А.Н. АЛЕКСЕЕВ
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ
XVII-XVIIIВВ.
НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ ЯКУТИИ

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
КОМИССИЯ ПО ВОСТОКОВЕДЕНИЮ
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ
ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
ВОСТОКА АЗИИ
Ответственный редактор серии
академик Российской Академии естественных наук В.Е. Ларичев
НОВОСИБИРСК
ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНСТИТУТА АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ СО РАН
1996
YAKUT STATE UNIVERSITY
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
SIBERIAN DIVISION
ORIENTAL COMMISSION
INSTITUTE OF ARCHAEOLOGY AND ETHNOGRAPHY
A.N. ALEKSEEV
THE FIRST RUSSIAN SETTLEMENTS
OF THE XVIIth - XVIIIth CENTURIES
IN THE NORTH-EAST OF YAKUTIA
Editor-in-Chief
Academician of the Russian Academy of Natural Sciences V.Ye. Larichev
NOVOSIBIRSK
1996
ЯКУТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
КОМИССИЯ ПО ВОСТОКОВЕДЕНИЮ
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ
А.Н. АЛЕКСЕЕВ
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ XVII - XVHI ВВ.
НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ ЯКУТИИ
Ответственный редактор
академик Российской Академии естественных наук B.JE. Ларичев
НОВОСИБИРСК
1996
ББК 63.4(2)
А47
Рецензенты:
академик РАЕН А.И. Мартынов и доктор исторических наук В.Е. Медведев
Утверждено к печати
Якутским государственным университетом
и Институтом археологии и этнографии СО РАН
Алексеев А.Н.
А47 Первые русские поселения XVII - XVIII вв. на северо-востоке Якутии. - Новосибирск: Издательство
Института археологии и этнографии СО РАН, 1996. - 152 с.
В монографии публикуются материалы раскопок Алазейского и Стадухинского острогов - поселений
русских служилых и торгово-промышленных людей, которые в XVII - XVIII вв. осваивали “неведомые
землицы” Северо-Востока Сибири (долины рек Алазеи и Колымы). На страницах издания детально анали-
зируется процесс проникновения русских в приполярные районы Севера Азии, их материальная и духовная
культура, хозяйственная деятельность и быт, взаимоотношения с коренным населением, вопросы адаптации
к суровым условиям Арктики.
Книга расчитана на археологов, этнографов, а также историков культуры.
ISBN 5-7803-0011-9
ББК 63.4(2)
А47
© Якутский государственный университет, 1996
© Издательство Института археологии и этнографии СО РАН, 1996
ОТ РЕДАКТОРА
Очередной выпуск издания "История и культура
востока Азии" представляет собой завершающий том
монументальной по широте хронологии и глубине
анализа культур трилогии А.Н. Алексеева, посвящен-
ной древностям Якутии*. Собранные воедино три
книги, в которых подведены итоги многолетних экс-
педиционных исследований автора иа необъятных
просторах суровых земель северо-востока Сибири,
весьма насыщены свежими материалами и оригиналь-
ными концептуальными идеями и являют собою сво-
его рода энциклопедию современных представлений
о многогранных и сложных культурно-исторических
и этнических событиях в этой части Северной Азии
на протяжении тысячелетий. Думаю, образцовые
монографического плана издания А.Н. Алексеева,
компактные и емкие в содержательности, можно от-
нести к такому редкому разряду итоговых публика-
ций по археологии Сибири, которым не суждена ско-
рая "старость", ибо тому (или тем), кто вознамерит-
ся сделать их достоянием всего лишь историографии,
придется, накапливая свое, потрудиться не один де-
сяток лет, причем, не просто тягуче равнодушно, по-
чиновничьи отбывая служебно-научный долг, а с
той же мерой страстной увлеченности, глубокого
интереса, истовой самоотверженности, строгой от-
ветственности и четкой целеустремленности, с ко-
торыми провел многолетние изыскания в поле ав-
тор двух томов "Древней Якутии" и очередной мо-
нографии.
Было бы несправедливо полагать, что проблемы
древнекаменного века Якутии, а также история са-
мого якутского народа в XVIII в. находятся вне сфе-
ры интересов А.Н. Алексеева, поскольку они не на-
шли отражения на страницах трилогии. Убежден, что
у него на многое в том и другом свои взгляды и со-
ображения. Для меня же эти "лакуны" - вызываю-
щая уважение позиция автора не затрагивать очень
специфические темы, требующие не только вовлече-
ния в разработку их значительных по объему, а глав-
ное - новых материалов, но также профессионально
тонких познаний. В этой связи большой интерес
вызывает обращение А.Н. Алексеева, специалиста по
традиционным для археолога первобытности куль-
турам эпох неолита, бронзы и железа, к материаль-
ной и духовной культуре времени совсем близкого
• Алексеев А.Н. Древняя Якутия: неолит и эпоха брон-
зы.- Новосибирск, 1996; Он же. Древняя Якутия: желез-
ный век и эпоха средневековья,- Новосибирск, 1996.
современности, по сути - этнографической. Речь идет
о культуре русских землепроходцев середины XVII в.,
которые более трех столетий назад совершили гран-
диозный подвиг, достойный представителей "храб-
рых русичей" - начали дерзкое в отчаянной смелос-
ти освоение трудноступиых окраин Северо-Восточ-
ной Азии, арктического порога на традиционном
(освоенном еще в древнекаменном веке!) пути миг-
рации людей Старого Света в Свет Новый - на Аляс-
ку, Алеуты и в Калифорнию. Эта комплексная по
характеру (не только историко-культурная, но те-
перь уже и археологическая) тема и представлена в
завершающей трилогию книге, предлагаемой теперь
вниманию читателей - "Первые русские поселения
XVII - XVIII вв. на северо-востоке Якутии".
Началу раскопок Алазейского и Стадухинского
острогов, основанных русскими служилыми (каза-
ки) и торгово-промышленными людьми на берегах
Индигирки и Колымы, предшествовала кропотливая
работа над многочисленными письменными источ-
никами по истории освоения Арктического побере-
жья Якутии. А.Н. Алексеев не ограничился изуче-
нием публикаций, а заново исследовал и тщательно
сопоставил архивные источники, что позволило ему
избрать оптимальный вариант краткого изложения
в первой главе захватывающе увлекательной эпопеи
"прознания новых землиц" русскими землепроход-
цами, которые шли в тундровые просторы северо-
востока Сибири широким фронтом: речными, морс-
кими и сухопутными маршрутами - на Оленек, Яну,
Индигирку, Алазею и Колыму. За подготовительным
этапом исследования последовали экспедиции на
Алазею и Колыму, где сначала велись разведыватель-
ные поиски, а затем и широкомасштабные раскопки,
материалы которых детально описаны в монографии.
Изыскания проводились в знаменательных землепро-
ходческих местах - это там, вдоль суровых берегов
океана и реК проплывали кочи на удивление мало-
численных "ватаг" служилых людей во главе с хоро-
шо известными историкам географических откры-
тий на севере Азии Ильей Перфильевым, Иваном
Ребровым, Посником Губарем, Дмитрием Ярилой,
Михаилом Стадухиным и Федором Чукичевым; это
там вступали в первые контакты с "неведомыми людь-
ми неведомых земель" - юкагирами и оленными чук-
чами - промышленные люди России; это там строи-
лись первые укрепленные тыновыми изгородями
зимовья, остроги, а затем и города. А.Н. Алексеев
первым из археологов обследовал также часть сухо-
6
путной дороги из долины Лены через "Камень", Вер-
хоянский хребет, в сторону верховьев Яны и Инди-
гирки (этим маршрутом совершал свои походы на
северо-восток Якутии знаменитый Посник Губарь).
Ему при подъеме на Верхоянский хребет посчастли-
вилось обнаружить важные этнографические объек-
ты, а также редкостные археологические материалы,
которые свидетельствуют о том, что служилые люди
Руси шли на северо-восток путями, открытыми до
них якутами, а еще ранее - древними обитателями
региона.
Изучение археологом поздних памятников
заключает в себе особую прелесть потому, что рас-
копанные объекты можно увязать с конкретными
историческим событиями и личностями, чего так не-
достает специалисту по первобытности при исследо-
вании дописьменных культур. Вместе с тем, извле-
ченное из земли в значительной мере восполняет
информативные пробелы письменных источников, а
также документов архивных хранилищ, литературных
и фольклорных сведений. Это убедительно продемон-
стрировали археологические исследования эападно-
и восточносибирских, а также дальневосточных зи-
мовий, городков, городищ, крепостей и острогов,
среди которых особо впечатляющими оказались ре-
зультаты комплексного изучения Мангазеи. В общей
картине истории градостроительства Сибири, в ре-
конструкциях быта и хозяйства землепроходцев не-
доставало до последнего времени сведений по архео-
логии русских поселений XVII в. на северо-востоке
Сибири (начатое в конце 1960-х - начале 1970-х гт.
обследование древнего Зашиверска осветило в основ-
ном лишь историко-архитектурный аспект вопроса,
а археологический поиск там не стал самостоятель-
ным и масштабным, поскольку направлен был толь-
ко на уточнение архитектурных реконструкций)*.
Исследования экспедиций А.Н. Алексеева в Аркти-
ке, начатые в середине 1980-х гт. на Алазее и Колы-
ме, восполняют досадный пробел.
Особо широкого масштаба работы были проведе-
ны за 6 полевых сезонов на Алазейском остроге, изу-
ченном на самых главных участках, по существу,
исчерпывающе. А.Н. Алексеев раскопал остатки мо-
стовой и тына, колодец, часовню, несколько сторо-
жевых башен, более десятка жилых и хозяйственных
построек, что позволило ему установить три гори-
зонта культурных напластований, отражающих пос-
ледовательные этапы жизни острога, реконструиро-
вать планиграфию его, выявить характерное сочета-
ние архитектурных форм, примечательных для
строительных традиций русских и якутов. Изучение
Стадухинского острога далеко не завершено, однако
и два полевых сезона раскопок привели к интерес-
ным открытиям. В частности, А.Н. Алексееву уда-
* Окладников А.П., Гоголев З.В., Ащепков Е.А. Древ-
ний Зашиверск - древнерусский заполярный городок. -
М„ 1977.
лось обнаружить уникальный дворовый комплекс из
трехчастного дома с малой пристройкой, двухком-
натным домом и весьма своеобразным амбаром-лед-
ником с тремя срубами, предназначенном для хра-
нения домашней утвари и продуктов. В целом ис-
следование острогов арктической зоны Якутии
позволило А.Н. Алексееву решить чрезвычайной важ-
ности аналитические задачи - определить традиции
в выборе служилыми людьми мест для сооружения
острогов, установить конструктивно-технические
приемы сооружения построек жилого, хозяйствен-
ного и культового назначения (как выяснилось, тра-
диционных для русского деревянного зодчества).
Поселения русских служилых людей рассматрива-
ются автором не как временные пристанища, а как
мощные опорные пункты, роль и предназначение
которых очевидны - капитальное обживание края,
его основательное и долговременное промысловое
освоение во благо Отечества.
Значительный интерес вызовут у читателей зак-
лючительные главы книги, в которых детально рас-
сматривается материальная культура русских поляр-
ных мореходов и землепроходцев, как она выглядит
на основании скрупулезного анализа находок, обна-
руженных при раскопках Алазейского и Стадухинс-
кого острогов; хозяйство и быт обитателей их; воп-
росы приспособления служилых и промышленных
людей к тяжелым климатическим условиям припо-
лярных районов Якутии; проблемы плодотворного
взаимовлияния культур пришлой и аборигенных.
А.Н. Алексеев на основании анализа коллекций ору-
дий, связанных с промыслами, подтвердил данные
письменных источников о занятии русского населе-
ния заполярных районов северо-востока Сибири охо-
той и рыболовством. То и другое было и промыс-
лом, и хозяйствованием, которое давало пропитание,
обеспечивающее надежное выживание в экстремаль-
ных условиях Севера. Помимо главного промысла,
пушного, который достиг к середине XVII в. неви-
данного размаха, русские интенсивно занимались
также столярным делом, мастерски изготовляя, по-
мимо всевозможных элементов построек, разнообраз-
ные бытовые и производственные предметы, часть
коих шла на продажу. А.Н. Алексеев обнаружил на
поселениях многочисленные остатки изделий масте-
ров работы с берестой, корзиночииков, сапожников,
портных, которые шили одежду из шкур и кожи,
прядильщиков и специалистов резьбы по кости, в
том числе, мамонтовой (сбор бивней тоже был до-
ходной частью промысла). Общий анализ культуры
жителей Алазейского и Стадухинского острогов по-
зволил автору сделать вывод о том, что она истори-
чески представляет собой "логическое продолжение
культуры, представленной в Мангазее, "златокипя-
щей Государевой вотчины", а следовательно, вообще
в Сибири и на Руси".
Особое внимание А.Н. Алексеев уделил теме вза-
имовлияний культур. Он выявил признаки заимство-
7
ваний промышленными и торговыми людьми пред-
метов быта и орудий промыслов аборигенов, транс-
портных средств, одежды, структуры питания; со-
держания домашних животных; типов жилищ и хо-
зяйственных построек, специфических приемов
охоты и рыболовства. Всему этому способствовали
широкие межнациональные браки, что не привело,
однако, к "денационализации" русского населения,
которое, по мнению автора, проявило "поразитель-
ную национальную устойчивость, сохранив основу
своей культуры, в том числе язык, фольклор и гра-
моту". Л.Н. Алексеев детально рассмотрел элементы
обратного влияния русской культуры на местную,
сделал вывод о том, что служилые и промышленные
люди нигде более в Сибири, как в Приполярье севе-
ро-востока Якутии, не заимствовали столь многие
элементы материальной и духовной культуры корен-
ных обитателей снежного края, что и облегчило про-
цесс адаптации их к проживанию в его климатичес-
ких и географических условиях. Два фактора обус-
ловили, по мнению автора, этот чрезвычайно
примечательный факт - высокий культурный уро-
вень якутов XVII в. и замечательные черты характе-
ра русского народа - его "дружелюбивую коммуни-
кабельность" и добродушие.
Написав последние слова, не могу в заключение
не высказать еще одну мысль, которая невольно воз-
никла у меня при завершении работы над этой кни-
гой в год, когда Россия продолжает переживать не
лучшие свои времена. Примечательно, что как быва-
ло неоднократно и встарь, это печальное обстоятель-
ство ("Лев занедужил!") незамедлительно спровоци-
ровало некоторых из завистливых и беспамятных
соседей моей страны (не только дальних, но теперь
и ближних) иа всяческое и по любому поводу уни-
жение великой культуры великого народа. У росси-
ян, однако, совсем нет резона реагировать на злые
укусы. Впечатляющие деяния предков наших в сфе-
рах самых разных, знак мощи национального духа,
заслуживают глубокого уважения. Изложенное в этой
книге А.Н. Алексеевым - доброжелательное, добро-
совестное и беспристрастное воздаяние должного
одному из беспримерных по эффектности подвигов
россиян, которым судьбою предназначено было стать
первопроходцами ледяных окраин Евразии - северо-
востока Якутии.
Заслуженный деятель науки и культуры РФ В. Ларичев
8
ПРЕДИСЛОВИЕ
В 1620-х г. началось присоединение к России
Восточной Сибири. Первоначально центром пересе-
ленческого движения русских на восток являлась
Мангазея, основанная на р. Тазов в 1601 г.* и просу-
ществовавшая до 1672 г., когда она была заброшена
из-за "шатости юрацкой самояди", т.е. из-за восста-
ний самодийских племен. В 1607 г. на Енисее в ус-
тье р. Турухан возникло Туруханское зимовье. В 1619 г.
в среднем течении Енисея был основан Енисейский
острог. Удобное расположение Туруханска и Ени-
сейска способствовало концентрации в иих промыш-
ленного, торгового и ремесленного населения, росту
их административного значения. С 1630 по 1642 гг.
Мангазея переживала упадок, связанный с "испро-
мышлением" соболя, междоусобной борьбой воевод
и разрушительным пожаром 1642 г. А Туруханск и
Енисейск стали центрами, определившими в 1630 -
40-х г. основные пути освоения русскими людьми
Приангарья и Якутии.
Начало присоединения Якутии к России было
положено в 1629 г. походом отряда во главе с Анто-
ном Добрынским и Мартыном Васильевым по Чоне,
Вилюю, Лене и, возможно, Алдану. В 1632 г. отряд
енисейского сотника Петра Бекетова построил Лен-
ский острог. В 1643 г. воевода Петр Головин постро-
ил на левом берегу Лены близ озера Сайсары новый
острог, который и явился основой будущего города
Якутска, статус которого он приобрел в 1681 г. С
момента своего появления Ленский острого стал глав-
ной базой, откуда началось продвижение русских
людей к Ледовитому и Тихому океанам. Продвига-
ясь из Якутска все дальше и дальше на север и севе-
ро-восток, русские мореходы достигли в 1648 г. ес-
тественных пределов Евразийского материка. Семен
Иванович Дежнев и Федот Алексеев Попов Холмо-
горец вместе с товарищами (почти за сто лет до экс-
педиции Витуса Беринга 1725 - 1730 гг.) открыли
пролив между Азией и Америкой, "проведали" Кам-
чатку.
Успешными были и сухопутные походы. В 1639 г.
отряд казаков во главе с Иваном Юрьевичем Моск-
витиным вышел по рр. Алдану, Мае, Юдоме и Улье
к Охотскому морю и из базы в основанном ими зи-
мовье в устье Ульи совершил сухопутные походы и
плавания от Тауйской губы до устья р. Уды, а по
* Город Мангазея был построен на месте поморского
городка, основанного, как полагают, в последней четвер-
ти XVI в. [Белов, Овсянников, Старков, 1980, с. 30 - 31].
некоторым сведениям, - до Амурского лимана. Ле-
том 1647 г. этим же путем вышел к Охотскому морю
с отрядом в 40 человек якутский десятник Семен
Андреевич Шелковников, который в 1647 - 1649 гг.
основал первый русский порт на Тихом океане -
Охотский острог. Кроме водного пути, на Охотское
побережье вела нз Якутска вьючная тропа. Она про-
ходила вдоль речки Суола, озер Тюнполю и Чурап-
ча. Далее через рр. Лебенге, Татта, Амга, Алдан путь
вел на р. Урак, впадающую в Охотское море. Этот
маршрут был короче, чем водный по Алдаю, Мае,
Юдоме, Улье. Подготовленное предыдущими похо-
дами русских "обретение" Камчатки завершилось в
1697 - 1699 гг. известным походом пятидесятника
Владимира Владимировича Атласова, коренного яку-
тянина, сына якутского казака Владимира Атласа.
В.В. Атласов основал на Камчатке первые остроги и
тем закрепил русские владения на полуострове. С
тех пор походы русских людей из Якутска на Кам-
чатку стали обычным делом.
Маршруты русских землепроходцев пролегали
также на юго-запад и юго-восток от Якутска. 15 июля
1643 г. из Якутска вышел отряд в 132 человека под
руководством якутского письменного головы Васи-
лия Даниловича Пояркова. По Лене, Алдану, Учу-
ру, Гонаму и Зее отряд Василия Пояркова достиг в
1644 г. большой р. Амур и проплыл по ней до устья.
Затем вдоль Тихоокеанского побережья поярковцы
проплыли до устья Ульи, откуда освоенным И.Ю. Моск-
витиным путем - по рр. Юдоме, Мае, Алдану - выш-
ли к Якутску. В 1649 г. повторный поход на Амур
предпринял Ерофей Павлович Хабаров. Он шел бо-
лее коротким маршрутом, который через Олекму и
Тунгир выводил на левый приток Амура, - речку
Урку. Весной 1650 г. Ерофей Хабаров с отрядом в
70 человек достиг Амура и начал присоединение к
России "изобильной и украшенной Даурской зем-
ли", а затем Дючерской и Гиляцкой земель. В 1643 г.
отряд якутского пятидесятника Курбата Иванова
совершил первый поход на Байкал. В 1648 г. один из
первооткрывателей Якутии казачий атаман Иван
Галкин обогнул Байкал с севера и основал Баргу-
зинскнй острог. В 1653 г. основатель Ленского ост-
рога Петр Бекетов поставил в Забайкалье Ирченс-
кий и Шилкинский остроги.
Таким образом, походы русских в Восточную
Сибирь завершились в XVII в. открытием Якутии,
Прибайкалья, Забайкалья, Дальнего Востока и вы-
ходом к Ледовитому и Тихому океанам. Заметную
9
роль в этом процессе сыграл г. Якутск, откуда "стар-
товали” многие экспедиции русских людей, закон-
чившиеся освоением огромных территорий, присо-
единением их к России. Якутск и в последующие
столетия служил исходным пунктом для многих на-
учных экспедиций, совершивших великие географи-
ческие открытия на востоке России. Нельзя не отме-
тить еще одно значение походов русских служилых
и промышленных людей на восток. В археологичес-
кой литературе при реконструкции миграций древ-
них людей часто недооцениваются возможности пу-
тей, ведущих с Лены и Алдана на Охотское побере-
жье, Берингоморье и Чукотку. Маршруты русских
экспедиций XVII в. продемонстрировали на практи-
ке существование путей, пролегавших с Лены, Алда-
на, Колымы на восток. Нет сомнений, что эти пути с
глубокой древности использовались местным насе-
лением, сведения о них передавались из поколения
в поколение. Именно этим объясняется тот факт, что
"вожи”- проводники из представителей коренного
населения края - вели на восток русские экспедиции
XVII в. по издавна известным им тропам, а не про-
кладывали их впервые.
До недавнего времени русские поселения XVII -
XVIII вв. в Якутии не были объектами специально-
го изучения археологов. В 1959 г. несколько разве-
дочных шурфов было заложено С.А. Федосеевой на
Стадухинском поселении, а в 1969 и 1971 гг. незна-
чительные раскопки были произведены А.П. Оклад-
никовым на месте бывшего Зашиверского острога.
Планомерные археологические исследования древ-
них русских поселений были начаты с 1986 г. рабо-
тами археологической экспедиции Якутского госу-
дарственного университета. На данный момент рас-
копано два поселения: Алазейский и Стадухинский
остроги. Добытые при раскопках этих памятников
вещественные материалы, опубликованные источни-
ки, архивные данные, исторические исследования
составили основу публикуемой книги. Автор наде-
ется, что она расширит и углубит сложившиеся ра-
нее представления о материальной культуре русско-
го населения севера Сибири, их повседневной жиз-
ни, хозяйстве, быте.
В нашей книге читатель найдет обзор истории
открытия и освоения русскими людьми Арктичес-
кого побережья Якутии, историографию вопроса,
описание архитектурных остатков поселений и ве-
щественных материалов, ознакомится с проблемами
хозяйственной адаптации к условиям Севера, взаи-
мовлияния культур русского и коренного населения
края. Автор выражает сердечную признательность
сотрудникам археологической лаборатории, Музея
археологии и этнографии, студентам-историкам
Якутского госуниверситета, оказавшим огромную
помощь в экспедиционных исследованиях и при под-
готовке рукописи к печати. Иллюстрирующие кни-
гу рисунки и чертежи выполнены А.Д. Степановым,
Н.Н. Ефимовым, Г.Е. Окоемовой, Е.С. Габышевым.
10
ГЛАВА I
ОСВОЕНИЕ РУССКИМИ ЗЕМЛЕПРОХОДЦАМИ
АРКТИЧЕСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ ЯКУТИИ
Потребности внутренней и внешней политики
Российского государства в последней четверти XVI в.
требовали кардинального пополнения государствен-
ной казны. Одним из важных источников пополне-
ния казны была торговля дорогими мехами. Однако
к тому времени пушные районы Русского Севера
"испромышлялись" и не могли удовлетворить потреб-
ности в мехах азиатского и европейского рынков.
Широкомасштабное освоение Сибири стало одним
из способов решения назревших проблем. И в конце
XVI в. началось движение русских крестьян, служи-
лых и промышленных людей в Сибирь, а затем и на
север Сибири. Военно-правительственная деятель-
ность имела важное значение в присоединении Си-
бири. Однако в политическом и экономическом под-
чинении Сибири России решающее значение имела
не правительственная роль, а стихийное движение
масс русского народа, которое порой предшествовало
правительственным решениям. В южных районах
Сибири вольная народная колонизация выразилась
в освоении свободных земель. Из-за особенностей
природно-климатических условий экономическое
освоение русскими севера Сибири приняло форму
торгово-промыслового предпринимательства. Вмес-
те с тем, заселение Сибири русскими нельзя одно-
значно объяснять только экономическими фактора-
ми. Это движение было также непосредственным
продолжением расселения славян и связано с при-
ростом населения России в XVII в.
Движение русских людей без ведома правитель-
ства на север Сибири особенно ярко иллюстрирует
известное предание об одиссее мангазейского про-
мышленного человека Пенды или Пянды (по дру-
гим данным, Пенда есть "некий русский гулящий
человек"). В первой половине 1620-х гг. Пантелей
Пенда во главе отряда в 40 человек, собранного им
"частью в России, частью в Сибири", двинулся из
Туруханска вверх по нижней Тунгуске. После трех-
летних злоключений на нижней Тунгуске он благо-
получно добрался до Чечуйского волока на Лене,
откуда с товарищами проплыл вниз по Лене при-
мерно до места основания в будущем г. Якутска, а
затем вернулся в ее верховья, перешел на Ангару и
по Енисею добрался до Туруханска, откуда отряд
начал свой путь [Окладников, 1949; Мостахов, 1982].
В 1643 г. неутомимый Пантелей Пенда снова ока-
зался на Лене, побывав в Якутске [Полевой, 1966].
Воевода Тобольска, получив весть о Лене, послал
в Енисейск "Память" о необходимости обследования
"неведомых землиц" на северо-востоке. В 1629 г. на
Вилюе появился отряд мангазейских, березбвских и
тобольских служилых людей во главе с Антоном
Добрынским и Мартыном Васильевым. В 1628 г.
более удобным, южным, путем из Енисейска на Илим
отправился небольшой отряд казаков под предводи-
тельством десятника Василия Бугра. С Илима они
попали на Лену и проплыли по ней до устья Чаи. В
1630 г. у Чечуйского волока на Лене был построен
Илимский острог, ставший важным опорным пунк-
том в освоении Ленского края. В 1631 г. на Лену
был отправлен хорошо оснащенный отряд во главе с
Иваном Галкиным, который, отражая нападения
якутских князцов, проплыл по Лене до долины Туй-
маада, где в тяжелом бою сломил сопротивление пяти
объединившихся якутских родов и обложил их яса-
ком. Затем Иван Галкин предпринял поход по Алда-
ну и обложил ясаком еще несколько якутских и тун-
гусских родов. В том же году на смену Ивану Галки-
ну из Енисейска прибыл со своим отрядом сотник
Петр Бекетов. Используя лживые посулы и богатые
дары, но главным образом с помощью огнестрельно-
го оружия Петр Бекетов подчинил и обложил яса-
ком многие якутские роды, обитавшие в Централь-
ной Якутии. В 1632 г. на правом берегу Лены им
был заложен Ленский острог, названный впослед-
ствии "Якуцким" и дважды (в 1638 и 1643 гг.) пере-
носившийся на новое местоположение.
В 1643 г. Ленский острог был перенесен на левый
берег Лены, на Еюков Луг близ озера Сайсары. Он и
являлся основой будущего города Якутска. С само-
го момента появления и на долгое время Якутск стал
главным пунктом, откуда шло первоначальное осво-
ение северо-востока Сибири, Тихоокеанского побе-
режья, Приамурья и Забайкалья. Царское правитель-
ство, понимая важность значения Якутска и Якутии
в освоении дальневосточных земель, уже в 1638 г.
направило в Якутск своего наместника. Первым якут-
ским воеводой стал Петр Головин. С организацией
Якутского уезда были сделаны наиболее значитель-
ные открытия в Заполярных районах Якутии и рус-
ские сумели освоить почти весь северо-восток Ази-
атского материка.
Особенно важные открытия иа севере Якутии
были совершены русскими в результате арктичес-
ких плаваний. Главной целью многолетних и опас-
ных плаваний полярных мореходов являлось дости-
жение устьев "дальних заморских рек", неведомых
ранее, поднимаясь по которым, они надеялись от-
11
крыть новые земли, обложить ясаком встреченные
народы, найти богатые охотничьи угодья, "соболи-
ные места", залежи "рыбьего зуба", а также место-
рождения драгоценных металлов, особенно золота и
серебра. История освоения русским населением Ар-
ктического побережья Якутии достаточно хорошо
исследована учеными по многим аспектам. В раз-
ное время изучением этих событий занимались
А.И. Алексеев, В.И. Александров, А.И. Андреев,
С.В. Бахрушин, Л.С. Берг, М.И. Белов, В.Ю. Визе,
Б.О. Долгих, А.В. Ефимов, В.Н. Иванов, В.Ф. Ива-
нов, Г.Л. Май дель, А.Ф. Миддендорф, Г.Ф. Миллер,
С.Е. Мостахов, Н.Н. Оглобин, А.П. Окладников,
Б.П. Полевой, Ф.Г. Сафронов и др. Архивные и опуб-
ликованные источники позволяют восстановить ис-
торию освоения русскими Арктического побережья
Якутии, в том числе Алазейского и Стадухинского
острогов, о которых пойдет речь в следующих гла-
вах монографии. В литературе имеются некоторые
разночтения дат открытия и персоналий первоотк-
рывателей тех или иных географических пунктов.
Так, С.В. Бахрушин [ 1953, с. 49] считал, что первый
морской поход вдоль арктического побережья Яку-
тии был предпринят под руководством И. Реброва,
а М.И. Белов [1955, с. 21 - 22; 1956, с. 150] полагал,
что во главе отряда стоял И. Перфильев. С.В. Бах-
рушин [1950, с. 52] первооткрывателями Яны и Ко-
лымы по сухопутному маршруту назвал С. Харито-
нова, а М.И. Белов - П. Иванова [1956, с. 151 - 152].
Знакомство с источниками, на которые ссылаются
авторы, приводит к убеждению, что в том и другом
случае прав был М.И. Белов. Поэтому история осво-
ения Арктического побережья, изложенная далее,
основывается (в спорных моментах) на мнении и
выводах М.И. Белова, за исключением колымской
эпопеи, где данные, приводимые Б.П. Полевым, пред-
ставляются более убедительными.
В целом история освоения Арктического побере-
жья Якутии выглядит так. В 1633 г. уже после осно-
вания Якутского острога и Жиганского зимовья был
совершен первый морской поход от устья Лены в
Ледовитый океан. Большой отряд казаков и торго-
во-промышленных людей числом более ста летом
1633 г. отправился из Якутска к устью Лены, где
разделился. Часть людей во главе с тобольским ка-
заком Иваном Ребровым пошла от устья Лены на
запад, где обследовала сначала устье р. Оленек, а за-
тем и бассейн нижнего течения, обложив живших по
Оленеку тунгусов ясаком [Бахрушин, 1953; Белов,
1956, с. 150; Магидович И.П., Магидович В.И., 1983,
с. 276]. Другая часть отряда под предводительством
енисейского пятидесятника Ильи Перфильева, вый-
дя в море, пошла на восток, и не ранее 1634 г. дос-
тигла устья Яны. Отряд долго оставался в устье реки
и только осенью стал подниматься по Яне. В низо-
вьях Яны отряд Перфильева собрал ясак с неизвест-
ного им народа - юкагиров, о чем Перфильев запи-
сал в ясачной книге: "144 году октября в 9 день взял
государева ясаку на нынешней на 144 год у юкагир-
ского князца Дарака и дяди ево Дыгензи и со всего
роду ево три сорока двадцать соболей, три опорка,
две шубы собольиных" [Белов, 1973, с. 39). Затем
отряд поднялся в верховья Яны, где в средоточии
"якутских юрт” также собрал ясак и основал Верхо-
янское зимовье*. Тем временем Иван Ребров, собран
ясак с оленекских тунгусов и обложив их ясаком на
последующие годы, двинулся на восток и в феврале
1637 г. в устье Яны присоединился к основному от-
ряду Ильи Перфильева. На следующий год Перфи-
льев повез богатую добычу - 20 сорок соболей и чер-
ную лисицу - в Енисейск. Возглавивший отряд Реб-
ров продолжил с Яны плаванье на восток "на новую
стороннюю на Индигирскую реку". Поход был удач-
ным, и осенью 1638 г. Ребров "со товарищи" поста-
вил в низовьях Индигирки ясачное зимовье с ост-
рожком, положив тем самым начало освоению и за-
селению русскими Индигирского края**. Зимовье,
а впоследствии острог, именовалось "Уяндинским",
по имени юкагирского князца Уянды, на землях ко-
торого оно стояло.[Оглоблин, 1903: Огородников,
1922; Берг, 1927; Бахрушин, 1929,1953; Белов, 1955,
1956; Магидович И.П., Магидович В.И., 1983].
Индигирка являлась как бы центром "Юкагирс-
кой землицы", распространявшейся в то время от
правобережья нижней Лены до Колымы и Анадыря.
Индигирку русские в первые годы после открытия
часто называли "Собачьей рекой" - 'Индегерская река
Собачья тож"***. Предполагается, что так ее назва-
ли по той причине, что встреченные первыми рус-
скими путешественниками обитатели низовьев Ин-
дигирки имели из домашних животных только со-
бак [Окладников, Гоголев, Ащепков, 1977, с. 37].
* О времени и месте основания Верхоянского поселе-
ния высказывается несколько взаимоисключающих пред-
положений. М.И. Белов считает, что первое зимовье на
Яне было основано отрядом И. Перфильева около 1636 г.
Основание для такого предположения - указание ясач-
ных и десятинных книг И. Перфильева, начатых летом
1635 г. иа Яне, из содержания которых видно, что ясак
собирался в зимовье в верховьях Яны [Русские морехо-
ды..., 1952, с. 320]. По другим данным, Верхоянское зи-
мовье возникло в 1638 г. на левом берегу Яны против
современного Верхоянска, на лугу Боронук [Долгих, 1960,
с. 379; Сафронов, 1978, с. 20].
** Иван Иванович Ребров умер в 1666 г. в г. Якутске.
Имя отважного землепроходца и морехода носят ледник
в Буордахском массиве на хребте Улахай-Чистай (гор-
ная система Черского) и река, впадающая в пролив Лап-
тева (Восточно-Сибирское море).
*** В некоторых документах р. Индигирка и Собачья
река упоминаются как две самостоятельные реки. Напри-
мер, в "наказной памяти" таможенного целовальника Пет-
ра Новоселова, назначенного приказчиком на Колыму,
читаем: "быть на Колыме реке приказным... на тех ново-
приискных реках иа Индигирке и на Алазейке н на Ко-
лыме и иа Собачье, и новые реки приискивать" [Якутия
в XVII веке, 1953, с. 56].
12
Коренными обитателями нижней Индигирки, судя
по сведениям русских письменных источников XVII в.,
были юкагиры. Очевидно, они разводили собак в
большом количестве не только для охоты, но исполь-
зовали их также как транспортное средство, запря-
гая в специальные нарты. Вероятно, это обстоятель-
ство и стало поводом для появления гидронима
"Собачья река". Собак было много во всех местах оби-
тания юкагиров. Проживший 15 лет среди юкагиров
священник-миссионер Андрей Аргентов в своих за-
писках не случайно называет Ннжнеколымский край
"Страной собачьего хозяйства" [Чикачев, 1994, с. 20].
Почти одновременно с открытием морского пути
на Индигирку русские узнали от якутов о сухопут-
ном пути на Яну и Индигирку н разведали этот мар-
шрут. Инициатором сухопутного похода на Инди-
гирку стал Посник Иванов Губарь, изложивший в
одной из челобитных енисейскому атаману Ивану
Галкину план похода. Из челобитной ясно, что каза-
ки собирались по суше идти на р. Яну к янским яку-
там, обещав казне за отпуск для прознания новых
землиц 200 соболей. От якутов они знали, что с Лены
через Верхоянский перевал "коньми" можно достиг-
нуть Яны за пять недель. Известны три похода По-
стника Иванова на Яну и Индигирку: в 1636 - 1937;
1638 - 1639; 1640 - 1641 гг. В первом походе принял
участие и Сел и ван Харитонов, плававший затем с
Дмитрием Зыряном на Индигирку н Алазею. Отряд
конных казаков в 30 человек под командой Посника
Иванова сухим путем из Якутского острога, перева-
лив "Камень" - Верхоянский хребет, прошел к вер-
ховьям Яны. Затем, следуя вниз по долине Яны,
П.И. Иванов двинулся на север н, вероятно, не дохо-
дя Верхоянского зимовья, основанного Ильей Пер-
фирьевым, встретил якутские поселения. Янские яку-
ты, враждуя с угонявшими их скот юкагирами, без
сопротивления приняли русское подданство, наде-
ясь на помощь казаков в противостоянии юкагирам.
Объединившись с якутами, Посник Иванов и Иван
Ерастов ходили в поход на юкагиров и привели их в
русское подданство. Якуты показали Поснику Ива-
нову дорогу на Индигирку по притоку Яны - р. Адыче
и затем по р. Туостах. В 1639 г. отряд Посника Ива-
нова ниже знаменитых индигирскнх порогов (ши-
вер) построил зимовье, получившее впоследствии
название Зашиверск* [Фишер, 1774, с. 385; Огород-
ников, 1922; Берг, 1927, с. 6 - 8; 1935, с. 330; Русские
мореходы..., 1952, с. 39; Бахрушин, 1928, с. 163; 1953,
с. 52; Белов, 1956, с. 151 - 152; Окладников и др.,
1977, с. 37 - 38].
Всего на Индигирке русские мореходы и земле-
проходцы основали три зимовья. Они стали впос-
* По мнению М.И. Белова, Зашиверское зимовье ос-
новал в 1653 г. Василий Бурлак [1956, с. 178], но в более
ранних документах уже сообщается о существовании зи-
мовья в верховьях Индигирки. Правда, это зимовье ни-
как не именуется, но, надо полагать, речь идет о Заши-
всрском зимовье.
ледствии острогами, а один из них - городом. В ни-
зовьях Индигирки находилось Уяндинское зимовье,
в среднем течении - Подшиверское, а еще выше по
течению - Зашиверское. Кроме них в низовьях Ин-
дигирки, на правом берегу, в 1641 - 1649 гг. распола-
галось основанное Дмитрием Зыряном Олюбинское
или Бурулгинское зимовье (по этнониму юкагирско-
го племени олюбинцев и имени юкагирского князя
Бурулги). Таким образом, морским и "сухим" путя-
ми был проведан и освоен весь бассейн Индигирки.
Здесь необходимо заметить, что в условиях Си-
бири родился новый тип небольшого укрепленного
поселения - зимовье с оборонительной рубленой или
тыновой стеной. В.И. Кочедамов [1978] считает, что
сибирские крепости имели преимущественно рубле-
ные стены из "городней" или "тарас”. Вместе с тем,
использовались также и тыновые стены, о чем сви-
детельствуют материалы наших раскопок на Алазей-
ском остроге. В свою очередь, это позволяет предпо-
лагать, что укрепленные зимовья имели преимуще-
ственно тыновые стены. Последнее обусловлено также
и предназначением зимовья. Появление такого типа
укрепленного поселения было вызвано необходимо-
стью быстро строить укрепления для небольшого
отряда при сплаве по рано замерзающим сибирским
рекам или при невозможности построить острог из-
за сильного сопротивления местных племен. По мере
развития населенные пункты называются в письмен-
ных документах XVII в. "зимовьем", "острогом", "го-
родом", что свидетельствует о существовании клас-
сификации крепостей [Крадин, 1988, с. 74]. После
окончательного присоединения Восточной Сибири
к России крепости потеряли свою актуальность.
Соответственно, термин "зимовье" перестал соответ-
ствовать своему первоначальному смыслу: под этим
словом стали теперь подразумевать не укрепленное
жилье, а промысловую избушку.
"Сухой" путь в верховья Яны и Индигирки, не_-
когда проложенный древними племенами Якутии и
активно использовавшийся якутами, после походов
Посника Иванова стал одним из главных путей для
освоения северо-востока Якутии и существовал до
начала XX в. Об этом очень важном для дальнейше-
го освоения Северо-Востока Азии маршруте имеют-
ся яркие описания в путевых заметках С.А. Сарыче-
ва [1952], Ф.П. Врангеля [1841], И.Г. Сельского
[1856], Г. Майделя [1896].
В 1978 г. автор предпринял попытку археологи-
ческой разведки Верхоянского перевала. Маршрут
был пройден частично. Уже в начале подъема на
Верхоянский хребет были зафиксированы этногра-
фические памятники и произведены подъемные сбо-
ры археологического материала, свидетельствующе-
го о раннем знакомстве древних людей с кратчай-
шей дорогой на Северо-Восток Азии. Таким образом,
в XVII в. русские землепроходцы открыли не прин-
ципиально новый маршрут, а прошли по пути, дав-
но известному местным жителям, что нисколько не
13
снимает важность и значение освоения "сухого" пути
в дальнейшей истории Северо-Востока Азии.
Долгое время не утихают споры о времени и об-
стоятельствах возникновения поселения Русское
Устье. Красочные, до сих пор имеющие широкое
хождение среди местного населения устные преда-
ния явились основой для предположения о том, что
предки русскоустьинцев бежали из Новгорода от
притеснений Ивана Грозного и в конце XVI в. мор-
ским путем достигли Индигирки [Зензинов, 1914а;
Абрамович-Блэк, 1934,1936]. По другой версии, рус-
скоустьинцы берут начало от сосланных на Север
опальных бояр, перебравшихся в эти места на кочах
по Северному Ледовитому океану [Скворцов, 1910,
1930]. Открытие в 1941 г. стоянки полярных море-
ходов на восточном берегу Таймырского полуостро-
ва [Окладников, 1948, 1957; Исторический памят-
ник русского арктического мореплавания... , 1951]
способствовало возрождению гипотезы об удачном
путешествии русских индигирщиков "прямо из Рос-
сии". Теперь считается, что предками русскоустьин-
цев могли быть потомственные мореходы из Помо-
рья, прибывшие на Индигирку в первой четверти
XVII в. [Шуб, 1947, 1949]. Под впечатлением ука-
занных работ известный специалист по русскому
фольклору А.М. Астахова, касаясь устного былин-
ного творчества русскоустьинцев, писала: "Первые
поселенцы появились здесь еще в XVI - начале XVII в.
и были выходцами с русского Севера [Астахова, 1966,
с. 273]. А.Г. Чикачев считает, что предки индигир-
щиков были новгородцами и достигли Индигирки в
XVI в., о чем свидетельствуют остатки Новгородс-
кой колонии на Кенайском полуострове (Аляска),
основанной в 1571 г. [Чикачев, 1990, с. 23; 1994, с. 14
- 17]. Однако в последующем ранняя дата русского
поселения на Аляске не была подтверждена.
Противники гипотезы о прибытии предков рус-
скоустьинцев на Индигирку "прямо из России" спра-
ведливо указывают на полное отсутствие какого-либо
упоминания о существовании русского поселения в
низовьях Индигирки в сообщениях мореходов и зем-
лепроходцев первой половины XVII в. и считают,
что поселение Русское Устье было основано русски-
ми в конце XVII - начале XVIII вв. Наиболее убеди-
тельной представляется точка зрения А.Л. Биркин-
гофа, который считает, что предки коренных рус-
скоустьинцев переместились в дельту Индигирки из
других местностей северо-востока в процессе освое-
ния песцовых угодий тундры от Яны до Алазеи.
Предками русскоустьинцев, как и других русских
старожилов севера Сибири, были мореходы и земле-
проходцы XVII в. [Биркингоф, 1972, с. 90 - 93].
Впервые Русское Устье упоминается в научной
литературе в 1739 г. в рапортах Адмиралтейств-
коллегии участника Великой Северной экспедиции
Д.Я. Лаптева [Чикачев, 1990, с. 18; 1994, с. 7]. Более
ранних письменных известий о существовании по-
селения Русское Устье не имеется.
Таким образом, открытие и успешное освоение
Индигирки, важного района на пути движения рус-
ских на Северо-Восток Сибири, связано с именами
И. Реброва, И. Перфирьева, П. Иванова и других
отважных путешественников XVII в. Версия о при-
бытии на Индигирку беглых или опальных русских
людей в XVI - первой четверти XVII в. требует бо-
лее веских доказательств.
В последующем движении русских на восток не-
маловажное значение приобрели сообщения о суще-
ствовании на неведомых северных землях богатых
месторождений серебра. Вернувшийся из Индигир-
ского похода Посник Иванов докладывал: "А соболя
и зверя всякого много по тем рекам и землицам. Да
у юкагирских де... людей серебро есть, а где они се-
ребро емлют, того он Посничко, не ведает" [Фишер,
1774, с. 385; Берг, 1935, с. 330; Лебедев, 1949, с. 53;
Открытия русских... , 1951, с. 110 - 111]. В 1643 г.
после долгих мытарств на Яне. вернулся в Якутск
Елисей Буза. Он тоже принес сведения о существо-
вании на северо-востоке богатой серебром р. Неро-
чи. Прибывшие с Елисеем Бузой в Якутск юкагирс-
кие князцы подтвердили, что "есть де река Нероча,
поменьше Лены реки, своим устьем в море пала, рыб-
на и лесна, и рыбы в ней много и на той реке серебро
есть” [Белов, 1956, с. 151; ЦГАДА, ф. Якутская при-
казная изба, ст. 43, л. 63 - 64]. Крепнувшей России
требовалось все больше серебра для чеканки монет,
тем более, что месторождения серебра в России еще
не были найдены. Поэтому сведения о богатых сереб-
ром и пушниной землях стимулировали организа-
цию новых походов на восток*. Якутский воевода
П.П. Головин приказал янским и индигирским каза-
кам направить на новые земли лучшие силы для об-
наружения как самой реки, так и серебра, пообещав
казакам за это такое крупное государево жалованье,
"чего у вас и на разуме нет" [Белов, 1956, с. 151].
В такой обстановке начался новый этап движе-
ния мореходов на восток. В 1641 г. на Индигирку на
смену Поснику Иванову Губарю прибыл Дмитрий
Михайлов Зырян (Ярило). Здесь его отряд соеди-
нился с отрядом Ивана Радионовича Ерастова (Бел-
кой), которого оставил на Индигирке предводите-
лем отряда Посник Иванов. От взятого в плен юка-
гирского князца Бурулги и олюбинских юкагиров
они узнали о существовании реки Алазеи: "де есть
отсюда недалеко, по Индигирской реке, выплыв на
море правою протокою, а морем бежать парусом от
устья до Алазейской реки небольшое днище, а по
той де реке живут и кочуют многие алазейские юка-
гирские люди" [Фишер, 1774, с. 387; Оглобин, 1903,
с. 54; Открытия русских... , 1951, с. 134; Бахрушин,
* Как оказалось впоследствии, месторождения сереб-
ра имелись по притокам Яны - рр. Эндыбал и Тумара, а
также в Южном и Заполярном Верхоянье. На р. Энды-
бал в 1773 г. были заложены штольни, которые под на-
званием "екатерининских" частично сохранились до сего
времени.
14
1953, с. 52 - 53]. Руководствуясь имеющейся инфор-
мацией и приказом якутского воеводы П.П. Голови-
на о розыске реки с месторождением серебра, отряд
Дмитрия Зыряна весной 1642 г. отправился на по-
иски Алазеи.
Сохранилось краткое известие одного из участ-
ников этого похода казака Федора Чюкичева: "... и
оии, служилые люди и с ними Митька Ярилков (Зы-
рян) пятнадцать человек, сделав на той на Индигир-
ке реки два коча, и пошли на тех кочах вниз тою
Индигиркою рекою до моря, шли две недели. И с
устья Алазеи реки, вверх парусом и собою, до юка-
гирского князца Ноочичан полтретья дни ... Шли они
... по Алазей реки в кочах шесть ден и дошли до лесу.
И у того лесу де зимовье поставили" [Открытия рус-
ских ..., 1951, с. 135; Белов, 1956, с. 153]. Здесь месяц
с небольшим спустя состоялась встреча и объедине-
ние отряда Дмитрия Зыряна с отрядом Михаила
Стадухина, который весной 1642 г. спустился на коче
с Оймякона до устья Индигирки, а затем морем до-
стиг Алазеи, повторив путь Дмитрия Зыряна и Ива-
на Ерастова. В составе отряда Михаила Стадухина
прибыл с Индигирки и Семен Дежнев, один из бу-
дущих первооткрывателей пролива между Азией и
Америкой. Так была открыта Алазея и основано пер-
вое русское поселение.
На Алазее русские кроме юкагиров встретили еще
неизвестный им народ - оленных чукчей. На требо-
вание ясака алазейские юкагиры и чукчи ответили
отказом: "в твоем, государевом ясаке отказали и по
обе стороны Алазейской реки обошли и учали нас,
холопей твоих, оне, алазеи, с обеих сторон стрелять...".
Бились "съемным (рукопашным. - АЛ.) боем целой
день до вечера", было много раненых с той и другой
стороны, но огнестрельное оружие решило дело в
пользу казаков. К тому же был схвачен и посажен в
аманаты "лутчей алазейский шаман" по имени Олю-
ганей. В итоге с юкагиров Алазеи был собран пер-
вый ясак - 180 соболей [Фишер, 1774, с. 386, 387;
Берг, 1927, с. 8; Открытия русских..., 1951, с. 135;
бахрушин, 1953, с. 53].
Из другого документа, челобитной Ивана Кузь-
мина Беляны, датированной не позже 3 июля 1650
г., известно, что им на Алазее также было основано
поселение: "двигаясь вверх по Алазейке 3 недели"
дошел "до лесу, где поставил зимовье и острог" [Ог-
лобин, 1903, с. 55]. В документе датой основания
поселения называется 1643 г. М.И. Белов считает,
что Иван Беляна датировал все события, связанные
со своей службой, годом позже [Русские мореходы
..., 1956, с. 78]. С этой поправкой можно признать,
что речь идет о синхронных событиях, тем более, что
по точным данным, в 1643 г. Ивана Беляны на Ала-
зее уже не было. Он в это время принимал участие в
походе на Колыму [Полевой, 1965]. Вместе с тем,
место расположения острожка, о котором сообщил
И. Беляна, по описанию явно не совпадает с тем, на
котором основал поселение Дмитрий Зырян.
Из приведенных данных напрашивается вывод о
том, что на Алазеев 1642 г. было построено два зи-
мовья с косым острожком: поселение, основанное
Дмитрием Зыряном, которое находилось в восьми с
половиной днях ходу от устья Алазеи, и поселение,
основанное Иваном Беляной, расположенное в трех
неделях ходу от устья*. Однако дальнейшее изуче-
ние документов и археологический поиск в долине
Алазеи убедили в том, что в сообщениях Дмитрия
Зыряна и Ивана Беляны речь об одном и том же
поселении.
В сообщениях Ивана Беляны имеется много хро-
нологических неточностей, о чем говорилось выше.
Вероятно, И. Беляна ошибочно определил и количе-
ство дней, затраченных на движение от устья Алазеи
до места основания зимовья с косым острожком.
Судя по имеющимся в путевых заметках сведениях,
мореходы за три недели могли подняться от устья
Индигирки или Калымы до их верховьев, а эти реки,
как известно, по длине намного превосходят Ала-
зею. К тому же Индигирка и Колыма намного пол-
новоднее Алазеи и отличаются более бурным тече-
нием. В сообщении И. Беляны неверно приведено и
количество людей, принимавших участие в походе
на Алазею. В челобитной он сообщил, что в основа-
нии острожка на Алазее приняло участие 8 человек,
другие документы свидетельствуют о том, что в по-
ход на Алазею отправилось не 8, а 15 человек, в
числе которых рядовым казаком был И. Беляна
[ЦГАДА, ф. Якутская приказная изба, ст. 66, л. 5, 6;
Открытия русских ..., 1951, с. 134, 135].
Челобитная И. Беляны, написанная в духе доку-
ментов этого жанра, представляет собой несколько
преувеличенное описание заслуг и роли в освоении
Алазеи самого челобитчика и содержит просьбу оце-
нить эти заслуги и лишения и пожаловать его "за
кровь, и за раны" во время службы на Севере "в То-
больске быть в детишках боярских или в атаманах
у служивых людей". Описывая поход на Алазею,
И. Беляна преподнес события так, как будто он был
в отряде Дмитрия Зыряна вторым человеком: "мы с
Митькой Зыряном" "да с нами шесть человек про-
мышленных людей". Между тем известно, что в бли-
жайших помощниках у Зыряна был Иван Ерастов
(Белкой).
Таким образом, Иван Беляна сообщил неверные
данные. На Алазее отряд Дмитрия Зыряна выстро-
ил один острожок, о котором и повествует от перво-
го лица Иван Беляна. По данным М.И. Белова, в
1647 - 1648 гг. Федор Чюкичев перенес острожек на
новое место, расположенное около рр. Малой и Рас-
сошки [Русские мореходы.... 1952, с. 221; Белов, 1956,
с. 178]. Во всяком случае, И. Беляна сообщал, что в
* В одной из своих статей, написанной под впечатле-
нием от первичного изучения документов, автор, полнос-
тью доверившись сообщению И. Беляны, сделал заклю-
чение, что на Алазее в 1642 г. были основаны два зимовья
с косым острожком [Алексеев, 1992, с. 175].
15
1647 г., прибыв по приказу Второго Гаврилова с
Колымы на Алазею, ои остановился с захваченными
на Колыме аманатами "в старом зимовье, в прежнем
острожке" [Русские мореходы .... 1952, с. 77]. Судя
по контексту сообщения И. Беляны, в 1647 г. уже
шло строительство нового острога.
В долине Алазеи автор трижды производил архе-
ологические разведки с целью обнаружения острога,
основанного И. Беляной, но никаких следов обнару-
жить не удалось. В нижнем течении Алазеи, на пра-
вом берегу, ниже пос. Андрюшкино были зафикси-
рованы остатки какого-то небольшого поселения.
Раскопки его пока не производились. Возможно, это
и есть зимовье с косым острожком, основанное Дмит-
рием Зыряном. В низовьях Алазеи обследовалось
устье самого крупного левого притока - р. Рассохи.
Следов существования русских поселений не обна-
ружено. Очевидно, ни в устье Рассохи, ни по самой
Рассохе русского поселения никогда не было. Об этом
также свидетельствует челобитная Ивана Пинеги,
который, возвращаясь с Колымы в Якутск в 1650 г.,
побывал на Алазее, ходил в походы против в очеред-
ной раз восставших юкагиров, но нигде не упоминал
о каком-либо поселении на Рассохе или вблизи нее:
"Да во 158 же году, мая в 9 день, ходил я, холоп
твой, с служилыми и промышленными людьми трид-
цать человек в поход на тех алазейских юкагирей на
Расоху, где их жития и лодки эверовные, и их на
Расохе дождаться не могли, не бывали с Индигир-
ки; и по последнему пути едва отошли назад на Ала-
зею, потому что речки и ручьи водою изналились"
[Русские мореходы ..., 1952, с. 218].
На "Чертеже всех Сибирских градов и земель",
составленном Семеном Ремезовым в 1698 г., и на
карте из "Атласа Российского", изданного Академи-
ей наук России в 1745 г., Алазейское зимовье отме-
чено намного выше устья Рассохи, причем, иа пра-
вом берегу р. Алазеи [Якутия, 1927, с. 16, 38]. На
карте, составленной Ф.П. Врангелем в 1821 г., Ала-
зейское зимовье также показано не у "края тундры",
а в "лесном месте" на Колымско-Индигирском трак-
те в среднем течении р. Алазеи, на правом ее берегу
[Врангель, 1841].
Острог, где автор производил раскопки, находит-
ся в устье правого притока Алазеи р. Буор-Юрях.
На топографических картах 1930 - 1940-х гг. эта речка
обозначена двойным названием: "Буор-Юрях" и в
скобках - "Рассоха". На более поздних топокартах
второе название исчезло и речка именуется только
как "Буор-Юрях". Однако самый крупный приток
р. Буор-Юрях, впадающий в нее на 16 км правее ус-
тья, называется "Рассохой" и на современных топо-
картах. Результаты археологических разведок и све-
дения из письменных источников подводят к пред-
положению о том, что обнаруженные ниже пос.
Андрюшкино следы древнего поселения, возможно,
являются остатками острожка, поставленного в 1642 г.
Д. Зыряном, а в устье р. Буор-Юрях исследовался
острог, перенесенный из старого места и поставлен-
ный в 1647 г. Ф. Чюкичевым.
В 40 км выше по течению от этого острога, на ле-
вом берегу р. Алазеи расположено еще одно русское
поселение - Шатоба. Ойо пока не раскапывалось. За-
ложено лишь несколько шурфов. Судя по всему, это
очень позднее поселение, основанное не ранее середи-
ны - конца XVIII в. потомками землепроходцев. При-
мерно также датируют церковь в Шатобе А.В. Опо-
ловников и Е.А. Ополовникова - концом XVIII - на-
чалом XIX в. [1983, с. 77 - 86]. Поселение Шатоба,
судя по архитектуре построек, наличию традицион-
ных якутских коновязей - сэргэ, не относится к ти-
пично русским поселениям. Вероятно, в нем прожи-
вало либо смешанное якутско-русское население, либо
русское, но уже сильно якутизированное.
История открытия русскими мореходами и зем-
лепроходцами Колымы в XVII в. такова. Осень и зиму
1642 - 1643 гг. Дмитрий Зырян (Ярило) с товарища-
ми провел на Алазейском поселении. С наступлением
лета они собрались на Колыму, о существовании ко-
торой еще в 1637 г. узнал от пленных юкагиров По-
сник Иванов. Уже на Алазее были получены от юка-
гиров дополнительные сведения о Колыме, что "де с
Алазеи реки на Колыму реку аргишем переезжают на
оленях в три дни", юкагиров там "бесчисленно", собо-
лей, всякого зверья и рыбы много [Белов, 1948, с. 49].
В начале июля 1643 г. объединенный отряд Дмитрия
Зыряна и Михаила Стадухина двинулся на Колыму.
На основании списков установлено^ что участников
первого русского похода на Колыму было 23 челове-
ка, а среди них уже известный Иван Беляна и Семен
Дежнев [Полевой, 1965]. Отряд вышел к устью Ала-
зеи 7 июля 1643 г., а 15 июля того же года участники
похода достигли низовьев Колымы, где им пришлось
выдержать тяжелый бой с юкагирским племенами;
"Князцы Пантели и Коралю со своими улусными
людьми учинилися сильны и непослушны и не по-
корны и ясаку с себя и с улусных людей не дали, а с
нами, служилыми людьми, стали драться. А собранье
было у них большее. А дрались мы, холопы твои госу-
даревы, с теми иноземцы день до вечера. А те князцы,
Пантели и Коралю, говорили нам: "Как де вы с нас
ясаку прошаете, а землица та наша, а владеем де мы, а
вас де мы и на берег не выпустим". И те нас оленные
люди провожали в лотках три дня, нас, холопей твоих
государевых, ис своих житейских мест. А берегу нам,
холопьям твоим государевым, не дали, потому что их
добре много. А дрались мы с ними в стругах” *.
* Цитируя этот документ, Б.П. Полевой предполо-
жил, что Пантелеева Гора в окрестностях пос. Черский
названа именем юкагирского князя Пантели. Соглашаясь
с Б.П. Полевым, добавим, что именем Пантели назван и
правый приток Колымы - речка Пантелеиха (видимо,
правильнее "Пантелиха"). Во всяком случае, это более
вероятно, чем традиционная для местной периодической
печати версия о мифическом русском казаке Пантелее,
от имени которого, якобы, и произошел гидроним.
16
С трудом первопроходцам удалось оторваться от
воинственных юкагиров. Уходя от погони, казаки
шли под парусами вверх по реке и через 10 дней
дошли до "Алаевых житий", т.е. до владений пешего
оседлого юкагира Алая, которые и заняли силой. 30
июля 1643 г. землепроходцы поставили здесь самое
первое на Колыме русское поселение - будущий г.
Среднеколымск, ставшее иа одно десятилетие свое-
образной русской колымской столицей. Лишь летом
1644 г. казаки вновь вернулись в низовья Колымы,
где поставили два зимовья: одно - на месте совре-
менного с. Колымское на левом берегу, второе - при
впадении Анюя в Колыму. Оно было основано Дмит-
рием Зыряном и впоследствии получило название
"Нижнеколымского острога" [Полевой, 1965, 1989].
Тогда же, в 1644 г. на левом берегу Колымы было
основано и Стадухинское поселение, первоначально
ясачное зимовье с нагороднею [Оглобин, 1903, с. 41;
Визе, 1948, с. 14; Русские мореходы ..., 1952, с. 59 -
61, 262, 263; Бахрушин, 1953, с. 55; Лебедев, 1949,
с, 53]. Вскоре Стадухинское зимовье разрослось и
превратилось в острог*. Так был проложен морской
ход с Лены на Колыму, которая стала частью терри-
тории Якутского уезда, вошедшей в состав Российс-
кого государства.
От поселения на нижней Колыме с помощью "во-
жей" из юкагиров была опробована "сухая” дорога
на Анадырь и побережье Берингова пролива**. Су-
хопутная дорога оказалась менее опасной и более
удобной, чем морской путь. Оценив это, ватаги слу-
жилых и промышленных людей по сухопутью уст-
ремились на Чукотку, Охотское побережье и Кам-
чатку. Давно известные чукчам, юкагирам и коря-
* Возможно, именно в этом зимовье в начале 1646 г.
скончался один первооткрывателей северо-востока Яку-
тии Дмитрий Зырян. Его именем названы левый приток
Колымы р. Зырянка и пос. Зырянка - центр Верхнеко-
лымского улуса Республики Саха.
** Одним из первых на Анадыре и Охотском побере-
жье в 1650 -1651 гг. побывал Михаил Стадухин (первым
достиг Охотского побережья отряд И.Ю. Москвитина во
время похода 1639 - 1641 гг.). В 1663 г. за многолетнюю
и полезную для Отечества службу, "за кровь и за раны, и
за ясачную прибыль" царь Алексей Михайлович произ-
вел Михаила Васильева Стадухина в казачьи атаманы. В
1665 г. атаман М. Стадухин, направляясь на службу на
Колыму, попал в засаду и был убит. Имя отважного мо-
рехода и землепроходца М.В. Стадухина носят протока в
нижнем течении Колымы, ледник в Буордахском масси-
ве хребта Улахан-Чистай (горная система Черского), одна
нз улиц г. Якутска и исторический памятник - Стаду-
хинский острог в низовьях Колымы.
кам пути с Колымы на Тихоокеанское побережье по-
лучили вторую жизнь благодаря русским первопро-
ходцам. Однако этот хорошо известный по письмен-
ным источникам маршрут, моделирующий передви-
жение древних людей с Колымы к Берннгоморью,
иногда недооценивается при археологических и па-
леоэтнических построениях.
Несмотря на большие трудности, морской путь
на северо-восток Якутии имел важное значение
вплоть до 80-х гг. XVII в. и был оставлен лишь с
истощением к этому времени соболиных помыслов.
Богатые же промыслы Яны, Индигирки, Алазеи и
Колымы надолго стали одной из главных целей по-
ходов служилых и промышленных людей. Русские
поселения на Алазее и Колыме были важными пун-
ктами в освоении труднодоступных районов Запо-
лярья. Они превратились не только в транспортно-
транзитные базы и пункты сбора ясака, но и в цент-
ры административного управления и хозяйственного
освоения обширного региона. В этих поселениях со-
средоточивались группы русских мореходов и зем-
лепроходцев, усилиями которых были затем откры-
ты и освоены Чукотка, Камчатка, северные тихооке-
анские острова и, в конечном итоге, Русская Америка.
В XVII - XVIII вв. в связи с освоением Русской
Америки и организацией научных экспедиций по-
лярное мореходство вновь получило развитие. Со-
ответственно, и населенные пункты в Заполярье пе-
режили тогда новый подъем.
Поселения на Алазее и Колыме не теряли своего
стратегического, управленческого и хозяйственно-
торгового значения до середины XVII в. (Алазея) и
первой четверти XIX в. (Колыма). Катастрофически
сказались на дальнейшей судьбе этих поселений эпи-
демии черной оспы 1863 и 1884 гг., унесшие более
половины Колымо-Индигирского края. Оценивая
последствия этих трагических событий, П. Рябов
[1887, с. 6] писал: "... на реке Алазее когда-то было
значительное русское поселение, Алазейск, от кото-
рого теперь и следа не осталось". Но в пору своего
существования русские поселения на Алазее и Ко-
лыме до конца выполнили отведенную им роль. По-
чти два века через эти пункты проходило главное
сообщение с северо-западными районами Тихооке-
анского бассейна, а в начальную пору и с Русской
Америкой. Они стали главными опорными базами
для великих географических открытий экспедиций
С. Дежнева, Ф. Алексеева (Попова), М. Стадухина,
В. Беринга и др. Значение русских поселений на
Алазее и Колыме делает очень важным их археоло-
гическое изучение.
17
ГЛАВА II
РУССКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ XVII - XVIII ВВ. НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ ЯКУТИИ:
АЛАЗЕЙСКИЙ И СТАДУХИНСКИЙ ОСТРОГИ
История освоения русскими арктического побе-
режья Якутии изучалась исследователями в основ-
ном в историко-географическом, социально-эконо-
мическом или историографическом плане. Узость ис-
точниковедческой базы не позволяла ответить с
должной полнотой на весь круг вопросов, связан-
ных с арктическим мореплаванием и землепроход-
чеством, особенно при освещении истории матери-
альной и духовной культуры, взаимовлияния рус-
ской и аборигенной культур, адаптации к суровым
условиям Заполярья. В этой связи важную роль
приобретают раскопки первых русских поселений
XVII в., материалы которых во многом восполняют
источниковедческий и информативный пробелы.
Между тем, археологические исследования этих
интересных и во многих отношениях важных исто-
рических памятников пока малочисленны. В Запад-
ной Сибири можно назвать Верхотурье, Ермаково
городище, Лозьвинский городок, Ляпинский острог,
Орел-городок, Пелым, Саянский острог, Соликамск,
Юильский (Казымский) острог и особенно выделить
комплексно изученную Мангазею, которая, бесспор-
но, продолжает оставаться образцом исчерпывающего
изучения археологических памятников такого типа.
Материалы раскопок перечисленных археологичес-
ких объектов стали основой для реконструкции куль-
туры населения этих поселений, существенно попол-
нили базу источников по истории градостроитель-
ства Сибири. В Восточной Сибири и на Дальнем
Востоке перечень изученных объектов ограничива-
ется раскопками Братского и Илимского острогов,
нескольких зимовий на Таймыре, стоянок русских
мореходов XVII в. на о. Фаддея и в заливе Симса,
места зимовки экспедиции Витуса Беринга в бухте
Командор о. Беринга, Албазинского острога, поселе-
ния в бухте Алеутка на о. Уруп, Нижне-Камчатско-
го острога [Окладников, 1951, с. 7 - 40; 1957; Ники-
тин, 1961, с. 213 - 226; Седякина, 1972, с. 306; Бу-
рилов, 1973; Окладников, Васильевский, Молодин,
с. 225 - 226; Хлобыстни, Грачева, Студницкая, 1975,
с. 239 - 240; Силантьев, 1980, с. 232 - 233; Сухих,
1976, 1980; Вилков, Резун,1980, с. 186 - 192; Крадии,
1980, с. 100 - 120; Реэун, 1980, с. 87 - 99; Деньков,
Силантьев, Станюкович, 1988; Гоков, 1989, с. 69 - 90;
Артемьев, 1990,1992, с. 6 -16; Глинский, Сухих, 1992,
с. 17 - 25; Шубин, 1992, с. 141 - 150].
В Якутии до недавних пор археологическое изу-
чение объектов русской культуры XVII в. не прово-
дилось. Незначительные раскопки велись в 1969 и
1971 гг. в Зашиверске, но они не дали сколько-ни-
будь целостного материала. Поэтому в специальной
монографии, посвященной истории Зашиверска, опи-
сание археологического материала заняло лишь не-
сколько страниц [Окладников и др., 1977, с. 121 -
129]. В данной монографии подробно изложены ре-
зультаты археологического изучения построек и ар-
хеологических раскопок, привлечен большой круг
архивных, литературных и фольклорных сведений,
что позволило в основных чертах восстановить ис-
торию города. Следует заметить, что первозданная
сохранность построек XVII - XVII вв. объясняется
трагической судьбой города: жители основанного в
1639 г. Зашиверска погибли или покинули его в
результате эпидемии черной оспы. Город опустел в
1863 г. и с тех пор стоит заброшенным. В первоздан-
ном виде сохранилась Спасо-Зашиверская церковь
постройки 1700 г., колокольня, два амбара, ставшие
основными объектами изучения. Раскопки Зашивер-
ска имели малый масштаб, и из-за короткого аркти-
ческого лета остались незаконченными. Они в ос-
новном преследовали цель обнаружения следов стен
и башен острога для осуществления архитектурно-
конструктивных реконструкций [Окладников и др.,
1977, с. 129].
Исследования в древнем Зашиверске и итоговое
издание публикации о нем следует оценивать как
удачный опыт комплексного изучения объекта рус-
ской культуры в Якутии. Однако из-за неодинако-
вого объема разноплановых источников в моногра-
фии лучше всего оказался освещенным историко-
архитектурный аспект. Системное археологическое
изучение Зашиверска фактически не проводилось.
С 1986 г. археологическая экспедиция Якутского
государственного университета под руководством
автора ведет планомерные раскопки русских поселе-
ний на северо-востоке Якутии: Алазейского острога
в среднем течении р. Алазеи и Стадухинского остро-
га в нижнем течении р. Колымы (рис. 1). Алазейское
поселение исследовано почти полностью. Раскопки
Стадухинского острога еще не завершены.
АЛАЗЕЙСКИЙ ОСТРОГ
Алазейский острог основан в 1642 г. русским зем-
лепроходцем Дмитрием Зыряном, по другим данным,
- Иваном Беляной, когда на "границе тайги и тунд-
ры" было построено зимовье с косым острожком.
Памятник находится на левом приустьевом мысу
18
Рис. 1. Карта расположения Алазейского (1) и Стадухииского (2) острогов.
Рис. 2. Алазейский острог. План местности.
1992-Р2
76 54 32 М'
Рис. 3. План раскопов Алазейского острога.
со
20
Рис. 4. Реконструктивный план Алаэейского острога.
ЮР Я*
21
Условные обозначения:

Рис. 5. Стратиграфия Алазейского (1) и Стадухинского (2) острогов.
р. Буор-Юрях*, правого притока р. Алазеи, на 833 км.
Поселение располагается на 6-метровой высокой
пойме р. Алазеи (рис. 2).
В 1983 г. рекогносцировочные работы с незначи-
тельными раскопками проводили А.В. Ополовников
и Е.А. Ополовникова, научные сотрудники Москов-
ского НИИ теории, истории и перспективных про-
блем советской архитектуры. В 1986 - 1992 гг. на
поселении производились раскопки археологической
экспедицией Якутского госуниверситета под руко-
водством автора. За 6 полевых сезонов на Алазейс-
ком остроге раскопана площадь в 1765 м2 (рис. 3).Ис-
следованиями охвачены наиболее важные участки
древнего поселения, позволившие в основных чер-
тах реконструировать планиграфию Алазейского ос-
трога (рис. 4). На поселении выявлено более 20 по-
строек различного назначения: 3 сторожевые башни
(одна из которых с пристроенной аманатской избой),
церковь или часовня, колодец, шестиугольная жи-
лищная постройка, 12 жилых и хозяйственных зда-
ний, остатки мостовой и тыновой стены.
* На некоторых топокартах, изданных до 1950 г.,
р. Буор-Юрях обозначена как Рассоха. Самый крупный
приток современной речки Буор-Юрях в настоящее вре-
мя носит название р. Рассохи.
Раскопки выявили следующую стратиграфию
поселения (рис. 5):
1. дерн - 3 - 20 см; 2. поддерновая оподзоленная
глина - 7 - 25 см; 3. прерывистая горелая прослойка,
насыщенная угольками и золой -1-1,5 см; 4. слой
строительной древесной щепы -10 -15 см; 5. вторая
прерывистая горелая прослойка -1 - 2 см; 6. тонкий
травяной войлок (0,5 - 1 см), под которым залегает
слой строительной древесной щепы - 10 - 20 см;
7. серая материковая глина, археологически сте-
рильная.
Культурные остатки начинают встречаться в вер-
хней части слоя оподзоленной глины и фиксируют-
ся до серой материковой глины. Мерзлота просле-
живается на глубине 25 - 30 см от дневной поверх-
ности со слоя строительной древесной щепы.
В первые два года раскопок за исходные услов-
ные стратиграфические уровни были приняты две
горелые прослойки, которые делят весь слой куль-
турных напластований на три горизонта. При этом
мы исходили из предположения, что горелые про-
слойки связаны с происходившими на поселении
пожарами и могут фиксировать строительные уров-
ни новостроек, которые начинались после пожаров.
При раскопках города Зашиверска также были вы-
22
Рис. 6. Доска-полица с кровельного покрытия сторожевой башни Алазейского острога (7)
и варианты реконструкции башен острога (2, 3).
явлены две горелые прослойки, содержащие тонкий
слой пепла и угля. Исследователи этого памятника
предполагают, что эти прослойки, возможно, отра-
жают известные из письменных источников собы-
тия, когда воинственные юкагиры и ламуты осажда-
ли Зашиверск [Окладников, Гоголев, Ащепков, 1977,
с. 43 - 44]. Возможно, и на Алазее горелые прослой-
ки являются свидетельством нападений восставших
против ясака эвенов и юкагиров, имевших место в
1650 г. и 1666 - 1668 гг. Вместе с тем, не исключено,
что горелые прослойки могли образоваться в резуль-
тате пожаров, связанных не с военными действиями,
а, например, с умышленными палами сухой травы и
кустарников, производившимися для очистки тер-
ритории поселения.
На поселении выявлено более 20 деревянных по-
строек различного назначения, которые располага-
лись на трех разновысоких строительных площад-
ках-холмах. Холмы эти обозначены нами как "юж-
ный", "северный" и "юго-западный". Северный холм
прорезан современной автомобильной дорогой и со-
стоит как бы из двух частей (рис. 4). От построек
сохранились лишь основания из одного-двух оклад-
ных венцов (рис. 3). Изучение построек Алазейско-
го поселения дает возможность впервые на натураль-
ном материале судить о некоторых важнейших эле-
ментах русского деревянного зодчества в Якутии в
XVII в.
На южном холме при раскопках удалось выявить
три строительных яруса. Первый, нижний, строитель-
ный ярус представлен плохо сохранившимися остат-
ками 7 отдельных построек. 3 из них служили в ка-
честве фундамента для более поздних построек и
обозначены нами N"'la", "За", "5а" (табл. 1 - 6). Сле-
дующие пять строений зафиксированы в плане под
N"4", "9", "10", "12". "13" (рис. 3; табл. 7. 4. 10: 8, 9).
23
13 построек относятся ко второму, верхнему, стро-
ительному ярусу. На южном холме выявлено 7 по-
строек - N16, 36, 56, 7, 8, 11 (рис. 3; табл. 1 - 13). На
северном холме располагаются остатки сторожевой
башни с пристроенной аманатской избой, трехчаст-
ный дом и тын (рис. 3, 14, 15, 21; табл. 14; 15). На
самой северной оконечности северного холма обна-
ружен оклад еще одной сторожевой башни (рис. 4,
20). Найденная на этом холме доска-полица позво-
ляет предположить некоторые варианты реконструк-
ции сторожевых башен Алаэейского острога (рис. 6).
К западу от северного холма находится колодезная
яма со срубом размерами 3,3 х 2,7 м (рис. 4, 18). На
юго-западном холме располагалась третья стороже-
вая башня (рис. 3, 16; табл. 16).
Этот уровень является, по всей видимости, ос-
новным для острога и соответствует расцвету его
жизнедеятельности как одного из административных
центров на Северо-Востоке Сибири.
Третий строительный уровень фиксирует конеч-
ную стадию развития острога, а вернее, его полный
хозяйственный упадок и запустение. Об этом гово-
рит появление в нейтральной части архитектурно-
планового ансамбля острога восьмиугольной пост-
ройки типа деревянных многоугольных юрт, распро-
страненных у тюркских народов Сибири, в том числе
у якутов (рис. 3, 6; табл. 8, 6).
В архитектурном плане эта постройка является
симбиозом строительных традиций русского и якут-
ского народов. Она, как бы завершая градостроитель-
ную историю Алаэейского острога, символизирует
врастание русской культуры в местную культуру
северных народов.
Первая попытка реконструкции внешнего вида
Алаэейского острога была предпринята архитекто-
ром Е.А. Ополовниковой [1989], которая обследова-
ла древнее поселение в 1983 г. Автор отметила, что
цели опубликованной ею статьи заключались не
столько в том, чтобы выявить конкретные формы и
размеры построек, сколько в том, чтобы передать
общий характер архитектуры, ее эмоционально-об-
разную суть [1989, с. 66]. Хотя Е.А. Ополовникова
не проводила специальных раскопок и в основном
ограничилась изучением внешних контуров постро-
ек, тем не менее ей удалось довольно точно устано-
вить характер некоторых сооружений: 2-х крепост-
ных башен, церкви, аманатской избы, хозяйственной
постройки и небольшого участка тыновой стены.
Кроме того, Е.А. Ополовникова как специалист-ар-
хитектор точно уловила планировочно-простран-
ственную логику Алаэейского поселения и отмети-
ла, что строения острога располагались на трех раз-
новысоких строительных площадках.
Действительно, строения располагались на трех
небольших холмах и занимали на мысу господству-
ющее высотное положение. Все открытые на Алазей-
ском остроге постройки были поставлены непосред-
ственно на грунт, т.е. были "поземные". Подкладки
под основание сруба применялись только на сильно
пересеченных участках. Площадь застройки в целях
планировки засыпалась в основном слоем щепы, ко-
торая образовывалась при обработке строительного
материала на месте. Слой щепы использовался не
только для выравнивания поверхности застраивае-
мого участка, но и служил гидро- и теплоизоляци-
онным материалом. Подобное использование щепы
было зафиксировано при раскопках фундамента зда-
ния Спасо-Зашиверской церкви на Индигирке [Ок-
ладников, Гоголев, Ащепков, 1977, с. 123]. Как и в
Зашиверске, на Алазейском поселении наряду со
щепой в виде теплоизоляционного материала исполь-
зовался мох. Под полом многих построек имелся
войлокообразный слой спрессованного мха, который
был смешан с травой (сеном), а иногда и навозом.
На северном холме выявлены остовы четырех
строений - 2 сторожевых башен, трехчастного дома
и аманатской избы (см. рис. 4, 14, 15, 20). Две пост-
ройки, в сущности представляющие собой одно це-
лое - сторожевую башню с пристроенной аманатс-
кой избой - имеют два строительных уровня: ран-
ний (N 15а,15в) и поздний (N 156, 15г) (рис. 3; табл.
15). Здесь же зафиксированы остатки тыновой сте-
ны, вытянутой по линии северо-запад - юго-восток
(см. рис. 3, 21; табл. 14, 15). На южной оконечности
холма выявлена трехчастная постройка, от которой
сохранилось по 1-2 венцам (см. рис. 3,f< табл. 14).
По длинной оси здание ориентировано по линии се-
веро-восток - юго-запад. Восточная часть строения
имеет размеры 4,5 х 4,75 м, центральная (средняя) -
3,5 х 4 м, западная - 3,5 х 3,7 м (табл. 14). В восточ-
ной части и в сенях сохранились половицы, насте-
ленные вдоль длинной оси здания. Сени возведены
по столбовой конструкции, а восточная и западная
части срублены в обло. Подробное описание трехча-
стного дома опустим, т.к. оно приводится на приме-
ре другой постройки. Отметим только, что от севе-
ро-восточного угла строения в направлении р. Буор-
Юрях тянется тыновая стена, остатки которой при
малой воде прослеживаются также на береговом
обрыве речки, что подтверждает предположение
Е.А. Ополовниковой о том, что когда-то речка проте-
кала значительно правее современного русла. В резуль-
тате изменения русла р. Буор-Юрях ее левый берег со
значительной частью крепостных стен обвалился.
В 5 м к северу от этой постройки располагается
двухчастное строение, ориентированное по линии
северо-запад - юго-восток (см. рис. 3, 15; табл. 15).
Восточная часть строения была, вероятно, крепост-
ной башней. Размеры ее - 6,5 х 7 м. Поздняя пост-
ройка, поставленная на окладе прежнего строения,
отличается несколько меньшими размерами - 5,8 х
5,8 м (табл. 14,15а). Полы настелены по направле-
нию северо-запад - юго-восток. Лаги (переводины),
на которые настилались полы, укладывались прямо
на землю. Вдоль восточной стены башни размеща-
лись нары, шириной около 2-х м. Вероятно, эти нары
24
Рис. 7. Ножные деревянные колодки.
Алаэейский острог, северная башня.
Рис. 8. Деревянные наручники.
Алаэейский острог, северная башня.
служили не только спальным местом, но и являлись
также помостом для стрельбы из бойниц башни. На
это указывают вырезанные в нижней лаге специаль-
ные пазы для вертикальных стоек помоста. В север-
ном углу башни ранней постройки имелся погреб
размером 2 х 2 м: сохранились только пол из жердей
и короткое бревно, врубленное одним концом в лагу.
В башне найдено множество шахматных фигур, иг-
ральные кости и костяные предметы от какой-то на-
стольной игры в виде домино (зернь?). В этом же
помещении найдены массивные деревянные ножные
колодки'и наручники (рис. 7; 8). Южный угол баш-
ни и северный угол трехчастного дома соединились
тыновой стеной, в которой имелась калитка-вход
(см. рис. 3,27, табл. 14). На этом 6-метровом проме-
жутке тыновая стена состояла из 37 столбов диамет-
ром 12 - 18 см. Столбы, служившие косяками для
калитки, имели диаметр 25 и 28 см.
Северо-западным продолжением башни выступала
аманатская изба размером 4,5 х 6 м. В ней почти
полностью сохранились половицы ранней построй-
ки, настеленные по направлению юго-запад - северо-
восток (табл. 15, /5в). От позднего строения сохра-
нилось лишь несколько бревен и жердей, лежащих
на 20 - 30 см выше более ранней постройки (табл.
15, 15г). Вход в избу, вероятно, находился на юго-
западной стороне. Очень важна для интерпретации
назначения этого строения находка части волоково-
го окна. Очевидно, волоковые окна имелись также в
северо-восточной и северо-западной стенах. Через них
25
аманаты общались с родственниками, которые при-
ходили проведать пленников, а также получали про-
довольственные передачи, так как прокорм амана-
тов был обязанностью их родственников. Именно с
этой целью - поручить кормление заложников род-
ственникам, но не пустить при этом аборигенов в
острог - аманатские избы встраивались в крепост-
ную стену. Из соображений безопасности в крепост-
ную стену встраивали также и ясачную избу. Ама-
натов держали "за крепким караулом, чтоб не ушли",
всегда взаперти. "А у казенки замок веслой", - не
забывали писать в росписных списках при сдаче
зимовья очередному приказчику [ДАИ, 1859, т. VII,
с. 275; Сафронов, 1978, с. 87]. Так же строго и насто-
роженно следили и за теми, кто пришел для ясач-
ных расчетов. Нередки описания случаев, когда объя-
саченные аборигены "мягкую рухлядь" подавали на
копьях в специальные для этого окна острога или
зимовья ("мечут окном") или же клали ясак в осо-
бых, оговоренных заранее местах ("призначных мес-
тах") [Якутия в XVII веке, 1953, с. 193]. Обоюдная
осторожность и подозрительность имела свои при-
чины: одни боялись попасть в плен (аманатство),
другие опасались внезапного нападения, что случа-
лось нередко. К тому же ситуация часто усугубля-
лась незнанием языка.
В 17 м к северу от угла аманатской избы находи-
лась еще одна крепостная башня, очевидно, угловая.
Размер ее 6,5 х 6,5 м. С башни хорошо просматрива-
лась излучина Алазеи и весь мыс, образованный ею.
На юго-восточном холме располагалась третья сто-
рожевая башня (рис. 2 - 4, 16; табл. 16). От нее со-
хранился только нижний венец. Размер башни 6,5 х
6,5 м. Башню разместили на стратегически выгод-
ном месте: с высоты открывался прекрасный обзор
значительного участка верхнего течения Алазеи. В
северо-западном углу башни находился неглубокий,
до полуметра, погребок, представлявший собой сруб-
четверик в 3 - 4 венца размером 2,2 X 2,3 м, на дне
которого лежал настил из толстых плах. В этом по-
гребе обнаружены остатки двух бочонков (табл. 16).
Один из них удалось собрать почти полностью в
лабораторных условиях. Погреб, вероятно, представ-
лял собой место для хранения боеприпасов, необхо-
димых для отражения нападения.
В 50 м к западу от северного холма, на понижен-
ном участке местности находился колодец (см. рис.
4, 18). Его сруб имел форму квадрата со сторонами
2,5 X 3 м. Сруб состоял из 7 - 8 венцов, рубленных в
обло. Глубина колодца 160 - 170 см. В летнее время
он постоянно полон воды более чем на половину.
На южном холме располагалось 8 строений. На
юго-восточной оконечности холма находилось куль-
товое сооружение - церковь или часовня (рис. 3, 8;
табл. 12, 13). Сохранились 1 - 2 венца, срубленные в
обло. Постройка ориентирована по оси северо-запад
- юго-восток, что не соответствует канонам русской
православной церкви, придерживавшейся ориенти-
ровки запад-восток. Незастроенное пространство,
условия местности и рельефа вполне позволяли ори-
ентировать церковь по оси запад-восток. Тем не ме-
нее, церковь или часовня на Алазее была построена
с некоторым отклонением алтаря от восточного на-
правления к югу. Возможно, некоторое отклонение
алтаря на юг явилось следствием просчетов при ори-
ентации постройки, которые иногда допускались
строителями. Например, в январе 1888 г. Благочин-
ный Священник Алексий Бердников заполнил спе-
циальную анкету, составленную Академией худо-
жеств России. В анкете, именуемой "Метрикой для
получения верных сведений древне-православных
Божьих зданий и художественных предметов", он дал
тщательное описание Спасо-Зашиверской церкви
[Окладников, Гоголев, Ащепков, 1977, с. 135 - 154].
Священник Алексий Николаевич Бердников акку-
ратно и подробно ответил на все вопросы "Метри-
ки": в п. 12 на вопрос: "Нет ли уклонений алтаря к
югу или северу, как это например замечается в неко-
торых церквах?", имеется ответ: "За неимением ком-
паса уклонений не замечено". Из смысла содержа-
щегося в "Метрике" вопроса в п. 12 становится яс-
ным, что в практике строительства церквей имели
место погрешности при ориентировке алтарей. Во
всем остальном исследованное на Алазее культо-
вое сооружение традиционно по форме. К квад-
ратному в плане четверику размером 5 X 5 м с се-
веро-западной стороны примыкала небольшая тра-
пезная 5 х 2 м, а с юго-восточной стороны - алтарный
прируб размером не менее 3 X 3 м (табл. 12, 13).
Юго-восточная стена алтарного прируба не сохра-
нилась. Еще задолго до раскопок она обвалилась под
действием вод р. Буор-Юрях (Рассохи). Е.А. Опо-
ловннкова полагает, что по аналогии с Зашиверской
церковью алтарный прируб на Алазее тоже был пя-
тигранным. Учитывая, что для Заполярья (Заши-
верск, Шатоба) характерна угольная геометризация
форм восточной стены алтарного прируба, предпо-
ложение Е.А. Ополовниковой, видимо, верное.
В росписи Алазейского ясачного зимовья, состав-
ленной в 1677 г. приказчиком Никитой Тютиным,
церковь или часовня не упоминаются, что не харак-
терно для практики описаний зимовий и острогов,
отличавшихся скрупулезным перечнем всех значи-
мых построек. Очевидно, права Е.А. Ополовникова
[1989, с. 68], считавшая на этом основании, что куль-
товое сооружение на Алазее появилось позже, но до
конца XVII в., так как изображение церкви или ча-
совни присутствует в чертеже С.У. Ремезова. По
воспоминаниям старожилов расположенной недале-
ко дер. Сватай, на территории бывшего острога сто-
яла не часовня, а церковь, которая сохранялась до
начала 1940-х г. Вокруг церкви, с юго-западной и
северо-западной сторон при раскопках обнаружены
захоронения людей (на плане обозначены под N "17").
Всего зафиксировано 5 погребений в деревянных
колодах и дощатых гробах. По информации мест-
26
ных жителей, в этом месте река неоднократно раз-
мывала древние погребения. Из этого можно заклю-
чить, что вокруг церкви некогда было гораздо боль-
ше погребений, чем обнаружено нами. Возле самой
стены алтарного прируба, с южной его стороны, была
вскрыта одна колода, в которой захоронена девочка
лет 7 - 9. Во втором, частично вскрытом погребении,
захоронена женщина. Мерзлота способствовала со-
хранению мышечной ткани. Остальные погребения
не вскрывались, и какие-либо исследования захоро-
нений более не проводились. Факт обнаружения вок-
руг строения захоронений людей свидетельствует о
том, что оно было культовым зданием.
На юго-западной оконечности холма размещают-
ся два строения (см. рис. 3, 6, 7). Строение N 7 -
более ранняя постройка, чем строение N 6. От него
сохранились только нижние венцы и то не полнос-
тью. Тем ие менее, можно установить, что это было
трехчастное жилое здание. По длинной оси строе-
ние ориентировано по линии северо-запад - юго-
восток (табл. 8, 7). В юго-восточной части здания
половицы стелились по длинной оси здания. В цен-
тральной (средней) части здания, вероятно, являв-
шейся холодными сенями, имелось крыльцо, распо-
ложенное с северной стороны здания.
Строение N 6 представляет собой восьмиуголь-
ную постройку (восьмерик) якутского типа. Однако
якутские многоугольные постройки чаще были сруб-
ными и в большинстве случаев имели шестигран-
ный сруб. Учитывая эти обстоятельства, можно пред-
положить, что творцами постройки могли быть и рус-
ские. Стратиграфически нижние ее венцы залегают
под нижними венцами строения N 7. В восьми ее
углах врыты столбы с двумя противолежащими па-
зами, в которые по известному способу "набирки"
или заплота вкладывались венцы стен из небольших
бревен с приостренными под пазы концами (табл. 8,
6). Вход находился с западной стороны и имел там-
бур или сени размером 2,5 х 2,5 м. В постройке, сле-
ва от входа, размещалась печь в виде якутского гли-
нобитного камелька-чувала. За печью сохранилось 4
кола - опоры под жернова. Строение N 6 оставляет
впечатление очень позднего пристроя и может пред-
положительно датироваться не ранее конца XVIII -
начала XIX вв.
От строения N 4 сохранился один венец стены,
по остаткам которой невозможно судить о первона-
чальной конструкции постройки (табл. 7, 4). Строе-
ния N 3 и 5 трехчастные (табл. 2 - 6). Лучше сохра-
нилось строение N 3, по которому и следует описать
постройку такого типа. Трехчастная постройка пред-
ставляет собой традиционную для Сибири связь
"изба - сени - клеть”. Прародиной трехкамерных до-
мов считается южнорусская полоса. Первоначальное
время их появления еще не установлено, но в XV -
XVI вв. на юге Руси они представляли уже устано-
вившийся тип дома во всех его разновидностях: изба
+ сени + клеть; изба + сени + горница; зимняя чер-
ная изба + сени + летняя белая изба; две зимние
избы, связанные сенями [Русские..., 1967, с. 136; Бе-
лов, Овсянников, Старков, 1982, с. 12]. Наиболее
ранние проявления трехчастной связи помещений,
выявленные раскопками, встречаются в слоях древ-
него Новгорода XII в., а в слоях XIII - XV вв. подоб-
ные сложноплановые постройки получили уже ши-
рокое распространение [Древняя Русь. Город, замок,
село, 1985, с. 154]. Такой же тип постройки стал на
Русском Севере первым этапом развития дома-дво-
ра. А.В. Ополовников [1977, 1983] выделил три типа
дома-двора: "брус", "глаголь" и "кошель". Самым рас-
пространенным на Севере типом дома был "брус".
Свое название дома такого типа получили потому,
что в них все помещения сблокированы в одну пря-
моугольную постройку, перекрытую общей двускат-
ной крышей [Ополовников, 1977, с. 58]. Обычно они
разделялись на три части - жилое помещение, сени и
хозяйственную постройку. Когда к хозяйственной
части такого дома дополнительно делалась пристрой-
ка также хозяйственного назначения, то получался
новый тип дома-комплекса, в плане напоминавший
букву "Г" и потому называвшийся "глаголь". Иногда
застройки такого типа назывались "одноярусный
двор-сапог" [Русские..., 1967, с. 142]. Дом типа "ко-
шель" - самое внушительное воплощение идеи дома-
двора. Все жилые и хозяйственно-бытовые помеще-
ния такого дома-двора группировались и объединя-
лись в один общий сруб, образующий в плане почти
правильный квадрат. Огромный массив сруба пере-
крывался одной общей двускатной кровлей, причем
ее верхний стык проходил не над серединой всего
здания, как это бывает обычно, а по оси жилой части
дома. Дом такого типа получил в народе название
"кошель" [Русские..., 1967, с. 143; Ополовников, 1977,
с. 46].
А.В. Ополовников [1983, с. 43] обоснованно счи-
тал, что генетически наиболее ранней была плани-
ровка дома типа "брус". Такая планировка наиболее
проста, является основой двух других типов, пред-
ставляющих собой более усложненные варианты
дома-комплекса. На севере Якутии получили распро-
странение дома типа "брус" как наиболее практич-
ные и уместные в условиях Заполярья. В то же вре-
мя дома типа "глаголь" и "кошель", рассчитанные на
большую семью земледельцев, ведущих одно общее
хозяйство, из-за особенностей климатических усло-
вий и хозяйственных занятий населения северных
острогов не получили здесь распространения. В За-
полярье скотоводство распространилось только с
приходом якутского населения. Основными заняти-
ями русских в XVII в. были сбор ясака, "проведыва-
ние новых землиц", охота и рыболовство. Соответ-
ственно, не было необходимости в возведении сено-
валов, зернохранилищ или теплых хлевов. Отсутствие
этих важных элементов сказалось и на архитектуре
многочастных домов. В конце XVII - XVIII вв. осед-
лое русское население начало сочетать охоту и ры-
27
боловство со скотоводством, но это не сказалось на
облике многочастных домов, так как вместе со ско-
товодством русские старожилы переняли у якутов и
постройки, связанные с разведением скота.
Кроме того, непригодность дома-двора типа "ко-
шель" для Заполярья объясняется тем, что он требо-
вал большого количества строительного материала,
достать который в нужном количестве в условиях
лесотундры и северо-таежного редколесья невозмож-
но. Даже в условиях южнорусской полосы, где не
было недостатка в строительном лесе, сооружать
дома-”кошели" было невыгодно: "Основным недостат-
ком дома кошелем являлась, во-первых, большая зат-
рата бревен на фронтовую часть двора, а во-вторых,
длинный пологий скат, который, спускаясь доволь-
но низко, уменьшал высоту, т.е. емкость повети, и
благодаря небольшому уклону, чаще требовал ремон-
та, нежели нормальные, более крутые скаты" [Рус-
ские..., 1967, с. 143 - 144]. Изучение письменных ис-
точников, содержащих сведения о строениях жило-
го и хозяйственного назначения Восточной Сибири
начала XVII в., показывает, что крытые дворы не
были характерны для сибирских усадеб [Люцидарс-
кая, 1989, с. 145].
Трехчастная постройка на Алазее представляет
собой строение довольно значительных размеров -
4,5 х 15 м (табл. 2). Здание срублено из лиственнич-
ных бревен длиной до 5 м и диаметром 20 - 30 см.
Вероятно, материал для строительства наиболее важ-
ных объектов острога сплавлялся с верховьев Ала-
зеи, где рос добротный строевой лес. Оклад пост-
ройки возводился на массивных колодах-подкладах,
а на пониженных участках местности, в восточной
части здания, вместо подкладов применялись стол-
бы-стулья. Внутри окладного венца на колодах-под-
кладах, лежащих на земле, укладывались лаги, на
которые, в свою очередь, настилались полы (табл. 3,
1). В восточной и западной частях постройки полы
сделаны из довольно плотно пригнанных друг к другу
тесанных плах шириной 8 - 23 см. Половицы ориен-
тированы по линии запад-восток. В центральной (се-
рединной) части здания полы представляли собой
настил из округлых жердей и бревен диаметром от 8
до 22 см. Некоторые из них стесаны в виде плах.
Лага для полов размещалась здесь только в центре,
так как концы половиц опирались на бревна второго
венца, на которых вырубались специальные пазы для
упора концов половиц. Очевидно, центральную часть
постройки занимали сени. С южной стороны к се-
ням примыкало крыльцо размером 0,9 X 1,5 м. Ок-
лады крыльца длиной 0,9 м закреплялись с помо-
щью пазов между первым и вторым венцом пост-
ройки. Судя по ступенчатым распилам на внешних
концах окладов, крыльцо было двухступенчатым.
Настил ступенек делался из чуть стесанных упло-
щенных жердей, от которого сохранились 3 полови-
цы (табл. 2). Возможно, вход в дом имелся также и с
северной стороны. Из этнографии русских старожи-
лов Севера известно, что рубленые сени, как прави-
ло, имели две двери - с южной и северной стороны.
Это делалось на случай снежных заносов, которые
нередко случаются здесь зимой [Чикачев, 1990, с. 83].
Двери на обе стороны сеней были необходимы так-
же для оперативного выхода в случае военной опас-
ности или тревоги.
Срубы западной и восточной частей здания руб-
лены в обло. В центральной части здания - сенях -
использовались две внешние стены западной и вос-
точной частей постройки, а северная и южная стены
возведены способом "набирки”, "замета" или "в зап-
лот", когда в столбы с вертикальными пазами "наби-
раются” и возводятся стены из бревеи с приострен-
ными под пазы концами (табл. 3). Известно, что та-
кой строительный прием использовался славянами
с XII в. и зафиксирован при изучении хозяйствен-
ных построек Новгорода и Мангазеи [Засурцев, 1963,
с. 20; Белов, Овсянников, Старков, 1981, с. 13].
Изучение конструктивных особенностей построй-
ки оставляет впечатление, что жилой первоначально
была восточная часть здания. На это указывают ос-
новательно сделанные полы, а также бревно, лежа-
щее у южной стены избы (табл. 2). Такие бревна,
зафиксированные забитыми с обеих сторон колыш-
ками, служили для укрепления завалинки и клались
у жилой части здания. Кроме того, большой знаток
этнографии русских старожилов Заполярной Яку-
тии А.Г. Чикачев, выходец из Русского Устья, отме-
чает, что у русских индигирщиков любое жилое по-
мещение (изба, балаган, ураса) устанавливалось по
длинной осн с запада на восток, а входные двери все-
гда размещались с западной стороны [Чикачев, 1990,
с. 81].
Центральная (серединная) часть постройки яв-
лялась сенями, а западная первоначально пред-
ставляла собой холодную клеть. Судя по много-
численным находкам под полом бытовых вещей,
клеть использовалась для хозяйственных нужд. В
последующем с северной стороны клети был соору-
жен пристрой в виде тамбура или небольших сеней
размером 2,5 X 1,5 м, для чего в стене прорублен от-
дельный вход в эту часть постройки, ставшей после
реконструкций жилым помещением.
Возможно, тогда же был сделай пристрой с се-
верной стороны сеней, который обозначен на плане
как строение N "2" (табл. 2; 3). Размеры пристроя 4
X 3,8 м. Судя по лаге, врубленной между первым и
вторым венцами сруба, половицы ориентировались
по линии запад-восток. В юго-восточном углу дома
находилась глинобитная печь-камелек. В юго-запад-
ном углу, слева от входа, находился небольшой под-
вал глубиной в три венца, дно которого представля-
ло собой специальный настил из коротких полубре-
вен. Пристрой соединялся с сенями трехчастного
дома крытым переходом, служившим одновременно
сенями или холодным хозяйственным помещением.
Западная и восточная стены этого перехода-сеней
28
набраны в заплот (замет). Если предложенные ре-
конструкции верны, то естественно предположить,
что в северной стене сеней трехчастного строения
был прорублен вход. Но скорее всего, он размещал-
ся там в согласии с первоначальным проектом и ис-
пользовался при сооружении позднего пристроя.
С появлением последнего пристроя трехчастная
постройка потеряла свой первоначальный вид -
"брус" - и превратилась в дом типа "глаголь" или
даже "кошель", но, конечно, упрощенного варианта,
отличающегося от среднерусских или южносибирс-
ких домов-комплексов (отсутствие вымощенного
двора, взвоза, импозантных галерей, изящно изукра-
шенных крылец).
Судя по многочисленным находкам прошитой
бересты и слюды, в окна вставлялись берестяные
рамы со вшитыми в них пластинами слюды. Рус-
ские старожилы Индигирки иногда вместо стекол
использовали налимью кожу, которую натягивали
на раму [Чикачев, 1990, с. 84]. На зиму слюдяные
окна заменяли пластинами льда, что было характер-
но для русских старожилов Индигирки до начала
XX в. Как пишет А.Г. Чикачев [1990, с. 81], от тепла
"льдины изнутри покрывались толстым слоем инея,
поэтому ежедневно по утрам иней счищали ножом
("окошки частили"), а снаружи обметали веником
("пахали окошки"). Что касается количества окон,
то, по его сообщению, "передняя (восточная) и пра-
вая (южная) стены имели по два окна и считались
лучшей, мужской, половиной дома, левая (северная)
сторона имела одно окно". Двери в домик, вероятно,
напоминали найденные при раскопках Стадухинс-
кого острога и представляли собой ряд сбитых, плот-
но пригнанных друг к другу досок с полукруглым
оформлением верхнего конца или были традицион-
но прямоугольными. Находка на Алазейском посе-
лении доски-полицы с вырезанным на конце ром-
бом свидетельствует, что оформление крыши отли-
чалось изяществом, характерным для русского
деревянного зодчества.
Строение N 1 находится на северном склоне юж-
ного холма (рис. 3, 1). Это однокамерное жилое зда-
ние размером 4,5 х 4,5 м, от которого сохранилось
по 1-му венцу. Половицы поздней постройки изго-
товлены из плах шириной 15 - 24 см и ориентирова-
ны по линии север - юг. Так же ориентированы, с
небольшим отклонением к западу, жерди прежних
полов, поверх которых впоследствии уложили пла-
хи (табл. 1). Диаметр жердей 6 - 9 см. Судя по мно-
гочисленным находкам глиняной обмазки, в поме-
щении находилась печь-камелек. Определить точное
местоположение ее в избе не удалось, но положение
бревна, лежащего перпендикулярно восточной стене
и, возможно, служившего огородкой опечка, указы-
вает на то, что печь могла размещаться в юго-вос-
точном углу избы (рис. 4, 1', табл. 1).
Вероятно, наиболее важный объект на этом хол-
ме, а быть может, и на всем поселении - трехчастное
строение N 5. Об этом свидетельствует ие только его
расположение на самом удобном месте холма - в его
центре, но и настилы - мостовые из жердей, отходя-
щие от здания. Одна мостовая ориентирована по
линии запад - восток (кв. И38 - Н38) (табл. 7, 11), а
другая по линии север - юг (кв. Ф37 - Ф39) (табл. 5;
10). Первая мостовая, представляющая собой иастил
из 8 гладко обтесанных жердей длиной 5,2 м, на-
правлена от крыльца строения N 5 вниз, на зани-
женный участок местности (рис. З./f). Возможно,
там, в крепостной стене, располагался главный въезд.
Вторая мостовая, очень сильно разрушенная, про-
слежена от крыльца строения N 5 в сторону крыль-
ца строения N 3. Вероятно, строение N 5 было слу-
жебным зданием, а строение N 3 - жилым домом, где
проживало важное лицо, скорее всего, приказчик. Со
времени основания и до 1688 г. на Алазейском ост-
роге побывало 14 приказчиков и один целовальник.
Наиболее полный список приказных людей Алазей-
ского острога опубликовал М.И. Белов [Русские мо-
реходы..., 1952, с. 325].
На Алазейском поселении фиксируются три стро-
ительных уровня. К первому, нижнему, относятся
остатки 7 строений на южном холме (выявлены на
кв. 355 - И52, К49 - К53,353 - К52, К37 - К39, К37 -
Л36, Л36 - М38, ЕЗЗ - Е35 - Л35 - 033 - М - 31, а
также под строениями N 1, 3, 5 и 15) (рис. 3; табл. 1;
3; 5; 9 -11; 15). Необходимо отметить, что этот стро-
ительный ярус совпадает с уровнем залегания горе-
лой прослойки, что наводит на мысль о пожаре на
поселении, случившемся в ту пору. Однако, сохра-
нившиеся окладные венцы построек остались не обо-
жженными. Горелая прослойка, возможно, связана с
преднамеренным палом, который произвели русские
землепроходцы до начала строительства поселения.
Вероятно, строения первого яруса были временны-
ми постройками, возведенными в период начально-
го освоения местности. В ходе развития поселения
их реконструировали. В пользу предположения о
временном характере строений первого яруса свиде-
тельствует тот факт, что окладные венцы построек
делались из тонких бревен. Очевидно, строители тог-
да использовали лес, растущий на месте поселения.
Со временем с верховьев Алазеи поселенцы сплави-
ли добротный строительный лес, который и употре-
били для построек второго строительного яруса, ра-
зобрав постройки первого строительного уровня. Все
остальные описанные строения Алазейского острога
как раз и относятся ко второму строительному яру-
су. При сооружении строений N 1, 3, 5 и 15 в виде
своеобразного фундамента использовались строи-
тельные остатки нижнего горизонта (это зафикси-
ровано на чертеже) (см. табл. 1, 1а\ 3, За\ 5, 5а; 15,
15а, 15в).
Третий ярус представлен восьмиугольным строе-
нием N 6, расположенном на южном холме (см. табл.
8, б; 11). О его позднем появлении свидетельствует
своеобразный архитектурный облик, отражающий
29
явные влияния якутских строительных традиций. На
этом этапе истории Алаэейского поселения гармо-
ничное сочетание двух архитектурных форм, вызрев-
ших в недрах якутской и русской культур, - много-
угольной постройки и православной церкви - явля-
лось своеобразным отражением сложившихся к тому
времени взаимоотношений этносов Заполярной
Якутии.
ПОСЕЛЕНИЕ СТАДУХИНСКОЕ
Поселение было основано в 1644 г. русскими зем-
лепроходцами. Оно расположено на острове, обра-
зованном Стадухинской протокой на левом берегу
р. Колымы в 130 км от устья. Остров представляет
собой 3-метровую высокую пойму р. Колымы (рис. 9).
В 1959 г. С.А. Федосеева провела предварительное
обследование памятника: была вскрыта одна моги-
ла, произведена зачистка окладов двух домов, про-
ведены подъемные сборы. Ею было высказано пред-
положение о том, что поселение основано в XVIII в.
как оплот "первых казачьих отрядов, осваивающих
Колыму и Чукотку" [Федосеева, 1971, с. 26J. В 1989
- 1990 гг. производились раскопки археологичес-
кой экспедицией ЯГУ под руководством автора.
Общая площадь раскопов составила 284 м2. Раскоп-
ки выявили следующую стратиграфию поселения
(рис. 5, 2):
1. дерн - 4 - 10 см; 2. суглинок - 6 - 20 см;
3. прерывистая горелая прослойка - 4 - 5 см; 4. суг-
линок со щепой - 10 - 40 см (I культурный слой);
5. суглинок -(10 - 40 см (стерильная прослойка);
6. суглинок со щепой - 10 - 20 см (II культурный
слой); 7. материковая серая глина.
Редкие находки встречаются сразу под дерном.
Однако они единичны и не оставляют впечатления
культурного слоя. На поселении раскопаны остатки
пока 4 построек. Три из них относятся к первому,
верхнему, культурному слою (табл. 17 - 22). Во вто-
ром культурном слое выявлены остатки одного силь-
но разрушенного строения (табл. 23).
Постройки I слоя представляют собой, видимо,
целый дворовый комплекс, в который вошли трех-
частный дом с небольшой пристройкой (табл. 18 -
20), ледник (табл. 21; 22) и двухкамерная постройка
- дом (табл. 21).
Трехчастный дом сильно пострадал в результате
пожара и береговой эрозии, но все же сохранил свое
своеобразие: два опечка (от одного сохранилась толь-
ко доска, стоящая на ребре) и плетеную из прутьев
завалинку (табл. 18). То есть, в этом доме существо-
вала редкая для таких домов связь-композиция: изба
- сени - изба. Причем, обе избы, судя по добротным
полам из широких плах, были белыми.
Особый интерес в конструктивном плане пред-
ставляет ледник - сооружение с неглубоко вырытым
хранилищем ( до полуметра глубиной ), что не ха-
рактерно для построек этого типа. Зато оно имеет
три сруба, одно в другом, пространство между кото-
рыми заполнялось землей (табл. 22).
Труднее обстоит дело из-за очень плохой сохран-
ности с реконструкцией постройки из нижнего куль-
турного слоя поселения.
В целом плотницкие традиции, подмеченные на
постройках Стадухинского поселения, не отличают-
ся от стиля обработки древесины и строительства,
наблюдаемых на Алазейском остроге.
Самая крупная постройка в раскопанной части
поселения - трехчастное здание. Размеры его - 5,6 X
14,6 м. Часть строения обвалилась в реку. Однако
по сохранившимся остаткам можно заключить, что
это была трехчастная постройка "изба-сени-изба" или
"изба-сени-теплая клеть". Строение относится к до-
мам типа "брус", рубленому в обло с остатком. В се-
верной и южной частях здания полы настилались из
плотно пригнанных толстых плах шириной 20 - 30 см.
Половицы укладывались по длинной оси "бруса". В
центральной части здания, в сенях, половицы разме-
щались перпендикулярно продольной оси (табл. 18).
В северной части строения печь была сооружена в
юго-восточном углу, справа от входа, а в южной час-
ти - в северо-восточном углу (т.е. слева от входа). Вход
в сени располагался с восточной стороны. Там же на-
ходилось крыльцо длиной около 2 м и шириной 1 м.
С восточной стороны трехчастного дома, у юго-
восточного угла здания размещалось еще одно стро-
ение. Оно стояло почти впритык к дому-"брусу".
Размеры его - 2,7 х 3,5 м. Вдоль восточной стороны
трехчастного здания, а также с северной и восточ-
ной сторон пристроя тянулась плетеная из веток
изгородь или, скорее всего, завалинка здания, пред-
назначенная для утепления постройки. Конструкция
завалинки характерна для сибирских изгородей-"ты-
чек": на расстоянии 0,5 - 0,7 м от стен в землю вби-
вались двумя рядами столбы-колышки, на которые
вплетались длинные тонкие прутья (табл. 18). Но
прутья в данном случае вплетались не вертикально,
как делалось обычно, а горизонтально. Можно пред-
положить, что такая завалинка окружала все здание
по его периметру.
Третье строение Стадухинского острога - хозяй-
ственное сооружение полифункционального назна-
чения амбар-погреб. Он построен по принципу мат-
решки - внутри первого, самого большого сруба раз-
мером 5,1 X 5,3 м, размещались два сруба меньших
размеров, тоже как бы вложенные один в другой
(табл. 22). Размеры малых срубов - 3,8 - 3,9 м и 2,9 х
3 м. А.Г. Чикачев сообщает, что у каждого хозяина
из русских старожилов Индигирки обычно имелось
не менее двух амбаров. Один амбар строился на стой-
ках ("городках") высотой 30 - 40 см и предназначал-
ся для хранения одежды и различной домашней ут-
вари. Другой надстраивался над погребом и служил
для хранения продуктов [Чикачев, 1990, с. 84].
Очевидно, на Стадухинском поселении удалось
зафиксировать второй тип амбара, бытовавший у
30
1С
Рис. 9. Стадухинский острог. План местности.
русского населения севера Якутии. Внешний сруб
представлял собой помещение амбара, а самый ма-
ленький сруб служил погребом для хранения скоро-
портящихся продуктов. Пока удалось углубиться в
мерзлоту на 60 см и обнаружить 5 венцов. Устье по-
греба накрывалось сбитой из досок или горбылей
крышкой. Над срубом сооружался второй сруб, так-
же с крышкой и ходом, ведущим в погреб. От этого
сруба сохранилось 3-4 венца. Двойной сруб погре-
ба и двойная крышка обеспечивали хорошую тепло-
изоляцию. Внутри амбара найдена половина двери
от входа в него. Дверь была сбита из толстых плах (8
- 10 см), имела подпрямоугольную форму с полу-
круглым верхним концом. Размеры сохранившейся
части двери 47 х 135 (155) см. С внутренней сторо-
ны на двери размещался накладной деревянный за-
мок довольно сложной конструкции, который откры-
вался с помощью деревянного ключа (рис. 10). Для
него в двери прорезана специальная скважина. Ве-
роятно, сходные замки крепились и на дверях жи-
31
О	5	Юсм
Рис. 10. Накладной деревянный замок с ползунами
и щеколдой. Стадухинский острог.
лых, а также хозяйственных построек, чтобы внутрь
их не могли проникнуть собаки. А.Г. Чикачев [1990,
с. 83], не описывая устройство замка, сообщает, что
"сенные двери закрывались на деревянный засов,
который легко можно было открыть снаружи. Это
делалось для того, чтобы любой человек мог свобод-
но зайти в помещение, не тревожа хозяев".
Двухчастное (?) строение Стадухинского поселе-
ния раскопано лишь частично (табл. 22), что затруд-
няет его реконструкцию и определение функциональ-
ного назначения постройки.
Изучение строений Алазейского и Стадухинско-
го поселений показывает, что основным строитель-
ным приемом здесь была рубка срубов в обло. Для
соединения венцов, плотного прилегания бревен друг
к другу вдоль верхнего бревна вырубались пазы -
"чаши". На Алазее и Колыме "чаши" вырубались по
верху бревен, а пазы и подтеска бревен шли по низу,
причем не на всю длину бревна. "Чаши" бревна ос-
тавались круглыми. На всех венцовых строениях
Алазеи и Колымы, за исключением столбовой кон-
струкции, углы связывались способом в "охлуп",
когда в месте связки в бревне вырезался сегменто-
видный паз, которым он прихватывал в замок ниже-
лежащее бревно. При сращивании бревен применя-
лись два способа. Один из способов продолжал тра-
дицию столбовой конструкции: когда бревна одного
- двух венцов сращивались посредством короткого
вертикального столба с двумя противолежащими
продольными пазами, в которые вставляли заострен-
ные концы сращиваемых бревен. При другом спосо-
бе бревна соединяли в "притычку" или в "шип", ког-
да в конце одного сращиваемого бревна делали паз,
а в конце другого сращиваемого бревна делали шип,
который входил в этот паз и соединял таким обра-
зом два бревна. Интересны способы сооружения утеп-
ленных завалинок с помощью длинного бревна (Ала-
зея) и плетеной изгороди (Колыма). Восьмиуголь-
ная постройка представляется синтезом русского и
якутского деревянного зодчества и важна не только
в конструктивно-строительном отношении, но и в
плане взаимовлияния культур.
Таковы остатки жилищно-хозяйственных, оборо-
нительных и культурных построек Алазейского и
Стадухинского острогов, обнаруженные при раскоп-
ках. Они позволяют выяснить планировку поселе-
ний, конструктивные особенности строений и их
размеры, а также определить строительные приемы,
которые использовались при сооружении построек.
Выявление наиболее типичных из них позволяет так-
же судить о хозяйстве, характерном для русского на-
селения на первоначальном этапе освоения Заполя-
рья. При раскопках Алазейского и Стадухинского
острогов каких-либо искусственных земляных фор-
тификационных сооружений не выявлено. Этому есть
свое объяснение. Известно, что валы и рвы, еще ха-
рактерные для крепостей России XVII в., не соору-
жались столь широко в Восточной Сибири. Суро-
вый климат не позволял проводить большие земля-
ные работы. Не было в рвах и валах и острой
необходимости - ведь местное население не имело в
своем распоряжении мощного огнестрельного ору-
жия. Отсутствие его у коренного населения Сибири
способствовало также тому, что здесь как бы возро-
дились деревянные крепости, строительство которых
в России прекратилось с распространением пушек.
Алазейский и Стадухинский остроги были одночас-
тными крепостями, без деления иа кремль и посад.
Эта черта не являлась спецификой Якутии, ибо она
вообще характерна для раннего этапа освоения Си-
бири [Крадин, 1988, с. 75].
В заключении рассмотрим аналогии архитекту-
ры строений Алазеи, Колымы и Мангазеи. Изучение
реконструкции построек в этих регионах позволяет
считать наиболее типичным для северо-русского
строительства так называемый "брус” - трехчастный
тип жилища с его техническими особенностями: руб-
кой стен ”в обло”, столбовой конструкцией сеней,
внутренней планировкой, использованием в качестве
фундамента более раннего строения и т.п. Общие
конструктивно-технические приемы наблюдаются и
в сооружении культовых построек - часовни и церк-
ви. Русские традиции заметны и в топографии, вы-
32
боре месторасположения острогов, учитывающих
фортификационно-стратегические возможности ме-
стности. В архитектурном решении и строительной
технике возведения деревянных строений и крепос-
тных стен острогов использовались традиционные
приемы русских зодчих, некогда применявшиеся в
России и получившие вторую жизнь в Сибири.
Таким образом, на северо-востоке Якутии отра-
жен своеобразный хронологический итог незауряд-
ного по мощи русского оборонительного деревянно-
го зодчества. Следует подчеркнуть, что строитель-
ство укрепленных поселений было вызвано не всегда
мирными отношениями с местными племенами, не
желавшими платить ясак и уступать территории сво-
его традиционного проживания. Судя по сведениям
письменных источников, особенно часто восставали
юкагиры, но все попытки освободиться от ясака и
остаться безраздельными хозяевами охотничьих уго-
дий беспощадно подавлялись. В то же время рус-
ские поселения на Северо-Востоке Азии не следует
рассматривать как временные пристанища землепро-
ходцев или только пункты сбора ясака. Судя по мас-
штабности строительных работ и основательности
построек, первопоселенцы с самого начала планиро-
вали долговременное проживание в этих местах. Об
этом же свидетельствует и характер некоторых на-
ходок, обнаруженных при раскопках. Так, некото-
рые фрагменты посуды из Стадухинского острога,
по заключению специалистов Эрмитажа, представ-
ляют собой остатки китайских фарфоровых серви-
зов XVIII в. Очевидно, что такие дорогостоящие и
редкие по тем временам предметы не брали с собой
во временные маршруты и хранили в местах посто-
янного местожительства. То же можно сказать и от-
носительно ювелирных изделий, в большинстве сво-
ем женских, кроме всего прочего свидетельствующих
о семейной жизни обитателей поселения, а также о
довольно развитых торговых связях с центральны-
ми районами России. Письменные источники также
свидетельствуют о том, что служилые люди после ос-
воения на новом месте обычно выписывали свои се-
мьи и иногда из далеких городков. Власти поощряли
закрепление семей на вновь освоенных территориях
и способствовали переезду жен и родственников.
Русское градостроительство в Заполярной Яку-
тии прошло те же этапы, что и строительство горо-
дов в других районах Сибири: сначала возникали
укрепленные зимовья или острожки, которые затем
расширялись, укреплялись тыновой стеной, сторо-
жевыми башнями и, наконец, превращались в ост-
роги (Алаэейский, Стадухинский). На этом этапе
развития главными функциями этих поселений были
военно-административная и транспортная. Дальней-
шее территориальное расширение острогов, концен-
трация в них администрации и гарнизона из служи-
лых людей, развитие ремесел и торговли способство-
вали превращению некоторых из них в города
(Зашиверск). Исследуемые поселения, независимо от
этапа их развития, были важнейшими опорными пун-
ктами освоения русскими Северо-Востока Сибири.
33
ГЛАВА III
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА РУССКИХ ПОЛЯРНЫХ МОРЕХОДОВ
И ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕВ XVII - XVIII ВВ.
(по данным раскопок Алаэейского и Стадухинского острогов)
Комплекс изделий, обнаруженных при раскопках
Алаэейского и Стадухинского острогов, условно мож-
но разделить по функциональному назначению пред-
метов или по материалу, из которого они изготовле-
ны, на 7 категорий. При описании конкретной груп-
пы предметов отмечается соотношение находок из
Алаэейского и Стадухинского острогов.
1.	ЭЛЕМЕНТЫ ПОСТРОЕК
Оконницы - 14 оконниц от 12 окон. Все они обна-
ружены на Алазейском остроге и представляют со-
бой фрагменты деревянных деталей вертикального
и горизонтального крепления разных размеров (И -
23,5 см в длину; 2,3 - 5,3 см в ширину; целые экзем-
пляры достигают в длину 52 см). Шесть оконниц
имеет на торцах открытый разрезной паз под шип, у
семи остальных - шип в "обло" (рис. И, 2).
Задвижки волоковых окон - 5 экз. Все задвижки
найдены на Алазейском остроге. В плане и в сечеиии
они трапециевидные. Одна задвижка - с выпуклыми
боковыми сторонами. Размеры изделий: длина 27 -
53,5 см, ширина 20 - 35 см. У четырех задвижек для
удобства открывания были сделаны треугольные
выемки.
Накладной замок - 1 экз. Обнаружен на Стадухин-
ском остроге. Изделие представляет собой деревян-
ный прямоугольный брусок, внутри которого имеет-
ся полость с тремя прямоугольными поперечными
пазами и двумя сохранившимися в них бегунками.
Там же размещается вертикальный паз с щеколдой. В
замке сделаны отверстия для крепления. Высота из-
делия 27 см, ширина 12 см, толщина 7 см (рис. 10).
Детали замка - 28 экз. Из них 26 экз. найдено иа
Алазейском остроге, а 2 экз. - иа Стадухинском. Дета-
ли представлены 21 ползуном в виде прямоугольных
деревянных плашек с прямоугольными пазами разных
размеров (табл. 24, 4) и 7 щеколдами (табл. 24, 1).
Ключи для накладных замков - 10 экз. Все они
обнаружены на Алазейском остроге. Ключи представ-
ляют собой деревянные плашки с выраженной руко-
яткой и прямоугольными вырезами в рабочей части.
Эти вырезы образуют бородки (табл. 24, 2, 3).
2.	ХОЗЯЙСТВЕННО-БЫТОВАЯ УТВАРЬ
И ПРЕДМЕТЫ ДОСУГА
Чаши - 7 деревянных фрагментов. Из них иа Ала-
зейском остроге найдено 5, а на Стадухинском ост-
роге - 2 фрагмента. Три чаши представлены круп-
ными обломками, что позволяет реконструировать
их вид. Все чаши полусферической формы. У них
высокие плавно расширяющиеся стенки с тонкими
или закругленными срезами бортиков. В основании
имеются небольшие поддоны. Лишь одно изделие
оказалось украшенным выступающим пояском. Раз-
меры чаш: диаметр 17-26 см, высота 5,5 - 8,5 см
(табл. 25, 1,2; 26).
Плошки - 3 деревянных фрагмента. Все они обна-
ружены на Алазейском остроге. Для иих характер-
ны полусферическая форма и низкие, плавно рас-
ширяющиеся стенки с тонкими срезами бортиков.
Дно плошек плоско срезанное. Размеры изделий:
диаметр 13 - 22,5 см, высота 3,8 - 4,5 см (табл. 27,2).
Чаши с носиком - 1 целый экземпляр и 5 облом-
ков. Все чаши такого типа найдены на Алазейском
остроге. По форме они ладьевидные. Носики у них
приподняты. Стенки плавно расширяющиеся, округ-
лые, с плоскими срезами бортиков, дно плоское. Раз-
меры изделий: ширина 17 х 18 - 16,8 х 21 см, высота
4,5 - 5,5 см (табл. 27, 1).
Тарелка - 1 экз. Найдена иа Алазейском остроге.
У нее округлые, слабо углубленные стенки, перехо-
дящие в резко отогнутый горизонтальный бортик и
плоско срезанное дно. Диаметр изделия 18 см, ши-
рина бортиков 4,8 см, высота 1,3 см.
Блюдо - 1 фрагмент. Найден иа Алазейском ост-
роге. По форме это изделие, имеющее округлые стен-
ки с горизонтально отогнутым бортиком, близко та-
релке.
Половники - 2 экз., один железный и один дере-
вянный. Обнаружены на Алазейском и Стадухинс-
ком острогах. Чаша железного половника полусфе-
рическая; ручка прямая, в сечении полукруглая, с
подвесным крючком на конце. Чаша деревянного
половника также полусферическая с выступающим
носиком; ручка прямая, полуовальная в сечении, с
отверстием для подвешивания на конце (рис. 12).
Кроме того, в коллекции имеется 5 ручек половни-
ков. Они прямые и расширяющиеся к концу, оваль-
ные или четырехгранные в сечении.
Шумовки - 1 целое изделие и 3 фрагмента. На
Алазейском остроге обнаружено 3 экз., на Стадухин-
ском остроге - 1 экз. Шумовки представляют собой
вогнутые тонкие лопатки полупрямоугольной фор-
мы. В средней части вырезано крестообразное отвер-
стие. Ручки изделий не сохранились. Длина шумо-
вок И, 8 - 14,8 см.
34
2
Рис. 11. Фрагменты деревянных деталей конструктивных элементов оформления дома. Алаэейский острог.
1 - декоративная деталь наличника или причелины (?); 2 - фрагмент оконницы.
Рис. 12. Резной половник. Стадухинский острог.
Мутовки - 2 детали двух составных мутовок. Они
обнаружены иа Алазейском остроге. Изделия имеют
вид плоских дощечек, закругленных с наружной сто-
роны. Концы этих дощечек приострены и подняты
вверх. В средней части одной детали сделаны попе-
речный прямоугольный вырез, на другой - продоль-
ный прямоугольный паз. Они предназначались для
крепления деталей (табл. 28, 1, 2).
Лопатки - 114 экз. - из дерева и 2 - из рога север-
ного оленя. На Алазейском остроге найдено 105 экз.,
в том числе 2 - из рога северного оленя, на Стаду-
хинском остроге - 11 экз. Лопатки прямоугольные, с
закругленными передними краями, плоские или кли-
новидные в продольном сечении, с прямыми или
слегка расширяющимися к краю ручками. У одной
из костяных лопаток изогнутая сегментированная
лопасть, расширяющаяся к переднему краю, и ок-
руглая в сечении ручка (рис. 13). Другая лопатка
плоская, с овальной лопастью, расширяющейся к
переднему краю, с прямой и тонкой ручкой. Длина
лопаток 17,7 - 67,7 см.
Ложки - 25 зкз. (табл. 29), из них 9 целых и 14
обломков. По форме лопасти ложки подразделяют-
ся на 5 типов:
Тип I - с овальной формой лопасти, расширяю-
щейся к переднему краю, - 10 экз. Длина лопастей
6,5 - 8,2 см, ширина 4,6 - 5,2 см; длина рукоятей 4,1
- 6,1 см (табл, 30, 5).
Тип II - с овальной формой лопасти, расширяю-
щейся к рукояти - 1 экз. Длина лопасти 7 см, шири-
на 4,1 см; длина рукояти - 14 см.
35
Рис. 13. Лопатка из оленьего рога. Алазейский острог.
Тип III - с поперечно вытянутой овальной фор-
мой лопасти - 2 экз. Длина лопастей 6 и 7,4 см, ши-
рина 7,2 и 9,8 см; длина рукояток 16,2 и 18,7 см.
Тип IV - с симметрично овальной формой лопас-
ти - 5 экз. Длина лопастей 4,8 - 8,8 см, ширина 3,5 -
6 см; длина рукоятей 3,5 - 7,2 см.
Тип V - с округлой формой лопасти - 1 экз. Дли-
на лопасти 7,0 см, длина рукояти 14 см.
Среди коллекции ложек имеется шесть рукояток
разных форм и длины. Из-за их фрагментарности
они не поддаются классификации. Лишь одна отно-
сится к типу III. Найдено также пять заготовок ло-
жек. Они в общем оформлены, но лопасти не выбра-
ны (табл. 28, 3).
Ложки для специй - 9 экз., изготовленных из де-
рева. Все они обнаружены на Алазейском остроге.
По форме изделия довольно просты, обработаны гру-
бо, имеют округлую или овальную лопасть, прямую
ручку. Длина их 3,3 - 7,3 см.
Вилки - 4 экз.: 1 - из бивня мамонта, 2 - из желе-
за и 1 - заготовка из бивня мамонта. Обнаружены
на Алазейском остроге. У вилок иэ бивня мамонта
прямоугольная лопасть с двумя зубцами, округлая
в сечении ручка, плавно расширяющаяся на конус.
Длина ее 7,2 см. Заготовка вилки аналогична по
форме. Железные вилки однотипны. У них прямо-
угольная лопасть с тремя зубцами и округлая в се-
чении ручка с утолщением у насада. Длина изде-
лий 16,1 см.
Щипцы для колки сахара обнаружены на Стаду-
хинском остроге. Изделие имеет два изогнутых лез-
вия н две ручки, округлые в сечении, с кольцами на
концах. Длина щипцов 7,6 см (табл. 30, 4).
Доска для нарезки продуктов. Найдена на Ала-
зейском остроге. Изготовлена нз рога лося. Поверх-
ность доски сильно сработана. На ней видны следы
многочисленных порезов ножом.
Крюки подвесные - 3 экз. Все они обнаружены на
Алазейском остроге. Один из крюков изготовлен из
прямоугольного деревянного бруска длиной 43 см и
шириной 3 см. На самом крюке прорезано'4 круг-
лых отверстия. С их помощью регулировалась высо-
та подвешивания груза. Два других крюка изготов-
лены из сучка с веткой. Длина их 26,8 и 30 см.
Изделия из бересты - 541 фрагмент. На Алазейс-
ком остроге найдено 490, на Стадухинском остроге
51 фрагмент. Кроме того обнаружено 4 крышки и 1
днище от туесов, а также хорошо сохранившаяся бе-
рестяная сумка для сбора ягод. У большей части
фрагментов изделий из бересты прослеживаются
следы шитья. Отдельные фрагменты орнаментиро-
ваны. Судя по сохранившимся частям, туеса имели
цилиндрическую форму. Берестяная сумка конусо-
видной формы была изготовлена из 3-х больших
кусков бересты, сложенных и прошитых в два слоя.
Высота изделия 34,5, ширина 24 см.
Бондарные изделия. Обнаружены в большом ко-
личестве. По форме клепок и размерам выделяются
детали бочонков, шаек, ведер и кадок.
Бочонки - 60 клепок восьми деревянных изделий.
Из них на Алазейском остроге найдено 59, на Стаду-
хинском -1 экз. Среди обнаруженных бочонков один
целый с сохранившимися днищем и крышкой. 20 его
клепок не составляют полный диаметр изделия. Клеп-
ки с двумя уторными пазами прямоугольной формы,
с характерным расширением в средней части, слегка
выгнутые наружу. На одной нз клепок имеется круг-
лое отверстие диаметром 2,8 см. Длина клепок 25 см,
ширина варьирует от 4,5 до 7 см. Диаметр бочонка
56,5 см. Клепки остальных бочонков аналогичны по
форме. Длина их 21 - 25 см, ширина 6 - 8 см (рис. 14).
Шайки. На Алазейском остроге найдено 9 клепок
шаек - сосудов с широким устоем. Клепки прямоу-
гольной формы с одимн уторным пазом. Длина из-
делий 10 - 14 см, ширина 4,5 - 7,5 см (рнс. 15).
Ведра. На Алазейском остроге найдено 8 деревян-
ных клепок ведер. Клепки с одним уторным пазом,
имеют форму усеченного конуса, обращенного уз-
ким концом вверх. Две иэ них изготовлены с ушка-
ми. Длина изделий 22,3 - 49,3 см, ширина 5,2 х 6,4 -
14,3 х 16 см (рис. 16).
Кадки. На Алазейском остроге найдено 10 дере-
вянных клепок кадок. Клепки прямоугольной фор-
мы слегка сужены кверху, имеют уторный паз. Дли-
на изделий 31 - 39 см, ширина 5,0 х 5,4 -13,0 х 13,5 см
(рис. 17).
Крышки. На Алазейском остроге найдено 5 целых
и 13 фрагментов крышек округлой формы для бон-
дарных изделий. У одного целого изделия и двух
36
Рис. 14. Клепки бочонков (Т, 4) и баклаги (2, 3). Алаэейский острог.
Рис. 15. Клепки шаек. Алаэейский острог (фото).
37
Рис. 16. Клепки ведер. Алазейский острог (фото).
Рис. 17. Клепки кадок. Алазейский острог (фото).
фрагментов сбоку вырезаны пазы под ушки. На двух
крышках имеются круглые отверстия для пробок.
Диаметр крышек 17-48 см.
Корыта. На Алазейском остроге найдено 3 дере-
вянных корыта. Два из них прямоугольной формы.
Внутренние торцовые стенки слегка скошены. У од-
ного корыта с боковой стороны приделана неболь-
шая ручка. Длина изделий 37,5 и 74,5 см, ширина 17
и 24 см, глубина полости 4 и 7,5 см (рис. 18). Третье
корыто длинное, узкое, с округлыми стенками. Одна,
торцовая, сторона корыта не сохранилась. Длина
уцелевшей части изделия 87 см, ширина 8,5 см, глу-
бина полости 5,5 см.
Изделия из стекла, фаянса, фарфора. На Ала-
зейском остроге найдено 326 фрагментов фарфоро-
вых, 295 фрагментов фаянсовых и 171 фрагмент стек-
лянных изделий; на Стадухинском остроге - 249 фраг-
ментов фарфоровых, 16 фрагментов фаянсовых и 28
фрагментов стеклянных изделий (табл. 31,2 - 4; 32,
/). Фрагменты фарфоровых изделий представлены
осколками тарелок, чашек и блюдец. Все они покры-
ты цветным растительным орнаментом. На восста-
новленной части одного блюдца изображена китайс-
кая пагода. Вся фарфоровая посуда китайского и
38
Рис. 18. Деревянное корытце. Алазейский острог.
японского происхождения (табл. 31, 1, 5). Фрагмен-
ты фаянсовых изделий представляют собой осколки
тарелок, чашек и блюдец. Почти все они лишены
орнамента и только лишь на нескольких обломках
выявлен геометрический рисунок. Цвет фаянса бе-
лый и коричневый (см. табл. 32, 1). Большую часть
стеклянной посуды высокого качества составляют
штофы, рюмки, бутылки и стопы (см. табл. 31,2, 4).
Разнообразен цвет стекла: зеленый различных тонов
- от бледного до интенсивных - "зеленой воды" и
изумрудно-зеленого. Много фрагментов бесцветно-
го стекла. Найден также фрагмент аптекарского пу-
зырька. На нем сохранилась надпись "...бургъ при-
вилегированнымъ аптекаремъ Даниломъ Пролниц-
кимъ" (см. табл. 31, 3). Один фрагмент бесцветного
стекла украшен растительным орнаментом, нанесен-
ным способом гравировки.
Керамика - 144 фрагмента. Из них 5 фрагментов
обнаружено на Стадухинском остроге. Керамика
гладкостенная. Изготовлена она на гончарном кру-
ге. Фрагменты представляют собой венчики, стенки
и донышки сосудов (табл. 32, 3 - б; 33; 35). Среди
фрагментов имеются экземпляры глазурованной
(табл. 34, 2) и лепной якутской керамики (табл. 32,
2; 34, 1).
Инструменты и фурнитура. На Алазейском ост-
роге найден железный напильник плоской формы че-
тырехгранный в сечении. Черешок инструмента уп-
лощен с двух сторон. Длина изделия 17,5 см, шири-
на 1,4 см.
Пунсон. Найден на Алазейском остроге. Инстру-
мент представляет собой четырехгранный, со сквоз-
ным отверстием в центре железный костыль со шляп-
кой. Рабочая часть имеет форму усеченного конуса.
Длина изделия 12,8 см (табл. 36, 4).
Буравы (напарья) - 2 экз. Обнаружены на Ала-
зейском остроге. Они представляют собой железные
овальные в сечении стержни с плоским черешком
для крепления к рукояти. Рабочая часть их уплоще-
на и слегка изогнута в профиле. Длина изделий 17,2
и 17,6 см (табл. 37).
Пинцет. Найден на Алазейском остроге. Представ-
ляет собой железную пластину, изогнутую вдвое,
зауженную в верхней части и плавно расширяющу-
юся книзу. Длина изделия 8,2 см (табл. 38, 6).
Пилки - 2 экз. Они обнаружены на Алазейском
остроге. Одна пилка представляет собой тонкую же-
лезную пластину, изогнутую на одном конце. По
рабочему краю размещаются мелкие частые зубцы.
Длина изделия 14,2 см, ширина 1,1 см. Вторая пил-
ка трапециевидной формы изготовлена из бивня
мамонта. По рабочему краю вырезаны косые мелкие
зубцы. Длина изделия 6,8 см, ширина 1,3 см.
Уторники - 3 экз. Изготовлены из железа. На
Алазейском остроге обнаружено 2 экз, на Стадухин-
ском остроге - 1 экз. Железная часть уторника пред-
ставляет собой вытянутую пластину с режущим в
виде пилы лезвием. Длина изделий 6,5 - 8,3 см, ши-
рина 1,7 - 2,3 см в верхней части и 2,6 - 3,3 см в
нижней части (табл. 39,2,5).
Лучковое сверло. На Алазейском остроге найдена
лишь одна деталь инструмента. Она представляет со-
бой рукоять с четырьмя отверстиями прямоугольной
формы. На нижнем торце рукояти проделан паз для
крепления железного наконечника. Верхний торец
оканчивается круглым в сечении штырем с цилинд-
рической головкой на конце. Длина сверла 11,2 см.
Вертлюг. На Алазейском остроге найдено 7 пла-
шек: деревянных - 5 экз., из бивня мамонта - 2 экз.
(табл. 56, 18) и один штырь вертлюга. Плашка верт-
люга подпрямоугольной формы. Концы ее слегка
изогнуты. В центре плашки прорезано одно большое
отверстие, а по краям - два небольших. Длина изде-
лий 7,9 - 12,4 см, ширина 2,5 - 3,8 см (табл. 40, 1,2).
Штырь вертлюга, круглый в сечении, плавно расши-
ряется кверху и заканчивается полусферической го-
ловкой (табл. 40, 3). В коллекции имеется также 1
деталь железного кольцевого вертлюга (табл. 38, 5).
Скребки. 420 каменных и 3 железных экз. Из них
на Алазейском остроге найдено 305 экз., в том числе
39
0	1	2	3 4см
Рис. 19. Железные ножницы. Алаэейский острог (фото).
3 железных; на Стадухинском остроге -118 экз. Ка-
менные скребки изготовлены из аморфных (неопре-
деленной формы) отщепов сланца и диабаза. Лезвия
их сильно сработаны (табл. 35,5, б; 41; 42,13,14). 4
скребка изготовлены из кремневых отщепов трапе-
циевидной формы (табл. 42,9 -12). Железные скреб-
ки различаются по форме. Первый скребок представ-
ляет собой железную круглую пластину диаметром
3,2 б 3,5 см. Второй скребок овальный с небольшим
отверстием в средней части. Длина его 7,6 см, шири-
на 4,7 см. Третий скребок - изогнутая, округлая пла-
стина с черешком, который плавно сужается книзу
и заканчивается острием на конце. Длина изделия
11,2 см, ширина 5,6 см (табл. 39,4,5).
Тиски - 5 экз. деталей. Все они обнаружены на
Алазейском остроге. Тиски составляют две полукруг-
лые в сечении симметричные половины блоков под-
прямоугольной формы. С их наружной стороны про-
резан желобок для веревки. С внутренней стороны
половинки слегка скошены в направлении краев. На
одном из торцов вырезался прямоугольный или тре-
угольный паз. Длина изделий 13,5 -14,7 см, ширина
1,9 - 3,0 см.
Ножи - 40 экз. железных ножей и 1 - из бивня.
На Алазейском остроге найдено 39 экз., в том числе
1 из бивня мамонта, на Стадухинском остроге - 2 экз.
Лезвия треугольных в сечении железных ножей зао-
стрены на конце. Они плавно расширяются к на-
саду. У одного из ножей на участке перехода от лез-
вия к рукояти имеется припой - своеобразная гарда
(табл. 43,2). У шести ножей сохранились рукояти,
сделанные из бивня мамонта, рога северного оленя,
березового капа и дерева (табл. 43,3). На некоторых
деревянных рукоятях имеются металлические гиль-
зы и навершия. Среди ножей 4 складных, однолез-
вийных. На их рукоятках прикреплены костяные и
металлические накладки (табл. 44, 10, 12). Лезвие
ножа из бивня мамонта сегментовидное в сечении.
Оно плавно расширяется к округлой рукояти.
Рукояти ножей - 21 экз. Все они обнаружены на
Алазейском остроге. Деревянных рукоятей - 7 экз.
(табл. 45,3,4), из березового капа - 3 экз. (табл. 45,
1, 2), из бивня мамонта - 3 экз. (табл. 46, 1; 47, 8).
Рукояти однотипны - в верхней части заужены, к
основанию плавно расширяются, в сечении оваль-
ные. В их верхней части вырезано отверстие для на-
сада. На двух рукоятях сделаны пазы для навершия.
Длина изделий 7,8 - 12 см, ширина 1,8 - 2,8 см в
верхней части и 2 - 3,8 см в нижней части.
Обклады рукоятей ножей. На Алазейском остро-
ге найдено 5 гильзовых обкладок от четырех рукоя-
тей ножей. Они украшены, растительным орнамен-
том. На двух из них сохранились фрагменты эмале-
вого покрытия ( табл. 45,5, 6; 48, 13, 18,21).
Наперстки - 7 экз. На Алазейском остроге найде-
но 6 экз., на Стадухинском остроге -1 экз. Все они
имеют форму усеченного конуса. Четыре из них брон-
зовые и один медный. На их поверхности четко про-
слеживается точечный штамп. Два наперстка желез-
ные. Четыре наперстка (в том числе 2 железных)
открытой формы и три - закрытой (табл. 48,15,16).
Ножницы - 3 экз. На Алазейском остроге найдено
2 экз., На Стадухинском остроге -1 экз. Как прави-
ло, у них два рабочих лезвия, скрепленных винтом,
прямые, округлые в сечении ручки, с кольцами на
концах. Длина изделий 15,4 - 18 см (рис. 19)
Безмен. Он найден на Алазейском остроге. Изде-
лие имеет вид изогнутого дугой четырехгранного в
сечении стержня, концы которого кольцевидно изог-
нуты. К одному концу дуги прикреплен такой же
стержень Длина дуги 37 см, стержня - 7,5 см (табл.
49,2).
Бубенчики - 4 экз. 2 из них найдены на Алазейс-
ком, и 2 - на Стадухинском остроге. Два бубенчика
цельно-литые, два - составные. Все бубенчики шаро-
видные. На двух из них сохранились ушки с отвер-
стием для подвешивания "язычка", на двух других в
нижней части сделаны дугообразные прорези.
40
Колокольчик. Найден на Алазейском остроге. Он
изготовлен из меди. Стенки его плавно расширяют*
ся книзу. В верхней части колокольчика имеется
прямоугольное ушко.
Пластины железные декоративные - 2 экз. Они
обнаружены на Алазейском остроге. Имеют прямоу-
гольную форму. Грани декоративно оформлены сим-
метрично расположенными дугами. На одной плас-
тине имеются два отверстия. Длина изделий 4,5 и 5 см,
ширина 1,9 и 2 см.
Обкладные пластины - 43 фрагмента. Все они об-
наружены иа Алазейском остроге. Изготовлены из
железа. Служили заплатами или обкладами различ-
ных изделий. Форма и размеры их различны. Мно-
гие имеют клепки и отверстия. Одна пластина орна-
ментирована имитацией рассеченных валиков. Меж-
ду ними располагаются ряды выпуклых "жемчужин"
(табл. 49, 1).
Гвозди - 36 кованых из железа изделий со шляп-
ками. Из них на Алазейском остроге найдено 27 экз.,
на Стадухинском остроге - 19 экз. Они имеют вид
заостренных стержней, круглых или четырехгранных
в сечении. Длина изделий 4 - 13 см.
Уголок мебельный. Найден на Алазейском остро-
ге. Представляет собой округлую с одной стороны
пластину подпрямоугольной формы. На ее поверх-
ности сделано 4 отверстия для крепления. Длина
изделия 8,2 см, ширина 3,2 х 3,5 см.
Кольцевые железные скобы - 8 экз. Из них на Ала-
зейском остроге найдено 7 экз., на Стадухинском
остроге -1 экз. Скобы в сечении овальные или четы-
рехгранные (табл. 38, 1 - 3).
Кресала из железа - 8 экз. Все они обнаружены на
Алазейском остроге. По форме кресала подразделя-
ются на три типа:
Тип I - обычные кресала "калачевидной" формы -
4 экз. Оии представляют собой уплощенный стер-
жень, изогнутый в форме овала. Концы кольцевид-
но изогнуты. У одного из них в средней части с внут-
ренней стороны выделяется треугольный выступ
(табл. 36, 1).
Тип II - стержень, изогнутый в форме овала, концы
которого спаяны (3 зкз.). Соединяясь, концы эти обра-
зуют отходящий с наружной стороны выступ. У одно-
го из кресал конец выступа кольцевидно изогнут.
Тип III - четырехгранный в сечеиии стержень,
изогнутый в виде овала. Одна сторона этого един-
ственного кресала уплощена. Здесь в центре разме-
щается отверстие со вставленным в него кольцевид-
но изогнутым, четырехгранным в сечении стержнем.
Кремни кресальные и пищальные - 83 экз. Из них
на Алазейском остроге найдено 63 экз., на Стаду-
хинском остроге - 22 экз. Форма кремней чаще амор-
фная, но встречаются также подтреугольные и тра-
пециевидные по очертаниям (табл. 42, 2-6, 8). Чет-
ко отделить кресальные кремни от пищальных
трудно. Ясно, что крупные кремни использовались
для кресал (см. табл. 42, 4, 5, 8).
Варган (хомус). Найден на Алазейском остроге.
Изделие представляет собой кольцевидную, ромби-
ческую в сечении скобу с тонкой узкой металличес-
кой пластиной, размещенной в середине. Длина вар-
гана 8,2 см, диаметр кольца 3,3 - 3,5 см (табл. 38, 4).
Курительные трубки - 113 экз. Изготовлены из
дерева. Из них на Алазейском остроге найдено 105
экз., на Стадухинском остроге - 8 экз. Курительные
трубки составляют две симметричные детали, оваль-
ные в продольном сечении. Они образуют мундш-
тук. На деталях имеется вырезанный прямоуголь-
ный или округлый чубук, в центре которого оформ-
лена чашечка для набивки табака (табл. 50).
Шахматы и игральные кости. Шахматы - 317
деревянных и костяных фигур. Из них 6 сделаны из
бивня мамонта и 311 - из дерева (табл. 55, 1, 2; 52).
Основная масса фигур (313 деревянных и 5 костя-
ных) найдена на Алазейском остроге, остальные (4 и
1 соответственно) - на Стадухинском остроге.
Шахматы из бивня мамонта. Из них пять - то-
карной работы, и одна ручного изготовления. Фигу-
ра ручной работы (пешка) найдена на Алазейском
остроге. Высота ее 32 мм, размер основания -16x10 мм.
Фигура эта усечеино-коиусовидная, с вогнутой бо-
ковой поверхностью. В сечении она уплощенно-
овальная. В верхней части со следами облома и дву-
мя противолежащими клиновидными вырезами,
выделена головка. По окружности цилиндра у осно-
вания размещается поясок (простая резная линия).
Фигура койя (заготовка) найдена на Стадухинс-
ком поселении. Базовая часть изделия обработана
станковой резьбой. Оно имеет форму усеченного
конуса, с диаметром в основании 20 мм. Высота фи-
гуры - 20, ширина - 27 мм. У верхнего торца заметно
коническое углубление (признак использования то-
карного станка). Тулово коня обработано лишь в
начальной стадии. Намечен "шейный скос" и "под-
бородочный вырез".
Ферзь и король представляют собой сложную
разнообъемную форму с коническим основанием,
шаровидным туловом, двойным воротником и усе-
ченно-конической головкой (табл. 56,2). Размер из-
делия - 46 х 18,5 мм.
Три фигуры представлены фрагментами основа-
ний. 2 из них с шаровидным туловом, а у третьей -
цилиндрическое основание, сохранившееся наполо-
вину. Цоколь последней закруглен и украшен зигза-
гообразным рельефным поясом. Диаметр оснований
14,18 и 27 мм.
Деревянные шахматы. Пешки и пешковидные
фигуры. По оформлению они подразделяются на 3
группы: простые, усложненные и сложные. 127 пеш-
ковидных фигур простой формы (из них 2 найдены
на Стадухинском остроге, остальные на Алазейском),
71 - усложненной формы с выделенной головкой
(все найдены на Алазейском остроге) и 3 - сложной
формы. Кроме того, у 15 фигур головкн обломаны.
У 3 экз. имеются простые резные пояски, размещен-
41
ные на цилиндре у основания (у 2 экз. вырезано по
два пояска). Высота сломанных фигурок 12  14 мм,
диаметр оснований 10 - 30 мм.
Найдено два прута-заготовки. Диаметр их 1,5 см,
длина 10,2 и 11,4 см. Два конца одного прута офор-
млены в виде заготовок пешковидных фигур про-
стой формы, конец другого - в виде фигуры с го-
ловкой, удлиненной шейкой и конусовидным во-
ротником.
Простые изделия по форме тулова подразделя-
ются на три типа: усеченно-конусовидные с вогну-
той боковой поверхностью; усеченно-конические и
конические. Усложненные формы подразделяются на
4 типа: с цилиндрической головкой; с цилиндричес-
кой шиповидной головкой; полусферовидной и ко-
нической головкой. Сложные подразделяются на три
типа: с шаровидной головкой без тулова; с усеченно-
конусовидной головкой на усеченно-биконическом
ту лове, рассеченном шестью пазами по боковой по-
верхности основания; с цилиндрической шиповид-
ной головкой на цилиндрическом тулове с пазом,
отделяющим тулово от основания (табл. 53).В это
число фигур в качестве классификационной едини-
цы вошли, видимо, и фигуры более высокого ранга -
слон, ферзь, король. Но выделить их из-за недоста-
точной проработанности деталей трудно. Всего из
найденных фигур можно сформировать от 42 до 47
шахматных полукомплектов. Общий облик изделий
свидетельствует о том, что они изготовлялись сугу-
бо для личных потребностей. Вместо цветового раз-
личия использовались особенности декоративной и
технической обработки. Если верно предположение,
что часть пешковидных фигур имели ранг слонов
или даже ферзей, а то и королей, то количество на-
боров уменьшится до 30 - 35.
Фигуры коней. На Алазейском остроге найдено
34 фигуры. По форме они подразделяются на XI
типов, а типы в свою очередь по деталям оформле-
ния делятся на 2 подтипа (в типе I) и 27 вариантов
(табл. 58). Кони изготовлялись из прутьев вручную,
без помощи токарного станка и в большинстве сво-
ем сохраняют округлую форму в основании. Лишь
некоторые фигуры (типы VI, 1ХБ, XI) имеют упло-
щенное (овальное) основание. В продольном сече-
нии кони, как правило, трапециевидной формы, с
вогнутыми боковыми сторонами (исключение состав-
ляют типы 1.2, VI, VII, XI). Тип XI, возможно, пред-
ставлял собой фигуры и коня, и всадника ( не ис-
ключено, правда, что это была просто детская иг-
рушка). Судя по обилию вариантов, фигуры коней
входили в состав не менее чем 27 полукомплектов.
Ладьи - 31 фигура (из них 30 найдено на Алазей-
ском остроге, 1 - на Стадухинском). По оформле-
нию венчика они подразделяются на 5 типов. В III и
IV типах усматриваются подтипы с цилиндричес-
ким туловом. Всего насчитывается 17 вариантов
форм. По формам и размерам фигур можно выде-
лить 25 и более полукомплектов (табл. 54).
Фигуры среднего и высшего рангов (слон, ферзь,
король). Всего найдено 33 таких фигур. По конфи-
гурации они подразделяются на 5 типов (табл. 54).
В типах II и III выделяются соответственно 2 н 3
подтипа. Всего по деталям оформления устанавли-
вается 17 вариантов. Из этих фигур с уверенностью
можно распознать лишь 2 короля (тип III, подтип
2В, тип IV.B) (табл. 52, 22, 23) и 2 ферзя (тнп III,
подтип IB, тип IV.A) (табл. 52,24, 25).Видимо, они
составляют пары - тип III.IB и 2В - одну и IV.A, Б -
другую. Тип IV.B, возможно, является слоном при
королевской паре IV.A, Б. Распознание остальных
фигур весьма затруднительно. Можно лишь сказать,
что большинство из них относится к высшему рангу
- король-ферзь. Количество полукомплекгов, учиты-
вая степень точности составления королевских пар,
колеблется от 21 до 26 и более.
Обобщая классификационный анализ добавим,
что подавляющее большинство фигур изготовлялось
вручную из прутьев кустарника и лишь единицы
обрабатывались на токарном станке с последующей
ручной подправкой. Количество шахматных полу-
комплектов из Алазейского острога за весь период его
существования, доходило, вероятно, до 27 и более.
Игральные кости - 21 экз. Из них на Алазейском
остроге найдено 20 экз., на Стадухинском остроге -
1 экз. Все кости изготовлены из бивня мамонта. По
форме они подразделяются на 3 типа.
Тип I - кубик со стороной квадрата 1,7 см, с раз-
личным числом глазков на каждой плоскости (табл.
56, 1).
Тип II - пластины квадратной и прямоугольной
формы (12 экз.). На обеих сторонах квадратных пла-
стин нанесены кружки по 1, 3, 5. Длина пластин 1,5
- 1,7 см (табл. 56, 2 - 7). На прямоугольных пласти-
нах 3 и 5 кружков нанесено с одной стороны. Длина
изделий 2,6 см, ширина 2,2 (табл. 56, 8).
Тип III - пластины прямоугольной формы с од-
ним отверстием в центре (2 экз.). Одна иэ пластин
орнаментирована параллельными линиями. Длина
изделий 2,2 и 2,7 см, ширина 2,5 см (табл. 55, 6).
3.	ОРУДИЯ ОХОТЫ И РЫБОЛОВСТВА,
ТРАНСПОРТ
Луки - 3 фрагмента сложно-составных луков, пред-
ставленных плечами кибити. Все они обнаружены
на Стадухинском остроге. Один из наиболее круп-
ных фрагментов составлен иэ трех деревянных час-
тей, склеенных между собой. Костяная пластина-
вставка укреплялась в рогах лука. Второй фрагмент
лука составлен из двух деревянных пластин, верх-
няя из которых покрыта берестой. Третий фрагмент
представлен одной деревянной Пластиной, плоской
с внутренней стороны и выпуклой с внешней. Длина
фрагментов 33,5 - 38 см (табл. 57).
Концевые вставки сложносоставного лука - 34 экз.
Из них на Алазейском остроге найдено 28 экз., на
42
Стадухинском остроге - 6 экз. Почти все концевые
вставки лука изготовлены из рога северного оленя
(один вырезан из дерева). Вставки представляют со-
бой слегка изогнутые пластины прямоугольной фор-
мы, клиновидные в продольном сечении. Ушко для
тетивы вырезано на торцевой части. Длина изделий
14 - 23 см, ширина 2 - 2,5 см (табл. 58, 4).
Защитные щитки для стрельбы из лука из рога
северного оленя - 4 экз. Все они обнаружены на Ала-
зейском остроге. Два щитка имеют вид прямоуголь-
ных пластин, изогнутых в профиле. У их краев сим-
метрично расположены отверстия. Длина изделий
7,5 см, ширина 3,5 см (табл. 59,6, 7). Два других щит-
ка представляют собой плоские пластины прямоуголь-
ной формы, плавно расширяющиеся к середине. На
их краях размещаются отверстия (на одном щитке
вдоль оси просверлено пять отверстий). Длина изде-
лий 8,2 и 8,4 см; ширина в средней части 2,1 - 2,2 см.
Древки стрел - 46 фрагментов. Из низ на Ала-
зейском остроге найдено 30 экз., на Стадухинском
-16 экз. Древки представляют собой круглые в сече-
нии стержни с ушком для тетивы. Некоторые из них
отличаются сложной конфигурацией: тонкие в хвос-
товой части и утолщенные в передней. Длина фраг-
ментов 12,6 - 34 см.
Наструги. О местном изготовлении стрел свиде-
тельствуют находки настругов, которые применялись
для шлифовки древков. Всего найдено 20 экз.: на
Алазейском остроге - 18 экз., на Стадухинском - 2 зкз.
Они изготовлены из рога северного оленя, бивня
мамонта и дерева. Наструги представляют собой
пластины, слегка изогнутые в профиле. Рабочая часть
инструмента имеет косой полуовальный сквозной
вырез. Длина изделий 6,1 -14,2 см, ширина 2,2 - 5,2 см
(табл. 60).
Тамары - 115 деревянных и 20 костяных экз. Из
них на Алазейском остроге найдено 123 экз., на Ста-
духинском - 12 экз.
Деревянные томары. Древко стрелы с наконечни-
ком вырезались из одного куска дерева. Наконечни-
ки томаров имеют форму цилиндра, усеченного ко-
нуса, прямоугольника и эллипсоида. В сечении они
круглые и четырехгранные. Плечики выражены сла-
бо или четко. Поверхность рабочей части наконеч-
ников - плоская, сферическая или граненая.
Костяные томары одного вида - черешковые. Они
изготавливались из бивня мамонта. По особеннос-
тям верхней площадки - "рабочей части" - такие то-
мары подразделяются на два типа.
Тип I - томары с плоской рабочей частью (2 экз.).
По форме томаров, их поперечному сечению выде-
ляются три подтипа. Подтип IA - без плечиков, оваль-
ный в поперечном сечении, с уплощенным с двух
сторон насадом -1 экз. Длина изделия 5,9 см. Под-
тип 1Б - со слабо выраженными плечиками. По фор-
ме поперечного сечения томары этого подтипа ок-
руглые, овальные и квадратные. Насады у всех этих
томаров уплощены с двух сторон. Длина изделий 5,9
- 10,8 см (табл. 61, 1, 4). Подтип IB - с четко выра-
женными плечиками (2 экз). По форме поперечного
сечения округлые и многогранные. Оба томара име-
ют уплощенный с двух сторон насад. Один из них
орнаментирован продольными прорезями и лунка-
ми. Длина изделий 7,4 и 10,5 см (табл. 61, 2, 5).
Тип II - томары лопастные (4 экз.). По форме
выделяются два подтипа. Подтип ПА - четырехло-
пастный томар с выступающей передней частью, сла-
бо выраженными плечиками и уплощенным с двух
сторон насадами (2 экз). Длина изделий 8,9 - 9,1 см
(табл. 61, 7). Подтип ПБ - трехлопастные томары с
выступающей передней частью, четко выраженны-
ми плечиками, уплощенным с двух сторон насадом
(2 экз.). Длина изделий 7,8 и 8,7 см (табл. 61, 6).
Наконечники стрел - 128 костяных (табл. 59, 1, 2,
5; 62; 63; 64, 1\ 65) и 5 железных экз. Из них на Ала-
зейском остроге обнаружено 112 экз., на Стадухинс-
ком остроге - 21 экз.
Костяные наконечники стрел. По своей форме,
формам сечения пера и насада они подразделяются
на восемь типов.
Тип I - стержневидные, с заостренной рабочей
частью наконечники (67 экз.). По форме поперечно-
го сечения пера выделяются три разновидности стрел
- круглые, овальные и ромбовидные, а по форме на-
сада - три подтипа. Подтип IA - уплощенный с од-
ной стороны, полукруглый в поперечном сечении
насад (60 экз.). Длина наконечников 11,5 - 22,1 см,
ширина ОД - 0,7 см (табл. 62,1,4, 6; 63). Подтип 1Б -
уплощенный с одной стороны, трехгранный в попе-
речном сечении насад (4 экз.). Размеры - длина на-
конечников 16,4 -19,6 см, ширина 0,6 - ОД см (табл. 62,3).
Подтип IB - уплощенный с двух сторон насад (4 экз.).
Длина наконечников 8 - 10,7 см, ширина 0,6 см.
Тип II - стержневидные наконечники стрел с чет-
ко выраженным пером. По форме поперечного сече-
ния они полуовальные и округлые. Насад уплощен с
одной стороны (3 экз.). Длина наконечников 16,2 -
20 см, ширина 0,5 - 0,8 см (табл. 62,2, 5; 64, 1).
Тип III - овальные в сечении наконечники стрел,
с заостренной рабочей частью. Насад уплощен с двух
сторон (13 экз.). Длина изделий 7,8 -17,8 см, шири-
на 0,5 - 0,7 см. По форме пера выделяется один под-
тип (ША). Для одного такого наконечника харак-
терно слабо выраженное перо. Длина всего изделия
11,1 см, длина пера 3 см, ширина пера 1,5 см.
Тип IV - трехгранные наконечники стрел с упло-
щенным с двух сторон насадом (30 экз.). Длина из-
делий 10 - 20,6 см, ширина 0,7 - 1,6 см (табл. 65, 5).
По форме пера выделяются два подтипа: подтип IVA
- перо листовидное со слабо выраженными плечика-
ми (1 экз.). Длина наконечника 13,6 см, длина пера
10,2 см, ширина пера 2,6 см. Подтип IVB - перо чет-
ко выраженное, с плечиками (1 экз.). Длина нако-
нечника 12,3 см, длина пера 7,8 см, ширина 0,7 см.
Тип V - ромбические в сечении наконечники стрел
(4 экз.). Длина их 16,2 - 16,5 см, ширина 1,2 - 1,5 см.
43
По форме насада выделяются два подтипа. Подтип
VA - насад уплощен с двух сторон (3 экз.) (табл. 65,
1). Подтип VB - насад четырехгранный в попереч-
ном сечении (1 экз.) (табл. 65, 2).
Тип VI - черешковые наконечники стрел с упло-
щенным с двух сторон насадом (8 экз.). По форме
пера выделяются три подтипа. Подтип VIA - четы-
рехгранное в сечении, слабо выраженное перо (1 экз.).
Длина наконечника 14,9 см, длина пера 5,0 см, ши-
рина пера 1,1 см (табл. 65, 5). Подтип VIБ - четы-
рехгранное в сечении перо с четко выраженными
плечиками (1 экз.). Длина наконечника 14,1 см, длина
пера 4,7 см, ширина пера 1,5 см (см. табл. 59, 2).
Подтип VIH - перо уплощенное, листовидное (6 экз.).
Длина наконечников 7,3 - 12,2 см, ширина 1-1,7 см.
Тип VII - трехгранный наконечник стрелы (1 экз.).
Насад имеет вид овальио-конического острия. Пле-
чики выступают по всей окружности черешка. Дли-
на наконечника 22,9 см, ширина 165 см (табл. 65,12).
Тип VIII - овальный в сечении наконечник. Пле-
чики выражены, черешок с выступом-стопором че-
тырехгранный в сечении (2 экз.). По форме насада
выделяются два подтипа. Подтип VIIIА - с заост-
ренным овальным в сечении насадом (1 экз.). Длина
наконечника 18,3 см, длина пера 10,4 см, ширина
пера 1,3 см (табл. 65,9). Подтип VIIIB - с уплощен-
ным с двух сторон иасадом (1 экз.). Длина наконеч-
ника 17,2 см, длина пера 12,9 см, ширина пера 1,1 см
(табл. 65, 8).
Металлические наконечники стрел (5 экз.). Все они
черешковые. По форме пера подразделяются на три
типа.
Тип I - наконечники стрел с треугольной формой
пера, асимметричными жальцами и коротким, слег-
ка изогнутым насадом (2 экз.). У одного из нако-
нечников насад ие сохранился. Длина изделий 2,8 -
3,6 см, длина пера 2,8 - 2,6 см, ширина пера 2,5 - 2,2 см
(табл. 65, 7).
Тип II - наконечники стрел с асимметрично-ром-
бической формой пера, с упором в виде скошенных
плечиков, с заостренным четырехгранным в попе-
речном сечении насадом (2 экз.). Длина изделий 11,5
- 15,5 см; длина пера 9,2 - 12,5 см; ширина пера 2,5
- 3 см.
Тип III - вильчатый наконечник стрелы, с длин-
ным уплощенным насадом (1 экз.). Длина изделия
8,6 см, длина пера - 5 см, глубина выреза 3,5 см.
Костяные посредники наконечников (7 экз.). Все
они найдены на Алазейском остроге. По форме эти
изделия подразделяются на четыре типа.
Тип I - линзовидные в поперечном сечении; вер-
хняя часть их треугольная, плавно сужающаяся к
уплощенному с двух сторон насаду (3 экз.). В двух
посредниках сохранились металлические наконечни-
ки, перо которых уплощенное, треугольной формы.
Наконечники крепились в посредниках с помощью
металлических штырей - шплинтов. Длина посред-
ников 9,6 - 16,8 см (см. табл. 65, 7).
Тип II - веретенообразной формы посредник, с
двумя продольными пазами в верхней и нижней ча-
сти. Сохранилось отверстие для шплинтовки нако-
нечника. Длина изделия 12,8 см (табл. 59, 5; 65, 6).
Выделяется один подтип - посредник из двух по-
лукруглых в сечении половин, которые скреплялись
железным стерженьком (табл. 59, 4).
Тип III - круглый в поперечном сечении посред-
ник с плечиками и уплощенным с двух сторон на-
садом. В верхней части изделия вырезано круглое
отверстие диаметром 0,8 см. В это отверстие встав-
лялся наконечник. Длина посредника 8,7 см (табл.
61, 8).
Тип IV - посредники грушевидной формы с про-
дольным сквозным отверстием (2 экз.). У одного из
них сбоку прорезано отверстие. Этот посредник ук-
рашен параллельными резными линиями. Длина
изделий 4,4 см и 5,1 см (табл. 61, 9", 66, 8).
Черкан. Обнаружено 6 экз. деревянных рам чер-
кана, луков черкана - 28 экз., плашек - 52 экз. и чела-
ков - 12 экз. (табл. 67). Большинство деталей черка-
нов найдено на Алазейском остроге. Три лука черка-
на обнаружено на Стадухинском остроге. Черкан
конструктивно составляют деревянная рама из таль-
ника и деревянный лук с тетивой, который прикреп-
лялся к стороне рамы. К тетиве лука привязывалась
плашка в виде стержня с бруском. С двух сторон
бруска выступают шипы, которые входят в пазы бо-
ковых сторон рамы и свободно двигаются вниз и
вверх. Для настораживания черкана использовался
деревянный челак.
Сторожки для заячьих петель. На Алазейском
остроге найдено 15 экз. (в том числе 3 заготовки).
Все сторожки представляют собой деревянные ци-
линдры, косо срезанные с одной стороны. В средней
части цилиндра вырезался узкий продольный паз, а
в верхней части - желобок для привязывания нити
(табл. 68, 1 - 4).
Детали самострелов. На Алазейском остроге най-
дено одно целое ложе, 9 фрагментов таких орудий, 3
спусковых крючка. Ложе имеет обычно три - четыре
зубца и плечевой упор для дуги лука (табл. 69, 4).
Спусковые крючки слегка изогнутые, овальные в
сечении. У них округлая верхняя часть и заострен-
ный конец. Один из крючков изготовлен из бивня
мамонта. Длина таких изделий - 9,3 - 11,6 см.
Картечь. Найдено 11 экз. свинцовой картечи ша-
ровидной формы, изготовленной посредством литья.
Диаметр картечи 0,4 - 1 см.
Пялы для растяжки шкур. На Алазейском ост-
роге найдено 10 деревянных пял. Они изготовлены
из тонких деревянных пластин с округлыми выре-
зами на концах. Длина изделий 22 - 67 см, ширина
3 - 5,5 см (табл. 69, 1 - 3).
Сети. На Алазейском остроге найдена одна сеть,
сплетенная из волосяного шнура, составленного из
восьми нитей. Размеры ячеи 6x6 см. Веревка сетей
волосяная, скрученная из двух шнуров. Сеть осна-
44
Рис. 20. Грузило-кибас (береста, камень).
Стадухинский острог.
щена берестяными поплавками и каменными гру-
зилами.
Поплавки. Всего найдено 65 деревянных и 165
берестяных поплавков (на Алазейском остроге - 201,
на Стадухинском остроге - 29 экз.). Деревянные по-
плавки цилиндрической формы. По характеру креп-
ления к сети они подразделяются на три типа: с дву-
мя крепежными желобками, с двумя крепежными
выступами и двумя сквозными отверстиями. Один
из деревянных поплавков овальный по форме, плос-
кий в сечении, с одним отверстием в верхней части.
Берестяные поплавки изготавливались из туго свер-
нутой в трубочку бересты.
Грузила. Всего найдено 116 каменных грузил, из
них на Алазейском остроге - 64 экз., на Стадухинс-
ком остроге - 52 зкз. В качестве грузил использова-
лись плоские камни, которые оплетались лыком и
подвязывались в центре согнутого кольцом прута.
Одно из грузил обернуто берестой, прошитой лы-
ком (т.н. грузило-кибас) (рис. 20).
Наконечники гарпунов. Найдено 20 костяных и 17
железных наконечников, из них на Алазейском ост-
роге - 35 экз., на Стадухинском остроге - 2 экз.
Костяные наконечники гарпунов. Все они одно-
бородчатые и по форме базы, шейки и насада под-
разделяются на три типа.
Тип I - наконечник с выпуклой с одной стороны
базой, четырехгранной в сечении (1 экз.). Шейка
этого наконечника плавно расширяется внизу и пе-
реходит в сужающийся насад. Длина изделия -14,4 см
(табл. 66, 4).
Тип II - наконечники с прямой базой (17 экз.).
Встречается база с поперечным круглым (3 экз.),
овальным (8 экз.), четырехгранным (5 экз.) и упло-
щенным сечением (1 экз.). Шейка этих наконечни-
ков переходит в сужающийся насад. Длина изделий
8,6 - 17,6 см. По форме шейки выделяются два под-
типа наконечников. Подтип ПА - с прямой или слег-
ка зауженной у основания шейкой, переходящей в
косо срезанный с одной стороны насад (16 экз.) (табл.
66, 1, 2). Подтип ПБ - с широкой у основания пря-
мой шейкой, сужающейся к заостренному насаду
(1 экз.) (табл. 66, 5).
Тип III - наконечники гарпунов с удлиненной
прямой шейкой, весловидным насадом, имеющим
плечико с одной стороны и небольшой выступ-зацеп
с другой (2 экз.). Длина изделий 16,6 и 18,4 см. По
форме насады выделяются два подтипа. Подтип ША
- насад со срезанным под углом плечиком. На одной
стороне насада имеются два отверстия, отстоящие
друг от друга на 1,5 см (см. табл. 66, 4). Подтип ШБ
- насад с округленным плечиком. В нижней части
насада имеются два отверстия, отстоящие друг от
друга в 0,5 см.
Железные наконечники гарпунов. По форме базы
они подразделяются иа два типа.
Тип I - четырехгранные в поперечном сечении
наконечники с прямой базой и уплощенным, слегка
сужающимся книзу насадом (16 экз.). Длина изде-
лий 7,8 - 11,2 см (табл. 30, 1). По форме шейки вы-
деляются два подтипа. Подтип IA - с расширенной в
верхней части шейкой (4 экз.). Подтип 1Б - с пря-
мой шейкой (12 экз.).
Тип II - наконечник с выпуклой, четырехгранной
в сечении базой. Шейка книзу плавно расширяется
и переходит в сужающийся насад. Длина изделия
13,2 см.
Детали упряжного транспорта. Среди них выде-
ляются части конского снаряжения, оленной упря-
жи и арканов, а также деревянные фрагменты нарт.
Детали конского снаряжения. Конское грызло най-
дено на Алазейском остроге. Оно состоит из двух
четырехгранных в сечении стержней с кольцевидно
изогнутыми концами. Два других свободных конца
45
утолщены и также кольцевидно изогнуты. Длина
стержней 11,3 см (табл. 70,2).
Кольца для конских подбородников. Два набора их
обнаружены на Алазейском остроге. Один из них
представляет собой два соединенных друг с другом
кольца, вдетых одно в другое. Они округлые в сече-
нии, витые. Диаметры их 3,5 и 4 см (табл. 70, 1).
Другой набор составляют три кольца, округлых в
сечении. Два из них вдеты одно в другое. Диаметр
колец 2,7 - 3,3 см.
Медно-железный крюк от седла. Найден на Ала-
зейском остроге. Верх крюка украшен уплощенным
шаровидным навершием с тремя рельефными по-
ясками под ним и грибовидным выступом сверху
(табл. 70, 3).
Детали оленной упряжи и арканов. Застежки-
кляпы для упряжи. Всего найдено 64 экз., из них
на Алазейском остроге - 61 экз., на Стадухинском
- 3 вкз. 12 застежек изготовлено из кости, остальные
- из дерева. По форме они имеют вид стержня с рас-
ширением в средней части. В сечении стержни круг-
лые, овальные и полуовальные. Вырезы или отвер-
стия делались в их сердцевине. Длина изделий 6 -
17 см. Конфигурация вырезов различная: прямоу-
гольная - у 42 экз., полукруглая - у 3 экз., с косым
вырезом - у 1 экз., с треугольным выступом в цент-
ре выемки, образованной двумя противолежащими
косыми вырезами - у 3 экз., опоясывающий, прямо-
угольный в сечении - у 9 экз. Отверстия на застеж-
ках двух форм: овальной - у 2 экз. и круглой - у 1 экз.
(табл. 64,3, 4):
Нащечная пластина от недоуздка (1 экз.). Най-
дена на Алазейском остроге. По форме пластина ко-
ленчатая, асимметричная. Нижняя часть ее длинная,
слегка загнутая, а верхняя - короткая, равномерно
сужающаяся на конце. На пластине размещаются три
отверстия: два овально-продольных (в нижней час-
ти; диаметр - 3 - 4 см) и одно круглое (на конце
верхней части; диаметр - 1,1 см). Длина пластины
27 см, ширина 3,5 см.
Зубчатая, прямоугольной формы костяшка для
тренировки оленей (1 экз.). Найдена иа Алазейском
остроге. Она изготовлена из бивня мамонта. У кос-
тяшки имеется 4 зубчика и продольное сквозное от-
верстие диаметром 0,6 см. Длина изделия 1,5 см,
ширина 1,1 см, высота 1,2 см.
Блок для аркана (1 экз.). Найден на Алазейском
остроге. Такие блоки служили для затягивания пет-
ли аркана. Блок имеет вид пластины трапециевид-
ной формы с двумя отверстиями. Верхнее отверстие,
расположенное в узкой части блока, служило для
привязывания конца аркана, а сквозь нижнее про-
пускалась петля (табл. 57, 17).
Копылья (в том числе их фрагменты) и отдель-
ные части полозьев нарт. Всего найден 31 экз. копы-
льев ездовых нарт, из них на Алазейском остроге -
20 экз., на Стадухинском остроге - 2 экз. Все они
имеют форму вытянутого треугольника, обращенного
вершиной вверх. Круглое отверстие размещается в
средней части. На нижнем широком конце выступа-
ет шип, округлый или удлиненно-овальный в сече-
нии. В нижней и верхней части располагаются круг-
лые отверстия, которые использовались при крепле-
нии копыльев к полозьям и к верхней перекладине
нарт. Высота изделий 31,5 - 42 см, ширина основа-
ния 8 - 9 см, диаметр отверстий в средней части 2 -
2,5 см (табл. 71).
Полозья нарт. Всего найдено 36 фрагментов по-
лозьев нарт (14 экз. - носовые части, 22 экэ. - зад-
ние), из них на Алазейском остроге - 34 фрагмента,
на Стадухинском остроге - 2 фрагмента. Передний
конец полозьев плавно сужается и переходит в уд-
линенный носок, у которого имеется отверстие в вер-
хней части. Задние концы полозьев уплощенно-по-
лукруглые в сечении. На некоторых фрагментах со-
хранились круглые отверстия под копыл, а также
парные для крепежных ремней, соединенных на
скользящей поверхности с желобками. Длина фраг-
ментов 15 - 77,1 см, ширина 3,5 - 7 см.
4.	ИЗДЕЛИЯ ИЗ КОЖИ, ТКАНИ И КОСТИ,
ИНСТРУМЕНТЫ ДЛЯ ПРЯДЕНИЯ,
ОБУВНОГО РЕМЕСЛА
Кожаные изделия. Всего найдено 40 фрагментов
лоскутов кожи, из них на Алазейском остроге - 22 экз.,
на Стадухинском остроге - 18 экз. Кожа различного
качества выделки: грубая, толстая (остатки ремней,
чехлов, обуви) и тонкая хорошо выделанная окра-
шенная замша (остатки верхней одежды). На боль-
шинстве лоскутков кожи видны следы шитья. Наи-
более выразительны ремень и чехол для топора.
Ремень. Найден на Стадухинском остроге. По всей
видимости, это часть конской упряжи. Ремень изго-
товлен из двух полос толстой кожи, между которы-
ми вставлены железные петли. Длина изделия - 50 см,
ширина - 8 см, диаметр петель - 2,5 см (табл. 72).
Чехол для топора трапециевидной формы. Най-
ден на Алазейском остроге. Изготовлен из толстой
сыромятной кожи, сложенной вдвое. Видны следы
шитья (табл. 73).
Обувное ремесло представлено деревянными ко-
лодками, железными набойками и подковками, а так-
же частями башмаков, в частности, подметками и
задниками.
Кожаный башмак. Найден на Стадухинском ост-
роге (табл. 74). От него сохранилась верхняя часть,
головка, задник и деревянный каблук, обшитый ко-
жей. Длина башмака 23 см, высота каблука 3 см.
Деревянные колодки для изготовления обуви. Най-
дено 3 экз. (на Алазейском остроге - 2 экз., на Стаду-
хинском -1 экз.). Одна колодка составная. Длина ее
21 см, ширина носка 7 см, пятки - 4 см. На носке
прорезано круглое отверстие диаметром 0,8 см. Одна
из двух колодок из Алаэейского острога предназна-
чалась для изготовления детской обуви (рис. 21).
46
О 1	2 3 4СМ
Рис. 21. Деревянная колодка для обуви. Алаэейский острог (фото).
Набойка на обувь. Найдено 5 экз. металлических
набоек, из них на Алазейском остроге - 4 экз., на
Стадухинском - 1 экз. Четыре набойки с клепками и
отверстиями для гвоздей представляют собой метал-
лические пластины, изготовленные в виде подков
(табл. 36,5). Пятый экз. изготовлен из медной плас-
тины и имеет форму подошвы, по краям которой
размещаются клепки и отверстия для гвоздей. Дли-
на изделия 12,1 см, ширина 5,5 см (табл. 36,5).
Инструменты для прядения и вязания сетей.
Веретена. На Алазейском остроге найдено 4 де-
ревянных веретена. Они представляют собой стерж-
ни, круглые в сечении и сужающиеся на концах. Три
веретена снабжены отверстиями со штырями для
крепления пряслица. Длина изделий 23,6 - 37,6 см,
диаметр в центральной утолщенной части 0,8 -1,5 см
(табл. 75,1).
Пряслица. На Алазейском остроге найдено 26 де-
ревянных и 4 костяных пряслиц. Они представляют
собой небольшие утолщенные диски с круглым или
квадратным отверстием в центре. Диаметр пряслиц
5,1 - 8,2 см (см. табл. 75,1 - 4\ 76).
Прялка. Найдена на Алазейском остроге. Она
представляет собой лопатообразную стойку, обра-
щенную лопастью вверх и заостренным концом вниз.
В верхней части имеется отверстие. Высота прялки
84,2 см, ширина 17,4 см (табл. 77,2).
Трепало. Найдено на Алазейском остроге. Трепа-
ло представляет собой орудие ножевидной формы.
Длина рабочей части 56,4 см, рукояти -19,2 см; ши-
рина лезвия 5,6 см (табл. 77, 1).
Чесало. Два экз. найдены на Алазейском остроге.
Трапециевидные зубья неровные (табл. 78).
Иглы для вязания сетей. Найдено 7 экз., из них на
Алазейском остроге - 6 экз., на Стадухинском -1 экз.
Иглы для вязания сетей представляют собой упло-
щенные заостренные одного конца деревянные пла-
стины. В верхней части иглы имеется прорезь с "языч-
ком", а в нижней части - округлый паз для наматы-
вания нити. Длина изделий 19,1 - 25,2 см, ширина
1,7 - 2,7 см.
Шаблоны для вязания сетей. На Алазейском ост-
роге найдено 7 деревянных и 1 костяное (из бивня
мамонта) изделие такого рода. Они изготавливались
из тонких деревянных или костяных пластинок. В
нижней их части иногда делалось отверстие для паль-
ца. Ширина шаблонов соответствует должной ши-
рине ячеек сетей. Длина изделий 6,5 - 21,7 см, шири-
на 4,9 - 6,2 см (табл. 79).
Мотовила. На Алазейском остроге найдено 6 де-
ревянных и 5 костяных (из бивня мамонта) мото-
вил. Они изготовлены из тонких деревянных или
костяных пластин прямоугольной формы. Выемки
делались по краям. Длина изделий 3 -11 см, ширина
2 - 6 см.
Костяной промысел.
Расчески и гребни. При описании этого класса
изделий выделяются следующие элементы: спинка,
ряд зубцов верхний и нижний у гребней), боковая
грань, верхняя грань (у расчесок), боковые зубцы,
разметочные линии и продольный паз (у расчесок)
(табл. 80).
Расчески. Найдено 47 костяных расчесок (це-
лых - 22 экз., фрагментов - 25 экз.), из них на
Алазейском остроге - 45 экз., на Стадухинском ост-
роге - 2 экз. Расчески изготовлены из бивня мамон-
та и панциря черепахи (табл. 81, 4). Они подразде-
ляются на два типа.
Тип I - с одним рядом зубцов - 35 экз. На спинке
всех расчесок видны следы разметочных линий. Дли-
47
на изделий 4,9 - 10,5 см, высота 2,1 - 6,7 см (см. табл.
55, 4; 81,3 - 6; 82,3, 5, 6, 7, 1&, 83, 1, 3; 84, 2-5,7, 8-.
85, 2, 4, 6).
По форме и материалу изготовления расчески
подразделяются на 5 подтипов. Подтип IA - прямо-
угольные расчески с прямой или слегка выгнутой
верхней гранью спинки и с прямыми боковыми гра-
нями - 20 экз. В этом подтипе в зависимости от час-
тоты расположения зубцов выделены три варианта.
Вариант 1Аа - с часто расположенными зубцами* - 3
экз. (см. табл. 55, 4; 82, 3\ 85, 6). Вариант IA6 - со
средней частотой расположения зубцов - 3 экз. (см.
табл. 84, 8\ 85, 4). Вариант 1Ав - с редко расположен-
ными зубцами - 14 экз. (см. табл. 81, 5; 83,5; 84, 5, 7\
85, 2). На верхней грани спинки одной из расчесок
размещаются горизонтальные прорези орнаменталь-
ного предназначения.
Подтип 1Б - трапециевидные расчески с прямой
или слегка округлой верхней гранью спинки и вог-
нутыми боковыми гранями - 10 экз. По частоте рас-
положения зубцов в подтипе выделяются два вари-
анта. Вариант 1Ба - со средней частотой расположе-
ния зубцов - 4 экз. Один экз. имеет резную
орнаментацию на верхней грани спинки (горизон-
тальные прорези) (см. табл. 84, 4). Вариант 1Б6 - с
редко расположенными зубцами - 6 экз. (см. табл.
81, 6,; 84, 2, 3).
Подтип IB - округлые расчески, с дугообразной и
прямой верхней гранью спинки и закругленными
боковыми гранями - 3 экз. В этом подтипе в зависи-
мости от частоты расположения зубцов выделяются
два варианта. Вариант 1Ва - со средней частотой рас-
положения - 1 экз. (см. табл. 82, 10). Вариант 1В6 -
с редко расположенными зубцами - 2 экз. (см. табл.
81, 3\ 82, 7).
Подтип 1Г - Прямоугольные расчески с длинны-
ми зубцами - 3 экз. По частоте расположения зуб-
цов в подтипе выделяются два варианта. Вариант
1Га - со средней частотой расположения зубцов - 1
экз. Вариант 1Гб - с редко расположенными зубца-
ми - 2 экз. Один экз. с фигурной боковой гранью
(см. табл. 82, 5).
Подтип 1Д - расчески, изготовленные из панциря
черепахи. У них дугообразная верхняя грань спинки
(боковые грани не сохранились), зубцы длинные,
редко расположенные - 2 экз. (см. табл. 81, 4).
Тип II - расчески однорядные, с глубоким про-
дольным пазом на нижней грани спинки - 13 экэ.
По форме эти расчески прямоугольные или трапе-
циевидные. На всех экз. видны разметочные ли-
нии. Длина изделий 5,9 - 10,5 см, ширина - 2,6 - 4,5
* Частота расположения зубцов определялась следу-
ющим образом: частое расположение зубцов - если на 1
см приходится около 10-13 зубцов; средняя частота рас-
положения зубцов - если на 1 см приходится 8-9 зубцов;
редко расположенные зубцы - если на 1 см приходится 4
- 6 зубцов.
(см. табл. 55,8; 81,2, 7; 82, 1,2, 8; 83,2, 4,5; 85,5, 7,9).
В зависимости от формы спинки и материала
изготовления различаются 3 подтипа такого рода
расчесок.
Подтип ПА - расчески с трапециевидной спин-
кой - 9 экз. По частоте расположения зубцов среди
них выделяются два варианта. Вариант ПАа - со
средней частотой расположения зубцов - 5 экз. По
характеру оформления расчески в варианте выде-
лено 3 подварианта. Подвариант IIAal - с прямой
верхней гранью спинки и прямыми боковыми гра-
нями - 1 экз. Подвариант ПАа2 - с прямой верхней
гранью спинки и фигурной боковой гранью в виде
копыт - 3 экз. (см. табл. 82, 1, 2; 83, 4). Подвариант
ПАаЗ - с дугообразной верхней гранью, на которой
имеются горизонтальные прорези. Боковые грани
слегка выгнуты - 3 экз. Вариант ПАб - с редко рас-
положенными зубцами - 5 экз. По характеру офор-
мления расчески выделяются 3 подварианта. Под-
вариант ПА61 - с дугообразной верхней гранью
спинки и горизонтальными прорезями на ней. Бо-
ковые грани прямые - 1 экз. (см. табл. 83, 5). Под-
вариант ПА62 - с дугообразной верхней гранью
спинки и художественной резьбой на ней - 1 экз.
(см. табл. 81, 7). Подвариант ПАбЗ - с прямой трех-
гранной верхней гранью спинки и вогнутыми бо-
ковыми гранями - 1 экз. (см. табл. 85, 9).
Подтип ПБ - расчески с прямоугольной спин-
кой - 5 экз. По частоте расположения зубцов выде-
ляются два варианта. Вариант II Ба - с часто распо-
ложенными зубцами - 1 экз. Верхняя грань расчес-
ки с резными насечками. Спинка орнаментирована
глазками. Боковые грани прямые (см. табл. 83, 2).
Вариант ПБб - с редко расположенными зубцами -
2 экз. По характеру оформления выделяются три
подварианта. Подвариант ПБ61 - с прямой верхней
гранью и прямыми боковыми гранями - 1 экз. Под-
вариант ПБ62 - с дугообразной верхней гранью
спинки - 1 экз. На ней сделаны горизонтальные
прорези. Боковые грани слегка выгнутые (см. табл.
85, 8).
Подтип ПВ - представлен одним изделием. Рас-
ческа изготовлена из панциря черепахи. У нее пря-
моугольная спинка с прямыми верхними и боко-
выми гранями. Зубцы расположены редко (см. табл.
81, 2).
Гребни. Всего в коллекции 63 гребня (целых - 22
экз., фрагментов - 41 экз.). На Алазейском остроге
найдено 60 экз., На Стадухинском - 3 экз. Все греб-
ни двурядные, прямоугольной или трапециевидной
формы. На изделиях видны разметочные линии.
Изготовлены гребни из бивня мамоита. Высота их
5,7 - 6,5 см, длина 6,2 - 10,6 см (табл. 55,5, 7; 81, 1;
82, 4, 9; 83, б - 8; 84, 1, 6; 85, 1, 3).
По частоте расположения зубцов гребни подраз-
деляются на три типа.
Тип I - с часто расположенными зубцами в вер-
хней части и с редко расположенными зубцами в
48
нижней части* - 58 экз. (см. табл. 55, 5, 7; 81, 1\ 82,
4; 83, 6; 84, 6).
По характеру оформления выделяются три под-
типа. Подтип IА - с художественной резьбой на спин-
ке гребня - 2 экз. (см. табл. 55, 7). Подтип 1Б - с
фигурными боковыми гранями - 2 экз. Подтип IB -
с художественной резьбой на спинке гребня и фи-
гурными боковыми гранями (см. табл. 82, 4).
Тип II - с часто расположенными зубцами в вер-
хней и нижней частях гребня - 2 экз. (см. табл. 84, 1;
85, У).
Тип III - с редко расположенными зубцами в вер-
хней и нижней частях гребня - 3 экз. (см. табл. 82,9~,
83, 7; 85, 3).
Игральные фишки (шашки?) - 4 экз. Все они об-
наружены на Алазейском остроге. По форме одно-
типны (квадратные пластины со стороной квадрата
2,1 см). По краям нанесена фигурная резьба. Обе
стороны пластины орнаментировались концентричес-
кими кругами (табл. 56, 9 - 12).
Циферблат солнечных часов. Найден на Алазейс-
ком остроге. Изделие представляет собой прямоу-
гольную пластину с круглым отверстием в центре.
На поверхности пластины нанесены деления и циф-
ровые обозначения. Длина циферблата 3,1 см, ши-
рина 2,4 см (табл. 55, 1).
Гантелеобразное изделие. Найдено на Алазейском
остроге. Оно представляет собой округлый в сече-
нии стержень с шарами на концах. Его украшают
резные пояски. Длина изделия 9,8 см, диаметр стер-
жня 12 см, диаметр шаров 2,8 см (табл. 55,3).
Наконечник рукояти опахала (плети?). Найден на
Алазейском остроге. Предмет изготовлен из бивня
мамонта на токарном станке. Тулово образуют два
усеченных конуса и шар с отверстием. На верхней
части видна винтовая резьба. Изделие пронизывает
продольное отверстие. Вся его поверхность укра-
шена резными линиями. Длина наконечника руко-
яти 5 см.
Округлая крышка коробочки. Найдена на Алазей-
ском остроге. Она изготовлена из бивня мамонта.
Четыре ромбовидных выступа размешаются по кра-
ям. Ручка крышки прямоугольная. Диаметр 4 см.
Счетная округлая костяшка с отверстием в цент-
ре. Найдена на Алазейском остроге. Диаметр изде-
лия 1,4 см.
Декоративные пластины. Найдено 2 экз. (по од-
ному на Алазейском и Стадухинском острогах). Одна
пластина с заостренными краями. Ее поверхность по-
крывает резной узор в виде фигурных скобок.
Изготовлена из рога северного оленя. Длина изде-
лия 7 см, ширина 1,4 см. Другая пластина подпря-
моугольная. Ее поверхность покрыта резьбой. Дли-
на изделия 4,5 см, ширина 3,7 и 4,1 см.
* Гребни с часто расположенными зубцами, если в 1 см
-8-10 зубцов; гребни с редко расположенными зубцами
- в 1 см - 5 - 6 зубцов.
Чубук курительной трубки. Найден на Алазейс-
ком остроге. Изделие представляет собой полуоваль-
ную в сечении пластину, с круглой чашечкой для
набивки табака. Длина чубука 4,3 см, диаметр ча-
шечки 1,3 см.
Костяное навершие посоха. Найдено 12 экз., в их
числе 7 заготовок. На Алазейском остроге обнару-
жено 9 зкз., на Стадухинском - 3 экз. Навершие пред-
ставляет собой костяной крюк, изогнутый под пря-
мым углом. Верхняя часть крюка уплощена. У пяти
крюков насад расщеплен в верхней части, в двух из
них прорезаны отверстия. Длина изделий 14,3 -14,5 см,
ширина 1,2 - 1,5 см.
Бобышки. Найдено 26 экз., из них на Алазейском
остроге - 23 экз., на Стадухинском остроге - 3 экз.
Бобышки изготовлены из бивня мамонта. Они име-
ют форму конуса, усеченного конуса и удлиненного
цилиндра, с одного конца плоского, а с другого -
конусовидного (табл. 47, 1 - 7).
Костяные игольники. Найдено 9 экз., из них на
Алазейском остроге - 8 экз., на Стадухинском остро-
ге -1 экз. Они изготовлены из трубчатых костей птиц.
Длина изделия 4,3 - 15,8 см, ширина 0,8 - 1,8 см.
Кроме того, на Алазейском остроге найден 1 медный
игольник (табл. 44, 11).
Пробки для игольников. Найдено 8 экз., из них на
Алазейском остроге - 7 зкз., на Стадухинском - 1
экз. Пробки имеют форму усеченного конуса. Они
изготовлены из бивня мамонта и рога оленя. Длина
изделий 1,9 - 2,2 см, диаметр - 1,1 - 1,7 см.
Костяные иглы. На Алазейском остроге найдено
7 экз. Они представляют собой тонкие пластины с
отверстием, плавно сужающиеся к заостренному кон-
цу. На двух иглах сохранились следы отверстий, сде-
ланных ранее, но обломанных в процессе работы.
Длина игл 4,2 - 15,3 см (табл. 56, 13, 15).
5.	УКРАШЕНИЯ И КУЛЬТОВЫЕ ИЗДЕЛИЯ
Перстни. Найдено 4 экз., из них на Алазейском
остроге - 3 зкз., на Стадухинском -1 экз. Два перст-
ня медные. Их щитки украшены вставками из цвет-
ного стекла. Вставки огранены и различаются по
цвету: одна из них фиолетовая, другая - зеленая.
Кроме центрального щитка, по обеим его сторонам
укреплены по два малых каста со вставками. На од-
ном из колец вставки не сохранились (табл. 86,3,4).
Третий перстень серебряный, со вставленным в щи-
ток сердоликом оранжевого цвета. Вставка оформ-
лена в виде инталии. Орнамент, выполненный глу-
бокой резьбой, напоминает геральдическую симво-
лику. Видимо, на вставке изображен стилизованный
родовой герб, и сам перстень использовался как пе-
чатка (табл. 48, 5). Четвертый перстень золотой, с
овальным щитком. Вся поверхность перстня укра-
шена высокохудожественной гравировкой с черне-
нием. Растительный орнамент выполнен в стиле ро-
коко и состоит из переплетающихся линий с мно-
49
гочисленными пышными вензелями (табл. 86,5). Кро-
ме того, найдена вставка из прозрачного стекла полу-
сферической формы. Выполнена она в виде инталии.
На плоскости нанесено изображение двух птиц ("це-
лующихся голубей"), держащих цветок (табл. 48, 11).
Кольца ювелирные. Найдено 9 экз. Из них на
Алазейском остроге - 7 экз., на Стадухинском - 2
экз. По форме кольца подразделяются на два вида: с
запаянными концами - 3 экз. - и с незапаянными,
концы которых заходят друг за друга - 6 экз. Кольца
орнаментированы рельефной резьбой.
Серьги. Найдено 3 экз. Все они обнаружены на
Алазейском остроге. Две серьги представлены коль-
цами в виде округло согнутых проволок, на одном
конце которых напаян кольцевой узор. Диаметр их
1,3 и 1,4 см. Третья серьга трапециевидной формы
изготовлена в стиле растительного орнамента (табл.
48, 7). В верхней части серьги имеется петлевидное
ушко, в нижней - три петли для привесок. От после-
дних сохранились два стержневидных крепления для
пастовых бусин. Поверхность серьги украшена де-
вятью листовидными выступами, заполненными
эмалью.
Цепочки. Найдено два фрагмента, одной цепочки
от нагрудного женского украшения. Оба орнамента
обнаружены на Алазейском остроге. Цепочки пред-
ставлены лирообразными звеньями, соединенными
парой колец.
Пластины ажурные. Найдены 2 металлические
пластины ажурного литья. Обе обнаружены на Ала-
зейском остроге. Одна пластина прямоугольной фор-
мы, грани второй оформлены фигурно. Внешняя сто-
рона пластин украшена растительным и лирообраз-
ным орнаментом (табл. 44, 5, б).
Пряжки ременные. Найдено 18 металлических
пряжек. Из них на Алазейском остроге - 16 экз., на
Стадухинском - 2 экз. Пряжки представляют собой
стержни, изогнутые в форме круга и прямоугольни-
ка, с язычком в виде заостренного стержня, кольце-
видно изогнутого на одном конце. В коллекции пря-
жек имеется одна бронзовая, фигурного литья, пя-
тиугольной формы с рельефным растительным
орнаментом на поверхности (табл. 44,. 7 - 9; 70, 4;
87, 4, 5).
Пуговицы. Найдено 13 экз. Из них на Алазейском
остроге - 9 экз., на Стадухинском остроге - 4 экз. Все
пуговицы различны по форме и материалу. Они под-
разделяются на 6 типов.
Тип I - шаровидная бронзовая пуговица с про-
дольными и поперечными насечками, с крепежной
петлей и каплевидным выступом с нижней стороны
(1 экз.). Диаметр изделия - 0,6 см.
Тип II - ластовая уплощенно-шаровидная пуго-
вица с металлическим стержневым креплением, с
массивными припайками по полюсам и крепежным
кольцом - 1 зкз.
Тип III - пуговицы полусферической формы с
петлевым креплением и рельефно украшенной ли-
цевой поверхностью (3 экз.). Диаметр изделия 1,3 -
2 см (табл. 48, 19, 20).
Тип IV - Пуговицы плоские, круглые в плане, с
массивным петлевым ушком (2 экз.). Диаметр их 1,2
и 1,8 см (табл. 48, 12, 14).
Тип V - пуговицы с деревянной основой, обтяну-
той медной (4 экз.) и серебряной (1 экз.) пластина-
ми. Диаметр пуговиц 1,9 - 2,5 см (табл. 86, 1).
Тип VI - пуговица полусферической формы, с
круглым пазом с внешней стороны и крепежной пет-
лей с внутренней. Она изготовлена из бивня мамонта.
Запонки - 6 экз. Все они обнаружены на Алазейс-
ком остроге. Три из них имеют стеклянные вставки
полусферической н граненой форм. Одна эапонка
металлическая. Она представляет собой два одина-
ковых щитка, соединенных овально загнутой прово-
локой. Поверхность обеих частей рельефно украше-
на. Их диаметр 1,3 см. Еще одна запонка также со-
ставлена из двух симметричных, но овальной формы
щитков, соединенных проволокой (табл. 48, 9, 10).
Костяные подвески - 10 экз. Все эти изделия об-
наружены на Алазейском остроге. По форме они
подразделяются на 4 типа.
Тип I - подвески из бивня мамонта прямоуголь-
ной формы с отверстиями в верхней части - 3 зкз. У
одной из подвесок над отверстием вырезаны две
выемки. Длина изделий 4,8 н 6,3 см, ширина 2,1 и
2,4 см.
Тип II - подвески в форме вытянутого треуголь-
ника, обращенного острым концом вниз (3 экз.). Они
слегка заужены в верхней части. Каждая из них име-
ет одно отверстие. Эти подвески изготовлены иэ рога
северного оленя. Длина их 12,6 и 14,1 см, ширина
1,6 и 1,9 см.
Тип III - подвески в виде водоплавающих птиц с
отверстием в хвостовой части (3 экз.). Они изготовле-
ны из моржового клыка. Длина изделий 3,1 - 3,9 см,
ширина 1,3 - 2,4 см, высота - 1,6 - 2 см.
Тип IV - подвеска в виде изогнутого стержня,
округлого в сечении, со слабо выраженными граня-
ми и одним отверстием в верхней части - 1 экз. Дли-
на изделия 13,5 см, ширина 1,2 см.
Нательные кресты. Найдено 6 экз., из низ на
Алазейском остроге - 3 экз., на Стадухинском остро-
ге - 3 экз. Два креста рельефные, простые по форме.
Размеры их 3 х 2 х 0,5 см и 4 х 2,5 х 0,6 см. На них
имеется надпись "Иисус Христос", нанесенная по
слогам крестообразно. Третий крест представляет
собой фрагмент без нижней части, с округлыми на-
вершиями и неразборчивыми надписями по кругу.
В центре округлых наверший, видимо, размещалась
по кругу надпись "Иисус Христос". На поверхности
выделяется рельефное изображение креста. В углах
перекрестья виден растительный узор. На оборот-
ной стороне на округлых навершиях располагаются
неразборчивые надписи и слова "Иисус Христос" в
центре. Поверхность креста украшена рельефным
кругом в центре пересечения его деталей и отходя-
50
щими от круга четырьмя треугольными "лучами”.
Ширина креста 3,7 см. Четвертый крест без верхней
части, с ромбовидными окончаниями, с рельефным
крестом и инициалами "И.Х.", размещенными про-
тивоположно друг другу. На оборотной стороне чет-
ко видно только рельефное изображение щипцов на
правой лопасти. На внешней лопасти видны три ли-
нии. Справа от них нанесен ряд зубчатых черточек.
Ширина креста 3,1 см. Пятый крест сохранился пол-
ностью. У него ромбовидные оконечности и расти-
тельный орнамент в углах перекрестья. На лицевой
поверхности располагается рельефное изображение
креста. Размеры креста 4,2 х 3 см (табл. 48, 4). Шес-
той крест представлен фрагментами лопасти в форме
трилистника, с рельефным орнаментом и тремя ша-
ровидными выступами на поверхности (табл. 48, 8).
Бусины и бисер. Найдено 165 бусин (на Алазей-
ском остроге - 94, на Стадухинском - 71) и 396 еди-
ниц бисера (на Алазейском остроге - 241, на Стаду-
хинском - 155). Бусины в основном голубого цвета
(т.н. "адекуй”). Из размеры варьируют от 0,4 до 0,8 мм.
Они имеют форму шара. В коллекции встречаются
также бусины белого, фиолетового, черного и корич-
невого цветов. Бисер прозрачный, белый, черный,
синий, голубой, сиреневый и зеленый. Размеры би-
серинок - 2 - 3 мм.
6.	ФУТЛЯРЫ ДЛЯ ПЕЧАТЕЙ И КАНДАЛЫ
Футляры пломбовых печатей. Найдено 35 футля-
ров для печатей, служивших пломбами пушных ясач-
ных и, видимо, костяных сборов (табл. 88; 89; 90).
По форме сечения футляры подразделяются на
две группы: I - полукруглые и II - прямоугольные. В
первой группе имеются 2 типа футляров: цилиндри-
ческие и бочонкообразные. Среди последних можно
выделить два подтипа. Вторую группу составляют брус-
ковидные футляры. Типы этих изделий подразделя-
ются на варианты (в зависимости от наличия одного
или двух желобков для вывода шнура) (табл. 88).
Большинство футляров изготовлено из стволов и
ветвей кустарниковых пород (лишь один экз. был
сделан из куска лиственницы - тип I, вариант А)
(табл. 90, 8). Из лиственницы сделана также заго-
товка футляра, найденная в Стадухинском остроге.
Она имеет вид бруска, на поверхность его нанесены
насечки под перевязь. Размеры заготовки 52 х 28 х
26 см.
8 экз. футляров представлены фрагментами, из ко-
торых один относится к типу И, остальные к типу I.
Определить их варианты невозможно.
Кандалы. На Алазейском остроге найдены дере-
вянные кандалы для рук и ног. Кандалы для рук
представляют собой брусок размером 41 х 9,7 х 6,3 см.
В средней части бруска имеется овальное отверстие
для рук. Размеры отверстия 17,7 х 5,3 см. С боковых
сторон оно пересекается прямоугольным отверсти-
ем для клина, который закрепляется шплинтами
(рис. 8). Кандалы для ног состоят из двух разделяю-
щихся половин, образующих вместе прямоугольный
брусковидный предмет с выпуклыми сторонами. Раз-
меры его - 79 х 21,7 х 9,5 см. В средней части соеди-
ненных половин имеется овальное отверстие разме-
ром 9 х 11 см для зажима лодыжки ноги. В нижней
части кандалов расположено прямоугольное (27,5 х
14 см) углубление (5 см) для стопы. В передней и
задней частях сбоку кандалов размещаются сквоз-
ные отверстия диаметром 4 см. В них вставлены
шипы, которые расклинивались с узкой стороны и,
тем самым, надежно фиксировали совмещение двух
половин кандалов (рис. 7).
7.	КОЛЛЕКЦИЯ МОНЕТ
Найдено 82 монеты разного достоинства и вы-
пуска, из них на Алазейском остроге 36 экз., на Ста-
духинском - 46 экз. (табл. 91).
Интересен факт хронологической корреляции
памятников с монетами, особенно относительно вер-
хних временных пределов. Наиболее поздняя моне-
та, из обнаруженных в Алазейском остроге, была
выпущена в 1769 г. ("Пять копеек” - сибирская мо-
нета из колываиской меди, помеченная буквами
"КМ"). Такие монеты выпускались денежным дво-
ром Нижнего Сузуна, расположенного недалеко от
колыванских медных приисков. Поскольку на Ала-
зейском остроге не найдены монеты более поздних
выпусков, можно констатировать упадок в последу-
ющем деятельности острога как активного админис-
тративно-хозяйственного центра. То же самое мож-
но сказать и о Стадухинском поселении, где не най-
дены монеты, датированные временем после 1769 г.
Единичная же находка монеты 1816 г. двухкопееч-
ного достоинства сама по себе не свидетельствует о
растущих деловых и торговых предприятиях обита-
телей острога.
В целом, хронологический анализ коллекции мо-
нет подтверждает известный по письменным источ-
никам факт упадка жизнедеятельности Алазейского
и Стадухинского острогов в конце XVIII в.
Описанные материалы ярко свидетельствуют о
том, сколь важную информацию о материальной
культуре русских полярных мореходов и землепро-
ходцев XVII - XVIII вв. содержат в себе археологи-
ческие находки, обнаруженные на Алазейском и Ста-
духинском поселениях. Анализ этих материалов до-
казывает, что основным занятием жителей поселений
на Севере была охота и рыболовство. Этот вывод
красноречиво подтверждают многочисленные наход-
ки орудий промыслов, охоты и рыболовства - дета-
ли луков, наконечников и древков стрел, томары для
охоты на пушных зверей, самострелы, детали капка-
нов и черканов, насторожки для заячьих петель, пялы
для растяжки шкурок пушных зверей, обрывки ры-
боловных сетей, волосяные плетеные тетивы сетей,
берестяные и деревянные поплавки от сетей и нево-
51
дов, грузила-кибасы, шаблоны и иглы для вязания
сетей и неводов, а также гарпуны (рис. 20; табл. 57;
61 - 69; 79; 92). Косвенно те же занятия жителей
Алазеи и Колымы раскрывают находки каменных и
железных скребков, подбитых камусами охотничьих
лыж, весел от лодок, нарт для собачьих упряжек,
служивших одним из главных средств передвиже-
ния при охоте в тундровой зоне. Многочисленные
остатки костей диких животных и рыб не оставляют
сомнения в том, что занятия эти были весьма ус-
пешными.
Путешественники и исследователи единодушно
подтверждают, что русское население Заполярья за-
нималось охотой и рыболовством. Причем в меню
русских поселенцев рыбные блюда преобладали над
мучной и мясной пищей. По этому поводу священ-
ник А. Аргентов [1879, с. 424] писал: "...народ до-
вольствуется рыбою, которую есть без хлеба и соли...
Главное продовольствие составляют омуль, муксун
и особенно сельдь". Очень часто в рационе присут-
ствовала рыба с душком, или так называемая кислая
рыба, которая была не только безопасной для упот-
ребления, но и полезной. Наряду с засолкой рыбы
широко распространились такие способы ее заготов-
ки, которые были мало известны в европейской час-
ти России: вяление, в различных, в том числе заим-
ствованных у аборигенов видах, варка в рыбьем жире,
приготовление в большом количестве самого ры-
бьего жира, юкола и тому подобное. Даже привыч-
ные лепешки, пироги и блины русские часто вы-
пекали из икры сухой толченой рыбы. Описывая
угощение зашиверского священника Михаила
Слепцова, Ф.П. Врангель вспоминал: "В заключе-
ние подали пирог, испеченный из рыбьей муки, -
изобретение нашего хозяина. Для сего сухая рыба
растирается в мелкий порошок, который, если его
держать в суше, долго сохраняется, и с примесью
ржаной муки составляет очень вкусный хлеб" [Вран-
гель, 1948, с. 128; Окладников, Гоголев, Ашепков,
1977, с. 64]. Зимой любили употреблять в пищу стро-
ганину - тонко наструганную мороженную сырую
рыбу. По этнографическим данным, русские жители
Индигирки готовили разнообразные рыбные блюда
(не менее 30 наименований) [Аргеитов, Т. I, 1860,
с. 366 - 367; Биркингоф, 1972, с. 18 - 19,39, 57 и др.,
Чикачев, 1990, с. 62 - 68; 87 - 92].
Однако рыба служила не только для пищи, "про
свой обиход", но и стала объектом промысла. По дан-
ным Ф.Г. Сафронова, таможенные книги содержат
сведения не только о торговых и промышленных
людях на пушного зверя, но и о промышлении рыбы.
Так, в 1645 г. проезжие грамоты получили 477 чело-
век, из них 177 на соболиные промыслы, 65 - на
соболиные промыслы и торговлю, 4 - для торговли,
60 - на соболиный промысел и рыбную ловлю, 37 -
для рыбной ловли [Сафронов, 1980, с. 15]. Добытую
рыбу вывозили для продажи. В 1645 г. Михаил Ста-
хиев предъявил в таможне для вывоза 2500 соленых
муксунов, ”9 беремян юколы и 9 беремян костя мук-
сунового* на 118 рублей". Промышленные люди
Филька и Данилка Севостьяновы предъявили ”2000
муксунов соленых, 40 беремян юколы, 1,5 пуда жиру
рыбья, 4 пуда икры соленой на 138 руб". [ЦГАДА,
СП, кн. N 186, л. 19 - 21, 25, 31; Якутия в XIV веке,
1953, с. 346]. Рыбная ловля в удачные сезоны при-
носила большую прибыль и потому рыболовные сна-
сти служили предметом купли-продажи. Докумен-
ты XVII в. пестрят сообщениями об этом. Ценились
и "прядева" неводные, так как нитяные сети и нево-
да были более прочными и "промысловыми", чем
аборигенного происхождения "крожовные", из ни-
тей, выделанных из крапивы.
Рыбу ловили неводами и сетями. Сетями рыба-
чили круглый год. На крупную рыбу ставили сеть
высотой почти до трех метров и длиной свыше 20
метров, размерами ячеек 7-4 "перстов". На мелкую
рыбу - ряпушку и сельдь - ставили сети высотой
около 2 м с ячеей в три "перста" [Биркингоф, 1972,
с. 54; Чикачев, 1990, с. 65]. Лов рыбы неводом начи-
нался с Федосьина дня (т.е. с 29 мая) и продолжал-
ся до 14 сентября (Воздвиженьев день). В августе,
во время массового хорда рыбы, неводили круглые
сутки. Невода были длиной 70 - 80 м и высотой до 4 м
[Чикачев, 1990, с. 63 - 65]. Иногда рыболовы объе-
динялись в небольшие артели на паях, особенно при
неводении во время массового хода рыбы. Артель-
щики в складчину приобретали необходимые ору-
дия лова. Одиночки вели лов рыбы сетями. Сплав-
ными средствами служили лодки двух типов - ветка
и карбас. Ветка - небольшая, легкая, быстроходная
лодка для постоянных и недалеких разъездов. Прин-
цип гребли и устройство двухлопастных весел были
такими же, как у современных спортивно-туристс-
ких байдарок. Обычно ветку применяли при охоте и
рыбной ловле сетями или переметом. Карбас - боль-
шая двухвесельная лодка, предназначенная для ар-
тельного неводения и дальних разъездов. При рас-
копках Алаэейского острога найдены весла, приме-
нявшиеся при гребле на лодках типа ветки.
По мере развития рыболовства возросла потреб-
ность в соли. Это заставило администрацию органи-
зовать государственную торговлю солью. Соль заво-
зилась из Якутска. Продажу государственной соли
производили так называемые "соляные сидельцы",
избираемые обычно иа год на общем собрании из
"добропорядочных", то есть зажиточных поселян, и
исполнявшие свои функции под наблюдением уезд-
ной администрации [Исаков, 1994, с. 44]. Потреб-
ность в соли заставила администрацию активизиро-
вать поиск и разработку местных соляных месторож-
дений. Уже в XVII в. был открыт знаменитый
Кемпендяйский соляной источник на Вилюе, на
* Кость рыбья служила хорошей пищей для ездовых
собак и потому высоко ценилась и хорошо раскупалась
на торгах.
52
территории современного Сунтарского улуса, став-
ший основным местом соледобычи в Якутии*. Ка-
чество Кемпендяйской соли было признано отлич-
ным: "соль бела как снег, а рассыпается как вареная
соль, а столь солка, как росолу того канет на кожу
какую капля, и то место будто от огня сволочет, а
ядь прикусна зело и человеку не вредит" [Якутия в
XVII веке, 1953, с. 430].
Охота, как и рыболовство, была не только сред-
ством пропитания, но и имела исключительно про-
мысловое значение. Не случайно на поселениях боль-
шую долю находок составляют томары и другие на-
конечники стрел, предназначенные для пушной
охоты, а также черканы, капканы, самострелы, пас-
ти, петли и другие виды самоловных приспособле-
ний (табл. 61 - 69, 92). Конечно, часть ловушек рас-
считывалась на добычу зайцев и других "мясных"
зверьков, но основным предназначением охотничь-
их принадлежностей все-таки оставался пушной про-
мысел. На время пушного промысла промысловики
чаще всего объединялись в артели от 5 до 15 чело-
век. Промысловики объединялись в ватаги-артели из
соображений безопасности во время охоты на нео-
своенных территориях, удобства коллективной орга-
низации промысла, движения до места промысла и
обратно. Состоятельные промышленные, торговые и
служилые люди создавали артели из необеспеченных
промысловиков, которые сами не могли обзавестись
"промышленным заводом”: охотничьим снаряжени-
ем, транспортом, продовольствием. Такие наемные
промысловики именовались "покручениками". Ар-
тели покручеников создавались на определенный
срок на договорных началах. Покрученики должны
были выделять определенную часть добычи снаря-
дившему артель предпринимателю. Обычно доля орга-
низатора артели составляла 2/3 всей добычи [Бахру-
шин, 1955, с. 198 - 212; История Сибири, 1968. с. 77].
Об ориентации на пушной промысел основной
массы людей, прибывших с Руси, свидетельствуют и
письменные источники. По данным Ф.Г. Сафронова
[1980, с. 12], в конце 1630 - начале 1640-х гг. ежегод-
но из Якутска отпускалось на пушные промыслы и
для торга до 900 человек и более, а в последующие
годы и до конца 1650-х гг. - до 500 человек и более.
Основным промысловым объектом был якутский
соболь, который славился высоким качеством. Це-
нились также лисицы красные ("огневки") и черно-
бурые. При возможности промышляли и бобров.
Песцы и белки на первых порах не стали объектами
промыслового значения. Их добывали только для
пошива теплой одежды. Жители поселений на Ала-
зее и Колыме не были исключением и охотились не
только для собственного потребления, но и с про-
мысловыми целями.
* Это месторождение природной соли издавна было
известно местному населению под названием "Кызыл Тус"
[Зверев, 1927, с. 192].
Добыча пушнины достигала громадных размеров.
В 1641 г. из Якутска было вывезено на Русь около
8000 соболиных шкурок, всего мягкой рухляди - на
9700 руб. в 1643 г. только с Оленека в Якутск было
доставлено 4000 соболей. В 1651 г., по неполным
сведениям, с промыслов было привезено 336 соро-
ков 10 соболей, т.е. 13450 соболиных шкурок (по
таможенной оценке - на 15661 руб. 10 алтын 1 день-
гу) [Якутия в XVII веке, 1953, с. 344 - 345]. В деся-
тинной книге индигирского целовальника Лукн
Ощепкова за 1658 г. упоминается, что торговый че-
ловек Ивашко Творогов имел 8 сороков 26 соболей
(346 штук), промышленники Пятупка Миронов 2
сорока 14 соболей (94 штуки), С. Конаков - 2 сорока
17 соболей (97), Левка Осипов - 54 соболя. Торго-
вый человек Степан Самойлов вывез с Индигирки
107 сороков, т.е. 4280 соболей и другой пушнины на
5935 рублей. Но были среди выезжавших на Русь и
лица, имевшие всего 40 соболей и даже 9 собачей
(пеший Савва Истомин) [Гурвич, 1966, с. 56 - 57].
Такие неудачники в те годы встречались редко. Боль-
шинство же уезжало с богатой добычей. Как прави-
ло, на таможне оии предъявляли не всю добычу: часть
утаивали, чтобы доля десятинной выходила как мож-
но меньше.
Значительное количество пушнины поступало из
долин далеких северных рек. Из Колымского края в
царскую казну было отправлено в 1648 г. 16930 со-
болей, в 1650 г. - 8900, в 1653 г. - 11530, в 1655 г. -
17600, в 1656 г. 12832, в 1675 г. -16210 соболей. При
этом на Колыме таможня зарегистрировала 396 че-
ловек [Белов, 1956, с, 156]. Благодаря усилиям про-
мышленных и служилых людей, находившихся на
"дальних реках", вплоть до XVIII в. Россия занима-
ла первое место в мире по добыче "мягкого золота"
[Александров, 1964, с. 224]. Однако хищническое
истребление соболя дало о себе знать, Добыча стала
неуклонно падать. Об этом свидетельствуют данные
таможенного сбора. В 1673 г. десятичный сбор на
таможне в Якутске составил 26 сороков 17 соболей
(1057 штук), из которых 7 сороков 8 соболей (288)
поступило из Чечуйского острога, а 4 сорока 2 собо-
лей (162) с Колымы. Следовательно, общая добыча
составила 10570 соболей, что значительно меньше
показателей прежних лет. В конце XVII в. упадок
промыслов выразился еще более наглядно. Десятин-
ная доля мягкой рухляди на таможне составила в
1696 - 1697 гг. И сороков 29 соболей (469) и в 1697
-1698 гг. - всего 57 соболей (т.е. вся добыча состави-
ла, соответственно, 4690 и 570 соболей) [Якутия в
XVII веке, 1953, с. 345]. В 1682 г. промышленные
люди с Колымы, Индигирки и Алазеи вышли обрат-
но в Якутск, потому что "на тех реках соболиные
промыслы стали худы и соболи выпромышлялись"
[Там же].
Падение промыслов сказалось и на народонасе-
лении края. Многие русские промышленные люди в
конце 1670-х начале 1680-х гг. ушли на новые обиль-
53
ные зверем места в Илимском и Киренском уездах
[Колониальная политика..., 1936, с. 240 - 242]. Дан-
ные таможенных книг подтверждают отток населе-
ния. В июне - августе 1670 г. на промысел через та-
можню Якутска было отпущено 15 человек, в Рос-
сию - 87 человек, в Сибирь - 17 человек. В июле -
августе 1685 г. на промыслы было отпущено только
3 человека, в Россию и Сибирь - 208 человек [Саф-
ронов, 1980, с. 13]. Со временем промысел в Якутии
вновь начал процветать. По данным Г.П. Башарина,
на ярмарке в Якутске в 1838 г. пушнины сбывалось
на 761325 руб7, в 1840 г. - на 1105725 руб., в 1843 г.
- на 865925 руб., в 1850 г. - на 160067 руб. [Башарин,
1956, с. 390 - 397]. Однако увеличение добычи пуш-
нины происходило без особого притока людей из-за
пределов Якутии. Таким образом, отток населения в
конце XVII - начале XVIII вв. сказался, очевидно, и
на количестве жителей Алазейского и Стадухинско-
го поселений. К сожалению, нет возможности про-
следить динамику изменения количества жителей в
этих острогах, поскольку письменных источников,
содержащих такую информацию, найти не удалось.
Обнаруженные при раскопках находки свидетель-
ствуют о том, что жители Алазейского и Стадухинс-
кого поселений занимались еще одним доходным
видом промысла - сбором бивня мамонта. На посе-
лениях, особенно на Алазейском остроге, найдено
большое количество обрезков бивня мамонта. Сбор
и продажа мамонтовой кости были очень прибыль-
ным делом. Стоимость ее на внутреннем рынке ко-
лебалась от 20 до 60 рублей за пуд [Пасецкий, 1970,
с. 102]. В Нижнеколымске для промысла бивней со-
здавались целые артели, которые вели их поиск на
берегах рек, озер и в тундре [Иохельсон, 1898, т. X,
ч. 3, с. 104 -105]. О результатах таких поисков свиде-
тельствуют следующие данные: в 1838 г. на торгах
было выставлено 500 пудов мамонтовой кости; в
1840 г. - 1310 пудов; в 1843 г. - 1500 пудов [Баша-
рин, 1956, с, 390 - 397]. Русское население Алазен и
Колымы занималось не только сбором мамонтовой
кости, но и весьма успешно практиковало косторез-
ное дело. Яркими свидетельствами этого являются
найденные при раскопках многочисленные гребни,
шахматные фигурки и прочее (табл. 46; 47; 56; 80 -
85). Из мамонтовой кости изготовляли также быто-
вые вещи: ложки, рукояти ножей, шаблоны для вя-
зания сетей, томары, иглы для вязания сетей, нако-
нечники стрел, детали упряжи и украшения (табл.
58; 59; 61 - 66). Судя по большому количеству греб-
ней и шахматных фигур, они делались не только для
собственных нужд, но и для продажи или обмена. В
целом переработка кости, изготовление из бивня ма-
монта полуфабрикатов или готовых изделий являлось
более прибыльным делом, чем добыча сырья, сбор бив-
ня мамонта. Это было удобно, выгодно и с точки зре-
ния транспортировки, особенно "сухим" путем.
На Алазейском и Стадухинском поселениях най-
дено много предметов из металла. Часть из них были
привозные - монеты, счетные жетоны, ювелирные
изделия, ядра пушечные, вилки столовые, набойки
на каблук (обувные), пинцет, весы развесные, крес-
ты нательные, замки, ключи и др. Некоторые изде-
лия из металла, очевидно, приобретались в резуль-
тате обмена у якутов: часть ножей, наконечники
стрел, ножницы, наперстки, принадлежности конс-
кой упряжи, хомут, пальма. Такие обиходные пред-
меты, как гвозди, скобы, массивные стержни (38 шт.),
крючки рыболовные, простой конструкции дверные
щеколды, пряжки ременные, часть ножей, гарпунов,
наконечников стрел, вероятнее всего, изготавлива-
лись на месте. Следов плавки железа на поселениях
не обнаружено. Но на Алазейском остроге найдено
около сотни довольно массивных пластин, которые
могли использоваться в качестве сырья для опера-
тивного изготовления необходимых железных вещей.
Исходя из этих соображений, логично предположить,
что жители поселения по мере необходимости зани-
мались и кузнечным делом.
Достаточно оснований полагать, что среди жите-
лей Алазейского и Стадухинского острогов были
мастера-столяры. Об этом свидетельствуют не толь-
ко некоторые элементы построек поселения, кото-
рые при изготовлении требовали участия столяров
(доски для полов, крыш или косящих окон). Столя-
ры, помимо того, изготовили огромное количество
бытовых и производственных предметов более 60
разновидностей. Наиболее показательны среди них
резная посуда и кухонная утварь - ложки, чашн, та-
релки, ковши, шумовки, мутовки (табл. 24 - 29).
Определенного мастерства требовало изготовление
деревянных замков, бондарных изделий, коробок,
корыт, ездовых нарт, лыж, футляров для печатей и
прочего (табл. 93 - 95; 97). При раскопках Алазейс-
кого острога найдено 105 курительных трубок, ос-
новные детали которых изготовлены из дерева. Та-
кое количество курительных трубок позволяет пред-
положить, что изделия из дерева делались не только
для собственных потребностей, но и для обмена и
продажи. Значит, столярное дело было здесь не толь-
ко домашним ремеслом, но в какой-то мере и про-
мыслом.
Судя по археологическим данным, в быту широ-
ко применялась береста, из которой изготовляли ту-
еса (рис. 22), короба для хранения рыбы или других
пищевых продуктов, небольшие коробочки-шкатул-
ки и крышки деревянных сосудов. Из бересты дела-
лись также летние оконные рамы, а также поплавки
для сетей. Средн жителей поселения работали и ма-
стера-корзнночники, которые изготовляли в чисто
русских традициях корзины, короба и прочие необ-
ходимые в домашнем хозяйстве плетеные изделия.
По этнографическим сведениям, мастерство плете-
ния сохранилось у русских старожилов севера до
начала XX в. [Биркингоф, 1972, с. 42].
Среди жителей Алазейского и Стадухинского ос-
трогов были свои сапожных дел мастера. Об этом
54
Рис. 22. Берестяная орнаментированная крышка туеса.
Алазейский острог.
свидетельствуют находки обувных колодок. Алазей-
ские колодки предназначались для пошива обуви без
каблуков. Судя по применению колодок для ее изго-
товления, обувь эта имела жесткую подошву или
жесткий носок и задник. Вероятно, это были какие-
то разновидности башмаков. Подошвенная часть этих
башмаков обнаружена на этом же поселении. Колодка
с Колымы предназначалась для пошива женской обу-
ви с каблуком (не исключена, правда, вероятность,
что это не колодка, а основа жесткой подошвы жен-
ской обуви, которая обшивалась кожей). На Стаду-
хинском остроге найдена кожаная обувь, весьма по-
хожая на современные мужские туфли (полуботин-
ки), но подошва у нее была мягкой. Скорее, эта обувь
напоминает по виду якутские кожаные сапоги, но
без голенищ. На этом же поселении найден кусок
мягко обработанной кожи, который интерпретиру-
ется как деталь кожаного ботинка - берцы. К этой
категории находок можно также отнести найденные
на поселениях толстые войлочные носки, металли-
ческие набойки на каблук или носок обуви, войлоч-
ную и кожаную стельки для обуви. Шитье кожаной
обуви базировалось на местной выделке кожи, о чем
свидетельствуют находки на Алазее и Колыме боль-
ших и мелких обрезков выделанной кожи, а также
каменных и железных скребков.
В коллекции находок из Алаэейского острога
имеются фрагменты керамики. Судя по характерным
линейным следам, посуда изготовлялась с помощью
гончарного круга, что снимает предположения о якут-
ском происхождении этих сосудов. Известно, что
якутская глиняная посуда до XIX в. делалась без
гончарного круга и была толстостенной. Керамику,
бесспорно, изготовляли русские гончары. Заманчи-
вым является предположение о том, что посуда де-
лалась на месте, тем более, что местность, на кото-
рой располагался острог, изобилует выходами каче-
ственных глин. Однако, отсутствие каких-либо
свидетельств существования гончарного круга на по-
селении вынуждает воздержаться от определенных
выводов о месте изготовления керамики.
На раскопанных участках поселений найдены так-
же обрывки волосяных веревок разного диаметра,
плетеных из конского волоса циновок-половиков,
кусков грубой ткани, похожей на мешковину. О су-
ществовании на поселениях прядильных занятий
свидетельствуют довольно многочисленные находки
предметов прядения - веретенец, пряслиц, трепал,
чесал, прялки (табл. 75 - 78). Работу с волокнисты-
ми материалами подтверждают находки деревянных
и костяных мотовилец, шаблонов и игл для вязания
рыболовных сетей и неводов (табл. 79). Очевидно,
многие типы ткани все-таки были привозными. Часть
одежды, особенно зимней, теплой, шили, судя по
находкам, из шкур и кожи.
При раскопках найдено много привозных вещей.
К таковым относятся серьги, кольца, золотой и се-
ребряный перстни, складные ножи, стеклянная, фа-
янсовая, фарфоровая посуда, бусины и бисер. Часть
бисера, вероятно, доставлялась для собственных
нужд, а часть использовалась при товарообмене с
местным населением. В количественном отношении
привозные вещи уступают предметам, изготовленным
на месте. Факт налаживания на месте производства
необходимых в быту вещей - одно из свидетельств
основательности жизненных планов русских посе-
ленцев. Люди приезжали на север Сибири надолго и
обосновывались прочно.
В основной массе вещевые комплексы Алазеи и
Колымы находят аналогии в коллекциях Мангазеи
[Белов, Овсянников, Старков, 1980, 1981]. Четкие
параллели фиксируются не только среди предметов
повседневного домашнего обихода, охотничьего и
рыболовного промысла, но и в таких вещах, как рез-
ные шахматные фигурки, солнечные часы-компас
мореходов, циркуль и ювелирные украшения. Это
дает основание оценивать Алазейское и Колымское
поселения как логическое историческое продолже-
ние культуры, представленной в Мангазее, а следо-
вательно, вообще в Сибири и на Руси. Вместе с тем,
следует отметить, что русские землепроходцы XVII в.,
руководствуясь практическими соображениями, за-
имствовали некоторые бытовые предметы и орудия
охотничьего промысла у местных коренных народов.
Взаимовлияние культур нашло отражение и в ар-
хитектуре. Русские люди, среди которых особенно
следует выделить служилых, занимаясь ремеслом,
торговлей, пушным и рыбным промыслами в значи-
тельных масштабах, составляли основное ядро даль-
нейшего экономического развития северных терри-
торий Якутии.
55
ГЛАВА IV
ХОЗЯЙСТВЕННАЯ АДАПТАЦИЯ К УСЛОВИЯМ СЕВЕРА
ВЗАИМОВЛИЯНИЕ КУЛЬТУР
В сибирской исторической урбанистике сформи-
ровалось мнение, что на исходном отрезке развития
сибирских городов-острогов выделяются три этапа:
военная крепость - торговый центр - центр развития
торговли, промыслов, ремесел, земледелия [Сергеев,
1960, с. 124; Вилков, 1984, с. 16; Резун, 1991, с. 14].
Этот вывод стал итогом изучения истории в основ-
ном "пашенных" городов Сибири. На примере изу-
чения истории развития города Якутска Ф.Г. Саф-
ронов обосновал следующий тезис: в генезисе "непа-
шенных" городов, помимо прочего, имели важное
значение административный статус поселения, его
транзитные и торгово-распорядительные функции
[Сафронов, 1957; Резун, 1991, с. 16]. Следует также
учитывать, что в Сибири существовал только один
тип города - "государев город". В крае не было ни
частновладельческих, ни вотчинных, ни монастырс-
ких, ни патриарших городов. Это объясняется тем,
что в момент образования поселений в Сибири не
было помещичьего землевладения и развитого кре-
постного права. Все поселения располагались на "го-
сударевой" земле [Вилков, 1984, с. 12].
Анализ археологических и письменных источни-
ков по истории Алазейского и Стадухинского остро-
гов подтверждает верность перечисленных выше зак-
лючений. Несмотря на то, что эти археологически
исследованные поселения не являются городами, они,
тем не менее, демонстрируют знакомые ступени раз-
вития: крепость - центр сбора ясака - центр торгов-
ли, промыслов и ремесел. При очевидной "пушно-
мобилизующей" направленности хозяйствования
Алазейское и Стадухинское поселения обнаружива-
ют четкие признаки многофункциональных факто-
ров развития. В частности, весьма значимой в осво-
ении края была административная, хозяйственная и
транзитно-перевалочная роль упомянутых острогов.
Несмотря на исключительную важность изучения
этого аспекта их истории, для всестороннего иссле-
дования необходимо привлечь иные источники.
Исходя из наличия определенного фактического ма-
териала, обратим особое внимание на изучение хо-
зяйственной и производственной деятельности на-
селения Колымо-Индигирского края.
Как уже отмечалось, изученные поселения пред-
ставляют собой одночастные крепости (во всяком
случае, таковым выглядит острог на Алазее; опреде-
ление же статуса поселения на Колыме нуждается в
уточнении). Этот вывод основан на том, что мало-
численность служилых людей, живших в условиях
постоянной угрозы нападения воинственных инород-
цев, заставляло их объединяться с промышленными
и укрываться вместе под защитой крепостных стен.
По письменным источникам известно, что до 1654 г.
в Якутии для "отправления всяких государевых дел"
московское правительство содержало на жаловании
400 служилых людей, включая ружников и оброч-
ников. В 1646 г. воеводы В.Н. Пушкин и К.О. Скло-
нен писали, что из-за "малолюдства’ в острожки и
зимовья посылается немного людей. В Якутском же
остроге остается только 50 человек служилых [Саф-
ронов, 1978, с. 49]. Исходя из этого, можно полагать,
что на Алазейском остроге количество служилых
людей даже в лучшие годы вряд ли превышало бо-
лее 10 человек. Остальную же часть населения ост-
рога составляли промышленные и торговые люди.
Таким образом, хозяйственную деятельность опре-
деляла разнородность обитателей острога.
Неоднородным был и этнический состав перво-
поселенцев. Известно, что из-за малочисленности в
Якутии служилых людей московское правительство
разрешило увеличить штат служилого сословия
за счет добровольцев из Тобольска, Тюмени, Ени-
сейска и других областей Сибири [Сафронов,
1978, с. 55]. В результате в Якутии оказалось много
литвинов (немцев, шведов, белорусов, литовцев, по-
ляков и др.) и черкасов (украинцев). Пестрым в эт-
ническом отношении был и состав промышленных
людей. Вероятно, от них пошли фамилии русских
старожилов Индигирки и Колымы - Голыжинские,
Егловские, Шолоховские, Явлоеские и др. Неоднород-
ный этнический состав накладывал отпечаток также
на материальный н духовный быт поселенцев. В це-
лом основную массу переселенцев-промышленников
на Яне, Индигирке, Колыме составляли устюжане,
усольцы, мезенцы, колмогорцы, белозерцы [Гурвич,
1966, с. 56]. Выходя в отставку, они обычно вместе с
семьями пополняли общество местных русских
групп. Именно они и заложили основу старожиль-
ческого русского населения, осевшего в XVII в. в этих
районах Якутии.
Первоначальная цель строительства острогов хо-
рошо иллюстрируется содержанием воеводских на-
казов: "новых землиц людей под царскую высокую
руку приводить... и ясак с тех землиц имати" [Мил-
лер, 1941, т. 2, с. 330]. В инструкциях также предпи-
сывалось ставить крепости в местах удобных для
сбора ясака, по возможности в эпицентре прожива-
ния местных народов. Сбор ясака оставался одной
56
из главнейших функций и на поселениях Алазеи и
Колымы. Доказывает это их местоположение - в наи-
более густо населенных юкагирами или часто посе-
щаемых ими местах; обязательными атрибутами кре-
постных сооружений были пункт сбора ясака и ама-
натская тюрьма, единственное предназначение
которой - стимулирование сбора ясака. Очень пока-
зателен в этом отношении план города Зашиверска,
сочиненный в 1798 г. губернским землемером 9-го
класса Турчаниновым. На "чертеже" показаны обне-
сенная стеной крепость, церковь, колокольня, про-
виантские амбары и встроенная в крепостную стену
аманатская изба, названная "хижиной" [Окладников,
Гоголев, Ашепков, 1977, с. 9, 60].
Однако во времена "пушной лихорадки" на пер-
вое место среди занятий жителей поселений выдви-
галась добыча пушнины, которой занимались не толь-
ко промышленные, но и служилые люди. Позже, с
оскудением добычи, между ними началась своеоб-
разная конкуренция. Служилые стали запрещать
промышленникам охотиться в районах промысла
коренного населения. Эти действия служилых лю-
дей имели определенную законодательную основу,
так как с 1660-х гт. в отпускной памяти передовщи-
ками промышленных артелей рекомендовалось "хо-
дить на промыслы в те места, где ясачных людей
угодий нет”. Тем не менее, защита интересов корен-
ного населения объясняется не гуманизмом государ-
ства и служилых людей, а интересами казны и свое-
корыстием служилых людей, которые сверх госуда-
рева ясака облагали ясачное население сборами в
свою пользу [Якутия в XVII веке, 1953, с. 322; Саф-
ронов, 1978, с. 89]. Ориентация на добычу пушнины
не являлась спецификой богатого охотничьими уго-
дьями Заполярья. Даже в южных регионах Сибири,
особенно на первых порах их освоения, появились
поселения, в которых добыча пушнины превалиро-
вала над ремеслом и земледелием (Томск, Тара).
Вообще считается, что первый этап освоения Сиби-
ри проходил в рамках промысловой колонизации
[Люцидарская, 1992, с. 114, 120]. На северо-востоке
Якутии пушной промысел оставался ведущей про-
изводственной деятельностью на всех этапах разви-
тия поселений. Даже когда соболи "испромышля-
лись", люди переходили на добычу песцов и белок,
т.е. не изменяли основной ориентации хозяйства.
Местное население также интенсифицировало
добычу пушнины. Во многом это диктовалось соци-
ально-политическим развитием России, продолжав-
шей оставаться в изучаемый период феодально-кре-
постническим государством. Соответственно устрой-
ству государства покоренные народы должны были
нести феодальную повинность, которая на севере
Якутии, как и во всей Сибири, приняла форму ок-
ладного или неокладного пушного ясака. Окладной
ясак имел постоянный, зафиксированный размер
сбора, а неокладной - неопределенный, сколько
возьмется [История Сибири, 1968, с. 128]. При этом
следует учитывать, что коренное население платило
не только официальный государственный налог в
виде ясака, ио и подвергалось нещадным поборам со
стороны служилых людей, которые "дань с них име-
ли воровством на себя". В итоге инородцы вынужде-
ны были зачастую платить ясак в двойном, а то и в
тройном размере. Сохранились многочисленные че-
лобитные юкагир с Алазеи, Индигирки, Колымы, где
они просят защитить их от произвола ясачных сбор-
щиков [Колониальная политика Московского госу-
дарства в Якутии, 1936, с. 98 - 99,105 -112; Токарев,
1940, с. 69 - 74].
Отряды служилых людей, особенно на первых
порах освоения края, оспаривали друг у друга при-
быльное право собирать ясак: "Аманатов, под кото-
рых емлют государев ясак, друг у друга отнимают и
емлют с иноземцев ясак вдвое, - один емлет в Ман-
газее, а другой в Енисейском... и оттого де в Якутс-
кой земле учинилась смута великая" [Якутия в XVII
веке, 1953, с. 45]. Бесконтрольный сбор ясака давал
возможность авантюристам и искателям наживы лег-
ко и быстро разбогатеть. Поэтому между отдельны-
ми партиями служилых людей происходили из-за
ясака настоящие сражения: "меж себя у тех тобольс-
ких и у енисейских и у мангазейских служилых лю-
дей для тое своей бездельные корысти бывают бои,
друг друга и промышленных людей, которые на той
реке Лене промышляют, побивают до смерти, а но-
вым ясачным людям чинят сумнение, тесноту и смуту
и от государя их прочь отгоняют" [Там же]. Кроме
того в Москве узнали также, что тобольские, ени-
сейские и мангазейские служилые люди грабят не
только местное население, но и утаивают свою до-
бычу, присваивая государев ясак и собирая, без пра-
ва на то, пошлину с русских промышленников. Тем
самым они наносили серьезные убытки государевой
казне: "сами богатели многим богатством, а госуда-
рю приносили от того многого своего богатства мало"
[Там же]. Таким образом, ясак и поборы служилых
явились факторами интенсификации пушного про-
мысла местным населением.
Создание в 1641 г. самостоятельного Якутского
воеводства* существенно сократило масштабы зло-
употреблений, но не положило им конец. Обеспоко-
енное Московское правительство было вынуждено
27 октября 1697 г. послать грамоту енисейскому во-
еводе "О пышности служилых людей, особенно Якут-
ской области". Несмотря на все строгости, казнок-
радство продолжало процветать. Показательна в этом
отношении история строительства здания воеводс-
кой канцелярии в г. Якутске. Воеводская канцеля-
* Решение о создании особого воеводства с центром в
"новом" Ленском острожке было принято в 1638 г. Тогда
же стольники П.П. Головин и М.Б. Глебов, а также дьяк
Ефим Филатов получили назначение воеводами "на ве-
ликую реку Лену", но прибыли в Якутск только летом
1641 г.
57
рия служила не только официальным местом, но и
выполняла функции казенного склада, где до отправ-
ки в Москву хранился собранный государев ясак.
Однако деревянные здания воеводской канцелярии
в Якутске имели обыкновение часто гореть, и при-
чем дотла. Существовали вполне обоснованные по-
дозрения, что в огне пожаров уничтожались следы
хищений. Поэтому Петр I специальным указом раз-
решил строительство в г. Якутске каменного здания
воеводской канцелярии, хотя во всех других городах
России строительство каменных домов было тогда
временно приостановлено, поскольку все средства
направлялись на строительство нового города на Неве
- Петербурга. Построенное в 1707 г. здание воеводс-
кой канцелярии явилось первым каменным зданием
г. Якутска и простояло до 1989 г. Возведение камен-
ного здания воеводской канцелярии в какой-то сте-
пени, возможно, усилило эффективность борьбы с
хищениями государевой казны, но искоренить зло-
употребления служилых по отношению к местному
населению не удалось. Уже в XIX в. В.Г. Богоразу
довелось наблюдать на Колыме как "исправник про-
игрывал в карты всю сумму ясака какого-нибудь
района и потом запутывал отчеты, что жители долж-
ны были платить еще раз на будущий год, уже как
недоимку" [Богораз, 1934, с. 65]. Крупный сибире-
вед С.А. Токарев, специально изучавший деятель-
ность якутских воевод, отмечал, что "почти все вое-
воды кончали свою карьеру судом" и "даже по тог-
дашним понятиям, воеводские грабежи превосходили
всякую меру" [Токарев, 1940, с. 72 - 73; 1945, с. 267;
Сафронов, 1993, с. 29]. Интенсификация пушного
промысла местным населением была связана не толь-
ко с необходимостью платить ясак и злоупотребле-
ниями служилых, но и желанием коренных жителей
обменять оставшихся после ясачного платежа собо-
лей и лисиц на необходимые им русские товары.
Таким образом, развитие пушного промысла спо-
собствовало приобщению местного населения к то-
варному производству. Помимо добычи пушнины в
развитии производительных сил края важное значе-
ние имело рыболовство. Богатые рыбой северные
реки способствовали развитию в этом регионе рыб-
ного промысла. В реках н озерах Колымо-Индигир-
ского края водилось до 40 видов ценных промысло-
вых рыб. Так, на Колыме в 1885 г. было добыто 45050
пудов рыбы и 595 пудов икры, а в 1889 г. - 165150
пудов рыбы [Обзор Якутской области за 1885 г., с. 25;
То же за 1889 г., с. 18]. Значительная часть добытой
рыбы шла на торг. Несмотря на большие объемы
добычи рыбы, следует отметить, что эта отрасль хо-
зяйства не была для Заполярья оригинальной фор-
мой хозяйствования. "Рыбники" имелись практичес-
ки во всех городах Сибири [Люцидарская, 1992, с. 128].
Коренное население региона издавна занималось
рыболовством, но с приходом русских масштабы
добычи резко возрастают и рыболовство становится
для местных жителей одним из доходных видов про-
мысла. Исследователи единодушны во мнении, что
после скотоводства второй по значению отраслью
хозяйства якутов было в этот период рыболовство
[Башарин, 1956, с. 25, 118 - 120, 160 и др.; Софроне-
ев, 1972, с. 32 - 33; Иванов, 1992, с. 30, 35].
Несмотря на ярко выраженный характер, пуш-
ной и рыболовный промыслы объективно являлись
эксплуатацией природных богатств региона и весь-
ма походили на присваивающую форму хозяйства.
В этой связи интересно отметить, что русские посе-
ленцы предпринимали настойчивые попытки завес-
ти пашню. Известно, что земледельческие опыты на
средней Лене, Амге и Вилюе были удачными. Экст-
ремальные условия Заполярья оказались неблагоп-
риятными для земледелия. Завести пашню здесь не
удалось, хотя упорные опыты, поощряемые прави-
тельством, продолжались до конца XIX в. Более удач-
ным оказалось занятие огородничеством. Овощные
посевы, которые давали неплохие урожаи, осуществ-
ляли жители Среднеколымска, Верхнеколымска,
Родчево, Сеймчана (Колыма), Зашиверска, Абыя,
Оймякона, Момы (Индигирка), Верхоянска, Алычи
и Табалаха (Яна). В основном выращивались карто-
фель, капуста, морковь, редис, репа, укроп, салат,
петрушка, брюква [Врангель, 1948, с. 128; Кротов,
1932, с. 26 - 61, 162 - 186; Сафронов, 1961, с. 366 -
369; 1987, с. 33 - 34; Колесов, 1991, с. 85 - 88]. На
нижней Колыме попытки огородничества, имевшие
место в 1840 - 1850-х гг., пришлось оставить из-за
полной безнадежности дела [Сафронов, 1961, с. 366].
О занятиях огородничеством первопоселенцев на Ала-
зее сведений нет. Вероятно, после первых неудач их
пришлось прекратить и они более не возобновлялись.
Пробовали первопоселенцы заниматься и ско-
товодством. Оно, надо полагать, прижилось в хо-
зяйстве. Во всяком случае, находки на Алазее пред-
метов конской упряжи и костей лошадей свиде-
тельствуют о существовании у русских северян
коневодства. В этом отношении результаты раско-
пок на Алазее пополняют имевшиеся до этого
представления новой информацией. На основе
письменных источников считалось, что "рогатый скот
и лошадей русские нигде ие держали. Только в Ниж-
неколымске и в селении Марково отдельные чинов-
ники и мещане держали немного коров и лошадей.
Разведение скота не практиковалось даже на сред-
ней Колыме" [Сафронов, 1980, с. 53]. Материалы
раскопок позволяют дополнить список "скотоводчес-
ких" русских поселений Заполярья. Очевидно, ко-
неводство на Алазее распространилось со второй
половины XVII в. и связано с приходом в эти края
скотоводческого якутского населения. В экономичес-
кой жизни русских северян скотоводство было со-
подчинено охоте и рыболовству, выступая как вспо-
могательная отрасль. Между тем, богатейшие сено-
косные угодья вокруг Алаэейского поселения вполне
позволяли развить здесь скотоводство как самостоя-
тельную отрасль хозяйства. Оно и стало таковым в
58
XIX в. Уже в 1820 г. в Верхоянском округе насчиты-
валось 4602 головы рогатого скота и 6685 лошадей.
Тогда же в Колымском округе насчитывалось 2924
лошади и 333 головы рогатого скота [Башарин, 1956,
с. 125; 1962, с. 9, 11]. Развитие скотоводства в север-
ных регионах связано прежде всего с переселением
якутского населения. Якуты, как писал А.Ф. Мид-
дендорф, "сумели распространить лошадь до бере-
гов Ледовитого океана, и притом на самом крайнем
северо-востоке". Они "со скотом своим пробрались в
такие бесприютные местности, где им приходится
заботиться о своевременном заготовлении как зим-
него жилья, так и запасов сена на зиму" [Мидден-
дорф, 1878, с, 783 - 784; Башарин, 1962, с. 12]. На
юго-восток от Колымы скотоводство распространи-
лось вплоть до Тихоокеанского побережья. Извест-
ный ученый-геоботаник В.Л. Комаров, имея в виду
хозяйственное развитие Охотского побережья и Кам-
чатки, писал, что крупный рогатый скот "завезен-
ный из Якутской области в XVII и XIX столетиях,
вполне акклиматизировался и представляет собой
достаточно рослую и достаточно молочную породу",
а лошади "также якутской породы... замечательно
выносливы и крепки* [Комаров, 1950, с. 425 - 426;
Башарин, 1962, с. 13; Сафронов, 1988, с. 167].
Признавая существование у русского населения
новых для этого края форм хозяйства (ремесел, ско-
товодства, огородничества), следует все-таки конста-
тировать, что в процессе адаптации его к природ-
ным условиям Заполярья превалирующими стали
традиционные для края формы деятельности - охота
и рыболовство. Эти формы хозяйства оптимально
обеспечивали выживание в условиях Крайнего Се-
вера. Опытом ведения именно такого типа хозяйства
обладали юкагиры, эвены, чукчи и якуты, с которы-
ми русские вступили в непосредственные взаимоот-
ношения. Они заимствовали у них и модифициро-
вали наиболее приспособленные к суровым услови-
ям севера одежду, транспортные средства, структуру
питания, некоторые типы жилых и хозяйственных
строений, наиболее эффективные способы охоты и
рыболовства. Процесс заимствования ускорялся
брачными союзами русских с женщинами из среды
местных народов.
В конечном итоге сформировалось русское ста-
рожильческое население северо-востока Якутии, ко-
торое по типу хозяйства и культуре существенно не
отличалось от коренного населения. Побывавший в
районах Заполярной Якутии В.Н. Васильев [1908,
с. 33 - 34] пришел к следующему выводу: "Русский
пришлый элемент, имевший когда-то большое куль-
турное влияние на окружающия его инородческия
племена, быстро идет по пути слияния с ними в
физическом типе, в образе своей жизни, экономи-
ческом и духовном своем быте, привычках, навыках,
вплоть до потери родного, более развитого, более
богатого языка; в области религиозных верований
доходит до того, что выделяет из своей среды шама-
нов; наконец, забрасывают свои селения и разбреда-
ются по тундре".
В.Н. Васильев все же преувеличил степень дена-
ционализации русского населения северо-востока
Якутии, что может объясняться существовавшим
тогда в историографии России мнением о смешении
переселенцев с коренным населением и быстрой ме-
тисации русского населения Сибири [Щапов, 1865;
Ядринцев, 1891; Фирсов, 1915 и др.]. Сведения дру-
гих авторов не подтверждают, а опровергают эту точ-
ку зрения. По их мнению, русские в Якутии прояви-
ли поразительную национальную устойчивость. Они
во многом сохранили основу своей культуры, в том
числе язык, фольклор и грамоту [Зензинов, 1914;
Врангель, 1948; Сарычев, 1952; Сафронов, 1961; Бир-
кингоф, 1972; Чикачев, 1990,1994; Скрыбыкина, 1995
и др.]. Имеющиеся у автора полевые материалы так-
же свидетельствуют о том, что в бытовом обиходе
русские сохраняли многие элементы исконно наци-
ональной материальной и духовной культуры. По-
селенцы не только сохранили основу своей родной
культуры, но и сумели передать некоторые элемен-
ты русской материальной и духовной культуры ок-
ружающим местным народам, что, безусловно, спо-
собствовало прогрессивному развитию последних.
Вместе с тем, антропологи отмечают, что по всем
измерительным признакам и концентрации генов
изосерологических систем, русские старожилы Ин-
дигирки стоят ближе к якутам, чем к русским. Ла-
муты и, вероятно, юкагиры занимали второе и тре-
тье места в образовании смешанной индигирской
группы [Русские старожилы Сибири, 1973, с. 150 -
154]. Последнее вызывает удивление, так как пись-
менные источники XVII - XVII вв. свидетельству-
ют, что многие русские приводили жен из ближай-
ших охотничьих групп, каковыми в изучаемом рай-
оне в большинстве своем были юкагиры. По мнению
известного этнографа Б.О. Долгих, "на всем огром-
ном пространстве юкагирской земли от Лены до
Анадыря и у служилых, и у промышленных людей
были жены юкагирки" [Долгих, 1960, с. 440]. При-
житые от местных женщин дети вливались в среду
русского населения, но этому обязательно предше-
ствовало крещение и вовлечение матери и ребенка в
православие: "... послать попам память, а велеть де-
вочку крестить, потому что та девочка русского при-
житку" [Колониальная политика Московского госу-
дарства в Якутии XVII в., 1936, с. 153 - 155, 161 -
163]. Межнациональные браки нашли отражение и
в фольклоре русского населения Индигирки, Колы-
мы, Алазеи. Так, в былине "Алеша и Тугарин", ска-
зители из Русского Устья, не меняя основного со-
держания былины, вводят в текст название реки в
Якутии, откуда русские, очевидно, часто сватали себе
жен из местных женщин [Скрыбыкина, 1995, с. 35]:
"Мы поёдём мы, слуга, на Вуяндину".
-'На Вуяндину яхать не выяхать:
На Вуяндиной девки заманчитые..."
59
На Алазее подобным местом краеведы считают
якутское село Сватай, этимологизируя название села
от слова "сватать"*. Такое объяснение представляет-
ся нам вполне приемлемым, особенно с учетом явно
смешанного русско-якутского происхождения мно-
гих старожилов села Сватай.
Брачные союзы русских промышленных и слу-
жилых людей с местными женщинами происходили
не только на севере, но и в других районах Якутии и
Сибири в целом. В конце прошлого века И.И. Май-
ков нашел, что около трети мужчин и добрая поло-
вина женщин из ленских ямщиков, потомков пере-
селенных из России крестьян, совсем не умеют гово-
рить по-русски. Другие понимали по-русски очень
мало, и значительная часть всех опрошенных имела
мать или бабушку якутку [Майнов, 1900; Русские
старожилы Сибири, 1973, с. 124]. О преобладании
якутского языка в быту русских старожилов Яку-
тии и их метисном происхождении свидетельствуют
наблюдения и других путешественников, например,
известных русских писателей И.А. Гончарова [1951]
и В.Г. Короленко [1978]. Сведения об этом факте
содержатся также в научных трудах Н. Щукина
[1844], С. Давыдова [1858], Д. Хитрова [1858], Н.М. Яд-
ринцева [1891], Г. Майделя [1896], Я.В. Стефанови-
ча [1896], В.И. Иохельсона [1900] и других. Кроме
того, исследователи отмечают, что многие русские
верили в якутское колдовство и шаманов, поклоня-
лись различным идолам и духам, соблюдали многие
языческие обычаи [Врангель, 1841; Щукин, 1844;
Миддендорф, 1878; Маак, 1886; Майдель, 1894; Зен-
зинов, 1914; Самсонов, 1993; Чикачев, 1994 и др.].
Однако при всем том русские старожилы якутс-
кого Заполярья продолжали оставаться христиана-
ми, о чем свидетельствуют наши находки. При рас-
копках Алазейского острога кроме культового соору-
жения, церкви или часовни, обнаружено несколько
захоронений, погребальный обряд которых не остав-
ляет сомнений в функционировании христианской
православной веры. Символом страстной привержен-
ности русских православию стала и сама Зашиверс-
кая церковь, которая продолжала функционировать
еще в 1820 г. уже после фактического исчезновения
города [Врангель, 1948; Окладников, Гоголев, Ащеп-
ков, 1977]. В коллекциях русских поселений на Ала-
зее и Колыме имеется 6 нательных крестов. При этом
не учтены нательные кресты, которые обязательно
были в каждом из предварительно обследованных
нами погребений Алазейского острога. Этнографи-
ческие сведения также подтверждают, что русские
старожилы считают себя православными [Биркин-
гоф, 1972; Чикачев, 1990]. Русские северяне не толь-
ко сохранили православную веру, но и занимались
миссионерской деятельностью, благодаря которой в
христианскую веру были обращены многие инород-
* Устное сообщение краеведа-энтузиаста Анатолия
Ивановича Тырылгина.
цы края, чьи потомки стали, по свидетельствам со-
временников, более истовыми христианами, чем сами
русские старожилы [Биркингоф, 1972, с. 47]. Не была
предана забвению и грамота. При раскопках найде-
ны бытовые веши с инициалами владельцев, что сви-
детельствует о том, что многие жители Алазейского
острога умели читать. В "борошне” умершего на Ко-
лыме бездетного промышленного человека Михаила
Захарова было найдено несколько книг церковного
содержания [Якутия в XVII веке, 1953, с. 409]. О
широком распространении грамоты среди русского
населения свидетельствуют письменные документы
того времени. Многие из них написаны собственно-
ручно служилыми и промышленными людьми. Оче-
видно, они же стали первыми учителями и распрос-
транителями грамоты среди местного населения.
Об уровне духовной жизни свидетельствуют на-
ходки шахмат. При этом не снимается предположе-
ние, что шахматы частью делались для реализации
на торгах. Но, безусловно, часть шахмат мастера-ко-
сторезы и столяры Алазеи изготавливали для соб-
ственных нужд. Со временем классические правила
шахматной игры забылись и шахматные фигурки
использовали при игре в русские шашки [Чикачев,
1990, с. 106]. Однако свой досуг жители поселения
проводили не только за благопристойной игрой в
шахматы. Судя по находкам, популярностью у них
пользовались и азартные игры - зернь и карты. Ши-
рокое распространение карточных игр фиксируется
и этнографическими данными [Чикачев, 1990, с. 106].
Неизвестно как с шахматами, но письменные источ-
ники констатируют, что многие мужчины из числа
коренного населения были обучены игре в карты и
кости, в чем проявили "большое прилежание", а в
дальнейшем - "активность и азарт" непременных учас-
тников игр.
Весьма интересна находка на поселении Алазеи
якутского музыкального инструмента хомуса (вар-
гана), что является, очевидно, одним из доказательств
обоюдного культурного влияния. Известно, что рус-
ские старожилы до 1920-х гт. продолжали мастерить
в домашних условиях скрипки [Биркингоф, 1972,
с. 42]. Умению этому, также как и самой игре на
скрипке, они обучили якутов. В свою очередь, рус-
ские переняли у якутов музыкальный инструмент
хомус. У старожилов севера Якутии сохранился весь-
ма древний пласт русских былнн и песен [Шуб, 1956;
Фольклор Русского Устья, 1986; Скрыбыкина, 1995].
Сохранили они и русскую пляску, любовь к кото-
рой передали и местным народам. Особенно любили
плясать "русскую" юкагиры и ламуты [Биркингоф,
1972, с. 69; Чикачев, 1990, с. 103].
Русская культура оказала особое влияние на ко-
ренные народы Севера в области домостроения. К
сожалению, этот вопрос еще недостаточно изучен
историками архитектуры. Имеющиеся работы осве-
щают только русско-якутские архитектурные взаи-
мовлияния [Ополовников, Ополовникова, 1983; Кра-
60
дин, 1988]. При этом отмечается, что якуты задолго
до прихода русских в Сибирь имели свою самобыт-
ную и развитую традицию деревянного домострое-
ния. Якуты, издавна отличавшиеся склонностью к
плотницкому ремеслу, переняли многие архитектур-
но-конструктивные приемы русских. Но они не
копировали их, а приспосабливали к своему жиз-
ненному укладу и климатическим условиям, что и
привело к складыванию своеобразного якутского зод-
чества [Ополовников, Ополовникова, 1983, с. И;
Крадин, 1988; с. 174 - 177]. Конкретных исследова-
ний относительно влияния традиций русского зод-
чества на зодчество других народов Севера нет. В
огромной степени плодотворному изучению этого
весьма интересного и важного вопроса препятство-
вало отсутствие местных древних образцов русского
деревянного зодчества, особенно домостроения. Даже
при изучении русско-якутских взаимовлияний для
проведения параллелей привлекались материалы
иных регионов Сибири или поздние постройки г.
Якутска. Однако с раскопками русских поселений
на Алазее и Колыме такой пробел в определенной
мере ликвидирован, что открывает перспективы ус-
пешному изучению зодчества местных народов.
Пока же, говоря о взаимовлиянии культур в де-
ревянном зодчестве, можно констатировать только
русско-якутские заимствования. На Алазейском по-
селении зафиксирована восьмиугольная постройка.
Строить такие дома было традицией якутов [Зыков,
1986], видимо, заимствованной русскими. А.Л. Бир-
кингоф [1972,с. 44] отмечал, что одна изба восьми-
угольной конструкции имелась в русском поселении
Ожогино на Индигирке. Таким образом, наличие
многоугольного дома на Алазее не является исклю-
чением и отражает факт культурного взаимодействия
этносов.
Велико было влияние русских в пушном промыс-
ле, в котором они издавна приобрели богатый опыт.
Русские охотники широко использовали давящие
конструкции капканов и ловушек с приманкой. Часть
таких способов охоты издавна знали якуты, но, по
мнению этнографов, эвены, эвенки, юкагиры и чук-
чи переняли их у русских [Василевич, 1969, с. 55;
Туголуков, 1969, с. 21; 1979, с. 63; Зыков, 1989, с. 81
- 93; Богораз, 1991, с. 76]. Охота такими приспособ-
лениями была намного эффективнее, чем тропление
по следу, характерное для охотничьей традиции на-
родов Севера. В этой связи трудно согласиться с зак-
лючением иркутского охотоведа М. Константинова,
который, оценивая уровень организации зверолов-
ства в Якутии, писал: "На протяжении нескольких
столетий продолжают оставаться совершенно почти
неизмененными до смешного простые, грубые, при-
митивные приемы и орудия охоты. Приходится удив-
ляться тому, как мало, или почти ничего, не дало
русское влияние на севере в сфере добывания пуш-
нины. 300 лет вычерпали из края пушные богатства
и не внесли решительно никаких усовершенствова-
ний ни в способы добывания этих богатств, ни в орга-
низацию звероловства" [Константинов, 1921, с. 22;
Зыков, 1989, с. 92].
На русских поселениях Алазеи и Колымы обна-
ружены многочисленные предметы рыболовства.
Доказано, что способы добычи рыбы сетями, крюч-
ками, гарпунами, вершами, запорами были извест-
ны в Якутии еще с каменного века, а в районах За-
полярья они получили распространение ие позднее
раннего желеэиого века [Эверстов, 1988]. Трудно
назвать этносы, которым принадлежит приоритет в
распространении перечисленных орудий лова. Од-
нако невод, бесспорно, получил распространение
среди народов Севера только после прихода русских.
Невод оказался наиболее эффективным средством
лова рыбы, благодаря чему коренные жители Севера
отдают ему предпочтение перед иными орудиями
лова. Правда, изготовление невода требовало значи-
тельного расхода материала, длительного кропотли-
вого труда, и потому он высоко ценился и не каждо-
му был доступен. К тому же, для ловли рыбы нево-
дом требовалась вместительная лодка-карбас, что
также увеличивало затраты на обзаведение неводом.
Тем не менее, невод был незаменим для заготовки
рыбы в больших количествах, и это определило его
широкое распространение среди населения Заполя-
рья. Оснастка невода и способы добычи им продол-
жают до сих пор оставаться в рамках старинных рус-
ских традиций.
На поселениях Алазеи и Колымы найдены моне-
ты, счетные жетоны, футляры пломбовых печатей.
Эти находки, вкупе с описанными выше промысла-
ми, дают убедительные свидетельства о существова-
нии в регионе торгово-денежных отношений. Разви-
тию товарно-денежных отношений в Якутии способ-
ствовали, главным образом, обложение коренных
народов феодальной повинностью в форме ясака,
государственная (казенная) торговля и частная тор-
говля, которую вели с местным населением служи-
лые, промышленные и торговые люди.
В первые десятилетия после введения ясак с
коренных народов собирался только или преимуще-
ственно пушниной. Со временем, особенно с "испро-
мышлением” региона, часть ясака стала принимать-
ся деньгами, что было закреплено указом правитель-
ства от 26 июня 1727 г. Рост доли денег в ясачном
окладе хорошо иллюстрируется приведенной ниже
таблицей*.
Плательщики ясака практиковали также покуп-
ку пушнины и сдачу ее в государеву казну в счет
ясачной повинности: "хотя соболи в ясак дают, од-
нако ж онных не промышляют а купят в Якутске".
Часто пушнина поступала к ясачным в результате
обменных или торговых операций с промышленни-
ками и купцами: "Означенные народы (якуты, ла-
муты и юкагиры) ясак платят соболями и лисицами,
* Софронеев П.С., 1972, с. 80.
61
Таблица
ГОД	Количество волостей, зимовий и острогов	Количество плательщиков ясака	Оклады ясака			
			соболей	лисиц	горностаев	денег
1700	35 волостей	9205	3451	3046	•	-
	23 зимовья и острога	4110	1762	1644	-	-
1712	32 волости	10686	1367	1089	25020	2250
	23 зимовья и острога	5222	1921	1497	15282	422
1736	6 улусов - 35 волостей	9060	1333	3255	125	2680
	11 зимовий и острогов	6610	1486	3359	345	416
коих у проезжающих получают за наем провоза и за
собак и за лыжи и нарты и за рыбу сушеную ... и за
оленьи шкуры" [Кириллов, 1831, с. 96 - 98; Софро-
неев, 1965, с. 47; 1972, с. 56]. Пушнину приобретали
также путем обмена на скот, продукты животновод-
ства н ремесленного производства, особенно кузнеч-
ного.
Таким образом, увеличение доли денег в ясачном
окладе, обменные и торговые операции, связанные с
приобретением и сдачей в казну пушнины, стали
объективными стимулирующими факторами разви-
тия в регионе товарно-денежных отношений.
Важную роль в развитии товарно-денежных от-
ношений имела государственная торговля, одной из
главных целей которой была покупка у местного на-
селения пушнины, оставшейся после ясачного пла-
тежа. Например, в 1699 г. из Верхотурья в Якутск
для покупки соболей н черных лисиц для государе-
вой казны поступило 6370 аршин крашенины по 2 руб.
14 алтын 2 деньги за 100 аршин на сумму 154 руб.
26 алтын 2 деньги; 12397 аршин холста на 371 руб.
30 алтын 2 деньги; 5497 аршин крашенины по 2 руб.
6 алтын 4 деньги за 100 аршин на сумму 120 руб. 31
алтын; 7380 1/4 аршин холста на 147 руб. 20 алтын;
52 аршина холста на 17 алтын 2 деньги и 8170 ар-
шин холста на 204 руб. 8 алтын, всего на сумму
1000 руб. Таможенным головой г. Якутска Андреем
Ждановым была произведена очень выгодная сдел-
ка. На эти товары в казну было куплено 419 собо-
лей, 82 пупка собольих [Романов, 1956, с. 27; Со-
фронеев, 1965, с. 40; 1972, с. 60]. В 1706 г. из Моск-
вы в Якутск для подарков ясачным и покупки
пушнины поступило 6 пудов бисера (белый, лазоре-
вый и черный) по 3 руб. 5 алтын 2 деньги за пуд; 15
пудов олова (в "блюдах и тарелях") по 6 руб. 23 ал-
тын 2 деньги; 15 пудов зеленой меди по 9 руб.; 1200
аршин крашенины. В 1707 г. завезено 15 пудов зеле-
ной меди по 10 руб. за пуд, 15 пудов олова по 9 руб.
с полтиною и 1200 аршнн крашенины по 6 денег за
аршин [Софронеев, 1965, с. 40; 1972, с. 60].
Якутия опережала многие области Восточной
Сибири по масштабам казенной торговли. Так, по
указу Сибирского приказа от 22 марта 1696 г. опре-
делено было отправить московских товаров в Якутск
на сумму 1200 рублей, а в остальные сибирские го-
рода - от 200 до 600 рублей [Андрневич, 1889, с. 252
- 253; Софронеев, 1965, с. 39 - 40; 1972, с. 59]. Кроме
перечисленных выше товаров в ассортименте казен-
ной торговли значительное место занимали хлеб, соль,
вино, чай, табак и другие продовольственные това-
ры, которые в основном поступали из Иркутской
казенной провиантской палаты. Спросом у местного
населения пользовались сукно, полотно, шелк, осо-
бенно китайский. Товары отпускались местному на-
селению за пушнину, иногда за наличный расчет или
в счет будущего охотничьего сезона.
Широко была развита и частная торговля, осо-
бенно в северных острожках и зимовьях, куда за труд-
ностью и дальностью дорог государственная торго-
вая сеть не всегда могла добраться или доставляла
товары в небольших объемах. Неповоротливость ка-
зенной торговли была на руку купцам. Они или их
приказчики, проникая во все уголки Якутии, широ-
ко вели развозной торг. Местное население предпо-
читало иметь дело с купцами, так как у них товары
стоили намного дешевле, чем в государственной тор-
говле. Это признавали и официальные лица, отме-
чая, что "иноземцы соболей в таможенную избу за
дорогою ценой не приносят" [ЦГАДА, ф. 214, оп. 5,
д. 610, л. 1]. Налоги от частной торговли давали со-
лидный и постоянный доход в бюджет правитель-
ства. Это, конечно же, учитывалось при принятии
указов, поддерживающих развитие частной торгов-
ли. Торговые обороты купцов, а следовательно, по-
шлины на них, были очень большими. Так, в 1704 г.
за вывоз пушнины из Якутии лавочный сиделец куп-
ца Никиты Кушеверского Абросим Кудрявцев зап-
латил пошлину за 6000 белок, 40 красных и 20 сиво-
рушчатых лисиц, 10 песцов, 10 рысей. С приказчика
купца Стефана Шамгнна Никифора Яринского по-
лучена пошлина за купленных им 40 красных и 10
снворушчатых лисиц, 30 рысей, 14400 белок, 4000
горностаев и 60 песцов [Софронеев, 1972, с. 69].
Признавая необходимость и значимость частной
торговли в снабжении отдаленных поселений това-
рами и продовольствием, правительство указом от
62
1732 г. освободило от пошлин купцов, торговавших
на Камчатке. Поскольку "сухой" путь из Якутска на
Камчатку через Яну, Индигирку, Алазею и Колыму
продолжал еще действовать, то в этих районах после
указа 1732 г. возросли масштабы частной торговли,
впрочем, как и во многих других районах Якутии.
Достаточно отметить, что уже во второй половине
XVIII в. в торговле хлебом доминировали крупные
купцы, служилые люди, зажиточные крестьяне. В
торговле промышленными товарами доля частной
торговли также была значительной. В таможенной
росписи якутской таможенной избы от 28 июля 1646 г.
имеется запись о том, что торговые приказчики Афа-
насий Андреев, Бессон Астафьев, Василий и Афана-
сий Федотовы, отправляясь на Индигирку и Колы-
му для соболиного промысла н торга, взяли с собой:
"муки ржаной 200 пудов, мотов неводного 500, ру-
башек 77, кож красных 7, варег 119, подошвы И,
сукна сермяжного 17 аршин, колокольцев 28, пуго-
виц медных 400, сукна абинского 15 аршин, холста
тонкого 200 аршин, кафтанов шубных 200, топоров
58, одекуя 5 тысяч, пищалей 8, винтовок 3, три глад-
кие, пороху 17 фунтов, меди в котлах 1 пуд 20 фун-
тов, камысов лосиновых и лошадиных 306, свечей
восковых более 5 пудов, сетей неводных 450 саже-
ней, холста, 480 аршин и других товаров на общую
сумму 1072 рубля 40 алтын" [Исаков, 1994, с. 16].
Торговые люди занимались также доставкой контра-
бандных товаров, особенно огнестрельного оружия,
боеприпасов и спирта. Правительство, опасаясь воо-
руженных выступлений местного населения, очень
долго включало огнестрельное оружие и боеприпа-
сы а список "заповедных товаров", запрещенных для
продажи коренным народам Якутии*. Купцы часто
нарушали эту " заповедь", но риск, связанный с кон-
трабандой, они с лихвой возмещали неимоверно вы-
сокой ценой [Якутия в XVII веке, 1953, с. 351]. Очень
важным в дальнейшем развитии частной торговли
был правительственный указ от 1762 г., которым
разрешались вольная покупка пушнины и ее вывоз
за границу. Отныне торговые люди вели беспрепят-
ственную торговлю с местным населением. Размах
торговых операций намного увеличился. Всемерное
проникновение торгового капитала стимулировало
развитие товарно-денежных отношений в регионе.
Весьма преуспели в торговле многие служилые
люди. Очень точно возможности служилых людей в
развозной торговле описал Г.Ф. Миллер: "Иногород-
ние купцы весьма редко ездят" в дальние остроги и
зимовья, и "тамошний торг состоит почти за одними
токмо якуцкими жителями, между которыми каза-
* Официально запрет на продажу огнестрельного ору-
жия ясачным народам Сибири был снят 4 июня 1763 г.,
но даже после этого оружие, порох и свинец продавали
местному населению по поручительству наслежных (ро-
довых) старост или под наблюдением и личным распо-
ряжением городничего или исправника [Дьяконов, 1990,
с. 96 - 97].
ки, когда для збору ясаку иноверных народов посы-
лаются, наибольшую от того пользу себе получают.
Оные же в самом деле имеют к тому наилучший спо-
соб, ибо для других людей дороги через меру труд-
ны, для того, что несколько сот верст по снегу на
лыжах итти и скарб свой по снегу на санях за собой
таскать должно. Но тамошней казак уже с младенче-
ства к тому привык, и сие ни за что почитает, пото-
му что его должность того требует. Он и без того
ехать должен, следовательно, ему нетрудно вести с
собою еще несколько товаров. Казак, живущий для
збору ясака с ними (коренными народами - ЛЛ.) в
дружестве, иметь будет всегда пред купцом первен-
ство" [Миллер, 1755, с. 243 - 244; Софронеев, 1972,
с. 64]. Тексты документов XVII - XVIII вв. часто
содержат информацию о торговой деятельности слу-
жилых людей. Так, в сборной пошлинной книге та-
моженной избы Якутска зарегистрировано следую-
щее. У тобольского служилого человека Ивана Лаб-
зина было "иркутцкой покупки русского товару:
половинка лятчины, половинка сукна ангурского,
половинка сукна юренгу, двадцать пять фунтов меди
в котлах", всего на 24 рубля 8 алтын 2 деньги. Дру-
гой тобольский служилый человек Константин Гав-
рилов привез в Якутск "мунгальского товару три
тюня шесть концов китайки складной средней руки
по цветам, два подстава камок семиланных средней
руки". Родственник удинского служилого человека
Ивана Ошуркова Федор Прокопьев привез "4 тюня
пять концов китайки средней руки". Тобольский
казачий сын Иван Андреев имел "енисейской покуп-
ки русского товару: восемьсот аршин крашенины
синей, тысячу аршин холста хряща, пуд воску" [Со-
фронеев, 1972, с. 65].
Развитие казенной и частной торговли имело ог-
ромное значение в социально-экономической жизни
коренных народов Якутии. Благодаря торговле, то-
варно-денежные отношения в регионе получили раз-
витие вширь, охватили все районы Якутии, утвер-
дились в самых дальних поселениях. Деньги как эк-
вивалент купли-продажи и одно из средств оплаты
ясака утвердились в глазах местного населения в
основном посредством казенной и частной торгов-
ли. Кроме того, торговля обеспечивала местных жи-
телей товарами первой необходимости, а распрост-
раняя среди них новые и жизненно важные вещи,
приобщала народы Севера к русской культуре.
Внедрение более совершенных орудий труда способ-
ствовало дальнейшему развитию традиционных от-
раслей хозяйства коренных народов. Благодаря го-
сударственной и частной торговле развивались эко-
номические связи Якутии, она все более вовлекалась
во всероссийский рынок.
Еще одной положительной стороной русской тор-
говли на Севере Якутии было приобщение местного
населения к торговой деятельности. Особое значе-
ние имели так называемые торговые ярмарки, кото-
рые проводились в специально условленных местах.
63
В конце XVII - начале XVIII в. ярмарки периоди-
чески проводились в Зашиверске, Среднеколымске,
на нижней Колыме. Например, среднеколымская яр-
марка давала казне только в виде десятины от купе-
чества 90 сороков соболей, т.е. 3600 соболей. При
том следует учитывать, что официальные сведения
об оборотах на ярмарках всегда сознательно занижа-
лись купцами, чтобы не платить высокую пошлину
в казну [Исаков, 1994, с. 19,36]. Тем не менее, адми-
нистрация края всячески поддерживала проведение
таких ярмарок. Первоначально участие местного на-
селения в ярмарках было незначительным и пассив-
ным. В большинстве случаев они выступали только
как партнеры, обменивающие пушнину на привоз-
ные товары. Но постепенно местные жители стано-
вились все более активными участниками ярмарок,
предлагающими разнообразные товары. Юкагиры и
эвены, кроме традиционной пушнины, стали постав-
лять на торги оленей и оленину, бивни мамонтов,
моржовые клыки, меховую одежду, ездовых собак.
Эти товары быстро находили своих покупателей,
принося немалую выгоду продавцам. Например, хо-
рошие ездовые собаки высоко ценились и охотно
раскупались. За них давали от 20 до 30 руб., т.е. до
40 песцов за голову [Вдовин, 1969, с. 74 - 75; Исаков,
1994, с. 92]. Кроме того, они выменивали у своих
сородичей и представителей других племен пушни-
ну и перепродавали ее русским купцам. Такие же
посредники были среди эвенов и якутов. Со време-
нем у юкагиров и эвенов появились свои торговые
"лагеря" или "собрания". На притоке Колымы реке
Ясачной они каждой осенью устраивали "сборища с
деловыми сходами, увеселениями, меновой торгов-
лей и т.д." [Спиридонов, 1930, с. 176; Исаков, 1994,
с. 90]. На таких "сборищах" постепенно вырабаты-
вался опыт ведения торговых дел.
Еще более разнообразный ассортимент товаров
выставляли на обмен и торги якуты: скот, продукты
животноводства, кузнечные и ювелирные изделия,
сено, меховую одежду, ягоды и др. Колымские яку-
ты, например, зимой привозили на Анюйскую яр-
марку мороженное молоко, сливки, мясо, рыбу для
продажи [Исаков, 1994, с. 82]. Служилые люди, ме-
щане и крестьяне, оседавшие в острогах и зимовь-
ях, обзаводились скотом, приобретаемым у якутов
[Токарев, 1940, с. 31; Софронеев, 1965, с. 43 - 44;
1972, с. 77 - 78]. Огромным спросом на рынке пользо-
вались изделия якутских кузнецов, причем не толь-
ко готовые изделия, но даже слитки или крицы же-
леза. Уже первое знакомство русских с кузнечным
делом якутов показало существование у них высо-
коразвитой металлургии железа. В 1646 г. якутский
воевода В.Н. Пушкин докладывал государю: "... у
иноземцев якутов их якуцкое железо есть самое доб-
рое [Колониальная политика Московского государ-
ства, 1937, с. 139; Токарев, 1945, с. 89; Якутия в XVII
веке, 1953, с. 74]. Ознакомившись с образцами желе-
за, сваренными якутскими кузнецами, русские мас-
тера-эксперты подтвердили, что "ныне-де то железо
против лутчего неметцкого железа" [Якутия в XVII
веке, 1953, с. 74; Токарев, 1945, с. 89]. Ценя боевые
качества, русские охотно приобретали якутское на-
ступательное оружие "пальмы" и защитное воору-
жение "куяки". Так, во время похода на Амур отря-
да Василия Пояркова среди снаряжения было и 70
"куяков якутских" [Бахрушин, 1927]. Описывая же-
лезоделательные занятия якутов, Р.И. Лангас в 1789
г. писал: "Кузнецы их делают топоры, косы, пальмы,
ножи, огнива и ножницы, а медники льют кольцо с
резными узорами для украшения женщин, также для
уборки седел" [Уткин, 1992, с. 8]. Письменные ис-
точники и фольклорные данные, кроме того, указы-
вают на изготовление якутскими кузнецами коль-
чуг, панцирей, шлемов, мечей, копий и др. Предме-
ты вооружения также выставлялись якутами на
обмен и продажу. Никогда не залеживались на при-
лавках изделия якутских ювелиров из серебра: коль-
ца, серьги, перстни, браслеты, мужские наборные
пояса, обкладки конских седел и т.д. В документах
часто упоминается о продаже якутами сена, ягод,
рыбы [Якутия в XVII веке, 1953, с. 403; Софронеев,
1965, с. 44; 1972, с. 78].
Очень скоро местные народы приобщились к пол-
ноценной торговой деятельности. Из среды корен-
ных народов выделились состоятельные купцы, имев-
шие свою разветвленную и хорошо организованную
торговую сеть. Среди крупных торговых воротил
Якутии конца XIX в. особенно известны купцы Г.В. Ники-
форов, П. Лепчиков, И. Кривошапкин, С.П. Бараш-
ков, И.П. Антипин, Н.Д. Эверстов и др., владевшие
огромными состояниями. В конце XIX в. некоторые
наиболее оборотистые якутские купцы даже стали
вытеснять с рынка мелких русских торговцев, осо-
бенно в северных районах Якутии. Это явилось при-
чиной неоднократных жалоб русских купцов. Жа-
лобы на притеснения якутских купцов подавали,
например, колымские купцы Соловьев, Кононихин,
братья Бережновы [Исаков, 1994, с. 94]. Среди тор-
говых людей из эвенов выделялись В. Карамзин,
Данилов, Трифонов, Якушков, Нифантьев [Там же,
с. 95].
В целом русская торговля XVII - XVIII вв. спо-
собствовала не только развитию товарно-денежных
отношений, но и явилась одним из важных факто-
ров, способствовавших развитию производительных
сил и производственных отношений, общему подъе-
му культуры коренных народов региона. Вместе с
тем, следует отметить, что в Якутии XVII - XVIII вв.
еще господствовало натуральное хозяйство. Ремесло
было развито слабо. Ремеслом преимущественно за-
нимались служилые люди, как самая многочислен-
ная группа постоянного русского населения. На по-
селениях Заполярья посада как такового не было.
Даже в Якутске посад был весьма малочисленным и
концу XVII в. насчитывал всего 46 посадских людей
[Якутия в XVII веке, 1953, с. 401]. Археологические
64
исследования на Колыме и Алазее не выявили ка-
ких-либо свидетельств в пользу существования на
поселениях посада. В торговле решающую роль иг-
рали не местные купцы, а торговые люди из метро-
полии, т.е. преобладала так называемая "дальняя"
торговля. На ее фоне объем внутренней торговли был
небольшим. Ограниченные торгово-ремесленные
функции северных поселений сказывались и на рос-
те населения, который был весьма незначительным.
В силу указанных причин многие поселения, несмот-
ря на их важное военно-хозяйственное значение, не
смогли получить достаточного темпа для развития и
превращения в города.
Процесс культурных взаимовлияний не был яв-
лением односторонним. Русские как более культур-
ная нация, бесспорно, оказали разностороннее, глу-
бокое и плодотворное влияние на дальнейшее раз-
витие всех народов Якутии. Однако подчеркнем: в
ходе совместного проживания русского населения н
коренных народов Якутии на единой территории
происходил процесс и обратного влияния. Русские
заимствовали у местных народов такие элементы
материального быта, которые давали возможность
более успешно адаптироваться к экстремальным ус-
ловиям Севера. Культурным контактам русских в
немалой степени способствовали трудности и доро-
говизна завоза на север многих необходимых в быту
вещей. Поэтому часто русские за неимением или из
практических соображений предпочитали перенимать
аналогичные вещи у местного населения. Огромное
значение в процессе заимствований имела демогра-
фическая ситуация в регионе. По подсчетам специа-
листов, в конце XVIII в. вся численность русского
населения Якутской области достигала примерно 8
тыс. человек. Из них на севере Якутии проживало
около 1,5 тысяч человек [Сафронов, 1961, с. 63 - 64]*.
Тогда как в 1783 г. в Якутской области, по данным
С.К. Патканова, только якутов мужского пола про-
живало 42956 человек. Из них в северных Зашивер-
ском и Жиганском округах проживало около 3 тыс.
якутов мужского пола [Парникова, 1971, с. 80]. С
учетом проживавших в этих округах эвенов, эвен-
ков и юкагиров картина преобладания коренного
населения над пришлым становится еще более оче-
видной. В процессе заимствований существенное
значение имели браки русских с женщинами из ко-
ренных народов, ставшие в силу обстоятельств обыч-
ным явлением, а также преобладание якутского языка
в быту и общении.
Выше перечислялись отдельные примеры заим-
ствований русскими элементов материальной куль-
туры народов Якутии. Раскопки расширили круг
* Указанные цифры отличаются от данных, имеющих-
ся в работах более поздних авторов, где статистика при-
водится в душах мужского пола [Кабузан, Троицкий, 1966,
с. 42 • 43; Русские старожилы Сибири, 1973, с. 47]. При-
водимые Ф.Г. Сафроновым цифры представляются нам
более удобными для сопоставлений.
известных заимствований. В коллекциях русских
поселений на Алазее и Колыме к ним прежде всего
относятся костяные стрелы, томары и гарпуны. Мно-
гие из них имеют аналогии в древних образцах, об-
наруженных в археологических памятниках Якутии
эпохи камня и палеоматериалов: трехгранные напиль-
никовидные и листовидные наконечники стрел и
бородчатые гарпуны. Влиянием культуры местных
народов можно объяснить многочисленные находки
каменных скребков. По наблюдениям этнографов,
точно такие же скребки до сих пор широко приме-
няются эвенами Верхоянья*. Бытование таких ору-
дий в современности информаторы-эвены объясня-
ют их великолепными рабочими качествами. Оче-
видно, именно это было оценено в XVII в. русскими
поселенцами Заполярья, основные занятия которых
часто требовали использования скребковых орудий.
Находки каменных скребков не ограничиваются толь-
ко поселениями на Алазее и Колыме. При раскопках
крепости г. Зашиверска на Индигирке также удалось
найти каменные скребки [Окладников, Гоголев,
Ащепков, 1977, с. 121,126]. С некоторыми сомнени-
ями к этой категории находок можно отнести и ка-
менные грузила рыболовных сетей, обнаруженные на
Алазее и в Зашиверске. У каменных грузил тоже
очень древняя местная предыстория. Однако ие ис-
ключено, что в Заполярье русские традиционно ис-
пользовали издревле знакомый им способ изготов-
ления грузил. Ведь каменные грузила во множестве
найдены при раскопках древнерусских поселений IX
- XIV вв. [Древняя Русь, 1985, табл. 90, 4, 5].
Находки деталей нарт для оленей и ездовых со-
бак свидетельствуют о заимствовании русскими
транспортных средств местных народов. Причем в
ездовом собаководстве русские достигли большого
совершенства. Известный полярный исследователь
Р. Амудсен, высоко оценивая успехи русских в ездо-
вом собаководстве, сообщал следующее: "... они на
редкость опытны в этой области,... в езде на собаках
эти русские и чукчи стоят выше всех, кого мне при-
ходилось видеть" [Амудсен, 1936, с. 325]. Русские
научились ( и успешно практиковали) охоте на ди-
ких оленей, преследуя их на собачьей упряжке ("гонь-
бой"), что также свидетельствует о мастерстве в ез-
довом собаководстве. У народов Севера русские за-
имствовали и способы охоты иа диких оленей на
переправах ("поколка") и с "манщиком", домашним
оленем, с помощью которого подкрадывались к ста-
ду диких оленей на расстояние выстрела.
Среди обнаруженных на Алазейском остроге и в
Зашиверской крепости железных ножей есть одно-
лезвийные ножи якутского типа. Для них характер-
но узкое длинное лезвие и односторонняя заточка.
Даже если допустить, что такие ножи изготовляли
не якутские, а русские кузнецы, следует однозначно
признать, что образцы таких ножей были заимство-
* Устное сообщение этнографа А.А. Алексеева.
65
ваны именно у якутов. Этнографические данные сви-
детельствуют, что русские и в более позднее время
отдавали предпочтение якутским ножам и считали
их в сравнении со всеми другими самыми лучшими.
Якутские ножи очень ценились. Они - обязательный
атрибут походной экипировки русских старожилов
до 1920-х гг. [Биркингоф, 1972, с. 45].
Судя по находке на Алазейском остроге желез-
ной пальмы, русские охотно использовали это тра-
диционное оружие якутов, которое было весьма по-
лезным в охотничьих и военных походах. Пальма
("батыйа") представляла собой универсальное колю-
ще-рубящее оружие и орудие труда (массивный нож,
насаженный на древко длиной около одного метра).
Пальму использовали как топор, а при необходимо-
сти как эффективное колющее боевое или охотничье
оружие. Благодаря практичности, многофункцио-
нальности и великолепным рабочим качествам якут-
ская пальма получила широкое распространение
почти у всех народов Сибири и даже Северной Аме-
рики. В путевых заметках Л. Загоскина имеются све-
дения о том, что американские индейцы атапаски
пользуются "пальмами или якутской работы копья-
ми". "А туземцы реки Юниака передают налегмю-
там (эскимосам) множество соболей и в довольном
количестве шкуры росомах, выдр, бобров и лисиц.
Взамен получают ... в малом количестве и по доро-
гой цене якутские с медной насечкой копья и другие
железные вещи" [Загоскин, 1956, с. 142 - 143, 254;
Зыков, 1989, с. 70 - 71]*. Якутская пальма найдена
при раскопках Мангазеи. В.Ф. Старков ошибочно
интерпретирует эту находку как "наступательное
оружие энцев - рубильный нож (лаку)", который,
"имеет вид однолезвийного меча с длинной и плос-
кой рукоятью (деревянные накладки не сохранились)
и коротким перекрестьем" [Белов, Овсянников, Стар-
ков, 1981, с. 89, табл. 78, 10]. Следует поддержать
мнение Ф.М. Зыкова [1989, с. 74 - 75] о том, что
найденное в Мангазее орудие есть якутская пальма.
Об этом свидетельствует не только общин вид ору-
дия, но и наличие своеобразной маркировки, кото-
рую отмечает и В.Ф. Старков - "гладкие пояски из
нержавеющего металла (возможно, серебра)". Обыч-
но такими полосками из меди или серебра украша-
лись изделия якутских кузнецов. Подобная марки-
ровка - яркий отличительный признак якутских же-
лезных изделий - оружия, орудий труда, бытовых
вещей [Зыков, 1989, с. 70]. Бесспорно, пальмы рабо-
ты якутских мастеров были популярны не только у
индейцев Северной Америки, но н у народов Сиби-
ри, в том числе русских.
На Алазейском поселении найдены детали конс-
кой сбруи, которые находят аналогии в материалах
* Пример распространения железных изделий рабо-
ты якутских мастеров среди индейцев и эскимосов Се-
верной Америки еще раз подтверждает мнение о суще-
ствовании древних, со времен палеолита, культурно-ис-
торических связей населения Якутии и Америки.
этнографической культуры якутов. Конечно, русские
имели собственный многовековой опыт разведения
скота. Но необходимо отметить, что в условиях За-
полярья скотоводство имело свою яркую специфи-
ку. Известно, что якуты - первый народ, освоивший
скотоводство в высоких сибирских широтах. Основ-
ная масса якутов переселилась на Колыму и Алазею
в последней четверти XVII в. Очевидно, тогда же
русские заимствовали у якутов лошадей, уже адап-
тированных к суровым условиям Севера, а вместе с
тем и конскую сбрую. Сказанное не исключает того,
что имея собственных кузнецов и будучи рано зна-
комыми с коневодством, русские могли изготовить
всю конскую сбрую сами, копируя собственные об-
разцы. К сожалению, имеющиеся детали сбруи, часть
удил и подковы не могут помочь в определении их
изготовителей.
В связи с темой о переселении якутов на Колыму
интересно рассмотреть еще одно событие в истории
Якутии, которое тоже иллюстрирует положительные
последствия совместного освоения народами Севе-
ро-Востока Азии. Известному этнографу В.А. Туго-
лукову удалось в архиве Академии наук СССР ра-
зыскать рукопись XVIII в., в которой о переселении
якутов и, главное, о последствиях этого события по-
вествуется так: "Около 1680-го году перешло вели-
кое множество якутов сверх Яны-реки на Индигир-
ку, а после и на Колыму, и понеже некоторая часть
оных также и лошадей и рогатого скота с собою при-
гнали, то тамошние места от того тем больше сили-
лись. С того времени служилые люди туда и обрат-
но стали ходить только сухим путем” [Туголуков,
1979, с. 31].
Во многих работах, посвященных освоению рус-
скими Северо-Востока Азии, прекращение морепла-
вания из Якутска на Колыму объясняется единствен-
ной причиной - "испромышлением" соболя и отто-
ком населения из "дальних рек". В какой-то степени
это верно, но не объясняет убедительно, почему с
1680-х гг. на Колыму "стали ходить только сухим
путем". Получается, что когда в Колымо-Индигирс-
ком крае в 1640 - 1670 гг. находилось ежегодно до
400 - 500 русских людей, то дорога из Якутска на
Колыму сухим путем была не нужна и она отсут-
ствовала, а когда в начале 1680 г. русские в боль-
шинстве своем выехали за пределы Якутии, и в Ко-
лымо-Индигирском крае осталось менее четверти
прежнего их числа, вдруг появилась сухопутная до-
рога между Якутском и Колымой.
Дело, однако, заключается в том, что переход к
сухопутному маршруту произошел, главным обра-
зом, в результате расселения в этих краях якутов.
Когда в 1670-х гг. в связи с падением пушных про-
мыслов начался отток русского населения, на Инди-
гирке, Алазее, а затем Колыме стали расселяться ско-
товоды-якуты. Скотоводство у них было оседлым.
Расселяясь на северо-восток, якуты создавали цепь
оседлых хуторов ("аласов"), жители которых регу-
66
лярно общались между собой. Соответственно, меж-
ду ближайшими хуторами-аласами начали возникать
отрезки локальных дорог, которые, постепенно со-
единяясь друг с другом, в конечном итоге обуслови-
ли появление дороги, связавшей по сухопутью
Колыму с Центральной Якутией. Якутские хутора-
аласы вдоль этой дороги стали своеобразными стан-
циями, которые обеспечивали путников приютом,
а их уставших лошадей - кормом и стойлом. Вое-
водская администрация Якутии, заинтересованная
в существовании регулярной связи с отдаленной Ко-
лымой, всячески поощряла это стихийное появле-
ние дороги, а затем взяла ее содержание на казен-
ный счет. Опасный морской путь из Якутска на
Колыму с открытием движения по сухопутной до-
роге стал использоваться спорадически*. Основное
сообщение между Якутском и Колымой осуществ-
лялось по тракту, который действовал почти круг-
лый год.
Довольно определенно обстоятельства появления
дороги Якутск - Колыма отражаются во фразе цити-
рованного выше документа; вследствие того, что яку-
ты "лошадей и рогатого скота с собою привели,
тамошние места от того тем больше силились". Зна-
чение контекста фразы в сочетании со словом "си-
лились", по мнению В.А. Туголукова [1979, с. 31],
состоит в том, что отдаленные от Якутска места ста-
ли легкодоступными. Такое толкование смысла этой
фразы представляется верным и укрепляет во мне-
нии, что основным фактором появления дороги, свя-
завшей Якутск и Колыму, стало расселение ското-
водческого якутского населения. Еще один, не менее
важный фактор - заинтересованность воеводской
администрации Якутии в проложении постоянно
действующей сухопутной дороги от Якутска до Ко-
лымы. Якуты по принудительной разнарядке, без
всякой оплаты обслуживали на лошадях перевозки
в этом направлении: казенных грузов и людей, това-
ров купцов, кладь промышленников и т.д. Маршрут
этот был весьма протяженным и трудным. В долгом
пути от изнурения гибли в большом количестве ло-
шади, часто погибали и люди: "А от Анадырска мы
* В.Н. Курилов и Д.Я. Резун впервые обнаружили в
архиве ЛОИИ текст произведенных в 1700 г. расспрос-
ных речей якутского сына боярского С. Крупецкого и
казака М. Прокопьева о путях на север. На основании
изучения этого документа они считают, что эти записи
начисто опровергают утверждения о том, что в начале
XVIII в. морской путь из Якутска на Индигирку был заб-
рошен [Курилов, Резун, 1986, с. 221, 237 - 238]. Однако в
указанном документе нет никаких сведений о морском
ходе на Индигирку, а есть сообщения о комбинирован-
ных сухопутно-речных маршрутах на Яну и Индигирку:
сначала по р. Лене до Янского перевоза или Сиктяха, а
затем сухопутным путем до Верхоянска или Усть-Янска
н далее на Индигирку. Таким образом, вывод о том, что в
начале XVIII в. морским путем на Индигирку и Колыму
пользовались редко, остается в силе.
же, якуты, обратно в Среднеколымск в подводах же
посылаемся со отправленными в Якутск сказками и
делами без прогонов и без всякого платежа", "и от
проводников многие от голоду безвремянно поми-
рают" [Чтения в императорском обществе истории
.... 1864, с. 83]. Таким образом, в процессе хозяй-
ственного освоения Колымо-Индигирского края
вместе с русскими участвовали и коренные жители
Якутии.
Завершая рассмотрение отраженных в археоло-
гических материалах свидетельств взаимовлияния
культур народов, проживающих в Заполярье, следу-
ет отметить, что примеров, иллюстрирующих заим-
ствования русскими элементов материальной куль-
туры местных народов, в изучаемом регионе отмеча-
ется больше, чем в иных областях Сибири и даже в
южной части Якутии. Исследователи и ранее отме-
чали этот факт и справедливо объясняли его срав-
нительно высоким культурным уровнем якутов в
XVII в. и характерной чертой русского народа, в
традициях которого отсутствовали высокомерное
презрение и вражда к населению колонизируемых
стран. Для него всегда была характерна дружелюб-
ная коммуникабельность в отношениях с местным
населением [Якутия в XVII веке, 1953, с. 411 - 412;
Бахрушин, 1955а, с. 61; Гурвич, 1955, с. 161 - 163 и
др.]. Наряду с этими доводами большое значение
имела форма хозяйства русских в Заполярье. В За-
падной и Южной Сибири, в южных районах Якутии
хозяйственное освоение территории русскими име-
ло ярко выраженную земледельческо-промысловую
ориентацию [Башарин, 1956,; Сафронов, 1961; Алек-
сеев, 1970; Сухих, 1980; Александров, 1984; Скобе-
лев, 1986; Алексеев, Морозов, 1989 и др.]. В отличие
от русских, многие этносы Сибири не занимались
земледелием. Типы хозяйства русских и местных
народов в этих регионах существенно отличались
друг от друга. Различия в формах хозяйства ограни-
чивали повседневные контакты на основе производ-
ственных отношений и сказывались на количествен-
но-качественном объеме и пропорциях взаимозаим-
ствований.
По иному обстоятельства складывались в Запо-
лярье. Здесь суровые климатические условия, нали-
чие богатых охотничьих угодий и рыбных водоемов
способствовали тому, что хозяйство русских посе-
ленцев оказалось в основном ориентированным на
охоту и рыболовство. Сходные хозяйственные заня-
тия способствовали более частым и тесным контак-
там народов. Они превратились в фактор успешного
восприятия друг у друга достижений в том или ином
виде промысла, одежде, транспортных средствах и
т.п. Сначала на основе хозяйственно-экономической
деятельности, а затем и бытового общения у этносов
Заполярья произошли многочисленные взаимозаим-
ствования элементов материальной и духовной куль-
туры, часть из которых отражена в археологических
материалах, полученных при раскопках Алазейско-
67
го и Стадухинского острогов и Зашиверской крепости.
Долгое время археологические памятники русской
культуры XVII - XVIII вв. в Якутии оставались не-
изученными. В настоящее время в Якутии известно
8 древних русских поселений: на Колыме (Стаду-
хинское, Анюйское, Колымское), на Алазее (Алазей-
ское, Шатоба), на Индигирке (Зашиверское, Русское
Устье) и на Алдане. Из них исследованы с различ-
ной степенью полноты Зашиверское, Алазейское и
Стадухинское поселения. Изучение этих объектов
показывает, что в Заполярной Якутии первопоселен-
цами были люди, имевшие большой опыт приспо-
собления к суровым условиям Севера. Опыт этот они
приобрели в сибирском Заполярье. Конструктивные
особенности архитектурных комплексов и многие
предметы материальной культуры исследованных
памятников находят аналогии в материалах раско-
пок "златокипящей государевой вотчины" - г. Ман-
газеи. Это дает достаточные основания утверждать,
что изучаемые памятники и Мангазея оставлены
одним и тем же этносом - русскими, создавшими в
Заполярье особый вариант русской культуры. Рус-
ское население и в Заполярье сохранило и развило
промыслы и ремесла, связанные с повседневными
потребностями жизни: кузнечные, плотницкие, сто-
лярные, кожевенные, обувные, косторезные, торги.
Многовековое проживание совместно с местными
народами и идентичность основных форм хозяйства
способствовали взаимовлиянию, взаимообогащению
культур. Русские переняли немало элементов мате-
риальной культуры местных народов и, в свою оче-
редь, передали им многие достижения собственной
материальной и духовной культуры, что способство-
вало дальнейшему развитию народов Севера.
68
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Открытие и освоение новых земель на северо-во-
стоке Азиатского материка явилось одним из круп-
нейших событий в истории географических откры-
тий XVII в. На Яне, Индигирке, Алазее и Колыме
было основано более десятка долговременных рус-
ских поселений. Успехи русских людей в освоении
земель на северо-востоке Якутии послужили важней-
шей предпосылкой их дальнейшего продвижения к
Тихоокеанскому побережью и способствовали ста-
новлению России как тихоокеанской державе уже в
первой половине XVIII в.
Археологической экспедицией Якутского государ-
ственного университета произведены раскопки двух
русских поселений XVII - XVIII вв. на рр. Алазея и
Колыма. Обнаруженные при раскопках поселений
многочисленные и разнообразные археологические
материалы в совокупности с письменными источни-
ками позволяют существенно пополнить знания о ма-
териальной культуре, быте и занятиях русского на-
селения Якутии, внесшего огромный вклад в даль-
нейшее развитие народов Севера.
Изучение архитектурных объектов и вещевых
коллекций показывает, что поселения являлись дол-
говременными центрами сбора ясака, торговли, про-
мыслов и ремесел. Весьма значимой в освоении края
была также административная и транзитно-перева-
лочная роль этих поселений. Наличие на Алазейс-
ком поселении культового сооружения в виде церк-
ви или часовни, находки шахматных фигур и других
предметов, имеющих отношение к духовной сфере,
свидетельствуют об определенном вкладе жителей
поселений Алазеи и Колымы в культурное развитие
региона. Русская культура, бесспорно, оказала осо-
бое влияние на народы Севера и в области деревян-
ного зодчества. Обложение коренных жителей фео-
дальной повинностью в форме ясака, казенная и ча-
стная торговля, промыслы и ремесла способствовали
развитию товарно-денежных отношений, а затем вов-
лечению традиционных отраслей хозяйства народов
Якутии во всероссийский рынок.
Признавая существование у русского населения
новых для региона форм хозяйства, следует конста-
тировать, что в процессе адаптации к природным
условиям Заполярья хозяйство русских поселенцев
оказалось в основном ориентированным на охоту и
рыболовство. Эти формы хозяйства оптимально обес-
печивали выживание в условиях Крайнего Севера.
Многовековым опытом ведения именно такого типа
хозяйства обладали юкагиры, эвены, звенки, чукчи
и якуты, с которыми русские вступили в непосред-
ственные взаимоотношения. Сходные хозяйственные
занятия способствовали более частым и тесным кон-
тактам народов на основе производственных отно-
шений, стали фактором успешного восприятия друг
у друга достижений в том или ином виде промысла,
одежды, транспортных средств, строительства и т.д.
Существенное значение в процессе заимствований
имели браки русских с женщинами из среды мест-
ных народов и демографическая ситуация в регионе.
В процессе освоения северных районов Сибири
культура русских землепроходцев постепенно видо-
изменялась, приспосабливаясь к местным условиям
и перенимая достижения культуры сибирских наро-
дов. В силу этого ко времени прихода в Якутию куль-
тура русских сибиряков оказалась во многом подго-
товленной для жизни на Крайнем Севере. Измене-
ния происходили не только в материальной сфере,
но и в менталитете русских землепроходцев и их
потомков. Новое, молодое поколение русских обла-
дало еще более терпимой ментальностью по отноше-
нию к местному населению, поскольку становление
их личностей происходило не в мононациональной,
а в полиэтнической среде. Фактор терпимой мен-
тальности имел немаловажное значение в динамике
культурных взаимовлияний и формировании рус-
ского старожильческого населения Якутии.
69
r£sum£ *
The home and foreign policy of the Russian State, in the last quarter of the XVIth century, was directed to the
cardinal addition to the fisc. Trade with costly furs was one of the important sources of realization of this aim.
However, by that time, the fur regions of the Russian North could not meet requirements in furs at the Asian and
European markets. The wide-scale settling of Siberia by Russians became one of the ways of solving of the urgent
problems. And, in the end of the XVIth century, migration of peasants, the military and industrial people to
Siberia and, later on, to Its North began. In joining Siberia to the Russian State an important significance the
military and government activities had. At the same time, a decisive factor in the political and economical submission
of Siberia, as a part of the Russian State, the spontaneous movement of the Russian people's masses was. Sometimes,
the latter preceded the government decisions. In the southern regions, for instance, the undue colonization of the
unsettled lands took place. On account of the peculiarities of the natural and climatic conditions the economical
development of the north of Siberia by Russians assumed the form of the commercial and producers' enterprise. At
the same time, peopling of Siberia by the Russian population can't be explained only by the economical factors.
Such movement represented itself the inimmediate continuation of settling of Slavs over the Earth, caused by the
increase of the population of Russia in the XVIIth century.
The known legend about the Odysseia of the industrial man from Mangazeya - Penda or P'anda, "a Russian
man, who took unceasing walks", is a pronounced illustration of such a self-dependent movement of the Russian
people to the north of Siberia. In the first half of the 1620s, Panteley Penda placed himself at the head of a
detachment, formed by him "partly in Russia, partly in Siberia", and moved from the Turukhansk Town upstream
of the Lower Tunguska. After the of three year tribulations on this river, the detachment safely arrived to the place
of the Chechuy volok (portage - carrying place between two navigable waters - I.L.) on the Lena River, from where,
together with his shipmates, Panteley Penda swam downstream of Lena approximately as far as the place of future
foundation of the Yakutsk Town, and then returned to the upper reaches of the river, went to the Angara River and
by the Yenisei River arrived in Turukhansk, from where his detachment had begun its route (Okladnikov, 1949;
Mostakhov, 1982).
Mangazeya was the initial centre of the Russian settlers' movement to the East Being founded in 1601, on the
Taz River, this jail subsisted not very long. In 1672, due to the Samodian tribes’ revolts, it was left. In 1607, on the
Yenisei River, in the mouth of Turukhan, a winter camp arose. In 1609, in the middle reaches of the Great Yenisei
a jail was founded. Later on, at the place of location of the winter camp and the jail, the Turukhansk and Yeniseisk
Towns appeared. The convenient situation of these towns promoted concentration of the industrial, commercial
and craft population there, as well as increase of their administrative significance. In the 1630s - 1640s, Mangazeya
went through decay, caused by the sharp changes in obtaining sable (due to the intensive preceding hunting the
animal) and by the intestine wars of voivodas (commanders of the armies, governors of provinces of ancient Russia
- I.L.) and the destructive fire in the 1942 year. As a result of the decay of Mangazeya, Turukhansk and Yeniseisk
became the centres, which, in the 1630s - 1640s, determined the main routes of the Russian people’s settling of the
Cis-Angara Area and Yakutia.
In 1629, a detachment, headed by Anton Dobrynskiy and Martyn Vasil'yev, went on a march along the Chona,
Vi'luy, Lena and, possibly, Aldan Rivers. That was the start of joining Yakutia to the Russian State. In 1632, the
detachment of the Yeniseisk sotnik (lieutenant of Cossacks - I.L.) Peter Golovin built a new jail, on the left bank
of Lena, near the Saisary Lake, at the place of origin of the future Yakutsk Town, which got such status in 1681.
From the moment of appearance of the Lena Jail, the latter became the main base, from where advancement of the
Russian people to the Arctic and Pacific Oceans began. From Yakutsk, moving farther to the North and North-
East, the Russian navigators, in 1648, reached the natural borders of the Eurasian Continent Sem'on Dezhn'ov and
Fedot Popov, together with their shipmates, discovered the strait between Asia and America and "visited” Kamchatka,
a century before the Expedition of Vitus Bering (1725 - 1730).
The land marches were also successful. In 1639, a detachment of Cossacks, headed by Ivan Moskvitin, reached
the Sea of Okhotsk, moving along the Aldan, Maya, Yudoma, Ul'ya Rivers, and then, from the winter camp,
* Translated by Inna Laricheva
70
founded by these Cossacks in the mouth of Ul'ya, they went on land marches and voyages from the Tauy Inlet to
the mouth of Uda, as well as to the Amur Estuary. In Summer of 1647, the Yakut foreman Sem'on Shelkovnikov,
with a detachment of 40 persons, reached by the same route the Sea of Okhotsk and, for two years, founded the
Okhotsk Jail, the first Russian seaport on the Pacific Ocean. In addition to the water-way, from Yakutsk to the
Okhotsk Littoral, a pack path led. It passed along the Suola River, the T'unghulu and Churapcha Lakes and
farther, through the Lebenghe, Tatta, Amga and Aldan Rivers, led to the Urak River, foiling into the Sea of Okhotsk.
This route was shorter, than the water-way along the Aldan, Maya, Yudoma and Ul’ya Rivers. In 1697 - 1699,
Vladimir Atlasov, born in the family of a Yakut Cossack, completed "finding" of Kamchatka, prepared by the
preceding marches of Russians. He founded there the first jails and, by this way, consolidated the Russian possessions
on the peninsula. Since that time, the Russian people's marches from Yakutsk to Kamchatka became a usual thing.
The routes of the Russian detachments lay also to the south-west and south-east of Yakutsk. In the middle of
July of 1643, from this town a detachment of 132 persons, led by the Yakut writing moyor Vasiliy Poyarkov, went
out to move along Lena, Aldan, Uchur, Gonam and Zeya. In 1644, it reached the Amur River. Having covered the
distance down to the mouth of this great river, the participants of the expedition found themselves on the coast of
the Pacific Ocean. Then, sailing along the coast, they reached the mouth of Ul'ya, from where, moving along
Yudoma, Maya and Aldan, that is, by the water-way, discovered before by Ivan Moskvitin, they returned to
Yakutsk. In 1649, a repeated march to the Great Amur was undertaken by Yerofei Khabarov. His route was the
shorter one: through the Olekma and Tunghir Rivers, it took out to the left tributary of the Amur River - Urka.
In Spring of 1650, Yerofei Khabarov, with a detachment of 70 persons, reached Amur and began joining of the
"plentiful and beautiful Daurian Land", and then those of Duchers and Ghil'aks, to the Russian State. In 1643,
from Yakutsk, the Kurbat Ivanov's detachment went on a march to the Baikal Lake. That was the first march of
the kind. In 1648, one of the first discoverers of Yakutia Ivan Galkin, ataman (Cossack chieftain - I.L.), doubled
Baikal from the north and founded the Barghuzin Jail. In 1653, Peter Beketov, founder of the Lena Jail, built the
Ircha and Shilka Jails in the Trans-Baikal Area.
Thus, marches of Russians to Eastern Siberia completed, in the XVIIth century, with discoveries of Yakutia,
the Cis- and Trans-Baikal Areas and the Far East, as well as with reaching the Arctic and Pacific Oceans. In this
process, an important part was played by the Yakutsk Town, from which many expeditions of the Russian people
"started", the ones completed with developing of the vast territories and joining of the latter to Russia. Yakutsk
continued to serve as such a starting place for many scientific expeditions throughout the subsequent years too.
And the great geographical discoveries in the east of Russia were the result of these expeditions. It must be also
noted, that marches of the Russian military and industrial people to the East have a special significance for
archaeologists. In the archaeological literature, those, trying to reconstruct the ancient people's migrations, often
underrate the possibilities of the routes, leading from the Lena and Aldan Rivers to the Sea of Okhotsk Littoral,
the Bering Sea Region and Chukotka. The routes of the Russian expeditions of the XVIIth century have demonstrated
the real existence of the routes, which lay from the Lena, Aldan and Kolyma Rivers to the East. These routes were,
undoubtedly, used by the local population from the remote past, and the information about the such ones was told
from generation to generation. Just this explains the fact, that "vozhi" (guides from representatives of the aborigines
of the territory) led the Russian expeditions of the XVIIth century to the East down the paths, long-known to
them, but they didn't discover the latter for the first time.
Such is the general picture of the Russian people's settling of Siberia and the Far East, stated in the author's
introduction to this monograph and, in part, in the first chapter of the latter. The publication itself is devoted to
the first Russian settlements of the XVIIth - XVIIIth centuries in the north-east of Yakutia, and it consists of the
foreword of the editor-in-chief, Professor V.Ye. Larichev, the author's introduction, four chapters, conclusion,
references and numerous illustrations.
In the Foreword of the editor-in-chief, it is noted that this issue in the series "History and Culture of the East
of Asia" represents itself the concluding volume of the monumental, in its breadth of chronology and depth of
analysis of cultures, trilogy of A.N. Alekseev, devoted to the antiquities of Yakutia: "Ancient Yakutia: The New
Stone and Bronze Ages", "Ancient Yakutia: The Iron Age and the Medieval Epoch", "The First Russian Settlements
of the XVIIth - XVIIIth Centuries in the North-East of Yakutia". All these monographic editions, taken together,
represent themselves, in the opinion of V.Ye. Larichev, a kind of an encyclopaedia of the modern ideas of the many-
sided and complex culturo-historical and ethnic events, that took place in the examined region of North Asia,
during the last seven thousand years. Moreover, he thinks that these perfect monographic editions can be referred
to that rare sort of the generalizing publications on archaeology of Siberia, which are not doomed to the high-speed
"getting old", for the author worked at them enthusiastically, with great interest, true self-secrifice, strict responsibility
and the prompt consistency of aim. V.Ye- Larichev considers the third volume of the A.N. Alekseev's trilogy to be
the one, giving the Russian people their due for the unparalleled in its effectiveness feat, performed during their
settling of the rigorous and difficult to pass ice outlying districts of Eurasia - the north-east of Yakutia. The
manner of such giving the due is remarkable for the author's good-will, honesty, conscientiousness and impartiality.
71
In the author's Introduction to this book, apart from the evidence cited above, it is stated that until quite
recently, the Russian settlements of the XVIIth - XVIIIth centuries in Yakutia, were not the objects of a special
study of archaeologists. In 1959, several test-pits were laid by S.A. Fedoseeva at the Stadukhin Settlement and, in
1969 and 1971, small excavations were carried out by A.P. Okladnikov at the place of the former Zashiversk Jail.
The systematic archaeological investigations of the ancient Russian settlements were begun from 1986, by the
participants of the Archaeological Expedition of the Yakut State University. By the present, two settlements have
been excavated: the Alazeya and Stadukhin Jails. The materials, obtained during excavations of these sites, as well
as the published sources, the contemporary records and the historical investigations, form the framework of this
book. The author hopes that publishing of the latter will gain in breadth and deepen the reader's views of the
material culture of the Russian population of the north of Siberia, as well as those of its everyday life and economy.
He also notes that in this publication, the reader will find the review of the history of discovery and settling of the
arctic coast of Yakutia by the Russian people, the historiography of the problem, the description of the architectural
and material remains of the settlements, and he will also acquaint with the problems of economical adaptation to
the conditions of the North, as well as with those of the mutual influence of the cultures of the Russian and native
populations of the examined territory.
The First Chapter represents itself a short essay on the history of the Russian people's settling of the Arctic
Coast of Yakutia. In the beginning of this essay, the author draws the readers' attention to the reasons, which
caused the wide-scale settling of Siberia by the Russian peasants, military and industrial people, in the end of the
XVIth century. He states that this event became one of the ways of solving of the urgent problems of the Russian
State. Then follows a detailed description of the routes of migrations of Russians to Siberia and the Far East, as
well as of the events, connected with joining of the new lands to the Russian State in the XVIIth - the first half of
the XVIIIth centuries. It is noted that the most important discoveries, in the north of Yakutia, were made by
Russians during their arctic voyages. To reach the mouths of the unknown rivers - such was the aim of the polar
navigators. The latter hoped to discover, during their long and dangerous voyages, new lands, to lay the peoples,
who lived on those lands, under tribute ("yasak"), to find rich hunting areas, "sable places”, accumulations of "fish
teeth" and deposits of precious metals, especially gold and silver. The author considers that the history of the
Russian people's settling of the arctic coast of Yakutia is rather well investigated. The events, which took place in
it, were studied, in their time, by the following scientists: B.A. Aleksandrov, A.I. Alekseev, A.I. Andreev,
S.V. Bakhrushin, M.I. Belov, L.S. Berg, B.O. Dolghikh, V.F. Ivanov, V.N. Ivanov, G.L. Maidel', A.F. Middendorf,
G.F. Miller, S.Ye. Mostakhov, N.N. Ogloblin, A.P. Okladnikov, B.P. Polevoy, F.G. Safronov, V.Yu. Wise,
A.V. Yefimov and some others. In the special literature, there are some readings, concerning the dates of discoveries
and the persons, who made the initial discoveries of these or those geographical populated areas. Despite the fact,
the materials of archives and the published sources allow, in the author's opinion, to reconstruct the history of the
Russian people's settling of the arctic coast of Yakutia, including the history of settling of the Alazeyan and
Stadukhin Jails, examined in the subsequent chapters of this monograph, i.e., the second and third ones.
The Second Chapter is devoted to the Russian settlements of the XVIIth - XVIIIth centuries in the north-east
of Yakutia: the Alazeyan and Stadukhin Jails. The both jails have been excavated under the author's leadership. In
the beginning of this chapter, it is emphasized that the history of Russians' settling of the arctic coast of Yakutia
was studied mainly in the historico-geographical, socio-economic or historiographical aspects. The unnumerous
written sources on the problem did not allow investigators to interpret® with the proper completeness the wide
range of questions, connected with the arctic seafaring and landpassing and, first of all, those relating to the history
of the material and spiritual cultures, the interinfluence of the Russian Culture and those of the aborigines, as well
as the Russian people's adaptation to the rigorous conditions of the Beyond the Polar Circle Area. In this connection,
excavations of the first Russian settlements of the XVIIth century assume a specific significance, for the materials,
discovered at them, fill in many respects the informative wants. At the same time, the archaeological investigations
of these interesting and important historical sites are carried out, for the present, in a small number of places. In
Western Siberia, such places are: Pelym, Solikamsk, Verkhotur'ye, the Loz’vin, Or'ol and Yermak’s Settlements, as
well as the L'apin, Sayan and Yuil' (Kazym) Jails. In this connection, Mangazeya is worthy of giving particular
attention to it Being thoroughly studied, Mangazeya, undoubtedly, continues to be a brilliant example of the
exhaustive investigation of the archaeological sites of such type. The materials of excavations of the enumerated
archaeological objects became the ground for reconstruction of the culture of their inhabitants and they greatly
enriched the base of sources on the history of town-building of Siberia. In Eastern Siberia and the Russian Far
East, the list of studied objects is limited by excavations of the Bratsk and Ilimsk Jails, several winter camps on the
Taimyr Peninsula, of the places of inhabitance of the Russian seafarers of the XVIIth century on the Faddey Island
and the Bay of Sims, those of the Expedition of Vitus Bering, in the Commandor Bay on the Bering Island, of the
Settlements in the Aleutka Bay on the Urup Island, and the Albazin and Nizhne-Kamchatsk Jails (Okladnikov,
1951: 7 - 40; 1957; Nikitin, 1961: 211 - 226; Sed'akina, 1972: 306; Burilov, 1973; Okladnikov, Vasil'yevskiy,
Molodin, 1975: 225 - 226; Khlobystin, Grachova, Studzitskaya, 1975: 239 - 240; Silant'yev, 1980: 232 - 233;
72
Sukhikh, 1976, 1980; Vilkov, Rezun, 1980: 186 - 192; Kradin, 1980: 100 - 120; Rezun, 1980: 87 - 99; Len'kov,
Silant'yev, Stanukovich, 1988; Gokov, 1989: 69 - 90; Artem'yev, 1990, 1992: 6 - 16; Glinskiy, Sukhikh, 1992: 17 -
25: Shubin, 1992: 141 - 150).
Till recently, in Yakutia, the archaeological study of the objects of the Russian Culture of the XVIIth century
was not carried out. Small excavations took place in 1969 and 1971, in Zashiversk, but they did not yield any
amount of the integral material. For this reason, in a special monograph, devoted to the history of Zashiversk,
description of the archaeological material took up only several pages (Okladnikov et al., 1977: 121 - 129). In the
monograph, in every detail, results of the architectural study of some buildings and those of the archaeological
excavations are stated. Besides, a great number of the archives, literary and folk-lore data are drawn in. All this
allowed to reconstruct in a general manner the history of this town. It must be noted that preservation of the
original buildings of the XVIIth - XVIIIth centuries till now is explained by the tragic fate of Zashiversk: the
inhabitants of the town, founded in 1639, died or left the latter, as a result of an epidemic of smallpox. Zashiversk
became deserted in 1863 and since then stands deserted. The Spaso-Zashiversk Church, built in 1700, the bell
tower and two granaries became the main objects of study. The excavations of Zashiversk were carried out on a
small scale and a short arctic summer did not allow to complete them. To discover the traces of walls and towers
of the jail, for carring out of the architectural and constructive reconstructions, - such was the main aim of these
excavations (Okladnikov et al., 1977: 129).
Investigations in ancient Zashiversk and the final publication, devoted to it, must be assessed as a successful
experiment of the complex study of an object of the Russian Culture in Yakutia. However, owing to the different
amount of many kinds of sources, in the above-mentioned monograph, best of all the historico-architectural aspect
is interpreted. Actually, the system archaeological study of Zashiversk has not been carried out.
From 1986, the Archaeological Expedition of the Yakutsk State University, under the direct leadership of the
author, carries out systematic excavations of the Russian settlements in the north-east of Yakutia: the Alazeyan
Jail, in the middle current of the Alazeya River, and the Stadukhin Jail, in the lower current of Kolyma (Fig 1).
The Alazeyan Settlement has been almost completely investigated. Excavations of the Stadukhin Jail have not
been finished as yet.
The Alazeyan Jail was founded in 1642, by the Russian landpasser Dmitriy Zyr'an (or, according to other data,
- by Ivan Bel’ana), when "on the border of taiga and tundra" a winter camp, with a small slanting jail had been
built. The site lies on the left promontory in the mouth of the Buor-Ur'akh River, which, in its turn, is the right
tributary of Alazeya (Fig. 2).
In 1983, at the site, A.V. Opolovnikov and Ye.A. Opolovnikova, scientific workers of the Moscow SRI of
theory, history and long-term problems of the Soviet architecture, carried out reconnaissance with small excavations.
In 1986 - 1992, at the same settlement, excavations were carried out by the Archaeological Expedition of the
Yakutsk State University under the leadership of A.N. Alekseev. During 6 field seasons, at the Alazeyan Jail, 1765 m2
had been excavated (Fig. 3). The most important sections of the ancient settlement were investigated and this
allowed to reconstruct in main features its planigraphy (Fig. 4). At the Alazeyan Jail, over 20 buildings of different
purposes have been revealed: 3 watch-towers, a church or a chapel, a well, a hexagonal housing structure, 12
dwellings and house-hold buildings, remains of a roadway and a palings wall.
At the Stadukhin Settlement, 294 m2 have been excavated (Tabl. 128). Within the latter, frameworks of 4
buildings have been revealed: the largest of them (5,6 x 14,6 m), representing the "izba-seni-izba" type (izba -
peasant house, seni - passage I. L); the smaller one (2,7 x 3,5 m), lying near the south-eastern corner of the house;
a barn-cellar of the "matreshka” type (matreshka - usually wooden doll in peasant dress with successively smaller
ones, fitted into it I. L); and the fourth structure, excavated in part, and for this reason, difficult for reconstruction
and determining of its functional purpose.
In the Second Chapter of this publication, the architecture of the wooden buildings of the Alazeyan and
Stadukhin Settlements is the main object of the author's investigation.
In the Third Chapter, on the basis of the cultural remains, obtained during excavations of the Alazeyan and
Stadukhin Jails, the material culture of the Russian polar seafarers and landpassers of the XVIIth - XVIIIth centuries
is analysed. The complex of artifacts, discovered at the examined settlements, is subdivided into 7 arbitrary categories
by the functional purpose of the articles and by the material they were made of. These categories are represented by
elements of building and locks; household goods and leisure objects; equipment for hunting and fishery, means of
conveyance; goods of leather, fabric and bone; adornments and cult objects; seal-cases and fetters; collection of coins.
The analysis of these materials is indicative of the fact that the inhabitants of the settlements in the North were
engaged mainly in hunting and fishery. Numerous finds, representing the implements of trades, hunting and
fishery, strongly support this (Tables 176 - 182). No less numerous remains of bones of wild animals and fish allow
one to conclude that these trades were very successful. Hunting and fishery were not only means of sustenance but
they also had an exceptionally important significance for obtaining of fur-bearing animals (especially of the Yakut
sable, red-fox and silver-fox) and industrial fish.
73
The finds, discovered during excavations, witness that the inhabitants of the Alazeyan and Stadukhin Settlements
were also engaged in collecting of the mammoth's tusks. Collecting and selling of ivory (the hard white substance,
composing the main part of the tusks I. L.) were very profitable matters. The Russian population of Alazeya and
Kolyma practised very successfully bone carving too (Tables 182 • 191).
At the both examined settlements, a lot of articles, made of metal have been found. Judging from the archaeological
data, in the everyday life, birch bark was widely used. In the collection of finds from the Alazeyan Jail, there are
fragments of ceramics. The typical linear traces allow to think that dishes were made with the help of the potter's
wheel. Rather numerous finds of spinning objects (Tables 143: 1 - 3; 150) are indicative of existence of one more
kind of occupation at the inhabitants of the Russian settlements in north-east Yakutia.
The remains of the material culture, found on Alazeya and Kolyma, have their analogies in the collections of
Mangazeya (Belov, Ovs'annikov, Starkov, 1980, 1981). This allows the author to consider the Alazeyan and
Stadukhin Settlements to be those, representing at them the logical historical continuation of the culture, represented
in Mangazeya, and consequently, in Siberia and Russia. At the same time, it must be noted that the Russian
landpassers of the XVIIth century adopted some everyday objects and implements of hunting at the local aborigines.
The interinfluence of the cultures has found its reflection in the architecture too.
In the Fourth Chapter, the author pays a special attention to the problems of economical adaptation of the
Russian people to the conditions of the North, as well as to those of the mutual influence of the cultures of the
native and Russian populations of the examined region.
The analysis of the archaeological and written sources on the history of the Alazeyan and Stadukhin Jails
strongly supports the opinion that at the initial stage of the development of the Siberian towns - jails, the consecutive
order is traced: fortress - trading centre - centre of development of commerce, trades and handicrafts. It is quite
obvious that the economy of the Alazeyan and Stadukhin Settlements, being orientated on hunting fur-bearing
animals, had distinct indications of the polyfunctional factors of development.
The northern rivers, which were rich in fish, promoted the development of fishery. In the rivers and lakes of the
Kolymo-Indighirian region, there were about 40 species of valuable fishes.
The extremal conditions of the Beyond the Polar Circle Area turned out to be unfavourable for agriculture. The
Russian people failed to acquire an arable land there, but the market-gardening was more successful at them.
Vegetable crops gave not bad harvests at the inhabitants of Srednekolymsk, Verkhnekolymsk, Rodchevo, Seimchan
(the Kolyma River), Zashiversk, Abyy, Oym'akon, Moma (Indighirka), Verkhoyansk, Adycha, Tabalakh (Yana).
The first settlers of the examined region succeeded in cattle-breeding. Discovery at the Alazeyan Settlement of
elements of harness and bones of horses witness the existence of horse-breeding. In the author's opinion, horse-
breeding on Alazeya was spread from the second half of the XVIIth century, and it was connected with coming
here of the Yakut cattle-breeding population.
The above-mentioned, not typical for this region forms of economy (handicrafts, cattle-breeding, market-
gardening) at the Russian population appeared in the process of its adaptation to the natural conditions of the
Beyond the Polar Circle Area. However, the traditional for this region hunting and fishery became the prevalent
ones. These forms of economy were the optimal ones for survival in the conditions of the Extreme North. Just the
same type of economy had Ukaghirs. Evens, Chukchi and Yakuts, with whom Russians entered into direct contacts.
In the Conclusion to the book, the overall results of investigations, carried out in it, are summarized, as follows:
The discovery and settling of the new lands, in the north-east of the Asian Continent, became one of the
greatest events in the history of the geographical discoveries of the XVIIth century. On the Yana, Indighirka,
Alazeya and Kolyma Rivers, over ten of long duration Russian settlements were founded. The Russian people's
successes in settling of the north-eastern territories of Yakutia had served as an important prerequisite to their
further movement towards the Pacific Ocean Coast and promoted making Russia as a Pacific Ocean State, as early
as in the first half of the XVIIIth century.
The Archaeological Expedition of the Yakut State University has carried out excavations of two Russian
settlements of the XVIIth - XVIIIth centuries on the Alazeya and Kolyma Rivers. The numerous and diverse
archaeological materials, revealed during excavations of these settlements, jointly with the written sources, greatly
enrich our knowledge of the material culture, the everyday life and employment of the Russian population of
Yakutia, which made a valuable contribution to further development of the peoples of the North.
The study of the architectural objects and the collections of finds, discovered at the latter, draws the author to
the conclusion that the Russian settlements were the of long duration centres of gathering in a tribute (yasak), as
well as those of commerce, trades and handicrafts. Highly significant in the development of the examined territory
the administrative, as well as trans-shipping role of these settlements was too. The presence, at the Alazeyan
Settlement, of the cult structure, siich as a church or a chapel, the finds of the chessmen and some other objects,
connected with the spiritual sphere, are indicative of the definite contribution of the inhabitants of the Alazeya and
Kolyma Rivers to the cultural development of the region. The Russian Culture, undoubtedly, exerted also a special
influence on the peoples of the North in the sphere of the wooden architecture. Rating of the aborigines (yasak was
74
a kind of the federal conscription), the State and private trade, trades and handicrafts - all this promoted the
development of the commodity-money relations and drawing the traditional branches of economy of the peoples of
Yakutia into the All-Russian market.
Admitting the existence at the Russian population of some new for the region forms of economy, it must be
stated, that, in the process of adaptation to the natural conditions of the Beyond the Polar Circle Area, the
economy of the Russian settlers was orientated basically on hunting and fishery. These forms of economy were the
optimal ones for the latter to survive in the conditions of the Extreme North. Just this type of economy was the
century-old one for Ukaghirs, Evens, Evenks, Chukchi and Yakuts, with whom Russians entered into direct
mutual relations. Similar economical line of business promoted the more often and close contacts of the peoples, on
the basis of the relations of production, and it became the factor of the successful mutual perception of the
achievements in either type of trade, clothes, means of conveyance, building and so on. In the process of adoptions,
an essential significance wedlocks of the Russian men with women from the local peoples midst and the demographical
situation in the region had.
In the course of settling of the northern regions of Siberia, the culture of the Russian landpassers underwent
gradual modifications, accomodating itself to the local conditions and adopting achievements of culture of the
Siberian peoples. For this reason, by the time of arrival to Yakutia, the culture of the Russian Siberians had turned
out to be quite ready for living in the Extreme North. The changes took place not only in the material sphere but
also in the mentality of the Russian landpassers and their descendants. The new young generation of Russians was
more indulgent relatively to the aborigines, for it was brought up not in the mononational but in the polyethnical
environment. The factor of the indulgent mentality bad the of no small importance significance in the dynamics of
the cultural interaction and the formation of the Russian population of the old residents of Yakutia.
75
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Абрамович-Блэк С.А. Записки гидрографа. - Л., 1934; М., 1936.
Александров В.А. Русское население Сибири XVII - начала XVIII в.: (Енисейский край). - М., 1964.
Александров В.А. Заселение Сибири русскими в конце XVI - XVIII в. Русские старожилы Сибири. - М., 1973.
Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах: (вторая половина XVII в.). - Хабаровск, 1984.
Алексеев А.И. Сыны отважные России. - Магадан, 1970.
Алексеев А.И., Морозов Б.Н. Освоение Русского Дальнего Востока (конец XIX в. -1917 г.). - М., 1989.
Алексеев А.Н. Археологическое изучение первых русских поселений на Северо-Востоке Якутии (постановка пробле-
мы) //Археологические исследования в Якутии. - Новосибирск, 1992.
Алексеев А.Н. Археологическое изучение русских поселений XVII - XVIII веков на Северо-Востоке Якутии //Языки,
культура и будущее народов Арктики. (Тез. докл. междун. конф.). - Якутск, 1993.
Алексеев А.Н., Кочмар Н.Н., Черосов Н.М. Основные итоги и задачи исследований археологической экспедиции
Якутского университета //Археология Якутии. - Якутск, 1988.
Андриевич В.К. История Сибири. - СПб., 1889. - Ч. II.
Амудеен Р. Северо-восточный поход. Экспедиция "Мод" вдоль северного побережья Азии в 1918 - 1922 гг. - Л., 1936.
Аргентов А.В, Статистика народонаселения прихода Спасителя в Нижнеколымске //ЗИРГО. - СПб., 1859.
Аргентов А.В. Очерк Нижнеколымского края //Сборник газеты "Сибирь”. - 1876. - Т.1.
Аргентов А.В. Нижнеколымский край //ЗИРГО. - СПб., 1879. - Т. XV.
Аргентов А.В. Нижиеколымский край //ЗИРГО. - СПб., 1880. - Т. XV, вып. 6.
Артемьев А.Р. Памятники истории освоения русскими Дальнего Востока: проблемы археологического изучения //
Вестник ДВО АН СССР. - 1990. - N4.
Артемьев А.Р. Албазинский острог - старейший памятник истории освоения русскими землепроходцами Приамурья
в XVII в. //Зап. Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. - Благовещенск, 1992.
Астахова А.М. Былины. Итоги и проблемы изучения. - М.; Л., 1966.
Баландин С.Н., Вилков О.Н. Юильский городок на р. Казым //История городов Сибири досоветского периода. -
Новосибирск, 1977.
Башарин Г.П. История аграрных отношений в Якутии (60-е годы XVIII - середина XIX в.). - М„ 1956.
Башарин Г.П. История животноводства в Якутии второй половины XIX - начала XX вв. - Якутск, 1962.
Бахрушин С.В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. - М., 1929.
Бахрушин С.В. Положительные результаты русской колонизации в связи с присоединением Якутии к Русскому
государству //Прогрессивное влияние великой русской науки на развитие якутского народа. - Якутск, 1950. -
Вып. 1.
Бахрушин С.В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. //Научные труды. - М., 1955. - Т. III, ч. I.
Бахрушин С.В. Положительные результаты русской колонизации в связи с присоединением Якутии к Русскому
государству //Ведущая роль русского народа в развитии народов Якутии. - Якутск, 1955а.
Бахрушин С.В. Покрута иа соболиных промыслах XVII в. //Научные труды. - М„ 19556. - Т. III, ч. I.
Белов М.И. Семен Дежнев. - М., 1948.
Белое М.И. Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах //Сборник документов о великих русских географичес-
ких открытиях на Северо-Востоке Азии в XVII в. - Л.; М., 1952.
Белов М.И. Семен Дежнев - М., 1955.
Белов М.И. Арктические мореплавания с древнейших времен до середины XIX века //История открытия и освоения
Северного Морского пути. - М„ 1956. - T.I.
Белов М.И. Путешествия и географические открытия в XV - XIX вв. //Сборник статей. - Л.; М., 1965.
Белов М.И. По следам полярных экспедиций. - Л., 1977.
Белов М.И., Овсянников О.В., Старков В.Ф. Мангазея. Материальная культура русских полярных мореходов н зем-
лепроходцев XVI - XVII вв. - М., 1981.
Берг Л.С. История географического ознакомления с Якутским краем //Якутия. - Л., 1927.
Берг Л.С. Открытия Камчатки и экспедиции Беринга (1725 - 1742). - Л., 1935.
Биркингоф А.Л. Потомки землепроходцев. - М., 1972.
Богораз В.Г. Краткий отчет об исследовании чукоч Колымского края. - Иркутск, 1899.
Богораз В.Г. Чукчи. - Л., 1934. - Ч. I.
Богораз В.Г. Материальная культура чукчей. - М., 1991.
Васильев В.Н. Угасшая русская культура на Дальнем Севере //Сибирские вопросы. - СПб., 1908. - N1.
Васильевский Р.С., Молодим В.И., Седякина Е.Ф. Исследования Илимского острога//Древние культуры Прианга-
рья. - Новосибирск, 1978.
76
Вдовин И.С. Очерки истории и этнографии чукчей. - М.; Л., 1965.
Визе В.Ю. Русские полярные мореходы XVII - XIX вв. - М.; Л., 1948.
Вилков О.Н. Сибирский город конца XVI - первой четверти XVIII вв. в современной русской советской историогра-
фии //Историография городов Сибири конца XVI - начала XX в. - Новосибирск, 1984.
Вилков О.Н., Резун Д.Я. Экспедиционное обследование памятников деревянного зодчества Сибири (1971 - 1975 гг.)
//Историко-архитектурный музей под открытым небом. Принципы и методика организации. - Новосибирск, 1980.
Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и Ледовитому морю. - СПб., 1841. - Ч. II.
Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю (1820 - 1824). - М, 1948.
Вруцевич М.С. Обитатели, культура и жизнь в Якутской области //ЗИРГО. - СПб., 1891. - Т. XVII, N2.
Георги И.Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкно-
вений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей. - СПб., 1776 - 1777. - Ч. I.
Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов, их житейских обрядов, обыкновений,
одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей. - СПб., 1799. - Ч. III.
Глинский С.В., Сухих В.В. Реконструкция крепостных сооружений Албазинской крепости по археологическим ис-
точникам и опубликованным материалам //Зап. Амурского областного краеведческого музея и общества краеве-
дов. - Благовещенск, 1992.
Гоков А.В. К изучению материальной культуры русского населения Камчатки (по раскопкам города Нижие-Камчат-
ска XVII - XIX вв. на реке Радуге) //Краеведческие записки. - Петропавловск-Камчатский, 1989. - Вып. 6.
Гончаров И.А. Фрегат "Паллада*. - М., 1951.
Гурвич И.С. К вопросу об эволюции ясачного сбора в Якутии //Докл. на V и VI науч, сессиях. История и филология
/АН СССР. Сиб. отд-ние Якут. Фил. - Якутск, 1953.
Гурвич И.С. Изменения в культуру и быте населения Крайнего Севера Якутии под влиянием культуры русского
народа //Ведущая роль русского народа в развитии народов Якутии. - Якутск, 1955.
Гурвич И.С. Русские на Северо-Востоке Сибири в XVII в. //Сибирский этнографический сборник. - М, 1963. - Т. 5.
Давыдов С.П. О начале и развитии хлебопашества в Якутской области //Зап. СОРГО. - СПб., 1858. - Кн. 5.
Добжанский В.Н. Керамика Илимского острога //Сибирь в древности. - Новосибирск, 1979.
Долгих Б.О. Этнографический состав населения Якутского уезда в XVII веке //КСИЭ. - 1955. - вып. XXIV.
Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. - М.; Л., 1960.
Древняя Русь. Город, замок, село. - М, 1985.
Дьяконов А.Л. Пушной промысел в Якутии конца XVIII - середины XIX в. - Якутск, 1990.
Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытий. - М, 1971.
Журнал Анадырской команды сержанта Андреева, веденный во время путешествия по островам Ледовитого моря //
Сибирский вестник. - СПб., 1823. - Ч. VI, кн. 23, 24.
Загоскин Л.А. Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в
1842, 1843 и 1844 годах. - СПб, 1847. - Ч. 1; 1848. - Ч. 2. - Новое издание. М, 1956.
Засурцев П.И. Усадьбы и постройки древнего Новгорода //МИА. - М, 1963. - N123.
Зензинов В.М. Русское Устье Верхоянского округа Якутской области //Землеведение. - М, 1913. - Ки. IV.
Зензинов В.М. Старинные люди у холодного океана. - М, 1914.
Зыков Ф.М. Поселения, жилища и хозяйственные постройки якутов XIX - начала XX вв. - Новосибирск, 1986.
Зыков Ф.М. Традиционные орудия труда якутов (XIX - начало XX в.). - Новосибирск, 1989.
Иванов В.Н. Социально-экономические отношения у якутов: XVII в. - Якутск, 1966.
Иванов В.Ф. Историко-этнографическое изучение Якутии XVII - XVIII вв. - М, 1974.
Иванов В.Ф. Социально-экономические отношения в Якутии (конец XVII - начало XIX вв.). - Новосибирск, 1992.
Идее И. Путешествие и журнал по указу великих государей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексан-
дровича отправленного нз Москвы в Китай господина Эбергарда Избраннедеса посланником в 1692 году марта
14 дня //Древняя Российская Вивлиофика. - М, 1789. - Ч. VIII.
Исаков А.Н. История торговли на Северо-Востоке России (XVII - XX вв.). - Магадан, 1994.
Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века: Археологические находки на острове Фад-
дея и на берегу залива Симса. - Л.; М, 1951.
Кабузан В.М., Троицкий С.М. Новые источники по истории населения Восточной Сибири во второй половине XVIII в.
//СЭ. - 1966. - N3.
Каменецкая Р.В. Русские старожилы в низовьях р. Индигирки //Фольклор Русского Устья. - Л, 1986.
Кириллов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства, в каковое начала, привел и оставил неизреченными
трудами Петр Великий, отец отечествия, император самодержец Всероссийский. - М, 1831. - Кн. 2. - Новое
издание. М„ 1977.
Колесов М.И. История Колымского края. - Якутск, 1991. - Ч. I.
Колониальная политика Московского государства в Якутии в XVIII в. - Л, 1936.
Комаров В.Л. Путешествие по Камчатке в 1908 - 1909 гг. //Изб. соч. - М.; Л, 1950. - Т. VI.
Константинов М. Пушной промысел и пушная торговля в Якутском крае. - Иркутск, 1921.
Копылов А.Н. Культура русского населения Сибири в XVII - XVIII вв. - Новосибирск, 1968.
Королев В. По следам Дмитрия Зыряна //Полярный круг. - М, 1986.
Короленко В.Г. Сон Макара //Рассказы. - М, 1978.
Крадин Н.П. Об основании Казымского (Юильского) острога //Историко-архитектурный музей под открытым не-
бом. Принципы н методика организации. - Новосибирск, 1980.
77
Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество. - М.. 1988.
Кротов В.А Земледелие в бассейне Колымы. - М.; Иркутск, 1932.
Курилов В.Н., Резун Д.Я. Новые материалы по истории и архитектуре Зашиверского острога XVII в. //Проблемы
охраны и освоения культурно-исторических ландшафтов Сибири. - Новосибирск, 1986.
Лебедев Д.М. География в России XVII века. * М.; Л., 1949.
Лемьков В.Д., Силантьев Г.Л., Станюкевнч А.К. Командорский лагерь экспедиции Бериига (Опыт комплексного
изучения). - М., 1988.
Люцидарская А.А. Усадебный комплекс Восточной Снбирн начала XVIII в. //Памятники быта и хозяйственное
освоение Сибири. - Новосибирск, 1989.
Люцидарская А.А Старожилы Сибири: Историко-этнографические очерки. XVII - начало XVIII вв. - Новосибирск, 1992.
Магидович И.П., Магидович В.И. Очерки по истории географических открытий. - М., 1983. - Т. 2.
Майдель Г. Путешествие по северо-восточной части Якутской области в 1868 - 1870 гг. - СПб., 1896. - Т. 2.
Майиов И.И. Некоторые данные о тунгусах Якутского края, - Иркутск, 1898.
Майиов И.И. Помесь русских с Якутами //Русский антропологический журнал. - 1900. - N4.
Миддендорф А. Путешествие на север и восток Сибири. - СПб., 1878. - С. 2.
Миллер Г.Ф. Известие о торгах сибирских //Ежемесячные сочинения к пользе и увеселении служащий. - СПб., 1755. - Т.П.
Миллер Г.Ф. История Сибири. - М.; Л., 1941. - Т. 2.
Молодин В.И. Археологическая разведка по реке Каэым //Историко-архитектурный музей под открытым небом. -
Новосибирск, 1980.
Молодин В.И., Добжанекий В.Н. Система водоотводов Илимского острога //Древние культуры Приангарья. - Ново-
сибирск, 1978.
Молодин В.И., Добжанекий В.Н. Археологические исследования Казымского острога //Древние культуры Алтая и
Западной Сибири. - Новосибирск, 1978.
Мостахов С.Е. Русские путешественники - исследователи Якутии. - Якутск, 1982.
Никитин А.В. Братский острог //СА. -1961. - N2.
Никитин А.В. Восстановление башеи Братского острога //СА. -1961. - N4.
Никитин Н.И. Сибирская эпопея XVII века. - М., 1987.
Никитин Н.И. Освоение Сибири в XVII веке. - М., 1990.
Новгородов И.Д. Первый каменный дом в Якутске //Социалистическая Якутия. - 1957. - 26 мая.
Обзор Якутской области за 1885 г. - Якутск, 1887.
Обзор Якутской области за 1889 г. - Якутск, 1890.
Овсянников О.В. О керамике древней Мангазеи //Проблемы археологии Урала и Сибири. - М„ 1973.
Овчинников М.П. Пояснительная записка к вещам, найденным у г. Олекминска Якутской области //Труды антропо-
логического отд. - М., 1890. - Вып. 3.
Оглоблин Н.Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592 - 1768). - М., 1900. - Ч. III.
Оглоблин Н.Н. Восточно-Сибирские полярные мореходы XVII в. //Журнал Министерства Народного Просвещения.
- СПб., 1903.
Огородников В.И. Покорение юкагирской земли //Тр. Гос. ун-та нар. образования в Чите. - Чита, 1922. - Кн. 1.
Огородников В.И. Завоевание русскими Сибири //Очерки истории Сибири начала XIX столетия. - Владивосток,
1924.-Т. II, ч. 1.
Окладников А.П. Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра. - М.; Л., 1948; М., 1957.
Окладников А.П., Васильевский Р.С., Молодин В.И. Раскопки Илимского острога //АО 1974 года. - М., 1975.
Окладников А.П., Гоголев З.В., Ащепков Е.А. Древний Зашиверск - древнерусский заполярный городок. - М„ 1977.
Ополовников А.В. Русский Север. - М., 1977.
Ополовников А.В. Русское деревянное зодчество. - М., 1983.
Ополовников А.В. Русское деревянное зодчество. - М., 1986.
Ополовников А.В. Сокровища Русского Севера. - М., 1989.
Ополовников А.В., Ополовникова Е.А. Деревянное зодчество Якутии. - Якутск, 1983.
Ополовникова Е.А. Русские крепости в Сибирском Заполярье //Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири.
- Новосибирск, 1989.
Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII в. на Северо-Востоке Азии. - М., 1951.
Пасецкнй В.М. Очарованные надеждой. - Л., 1970.
Полевой Б.О. Находка челобитной первооткрывателей Колымы //Экономика, управление, культура Сибири XVI -
XIX вв. - Новосибирск, 1965а, - Вып. 2.
Полевой Б.О. Новое о начале исторического плавания С.И. Дежнева в 1648 г. //Изв. ВСОРГО СССР. - Иркутск,
19656. - Т. 63.
Полевой Б.О. Новое о Семене Дежневе //Дальний Восток. - Хабаровск, 1989. - N1.
Путешествия и географические открытия XV - XIX вв. - М.,1965.
Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русской Америке в 1842 - 1844 гт. - М., 1956.
Рабинович М.Г. Очерки материальной культуры русского феодального города. - М., 1988.
Резун Д.Я. К истории изучения Илимского края //Историко-архитектурный музей под открытым небом. Принципы
и методика организации. - Новосибирск, 1980.
Ревун Д.Я. Очерки истории изучения сибирского города конца XVI - первой половины XVIII вв. - Новосибирск, 1982.
Резун Д.Я. Очерки истории изучения сибирского города. XVIII век. - Новосибирск, 1991.
78
Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах. Сборник документов о великих русских географических открытиях
на Северо-Востоке Азии в XVII веке. - Л.; М., 1952.
Русские. Историко-этнографический атлас. Земледелие. Крестьянское жилище. Крестьянская одежда (середина XIX
- начало XX вв.). - М., 1967. - Ч. I.
Русские. Историко-этнографический атлас. Из истории русского народного жилища и костюма (украшение крестьян-
ских домов и одежды). Середина XIX - начало XX вв. - М., 1970. - Ч. II.
Русские мореплаватели (Сборник статей). - М., 1953.
Русские арктические экспедиции XVII - XX вв. - Л., 1964.
Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана во второй половине XVIII в. - М., 1989.
Рябов П. Полярные страны Сибири //Сибирский сборник. Приложение к "Восточному обозрению". - СПб., 1887.
Самсонов Н.Г. Два языка - два родника. • Якутск, 1993.
Сарычев Г.А. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. - М., 1952.
Сафронов Ф.Г. Русские на Северо-Востоке Азии в XVII - середине XIX вв. - М., 1978.
Сафроиов Ф.Г. Русские промыслы и торги на Северо-Востоке Азии в XVII - середине XIX в. - М., 1980.
Сафронов Ф.Г. Дореволюционные начальники Якутского края. - Якутск, 1993.
Седякина Е.Ф. Раскопки Илимского острога //АО 1971 года. - М., 1972.
Сельский И.Г. Описание дороги от Якутска до Среднеколымска //Записки СОРГО. - СПб., 1856. - Кн. I.
Сергеев В.И. Первые сибирские города, их военное, экономическое и культурное значение //Вестник истории миро-
вой культуры. - М., 1960. - N3 (21).
Сибирские города XVII - начала XIX вв. - Новосибирск, 1981.
Силантьев Г.Л. Исследование поселения Витуса Бериига //АО 1979 года. - М., 1980.
Сизых С.Н. Экспонат свидетельствует //Социалистическая Якутия. - 1989. - 14 апреля.
Скворцов Е.Ф. Русские на Индигирке //Топографический н геодезический журнал. -1910. - N10.
Скворцов Е.Ф. В прибрежных тундрах Якутии //Тр. Комиссии АН СССР по изучению Якутской АССР. - Л., 1930.
- Т. XV.
Скобелев С.Г Русские влияния на материальную культуру местного населения бассейна среднего Енисея и прилега-
ющих территорий в XVII веке (по данным археологии, этнографии и истории): Автореф. дис. ...канд. ист. наук.
- Новосибирск, 1986.
Скобелев С.Г. Причины колебаний численности коренных сибирских народов в XVII - XIX вв. //Историческая
демография Сибири. - Новосибирск, 1992.
Скрыбыкина Л.П. Былины русского населения северо-востока Сибири. - Новосибирск, 1995.
Соколов З.П. Загадка Юильского города //СЭ.- 1977. - N4.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1961. - Т. 12.
Софроиеев П.С. О развитии товарно-денежных отношений в Якутии конца XVII - первой половины XVIII в. //Из
истории Якутии XVII - XIX веков. - Якутск, 1965.
Софроиеев П.С. Якуты в первой половине XVIII века. - Якутск, 1972.
Спиридонов Н.И. Одулы (юкагиры) Колымского края //Советский Север. - М., 1930. -N9 - 12.
Стефанович Я.В. От Якутска до Аяна. Путевые наблюдения //Зап. ВСОРГО. - Иркутск, 1896. - Т. 2, вып. 3.
Сухих В.В. О месторасположении памятников археологии XVII в. в верхнем течении Амура и Зеи //Иэв. СО АН
СССР. - Новосибирск, 1976. - Вып. 1.
Сухих В.В. Хозяйственное освоение Приамурья русскими в XVII веке (по материалам раскопок Албазинской крепо-
сти): Автореф. дис... канд. ист. наук. - Новосибирск, 1980.
Титов А.А. Сибирь в XVII в. - СПб., 1890.
Токарев С. А. Очерки истории якутского народа. - М., 1940.
Токарев С.А. Происхождение якутской народности //КСИИМК. - Л., 1941. - Вып. 9.
Токарев С.А. Общественный строй якутов XVII - XIX вв. - Якутск, 1945.
Токарев С. А. Культурные связи якутского и русского народов до 1917 года //Ведущая роль русского народа в разви-
тии народов Якутии. - Якутск, 1955.
Уткин К.Д. Черная металлургия якутов второй половины XIX - начала XX вв. - Якутск, 1992.
Федосеева С.А. Археологическое изучение Якутии за 50 лет //Вопр. историографии и источниковедения Якутии. -
Якутск, 1971.
Фишер И.Э. Сибирская история. - СПб., 1774.
Фирсов Н.Н. Чтение по истории Сибири. - М., 1915. - Вып. 1.
Фольклор Русского Устья. - Л., 1986.
Хитров Д. Краткая грамматика якутского языка. - М., 1858.
Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 году. - СПб., 1882.
Чикачев А.Г. Русские на Индигирке: историко-этнографический очерк. - Новосибирск, 1990.
Чикачев А.Г. Краеведческие очерки. - Якутск, 1994.
Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Июль - сен-
тябрь. - М., 1864. - Кн. III.
Шишигин Е.С. Распространение христианства в Якутии. - Якутск, 1991.
Шренк Л.И. Об инородцах Амурского края. - СПб., 1883. - Т. I.
Шуб Т.А. Старинное русское население низовьев р. Индигирки //Тез. дохл, на втором Всесоюзном географическом
съезде. - М.; Л., 1949а.
79
Шуб Т.А. Старожилое русское население низовьев р. Индигирки //Тр. второго Всесоюзного географического съезда.
- М„ 19496.
Шубин В.О. Русские поселения XVIII - XIX веков на Курильских островах //Вестник ДВО РАН. - Владивосток,
1992. - N1 - 2.
Щапов А.П. Историко-этнографическая организация русского народонаселения //Русское слово. - 1865, февраль.
Щукин Н.С. Поездка в Якутск. - СПб., 1844.
Эверстов С.И. Рыболовство в Сибири. - Новосибирск, 1988.
Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. - СПб., 1891.
Якутия в XVII веке. - Якутск, 1953.
Якутия. - М., 1965.
ИСТОЧНИКИ
ДЛИ. - СПб., 1859. - Т. VII.
ЦГАДА, ф. 1177, ст. 43, л. 63 - 64.
ЦГАДА, ф. 1177, ст. 66, л. 5 - 6.
ЦГАДА, СП, кн. 186, л. 19 - 21, 25, 31.
80
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ
хвойный лес
кремневые наконечники стрел
V.,J	ерник		наконечники гарпунов из бивня фрагменты битой кости
			
* м и	травяная растительность	*7	
			
	Дврн	X	ножевидная пластина
			
ЪйиНЛ.	суглинок	Z'х	огщепы наконечники стрел костяные
			
х. т ту	слой щепы	м	
			
	щепа в глине	%	термоколы
			
			
	обожженная глина жал. - белесого цвета	4J	кость целая
			
	изображения бревен и досок на стратиграфическом разрезе		линейка, календарь (?)
			
««*«»<**	труха из корней или щепы		грузило в берестяном футляре
			
	горелые прослойки		позвонки рыб
			
	материковая серая глина		кожаные ремешки
			
	бревна		нивелирные отметки
			
	изображение торцовых частей кольев, бревен, жердей	$	шерсть
			
* »	доски, плахи	D	стельки
81
медная пластина
	рыболовные грузила
футляры для печатей
детали нарт
копыл ье
куски шлака
скрученная береста (поплавки сетей)
«	челюсти рыб
осколки фарфоровой посуды
	ботинок
• •	осколки керамической посуды
82
			
%®	осколки стекла		кожаные изделия
			
	каменные обломки		материя
			
>	пищальные камни		деревянная посуда
			
	каменные грузила		деревянные изделия неизвестного назначения
			
<9 в	плашки от черканов	а	костяное изделие неизвестного назначения
			
	скребок		кресало железное
			
* а, <ё>	деревянные круги и их обломки	©	счетный жетон
			
4 4 <?4«	монеты и год их чеканки	'X	железные наконечники стрел
			
	детали деревянных бочек и ведер		железные гвозди
			
^2?	фрагменты берестяной посуды		железные ножи
			
0	складной нож	*	изделия из железа
			
(\}	веревки	® и	изделия из цветных металлов
			
	волосы	ш ' •	обрезки бивня мамонта
			
4 4м	украшения, подвески, серьги	#4.	гребни из бивня
			
№_	концевая вставка лука	ггг г	обожженная глина, куски обмазки
83
	деревянные ложки		деревянные изделия неизвестного назначения
	свинцовые пули		древки стрел
	керамика гончарного круга	0®	железные пряжки ремней
	деревянные остроконечные изделия		веники
S.OM	деревянные изделия	О	плетеное изделие из прутьев тальника
9	лука седла (кв. Д-1)		деревянные крышки бондарных изделий
84

Табл. 1. План, обмеры и профили построек N 1 а и 1 б (черным цветом выделена более ранняя постройка N 1 а).
Алазейский острог.
85
425
Табл. 2. План, обмеры и профили построек N 2, 3 в, 3 б. Четырехчастная постройка. Алазейский острог.
86
Табл. 3. План основания построек N 3 а и 3 6 (темным цветом выделен оклад ранней постройки N 3 а)
(1) и реконструктивный вид плана четырехчастной постройки (2). Алаэейский острог.
Табл. 4. План находок в постройке N 3 (раскоп 1989 г). Алазейский острог.
88
355
Табл. 5. План, обмеры и профили построек N 5 а и 5 б (черным цветом выделена ранняя постройка N 5 а)
Трехчастный дом. Алазейский острог.
<5	14	15	12 Н 10/ч 9	8	7	6	5	4	3	2 I
Табл. 6. План находок в постройке N 5 (раскоп 1988 г.). Алаэейский острог.
оо
со
90
Табл. 7. План остатков строений N 4,10 и мостовой (N 11). Алазейский острог.
91
Табл. 6. План восьмиугольной постройки (N 6) и остатков строений N 7 (трехчастная постройка) и N 9.
Алазейский острог.
CD
ГО
Табл. 9. План находок в I секторе раскопа 1990 г. Алазейский острог.
Табл. 10. План находок во II секторе 1990 г. Алазейский острог.
<0

CD
A
Табл. 11. План находок в III секторе раскопа 1990 г. Алаэейский острог.
95
Табл. 12. План, обмеры и профили постройки N 8. Церковь. Алазейский острог.
<о
сл
КИ3 1Е1ГВБА
Табл. 13. План находок в постройке N 8 (раскоп 1989 г.). Алазейский острог.
97
350см
Табл. 14. План, обмеры и профили строения N 14. Трехчастный дом и фрагменты острожного тына.
Алазейский острог.
98
660 см
Табл. 15. План, обмеры и профиль строения N 15. Сторожевая башня (15 а, б) с аманатской избой (15 в, г)
(темным цветом выделены ранние строения (15 а, 15 в)). Алаэейский острог.
99
Табл. 16. План раскопа, обмеры и пофиль строения N 16. Юго-западная сторожевая башня. Алазейский острог.
Табл. 17. План построек I слоя Стадухинского острога.
100
101
О
L
5 м
Табп. 18. План трехчастной постройки с пристроем (нивелирный план, обмеры).
Стадухинский острог, 1 слой. Раскоп 1989 г.
Табл. 19. План находок в трехчастной постройке. Стадухинский острог, I слой. Раскоп 1989 г.
о
м
северная стенка
С< С1Г С2Г СЗ- С4' С5Т С6*
восточная стенка
Табл. 20. Профиль стен трехчастной постройки. Стадухинский острог, I слой. Раскоп 1989 г.
с
АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРС
Табл. 21. План находок раскопа 1990 г. Стадухинский острог, I слой.
105
515 сн
0	0.5	1М
।	।	.1
Табл. 22. План и обмеры амбара-ледника. Стадухинский острог.
106
Табл. 23. План находок во II слое Стадухинского острога. Раскоп 1989 г.
107
Табл. 24. Детали накладных деревянных замков и ключи. Алазейский (1 - 3) и Стадухинский (4) остроги.
1 - щеколда; 2, 3 - ключи; 4 - ползун.
108
Табл. 25. Фрагменты деревянной резной посуды.
Алазейский острог.
Табл. 27. Деревянная резная посуда.
1 - чаша с носиком; 2 - плошка. Алазейский острог.
Табл. 26. Обломок деревянной чаши.
Алазейский острог.
Табл. 28. Деревянные изделия. Алазейский острог
1, 2 - попасти мутовок; 3 - заготовка ложки.
109
Тип	I		II		Ill		IV		V	
S h	1 1 1 1			1 1					1« 11	
	АО	СО	АО	со	АО	со	АО	со	АО	со
I	£	—	А	—	2	—	—	—	—	—
I  X	1	1	—	—	—	—	4	—	—	—
кость	<	4	4	—	—	—	—	—	1	—
Табл. 29. Классификационная таблица форм ложек из Алазейского (АО) и Стадухинского (СО) острогов.
Табл. 30. Металлические изделия. Стадухинский острог.
1 - железный наконечник гарпуна; 2, 3 - железные ключи; 4 - железные щипцы для колки сахара;
5 - серебряная ложка с медной рукоятью.
110
5
Табл. 31. Фрагменты фарфоровой и стеклянной
посуды. Стадухинский (1) и Алазейский (2-5) остроги.
1 - осколок фарфорового изделия; 2 - печать от
винной бутылки; 3 - фрагмент аптекарского пузырька;
4 - разбитый штоф; 5 - фрагмент фарфоровой посуды.
Табл. 32. Фрагменты керамической посуды.
Алазейский острог.
1 - фаянс; 2 - лепная якутская керамика;
3 - керамика изготовленная на гончарном круге.
Табл. 33. Фрагменты гончарной керамики.
Алазейский острог.
Табл. 34. Фрагменты лепной якутской керамики (1)
и глазурованной бутыли (2). Алазейский острог.
111
Табл. 35. Керамические и каменные изделия.
Алазейский острог.
1 - фрагмент глиняного сопла; 2, 3 - гончарная кера-
мика; 4 - сланец с нацарапанными рисунками и
надписями; 5, 6 - скребки-куочаи из сланца.
Табл. 36. Железные и медные (5) изделия.
Алазейский острог.
1 - кресало; 2 - неизвестный предмет;
3, 5 - набойки на обувь; 4 - пунсон.
о	Зсм
»
Табл. 37. Напарья. Алазейский острог.
Табл. 38. Железные изделия. Алазейский острог.
1-3- скобы; 4 • хомус; 5• деталь вертлюга;
6- пинцет; 7- панцирная пластина.
112
Табл. 39. Железные изделия. Алаэейский острог.
1 - кольцо; 2, 3 - уторники; 4, 5 - скребки.
Табл. 41. Каменные скребки. Алаэейский острог.
1 - из диабаза; 2, 3 - из сланца.
Табл. 40. Фрагменты деталей деревянных вертлюгоа. Алаэейский острог.
113
Табл. 42. Каменные изделия. Алазейский острог.
1 - кремневая пластина; 2-6, 8- кресельные кремни; 7 - обломок вкладыша или наконечника (?);
9 -12 - кремневые скребки; 13 • скребок-бифас из сланца; 14 - скребок из диабаза.
Табл. 43. Железные ножи. Алазейский острог.
114
Ю	<1	12
Табл. 44. Металлические изделия. Алазейский острог.
1 - фрагмент медного изделия; 2 - медная пробка с резьбой от игольника (?); 3 - железный щиток пуговицы
от кафтана; 4 - изделие из железа; 5, б - декоративные бронзовые пластины; 7 - железная пряжка;
8- 9 - бронзовые пряжки; 10, 12 - складные ножи (железо, медь, "слоновая кость"); 11 - медный игольник.
115
4
б
116
Табл. 46. Рукояти ножей из бивня мамонта (1) и рога (2). Алазейский острог.
Табл. 47. Предметы из бивня и рога. Алазейский острог.
1 - 7 - бобышки заготовок из бивня, обработанные на токарном станке; 8 - рукоять из бивня; 9 - рукоять из рога.
117
Табл. 48. Металлические изделия. Алазейский острог.
1, 2 - серебряные копейки Петра I; 3 - монета 1749 г Елизаветы I; 4 - серебряный тельный крест; 5 - серебряное
кольцо со вставкой-инталией из сердолика; б - медное кольцо; 7 - серебряная серьга с эмалевым покрытием;
8 - фрагмент креста; 9, 10 - металлические запонки; 11 - стеклянная вставка с инталией;
12, 14, 19, 20- металлические пуговицы; 13, 18, 21 - медные гильзовые обкладки рукоятей ножей с эмалевым
покрытием; 15, 16 - наперстки.
118
Табл. 49. Медная обкладка посуды (1) и деталь безмена (2). Алаэейский острог.
Табл. 50. Деревянные курительные трубки. Алаэейский (1) и Стадухинский остроги (2).
119
Табл. 51. Деревянные изделия. Стадухинский острог.
120
Табп. 52. Шахматные фигурки иэ дерева. Алазейский (1-8, 10- 19, 21 - 28) и Стадухинский (9, 20) остроги.
121
ПЕШКИ И ПЕШКОВИЛНЫЕ ФИГУРЫ
I (простыв)			П (УСЛОЖНЕННЫЕ)				Ш (сложные)		
н д АО СО 420*2	2^ АО 2	3^ АО 3	4 А 4Б да АО АО 56 4	2 АО 5	3 д АО 8	4 АО 4	4 со 4	2 А^Д	3 АО 4
44*6 54*22	45*45 34*47	45*45 23*45	20*9 26*42 54*23	25*42. 30*46	48*9 54*27	37*47	24x48	49*44	20*43
КОНИ
I	Л		Ш		И	IZH	~УПТ	Е	X	д
И 4 24*47 й 4 24*42 4^2^ 4 49 *45 а 4 24*46	^^А 2 23*49 29*22 ^х^Б 4 20x46 ^-ДВ 4 28*49	^^А 4 24x46 4 28*22 4 20*47	2 24*45 22*49 Б^/| 4 35*49 2 30*20 rgj 4 32*46 4 32*47	4 27*49	А ~ Q		4 22*48 ^^6 4 24 *48 jAB Л (mnftfi г Z* r-u / | 4~ 29* •	4 32*49 Е 2 284а* 4 33*46	4 -40*47	
					34х(25«20 ш. 4 29х(20*Ц	4 27*47				4 26х(35»46
Табл. 53. Классификационная таблица шахматных фигур иэ Алазейского (АО) и Стадухинского (СО) острогов.
122
ЛАДЬИ
	I	П	Ш	12	
А		А Q	1 А[^|	1	
47м	6 9-26*48	4 24x8-24x46	АО 4	А04 40*40-20x45 30x20	АО 4 АО 2 24*(48“44)20x44)27«24	АО 2 23*24,20*43
Б		6	Я 03	в ^22^Г	
4 45 *42		4 24* 28 В jUj 4 23* 43	АО 4	|А0 2 25*42 ! 20*40 "2"g 1 24 СО 4	! 29 * 42 ।	АО 4 АО 4 24«24	26*44 Д Г^\ ‘2_ „ „ / \ • RJU] 1 гл со 4 I АО 4 25x47* 20*48 1	
ФИГУРЫ СРЕДНЕГО И ВЫСШЕГО РАНГА (СЛОН, ФЕРЗЬ, КОРОЛЬ)
I	Л		ттт			17	
4	4	2	4	2	3	4	♦
СО 4 34*22	A АО 4 34*24 Б® 4 34*49	4 Л-43	А^^ 44 24*9-47*47 6 ® 4 37*47 во 4 40x20	1 4 42 «6-47*43 6 4 30*43 В8) ^1* 47*23	4 34*45 Б^^ 46*24 ‘S 4 24x47	А^^ » М«1» Б ф ^1 41,47 8 П • Лз	< 34,44
Табп. 54. Классификационная таблица шахматных фигур среднего и высшего рангов из Алаэейского (АО) и
Стадухинского (СО) острогов.
123
Табл. 55. Изделия из бивня мамонта. Алазейский и Стадухинский (6) остроги.
1 - циферблат солнечных часов; 2 - шахматная фигурка; 3, 9 - изделия неизвестного назначения;
4, 5, 7, 8- гребни и расчески; 6 - игральная кость.
124
20
Табл. 56. Изделия из бивня мамонта. Алазейский острог.
1 -12 - игральные кости; 13-15 -иголки; 16 - игрушка-скорпион; 17 - блок аркана; 18 - деталь вертлюга;
19 - острие для развязывания узлов (?); 20 - маховик детского волчка (?).
125
Табл. 57. Обломки сложносоставного лука. Стадухинский острог.
4
Табл. 58. Наконечники иэ бивня (# - 3) и концевая вставка лука из рога (4). Стадухинский острог.
126
Табл. 59. Изделия из кости и бивня. Алазейский (1 - 3, 5 - 7) и Стадухинский остроги (4).
1, 2, 5 - наконечники стрел; 3, 4 - держатели железных наконечников стрел;
6, 7 - щитки для защиты запястья большого пальца от тетивы.
127
3
Табл. 60. Деревянные наструги. Алазейский острог.
128
Табл. 61. Находки из Алазейского острога.
1-7- томары из бивня; в - роговой держатель-посредник наконечника стрелы;
9 - держатель-посредник из бивня для костяного наконечника стрелы.
129
Табл. 62. Стержневидные наконечники стрел из бивня. Алазейский острог.
130

Табл. 63. Стержневидные наконечники стрел из бивня и способ их крепления на древке стрелы (4).
Алвзейский острог.
131
4
Табл. 64. Костяные изделия. Алаэейский острог.
1 • наконечник стрелы; 2 - шило; 3, 4 - кляпы-застежки для упряжи.
132
О 5см
*-1—Ь I 1-1
Алазейский острог.
133
Табл. 66. Костяные гарпуны и держатель наконечника (8). Алазейский острог.
134
Табл. 67. Детали черкана. Алаэейский острог.
1 • лук; 2 - плашка; 3 - рама.
Табл. 66. Деревянные детали охотничьих ловушек. Алаэейский (1-4, 6) и Стадухинский остроги (5).
1-4- сторожки заячьих петель; 5, в - детали капканов ударного действия.
135
Табл. 69. Охотничьи принадлежности.
Алазейский острог.
1 - 3 - пялы; 4 - ложе самострела.
Табл. 70. Предметы конского снаряжения.
Алазейский острог.
1 - кольца подбородника; 2 - удила; 3 - медно-желез-
ный крюк седла; 4 - пряжка упряжи.
Табл. 71. Копылья ездовых нарт. Алазейский острог.
136
о
3 см
Табл. 72. Фрагмент кожаного ремня.
Стадухинский острог.
Табл. 74. Остатки кожаной обуви с деревянным
каблуком. Стадухинский острог.
О Зсм
। . 1_______।
Табл. 73. Кожаный чехол для топора.
Алазейский острог.
Табл. 75. Инструменты прядения. Алазейский острог.
1,	3, 5 - деревянные пряслица;
2,	4 - пряслица из бивня; 5 - веретено.
137
Табл. 77. Трепало (1) и прялка (2). Алаэейский острог.
Табл. 78. Чесала. Алаэейский острог
Табл. 79. Деревянные шаблоны для вязания сетей.
Алаэейский острог.
138
паз
верхний ряд зубцов
нижний ряд зубцов
спинка
боковая грань
разметочная лнипи
боковые зубцы
ряд зубцов
верхняя грань
Табл. 80. Морфологические элементы расчесок и гребней.
Табл. 81. Гребни и расчески из мамонтового бивня и панциря черепахи (2, 4).
Алаэейский и Стадухинский (7) остроги.
139
Табл. 82. Гребни и расчески из бивня мамонта. Алазейский и Стадухинский (5) остроги.
140
Табл. 83. Гребни и расчески из бивня мамонта. Алазейский и Стадухинский (в) остроги.
141
Табл. 84. Гребни и расчески из бивня мамонта. Алаэейский острог.
142
Табл. 85. Гребни и расчески из бивня мамонта. Алазейский и Стадухинский (1) остроги.
143
Табл. 86. Металлические изделия. Алазейский (3, 4) и Стадухинский (1, 2, 5) остроги.
1 - деревянная пуговица с серебряной обкладкой; 2 • серебряный рубль Анны Иоановны;
3,	4 - медные кольца с цветными стеклянными вставками; 5 - золотой перстень.
Табл. 87. Каменные (1, 2) и железные 3 - 8) изделия. Стадухинский острог.
1 - фрагмент оселка; 2 - пушечное ядро; 3 - деталь вертлюга (?);
4,	5 - пряжки ремней; 7 - бойковый курок капсульного ружья.
144
Группа	Тип	ВАРИАНТЫ											
		а [ЧЕТ]			6 СЕ			в			г £2^		
		1	2	3	1	2	3	1	2	3	1	2	3
		кол-во	раэмвры дп. х мир. х R (мм)	место нахожд.									
I Л	’0	15	45x20x10	АО 46x30x15	АО 47x29x15	СО 48x28x15	СО 57x21x10	АО 62x20x10	АО 63x24x11	АО 64x20x10	АО 65x21x10	АО 68x30x11	АО 80x29x14	АО 84x26x14	АО 63х(фрагм.) АО .х(фрагм.)	АО 49x17x7	АО			3	64x20x8 АО 68x25x11 АО 73x21x10 АО			8	59x25x11 СО 60x21x9 АО 60x25x10 АО 62x25x12 АО 65x25x11 АО 68x25x11 АО 50x19x12 АО 50x22x9 АО					
	’•0	2	68x25x15 АО 75x20x11 АО			1	65x27x12 АО			2 63x24x10 АО 67x27x14 АО			2	52x21x10 АО 54x22x10 АО		
								1	58x30x14 АО					
II 								1	53x23x12 АО					
Табл. 88 Классификационная таблица пломбовых футляров.
(АО - Алаэейский острог, СО - Стадухинский острог).
145
s	6
О	5см
Табл. 89. Деревянные футляры пломбовых печатей. Алазейский острог.
6	7	8
Табл. 90. Деревянные футляры пломбовых печатей. Алазейский острог.
146
Правители	Монетный двор	Номинал	Год	Кол-во шт.	Состояние	Примечания
Михаил Федорович	Москва	Копейка	1618-19	3	Хорошее	Пробитые
						АО - 2 шт. СО -1
Петр I	Москва	Копейка	1682-1718	9	Хорошее	АО - 4 СО - 5
Анна Иоановна	СПб	1 руб. серебр.	1?$4	1	Отличное	66
Елизавета I		Деньга	1745	5	Удовл.	АО -1 СО - 4
			1746	1	Удовл.	АО
			1748	7	Удовл.	АО-4 СО-3
			1749	41	Отл. (3 шт.) Хор. (14) УД. (11) Неуд. (13)	АО -14 СО - 27
			?	6	Плохое	АО-5СО-1
		Полушка	1745	2	Хорошее	АО
			1748	1	Хорошее	СО
Екатерина II	Колывань	Полушка	17..	1	Неудовл.	АО
	Колывань	5 копеек	1768	1	Отличное	СО
			1769	2	Хорошее	АО -1 СО - 1
		Полтинник	1767	1	Удовл.	АО
Александр I	Колывань	2 копейки	1816	1	Хорошее	СО
Табл. 91. Коллекционная опись монет из Алазейского (АО) и Стадухинского (СО) острогов.
Табл. 92. Сторожки охотничьих ловушек (?). Алазейский острог.
147
Табл. 93. Стилизованные деревянные фигурки птиц. Алазейский острог.
Табл. 94. Стилизованные фигурки птиц. Алазейский острог.
148
Табл. 95. Деревянные детские игрушки. Алаэейский острог.
1,2- волчки; 3 - жернов.
Табл. 96. Чехол для ложки (замша, войлок, сукно). Алаэейский острог.
149
Табл. 97. Деревянные изделия. Алазейский острог.
1, 2 - крышки берестяных коробок; 3 - ручка от дверей тумбы или шкафа;
4 - донце рогоеой пороховницы; 5 - 7 - стенные крюки.
150
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АО - Археологические открытия
ВСОРГО - Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества
ДАИ - Дополнения к Актам историческим
ЗИРГО - Записки Императорского Русского географического общества
КСИИМК - Краткие сообщения Института истории материальной культуры
КСИЭ - Краткие сообщения Института этнографии АН СССР
МИ А - Материалы и исследования по археологии СССР
СОРГО - Сибирский отдел Русского географического общества
ЦГАДА, СП - Центральный государственный архив древних актов, Сибирский приказ
ЯГУ - Якутский государственный университет
151
ОГЛАВЛЕНИЕ
ОТ РЕДАКТОРА...................................................5
ПРЕДИСЛОВИЕ....................................................8
ГЛАВА I
ОСВОЕНИЕ РУССКИМИ ЗЕМЛЕПРОХОДЦАМИ
АРКТИЧЕСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ ЯКУТИИ................................10
ГЛАВА II
РУССКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ XVII - XVIII ВВ. НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ ЯКУТИИ:
АЛАЭЕЙСКИЙ И СТАДУХИНСКИЙ ОСТРОГИ............................17
ГЛАВА III
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА РУССКИХ ПОЛЯРНЫХ МОРЕХОДОВ
И ЗЕМЛЕПРОХОДЦЕВ XVII - XVIII ВВ.
(по данным раскопок Алазейского и Стадухинского острогов)....33
ГЛАВА IV
ХОЗЯЙСТВЕННАЯ АДАПТАЦИЯ К УСЛОВИЯМ СЕВЕРА.
ВЗАИМОВЛИЯНИЕ КУЛЬТУР........................................55
ЗАКЛЮЧЕНИЕ...................................................68
RESUME.......................................................69
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ............................................75
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ.........................................80
ТАБЛИЦЫ......................................................84
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ...........................................150
Научное издание
А.Н. Алексеев
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ XVII - ХУШ ВВ. НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ ЯКУТИИ
Редактор ИЛ. Лучинская
Технический редактор М.С. Игнатов
Оператор Л.В. Лабецкая
Подписано в печать 20.09.1996. Бумага офсетная. Формат 60x84/8. Офсетная печать. Усл. печ. л. 17,67
Усл.-изд. л. 18,5. Тираж 1000. Заказ N$38. Цена договорная.
Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ЛР N 040755 от 12.04.96.
630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.
Типография РПО СО РАСХН.
633128 Новосибирская обл., р.п. Краснообск.

Анатолий Николаевич Алексеев, доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой истории России Якутского государственного университета.
Область научных интересов - археология древнего человека, этногенез и этническая
история народов Сибири. Автор более 50 научных трудов, в том числе пяти
монографий. А.Н. Алексеев - руководитель комплексной историко-археологической
экспедиции Якутского государственного университета, которая проводит исследования
археологических памятников в бассейне средней Лены, на Алазее, Вилюе, Колыме и
в центральных районах Якутии.
Эта книга А.Н. Алексеева - завершающий том монументальной по широте
хронологии и глубине анализа трилогии, посвященной древностям Якутии. В
монографии речь идет о культуре русских землепроходцев XVII - XVIII вв.. которая
воссоздается автором на основании материалов раскопок Алазейского и
Стадухинского острогов, основанных на берегах Индигирки и Колымы. А.Н. Алексеев
детально рассматривает материальную и духовную культуры полярных мореходов и
промышленно-торговых людей; хозяйство и быт обитателей зимовий и крепостей;
проблемы плодотворного взаимодействия и взаимовлияния культур пришлой и
аборигенных. Нигде более, как в Приполярной Якутии, русские не заимствовали во
благо адаптации столь многие элементы материальной и духовной культур коренных
обитателей. Это было обусловлено высоким культурным уровнем якутов и
замечательными чертами характера русского народа.
Изложенное в книге А Н. Алексеева - доброжелательное и беспристрастное
воздаяние должного одному из беспримерных подвигов россиян, первопроходцев
ледяных окраин Евразии