Текст
ISSN 0131-3150
1989
5
СЕНТЯБРЬ
ОКТЯБРЬ
ИСТОРИЯ
СССР
ИСТОРИЯ СССР
АКАДЕМИЯ
НАУК
СССР
5-1989
СЕНТЯБРЬ ОНТЯБРЬ
ИНСТИТУТ
ИСТОРИИ
СССР
ЖУРИМ
осинм
I 115/ щу
ВЫХОДИТ
В РАЗ I ГОД
МОСКВА
* НАУКА •
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
И. Е. ЗЕЛЕНИН (и. о. главного редактора)
К. В. ГУСЕВ, С. С. ДМИТРИЕВ,
Г. Д. комков,
В. Я. ЛАВЕРЫЧЕВ, И. И. МИНЦ,
В. П. НАУМОВ,
А. П. НОВОСЕЛЬЦЕВ,
А. А. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ,
М. А. РАХМАТУЛЛИН (зам. главного редактора),
И. В. РУСИНОВ
Адрес редакции:
103031, Москва, К-31, Кузнецкий мост, 19, тел. 923-56-93
Ответственный секретарь Ю. В. Мочалова, тел. 924-29-31
EDITORIAL BOARD:
I. Ye. ZELENIN (Editor in-chief ad interim)
K. V. GUSEV, S. S. DMITRIEV,
G. D. KOMKOV,
V. Ya. LAVERYCHEV, I. I. MINTS,
V. P. NAUMOV,
A. P. NOVOSELTSEV,
A. A. PREOBRAZHENSKY,
M. A. RAKHMATULLIN (Assistant editor-in-chief),
I. V. RUSINOV
A d г e s s:
19, Kuznetsky Most. Moscow, U. S. S. R. Tel. 923-56-93
Managing Editor Yu. V. Mochalova, tel. 924-29-31
РУКОПИСИ ПРЕДСТАВЛЯЮТСЯ В РЕДАКЦИЮ
В ДВУХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ ОБЪЕМОМ НЕ БОЛЕЕ
1,5 АВТОРСКОГО ЛИСТА (36 СТР. МАШИНО¬
ПИСИ ЧЕРЕЗ ДВА ИНТЕРВАЛА). В СЛУЧАЕ
ОТКЛОНЕНИЯ РУКОПИСИ АВТОРУ ВОЗВРА¬
ЩАЕТСЯ ОДИН ЭКЗЕМПЛЯР. ДРУГОЙ ОСТА¬
ЕТСЯ В АРХИВЕ РЕДАКЦИИ.
фИлдательстио «Наука».
«История СССР»'. 1989 г.
Статьи
Е. Г. ГИМПЕЛЬСОН
ВЛИЯНИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
НА ФОРМИРОВАНИЕ СОВЕТСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ
СИСТЕМЫ
Успешное проведение реформы советской политической системы невозможно
без осмысления и обобщения опыта ее формирования и развития на различных
этапах истории нашего государства. Важнейший из них — начальный (ноябрь
1917—1920 г.), когда в результате поиска, проб (не всегда безошибочных)
получили первую практическую проверку организационные формы и методы
функционирования системы, когда в ходе острейшей классовой борьбы сложи¬
лись ее особенности. Некоторые черты этой системы носили временный характер,
другие же стали постоянными.
Проблема формирования советской политической системы после победы
Октябрьской революции специально еще не исследовалась, хотя в изучении
отдельных ее звеньев сделано немало. Довольно обстоятельно проанализирова¬
ны вопросы становления Советского государства (системы Советов, различных
частей госаппарата, строительства и роли в новых условиях Коммунисти¬
ческой партии, профсоюзов и других общественных организаций). Основы¬
ваясь на значительной Источниковой базе, авторы вышедших работ показали,
как в государственное строительство втягивались массы трудящихся.
Однако большинству этих работ свойственны недостатки, характерные для
историографии 30—80-х гг. в целом. Критические оценки ее ныне общеизвестны,
и нет нужды их все здесь приводить. Ограничусь констатацией того, что истори¬
ки игнорировали закономерность: между идеалами, планами и реалиями не¬
избежны определенная дистанция, несовпадение, обусловленные объективными
и субъективными причинами. Да, общее направление строительства новой
политической системы определялось Коммунистической партией и получало за¬
конодательное выражение в декретах Советского правительства, но их воплоще¬
ние в жизнь далеко не всегда соответствовало первоначальным замыслам и юри¬
дическим актам. Между тем в исторических работах господствовала тенденция
изображать реальные процессы таким образом, будто бы они полностью были
тождественны принятому закону. Отсюда — замалчивание негативных явлений,
наблюдавшихся в ходе строительства нового общества, выборочный, односто¬
ронний подбор документального материала, позволявший делать облегченные,
заданные выводы.
В предлагаемой статье автор исходит из того, что в основных чертах
советская политическая система сложилась в первые шесть — восемь послеок-
Гимпельсон Ефим Гилевич, доктор исторических наук, и. о. заведующего отделом Института
истории СССР АН СССР.
3
тябрьских месяцев. Не останавливаясь подробно на освещении этого процесса,
мы попытаемся проследить, как в дальнейшем, в ходе ожесточенной граждан¬
ской войны политическая система приобретала черты и качества, во многом
отличавшиеся от первоначальных и давшие основание X съезду РКП (б) за¬
писать в своей резолюции, что «форма пролетарской диктатуры приобрела
характер военно-пролетарской диктатуры»
В последнее время публицисты, ученые-обществоведы широко обсуждают
вопрос о том, каковы истоки административно-командной системы, сложившей¬
ся в 30-е гг. и просуществовавшей в нашей стране более пяти десятилетий.
Думается, что данная статья имеет прямое отношение к решению этого вопроса.
* * *
Формирование советской политической системы началось сразу после победы
Октябрьского вооруженного восстания. В июле 1918 г. V Всероссийский
съезд Советов принял Конституцию РСФСР. Новый государственный механизм,
создаваемый на демократических основах, должен был, в свою очередь, обес¬
печить демократию для широких трудящихся масс. Подрыв революцией эконо¬
мических основ эксплуататорского строя и предоставление трудящимся поли¬
тических прав и свобод явились необходимыми предпосылками решения этой
задачи. Важнейшей особенностью демократизма Советского государства —
основного звена политической системы — стало привлечение трудящихся к уп¬
равлению. В. И. Ленин рассматривал демократизацию как непременное условие
строительства социалистического общества. Еще в 1916 г. он писал: «Победо¬
носный социализм необходимо должен осуществить полную демократию...
Невозможен победоносный социализм, не осуществляющий полной демокра¬
тии...» 2 В одном из писем И. Ф. Арманд (начало 1917 г.) Ленин советовал ей
раскрыть в задуманном ею реферате вопрос о взаимосвязи диктатуры проле¬
тариата и демократии, «почему она вполне совместима с демократией, полной,
всесторонней? (вопреки вульгарному мнению)»3.
Советское государство создавалось на основе фундаментальных ленинских
принципов: полновластие Советов, руководство Коммунистической партии,
демократический централизм, всемерное участие трудящихся в управлении,
пролетарский интернационализм, союз рабочего класса и трудящегося крестьян¬
ства. Конституция четко определила структуру, компетенции, формы деятель¬
ности всех звеньев государственного механизма. Она не забегала в «заоблачные
дали»; зафиксировала лишь то, что было декретировано и что входило в жизнь:
политическое равноправие граждан независимо от их расовой, национальной
или религиозной принадлежности, возможность трудящихся непосредственно
участвовать в управлении, напряженность классовой борьбы, вынуждавшую
ограничивать демократию для нетрудящихся. Конституция предполагала даль¬
нейшее углубление и расширение демократических основ советской государст¬
венности. Однако условия, в которых оказалась Советская страна в середине
1918 г., были крайне неблагоприятны для движения в этом направлении.
Республика Советов очутилась в кольце фронтов, превратилась в осажденную
интервентами и белогвардейцами крепость, где все свелось «к вопросу воен¬
ному» 4.
Действительность давала еще одно подтверждение правильности высказан¬
ной Лениным на VII съезде партии мысли: теоретическая дорога к социализму
представляется прямой, а «в жизни она никогда прямой не будет, она будет не¬
вероятно сложной...» 5 Пришлось менять экономическую политику 6, вносить
коррективы в систему органов власти и управления с тем, чтобы всю деятель¬
ность Советского государства подчинить обороне, спасению республики.
30 ноября 1918 г. ВЦИК и Совнарком приняли постановление об образова¬
нии Совета Рабочей и Крестьянской Обороны. В нем указывалось на возрастаю¬
щую опасность «вторжения соединенных полчищ мирового империализма»,
напоминалось о том, что 2 сентября ВЦИК провозгласил Республику военным
4
лагерем, и подчеркивалось, что это «должно быть ныне проведено в жизнь во
всех отраслях хозяйственной деятельности и государственного управления...»,
всюду «должен быть установлен военный режим, т. е. режим суровой тру¬
довой дисциплины, отвечающий положению страны, которую бандиты импе¬
риализма вынудили превратить в военный лагерь». Совету Обороны пре¬
доставлялась вся полнота прав в деле мобилизации сил и средств страны в
интересах обороны, его постановления были обязательны для всех ведомств
и учреждений, для всех граждан 7. Разъясняя значение постановления ВЦИК
и Совнаркома, «Правда» 3 декабря писала: «Этим актом пролетариат России
провозгласил чрезвычайную военную рабоче-крестьянскую диктатуру. Совет
Рабочей и Крестьянской Обороны, организованный под председательством
испытанного бойца, лучшего из лучших, товарища Ленина, должен центра¬
лизовать и всеми мерами наладить необходимейшие для отпора насильникам
области: железные дороги, продовольствие, военные заводы».
Строжайшая государственная дисциплина, неукоснительное выполнение ре¬
шений, указаний вышестоящих органов, усиление единоличной ответственности
должностных лиц — таковы содержание и смысл принимавшихся чрезвычайных
мер. Они определили изменения в структуре и компетенции ряда советских
органов. Нескольким наркоматам (продовольствия, путей сообщения, по воен¬
ным делам) были предоставлены особые полномочия. В районах, где существо¬
вала непосредственная угроза, создавались чрезвычайные органы власти —
революционные комитеты. В этих случаях приостанавливалось функциониро¬
вание Советов. Ревкомы были не выборными, а назначаемыми и состояли из
наиболее опытных, решительных и авторитетных представителей партийной,
профсоюзной организаций и Совета данной местности, а также военных.
Ревкомы сосредоточивали в своих руках всю полноту власти, подчиняя свои
усилия задачам обороны8. В прифронтовой полосе власть советских органов
ограничивалась армейским командованием. Так, в Гомельской губернии в конце
1919 г. военные власти 16-й армии распустили волостные и уездные исполкомы
Советов, вмешивались в административную деятельность9.
Очень часто решения приходилось принимать немедленно, не дожидаясь
созыва съезда Советов. Это вынуждало исполнительные комитеты по существу
подменять представительные органы. В нарушение принципа демократического
централизма местные органы управления как бы выводились из подчинения
местным Советам и подчинялись непосредственно центральным органам. В эко¬
номике ведомственная организация приняла форму так называемого «глав-
кизма».
Суровое время требовало суровых законов. Милитаризация труда, всеобщая
трудовая повинность, продразверстка, пайковое распределение, в основе которых
были не экономические, а административные факторы, — все это стало чертами
эпохи, характерной и составной частью «военного коммунизма». К этому следует
добавить взимание с эксплуататорских элеметов контрибуций, заложничество,
внесудебные наказания и т. д. Для осуществления чрезвычайных мер нужны
были чрезвычайные органы с особыми полномочиями: чрезвычайные комиссии,
революционные трибуналы, комитеты по проведению трудовой повинности,
чрезвычайные комиссии по производству военного снаряжения, институт чрез¬
вычайных уполномоченных Совета Обороны с правами освобождения должност¬
ных лиц от работы, предания суду ревтрибуналов и т. д. «На войне, как на вой¬
не». Обстановка не позволяла всегда придерживаться юридически установлен¬
ных норм, вынуждала прибегать и к превентивным арестам, и к безотлага¬
тельным репрессиям. На пленуме ВЦСПС 11 апреля 1919 г. В. И. Ленин гово¬
рил: «Я рассуждаю трезво и категорически: что лучше — посадить в тюрьму
несколько десятков или сотен подстрекателей, виновных или невиновных,
сознательных или несознательных, или потерять тысячи красноармейцев и
рабочих? — Первое лучше. И пусть меня обвинят в каких угодно смертных
грехах и нарушениях свободы — я признаю себя виновным, а интересы рабочих
выиграют» . В сентябре 1920 г. на IX партийной конференции в связи с крити-
5
ческими выступлениями представителей «рабочей оппозиции» Ленин подчерки¬
вал: «В такие моменты, когда страна находится в опасности, когда Колчак дохо¬
дил до Волги, а Деникин до Орла, тут никаких свобод быть не может. Тут нужно
жалеть не об этом. Но военное положение плохо и теперь, все мы видим, как
военное счастье изменчиво... зарекаться, что в моменты военной опасности иначе
поступать не будем, нельзя. Тогда нужно будет опять величайшее напряжение
и никаких разговоров: только крепись, напряги все силы.» и.
В целом сложилась жестко централизованная административно-приказная
система управления. Многими партийными и советскими работниками она
воспринималась как свойство коммунизма, но вводимого военными методами.
Вот как на IX конференции РКП (б) старый член партии М. С. Ольминский
(руководитель Истпарта) говорил об ошибочности, несостоятельности подобных
взглядов: «Большевики 20 лет твердят о принципе демократического централиз¬
ма. Между тем под влиянием военных действий пришлось пожертвовать демо¬
кратизмом в значительной степени. Мы понимаем, что это вызвано особыми
обстоятельствами, военными обстоятельствами. Пора это отменить или не пора,
должно быть усиление централизма за счет демократизма или нет — это дело
ЦК. Но многие товарищи наши поняли это так, что уничтожение всякого демо¬
кратизма есть последнее слово коммунизма, что это есть действенный ком¬
мунизм» 12.
В условиях войны, когда необходимо было своевременно наносить удары по
врагу не только на фронте, но и в тылу, эта система была эффективна. На
IX съезде партии в марте 1920 г., говоря о факторах, обеспечивавших «историче¬
ское чудо» — победу над сильнейшим врагом, Ленин отнес к ним централиза¬
цию 13. Другое дело, каковы были ее пределы. Найти необходимую грань,
установить в условиях тяжелейшей войны правильные соотношения между
центральными и местными органами государственного управления было нелег¬
кой, а может быть, и неразрешимой задачей. Вспомним оценки Владимира Ильи¬
ча «военного коммунизма»: он себя оправдал, способствовал победе, но при его
осуществлении были допущены ошибки; «мы меры не соблюли, не знали, как
ее соблюсти», «был целый ряд преувеличений» 14. Представляется, что это
вполне можно отнести и к централизации управления — одному из элементов
«военного коммунизма». Уже после окончания гражданской войны, 31 октября
1922 г., Ленин говорил: «Отношение мест к центру составляло нашу немалую
задачу, и я вовсе не хочу сказать, что эта задача всегда решалась нами идеаль¬
но: при общем уровне культуры, который мы имеем, нам о таком идеальном
решении мечтать нечего» 15.
Крайние формы централизации в принципе отвечали требованиям войны.
В то же время они явились благодатной почвой для развития бюрократизма
в деятельности государственного механизма. Причины его появления в усло¬
виях Советской власти были объективного и субъективного характера: низкая
культура трудящихся, отсутствие опыта и навыков управления у рабочих и
крестьян, пришедших в государственный аппарат, влияние «старослужащих»
и т. д. В марте 1921 г. X съезд РКП (б) констатировал: «...Военный период
создал, с одной стороны, целесообразную в общем и целом организацию,
с другой — породил сам ряд противоречий. А так как все эти противоречия
вырастали на основе разрухи и недостатка организаторских сил, то централиза¬
ция развивала тенденцию к превращению ее в бюрократизацию и отрыву от
масс...» 16. 15 января 1919 г. в «Правде» была опубликована статья Н. Осинско-
го, посвященная ставшей уже больной проблеме — бюрократизму. В ней отме¬
чалось, что немало чиновников, права которых больше, чем права выборных
органов, а ответственность — только перед своей ведомственной верхушкой;
коллегиальное обсуждение бывает редко, а решения принимаются узким кругом
лиц. В отчете Центрального Комитета РКП (б) за период от IX до X съездов
партии отмечался отрыв известной части руководящих верхов в центре и на ме¬
стах от широких рабочих масс. Занятые своей ведомственной работой, они
постепенно утрачивали контакт с массами, «разучивались говорить с рабо¬
чими» ,7.
6
Значительное расширение объема задач и функций пролетарского государ¬
ства, связанное с обобществлением средств производства и государственным
регулированием социально-экономических сфер жизни, неизбежно вело к увели¬
чению численности служащих. Это процесс закономерный. Однако он стал
слабоуправляемым. Еще одна причина безудержного роста государственного
аппарата в 1918—1920 гг. — низкая управленческая культура работников.
Это, в частности, выражалось в отождествлении сути управления с командо¬
ванием.
Ненормальность, опасность разбухания государственного аппарата уже
в 1918 г. стали вызывать беспокойство. В октябре 1918 г. нарком финансов
Н. Н. Крестинский с тревогой констатировал «непомерный рост числа совет¬
ских учреждений, производящих нередко параллельную работу» 18. Тогда же
член ВЦИК П. Г. Смидович в докладе во ВЦИК писал, что в исполкомах «слиш¬
ком много людей и слишком много бестолочи. Бумажное делопроизводство пух¬
нет во вред живому делу» 19.
Пытаясь создать заслон безудержному росту государственного аппарата,
Советское правительство неоднократно принимало постановления о сокращении
штатов советских учреждений, сокращении канцелярской переписки и контроле
за тем, чтобы не было лишних служащих. Принимавшиеся меры сдерживали
рост численности работников госаппарата, но не остановили его. Согласно пе¬
реписи 1920 г., в Москве только в важнейших комиссариатах числилось 30 тыс.
служащих, в Московском Совете и подчиненных ему службах — 70 тыс., а всего
по Москве — не менее 230 тыс. советских служащих 20. Около 40% работоспо¬
собного населения в Москве и Петрограде было занято в учреждениях21.
«Население Москвы пухнет от роста числа служащих», — писал Ленин в начале
февраля 1921 г.22 По имевшимся в Народном комиссариате внутренних дел
данным, только в отделах 53 губернских исполкомов работали 197 557 человек,
при этом оставалось 77,7 тыс. вакантных мест23.
Содержание разбухшего аппарата требовало все больше средств. Как
отмечал Н. Н. Крестинский в упомянутой записке, многочисленные штаты
служащих «весьма тягостно отражаются на расходах государственного казна¬
чейства» 24. От производительного труда отвлекались большие массы трудящих¬
ся, но, главное, разбухание штатов способствовало бюрократическим тенден¬
циям в деятельности государственного аппарата. В ленинском «Проекте дирек¬
тивы насчет работы СТО и СНК, а также Малого СНК» (27 февраля 1922 г.)
читаем: «Беспощадное изгнание лишних чиновников, сокращение штатов, сме¬
щение коммунистов, не учащихся делу управления всерьез — такова должна
быть линия наркомов и СНКома, его председателя и замов» 25.
Принимавшиеся меры в определенной степени ограничивали, ослабляли
бюрократизм, но не могли с ним покончить. Ленину было ясно, что борьба
атизмом будет «чрезвычайно длительной», что «это вопрос целой
Период гражданской войны — это время, когда в стране складывала^
однопартийность, когда из органов власти и управления «вымывались» предста¬
вители мелкобуржуазных партий, а сами эти партии сходили с политической
арены. Затрагивая эту важную проблему, следует заметить, что ныне, в условиях
осуществляемой реформы советской политической системы, она приобрела осо¬
бую актуальность в связи с дискуссиями в публицистике о предпочтительности
однопартийности или многопартийности. Необходимо иметь в виду, что однопар¬
тийность нельзя отождествлять с однопартийным руководством. Руководство
одной Коммунистической партии стало осуществляться сразу после победы
Октября, однопартийность же складывалась в водовороте гражданской войны,
составив одну из особенностей советской политической системы и во многом
определив характер функционирования государственного механизма. История
ухода мелкобуржуазных партий с политической арены неоднократно рассмат¬
ривалась в советской историографии 27. И хотя этот вопрос в основном выяснен,
все же остаются различные точки зрения на взаимоотношения мелкобуржуаз¬
7
с бюрокр
эпохи» 2 .
ных партий с Советской властью и время образования однопартийности (лето и
осень 1918 г., конец гражданской войны, середина 20-х гг. и даже середина
30-х гг.). Этот разнобой мешает выявить суть проблемы — что именно граж¬
данская война определила однопартийность советской политической системы.
Партия большевиков с самого начала предлагала мелкобуржуазным пар¬
тиям сотрудничество на советской платформе. Однако эти партии предпочли
вместе с открытой контрреволюцией вести войну против Советской власти, что
вызвало ответные меры. Авторы, считающие, будто Советская власть в принципе
не допускала по отношению к себе оппозиции, что и определило установление
однопартийности, ссылаются, в частности, на Конституцию РСФСР, принятую
V Всероссийским съездом Советов. В ней было записано: «Руководствуясь
интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдель¬
ные группы прав, которые используются ими в ущерб социалистической рево¬
люции» 28. А. М. Малашко отсюда заключает: «Данным актом предрешалась
судьба антисоциалистической оппозиции, в какой бы форме она ни выступала:
вооруженной или „мирной“»29. Однако факты говорят о другом: не любые формы
выступлений «антисоциалистической оппозиции», а вооруженные формы опре¬
делили ее судьбу.
В нашей историографии непринятие мелкобуржуазными партиями револю¬
ции и большевистской политики объясняется главным образом субъективными
факторами, личностными качествами их лидеров, которые предстают перед
читателями людьми недалекими, недальновидными, не понимающими сути про¬
исходящих процессов классовой борьбы, руководствующимися исключительно
догматическими представлениями и личными амбициями. В действительности
среди этих лидеров было немало крупных политических деятелей, людей талант¬
ливых. Вспомним хотя бы такую выдающуюся личность, как Г. В. Плеханов.
Дело, конечно не в личных качествах, а в объективных процессах развития
революции в России — мелкобуржуазной стране, перед которой стояли альтер¬
нативные пути развития: буржуазно-демократический и социалистический.
Отсюда и неизбежность неприятия социалистической перспективы мелкобур¬
жуазными партиями, позиции которых выражали их лидеры.
Отметим основные вехи зигзагообразного пути к однопартийности в годы
гражданской войны. Первым шагом стало принятие Советом Народных Комис¬
саров 28 ноября 1917 г. декрета, согласно которому партия крупной буржуазии
(кадетов) объявлялась партией врагов народа30. Определенной вехой явился
разрыв левыми эсерами правительственного блока с большевистской партией.
14 июня 1918 г. ВЦИК постановил исключить из своего состава и из состава
всех Советов представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков.
Мотивировалось это тем, что: «1) Советская власть переживает исключительно
трудный момент, выдерживая одновременно натиск как международного импе¬
риализма всех фронтов, так и его союзников внутри Российской Республики,
не стесняющихся в борьбе против Рабоче-крестьянского правительства никаки¬
ми средствами, от самой бесстыдной клеветы до заговора и вооруженного
восстания; 2) что присутствие в советских организациях представителей партий,
явно стремящихся дискредитировать и низвергнуть власть Советов, является
совершенно недопустимым; 3) что из ранее опубликованных, а также оглашен¬
ных в нынешнем заседании документов ясно обнаруживается, что представители
партий — социалистов-революционеров (правых и центра) и меньшевиков,
вплоть до самых ответственных, изобличены в организации вооруженных вы¬
ступлений против рабочих и крестьян в союзе с явными контрреволюционе¬
рами...» 31. К моменту принятия этого постановления меньшевиков и правых
эсеров в Советах осталось немного: разуверившись в этих партиях, трудящиеся
довольно редко отдавали им предпочтение. Во второй половине 1918 г. и послед¬
ние представители этих партий, согласно постановлению ВЦИК, были выведены
из Советов.
По пути меньшевиков и правых эсеров пошла и партия левых эсеров. После
заключения Брестского мира, с которым она не была согласна, и особенно
8
после принятия Совнаркомом декрета об организации комитетов бедноты,
направленного против богатого крестьянства, бойкотировавшего сдачу хлеба го¬
сударству, левые эсеры начали организовывать мятежи. Особая опасность
заключалась в том, что их представители, занимая ответственные посты во
всех ведомствах (в том числе и во Всероссийской чрезвычайной комиссии),
готовили антигосударственные акции, используя силы и средства самого го¬
сударства.
Вооруженные восстания левых эсеров в Москве (6 июля) и на Восточном
фронте (10 июля) поставили Советскую Республику в крайне тяжелое поло¬
жение. Проходивший в те дни V Всероссийский съезд Советов постановил
исключить из всех Советов те организации левых эсеров, которые солидарны
со своим ЦК, вставшим на путь восстания 32. Местные Советы получили указа¬
ние об устранении левых эсеров с руководящих постов. Но это не означало,
что левые эсеры как партия лишались политических прав, исключались из Сове¬
тов. За левыми эсерами, не разделявшими мятежные действия своего ЦК,
признавалось право участия в работе Советов. «Считаем, — говорил на съезде
Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов, — такую работу вполне возможной и
желательной» 33.
Однако разрыв с большевиками и переход к методам вооруженной борьбы
привели эту партию к катастрофе.
Левые эсеры, которые искренне желали сотрудничать с Советской властью,
выходили из своей партии. Многие их организации отмежевывались от своего
центрального комитета. Осенью 1918 г. из отколовшихся левоэсеровских орга¬
низаций образовались партии «революционных коммунистов» и «народников-
коммунистов», объявившие о своей поддержке Советской власти и желании
сотрудничать с РКП (б). В ноябре партия «народников-коммунистов» приняла
решение о слиянии с Коммунистической партией. Организации «революционных
коммунистов» были малочисленными. Они рассчитывали на поддержку в кре¬
стьянстве, но эти расчеты не оправдались.
Левоэсеровские же организации, остававшиеся на позициях своего ЦК,
продолжали организовывать антисоветские мятежи, совершали террористиче¬
ские акты. Последовали ответные меры. Ряд руководителей — М. А. Спиридо¬
нова, И. 3. Штейнберг и др. — были арестованы. Фактически эта партия пере¬
стала существовать, хотя отдельные левоэсеровские организации еще функцио¬
нировали.
Другие мелкие ответвления мелкобуржуазной демократии, такие, как эсеры-
максималисты, социал-демократы-интернационалисты и пр., и раньше по суще¬
ству не имели влияния в массах. Они занимали лояльные по отношению к Совет¬
ской власти позиции, однако постоянные колебания обрекали эти партии
на изоляцию от трудящихся. Лишь кое-где их представителей выбирали в
Советы.
Осень 1918 г. — период огромных побед Советской Республики, начало
поворота среднего крестьянства в сторону Советской власти. В этих условиях,
приноравливаясь к настроениям широких масс, стремясь привлечь их на свою
сторону, часть мелкобуржуазных демократов выступила с заявлениями о готов¬
ности пересмотреть свою политику. В октябре ЦК РСДРП (меньшевиков)
принял «Тезисы и резолюции» об отказе от политического сотрудничества
«с враждебными демократии классами». 30 ноября 1918 г. ВЦИК обсудил это
заявление и отменил свое постановление от 14 июня об исключении меньше¬
виков из состава Советов. Им вновь было разрешено выставлять свои списки
кандидатов на выборах в органы власти. Однако на те группы меньшевиков,
которые не отказались от насильственных методов борьбы против Советской
власти, это постановление не распространялось 34.
В феврале 1919 г. конференция партии правых эсеров призвала партийные
организации к свержению реакционных правительств на территориях, занятых
белогвардейцами и интервентами. Конференция высказалась против борьбы
с Советской властью вооруженным путем и против блокирования с буржуазией.
9
Учитывая этот поворот правых эсеров, ВЦИК 26 февраля 1919 г. отменил свое
постановление от 14 июня 1918 г. в отношении тех групп правых эсеров, которые
отказались от борьбы против Советской власти 35.
Как видим, из органов власти устранялись лишь прямые враги нового
строя; идейные же его противники, еще вчера выступавшие рука об руку с контр¬
революцией, не только существовали легально, но в случае отказа от союза
с ней получали доступ в Советы. В. И. Ленин в связи с этим писал о необходимо¬
сти «встретить поворачивающих к нам дружелюбно», «осуществить все возмож¬
ное в деле соглашения с этими элементами, облегчить тем работу социалисти¬
ческого строительства, ослабить тяжесть мучительной разрухи, темноты, неуме¬
лости, замедляющих победу социализма» .
Принципиальное отношение В. И. Ленина, Коммунистической партии к дру¬
гим демократическим партиям было такое: поддержка их, если они делают
хотя бы шаг в сторону трудящихся, борьба с ними в случае их перехода на
другую сторону баррикад. При этом учитывалось и то, что независимо от поли¬
тической позиции этих партий на том или ином этапе революции в их составе
имелись рядовые члены (преимущественно из рабочих и крестьян), искренно
желавшие помочь Советскому государству. Действительно, в годы гражданской
войны было немало случаев, когда члены мелкобуржуазных партий и орга¬
низаций добросовестно работали в тылу и мужественно сражались на фронте
в рядах Красной Армии. Среди борцов, добровольно ушедших на фронт и погиб¬
ших за Советскую власть, было немало эсеров, «революционных коммунистов»,
меньшевиков-интернационалистов, анархистов и др. Некоторые мелкобуржуаз¬
ные партии направляли своих членов в Красную Армию по партийным мобили¬
зациям.
В обстановке ожесточенной гражданской войны все было неоднозначно.
Состав организаций даже одной и той же партии был очень разнородным.
В них входили как ярые антикоммунисты, непримиримые враги Советской
власти, так и люди, сочувствовавшие ей. Вот почему общая политическая
линия руководства той или иной партии на местах «подправлялась», корректи¬
ровалась в зависимости от того, какие группировки, течения преобладали в дан¬
ной организации. Многие организации, несмотря на объявленный «новый курс»,
по существу не прекращали открытой антисоветской деятельности, и это вызы¬
вало ответные меры со стороны властей. Контрреволюционные элементы не¬
зависимо от их партийной принадлежности арестовывались органами Все¬
российской чрезвычайной комиссии. Но было и другое. В пылу ожесточенной
политической борьбы репрессивные меры применялись не только по отношению
к непосредственным участникам антисоветских выступлений, но и к более
широкому кругу членов различных партий. В архивах содержится немало до¬
кументов — жалоб во ВЦИК и протестов в связи с такими действиями. По
некоторым из них Президиум ВЦИК принимал решения, осуждающие подобные
неоправданные меры.37
Нередко представители партий, объявивших о поддержке Советской власти,
привлекались к работе в административном и хозяйственном аппаратах управ¬
ления, самим партиям в ряде случаев оказывалась даже материальная помощь.
Вот некоторые факты, свидетельствующие об этом. 16 апреля 1919 г. по хода¬
тайству партии революционных коммунистов ей было ассигновано Президиумом
ВЦИК 150 тыс. руб. для партийно-издательской работы; 7 мая Союзу эсеров-
максималистов было выдано 100 тыс. руб. для ведения пропаганды и агитации;
17 декабря 1919 г. Украинской партии левых эсеров (борьбистов) на те же
цели — 500 тыс.; 15 июля 1920 г. Бунд получил 7 млн. руб.38'
27 ноября 1919 г. Президиум ВЦИК постановил предоставить по 2—3 манда¬
та (с совещательным голосом) на VII Всероссийский съезд Советов централь¬
ным учреждениям партий, принявших решение о мобилизации своих членов для
защиты Советской Республики, в том числе Российской социал-демократической
рабочей партии (меньшевиков), «революционным коммунистам», социал-демо-
кратам-интернационалистам, Бунду, украинским боротьбистам, партии борьби-
10
стов, меньшинству партии эсеров (объявившему о лояльности), Поалей-Цион,
Союзу эсеров-максималистов . В избранный съездом ВЦИК вошли представи¬
тели «революционных коммунистов», эсеров-максималистов, Союза анархи¬
стов 40.
Мы акцентируем внимание читателя на этих фактах потому, что в советской
и зарубежной историографии они, как и многие другие, подобные им, опу¬
скаются. И это не случайно. Они не согласуются с утвердившимся упрощенным
представлением, будто бы взаимоотношения некоммунистических партий и Со¬
ветской власти были однозначными: все партии не признавали Советскую
власть, Советская же власть всех их изначально преследовала, вынуждая тем
самым находиться на нелегальном положении. В действительности все было
сложнее: на определенных этапах, в зависимости от общей политической ситуа¬
ции и положения на фронтах партии меньшевиков, эсеров и др., всегда оставаясь
непримиримыми к новому строю, меняли тактику борьбы с ним: открытая воору¬
женная конфронтация сменялась, хотя бы на словах, лояльностью. Соответст¬
венно менялось и отношение к ним Советской власти.
Однако «лояльность» меньшевиков и эсеров не была рассчитана на подлин¬
ное сотрудничество с Советской властью. Враждебность к новому строю обрека¬
ла их на постоянные колебания. Отдельные резолюции против поддержки бело¬
гвардейцев и интервентов сочетались с критикой самих основ Советской власти,
Коммунистической партии, критикой, направленной на дискредитацию мер
Советского правительства по мобилизации сил и средств для разгрома внешних
и внутренних врагов. Полная победа Советской власти развеяла надежды
этих партий на ее «перерождение», «поправение». Констатируя это, Всероссий¬
ская конференция партии социалистов-революционеров, проходившая в сентяб¬
ре 1920 г., указала в своей резолюции на «неизбежность в будущем возобновле¬
ния партией вооруженной борьбы с Советской властью» 4 .
Колебания, зигзаги в тактике и действиях мелкобуржуазных партий лишь
усиливали разброд в их рядах. Разочаровываясь в политике своего руковод¬
ства, многие члены партий отходили от политической борьбы. Наиболее револю¬
ционные элементы вступали в РКП (б). Кроме того, теряя поддержку трудящих¬
ся масс, мелкобуржуазные партии лишались возможности пополнять свой со¬
став. К концу гражданской войны численность партий меньшевиков и эсеров
была ничтожной. В них оставались лишь наиболее непримиримые контррево¬
люционеры, продолжавшие свою антисоветскую деятельность нелегально. К се¬
редине 20-х гг. они исчезли с политической арены. Еще раньше вследствие
бесперспективности прекратили свое существование другие политические пар¬
тии: одни самораспустились, другие влились в состав РКП (б).
Такова история образования однопартийной системы в СССР. Она не имеет
ничего общего с господствующей в немарксистской историографии версией,
будто однопартийность вытекала из программных положений коммунистов и что
большевики еще до победы Октябрьской революции предрешили ликвидацию
всех других партий после установления диктатуры пролетариата. Процесс
складывания однопартийности в стране находил отражение в составе органов
власти — Советов и их съездов. Трудящиеся, как правило, выбирали в них ком¬
мунистов и поддерживавших их беспартийных.
Коммунистическая партия, являясь политическим авангардом рабочего
класса, на каждом этапе гражданской войны конкретизировала задачи по мо¬
билизации материальных и людских ресурсов на борьбу с врагом, соответствен¬
но определяла и пути решения основных политических, экономических и со¬
циальных вопросов жизни страны. Эти решения получали законодательное вы¬
ражение в декретах и постановлениях Совнаркома, Совета Обороны и ВЦИК.
Этими документами, а также решениями и указаниями ЦК РКП (б) руковод¬
ствовались партийные комитеты, направляя деятельность государственных
органов.
Однако сущность партийного руководства не всегда понималась пра¬
П
вильно. Уже в 1918 г. нередки были случаи, когда партийные органы подменяли
собой государственные. «Партийные комитеты почувствовали себя властью»;
они определяют состав исполкомов, издают распоряжения и постановления, обя¬
зательные для местной Советской власти, «хотя бы они шли вразрез с поста¬
новлениями центральной власти», писал осенью 1918 г. во Всероссийский
Центральный Исполнительный Комитет П. Г. Смидович 42. Информация о таких
фактах поступала в ЦК РКП (б) из различных районов. Так, в конце октября
1918 г. из Арзамасского уезда (Нижегородская губерния) сообщали, что пар¬
тийные работники часто подменяют советские органы, не делают различия
между парторганизациями и государственными учреждениями 43. Медведский
комитет РКП (б) (Вятская губерния) в ноябре 1918 г. принял постановление
о взыскании контрибуции с местного населения. ЦК РКП (б) указал комитету,
что он берется «не за свое дело», и предложил отменить постановление 44.
В начале декабря 1918 г. Наркомат внутренних дел получил сведения, что Юрь-
ев-Польский уездный партийный комитет (Владимирская губерния) «предоста¬
вил всю власть в уезде пяти членам временного партийного комитета с широки¬
ми полномочиями на право смещения и роспуска уездисполкома». Нарком
Г. И. Петровский тут же телеграфировал Владимирскому губисполкому: «По¬
добные эксперименты приводят к полной дезорганизации работы». А в телеграм¬
ме уездному исполкому он предложил «никаким пятеркам дел не сдавать и не
подчиняться их распоряжениям...» 45 Примером бытовавших на местах прев¬
ратных представлений о Советской власти может служить статья в газете
«Белевский пролетарий». В ней в категорической форме утверждалось, что в Со¬
ветской Республике «верховной властью является Центральный Комитет пар¬
тии, верховной властью на местах — партийные комитеты»46. А вот как этот
вопрос представлен в резолюции по текущему моменту Тамбовского губернского
съезда РКП (б), о которой сообщала «Правда» 28 февраля 1919 г.: «Съезд
декретировал РКП верховной властью и передал ей все управление губерний.
Этим постановлением провозглашена диктатура РКП в губернии. Все советские
учреждения и деятели отныне подчинены директивам и инструкциям партии
коммунистов».
18 февраля 1919 г. Оргбюро ЦК в решении по докладу Н. И. Муралова
о командировке в Самару, Уфу, Стерлитамак, Златоуст отметило чересчур
мелочное вмешательство парторганизаций в жизнь советских учреждений и
предложило Секретариату ЦК направить соответствующим губкомам цирку¬
лярное письмо по этому вопросу 47. VIII съезд РКП (б) дал разъяснение: «Сме¬
шивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов,
каковыми являются Советы, ни в каком случае не следует. Такое смешение дало
бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия долж¬
на проводить через советские органы, в рамках Советской Конституции.
Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их» 48.
Однако и после съезда неправомерное вмешательство партийных комитетов
в действия государственных органов, попытки подмены их не были редкостью.
Находившийся по командировке Московского военкомата в Шацком уезде
Тамбовской губернии А. М. Большаков в докладе Центральному Комитету пар¬
тии 11 января 1920 г. сообщал о своих наблюдениях: «Укомпарт обезличил
исполком Совета, доведя его до простого лакея, убив окончательно его работо¬
способность и инициативу»; осуществляя прямое руководство отделами, он ре¬
шал за них все вопросы 49. На подобные явления как незаконные обратил
внимание Наркомат юстиции. 9 августа 1919 г. заместитель наркома П. И. Сту-
чка писал в ЦК: Череповецкий губком партии «присваивает себе право не¬
посредственного вмешательства в дела народных судов», необходимо ему
разъяснить неправомерность таких действий 60. А в декабре на коллегии нарко¬
мата обсуждался вопрос: компетентен ли губком партии изъять какое бы то ни
было дело по обвинению ответственных партийных работников в преступлениях
подсудных Революционному трибуналу, из трибунала и предлагать ему пре¬
12
кратить подобные дела? Коллегия признала: такие действия губкома недо¬
пустимы 51.
Чем же объяснить тот факт, что многие партийные организации брали на
себя несвойственные им функции? Сказывалась, конечно, атмосфера «бури и на¬
тиска», «военно-коммунистических» представлений, будто командными метода¬
ми можно форсированно решить все вопросы; следовательно, в этом виделся
и смысл партийного руководства. К тому же пользоваться командными мето¬
дами было проще, чем политическими, воспитательными, требующими компе¬
тентности, знаний. Это немаловажный фактор, особенно в условиях, когда
быстро увеличивалась численность партии, а с ней и численность молодых ру¬
ководящих кадров, не имевших зачастую никакой политической подготовки.
Впрочем, и среди старых партийных деятелей были адепты такой позиции,
как это видно, в частности, из заметок И. В. Сталина, относящихся к 1921 г.
(опубликовано в 1947 г.): Компартия — это «своего рода орден меченосцев
внутри государства Советского...» .
Следует также отметить, что в ряде партийных документов, в статьях
и выступлениях руководящих деятелей содержались либо противоречивые
формулировки, либо такие, которые можно было понимать однозначно: управ¬
ляет страной партия. К таким документам относилась, например, принятая VIII
съездом РКП (б) резолюция по организационному вопросу. Один ее пункт
начинался со слов: «Российская Коммунистическая партия, стоящая у власти и
держащая в своих руках весь советский аппарат...» (курсив мой. — Е. Г.);
в другом же пункте говорилось о том, что партия проводит свой политический
курс через коммунистов, работающих в различных сферах государственной
жизни, и о недопустимости смешения функций партийных и государственных
органов 53. «Правящая партия», «партия управляет», «диктатура партии» —
эти выражения стали повседневными в партийной печати, в пропагандистской
работе, выступлениях руководящих деятелей, в том числе и Ленина: партия
«господствует и должна господствовать над громадным государственным аппа¬
ратом», «пока управлять будет правящая партия...» 54. В чем смысл этих слов,
если их не вырывать из контекста речей? Ленин такими выражениями заострял
и подчеркивал руководящую роль партии в государстве. Но ведь они могли
восприниматься и буквально.
Видный государственный и партийный деятель С. Е. Чуцкаев 2 мая 1919 г.
на закрытом заседании Казанского губернского комитета РКП (б) с представи¬
телями поезда «Октябрьская революция», говоря о необходимости точно разгра¬
ничить работу партийных и советских органов, пояснил: «В такой серьезный
момент надо проводить то, что мы называем диктатурой партии, не путем возло¬
жения на партийный комитет обязанности советских органов, но путем ^органи¬
зованности и поднятия авторитета» 55. Но это понимали далеко не все.
Наконец, нельзя не сказать и об объективных причинах складывавшейся
ситуации: необыкновенная сложность возникавших все новых и новых военных,
хозяйственных, административно-управленческих задач вынуждала партийные
организации втягиваться в непосредственное их решение.
ЦК РКП (б) постоянно разъяснял: партийные организации не должны
подменять государственные органы или командовать ими, а должны руково¬
дить политически. Так, в начале февраля 1920 г. Секретарь ЦК в ответ на запрос
Горнопромышленного комитета приисков Качкирской системы (Оренбургская
губерния) о правомочности парткома осуществлять непосредственный контроль
писал: «Наши парторганизации сами по себе не ведают административной рабо¬
той какого бы то ни было вида и толка. Партийная организация своего
контроля должна добиваться через организацию своей фракции» 56. В резолю¬
ции IX съезда партии (29 марта — 5 апреля 1920 г.) «По организационному
вопросу» указывалось: «...партийная организация ни в коем случае не должна
себе ставить задачей заменить Советы, или в какой бы то ни было мере конкури¬
ровать с ними... В области взаимоотношений между партийными организациями
и Советами должна господствовать возможно большая ясность и четкость ли-
13
ний, указанная партией в резолюции VIII съезда РКП, в партийном уставе
и резолюциях, принятых на последней Всероссийской конференции РКП» 57.
Разъяснения, однако, далеко не всегда достигали цели. Задачу более
точного разграничения функций партийных и советских органов практически
решить не удалось. В 1922 г., накануне XI съезда РКП (б), Ленин писал:
«Наконец, необходимо разграничить гораздо точнее функции партии (и Цека
ее) и Соввласти; повысить ответственность и самостоятельность совработников
и совучреждений, а за партией оставить общее руководство работой всех
госорганов вместе, без теперешнего слишком частого, нерегулярного, часто
мелкого вмешательства»58. Этот завет Ленина не был выполнен. Нельзя,
однако, не отметить, что уже в те годы велась борьба против извращения
основополагающих ленинских идей о месте партии в советской политической
системе.
Нужно учитывать и особенности внутрипартийной жизни в годы граждан¬
ской войны. Напомним, что накануне Октябрьской революции в партии насчиты¬
валось всего 350 тыс. человек, из них немало погибло на фронтах. К концу
же гражданской войны численность членов РКП (б) достигла более полу¬
миллиона. Следовательно, партстаж основной массы коммунистов был не¬
велик, а воспитывались они в деформированных экономических и политических
условиях войны. На XI съезде РКП (б) была приведена цифра: около одной
трети секретарей губернских комитетов вступили в партию уже после Октябрь¬
ской революции 59. Что >ке говорить о руководящих работниках нижестоящих
партийных звеньев — уездных и т. д.! — их политическая культура, навыки
руководства, психология мышления сформировались в атмосфере чрезвычай¬
ной, военной, когда был сделан резкий крен в сторону организационного центра¬
лизма и милитаризации партийной жизни, а методы «боевых» приказов
доминировали над методами воспитательными, демократическими. Сама
партия стала «воюющей». На IX конференции РКП (б) Г. Е. Зиновьев,
выступая с докладом «Об очередных задачах партийного строительства», гово¬
рил о случаях волокиты, бюрократизма, командования, физическом истощении
многих коммунистов: «Когда их заставляют четыре или два раза в месяц ходить
на субботники, выполнять сверхурочные работы, когда от них требуют колос¬
сального напряжения моральных сил, когда они истрепаны, когда семьи их
живут в тяжелых условиях, когда судьба и партия бросают их сегодня в одно
место, завтра в другое» 60. На этой же конференции А. И. Рыков говорил о не¬
гативном влиянии различных привилегий. «Нам надо добиться того, чтобы
Коммунистическая партия, члены ее не только не имели привилегий, но чтобы
каждый коммунист знал, что мы так же по тому же суду отвечаем за свои
злоупотребления, даже больше, чем спецы. Если каждый из наркомов, вроде
меня, членов ВЦИК будет знать, что он также подсуден общим судам и также
может быть посажен в концентрационный лагерь... то эта болезнь будет изжита
на долгое время» 6|.
IX партийная конференция включила в свою резолюцию «Об очередных
задачах партийного строительства» ряд пунктов, направленных на изживание
наметившегося отрыва руководства многих партийных организаций от масс.
Предлагалось более широко вести критику ошибок как местных, так и централь¬
ных учреждений партии. При этом подчеркивалось: «Какие бы то ни было реп¬
рессии против товарищей за то, что они являются инакомыслящими по тем или
иным вопросам, решениям партии, недопустимы»62. Все без исключения ответ¬
ственные коммунисты обязывались вести партийную работу, «прежде всего в
низах пролетариата, крестьянства и Красной Армии», для чего они должны были
состоять в фабричных, заводских, красноармейских, сельских партячейках,
посещать их общие собрания, отчитываться на них о своей деятельности и
выполнять партийные обязанности наравне со всеми членами РКП (б) 63. Кон¬
ференция приняла во внимание критику по этому вопросу со стороны ряда деле¬
гатов, в том числе партийной оппозиции (Т. В. Сапронов, Е. Н. Игнатов).
В принятой резолюции было записано: «Ответственные работники-коммунисты
14
не имеют права получать персональные ставки, а равно премии и сверхуроч¬
ную оплату. Выработать вполне годные практические меры к устранению
неравенства (в условиях жизни, в размере заработка и т. п.) между «спецами»
и ответственными работниками, с одной стороны, и трудящейся массой, с дру¬
гой стороны». Отмечалось, что это неравенство «нарушает демократизм и яв¬
ляется источником разложения партии и понижения авторитета комму¬
нистов...» 64.
В Отчете Центрального Комитета за период между IX и X съездами партии
говорилось, что с лета 1920 г. ЦК стал замечать, что в ряде местных организа¬
ций начала остро проявляться борьба различных групп: в одних случаях — за
влияние, в других — в местнических интересах, в третьих — в связи с недо¬
вольством рабочей части организации «интеллигентской частью некоторых
губкомов», в четвертых — из-за разногласий коммунистов крестьянских уездов
с рабочей городской организацией губернского города. Причины этого ЦК видел
в страшной усталости рабочих масс от четырех лет империалистической и трех
лет гражданской войны, в экономической разрухе, голоде, в расширении рядов
РКП (б) за счет искренних, преданных революции, но политически малоразви¬
тых рабочих и крестьян, а также выходцев из мелкобуржуазных партий.
Наконец, в том, что прежде всего на коммунистов и передовых рабочих выпали
наибольшие трудности при защите завоеваний Октября. Постепенно складыва¬
лось неравенство в условиях жизни, питании. Первое время после революции
все питались одинаково, бывало даже, что руководители находились в худших
условиях. В дальнейшем же многим ответственным работникам, здоровье кото¬
рых было подорвано в годы подполья, тюрем и ссылок, затем сверхвысоким
напряжением сил в период гражданской войны, стали предоставлять дополни¬
тельное питание, улучшать квартирные условия. Возникли нарекания про¬
тив преимуществ верхов 65. X съезд РКП (б) в резолюции по вопросам партий¬
ного строительства констатировал, что «необходимые привилегии становились
почвой для злоупотреблений разного рода» 66.
Итак, условия гражданской войны, ожесточенной классовой борьбы привели
к определенным деформациям государственного механизма и методов деятель¬
ности Коммунистической партии.
Объем статьи не позволяет подробно остановиться на деятельности профес¬
сиональных союзов — важном элементе советской политической системы. Отме¬
тим только, что деформация коснулась и этих массовых организаций трудя¬
щихся. В их работе широко практиковались приказные методы, руководящие
органы нередко формировались путем кооптации, профсоюзы стали выполнять
несвойственные им государственные функции.
В целом советская политическая система приобрела административный ха¬
рактер. Однако было бы неверно говорить об утрате ею демократической
сущности, демократического потенциала. Достаточно привести, например, такие
факты. За три года гражданской войны состоялись два всероссийских партий¬
ных съезда, две партконференции, десятки Пленумов Центрального Комитета,
обсуждавших важнейшие вопросы внутрипартийной жизни, жизни страны
и принявших по ним необходимые решения. Причем обсуждения проходили в
открытой, свободной полемике. Материалы съездов, дискуссий тут же публико¬
вались в печати, коммунисты всегда были в курсе деятельности своих централь¬
ных оргаов. Так же демократично проводились партийные конференции и съезды
на местах. Все это в огромной степени способствовало тому, что партия,
несмотря на все трудности, о которых говорилось выше, не только сохранила
свой авторитет в массах, но и умножила его. «Только благодаря тому, что
партия была на страже, что партия была строжайше дисциплинирована, —
указывал В. И. Ленин, — и потому, что авторитет партии объединял все ведом¬
ства и учреждения, и по лозунгу, который был дан ЦК, как один человек шли
десятки, сотни, тысячи и в конечном счете миллионы, и только потому, что
неслыханные жертвы были принесены, — только поэтому чудо, которое про¬
изошло, могло произойти... мы оказались в состоянии победить» 67.
15
Это же можно сказать и о государственных органах. При всех деформациях
основы советской демократии сохранялись. Сказывались глубина, прочность
фундамента нового государственного строя, рожденного Октябрем. Прежде все¬
го это относится к Советам — органам власти рабочих и крестьян. Конечно,
образование ревкомов временно приостановило их деятельность на значитель¬
ной территории страны. «Вертикальная», ведомственная централизация управ¬
ления отдельными сферами жизни (через главки, центры, наркоматы) ограни¬
чивала возможности Советов. Однако свою демократическую суть они сохрани¬
ли. В. И. Ленин имел все основания и в годы гражданской войны гордиться
ими. «...B такое трудное время, как время войны, — говорил он, — когда
действие европейских конституций, веками установленных, вошедших в при¬
вычку западноевропейского человека, почти целиком было приостановлено,
в это время Советская конституция в смысле участия народных масс в управле¬
нии и самостоятельном разрешении дел управления на съездах и в Советах
и на перевыборах применялась на местах в таких размерах, как нигде в мире» 68.
Проводились выборы в сельские и городские Советы, на волостные, уездные
и губернские съезды Советов. В период со второй половины 1918 г. и до конца
1920 г. состоялись четыре Всероссийских съезда Советов (V—VIII), им пред¬
шествовали губернские, часто проходили волостные и уездные съезды Советов.
Сотни тысяч рабочих и крестьян участвовали в государственной работе.
На съездах Советов обсуждались основные вопросы как общегосударственной,
так и местной жизни. По отчетам исполкомов, других советских ведомств
принимались соответствующие решения. И здесь в полной мере соблюдался
важнейший принцип демократии — гласность. Открыто, с публикацией в печати
обсуждались основные политические, экономические, социально-культурные
вопросы. Сталкивались различные, нередко диаметрально противоположные
точки зрения. Порой суровой и не всегда справедливой критике подвергались
как меры, принимавшиеся Советской властью, так и способы их осуществления.
Взгляды «инакомыслящих», в том числе и представителей враждебных Совет¬
ской власти мелкобуржуазных партий, излагались в статьях, печатавшихся
даже в центральных газетах — «Правде», «Известиях ВЦИК» и др.
Эти же важнейшие элементы демократии соблюдались и в жизни профсою¬
зов. Так, в 1918—1920 гг. прошли три всероссийских съезда профсоюзов,
десятки всероссийских съездов и конференций отраслевых союзов, множество
конференций регионального уровня. На них обсуждались и решались насущные
вопросы социальной и производственной сфер, материального положения рабо¬
чих, их участия в решении государственных задач. Оценивая роль профсою¬
зов в годы гражданской войны, В. И. Ленин писал: «Управлять страной и осу¬
ществлять диктатуру без теснейшей связи с профсоюзами, без горячей поддерж¬
ки их, без самоотверженнейшей работы их не только в хозяйственном, но и в
военном строительстве мы, разумеется, не смогли бы не только в течение
2 1 /2 лет, но и 2 !/г месяцев» 69.
К концу гражданской войны оставался достаточный потенциал, чтобы
с наступлением мира покончить с деформациями советской политической систе¬
мы и всемерно расширять и развивать ее демократические устои, заложенные
Октябрьской революцией.
* * *
После окончания гражданской войны Ленин был целиком поглощен мыслью:
как вернуть страну к нормальной жизни. На X съезде партии он отметил, что
в состоянии гражданской войны нам пришлось перейти к мерам военного вре¬
мени. «Но было бы величайшей ошибкой, — подчеркнул он при этом, — если
бы мы сделали отсюда тот вывод, что только такого рода меры и отношения
возможны. Это означало бы, наверняка, крах Советской власти и диктатуры
пролетариата» 70.
16
Переход к нэпу потребовал новых методов функционирования государствен¬
ного механизма, его глубокой перестройки. Нелицеприятной критике Ленина
подверглись все звенья управления, вплоть до высших. Приведем лишь некото¬
рые его критические высказывания о государственном аппарате того времени.
В конце февраля 1922 г. в «Проекте директивы насчет работы СТО и СНК,
а также Малого СНК» Ленин вскрывает ряд недостатков в их деятельности.
Эти ведомства, подчеркивал он, «должны изо всех сил освобождать себя от
вермишели, приучая наркоматы самим решать мелочи и отвечать за них
строже»; «передвигать центр тяжести на проверку фактического исполнения»,
на борьбу с «тиной бюрократизма и волокиты», на «беспощадное изгнание
лишних чиновников, сокращение штатов, смещение коммунистов, не учащихся
делу управления всерьез»71.
На XI съезде партии Ленин говорил, что «мы отстали от той потребности,
которая имеется сейчас на очереди... Мы живем в традициях 1918 и 1919 годов.
То были великие годы, величайшее всемирное историческое дело. А если смот¬
реть назад на эти годы и не видеть, какая теперь задача на очереди, то это была
бы гибель, несомненная, абсолютная гибель, и весь гвоздь в том, что сознать
этого мы не хотим» 72. И в том же докладе: «Сумеют ли ответственные коммуни¬
сты РСФСР и РКП понять, что они не умеют управлять? что они воображают,
что ведут, а на самом деле их ведут? Вот если они сумеют понять, то, конечно,
научатся, потому что научиться можно, но для этого надо учиться, а у нас не
учатся. У нас направо и налево махают приказами и декретами, и выходит
совсем не то, чего хотят» 73.
В конспекте речи на X Всероссийском съезде Советов Ленин записал:
«Госаппарат вообще: из рук вон плохо; ниже буржуазной культуры... вопрос
именно всей культуры, а ее поднять — нужны годы»74. В статье «Лучше
меньше, да лучше» Ленин делал вывод: для обновления госаппарата трудящим¬
ся нужно учиться и учиться; управление должно опираться на науку 75. В полной
мере оставалась задача все более широкого привлечения трудящихся, особенно
рабочих, к государственному управлению. Владимир Ильич прекрасно понимал,
что совершенствование государственной системы — это не единовременный акт.
Еще в «Очередных задачах Советской власти» он высказался вполне определен¬
но: «Нет ничего глупее, как превращение Советов в нечто застывшее и самодов¬
леющее» 76. А после окончания гражданской войны, в ноябре 1921 г., он пре¬
дупреждал: «Доделывать, переделывать, начинать с начала придется нам еще
не раз. Каждая ступень, что нам удастся вперед, вверх в деле развития произ¬
водительных сил и культуры, должна сопровождаться доделыванием и переде¬
лыванием нашей советской системы» 77.
В последних своих статьях В. И. Ленин предложил партии программу
перестройки не только экономических, но и политических отношений: коопе¬
ративный план, демократизация партии и государства, «ряд перемен в нашем
политическом строе» 7 . Связь экономических методов управления с демократи¬
зацией всей общественной жизни в стране не была случайной. Экономические
методы не могли дать нужных результатов, если бы оставались всесилье прика¬
зов, бюрократизм, ограничивалась демократия.
В соответствии с новым курсом в первой половине 20-х гг. осуществлялись
некоторые меры по оживлению Советов, освобождению их от наслоений
военного времени. Была сокращена сфера государственного принуждения, пре¬
образованы ВЧК и ее местные органы, сужены их деятельность и компетенция,
повышена роль судебных органов, ликвидированы революционные трибуналы,
учреждена прокуратура для надзора за законностью деятельности государст¬
венного управления; к середине 20-х гг. повсеместно ликвидированы ревкомы.
Однако в дальнейшем узурпация Сталиным власти привела к деформации
политической системы страны и социализма в целом. Сворачивалась социали¬
стическая демократия, исполнительные органы оказались над представитель¬
ными, а сами аппараты управления из исполнительных органов Советов в
17
значительной мере превратились в исполнительные органы партии, что наруша¬
ло коренной принцип Октября — полновластие Советов. Сложившаяся админи¬
стративно-командная система явилась благодатной почвой, на которой пышным
цветом расцвел бюрократизм, она же благоприятствовала нарушениям социа¬
листической законности. Все это привело к застою общественно-политической
жизни, нарастанию негативных явлений, замедливших темпы развития эконо¬
мики. Эта система находилась в явном противоречии с основами марксистско-
ленинского учения о демократизме пролетарского государства. Между тем авто¬
ры ряда публицистических статей последних лет, связывают административно¬
приказные черты государственного механизма периода гражданской войны,
с учением и деятельностью Ленина, игнорируя условия времени.
XXVII съезд КПСС, XIX Всесоюзная партийная конференция взяли курс
на ликвидацию деформаций в государственном и общественном строе, на даль¬
нейшее развитие и совершенствование советской политической системы. Вскры¬
вая допущенные ошибки, извращения сути социалистической демократии,
Коммунистическая партия расчищает дорогу вперед от завалов застоя. И сейчас
вполне кстати вспомнить слова Ленина, сказанные им в статье «К четырехлетней
годовщине Октябрьской революции»: «Мы ни на минуту не забываем того, что
неудач и ошибок у нас действительно было много и делается много. Еще бы
обойтись без неудач и ошибок в таком новом, для всей мировой истории новом
деле, как создание невиданного еще типа государственного устройства! Мы
будем неуклонно бороться за исправление наших неудач и ошибок... Но мы впра¬
ве гордиться и мы гордимся тем, что на нашу долю выпало счастье начать
постройку советского государства...»80.
Примечания
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК, т. 2. М., 1983, с. 324.
2 Л е н и н В. И. ПСС, т. 27, с. 252, 253.
3 Там же, т. 49, с. 380.
4 Там же, т. 37, с. 15.
8 Там же, т. 36, с. 47.
6 После Октябрьской революции предполагалось проводить экономические преобразования
постепенно, с использованием госкапитализма и т. д. См.: Ленин В. И. Очередные задачи
Советской власти. — ПСС, т. 36.
7 Декреты Советской власти, т. IV. М., 1968, с. 93, 9,4.
8 Подробнее об этом см.: Л и т в и и о в а Г. И. Революционные комитеты в годы гражданской
войны. М., 1974; Исрапилов А. М. Революционные комитеты в борьбе за установление
и упрочение Советской власти в национальных районах Северного Кавказа. Махачкала, 1976;
Ш и ш к и н В. И. Революционные комитеты Сибири в годы гражданской войны (август 1919 — март
1921 г.). Новосибирск, 1978; Б у г а й Н. Ф. Революционные комитеты Дона и Северного Кавказа.
1919—1921. М., 1979; его же. Ревкомы. Научно-популярный очерк. М., 1981 и др.
9 ЦГАОР СССР, ф. 393, оп. 11, д. 40, л. 5, 6.
'-° Л е н и н В. И. ПСС, т. 38, с. 295.
11 Там же, т. 41, с. 289.
12 Девятая конференция РКП (б). Протоколы. М., 1972, с. 99.
13 Л е н и н В. И. ПСС, т. 40, с. 241.
14 Там же, т. 43, с. 63, 79.
15 Там же, т. 45, с. 249.
16 КПСС в резолюциях..., т. 2, с. 325.
17 Известия ЦК РКП(б), 1921, 7 марта.
18 ЦГАОР СССР, ф. 4390, оп. 2, д. 27, л. 43.
19 Там же, ф. 130, оп. 2, д. 277, л. 178—179.
20 См.: Ленин В. И. ПСС, т. 42, с. 165
21 Известия ВЦИК, 1920, 1 декабря. Из справки ЦСУ к VIII Всероссийскому съезду Советов.
22 Л е н и н В. И. ПСС, т. 52, с. 65.
23 Труды ЦСУ. Стат. ежегодник 1918—1920 гг. Вып. 2, т. VIII. М., 1922, с. 302—304.
24 ЦГАОР СССР, ф. 4390, оп. 2, д. 27, л. 43.
25 Л е н и н В. И. ПСС, т. 44, с. 370.
26 Там же, т. 43, с. 49; т. 42, с. 165.
27 См., напр.: Г импельсонЕ. Г. Из истории образования однопартийной системы в СССР.—
18
Вопросы истории, 1965, № 11; Соболев П. Н. К вопросу о возникновении однопартийной
системы в СССР. — Вопросы истории КПСС, 1968, № 8; С п и р и и Л. М. Классы и партии в граж¬
данской войне в России (1917—1920 гг.). М., 1968; МалашкоА. М. К вопросу об оформлении
однопартийной системы в СССР. Минск, 1969; В. И. Ленин и история классов и политических
партий в России. М., 1970. С т и ш о в М. И. История идейно-политического банкротства и орга¬
низационного распада мелкобуржуазных партий в СССР (1917—1930 годы). М., 1981; Непролетар¬
ские партии России. Урок истории. М., 1984
28 Декреты Советской власти, т. II. М., 1959, с. 554.
29 М а л а ш к о А. М. Указ, соч., с. 189.
30 Декреты Советской власти, т. I. М., 1957, с. 162.
31 Там же, т. II, с. 430—431.
32 Съезды Советов в документах, т. I. 1917—1936. М., 1959. с. 65.
33 Пятый Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депу¬
татов. Стеногр. отчет. М., 1918, с. 197.
34 Декреты Советской власти, т. III. М., 1964, с. 96—97.
35 Там же, т. IV, с. 437.
36 Л е и и и В. И. ПСС, т. 37, с. 194, 197.
37 ЦГАОР СССР, ф. 1235, оп. 94, д. 486, л. 2; оп. 36, д. 28, л. 2.
38 Там же, оп. 36, д. 28, л. 1; д. 31, л. 2; оп. 37, д. 5, л. 17; д. 2, л. 171.
39 Декреты Советской власти, т. VI. М., 1973, с. 316.
40 ЦГАОР СССР, ф. 1235, оп. 37, д. 1, л. 1.
41 Там же, ф. 130, оп. 4, д. 352, л. 5.
42 Там же, оп. 2, д. 277, л. 181 — 182.
43Ан и кеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) — РКП (б) в 1917—1918 годах (хроника
событий). М., 1974, с. 457.
44 Переписка Секретариата ЦК РКП (б) с местными партийными организациями (ноябрь-
декабрь 1918 г.). Сб. документов. М., 1970, т. V, с. 37.
ЦГАОР СССР, ф. 393, оп. 1, д. 74, л. 315, 317.
46 Белевский пролетарий, 1918, 27 октября; ЦГАОР СССР, ф. 393, оп. 1, д. 2, л. 16—17.
47 ЦПА НМЛ, ф. 17, оп. 65, д. 273, л. 513.
48 КПСС в резолюциях..., т. 2, с. 108.
49 ЦПА НМЛ, ф. 17, оп. 65, д. 251, л. 35.
60 Там же, д. 190, л. 2.
61 ЦГАОР СССР, ф. 1250, оп. 1, д. 12, л. 23.
62 С т а л и н И. В., Соч., т. 5. М., 1947, с. 71.
53 КПСС в резолюциях..., т. 2, с. 103, 108.
54 Л е н и н В. И. ПСС, т. 41, с. 404; т. 42, с. 166.
55 ЦПА НМЛ, ф. 78, оп. 6, д. 3, л. 45.
58 Там же, ф. 17, оп. 65, д. 273, л. 25.
57 Девятый съезд РКП(б). Протоколы. М., 1960, с. 427.
“Ленин В. И. ПСС, т. 45, с. 61.
59 Одиннадцатый съезд РКП(б). Стеногр. отчет. М., 1961, с. 50.
80 Девятая конференция РКП (б). Протоколы, М., 1972, с. 148.
81 Там же, с. 179
82 Там же, с. 279.
83 Там же, с. 280.
84 Там же, с. 281.
85 Известия ЦК РКП(б), 1921, 7 марта.
88 КПСС в резолюциях..., т. 2, с. 325.
67 Л е н и н В. И. ПСС, т. 40, с. 240.
“Там же, т. 39, с. 419—420.
89 Там же, т. 41, с. 31.
70 Там же, т. 43, с. 30.
71 Там же, т. 44, с. 370.
72 Там же, с. 45, с. 99.
73 Там же, с. 96.
74 Там же, с. 441.
76 Там же, с. 391.
76 Там же, т. 36, с. 206.
77 Там же, т. 44, с. 224.
78 Там же, т. 45, с. 343.
79 Ленин В. И. ПСС, т. 44, с. 148.
80 Л е н и н В. И. ПСС, т. 44, с. 148.
19
С. В. КУЛЬЧИЦКИЙ
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ СПЛОШНОЙ
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ НА УКРАИНЕ
Идеи, изложенные в знаменитой ленинской статье «О кооперации», коренным
образом меняли точку зрения марксистов на социализм. Практика хозяйствен¬
ного строительства в годы гражданской войны свидетельствовала о том, что
отказ от товарно-денежных, рыночных отношений или всемерное их ограниче¬
ние, на чем базировалась доктрина «военного коммунизма», заводит в тупик.
Напротив, опыт первых лет нэпа показывал, что товарно-денежные отношения,
кооперация могут превосходно обслуживать социалистический способ произ¬
водства.
В середине 20-х гг. партия всемерно содействовала кооперативному движе¬
нию, в том числе в деревне. Однако большинство руководящих деятелей партии
не усвоило всей глубины ленинских идей о кооперировании крестьянства. Не
подвергая сомнению очевидное — популярность колхозов только среди бедней¬
шей части крестьянства, оно продолжало связывать перспективы социализма
в деревне главным образом с коллективизацией.
В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) одобрил резолюцию «О директивах по
составлению пятилетнего плана народного хозяйства». Это был глубоко проду¬
манный политический документ, определявший принципы разработки перспек¬
тивного плана. Конкретных цифр в нем почти не содержалось. Руководствуясь
идеей народнохозяйственного оптимума, директивы определяли достаточно вы¬
сокие темпы индустриализации (среднегодовой прирост промышленной продук¬
ции до 16%), коллективизации сельского хозяйства (с охватом ею не менее 20%
крестьянских посевов к концу пятилетки) и подъем материального благосостоя¬
ния трудящихся. Исходя в основном из директив, Госплан разработал два вари¬
анта пятилетки — отправной и оптимальный. XVI конференция ВКП(б) в апре¬
ле 1929 г. одобрила оптимальный вариант, а через месяц V съезд Советов утвер¬
дил его.
Одновременно пятилетний план разрабатывался в региональном аспекте.
В докладе наркома земледелия Украины А. Г. Шлихтера на Второй конференции
КП (б) У указывалось, что в 1933 г. колхозы должны были объединить на Украи¬
не 28% сельского населения и 24,3% крестьянских посевов. При этом предусма¬
тривался опережающий рост простейших коллективных хозяйств — товари¬
ществ по совместной обработке земли. Их удельный вес возрос в последнем году
пятилетки до 80% (осенью 1927 г.— 62%) 1. Принимая эти наметки, конферен¬
ция отметила, что они целиком отражают директивы XV съезда ВКП(б). «Пере¬
стройка сельскохозяйственного производства по линии создания крупного обоб¬
ществленного машинизированного хозяйства,— указывалось в ее резолюции,—
является основным путем развития сельского хозяйства Украины»2. Вместе с тем
подчеркивалось, что к концу пятилетки продукция индивидуальных крестьян¬
ских хозяйств составит две трети валовой продукции сельского хозяйства, а про¬
дукция обобществленного сектора (вместе с совхозами) при намеченных
темпах коллективизации — не более трети. Темпы коллективизации расценива¬
лись как весьма высокие. Обеспечение их, как указывала конференция, требова-
Кульчицкий Станислав Владиславович, доктор исторических наук, профессор, заведующий
отделом Института истории АН УССР.
20
ло существенной дополнительной помощи со стороны государства в форме кре¬
дитов и поставок тракторов 3.
Как известно, в декабре 1927 — январе 1928 г. в стране разразился хлебо¬
заготовительный кризис, который поставил под удар намеченные XV съездом
ВКП(б) темпы социалистического строительства. Выехав в январе 1928 г. на
хлебозаготовки в Сибирь, И. В. Сталин в своих выступлениях перед местными
партийными работниками (опубликованных лишь спустя 25 лет) отрекся от ре¬
шений съезда и выдвинул принципиально иную программу действий: строитель¬
ство фундамента социалистической экономики методами военно-коммунистиче¬
ского штурма. Чтобы изыскать средства для «скачка» в индустриализации, он
планировал отмену нэпа и широкое применение в сельском хозяйстве «сибир¬
ского метода хлебозаготовок». Суть последнего составляли чрезвычайные меры,
т. е. разнообразные формы репрессий — от конфискации запасов хлеба до ссыл¬
ки и заключения в концлагерь крестьян-«саботажников». Понимая, что такие
меры могут помочь ликвидировать текущий кризис в заготовках, вывезти хлеб
и получить валюту для обеспечения нужд индустриализации, но не способны по¬
нудить крестьян постоянно производить товарный хлеб, Сталин предложил пу¬
тем «революции сверху» обеспечить в деревне к концу пятилетки переход к кол¬
хозам 4. Принудительное обобществление крестьянских средств производства
рассматривалось как рычаг, с помощью которого можно было резко увеличить
перекачку ресурсов из деревни в город, чтобы обеспечить «скачок» в индустриа¬
лизации.
Курс XV съезда партии безуспешно пытались отстоять старейшие члены
Политбюро Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и М. П. Томский.
Сталин предполагал, что предложенный им путь в условиях хлебозаготови¬
тельного кризиса будет поддержан большинством партийных работников в цент¬
ре и на местах. Такую поддержку он действительно получил, в том числе на
Украине, так как сумел с исключительным мастерством закамуфлировать мето¬
ды, с помощью которых рассчитывал произвести «революцию сверху». Ревизия
курса XV съезда ВКП(б) осуществлялась строго дозированно и в рамках
прежней терминологии. Сталин заявлял: «Разговоры о том, что мы будто бы
отменяем нэп, вводим продразверстку, раскулачивание и т. д., являются контр¬
революционной болтовней»5. Однако вскоре началась экспроприация части
крестьянства с использованием жупела кулацкой опасности для острастки тех,
кто медлил со вступлением в колхоз.
Усилившееся с 1929 г. форсирование темпов промышленного строительства
привело к углублению хлебозаготовительных трудностей. Они преодолевались
уже испытанными в годы гражданской войны военно-коммунистическими мето¬
дами. В народном хозяйстве началось быстрое свертывание рыночных связей.
В городах произошел переход к нормированной торговле хлебом, а потом и дру¬
гими продуктами. Предназначенные для деревни промтовары тоже были изъяты
из свободной продажи и вошли в фонд отоваривания заготовок на контракта¬
ционной (заказной) основе. С лета 1929 г. вводилась практика обязательных
плановых заданий по сдаче зерна, а затем и других продуктов питания с развер-
станием этого плана между селами, колхозами, единоличными хозяйствами.
В этой обстановке ноябрьский (1929 г.) Пленум ЦК ВКП(б) пересмотрел
в сторону резкого повышения в отдельных районах намеченные XV съездом тем¬
пы социалистических преобразований в сельском хозяйстве.
По вопросу о темпах и, следовательно, о конечных сроках коллективизации
на Украине единства мнений не было. На пленуме В. М. Молотов, Л. М. Кагано¬
вич и сам Сталин настаивали на том, чтобы завершить ее примерно за год.
С. В. Косиор и некоторые другие представители партийно-государственного ру¬
ководства республики поддержали эту точку зрения. Нарком земледелия
А. Г. Шлихтер и председатель Колхозцентра УССР И. А. Гаврилов высказыва¬
лись за то, чтобы завершить коллективизацию только к концу пятилетки 6.
Пленум ЦК ВКП(б) специально заслушал и обсудил доклад С. В. Косиора
«О сельском хозяйстве Украины и о работе в деревне». В постановлении по до¬
21
кладу отмечалось, что Украина по сравнению с другими районами имела более
развитую материально-техническую базу для преобразований в сельском хозяй¬
стве. На полях республики работало около трети тракторного парка, здесь воз¬
никли первые МТС. Различными видами сельскохозяйственной кооперации ох¬
ватывалось почти две трети крестьянских дворов. Центральному Комитету
КП (б) У предлагалось усилить работу по мобилизации рабочего класса на со¬
циалистическую перестройку сельского хозяйства 7.
Комиссия под руководством наркома земледелия СССР Я. А. Яковлева, об¬
разованная Политбюро ЦК ВКП (б) 5 декабря 1929 г., наметила сроки проведе¬
ния коллективизации в важнейших районах страны. Рекомендации комиссии бы¬
ли положены в основу постановления ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 г. «О темпе
коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству».
Украина относилась к группе районов, где коллективизация должна была завер¬
шиться осенью 1931 или весной 1932 г.
Утвержденные сроки базировались на преувеличенных представлениях о сте¬
пени готовности крестьянских масс к вступлению в колхозы. Стремление поско¬
рее решить жизненно важную для страны проблему и утвердить в деревне кол¬
лективистские отношения оборачивались в действительности игнорированием
настроений и ущемлением интересов крестьян. Все более проявлялась шедшая
сверху тенденция к форсированию темпов коллективизации. 4 февраля 1930 г.
С. В. Косиор в выступлении на партийном активе в Харькове призвал коллекти¬
визировать степные округа за весеннюю посевную кампанию, а все другие окру¬
га республики — за осеннюю кампанию 8. Иначе говоря, установленные для
Украины постановлением ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 г. сроки коллективиза¬
ции предлагалось сократить на 1 —1,5 года. Пленум Шепетовского окружкома
партии решил за время весенней кампании оставить позади передовые округа
и добиться 75-процентной, а к Октябрьским праздникам — 100-процентной кол¬
лективизации 9.
В большинстве округов наблюдалось прямое административное понуждение
крестьян-единоличников к объединению в коллективы, вследствие чего колхоз¬
ное движение утратило здоровую основу. В первые месяцы 1930 г. давление на
крестьян приняло наиболее грубые формы. В отчетах организаторов увеличи¬
лась доля «бумажных колхозов». К Ю марта показатель обобществления посе¬
вов поднялся до 70,9%. В колхозах уже числилось 3249 тыс. хозяйств, т. е. 64,4%
их общего количества 10. Но эти данные отнюдь не свидетельствовали об успе¬
хах коллективизации. Положение в деревне становилось все более напря¬
женным.
В постановлении ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 г. выдвигалась задача осуще¬
ствить сплошную коллективизацию в компромиссной, артельной форме, с перс¬
пективой последующего возрастания уровня обобществления. Однако нарком-
зему СССР поручалось выработать «Примерный устав сельскохозяйственной
колхозной артели, как переходной к коммуне формы колхоза»11. Спустя месяц
Наркомзем опубликовал Примерный устав, в котором не содержалось прямых
указаний на необходимость приусадебного хозяйства. Поэтому в ходе коллекти¬
визации стали обобществляться коровы, мелкий скот, птица. Подобная практи¬
ка встретила яростное сопротивление крестьянских масс. Сталин предпочел от¬
ступить, назвав невнимание к приусадебному участку перегибом, и в статье
«Головокружение от успехов», опубликованной «Правдой» 2 марта обвинив
в нем местные власти.
В год «великого перелома» в колхозе уже перестали видеть кооперативное
предприятие, продукция которого принадлежала его членам. Прямо с колхозных
станов обмолоченный хлеб вывозился на ссыпные пункты и элеваторы.
Поставки государству провозглашались первой заповедью для колхоза как
социалистического предприятия. Однако цены на поставляемую продукцию бы¬
ли заниженными, а вскоре из-за инфляции они вообще стали символическими.
Что же касается размеров поставок, то здесь господствовала неопределенность.
Раньше крестьянин знал, что после выплаты продналога он может реализовать
22
товарную продукцию на рынке и использовать выручку по своему усмотрению.
Теперь же налогообложение приобрело специфическую функцию давления на
единоличников, не желавших вступать в колхоз. Поэтому колхозы и колхозники
облагались налогами по самым низким нормам или вообще освобождались от
обложения. Поставки государству больше не имели никакого отношения к нало¬
гообложению. Общий размер их определялся урожаем, а затем конкретные за¬
дания разверстывались по областям и районам между коллективами и единолич¬
ными хозяйствами. Поскольку свободная торговля запрещалась, вся товарная
часть сельскохозяйственной продукции должна была поступать государству.
Однако понятие «товарная продукция» при отсутствии рынка являлось эфемер¬
ным. Следуя правилу «лучше переобложить, чем недообложить», хлебозагото¬
вительные органы устанавливали план по максимуму, так что после его выполне¬
ния в колхозах нередко уже ничего не оставалось для распределения по трудо¬
дням. Впервые испытав в 1930 г. такие «преимущества» коллективного хозяйст¬
вования, крестьяне утратили всякое желание трудиться в общественном произ¬
водстве. Колхозный строй оказался в глубоком кризисе уже в момент своего
рождения.
Налоговая и вся экономическая политика в деревне все более отчетливо ста¬
ла направляться на поляризацию классовых сил и углубление социальной на¬
пряженности внутри крестьянства.
В исторической науке проблема социальной структуры доколхозного кресть¬
янства недостаточно разработана. Имеющиеся статистические материалы, боль¬
шей частью налогового характера, дают картину имущественной, а не социаль¬
ной дифференциации. Видимо, сформировавшийся внутри крестьянства мощный
слой (с некоторыми признаками класса) кулачества был разгромлен еще в пер¬
вые годы Советской власти. Но эта прослойка продолжала существовать, в од¬
них районах ослабленная, в других — сравнительно сильная. К числу последних
относилась Украина, хотя и здесь удельный вес кулацких хозяйств существенно
сократился: с 12% накануне революции до 3% в 1923 г.12 В отличие от западно¬
европейской крестьянской буржуазии, которая делала ставку на рациональные
методы хозяйствования, отечественный кулак рассчитывал главным образом на
средневековые способы обогащения. Он стремился с наибольшей выгодой для
себя паразитировать на технической отсталости деревни, неразвитости социаль¬
ных отношений, закоснелости крестьянского жизненного уклада, неорганизован¬
ности и культурной отсталости трудящегося крестьянства.
Советская власть располагала достаточным арсеналом средств для борьбы
с кулацкой опасностью, ограничения кулака. По мысли В. И. Ленина ограниче¬
ние эксплуататорских тенденций отнюдь не должно было означать разорения
кулацких хозяйств, вносивших немалую лепту в суммарный объем товарной
сельскохозяйственной продукции. Такие хозяйства вполне могли быть участни¬
ками сельскохозяйственных кооперативов. Обратившись в марте 1922 г. в По¬
литбюро с замечаниями на тезисы Е. А. Преображенского «Основные принципы
политики РКП в современной деревне», В. И. Ленин предложил разработать
директивный документ с конкретным указанием, «как кооперировать, как «огра¬
ничивать» кулаков, не приостанавливая роста производительных сил»13.
Дискуссия о месте кулаков в будущей коллективизированной деревне неожи¬
данно возникла на проходившей в апреле 1929 г. XVI конференции ВКП(б) при
обсуждении доклада М. И. Калинина о путях подъема сельского хозяйства и на¬
логовом облегчении середняка. Мнения разошлись. Секретарь ЦК КП (б) У
П. П. Любченко высказался за допущение кулаков в колхозы при установлении
для них особого режима, обеспечивающего невозможность индивидуального
обогащения ,4. Некоторые делегаты его поддержали, но большинство высказав¬
шихся по этому вопросу сочло необходимым сохранить кулацкие хозяйства
в урезанном виде за пределами колхозных массивов. Комиссия по подготовке
проекта резолюции под председательством С. В. Косиора предложила передать
спорный вопрос на рассмотрение Политбюро. Конференция с таким решением
согласилась Ч
23
Уже в ходе борьбы с хлебозаготовительными трудностями 1928/29 г. раз¬
вернулась выборочная экспроприация хозяйств, не выполнявших своих обя¬
зательств по контрактации. Весной 1929 г. в 22 округах Украины было
распродано имущество 18 тыс. хозяйств, за которыми имелась недоимка по
хлебозаготовкам. Во время осенних заготовок 1929 г. раскулачиванию под¬
верглось 15 тыс. хозяйств, которые уклонялись от сдачи хлеба в объеме, воз¬
ложенном на них сельскими сходами 16.
Вопрос о кулаке был решен аппаратным путем, в комиссии Я. А. Яковлева,
которая высказалась за переход в районах сплошной коллективизации к полити¬
ке ликвидации кулачества как класса. В самой этой формулировке, а также
в появившемся вскоре тезисе о кулачестве как последнем и самом многочислен¬
ном эксплуататорском классе открыто игнорировались социальные результаты
аграрной революции. Заключение комиссии впервые было обнародовано Стали¬
ным на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г.
и вошло в постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. Лозунг о ликвидации
кулачества как класса служил удобным оправданием санкций, направленных
против всей массы зажиточного крестьянства, которая наиболее решительно
противостояла коллективизации.
Во второй половине января 1930 г. комиссия Политбюро под руководством
В. М. Молотова разработала конкретные способы ликвидации кулачества. 30 ян¬
варя Политбюро утвердило подготовленный ею документ «О мероприятиях по
ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Экспро¬
приированные крестьяне подразделялись на три категории. К первой причисля¬
лись организаторы антиколхозных выступлений, которые подлежали изоляции.
Ко второй категории относились лица, «оказывавшие менее активное сопротив¬
ление». Они высылались в малонаселенные районы страны. В третью категорию
входили все остальные раскулаченные, которым выделялись уменьшенные зе¬
мельные участки за пределами колхозных массивов 17. Вопрос о том, депорти¬
ровать или не депортировать крестьян вместе с семьями в районы, практически
непригодные для сельского хозяйства, предоставлялся на рассмотрение местных
властей. Юридическая неразработанность порядка раскулачивания оборачива¬
лась произволом. Местные работники не всегда могли или хотели правильно
оценить динамику колхозного движения и в зависимости от нее линию поведе¬
ния по отношению к кулаку. При этом кулацким считались все наиболее зажи¬
точные в данном селе хозяйства, независимо от того, имели ли они эксплуататор¬
ские признаки. Очень часто раскулачивание использовалось для запугивания
средняков, медливших со вступлением в колхоз. В докладе С. В. Косиора на XI
съезде КП (б) У указывалось, что на Украине не существовало ни одного района,
где бы не были в той или иной степени задеты в ходе раскулачивания интересы
середняка 18.
Кампания по раскулачиванию в республике стала массовой с последней де¬
кады января 1930 г. По состоянию на 10 марта она проводилась в 305 районах из
592, охватив 61,9 тыс. хозяйств, т. е. 2,5% крестьянских хозяйств этих районов 19.
21 февраля 1930 г. в Москве состоялось совещание местных партийных руко¬
водителей Российской Федерации и Украины с участием членов Политбюро ЦК
ВКП (б). На нем обсуждались меры по стабилизации положения в деревне и пре¬
одолению левацких ошибок в колхозном строительстве. «Правда» опубликовала
2 марта новую редакцию Примерного устава сельскохозяйственной артели. Кол¬
хозникам предоставлялось право иметь корову, мелкий продуктивный скот
и приусадебный участок. 14 марта ЦК ВКП (б) принял постановление «О борь¬
бе с искривлениями партлинии в колхозном движении». Местным партийным
организациям предлагалось принять срочные меры по ликвидации ошибок и ис¬
кривлений, сосредоточить внимание на хозяйственном и организационном укре¬
плении колхозов.
На период весеннего сева раскулачивание и выселение крестьян были при¬
остановлены. Полномочная комиссия проверила правильность высылки экспро¬
24
приированных семей в районы Севера. В частности, были рассмотрены заявле¬
ния от 10 495 семей, депортированных из УССР. Комиссия установила, что 943
семьи подверглись раскулачиванию необоснованно. Им предоставлялась воз¬
можность вернуться в места проживания, возвращалось конфискованное иму¬
щество или возмещалась его фактическая стоимость20.
Провозглашенный в мартовских документах отказ от принудительной кол¬
лективизации внес определенное успокоение в крестьянские массы. 17 марта
ЦК ВКП(б) решил командировать членов Политбюро в Центрально-Чернозем¬
ную область, на Украину и Северный Кавказ для оказания помощи местным
работникам в ликвидации искривлений. В УССР прибыл Г. К. Орджоникидзе.
Он посетил Криворожский, Николаевский, Мелитопольский и Херсонский окру¬
га. В других округах находились С. В. Косиор, В. Я. Чубарь, Г. И. Петровский,
В. П. Затонский, Л. И. Картвелишвили, Н. А. Скрыпник, А. Г. Шлихтер, а также
работники центральных партийных и советских учреждений. Окружные ответ¬
ственные работники выехали в районы.
В ходе борьбы с перегибами колхозы-гиганты и агроиндустриальные комби¬
наты были ликвидированы, а большинство коммун преобразовано в артели. Во
многих районах прошли показательные суды над должностными лицами, винов¬
ными в издевательствах над крестьянами. Колхозники, принимавшие участие
в саботаже, освобождались из-под ареста 21. Когда Баштанский и Новоодесский
райкомы партии попытались задержать выход из колхозов средствами админи¬
стративного воздействия, бюро Николаевского окружкома постановило досроч¬
но созвать в этих районах партийные конференции и переизбрать руководящих
партийных работников 22.
Широко пропагандировалось опубликованное 2 апреля постановление ЦК
ВКП(б) «О льготах для колхозов», в соответствии с которым скот колхозов
и колхозников на два года освобождался от налогообложения, а колхозам
предоставлялись беспроцентная семенная ссуда и дополнительный кредит. Та¬
кая работа давала эффект. За первые две декады мая в Синельниковском райо¬
не Днепропетровского округа поступило 206 заявлений о вступлении в артель,
а выйти из колхоза изъявили желание только 4 семьи 23.
На первых порах после провозглашения добровольности коллективизации
наблюдался существенный отлив крестьян из колхозов. Во второй декаде марта
в УССР удельный вес коллективизированных хозяйств снизился на 7,4%, в тре¬
тьей декаде марта — на 9,2%, а за апрель — на 11,3%. Но распадались в основ¬
ном «бумажные» колхозы. Проведенное в первой половине мая обследование
показало, что доля коллективизированных хозяйств в Полесье составляла
11,5%, в левобережных районах лесостепи — 36,3%, правобережных районах
лесостепи — 41,4%, в степных — 44,7%, а в среднем по Украине — 38,2%24.
Таким образом, в основных районах республики высокий уровень коллективиза¬
ции сохранился.
Коллективизация не утратила форсированного характера. Вести индивиду¬
альное хозяйство становилось все труднее: единоличники «раскулачивались»,
облагались «твердыми заданиями» и высокими налогами, в то время как колхоз¬
ники получали налоговые льготы. Во второй половине 1930 г. на Украине прекра¬
тили существование 34 тыс. хозяйств, весной и летом 1931 г. было раскулачено
и выслано еще 23,5 тыс. хозяйств. Со второй половины 1931 г. массовая экспро¬
приация уже не практиковалась, но многие зажиточные хозяйства ликвидирова¬
лись путем налогообложения. Всего за годы первой пятилетки в республике бы¬
ло экспроприировано около 200 тыс. хозяйств . В результате на Украине, как
и в других зернопроизводящих регионах, был достигнут в ходе хлебозаготовок
рекордный показатель товарности. На XVI съезде партии Сталин заявил, что
зерновая проблема в стране в основном разрешена 2 .
В связи с постановлением ЦКВКП(б) от 5 января 1930 г. декабрьский (1930
год) Пленум ЦК КП(б)У принял решение — в течение 1931 г. в основном закон¬
чить коллективизацию степных районов, а в 1932 г.— Полесья и некоторых наи¬
более отсталых районов приграничной полосы 27. Объединенный Пленум ЦК
25
иЦККВКП(б) (17—21 декабря 1930 г.) постановил коллективизировать в 1931
году 80% крестьянских хозяйств в степных и не менее 50% — в лесостепных
районах Украины 20. К августу 1931 г. удельный вес хозяйств колхозников в об¬
щем числе крестьянских хозяйств составлял в Полесье 36%, на Правобережье—
62,2%, на Левобережье — 68,7%, в степной части —85,5%, а по всей Укра¬
ине— 66,9%29. К концу 1932 г. в республике было коллективизировано почти
70% крестьянских хозяйств с охватом более 80% принадлежавших крестьянам
посевных площадей.
В ходе коллективизации развивавшаяся на протяжении 20-х гг. сеть пред¬
приятий и учреждений сельскохозяйственной кооперации была ликвидирована.
Считалось, что колхозы не могут стать, подобно крестьянам-единоличникам,
участниками специализированных кооперативов. Из-за этих теоретически невер¬
ных представлений возможности производства, переработки и сбыта многих
видов сельскохозяйственной продукции в колхозах оказались ограниченными.
Практически исчезла материально-техническая база кооперации, рассыпался
эффективно работавший кооперативный аппарат, оказались ненужными нала¬
женные торговые связи с потребителями, в том числе за рубежом.
В условиях насильственной коллективизации, отчуждения крестьян от соб¬
ственности на землю, орудия производства, незаинтересованности в результа¬
тах труда, отсутствия достаточно развитой технической базы для развития круп¬
ного хозяйства, господства мелкособственнической крестьянской психологии
предпринимались попытки решить сложные проблемы развития коллективного
хозяйства не экономическими, а силовыми методами руководства, поддержан¬
ными рядом мер организационного и идеологического характера, к которым от¬
носилась, в частности, посылка в деревню представителей рабочего класса в ка¬
честве организаторов колхозного движения.
Призыв ноябрьского Пленума о посылке на постоянную работу в деревню
25 тыс. пролетариев, способных возглавить молодые сельскохозяйственные кол¬
лективы, нашел на Украине широкий отклик. К концу января 1930 г. на курсах
было подготовлено 8520 рабочих. В селах республики начали работу 5720 чело¬
век, в другие районы страны поехали 1985 (в том числе на Северный Кавказ —
1300, в Казахстан — 505)30. Одновременно в республику прибыло более 1900
двадцатипятитысячников из Ленинграда и других промышленных центров Рос¬
сийской Федерации 31. Две трети двадцатипятитысячников являлись коммуни¬
стами, каждый десятый — комсомольцем 32. Поскольку из многих колхозов
и сельсоветов в адрес ЦК КП (б) У продолжали поступать письма с просьбой на¬
править к ним рабочих на постоянную работу, в феврале 1930 г. было принято
решение провести дополнительный набор 2 тыс. рабочих. Новый отряд прибыл
в деревню в разгар весенней посевной кампаний 33.
Далеко не всегда двадцатипятитысячники становились колхозными вожака¬
ми. В некоторых случаях из-за незнания специфики сельскохозяйственного тру¬
да или в силу личных качеств они не могли проявить себя удовлетворительным
образом на командных должностях. Но в массе своей посланцам рабочих кол¬
лективов удавалось добиваться улучшения организации дела, чему способство¬
вал их опыт работы в крупном производстве.
Осуществлялись попытки наладить рациональные формы внутрихозяйствен¬
ной организации труда. В 1930 и 1931 гг. в артелях создавались временные бри¬
гады — на период сельскохозяйственной кампании. Непостоянный состав бри¬
гад и незакрепленность рабочего скота, инвентаря, земельных участков приводи¬
ли к обезличке и уравниловке, в результате чего росло количество невыходов на
работу, подрывались стимулы к рациональному хозяйствованию. В постановле¬
нии ЦК ВКП (б) от 4 февраля 1932 г. «Об очередных мероприятиях по организа¬
ционно-хозяйственному укреплению колхозов» было определено, что в основу
организации труда следует положить постоянную производственную бригаду
с неизменным составом работающих, за которой бы закрепляли земельные уча¬
стки и средства труда 34.
26
В мае 1932 г. НК РКП УССР изучил, как выполняется это постановление.
В принятом документе отмечалось, что одна из крупнейших в республике арте¬
лей им. III Интернационала в Запорожском районе (792 хозяйства, 8 тыс. га зем¬
ли) с помощью районного партийного актива и группы аспирантов научно-ис¬
следовательского института Колхозцентра УССР достигла качественных успе¬
хов в организации производства: была образована 51 постоянная бригада, ин¬
вентарь и лошади закреплены за отдельными колхозниками, определены и ут¬
верждены на собраниях производственные нормы, разработано положение о на¬
числении трудодней. Однако этот опыт не прививался Зб. В постановлении Нар-
комзема УССР об организации труда в колхозах, которое было принято в янва¬
ре 1933 г., признавалось, что постоянные бригады в большинстве колхозов от¬
сутствовали 36.
Примерный устав сельскохозяйственной артели не давал каких-либо гаран¬
тий против администрирования и бюрократизма. Положения о правах колхоз¬
ников и колхозов в нем отсутствовали. Поэтому последние ставились в уязвимое
положение по отношению к районным организациям, осуществлявшим команд¬
ный стиль руководства. Влияние же колхозных парторганизаций на положение
дел ощущалось слабо. Ни в количественном, ни в качественном выражении, ни
по своей организационной структуре сельские партийные организации не стояли
на должной высоте.
Будучи не в состоянии опираться на сельские ячейки вследствие их оторван¬
ности от колхозов, районные комитеты партии действовали через уполномочен¬
ных, командируемых на время проведения очередной кампании.
XVI съезд партии решил упростить систему управления государством за счет
ликвидации окружного звена. Создавалась система: центр — область — район.
Но на Украине областей не существовало. Вместо того чтобы образовать их за
счет укрупнения округов, решение съезда здесь выполнили буквально. В резуль¬
тате образовалась двухступенчатая система управления (центр — район). Од¬
нако управлять из Харькова больше чем 500 административными единицами
оказалось невозможно. С. В. Косиор, В. Я. Чубарь и другие руководители рес¬
публики признали, что из-за допущенной поспешности в проведении реформы
сельские районы оказались без достаточного управления в наиболее ответствен¬
ный момент становления колхозного строя 37. С февраля по октябрь 1932 г. на
Украине происходил непростой процесс образования областей. Аппарат област¬
ных организаций в это время только формировался и ситуацией на местах не
владел. В то же время обременительные для центра прямые связи с сотнями рай¬
онов фактически прекратились.
По мере развертывания коллективизации все более актуальной становилась
проблема технического оснащения сельского хозяйства. Как свидетельствовал
опыт Украины, наилучшей организационной формой использования машинной
техники в условиях ее ограниченного количества оказались машинно-трактор¬
ные станции. Сеть МТС развивалась стремительными темпами: начиная с октяб¬
ря 1930 г. и до конца первой пятилетки каждые два дня на Украине появлялась
новая МТС. К концу 1932 г. действовало 592 МТС, в зоне которых находилась
половина колхозов, преимущественно крупных 38. Кроме технического обслужи¬
вания, на МТС возлагались задачи организационно-хозяйственного укрепления
колхозов. Однако в первой пятилетке решались в основном вопросы, связанные
прежде всего с формированием трудовых коллективов и партийных организаций
МТС, получением, размещением и освоением техники, налаживанием производ¬
ственных связей с колхозами.
6 июля 1932 г. в Харькове начала работать Третья конференция КП (б) У.
На рассмотрение делегатов выносился доклад С. В. Косиора «Об итогах весен¬
ней посевной кампании и о задачах организационно-хозяйственного укрепления
колхозов». Созыв конференции накануне жатвы, ограничение повестки дня од¬
ним вопросом, что было беспрецедентным, участие в ее работе секретарей ЦК
ВКП(б) Л. М. Кагановича и В. М. Молотова — свидетельствовали о необычно¬
сти ситуации.
27
Действительно, в сельском хозяйстве сложилось катастрофическое положе¬
ние. Посевная кампания затянулась до конца июня, и все же недосев составил
более 2 млн. га. Отведенные под черный пар площади превратились в рассадник
бурьяна. Из-за того, что просапные культуры не обрабатывались, часть посевов
погибла. На оставшихся площадях, несмотря на хорошие погодные условия,
урожай был невелик 39. Как сообщал в докладе С. В. Косиор, в 1931 г. ряд райо¬
нов, особенно в южной степной полосе, оставил на полях до половины урожая
несобранным, невывезенным или утраченным во время обмолота40.
В выступлениях говорилось о том, что в ходе хлебозаготовок 1931 г. на руко¬
водящие кадры районов и сел оказывалось сильнейшее административное дав¬
ление, вплоть до снятия с постов, исключения из партии и отдачи под суд за не¬
выполнение плана. В то же время планы отличались нестабильностью: не зная
истинного положения дел в районе, республиканские организации время от вре¬
мени корректировали их. Районные организации тоже не знали возможностей
колхозов, либо под давлением сверху игнорировали их. Порой у колхозников,
перевыполнивших свои обязательства, вывозился семенной фонд для выполне¬
ния так называемых встречных планов. Основной порок хлебозаготовок в резо¬
люции конференции характеризовался вполне четко: «План хлебозаготовок был
разверстан по районам и колхозам и проводился не в организованном порядке,
а по „принципу“ уравниловки, проводился механически, без учета положения
в каждом районе, в каждом отдельно взятом колхозе»41. Но хотя непредсказуе¬
мость и разверсточный характер заготовок были подвергнуты критике в присут¬
ствии трех членов Политбюро — Кагановича, Косиора и Молотова, а также
двух кандидатов в члены Политбюро — Петровского и Чубаря, положение не
изменилось. О голоде и растущей апатии крестьян говорили в своих выступле¬
ниях Н. А. Скрыпник, Г. И. Петровский, Р. Я. Терехов, А. Г. Шлихтер и другие
делегаты конференции 42. В. М. Молотов тоже коснулся тяжелого продовольст¬
венного положения «некоторых сельских районов». Как он выразился, это было
следствием «ошибок, допущенных во время хлебозаготовок» . Не было и речи
о том, что порочным являлся сам принцип продразверстки, на котором они осно¬
вывались.
Материалы приемной председателя ВУЦИК Г. И. Петровского, куда обра¬
щались за помощью голодающие крестьяне, дают достаточное яркое представ¬
ление о положении в деревне. Они содержат письма крестьян, но чаще копии
отношений заведующего приемной в партийные органы с предложениями при¬
нять меры по заявлениям граждан (вместе с этими отношениями направлялись,
как правило, и подлинники крестьянских ходатайств, если они поступали в при¬
емную в письменной форме).
15 апреля 1932 г. заведующий приемной информировал Лозовский райком
партии о положении в артели «Красный Октябрь»: в колхозе 70 дворов, 260 едо¬
ков, хлеба хватило только до 1 февраля, колхозники употребляют в пищу исклю¬
чительно свеклу, из-за чего болеют, было четыре случая голодной смерти, боль¬
ных — 50 человек 44 . 25 апреля поступила информация в Решетиловский райком
партии по жалобе группы граждан хутора Степового Песчанского сельсовета:
план по хлебозаготовкам выполнен, но они остались абсолютно без хлеба, нет
и картофеля, люди опухают с голоду 45 . 27 апреля в приемную пришло письмо
из артели «12-й Октябрь» Двуреченского района: в общественном хозяйстве
имелось 300 лошадей, а осталось пять, крестьяне бросают село и разбегаются,
а те, кто остался, опухли с голоду. Тогда же группа колхозников артели «Трак¬
тор» Сумского района написала: в хлебозаготовку взяли все зерно, колхозники
не имеют хлеба и картофеля, без фуража остался скот 46. Возвратившийся на
побывку в село Петрушки близ Киева балтийский моряк Е. Ф. Шкребтенко пи¬
сал Г. И. Петровскому: нетрудоспособным хлеб не выдают, запасы хлеба, вклю¬
чая страховой фонд, переданы в хлебозаготовку, есть случаи голодной смерти 47.
14 мая в приемную поступило письмо от жителя села Крыхаево Остерского райо¬
на Н. М. Тавлуя следующего содержания: «Я хочу жить, но нельзя, умираю с го¬
28
лоду. Как у нас в селе Крыхаеве, так и по всему Остерскому району настоящая
голодовка. Пуд ржаной муки — 100 руб., пуд картошки — 20 руб., и то нигде не
купишь, и много случаев: купил человек пуд, дал 100 руб., а у него милиция ото¬
брала. В Крыхаеве открылся тиф голодный, приехала бригада врачей из района,
закрыли школу и ну ликвидировать тиф, навезли из района продуктов, подкор¬
мили больных и не стали умирать с голоду. В селе умерло с голоду три души здо¬
ровых, много детей и стариков». На запрос по этому письму участковый проку¬
рор ответил в приемную ВУЦИК 25 июля: «В Остерском районе зарегистрирова¬
ны заболевания тифом по 15 селам, в Крыхаеве было 90 случаев, из них 4 умерло.
Тавлуй Никита умер от тифа»48.
Колхозники начинали растаскивать продукцию, которая производилась в об¬
щественном хозяйстве, до ее оприходования и вывоза. Такие действия квалифи¬
цировались как кража. По свидетельству М. М. Хатаевича, в 1932 г. кражей за¬
нималось от 85 до 90% колхозников 49. Разбирали продукты, ибо давно уже по¬
теряли надежду на распределение по трудодням в конце сельскохозяйственного
года. На свободном рынке, где продажи и покупки преследовались, цены на про¬
довольствие к концу пятилетки выросли в 30 раз .
Сталин и его окружение шли по испытанному пути репрессий. ВЦИК и СНК
СССР 7 августа 1932 г. приняли постановление «Об охране имущества государ¬
ственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (со¬
циалистической) собственности», согласно ему хищение имущества колхозов
и кооперативов каралось расстрелом, при смягчающих обстоятельствах — ли¬
шением свободы на срок не ниже 10 лет51. 22 августа 1932 г. ВЦИК и СНК
СССР приняли постановление «О борьбе со спекуляцией». Спекуляция каралась
заключением в концлагерь сроком от 5 до 10 лет без права применения амни¬
стии 52.
Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 мая 1932 г. план хлебозаго¬
товок по крестьянскому сектору сокращался примерно на одну пятую с тем, что¬
бы эту часть товарной продукции направить по каналам колхозной торговли 53.
Разрешение колхозной торговли по ценам, которые складывались на основе
спроса и предложения, означало легализацию свободного рынка. Однако на те¬
кущую ситуацию постановление не повлияло: торговля хлебом разрешалась
только после выполнения заготовительного плана, не ранее 15 января 1933 г.
В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 июля 1932 г.
план заготовок по крестьянскому сектору Украины из урожая 1932 г. был уста¬
новлен в 356 млн. пуд, что означало уменьшение по сравнению с планом преды¬
дущего года на 18%54. Затем этот план еще трижды сокращался. На 1 ноября
окончательные обязательства составили 267 млн. пуд 55. Колхозное производст¬
во все больше расшатывалось подразверсткой. Данные о потерях зерна в 1931 г.
были оглашены на Третьей конференции КП (б) У. П. П. Любченко и Г. И. Пет¬
ровский считали, что потери при уборке колебались в диапазоне 100—150 млн.
пуд. С. В. Косиор называл цифру от 120 до 150 млн., А. Г. Шлихтер — 150 млн.,
Н. А. Скрыпник — около 200 млн. пуд 56. Несмотря на расхождения, эти цифры
давали представление о масштабе потерь — до половины годового продоволь¬
ственного фонда сельского населения республики. Каких-либо конкретных дан¬
ных о потерях в 1932 г. не существует. Можно лишь предполагать, исходя из
дальнейшей деградации колхозного производства, что потери увеличились. В бе¬
седе с полковником Робинсом в мае 1932 г. на прямой вопрос: «Верно ли, что
уборка урожая в прошлом году прошла неудовлетворительно?» Сталин отвечал:
«В прошлом году уборка прошла менее удовлетворительно, чем в позапрош¬
лом» .
В 1932 г. потери урожая отразились уже не только на благосостоянии колхоз¬
ников, но и на хлебозаготовках. К 1 ноября от крестьянского сектора Украины
было получено лишь 136 млн. пуд. хлеба . Столь же вяло проходили заготовки
и в других районах страны. Централизованные ресурсы хлеба, животноводче¬
ской продукции и других видов продовольствия быстро таяли. Это влекло за со¬
бой сокращение и без того скудных норм выдачи продуктов по карточкам для
29
рабочих и служащих. Резко сократился сельскохозяйственный экспорт, что при¬
вело к почти 10-кратному росту дефицита внешнеторгового баланса по сравне¬
нию с 1929 г.59 Рост краткосрочной задолженности по импорту вызвал появление
на западных валютных рынках черной биржи советских векселей. Просрочка
платежей могла иметь непредсказуемые финансовые последствия, и по текущим
счетам иногда приходилось расплачиваться валютой, вырученной от продажи
национальных художественных ценностей. Именно в это время из музеев страны
навсегда ушли за границу многие полотна Рембрандта, Тициана и других вели¬
ких художников.
В конце 1932 г. были приняты решения о направлении в Харьков, Ростов-на-
Дону и Саратов чрезвычайных комиссий ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам с за¬
данием выполнить их любой ценой. На Украине комиссия возглавлялась Моло¬
товым. Она не принимала собственных постановлений, а действовала от имени
партийно-правительственного руководства республики. Деятельность ее нача¬
лась с принятия постановлений ЦК КП (б) У от 18 ноября и СНКУССР от 20 ноя¬
бря почти идентичного содержания и под одинаковым названием — «О мерах по
усилению хлебозаготовок». Ключевым среди репрессивных мер было разреше¬
ние райисполкомам перечислять в хлебозаготовку все созданные в колхозах
натуральные фонды. Делалось, однако, предупреждение относительно изъятия
семенных фондов: только с санкции облисполкомов в каждом отдельном слу¬
чае60. Дальнейшие события показали, что это предупреждение было внесено
в текст постановления по инициативе руководителей республики.
Не удовлетворившись этим предупреждением, которого могли не понять на
местах, Политбюро ЦК КП (б) У 29 ноября приняло постановление, разослан¬
ное всем райкомам и обкомам в форме инструктивного письма за подписью
С. В. Косиора. В нем говорилось: «Просто и механически вывозить все фонды
в хлебозаготовку является совершенно неправильным и недопустимым. Особен¬
но это неправильно в отношении семенного фонда. Изъятие колхозных фондов
и их проверка должны проводиться не огульно, не повсеместно... Вывоз хотя бы
части посевного материала должен допускаться только в особо исключительных
случаях с разрешения обкомов партии»61. Одновременно по поручению партий¬
но-правительственного руководства республики секретарь ЦК КП (б) У, Харь¬
ковского обкома и горкома партии Р. Я. Терехов увиделся со Сталиным и расска¬
зал ему о голоде на Украине. Как вспоминал Терехов в 1964 г., генсек не выслу¬
шал его до конца и резко оборвал беседу гневной тирадой: «Нам говорили, что
Вы, товарищ Терехов, хороший оратор. Оказывается, Вы хороший рассказчик —
сочинили такую сказку о голоде, думали нас запугать, но — не выйдет! Не луч¬
ше ли вам оставить посты секретаря обкома и ЦК КП (б) У и пойти работать
в Союз писателей: будете сказки писать, а дураки будут читать»62.
20 декабря 1932 г. в Харьков прибыл Каганович. Он сообщил, что ЦК
ВКП(б) отменил постановление ЦК КП (б) У от 18 ноября в части о невывозе
семенных фондов «как решение, ослабляющее наши позиции в борьбе за хлеб»63.
ЦК КП (б) У вынужден был отозвать инструктивное письмо от 29 ноября. В янва¬
ре 1933 г. Терехова освободили от партийных постов на Украине. На его место
Сталин прислал П. П. Постышева, за которым сохранялся вплоть до января
1934 г. пост секретаря ЦК ВКП(б).
Чтобы подавить сопротивление вывозу хлеба из голодающих местностей,
чрезвычайная комиссия Молотова обрушилась с репрессиями прежде всего на
низовых руководящих работников. В ноябре 1932 г. при Наркомате юстиции
УССР и в областях были организованы спецгруппы, круглосуточно связанные
с хлебозаготовительными органами. Прокуратурам и судам вменялось в обязан¬
ность немедленно сообщать о каждом случае «бюрократизма, волокиты и гнило¬
го либерализма в деле хлебозаготовок»64. Заявления местных руководителей
о нереальности планов оставались безрезультатными. Когда в комиссию обрати¬
лись руководители голодающего Синельниковского района на Днепропетров¬
щине, они не получили ответа (если не считать ответом то, что их сняли с долж¬
ностей и исключили из партии). Вместо ответа Молотов послал из Лозовой теле-
30
грамму секретарю обкома: «Первейшей обязанностью обкома и всей Днепро¬
петровской организации является сейчас обеспечение неуклонного подъема хле¬
бозаготовок из пятидневки в пятидневку вплоть до того, пока выполнение уста¬
новленного годового плана не будет целиком обеспечено»65. Когда Сталину до¬
ложили, что руководители Ореховского района той же области разрешили кол¬
хозам оставить семенное зерно, он потребовал «немедленно арестовать и награ¬
дить их по заслугам, т. е. дать им от 5 до 10 лет тюремного заключения каждо¬
му»66. Старший агроном райземуправления был приговорен к расстрелу, пятеро
руководителей и специалистов — к 10 годам лишения свободы в концлагерях,
пятеро — к 8 годам, двое — к 5 годам 67.
Принимаемые на государственном уровне преступные директивы по хлебо¬
заготовкам иногда саботировались местными партийными, советскими и хозяй¬
ственными работниками. Так, для порайонной разверстки хлебозаготовительных
планов требовались сведения о посевных площадях и урожайности. Соответ¬
ствующий документ подписывался первыми лицами руководящего районного
звена — секретарем райпарткома, председателем райисполкома, председателем
районной партийной контрольной комиссии, начальником райземотдела и на¬
чальником райотдела ГПУ. Эта своеобразная круговая порука имела целью
предотвратить подачу заниженных данных. И все же районные работники не¬
редко находили в себе мужество коллективно визировать фальсифицированные
данные, чтобы ослабить тяжесть продразверстки. В 1931 г. после проверки рай¬
онных сведений хлебозаготовительные планы были существенно увеличены
в 153 районах (к этому времени на Украине имелось около 400 районов)68. Для
1932 г. обобщенные данные такого рода неизвестны. Имеется, однако, достаточ¬
но авторитетное свидетельство того, что саботаж хлебозаготовок приобрел по¬
всеместный характер. На январском (1933 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК
ВКП(б) Сталин с убийственной иронией произнес: «Наши деревенские комму¬
нисты, по крайней мере большинство из них... стали бояться того, что крестьяне
не догадаются попридержать хлеб для вывоза его потом на рынок по линии кол¬
хозной торговли и, чего доброго, возьмут да сдадут весь свой хлеб на элевато¬
ры»69.
Один из рядовых колхозников артели «Новая жизнь» в селе Сущаны Кагар-
лыкского района в адресованном редакции газеты «Колгоспне село» письме (ра¬
зумеется, анонимном) отреагировал на эту угрозу так: «Вот что я скажу в ответ
на речь тов. Сталина. Уже второй год тяжко голодает село Сущаны. Заражают¬
ся от всякой нечистоты, которую едят, и мрут люди, как мухи осенью. Нет хлеба,
хотя в 1932 г. ни единого центнера хлебозаготовок не было взято в государст¬
во»70 .
Хлебозаготовки прекратились только в феврале 1933 г., когд голод приобрел
огромные масштабы. Постышев добился принятия 25 февраля постановления
СНК СССР и ЦК ВКП(б) о выделении Украине семенной ссуды в размере 20
млн. пуд. Фактически телеграфное разрешение на использование размещенных
в республике государственных запасов хлеба для питания голодающих в разме¬
ре 3 млн. пуд поступило 19 февраля. Всего до конца апреля Украина получила
22,9 млн. пуд семенной ссуды, 4,7 млн. пуд продовольственной ссуды, 400 тыс.
пуд. продовольственной помощи и 6,3 млн. пудов фуражной ссуды, а всего —
34,3 млн. пуд 71. В середине марта Постышев добился, чтобы все заготовленное
в областях после 1 февраля зерно осталось на месте для питания голодающих:
от 9 тыс. пуд в Винницкой области до 150 тыс. в Харьковской области, а всего
330 тыс. пуд 72.
Однако на Украине борьба с голодом в государственном масштабе не велась.
Да и о какой борьбе можно говорить, если отрицался сам факт голода? На ян¬
варском (1933 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин заявил:
«Мы несомненно добились того, что материальное положение рабочих и кресть¬
ян улучшается у нас из года в год. В этом могут сомневаться разве только закля¬
тые враги Советской власти»73.
31
Анализируя материалы февральского (1933 г.) Пленума ЦК КП (б) У,
И. Е. Зеленин поражался тому обстоятельству, что никто из ораторов не упоми¬
нал о голоде, хотя повестка дня была посвящена положению в сельском хозяй¬
стве Украины 74. Но в этом единодушном молчании ответственных партийных
работников республики не было ничего удивительного. О голоде запрещалось
упоминать в документах советских и партийных органов, в том числе в строго
секретной документации Политбюро ЦК КП (б) У. Конкретные мероприятия,
вытекавшие из факта голода, фиксировались в письменном виде только в «за¬
крытых папках». В открытой документации Наркомзема УССР можно встретить
множество данных о беспризорных детях, брошенных посевах, «доприселенцах»
(так было обозначено на канцелярите новое явление: привлеченные из других
мест поселенцы в села, жители которых вымерли или разъехались), но в доку¬
ментах нигде не встречается термин «голод», с чем были связаны все эти явле¬
ния, хотя о том, что в деревне происходит нечто страшное, знали все. Беженцы
из сельских районов заполнили города и умирали сотнями прямо на улицах. Ста¬
ли обычными случаи людоедства. Очевидец трагических событий, в ту пору
20-летний студент С. Латышев, который в апреле 1933 г. оказался в селе Ефре-
мовка Харьковской области, рассказывает:
«Я зашел в одну из хат и окаменел. У самой стены на деревянной лавке ле¬
жал почти высохший ребенок лет пяти-шести, над ним склонилась мать, держа
в руке нож, и с трудом старалась отрезать ему голову. Нож и руки были в кро¬
ви, ребенок конвульсивно дергал ногами. Она меня не видела, но инстинктивно
почувствовала присутствие постороннего. Медленно повернулась в мою сторону
и тут же с ножом бросилась ко мне. На миг я уловил ее взгляд, она смотрела на
меня, но вряд ли видела, ее глаза были сухие, лишены всякого блеска и напоми¬
нали глаза мертвеца, которому еще не закрыли веки. Ее руки и ноги были на¬
столько худы, что, казалось, вот-вот переломятся. Она подняла на меня нож
и тут же упала, как подкошенная»75.
Информация о голоде просачивалась по разным каналам и за рубеж. В мае
1933 г. английское посольство в Москве получило и сразу переслало в Лондон
письмо из Златополя на Киевщине (теперь этот райцентр составляет часть Ново-
миргорода). Процитируем в обратном переводе с английского языка отрывок из
него: «Население обрадовалось бы падали, но ее нельзя найти. Люди едят лягу¬
шек, трупы лошадей, павших от сапа, убивают и поедают друг друга, выкапыва¬
ют мертвецов и едят их. Все это может подтвердить любой в Златопольском рай¬
оне»7 .
Стремясь спасти от голода детей, крестьяне оставляли их в городских учреж¬
дениях и прямо на улицах. Десятки тысяч подкидышей создали серьезную проб¬
лему.
Из скудных республиканских резервов и выпрошенных у командующего вой¬
сками Украинского военного округа армейских запасов П. П. Постышев создал
продовольственный фонд детской помощи (700 т муки, 170 т сахара, 100 тыс. ба¬
нок консервов, 500 пудов подсолнечного масла, многие другие продукты 77.
К марту 1933 г. была развернута сеть питательных пунктов на 60 тыс. детей 78.
В дальнейшем, работая до 1937 г. на Украине, П. П. Постышев позаботился о со¬
здании обширной сети учреждений Наркомпроса для детей, оставшихся сиро¬
тами.
За три месяца заготовок, с ноября 1932 г. по январь 1933 г., в республике бы¬
ло заготовлено 89,5 млн. пуд 79. В следующие три месяца, с февраля по апрель,
в республику возвратилось в форме ссуды 34,3 млн. пуд. Следовательно, факти¬
чески зимние заготовки составили 55,2 млн. пуд. Если разложить изъятый хлеб
на 25 млн. сельских жителей, проживавших на Украине к началу 1933 г., то на
каждого приходилось несколько больше двух пудов. Сопоставим эту цифру
с полугодовым, до нового урожая, продовольственным фондом сельского населе¬
ния по принятым тогда нормам: 200 млн. пуд. (по 8 пуд. на каждого жителя).
А ведь еще требовалось зерно на посев и прокорм скота. Проведение хлебозаго¬
32
товок в условиях, когда на селе не хватало хлеба до нового урожая, было самым
страшным преступлением Сталина и его окружения.
В январе 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) Сталин при перечислении достиг¬
нутых успехов межсъездовского периода с подчеркнутым нажимом отметил
в контексте с цифрами о возрастании национального дохода и промышленной
продукции «рост населения Советского Союза с 160,5 млн. человек в конце
1930 г. до 168 млн. в конце 1933 г.»80 Последняя цифра является суммой двух
величин: численности населения на начало 1933 г. и годового естественного
прироста, который тогда колебался в пределах 2,6—2,8 млн. человек. Тем са¬
мым статистикам и демографам недвусмысленно предписывалось не обращать
внимания на поистине ужасные потери от голода.
Сталин не ожидал ничего хорошего от очередной переписи населения, сроки
которой несколько раз переносились. Стремясь затушевать демографические
потери, он запретил в июне 1936 г. аборты (запрет действовал до ноября 1955 г.).
Проведенная все-таки в январе 1937 г. перепись вызвала недовольство Сталина.
После подведения ее предварительных итогов демографов обвинили в недоучете.
Многие из них были репрессированы, научно-исследовательские институты де¬
мографического профиля ликвидированы, материалы переписи уничтожены,
статистика народонаселения тщательно засекречена. Материалы повторной пе¬
реписи, проведенные в январе 1939 г., появились в форме двух газетных публика¬
ций. Краткая сводка с результатами переписи 1937 г. сохранилась в архивном
фонде Верховного Совета СССР. Первые выборы в Верховный Совет состоялись
в декабре 1937 г. Комиссия по проведению выборов обратилась в Центральное
управление народнохозяйственного учета Госплана СССР с просьбой предоста¬
вить свежие данные о численности населения по республикам, краям и областям.
Просьба была удовлетворена, и в комиссию поступили вскоре изъятые из обра¬
щения материалы январской переписи. Они свидетельствуют, что численность
населения Украины к началу 1937 г. составляла 30 157,6 тыс. человек, т. е. была
на 1743,8 тыс. меньше, чем в январе 1933 г. Общая численность населения всей
страны составляла 168 529,2 тыс. человек 81. Именно такую цифру Сталин назы¬
вал на XVII съезде партии!
В наибольшей мере от голода пострадала Украина. Чтобы вывести ориенти¬
ровочную цифру потерь, необходимо иметь данные о естественном приросте на¬
селения за 1933—1936 гг. Мы располагаем отчетными данными лишь за 1935 г.—
420 тыс., а также приближенными к отчетным данными за 1936 г.— 534 тыс.
(первые три квартала — отчет, последний квартал — ожидаемый резуль¬
тат)82. Для реконструкции гипотетического (т. е. несостоявшегося) естествен¬
ного прироста за 1933 г. и вероятного прироста за 1934 г. можно воспользовать¬
ся опубликованными в 1927 г. прогнозными оценками украинского демографа
А. П. Хоменко 83. Скорректировав их по уровню реальных данных 1935 г., полу¬
чим естественный прирост для 1933 г. в размере 415 тыс. и для 1934 г.— 418 тыс.
человек. Суммируя общую цифру естественного прироста за 1933—1936 гг.
(1787 тыс.) с фактическим дефицитом относительно начала 1933 г., на который
указывает перепись 1937 г. (1744 тыс.), получаем демографические потери в раз¬
мере 3531 тыс. человек. Разумеется, что цифра не является точным числом умер¬
ших от голода. В нее могут входить мигранты, если число лиц, покинувших Укра¬
ину между 1933 и 1937 гг., превышает число лиц, приехавших в республику в это
же время. Но влияние миграции на численность населения в принципе невелико,
потому что в расчет берется не ее абсолютная величина, достигающая в отдель¬
ные годы сотен тысяч человек, а лишь положительное или отрицательное сальдо
миграционного баланса.
Завершившаяся голодом сплошная коллективизация сельского хозяйства
явилась следствием попыток вести социалистическое строительство военно-ком¬
мунистическими, антиленинскими методами. Отдавая себе отчет в том, что среди
части партийных работников сохранялась ностальгия по методам «военного
коммунизма», В. И. Ленин предупреждал: «Такая политика была бы глупостью
2 История СССР. № 5
33
и самоубийством той партии, которая испробовала бы ее. Глупостью, ибо эта по¬
литика экономически невозможна, самоубийством, ибо партии, пробующие по¬
добную политику, терпят неминуемо крах»84.
Принудительная коллективизация и наложенная на колхозы продразверстка
привели к деградации сельскохозяйственного производства, которая так дорого
обошлась стране и народу.
Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19 января 1933 г. «Об обяза¬
тельной поставке зерна колхозами и единоличными хозяйствами» сельское хо¬
зяйство вновь было поставлено в налоговые отношения с государством. Вместо
продразверстки устанавливались твердые обязательства (по зерну — погектар¬
ный принцип) по сдаче продукции. Крестьяне уже накануне посевной кампании
могли знать, какой частью выращенного урожая они будут располагать для бес¬
препятственной реализации по ценам, складывающимся на рынке. Значительно
увеличилась техническая, агрономическая и организационно-хозяйственная по¬
мощь колхозам со стороны МТС. Хотя все эти меры не были реализованы после¬
довательно, они способствовали преодолению наиболее опасных кризисных яв¬
лений в коллективизированной деревне.
Десятилетия, прошедшие после «великого перелома» 1929 г., со всей убеди¬
тельностью засвидетельствовали неэффективность системы производственных
отношений, которые сложились в сельском хозяйстве как результат сталинской
коллективизации. Продовольственной продукции нам не хватает. Государство
вынуждено в больших количествах закупать за границей зерно, мясо, плодо¬
овощную продукцию, сахар и т. д. Разрыв в производительности сельскохозяй¬
ственного труда сравнительно с высокоразвитыми странами не сокращается,
а увеличивается. Многомиллиардные вложения в сельское хозяйство остаются
неэффективными.
Мартовский (1989 г.) Пленум ЦК КПСС высказался за перестройку произ¬
водственных отношений в деревне. Главный путь перестройки — переход колхо¬
зов и совхозов на внутрихозяйственную аренду, превращение их в кооперативы
арендаторов. От преимуществ давно существующего крупного производства
отказываться не следует, проблема может быть решена путем развития аренды
всех форм подряда (коллективный, семейный, на арендной основе). Только там,
где деградация производства зашла слишком далеко, и в колхозах почти не ос¬
талось работников, рекомендовано организовывать семейные фермерские
хозяйства на правах индивидуальной трудовой деятельности.
Решение о придании крестьянским коллективным хозяйствам кооперативной
природы является действительно революционным. Оно поворачивает деревню
лицом к ленинской концепции кооперирования населения. С помощью новой аг¬
рарной политики партия приступает к ликвидации одной из наиболее сущест¬
венных деформаций социализма.
Примечания
1 Вторая конференция КП (б) У. 9—14 апреля 1929 г. Стеногр. отчет (на укр. яз.). Харьков,
1929, с. 187.
2 Коммунистическая партия Украины в резолюциях съездов, конференций и Пленумов ЦК. Т. 1.
Киев, 1976, с. 622.
3 Вторая конференция КП(б)У, с. 189; КПУ в резолюциях .... т. 1, с. 624, 625.
4 С т а л и н И. В. Соч. т. 11, с. 4—6.
5 Там же, с. 15.
6 Куц М. Т. Изучение колхозного строительства на Украине (1929—1941 гг.). На укр. яз.
Львов, 1965, с. 52.
7 КПСС в резолюциях .... т. 5. М., 1984, с. 47.
8 Коммунист (Харьков, на укр. яз.), 1930, 11 февраля.
9 Там же, 14 февраля.
10 История коллективизации сельского хозяйства Украинской ССР. Сб. док. и материалов
(на укр. яз.). Т. 2. Киев, 1965, с. 448.
1| КПСС в резолюциях... т. 5, с. 74.
12 Р у б а ч М. А. Классовое расслоение крестьянства Украины накануне пролетарской социа-
34
диетической революции. - Научные записки Института истории и археологии ЛН УССР (на укр.
яз.), 1943, кн. 1, с. 223; История Украинской ССР. Т. 7, Киев, 1984, с. 78.
"Ленин В. И. ПСС, т. 45, с. 47.
14 Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стеногр. отчет. М., 1962, с. 382 383.
18 Там же, с. 613.
16 XI съезд КП(б)У (на укр. яз.). Стеногр. отчет. Харьков, 1930, с. 262.
17 В ы л ц а н М. А., Д а н и л о в В. П. и др. Коллективизация сельского хозяйства в СССР:
пути, формы, достижения. М., 1982, с. 218.
18 XI съезд КП (б) У, с. 269.
19 Партийный архив Института истории партии при ЦК Компартии Украины, ф. 1, он. 1,
д. 1651, л. 114.
2,1 И в н и ц к и й Н. А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса
(1929—1932 гг.). Докт. дис. М., 1970, с. 386.
21 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 26, д. 887, л. 28.
22 Там же, д. 649, л. 88.
23 Очерки истории Днепропетровской;партийной организации. Днепропетровск, 1979, с. 303.
24 Бондаренко В. В. Развитие общественного хозяйства колхозов Украины в годы довоен¬
ных пятилеток. Киев, 1957, с. 113.
28 Очерки развития социально-классовой структуры УССР. 1917 -1937. Киев, 1987, с. 167, 171.
28 С та л и н И. В. Соч., т. 12, с. 290.
27 Компартия Украины в резолюциях..., т. 1, с. 748.
28 КПСС в резолюциях..., т. 4, с. 493—494.
29 Б о н д а г е н к о В. В. Указ, соч., с. 121.
30 ЦГАОР УССР, ф. 2605, оп. 3, д. 96, л. 158
31 История Коммунистической партии Советского Союза, т. 4, кн. 2. М., 1971, с. 59.
32 История коллективизации сельского хозяйства Украинской ССР, т. 2, с. 426.
33 История Украинской ССР, т. 7, с. 256.
34 История Коммунистической партии Советского Союза, т. 4, кн. 2, М., 1971, с. 169.
38 История коллективизации сельского хозяйства Украинской ССР, т. 2, с. 719.
38 Там же.
37 Третья конференция КП(б). 6—9 июля 1932 г. Стеногр. отчет (на укр. яз.). Харьков,
1932, с. 8.
38 Бондаренко В. В. Указ, соч., с. 170.
39 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 26, д. 66, л. 43; Коммунист (Харьков) 1933, 14 июня; Известия
ВУЦИК, 1932, 10 июля.
40 Третья конференция КП (б) У, с. 11.
41 Компартия Украины в резолюциях..., т. 1, с. 785.
42 Известия ВУЦИК, 1932, 10, 11 и 17 июля.
43 Там же, 14 июля.
44 ЦГАОР УССР, ф. 1, оп. 8, д. 108, л. 31.
45 Там же, л. 20.
46 Там же, л. 27.
47 Там же, л. 45.
48 Там же, л. 40, 41.
49 Известия ВУЦИК, 1933, 16 февраля.
50 Б а р с о в А. А. Баланс стоимостных обменов между городом и деревней. М., 1969, с. 108.
51 Правда, 1932, 8 и 9 августа.
52 Там же, 23 августа.
53 СЗ СССР, 1931, № 31, с. 190.
54 Известия ВУЦИК, 1932, 23 июля.
55 ЦГАОР УССР, ф. 27, оп. 13, д. 1136, л. 2, 72.
56 Третья конференция КП(б)У, с. 97, 101, 139; Известия ВУЦИК, 1932. 14 и 17 июля.
87 С т а л и н И. В. Соч., т. 13, с. 268.
88 ЦГАОР УССР, ф. 27, оп. 13, д. 1136, л. 2.
69 См.: Кульчицкий С. В. Внутренние ресурсы социалистической индустриализации СССР.
1926—1937. Киев, 1979, с. 190.
80 ЦПА ИМЛ, ф. 17. оп. 26, д. 55, л. 39.
61 Там же, л. 32.
82 Правда, 1964, 26 мая.
83 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 26, д. 55, л. 214.
84 Известия ВУЦИК, 1932, 26 ноября.
68 Заря (Днепропетровск, на укр. яз.), 1932, 23 ноября.
66 Правда, 1988, 16 сентября.
67 Коммунист (Харьков), 1932, 30 декабря.
88 Известия ВУЦИК, 1932, 11 июля.
69 С т а л и н И. В. Соч., т. 13, с. 218.
70 ЦГАОР УССР, ф. 368, оп. 2, д. 653, л. 109.
71 ПА ИИП при ЦК КПУ, ф. 1, оп. 1, д. 2296, л. 97.
72 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 26. д. 69, л. 73.
73 Правда, 1933, Ю января.
2*
35
74 3 е л е н и н И. Е. О некоторых «белых пятнах» завершающего этапа сплошной коллекти¬
визации. — История СССР, 1989. № 2, с. 15.
75 Аргументы и факты, 1988, № 32, 6- 12 августа.
76 The Foreign Office and the Famine. Ontario, N. Y., 1988, p. 238.
77 T к а ч H. И. За ленинским кооперативным планом (на укр. яз.). Киев, 1970, с. 74.
78 ПА ИИП при ЦК КПУ, ф. 1, on. 1, д. 2073, л. 124.
79 ЦГАОР УССР, ф. 27, оп. 13, д. 1136, д. 2, 72.
80 С т а л и н И. В. Вопросы ленинизма. М., 1952, с. 495.
81 ЦГАОР СССР, ф. 3316, оп. 57, д. 15, л. 2а.
82 Выполнение народнохозяйственного плана за 1936 год. Госплан УССР. Киев, 1936, с. 8
(на укр. яз.).
83 Хоменко А. Население Украины 1897—1927 гг. Харьков, 1927, с. 36 (на укр. яз.).
84 Л е н и н В. И. ПСС, т. 43, с. 222.
36
К. Г. М е ж о в а
ОБ ИСТОЧНИКАХ ФОРМИРОВАНИЯ
ВОЛЬНОЛЮБИВЫХ ИДЕЙ ДЕКАБРИСТОВ
Данное исследование базируется на ответах декабристов в процессе след¬
ствия на так называемые «вопросные пункты». Среди них обязательно присутст¬
вовал такой: «С которого времени и откуда заимствовали вы свободный образ
мыслей, т. е. от сообщества или внушений других или от чтения книг, или
сочинений в рукописях и каких именно? Кто способствовал укоренению в вас сих
мыслей» 1. В следственных делах, являющихся в данном случае основным
источником, вопрос этот чаще всего идет под № 7 (иногда под № 4 или № 5).
В отдельных случаях нами привлекались ответы и на другие, близкие по содер¬
жанию вопросы, выдержки из мемуаров декабристов и их писем из крепости.
Конечно, сведения, поступившие из тюремных камер Петропавловки, —
источник, требующий осторожного подхода. Можно лишь догадываться, какие
чувства владели заключенными, испытывавшими, безусловно, и отчаяние,
и растерянность, и тревогу за судьбу близких людей. А. И. Одоевский говорил
на площади 14 декабря: «Умрем! Ах, как славно мы умрем!» (Так по крайней
мере утверждали его товарищи.) А на следующий день отвечал на интересую¬
щий нас вопрос: «Заимствовал я сей нелепый, противузаконный, и на однех без¬
мозглых мечтаниях основанный образ мыслей от сообщества Бестужева и
Рылеева не более как с год» 2. С. П. Трубецкой на первых же допросах пред¬
ставил Следственной комиссии список членов тайного общества, по количеству
превышающий список доносчика Майбороды. К. Ф. Рылеев считал своим
долгом предупредить Николая I о готовящемся выступлении на юге страны.
Все это трудно объяснить лишь «хрупкой дворянской революционностью».
Современный исследователь Ю. М. Лотман стоит, очевидно, на верном пути,
подходя в данном случае к каждому декабристу не как к носителю той или иной
политической программы, а как к определенному культурно-историческому и
психологическому типу. Лотман считает, что, поскольку и допрашиваемые и доп¬
рашивающие принадлежали к одному общественному кругу (можно добавить:
и к одному классу) — все они или однополчане, или светские знакомые, или
родственники, — это дезориентировало декабристов во время следствия. «Рево¬
люционер последующих эпох, — отмечает исследователь, — лично не знал тех,
с кем боролся, и видел в них политические силы, а не людей. Это в значитель¬
ной мере способствовало бескомпромиссной ненависти. Декабрист даже в чле¬
нах Следственной комиссии не мог не видеть людей, знакомых ему по службе,
светским и клубным связям. Это были для него знакомые или начальники» 3.
Не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что часто родители и
жены заключенных не разделяли их убеждений. Е. Ф. Муравьева писала сыну
в тюрьму: «Мой дорогой Никита (...) Я тебя заклинаю сознаваться ангелу-
государю, которого нам дало небо, говорить с ним с тем чистосердечием, кото¬
рое я знаю в тебе и которое является достоянием такой благородной души,
как твоя» 4. Николай I, очевидно, и рассчитывал на освященный веками не¬
пререкаемый авторитет императорской власти. П. Е. Щеголев, специально зани¬
мавшийся изучением феномена Николая I—следователя, писал: «В то время в
России не было царя-правителя: был лишь царь-сыщик, следователь и тюрем¬
щик. Вырвать признание, вывернуть душу, вызвать на оговоры и изветы —
Межова Кима Григорьевна, кандидат исторических наук, преподаватель Московского област¬
ного педагогического института им. Н. К. Крупской.
37
вот священная задача следователя; и эту задачу в конце 1825 и в 1826 годах
исполнял русский император с необыкновенным рвением и искусством» .
Можно предположить, что, не будь такого активного вмешательства императора
в дела декабристов, следствие могло бы пойти по другому пути. Слишком много
поколений русских подданных, кровь которых текла и в жилах первых русских
революционеров, привыкли чуть ли не обожествлять фигуру царя-батюшки.
В исторической литературе покаянные речи декабристов, просьбы о помило¬
вании нередко объясняют тяжелыми условиями в заключении: одиночество,
кандалы, ночные допросы. Вряд ли подобное поведение связано с боязнью
физической боли, пытки. Не такие это были люди — большинство их уже дока¬
зало свое мужество при защите Родины. К. Ф. Рылеев и М. П. Бестужев-
Рюмин много говорили о жертвенности накануне восстания и, надо думать,
действительно счастливы были отдать жизнь за свои убеждения. Называть
товарищей их вынуждали кастовые понятия о долге и чести, неумение лгать
и утаивать. Но можно говорить и о борьбе декабристов со следствием, о том,
что на первых допросах многие отрицали свою причастность к делам тайного
общества. Кто-то сознавался лишь под давлением неопровержимых улик, очных
ставок. Другие на допросах говорили о том, что уже было известно следствию,
специально называли среди членов общества умерших людей. Но в этом случае
ценность ответов на вопросы следствия уменьшается.
Скептицизм исследователя правомерен во всех случаях, когда называются
имена, факты, цифры. Неправомерен — когда затрагивается вопрос о мышлении
человека, его убеждениях. Только сам допрашиваемый мог рассказать об
этом, если, конечно, было желание исповедоваться. Однако исповедоваться
заключенные желали далеко не всегда, поэтому полной гарантии в том, что
они были искренни в своих ответах, конечно, нет. Тем не менее для выявления и
анализа причин, сформировавших идеологию «людей 14 декабря», любой их
ответ представляет несомненный интерес.
* * *
Из декабристов не ответили на упомянутый выше вопрос: Н. И. Тургенев,
находившийся во время следствия за границей; А. Ф. Фурман, впавший в ду¬
шевное расстройство; Г. С. Батеньков, судьба которого загадочна и трагична
даже на фоне того трагичного времени (более 20 лет одиночного заклю¬
чения). Б. А. Бодиско, Ф. Г. Вишневский, М. И. Пущин, М. К. Кюхельбекер,
очевидно, не могли добавить ничего, что не было известно следствию. Из извест¬
ных нам 114 ответов 19 отрицательные: «Как начал помнить себя, ни одна
вольнодумческая и либеральная мысль не входила ко мне»6 (А. В. Веде-
няпин); «Вольнодумческие и либеральные мысли с малолетства отдаляли
от меня как родители, так и наставники мои» 7 (И. Ф. Шимков); «Что же
касается до вольнодумства, то иное никогда мне и на мысль не приходило» 8
(Н. Ф. Лисовский) и т. д. Проанализируем оставшихся 95 ответов.
Лишь некоторые декабристы говорят о влиянии вольнолюбивых идей, зало¬
женных в детстве или ранней юности. Так, А. П. Юшневский сообщает о че¬
ловеке, который дал «пагубное направление его мыслям», когда ему было
18 лет: «Родом был он итальянец, находился в российской, сперва военной, а по¬
том гражданской службе. Лет ему было тогда, сколько упомню, под пятьдесят.
Он-то беседами своими возбудил в легкомысленном юноше любопытство к чте¬
нию сочинений» 9. И. А. Аненков показывал: «Первые свободные мысли внушил
мне мой наставник (швейцарец Дюбуа. — /(. М.), ибо он всегда выставлял
свое правительство как единственное не унижающее человечество, а про все
прочие говорил с презрением, наше же особенно было предметом его шуток» 10.
А. М. Муравьев: «Уже в детстве внушал мне свободный образ мыслей мой
тогда бывший дядька — швейцарец Бидо, который возвратился потом в свою
родину» м. Заявление неожиданное, поскольку старший брат А. М. Муравьева,
38
Никита Муравьев, на пункт 7 отвечал так: «Прокламации союзных держав в
1813 году, предлагавшие народам Германии представительное правление вместо
награды за их усилия, обратили, во-первых, мое внимание на сей предмет:
впоследствии я был утвержден в оном речью покойного государя императора
к сейму Царства польского, в коей он объявил свое намерение ввести представи¬
тельное правление в России. Рукописей я не читал. Никакие книги и лица не
имели на меня влияния» 12. Очевидно, разница в возрасте на 6 лет между
братьями имела существенное значение. А. Е. Розен, так ответил на пункт 7:
«Не питал в себе свободный образ мыслей, мне оный вовсе чужд» 13. Позднее
в воспоминаниях, ссылаясь на роль воспитателей, он писал: «Французская ре¬
волюция 1789 года выгнала к нам тысячи выходцев, между ними людей весьма
образованных из высших классов, но также много умных аббатов и всяких
учителей (...) последние вперемежку с аббатами заняли места воспитателей,
и, сами убежав от революции, посеяли в русском дворянском юношестве первые
семена революции» 14.
Влияние французских просветителей, литературы французских и английских
публицистов неоспоримо — оно чрезвычайно велико: почти все декабристы
говорят об этом. Судя по ответам, изучение английской конституции и консти¬
туции Северо-американских штатов оказало большое влияние на формирование
их мировоззрения, на политическую ориентацию. Н. А. Бестужев показывал:
«Первая же книга, развернувшая во мне желание конституции в моем отечестве,
была: О конституции Англии» 1б. 20-летний прапорщик В. С. Толстой: «С тех пор,
что я узнал о существовании сего общества, я начал желать введения в госу¬
дарстве конституции; а более всего я заимствовал подобный образ мыслей
в чтении Истории Робинсонова о Соединенных Штатах Америки» 1в.
Судя по ответам на следствии, русское просветительство не оказало вешаю¬
щего влияния на формирование идеологии будущих революционеров. О своем
знакомстве с работой Д. И. Фонвизина «О необходимости законов» упоминают
A. А. Бестужев, В. И. Штейнгейль, А. П. Беляев, П. А. Бестужев, М. Н. Нази¬
мов — 5 из 95. Но о знакомстве с книгой А. Н. Радищева «Путешествие из
Петербурга в Москву» мы узнаем лишь из показаний П. А. Бестужева и
B. И. Штейнгейля. Хотя произведение Радищева (так же, впрочем, как Фонвизи¬
на и Княжнина) могло попасть в число, которое допрашиваемые называли «раз¬
ными к тому клонящимися книгами». С. И. Муравьев-Апостол, например,
не объясняет, что за книги он читал, а отвечает: «Так называемые либеральные
мнения родились во мне ни по чьему внушению, но по собственным размышле¬
ниям и чтением книг, с 1818-го году оне сделались главным предметом моих
занятий» |7. 31 человек из 95 не расшифровывают, что за «вредные» книги они
читали.
Некоторые из допрашиваемых считали, что их воспитало в свободолюбивом
духе изучение истории древних греков и римлян. Таких 10 человек. П. Г. Кахов¬
ский, например, писал: «С детства изучая историю греков и римлян, я был
воспламенен героями древности» 18. П. И. Пестель в своем подробном ответе
говорит: «Я вспоминал блаженные времена Греции, когда она состояла из
республик и жалостное ее положение потом. Я сравнивал величественную славу
Рима во дни республики с плачевным ее уделом под правлением императоров.
История Великого Новгорода меня также утверждала в республиканском обра¬
зе мыслей» 19. Здесь, как видим, речь идет уже не просто об увлечении героями
древности, а о преимуществах республиканского правления.
П. И. Борисов в своих показаниях идет даже дальше — он связывает
изучение истории древних с настоящим: «Чтение греческой и римской истории
и жизнеописание великих мужей Плутарха и Корнелия Непота поселили во мне
с детства любовь к вольности и народодержавию; впоследствии жестокости
командиров к их подчиненным питали оную и раздували час от часу более» 20.
Отставной полковник фон дер Бригген отвечал следствию так: «Свободный
образ мыслей заимствовал я от чтения книг, в особенности летописей Тацита,
39
которого я, изумившись латинскому языку, с большой жадностью несколько
раз читал в оригинале, также и от чтения английских писателей, в особенности
философа Жана Лока, и от сообщества и внушений разных знакомых и прияте¬
лей» 21.
М. П. Бестужев-Рюмин и В. И. Штейнгейль среди причин, приведших к
«свободомыслию», называют чтение произведений Вольтера. А. М. Муравьев
говорит о Шиллере и Гёте.
* * *
О влиянии войны 1812 г. и заграничных походов на формирование мировоз¬
зрения декабристов также сообщалось в показаниях на следствии. Участниками
наполеоновских войн были, как известно, многие виднейшие представители
движения: Л. Я. Павлова называет 89 человек из числа членов тайных об¬
ществ 22. «Война 1812 г. пробудила народ русский к жизни и составляет важ¬
ный период в его политическом существовании»23,— писал в своих мемуарах
И. Д. Якушкин.
Широко известно выражение, приписываемое М. И. Муравьеву-Апостолу:
«Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради
любви к Отечеству было сердечным побуждением нашим». По словам
В. Е. Якушкина, внука декабриста, это выдержка из записок М. И. Муравьева-
Апостола на французском языке, сделанных в 1870 г. (автору 77 лет). Сам
В. Е. Якушкин считает, что «1812 год несомненно имел очень сильное влияние на
современников; для Матвея Ивановича влияние это и оставалось господствую¬
щим; если дальнейшие заграничные походы, в свою очередь, повлияли на това¬
рищей Матвея Ивановича, на русскую военную молодежь (да и на всю армию),
показали им непривычные порядки, открыли им новые горизонты, то лично для
Матвея Ивановича, воспитанного за границей, походы в Германию и Францию
не могли иметь такого значения» 24. И тем не менее сам М. И. Муравьев-
Апостол на допросе показывал: «Первые вольнодумческие и либеральные мысли
я получил во время нашего пребывания в Париже в 1814 году. До того я не
знал о существовании конституции. Сие наименование даже мне было вовсе
неизвестно» 25. В искренности этого показания можно усомниться: вряд ли
образованный человек, сын русского посланника, «воспитанный за границей»,
не был знаком до 1814 г. с конституционным устройством западных государств.
А. Н. Муравьев так отвечал на пункт 7: «Вольно-безумно-думство мое заимст¬
вовал я со времени пребывания моего в чужих краях от духа времени тогдаш¬
него, т. е. во время и после войны 1813 и 1814 годов, от того начал читать разные
политические книги» 26.
О влиянии заграничных походов на формирование своего мировоззрения
сообщают 15 декабристов. С. Г. Волконский отвечал, что «с 1813 г. первона¬
чально заимствовался вольнодумческими и либеральными мыслями, находясь
с войсками по разным местам Германии, и по сношениям моим с разными част¬
ными лицами тех мест, где находился. Более же всего получил наклонность к
таковому образу мыслей во время моего пребывания в конце 1814 и в начале
1815 года в Париже и Лондоне»27. В. И. Ленин справедливо отмечал, что
«...тогда руководство политическим движением принадлежало почти исключи¬
тельно офицерам, и именно дворянским офицерам; они были заражены сопри¬
косновением с демократическими идеями Европы во время наполеоновских
войн» 28.
Что же касается «детей 1812 года», то ими были и М. А. Милорадович,
убитый 14 декабря, и генералы В. В. Левашев и А. И. Чернышев, допрашивав¬
шие декабристов, и даже будущий начальник III Отделения А. X. Бенкендорф.
Патриотические чувства совсем не обязательно вели на революционный путь,
они могли разжечь и ненависть ко всякого рода вольнолюбивым порывам.
40
В трудные военные годы каждый ощутил себя не «винтиком», а личностью, —
его самоотверженность, его жизнь нужны были Родине. Однако будущее Рос¬
сии, как и пути достижения этого будущего, разные люди представляли по-
разному. Поэтому войну 1812 г. следует, очевидно, рассматривать не только
как событие, пробудившее гражданское самосознание, но и как некий водораз¬
дел между правительственным, официальным и истинным революционным пат¬
риотизмом.
Для тех декабристов, которые по возрасту не приняли участия в военных
действиях, большую роль сыграли поездки в европейские страны. П. Г. Кахов¬
ский отмечал: «Будучи в 1823—1824 годах за границею я имел много способов
читать и учиться: уединение, наблюдения и книги были мои учители» 29. Тот же
Каховский (личность его явно недооценена в исторической науке) писал импе¬
ратору из Петропавловской крепости: «Мы, русские, внутри своего государства
кичимся, величая себя спасителями Европы! Иноземцы не так видят нас: они
видят, что силы наши есть резерв деспотизму Священного Союза» 30. Н. А. Бе¬
стужев показывал: «Бытность моя в Голландии 1815 года в продолжении 5 ме¬
сяцев, когда там устанавливалось конституционное правление, дало мне первое
понятие о пользе законов и прав гражданских: после того двукратное посеще¬
ние Франции, вояж в Англию и Испанию утвердили сей образ мыслей»31. Капи¬
тан-лейтенант К. П. Торсон писал: «В 1817 году был 1-й раз во Франции, потом
1819, 1820, 1821 в Англии, Бразилии, Португалии; в сих местах особенно
обращал внимание на все предметы, относящиеся до флота, причем натурально
замечал также и гражданские учреждения» 32.
11 человек из числа ответивших на пункт 7 говорят о тяжелом положении
крестьян как об одной из важнейших причин, побудивших их встать на путь
борьбы с правительством. И. Д. Якушкин, в частности, ответил так: «Пребыва¬
ние во время похода за границей вероятно в первый раз обратило мое внимание
на состав общественный в России и заставило видеть в нем недостатки. По
возвращении из-за границы крепостное состояние людей представилось мне как
единственная преграда сближению всех сословий и вместе с сим общественному
образованию в России. Пребывание некоторого времени в губерниях и частные
наблюдения отношений помещиков с крестьянами более и более утвердили меня
в сем мнении»33. П. И. Пестель, перечисляя причины, приведшие его на
революционный путь, отмечал: «...причем рабство крестьян всегда сильно на
меня действовало» 34. П. И. Борисов ссылается на случай, сыгравший в его
жизни решающую роль. Он пишет: «В 1819 году, незадолго до похода в Грузию
той роты, в коей я тогда находился, командир оной наказывал палками за
пьянство и растрату денег бывшего фельдфебеля, фейерверкера и рядового при
сборе всей роты без рубашек по приказу начальника артиллерии в корпусе,
я был до того тронут, что вышел из фронта и давал самому себе клятвы
уничтожить наказание такового рода, хотя бы сие стоило мне жизни. Неспра¬
ведливости, насилие и угнетение помещиков их крестьянам причиняемые,
рождали во мне всегда подобное чувствование и укрепляли в моем уме либе¬
ральные мысли» 35. П. И. Борисову вторит его брат, А. И. Борисов: «Причина,
побудившая нас к сему, была угнетение народа. К облегчению его участи
я решился из патриотизма жертвовать собою» 36.
Особенно возмущало декабристов создание военных поселений. Об этом го¬
ворят С. П. Трубецкой, П. И. Пестель, П. И. Борисов, М. М. Спиридов,
А. В. Поджио, И. В. Киреев. В. И. Штейнгейль писал Николаю I из Петропав¬
ловской крепости: «После тяжкой Отечественной войны, в которой все состояния
участвуя, оказали равное усердие и верность престолу и отечеству, когда всякий
ожидал в мире вожделенного спокойствия, внезапно войтить в селения, военною
рукою взять домы мирных земледельцев, все, дедами и самими ими нажитое, да
и их самих в общий состав нового воинства — едва ли история представляет
что-либо тому подобное» 37. И. Д. Якушкин много лет спустя вспоминал: «В Нов¬
городской губернии казенные крестьяне тех волостей, которые были назначены
41
под первые военные поселения, чуя чутьем русского человека для себя беду,
возмутились. Граф Аракчеев привел против них кавалерию и артиллерию; по
ним стреляли, их рубили, многих прогнали сквозь строй <...). Известия о
Новгородских происшествиях привели всех в ужас. Император Александр,
в Европе покровитель и почти корифей либералов, в России был не только жесто¬
ким, но что хуже того, — бессмысленным деспотом» 38.
* * *
Взаимоотношения декабристов с Александром I — яркая и трагическая
страница в истории движения. И хотя еще до войны 1812 г. «дней Александровых
прекрасное начало» омрачено было поражением русских при Аустерлице и тяго¬
стным для России Тильзитским миром, немало надежд и прогрессивных начина¬
ний было связано с этим периодом. И. Д. Якушкин, рассказывая в мемуарах
о встрече императора после возвращения того из заграничного похода, когда тот
бросился с обнаженною шпагой на выскочившего случайно на площадь мужика,
писал: «Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого
нами царя. Это было во мне первое разочарование на его счет» 39. Событие
датируется 1814 г., но это пока разочарование в личности, а не в форме власти.
Судя по высказываниям на следствии, ярче всего недовольство политикой
Александра I проявилось спустя какое-то время после его речи на открытии
Польского сейма 15 марта 1818 г. В этой речи был намек на конституцию для
России — Польша уже имела ее! А. В. Поджио писал Следственной комиссии:
«В речи, произнесенной при даровании сей конституции, есть слова оскорби¬
тельные для духа народного нашего! К сему времени я отношу начало либераль¬
ных мыслей и составление Союза Благоденствия» 40. Эту речь, как причину, выз¬
вавшую сначала надежду, а затем разочарование в личности императора, кроме
А. В. Поджио называют С. П. Трубецкой, Н. М. Муравьев, С. Г. Краснокутский.
Но дело в данном случае было, пожалуй, уже не в личности, а в самой форме
неограниченного правления, ненавистной декабристам.
В цитировавшемся уже письме П. Г. Каховский писал Николаю I: «Можно ли
допустить человеку нам всем подобному вертеть по своему произволу участью
пятидесяти миллионов людей? Где, укажите мне страну, откройте историю, где,
когда были счастливы народы под властью самодержавною, без закона, без
прав, без собственности» .
Александр I, весь облик которого и поступки первых лет царствования дава¬
ли надежду на преобразования без кровопролития и насильственных мер, стал
реальным воплощением такого самовластья. Отказ русского правительства в по¬
мощи восставшим против турок грекам, связанный с позицией России в Свя¬
щенном союзе, рассчитанной на подавление национально-освободительных
движений, вызвал негодование всех передовых людей. Но ярче всего, пожалуй,
ненависть к деспотической форме правления проявилась в вызовах на цареубий¬
ство, которых, как известно, за историю движения было несколько.
Разочарование в личности императора, в его политике, а затем и в форме
правления сыграло немалую роль в формировании революционного мировоззре¬
ния деятелей тайных обществ. Даже Н. В. Басаргин, очень умеренный член Юж¬
ного общества, писал в своих воспоминаниях: «Народы начали изъявлять свои
требования и волноваться, не видя скорого исполнения своих ожиданий. Это
произвело совершенную реакцию в мыслях, поступках государей: они усмотрели
свою ошибку (а может быть, и необходимую меру, вызванную обстоятельства¬
ми) и стали действовать противно тому, что прежде обещали и говорили» 42.
Начиная с 1820 г. происходят революции в Испании, Португалии, Неаполе,
Пьемонте, которые не могли не оказать влияния на формирование мировоззре¬
ния будущих революционеров. Е. П. Оболенский говорил, что влияние револю¬
ций на Западе «укоренялось духом времени и наблюдением происшествий,
ознаменовавших последние годы почти все страны мира (исключая Африки)
42
революциями различного рода» 43. С ним солидарен П. Г. Каховский: «Недавние
перевороты в правлениях Европы сильно на меня действовали» 44. П. И. Пе¬
стель писал: «Происшествия в Неаполе, Гишпании и Португалии имели тогда
большое на меня влияние» 45, такого же мнения Н. А. и М. А. Бестужевы и
Н. И. Лорер. А. В. Поджио утверждал, что «увидел время, где дух преобразова¬
ния взволновал народы. Испания, Неаполь, Пьемонт, Греция вслед одни за дру¬
гими приняли образ свободного правления; с тех пор журналы с рук моих
не сходили» 46.
Восемь декабристов говорят о «духе времени и перемен», увлекшем их
на путь преобразований. Некоторые называют это модой. Очевидно, это явление
следует рассматривать как комплекс причин, о которых говорилось выше.
А. А. Бестужев показывал: «В укоренении сего образа мыслей никого обвинять
не хочу, — я сам искал таких знакомств. Впрочем, хотя и не в оправдание себе
скажу: что едва ли не треть русского дворянства мыслила почти подобно нам,
хотя была нас осторожнее» 47
* * *
Имя А. С. Пушкина, как известно, довольно часто всплывало на допросах
декабристов. Уместно напомнить о мнении, согласно которому члены тайных
обществ не принимали поэта к себе, так как берегли его. Но, называя имя
Пушкина на следствии, они подвергали его опасности, особенно, если учесть,
что он и так уже находился в ссылке в Михайловском. Отвечая на интересующий
нас вопрос, его имя называют семеро, некоторые по указанию следствия воспро¬
изводят его стихи (вымаранные позднее по указанию императора). М. П. Бесту¬
жев-Рюмин показывал: «Рукописных экземпляров вольнодумческих сочинений
Пушкина и прочих столько по полкам, что это нас самих удивляло» 48. Среди
«обстоятельств, принадлежащих к силе вины» Бестужева-Рюмина, есть такое:
«Читал наизусть и раздавал приглашаемым в общество возмутительные воль-
нодумческие сочинения Пушкина и других» 49. К «другим» относился прежде
всего К. Ф. Рылеев, на стихотворения которого ссылаются декабристы А. П. Бе¬
ляев и В. А. Дивов.
Теперь нужно назвать тех, кто считал началом своего свободолюбия
вступление в тайное общество, их — 38. Одни из них отвечают в общих чертах,
что начало вольных мыслей положено товарищами по обществу. Другие конк¬
ретно обвиняют кого-то. А. И. Одоевский, например, писал: «Единственно
Бестужев и Рылеев (а более последний) совратили меня с прямого пути»50.
А. Н. Сутгоф называл П. Г. Каховского. В ответе П. И. Пестеля есть такая
фраза: «Из сего изволит Комитет усмотреть, что я в сем образе мыслей
укреплен был как чтением книг, так и толками о разных событиях, а также раз¬
делением со мною сего образа мыслей многими сочленами общества»51.
И. И. Горбачевский менее сдержан: «Так как я обязан всем своим несчастьем
братьям Борисовым, то они, больше никто, мне сии преступные мысли вложи¬
ли» б2. М. М. Спиридов более осторожен: «Не смею сказать, чтобы Бестужев,
или Муравьев, или иной кто родил их во мне (вольнолюбивые мысли. — К-М.),
ибо я, не знав о конституции и совершенно ни о чем, говорил прежде о состав¬
лении законов в одно целое, о некоторой свободе крестьян, об улучшении
солдатского быта» 53. Обвинять товарищей на следствии было, конечно, по мень¬
шей мере неосторожно. Но имена-то на допросах всплывали одни и те же!
Имена лучших — в этом не может быть сомнения: самых горячих, убежденных,
подготовленных! Это — П. И. Пестель, А. А. Бестужев, К. Ф. Рылеев, братья
Борисовы, братья Муравьевы-Апостолы, П. Г. Каховский, М. П. Бестужев-
Рюмин, Ф. Ф. Вадковский, Н. И. Тургенев. Сквозь горечь и боль признаний
звучит и восхищение этими людьми. Мичман гвардейского экипажа А. П. Бе¬
ляев показывал: «Прежде несчастного обоюдного знакомства моего с лейтенан¬
том Завалишиным я имел образ мыслей свободный, но не вредный, ибо я любил
43
мое отечество, желал законов для него, слышав многие утеснения, кои претер¬
певают крестьяне от некоторых помещиков, и мне казалось их состояние самым
беззащитным <...). Явился Завалишин и, к стыду моему должен сказать,
ослепил нас. Его красноречие, пламенная любовь к человечеству, самая вера,
которую он, казалось нам, душою исповедывал самоотверженно, и все в нем
приобретало к нему уважение и даже удивление. Он вдохнул, так сказать, в нас
мысль Всеобщей Республики, так удачно действовал Священным писанием и
добродетелью, что показал глазам нашим совершенно новый свет» 54.
Я. М. Андреевич, отвечая на указанный вопрос, писал: «Наконец знакомство
мое с Бестужевым, потом с Муравьевым и другими, кои все дышали свободой,
их разговоры о разных разительных примерах, тех людей, кои себя отличили
таковыми мыслями и делами, равно рассказы разных примеров несчастных,
кои приписывали нонешнему роду правления, и их обещания воспламенили во
мне чувства о свободе до того, что я решился действовать между своими под¬
чиненными в пользу общества Южного» 55.
Из сказанного можно сделать вывод, что мнения самих декабристов отно¬
сительно формирования своего мировоззрения, высказанные на следствии, в ос¬
новном совпадают с мнением современных исследователей. Правда, никто из
заключенных не считал значительной роль учебных заведений в формировании
своей идеологии. Н. Ф. Заикин отвечал даже, что: «Быв выпущен из корпуса
колонновожатых, я ни одного либерального мнения не имел, но все понятия
такою рода я приобрел уже во 2-й армии во время пребывания моего в месте¬
чках Немирове и Тульчине» 56. А ведь со Школой колонновожатых связаны
имена 23 декабристов, и Н. Ф. Заикин среди них!
В Московском университете («питомнике декабристов», по выражению
М. В. Нечкиной) учились в разное время 37 деятелей тайных обществ. 1-й вы¬
пуск Царскосельского лицея дал нам кроме А. С. Пушкина И. И. Пущина,
В. К. Кюхельбекера, В. Д. Вольховского. Пажеский корпус воспитал П. И. Пе¬
стеля, Кадетский — К. Ф. Рылеева и Г. С. Батенькова, а Морской — Н. А. Бесту¬
жева и В. И. Штейнгейля. Роль учебных заведений (особенно привилегирован¬
ных) не только в том, что они давали прочный комплекс знаний, хотя и это важно
(ведь по словам А. С. Пушкина, «свобода — неминуемое следствие просвеще¬
ния»), но формировали личность человека творческого, мыслящего, обладаю¬
щего чувством справедливости. Такая высоконравственная личность уже не
могла мириться с окружающей дикостью: ни с бесправными голодающими
крестьянами, ни с запоротыми солдатами. Другой'вопрос — каким путем мысли¬
лось осуществить перемены? Нельзя забывать о том, что система образования
тогдашней России в целом была направлена на укрепление существующего
строя, и те же привилегированные учебные заведения выпустили немало верных
престолу подданных. Но нельзя не согласиться с Н. Я. Эйдельманом, считаю¬
щим, что создание типа прогрессивного, культурного человека в основном из
дворян — один из самых значительных итогов послепетровского столетия.
«Ибо, — пишет он,— не могли явиться из времен Бирона и Тайной канцелярии
ни Саблуков, ни Пушкин, ни декабристы» 57. Но сами декабристы полтора
столетия назад, конечно, не могли этого осознать.
В ответах не упоминается и о влиянии идей Французской буржуазной
революции. Причин здесь может быть несколько, и осторожность — не главная
из них. Дело в том, что члены тайных обществ явились свидетелями и пере¬
рождения и гибели этой революции. Кроме того, революции 1820—1822 гг.
на Западе, столь еще свежие впечатлениями, заслонили событие, о котором
декабристы знали от родителей и наставников (и, конечно, из литературы).
В данном случае о влиянии идей Французской буржуазной революции можно
говорить лишь с дистанции времени.
В ответах декабристов упоминаются наставники, внушившие им вольные
мысли. В современной концепции влияние воспитателей мало принимается в
расчет. Судя же по ответам, влияние книг французских просветителей, англий¬
44
ских публицистов и вообще политической литературы было очень велико.
А вот влияние русского просветительства не было столь сильно, как принято
считать,— лишь отдельные декабристы упоминают произведения Д. И. Фонви¬
зина и Я. Б. Княжнина. То же можно сказать и о влиянии А. Н. Радищева, в пер¬
вую очередь его «Путешествия из Петербурга в Москву»: лишь двое из 95 упо¬
минают об этой книге.
Изучение истории древних греков и римлян, а также истории Новгорода и
Пскова, судя по высказываниям, оказало значительное влияние на молодых
людей, воспитывая их в героико-романтическом духе.
Анализируя ответы на пункт 7, нельзя сделать вывод о влиянии войны
1812 г. на формирование революционной идеологии заключенных. Не вызывает
сомнения подъем гражданского самосознания в этот период. Но несомненно
и то, что лишь по окончании военных действий произошло размежевание
патриотического лагеря на истинно национальный — революционный и охрани¬
тельный — националистический. На заграничные же походы 1813—1814 гг. ссы¬
лаются почти все их участники.
Не противоречат современной концепции ответы декабристов относительно
их намерений улучшить тяжелое положение крестьян. Но происходит это, по
их словам, после заграничных походов. При изучении ответов четко прослежи¬
вается разочарование внутренней и внешней политикой Александра I: аракчеев¬
щиной, созданием военных поселений, заигрыванием с Польшей. Наступило это
«прозрение», очевидно, через какое-то время после речи императора при откры¬
тии Польского сейма 15 марта 1818 г. Да и само формирование вольнолюбивых
идей, если верить декабристам, следует отнести к более позднему, чем это
принято, периоду. Лишь отдельные декабристы говорят о формировании воль¬
нолюбивых идей в ранней юности, многие называют 1822—1824 гг. (нельзя
забывать о том, что многие члены тайных обществ очень молоды).
Полностью совпадают с принятым мнением ответы декабристов о влиянии
вольнолюбивой поэзии А. С. Пушкина, а также стихотворений К. Ф. Рылеева
и А. А. Бестужева. Ответы свидетельствуют и о том, что мощной движу¬
щей силой, увлекшей молодежь в тайные общества, явились революции в Испа¬
нии, Неаполе, Пьемонте или, по выражению П. И. Пестеля, «дух революционных
преобразований».
И, наконец, ответы декабристов (это как-то мало учитывается) показывают,
насколько сильно было влияние таких выдающихся личностей, как П. И. Пес¬
тель, К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, А. А. Бестужев, М. П. Бестужев-Рюмин
и другие, которые, по выражению Я. М. Андреевича, «все дышали свободой».
Их страстная убежденность, блестящее красноречие притягивали и увлекали,
эрудиция поражала. В тяжелые минуты на допросах многие, отчаявшись,
выдавали их. Но из этих обвинений вырастали имена «богатырей, кованных из
чистой стали». 38 декабристов среди причин, повлиявших на формирование их
идеологии, называли «вступление в тайное общество и общение с его членами».
Из этого нельзя делать вывод только о «хрупкой дворянской революционности»
допрашиваемых. Признания подследственных говорят и о силе духа руководи¬
телей движения, о непреходящем значении этих ярких личностей. После изуче¬
ния ответов, где звучали эти имена, становится ясным, почему так боялся их
император, почему так жестоко с ними расправился.
Примечания
1 Восстание декабристов. Материалы (далее — ВД). Т. I. М.—Л., 1925, с. 8.
2 Там же, т. II. М.— Л., 1926, с. 246.
3 Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко¬
психологическая категория).- Литературное наследие декабристов. Л., 1975, с. 69.
4 Цит. по: П а в л ю ч е н к о Э. А. В добровольном изгнании. М., 1975, с. 40—41.
5 ШеголевП. Е. Маски императора. Декабристы. М.- Л., 1926, с. 200.
6 ВД, т. XIII. М., 1975, с. 239.
7 Там же, с. 263.
45
" Там же, с. 376.
9 ВД, т. X. М., 1953, с. 83.
10 ВД, т. XIV. М., 1976, с. 366.
" Там же, с. 395.
19 ВД, т. I, с. 295.
13 ВД, т. XV. М., 1979, с. 216.
14 Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984, с. 189.
16 ВД, т. И, с. 64.
13 ВД, т. XV, с. 243.
17 ВД, т. IV. М - Л., 1927, с. 265.
18 ВД, т. I, с. 343.
19 ВД, т. IV, с. 91.
20 ВД, т. V. Л., 1926, с. 22.
91 ВД, т. XIV, с. 445.
29 См.: Павлова Л. Я. Декабристы — участники войн 1805— 1814 гг. М., 1979.
23 Я к у ш к и и И. Д. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. М., 1951, с. 7.
!< Я к у ш к и н В. Е. Матвей Иванович Муравьев-Апостол.— Русская старина. СПб., 1886,
кн. 7, с. 157.
25 ВД, т. IX. М., 1950, с. 216.
26 ВД, т. III. М,- Л., 1927, с. 8.
27 ВД, т. X, с. 108.
29 Ленин В. И. ПСС, т. 30, с. 318.
29 ВД, т. I, с. 343.
30 Цит. по: Ш е г о л е в П. Е. Петр Григорьевич Каховский. Декабристы. М — Л., 1926, с. 172.
31 ВД, т. II, с. 6*.
32 ВД, т. XIV, с. 211.
33 ВД, т. Ill, с. 44.
34 ВД, т. IV. с. 90.
33 ВД, т. V, с. 22.
39 Там же, с. 88.
37 Штейнгейль В. И. Сочинения и письма. Т. I. Иркутск, 1985, с. 216.
39 Я к у ш к и и И. Л. Указ. соч., с. 15.
39 Там же, с. 9.
411 ВД, т. XI. М„ 1954, с. 38.
41 Пит. по: Щеголев И. Е. Маски императора. Декабристы. М,- Л., 1926, с. 208.
42 Басаргин Н. В. Воспоминания, рассказы, статьи. Иркутск, 1988, с. 55—56.
43 ВД, т. 1, с. 226,
44 Там же, с. 343.
43 ВД, т. IV, с. 91.
40 ВД. т. XI. М„ 1954, с. 37.
47 ВД, т. I, с. 430.
4" ВД, т. IX, с. 118.
49 Там же, с. 175.
3.1 ВД, т. II, с. 246.
7.1 ВД, т. IV, с. 91.
32 ВД, т. V, с. 19.
33 Там же, с. 117.
34 ВД, т. XIV, с. 259.
33 ВД, т. V, с. 372.
“ ВД, т. XII. М„ 1969, с. 424.
37 Эйдельман Н. Я. Грань веков. М., 1986, с. 346.
46
М. С. ЧЕРКАСОВА
О БОРЬБЕ ПОМЕЩИКОВ ЗА ЗЕМЛЮ
В КОНЦЕ XV- ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА
Образование и укрепление Российского государства в XV—XVI вв. было
важным этапом в развитии феодальной собственности на землю. В это время
складывалась система поместного землевладения, способствовавшая усилению
государственной централизации *. Большинство специалистов определяют конец
XV — первую половину XVI в. как начальный этап существования поместной
системы в общерусском масштабе.
Советские исследователи рассмотрели источники формирования поместной
системы на Северо-Западе и в центре страны, отметили генетическую связь по¬
местий с формами условных держаний удельного времени, заметную долю пред¬
ставителей боярских семей в социальном составе первых помещиков, близость
раннего поместного и вотчинного права 2. В новейшей литературе на эту тему
преодолено традиционное противопоставление поместья вотчине и соответствен¬
но дворянства — боярству как сторонников и противников централизации.
Однако при изучении хозяйственного развития поместий и вотчин выясняет¬
ся их различие по ряду экономических показателей (для вотчин характерны бо¬
лее высокий уровень агрикультуры, большая активность господского сектора
хозяйства, больший процент холопского населения и в целом более благополуч¬
ное положение крестьянства)3. Основываясь на данных Торопецкой 1540 г. и Ка¬
занской 1565—1568 гг. писцовых книг, Е. И. Колычева отмечает, что правитель¬
ство первоначально не планировало барскую запашку в поместных имениях, де¬
лая ставку на натурально-денежный оброк. Барщина в них начинает вводиться
с 60-х гг. XVI в.4 Наиболее обстоятельно экономическое развитие поместной си¬
стемы для первой половины XVI в. изучено по новгородским писцовым материа¬
лам в. Для центра же страны подобное исследование серьезно затрудняется ску¬
достью источников.
Расширить наши представления о социально-политической и экономической
сторонах процесса становления поместной системы в центре страны позволяет
судебная документация. Борьба помещиков за землю в XVI в. еще не была пред¬
метом специального исследования в нашей литературе. В монографии В. Б. Ко¬
брина рассмотрены отдельные факты этой борьбы (по материалам Троице-Сер-
гиева, Чудова, Спасо-Евфимьева, Дудина Амвросиева, Троицкого Белопесоц-
кого монастырей), состав «данных судей» и их тесная подчас связь с духовными
корпорациями, судебная процедура на Руси XV—XVI вв.6 О влиянии помещи¬
чьей борьбы на правительственную земельную политику в 1550-е гг. писали
И. И. Смирнов и А. А. Зимин 7. К настоящему времени более подробно изучена
борьба крестьян за землю в XVI в. с монастырями по актам и «житиям святых»8.
В данной статье предпринята попытка исследовать борьбу помещиков за зем¬
лю с крупнейшим в России Троице-Сергиевым монастырем. Имея к началу XVI в.
свои вотчины в 22 уездах страны, он оказал заметное сопротивление утвержде¬
нию поместий и помещиков на соседних с ним землях. В ряде центральных уез¬
дов (Переяславском, Московском, Юрьевском, Бежецком и др.) имели место
острые столкновения владельческих и хозяйственных интересов монастыря
Черкасова Марина Сергеевна, кандидат исторических наук, старший преподаватель Кирово¬
градского государственного педагогического института им. А. С. Пушкина.
47
и служилых людей. Отразившие их судебные документы в основном опублико¬
ваны 9. Нами используются также и неопубликованные — межевые, писцовые,
актовые материалы троицкого архива. В них содержатся ценные известия об ин¬
дивидуальных и массовых испомещениях во второй четверти XVI в., влиянии на
этот процесс вотчинной структуры Сергиева монастыря, особенностях его зе¬
мельных отношений с некоторыми помещиками, способах хозяйственного закре¬
пления последних на полученных землях, и собственной роли в удержании за
собой поместий в течение длительного времени. Возможности судебной докумен¬
тации для изучения социально-экономических вопросов раскрыл недавно
В. Д. Назаров на примере данных спорного земельного дела Рязанского Ольгова
монастыря с сыном боярским Ф. К. Курдумовым 1522—1531 гг.10
Документы из троицкого архива рисуют процесс формирования поместной
системы в ряде уездов центра в сложном и остром противоборстве трех сил —
богатого землей и политически влиятельного Троице-Сергиева монастыря, поме¬
щиков (нередко также представителей весьма значительных боярских семей)
и недавних черных и дворцовых крестьян (теперь ставших помещичьими).
В этой связи уместно привести высказывание Н. Е. Носова: «Всякое „земельное
дело“ — это одновременно и „людское дело“, дело о людях и крестьянах, насе¬
ляющих эти земли, которые далеко не всегда пассивно реагировали на измене¬
ние своей судьбы»11. Какими же оказались перспективы борьбы крестьян за зем¬
лю в условиях массовых испомещений и обострения этой борьбы внутри господ¬
ствующего класса?
О принципиальной возможности земельных конфликтов «помесчика за кото¬
рым земли великого князя» с монастырями, свидетельствует ст. 63 Судебника
1497 г. Эта статья устанавливала 3-летний срок суда о земле между помещиками
и крестьянами и 6-летний срок суда о великокняжеских землях (черных, двор¬
цовых и поместных), иск по которым предъявлялся монастырям и боярам .
Разница сроков показывает определенную привилегию для поместных и черных
земель, равную заботу государства об их сохранности ,3. Эта забота выразилась,
во-первых, в стремлении правительства привлечь помещиков к совместной с во¬
лостными крестьянами защите черных и дворцовых земель от притязаний духов¬
ных феодалов, а, во-вторых, в бдительном надзоре за неизменностью границ
бывших черных земель, отдаваемых в поместья, и обширных монастырских вла¬
дений.
Однако на практике прочного единства между помещиками и крестьянами
в противодействии земельным аппетитам Троицкого монастыря не сложилось.
Об этом говорят нередкие в судебных документах конца XV — первой четверти
XVI в. фразы о том, что данный помещик «не стоял за землю» с крестьянами.
Все свидетельства такого рода привел и проанализировал В. Б. Кобрин |4. Объ¬
яснить причину несогласованности совместных действий можно различной клас¬
совой принадлежностью помещиков и крестьян, стремлением помещиков к не¬
медленному использованию полученных земель в своих интересах. Однако на за¬
ре формирования поместной системы в общерусском масштабе (конец XV —
первая четверть XVI в.) прямых известий о таком использовании мы почти не
имеем. Правда, в часто приводимом в литературе судебном деле дворцового
истопника А. С. Гладкого 1492—1494 и 1504 гг. говорится, что на пожалованных
ему Иваном 1П двух дворцовых пустошах в Мишутинской волости Переяслав¬
ского уезда он поставил дворы и начал пахать землю |5. Возможно, что он де¬
лал это собственными силами. Споры А. С. Гладкого (совместно с дворскими
Кузьмой и Осташом Тимановым) против Троицкого монастыря не увенчались
успехом, значит, сама судебная практика рубежа XV—XVI вв. не всегда обеспе¬
чивала благоприятный исход дел для помещиков и их «товарищей» — крестьян.
Но если общими усилиями помещиков и крестьян не удавалось противо¬
стоять натиску более сильного феодала (как это было в случае с А. С. Гладким),
48
то еще труднее приходилось крестьянам, тем более что назначенные им в «това¬
рищи» помещики их не поддерживали. Так, вероятно, случилось в Бежецком
Верхе, где между 1493—1504 гг. кн. Федор Козловский-Вяземский получил в по¬
местье черное село Скорыново. На суде 1510 г. волостной крестьянин Устинко
Харламов жаловался, что князь Федор «отдал в монастырь» к Присецкому селу
участок земли, с которого они всей волостью свели лес и превратили его в паш¬
ню 16. В словах «отдал» и «не стоял» слышится обида крестьян на безразличие
князя Ф. Козловского-Вяземского к их трудам. Нежелание (или бессилие) поме¬
щиков противодействовать монастырскому захвату земли особенно нетерпимым
было в условиях интенсивного хозяйственного освоения внутренних районов
Бежецкого Верха, когда в тесное соприкосновение пришли «ржаные поля», «ни-
вища и починки» Скорыновской волости и земли монастырского починка Рамен¬
ки, поставленного присецким посельником Павлом.
Дальнейшие судьбы помещиков А. С. Гладкого и кн. Ф. Козловского-Вязем¬
ского в троицких и иных документах не прослеживаются 17. Не исключено, что
проявленная ими неспособность «стоять» за землю могла привести к отобранию
у них поместий и возврату их в черную и дворцовую волости. Утверждение по¬
местной системы вряд ли было актом единовременным, происходило оно в одних
и тех же районах на протяжении многих десятилетий. Ю. Г. Алексеев обратил
внимание на то, что новые известия о проникновении поместного землевладения
на территории Мишутинской волости относятся лишь к 1540-м гг.18 По-прежне¬
му, как и в конце XV в., этот процесс сопровождался конфликтами служилых лю¬
дей (теперь уже самостоятельными, без «союза» с волостными крестьянами)
с монастырем 19, хотя сами поместные земли все еще рассматривались как часть
волостных. Об этом свидетельствует межевая книга Троице-Сергиева монастыря
1557—1559 гг. В ней упоминаются «великого князя поместная деревня Пезли-
кова Афанасия Беликова», «... волостная Савастьяновская земля Толмачева
села Деревеньского»20. В Бежецком Верхе новая серия поместных раздач так¬
же происходит спустя несколько десятилетий после пожалования кн. Ф. Козлов¬
ского-Вяземского, во второй половине 20-х — 40-е гг. XVI в.
В условиях складывания поместной системы Троицкий монастырь сталкивал¬
ся с противостоянием семейно-наследственных традиций помещичьей борьбы за
землю. Еще в 1487—1493 гг. с корпорацией конфликтовал Я. В. Елизаров из-за
земель своего поместного села Глядячева в Муромском уезде, смежных с троиц¬
ким селом Бестумицы 2|. Конфликты эти возобновились после 1500 г., когда село
Глядячево, ставшее на некоторое время подклетным, вновь пошло в поместную
раздачу, на этот раз его сыну — И. Я. Елизарову. Частые отлучки на государе¬
ву службу не влияли на длительный срок поместного держания последнего —
не менее 27 лет. За это время у И. Я. Елизарова в селе Глядячеве могло появить¬
ся собственное хозяйство, поскольку он неоднократно жаловался Василию III на
монастырских крестьян, «пахавших сильно» его поместную землю. В 1525—
1527 гг. М. Я. Елизаров сам перешел к более решительным действиям против свое¬
го могущественного соседа: в 1527 г. его люди «вступались» в монастырскую паш¬
ню, лес и пустоши, свезли монастырский хлеб ЮОсотниц ржи («а умолоту из сот-
ницы три четверти») и 500 копен сена 22. По приказу Василия III спорная земля
была присуждена корпорации, и в дальнейшем о ее спорах с помещиками в Му¬
ромском уезде неизвестно. Елизаровы же продолжали здесь владеть как вотчи¬
нами, так и поместьями, делали земельные и денежные вклады в знаменитую
обитель 23.
В Юрьевском уезде, где получали поместья выведенцы из Великого Новгоро¬
да, правительству пришлось особенно внимательно контролировать неизмен¬
ность границ бывших волостных земель с троицкими владениями. Еще во второй
половине 1480-х гг. новгородец Есип Максимов «вступался» в монастырскую
землю села Кучки и пахал ее24. Тем самым он нарушал межу земель черной
Шадринской волости и Троицкого монастыря, проведенную около 1472/73 г.
Д. Лазаревым и Д. Милославским при передаче корпорации сел Кучки и Дере¬
49
веньки «по душе» кн. Ю. В. Дмитровского 25. В ответ на жалобу монахов Иван
III предписал тому же Д. Лазареву «досмотреть» межу бывшей волостной и мо¬
настырской земле и доложить ему. В 1520/21 г. состоялся суд по делу других
муромских помещиков из новгородцев — братьев А. и В. Фефилатьевых —
с Троицким монастырем. Разъезжая грамота Т. И. Клобукова и Ю. Г. Солов¬
цова была выдана «по судному списку по подписному» (его нет в монастырском
архиве) и подтверждала «межу старую» бывшей черной земли и троицкой вот¬
чины 26.
Иногда сами помещики и монахи старались, не доводя земельные споры до
суда, закончить дело «полюбовным размежеванием». В 1524 г. шесть братьев
Белеутовых — Иван, Тихон, Некрас, Игнат, Андрей и Степан — согласились на
полюбовный разъезд «по старой извечной меже великого князя деревни Кара¬
чаровской и Олехнова поместья» в Горетове стане Московского уезда и мона¬
стырского починка Дубровки 27. С упрочением поместного землевладения в се¬
веро-восточном Подмосковье в 20-е гг. начали ущемляться хозяйственные инте¬
ресы Троицкого монастыря, имевшего здесь свою запашку. В 1526 г. троицкие
власти пожаловались Василию III на помещика Митьку Бакина, который из сво¬
его села Туракова в Радонеже «вступался» в монастырскую землю села Богоро¬
дицкого и пахал ее 2в. Состоялось ли рассмотрение этого дела назначенными ве¬
ликим князем судьями Ф. А. Руготиным и Ф. Куроедовым, неизвестно. В сентяб¬
ре 1535 г. правительство Елены Глинской передало в монастырь поместное село
Тураково «по душе» Василия III, предписав властям «помещика Митьку Бакина
с того села не высылать до зимы; да и в хлеб есмя у него в стоячей не вступа-
тись»29. Некоторые конкретные данные о помещичьем хозяйстве Бакина мы уз¬
наем из писцового описания московских и радонежских сел, сохранившегося
в троицком архиве конца XV — первой трети XVI в. В селе Туракове был «боль¬
шой двор», в котором жили «люди», вероятно, холопы помещика (Ивашко, Ко¬
стя и Базар), и 15 крестьянских дворов . По-видимому, в этом селе Бакин имел
свою запашку, обрабатываемую холопами и крестьянами. Уже в 1535 г. Дмит¬
рий Бакин стал троицким слугой, защищавшим земельные интересы корпорации
в ее спорах с соседними помещиками.
Рядом с землями села Туракова оказались поместья дьяка Ф. Мишурина (де¬
ревня Лихорева) и братьев Зани и Игната Куроедовых (деревня Куроедова
в Радонеже)31. В 20—30-е гг. XVI в. поместные владения появляются вблизи
монастырского комплекса сел в Воре и Корзеневе (Путилово, Борково, Рязанцы,
Петровское, Муромцево, Федоровское, Михайловское). Монастырю удалось
значительно его увеличить в 1520—1521 гг. благодаря вкладу боярыни-старицы
Ф. Ощериной 32 и крупному обмену с Василием III33. В ворьско-корзеневских
селах корпорация имела свое хозяйство — об этом говорят упоминания в грамо¬
тах первой трети XVI в. о ключниках и посельских этих сел и «ржи и яри мона¬
стырской» в них34 Грабительские действия некоторых помещиков, желавших по¬
живиться за счет богатого соседа, постоянно беспокоили монастырские власти.
В 1535 г. троицкие «данные судьи» Д. П. Бакин и 3. А. Руготин в одностороннем
порядке рассмотрели тяжбу монастыря с помещиком, «фрязским толмачом»
Г. Михайловым. Из своих корзеневских деревень он «вступался» в монастырскую
землю села Иевлева, покосил там сено и пожал рожь («полторы сотницы, а умо¬
лоту из сотницы три четверти»)36.
Увеличение числа поместий вблизи подмонастырских вотчин сделало необ¬
ходимым вмешательство правительства в их отношения. Крупные размежева¬
ния их владений проводятся во второй период правления Шуйских, ставший, как
показал Г. В. Абрамович, важным этапом на пути дальнейшего укрепления по¬
местной системы в России36. В 1542/43 г. были составлены писцовые книги
кн. Р. Д. Дашкова, Ф. Г. Адашева и дворцового дьяка Т. М. Дубровина по
Московскому и ряду других уездов Центра. На основе «книг 7051 г.» кн.
Р. Дашков «с товарищи» выдал Троицкому монастырю межевую выпись на его
вотчину в Московском (станы Радонеж, Воря, Корзенев, Шеренка), Пе¬
50
реяславском (станы Мишутинский, Верхдубенский, Кинельский) и Дмитров¬
ском (стан Инобаж) /ездах 37.
Те же «книги 7051 г.», вероятно, послужили основой и для сопоставления
росписи сошных окладов поместных, вотчинных и монастырских земель по Мос¬
ковскому уезду (станы Радонеж, Воря, Корзенев, Бели и Шеренка)38. Эти мате¬
риалы отразили массовые испомещения в северо-восточном Подмосковье в на¬
чале 1540-х гг. В них фигурируют 150 фамилий светских феодалов (помещиков
и вотчинников), среди которых мы находим и служилых людей местного проис¬
хождения (Мошнины, Петелины, Тарбеевы, Княжнины, Скобельцыны, Куроедо-
вы) и выходцев из других районов России («вятчанин», «смоляне», «Ноугород-
цевы»), и даже из Ли'вы («паны»). В социальном отношении заметна аристо¬
кратическая верхушка господствующего класса: князья И. В. и Ю. В. Глинские,
В. М. Тучков, И. Я. Морозов, князья Потуловы-Волконские. Среди служилых
людей, названных в межевой выписи и росписи сошных окладов, значителен
слой помещиков из дворцовых слуг — «псари», «сокольники», «сытники», «по-
вары», ключники и посельские села Воздвиженского, а также приказных лю¬
дей — подьячие и толмачи. С. Б. Веселовский и А. А. Зимин считали землевладе¬
ние дворцовых слуг, не связанных с военной службой, формой архаической, от¬
мирающей в XVI в., однако мы видим ее заметное развитие в 1540-е гг.39
Материалы межевсй выписи и росписи впервые были сопоставлены Л. И. Иви¬
ной. Добавим к ее наблюдениям ряд своих. Оригинальным путем складывания
поместной системы в северо-восточном Подмосковье было использование для
этого местной вотчинной основы. Выше уже приводился пример с поместьем бра¬
тьев Куроедовых — деревней того же названия. Вряд ли это случайное совпаде¬
ние. Обнаруживаются другие аналогичные случаи, когда за мелкими вотчинами
местных феодалов (своего рода «земцев») закреплялся, очевидно, статус слу¬
жилой земли, а за и>: владельцами — служилых людей. Деревня Степанова
в Воре в межевой выпаси значится как поместье Д. Дурова, а в сошной роспи¬
си — как его же вотччна 40. Деревни Сатина и Лычова в Воре упоминаются
в выписи как вотчина 3. А. Руготина, а в росписи деревня Лычова названа по¬
местьем его матери, вдовы Варвары 41. По-видимому, уже в земельной политике
времени боярского правления были тенденции, которые в 1556/57 г. привели
к указу о ликвидации мелкого неслужилого землевладения земцев 42.
В те же 1540-е гг. правительство, вероятно, пыталось привлечь богатый зем¬
лей Троицкий монастьрь к землеобеспечению служилых людей. Это предполо¬
жение основывается на некоторых особенностях межевой выписи и сошной роспи¬
си. Село Иевлево в Корзеневе первая называет одновременно и монастырским,
и поместным И. Т. Царева, а вторая — монастырским и вотчиной того же Царе¬
ва 43. Монастырское село Никольское «под дубом» в Воре выпись называет по¬
местьем дворцового посельского (села Воздвиженского) и местного вотчинника
В. Петелина, монастырскую деревню Мауркину в Верхдубенском стане Пере¬
яславского уезда — поместьем 3. Панфилова 44. Подобную практику можно
сравнить с рязанской «нагодчиной» первой трети XVI в.46 Обязанность Троицко¬
го монастыря предоставлять свои земли в поместья служилым людям прослежи¬
ваются и в конце XVI в. по его «платежной книге» 1599 г.46
Одновременно с размежеванием троицкой вотчины и земель соседних фео¬
далов под Москвой кн. Р. Д. Дашков «с товарищи» рассматривали и некоторые
их земельные споры, например, с Архангельским собором Кремля, помещиком
А. С. Беликовым . В целом правительству удалось урегулировать земельные
отношения Троицкого монастыря со своими соседями, а опыт описания, меже¬
вания и одновременного рассмотрения земельных споров этого феодала будет
использован в дальнейшем, в 1550-е гг.
Однако не везде правительство смогло добиться упорядочения земельных
границ Троицкого монастыря с соседними помещиками. Особенно это трудно
оказалось в Бежецком Верхе во второй четверти XVI в. В 20—30-х гг. здесь на¬
блюдается новая волна поместных раздач за счет черных крестьянских земель
51
и приспособления местной вотчинной основы. Помещиками в Бежецком уезде
становились как представители московских служилых семей (Чулковы, Мансу¬
ровы, Дементьевы), так и феодалы местного происхождения (Нелединские, Ко¬
рякины, Мичурины, Маловы). Поместные земли оказались поблизости от огром¬
ной присецкой вотчины монастыря, имевшей для него большое экономическое
значение и состоявшей почти из 200 деревень по обеим сторонам бассейна р. Мо-
логи. Борьба корпорации за землю с помещиками отличалась здесь особым
упорством, поскольку хозяйственным интересам могущественного духовного
феодала успешно противостояла хозяйственная же активность московских по¬
мещиков.
Длительной и настойчивой оказалась борьба с монастырем помещиков Чул-
ковых и Дементьевых. Около 1526 г. И. А. Чулков получил в поместье черное
село Скорыново, перешедшее после его смерти по наследству к сыновьям — Фе¬
дору Ивановичу с братьями Никитой Большим и Никитой Меньшим 48. К 1545 г.
они имели в Бежецком Верхе еще одно поместное село — Безделье, получение
которого могло быть связано с подраставшими в семье младшими братьями —
Иваном и Дмитрием — и успешным продвижением их всех по службе 49. Заин¬
тересованность Чулковых в своих бежецких поместьях усиливалась тем, что
в течение 40-х гг. они, видимо, нуждаясь в деньгах, продают Троицкому мона¬
стырю свои родовые переяславские вотчины — села Бакино и Новоселки60.
В записи 1549/50 г., оформившей продажу села Бакина, Чулковы обязались
вывести из него «своих людей»61. О господском хозяйстве в нем дают представ¬
ление писцовые материалы 1519 г. Здесь были дворы: боярский, 8 холопьих и 23
крестьянских. К селу «тянуло» 5 деревень 62. Своих людей помещики Чулковы
выводили, по-видимому, в бежецкие села. Предположение о возможном заве¬
дении и в них «усадищного» хозяйства, барской запашки с применением труда
холопов прямыми данными документов не подкрепляется. В них, правда, упоми¬
наются помещичьи приказчики Дмитрий, Салтык Исаков, Федка Гневашев, Гри-
дя Трубник, которые вместе с людьми и крестьянами неоднократно на протяже¬
нии 20—40-х гг. вступались в присецкие земли и распахивали их 63.
Длительный срок поместного держания Чулковых, его фактическая наслед¬
ственность и хозяйственное использование привели к тому, что в середине 50-х гг.
бежецкие земли воспринимались ими как «свое старинное поместье, не в одних
книгах писцовых и мерщиковых»64. Осенью 1555 г., во время расчистки подсеки
и посева монастырской ржи на починке Нивищи, люди помещиков Чулковых
совершили разбойничий налет на троицких крестьян. Были пограблены орудия
труда (топоры и сохи), лошади, изувечены люди, в том числе и руководивший
работами монастырский конюх Тонкий, «разбиты» и растащены жилые строе¬
ния 66. По приговору Ивана IV Чулковы были оштрафованы за «бой и грабеж»
на 65 рублей, а спорная земля между монастырским починком Нивищи и помест¬
ной деревней Кубеной присуждена корпорации 6в.
Приведенное дело заставляет задуматься о причинах борьбы за землю само¬
го Троицкого монастыря. К 20—30-м гг. относятся известия о «повозе» присец-
кими крестьянами монастырского хлеба, «животины и иных запасов»67. По дан¬
ным вытной книги 1622/23 гг., в бежецкой вотчине Троицкого монастыря была
норма монастырской барщины — по 2 десятины на выть, а также натуральные
и денежные платежи «за проезжую рожь»68. По-видимому, и в XVI в. речь может
идти как об оброчном хлебе на монастырь, так и о барщинных работах или на
монастырской запашке в селе Присеках или разверстанных по вытям. Десятин¬
ная барщина на монастырь могла дополняться здесь работами «помочью», «соп-
ча» на трудных и неосвоенных участках, требующих сведения леса и других
трудоемких операций. Давние и прочные позиции Троице-Сергиева монастыря
в Бежецком Верхе позволяли ему увеличивать феодальную ренту путем рас¬
ширения пахотных земель и привлечения для их обработки в условиях законных
крестьянских переходов больших масс крестьян. С появлением же помещиков по
соседству с Троицким монастырем эта возможность стала ограничиваться, так
52
как помещики стремились хозяйственно укрепиться на своих землях вследствие
утраты родовых вотчин (и при наличии резерва рабочей силы — холопов).
Активной наступательной борьбе помещиков с Троицким монастырем в Бе¬
жецком Верхе также способствовала их родственная сплоченность, растущий
политический авторитет (особенно Ф. И. Чулкова), хорошее знание судебной
практики России в середине XVI в.59
Не просто было монастырю отбиваться и от других служилых людей — Де¬
ментьевых. В 30-е гг. четыре брата Дементьевых получили в Бежецком Верхе
каждый по селу: старший, Семен Прокофьев сын — Наместково, Иван — Роз-
морское, Горяин — Красное раменье, Федор — Гришкино60. Дементьевские
приказчики из этих сел Гришка Приезжий, Якуш Кривой, Федка Новичок «всту¬
пались» с людьми и крестьянами в присецкую землю и распахивали ее. Это про¬
должалось в течение 10 лет, с 1538-го по 1548 г., при явном попустительстве на¬
значаемых Иваном IV или его братом удельным кн. Юрием Васильевичем су¬
дей61. В таком поведении К. Сысоева, В. Нелединского, Д. Милославского по¬
мимо обычной нераспорядительности можно усмотреть и своеобразную солидар¬
ность со служилыми людьми, неприязнь к феодалу-гиганту.
Земли некоторых бежецких помещиков захватывал могущественный сосед —
монастырь. В 1538 г. поместная земля А. В. Тимофеева (сельцо Польцо) неза¬
конно распахивалась присецким посельским старцем Варлаамом 62. Земельные
споры монастыря с помещиком В. Ф. Мансуровым были предотвращены благо¬
даря трем разъездам земли в 1535—1537 гг., зафиксировавшим старые границы
между монастырскими владениями и бывшей Кобылинской волостью .
В конце 40-х гг. районом острой борьбы Троицкого монастыря за землю стал
Звенигородский уезд. Здесь в 1549 г. Иван IV пожаловал ему дворцовое село
Андреевское «по душе» своего дяди кн. Юрия Ивановича 64. В составленной тог¬
да же межевой грамоте А. Максимова и Д. Ф. Карпова было отмечено несколько
спорных мест между бывшими дворцовыми землями и поместьями Н. Жолобова,
М. Салтыкова, В. Ватолина, которые «пахали их сильно после князя Юрия Ива¬
новича» (1536 г.)65. Складывается впечатление, что дворцовое село было пожа¬
ловано монастырю, чтобы прекратить захваты дворцовой земли помещиками.
Однако они в 1549—1555 гг. продолжались, вызывая неоднократные жалобы
Троицкого монастыря на своих «суседей в земляном деле». В 1555/56 г. была
проведена серия разъездов Андреевской вотчины монастыря с поместными зем¬
лями Н. Жолобова, В. Ватолина, 3. Кутузова, Д. Какина, С. Абрамова, причем
границы пролегли прямо по их собственной пашне («а межею пройдет телега»)
В 50-е гг. вообще значительно усилилась борьба помещиков за землю с мона¬
стырями в России (не только с Троице-Сергиевым, но и с приписными к нему
Киржацким Благовещенским, Чудовым, Троице-Калязиным, Дудиным Ниже¬
городским, Тверским Вотмицким)67. В Царский Судебник 1550 г. была включена
ст. 84 («Суд о землях»), повторившая ст. 63 Судебника 1497 г. и отменившая ин¬
ститут «данных судей»68.
Крупным мероприятием земельной политики правительства в отношении
Троицкого монастыря стало составление двух межевых книг его вотчин в 12 цен¬
тральных уездах в 1555—1559 гг.69 Размежевание производилось на основании
«подписного указного списка» Ивана IV и было поручено князьям И. Д. Ростов¬
скому, А. И. Стародубскому и П. Б. Ромодановскому. В первую очередь были
определены границы монастырской вотчины с поместными землями Чулковых
и Дементьевых в Бежецком Верхе — в отдельных грамотах кн. И. Д. Ростов¬
ского и М. Н. Чуфарова и в межевой книге (кн. 20)70. В 1556—1557 гг. были уста¬
новлены межи троицких владений и земель соседей монастыря в Кашинском,
Угдацком, Дмитровском (Троицкий стан «во Вьюлке»), Костромской (волости
Нерёхта и Емстна) и Ростовском (Лутский, Согильский, Песий, Саввин станы)
уездах (кн. 20)71.
В 1557/58 г. кн. А. И. Стародубский размежевал земли монастырских сел
Ростокина и Звягина в Московском уезде, крупные комплексы сел в Переяслав¬
53
ском (Кистемский, Новоселовский, Тошменский станы), Ростовском (Печехот-
ский стан) и Ярославском (Бесерменовская волость) уездах (1-я часть кн.
254)72.
В 1557—1559 гг. кн. П. Б. Ромодановский определил границы троицких вла¬
дений на Дмитровско-Переяславском рубеже (стан Инобож, Верхдубенский
и Кинельский), в отдаленных волостях Костромского (Шачебальская, Андом-
ская и Верхний Березовец) и Галицкого уездов (2-я часть кн. 254). В описях
троицкого архива XVII в. книги А. И. Стародубского и П. Б. Ромодановского
расписывались по отдельности, как два самостоятельных межевания 73. Наибо¬
лее обстоятельно в советской литературе изучена межевая книга 1557—1559 гг.,
особенно в работах по Переяславскому уезду 74.
Межевые работы сопровождались рассмотрением земельных споров Троиц¬
кого монастыря со своими соседями не только в Бежецком уезде. Кн. И. Д. Ро¬
стовский и М. Н. Чуфаров урегулировали конфликт помещика Б. Г. Зузина с кор¬
порацией в Ростовском уезде, оформив это отдельной разъезжей грамотой и опи¬
санием межи 75. Кн. А. И. Стародубский определил границы троицкой земле се¬
ла Звягина в Московском уезде и Учемского яма отдельной грамотой и в меже¬
вой книге 76.
Кн. П. Б. Ромодановскому в ходе своих работ пришлось выяснять, какие
монастырские земли пока не могут быть размежеваны и почему. По ряду конф¬
ликтов судебные документы в 1557—1559 гг. были «взяты за бояры» и приговор
по ним еще не состоялся. Рассматривал же спорные дела Троицкого монастыря
в Москве, по-видимому, боярин и кн. И. М. Шуйский 77. По Шачебальской воло¬
сти Костромского уезда кн. Ромодановский записал: «... от княж Володимеровы
земли Тулупова Русакова села да от Федоровские земли Михаила Болдырева да
от Пономаревские земли Микитиных межа не учинена, потому что троицким те¬
ми со всеми спор в лесу и в наволоках и в росчисти споры, и в том тягались, а спи¬
ски у бояр, и межи по судным по подписным списком»7®. По Опольскому стану
Суздальского уезда показана спорная земля между троицкой деревней Мукиной
и боярской деревней Сорокиной, принадлежавшая жене Д. Р. Юрьева Ульяне 79.
Некоторые пограничные участки не были разведены, потому что «тем пустошам
старожилцов нет и межи указать некому»80.
Несмотря на незавершенность, работы кн. И. Д. Ростовского, кн. А. И. Ста¬
родубского и кн. П. Б. Ромодановского способствовали урегулированию земель¬
ных отношений Троицкого монастыря со множеством его соседей — светских
и духовных феодалов. В ближайшие после этих работ годы сведений об острых
земельных спорах между ними нет. А с началом опричнины и хозяйственного
кризиса борьба за землю для всех категорий феодалов могла резко осложнить¬
ся. Во второй половине — конце XVI в. некоторые поместные села переходят
в троицкую вотчину в сильно разоренном состоянии и не в результате борьбы за
них явочным порядком, а по другим причинам 8|. Вопрос этот требует специаль¬
ного рассмотрения.
* * *
В заключение суммируем наши наблюдения. Складывание поместной систе¬
мы в центре Российского государства в конце XV — первой половине XVI в.
было сопряжено с рядом трудностей и сопровождалось борьбой за землю. Она
шла как между классами — черными, дворцовыми крестьянами и феодалами,
так и внутри господствующего класса. Привлеченная нами судебная документа¬
ция о борьбе между помещиками и Троице-Сергиевым монастырем показывает
стремление помещиков к хозяйственному закреплению на полученных землях
уже в первой половине XVI в. Для тех служилых людей, которые теряли свои ро¬
довые вотчины в результате разрушения старовотчинной структуры, исходной
основой для организации господского хозяйства в поместных имениях могло
быть перенесение на них уже привычных приемов и методов. Переводя из своих
родовых вотчин в приобретаемые поместья «людей и крестьян», они могли заво¬
дить там барщину с применением холопского и крестьянского труда. Бесспорно
утверждать, что поместные имения с самого момента своего возникновения име¬
ли усадищную организацию господского хозяйства, нельзя, но нужно учитывать
такую возможность при объяснении процесса «застарения» поместий уже
в первой половине XVI в., длительности и даже наследственности поместных
держаний, формирования тех черт обычного поместного права, которые в 50—
60-е гг. осознавались как «поместная старина» и приняли на себя удар оприч¬
нины 82.
В условиях неуклонного расширения поместной системы и стихийного стрем¬
ления помещиков к «застарению» своих владений перспективы самостоятель¬
ной крестьянской борьбы в центре государства резко ухудшились. Тем не менее
черная крестьянская волость активно участвовала в земельных делах своих уез¬
дов, не была сторонней наблюдательницей происходивших там процессов пере¬
распределения земельной собственности. Благодаря крестьянской борьбе за зем¬
лю первичное проникновение поместного землевладения в ряд уездов растяну¬
лось на несколько десятилетий (например, в Муромском уезде — с 1480-х по
1520-е гг., в Бежецком — с 1490-х до 1530-х гг., в Переяславском — с 1490-х до
1540-х гг. и т. д.). Проникновение это, таким образом, не было актом единовре¬
менным, а скорее напоминало пульсирующий процесс.
Различие земельных интересов крестьян, монастыря и служилых людей не¬
редко приводило к тому, что правительство отбирало у помещиков их земли,
возвращало их в черную или дворцовую волость, а затем вновь пускало в по¬
местную раздачу. Аналогичное наблюдение о манипуляциях государства с нерв¬
ными землями было сделано Е. А. Киселевым по материалу Ярославской припра¬
вочной книги 1567—1569 гг.83
На становление поместной системы в центре страны определенное влияние
оказал и Троице-Сергиев монастырь. Своей стяжательской деятельностью он
способствовал постепенному разрушению старинного светского вотчинного зем¬
левладения. Это объективно усиливало заинтересованность представителей ста¬
рых феодальных семей в получении поместий как средства улучшения их земле-
обеспечения. В то же время компромиссной формой земельных отношений мона¬
стыря с широким кругом светских феодалов была в 40—50-е гг. XVI в. практика
пожизненных и условных держаний ускользающих из их рук вотчин. Она смяг¬
чала болезненность распада старовотчинной структуры и тем самым тормозила
не только его, но в известной мере и само формирование поместной системы с ее
всеобщим служилым статусом землевладения, отрицающим любые формы авто¬
номного феодального патроната.
Расширение же поместной системы за счет черных и дворцовых земель серь¬
езно ограничило для Троицкого монастыря этот традиционный источник роста
его вотчины (в резульгате великокняжеских пожалований и произвольных за¬
хватов). Из 37 земельных конфликтов монастыря за первую половину XVI в. 21
произошел с помещиками и, как правило, из-за стремления каждой стороны по¬
больше захватить себе крестьянских земель на границах своих владений. На
первых порах (в конце XV — первые десятилетия XVI в.) наиболее активной
силой в этой борьбе выглядит Троицкий монастырь. С 20-х же гг. XVI в. помещи¬
ки в отношении его переходят к более инициативным и решительным действиям.
Особенного накала их противоборство с монастырем достигает в 40—50-е гг.,
когда произошло значительное укрепление поместной системы и усиление поли¬
тической роли помещиков.
Не оспаривая у служилых людей их поместных сел как таковых, Троицкий
монастырь препятствовал их хозяйственному освоению, стараясь сохранить при¬
обретенную еще в XV в. хозяйственную инициативу и в более трудных условиях
XVI в. Для помещиков и монастыря борьба за черные земли стала ареной столк¬
новения их интересов как получателей феодальной ренты. Следует учитывать,
что до 60-х гг. продолжался устойчивый хозяйственный подъем в России, интен¬
55
сивно осваивались ее внутренние районы, а сеньориальная рента преобладала
над государственно-централизованной 84.
Позиция государства по отношению к борьбе помещиков с Троицким мона¬
стырем за землю определялась его стремлением к умиротворению обеих сторон,
урегулированию земельных споров и упорядочению земельных границ на ком¬
промиссной основе, предотвращению наиболее острых конфликтов. Дополни¬
тельного анализа требуют приведенные данные о попытке боярского правитель¬
ства в 1542—1543 гг. использовать монастырскую практику пожизненных владе¬
ний для потребностей развития поместной системы, а также приспособить к ней
мелкое (и, видимо, неслужилое) землевладение земцев Подмосковья. Последнее
было важным в плане социальных предпосылок указа 1556/57 г. Интересными
представляются сведения и о многообразии форм совладения феодальной зе¬
мельной собственностью господствующим классом (монастырь и светские вот¬
чинники, монастырь и его слуги, монастырь и помещики, монастырь и государ¬
ство) . Они расширяют наши представления о расчлененной структуре земельной
собственности на этапе зрелого феодализма.
Наши выводы не носят окончательного характера. Необходимо дальнейшее
изучение истории борьбы за землю в России XVI в. и полное выявление и публи¬
кация исчерпывающей документальной базы.
Примечания
1 См.: Черепнин Л. В. Основные этапы развития феодальной собственности на Руси
(до XVII века).—В кн.: Черепнин Л. В. Вопросы методологии исторического исследования.
М., 1981, с. 123—127; Сахаров А. М. Об эволюции феодальной собственности на землю в
Российском государстве XVI в.— История СССР, 1978, № 4, с. 25—29.
2 См.: Кобрин В. Б. Становление поместной системы.—Исторические записки. М., 1980,
т. 105, с. 152—179; его же. Власть и собственность в средневековой России (XV—XVI вв.).
М., 1985, гл. 3. Наиболее полную библиографию этой проблемы см.: с. 235—236.
3 См.: Милов Л. В., Булгаков М. Б., Г а р с к о в а И. М. Об экономической структуре
поместья и вотчины начала XVII в.— В кн.: Россия на путях централизации. М., 1982, с. 145—
146. Выводы авторов основаны на данных писцовой книги 1620—1630-х гг. по Лихвинскому у. См.:
их же. Тенденции аграрного развития России первой половины XVII столетия. М., 1986.
4 Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI в. М., 1987, с. 99—100.
6 Скрынников Р. Г. Экономическое развитие новгородского поместья в конце XV и
первой половине XVI в.—Ученые записки Ленинградского гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена.
1957, т. 150, вып. 1, с. 3—37; Колычева Е. И. Холопство и крепостничество (конец XV—XVI в.).
М., 1971; Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV—начало XVI в. Л.,
1971; Аграрная история Северо-Запада России XVI в. Новгородские пятины. Л., 1974; Наза¬
ров В. Д. Крестьянство России в XVI — первой половине XVII в.— В кн.: История крестьянства
в Европе. Эпоха феодализма. М., 1986, т. 2, гл. 23; Ш а п и р о А. Л. Русское крестьянство перед
закрепощением (XV—XVII вв.). Л., 1987.
6 Кобрин В. Б. Власть и собственность..., с. 93—95, 100—101, 131, 163, 177—178, 183 и др.
7 Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30—50-х годов XVI в.
М.— Л., 1958, с. 407; 3 и м и н А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960, с. 77, 81.
8 Корецкий В. И. Борьба крестьян с монастырями в России XVI в.— Вопросы истории
религии и атеизма. Т. 4. М., 1958, с. 169—215; его же. Правая грамота Троице-Сергиеву мона¬
стырю от 30 ноября 1618 г.—Записки Отдела рукописей ГБЛ. Вып. 21. М., 1959, с. 198—219;
его же. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М.,
1970; Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV—XVI вв. М.— Л.,
1966; Покровский Н. Н. Актовые источники по истории черносошного землевладения в
России XIV — начала XVI в. Новосибирск, 1973; Копанев А. И. Крестьянство Русского Севера
в XVI в. Л., 1978.
9 Ф е д о т о в-Ч е х о в с к и й А. А. Акты, относящиеся до гражданской расправы древней
России, Т. 1. Киев, 1860, № 36, 44, 46, 47, 58—60, 62, 68, 70, 72; Каштанов С. М. По следам троиц¬
ких копийных книг XVI в. Ч. 2. Приложение.— Записки Отдела рукописей ГБЛ. Вып. 40. М.,
1979, с. 48—53.
10 Назаров В. Д.-Из истории крестьянского хозяйства в России XVI в.— Общественно-
политическое развитие феодальной России. Сб. ст. М., 1985, с. 6—20.
11 Н о с о в Н. Е. Губные старосты как агенты правительства Ивана Грозного по земельным
делам.— Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963, с. 193.
12 Судебники XV—XVI вв. М., 1951, с. 28, 100—104.
13 Г о р с к и й А. Д. Борьба крестьян за землю на Руси в XV— начале XVI века. М., 1974,
с. 167—168.
14 Кобрин В. Б. Власть ц-собственность..., с. 107—108.
56
15 Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI
века (далее — АСЭИ). Т. 1. М., 1952. № 61, 571, 628. См. также: Горский А. Д. Указ, соч.,
с. 112, 158, 199; Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси
XV—XVI вв. Переяславский уезд. М.— Л., 1966, с. 23—24, 33; К о б р и н В. Б. Власть и собствен¬
ность..., с. 94—95.
16 Акты Русского государства. 1505—1526 гг. (далее —АРГ). М., 1975, № 61. О выселении
князей Вяземских из их родового гнезда после отвоевания Вязьмы у Литвы в 1493 г. см.: Коб¬
рин В. Б. Власть и собственность..., с. 123—126.
17 В межевых грамотах 1504 г. Ивана III и кн. Юрия Ивановича на Дмитровско-Московском
и Дмитровско-Переяславском рубеже названо несколько помещиков (Д. Жирное, 3. Румянцев,
дьяк Одынец, Пятый), но А. Гладкого среди них нет (Духовные и договорные грамоты великих и
удельных князей XIV—XVI вв. (далее — ДДГ). М.— Л., 1950, № 94, с. 373; № 95, с. 394).
18 Алексеев Ю. Г. Указ, соч., с. 153—154.
19 ЦГАДА, ф. 281. Грамоты Коллегии экономии (далее—ГКЭ). Переяславль, № 120/8844.
20 ЦГАДА, ф. 1209 (Поместный приказ), кн. 254, л. 155 об.
21 АРГ, № 194; АСЭИ, т. 1, № 253, 561.
22 АРГ, № 254; ОР ГБЛ, ф. 303 (Архив Троице-Сергиевой лавры), кн. 518, л. 230—235 об.,
239 и об. (показания монастырского приказчика К. Якушева), 140—240.
23 ЦГАДА, ф. ГКЭ, Муром № 34/7766; Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов
XVI в. (далее — ТКДТ). М.—Л., 1950, с. 71, 157; Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря.
Изд. подг. Е. Н. Клитина, Т. Н. Манушина, Т. В. Николаева. М., 1987, с. 49.
24 АСЭИ, № 520. В 1499 г. в Юрьевском уезде известен сын Е. Максимова Лука (Акты фео¬
дального землевладения и хозяйства XIV—XVI вв./далее — АФЗХ/. М., 1951, ч. 1, № 157).
В межевой книге 1557—1559 гг. поместное село Шадрино названо за М. В. Есиповым с братьями
(ЦГАДА, ф. 1209, кн. 254, л. 208—209об.).
25 АСЭИ, т. 1, № 411,412, 420. Села Шадрино, Кучки и Деревеньки были «прикупами» вел. кн.
Софьи Витовтовны, завещанными ею своему внуку кн. Ю. В. Дмитровскому (ДДГ, № 57, 61, 68).
26 АРГ, № 204. Отец братьев, бывший новгородский посадник Кузьма Феофилактович, из¬
вестен в 1499 г. как судья по Юрьеву (АФЗХ, ч. 1, № 157). В межевой книге 1557—1559 гг.
поместное село Вошна было уже за Г. Сукиным (кн. 254, л. 208—210 об.).
27 АРГ, № 229. Грамоту оформил дьяк Ф. Мишурин и дворецкий кн. И. И. Кубенский.
Алехновы-Белеутовы служили по Дмитрову (ТКДТ, с. 131).
28 АРГ, № 274.
29 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 518, л. 18 об. Иосифо-Волоколамский монастырь также получил земли.
См.: Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России.
Конец XV—XVI в. М., 1977, с. 123.
30 АСЭИ, т. 1, № 649.
31 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 518, л. 331 и об. В 1542/43 г. дер. Куроедова была уже в поместье за
вдовой Игната Матреной (Там же, кн. 530, л. 218 и об.). О раннем наследовании поместий вдовами
см.: Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI в.
СПб., 1897, с. 372.
32 АРГ, № 200 (Село Иевлево с деревнями в волостях Корзеневе и Шеренке).
33 Там же, № 184 (72 деревни в Корзеневе вместе с погостом Кузьмодемьянским; о нем см.:
Чернов С. 3. Корзенев.— Проблемы истории СССР. М., 1983. Вып. 13, с. 19—25).
34 АСЭИ, Т. 1. № 649; АРГ, № 218.
35 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 518, л. 164—165 об., 341—343 об. (показания троицкого слуги
П. Родионова).
36 Абрамович Г. В. Поместная политика в период боярского правления (1538—1543 гг.) .—
История СССР, 1979, № 4, с. 192—199.
37 Нам известны два списка XVII в. этой выписи: 1641 г. (ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 210—
227) и 1685 г. (кн. 536, л. 484—509 об.). О книгах 7051 г. см.: Милюков П. Н. Спорные вопросы
финансовой истории Московского государства. СПб., 1892, с. 69—70; Смирнов И. И. Указ,
соч., с. 215.
38 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 637, л. 283 об.— 294 об. Л. И. Ивина относит 1-ю часть этой росписи
(л. 283 об.— 294 об.) ко времени не позднее 1543 г., а 2-ю часть (л. 295—298) — ко времени не
ранее 1547 г. (И в и н а Л. И. Троицкий сборник материалов по истории землевладения Русского
государства XV—XVI вв.—Записки ОР ГБЛ. Вып. 27. М., 1965, с. 150—153).
39 Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.—Л.,
1947, с. 305; 3 и м и н А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 84—85. Об испомещении группы двор¬
цовых слуг в 1539—1540 гг. на тверских землях пишет Е. И. Колычева, (см.: Кол ы ч ев а Е. И.
Аграрный строй России, с. 17.)
40 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 222, кн. 637, л. 289 об. В конце XVI в. дер. Степанова числилась
уже за монастырем (Писцовые книги Московского государства XVI в. СПб., 1872. Отд. 1, с. 246.)
41 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 214—215; кн. 637, л. 287 об. В 1520-е гг. известна вотчинная
земля Лычовская, принадлежавшая Руготиным (АРГ, № 192). Запись о смерти В. А. Руготиной
в 1543 г. см.: Вкладная книга, с. 61.
42 См. о нем: Веселовский С. Б. Указ, соч., с. 214—215; Корецкий В. И. Развитие
феодальной собственности в России XVI в.— Социально-экономические проблемы развития рос¬
сийской деревни в феодальную и капиталистическую эпохи. Ростов н/Д, 1980, с. 38.
43 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 217 об.; кн. 637, л. 289 об.
44 Там же, кн. 530, л. 218 об., 219 об.
57
45 См. о ней: Рождественский С. В. Указ, соч., с. 27; С м е т а н и и а С. И. Изменение
форм ренты во второй половине XVI в.— Феодализм в России. Юбилейные чтения, посвященные
80-летию Л. В. Черепнина. Тезисы докладов и сообщений. М., 1985, 42.
46 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 569, л. 6 об., 8, 17 об., 28 об., 29, 42 об., 50—52 об., 78 об., 80 об., 92, 95 и об.
И Д1>47 Там же. кн. 530, л. 34 и об. (ср.: АРГ, № 153; кн. 518, л. 187-188 об.); ЦГАДА, ф. ГКЭ,
Переяславль, № 120/8844.
48 АРГ, № 276; Ф е д о т о в-Ч еховский А. А. Акты..., № 36.
44 Там же, № 58. О высоком государственном положении Чулковых см.: Назаров В. Д.
О структуре Государева двора в середине XVI в.— Общество и государство феодальной России.
М., 1975, с. 52; Б ы ч к о в а М. Е. Состав класса феодалов в России XVI в. М., 1986, с. 141; ТКДТ,
с. 81, 201.
50 ЦГАДА, ф. ГКЭ, Переяславль № 142/8866, 149/8873, 151/8875. Село Бакино Чулковы
продали монастырю за 1300 руб. с доклада дворецкому Д. Р. Юрьеву в 1549 г., но в опричнину
Иван IV отобрал его у корпорации (ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 658, л. 85 об., 87 об.).
61 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 690 об.
62 АФЗХ, ч. 1, Кв 23; см.: Алексеев Ю. Г. Указ, соч, с. 133. Зело Бакино в 1519 г. при¬
надлежало дяде Федора Чулкова, А. А. Чулкову, с братьями.
63 Ф е д о т о в-Ч еховский А. А. Акты, Кв 46, 58, 61.
64 Полных писцовых описаний Бежецкого уезда за первую половину XVI в. не сохранилось.
Упоминания о них см.: Милюков П. Н. Спорные вопросы, с. 160-161; Акты феодального
землевладения и хозяйства. Акты Московского Симонова монастыря (1506-1613 гг.). Сост.
Л. И. Ивина. Л., 1986, Кв 63.
58 Федотов-Чеховский А. А. Акты..., Кв 68.
58 Там же, Кв 70.
87 Акты Археографической экспедиции (далее —ААЭ). СПб., 18:16, т. 1, Кв 203 (ср.: АСЭИ,
г. 1, Кв 573 — повоз существовал и в суздальской вотчине монастыря в селе Шухобалове в конце
XV в.); ЦГАДА, ф. ГКЭ, по Бежецку, Кв 69/1173.
8* ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 604, л. 61 об.—62, 114, 164 об. Об организации барщины в монастыр¬
ских имениях во второй половине XV—XVI в. см: Колычев Е. И. Аграрный строй России
XVI в., с. 79—80 (господская запашка имелась в основном в крупных селах и обрабатывалась
крестьянами окрестных деревень).
89 Ф е д о т о в-Ч е х о в с к и й А. А. Акты..., Кв 65 (Ф. И. ЧулкоЕ судил в 1550 г. земельный
спор Троицкого Усть-Шехонского монастыря с Ворбозомской волостью в Белозерском уезде).
80 Там же, Кв 60, 62; ЦГАДА, ф. ГКЭ, Бежецк, Кв 116/1220; ф. 1209, кн. 20, л. 127-130
(поместьем С. П. Дементьева в 1556 г. владела уже его вдова и сын); ТКДТ, с. 81, 203.
81 Ф е д о т о в-Ч е х о в с к и й А. А. Акты..., К» 58, 60, 61; 3 и м и н А. А. Указ, соч., с. 81;
Кобрин В. Б. Власть и собственность..., с. 177.
” К а ш т а н о в С. М. Указ соч., с. 49—53; Ф е д о т о в-Ч еховский А. А. Акты..., К» 59.
83 Там же, Кв 44, 47; ЦГАДА, ф. ГКЭ, Бежецк, Кв 79/1183. С» проникновении Троицкого
монастыря на земли черной Кобылинской волости в XV в. см.: АСЭИ, т. 1. Кв 363, 373, 568.
О Мансуровых см.: Бычкова М. Е. Указ, соч., с. 119, 142; ТКДТ, с. 115, 125, 201.
84 ЦГАДА, ф. ГКЭ, Можайск, Кв 14/7615; ПКМГ, Отд. 1, с. 686.
88 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 530, л. 475-481.
88 ЦГАДА, ф. ГКЭ, по Звенигороду К» 22/4696, 23/4697, 24/4693, 25/4699.
87 Т о к м а к о в И. Ф. Историко-статистическое описание г. Киржача Владимирской гу¬
бернии. М., 1884, с. 97—99; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 81; его же. Крупная
феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России, с. 203; К о б р и н В. Б. Власть и
собственность..., с. 11, 131, 177, 183.
88 Судебники ХУ-ХУ1 вв„ с. 170-171, 296-297.
89 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 20, 254. Обе книги подлинные, имеют по листам скрепу подьячего
М. Н. Чуфарова (о нем см.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. М., 1975,
с. 570). Водяной знак рукописей — сфера и кувшин (1550-- 1560-е гг., см.: Тромонин К. Я.
Знаки писчей бумаги. М., 1844, Кв 357—359, 666, 685). Книга Кв 20 известна также и в списке
XVIII в.— ЦГАДА, ф. ГКЭ, Бежецк, Кв 349/1453.
70 Федотов-Чеховский А. А. Акты..., Кв 68, 70; ср.: ЦГ АДА, ф. 1209, кн. 20, л. 1—9.
71 Книга 20 была известна еще дореволюционным исследователям, а ее бежецкий раздел даже
частично опубликован. См.: И в а н о в П. И. Обозрение поместных прав и обязанностей, в России
существовавших. М., 1836, с. 150—152; его же. Опыт исторического исследования о межевании
земель в России. М., 1846, с. 18—19; Неволин К. А. Об успехах генерального межевания в
России до императрицы Екатерины II.— В: Неволи н К. А. Поли. ообр. соч., т. IV. СПб, 1859,
с. 456—460; Герман И. Е. История русского межевания. М., 1)14, с. 66—67. См. также:
Алексеев Ю. Г., Копанев А. И. Развитие поместной системы в XVI в.—Дворянство и
крепостной строй России XVI—XVIII вв. М., 1975, с. 68—69; И в и н а Л. И. Внутреннее освоение
земель России в XVI в. Историко-географическое исследование по материалам монастырей. Л.,
1985.
72 О книге 254 подробнее см.: Алексеев Ю. Г. Межевая книга вотчин Троице-Сергиева мо¬
настыря 1557—1559 гг.— Вопросы историографии и источниковеденг я истории СССР. Л., 1963,
с. 500—503.
73 ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 532, л. 1361 и об; кн. 662, л. 565 об.— 566 [«зри в однех книгах» меже¬
58
вую книгу кн. А. И. Стародубского и книгу кн. П. Б. Ромодановского); кн. 663, л. 800 об., 801 об.;
кн. 666, л. 442 об., 443 («в одной книге и по досмотру ветха, местами листов нету»).
74 См.: Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история..., с. 140—161 и др.; И в и н а Л. И.
Троицкий сборник материалов..., с. 152; Чернов С. 3. Воскресенская земля Троице-Сергиева
монастыря.— Археографический ежегодник за 1981 год. М., 1982, с. 95—109; его же. Вотчина
Ворониных.— Вестник Московского университета, сер. истор., 1982, № 6, с. 80—94. В кн. 254
содержится ценный материал о светском феодальном землевладении в период реформ 1550-х гг.,
в частности о подмосковных поместьях «тысячников» (кн. А. М. Курбского, А. Маркова, А. Сатина,
кн. И. М. Вешнякова, А. И. Шеина), о вотчинах А. Ф. Адашева, кн. И. Д. Бельского, И. М. Виско-
ватого. Данные эти не привлекались И. И. Смирновым и А. А. Зиминым в полемике о том, был ли
реализован указ 1550 г. об испомещении 1000 «лучших слуг». Весьма ценны также и сведения
кн. 254 о владениях крупнейших монастырей, митрополичьей и владычных кафедр. Была бы весьма
полезной публикация кн. 254 как чрезвычайно содержательного исторического источника.
76 ЦГАДА, ф. ГКЭ, Ростов, № 25/10562; кн. 20, л. 355—256.
76 Там же, кн. 254, л. 9 об.— 11; кн. 637, л. 430 об.— 432.
77 Там же, ф. ГКЭ, Юрьев, № 10/14560.
78 Там же, кн. 254, л. 84. Следующие листы 84 об.— 85 оставлены чистыми, вероятно, кн.
Ромодановский предполагал записать на них межи, когда ему будут предоставлены списки
«из-за бояр», но этого так и не произошло.
79 Там же кн. 254, л. 217 об.— 218 об. Там же названо село Зерзнево, принадлежавшее
Д. Р. и В. М. Юрьевым, причем оно фигурирует одновременно и как их поместье, и как вотчина.
Именование видов феодальной земельной собственности в межевых материалах, видимо, вообще
имело свои особенности.
80 Там же, кн. 254, л. 119, 152 об., 116—166 об. (спорные земли Троицы и Симонова мона¬
стыря в Верхнем Березовце Костромского уезда, Троицы и черных крестьян Усольского Верховья
Галицкого уезда). В названных уездах кн. 254 фиксирует еще очень значительные массивы черных
крестьянских земель.
81 ААЗ, т. 1, Кв 296; Шумаков С. А. Сотницы, грамоты и записи. Вып. 1. М., 1899,
с. 88-89; ЦГАДА, ф. 1209, кн. 22, л. 69 об., 83 об., 466 об.; кн. 24, л. 508; ОР ГБЛ, ф. 303, кн. 573,
л. 302 об., 304 об.
82 См.: Корецкий В. И. Развитие феодальной собственности в России XVI в., с. 40--41.
83 Киселев Е. А. Феодальное землевладение Ярославского уезда середины XVI — первой
трети XVII в. по писцовым книгам. Автореф. канд. дис. М., 1978, с. 12.
84 См.: НазаровВ. Д. Крестьянство России..., с. 421, 432—433; И в и и а Л. И. Внутреннее
освоение земель в России...; Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI в., с. 203—204.
59
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Б. П. КУРАШВИЛИ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА СТАЛИНИЗМА
Как и три десятилетия назад, Сталин и его эпоха опять стали предметом
яростных споров. Одни считают Сталина выдающимся деятелем, другие —
палачом, преступником. Было высказано мнение, что и та, и другая оценки
естественны, а их сочетание невозможно 1. Отчего же, однако, невозможно?
Сочетание не невозможно, а неизбежно: такова объективно сама действитель¬
ность. Дело лишь в том, что это сочетание не должно быть механическим, внеш¬
ним, эклектическим. Мало сказать, что, с одной стороны, было то, а с другой —
это, нужно воспроизвести органическое единство, в котором то и это сливались
в реальной истории.
Как комплекс характерных особенностей нашей истории, связанных с име¬
нем Сталина и несущих на себе печать его деятельности, «сталинизм», вклю¬
чающий «сталинщину», но не сводимый к ней,— явление огромных масштабов.
Сталин не уходит из нашей повседневной духовной и политической жизни.
Очевидно, никогда и не уйдет, как не ушли Иван Грозный и Петр Первый.
Он не будет забыт и в мировой истории, как не забыты Цезарь, Кромвель, Ро¬
беспьер, Наполеон. Суждения о нем никогда не будут однозначными. Тем более
сейчас, когда его действия еще воспринимаются живущими через призму их
собственных судеб и судеб близких.
Сталинизм нельзя, единожды прокляв, обойти, замолчать, закрыть — его
придется много, много раз раскрывать и постигать. У нас эта работа только
начинается. В ней исключительно важно не смешивать основные исторические
факты и факты частные, хотя бы и кричащие. И не менее важно отделять досто¬
верные факты от предположительных умозаключений о фактах и от их истолко¬
ваний. Как ни. трудно при анализе этого явления удержаться от пристрастий и
следовать принципу исторической объективности, к этому нужно стремиться.
Только это отличает научное исследование от идеологических и политических
спекуляций, для которых сталинизм создает безграничные возможности.
Логика нравственного очищения и оздоровления общества привела к тому,
что в ходе перестройки едва ли не наиболее влиятельным идеологическим тече¬
нием стал антисталинизм. А логика публицистических и беллетристических
увлечений — к тому, что его преобладающей формой стал антисталинизм одно¬
сторонний, грубо упрощенный, вульгарный. Этому способствовала слабость
казенного, апологетического обществоведения. Тем не менее именно за обще¬
ствоведением, только не апологетическим, а независимым от политических
поветрий, остается последнее слово.
Вульгарному антисталинизму самим его объектом обеспечена вечная жизнь
в определенном секторе массового сознания. Как, впрочем, и вульгарному
сталинизму. Научное исследование сталинизма должно привести к сущностно-
Курашвили Борис Павлович, доктор юридических наук, ведущий научный сотрудник Инсти¬
тута государства и права АН СССР.
60
му, конструктивному отрицанию этого явления. Мавр сделал свое дело нелуч¬
шим образом, за что и предается суду истории. В новое, наше время он должен
уйти, освободив место для принципиально иной идеологии, политики, системы
управления. Не с лучшим мавром, мавром-либералом, мавром-душечкой (все
они начинают с добрых намерений), а вовсе без мавра (вождя), во власть
которого случай отдает слишком уж многое. В обеспечении такого развития —
задача серьезного антисталинизма.
Значительная часть статьи с точки зрения приема описания нетрадиционна.
Автор мысленно проникает внутрь описываемого явления, в его сердцевину,
пытается говорить языком самого исследуемого объекта, который ничего не ута¬
ивает, но вместе с тем и озабочен историческим самооправданием. Сталинизм
описывается таким, каким он, скорее всего, видел себя в политической доктрине,
которую в конце 20-х — начале 30-х гг. разработало и имело не столько на
бумаге, сколько в голове, высшее руководство страны.
Сталин был сформирован эпохой неистовой, непримиримой социально-
политической борьбы и ходом этой борьбы выдвинут на ключевой пост, в центр
национальной, а потом и мировой политики. Мы оцениваем еще живые в памяти,
недавние события, глядя на них из принципиально другой эпохи — эпохи отно¬
сительного социально-классового и межгосударственного примирения, начав¬
шегося попятного движения человечества от пропасти самоуничтожения, эпохи
открывшегося наконец строительства нормального социалистического общест¬
ва. Ту эпоху понять сейчас трудно. А понять нужно, ибо без этого нет целостного
представления истории как непрерывающегося потока событий.
Политическая доктрина сталинизма не была выражена в явном виде и пол¬
ностью ни в выступлениях Сталина (при всей их прямоте), ни в законо¬
дательных и иных решениях тех лет. Ряд ее элементов проявился достаточно
отчетливо, другие лишь угадываются как вероятная подоснова предпринимав¬
шихся мер. Можно ли на почве всей совокупности исторических фактов --
заявлений, действий, событий — реконструировать, мысленно воссоздать поли¬
тическую доктрину сталинизма в ее целостности? Да, можно. Каждый раз
с той степенью достоверности, которая обусловлена и мерой фактической осве¬
домленности, и реальными достижениями обществоведения, в частности исто¬
рии, и интуицией исследователя. В настоящее время уже назрела необходимость
сделать это на уровне рабочей гипотезы.
* * *
Основные предпосылки. Чтобы руководить, надо предвидеть. И предвидеть
далеко. Предстоящая история: 1) лет десять до войны; 2) большая война. Оба
эти периода явятся органическим продолжением крайне острой, яростной
социально-классовой и межгосударственной борьбы, начавшейся в начале века
и достигшей первого пика в мировой войне и Октябрьской революции. Второй
пик впереди. Политика созидания,текущего социалистического строительства
в основных своих чертах предопределяется не самими целями этого строительст¬
ва, а тем, что оно сменится периодом полномасштабной современной войны, в ко¬
торой будет решаться судьба социализма и страны.
Может ли СССР спокойно вести социалистическое строительство и лишь
непосредственно перед войной заняться подготовкой к ней, чтобы встретить ее во
всеоружии? Может ли СССР, на худой конец, прервать полномасштабное
социалистическое строительство за три-четыре года до начала явно назреваю¬
щей войны, чтобы целиком переключиться на подготовку к ней? Принимая
желаемое за действительное, легко ответить на второй и даже на первый вопрос
положительно. Это было бы роковой ошибкой. Вопреки тому, что думают многие
или почти все, на первый и даже на второй вопрос должны быть даны категори¬
чески отрицательные ответы.
Глубокая отсталость страны вынуждает к тому, чтобы подготовка к отраже¬
61
нию военного нашествия империализма осуществлялась с наивысшим напряже¬
нием задолго до войны, с упреждением в 10-15 лет, на протяжении которых
социалистическое строительство должно вестись с максимальным учетом всего
того, что необходимо для обеспечения обороноспособности страны.
Экономическая и социально-культурная деятельностэ общества подчинена
соответствующим объективным законам. Политика социалистического строи¬
тельства тем успешнее, чем полнее она основывается на использовании этих
законов. Политическая борьба и ее крайняя форма — вооруженная борьба —
тоже имеют свои объективные законы. Требования объективных законов со¬
циалистического строительства и объективных законов политической борьбы
могут расходиться. Каким требованиям отдать предпочтение? Вопреки тому,
что думают многие или почти все, в предстоящий период нужно отдать
предпочтение требованиям объективных законов политической борьбы. Таково
жесткое ограничение, накладываемое историей на весь процесс позитивного
социалистического строительства.
Общая политика, внутренняя и внешняя. Социализм в СССР — законное
дитя истории. Но дитя преждевременное, родившееся в капиталистически не¬
достаточно развитой, отсталой стране. Мировая революция не спешит ему на
помощь. Мечтаниям о мировой революции надо положить конец.
Да, социализм в СССР долго будет стирать с себя печать недоношенности,
изживать остатки утробной, дородовой недоразвитости. И тем не менее должна
быть реализована классическая теоретическая схема социализма — общества,
основанного на безраздельном господстве общественной собственности, а не
какая-то схема полусоциализма с неопределенно долгим сохранением многоук-
ладности, мелкобуржуазности, «врастающего» в социализм кулацкого хозяйст¬
ва. История недолго будет терпеть такого уродца. Нэп был гениальным выходом
из разрухи, хорошим средством восстановления хозяйства, но не годится в
качестве постоянной политики. Даже при значительных чисто экономических
успехах нэп приведет к чрезмерной для социализма стихийности, росту капита¬
листических элементов, усилению их влияния и давления на пролетарское го¬
сударство, общему политическому разложению.
Нэп сковывает возможности форсированного развитии. Между тем экономи¬
ческая и культурная отсталость должны быть преодолены не самотеком, не
естественным ходом вещей, а именно форсированно, на базе максимально
интенсивного использования морально-политического и организационного фак¬
торов. Пусть на грани волюнтаризма, с подталкиванием и подстегиванием
страны. Даже так. Слабость экономического и культурного потенциалов, пока
она не преодолена, должна быть компенсирована предельным и даже чрезмер¬
ным использованием морально-политического и организационного факторов.
На безрыбье и рак рыба.
Нэп должен быть отменен. Предстоит в полную меру эеализовать ленинское
положение о первенстве политики над экономикой, о первенстве политики в об¬
щественной жизни в целом. У советского социализма один путь — стать и долго
быть социализмом максимально, если угодно, ненормально политизированным.
Тот, кто хочет иметь .социализм, должен принять идею предельной политизации
и служить ей. Кто не принимает предельно политизированного социализма и не
служит такому социализму, тот, каковы бы ни были его намерения, встревая
в политику, объективно будет вредить социализму. Иного не дано. Нэп —
альтернатива абстрактно-теоретическая, спокойная, удобная, манящая, но в
практическом отношении — кажущаяся, ложная, размягчающая и разлагаю¬
щая. Реальной альтернативы предельно политизированному социализму у нас
нет. Таков диктат внутренних условий развития страны.
Таков же диктат внешних условий. Что такое «шестая часть Земли с наз¬
ваньем кратким Русь» перед лицом враждебного ей капиталистического мира?
Территория у первой страны социализма и большая, и обильная. Природных ре¬
сурсов и пространства достаточно. Достаточно и людских ресурсов — около
62
10% населения мира, всего лишь вдвое меньше, чем совокупное население шести
крупных империалистических держав — США, Англии, Франции, Германии,
Италии, Японии. Это прекрасно. Дальше — хуже. Объем промышленного произ¬
водства — меньше 5% мирового. Значит, уровень промышленного производства
на душу населения вдвое ниже среднего общемирового. Среднемировой уро¬
вень — низкий. Наш — ниже низкого. А мировое промышленное производство
процентов на 80 сосредоточено в крупных империалистических государствах --
у потенциальных противников СССР. Их экономическое, военно-экономическое
и военно-техническое превосходство — подавляющее. Пока они выпутываются
из внутренних противоречий, формируются в два противостоящих друг другу
блока, уничтожают и делят в воображении СССР, страна должна стать в исто¬
рически самый короткий срок индустриальной державой. Значит, и с точки
зрения внешних условий необходимо всемерное, если угодно, волюнтаристское
использование морально-политического и организационного факторов для пре¬
дельно форсированного экономического и культурного развития с абсолютным
приоритетом для всего, что ведет к созданию современного военного потенциала.
Все зависит от условий, места и времени. И внутренние, и внешние условия
оставляют социализму только этот путь к выживанию. В этом суть общей
политики, сменяющей нэп. В основной своей части и в доступной общему пони¬
манию форме она должна быть выражена как генеральная линия на всемерное
форсирование индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства
и на усиление обороноспособности. Эта новая общая политика должна прони¬
зывать все сферы жизни, без единого исключения.
Социально-экономическая и аграрная политика. Отмена нэпа не есть возврат
к политике «военного коммунизма» с его наивно-романтическими, легкомыслен¬
ными, «кавалерийскими», наездническими, оторванными от реальности попытка¬
ми ввести непосредственное распределение, упразднить торговлю и деньги. По¬
лезные завоевания нэпа сохраняются. Товарно-денежные отношения, хозрасчет
переходят из нэпа в новый экономический механизм, но приспосабливаются
к его новому назначению, цель которого, с одной стороны, выжать максимально
высокие темпы общего экономического роста, а с другой — обеспечить наиболь¬
шую перекачку средств из сельского хозяйства в промышленность, а в промыш¬
ленности — из легкой в тяжелую, из гражданской в военную. Темпы роста имеют
огромное значение. Но еще большее значение имеют структурные изменения,
создание и реконструкция отраслей, составляющих военно-экономический по¬
тенциал. Ради него можно поступиться всем. В самом крайнем случае — даже
темпами общего роста. Задолго до войны — все для победы.
Народное потребление ограничивается прожиточным минимумом. Допу¬
скается его падение временами ниже этого уровня. Вместе с тем обеспечивается
незначительный рост уровня потребления, достаточный для того, чтобы трудя¬
щиеся почувствовали, что социализм хотя бы в тенденции, хотя бы в перспек¬
тиве обещает обеспеченную жизнь. То же самое в части распределения по труду.
Различия в оплате труда минимальные, но имеющие стимулирующую силу.
Фундаментальный принцип социализма — «от каждого — по способностям,
каждому — по труду» фактически превращается в мобилизационный принцип:
«от каждого — по общественным потребностям с учетом также и способностей,
каждому — прожиточный минимум с небольшими добавками по характеру и
результатам труда».
В организации производства — минимум демократии и максимум государст¬
венного, жестко централизованного распорядительства в планировании, снаб¬
жении, ценообразовании, определении уровня оплаты труда, распределении
трудовых ресурсов по отраслям и предприятиям. В меру хозяйственной целе¬
сообразности — административное ограничение свободы выбора места работы
и жительства, особенно для сельского населения (некоторое подобие крепост¬
ного права).
Ленинская формула о прочной опоре на бедноту, союзе с середняком и
63
борьбе с кулаком реализуется в новых формах, новыми методами. Во-первых,
кулачество не ограничивается, а окончательно искореняется; примерно миллион
кулацких хозяйств ликвидируется, семьи либо высылаются в отдаленные райо¬
ны, где есть недостаток в трудовых ресурсах, либо стихийно расселяются вне
прежних мест жительства. Во-вторых, если не все, то большинство середняков и
убеждением, и нажимом, в частности показательным «раскулачиванием» особо
сопротивляющихся, вовлекается в коллективные хозяйства. В-третьих, бедняки,
как правило, получают руководящее положение в колхозах, а также преиму¬
щества в дележе необобществляемого и остающегося бесхозным имущества
раскулаченных. Последний эксплуататорский класс ликвидируется. Деревня
превращается в социально однородную.
Сплошная коллективизация проводится невзирая на неизбежное временное
падение производства из-за того, что сельское хозяйство лишается значитель¬
ного числа наиболее энергичных, квалифицированных и культурных работников,
какими большей частью, конечно, являются кулаки и зажиточные середняки,
а компенсация этих потерь потребует времени. Допускается отставание в снаб¬
жении деревни тракторами и другими машинами от темпов коллективизации.
Формируется система гарантированного получения государством товарной
части продукции по заниженным заготовительным ценам (сдача продукции как
«первая заповедь»). Сельское хозяйство используется тем самым (в частности,
через экспорт зерна и импорт оборудования) как главный источник накоплений
для индустриализации, хотя бы это и вызывало недовольство по поводу взима¬
ния «дани» с крестьянства. Считается терпимым низкий уровень оплаты трудо¬
дней и даже «пустой» трудодень, хотя это и нежелательно. В этом случае
государство как бы расплачивается с крестьянами в основном тем, что при
условии выполнения установленного минимума трудодней колхозники стабильно
пользуются предоставленными им приусадебными участками (примерно 3% от
общей площади сельскохозяйственных угодий). По возможности обеспечи¬
вается небольшой, но заметный и обнадеживающий рост жизненного уровня
колхозного крестьянства.
Идеология и нравственно-политическая культура. Фактически — без упот¬
ребления фиксирующего данное положение термина — разрабатывается и про¬
пагандируется идеология «мобилизационного» социализма. Подчеркивается
и выпячивается отсутствие эксплуатации человека человеком, а не демократизм
и благосостояние; единство коренных интересов народа, а не специфика и рас¬
хождение интересов разных слоев и групп, национальностей и народностей;
социально-экономические права и их фактическое обеспечение социа¬
листическим строем, а не политические права и их юридическое гарантирова¬
ние. Критика «мобилизационного» социализма как казарменного, хотя бы она
и имела основания, объявляется ревизионистской и клеветнической. Социа¬
листический демократизм толкуется главным образом в том смысле, что партия
и государство служат интересам народа и потому пользуются всенародной
поддержкой. Вместе с тем классические демократические права и свободы
провозглашаются, поддерживается их формальная, декларативная жизнь, они
сохраняются в сознании народа как принципиальная основа социализма и его
вдохновляющая перспектива.
Необозримое и неоднозначное идейное богатство марксизма-ленинизма сво¬
дится к его простой сути, к его доступной широкому пониманию сердцевине,
к целенаправленно выбранным, систематически изложенным, пусть при этом
упрощенным и схематизированным положениям — положениям, которые тесно
связаны с принятой политической линией, теоретически объясняют ее, дают уве¬
ренность в ее научной обоснованности. Эти положения объявляются единствен¬
но верным и достаточным развитием марксизма-ленинизма применительно к це¬
лому историческому периоду строительства социализма в одной стране в усло¬
виях капиталистического окружения. Все, что выходит за рамки комментиро¬
вания этих положений, все, что противоречит им, отвергается как излишнее
64
и вредное. Никакого чрезмерного погружения в теорию, оторванную от прак¬
тического действия. Дальнейшая теоретическая разработка фундаменталь¬
ных проблем марксизма-ленинизма приостанавливается.
Идеологическая работа концентрируется на трех направлениях. Первое —
социалистический патриотизм. Социалистическое Отечество — превыше всего!
Отношение каждого к социалистическому Отечеству определяется не по гром¬
ким словам и заверениям, а по конкретным трудовым и боевым делам. Второе —
социалистическое трудовое и интернациональное братство. Допустимое при со¬
циализме социальное неравенство и вытекающие из него расхождения инте¬
ресов сводятся к минимуму. Какая бы то ни было конкуренция исключается.
Допускается и поощряется социалистическое соревнование: один работает
хорошо, другой — лучше, передовик помогает отстающему. Социальные отно¬
шения -- это всецело направляемые, организуемые и руководимые государством
отношения товарищеского сотрудничества и братской взаимопомощи работни¬
ков, граждан, коллективов, общностей, объединенных единством коренных
интересов и политических целей. Все это распространяется и на межнациональ¬
ные отношения, составляя их фундамент и повседневную жизнь. Третье нап¬
равление — максимальная идеологизация нравственности. Морально то, что
служит социализму и социалистическому Отечеству. Идеология и ее выражения
в политике сращиваются с моралью, составляют ее доминанту, становятся
высшим критерием в моральной оценке социального поведения и даже мало-
мальски социально значимых фактов личного поведения людей. Эта линия
реализуется вопреки сколь угодно обоснованным обвинениям в идеологическом
терроризме, в подавлении свободы личности, в отрицании автономности и суве¬
ренитета, общечеловеческой морали, в ее политическом проституировании и т. д.
Данные идеологические принципы составляют социалистический символ
веры. Отступления от него грозят виновному утратой уважения окружающих,
остракизмом, отлучением от общества, чем-то вроде церковной анафемы. Было
и остается верным: «высший закон — благо революции».
Пропаганда внедряет отобранные и отфильтрованные положения маркси¬
стско-ленинской теории, идеологические и моральные принципы в народное
сознание, приспосабливая их к интересам и пониманию различных слоев и групп,
дискредитируя и вытесняя все и всяческие идейные альтернативы, способные
ослабить или расстроить нужную социально-политическую активность, едино¬
душную поддержку принятого политического курса. Общий итог — сознатель¬
ная, а неплохо и фанатичная, преданность большинства народа великим
социалистическим идеалам в том виде, как они осуществляются «здесь
и теперь».
Важнейшее направление в развитии массовой политической культуры —
воспитание сознательной и вместе с тем железной дисциплины. Нужно сломить
естественные для мелкобуржуазной в основном массы населения страны анархи¬
ческие традиции, «антиказенную», бунтарскую, бурсаческую психологию, лег¬
комысленную склонность полагаться на авось. Главное — сломить все это и
сформировать народную привычку к исполнительной дисциплине. Отсюда —
жесткие требования и к школе, и к организации коллективного производитель¬
ного труда, и к проведению общественных кампаний.
Важнейший элемент массовой политической культуры — привычка к неукос¬
нительному выполнению партийных директив, законов, распоряжений. Но вме¬
сте с тем — требовательное, критическое отношение к бездеятельному и корыст¬
ному начальству, как правило, непосредственному, низовому, высокое же на¬
чальство неприкосновенно до особого на то указания. Критика высшего поли¬
тического руководства не допускается как дискредитирующая строй и полити¬
ку. Критика бюрократического начальства разрешается и поощряется как сред¬
ство контроля и воспитания.
Общеизвестно, что идеология господствующего класса является обычно
преобладающей в обществе идеологией. Но простого преобладания мало.
3 История СССР. № 5
65
Оно предполагает существование более или менее влиятельных конкурирующих
идеологий. К ним в норме можно относиться терпимо. Но только в норме,
в условиях достаточной стабильности. «Здесь и теперь» это недопустимо.
Необходимо больше, чем преобладание, а именно: максимально возможная
монополия социалистического идейного влияния. Никакого духовного
двоевластия! Ничего такого, что питало бы раздвоенность политического соз¬
нания, толкало к поискам уже найденных идеалов! Это особенно важно
в России, где литература и вообще художественное творчество, пользуясь
непопулярностью и беспомощностью официальной идеологии, традицион¬
но определяли идеологические ориентации фрондирующего, демонстрирующего
самостоятельность образованного слоя.
Чем шире распространяется образованность в народе, тем важнее контро¬
лировать художественное творчество как сильнейшее средство идеологического
воздействия на народ. Главная сила — литература и в целом искусство социа¬
листического реализма. Формируется союз с творческой интеллигенцией, стоя¬
щей на социалистических позициях. Но и эта группа интеллигенции подлежит
контролю. Тем более другие группы. Необходима жесткая идеологическая цен¬
зура. И самоцензура. Если Маяковский «смирял себя, становясь на горло
собственной песне», то можно и нужно требовать того же от всех других. Или
смирять их, если они не в состоянии понять всей важности морально-полити¬
ческого сплочения народа перед лицом смертельной угрозы социализму и бес-
прецедентности задач, стоящих перед страной, в любви которой все клянутся
одинаково пылко. Невозможно уклоняться от необходимости сколь угодно
жестко смирять тех «мастеров культуры», которые сейчас вредят и мешают и не
в состоянии дождаться времен, более благоприятных для желанной и желатель¬
ной свободы художественного творчества. То же самое относится к идеологи¬
ческой стороне общественных наук.
Безграничная свобода научного творчества открывается в практических
приложениях естественных наук, в технических науках, в изобретательстве,
в освоении научно-технических достижений, служащих интересам народного
хозяйства и обороне. По этому каналу и должна быть направлена интеллек¬
туальная творческая активность, сюда нужно привлекать одаренных людей,
создавать благоприятные условия для действительно полезной «здесь и теперь»
работы. «Здесь Родос, здесь прыгай!»
Военная политика. Успешное отражение военной интервенции в годы граж¬
данской войны — хороший материал для военно-патриотической пропаганды.
Дело пропаганды — не допускать пораженческих настроений, внушать уверен¬
ность в том, что победа в возможной войне будет одержана. Народ, не уверен¬
ный в победе в надвигающейся войне, уже проиграл ее. Нужно петь мужествен¬
ные и бодрые песни о войне. Но пропагандистские песни и сказки не должны
затуманивать головы ответственным политикам и военным, скрывать коренной
факт — неблагоприятное для нас соотношение сил, чреватое сокрушительным
поражением. Войну лоб в лоб с крупным империалистическим государством
нельзя смешивать с отражением интервенционистских экспедиционных сил,
которые несут лишь малую долю его военной мощи и решают ограниченную
задачу. Страна должна быть подготовлена к тягчайшему испытанию — к совре¬
менной войне во всех ее измерениях, а именно к войне на уничтожение, к народ¬
ной войне, к технической войне («войне моторов»).
Война есть, по выражению Маркса, «человекоубойная промышленность».
Это своеобразное «производство», имеющее свои объективные законы. Объек¬
тивные законы этого «производства» повернуты к нам своей суровой, невыгод¬
ной стороной. Правде нужно смотреть в лицо. «Производительность труда»
в этой «промышленности», т. е. соотношение числа убитых солдат каждой сто¬
роны приблизительно соответствует общему соотношению уровней производи¬
тельности общественного труда в той и другой стране. Мы уступаем в уровне
производительности общественного труда крупным империалистическим госу¬
66
дарствам раз в пять, если не более. Значит, столь же огромное отставание
в «человекоубойной промышленности». Значит, при прочих равных условиях
будем в общем нести раз в пять больше потерь, чем противник. Такова неумоли¬
мая тенденция. При прочих равных условиях. Но и они могут быть неравными
к нашей невыгоде. Известно, что организация удесятеряет силы. Но высокая
организация обычно сопутствует высокому уровню производительности общест¬
венного труда, обусловливается таким уровнем, является его элементом. Значит,
отнюдь не исключено, что преимущества в организации могут удесятерять не
наши силы, а силы противника. Значит, удесятерять наши потери. Это сделало
бы потери непереносимо большими. Терять, как и в первую мировую войну,
придется больше, но есть предел. Вдвое, втрое вынести можно, впятеро —
нельзя.
Ситуация такова, что даже при больших людских ресурсах и большом про¬
странстве, на котором противник будет распылять свои войска, перспективы
войны при сложившемся соотношении сил для нас самые мрачные, если не
считать приемлемой такую перспективу, как утрата социалистической, а то и
всякой государственности и ведение после этого долгой подпольной и повстан¬
ческой борьбы. Такова суровая правда, требующая крайнего образа действий
в целях непременного крутого изменения сложившегося соотношения сил.
Военная политика, основанная на признании неизбежности войны и ориен¬
тирующаяся не на «терпимое» поражение (в войне на уничтожение нового
общественного строя, а то и самого народа, которую империалистические го¬
сударства будут вести против первой страны социализма, такой исход в отличие
от времен Брестского мира теперь практически исключен), а на решительную
победу, в сложившихся условиях может быть только следующей.
В оставшееся до войны время максимально сокращается огромный разрыв
в базовом элементе соотношения сил — уровне производительности труда, тех¬
нике производства. Полное преодоление отставания нереально, но можно ориен¬
тироваться на его сокращение примерно вдвое. Предельно форсированная
индустриализация, а потом и механизация сельского хозяйства сыграют наряду
с прочим и ту роль, что послужит единственно реальным путем ускоренного
массового повышения технического уровня работников, дадут армии кадры,
способные владеть новой военной техникой.
Вся совокупность «прочих условий», фатально не связанных с неустрани¬
мыми недостатками общего развития, поднимается до уровня, позволяющего в
максимальной мере компенсировать эти недостатки. Создаются современные
вооружения всех видов, как правило, превосходящие вооружения противника
по боевым свойствам, надежности, простоте эксплуатации. Поднимается на
самый высокий уровень престиж военной службы, армия пестуется и холится
и в то же время воспитывается в духе самоотверженности и самопожертвова¬
ния. В офицерский корпус привлекается одаренная энергичная молодежь. Го¬
товятся и смело выдвигаются на высокие посты командирские кадры, способные
отрешиться от любования славным прошлым, от устаревшего военного опыта,
стремящиеся осваивать и развивать новые формы и методы боевых действий и
вооруженной борьбы в целом. Всячески поощряется солдатская смекалка.
Железная дисциплина соединяется с безупречной организованностью. В неща¬
дящем режиме проводится боевая выучка войск, неукоснительно реализуется
принцип «тяжело в ученье — легко в бою». По независимым друг от друга и
дублирующим друг друга линиям (вооруженные силы и органы госбезопасно¬
сти) организуется глубокая разведка (которая правильно уподобляется дере¬
ву, дающему плоды спустя много лет после посадки).
Поскольку в общем развитии и в специальных мерах повышения обороно¬
способности время работает на нас, война оттягивается до самой последней
возможности. Противоречия между империалистическими блоками исполь¬
зуются таким образом, чтобы ни в коем случае не оказаться в состоянии войны с
одним блоком при нейтралитете другого. Всеми правдами и неправдами надо до¬
3*
67
биться того, чтобы война, развязанная против СССР одним империалистическим
блоком, велась нами в союзе с другим империалистическим блоком.
Репрессивная политика. Преследуются две цели: очищение общества от
действующих и потенциальных врагов социализма и принуждение к железной
дисциплине. Первая и главная цель — очищение общества от врагов социализ¬
ма. Сколько их у социалистического государства, отвергающего мелкобуржуаз¬
ный, кулацкий социализм, уничтожающего вместе с основными эксплуата¬
торскими классами их остатки, «обижающего» вместе с ними их идеологи¬
ческих прихлебателей и холопов из трудящихся классов? Думать, что врагов у
социализма мало, что счет ведется не на миллионы, могут только политические
недоросли, недоучившиеся Митрофанушки, которым невтерпеж примириться с
поверженной реакцией, срастись с ней, «жениться» на ней и «перевоспитывать»
ее в обстановке семейной идиллии.
Не следует проводить большое различие между действующими и потенциаль¬
ными врагами социализма. Неизвестно, какие хуже. Потенциальные враги
социализма самого разного толка, присмиревшие, притихшие, почти «перевоспи¬
тавшиеся», замаскировавшиеся в неблагоприятной для них обстановке, не пред¬
ставляют большой актуальной опасности в условиях социалистического строи¬
тельства и потому мало тревожат деятелей, страдающих политической близору¬
костью. Потенциальные враги социализма проявят себя в последующий крити¬
ческий период, в период войны самым опасным образом — массовым предатель¬
ством, повстанчеством, актами диверсий, разлагающим влиянием на окружаю¬
щих. Пренебречь этой опасностью можно только при очень уж благоприятном
соотношении сил. Между тем оно скорее всего будет неблагоприятным. Не ис¬
ключено, что все будет висеть на волоске. Вражеская деятельность в собствен¬
ном лагере может стать решающим фактором поражения.
По сути дела, в условиях внешней войны, империалистического нашествия
неизбежны или, по меньшей мере, вероятны стертые, а то и прямые и открытые
формы гражданской войны. Как предотвратить ее или свести к минимуму?
Лучший выход — до внешней войны произвести погребение действующих и по¬
тенциальных внутренних врагов социализма в земле или глубоком тылу...
В принципе лучше в глубоком тылу: это будет одновременно решением проблемы
рабочих рук в отдаленных малонаселенных районах, проблемы освоения в них
природных богатств.
Определение Лениным диктатуры пролетариата как состояния «придавлен¬
ной войны... против противников пролетарской власти»2 нужно практически
распространить не только на действующих, но и на потенциальных против¬
ников. История не прощает мягкотелости.
Поскольку гражданская война в условиях внешней войны неизбежна или
хотя бы вероятна, нужно заблаговременно, по собственной инициативе и в нуж¬
ный момент, в своих формах провести придавленную гражданскую войну.
Одной открытой гражданской войны в нашей стране оказалось мало. Нужна
вторая, прикрытая и «придавленная». Она может быть прикрыта тезисом об
обострении классовой борьбы по мере нарастания успехов в социалистическом
строительстве. Главное, жизненно важное для судеб социализма заключается
в том, что внешняя война и гражданская война ни в коем случае не должны
слиться. Их одновременность означает катастрофу. Необходимо превентивно
развязать (предлог найдется) и выиграть «придавленную» гражданскую войну.
Причем сделать это заблаговременно, за несколько лет до внешней войны, чтобы
раны от генеральной чистки общества успели хотя бы затянуться. Таков
центральный пункт политики в сфере подавления.
Перевоспитание людей, не приемлющих социализм, даже отдельных врагов
социализма в принципе возможно, особенно на патриотической основе. Но,
конечно, в отношении взрослых людей и в массовом масштабе это нереально.
Другое дело — подрастающее поколение, формирующееся в условиях пере¬
крестного влияния родительской и общей среды. Молодое поколение в массе
68
можно и нужно отнять у остатков эксплуататорских классов, ему должны быть
открыты двери в новую жизнь. Сын за отца не отвечает. Но допускается в новую
жизнь не без дополнительного контроля, входит в новое общество как такой его
«почти полноправный» член, которому предстоит особо доказывать свою благо¬
надежность.
Вторая, «не менее главная», а может быть, «еще более главная», конструк¬
тивная цель репрессивной политики — массовое принуждение к железной дис¬
циплине, массовое воспитание гражданской честности и обязательности. Нужно
сломить и искоренить вековечную психологию «расейского» анархизма, кумовст¬
ва, воровства. Одних идеологических мер здесь недостаточно. Мириться с поло¬
жением, когда «Васька слушает да ест», «блат выше Совнаркома», значит
сделать социалистическое государство посмешищем, обессилить власть во всех
ее проявлениях, в ее созидательных начинаниях. Нужна сильная, не верящая
слезам, непреклонная власть. Народ ее поймет и примет.
Марксизм-ленинизм считает репрессии, даже «революционный террор», не¬
обходимым средством переустройства общества, воспитания дисциплины. Они
и должны решительно применяться. При том принципиальном ограничении,
что не должен быть подменен ведущий мотив массового социально-политическо¬
го поведения. Социалистические убеждения большинства народа, его готовность
к самоотверженному труду и героической защите Родины ни в коем случае не
должны уступить места голому страху. Страх лепит трусов — войне нужны
герои. Но пусть и страх возникает в сознании и подсознании каждого при
любых ненадлежащих, «греховных» намерениях. Социалистические убеждения,
если угодно, «социалистическая вера» и страх ответственности за измену этим
высоким убеждениям, этой вере вполне соединимы таким образом, чтобы люди
в своем подавляющем большинстве чувствовали, что социализм, служение
Отечеству выбраны ими самими, сознательно и свободно. Такое соединение
убежденности и страха и должно быть достигнуто.
Политическое руководство и система управления. Не подлежит сомнению,
что история потребует от страны, народа, партии творческого напряжения,
лишений и жертв, превышающих человеческие возможности. Борьба за выжи¬
вание и строительство социализма при общем неблагоприятном соотношении
мировых и во многом внутренних сил не может обойтись без поражений и крити¬
ческих ситуаций, без «зависания над пропастью», без провалов, ошибок и их
исправлений, без крутых поворотов в политике. В этих условиях абсолютно
необходимо абсолютное единство и дееспособность политического руководства
и абсолютное доверие к нему большинства народа. В противном случае —
крах на всех направлениях, общая катастрофа.
В первое десятилетие после Октября полное единство политического руко¬
водства не сложилось и не могло сложиться. Оно должно сложиться во второе
десятилетие после Октября. Иначе третье десятилетие станет последним в исто¬
рии российского социализма.
По Ленину, «политические трения являются величайшей опасностью»3.
Именно величайшей опасностью. Это сказано на X съезде партии, на входе в
относительно спокойный (но и коварный в этом своем спокойствии) период нэпа.
История показала, что предупреждение было верным. Оно вдвойне верно на
входе в период отказа от нэпа, в период форсирования глубочайших преобра¬
зований, в предвоенный период и в неизбежный период войны. Никакого полити¬
ческого двоевластия!
Нужно до конца извлечь урок из ситуации Бреста. В чем ее суть? Разброд
в ЦК связывает Ленину руки. Он не в состоянии своевременно провести свое
единственно верное единоличное решение. Случайности препирательств, «рево¬
люционная» самонадеянность и политическая наивность подготовишек от марк¬
сизма, сантименты, истерики, фразерство, соблазны честолюбия — и судьба
революции повисает на волоске. Волосок мог быть срезан. Это было бы платой
за отсутствие единства политического руководства. Нельзя закрывать глаза на
69
то, что необходимое единство могло быть обеспечено лишь диктатурой вождя.
И это не было бы крахом идеологии. «Нет ничего ошибочнее» мнения, «будто
единоличная диктаторская власть несовместима ни с демократизмом, ни с со¬
ветским типом государства, ни с коллегиальностью управления» 4.
Трения в высшем руководстве, если отвлечься от личных мотивов, вульгар¬
ной борьбы за власть, отражают, как правило, расхождения и противоречия
в социальной опоре революции, в политической основе партии и государства
и в то же время контрреволюционное и обывательское давление на партию
и государство со стороны враждебных и промежуточных классов и обществен¬
ных групп. Трения в высшем руководстве, следовательно, полезны как показа¬
тель напряжения в общественной жизни. С ними, этими трениями, можно ми¬
риться и извлекать из них определенную пользу — но только в условиях спо¬
койного, стабильного развития. Если таких условий нет, трения в высшем
политическом руководстве — это излишняя роскошь, которую партия могла
позволить себе разве что при Ленине, да и то без всякой охоты. Улавливать
напряжения в общественной жизни и понимать их суть можно и без трений
в высшем политическом руководстве. Достаточно и коллективного разума еди¬
номышленников, всесторонне взвешивающего ситуацию, «разыгрывающего» ее
за разных участников общественного процесса. Характер предстоящего разви¬
тия требует, чтобы с трениями в высшем политическом руководстве и их источ¬
ником (если не объективным — положением и интересами классов и общест¬
венных групп, то субъективным — открытыми и скрытыми оппозициями и фрак¬
циями) было решительно покончено. Если не навсегда, то надолго.
В силу конкретно-исторических условий, в частности в силу традиций
и устремлений, характера общей и политической культуры тех поколений,
на которые пала великая историческая миссия защитить и утвердить социа¬
лизм,— в силу всего этого полное единство высшего политического руко¬
водства достижимо лишь при особом положении первого руководителя,
выступающего одновременно в качестве вождя народа. Это не противоре¬
чит марксистскому учению о роли личности и народных масс в истории.
При том, что вождизм не есть общая норма. Это скорее «экстраординарная
норма», точнее крайнее выражение общей нормы или ситуационно допустимое
исключение из общей нормы. Так или иначе, в предстоящий период вождизм
будет необходим, полезен, а значит, обязателен.
Вождь необходим, а второго Ленина нет и не видно. Кому быть вождем?
После смерти Ленина конкуренция политических курсов, сама по себе острая,
обострилась борьбой за вакансию. На эту конкуренцию наложились личные
виды и амбиции деятелей, которые при Ленине признавали его превосходство.
После смерти Ленина каждый из них считал себя предпочтительным претен¬
дентом на роль первого руководителя, видел вождем себя и только себя. Что ж,
жесткий отбор пройден. История как бы специально отвела на этот отбор не¬
сколько лет бескомпромиссной внутриполитической борьбы по всему фронту
социалистической политики. В этой борьбе верх взял Сталин. Ему и объективно
и по его собственному пониманию и признанию далеко до Ленина, но, если
взять не отдельные качества, а их совокупность, способности «многоборца», то
другим еще дальше. Он победил сначала идейно и политически, а потом уже
организационно. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков отпали. Дорога
им — в небытие.
На роль вождя Сталин выдвинулся естественным образом. Теперь остается
только признать этот факт и то, что вождей не меняют. Нужно смириться
с тем, что Сталин, не являющийся вторым Лениным, будет выступать в этом
недосягаемо высоком качестве — как «Ленин сегодня».
Другим руководителям придется принять это превращение, даже если это не
естественное превращение подросшего «гадкого утенка» в лебедя, а перекра¬
шивание селезня в лебедя. Больше того, придется принять и проповедовать
миф о его практической непогрешимости: логика вождизма обязывает, а оши¬
70
бающийся вождь — не вождь. Поскольку же ошибки неизбежны, то потре¬
буются и козлы отпущения. Тем крупнее, чем серьезнее ошибки, которых
не удастся избежать вождю.
Оппозиция разгромлена и рассеяна. Решен ли тем самым окончательно
и бесповоротно вопрос о единстве политического руководства? Нет, не решен.
Бывшая оппозиция вроде бы совершает политическое самоубийство, отрекаясь
от своих взглядов, клянясь в верности генеральной линии партии, пресмыкаясь
перед Сталиным, восхваляя его как «великого продолжателя дела Ленина».
Подобно одному герою Маяковского, «лижет в пояс, лижет ниже». Особенно
усердно это делалось на XVII съезде партии. Все так, и это неплохо. Но бывшие
оппозиционеры остались. Они не могут не стремиться возвратить себе прежнее
руководящее положение в партии. Иного не бывает. От власти и не отказы¬
ваются, и не отвыкают. Публично пресмыкаясь перед «великим продолжате¬
лем», они дружно вычеркивают его на съезде из бюллетеней при выборах чле¬
нов ЦК. Это не только двурушничество, но и вызов. Они посылают своим сторон¬
никам и колеблющимся в руководящем слое партии, в партийных массах,
в обществе сигнал, что существуют и надеются. Само их физическое существо¬
вание подбадривает сторонников отвергнутых политических курсов, ослабляет
веру в генеральную линию партии и в тех, кто ее представляет и проводит.
Троцкий призывает из-за границы свое охвостье в стране к сохранению
сил, проникновению в систему власти, подготовке к гражданской войне —
он и его охвостье получат гражданскую войну.
Революция требует жертв. Не в последнюю очередь от выпавших из колесни¬
цы и путающихся под ногами незадачливых руководителей. В условиях не¬
примиримого противоборства и предельного напряжения сил, когда организа¬
ция решает все, не обойтись без физического уничтожения остатков оппозиции.
Особенно остатков той ее части, которая (правые уклонисты) имеет немалую
социальную опору в лице кулаков, обиженных середняков, прикрытых нэпманов,
всей мелкобуржуазной стихии. И, увы, жаждущих более спокойной жизни
миллионов трудящихся. К двурушничающей оппозиции, учитывая относитель¬
ную легкость, соблазн и смертельную опасность военных заговоров, нужно
приравнять военных руководителей, имеющих политические притязания, а так¬
же тех, у кого есть поводы не доверять компетентности высшего политического
руководства, сомневаться в необходимости неукоснительного выполнения его
решений. Противники принятого политического курса, действующие и потенци¬
альные, установленные и вероятные, должны не просто уничтожаться или изо¬
лироваться, но и компрометироваться как государственные преступники, измен¬
ники, враги народа. Радикальная чистка не может обойтись без издержек, без
ударов по невиновным. Тем не менее она необходима.
Проведение этой линии в жизнь означает, что членам высшего политическо¬
го руководства и прежде всего «вождю народа» придется подавлять в себе ко¬
лебания и обычные человеческие чувства, преступать моральные принципы,
стать, если угодно, злодеем и освоить технологию злодейства, пренебрегать
личными привязанностями и симпатиями, обречь себя на муки совести. А впос¬
ледствии неотвратимо предстать перед судом истории. Это тоже неизбежные
издержки.
В свое время Кромвель побеждал благодаря своим «железнобоким». Ника¬
кая революция не обходится без «железнобоких». Партия большевиков, в пер¬
вую голову ее актив, сложилась как своего рода орден меченосцев, направляю¬
щий и одухотворяющий деятельность Советского государства, противостоящий
инертности, своекорыстию и давлению бюрократизированного государственного
аппарата. В меру возможности проводится внутрипартийная демократия,
включая широкое обсуждение проблем (при запрете фракций и группировок),
самокритику и критику снизу (прежде всего направленную против обюрократив¬
шихся сановников и чиновников). В меру возможности партия остается
самодеятельным организмом, живущим самостоятельной идейной и практи¬
71
ческой жизнью. В меру возможности, но не больше. При необходимости, при
любом кризисе внутрипартийная демократия свертывается, партия милитари¬
зуется и управляется как строго централизованная организация, члены и осо¬
бенно актив которой служат ей жизнью и кровью, действуя в режиме железной
дисциплины. Естественная и еще в большей мере искусственно форсируемая
смена поколений в руководящем партийном слое связана со сменой типичной
фигуры старого революционера, нередко трудноуправляемого, типичной фигу¬
рой партийного работника. Работник идет на смену революционеру. В слой руко¬
водящих партийных работников не должны попадать, а, попав, должны беспо¬
щадно вычищаться болтуны, хапуги и беспринципные карьеристы. В этот слой
должны отбираться идейные компетентные работники — не только однолюбы в
идеологии и политике (их всепоглощающая любовь — социализм, большевизм,
генеральная линия), но и духовно преданные «магистру ордена» — первому ру¬
ководителю партии.
Система управления в стране строится на основе «мобилизационной формы
демократического централизма» — максимальной концентрации и централиза¬
ции власти с допущением и поощрением лишь исполнительской и совещатель¬
ной инициативы неведущих и нижестоящих звеньев, «приводных ремней» от
партии к массам.
На каждом уровне управления центром власти является партия, ее комите¬
ты. Фактическая власть сосредоточивается в руках первого секретаря парткома,
от ЦК до райкома. Любой плюрализм в осуществлении власти, любое «разделе¬
ние власти» отвергается как источник ослабления единства, надежности и опе¬
ративности власти. Всестороннее обдумывание и взвешивание решений обеспе¬
чивается коллегиальными началами в деятельности парткомов, созданием опе¬
ративно работающих комиссий с привлечением специалистов и предоставлением
первому секретарю парткома права принятия окончательного решения в случае
разногласия. Советы формируются соответствующими партийными органами
как по существу совещательные и поддерживающие, а формально полновла¬
стные органы, принимающие основные государственные решения. Обеспечи¬
вается представительство в Советах всех слоев и групп населения как для
проверки на депутатах качества принимаемых решений, так и для демонстрации
единодушной поддержки этих решений всем народом. Административный аппа¬
рат, формально создаваемый Советами, подотчетный и подконтрольный им,
фактически работает пот непосредственным руководством соответствующих
партийных комитетов. При формальном признании независимости судов и их
подчинении только закону, они фактически подчинены партийным комитетам
соответствующего уровня. В массовых репрессивных кампаниях, а также по
отдельным делам, которые рискованно проводить через суд, действуют органы
внесудебной репрессии.
Как и концентрация управления, его централизация доводится до практи¬
чески достижимого предела. Все существенное решается в центре — Политбюро
ЦК, имеющем в качестве основных рабочих инструментов отделы ЦК, Госплан,
Генштаб и специализированные отраслевые ведомства. Предприятия, учрежде¬
ния, другие организации функционируют в режиме неукоснительного директив¬
ного планирования, а именно получают плановые задания, выводимые из едино¬
го государственного плана, и выполняют их во что бы то ни стало, приспосаб¬
ливаясь к складывающейся на месте конкретной обстановке. Инициатива сни¬
зу, в том числе и в части выдвижения и обсуждения целей деятельности,
поощряется, но никак не взамен выполнения заданий. Ответственность за
невыполнение заданий — неотвратимая и чаще всего жесткая. В виде исклю¬
чения она может смягчаться лишь для вновь назначенных, формирующихся ра¬
ботников. Престиж работников аппарата управления поддерживается на высо¬
ком уровне, аппарат рассматривается как важнейшее звено в системе власти,
пользуется умеренными привилегиями, но его попытки вести свою линию,
заботиться больше о себе, чем о деле, его своеволие и бюрократические извра¬
щения в его работе преследуются как вредительство или наравне с вредитель¬
ством. Никакого бюрократического двоевластия!
72
* * *
Такой представляется политическая доктрина сталинизма, если описать ее
«изнутри», какой, вероятно, она существовала в сознании ее авторов, прежде
всего И. В. Сталина, служа подосновой десятка-другого стратегических и тысяч
стратегически значимых решений, воплощаясь в миллионах и миллиардах
политических и политически значимых действий. Возможно, выявятся прямые
документы об элементах доктрины, хотя далеко не все доверялось бумаге. Ду¬
мается, содержание этой политической доктрины, изложенное в откровенной,
местами не свободной от цинизма форме, отвечает историческим свидетель¬
ствам и с достаточной полнотой объясняет фактическую сторону сталинизма в
неразрывном сочетании ее позитивных и негативных измерений. При неизбеж¬
ных ошибках и срывах эта доктрина была в целом осуществлена, стала реаль¬
ным сталинизмом, обремененным сталинщиной.
Только имея перед мысленным взором целостную картину сталинизма,
включая его политическую доктрину, можно понять невероятно противоречивый,
величайший и трагичнейший период нашей истории, в частности роль в ней
Сталина — политика-революционера, поправшего моральные принципы, обяза¬
тельные и для революционной политики. В противном случае остается выдерги¬
вать отдельные эпизоды, «подтверждающие» заранее сложившееся или задан¬
ное мнение, соответственно восторгаться или возмущаться Сталиным и безапел¬
ляционно изрекать легковесные суждения.
Воссоздание политической доктрины сталинизма в ее целостности позво¬
ляет сделать по меньшей мере три вывода, имеющие отношение к современным
дискуссиям о сталинизме.
Во-первых, становится очевидным и наглядным, что сталинизм — это «то¬
тальная мобилизация» всех мыслимых и немыслимых факторов, которые в тех
критических условиях могли быть поставлены на службу социализму, народу,
стране и противопоставлены грозному фронту неблагоприятных факторов;
это системная мобилизация факторов, благодаря согласованному ис¬
пользованию которых Советский Союз в 30-е и 40-е гг. превратился в развитую
индустриально-аграрную страну, отстоял социалистические завоевания в Вели¬
кой Отечественной войне. Хлесткие суждения, что победы были достигнуты не
благодаря, а вопреки действиям Сталина, при сопоставлении с реальными
фактами обнаруживают полную несостоятельность.
Во-вторых, совершенно очевидно, что та сторона сталинизма, вокруг кото¬
рой ведутся наиболее острые споры, а именно его репрессивная политика,—
это его органический элемент. Смешны и наивны благонамеренные попытки
вульгарного сталинизма отрицать этот факт, не видеть в сталинизме пропитав¬
шей его сталинщины, утверждать, что здесь все дело в случайных ошибках,
в эксцессах усердных не по разуму исполнителей, в неполной осведомленности
Сталина и т. п. Нет, речь идет именно об органическом элементе сталинизма,
проникшем во все его поры, несшем на себе свою долю общей нагрузки.
В-третьих, становится более ясным, что в репрессивной политике сталинизма
не все оправдывалось чрезвычайными обстоятельствами. Здесь политическая
логика сталинизма, затуманенная подозрительностью и ненавистью, закусила
моральные удила, стала чрезмерной, соскользнула к абсурду. Здесь, в этой своей
части сталинизм выродился в сталинщину. Допущенные жестокости и беззако¬
ния сыграли, вопреки расчетам, крайне отрицательную роль. В этой части
суждения об исторической незакономерности и огромном вреде сталинизма,
о победах народа вопреки действиям Сталина нужно признать истинными.
Сталинщина наложила на сталинизм несмываемое пятно злодейства.
Историю сталинизма еще предстоит написать. Та или иная версия полити¬
ческой доктрины сталинизма, с одной стороны, будет служить ключом к понима¬
нию фактов, а с другой — будет проверяться, частично или полностью подтвер¬
ждаться, отвергаться или корректироваться фактами. Какой будет судьба пред-
73
ставленной здесь версии, покажет время. Главное — следовать «линии понима¬
ния». Понимание ведь в норме предшествует разоблачениям и восхвалениям,
обвинению и оправданию. Полезно всмотреться и в небо, и в адскую бездну,
в вершины и сияющие, и «зиящие». Все это амплитуды одного и того же
явления — сталинизма.
Государственная политика состоит из управления и подавления. У них свои
функции и методы, и они сливаются друг с другом, подпирают друг друга.
Управление в целом важнее, никакое подавление не может заменить его. Управ¬
ление может быть успешным лишь при условии поддержки политического
руководства абсолютным большинством народа. К чрезвычайному управлению,
как ни усиливаются при нем принудительные меры, это относится не в меньшей
мере, чем к нормальному. Больше того, чрезвычайное управление остро нуж¬
дается в том, чтобы поддержка политического руководства подавляющим боль¬
шинством народа была доведена до высшей степени интенсивности, характери¬
зовалась воодушевлением, самоограничением масс в удовлетворении коренных
интересов, даже массовой самоотверженностью, даже массовым самопожертво¬
ванием. На иной основе чрезвычайное управление не может решить своей
«сверхзадачи». Никакое подавление, принуждение, страх не могут создать этой
основы. Эта элементарная истина забывается некоторыми критиками культа
Сталина. Они «в упор не видят», что достижения страны в сталинский период
основаны в целом не на страхе, а на самоотверженной массовой поддержке
политического руководства, поддержке, о которой последующие поколения
политических руководителей могли только мечтать.
Общество, однако, никогда не бывает абсолютно единодушным — разве что
в пропагандистских штампах. В обществе всегда, особенно на переломных эта¬
пах развития, есть реакционные, консервативные и просто инертные силы,
оказывающие активное или пассивное сопротивление политическому курсу.
Не будем, кстати, обольщаться: и сейчас в нашем обществе есть люди, считаю¬
щие социализм неудавшимся социальным экспериментом, не имеющим бу¬
дущего. Это естественный факт. Что же говорить об обществе 30-х гг.,
только что вышедшем из глубочайшего переворота, многоукладности, граж¬
данской войны, разрухи, голода, коллективизации?! «Теория» обострения клас¬
совой борьбы в те годы — ошибочная крайность. Другая крайность — «теория»
полного социального единодушия, отсутствия врагов, социалистической созна¬
тельности и полной лояльности кулаков и т. п. Структура социально-политиче¬
ской активности в те годы была исключительно сложной. На одном полюсе —
подавляющее большинство, идущее навстречу ограничениям своих интересов,
поддерживающее политический курс своим напряженным трудом. На другом
полюсе — активно сопротивляющееся относительно, но не абсолютно, мало¬
численное меньшинство. Между этими полюсами — обывательская масса, апо¬
литичные, колеблющиеся, заблуждающиеся, мятущиеся, просто недисциплини¬
рованные и опустившиеся люди. Чрезвычайное управление — такова его логи¬
ка — обрушивает на сопротивляющихся, выгадывающих, ошибающихся град
более или менее жестких и жестоких ограничений и репрессий. Режим осажден¬
ной крепости.
И здесь культ первого руководителя играет свою двойственную роль.
Чем он «принятее», тем обширнее большинство, сильнее политическая консоли¬
дация народа. И тем уже сфера применения репрессивных мер. Но в то же время
тем больше проявляется возможностей и соблазнов, прочно опираясь на боль¬
шинство, имея его «в руках», усиливать репрессии, попирать «презумпцию не¬
виновности», выходить за пределы ответных мер, придавать репрессиям превен¬
тивный характер. Здесь как раз Сталин и не удержался на высоте отведенной
ему историей роли, здесь преступил границы, существующие для марксистского
политика и социалистического государства даже в самой непримиримой полити¬
ческой борьбе, здесь его непростительная вина.
Сознавал ли Сталин эту вину, всю ее огромную тяжесть? Говоря после вой¬
74
ны в общей форме о своих ошибках, он, надо думать, мысленно причислял к ним
и массовые репрессии, заведомо захватившие и множество честных людей
и тем ослабившие возглавлявшуюся им армию строителей и защитников социа¬
лизма. Трудно представить себе человека, который не испытывал бы угрызе¬
ний совести при виде моря пролитой крови, страданий своих невинных жертв.
Как мог Сталин жить с этим сознанием? Какими соображениями снимал с себя
или хотя бы смягчал свою вину?
Конечно, теорией «меньшего зла», молчаливо признаваемой в политике
формулой «цель оправдывает средства». Вот обычный ход рассуждений. Для
избежания большего зла можно смириться с меньшим злом, а потому можно
и даже нужно прибегнуть к нему как к средству достижения благой цели,
когда столь же благих средств для этого недостаточно. В абсолютном изме¬
рении «меньшее зло» может быть весьма большим — главное, чтобы оно было
меньшим, чем то зло, которое предотвращается с его помощью. Так, лишение
человека жизни — это, рассуждая абстрактно, бесконечно большое зло, но в
случае со смертной казнью особо опасного преступника оно может быть оправ¬
данным, если только таким путем возможно предотвращение тех жертв, ко¬
торые этот преступник и те, кто может последовать его примеру, способны
причинить обществу. (Сейчас распространяется верное понимание, что смертная
казнь в принципе недопустима. Но это сейчас. И не везде.) То же самое в случае
с самозащитой от убийцы. Значит, все зависит не только и даже не столько
от масштабов заведомо причиняемого меньшего зла, сколько от масштабов пре¬
дотвращаемого большего зла и от того, насколько причинение меньшего зла
действительно необходимо, действительно неизбежно для предотвращения боль¬
шего зла.
Нельзя не признать, что теория меньшего зла имеет свои резоны и вполне
оправданные приложения. В частности, в уголовном праве на ней основывается
правило об освобождении от ответственности лиц, действовавших в состоянии
необходимой обороны и крайней необходимости. И вместе с тем нельзя не
видеть, насколько неопределенны и скользки критерии «меньшего зла» и как
легко, особенно власть имущим, оправдывать с их помощью все что угодно.
Политические деятели, имеющие в своем услужении средства пропаганды, не¬
редко соблазняются упрощенным объяснением своих сомнительных действий,
привыкают к этому и подчас опускаются в некоторых важнейших элементах
нравственности тем ниже, чем выше поднимаются в силе своего политического
авторитета. Это профессиональное нравственное заболевание не миновало и
Сталина, и притом в тяжелой форме.
Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, не могли пройти бес¬
следно такие факты гражданской войны, как красный террор (хотя бы и в
ответ на белый террор), как взятие и расстрел заложников (пусть читатель
остановится и представит, что это такое). Во-вторых, масштабы надвигаю¬
щейся угрозы («большого зла») были немыслимо огромными. «Западные демок¬
ратии», упустившие возможность «задушить социализм в его колыбели», гото¬
вы были ради реставрации капитализма и сфер своего влияния залить страну
кровью революционеров — это показал опыт интервенции. И совсем уж чудо¬
вищной была угроза со стороны гитлеровского фашизма, стремления и потенции
которого обнаружились уже в 20-х и в полном объеме стали ясны в 30-х гг.
Речь шла уже не о замене передового общественного строя свергнутым, а о
самом существовании народа. Предполагалось, что «тысячелетний рейх» рас¬
пространится до Волги и Архангельска или до Урала и уничтожит на своих но¬
вых пространствах «сорные народы», в том числе более ста миллионов человек
нашей страны, оставив лишь столько, сколько необходимо для выполнения
неквалифицированных работ и обслуживания колонистов. Нам была уготована
участь, в сравнении с которой монголо-татарское иго выглядело бы воплоще¬
нием гуманности,— участь американских индейцев.
При такой гире, лежащей на одной чаше весов, не могло не проникнуть,
75
не заползти в сознание представление, что на другую чашу будто бы можно
бросить сколько угодно жертв — лишь бы с пользой, хотя бы предположитель¬
ной. В такую политическую логику затягивал тогдашнее политическое руковод¬
ство океанский водоворот истории. Сейчас это забывается. Тогда же это стояло
перед глазами как грозная и все более приближающаяся реальность.
Тем важнее было проявить выдержку и самоограничение в реализации
фундаментального этического принципа марксизма относительно применения
насилия в политике. Не будем прихорашивать марксизм, набрасывать на него
либеральную вуаль и стыдливо отводить взгляд от многих весьма радикальных
высказываний по этому вопросу. Так, Ф. Энгельс писал: «Отвлекаясь от вопроса
морали... для меня как революционера пригодно всякое средство, ведущее к
цели, как самое насильственное, так и то, которое кажется самым мирным...» 5.
В. И. Ленин считал само собой разумеющимся, что диктатура пролетариата
«есть самая беззаветная и самая беспощадная война», требующая «выдержки,
дисциплины, твердости, непреклонности и единства воли»6. Высказываний,
настраивающих на решительный лад в применении насилия и предостерегаю¬
щих от слабости и колебаний, у основоположников марксизма-ленинизма много.
Но провозглашались и высшие гуманистические идеалы. Из духа марксизма
следует, что природа и социально-политические цели социализма требуют
гуманных средств и допускают применение насилия лишь в рамках крайней
необходимости, а именно в качестве ответной меры и в минимально необходимых
пределах.
Сталин вполне мог бы сформулировать и провозгласить данный фундамен¬
тальный этический принцип марксизма и тем надеть моральную узду на репрес¬
сивную политику. Он не сделал этого и перешагнул через этот принцип. Далеко
не все его меры носили ответный характер — были и совершенно недопустимые
«предупредительные» меры. Предупреждались и те предполагаемые враждеб¬
ные и нежелательные действия, которые большей частью реально не были бы
совершены. Далеко не все репрессивные меры были необходимы — были и меры
совершенно излишние, неоправданно массовые и неоправданно жестокие. А за
этими абстрактными понятиями — судьбы людей. Миллионов. «Он народ ценил
высоко, а людей не ставил в грош» (Б. Окуджава).
Сейчас общество переживает вторую волну морального негодования, выз¬
ванного сталинскими беззакониями и жестокостями. Под влиянием потока ра¬
зоблачений в последние год-два произошел значительный сдвиг к большему
неприятию Сталина, а заодно, что совершенно несправедливо, к недооценке
подвига героического поколения, выполнившего величайшую историческую
миссию. Стойких сторонников Сталина стало меньше, он заслуженно прокли¬
нается многими как кровавый тиран. Кажется, уже произошло насыщение
массового сознания и фактами, и эмоциями. Даже опубликование доклада
Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС не произвело сенсации. В этом фактографи¬
ческом докладе, не претендующем на обобщения, как неожиданное восприни¬
мается лишь следующее резюме: «Вопрос осложняется тем, что все то, о чем
говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его
согласия, причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов
трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Все
это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, инте¬
ресов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма.
Нельзя сказать, что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать
в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции.
В этом истинная трагедия!» 7
Было, конечно, и самодурство, но суть дела не в нем. Корни великой народ¬
ной трагедии можно лишь отчасти найти в личных качествах Сталина. Как
нам представляется, главные корни уходят в фундаментальные особенности
Октября и мирового развития в первой половине XX в. Социалистическая
революция в капиталистически недостаточно развитой стране была отягощена
76
первородным грехом волюнтаризма. Пора признать это. Политика, рассчитан¬
ная на завоевание, удержание и использование власти для форсированного
преодоления экономической, культурной, политической отсталости и строитель¬
ства социализма, как оказалось, в одиночку в мелкокрестьянской стране, не
могла не стать волюнтаристской, делающей ставку на чудодейственную силу
политической воли, организации принуждения. Рождение социализма в России
было в известном смысле одним из исторических зигзагов. Об их практической
неизбежности не раз говорили мыслители масштаба Гегеля, Маркса, Ленина.
Причем, бывает, зигзаги органично включаются в исторический процесс, полу¬
чают свое оправдание в его широком контексте. Советский социализм стал
решающей силой коалиции, сокрушившей фашизм и тем предотвратившей мрач¬
ный перелом в развитии человеческой цивилизации. Таким оказался высший
смысл советского социализма. Но и оправданный волюнтаризм остается волюн¬
таризмом. Он ломает неизжитые стереотипы общественной жизни, подхлесты¬
вает ее и потому подвержен постоянному риску социальной неустойчивости,
огромных ошибок, оргий насилия, неисчислимых жертв. Одной рукой история
толкает людей к возмущению ее естественного, закономерного хода, а другой —
жестоко карает их за непочтительное отношение к ее объективным законам.
Людям, сильным задним умом, кажется, что ошибок и жертв можно было бы лег¬
ко избежать, стоило только принять такой-то альтернативный курс.
Главный смысл изучения сталинизма состоит не в упражнениях «вариатив¬
ного» разума, не в ретроспекциях «исторической альтернативности». Сталинизм
в его целостности (а не одна сталинщина) должен изучаться главным образом,
повторяем, для его неповерхностного, сущностного отрицания. В этом диалекти¬
ческом отрицании возможен и такой прием, когда политическая доктрина ста¬
линизма служит той «системой отсчета», по которой, как бы меняя знаки на
противоположные, можно построить современную политическую доктрину.
Это непростое дело, не элементарная арифметическая операция. Достаточно
сказать, что действительное, сущностное отрицание сталинизма — это социа¬
лизм, включающий наряду со специфическими чертами данного общественного
строя полномасштабное конкурентное товарное производство на базе общест¬
венной собственности и развернутую политическую демократию, в том числе
социалистическую многопартийность, построенную не на классовой основе, а на
основе соперничества разных социалистически ориентированных течений, раз¬
ных механизмов функционирования и развития нового общества.
Суть нынешней перестройки состоит в переходе от «сталинского» авторитар¬
но-мобилизационного социализма с тоталитарными извращениями (попытка его
частичного исправления была предпринята при Хрущеве), «брежневского»
авторитарно-бюрократического социализма к демократическому социализму,
который воплотит во многом новый социалистический идеал.
Примечания
1 Литературная газета. 1987, 23 декабря.
2 Ленин В. И., ПСС, т. 35, с. 192.
0 Гам же, т. 43, с. 25.
4 Там же, т. 36, с. 156, см. также, с. 199—200.
5 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. т. 37, с. 275.
6 Лен и н В. И. ПСС, т. 41, с. 6.
7 Известия ЦК КПСС, 1^89, № 3, с. 164.
77
И. В. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА
АМОРАЛЬНОСТЬ И АНТИНАРОДНОСТЬ
«ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДОКТРИНЫ» СТАЛИНИЗМА
Ознакомившись со статьей Б. П. Курашвили, откликаюсь на просьбу редак¬
ции высказать свою точку зрения по вопросу о политической доктрине сталиниз¬
ма. В ряде принципиальных аспектов не разделяю точку зрения Б. П. Курашви¬
ли, однако, уверен, найдется немало людей, которые воспримут ее с удовлетворе¬
нием. Тем большее значение приобретает открытая полемика на страницах науч¬
ного журнала.
Начну с того, что с некоторыми положениями статьи Б. П. Курашвили нель¬
зя не согласиться. Да, «мало сказать, что, с одной стороны, было то, а с дру¬
гой — это»,— необходима принципиальная оценка сталинизма как историче¬
ского явления. Да, «Сталин не уходит из нашей повседневной духовной и поли¬
тической жизни»: мы живем в сталинском государстве и только начинаем пере¬
страивать его; сталинизм, увы, все еще в значительной мере сказывается на на¬
шей психике, нашей морали и даже на нашем интеллекте. В этом многие наши
беды сегодняшнего дня. Да, «корни великой народной трагедии можно лишь от¬
части найти в личных качествах Сталина», главные корни — значительно
глубже.
Перечень подобного рода положений нетрудно продолжить. Столь же не¬
трудно противопоставить ему еще более длинный перечень положений, вызыва¬
ющих недоумение или категорическое возражение. Но ведь и в данном случае, по
справедливому замечанию автора, цитированному выше, мало сказать: с одной
стороны, то, а с другой — это,— необходимо принципиальное отношение к ста¬
тье в целом.
Представляет безусловный интерес полемический прием Б. П. Курашвили,
положенный им в основу своей статьи: попытаться найти исторический смысл
сталинизма, как бы додумав за Сталина то, что он не успел, не сумел или не за¬
хотел изложить в назидание потомству, представить политическую доктрину
сталинизма «на уровне рабочей гипотезы», как она могла видеться несостояв-
шемуся четвертому классику марксизма-ленинизма, оправдывая его в глазах
народа.
Вообразим на минуту, что И. В. Джугашвили оставил нам свои мемуары,
или что над покойным состоялся, наконец, общественный суд, на котором высту¬
пает его адвокат. Что скорее всего прочитали бы мы в воспоминаниях или услы¬
шали в адвокатской речи? Ну, конечно же: надо было готовиться к решительной
схватке с империализмом, а нэп якобы сковывал «возможности форсированного
развития страны», следовательно, он «должен быть отменен» и сменен линией
«на всемерное форсирование индустриализации страны, коллективизации сель¬
ского хозяйства и на усиление обороноспособности», что подразумевало макси¬
мальную идеологизацию нравственности: «морально то, что служит социализму
и социалистическому Отечеству», в частности, необходимо «очищение общества
от действующих и потенциальных врагов социализма и принуждение к железной
дисциплине», так что репрессии и даже террор становятся «необходимым сред¬
ством переустройства общества», в результате чего на роль вождя естественным
образом выдвигается кто-то один (в данном случае Сталин), а прочие либо уни¬
чтожаются, либо превращаются в слепых исполнителей воли вождя; любой плю¬
рализм, любое разделение власти отвергаются «как источник ослабления един¬
ства», в конечном же итоге происходит «системная мобилизация факторов, бла¬
годаря согласованному использованию которых Советский Союз в 30-е и 40-е гг.
Бестужев-Лада Игорь Васильевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий сектором
Института социологии АН СССР.
78
превратился в развитую индустриально-аграрную страну, отстоял социалисти¬
ческие завоевания в Великой Отечественной войне».
Наверное, именно к этому свелись бы мемуары генералиссимуса или речь его
адвоката. К этому (при всех оговорках, независимо от субъективных намерений)
во многом сводится суть статьи Б. П. Курашвили. Но примерно такой же прием
можно использовать для оправдания деятельности любого исторического лица.
За каждого из них нетрудно «додумать» соответствующую политическую докт¬
рину, оправдывающую его существование на исторической арене. В средневеко¬
вой схоластике это именовалось апологетикой — искусством оправдать кого
угодно и что угодно. Главное же заключается в том, что основные положения
тблько что кратко законспектированной нами гипотетической «политической
доктрины сталинизма» либо недостаточно подтверждаются известными ныне
историческими фактами, либо в большинстве своем вступают с ними в кричащее
противоречие. В этом и именно в этом — суть дела.
Итак, обратимся к фактам.
I
Действительно ли нэп был «уродцем», «гениальным выходом из разрухи»,
хорошим средством восстановления хозяйства, но не пригодным для «постоян¬
ной политики», потому что был чреват общим политическим разложением, как
это могло рисоваться Сталину?
Нет, известные нам факты напрочь отвергают подобное допущение.
Во-первых, нэп был не просто «выходом» или «средством», а принципиально
новым политическим курсом, как принято теперь говорить, альтернативной мо¬
делью строительства социализма, прямо противоположной модели «военного
коммунизма», которая была признана несостоятельной. «Мы рассчитывали,—
писал В. И. Ленин в октябре 1921 г.,— или, может быть, вернее будет сказать:
мы предполагали без достаточного расчета — непосредственными велениями
пролетарского государства наладить государственное производство и государ¬
ственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской
стране. Жизнь показала нашу ошибку. Потребовался ряд переходных ступеней:
государственный капитализм и социализм, чтобы подготовить — работой долго¬
го ряда лет подготовить — переход к коммунизму»1. И далее: «...мы сделали ту
ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому
производству и распределению»2. Кажется, ясно? Кстати, нет ни одного доку¬
мента, который свидетельствовал бы о том, что Сталин до 1929 г. хоть в какой-то
мере, прямо или косвенно, подверг сомнению указанные тезисы или предпринял
что-либо для их опровержения. Мало того, известно, что подавляющее большин¬
ство членов ЦК и почти все члены Политбюро сплотились вокруг Сталина имен¬
но на платформе нэпа как политики «на долгий ряд лет».
Нужно добавить, что ленинские слова были не пустой фразой, а опирались на
трезвый анализ сложившейся тогда реальной действительности. В последние го¬
ды советской общественности становятся известны исторические факты, заста¬
вившие тогда правительство кардинально изменить политический курс. Так, на¬
пример, проясняются причины, по которым длившееся несколько месяцев триум¬
фальное шествие Советской власти, когда она встречалась «на ура» рабочими,
почти всем крестьянством и большинством служащих, «вдруг» (?!) сменилось
«огненным кольцом», в котором оказалась молодая Республика Советов на уз¬
ком пространстве между Смоленском и Симбирском, Питером и Царицыным.
До недавних пор нам внушали, что в наступление двинулась белая гвардия,
за спиной которой стояли интервенты. И это было действительно так. Но ныне
известно, сколько именно тысяч штыков насчитывали войска интервентов,—
несопоставимо с численностью красных, да к тому же почти во всех случаях из¬
бегавшие прямого столкновения с ними. Ну, а из кого состояли белые? Из офи¬
церов? В октябре 1917 г. их насчитывалось 250 тыс., но из них, как известно,
значительная часть перешла в Красную Армию. Из юнкеров, чиновников, гим¬
79
назистов? Достаточно задаться подобными вопросами, чтобы стал очевидным
сам собой подразумевающийся ответ: основную массу белых армий Колчака,
Деникина, Юденича, Врангеля составляли казаки и крестьяне. Конечно, в белых
армиях крестьян насчитывалось в несколько раз меньше, чем в красных. Но ведь
их могло быть еще во много раз меньше: ведь не белые, а красные обещали
крестьянам землю и волю.
Какие же причины заставили часть крестьян, восторженно встретивших по¬
началу Советскую власть, встать под знамена белых или зеленых, что осложни¬
ло ход гражданской войны, затянуло ее и не раз ставило правительство в Москве
на грань катастрофы, о чем опять-таки наглядно свидетельствуют общеизвест¬
ные ленинские выступления тех лет? И на этот вопрос мы тоже имеем сегодня
достаточно убедительные, подтвержденные документами и фактами ответы.
Мы узнали из публикаций последних лет о «расказачивании» и «раскрестья¬
нивании» весной—летом 1918 г., когда была экспроприирована часть зажиточ¬
ного крестьянства, с разделом его земли и имущества между деревенской бедно¬
той, когда началось наступление на единоличное крестьянство и в качестве пер¬
вого шага организованы первые 5 тыс. совхозов и 6 тыс. колхозов (названных
позднее Лениным богадельнями 3). Существует исторический документ — текст
выступления Ленина на фракции РКП (б) VIII Всероссийского съезда Советов
24 декабря 1920 г., где он категорически осуждает насилие над крестьянином
как ошибочный и гибельный шаг и где высказывает мысли, оформившиеся
спустя несколько месяцев в концепцию нэпа 4.
Известно и то, что в конце 1920 — начале 1921 г. крестьянские выступления
переросли в самую настоящую крестьянскую войну против «военного коммуниз¬
ма», что в одной только Тамбовской губернии крестьяне выставили 18 полков —
6 дивизий, против которых пришлось бросить целую полевую армию с артилле¬
рией, потопившую восстание в крови, что в то же время прошли забастовки ра¬
бочих в Питере, Москве и ряде других городов страны, что колебалась армия.
Таким образом, слова «политический кризис 1921 г.», фигурирующие в наших
учебниках истории с 1960-х гг., не пустые слова. Они означают грань катастро¬
фы, заставившую искать пути спасения в радикальной смене политического
курса.
Далее, хотелось бы обратить внимание на приведенные выше ленинские сло¬
ва о том, что нэп рассчитывался «на долгий ряд лет», «всерьез и надолго». «На¬
долго» — это что, до 1930 г. или на целую историческую эпоху в несколько деся¬
тилетий? Достаточно ознакомиться с любыми доступными нам партийными до¬
кументами 1920-х гг. (в том числе со всеми выступлениями Сталина, по меньшей
мере до 1928 г.), чтобы не оставалось сомнений: нэп вводился, действительно,
«всерьез и надолго».
Наконец, нет никаких данных о том, будто нэп сковывал «возможности фор¬
сированного развития» страны, был чреват общим политическим разложением
и вообще хоть в какой-то мере влек за собой те же катастрофические последст¬
вия, что и «военный коммунизм». Да, нэпу были свойственны определенные про¬
тиворечия, которые приходилось преодолевать. Но они не шли ни в какое срав¬
нение с тем, что было до и после нэпа, ибо назвать «противоречиями» то, что про¬
исходило в 1918—1920 гг. и в конце 20-х — 30-х гг., можно только в насмешку
над трагедией народа. Мало того, экономисты в своих публицистических выступ¬
лениях последних лет привели множество фактических данных, красноречиво
свидетельствующих о том, что именно в годы нэпа удалось добиться наибольших
хозяйственных успехов. Напомним, что индустриализация страны, диктовав¬
шаяся объективными причинами ее развития, началась в условиях нэпа, и до
1928—1929 гг. никто в партии (в том числе и Сталин, судя по его выступлениям)
не сомневался в том, что она будет продолжена и завершена при нэпе же.
Главный вывод из всего сказанного: вплоть до 1928—1929 гг. никакого ста¬
линизма, по крайней мере, явного, не было и в помине (хотя имел место, так ска¬
зать, «утробный», неявный период его зарождения, впервые замеченный Лени¬
ным в конце 1922 г. Но это — тема отдельного разговора).
80
II
Обратимся теперь к рубежу 20-х — 30-х гг., когда, по мнению некоторых об¬
ществоведов, окончательно сформировалась «политическая доктрина сталиниз¬
ма». Масштабы и характер того явления, которое имело место в истории нашей
страны в конце 20-х гг. и в последующие десятилетия,— назовем ли мы его ката¬
строфой, трагедией, геноцидом или еще как-нибудь,— уже не окутаны мистико¬
бюрократическим туманом, как несколько лет назад.
Прежде всего выясняется: то, что называлось «коллективизацией сельского
хозяйства», на самом деле являлось попыткой «раскрестьянить» крестьянство,
превратить его в разновидность фабричного работника, обязанного принуди¬
тельным трудом обеспечивать промышленность, город, армию хлебом и другой
сельскохозяйственной продукцией. Эта попытка обернулась на деле преступной
авантюрой, приведшей к подрыву сельского хозяйства — да так, что мы, по вы¬
ражению М. С. Горбачева, «расхлебываем это до сих пор»,— и к чудовищному,
неслыханному дотоле в истории, числу безвинных жертв.
Можно, если угодно, согласиться с называемой сейчас в официальных изда¬
ниях цифрой 1 —1,1 млн. «раскулаченных» в 1929—1933 гг. хозяйств (т. е. 5—6
млн. человек), можно принять во внимание расчеты, согласно которым число
раскулаченных хозяйств составляет 2,7—3 млн. (15 млн. человек), можно даже
поверить самому Сталину, который в беседе с Черчиллем говорил о 10 млн.
жертв коллективизации, учесть минимум 4—5, если не 6—7 млн. умерших голод¬
ной смертью в 1932—1933 гг. на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Ка¬
захстане,— все равно получается огромная цифра пострадавших от «великого
перелома» в деревне.
Можно сколько угодно прибавлять или убавлять миллионы жертв, затуше¬
вывать или припудривать ужасы коллективизации, но ведь есть же исчерпываю¬
щая оценка свершившегося — точнее, начинавшего свершаться,— причем сде¬
ланная не кем-нибудь, а самим Сталиным, так сказать, по горячим следам и из
первых рук. Что писал диктатор в своей знаменитой статье «Головокружение от
успехов» в марте 1930 г., когда уже никто не мог помешать ему написать все, что
вздумается? «Авантюристские попытки „в два счета44 разрешить все вопросы
социалистического строительства... Опасные и вредные для дела настроения...
Антиленинские настроения... Глупо и реакционно... Подмена подготовительной
работы по организации колхозов чиновничьим декретированием... Политика ун¬
тера Пришибеева... Разве не ясно, что такая „политика44 может быть угодной
и выгодной лишь нашим заклятым врагам?...»6
Правда, мы знаем, что это был лишь тактический трюк, направленный на
то, чтобы сбить накал крестьянского движения против насильственной кол¬
лективизации (надо сказать, трюк, вполне удавшийся). Мы знаем, что это был
и идеологический трюк, сводившийся к попытке представить разразившуюся
катастрофу несусветным успехом и переложить ответственность за «перегибы»
на нижестоящие инстанции. Но мы знаем сегодня и то, что инициатива «полити¬
ки унтера Пришибеева» шла из Москвы, от Сталина, что именно он, говоря его
собственными словами, начал «головотяпские упражнения по части „обобще-
ставления...“, льющие воду на мельницу наших классовых врагов»6.
Маневр со статьей «Головокружение от успехов» давно перестал быть загад¬
кой истории. А вот то, что в ней сказано о квазиколлективизации, безусловно,
истина в последней инстанции. За истекшие 60 лет не обнаружилось ни одного
исторического факта, ставящего под сомнение только что приведенные сталин¬
ские оценки.
Больше мы сейчас знаем и о репрессиях 20-х — начала 50-х гг. Во первых, ста¬
ло очевидным, что они начались не в 1937 г., а гораздо раньше, и с конца 20-х гг.
шли по нарастающей. Правда, до сих пор нет официальных данных о коли¬
честве репрессированных. Поэтому остается ссылаться либо на сведения зару¬
бежных советологов, либо на цифры наиболее дотошных наших журналистов,
81
сообщивших в открытой печати, что к моменту смерти Сталина в тюрьмах
и концлагерях оставалось примерно 12 млн. человек. Добавляя к этому несколь¬
ко миллионов умерших в заключении или расстрелянных, а также несколько
миллионов выпущенных к тому времени из мест заключения, получаем общую
цифру, близкую к числу погибших и пострадавших крестьян в годы коллективи¬
зации,— около 20 млн. человек.
Во-вторых, нам известно сегодня, какие муки испытали эти десятки миллио¬
нов людей. В сталинских тюрьмах и концлагерях применяли самые страшные
пытки (дотоле в таких масштабах в истории неслыханные), вплоть до избиения
беременных женщин, до надругательства над детьми на глазах родителей. Са¬
мый милосердный конец — расстрел без суда и следствия и сброс (рука не под¬
нимается написать: погребение) в общую яму. И самое тяжкое — неизвестно за
что и почему.
В-третьих, сегодня в полной мере обнаруживаются последствия этого самого
настоящего геноцида. Уничтожалась-то в первую очередь самая работоспособ¬
ная, самая активная, самая талантливая, самая порядочная часть населения.
А в остальных вгонялся страх, генетически передающийся из поколения в поко¬
ление, парализующий гражданские чувства, калечащий психику, мораль, ин¬
теллект.
Наконец, постепенно срываются покровы тайны с нашей военно-дипломати¬
ческой истории 30-х — 40-х гг. Ныне осужден как глубоко ошибочный и гибель¬
ный для всего рабочего и коммунистического движения взятый еще в 20-х гг.
курс на раскол с социал-демократами. Осуждено как преступление физическое
уничтожение подавляющего большинства руководителей и активистов зарубеж¬
ных компартий, действовавших перед войной в рядах Коминтерна. Больше не
замалчивается и не оправдывается безоговорочно пакт о ненападении с фашист¬
ской Германией, обеспечивший Гитлеру прочный тыл для захватов в Западной
Европе.
Стало ясно, какой удар был нанесен Красной Армии массовыми репрессиями
ее командного состава, к чему привела вопиюще безграмотная с военно-страте¬
гической точки зрения концентрация войск на границе страны, в самом букваль¬
ном смысле подставившая армию под внезапный удар врага, во что обошлась
растерянность Сталина в первые дни войны, когда нарушилось управление, по¬
падали в окружение и гибли целые армии, а от «вождя», пребывавшего в состоя¬
нии прострации, тщетно ожидали распоряжений (напомним, что за время войны
в плен попали 5,7 млн. человек, в том числе 3,9 млн. окруженных, лишенных уп¬
равления и боеприпасов в первые месяцы войны, до зимы 1941 г.). А во что обо¬
шлись «волевые» решения Сталина о проведении наступательных и десантных
операций, заведомо обреченных на неудачу, его постоянное стремление обяза¬
тельно «подогнать» тот или иной удар по врагу под «календарные» даты для бо¬
лее эффектного выступления в печати и по радио?— В сотни и сотни тысяч на¬
прасно погубленных людей.
Этот перечень можно продолжать еще долго.
III
Как же понимать в свете этих общеизвестных ныне исторических фактов
предположительное формирование в конце 20-х — начале 30-х гг. политической
доктрины сталинизма, существовавшей «в сознании ее авторов, прежде всего
И. В. Сталина»? Может быть, так: где-то во второй половине 20-х гг. И. В. Джу¬
гашвили и его верные соратники В. М. Молотов, Л. М. Каганович, М. И. Ка¬
линин, К. В. Ворошилов и др. замышляют разорить сельское хозяйство, замор¬
довать два десятка миллионов крестьян, затем нагнать страху на остальных, ре¬
прессировать еще два десятка миллионов человек, наконец, подставить армию
под удар врага, заманить его к Волге, с триумфом войти на плечах бегущих
в Берлин и тем самым предотвратить «мрачный перелом в развитии человече¬
ской цивилизации»?
82
Нет, такое предположение слишком напоминает «театр абсурда» или широко
известные произведения нашего великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Но, может быть, Сталину просто не приходила в голову мысль о возможных ка¬
тастрофических последствиях коллективизации, из которых ему придется выби¬
раться нарастающим тотальным террором? Может быть, он просто не видел ино¬
го пути «спасти социализм» (тем более в одной, отдельно взятой стране), как
последовать рецепту ненавистного ему Троцкого — милитаризовать государст¬
венное управление, ввести «железную дисциплину», то бишь принудительный по
существу труд для всех без исключения крестьян, рабочих и служащих, пода¬
вить всякое «инакомыслие» и, как барон Мюнхаузен, вытащить страну за ее соб¬
ственные волосы из болота патриархальщины (напомним, что в 1928 г. почти
94% населения страны — 82% в деревнях и 10—12% в малых городах — про¬
живало в избах, хатах, саклях, в составе сложных семей с сильнейшими пере¬
житками бытовой патриархальности)?
Однако в таком случае первый плачевный — даже катастрофический! —
опыт 1929 г. должен был подсказать ему, на какой гибельный путь он вновь всту¬
пил и не пора ли, как он сам требовал в статье «Головокружение от успехов»,
трубить отбой. Почему же он не только не отступил, а, напротив, продолжал ввя¬
зываться в преступную авантюру, нагромождая новые и новые миллионы жертв?
Концепция «политической доктрины сталинизма» не дает ответа и на этот
вопрос. Тогда, может быть, иного пути для советского общества, для Советского
государства объективно вообще не существовало и всякие попытки разглядеть
альтернативные варианты, не более, чем от лукавого? Но в таком случае надо
прощаться с диалектическим детерминизмом марксизма-ленинизма и перехо¬
дить на позиции многократно проклятого и высмеянного нами детерминизма
механистического, метафизического, переходящего в фатализм. Только в таком
случае концы сойдутся с концами. Но нужны ли нам такие концы? Если же оста¬
ваться на позициях исторического материализма, то от жестокой, фатальной
предопределенности всего сущего придется отказаться. Придется признать, что
роль любой личности в истории, сколь бы значительной она ни была, остается
все же относительной, что личности смертны, что, как учил нас все тот же месо-
стоявшийся классик, незаменимых людей нет, что со сменой исторической лич¬
ности может видоизменяться — порой весьма сильно — и сам ход исторического
процесса (в определенных рамках, разумеется).
Словом, фатализм тут никоим образом не проходит. Допустим, в 30-х гг.
«процент охвата коллективизацией» поднялся бы не с единиц на десятки, а всего
в несколько раз, или даже остался на прежнем уровне. Что, разве в этом случае
не были бы построены Днепрогэс, Магнитка, Комсомольск-на-Амуре или Горь¬
ковский автомобильный завод? Не хватило бы рабочих рук? Но ведь была без-
^аботица — открытая в городах и скрытая, стремительно растущая, в деревне.
[е хватило бы средств на импорт зарубежной машинерии? Но ведь если бы экс¬
порт хлеба оставался хотя бы на уровне 20-х гг., то на протяжении 30-х валют¬
ная выручка от его продажи, резко сократившаяся после катастрофы 1932—
1933 гг., превысила бы реально имевшую место, т. е. оказалось бы возможным
действительное форсирование индустриализации. И неужели, если бы миллионы
крестьян не были зверски замучены в ходе коллективизации, если бы миллионы
рабочих и служащих не находились в концлагерях, а нормально, без всякого
«трудового героизма», сеяли бы хлеб и строили новые заводы, страна оказалась
бы хуже подготовленной к решающей схватке с врагом? Неужели, наконец, мы
проиграли бы войну, если бы летом 1941 г. во главе армий стояли Тухачевский,
Блюхер, Егоров, а не Тимошенко, Ворошилов, Буденный?...
Таким образом, с какой стороны ни подойди, «политическая доктрина стали¬
низма» не имеет никаких преимуществ перед политическим курсом, выработан¬
ным в 1921 г. «всерьез и надолго». А вот катастрофических последствий —
сколько угодно.
83
IV
Более того, если внимательно присмотреться, то окажется, что никакой осо¬
бой «политической доктрины» у Сталина не было и быть не могло ни в 1922-м, ни
в 1932-м, ни даже в 1952 г. Была политика, которая требовала не доктрины, а из¬
воротливости и которая к собственно государственно-партийной политике име¬
ла весьма отдаленное отношение.
Ключ к такого рода пониманию политики Сталина дает знаменитое ленин¬
ское «Письмо к съезду», точнее, строка «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, со¬
средоточил в своих руках необъятную власть...»7. Какую власть? Какие «доку¬
ментальные» (т. е. сведенные в определенную систему) законодательные ини¬
циативы, какие постановления, распоряжения, какие принципиальные решения
выработал Сталин в период между апрелем 1922 г., когда был избран генсеком,
и декабрем того же года, когда Ленин заподозрил неладное? Да никаких! Во
всяком случае таких, которые он мог бы навязать Политбюро, Совнаркому,
ВЦИК, ВЦСПС, где находились люди, по влиянию и решительности в то время
Сталину никак не уступавшие. Ведь нельзя же считать, например, выступление
Сталина против ленинских принципов советской федерации (выступления, по¬
следствия которых мы тоже «расхлебываем до сих пор») какой-то особой поли¬
тической доктриной!
Что мог сделать в тех условиях генсек? Единственное: подбирать руководя¬
щие кадры и расставлять их от имени ЦК по вакантным должностям. В первые
же месяцы своего «генсекства» Сталин начал осторожно убирать с ключевых
постов чересчур самостоятельно мыслящих старых партийцев и заменять их свои¬
ми креатурами по принципу безусловной личной преданности. За последнее
время мы начали понемногу признавать ценность советологии (разумеется, под¬
линно научной). Очень содержательная и полезная для дела социализма наука!
В особенности тот ее раздел, который посвящен высшим эшелонам Советской
власти и именуется «кремлинологией». Не будем терять надежды. Очень хоте¬
лось бы увидеть в обозримом будущем профессионально выполненное историче¬
ское исследование движения высших руководящих кадров страны в 20-х —
30-х гг. и позднее. А пока, в ожидании такого исследования, последуем примеру
Б. П. Курашвили и выскажем чисто гипотетическое предположение, что на про¬
тяжении 1922—1927 гг. генсек Сталин, воспользовавшись своей «необъятной
властью», протащил на ключевые посты в центре и на местах достаточно таких
людей, которые помогли ему стать к 1927 г. единоличным диктатором со всеми
зародышевыми элементами будущего культа собственной личности.
Конечно, важную роль сыграло умение генсека бить своих соперников по¬
одиночке. Сначала сплотить всех вокруг себя против Троцкого, затем, опираясь
на большинство, разделаться с Каменевым и Зиновьевым, наконец, ополчиться
на Рыкова, Бухарина, Томского и др. Но не менее важную роль играло и умение
подчинить своей воле преданных ему людей, таких, например, как Молотов, Во¬
рошилов, Каганович. Те, в свою очередь, «подбирали» аналогичные кадры сту¬
пенью ниже, те — свои креатуры и т. д. до секретарей райкомов и предприятий.
Типичными в этом смысле были «замена» в 1925 г. умершего от операции при
загадочных обстоятельствах М. В. Фрунзе Ворошиловым или «выдвижение»
в 1923—1924 гг. Кагановича в кандидаты, а затем в члены ЦК партии; позд¬
нее — та же история со Ждановым и т. д. Сколько же было таких незаметных
на первый взгляд «историй»!
Подобные кадры готовы были выполнить любое поручение сверху. В этом
смысле характер государства существенно изменился: появилась иерархия «хо¬
зяев» (области, ведомства, района, предприятия), которые целиком зависели от
произвола стоящего выше и могли быть в любой момент вышвырнуты вон с ли¬
шением весьма высоких привилегий и материальных льгот, не говоря уже об уг¬
розе тюрьмы или расстрела. Родился бюрократический централизм (он же —
административно-командная система), который заменил так и оставшийся
на бумаге централизм демократический. Правда, до 1937 г. среди партийного
84
руководства все еще оставались честные, порядочные люди. Но затем одних уб¬
рали, другие покончили самоубийством, третьи просто сошли с политической аре¬
ны. И все это называть политикой, политической доктриной? Раньше это называ¬
лось проще: происки, интриги, борьба за личную власть.
Итак, к 1927 г. Сталин сделался единоличным диктатором, единственным
вождем (еще в 1926 г. официальных «вождей» в справочниках числилось не¬
сколько). Можно ли представить себе, что новоявленный лидер будет только
председательствовать на Политбюро, не проявляя никакой политической иници¬
ативы? Нет, конечно. Такого попросту не бывает в истории. Даже смертельно
больной К. У. Черненко ознаменовал свое кратковременное правление тем, что
пресек очередную попытку выкарабкаться из трясины застоя, предпринятую
Ю. В. Андроповым, и вернул все — буквально все!— ко временам Л. И. Бреж¬
нева.
И Сталин действительно проявил далеко идущую инициативу, которую мож¬
но было бы назвать гениальной, если бы она имела реальные шансы на успех.
Сегодня нам досконально известно, что в очень сложной социально-экономиче¬
ской ситуации того времени, когда обострились противоречия, свойственные нэ¬
пу, когда обозначился разрыв между ценами на хлеб и реальными возможностя¬
ми промтоварного покрытия выручки от его продажи, он, по сути дела, вознаме¬
рился резко увеличить хлебный экспорт (на конвертируемую тогда валюту!) зер¬
на, закупаемого у крестьян по значительно пониженной цене. Если бы этот но¬
мер прошел, то престиж нового вождя возрос бы несказанно. Но поскольку такие
фокусы в экономике исключены, получился конфуз, положение с хлебом резко
ухудшилось и престиж вождя оказался под вопросом. Логика поддержания пре¬
стижа любой ценой заставила его пойти на следующий шаг (ни о какой «массо¬
вой коллективизации» еще не было и речи): усилить внеэкономический нажим
на крестьянство по образцу 1918—1920 гг. Но и здесь — провал. Теперь уже
престиж был поставлен на карту. И та же логика подталкивает зарвавшегося
игрока к ходу ва-банк: коллективизация! Тут уж нельзя отступать, даже если
перемрет от голода половина населения страны, а остальных придется загнать
в Сибирь. Вот и вся «политическая доктрина»... Конечно, мы несколько упроща¬
ем реально имевший место крайне противоречивый ход событий. Но сегодня
мало кто сомневается, что так называемая «логика вещей» сводилась в конечном
счете именно к этому.
Было бы смешной самонадеянностью полагать, будто мы только во второй по¬
ловине 80-х гг. увидели в сталинской коллективизации преступную авантюру
и позорный провал. Конечно, Макар Нагульнов слепо верил выдвинутой идее.
Но ведь помимо нагульновых были рютины, которые пытались сопротивляться
диктатуре отнюдь не пролетариата. Были бухарины, которые одним своим суще¬
ствованием выражали немой укор: ведь предупреждали же! На XVII съезде
ВКП(б) довольно большое количество делегатов голосовали против генсека.
Это — единственное, что они могли сделать в условиях торжествующего культа
личности диктатора.
На том же съезде поднялась еще на одну ступень растущая популярность
«любимца партии» С. М. Кирова. Вот и готовый преемник провалившегося
вождя! Нетрудно представить себе, какие сдвиги могли произойти при этих
обстоятельствах в психике такой личности, как Джугашвили-Сталин. Какое
ожесточение, какая ненависть к своим соратникам (не скатившимся до положе¬
ния безвольных холуев), ставшим свидетелями провала генсека и не способным
воспринимать его как богоподобного вождя. Какой страх перед «заговором»
у человека, вся жизнь которого состояла из цепи организации заговоров. Ка¬
кая ненависть и какой страх перед возвысившимся соперником. Разве всего
этого мало для объяснения того «спускового механизма», который придал
растущим репрессиям неслыханный дотоле размах?
А если к этому прибавить неизбежные сдвиги в психике любого человека, по¬
падающего в обстановку безудержного славословия, холуйства, исчезновения
85
всяких сдерживающих тормозов? Вспомним Брежнева. Ведь в 1964 г., когда он
сменил Хрущева на посту Первого секретаря, это был самый обычный партий¬
ный функционер, каких у нас тысячи, отличавшийся разве что сравнительной
молодостью (тогда ему не было и шестидесяти). И что сделали с ним придвор¬
ные холуи за какие-нибудь 5—10 лет, до какого политического маразма (задолго
до маразма старческого) довели нормального человека. А у Сталина была го¬
раздо более сложная (скажем так) психика и, мягко говоря, очень своеобразные
представления о морали.
Сегодня мы гадаем, до какой степени могла дойти паранойя у человека, спо¬
собного пойти на авантюру с сельским хозяйством, на раскол антифашистского
фронта, поверить в «заговор военных» или «заговор врачей», дать приказ взять
Киев «к празднику» любой ценой (т. е. ценой тысяч и тысяч убитых солдат), спо¬
собного пойти на нечеловеческие зверства, бессмысленные и по масштабам, и по
жестокости со всех точек зрения, кроме его собственной. Но при чем тут пара¬
нойя? Сталина воспринимали (многие до сих пор воспринимают) как нормаль¬
ного человека тысячи общавшихся с ним людей. С другой стороны, мы знаем
многих руководителей районного, областного, отраслевого и т. д. масштабов,
которые, попав в «зону, свободную от критики», в атмосферу вседозволенности,
холуйства, произвола, начинали вести себя — в соответствующих рамках, разу¬
меется,— в точности, как Сталин: шли на преступные авантюры, принимали во¬
пиющие по глупости решения, совершали зверские злодеяния. В этом смысле
прямо-таки символична высветившаяся сравнительно недавно зловещая фигура
«микросталина» — Адылова, создавшего в последней четверти двадцатого сто¬
летия под знаменем советской социалистической республики небольшое средне¬
вековое ханство со всеми атрибутами последнего — от гарема до застенка.
Что же, теперь додумывать «политические доктрины» за всех адыловых?...
V
Сейчас мы уже поднялись до понимания, что Сталин в 1929 г. не просто по¬
шел на преступную авантюру, а по сути, с объективной точки зрения, попытался
реализовать утопию казарменного социализма (это ему вполне удалось с по¬
истине трагичными последствиями для судеб нашей страны, для судеб примерно
трети человечества, наконец, для судьбы самого социализма). Ту самую,
несостоятельность которой с полной очевидностью выявилась к 1921 г. Величие
Ленина как политического деятеля состояло в том, что он признал утопию уто¬
пией и разработал модель строительства реального, неутопического социализма.
Низость Сталина как политического деятеля заключалась в том, что он, пресле¬
дуя своекорыстные цели собственного возвышения, вторично попытался сделать
утопию реалией и пошел напролом, не считаясь ни с рассудком, ни с моралью.
В свою очередь, говоря ленинскими словами, попытка непосредственного
перехода в 1918—1920 гг. к коммунистическому производству и распределению
была не какой-то импровизацией, а последовательной реализацией политиче¬
ской доктрины революционного крыла мировой социал-демократии, доктрины,
согласно которой социализм представляет собой первую фазу коммунистической
общественно-экономической формации и, следовательно, должен нести в себе
все основные черты коммунизма: ликвидацию классов, замену товарно-денеж¬
ных отношений централизованным планированием производства и распределе¬
ния продуктов. Ленин первым увидел ошибочность, гибельность такой доктрины
и предложил принципиально иную: использовать весь экономический инструмен¬
тарий, наработанный человечеством, независимо от ярлыков «капиталистиче¬
ский» или «коммунистический»,— многоукладное™ экономики, учет крестьян¬
ской психологии, рыночный механизм, подлинные деньги, а не «дензнаки», пол¬
ноценные товарно-денежные отношения и т. п., чтобы с помощью этого инстру¬
ментария встать на ноги и основательно, «всерьез и надолго», строить настоя¬
щий, ненадуманный социализм.
Сталин вернулся к обанкротившейся доктрине, потому что жил в иллюзор-
86
ном мире «кубанских казаков» и «югославских трагедий», в центре которого,
как на макете Дворца Советов, гигантски возвышалась его собственная — не
ленинская!— фигура, тогда как под ногами зиял чудовищный котлован,
закамуфлированный показушным бассейном. В этом смысле Сталин был
одновременно и аморален и аполитичен. Он не представлял и не мог представ¬
лять интересы какого-либо класса общества, выражал лишь свои собственные
интересы, да еще, пожалуй, (объективно) выпестованного им надклассового
слоя совчиновников и партсановников, которым, впрочем, тоже доставалось
от произвола диктатора. А интересы рабочего класса, крестьянства, интел¬
лигенции, общества в целом, не говоря уже об общечеловеческих интересах,
не учитывались вовсе. В ранг государственной политики были возведены
интриги, ложь, вероломное убийство и просто массовые убийства, зверские
пытки, надругательства над человеческим достоинством и поругание всего
святого и т. д.
Сталинскую «политическую доктрину» можно бы назвать аполитичной. Этот
термин, исчезнувший ныне из наших энциклопедических словарей, был совсем
недавно весьма распространен и зловещ. Именно он играл роль клейма для мно¬
гих репрессированных. Во втором томе 3-го издания БСЭ (1970 г.) аполитич¬
ность определяется как безразличное отношение к общественно-политической
жизни, забвение общественного долга в угоду индивидуализму, потребительской
психологии. Сталин и все функционеры созданной им политической системы, ко¬
нечно же, были далеко не безразличны к общественной жизни. Но в этом смыс¬
ле ни один функционер, до управдома включительно, в принципе не может быть
аполитичен: он обязательно проводит какую-нибудь — или, точнее, чью-то —
политику. Тем более это относится к любому политическому деятелю.
Аполитичность Сталина и его подручных, всей политической системы стали¬
низма вообще заключается в том, что здесь налицо как раз забвение Обществен¬
ного Долга (в высоком смысле этого понятия), принесение его в жертву воинст¬
вующему индивидуализму, честолюбию, властолюбию, т. е. психологии, похуже
всякой мещанско-потребительской. Мы подняли из праха заслуженно повергну¬
тое в прах понятие аполитичности, так сказать, ad hoc, специально для данного
случая, чтобы нагляднее показать, как в сталинизме собственно политика пала
жертвой политиканства, как гражданственность превратилась в политическое
обывательство, высокие принципы социализма — в политическую беспринцип¬
ность, которой никак не желают поступаться сегодняшние сталинисты, как, на¬
конец, в силу всего этого оказалась серьезно дискредитированной сама идея со¬
циализма, ведущая роль коммунистической партии страны. Словом, все то, что
приходится расхлебывать до сих пор.
Категорически необходимо расставить все на свои места.
Высокая и светлая идея социализма как посткапиталистического обществен¬
ного строя, который на пути социального прогресса, при достижении полной зре¬
лости, во всех отношениях должен превзойти капитализм, была и остается при¬
тягательной для сотен миллионов, теперь уже миллиардов, людей во всем мире.
Независимо от той или иной интерпретации данной идеи тем или иным автором.
Наиболее полно и последовательно идея социализма изложена в трудах
К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. Не случайно марксизм до сих пор — са¬
мое влиятельное социальное учение в мире, самое популярное среди всех прочих
учений. Однако труды основоположников марксизма-ленинизма — вовсе не свя¬
щенное писание. Это — наука, а не религия. Поэтому здесь предполагается раз¬
витие взглядов, а не некое откровение. Не исключены и ошибки (которые, кста¬
ти, признавались Марксом, Энгельсом, Лениным). Меж тем мы цитируем произ¬
ведения наших классиков как Библию, с первого до последнего тома, полагая,
что, скажем, юный Ленин был способен во всех случаях приходить к тем же вы¬
водам, что и умудренный опытом, да и в произведениях последних лет изрекал
только истины (хотя сам указывал на свои ошибки). Очевидно, необходимо изу
чать произведения классиков, чтобы учиться у них, а не прикрывать их цитатами
собственное невежество, рутинность мысли.
87
Наконец, совсем иное дело, когда идея социализма вульгаризуется, эксплуа¬
тируется в своекорыстных целях, когда под прикрытием идеи научного социа¬
лизма реализуется утопия социализма казарменного, абсолютно нежизнеспо¬
собного, ведущего страну от кризиса к кризису, но поразительно живучего в си¬
лу цементной спаянности зависимых друг от друга людей, связанных круговой
порукой ответственности за вопиющие злоупотребления властью, за чудовищ¬
ные злодеяния и самые настоящие преступления. Все это в полной мере относит¬
ся к сталинизму.
Словом, фигурально выражаясь, в социалистический суп попала утопически-
казарменная муха и сделала его несъедобным. Но при чем тут сам суп? Давайте,
как в общеизвестном анекдоте: суп (социализм) — отдельно, а муху (Стали¬
на) — отдельно.
В связи со сказанным выше не выдерживают критики и попытки целиком вы¬
вести все истоки сталинизма из высказываний основоположников марксизма-
ленинизма, которые настраивают «на решительный лад» и предостерегают «от
слабости и колебаний». Мы уже говорили, что к социалистическим и коммуни¬
стическим учениям надо относиться не догматически, а критически, скрупулезно
анализировать, что в них от науки, а что — от утопии, проверять теорию прак¬
тикой и вовремя отвергать не выдержавшее проверки жизнью. Конечно, что-то
в сталинизме уходит корнями в 1918 год и далее — в доктрину радикального
крыла социал-демократии второй половины XIX — начала XX в. Но когда под
вывеской социализма происходят злоупотребления властью и самые настоящие
преступления, за это надо держать ответ особо.
Иногда приходиться слышать (это не относится к рассматриваемой статье
Б. П. Курашвили), что Сталин не один творил свои злодеяния, что у него были
соратники, пособники, подручные и подручные подручных. И это действительно
так. Мало того, есть основания полагать, что дьявольская машина террора, рас¬
крученная Сталиным, иногда как бы выходила из-под контроля и начинала да¬
вать непредвиденные результаты, так что приходилось тормозить, подкладывая
вместо тормозных колодок головы тех или иных слепых исполнителей. Зачем,
например, нужны были лично Сталину миллионы «раскулаченных» или погиб¬
ших от голода и разоренное сельское хозяйство, когда он мог добиться своей
цели (увеличения хлебного экспорта по уменьшенным закупочным ценам и даже
стопроцентной коллективизации крестьянских хозяйств) устрашающими ре¬
прессиями на порядок или даже два порядка меньших масштабов с соответст¬
венно меньшими катастрофическими последствиями? Зачем нужны были милли¬
оны заключенных, когда абсолютно тех же результатов (принудительный, фак¬
тически бесплатный тяжелый труд, тотальный страх, заставляющий «забыть»
все провалы в прошлом и превращающий человека в безвольное орудие дикта¬
тора) можно было достичь, посадив в концлагеря не миллионы, а тысячи и уст¬
роив показательную расправу над несколькими сотнями или даже несколькими
десятками человек?
Ответ напрашивается сам собой, если вспомнить о непременной детали бюро¬
кратического централизма — обязательном «соцсоревновании» исполнителей
всех уровней между собой, причем отстающий, как в футболе, попадает из лиги
«А» (которые вешают) в лигу «Б» (которых вешают). И мы имеем сейчас мири¬
ады фактов, свидетельствующих о том, как конкретно это делалось, вплоть до
такого общеизвестного ныне — о партсекретаре, который, потребовав со страш¬
ными угрозами увеличения числа доносов, получил доносы на половину членов
парторганизации, в том числе и на себя самого.
Кроме того, нельзя забывать, что все это происходило в стране с господство¬
вавшей патриархально-крестьянской моралью, которую (мораль) начали лави¬
нообразно разваливать, практически ничего, кроме выспренних, пустых слов, не
создавая взамен. Продукт патриархальщины — обыватель и его, так сказать,
неразлучный спутник унтер Пришибеев, которые, как известно, способны извле¬
кать большую радость из того, казалось бы, мало задевающего их факта, что
ев
у соседа корова сдохла. Но когда начали истреблять тонкий «озоновый слой»
граждан, в какой-то мере спасавший общество от засилья обывательщины,
и в массовых масштабах производить деклассированного обывателя — люмпе¬
на, то результаты, конечно, превзошли все ожидания. Напомним, что при «рас¬
кулачивании» пятеро с удовольствием грабили шестого, растаскивая по своим
дворам его барахло, и только потом без удовольствия гибли от голода, а те, кто
выживали, завидовали умершим. Напомним также, что большинство арестован¬
ных в 30-х гг. и позже были арестованы по доносам, причем некоторых чересчур
ретивых доносчиков приходилось расстреливать, поскольку их чрезмерная «про¬
дукция» вела к «перегреву» репрессивной машины.
Все это — исторические факты. Но можно ли на этом основании реабилити¬
ровать инициатора свершившегося, главное ответственное лицо и формально,
и фактически?
Мои коллеги — ведущие советские юристы — говорили мне, что «самые на¬
стоящие преступления на почве злоупотребления властью» (слова М. С. Горба¬
чева) со стороны покойного гражданина Джугашвили (Сталина) И. В. подпада¬
ют под добрый — точнее, в данном случае, недобрый — десяток статей Уголов¬
ного кодекса РСФСР, в частности, статьи 102, 107, 108, 176, 177, 178, 179, 180,
260, 261 и др., причем согласно ст. 5 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР
в отношении умершего уголовное дело может быть возбуждено в случаях, когда
производство по делу необходимо для реабилитации умершего или возобновле¬
ния дела в отношении других лиц по вновь открывшимся обстоятельствам, т. е.
как раз тот самый случай. Хотелось бы обратиться к прокурору. Однако
ни моим коллегам, ни мне и в голову не приходит искать правду в су¬
де, поскольку заранее известно, что никакого уголовного дела подобного сорта
не может быть возбуждено ни при каких обстоятельствах. «По политическим со¬
ображениям». Каким именно — бюрократическая тайна.
Читатель, видимо, обратил внимание на то, что в данной статье используются
в основном материалы текущей публицистики, хорошо знакомой каждому совет¬
скому читателю, и на которую не принято ссылаться в академическом журнале.
Ни одного указания на архивы. Автор поленился заглянуть в них? Да нет же, он
заранее знает, что просто так его и близко не подпуск ни к одному документу
по затронутым выше вопросам. «По политическим соображениям». Под тем же
туманным покровом канцелярской тайны, известной всему миру, кроме нас.
Таким образом, «политическая доктрина сталинизма», как видим, успешно
претворяется в жизнь по сию пору, даже в неписаном виде.
VI
Мы уже говорили, что сталинизм, сталинщина калечат душу, психику, мо¬
раль, разум человека. В той илй иной мере это относится к каждому из нас, в том
числе к родившимся после смерти Сталина, потому что подобного рода «бо¬
лезнь» способна, оказывается, передаваться из поколения в поколение. Особен¬
но, если тому благоприятствуют социальные условия. А ведь мы живем в госу¬
дарстве, где слишком многое сохранилось со сталинских времен, где все еще гос¬
подствуют административно-командная система, бюрократический централизм,
очень медленно сдающий свои позиции в процессе начавшейся демократизации,
дебюрократизации общества. Где все еще сильны кастовость, хамство-холуйст¬
во, мораль сталинских времен.
Сталину удалось сделать нас чем-то вроде своих духовных заложников —
и моральных, и психологических, и интеллектуальных. Мы не говорим здесь
о тех, кто повязан со Сталиным кровавой круговой порукой, кто лично участво¬
вал в его злодеяниях и теперь боится заслуженной кары. Смешные! (хотя это
слово тут кажется не совсем уместным). Да разве кто-нибудь призовет их к от¬
вету? Пока что по судам, как известно, таскают не сталинистов, а сталинисты.
Однако немало людей преклонного возраста, воспитанные в духе «политиче¬
ской доктрины сталинизма», ошибочно полагают, что разоблачение злодеяний
89
Сталина ставит под вопрос смысл прожитой ими жизни. Им представляется, что,
когда речь идет об ужасах реализованной утопии казарменного социализма, их
трудовые подвиги выглядят напрасными, а жизнь — пропащей. За последний
год по мере новой и новой публицистической информации о Сталине и сталиниз¬
ме многие из них осознали недоразумение, поняли, что честно исполненный тру¬
довой долг, добросовестная работа — при Сталине ли, или еще при ком бы то ни
было — всегда заслуживают уважения и общественного признания. Но некото¬
рым уже поздно что-либо осознавать, и они держатся за неписаную «политиче¬
скую доктрину сталинизма» как за последний якорь спасения.
К этим людям относится и часть фронтовиков, для которых за последний год
нелегко было узнавать из прессы, что их тяжкий ратный труд, их воинский под¬
виг в Великой Отечественной войне — всех, от солдата до маршала — это одно,
это навсегда в веках, в благодарной памяти потомства, а роль Сталина и его ок¬
ружения в предвоенные и военные годы — нечто совершенно другое, подлежа¬
щее вниманию если не следователя, то во всяком случае беспристрастного исто¬
рика. Для одних из них «политическая доктрина сталинизма» — очередная по¬
пытка навести тень на ясный день, для других — все тот же последний якорь
спасения.
Самая зловещая в данном плане социальная группа — бюрократия и ее иде¬
ологи. Те самые, которые делят любую информацию, как и всякий дефицит, на
две категории: «для спецобслуживания» и «для населения». Так вот, для идео¬
логов бюрократии, прекрасно знающих истинную цену сталинизма, «политиче¬
ская доктрина» последнего, должным образом не разоблаченная, станет сущим
подарком: пригодится для очередной попытки реанимации казарменного социа¬
лизма.
И еще для одной группы духовных «заложников Сталина» политическая док¬
трина сталинизма несомненно станет ценным идеологическим подспорьем. Это
те, кто сделал Сталина символом протеста против сегодняшней действительно¬
сти. Тут вопросов нет, кроме одного: нужно ли такое идеологическое подспорье
противникам сталинизма, сторонникам нынешней перестройки?
Это — явные «заложники». А неявные? Сила сталинизма была и остается
в том, что он делит людей на касты и подкасты, иерархия которых пожестче ин¬
дуистской. Каждый сверчок знает свой шесток, очень за него держится и очень
боится сверзиться шестком ниже, потеряв полагающиеся данному шестку льго¬
ты и привилегии. Вот это и есть подлинная «политическая доктрина сталинизма»
в действии. Сколько еще времени и сил придется положить на ее преодоление!
И сколько времени и сил придется положить дополнительно, если ее идеализиро¬
вать...
В ходе перестройки, демократизации-дебюрократизации общества нам пред¬
стоит выработать механизм полной гласности, гарантирующий ее конструктив¬
ность (принятие и выполнение конкретных решений после их обсуждения), не¬
наказуемость инициативы и тем более любых обоснованных критических замеча¬
ний, отделение подлинной гласности от ее имитации в своекорыстных целях.
Предстоит выработать и механизм подлинной подотчетности руководителя пе¬
ред руководимыми, с обязательной отставкой первого в случае вотума недоверия
вторых. Предстоит создать механизм ротации руководящих кадров и регламен¬
тации отношений между управляющими и управляемыми звеньями обществен¬
ного производства, общества, который должен прийти на смену авторитарно¬
патриархальному произволу в системе управления.
Предстоит довести до логического конца начатое разделение властей, совер¬
шить переход от иерархии «хозяев» к такому разумному положению, когда зако¬
нодательная власть определяет, как управлять (и контролирует соблюдение при¬
нятых правил), когда подотчетная ей исполнительная власть, обладающая пра¬
вом законодательной инициативы, осуществляет практическое управление, ког¬
да независимая судебная власть оказывается в состоянии привлечь к ответст¬
венности и «отцов-законодателей», и «слуг народа» — управленцев, если те
90
хоть в чем-то нарушат закон, наконец, когда партийная власть сосредоточивает¬
ся на своем непосредственном деле в сфере идеологии и политики.
Во всем этом придется то и дело оглядываться на опыт других стран, заим¬
ствуя из него все конструктивное для наших условий, придется то и дело огляды¬
ваться на свой собственный исторический опыт, чтобы не допустить повторения
ошибок, повторения трагедий прошлого.
Можно согласиться с Б. П. Курашвили, когда он утверждает, что «стали¬
низм в его целостности должен изучаться главным образом для его неповерх¬
ностного, сущностного отрицания». Мы бы даже добавили, что только для этого
может и должен изучаться сталинизм. Но вот может ли «политическая доктрина
сталинизма» служить той «системой отсчета», основываясь на которой, как ут¬
верждает автор, можно построить «современную политическую доктрину»,
(«как бы меняя знаки на противоположные», уточняет он)? Тут все зависит от
того, как представлять сталинизм. Если так, как он выглядел на деле, то пожа¬
луй. А если так, как он якобы (по мнению того или иного автора) мог представ¬
ляться Сталину, то навряд ли. Жуткая в таком случае получится «современная
доктрина», сколько ни меняй знаки иллюзорного самоупоения диктатора на
«противоположные».
Что же касается «вульгарного антисталинизма», который порицает Б. П. Ку¬
рашвили, то не совсем понятно, точнее, совсем непонятно, что это такое. Если
это — вульгаризация идеологической борьбы против сталинизма как некоего со¬
циального учения, то нельзя забывать, что сталинизм в данном его качестве мо¬
жно рассматривать самое меньшее только как вульгаризацию ленинизма, а точ¬
нее — это самый настоящий антиленинизм (в смысле реанимации того самого
казарменного социализма, который был в принципе отвергнут в 1921 г.). Можно
ли вульгаризировать вульгаризацию или отрицать отрицание отрицания (по¬
скольку сталинизм, как мы только что указали, есть во многом отрицание лени¬
низма)? Если же понимать под сталинизмом теорию и практику сталинщины
(Б. П. Курашвили делает, на наш взгляд, весьма неубедительную попытку раз¬
вести эти понятия аксиологически как положительное и отрицательное), то суть
«вульгарного антисталинизма» еще более запутывается. Может ли быть, напри¬
мер, «вульгарный антибандитизм»? Может ли вообще в принципе быть вульга¬
ризация борьбы за разоблачение преступлений на почве злоупотребления вла¬
стью (включая тотальную дискредитацию высокого понятия «социализм»)?
Если и может, то, наверное, в духе, прямо противоположном тому, о чем пишет
Б. П. Курашвили,— в духе всяческого обеления сталинизма и сталинщины.
Примечания
'Ленин В. И. ПСС, т. 44, с. 151. Кстати, именно в этой статье встречаем знаменательные
строки: «Мы начали уже необходимую перестройку нашей экономической политики» (там же, с. 152).
2 Там же, с. 157.
3 Там же, т. 42, с. 180—181.
4 Там же, с. 180—184.
5 Сталин И. В. Соч., т. 12, с. 191 — 199.
8 Там же, с. 198.
7 Л ен и н В. И. ПСС, т. 45, с. 345.
91
Р. Г. СКРЫННИКОВ
СПОРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВОССТАНИЯ БОЛОТНИКОВА
Изучение восстания Болотникова вызвало к жизни обширную литературу.
Труды И. И. Смирнова положили начало монографическому исследованию со¬
бытий восстания, а В. И. Корецкий провел широчайшие архивные разыскания '.
Историю Первой крестьянской войны начала XVII в. исследовали А. А. Зимин,
Д. П. Маковский, В. Д. Назаров, Р. В. Овчинников, А. Л. Станиславский,
М. Н. Тихомиров, Б. Н. Флоря, Л. В. Черепнин и др. В настоящее время появи¬
лась необходимость в пересмотре и уточнении ряда положений, составляющих
суть концепции Крестьянской войны, а также основных хронологических вех
восстания Болотникова.
В ходе переворота 17 мая 1606 г. в Москве Л жедмитрий I был убит и трон за¬
нял Василий Шуйский. В июне 1606 г. в Путивле вспыхнуло восстание против
Шуйского, возглавленное дворянином Г. И. Шаховским, убедившим население
города в том, что «царь Дмитрий» жив. Пособником Шаховского стал другой
приспешник самозванца — М. Молчанов. Прихватив с собой при бегстве из
Москвы украденную им государственную печать, он укрылся в Самборе, в Речи
Посполитой. Там Молчанов виделся с Иваном Болотниковым. Выдав себя за
Дмитрия, он предложил Болотникову возглавить повстанческие силы в России.
С этого момента одним из главных центров движения стал Самбор, откуда Мол¬
чанов систематически посылал в Россию грамоты от имени спасшегося «Дмит¬
рия».
Очертив границы территории, охваченной восстанием, убеждаемся в том, что
против царя Василия поднялось население тех самых северских и южных город¬
ков, которые были главной базой повстанческого движения в поддержку Лже-
дмитрия на первом этапе гражданской войны в 1604—1605 гг. Служилые люди
и казаки составляли ядро войска, вступившего вместе с Лжедмитрием I в Моск¬
ву летом 1605 г. После заключения самозванцем соглашения с Боярской думой
ратников наградили и распустили по домам. Не будучи разгромленной, повстан¬
ческая армия в 1606 г. возродилась в считанные дни.
Власти характеризовали состав повстанческой армии, сформированной в Пу¬
тивле, весьма тенденциозно: «Собрались украиных городов воры-казаки, и стрель¬
цы, и боярские холопи, и мужики, а побрали себе в головы таких же воров: епи-
фанца Истомку Пашкова...»2. Осведомленные современники утверждали, что се¬
верские дворяне не только участвовали в восстании, но и были его инициатора¬
ми. К. Буссов со слов повстанцев писал, что путивляне вызвали «всех князей
и бояр, живущих в Путивльской области, их... было несколько тысяч»; когда они
соединились с несколькими тысячами казаков, прибывших с Дикого поля, «над
ними был поставлен воевода по имени Истома Пашков»3. Служилые иноземцы,
плохо владевшие русским языком, не видели различия между терминами «боя¬
рин» и «сын боярский», обозначавшими принадлежность к различным москов¬
ским чинам. Сам Буссов имел поместья в центральных уездах и судил о пу-
тивльских служилых людях, исходя из собственного опыта. В Северской земле не
было крупного княжеско-боярского землевладения, а среди местных детей бояр-
Скрынников Руслан Георгиевич, доктор исторических наук, профессор Ленинградского госу¬
дарственного университета.
92
ских преобладали мелкие помещики. Они выступили всем Северским уездом на
стороне Лжедмитрия I в 1604 г., а после переворота 17 мая 1606 г. также «всем
городом» восстали против Шуйского.
Недавно И. П. Кулакова обнаружила в тексте особого варианта «Сказания
о Гришке Отрепьеве» (краткой редакции) заметку летописного типа с уникаль¬
ными сведениями о начале восстания против Василия Шуйского. Автор заметки
сообщает: «А черниговцы, и путимцы, и кромичи, и комарици, и вси рязанские го-
роды за царя Василья креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на
Рязань: у нас, де, царевич Дмитрей Иванович жив»4. И. П. Кулакова обратила
также внимание на заявление московских властей о том, что «воры казаки, кото¬
рые были в совете с ростригою з Гришкою Отрепьевым», «с Москвы збежали в ту
пору, как того вора убили»5. Заметим, что в правительственном заявлении речь
шла о ворах-казаках, а в летописной заметке — о служилых людях Путивля
и других городов. По утверждению властей, приверженцы Отрепьева бежали
в «украинные города» (Путивль, Валуйки). По словам же автора заметки, в Мо¬
скве произошел форменный мятеж: служилые люди из южных уездов не просто
отказались от присяги Шуйскому, а пошли организованно «всем войском» на
Рязань. Эта версия не поддается проверке, поскольку никто из современников не
называл Рязань в числе первых городов, выступивших против Шуйского. Сомни¬
тельно и то, что мятежники именовали Лжедмитрия I, управлявшего почти год
страной, царевичем.
Несомненно одно. Главным очагом восстания против Шуйского с самого на¬
чала стал Путивль, а не Рязань. Записки Буссова и летописная заметка из тек¬
ста «Сказания о Гришке Отрепьеве» определенно зафиксировали тот факт, что
дети боярские Путивля выступили против Шуйского всем уездом или «всем го¬
родом», начав движение, получившее в историографии название «восстания
Болотникова». Как объяснить этот факт?
В южных уездах России и в Северской земле правительство с конца XVI в.
усиленно насаждало поместную систему, но его политика не привела к желае¬
мым результатам. Поместье как форма землевладения здесь широко не распро¬
странилось, и категория помещичьих крестьян была сравнительно немногочис¬
ленна. В отличие от центральных уездов, где сложились многочисленные и ус¬
тойчивые дворянские корпорации, дворянство юга было малочисленным и эко¬
номически несостоятельным. На поместную службу тут верстали не только без¬
земельных детей боярских, но и казаков, казачьих и крестьянских детей, иногда
холопов. Не имея возможности нести службу в конном дворянском ополчении,
большинство из них служили с пищалью в пехоте, либо числились конными само-
пальниками, т. е. вели бой в пешем строю, но совершали марши на лошадях по¬
добно конным стрельцам и казакам. У детей боярских — пищальников были не¬
большие поместные «дачи», и чаще всего они сами обрабатывали землю. Лишь
немногие из них владели крестьянами, бобылями либо холопами. Сохраняя ти¬
тул «детей боярских», эти помещики фактически не принадлежали к господству¬
ющему классу. В ряде южных уездов таких детей боярских привлекали к отбы¬
ванию барщинных повинностей на государевой десятинной пашне, заведенной
там Борисом Годуновым.
При царе Федоре Ивановиче Разрядный приказ принял меры к укреплению
путивльского гарнизона. Местному воеводе было поручено организовать из де¬
тей боярских отряд конных самопальников в 500 человек. Однако воевода смог
набрать немногим более 100 человек детей боярских. Прочие самопальники бы¬
ли набраны из казаков (138 человек), стрельцов (100) и прочих «разночинцев».
Самопальники были наделены небольшими земельными дачами .
Гражданская война расколола страну надвое. Юго-западные и южные уезды
стали главной базой движения в поддержку «царя Дмитрия», который, взойдя
на трон, предоставил щедрые льготы землевладельцам и посадским людям
Путивля.
И после годичного перерыва, в середине 1606 г. гражданская война в России
93
вспыхнула с новой силой. На этом этапе она имела свои особенности: в повстан¬
ческом лагере не было наемных солдат, как ранее в войске Отрепьева, а Васи¬
лий Шуйский располагал полностью отмобилизованными полками.
Важные сведения о действиях повстанцев сообщает Яков Маржарет, кото¬
рый в июле 1606 г. находился в Москве (в сентябре он покинул Россию, а через
несколько месяцев его «Записки» были опубликованы во Франции). «Некоторое
время спустя после выборов сказанного Шуйского,— писал Маржарет,—
взбунтовались пять или шесть главных городов на татарских границах, пленили
генералов, перебили и уничтожили часть своих войск и гарнизонов». Известие
Маржарета имеет аналогию в тексте упомянутой выше летописной заметки
«Сказания о Гришке Отрепьеве». Маржарет, правда, завершает свой рассказ
указанием на то, что мятежники вскоре же сложили оружие и принесли повин¬
ную Василию Шуйскому 7.
Как бы то ни было, боевые действия начались близ южных границ, а затем
сконцентрировались в районе Ельца и Кром. Кромы были сожжены дотла в 1605 г.
Неизвестно, в какой мере их укрепления были отстроены за недолгие месяцы
правления Лжедмитрия. Однако не было забыто, что судьба династии Годуно¬
вых решилась под стенами Кром. Елец, в котором в конце XVI в. числилось 150
детей боярских, 600 казаков 8, был укреплен по приказу Лжедмитрия и в нем бы¬
ли сосредоточены крупные запасы продовольствия и оружия.
Маржарет имел достоверную информацию о поражении войск. По его сло¬
вам, восставшая Северская земля снарядила в поход «семь или восемь тысяч
человек, совсем без предводителей, которые потому были разбиты войсками, по¬
сланными туда Василием Шуйским, включавшими от пятидесяти до шестидеся¬
ти тысяч человек и всех иноземцев»9. Утверждение Маржарета об отсутствии
у повстанцев опытных предводителей, что явилось одной из причин их пораже¬
ния, по-видимому, соответствовало действительности. Подняв восстание против
Шуйского, путивляне избрали своим командиром епифанского сотника Истому
Пашкова, а также приняли на службу казачьего атамана Ивана Болотникова,
привезшего воеводскую грамоту из Самбора.
Факт поражения повстанцев находит подтверждение в разрядных записях.
Воевода князь И. М. Воротынский осадил крепость Елец и наголову разгромил
«воровское» войско, прибывшее на помощь ельчанам. «А как воровских людей
под Ельцом побили и к боярам и к воеводам князю Ивану Михайловичу Воро¬
тынскому приезжал стольник князь Борис Ондреевич Хилков».
Елец был на главном направлении, и к нему царь послал одного из старших
воевод — князя И. М. Воротынского. На Кромы выступили второстепенные вое¬
воды — князь Ю. Н. Трубецкой и М. А. Нагой. Трубецкой задержался в Кара¬
чеве, формируя полки, а под Кромы послал Нагого. В это время, как свидетель¬
ствуют разряды, «Болотников приходил под Кромы, и он (Нагой.— Р. С.) Болот¬
никова побил, и с тово бою прислал к Москве к государю с сеунчем (донесением
о победе.— Р. С.) дорогобуженина Ондрея сына Колычева»10.
Действия повстанцев под Ельцом возглавлял Пашков, в районе Кром вос¬
ставшими командовал Болотников. В. И. Корецкий полагал, что Болотников
прибыл в Россию на исходе лета и по своему составу его войско значительно от¬
личалось от войска Пашкова. В подтверждение своего вывода В. И. Корецкий
ссылался на такие источники, как «Бельский летописец» и Записки И. Массы.
Следуя версии И. Массы, В. И. Корецкий заключил, что Болотников привел
в Россию многочисленное запорожское войско, с которым он и одержал победу.
О победе под Кромами в «Бельском летописце» сказано следующее: «Лета
7115-го года в осень (под осень 1606 г.— Р. С.) пришол под Кромы ис Путивля...
Болотников и ратных людей от Кром отбил, а сам в Кромах стал»11.
В. И. Корецкий не учел достоверных данных о двукратном наступлении Бо¬
лотникова на Кромы, сохранившихся в составе разрядных книг. Согласно раз¬
рядам, царь направил к Кромам в самом начале восстания войско Ю. Н. Трубец¬
кого, который послал «наперед себя» отряд Нагого. Под Кромами Нагой «Болот¬
94
никова побил», о чем тотчас известил Шуйского. Вслед за Нагим к Кромам явил¬
ся Трубецкой, осадивший крепость. Следуя приказу из Москвы, Трубецкой дол¬
жен был продолжать осаду осенью 1606 (7115) г., но ему помешал Болотников:
«Лета 7115-го году с начала под Кромами те же были воеводы, что в 114-м году,
князь Ю. Н. Трубецкой. И как их Болотников от Кром оттолкнул...»12.
Итак, разрядные записи более подробно, чем «Бельский летописец», рисуют
ход событий под Кромами. Во время первого выступления к Кромам Болотников
потерпел неудачу и лишь в дни второго наступления осенью (тут данные раз¬
рядов и летописи совпадают) одержал верх. Немыслимо представить, чтобы
Болотников, разбитый авангардным отрядом, мог сразу победить главные силы
Трубецкого. Очевидно, прошло немало времени, прежде чем Болотников сфор¬
мировал новую армию, а Трубецкой растерял силы в результате длительной
и безуспешой осады Кром. Отсюда следует, что Болотников прибыл в Путивль
не в конце, а в начале лета и тогда же предпринял неудачный поход на Кромы.
Подробные сведения о жизни Болотникова сообщают два иностранных ав¬
тора — И. Масса и К. Буссов. Но их свидетельства противоречат друг другу.
При оценке версий Массы и Буссова надо иметь в виду следующее. К. Буссов
лично знал Болотникова, поскольку служил при нем в Калуге в 1606—1607 гг.
Он располагал более надежной информацией, чем И. Масса, находившийся
в осажденной Болотниковым Москве. В. И. Корецкий же отдает решительное
предпочтение свидетельству И. Массы и подвергает сомнению данные К. Бус¬
сова.
В своих Записках И. Масса упомянул, что Болотников «служил в Венгрии
и Турции и пришел с казаками числом до 10 тыс. на помощь к этим мятежни¬
кам»13. По предположению В. И. Корецкого, Болотников собрал вокруг себя ка¬
зацкое войско, будучи в Венгрии (там он сражался с турками) и в Польше, так
что его войско было закалено «в боях с турками». По мнению В. И. Корецкого,
Болотников стал предводителем восставших не потому, что во главе войска его
якобы поставил Молчанов, а потому, что он прибыл в Самбор во главе крупного
казацкого войска, выбравшего его своим вождем |4.
Известие И. Массы представляется менее достоверным, чем Хроника К. Бус¬
сова. Если верить Массе, Болотников «служил в Венгрии и Турции». Поскольку
венгры сражались с турками, совершенно непонятно, как мог Болотников одно¬
временно служить в Турции и в Венгрии? Масса ни словом не обмолвился о том,
как Болотников попал в Турцию. По свидетельству Буссова, его захватили тата¬
ры, которые продали его в рабство туркам. Таким образом, атаман не служил
в Турции, а был там в плену. Будучи гребцом-невольником на турецких галерах,
казак участвовал в морских сражениях. Одно из таких сражений кончилось по¬
ражением турок. Болотников был освобожден из плена итальянцами, попал
в Венецию, откуда через Германию и Польшу возвращался в Россию. Слухи
о спасении Дмитрия привлекли его в Самбор 1б.
Армии Шуйского провели у стен Ельца и Кром более двух месяцев, после че¬
го отступили к Москве. В литературе утвердилось мнение, что причиной отступ¬
ления было катастрофическое поражение царских ратей |6. В какой мере источ¬
ники подтверждают это мнение? В Дневнике поляка А. Рожнятовского, жившего
в плену в Ярославле, можно найти записи, которые на первый взгляд не оставля¬
ют места для сомнений: «День 17 сентября. Пришло известие к пану воеводе, что
под Ельцом войско Шуйского в 5 тысяч наголову разбито. День 21 сентября.
Снова пришла весть, что под Кромами побито 8 тыс. людей Шуйского, гнали
и били их на протяжении 6 миль»17.
Упомянутый в Дневнике «пан воевода» был не кем иным, как Юрием Мнише¬
ком. Рожнятовский был слугой Мнишека, и его дневниковые записи всецело от¬
ражали точку зрения господина. Юрий Мнишек активно участвовал в новой
самозванческой интриге и был весьма неразборчив в средствах, коль скоро речь
шла о достижении политических выгод. Его люди сознательно распространяли
слухи о катастрофических поражениях войск Шуйского.
95
Приведенные в Дневнике Рожнятовского «точные» данные о численности
царской армии, по-видимому, являются вымышленными. Известно, что армию
под Ельцом возглавляли князь И. М. Воротынский, бояре князь В. К. Черкас¬
ский, князь М. Ф. Кашин и Г. Ф. Нагой, окольничие М. М. Салтыков и М. Б. Ше¬
ин. Полками под Кромами командовали бояре князь Ю. Н. Трубецкой, князь
Б. М. Лыков и М. А. Нагой, а также окольничий Г. П. Ромодановский. Эти вое¬
воды занимали в служебной иерархии более скромное положение по сравнению
с елецкими воеводами. Без сомнения, армия Воротынского по численности пре¬
восходила войско Трубецкого. Рожнятовский проявил неосведомленность, ут¬
верждая, будто под Кромами было 8 тыс. ратников, а под Ельцом — всего 5 тыс.
События под Ельцом получили отражение в монастырских документах. Мо¬
настыри обязаны были послать под Елец «даточных» людей на лошадях, обозы
с припасами и т. д. В приходо-расходных книгах Иосифо-Волоколамского мона¬
стыря имеется запись от 2 сентября 1606 г. об отпуске запаса под Елец и убыт¬
ках, что «учинилось в разгром»18. И. И. Смирнов полагал, что речь шла о разгро¬
ме всей армии Воротынского. Но не очень ясная монастырская запись могла
свидетельствовать лишь о разгроме монастырского обоза при отступлении
полков.
Почему воеводы, громившие повстанцев в начале лета, вынуждены были от¬
ступить в конце его? На то были свои причины. Безуспешная осада войсками
Шуйского Кром и Ельца деморализовала дворянское ополчение. Многие дети
боярские были вызваны на службу еще в мае 1606 г. и к осени успели истратить
свои запасы. Весенние заморозки 19 грозили неурожаем. Цены на хлеб стали
стремительно расти. Осведомленный автор «Бельского летописца» отметил го¬
лод в лагере: «Под Ельцом тое же осени государевы бояре и воеводы и все рат¬
ные люди запасы столовыми велми оскудели и купили четь сухарей по 9-ти Руб¬
лев и больши: и от тое скудости многие размышленья стали»20. Годовое жало¬
ванье рядовых помещиков не превышало 3—5 руб. Очевидно, даже им цена
в 9 руб за четверть сухарей была недоступной. Спасаясь от голода, дети бояр¬
ские и прочий служилый люд стали покидать полки. Неудачная осада Кром дала
толчок к общему отступлению царской армии. Согласно «Бельскому летописцу»,
как уже говорилось выше, Болотников воевод «от Кром отбил, а сам в Кромах
стал»21. Две записи Разрядного приказа позволяют уточнить летописную вер¬
сию. Первая гласит: «И под Кромами у воевод с воровскими людми был бой и из
Путивля пришол Ивашко Болотников да Юшка Беззубцов... прошли на проход
в Кромы». Из второй следует, что на осень под Кромами должны были остаться
воеводы Трубецкой и Нагой, но они отступили, «как их Болотников от Кром от¬
толкнул».
Воеводы отступили не потому, что были разгромлены восставшими. Плохо
вооруженным отрядам Болотникова трудно было опрокинуть тяжеловооружен¬
ную дворянскую конницу, господствовавшую на поле боя. Успех Болотникова
был ограниченным: ему удалось потеснить воевод и прорваться внутрь осажден¬
ной крепости. Но победа Болотникова деморализовала войска под Кромами
и Ельцом. Автор «Нового летописца» очень точно описал причины отступления
главной армии из-под Ельца: «Слышаху же под Ельцом бояре, что под Крома¬
ми смутилось, отоидоше от Ельца прочь и поидоша все к Москве»23. Книги Раз¬
рядного приказа конкретизируют летописное известие о «смуте» в дворянском
ополчении под Кромами. Войско было утомлено длительной осадой и начало рас¬
падаться после первого же поражения. Вышли из повиновения даже самые пре¬
данные царю отряды конных помещиков из Новгорода, Пскова, Великих Лук
и замосковных городов: «И после бою (у Кром.— А С.) в полкех ратные люди
дальних городов — новгородцы, и псковичи, и лучаня, и торопчане, и замосков¬
ных городов под осень в полках быть не похотели, видячи, что во всех украинных
городах учинилась измена и учали из полков разъезжатца по домам, и воеводы
князь Юрьи Никитич с товарищи отошли на Орел»24.
И. И. Смирнов отнес события под Кромами и Ельцом к августу 1606 г., отме¬
96
тив при этом, что битва под Ельцом имела место, вероятно, во второй половине
августа 25. Его предположение может быть подкреплено дополнительными аргу¬
ментами. Будучи в Ярославле, Рожнятовский записал известие о поражении
царских войск под Ельцом 7(17) сентября и под Кромами 11(21) сентября
1606 г. 26 Расстояние от Ельца и Кром до Москвы составляло около 350—
400 верст, так что надо было не менее недели, чтобы весть об отступлении
достигла Москвы. В Ярославль эта весть должна была попасть с запозданием
еще в 3—4 дня. Приняв во внимание все эти поправки, можно сделать вывод,
что царские полки отступили от Ельца и Кром во второй половине августа,
причем первым отступило войско Воротынского.
Объясняя причины отступления царских полков из-под Ельца и Кром, автор
«Бельского летописца» подчеркивал: «а вор Ивашко Болотников... пришел
в Кромы, и все северские и полевые (южные.— Р. С.) и зарецкие (расположен¬
ные к югу от Оки.— Р. С.) городы от царя Василия Ивановича всеа Русии отло¬
жились; и бояре, и воеводы, и все ратные люди ис-под Ельца и ис-под Кром все
пришли к Москве...» Летописная формула «города отложились» имела конкрет¬
ный смысл. Речь шла о переходе на сторону повстанцев «служилого люда», т. е.
городовых детей боярских, поддержанных прочим населением восставшего го¬
рода.
Ближайшими тыловыми пунктами войск Воротынского и Трубецкого были
крепости Новосиль и Орел. Положение детей боярских Орловского и Новосиль-
ского уездов было сходно с положением путивльских помещиков. Уездные дво¬
ряне были плохо обеспечены землями. Лишь единичные представители орлов¬
ских дворян были зачислены в начале XVII в. на службу в государев двор. Одна
треть местных помещиков (129 орлян) несли службу в конных полках, тогда как
две трети (287 орлян) служили в пехоте «с пищалями». Среди новосильских де¬
тей боярских 128 человек были пищальниками 27. Оскудевшие дети боярские —
пищальники в большом числе несли осадную службу в своих городах. Отмечен¬
ные моменты оказали непосредственное влияние на ход событий.
Поначалу Новосиль был занят полком боярина князя М. Кашина-Оболен-
ского. Затем Кашин был вызван в осадный лагерь под Елец. Едва в Новосили
началось брожение, Воротынский приказал Михаилу Кашину спешно вернуться
туда. Но время было упущено: местные дети боярские и служилые люди вместе
с населением восстали и «князь Михайла (Кашина.— Р. С.) в Новосиль не пус¬
тили, а целовали крест вору... и князь Михайло пришел на Тулу»28.
Тем временем Ю. Н. Трубецкой начал отступление от Кром к Орлу. Находив¬
шиеся там воеводы князь И. А. Хованский и князь И. М. Барятинский рассчиты¬
вали использовать новгородские дворянские сотни, чтобы удержать в руках
Орел. Но их постигла неудача, о чем орловские воеводы тотчас известили царя:
«Велено с ними (воеводами.— Р. С.) быть ноугородцем Бежецкой и Шелонской
пятины, и как воеводы от Кром отошли, и ратные люди разъехались, и ноугород-
цы, видя в орлянех шатость, быть не хотят»29. Шатость «в орлянех» привела
к тем же самым результатам, что и смута в Новосили. Опираясь на поддержку
населения, уездные служилые люди «всем городом» принесли присягу на вер¬
ность «Дмитрию», представлявшему в их глазах законную династию.
Весть о «шатости» в Орле побудила Василия Шуйского спешно направить
туда воеводу князя Д. И. Мезецкого с наказом «уговаривать ратных людей».
С Мезецким были посланы крупные силы — 1500 стрельцов. Но воевода не смог
выполнить приказ. Миновав Калугу, он встретил у Лихвинской заставы войска,
бежавшие из Орла на север. Болотников беспрепятственно вошел в Орел, а за¬
тем, следуя за отступавшими правительственными войсками, стал продвигаться
к Калуге.
Главный воевода Воротынский соединился в Туле с отступившим из Новоси¬
ли Кашиным. Однако в его распоряжении не было надежных частей. Тульские
дворяне и дети боярские и все тульское население объявили себя сторонниками
«Дмитрия». Прочие дворянские отряды, среди них рязанцы и каширяне, вышли
4 История СССР, № 5
97
из повиновения и поспешили покинуть Тулу. Разрядные записи свидетельству¬
ют: когда Воротынский «пришол на Тулу ж, а дворяня и дети боярские все пое¬
хали без отпуску по домам, а воевод покинули, и на Туле заворовали, стали
крест целовать вору. И Воротынский с товарыщи пошли с Тулы к Москве, а горо¬
да зарецкие все заворовалися, целовали крест вору»30. Падение Тулы открыло
повстанцам путь к столице.
Гражданская война расколола феодальное сословие. Против царя Василия
Шуйского на первых порах выступили мелкопоместные дети боярские южных ок¬
раин. В отличие от южных в Тульском уезде было хорошо развито поместно-вот¬
чинное землевладение. «Лучшие» тульские дворяне издавна служили в составе
государева двора. Восстание в Туле, а затем в Рязани показало, что раскол
впервые распространился на государев двор, до того остававшийся самой проч¬
ной опорой трона, что имело катастрофические для Шуйского последствия.
На период осады Москвы приходится время наивысшего подъема восстания
Болотникова. Изучение этого времени вызвало множество споров. Решение
спорных проблем невозможно без сравнительной оценки главных источников,
среди которых особое место занимает «Иное сказание». По мнению С. Ф. Плато¬
нова, в основе «Иного сказания» лежала так называемая «Повесть 1606 года»,
составленная в Троице-Сергиевом монастыре вскоре после переворота 17 мая
1606 г. и дополненная сведениями о восстании Болотникова, записанными в цар¬
ствование Василия Шуйского 3|. Однако уже Е. Н. Кушева доказала, что «По¬
весть 1606 года» является поздней компиляцией, включенной в текст «Иного
сказания» в момент появления этого памятника в 20-х гг. XVII в.32 Дальнейшие
исследования позволили уточнить вопрос о времени возникновения «Иного ска¬
зания» и составе «Повести 1606 года». Я. Г. Солодкин пришел к выводу, что
«Иное сказание» появилось в весьма позднее время — между 1620 и 1641 гг.33
В. И. Буганов, В. И. Корецкий и А. Л. Станиславский установили, что одним из
основных литературных источников «Иного сказания» была «Повесть како
отомсти», принадлежавшая к числу ранних сочинений о Смутном времени. Эта
повесть, отметили авторы, претерпела изменения уже вскоре после своего созда¬
ния и вторично — при ее включении в состав «Иного сказания»34.
И. И. Смирнов принял гипотезу С. Ф. Платонова о происхождении «Повести
1606 года» и развил ее. Наряду с рассказом о воцарении и гибели Отрепьева
«Повесть 1606 года», по мнению И. И.Смирнова, включала особую повесть о Бо¬
лотникове. Ее автор подробно описал начальный этап восстания Болотникова,
из чего И. И. Смирнов заключил, что повесть о Болотникове могла быть состав¬
лена в разгар восстания, еще до падения Тулы в 1607 г.35
Мнение И. И. Смирнова не вызвало возражений в литературе, а Я. Г. Солод¬
кин осторожно солидаризировался с ним: «Смирнов справедливо считал, что
компилятор воспользовался повестью о восстании Болотникова, неизвестной
в отдельных списках», автором которой был «современник восстания, очевидец
многих событий 1606—1607 гг.»36
Гипотеза И. И. Смирнова превращала «Иное сказание» в первоклассный ис¬
точник по истории восстания Болотникова. Однако эта гипотеза лишена факти¬
ческого обоснования. Во-первых, так называемая «Повесть о Болотникове» не¬
известна в отдельных списках. Все ранние сказания («Повесть како отомсти»
и ее более поздняя переделка «Повесть како восхити») были посвящены истории
Гришки Отрепьева и завершались описанием его гибели. Дополнительные све¬
дения о Боло1 никове в «Ином сказании» выходили за рамки жизнеописания
Отрепьева. Во-вторых, степень достоверности сведений о Болотникове невысока,
а следовательно, их невозможно рассматривать как показания очевидца, запи¬
санные в период восстания. Автор так называемой «Повести о Болотникове» не
мог назвать ни мест главных сражений, предшествовавших осаде Москвы арми¬
ей Болотникова, ни имен участвовавших в них воевод. Сами бои он описал с по¬
мощью трафаретных летописных штампов. Царь Василий послал войско «встре¬
чу» ворам, и воеводы, «две брани с ним учинивше, и бысть бой велик и сеча зла
и многое множество обоих падоша в тех двух бранях», рати не могли одолеть
98
друг друга и «тако разидошася»37. Автор не знал того, что знали все современ¬
ники и очевидцы: осаде предшествовала битва, в которой войско Шуйского было
разгромлено наголову.
Для определения времени осады Москвы И. И. Смирнов привлек кроме
«Иного сказания» также документы Разрядного приказа и записки немецкого
купца Г. Паэрле, находившегося в 1606 г. в Москве. Два последних источника,
имеющих различное происхождение, содержат сведения о том, что осада дли¬
лась пять недель. Поскольку время отступления повстанцев от Москвы известно
(2 декабря), нетрудно вычислить начальный момент осады (28 октября). Одна¬
ко И. И. Смирнов внес поправку к установленной им самим дате, следуя указа¬
ниям «Иного сказания». «Я полагаю,— писал он,— что ключ к разрешению
вопроса о времени продолжительности осады Москвы Болотниковым дает „Иное
сказание“»38. В «Ином сказании» упоминалось о трехнедельном затишье в ходе
военных действий под Москвой, наступившем до времени, когда повстанцы пов¬
торно («паки») появились в Коломенском. Отсюда И. И. Смирнов сделал вывод,
что восставшие впервые заняли Коломенское 7 октября 1606 г. Не ставя под сом¬
нение достоверность сведений «Иного сказания», А. А. Зимин и Р. В. Овчинников
дали им другое истолкование. Они считали, что автор имел в виду трехнедель¬
ное затишье в ходе осады, наступившее между 28 октября и 17—18 ноября
1606 г.39
Попытаемся выделить комплекс ранних и наиболее достоверных источников,
позволяющих установить время осады Москвы. К нему относится прежде всего
«Повесть протопопа Терентия», а также Хроника К. Буссова и Дневник А. Рож-
нятовского. В несколько измененном виде «Повесть Терентия» была включена
в текст «Иного сказания». Однако более точно текст оригинала «Повести Терен¬
тия» передан в отдельных списках, сохранившихся вне текста «Иного сказа¬
ния»40 .
И. И. Смирнов отводил «Повести Терентия» исключительно важное место
в своих хронологических построениях. Напротив, А. А. Зимин полагал, что по¬
весть, включенная в «Иное сказание» лишь в 1623 г., вообще не может быть ис¬
пользована для уточнения времени осады Москвы 41. А. И. Копаневу удалось
найти список Повести с пометкой о ее публичном чтении в Кремле 16 октября
1606 г.42 Эта находка позволила отвести сомнения А. А. Зимина. Повесть отно¬
сится к числу самых ранних повествовательных источников, непосредственно
отразивших события. Содержание ее вкратце сводится к следующему. Осенью
1606 г. протопоп кремлевского Благовещенского собора Терентий объявил вла¬
стям о видении им Христа и Богородицы, предвестивших наступление многих бед
для людей (москвичей). Он начал Повесть с молитвы о «мире всего мира и о ны¬
нешних лютых на нас находящих»43. Терентий утверждал, будто беседовал
с Христом 12 октября 1606 г. На этом основании С. Ф. Платонов датировал По¬
весть 12—14 октября 1606 г.44 И. И. Смирнов отнес Повесть ко времени между
7 и 12 октября 1606 г. и усмотрел в этом источнике «одно из главных дока¬
зательств осадб1 Москвы Болотниковым с 7 ноября, ибо Повесть исходит уже из
факта осады»45.
Возражая И. И. Смирнову, В. И. Корецкий сослался на новый список Пове¬
сти, датируемый 10-ми гг. XVII в. и имеющий заголовок «Повесть сиа лета
7115 году сентября». В. И. Корецкий не заметил того, что найденный им
источник дает основание для нового решения вопроса. Слова протопопа Терен¬
тия о «нынешнем» нашествии «кровоядцев и немилостивых разбойников»
на Москву были записаны им в сентябре 1606 г., из чего следует, что повстанцы
впервые подошли к Москве не в октябре, а в сентябре 46.
Среди источников особое место занимает «Московская хроника» К. Буссова.
Служилый немец Конрад Буссов присоединился к войску Болотникова в период
осады Москвы, а свою Хронику составил в 1611 г., описав начальный период вос¬
стания со слов повстанцев и по личным впечатлениям. Записки Буссова принад¬
лежат к числу очень немногих источников, отразивших события как бы изнутри
4*
99
повстанческого лагеря. По авторитетному свидетельству Буссова, армия Паш¬
кова двинулась к Москве в августе, а уже к Михайлову дню она оказалась в ми¬
ле с четвертью от города 47. По русскому календарю Михайлов день приходится
на 17 сентября. Таким образом, Хроника Буссова подкрепляет данные «Повести
Терентия».
В тексте Дневника А. Рожнятовского можно найти запись от 18(28) числа
о появлении воровского войска под Москвой. И. И. Смирнов безоговорочно от¬
нес эту запись к октябрю и увидел в ней одно из самых веских доказательств то¬
го, что осада Москвы началась задолго до 28 октября 48. Предложенная дати¬
ровка записи не вызывала возражений со стороны А. А. Зимина, и ее целиком
приняли издатели русского перевода Дневника А. Рожнятовского. Между тем
эта датировка требует критической проверки.
Наиболее исправный польский текст Дневника Рожнятовского опубликован
А. Гиршбергом 49. Знакомство с текстом дает общее представление о манере за¬
полнения дневника. Автор давал общий заголовок: «Июль», «Август», «Сен¬
тябрь», а затем помечал числа без повторного указания месяца. Интересующие
нас записи имеют следующий вид: «Сентябрь. День 1. Сентябрь... День 2...
День 3... Ярославль (день прибытия Мнишека в Ярославль.— Р. С.). День 4.
Сентябрь... День 7... День 9... День 24... День 25... День 27... День 28... День 30».
Итак, все записи А. Рожнятовского помещены под общим заголовком «Сен¬
тябрь». В этих записях «октябрь» не обозначен. Более того, в тексте Дневника
имеется очевидный пропуск, поскольку непосредственно за сентябрьскими
записями следует новый заголовок: «Ноябрь. День 1. Ноябрь...»
Издатели русского текста Дневника рассматривали запись от 14(24) как бес¬
спорно сентябрьскую, а помещенную ниже запись от 18(28) как октябрьскую, не
заметив того, что вторая запись служит непосредственным продолжением пер¬
вой. 14 сентября Рожнятовский получил известие, внушившее ему сомнение
в том, будто войско сторонников «Дмитрия под Москву пришло». Через четыре
дня, 18 сентября, Рожнятовский узнал из царской грамоты, что восставшие дей¬
ствительно подошли к Москве59.
Проанализируем подробнее дневник слуги Ю. Мнишека. Первую запись
Рожнятовский сделал не по слухам, а на основании личных наблюдений. В Яро¬
славле появилось множество беженцев из столицы, сообщивших о наступлении
восставших на Серпухов. «Мы видели своими глазами,— записал автор Днев¬
ника,— как множество знатных бояр (детей боярских.— Р. С.) с женами бежа¬
ли из Москвы, услышав о большом войске под Серпуховым». Во второй записи
изложено содержание царской грамоты, привезенной 18 сентября в Ярославль.
Царь Василий требовал верности от ярославцев, невзирая на то, что стороже¬
вые разъезды сторонников «Дмитрия» прорвались под Москву и в любой момент
могли подойти к Ярославлю: «Людей загонных из этого воровского войска осте¬
регайтесь и бога за меня молите, чтобы помог мне против этих изменников»51.
Из Дневника Рожнятовского следует, что повстанцы вышли к Москве между
14 и 17 сентября. Его данные полностью совпадают с известием Буссова о том,
что восставшие вплотную подошли к столице 17 сентября. Протопоп Терентий
имел все основания написать в своей сентябрской повести о «нынешнем наше¬
ствии» разбойников на столицу. Сведения о сентябрьском наступлении получили
отражение не только в дневниках, записях и литературных сочинениях, но и в ис¬
точниках строго документального происхождения. В хозяйственных книгах Ио-
сифо-Волоколамского монастыря среди записей за сентябрь 1606 г. можно обна¬
ружить следующую помету: «Того же дни (15 сентября.— Р. С.) послали в Колу-
гу для ратных вестей Петра Окулова»52. Запись о посылке монастырского слуги
в Калугу за «ратными вестями» наводит на мысль, что повстанцы продвигались
к Москве не только на серпуховском, но и на калужском направлении, где войска
возглавлял Болотников.
Вопрос о путях продвижения восставших к столице вызвал в литературе не
меньшие споры, чем вопрос о времени московской осады. В. И. Корецкий разыс-
юо
кал в архивах новые документы, характеризующие движение Пашкова от Ельца
к Москве. В 1627 г. писцы произвели обыск в поместье К. Троковского, непода¬
леку от Ряжска, пометив в обыскной грамоте, что поместье опустело «от тех мест,
как с Ельца шол Пашков»53. На основании этого документа В. И. Корецкий сде¬
лал вывод, что Пашков не стал преследовать основными силами разбитое под
Ельцом и таявшее на глазах войско князя И. М. Воротынского, отступавшее че¬
рез Новосиль к Туле, а послал за ним, вероятно, отдельные отряды; сам же по¬
шел на Ряжск, а оттуда на Рязань 54.
С предположением В. И. Корецкого трудно согласиться. Отряды Пашкова
наступали на Москву, имея четкую цель — занять столицу и «восстановить» на
троне «Дмитрия». Армия Воротынского, бежавшая от Ельца на Тулу и Серпу¬
хов, фактически развалилась в пути. Совершенно невероятно, чтобы в подобной
обстановке Пашков мог уйти с кратчайшего пути на Москву и увести свои основ¬
ные силы далеко на восток, к Ряжску, послав «отдельные отряды» преследовать
Воротынского. В разрядах можно обнаружить прямое указание на то, что
повстанцы шли прямиком к «береговым городам» на Оке — Серпухову и Ка¬
луге; «как их (Трубецкого с товарищами.— Р. С.) Болотников от Кром от¬
толкнул, а от Ельца князь Иван Воротынский отошел же, а воры, собрався,
пошли г береговым городам...»55. Предположение о походе Пашкова к Москве
по кратчайшей дороге через Тулу—Серпухов вовсе не исключает того, что в пути
повстанцы посылали отряды в разные стороны и один из таких отрядов
побывал возле Ряжска.
Распоряжения московского Разрядного приказа доказывают, что в середине
сентября наибольшие опасения властям внушали не войска Пашкова, продви¬
гавшиеся к Серпухову, а армия Болотникова, наступавшая от Орла к Калуге.
Волоколамские старцы недаром посылали слугу за «ратными вестями» в Калу¬
гу. Именно Болотников одержал верх над Трубецким под Кромами. Поэтому
Шуйский направил против него почти все наличные силы. В одних списках раз¬
рядных книг помечено, что полки выступили в Калугу 10 сентября, в других —
18 сентября. Как значится в разрядных записях, «лета 7115-го с сентября послал
царь Василий в Калугу против воровских людей брата своего боярина Ивана
Ивановича Шуйского, да боярина князя Бориса Петровича Татева, да окольни¬
чего Михаила Игнатьевича Татищева, а с ним дворян московских и стольников
и стряпчих и дворовых людей». В Калуге находились остатки армии Трубецкого,
отступившей туда из-под Кром. Военное командование не очень полагалось на
эти силы. Тем не менее Шуйский и Татев получили наказ «ратных людей угово¬
рить, которые замосковные городы и ноугородцы с воеводы пришли ис-под Кром
и с Орла в Калугу»56.
23 сентября 1606 г. Болотников попытался переправиться за р. Угру под Ка¬
лугой, но был остановлен воеводами. Оценивая исход столкновения, И. И. Смир¬
нов с рядом оговорок заключил, что победу одержали повстанцы 57. В доказа¬
тельство он привел следующую запись Г. Паэрле: «Бояре, разбитые на берегах
Оки, должны были отступить к столице, куда ежедневно прибывали толпы ране¬
ных»58. Надо иметь в виду, что приведенный текст помещен после июльских запи¬
сей и перед записями за ноябрь. Указание Паэрле не поддается точной датиров¬
ке, а потому у нас нет оснований связывать его с какой-то определенной битвой
на Оке или Угре. Толпы раненых прибывали в столицу с Оки на протяжении все¬
го сентября, что и было зафиксировано очевидцем.
Предпочтение следует отдать более точным и достоверным источникам. Как
значится в записях Разрядного приказа, 23 сентября «был бой бояром и воево¬
дам князю Ивану Ивановичу Шуйскому с товарыщи на усть Угры с воровскими
людьми, и воровских людей побили, с тово бою от бояр... пригоняли к государю
с сеунчом князь Михайло Петрович Борятинской. А от государя со здоровьею
и золотыми прислан... стольник Василий Матвеевич Бутурлин»59.
Награждение воевод золотом свидетельствовало о том, что Болотников по¬
терпел на Угре серьезное поражение. Однако воевода И. И. Шуйский не мог вос¬
пользоваться результатами своей победы.
101
Гражданская война имела свою логику и свои законы. Повстанцы терпели
поражение, а восстание ширилось. Население Калуги восстало в тот самый мо¬
мент, когда Болотников был отброшен от этого города. Воеводы, выиграв бит¬
ву, повернули к Калуге, чтобы дать отдых войскам, но калужане «в Калугу их не
пустили, заворовали и крест целовали вору»60.
Бои на калужском направлении сковали правительственные войска, что по¬
зволило отрядам Пашкова добиться крупных успехов на серпуховском направ¬
лении. Отряд, посланный к Серпухову, возглавили «второстепенные» воеводы
князь В. В. Мосальский и Б. И. Нащокин, а это значит, что численность отряда
была невелика. В разрядных книгах записано: «Того ж году (7115.— Р. С.) по¬
сланы по серпуховской дороге на Лопасну воеводы боярин князь Владимир Ва¬
сильевич Кольцов-Мосальский да Борис Иванов сын Нащокин». Воеводам не
удалось остановить восставших под Серпуховом. Отряды Пашкова разбили
войско Мосальского на Лопасне, продвинулись к Москве на 30—40 верст и были
остановлены на р. Пахре. В разрядных книгах помечено: «На Пахре был бой
с воровскими людьми, на Лопасне наперед». Московское командование выслало
подкрепление Мосальскому, благодаря чему он смог закрепиться на Пахре.
В разрядных записях отмечено: «Да на Пахру ж посыланы з головою с Петром
Дашковым к боярину ко князю Володимеру Васильевичу Кольцову-Мосальско-
му 250 человек, и наказ ему дан особ»61.
В период сентябрьского наступления повстанцев на Москву произошло два
крупных сражения: боярин князь И. И. Шуйский разгромил Болотникова под Ка¬
лугой на Угре, а боярин князь М. В. Скопин-Шуйский нанес поражение восстав¬
шим на Пахре под Серпуховом. В какой последовательности совершались эти
события? Источники позволяют ответить на этот вопрос.
В 1614 г. участник боев в Подмосковье князь В. Р. Борятинский предоставил
в Разрядный приказ лист с перечнем наград (придач к денежному окладу), по¬
лученных их за военные заслуги: «При царе Василии придано ему, как был бой
боярину князю Ивану Шуйскому с воры с казаки под Колугою на реке на Угре,
и князю Василью (Борятинскому.— Р. С.) за ту службу придано... к 12 рублем
5 рублев, да как послан с Москвы под Серпухов боярин князь Михайло Василье¬
вич Шуйский, и был бой на реке на Пахре с воры с казаки, и ему за ту службу
придано к 16 рублем 5 рублев»62. Заявление Борятинского было подтверждено
И свидетелями дворянами, вероятно, также участвовавшими в военных дейст¬
виях против восставших.
Итак, бой на Пахре произошел после 23 сентября. Иначе говоря, Разрядный
приказ смог сосредоточить на серпуховском направлении значительные силы
лишь после возвращения в Москву полков из-под Калуги. Царь Василий пору¬
чил руководить боевыми действиями против войск Пашкова своему родствен¬
нику — молодому стольнику князю М. В. Скопину-Шуйскому. В распоряжение
Скопина поступили отряды конницы боярина князя Б. П. Татева, вернувшиеся
с Угры, и отряды боярина Мосальского, стоявшие на Пахре. В книгах Разряд¬
ного приказа записано: «Того ж году (7115.— Р. С.) посланы воеводы в осенней
поход: стольник князь М. В. Скопин-Шуйский, да боярин князь Б. П. Татев,
А. В. Измайлов, да дьяк С. Васильев; да со князем Михайлом Васильевичем ве¬
лено быть боярину князю В. Б. Кольцову-Мосальскому да Борису Нащокину.
И князю Михайлу был бой с воровскими людьми на Пахре... и воровских людей
побили, и с тово бою... пригонял с сеунчом Василий Иванович Бутурлин»63.
Сентябрьское наступление на Москву потерпело неудачу прежде всего по той
причине, что повстанцы не смогли своевременно объединить свои силы. У них
было два главных предводителя — Пашков и Болотников, и каждый вел свою
войну. В результате правительственные войска разгромили повстанческие армии
поочередно, одну за другой.
Итак, в сентябре 1606 г. войска Шуйского нанесли крупные поражения пов¬
станцам в Подмосковье. Однако уже в октябре повстанцы добились новых ре¬
шающих успехов. Армия Пашкова при поддержке рязанских дворян заняла
102
Коломну и одержала верх над полками Шуйского в битве под селом Троицким.
28 октября Пашков вышел в окрестности столицы, а через несколько дней к нему
присоединилось войско Болотникова. Началась осада Москвы, длившаяся пять
недель и явившаяся кульминацией восстания. В ходе осады на сторону царя Ва¬
силия перешли сначала П. Ляпунов, а затем И. Пашков — видные вожди пов¬
станческой армии.
С. Ф. Платонов называл Пашкова крупным помещиком, представлявшим
«служилую мелкоту» — мелкопоместных землевладельцев. Отряды Пашкова,
по мысли С. Ф. Платонова, включали детей боярских (дворян) и стояли особня¬
ком от «скопищ» Болотникова: Болотников нес вражду к высшим классам, Ля¬
пунов (вождь рязанских дворян, примкнувший к восстанию позже) поднялся
против боярской олигархии, зато Пашков представлял слой, которому одина¬
ково были присущи мотивы и социального и политического протеста. Схема
С. Ф. Платонова оказала влияние на последующую историографическую традицию.
И. И. Смирнов высказал гипотезу, согласно которой два повстанческих войска,
двигавшиеся к Москве разными путями, имели неодинаковую социальную при¬
роду: Болотников вел крестьянское войско, тогда как Пашков шел с детьми бо¬
ярскими 64. Р. В. Овчинников полагал, что роль Пашкова сводилась к руковод¬
ству небольшим отрядом оппозиционного дворянства, причем он вовсе не был
одним из главных предводителей повстанцев в начальный период войны до со¬
единения с Болотниковым 65. В. И. Корецкий развил тезис о Пашкове как дво¬
рянском вожде. На Рязанщине, писал он, именно дворяне выдвинули его на пост
главнокомандующего. «По мысли Пашкова», продолжает В. И. Корецкий, сле¬
довало создать правительство, готовое действовать «в продворянском направле¬
нии с учетом интересов южных и рязанских помещиков». В войске Болотникова,
наступавшем на Москву своим путем, дворяне, напротив того, «занимают подчи¬
ненное положение». В лагере под Москвой Болотников, выдвинувший антикре¬
постническую программу, одержал верх 66. Данные о казнях дворян, по мнению
В. И. Корецкого, полностью подтверждают эту схему. В полосе наступления
Пашкова дворянские руководители не казнили по своей инициативе и предпочи¬
тали оставаться в рамках «законности», тогда как в полосе наступления Болот¬
никова на Москву истребление помещиков приняло массовый характер.
Схема В. И. Корецкого плохо согласуется с фактами. Известно, что в Колом¬
не, занятой Пашковым, восставшие подвергли преследованиям дворян и купцов,
выступавших на стороне царя Василия Шуйского. Это обстоятельство дало ос¬
нование Б. Н. Морозову поставить под сомнение тезис о соблюдении «законно¬
сти» Пашковым 6 . В. И. Корецкий подкрепляет свой тезис ссылкой на факты каз¬
ни пяти дворян в городах, через которые шел Болотников. Но в двух случаях ис¬
точники не содержат никаких указаний на то, что дворян убивали по инициативе
Болотникова. В армии Пашкова народ расправлялся с боярами и воеводами,
верными царю Василию, совершенно так же, как и в войске Болотникова. Ре¬
прессии носили примерно одинаковый характер на всей территории, охваченной
восстанием. В повстанческом лагере было много дворян, поэтому репрессии не
напоминали еще истребительной войны против феодалов.
Утверждение о том, что в войске Пашкова верх взяли дворянские элементы,
а в армии Болотникова — демократические, носит гипотетический характер. Обе
повстанческие армии, сформированные в одном месте и примерно в одно время,
мало отличались друг от друга по своему составу. Во время продвижения к Мос¬
кве и армия Пашкова, и войско Болотникова пополнялись выходцами из самых
различных общественных слоев и групп. В ходе боев под Москвой царские вое¬
воды захватили много пленных, переданных для содержания под стражей в Раз¬
рядный приказ. Сохранилась ведомость выдачи денег на этих пленных. По под¬
счету И. И. Смирнова, среди поименованных в ведомости лиц были дворяне и де¬
ти боярские (13), атаманы и казаки (15), стрельцы (2), посадские люди (13),
крестьяне (10), боярские холопы (18) и т. д.68 Приведенные данные случайны, но
они хорошо иллюстрируют социальную пестроту повстанческих отрядов. Источ¬
103
ники подтверждают участие крестьян в повстанческом движении. Направив про¬
тив Болотникова воеводу князя Г. Трубецкого с полками, Разрядный приказ
предписал ему идти «на Северу в Комаричи»69. Определенно известно, что насе¬
ление дворцовой Комарицкой волости выступило против присяги Шуйскому
вслед за переворотом 17 мая 1606 г. После разгрома повстанцев под Москвой
царь Василий послал грамоты с призывом сложить оружие в десяток городов
и две крестьянские волости — Комарицкую и Самовскую 70. Обе эти волости ле¬
жали в полосе наступления Болотникова. В ходе боев с повстанцами дворяне по¬
стоянно получали от царя Василия Шуйского надбавки к жалованию за «застре¬
ленных мужиков». В России «мужиками» называли не только крестьян, но и по¬
садских людей. Присутствие крестьян и посадских людей в лагере повстанцев не
подлежит сомнению. Но источники не позволяют обнаружить различия в составе
двух повстанческих армий и характеризовать рать Болотникова как преимуще¬
ственно крестьянскую, «мужицкую», «сермяжную».
Сила движения Болотникова состояла в том, что оно объединило различные
слои и группировки общества. Выступая на стороне «законной» династии, каж¬
дая группа преследовала свои собственные цели. Южные помещики, в свое вре¬
мя поддержавшие Лжедмитрия I, сражались за царя, который был их ставлен¬
ником и проводил политику, отвечающую их интересам. Совсем иной смысл
вкладывали в лозунг «доброго царя» крестьяне. Именем Дмитрия они творили
суд и расправу над лихими боярами и воеводами, посягнувшими на жизнь закон¬
ного государя. Можно ли сказать, что вера в «доброго царя» была исключитель¬
но крестьянской утопией? События того времени доказывают, что монархиче¬
ские иллюзии были характерны для различных слоев общества, включая посад¬
ских людей, вольных казаков, служилых людей.
Одержав верх над восставшими под Москвой, Шуйский 5 декабря 1606 г.
обратился с грамотой к городам, в которой писал, что «дворяне и дети боярские
резанцы, коширяне, туляне, коломничи, алексинцы, колужане, козличи, мещане,
лихвинцы, белевцы, болховичи, боровичи, медынцы и всех городов всякие люди
нам добили челом и к нам все приехали, а в городех у себя многих воров побили
и живых к нам привели и город [а] очистили»71. Царь не очень заботился об исти¬
не, выдавая желаемое за действительное. В начале декабря 1606 г. восставшие
прочно удерживали в своих руках Тулу, Калугу, Козельск, Белев, Волхов. Ря¬
зань и Мещевск сдались позже, после прибытия в эти города правительственных
войск. Грамота Шуйского при всей ее тенденциозности является важнейшим
документом по истории восстания Болотникова. В публичном заявлении царь
вынужден был признать крайне неприятный для него факт массового участия
в восстании дворян и детей боярских южных городов и уездов. Челобитные гра¬
моты дворян — участников событий подтверждают, что официальные заявления
соответствовали действительности. И. Е. Бартенев, участвовавший вместе с от¬
цом в походе войск Шуйского на Мещевск, писал в челобитной на имя царя:
«В прошлом во 115 году при царе Василье, как побили под Москвою Ивашка
Болотникова, и с Москвы, де, посланы были князь Ондрей Хованский да отец его,
Елизарей Бартенев, в городы: в Серпееск, в Мосалеск, в Мещовск приводить
дворян и детей боярских и всяких людей х крестному целованью»72. Факт прися¬
ги местных дворян и детей боярских подтверждает вывод о том, что ранее они
всем «городом» участвовали в восстании против Шуйского. Служилые люди
и население Мещевска принесли присягу «всем городом», что приравнено было
к победе. По этому случаю автор челобитной Бартенев ездил «с сеунчом» к царю.
В воззвании Шуйского упоминалось 13 мятежных городов. Из них лишь че¬
тыре лежали в полосе наступления Пашкова. Через остальные наступал Болот¬
ников, а отсюда следует, что дворяне и дети боярские из этих уездов подкрепили
его войско. Дворяне уступали по численности низшим слоям населения, но они
были военными людьми по профессии, были сплочены в корпорации («служилый
город») и имели лучшее вооружение. Все это определяло их роль в повстанче¬
ском войске.
104
Широкое участие дворян в восстании Болотникова обнаруживает всю уязви¬
мость гипотезы, согласно которой Болотников вел борьбу под лозунгом физиче¬
ского истребления феодалов и конфискации их имущества, придерживаясь тем
самым антикрепостнической программы 73.
Обосновывая тезис о программных расхождениях Пашкова и Болотникова,
В. И. Корецкий утверждал, что, будучи под Москвой, первый требовал выдачи
трех Шуйских, а второй — выдачи «всей правящей верхушки» вместе с рядом
«лучших горожан», но такой расширенный проскрипционный список оказался
нетэиемлемым для Пашкова, потому что таил опасность социального переворо¬
та . И в данном случае противопоставление «программы» Болотникова и Паш¬
кова не находит опоры в источниках. Согласно отчету К. Буссова, Пашков по¬
требовал выдачи зачинщиков мятежа против «Дмитрия» братьев Шуйских, как
только подошел к стенам столицы 75. После провала переговоров с представите¬
лями московского посада вожди повстанцев убедились, что все бояре и «лучшие
люди» поддерживают изменников Шуйских. Это не могло не сказаться на их тре¬
бованиях. Рассказав о двукратной попытке окружить город, автор английского
донесения отметил: «Наконец, мятежники написали в город письма, требуя по
имени разных бояр и лучших горожан, чтобы их выдали...»76. Пашков возглав¬
лял коломенский лагерь до последнего дня, из чего следует, что он нес в равной
мере с другими вождями ответственность за те требования, которые выдвинули
повстанцы в конце осады Москвы.
Источники не дают возможности судить об идейных расхождениях Болотни¬
кова и Пашкова, но они позволяют проследить как в ходе массовых народных
выступлений менялась социальная направленность движения. Среди этих источ¬
ников особое место занимают «прелестные письма», адресованные вождями вос¬
стания столичным жителям.
Патриаршая грамота
(конец ноября 1606 г.)
Английское донесение
(начало 1607 г.)
Из Коломенского те воры «пишут к Мо¬
скве проклятые свои листы, и велят бояр¬
ским холопам побивати своих бояр и жены
их и вотчины и поместия им сулят и шпы¬
ням и безъымянником вором велят гостей
и всех торговых людей побивати и животы
их грабити»77.
Мятежники продолжали
осаду и писали письма «к рабам
в город, чтобы те взялись за
оружие против своих господ
и завладели их имением и доб¬
ром»78.
Донесение настолько повторяет патриаршую версию, обнародованную в Мо¬
скве, что возникает подозрение, не из официозных ли источников черпал сведе¬
ния автор донесения? Нет сомнения в том, что патриарх постарался выставить
требования повстанцев в самом неприглядном и злонамеренном виде. Можно ли
поверить, чтобы повстанцы адресовали именные грамоты «царя Дмитрия» од¬
ним холопам и шпыням? Скорее всего, грамоты были обращены ко всем москов¬
ским чинам. Но если реальный Лжедмитрий 1 апеллировал к главным боярам,
дворянам, гостям и прочим верхам, то повстанцы (после неудачных переговоров
и тяжелых боев) стали делать ставку на восстание низов. Бояре, упорствовав¬
шие в измене (поддержка царя-узурпатора Шуйского и его братьев), подлежа¬
ли истреблению, их имущество — разделу между теми, кто чинил законную рас¬
праву с ними.
Чтобы окончательно запугать благонамеренных жителей Москвы, патриарх
утверждал, будто повстанцы намеревались раздать безымянным шпыням (так
называли городскую голь) боярских жен, ввести их в Боярскую думу, сделать вое¬
водами в полках, поставить над приказами («хотят им давати боярство и вое¬
водство и окольничество, и дьячество»). Пока «сатанинскую» рать в Коломен¬
105
ском возглавляли «большие» воеводы наподобие вчерашнего боярского холопа
Болотникова, патриарх имел все основания опасаться социального пере¬
ворота.
Утверждение С. Ф. Платонова насчет того, что Пашков был крупным поме¬
щиком, не выдерживает критики. Как установил С. Е. Князьков, Пашков родил¬
ся около 1583 г., а поместье получил в 1603 г. Согласно челобитной грамоте Паш¬
кова 1603 г., «отца, де, ево, Ивана, в нынешнем во 111 году не стало; а после, де,
его осталась жена... да сын, Истома; нашу (царскую.— Р. С.) службу служит
пять лет, а поместье де за ним нет нигде и не верстан». За свою многолетнюю
службу отец Истомы выслужил поместный оклад в 300 четвертей пашни, но фак¬
тически «дача» его была меньше оклада и составляла незадолго до смерти 219
четвертей. Удовлетворив челобитье Истомы Пашкова, Борис Годунов пожало¬
вал ему все отцовское поместье 79.
До смуты Пашков занимал скромный пост сотника в Епифани. Обращение
к документам Разрядного приказа позволяет уточнить состав отряда, которым
он командовал. В 1585 г. в Епифани получили небольшие земельные наделы
300 казаков. Их наделы рассматривались тогда как поместья, а сами казаки —
как дети боярские80.
По «Новому летописцу», Пашков отъехал к Шуйскому «со всеми дворяны
и з детми боярскими»81. Автор «Иного сказания» утверждал, будто Пашков
отъехал к Шуйскому, а «с ним 400 казаков»82.
Решительное сражение под Москвой развернулось 2 декабря 1606 г. Соглас¬
но общепринятой схеме, события развивались следующим образом. 2 декабря
воеводы нанесли поражение войскам Болотникова, после чего восставшие от¬
ступили в Коломенское, где оборонялись еще три дня с 3 по 5 декабря. Вслед за
тем Болотников отступил в Калугу 83.
Уязвимость изложенной схемы состоит в том, что она опирается всецело на
такой поздний и недостоверный источник, как «Иное сказание».
Обратимся к ранним источникам. Разрядный приказ руководил всеми дей¬
ствиями против армии Болотникова, а потому записи разрядных книг являются
наиболее надежным источником для реконструкции военных событий под Моск¬
вой. «Воры» стояли, как значится в записях, «в Коломенском да в Заборье»84.
В «Карамзинском хронографе», основанном на рассказах участников событий,
сказано, что воры «пришли под Москву в Коломенское и в иные места в Забор-
ское, стали блиско Москвы»85. Источники позволяют уточнить, что деревня За¬
борье располагалась на реке Даниловке поблизости от Даниловского монасты¬
ря. По словам И. Массы, Болотников послал отряд, который «подошел к Москве
на расстояние одной мили от нее, стал у речки Даниловки и занял селение За¬
горье (Заборье.— Р. С.), которое тотчас укрепил шанцами, и у них было не¬
сколько сот саней, и поставили их в два и три ряда»86. И. Масса довольно точно
определяет местоположение казацкого табора с кошем в окрестности Данилов¬
ского монастыря. Разряды подтверждают показания И. Массы. Согласно раз¬
рядным записям, «с ворами бои были ежедневные под Даниловским и за Яу¬
зой»87.
Саму осаду казаков в Заборье близ Даниловского засвидетельствовали как
русские, так и иностранные источники. По данным «Карамзинского хроногра¬
фа», воеводы «воровских людей (Болотникова.— Р. С.) розогнали и побили, ис
под Москвы воры побежали, и казаки во осаде в Заборье сидели...»88. Ту же схе¬
му воспроизводит К. Буссов. Потерпев поражение, повествует он, Болотников
обратился в бегство, «оставив на разграбление врагу весь свой лагерь (в Коло¬
менском.— Р. С.) со всем, что в нем было, 10 000 казаков из его людей были
полностью окружены врагом...»89. По свидетельству «Нового летописца», потер¬
пев поражение, Болотников ушел в Калугу, «а иные седоша в деревне в Заборье»
бояре же «приступаху к Заборью»90. По данным «Бельского летописца», вое¬
воды «Болотникова побили, и взяли в Заборье казаков, осадили и приступом
взяли»91.
106
Очевидец событий И. Масса и составитель поздней компиляции «Иного ска¬
зания» дали сходные описания обстоятельств осады.
Трехдневная осада Заборья
(И. Масса)
Казацкий лагерь в Заборье был
обстрелян множеством бомб, но там
их «тотчас тушили мокрыми кожа¬
ми»92.
Трехдневная осада Коломенского
(«Иное сказание»)
«Воеводы же по острогу их биша
три дни. Но (воры.— Р. С.) ядра же
огненные удушаху кожами сырыми
яловичьими» .
Сопоставление текстов не оставляет сомнения в том, что автор «Иного сказа¬
ния» допустил обычную для него неточность и ошибочно перенес события,
разыгравшиеся в Заборье, в село Коломенское.
И. Масса находился в дни осады в Москве, и его хронология, по-видимому,
отличается наибольшей достоверностью. По данным И. Массы, царские войска
осаждали казаков в Заборье в течение двух дней (30 ноября — 1 декабря), на
третий день (2 декабря) Болотников прислал им на выручку Истому Пашкова,
который приблизился к тем, кто сидел в осаде. В разгар битвы Пашков перешел
на сторону царя Василия. От такой неожиданности войско восставших пришло
в расстройство 94. Спасая армию от истребления, Болотников поспешно отсту¬
пил, а его лагерь в Коломенском, со всем, что там было, достался на разграбле¬
ние врагу. Рассказ И. Массы дает основание для точной датировки осады каза¬
ков в Заборье.
Воевода князь М. В. Скопин разгромил Болотникова, но не решился его пре¬
следовать, имея в тылу сильное казацкое войско. Именно это обстоятельство
позволило восставшим сохранить свои силы. Осведомленный автор «Карамзин-
ского хронографа» свидетельствует, что Болотников с атаманами и казаками
привел в Калугу «всяких людей огненаго бою больши десяти тысяч, а иные вся¬
кие воры с разгрому же ис под Москвы прибежали на Тулу и сели в Туле многие
ж люди с вогненым боем»95. Повстанцы сохранили оружие, а это значит, что они
отступали в относительном порядке.
Повернув от Коломенского к Заборью, Скопин и прочие бояре «со всеми рат¬
ными людьми приступаху к Заборью»96. Пользуясь огромным численным превос¬
ходством, а также и разногласиями среди казаков, воеводы «приступом взяли»
их лагерь в Заборье, «а иные (казаки.— Р. С.) здалися за крестным целовани¬
ем», иначе говоря, перешли на службу к царю Василию 97. По свидетельству
«Карамзинского хронографа», которые «казаки в Заборье в осаде сидели, и те
государю добили челом... и крест целовали, что ему государю служить»98. По
данным одного летописца, в дни решающего боя под Москвой М. В. Скопин
и другие воеводы «живых взял седьм сот человек, да побили 2000»99. Приведен¬
ные цифры, по-видимому, включали все потери повстанческой армии. Наиболь¬
шие потери понесло казацкое войско в Заборье, наименьшие — войско Болот¬
никова. Фактически армию Болотникова спасло сопротивление заборских ка¬
заков.
Казаков, перешедших на сторону Шуйского, поверстали на царскую службу.
Захваченных с оружием в руках одних подвергли казни, других бросили в тюрь¬
му.
* *
*
Поход Болотникова на Москву и осада столицы явились одним из важней¬
ших этапов гражданской войны начала XVII в. Приведенные выше материалы
значительно уточняют вопрос о роли разных социальных сил (включая уездных
107
дворян юга России и Подмосковья) в движении Болотникова. Факты доказыва¬
ют, что впервые повстанцы подступили к Москве не в октябре, а в сентябре, тог¬
да как последняя битва у стен столицы развернулась не 2—5 декабря, а 30 нояб¬
ря — 2 декабря 1606 г.
Можно ли рассматривать поход восставших под предводительством Болот¬
никова и осаду ими Москвы как крестьянскую войну в ее кульминационный мо¬
мент? Подобное представление приобрело в историографии значение аксиомы.
По существу дела оно зиждется на двух предположениях. Первое сводится к то¬
му, что в войске Болотникова возобладали антикрепостнические элементы, под¬
вергшие дворян массовым репрессиям уже во время движения к Москве. Вто¬
рая гипотеза заключается в том, что во время осады Москвы Болотников четко
сформулировал программу уничтожения крепостничества в России. Проведен¬
ный выше критический анализ источников не подтверждает ни одну из этих гипо¬
тез. Движение Болотникова не было крестьянской войной.
Примечания
I Смирнов И. И. Восстание Болотникова. М., 1951; Корецкий В. И. Формирование
крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975.
2 Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907, с. 157; ААЭ, т. 2
СПб., 1836, с. 137.
3 Буссов К. Московская хроника 1584—1613 гг. М.— Л., 1961, с. 136.
4 Кулакова И. П. Восстание 1606 г. в Москве и воцарение Василия Шуйского.— В кн.:
Социально-экономические и политические проблемы истории народов СССР. М., 1985, с. 49.
«Сказание о Гришке Отрепьеве» — сложный по составу памятник позднего происхождения.
С. Ф. Платонов отметил наличие в нем наряду с достоверными сведений легендарного характера
(Платонове. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как истори¬
ческий источник. Изд. 2. СПб., 1913, с. 390—394).
5 Г невушев А. М. Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1915, с. 243.
6 Подробнее см.: Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба в Русском госу¬
дарстве в начале XVII в. Л., 1985, с. 120.
7 Россия начала XVII в. Записки капитана Маржарета (далее — Маржарет). М., 1982,
с. 208.
8 Анпилогов Г. Н. Новые документы о России конца XVI—начала XVII в. М., 1967,
с. 320; Боярские списки последней четверти XVI — начала XVII в. и роспись русского войска
1604 г. Сост. С. П. Мордовина и А. Л. Станиславский. Ч. 2. М., 1979, с. 33—51.
9 Маржарет, с. 208.
10 Белокурове. А. Указ, соч., с. 42, 86, 184, 206.
II ПСРЛ, т. 34. М., 1978, с. 224. «Характерно,— писал В. И. Корецкий,— что и Болотников с
казаками, согласно „Бельскому летописцу“, пришел в Россию „в осень“, на исходе лета 1606 г.»
(Корецкий В. И. О формировании И. И. Болотникова как вождя крестьянского восстания.—
В кн.: Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. М., 1974, с. 130).
12 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 42, 86, 184, 206.
13 Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М., 1937, с. 156.
14 Корецкий В. И. О формировании И. И. Болотникова как вождя..., с. 130.
15 Буссов К. Указ, соч., с. 138.
16 Смирнов И. И. Указ, соч., с. 158; Маковский Д. П. Первая крестьянская война
в России. Смоленск, 1969, с. 315.
17 Восстание И. Болотникова. Документы и материалы. М., 1959, с. 116.
18 3 и м и н А. А. К истории восстания Болотникова.— Исторические записки, т. 24, 1957, с. 371.
19 Русская Историческая библиотека (далее — РИБ). СПб., 1909, т. 13, стб. 60.
20 ПСРЛ, т. 34, с. 244.
21 Там же.
22 Белокурове. А. Указ, соч., с. 9, 42.
23 ПСРЛ, т. 14, с. 71.
24 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 9.
25 С м и р н о в И. И. Указ, соч., с. 159.
26 Hirschberg A. Polska а Moskwa w pierwszej polowie wieki XVII. Lwow, 1901, s. 80.
27 Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Боярские списки последней четверти
XVI — начала XVII в. и роспись русского войска 1604 г. Вступление. Ч. 1. М., 1979, с. 41, 231; ч. 2,
с. 79.
28 Там же.
29 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 117.
30 Там же, с. 9, 156.
31 Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести Смутного времени, с. 64—66.
32 К у ш е в а Е. Н. Из истории публицистики Смутного времени. Саратов, 1926, с. 63.
108
33 С о л о д к и н Я. Г. К истории создания «Иного сказания».— Вспомогательные истори¬
ческие дисциплины. Л., 1982, т. 13, с. 77.
34 Буганов В. И..Корецкий В. И..Станиславский А. Л. «Повесть како отомсти»—
памятник ранней публицистики Смутного времени.— Труды Отдела древнерусской литературы.
Л., 1974, т. 28, с. 230.
35 С м и р н о в И. И. Обзор источников о восстании Болотникова.— Восстание И. Болотникова.
Документы и материалы. М., 1959, с. 25—26.
36 С о л о д к и н Я. Г. Указ, соч., с. 68.
37 РИБ, т. 13, стб. 99—101.
38 С м и р н о в И. И. Указ, соч., с. 186—188.
39 3 и м и н А. А. Вопросы истории крестьянской войны в России в начале XVII в.— Вопросы
истории, 1958, № 3, с. 111; Овчинников Р. В. Некоторые вопросы крестьянской войны начала
XVII в. в России.— Там же, 1959, № 7, с. 75.
40 НазаревскийА. А. Очерки по истории русский исторической повести начала XVII в.
Киев, 1958, с. 124-125.
41 3 и м и н А. А. Вопросы истории крестьянской войны..., с. 111.
42 См.: С м и р н о в И. И. О классовой борьбе в Русском государстве начала XVII в.— Воп¬
росы истории, 1958, № 12, с. 127.
43 РИБ, т. 13, стб. 101.
44 Платонове. Ф. Древнерусские сказания и повести Смутного времени, с. 72.
45 С м и р н о в И. И. Восстание Болотникова, с. 184- 185.
46 Корецкий В. И. Формирование крепостного права..., с. 284.
47 Буссов К. Указ, соч., с. 138.
48 С м и р н о в И. И. О классовой борьбе..., с. 128.
49 Hirschberg A. Polska а Moskwa w pierwszej polowie wieku XVII.
50 Восстание И. Болотникова, с. 166—167.
51 Там же, с. 167.
52 Тихомиров М. Н., Ф л о р я Б. Н. Приходо-расходные книги Иосифо-Волоколамского
монастыря 1606/07 г.-- Археографический ежегодник за 1966 г. М., 1969, с. 339.
53 К о р е ц к и й В. И. Новые документы по истории восстания Болотникова.— Советские
архивы, 1968, № 6, с. 79.
54 Там же, с. 67.
55 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 42.
56 Там же, с. 9, 88, 143.
57 С м и р н о в И. И. Восстание Болотникова, с. 172.
58 П а э р л е Г. Записки о путешествии из Кракова в Москву.— В кн.: Сказания современников
о Дмитрии Самозванце. Сост. Н. Устрялов. Ч. 2. СГ1 б., 1859, с. 100.
59 Белокурове. А. Указ, соч., с. 88. В 1614 г. дворянин Иван Бегичев упомянул о чело¬
битной на имя царя, что в дни, «как князь Иван Шуйский был в Колуге и ходил против воров на
реку на Угру и был с воры бой, и ево, де, Ивана, в те поры взяли воры...» (Станиславский А. Л.
Новые документы о восстании Болотникова.— Вопросы истории, 1981, № 7, с. 77). Единичный
факт пленения одного из дворян не служит доказательством того, что повстанцы выиграли бой на
Угре, хотя и свидетельствует об ожесточенности сражения.
60 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 9, 155.
61 Там же, с. 43.
62 Восстание И. Болотникова, с. 264.
63 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 9, 88, 145.
64 Смирнов И. И. Восстание Болотникова, с. 188 и др.
65 Овчинников Р. В. Указ, соч., с. 80.
66 Корецкий В. И. Формирование крепостного права..., с. 282—283, 490.
67 М о р о з о в Б. Н. Важный документ по истории восстания Болотникова.— История СССР,
1985, № 2, с. 165.
68 С м и р н о в И. И. Краткий очерк восстания Болотникова. М., 1953, с. 72.
69 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 117.
70 Восстание И. Болотникова, с. 281.
71 Там же, с. 202.
72 Станиславский А. Л. Указ, соч., с. 79.
73 По мнению В. Д. Назарова, основные лозунги, провозглашенные в ходе восстания Болот¬
никова, явились продуктом «развития политического сознания казачества, внесенного в массы
поднявшегося на открытую борьбу угнетенного народа... Наиболее последовательной позицией с
точки зрения крестьянства был лозунг физического истребления феодалов и представителей
государственного аппарата, конфискация их имуществ» (Назаров В. Д. О некоторых особен¬
ностях крестьянской войны начала XVII в. в России.— В кн.: Феодальная Россия во всемирно-
историческом процессе. М., 1972, с. 122).
74 Корецкий В. И. Формирование крепостного права..., с. 304.
75 Восстание И. Болотникова, с. 143.
76 Там же, с. 181.
77 Там же, с. 197.
78 Там же, с. 18Г.
79 К н я з ь к о в С. Е. Материалы к биографии Истомы Пашкова и его рода.— Археографи¬
ческий ежегодник за 1985 г. М., 1986, с. 70—71.
109
80 С к р ы н н и к о в Р. Г. Указ, соч., с. 141 — 142.
81 ПСРЛ, т. 14, с. 72.
82 РИБ, т. 13, стб. 117. Источники независимого происхождения — Английское донесение
1607 г. и записки И. Массы подтверждают, что с Пашковым лагерь восставших покинуло 500 Че¬
ловек (Масса И. Указ, соч., с. 163; С м и р н о в И. И. Восстание Болотникова, с. 553).
83 Смирнов И. И. Восстание Болотникова, с. 318; Зимин А. А. Крестьянская война в
России в начале XVII в.— В кн.: История СССР. Т. II. М., 1966, с. 260; Корецкий В. И.
Новые документы по истории восстания Болотникова, с. 70.
84 Белокурове. А. Указ, соч., с. 10.
85 Восстание И. Болотникова, с. 117.
86 Масса И. Указ. соч. с. 162.
87 Белокуров С. А. Указ, соч., с. 10.
88 Восстание И. Болотникова, с. 111.
89 Буссов К. Указ, соч., с. 140.
90 ПСРЛ. т. 14, с. 72.
91 Там же, т. 34, с. 244.
92 Масса И. Указ, соч., с. 162.
93 РИБ, т. 13, стб. 10.
94 Масса И. Указ, соч., с. 162—163.
95 Восстание И. Болотникова, с. 112.
96 ПСРЛ, т. 14, с. 73.
97 Там же, т. 34, с. 244.
98 Восстание И. Болотникова, с. 111.
99 Корецкий В. И., Морозов Б. Н. Летописец с новыми известиями XVI — начала
XVII в.— Летописи и хроники. 1984. М., 1984, с. 217.
ПО
ИСТОРИОГРАФИЯ,
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ,
МЕТОДЫ ИСТОРИЧЕСКОГО
ИССЛЕДОВАНИЯ
С. О. ШМИДТ
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПАМЯТНИКИ
В СИСТЕМЕ ПАМЯТНИКОВЕДЕНИЯ
Памятники истории и культуры — категория и видовая (типологическая) и ценностная. Причем
категория подвижной ценности. Памятники истории и культуры всегда в той или иной мере свиде¬
тельствуют о прошлом. Это — остатки прошлого (сохранившиеся полностью или во фрагментах),
следы прошлого, предания о прошлом, т. е. свидетельства прямые (непосредственные) и косвенные.
Под «прошлым» не следует, однако, понимать лишь давнее время — «далекое прошлое», это—
и предыдущее время, т. е. совсем недавнее.
В наши дни слово «памятник» имеет несколько значений и в разговорном языке и в языке науки.
Общепринятые: 1. Предметный результат человеческой деятельности (объект), составляющий
часть культурного достояния; 2. Произведение, созданное для увековечения людей или исторических
событий (мемориал)1. В русском языке слову «памятник» издавна придавалось и значение «напо¬
минания»2, т. е. побуждения к определенным ассоциациям, связывающим прошлое с настоящим и
будущим.
В последние годы с выделением «памятниковедения»3 как специфической отрасли знаний и
сферы научной и культурно-просветительной деятельности и расширением работы в областях теории
музееведения и архивоведения усилился интерес к становлению и развитию понятия «памятник»4
и производных от него понятий, особенно такого, как «документальный памятник», а также к соотно¬
шению всех этих понятий с терминологией источниковедения.
В сфере системы источниковедческих представлений памятником (прошлого) можно считать
всякий источник исторического происхождения, т. е. результат деятельности человека, сохраняющий
память о его материальной и духовной культуре (и являющийся свидетельством развития этой куль¬
туры). Историческим же источником вообще, способным источать историческую информацию, т. е.
информацию, которая может быть использована историком в его работе, допустимо признать и яв¬
ления, возникающие и существующие независимо от целенаправленной деятельности человека,
но помогающие познанию прошлого человечества, т. е. естественногеографическую (и даже косми¬
ческую) среду и физико-био-психологические свойства человека (и человечества в целом, и отдель¬
ных групп, и индивидуумов)5.
Основным массивом исторических источников, причем таким, к которому обращаются, исполь¬
зуя методы именно гуманитарных наук, являются, конечно, для историков источники исторического
происхождения — памятники истории. И поэтому зачастую их и называют историческими источни¬
ками и историки вообще, и историки культуры, т. е. историки искусства, литературы и др. Это от¬
ражено в языке науки (в частности, в историографических работах), в археографической практике:
в названиях серийных документальных публикаций и дореволюционных («Памятники дипломати¬
ческих отношений России с державами иностранными», «Памятники древней письменности», изда¬
вавшиеся Обществом любителей древней письменности и искусства, и др.), и вышедших в советское
Шмидт Сигурд Оттович, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник
Института истории СССР АН СССР, председатель Археографической комиссии АН СССР.
111
время («Памятники русского права», «Памятники литературы Древней Руси» и др.). Так можно
перевести названия и зарубежных серийных публикаций: «Monumenta Germaniae histórica», «Мо-
numenta Poloniae histórica», «Monumenta Hungariae histórica» и др. (от лат. monumentum --
памятник)/
В словаре «Музейные термины» некоторые виды «памятников» одновременно определяются
как классы исторических источников — вещевых, письменных, изобразительных, фото-, кино-, фоно¬
источников 6. Встречается в литературе и употребление терминов-синонимов «документальный памят¬
ник» и «документальный источник»7. В «Краткой терминологии научного описания музейных пред¬
метов» в разделе «Письменные источники» при истолковании термина «документ» наряду с указа¬
нием на то, что это информация, зафиксированная современниками 8 с помощью слова, изображения
или иным способом (т. е. определением, близким к тому, которое принято в терминологии архиви¬
стов), отмечено: «Документом в музейной практике называется иногда любой исторический источ¬
ник»9 и т. д., и т. п.
Это — показатели многозначности терминов и в то же время недостаточной четкости и обосно¬
ванности терминосистем и их границ и, главное, условности всякой терминологии (и особенно клас¬
сификации терминов), предопределенной ее предназначением и сферой охвата и сопоставления
объектов. Такая условность объясняется не только особенностями языкового развития — полисемич-
ностью (многозначностью) слов, не всегда четкой гранью, отделяющей один термин от другого,
изменением во времени смысла тех или иных понятий или приобретением ими дополнительного
смысла, заимствованием терминов из иных сфер знания и как следствие этого «всегда возможных
изменений номенклатуры»10. И даже не терминологической небрежностью отдельных ученых или их
склонностью к усложненным, не похожим на прежде бывшие толкованиям терминов. Это объясняется
и тем, что дефиниции — короткие определения, как правило, не дают и не могут дать вообще ис¬
черпывающего представления о явлении, выделяя одну или лишь некоторые его стороны (кажу¬
щиеся наиболее существенными именно при таком подходе, в данной связи), и, как отмечал
В. И. Ленин, «никогда не могут охватить всесторонних связей явления в его полном развитии»11.
Так, условно и общепринятое разделение памятников культуры на памятники духовной и ма¬
териальной культуры. Даже великие произведения изобразительного искусства, литературы, науки
не принадлежат только сфере духовной культуры. Они позволяют извлечь данные и о материальной
культуре: о материале (холсте, доске, бумаге, шелке и пр.), на котором создано изображение, о том,
какими средствами (красками, тушью и пр.), каким инструментарием пользовался художник .(кисть,
карандаш, резец и пр.) или сочинитель (карандаш, чернила, пишущая машинка, магнитофонная
лента и пр.), каким способом тиражировано сочинение. Памятники градостроительства воспринима¬
ются как памятники и материальной культуры и духовной (искусства — прежде всего архитектуры,
инженерной мысли и т. д.). Монеты являются в равной мере и вещественными, и изобразительными,
и письменными источниками. И число примеров можно множить и множить. Однако дефиниции
необходимы и удобны в обыденном употреблении и ученых специалистов, и самой широкой пуб¬
лики. Без них никак не обойтись. Но «надо выяснить точно понятия, если хотеть вести дискуссию»12.
Слово «документ» многозначно. В разговорном языке так называют деловые бумаги, удостове¬
рения, подтверждающие какой-либо факт или право на что-то. Отсюда и образное «документ»,
«документальный» в значении достоверного свидетельства, показания. В науке (и в данной статье)
под словом «документ» принято подразумевать материальный объект для передачи информации
в пространстве и (или) во времени |3. Историки (а также работники архивов, музеев) под «доку¬
ментом» понимают материальный носитель информации (бумага, фото- и кинопленка, магнито¬
фонная лента, перфокарта и др.), зафиксированной словом, изображением, звуком и т. д. Соответ¬
ственно они имеют дело с письменными документами, изобразительными документами, фонодо¬
кументами, аудиовизуальными документами (звуковыми и изобразительными одновременно).
Письменными документами признают не только акты государственной власти и ее органов (т. е.
преимущественно управленческую документацию) и частные акты (хотя в источниковедении при¬
нято деление на источники: документальные и повествовательные, или нарративные, т. е. опи¬
сательные), но и другие рукописные, машинописные и печатные документы.
В этой статье (так же, как и в ранее опубликованных работах автора) термин «документальный
памятник» рассматривается как подкласс термина «памятник истории и культуры», имеющий при¬
знак, отличающий его от других видов памятников (например памятников археологии, изучающей
главным образом вещественные или, как их называют в музеях, вещевые исторические источники,
памятники архитектуры ит. д.),т. е. обладающий видовым, а не ценностным или временным отли¬
чием от других подклассов более широкого понятия. Это — и термин культурологии, подразумева¬
112
ющей под культурой все созданное человеком (и рассматривающей ее в оппозиции к «натуре»,
т. е. природе).|
Принятое в этой статье толкование понятия «документальный памятник» соответствует терми¬
нологии Закона СССР и Законов союзных республик об охране и использовании памятников
истории и культуры, терминологии музейной практики и теории н, официальной документации
1980 г. — Положения о Государственном архивном фонде СССР и Положения о Главном архивном
управлении при Совете Министров СССР |5, ряда изданий Главархива СССР и других архивных
учреждений в последующие годы, официальной документации Академии наук СССР (в том числе и
совместных постановлений Бюро Отделения истории АН СССР и коллегии Главархива СССР)16,
ЦК ВЛКСМ и Министерств (в частности, в документах о деятельности поисковых групп молодежи и
школьных музеев), обществ охраны памятников истории и культуры и книголюбов, Советского фон¬
да культуры, учебных и методических пособий для высшей и средней школы (в 1988 г. издано
учебное пособие «Документальные памятники», предназначенное для студентов, обучающихся по
специальности «история»17) и т. д. Такое толкование термина утвердилось в широкой прессе -
в газетах, массовых журналах, в радио- и телепередачах.
Нетрудно убедиться в том, что термин «документальный памятник» принадлежит к сфере поня¬
тий общеупотребительных, которые перестали быть достоянием лишь языка науки и круга специ¬
алистов только одной отрасли знаний. И важно придерживаться дефиниции, достаточно широко
распространенной, ставшей привычной.
На это приходится обращать особое внимание, так как в архивоведческой литературе в послед¬
ние годы обосновывается иное понимание термина «документальный памятник», в основе которого
не видовой признак, определяющий сущностные свойства объекта и сущностные его отличия от
других объектов, а только ценностная категория, восходящая к тому же прежде всего к родовому
понятию «документ». При этом, ограничиваясь размышлениями в сфере архивоведения и источнико¬
ведения (а также терминоведения), авторы не предлагают нового термина, способного заменить
термин «документальный памятник» в обшей системе терминов памятниковедения и шире — всей
нашей культуры.
Недостаточно учитывается ими и то обстоятельство, что в Законе СССР об охране памятников
истории и культуры само понятие «памятник истории и культуры» (а следовательно, и все виды
таких памятников) рассматривается уже как ценностная категория — потому-то и говорится о
статусе памятников культуры (или: истории и культуры). Конституция СССР также определяет
исторические памятники как «культурную ценность» (ст. 68). Юристы Л. А. Стешенко и В. Д. Теп-
феров, комментируя статьи Закона 1977 г., пишут: «С точки зрения права, не всякая культурная
ценность является памятником истории и культуры. Отнесение того или иного объекта к числу па¬
мятников влечет определенные правовые последствия: он берется под государственную защиту.
Поэтому Закон исходит из понятия „памятник“, охватывающего признаки, при наличии которых
компетентными органами решается вопрос о взятии данного объекта под государственную охрану».
(Этим и объясняется то, что в последнее время ученые ставят вопрос о включении в разряд памят¬
ников и «исторических географических названий»18.) Классификация памятников в Законе СССР,
отмечают Л. А. Стешенко и В. Д. Тепферов, «построена на научной основе, она отражает сложив¬
шийся порядок и формы их государственного учета, потребности практики и имеет в виду спе¬
цифику каждого вида... Закон устанавливает единые требования к охране всех видов памятников.
Вместе с тем отнесение памятников к тому или иному виду определяет некоторые особенности их
правового режима, правил охраны, использования, реставрации и т. д. Эти особенности отражены в
нормативных актах специального характера, в частности, ...в актах о Государственном архивном
фонде Союза ССР и о музейном фонде СССР»19 (курсив мой. — С. Ш.).
Таким образом, все письменные и графические документы — рукописи, машинопись, печатные
издания, кинофотоматериалы и звукозаписи, признанные достойными государственной охраны (т. е.
хранения в государственных хранилищах или учета государственными органами охраны памятни¬
ков), могут быть отнесены к документальным памятникам. Терминоэлемент «документальный»
подчеркивает отличительные видовые особенности этой части историко-культурного наследия.
Естественно, что отнюдь не все документальные памятники представляются равноценными.
В огромной массе их историки (и собственно историки-архивисты) могут и должны выделять
«ценные» (или более ценные, чем другие) и «особо ценные»20 (подобно тому, как, согласно статье
10 Закона СССР об охране и использовании памятников истории и культуры, памятники эти
подразделяются на памятники общесоюзного, республиканского и местного значения). Но дает ли
113
это основание (точнее сказать, право) относить к таким «особо ценным документам» более широкое
родовое понятие «документальный памятник», как это сделано составителями «Словаря современной
архивной терминологии социалистических стран», изданного в 1982 г.21 (т. е. через пять лет после
принятия Закона СССР об охране и использовании памятников истории и культуры), и в специаль¬
ной статье В. Н. Автократова, написанной в 1987 г. Не правильнее было бы попытаться подыскать
другой термин, выделяющий документ особой исторической и культурной ценности? (Или хотя бы
отметить в словаре бытование в нашем языке иного, чем у теоретиков-архивистов, значения этого
термина?) Получается, что остальные документы, не выделенные в разряд «особо ценных» (т. е.
подавляющее большинство архивных материалов!), не относятся к «памятникам» (истории и куль¬
туры). А если они тоже «памятники истории и культуры», то какого же вида и наименования? Не
говоря уже об элементах субъективности, которой едва ли можно избежать при определении того,
что такое «историко-культурная ценность» и ее градации. Это обнаруживается и при сопоставлении
суждений тех, кто придерживается ограничительных рамок определения «документальный памят¬
ник». Составители Словаря архивной терминологии признают таковым всякий «ценный документ,
имеющий непреходящее значение для государственного управления, обороны страны, в междуна¬
родных отношениях, научных исследованиях, и невосполнимый при утрате с точки зрения его юри¬
дического значения, автографичности или внешних признаков» (курсив мой. — С. ///.). По мнению
же Б. С. Илизарова, документальный памятник, это «становящийся» объект, ценность которого
определяется в момент его использования, «такой созданный в прошлом знаковый объект который
в настоящий момент высвечен общественным вниманием и является публичным достоянием»22
(курсив мой. — С. ///.). Более того, Б. С. Илизаров и Э. И. Ханпира относят к документальным
памятникам лишь «опубликованный документальный исторический источник, представляющий со¬
бой особо ценный документ, созданный в более или менее далеком прошлом»23 (курсив мой. —
С. ///.). Но ведь общественное внимание к тем или иным явлениям и настоящего и прошлого не
относится к категориям постоянным и вряд ли может стать основанием для какой-либо рассчитанной
на долгое время научной классификации.
Рассмотрение понятия «документальный памятник» в плане представлений о социальной памя¬
ти не может не порадовать, тем более, что о перспективе использования этих представлений в
источниковедении — со ссылками на труды Я. К. Ребане — приходилось писать еше двадцать лет
назад 24. Постановка Б. С. Илизаровым вопроса о различии ценности документов с оперативной
информацией и с ретроспективной, особенно таких, информация которых, извлеченная из долговре¬
менной социальной памяти, вновь включена (актуализирована) в общественное сознание (пу¬
тем публикации документа), безусловно очень интересна 25. Но и в данном случае критерием отнесе¬
ния только к этим документам термина «документальный памятник» не становится категория памят-
никоведения. Автор остается в сфере терминосистем источниковедения, а также документоведения,
архивоведения.
Своеобразная экспансия теоретиков архивоведения в ставшее уже привычным широкое терми¬
нологическое поле, хозяевами которого являются не только историки-архивисты, но и музееведы,
ученые различных специальностей и, главное, самая широкая общественность, отнюдь не безо¬
бидна. Она вносит сумятицу в обшую для многих специальных знаний терминосистему, становится
помехой в утверждении единообразия терминологии, особенно важного теперь, с расширением работ
справочно-информационных и научно-описательных обо всех видах памятников истории и культуры
и во всех хранилищах (музеях, архивах, библиотеках и др.) с последующим введением их в ЭВМ.
Видимо, понимают это и те, кто пытается по-новому ответить на вопрос «что такое докумен иль¬
ный памятник?» Э. И. Ханпира справедливо замечает: «Раскрытие содержания термина докумен¬
тальный памятник есть раскрытие сущностных свойств обозначаемого этим термином объекта,
что имеет не только теоретический, но и практический интерес: ведь существующий разброс понима¬
ний термина ведет к так называемому информационному шуму, а значит, к затруднению научной
коммуникации, возникновению трудностей и правового характера. Может сказаться это на описании
и классифицировании архивных документов, отразиться в практйке преподавательской и
краеведческой деятельности. Контуры объекта, названного jfritM термином, станут расплываться»26.
Очень верное наблюдение. Но к чему же тогда добавлять информационный шум?!
«Документальный памятник» действительно «недостаточно ориентирующий термин». Более
того, как верно отмечено, термин «памятники истории и культуры», «строго говоря», не родовой по
отношению к термину «документальные памятники» и по отношению к другим названным в Законе
1977 г. а они, в свою очередь, не видовые, ибо в Законе СССР об охране и использовании
114
памятников истории и культуры, к сожалению, не обнаруживается единство основания деления
такого объема понятия, как «памятники истории и культуры»27. Но термин «документальные
памятники» настолько уже прочно утвердился в речевом обиходе и так очевидны его видовые
отличия от ряда других памятников, что изменять смысл термина, закрепленный к тому же
в законодательстве, сложно, да и не чему.
Ведь не изменили же понятие «атом» (в переводе с греческого «неделимый») после того, как бы¬
ло установлено деление атома. И термин «археография» (в буквальном переводе с греческого
означающий «древлеписание», т. е. описание древних документов) ныне, по выражению С. Н. Вал¬
ка, употребляется преимущественно когда речь идет о работе «над документами, которые окажутся
„древними“ лишь в далеком будущем, через много и много веков»28. Тем более осторожным сле¬
дует быть в отношении термина «междисциплинарного и межотраслевого характера» 29, да к тому
же такого, понимание существа которого должно быть доступно и тем, кто лишь приобщается к
историческим знаниям и не намерен профессионально заняться изучением истории, так же, как и
архивным или музейным делом.
Документальные памятники очень многочисленны. В наши дни это едва ли не самый распро¬
страненный вид памятников истории и культуры, и их особенно сложно учесть и охранять30. Ра¬
спространенность документальных памятников, связь их с каждодневностью порождают порой даже
недооценку исторического значения этого вида памятников (особенно новейшего времени): в част¬
ности, в государственных хранилищах слабо налажена еще служба учета и контроля за исполь¬
зованием таких памятников, сосредоточенных в общественных музеях, у коллекционеров; личные
фонды «рядовых людей» неохотно принимают в государственные архивы; слишком поздно стали
собирать дневники и письма и т. д. В обществах охраны памятников истории и культуры
отнюдь не сразу возникли секции документальных памятников; и в отчетных документах этих
обществ им уделяется явно недостаточно внимания.
Документальные памятники в наше время массовой грамотности, распространения кино и
телевидения, а также организованности системы не только управления, но и общежития, несут глав¬
ную информационную и познавательную нагрузку в спектре наших сведений об обществе (в том
числе ретроспективных) и природе: о сфере деятельности государства, о каждодневной жизни (и —
что особенно важно — рядовых людей), о культуре (и опять-таки во всех ее сферах) и ее развитии.
И такое понимание пришло уже давно: это сознавали переписчики и хранители памятников
письменности, инициаторы создания библиотек.
Но в исторической реальности так было не всегда. До Великого Октября в стране малой грамот¬
ности и низкой технической оснащенности, слабых связей между разными регионами (особенно от¬
даленными друг от друга огромными расстояниями), при разноязычии многонационального
государства документальных памятников было еще сравнительно немного и они оставались недо¬
ступными большинству населения (что обусловливало в определенной мере и общий невысокий
культурный уровень народных масс). Приобщению народа к историческому творчеству
сопутствовало и обращение его в большей степени к документальным памятникам. Тем самым
становится ясной особая роль документальных памятников не только в запечатлении жизни
общества и явлений культуры, но и в развитии самой культуры, в распространении ее в широких
слоях населения.
В постепенном развитии Источниковой базы истории человечества можно выделить две
революционные эпохи, и обе они связаны с огромным возрастанием роли именно документальных
памятников в общественной жизни и культуре. Это—Возрождение в Европе XV—XVI вв.—
время начала распространения печатных источников, а также гравюр, и XX век — время распро¬
странения телеграмм, радио (и прежде всего читаемого текста), кино, телевидения (и невиданного
прежде увеличения объема и многообразия печатной продукции, причем прежде всего рассчитанной
на массовый спрос).
В плане исторической информации (особенно ретроспективной) документальные памятники,
помимо своей как бы непосредственной функции (для историков информации об исторических
явлениях — событиях и людях, образе жизни и культуре, природных условиях и т. д.), содержат
нередко информацию (подчас уникальную) о других видах памятников истории и культуры, о других
типах исторических источников: вещественных, поведенческих, изобразительных, о разговорном
языке и пр. (описание, упоминание, даже изображение или вЪслроизведение иным путем, например,
устной речи, и т. п.), а также и о других документальных памятниках (иногда даже включают
фрагменты их, что особенно важно для работы текстологов).
115
В документальных памятниках обнаруживаются данные и о происхождении и особенностях
других видов памятников, их функционировании и судьбе, их выявлении и изучении (в частности,
сведения и о музейных предметах)31. Именно в документальных памятниках фиксируются данные и о
среде бытования музейного предмета (или архивного документа, книги), т. е. о социальной или при¬
родной среде, в рамках которой предмет взаимодействует с человеком и другими предметами до
включения его в музейное, архивное, библиотечное собрание.
Полнее сохраняются и познаются элементы (или даже рудименты) прошлого в культуре
последующих лет при наличии документальных памятников — подлинников прежнего времени или
запечатлевших данные о прошлом. Только документальные памятники способны передать информа¬
цию обо всех других видах памятников истории и культуры (даже воспроизвести внешний образ
некоторых из них). Документальные памятники, таким образом, являются основной Источниковой
базой памятниковедения.
Следовательно, документальные памятники в определенной мере полифункциональны, причем в
отношении познания и прошлого времени и настоящего. Тем самым они становятся важным источ¬
ником (в частности, историографическим) при изучении всех видов памятников.
Документальные памятники являются и основным фондом культурного наследия и передатчи¬
ком его от поколения к поколению, из одной социокультурной среды в иную, из одного региона в
другой.
Поскольку основным непосредственным материальным воплощением мышления является слово,
оно несет в обществе основную культурную и познавательную нагрузку. С распространением
грамотности наибольшим информационным потенциалом стали обладать памятники письменности.
Они же стали восприниматься и как наиболее достоверный (так сказать, документальный) источ¬
ник информации. Словесные источники привычнее и доступнее иных источников восприятию и само¬
го историка и тех, на кого рассчитаны его труды и устные выступления. Ведь всю информацию,
получаемую из других классов (типов, видов, разновидностей) источников, мы все равно стараемся
«перекодировать» в слова.
Устное слово, однако, недолговечно, и память изменяет человеку со временем; явления прош¬
лого модифицируются в сознании не только новых поколений, но и одного и того же поколения.
Сохраняется лишь письменная речь.
Теперь, с появлением звукозаписи, свойство это обрело и устное слово. Но ведь и звукозапи¬
си, и фото- и кинокадры — изобразительные источники, играющие все более значительную роль
в сохранении представлений о прошлом (а для будущих поколений о настоящем), это все подклассы
вида «документальный памятник».
Документальные памятники — важнейшие источники и о взаимодействии общества и природы
и (для всех, кроме ученых специалистов) о самой природе, особенно в прежние времена. Научные
труды — книги, статьи, сообщения о научных наблюдениях (о человеке и его здоровье, о природ¬
ных явлениях — погоде, флоре и фауне, урожаййости, природных бедствиях — эпидемиях, землетря¬
сениях, наводнениях и пр.) — тоже документальные памятники. И о времени, когда был еще донауч¬
ный период развития наших знаний, также многое узнаем из документальных памятников (так,
А. Л. Чижевский, сопоставляя извлеченные из старинных памятников письменности сведения о при¬
родных бедствиях и данные таблиц изменения солнечной активности, составленных уже позднее
астрономами, но тоже, кстати, относящихся к документальным памятникам, вывел свои соображе¬
ния о воздействии природы на социальную жизнь в древности и в средневековье)32. Историки все
в большей мере овладевают навыками извлечения из наиболее традиционных исторических источни¬
ков (летописей и преданий, актов, мемуаров и статистических сведений) данных о фактах истории
природы, а также о физико-био-психических свойствах человека)33.
Такими путями расширились наши сведения и о природных условиях жизни человека, и их из¬
менениях, и об изменениях, происходивших на протяжении определенного времени в самом челове¬
ческом организме (в частности, о болезнях — их возникновении, распространении), об исчезнувших
или исчезающих разновидностях животного и растительного миров (об этом напоминают нередко и
наименования: например, стеллерова корова, известная ныне только по описаниям участника Кам¬
чатской экспедиции Стеллера). Документальные памятники (среди письменных особенно художест¬
венная литература) помогают составить представление о внешнем облике природы до заметного
искажения этого первоначального облика вторжением цивилизации, проследить и антропогенное
и техногенное воздействие на природу.
В этом плане велико значение материалов локального характера о прошлом и настоящем. Они
116
необходимы для изучения конкретной истории, для обобщений, выявляющих общее и особенное в
истории тех или иных регионов, для наблюдений историко-сравнительного характера (и синхрон¬
ных и диахронных), в частности, о миграциях населения и изменениях его численности, его рода
занятий и быта. Это предопределяет необходимость обращения к опыту краеведов, к краеведческим
изданиям, к архивам краеведческих организаций и отдельных краеведов34.
Ценность памятника истории и культуры, а значит, и документального памятника, не явля¬
ется величиной постоянной35. В конечном счете это обусловлено представлениями того или иного
времени, той или иной общественной среды об истории, о развитии культуры. (Так, показателем
повышения уровня культуры и роли науки в общественном сознании является отнесение в недав¬
нее лишь время и некоторых объектов природы к ценностям культуры.)
| При установлении критерия ценности документального памятника учитываются и содержание
получаемой исторической (или историко-культурнбй) информации (о том или ином явлении, собы¬
тии, лице и пр.), и время создания памятника, и авторство, и история его происхождения, бытова¬
ния (т. е. функционирования, хранения, изучения, использования), и внешние особенности, и сте¬
пень распространенности (уникальность, многотиражность и пр.)уи т. д.
Представления о том, что надлежит в первую очередь сохранять в памяти, не оставались
неизменными, так же, как и понятия об источниках исторической информации и шкале их ценности.
Это было связано и с менявшейся методологией и методикой научной работы историков как и
ученых других специальностей (хрестоматийный пример — приемы обращения с материалами зем¬
ской статистики и оценки их народниками и В. И. Лениным 36), и с происходящей на наших глазах
переменой отношения к первичной документации, еше недавно казавшейся поглощенной обобща¬
ющего характера документами, а ныне привлекающей все большее внимание и т. д.
I Прежде наиболее ценными памятниками истории признавались те, которые имели отношение к
знаменитым людям или знаменательным событиям, либо отличались особыми художественными
достоинствами или внешними признаками, и особенно памятники наиболее далекой старины! Не слу¬
чайно в словарях при объяснении понятия «памятник» напоминают о его древности. Если в широкой
общественной среде старинная рукопись или старопечатная книга воспринимаются ныне как ценный
памятник, то к документальным памятникам, близким к нашим дням, уважительное отношение
только утверждается в сознании 37. Теоретики архивоведения тоже особое значение придают хро¬
нологическому параметру, признавая документальным памятником не просто пенный (или особо
ценный) документ, но еше и «созданный в более или менее далеком прошлом» (курсив мой. - -
С. ///.)38.
Ф С тех пор как историю перестали сводить к истории государств и государей и распространился
интерес к социально-экономической истории, к истории культуры, к обычным обстоятельствам каж¬
додневной жизни народа, усилилось внимание к источникам, содержащим такого рода историческую
информацию; все более весомой в глазах историка делается и документация новейшего времени!
Даже самые распространенные — по форме и содержанию — документальные памятники могут
оказаться в своем роде уникальными: например, выданные в дни чрезвычайных событий удостове¬
рения, написанные тогда письма, или книга, изданная массовым тиражом, но с дарственной надпи¬
сью, любопытными пометами, с особой судьбой (человек прошел с ней войну; на этом экземпляре
книги следы пули, крови...). А для изучения народного быта, общественного сознания, социальной
психологии важны документальные памятники, возникшие и распространявшиеся как раз не в чрез¬
вычайных ситуациях. И особое значение подчас усматривают в характерном — по форме и содер¬
жанию — для определенного времени и места (например, описание или изображение одежды,
средств транспорта, интерьера жилья и т. п.). Это существенно для музеев, для изданий, рас¬
считанных на использование в учебных целях, для художников и режиссеров театра и кино, везде,
где предусмотрено ознакомление с массовой документацией (даже заведомо тиражированной), с ти¬
пичными чертами быта. Такого рода данные помогают конкретизировать исторические представ¬
ления, а также обучают вйдению полезных для познания истории данных близ себя, а тем самым вы¬
явлению и сохранению их для истории.
Подобное восприятие некоторых документальных памятников облегчается и включением их
(или их фрагментов) в художественные произведения: и литературы (где нередко встречаем под¬
линные — или имитированные под подлинность — письма, дневниковые записи, официальные доку¬
менты ит. д.),и изобразительного искусства (кадры кинохроники или фотографии в художествен¬
ных фильмах).
Важное значение придается тому, что в музейной терминологии называют аттрактивностью,
117
т. е. способностью привлекать внимание в процессе музейной или иной коммуникации: напомним
об азбуке мальчика Анфима — многократно воспроизводимой и описываемой учеными — в берестя¬
ной грамоте XIII в., или знаменитой фотографии «лампочки Ильича». А как впечатляют страницы
дневника девочки Тани Савичевой с записями о гибели ее родных в дни Ленинградской блокады (ко¬
пия его в музейной экспозиции Пискаревского кладбища)! Схожее чувство испытывали посетители
выставки «Книга сражается», когда видели рукопись «Пролога» с заметками о гибели близких, сде¬
ланных в Ленинграде и тоже рукой умирающего — знаменитого физиолога академика А. А. Ух¬
томского 39.
Ценность документального памятника может определяться и потребностями данного хранили¬
ща, коллекционера, заинтересованных в том, чтобы такая разновидность этих памятников была
представлена в собрании (и иногда вовсе не как редкий, а напротив, типичный образец).
Сравнительное изучение различных документальных памятников в сопоставлении с другими ви¬
дами памятников способствует выявлению типичных черт их определенных разновидностей (важных
и для атрибуции) по содержанию (степень полноты, тенденциозности, зависимости от каких-либо
образцов и пр.), по внешним признакам (например, газет — от многолистных с распределением ма¬
териала соответствующей тематики на определенных, ставших привычными читателю полосах,
до маленьких многотиражек в лист с оборотом). А это, в свою очередь, помогает исследованиям,
в плане социальной психологии, эстетики и т. д.
^Значение документальных памятников во всех сферах научной работы (особенно при подходе
к недавнему по сравнению с многотысячелетним развитием человечества прошлому) и в воспи¬
тании историей трудно переоценить. И потому необходимо, чтобы еше в школьные годы докумен¬
тальные памятники заняли достойное место в памятникопознавательных и памятникоохранитель¬
ных представлениях молодежи.
Особенно важно создание книг и статей, кино- и телефильмов о хранилищах документальных
памятников, о многообразной и многотрудной работе тех, кто выявляет, сохраняет и описывает,
изучает и пропагандирует документальные памятники. Не менее существенно и создание докумен¬
тальных памятников о других видах памятников истории и культуры и их использовании: теперь по¬
лучили распространение документальные аудиовизуальные памятники (в частности, о музеях), сов¬
мещающие звучащее слово и изображение — кино- и телефильмы. Таким путем памятники всех ви¬
дов и коллекции памятников стали известны.
Роль документальных памятников в распространении и развитии культуры и знаний необычайно
велика. Они — фундамент основных представлений памятниковедения: и о памятниках прошлого и
об отношении к ним наших современников. I
Примечания
1 Словарь русского языка. В 4-х т. Изд. 3. М., 1987, т. 3, с. 15; Словарь русского языка. Сост.
С. И. Ожегов. Изд. 13. М., 1981, с. 13; Советский энциклопедический словарь. Изд. 4. М., 1987,
с. 961.
2 Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2. СПб., 1895,
стб. 873; Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. СПб., М., 1905,
стб. 1180.
3 Симпозиум «Памятники культуры и общества». Ленинград. СССР. 2—8 сентября 1969 г. Л ,
1969; Памятниковедение. Теория, методология, практика. Сб. научных трудов (НИИ культуры
Министерства культуры РСФСР). М., 1986.
4 Егоров В. Л. Развитие и становление понятия «памятник истории». - История СССР,
1988, № 1.
5 Шмидт С. О. О классификации исторических источников. — Вспомогательные историче¬
ские дисциплины. Л., 1985, т. 16, с. 8, 12—16; его же. Источниковая база исторической
науки и классификация исторических источников. — Историческая наука. Вопросы методологии.
М., 1986.
6 Музейные термины. — Терминологические проблемы музееведения. Сб. научных трудов. М.,
1986, с. 93—94.
7 См.: Ханпира Э. И. Что такое документальный памятник (К постановке вопроса). —
История СССР, 1988, № 2, с. 80—81.
® Под «современником», очевидно, следует подразумевать человека, жившего во время соз¬
дания документа.
9 Музееведение. Проблемы использования и сохранности музейных ценностей. Сб. научных
трудов НИИ культуры Министерства культуры РСФСР, № 136. М., 1985, с. 91.
10 Л е н и н В. И. ПСС, т. 18, с. 149.
11 Там же, т. 27, с. 386.
118
>
ё
12 Там же, т. 30, с. 93.
13 Литературу см.: Ханпира Э. И. Указ, соч., с. 80.
14 Музейные термины, с. 93.
15 Советские архивы, 1980, № 4, с. 6, 12.
16 Советские архивы, 1987, № 2, с. 109; О развитии сотрудничества историков и архивистов
в свете решений XXVII съезда КПСС. — Вестник Академии наук СССР, 1987, № 10.
17 Документальные памятники: выявление, учет и использование. М., 1988.
18 Лихачев Д., Гамкрелидзе Т., Нерознак В. Исторические названия — тоже
памятники культуры. — Известия, 1988, 3 августа.
19 Стешенко Л. А.Депферов В. Д. О памятниках истории и культуры. М., 1977, с. 25—
26, 28—29.
20 Рудельсон К. И. Документальные памятники: понятие, предмет и перспектива иссле¬
дования. — Материалы Всесоюзной научно-практической конференции «Актуальные вопросы совер¬
шенствования архивного дела в условиях развитого социалистического общества». Вып. 3. М., 1985;
Автократов В. Н. Документальные памятники: опыт анализа понятия. — Советские архивы,
1987, № 3.
21 Словарь современной архивной терминологии социалистических стран. Вып. 1. М., 1982,
с. 61, 163.
22 Илизаров Б. С. Роль документальных памятников в общественном развитии. М., 1988,
с. 82, 86.
23 X а н п и р а Э. И. Указ, соч., с. 89.
24 Шмидт С. О. Современные проблемы источниковедения. — Источниковедение. Теорети¬
ческие и методические проблемы. М., 1969, с. 28.
25 И л и з а р о в Б. С. Актуальные теоретические и методологические проблемы советского
архивоведения. М., 1984; его ж е. О понятии ценности документального исторического источника.—
История СССР, 1986, № 5, с. 109; его же. Роль документальных памятников в общественном
развитии, с. 73—87.
26 Х,анпира Э. И. Указ, соч., с. 79.
27 Там же, с. 82, 86.
28 В а л к С. Н. Судьбы «археографии». - Археографический ежегодник за 1961 год. М., 1962,
с. 453.
29 Э. И. Ханпира — исследователь наблюдательный и очень чуткий к языку — сам же конста¬
тирует, что понятие «документальный памятник» «и в наше время... употреблялось в профес¬
сиональном просторечии историков и архивистов как синоним слова „документ“», (см.: Ханпи¬
ра Э. И. Указ, соч., с. 80).
30 Подробнее см.: Шмидт С. О. Ответственность перед будущим. — Памятники Отечества.
М., 1982, № 1 (5), с. 130-136.
31 Седельников В. О. Архивные документы в изучении музейных коллекций и других
областях работы музеев. — Музееведение: Проблемы использования и сохранности музейных цен¬
ностей. Сб. научных трудов НИИ культуры Министерства культуры РСФСР, № 136. М., 1985.
32 L’Histoire et ses méthodes. Paris, 1961, p. 64—67; Ягодинский B. H. Александр Ле¬
онидович Чижевский. M., 1987, с. 28—35.
33 Люблинская А. Д. Историки в смежных с историей науках (по материалам зарубеж¬
ной медиевистики). — Проблемы источниковедения западноевропейского средневековья. М., 1979
(указана литература); Шмидт С. О. Проблема взаимодействия общества и природы и некоторые
вопросы источниковедения. — Общество и природа: исторические этапы и формы взаимодействия.—
М., 1981.
34 Ф и л и м о н о в С. Б. Краеведение и документальные памятники. 1917—1929. М., 1989.
35 Документальные памятники. М., 1988, с. 11, 15—16; Курносов А. А. Некоторые проб¬
лемы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников в общественных му¬
зеях. — Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников истории
и культуры, ч. 1. Памятники нового времени и советской эпохи. М., 1982, с. 23.
36 Яцунский В. К. Вопросы источниковедения в трудах В. И. Ленина по социально-
экономической истории. — Проблемы источниковедения, вып. IV. М., 1955.
37 Вопросы собирания, учета, хранения и использования документальных памятников истории
и культуры, ч. 1, с. 2.
38 X а н п и р а Э. И. Указ, соч., с. 88, 89.
39 П о з д е е в а И. В. Книга сражается. Каталог выставки... М., 1988, № 1282.
119
В. Д. БАНАСЮКЕВИЧ, Е. М. ДОБРУШКИН, О. М. МЕДУШЕВСКАЯ
«АРХЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЕЖЕГОДНИК»:
ИТОГИ, ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
(1977—1986 гг.)
В условиях перестройки социального сознания многое утратило свою мнимую значительность,
с особой остротой стало восприниматься все подлинное, имеющее реальную культурную ценность.
Вместе с другими гуманитарными изданиями «Археографический ежегодник» проходит эту
общественную переоценку и, надо отметить, выходит из нее без утрат, расширяя круг своих чита¬
телей, которым независимо от рода профессиональных занятий близка его проблематика, присуще
уважение к прошлому. Хронологические рамки данного обзора охватывают время значительных
сдвигов в отношении общества к истории. Анализ материалов ежегодника важен не только с точки
зрения раскрытия в нем конкретных проблем — собирания, зашиты и введения в научный оборот
памятников истории и культуры и информации из них и о них. Он интересен и с точки зрения
динамики и перспектив этого профессионального гуманитарного непериодического издания как
особого источника по истории науки, культуры этого переходного времени с его проблемами, с его
влиянием на общественное мнение, с его отражением процессов формирования нового обществен¬
ного сознания.
Обращаясь к ежегоднику с позиций сегодняшнего дня, можно отметить, что в нем привлекает
многое: в центре концепции издания — документ, памятник истории и культуры, исторический
источник, а это означает с учетом многофункциональности источника, разнообразия его информа¬
ционного богатства широту охвата сфер социальной практики, непосредственно связанных с проб¬
лематикой ежегодника. Ценно и то, что АЕ осмысливает конкретную и всегда относительно
ограниченную сферу деятельности архивиста, публикатора, музееведа, социолога, педагога как
часть широкого обшекультурного процесса, как службу социальной памяти и воспитания творческой
личности историей и для истории. Ежегодник всегда «населен» людьми — состав его авторов
разнообразен по возрасту, положению, профессии, «географическому» признаку. Более того,
персонифицирована вся представленная в нем археографическая деятельность: один из излюблен¬
ных подходов издания к освещению проблемы — раскрытие ее через личность с использованием для
этого личных материалов, воспоминаний, различных биографических и событийных хроник. Для
читателя ежегодник — это возможность общения с творческими личностями прошлого и на¬
стоящего, это соучастие и сопереживание, осмысление профессионального труда как общечеловечес¬
кого и нравственного долга. И еще одна важная для современности черта издания — это стремление
привлечь к активному действию широкий круг людей, выявить их сопричастность истории. Не упро¬
щая трудностей профессионализма (напротив, с этой точки зрения уровень издания высок),
ежегодник не только не отпугивает, а наоборот, своей информативностью, стилем, эмоциональным
настроем открыт для любителей и ревнителей отечественных исторических памятников. Эти
свойства обшей концепции издания, заложенные еще при его основании и реализуемые нынешним
составом его редакционной коллегии, выступают в новых общественных условиях как принципиально
важные и необходимые. Каждая статья, всегда жестко ограниченная в объеме, информационно
насыщена конкретикой и в то же время служит сверхзадаче — обшей концепции издания и програм¬
ме деятельности Археографической комиссии.
Структура каждого номера АЕ сложилась давно и представляется в целом удачной.
Разнообразие жанров позволяет включить в общий объем издания значительную и разнообраз¬
ную информацию. Это прежде всего относится к такому традиционному разделу, как Тихомировские
чтения, объединяющему ряд докладов и выступлений тематически одной крупной проблемой,
к которой участники подходят с разных точек зрения. Статьи проблемного характера (2—3 в каждом
номере) поднимают, как правило, актуальные вопросы археографии, архивоведения, научно-
практической деятельности ученых. Большая информативность и новизна материала свойственны
Банасюкевич Вячеслав Дмитриевич, кандидат исторических наук, заместитель директора
Всесоюзного научно-исследовательского института документоведения и архивного дела.
Добрушкин Евгений Михайлович, кандидат исторических наук, доцент Московского государ¬
ственного историко-архивного института.
Медушевская Ольга Михайловна, доктор исторических наук, профессор Московского госу¬
дарственного историко-архивного института.
120
малым жанрам издания — обзорам, описаниям, библиографиям и персоналиям, много интересного
есть и в хронике деятельности Археографической комиссии и ее местных отделений. Публикации
источников обычно малообъемны, интересны, несут новые факты истории отечественной науки
и культуры.
Плюрализм подходов в издании обеспечивается также разнообразным составом авторов, среди
которых представлены историки, архивисты и музейные работники, краеведы, вузовские препода¬
ватели, в том числе и многие молодые авторы, выступающие впервые с научными результатами
своих изысканий. Представлены в АЕ союзные республики и крупные регионы страны — Украина,
Грузия и Армения, Белоруссия, Молдавия, Север, Урал и Сибирь, Северный Кавказ, Поволжье,
Якутия и др. Участвуют в АЕ и зарубежные ученые. Так, например, со своими иследованиями
славянских рукописей познакомили читателей ученый из Нидерландов X. Мейер (1977), П. Ва¬
сильев— из НРБ (1977), Э. Благова — из Чехословакии (1978); о документах русско-немецких
научных связей в XVIII в. рассказал исследователь из ГДР П. Гофман (1977).
В рассматриваемое десятилетие в содержании АЕ прослеживается динамика в изучении ряда
крупных направлений. Это прежде всего вопросы истории, теории и методики археографии, а также
практики публикации исторических источников, анализ которых мы начнем со сравнения статисти¬
ческих данных. Представить динамику развития специальной археографической тематики дает
возможность анализ «Археографического ежегодника» за 25 лет деятельности Археографической
комиссии, приведенный Б. Г. Литваком в докладе в рамках Тихомировских чтений (1981). Итак,
если в 1957—1966 гг. в АЕ были помещены 21 статья и сообщение по названной проблематике
и 53 публикации документов, а в 1967—1976 гг.— соответственно 53 статьи и сообщений и 41 пуб¬
ликация, то, как явствует из указателя статей и публикаций АЕ за 1986 г., в 1977—1986 гг. было
помещено уже 86 статей и сообщений и 35 публикаций. Значительное повышение интереса ко всему
комплексу проблем археографии безусловно соответствует произошедшим за последние десятилетия
изменениям в статусе археографии как научной дисциплины и ее месте в кругу смежных истори¬
ческих дисциплин (чему, кстати сказать, немало способствовали и сами публикации в АЕ). Что ка¬
сается статистики издания источников на страницах ежегодника, то если все 53 публикации
первого десятилетия были посвящены периоду феодализма, а из 41 публикации второго десятилетия
только 9 документов относились к советской эпохе, то из 35 документов, опубликованных
в АЕ за 1977—1986 гг., советскому времени отведено 15. При всей условности приведенных коли¬
чественных показателей, дающих самое общее представление о динамике этой важнейшей части
издания Археографической комиссии, они позволяют судить о большом вкладе АЕ в развитие
современной археографии.
Прежде чем перейти к качественным характеристикам опубликованных материалов, обратим
внимание на две работы обзорного характера: одна из них посвяшена вопросам публикации источ¬
ников на страницах АЕ (упомянутый доклад Б. Г. Литвака), другая — проблемам отечественной
археографии в журнале «Советские архивы» (1983), авторы М. Г. Белогуров и С. И. Кузьмин.
Кроме очевидной библиографической и историографической ценности такого рода работы приобре¬
тают особое научное звучание, поскольку их авторы не ограничиваются перечислением материала,
а высказывают и собственную точку зрения на важнейшие проблемы, затронутые (или даже остав¬
ленные без внимания) в обозреваемых изданиях. В частности, в докладе Б. Г. Литвака, посвяшен-
ном 23 томам АЕ, высказаны важные и интересные суждения о правомерности отнесения к истории
археографии опубликования действующих законодательных актов в целях нормального функцио¬
нирования государства. Актуальность постановки такого рода вопросов определяется слабой
разработанностью принципиального вопроса теории археографии о самом понятии «публикация»,
его границах и связанного с ним комплекса проблем о целях и задачах археографии в целом и публи¬
кации исторических источников в частности.
Принципиальное значение имеет публикация на страницах АЕ статей и сообщений по вопросам
теории и методики археографии. Конечно, вопросы методики так или иначе затрагиваются во многих
работах, помещенных в рассматриваемом издании. Однако следует отметить, что количество работ
по теории археографии по сравнению с предыдущими десятилетиями в 1977—1986 гг. уменьшилось.
Впрочем, как это ни странно, но уход от теоретической проблематики отмечается в целом в нашей
литературе этого периода (для периода 1976—1980 гг. это хорошо видно по недавно вышедшему
четвертому выпуску «Каталога научно-методической литературы и сборников документов»
«Советская археография»). Известная странность ситуации нам видится в том, что именно в середи¬
не 1970-х гг. на страницах журнала «Советские архивы» прошла очень важная для археографии
121
дискуссия по кардинальным проблемам археографической теории. И основное значение этой
дискуссии состояло в том, что в ее ходе со всей очевидностью были выявлены основополагающие
вопросы теории археографии (такие, как предмет и объект дисциплины, ее пели и задачи и т. д.),
требующие скорейшей разработки в целях развития как самой научной дисциплины, так и практи¬
ческой работы по публикации исторических источников. Думается, не случайно поэтому на
состоявшихся в Москве и Ленинграде в декабре 1978 г. обсуждениях «Археографического ежегодни¬
ка» за 1971 — 1976 гг. учеными были высказаны среди прочих настойчивые пожелания больше
публиковать статей по вопросам теории и методики археографии (1979).
Вопросы общетеоретического характера поднимались фактически лишь в статье С. О. Шмидта
(1978), которая во многом перекликается с материалами упомянутой дискуссии. Автор затронул
в постановочном плане такие фундаментальные сюжеты археографической теории, как наполнение
понятий «методология», «методика» и «техника» применительно к археографии. Конечно, необхо¬
димо, чтобы в дальнейшем на страницах АЕ появлялось значительно больше теоретических работ,
которые помогли бы наконец-то преодолеть существующий до сих пор известный нигилизм по
отношению к проблемам теории археографии в целом и публикации источников в частности.
Пора уже понять, что пренебрежительное отношение к вопросам теории в таких дисциплинах,
как археография, архивоведение и т. п., в результате оборачивается большими потерями не только
при разработке методики соответствующих дисциплин, но впрямую мешает практической работе
по публикации исторических источников, совершенствованию архивного дела и, в конечном счете,
нашей исторической науке. Совершенно очевидно, что настала пора для решений многих насущных
проблем археографической теории, в первую очередь вопроса о целях и задачах публикации
исторических источников, соотношении работы археографа, с одной стороны °и архивиста, источни-
коведа и историка — с другой. Необходимо уделить специальное внимание терминологическим
проблемам археографии, сложность, запутанность и противоречивость которой отнюдь не способ¬
ствует развитию дисциплины. В целях оживления работы теоретической мысли, возможно, стоило бы
вернуться к практике прошлых лет, когда на страницах АЕ публиковались теоретические статьи,
носившие остродискуссионный характер.
К числу нашедших отражение на страницах АЕ следует отнести такие специальные вопросы
теории и методики археографии, как сокращенная передача текста и содержания документов, в том
числе массовых источников. Этим вопросам было посвящено заседание Тихомировских чтений 1976 г.
(см. статьи А. И. Копанева, Б. Г. Литвака, а также А. И. Вдовина и А. К. Соколова в АЕ за 1977 г.);
частично они затрагиваются и в статье М. П. Губенко «Биографическая хроника В. И. Ленина как
археографический труд» (1985). Названные статьи вместе с помешенной в АЕ за 1977 г. хроникой
заседания 1976 г., на котором участниками обсуждения были высказаны также заслуживающие самого
пристального внимания соображения (что, кстати сказать, придает помещаемым в «Археографичес¬
ком ежегоднике» хроникам более широкое научное, нежели простое историографическое значение),
внесли много нового в решение давно дискутируемой проблемы. Очень важно, что эта сложная
теоретическая и методическая проблема решалась участниками обсуждения с привлечением широко¬
го круга исторических источников разных эпох. Одним из важных достижений в разработке этой
проблемы нам видится окончательно утвердившееся в представлениях исследователей размежевание
двух принципиально разных видов работы по вводу новой информации в историческую науку:
сокращенной, неполной передачи текста публикуемого документа, с одной стороны, и краткой
передачи содержания этого документа, с другой. Понимание этой разницы (зачастую отсутство¬
вавшее в ведшихся ранее, в том числе и на страницах АЕ, спорах) делает усилия по решению
этой проблемы максимального ввода источников в научный оборот более целенаправленными,
а следовательно, и рациональными, ставит проблему регест, таблиц и т. д. на реальную источнико¬
ведческую почву. Поэтому представляется важным также сделанный в ходе обсуждения вывод о том,
что решению проблемы сокращенной передачи и текста, и содержания исторических источников
обязательно должно предшествовать предварительное углубленное источниковедческое изучение
конкретных видов и разновидностей документов «массового» характера.
Особая группа материалов в АЕ посвящена проблемам так называемой полевой археографии.
В статье А. А. Курносова, В. А. Черных и С. О. Шмидта (1977) об итогах Первой Всесоюзной
конференции по полевой археографии (Москва, декабрь 1976) делается вывод о необходимости
комплексного и обязательно совместного разрешения вопросов полевой археографии. Этот вывод
нашел свое практическое решение в организованных в 1986 г. Археографической комиссией Тихо¬
мировских чтениях на тему «Проблемы собирания и описания памятников кириллической
122
письменности». На основе прочитанных докладов был подготовлен ряд статей (Б. Г. Литвака,
В. А. Черных, С. О. Шмидта, Н. А. Кобяк, И. В. Поздеевой, Е. Б. Смилянской, В. П. Бударагина,
A. И. Копанева и М. В. Кукушкиной), которые вместе с хроникой заседания были опубликованы
в АЕ в 1986 г. В этих статьях содержится интересный материал о количественных результатах
полевых исследований крупнейших археографических цензов нашей страны вплоть до 1985 г.,
подьодится итог и намечаются перспективы описания документальных памятников в местных хра¬
нилищах, ставятся вопросы научной организации археографического поиска и разработки методи¬
ческих проблем полевых исследований.
Традиционно большое место в АЕ занимают статьи, сообщения и обзоры об истории издания
исторических источников в нашей стране, истории организации публикаторской деятельности. Это
прежде всего публикации о деятельности государственных архивов: М. И. Автократовой
и С. М. Душинова «Научно-издательская деятельность ЦГАДА за 60 лет» (1978), О. Ф. Козлова
«Очерк археографической деятельности архивных учреждений союзных республик (из опыта подго¬
товки)» (1983), Е. Ф. Сопина «Архивные учреждения РСФСР к 40-летию Победы» (1986) и др.;
о деятельности важнейших центров Академии наук СССР и региональных публикаторских орга¬
низаций, в частности об издании источников по отечественной истории в ЛОИИ (автор М. П. Ирош-
ников, 1986), Северным отделением Археографической комиссии АН СССР (П. А. Колесников,
1985), Институтом истории АН СССР в 1948—1951 гг. (Е. Н. Кушева, 1984), Институтом восто¬
коведения АН СССР (Ю. А. Петросян и Э. Н. Темкин, 1983), Матенадараном (1985), Институтом
рукописей АН Грузинской ССР (1984), в Ярославской области (1984) и др. Следует отметить,
что многие из названных публикаторских центров и регионов впервые предстают на страницах АЕ.
Одновременно выделим и иной тип обзоров — по тематике публикаций документов. Здесь можно
найти обзоры изданий воспоминаний крестьян о встречах с В. И. Лениным в конце 1920-го —
1921 г. (1977), воспоминаний крестьян об аграрной революции и гражданской войне в России,
опубликованных в 1920-х гг. (В. В. Кабанов, 1982), о революции 1905—1907 гг. в Среднем
Поволжье (А. А. Литвин, 1979), по истории первой русской революции (И. Ф. Угаров, 1980),
о ревкомах Северного Кавказа 1919—1921 гг. (Н. Ф. Бугай, 1980) и т. д. Эти тематические
обзоры (вообще чрезвычайно распространенные в нашей научной литературе) охватывают от¬
дельные периоды в издании тех или иных документов и весь их корпус. Подход к составлению
таких обзоров у перечисленных авторов не одинаков. На наш взгляд, большую ценность пред¬
ставляют такие обзоры, в которых акцент делается не на перечислении и систематизации
фактов в опубликованных источниках, а на анализе и сравнительной характеристике всего
корпуса публикуемых источников по теме, на сравнении публикуемого материала со всем дошедшим
до нас и уже выявленным корпусом документов по рассматриваемой теме, т. е. когда, скажем,
тематические публикации документов рассматриваются под углом зрения археографической разра¬
ботки Источниковой базы данной темы. К сожалению, за редким исключением в указанных обзорах
обоего типа авторы практически избегают рассмотрения вопросов публикаторской методики,
отражающих такие важные характеристики археографических публикаций, как качество воспро¬
изведения текстов публикуемых документов, составления заголовков, легенд, примечаний и т. п.
специфически археографических элементов публикаций. Повышение внимания к археографической
стороне научного издания источников придавало бы обзорам и необходимое историографическое
звучание, помогало бы избегать нередко присущего им «библиографизма».
С точки зрения развития методики публикации исторических источников большой интерес
представляет чрезвычайно значительная группа статей и сообщений АЕ, в которых анализируется
и обощается опыт издания различных видов источников в отечественной и зарубежной археографии.
Выделим статьи, посвященные анализу археографических приемов публикаций «Переписка
B. И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демократическими организациями в России.
1900—1903 гг.» (К. Н. Тарновский и 3. Н. Тихонова, 1980). «Переписка В. И. Ленина и руководимых
им учреждений РСДРП с партийными организациями» (К. Г. Ляшенко, Е. Д. Орехова, Н. А. Хомя¬
кова) и опубликованные к 110-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина (1980), и «Архив Маркса
и Энгельса» (1983). В этих статьях предметом анализа является весь сложный комплекс приемов
и методов публикации переписки: выявление и отбор документов, передача текстов, составление
заголовков (здесь особое внимание обращается на тщательную работу публикаторов по уточнению
таких элементов заголовка, как датировка и адресаты), комментирование и т. д. Такой подход
к анализу публикаторской продукции должен быть распространен на издание любых исторических
источников, поскольку он связан не с авторством публикуемых документов, а вытекает из объектив¬
ного значения (и назначения) работы публикатора для исторической науки.
123
Как и в предыдущие десятилетия, продолжается публикация работ по вопросам издания акто¬
вого материала. Прежде всего необходимо назвать две работы С. М. Каштанова (АЕ за 1982,
1983 -1986 гг.). Автор прежде всего подводит итог отечественному опыту по методике публикации
актовых источников истории феодальной России, а также намечает ряд вопросов, требующих
дальнейшей разработки и уточнения. Вторая статья — аналитический обзор принципов и методов
издания латинских грамот, закрепленных в международных «Правилах издания средневековых
латинских документов», созданных Международной комиссией по дипломатике и опубликованных
сначала в Риме в 1977 г., а затем в Сарагоссе в 1984 г. Это достижение современной дипломатики
и актовой археографии делает возможным включить зарубежный опыт в развитие принципов
и методов публикации отечественных исторических источников, нашей археографии в целом.
В историографическом аспекте вопросы актовой археографии нашли свое отражение в статье
Н. А. Козловой (1977).
С методической точки зрения также важным представляется анализ различных типов, видов
и форм издания исторических источников, тем более что и проблемы типологии и классификации
археографических публикаций в нашей археографии еще отнюдь не исчерпаны. В АЕ за 1985 г. опуб¬
ликована статья Б. Г. Литвака «Серийные издания в советской публикаторской практике». В ней
на конкретных примерах (трех крупнейших сериях документов — «Письма и бумаги императора
Петра Великого», «Восстание декабристов», а также «Крестьянское движение в России в XIX —
начале XX в.») автор показывает становление серийных изданий документов как особого вида
публикаций, прослеживает развитие самого понятия «серия» и ее основных видов, а также методики
ее подготовки. Самостоятельное значение имеет и показ историографической роли серийных изданий
источников. Исходя из важной в общетеоретическом плане посылки о том, что «археографическое
освоение Источниковой базы, хотя и является первичным этапом в историческом познании», оно
«немыслимо без целенаправленного использования археографических и источниковедческих приемов
работы над источником, без учета историографической традиции», Б. Г. Литваку удается показать
историографическое значение рассматриваемых им серийных изданий. Кроме того, он справедливо
замечает, что, хотя выход очередного тома фундаментальной серии «Письма и бумаги императора
Петра Великого» совпадает со столетним юбилеем начала издания, завершение его пока не предви¬
дится. Между тем этот «археографический долгострой» не только замедляет введение в научный
оборот ценных источников, он и очень невыгоден, нерационален, поскольку за годы простоя утрачи¬
ваются опыт, преемственность, темпы публикаторской работы. И в статье С. В. Мироненко о 60-лет-
нем юбилее издания «Восстание декабристов» (1985) также говорится о том, что ряд томов нуж¬
дается в переиздании, потому что наука уже ушла вперед, а между тем издание все еще не завер¬
шено. Здесь же упомянем о важном материале Тихомировских чтений, посвященных факсимильным
изданиям (шесть статей в АЕ за 1979 год, две из которых основаны на зарубежном материале).
Большой интерес представляют статьи, посвященные анализу методики издания не только
определенных видов и разновидностей источников, как, например, посольских книг конца XV —
начала XVII в. (1979) или протоколов Президиума Госплана (1981), но и отдельных важнейших
документальных памятников таких, например, как повести о Куликовской битве (1980) и др.
Значение подобных статей, конечно, выходит за рамки простого обмена опытом издания, оказывая
влияние на решение общих вопросов о принципах и методах публикации документов в нашей
стране.
Традиционно в АЕ публикуется большой материал о выдающихся отечественных археографах,
который трудно переоценить с точки зрения давно назревшей необходимости создания полноценной,
«академической», как иногда пишут, истории отечественной археографии за весь период ее сущест¬
вования. Практически в каждом из рассматриваемых 10 томов АЕ можно найти сразу несколько
работ, по-своему вносящих вклад в «портретную галерею» отечественных археографов. Правда,
с точки зрения хронологии распределение имен очень неравномерно: из 16 персоналий лишь две
работы посвящены дореволюционным археографам — Н. Н. Бантышу-Каменскому и Н. В. Кала¬
чову (1977 и 1985 гг.). Следует также отметить, что в такого рода статьях, авторы которых зачастую
соединяют личные воспоминания о коллегах и учителях с анализом научного содержания их деятель¬
ности, хорошо прослеживается взаимодействие методов археографии, источниковедения и вспомога¬
тельных исторических дисциплин в исследовательской, собирательской и публикационной практике
крупных ученых и педагогов высшей школы Безусловно, следует приветствовать и дальнейшую
публикацию материалов, способствующих созданию истории нашей археографии в лицах. Это тем
более необходимо, что много крупнейших деятелей нашей археографии как дореволюционного, так
124
и советского периода еще не нашли своего биографа. Например, можно назвать имена В. Н. Тати¬
щева и М. М. Щербатова, заслуги которых перед отечественной археографией обязательно
признаются, хотя до сих пор по-настоящему их конкретный вклад в развитие русской археографии по
сути дела еще и не изучался. Из советских ученых, чей вклад в развитие археографии и как научной
дисциплины, и как практической работы по публикации документов должен быть подвергнут тща¬
тельному анализу, следует назвать таких наших крупнейших ученых, как С. Н. Валк, Л. В. Черепнин
и А. А. Зимин. При этом хотелось бы заметить, что в работах такого рода кроме биографического
и библиографического материала желательно, настоятельно необходимо давать и характеристику
вклада ученых в специфически археографическую теорию и методику, в разработку принципов
и приемов публикации исторических источников, т. е. обязательно уделять больше внимания
специфическим вопросам историко-археографического характера.
Конечно, вопросы истории археографии так или иначе получают свое отражение и в других
материалах ежегодника. В частности, нельзя не отметить в этой связи постоянного раздела «Хро¬
ника». И все-таки специальных работ, посвященных истории археографии, в последнее десятилетие
опубликовано не так уж много. Среди них выделим два типа. Первый чрезвычайно распространенный
в нашей археографической литературе вообще представлен лишь одной статьей С. Я. Борового,
посвященной истории создания Одесского археологического института и Археографического отде¬
ления АН СССР (1978). Второй — очень редкий в современной археографической литературе —
в обозреваемых десяти томах АЕ представлен сразу серией статей С. В. Чиркова (1981, 1983—
1985 гг.). Это статьи о наименее изученной и нуждающейся в серьезной разработке истории архео¬
графической мысли в нашей стране. Исследуя хронологически сравнительно небольшой, но очень
плодотворный для отечественной археографии отрезок времен.. — конец XIX — начало XX в.,
С. В. Чирков рассматривает комплекс таких важных и взаимосвязанных вопросов, как бытование
термина «археография», отражение уровня развития теории и методики археографии в публика¬
торском «нормотворчестве» (правила издания), формирование теоретических понятий о круге
памятников, подлежащих собиранию и описанию археографами и т. д. На наш взгляд, было бы
желательно расширить хронологические рамки такого рода исследований по истории археографии,
что дало бы возможность проследить зарождение и динамику развития археографической мысли
в нашей науке, развитие основных археографических методов и принципов.
Хотелось бы отметить несколько материалов, связанных с вопросами подготовки кадров
археографов (1983, 1984 и 1986 гг.). Особый интерес в этой связи представляет сообщение о засе¬
дании Тихомировских чтений 1984 г. Наверное, стоило бы в этой публикации не органичиваться
лишь хроникой, но напечатать и сами доклады, прочитанные на заседании. Можно только при¬
ветствовать обсуждение вопросов преподавания археографии в высшей школе на страницах АЕ.
Археографическими проблемами не исчерпывается содержание АЕ в рассматриваемое десяти¬
летие. Одно из направлений в его тематике посвящено вопросам формирования источниковой
базы истории советского общества, в частности, анализу мемуаристики истории Великой Отечест¬
венной войны. Так, А. А. Курносов в своей работе (1978 и 1979 гг.) размышляет о том, как отра¬
жается в этом источнике не только то время, о котором вспоминает мемуарист, но прежде всего
время написания и публикации мемуаров. Личные, часто не предназначавшиеся для публикации
документы дополняют картину исторической эпохи, в которую создавались мемуары. Об этом -
статьи А. Д. Зайцева (1985) и К. Ф. Шацилло (1985). На страницах АЕ показана работа пар¬
тийных архивов в последние годы (статья Н. С. Зелова и В. Е. Корнеева, 1985), деятельность
педагогов и ученых по собиранию и охране памятников (В. Ф. Козлов), широкое движение по
сбору, сохранению и изучению материалов истории Великой Отечественной войны (например,
рассказ И. А. Альтмана о крупных научных и организационных инициативах с участием школь¬
ников в собирании фронтовых писем, основанный на опыте работы во Владимирской области
/1985/). Новое развитие в публикациях В. В. Кабанова получает тема об изучении воспоминаний
крестьян (1984) и документов сельских сходов в 1917—1920 гг. (1985).
Всестороннее освещение в АЕ получили проблемы истории и современного состояния краеве¬
дения и музееведения. Среди них, в частности, вопросы охраны и использования документальных
памятников, хранящихся в музеях РСФСР (статья А. И. Шкурко, 1982), а также рукописных
памятников в музеях Севера (статья П. А. Колесникова, 1978). Ряд исторических и современных
аспектов этой проблемы нашел отражение в работах С. В. Филимонова (1982, 1983 и 1985 гг.),
В. Ф. Козлова (1986).
В рассматриваемый период ежегодник продолжил освещение проблем источниковедения
125
и археографии произведений основоположников марксизма-ленинизма, опубликовав ряд аналити¬
ческих материалов и новых по постановке методических проблем статей о работе Маркса и Энгельса
с русскими источниками, о собирании документов Маркса и Энгельса в 1920-е гг. (1985), о методах
поиска и установления авторства ленинского документа (1982), о новых приемах ввода в научный
оборот ленинских документов в Биохронике В. И. Ленина (1985).
Актуальная проблема междисциплинарных связей и новых методов анализа информационных
возможностей источников освещается в АЕ на разнообразном конкретном фактическом и историо¬
графическом материале. Раскрывая возможности комплексного изучения археологических и пи¬
сьменных источников, В. Л. Янин показал, что находка такого уникального источника, как берестя¬
ные грамоты, изменила в принципе соотношение письменных и археологических памятников, саму
«манеру» археографических исследований (1980). В связи с развитием междисциплинарного
подхода интересны опубликованные в 1977 г. статьи о таких видах источников, которые особенно
много дают не только историкам, но и представителям других наук и искусства. Это — статьи
В. Л. Янина о старой граммофонной пластинке, С. С. Илизарова — о географических источниках,
A. А. Сопоцко — о вахтенных журналах.
Существенно изменились в последние годы предмет и методы вспомогательных исторических
дисциплин. Многие из них стали междисциплинарными и многофункциональными. Это хорошо
прослеживается в статьях Ю. В. Андрюшайтите об истории и практике филиграноведения (1980,
1982 и 1986 гг.), о генеалогии — О. В. Петровой (1981) и А. Б. Каменского (1981, 1985 гг.),
Г. В. Семенченко — о практической хронологии (1983, 1984 гг.) и др.
Обозревая материалы АЕ за последние десять лет, можно видеть, как поставленные ранее
проблемы общество решает сегодня на другом уровне их осмысления. В этом, несомненно, есть
и заслуга рассматриваемого издания, влияние его на общественное историческое сознание. Но сегод¬
ня необходимо привлечь внимание и к другим весьма острым проблемам. Чтобы осветить их,
необходимо рассматривать состояние археографической, публикаторской работы в стране в сравне¬
нии с состоянием ее в мировой практике, и прежде всего в ведущих в этой области западноевро¬
пейских странах.
Научная общественность должна знать, что на Западе уже более 20 лет назад возникла
новая общественно-научная ситуация: «ренессанс эрудиции», рост интереса общества (а следова¬
тельно, приток материальных средств и расширение издательских возможностей) к публикационной
деятельности, и прежде всего возрождение и обновление фундаментальных продолжающихся клас¬
сических документальных публикаций по истории средних веков и нового времени 2. Среди них —
продолжающиеся и новые серии классических «Памятников германской истории», истории Франции
и мн. др.3 Большая публикаторская работа развернулась в ГДР, НРБ, других социалистических
странах. Зарубежная археография заслуживает систематического анализа как со стороны ее
проблематики, так и особенно — организации в настоящее время.
Все более острой становится проблема уровня развития публикаторской деятельности в нашей
стране. Ее объем, организация и особенно темпы издания источников отечественной истории не
отвечают современным потребностям исторической науки. Существует определенный разрыв
возможного и действительного в области практической археографии: с одной стороны, очевиден
высокий уровень профессиональных возможностенй издания фундаментальных серий публикаций
источников по отечественной истории, а с другой — эти возможности далеки от реализации. Эта
картина четко вырисовывается по материалам АЕ рассматриваемого периода: идеальные случаи
совпадения глубокой источниковедческой разработки видов источников с возможностями их публи¬
кации воспринимаются как счастливые исключения (В. В. Журавлев — работы о декретах советской
власти как историческом источнике в АЕ за 1977 и 1978 гг., А. И. Юхт о публикации произведений
B. Н. Татищева и их перспективах— в АЕ за 1977 г.). Гораздо более типично другое положение:
«давно ждут своего издателя боярские книги», пишет М. П. Лукичев, обосновав значение источника
и перспективы подобного издания (1979). Ряд статей свидетельствует о глубоком источниковедчес¬
ком основании возможности публикации новых комплексов источников и с точки зрения их инфор¬
мационной ценности, и с точки зрения их эвристики. Это — работы по документам общественных
организаций досоветского и советского периодов (А. Д. Степанский и Т. П. Коржихина), мемуари¬
стике 1812 г. (А. Г. Тартаковский), российских историков (Л. И. Демина), по материалам об
истории науки и высшего образования (Л. Л. Муравьева, А. Е. Чекунова, С. В. Чирков, А. А. Амосов,
В. Ф. Козлов и др.). Но все эти интереснейшие документы, о которых профессионально рассказывают
авторы АЕ, так и остаются недоступными для широкого читателя. Необходим, видимо, широкий
126
и заинтересованный разговор, может быть, на уровне Тихомировских чтений Археографической
комиссии, о причинах сложившегося в стране положения с публикаторской деятельностью, о путях
ее координации, современной организации, об улучшении материальной базы и полиграфического
уровня изданий исторических источников. Вопросы эти имеют и еще одну сторону; поскольку издание
источников отстает от возросших общественных потребностей, спрос удовлетворяется непрофес¬
сиональным, часто случайным подбором изданий, подготовка которых ведется издательствами,
не имеющими опыта такой работы. Анализ этой ситуации также входит в число актуальных проблем,
рассмотрение которых очевидно следует начать на страницах АЕ.
Заслуживает внимания и публикация источников по отечественной истории за рубежом. В послед¬
ние годы возросший интерес к нашей стране вызвал огромный спрос на издания о России, и этот
спрос удовлетворяется лавиной переизданий, в том числе и русских источников,— публицистики,
мемуаров и особенно записок иностранцев о России. На родине путешественников изданы записки
Герберштейна, Корба, П. Гордона; публикуются Котошихин, Шафиров, Аввакум, Щербатов4.
Ежегодник пока не касался сюжетов, связанных с проблемами переизданий источников, важных
для отечественных и зарубежных историков. Очень остро стоит (вернее, должен быть поставлен)
и вопрос о состоянии библиографии источниковедения и археографии (хотя библиография архео¬
графии — пусть с некоторым опозданием — в известной мере удовлетворяется выпускаемыми
ВНИИДАД «Каталогом научно-методической литературы и сборников документов», «Советская
археография»). Статьи И. Л. Беленького (АЕ за 1970, 1982 и 1986 гг.), посвященные конкретным
вопросам, интересны, но необходим и анализ перспектив такого насущнейшего для науки дела,
каким является библиография источниковедения и археографии. Остро стоит вопрос и о полигра¬
фическом уровне публикаций. А. А. Амосов справедливо отмечал, что нельзя издавать альбом
филиграней на плохой бумаге и в мягкой обложке (1982). Что же сказать о подобном уровне
издания одного из важнейших видов источников по истории феодальной России — посольских
книг? Эти источники отражают международные связи и дипломатические отношения, публикация их
вызывает интерес повсюду и издателям важно понять, что экономия (бумаги и т. п.) здесь недопу¬
стима. Это особенно парадоксально на фоне широкого потока изданий тематически близких докумен¬
тов новейшего времени, зачастую не представляющих научной ценности ни с точки зрения археогра¬
фии, ни с точки зрения источниковедения, и которые, однако, выполняются на самом высоком
полиграфическом уровне.
Актуальная задача АЕ — освещать реальное положение дел с публикацией источников, прив¬
лекать внимание широкой общественности к наиболее трудным вопросам. Такая постановка
задачи — в традициях издания.
Значительное внимание уделяет АЕ вопросам архивоведения и архивного дела. На его стра¬
ницах публикуются работы по теории и методике архивоведения, практике и управлению архивным
делом, истории архивного строительства в нашей стране.
Заметим, что обсуждение этих и других проблем полезно не только работникам архивной
службы, но и всем профессиональным историкам, ибо архив — неотъемлемая часть культуры
общества и основная источниковая база исторической науки. Да и развитие самого архивоведения
немыслимо без теснейшей связи его с археографией, источниковедением и другими смежными
дисциплинами.
Одной из ведущих архивоведческих тем АЕ является обсуждение концепции Государственного
архивного фонда СССР, проблемы совершенствования представлений о его содержании и органи¬
зации. Так, вопросы собирания документов личного происхождения, методики определения состава
документов, подлежащих передаче на государственное хранение, рассматривались в статьях
В. М. Мамонова (1979), а также В. А. Еремченко, 3. П. Иноземцевой и А. А. Курносова (1984). Эти
работы в основном удачный опыт теоретического и практического обобщения предложений
историков, архивистов, литераторов по сохранению архивов «рядовых тружеников». Авторы их
показывают, что имеются достаточно серьезные научные основания, позволяющие построить орга¬
ническую систему пополнения ГАФ СССР документацией личного происхождения.
В связи с проблемой «адекватности отражения исторического процесса документами
ГАФ СССР» К. И. Рудельсон в статье «О задачах разработки теории архивоведения» (1982) обра¬
щается к ключевому понятию архивоведения — «архивный фонд», обосновывая расширительное
толкование этой классификационной единицы как «комплекса документов, имеющих между собой
исторические или логические связи», имея в виду при этом все виды комплексов документов на
различных носителях. Эта проблема актуализируется в архивоведении в связи с появлением
127
нетрадиционно организованных систем документации, создающихся в результате внедрения
в управление новых информационных технологий, автоматизированных баз и банков данных,
информационных массивов автоматизированных систем управления, внедрения систем миниатю¬
ризации документов.
Некоторым тенденциям развития архивоведения в США посвящена работа В. М. Виноградова
(1984), в которой показано, как близки в своей основе современные проблемы советской и амери¬
канской архивистики, несмотря на различия в методологии и организационных основах построения
архивного дела. И советскими, и американскими архивистами все больше осознается собственно
информационная, в том числе историческая значимость массовых документов, даже тех, информа¬
ция которых синтезирована в источниках сводного или обобщающего характера. В этой связи
интересно отметить то влияние на американскую архивистику (прежде всего на вопросы отбора
документов на хранение), которое оказывают на нее историографические концепции, расширение
источниковой базы исследований, применение количественных методов в исторических исследо¬
ваниях, методы социологии, статистики, демографии. В нашей стране взаимозависимость истори¬
ческой науки и современного архивного дела прослеживается довольно слабо.
Работа В. Н. Автократова «К проблеме повышения эффективности использования информа¬
ционных ресурсов ГАФ СССР» (1982) посвящена вопросам надежности научно-справочного
аппарата государственных архивов как непременного условия эффективности использования доку¬
ментов. Автор интерпретирует одно из объективных противоречий информатики в архивоведении:
чем более кратко формулируются поисковые образы документов, тем выше скорость поиска,
но ниже его точность и полнота. Предпочтение автор отдает надежности поискового аппарата.
Как бы иллюстрацией положений, сформулированных В. Н. Автократовым, служит статья Д. И. Рас-
кина (1982), в которой описывается сложный, исторически развивающийся научно-справочный
аппарат ЦГИА СССР.
Вопросам формирования архивоведческого терминоведения посвящена статья Э. И. Ханпиры
(1982), в которой на конкретных примерах показана важность нормализации терминологии
архивного дела для развития архивоведческой теории и архивной практики. В области терминологи¬
ческих исследований архивоведение, пожалуй, опережает смежные научные дисциплины в силу
того, что оно более тесно, чем другие исторические дисциплины, связано с ведомственной практикой,
нуждающейся в конкретных методиках, правилах, нормах и технологиях, где терминология должна
быть унифицирована.
На разрозненность, плохую сохранность и утрату части документов по археологическим
исследованиям в нашей стране обратил внимание архивистов А. А. Формозов (1977). Он предлагает
объединение хранящихся в различных фондах и архивах «неархеологических учреждений»
документов в централизованном архиве, создание единого архива документации по раскопкам
в СССР по аналогии с Всесоюзным геологическим фондом, создание фототеки и систематизиро¬
ванных по ряду признаков картотек археологических памятников.
Характерной чертой АЕ является внимание к истории архивоведческой мысли и развития
архивного дела. В работах В. Н. Автократова, основанных на сопоставительном анализе различных
взглядов и мнений (1981, 1984 гг.), показано формирование представлений о классификации
архивных документов XIX в. и 1920-х гг. А. В. Рябов посвятил свою статью эволюции взглядов
на провениенпринцип (принцип происхождения) в советском архивоведении (1984). Развитие
правовых аспектов организации документов деятелей литературы и искусства охарактеризовала
Л. Г. Сырченко (1979). Аналитический обзор архивной периодики 1920—1930 гг. дал В. И. Седель¬
ников (1979, 1982, 1983 гг.).
Информирование общественности об архивных учреждениях, анализ и обобщение опыта,
освещение истории формирования и раскрытие потенциальных возможностей архивов — цель ряда
сообщений, опубликованных в АЕ. Совокупность материалов по истории Великой Отечественной
войны в архивах РСФСР и активная работа по собиранию и использованию документов охаракте¬
ризованы в статье Е. Ф. Сопина (1986), становление и деятельность ЦГАОР СССР раскрыты
в сообщениях А. В. Добровской и С. Т. Плешакова (1977), Н. С. Зелова (1981); Б. В. Левшин рас¬
сказал о работе Архива АН СССР и развитии архивных научных центров в союзных и автономных
республиках (1983), а в работе В. В. Гуркина раскрывается значение для освещения истории
Великой Отечественной войны документов военных архивов (1985).
Много внимания в АЕ уделяется вопросам складывания архивов и архивных комплексов,
введения в научный оборот исторических источников. Опубликованы обзоры документов историка
128
и археографа Г. А. Иноземцева, краеведа А. А. Смирнова, историков С. В. Бахрушина, И. М. Гревса,
С. В. Ешевского, В. С. Люблинского, С. П. Моравского, Н. Л. Рубинштейна, Н. Ф. Славина,
М. Н. Тихомирова, В. И. Щункова и др., архи-истов В. В. Максакова, И. Л. Маяковского,
А. В. Чернова. Обзоры фондов наряду с биографическими материалами об историках и
архивистах и списками трудов ученых, публикуемых в АЕ, складываются и персонифициро¬
ванную, наполненную живой мыслью и событиями картину развития исторической науки
в стране.
Тематические обзоры материалов, хранящихся в государственных архивах, проведены Б. Н. Ка¬
занцевым (1980), С. В. Журавлевым (1984), Т. Г. Архиповой (1985). Особенно часто АЕ пуб¬
ликует тематические и повидовые обзоры документов, находящихся на хранении в архивах
учреждений Академии наук СССР, рукописных отделов библиотек. Значение архивных обзоров
заключается в том, что они показывают результаты аналитической работы исследователей,
приобщают читателей к сложному и интересному миру поисковой работы, формированию более
насыщенной Источниковой базы историческойшауки. В этой связи важно отметить, что в этих рабо¬
тах по описанию документов еще не сложилась единая научная методика. Конечно, сам привле¬
каемый материал часто диктует форму его представления в обзоре, однако было бы целе¬
сообразно выявить различие между архивоведческим обзором и аналитическим источниковедческим
обзором какого-либо комплекса документов, вводимого в научный оборот. На наш взгляд, цель
первого — обозначить наличие документов и их адреса, дать реферативную информацию о структуре
и составе документации, представить генетические связи документов. Цель второго — прежде
всего источниковедческая интерпретация какого-либо массива документов на стадии привлечения
его к историческому исследованию.
Такое разграничение, конечно, при понимании того, что архивоведческие и источниковедческие
методы во многом интегрируются, позволило бы поставить вопрос о выработке более строгой
и унифицированной методики составления архивных обзоров, определить набор необходимых
признаков описания, обеспечивающих полноту, достоверность и точность представления материалов
в обзорах и тем самым включать опубликованные обзоры в систему научно-справочного аппарата
ГАФ СССР. Следование единой методике описания отнюдь не снизило бы самостоятельности
авторов в отборе и оценке материалов, а только повысило научное значение архивного обзора.
Может быть, это спорный вопрос, однако в АЕ, на страницах которого, как ни в одном другом
издании исторического профиля, много публикуется обзоров и описаний документов, желательно
было бы обсудить проблему адекватности отражения в них состава и содержания архивных
документов, вводимых в научный оборот.
В центре внимания АЕ, как и в предшествующие годы, находятся проблемы археографии,
архивоведения, истории исторической науки, понятые и представленные через источники и факты и,
что особенно характерно для этого издания, через личность ученого, работника культуры. Задумы¬
ваясь на тем, как эта основная для издания концепция развивалась в рассматриваемый период,
следует подчеркнуть, что более явно выражены теперь процессы интеграции, взаимосвязи этих
проблем на общей, концепционной источниковедческой основе. В самом деле, что определяет
единство подхода к рукописям и граммофонным пластинкам, делопроизводственным и личным
документам прошлого и современности, памятникам на древнеславянском, латинском, арабском,
других языках как не то, что все это — часть общекультурного наследия. Источниковедение,
не выступая на страницах издания, так сказать, само по себе, проявляется здесь как часть обще¬
культурной концепции современной гуманитаристики.
На историческом материале это прослеживается, в частности, в работах о лучших ученых
прошлого, в публикациях их выступлений. Отметим, например, доклад Л. В. Черепнина о Ключевском
как источниковеде, сделанный в МГИАИ в 1946 г. и опубликованный в АЕ (1980), отчет М. Н. Ти¬
хомирова о спасении им в 1921 г. архива семьи Аксаковых в Самарской губернии (1982), а также
статьи о выдающемся ученом А. И. Андрееве, в трудах которого неразделимы источниковедение,
история науки, археография (1978), о М. Н. Тихомирове как основателе кафедры источникове¬
дения в МГУ (1983). Что касается проблематики архивоведения, то этот общекультурный, источнико¬
ведческий в своей основе подход ярко выражен и аргументированно обоснован в статье Б. С. Или¬
зарова об архивном документе в свете социальной памяти (1985). Концепция социальной памяти
в освещении автора удачно объединяет философский и психологический аспекты с источниковедчес¬
ким и архивоведческим. Тот социальный опыт, который отражен в документах на различных этапах
развития общества, определяет их значение как источников, а в конечном счете определяет ту роль,
5 История СССР. № 5
129
которую документы могут играть в дальнейшей общественной жизни, а следовательно, архивную
политику в отношении к ним.
Таким образом, рассматривая широкий комплекс проблем собирания, охраны, использования
и публикации исторических источников, АЕ имеет свой собственный неповторимый профиль, свою
целостную концепцию. Он точно ориентирован на уникального специалиста гуманитарного
профиля — историка-архивиста, в чьей деятельности получает качественно новое выражение
интеграция источниковедения, археографии и архивоведения, что, в свою очередь, не только не
мешает, а даже оказывается чрезвычайно привлекательным для самого широкого круга любителей
отечественной истории. Отражая уровень современного гуманитарного знания, АЕ не может не
быть — и действительно является — изданием междисциплинарным, координирующим деятельность
и взаимодействие специалистов самого различного профиля. Реализацией собственной концепции
ежегодник выражает взаимосвязь археографии не только с источниковедением и архивоведением,
но также и с краеведением, музееведением и многими другими областями науки и социальной
практики. Именно в этих, по сути междисциплинарных, исследованиях ярко выражается необходи¬
мость фундаментальной источниковедческой разработки каждой из этих сфер деятельности,
в первую очередь, конечно, археографической разработки Источниковой базы исторической
науки в целом. И в этом состоит один из актуальных аспектов значения «Археографического
ежегодника» как издания, активно способствующего столь необходимому в настоящее время
повышению профессионализма всего комплекса социальных исследований, развитию источнико¬
ведческой культуры общества в целом.
Примечания
1 См., напр., в «Археографическом ежегоднике» работы А. А. Преображенского о А. И. Андре¬
еве (1977 г.), Л. В. Черепнина о И. Ф. Колесникове (1977 г.), ряд статей о М. Н. Тихо¬
мирове (1982, 1983 гг.) Б. Г. Литвака и В. А. Пережогина о В. В. Максакове (1986 г.) и др.
2 АЕ за 1981 г., с. 260.
3 La recherche historique en France depuis 1965. Paris, 1980; Monuments Germanise histórica.
Legum sectlo IV. Constitutionen et acta publica, Imperatorlum et regum. T. 10; Dokumente zur
Geschichte des deutschen Reich und seiner Verfassung. 1350—1353. Fase. IV. München, 1987;
Documents et recherches sur le monde byzantin, néohellénique et balkanique. T. 14. Paris, 1987.
4 К этой проблеме уже привлек внимание «УкраТнський истор!чный журнал» в статье о за¬
рубежных публикациях источников по истории России периода феодализма (1987, № 10, с. 37—46).
Н. П. ЯКОВЛЕВ
МЕТОДИКА АНАЛИЗА СОСТАВА
III ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ
РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ
Изучение первых революционных преобразований в нашей стране, руководящей роли рабочего
класса, формирования государственного аппарата, национальной политики и многих других проб¬
лем невозможно без обращения к материалам III Всероссийского съезда Советов Подтверждает¬
ся предвидение В. И. Ленина 3, который указывал, что со временем значение съезда будет сознавать¬
ся все более и более.
Первым опытом изучения состава III Всероссийского съезда Советов стала статья Е. Н. Горо¬
децкого «Третий съезд Советов» э. Сопоставив исходные анкетные данные делегатов съезда и свод¬
ные таблицы, составленные мандатной комиссией съезда, он обнаружил ошибки и погрешности
в таблицах.
Анализ социального состава 111 Всероссийского съезда Советов продолжил Е. Г. Гимпельсон 4.
Он привлек к изучению мандаты делегатов, с помощью которых приблизительно уточнил их пар¬
тийный состав.
Яковлев Николай Петрович, заведующий лабораторией применения математических методов
и ЭВМ в архивоведении и исторических исследованиях Московского государственного историко¬
архивного института.
130
В 1063 г. были опубликованы материалы мандатной комиссии о составе III съезда в. В 1987 г.
вышла монография Е. Н. Городецкогой, в которой он продолжил изучение партийного состава съез¬
да и сделал вывод о том, что s/s делегатов объединенных Советов были большевиками.
Анкеты делегатов всероссийских съездов Советов рассматриваются и в ряде работ других ис¬
следователей 7.
Таким образом, на уровне традиционных подходов материалы III Всероссийского съезда Сове¬
тов были основательно исследованы. Однако существуют методы, позволяющие с большей отдачей
использовать информационный потенциал анкет при изучении состава съезда 8. В нашей базе дан¬
ных в память ЭВМ внесены все сведения анкет так, как они были записаны в первоисточнике.
Затем с помощью специального пакета стандартных программ осуществляются преобразование
и обработка этих сведений ®. В настоящей работе приводятся лишь те результаты, которые под¬
черкивают основные закономерности формирования социального состава съезда.
* * *
Чтобы понять особенности формирования состава III Всероссийского съезда, необходимо при¬
нять во внимание ту историческую ситуацию, которая сложилась к моменту его созыва. Он созы¬
вался раздельно — по Советам рабочих и солдатских депутатов и по Советам крестьянских де¬
путатов. Порядок и норма выборов по каждому типу советских органов отрабатывались на ходу.
Эта практика нашла свое отражение в Декларации прав трудящихся и эксплуатируемого народа,
в которой указывалось, что Всероссийский съезд Советов избирается по норме: от городских Сове¬
тов — 1 депутат на 25 тыс. избирателей, от губернских съездов Советов — 1 депутат на 125 тыс. жи¬
телей. От объединенных Советов делегаты могли избираться на оба съезда, но большинство
объединенных Советов направило своих представителей на съезд рабочих и солдатских депутатов,
который открылся в Петрограде, в Смольном, 10 января 1918 г. Через 3 дня в Таврическом дворце
открылся крестьянский съезд. В тот же день его делегаты приняли решение об объединении со
Всероссийским съездом рабочих и солдатских депутатов и влились в состав объединенного съезда.
Так произошло окончательное слиянине высших органов власти.
Рассмотрим по 708 анкетам представительность съезда Советов рабочих и солдатских депута¬
тов. Мы имеем возможность дать более детальную и подробную характеристику делегатов по срав¬
нению со сводкой, сделанной ранее мандатной комиссией съезда. Итрк, самую многочисленную груп¬
пу составляли делегаты Промышленного Центра — 12,2% делегатов. Следующей была группа де¬
легатов от Северо-Запада — 11,8%. Затем Украина и Белоруссия — 7,2%, Поволжье — 5,4%,
Урал — 5,3%, Земледельческий Центр — 4,5%, Прибалтика — 3,7%, Юг России, Северный Кавказ
и Закавказье — 3,4%, Сибирь, Средняя Азия и Казахстан — 2%. Весьма значительную часть со¬
ставляли делегаты из действующей армии — 20,9%. К сожалению, делегаты не всегда точно указы¬
вали те воинские части, от которых они избирались. Это создает трудности при установлении
их численности по фронтам.
Если подытожить географию представительств л делегатов, то можно обнаружить следующие
закономерности. Во-первых, прослеживается явное преобладание на съезде представителей про¬
летарских центров и районов, в которых раньше, чем на окраинах страны, была установлена
Советская власть. Так, Украина была представлена в основном делегатами ЕкатеринославскоЙ
(19 человек) и Харьковской (13 человек) губерний, Урал — Пермской (12 человек) и Вятской (13 че¬
ловек). Во-вторых, наиболее представлены делегатами Северо-Западный и Центральный фронты
и прилегающие к ним губернии. Многие губернии, где борьба за установление власти Советов еще
продолжалась, имели на съезде всего лишь несколько делегатов (см. табл. 1).
Следует подчеркнуть интернациональный характер состава съезда. Для многих делегатов,
впервые поднявшихся к высотам государственного управления, поставленный в анкете вопрос о
национальной принадлежности был неожиданным: 18,6% их не смогли ее точно обозначить. Из
остальных делегатов русские сос!ввили 53,8%, евреи — 9,1%, украинцы — 6,5%, латыши — 4,8%,
белорусы — 2,8%. На съезд были избраны также поляки, эстонцы, литовцы, армяне, грузины, тата¬
ры и представители других национальностей.
Наиболее однородными в национальном отношении были делегации от губерний Земледель¬
ческого Центра (71,9% русских), Урала (70,8%), Поволжья (65,8%), Промышленного Центра
(65,1%), Сибири (64,3%).
5*
131
Таблица l
Распределение делегатов III Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов
по районам и центрам (в %)*
Районы
Крупные про-
мышл. губ.
центры
Г орода,
фабрики,
заводы,
поселки
Проч. насел,
пункты
Тыловые
гарнизоны
Нет данных
Итого
Северо-Запад
83,2
9,6
1,2
3,8
2,2
100
Промышленный
Центр
40,8
45,4
8,1
1,2
4,5
100
Земледельческий
Центр
28,1
56,2
3,1
_
12,6
100
Поволжье
44,7
44,7
7,9
—
2,7
100
Урал
29,7
62,2
5,4
—
2,7
100
Юг России и
Закавказье
50,0
33,3
4,2
12,5
100
Сибирь, Казахстан,
Средняя Азия
21,4
71,4
7,2
100
Украина
35,3
41,2
13,7
4,0
5,8
100
Белоруссия
54,9
35,3
—
9,8
—
100
Прибалтика
34,6
57,7
—
7,7
—
100
* Без делегатов от действующей армии. Здесь и в других таблицах прочерк означает отсутствие сведений
в источнике.
Создание Советов накануне революции и в первые месяцы после ее победы шло, как известно,
наиболее быстрыми темпами в крупнейших пролетарских центрах. Именно там были созданы первые
Советы рабочих депутатов. Почти одновременно началось объединение рабочих и солдат в объеди¬
ненных Советах. Этот процесс шел быстрее всего в тех городах, в которых размещались воинские
гарнизоны, в прифронтовой полосе и значительно медленнее в деревне, где даже к Октябрю еще не
завершился. Этот процесс ускорился после победы революции, причем многие впервые создаваемые
Советы возникали как объединенные при непосредственном участии рабочего класса (см. табл. 2).
Большое число делегатов от объединенных Советов было избрано от Земледельческого Центра,
Поволжья, Урала, Белоруссии, Прибалтики, т. е. от тех районов, в которых процесс советского
строительства с особой силой развернулся уже после Октября. В этом факте отчетливо проступает
организующее начало утверждавшейся диктатуры пролетариата. Много делегатов от Советов ра¬
бочих и солдатских депутатов было избрано от крупных промышленных центров. Обращает на себя
внимание высокая доля делегированных непосредственно руководящими органами Советов (без
проведения съездов и конференций) представителей действующей армии и прифронтовых губерний.
Очевидно, что здесь не всегда существовала возможность провести выборы на съезд. Петроград
и некоторые другие промышленные города Центра, Донбасса, делегировали на съезд преимущест¬
венно представителей пролетарских организаций. Весьма существенной оказалась доля представи¬
телей других органов и организаций и среди них членов большевистской фракции разогнанного
накануне съезда Учредительного собрания (8 депутатов).
Полученные при обработке анкет данные позволяют проследить и положение избранных на
съезд делегатов в советских органах власти: 5,7% участников съезда были работниками высших
центральных правительственных учреждений и центральных органов общественных организаций
(в том числе 8 членов Всероссийского ЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов), 2,6% были
депутатами областных (региональных) Советов, 13— Петроградского и 5 — Московского Совета
рабочих и солдатских депутатов; 3,6% делегатов были депутатами Советов фронтов, флотов (в том
числе от Центробалта — 6 депутатов), 8,8% — членами Советов армий, 10,6% — членами корпус¬
ных, дивизионных и полковых солдатских комитетов. Наиболее значительную группу делегатов на
съезде составили депутаты городских Советов — 13,3%, уездных Советов — 5%.
Довольно большое число делегатов к моменту выборов занимали ответственные посты в со¬
ветских органах. Так, комиссары, их заместители, члены президиумов и исполкомов Советов соста¬
вили 9,4% делегатов; председатели различных комиссий, комитетов и отделов — 14%; члены комис¬
сий и отделов — 24,8%. Однако часть делегатов были рядовыми рабочими, солдатами, служащими.
132
Таблица 2
Распределение делегатов III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов
по районам и типам советских органов (в %)
Делегированы
Районы
и группы
От Советов
профсою¬
проч.
орга¬
низа¬
циями
Нет
объ-
еди-
нен-
ных
раб.,
солд.
депу¬
татов
раб.,
депу¬
татов
солд., мат¬
рос. депу¬
татов
крестьян¬
ских депу¬
татов
испол¬
кома¬
ми
зами и
фабр.-
завод.
коми¬
тетами
дан¬
ных
Итого
Северо-Запад
22,9
36,1
—
1,2
7,2
4,8
12,1
7,2
8,5
100
Промышленный
Центр
27,9
38,4
12,8
1,2
5,8
3,5
2,3
2,3
5,6
100
Земледельческий
Центр
43,7
31,3
3,1
6,3
3,1
6,3
6,2
100
Поволжье
52,7
18,4
5,3
2,6
7,9
2,6
—
7,9
2,6
100
Урал
24,3
35,3
13,5
—
2,8
5,4
2,4
5,4
10,9
—
Юг России
8,3
58,3
16,7
4,2
4,2
4,2
—
4,1
—
100
Сибирь,
Казахстан,
Средняя Азия
35,7
37,2
7,1
100
Украина
17,7
43,1
15,7
—
5,9
9,8
2,8
5,0
—
100
Белоруссия
41,2
29,4
—
5,9
—
11,8
—
7,8
3,9
100
Прибалтика
42,3
19,2
3,9
15,4
—
19,2
—
—
—
100
Крупные про-
мышл. и губ.
центры
17,0
43,0
7,0
5,0
3,0
7,0
5,0
9,0
4,0
100
Прочие города
40,7
32,9
5,4
2,5
3,3
9,1
0,4
2,0
3,7
100
Прочие насе¬
ленные пункты
34,3
25,7
20,0
14,3
5,7
100
От действующей
армии
3,8
1,3
37,9
1,3
42,3
—
13,4
100
Всего
24,0
28,7
5,8
10,4
3,6
13Д
2,7
6,4
5,3
100
Заслуживает внимания анализ партийного представительства на III Всероссийском съезде рабочих
и солдатских депутатов. Партийный состав съезда (вместе с сочувствующими) выглядел следующим
образом: большевики — 62,3%, левые эсеры — 15,8%, эсеры —4,9%, меньшевики — 3,1 %, мень¬
шевики-интернационалисты — 2,5%, эсеры-максималисты — 2,5%, представители прочих партий —
0,8%. Если сравнить партийный состав этого съезда с партийным составом II Всероссийского
съезда рабочих и солдатских депутатов, который провозгласил установление Советской власти, то
мы увидим рост влияния партии большевиков. Характерно и другое. Второй по представительности
партией на съезде были левые эсеры, что объясняется сотрудничеством в тот период большевиков
и левых эсеров в Советах.
Сравним некоторые полученные нами данные по III Всероссийскому съезду рабочих и солдат¬
ских депутатов с данными III Всероссийского съезда крестьянских депутатов. На него было избрано
422 делегата. Из них Промышленный Центр представляли 19,1% делегатов, Земледельческий
Центр — 9%, Северо-Запад — 7,2%, Поволжье — 3,2%, Урал и Сибирь вместе — также 3,2%, Бе¬
лоруссию— 10,8%, Украину вместе с другими южными губерниями — всего 2,9% делегатов. В то
же время более трети делегатов представляли действующую армию, главным образом армейские
(8,9%), дивизионные и корпусные (16,4%), полковые комитеты (5,8%). Таким образом, география
представительства крестьянского съезда была значительно уже, чем съезда Советов рабочих
и солдатских депутатов, поскольку организованность крестьянства как класса, его политическая
активность значительно отставали. Зачастую даже в тех районах, где уже была установлена Со¬
ветская власть, крестьянские Советы не везде были созданы. На это, кстати, указывали сами деле¬
гаты, прибывшие на съезд: 67,5% делегатов заявили, что Советы созданы везде, 18,7% — не везде
и 13,7% —лишь в отдельных населенных пунктах.
Среди крестьянских делегатов преобладали депутаты уездных Советов (см. табл. 3). Вместе
с представителями солдатских комитетов из действующей армии, солдатами-окопниками им принад¬
лежало абсолютное большинство на съезде.
133
Распределение делегатов III Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов
по районам и типам советских органов (в %)
Районы
Губернские
Советы
Уездные
Советы
Волостные
Советы
Тыловые гар¬
низоны
Не указано
Итого
Промышленный
Центр
28,3
60,3
5,7
1,9
3,8
100
Земледельческий
Центр
40,0
40,0
16,0
4,0
100
Северо-Запад
35,0
35,0
10,0
10,0
10,0
100
Поволжье, Урал
Сибирь
50,0
38,8
5,6
5,6
100
Белоруссия
46,7
43,3
—
—
10,0
100
Однако самым существенным было различие между двумя съездами в социальном отношении.
По данным обработки анкет делегатов, на съезде рабочих и солдатских депутатов было всего 6,9%
крестьян, на крестьянском съезде — 59,8%. Удельный вес рабочих составлял на нем всего 19,8%
(41,8% — на съезде рабочих и солдатских депутатов), хотя очевидно, что и в крестьянских Советах
рабочий класс достаточно представлен. Правда, рабочие, избранные крестьянской массой, отли¬
чались по профессиональному составу от пролетариев, избранных на съезд рабочих и солдатских де¬
путатов. Среди них было больше батраков, пастухов, других пролетариев деревни.
Самый высокий процент рабочих отмечен в составе крестьянских Советов Промышленного
Центра, причем это преимущественно индустриальные рабочие. В земледельческих и отдаленных от
центра губерниях среди избранных на крестьянский съезд рабочих выше доля пролетариев деревни.
Удельный вес рабочих почти одинаков в губернских, уездных и волостных крестьянских Советах,
однако среди делегатов, избранных от уездных и волостных Советов больше, как свидетельствуют
анкетные данные, сельских пролетариев. В самых низших звеньях — волостных Советах — меньше
представителей интеллигенции, соответственно выше доля крестьян и мелких служащих.
Несколько отличался этот съезд и по партийному составу. Из общего числа его делегатов
большевиков было 40,2%, левых эсеров и других партий — 38,1 %. Делегатов, сочувствующих
большевикам,—6,7%, левым эсерам —6,5%, остальным партиям — 0,7%, беспартийных делега¬
тов—7,8%. Таким образом, большевики вместе с сочувствующими составили 46,9% делегатов,
левые эсеры и представители других партий — 45,3%. Приведенные цифры показывают реальное
соотношение сил в борьбе различных партий за крестьянские массы и положение дел в крестьянских
Советах к январю 1918 г. Они свидетельствуют о значительном повышении авторитета большевиков
среди крестьян, и в этом главную роль сыграла политика партии в аграрной области, претворение
в жизнь требований земли и мира.
Мы не ставили своей задачей обработку анкет делегатов крестьянского съезда. Приведенные
цифры нам понадобились лишь для того, чтобы подчеркнуть его существенные отличия от съезда
рабочих и солдатских депутатов. Для того чтобы проанализировать состав III Всероссийского съезда
Советов, необходимо «объединить» информацию анкет делегатов обоих съездов. Однако сделать
это можно только по некоторым позициям, так как программы анкетирования существенно расхо¬
дились между собой. Анкета крестьянского съезда представляет собой собственно не анкету, а прог¬
рамму одного из первых массовых опросов с целью изучения политических настроений крестьянства,
его отношения к мероприятиям Советской власти, к войне и миру, к состоянию армии, оценки ее спо¬
собности воевать и т. д.
Наша же задача — учесть специфику материалов того и другого источника. Суммируя ан¬
кеты по классовой принадлежности участников съезда, мы, например, получим в его составе 31%
рабочих и 24,7% крестьян. Таким образом, в результате «слияния» информации удельный вес ра¬
бочих несколько понизился по сравнению с данными по съезду рабочих и солдатских депутатов.
Такая картина действительно имела место на всех уровнях при объединении и слиянии советских
органов, и в результате этого процесса создавались предпосылки для более последовательного
руководства Советами со стороны рабочего класса. Конечно, и в отношении других показателей
состав объединенного съезда приобретал несколько иной характер: понижался удельный вес
представителей городских Советов, руководящих правительственных учреждений, пролетарских
организаций на производстве, однако, учитывая численное преобладание делегатов съезда рабочих
134
Таблица 4
Социальный и партийный состав различных типов советских органов
Социальный состав
Партийный состав
Советы
рабочие
крестьяне
интеллиген¬
ция и служа¬
щие
прочие
большевики
левые эсеры
прочие мелко
буржуазные
партии
Рабочих
депутатов
58,о
29,4
12,1
70,7
10,0
19,3
Рабочих
и солдат¬
ских де¬
путатов
48,0
4,0
35,1
12,9
65,8
19,1
15,1
Солдат¬
ски х и
матрос¬
ских де¬
путатов
26,0
12,3
48,6
13,1
68,2
16,7
15,1
Кресть¬
янских
депутатов
28,0
16,0
52,0
4,0
45,8
45,8
8,4
Объеди¬
ненные
рабочих,
солдат-
с к и х и
крестьян¬
ских де¬
путатов
37,9
11,2
33,1
17,8
54,4
23,3
22,3
и солдатских депутатов, можно сказать, что роль съезда Советов как высшего органа пролетарской
диктатуры оставалась незыблемой. Это подтверждается и данными о партийном составе объеди¬
ненного съезда. Среди его участников было 49,6% большевиков (вместе с сочувствующими 53,5%),
20,5% левых эсеров (24,2% вместе с сочувствующими), 3,3% правых эсеров (3,6% вместе с сочув¬
ствующими), 1,8% меньшевиков и меньшевиков-интернационалистов, 1,7% эсеров-максималистов,
0,9% — от прочих партий. Эти данные показывают, что за партией большевиков сохранялось аб¬
солютное большинство и на объединенном съезде.
В ходе работы съезда число делегатов непрерывно увеличивалось. Расширялась география
представительства съезда. К сожалению, мы ничего не можем сказать о составе позднее прибывших
делегатов, однако у нас есть все основания считать, что в целом состав объединенного съезда
к моменту завершения его работы вряд ли существенно изменился. Согласно официальным данным
на 19 января 1918 г., когда состоялось закрытие съезда, на нем присутствовало 1587 делегатов.
Это был небывалый в истории представительный форум трудящихся масс, принявший важнейшие
решения и сыгравший огромную роль в утверждении Советской власти. Таким образом, уже на
уровне анализа представительства III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депута¬
тов использование анкетных сведений о делегатах позволяет получить достаточно много новых
фактов и расширить существующие в историографии представления об этом съезде.
* * *
На основании полученных сведений попытаемся проанализировать закономерность формирова¬
ния социального состава и политического облика делегатов III Всероссийского съезда рабочих
и солдатских депутатов. Ведь именно благодаря им III Всероссийский съезд в целом сохранил свой
пролетарский характер. В численном отношении съезд рабочих и солдатских депутатов был пред¬
ставительнее, чем крестьянский съезд. На него было избрано большинство делегатов от объеди¬
ненных Советов и их характеристика по анкетным данным дает многое для понимания состава
съезда после окончательного слияния высших органов власти. Расстановка классовых и политиче¬
ских сил в различных советских органах, делегировавших на съезд своих представителей, хорошо
видна из данных таблицы 4.
Обращает на себя внимание последняя графа: социальный и партийный состав делегатов от
объединенных Советов весьма близок к составу объединенного III Всероссийского съезда Советов
135
рабочих и солдатских депутатов. Из нее видно также, что делегаты крестьянских Советов были
избраны и на съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, правда, в очень небольшом числе —
всего 3,6%. Больше возможности для анализа содержат сведения анкет. Личная анкета делегата
III Всероссийского съезда Советов позволяет охарактеризовать состав съезда по 53 позициям. Разу¬
меется, не на все вопросы анкеты можно получить сведения одинаковой полноты, достоверности,
представительности. На характер их повлияли многие факторы: и уровень грамотности и образова¬
ния делегатов, и степень понимания ими особенностей обстановки и происходящих событий. В ряде
случаев в неточности ответов на вопросы анкеты повинны ее составители, стремившиеся получить как
можно больше сведений об участниках революции без учета способности анкетируемой аудитории
адекватно их отобразить.
На первый взгляд может показаться, что сводки анкетных данных неточны и неполны. Но
неполнота данных не исключает, по нашему мнению, использования их для выявления тенденций,
закономерностей, в целом отражающих суть происходящих процессов. Во-вторых, выявление этих
тенденций органически требует повторного обращения к первичным сведениям анкет и их обобщения
в соответствии с поставленными задачами. Это можно осуществить, работая на принципе базы
данных. Опубликованных материалов для этого явно недостаточно. Ведь главное при таком под¬
ходе — выяснение роли тех или иных важнейших факторов в формировании состава съезда. Таких
факторов (признаков) из материалов анкетирования можно извлечь достаточно много. На их осно¬
ве попытаемся прежде всего определить некоторые закономерности, связанные с формированием
социального состава съезда, в частности проследить взаимосвязи различных признаков-характе¬
ристик делегатов.
О социальной принадлежности делегатов можно судить по их основной профессии или занятию.
Из общего числа указавших занятие или основную профессию рабочие составляли 41,8%. (в том
числе рабочие-металлисты— 11,7%), крестьяне — 6,9%, кустари — 0,4%, младший обслуживаю¬
щий персонал — 3,2%, административные служащие государственных и частных учреждений —
1,1%, инженерно-технические работники — 5,8%, служащие сферы учета, регистрации, делопроиз¬
водства (бухгалтеры, счетоводы, конторщики, делопроизводители, хозяйственные агенты, приказчи¬
ки и т. п.) — 11,7%, работники сферы науки, образования и культуры — 3,8%, работники здраво¬
охранения — 4,5%, работники свободных профессий (адвокаты, журналисты, писатели, художники
ит. п.) — 5%, студенты и учащиеся — 6,4%, профессиональные военные — 6,2%.
На социальный и профессиональный состав съезда, безусловно, повлияла военная обстановка.
Многие делегаты избирались в действующей армии. Полученные о них данные — это сведения о за¬
нятии или профессии до мобилизации, т. е. фактически относящиеся к периоду до 1914 г.
Социальный и профессиональный состав делегатов от тыловых районов был иным. Большую
роль здесь составляли рабочие — активные участники революционных событий. Например, более
половины рабочих-металлистов, избранных на съезд, представляли индустриальные профсоюзы
и примерно четвертая часть их были активными функционерами пролетарских организаций на
производстве в 1917 г. Почти половина делегатов-металл истов и треть остальных рабочих вели
активную партийную деятельность. Характерен для тыловых районов страны более высокий
удельный вес среди делегатов служащих высокой квалификации, занятых в руководящих органах
различных партий, центральных советских организациях, ранее активно участвовавших в подполь¬
ной борьбе, профессиональных революционеров, партийных теоретиков и публицистов.
Что касается представителей действующей армии, го здесь наблюдались иные закономерности
социального и профессионального состава.
Социальный состав съезда больше зависел от характера работы депутатов в тех или иных
советских органах, чем от населенного пункта, в котором они были избраны (см. табл. 5). В самых
высших органах власти отмечено привлечение наряду с рабочими значительного числа служащих,
обладавших опытом организации и налаживания управления.
Для анализа социального состава делегатов важны и сведения о их семейном положении.
Характеризуя половозрастной состав и семейное положение делегатов III Всероссийского съезда
Советов рабочих и солдатских депутатов, отметим, что среди них оказалось 8 женщин, средний
возраст всех делегатов — 30 лет. От пролетарских центров, от различных органов и организаций,
от действующей армии в состав съезда избирались люди примерно одного и того же возраста.
Профессиональные революционеры, естественно, были старше. Их средний возраст в момент револю¬
ции составлял 37 лет. Молодежь, по понятиям того времени, составляли люди до 22 лет. Их на съезде
было 5,3%.
136
Таблица 5
Социальный состав делегатов от различных органов и населенных пунктов на
III Всесроссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (в %)
Административ¬
ные органы и
группы
Социально-профессиональный состав
работники
военно
служа¬
щие
рабо¬
чие
кресть¬
яне
ИТР
контор
служа¬
щие
народ, об¬
разова¬
ния
здравоох¬
ране¬
ния
свобод.
профес¬
сий
сту¬
денты
прочие
итого
Всероссийские
и областные
44,6
3,6
Губернские
59,4
7,5
Городские
44,1
2,9
Уездные
33,3
18,2
Армейские
29,3
11,3
Петроград
Москва и круп¬
37,3
—
ные и промыш¬
ленные центры
56,2
2,4
Губернские
центры
49,2
8,5
Прочие города
Прочие населен¬
43,4
7,9
ные пункты
53,2
14,7
Воинские части
33,8
11,3
1,8
14,3
5,4
5,5
3,0
7,5
3,0
—
2,9
15,7
2,0
6,9
—
21,2
—
3,0
4,3
16,4
4,4
4,9
3,8
20,7
—
9,4
4,9
7,3
2,4
2,4
1,7
10,2
6,8
1,7
2,8
12,8
4,4
4,4
2,9
20,5
—
5,3
13,5
2,3
5,3
10,7
8,9
3,6
1,6
100
1,5
12,1
3,0
3,0
100
6,9
4,9
6,9
5,9
100
3,0
3,0
9,1
9,2
100
2,2
9,1
9,2
8,9
100
7,5
7,5
3,8
9,4
100
7,4
2,4
7,3
7,3
100
3,2
10,2
5,1
3,4
100
2,6
5,8
7,5
8,4
100
2,9
5,8
100
3,8
6,8
8,3
9,6
100
Таблица 6
Образовательный ценз различных социально-профессиональных групп делегатов
III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов (в %)
Социальные и профессиональ¬
ные группы
Высшее и
незаконч.
высшее
Среднее и
среднее
незаконч.
Низшее
Низшее
неза¬
конч.
Проч.
Не указа¬
но
Итого
Рабочие-металлисты
_
26,0
50,7
13,0
6,5
3,6
100
Остальные рабочие
1,5
20,3
63,2
7,0
4,0
4,0
100
Крестьяне
—
19,6
62,8
11,8
3,8
2,0
100
Младший обслуживающий
персонал
28,6
42,9
9,5
14,2
4,8
100
ИТР
8,4
33,3
41,7
4,1
—
12,5
100
Конторские служащие
9,7
26,8
47,6
9,8
2,4
3,7
100
Работники народного
образования
20,0
68,0
8,0
4,0
100
Работники здравоохранения
39,3
15,1
17,9
7,1
3,6
17,0
100
Работники свободных
профессий
25,9
48,2
11,1
7,4
3,7
3,7
100
Военнослужащие
16,7
33,3
31,0
9,5
2,4
7,1
100
Студенты и учащиеся
58,5
34,2
—
—
—
7,3
100
Всего
13,0
28,3
42,6
7,5
3,6
5,0
100
Интересны для понимания социального состава съезда сведения об образовании делегатов,
принадлежащих к разным социальным группам (см. табл. 6).
Из общего числа делегатов лица с высшим и средним образованием составляют 41,4%. Этот
показатель говорит о сравнительно высоком образовательном уровне основного контингента деле¬
гатов. Причем характерным является высокий процент делегатов рабочих и крестьян с высшим
и средним образованием.
Таковы основные черты, характеризующие социальный облик делегатов III Всероссийского
съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.
137
* * *
Число делегатов, принадлежащих к различным партиям, нам уже известно. Можно проследить и
связь между принадлежностью к той или иной партии и социальным положением делегатов. Так,
среди рабочих-металлистов было 85% большевиков, среди остальных рабочих —74%, а среди
крестьян большевики составляли 69%; преобладали они и среди служащих.
Эти цифры подтверждают, что социальной опорой большевиков были преимущественно
рабочие, прежде всего рабочие-металлисты, и что эта группа в наименьшей степени была подверже¬
на влиянию мелкобуржуазных партий. Впрочем, наши подсчеты показывают, что и среди предста¬
вителей других социальных групп большевики были наиболее популярны.
Обращает внимание и другой факт. Влияние меньшевиков и эсеров ко времени созыва
III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов среди трудящихся упало.
Фактически на съезде они были представлены интеллигентской верхушкой своих партий, и лишь
незначительная часть рабочих и крестьян оказывала им поддержку.
По материалам анкет делегатов III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских
депутатов хорошо прослеживается зависимость между партийным стажем и уровнем органов,
в которые делегат выбирался (табл. 7). Старые партийные кадры чаше делегировались от столиц
и крупных промышленных городов. Высоким был авторитет в органах Советской власти большеви¬
ков, вступивших в партию во время революции 1905—1907 гг. Разумеется, что данные об участии
в революционных выступлениях оказались в наиболее тесной связи с партийностью и партийным
стажем делегатов.
Как видим, в целом наблюдается соответствие между временем вступлении в партию и началом
активной политической борьбы. Многие делегаты из числа позднее присоединившихся к полити¬
ческим партиям имели опыт участия в революционных выступлениях чаше всего в годы первой
русской революции.
О характере участия в революционных выступлениях и политической борьбе дают представление
таблицы 8—9.
Небольшая часть делегатов (около 5%) имела опыт работы в Советах в 1905 г., однако
практически весь избранный состав съезда — это депутаты и члены Советов, возникших в 1917 г.,
причем 37,9% начали работу в них в феврале—марте, 16,8% — в апреле—мае, 14,6% — в летний
период, 19,6% — в сентябре—октябре и 12,1% — в ноябре—декабре.
В анкетах отмечено, какие должности в советских органах занимали делегаты. Среди делегатов
были 33 комиссара или их заместителя, 32 члена коллегий, президиумов советских органов, 47 пред¬
седателей комиссий, трибуналов, 147 членов различных комиссий, заведующих отделами и подотде¬
лами, комитетами складывающегося аппарата советских органов. На наиболее ответственных постах
в Советах почти повсеместно оказались большевики, независимо от их социальной принадлежности,
возраста, времени вступления в партию.
На самых высоких постах в советских органах было больше революционеров с солидным
партийным стажем, больше представителей интеллигенции и служащих. Роль представителей
рабочего класса была более заметна в деятельности различного рода комиссий советских органов,
и здесь обнаруживалась прямая связь этой деятельности с работой пролетариев в профессиональ¬
ных союзах, органах рабочего контроля на производстве. Например, 40% членов этих комиссий
имели большой профсоюзный стаж, 23,7% занимали ответственные посты в рабочих организациях.
Таблица 7
Уровень делегирования и партийный стаж делегатов 111 Всероссийского съезда Советов рабочих
и солдатских депутатов (в %)
Уровень делегирования
Время вступления в партию
Итого
ДО
1905 г.
1906-1907
1908-1913
1914-1916
1917
Всероссийские и област¬
ные органы
24,6
29,3
10,5
5,3
30,3
100
Городские Советы
16,7
27,3
19,7
7,5
28,8
100
Губернские Советы
16,9
26,7
16,9
6,8
32,7
100
Уездные и прочие Советы
внутренних районов
11,4
28,8
14,4
5,9
39,5
100
От действующей армии
8,5
23,4
18,1
7,4
42,6
100
138
Таблица 8
Партийный стаж делегатов III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов
в связи с их участием в революционных выступлениях (в %)
Время
вступления
в партию
Участие в революционных выступлениях
Итого
актив-
ное
время вступления в политическую борьбу
до 1905 г.
1906-1907
1908-1913
1914-1916
1917
До 1905 г.
72,4
22,2
72,2
3,7
1,9
100
1905-1907 гг.
61,7
3,3
80,0
6,7
3,3
6,7
100
1908-1913 гг.
57,1
10,3
24,1
24,1
13,7
27,8
100
1914-1916 гг.
50,0
—
25,0
—
41,7
33,3
100
1917 г.
50,5
1.8
22,8
5,7
1,6
67,9
100
Таблица 9
Сводка данных о политических преследованиях делегатов III Всероссийского съезда Советов
рабочих и солдатских депутатов при старом режиме (в %)
Политические преследования при старом режиме
Время вступления
в политическую
борьбу
админи-
стратив-
ная вы¬
сылка
тюремное
заключение
катор-
га или
ссылка
эмигра¬
ция
впервые привлечены
по полит, делам
всего
в том
числе
более
1 года
до
1905 г.
1905—
1907
1908—
1913
1914-
1917
До 1905 г.
40,0
60,0
36,0
8,0
4,0
56,3
31,2
12,4
0,1
1905—1907 гг.
37,1
37,1
25,0
8.3
5,3
22,4
60,0
15,3
2,3
1908—1913 гг.
25,0
50,0
12,5
12,5
—
—
90,9
9,1
1914-1916 гг.
26,7
—
—
—
—
—
—
—
100
1917 г.
4,8
1,2
—
—
—
—
—
—
100
Итого
29,1
29,1
18,4
7,8
3,2
18,8
45,9
24,7
10,6
Многие делегаты съезда наряду с деятельностью в советских органах занимались партийной
работой. Таких в составе съезда было 39%. В наибольшей степени с партийной работой были
связаны делегаты, занимающие ответственные посты в советских органах. Например, 58% комисса¬
ров и их заместителей одновременно находились на партийной работе, среди председателей комис¬
сий, комитетов — 55%. Среди делегатов-большевиков партийной работой занимались 47%, левых
эсеров — 32%. Представители других партий, как уже указывалось, были в основном партийными
функционерами. Активно участвовали в партийной работе 60,3% делегатов из Петрограда, 61,9%
делегатов из других промышленных центров, 49,2% — из губернских центров, 33,3% — из прочих
городов, 32,1% делегатов из прочих населенных пунктов.
В материалах съезда содержится немало сведений о ведущей роли в советском строительстве
тех пролетариев, которые выступали наиболее организованной силой, будучи одновременно актив¬
ными работниками партийных, профсоюзных и рабочих организаций. Так, среди делегатов, ко¬
торые состояли членами индустриальных профессиональных союзов, было 80% большевиков и лишь
7,8% левых эсеров, тогда как среди членов союзов, объединявших, например, рабочих и служащих,
большевиков было 41,8%, левых эсеров — 19,1%; среди членов союзов служащих, находившихся
под сильным эсеро-меньшевистским влиянием, большевиков насчитывалось только 38,9%.
В индустриальные союзы чаше всего входили делегаты от крупных городов. Среди них —
53,2% членов индустриальных союзов, 44,6 представителей губернских центров, прочих городов —
35,9%. Аналогичная картина выявляется при анализе состава делегатов других пролетарских
органов и организаций: фабзавкомов, органов рабочего контроля, рабочих кооперативов, боль¬
ничных касс. Среди делегатов Петрограда таких было 47,8%, Москвы и других промышленных
центров — 47,6%, губернских центров — 29,2%, прочих городов — 24,2%, прочих населенных пунк¬
тов — 45,7%.
139
В анкетах имеются сведения, из которых следует, что в партийных и других изданиях участвова¬
ли 21,9% делегатов, преимущественно те, кто был занят работой в вышеназванных пролетарских ор¬
ганизациях.
* * *
Широкое представительство на III Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских де¬
путатов основной массы трудящегося населения России не вызывает сомнения. Приведенные
данные свидетельствуют о полной победе большевиков на всех уровнях советской организации,
о сильном влиянии их на передовую часть рабочего класса. Среди делегатов-большевиков было
немало таких, которых можно причислить к «старой партийной гвардии», обладавшей наибольшим
авторитетом в массах, опытом руководства ими в условиях подпольной революционной борьбы.
В их числе было немало интеллигентов, людей с высоким уровнем образования. Но, в отличие от
других партий, в партии большевиков прослеживается значительно более высокий удельный вес
представителей так называемой «рабочей интеллигенции», воспитанной в среде профессиональных
революционеров. Но не эта группа делегатов определяла лицо съезда. Большинство на нем принад¬
лежало рабочим — членам партии большевиков, которые вступили в нее в период от революции
1905 г. до выхода партии из подполья. Они составили пролетарское ядро верховного органа Со¬
ветской власти. Наибольшим авторитетом пользовались при выборах на съезд революционеры-под¬
польщики. За ними сохранялось большинство и на объединенном съезде.
Приведенный выше цифровой материал помогает существенно дополнить информацию сте¬
нографического отчета, к которому, видимо, еще не раз будут обращаться ученые, анализируя ход
работы съезда.
Согласно отчету, на съезде состоялось около 80 запланированных выступлений и около 50
незапланированных. Некоторые брали слово по нескольку раз. Даже не обращаясь к стенотчету, на
основе анализа состава делегатов съезда можно было с уверенностью утверждать, что наиболее
активно будут вести себя на съезде партийные руководители и работники советских организаций.
Можно было бы предсказать и за кем пойдут делегаты — за большевиками. Изучение стеногра¬
фического отчета показывает, что именно так и развивались события. Большинство ораторов
представляли руководящие органы своих партий. Биографии их в общем хорошо известны.
В ряде случаев наша база данных, собранная по анкетам делегатов, позволяет получить краткие
биографические сведения о наименее известных делегатах. К сожалению, именно по III съезду сде¬
лать это можно далеко не всегда. Существовали разные типы анкет, часто безымянные. Среди участ¬
ников съезда было немало гостей, людей, вообще не заполнивших анкеты, а также лиц с неучтенным
статусом. Это означает, что сбор сведений о делегатах III съезда следует продолжать, внося в базу
данных необходимые уточнения. Достаточно подробные сведения содержатся в анкетах о высту¬
павших на съезде: большевике К. И. Ландере, эсерах-максималистах А. А. Зверине, И. М. Рыбако¬
ве, эсере М. Л. Когане-Бернштейне, анархисте Ю. А. Ге и др. Среди делегатов были лица, впос¬
ледствии выдвинувшиеся на крупные посты в партийных и государственных учреждениях, и те, кто
лишь однажды появился на гребне революционных событий. Таким образом, наша база данных
может выступать как справочная информационная система.
Съезд проходил в обстановке действительно триумфального шествия Советской власти. Это
наложило отпечаток на весь его ход, на характер выступлений делегатов. Бурей восторга встречали
тех ораторов, чьи слова выражали близкие и понятные им идеи. У большинства участников съезда
не было ни малейшего сомнения в том, что именно они являются подлинными и полномочными
представителями народных масс. Буквально единицы делегатов даже среди крестьянской части
съезда разделяли иллюзии даже по отношению к Учредительному собранию.
Съезд приветствовали представители английских, американских, шведских, норвежских, швей¬
царских рабочих. Искреннее восхищение революционным творчеством российского пролетариата
выразили А. Р. Вильямс и Д. Рид. Овацией встретил съезд их обещание правдиво рассказать в Аме¬
рике о том, что они увидели в Советской России. Прибыл на съезд вызволенный из тюрьмы благода¬
ря массовым выступлениям английского пролетариата Б. Н. Чичерин со своими соратниками. Из Ру¬
мынии на съезд приехал X. Г. Раковский. Они рассказали съезду о солидарности международного
пролетариата с революцией в России. От имени питерского пролетариата съезд приветствовал
М. И. Калинин, от I Всероссийского съезда профсоюзов — М. П. Томский, от лица Всероссийского
продовольственного съезда — нарком продовольствия старый большевик А. Г. Шлихтер.
С отчетным докладом ВЦИК выступил Я. М. Свердлов, который рассказал, как складывалась
140
система органов диктатуры пролетариата после Октября. С докладом о деятельности СНК вы¬
ступил В. И. Ленин. Он подвел итоги основных социалистических преобразований за 75 дней су¬
ществования Советской власти. Доклад по вопросу о мире сделал Л. Д. Троцкий. С докладом
по национальному вопросу выступил И. В. Сталин. Среди ораторов-большевиков следует назвать
также Г. В. Зиновьева, А. А. Иоффе, Л. В. Каменева, К. И. Ландера, Е. А. Преображенского.
Всего от большевиков было более 25 выступлений.
В период III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов было наиболее
тесное сотрудничество большевиков с рядом левых партий. По многим вопросам большевики шли
вместе с левыми эсерами — второй по представительности партией на съезде. Их поддерживали
эсеры-максималисты и анархисты. Обе партийные группировки проявляли необычайную активность
на съезде, видимо, компенсируя ею недостаточное число полученных на выборах мандатов. В выступ¬
лениях левых эсеров М. А. Спиридоновой, А. Л. Колегаева, В. А. Черепанова содержались тре¬
бования скорейшего осуществления эсеровского лозунга «социализация земли». Приняв без прений
Закон о земле, съезд возложил дальнейшую его разработку на вновь избранный ВЦИК. Опыт
сотрудничества различных партий в Советах опровергает измышления буржуазных авторов о якобы
изначальном стремлении большевиков к однопартийной диктатуре. Такое сотрудничество было воз¬
можным на платформе признания Советской власти и удовлетворения насущных нужд трудящих¬
ся масс.
Ряд делегатов с мест рассказали о той борьбе, которая шла между Советами и прежними
органами власти и управления, в том числе созданными соглашателями в противовес советской
организации. О борьбе с Центральной Радой на Украине говорил, например, председатель ВУЦИК
В. И. Затонский. Делегаты «с позиций» затрагивали вопрос о необходимости скорейшего заклю¬
чения мира с Германией.
Большую активность проявили на съезде меньшевики и эсеры. От них было более 20 выступле¬
ний. Главную свою задачу они видели в том, чтобы опорочить диктатуру пролетариата, возобновить
работу Учредительного собрания.
Съезд происходил в обстановке необычайного революционного воодушевления и энтузиазма.
Первые победы революции «пьянили» массы. Будущее казалось безоблачным и светлым. В ряде
выступлений звучали надежды на скорый приход мировой революции. «Масла в огонь» подлили
выступления Л. Д. Троцкого и левого эсера Б. Д. Камкова. В. И. Ленин в своей речи на съезде, от¬
личающейся исключительно деловым настроем, предостерег от этой своеобразной эйфории, указав,
что революцию еще ждет впереди много испытаний. «Это будет стоить многих трудностей, жертв
и ошибок, это дело новое, невиданное в истории, которое нельзя прочитать в книжках. Само собой
разумеется, что это — величайший, труднейший в истории переход...» 10.
Съезд подавляющим большинством голосов одобрил политику ВЦИК и СНК, принял ряд важ¬
нейших для нашей истории решений, в которых нашли отражение завоевания Октября. Съезд
принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» — документ, заложивший ос¬
новы нового общественного строя.
Примечания
1 Е р и ц я н X. А. Советы крестьянских депутатов в Октябрьской революции. М., 1960; X е-
с и н С. С. Становление пролетарской диктатуры в России. М., 1975; Т р у к а н Г. А. Рабочий
класс в борьбе за победу и упрочение Советской власти. М., L975; Морозов Б. М. Партия и
Советы в Октябрьской революции. Изд. 2, дораб. М., 1977.
2 См.: Ленин В. И. ПСС, т. 35, с. 286.
3 Городецкий Е. Н. Третий съезд Советов. — Историк-марксист. 1941, № 3, с. 11—35.
4 Гимпельсон Е. Г. Некоторые новые данные о составе III Всероссийского съезда Советов
рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. — Вопросы истории, 1960, № 9, с. 214—217.
5 Триумфальное шествие Советской власти. — Документы и материалы. Ч. II. М., 1963.
6 Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства. М., 1964. Изд. 2. М., 1987.
7 См., напр.: Ионкина Т. Д. Анкеты делегатов Всероссийских съездов Советов в первый год
диктатуры пролетариата.— Источниковедение истории Великого Октября. Сб. статей. М., 1977;
Смирнов Н. Н. Третий Всероссийский съезд Советов. Автореф. канд. дис. М., 1980; Ионо¬
ва О. А. Социально-экономические и политические проблемы истории народов СССР. М.,
1986; Дробижев В. 3., Малышев Е. В., Соколов А. К. Делегаты III Всерос¬
сийского съезда Советов крестьянских депутатов. — В сб.: Исторический опыт Великого Ок¬
тября. К 90-летию акад. И. И. Минца. М., 1986.
141
в Анкеты делегатов съезда находятся в ЦГАОР СССР (фонд Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов II созыва (ф. 1236).
Группой историков советского общества создается база данных по сведениям анкет делегатов
съездов Советов. В настоящее время в эту базу введены данные анкет делегатов III Всерос¬
сийского съезда рабочих и солдатских депутатов и III Всероссийского съезда крестьянских
депутатов. (См., напр.: Бородкин Л. И., Соколов А. К. Опыт создания базы данных на
основе анкетных сведений о делегатах съездов Советов. — История СССР, 1984, М 2).
9 Более подробно о методике обработки см.: Б о р о д к и и Д. И., С о к о л о в А. К. Указ. соч.
10 Ленин В. И. ПСС, т. 36, с. 266.
т
142
ПУБЛИКАЦИИ
И СООБЩЕНИЯ
ПО ОБЕ СТОРОНЫ ПЕРЕКОПА
Из воспоминаний М. В. Фрунзе и П. Н. Врангеля
Публикация и пояснения С. Н. Семанова
Перекоп — последняя битва гражданской войны. Для Красной Армии она завершилась
блистательной победой, для белых стала фатальным исходом, крушением последних надежд.
Здесь, на небольшом клочке голой степи, где уже не раз бушевал военный смерч, сошлись
в решительном бою лучшие силы обеих сторон.
Трудно найти в военной истории другой такой пример, когда две враждебные армии,
солдаты которых говорили на одном языке, столь разительно отличались бы друг от друга. За
рядами колючей проволоки, за брустверами окопов, изрезавших осеннюю степь, с решимостью
отчаяния готовились к бою отборные полки белой гвардии, зачастую состоявшие из одних
офицеров. Полковники командовали ротами, а капитаны — взводами. Огонь и воду прошли они
за три года гражданской войны, движимые ненавистью к новой власти и новому строю. Много
было пролито крови.
А там, за низким степным горизонтом, поднималась в последнюю атаку другая армия.
Рабочие и крестьяне, недавно взявшие в руки винтовку. Солдаты — ветераны старой армии,
снявшие погоны, надевшие красные звезды. В худых шинелях и рваных обмотках. Голодные и
усталые. Но они верили — еще одно усилие и наступит новая, свободная жизнь. Навсегда.
Эту армию вел в бой выдающийся военачальник. Он не имел никакого военного образования.
Во время первой русской революции он сражался во главе рабочих дружин Иваново-Вознесенска.
Затем — тюрьма, два смертных приговора, каторга, ссылка. Там он начал штудировать труды по
стратегии и тактике военного дела, готовясь к будущим боям. Звали его Михаил Васильевич Фрун¬
зе.
После Октября Фрунзе стал руководителем иваново-вознесенских большевиков. В декаС
ре 1918 г. партия направила его командующим 4-й армией Восточного фронта. Видимо, многие
тогда сомневались, сможет ли человек, не имевший опыта вождения войск, успешно возглавить
целую армию? Но самородки потому и называются самородками, что они словно ’рождаются
готовыми для своего призвания. Фрунзе разработал блестящий стратегический маневр контрудара
против наступавших войск Колчака. С железной настойчивостью добивался он утверждения
этого плана. Лично возглавив группу армий, он осуществил его основную часть — фланговый удар
по белым войскам. Так начался конец Колчака.
Потом было много боев. Фрунзе сражался на Урале, в казахских степях, в оазисах Бухары.
И нигде не знал поражений. В сентябре 1920 г. Фрунзе возглавил Южный фронт. Последний
фронт Советской Республики против последней белой армии.
Этой армией командовал Петр Николаевич Врангель. Отпрыск российской знаменитой семьи
(мать его была из рода Самариных), он стал профессиональным военным. Служил в гвардии,
окончил Академию Генерального штаба. Монархист, человек крайне правых взглядов, он встретил
Октябрьскую революцию с ненавистью. С 1918 г. Врангель вступил в белогвардейские войска
Деникина, командуя Кавказской армией. Одаренный военачальник, он отличался редкой целе-
Семаков Сергей Николаевич, кандидат исторических наук, член Союза писателей СССР, первый
заместитель председателя Всероссийского фонда культуры.
143
устремленностью, но вместе с тем был жесток, невероятно честолюбив. Врангель начал интриговать
против Деникина в борьбе за власть. Однако Деникин крепко держал бразды правления,
и строптивый генерал был лишен своих постов и выслан в Константинополь. Но вот разразилась
катастрофа: разбитая Добровольческая армия весной 1920 г. бежала из Новороссийска в Крым.
И тогда на смену Деникину пришел Врангель. Суровыми мерами от восстановил в деморализован¬
ных войсках дисциплину. Отсиживаться в Крыму за Турецким валом? Нет! Вперед, на Москву,
чтобы въехать в Кремль на белом коне под малиновый перезвон колоколов.
И Врангель бросает свою армию в наступление. Казалось, военное счастье повернулось
в его сторону: уже занято нижнее течение Днепра, уже видны терриконы донецких шахт... Но
удача сопутствовала ему недолго. Напрягая все силы, Красная Армия отбросила войска «черного
барона» за горловину крымских перешейков. В ненастные ноябрьские дни Врангель объезжал
в последний раз последнюю линию своего фронта. Он устраивал смотры, вручал ордена, принимал
депутации. Он обещал победу. Но тайно на рейдах Севастополя, Ялты и Феодосии уже готовились
к выходу в море все 126 кораблей белого флота.
И Фрунзе, и Врангель оставили воспоминания о событиях под Перекопом. Ниже мы публикуем
их.
Занятый огромной работой по переустройству Красной Армии, Фрунзе не имел возможности
уделять много времени литературному творчеству. Самому знаменательному эпизоду своей военной
биографии он посвятил скромную статью в полтора десятка страниц. Но в этом небольшом
по объему тексте передана та атмосфера уверенности в своих силах и пьянящее ожидание конечной
близкой победы, которые царили в его войсках. В спокойном, лишенном внешних эффектов
повествовании Фрунзе встает и образ самого полководца, которому были органически чужды
тщеславие и чванство.
Семь лет прожил в эмиграции генерал Врангель. За это время он написал два тома мемуаров,
которые были опубликованы после его смерти. Отрывки из этих воспоминаний, посвященных
событиям у Перекопа, мы воспроизводим. Это тоже весьма красноречивый документ. Лихорадочные
попытки выиграть уже проигранное дело, ожесточенная решимость людей, которым уже нечего
терять, трагический дух отчаяния — все это выражено здесь в высшей степени достоверно. Одной
рукой<Врангель бросает свои последние силы в безнадежные контратаки, а другой — тайно и спеш¬
но готовит эвакуацию. И вот финал — приказ об оставлении «родной земли».
М. В. Фрунзе
ПАМЯТИ ПЕРЕКОПА И ЧОНГАРА
(страничка воспоминаний)
Сейчас, когда пишутся эти строки, 3 ноября.
В этот день два года тому назад завершился отходом врангелевских войск за крымские
перешейки первый акт кровавой трагедии, известной под именем борьбы с южнорусской контр¬
революцией. Невольно мысль переносится к этим незабвенным дням, становящимся уже истори¬
ческим прошлым, и в сознании одна за другой всплывают картины этого, одного из наиболее
драматических периодов истории нашей борьбы.
Армии Южного фронта, выполнив с успехом поставленную им первоначальную задачу — раз¬
грома живых сил противника к северу от перешейков, к вечеру 3 ноября стали вплотную
у берегов Сиваша, начиная от Геническа и кончая районом Хорлы. Началась кипучая, лихорадочная
работа по подготовке форсирования Чонгарского и Перекопского перешейков и овладения Крымом.
Так как вследствие стремительного продвижения наших армий вперед и неналаженности
новых линий связи управление войсками из места расположения штаба фронта (г. Харьков) было
невозможно, я с полевым штабом и членами Реввоенсовета тт. Владимировым и Смилгой 1 выехал
3 ноября на фронт. Местом расположения полевого штаба был намечен Мелитополь, куда мы
и поставили задачей добраться в кратчайший срок.
Задача эта была не из легких. Дело в том, что белые, отступая, сожгли и взорвали все железно¬
дорожные мосты, и восстановить их, несмотря на все применявшиеся старания и героические
144
усилия ремонтных отрядов, так скоро было нельзя.
В результате уже перед Александровском пришлось
бросить поезд и двигаться дальше на автомобилях.
Но и этот способ передвижения оказался ненадежен,
так как в районе Васильевки (к югу от Александров-
ска), вследствие отсутствия переправы через реку
Янчокрак, машины пришлось оставить и двигаться
дальше по способу пешего хождения.
Еще в Александровске мной было приказано
подать в Мелитополь паровоз с вагоном, и в ожида¬
нии его мы расположились на ближайшей от реки
станции. Ждать пришлось немало, так как весь
железнодорожный путь до Мелитополя был в разру¬
шенном состоянии, затем не хватало топлива и топить
приходилось чем попало. Но, наконец, так долго
жданный паровоз явился, и вся наша компания рас¬
положилась в вагоне, взятом из только что отбитого
от белых бронепоезда.
К Мелитополю подвигаемся очень медленно.
Всюду по дороге — следы разрушений, огромные
массы брошенного белыми военного имущества: сна¬
ряды, пушки, лафеты, сломанные повозки и пр. Позд¬
ней ночью с грехом пополам добираемся до Мелито¬
поля. Отдав необходимые организационные распо¬
ряжения по налаживанию связи с армиями и дождав
шись наших автомобилей, мы трогаемся дальше
с целью лично ориентироваться в обстановке на местах и объехать штабы всех армии. До станции
Большой Утлюг доехали по железной дороге, а отсюда двинулись на машинах, ибо дальнейшему
продвижению поездов мешал взорванный на реке Большой Утлюг железнодорожный мост...
Все проселочные дороги, шедшие в направлении с севера на юг, полны следов только что
разыгравшихся кровавых событий. Прежде всего бросалось в глаза огромное количество павших
лошадей. Вся степь, и особенно вблизи дороги, буквально была покрыта конскими трупами.
Я помню, несколько раз принимался считать, сколько трупов проедем мы в течение 2—3 минут,
и всякий раз получал цифры, начинавшиеся десятками. При виде этих кладбищ ближайших
друзей нашего пахаря как-то особенно больно становилось на душе, и перед сознанием вставал
вопрос: каково-то будет впоследствии и как будем справляться мы с фактом такой колоссальной
убыли конского состава.
Участок железной дороги от станции Большой Утлюг и вплоть до Рыкова представлял картину
хаотического разрушения. Почти на всем протяжении он был забит остатками многочисленных
железнодорожных составов, выброшенными белыми с севера, но не успевшими проскочить в Крым.
Большинство из них было уничтожено огнем и взрывами, но большое количество и уцелело.
Многие составы продолжали гореть, и оттуда то и дело раздавались глухие снарядные взрывы
и треск взрывающихся патронов. Все пространство, на протяжении 15—20 сажен от пути, было
усеяно гильзами от патронов и снарядов разных калибров.
К вечеру 8 ноября приезжаем на станцию Рыково.
Станция сплошь забита вагонами. Станционные постройки сильно пострадали: это место было
свидетелем целого ряда боевых схваток. Полевой штаб армии с командармом 4-й т. Лазаревичем
и членом Реввоенсовета Анучиным 2 помешался в комнатке одной из сравнительно уцелевших
станционных построек.
В штабе шла кипучая работа. Надо было прежде всего обеспечить размещение частей и их
снабжение. Задача же эта при сравнительно слабой населенности района, отсутствии или крайнем
недостатке фуража, полном отсутствии топлива, отсутствии местами (весь Чонгарский полуостров
и целый ряд районов, прилегающих к Сивашу) даже питьевой воды была необычайно тяжела.
К этому надо добавить установившуюся необычайно холодную погоду—морозы доходили до
10 градусов, тогда как огромное большинство войск не имело теплого обмундирования, вынужден¬
ные в то же время сплошь и рядом располагаться под открытым небом.
М. В. Фрунзе
145
Такова была внешняя, материальная обстановка, в условиях которой шла с напряженной
энергией работа по подготовке последнего решительного наступления.
Наряду с этим штабу приходилось спешно проводить реорганизацию частей. Некоторые
дивизии, крайне ослабленные предыдущими боями, имели почти одни тылы. В это же время другие,
наспех перекинутые на фронт с разных сторон, не имели достаточной материальной части и положен¬
ных обслуживающих аппаратов. Ввиду этого, согласно отданным мной указаниям, спешно произво¬
дилось слияние некоторых частей. Вообще говоря, с военной точки зрения такая мера, особенно
в разгаре боевых операций, является нецелесообразной, ибо не дает времени вновь сливающимся
элементам освоиться друг с другом и слиться в единое органическое целое. Но при создавшейся
обстановке и особенно при обилии скопившихся на ограниченной территории войсковых частей,
штабов и учреждений эта мера являлась вполне целесообразной.
И наконец, шла самая энергичная работа по подготовке штурма Чонгарского перешейка.
Для этой цели все время по ночдм производились поиски наших разведывательных отрядов
на тот берег, причем отряды переправлялись через Сиваш или на лодках, или наскоро сколоченных
плотах; со всех сторон побережья и главным образом из Геническа свозились перевозочные средства
(лес, лодки и пр.), совершенно отсутствовавшие в намеченных для удара районах; устанавливались
береговые батареи для прикрытия штурма, приводились в оборонительное состояние позиции и пр.
Чтобы оценить всю грандиозность производившейся работы, надо, как я уже отметил, помнить,
во-первых, что никаких технических средств у войск под рукой не было и, во-вторых, что работу
эту производили люди в условиях страшной стужи, полураздетые и разутые, лишенные возможности
хоть где-нибудь обогреться и не получавшие даже горячей пищи и питья. Дело в том, что налицо
были лишь боевые части; что же касается войсковых тылов, технических средств и пр., то все это
оставалось далеко при том темпе нашего наступления, который имел место, и при абсолютном
отсутствии перевозочных средств.
Только небывалый подъем настроения и величайший героизм всего состава армии фронта
позволяли не только совершать невозможное, но и делать то, что почти не было слышно жалоб
на вопиющие условия боевой работы. Каждый красноармеец, и командир, и политработник держал¬
ся лишь крепко засевшей в сознании всех мыслью: во что бы то ни стало ворваться в Крым, ибо там
будет конец всем лишениям...
Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли
собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естествен¬
ными и искусственными препятствиями и заграждениями. Начатые постройкой еще в период
Добровольческой армии Деникина, позиции эти были с особенным вниманием и заботой усовер¬
шенствованы Врангелем. В сооружении их принимали участие как русские, так, по данным нашей
разведки, и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империали¬
стической войны. Бетонированные орудийные позиции, заграждения в несколько рядов, фланки¬
рующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, все это в одной общей системе
создало укрепленную полосу, недоступную, казалось бы, ддя атаки открытой силой.
Наиболее сильно укреплены были участки Перекопский и Чонгарский, особенно первый,
имевшие по нескольку укрепленных линий, богато вооруженных тяжелой и легкой артиллерией
и пулеметами.
На Перекопском перешейке наши части 6-й армии еще до 30 октября, развивая достигнутый
в боях к северу от перешейков успех, овладели с налета двумя укрепленными линиями обороны
и г. Перекоп, но дальше продвинуться не смогли и задержались перед третьей, наиболее сильно
укрепленной линией так называемого Турецкого вала (земляной вал высотой в несколько сажен,
сооруженный еще во времена турецкого владычества и замыкавший перешеек в самом узком его
месте). Между прочим, в тылу этой позиции на расстоянии 15—20 верст к югу была возведена
еще одна полоса укреплений, известная под именем Юшуньских позиций.
На Чонгаре мы, овладев всеми укреплениями Чонгарского полуострова, стояли вплотную
у взорванного Сальковского железнодорожного моста и сожженного Чонгарского.
Таким образом, при определении направления главного удара надо было выбирать между
Чонгаром и Перекопом. Так как Перекоп, в силу большей ширины, открывал более широкие
возможности в смысле удобств для маневрирования, то, естественно, наш решающий удар был
нацелен сюда. Для выполнения его были предназначены дивизии 6-й армии, бывшей под командой
т. Корка3. В непосредственном тылу 6-й армии и отчасти 4-й были сосредоточены конные
массы 1-й и 2-й Конных армий.
146
Но так как, с другой стороны, здесь перед нами были очень сильные фортификационные
сооружения, а также, естественно, здесь должны были сосредоточиться лучшие части противника,
то внимание фронтового командования было обращено на изыскание путей преодолении линий
сопротивления ударом со стороны нашего левого фланга. В этих видах мной намечался обход
по Арабатской стрелке чонгарских позиций с переправой на полуостров в устье реки Салгира, что
верстах в 30 к югу от Геническа.
Это маневр в сторону в 1732 году был проделан фельдмаршалом Ласси. Армия Ласси \
обманув крымского хана, стоявшего с главными своими силами у Перекопа, двинулась по
Арабатской стрелке и, переправившись на полуостров в устье Салгира, вышла в тыл войскам
хана и быстро овладела Крымом.
Наша предварительная разведка в направлении к югу от Геническа показала, что здесь
противник имел лишь слабое охранение из конных частей. Оставалось обеспечить операцию
со стороны Азовского моря, где действовала флотилия мелких судов противника, иногда подхо¬
дившая к Геническу и обстреливавшая там наше расположение.
Эта задача была возложена мной на нашу Азовскую флотилию, стоявшую в Таганроге.
Командующему флотилией приказано было идти на Геническ. Приказ должен был быть выполнен
не позднее 8 ноября. К сожалению, наш флот не явился. Как оказалось, он не мог пробиться
через льды, сковавшие благодаря наступившим морозам Таганрогскую бухту. Напротив того,
неприятельская флотилия продолжала навещать район Геническа и тем мешать всяким операциям
в »том направлении.
Лично обрекогносцировав все побережье и убедившись, что на скорое прибытие нашего
флота надежд нет, время же не терпело, я с величайшим сожалением отказался от намерения
использовать для удара Арабатскую стрелку. Если бы наш флот смог прибыть своевременно,
то нет ни малейших сомнений в том, что из Крыма армия Врангеля не ушла бы. Как бы то ни было,
но отныне приходилось возлагать все надежды на прямую атаку в лоб перекопских и чонгарских
позиций.
В связи с изложенным, решающим направлением отныне являлось исключительно пере¬
копское, и туда направилось наше главное внимание.
5 ноября на станции Рыково мною отдается директива, согласно которой на войска 6-й армии
(51, 52, 15-я и Латышская дивизии) возлагалась задача не позднее 8 ноября, переправившись
на участке Владимировка — Строгановка — Малый Курган через Сиваш, ударить во фланг и тыл
перекопских позиций, одновременно атакуя с фронта Турецкий вал. Для обеспечения операций
и немедленного развития успеха в подчинение командарма 6 тов. Корка были переданы 2-я Конная
армия в составе трех кавалерийских дивизий, одной бригады и группы повстанческих войск Махно,
насчитывавшей около 2000 бойцов при большом количестве пулеметов Б. 6 ноября я с товарищами
Владимировым и Смилгой выехал лично в район расположения частей 6-й армии. Попутно мы
объехали штабы 1-й и 2-й Конных армий, где непосредственно подробно договорились с командова¬
нием этих армий — тт. Буденным и Ворошиловым в 1-й Конной и тт. Мироновым 6, Полуяном 7 и
Горбуновым 8 во 2-й относительно плана и способа проведения в жизнь намеченной операции.
7 и 8 ноября мы провели в расположении частей 6-й армии, 8-го, около 4 часов дня, захватив
с собой командующего 6-й армии тов. Корка, мы приехали в штаб 51-й дивизии, на которую была
возложена задача штурма в лоб Перекопского вала. Штаб стоял в селе Чаплинка. Настроение
и в штабе и у начдива тов. Блюхера 9 было приподнятое и в то же время несколько нервное. Всеми
сознавалась абсолютная необходимость попытки штурма и в то же время давался ясный отчет
в том, что такая попытка будет стоить немалых жертв. В связи с этим у командования дивизии
чувствовалось некоторое колебание в отношении выполнимости приказа о ночном штурме в пред¬
стоящую ночь. В присутствии командарма мною было непосредственно в самой категорической
форме приказано начдиву штурм произвести.
Надо признать, что действительно на войска дивизии возлагалась задача неимоверной труд¬
ности. Нужно было без сколько-нибудь значительной артиллерийской подготовки на самом узком
пространстве и по абсолютно ровной, лишенной всяких складок местности атаковать сильно
укрепленную позицию.
Отдав все необходимые указания и оставив тов. Корка в Чаплинке, мы двинулись дальше
по направлению к Перекопу. Были уже сумерки. Когда мы приблизились к берегу Перекопского
залива, поднялся туман, закрывавший на расстоянии нескольких шагов все предметы. На юге
и юго-востоке непрерывно раздавался грохот орудийной пальбы. Подвигались мы довольно медлен¬
147
но, с каждым шагом вперед пушечная канонада становилась все слышнее и слышнее. Скоро
впереди и вправо от нас мы стали различать огневые вспышки орудийных залпов.
Линия неприятельского расположения обнаруживалась непрерывными снопами лучей прожек¬
торов, старавшихся пронзить мрак и раскрыть движение наших частей. На огонь противника
отвечали сильным огнем и наши батареи, расположенные перед перекопской позицией.
Приезжаем в линию расположения резервных полков 51-й дивизии. В них идет подготовка
к последнему решающему акту. Настроение у красноармейцев спокойное и лишь несколько
приподнятое. Полки ждут приказа двигаться на подкрепление своих товарищей, занимающих
передовые исходные для атаки позиции. Холодно. Огни разводить запрещено. Даже курить
приказано, тщательно укрываясь. Озябшие красноармейцы прыгают на месте, стараясь хоть сколь¬
ко-нибудь согреться. Едем дальше, наталкиваемся на новые части: это подходящие к полю боя
полки армейского резерва — Латышской дивизии.
Огонь со стороны противника усиливается, отдельные снаряды попадают в районы дороги,
идущей по северному берегу Сиваша, по которой едем мы. Впереди и несколько влево от нас
вспыхивает сильный пожар. Это неприятельские снаряды зажгли скирды соломы у какого-то
хуторка возле села Перво-Константиновка.
Ближайшей своей целью мы ставим добраться до станции Владимировна, где стоит штаб
52-й дивизии. Приезжаем, наконец, в штаб дивизии. Начдива 52 т. Германовича в штабе нет.
Он со своими полками уже переправился в город через Сиваш и ведет бой в районе деревни Кара-
Дженай, что к юго-востоку от Перекопского вала. Части дивизии переправились еще ночью
с 7 на 8 и энергично проведенной атакой на рассвете овладели укреплениями так называемого
Литовского полуострова. Развивая свое наступление дальше во фланг и тыл перекопским позициям
противника, дивизия после первых успехов натолкнулась в районе Кара-Дженая на упорное
сопротивление противника, бросившего в контратаку одну из своих лучших дивизий — Дроздовскую,
подкрепленную отрядом бронемашин. По отрывочным сведениям, поступившим в штадив, можно
было сделать тот вывод, что части дивизии несколько отброшены назад и обороняются на линии,
составляющей южную границу Литовского полуострова. Бой идет непрерывно с предыдущей
ночи. Бойцы все время не ели, имеются жалобы на полное отсутствие питьевой воды. Все обозы
находятся на северном берегу, и о налаживании хоть сколько-нибудь сносного снабжения в условиях
боя не может быть и речи.
Очень выгодным для нас обстоятельством, чрезвычайно облегчившим задачу форсирования
Сиваша, было сильное понижение уровня воды в западной части Сиваша. Благодаря ветрам,
дувшим с запада, вся масса воды была угнана на восток, и в результате в ряде мест образовались
броды — правда, очень топкие и вязкие, но все же позволявшие передвижение не только пехоты,
но и конницы, а местами даже артиллерии. С другой стороны, этот момент совершенно выпал
из расчетов командования белых, считавшего Сиваш непроходимым и потому державшего на
участках наших переправ сравнительно незначительные и притом малообстрелянные части, преиму¬
щественно из числа вновь сформированных.
В результате первых боев была сдача нам в плен целой Кубанской бригады генерала Фостикова,
только что прибывшего из Феодосии 10. Ознакомившись с обстановкой и отдав все вызывавшиеся
ею распоряжения, мы поехали дальше в штаб 15-й дивизии, стоявшей в селе Строгановка.
В штаб добрались уже к полуночи. Начальник дивизии тов. Раудмец 11 точно также был при своих
полках, уже закрепившихся на южном берегу Сиваша и выдерживавших там яростные контратаки
противника.
Из поступивших за ночь и за день донесений было ясно, как правильно поступили мы, решив¬
шись идти на штурм без всяких проволочек и даже не дождавшись прибытия оставшейся сзади
тяжелой артиллерии. Противник совершенно не ожидал такого быстрого удара с нашей стороны.
Уверенный в безопасности, он к моменту нашей атаки производил перегруппировку войск, заменяя
на перекопском направлении сильно потрепанные части своих 13-й и 34-й дивизий 2-го армейского
корпуса дроздовцами, марковцами и корниловцами из состава своего лучшего 1-го армейского
корпуса. В результате часть позиций занималась еще прежними гарнизонами, а часть новыми,
еще не успевшими даже ознакомиться с местностью.
Бои на участке 15-й дивизии протекали успешно. Ею было захвачено несколько орудий,
и части дивизии, не встречая особого сопротивления, продвигались вперед. Так же как и в 52-й диви¬
зии, главным неудобством была оторванность от обозов и полное отсутствие воды, фуража и про¬
вианта по ту сторону Сиваша.
148
Не больше чем через полчаса после нашего приезда в дивизию с линии связи, проложенной
через Сиваш к боевому участку, поступают донесения о повышении уровня воды, начинавшей
медленно затапливать брод. Проверили, оказалось действительно так. Положение создавалось
чрезвычайно опасное. Стоило воде подняться еще немного, и тогда полки 15-й, а вслед за тем
и 52-й дивизий окажутся отрезанными по ту сторону Сиваша. Надо было немедленно принимать
самые решительные меры, — иначе все дело могло погибнуть.
Такими мерами явились следующие мои распоряжения, отданные к немедленному исполне¬
нию: 1) подтверждение немедленной атаки в лоб частями 51-й дивизии Перекопского вала под
угрозой самых суровых репрессий в случае оттяжки в исполнении; 2) мобилизация всех жителей
селений Строгановки, Владимировки и пр. для предохранительных работ на бродах; 3) приказ
7-й кавалерийской дивизии и повстанческой группе, стоявшим в 10 верстах от Строгановки,
сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш для подкрепления 15-й и 52-й дивизий.
Отдав изложенные распоряжения и установив наблюдение за их исполнением, мы решили
оставаться в Строгановке впредь до выяснения обстановки. Примерно в 3 часа ночи в Строгановку
прибыла 7-я кавалерийская дивизия, осмотрев которую тотчас отправил к боевым линиям. Вода
за это время уже сильно испортила брод, но переправа все же еще была возможна. К часам 4
явились и махновцы. Вызвав к себе их командующего Каретникова и начальника штаба, фамилию
которого сейчас не помню, я изложил им обстановку и потребовал немедленного отправления
на тот берег. На переговоры пришлось потратить целый час.
Видимо, махновцы не совсем доверяли мне и страшно не хотели двигаться в поход, опасаясь,
быть может, какой-нибудь ловушки. Несколько раз Каретников и начальник штаба то уходили,
то вновь приходили ко мне под предлогом получения тех или иных данных. Только под утро,
часам к 5, удалось и их переправить к месту боя.
В это же время я получаю донесение из штаба 51-й дивизии, переданное через штадив 52-й
о том, что части 51-й дивизии в 3 часа 30 минут пополуночи овладели штурмом Перекопским валом
и продолжают наступление на Армянский Базар. Прочитал донесение и с плеч словно гора свали¬
лась. Правда, это еще не означало окончания задачи, ибо дальше путь в Крым преграждали
Юшуньские позиции и главная развязка всей операции должна была произойти там, но все же
со взятием Перекопа для нас в значительной мере ослабела опасность погубить целиком две
дивизии, отрезываемые водами Сиваша. Теперь являлась возможность установления с ними связи
по твердому грунту, что резко улучшало всю обстановку.
Дав директиву командованию 6-й армии об энергичном продолжении дальнейшего наступления,
я со спокойной совестью направился отдохнуть.
На другой день, убедившись, что события на фронте 6-й армии развиваются нормально,
мы выехали к станции Рыково, в штаб 4-й армии, дабы ускорить наш удар отсюда и тем не дать
противнику возможности обрушиться всеми силами на перекопское направление.
В Рыково приехали поздно ночью. Здесь узнал, что наше продвижение к югу от Геническа
по Арабатской стрелке, начавшееся 8 ноября и протекавшее вполне благополучно, было ликвиди¬
ровано огнем нескольких подоспевших судов противника. Двигавшийся в авангарде полк 9-й стрел¬
ковой дивизии, подвергнувшийся ожесточенному обстрелу, не имея никакой возможности укрыться
от огня на узенькой и совершенно открытой стрелке, был вынужден с большими потерями отой¬
ти назад.
В районе мостов заканчивались спешные приготовления полков 30-й стрелковой дивизии
к ночному штурму. Настроение полков было выше всяких похвал. Переданное мною частям
сообщение о взятии 6-й армией Перекопа еще более подняло настроение и вызвало горячий дух
соревнования.
Не могу забыть следующего факта: когда я в штабе 4-й армии сообщил начальнику 3-й стрелко¬
вой дивизии тов. Грязнову12 и бывшему с ним одному из командиров бригад, что Блюхер (он,
между прочим, был прежде начальником Грязнова на Восточном фронте) взял Перекоп, то оба
побледнели. Через несколько минут, смотрю Грязнова и его комбрига уже нет: они укатили на
позицию.
А через несколько часов начался знаменитый ночной штурм полками 30-й дивизии чонгарских
позиций противника. Утром 11 ноября, после кровопролитного боя, части дивизии уже были на
том берегу и, опрокинув противника, стремительно наступали на Джанкой.
Так решилась участь Крыма, а с ним и судьба южнорусской контрреволюции...
Опубликовано в: Октябрьская революция. Первое пятилетие. Харьков, 1922.
149
П. Н. Врангель
ПОСЛЕДНЯЯ ПЯДЬ РОДНОЙ ЗЕМЛИ
Решительная битва в Северной Таврии закончилась |3. Противник овладел всей территорией,
захваченной у него в течение лета. В его руки досталась большая военная добыча: 5 бронепоездов,
18 орудий, около 100 вагонов со снарядами, 10 миллионов патронов, 25 паровозов, составы с продо¬
вольствием и интендантским имуществом и около 2 миллионов пудов хлеба в Мелитополе и Гени-
ческе. Наши части понесли жестокие потерн убитыми, ранеными и обмороженными. Значительное
число было оставлено пленными и отставшими, главным образом из числа бывших красноармейцев,
поставленных разновременно в строй. Были отдельные случаи и массовых сдач в плен. Так, сдался
целиком один из батальонов Дроздовской дивизии. Однако армия осталась цела и наши части,
в свою очередь, захватили 15 орудий, около 2000 пленных, много оружия и пулеметов.
Армия осталась цела, однако боеспособность ее не была уже прежней. Могла ли эта армия,
опираясь на укрепленную позицию, устоять под ударами врага. За шесть месяцев напряженной
работы были созданы укрепления, делающие доступ врагу в Крым чрезвычайно трудным: рылись
окопы, плелась проволока, устанавливались тяжелые орудия, строились пулеметные гнезда. Все
технические средства Севастопольской крепости были использованы. Законченная железнодорож¬
ная ветка на Юшунь давала возможность обстреливать подступы бронепоездами. Не были законче¬
ны лишь блиндажи, укрытия и землянки для войск. Недостаток рабочих рук и отсутствие лесных
материалов тормозили работу. Наступившие небывало рано морозы создавали особенно неблаго¬
приятные условия, так как линия обороны лежала в местности малонаселенной и жилищный
вопрос для войск становился особенно острым.
Еще в первые дни по заключении мира поляками м, решив принять бой в Северной Таврии,
я учитывал возможность его неблагоприятного для нас исхода и того, что противник, одержав
победу, на плечах наших войск ворвется в Крым. Как бы сильна ни была позиция, но она неминуемо
падет, если дух обороняющих ее войск подорван.
Я тогда же приказал генералу Шатилову 18 проверить составленный штабом совместно с ко¬
мандующим флотом план эвакуации. Последний был рассчитан на эвакуацию 60 000 человек.
Я отдал распоряжение, чтобы расчеты были сделаны на 75 000; распорядился о срочной доставке
из Константинополя недостающего запаса угля и
масла.
Как только выяснилась неизбежность отхода на¬
шего в Крым, я отдал распоряжение о срочной подго¬
товке судов в портах Керчи, Феодосии и Ялты на
13000 человек и 4000 коней. Задание объяснялось
предполагаемым десантом в районе Одессы для уста¬
новления связи с действовавшими на Украине рус¬
скими частями |6. Дабы полнее скрыть мои пред¬
положения, были приняты все меры, чтобы в версию
О подготовке судов для будущей десантной операции
поверили. Так штабу было приказано распускать слу¬
хи, что десант намечается на Кубань. Сама числен¬
ность отряда была намечена в соответствии с общей
численностью войск, так что не могла возбудить
в лицах даже осведомленных о численности армии,
особого сомнения. На суда было приказано грузить
запасы продовольствия и боевые.
Таким образом, имея в Севастопольском порту
некоторое число свободного тоннажа, я мог в случае
несчастья быстро погрузить в главнейших пор¬
тах — Севастополе, Ялте, Феодосии и Керчи —
40—50 тысяч человек и под прикрытием отходящих
войск спасти находящихся под их защитой женщин,
детей, раненых и больных.
20-го вечером (все даты в мемуарах П. Н. Вран¬
геля даны по старому стилю; здесь имеется в виду
П. Н. Врангель
150
2 ноября 1920 г.— Ред.) прибыл в Джанкой генерал Кутепов |7. Он выглядел наружно спокойным,
однако в словах его проскальзывала тревога. Он между прочим осведомился, приняты ли меры на
случай несчастья. Мой ответ его, видимо, успокоил...
В ночь на 22-е я выехал в Севастополь. Малейшая паника в тылу могла передаться в войска.
Необходимо было сделать все, чтобы этого избегнуть. Немедленно по приезде я вызвал представи¬
телей прессы и ознакомил их с общим положением. Последнее было обрисовано мною как не внушаю¬
щее особых опасений...
Вечером 22-го состоялось под моим председательством заседание правительства Юга России |Н,
на котором я подробно ознакомил участников совещания с последними боями, указал на тяжелое
положение войск, на большое превосходство сил противника. Остановившись на том исключительно
тяжелом положении, в котором окажутся армия и население в осажденном Крыму, и на той
напряженной работе, которая от всех потребуется, я выразил уверенность, что мы отстоим послед¬
нюю пядь родной земли и, оправившись, отдохнувши и пополнившись, вырвем победу из рук врага...
В течение 23, 24, и 25 октября противник фезуспешно атаковал наши части в районе Чонгарского
моста. Наши войска заканчивали перегруппировку. Жестокий мороз сковал болотистый соленый
Сиваш льдом, наша линия обороны значительно удлинилась; благодаря отсутствию жилья и не¬
достатку топлива количество обмороженных росло. Я приказал выдать весь имеющийся на складе
запас обмундирования.
В эти дни прибыл, наконец, большой транспорт «Рион» с зимней одеждой для войск, но было
уже поздно...
25 октября Корниловский союз устраивал благотворительный концерт и вечер. Заглушив
в сердце мучительное беспокойство, принял я приглашение. Мое отсутствие на вечере, устроенном
союзом полка, в списках которого я состоял, могло бы дать пишу тревожным объяснениям. Я пробыл
на вечере до 11 часов, слушая и не слыша музыкальных номеров, напрягая все усилия, чтобы
найти ласковое слово раненому офицеру, любезность даме-распорядительнице...
26 октября вечером я присутствовал на заседании правительства, когда вошедший ординарец
вручил генералу Шатилову переданную по юзу телеграмму генерала Кутепова. Пробежав телеграм¬
му, генерал Шатилов передал ее мне. Генерал Кутепов доносил, что ввиду создавшейся обстановки,
прорыва противником позиций на Перекопе и угрозы обхода, он отдал приказ в ночь на 27-е войскам
отходить на укрепленную позицию к озерам Киянское — Красное — Старое — Карт-казак. Как
содержание, так и самый тон донесения не оставляли сомнения, что мы накануне несчастья.
Сославшись на необходимость переговорить по прямому проводу с генералом Кутеповым, я передал
председательствование А. В. Кривошеину и вышел в соседнюю комнату. За мной последовал
генерал Шатилов. Для него, как и для меня, было ясно, что рассчитывать на дальнейшее сопротивле¬
ние войск уже нельзя, что предел сопротивляемости армии уже превзойден и что никакие укрепления
врага уже не остановят.
Необходимо было срочно принимать меры к спасению армии и населения. Я вызвал из зала
заседания адмирала Кедрова 10 и вкратце ознакомил его с обстановкой... Сам я решил ехать на
фронт, дабы на месте отдать себе отчет в обстановке.
27-го в три часа дня я выехал в Джанкой, куда и прибыл уже в темноте. В Симферополе сели
в мой вагон командующий II армией генерал Абрамов и его начальник штаба генерал Кусонский.
С объединением командования войсками, обороняющими Крым, в руках генерала Кутепова
штаб II армии расположился в Симферополе.
Немедленно по приезде в Джанкой я принял генерала Кутепова, доложившего мне общую
обстановку.
В ночь на 26 октября пехота красных атаковала северную оконечность Чувашского полуостро¬
ва («Турецкие батареи»), но была остановлена огнем у проволоки. Пользуясь туманом, противник
большими силами пехоты, поддержанной конницей, обошел «Турецкие батареи» с запада и повел
наступление на Старый Чуваш. С утра 26 октября обнаружилось наступление противника против
перекопского вала, особенно интенсивное на флангах. Сосредоточив на Чувашском полуострове
до двух пехотных дивизий с конницей, красные 26 октября продолжали движение из Старого Чуваша
на юго-запад.
1-я бригада 2-й Кубанской дивизии под давлением противника отошла на укрепленную позицию
к северу от Карповой балки. 2-й и 3-й дроздовские полки, двинутые в атаку (из Армянского Базара)
в район Караджаная против красных, распространявшихся от Чувашского полуострова, успеха
не имели. Понеся большие потери, главным образом в командном составе, Дроздовская дивизия
151
к вечеру 26 октября сосредоточилась в Армянском Базаре. 13-я пехотная дивизия, отходившая
после смены на Воинку, была задержана в районе Карповой балки для усиления 1-й бригады
2-й Кубанской дивизии. Красные распространились до Тупого полуострова, занимая основание
Чувашского.
Ввиду создавшейся обстановки, угрожавшей обходом Перекопского вала и прорывом позиции
на Перекопском валу, вследствие разрушений проволочных заграждений, частям 1-го армейского
корпуса приказано было в ночь на 27 октября отойти на укрепленную позицию по северо-западным
окраинам озер Киянское—Красное — Старое—Карт-казак. Отход был совершен без особого
давления со стороны противника. Одновременно к Карповой балке был подтянут для контрудара
конный корпус генерала Барбовича (1-я и 2-я кавалерийские и Кубанская казачья дивизии);
1-я и 2-я Донские дивизии были направлены из района Богемки на Чирик.
На рассвете 27 октября 1-я кавалерийская дивизия произвела успешную атаку и отбросила
красных к Чувашскому полуострову, но вследствие тяжелых потерь от мощного артиллерийского
огня развить успеха не смогла, и красные вновь распространились к хутору Тихоновна. Для
восстановления положения были двинуты 2-я кавалерийская и 1-я Кубанская казачья дивизии.
В дальнейшем обнаружилось наступление больших сил красных на перешеек между озерами
Красным и Старым. Наши части были вынуждены отходить на последнюю укрепленную позицию —
юшуньскую.
Генерал Кутепов предполагал с утра перейти в наступление с целью обратного захвата
утерянных позиций, однако сам мало надеялся на успех. По его словам, дух войск был значительно
подорван. Лучшие старшие начальники выбыли из строя и рассчитывать на удачу было трудно.
Я сам это прекрасно понимал, однако настаивал на необходимости удерживать позиции во что бы то
ни стало, дабы выиграть по крайней мере пять-шесть дней, необходимых для погрузки угля,
распределения судов по портам и погрузки на суда тыловых учреждений, раненых, больных из
лазаретов и т. п. Генерал Кутепов обещал сделать все возможное, но по ответам его мне было
ясно, что он сам не надеется удержать позиции своими войсками.
Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех
душевных и умственных сил. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все. Прежде
всего необходимо было обеспечить порядок в Севастополе. Войск там почти не было. Несущий
охранную службу мой конвой был незадолго перед тем выслан в район Ялты для оконча¬
тельного разгрома загнанных в горы «зеленых» — «товарища» Мокроусова20. Я приказал
по телеграфу вызвать на вокзал в Симферополь к приходу моего поезда роту юнкеров Алексе-
евского военного училища и подготовить нужное число вагонов, дабы рота могла с моим
поездом следовать в Севастополь. В Симферополе я принял и. д. губернатора А. А. Лоды-
женского и ознакомил его с обстановкой. Приказал генералу Абрамову принять все подготовитель¬
ные меры к эвакуации всех военных и гражданских учреждений Симферополя, раненых и больных
офицеров и юнкеров, семей служащих и лиц, коим в случае прихода большевиков грозила бы
особая опасность. Все подготовительные меры должны были быть приняты по возможности скрытно,
дабы преждевременно не возбудить тревоги. Я обещал, что приказ о начале эвакуации будет
своевременно прислан и необходимое число подвижного состава предоставлено.
В девять часов утра 28 октября я в сопровождении юнкеров прибыл в Севастополь. С вокзала
я проехал во дворец, пригласил А. В. Кривошеина, генерала Шатилова, адмирала Кедрова
и генерала Скалона 21 и отдал последние распоряжения; приказал занять войсками главнейшие
учреждения, почту и телеграф, выставить караулы на пристанях и вокзале. Окончательно
распределил по портам тоннаж, по расчету: Керчь —20 000, Феодосия — 13 000, Ялта — 10 000,
Севастополь — 20 000, Евпатория — 4000. Дал указания разработать порядок погрузки тыловых
учреждений, раненых, больных, продовольственных запасов, наиболее ценного имущества, дабы по
отдаче приказа погрузка могла начаться немедленно...
Поздно вечером были получены сведения с фронта: наши части с утра перешли в контратаку,
временно овладели оставленной накануне укрепленной позицией, но удержаться на ней не смогли
и под натиском превосходных сил противника откатились на прежнюю позицию. Правый участок
последней заняли спешенные части подошедших донцов. Наши резервы были исчерпаны. Красные
в течение дня, вводя свежие силы, продолжали наступление и к вечеру сбили наши части с послед¬
ней укрепленной позиции у Юшуни.
На утро 29 октября коннице генерала Барбовича при поддержке донцов была дана задача:
ударом во фланг опрокинуть дебушировавшие (дебушировать — вывести войска из теснины на
152
открытую местность. — Ред.) из Перекопского перешейка части противника, но наша конная
группа сама была атакована крупными силами красной кавалерии с севера в районе Воинки
и контрманевр нашей конницы не удался. Одновременно противник продвинулся по Арабатской
стрелке южнее хутора Счастливцева. На Тюп-Джанкойском полуострове (юго-восточнее Чон¬
гарского) шли бои в районе Абуз-Крка. У Сивашского моста противник подготовлял переправу.
Положение становилось грозным, оставшиеся в нашем распоряжении часы для завершения
подготовки к эвакуации были сочтены. Работа кипела. Днем и ночью шла погрузка угля;
в помощь рабочим-грузчикам были сформированы команды из чинов нестроевых частей, тыловых
управлений и т. п. Спешно грузились провиант и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела
работа в штабе и управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела...
Теснимые противником, наши части продолжали отходить. К вечеру части конного и Донского
корпусов с Дроздовской дивизией отошли в район Богемки. Прочие части 1-го армейского корпуса
сосредоточились на ночлег в районе села Тукулчак.
Я отдал директиву: войскам приказывалось, оторвавшись от противника, идти к портам для
погрузки. 1-му и 2-му армейским корпусам — на Евпаторию, Севастополь; конному корпусу
генерала Барбовича — на Ялту; кубанцам генерала Фостикова — на Феодосию; донцам и Терско-
Астраханской бригада во главе с генералом Абрамовым — на Керчь. Тяжести оставить. Пехоту
посадить на повозки, коннице прикрывать отход.
Вместе с тем мною был подписан приказ, предупреждающий население об оставлении нами
родной земли...
Опубликовано в: Белое дело. Летопись белой борьбы. Т. VI. Берлин, 1928.
Вместо заключения
В 10 часов вечера 7 ноября 1920 г. в полной тишине части Красной Армии начали атаку
через Сиваш. Тяжелый осенний мрак окутал болотистые берега «Гнилого моря». Ночь и туман
надежно скрывали цепи красногвардейцев, молча шедших по грудь в воде. И вдруг тишина
разорвалась пулеметными очередями, грохотом орудийной канонады. Битва за Перекоп началась.
Это было ровно три года спустя после штурма Зимнего дворца.
Тяжелым и кровавым было это сражение. Красная Армия потеряла около 10 тысяч убитыми
и ранеными. Поредевшие части сменялись новыми, и штурм, продолжавшийся днем и ночью
в течение четырех долгих суток, нарастал с каждым часом, с каждой минутой. К исходу 11 ноября
стало ясно: Перекоп пал.
В этот день Фрунзе обратился по радио к Врангелю с предложением прекратить ставшее уже
бесполезным сопротивление, обещая амнистию для всех белогвардейцев, сложивших оружие.
Врангель не ответил. Более того, он приказал, как пишет в своих мемуарах, держать эту радиограм¬
му в строгой тайне от личного состава его армии, а у радиостанции оставить дежурными одних лишь
офицеров. В. И. Ленин, пристально следивший за событиями на фронте, 12 ноября телеграфировал
Реввоенсовету Южного фронта: «Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если против¬
ник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же
противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться
беспощадно» 22.
Предложение о капитуляции больше не повторялось. Красная Армия, ворвавшись в Крым,
продолжала наступление. В авангарде шли части 1-й и 2-й Конных армий. Продвижение их
по разрушенным дорогам шло недостаточно быстро. 13 ноября был занят Симферополь и только
15 ноября — Севастополь. Накануне врангелевский флот покинул порт. На перегруженных ко¬
раблях уходили к далекому, негостеприимному Босфору остатки белой армии и с ними те, кто
по разным причинам не хотел оставаться в Советской России. Их было 145 тысяч, в том числе
немало женщин, детей. Трагичной оказалась судьба этих беженцев на чужбине. Но это уже иная
тема, иной рассказ...
А красная лавина заливала Крым: 14 ноября взята Феодосия, 16-го Керчь и, наконец, 17-го
Ялта. Это была полная победа. Она досталась дорогой ценой. Советская Республика оценила
героизм своих бойцов. Лучше всего об этом свидетельствует один документ, подписанный Лениным
153
24 декабря 1920 г.: «Дабы отметить подвиг Южного фронта, Совет труда и обороны постанов¬
ляет: 1. От имени Совета труда и обороны передать всем бойцам Южного фронта товарищеский
привет и благодарность за проявленную ими беззаветную храбрость, исключительную энергию
и политическую сознательность в борьбе за осуществление идеалов рабоче-крестьянской револю¬
ции» 23.
Примечания
1 В состав Революционного военного совета Южного фронта входили: Бела Кун, X. Г. Ра-
ковский, М. К. Владимиров (Шейнфинкель), С. И. Гусев (Драбкин), И. Т. Смилга.
2 Лазаревич В. В.— командующий, Анучин С. А.— член Реввоенсовета 4-й армии. Оба были
назначены на эти посты непосредственно перед штурмом Перекопа: первый — 24 октября, вто¬
рой — 4 ноября 1920 г.
3 Корк Август Иванович (1887—1937) — сын крестьянина-эстонца, офицер старой армии,
в 1914 г. окончил Академию Генерального штаба. Добровольно вступил в Красную Армию в
июне 1918 г. С 1919 г. командовал 15-й армией Западного фронта, а с 27 октября 1920 г.—
6-й армией Южного фронта. После окончания гражданской войны был командующим ряда военных
округов, с 1935 г.— начальник Военной академии им. Фрунзе.
4 Ласси Петр Петрович (1678—1751) — русский фельдмаршал, в июле 1737 г. (а не 1732 г.,
как ошибочно указано у Фрунзе) совершил по Арабатской стрелке обход войск крымского хана,
стоявших под Перекопом, и одержал блестящую победу.
6 В октябре 1920 г. в Харькове было заключено соглашение о прекращении военных действий
между отрядами Н. Махно и Красной Армией; конно-пулеметный отряд махновцев под командова¬
нием С. Каретникова поступил в распоряжение советского Южного фронта для борьбы против
войск Врангеля.
в Миронов Филипп Кузьмич (1872—1921) — казак Усть-Медведицкой станицы (теперь г. Се¬
рафимович), участник первой мировой войны, награжден четырьмя орденами. С 1918 г. командо¬
вал частями Красной Армии, сражавшимися с белоказаками. В сентябре 1919 г. за неподчине¬
ние командованию приговорен к расстрелу, но помилован ВЦИК. Член партии с 1920 г., был на¬
гражден орденом Красного Знамени и золотым оружием. В период боев с войсками Врангеля
успешно командовал 2-й Конной армией. В феврале 1921 г. по ложному доносу арестован,
застрелен в Бутырской тюрьме. Реабилитирован посмертно.
* Полуян Дмитрий Васильевич (1886—1937) — политработник, редактор журналов
«Красноармеец» и «Красный офицер». С 6 октября 1920 г.— член РВС 2-й Конной армии.
В дальнейшем — на советской работе.
8 Горбунов Николай Петрович (1892—1938) — с декабря 1917 г. секретарь Малого Сов¬
наркома, с 1919 г.— на политической работе в Красной Армии. Член РВС 2-й Конной армии с
27 октября 1920 г. Позже работал в СНК и ВСНХ, был ученым секретарем Академии наук СССР.
9 Блюхер Василий Константинович (1890—1938)— из крестьян Ярославской губернии, солдат
первой мировой войны. Член партии с 1916 г., командир уральских партизан в 1918 г. В сентябре
того же года первым в Советской России был награжден орденом Красного Знамени. Командовал
знаменитой 51-й стрелковой дивизией в боях против Колчака. Осенью 1920 г. его дивизия была
переброшена на Южный фронт. За штурм Перекопа Блюхер был вновь награжден орденом Красного
Знамени, а дивизии присвоено название «Перекопская». В дальнейшем — командующий Даль¬
невосточной армией, Маршал Советского Союза.
10 Кубанская бригада генерала Фостикова являлась остатком созданной им в 1920 г. на Се¬
верном Кавказе белогвардейской «Армии возрождения России». Потерпев поражение от советских
войск, отряды генерала Фостикова перебрались в меньшевистскую Грузию, а оттуда в октябре
1920 г.— в Крым.
11 Раудмец Иван Иванович (1892—1937) — один из героев Перекопа, командовал 15-й диви¬
зией, сыгравшей огромную роль в штурме. Был награжден орденом Красного Знамени, а дивизии
присвоено наименование «¿ивашская».
18 Грязнов Иван Кенсоринович (1897—1938) родился на Урале, первую мировую войну
закончил прапорщиком. В Красной Армии — с июня 1918 г., с осени 1919 г.— командир прослав¬
ленной 30-й Иркутской дивизии на Восточном фронте, которая позже вошла в состав Южного
фронта (в воспоминаниях Фрунзе она ошибочно названа 3-й дивизией). В 30-х гг. Грязнов коман¬
довал Забайкальским, а потом Среднеазиатским военными округами.
13 28 октября 1920 г. началось контрнаступление советского Южного Фронта против вран¬
гелевских войск, занимавших Северную Таврию. К этому времени Красная Армия обладала зна¬
чительным превосходством в силах: по данным на 27 октября, в частях Южного фронта числи¬
лось 99,5 тыс. штыков, 33,6 тыс. сабель, 527 орудий. Врангель располагал 23 тыс. штыков,
12 тыс. сабель, 213 орудиями. К 3 ноября белогвардейцы были отброшены за крымские перешейки,
но сумели сохранить основные кадры своих войск. Численность их определялась тогда в 25—28 тыс.
штыков и сабель. (Коротков И. С. Разгром Врангеля. М., 1955, с. 271.)
14 Имеется в виду договор между Польшей и Советской Россией о перемирии и предвари¬
тельных условиях мира, подписанный в Риге 12 октября 1920 г.
18 Шатилов П. Н,— генерал-лейтенант, начальник штаба врангелевской армии.
10 Имеются в виду белогвардейские формирования на польской территории. В сентябре
154
1920 г. между Польшей и Врангелем было подписано соглашение о создании «3-й русской армии»,
которая должна была наступать с запада на Советскую Украину.
'7 Кутепов Александр Павлович (1882—1930) — генерал-лейтенант, в армии Врангеля коман¬
довал сперва Добровольческим корпусом, а потом 1-й армией.
18 9 апреля 1920 г. в Крыму было создано «Правительство Юга России» при «верховном
главнокомандующем Русской армии» (т. е. Врангеле), во главе которого стал А. В. Кривошеин,
в прошлом ближайший сотрудник П. А. Столыпина и один из создателей контрреволюционного
«правого центра».
19 Кедров — адмирал, командующий врангелевским флотом и начальник военно-морского
управления.
20 Мокроусов А. В. (1887—1959) в августе 1920 г. был направлен в Крым, где возглавлял
партизанские силы, сражавшиеся с белогвардейцами.
21 Скалой М. Н. — генерал-лейтенант, командовал 3-м пехотным корпусом в армии Врангеля,
в дни эвакуации был назначен таврическим губернатором и начальником тыла.
22 Л е н и н В. И. ПСС, т. 52, с. 6.
23 Л е н и н В. И. Военная переписка (1917—1920). М., 1956, с. 257—258.
Фотографию Врангеля предоставил редакции Ю. В. Мухачев.
Т. В. ЧЕРНИКОВА
«ГОСУДАРЕВО СЛОВО И ДЕЛО»
ВО ВРЕМЕНА АННЫ ИОАННОВНЫ
Царствование Анны Иоанновны (1730—1740) обычно воспринимается как некое безвременье,
настолько безотрадная картина социально-экономической, политической и культурной жизни
страны. Но ее правление — не случайный зигзаг истории. Оно было связано с предшествующим
развитием России, и в нем, как в фарсе, ярко проявились все особенности, свойственные русскому
абсолютизму периода дворцовых переворотов.
Характернейшей чертой этого десятилетия были ссылки, гонения, опалы, казни. Не случайно
кабинет-министр Анны Иоанновны А. П. Волынский назвал то время «опасным и суетным». Осо¬
бенно поражали современников многочисленные процессы по «государеву слову и делу», жертвами
которых оказывались не только простолюдины или рядовые дворяне, но и виднейшие сановники
30-х гг. XVIII в.
Судебно-следственные материалы по «государеву слову и делу» содержат сведения о харак¬
тере и формах классовой борьбы, острейших противоречиях внутри господствующего класса и
о его сложных отношениях с самодержавным государством, политической силе государства.
Они дают представление о степени развития политического сознания различных сословий и о со¬
стоянии общественно-политической мысли. На материалах Тайной канцелярии (органа полити¬
ческого сыска того времени) можно воссоздать социальную психологию сословий, выявить, какие
факторы непосредственно вызывали недовольство россиян, и в чем крылись глубинные причины
режима, названного в XIX в. «бироновщиной».
Таким образом, исследование политических дел 30-х гг. XVIII в.1 существенно расширяет
наши представления по конкретным вопросам развития России в царствование Анны Иоанновны
и по общим для всего XVIII столетия проблемам.
Между тем политическая история 30-х гг. слабо освещена в отечественной историографии,
а всестороннего анализа политических дел, являющихся, на наш взгляд, ключом к пониманию дан¬
ного времени, вообще не существует. Последнее целиком определило выбор темы настоящей
работы.
При анализе процессов первостепенное значение имели прежде всего неопубликованные до¬
кументы из архива Тайной канцелярии и ее конторы, которые хранятся в ЦГАДА (VI и VII раз¬
ряды Госархива и фонд 343). Они представляют собой непосредственно следственные дела,
списки заключенных, именные указы по’отдельным делам, журнал Тайной канцелярии, где фик-
Черникова Татьяна Васильевна, учитель средней школы, аспирантка кафедры исгории СССР
Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина.
155
сировались все приказы ее начальника. Кроме этих материалов привлекались некоторые другие
бумаги из фондов Сената, Кабинета министров и т. д. Автором этих строк просмотрены все дела
канцелярии и выборочно наиболее крупные дела конторы. В общей сложности — около тысячи дел.
Из опубликованных источников использованы мемуары и первые историко-публицистические
работы (Записки кн. Н. Б. Долгорукой, сочинения М. М. Щербатова, П. И. Панина, Т. Мальги¬
на 2), а также сообщения иностранцев (прежде всего Г. Манштейна 3) и официальные документы
30—90-х гг. XVIII в.
Историография процессов по «слову и делу» при Анне Иоанновне невелика, но достаточно
своеобразна. Не претендуя на исчерпывающее рассмотрение историографии проблемы, остановим¬
ся на присущих ей характерных чертах.
Во-первых, отсутствует комплексное исследование всех дел канцелярии и конторы на основе
анализа достоверных источников, прежде всего архивных. Отдельные крупные дела — Долгоруких,
Д. М. Голицына, А. А. Черкасского, А. П. Волынского и некоторые другие исследовались в ра¬
боте Д. А. Корсакова, С. М. Соловьева, И. А. Чистовича, В. Строева, В. И. Веретенникова,
Г. В. Ипова 4. Но, взятые в отрыве от массовых, обычно мелких дел по «слову и делу», крупные
процессы не давали возможности нарисовать объективную картину деятельности органов полити¬
ческого сыска в целом.
Существует также обширная историческая литература 5, в которой вообще конкретные дела
не анализируются, но дается оценка политическим процессам 30-х гг. XVIII в., вытекающая из
общих представлений авторов о природе режима Анны Иоанновны. Эта литература базируется,
как правило, на опубликованных материалах — записках иноземцев о России, различных офици¬
альных документах 40—60-х гг. XVIII в.
Во-вторых, господствует трактовка недовольства народа и части дворян при Анне Иоанновне
как «патриотического, национального» движения, направленного против «иноземного засилья».
Однако итоги исследования отдельных крупных дел, в частности, анализ С. М. Соловьевым и
В. Строевым самого значительного процесса —дела кабинет-министра А. П. Волынского, не под¬
твердили данной версии.
В целом можно констатировать, что анализ процессов по «слову и делу» далек от завершения.
Ключевыми моментами для дальнейшего изучения проблемы являются переход от преимуществен¬
ного привлечения опубликованных источников к исследованию архивных материалов, а также
отказ от построения логических схем по поводу процессов по «государеву слову и делу» и обра¬
щение к анализу конкретных дел.
Исходя из круга не решенных в историографии проблем и специфики Источниковой базы,
автор данной работы ставит перед собой задачу — на основе анализа документов архива Тай¬
ной канцелярии и конторы дать общую характеристику проведенных ими процессов, включающую
в себя следующие моменты: оценку размеров деятельности органов политического сыска в 30-е гг.
XVIII в., определение классовой направленности дел (с особым акцентом на соотношении дел
крестьян, посадских, солдат и дел представителей благородных сословий), анализ содержания
процессов, а также причин их возникновения.
Что представлял собой политический процесс времен Анны Иоанновны? XVIII век знал лишь
нерасчлененный на следствие и суд единый судебно-следственный процесс. Следователи были
одновременно и судьями, ни о каком праве защиты не могло идти и речи. Несмотря на имевшееся
уже тогда законодательство по политическим преступлениям, при вынесении приговоров ориенти¬
ровались в первую очередь не на него, а на решение царствующего монарха. Само словосочетание
«политический процесс» незнакомо современникам Анны Иоанновны. Служители Тайной канце¬
лярии расследовали дела, относящиеся к «государеву слову и делу».
Круг преступлений, который попадал в данный разряд, впервые был вычленен Соборным
Уложением 1649 г., поэтому процессы по «слову и делу» часто называли делами по «первым двум
пунктам», в соответствии с нумерацией статей во второй главе Уложения. Все действия и умыслы
против царя, членов его семьи, правительства, оскорбления царского имени и титула, измена, бунт
считались тягчайшими преступлениями, за их совершение предусматривалась одна мера нака¬
зания — смертная казнь. Однако судебная практика была значительно мягче. В дальнейшем состав
государственных преступлений уточнялся и расширялся в новоуказных статьях, воинском и мор¬
ском уставах, указе от 10 апреля 1730 г.
Сколько процессов по «государеву слову и делу» было проведено в 30-х гг. XVIII в.? Статисти¬
ческая оценка представляет определенную сложность, поскольку Тайная канцелярия учитывала
156
не собственно процессы, а следственные дела. Процесс мог состоять из одного следственного дела
или нескольких. Например, процесс А. П. Волынского состоял из 90 следственных дел 6, два про¬
цесса кн. Долгоруких составили 22 дела 7, процесс самозванца А. Холщевникова — одно дело 8,
а в деле о смоленском губернаторе А. А. Черкасском, напротив, можно выделить два процесса:
самого губернатора и Федора Красного Милошевича °.
Для сопоставимости данных при сравнении деятельности Тайной канцелярии и других кара¬
тельных политических органов XVIII в. были учтены не сами процессы, а, следуя логике XVIII в.,
следственные дела.
Итак, сколько дел расследовали Тайная канцелярия и ее филиал во времена Анны Иоанновны?
Описи дел канцелярии и конторы насчитывают 1909 дел. Для сравнения приведем такие цифры:
в 1715—1725 гг. Преображенский приказ и Тайная канцелярия провели примерно 992 дела;
в 40-х гг. канцелярия и ее филиал разобрали 2478 дел, в 50-х гг.— 2413, в 60-х гг.— 1246, в 70-х—
1094, в 80-х — 992, в 90-х гг.— 2861 дело ,0.
Как видно, 30-е годы резко не выделяются активностью работы органов политического сыска,
и, следовательно, количественный анализ не объясняет печальную известность Тайной канцелярии
у русских мемуаристов XVIII в. Но эта известность может быть понята при сопоставлении след¬
ствий по «слову и делу» 30-х гг. с более ранними и более поздними процессами. Отличие — в со¬
циальной направленности дел, которая далеко не однозначна.
С одной стороны, большинство следствий прошло по делам выходцев из народной среды
(64% от общей массы дел, или 1203 дела 11), но, с другой стороны, процессы представителей гос¬
подствующего класса были намного крупнее и существеннее крестьянских, посадких и солдат¬
ских дел.
«Простые» люди попадали в Тайную канцелярию обычно за распространение слухов, дерзкие
речи в адрес монарха (часто просто ругательства), за описки и оговорки в царском титуле. Дво¬
ряне в своем большинстве также не шли дальше перечисленных преступлений, но массовые дела
дворян послужили фоном, на котором возникли крупные дворянские процессы, отнесенные властями
к категории «особо важных государственных дел». Последние расследовались канцелярией совмест¬
но с Сенатом или Кабинетом министров. Из 128 «особо важных дел» времени Анны — 126 были
дворянскими. Это больше, чем в предыдущие и последующие царствования. Так, в 1726—1729 гг.
таких дел числилось всего 5 (все дворянские), в 1741 —1750 гг.— 100 (62 дворянских), в 1751 —
1762 гг.— 15 (9 дворянских), в 1762—1796 гг.— 153 (12 дворянских) |2.
Сколько говорят одни имена подсудимых времен Анны Иоанновны: члены верховного Тайного
совета, фавориты Петра II — кн. Долгорукие, верховник, автор кондиций сенатор кн. Д. М. Голи¬
цын, смоленский губернатор кн. А. А. Черкасский, кабинет-министр А. П. Волынский! Действия и
помыслы этих людей не сводились к незначительным поступкам. Они были направлены на су¬
щественные изменения в государственном устройстве и политике страны. К примеру, «заговор
верховников», в котором участвовали Долгорукие и Голицын, навязывал России олт^хическ^З
правление, а «Генеральный проект» А. П. Волынского предполагал реформу самодержавия.
На наш взгляд, именно эти крупнейшие процессы, необычные для предшествовавшей практики
органов политического сыска, следует в первую очередь учитывать при определении классовой
направленности сыска по «слову и делу» в 30-е гг. XVIII в.
Значительно число колодников Тайной канцелярии — выходцев из привилегированных сос¬
ловий: 2945 человек, что составило 33% от общего количества заключенных ,3. Причем в самой
канцелярии (без учета конторы) узники — представители господствующего класса составляли
45,5% арестованных (1465 чел.), а доля дел «благородных» людей поднималась до 42%. Послед¬
нее было немаловажно, так как расположенный в Петербурге центральный орган политического
сыска вел все крупные дела и дела, поступившие из центра политической жизни страны — сто¬
лицы и ближайших к ней губерний: Петербургской, Новгородской, Архангельской, а также
Прибалтики.
Таким образом, рассматривать деятельность.политического сыска как направленную в основ¬
ном против народного недовольства нельзя. Такой взгляд высказан был, к примеру, в статье
Н. Б. Голиковой «Органы политического сыска и их развитие в XVII—XVIII вв».14 Но невозможно,
подобно В. И. Веретенникову 15, утверждать и обратное, а именно: что основу деятельности данных
органов составляли только дворянские процессы. Если для самой канцелярии с известными на¬
тяжками это еще можно признать, то для конторы, проведшей большую часть дел 30-х гг., по¬
добные утверждения неверны. Из 1291 «московского дела» лишь 11% (142) приходятся на дела
представителей господствующего класса, причем эти дела не были крупными 16.
157
Чьи же интересы защищали Тайная канцелярия и ее контора?
Безусловно, как и весь государственный аппарат, они действовали в интересах правящего
класса. Органы политического сыска при Петре I и в 40—90-х гг. видели свою основную задачу в
подавлении волнений в народной среде. Тайная канцелярия в 30-х гг. действовала в условиях
относительного затишья классовых бурь и обострения внутридворянской борьбы; однако, охраняя
общедворянские интересы, она преследовала тех выходцев из дворянской среды, которые выдвигали
на первый план узкогрупповые требования в ущерб общеклассовым и стремились расширить
привилегии лишь части господствующего класса. Так можно трактовать сущность дел кн. Долго¬
руких, Д. М. Голицына, смоленского губернатора А. А. Черкасского.
Оценивать деятельность канцелярии и конторы только как защиту общедворянских инте¬
ресов от народного гнева и узкогрупповых претензий отдельных слоев дворянства было бы неверно.
В тех случаях, когда «собственные» интересы самодержавного государства входили в проти¬
воречие с запросами отдельных слоев дворянства или всего дворянства (в частности, в области
налоговой, доимочной, рекрутской политики, вопроса о сроках обязательной службы), органы по¬
литического сыска твердо стояли на страже интересов самодержавия. О последнем свидетель¬
ствует основная масса дворянских дел — дела рядового дворянства и отчасти процесс кабинет-
министра А. П. Волынского.
В исторической литературе масштаб деятельности Тайной канцелярии завышен. Обычно
авторы, говоря о размахе репрессий в царствование Анны Иоанновны, используют данные
Манштейна, упомянувшего в контексте рассказа о политических гонениях 20 тыс. сосланных,
«чьи имения конфискованы» |7. Иными словами, адъютант Миниха говорил о людях состоятельных.
Общее же число жертв, опал и гонений подразумевалось куда ббльшим. Причем Манштейн сви¬
детельствовал и о людях, которых ссылали без ведома Тайной канцелярии.
Как показало наше исследование, за исключением единичных процессов по «слову и делу» за
1730—1731 гг.— времени, когда канцелярии еще не существовало или она только образовыва¬
лась,—дела камер-пажа Елизаветы А. Шубина, фельдмаршала В. В. Долгорукого, все полити¬
ческие дела прошли в стенах канцелярии и конторы. Число их узников в сравнении с цифрой
Манштейна меньше в 2 раза (10 512 чел.), а число пострадавших узников — выходцев из всех
слоев населения — в 4 раза меньше (4827 чел.). А ведь ссыльные составляли среди осужденных
Тайной канцелярией 17%, или 820 человек |й.
Полностью отказываться от данных Манштейна, видимо, не стоит. Это был очень добро¬
совестный «историк». Не случайно ему доверяли С. М. Соловьев и В. О. Ключевский. Очевидно,
Манштейн назвал цифры, близкие к общему количеству сосланных в 30-х гг. по уголовным,
административным, государственным и другим делам. Тогда доля политических ссыльных при
Анне в общей массе сосланных равнялась 4%. В целом следует отметить, что политические гоне¬
ния составляют в количественном отношении ничтожную долю карательной деятельности госу¬
дарства.
Однако, если представление о размерах деятельности Тайной канцелярии в общем преуве¬
личено, то факт особого (по сравнению с другими царствованиями XVIII в., за исключением
правления Павла I |В) политического «террора» в отношении представителей господствующего
класса не вызывает сомнений.
Переходя от оценки классовой направленности и масштабов деятельности Тайной канцелярии
к конкретным делам «по первым двум пунктам», нужно выделить три вида наиболее частых в
следственной практике преступлений. Среди всех слоев населения были распространены: осуж¬
дение правительственного курса, указов и действий властей: «непристойные» слова в адрес Анны
Иоанновны и ее окружения; преступления, возникшие на церковной или религиозной почве90.
Например, канцелярия (без конторы и без учета «особо важных» дел) за все 30-е гг. рассмотрела
494 дела. На долю осуждения правительственного курса и действий властей пришлось 154 дела,
на «непристойные» слова о царице — 122 и на «церковные» — 81 дело91. Естественно, различные
сословия вкладывали в эти формы проявления недовольства различный классовый смысл.
Обратимся к делам представителей господствующего класса. Среди них можно выделить пять
условных групп процессов по «слову и делу».
Первую составляют дела «олигархически настроенных» вельмож, которые стремились путем
реформирования самодержавия или, пользуясь расположением императрицы, сконцентрировать
в своих руках значительную власть. Князья Долгорукие, фавориты Петра II, в 1728—1730 гг.
правившие Россией от имени мальчика-царя, после его смерти пытались «удержать престол»
158
за его невестой — кн, Е. Долгорукой, а потом приняли участие в составлении кондиций, которые ог¬
раничивали власть выбираемой на трон Анны Курляндской в пользу восьми членов верховного
Тайного совета. Участие Долгоруких в 1730 г. в «затейке верховников» придало этому противо¬
речивому заговору преимущественно олигархический характер. Провал кондиций повлек за собой
многочисленные дела Долгоруких, которые можно объединить в два больших процесса. Первый
прошел в 1730—1736 гг. и был следствием попытки ограничить самодержавие в 1730 г. Второй
процесс (1736—1740 гг.) имел целью, расправившись со старыми и уже неопасными врагами,
напугать недовольных и прекратить ропот, возникший в дворянской среде уже во время царство¬
вания Анны аа. Другим «олигархическим» процессом можно считать дело смоленского губернатора
кн. А. А. Черкасского (племянника кабинет-министра А. М. Черкасского) аз. Губернатор рас¬
считывал сделать карьеру, используя свой фавор при дворе Голштинского герцога, сын которого
как внук Петра I имел обоснованные претензии на русский престол. Высказывался Черкасский
положительно и об олигархическом устройстве государственной власти в Речи Посполитой,
сочувствовал «затейке верховников».
Эти процессы отразили две противоположные тенденции: одна из них указывала на усиле¬
ние олигархических настроений в рамках абсолютизма XVIII в., а другая свидетельствовала о ши¬
роком недовольстве рядовых дворян данным явлением. При этом важно, что процессы были прежде
всего результатом борьбы внутри сановно-аристократической верхушки дворянства, а их след¬
ствием было не ограничение влияния олигархии (временщиков, фаворитов, «сильных персон»),
а перераспределение мест внутри нее.
Вторую группу процессов составляли дела кн. Д. М. Голицына (1736 г.) 34. Они отразили
конституционно-аристократические устремления незначительной части родовой знати. Голицын
был инициатором избрания на престол в 1730 г. Анны Иоанновны и предложения ей кондиций,
которые ограничивали самодержавие в России. Поскольку олигархический тон «ограничительных
пунктов» не мог удовлетворить его, да и большинство дворян, князь разработал свой проект
реформ. Аристократическая «конституция» Голицына, по словам В. О. Ключевского, была осно¬
вана на мысли о законности, приоритете закона над властью монарха, но, ограничивая права
самодержца, она провозглашала всевластие родовой знати, что и оттолкнуло от нее дворянство,
состоявшее в большинстве своем из мелких и средних помещиков. Даже обещание всему
шляхетству гарантий личной безопасности от произвола монарха, свободы от обязательной службы
и других социально-экономических привилегий, которые во многом предвосхитили «золотой век»
дворянства при Екатерине II, не обеспечило поддержки голицынскому проекту. С восстановлением
самодержавия 25 февраля 1730 г. князь Д. М. Голицын попадает в опалу, а в 1736 г. под суд,
который приговорил его к вечному заточению в крепости и конфискации всего имущества.
Расправа над вождем конституционно-аристократической «партии» практически положила
конец попыткам родовой знати утвердить в России аристократический (наподобие шведского)
режим. Однако и после дела Голицына критика самодержавия с аристократических позиций
продолжалась, что послужило одной из предпосылок возникновения в будущем дворянского и
либерального, и революционного движений. Не случайно А. И. Герцен видел в Голицыне отца
конституционного движения в России, а «затейку верховников» трактовал как единственный
«политический проблеск» в XVIII в.26
Политические процессы, связанные с олигархическими и конституционными настроениями,
были одними из самых крупных дел 30-х гг. XVIII в. В целом же они не составили основной массы
дел представителей господствующего класса и непосредственно затронули лишь небольшую часть
высшего дворянства.
Третья группа процессов — это массовые дела средних и мелких дворян и примыкавшего к
ним недворянского чиновничества (520 из 646 дел выходцев из господствующего класса) ае.
Данные дела составили большинство процессов «благородных» людей и отразили политическое
недовольство основной части российского господствующего класса.
Это недовольство вызывалось неудачной внешней и особенно внутренней политикой Анны
Иоанновны: отсутствием ощутимого расширения привилегий дворянства (реального сокращения
срока обязательной службы, облегчения производства в чины, регулярной выплаты жалования
и новых поместных раздач), налоговой, доимочной и рекрутской политикой правительства, от¬
ветственностью помещика за выплату его крепостными подушной подати, а также разрешением
людям всех сословий доносить на дворян, скрывающих недоимки, и т. д. Рядовые дворяне негатив¬
но оценивали чрезмерно расточительный образ жизни царицы, всевластие ее временщиков,
159
забавы двора типа «ледяного дома», тем более, что происходили они на фоне голода, эпидемий,
пожаров и других стихийных бедствий в стране.
Массовые дворянские дела отличает неразвитость политической мысли рядового дворянства,
которое даже не могло точно сформулировать своих требований, примитивность форм, в которые
облекался их протест, постоянное «соседство» политических преступлений с уголовными и адми¬
нистративными проступками. Например, симбирский дворянин Д. Смолков обвинялся в сочине¬
нии пасквиля на местную полицию; одновременно выяснилось, что он длительное время скрывался
от службы, для чего переписался в подушный оклад27. Другой узник, казанский дворянин
А. Племянников, уличенный в непристойных словах об Анне и ложном сказании «слова и дела»,
воровал и продавал вино казенных заводов 28. Дворянин С. Астраханцев обвинялся в грабеже 29.
Рядовым дворянам инкриминировались «дерзкие» слова (часто просто ругательства) в адрес
императрицы, центральных и местных властей. В массовых дворянских делах не встречались ни
точно сформулированные интересы и пожелания рядового шляхетства, ни попытки действовать.
Лишь раз встречается предложение проекта реформ. В 1733 г. за сочинение о положении дел
в церкви, государстве, финансах в Тайную канцелярию угодил сенатский секретарь Г. Баскаков 30.
Он был выпущен без наказания, так как при рассмотрении дела оказалось, что проект в основном
посвящен созданию школы приказных при Сенате и антиправительственной критики не содержит.
Даже бегство «задушенных» недоимками крестьян Баскаков объяснял нерадением сельских попов,
«от чего препростые души гибнут» и государство казнит ежегодно по пять тысяч беглецов.
Заметим, что требования рядового дворянства дворянин Г. Баскаков сформулировал значительно
слабее, чем другой прожектер 30-х гг., узник Тайной канцелярии сельский священник С. Дугин 3|.
Помимо осуждения властей и государственных указов, в делах шляхтичей видим и другие
государственные преступления. Встречались, в частности, процессы приверженцев Елизаветы Пет¬
ровны как наследницы престола, дела, где подсудимые выражали недовольство иноземными
любимцами Анны — Бироном, Минихом, Левенвольде.
Незначительное число дел сторонников Елизаветы в 30-х гг. еще раз подчеркивает верхушечный
характер дворцовых переворотов XVIII в.
Немногие дела, связанные с осуждением «иноземного засилья» 32, свидетельствуют о том,
что сущность политической дворянской борьбы в правление Анны Иоанновны составлял не
«национальный, патриотический» протест русского дворянства против иноземцев, а сугубо рос¬
сийские проблемы, на которые служилые иноземцы оказывали очень малое влияние. Число ино¬
странцев на русской службе не увеличилось в 30-х гг. Следует отметить, что участие Бирона в
деятельности Тайной канцелярии по ее документам не прослеживается, даже жалоба на Волын¬
ского была им подана Анне после начала следствия над кабинет-министром, когда тот уже
«сломался» и признал себя виновным. Ни один иностранец не попал в штат канцелярии Тайных
розыскных дел.
Близость содержания дел, где встречалась критика иноземных фаворитов и русских «сильных
персон», наводит на мысль, что процессы, в которых прозвучало осуждение иноземных фаворитов,
отразили одну из форм недовольства олигархическими тенденциями в рамках русского абсолю¬
тизма. Иными словами, дворян беспокоила не концентрация власти в руках иноземцев, а усиление
бесконтрольной власти олигархов («немцев» и русских) в целом, так как последние использовали
власть более в своих личных, нежели общеклассовых интересах.
Таким образом, выделять время Анны Иоанновны как время активизации «национального»
протеста дворянства против «иноземного засилья» нам кажется необоснованно. При этом, конечно,
нельзя отрицать имевшееся негативное отношение к иностранцам, характерное еще со времен
Петра I, когда в массовом порядке приглашались на службу иностранцы.
Как представляется, версия о всенародном осуждении «иноземного засилья» в правление Анны
родилась в 40—90-х гг. в связи с конъюнктурными соображениями правивших тогда монархов, вы¬
нужденных как-то оправдывать свой захват трона. Причем курляндского герцога Бирона стали на¬
зывать «главным врагом России» только в царствование Екатерины II. Елизавета благоволила Би¬
рону (даже выпустила егсгиз ссылки), так как он спас ее от монастыря в царствование Анны. Резкая
критика Бирона как политического деятеля в официальных документах 60—90-х гг. объяснялась по¬
воротом внешней политики России в Прибалтике. От поддержки курляндских герцогов правительство
перешло к поддержке фрондирующих баронов, полагая, что так быстрее решится проблема при¬
соединения Курляндии к России. В противовес образу национального врага Бирона в царствование
Екатерины II «родился» образ национального героя — недруга Бирона в конце 30-х гг. (и, напом¬
160
ним, его протеже в начале и середине 30-х гг.) кабинет-министра А. П. Волынского. Примеча¬
тельно, что именно Екатерина II, а не Елизавета, первая дала положительную оценку деятель¬
ности Волынского.
Елизаветинская и екатерининская трактовки правления Анны отразились в мемуаристике и
публицистике середины—конца XVIII столетия. Косвенным подтверждением служили сообщения
иноземцев, которые, как известно, объясняли свои неудачи в России нелюбовью русских к «немцам».
«Борьба с иноземным засильем» постепенно стала стойкой историографической традицией, чему
способствовало преимущественное внимание к опубликованным документам (официальным бу¬
магам 40—90-х гг., мемуарам, публицистике, запискам иностранцев) и недоступность в начале
XIX в. источников из архива органов политического сыска.
Четвертая группа процессов представителей господствующего класса представлена одним,
но зато самым крупным и значительным для 30-х гг. делом кабинет-министра А. П. Волынского
и его «конфидентов»: президента коммерц-коллегии П. И. Мусина-Пушкина, тайного советника
А. Ф. Хрущева, главноуправляющего над строениями П. М. Еропкина, секретаря императрицы
Эйхлера, секретаря иностранной коллегии де ла Суда, морского офицера Ф. И. Соймонова 33.
Мотивы, двигавшие Волынским, ничем не отличались от стремлений Долгоруких и других
олигархов — возвыситься над другими вельможами, приблизиться к императрице и управлять
от ее имени страной. Методы, которыми Волынский пытался возвыситься,— доносы, личный фавор
у Анны и ее любимцев (в частности, Миниха, Бирона), также не отличались от обычных прие¬
мов олигархов.
Но Волынский вместе с тем был государственным деятелем, понявшим, что без реформ,
идущих навстречу требованиям основной массы дворянства, невозможно стабилизировать внутри¬
политическое положение, прекратить рост дворянского недовольства. Он включил в свою программу
реформ помимо хорошо разработанных требований высших слоев дворянства ряд пожеланий
рядового шляхетства о расширении социально-экономических привилегий. Конечно, последние,
как и в проектах 1730 г., были разработаны значительно слабее политических реформ, за которые
боролось высшее дворянство.
Чисто олигархические методы борьбы не сделали Волынского общепризнанным дворянским
лидером. Он не был популярен даже среди русского дворянства времен Анны Иоанновны. Волын¬
ский погиб как временщик, переоценивший свои силы в борьбе с конкурентами. Однако процесс
кабинет-министра явился своеобразным итогом политической борьбы 30-х гг. Кабинет-министра
приговорили к смертной казни, но это был приговор и режиму. Его падение стало делом времени.
Елизавета Петровна и Екатерина II, придя к власти через дворцовые перевороты, будут осуществ¬
лять те общедворянские требования, к которым подошел в своем проекте реформ А. П. Волынский.
Пятую группу политических дел составили дела крупнейших архиереев Ф. Лопатинского,
М. Родышевского, ростовского архиепископа Гедеона и др. Эти процессы, не касаясь общеполи¬
тических вопросов, несли на себе отпечаток борьбы сторонников петровской церковной реформы во
главе с Ф. Прокоповичем с приверженцами Г. Дашкова, взявшими курс на восстановление па¬
триаршества. Расправа с церковными лидерами — сторонниками восстановления патриаршества 34
явилась еще одним доказательством необратимости церковной реформы Петра I, укрепления
светского аппарата власти и превращения священнослужителей в послушный самодержавию
специфический род чиновничества.
Заслуживает особого внимания дело сельского священника Саввы Дугина 35, который со¬
ставил теократический проект государственных реформ. Он предлагал все функции светской
власти передать церкви, был горячим поклонником не только восстановления, но и усиления власти
патриарха. В «тетрадях» Дугина дается яркая картина положения всех сословий при Анне
Иоанновне. Предлагаемые священником реформы в социальной и экономической сферах были
направлены на расширение привилегий рядовых дворян. В целом проект Дугина содержал силь¬
нейшую критику правления Анны Иоанновны, и не случайно автор кончил жизнь на плахе.
Следует отметить, что, несмотря на недовольство правлением Анны Иоанновны со стороны
«благородных» людей, сам государственный режим в силу ряда объективных и субъективных при¬
чин (частичного удовлетворения отдельных требований дворянства, несогласованности внутри него,
существования культа «святости» императорской особы и т. д.) оказался достаточно жизнеспо¬
собным и не вызвал дворцового переворота при жизни императрицы, хотя предпосылки такового
существовали в течение всего ее царствования.
6 История СССР, № 5
161
Чем же характерен этот режим? На наш взгляд, ему присущи острые противоречия внутри
дворянства, суть которых состояла в том, что высшая его прослойка стремилась к расширению
политических привилегий при реформе самодержавия, а рядовое дворянство добивалось расши¬
рения социально-экономических прав при неприкосновенности сложившегося в конце XVII — на¬
чале XVIII в. государственного устройства.
Заметим, что среди малочисленного (2% от общего числа дворян) зв, но экономически и по¬
литически мощного высшего дворянства выделялись, как минимум, три соперничавшие между
собой группировки: сторонники олигархического устройства государственной власти, аристокра¬
тической конституции и приверженцы самодержавия, но при обязательной его реформе в сто¬
рону усиления непосредственного участия высших кругов дворянства в управлении страной и
обосновании гарантий сановников от произвола монарха.
Противоречия внутри господствующего класса, не разрешившиеся каким-либо компромиссом
между различными его слоями, привели к усилению относительной самостоятельности абсолю¬
тистского государства по отношению к его социальной опоре, росту олигархических тенденций в
рамках самодержавия, что, в свою очередь, повлекло значительные расхождения между запро¬
сами дворянства и правительственным курсом в царствование Анны Иоанновны.
Классовая борьба 30-х гг. XVIII в. сказалась на политическом режиме Анны. Процессы по
«слову и делу» крестьян, посадских, солдат отразили рост классовой борьбы по сравнению с
1725—1730 гг., но они также свидетельствовали о том, что классовая борьба в царствование Анны
не выходила за рамки пассивных форм сопротивления.
Наиболее опасным для правящего класса и самодержавия явилось появление четырех са¬
мозванцев — А. Холщевникова (1731 г.), Т. Труженникова и Л. Стародубцева (1733 г.), И. Ми-
ницкого (1739 г.) 37, что было показателем популярности в народе самозванческой идеи, без которой
было немыслимо ни одно крупное крестьянское движение в России. Вместе с тем самозванство
говорило о сильных царистских иллюзиях народа, тем более, что в самозванстве 30-х гг. XVIII в.
наблюдалось нейтральное, а порой и благожелательное отношение к Анне.
Попытки «царевичей — сыновей Петра I» поднять казаков, бурлаков и голытьбу окраин в
поход на Москву кончились полным провалом. Народ оказался неспособным на серьезное выступ¬
ление.
Государство же, не отягощенное необходимостью борьбы с серьезными крестьянскими выступ¬
лениями, получило возможность куда брлее свободно строить свою политику по отношению к раз¬
личным слоям общества. Таким образом, господство пассивных форм сопротивления народа уси¬
ливало относительную независимость государства в царствование Анны.
Примечания
1 Автор пользуется термином «политические дела» как синонимом термина XVIII в. «слово и
дело». Естественно, политические процессы XVIII в. значительно отличались от современных.
Однако, учитывая, что преступления против государственной власти (т. е. политические пре¬
ступления) уже были выделены законодательством в особый раздел, а для их пресечения суще¬
ствовали специальные органы, мы считаем использование термина «политические дела» для опре¬
деления дел Тайной канцелярии вполне уместным.
3 Мальгин Т. Зерцало российских государей. СПб., 1791; Панин П. И. Русское дво¬
рянство 1725—1744 гг.—Русская старина, 1879, № 11; Щербатов М. М. О повреждении
нравов в России. Оправдание моих мыслей. Соч. СПб., 1898, т. I—II; Записки кн. Н. Б. Долго¬
рукой. СПб., 1912.
3 Записки Манштейна о России. СПб., 1875.
4 Ч истович И. А. ФеосЬан Прокопович и его время. СПб., 1868; Корсаков Д. А.
Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань, 1891; Веретенников В. И. Из истории Тайной
канцелярии 1731 — 1761 гг. М., 1905; Строев В. Бироновщина и Кабинет министров. М., 1909;
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1963, кн. X, т. XIX, гл. III; т. XX,
гл. Ill—IV; И пов Г. В. Люди старого века. СПб., 1880.
5 Арсеньев Н. Царствование Петра II. СПб., 1839; Шишковский И. События в Пе¬
тербурге в 1740—1741 гг.—Отечественные записки, 1858, № 5; Семевский М. И. Елизавета
Петровна до восшествия своего на престол. Первый год царствования Елизаветы Петровны.—
Русское слово, 1859, кн. 2, 6; Шебальский П. К. Вступление на престол Анны.—Русский
вестник, 1859, кн. 1; е г о же. Чтения по русской истории. Вып. 4. М., 1874 и др.; Андреев В. В.
Представители власти в России после Петра I. СПб., 1870; Хм ырев Д. Граф Лесток.— В кн.:
Исторические статьи. СПб., 1873; Фирсов Н. Н. Вступление на престол Елизаветы Петровны.
Казань, 1888; Долгоруков П. В. Время Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М.,
1909; Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1959, т. 4.
162
в ЦГАДА, Госархив, разр. VI, д. 194—281.
7 Там же, д. 164—186.
8 Там же, л. 186.
9 Там же, д. 188.
10 Там же, разр. VII, опись, ч. 1—2; разр. VI, опись, ч. 1—2; ф. 349 (Московская контора),
опись, ч. 1—2.
11 Там же.
12 Там же, разр. VI, опись, ч. 1—2.
13 Там же, разр. VII, д. 272, ч. I—XVIII.
14 Г о л и ков а Н. Б. Органы политического сыска и их развитие в XVII—XVIII вв.— В сб.:
Абсолютизм в России. М., 1964.
15 Веретенников В. И. Указ. соч.
18 ЦГАДА, ф. 349, опись, ч. 1.
17 Записки Манштейна о России, с. 189.
18 ЦГАДА, Госархив, разр. VII, д. 272, ч. I—XVIII, д. 269.
19 Эйдельман Н. Я. Грань веков. М., 1982, с. 106—108.
20 Разнохарактерные дела — от процессов в связи с неправильным исполнением церковной
службы, ересями, расколом, присягой священников до дел о хищениях, злоупотреблениях высших
иерархов.
51 ЦГАДА, Госархив, разр. VII, опись, ч. 1.
22 Там же, разр. VI, д. 164—185.
23 Там же, д. 188.
24 Там же, д. 189.
28 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли, иэд. 2. М.--Л., 1925, т. 2,
с. 144—162; Герцен А. Я. О развитии революционных идей в России.— В кн.: Письма в будущее.
М., 1982, с. 230.
20 ЦГАДА, Госархив, разр. VII, опись, ч. 1; ф. 349, опись, ч. 1.
27 Там же, Госархив, разр. VII, д. 622.
28 Там же, д. 434.
29 Там же, д. 622.
30 Там же, д. 339.
31 Там же, д. 309.
32 В 30-е гг. XVIII в. было проведено восемь дел (0,5% от общего числа дел), в которых осуж¬
дение иноземцев было основным преступлением подсудимых (критика иноземцев, обычно Миниха,
Бирона, Р. Доненвольде (и один раз в деле Волынского А. И. Остермвна) содержалась в неп¬
ристойных словах в адрес Анны).
33 Там же, разр. VI, д. 194-220.
34 Они были лишены сана и сосланы в дальние монастыри.
38 ЦГАДА, Госархив, разр. VII, д. 309.
38 Водарский Я. Ё. Население России (в конце XVII — начале XVIII в.). М., 1982, с.
65-66. ‘
37 ЦГАДА, Госархив, разр. VI, д. 186, 187, 192.
А. В. Д Е М К И Н
О ПЕРИОДИЗАЦИИ ТОРГОВЛИ ЗАПАДНОГЕРМАНСКОГО
КУПЕЧЕСТВА В РОССИИ XVII ВЕКА
В XVII столетии русское государство вело интенсивную торговлю со странами Европы. Ку¬
печество Англии, Нидерландов, немецких городов Гамбурга и Любека составляло абсолютное
большинство торговавших в России XVII в. западноевропейцев. Помимо коммерсантов из Запад¬
ной Европы на русском рынке действовали немецкие купцы из прибалтийских городов — Риги,
Колывани (Таллинна), Ругодива (Нарвы), входивших в состав шведского государства, и купе¬
чество из Северной Европы — шведы и датчане. В течение всего рассматриваемого периода рус¬
ский экспорт в страны Европы шел через европейских коммерсантов.
Западноевропейское купечество имело довольно сильные позиции на внутреннем русском рынке
и стремилось их упрочить. Оно было заинтересовано в торговле с Россией. Европейских ком¬
мерсантов не останавливали трудности длительного путешествия вокруг Европы по северным морям
до Архангельска. При этом купечество Англии и Нидерландов боролось за торговую гегемонию
Демкин Андрей Владимирович, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института
истории СССР АН СССР.
6*
163
в России, что было отражением борьбы за мировую торговую гегемонию. Англичане и нидерландцы
стремились максимально потеснить русских купцов с формирующегося всероссийского отечест¬
венного рынка, захватить в свои руки посредническую торговлю внутри страны, скупая продукцию
у непосредственных производителей, и тем самым подчинить этот рынок интересам английского
либо нидерландского торгового капитала.
В XVII столетии развернулась борьба между западноевропейским и русским купечеством за
преобладание на внутреннем рынке России. В то же время слабый русский торговый капитал не мог
занять сколько-нибудь прочных позиций на европейских рынках.
Попытаемся предложить периодизацию торговли западноевропейского купечества в России
XVII в. в соответствии с изменением политики царского правительства по отношению к евро¬
пейскому купечеству. Заметим, что возможен и другой принцип периодизации — колебания евро¬
пейской и мировой рыночной конъюнктуры. Но рыночная конъюнктура не оказывала такого сильно¬
го влияния на торговлю западноевропейского купечества в России, как правительственная по¬
литика. Во второй половине XVI — начале XVII в. в европейских странах сложились купеческие
компании, для которых основой их деятельности, несмотря на колебания рыночной конъюнктуры,
была торговля с Россией. Основные товары русского экспорта — кожи, пенька, поташ, сало и
пушнина — пользовались постоянным спросом в Европе.
Первый период торговой деятельности западноевропейцев относится к XVI в. Остановимся
вкратце на основных событиях в истории внешней торговли страны во второй половине этого
столетия. В 1555 г. Иван Грозный даровал английской Московской компании первую привилегию.
По этой привилегии компания получала право на свободную, беспошлинную (как оптовую, так и
розничную) торговлю на всей территории России. Наиболее выгодной для Московской компании
была привилегия 1569 г., которая наряду с указанными льготами разрешала транзитную торговлю
с Персией. Столь губительные для национальной торговли льготы английским купцам были предо¬
ставлены Иваном Грозным исключительно по политическим соображениям, с целью добиться
заключения союза с Англией. Когда последняя на союз не пошла, Иван Грозный временно
приостановил англо-русскую торговлю. Но в начале 70-х гг. XVI в. она восстановилась.
Датой отсчета первого периода торговли западноевропейского купечества в России XVII в.
является 1586 год. Льготы, содержавшиеся в привилегии Федора Ивановича 1586 г. английской
Московской компании, сохранились и в последующих привилегиях Бориса Годунова, Лжедмитрия I
и Василия Шуйского. Привилегия давала компании право вести в России оптовую торговлю бес¬
пошлинно. Но в отличие от привилегий 1555 и 1569 гг. транзитная торговля с Персией и розничная
торговля были навсегда запрещены.
Английская Московская компания имела торговые дворы в Москве, Архангельске, Вологде,
Холмогорах и Ярославле. Кроме того англичане наладили канатное производство в Вологде и
Холмогорах. Но кроме Московской компании во второй половине XVI — начале XVII в. в России
вели оптовую торговлю и не входившие в нее английские купцы и купцы из других западноевро¬
пейских государств. Некоторые нидерландские купеческие компании пользовались правом вести
оптовую торговлю и уплачивать половину пошлины. В 1603 г. Борис Годунов пожаловал грамоту
Любеку и ряду ганзейских городов на право торговли в Ивангороде, Новгороде и Пскове.
Купцы из этих городов могли торговать почти беспошлинно, так как с них велено было взимать
лишь весовые пошлины. Но буквально в следующем году с ганзейцев стали взимать обычные
пошлины, мотивируя это их злоупотреблениями, поскольку они стали привозить чужие товары
под видом своих и в таможенных сборах произошел «недобор». В целом в этот период господ¬
ствующее положение в торговле с Россией занимала наиболее привилегированная английская
Московская компания. Но уже к началу XVII в. она постепенно уступила свои позиции нидерланд¬
скому купечеству ‘.
Первый период торговли западноевропейского купечества в России XVII в. завершается в
начале XVII столетия. Разразившаяся гражданская война и польс ко-шведе кая интервенция подо¬
рвали внешнюю торговлю. Европейские коммерсанты вынуждены были приостанавливать свою
деятельность в России. Об условиях торговли того времени красноречиво свидетельствует чело¬
битная нидерландца Г. Кленка 1613 г. В «литовское разорение» дворы в Москве и на Вологде,
принадлежавшие его компании, были разграблены. В начале 1613 г. его судно, зимовавшее у
Тотьмы, было разграблено «литовскими людьми». Его самого и его людей «литовские люди»
«мучили и едва живыми отпустили» 2.
164
В 1612 г. в условиях гражданской войны в России был выдвинут проект подчинения рус¬
ского Севера (области между Архангельском и р. Волгой) протекторату английского короля.
Его автор, резидент английской Московской компании Дж. Меррик, опасался, что Россия попадет
под власть Речи Посполитой и вследствие враждебности польского короля к Англии это повлечет
за собой потерю компанией ее привилегий. В то же время все преимущества в торговле с Россией
получат Нидерланды, которые, по словам Меррика, уже делали подобные предложения Речи
Посполитой3. Проект отражает англо-нидерландское соперничество за торговую гегемонию и
экспансионистские устремления английского и нидерландского торгового капитала. Он свидетель¬
ствует о существовании планов передовых западноевропейских стран экономически подчинить
себе Россию. Однако им не суждено было сбыться.
Второй период торговли западноевропейского купечества в России XVII в. охватывает
1613—1649 гг. Правительство Михаила Романова произвело пересмотр всех жалованных грамот.
Новые грамоты на право торговли в России выдавались и западноевропейским купцам. Англий¬
ская Московская компания в этот период сохранила свои привилегии: ее члены по жалованным
грамотам 1613, 1626, 1628 гг. вели беспошлинную торговлю в России, т. е. фактически были подтвер¬
ждены льготы, предоставленные еще в 1586 г. Некоторые нидерландские компании продолжали
пользоваться правом уплачивать половину таможенных пошлин. Жалованные грамоты выдавались
и немецким купцам, в частности любекским в 1636 г., но с условием уплачивать пошлину в пол¬
ном размере. В этот период продолжалась борьба за приоритет на русском рынке между англий¬
ским и нидерландским купечеством. При этом первенство переходило к нидерландскому купечеству.
В XVII столетии основная масса товаров ввозилась западноевропейцами через Архангельск.
Часть товаров шла через Новгород и Псков. Так как Россия была отрезана от Балтийского моря,
то использовать этот кратчайший путь западноевропейские купцы могли лишь при посредничестве
прибалтийских коммерсантов — подданных шведского государства. Западноевропейцы явно пред¬
почитали прямые торговые связи с русским рынком (через Архангельск) торговле через пос¬
редников.
Западноевропейское купечество было крайне заинтересовано получить право вести транзитную
торговлю с Персией, с Востоком. Этот вопрос неоднократино поднимали англичане (особенно
активно Дж. Меррик в первые годы царствования Михаила Федоровича) и нидерландцы.
Об этом же просили датчане и французы. В 1634 г. было заключено соглашение с Голштинским
двором, по которому купеческая компания получала право на транзитную торговлю с Персией в
течение десяти лет. Но соглашение это осталось на бумаге из-за нежелания голштинской сто¬
роны уплачивать установленную Россией сумму за предоставленное право.
По существу стремление западноевропейцев получить право транзитной торговли с Персией
было все той же попыткой подчинения русского рынка интересам европейского капитала. В случае
успеха западноевропейцы не только оттеснили бы русское купечество от восточной торговли, но во
много раз увеличили бы ее объем. Через Россию шел кратчайший и наиболее безопасный путь в
страны Востока, и несомненно он стал бы основным в восточной торговле. Можно только предпо¬
лагать, какой ущерб экономической (а возможно, и политической) самостоятельности России был
бы нанесен. Но совершенно ясно, что основной торговый путь страны — волжский — был бы под¬
чинен интересам транзитной торговли западноевропейцев со странами Востока. Русское прави¬
тельство не поддалось на настойчивые уговоры ряда западноевропейских государств предоста¬
вить их купечеству право транзитной торговли с Персией. Думается, первостепенную роль здесь
сыграли настойчивые возражения русского купечества, видевшего в этом прямой ущерб для рус¬
ской торговли 4.
Вообще для второго периода торговли западноевропейского купечества в России XVII в.
характерно усиление влияния русских купцов на выработку государственной внешнеторговой
политики. Генезис капиталистических отношений в стране и начавшийся процесс складывания
всероссийского рынка, «руководителями и хозяевами» которого были «капиталисты-купцы»5,
способствовали росту экономических возможностей торгового капитала, что непосредственным
образом отразилось на общественно-политической жизни страны. Новая общественно-политическая
ситуация, сложившаяся после гражданской войны и польско-шведской интервенции, характери¬
зовалась усилением роли сословий и сословного представительства — Земского собора — в вы¬
работке государственной политики.
Важным средством влияния русского купечества на выработку внешнеторговой политики
были челобитные. В 20— 40-х гг. русское купечество подало царю несколько челобитных, в кото¬
165
рых настаивает на ликвидации привилегий западноевропейским купцам. Основное требование —
запретить им торговлю внутри страны, разрешив ее лишь в пограничных пунктах и портах.
Пользуясь жалованными грамотами, дававшими право на торговлю внутри страны, иностранцы
незаконно занимались скупкой товаров у непосредственных производителей, розничной торговлей,
т. е. оттесняли русских купцов с формирующегося всероссийского рынка, пользуясь лучшей орга¬
низацией и располагая более крупными капиталами (в этом нет ничего удивительного, поскольку
за спиной действовавших в России коммерсантов стояли крупные торговые фирмы Европы).
Наряду с привилегированными европейскими купцами в этом участвовали и не имевшие права
на торговлю внутри страны. В челобитных отмечалось, что они подкупали представителей царской
администрации либо пользовались чужими жалованными грамотами. В результате цены на рус¬
ские товары падали. Путем сговора иностранцы одновременно повышали цены на импортные то¬
вары, качество которых, как утверждали русские купцы, ухудшалось. Они стремились предъявлять
в таможнях меньшую часть товаров, а большую провозили беспошлинно, нанимая для этой цели
мелких русских торговцев. Русское купечество жаловалось на то, что иностранные коммерсанты
всячески препятствовали поездкам русских с товарами за границу. Все это разоряло русское ку¬
печество.
Купеческие челобитные, в которых решительно ставились вопросы внешней торговли, были выз¬
ваны новой общественно-политической ситуацией и усилением роли торгового капитала в эконо¬
мической жизни страны. Требования русского купечества монополизировать посредническую тор¬
говлю отечественными товарами, т. е. запретить иностранцам торговать внутри страны, были не¬
осуществимы во времена Ивана Грозного и его ближайших преемников. Без правительственной
поддержки отечественные коммерсанты не могли потеснить иностранцев на внутреннем рынке.
Здесь сказывалась слабость русского торгового капитала в сравнении с западноевропейским.
Настойчивые требования русского купечества имели определенный успех. В 1646 г. был принят
указ о взимании торговых пошлин со всех купцов, в том числе и с англичан, что было обусловлено
также стремлением повысить доходы казны за счет притока пошлин. Англичане, таким образом,
потеряли свою основную привилегию. Указом от 1 июня 1649 г. английским купцам запрещалось
торговать внутри страны. В указе подчеркивалось, что Михаил Федорович даровал английской
Московской компании привилегии по просьбе Карла I. В связи с казнью английского короля
царское правительство считало себя свободным от обязательств, данных ему. В указе отмечались
злоупотребления англичан в использовании ими права беспошлинной торговли. Они обвинялись
в обмане казны и разорении русского купечества. Это означало потерю английскими купцами их
позиций в России.
На наш взгляд, казнь Карла I была не просто предлогом, использованным правительством
Алексея Михайловича для удовлетворения (хотя бы частичного) требований русского купечества
(ведь нидерландскому и немецкому купечеству не было запрещено торговать внутри страны).
Сам по себе факт казни монарха не мог не произвести сильного впечатления, что, конечно, помогло
принять соответствующее решение б.
Указ от 1 июня 1649 г. открывает третий период торговли западноевропейского купечества в
России XVII в. Английское купечество уступает свой приоритет на русском рынке нидерландским
купцам. На второе место выдвигается немецкое купечество (из Гамбурга и Любека).
Во второй половине XVII в. общественно-политическая ситуация в России меняется — здесь
происходит складывание абсолютной монархии. Начиная с 50-х гг. XVII в. в экономической
политике правительства Алексея Михайловича прослеживаются элементы меркантилизма. В целом
же в рассматриваемый период политика меркантилизма, который в то время находился на мо¬
нетарной стадии, становится все более последовательной. В ней прослеживается стремление по¬
высить приток иностранной валюты в страну. Уплата таможенных пошлин иностранным купе¬
чеством становится обязательной, пошлины берутся только ефимками и золотыми, т. е. валютой.
В таможенной политике все более явственны протекционистские тенденции. Покровительствен¬
ный характер по отношению к русскому купечеству имела таможенная уставная грамота 1653 г.
Она отменяла проезжие и различные мелкие таможенные пошлины, существовавшие еще с пе¬
риода феодальной раздробленности, и вводила рублевую пошлину с продавцов товаров. Тамо¬
женная грамота 1653 г. способствовала улучшению условий торговли русского купечества. Она
была ответом на его жалобы о злоупотреблениях таможенной администрации при взимании мно¬
гочисленных пошлин.
166
В этот период английское купечество пытается восстановить свои позиции в России. Но после
1649 г. лишь отдельным англичанам удавалось получить разрешение на право торговли внутри
страны. Русское купечество продолжает борьбу за ликвидацию привилегий западноевропейского
купечества. Но теперь в своих челобитных оно жалуется на засилье нидерландских и гамбургских
коммерсантов, требует применения к ним тех мер, что и к английской Московской компании.
Однако правительство продолжало выдавать жалованные грамоты иностранцам. Так, в 1652 г.
5—6 купцам города Любека разрешено было приезжать с товарами в Москву 7.
Западноевропейские купцы не всегда выступали на русском рынке единым фронтом. К примеру,
в одной из купеческих челобитных, поданной между 1649 и 1667 гг., просьба запретить ни¬
дерландским и гамбургским купцам ездить с товарами во внутренние районы страны исходит не
только от русских купцов, но и от иностранцев, в основном нидерландцев и гамбуржцев, которые
не имели жалованных грамот и торговали только в Архангельске. Сближение интересов непри¬
вилегированных иностранных и русских купцов произошло потому, что имеющие привилегии ни¬
дерландцы и гамбуржцы стремились диктовать свои условия на рынке, навязывали свое посредни¬
чество в контактах непривилегированных европейских купцов с русским купечеством 8.
Новый торговый устав 1667 г. оказал определяющее влияние на развитие внешней торговли
России во второй половине XVII в. С принятием царским правительством нового устава начался
четвертый, последний период торговли западноевропейского купечества в России XVII в. Устав
явился вершиной законодательства монетарной стадии меркантилизма. Он носил ярко выраженный
протекционистский характер по отношению к отечественному купечеству. В нем последовательно
регламентировалась деятельность иностранного купечества в стране. Западноевропейским купцам
разрешалось торговать только в пограничных пунктах, поездки в Москву рассматривались как
исключительные случаи, по особому позволению. Был усилен учет привозимых иностранцами то¬
варов и контроль за их операциями на рынке. Таможенные сборы с иностранцев в 3—4 раза
превосходили сборы с русского купечества. Наряду с русским купечеством такие же преиму¬
щества были предоставлены московским торговым иноземцам (эта категория торговцев-оптовиков
сформировалась в начале XVII в.) ®. Главная роль в составлении Нового торгового устава
1667 г., как известно, принадлежала А. Л. Ордину-Нащекину, наиболее видному представителю
царской администрации, последовательному проводнику идей меркантилизма в России XVII в.
Идеи, заложенные в уставе,— покровительство отечественной торговле и ограничение прав ино¬
странного купечества — были присущи политике и других европейских государств 10.
Как и в предыдущий период, среди западноевропейского купечества первое место на русском
рынке занимали нидерландцы. За ними стояли коммерсанты из Гамбурга. В целях упрочения
своего положения нидерландцы и гамбуржцы заключали соглашения о ценах на привозные то¬
вары, сроках оборота тех или иных товаров на рынке. В русских документах того времени от¬
мечалось, что они торговали «заговором», указывалось на существование как общей, так и от¬
дельных компаний нидерландских и гамбургских купцов в России.
Протекционистские мероприятия правительства, и прежде всего Новый торговый устав 1667 г.,
способствовали укреплению позиций на отечественном рынке русских купцов. Соглашения ни¬
дерландцев и гамбуржцев, о которых говорилось выше, были вызваны не только стремлением
получить максимальную прибыль, но и необходимостью более успешно противостоять на рынке
усиливавшемуся экономически русскому купечеству. Несмотря на колебания царского правитель¬
ства в проведении в жизнь принципов Нового торгового устава, вызванные конъюнктурными со¬
ображениями, и отступления от его норм со стороны местной таможенной и воеводской адми¬
нистрации, этот устав сыграл свою положительную роль. Но все же требование русского купе¬
чества добиться монополии в посреднической торговле товарами своей страны, т. е. полного запрета
иностранным комерсвнтам торговать во внутренних областях не было полностью удовлетворено.
В 80—90-х гг. XVII в. нескольким нидерландским купцам были даны жалованные грамоты на
торговлю помимо пограничных пунктов и в Москве. Четвертый период торговли западноевропей¬
ского купечества в России XVII в. завершается в начале XVIII столетия ".
Итак, нами выявлены четыре периода торговли западноевропейского купечества в России
XVII в.: 1586 г.- начало XVII в.; 1613 г.— 1649 г.; 1649 г.- 1667 г.; 1667 г.- начало XVIII в. Они
отражали особенности торговли мировой: борьбу за гегемонию в ней английского и нидерландского
купечества и победу в этой борьбе последнего. Предложенная периодизация и раскрывает не¬
посредственную связь формирующегося всероссийского рынка с мировым. Кроме того, хорошо
прослеживается политика правительства в области внешней торговли, поддержка, хотя и не¬
167
последовательная, русского купечества посредством ограничения привилегий западноевропейских
коммерсантов.
Стремление русского купечества к монополии торговли отечественными товарами на внешнем
рынке не могло быть осуществлено из-за его слабой конкурентоспособности с купечеством за¬
падноевропейским. Русское правительство не могло пойти на это как по экономическим, так и по
политическим соображениям. Отечественный торговец не мог заменить иноземца.
Меркантилизм Петра I выражался прежде всего в покровительстве отечественной мануфакту¬
рной промышленности. Защитить ее от внешней конкуренции был призван протекционистский
таможенный тариф. Экономическая политика петровского правительства, в том числе в области
внешней торговли, далеко ушла вперед по сравнению с временем царя Алексея Михайловича.
Но ее истоки — в 50—60-х гг. XVII в.
Примечания
1 Полное собрание законов Российской империи (далее — ПСЗ). СПб., 1830, т. 1, № 80;
Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях. СПб.,
1889, с. 17—32, 36; Корд т В. А. Очерк сношений Московского государства с Республикой Сое¬
диненных Нидерландов по 1631 г,— Сб. РИО. СПб., 1902, т. 116, с. 64, 75, 77, 79; С м и р н о в П. П.
Новое челобитье московских торговых людей о высылке иноземцев 1627 года.— Чтения в истори¬
ческом обществе Нестора-летописца, Кн. 23, вып. № 1. Киев, 1912, с. 3—5; ЛюбименкоИ. И.
История торговых сношений России с Англией. Вып. 1. Юрьев, 1912, с. 37, 44—53; ее же.
Торговые сношения России с Англией и Голландией с 1553 по 1649 год.— Известия АН СССР,
VII сер., 1933, № 10, с. 732—733, 737, 740; ШаскольскийИ. П. Жалованная грамота Михаила
Федоровича любекским купцам 1636 г.— Исследования по отечественному источниковедению.
Труды ЛО Института истории АН СССР. Вып. 7. М.— Л., 1964.
2 Корд т В. А. Указ, соч., с. 319—320.
3 Московия или известия о Московии по открытиям английских путешественников, собранные
из письменных свидетельств разных очевидцев.— Чтения ОИДР. М., 1874, кн. 3, с. 79—80;
Любименко И. И. Английский проект 1612 г. о подчинении русского Севера протекторату
короля Иакова I.— Научный исторический журнал, 1914, т. II, вып. 5.
4 Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841, т. 3,
№ 181; Костомаров Н. И. Указ, соч., с. 32—33, 36; Кордт В. А. Указ, соч., с. 102—104,
118—123, 275—277, примечание 7—8, 13—14; Мулюкин А. С. Очерки по истории юридического
положения иностранных купцов в Московском государстве. Одесса, 1912, с. 87—88; Любимен¬
коИ. И. Торговые сношения России с Англией при первых Романовых.— Журнал Министерства
народного просвещения, 1916, ноябрь — декабрь, с. 12—16; ее же. Московский рынок как арена
борьбы Голландии с Англией.— Русское прошлое. Пг.-- М., 1923, т. 5, с. 8—12; ее же. Торговые
сношения России с Англией и Голландией..., с. 733—744; Архангельский С. И. Англо-гол¬
ландская торговля с Москвой в XVII в.— Исторический сборник. М.—Л., 1936, т. 5, с. 7—14;
Зевакин Е. С. Персидский вопрос в русско-европейских отношениях XVII в.— Исторические
записки. М., 1940, т. 8, с. 133—140; Телегина Э. П. К вопросу о торгово-предпринимательской
деятельности англичан в России в 30—40-х гг. XVII века.— Ученые записки Благовещенского гос.
пед. ин-та им. М. И. Калинина, 1958, т. IX, с. 210—237; Соловьев С. М. История России
с древнейших времен. Кн. V. М., 1961, с. 70—72, 90—94, 139—148, 198—201; Шасколь-
с к и й И. П. Указ, соч., с. 359—362.
5 Ленин В. И. ПСС, т. 1, с. 154.
6 ПСЗ, т. 1, № 9; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археогра¬
фическую экспедициею имп. Академии наук (далее—ААЭ). СПб., 1836, т. 4, № 13; Косто¬
маров Н. И. Указ, соч., с. 33—36; Смирнов П. П. Новое челобитье Московских торговых
людей; Любименко И. И. Торговые сношения России с Англией при первых Романовых,
с. 14—15; Базилевич К. В. Коллективные челобитья торговых людей и борьба за русский
рынок в первой половине XVII века.— Известия АН СССР, VII сер. (Отделение обществ, наук),
1932, № 2; Покровский С. А. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М.,
1947, с. 56—59; Чистякова Е. В. Социально-экономические взгляды А. Л. Ордина-Нащокина
(XVII век).—Труды Воронежского гос. ун-та, 1950, т. XX, с. 44—46; Черкашина Н. П.
История Московской торговой компании в 16—17 веках. Автореф. канд. дис. М., 1952, с. 14—15;
Соловьеве. С. Указ, соч., с. 474—476, 486—487; Рогинский 3. И. Миссия лорда Колпепера
в Москву. (Из истории англо-русских отношений в период английской буржуазной революции
XVII в.).— Международные связи России в XVII—XVIII вв. (экономика, политика и культура).
М., 1966, с. 92—93, 101.
7 ПСЗ, т. 1, № 80, 107; ААЭ, т. 4, № 64/ II; Смирнов П. П. Экономическая политика Мос¬
ковского государства в XVII в.— Русская история в очерках и статьях. Киев, 1912, т. III, с. 371 —
374, 383—388; ЛюбименкоИ. И. Торговые сношения России с Англией при первых Романовых,
с. 15—16; Базилевич К. В. Коллективные челобитья торговых людей..., с. 120—121; его же.
Элементы меркантилизма в экономической политике правительства Алексея Михайловича.—
Ученые записки МГУ, 1940, вып. 41; Архангельский С. И. Дипломатические агенты Кром¬
веля в переговорах с Москвой.—Исторические записки. М., 1939, т. 5; Тихонов Ю. А. Та¬
168
моженная политика Русского государства с середины XVI века до 60 годов XVII в.— Там же. М.,
1955, т. 53; В о л к о в М. Я. Отмена внутренних таможен в России.— История СССР, 1957, № 2,
с. 79; Буганов В. И., Преображенский А. А., Тихонов Ю. А. Эволюция феодализма
в России. Социально-экономические проблемы. М., 1980, с. 236.
8 ЦГАДА, ф. 141, оп. 4, 1668 г., д. 13, л. 56—57.
9 Демкин А. В. «Московские торговые немцы» в первой половине XVII века.— Вопросы
истории, 1984, № 8.
10 Базилевич К. В. Новоторговый устав 1667 года.— Известия АН СССР. VII сер.
(Отделение обществ, наук). Л., 1936, № 7;ЧистяковаЕ. В. Социально-экономические взгляды.
А. Л. Ордина-Нащокина...; ее же. Новоторговый устав 1667 г.—Археографический ежегодник
за 1957 год. М., 1958.
11 ЦГАДА, ф. 141, оп. 7, 1695 г., д. 413, л. 16, 32; ПСЗ, т. 1, № 408; Смирнов П. П.
Экономическая политика Московского государства..., с. 379—*380, 389—392; Покровский С. А.
Внешняя торговля..., с. 59—63; Козинцева Р. И. Практика применения Новоторгового устава.—
Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России.
М., 1961; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. VII. М., 1962, с. 95—96,
101 —104; Белов М. И. Россия и Голландия в последней четверти XVII в.—Международные
связи России...
169
КРИТИКА
И БИБЛИОГРАФИЯ
Ю. В. АРУТЮНЯН, Л. М. ДРОБИЖЕВА. МНОГООБРАЗИЕ
КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ НАРОДОВ СССР. М., «Мысль>, 1987, 304 с.,
тир. 10 000
В условиях идущей перестройки советского
общества предстоит еще многое сделать, что¬
бы оздоровить всю атмосферу межнацио¬
нальных отношений, гармонизировать их.
Существенна роль науки в данном процессе.
В 70—80-е гг. Институт этнографии АН
СССР провел в разных республиках этносоци-
ологические исследования. Их результаты
позволили ввести в научное толкование нацио¬
нальных процессов в СССР ряд новых аспек¬
тов. Ценность этих исследований видится мне
в новой обширной социокультурной информа¬
ции о развитии советских наций. Это, по¬
жалуй, самая представительная информация
за всю историю изучения национальных отно¬
шений в стране. Вообще информативная цен¬
ность упомянутых исследований повышается в
значительной мере благодаря тому, что как раз
в 70-х — первой половине 80-х гг. ученые
особенно ущемлялись в получении всякой
более или менее достоверной статистической
информации о национальных процессах. Опуб¬
ликование методики, программы межреспуб¬
ликанского исследования сыграло важную
роль в формировании единых методических
подходов к этносоциологическому изучению
общества '.
Рецензируемая работа выявляет односто¬
ронность концепции тотальной решенности и
беспроблемности, бытовавших в офици¬
альной идеологии и обильной массовой лите¬
ратуре тех лет.
Авторы монографии сосредоточили внима¬
ние на анализе многовариантности культур¬
ной жизни народов СССР, уделив основное
внимание раскрытию своеобразия фонда куль¬
туры, механизмов распространения культур¬
ных ценностей (с. 6).
Дается широкая характеристика фонда
культуры, включающая материальные эле¬
менты и различные иерархические ступени
духовного творчества, ценности и нормы.
Правда, фонд культуры, понимаемый столь
универсально, трудно поддается эмпирическо¬
му описанию в рамках одного исследования.
Поэтому понятно, что в процессе этносоциоло-
гического исследования неизбежны ограниче¬
ния и отбор в основном тех компонентов
фонда культуры, которые поддаются операци¬
ональному описанию и которые в культурном
процессе связаны с его функциональной
стороной. В монографии фонд культуры
эмпирически описывается на трех уровнях —
культурная среда, массово тиражируемая
культурная информация, в том числе на на¬
циональных языках, и некоторые компоненты
соционормативной культуры.
Каковы национальные варианты функци¬
онирования культурного фонда? Как показы¬
вают авторы, происходило сближение ряда
параметров культурного развития. Это отно¬
сится главным образом к тенденциям роста
образовательного уровня и подготовки ин¬
теллигенции (с. 39), к обеспечению населения
радиотехникой и телевизорами, прессой
(с. 45). Отмечается также существенная диф¬
ференциация республик по обеспеченности на¬
селения учреждениями культуры.
Критерием оценки оптимальности тех или
иных средств развития культуры служит в ос¬
новном сопоставление среднесоюзных данных
и показателей по республикам. Такой критерий
не раскрывает качественного состояния
культурной среды, ее соотнесенности с куль¬
турной системой в целом. Это признают и сами
авторы (с. 56). Можно ли, к примеру, назвать
самой оптимальной музейную культуру Эсто¬
нии, если в республике экспонируется лишь от
170
1,5 до 5% фондов изобразительного исскуства
и народного творчества? Оптимальность или,
наоборот, несоответствие материального обес¬
печения культуры определяется в значитель¬
ной мере характером культурных потребно¬
стей населения. В этом, кстати, и объяснение
того, что горожане-эстонцы, как и грузины,
больше других недовольны культурной средой,
хотя статистически положение у них лучше,
например, чем в Узбекистане или Молдавии
(с. 61)2.
В связи с развитием социологических ис¬
следований национальных культур возникает
довольно сложный вопрос: как учесть и со¬
циологическими средствами измерить влияние
ретроспективного культурного слоя? Пред¬
ставляется, что для его решения необходим
тщательный синтез исторических и социоло¬
гических исследований. Ибо одни и те же
статистические закономерности, добытые
социологией, имеют далеко не одинаковое
значение в контексте культурной жизни разных
народов. Это и не может быть иначе, ибо
«шаг», разделяющий более или менее массо¬
вое освоение форм культуры, равняется в ряде
случаев 50 городам, а то и более.
И здесь стоит высказаться по частному,
но важному с точки зения исторической прав¬
ды поводу. Так, центральные статистические
службы продолжают делать вид, что в При¬
балтике до 1940 г. было как бы «доисториче¬
ское» время: вы не найдете в статистических
справочниках сопоставимых данных ни о со¬
циальной, ни об образовательной структуре
местных народов в 20—30-х гг. К сожалению,
это обстоятельство находит отражение и в
научных трудах. Данные о выпуске художест¬
венной литературы (латышской, эстонской,
литовской) за 1918—1980 гг. (с. 128) не учиты¬
вают публикаций за довоенное двадцатилетие
на основной национальной территории.
(Кстати, достигнутый к 30-м гг. уровень вы¬
пуска книг и периодики в Эстонии пока не
превзойден.) И хотя в 40—50-х гг. почти вся
эта литература, имевшаяся в библиотеках,
была уничтожена (как, впрочем, и книги на
этих языках, изданные в 1918—1938 гг. в
СССР), по-прежнему высок престиж книги
среди всех слоев населения.
Думается, к фонду национальных культур
следовало бы отнести и другие устойчивые
формы потребления культуры, например,
у эстонцев и латышей — театр и любительское
художественное творчество. В книге приводят¬
ся некоторые данные о том, что отчасти куль¬
турная преемственность сказывается в при¬
общении к культуре разных поколений (чтение
художественной литературы эстонцами и гру¬
зинами, посещение театра эстонцами /с. 293/,
предпочтение русскими книг о войне, эстонца¬
ми — книг психологического содержания
/с. 294/ и т. д.).
Авторы оправданно уделяют большое вни¬
мание показу форм и средств распространения
культуры, в том числе и тех, которые развива¬
ются на национальных языках. Жаль только,
что в книге нет четких обобщающих данных о
функциях национальных языков в системе раз¬
ных культур; ведь язык, на котором функцио¬
нируют те или иные подсистемы культур,
определяет в значительной мере направления
внутринациональной и межнациональной
культурной интеграции. Вряд ли «сверты¬
вание» культурных функций белорусского и
украинского языков объясняется только тем,
что для славян русский язык более доступен
и переход к нему больших групп населения
зависел от объективных факторов (с. 132).
Трудн<^поверить, что многомиллионной укра¬
инской нации требовалось в 1980 г. на одну
треть меньше книг на своем языке, чем в
1928 г. Проблема в целом очень актуальна.
Невнимание ученых в течение длительного
периода к вопросу соотношения языка и куль¬
туры и односторонняя политика в распростра¬
нении русско-национального двуязычия в ряде
случаев повлекли за собой разрыв органичной
связи языка и культуры. Это явление требует
серьезного изучения. В монографии приводит¬
ся ряд данных, позволяющих судить о глубо¬
кой социальной и культурной дифференци¬
ации национальных языков (с. 134—136, 138),
но воссоздание полной картины в этой области
еще предстоит.
К так называемым базовым структурам эт¬
нической культуры относятся ее соционорма-
тивные и регулятивные функции, которые
определяются авторами как устойчивый вид
преемственности группового опыта (с. 141).
Эмпирически этот феномен культуры исследу¬
ется в относительно узком социальном прост¬
ранстве — установки на труд, общественно-
политическую жизнь и семью. Две первые из
них «заданы» современными унифицирован¬
ными нормами, но тем не менее даже здесь об¬
наружены интересные типлогические особен¬
ности, зависящие от историко-культурных тра¬
диций. Так называемый западный тип ценност¬
но-нормативных представлений больше прис¬
пособлен к городскому образу жизни, тяготеет
171
к обезличенному стилю общения, в нем преоб¬
ладают рационалистическое отношение к
труду и большая степень личной свободы и
личного выбора. В «восточном» типе в большей
мере прослеживаются отношения личной вза¬
имосвязи (и зависимости?), повышенная пот¬
ребность в комфорте человеческих отношений.
В работе приведены любопытные данные,
свидетельствующие, в частности, о различ¬
ной силе авторитарных взглядов (с. 196, 205).
Предполагаем, что большая приверженность к
авторитаризму восточных народов частично
объясняет психологический и культурный
фон деформации политической власти в соот¬
ветствующих республиках в недалеком прош¬
лом.
В воспроизводстве и трансмиссии нацио¬
нальной культуры заметная роль принад¬
лежит семье. Субъективно семья оценивает¬
ся у всех исследованных наций как наивыс¬
шая ценность, но в силу различающейся струк¬
туры (у европейских наций преобладает ну-
клеарная, у азиатских — сложная) семья вы¬
полняет свои структурные функции по-разно¬
му. Эти различия, как показывают авторы,
проявляются в весьма широком спектре жиз¬
недеятельности. С известными отличиями
проходит социализация молодого поколения
в «западной» семейной культуре, где молодежь
становится раньше независимой от старших
Различные типы семьи непосредственно обу
словливают неодинаковую степень социально-
экономической самостоятельности женщины
и занятость ее квалифицированным трудом,
особенно на селе (с. 150).
Различия семейного уклада жизни отра¬
жаются также на характере семейных связей,
в том числе на степени свободы супружеских
отношений и семейной роли женщины, на куль¬
турных стереотипах. Полученные в исследова¬
нии данные позволяют заключить, что «запад¬
ная» (например, эстонская) семья уже прошла
тот пик своего развития, который связан с
социально-экономической эмансипацией жен¬
щины. Противоречия, а порой и кризис этой
семьи будут преодолеваться на качественно
новом витке эволюции семьи. Семья средне¬
азиатских народов, в первую очередь сельская,
по всей вероятности, будет эволюционировать
более медленно и не исключено, что иными,
отличающимися от «западной» путями.
В монографии отражены результаты между¬
народного сравнительного исследования о
роли семьи в передаче культуры на мате¬
риалах Эстонии 3. Они показывают, что в меж¬
поколенной трансмиссии культуры основную
роль в Эстонии выполняет женщина-мать.
Примечательно, что женщины с высшим обра¬
зованием, чья активность направлена на сфе¬
ры вне семьи, справляются с этой ролью хуже,
нежели матери, стоящие на менее высоких
социальных ступенях (с. 177—178). Этот
вывод заставляет задуматься о некоторых не¬
преходящих ценностях традиционной семьи,
а также более сдержанно относиться к призы¬
вам полного выравнивания условий жизни
наций и преодоления национальных разли¬
чий.
Межреспубликанское сравнительное иссле¬
дование позволило познать многие механизмы
межнациональной интеграции, выявить факто¬
ры социальной и культурной дифференциации.
Авторы монографии утверждают, что в нашем
обществе сложилась однотипная культура всех
наций (с. 275). С этим можно согласиться,
наверное, лишь в общеформационном контек¬
сте. Если же учитывать внутреннюю структуру
разных наций, особенности сочетания собст¬
венных и многонациональных элементов, осо¬
бенности интернациональных взаимодействий
и связь с метаэтническими культурными си¬
стемами и т. п., нужно, очевидно, констатиро¬
вать наличие в советской культуре разных
культурных типов. Они ждут дальнейшего ис¬
следования. На понимание значимости куль¬
турных особенностей в жизни народов и ориен¬
тирована рецензируемая книга. Годы перест¬
ройки все более подтверждают влияние этих
особенностей на социально-политическое раз¬
витие нашего общества.
К. С. Халлик
Примечания
‘Арутюнян Ю. В., Дроби же-
ва Л. М., Кондратьев В. С., Сусо-
колов А. А. Этносоциология: цели, методы
и некоторые результаты исследования. М.,
1984.
2 См. также: Социально-культурный облик
советских наций. М., 1986, с. 208—219.
3 См.: Н а р у с к А. X. Вопросы сравнитель¬
ной оценки активности потребления культуры в
разных национальных средах. — В кн.: Нация
и культура. Таллинн, 1985.
172
П. П. ПАНЧЕНКО, В. И. КРАВЧЕНКО. ПОВЫШЕНИЕ АКТИВ¬
НОСТИ ТРУДЯЩИХСЯ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОВЕТОВ. Киев, «Вища шко¬
ла», 1988, 231 с., тир. 1000
Говоря об исторической роли Советов в
установлении и укреплении диктатуры проле¬
тариата, В. И. Ленин подчеркивал, что если бы
народное творчество революционных классов
не создало Советов, то пролетарская револю¬
ция в России была бы делом безнадежным*.
В настоящее время для дальнейшего посту¬
пательного развития социалистического обще¬
ства нужна не только демократизация всей
нашей жизни, но и совершенствование де¬
ятельности Советов.
Обобщению опыта, накопленного Советами
на наиболее важных направлениях их прак¬
тической деятельности в 60—80-е гг., посвяще¬
на рецензируемая книга. В ней рассматри¬
ваются формы и методы вовлечения широких
масс трудящихся в работу Советов, процесс
неуклонного повышения их активности в совет¬
ском строительстве применительно к новым
историческим условиям развития социалисти¬
ческого общества. Авторы основываются как
на опубликованных, так и на архивных
источниках, в том числе и на материалах те¬
кущих архивов. Анализируются ленинские
идеи партийного руководства Советами, их
творческое развитие Коммунистической пар¬
тией. В монографии раскрывается важнейшее
ленинское положение о необходимости четкого
разграничения функций Советов и партии.
Значительное внимание уделено вопросам ко¬
ренной перестройки партийного руководства
Советами после апрельского (1985 г.) Пленума
ЦК КПСС. Этот процесс рассматривается на
материалах партийных организаций Украины.
В этой связи затрагиваются вопросы кадровой
политики, повышения ответственности депута-
тов-коммунистов и др. Приведенные в работе
документы показывают, что практика подмены
партийными органами Советов в решении мно¬
гих вопросов далеко еще не изжита.
Авторы останавливаются на организацион¬
но-массовой деятельности Советов, работе
депутатских комиссий, отчетности депутатов
перед избирателями. Приводится интересный
материал, отражающий деятельность Советов
и их депутатов в новых условиях. Отмечается,
что для части депутатов оказались харак¬
терными пассивность, инертность в работе.
Однако в этой связи мало приводится кон¬
кретных данных, преобладают рассуждения
общего характера. Нет и глубокого анализа
причин такого положения.
Стоило бы более обстоятельно охарактери¬
зовать отрицательные последствия ограниче¬
ния самостоятельности Советов со стороны тех
или иных партийных органов, нередко вмеши¬
вавшихся в работу первых, навязывавших
им свои решения.
В книге рассматривается роль Советов в
развитии социальной сферы, в решении эконо¬
мических вопросов. Однако содержание разде¬
ла, в котором речь идет о деятельности Советов
в области охраны окружающей среды, во мно¬
гом не может удовлетворить; приведенные
данные отрывочны, весьма неполны. Следова¬
ло, на наш взгляд, ясно сказать, как и почему
в республике сложилась сложная экологи¬
ческая ситуация, о роли Советов в изменении
такой обстановки.
В условиях перестройки, как показано в ра¬
боте, деятельность Советов наполняется новым
содержанием, выходит на новый качествен¬
ный уровень. Немало уже сделано, чтобы вы¬
теснить формализм, бюрократизм, казенщину.
Перестройка, подчеркивают авторы, пред¬
полагает восстановление ленинской концепции
Советов как полноправных органов власти.
Положительно оценивая рецензируемую кни¬
гу, нужно подчеркнуть, что разработку ос¬
вещаемой проблемы необходимо продолжать
и углублять на основе введения в оборот новых
фактических данных, их всестороннего анали¬
за, повышения уровня их обобщения и ос¬
мысления.
М. Т. Куц
Примечания
См.: Ленин В. И. ПСС, т. 34, с. 305.
173
В. А. КУМАНЕВ. ДЕЯТЕЛИ КУЛЬТУРЫ ПРОТИВ ВОЙНЫ И ФА
ШИЗМА. Исторический опыт 20—30-х годов. М., «Наука», 1987, 295 с.
тир. 3200
Тема участия советской интеллигенции в ан¬
тивоенной, антифашистской борьбе еще в
предвоенные годы нашла отражение в науч¬
но-популярных брошюрах '.Ас 1957 г. стали
издаваться документальные сборники о меж¬
дународной пролетарской солидарностиа.
Применительно к 30-м гг. эта тема получила
освещение в статье Л. М. Зак э. Отдельные ее
аспекты были затронуты в изданиях, посвя¬
щенных истории советской литературы, журна¬
листики и в других работах 4.
В рецензируемой монографии предпринята
попытка всесторонне рассмотреть проблему.
Отметим, что в последние годы мы узнали
много нового об истории страны в 20—30-е гг.,
об известных политических деятелях, деятелях
культуры, которые стали жертвами сталинских
репрессий, о недоступных прежде народу ху¬
дожественных творениях крупных мастеров,
о преданных забвению важных событиях. Но
многочисленные документальные свидетель¬
ства, рассеянные по журналам и газетам, вос¬
поминания участников и современников собы¬
тий не могут дать целостное представление
об исторических явлениях и процессах. Выст¬
роить из этой мозаики фактов научное иссле¬
дование — специальная и непростая задача.
В работе рассматриваются как общественная
антивоенная, антифашистская деятельность
советской интеллигенции (участие в междуна¬
родных и национальных объединениях, в меж¬
дународных форумах, посвященных борьбе с
фашизмом, в защите мира и др.), так и анти¬
военные по духу, по своей направленности
художественные и публицистические произве¬
дения советских писателей, творчество киноде¬
ятелей (художественные и документальные
ленты), театральных деятелей и др.
Автор привлекает внимание читателя к
трудностям и ошибкам рассматриваемого пе¬
риода. Как известно, после XX съезда КПСС
работа в этом направлении начиналась, но
вскоре фактически прервалась. Тогда был реа¬
билитирован ряд видных деятелей культуры,
появилось немало статей и документальных
публикаций, сохранивших свое научное значе¬
ние и теперь. В. А. Куманев в своей работе
отдает должное трудам предшественников.
Проведенный автором разбор каждой груп¬
пы использованных источников позволяет чи¬
тателю убедиться в добротности Источниковой
базы исследования. Нельзя не пожалеть, что
многочисленные источниковедческие наблю¬
дения, биографические справки и подробности,
вводимые автором в научной оборот, разъеди¬
нены с основным текстом и помещены в конце
глав, что затрудняет обращение к ним.
История развертывания антивоенного и ан¬
тифашистского движения интеллигенции в
изучаемое двадцатилетие рассматривается как
составная часть общей борьбы советского на¬
рода и всего прогрессивного человечества про¬
тив военной угрозы, а затем и против фашизма.
Автор исходит из ленинского понимания роли
культуры для судеб революции и подчеркивает
внимательное отношение В. И. Ленина к дея¬
телям культуры. В работе характеризуется
роль А. М. Горького на всех этапах борьбы
против войны и фашизма, его сотрудничество
на этом поприще с выдающимися деятелями
культуры Запада. Подчеркивается, что авто¬
ритетные деятели культуры, занимавшие руко¬
водящие посты в Советском государстве, были
ближайшими соратниками В. И. Ленина.
Мы еще только привыкаем читать полные,
без купюр, списки участников тех или иных
крупных форумов, членов международных
объединений, руководителей советских об¬
щественных организаций, государственных
деятелей 20-х — 30-х гг. Вот, например, в кни¬
ге рассказывается о Международном конгрес¬
се в Гааге в декабре 1922 г., в котором
приняла участие делегация советских проф¬
союзов, но не были приглашены представители
Коминтерна, Профинтерна, других междуна¬
родных революционных организаций. Совет¬
ская делегация воспользовалась возможно¬
стью огласить заявление, в котором выразила
свое отношение к войне. В состав делегации
входили К. Б. Радек, С. А. Лозовский и дру¬
гие видные представители Советской страны
(с. 32, 89). В подтверждение значимости этого
эпизода антивоенной борьбы сошлемся на не¬
давнее обращение к нему газеты «Правда»,
расценившей участие советской делегации к
Гаагском конгрессе как один из образцов ле¬
нинских компромиссов б.
Автор показывает, что творческие и научные
контакты советской интеллигенции с зарубеж¬
ными коллегами помогали распространению
представлений о миролюбии СССР и советско¬
го народа, способствовали росту числа друзей
174
СССР за рубежом. Неслучайно в качестве
примеров автор избрал зарубежные коман¬
дировки «директора Арктики» профессора
Р. Л. Самойловича и академика Н. И. Вави
лова (с. 50—51). В то время, когда отсутст
вовали дипломатические отношения Советской
страны со многими капиталистическими госу¬
дарствами, вти контакты содействовали завя¬
зыванию официальных связей, а затем и уста¬
новлению дипломатических отношений с неко¬
торыми из них.
В монографии рассматриваются история
всех значительных международных антивоен¬
ных и антифашистских форумов и участие
в них представителей советской и прогрессив¬
ной интеллигенции Запада. Так, освещается
история национальных форумов деятелей
культуры ряда стран, состоявшихся в 30-е гг.,
в том числе проходившего в 1936 г. во Львове
съезда демократической интеллигенции Поль¬
ши (с. 143). (К сожалению, автор не распо¬
лагал материалами новой документальной
публикации об этом съезде6.)
Представляется важным, что в книге пока¬
зан высокий уровень представительности меж¬
дународных форумов интеллигенции, участие
в них крупнейших мастеров культуры многих
стран, в том числе СССР. И хотя они подчас
придерживались различных политических, фи¬
лософских и религиозных взглядов, это не по¬
мешало его участникам принять общие реше¬
ния, продиктованные необходимостью защи¬
тить культуру, человечество от фашизма.
В. А. Куманев полемизирует с авторами
книги, посвященной истории русской советской
литературы 7, которые полагают, что I Между¬
народный конгресс в Париже (1934 г.) «поло¬
жил начало тому широкому международному
движению сторонников мира, которое с особен¬
ной силой развернулось в 50-х годах нашего
века» (с. 128). Автор же рецензируемого тру¬
да считает, что начало было положено несколь¬
ко раньше, в результате Амстердамского анти¬
военного конгресса (август 1932 г./с. 128/).
Можно согласиться с В. А. Куманевым в том,
что традиция международного антивоенного
движения восходит к Амстердамскому движе¬
нию, истоки которого связаны с конгрессом
1932 г. Но едва ли можно сбросйть со счета
соображения, высказанные в 1952 г. одним из
основателей Всемирного движения сторонни¬
ков мира — Ф. Жолио-Кюри о принципиаль¬
ном отличии послевоенного движения сторон¬
ников мира от попыток прогрессивных демок¬
ратических кругов поставить заслон наступле¬
нию фашизма в 30-е гг.8
В книге дана объективная оценка пацифиз¬
ма как составной части антивоенного движе¬
ния (с. 83,128—129). Автор прослеживает эво¬
люцию взглядов и позиций видных деятелей
культуры Запада на милитаризм и фашизм,
показывает, что осознание антигуманной сущ¬
ности этих явлений подводило их к сотруд¬
ничеству с коммунистами. «Перед лицом смер¬
тельной опасности,— говорится в книге,
в блок с коммунистами вошли и те течении
которые не разделяли марксистского учении.
Тактика антифашистской борьбы и политика
создании народных фронтов стала строитьси
на защите буржуазно-демократических сво¬
бод, дававших трудящимся возможность в
рамках парламентских режимов сэтетаивн’1Ь
свои права и завоевания от посягательств
реакции» (с. 132).
Большое место в книге отводится рассмотре¬
нию истории международных и национальных
организаций деятелей культуры. Проанализи¬
рована деятельность, например, Международ¬
ного объединения революционных писателей
(МОРП), в котором заметное участие при¬
няли члены Всероссийской ассоциации проле¬
тарских писателей (с. 62, 68— 69, 119). В то же
время отмечается, что МОРП порой занимало
слишком прямолинейную позицию, не всегда
учитывая сложности и нюансы идеологической
борьбы за рубежом (с. 68).
В книге характеризуется роль литературных
журналов, прежде всего «За рубежом», «Ин¬
тернациональная литература», выходивших в
СССР и публиковавших переводы произведе¬
ний зарубежных авторов, в том числе по анти¬
военной тематике.
Многочисленные фактические данные, при¬
веденные в книге, свидетельствуют, что в анти¬
военной борьбе в разных формах участвовали
крупнейшие деятели советской и мировой куль¬
туры, в том числе советские писатели и драма¬
турги, поэты, кинодеятели, актеры. Многие ху¬
дожественные произведения только теперь
приходят к читателю, с опозданием в несколь¬
ко десятилетий (например, С. Динамова,
С. Третьякова, Б. Пильняка, Б. Пастернака,
B. Киршона, И. Микитенко).
Автор пишет, в частности, о прямом воздей¬
ствии на зарубежную общественность пьесы
C. Третьякова «Рычи, Китай!», поставленной
в театре Мейерхольда. Политическая острота
ее была столь очевидна, что МИД Англии
заявил протест против гастролей театра в Гер¬
мании, а власти Франции запретили его
гастроли (с. 69). Точно так же оценивает автор
и творчество таких писателей, как А. Гайдар,
175
В. Кин, Н. Островский, А. Платонов. Он при¬
водит свидетельства зарубежных деятелей
культуры о большом воспитательном значении
переводов и изданий за рубежом лучших про¬
изведений советских авторов, особенно касаю¬
щихся антивоенных сюжетов.
Говоря о кануне Великой Отечественной
войны советского народа, автор акцентирует
внимание на военно-политической направлен¬
ности произведений советского искусства, видя
в этом достижения и просчеты. Он отмечает,
что советская культура понесла тяжелые поте¬
ри, лишившись в результате беззакония и нео¬
боснованных репрессий блестящей плеяды дея¬
телей, чье творчество составляет гордость
страны и народа (с. 206).
Рецензируемая монография освещает преи¬
мущественно роль деятелей отечественной нау¬
ки и культуры в антивоенном и антифашист¬
ском движении. В той или иной мере уделя¬
ется внимание участию в этом движении уче¬
ных и деятелей культуры зарубежных стран.
Название монографии несколько шире ее со¬
держания. Не все проблемы проанализирова¬
ны в книге одинаково полно. Лишь обозначены
контакты советской общественности с колле¬
гами из стран Востока. Правда, масштабы
этих контактов в изучаемые годы уступали
связям с интеллигенцией стран Запада. К со¬
жалению, в труде, посвященном восстановле¬
нию «белых пятен» в отечественной истории,
мало внимания уделено биографическим све¬
дениям о тех людях, чья деятельность на благо
Родины только теперь начинает оцениваться
по действительным заслугам. Знание об этом
в особенности необходимо для молодого по¬
коления, которое формируется в эпоху перест¬
ройки и восстановления исторической спра¬
ведливости.
Примечания
1 Фоминов Н. К. Против поджигателей
войны. М., 1938; Против войны и фашизма.
Сб. материалов. Ростов н/Д, 1938; Рубин¬
штейн М. Германские фашисты - злейшие
враги науки и культуры. М., 1941.
2 Из истории международной пролетарской
солидарности. Док. и материалы. Сб. I. М.,
1957; сб. II. М., 1958; сб. III. М., 1959; сб. IV.
М., 1960; сб. V. М., 1961.
3 3 а к Л. М. Борьба советской интеллиген¬
ции против фашизма и войны (1933— 1937).—
История СССР, 1963, № 3, с. 144—159. Эта
первая работа, содержащая постановку про¬
блемы, оказалась, к сожалению, обойденной в
рецензируемой монографии.
4 История русской советской литературы.
Т. 1. 1917-1929. М., 1958; т. 2. 1929-1941.
М., 1960; Очерки истории русской советской
журналистики. 1917—1932. М., 1966; 1933—
1945. М., 1968; Рубашкин А. И. Пуб¬
лицистика Ильи Эренбурга против войны и
фашизма. М.—Л., 1965; И о ф ф е А. Е. Меж¬
дународные связи советской науки, техники и
культуры. 1917—1932. М., 1975; Кулешо¬
ва В. В. Испания и СССР: культурные связи
1917—1932. М., 1975; Покровская С. А.
Движение против войны и фашизма. 1932—
1939. М., 1980; Гинцберг Л. И. Друзья
новой России. М., 1983; Сапожников Г. Н.
Антивоенное движение в странах Европы в
межвоенный период. 1917—1939. М., 19JB5.
6 Жуков Ю. Принципы и компромиссы.
Уроки антивоенного конгресса в Гааге (1922).—
Правда, 1988, 6 августа.
ь Проти фашизму та вшни. Антифашистсь-
кий конгрес дтчт культури у Львов1 у 1936 р.
36. док. i мат. КиГв, 1984.
7 См.: Русская советская литература. Очерк
истории. М., 1963.
8 См.: Конгресс народов в защиту мира.
Вена, 12—19 декабря 1952 года (Материалы).
М., 1954, с. 22.
Г. Я. Палей
С. Г. О С Е П Я Н. Статьи, письма, документы. Ереван, «Айастан», 1988,
260 с., тир. 1000 *
«26 их было, 26... Тогда буржуа всех стран
обстреливали Азербайджан» ’. Эти есенинские
строки знакомы нам со школьной скамьи. Но и
сегодня, полагаю, тема Бакинской коммуны,
несмотря на имеющуюся историографию, по¬
священную ей и ее руководителям, вряд ли
вполне освещена. Подтверждение тому и ре¬
цензируемая книга. Что же в ней нового,
существенного? На этот вопрос можно было бы
ответить кратко: впервые публикуются письма,
дневниковые записи, фотографии С. Г. Осепя-
на (Осипянца), документы Московского, Пе¬
тербургского охранных отделений, Тифлисско¬
го губернского жандармского управления и
176
ряд других, а также статьи Сурена Григорье¬
вича, увидевшие свет в различных периоди¬
ческих изданиях, и воспоминания о нем.
Основная же заслуга составителей и редкол¬
легии книги видится в том, что материалы,
помещенные в сборнике, в совокупности дают
читателю впечатляющее представление о под¬
линном российском интеллигенте, о незауряд¬
ной личности, о слове и деле коммуниста,
остающегося в памяти народной. Другими
словами, перед нами не просто пример удач¬
ного использования возможностей жанра из¬
дания; ценность последнего определяется тем,
что, последовательно знакомясь с содержани¬
ем книги, читатель все больше узнает, как и
при каких конкретных исторических обстоя¬
тельствах происходил процесс духовного раз¬
вития и идейного роста, становления, мужания
партийного вожака, действовавшего в Азер¬
байджане, в Тифлисе, Москве, Харькове, в во¬
инских частях и ставшего деятелем Бакинской
коммуны.
Чтобы конкретизировать сказанное, обра¬
тимся к материалам сборника. Из воспомина¬
ний и материалов явствует, что пятнадцатилет¬
ний гимназист сближается со своим дядей —
В. В. Осепяном, убежденным большевиком,
организует при гимназии первый марксистский
кружок, по поручению Елисаветпольской2
группы РСДРП доставляет из Тифлиса пропа¬
гандистскую литературу (с. 159—160, 243).
«Горячая вера... в необходимость революцион¬
ных преобразований страны... глубокие зна¬
ния привлекали к нему симпатии социал-де¬
мократов». На упрек отца по поводу того,
что сын без конца «коптит над книгами», юно¬
ша отвечал: «Отец, я занимаюсь не для того,
чтобы выйти в люди, я гот<?влюсь к будущей
борьбе». Это было не просто фразой... когда
грянула Февральская революция 1917 г., он
вышел на арену борьбы вполне определившим¬
ся марксистом» (с. 160). Но вот то, что это
не было лишь фразой, стало ясно гораздо
раньше — еще за одиннадцать лет до Фев¬
ральской революции — в 1906 г., когда шест¬
надцатилетний гимназист становится членом
РСДРП.
...В письме к невесте восемнадцатилетнего
студента Московского университета содержит¬
ся описание его жилья: «На столе — масса
книг... На стене портреты Маркса, Энгельса,
Плеханова, Горького, портреты восьми выдаю¬
щихся композиторов...» Позднее, в другом
письме он делится тем, что на собрании рай¬
онного комитета партии выступил с докладом
«О современном положении и задачах партии»,
«рабочие очень довольны, и мне это очень
приятно» (с. 123, 129). В 1909—1910 гг,
С. Г. Осепян принимает участие в работе
Московской организации РСДРП, его назна¬
чают ответственным организатором Пресне-
Хамовнического района. А в следующем году
полиция устанавливает за ним наблюдение и
вскоре следует арест. Высланный затем в
Харьков под негласный надзор полиции, он
связывается с местной партийной организаци¬
ей и начинает активную деятельность. Нахо¬
дясь в ссылке, молодой революционер продол¬
жает изучать философию, историю, политэко¬
номию, литературу, иностранные языки. Эти,
как и многие другие приведенные в книге све¬
дения, не выглядят обязательным подчас в
подобных случаях заполнением некоего «фор¬
муляра» благодаря тому, что они сопрягаются,
так сказать, с «образным рядом» книги и, ко¬
нечно, с сутью и стилем ее содержания, с тем,
что вышло из-под пера автора.
Известие о выходе в свет в 1912 г. первого
номера газеты «Правда» вызвало у С. Г. Осе-
пяна радостное чувство; в письме в редакцию
он замечает, что является «горячим сторонни¬
ком осуществления идеи» о создании «рабочей
прессы и газеты „Правда"», обращает внима¬
ние на необходимость отражать в ней «жизнь
окраин» (с. 14). И вскоре в «Правде», в других
газетах и журналах появляются под разными
псевдонимами его статьи и другие материалы
на общественно-политические, философские
темы. Так, в том же году «Правда» печатает
его рецензию «Наши социалисты». Таково наз¬
вание книжки, на которую прежде откликну¬
лась газета «Россия» — официальный орган
российского Министерства внутренних дел.
«Казенная „Россия" очень расхваливает
книжку Васильева...» Однако «это произведе¬
ние черносотенной мысли» «является образцом
умственного убожества, бедности клеветни¬
ческой фантазии и избытка... „патриотическо¬
го" усердия». Показав полную несостоятель¬
ность критики Васильевым социалистов отно¬
сительно «рабочего вопроса», а также обвине¬
ний их в якобы покушениях на «нашу культу¬
ру», рецензент в заключение так формулирует
свой вопрос: «Черносотенцы, организаторы
подонков общества, устроители погромов,
защитники и вдохновители черной реакции,
охотники до темных денег и мастера по обделы¬
ванию темных делишек,— не эти ли господа
стоят на страже „нашей культуры“?» (с. 17—
19).
В написанной в марте 1913 г. заметке
С. Г. Осепян характеризует «так называемую
177
армянскую революционную федерацию „Даш¬
накцутюн"»-—буржуазно-националистическую
партию «которая, как всякая националистиче
ская партия, держит нос по ветру, бывав!
„и здесь и там" и, смотря по обстоятельствам...
драпируется в тогу „последовательного демо¬
кратизма", то заключает союзы с младотурками,
чтобы их расторгнуть через некоторое время,
то возлагает свои нмдежды на твердую власть
русского правительства в деле спасения турец¬
ких армян, то занимается излечиванием ран
„армянской нации"...» А 29 октября 1913 г.
в газете «За правду» он вместе с А. А. Мравя-
ном (будущим партийным и государственным
деятелем Советской Армении) резко критикует
действия закавказских меньшевиков в IV Го¬
сударственной думе, их «узкий и желчный
национализм» (с. 26—27). Здесь интересно
заметить, что в августе того же года В. И. Ле¬
нин в письме из Поронина С. Г. Шаумяну
напоминает адресату, в частности: «Не забы¬
вайте также искать товарищей кавказцев, ко¬
торые бы могли писать статьи о национальном
вопросе на Кавказе» 3.
Примечательно и то, что на следующий день
после упомянутой критики меньшевиков в газе¬
те «За правду» (29 октября) на ее страни¬
цах — новая публикация, принадлежащая
С. Г. Осепяну,— «Дени Дидро. К 200-летию
со дня рождения». И в том же месяце в боль¬
шевистском теоретическом журнале «Просве¬
щение» была помещена его рецензия на книгу
Н. Рожкова «Основы научной философии».
Читатель рецензируемого сборника, видимо,
отметит как эрудицию, разносторонность инте¬
ресов молодого автора, так и его замечатель¬
ную работоспособность.
Заслуживало бы отдельного рассмотрения
все то, что было им написано, опубликовано
в 1910-х гг. и ныне собрано воедино. Но в рам¬
ках рецензии придется ограничиться даже не¬
полным перечнем: «О направлениях в русской
литературе», «Пролетариат и искусство»,
«Альфред Фулье как мыслитель», «Личность
и общество», «К возникновению франко-рус¬
ского союза», «Кадеты работают», «Итоги кон¬
ференции октябристов» и др. Уже одни эти
названия сами говорят за себя. Обращение к
упомянутым и другим работам может пред¬
ставить интерес при изучении истории разви¬
тия общественно-политических взглядов тех,
кто стремился сделать марксистские идеи воз¬
можно более широким достоянием в рассмат¬
риваемое время.
С началом первой мировой войны С. Г. Осе-
пян мобилизован в армию, в 1915—1916 гг.-
на Кавказском фронте, в Персии и Турции.
Вот одно из писем этого времени к жене:
«...походные обозы, повозки Красного Креста с
увечными жертвами войны, братские могилы
и одинокие кресты над прахом офицеров, раз¬
бросанные здесь и там, новый этап, новая
ночевка... душу скребущая тоска от того, что
не чувствую себя на месте, нет со мною моих
книг и тетрадей, что не могу предаваться
моему любимому делу, моим работам» (с. 146).
И запись в дневнике: «Где я?... Персия...
далекая Турция... Зачем я здесь? Что поте¬
рял?». Другая запись: «В голове носились
мысли о том, что я буду делать со временем,
после кампании и окончания университета...
Не может быть, чтобы я исчез с лица земли,
не выплатив долга тому обществу и нации,
из которых я вышел». Наконец, поразительное
откровение для походного дневника, словно
гимн: «Отчего я тебя так безумно люблю,
русская литература? Отчегодуша наполняется
такой светлой радостью, таким безграничным
стремлением вдаль, к высшему, чистому, пре¬
красному?... Отчего при чтении я боготворю
тебя, русский язык? Отчего так щемит сердце
и больно сжимает его?» «Какую сильную,
могущественную страсть ты (русская литера¬
тура.— М. П.) возбуждаешь к себе?... Ты спо¬
собна переродить человека, вдохнуть в него
новые силы, новые радости...» (с. 148, 155—
156). Приведу для сравнения хотя бы одну
фразу из высказываний старшего товарища
С. Г. Осепяна — С. Г. Шаумяна: «Литерату¬
ра — это храм, куда можно входить лишь с
чистой совестью и благородными стремле¬
ниями» 4.
Офицеры стрелкового полка, в котором слу¬
жил С. Г. Осепян, «не верили: „Как, он хоро¬
ший парень, хорошо владеет французским
языком, остроумен, рассказывает красиво,
и вдруг — большевик. Этого не может быть"»
(с. 150).
После февральской революции, с марта по
август 1917 г. Сурен Григорьевич находился
в родном Елисаветполе и, как вспоминал его
брат, «выполнял наказ, данный ему... Степа¬
ном Шаумяном,— совместно... с другими това¬
рищами восстановить большевистские органи¬
зации в городе»; был избран председателем
городского комитета большевиков. «Он был
убежденным ленинцем и великолепным орато¬
ром». «Возглавив комитет, Сурен с головой
ушел в работу среди рабочих депо железной
дороги, в воинских частях,» — говорится в
других воспоминаниях. Однако «городские
власти, желая избавиться от Сурена, убедили
178
военного коменданта отправить его в дейст¬
вующую армию» (с. 163, 170—171).
Получив предписание выехать на Кавказ¬
ский фронт, С. Г. Осепян в сентябре прибыл
в стрелковый полк, в котором служил прежде.
До трагедийной ночи в песках Закаспия оста¬
вался ровно год. В этот год, как показывают
материалы сборника, ярко раскрылись способ¬
ности активнейшего большевистского руково¬
дителя, партийного организатора, публициста.
Великий Октябрь застал его на Кавказском
фронте. В октябре он участвует в работе
Кавказского краевого съезда РСДРП (б) в Ти¬
флисе и выступает как делегат войсковой парт¬
организации. А в декабре он вновь в Тифли¬
се — на краевом съезде Кавказской армии
и входит в руководящую группу большевиков.
Весной 1918 г. вместе с частями Кавказской
армии С. Г. Осепян прибывает в Баку. Его
вводят в состав Военно-революционного коми¬
тета. Он выступает в рабочих районах города,
рассказывает о положении в России в связи
с германским наступлением, о том, какова в
сложившихся условиях роль социалистических
вооруженных сил. Участвует в подавлении
контрреволюционного выступления мусава¬
тистов в Баку против Советской власти.
В апреле его назначают редактором новой
газеты — «Кавказская Красная армия», орга¬
на ВРК армии. А в июне становится редакто¬
ром газеты «Известия Совета рабочих, красно¬
армейских, матросских и крестьянских депута¬
тов Бакинского района». В следующем месяце
положение в городе чрезвычайно обострилось.
Разъясняя в номере газеты от 16 июля, что
«вокруг Баку сталкиваются ...интересы», «с од¬
ной стороны, английских, а с другой — герман¬
ских... империалистов», он подчеркивал: «Для
нас речь может идти только об одном — геро¬
ическими усилиями отстоять Баку и с помощью
восставшего грузинского крестьянства и рабо¬
чего класса, с помощью армянских и мусуль¬
манских трудящихся масс, с помощью, нако¬
нец, российского пролетариата,— установить
во всем Закавказье единую Советскую власть»
(с. 100-102).
В событиях тех дней наступил переломный
момент. В последнем номере газеты — 31 июля
1918 г.— увидела свет и последняя в жизни ее
редактора статья. В ней звучал страстный
призыв: «...враг стоит у ворот...
Все — под ружье, под красные знамена!
Все — на фронт, в ряды Красной Армии!»
(с. 122).
Но в этот же день Советская власть в
Баку временно пала — превосходящие силы
интервентов и действия контрреволюционных
партий привели к роковой развязке...
Он не дожил до 28 лет, когда в ночь на
20 сентября вместе с другими бакинскими
комиссарами был злодейски расстрелян.
...В одном из его писем (8 октября 1917 г.)
из армии воспроизводится разговор с коман¬
диром полка, который заявил, что «имеется
приказ Керенского арестовывать большеви¬
ков», и потребовал сообщить, какова «„про¬
грамма**... деятельности в полку» подчиненно¬
го офицера, С. Г. Осепян отвечал: «Моя про¬
грамма та же, что программа революционной
России» (с. 150). Эти слова, кажется, могли
бы служить эпиграфом к жизнеописанию ав¬
тора материалов, собранных в рецензируемой
книге.
Отрадно, что структура издания определена
с учетом всего разнообразия представленных
материалов, документов, есть в нем и в общем
удовлетворительные примечания, и перечень
основных дат жизни и деятельности С. Г. Осе-
пяна, и указатель имен. Однако одно, но су¬
щественное, на мой взгляд,замечание следует
сделать. Текст краткого Предисловия по свое¬
му содержанию, казалось бы, не дает повода
для возражений. Но разве такое предисловие
было желательно в данном случае? Суть упре¬
ка в том, что этот текст, где читателю представ¬
ляют героя книги, совершенно недостаточно
соотнесен с соответствующими историческими
событиями, с ближайшими его соратниками.
«Знакомство с одним из выдающихся руково¬
дителей закавказского пролетариата, верным
ленинцем С. Г. Шаумяном,— отмечается в
Предисловии,— совместная работа с другими
известными закаленными большевиками
сыграли огромную роль в политическом раз¬
витии молодого революционера...» (с. 3—4).
Или: он «под руководством С. Г. Шаумяна,
С. С. Спандаряна и А. Джапаридзе продол¬
жал вести партийную работу...» (с. 5—6).
Такими утверждениями можно было бы огра¬
ничиться лишь в том случае, если бы читатель
обнаружил их большее или меньшее подтверж¬
дение в материалах сборника. Точно так же об¬
стоит дело и с некоторыми событийными сюже¬
тами. Вот почему ценность, содержательность
предисловия возросла бы многократно, если бы
его авторы именно с такой точки зрения пред¬
варительно проанализировали отобранные для
печати материалы. К тому же в издательской
аннотации определенно пояснено, что сборник
предназначен и для изучающих историю
КПСС, и для студентов.
Стоит подчеркнуть, что, освещая, в частно¬
179
сти, опыт поколений, характеризуя тех, кто
служил их достойным и ярким олицетворением,
историки выявляют и истоки духовного, нрав¬
ственного, интернационального потенциала
народов нашей страны. Опыт издания рецензи¬
руемой книги заслуживает внимания приме¬
нительно к выпуску будущих аналогичных
публикаций.
При всем том очевидно, что авторы Пре¬
дисловия — институты истории партии при
ЦК КП Армении и ЦК КП Азербайджана,
весь коллектив, подготовивший сборник, внес¬
ли интересный, полезный вклад в историогра¬
фию темы.
М. П. Польский
РУССКИЙ ГОРОД
Три последних выпуска сборника «Русский
город» * содержат значительный и весьма раз
нообразный материал о различных сторонах
жизни русского города со времен его
возникновения до наших дней.
Проблемам истории древнерусского города
посвящено в этих книгах 17 статей. В двух
из них рассматривается история древнерусских
городов IX — первой половины XIII в., в од¬
ной — история XV в., в одной — XVI в., в пя¬
ти — в основном — XVII в., в шести статьях
анализируются итоги изучения русских горо¬
дов в отечественной и зарубежной историчес¬
кой науке. Кроме того, одна статья посвящена
истории одного города с IX в. до современности
и одна — русским источникам, содержащим
сведения о древних и средневековых городах
Сибири.
Даже этот краткий перечень достаточно
объективно отражает складывающуюся сегод¬
ня ситуацию в изучении древнерусского горо¬
да. Если освещение периода становления и на¬
чального развития (до середины XIII в.)
древнерусского города стимулируется успе¬
хами археологической науки, дающей ученым
все новые и новые материалы (и этот период
истории древнерусских городов исследуется
почти исключительно археологами), если
привлекает внимание русский город XVII в.,
потому что по его истории сохранился обиль¬
Примечания
Редколлегия: Л. А. Абрамян, М. В. Арзу¬
манян, Д. П. Гулиев, Г. Р. Симонян. Соста¬
вители: В. С. Шахназарян, Г. С Осипян и
Е. И. Осипян.
1 Есенин С. Баллада о двадцати шести.
Соч., т. 2. М., 1956, с. 135-137.
2 Елисаветполь — ныне Кировабад Азер¬
байджанской ССР.
3 Л е н и н В. И. ПСС, т. 48, с. 208.
4 Ш а у м я н С. Г. Избранные произве¬
дения. Т. 1. М., 1967, с. 418.
Обзор
ный документальный материал, то история
русского города второй половины XIII—XVI в.
разрабатывается гораздо менее интенсивно.
В последнем случае сказывается, очевидно,
то обстоятельство, что здесь не обойтись без
сложной и кропотливой работы по собиранию
и интерпретации сведений о русских городах
указанного времени. Исследователи на это
идут неохотно и отдают предпочтение перио¬
дам, которые богаче свидетельствами прош¬
лого и потому легче поддаются изучению.
Из работ о древних русских городах IX—
XVII вв., помещенных в рецензируемых выпус¬
ках сборника, заслуживают быть отмечен¬
ными прежде всего две — А. В. Кузы и
Н. Б. Голиковой.
А. В. Куза в статье «Социально-полити¬
ческая типология древнерусских городов X—
XIII вв.» (вып. 6) систематизировал весь из¬
вестный к началу 80-х гг. XX в. материал
о древнерусских городищах. Их насчитывалось
1395. Однако далеко не все они являлись го¬
родами. Чтобы выделить из городищ города,
автор обстоятельно рассмотрел вопрос о функ¬
циях и особенностях зарождавшихся городов
по сравнению с сельскими поселениями.
В советской историографии до последнего
времени считалось, что главным отличием го¬
рода от сельского поселения было наличие
в нем ремесленников и торговцев. Такое утвер¬
180
ждение влекло за собой другое: ремеслен¬
ники и торговцы отделялись от живших в горо¬
дах внутри крепостей-детинцев феодалов, их
поселения образовывали примыкавшие к кре¬
постным стенам посады. На посадах крупных
городов ремесленники расселялись компактны¬
ми группами по специальностям. Такое пред¬
ставление о древнерусском городе домонголь¬
ской поры механически переносило на этот
город черты русского города XVII в. Архео¬
логическое же изучение домонгольских горо¬
дов (особенно отчетливо это обнаружилось в
Новгороде) показало, что они состояли из
феодальных усадеб, на территории которых
располагались дворы зависимых от феодалов
ремесленников. Такие усадьбы находились
внутри и вовне детинцев. Торгово-ремеслен¬
ных посадов IX—XIII вв. до сих пор не обнару¬
жено. Это заставляет по-иному взглянуть на
происхождение древнерусского города.
Как показывает (с оговорками, которые
представляются излишними) автор, города
прежде всего были поселениями феодалов,
отделявшихся от массы зависимого от них на¬
селения. Получая от последнего прибавочный
продукт (А. В. Куза повторяет здесь
О. Г. Большакова; точнее говорить о'части
общественного продукта, безвозмездно при¬
сваиваемого феодалами), феодальный класс
был заинтересован в переработке и обмене до¬
ли этого продукта. Отсюда появление в фео¬
дальных городах ремесленников, обслуживав¬
ших феодалов, а с течением времени и купцов,
способствовавших обмену или продаже части
феодальной ренты.
Новая точка зрения на генезис древнерус¬
ского города представляется весьма плодо¬
творной. Она снимает многие неувязки преж¬
них воззрений (оставалось, например, необъ-
ясненным, что привлекало в города ремеслен¬
ников, почему в городах преобладала между¬
народная торговля, а не внутренняя) и удов¬
летворительно объясняет накопившиеся к на¬
стоящему времени в науке факты. Важны и
конкретные наблюдения, сделанные автором
при классификации 1395 городищ по занимае¬
мой площади, различным районам Древнерус¬
ского государства, времени происхождения.
Нужно согласиться с автором в том, что к горо¬
дам следует относить городища размером бо¬
лее 2,5 га. Интересны его сопоставления архе¬
ологических данных со свидетельствами пись¬
менных источников о городах XI—XII вв. Вы¬
ясняется, в частности, что наиболее крупные
укрепленные городища — это известные по ле¬
тописям столицы княжеств или центры уде¬
лов. Процесс распада Древнерусского госу¬
дарства на отдельные княжества сопровож¬
дался значительным ростом в них новых горо¬
дов, причем происходило не превращение в го¬
рода бывших замков или крепостей, а основа¬
ние князьями именно новых городов, особенно
заметное в XII в.
Статья Н. Б. Голиковой «Численность, со¬
став и источники пополнения гостей в конце
XVI — первой четверти XVIII в.» (вып. 8) по¬
священа позднему русскому городу. Автор
подробно рассмотрела положение в конце
XVI — первой четверти XVIII в. гостей, состав¬
лявших в то время особую корпорацию, попол¬
нявшуюся на основе правительственных ука¬
зов. Работа написана по новым архивным
источникам. Использованы научные труды
русских и советских историков. К сожалению,
вне поля зрения исследовательницы оста¬
лись работы современных зарубежных авто¬
ров, специально посвященные этому вопросу.
Привлечение архивного материала позволило
Н. Б. Голиковой существенно уточнить общее
число гостей в указанный период. Обнаружи¬
лось, в частности, что в XVII в. насчитывалось
176 гостей. Происходили они из 93 фамилий.
Некоторые фамилии гостей (Юрьевы,
Сверчковы, Шорины) отличались замечатель¬
ной устойчивостью, существуя по 100 и более
лет. В разные годы численность гостей колеба¬
лась от 14—18 до 43—50 человек. К концу
XVII в. число гостей неуклонно возрастало,
и тем не менее в первой четверти XVIII в. эта
корпорация прекратила свое существование.
Причина этого, как убедительно показыва¬
ет Н. Б. Голикова, заключалась не в экономи¬
ческих или демографических факторах, а в
несоответствии сословно-замкнутых прав
и обязанностей корпорации гостей новым
жизненным явлениям XVIII в. Абсолютистское
государство перестало нуждаться в прежней
элитарной организации гостей, купечество
в стране получило новое, гильдейское устрой¬
ство, которое позволило абсолютизму исполь¬
зовать в своих интересах значительно более
широкие слои купечества. Распространенное
представление о гостях как обладателях круп¬
ного торгового капитала, по своей природе
долженствующего противостоять феодализму,
оказывается неточным. Выработанные само¬
державием правовые нормы превращали куп¬
цов — потенциальных антагонистов в необхо¬
димый придаток феодального строя.
Статьи А. В. Кузы и Н. Б. Голиковой ставят
и решают крупные вопросы истории русского
города на разных стадиях его существования.
181
Другие статьи носят более частный характер,
хотя по тщательности разработки вопросов
многие из них не уступают названным рабо¬
там.
К неожиданному выводу приходит член-кор¬
респондент АН СССР В. Л. Янин в статье
«Летописные рассказы о крещении новгород¬
цев (о возможном источнике Иоакимовской
летописи)» (вып. 7). Сопоставив различные
летописные версии о крещении новгородцев
в 989 г., он определил, что они восходят к двум
рассказам, хотя и имевшим общую основу, но
отличавшимся друг от друга эпизодом со сбро¬
шенным в Волхов деревянным Перуном. Осо¬
бый рассказ о крещении новгородцев приведен
В. Н. Татищевым. Он носит поздние черты,
но сведения о пожаре Новгорода во время кре¬
щения подтверждаются современными рас¬
копками. Обнаружены следы большого пожа¬
ра 989 г. Автор статьи полагает, что в позднем
источнике (сложился не ранее 20-х гг. XV в.
и не позднее 1680 г.), использованном Тати¬
щевым, отразился более ранний памятник,
содержавший сведения о X в. Такая гипотеза
вполне правомерна, хотя нельзя исключать
длительного существования в Новгороде уст¬
ных рассказов о крещении его жителей. Что
касается иных версий о крещении, отраженных
в сохранившихся летописных сводах, то карти¬
на их эволюции была бы строже, если бы она
была связана с общей историей тех сводов, где
такие версии сохранились. Тогда было бы ясно,
что не Ермолинская летопись повторяет Вос¬
кресную летопись и Тверской сборник, а пос¬
ледние — Ермолинскую (с. 44—45), что версия
о Перуне, метнувшем свою палицу на волхов¬
ский мост, появляется в новгородском лето¬
писании примерно в 30-е гг. XV в. Кстати,
существование этой легенды в XV в. показыва¬
ет, что в Новгороде спустя полтысячелетие
ходили разные рассказы о крещении местных
жителей.
Событиям XV в. в Пскове посвящена статья
А. Л. Хорошкевич «Брань из-за смердов в
Пскове в 80-х годах XV в.» (вып. 6). Известные
события в Пскове в 1483—1486 гг. автор интер¬
претирует как выступление черных людей
города за привлечение к строительной повин¬
ности жителей сельских районов Псковщины,
подчинившихся московскому великому князю
смердов (с. 51). Такая интерпретация прием¬
лема, хотя прямых данных в пользу подобного
объяснения нет. Неприемлемой является яв¬
ная непоследовательность автора в исполь¬
зовании источников. С одной стороны,
А. С. Хорошкевич полагает, будто нельзя дове¬
рять копиям актов, поскольку в копиях может
искажаться княжеская титулатура (с. 41,
прим. 22), но с другой — буквально тут же, без
всяких оговорок пользуется поздними копиями
псковских летописей, устанавливая время при¬
знания в Пскове новой титулатуры московско¬
го великого князя (с. 41—42). Между тем
летопись - несравненно более идеологизи¬
рованный источник, чем акт, и использование
ее в указанных целях требует тщательней¬
шего обоснования.
Четко анализирует материал Л. Н. Годови¬
кова в статье «Иностранные писатели XVI ве¬
ка о русском городе» (вып. 8). Она проследи¬
ла, какими терминами называли иностранцы
русские города в XVI в., как они оценивали
внешний вид городов, организацию в них
торговли, что писали о городских церквах
и монастырях, быте горожан. Собранные
вместе иностранные свидетельства о русском
городе XVI в. дают довольно объективную
картину. Так, обширность русских городов,
наличие в них садов, существование незастро¬
енных пространств целиком подтверждаются
русскими источниками не только XVI, но и
XIV—XV вв.
Несколько статей посвящены русскому горо¬
ду XVII в. Т. Б. Соловьева («Городские владе¬
ния патриаршего дома и борьба за них с поса¬
дом в России XVII в.», вып. 6) суммировала все
данные о владениях патриарха в городах, выя¬
вив много архивных фактов. Главный вывод
статьи — о существовании значительных
городских владений патриаршего дома и после
«посадского строения» 1649—1652 гг.— из¬
лишне важен. Вместе с тем необходимо отме¬
тить, что иногда автор весьма прямолинейно
толкует борьбу посадских людей XVII в. с
льготным беломестным землевладением в горо¬
дах. Если владельцы беломестных дворов не
занимались ремеслом и торговлей, посады
не требовали приписки этих дворов к своим.
Поэтому переход, например, боярского двора
по завещанию к патриарху отрицательной ре¬
акции посадского населения не вызывал. Но
такая реакция наступала, когда жившие даже
вне городов патриаршие крестьяне, имея льго¬
ты, торговали в городах. Посады выступали
за отмену таких льгот, часто не выдвигая
требований, касающихся дворовладения этих
крестьян.
Е. А. Рыбина, скрупулезно проанализиро¬
вав документальный, картографический и ар¬
хеологический материал, установила время
и место строительства шведского торгового
двора в Новгороде XVII в. («Шведский двор
182
в Новгороде в XVII в.», вып. 6). Характерной,
и не только для того времени, была четырехлет¬
няя переписка между Новгородом и Москвой
по поводу этого строительства. Несмотря на
очевидные резоны постройки двора на Торго¬
вой стороне Новгорода, московские дьяки
упорно предлагали ставить двор на Софийской
стороне. Волокита приносила большие убытки
царской казне, но только под угрозой прекра¬
щения торговли со Швецией Москва пошла
на удовлетворение просьбы шведских купцов
и новгородского воеводы. Автор определяет
размеры шведского двора, исходя из длины са¬
жени в 216 см (с. 82—83). Между тем до сере¬
дины XVII в. в сажени было не 3, а 2,5 аршина,
т. е. примерно 180 см. Из этой величины
и следует исходить, определяя размер швед¬
ского двора в Новгороде в первой половине
XVII в.
Русскому градостроительству конца XVI —
первой четверти XVIII в. посвящены работы
В. В. Кириллова: «К проблеме изучения древ¬
нерусского города XVI—XVII вв.» (вып. 7)
и «Русское градостроительство на переходе от
средневековья к новому времени» (вып. 8).
Автор полемизирует с теми исследователями,
которые отрицают плановое начало в застрой¬
ке основанных в конце XVI—XVII в. русских
городов. Планировка городов учитывала ланд¬
шафтные особенности, но не целиком подчиня¬
лась им. В этом точка зрения В. В. Кириллова
представляется более привлекательной, чем
его оппонентов. С петровского же времени на¬
чинается упорядоченная застройка городов по
регулярным планам.
Значительное место в сборниках занимают
историографические статьи. Две работы опуб¬
ликовал А. С. Хорошев. Первая — «Периоди¬
зация новгородской историографии XVIII —
начала XX в. (к постановке вопроса)» (вып.
7) — посвящена историографии не столько
Новгорода как города, сколько Новгорода как
государства. К сожалению, в работе продемон¬
стрирован тот подход к историографии, кото¬
рый стал ведущим для советской исторической
науки в 30-х гг. XX в. Историкам А. С. Хорошев
дает прежде всего политические характеристи¬
ки и в зависимости от них определяет вклад
исследователей в историческую науку. Ни
анализа источников, которыми пользовался
тот или иной ученый, ни оценки методов обра¬
ботки этих источников, влияния исторического
материала на конечные выводы в статье нет.
Развитие исторических представлений объ¬
ясняется только политическими симпатиями
или антипатиями. Историография оказывается
совершенно приравненной к истории общест¬
венной мысли. Не случайно автор даже «обо¬
сновал» в статье необходимость включения в
историографию произведений художествен¬
ной литературы.
Вторая историографическая статья того же
автора — «Отечественная историография о
падении Новгородской вечевой республики»
(вып. 8) — написана в том же плане, иногда
дословно повторяя первую (ср.: вып. 7, с. 68,
82, 79 и вып. 8, с. 51, 52, 53). Но тема ее — дру¬
гая. Переход Новгорода под власть москов¬
ского великого князя А. С. Хорошев склонен
расценивать как крупнейшее событие русской
истории XV в. (с. 43). Однако это не так.
В XV в. произошло не только установление вла¬
сти великого московского князя над Новгород¬
ской феодальной республикой, но и над рядом
феодальных княжеств: Ярославским, Ростов¬
ским, Тверским.
Главным же было освобождение от ордын¬
ского ига. Исходная же позиция А. С. Хороше-
ва заставляет его рассматривать московско-
новгородские отношения 50—70-х гг. XV в.
сквозь резко увеличивающее и искажающее
стекло, придавать исключительное значение
факту падения Новгорода, расценивать этот
факт как результат многовекового спора меж¬
ду монархической и республиканской систе¬
мами правления в русских землях. Но если
так, то как же оценивать факт подчинения
Москве ряда феодальных княжеств? Новго¬
родская феодальная республика столетиями
сосуществовала с княжествами, где была иная
форма правления, и не вековым соперничест¬
вом монархии и республики надо объяснять
ликвидацию последней. С этой точки зрения
весьма рациональными представляются наб¬
людения В. Л. Янина, которые напрасно оспа¬
ривает А. С. Хорошев (с. 63). Говоря о при¬
соединении к Москве Новгорода, автор почему-
то анализирует летописные рассказы о походе
Ивана III на Новгород не в 1477 г., когда и
последовало подчинение Новгорода, а в 1471 г.
(с. 44—45). Странно выглядит и итоговый вы¬
вод А. С. Хорошева. По его мнению, именно
национальное единство Новгорода и Москвы
«оставалось залогом общерусского государ¬
ственного, политического, экономического
и национального объединения» (с. 66). Хоро¬
шо известно, что Московское государство сра¬
зу же складывалось как государство много¬
национальное. Много разных народов жило
и на территории Новгородской республики. Ес¬
ли бы национальный фактор был главным, то
почему в XV в. к Москве не присоединились
183
Смоленск, Псков, Рязань? На с. 53 А. С. Хо¬
рошев критикует «этнографические» (следова¬
ло бы говорить об этнических) объяснения
исторических процессов Н. И. Костомарова,
выводившего политические особенности сред¬
невекового Новгорода из принадлежности его
жителей к украинской народности. Критика
вполне справедлива. Ее только нужно было об¬
ратить и на собственные построения.
Статья Д. Н. Шанского «Русский город
периода феодализма (IX—XVIII вв.) во
французской историографии XVIII—XIX вв.»
(вып. 7) знакомит со взглядами французских
историков позапрошлого и прошлого столетий
на эволюцию русского феодального города.
Интерес представляет точка зрения француз¬
ских исследователей на развитие в русских
городах «третьего сословия» и отношение
к нему монархической власти.
Три работы А. М. Дубровского посвящены
разным темам. Статья «П. П. Смирнов —
историк городов феодальной России» (вып. 6),
написанная с использованием материалов из
архива историка, в основном повторяет оценки
П. П. Смирнова как исследователя и его основ¬
ного труда «Посадские люди и их классовая
борьба до середины XVII в.», появившиеся
в советской печати вскоре после смерти учено¬
го. К сожалению, в статье анализируются не
все работы Смирнова по истории русского го¬
рода, даже библиография его исследований по
данной тематике неполна.
Интереснее написана статья А. М. Дубров¬
ского «Русский феодальный город в современ¬
ной англо-американской историографии»
(вып. 8). Автор показал, как буквально за
последние 20 лет резко возрос интерес амери¬
канских и английских историков к проблеме
русского феодального города. Эти исследова¬
тели используют новые источники, хранящие¬
ся в советских архивах, но в то же время следу¬
ют социологическим схемам, упрощенно трак¬
тующим эволюцию городов в мировой истории
(деление истории городов на предындустри-
альную и постиндустриальную). Вместе с тем
они обращают внимание на такие стороны
городообразовательных процессов, какие не
всегда пользуются вниманием советских исто¬
риков. Но, пожалуй, самая значительная из
историографических работ — это написанная
А. М. Дубровским совместно с Е. В. Чистяко¬
вой статья «Советская историография соци¬
альных движений в Москве XVI—XVII вв.»
(вып. 7). Здесь не только точно оценен вклад
каждого исследователя в изучение городских
движений XVII в. (из движений XVI в. рас¬
сматриваются два: 1547 г. и 1584 г. в Москве),
но и показано, на основе какого материала
делались те или иные выводы, как расширя¬
лась источниковая база исследований, как
все более тщательно и внимательно обраба¬
тывался исторический материал. Высокий уро¬
вень работы определяется тем, что авторы пре¬
красно знают источники, проблему в целом
(Е. В. Чистяковой издан ряд ценных работ пи
истории городских движений в России
XVII в.), а потому легко и точно определяют
место каждого труда в историографии вопроса.
Содержание статьи Л. Р. Кызласова «Со¬
общения русских источников о древних и сред¬
невековых городах Сибири» (вып. 8) шире
ее названия. В ней анализируются данные не
только русских источников, но и иностранных,
принадлежавших перу побывавших в России
людей. Сведения такого рода важны, хотя
в них не всегда отличаются собственно города
от укреплений, использовавшихся лишь во вре¬
мя военных действий, и от религиозных соору¬
жений, в частности буддийских храмов. Едва
ли следует расценивать рассказы двух изводов
Новгородской I летописи о югорских городах
в 1193 г. как свидетельства о городах сибир¬
ских, на чем настаивает автор. В XII в. югра
жила и в Предуралье. Не все замечания
С. Герберштейна о Тюмени следует относить
к сибирской Тюмени (с. 33). Похоже, что
С. Герберштейн иногда путает Тюмень сибир¬
скую с Тюменью на р. Терек.
В работе В. М. Возлинской «Методы ис¬
следования и реконструкции древнего города»
(вып. 8) речь идет об истории возникновения
и развития города Белева с древнейших времен
до 70-х гг. XX в. Такое сквозное исследование
позволяет обнаружить качественные сдвиги в
развитии города при условии, что вся его исто¬
рия будет выяснена с надлежащей точностью.
К сожалению, древнейшая история Белева
дана в статье не вполне верно. Белевское горо¬
дище датируется не IX—X вв. (с. 207), а X в.
В XIII—XIV вв. Белевского княжества не
существовало. Белев входил тогда в состав
Новосильского княжества.
Город капиталистической эпохи — от време¬
ни буржуазных реформ 60-х гг. XIX й. до
1917 г.— менее отражен в рецензируемых
выпусках. Этот пробел не может остаться
незамеченным, тем более что таким же недо¬
статком страдали и предыдущие выпуски того
же сборника. Городская жизнь в условиях гос¬
подства капиталистических порядков в суще¬
ственных чертах отлична от порядков предше¬
ствующего времени. История городов периода
184
капитализма вплотную подводит к тому карди¬
нальному моменту, когда город стал ведущим
началом в совершении коренного революцион¬
ного преобразования общества. Это обстоя¬
тельство делает особо актуальным изучение
городов второй половины XIX — начала XX в.
В 6—8 выпусках сборника многообразная
история городов России эпохи капитализма
представлена преимущественно одной темой:
формирование населения Москвы, его источни¬
ки и количественное выражение. Этой теме
посвящены две статьи — В. А. Федорова
«Крестьянин-отходник в Москве (вторая поло¬
вина XIX в.)» (вып. 6) и М. Ф. Прохорова
«Отходничество крестьян в Москву в третьей
четверти XVIII в.» (вып. 7). В последнем вы¬
пуске помещена и статья А. А. Трифонова
«Формирование населения Москвы в доре¬
волюционный период». Авторы этих статей
стараются утвердить мысль, что главным
источником формирования московского насе¬
ления и главным фактором преобразования
Москвы в капиталистический город были при¬
ходившие в нее крестьяне. В массовых случа¬
ях отходники в Москве становились наемными
работниками в промышленном производстве,
занимались разнообразными мелкими промыс¬
лами и торговлей, обслугой (дворники, сторо¬
жа и проч.). Крестьяне-отходники вызывают
исследовательский интерес не только как люд¬
ская масса, служившая источником пополне¬
ния кадров горожан, но и сами по себе, как осо¬
бая социальная категория. Из названных вы¬
ше трех статей эта сторона отходничества бо¬
лее всего учитывается в статьях М. Ф. Прохо¬
рова и В. А. Федорова.
Привлекая многообразный материал — не
только опубликованный, но и в большой мере
архивный, М. Ф. Прохоров обрисовал широ¬
кую программу изучения отходничества. По
его словам, программа должна «выяснить
размеры, территориальную направленность
и продолжительность отходов крепостных кре¬
стьян в Москву в третьей четверти XVIII века,
их занятия, условия труда и быта, отношение
помещиков к отходничеству, влияние этого
явления на социально-экономическую жизнь
Москвы» (вып. 7, с. 150). При ограниченном
размере статьи такая задача — сама по себе
оправданная — безусловно невыполнима.
Естественно, что большая часть разделов
намеченной программы (например, участие
крестьян в социальных движениях в городах,
значение отходничества для социально-эконо¬
мического положения крестьян и др.) не могла
найти в сборнике адекватного отражения.
Однако широкая постановка исследователь¬
ских задач по отходничеству, независимо от
учета возможности их выполнения в пределах
одной статьи, полезна, поскольку дает направ¬
ление последующим работам в изучении этого
весьма значительного явления в народной
жизни прошлого. Одно из важных достоинств
статьи в том, что она противостоит узкому ста¬
тистико-демографическому подходу к освеще¬
нию отходничества, который распространен
в литературе (он, в частности, присутствует
в статье А. А. Трифонова), показывая сопря¬
женность вопроса о численности пребывавших
в городе крестьян с разносторонними социаль¬
ными явлениями. С одобрением надо отметить
и расширенную источниковую базу статьи
М. Ф. Прохорова. Для изучения городского
развития он привлек помимо распространен¬
ных в литературе цифровых данных новые
сведения из архивных документов, новые кате¬
гории документального материала, ранее для
изучения данной темы почти не использовав¬
шиеся. Наиболее перспективным представля¬
ется включение автором в круг изучаемых
документов материалов из вотчинных архив¬
ных фондов.
Некоторые указания М. Ф. Прохорова по
конкретным, но существенным вопросам не ме¬
шало бы ему уточнить, например, относитель¬
но дозволенного законом срока пребывания
крестьянина в отходе и об относительной
частоте выборки паспортов крестьянами раз¬
личных категорий. Указания на предельные
сроки отходов (с. 156—158) следовало бы, по
нашему мнению, дополнить сведениями о смяг¬
чавших их правилах: возможности продления
действия паспорта дополнительным льготным
сроком, надписями на паспортах владельцев
крестьян, разрешавших их продление в местах
фактического жительства крестьян. Нужно бы¬
ло бы отметить возможность для крестьян
покидать свое основное место жительства без
паспортов в определенных территориальных
пределах. Эти сведения помогли бы читателю
уточнить представление о том, насколько пол¬
но паспортная система отразила действитель¬
ный выход крестьян из родных деревень.
Указанное достоинство статьи М. Ф. Про¬
хорова, связанное с привлечением новых ар¬
хивных материалов, особенно наглядно обна¬
руживается в сопоставлении ее со статьей
А. А. Трифонова, в которой повторяются широ¬
ко распространенные в литературе показатели
численности городского населения без углуб¬
ленного их анализа. Нельзя вместе с тем не
отметить широкие хронологические рамки по¬
185
следней статьи: рассмотрение численности,ди¬
намики населения Москвы доводится в ней до
1917 г. Однако отмеченный выше недостаток
данной работы — опора не на первичные
источники, а на вторичные данные — приводит
к тому, что она значительно проигрывает при
сравнении со статьями М. Ф. Прохорова
и В. А. Федорова.
Статья В. А. Федорова «Крестьянин-отход¬
ник в Москве (вторая половина XIX века)»
является продолжением работы того же авто¬
ра, опубликованной в первом выпуске «Рус¬
ского города». Здесь также рассматривается
приход в Москву крестьян, но за более позднее
время. Передвижение людей на жительство из
сельских местностей в города закономерно
оценивается автором как одно из важнейших
проявлений социально-экономического прог¬
ресса. Работы В. А. Федорова всегда насыще¬
ны большим фактическим материалом, в нема¬
лой его части добытым трудами автора в ар¬
хивах. Поскольку поступление крестьян на
прожитие в Москве принимается в качестве од¬
ного из главных источников роста населения
города, автор в рассматриваемой статье про¬
слеживает изменение численности всех москви¬
чей, имея цель выяснить соотношение естест¬
венного и так называемого механического
приращения численности жителей города
во второй половине XIX в. Та же задача
поставлена в статьях М. Ф. Прохорова
и А. А. Трифонова. В этой связи выявляется
необходимость уточнить понимание двух кате¬
горий людей, выделяемых в трех указанных
статьях: «коренное» и «пришлое» городское
население. Под тем или иным обозначением
эти две категории населения городов сумми¬
руются в статьях в качестве равноправных
составных частей общей совокупности «горо¬
жан». Тогда возникает вопрос;насколько мож¬
но считать горожанами людей, застигнутых на
городской территории однодневными перепи¬
сями, в том числе уроженцев данного города,
находившихся в городе считанные дни, недели
или месяцы, и уроженцев иных мест, но жив¬
ших в данном городе пять, десять и более
лет? Не свидетельствует ли долгожитие чело¬
века в городе о его фактическом укоренении
в нем?
Размышление над этими вопросами приво¬
дит к заключению, что в соответствующих таб¬
лицах графу «коренное население» лучше
составить из двух подграф: «уроженцы данно¬
го города» и «живущие в данном городе не
менее 5 лет», и затем дать графу «жившие
в городе не более 5 лет». (Хронологический
рубеж в 5 лет здесь указан, разумеется, услов¬
но, он может быть и иным). Предложенная
перестройка таблиц, содержащих сопостав¬
ление движения численности «коренного» и
«пришлого» населения городов, думается, ос¬
вободит их от излишнего формализма и при¬
даст им большую выразительность и точность.
В. А. Федоров вполне основательно заметил,
что «значительную часть „пришлого11 населе¬
ния составляли постоянные жители Москвы»
(с. 193). Отсюда вытекает потребность изба¬
виться от противопоставления двух определе¬
ний: «пришлое» и «постоянное» население, и
предложенное изменение в построении соответ¬
ствующих таблиц идет навстречу этой потреб¬
ности. Если акцент ставится на расширении
притока к городам сельского населения, то не
менее существенно выявить процесс скла¬
дывания из прибывавших в город людей кад¬
ров постоянных его жителей. Для утверждения
капитализма характерно сосуществование
этих двух явлений.
В том же плане выявления процессов,
характерных для эпохи утверждения капита¬
лизма, необходимо показать совмещение боль¬
шого абсолютного прироста числа людей,
прибывавших в город (он превышал прирост
численности постоянного населения), с показа¬
телем темпов прироста среднегодового коли¬
чества той и другой категории людей. По это¬
му показателю прирост постоянного населе¬
ния не только не отставал от прироста прибы¬
вавших в город, но даже опережал его. Сопо¬
ставляя соответствующие показатели по дан¬
ным переписей 1882 и 1902 гг. (см.: вып. 6,
с. 193, табл. 1 и вып. 7, с. 196, табл. 2),
обнаруживаем, что среднегодовой темп при¬
роста численности родившихся в Москве пре¬
вышал тот же показатель по «пришлым» в 1,24
раза (соответственные темпы прироста —
2,3% и 1,85%).
Думается, что при дальнейшем изучении
демографических процессов в городах следует
вводить больше новых, не повторявшихся в
прежней литературе данных и расширять
практику их математического анализа.
Упомянем здесь, что статья одного из авто¬
ров настоящего обзора — «Правительствен¬
ная регламентация городообразовательных
процессов в первое пореформенное десятиле¬
тие» (вып. 6) х- привлекает внимание к тому
часто упускаемому из виду обстоятельству,
что интенсивность нарастания городского на¬
селения определялась не только органично
присущими историческому развитию экономи¬
ческими и социальными процессами, но
186
и установленными правительством админи¬
стративными правилами, полицейскими и фи¬
скальными соображениями.
Весьма содержательна статья В. В. Кирил¬
лова «Русский город эпохи барокко (культур¬
ный и эстетический аспект)» (вып. 6). Автор
подробно, насколько это позволяет объем
научной статьи, исследует распространение
в городской архитектуре конца XVII — пер¬
вой половины XVIII в. нового стиля. В этом
направлении изучаются также города-заводы.
«Строительство Петербурга... знаменовало
качественно новый этап в развитии русского
регулярного города»,— заключает автор
(с. 148).
Однако в статье не совсем четко выявляется
роль Москвы в изучаемом процессе, хотя
московской тематике отведено немало места.
Многозначительное указание относительно то¬
го, что первые сооружения, отражающие новое
ощущение города, появились в Москве в связи
с празднованием Азовской победы в 1696 г.
(с. 129), немало теряет потому, что речь здесь
идет лишь о «деревянной фасадной стенке,
прислоненной» во время парада к старому зда¬
нию. «Но с окончанием торжеств,— вынужден
констатировать автор,— исчезал и весь этот
временно выстроенный представительный ар¬
хитектурный фон. Москва снова обретала свой
прежний средневековый облик» (там же).
Противоречиво говорится о месте Сухаревой
башни в историко-архитектурном процессе
(с. 131). Заметим, однако, что подмеченные
несогласованности в оценках во многом отра¬
жают существовавшие расхождения, вызван¬
ные незавершенностью стадии первоначаль¬
ного становления нового принципа градостро¬
ительства.
Полезен конкретный пример перерастания
раннепромышленного пункта — поселка го¬
родского типа Фряново в Подмосковье — че¬
рез феодально-крепостническую, затем ка¬
питалистическую форму в крупный центр со¬
ветской легкой промышленности. Очерк
«К истории подмосковного поселка городско¬
го типа Фряново» (вып. 7) принадлежит
Л. И. Насонкиной.
Два очерка — В. Г. Глушкова и Б. С. Хорева
«Проблема обеспечения народного хозяйства
Москвы трудовыми ресурсами и ограничение
роста города» (вып. 8) и Л. И. Даценко
и И. С. Мшвелидзе «Из истории народного
образования Москвы и Московской области
в 1917—1941 гг. (по документам ЦГАМО
и ЦГАОРСС г. Москвы)» (вып. 6) — напо¬
минают о намерении организаторов сборников
«Русский город» отразить наравне с другими
эпохами и историю города советского времени.
Но названные статьи, интересные отдельными
наблюдениями, пока такой задачи не решают.
Подводя итоги, отметим, что, несмотря на
разный уровень помешенных в последних
выпусках «Русского города» статей, это изда¬
ние является важным и перспективным.
Следовало бы только продумать вопрос о рас¬
ширении тематики сборников, о публикации
в них статей не только по истории собственно
русских городов, но и городов других регионов
СССР, а может быть, и зарубежных. Это дало
бы возможность оттенить общее и особенное
в национальном развитии городов, глубже уяс¬
нить генезис и последующую эволюцию
городообразовательного процесса в целом.
В. А. Кучкин, П. Г. Рындэюнский
Примечания
* Русский город (Материалы и исследова¬
ния). Изд-во Московского университета.
Вып. 6, 1983, 227 с., тир. 7000; вып. 7, 1984,
213 с., тир. 4700; вып. 8, 1986, 256 с., тир. 2820.
Рец. на вып. 1 и 2 см.: История СССР,
1978, № 1, с. 192—195; на вып. 2: 1980, № 3,
с. 188—190; на вып. 3, 4 и 5: 1984, № 3,
с. 176-180.
МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕН¬
НИКОВ (1755—1917). М., «Современник», 1989, 735 с., тир. 100 000
Как писал В. Г. Белинский, «Московский
университет... не знает себе соперников; у него
есть история... В Московском университете
есть дух жизни, и его движение, его ход к усо¬
вершенствованию так быстр, что каждый год
он уходит вперед на видимое расстояние» '.
Замечательную историю Московского универ¬
ситета, его традиции, «дух жизни», «движе¬
187
ние» раскрывает перед читателем сборник
«Московский университет в воспоминаниях
современников», в который вошли отрывки
из мемуаров, дневников, записок его воспи¬
танников.
Воспоминания как жанр литературно-исто¬
рического творчества имеет глубоко личност¬
ный характер, отражает специфику эмоцио¬
нального восприятия окружающей обста¬
новки их составителями. Они часто содержат
уникальные факты и детали событий, не на¬
шедшие отражения в других источниках, дают
образное представление об атмосфере жизни
университета, воссоздают яркие картины бы¬
та и нравов, уклада повседневной жизни и за¬
нятий студентов. По опубликованным отрыв¬
кам, конечно, трудно проследить год за годом
историю университета, все стороны его де¬
ятельности, но собранные воедино, они дают
возможность составить обобщенный образ
московского студенчества второй половины
XVIII — начала XX в.
Основание университета связано с именами
двух выдающихся людей XVIII в.— М. В. Ло¬
моносова, являвшегося инициатором создания
университета, и И. И. Шувалова, который
претворил в жизнь эту идею. Письмом Ломо¬
носова к Шувалову, датированным 1754 г.
и проектом «Об учреждении Московского
университета», опубликованным в «Санкт-Пе¬
тербургских ведомостях» 16 мая 1755 г.,
открывается рецензируемый сборник. Его
материалы охватывают полуторавековой
период жизни университета. Представленные
в нем последние публикации относятся к кон¬
цу XIX — началу XX в.— это страницы
воспоминаний филолога С. И. Радцига, совет¬
ских историков, академиков В. И. Пичеты
и Н. М. Дружинина.
Настоящее издание, продолжающее публи¬
кацию воспоминаний воспитанников Москов¬
ского университета 2, характеризуется широ¬
ким подходом к отбору материала, стрем¬
лением представить разнообразный круг авто¬
ров, расширить хронологические рамки. Авто¬
ры воспоминаний — представители различных
поколений выпускников университета, отлича¬
ющихся по своей общественной ориентации,
специальности, положению в обществе. Это —
писатели и поэты, ученые, историки, юристы,
биологи, медики, химики. Естественно, что
среди них больше представителей гуманитар¬
ных наук и профессий, выпускников истори¬
ко-филологического и юридического факуль¬
тетов. Тем больший интерес представляют
сохранившиеся и представленные в сборнике
воспоминания выдающегося хирурга Н. И. Пи¬
рогова, создателя русской физиологической
школы И. М. Сеченова, физика А. К. Тимиря¬
зева, врача Н. А. Белоголового и др. Публику¬
емые материалы различаются своим масшта¬
бом, хронологическими рамками, описываемы¬
ми конкретными событиями.
В сборник впервые включены отрывки из
воспоминаний крупнейших историков XX в.—
В. О. Ключевского, К. Н. Бестужева-Рюмина,
Ю. В. Готье, Н. М. Дружинина, экономиста
И. И. Янжула и др. (всего около 20 имен).
Некоторые из них впервые публикуются в со¬
ветском издании. Несомненный интерес пред¬
ставляют отрывки из воспоминаний воспитан¬
ников Московского университета второй поло¬
вины XVIII в.— профессора, известного писа¬
теля И. Ф. Тимковского, губернатора Ф. П. Лу-
бяновского, драматурга Д. И. Фонвизина,
обер-прокурора Синода С. П. Жихарева.
Это одни из немногих сохранившихся сви¬
детельств о внутренней жизни университета в
первые десятилетия его деятельности. К со¬
жалению, пожар 1812 г. уничтожил бога¬
тейший университетский архив.
В воспоминаниях нашли отражение различ¬
ные стороны жизни университета: структура
управления, система преподавания, содержа¬
ние учебного процесса, положение отдельных
слоев студенчества, общественная деятель¬
ность и т. п. Внимание читателей привлечет
перечень курсов лекций на юридическом,
историко-филологическом, медицинском фа¬
культетах. Так, в учебный план второго курса
юридического факультета, вспоминает студент
40-х г. XIX в., историк права Б. Н. Чичерин,
входили: государственное право, политическая
экономия и статистика, история средних веков,
русская история, логика, история римского
права (с. 395).
Большое место отводится в воспоминаниях
характеристике университетской профессуры.
Перед читателем проходит галерея ярких
портретов ученых и преподавателей. Они напи¬
саны с добрым юмором, любовью, иногда
с сарказмом, «смешно» и «безотчетно». Оцени¬
вается содержание лекций, форма их чтения,
манера держаться, отношение преподавателя
к студентам, его внешний облик, одежда и т. п.
Материалы сборника дают возможность про¬
вести сравнение этих характеристик, даваемых
разными студентами, в разные временные про¬
межутки, выявить общее в оценках и индиви¬
дуальное восприятие каждого. Мы встречаем
впечатляющие характеристики любимых все¬
ми профессоров историко-филологического
188
факультета — «замечательного ученого и пе¬
дагога» С. М. Соловьева, В. О. Ключевского
Т. Н. Грановского, профессоров юридического
факультета — И. М. Соколова, С. П. Боткина
и многих других. Большой интерес вызывают
воспоминания о замечательных питомцах уни¬
верситета — В. Г. Белинском, М. Ю. Лермон¬
тове, А. Г. Столетове.
Выдающийся русский филолог, академик
Ф. И. Буслаев в своих воспоминаниях харак¬
теризует состав студентов 30-х гг. XIX в. Писа¬
тель И. А. Гончаров и историк В. О. Ключев¬
ский ярко описывают вступительные и вы¬
пускные экзамены; картины жизни студентов,
их быта даются в воспоминаниях А. И. Герце¬
на и Ю. В. Готье.
В материалах сборника нашли отражение
политические события, социальная и духовная
жизнь Московского университета, который,
пишет Б. Н. Чичерин, являлся «центром всего
умственного движения в России», особен¬
но в 40-х гг. XIX в. Однако, продолжает он,
в 50-е гг. университету был нанесен удар
и высокое значение его в жизни «русского
общества утратилось» (с. 414). Интересны
воспоминания Ключевского, И. Г. Прыжова,
И. А. Худякова, отражающие атмосферу обще¬
ственного движения в 60-х гг. XIX в.
О настроениях студентов в период Крымской
войны рассказывает Н. А. Белоголовый;
Н. М. Дружинин описывает обстановку в уни¬
верситете в период революции 1905—1907 гг.
Вступительная статья, написанная Ю. Н. Емель¬
яновым, представляет читателю не получившие
прежде достаточного освещения стороны де¬
ятельности Московского университета. Уни¬
верситет характеризуется как центр просве¬
щения, науки и культуры. Раскрывается значе¬
ние его в становлении и развитии университет¬
ского образования в России, в организации
многих научных обществ и ставших широ¬
ко известными научных школ — И. Е. Жуков¬
ского, П. Н. Лебедева, В. И. Вернадского.
Обращается внимание на роль университета
в создании русского театра, ряда музеев в
Москве (Политехнического, Исторического
и др.) культурно-просветительских учрежде¬
ний.
Самостоятельное научно-познавательное
значение имеют комментарии — результат
большой поисковой и исследовательской рабо¬
ты. Они углубляют содержание публикуемых
в сборнике материалов, являются существен¬
ным дополнением к научной разработке исто¬
рии Московского университета. К сожалению,
в некоторых случаях в них пропущены указа¬
ния на время написания воспоминаний, годы
обучения авторов в университете, их общест¬
венное положение. Обращает на себя внима¬
ние аннотированный указатель имен, что явля¬
ется весьма редким явлением в нашей научной
и научно-популярной литературе. Оформлена
книга со вкусом и тактом. Быть может, сле¬
довало, как это было в упомянутом предыду¬
щем издании, дать иллюстрации, портреты
некоторых выпускников университета.
Рецензируемый сборник представляет инте¬
рес не только для людей, связанных с Москов¬
ским университетом, бывших и настоящих его
студентов, но и для широкого круга читателей,
интересующихся историей университета
и историей культуры вообще. Эта книга —
еще одно звено в уникальной истории старей¬
шего высшего учебного заведения, богатой
научными, учебными, культурными и револю¬
ционными традициями. Представляется есте¬
ственным пожелание продолжить работу по
публикации воспоминаний воспитанников
Московского университета — наших современ¬
ников.
А. Е. Шикло
Примечания
‘Белинский В. Г. Соч., т. III. М., 1953,
с. 226.
2 Московский университет в воспоминаниях
современников. М., 1956.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ (Историография). Сб. ст. М., «Наука»,
1988, 296 с., тир. 2300
В книгу, посвященную недавно ушедшему из в течение многих лет сектора истории внеш-
жизни академику А. Л. Нарочницкому, вошли ней политики России Института истории СССР
статьи сотрудников возглавлявшегося ученым АН СССР. Настоящее издание хронологиче-
189
ски связано с обобщающим коллективным
историографическим трудом, ранее подготов¬
ленным сектором ', поэтому авторы в ряде
случаев ограничиваются рассмотрением совет¬
ской литературы лишь первой половины
80-х гг.
В открывающей сборник статье А. Л. Нароч-
ницкого подведены итоги изучения советской
историографией политики России и междуна¬
родных отношений в Юго-Восточной Европе
и намечены задачи, стоящие перед советскими
учеными в этой области. Исходя из сделанного
ранее в советской литературе вывода о роли
России, объективно способствовавшей разви¬
тию земледелия, торговли, промышленности и
судоходства в упомянутом регионе, автор кри¬
тически оценивает буржуазную историогра¬
фию, в которой «смягчаются или замалчивают¬
ся последствия османского владычества»
(с. 9) на территории Балканского полуострова.
Справедливо обращается внимание на сла¬
бую изученность взаимоотношений России с
народами Юго-Восточной Европы в первой
четверти и середине XVIII в., культурных свя¬
зей в XVIII — начале XX в. Автор специаль¬
но останавливается на так называемом «За¬
вещании» Петра I, на обнаруженных им в
архивах Франции материалах, раскрывающих
историю создания этой фальшивки.
В. С. Васюков рассматривает ленинские
произведения 1904—1917 гг., в той или иной
степени касающиеся внешней политики Рос¬
сии периода империализма. Он особо останав¬
ливается на ленинской классификации соот¬
ветствующих групп империалистических дер¬
жав, согласно которой Россия (наряду с
Францией и Японией) отнесена к группе
«первоклассных, но не вполне самостоятель¬
ных» держав (с. 21). Эта специфика россий¬
ского империализма, хотя и «обремененного»
остатками феодального уклада и в базисе, и в
надстройке, тем не менее вряд ли делает пра¬
вомерным выводы некоторых современных со¬
ветских ученых (выводов, все еще повторя¬
емых в нашей исторической литературе),
в которых утверждается, что «Россия страной
среднеразвитой еще не была»2. Данное
В. И. Лениным ее определение как страны «не
вполне самостоятельной» говорит лишь (как
это подчеркивается в статье) о ее «некоторой
экономической зависимости» и в то же вре¬
мя — о ее значительном весе в мировой поли¬
тике.
Обращаясь непосредственно к работам
В. И. Ленина, автор показывает его взгляды
в динамике, в соответствии с развитием между¬
народных событий в названные годы — от рус¬
ско-японской войны и революций на Востоке
до марокканского кризиса, итало-турецкой
войны, балканских войн и первой мировой
войны. Однако статья выиграла бы, если бы в
ней была раскрыта творческая лаборатория
ленинских трудов по истории империализма,
в частности, на основе материалов из «Тетра¬
дей по империализму». Автору, на наш взгляд,
следовало бы также высказать свое суждение
по непростому вопросу об оценке российского
империализма как военно-феодального и оста¬
новиться на раэборе дискуссии советских
историков по этой проблеме э. Интересно было
бы и сопоставление ленинской концепции
российского империализма с другими концеп¬
циями — большевиков (Н. И. Бухарина,
М. Н. Покровского), меньшевиков (М. П. Пав¬
ловича).
Взаимосвязь войны и революции примени¬
тельно к событиям 1904—1906 гг. в России ос¬
вещена А. В. Игнатьевым. Сопоставляя пози¬
ции большевиков и меньшевиков в вопросе о
войне, автор стремился провести всесторонний
анализ большевистской антивоенной платфор¬
мы, показать разработку большевиками и
меньшевиками политической линии в револю¬
ции.
Обзор новейшей советской литературы и
публикаций (за период второй половины
80-х гг), посвященных внешней политике
России с конца XVII в. до Парижского мира
1856 г., осуществлен О. В Орлик. Оправдано
то внимание, которое уделено автором (при
ограниченном объеме статьи) характеристике
различных документальных изданий, содержа¬
щих материалы по истории внешней политики
России, увидевших свет как в Москве, так и в
других научных центрах страны. В статье наш¬
ло отражение и большинство исследователь¬
ских работ по названной проблематике. Хоте¬
лось бы, однако, чтобы те из них, которые полу¬
чили неоднозначную оценку в советской исто¬
рической печати и вызвали полемику, как, на¬
пример, книга Н. С. Киняпиной, М. М. Блиева.
В. В. Дегоева \ были бы охарактеризованы и
в обзоре. Следовало бы также сказать конкрет¬
но, почему подготовленные документальные
публикации и исследования по некоторым ве¬
дущим проблемам внешней политики России
не увидели света в свое время. Так, ни одна
из работ, подготовленных к 175-летию Оте¬
чественной войны 1812 г. (с. 58), к юбилею
так и не вышла. Правда, увидело свет третье
издание монографии П. А. Жилина 5, но новым
исследованием ее никак нельзя назвать.
190
Учитывая огромный интерес современного
советского читателя к различным проблемам
отечественной военной и дипломатической
истории, важно всесторонне продумать круг
тем, требующих дальнейшей разработки. При
этом, по нашему мнению, серьезного внимания
заслуживает биографический жанр, создание
подлинно научных биографий выдающихся
российских дипломатов и военных деятелей
(Н. П. Румянцева, А. М. Горчакова, Д. М. Ми¬
лютина, М. Д. Скобелева и др.), роль которых
в международных делах трудно переоценить.
Ю. Ф. Субботин в статье «Внешняя торговля
России в конце XIX — начале XX в. ...» прихо¬
дит к заключению, что торговые отношения
России с европейскими партнерами — Анг¬
лией, Францией, Италией, Голландией, бель*
гией, Австро-Венгрией (исключение состав¬
ляет Германия) — изучены крайне слабо.
Вместе с тем автор отмечает факт несоответ¬
ствия тех или иных статистических данных
России и зарубежных стран и ставит вопрос
о необходимости использования математиче¬
ских методов обработки массовых источников.
В статье А. С. Аветяна «Историография
ФРГ о некоторых вопросах внешней политики
Германии и русско-германских отношениях
накануне первой мировой войны» анализиру¬
ются взгляды на указанную проблему таких
крупных западногерманских историков, как
Э. Хельцле, А. Хильгрубер, Ф. Фишер и неко¬
торых других. Автор особо останавливается на
характеристике трудов Ф. Фишера и полеми¬
ке, развернувшейся в ФРГ вокруг его работ.
Однако хронологические рамки исследования
(60-е и 70-е гг.) автором не аргументированы.
Новейшая литература (80-е гг.) в статье не
отражена. Вне поля зрения автора оказались
и более ранние исследования историков ФРГ
(50-е гг.), определенно повлиявшие на форми¬
рование концепции западногерманской исто¬
риографии по вопросу о русско-германских от¬
ношениях кануна первой мировой войны. К
таким работам принадлежат, например, книги
Г. Риттера, Ф. Беттихера, Э. Касселя и других,
уделивших особое внимание А. Шлиффену и
его плану ведения войны на два фронта. Было
бы полезно увидеть в статье динамику в кон¬
цепциях историков ФРГ с начала 50-х до
второй половины 80-х гг.
Эти общие соображения в известной степени
могут быть отнесены и к статье И. С. Рыбаче-
нок, изучившей французскую историографию
франко-русского союза и оценившей ряд тру¬
дов французских авторов, посвященных наз¬
ванной теме и изданных до середины 70-х гг.
В статье обозначены пять этапов в изучении
темы. О последнем, пятом этапе говорится: «С
начала 70-х годов наметился новый этап,
характеризующийся выходом работ обобща¬
ющего характера, в которых проблема меж¬
дународных политических, финансовых, тор¬
говых, экономических взаимоотношений дер¬
жав рассматривается в совокупности»
(с. 169). Но, к сожалению, указанный этап
представлен в статье только работами Р. Жи¬
ро, которые, несмотря на их значимость, не
отражают всего содержания проблемы.
Русско-американские отношения периода
Крымской войны в отечественной и американ¬
ской историографии — предмет исследования
В. Н. Пономарева. Автор пришел к выводу,
что удовлетворительного решения в амери¬
канской литературе данная проблема в целом
не получила, хотя мимо отдельных ее сторон (в
первую очередь вопроса о Русской Америке)
не прошла ни американская, ни советская
историческая наука. Но, поскольку автор не
ограничивает исследование лишь советской
историографией изучаемой им проблемы, ви¬
димо, стоило обратиться и к русской периодике
середины 50-х гг. XIX в. с целью выяснения
отношения общественного мнения России к
Соединенным Штатам Америки и их «рос¬
сийской» политике. Желательно было бы
учесть и материалы «Вольной русской
печати», прежде всего выступления в ней
А. И. Герцена, позиция которого по отношению
к Крымской войне была резко враждебной.
В статье В. М. Хевролиной поставлена новая
для советской историографии проблема —
оценка революционными народниками внеш¬
ней политики России. Слабая изученность это¬
го вопроса до настоящего времени является
следствием как длительного периода игнори¬
рования и превратного толкования советской
историографией воззрений народников, так и
фрагментарностью самих источников. В ос¬
нове народнической концепции внешней поли¬
тики России отсутствовало, как убеди¬
тельно показано автором, понимание клас¬
совой обусловленности этой политики. «Идея о
надклассовой сущности самодержавного го¬
сударства,— пишет В. М. Хевролина,— опре¬
деляла внешнеполитические взгляды народни¬
ков. В народнической литературе неоднократ¬
но утверждалось, что в России существует
только две силы — государство и народ»
(с. 243). И в конечном счете область внешней
политики представлялась народникам далеко
не самой главной как для них самих, так и для
народных масс в целом.
191
К анализу взглядов А. И. Герцена на нацио¬
нально-освободительное и объединительное
движение в Европе и его оценки внешней
политики России (в советской историографии)
обратилась Г. А. Кузнецова. Однако объедине¬
ние этих отнюдь не совпадающих тем вряд
ли можно назвать удачным. Наличный матери¬
ал не позволял обозначить в качестве пробле¬
мы внешнюю политику России в герценовской
оценке, поскольку, как отмечает автор «спе¬
циального... исследования, посвященного изу¬
чению внешнеполитических взглядов револю-
ционеров-демократов вообще, а тем более
А. И. Герцена, до сих про еще не создано»
(с. 219). Что же касается отношения Герцена
к национально-освободительному и объедини¬
тельному движениям, то и здесь (например,
применительно к Италии) автор не совсем
прав, утверждая, что в этой области взгля¬
ды Герцена менее изучены, нежели его воз¬
зрения, касающиеся национально-освободи¬
тельного и объединительного движений на
Балканах, в славянских странах Юго-
Восточной Европы и объединительного движе¬
ния в Германии. Скорее следует сказать,
что взгляды Герцена по всем вышеназванным
аспектам проблемы изучены явно недостаточно
(некоторое исключение — Польша).
Возражения вызывают и некоторые конкрет¬
ные соображения Г. А. Кузнецовой. Так, ка-
детствующего историка Кирика Левина не сле¬
дует представлять в качестве «последователя
М. Н. Покровского» (с. 219), хотя оба они
немало грешили социологизмом и политизи¬
рованием исторического процесса. Неубедите¬
лен вывод и о том, что «большое внимание изу¬
чению наследия революционных демократов
стало уделяться с начала 40-х годов, что было
связано с критикой так называемой школы
М. Н. Покровского» (с. 220). Действи¬
тельно, во второй половине 40-х гг. вышло не¬
сколько монографий, посвященных деятель¬
ности Герцена и его мировоззрению, но никако¬
го отношения к тому этапу советской исто¬
риографии, который был связан с критикой
взглядов Покровского и его так называемой
школы эти работы не имели. Обозначенная
Г. А. Кузнецовой тема в своей значительной
части еще ждет своего исследователя.
В статье Г. А. Санина «Украина и русско-
османские отношения второй половины XVII
века» дан анализ основной литературы предме¬
та. Однако требовался подход к оценке вкла¬
да некоторых историков (и такого крупного,
как М. С. Грушевский) с позиций современ¬
ного уровня советской исторической науки.
Напрашивается также мысль о том, что целе¬
сообразно было бы сослаться в статье (хотя
бы сугубо избирательно) на польскую и турец¬
кую литературу, без чего освещение пробле¬
мы страдает односторонностью6. В этрй связи
отметим, что в статье Г. В. Мелихова «О неко¬
торых японских концепциях русско-китайских
отношений в XVII в. (1644—1689)» наряду с
основной литературой предмета исследова¬
ния — японской — использованы также рабо¬
ты советских, а выборочно и китайских авто¬
ров. Несколько выпадает из общего ряда исто¬
риографических материалов сборника статья
Е. А. Чирковой «Источники по истории внеш¬
ней политики России и международных от¬
ношений на страницах журнала „Известия
Министерства иностранных дел (1912—
1917 гг.)“». Эта статья включает «Приложе¬
ние», содержащее перечень важнейших источ¬
ников, опубликованных в «Известиях МИД»
за названные годы. Автор приходит к заклю¬
чению о безусловной научной ценности мате¬
риалов «Известий» для современного исследо¬
вателя. Этот вывод хотелось бы распростра¬
нить и на ведомственную журналистику после¬
октябрьского периода, источниковедческий и
историографический анализ которой в долж¬
ной мере еще не осуществлен.
Общее для всего сборника замечание —
его фрагментарность и недостаточно ясный
принцип расположения части статей.
Полагаем, рецензируемый сборник привле¬
чет внимание специалистов, будет способст¬
вовать дальнейшей разработке проблем исто¬
рии внешней политики России.
В. А. Дунаевский
Примечания
1 Итоги и задачи изучения внешней поли¬
тики России. Советская историография. М.,
1981.
2 См., напр.: Вопросы истории, 1988, № 12,
с. 5.
3 См.: Тарновский К. Н. Советская
историография российского империализма. М.,
1964, с. 223—233; Л аверычев В. Я. Воен¬
ный государственно-монополистический капи¬
тализм в России. М., ’1988.
4 Киняпина Н. С., Блиев М. М.,
Д е г о е в В. В. Кавказ и Средняя Азия во
внешней политике России (Вторая половина
XVIII—80-е годы XIX в.). М., 1984.
5 Ж и л и и П. А. Отечественная война
1812 года. М., «Наука», 1988.
6 См., напр.: Россия, Польша и Причерно¬
морье в XV—XVIII вв. М., 1979; Османская
империя и страны Центральной, Восточной,
Юго-Восточной Европы в XV—XVI вв. М.,
1984.
192
В. я. ГРОСУЛ. РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИОННАЯ ЭМИГРАЦИЯ НА
БАЛКАНАХ в 1883—1895 гг. М., «Наука», 1988, 295 с., тир. 1350
Эта монография о деятельности российской
революционной эмиграции на Балканах в наз¬
ванный период привлекла внимание не только
специалистов по истории СССР, но также и
историков партии, славистов и балканистов.
Отметим, что изучаемой проблеме посвящены
и предыдущие работы автора ', в которых об¬
стоятельно выявлены истоки зарождения рево¬
люционных связей российской, в первую оче¬
редь революционно-демократической, народ¬
нической эмиграции на Балканах в конце
50-х — начале 80-х гг. XIX в.
В новой книге использованы документаль¬
ные материалы семи крупных архивов СССР,
Болгарии и Румынии. Среди советских архи¬
вов это — Архив внешней политики России,
Центральный государственный архив Ок¬
тябрьской революции СССР, Центральный го¬
сударственный архив литературы и искусства
СССР, Центральный государственный исто¬
рический архив Украинской ССР и Отдел
рукописей Государственной библиотеки
им. В. И. Ленина. Привлечены также докумен¬
тальные материалы некоторых болгарских и
румынских архивов. Монография основана на
широкой Источниковой базе; помимо архивных
материалов автор включил в нее русскую,
болгарскую и румынскую периодическую
печать, а также обширную литературу на
болгарском, румынском, сербо-хорватском,
греческом, английском, французском и не¬
мецком языках.
Особенность монографии в том, что в ней
предпринята попытка всесторонне рассмот¬
реть регион, где находилась русская револю¬
ционная эмиграция,— в Болгарии, Румынии,
Сербии, Греции и Турции. В поле зрения ис¬
следователя — революционная деятельность
на Балканах не только первых русских марк¬
систов, но и участвовавших тогда в револю¬
ционном движении на Балканах и в России
народников и народовольцев. На страницах
книги отражена сложность и постепенность
процесса перерастания народнического движе¬
ния среди русской революционной эмигра¬
ции на Балканах в социал-демократическое.
Наконец, в книге выявляются связи россий¬
ской революционной эмиграции не только с
балканскими социалистами, но и с предста¬
вителями других политических течений, на¬
пример, с радикалами и анархистами.
Представляют интерес сведения о начале
контактов Г. В. Плеханова и членов его груп¬
пы с первыми болгарскими, румынскими и
сербскими социалистами, о публикации их ра¬
бот на Балканах еще в 80-х гг. XIX в. на мест¬
ных языках, о распространении этих работ и на
русском языке. Важное значение имеют дан¬
ные о связях первой марксистской группы в
России, возглавлявшейся Д. Благоевым,
с болгарскими социалистами, о приезде в Бол¬
гарию одного из первых русских марксистов
П. В. Точисского и членов его группы и их
встречах с Д. Благоевым.
Существенны сведения о южном пути пере¬
возки революционной литературы в Россию
(через Румынию, Бессарабию, Черное море и
Стамбул). Интересно отметить, что этот путь
сохранился и в начале XX в. (вплоть до первой
мировой войны).
Автор подчеркивает дифференциацию сре¬
ди русских народников на Балканах, которые,
как и в России, в 80-х гг. постепенно разде¬
ляются на революционных и либеральных на¬
родников. Отмечается начавшийся в 90-х гг.
процесс организационного оформления бал¬
канских социал-демократов. Так, в 1891 г.
образовывается БСДП, в 1893 г. создается
социал-демократическая партия рабочих Ру¬
мынии, в 1890 г. в Греции возникает Централь¬
ное социалистическое общество. Раскрывается
ленинское положение о переходе на Балканах
в первой половине 90-х гг. XIX в. от домарк¬
систского социализма к марксизму 2.
Обоснованно констатируется, что «роль ре¬
волюционной России в генезисе балканского
социалистического движения заметно пре¬
восходит даже роль Франции и Германии,
важнейших центров революционного движе¬
ния XIX в.» (с. 232). Верно и то, что «не слу¬
чайно в 90-х годах в Юго-Восточной Европе
усиливается влияние западной социал-демо¬
кратии» (с. 235). Об этом говорит, в частности,
в своей брошюре современный югославский
историк С. Димитриевич, указывая, что в на¬
чале XX в. в Сербии среди переводной иност¬
ранной социалистической литературы на пер¬
вом месте стояли уже переводы с немецкого
языка и на втором — с русского языка 3.
Существен вывод о том, что «ни в одном ре¬
гионе Европы удельный вес публикаций рус¬
ских прогрессивных авторов не был столь
7 История СССР. № 5
193
значительным, как на Балканах» (с. 243).
Добавим, что С. Димитриевич отмечал: в
«Сербии в 1871 — 1886 гг. ощущалось сильное
влияние Чернышевского и Писарева, которые
более всего переводились. В этот период преоб¬
ладает русское влияние. Свыше половины пе¬
реводов осуществляется с русского языка»4.
Русская бесцензурная литература в 80—
90-х гг. распространялась в Болгарии, Сербии,
Греции и Турции. Следует согласиться с ука¬
занием автора на важность использования
балканской прогрессивной прессы как источни¬
ка информации о российском революцион¬
ном движении 80-х — 90-х гг. XIX в.
В заключении работы делается вывод о за¬
рождении в 1883—1896 гг. контактов между
русскими и балканскими социал-демократами,
значение которых не ограничивается рамками
взаимоотношений отдельных революционных
движений (с. 248). Справедливо утверждение,
что «эмигранты-марксисты стали родоначаль¬
никами тесных связей российских и балканских
социал-демократов, связей, проявившихся не
только в сфере идеологии, но и в области прак¬
тической деятельности» (с. 249).
Есть в книге и некоторые недостатки. Не
получили необходимого освещения связи рос¬
сийской революционной эмиграции на Балка¬
нах с Грецией и Турцией. Это обстоятель¬
ство, кстати, отмечает и сам автор. Ему,
далее, следовало бы, возможно, провести более
широкий поиск материалов по теме моногра¬
фии в Центральном партийном архиве инсти¬
тута марксизма-ленинизма при ЦК КПСС,
в Центральном военно-историческом архиве
СССР, а также в Ленинграде — в Централь¬
ном государственном историческом архиве
СССР и Центральном государственном архиве
военно-морского флота СССР.
Монография В. Я. Гросула — ценный вклад
в изучение истории российско-балканских ре¬
волюционных связей в 80—90-х гг. XIX в.
Очевидна потребность разработки данной
проблемы начиная с 1895 г. и до Октябрь¬
ской революции, тем более что обобщающих
работ по этой теме пока не создано.
С. А. Виноградов, В. И. Шеремет
Примечания
1 Г рос у л В. Я. Российские революционе¬
ры в Юго-Восточной Европе (1869—1874 гг.).
Кишинев. 1973; его же. Революционная Рос
сия и Балканы (1874—1883 гг.). М., 1980
7 См.: Ленин В. И. ПСС,т. 17. с. 18—19.
3 Димитр^еви^ С. Српска соци]алистичка
преводна литература. Београд, 1958, с. 8.
4 Там же, с. 8—9.
194
ИСТОРИЯ СССР
ЗА РУБЕЖОМ
я. С. ВЕДЕНЯПИН
СОВЕТОЛОГИ ОБ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
РЕФОРМЕ В СССР
(Обзор новейшей литературы)
Осуществляемые в Советском Союзе социально-экономические преобразова¬
ния вызывают большой интерес на Западе. Взгляд со стороны всегда интересен.
Порой он помогает лучше уяснить суть явлений. Выступая в г. Мурманске
1 октября 1987 г., М. С. Горбачев, касаясь слушаний в объединенной комиссии
Конгресса США на тему об экономической реформе в нашей стране ', заметил:
«Высказываются разные взгляды, порой прямо противоположные. Есть в них
немало дельного, объективного, с некоторыми можно всерьез подискуссировать,
а кое к чему, я бы даже сказал, не грех и прислушаться» 2. Новое политическое
мышление, реализм, гласность позволяют нам избавиться от «застегнутости»
перед чужим мнением, узнать, как и какими видит нас мир.
Радикальные перемены, начавшиеся в советском обществе после апреля
1985 г., оказались полной неожиданностью для абсолютного большинства аме¬
риканских и западноевропейских советологов. Они не предвидели такого реши¬
тельного поворота событий, несмотря на то, что в США и Западной Европе
(особенно в ФРГ и Великобритании) много десятилетий существует развет¬
вленный институт советологов, занятых изучением процессов в различных
областях жизни советского общества.
Однако уже в годы, предшествовавшие апрелю 1985-го, стало ясно, что
субъективные оценки, навеянные «образом врага», нередко подменяли в работах
большинства западных советологов непредвзятые научные выводы. Появились
ученые, которые стали ставить под сомнение политические установки прежде
всего американской советологической школы, ее единомыслие в интерпрета¬
ции истории, современного состояния, а подчас и дальнейшего развития
Советского Союза. Такое единомыслие получило название тоталитарной школы.
В лучшем случае тоталитарная школа выдавала полуправду за бесспорные
истины, в худшем — единомыслие приводило к неполному изложению фактиче¬
ского материала, сомнительному анализу и псевдонаучной интерпретации.
Советологическая литература увязла в повторах. Поэтому, по мнению С. Коэ¬
на, американская советология оказалась бессильной не только предсказать, но и
объяснить политические перемены в Советском Союзе после апреля 1985 г.3
Западные советологи, прежде всего американские, особенно экономисты, про¬
должали твердить об отсутствии перемен. Они просто игнорировали их.
Но ситуация в советологии все же, хотя и не сразу, стала меняться.
Первое время многие на Западе просто присматривались. Предсказывали,
что перестройка — ненадолго. Бывали, мол, попытки реформ и раньше, но
Веденяпин Ярослав Степанович, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник
ИНИОН АН СССР.
7* 195
со временем все возвращалось на круги своя. Поэтому Западу ничего менять
в своей политике не надо. Достаточно продолжать сохранять привычный
скепсис относительно советских намерений. Но постепенно складывается и дру¬
гая точка зрения: не в интересах ли Запада снять идеологические шоры и
присмотреться, убедиться в искренности Советского Союза и начать сотрудни¬
чество. Многие ученые полагают, что пришло время и Западу выработать
новое политическое мышление. На основе взаимности. Ряд видных советологов
уже высказали свое мнение о перестройке на страницах советских газет и
журналов 4.
Анализируя экономическое развитие СССР за последние годы, западные
эксперты уделяют основное внимание кризисному состоянию, которое испыты¬
вала советская экономика накануне перестройки. Советологами проводится
тщательный анализ объективных, с их точки зрения, причин, «вынудивших»
советское руководство пойти на реформы. Дается оценка самих реформ,
сопровождаемая попыткой прогнозировать дальнейшее развитие, причем во
взаимосвязи с внешне и внутриполитической ситуацией. Большое место зани¬
мает анализ негативных моментов, оказывающих «сильный тормозящий
эффект», затрудняющих проведение реформы.
* * *
Первая группа вопросов связана с общей характеристикой советской
экономики конца 70-х — начала 80-х гг. Как считают западные исследователи,
кризис и был вызван прежде всего резким снижением темпов экономического
роста уже с середины 70-х гг., когда доля национального продукта и уровень
потребления на душу населения в СССР все еще значительно отставали от
соответствующих показателей США. Ухудшился и целый ряд других эконо¬
мических показателей, вплоть до добычи нефти. Последовательные попытки
ускорить темпы их роста и оживить экономику не имели успеха. Назревание
кризиса в СССР сопровождалось еще более резким, чем в нашей стране
замедлением экономического роста в других социалистических странах Во¬
сточной Европы и увеличением их внешней задолженности Западу. Кроме того,
американская программа «звездных войн» поставила вопрос о серьезных
политических последствиях для СССР технологического отставания ** его от
развитых капиталистических стран. Таким образом, нынешнее советское руко¬
водство, считают Х.-Х. Шредер и X. Фогель, серьезно озабочено поддержанием
статуса СССР как мировой державы, проблемой его экономического роста,
особенно в условиях экономического соревнования двух систем, а также произ¬
водства конкурентоспособных с Западом систем вооружений 6.
По мнению П. Кеннеди, негативные тенденции усиливались в связи со все
расширяющимся зазором между целями Советского Союза и теми средствами,
которые использовались для их достижения. Так, например, государство,
провозглашая необходимость увеличения объемов промышленного и сельско¬
хозяйственного производства, блокировало выполнение этой задачи сохране¬
нием в неизменном виде колхозной системы и централизованного планирования.
И хотя в советской философии, как пишет этот автор, утверждается что
непрерывный, диалектический процесс изменений в мире становится возможным
благодаря появлению новых средств производства и прогрессивных технологий,
в то же время присущие советскому обществу «автократизм» и бюрократизм,
ограничения, накладываемые на свободный обмен знаниями, слабое стимули¬
рование инициативы отдельного человека — все это обусловливает его неспо¬
собность к управлению в будущем теми «высокими технологиями», которые
уже рождаются в Японии и Соединенных Штатах 7.
Обращаясь к аграрной сфере советской экономики, П. Кеннеди отмечает,
что со времени смерти Сталина все советские руководители неизменно при¬
зывали к увеличению объемов производства сельскохозяйственных продуктов
196
с целью реализации планов повышения жизненного уровня в стране. Было бы
неправильным при этом предполагать, пишет американский советолог, что этот
уровень не повышался вообще. Несомненно, что средний гражданин Советского
Союза живет сейчас гораздо лучше, чем в 1953 г., когда его положение можно
было считать просто отчаянным. Тем не менее в 70-х гг. после нескольких
десятилетий сближения уровней жизни СССР и стран Запада, разрыв снова
начал увеличиваться, несмотря на веете материальные и человеческие ресурсы,
которые Советское государство направляло в сельскохозяйственное произ¬
водство.
Постепенное подавление ответственности и инициативы крестьянина явилось
главной причиной крайне низкой урожайности, хронической неэффективности
сельскохозяйственного производства и его громадных потерь8.
По мнению С. Биалера, в Советском Союзе растет понимание, что ленин¬
ская мысль о том, что новый общественный строй — это Советская власть
плюс электрификация всей страны, требует уточнения с учетом новых факторов
не только технологического, но и социально-политического характера. «Перед
Советским Союзом,— пишет он,— стоит не одна, а две технологические и эконо¬
мические революции: революция массового потребления (вторая промышленная
революция) и революция массовой информации и коммуникаций (третья
промышленная революция)». Он полагает, что у Советского Союза нет возмож¬
ности провести эти революции поочередно, он должен попытаться осуществить
их одновременно.
С. Биалер считает, что новое советское руководство «не может больше иг¬
норировать цели революции массового потребления». Нет сомнения в том,
что ожидания всех классов резко возросли. Быстрое осуществление революции
массового потребления стало бы решающим фактором социально-политической
стабильности страны. От нее зависит и значительное повышение произво¬
дительности труда. Более широкое распространение новой технологии «не
сработает», если рабочим, инженерам, администраторам и крестьянам не будут
предоставлены новые значительные стимулы в качестве вознаграждения. Ма¬
териальные же стимулы, по словам Биалера, могут быть эффективными
только в том случае, если будут «подкреплены на рынке достаточным коли¬
чеством высококачественных товаров и услуг по разумным ценам» 9.
* * *
Следующий комплекс вопросов, активно обсуждаемых современной запад¬
ной советологией, касается самой экономической реформы, этапов и возможных
реформ ее реализации.
Незадолго до начала работы июньского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС на
Западе появились публикации, в которых предпринималась попытка предвос¬
хитить содержание его работы и дать оценку перспективе развития реформы
в СССР.
Следует подчеркнуть, что все органы западной печати в связи с тем отме¬
чали, что если в начальный период деятельности нового советского руковод¬
ства и даже непосредственно после проведения партийного съезда еще были
сомнения в искренности намерений радикально трансформировать всю систему
экономических и социальных отношений в СССР, то в свете последующих собы¬
тий уже можно было смело утверждать, что курс на радикальные преобразо¬
вания является реальностью, а первоначальная сдержанность была продикто¬
вана разумной осторожностью, нежеланием обострять отношения со сторонни¬
ками прежних порядков и давать поспешные заверения скептически настроен¬
ному населению 19.
Профессиональная западная советология, писал Р. Гетц-Коененберг, зани¬
мала в отношении усилий по осуществлению реформы в Советском Союзе
«скептически-выжидательную» позицию. Выжидание было связано с тем, что
197
«само советское руководство заявляло, что радикальная реформа практически
еще не началась, а скепсис вызван тем, что каждая новая советская реформа
в области экономики в послевоенное время провозглашалась как окончательный
прорыв, а затем повисала в воздухе. «Большой успех, на который можно
рассчитывать на этот раз, советологи связывают с распространением в Совет¬
ском Союзе мнения о том, что «экономическая реформа, заслуживающая
этого названия, должна явиться процессом, который будет продолжаться много
лет и не может быть осуществлен на основе заранее сформулированных основ¬
ных положений и руководящих установок»11.
Обоснование этой «радикальной реформы» советской экономической и поли¬
тической системы подготавливалось М. С. Горбачевым и его сторонниками в
течение пяти или даже более лет, но открыто прозвучало не сразу. Западные
советологи особенно высоко оценивают выступления М. С. Горбачева на Пле¬
нумах ЦК КПСС 27 января и 26 июня 1987 г. В этих докладах, по их мнению,
во многом прозвучала объективная критика послесталинской экономической и
политической системы ,2.
Обращаясь непосредственно к анализу экономической реформы в СССР,
многие советологи отмечают ее связь с реформами 20-х гг. Так, М.-А. Кронье
подчеркивает, что масштабы начатых преобразований имеют лишь один аналог
во всей истории СССР — переход к новой экономической политике в начале
20-х гг. Исключительную важность, по ее мнению, имеют заявления советских
руководителей о том, что успешное проведение радикальной экономической
реформы невозможно без коренного изменения всей системы общественных
отношений и развития демократии |3.
По мнению журнала «Экономист», идеи, которые содержит Закон о государ¬
ственном предприятии, не являются новыми. Речь идет не только о сходстве
между новым экономическим механизмом и ленинским нэпом. В свое время
академик В. С. Немчинов, как отмечает журнал, выдвинул немало идей, которые
приняты в настоящее время, например, разрешение сельскохозяйственным
предприятиям продавать довольно значительную часть продукции на рынке ,4.
Такие вопросы, как расширение самостоятельности предприятий, освобож¬
дение их от опеки министерств и даже некоторые шаги в сфере децен¬
трализации управления экономикой, обсуждались еще до 70-х гг., подчеркивает
«Гардиан уикли» ,в.
Чехословацкий эмигрант О. Шик утверждает, что нынешние реформы в
СССР кое в чем можно сравнить с теми планами, которые выдвигались им
в Чехословакии еще в 60-х гг. Конечно, пишет он, между ними существует
определенная разница, но и перестройка М. Горбачева, и проекты реформ
в ЧССР исходят из одного и того же понимания необходимости модификации
экономической системы и повышения жизненного уровня населения. Тех¬
нологическое отставание СССР от стран Запада очень значительно. Если
этот разрыв не будет преодолен, то (Советский Союз никогда не достигнет
равного с Западом жизненного уровня. Но, чтобы ликвидировать этот разрыв,
необходимо резкое изменение системы планирования организации труда на
предприятиях, в трудовых коллективах. Нужно обеспечить заинтересованность
в труде на производстве и в органах управления экономикой. Большим плюсом
Шик считает предоставленную предприятиям возможность самим выбирать
администрацию. Чрезвычайно важную задачу он видит в обеспечении полити¬
ческой и социальной поддержки политики реформ. Предстоит проделать серьез
ную воспитательную работу среди трудящихся, а также «омолодить» кадры во
всех органах управления .
Особенно большое внимание уделяется элементу рыночных отношений в
советской экономике. На июньском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС М. С. Гор¬
бачев предложил осуществить «радикальный сдвиг в советской экономике
в сторону большей опоры на рынок». Предложенные им радикальные меры
были утверждены Пленумом ЦК КПСС. «Они означают отказ от жесткой
198
системы централизованного планирования, под контролем которой полвека
находилась советская экономика». Если новые меры будут осуществлены, то
советская экономика станет более производительной и более конкурентоспособ¬
ной, что сделает СССР более грозным соперником США. пишут американ¬
ские экономисты Б. Джаветски, Д. Пирсон и П. Галушка .
По мнению «Гардиан уикли», М. С. Горбачев «пошел дальше, чем предпола¬
галось». «Переход от преимущественно административных к экономическим ме¬
тодам фактически означает внедрение рыночных сил в советскую экономику,
признание приоритета потребителя (что является новым моментом) и роли
денег и кредита» |8.
Западные эксперты-экономисты, которые изучили доклад М. С. Горбачева
на июньском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС, считают, что он «представляет
собой решительную попытку ликвидировать централизованный экономический
механизм», созданный еще в 30-е гг. «Что же касается цен и заработной
платы, то советский лидер пошел так далеко, как он смог, а в других
отношениях предложил компромисс». Одной из наиболее трудных задач, с кото¬
рой он столкнется, будет, по мнению западных специалистов, реформа системы
цен и\ Государство продолжит осуществление контроля за ценами на такие
основные товары, как продукты питания и энергии, но цены будут повышены.
Таким путем попытаются сбалансировать спрос и предложение. Разрыв в уровне
оплаты труда квалифицированных и неквалифицированных работников будет
увеличен с целью стимулировать более высокую эффективность труда и повы¬
сить качество работы. Повысится роль прибыли и кредитов. Упор будет делаться
на рынок, где спрос и предложение взаимодействовали бы в большей степени.
Частные и кооперативные предприятия создаются в сельском хозяйстве и
сфере услуг. Короче говоря, роль государства в повседневном управлении
экономикой уменьшится 20.
В настоящее время создается «общая стратегия трансформации управления
экономикой к 1991 г.» Трехлетние временные рамки, по мнению западных
экспертов, являются реальными, поскольку, например, проект реформы в ВНР
был разработан в 1965 г., а полностью осуществлен в 1968 г.21 К 1991 г.
повседневное управление производством в СССР будет всецело в руках пред¬
приятий 22, Многократно подчеркивается, что если все намеченные меры удастся
реализовать, то «экономика в значительной мере будет ориентирована на
рынок» 2J.
Западные экономисты детально анализируют и отдельные элементы эконо¬
мической реформы в нашей стране.
Новый пятилетний план, считает М.-А. Кронье, знаменует собой «разрыв
с прошлым». Хотя советская экономическая реформа проводится, как и в
1965 г., под уже известным лозунгом расширения хозяйственной самостоя¬
тельности предприятий и развития хозрасчета, но по существу она коренным
образом отличается от реформы тех лет. Впервые поставлен вопрос о дости¬
жении гармоничного сочетания централизованного руководства и рыночного
механизма. Открыто ставится и вопрос о целесообразности использования в
данной области венгерского опыта, который еще недавно считался не приме¬
нимым в СССР из-за несопоставимости масштабов двух экономик. В настоящее
время укрепляются позиции тех специалистов, которые полагают, что именно
в условиях огромной и не зависящей от внешнего рынка советской экономики
можно наиболее эффективно использовать рыночный механизм хозяйствования,
не допуская возникновения трудностей, с которыми столкнулась экономика
Венгрии.
В организационном плане, отмечает Кронье, реформа нацелена на преодо¬
ление главным образом «министерского феодализма», ликвидацию организа¬
ционной базы ведомственных интересов, которые, как правило, противопостав¬
ляются общественным, народнохозяйственным интересам. Пока процесс транс¬
формации министерско-ведомственной системы управления затронул лишь
199
сельское хозяйство и непосредственно связанные с ним отрасли обрабаты¬
вающей промышленности. В других же отраслях силы, противодействующие
реформе, лучше организованы и имеют больший вес. Поэтому реформа про¬
ходит не столь радикально. Большую важность, по мнению Кронье, имеет
курс на создание межотраслевых научно-технических комплексов, которые
служат альтернативой ведомственной системе управления научно-техническим
прогрессом в промышленности. На решение этой задачи направлена, в частно¬
сти, реформа системы оплаты труда, предусматривающая введение норма¬
тивного принципа планирования заработной платы, отказ от «автоматиче¬
ского» начисления премий, пересмотр тарифных ставок и окладов в сторону
их повышения, поощрение высококачественного, квалифицированного труда,
передачу всех полномочий в области премирования трудовым коллективам 24.
Таким образом, после 1988 г. в соответствии с новым законом самые
крупные советские предприятия при условии получения ими высокой прибыли
будут платить своим работникам высокую зарплату. «Это — один из скромных
первых шагов. К 1991 г. намечается почти полностью освободить промышлен¬
ные и сельскохозяйственные предприятия от тисков плановых органов. Бюро¬
кратам будет вменено в обязанность заниматься долгосрочным планирова¬
нием, где они могут принести меньше вреда. Но Закон о государственном
предприятии — это только начало, и в дальнейшем будут подготовлены и при¬
няты другие законы, предусматривающие реформу цен, банковской системы
и реорганизацию промышленности» 25,— пишет лондонский журнал «Эконо¬
мист». Самое пристальное внимание западные специалисты уделяют детальному
рассмотрению основных направлений и проблем совершенствования системы
и методов хозяйствования.
Так, по словам Р. Гетц-Коененберга, советское руководство разработало для
решения основных проблем комплекс мероприятий, включающих три главных
элемента: мероприятия дисциплинарного характера, программу инвестиций и
развития технологии, перестройку экономической системы, т. е., как и указы¬
валось выше, экономические реформы в узком смысле слова.
Цель инвестиционной программы и программы развития технологии, пишет
Гетц-Коененберг, заключается в модернизации оборудования предприятий,
при этом акцент переносится со «строительства новых крупных предприятий
на модернизацию уже существующих и прежде всего внедрение перспек¬
тивных технологий». Между этими целями и программой реформы, подчер¬
кивает он, «существуют отношения конкурентной зависимости: реформа систе¬
мы будет затруднена, если одновременно сохранять на высоком уровне произ¬
водство и инвестиции». Кроме того, ускорение роста, достигнутое «старым»,
экстенсивным способом, с привлечением в больших масштабах труда и капи¬
тала, «повышает престиж политического руководства, облегчая ему впослед¬
ствии задачу проведения неудобных и спорных реформ». Необходимо учитывать
и временной фактор: «действие системных реформ сказывается лишь через
несколько лет, если не десятилетий (иногда позитивно, а иногда и негативно),
в то время как увеличение инвестиций и технологические улучшения могут
быстро дать более непосредственный эффект».
Основные предложения советских исследователей, пишет Гетц-Коененберг,
«сконцентрированы вокруг четырех С», касающихся расширения прав пред¬
приятий: «самопланирование, самоснабжение, самофинансирование и само¬
управление», при этом оговорено, что предприятия не должны получить та¬
кую же самостоятельность, как в рыночных экономиках.
Анализ системных изменений, с точки зрения Гетц-Коененберга, должен
включать рассмотрение реформы прежде всего в области ее информационного
механизма, а также механизмов экономического стимулирования и использова¬
ния санкций. Основная проблема информационного механизма состоит в
определении того, «кто, что, когда, как и чем должен производить. В Совет¬
ском Союзе эта проблема была, вопреки всем прогнозам, решена уже 50 лет
назад с помощью охватывающего всю экономику планирования».
200
Анализируя реформу информационного механизма, касающуюся «межза¬
водского планирования в узком смысле», Гетц-Коененберг выделяет в ней
несколько направлений. Первое из них предусматривает «организационно¬
дисциплинарные меры, унифицирование и упрощение», включая более целе¬
направленную и рациональную организацию планирования и снабжения. Выше¬
стоящие инстанции, прежде всего Госплан, должны заниматься в большей
степени планированием основных направлений, решение же конкретных задач
нужно возложить на нижестоящие инстанции. «Должно быть, т^ким образом,
осуществлено перераспределение удельного веса централизованного и децентра¬
лизованного планирования, найдена оптимальная зависимость между центра¬
лизованным планированием и самостоятельностью предприятий». При этом,
однако, надо учитывать, что «вмешательство властей в производственные
детали вызывается тем, что со стороны общеэкономического планирования
отраслевым министерствам даются заранее определенные точные цели произ¬
водства и министерства стараются обеспечить выполнение этих целей, если
нужно, то и путем прямого вмешательства в план предприятия. Столь осуждае¬
мая „мелочная опека“ является не чем иным, как рефлексом на точные
плановые цели, заданные самим экономическим ведомством».
Второе, «более экономичное» направление реформы планирования, по мне¬
нию Гетц-Коененберга, касается внутреннего содержания контрольных цифр.
Если ранее планирование осуществлялось в соответствии с брутто-принципом,
в натуральных или денежных единицах произведенной продукции, то теперь
предпочтение отдается планированию в нетто-величинах, которые охватывают
добавленную стоимость. Гетц-Коененберг считает, что значение такого рода
плановых показателей будет уменьшаться по мере внедрения принципов полного
экономического хозрасчета, «так как в этом случае система стимулирования
будет построена не исходя из масштабов производства, а на основе денежной
остаточной величины (прибыль, доходы, поступающие в распоряжение пред¬
приятий)» 26.
Третье направление реформы планирования состоит, согласно Гетц-Коенен-
бергу, «в ограничении масштабов централизованного планирования и усиле¬
нии воздействия экономических методов при выполнении государственных це¬
лей». Методы и инструменты этого направления реформы планирования, пишет
он, определены Законом о государственном предприятии (объединении). Новое
в этом законе, по его мнению, состоит в том, что пятилетние и годовые
планы составляются самим предприятием. «Это должно означать не простую
формальную передачу прав, а окончание прежнего директивного планирования.
Однако суверенность планирования, которой располагает предприятие, сильно
ограничена рядом условий». К этим условиям Гетц-Коененберг относит новое
конкретное содержание таких понятий, как «контрольные цифры», «государ¬
ственный заказ». «Контрольные цифры при этом не носят директивного ха¬
рактера, рассматриваются как „необязательные величины“. В связи с этим
возникают два вопроса: во-первых, для чего они вообще нужны, учитывая
стремление предприятий к большей самостоятельности, и, во-вторых, не превра¬
тятся ли со временем эти контрольные цифры опять в обязательные плановые
задания, как это всегда было до сих пор с провозглашенными в качестве
„расчетных“ контрольными цифрами? Новые контрольные цифры в сочетании с
„государственными заказами“ могут сверху предопределять поведение пред¬
приятия. Уже поэтому они являются лишними, а не только потому, что созда¬
ют благоприятные условия и в дальнейшем будут оправдывать существование
планирующей бюрократии» 27.
Такое же двусмысленное положение существует и с лимитами, пишет
Гетц-Коененберг, касающимися определенных инвестиций, финансируемых из
государственного бюджета, а также использования централизованно распре¬
деляемых ресурсов, что тесно связано со снабжением и полуфабрикатами.
Использование подобной категории, по мнению западных советологов, позво¬
201
ляет думать, что предполагается «дуализация» экономики: продукты, имеющие
важное значение, будут в централизованном порядке распределяться между
клиентами, пользующимися предпочтением, а за обладание остальными ресур¬
сами могут спорить менее важные предприятия. На таком пути невозможно,
полагают исследователи, создание гармонично сочетающихся друг с другом
систем управления, а будут лишь продолжаться существующие до сих пор
нарушения и конфликты.
Вызывает у них сомнение и новая система государственного контроля за
качеством — «типичного элемента» проводимой политики реформ. «Более ры¬
ночный характер» имело бы решение предоставить клиентам свободу в выборе
заводов-поставщиков. Это соответствовало бы принципу расширения оптовой
торговли. То, что до сих пор СССР еще не вступил на этот путь, показывает,
как считает Гетц-Коененберг, что «элементы реформы были разработаны не¬
зависимо друг от друга и не являются частью общей концепции».
С этой точкой зрения перекликается мнение советского экономиста и публи¬
циста Н. Шмелева. «Конфликт между переходом на полный хозрасчет, стремле¬
нием повысить качество и технический уровень продукции, избавиться от не¬
нужного производства и, с другой стороны, требованием в обязательном ди¬
рективном порядке наращивать темпы роста любой товарной продукции (то есть
вала) без серьезных издержек неразрешим. Придется жертвовать либо тем,
либо другим, и чем скорее, чем открытее мы это признаем, тем лучше.
План двенадцатой пятилетки был сверстан в иных условиях и для иных усло¬
вий. Тогда еще никто не думал, что дело перестройки повернется так всерьез» 20.
Р. Гетц-Коененберг считает, что реализация принципа «самофинансирова¬
ния» не встретит всеобщего одобрения со стороны населения, поскольку в
СССР «пока еще не создана „социальная сеть“ общества, ориентированного
на эффективность». В Советском Союзе «до сих пор отсутствует законода¬
тельство о материальной помощи безработным, предусмотрено только, что
«уволенные могут получать свою прежнюю среднюю заработную плату мак¬
симально в течение трех месяцев» .
Комментируя высказывания советских экономистов о том, что в народном
хозяйстве СССР имеет место избыток рабочей силы примерно в 13—19 млн. че¬
ловек, М.-А. Кронье отмечает, что, несмотря на всю обоснованность этих
утверждений, вряд ли можно ожидать появление в Советском Союзе безрабо¬
тицы. Избыток занятых существует параллельно с нехваткой работников, на¬
личием 700 тыс. незанятых рабочих мест, число которых может возрасти в
6 раз в случае повышения коэффициента сменности хотя бы до 1,7. Кроме
того, нынешняя практика трудоустройства высвобождающихся работников,
в том числе из аппарата управления, свидетельствует о том, что «лишние»
люди не останутся без работы30. Советский публицист В. Селюнин со ссылкой
на подсчеты экономиста И. Мамлыгина указывает, что 45% рабочих мест
в основных цехах машиностроительных заводов не заняты, для них нет ра¬
бочих. В основных цехах всей промышленности таких мест более четверти31.
Большое внимание западными экспертами уделяется и проблеме цен. «Со¬
ветские радикальные реформаторы,— пишет американская „Крисчэн сайенс
монитор“,— требуют проведения реформы ценообразования, что должно значи¬
тельно сократить объем ежегодных субсидий на продовольствие и услуги,
достигающие 50 млрд руб., намекая при этом на приемлемость временной
безработицы и призывая к конвертируемости рубля» 3 .
Западные специалисты считают, что при решении вопросов ценообразова¬
ния СССР не пошел по пути «всеохватывающей рыночной реформы». Многие
цены по-прежнему будут устанавливаться государством, и свыше 60% догово¬
ров предприятий будет приходиться на государство. Но при отсутствии цен,
устанавливаемых на основе реальных затрат и реального спроса, руководите¬
ли предприятий не смогут иметь инструменты для принятия разумных эконо¬
мических решений, которых от них ожидают. Любой менеджер самой небольшой
202
западной компании знает, что «рынок» означает переговоры о ценах. Если же
в СССР на энергию и сырье цены будут твердыми, то руководители совет¬
ских предприятий не смогут более эффективно использовать их.
В настоящее время Госкомцен СССР каждый год устанавливает цены на
200 тыс. отдельных товаров. Теперь предприятиям разрешено самим догова¬
риваться об оптовых ценах с поставщиками и потребителями. Определяемое
рынком ценообразование закладывает основу для других реформ, которые пред¬
стоит осуществить для повышения эффективности работы предприятий ,1.
В свете вышесказанного интерес представляет статья видного английского
советолога А. Ноува, написанная им специально для журнала «Коммунист»34.
В статье автор ставит несколько актуальных вопросов, касающихся прове¬
дения нашей экономической реформы.
Честно признав свой первоначальный скепсис и сомнёния относительно
степени радикальности начавшихся в Советском Союзе преобразований,
Ноув обращает внимание на поиск оптимального решения проблемы инвести¬
ций с учетом интересов потребителя. Как будет функционировать механизм
наиболее рационального перераспределения инвестиций? Ноув призывает совет¬
ских экономистов серьезно подумать над решением этого вопроса.
Следующий вопрос, который, по его мнению, необходимо глубоко про¬
думать,— что должно решаться на уровне предприятий? По мнению англий¬
ского советолога, мы чересчур увлеклись расширением их самостоятельности,
отрицая необходимость принятия решений на более высоком уровне.
То же самое относится и к здоровой конкуренции, которая играет часто
далеко не самую положительную роль, к проблеме цен и ценообразования.
«Ясно, что при существующих сегодня ценах полный хозрасчет может „жить“
лишь на бумаге: ведь рентабельность нисколько пока не связана ни со сте¬
пенью неудовлетворенности спрбса, ни с потребительной стоимостью данного
изделия. Неудивительно, что в этой ситуации продолжается „спуск“ плана
под вывеской госзаказа».
Анализ перспектив развития советского сельского хозяйства и решения
продовольственной проблемы занимает в советологии одно из центральных
мест. Увеличение производства продовольствия способно принести немедленные
выгоды потребителям, давая тем самым «политический капитал, необходимый
для гораздо более трудной задачи — модернизации индустрии страны», считает
Б. Келлер. Он ссылается на мнение советского экономиста, сотрудника
ИЭМСС АН СССР Г. С. Лисичкина, согласно которому улучшение результатов
функционирования советской экономики зависит на 60% от улучшения резуль¬
татов сельскохозяйственного производства. Б. Келлер отмечает также, что
Советский Союз серьезно изучает успешный фермерский опыт КНР и ВНР.
Эти страны ослабили контроль за планированием и сократили объем суб¬
сидирования. В результате производство продовольствия «в ответ» на рыночные
спрос и цены резко возросло.
Обстоятельно анализируя происходящие в нашей стране перемены, сове¬
тологи, однако, не всегда могут разобраться в сути протекающих процессов.
Они, в частности, неправильно трактуют преобразования, касающиеся пере¬
стройки отношений собственности, и прежде всего индивидуальной трудовой
деятельности без права эксплуатации наемного труда. Так, например, С. Биа-
лер уверен, что Советское правительство фактически легализует в значительном
объеме частную деятельность, которая до сих пор была нелегальной, но про¬
цветающей «второй экономикой». Но эти меры направлены на улучшение
результатов работы человека, а не на проведение структурных изменений.
Парадокс, по его мнению, состоит в том, что именно отсутствие структурных
изменений «навязывает жесткие ограничения в отношении результатов ра¬
боты» 35.
Для быстрой отдачи в переходный период лучшим шансом, вероятно,
будет создание частных и кооперативных предприятий в сельском хозяйстве
203
и сфере услуг, как пишет П. Кокбёрн. Это позволит быстро увеличить объем
производства, тогда как тяжелая индустрия, являющаяся ядром экономики,
потребует больше времени, чтобы «ответить» на изменения 36.
Именно поэтому, полагает Б. Келлер, необходимо резкое расширение мел¬
комасштабных семейных ферм с тем, чтобы получить больше мяса, овощей
и других продуктов питания. Этот шаг он рассматривает как меру, посред¬
ством реализации которой советское руководство могло бы выиграть время
для подготовки более радикальной экономической реорганизации .
Западные специалисты в области сельского хозяйства считают, что наверху
в целом произошло коренное изменение позиции. По их мнению, привержен¬
ность нового советского руководства семейному подряду является частью более
крупной перестройки сельского хозяйства, которая направлена на отход от
мышления, распространенного в годы Сталина, Хрущева и Брежнева и ориен¬
тированного на строительство очень крупных ирригационных объектов и колхо¬
зов-гигантов.
Касаясь дальнейших перспектив реформы, Р. Гетц-Коененберг заключает,
что ее медленное осуществление «часто объясняют сопротивлением бюрокра¬
тии», однако более важной причиной является то, что «до сих пор не вне¬
сена ясность в концептуальные основы реформы и в то, по каким направле¬
ниям должно проходить ее развитие».
Многие советологи не исключают того, что в Советском Союзе пойдут по
пути создания «двойной экономики», сочетающей жесткое централизованное
планирование в сфере производства средств производства и «в большей сте¬
пени рыночную координацию в промышленности, производящей предметы по¬
требления, а также в торговле, сфере услуг, гражданского строительства,
сельского хозяйства». Но такой путь, по их мнению, «вызвал бы значительные
конфликты в месте „стыковки“ обеих сфер — централизованной и включающей
элементы „рыночной координации“»38.
И этот тезис созвучен позиции советских экономистов В. Попова и Н. Шме¬
лева. В своей статье «Анатомия дефицита» они прямо пишут: «Простой
здравый смысл подсказывает, что планировать и директивно (определять
объемы производства), и индикативно (определять цены) следует никак не
более нескольких сотен видов важнейшей продукции: это именно то количество,
которое мы в самых благоприятных обстоятельствах можем физически обсчи¬
тать при современном уровне знаний, развития техники сбора и обработки ин¬
формации. Вся остальная продукция вообще не должна планироваться —
ни директивно, ни индикативно, ибо мало-мальски обоснованно спланировать
ее невозможно, а необоснованное планирование обходится намного дороже,
чем рыночная самонастройка» 39.
Оценивая перспективы экономической реформы, П. Леллуш пишет: «Пока
совершенно неясно, принесет ли реформа Горбачева когда-нибудь успех в дости¬
жении целей, которые сами по себе являются крайне противоречивыми. Еще
ни один руководитель не смог примирить современную рыночную экономику
с государственным контролем, не смог помешать требованию либерализовать
экономику превратиться в требование расширения политических и личных сво¬
бод со стороны общественности. Это такая сфера, в которой партия Горбачева,
вероятно, не потерпит никаких существенных изменений»40.
Нельзя в связи с этим не заметить, что экономические преобразования
в нашей стране осуществляются параллельно с проведением широких полити¬
ческих и правовых реформ. П. Кокбёрн подчеркивает, что способность внед¬
рять экономические реформы за последние двадцать пять лет была ключевым
испытанием политической силы коммунистических правительств в Советском
Союзе, Восточной Европе и Китае. Он обращает внимание на то, что полити¬
ческие перемены будут сопровождаться экономической реформой и даже в
некоторой степени предшествовать ей. Это, полагает Кокбёрн, находится в рез¬
ком контрасте с опытом ВНР и ПНР, где были проведены экономические
реформы отчасти для того, чтобы избежать политических изменений 41.
204
Т. Найлор, как и А. Ноув, уверен в том, что самым большим препятствием
на пути осуществления экономической реформы станет не идеология, а отсут¬
ствие опыта у советских руководителей предприятий в децентрализованном,
ориентированном на рынок планировании и управлении 42.
Один из важнейших вопросов, которыми задается современная советоло¬
гия, формулируется так: «Должен ли Запад быть заинтересован в модерни¬
зации Советского Союза?» По мнению П. Робейсека, рост экономической мощи
СССР может привести к опасному для Запада расширению внешнеполитиче¬
ской деятельности Советского государства. Высокие издержки, связанные с про¬
ведением мировой политики, уже не будут слишком обременительны для мо¬
дернизированной державы. Поэтому Робейсек не исключает возможности на¬
чала нового советского «наступления» во имя мировой революции, причем не
только в странах «третьего мира». Экономически сильный Советский Союз
сможет более решительно осуществлять свои цели, он будет представлять
большую «угрозу» для Запада, чем «стагнирующий». Реформированный Со¬
ветский Союз станет и внутренне более стабильным, так как сможет постоянно
повышать жизненный уровень своего населения.
Наконец, модернизированный в рыночном смысле Советский Союз может
стать экономически серьезным конкурентом Западу на мировом рынке. Этот
вопрос постоянно дискутируется на Западе.
Исходя из развернутых выше посылок, П. Робейсек делает заключение:
«Преследуя правильно понимаемые собственные интересы, Запад должен
был бы скорее делать ставку на провал реформаторских устремлений и на то,
что, как и раньше Хрущев, Горбачев потерпит провал перед лицом замаски¬
рованного сопротивления партийной и государственной бюрократии» 43.
Однако сам же Робейсек (и не только он) считает, что ставка Запада на
отказ СССР от изменяющих систему реформ недальновидна. Весь ход истории
призывает к противоположным действиям в интересах самого же Запада.
Но выводы его звучат в унисон с худшими призывами времен «холодной
войны». Это, во-первых, тезис о непредсказуемости реакции СССР на обо¬
стрение хозяйственной, а следовательно, и военной слабости страны. Советолог
не исключает возможности применения Советским Союзом силовых средств и
дальнейшего отчуждения между Востоком и Западом, отмежевания от западных
стран как источника дестабилизирующего влияния. Во-вторых, реальность
утраты позиций в «гонке вооружений», рассуждает далее П. Робейсек, может
вынудить СССР пренебречь теми элементами систем вооружений, которые
блокируют ввод их в действие при ошибках или злоупотреблении. Такое
якобы возможно вследствие необходимости экономии средств или же из-за
отсутствия соответствующей техники в СССР. В-третьих, отказ СССР от изме¬
няющих систему реформ в сочетании, как он пишет, с советскими «притяза¬
ниями» на статус мировой державы может вызвать экологические катастрофы,
подобные чернобыльской, которые затронут и западные страны, поскольку
могут быть связаны с вынужденной экономией ресурсов в СССР или же с недо¬
статочной эффективностью его техники безопасности. Отсюда — убеждение
в том, что Западу необходимо начать целесообразную помощь в деле модерниза¬
ции Востока в целом, и СССР в особенности, и для этого прежде всего необхо¬
димо коренное изменение политического климата 44.
В. Бернер подчеркивает, что прекращение гонки вооружений привело бы
к значительному улучшению предпосылок непрерывного осуществления прог¬
раммы экономической модернизации в Советском Союзе, перестройки и повы¬
шения производительности. «Без коренного изменения внешнеполитических
условий эта программа обречена на неудачу»,— подчеркивает он 45. Это тем
более важно для СССР, считает С. Биалер, что в Советском Союзе, по-види¬
мому, пришли к выводу, что «создание экономических и технологических предпо¬
сылок реформы требует параллельных изменений в политической, социальной,
культурной и психологической сферах, т. е. реформа требует идеологического
205
обеспечения». На практике этот вывод находит отражение в новой политике,
«новом образе мышления». «Становится ясно, что новое направление носит
не только тактический, но и стратегический характер. Новый подход задуман
не как временная оттепель, а является долгосрочной стратегией с целью пере¬
стройки советской суперструктуры» 46.
* * *
Все сказанное выше позволяет сделать ряд выводов. Вдумчиво анализируя
ход преобразований в СССР, многие советологи пытаются в своих работах
дать относительно объективное (хотя часто и не без влияния застарелых
стереотипов, как, например, это делает П. Робейсек) представление о переменах
в нашей стране. Но слишком небольшой отрезок времени, который прошла
советская перестройка, не позволяет западным аналитикам увидеть четкую
концепцию экономических преобразований в СССР, пока они находятся еще
на уровне эмпирических обобщений.
Для нас суть экономической реформы состоит в создании и усилении эконо¬
мических стимулов роста производства, его качественного совершенствования
и, самое главное, в перестройке отношений собственности, преодолении отчуж¬
дения человека от общественного достояния. В то же время западная советоло¬
гия зачастую воспринимает этот широкий процесс как восстановление частно¬
капиталистических отношений.
Некоторые советологи считают, что СССР не следует увлекаться децентрали¬
зацией управления производством и борьбой с бюрократическим аппаратом.
Так, например, А. Ноув и С. Биалер на основании параллельного анализа
капиталистического и социалистического методов хозяйствования прямо ука¬
зывают, что мы порою «перегибаем палку» и недооцениваем определенные
преимущества централизованного руководства, которое следует совершенство¬
вать и использовать в рамках обновленного экономического механизма.
Наконец, повышение эффективности экономики немыслимо без научно-
технического прогресса, внедрения самой передовой техники и технологии.
Но следствием этого будет, по мнению советологов, высвобождение большого
числа рабочих рук, т. е. возникновение безработицы. С точки зрения Запада,
Советский Союз не готов к созданию рынка избыточной рабочей силы ни в мо¬
ральном, ни в социальном плане. А искусственно поддерживаемая занятость
сводит на нет любые преимущества от внедрения самой передовой техники.
У многих наблюдателей на Западе сохраняются и другие вопросы, на кото¬
рые они не находят пока удовлетворительных ответов. Создан ли окончательно
механизм, гарантирующий необратимость происходящих в СССР перемен,
или все, что у нас делается для перестройки, является результатом просвещен¬
ности и подвижничества отдельных политических деятелей? Реальны ли сроки
поставленных экономических задач? Однако, фиксируя наличие пока еще не
разрешенных вопросов, высказывая критические замечания, содержащие
известную дозу традиционного скептицизма, добросовестные советологи не
только не видят в перестройке какой-либо угрозы Западу, но считают, что в
конечном счете она станет благом для других народов и уж во всяком случае
будет способствовать гуманизации международных отношений.
Примечания
1 Gorbachev’s economic plans, Study Papers; Submitted to the Joint economic commit¬
tee Congress of the United States, November 23, 1987, Wash., 1987.
2 Горбачев M. С. Избранные речи и статьи. T. 5. М., 1988, с. 332.
3 Советская культура, 1988, 7 мая, с. 8.
4 Не вредно посмотреть на себя со стороны. Размышления над книгой американского советоло¬
га.—Московские новости, 1987, 11 октября, с. 7; Б и а л е р С. Поворотный момент.—Известия,
1987, 29 октября, с. 5; Ноув А. Заметки о проблемах радикальной экономической реформы,—
206
Коммунист, 1988, № 2; Стереотипы рушатся. Перестройка в зеркале американской прессы,— Прав¬
да, 1988, 25 апреля, с. 6; к о э и С. Соперник не значит — враг.— Известия, 1988, 10 мая, с. 5;
Вчера, сегодня и завтра. Взгляд американца на перестройку.— Известия, 1988, 13 мая, с. 4; Три ли¬
ка бюрократа. На вопросы нашего корреспондента отвечает видный американский политолог,
профессор Колумбийского университета £. Биалер.— Советская культура, 1§88, 24 сентября, с. 8.
8 G о m u 1 k a S. Gorbachev’s Economic Reform In the Context of the Soviet Political System.—
London school of economics quarterly. (L)., 1987, Nov., p. 1—2.
8 Schroder H.-H., Vogel H. Sicherheitspolitische Aspekte der Entwicklung von Wissens¬
chaft und Technik In der USSR. Köln, 1987 (Berichte des Bundeslnst für Ostwlss. u. Intern. Studien;
35-1987). S. 5.
7 Kennedy P. What Gorbachev Is up Against.—Atlantic (Boston), 1987. Vol. 269, Mb 6,
p. 30.
8 Ibid., p. 30-31.
9 В I a 1 e г S. Gorbachev’s Move.- Foreign Policy (N. Y.), 1987, Mb 67, p. 79, 80, 81.
10 С г о s п I e г M.-A. Le new deal de Gorbatchew.— Le Courrler des Pays de I’Est, 1987, № 316,
p. 6.
11 G 51 z-C о e n e n b e r g R. Konqeptlons und Realisierung Probleme bei der «Umgestaltung
der sowletlschen Wirschaftssystems». Köln, 1987, S. 69.
12 G о m u 1 к a S. Op. clt., p. 8.
13 G г о s п I e г M.-A. Op. clt., p. 23.
14 Soviet Union. The ayes have It.— Economist (L,), 1987, July 10, vol. 304, № 7505, p. 58.
18 Gorbachev on Dangerous Ground. Comment.—Guardian Weekly (Manchester), 1987.
July 5, vol. 137, Mb 1, p. 11.
18 S I к O. Mi sembra Dubcek; Cecoslovaccnia. Dopo la vista Gorbacev.— Panorama (Milano),
1987. A. 25, Mb 1097, p. 89.
17 Javetski B., Pearson J., GaluszkaP. Gorbachev's Capitalism: he wants to break
stalinist central control.—Business Week (N. Y.), 1987, July 13, № 3005, p. 18.
18 Strong Gorbachev, Weak Economy.—Soviet Analyst, 1987, July 1, vol. 16, № 3, p. 1.
19 W a 1 к e г Ch. Gorbachev’s Radical Recipe for Stalin’s Economy.—Times (u.), 1987,
June 27, Mb 26806, p. 5.
20 Dempsey J. Long Years In Siberia Pay off for Soviet Economic Reform.—Financial
Times, July 28, № 30296, p. 2.
21 Cockburn P. Gorbachev’s Economic Alms under Scrutiny.—Financial Times, June 25,
Mb 30268, p. 2.
22 Cockburn P. Soviet Economic Motor Changes up a Year.— Ibid, July 7, Mb 30278, p. 2.
23 Walker Ch. Gorbachev Shakes up Ailing Economy.— Times. (L.), 1987, June, № 62805, p. 1.
24 С г о s n I e г M.-A. Op. clt., p. 35—36.
28 It Won’t be Like That.- Economist. (L), 1987, July 10, vol. 304, № 7515, p. 13.
28 Got z-C oenen berg R. Op. clt., S. 11, 19, 23, 24, 25.
27 Ibid., S. 27.
“Шмелев H. Новые тревоги.— Новый мир, 1988. № 4, с. 167.
29 G ö t z-C о е n е n b е г g R. Op. clt., S. 47, 48.
30 С г о s n I e г M.-A. Op. clt., p. 20.
31 Селюнин В. Темпы роста на весах потребления.—Социалистическая индустрия, 1988,
5 января, с. 2—3.
32 Plenum In Moscow.— Christian Science Monitor (Boston), 1987, June 26, vol. 79, № 148, p. 10.
33 J a v e t s k I B„ Pearson J., С a 1 u s z k a P. Op. clt., p. 18.
34 Hoy в А. Заметки о проблемах радикальной экономической реформы.— Коммунист, 1987,
Mb 12. с. 57-59.
38 В I а I е г S. Gorbachev: Risking all for reform.— U. S. News and World Report. Wash., 1987,
Apr. 27, vol. 102, Mb 16, p. 50-51.
“Cockburn P. Gorbachev’s Economic Alms...
37 Keller B. Gorbachev Sees Family Farms as Key to Boosting Production? — Intern. Herald
Tribune. Paris, 1987, July 2, № 32457, p. 7.
38 G ö t z-C о e n e n b e г g R. Op. clt., S. 51, 52, 56—57.
“Попов В., Ш м е л е в Н. Анатомия дефицита.— Знамя, 1988, № 5, с. 180.
40 LelloucheP. High Hopes and Grim Realities.— Newsweek (N. Y.), 1987, March 2, vol. 109,
Mb 9, p. 4.
41 Cockburn P. The Reforms Which It Became Too Risky not to Undertake.— Financial Times,
1987, July 7, Mb 30278, p. 2.
42 N у 1 о г T. H. Moscow Serious About Radical Reform.— Intern. Herald Tribune (Paris), 1987,
June 30; Mb 32455, p. 6.
43 Robejsek P. Liegt die Modernisierung der Sowjetunion Im westlichen Interesse? Rissener
Rundbrief. Hamburg, 1986, Nov., S. 3.
44 Robejsek P. Sowjetische Reformen und westliche Interessen. Rissener Rundbrief. Ham¬
burg. 1987, Mal, S. 34.
48 Weltmacht Sowjetunion. Umbrüche — Kontinuitäten, Perspektiven. Simon G. (Hrsg). Köln:
Verlag Wissenschaft u. Politik, 1987, S. 234.
4Г В I а I e г S. Gorbachev’s Move..., p. 82.
207
беседа с американским историком
Профессор Стэнфордского университета Теренс Эммонс (США) хорошо известен в кругу
специалистов своими работами по истории либерально-конституционного движения в России
второй половины XIX — начала XX в. Его монографии «Русское поместное дворянство и освобож¬
дение крестьян в 1861 г.» (1968 г.), «Образование политических партий и первые национальные
выборы в России» (1983 г.), а также изданный под его редакцией сборник статей «Земство в России:
опыт местного самоуправления» (1982 г.) получили благожелательный отклик в советской научной
печати.
Во время пребывания американского ученого в нашей стране по инициативе редакции
журнала состоялась его беседа с ведущими научными сотрудниками Института истории СССР
АН СССР Н. М. Пирумовой и К. Ф. Шацилло, в ходе которой были затронуты некоторые дискуссион¬
ные вопросы истории российского либерализма. В беседе участвовал заведующий отделом «Исто¬
рия СССР за рубежом» журнала С. С. Секиринский.
Публикуя ниже запись этой беседы, редакция руководствуется стремлением содействовать
установлению взаимопонимания между советскими и американскими историками и дать возмож¬
ность читателям журнала лучше представить себе подходы обеих сторон к рассматриваемой пробле¬
матике.
* * *
Т. Эммонс: В русской и советской традиции принято отождествлять либерализм с любыми про¬
явлениями политической умеренности, с верой в нереволюционный путь развития. На самом же
деле либерализм — это система ценностей, истоки которой надо искать в истории Англии XVII-
XVIII вв. Главные требования либерализма состоят в освобождении личности от внешних авто¬
ритетов, в первую очередь от церкви (в «археологии» либерализма это было главное требование)
и от государства; другая особенность либерализма — отстаивание права человека на свободное
выражение своей личности. Развитие обоих этих не всегда легко совместимых начал считается воз¬
можным в рамках правового порядка.
Либерализм как политическая философия в России связан прежде всего с именем Б. Н. Чичери¬
на. Это был консервативный либерализм среднеевропейского типа. В нем можно найти много
общего с немецкой философией и немецкой политической жизнью. В общем, Чичерин интересо¬
вался прежде всего вопросами гражданских (пассивных) прав, правовым государством (Rechts¬
staat), тогда как в англосаксонском мире первое место занимают, пожалуй, политические (актив¬
ные) права.
Для России был вообще характерен тип либерала-неконституционалиста. Эти люди придержи¬
вались либерального идеала свободы личности, ратовали за гражданские права, но не считали
Россию достаточно зрелой для конституции. К концу XIX в. их осталось очень мало, настолько
самодержавие дискредитировало себя. Б. Н. Чичерин на исходе жизненного пути тоже пришел
к выводу о необходимости ограничения монархической власти.
Но до 1861 г. все русские либералы возлагали свои надежды на самодержавное реформаторст¬
во. Истоки конституционного движения я вижу в разнородной по характеру дворянской оппозиции
самодержавию в период отмены крепостного права.
Н. Пирумова: Но ведь к 1861 г. в России уже сложилась определенная традиция обращения
к конституционализму и в правительственных кругах, и у передовой общественности: проекты Спе¬
ранского, планы декабристов, размышления Герцена... Кстати, развитие этой традиции ни у нас, нч
на Западе не изучено. Идеям конституционализма отдали дань все направления русской мысли —
от идеологов правительственного лагеря до социал-демократов. Особенно много идей и проектов
дали либералы. Причем степень их радикальности была самой различной. Известны построения
на этот счет славянофилов («Сила власти — царю, сила мнения — народу»), сохранившие свою
суть и форму вплоть до начала XX в., менее известны модификации либералов западнического толка.
Т. Э.: Что касается славянофилов, то они с точки зрения мировоззрения с либерализмом ничег;
общего не имели. Тот факт, что они принимали участие в борьбе за реформы, в данном случае
значения не имеет.
208
К. Шацилло: У нас есть такое определение, согласно которому либерализм выражает потреб¬
ности буржуазного развития общества. Я думаю, что оно довольно точно.
В «Очерках русского либерализма», изданных в свое время в США под редакцией Ш. Тимбер-
лейка, была сделана попытка объяснить, почему тот или иной известный деятель — П. Б. Струве,
В. А. Маклаков или Ф. И. Родичев — пришел к либерализму. И в результате получилось, что все
они стали либералами вследствие приверженности к определенным взглядам, морально-этическим
нормам и т. д. В судьбе отдельного человека это может играть решающую роль. Но если мы
беремся объяснять широкое политическое движение, то нужно искать его фундаментальные со¬
циальные основы.
Говоря о русском либерализме, я бы хотел подчеркнуть одну его особенность: вследствие
политической дряблости, инфантильности российской буржуазии носителями идей либерализма, во
всяком случае до начала революции 1905—1907 гг., выступали не капиталисты, а представители
так называемого образованного общества, не только непосредственно не связанные с капита¬
листическим производством, но часто даже носившие громкие феодальные титулы и имена.
Т. Э.: Разумеется, либерализм связан исторически с идеей господства свободного рынка
в экономической жизни, т. е. капитализма. И у русского либерализма была определенная классовая
база. Но, по-моему, классовый подход не все объясняет.
Например, для понимания особенностей политического поведения руководства кадетской партии
в 1905 г. вовсе не достаточно установления социального статуса членов кадетского ПК, их
происхождения и связей со средой буржуазной интеллигенции или землевладельцев.
Многое во взглядах и стиле деятельности кадетских лидеров было обусловлено тем, что в боль¬
шинстве своем они принадлежали к поколению «восьмидесятников», т. е. родились в 1860-е и учились
в университетах в 80-х гг.
Именно на протяжении 70—80-х гг. сложились такие черты их идейного облика и поведения,
как связанная с влиянием народничества озабоченность крестьянскими интересами и вместе
с тем вызванное политическим терроризмом отвращение к революционному насилию; выдвижение
на первый план культурной работы; особый пиетет перед относительно либеральными учреждениями
60-х гг., само существование которых в пору реакции было поставлено под сомнение, и обусловлен¬
ное этим стремление защищать и даже несколько идеализировать результаты реформ Александ¬
ра II, используя их как точку опоры для создания правового государства.
С. Секиринский: Несомненно, среди русских либералов были не только политики прагматическо¬
го склада, но и немало людей убежденных, а также выдающихся ученых, в том числе и государст-
воведов, юристов, историков, которые внесли вклад в развитие мировой науки. Можно ли считать,
что содержание их идеала гражданственности — правового государства — исчерпывалось только
его классовыми функциями в буржуазном обществе?
Н. П.: Утверждение либеральных принципов в государственной и общественной практике
передовых стран Европы и Америки означало огромный, хотя далеко не последний шаг вперед
в развитии цивилизации. В полной мере оценить общечеловеческий смысл идеи правового государ¬
ства помог только опыт XX в., показавший, к каким катастрофическим последствиям ведет от¬
брасывание выработанных веками ограничений в области политики и морали. Ни капитализм, ни
социализм не могут нормально развиваться без политико-правового обуздания произвола, порожда¬
емого бесконтрольной государственной властью. В этом, пожалуй, и состоит одно из свидетельств
общности судеб всех европейских народов, осознание которой лежало в основе западнической тра¬
диции в русской общественной мысли, оказавшейся отнюдь не бесплодной в широком интеллектуаль¬
ном плане.
К. Ш.: В России XIX — начала XX в. настойчиво пробивала себе дорогу общеевропейская
тенденция формирования новых, соответствовавших буржуазной эпохе принципов взаимоотношений
«общества» с властью и адекватных политико-правовых структур, воплотившаяся в той или иной
степени в деятельности различных, иногда даже противоположных общественных сил.
Реформы 60-х гг., означая первый вынужденный шаг монархии в сторону буржуазного правопо¬
рядка, дали толчок формированию гражданского общества в России и вновь сделали актуальным
вопрос о конституции, снятый с повестки дня после 14 декабря 1825 г.
209
Важный этап в развитии отечественной гражданственности связан с кратковременной историей
российского парламентаризма, начало которому положила революция 1905 г. В стране образова¬
лись различные политические партии. Падение самодержавия в 1917 г. не привело к утверждению
буржуазного правопорядка.
Т. Э.: Именно поэтому я считаю, что в России не было «буржуазной революции» в западноев¬
ропейском смысле.
Н. П.: По существу революционные преобразования уже происходили в России путем реформ
в недрах старого порядка.
С. С.: На новом витке спирали мы опять пришли к задаче создания правового государства, ра¬
зумеется, уже иного, социалистического типа. В связи с этим особый интерес приобретает вопрос
о степени зрелости буржуазно-конституционных тенденций .в отечественной истории.
Т. Э.: В 1961., когда я только приступал к исследованию конституционного движения в России,
мне хотелось найти ответ на вопрос: была ли в русской истории реальная либеральная альтер¬
натива? И вот уже в последней своей книге я сделал вывод о том, что возможности конституцион¬
ного исхода в России были очень невелики. К этому выводу меня привел анализ хода и итогов первых
общенациональных выборов в России. Я убедился в узости социальной базы кадетской партии, не¬
смотря на то, что она стала самой влиятельной силой в первой Государственной думе.
Теперь я с ббльшим, чем 20 лет назад, пессимизмом смотрю на возможности эволюционного пути
исторического развития России, хотя и глубоко убежден в том, что судьба монархии до начала
мировой войны не была предрешена,
Трудности конституционного движения в России были во многом связаны с тем, что «про¬
свещенные бюрократы», которые были в царском правительстве до 1917 г., хотя и имели немало
общих черт с либеральной общественностью, тем не менее смотрели на конституционные поползно¬
вения в обществе с квазимарксистской точки зрения. Иначе говоря, они считали, что люди, которые
требуют конституции, выражают особые дворянские интересы. И если они придут к власти, то это
обернется бедой для народа. Однако еще судьба Н. А. Милютина показала слабость позиции
сановников-реформаторов без институциональных гарантий участия представителей обществен¬
ности в выработке законопроектов.
К. Ш.: В свое время американские историки вслед за Маклаковым рассматривали земство как
такую почку, из которой неизбежно должна была вырасти конституция. Но в 1982 г. под Вашей,
профессор Эммонс, редакцией вышел сборник «Земство в России: опыт местного самоуправления»,
авторы которого, насколько я понял, не видят реальной возможности для развития из земства
конституции в России. Особенно отчетливо эту мысль выразила Роберта Мэннинг: земство не было
школой демократии. Оно оказалось тупиковой отраслью в развитии либерализма. В связи с этим
у меня возникает вопрос: можно ли считать, что трансформация взглядов американских историков
в какой-то мере произошла под влиянием советской исторической науки?
Т. Э.: Эволюция взглядов американских историков безусловно имела место, но произошла ли
она под влиянием советской историографии — сказать трудно, потому что, когда мы готовили
к изданию наши статьи, было очень мало советских работ по истории самого земства. Пожалуй,
здесь, скорее, стоит учитывать общую эволюцию американской русистики. Формирование аме¬
риканской школы историков России относится ко времени после второй мировой войны, к 40-м и даже
50-м гг. Когда американские историки писали свои первые книги по русской истории, они ее еще
мало знали. Книга Дж. Фишера о русском либерализме для своего времени (1958 г.) была неплохой
работой, хотя и поверхностной с точки зрения полноты Источниковой базы.
В дальнейшем американские историки смогли шире ознакомиться с источниками, в том числе
и с архивными материалами в СССР. Это, по-видимому, и привело их к новым выводам.
А насчет того, был ли Маклаков прав или нет, я бы все-таки сказал так: земство имело опре¬
деленное значение и в качестве школы парламентаризма. По этому вопросу я даже спорил немного
с соавторами сборника в своей заключительной статье. Некоторые из них действительно смотрят
на земство, может быть, и под влиянием советской историографии, только как на орудие помещиков,
210
как на учреждение, которое отражает интересы землевладельцев. Это все верно. Но чем был, на¬
пример, английский парламент в XVIII в.? Это было учреждение помещиков, джентри. И все-таки
именно в этом классовом парламенте мы находим корни современной английской демократии.
И в этом смысле мы смотрим на земство как на учреждение, которое служило, или во всяком
случае могло служить, школой конституционализма в России, несмотря на все его недостатки, ог¬
раничения, которым оно подвергалось и т. д.
Н. П.: Я согласна с Вашим последним утверждением. В реальной действительности конца
XIX — начала XX в. земский либерализм играл роль школы конституционализма. Не следует
забывать, что, начав с экономических и культуртрегерских проблем, он уже в 1902 г. дошел до
конституционной платформы, опубликованной в журнале «Освобождение»; не следует забывать, что
земский либерализм был центром притяжения других форм российского либерализма, а его лидеры,
в особенности группа И. И. Петрункевича, занимали многие годы ведушее положение среди консти¬
туционалистов.
С. С.: Характерной особенностью многих представителей русской либеральной интеллигенции
пореформенного времени было стремление отмежеваться от «изживших себя», «своекорыстных»,
«доктринерских» проявлений либерализма. Мне кажется, что истоки того обновления, которое
пережил русский либерализм в начале XX в. в связи с созданием «Союза Освобождения»,
надо искать уже в либеральной журналистике 70—80-х гг. и в складывавшихся тогда кружках
интеллигенции, кредо которых Н. И. Кареев выразил словами; «конституционализм, дополненный
социальным реформаторством».
Это обстоятельство — складывание более широкого мыслящего по сравнению с земскими либе¬
ралами и старой профессурой круга либеральной общественности к концу 70-х гг. важно подчер¬
кнуть, потому что оно совпало с последним всплеском «правительственного конституционализма»
в России XIX в.
К. Ш.: Оценивая шансы на успех программы М. Т. Лорис-Меликова, нельзя упускать из виду,
во-первых, наличие целой группы правительственных лиц на ключевых постах во главе с самим
Лорис-Меликовым и Д. А. Милютиным, являвшихся убежденными сторонниками реформ, и,
во-вторых, пусть и не очень многочисленных либералов, готовых откликнуться на призыв прави¬
тельства. Именно союз «просвещенных бюрократов» с представителями либеральной общественно¬
сти позволил создать тот мотор (Редакционные комиссии), благодаря работе которого была под¬
готовлена реформа 1861 г. Разумеется, вероятность обратимости чисто политических уступок всегда
больше. Но нельзя говорить об изначальной обреченности «лорис-меликовской конституции».
В дополнение к тому, что показал в своей книге П. А. Зайончковский, мне удалось найти в
архиве интересный документ — переписку нового царя Александра III со своим братом, демонст¬
рирующую уровень «колебаний» верхов в марте—апреле 1881 г. Как быть? Утверждать проект
Лорис-Меликова о созыве выборных или нет? Его очень смущало то, что Константин Петрович По¬
бедоносцев грозит пальцем и говорит: вот, батюшка играл в либерализм и доигрался, ты будешь
играть и с тобой то же самое будет.
Т. Э.: В лице «правительственного конституционализма» я вижу реальную альтернативу, но до
определенного времени. Когда это время прошло, я точно не знаю. Если бы правительство пошло
своевременно навстречу требованиям либералов о ликвидации сословных и культурных перегородок
в губерниях и созыв всероссийского народного представительства, то великая аграрная революция,
лежавшая в основе политической драмы 1917 г., была бы предотвращена.
Отсутствие всякой реакции со стороны крестьянства на выборгское воззвание 1906 г. уже пока¬
зало, каким будет отношение народа к либералам-конституционалистам в 1917 г.
Убийство Александра II имело огромные исторические последствия. Вполне вероятно, что в том
случае, если бы намеченные Лорис-Меликовым реформы были полностью осуществлены в 80-е гг.,
то земство превратилось бы к 1914 г. в прочную основу либерально-демократического порядка,
обособленность крестьянства в значительной степени была бы преодолена и Россия избежала бы
революции.
Но даже в условиях наступившей в 80-х гг. реакции в политическом развитии русского об¬
щества произошел важный сдвиг. Именно к этому времени в революционной среде изживается
«аполитизм» и ослабевает вера в возможность непосредственного перехода России к социалиста
211
ческой революции. Распространение марксизма подготавливает умы для восприятия более реали¬
стичной идеи объединения усилий революционеров и реформистов в борьбе за введение конститу¬
ционного строя.
В основе общественного консенсуса относительно возможности такого достаточно широкого
движения лежало складывание в России независимого гражданского общества. Ему было тесно
не только в условиях абсолютистского режима, но и в рамках подпольных и элитарных партий.
Это привело к созданию в 1904 г. новой уникальной организации — «Союза Освобождения»,
в котором объединились лица разных идейно-политических ориентаций: либералы, неонародники,
марксисты. «Освобожденцы» достигли больших успехов в организации общественного мнения
с целью выдвижения конституционных требований.
К. Ш.: Уступки, на которые пошел царизм в 1905 г., были вырваны у него революцией.
Русский либерализм не смог повести Россию по мирному, реформистскому пути.
Либерализм оказался бессилен, ибо за ним в России ничего, кроме «общественного мнения»,
не стояло, он еще не успел получить для себя в стране адекватной классовой базы. В этих условиях
либеральные программы могли быть осуществлены или в союзе с самодержавием, если бы оно этого
захотело, или в союзе с народом, если ему удастся навязать не революционный, а либеральный
образ мыслей и действий.
В России не произошло ни того, ни другого, и в результате либерализм оказался в изоляции.
При тех конкретных людях, которые стояли у кормила власти в России в начале XX в., либераль¬
ный путь был невозможен. Однако, если бы во главе Российского государства находились более
дальновидные деятели, то либеральная альтернатива имела бы шансы на успех. Нельзя отказы¬
вать России в наличии либеральной альтернативы. Это ставит ее в особое, исключительное
положение, это славянофильство навыворот. Везде либералы, везде конституция, а вот Россия
такая треклятая страна, где этого никогда не могло быть. Вряд ли с таким фаталистическим
подходом можно согласиться.
С. С.: Профессор Эммонс, каковы Ваши планы на будущее?
Т. Э.: Я постоянно занимаюсь русской историографией конца XIX — начала XX в. Скоро
выйдет моя статья об учениках В. О. Ключевского.
Сейчас я планирую написать книгу о первых годах Советской власти. Мне кажется, что мы
нуждаемся в книге о политической истории периода с 1917 по 1922 г. Такой книги, по-моему,
у нас нет. Есть книги по истории отдельных учреждений, о военном коммунизме, о гражданской
войне, великое множество книг об Октябрьской революции, о так называемом Триумфальном шест¬
вии Советской власти, но книги о том, как складывалась советская политическая система в первые го¬
ды ее существования, нет, или, по крайней мере, нет такой книги, которую я бы хотел написать, ни
в американской, ни в советской историографии.
К. Ш.: А книга Е. Н. Городецкого?
Т. Э.: Книга Городецкого посвящена становлению советского государственного аппарата в
первые месяцы примерно до середины 1918 г. Но в ней исследована далеко не вся история склады¬
вания советской политической системы в годы, когда во главе государства стоял Ленин.
Н. П.: Какой будет источниковая база?
Т. Э.: Источников очень много. Газеты, например. У нас в Америке есть архив Троцкого.
Великое множество печатных государственных материалов находится в Гуверовской библиотеке.
Пожалуй, это самая богатая коллекция правительственных материалов первых лет Советской вла¬
сти. Кроме того, как мне объяснили в вашем архивном управлении, я могу получить доступ к
протоколам и другим материалам Совнаркома, ВЦИКа и др. Работу над новой книгой я рассмат¬
риваю как продолжение своих занятий по истории политического строя и политической судьбы
России.
1у|77
212
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
СОВРЕМЕННАЯ ИНФОРМАТИКА
В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
Современный этап развития науки характеризуется колоссальным ростом объема накопленных
знаний, своего рода информационным взрывом. Историческая наука также вовлечена в этот процесс:
ежегодно только в нашей стране публикуется около 20 тыс. работ по истории, археологии и этно¬
графии. Кроме того, с развитием вычислительной техники значительно расширяются возможности
вовлечения в научный оборот новых исторических источников и повышения информационной
отдачи уже известных источников. Это делает актуальной задачу обращения историков к методам
информатики для систематизации, эффективного использования накопленных знаний как в сфере
научных исследований, так и в учебном процессе.
Именно этим вопросам была посвящена работа школы-семинара молодых ученых «Современная
информатика в исторических исследованиях», состоявшейся в октябре 1988 г. в Подмосковье. Это
уже третья по счету школа-семинар, организованная Советом молодых ученых Московского
государственного университета, историческим факультетом МГУ и комиссией по применению
математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории АН СССР.
Первая проходила в марте 1984 г. в г. Суздале по теме «Методологические проблемы моделирования
в историко-социальных исследованиях», вторая — в апреле 1986 г. в г. Ростове Ярославской обл.,
тема — «Методологические и методические проблемы историко-типологических исследований».
Научная программа школы-семинара включала восемь пленарных докладов, в которых был
представлен широкий спектр проблем как по отечественной, так и по всеобщей истории. Другой
формой работы были встречи за «круглым столом», на которых обсуждались наиболее важные
проблемы, затронутые в докладах. Специальное заседание было посвящено стендовым сообщениям.
Руководил работой школы-семинара академик И. Д. Ковальченко.
Традиционно в центре внимания участников школы-семинара были методологические проб¬
лемы исторических исследований. Они рассматривались в открывшем работу школы докладе
И. Д. Ковальченко.
Интерес к прошлому резко возрастает в периоды, сказал он, когда перед обществом возникают
задачи, решение которых связано с радикальными изменениями в ходе общественного развития.
Такой этап переживает советское общество в настоящее время.
Оценив состояние ряда направлений советской исторической науки, докладчик назвал недо¬
статки многих исторических исследований — теоретико-методологическую неразработанность,
порождающую догматизм, комментаторство и иллюстративность, ограничение исследований эмпири¬
ческим уровнем, подмену научного объяснения фактов заранее предопределенной их оценкой.
Успешное решение стоящих перед исторической наукой задач И. Д. Ковальченко связал с углуб¬
лением методологических подходов к их постановке и решению, с выработкой адекватных этим
задачам путей и методов исследования.
Далее докладчик рассмотрел ряд актуальных методологических проблем, требующих разработ¬
ки со стороны историков и других обществоведов. В условиях, когда трудно рассчитывать на
открытие какой-либо новой закономерности в общественно-историческом развитии, исследова¬
тельским прорывом, как полагает И. Д. Ковальченко, можно считать такое приращение знаний,
которое дает заметный сдвиг п познании исторической реальности, позволяющий существенно
расширить научно-познавательное и практически-прикладное значение результатов исторических
исследований. Такое продвижение возможно на пути широкого применения достижений современной
науки и техники, и в особенности информатики, к решению исторических проблем.
213
Значительное место в докладе было уделено проблеме альтернативности. Указав, что реальная
историческая альтернатива имеет место лишь тогда, когда, с одной стороны, есть объективные
(экономические, социальные и т. п.) возможности для разного рода вариантов развития, а с другой
стороны, существуют общественные силы, которые видят эти возможности и ведут борьбу за их
победу, докладчик остановился на анализе конкретных альтернативных ситуаций в историческом
развитии нашей страны (альтернативность Октябрьской революции и сталинской модели построения
социализма).
Проблема альтернативности обсуждалась также на заседаниях «круглого стола» на тему
«Моделирование исторических процессов и явлений. Проблемы альтернативности в историческом
развитии» (ведущий — И. Д. Ковальченко).
Выступавшие обсудили особенности проблемы альтернативности при решении задач разного
масштаба, акцентируя внимание на различиях альтернатив «малого» и «большого» исторического
времени (Б. Н. Миронов, ЛОИИ АН СССР), на необходимости изучения альтернативности
на уровне принятия исторических решений отдельными личностями или узким кругом лиц
(В. М. С е р г е е в/Институт США и Канады АН СССР/), обозначили важность определения
масштабности процесса, в отношении которого рассматриваются альтернативные возможности
развития (Г. А. Сатаров /МГПИ/).
В связи с понятием альтернативности были затронуты проблемы диалектики необходимого
и случайного в историческом развитии (В. Н. Литуев/ВКШ/, Л. И. Б о р о д к и н/МГУ/),
рассмотрены конкретные вопросы моделирования экономического развития нашей страны
в 20—30-е гг. (Е. М. С к в о р ц о в а/Московский финансовый ин-т/, Ю. П. Бокарев/
ИИ СССР АН СССР/). Обзор альтернативных контрфактических моделей, разработанных в США,
дал Д. А. Левчик (ИВИ АН СССР). Методические вопросы моделирования альтернатив
с помощью математико-статистических методов рассмотрел в своем выступлении И. Н. Киселев
(ИИ СССР АН СССР).
Проблемы кодировки, хранения, поиска и обработки информации в форме машиночитаемых
данных были центральными в докладах Л. И. Бородкина, А. К. Соколова (ИИ СССР
АН СССР) и Н. П. Яковлева (МГИАИ).
В докладе Л. И. Бородкина «База данных по истории первой российской революции: хранение,
поиск и анализ информации с помощью персонального компьютера» отмечалась актуальность
комплексного подхода к исследованию источников по истории первой российской революции.
Разрабатываемая на историческом факультете МГУ база данных содержит сведения из большого
количества источников, охватывающих различные аспекты рабочего движения, проблему полити¬
ческого сознания крестьянства и агитационно-пропагандистской работы большевиков в 1905—
1907 гг. Основное внимание в докладе было уделено принципам формирования и использования
проблемно ориентированной базы данных «Листовки московских большевиков в период первой
российской революции». Этот архив машиночитаемых данных позволяет осуществлять информа¬
ционный поиск документов по целому ряду источниковедческих и архивных параметров, а также
проводить компьютерную обработку информации листовок на основе методов контент-анализа.
Интересные результаты были получены, в частности, при сопоставлении содержания лозунгов
и призывов листовок, относящихся к трем периодам революции.
А. К. Соколов и Н. П. Яковлев в своем докладе «Современное состояние базы данных по истории
советского общества (Опыт создания и направления исследования)» рассказали об архиве машино¬
читаемых данных, который был создан на основе комплексов массовых источников, находящихся
в фондах центральных государственных архивов. В настоящее время в МГИАИ собрано и обра¬
ботано несколько десятков массивов машиночитаемых данных.
О проблемах, которые встают перед историками, применяющими вычислительную технику
и количественные методы анализа источников, шел заинтересованный разговор на заседании
«круглого стола» «Историк и компьютер: сегодняшний день и перспективы» (ведущий — Л. И. Бо¬
родкин). Основное внимание при этом было уделено методологическим и методическим вопросам
использования компьютеров в работе историков. И. Д. Ковальченко охарактеризовал возможности
компьютеров в информационном обеспечении исторических исследований, отметил различия понятий
«банк данных» и «база данных». Состояние дел с компьютеризацией историко-социальных исследо¬
ваний за рубежом рассмотрели В. М. Сергеев и Ю. Н. Рогулев (МГУ). О новых разработках
программного обеспечения говорилось в сообщениях Г. А. Сатарова и В. Г. Васенина (МГУ).
Ряд выступавших поделились опытом компьютеризации учебного процесса и научных исследований
214
(И. М. Гарскова, Т. Ф. Изместьева, В. И. Ананьин /все — МГУ/, Ю. П. Бокарев,
Н. П. Яковлев, Ю. А. Святец /Днепропетровский ун-т/ и др.).
Научная программа школы-семинара по традиции включала обзорные доклады. Их было два —
по истории отечественной конъюнктурной школы (Ю. П. Бокарев) и по методике изучения
процессов социальной дифференциации (Б. Н. Миронов).
Ю. П. Бокарев в докладе «Исследование динамики экономических процессов в СССР
в 1920-е гг.» напомнил о полузабытой странице истории экономической мысли. Все серьезные
статистические наблюдения экономических процессов, отметил докладчик, исходили из одного
центра — так называемой конъюнктурной школы, оформившейся в 1920 г. и прекратившей свою
деятельность в начале 30-х гг. Представители конъюнктурной школы разработали свою методику
работы с эмпирическими данными. В основе ее было наблюдение за важнейшими экономическими
показателями, на базе которых исчислялись индексы цен, индексы физического объема промышлен¬
ного производства, сельскохозяйственных заготовок и т. п. Заключительной частью работы
с материалом было составление барометрических показателей, позволяющих предсказывать разви¬
тие народного хозяйства. Современные специалисты пользуются многими достижениями этой школы,
не всегда зная их источники (теория долговременных циклов, индексы, расчленение временного
ряда на составляющие и т. д.). Необходимо воздать должное конъюнктурной школе, изучить ее
научное наследие, резюмировал докладчик.
Б. Н. Миронов в докладе «Об измерении социального неравенства (на материалах по истории
России XIX в.)» дал характеристику различных методов измерения социального неравенства —
от метода группировок до энтропийного анализа. Поскольку все эти методы измеряют только
экономическое или имущественное неравенство, выводы о социальном неравенстве можно сделать на
их основе только с помощью качественного анализа процесса дифференциации.
Оживленную дискуссию вызвал «круглый стол» «Макро- и микроанализ в исторических
исследованиях: методологические и методические проблемы». Во вступительном слове Н. Б. С е-
л у н с к а я (МГУ), руководившая работой «круглого стола», отметила, что макро- и микроанализ
в исследовании взаимно дополняют друг друга, но каждый имеет специфику как в предмете, так
и в задаче изучения. Существуют два аспекта проблемы их различения и синтеза — методологи¬
ческий и методический.
Л. В. М и л о в (МГУ) в своем выступлении связал понятия микро- и макроанализа с движением
в познании от частного к общему, а также продемонстрировал плодотворность обоих подходов на
примерах конкретно-исторических исследований социально-экономических процессов в России
эпохи феодализма.
В методологическом плане участники дискуссии выявили сходство между проблемами макро-
и микроанализа и уровнем агрегирования данных в пространстве и во времени, т. е. с масштабом
конкретного исследования (Л. И. Бородкин, Б. Н. Миронов, И. Н. Киселев). В частности, Л. И. Бо¬
родкин связал проблему агрегирования с известным эффектом «экологической корреляции».
И. Н. Киселев отметил, что уровню агрегирования данных, их «чувствительности» должен соответ¬
ствовать адекватный метод изучения. В выступлении Б. И. Грекова (ИВИ АН СССР) проводи¬
лась мысль, что метод моделирования позволяет перейти от набора конкретных данных (микроуро¬
вень) к теоретической модели (макроуровень).
В ряде сообщений выступавшие рассказали о собственном опыте работы с данными разного
уровня агрегирования (В. П. Пушков, М. Г. Шендерюк /МГУ/, В. В. Подгаецкий
/Днепропетровский ун-т/, В. А. Обожда /МГИАИ/). И. М. Гарскова предложила возможный
подход к восстановлению утраченной «первичной» информации по результатам анализа агрегиро¬
ванных данных.
Методологические и методические проблемы, стоявшие в повестке дня школы-семинара,
рассматривались применительно не только к отечественной, но и к всеобщей истории. В докладе
Ю. Н. Рогулева «Социальная структура американского общества: от аграрного к постиндустриаль¬
ному» был поставлен вопрос о критериях оценки уровня развития общественной системы в рамках
одной формации на примере США.
Обсуждение проблем всеобщей истории было продолжено на заседаниях «круглого стола»
«Количественные методы и проблемы всеобщей истории» (ведущий — Ю. Н. Рогулев). Выступавшие
рассмотрели вопросы информационной базы исследований и методов анализа политической
и социальной истории США (Б. М. Ш п о т о в /ИВИ АН СССР/, В. Г. Васенин, В. И. Терехов
/МГУ/. С. А. Неелов /Северо-Осетинский ун-т/). В ходе работы также завязалась дискуссия
об особенностях политической культуры стран Европы в средние века и новое время.
215
Завершили работу школы-семинара доклады, в которых излагались результаты конкретных
исследований, выполненных с применением вычислительной техники.
М. И. Левин (Институт экономики и прогнозирования научно-технического прогресса
АН СССР) и Ю. Л. Щапова (МГУ) в своем докладе «Методические и методологические проблемы
исследования научно-технического прогресса в древности (на примере производства стекла)» поде¬
лились опытом изучения НТП в этой отрасли древнего производства.
В докладе Л. М. Брагиной (МГУ) «Метод экспертных оценок при изучении народных
движений в Италии XVI в.» были поставлены задачи определения типов восстаний и выявления
зависимости результатов борьбы от условий, в которых она развивалась.
Проблемы анализа нарративных источников стали темой «круглого стола» «Количественные
методы и ЭВМ в задачах анализа нарративных источников». Ведущий Л. В. Милов во вступительном
слове обрисовал широкую панораму опыта применения современных количественных методов
анализа текстов и определил основные направления такого анализа. Выступавшие обсуждали
особенности анализа текстовых источников в задачах изучения социальной психологии, политическо¬
го сознания и т. п. (И. К. Кирьянов /Пермский ун-т/, С. С. Минц /Кубанский ун-т/,
С. П. Памярняцкис /Вильнюсский ун-т/).
Отдельное заседание было посвящено обсуждению стендовых докладов, представленных
молодыми учеными из Московского, Днепропетровского, Киевского, Харьковского и Донецкого
университетов, МГИАИ, институтов АН СССР. В них были затронуты проблемы социально-эконо¬
мической истории, истории культуры, историографии, археологии и др.
Деятельность школы-семинара несомненно способствует разработке методологических и ме¬
тодических проблем исторических исследований. Последняя встреча молодых ученых продемонстри¬
ровала возросший интерес историков к методам современной информатики, особенно в области
создания банков и баз данных, пакетов прикладных программ анализа данных, моделирования
исторических явлений и процессов с помощью компьютерной техники. Школа-семинар еще раз
показала, что использование методов информатики и современной вычислительной техники
безусловно повышает эффективность труда историков.
И. М. Гарскова, Т. Ф. Изместьева
ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ЛЕНИНСКОЙ
НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ПОВОЛЖЬЕ И ПРИУРАЛЬЕ
Конференция в Уфе
2—3 марта 1989 г. в Уфе состоялась региональная научная конференция, посвященная 70-летию
образования Башкирской АССР. Конференция была организована Институтом истории СССР
АН СССР, Институтом истории, языка и литературы Башкирского научного центра Уральского
отделения АН СССР и Башкирским государственным университетом имени 40-летия Октября.
Участники конференции заслушали и обсудили 78 докладов и сообщений ученых историков, этногра¬
фов, языковедов, философов и социологов из всех автономных республик и многих областей
Урала и Поволжья, Коми АССР, а также из Москвы, Ленинграда и г. Галле (ГДР).
Конференцию открыл первый заместитель председателя Уральского отделения АН СССР,
председатель президиума Башкирского научного центра академик Г. А. Т о л с т и к о в. Он, в част¬
ности, отметил, что проблема совершенствования межнациональных отношений, гармонизации
интересов всех наций и народностей страны приобрела особую актуальность и остроту. Исследования
национальных процессов, которые развиваются в республиках Урало-Поволжья, пока еще отстают
от требований жизни. Они ведутся разрозненно, без целеустремленной координации, по традицион¬
ным схемам и тематике. Конференция должна помочь ученым региона критически осмыслить
сделанное, объединить усилия для повышения качества исследований, выработки рекомендаций
для партийных и государственных органов в области национальной политики.
Секретарь Башкирского обкома КПСС А. М. Дильмухаметов свое выступление посвя¬
тил раскрытию некоторых проблем национальных отношений в республике, где наряду с башкирами,
русскими, татарами проживают представители почти 70 других национальностей. Башкирская
партийная организация определила и осуществляет комплекс мер по усилению интернационального
и патриотического воспитания населения БАССР, по управлению национальными процессами.
216
На пленарных заседаниях было заслушано 6 докладов. В значительной мере тон работе
конференции, стремлению по-новому подойти к ее проблематике задал доклад «Октябрь и нацио¬
нальный вопрос, межнациональные отношения в СССР: достижения, просчеты», с которым высту¬
пил Л. У. Юсупов (Москва). Докладчик отметил, что ранее отсталые народы, не имевшие
своего пролетариата, а стало быть и высокого уровня классового самосознания, объективно не могли
одновременно с более развитыми народами прийти к социализму. Политические деформации вслед¬
ствие этого были неизбежны. В многонациональной стране с громадными различиями в усло¬
виях и уровнях развития разных народов нельзя было повсеместно практически в одни и те же сроки
проводить и индустриализацию, и коллективизацию. Форсирование общественного развития,
унификация экономики, произвол и массовые репрессии привели к раскрестьяниванию страны,
нанесли ущерб генетическому потенциалу наций и народностей. Л. У. Юсупов остановился также
на роли религии в межнациональных отношениях.
Изучению опыта Коммунистической партии по осуществлению ленинской программы по нацио¬
нальному вопросу в 1917—1920 гг. в Поволжье и Приуралье посвятил свой доклад Р. Г. X а й рут-
дин о в (Казань).
Он подчеркнул, что в создании первых автономных республик большую роль наряду с партий¬
ными организациями сыграли революционные национально-демократические организации и группы
в Башкирии, Татарии, других национальных районах. Изучение их деятельности до недавнего
времени было чрезвычайно затруднено. Это объяснялось и ограниченным доступом к архивным
документам, и догматическим видением проблемы, и откровенным запретом. Перестройка поста¬
вила перед историками задачу выполнить свой профессиональный долг по исследованию деятель¬
ности указанных организаций. По-новому следует подойти, считает докладчик, и к лидерам нацио¬
нально-демократических групп, в частности к деятельности А.-З. Валидова. Практически не
изученной остается проблема национальной эмиграции. Следует вновь внимательно исследовать
опыт работы национальных секций в составе отделов агитации и пропаганды при партийных
комитетах. Волевое и совершенно необоснованное решение по их закрытию в конце 20-х — начале
30-х гг. сыграло негативную роль. А между тем сегодня, в условиях перестройки всей нашей обще¬
ственной жизни особенно необходимо знать и учитывать опыт национальной политики 20-х гг., когда
действовали ленинские принципы становления новых отношений между нациями и народностями
страны.
В докладе Р. А. Янборисова (Уфа) рассматривались некоторые политические, эконо¬
мические и социальные аспекты перестройки в БАССР. На материале изменений, происходящих
в республике, выступающий показал, что на современном этапе возникли сущностные противоречия
между экономическими преобразованиями и надстройкой общества, между экономикой и политикой.
Были раскрыты особенности социально-экономических проблем в Башкирии: резкий отрыв произ¬
водства средств производства от производства предметов потребления, несоответствие размеще¬
ния производительных сил интересам комплексного развития республики, крайняя запущенность
социальной сферы. Все это негативно отражается и на решении сложных проблем межнациональ¬
ных отношений.
Этапам и особенностям образования Башкирской Автономной Советской Республики было
посвящено выступление С. Ф. Касимова (Уфа). Зарождение государственности башкирского
народа проходило в сложных условиях гражданской войны при отсутствии опыта национально¬
государственного строительства в стране. Естественны поэтому те немалые трудности и противоре¬
чия, которые пришлось преодолеть в Башкирии на пути от провозглашения буржуазной автономии
к советской автономной республике. Башкирская АССР стала первой юридически оформленной
автономной республикой. Этот опыт, высоко оцененный В. И. Лениным, стал основой при создании
последующих автономных образований. Имел он и важное международное значение.
В докладе «Октябрьская социалистическая революция и проблемы совершенствования нацио¬
нальных процессов в СССР» В. В. Болтушкин и А. Н. Аринин (Уфа) наметили методоло¬
гические подходы к поставленной теме. В частности, отмечалось, что искусственное подталкивание
исторического процесса, игнорирование общественных законов в развитии наций привели к грубым
деформациям ленинской национальной политики. Только полный демократизм во всех областях
жизни устраняет почву для конфликтов, создает то доверие между народами, без которого невоз¬
можен успех перестройки. Доклад содержал ряд практических рекомендаций по упрочению ста¬
туса автономий, укреплению их экономической самостоятельности и восстановлению на этой основе
социальной справедливости.
217
Сотрудник Галльского университета им. Мартина Лютера доктор Удо Германн показал
как историческую ретроспективу, так и сегодняшний день интернациональных связей ГДР и СССР,
округа Галле и Башкирской АССР. Он подчеркнул, что это всестороннее сотрудничество по масшта¬
бам и глубине не знает себе равных в мировой практике. В нем на качественно новую ступень
подняты главные традиции пролетарского интернационализма. Ведущей силой социалистического
общества был и остается рабочий класс. Его организованность и дисциплина, классовая принци¬
пиальность сегодня нужны социализму, как никогда ранее.
Далее работа велась в 6 секциях. На них были выработаны предложения по дальнейшему изуче¬
нию таких проблем, как: особенности вызревания предпосылок социалистической революции
в регионе, развитие национально-освободительного движения; роль национальных отрядов рабочего
класса в победе Октябрьской революции; Советы в укреплении межнациональных отношений;
национально-государственное строительство как фактор решения национального вопроса; взаимо¬
связь национальных отношений и социальных процессов в советском обществе; осуществление
индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в Урало-Поволжье и национальные
отношения; современные этносоциальные процессы в республиках и областях региона; особенности
развития и взаимообогашения национальных культур народов региона; проблемы языкового
строительства, национально-русского и русско-национального двуязычия; религиозный фактор
в структуре межнациональных отношений и другие.
Участники конференции рекомендовали подготовить через архивы автономных республик ряд
сборников документов и материалов, в частности двухтомный документальный сборник «Меж¬
национальные отношения в СССР: Поволжье и Приуралье», издать труды по историографии
межнациональных отношений в регионе в советское время.
Конференция просила Межведомственный научный совет по изучению национальных процессов
при Президиуме АН СССР создать в своем составе региональное Урал о-Поволжское отделение
на базе Башкирского научного центра УрО АН СССР и Казанского филиала АН СССР с привлече¬
нием ученых-обшествоведов из других центров и вузов региона для объединения усилий по изу¬
чению указанных выше и других проблем истории и совершенствования межнациональных отноше¬
ний на современном этапе. Было предложено также создать с центром в Казани региональную проб¬
лемную группу по исследованию теории, методологии, историографии, истории и современного
опыта интернационального воспитания молодежи. Ученые подняли вопрос о необходимости изда¬
ния научно-теоретического журнала «Национальные отношения в СССР».
Учитывая огромное политическое и научное значение сохранности и издания документальных
памятников, архивных материалов, участники конференции обратились в местные партийные и со¬
ветские органы региона с просьбой обеспечить должные условия для работы архивов, изучить
вопрос в возможности создания при госархивах хозрасчетных типографий, подразделений с мно¬
жительной техникой.
Были приняты и другие предложения, Завершилась конференция проведением «круглого
стола» по проблемам общности исторических судеб народов Урало-Поволжья.
А. Н. Аринин, В. В. Бол туш кин
Письмо в редакцию
СТАТИСТИКА ПРОТИВ ИСТОРИИ?
Перестройка породила множество проблем во всех областях жизни и деятельности советского
общества, в том числе развитии общественных наук. В докладе ЦК КПСС на XIX Всесоюзной конфе¬
ренции КПСС подчеркнуто: «В условиях перестройки возникла острая социальная потребность
в обществоведческих исследованиях» '. Особенно возросли требования к исторической науке.
Историки понимают это и активно включаются в работу. Они готовы внести свой вклад в общее
дело революционного преобразования общества. Но...
Но, вместо того чтобы широким фронтом изучать процессы, происходящие в недрах со¬
циалистического общества, вскрывать закономерности его развития, они вынуждены буксовать
на месте, заниматься часто не научными исследованиями, а поисками материалов и сведений,
отражающих историческую правду нашей бурной эпохи.
218
В чем же дело? Что тормозит развитие исторической науки? Причин немало. Но одна из
главных — это низкий уровень нашей статистики. Надо отдать должное Госкомстату СССР, его
предшественнику ЦСУ СССР и их органам на местах: за период после 1956 г. они ввели в оборот
огромное количество сведений о развитии отдельных отраслей и регионов СССР, о выпуске различ¬
ных видов продукции, о жилищном строительстве, развитии науки, культуры и т. д. Однако точных
сведений, характеризующих динамику роста социалистической экономики в целом, ее отдельных
регионов и отраслей, мы до сих пор не имеем и вынуждены пользоваться явно извращенными
показателями.
О чем речь? В условиях командно-административной системы управления народным хозяйством
статистика составляла и давала этой системе то, что ей было нужно. А нужен был пресловутый
вал, позволявший манипулировать показателями в выгодном для нее свете. «Игра» с валом привела
наших статистиков к «изобретению» нового статистического показателя — «воздушного вала».
Этот показатель создан за счет повторного счета стоимости предметов труда. Механика этого
фокуса проста и состоит в следующем. Скажем, московский завод им. Владимира Ильича выпускает
электродвигатели и этим вносит реальный вклад в создание валового национального продукта.
В дальнейшем эти двигатели поступают на другие предприятия, устанавливаются на различных
машинах и механизмах и вторично включаются в стоимость валовой продукции (отсюда — повтор¬
ный счет!), хотя коллективы этих предприятий в изготовлении этих двигателей никакого участия
не принимали. То же самое происходит с двигателями для автомобилей, самолетов, электрооборудо¬
ванием и т, д,
Повторный счет, или иначе «воздушный вал», широко применялся в экономических расчетах на
протяжении всего застойного периода. Если в 1965 г. в структуре валового продукта страны он
составлял 158 млрд, руб., то в 1985 г. — 541 млрд. руб. Это соответственно 37,4% и 39,2% от общего
объема валовой продукции в указанные годы8. Использовался «воздушный вал» и до 1965 г.
Спрашивается, какую науку можно развивать на таком пустопорожнем показателе? Как
можно воспроизвести четкую картину исторического процесса за годы Советской власти, если
Госкомстат СССР дает исследователям вместо эталонного метра линейку длиной 60,8 см (по
состоянию на 1985 год!)? Уместно в этой связи вспомнить слова Д. И. Менделеева о том, что
«наука начинается с тех пор, как начинают измерять». Но для этого нужна точная мера.
Советские историки в своих исследованиях опираются на марксистско-ленинскую методологию.
Но эта методология действенна лишь в том случае, если в ее основе абсолютно точные данные
статистики и экономики. Исследователи таких данных не имеют. Поэтому они лишены возможности
определить темпы роста экономики страны в целом и по отдельным регионам и отраслям народного
хозяйства за 1913—1988 гг. Ученые не могут сопоставить темпы роста социалистической экономики
с темпами роста экономики зарубежных стран. Они не в состоянии определить реальные темпы
роста производительности труда и т. д. А ведь эти показатели, по Ленину, играют решающую роль
в победе нового общественного строя, в экономическом соревновании двух общественно-полити¬
ческих систем. Без них никакое историческое исследование не может быть доведено до своего
логического конца и не может иметь подлинно научного и практического значения.
«Воздушный вал» — это тормоз развития не только исторической, но и других общественных
наук. Д. В. Валовой дает этому явлению следующую оценку; «...расчеты экономического роста,
производительности труда, эффективности и других качественных показателей на такой базе
(т. е. включающей „воздушный вал". — М, X.) искажаются как в кривом зеркале» э. Дмитрий Ва¬
сильевич — человек деликатный и обошелся без резких оценок. А вот известный американский
экономист В. В. Леонтьев в этой связи, не задумываясь, заявил, что «такие расчеты экономически
вообще бессмысленны» 4.
Может ли на основе «бессмыслицы» развиваться экономическая, историческая или иная об¬
щественная наука? Очевидно, что нет.
С этим крайне ненормальным явлением пора кончать. Советскую статистику необходимо
очистить от такого мусора, как «воздушный вал». Руководству Госкомстата СССР не следует
отмахиваться от требований ученых. Перестройка ждет от науки роста нового качества. Именно
поэтому наука нуждается в надежной Источниковой базе. Эту задачу надо решать незамедлительно,
не откладывая на завтра.
С 1988 г. введен новый статистический показатель «произведенный национальный доход»,
который не содержит повторного счета предметов труда б. Это — обнадеживающая весть. Но что
эта новация даст исследователям, если все сведения за предшествующие годы будут по-прежнему
включать «воздушный вал»? Ничего. Даже еще более усложнит расчеты.
219
Бывший председатель Госкомстата СССР М. А. Королев в одном из недавних выступлений
в печати обратил внимание на возможность исчисления «динамики обобщающих показателей»
на основе сопоставимых (неизменных) цен6. Сами статистики широко пользуются этим методом,
да и исследователи не игнорируют его, особенно при исчислении затрат на капитальное строи-
тел ьство.
В последнее время, однако, в условиях гласности, научной общественности стали известны
факты, вызывающие весьма критическое отношение к вопросу о «сопоставимости цен». В заметках
наших видных экономистов с заседаний Совета Министров СССР, а также сообщений корреспон¬
дентов газет нашли отражение тревожные сигналы о чудовищном произволе в деле ценообразова¬
ния. Приводится много примеров о повышении предприятиями-изготовителями мощности новых
машин в 2—3 раза, а цен на них — в 5—15 раз. Министерство общего машиностроения СССР
при увеличении емкости агрегата для колбасного производства в 3 раза повысило цену на него
с 4,2 тыс. до 200 тыс. руб., т. е. в 48 раз 7. 8-осный электровоз. ВЛ-10 в 1985 г. стоил 256 тыс. руб.,
а новый 12-осный ВЛ-15— уже 915 тыс. руб., или в 3,6 раза, хотя его мощность возросла только
в 1,7 раза 8. За последние 15 лет стоимость железнодорожных вагонов выросла в 4 раза 9. Нефте¬
буровые установки, производимые Уралмашем, подскочили в цене с 360 тыс. до 862 тыс. руб. 10
и т. д.
О какой сопоставимости можно говорить при такой вакханалии цен? Произвол, царящий в этой
области экономики и статистики, еще более затрудняет работу историков советского общества.
Где же выход из создавшейся, прямо скажем, кризисной для исторической науки ситуации
из-за неспособности (или нежелания) статистических органов обеспечить ее точными, строго
обоснованными данными? Он видится нам в сплошном пересчете цифрового материала, характе¬
ризующего динамику роста всех количественных и качественных показателей роста советской
экономики. При этом в основу должен быть положен уровень 1913 г. (принятый за единицу
или 100%). Может показаться парадоксальным, но факт, что этот уровень — единственная надеж¬
ная точка опоры в динамичном ряду показателей за все последующие годы, вплоть до наших дней.
Уровень 1913 г., ставший в последние годы предметом насмешек с театральной эстрады,
во всей его совокупности стал после Октября 1917 г. тем нулевым циклом, на котором строилось
и было построено здание социализма. Приводимые нашей статистикой сведения за годы Советской
власти содержат «воздушный вал» и не вызывают доверия. О размерах искажений можно судить
по данным роста социалистической промышленности: с учетом «воздушного вала» он составил за
1913— 1985 гг. 197 раз, без него— 120 раз ". Разница, как видим, более чем существенная. При
этом перекос в сторону неоправданного увеличения имел место как в довоенные, так в военные
и послевоенные годы. И именно это возбуждает тревогу и настойчивые требования ученых дать им,
наконец, то, что нужно.
Можно понять и положение статистиков, их (позволим себе предположить) нежелание разру¬
шить здание, которое возводилось на протяжении семи десятилетий. Но перестройка есть перестрой¬
ка. Это — революционный процесс, затрагивающий всех. Наша партия проявила мужество, взяв
на себя ответственность за все случившееся в нашем обществе, подняла народ на перестройку
и обновление всех сторон его жизни. Давно пришла пора перестроиться в своей работе и нашим
статистическим органам. Надобно понять, что судьбы развития исторической и всех общественных
наук во многом зависят от них, их решимости не на словах, а на деле способствовать перестройке,
устранению всех преград с пути этого жизнеутверждающего процесса.
Не следует бояться уменьшения цифровых показателей роста советской экономики в результате
пересчета. Освобождение статистических сведений от мишуры «воздушного вала» и других негатив¬
ных наслоений не снизит экономического и оборонного могущества нашей страны. Наоборот,
цифра — эта первооснова здания статистики — станет более надежным помощником партии,
государственных и хозяйственных органов в выработке экономической и социальной политики,
а в руках ученых — тем архимедовым рычагом, который позволит осуществить революционный
скачок в развитии исторической науки, всего советского обществоведения.
М. И. Хлусов
220
Примечание
1 XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза. Стеногр. отчет.
Т. I. М., 1988, с. 37.
2 Правда, 1989, 27 февраля.
3 Там же.
4 Там же.
5 НТР: проблемы и решения, 1988, № 24 (87), с. 2.
6 Правда, 1989, 30 января.
7 Там же, 5 ноября.
8 Социалистическая индустрия, 1988, 11 ноября.
9 Известия, 1988, 13 сентября.
10 Социалистическая индустрия, 1988, 31 декабря.
11 Исчислено на основании данных: Народное хозяйство СССР в 1970 г. Стат. ежегодник.
М., 1971, с. 55; Народное хозяйство СССР в 1980 г. Стат. ежегодник. М., 1981, с. 122; Народное
хозяйство СССР в 1987 г. Стат. ежегодник. М., 1988, с. 81; Правда, 1989, 27 февраля.
221
СОДЕРЖАНИЕ
Статьи
Гимпельсон Е. Г.— Влияние гражданской войны на формирование советской политической
системы 3
Кульчицкий С. В. (Киев) — Некоторые проблемы истории сплошной коллективизации на
Украине 20
Межова К. Г.— Об источниках формирования вольнолюбивых идей декабристов .... 37
Черкасова М. С. (Кировоград) — О борьбе помещиков за землю в конце XV — первой
половине XVI века 47
Дискуссии и обсуждения
Курашвили Б. П.— Политическая доктрина сталинизма 60
Бестужев-Лада И. В.— Аморальность и антинародность «политической доктрины» стали¬
низма 78
Скрынников Р. Г. (Ленинград) — Спорные проблемы восстания Болотникова 92
Историография, источниковедение, методы исторического исследования
Шмидт С. О.-' Документальные памятники в системе памятниковедения 111
Банасюкевич В. Д., Добрушкин Е. М., Медушевская О. М.— «Археографический ежегод¬
ник»: итоги, проблемы и перспективы (1977—1986 гг.) 120
Яковлев Н. П.— Методика анализа состава III Всероссийского съезда Советов рабочих
и солдатских депутатов 130
Публикации и сообщения
По обе стороны Перекопа. Из воспоминаний М. В. Фрунзе и П. Н. Врангеля. Публикация
и пояснения С. Н. Семакова 143
Черникова Т. В.— «Государево слово и дело» во времена Анны Иоанновны 155
Демкин А. В.— О периодизации торговли западноевропейского купечества в России XVII века 163
Критика и библиография
Халлик К. С. (Таллинн} — Ю. В. Арутюнян, Л. М. Дробижева. Многообразие культурной
жизни народов СССР 170
Куц М. Т. (Чернигов) — П. П. Панченко. В. И. Кравченко. Повышение активности трудя¬
щихся в деятельности Советов 173
Палей Г. Я.— В. А. Куманев. Деятели культуры против войны и фашизма. Исторический
опыт 20—30-х годов 174
Польский М. П.— С. Г. Осепян. Статьи, письма, документы 176
Обзор
Кучкин В. А., Рындзюнский П. Г.— Русский город 180
Шикло А. Е.~ Московский университет в воспоминаниях современников (1755—1917) 187
Дунаевский В. А.— Внешняя политика России (Историография) 189
Виноградов С. А., Шеремет В. И. (Ленинград) — В. Я. Г росу л. Российская революционная
эмиграция на Балканах в 1883—1895 гг 193
222
История СССР за рубежом
Веденяпин Я. С.— Советологи об экономической реформе в СССР (Обзор новейшей лите-
ратуры) 196
Беседа с американским историком 208
Научная жизнь
Тарасова И. М., Изместьева Т. Ф.— Современная информатика в исторических исследованиях 213
Аринин А. Н., Болтушкин В. В. (Уфа) — Октябрьская революция и осуществление ленин¬
ской национальной политики в Поволжье и Приуралье. Конференция в Уфе 216
Письмо в реадакцию
Хлусов М. И.— Статистика против истории? 218
CONTENTS
Articles
Glmpelson Ye G— The Civil War Influence upon the Making of the Soviet Political System 3
Kulchitsky S. V. (Kiev) — Some Problems of History of Complete Collectivization In Ukraine 20
Mezhova*. G.— On Sources of Formation of the Decembrists' Freedom Loving Ideas ... 37
Cherkasova M. S. (Kirovograd) — The Landlords' Struggle for Land In the Late 15th Gentury
and the First Half of the 16th Century 47
Discussions and Debates
Kurashvlll B. P.— The Political Doctrine of Stalinism 60
Bestushev-Lada I. V.— The „Political Doctrine" of Stalinism as Immoral and Anti-National 78
Skrynnlkov R. G. (Leningrad) — Disputable Problems of Bolotnikov’s Uprising 92
Historiography, Study of Sources,
Methods of Historical Research
Shmidt S. O.— Documentary Memorials In the System of Study of Monuments Ill
Banasyukevlch V. D., Dobrushkln Ye. M.f Medushevskaya O. M.— „The Archaeographlc
Yearbook": Results, Problems, Prospects (1977—1986) 120
Yakovlev N. P.— Analysis Methods of the Composition of tne 3rd All-Russian Congress of So¬
viets of Workers and Soldiers’ Deputees 130
Publications and Communications
On Both Sides of the Perekop Isthmus. Memories of M. V. Frunze and P. N. Vrangel. Publication
and Comments by S. N. Semanov >43
Chernlkova T. V,— «Tne Tsar’s Word and Deed» in the Times of Anna Ioannovna 155
Demkln A. V.~ On Periodization of West-European Merchants’ Trade In Russia In the 17th
Century 163
223
Book Reviews and Bibliography
Hallik K. S. (Tallinn) — Yu. V. Arutyunyan, L. M. Drobizheva. Diversity of Cultural Life of
the USSR Peoples 170
Kuts M. T. (Chernigov) — P. P. Panchenko, V. I. Kravchenko. The Growth of Working
People’Activity in the Functioning of Soviets 173
Palei G. Ya.—V. A. Kumanev. Men of Culture against War and Fascism. Historical Experi¬
ence of the 20’s and 30’s 174
Polsky M. P.— S. G. Osepyan. Articles, Letters, Documents 176
Survey
Kuchkin V. A., Ryndziunsky P. G.— The Russian Town 180
Shiklo A. Ye.—The Moskow University in the Contemporaries’Memoirs (1755—1917). . . 187
Dunaevsky V. A.—Russian Foreign Policy (historiography) 189
Vinogradov S. A., Sheremet V. I. (Leningrad) — V. Ya. Grosul. Russian Counter-Revolutionary
Emigration in the Balkans in 1883—1895 193
History of the USSR in Foreign Studies
Vedenyapin Ya. S.— Sovietology on Economic Reform in the USSR (survey of recent litera¬
ture) 195
A Conversation with an American Historian 208
Academic Life
Garskoval. M., IzmestyevaT. F.— Current Informatics in Historical Research 213
Arinin A. N., Boltushkin V. V. (Ufa) — The October Revolution and Implementation of Leninist
Nationalities Policy in the Volga and the Urals Regions. A Conference in Ufa 216
Letter to the Editor
Khlusov M. I.— Statistics Versus History? 218
Технический редактор Глинкина Л. И.
Сдано в набор 06.06.89 Подписано к печати 08.09.89 А-03965 Формат бумаги 70Х100‘/|в
Офсетная печать Уел. печ. л. 18,2 Уел. кр.-отт. 430,8 тыс. Уч.-изд. л. 24,2 Бум. л. 7,0
Тираж 23360 экз. Заказ 3081 Цена 1 р. 40 к.
Адрес редакции: 103031, Москва, К—31, Кузнецкий мост, 19, тел. 923-56-93
2-я типография издательства «Наука», 121099, Москва, Шубинский пер., 6
1 р. 40 к.
Индекс 70404
В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «НАУКА»
готовятся к печати:
КОЛХОЗНО-КООПЕРАТИВНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В СССР,
1917—1923 гг. 1990. 30 л. 3 р. 50 к.
В сборнике документов освещается ленинский этап развития советской кооперации:
зарождение колхозного движения, взаимоотношения государства и кооперативных организа¬
ций, использование Советской властью различных видов и форм кооперации в социалисти¬
ческом строительстве. Опубликование документов может помочь выработке методологии,
общего взгляда на кооперацию в современных условиях, определению ее места в нашей
сегодняшней жизни.
Сборник рассчитан на историков и всех интересующихся историей нашей Родины.
Куманев В. А.
КУЛЬТУРНЫЙ ПРОГРЕСС В СССР:
ПОИСКИ, ТРУДНОСТИ, СВЕРШЕНИЯ. 1990. 25 л. 3 р.
На основе переосмысливания достижений отечественной историографии, широкого круга
новых, ранее недоступных и редких источников в монографии дана развернутая характеристи¬
ка ленинской концепции культурного возрождения народов СССР и путей строительства
новой культуры, становления духовного потенциала Страны Советов. Освещаются творческие
поиски в созидании культурного облика страны, ставшей на путь социализма, острота
культурно-просветительных проблем, достижения и просчеты в этом сложном движении.
Автор показывает, что притягательность ленинских идей оказалась несравнимо сильнее раз¬
личных антисоциалистических течений в духовной жизни, что оказывало огромное воздей¬
ствие на преодоление имевшихся трудностей.
Книга предназначена для историков и всех интересующихся историей нашей страны.
Заказы просим направлять по одному из перечисленных адресов
магазинов «Книга — почтой» «Академкнига»:
252030 Киев, ул. Ленина, 42; 197345 Ленинград, Петрозаводская ул., 7; 117393 Москва,
ул. Академика Пилюгина, 14, корп. 2; 630090 Новосибирск, Академгородок, Морской пр-т, 22.
«НАУКА»
ISSN 0131—3150. История СССР. 1989, № 5