимо реформировать, собрав его в единый кулак с обычной полицией под крышей МВД, как сумели собрать свои силы в один народовольческий кулак экстремисты из революционного лагеря. Вот лишь несколько выборочных выдержек из заседаний верховной комиссии по наведению порядка под началом Лорис-Мели кова:
325


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
«Причина, затрудняющая борьбу правительства с крамолой, заключается в крайней медленности производства дознаний и дел о государственных преступлениях. Нередки случаи, что явные преступники остаются без приговора и наказания в продолжение года и более, с другой же стороны, лица, арестованные по неопределенным подозрениям, освобождаются из-под стражи лишь по прошествии нескольких месяцев и, будучи озлоблены таким произвольным лишением свободы, привлекают других в ряды недовольных... Комиссии заявлено было генерал-майором Черевиным, что задача эта представляла особую заботу генерал-адъютанта Дрентельна, не приведшую, однако, к желаемым результатам вследствие медлительности, допускаемой в рассмотрении как в Министерстве юстиции, так и в Третьем отделении Собственной его Императорского Величества канцелярии этих дел»1.
После ознакомления с результатами работы комиссии Лорис-Меликова 3 августа 1880 года указом императора Третье отделение было полностью ликвидировано. Его обязанности временно передали МВД, в конце 1880 года они отойдут к новым спецслужбам Российской империи, созданным на месте упраздненного ведомства, в МВД перешел и корпус жандармов с сохранением своих функций.
Освобожденного от обязанностей главы тайного сыска империи последнего шефа Третьего отделения Александра Дрентельна мягко убрали из верхних коридоров российской власти, задобрив почетной должностью члена Госсовета. Так на 54-м году жизни скоропостижно скончался первый проект по организации профессиональной спецслужбы Российской империи.
1 Политическая полиция и политический терроризм в России: Сб. документов. М., 2001. С. 69—71.


Глава 6
ПЕРВЫЕ ШАГИ
РОССИЙСКОЙ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ
В настоящем полицейском государстве все ведомства полицейские, невзирая на то, носят ли чиновники голубой мундир или черный фрак.
Юрий Давыдов, российский писатель
Начиная с 1826 года о внешней разведке Российской империи можно говорить как об отдельном институте, поскольку впервые ее ведение было доверено профессиональной спецслужбе — Третьему отделению. При этом в вопросе ведения заграничной разведки одним органом и ее полной централизации, свойственной, например, советскому КГБ или американскому ЦРУ, полной ясности в эпоху 1826—1880 годов так и не наступило. Архаичные способы сбора разведывательной информации за рубежом методом использования дипломатов, торговцев и путешественников с оказией из времен стихийной разведки не сразу сдали позиции.
Во время деятельности Третьего отделения разведывательная работа в Российском государстве осуществлялась как бы из трех разных центров. Это первая профессиональная политическая разведка Третьего отделения, сконцентрированная в специальном управлении заграничной деятельности, возглавляемом Филиппеусом и имевшем к
327


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
1880 году более 20 постоянных заграничных резидентур. Это разведка старым методом «по оказии», большую часть которой по традиции доверяли дипломатам и работникам постоянных посольств России в зарубежных странах, которые при этом действовали совершенно отдельно от профессиональных агентов Третьего отделения за рубежом и могли совсем не координировать с ними свои действия. И это сохранившийся с начала XIX века институт специальных уполномоченных Военного министерства, направляемых за рубеж для сбора военной информации. Отдельной службы военной разведки до 1880 года в Российской империи не появилось, поэтому военная разведывательная деятельность сохраняла более других сфер разведки стихийный и даже временами любительский характер, оставаясь при этом несовременно изолированной от органов политической разведки.
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Заграничная разведывательная сеть Третьего отделения была создана уже к 1830 году частично за счет подчинения новому ведомству иностранных агентов, завербованных ранее еще стихийными российскими разведчиками и военными атташе при посольствах, частично силами вновь направленных уже непосредственно Бенкендорфом за границу жандармских кадров. В начале 30-х годов в Европе действовало несколько резидентур нелегальной разведки Третьего отделения в ключевых державах континента и несколько легальных представительств этой спецслужбы при союзных тайных службах. В менее значимых для европейской политики государствах эпизодически действовали одиночные агенты с разовыми поручениями или сбор необходимых разведывательных данных по старинке по¬
328


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ручался кадровым дипломатам из российских посольств либо отдельным путешественникам. Такая же ситуация наблюдалась и в государствах за пределами Европы, держать подобно советскому КГБ постоянные резидентуры по всему миру Третьему отделению было и не по силам, и ни к чему.
Еще одним явным отличием разведывательной деятельности за рубежом Третьего отделения от советских спецслужб следующего века была тенденция превосходства объема работы против собственной эмиграции в иностранных государствах над сбором непосредственной политической информации о стране пребывания. Это обусловливалось положением дел в середине XIX века, когда тотального противостояния Российского государства с иностранным миром на идеологической основе еще не возникло. Еще действовали союзнические иллюзии дружбы европейских дворов в рамках Союза монархов, а сама концепция госбезопасности в первую очередь была сосредоточена на противодействии собственной оппозиции, в том числе и в эмиграции.
В этой борьбе работа сотрудников заграничной сети Третьего отделения не только позволяла создавать трудности эмигрантским центрам и даже временно парализовать их работу, но, что было для «дома у Цепного моста» даже важнее, выявлять контакты эмигрантов с единомышленниками внутри России с последующими арестами внутренних оппозиционеров. То же касалось и бесценной для Третьего отделения информации о путях доставки в пределы Российской империи нелегальной литературы и попытках, не столь уж частых, нелегальных вылазок самих эмигрантов в глубь Российского государства.
Одной из наиболее успешных операций российской разведки подобного рода стало проникновение ее агентов в 70-х годах XIX века в эмигрантский центр Ткачева и его «российских якобинцев» в Швейцарии и Франции. Бла¬
329


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
годаря этому внедрению из штаба ткачевцев в Петербург своевременно пришла информация об отправке политического эмигранта Лопатина с поддельным паспортом в Россию для организации побега с каторги Чернышевского (незадолго до этого тот же Лопатин так же дерзко выкрал из вологодской ссылки и вывез за границу Лаврова). Информацию успел переправить в Россию осведомитель Третьего отделения Горлов, под видом политэмигранта освещавший в Швейцарии деятельность кружков Ткачева, Бакунина и Лаврова, а также усиленно искавший убежище скрывавшегося в этой стране террориста Нечаева. В результате Лопатина жандармы уже ждали в России и арестовали его еще по дороге к месту содержания Чернышевского в Красноярске, хотя профессиональный подпольщик и террорист, будущий лидер исполкома «Народной воли» Лопатин вскоре в своем стиле вновь бежал из иркутского острога и скрылся за границей. Он затем не раз с чужим паспортом проникал в пределы Российской империи и покидал их. Но весной 1879 года предупреждение агента внешней разведки Третьего отделения Вороновича в Санкт-Петербург позволило вновь захватить Лопатина с паспортом на имя купца Севастьянова на конспиративной квартире в российской столице. Так неистовый народник дважды пострадал от активности российской разведывательной агентуры в эмигрантских кругах, в 1879 году его отправили в ссылку в далекий Ташкент, откуда, впрочем, профессиональный беглец также сумел сбежать за границу.
Так же заблаговременно женевская агентура среди ткачевцев сообщила и о поездке в Россию Ипполита Мышкина с той же целью: выкрасть и вывезти за рубеж Чернышевского. Было даже известно, что Мышкин появится в Якутске в мундире жандарма и с поддельным предписанием на конвоирование Чернышевского к новому месту заключения. Мышкина ожидала в итоге засада, в ко¬
330


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
торую тот и приехал из Швейцарии через весь континент в якутскую тундру. Он был захвачен и этапирован в Петербург в 1875 году, где осужден по «большому процессу 193 землевольцев» к каторжным работам. После ряда побегов с каторги и попыток организации бунта политических заключенных Ипполит Мышкин переведен на жесткий тюремный режим в Шлиссельбургскую крепость. Здесь в 1885 году он расстрелян за попытку нападения на охрану.
Наиболее крупные и успешные заграничные центры и агентурные сети Третье отделение имело в Австро-Венгрии, Германии, Великобритании и Франции — ключевых игроках на европейской политической сцене тех лет. Французскую резидентуру многие исследователи выделяют особенно. Долгие годы под руководством одною из любимцев Бенкендорфа Якова Толстого она давала самый весомый результат и в вопросах информации о настроениях во французских верхах власти, и в противодействии российской эмиграции во Франции, и в плане взаимодействия с французскими секретными службами при контроле за местными изгнанниками из России.
Фигура князя Толстого сама по себе довольно примечательна: как и многие успешные сотрудники или тайные агенты ведомства графа Бенкендорфа, он перешел на службу Третьему отделению из прямо противоположного лагеря политической оппозиции. В молодости талантливый писатель и личный друг Пушкина Яков Толстой примкнул к декабристам и был активным членом их Союза благоденствия. Но постепенно отошел от соратников по заговору, а в момент их восстания в декабре 1825 года оказался за рубежом, вернувшись же, сам явился к Бенкендорфу и покаялся в ранних связях с заговорщиками. Толстой в результате не только был прощен, но и принят на службу в Третье отделение, став со временем первым главой постоянной резидентуры этой спецслужбы в Па¬
331


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
риже, подчиняющимся только главе Третьего отделения и стоявшим на той же ступени в государственной иерархии, что и российский посол во Франции Киселев. Помимо разведывательной деятельности и непосредственного руководства антиэмигрантскими акциями, а именно Толстой при личных встречах сумел перевербовать и уговорить вернуться в российское подданство активного эмигранта и личного друга Герцена Сазонова, парижский резидент Бенкендорфа продолжал свою литературную деятельность. Он регулярно публиковал в европейской печати разных государств статьи в защиту российской внешней политики и разоблачения коварных планов российских нигилистов в эмиграции. Из-под его же пера вышло известное опровержение опусу маркиза де Кюстина «Россия, 1839 год», в котором европейцев пугали ужасами варварской страны и российского самодержавия.
Во время окончательного свержения династии Бурбонов в 1848 году именно Толстой прилагал яростные усилия по налаживанию контактов между раздраженным очередной французской революцией российским императором Николаем I и пришедшим к власти племянником Наполеона Бонапарта. Он же заранее информировал Петербург о планах президента Луи-Наполеона захватить власть надолго и короноваться под именем императора Наполеона III, что вскоре стало реальностью, Толстому по секрету сообщил эту информацию приближенный к Луи-Наполеону английский журналист в Париже Кэмпбелл. Толстой предлагал даже через Кэмпбелла выйти самому на принца Луи-Наполеона и от имени российского двора пообещать содействие готовящемуся перевороту в обмен на последующие уступки во внешней политике и прочный союз Парижа с Петербургом. Начальник Толстого в Петербурге Дубельт докладывал о возможности посадить на французский трон завербованного российской разведкой претендента, по нашим временам невероятная удача, для прошлых веков — не такое уж
332


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
и неслыханное дело. Но двор Санкт-Петербурга проявил нерешительность, дав команду Толстому прекратить работу в этом направлении, а он уже успел обговорить с Кэмпбеллом нюансы будущей вербовки принца и сумму взятки ему в размере одною миллиона французских франков. Так была упущена в Третьем отделении уникальная возможность поставить во главе крупнейшей мировой державы своего агента, надолго привязав Францию к внешнему курсу Российской империи, а возможно и избежав кровопролитной Крымской войны.
Еще одним деянием Толстого за время его парижской службы, имеющим, правда, уже больше отношения к тайному сыску, чем к зарубежной разведывательной деятельности, стал факт раскрытия им авторства анонимного «пасквиля на русского царя» в парижской прессе, что стоило его автору и известному вольнодумцу князю Долгорукому ареста и ссылки в Вятку. Именно после этой истории с изобличением Долгорукого роль Толстого на службе российского Третьего отделения была раскрыта для французского общества другом пострадавшего писа- теля-правдоблюбца и другим русским политэмигрантом Головиным. Известие Головина о том, что писатель и друг Пушкина Яков Толстой является царским разведчиком, подхватила парижская пресса, организовав в 1845 году настоящую травлю Толстого. Из-за этих событий Яков Николаевич даже покидал на год Францию и жил в Лондоне, но в 1847 году он вновь вернулся в Париж, поскольку его официальный статус на службе Третьего отделения российским эмигрантам доказать так и не удалось. Лишь год спустя, во время революции 1848 года во Франции и свержения режима Луи-Филиппа, в разгромленном офисе французской тайной полиции восставшие нашли секретную переписку с Третьим отделением, косвенно доказывающую роль Якова Толстого в качестве резидента российской разведки.
333


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Тем не менее Толстой продолжал свою деятельность российского резидента в Париже до конца 60-х годов, прослужив на этом посту более 30 лет. Окончательно перед историей его служба в Третьем отделении, тщательно скрываемая при жизни писателя-разведчика, была доказана только найденными в 1917 году в разгромленном архиве царского Департамента полиции МВД донесениями Толстого из Парижа графу Бенкендорфу. За последующее десятилетие без Толстого парижская резидентура утратила многие завоеванные при нем позиции. В 1880 году во время своей знаменитой инспекции жандармский полковник Баранов уже нашел ее состояние удручающим, без помощи французской тайной полиции она даже не была уже способна установить надзор за перемещениями российских политических эмигрантов в пределах Парижа, а ее французские осведомители были деклассированными выходцами из низов парижского общества.
На усиление парижского заграничного центра был командирован сотрудник Третьего отделения Николай Орлов, сын уже покойного бывшего шефа Третьего отделения Алексея Орлова, он совмещал должность резидента с официальным постом российского посла в Париже. Наследник знаменитого шефа жандармов и бывший возлюбленный дочери Пушкина Натальи рьяно взялся за дело, быстро расставшись с потерявшими квалификацию тайными агентами российской разведки Беллини и Войти- цем, охарактеризовав обоих как «мошенников и дураков» (к тому же оба были раскрыты для российских эмигрантов предательством в Третьем отделении Клеточникова) и начав вербовку агентуры заново. В результате парижский центр вновь вышел в передовые, а пришедшие в конце 1880 года на смену Третьему отделению новые структуры тайного сыска именно Париж сделают центром всего руководства российской заграничной разведки в Европе.
334


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Другим бесценным резидентом Третьего отделения в Европе и самым любимым для графа Бенкендорфа стала его родная сестра княгиня Ливен, урожденная Бенкендорф. Дарья Христофоровна Бенкендорф вышла замуж за российского посла в Пруссии князя Ливена и еще до создания Третьего отделения трудилась на ниве стихийной разведки России в этом германском государстве. После создания Третьего отделения Дарья (она же Доротея) Ливен назначена братом первым российским резидентом-женщиной в истории российской разведки в Великобритании, куда к тому времени был переведен послом России ее супруг, работавший чистым дипломатом и в разведывательную деятельность супруги почти не вмешивавшийся. До 1834 года княгиня Ливен снабжала Санкт- Петербург и своего брата-начальника (первый пример такой явной семейственности в российских спецслужбах) ценнейшей информацией из самых английских верхов. В модном лондонском салоне, созданном женой российского посла и служившем прикрытием для лондонского центра разведки Третьего отделения, собирались сливки британского истеблишмента, и все политические и личные разговоры подслушивались сотрудниками княгини Ливен. Здесь не раз бывали и британские премьер-министры Веллингтон и Каннинг, и глава британской внешней политики лорд Грей, и известный британский политик и будущий глава правительства Пальмерстон, и статс-секретарь английского короля Абердин, и австрийский канцлер Меттерних. Вся полученная в этом салоне информация обрабатывалась лично Доротеей Ливен и направлялась в Петербург.
Во время визита княгини Ливен домой в отпуск Бенкендорф лично представлял ее для знакомства и награждения императору Николаю, заявившему, что видит перед собой не очаровательную женщину и родственницу главы своей спецслужбы, а самого ценного агента России
335


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
за границей. Именно через Доротею Ливен император Николай вошел в тайный контакт с британским министром иностранных дел Джорджем Каннингом, когда понадобилось в начале 30-х годов налаживать прохладные русско-британские отношения и договариваться о разделе влияния над слабеюхцей Турцией. После перевода затем мужа Ливен послом в Париж княгиня-разведчица и на новом месте пыталась организовать такой же модный салон для парижской политической богемы, но такого успеха в разведывательном плане он уже не имел. После смерти Бенкендорфа прекратилась и разведывательная деятельность за рубежом первой российской дамы — резидента внешней разведки.
Нельзя не упомянуть и российского резидента в германских государствах Швейцера, он успел поработать и в Берлине, и в Вене, и главным его успехом здесь стало налаживание союзнических отношений между местными спецслужбами и Третьим отделением. Именно при содействии Швейцера наибольшее количество арестованных и выданных России ее подданных в эмиграции приходится именно на эти германоязычные державы. В итальянских землях, принадлежавших в то время Австрийской империи Габсбургов, первую постоянную резидентуру российской разведки создал Сагтынский, поляк по национальности, базировавшийся в Палермо на Сицилии. Именно Сагтынский сопровождал своего больного шефа Александра Бенкендорфа в его последнем европейском вояже на лечение, позднее он сменит Филиппеуса на посту начальника всей заграничной разведки Третьего отделения. Этот особый отдел, узаконенный приказом Бенкендорфа от 1841 года, постепенно станет первым постоянным управлением зарубежной разведки в России, курируя деятельность всех резидентур из Петербурга. Известную память, особенно в плане антиэмигрантских акций Третьего отделения за границей, оставили в истории и другие первые
336


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
резиденты разведки: Юзефович в Берлине, Бутковский и Савченко в Женеве, Воронович в австрийском тогда Львове (за границей он работал под псевдонимом Марченко), уже не раз упоминавшийся Романн (Постников) в той же Швейцарии.
Нельзя не упомянуть и еще об одном российском сотруднике внешней разведки того периода, прославившемся затем совсем на ином поприще. В российской резидентуре разведки в итальянском Турине работал знаменитый поэт Федор Тютчев, чьи стихи и доклады по разведывательным вопросам одинаково любил читать граф Бенкендорф. Во всемирной истории разведки это был не первый прецедент службы известного литератора своей родине на стезе профессионального разведчика, были и Дефо, и Бомарше, и Байрон, и Марлоу, и Киплинг, и Моэм. Но в российской истории это первый случай, после возвращения в Санкт-Петербург известный своей славянофильской позицией Тютчев оставался своим в Третьем отделении и внешнеполитическом ведомстве Российской империи, он долго работал главным политическим цензором империи. Всего к моменту ликвидации Третьего отделения на постоянной основе действовали более двадцати заграничных резидентур: в Париже, Вене, Берлине, Лондоне, Ницце, Женеве, Бухаресте, Потсдаме, Мюнхене, Стамбуле, Палермо, Львове, Риме, Турине и других крупнейших городах Европы. Для XIX века это была довольно крупная заграничная сеть, даже в сравнении с лидерами в плане заграничной разведки — спецслужбами Франции, Англии и Австро-Венгрии.
Одновременно с ростом рядов кадровых разведчиков Третьего отделения за границей и расширением географии резидентур в Европе росло и число завербованной на постоянной основе разведкой России иностранных граждан, работавших на Санкт-Петербург за постоянное вознаграждение. В связи с отсутствием идеологических ры¬
22 Третье отделение
337


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
чагов, подобных международному рабочему движению и Коминтерну у СССР, добровольная работа на идейной основе иностранца на царскую Россию тогда была бы дикостью, а принудительно вербовать шантажом еще не научились, да такие принудительные агенты никогда не считались особенно надежными.
Практика вербовки иностранцев на службу разведывательным интересам России имела место и в период стихийной разведки. Таким российским агентом был известный германский консервативный писатель Коцебу в эпоху Наполеоновских войн в Европе, в 1819 году его убил кинжалом немецкий революционный террорист Карл Занд из тайного общества Юнгебунд, отправленный за это на плаху. После учреждения заграничной сети Третьего отделения работа с иностранными гражданами была поставлена на профессиональные рельсы, на них заводили досье и подшивали в дела их донесения.
Из архивов Третьего отделения нам известны такие постоянные агенты из числа иностранцев, как французский журналист и издатель ультраправого журнала Шарль Дюран в Париже и завербованный Толстым парижский издатель Жерарден, завербованные Швейцером германские граждане Мейер и Гутман, французы Кардонн и Пиккар, австриец Войтиц, турок Кара-Дичжан, англичанин Тро- хейм, итальянец Беллини. Другой итальянец Джованни Потацци по поручению Третьего отделения пытался проникнуть в ряды руководства Интернационала Карла Маркса, когда в Петербурге озаботились контактами российских эмигрантов с этой международной организацией и созданием при ней первой русской секции марксистов. В 1872 году Потацци впервые привез в Санкт-Петербург добытые документы организации Маркса и его переписку с Бакуниным и другими российскими диссидентами, во время этой командировки итальянский тайный агент в России простудился и скоропостижно скончался. Еще
338


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
около десятка агентов Третьего отделения из числа иностранцев остались в архивах безымянными, отмеченными в бумагах только псевдонимами или инициалами, чью принадлежность спустя полтора века установить практически невозможно.
РАЗВЕДКА ПАРАЛЛЕЛЬНЫМИ СЕТИ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ СРЕДСТВАМИ
Если говорить о практике привлечения к разведывательной деятельности параллельно с агентами Третьего отделения других российских граждан за границей, в первую очередь кадровых дипломатов из российских посольств, то продолжение этой традиции из времен стихийной разведки было продиктовано необходимостью. Дипломатов и других «разведчиков на один раз» использовали в тех неевропейских (или небольших европейских) государствах, где еще не успели обосноваться кадровые специалисты из жандармов, где не было значительных центров российских эмигрантов или весомых государственных интересов России. Это скандинавские и балканские небольшие государства, страны Восточной Азии, Ближнего Востока, Северной Африки или Америки.
Кроме того, дипломатов в ведущих европейских странах периодически просили о помощи в операциях кадровых разведчиков Третьего отделения или о замене их, если того требовала обстановка. Так это было в уже упоминавшейся операции по попытке захвата в Великобритании и насильственного возвращения в Россию политического эмигранта князя Петра Долгорукого, когда главную роль по заманиванию диссидента в российское посольство отвели послу в Лондоне Федору Гроту, что, впрочем, успеху акции так и не поспособствовало. Обычно такие просьбы о сотрудничестве шли непосредственно от главы Третьего
339


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
отделения министру иностранных дел, а тот уже давал указание своим подчиненным в заграничные посольства оказать содействие жандармским кадрам на месте.
К таким операциям, в основном по противодействию российским эмигрантам (вхождение в контакт с изгнанником с целью склонить его к изменению позиции и принятию амнистии от царя, контакт с иностранными государственными органами по важным для разведки вопросам и т. д.), привлекали в разное время российских послов в Париже Киселева и Палена, князя Ливена и графа Брунова в Лондоне, российского посла в Вене Татищева. В Берлине долгое время служил российским послом граф Урби, ранее состоявший на жандармской службе, именно ему после выстрела в царя Каракозова в 1866 году поручали тайно проверить возможность связей разгромленного кружка ишутинцев с их европейскими единомышленниками, в частности из немецких Юнгебунда, Зондербунда или Интернационала рабочих.
Знаменитый однокашник Пушкина по Царскосельскому лицею Александр Горчаков свой путь виднейшего дипломата России в XIX веке начинал на стезе разведчика- дипломата при посольстве в Вене. Но здесь он повздорил со всесильным тогда начальником Третьего отделения Бенкендорфом, сопровождавшим императора Николая I в его визите в Австрию, к тому же на него в Петербург пришел донос об адюльтере с некой полячкой, и Горчаков был отозван домой, проведя несколько лет в опале. Лишь позднее царь смилостивился, направив Горчакова в консульство России в Штутгарте, а затем назначив послом в ту же Австрийскую империю. В бытность свою послом Российской империи в Австрии Горчаков принимал участие в тайных сепаратных переговорах с Францией, фактически бывших серьезной разведывательной операцией, направленной на выход России в 1855 году из неудачно складывающейся для нее Крымской войны. Именно князь Гор¬
340


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
чаков организовывал тайные контакты петербургского двора с французским представителем герцогом де Морни, сводным братом Наполеона III, что привело затем к заключению мира в Париже и относительно бескровному выходу России из затянувшейся бойни в Крыму. Во время Парижского конгресса, считающегося заслугой российской «тайной дипломатии», давившие на Россию Англия, Австрия и Турция были поражены явно пророссийской позицией, занятой внезапно их союзницей по Крымской войне Францией, а это было результатом закулисного торга и операции князя Горчакова.
В награду Горчаков вскоре получил от императора Александра II пост министра иностранных дел, сменив ушедшего в отставку бессменного при Николае I канцлера Нессельроде, ярого германофила и сторонника «вечного союза» с Австрией и Пруссией, что было неудивительно при немецком происхождении Нессельроде. При Горчакове взаимодействие МИДа с Третьим отделением еще более усилилось, даже по сравнению с довольно тесными деловыми контактами Нессельроде и Бенкендорфа в этих вопросах. Горчаков не раз давал личные указания своим подчиненным дипломатам на встречи по просьбе сотрудников Третьего отделения с колеблющимися эмигрантами и даже с тайными агентами России из числа иностранцев, если на такое рандеву рискованно было отправляться кадровому закордонному разведчику. При этом Горчаков руководствовался своим вечным девизом на протяжении всего срока службы на посту главы внешней политики России: «Все, кто причиняет моей стране зло, — мои личные враги, все, кто делает ей добро, — мои личные друзья».
Кроме профессиональных дипломатов в качестве временных разведчиков по случаю в те времена мог использоваться практически любой благонадежный в глазах власти и Третьего отделения российский подданный,
341


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
отъезжающий за рубеж в командировку или с частным визитом. Известно, например, о том, что разведывательную информацию по просьбе жандармов собирал во время своей командировки в Европу в 1839 году сотрудник Министерства просвещения князь Мещерский, об этом Бенкендорф сам договаривался с министром народною просвещения Уваровым.
Позднее практика привлечения к профессиональным задачам разведки одноразовых дилетантов, пусть и самых верноподданных, себя изживет сама собой. А вместо регулярных просьб спецслужбы о помощи кадровых дипломатов спецслужбы СССР освоят обратный прием насыщения дипломатического корпуса своими кадровыми сотрудниками, официально работающими в зарубежных посольствах под прикрытием своего дипломатического иммунитета, но занимающимися главным образом делами разведки.
ВОЕННАЯ РАЗВЕДКА РОССИИ В XIX ВЕКЕ
Вопросы ведения военной разведки сохраняли аморфную и децентрализованную структуру отдельных уполномоченных Военного министерства, направляемых на работу в российские дипломатические миссии за рубежом с отдельными поручениями и ответственных только перед военным министром.
Система эта закладывалась еще при Петре Великом, его постоянные войны и реформа в российской армии впервые потребовали введения отдельного института военных разведчиков. Специальной службы для военной разведки тогда еще не было создано, но, как указывает в своей книге об истории российской разведки и тайной дипломатии Н.А. Кудрявцев: «При Петре делаются первые попытки использовать в роли дипломатов опытных офицеров
342


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
для ведения военной разведки за рубежом. Дело в том, что по мере развития военного дела добываемые дипломатами военные сведения все меньше устраивали командование. В 1701 году Петр создает генерал-квартирмей- стерскую службу, которая в Воинском уставе 1716 года закрепляет свое правовое положение в качестве разведывательной службы»1.
Но служба главного квартирмейстера армии, которая при Александре I вошла в образованное Военное министерство, не была пока отдельной спецслужбой, выполняя и массу других функций для нужд армии и тыла, включая обеспечение войск продовольствием и амуницией. Ей просто подчинили разрозненных военных уполномоченных из числа кадровых офицеров, направляемых с разведывательной миссией за границу. После Наполеоновских войн такие уполномоченные, замаскированные в должностях военных атташе или простых дипломатов в посольствах, направлялись в длительные командировки во все крупные европейские государства, а также в Китай, Иран, Бухарское ханство.
Параллельно с действующей профессиональной внешней разведкой Третьего отделения этот институт военных уполномоченных сохранял свою важность, его тоже пытались упорядочить и легализовать законодательно. В 1856 году император Александр II впервые в российской военной истории подписывает инструкцию «О военных агентах», узаконив статус таких уполномоченных. В ней, в частности, дипломатическому персоналу российских посольств за рубежом предписывалось оказывать таким военным агентам всяческую помощь при проявлении минимума интереса к их непосредственной деятельности.
Большую роль сыграл в становлении института военных агентов военный министр при Николае I — граф Черны¬
1 Кудрявцев Н.А. Государево око. М., 2002. С. 5.
343


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
шев, сам в прошлом самый удачливый военный разведчик Российской империи в самом сердце враждебной империи Наполеона, доставивший французам тогда много хлопот и сумевший завербовать главу французской внешней политики Талейрана и любовницу самого Наполеона Бонапарта. Именно крепкие связи Чернышева с тогдашним министром иностранных дел Нессельроде и шефом Третьего отделения Бенкендорфом обеспечили военной разведке помощь в ее первых шагах за границей в мирное время. По просьбе Чернышева российских агентов Военного министерства оформляли в российских посольствах как в качестве легальных военных представителей России, так и в качестве нелегалов, скрывая даже их принадлежность к российской армии.
МИД далеко не всегда приветствовал такую дополнительную нагрузку на свои заграничные посольства, как всесторонняя помощь присланным военным эмиссарам. Тот же Нессельроде, при своих хороших деловых отношениях с Чернышевым, в служебной записке царю от 1832 года пишет о перегруженности кадровых дипломатов задачами по помощи Военному министерству в сборе разведывательных данных, а также почему-то просит переложить эти задачи на российское Министерство финансов. Эти коллизии позднее были устранены только с созданием отдельного и самодостаточного органа военной разведки России, но случилось это уже после 1880 года.
Эпоха военной разведки силами «военных агентов» или «военных корреспондентов» до 1880 года имела свои примечательные личности, в разведывательном плане не уступавшие профессиональным агентам внешней разведки Третьего отделения. О некоторых военных разведчиках этого последнего стихийного этапа сбора военной информации следует упомянуть особо и в силу важности их деятельности, и ввиду незаурядности их личностных характеристик.
344


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Самым известным из этих уполномоченных Военного министерства был Николай Павлович Игнатьев. Тезка императора Николая I именно при этом государе выдвинулся на военной службе и после окончания Академии Генштаба был направлен в качестве военного агента в российское посольство в Лондоне. Здесь он и прославился нестандартной разведывательной акцией, некоторыми исследователями и мемуаристами описанной затем в истории военной разведки в иронично-анекдотическом ключе. Дело в том, что во время экскурсии по знаменитому Британскому музею Николай Павлович ухитрился похитить прямо со стенда и вынести в кармане из зала новый образец английского винтовочного патрона, только что принятого британской армией на вооружение. Патрон был доставлен в Петербург военному министру, но быстро вычисленному англичанами российскому агенту пришлось паковать чемоданы и покидать туманный Альбион с клеймом вечной персоны нон-грата в Лондоне. Разумеется, по обычным меркам закона и морали Игнатьев совершил кражу, по шкале ценностей разведки — проявил смекалку и доблесть, это вечная коллизия истории политической и военной разведки.
Изгнанный из Англии Игнатьев был направлен вскоре военным агентом сначала к хану Хивы, а затем к бухарскому эмиру, где вел секретные переговоры с эмиром Бухары Насруллой о заключении долгосрочного военного союза с Россией. В отличие от Лондона из бухарской своей командировки нестандартный разведчик Игнатьев привез в Петербург не украденный в кармане патрон, а целого слона. Индийский слон им конечно же не был похищен, бухарский эмир подарил его Игнатьеву в качестве символа дружбы с Россией, слон был передан Игнатьевым петербургскому столичному зоопарку, и такие трофеи тоже привозила в Россию ее военная разведка в XIX веке.
345


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
В результате Игнатьев, получивший уже к 30 годам за свои разведывательные заслуги от императора Александра II генеральский чин, в 1859 году получил самое ответственное в своей карьере задание. В год нападения англофранцузских войск на Китай Игнатьев с секретной миссией прибыл в Пекин, в ходе сложной комбинации в духе киношного Штирлица Игнатьев сумел настроить английских и французских союзников друг против друга и добился посредничества России на их переговорах с китайским правительством цинского императора, осажденного англо-французскими войсками в Пекине. В результате китайской командировки Игнатьева не только были улучшены русско-китайские отношения, но и отошли к России многие спорные территории на границе с Китаем.
В благодарность Игнатьев получил чин генерал-адъютанта, перешел на работу в МИД и возглавлял в нем только что созданный Азиатский департамент, с 1867 года был российским послом в Османской империи. При Александре III с 1881 года Игнатьев оказался в кресле министра внутренних дел, сменив в нем уволенного Лорис-Меликова, здесь ему пришлось непосредственно руководить новыми спецслужбами России, пришедшими на смену упраздненному Третьему отделению, и отвечать за разгром «Народной воли». Умер знаменитый разведчик и дипломат в 1908 году в большой бедности и нужде, так как в силу авантюрного склада характера на старости лет промотал и проиграл в карты все свое значительное состояние.
Коллега Игнатьева по институту военных уполномоченных за рубежом Петр Альбединский получил такое назначение за отличие в Крымской войне. Полковник Альбединский работал в российском посольстве во Франции, добывая ценные сведения о французской армии и ее новом оружии, тем же способом, которым здесь же работал до него при первом Наполеоне его министр Чернышев, — через сеть лично завербованных информаторов. Один из
346


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
тайных агентов Альбединского служил во французском Генштабе, другой был личным адъютантом императора Наполеона III. Практически все сведения о французской армии, ее новых винтовках и патронах, о мобилизационных планах французского Генштаба, о ходе ведения французами боевых действий с арабскими повстанцами в Алжире стекались в военное ведомство Санкт-Петербурга по парижскому каналу Петра Альбединского. В награду за свою службу военной разведке империи Альбединский произведен в генерал-майоры и назначен по возвращении в Россию губернатором Прибалтики, а затем и варшавским губернатором, умер он в 1883 году от тяжелой болезни.
Можно упомянуть и о военном агенте Ростиславе Фадееве, первом российском военном разведчике на африканском континенте. Он состоял атташе при дворе египетского хедива (султана под британским протекторатом), а затем был направлен на Балканы, где был российским военспецом для подготовки союзной армии Черногории к войне с турками.
На Балканах же главным военным агентом России долгое время работал Николай Артамонов, изъездивший всю Сербию и Болгарию, остававшиеся тогда еще под формальным турецким протекторатом. С началом Русско-турецкой войны 1877 года Артамонов отвечал за нелегальную разведку в тылу турок на Балканах. В отличие от Игнатьева и Альбединского, более молодой Артамонов после 1880 года застал и времена функционирования профессиональной спецслужбы военной разведки Российской империи, в которой уже в качестве кадрового сотрудника продолжал работать резидентом на Балканах. В историю военной разведки России начала XX века Артамонов войдет в качестве ее первого связного с зарубежной организацией профессиональных политических террористов в лице сербской «Черной руки», соучаствовавшего с раз¬
347


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
решения своего петербургского начальства в произведенном ей в 1903 году дворцовом перевороте и цареубийстве в Белграде. Генерал Артамонов пережил обе революции 1917 года и даже успел послужить недолго большевикам в качестве эксперта их Реввоенсовета по вопросам разведки, умер он в 1920 году.
Еще одной незаурядной личностью среди военных агентов России времен Александра II был Петр Дмитриевич Паренсов, также перешедший в военные уполномоченные за рубежом после обучения в Академии Генерального штаба и руководства подавлением восстания казахов за Уралом. Он был военным представителем России в недавно освободившейся от турецкой зависимости Румынии, ведя из союзного Бухареста разведку в тылу Турции. При этом Паренсов успевал искать в среде румынского руководства новых агентов российского влияния на местный королевский двор и вербовать из пророссийски настроенных румын негласных информаторов в свою сеть. Входившие в нее болгарин Георгиев, серб Начович, румын Велку не раз отправлялись с тайной миссией в тылы турецкой армии, выезжал туда и сам Петр Паренсов с фальшивым паспортом на имя шведа Паульсена. В 1877 году эти сведения группы Паренсова очень облегчили задачу стремительно наступавшим в Болгарии русским войскам.
После освобождения Болгарии от турок и воссоздания полноценной болгарской государственности Паренсов командирован из Бухареста российским Военным министерством в Софию, где в качестве военспеца руководил созданием новой болгарской армии и службы военной разведки болгар. Одно время в существовавшей в Софии временной российской военной администрации, заменявшей еще не созданное болгарское национальное правительство, Паренсов даже занимал пост военного министра — первого в истории независимой Болгарии главы военного ведомства. После возвращения в Россию пожилой генерал Паренсов
348


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
командовал гарнизоном Петергофа, скончался он в 1914 году спустя всего несколько дней после вступления России в затяжную Первую мировую войну, похоронен на почетном месте петербургской Александро-Невской лавры.
Это только несколько самых известных и успешных военных разведчиков России того времени, всего же через институт военных уполномоченных при российских посольствах за рубежом прошли десятки офицеров русской армии, из донесений которых в Петербурге составляли общую картину необходимой военной информации. Эта деятельность в плане разведки была не менее важна, чем относительно организованная к тому времени и поставленная на профессиональную основу деятельность за границей разведывательной сети Третьего отделения. Просто в силу исторических причин процесс создания в Российской империи отдельной службы внешней разведки оказался замедлен, и впервые такой независимый орган был учрежден уже после 1880 года.


Глава 7
ГЛАВНАЯ УДАЧА ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Можно бороться со вторжением армии, но вторжению идей сопротивляться невозможно.
Виктор Гюго, французский писатель
Как можно отметить, с главной своей задачей по противостоянию тайным обществам антиправительственного характера в границах Российской империи и в эмиграции Третье отделение справлялось с разной степенью успешности, но так в итоге и не справилось. Отчасти именно по этой формуле Виктора Гюго. Жандармский сыск, у истоков которого в первую эпоху руководства Бенкендорфа стояли почти сплошь бывшие боевые офицеры-кавалеристы, в годы работы Третьего отделения именно «боролся с армией», нанося удары по отрядам противника — тайным обществам. Оппозиционные и антимонархические идеи при этом на российской почве продолжали произрастать и давать побеги. Рост антимонархических и социалистических идей в обществе к концу деятельности Третьего отделения шел по нарастающей, лишь изредка притормаживая ввиду удачных акций жандармов или провалов некоторых оппозиционных групп.
Собственно, неспособность справиться с этой задачей и стала главной причиной ликвидации организации. То же касается и явления российского политического террориз¬
350


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ма, которою при учреждении Третьего отделения Бенкендорфом в 1826 году еще не существовало, а к моменту ликвидации ведомства в 1880 году он уже являл собой главную и прямую опасность для власти. С террором организованной группировки «Народная воля» жандармы справиться до 1880 года так и не смогли. Но, как и в борьбе с доморощенными или эмигрантскими диссидентами, в вопросе противостояния Третьего отделения политическим террористам также имеют на счету одну бесспорную удачу — полный разгром первой организованной группы революционного террора в России и беспрецедентный по тем временам акт захвата за границей с вывозом в Россию ее руководителя.
Речь идет о нечаевцах и самом Сергее Нечаеве, операция по насильственному возвращению которого в Россию является самой успешной во всей истории существования Третьего отделения в Российской империи.
О ней стоит немного сказать отдельно, поскольку и организация Нечаева была уникальной в истории мирового терроризма, и операция жандармов против самого Нечаева стала первой силовой акцией такого рода, дав затем массу рецидивов со стороны новых спецслужб Российской империи и Советского Союза. С этой акции 1872 года начинается череда небесспорных в плане законности и морали действий такого рода спецслужб против собственных граждан за пределами своего государства, а значит, и вне пределов государственной юрисдикции России или СССР.
Первый камень в фундамент оправдания таких действий высшими государственными интересами был заложен в далеком 1872 году сотрудниками Третьего отделения и их тогдашним шефом князем Шуваловым. Первым настоящим прецедентом здесь в истории наших спецслужб стал именно насильственный захват в Швейцарии и вывоз в Россию Сергея Нечаева, поскольку в схожих по схеме захватах еще в XVII веке самозванца Анкудинова или в веке
351


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
XVIII его идейной сестры «княжны Таракановой» формально спецслужбы России не участвовали за неимением таковых во время истории с Анкудиновым или были подменяемы стихийными разведчиками-любителями, как в деле Таракановой. С дела же Нечаева начинается череда таких акций за рубежами России сначала царских, а затем и советских спецслужб. Такой прецедент 1872 года в глазах многих последователей Третьего отделения в истории наших спецслужб словно легализовывал этот метод и давал пример, хотя еще в Древней Греции античный мудрец и оратор Демосфен вывел замечательную формулу о том, что «ни одно позорное или незаконное дело не может быть оправдано тем, что ранее рке было нечто подобное и осталось безнаказанным».
Сейчас и фигура Сергея Нечаева, и история его загадочной группы со зловещим названием «Народная расправа» в России не так популярны, как в конце XIX века, что в свете прокатившихся за истекшие полтора века по нашим просторам политических вихрей и бурь вполне объяснимо. Но для понимания феномена терроризма в России без изучения первого такого опыта в лице «Народной расправы» обойтись никак нельзя, как и без изучения опыта противостояния ей со стороны первой российской службы госбезопасности. Тогда же, в конце XIX века, дело нечаевской организации наделало много шума в обществе и породило массу споров. Личность же самого Нечаева, как первого идеолога и практика политического терроризма на профессиональной основе в России, и вовсе была окутана загадками и демонизировалась властью и консервативными кругами российского общества; именно нечаевцев Достоевский вывел в красочном образе политических уголовников и мрачных упырей в своих знаменитых «Бесах».
«Народная расправа» стала первой революционной организацией в России, перешедшей от теории или мирной
352


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
пропаганды перемен к активным действиям насильственного характера, направленным против власти, в этом смысле она стала духовной предтечей «Народной воли» и примером для нее в плане методов борьбы. Она же по праву считается первой настоящей террористической группой, поскольку в организации Ишутина дальше планов террора дело не пошло, и только одинокий бывший ишутинец Каракозов в 1866 году решился сам на индивидуальный акт попытки цареубийства. «Народная расправа» была создана вскоре после выстрела Каракозова и разгрома группы Ишутина.
Ее основал окутанный теперь загадочностью своих политических взглядов и пристрастий революционный радикал Сергей Нечаев, уроженец Иванова, бывший церковный семинарист и сельский учитель, член одного из разрозненных кружков мирных землевольцев. Его взгляды колебались между утопическим социализмом будущих народников, анархизмом по русской его модели Бакунина и европейским якобинством. При этом в плане методов Нечаев признавал исключительно нелегальную вооруженную борьбу, теракты против представителей царской власти, создание подпольной группы, разбитой на пятерки, и т. д. В СССР за экзотичность политических взглядов и тягу к сектантскому образу революционной борьбы, не считаясь с этическими издержками этой деятельности, Нечаева даже не считали революционером и в ряду де- кабристов-землевольцев-народовольцев не числили. Для исключения дискуссий имя Нечаева в советской истории предпочитали попросту не упоминать, его знали только узкие специалисты по истории этого периода Российского государства.
В теорию подпольной борьбы с правительством народнического толка Нечаев первым внес террористическую нотку, дополнив ее собственным пониманием этики революционной борьбы, полагая, что в противостоянии
23 Третье отделение
353


ИГОРЬ СИМБИРЦ1 в
царю и его жандармам хороши все средства, а землеволь- цам не хватает «иезуитства в методах». Свое путаное и довольно мрачное учение о революции с российской народной спецификой Нечаев изложил в главной программе своей «Народной расправы», именуемой «Катехизисом революционера». В ней Нечаев требовал от последователей своего учения отречься от всего мирского и посвятить себя исключительно вооруженной борьбе за установление нового строя. Здесь же он предлагал делить всех членов общества на определенные группы, при необходимости одних тайно убивать немедленно, а других казнить открыто сразу после совершения революции, а также излагал не менее экстравагантные и зловещие идеи.
Стоит при этом заметить, что при явной террористической направленности в теории «Народная расправа» к широкой практике перейти так и не успела, потому о террористическом элементе в ее программе мы можем судить только по нечаевским прокламациям. Степень террористической опасности этой организации была затем преувеличена в ходе следствия Третьего отделения по «нечаевскому делу». Так, усиленно политическим сыском распространялся слух о якобы готовности Нечаева и его соратников истребить оружием поголовно все российское дворянство в количестве более миллиона человек. Тогда как в прокламации «Народной расправы» речь шла об убийстве только тех «извергов в блестящих мундирах, чьи руки забрызганы народной кровью и кто является столпом государства». То есть Нечаев, как настоящий революционный террорист, призывал адресно ликвидировать террористическими методами конкретных политических деятелей в качестве меры по ослаблению государственной власти в империи и в порядке мести за кровь революционеров, а не призывал вырезать всех дворян в России. Собственно, эту тактику чуть позднее исповедовала полностью в нечаевском стиле и «Народная воля».
354


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Речь вовсе не о том, что из безобидного пропагандиста Третье отделение умышленно лепило образ кровавого головореза, Нечаев действительно проповедовал террор в его крайних формах, и его взгляды были очень экзотичными. Речь об очередной попытке сыска передернуть, демонизировать за счет слухов и превратных толкований программы своего оппонента, которого и делать дьяволом умышленно особенно было незачем — так он сам постарался над своим образом. Как и о том, что аресты нечаев- цев были использованы жандармским сыском в привычной тогда традиции, оказавшись очередным поводом к облавам под гребенку многих недовольных режимом, но никоим образом к Нечаеву и нечаевцам не относившимся.
Поэтому в ходе арестов по делу «Народной расправы» арестованы многие из считающихся политически неблагонадежными по старым делам вроде Германа Лопатина, бывшего ярым критиком программы и тактики Нечаева, да и к самому главе «Народной расправы» относившемуся явно враждебно. Поэтому же к «нечаевскому делу» без особых оснований и доказательств присоединили, например, арестованных членов кружка Долгушина. Это так называемое «сибирское дело», по которому ряд молодых людей (Долгушин, Потанин, Кошкин и др.) были отданы под суд за сибирский сепаратизм и за планы отсоединить Сибирь от Российской империи и создать там демократическое государство с республиканским типом правления. На деле же это были довольно наивные юноши с экзотическими даже по нашим сегодняшним меркам взглядами сибирской независимости, попавшие под волну арестов именно из-за шумихи вокруг группы Нечаева.
В созданной группировке «Народная расправа», которую Нечаев выстроил на основе глубокой конспирации и личных интриг среди самих рядовых членов «Народной расправы», он насаждал те же суровые принципы личной власти и тотальной конспирации. В частности, нечаевским
355


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ноу-хау было создание Тайною комитета, как у «равных» Бабефа или у более поздней «Народной воли», решениям которого рядовые члены были обязаны подчиняться беспрекословно. Только в отличие от группы Бабефа и народовольцев тайный комитет «Народной расправы» состоял из одного Нечаева. Рядовые члены группировки об этом, естественно, не знали, Нечаев представлялся им агентом этого мифического комитета и спорные вопросы «выносил» на его обсуждение, а затем доводил до рядовых сторонников окончательное решение комитета, всегда совпадавшее с его собственной точкой зрения. При этом Нечаев вынашивал идеи повязать всех главных членов своей организации кровью, совершив «криптию» в духе древних спартанцев, когда ритуальное совместное убийство одного из «врагов» сплачивало навеки всех будущих террористов и отрезало им пути в прошлую жизнь.
Собственно, такая «криптия» по отношению к своему бывшему товарищу и стала главной акцией «Народной расправы». Других серьезных терактов нечаевцы совершить просто не успели, хотя и собирались к ним перейти. Сам Нечаев изначально призывал к убийствам выявленных информаторов Третьего отделения среди своих соратников, разработав устрашающий ритуал тайной казни таких секретных агентов сыска с удушением, прострелива- нием головы и обливанием лица кислотой для затруднения опознания трупа. В 70-х годах некоторые народовольцы действительно применят заветы Нечаева при ликвидации информаторов жандармов в своих рядах, что вызовет шок в обществе.
В 1869 году Нечаеву представилась возможность связать самых преданных ему активистов «Народной расправы» такой «криптией». Недовольный тем, что член организации московский студент Иванов оспорил очередное решение Нечаева расклеивать листовки «Народной расправы» в студенческих столовых и усомнился в существо¬
356


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вании самого тайного комитета нечаевской партии, вождь «Народной расправы» объявил его перед единомышленниками шпионом тайной полиции в их рядах, что, как теперь достоверно установлено, было неправдой. Во время тайной сходки Иванов был заманен в заброшенный грот на Петровских прудах Москвы и задушен нечаевцами во главе с самим вождем «Народной расправы», затем жертве прострелили голову, изуродовав лицо, и утопили труп в озере. Найденное вскоре тело и быстро проведенное полицией при участии Третьего отделения следствие позволило раскрыть убийство и обнаружить наличие в России опасной террористической организации с мрачно-сектантским уставом.
На этом в общем-то история нечаевской организации и заканчивается, и остается история одного Нечаева. Практически все причастные к «Народной расправе» в 1869—1870 годах арестованы и предстали перед судом. Главные участники организации и непосредственные участники расправы со студентом Ивановым осуждены к каторжным работам: Кузнецов, Успенский, Прыжов, Негрескул (зять знаменитого революционера-народника Лаврова), на суде почти все они каялись и возлагали всю вину на скрывшегося от следствия Нечаева. Лишь некоторые очарованные харизмой Нечаева арестованные члены «Народной расправы» держались стойко и продолжали славить мудрые решения вождя, включая ликвидацию «предателя Иванова». Так, в убеждении в истинности нечаевского пути ушел на каторгу главный его помощник в «Народной расправе» поэт Петр Успенский, у которого дома при обыске жандармы обнаружили спрятанный архив организации и впервые прочитали изъятый здесь же «Катехизис революционера». На каторге Успенский вскоре покончил с собой (по другим данным — тайно убит каторжанами то ли в политических распрях, то ли по обвинению в доносительстве).
357


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Сергей Нечаев скрылся при помощи фальшивого паспорта за границей, где он уже бывал еще до создания своей «Народной расправы», когда разыскивался Третьим отделением за участие в студенческих волнениях в Санкт- Петербурге. Здесь с 1870 года начинается бурная эмигрантская деятельность лидера фактически уже разгромленной «Народной расправы». Для придания в глазах других эмигрантских лидеров веса собственной персоне Нечаев заявил о наличии подчиненного лично ему сильного подполья в России в лице некой не затронутой арестами части «Народной расправы», готовящей под его патронажем новые теракты против власти и государственный переворот. О себе при этом Нечаев распускал самые немыслимые слухи, вплоть до собственного ареста Третьим отделением в Петербурге и бегства прямо из Петропавловской крепости за границу. Впрочем, понимая утопичность своей легенды о побеге прямо из куртины Петропавловки, откуда бежать было практически невозможно, Нечаев имел и альтернативный вариант развития этой истории: по нему он бежал из кареты Третьего отделения, которая везла его в эту крепость.
Заявлял он и о неудавшейся попытке агентов Третьего отделения убить его уже в Швейцарии, хотя и не предоставил никаких доказательств, и в архивах Третьего отделения следов такой операции не видно. Очевидно, в этом случае обвинение спецслужбы в попытке тайной ликвидации эмигранта родилось в голове отчаянного фантазера Нечаева для дальнейшего улучшения собственного имиджа главного борца с самодержавием. Такие методы вполне входили в обойму разрешенных себе самому Нечаевым в его знаменитом «Катехизисе революционера».
В эмигрантских кругах многие клюнули на эти рассказы, и фигура Нечаева в организациях русских изгнанников вскоре оказалась окутана славой и флером революционной романтики. Он на равных беседует с Бакуниным
358


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
и Огаревым, почти шантажирует Герцена, вымогая у него деньги из «Фонда Бахметьева» (переданного купцом Бахметьевым соратникам Герцена для финансирования российской революции) на печатание прокламаций «Народной расправы» и организацию террористической борьбы, через русскую секцию Первого Интернационала устанавливает связь с Карлом Марксом. Совместно с Бакуниным, с которым Нечаев в эмиграции в силу совпадения части взглядов сошелся ближе всего, он издает анархистскую газету и пытается наладить ее нелегальную доставку в Россию, на полученные от анархистов Бакунина деньги печатает в Швейцарии журнал «Народная расправа», как орган своей мифической партии. Герцен из всех этих эмигрантских лидеров критичнее всех подошел к отчаянному новобранцу русской революции с его рассказами о мощном подполье «Народной расправы» в России. Эстет революционной агитации укорял нового соратника: «И что это у вас все резня на уме?» — совсем как сиятельный екатерининский фаворит князь Григорий Потемкин презрительно поддевал ее обер-палача Степана Шешковско- го: «Не надоело ли, Степан Иванович, лично кнутобойни- чать?» Но после смерти Герцена Нечаев склоняет на свою сторону друга покойного и тоже знаменитого эмигранта Огарева, совместно с ним с 1871 года возобновив выпуск герценовского «Колокола», но уже для изложения взглядов своей полностью виртуальной к тому времени партии «Народная расправа». На этом Нечаев не останавливается, вскоре агенты Третьего отделения в Европе фиксируют его связи с революционерами «Молодой Италии» Мадзини, с эмигрантскими комитетами польских и болгарских революционеров.
Вся эта бурная деятельность Нечаева в Европе, где он постоянно перемещался между Францией и Швейцарией, очень тревожила Третье отделение. Получить в Европе единый и гораздо более мощный эмигрантский центр из горю¬
359


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
чей смеси герценовских последователей со знаменем в виде Огарева, идеологии Бакунина и взрывоопасных идей фанатика Нечаева — как тут было не тревожиться на Фонтанке, 16. Теперь Нечаев становился не просто опасным террористом, разыскиваемым за убийство бедного студента. Он превращался в крупную фигуру эмиграции, лидера очередною потенциального революционного центра в Европе, в силу своего экстремизма и своеобразных методов политической борьбы могущего быстро отодвинуть на задний план относительно мирных пропагандистов типа Герцена или Бакунина. Известия о связях со склонными к вооруженным методам борьбы иностранными заговорщиками, а поляки и болгары считались тогда наиболее решительными в этом плане, окончательно решили судьбу Нечаева.
Команду выявить точное местонахождение Нечаева в Европе и организовать любой ценой его захват с вывозом в Россию дал лично тогдашний глава Третьего отделения Петр Шувалов. После ряда неудач за границей, когда даже арестованных иностранными спецслужбами российских эмигрантов по требованию Петербурга выдавать российскому правосудию отказывались, на этот раз решено было пойти на захват революционера-террориста за рубежом собственными силами, хотя и уведомив предварительно органы политического сыска иностранного государства. Нет ничего удивительного, что такая дерзкая и показательная акция против эмигранта за пределами России впервые в истории Третьего отделения была организована именно в годы руководства службой Шуваловым, самым деятельным и решительным в плане методов шефом жандармского ведомства.
Розыском Нечаева занимались параллельно несколько командированных за рубеж сотрудников Третьего отделения плюс десяток внедренных в эмигрантские организации или завербованных из их рядов тайных информаторов. Их работа осложнялась повышенной тягой Нечаева
360


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
к конспирации, доведенной им за границей почти до мании преследования. После истории с якобы осуществленным на него агентами Третьего отделения покушения он даже от соратников в эмиграции скрывал свое убежище, проживая где-то в швейцарской глубинке горных кантонов, а в Женеве появляясь внезапно для всех. У Нечаева, как затем выяснилось, было оборудовано укрытие в горах в районе Цюриха, к тому же по Швейцарии он перемещался с поддельным паспортом сербского подданного.
Весной 1870 года работавшему среди эмигрантов в Швейцарии агенту жандармов Горлову удалось попасть на сходку русских революционеров, на которую собирались приехать Бакунин и Нечаев, но на этом собрании россиян в Женеве лидер анархистов и главный «народный расправ- щик» так и не появились. В архивах Третьего отделения осталось донесение Горлова об этом совещании: «Собрание состоялось 7 мая 1870 года. На этой сходке присутствовали бывшая жена Огарева, а теперь почему-то называющая себя женой Герцена, старшая и младшая дочери Герцена, мадам Озерова, русский, настоящей фамилии которого я еще не знаю, Жуковский с женой, Элпидин, Гулевич, Мечников, Озеров, Лопатин. Бакунина в Женеве не было».
Из этого лаконичного донесения Горлова в петербургский дом у Цепного моста заметны не только его удивленная реакция на личную жизнь революционеров, меняющихся супругами, или досада на неустановленность имени одного из участников сходки, но и явное разочарование: главными целями Горлова явно были именно Бакунин и Нечаев.
Удача улыбнулась полковнику Романну, работавшему среди эмигрантов под легендой изгнанника из России по политическим мотивам по фамилии Постников. После того как Романн окончательно вошел в доверие к отцу русского анархизма Бакунину и даже помог ему в Лионе скрыться от ареста французской тайной полицией, развед¬
361


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
чик Третьего отделения в конце 1870 года получил от Бакунина важную информацию о том, что Нечаев с фальшивым паспортом проживает в швейцарском Цюрихе, там же хранится тайный архив нечаевской организации.
К тому времени Бакунин успел рассориться с неугомонным Нечаевым; как и большинство других видных эмигрантов, Нечаев даже в своем стиле начал угрожать Бакунину и шантажировать его обнародованием их переписки, требуя от анархистского Интернационала новых денег на свой проект «Народной расправы», существовавший к тому времени исключительно в возбужденном сознании самого Нечаева. После изобличения Нечаева во лжи прибывшим недавно из России авторитетным революционером Германом Лопатиным стало ясно, что никакой сильной «Народной расправы» в российском подполье нет, а по вине Нечаева с клеймом террористов на каторгу отправлены десятки поверивших ему оппозиционеров. Тот же Лопатин заставил Нечаева при Огареве с Бакуниным признать ложь о побеге из Петропавловки или даже из жандармской кареты по пути в эту тюрьму.
Романн в поисках Нечаева встречался во Франции с еще живым тогда Герценом, также ставшим жертвой интриг и шантажа Нечаева в эмиграции. Романн незадолго до своей внезапной кончины от болезни успел по приезде в Санкт-Петербург доложить: Нечаев засел именно в Цюрихе, имеет сербский паспорт, многими в эмиграции отвергнут и собирает собственную нелегальную партию почти с нуля.
Если бы это был сюжет художественного политического детектива, автор не удержался бы от вполне логичного предположения, что обеспокоенные непредсказуемостью Нечаева и озлобленные на него лично мэтры старой эмиграции умышленно «слили» жандармам информацию о своем молодом конкуренте-экстремисте в надежде на его арест и устранение с политической сцены эмиграции. Но
362


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
разумеется, в реальной истории этого просто не могло быть: для Герцена, Огарева, Лопатина или Бакунина Нечаев при всей дикости в их глазах его взглядов и методов все равно был ближе любого ненавистного им царского жандарма, времена были в плане нравов другими. Да и Герцен до самой своей смерти считал Постникова (Ро- манна) искренним революционером и не верил в его работу в Третьем отделении.
Целый год ушел у Третьего отделения сначала на установление точного цюрихского адреса Нечаева, а затем и на организацию непривычного эксперимента по силовому захвату российского изгнанника за рубежом. Поначалу показалось, что Нечаева вычислили в Женеве, и разведчики из Третьего отделения начали готовить операцию по захвату, но выяснилось, что за Нечаева по ошибке приняли другого русского эмигранта. Операцию отменили, иначе в истории российского тайного сыска еще в XIX веке мог появиться печальный прецедент таких ошибок в силовых акциях спецслужб за рубежом, какой мы несколько раз наблюдали в XX веке. Самой трагичной такой ошибкой стала в 1973 году ликвидация израильской специальной командой из разведки Моссад несчастного эмигранта из Марокко в норвежском городе Лиллехаммер, ошибочно принятого наблюдением израильтян за давно разыскиваемого ими палестинского террориста Али-Хасана Сала- меха. Хотя мы и совсем недавно видели похожее фиаско спецслужб с летальным исходом, когда на фоне истерии после взрывов в лондонском метро летом 2005 года сотрудники британских спецслужб по ошибке вместо тер- рориста-араба застрелили на станции подземки непричастного к террору бразильского эмигранта Менезеса. Здесь тоже члены антитеррористической бригады Скотленд- Ярда стали заложниками истерии после серии дерзких взрывов и собственной подозрительности — бразильского электрика перепутали с подозреваемым в причастно¬
363


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
сти к терроризму арабу, за предполагаемым убежищем которого следили с улицы. Когда же несчастный Чарли Менезес быстрым шагом вошел в метро, наблюдатели запаниковали и, предотвращая возможный самоподрыв подозреваемого, просто начинили его свинцом, выпустив в Менезеса 11 пуль. Уже затем для оправдания излишне решительных действий своих оперативников руководство британских спецслужб придумало версию, что бедный бразилец бежал по эскалатору, вел себя подозрительно и был не по погоде одет летом в длинное темное пальто, но вскоре было изобличено во лжи показаниями свидетелей и записями камер наружного наблюдения в метро. Организуй деятели российского тайного сыска за границей такую операцию против русского эмигранта, ошибочно принятого наблюдением за Нечаева, наша история спецслужб могла пополниться такой трагической ошибкой намного раньше израильской или британской. Впрочем, Нечаева российские разведчики в Швейцарии убивать точно не собирались, речь шла только о его захвате и вывозе в Россию для следствия и суда.
В вычислении местонахождения Нечаева принимала участие и швейцарская криминальная полиция (в отсутствие в стране тогда официальной тайной полиции она исполняла и ее функции), поскольку Третье отделение предоставило улики, позволяющие считать Нечаева обычным уголовным, а не политическим преступником. От самой акции по аресту швейцарцы, опасаясь общественного мнения, все же самоустранились. Операцию по выманиванию Нечаева из укрытия и захвату проводило уже само Третье отделение.
Это не было в чистом виде тайное похищение в стиле орудовавших в 30-х годах XX века в тех же краях сотрудников советского ГПУ-НКВД. Так как о захвате Нечаева швейцарских коллег все же поставили в известность и заручились их гарантиями невмешательства, пообещав схва¬
364


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ченного Нечаева сразу передать в руки цюрихской полиции и затем решать вопрос об экстрадиции Нечаева уже в рамках законной процедуры. Но не был это и обычный арест, так как захват сотрудники российской спецслужбы проводили за рубежом своей страны и, не имея на это процессуальных оснований, даже без участия непосредственно в аресте хотя бы одного швейцарского полицейского. А никаких Интерполов или международных соглашений на этот счет в те годы еще не существовало. Операцию против Нечаева в Швейцарии можно охарактеризовать как незаконный захват спецслужбой гражданина своей страны в другом государстве при молчаливом согласии и попустительстве спецслужбы этой страны. В процессуальном и моральном плане это очень важные детали, поскольку, повторюсь, дело Нечаева стало в российской истории первым прецедентом такого рода операций спецслужб, с которого потянется цепочка уже более дерзких и циничных акций за границей, безо всякого уже уведомления местных специальных служб.
Технически сама операция в Цюрихе в 1872 году была задумана и исполнена превосходно, за участие в ней глава Третьего отделения Шувалов представил участников действа к наградам. На Нечаева вышли агенты Третьего отделения, представившиеся членами польского эмигрантского комитета, сторонниками решительных террористических действий против Российской и Австрийской империй, ищущих русских единомышленников и остановивших свой выбор на радикальной «Народной расправе». Роли польских революционеров сыграли сотрудники Третьего отделения Стемпковский, Ремер и Николич. Уже по фамилиям видно, что разведчики Третьего отделения в национальном плане были поляком, немцем и сербом. Это было обычной практикой жандармского ведомства, старавшегоя и среди тайных информаторов, и в среде собственных профессиональных кадров иметь самое большое национальное разно¬
365


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
образие, что облегчало оперативную работу за рубежом и среди разноплеменной эмиграции с ее связями с иностранными собратьями. Тот же полковник Романн был немцем, резидент в Италии Сагтынский поляком, его коллега в Австрии Швейцер немцем, начальник всего заграничною отдела службы Филиппеус имел греческие корни, да и те же отцы-основатели Третьего отделения из троицы Бенкендорф, фон Фок и Дубельт явно не были выходцами из русской глубинки. Позднее национальное многообразие населения СССР будет столь же осознанно эксплуатироваться советским КГБ в похожих оперативных мероприятиях за рубежом, когда чекисты прибалтийского происхождения успешно выдавали себя за граждан европейских стран, чекист-таджик работал в среде афганских моджахедов, а волжский татарин десятилетиями выдавал себя в Японии за уйгурского эмигранта. Но вернемся пока к делу Нечаева в 1872 год.
Нечаев остался подозрительным подпольщиком, превыше всего ценившим конспирацию. Только при второй встрече со Стемпковским он поверил в искренность поляка и в существование за ним сильной революционной польской организации. Нечаев согласился на очередную встречу в одном из кафе на улице Цюриха, где и был захвачен упомянутой разноплеменной троицей. Из отчета об этой операции ее непосредственного руководителя жандармского майора Николича главе Третьего отделения Шувалову видна вся анатомия этой комбинации. Из него же ясно, что Стемпковский ранее действительно был польским сепаратистом-заговорщиком, ставшим в эмиграции сначала тайным осведомителем Третьего отделения и лишь после операции против Нечаева ставшим его кадровым сотрудником.
Уже после первой встречи Стемпковского один на один с Нечаевым в Цюрихе Николич через сотрудников российского посольства в Швейцарии предупредил о бу¬
366


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
дущей операции швейцарского федерального президента Вельти. А затем уже с его письменным приказом о помощи попросил содействия у комиссара цюрихской криминальной полиции.
Явившийся в кафе Мюллера Нечаев во время беседы с «польским эмиссаром» Стемпковским был попросту скручен подсевшими к столу российскими агентами, элементарно выволочен на улицу и отведен в местный полицай- президиум. Здесь уже швейцарцы оформили его арест, как разыскиваемого российским правительством уголовного преступника. В довершение майор Николич написал своему начальнику Шувалову, что он премировал швейцарских полицейских 100 франками каждого. И вскоре уже тюремный возок повлек Нечаева к российским границам, где его ожидали годы изоляции в Петропавловской крепости, откуда он уже не выйдет. К моменту ареста и доставки в Россию этому наводившему ужас на тайный сыск империи главе уже виртуальной «Народной расправы» было всего 27 лет.
Швейцарские власти сделали вид, что захват уголовного преступника и бытового убийцы их не касается, позволив жандармам беспрепятственно вывезти Нечаева из Швейцарии в Россию, как за два века до того в Москву на телеге везли через всю Европу выданного голштинским герцогом московитам самозванца Тимофея Анкудинова или схваченного в Гамбурге соратника гетмана Мазепы Войнаровского.
В России Нечаев немедленно был помещен в Петропавловскую крепость, и против него начато следствие. В Европе же и после вывоза Нечаева оттуда в Россию продолжалась операция Третьего отделения. Его агенты искали знаменитый архив Нечаева, который позволил бы до конца зачистить ячейки «Народной расправы» в России (Третье отделение тоже было введено в заблуждение громкими заявлениями Нечаева в эмиграции о подчинен¬
367


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ном ему внутрироссийском подполье) и доказать связи с террористами умеренных лидеров эмиграции вроде Герцена или Огарева. В отличие от самого Нечаева, архив его жандармам добыть так и не удалось. Нечаев не держал его в Цюрихе, а спрятал во время своего визита в Париж на квартире некоей мадам Клеман, у которой снимал комнату. Прежде чем жандармы выведали у арестованного лидера «Народной расправы» местонахождение архива, соратник Нечаева Сажин и привлеченный им к делу известный теоретик революции в эмиграции Лавров изъяли у мадам Клеман архив нечаевской организации. Обнаружив в архиве картотеку всех известных Нечаеву российских революционеров в эмиграции и в пределах Российской империи с указанием подлинных имен, кличек, внешних примет и характеристик, Сажин и другие оставшиеся в эмиграции нечаевцы явно убоялись попадания этого архива в руки Третьего отделения, становившегося в этом случае опасным для всех перечисленных в нечаевских досье людей. Поэтому необычный архив из серии «Кто есть кто в российском революционном движении» был Сажи- ным полностью сожжен, не доставшись ни жандармам, ни последующим исследователям и историкам, а архив для них был бы бесценной находкой.
Нечаев был в России осужден по совокупности содеянного к пожизненному тюремному заключению и отправлен в одиночку той же Петропавловки. В своей камере Нечаев написал книгу мемуаров и роман «Жоржетта», пытался организовать свой побег и распропагандировать конвоиров, искал связи с появившейся на воле «Народной волей». Кипучую и дерзкую натуру профессионального заговорщика и террориста не сломили даже долгие годы одиночного заключения в крепости. Явившегося к нему в камеру для разговора о возможном уменьшении срока заключения в обмен на информацию о соратниках тогдашнего главу Третьего отделения генерала Потапова
368


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Нечаев без предисловий ударил кулаком в лицо, едва не сломав нос, после чего был закован на время в кандалы и приторочен к стене своей камеры цепью.
Он до конца своих дней верил в возможность побега, сумев обратить в свою веру нескольких солдат караула и из них сумел создать тайную мини-организацию. Именно они носили на волю его записки деятелям «Народной воли», в которых Нечаев давал советы своих наследникам по русскому революционному террору. В них он сообщал о планах своего побега с помощью этих конвойных солдат из Петропавловки через канализационный люк в воды Невы. Теперь он готовил реальный побег из той самой крепости, откуда в 1869 году уже «бежал» в собственных фантазиях и рассказах для «усиления революционного эффекта». Был у него и совсем утопичный план с этими солдатами поднять мятеж гарнизона Петропавловки по шаблону поручика Мировича с захватом здесь царской семьи в момент ее приезда на молебен, более достойный пера автора какого-нибудь детективного триллера ранга Яна Флемминга или Роберта Ладлэма. Планам этим сбыться было уже не суждено. Переписку вскоре пресекли, а более десятка распропагандированных Нечаевым караульных солдат сами были осуждены за нарушение присяги. Некоторые из них и на суде по примеру бывших членов «Народной расправы» не отреклись от учителя, таково было оригинальное обаяние и убежденность этого человека.
Кстати, и эту историю с распропагандированными Нечаевым конвоирами ставили в укор Третьему отделению при его ликвидации, оно же не сумело в своей подведомственной политической тюрьме обеспечить изоляцию самого опасного на тот момент государственного преступника Российской империи, да и арестованные народовольцы будут затем раз за разом вербовать чинов конвоя и передавать товарищам на волю записки.
24 Третье отделение
369


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Умер Нечаев в той же камере в 1882 году, на два года пережив затащившее его в Россию Третье отделение. Прекратившему к тому времени существование первому централизованному и полностью профессиональному органу госбезопасности и внешней разведки в Российской империи последние годы жизни знаменитого бунтаря были уже неинтересны. Его поимка за рубежом и насильственный возврат в Россию уже вошли в историю этого ведомства в качестве его самой удачной операции и самой главной моральной победы над эмигрантскими и внутренними оппозиционными движениями. Хотя, с другой стороны, сам-то Нечаев фактически пережил повергшее его Третье отделение и застал его расформирование, постигшее спецслужбу Российской империи вследствие неудач в борьбе с наследниками дела Нечаева. Так что можно сказать, что умерший в каземате Петропавловки загадочный и многими не понятый человек тоже в определенном смысле переиграл своих врагов из сыска, отпраздновал свою личную моральную победу над ними. В свое время во французской истории карета тайной полиции Людовика XVI в 1784 году увозила в Бастилию (французскую Петропавловку) арестованного по делу о хищении королевских драгоценностей авантюриста и мистика графа Калиостро. А тот громко из кареты пророчил и скорый роспуск этой тайной полиции Бурбонов, и падение Бастилии, и крах самого режима Людовика XVI — а уже спустя несколько лет французская революция действительно всю эту систему смела. Вот и в России век спустя Третье отделение сумело справиться с самим Нечаевым, но было погублено его своеобразным проклятием — взошедшими во взрывах динамита «Народной воли» посевами нечаевского учения.


Глава 8
ВЛАСТЬ И СПЕЦСЛУЖБЫ В РОССИИ СЕРЕДИНЫ XIX ВЕКА
Где доносчики познаграждают- ся — там не будет недостатка п виноватых.
К. Мальзерб, французский политик XVIII века
В XIX веке опыт работы в Российской империи первой профессиональной и полноценной спецслужбы, каковой являлось Третье отделение, выявил новые интересные особенности взаимоотношений по линии государственная власть — спецслужбы. Позднее многие из этих первых штрихов столь важных взаимоотношений власти и ее тайной полиции, нюансов их подчиненности и влияния друг на друга, адекватности задач, которые власть ставит перед своей тайной службой, станут в Российском государстве традиционными и привычными.
В XIX веке взаимоотношения власти и тайной службы в России начинались нестандартно. Власть долго не могла уразуметь: зачем вообще нужна ей новая специальная служба на профессиональной основе, когда веками вопросы госбезопасности, разведки или охраны первых лиц царства решали иные органы. Либо временные комиссии, либо орда опричников, либо гвардия, либо первые и во многом егце экспериментальные виды россий¬
371


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
ских спецслужб от Тайной канцелярии Петра I до Особой канцелярии Александра I.
А новая централизованная спецслужба, существующая пока только в проектах и прошениях инициаторов ее создания, долго не могла доказать власти необходимости своего создания и присутствия на политической арене российской жизни в качестве отдельной замкнутой структуры. Привыкшая доверять вопросы политического сыска различным полупрофессиональным или смежным приказам, затем разным видам Тайной канцелярии, вопросы внешней разведки — купцам и дипломатам, а главную опору своему трону видевшая в армии и элитной гвардии, романовская империя с иррациональным упорством на рубеже XVIII и XIX веков цеплялась за старую традицию. Поэтому момент учреждения в Российском государстве отдельной спецслужбы, Третьего отделения, был оттянут по меркам естественного хода истории единоличным решением действующего монарха лет на двадцать—тридцать.
Это уникальный российский вклад в общемировую историю спецслужб. Нигде в мире власть так яростно не сопротивлялась новым проектам учреждения высшей тайной полиции, повсеместно этот вопрос решался относительно естественным ходом государственной жизни. А к моменту создания в России ведомства графа Бенкендорфа история полноценных тайных служб Англии или Франции, сравнимых по мощи и централизации с нашим Третьим отделением, насчитывала уже не одно столетие. В России же только серьезное политическое потрясение в виде офицерского путча гвардейцев, который власть при своей зачахшей спецслужбе — Особой канцелярии при МВД — и дублирующих ее нескольких эрзацах спецслужб попросту халатно проспала, позволило главному инициатору проекта учреждения отдельной тайной полиции генералу Бенкендорфу добиться своего. Но своеобразие зарождения этой специальной службы в России наложило отпечаток и на после¬
372


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
дующее отношение власти к своему главному инструменту обеспечения государственной безопасности. Власть долго не могла определить спецслужбе четкое место в системе государственного механизма и поставить определенные задачи перед ней.
В дальнейшие пятьдесят с лишним лет деятельности в России Третьего отделения русского национального своеобразия и парадоксов, выбивающихся из ряда общей мировой истории спецслужб, также хватало. Начиная от причудливого сочетания французских образцов в организации работы новой структуры и засилья лиц с немецкими фамилиями в ее руководстве до нечастого в истории тайных полиций факта «закрытия за неэффективную работу» самого Третьего отделения. За рубежом обычно тайные службы создают на века, конец деятельности спецслужбы здесь, как правило, связан с моментом радикальной смены самого политического режима (французская революция) или правящей династии (Англия, Испания), когда орудие госбезопасности свергнутой власти идет на слом, заменяясь другим органом безопасности нового правительства. В России же ничего подобного не наблюдалось, Александр II сменил свой орган тайного сыска на систему из нескольких новых умышленно в ходе реформы еще за год до собственного убийства именно по причине неэффективного исполнения Третьим отделением своих задач.
А подавляющее превосходство слежки и провокаций против собственных эмигрантов в работе российской разведки в ущерб деятельности по сбору политической информации о зарубежной политике! А проект «академии шпионов» сотрудника тайной полиции Ивана Липранди, явно опередивший свое время! А снятие деятельного шефа Третьего отделения Петра Шувалова, пытавшегося перестроить работу жандармского ведомства на современные и эффективные рельсы, по причине личного неприятия его Александром II и вмешательства обер-жандарма России в
373


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
любовную интрижку императора! Национальных особенностей, выделяющих Третье отделение из череды современных ему тайных полиций других государств в XIX веке, вполне хватало для подчеркивания российского своеобразия этой спецслужбы.
Во многом это происходило из-за той же неопределенности во взаимоотношениях российской высшей власти и ее тайной полиции, слишком подверженной колебаниям конкретного самодержца и его представлений о задачах Третьего отделения. Николай Павлович, напуганный восстанием на Сенатской площади 1825 года так, что до конца жизни во всех неурядицах в империи винил тайных злодеев из числа «друзей декабря», требовал от своего детища Третьего отделения одного — искоренения всяческой крамолы и тайных обществ. Лишь в последние годы его жизни к самодержцу пришли мысли о необходимости четкой работы тайной полиции и в области контршпионажа в стране, и на ниве заграничной разведки за рубежом (не только по линии противостояния собственной радикальной эмиграции), и в плане получения достоверной информации о политических настроениях в обществе, и в смысле некоторой политической аналитики.
Понемногу российская высшая власть, олицетворяемая очередным самодержцем из романовской семьи, приходила к тому, что настоящая спецслужба — это уже не тупая дубина для розыска и расправы с неугодными типа петровского Преображенского приказа или Тайной канцелярии профессионального кнутобойца Шешковского. Что истинная политическая полиция или спецслужба (второе понятие уже подразумевает гораздо больший объем функций в государстве) — это сложная политическая структура и серьезное орудие власти, которое надо держать наготове и за которым в некотором роде надо тщательно ухаживать, как за обычным оружием. Что при нормальном подходе процесс носит взаимный характер, и уже спецслужба на осно¬
374


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
вании собственных выводов дает власти необходимые советы, а не наоборот.
По-настоящему это осознание не пришло к власти и при Александре II. Он тоже часто по привычке видел в спецслужбе не сложный и уникальный механизм, а послушное и тупое орудие в руках, которое не жаль и сменить на другое, если покажется, что старое потеряло пригодность. От этого и все шараханья Александра в его отношениях с Третьим отделением, и долгое терпение во главе его ретроградов Долгорукого с Потаповым, и замена по личным мотивам энергичного Шувалова, и означавшая конец Третьего отделения опека над ним верховной комиссии по наведению порядка Лорис-Меликова. Можно сказать, что в 70-х годах XIX столетия власть утрачивала контакт со своей спецслужбой, ставила перед ней все более невнятные задачи при явном повышении контроля и ответственности сотрудников Третьего отделения.
В российской истории этот мотив разрыва дистанции между властью и спецслужбой несколько раз будет повторяться, сопровождая глубокие государственные кризисы. И перед свержением царской власти в 1917 году, и в случае заговора против Хрущева в 1964 году (с участием в заговоре председателя КГБ Семичастного), и перед кончиной Советского Союза в 1991 году, когда Горбачев полностью потерял контакт с КГБ, толкнув его руководство в оппозицию себе. Отсутствие взаимопонимания между Александром II и руководством Третьего отделения не повлекло моментального краха власти, напротив, конец наступил для органа госбезопасности. Но и в этом случае крах российской государственности был отложен всего на несколько десятков лет, а сам император Александр пал жертвой бомбы террористов уже спустя год. Так что отношения власти и ее спецслужбы, особенно в кризисные и переломные моменты жизни государства, могут иметь очень серьезные последствия.
375


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
Еще одним специфическим моментом деятельности первой в России специальной службы под названием Третье отделение стала зримая и хорошо прослеживаемая взаимосвязь личных отношений ее главы с правящим монархом, которая немедленно сказывалась и на положении спецслужбы в государственной жизни в целом. Это шло еще из XVIII века, так было с момента создания Петром I в 1718 году первой отечественной спецслужбы — Тайной канцелярии. В российской политике за все ее времена и без того личностно-эмоциональный фактор в деятельности правителей и политиков был, по мировым меркам, довольно высок, а его перенесение на деятельность спецслужб породило прочную привязку милости /немилости главного жандарма страны в глазах монарха к самому институту спецслужбы.
В эпоху Третьего отделения самые доверительные отношения между императором и главой его жандармского ведомства, без сомнения, были установлены при Николае I и его фаворите графе Бенкендорфе. Глава Третьего отделения не только ежедневно бывал во дворце и мог получить аудиенцию у царя в любое время, он мог бы назвать себя даже личным другом императора и одним из главных людей в государстве, непосредственно влияющим на его политику.
Пришедшим на смену покойному Бенкендорфу в конце 40-х годов Орлову и Дубельту досталась по наследству уже только часть императорского расположения. При хорошем личном отношении Николая к этим руководителям Третьего отделения и тех же аудиенциях при необходимости в любое время суток фаворитами при дворе назвать обоих уже затруднительно. Если в отношениях с Орловым некоторая сердечность императора все же прослеживалась, недаром Алексей Орлов в последние часы жизни Николая Павловича неотлучно сидел у постели больного царя и был назначен оглашающим его завещание, то Дубельт — уже более техническая фигура в роли главы спецслужбы, надеж¬
376


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ный исполнитель, но уже не личный друг монарха. И сразу происходит переоценка места Третьего отделения в государстве, оно все больше скользит из роли главного орудия безопасности и панацеи от всех нападок на власть из низов общества к чисто техническому органу политического сыска.
Можно сказать, что в последние годы жизни Николая Павловича начинается десакрализация жандармского ведомства, то есть лишение его первоначального мистически- таинственного предназначения при обласканном высшей властью Бенкендорфе с превращением в обычный государственный институт. До мистического образа высшей силы, таинственной по природе и беспощадной к врагам государства, на пике своего могущества и на крови тотальных репрессий поднимутся затем ЧК, НКВД, отчасти и КГБ в послевоенном Советском Союзе. Но в романовской империи спецслужбы уже никогда не будут иметь такого мистического ореола, каким поначалу окружил его Бенкендорф.
При сменившем Николая на троне его сыне Александре зависимость личных отношений монарха и главного жандарма и ее проекция на положение Третьего отделения также достаточно заметна. Александр долго терпел на посту главы ведомства консервативного князя Долгорукого, не раздражавшего его лично, именно в силу того, что статус Третьего отделения временно понизился до уровня обычного органа оперативно-разыскной работы в сфере госбезопасности и внешней разведки. Только выстрел в царя Каракозова и начало большого террора со стороны революционеров вновь выдвинули жандармов на передовой край политической борьбы.
Под новую задачу на пост главы жандармов и был назначен деятельный и неутомимый Шувалов, заметно работой и личным поведением отличавшийся от простых и исполнительных служак во главе Третьего отделения (Долгорукого, Тимашева, Потапова). Шувалов уже не мог вер¬
377


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
нуть Третьему отделению полностью тот мистический ореол тайной и страшной силы, которым попытался в первые годы вооружить эту спецслужбу граф Бенкендорф, время уже ушло, и десакрализация тайного сыска вкупе с его заметным обюрокрачиванием уже произошла. Тогда неглупый и деятельный обер-жандарм Шувалов решил добрать свое мощью и расширением полномочий своей спецслужбы. Недаром именно он, единственный из всех начальников Третьего отделения в XIX веке, так влезал во многие далекие от забот сыска дела и на них пытался распространить свою руку в рукаве голубого мундира.
Петр Андреевич Шувалов так вторгался в дела других министров и так любил поучать российских губернаторов, что начали поговаривать уже об альтернативном правительстве в его кабинете на Фонтанке, 16. Именно эта страсть распространить влияние тайной полиции как можно больше в империи и привела Шувалова к конфликту с самим императором, поскольку в делах семейных русского самодержца Петр Андреевич по привычке углядел вопрос государственной безопасности и счел своим долгом вмешаться в ситуацию, перейдя, по мнению Александра II, рамки своей компетенции, да и просто приличий. Как мы помним, и решение об отставке Шувалова и почетной ссылке его послом в Лондон император принял под влиянием не самых обычных обстоятельств, далеких от интересов госбезопасности в государстве. И после отставки Шувалова Третье отделение властью вновь отброшено к статусу рядовой тайной полиции, одного из министерств в череде таких же учреждений империи. Вот здесь, в 1874 году, и начинается необратимый затем процесс захирения этой спецслужбы, завершившийся в 1880 году ее гибелью.
Последней заметной личностью во главе Третьего отделения стал Мезенцев, которому император явно благоволил и доверял, хотя опять расширять самовольно компетенции его ведомства и не позволял. Напротив, уже окончательно
378


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
изъята из стен Третьего отделения политическая цензура, введен плотный и уже не фиктивный надзор органов прокуратуры за жандармским следствием. Вполне возможно, что именно в момент убийства Мезенцева на петербургской площади террористом в 1878 году у императора Александра Николаевича и возникла идея упразднения всего Третьего отделения, вынашиваемая затем почти два года, очень уж случайными фигурами выглядят временно исполняющий обязанности главы жандармов Сильверстов и последний глава этого ведомства Дрентельн.
Но и здесь в процесс вмешался личный интерес нового любимца императора и всесильного на тот момент главы МВД Лорис-Меликова, который не скрывал своего неверия в возможности независимого ни от каких министров Третьего отделения. Лорис-Меликов с ярым упорством и всеми методами добивался и добился в итоге ликвидации неприятного ему ведомства, настояв на передаче нового органа тайного сыска в руководимое им же МВД. В российской истории спецслужб такой мотив личной заинтересованности в процессе был временами так заметен, что начинал превалировать над естественными государственными интересами и простой логикой — вот наш особый русский путь в вопросах организации тайного сыска в стране.
При этом вся эпоха деятельности в Российской империи XIX века Третьего отделения характеризуется еще одной особенностью. Как уже было сказано выше, эта спецслужба зачастую увлекалась теорией о том, что достаточно разгромить несколько тайных обществ, основанных закоренелыми и непримиримыми врагами трона, как в империи надолго установится политический мир и стабильность. Сначала вместе с императором Николаем отчасти верили в недораскрытое декабристское сообщество, в этом мифическом заговоре видя корень всех бед, чем даже пользовались ловкие пройдохи-мошенники. Затем с появ¬
379


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
лением новых разночинных тайных групп продолжали носиться с этой идеей: нужно добить еще несколько групп законченных «политических злодеев», мутящих молодежь и интеллигенцию, и опять надолго в империи воцарится спокойствие. И даже когда окончательно поняли, что на место раскрытых приходят новые тайные группы с новой идеологией протеста и что этот процесс не остановить раз и навсегда никакой удачной операцией, все равно долго по инерции продолжали бить на уничтожение этих групп и прочесывать гребенкой профилактических арестов ряды недовольных. И эта картина сохранялась почти вплоть до ликвидации Третьего отделения в 1880 году, периодически одерживая над разными подпольными сообществами локальные победы, основное сражение с идеей свержения царской власти жандармы начали проигрывать, а окончательно проиграли в 1917 году уже при преемниках Третьего отделения.
В целом эту картину битвы, когда поначалу прогресс от создания в 1826 году мощной и централизованной спецслужбы Третьего отделения и первых удач с установлением недолгого «николаевского порядка» сменился тяжелой борьбой с революцией и постепенным истощением Третьего отделения в этой борьбе, отмечают многие научные и исторические работы, посвященные деятельности этой тайной романовской полиции XIX века:
«Параллелизм и дублирование этих специфических функций был частично преодолен с созданием в 1826 году Третьего отделения, которое, обладая широкими полномочиями, действовало довольно успешно, если учесть, что бороться им приходилось в основном с малочисленными студенческими кружками и следить за ссыльными декабристами, а вооруженное восстание в Польше (1830— 1831 гг.) также не удалось предотвратить. В царствование Александра II та же история повторилась с успешно раскрываемыми малочисленными революционными организаци¬
380


ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ями и новым польским восстанием 1863—1864 годов, покушениями на императора (Д.В. Каракозова в Петербурге в 1866 году и А. Березовского в Париже в 1867 году и еще шестью попытками цареубийства, предпринятыми народникам, последняя из них 1 марта 1881 года оказалась успешной). Успешная борьба с революционным движением в 1880—1890-х годах стала возможной благодаря не столько профессионализму жандармов, сколько общему спаду революционной ситуации»1.
Если с мнением автора о том, что после 1880 года новые царские спецслужбы справились с террором народовольцев только из-за спада революционной ситуации, можно и поспорить, все же там и сами жандармы начали работать по более современным и действенным методам, то общая тенденция прослеживается верно. Упор на постоянную борьбу с малочисленными кружками и аресты легальных публицистов только за связи с «нигилистами» или поддержку пером их идей, а на этом фоне — удары по репутации от новых радикалов-террористов или польских инсургентов. Заложником этой традиции и стало отчасти Третье отделение, здесь диагноз главного его заболевания, приведшего к летальному исходу для этой спецслужбы в 1880 году.
Чьей тут вины больше, самой ли спецслужбы или ставящей ей примерно такие задачи со времен Николая I верховной власти империи, — теперь не столь уж важно. Был упущен какой-то момент для перестройки всей системы тайного сыска на новые рельсы. А когда и власть, и сама ее спецслужба спохватились, время уже ушло, и пришлось власти всю систему своего тайного сыска кардинально менять, как и в 1826 году. Между этими двумя громкими вехами в русской истории, между заговором декабристов и заговором народовольцев, каждый из кото¬
1 Колпакиди А.И. Энциклопедия секретных служб России. М., ¿003. С. 5.
381


ИГОРЬ СИМБИРЦЕВ
рых в свое время потряс империю и вверг ее власть в кризис, и осталась история деятельности Третьего отделения.
Многие из этих особенностей из жизни и деятельности первого российского проекта организации госбезопасности и разведки в стране на самом высшем уровне будут затем раз за разом повторяться и в последующие годы. Это еще раз докажет, что в мире специальных служб не только России, но и всего мира первый опыт таких структур имеет затем огромное значение, словно через генетический код передавая службам-последователям многие приемы, традиции, мифы, в том числе и совсем небезопасные для общества собственной страны.


ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 1. Идея графа Бенкендорфа 5
Глава 2. Судьбоносный день 29
Глава 3. Организация и принципы работы
Третьего отделения 71
Глава 4. Роль личности в спецслужбах.
«Граф в жандармском мундире» (А.Х. Бенкендорф) 101
Глава 5. В борьбе со смутой 137
Глава 6. Первые шаги российской внешней разведки 327
Глава 7. Главная удача Третьего отделения 350
Глава 8. Власть и спецслужбы в России
середины XIX века 371


Игорь Симбирцев
ТРЕТЬЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Первый опыт создания профессиональной спецслужбы в Российской империи
1826-1880
Ответственный редактор А.И. Глебовская Художественный редактор И. А. Озеров Технический редактор Н.В. Травкина Корректоры А.В. Максименко, О.А. Аевина
Подписано к печати с готовых диапозитивов 10.11.2005 Формат 84x108 х/м. Бумага типографская. Гарнитура «Лазурского* Печать офсетная. Уса. печ. л. 20,16. Уч.-изд. л. 18,25 Тираж 5000 экз. Заказ № 6307
ЗАО «Центрполиграф*
125047, Москва, Оружейный пер., д. 15, стр. 1, пом. ТАРП ЦАО
Для писем:
111024, Москва, 1-я ул Энтузиастов, 15 E-MAIL: CNPOL@DOL.RU
www.centrpoligraf.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов во ФГУП ИПК «Ульяновский Дом печати»
432980, г. Ульяновск, ул Гончарова, 14