/
Автор: Яртых И.С.
Теги: международное право государство и право юридические науки история нюрнбергский процесс
ISBN: 978-5-93295-435-5
Год: 2008
Текст
И.С. Яртых
НЮРНБЕРГСКИЙ ПРОЦЕСС
Защитительные речи адвокатов
Том I
Издательство «Юрлитинформ»
Москва - 2008
УДК 3413
ББК 67.401.2
Я 77
Составитель и Яртых И.С. - кандидат юридических наук, профессор кафедры «Уголов-
главный редактор: но-правовые дисциплины» юридического института Московского го¬
сударственного университета путей сообщения (МИИТ).
Яртых КС.
Я 11 Нюрнбергский процесс: Защитительные речи адвокатов. - М.: Издательство «Юрлитинформ»,
2008.-Т. 1.424 с.
15ВЫ 978-5-93295-435-5
Предлагаемый сборник архивных документов содержит речи защитников подсудимых, осужденных Междуна¬
родным военным трибуналом в г. Нюрнберге в 1946 г. по итогам Второй мировой войны. Данные материалы пуб¬
ликуются впервые. Тексты речей адвокатов изготовлены на основе перевода, осуществленного на русский язык
переводчиками советской делегации на суде. Дополнения и правка осуществлены с учетом стенографической запи¬
си судебного процесса, перевода речей на английском языке и прочих источников, имеющихся в ГА РФ.
Отстаивая интересы подзащитных и не будучи обремененными ничем, кроме их воли, адвокаты в защити¬
тельных речах открыто ссылались на документы и обстоятельства, которые и сегодня представляются сенсаци¬
онными. По этой причине страны-победительницы до сих пор не опубликовали большую часть материалов су¬
дебного процесса, не выполнив таким образом взятые на себя перед мировым сообществом обязательства.
Решением ООН принципы Нюрнбергского процесса положены в основу современного международного пра¬
ва. Однако их правовая неоднозначность, на которую указывали адвокаты, не позволила создать эффективные
механизмы всеобщей безопасности и исключить войну из человеческого бытия.
Многие факты, приведенные защитниками в суде, в значительной степени меняют традиционные представ¬
ления об исторических событиях, произошедших в Европе в первой половине двадцатого века и завершившихся
всемирной цивилизационной трагедией.
Правовые идеи, высказанные адвокатами подсудимых, могут послужить хорошей научно-теоретической и
практической базой для совершенствования всей системы международного права.
УДК 341.3
ББК 67.401.2
15ВЫ 978-5-93295-435-5
© Яртых И.С., 2008
© Издательство «Юрлитинформ», 2008
Предисловие
«Задача защиты на этом процессе трудна... Одни отно¬
сятся к нашему предприятию... враждебно, т.к. они... дума¬
ют, что защитники хотят увести подсудимых от справедли¬
вой кары. Другие называют этот процесс зрелищем, на кото¬
ром подсудимые выступают в роли статистов, чтобы пре¬
дать этому процессу вид процесса правосудия.
У нас нет повода оправдываться, так как мы, будучи вер¬
ными заповеди нашей профессии, путем участия в нем выпол¬
няем задачу, значение которой не нуждается в оправдании.
Она состоит в выяснении истины...
Мы должны подойти к своей задаче так рассудительно и
с такой духовной неподкупностью, чтобы когда-нибудь в бу¬
дущем этот процесс выглядел как воплощение мечты человека
о справедливости».
адвокат, доктор Отто Нельте
Неумолимо летит время. Прошло уже более шестидесяти лет с тех памятных
событий, которые подвели юридическую черту под крахом немецкого Третьего
рейха и победой антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне. Между¬
народный Военный Трибунал над лидерами фашистской Германии без сомнения
является одним из судьбоносных событий в истории человечества. По своему
масштабу он относится к тем эпохальным явлениям, которые фундаментально
меняют весь уклад жизни и на долгие годы вперед задают импульс цивилизаци¬
онного развития.
Вторая мировая война перевернула общественное сознание в пользу безуслов¬
ного признания приоритета и наивысшей ценностью - человека, как уникального
самобытного феномена, являющегося центральной фигурой всей экосферы пла¬
неты Земля.
Человек в процессе эволюции стал не только движителем прогресса, но потен¬
циальной опасностью для всего живого, и прежде всего для самого себя. Объеди¬
нившись в социумы и создав государство как форму продвижения своих эгоис¬
тичных устремлений и корпоративных интересов, человек не стеснялся проявлять
свою внутривидовую агрессивность при их достижении. Человеческая история -
это сплошная череда кровопролитных столкновений и войн между народами.
Долгое время люди полагали, что разрешение межгосударственных конфлик¬
тов при помощи силы есть явление столь же обыденное, заурядное и естествен¬
ное, как снег, дождь, ураган или иное проявление стихии. Более того, участие в
войне всегда и у всех народов считалось наиболее почетной публичной деятель¬
ностью. Беспристрастный взгляд на патриотические символы любой нации пока¬
зывает, что большую их часть составляют герои воин и полководцы, отстаивав¬
шие свободу и интересы собственного народа. Они восхваляются в литературе, о
них слагаются легенды, на их примере воспитывается молодое поколение. Учас¬
тите в войне, как и принадлежность к армии вообще, приветствовалось и по сей
день приветствуется как свидетельство наивысшего патриотизма и благородства.
Патриотизм как идея у всех народов и сегодня ассоциируется не просто с любо¬
вью к Родине, но и как постоянная готовность при необходимости ее защищать,
даже если потребуется, и ценой собственной жизни.
з
История знает сравнительно небольшие временные отрезки, когда на планете
Земля люди не вели бы войн, и это знание основывается, скорее, на отсутствии
информации о происходивших и происходящих в разных концах нашей планеты
кровопролитных столкновениях. Даже сегодня мы не можем похвастаться тем,
что война как инструмент государственной политики изжита человеком разум¬
ным. И свидетельств тому хоть отбавляй, это и Ирак, это и Палестина, это и Со¬
мали, это и Юго-Восточная Европа. И каждый раз агрессор находит множество
объективных причин, чтобы оправдать свои кровожадные планы и действия. Ис¬
коренение войны как формы бытия - вот, на сегодняшний день, первостепенная
задача человеческой цивилизации. Не решив ее - мы обречены на вымирание.
Любая война - это беда. Беда как для того, кто подвергся нападению, так и для
самого агрессора. Человечество прошло долгий исторический путь, обагренный
реками людской крови, чтобы осознать всю бесперспективность разрешения кон¬
фликтов силой, а соответственно, и абсолютную ценность человеческой жизни.
Вторая мировая война, ставшая апогеем политического конфликта по разреше¬
нию институциональных противоречий, порожденных становлением капитали¬
стического способа производства и, как следствие, всего мирового порядка, при¬
несла неисчислимые страдания всем народам, участвовавшим в ней. Вторая ми¬
ровая война кардинальным образом изменила способы и обычаи ведения войны.
Вторая мировая война стала точкой отсчета новой эпохи - эпохи глобализации.
После Второй мировой войны человечество впервые ощутило себя единым це¬
лым. Понимание этого единства пришло через осознание перспективы всемирной
катастрофы, которая может произойти в будущем с учетом стремительного раз¬
вития науки и техники, и как следствие, и способов уничтожения.
Начало двадцать первого века, к сожалению, не дает нам повода к умиротворе¬
нию и всеобщему благодушию. То в одном, то в другом конце Мира возникают
войны, которые продолжают уносить тысячи и тысячи человеческих жизней. Ве¬
дется активная и, как показывает жизнь, пока безуспешная борьба за нераспростра¬
нение оружия массового поражения. Организация Объединенных Наций, созданная
мировым сообществом после Второй мировой войны как механизм сохранения ми¬
ра во всем мире, все чаще в своей работе дает сбои и не в состоянии не то чтобы
предотвращать военные конфликты, но и эффективно бороться с уже запылавши¬
ми. Печальный опыт международных отношений усугубляется и тем, что некото¬
рые государства антигитлеровской коалиции, стоявшие у истоков Великой победы
и современного мироустройства, игнорируют ими же провозглашенные принципы
международного права, направленные на сохранение мира и закрепленные в юри¬
дических нормах международных соглашений. Все это не может не вызывать огор¬
чения и обоснованных опасений за будущее человечества.
Право само по себе не является способом устранения постоянно возникающих
социально-политических противоречий, но воплощенное в общепринятые юри¬
дические нормы оно может позволить их если не разрешить, то, во всяком случае,
создает почву для возможного поиска компромиссов и умиротворения. Совре¬
менное развитие международного права в области предотвращения войн и воен¬
ных конфликтов представляется ключевым направлением в международной пра¬
вотворческой деятельности. Памятуя о том, что толчком к нему послужил Нюрн¬
бергский военный трибунал над руководителями немецкого Третьего рейха, а
принципы этого судебного процесса были в последующем провозглашены ООН
4
принципами международного права, архивные материалы о е1 о , .^ятельности
представляют чрезвычайный научный и практический интерес.
Заключая в августе 1945 г. в Лондоне соглашение о проведении Международно¬
го военного трибунала, страны победительницы брали на себя обяза: ~льства опуб¬
ликовать все материалы судебного процесса. Однако этого не произошло. И сего¬
дня большинство документов все еще находятся нетронутыми исследователями в
архивах. Некоторые из них официально или неофициально хранятся в фондах ог¬
раниченного пользования. Такое отношение государств Коалиции становится по¬
нятным, когда из опубликованных материалов становится известно о тех много¬
численных, достаточно непростых, если не сказать спорных, решениях и действиях
как государств, так и отдельных политических лидеров.
Перед государствами-победителями стояла непростая задача впервые в миро¬
вой истории не просто покарать агрессора и тем самым совершить акт справедли¬
вого возмездия, но и примерно для будущих поколений заложить правовой фун¬
дамент, позволяющий исключить войну как способ цивилизованного разрешения
межгосударственных конфликтов.
Поставленная нами задача по опубликованию речей защитников подсудимых и
материалов защиты оказалась не менее сложной. Отношение к адвокатам-защит-
никам, участвовавшим в судебном процессе, сложившееся с годами, и уникаль¬
ность самого процесса не могли не отразиться как на научной, так и на обществен¬
ной оценке их деятельности. Нюрнбергский процесс проходил в то время когда
еще из памяти миллионов людей не изгладились впечатления от последствий вар¬
варского противостояния, не были отпеты последние погибшие и невинно убиен¬
ные, найдены без вести пропавшие, восстановлены разрушенные города и деревни.
Голос миллионов жаждал лишь одного - возмездия. При таких обстоятельствах
судебный процесс не мог быть абсолютно беспристрастным и объективным.
Находясь под бременем стереотипов, сложившихся в советской науке при ис¬
следовании деятельности Нюрнбергского международного военного трибунала,
большинство ученых, исследующих эту тему, исходят из того, что деятельность
адвокатов не заслуживает внимания, так как она была направлена на дезавуирова¬
ние процесса с целью защиты любой ценой заведомых преступников.
Наиболее четко такое отношение к деятельности защиты было сформулирова¬
но уже в одном из первых советских изданий - сборнике документов Междуна¬
родного военного трибунала группой авторов во главе с Главным обвинителем от
СССР на Нюрнбергском процессе Р.А. Руденко. Можно, без сомнения, предпо¬
ложить, что это было и официальной государственной точкой зрения.
Так, в издании 1954 года авторы посвятили деятельности защиты всего 5 (пять
страниц), тогда как только первый изданный ими том документов содержит более
тысячи страниц судебных материалов, а открытые фонды Государственного ар¬
хива РФ содержат более 4 (четырех тысяч) страниц документов защиты, переве¬
денных на русский язык.
Наибольшее внимание в этом издании было уделено доктору права, профессо¬
ру Герману Яррайсу - защитнику Г. Геринга и его фундаментальной теоретичес¬
кой речи: «Нарушение мира между государствами и его наказуемость». Речь
профессора Г. Яррайса была философски глубока, логически последовательна,
юридически основательна и научно взвешена. В сравнительном анализе различ¬
ных правовых систем и закрепленных в них норм права он использовал множест¬
5
во теоретических источников и документов, представленных судом, в основном
США, поэтому доводы в пользу сделанных им выводов были чрезвычайно убеди¬
тельны и не могли не вызвать тихого раздражения.
Примечательна характеристика выступления адвоката Г. Яррайса, сделанная со¬
ставителями первого советского сборника, она весьма откровенна и полностью опре¬
деляет отношение и долго культивировавшуюся официальную точку зрения на место
в процессе защиты. Авторы пишут: «... несмотря на декларацию Ярайсса о «чисто
научной задаче» его защитительной речи, она преследовала весьма практические це¬
ли: попытаться оспорить нормы Устава и отвести меч правосудия от главных немец¬
ких военных преступников... В том же духе выступали и другие адвокаты»1.
К сожалению, такая оценка сохранилась у большинства исследователей. В Рос¬
сии, по крайней мере, она присутствует и по сей день.
Отбрасывая все рассуждения, которые могут иметь место по вопросам процес¬
суальной состоятельности, как правоустанавливающих документов Нюрнберг¬
ского военного трибунала, так и самого процесса, мы обязаны отметить, что со¬
блюдение права на защиту, которое было продекларировано в Уставе трибунала,
закреплено в его Регламенте и было реализовано непосредственно в ходе суда,
свидетельствует о высокой степени его легитимности. Право на защиту подсуди¬
мого посредством приглашения в качестве защитника высокопрофессионального
юриста превратилось из права суверенных правовых систем в международную
норму, определяющую степень цивилизованности и справедливости суда. Следу¬
ет заметить, что «право на защиту» на тот момент с таким объемом процессуаль¬
ных гарантий и возможностей не существовало не только в судах Третьего рейха,
но его не знала и буржуазная юстиция во многих развитых в правовом отношении
западных странах.
В ходе подготовки к процессу страны - участники антигитлеровской коалиции
не сразу пришли к единому мнению относительно необходимости самого процес¬
са, не говоря уже об обеспечении подсудимым права на защиту.
Не было твердой уверенности в необходимости судебной процедуры при нака¬
зании главных военных преступников и у руководящих политических деятелей
США. За казнь без суда выступали государственный секретарь США К. Хэлл,
председатель Верховного суда США Х.Ф. Стоун, министр финансов Г. Морген-
тау и сам президент США Ф.Д. Рузвельт2.
Некоторые французские политические деятели также выступали за казнь без
суда и, в частности, представитель Национального комитета Сражающейся
Франции в СССР Р. Гарро3.
Неудивительно, что этой точки зрения длительное время придерживались и
некоторые государственные деятели, искренние противники фашизма. Многим из
них такое решение казалось весьма соответствующим цивилизационной тради¬
ции. Весь суд - это спор между обвинением и защитой о том, виновен или не ви¬
новен подсудимый. Но какие могут быть споры по поводу виновности нацист¬
ских главарей? Чтобы избежать бесполезной траты времени, говорили они, не
1 Нюрнбергский процесс (сборник материалов). Изд. 2-е, испр. и доп. / Под ред. К.П. Горшенина (глав,
ред.), Р.А. Руденко и И.Т. Никитченко. М.: Гос. Издательство Юридическая литература, 1954. Т. I. С.461-464.
2 Лебедева Н.С. Подготовка Нюрнбергского процесса. М.: Изд. «Наука», 1975. С. 61.
3 Там же.
6
более ли целесообразно, избегая упреков в лицемерии, расстрелять гитлеровское
правительство на основании согласованного административного акта?4
Госдепартамент США, отстаивавший наиболее мягкие условия оккупации
Германии, занял довольно негативную позицию в вопросе о наказании военных
преступников. В меморандуме комитета по послевоенной программе Госдепар¬
тамента от 5 августа 1944 г., в числе прочего, говорилось:
«Можно сказать в критику советского подхода, что победителям не будет га¬
рантирована необходимая юридическая основа для таких мер, как наказание во¬
енных преступников...»5.
Приблизительно в это же время в ходе подготовки к встрече Ф> Рузвельта с У.
Черчиллем в Квебеке был разработан один из наиболее развернутых и важных
английских документов по вопросу наказания главных военных преступников -
меморандум лорда-канцлера Англии Д. Саймона от 4 сентября 1944 г. Этот доку¬
мент был составлен по поручению Военного кабинета и одобрен последним.
Допуская возможность пленения военных преступников, Д. Саймон категори¬
чески заявил, что «метод судебного процесса, обвинения и юридического приго¬
вора совершенно неподходящ для ведущих и наиболее злонамеренных лидеров,
таких, как Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс и Риббентроп. Помимо огромных
трудностей, связанных с созданием суда, формулированием обвинения и сбором
доказательств, вопрос об их судьбе - политический, а не юридический»6.
Противники наказания военных преступников стран коалиции выдвигали и много
других аргументов, из которых наиболее распространенными были следующие.
1. События международной политики не могут быть предметом юридических
решений, а поскольку война - средство политики, то к уголовной ответственнос¬
ти за ее развязывание привлекать нельзя.
2. Принципы «по11ит сптеп зте 1е§е» и «ех роз! Рас1о», т.е. что в 1939 году аг¬
рессивная война не считалась еще международным преступлением и, следова¬
тельно, привлечение к уголовной ответственности тех, кто развязал Вторую ми¬
ровую войну, было бы нарушением этих основных принципов права.
3. Доктрина государственного акта, в соответствии с которой все действия,
предпринятые от имени государства, не подлежат суду третьего государства, док¬
трина, исходящая из признания абсолютного суверенитета государства, не свя¬
занного никакими нормами международного права.
4. Принцип иммунитета глав государств, в соответствии с которым глава госу¬
дарства мог быть осужден лишь национальным судом.
5. Преступное действие, совершенное в соответствии с приказом начальника,
не может рассматриваться как преступление.
В результате получался замкнутый круг - глав государств судить нельзя, у них
иммунитет, правительство и военное командование действовали от имени госу¬
дарства - следовательно, неподсудны, а все остальные преступники действовали
в соответствии с приказами и также не отвечали за свои действия.
4 Лебедева Н.С. Подготовка Нюрнбергского процесса. М.: Изд. «Наука», 1975. С. 62.
5 Там же. С. 67.
6 Лебедева Н.С. Подготовка Нюрнбергского процесса. М.: Изд. «Наука», 1975. С. 68.
7
Следует отметить, что последовательно за судебный процесс над главными
военными преступниками выступал только СССР, по крайней мере, у нас нет ни
одного официального документа с иной государственной позицией.
Решение о проведении судебного процесса реализовывалось посредством при¬
нятия Устава Международного военного трибунала и Регламента, где «право на
защиту» нашло свое закрепление в юридических нормах.
Так, Уставом право на защиту декларировано статьей 23, которая гласила, что:
«Функции защитника могут выполняться по. ходатайству подсудимого любым ад¬
вокатом, имеющим право выступать на суде в его родной стране, или любым дру¬
гим лицом, которое будет специально уполномочено на это Трибуналом».
Определяя порядок исследования доказательств в статье 24, полномочия защи¬
ты определялись следующим образом:
...6) Трибунал опрашивает обвинителей и защитников, имеются ли у них и ка¬
кие ходатайства о представлении доказательств, после чего Трибунал выносит оп¬
ределение по этим ходатайствам;
е) допрашиваются свидетели обвинения, а затем свидетели защиты, после чего
обвинители или защитники представляют такие доказательства в опровержение
доказательств, представленных другой стороной, какие Трибунал признает до¬
пустимыми;
!) Трибунал может в любое время задавать любые вопросы любому из свиде¬
телей и подсудимых;
§) обвинение и защита допрашивают и могут подвергать перекрестному до¬
просу любого свидетеля и любого подсудимого, который дает показания;
Н) защитник произносит защитительную речь;
О обвинитель произносит обвинительную речь;
]) каждый из подсудимых вправе выступить с последним словом;
Развивая продекларированное Уставом «право на защиту», Регламент опреде¬
лил и расширил его Правилом № 2 (Оповещение обвиняемых и право их на защи¬
ту) согласно которого:
...ф Каждый из обвиняемых имеет право самолично защищать себя или быть
представлен адвокатом. Ходатайство о допущении определенного адвоката долж¬
но быть незамедлительно представлено Генеральному Секретарю Трибунала -
Дворец Юстиции, Нюрнберг, Германия. Трибунал назначит защитников для тех
обвиняемых, которые не заявили ходатайства о допущении определенного адво¬
ката, или когда названные ими адвокаты не могли в течение 10 дней приступить к
защите, и если обвиняемый не выразил в письменной форме своего желания са¬
молично вести свою защиту. Если обвиняемый назвал определенного адвоката,
которого невозможно немедленно найти или который не может немедленно при¬
ступить к защите, то такой адвокат может впоследствии принять участие в защите
совместно с адвокатом, назначенным судом, или вместо него, при условии, что
(1) только один адвокат может защищать одного обвиняемого, если нет специ¬
ального разрешения Трибунала на защиту двумя адвокатами, и (2) что вследствие
такой замены не будет задержки процесса».
Правило № 4 определяло порядок вызова свидетелей и истребование документов,
где права защиты также были в целом учтены:
a) Защита может обращаться к Трибуналу с ходатайством о вызове свидетелей
или истребовании документов путем письменного заявления Генеральному Сек¬
ретарю Трибунала...
b) Если свидетель или документ не находится на территории, контролируемой
союзными оккупационными властями, Трибунал может просить подписавшуюся
Сторону и дружественное Правительство озаботиться доставкой, если это воз¬
можно, любых таких свидетелей и таких документов, которые Трибунал найдет
необходимым для надлежащего осуществления защиты.
c) Если свидетель или документ находится на территории, контролируемой
союзными оккупационными властями, и если заявление поступило до начала су¬
дебного процесса, Генеральный Секретарь должен передать заявление главным
обвинителям и* при отсутствии возражения с их стороны, должен послать вызов
такому свидетелю или истребовать такой документ, докладывая Трибуналу о
принятых им мерах.
В случае возражения хотя бы одного из главных обвинителей против вызова
свидетеля или истребования документа или когда процесс уже начался, Гене¬
ральный Секретарь должен передать заявление Трибуналу, который решит, под¬
лежит ли ходатайство удовлетворению.
е) По ходатайству обвиняемого Генеральный Секретарь Трибунала должен пе¬
редать обвиняемому переведенные на понятный для него язык копии тех доку¬
ментов, на которые есть ссылка в обвинительном заключении, поскольку они мо¬
гут быть представлены главными обвинителями.
За месяц до начала процесса каждому из обвиняемых было вручено обвинитель¬
ное заключение на немецком языке. Каждый обвиняемый имел защитника - немец¬
кого адвоката, в большинстве случаев выбранного по его желанию, причем многие
из защитников были в прошлом членами нацистской партии, что, тем не менее, не
стало препятствием для их участия в процессе. Подсудимым была предоставлена
возможность давать объяснения Трибуналу, ходатайствовать о вызове свидетелей и
истребовании документов, подвергать допросу свидетелей обвинения, выступить
перед судом с последним словом после заключительных речей обвинителей.
Трибуналом был подготовлен список из 44 адвокатов, услугами которых мог¬
ли воспользоваться подсудимые. Им было дано время и возможность посовето¬
ваться с родными относительно выбора защитника.
Подсудимых защищали 27 адвокатов, которым помогали 54 ассистента-юриста
и 67 секретарей. В составе защиты оказалось много известных германских адвока¬
тов, таких, как: Г. Яррайс, Р. Дикс, О. Штамер, Ф. Экснер, О. Кранцбюллер и др.
Защите были предоставлены «документальная» комната и центр информации, где
были сосредоточены книги, газеты, журналы и другие печатные материалы. Сюда
же Обвинение передавало по 6 экземпляров тех документов, которые оно предъяв¬
ляло суду в качестве доказательств. Открывая процесс, лорд Лоуренс заявил: «Три¬
бунал весьма удовлетворен мерами, предпринятыми Главными обвинителями для
того, чтобы защита получила доступ к многочисленным документам, на которых
основывается обвинение, с целью предоставить обвиняемым полную возможность
справедливой защиты».
Секретариат Трибунала, в свою очередь, многое сделал для доставки тех свидете¬
лей и документов, которые намеревались предъявить суду адвокаты. Были удовле¬
творены ходатайства о вызове 61 свидетеля защиты, а 143 лицам направлены опрос¬
9
ные листы. Кроме того, по делу преступных организаций дали показания 101 свиде¬
тель защиты перед специальными уполномоченными суда, 22 - перед самим Трибу¬
налом, 196 ООО письменных показаний было резюмировано. Если на предъявление
доказательств обвинения было израсходовано 74 дня, то защита заняла 134. дня.
Однако следует отметить и ряд существенных проблем защиты в процессе
подготовки к процессу.
1. Согласно Регламенту защитники приступали к исполнению своих обязан¬
ностей с момента предъявления обвинения подсудимым, т.е. тогда когда собст¬
венно защищаться уже поздно.
2. Защитники были ограничены, а часто и лишены возможности работать с ар¬
хивами и документами, которыми располагало Обвинение. Адвокат, доктор О.
Штаммер в своей речи, выражая мнение всех защитников относительно такого
положения дел, заявил: «Обвинение имело возможность за несколько месяцев до
начала процесса с большим аппаратом опытных сотрудников обследовать все
учреждения и архивы внутри страны и за границей, а также допросить свиде¬
телей. Таким образом, оно (Обвинение) было в состоянии представить Трибуна¬
лу огромный документальный материал. Трудность положения защиты усугуб¬
ляется еще и тем, что англо-американским процессуальным нормам, которым
подчинен это процесс, чужда одна из норм немецкого уголовного права, по кото¬
рой обвинение обязано доставлять, и представлять доказательства, говорящие
в пользу подсудимого. Поэтому и здесь обвинение, следуя тому принципу, что
нельзя быть слугою двух господ, отказалось от представления Трибуналу опро¬
вергающего материала, который, безусловно, имеется в заграничных архивах.
Для защиты те источники, которыми так успешно пользовалось обвинение, ос¬
тались недоступны. Она (Защита) не имела права доступа в учреждения и архи¬
вы... на предмет отыскания материала, которым можно было бы воспользо¬
ваться на данном процессе».
3. Защитники были ограничены в проведении перекрестного допроса свидетелей.
4. Многие ходатайства защиты о вызове свидетелей и приобщении материалов
были отклонены Трибуналом как не относящиеся к процессу и не имеющие суще¬
ственного значения для дела.
5. И в заключение, вопреки сложившейся во всех судебных системах госу¬
дарств - участников Коалиции правовой традиции, защитник должен был высту¬
пать с заключительной защитительной речью не после обвинителя, а перед ним.
Все это, безусловно, осложняло работу защиты, но, тем не менее, дает право
говорить о соблюдении принципа состязательности при вынесении приговора.
Деятельность и выступления защитников можно критиковать, с ними можно не
считаться, но полностью проигнорировать нельзя. Выступления защитников но¬
сили не только сугубо прикладной или процессуальный характер, но научно-
исследовательский. Выводы, которые предлагали защитники учесть при вынесе¬
нии приговора, зачастую обескураживали Трибунал своей логической последова¬
тельностью и юридической выверенностью. Отмести их не представлялось воз¬
можным, а серьезно противопоставить что-либо Трибунал не смог. Отсюда и по¬
зиция Трибунала и его участников со стороны обвинения: не втягиваясь в слож¬
ные теоретические дискуссии - просто их игнорировать.
Следует отметить, что с политической точки зрения такая позиция себя полнос¬
тью оправдала, однако многие правовые проблемы, поднятые защитой, не решены
10
и по сей день. Международное сообщество, признав положения Устава и Регламен¬
та нормами международного права, на протяжении последующей истории пред¬
приняло большие усилия по совершенствованию процедуры международного пра¬
восудия и норм материального права, лежащих в основе права на уголовное пре¬
следование лиц виновных в военных преступлениях. В этом процессе «право на
защиту» получило полное и всестороннее развитие. Сегодня можно смело говорить
о том, что «право на защиту» в том виде, в котором оно сформулировано в совре¬
менных международных правовых актах, позволяет любому человеку, преследуе¬
мому по закону, активно защищаться и отстаивать свои права и законные интересы.
1 октября 1946 г. на последнем - 403 заседании председателем Трибунала при¬
говор был объявлен каждому обвиняемому в отдельности. Суд приговорил к
смертной казни через повешение: Геринга, Риббентропа, Кейтеля, Кальтенбрун¬
нера, Розенберга, Франка, Фрика, Щтрейхера, Заукеля, Зейсс-Инкварта, Йодля, а
также Бормана, дело которого было рассмотрено заочно.
К пожизненному заключению были приговорены Гесс, Функ, Редер.
Четверо подсудимых приговорены к различным срокам тюремного заключе¬
ния: Дениц - к 10 годам, Ширах и Шпеер - к 20, Нейрат - к 15 годам.
Шахт, Папен и Фриче были по суду, большинством голосов оправданы.
Как видно из приговора, деятельность защитников даже в такой сложной об¬
становке имела свой безусловный положительный результат - не дав свершиться
несправедливости и осуждению невиновных.
Однако остались не разрешенными по существу проблемы, поднятые защит¬
никами подсудимых на Нюрнбергском процессе, а именно:
1. Вопрос о войне - как форме человеческого бытия.
2. Проблема об обратной силе права.
3. Проблема возможности привлечения к ответственности государства или его
лидера.
4. Проблема соотношения государственного суверенитета и норм междуна¬
родного правопорядка.
5. Проблема соотношения демократических норм суверенного государства и
реализация демократических принципов в международных институтах.
Профессор Герман Яррайс
1. Проблема допустимости принципа правового позитивизма.
2. Проблема допустимости универсализации и навязывания образа жизни, мо¬
рально-нравственных норм и обычаев суверенным народам и государствам (пан¬
германизм, современный панамериканизм ...)
3. Проблема определения границ действия принципа: «все что не запрещено
законом - разрешено...»
4. Принцип аналогии (прецедента) в уголовном праве.
Доктор Отто Штамер
1. Проблема соотношения политической целесообразности и права.
11
2. Проблема последствий международных санкций, наложенных на государст¬
ва, нарушающие международные принципы. Причинно-следственная связь между
санкциями и приходом радикалов к власти.
Доктор Альфред Зейдель
1. Проблема заочного судебного разбирательства и приговора.
2. Проблема права обвиняемого лично присутствовать при предъявлении обвине¬
ния и в суде при допросе свидетелей, право возражать на предъявленное обвинение.
Доктор Фридрих Бергольд
Сегодня мы живем в эпоху, которую некоторые называют эпохой глобализа¬
ции, некоторые называют постиндустриальным обществом. Совершенно очевид¬
но, что развитие цивилизации все ближе и ближе подходит к тому рубежу, когда
в силу естественных феноменов, помноженных на антропологический фактор,
человечество фактически станет единым. К тому времени, когда это произойдет,
вопрос войны и мира должен быть решен окончательно и бесповоротно, а право
должно восторжествовать над политикой, в противном случае человеческая ци¬
вилизация уйдет в небытие.
* * *
Хочу выразить глубокую признательность за понимание целей данного иссле¬
дования и помощь, оказанную в подготовке материалов к публикации: Директору
Государственного архива РФ С.В. Мироненко, заместителю директора ГА РФ
Е.Л. Луначарскому, доктору исторических наук, профессору Н.С. Лебедевой, За¬
служенному юристу РФ, доктору юридических наук, профессору А.Д. Бойкову.
Большой вклад в обработку архивных материалов внесли мои помощники -
В.Ю. Колычева, О.В. Сергунина, Е.В. Титарова, В.И. Яртых.
И. Яртых
Речь доктора права, профессора Германа Яррайса
«Нарушение мира между государствами и его наказуемость»
Господин председатель!
Господа судьи!
Большим принципиальным правовым вопросом на данном процессе является
вопрос о войне, запрещенной нормой международного права, вопрос о наруше¬
нии мира как о величайшем преступлении мирового порядка.
Он оставляет в тени все остальные правовые вопросы.
Четыре главных обвинителя в своих вступительных речах рассматривали эту
проблему то как центральную проблему своих выступлений, то как отправную
точку, причем имелись различия в ее трактовке.
Защита в настоящий момент вынуждена рассмотреть этот вопрос, и защитники
поручили его мне. Однако за каждым из защитников оставлено право останавли¬
ваться в своей речи на вопросе о нарушении мира в зависимости от того, в какой
степени он сочтет это необходимым после моей речи. Тем не менее, у меня есть
основание полагать, что эта возможность будет использована только в том отно¬
шении, что осуществиться намерение защитников значительно упростить, с тех¬
нической точки зрения, начинающуюся моей речью новую стадию процесса.
Я здесь рассматриваю только правовой вопрос, а не даю оценку процедуре
предъявления доказательств, продолжающуюся много месяцев. Я рассматриваю
только вопрос о действующих правовых нормах, а не о правовых нормах, кото¬
рые могут или должны устанавливаться исходя из требований морали или чело¬
веческого прогресса.
Передо мной стоит чисто научная задача. Наука не требует ничего кроме ис¬
тины, сознавая, что ее цель никогда не может быть окончательно достигнута, и ее
путь, поэтому, бесконечен.
Я благодарен г-ну Генеральному секретарю Трибунала за то, что он предоста¬
вил в мое распоряжение наиболее значительные документы и очень важные лите¬
ратурные источники. Без этой рыцарской помощи, при существующих в настоя¬
щее время в Германии условиях, моя работа была бы невыполнимой. Среди лите¬
ратурных источников, которые были мне доступны, превалировали те, которые
были изданы в Соединенных Штатах. На основании изучения богатой француз¬
ской и английской специальной литературы, которую я изучал в течение послед¬
ней четверти века - русский язык я, к сожалению, не знаю - мне кажется, что я
все же могу утверждать, что я не пропущу ни одной важной мысли, так как ни в
какой другой стране мира дискуссия по рассматриваемому нами вопросу, кото¬
рый стал, собственно говоря, главным общечеловеческим вопросом, не велась
более широко и принципиально, чем в Соединенных Штатах. Этот факт также
дал мне возможность отказаться от использования научной литературы, изданной
в бывшей сфере германского влияния. Таким образом, я достигаю того, что даже
не создается впечатление о развитии аргументации «рго с1ото».
При том незначительном времени, которое предоставлено мне для речи и, с
другой стороны, при обилии и сложности проблем, которые я должен рассмот¬
реть, невозможно оглашать здесь документы и цитаты из литературных источни¬
ков, которые я использую. Я оглашу лишь отдельные предложения. Другой поря¬
док изложения также помешал бы аудитории следить за ходом рассуждений.
13
Вследствие этого я передаю Суду в приложениях к моей речи по правовым во¬
просам документы и библиографические перечни. Таким образом, то, что я буду
излагать, можно будет быстро сверить в течение сегодняшнего, завтрашнего и
послезавтрашнего дня.
Устав предусматривает наказания для отдельных лиц, виновных в нарушении
мира между государствами. Суд рассматривает Устав - так, по крайней мере, ка¬
жется - как нерушимый фундамент всех рассуждений правового характера. Это
означает, что Суд не рассматривает вопрос о том, может ли быть подвергнут со¬
мнению, с юридической точки зрения, весь Устав в целом или его отдельные по¬
ложения, однако это вопрос, который, тем не менее, продолжает существовать.
Если это так:
Зачем тогда здесь вообще дискутировать по большим принципиальным право¬
вым вопросам?
Главный Обвинитель от Великобритании сделал даже центральной задачей
своей большой речи проверку того, в каком соответствии находится Устав по
рассматриваемому нами вопросу с действующими нормами международного пра¬
ва. Он оправдывал необходимость своего выступления тем, что задачей данного
процесса является служить человечеству, а эту задачу процесс смог бы выпол¬
нить только в том случае, если бы Устав мог существовать раньше, чем были вы¬
работаны нормы международного права, т.е. если бы наказуемость отдельных
лиц, виновных в нарушении мира между государствами, была бы обоснована су¬
ществующими нормами международного права.
Действительно, необходимо выяснить, являются ли некоторые положения Ус¬
тава новыми нормами права и, следовательно, обладают ли они обратной силой?
Такое исследование здесь производится не для того, чтобы сэкономить труд
ученым-историкам. Они проверят так же, как и все положения, выработанные на
данном процессе, и данное положение согласно правилам свободной науки, воз¬
можно путем многолетнего труда и, во всяком случае, без ограничений в поста¬
новке вопросов, по возможности на основании несравненно большего количества
материалов: документов и доказательств.
Такое исследование просто необходимо вследствие того, что от него зависит
или может зависеть решение, справедливо ли обвинение или нет, а именно в том
случае, если считать Устав с правовой точки зрения непреложным. Допустим,
например, что дело обстояло бы так: Устав формулировал бы не уже действую¬
щие нормы права, а устанавливал бы новые нормы права.
Какое это имеет значение для формулировки приговора?
Разве это не важно для вопроса о виновности?
Возможно, что изданный позже закон, который, например, рассматривает аг¬
рессивную войну как преступление, еще не установился и даже не был подготов¬
лен в человеческом сознании долга в момент совершения данного преступления.
В этом случае подсудимый ведь никак не может быть виновным в смысле, что он
сознавал, что своими действиями он нарушает правые нормы; ни перед самим
собой, ни перед другими.
Или, возможно, что новые правые нормы были опубликованы в тот момент,
когда как раз формировалось новое соэнание долга, но оно было еще неясным и
неоднозначным. В этом случае, невозможно, что подсудимый виновен, однако не
в том смысле, что он сознал, что своими действиями он нарушает свой долг.
14
Во всяком случае, с точки зрения континентально-европейской правовой мыс¬
ли, недостаточное сознание неправомерности, является обстоятельством, ко¬
торое суд не может не учесть.
Вопрос о том, являются ли содержащиеся в Уставе правовые нормы правовыми
нормами, не представляет трудностей, если положения Устава не двусмысленны и
состояние норм международного права до этого периода является бесспорным.
Но как поступить, если мы им имеем дело с положениями, которые могут быть
истолкованы различно, или если трактовка норм международного права является
предметом дискуссии?
Предположим первое: одно положение Устава может быть истолковано раз¬
лично и поэтому требует интерпретации. Согласно первому истолкованию, кото¬
рое можно обосновать, это положение является законом «ех роз!/ас(о», согласно
другому истолкованию, которое можно обосновать не менее убедительно, - оно
не является таковым.
Допустим второе: положение ясно или разъяснено благодаря определению
суда, однако международное право, как наука, не придерживается единого мне¬
ния относительно состояния правых норм в рассматриваемый период: нельзя с
уверенностью сказать, что мы имеем дело не с законом «ех роз(/ас(о».
В обоих случаях следует заслушать подсудимого для того, чтобы он мог пока¬
зать, что он не сознавал, что своими действиями он нарушал правовые нормы.
Я хочу ясно показать, как необходимы эти соображения для данного процесса.
Теперь я перехожу к исследованию.
А
Отправные пункты главных обвинителей от Великобритании и Франции
принципиально различны.
Главный обвинитель от Великобритании, если я его правильно понял, аргу¬
ментировал следующим образом:
1) свободное право ведения войны государствами было частично ликвидиро¬
вано статусом Лиги Наций, а позже в принципе ликвидировано пактом Бриана-
Келлога, который в настоящий момент представляет собой неизменно сущест¬
вующую основу мирного порядка в мире. Запрещенная, согласно этому пакту,
война является наказуемым нарушением норм права в сообществе государств и
по отношению к нему. Должно подвергаться наказанию и отдельное лицо, несу¬
щее ответственность за эти действия;
2) обвинение отдельных лиц в нарушении мира, хотя и является нововведени¬
ем, но оно не только выдвигается на основании требований морали, но давно уже
вытекает из длительного хода развития права, оно является даже логическим вы¬
водом из нового состояния права. Таким образом, существует только видимость
того, что Устав регламентирует новые правовые нормы.
И, если я правильно понял главного обвинителя от Великобритании, он имеет
в виду следующее: со времени заключения Парижского пакта рассматриваемому
нами вопросу имеется ясное правовое урегулирование, опирающееся на единые
правовые убеждения во всем мире.
Начиная с 1927 года, Соединенные Штаты вели сначала переговоры с Франци¬
ей, затем с остальными великими державами, кроме Советского Союза, и некото¬
рыми невеликими державами о заключении договора, который должен был из¬
15
гнать войну с земного шара. То, к чему стремилось правительство Вашингтона,
государственный секретарь Келлог изложил с достойной почитания ясностью. А
именно: Державы должны отказаться от войны как инструмента национальной
политики1, а именно без юридических формулировок2, а в направленном на прак¬
тические мероприятия духе3, ясно и просто4, недвусмысленно и неограниченно5,
без оговорок6, иначе нельзя достичь того, к чему мы стремимся7 - отменить вой¬
ну как явление, т.е. как понятие международного права8.
Когда переговоры были заключены, Аристид Бриан, другой из этих двух государ¬
ственных деятелей, по инициативе которых был создан широко известный в Герма-
нии Пакт об объявлении войны вне закона, заявил при подписании Пакта в Париже:
«С незапамятных времен ведение такой войны считалось проявлением божественно¬
го права и в международной этике занимало место подобающее ему согласно преро¬
гативам суверенитета. Теперь, наконец, такая война лишена, в соответствии с право¬
выми нормами того, что составляло ее наибольшую опасность: законности. Отныне
она объявляется незаконной и изгоняется, на основании пакта, из области права».
Согласно убеждениям обоих руководящих государственных деятелей Париж¬
ский пакт начал коренной переворот в мировом порядке, если только все или
почти все государства мира, в особенности же все великие державы, подписали
бы договор или позже присоединились бы к нему, что затем и произошло.
Переворот заключался в следующем: до пакта Бриан-Келлога война являлась
понятием международного права. После подписания Пакта Бриана-Келлога вой-
на стала величайшим преступлением против норм международного права.
«Такая война, ведение которой прежде считалось священным правом, рас¬
сматривавшаяся с точки зрения норм международной этики, как одна из прерога¬
тив суверенитета, наконец, была юридически лишена того, что отныне, после то¬
го, как она будет провозглашена незаконной, она определяется положениями
Пакта, который воистину ставит ее вне закона»9.
Это мнение разделялось многими политическими деятелями и учеными во
всем мире. Оно является решающим, принципиальной установкой замечательно¬
го комментария к Статуту Лиги Наций, с помощью которого Жан Рэ оказал влия¬
ние, распространившееся далеко за пределы Франции, на последователей идей
предотвращения войны в теории и практике10.
Оно является также принципиальной установкой Нюрнбергского Обвинения.
Дипломатия и теория международного права после Первой мировой войны, а
1 Нота государственного секретаря Келлога французскому послу от 27.02.1928 г. (Приложение № 1. Раз¬
дел 1. С. 3. Цитата 2).
2 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 3. Цитата 4).
3 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 3. Цитата 4).
4 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 4. Цитата 5).
5 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 3. Цитата 2).
6 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 4. Цитата 6).
7 Там же (Приложение № 1. Раздел 1. С. 3. Цитата 4; С. 4. Цитата 6).
8 Нота Правительства Соединенных Штатов правительствам Великобритании, Германии, Италии и Япо¬
нии от 13.04.1928 г. (Приложение № 1, раздел II, стр. 5, цитата 1)
9 Речь французского министра иностранных дел опубликована в книге государственного департамента
«Договор об объявлении войны вне закона», изданной издательством правительства Соединенных Штатов». С. 309.
10 Комментарии к Статуту Лиги Наций в свете и юрисдикции. Организации Лиги (Париж, 1930 г.) в частности,
см. стр. 73 и следующие (далее в дополнениях за 1931-1935 г.г. 1 -е дополнение к комментариям к статуту (1931 г.) стр. 13
и следующие, 2-е дополнение (1932 г.) стр. 17 и следующие, 3-е издание (1933 г.),стр. 18,39,4-издание (1935 г.) стр. 19,99.
16
именно после неожиданно быстрого преодоленного мгновения страха, снова вста¬
ли на старые рельсы. К ужасу всех тех, которые хотели извлечь выводы из ката¬
строфы. Человечество тогда имело перед собой «Великое видение мира во всем
мире», как выразился сенатор Брюс во время обсуждения в сенате предложения о
ратификации Парижского пакта11.
Я помню, как много споров велось о личности и достижениях Вудро Вильсона.
Но чем больше проходит времени, тем яснее становится, что он, счастливо исполь¬
зуя свои труды других авторов, в конце концов, пришел к выводам, которые можно
назвать, по меньшей мере, гениальными, он сообщил их современному ему челове¬
честву и они сегодня так же правильны, как и тогда; их лучше всего можно сфор¬
мулировать следующим образом: «Необходимо начать сначала. Трагическая цепь
войн и перемирий, которые называются миром, должна быть порвана. Человечест¬
во должно, наконец, увидеть и принять решение о том, чтобы перевести войну, со¬
гласно существующим нормам права, не обращая внимания на победу или пораже¬
ние, на рельсы настоящего, а именно внутренне-справедливого мира: и этот внут¬
ренне справедливый мир должен быть сохранен путем организации сообщества
государств, причем прочно сохранен. Это сохранение прочного мира, возможно
только в том случае, если будут предусмотрительно устранены наиболее частые
причины войны, а именно, чрезмерное вооружение, тайные соглашения и безжиз¬
ненные окостенелые конструкции «статус-кво», созданные в результате того, что
их соответствующий властелин не видел перспективы»12.
Человечество не пошло по этому пути. И не следует удивляться тому, что сре¬
ди тех, которые в лагере побежденных или победителей боролись против инстру¬
ментов Версаля, Сен-Жермена, Трианона, Севра, находились как раз и те, кто
стремился к настоящему прочному миру.
Когда правительства Южно-Американского Союза и Канады в своих ответах
государственному секретарю Хэллу на его принципы сохранения мира от 16 июля
1937 г. в необычно резкой форме объявили изменение названных им несправед¬
ливых договоров, необходимой предпосылкой для установления подлинного ми¬
ра во всем мире, они следовали одному из основных принципов великого амери¬
канского президента13.
Человечество не последовало за Вильсоном. Для членов Лиги Наций - война
также осталась запрещенной только в отдельных случаях, в целом же, таким об¬
разом, нормальным средством урегулирования споров. Так говорил еще в 1930
году Жан Рэ. Лига Наций оказалась неспособной быть руководителем на пути в
новый мирный порядок, она не оказалась даже достаточным тормозом против
окончательного возвращения в прежнее состояние14.
Так как в действительности мир окончательно вернулся в прежнее состояние.
Это и есть факт, имеющий решающее значение в рассматриваемом нами вопросе:
11 Протоколы заседаний 2-й сессии конгресса США 70-го созыва. Т. XXV. Ч. 2. С. 1333 // «Великое ви¬
дение мира во всем мире».
12 Бэйкер Рей Станнард. «Вудро Вильсон и мировое устройство». Нью-Йорк, 1922.
13 Кун Артур К. «Рассмотрение политики иностранных государств в свете принципов министра Хэлла
относительно прочного мира» // «Американский журнал». 1938. № 32. С. 101-106. Приложение № 2. Раздел 51.
С. 146. Цитаты 5/5а, 6/. Далее: Вильсон Вудро. «Война и мир». Послания, обращения и публичные выступления
президента (1917-1924 г.г.), собранные Рэй Стеннардом Бэйкером и Вилльямом Э. Доддом. Нью-Йорк, 1937.
14 Комментарии. С. 74.
17
до начала Второй мировой войны вся система коллективной безопасности, даже в
том зачаточном состоянии, которое тогда было достигнуто, распалась15.
И этот распад был признан и в категорической форме или путем недвусмысленных
действий декларирован тремя мировыми движениями, имевшими на это полное право.
Великобритания в начале войны заняла в этой связи ясную позицию по отно¬
шении к Лиге Наций.
Я это сейчас покажу.
Советский Союз рассматривал германо-польский конфликт просто согласно
нормам классического международного права.
Это я скоро докажу.
Соединенные Штаты заявили о строгом нейтралитете. На том, в какой степе¬
ни это заявление осуществлялось, я затем остановлюсь.
О системе коллективной безопасности велось много споров. Но, может быть,
безразличным для вопроса, который и на данном процессе является основопола¬
гающим вопросом мирового правового сознания, что эта система казалась такому
выдающемуся специалисту по международному праву, как американцу Эдвину
Сорхарду в 1938 году, был он прав или нет - враждебной миру; он называл ее де¬
тищем истории нашего века16.
Распад этот мог иметь много причин, ясно одно: распад, окончательный рас¬
пад был признан упомянутыми тремя мировыми державами в начале сентября
1939 г., причем не как следствие германо-польской войны.
1) 7 сентября 1939 г. английское министерство иностранных дел заявило гене¬
ральному секретарю Лиги Наций: «Британское правительство 5 февраля 1930 г.
взяло на себя обязательства принимать участие в рассмотрении всех жалоб, на¬
правленных в Постоянный Международный Третейский суд в Гааге, таким обра¬
зом, и тех жалоб, которые могут предъявить другие государства относительно
действий Англии во время войны которые, по мнению жалобщиков, являлись на¬
рушениями международного права. Британское правительство приняло эту про¬
цедуру, так как оно полагало, что институт коллективной безопасности, создан¬
ный статусом Лиги Наций и Парижским пактом, будет функционировать: так как
если бы это имело место, поскольку Англия, естественно, не могла вести запре¬
щенных войн, а ее противник являлся бы агрессором'1.
Коллизии между Англией и теми государствами, которые остались верными
механизму безопасности, вообще не могло бы возникнуть на основании действий
британской морской державы18.
15 О неоспоримом факте распада и вине в нем великих держав. Ср. горькие выводы Фенника, относящиеся к
периоду непосредственно перед Второй мировой войной («Международное право и нации, совершающие беззаконные
действия». 1939. Т. 33. С. 743-745. Приложение № 2. Разд. 55. С. 157 и сл. особенно С. 59. Цитата 6).
16 «Нейтралитет и несоблюдение нейтралитета» // «Американский журнал». 1938. № 32. С. 778 и далее,
Приложение № 2. Разд. 53. С. 151. Цитаты 2,3, 1 и С. 154. Цитата 15).
17 Сравни Приложение № 1, раздел 33, стр. 98, включающее также Меморандум, подписанный прави¬
тельством Его величества в Соединенном Королевстве относительно статьи Устава Постоянного Международ¬
ного Третейского Суда, предусматривающий принцип добровольности (журнал «Миссилиниус». 1929. № 12. С.
3452.) который приведен здесь в выдержках в качестве раздела 34. Приложение № 1. С. 102.
18 Приложение № 1. Разд. 33. С. 98. Цитата 1. С. 99. Цитаты 2 и 3, и Разд. 34. С. 102 и далее. Этот же ход
рассуждений, который проводится в книге Брайли «Некоторые комментарии к Парижскому пакту» (Британский
ежегодник. 1929), Приложение № 2, раздел 44, стр. 126, цитаты 14 и 15.
18
Однако доверие английского правительства не было оправданно. Со времени
заседаний Ассамблеи Лиги Наций в 1938 году не могло быть сомнений в том, что
механизм безопасности не будет функционировать. Было ясно, что он фактичес¬
ки окончательно распался. Ряд членов Лиги еще перед началом войны объявили о
своем строгом нейтралитете. «Весь механизм, который должен был поддержи¬
вать мир, разлетелся»19. Я в дальнейшем еще покажу, как право было англий¬
ское правительство, делая свое заявление.
Кроме того, английский премьер-министр Невиль Чемберлен уже 22 февраля
1938 г., таким образом, перед так называемым «аншлюсом» Австрии заявил в па¬
лате общин о полной несостоятельности системы коллективной безопасности20.
«Во время последних выборов еще можно было надеяться, что Лига наций
обеспечит коллективную безопасность. Я также в это верил. Теперь я больше в
это не верю. Более того: если я прав, утверждая, что Лига Нации в данных усло¬
виях неспособна обеспечить кому-либо коллективную безопасность, то я скажу,
что нам не следовало пытаться обмануть самих себя, и - это еще важнее - мы не
должны были пытаться обмануть малые, слабые государства относительно того,
что они надеялись, что Лига Наций защитит их от нападения и действовали в со¬
ответствии с этим. Мы же знаем, что на это нечего было рассчитывать».
Женевская Лига Наций была «нейтрализована», как выразился позже Ноэль
Бэкер в Палате Общин21.
2) Если учесть правильное утверждение английского правительства в его ноте
Лиге Наций от 7 сентября 1938 г., не удивительно, что Советский Союз рассматри¬
вал германо-польский конфликт по старым правилам борьбы между государствами.
В Германо-Советском договоре о границах и дружбе от 28 сентября 1939 г.22 и в
совместном коммюнике обоих правительств, опубликованном в тот же день23, Мо¬
сковское правительство стоит на точке зрения «с1еЪе11аНо» Польши, т.е. исключе¬
ния правительства и армии Польши. Здесь нет ни слова о Парижском Пакте или
Статуте Лиги Наций. Советский Союз принимает к сведению устранение польского
государственного аппарата военным путем и делает из этого выводы, которые ему
кажутся правильными, соглашаясь с Имперским правительством, что новое урегу¬
лирование положения является исключительно делом обоих государств.
Поэтому было вполне последовательным то, что Советский Союз во время
конфликта с Финляндией зимой 1939—40 г.г. стал на почву классического между¬
народного права. Он оставил без внимания реакцию Лиги Наций, когда она, даже
не рассмотрев возможности применения механизма санкций, создав лишь види¬
мость применения статьи Статута, которая имела совсем другой смысл, констати¬
ровала, что Советский Союз сам исключил себя, как агрессора, из Лиги24. Доклад
Швейцарского Совета Лиги Ассамблее Лиги от 30.01.1940 г.25 пытается сохра¬
нить престиж Лиги Наций, исключенной из политической действительности.
19 «Весь механизм, созданный в целях поддержания мира, распался». Приложение № 2. Разд. 33. С. 99.
Цитата 4; С. 100. Цитаты 3 и 6.
20 Приложение № 1. Разд. 29. С. 91. Цитата 3.
21 Приложение № 1. Разд. 37. С. 37. С. 111 (21 ноября 1939 г.).
22 Приложение № 1. Разд. 35. С. 108.
23 Приложение № 1. Разд. 36. С. 110.
24 Решения ассамблеи и Совета от 14.12.1939 г. (Приложение № 1. Разд. 38. С. 112, 113).
25 Приложение № 1. Разд. 39. С. 114.
19
3) 5 сентября 1939 г. президент Соединенных Штатов констатировал, что от¬
дельные, государства, с которыми Соединенные Штаты живут в мире и дружбе,
находятся в состоянии войны друг с другом: Германия - с одной стороны, Анг¬
лия, Франция, Польша, Индия и два Британских доминиона - с другой стороны.
Все в Соединенных Штатах обязаны соблюдать самым строжайшим образом по¬
ложение нейтралитета.
В Соединенных Штатах со времени предварительных переговоров знали, что
Европа и, в особенности, Англия и Франция усматривали главную ценность Пак¬
та, объявлявшего войну вне закона, в том, что Соединенные штаты станут дейст¬
вовать в серьезном случае.
Британский министр иностранных дел заявил об этом 30 августа 1928 г., т.е. за
4 недели до подписания Пакта. При обсуждении вопроса о ратификации договора
в Американском Сенате сенатор Мозес обратил особенное внимание на это об¬
стоятельство26.
Сенатор Борах заверил в те дни, что совершенно нельзя себе представить, что
Соединенные Штаты ограничатся спокойным созерцанием событий27. После дис¬
кредитирующих неудач политики коллективной безопасности в случаях с Манч¬
журией и Абиссинией Мир воспринял, ставшую знаменитой, речь «о карантине»
президента Франклина Рузвельта от 5 октября 1937 г. и его предостережения
«держите Гитлера!» до и после Мюнхена, как заявление о том, что Соединенные
Штаты при следующем подобном случае станут действовать. Объявление ней¬
тралитета 5 сентября 1939 г. могло означать лишь следующее: Соединенные
Штаты, точно так же, как и Англия и Советский Союз, воспринимают крах
системы коллективной безопасности как совершившийся факт.
Объявление нейтралитета рассматривалось как смертельный удар по этой
системе. Вашингтонское правительство могло бы отклонить такое обвинение как
неоправданное. Ведь система была мертва уже в течение нескольких лет, если
вообще верить, что она когда-то действительно существовала. Но что она теперь
уже не существует, многие удостоверились впервые тогда, когда на нее пал яркий
свет объявления нейтралитета со стороны Америки.
Еще задолго до 1 сентября 1939 г. сложилось определенное мнение относитель¬
но различных попыток, предпринимавшихся со времени Первой мировой войны,
для того, чтобы заменить «анархический мировой порядок» по классическому меж¬
дународному праву лучшим порядком, поистине мирным порядком, т.е. создать в
сообществе государств общее урегулирование, по которому существуют запрещен¬
ные и незапрещенные войны с правовой точки зрения. По оценке крупнейших дер¬
жав того времени, эти попытки потерпели крах. Крупнейшие военные державы ми¬
ра столкнулись друг с другом в борьбе, напрягая при этом все свои силы.
Для сторонников исторического материализма это явилось второй фазой не¬
умолимо и закономерно развертывающегося процесса, в котором история разви¬
26 Приложение 1. Разд. 13. С. 53. Цитаты 30 и 33. Сравни также: Эллери К. Шотуэлл. «Ответственность
Соединенных Штатов в вопросе международного сотрудничества для предотвращения агрессии» // «Американ¬
ский журнал». 1932. Т. 26. С. 113.
27 Приложение 2. Разд. 44. С. 127. Цитата 16. Сравни также: Браеирли, Дж.Л. Отдельные положения Париж¬
ского пакта // Британский ежегодник. 1929. Он высказывается таким образом, что нарушение нейтралитета является
невозможным. (Приложение 2. Разд. 44. С. 127. Цитаты 10 и 120). В 1936 году англичанин Макиейр высказал ту же
мысль в статье «Коллективная безопасность» («Британский ежегодник». Приложение 2. Разд. 49. С. 143. Цитата 3).
20
валась и проходила с суверенным равнодушием мимо дипломатическо-юриди¬
ческих построений. Большинство юристов-международников констатировали
также: в существующем общем международном праве не существует различия
между запрещенными и незапрещенными войнами.
В 1942 году Ганс Келзер после тщательного изучения литературных источни¬
ков изложил это в своем труде «Закон и мир» в международных отношениях»28.
При этом он сам относится к тому меньшинству, которое хочет признавать пра¬
вовые различия между справедливыми и несправедливыми войнами. В связи с
этим его утверждение приобретает еще большее значение.
Но теперь мы должны спросить: справедливо ли говорить о крахе системы
коллективной безопасности?
На основании этого следует предполагать, что такая система когда-то сущест¬
вовала. Можно ли это действительно утверждать? Этот вопрос для настоящего
процесса имеет величайшее значение, так как в основу обвинения в нарушении
мира кладется существование правового сознания в мировом масштабе.
Перед нами встает трагедия пакта Бриана-Келлога, та трагедия, от которой мы
все так пострадали, мы все, которые ликовали при заключении пакта, а позднее,
после первого периода депрессии, приветствовали «доктрину Стимсона» как с
давних пор нужный и необходимый для достижения подлинного мира шаг, как
радостный знак нового подъема.
Как я уже сказал, в 1927 и 1928 годах Соединенные Штаты имели в виду
большую цель. В Лиге Наций отнеслись к этой проблеме без особого внимания,
не использовав всех возможных средств и, принеся тем самым делу истинного
мирового порядка, может быть, больше вреда, чем пользы. Женевский протокол
провалился. Келлог хотел перескочить все трудности, заключавшиеся в проблеме,
и сдвинуть мир с мертвой точки с беззаботной решительностью. Опубликован¬
ный договор со своими двумя статьями - отказом от войны и обязательством раз¬
решать все вопросы мирным путем, казалось, удовлетворял заветное желание че¬
ловечества, которое хотело, наконец, созерцать акт освобождения. Однако труд¬
ности, которые хотели перескочить, зиждутся частично в самой сути дела.
И никакие предписания какого-либо законодателя не могут устранить их пол¬
ностью. Так как, если бы даже имелись и вполне недвусмысленные масштабы:
кто из заблуждавшихся людей должен был бы иметь право решить вопрос в
спорном случае? Ведь не существует даже непогрешимых масштабов для опреде¬
ления агрессии и обороны29. Это относится как, так называемому, политическому
понятию, которое в определенной степени является естественным, так и к одному
или нескольким юридическим понятиям - агрессии и обороны. Но эти моменты
не составляли единственной трудности, на которую во время предварительных
переговоров в связи с пактом французское правительство указывало30 прямо и
28 «Ьа\у апс1 Реасе т 1п(егпа(юпа1 КеЫюпз».
29 Сравни: Иглтон Клайдю «Попытка квалифицировать агрессию» // «Международный Вестник». 1930.
№ 264; Гутен А. «Понятие дозволенной войны». Париж, 1931; Райт Квинси. «Понятие агрессии в международ¬
ном праве» // «Американский журнал». 1935. № 29. С. 395).
30 Нота Правительства Соединенных Штатов Правительствам Великобритании, Германии, Италии и Японии
от 13.04.1928 г.; проект договора французского Правительства от 20.04.1928 г.; Нота Британского статс-секретаря ино¬
странных дел американскому послу от 19.05.1928 г.; Нота правительства США всем 9 участникам переговоров от
23.06.1928 г.; Нота Британского статс-секретаря иностранных дел от 18.07.1928 г.; Нота Советского Комиссара Ино¬
21
косвенно, указывало с полным правом того, кто знает Европу и ее очень древнее
историческое наследие, как американское правительство знает Америку и ее, та¬
кую отличительную от других, историю.
Если кто-нибудь и смог бы перепрыгнуть через свою тень, то европейцу это
сделать труднее, так как его тень намного больше, чем у других.
Когда мир познакомился с обменом нот во время предварительных перегово¬
ров, где говорилось обо всех определениях, понятиях, толкованиях, ограничениях
и оговорках, тогда стало очевидно, как глубоко расходились мнения правительств
по одному и тому же контексту. При этом увидели со стороны Советского прави¬
тельства неприкрытую, прямо таки суровую, критику отказа западных держав от
разоружения и, таким образом, от необходимой предпосылки для эффективной
политики умиротворения, критику неопределенности договора31, и, прежде всего,
критику знаменитой английской оговорки относительно свободы рук на отдель¬
ных территориях мира. Эта оговорка часто называлась британской «доктриной
Монро» или «доктриной Чемберлена»32. После этого уже знали, в действительно¬
сти за подписями крылось лишь формальное единство и что две державы не по¬
нимали полностью одного и того же под договором. Только по одному пункту
имелось полное единство: оборонительная война разрешалась в качестве неотъ¬
емлемого права.любого государства; без этого права не может быть и сувере¬
нитета; каждое государство является единственным судьей в том процессе,
ведет ли оно в каждом отдельном случае оборонительную войну или нет.
Ни одно государство мира не было согласно принять чужое правосудие по
тому вопросу, были ли справедливы или нет его решения в последнем вопросе,
имеющем жизненное значение.
В ноте от 25 июня 1928 г. ко всем девяти государствам, участвующим в перего¬
ворах, Келлогзаявил: «Право обороны... является составной частью всей сущности
суверенитета и само собой предполагается в каждом договоре. Каждое государст¬
во... лишь само призвано решить, обстоят ли дела таким образом, что необходимо
перейти к войне по соображениям, обусловленным интересам обороны»33.
Друзья мира были страшно разочарованы. Что мог вообще дать такой договор?
Они были слишком правы. Очень скоро они с еще большим прискорбием услы¬
шали о ходе переговоров в американском Сенате. Ратификация, правда, была
принята 85 голосами против 1 при небольшом числе воздержавшихся.
Но, если даже за подписями договаривающихся государств не крылось дело¬
вого единства, то его было еще меньше'за результатом голосования в Сенате той
мировой державы, которая руководила как в духовном, так и в формальном от¬
ношении. Обсуждение в Сенате, глубокая серьезность и высокий уровень которо¬
странных дел французскому послу от 31.08.1928 г. (Приложение 1. Разд. 2. С. 5. Цитата 2; Разд. 3. С. 7-9 полностью;
Разд. 5. С. 13. Цитата 3; Разд. 7. С. 16-18 полностью; Разд. 8. С. 19 полностью; Разд. 9. С. 20 и сл. полностью.)
31 Нота Народного Комиссара Иностранных Дел от 31.08.1928 г. (Приложение 1. Разд. 9. С. 23. Цитата 7).
32 Там же. С. 25. Цитата 10.
33 «...право самообороны... в каждом суверенном государстве является само собой разумеющейся вещью и
предполагается в каждом договоре. Каждая нация вправе решить, следует ли перейти к оборонительной войне при
создавшемся положении вещей» (Приложение 1. Разд. 7. С. 16. Цитата 1). К этому же относятся выступления сена¬
торов при обсуждении вопроса о ратификации договора в американском сенате. (Приложение 1. Разд. 8. С. 46.
Цитата 19; С. 47. Цитата 32; С. 52. Цитата 29; С. 57. Цитата 45; С. 59. Цитата 50). Сравни также: Келлог. «Политика
Соединенных Штатов, направленная на предотвращение войны» // «Американский журнал». 1928. № 22. С. 261.
22
го оставят его навсегда достойным памяти, показало - несколько сенаторов зая¬
вили со всей ясностью об этом, что мнения сенаторов колебались между двумя
противоположными полюсами34, для одних договор означал, прямо-таки пово¬
ротный пункт35; для других он не представлял ничего ценного или, в лучшем слу¬
чае, лишь слабый или дружественный жест35-36, меткое народное слово36, разно¬
видность международного поцелуя37; для третьих, плодоносную почву для всех
будущих войн38, гигантское по своим размерам ханжество39, прямо-таки узаконе¬
ние войн40, или даже узаконение британского мирового господства41, гарантия
несправедливого Версальского «статус-кво» для Франции и Англии42. Еще более
остро, чем это было сделано в русской ноте, отдельные сенаторы критиковали
полную неопределенность положений договора43. И если заявление Келлога о
праве на оборону, которое по воле подписавших договор государств составило
существенную составную часть Пакта, воспринимать дословно, то возникал во¬
прос: какая же война в таком случае вообще запрещалась?44
Было много и ироничных ответов.
С помощью этого парижского пакта, если бы все осталось, так как было при его
заключении, не было ничего выиграно. По мнению крупного американского меж¬
дународника Филиппа Маршала Брауна, пакт своей неспособностью неумышленно
породил уродство «войны без объявления». Те, кто боролись против Версаля, нем¬
цы и не немцы, так как прогресс был заторможен, и те, которые критиковали Лигу
Наций, немцы и не немцы, так как она больше приносила, ликовали напрасно45.
Решающий шаг не был сделан.
И, прежде всего, не было схвачено одно, что само по себе не является достаточ¬
ным, но является необходимым для создания подлинной гарантии мира. Это одно,
по единодушному мнению всех, было необходимым, которые считают, что они
имеют дела с человеческими людьми, было необходимо, чтобы создать процедуру,
с помощью которой государства могут, вопреки воле имущего, изменить ставшее
нетерпимым положение, чтобы в жизни был создан, тем самым, необходимый ей
клапан, если она хочет дать волю своим чувствам с помощью взрыва.
Как отдельное государство только лишь при хорошем законодательстве и свое¬
временном приспособлении существующего порядка к изменившейся жизни может
избежать революции (если оно вообще это может сделать), то это также относится
и к сообществу государств. Вильсон думал как раз об этом основном законе, как
мы уже видели. С этим считался также один из крупных английских международ¬
34 Приложение 1. Разд. 13. С. 39. Цитата 1; С. 47. Цитата 19 «а».
35 Приложение 1. Разд. 13. С. 42. Цитата 9.
36 Там же. С. 55. Цитата 36.
37 Там же. С. 41. Цитата 7.
38 Там же. С. 56. Цитата 39.
39 Там же. С. 59. Цитата 49.
40 Там же. С. 53. Цитаты 31, 33.
41 Там же. С. 41. Цитата 8; С. 48. Цитата 23; С. 50. Цитата 26; С. 52. Цитата 28; С. 57. Цитаты 41*, 43, 44;
С. 58. Цитата 46. Бергхард-Лейдж. Нейтралитет Соединенных Штатов. 1937. Приложение 2. Разд. 50. С. 144.
42 Там же. С. 45. Цитата 15; С. 57. Цитата 42.
43 Там же. С. 46. Цитата 18; С. 54. Цитата 35.
44 Там же. С. 39-40. Цитаты 2, 3, 4, 5.
45 Международное беззаконие // «Америкэн Джорнал». 1938. № 32. С. 775 (Приложение 2. Разд. 52. С.
148. Цитаты 3, 4).
ников, один из горячих, безусловных и прогрессивных поклонников Парижского
пакта, Мак Кеар, когда он в 1936 году, наряду с коллективным насилием, требовал
коллективного мирного пересмотра ставших опасными положений46.
С этим считались также американские международники Борхард47 и Фенвик48
в своих предостерегающих описаниях положения в области международного пра¬
ва незадолго до Второй мировой войны. Германское имперское правительство в
ноте Штреземана американскому послу от 27.04.1928 г., когда оно без всяких ого¬
ворок согласилось на предложение Келлога, указало на эту проблему, оставляю¬
щую в тени все остальные49. К проблеме «коллективного пересмотра» и позднее
не относились серьезно. Это уже потому не удивительно, что такое устройство, в
силу своей внутренней сущности, предполагает, что государства откажутся от
своего суверенитета. Возможно ли в наше время думать о своем отказе? Филипп
Браун меланхолически заявляет, что в наше время меньше, чем когда-либо50. По¬
этому подлинный шаг вред в том вопросе, как можно, основываясь на правовых
началах, объявить войну незаконной, был немыслимым.
Правительство Соединенных Штатов и Лига Наций сделали кое-что для того,
чтобы удовлетворить, несмотря на эти неразрешимые противоречия, требования
народов. Они пытались предать Пакту задним числом вполне уловимое содержа¬
ние и даже некоторую «зубастость». Наука в международном праве дала к этому
толчок и произвела исследование. Это мы должны также вкратце обрисовать,
хотя оно и не увенчалось никаким успехом, так как раз здесь следует искать ко¬
рень мыслей обвинения, если они приводят аргументы не политического и мо¬
рального, а правового характера.
Во-первых: Парижский пакт, в своем запрещении войны, неоспоримо выходит
из политического понятия агрессии. Но это определение понятия не ясно. Шотуелл
и Брайерли, наряду с другими, пытались помочь устранению этого неясного мо¬
мента, произведя из второй статьи договора, которая выставляет требование разре¬
шать все конфликты мирным путем, юридическое понятие агрессии5'. Мы можем
оставить неразрешенным вопрос о том, можно ли данному Пакту придать такое
толкование. Практически этим ничего не выигрывается; одни трудности лишь за¬
меняются другими. Не меньше имеется и неясностей: полюбовные средства пред¬
полагают на обеих сторонах добрую волю; ну, а что же делать, если ее не окажется
на одной из сторон? И что следует считать полюбовным средством, что - нет? Рус¬
ское правительство в своей уже упомянутой ноте от 31.08.1928 г. в связи с подпи¬
санием Пакта Бриана-Келлога было право, когда оно подняло вопрос52.
46 Коллективная безопасность // Британский Ежегодник. 1936. С. 150 (Приложение 2. Разд. 49. С. 142. Цитата 2).
47 Нейтралитет и не нейтралитет // «Америкэн Джорнал». 1938. № 32. С. 778 (Приложение 2. Разд. 53. С.
151; прежде всего С. 152. Цитаты 6, 7, 8, 9).
48 Международное право и нации, не охваченные международным законом // «Американский журнал». 1939.
№ 33. С. 743-745 (Приложение 2. Разд. 55. С. 159. Цитаты 7 и 8).
49 Приложение 1. Разд. 4. С. 10. Сравни также: Сэль Жорж. Теоретическое обоснование пересмотра до¬
говоров. Париж, 1938; Кунц Джозеф. Проблема пересмотра международного права («мирное изменение») //
«Америкэн Джорнал». 1938. № 33. С. 33-35.
50 Международное беззаконие // «Американский журнал». 1938. № 32. С. 775 (Приложение 2. Разд. 52.
С. 148. Цитаты (1) и (2)).
51 Брайерли. Отдельные положения Парижского пакта // Британский Ежегодник. 1929. С. 208 (Приложе¬
ние 1. Разд. 44. С. 1).
52 Приложение 1. Разд. 9. С. 24. Цитата (8).
24
Затем: другие попытки оказать помощь были направлены на следующее: сред¬
ствами логики развернуть совершенно неопределенный Пакт до абсолютно новой
мировой конституции. Эти попытки связаны с именем американского государст¬
венного секретаря Стимсона и работой Будапештского конгресса Ассоциации
международного права в 1934 году53.
Чтобы понять это, следует встать на ту точку зрения, что пакт Келлога действитель¬
но принес вполне уловимый, с правовой точки зрения, недвусмысленный и безогово¬
рочный отказ от войны. Тогда уже не существует больше права вести войну по произ¬
вольному желанию кого-либо. Ведение войны, вопреки запрету, является нарушением
порядка сообщества государств. Тотчас же перед нами возникает вопрос: может ли пра¬
вовое положение государства, совершившего противозаконный акт агрессии, быть рав¬
ным с правовым положением незаконно подвергнувшегося агрессии государства?
Если на этот вопрос отвечают: нет, как, например, влиятельный французский
комментатор Устава Лиги Наций Жан Рэ54, то не ликвидируются ли тем самым
важнейшие элементы классического международного права?
1) Служит ли для оценки действий государств, воюющих друг против друга,
международное право войны, которое исходит из права свободного ведения вой¬
ны и характера дуэли, присущего войне, и, во всяком случае, из правового равен¬
ства ведущих войну?
2) Может ли быть нейтралитет в такой войне? Вправе ли кто-либо придержи¬
ваться нейтралитета?
3) Может ли быть результат войны законным, если агрессор победит? В осо¬
бенности тогда, когда этот результат втиснут в форму договора? Или сообщество
государств должно лишить агрессора плодов победы с помощью непризнания?
Следует или может быть даже должно состояться совместное вооруженное вы¬
ступление государств против агрессора?
Мы констатируем: даже правовая теория не сделала всех выводов. Однако и
государственная практика после нескольких попыток разрешить отдельные во¬
просы, в конце концов, не решила до конца ни одного из этих вопросов.
К первому пункту:
Применение международного права войны без учета происхождения войны до
сих пор не оспаривалось серьезно ни одним государством. Все возникавшие сомне¬
ния устранялись без каких-либо двусмысленностей и кривотолков. Я ссылаюсь на
Резолюцию № 3 заседания ассамблеи Лиги Наций от 4 октября 1921 г. на отчет Ко¬
митета одиннадцати Лиги Наций для согласования устава (Парижским пактом)55.
Государство-агрессор в войне имеет те же права и обязанности, что и государство, на
которое напали, т.е. все права и обязанности по международному праву войны.
Господин Главный Обвинитель от Франции, кажется, хочет отойти от этой ли¬
нии, не сделав при этом всех выводов. Но даже и в новейшей практике государств
я нигде не замечаю склонности отойти от прежнего пути.
53 Знаменитые «Будапештские статьи» в Приложении 1. Ч. 23. С. 78-79.
54 Комментарий. С. 371.
55 От 8 марта 1930 г. (Приложение 1. Разд. 17. С. 64). Смотри также: Рютгерс. Судебный сборник //
Академия международного права. Т. 38. С. 47. Далее: Будапештские заметки, 7 (Приложение 1. Разд. 23. С. 79).
Далее: Джозеф Кунц. «Разве не существует закона войны?» // Обозрение по вопросам международного права.
1934; Кон. «Ненейтралитет». 1939 (Приложение 2. Разд. 54).
25
Ко второму пункту:
Пытались отрицать обязанность придерживаться нейтралитета, в конце концов,
приписать право ненейтралитета, даже большее право ведения войны со стороны не
замешанных государств против агрессора. Отдельные государственные деятели и
ученые также страстно выступили за объявление права нейтралитета незаконным,
как другие государственные деятели и ученые выступали за его дальнейшее сущест¬
вование в неизменном виде56. Чем яснее становилось, что вся система коллективной
безопасности в отдельных случаях, которые имели наибольшее значение, была без¬
действенной, а именно в тех случаях, где следовало выступить против одной великой
державы, тем с большей силой добивалась успехов мысль о нейтралитете.
Полная дискредитация Лиги Наций и пакта Бриана-Келлога в абиссинском
конфликте возвратила и здесь классическое международное право вновь на его
старое место.
В 1935 году Швейцария заявила о своем неограниченном нейтралитете57;
Бельгия, Дания, Финляндия, Люксембург, Норвегия, Голландия и Швеция после¬
довали за ней своим Копенгагенским заявлением от 24 июля 1938 г.58 Несостоя¬
тельность Лиги Наций была причиной, которая была открыто названа.
К третьему пункту:
Политика непризнания (поп - гесо§пШоп роНсу) стремится к следующему: не
участвовавшие в конфликте государства должны держать себя как члены сообще¬
ства государств, охраняя порядок этого сообщества государств и отказывая в при¬
знании плодов победы государства-победителя, если последнее явилось агрессо¬
ром. Его положение, основанное на насилии, не должно порочить вида положе¬
ния, зиждущегося на праве. Этим самым данное государство лишится всего, что
оно приобрело, и этим самым будет устранено одно из главных средств подстре¬
кательства к войне. Политика непризнания сама по себе не является достаточной
для гарантии системы коллективной безопасности, но является необходимой со¬
ставной частью такого порядка. В этом вопросе никаких споров быть не может.
Представитель Бразилии Брага добился заслуг тем, что он на заседании второй
ассамблеи в 1921 году предложил такую политику членам Лиги Наций59.
56 Делегат от Перу Корнейо в комиссии ассамблеи Лиги Наций в 1929 г. (Материалы Ассамблеи. 1929. к
Ш. И.О. С. 201): Нейтралитета больше не существует. Стимсон, Парижский пакт. Обращение от 8 августа 1932
г. (Примечание 1. Разд. 20. С. 73. Цитата 20); Пакт Рио-де-Жанейро от 10.10.1933 г. (Приложение 1. Разд. 22. С.
76. Статья 3); Заявление Хелла по поводу Закона о нейтралитете от 17.01.1936 г. (Приложение 1. Разд. 26. С. 83);
Речь шведского министра иностранных дел Сандлера от 06.12.1937 г. (Приложение 1. Разд. 27. С. 84); 03.10.1939
г.: Панамская декларация; обмен нотами 21 Американской республики с Англией, Францией и Германией
(23.12.1939 г., 14.01., 23.01., 14.02.1940 г.) зиждется на почве классического права нейтралитета.
Будапештские статьи.
Литература: сравни в списке работ - Приложение 3 - работы и труды: Д'Астори Б. (1938 г.), Бейти Г.
(1939 г.), Бонн С. Дж. (1936/37 г.г.), Борхард Э.М. (1936; 1937; 1938; 1941 годы), Брайерли Дж. Л. (1929; 1932
годы), Браун Ф.М. (1936; 1939 годы), Бюэль (1936 г.), Кон (1939 г.), Декам (1930 г.), Иглтон, Клайд (1937 г.), Хен-
вик Чарльз (1934 г.); (1935; 1939 годы), Фишер Вильямс, сэр Джон (1935; 1936 годы), Гарнер Джеймс Бильфорд
(1936; 1938 годы), Гамбро Эдвард (1938 г.), Гайд К.К. (1937; 1941 годы), Джиссап П.К. (1932; 1935; 1936 годы),
Лаутерпахт (1935; 1940 годы), Мандельштам (1934 г.), Миллер Дэвид Хантер (1928 г.), МакНеар (1936 г.), Поли-
тис Н. (1929; 1935 годы), Раппард В.Э. (1935-1937 годы), Шиндлер Д. (1938 г.), Стимсон X. (1932 г.), Шотуэлл
Эллери К. (1932 г.), Виттон Дж. Б. (1927; 1932 годы), Райт Квинси (1940 г.).
57 Оговорки швейцарской делегации (М. Мотта) от 10.10.1935 г. (Приложение 1. Разд. 25. С. 81-82, а в
особенности цитаты 3, 4, 5).
58 Приложение 1. Разд. 30. С. 93.
59 Приложение 1. Разд. 10. С. 35.
26
Под именем «Общая правовая блокада» финский представитель Прокопе в
1930 году перед ассамблеей истолковал статью 10-ю Устава в этом духе60. Ноты
американского государственного секретаря Стимсона от 7 января 1932 г. Китаю и
Японии61 заставили откликнуться на эту мысль мировым эхом. Содержание этих
нот обычно называют доктриной Стимсона. Лига Наций приняла эту доктрину в
качестве резолюций ассамблеи от 11 марта 1932 г.62 К этой идее вновь возвраща¬
ются в пакте Рио-де-Жанейро от 10 октября 1933 г.63 и в будапештских статьях от
10 сентября 1934 г.64 как к основному пункту. Конфликт между Италией и Абис¬
синией в 1935 и 1936 годах стал великим пробным камнем65, который решал во¬
прос о том, быть или не быть системе коллективной безопасности: Лига Наций
определила своего члена, Великую державу - агрессором и вынесла решение об
экономических санкциях, устрашилась, однако, военных мер насилия и мучилась,
в конце концов, после победы Италии во время дебатов о процедуре на 18-й ас¬
самблее над ответом на вопрос, как можно признать открытое предательство сво¬
его устава и вычеркнуть своего члена, подвергшего агрессии малую страну Абис¬
синию из списка живых государств и как признать ее частью Итальянской Импе¬
рии. Соединенные штаты также не довели до конца доктрину Стимсона, наобо¬
рот, они держались строго нейтрально66,67.
Все это нужно знать; нужно также знать, что английское правительство 20
февраля 1935 г. через лорда - хранителя печати, виконта Сэнки68, отклонилось от
логических объяснений (ехрНсабопз) вежливо, но весьма определенно, и почтило
тем самым старую истину: не из логики приходит то, что законно и справедливо,
а из истории69. При более позднем случае, когда государственный секретарь Кор-
дуэл Хелл вручил всем державам 16.07.1937 г. изложение американских принци¬
пов70, Португальское правительство предостерегало от «абстрактной и всеобоб-
60 Приложение 1. Разд. 16. С. 63.
61 Приложение 1. Разд. 18. С. 65.
62 Приложение 1. Разд. 19. С. 66.
63 Приложение 1. Разд. 22. С. 76.
64 Приложение 1. Разд. 23. С. 78.
65 Нан Рэ. 4-е дополнение к комментариям. 1935. С. 10: «Один государственный деятель однажды ска¬
зал, говоря о статье 16-й, что в том случае, если она будет применена, она несомненно будет применена лишь
один раз. То же самое можно сказать обо всем механизме, который должен создать препятствия для войны».
Сравни также: Фишер Вильямс, сэр Джон. Санкции по соглашению // Британский ежегодник. 1936; Мак
Неар Арнольд Д. Коллективная безопасность // Там же (Приложение 2. Разд. 48 и 49. С. 134. Цитата (1); С. 140.
Цитата (1)).
66 Относительно доктрины Стимсона и случая с Абиссинией, сравни в списке работ (Приложение 3)
труды: Борхарда (1933 г.), Фишера Вильямся (1936 г.), Мак Неара (1933 г.), Шапра (1934 г.), Стимсона (1932 г.),
Уайльда (1932 г.), Райта (1932, 1933 г.г.).
67 По поводу системы «Коллективной безопасности» сравни труды по общему продолжению в области
международного права - список работ (Приложение 3): Брайерли (1932 г.), Брукен (1934 г.), Бруккер (1934 г.),
Гутен (1931 г.), Декамп (1930 г.), Иглтон (1930, 1937, 1938 годы), Эльбе (1939 г.), Фенвик (1932, 1934,1935, 1939
годы), Фишер Вильямс (1932, 1933, 1935, 1936 годы), Жироо (1934г.), Гармер (1936г.), Грахам (1929, 1934 годы),
Хилл (1932 г.), Гайд (1941 г.), Джиссап (1935 г.), Мандельштам (1934 г.), Политис (1929 г.), Ритжер (1931 г.),
Шотуэлл (1928 г.), Никкерсхем (1928, 1929 годы), Биттон (1932 г.), Райт (1942 г.).
68 Парламентские дебаты (Приложение 1. Разд. 24. С. 80).
69 Лаутерпахт, в книге «Парижский пакт», будапештские статьи и их толкование (Труды общества Гро¬
циус. XX. 1935. С. 178) делает выводы из того факта, что государства могут принимать или отклонять, что в
Будапеште на основании логических соображений было признано правом. Что государства не приняли буда¬
пештские статьи, констатирует Джесапп (Нейтралитет, его история, экономика и законы. Т. 4: «Сегодня и зав¬
тра». 1936 (Приложение 2. Разд. 47. С. 132. Цитата 1, 2).
70 Сравни: «Американский журнал». 1937. № 31. С. 680-693.
27
щающей тенденции отдельных юристов» («аЪз1гас1 апс1 сепегаИ-гтз 1епс1епсу о/
]ип5(5»\ оно предостерегало от поисков единой формулы («(о /\тс! а 5т%1
/огти1а») и от поверхностного изучения исторических событий71.
Мы констатируем:
Уже, по крайней мере, за несколько лет до 1939 года в действительной между¬
народной жизни государств не существовало никакого эффективного общего уре¬
гулирования вопроса о запрещенных войнах с точки зрения международного права.
В сознании руководящих государственных деятелей и народов такого общего
урегулирования не существовало. Вот в чем состоит внутренняя причина того,
что во все более сильной и широко охватывающей степени вступали на путь спе¬
циального урегулирования в международном масштабе: два государства, смотря
по обстоятельствам, заключали при учете их исторических особенностей догово¬
ры с целью обеспечения мира между ними.
Во время Второй мировой войны правительство Соединенных Штатов решило
помочь Великобритании. Англия могла приобретать эсминцы, позднее ей оказы¬
валась помощь по лэнд-лизу. Американская общественность признавала, что сущ¬
ность этих вспомогательных актов не могла быть совместима с понятием нейтра¬
литета. Одни сожалели об этом обстоятельстве, другие приветствовали ее, они, то
нападали на него, то защищали. Сторонники этих мероприятий, прежде всего,
Стимсон и Кордуэлл Хелл, с полным правом не пытались оправдывать эти меро¬
приятия как совместимые с нейтралитетом перед американской общественнос¬
тью. Они, наоборот, даже ссылались на парижский пакт в его истолковании, ко¬
торое было дано ему Будапештскими статьями72.
Как мы видим, по бесспорно верному мнению виконта Сенки об источниках меж¬
дународного права, уже в 1905 году это было бы неверно с правовой точки зрения.
Со времени победы Италии над Абиссинией эти дискуссии велись вне юриди¬
ческой практики. Они служили основанием внутриамериканской полемики и уже
только поэтому не могли иметь непосредственного значения для международного
права. И если бы даже отдельные государства обменялись мнениями по этому
вопросу, то и тогда эти мнения могли бы в лучшем случае послужить основанием
для выработки новых норм права. В самом деле, нужно ли утверждать или даже
доказывать, что во время напряженнейшей борьбы в подобных дискуссиях не
могло быть выработано новое право, которое столь тщетно пытались создать в
мирное время, изобличая эти попытки как утопические. В этом зале встречаются
представители многих, иногда очень различных теорий права. Это порождает оп¬
ределенные неразрешимые противоречия. Но ни одна теория права нигде на зем¬
ном шаре и никогда, начиная с древнейших времен и кончая последним време¬
нем, не могла и не может допустит аргументаций, которые противостояли бы су¬
ществу права как исторически сложившемуся порядку совместной жизни людей.
Когда несколько правительств принимают статьи, содержание которых они по¬
нимают по-разному, - когда потом эти статьи в практической работе этих прави-
71 Сравни позицию Артура Куна, в которой он также соглашается с данной точкой зрения, «Высказывания
иностранных государств по поводу принципов государственного секретаря Хелла в вопросах сохранения длительного
мира» («Америкэн Джорнел». 1938. № 32. С. 101, 106 (Приложение 3. Разд. 51. С. 145. Цитаты 3 и 4; С. 147. Цитата 8).
72 Сравни статью Райта в «Американском журнале». 1940. № 34. С. 680 и далее. Прежде всего, здесь
следует назвать речь Стимсона от 06.01.1941 г. (Приложение 1. Разд. 41. С. 115-116).
28
тельств не находят себе применения - в чем ничего удивительного нет, - когда
теоретики интерпретируют эти статьи, а правительства в своей практической дея¬
тельности отвергают эту интерпретацию открыто, заявляя об этом или обходя ее
молчанием, то тут ничего не поделаешь, если хочешь остаться верен своей цели,
которая состоит в том, чтобы дать событиям оценку с правовой точки зрения, не¬
смотря на все желание дать эту оценку с политической и моральной точек зрения.
Но, отвлечемся на время от горькой действительности тех лет, которые после¬
довали после итало-абиссинского конфликта. Предположим, что тогда существо¬
вал совершенно четкий договор, причем стороны, подписавшие его, приняли его,
согласившись по всем пунктам по существу и субъективно. Существовала ли то¬
гда в международном праве норма, позволяющая привлекать к ответственности
страны, нарушившие этот договор?
Нет. К ответственности нельзя было бы привлечь государства, не говоря уже
об отдельных государственных деятелях.
По существующим нормам международного права, в случае нарушения по¬
добного договора, поступили бы иначе, чем в случае нарушения другой нормы
международного права. Государство, нарушавшее договор, совершило деликт
против норм международного права, но не поступок, подлежащий наказанию73.
Иногда, ссылаясь на слова: деликт, международное преступление, наказание за
ведение войны, делали вывод, что на данном процессе рассматривается дело,
подпадающее под нормы международного уголовного права. Такие выводы мож¬
но сделать только исходя из неправильных предпосылок74.
Каждый юрист знает, что всякое незаконное действие можно называть делик¬
том, притом не только наказуемое. Слово спте (преступление) употребляется не
только в юридической области, напротив, оно употребляется в совершенно дру¬
гих областях. Именно в последнем значении оно употребляется на данном про¬
цессе. Когда в 1927 году ассамблея Лиги Наций, по предложению Польши, объя¬
вила войну международным преступлениям («сгхта ШетаИопа1»), то польский
корреспондент недвусмысленно заявил, что это объявление, собственно, не инст¬
румент права, а акт морального и воспитательного значения75.
Попытка организации универсальной мировой системы коллективной безопас¬
ности, обоснованная юридически, потерпела крах. Это не означает, что многочис¬
ленные двусторонние договоры стали неприменимы, договоры, задача которых
состоит в том, чтобы не допустить агрессивной войны между договаривающимися
сторонами. Правда, нужно будет проверить, делали ли договаривающиеся стороны
оговорку, что предпосылкой действия их договора является создание ими или на¬
личие созданного ранее общего аппарата коллективной безопасности. Односторон¬
ние заверения о ненападении имеют такую же силу, как и двусторонние договоры.
Было заключено много двусторонних договоров о ненападении, давались не¬
которые односторонние заверения. Правоту каждого из них определяло то поли¬
73 Это подчеркивает также Фишер Вильямс в книге «Санкции по соглашению» («Британский ежегод¬
ник». 1936. С. 130 и след. (Приложение 2. Разд. 48. С. 136)). Нейзен. «Коллективная и индивидуальная ответст¬
венность». 1943. С. 531 (Приложение 2. Разд. 57. С. 166. Цитата 5).
74 Очень справедливое предупреждение от неправильного понимания слова «Международное преступ¬
ление» делает Фишер Вильямс в книге «Санкции по соглашению» («Британский ежегодник». 1936. С. 130 и
след. (Приложение 2. Разд. 48. С. 136).
75 «Материалы ассамблеи». Париж, 1927. С. 153\Жан Рэ. «Комментарии». С. 74-75.
29
тическое, то юридическое понятие нападения, а то и вовсе несколько юридичес¬
ких понятий сразу.
Германская империя тоже заключала много подобных договоров. Обвинение
использовало их в качестве обоснования вины. Надо проверить, были ли все до¬
говоры в силе в критический момент. Осуществление этой проверки следует пре¬
доставить отдельным господам защитникам. Если Германская Империя в отдель¬
ном случае начала наступление, вопреки еще действующему договору о ненапа¬
дении, то она совершила международный деликт и должна отвечать за него по
нормам международного права. Только империя, но не отдельное лицо, будь оно
даже главой государства. По существующим нормам международного права,
это не вызывает никакого сомнения.
Вообще об этом нечего и говорить. Ведь до самого последнего времени ни в
Маньчжурском, ни в итало-абиссинском, ни в русско-финском конфликтах, нико¬
гда даже не обсуждалась возможность уголовного преследования людей, которые
в Японии, Италии или Советском Союзе ведали планированием, подготовкой,
началом и проведением войны или просто как-то участвовали в этих мероприяти¬
ях. Против них не было выдвинуто обвинения не потому, что парадоксальным
образом эти вещи не были продуманы до конца.
Это не сделали потому, что нельзя это сделать, пока суверенитет госу¬
дарств является основным организационным принципом всего порядка во взаи¬
моотношениях между ними. Либо одно, либо другое76.
А если бы дело дошло до того, что согласно всеобщему мировому праву лица,
участвовавшие в планировании, подготовке, объявлении и проведении запрещен¬
ной нормами международного права войны, могли бы привлекаться к уголовной
ответственности, то конечный вопрос о существовании государства решался бы
каким-то надгосударственным контролирующим органом. Конечно, и такие го¬
сударства можно было бы назвать суверенными, но они не являлись таковыми.
В своей уже несколько раз упомянутой работе, написанной в конце 1943 года
после Московской конференции от 1 ноября 1943 г., Кельзен часто повторяет
мысль, что по существующим нормам всеобщего международного права в вопро¬
се о нарушении мира не существует уголовной ответственности отдельных лиц, а
принимая во внимание суверенитет стран, она и не может существовать77.
За последние четыре века, и прежде всего со времени распространения идеи о
национальном государстве, этому государству придавалось, по крайней мере, в
сознании европейцев, величие, которое гораздо больше, чем величие отдельных
лиц. Само собой разумеется, что акты государства - это действия людей. Но это
все-таки и именно акты государства, акты государства, проведенные в жизнь его
органами, а не частные акты господина Мюллера или господина Шмидта.
То, что делает Обвинение, стремясь от имени всего мирового права юридичес¬
ки осудить отдельных лиц за то, что они решали вопрос о том, быть войне или
миру, означает в перспективе европейской истории «приватизацию» государства,
более того, разрешение идеи государства. Подобное обвинение, в моральном пла¬
76 Фишер Вильямс. «Санкции по соглашению» // «Британский ежегодник». 1936. (Приложение 2. Разд.
48. С. 135. Цитата 2).
77 «Коллективная и индивидуальная ответственность». С. 534, 538, 539, 542 (Приложение 2. Разд. 57. С.
167. Цитата 6; С. 168. Цитата 89; С. 169. Цитата 10 и 11; С. 170. Цитата 13; С. 173. Цитата 18).
30
не, о котором я не говорю, является, как мы уже показали, несовместимым с су¬
ществом суверенитета государства и с чувствами большинства европейцев. Дума¬
ется, так чувствуют не только европейцы. В 1919 году в Париже в комиссии по
расследованию причин войны в связи с юридическим осуждением Кайзера резче
всех выступили американские представители и как раз по вопросу о том, что по¬
добный метод несовместим с суверенитетом государства78.
Вообще, нельзя энергичнее подчеркнуть идею суверенитета, чем это сделал 8
лет спустя, при переговорах по поводу заключения Парижского пакта, Келлог,
заявивший, что каждое государство является единственным судьей своих дейст¬
вий в вопросах своего существования.
В некоторые времена суверенитет государства обожествлялся, в другие времена
его проклинали, а иногда его обожествляли и проклинали одновременно. Так и те¬
перь. Может быть, мы переживаем какой-то переходный период. Может быть,
происходит переоценка ценностей. Может быть, мировая сообщностъ станет
высшим политическим началом народов взамен отдельных государств, как это бы¬
ло, по крайней мере, до сих пор. Может быть, мы дойдем до того, что факт развязы¬
вания войны, которая достойна осуждения с моральной и юридической точки зре¬
ния, будет восприниматься правосознанием всех людей как величайшее преступле¬
ние против мировой общности; может быть, мы дойдем до того, что граждане будут
иметь право, даже должны будут выдавать свое правительство, развязавшее войну,
и это не будет называться государственной изменой. Но пока большинство народов,
не говоря уже о том, что все народы не придерживаются такой точки зрения.
Наказание отдельных лиц в соответствии с нормами международного права за
нарушение мира между отдельными государствами возможно только в том слу¬
чае, если будут уничтожены основы действующего международного права и
представления, в течение веков прочно укоренившиеся в сознании европейских на¬
родов, основы и представления, согласно которым государство, свое суверенное
государство, является непременной основой существования свободы личности.
Обвинение мысленно уничтожает немецкое государство, и как раз в тот период,
когда оно еще стояло полно сил и действовало через свои органы. Обвинение должно
поступать так, если оно хочет привлечь отдельных лиц к ответственности за наруше¬
ние мира между государствами. Оно вынуждено превратить подсудимых в частных
лиц. Затем при помощи правовых норм, заимствованных из англо-саксонского и нам
совершенно чуждого права, оно связывает подсудимых, как частных лиц, с загово¬
ром, объединяет их в многомиллионные организации и группы, названные преступ¬
ными, и таким образом, снова выставляет их только как государственных деятелей.
Все это опирается на положение Устава, которое тем самым узаконивает прин¬
ципиально новое, как это следует из сравнения, сделанного Главным Обвините¬
лем от Великобритании, с действующими сейчас нормами международного пра¬
ва. То, что, зародившись в Европе, распространилось, в конце концов, на весь мир
78 Скотт, Ямес Браун, подчеркивает великую заслугу американских делегатов в тот период в области права
(Хаус Сеймор «Что происходит действительно в Париже». Нью-Йорк, 1921 (Приложение 2. Разд. 43. С. 122 цели¬
ком); Вильямс Е.Т. «Конфликт между тоталитарным государством и демократией» // «Американский журнал».
1938. № 32. С. 663-664; Кельзен Ганс «Коллективная и индивидуальная ответственность». С. 541 (Приложение 2.
Разд. 57. С. 171. Цитата 15; С. 172. Цитата 17). Сравни также: Борхарда, Эдвина. «Нейтралитет и ненейтралитет» //
Американский журнал». 1938. № 32. С. 778 и след. (Приложение 2. Разд. 53. С. 155. Цитата 17).
31
и что называется международным правом, является по существу правом сущест¬
вования (координации) суверенных государств. Сравнивая положения Устава с
этим правом, надо сказать: положения Устава отрицают основы этого права,
они предвосхищают право мирового государства. Они революционны. Может
быть, в надеждах и чаяниях народов им принадлежит будущее.
Юрист, а я могу здесь говорить только как юрист, должен лишь констатиро¬
вать, что они новы, настолько новы, что опрокидывают все старые положения.
Право решать вопрос о войне и мире между государствами не входило составной
частью в эти положения, оно не могло входить в них. Они становятся уголовными
законами, имеющими обратную силу.
Б
Если я правильно понял, господин Главный Обвинитель от Франции в своей, по-
человечески глубоко захватывающей речи, признал суверенитет государств и со¬
вершенно верно усмотрел неразрешимое противоречие, существующее между Ус¬
тавом и действующими нормами международного права и заключающееся в том,
что отдельные лица привлекаются к уголовной ответственности за нарушение мира
государствами. Поэтому он переносит рассмотрение дела из плоскости междуна¬
родного права в плоскость внутригосударственного права. Могло бы быть так, что
после войны немецкая нация рассчиталась бы с людьми, ответственными за развя¬
зывание войны. Но теперь вся жизнь немецкого народа парализована, и за это взя¬
лись иностранные державы, которые, действуя совместно, согласно заключенным
договорам, осуществляют в Германии власть. Устав определил нормы, которыми
должен руководствоваться Суд в рассмотрении дела при вынесении приговора.
Оставим в стороне вопрос, верно это с юридической точки зрения или нет.
Если бы даже это было верно, наш вопрос не менялся: исходя из этой позиции,
как и с позиции меэ/сдународного права, мы должны знать в какой мере Устав
определяет законы уголовного права, имеющие обратную силу. Нам следует
сравнить положения Устава не только с международным правом, которое было
действительно для Германской империи и которое нашло свое отражение во
внутригосударственном праве, но и с внутригосударственным уголовным правом,
которое ко времени совершения действий подсудимыми было для них обязатель¬
но. Очень может быть, что одно государство, член сообщности государств, в сво¬
ем уголовном праве космополитичнее, чем теперешнее международное право. В
этом случае норма Устава, являющаяся новой по сравнению с существующими
нормами, соответствует имеющемуся внутригосударственному закону, но это не
уголовный закон, имеющий обратную силу. Как рассматривали в соответствии
с внутригосударственным уголовным правом, нормы которого были применимы
к подсудимым во время подготовки и развязывания войн, нарушение мира между
государствами и, в частности, нарушение договора о ненападении.
Могло быть так, что в государстве под угрозой наказания находились люди, ко¬
торые вопреки обязательствам, данным этим государством по линии международ¬
ного права, подготовили, развязали и провели войну79. Но практически это не вер¬
79 Кельзен думает, правда, что такого государства нет. («Коллективная и индивидуальная ответствен¬
ность». С. 543 (Приложение 2. Разд. 7. С. 173. Цитата 20).)
32
но. Ибо вопрос о привлечении этих лиц к ответственности внутри страны реша¬
ется исходом войны. Правительству, одержавшему в войне победу, никакой суд не
угрожает. В случае поражения, как раз оно определяет степень их наказания.
Во всяком случае, положения Устава о наказании за нарушение мира между го¬
сударствами новы по сравнению с внутригосударственным уголовным правом, ко¬
торое распространялось на подсудимых ко времени совершения ими их действий.
Если положение «пи11а роепа зте 1е%е» понимать не так, как оно понимается
на европейском континенте, т.е., что закон в смысле 1ех - это государством уста¬
новленная норма, государственный закон, а придерживаться той точки зрения,
что закон в смысле 1ех - может быть укоренившейся нормой морали, добрых
обычаев, тогда у нас остается один вопрос: чувствовали ли подсудимые, бывшие
министры, военные начальники, руководители хозяйств, руководители высших
учреждений, когда они совершали свои дела, что они действуют против своего
долга, могли ли они вообще предполагать, что за это они будут подвергнуты на¬
казанию по закону, который будет выработан потом.
Ответ на этот вопрос может быть дан только после того, как мы познакомимся с
сущностью немецкого государственного порядка в момент совершения действий.
Германское государство входило в сообщество государств, причем это осу¬
ществлялось в той форме и в том виде, как они складывались в каждый отдель¬
ный период времени. Так, как это бывает с каждым членом сообщества госу¬
дарств. Соединенные Штаты и Британская Империя, Союз Советских республик
и Французская республика, Бразилия и Швейцария входят в правовое сообщество
народов с тем государственным порядком, какой у них есть.
С полным правом обвинение предприняло попытку мысленно охватить эту
конкретную форму существования империи. Ибо без такой попытки никто на
данном процессе не может решить, что верно, что нет. Впрочем, мне кажется, что
и по многим вопросам морального порядка, которые здесь поднимались, следова¬
ло бы предпринять такую же попытку. Но я боюсь, что та картина, которую нари¬
совало Обвинение, не поможет подойти к истине в такое мере, в какой это необ¬
ходимо, несмотря на всю сложность дела.
Обвинение исходит из того, что существовал заговор пары десятков преступ¬
ников о завоевании всего мира. Если рассматривать дело так, то суть немецкого
государства превращается только в тень или инструмент. Но это государство су¬
ществовало уже давно, никто не может сбросить с весов огромный вес его исто¬
рии. Многое из такой истории, как во внутри нее, так и особенно во внешнеполи¬
тической жизни страны, впервые сделало возможным или облегчило приход Гит¬
лера к власти; многое из этой истории руководило Гитлером при выборе им своих
целей и средств, подталкивало его, ограничивало и тормозило его, оказывало
влияние на успех или неуспех в его мероприятиях.
Конечно, обвинение право, акцентируя внимание на принципе фюрерства (во¬
ждизма). В самом деле: в глазах немецкого народа, как и всей мировой общест¬
венности этот принцип фюрерства, начиная с 1933 года, является основным
организационным принципом развития империи.
Правда, однозначным он не был никогда. В течение времени его сущность из¬
менялась. В жизни людей «фюрерство / от слова <фиеНгеп», вести, вождь и «власт¬
вование» представляют собою в корне противоположные вещи. Бывает, я бы ска¬
зал, бездушное, механическое управление людьми, властвование, командование,
33
но бывает и другое: руководитель являет собою образец, идет впереди движения,
а за ним идут его добровольные последователи, он ведет их за собой. Это и есть
фюрерство (дословно вождение), или как бы оно там ни называлось. Различие
этих двух принципиально разных методов управления людьми часто трудно вы¬
разить. На немецком языке это трудно выразить потому, что слово «вести»
(йюЬгеп) употребляется, иногда, в смысле «господствовать, властвовать»
(ЬеггзсЬеп). Кроме того, различие этих двух понятий затрудняется еще и тем, что
между одними и теми же людьми на первое место выступает то «фюрерство», то
«господство», «властвование», используемое при «фюрерстве». Любое государ¬
ство стояло, стоит и будет стоять перед проблемой, как ему увязать эти методы
друг с другом, чтобы они друг друга дополняли, развивали, контролировали. Оба
эти метода встречаются всегда и всюду. Еще никогда и нигде не было действи¬
тельно великого властителя, который не был бы одновременно вождем, «фюре¬
ром». Этому закону подчиняются и маленькие «властители». А гитлеровский ре¬
жим, во всяком случае в начале, создал синтез этих двух методов, который
имел, по крайней мере, видимость неимоверно большой эффективности.
Этому синтезу приписывали, и может быть, не без основания, многое из того,
чему мир поражался, как результатам неслыханной мобилизации, концентрации и
увеличения сил нации, относясь к этому то одобрительно, то, и притом чаще, не¬
одобрительно.
Этот особый синтез вождя и командира нашел себе наиболее полное выраже¬
ние в личности самого Гитлера, в его действиях вождя, как, например, в его речах
и его приказах. Действия Г итлера как вождя и как командира стали движущей си¬
лой всей немецкой государственной жизни того времени. Этому явлению надо от¬
дать должное. Для оценки чудовищного фактического материала, представленного
здесь, оно имеет вообще решающее значение. При всей осторожности, само собой
разумеющейся для каждого научно мыслящего человека и обязывающей его испы¬
тывать почти непреодолимое недоверие к каждой попытке охватить и оценить со¬
бытия совсем недавнего прошлого, может быть, будет дозволено осмелиться ут¬
верждать следующее: с течением лет Гитлер отдавал все большее и большее пред¬
почтение приказу в ущерб действиям вождя и, наконец, выдвинул его на первый
план в такой мере, что именно он, приказ, а не действие, характерное для вождя,
стало всерешающим фактором. Из вождя Г итлер превратился в настоящего дик¬
татора. Речи, в которых он повторялся до того, что надоел самым ярым привержен¬
цам, и перекричал себя до того, что начал огорчать этим своих вернейших последо¬
вателей, стали реже, законодательная машина вертелась все быстрее. Будущее, мо¬
жет быть, узнает, как сильно изменилось отношение немецкого народа к Гитлеру
еще до войны, что было причиной и следствием этого изменения.
В то время, как Гитлер в вопросах внешней формы, а именно в вопросе о том,
как называть его, настаивал, чтобы его называли не «фюрером и рейхсканцле¬
ром», а просто «фюрером», управление государством шло прямо противополож¬
ным путем: метод, характерный для вождя, все более и более исчезал, оставался
метод господства, властвования в его чистом виде. Приказ фюрера стал цен¬
тральным элементом всего немецкого государственного устройства.
В этой общественной иерархии подобное развитие, скорее, увеличило, чем
уменьшило влияние Гитлера. Немецкие чиновники и офицеры в своем большин¬
стве не видели затем методом, который должен был быть характерным для вождя
34
и который все организовывал, ничего другого, кроме аппарата власти, к которому
приклеивали новый ярлык, который сделали по мере возможности еще более бю¬
рократическим и который существует наряду с государственным аппаратом. Ко¬
гда приказ Гитлера стал альфой и омегой, они почувствовали себя снова в своей
стихии. Чуждое, загадочное исчезло. Оба были снова в своем мире субординации.
Это развитие придало приказам фюрера в их глазах какой-то особый ореол. Про¬
тив приказа фюрера (вождя) возражать нельзя было. Пусть имелись некоторые
сомнения, но если фюрер настаивал на своем, вопрос был решен. Его приказ был
чем-то совершенно иным, чем приказ любого другого руководителя иерархии, во
главе которой он стоял.
Таким образом, мы подошли к основному для данного процесса вопросу: что
представлял собой приказ Гитлера в государственном порядке Германии? Отно¬
сится ли он к числу тех приказов, отводимых Уставом от настоящего Суда как
моменты, которые, несмотря на наличие преступления, освобождают преступ¬
ника от наказания?
Для юриста, выросшего в обычных условиях так называемого правового госу¬
дарства, было, может быть, труднее, чем для других людей прослеживать, как
вначале медленно, а потом все быстрее один за другим разрушались элементы,
свойственные правовому государству, ибо при новом порядке он так и не почув¬
ствовал себя дома, но всегда одной ногой стоял вне этого порядка. И именно по¬
этому он лучше, чем кто-либо другой знает особенности этого порядка.
Попытаюсь объяснить его.
Государственные приказы, устанавливающие новые нормы и разрешающие
конкретные вопросы, могут всегда сравниваться с уже существующим зафикси¬
рованным и не зафиксированным правом этого государства, а также с нормами
международного права, нравственности, религии. Кто-то, пусть это будет собст¬
венная совесть приказывающего, постоянно спрашивает: приказывающий прика¬
зал что-то, на что он не имел права? Или: он составил и объявил свой приказ не¬
допустимым образом? Неизбежная проблема, возникающая перед каждым на¬
чальником, состоит в следующем: должен или может он представить членам ие¬
рархии, своим чиновникам и офицерам право или даже обязать их проверять каж¬
дый приказ, который требует от них повиновения, верен ли он, и в соответствии с
этим решать, повиноваться ему или нет?
История не знает еще ни одного начальника, который бы ответил на этот во¬
прос утвердительно. Только некоторым членам иерархии предоставляется это пра¬
во; да и им не в полной мере. Так, например, было при крайне демократическом
государственном порядке Германской империи в период Веймарской республики
или есть теперь в условиях оккупации Германии четырьмя великими державами.
Раз подобное право проверки правильности приказа не представляется чле¬
нам иерархии, приказ для них всегда правилен.
Каждое государственное право, в том числе и право современных государств,
знает государственные акты, которые государственные учреждения выполняли,
тогда когда они были заведомо ошибочными. Определенные нормы, решения по
отдельным конкретным вопросам, принявшим силу закона, действуют и в том
случае, когда приказывающий выходит за рамки своей компетенции или ошибся
в выборе формы. Уже только потому, что есть предел инстанциям, имеющим пра¬
во отдавать приказы, в условиях любой формы властвования должны быть какие-
35
то приказы, выполнение которых при всех обстоятельствах для членов иерархии
совершенно обязательно, которые, следовательно, для подчиненных правильны,
хотя лица, не имеющие к этому приказу отношения, могут утверждать, что со¬
гласно нормам права данного государства или межгосударственного права эти
приказы ошибочны по содержанию или по форме.
Например, в последовательно демократических государствах приказ, данный в
решении плебисцита, является, вообще говоря, действующей нормой права и обя¬
зателен для всех. Еще Руссо знал, в какой мере общая воля может нарушить спра¬
ведливость, он понимал, что приказы этой общей воли обязательны для всех.
В непоследовательно демократических государствах ту же силу имеют реше¬
ния конгресса, национального собрания, парламента.
При смешанном, т.е. полупоследовательном демократическом порядке Вей¬
марской конституции Германской империи законы, принятые в рейхстаге боль¬
шинством голосов, достаточным для того, чтобы внести изменения в Конститу¬
цию, были при всех обстоятельствах верны для всех, в том числе и для независи¬
мых судов, они были верны и в том случае, если законодатель в значительной или
в незначительной степени нарушил нормы негосударственного порядка, напри¬
мер церковные или нормы международного права. В последнем случае империя
поступала неправильно с точки зрения международного права. Правда, она и не
заботилась о том, чтобы ее законы соответствовали этим нормам, согласно кото¬
рым она должна была бы отвечать за устранение последствий нарушения этих
норм. Но, пока данный закон не был отменен по нормам немецкого конституци¬
онного права, все должностные лица иерархии должны были следовать ему. Ни
один руководящий деятель не имел права, не говоря уже об обязанностях прове¬
рять правомерность этого закона с тем, чтобы в результате этой проверки решить,
выполнять его или нет. Нет ни одного государства в мире, в котором бы дело
обстояло иначе. Оно не обстояло иначе и оно не может обстоять иначе. У каждо¬
го государства были такие случаи, когда приказы его высшего руководства, вы¬
полнение которых было обязательно для всей иерархии, если государственный
порядок вообще должен сохраниться, иногда находились в противоречии с нор¬
мами международного права, божественного права, естественного права, разум¬
ного права. Хорошее правительство старается избегать таких конфликтов. К боли,
даже к отчаянию многих немцев, Гитлер часто создавал подобные тяжелые кон¬
фликты. И уже только поэтому его правление не было хорошим правлением, хотя
в некоторых областях оно на протяжении нескольких лет имело успех. Однако
здесь следует сказать следующее: эти конфликты никогда или, по крайней мере,
не сейчас же затрагивали интересы всего народа или всю иерархию, причем инте¬
ресы не жизненно важные. Иногда они только касались их. Не говоря уже о тех
конфликтах, которые остались неизменными подавляющему большинству народа
и иерархии, не говоря уже о тех приказах, в которых Гитлер не только в отдель¬
ном случае проявил нечеловеческую жестокость, но просто шагнул за пределы
человеческого. Это часто академический вопрос: укрепилась бы власть Гитлера
так сильно и продолжалась бы она так долго, если бы эти нечеловеческие жесто¬
кости стали бы известны значительной части народа и иерархии? О них они не
знали. В государстве, где вся власть принимать окончательные решения сконцен¬
трирована в руках одного единственного человека, являются, по крайней мере,
обязательными для каждого члена иерархии. Этот один человек является сувере¬
36
ном. Он для них Ы&Ъиз зоШиз, как это, насколько мне известно, впервые излага¬
лось во французском учении о государстве столь же остроумно, как и красноре¬
чиво. Мир сталкивается с подобным явлением не впервые. Прошедшим эпохам
такие явления казались даже нормальными. В современном мире конституций, в
мире, где власть разделяется на сферы, контролируемые народом, абсолютное
единовластие является принципиально невозможным. И, если сегодня это не име¬
ет места, то все-таки в один прекрасный день мир узнает, что огромное большин¬
ство мыслящих немцев думали об этом моменте не иначе, чем большинство пред¬
ставителей других народов в Европе и за ее пределами. Подобные Конституции,
предусматривающие абсолютное единовластие, возникают все же в результате
событий, которые ни один человек не может обозреть во всейг полноте, а тем бо¬
лее руководить ими по желанию.
Такое положение сложилось в Германской империи начиная с 1933 года. Вот,
что стало: постепенно во многих областях из Веймарской парламентарной рес¬
публики, превратившейся при Гинденбурге в республику, во главе с президентом,
в результате процесса, который частично с помощью государственных актов дви¬
гал вперед развитие, подчеркивая при этом легальные нормы, что можно просле¬
дить по государственным документам, частично, однако, создавал обычные нор¬
мы по установившемуся шаблону. Имперский закон от 24 марта 1933 г., согласно
которому был введен имперский правительственный закон и тем самым практи¬
чески упразднялось разделение сфер власти по установившимся понятиям, был
принят в соответствии с протоколом заседания рейхстага большинством голосов,
достаточным для внесения изменений в Конституцию. Но все-таки было высказа¬
но сомнение относительно правильности принятия этого Закона, так как часть
избранных депутатов не была допущена к заседанию полицейским путем, а дру¬
гая часть присутствовавших депутатов была запугана, так что лишь только мни¬
мое большинство, имевшее право изменить Конституцию, приняли закон. Да, при
этом говорили, что ни один рейхстаг, даже при подаче всех голосов, в присутст¬
вии всех депутатов, не мог бы отменить основной принцип Конституции о разде¬
лении сфер власти, так как ни одна Конституция не может санкционировать свое
самоубийство. Нам не нужно исследовать это обстоятельство: введенный Импер¬
ский правительственный закон так прочно укрепился в результате неоспоримой
практики, что лишь только полностью чуждая действительности формальная
юриспруденция может пытаться использовать параграфы Конституции, вопреки
жизненной практике и пытаться игнорировать происшедшее в конституции изме¬
нение. По этой же причине ошибочным является рассуждение, при котором игно¬
рируется то обстоятельство, каким образом правительственный закон, т.е. закон
кабинета министров превратился привычным путем в одну из многих форм за¬
конодательства фюрера. В основе любого государственного порядка, как и всяко¬
го порядка вообще, лежит традиция. С тех пор, как Г итлер стал главой государ¬
ства, практика быстро привела к тому, что Гитлер противостоял иерархии и всему
народу как неоспоримый и бесспорный обладатель любого правомочия. Результа¬
том развития, однако, явилось следующее: Гитлер стал высшим лицом, устанав¬
ливавшим нормы, равно как и издававшим единоначальные приказы.
Он не стал этим лицом в результате неожиданных успехов или в результате
того, что в Германии или за границей рассматривалось просто как везение, осо¬
бенно во время войны. Вероятно, германский народ - при большом отличии севе¬
37
ра от юга, запада от востока - особенно легко подчиняется фактической власти,
особенно легко поддается руководству на основе приказа, особенно привык к
мысли о верховной власти. Таким образом, весь процесс протекал в благоприят¬
ных условиях. Не совсем ясно в конечном итоге было лишь только отношение
Гитлера к правосудию. Ибо даже в гитлеровской Германии нельзя было изгнать
мысль о том, что необходимо, чтобы независимые суды осуществляли правосу¬
дие, по крайней мере, в тех делах, которые имели отношение к широким массам в
их повседневной жизни. Вплоть до верхушки партийных руководителей - об этом
свидетельствуют некоторые из предъявленных здесь речей тогдашнего имперско¬
го рейхсфюрера подсудимого доктора Франка - делались попытки оказать сопро¬
тивление, правда, не особенно успешные, когда также и судопроизводство по
гражданским делам, а также по общим уголовным делам должно было подчи¬
няться воле одного человека — «зге Ъо1о зю]иЪео». Однако: за исключением юсти¬
ции, фактически также поколебленной в своих принципах, абсолютное единовла¬
стие было полностью представлено.
Помпезное заявление рейхстага о правомочиях Гитлера в империи от 26 апре¬
ля 1942 г.80 в действительности было лишь только констатацией того, что давно
существовало на практике.
Приказ Гитлера уже задолго до Второй мировой войны имел силу закона.
Прочие государства относились к Германской империи, имевшей такое госу¬
дарственное устройство, как к равной стороне, и именно во всех областях поли¬
тики. Я не хочу при этом распространяться о том, что так запечатлелось в памяти
германского народа и что имеет такое роковое значение для любой оппозиции, о
том, что происходило в 1936 году во время олимпийских игр, во время такого
торжества, явиться на которое Гитлер не мог бы приказать делегациям других
наций, подобно тому, как он посылал немцев на Нюрнбергский съезд партии со
всеми его государственными манифестациями. Я, напротив, хочу указать на то,
правительства могущественных держав мира рассматривали слово этого «всемо¬
гущего» человека как распоряжение окончательное и обязательное для каждого
немца, не допускающее возражения, и при этом принимали свои решения относи¬
тельно величайших вопросов, основываясь на том факте, что приказ Гитлера
считался приказом, не допускающим возражения.
На этот факт ссылались, привожу лишь только самые яркие примеры: когда
английский премьер-министр Невиль Чемберлен после конференции в Мюнхене,
приземлившись в Кродене, предъявил известное соглашение, которое должно бы¬
ло обеспечить мир; на этот факт ссылались, когда началась битва против этой
империи, как варварская деспотия одного человека. Еще никогда ни одно госу¬
дарственное устройство не нравилось одновременно всем людям, которые долж¬
ны жить при нем или испытывать его влияние за границей. Государственное уст¬
ройство в Германии эпохи Гитлера не нравилось как внутри страны, так и за гра¬
ницей особенно, многим людям, число которых все время увеличивалось. Но это
нисколько не изменяет того обстоятельства, что это государственное .устройство
все же существовало. И не в последнюю очередь из-за того признания за рубежом
и той эффективности, которая заставила английского премьер-министра в крити¬
80 Сравни текст в Приложении 1. Разд. 9. С. 42.
38
ческую минуту сделать ставшее всему миру известным заявление о том, что де¬
мократическому режиму, смотря по обстоятельствам, нужно на два года больше,
чем тоталитарным правительствам, чтобы достичь определенной цели. Лишь
только тот, кто жил дрожа, будучи словно изгнанным из гущи собственного на¬
рода, среди масс, слепо верующих, боготворящих этого человека, как непогре¬
шимого, тот знает, как сильно укрепилась власть Гитлера среди следовавших за
ним безыменных, бесчисленных людей, ожидавших от него лишь только хороше¬
го и лишь только правильного. Они его не знали лично, для них он был таким,
каким его сделала пропаганда, и в ее освещении он был таким чуждым любого
компромисса, что каждый, кто мог наблюдать его вблизи и видел его другими
глазами, отчетливо понимал, что восставать совершенно бесполезно и что в гла¬
зах других людей этот шаг не будет даже мученичеством.
Поэтому разве не возникает противоречие, если в основу этого процесса бу¬
дут положены одновременно два следующих утверждения?:
1) Империя являлась деспотией одного человека и поэтому представляла собой
мировую опасность.
2) Каждое руководящее лицо обладало правом, в этом даже заключается его
долг, подвергать рассмотрению приказы этого человека и в зависимости от ре¬
зультата этого рассмотрения следовать или не следовать им.
Руководящие лица не имели права, а также на них, тем более не возлагалась
обязанность подвергать контролю с точки зрения законности приказы человека,
пользовавшегося единовластием. Для них эти приказы вообще не могли быть
противозаконными за одним, правда, лишь мнимым исключением, о котором бу¬
дет позже речь, а именно - за исключением тех случаев, в которых лицо, пользо¬
вавшееся единовластием, согласно неоспоримым нормам нашей эпохи, выходило
за пределы любого человеческого порядка, в которых действительный вопрос о
праве или нарушении права вовсе не ставился и тем самым не возлагалась задача
действительного контроля.
Именно воля Гитлера являлась последним критерием при их рассуждениях о
том, что следует и чего не следует делать. Приказ Гитлера пресекал всякое об¬
суждение. Поэтому: тот, кто в качестве руководящего члена иерархии ссылает¬
ся на приказ фюрера, тот не пытается привести доводы, избавляющие его от
судебного преследования за противозаконные действия, тот лишь оспаривает
утверждение, что его поведение является противозаконным, потому что при¬
каз, которому он следовал, является неприкосновенным в правовом отношении.
Лишь только тот, кто постиг это, может понять ту тяжелую внутреннюю борь¬
бу, которую в течение этих лет должны были вести многие должностные лица
Германии по поводу того или иного указа или решения Гитлера. В таких случаях
для них речь шла не о конфликте между правом и нарушением права: споры о
законности утратили свое значение. Для них речь шла об узаконивании: земное
право и божественное право противостояли друг другу значительно дольше,
сильнее и чаще. Поэтому: что бы ни понимал Устав под приказами, которые он
отрицает, как причину, исключающую судебное преследование, можно ли все-
таки под этим подразумевать приказ Гитлера? Может ли этот приказ подойти под
рубрику, предусматриваемую уставом? Но следует ли рассматривать этот приказ
как то, чем он стал согласно установившемуся в Германии внутреннему порядку,
который открыто или молча признавался сообществом государств?
39
Многим немцам с самого начала не нравилась власть Гитлера, а для многих,
которые сначала приветствовали ее, потому что они стремились к ясным, быст¬
рым решениям, она стала впоследствии кошмаром. Но это ничего не изменяет в
следующем положении; разве те лица, которые охотно или неохотно на основе
существовавшего порядка выполняли в рядах иерархии свой долг, не должны
воспринимать как несправедливость то, что их осуждают за то, что они соверши¬
ли или не совершили действие, которое повелел Гитлер?
Сообщество государств могло ведь отказаться принять в члены или теперь в
своем составе государства, которые обладают Конституцией, устанавливающей
деспотический строй. Но до сих пор это не имело места. Если в будущем дела
должны обстоять по-другому, то для этого государствам, в которых отсутствует
деспотия, нужно принять надлежащие меры против того, чтобы ни один из чле¬
нов семьи государств не превратился в деспотию и чтобы ни одно из государств с
деспотическим строем не вошло бы в круг членов этой семьи. Сегодня становится
все более очевидным, что этот момент является решающим в нашем вопросе.
Видимо, наличествуют какие-то совершенно особые условия, если целая совре¬
менная нация позволяет, чтобы ею управляли с помощью деспотических средств,
даже если эта нация так склонна к повиновению, как германская. А пока сущест¬
вуют такие условия, то внутри государства не может быть противодействия. В
этом случае может помочь лишь окружающий мир. А если этот окружающий
мир, вместо помощи, признает существующий порядок, то тогда неизвестно, ка¬
ким образом внутреннее сопротивление должно быть успешным. Указывая на эти
особые установки и на признание со стороны окружающего мира, мы обращаем
внимание на те факты, за наличие которых, например, в нашем случае, не был
ответственен ни один немец, но которые не могут уже исчезнуть, если будет по¬
ставлен вопрос о том, как все это могло иметь место. Затем нужно обратить вни¬
мание на некоторые другие факты, без знания которых нельзя полностью понять,
как могло так чудовищно сильно укрепиться абсолютное единовластие Г итлера.
Гитлер объединял в своем лице всю власть отдачи высочайших приказов, не под¬
лежащих контролю, приказов, обязательных в законодательном и администра¬
тивном отношении. Находясь непосредственно в его руках, государственная
власть распределялась на едва обозримые сферы компетенции. Но эти сферы не
всегда резко ограничивались. При современных государственных устройствах,
особенно в крупных государствах, в век техники этого едва ли можно избежать.
Однако склонность к тому, чтобы переоценивать вопросы, охватываемые данной
сферой компетенции, была в Германии, безусловно, не слабее, чем в какой-либо
другой стране. Тем самым было значительно легче воздвигнуть перегородки меж¬
ду отдельными ведомствами. Каждое ведомство ревниво следило за тем, чтобы
другое не вторглось в его пределы. Повсюду наблюдались тенденции других ве¬
домств к расширению своих полномочий; при том обилии задач, которыми обре¬
меняет себя, так называемое, тоталитарное государство, нельзя обойтись без
двойственных и тройственных полномочий. Борьба между ведомствами была не¬
избежной. Если существовал заговор, как считает Обвинение, то заговорщики
были удивительно неспособные организаторы. Вместо того, чтобы быть заодно и
идти вместе сквозь огонь и воду, они боролись против друг друга. Вместо кон¬
спирации, налицо предание гласности.
40
Еще нужно будет написать историю соперничества и недоверия друг к другу
сильных мира сего при режиме Гитлера. И вот, представьте себе, как различные
ведомства в отношениях друг к другу и внутри своих аппаратов окружали себя
тайной: в отношениях между ведомствами и внутри ведомств от ступени к ступени
и на отдельных ступенях все большее число дел носило гриф «секретно». Никогда
в Германии не были так сильны проявления «общественной жизни», т.е. не частной
жизни, как при Гитлере; но никогда общественная жизнь не была так скрыта от на¬
рода и, прежде всего, от отдельных членов иерархии, как при Г итлере.
Высшая воля была просто технической необходимостью. Она являлась механиз¬
мом, сдержавшим все строение. Руководящему лицу, один из приказов которого вы¬
зывал сомнение или даже отпор со стороны других руководителей, нужно было
лишь только согласиться на приказ от фюрера и он побеждал в игре. Многие, очень
многие из тех немцев, которые воспринимали режим Гитлера как невыносимый и
ненавидели самого Гитлера, как исчадие ада, однако с большой тревогой ожидали
ухода этого человека с политической арены лишь только потому, что они призаду¬
мывались: что будет, если этот механизм исчезнет? Это был заколдованный круг.
Я повторяю: приказ Гитлера являлся для человека, к которому он относился,
обязательным, а именно юридически обязательным, даже если эта директива про¬
тиворечила международному праву или другим принятым критериям.
Но разве не существовало какой-то границы? Приверженцы Гитлера среди
народа, правда, в первые годы, т.е. в период утверждения власти, в эпоху посте¬
пенного образования порядка, основанного на единовластии, видели в своем фю¬
рере государственного правителя, стоящего близко к народу, самоотверженного,
ориентирующего с почти сверхчеловеческой уверенностью и ясно мыслящего,
ожидали от него лишь наилучшего и тревожились только об одном: выбрал ли он
себе в качестве помощников подходящих людей и был ли он всегда осведомлен о
том, что они вершили. Вот этому Гитлеру было предоставлено чудовищное пол¬
новластие, он был наделен неограниченными полномочиями. Последние распро¬
странялись, как и в любом государстве, на издание также и суровых приказов. Но
никогда под этими полномочиями не подразумевались полномочия совершать
бесчеловечные жестокости. Здесь вышеупомянутая граница. Но такая граница
никогда и нигде с достаточной ясностью не устанавливалась. Германский народ
сегодня совершенно разобщен в своих мнениях, чувствах и намерениях, но в од¬
ном, за немногим исключением, он может быть единого мнения: он в качестве
обвинителя установил бы эту границу не снисходительнее, чем другие народы в
отношении своих деятелей. По ту сторону вышеупомянутой границы приказ
Гитлера не представлял собой больше юридической основы.
Но не нужно забывать, что эта граница, по существу дела является не только
расплывчатой, но в мирное время бывает другой, чем во время войны, которая
приводит к переоценке такого большого числа ценностей, когда люди всех наций,
именно в нашу эпоху, защищая свою честь, совершают действия, от которых
они при обычных условиях просто содрогнулись. Решение о ведении войны, не¬
смотря на ее чудовищные последствия, не входят в сферу, находящуюся по ту
строну границы ни у одного из народов мира.
Сам Гитлер по отношению к своим подчиненным не признавал этой границы
для бесчеловечных актов, во всяком случае, не признавал ее как границу повино¬
вения; протест в глазах человека, обладающего неограниченной властью для при¬
41
нятия решений и располагающего непоколебимым аппаратом, означал бы пре¬
ступление, заслуживающее смертной кары. Что должен был делать тот, кто полу¬
чал приказ из сферы по ту сторону границы? Ужасная коллизия. Нельзя добиться
силой ответа, данного в греческой трагедии, ответа Антигоны в аналогичном
конфликте. Противоестественно ожидать, чтобы такой ответ был массовым явле¬
нием, а тем более требовать такого ответа.
Прежде, чем мы перейдем к специальному вопросу относительно того, кто в
империи принимал решение о войне или мире, нужно обмолвиться еще одним
словом о тех формах, в которых появились приказы Гитлера.
Приказы Гитлера являются решениями этого одного человека, независимо от
того, отдаются ли они устно или письменно и в последнем случае, независимо от
того, какая степень официальности им придавалась. Имеются приказы Гитлера,
которые нужно без всяких сомнений признать как таковые. Они называются
«указом» («Эрдасс»), так, например, «Указ о создании протектората Богемия и
Моравия от 16.03.1936 г.» или «декретом» («феродрднунг»), как, например,
«Декрет о выполнении четырехлетнего плана» от 19.10.1936 г., или директивой
(«Вейзунг»), а также стратегическими распоряжениями, которые так часто упо¬
минались на этом процессе («энтшлисунген»), просто «решением» («бешлусс»)
или «постановлением» («анорднунг»). Часто под этими приказами стоит лишь
только имя Гитлера; иногда мы устанавливаем, что вмести с ним подписались
одно или несколько руководящих лиц, занимавших высокие или высшие посты в
гражданской или военной сфере. Но было бы принципиальной ошибкой предпо¬
ложить, что здесь речь идет о скреплении подписью в духе современного консти¬
туционного демократического права государств, управляемых конституционным
парламентарным образом, о скреплении подписью, которое заставляет нести от¬
ветственность перед парламентом или перед государственным судом. Приказы
Гитлера являлись его приказами и только его приказами. Он был слишком фана¬
тичным поборником принципа единоначалия, т.е. принципа, согласно которому
любое решение должно приниматься одним и лишь только одним человеком, для
того, чтобы он мог допустить что-либо другое, особенно в случае со своими распо¬
ряжениями. При этом мы совершенно не принимаем во внимание его самооценки.
Какое бы менее или более показное значение не имело такое подписание приказов
несколькими лицами, никогда не было сомнения в том, что приказы фюрера явля¬
лись только его решением, а не решением какого-либо другого лица. При этом сле¬
дует припомнить и те приказы, которые явились к жизни как имперские правитель¬
ственные законы или законы рейхстага. Если Гитлер подписывал закон имперского
правительства, то формально последний представлял собою документ, являвший¬
ся решением кабинета министров. Но в действительности события развивались та¬
ким образом, что также и имперские правительственные законы являлись лишь
только решением Гитлера, который предварительно давал части министров воз¬
можность изложить точку зрения их ведомств. И если Г итлер подписывал закон,
который согласно формуле своей вступительной части был издан рейхстагом, то
это было лишь формальностью. В действительности он представлял собою реше¬
ние Гитлера. Германский рейхстаг самое позже в сентябре 1933 г. не являлся боль¬
ше парламентом, а представлял собою собрание, голосовавшее за заявления и ре¬
шения Гитлера. Эти сцены законодательства казались многим людям внутри стра¬
ны и за границей своего рода попыткой представить демократические формы зако¬
42
нодательства в карикатурном смешном свете; никто - ни внутри страны, ни за гра¬
ницей ее воспринимали эти сцены как события, во время которых собрание в не¬
сколько сот человек принимает определенное решение после всяких размышлений
и прений. Но имеются также и такие приказы Гитлера, которые были подписаны не
им, но которые все-таки могут быть тотчас признаны как его приказы. Они изго¬
товлены имперским министром или одним из высокопоставленных руководящих
деятелей, который во вступительной части говорит: «фюрер распорядился» или
«фюрер приказал». Перед нами не приказ подписавшегося, а извещение подписав¬
шегося относительно устно отданного приказа Гитлера. Так, приказы Гитлера, как
Верховного главнокомандующего вооруженными силами, часто облекались в та¬
кую форму извещения. Наконец, имеются приказы Гитлера, которые остальные
могут признать, как таковые, только в том случае, если они знают правовые основы
государства. Если главный штаб вооруженных сил (ОКВ) издает приказ, то это все¬
гда приказ Г итлера. ОКВ (главный штаб вооруженных сил) состоял из Г итлера и из
его рабочего штаба. Право издавать приказы, распространившиеся за пределы шта¬
ба, находилось лишь только в руках Г итлера.
В наших обсуждениях относительно господствовавшего в гитлеровской импе¬
рии порядка, я между другими вопросами также уже рассмотрел вопрос, в чью
компетенцию входили окончательные решения, решения, жизненно важные для
существования этого государства и в особенности решения о войне и мире.
Келзен в своей большой работе, написанной в 1943 году, и которую я уже упо¬
минал81, говорит: «Очевидно один фюрер» («Тке Риекгег а1опе»). Мы должны
сказать: совершенно определенно, он один.
При Веймарской конституции эти вопросы входили исключительно в компе¬
тенцию одного лица: имперского законодателя. Ведь статья 45-я требовала для
объявления войны и заключения мира соответствующего имперского закона. Им¬
перский закон мог издать лишь рейхстаг или германский народ с помощью голо¬
сования. Таким образом, это не входило ни в компетенцию рейхспрезидента, т.е.
главы правительства, ни в компетенцию имперского правительства. Они с помо¬
щью актов, зиждущихся на их компетенции, могут лишь создавать такие положе¬
ния (как, например, рейхспрезидент, как верховный главнокомандующий воору¬
женными силами), которые лишат законодателя полной свободы при вынесении
решений; проблема, которая, как известно, стала практикой в Соединенных Шта¬
тах в отношениях между президентом и конгрессом, и которая поэтому была по¬
водом для серьезных дискуссий. В Германии времен Веймарской конституции
она не была практикой. Если бы, однако, законодатель с помощью закона принял
решение относительно войны, то тогда бы рейхспрезидент и вся государственная
иерархия, и прежде всего вооруженные силы были бы связаны этим решением без
права пересмотра или же права выступить с возражениями, если бы даже все ме¬
ждународники мира решили, что этот закон противоречит международному пра¬
ву. Веймарская демократия не потерпела бы, как и любое другое государство,
чтобы военные лидеры, как таковые, рассматривали бы все решения политичес¬
ких лидеров в таком духе, что при определенных условия они могли бы даже от¬
81 Келзен. Коллективная и индивидуальная ответственность. С. 546 (Приложение 3. Разд. 57. Цитаты (26)
и (25) на полях).
43
казаться от выполнения йх. Военные средства власти должны находиться в рас¬
поряжении политического руководства государства. В противном случае они во¬
обще перестанут быть средствами власти. Это было всегда так. Это должно будет
определенно стать так тогда, когда государства будут действительно придержи¬
ваться долга помощи против агрессоров.
Я уже показал, что в ходе постепенного преобразования, которое подчеркива¬
ло легальные формы, Гитлер занял место, всех высших руководящих лиц времен
Веймарской конституции и соединил в себе одном все высшие компетенции.
Его приказ был законом.
В государстве может быть, однако, такое положение, что тот, который в пра¬
вовом отношении является единственным лицом, решающим вопросы войны и
мира, на практике не является единственным авторитетным лицом в этих воп¬
росах, но если в каком-либо государстве оба этих начала соединились в одном
лице, т.е., когда одно и тоже лицо было единственно решающим с правовой точ¬
ки зрения лицом и одновременно единственно авторитетным на практике, то
таким государством была гитлеровская Германия. И если Гитлер по каким-
нибудь вопросам и принимал советы третьего лица, то, во всяком случае, не по
вопросам мира и войны. Он имел последнее слово при решении вопросов войны и
мира между Германий и другими государствами. Он один.
Я заканчиваю:
Осуждение отдельных лиц за нарушение мира между государствами является
с правовой точки зрения чем-то совершенно новым, тем новым, что вызовет це¬
лый переворот.
Посмотрим теперь на эти вещи с точки зрения Главных Обвинителей от Вели¬
кобритании или Франции.
Осуждение отдельных лиц за нарушение мира между государствами предпо¬
лагает иные нормы права, чем те, которые существовали во времена совершения
тех действий, которые разбираются сейчас данным Судом.
Правовая сторона вопроса о виновности - а я занимаюсь исключительно толь¬
ко этой стороной - поставлена тем самым во всей ее широте. Ибо никто из подсу¬
димых не мог иметь хотя бы одной из двух правовых картин мира, из которых
исходят господа Главные Обвинители.
Речь адвоката, доктора Отто Штамера
в защиту Германа Вильгельма Геринга
Высокий Суд!
Этот процесс имеет такие масштабы, такое историческое, политическое и пра¬
вовое значение, каких еще не знала история права, этот процесс, имеющий значе¬
ние не только для присутствующих здесь в зале подсудимых, но и для всего не¬
мецкого народа, вступает в новую фазу.
Слово имеет защитник, как это и предусмотрено статьей 24 «х» Устава. Поло¬
жение защитника на этом процессе особенно затруднительно, ибо очень неравное
соотношение сил Обвинения и защиты.
Обвинение имело возможность за несколько месяцев до начала процесса с
большим аппаратом опытных сотрудников обследовать все учреждения и архивы
внутри страны и за границей, а также допросить по всем вопросам свидетелей.
Таким образом, оно (Обвинение) было в состоянии представить Трибуналу ог¬
ромный документальный материал.
Трудность положения защиты усугубляется еще и тем, что англо-амери¬
канским процессуальным нормам, которым подчинен этот процесс, чужда одна из
норм немецкого уголовного права, по которой Обвинение обязано доставлять и
представлять доказательства, говорящие в пользу подсудимого. Поэтому и здесь
Обвинение, следуя тому принципу, что нельзя быть слугою двух господ, отказа¬
лось от представления Трибуналу опровергающего материала, который, безус¬
ловно, имеется в заграничных архивах.
Для защиты те источники, которыми так успешно пользовалось Обвинение, ос¬
тались недоступными. Она (защита) не имела права доступа в учреждения и архи¬
вы, и также не имела возможности исследовать заграничные архивы на предмет
отыскания материала, которым можно было бы воспользоваться на данном процес¬
се. По этой причине материал защиты остался неполным и недостаточным, несмот¬
ря на то, что защита получила широкую поддержку со стороны Трибунала в своих
ходатайствах об истребовании документов и в деле подбора материала.
После оглашения Обвинительного заключения рейхсмаршал Геринг на вопрос
господина председателя о том, считает ли он себя виновным или невиновным -
заявил: «Нет, я не считаю себя виновным в духе предъявленного мне обвинения».
Это заявление подсудимого требует рассмотрения всех пунктов обвинения, вы¬
двинутых Обвинением. Но подсудимый сам лично уже рассмотрел многие важные
для его защиты вопросы во время своего допроса. Он подробно высказал свое мне¬
ние относительно политических и военных событий и при этом подробнейшим об¬
разом осветил мотивы своих действий, а также и зарождение, и ход событий.
Я благодарен Высокому Суду за то, что подсудимому было разрешено пред¬
ставить все эти вещи во всей широте, так как он их видел, ощутил и пережил. Ибо
именно непосредственное личное повествование, и только оно, дает возможность
распознать действительные внутренние установки подсудимого и дает также воз¬
можность составить справедливое мнение о личности подсудимого. Такое знание
личности необходимо, если Трибунал хочет прийти к такому решению, которое
соответствовало бы не только объективному праву, а было бы и справедливым и
по отношению к особенностям совершившегося действия.
45
После того, как подсудимому дали возможность дать такие подробные показа¬
ния по своему делу, и эти показания были заслушаны Трибуналом, я не считаю
нужным заниматься каждым вопросом, по которому подсудимый уже дал необ¬
ходимые разъяснения. Поэтому я могу ограничить свою защиту следующими за¬
явлениями: «Мы стоим на рубеже огромных исторических эпох. Кончается одна
эпоха, которая больше определялась идеей свободы, чем идеей порядка. Это
стремление к свободе породило могучие силы, такие могучие, что в конце концов
с ними уже нельзя было совладать. Те бесспорные успехи в области науки, техни¬
ки, которые принесла с собой эта эра, дорого обошлись нам, они стоили нам на¬
рушения всего человеческого порядка и устранения мира на земле.
О более глубоких причинах этого рокового развития почти что совсем не го¬
ворилось здесь, в этом зале. Но для правильного понимания всех тяжких преступ¬
лений и заблуждений, на которых здесь строится обвинение, необходимо и осве¬
тить и исторический фон».
Господин Главный Обвинитель от Франции уже указывал на то, что корни на¬
ционал-социализма следует искать в далеком прошлом. Он проследил это развитие,
начиная с прошлого столетия. В «Речах к немецкой нации» Фихте он видит первый
шаг на пути неправильного развития немецкого характера. Фихте проповедовал
дух пангерманизма потому, что он хотел, чтобы мир был бы организован и задуман
другими таким, каким он себе его представлял и каким он хотел его видеть. Я не
понимаю, что нашло здесь свое выражение, кроме человеческого желания участво¬
вать в формировании общей судьбы, и если здесь выражено что-либо большее, то
каким образом? Только характер этих попыток участвовать в общей судьбе можно,
иногда, по праву подвергать критике. Показательным в этом отношении, мне ка¬
жется, является и одно Швейцарское высказывание. Там также утверждается, что
заблуждение немцев началось с Фихте. Но в этом высказывании Фихте не упрека¬
ют в пангерманизме, т.е. в желании поработить другие народы, его упрекают в том,
что он вообще начал объединять немцев в одну нацию. В этом и заключается якобы
попытка подражания французам и англичанам в то время, как немцам следовало бы
остаться народом из нескольких народов, это соответствовало бы немецкой сущно¬
сти. Ибо только такой народ как немцы могли бы продолжать свою историческую
миссию, т.е. могли бы оставаться ядром европейской федерации. Следовательно,
нельзя все развитие просто сводить к Фихте.
Если исходить с исторических позиций, оглядываясь назад, право нельзя оста¬
навливаться на Фихте, ибо его «Речи, обращенные к нации» являются только лишь
ответом на «Общий призыв», с которым обратилась к миру Французская револю¬
ция, их породило выступление Наполеона I. Надо пройти в обратном порядке всю
цепь причин и событий до самых истоков. И это начало, т.е. зарождение стремле¬
ния к личной и национальной свободе, которым характеризуется новое время, мы
находим в средневековье. В средневековье была преодолена многоцветная игра
национальных и империальных течений и боев, которая является характерной для
древних времен. И все это было преодолено идеей вечности, идеей христианской
церкви. Таким образом, динамика того времени была заменена статическим по¬
рядком, который, по учению церкви, был создан самим богом и который поэтому
считался «Милостью Божьей». Этот порядок стремился универсально охватить все
человечество и привести его к миру и священному покою. Средневековые пропо¬
ведники первыми сделали попытку рассмотреть войну с точки зрения правовых
46
принципов. До этого войну воспринимали только как естественное явление, такое,
как, например, болезнь или буря. Часто войну даже почитали как Суд Божий. Та¬
кие люди, как святой Августин и Томас фон Аквино выступили против этой точки
зрения и заявили, что следует делать различие между справедливой и несправед¬
ливой войной. И они делали это различие, опираясь на христианскую веру, не вы¬
ходя за рамки этой веры, которая говорила о том, что человек по повелению Гос-
пода должен выполнять установленный Богом во всем мире и обязательный для
всех нравственный порядок, на основании которого и следовало решать вопрос о
справедливости и несправедливости войны.
Это развитие, направленное на установление мира во всем мире, ушло в проти¬
воположную сторону, тогда, вместе с ренессансом и реформацией, были поколеб¬
лены духовные устои средневекового порядка, и жизнь, которая уже начала было
входить в рамки статического спокойствия, теперь превратилась в движение, ко¬
торое с каждым столетием все увеличивало и увеличивало свою скорость до мо¬
мента современной катастрофы. Стремящийся к свободе индивидуум освободил
себя от религиозных и сословных оков. Государство, само объявляющее себя су¬
веренным, рушило порядок, установленный Богом и проповедуемый церковью. Не
признавая над собой никакой силы. Оно по своему усмотрению завоевывало себе
жизненное пространство на этой земле и делало это до тех пор, пока более сильная
воля другого народа не устанавливала естественных преград. И с того времени
мир воцарялся только тогда, когда устанавливалось довольно неустойчивое равно¬
весие сил, которые теперь подчинялись своим собственным законам.
Так были созданы такие мировые державы, как Британская Империя, Россия,
Соединенные Штаты Америки и огромная Французская колониальная держава,
которые сегодня имеют жизненное пространство, занимающее половину всей
земной поверхности.
Цитировавшаяся здесь Обвинением теория деликта войны международника
Гроциуса не имела успеха потому, что она противилась динамике того времени.
Она только представляла собой попытку сохранить вышеупомянутое христиан¬
ское восприятие войны, придавая ему светское обоснование. Но из одной только
природы нельзя вынести правовой нормы. Ибо в природе нет другого масштаба,
кроме самих естественных сил. В природе действительно прав тот, кто сильнее.
Только метафизически право может быть рассмотрено как независимая сила,
стоящая над естественным инстинктом. Поэтому теория Гроциуса и должна была
в конце концов умереть в XVIII веке, так как светское мышление не может найти
критериев справедливой войны.
Это развитие от старого порядка к новой свободе, т.е. к борьбе всех против всех,
нашло свою высшую точку и кульминационный пункт в великой Французской рево¬
люции. Здесь, пытаясь возвысить разум до божества, были сделаны последние выво¬
ды и секуляризации (из превращения духовного состояния в светское). Но человече¬
ский разум оказался неспособным уравнять между собой такие противоречащие друг
другу идеалы, как свобода, равенство и братство, т.е. не смог практически осущест¬
вить правосудия. С того времени мир волнует вопрос о настоящем праве. Все социа¬
листические теории являются лишь попыткой разрешения этого вопроса. Люди
опять ищут безопасности и порядка после того, как их слишком уж разочаровала об¬
ратная сторона чрезмерной свободы. Одни хотят возвратиться к христианской боже¬
ской справедливости, другие хотят идти вперед и все же еще одолеть эту проблему с
47
помощью человеческого разума. Национал-социалисты и их самые революционные
вожди хотели пойти еще дальше назад и одновременно вперед к обожествлению са¬
мой жизни в биологическом и политическом мышлении. Они побеждены и они уш¬
ли. Еще не найдено решение проблемы мирового порядка. Но державы-победители
надеются приблизиться к этому решению через коллективное обвинение и осужде¬
ние побежденных, убрав их как преступников.
Правовые основы
Но откуда они (державы-победители) хотят взять масштабы, с которыми мож¬
но было бы подойти к разрешению вопроса о том, что справедливо и что неспра¬
ведливо в правовом отношении? Постольку, поскольку эти масштабы заранее да¬
ны действовавшим до сих пор международным правом, нет необходимости далее
рассуждать об этом. То, что Уставом этого Трибунала впервые создан особый
Суд для такого осуждения, я не буду здесь порицать. Но я решительно должен
возразить против применения этого Устава постольку, поскольку он хотел соз¬
дать материально новое право, угрожая наказаниями за действия, которые в пе¬
риод их совершения считались ненаказуемыми, по крайней мере, по отношению к
индивидууму. После того, как в ходе революционного развития, которое длилось
столетия, постепенно сносились устои универсального правового порядка сред¬
невековья и, кроме того, вместе с духовной автономией индивидуума перед анар¬
хией и в области нравственности были открыты все двери, после всего этого
нельзя актом насилия вдруг создать опять новое право. Это ведь как раз и было
действительной причиной всеобщего правового одичания, которое и породило
эти действия, на которых строится данное обвинение, т.е. причиной было то, что
люди разучились делать различие между такими понятиями, как сила и право.
Победа многочисленных революций над когда-то законными правителями милос¬
тью Божьей показала, что впереди идет сила, а затем уже право и первое по сво¬
ему усмотрению измеряет второе. И как же можно было после этого вообще от¬
личать право как-либо иначе, как только вместе с той силой, с которой оно, это
право, пробилось вперед и сумело себя отстоять. Так дело дошло до принципа
относительности в правовых концепциях, до так называемого правового позити¬
визма, при котором уже не обращалось внимания на моральное оправдание права.
Можно ли ожидать, что наказания будут признаны справедливыми, если пре¬
ступник сам. не мог рассчитывать на эти наказания, ибо в то время они не угрожа¬
ли ему и он считал себя вправе выводить справедливость своих действий, учиты¬
вая только лишь политическую цель? Разве может здесь помочь ссылка на закон
нравственности, этот закон нужно еще найти? Судья Джексон, правда, считает,
что нацистское правительство с самого начала не являлось представительством
законного государства, которое преследовало бы законные цели, стоящие перед
ним как перед членом международного коллектива. Только исходя из этого, во¬
обще можно понять обвинение в заговоре, которого я коснусь позднее. Действи¬
тельно, это обвинение, как и вся аргументация судьи Джексона, намного опере¬
жает время. Ибо общепризнанные масштабы, с которыми, независимо от пози¬
тивного международного права, можно было бы подойти к определению законно¬
сти государства и их целей, вообще не существовали, как и международное со¬
общество как таковое. Все лозунги о законности своих собственных и незаконно¬
сти чужих устремлений помогали также образованию политических франтов, как
48
и попытке заклеймить своих политических противников, как нарушителей мира.
Все это не привело к созданию права.
Судья Джексон справедливо сказал, что побежденные находятся во власти по¬
бедителей, и они могут поступать с ними по своему усмотрению. Но сказал, что
огульное осуждение или наказание без окончательного и честного установления
вины было бы нарушением неоднократно дававшегося обещания, и легло бы тяж¬
ким бременем на совесть Америки. Поэтому он сам предложил провести судебный
процесс. Правда, этот процесс должен был отличаться от обычного уголовного
процесса тем, что подсудимые должны были быть лишены возможности обструк¬
ции и затягивания. Но установить вину нужно только на основании справедливого
и честного допроса. И если подсудимые являются первыми руководителями побе¬
жденной нации, которые должны нести ответственность перед лицом закона, то
они также являются первыми людьми, которым дается возможность «Во имя пра¬
ва» защищать свою жизнь. И если это положение должно иметь смысл, то оно
должно являться важным и для толкования Устава, ибо не имело бы никакого
смысла, если бы Трибунал был вынужден, не считаясь с признанным международ¬
ным правом и не считаясь с правовыми установками других государств, придержи¬
ваться исключительно Устава. В таком случае приговор являлся бы выражением
насилия, против которого было бы бессмысленным защищаться «Во имя права».
Следовательно, Устав может быть применен Трибуналом лишь постольку, по¬
скольку его постановления не только формально, но и фактически с чистой совес¬
тью могут рассматриваться как справедливые. Сам Устав говорит о том, что за
нарушение его постановлений никто не может защитить себя приказом своего
правительства или своего начальства. Если это так, то эта логика Устава должна
быть применена и к самому Уставу, т.е. судье должно быть разрешено проверить,
совместимы ли его указания с общими принципами правового мышления. Ибо, в
конце концов, судья в своих отношениях к законодателю куда более свободен и
самостоятелен, чем подчиненный в своих отношениях к начальнику, или поддан¬
ный в своих отношениях к диктатору.
1ч[и11а роепа зте 1е§е ргаеУ1а
Другой вопрос заключается тогда в том, действительно ли постановления Уста¬
ва настолько противоречат существовавшему до сего времени состоянию права и в
особенности основанным принципам всякого правового порядка, что суд не хочет
признать и применять их как право. Практически решающая проблема здесь состо¬
ит в том, чтобы принять решение - что в случае конфликта будет иметь превосход¬
ство Устава или правовое положение «пи11а роепа зте 1е%е ргаеУ1а».
В данном случае пытались, когда не учитывалось это правило, оправдать это
ярко выраженным политическим характером этого процесса. Но такого рода
обоснование не может быть принято. Политическое значение процесса будет вы¬
являться в тех последствиях, которые он будет иметь сейчас и в будущем, но не
на самом процессе, путем оказания влияния на то, какие правовые нормы следует
в данном случае применять. Судья должен осуществлять правосудие, а не делать
политику. И он тем более не существует для того, чтобы исправлять ошибки по¬
литических деятелей. Решение о наказании, которое не угрожало своевременно,
он может по дополнительно изданному закону выносить только в том случае, ес¬
49
ли бы он сделал это и независимо от всего прочего, а не только в виде исключе¬
ния в угоду политическим деятелям.
Ибо в основном следует все же придерживаться принципа разделения компе¬
тенции (властей). Руководствуясь этим, Монтескье разграничил первоначально
единую власть абсолютного монарха в области законодательства, администрации и
правосудия. Эти три различных формы выражения государственной власти должны
на равноправной основе уравновешивать чаши весов и, таким образом, помогать
контролировать друг друга. Эта система разделения компетенций (властей) являет¬
ся характерным признаком сущности правового государства. Несколько преувели¬
ченно можно определить компетенции и области работы этих трех различных форм
выражения власти: законодательство имеет дело с будущим, администрация и с
настоящим, а правосудие - с прошедшим временем.
Законодательство устанавливает нормы, по которым строится жизнь. В связи с
изменениями условий жизни время от времени следует изменять и эти нормы и
приводить их в соответствие с условиями. Но до тех пор, пока эти нормы не из¬
менены, они остаются в силе.
Когда установление жизненного порядка чисто нормативным путем становит¬
ся со временем недостаточным, этот порядок устанавливается администрацией,
которая, в свою очередь, также связана определенными нормами, но в рамках
своих задач может обычно действовать по своему усмотрению, дабы действи¬
тельно отвечать потребностям, возрастающим с каждым днем. Администрация
так же, как и политический деятель* издающий законы, руководствуется идеей
целесообразности.
Судья же не имеет права разрешать дела, руководствуясь этой идеей. Он дол¬
жен придерживаться норм права. Вообще, его задача состоит не в том, чтобы оп¬
ределять форму государственной жизни, а в том, чтобы расценивать ее проявле¬
ния. Он исследует поступки после того, как они совершены, и ситуации - после
того, как они сложились. Он определяет, соответствуют ли они нормам, насколь¬
ко они отступили от них и какие правовые последствия они влекут за собой. Его
взгляд обращен, как правило, в прошедшее. В государственной жизни, постоянно
изменяющейся в результате деятельности политических руководителей, взгляд
которых обращен в будущее, судья - противоположный полюс, неизменный и
тормозящий развитие. Правда, судья связан законами, изданными политическими
деятелями, но он не просто их исполнительный орган. Более того, он со своей
стороны должен контролировать законодателя, проверяя его законы с точки зре¬
ния их соответствия конституции. Он должен также следить за тем, соблюдается
ли принцип разделения деятельности властей. Точно также, как судья должен
вершить правосудие по принципу «де 1е%е 1аШ» и представлять решение <<с1е 1е%е
/егепс1а». Законодатель как последний, наоборот, не должен вмешиваться в функ¬
ции судьи, вводя законы, имеющие обратную силу.
Критика права национал-социалистского государства базируется в основном
на том, что оно отвергло принцип разделения деятельности властей. Выдвинув на
первый план политический принцип фюрерства, оно самовольно вмешивалось в
судебную деятельность. С помощью полиции, т.е. органа администрации, оно
арестовывало людей, не имея на это юридического права, исходя лишь из сооб¬
ражений политической безопасности, оно подвергало даже повторному аресту
таких людей, которые ранее решением суда были оправданы и освобождены. С
50
другой стороны, опять-таки по политическим соображениям, оно передавало
уличного преступника судебным органам. Конечно, это ставит под угрозу надеж¬
ность права и его четкость. Но не только национал-социалистское государство
осмелилось порвать с принципом «пи11а роепа зте 1е%е ргаеуга». Осуществляя
свои полицейские мероприятия, оно отказалось от подведения под них приговора
суда, точно так же, как теперь выполнение решений Совета Провинций на амери¬
канской зоне о денацификации справедливо не было передано Министерству юс¬
тиции, как не относящееся к праву. Тремя законами, имеющими обратную силу,
национал-социалистское государство расширило рамки уголовного наказания, но
оно не создавало его заново. Оно не могло его создать заново, потому что пара¬
графом 2 «а» Уголовного кодекса была создана возможность применения прин¬
ципа аналогии, ибо этот параграф означает норму права без обратной силы, нор¬
му, которую каждый должен соблюдать. Определенная защита от произвола су¬
дей и нарушения права заключалась в том, что национал-социалистское государ¬
ство было проникнуто одной определенной, для судей обязательной идеологией.
О тесной связи правосудия с идеологией еще в 1927 году высказался швейцар¬
ский профессор права Ганс Фер в Берне в своей книге «Право и действитель¬
ность. Зарождение и отмирание форм права». Дословно он сказал следующее:
«Без определенной идеологической базы право царит в безвоздушном простран¬
стве... У кого нет идеологической базы, у того нет и определенной теории права».
Фер показал, что каждый судья, вынося приговор, исходит из своего мировоззре¬
ния, насколько это позволяет закон. Естественно, что либеральная свобода, при
которой можно придерживаться любого мировоззрения, должна была привести к
угрозе срыва всякого единства и его охраны. Поэтому именно либеральное госу¬
дарство вынуждено заставлять своих судей строго придерживаться параграфов
Уголовного кодекса, запрещая им судить по принципу аналогии.
Фер указал также на отрицательную сторону того обстоятельства, что приго¬
вор выносится только на основании фактов, т.е. когда за преступлением не видят
преступника. Поэтому Фер выдвинул в динамической теории права или в так на¬
зываемой «школе свободного права» положение о необходимости расширения
индивидуального момента при вынесении приговора. Как следует из вышеска¬
занного, впереди всех по этому пути пошли не либеральные государства, устро¬
енные в соответствии с определенным мировоззрением. Сперва Советский Союз,
где марксисты отказались от либерального, по-видимому, объективного правосу¬
дия, как от «буржуазной, классовой юстиции», свел пролетарское классовое пра¬
во, которое сознательно игнорировало равенство всех перед правом. Национал-
социалисты последовали за Советским союзом, проповедуя, согласно своему ра¬
совому мировоззрению, положение: «Правильно то, что на пользу народа, непра¬
вильно то, что ему во вред». В рамках, точно очерченных мировоззрением, сокра¬
тилась опасность применения принципа аналогии, которая параграфом 2 «а» Уго¬
ловного кодекса и без того была сужена.
В противовес этому нельзя установить определенной идеологической основы
Устава. Так как лица, подписавшие его, стоят на идеологических позициях, зна¬
чительно отличающихся друг от друга, как в отношении Устава, так и в отноше¬
нии существовавших до этого норм международного права, и поэтому, на наш
взгляд, необходимо исходить из либеральной идеи свободы идеологии.
51
Тем самым, для него особо священным является положение права: «пи11а роепа
зте 1е§е». Это доказывается также тем, что Контрольный Совет в Германии в ясной
форме напомнил о нем всем немцам, издав закон об устранении аналогии в уголов¬
ном законодательстве, существовавшей в параграфе 2 «а» Уголовного кодекса.
Тем непонятнее и несовместимее с германскими правовыми нормами было бы,
если бы оно не применялось к немцам, обвиняемым в военных преступлениях.
Сам по себе Устав представляет собой исключительный закон вследствие того,
что он был создан только для подданных держав Оси на основании соглашения,
заключенного лишь на срок один год, после чего оно может быть расторгнуто.
Если при этих обстоятельствах оно устранило бы положение «пиПа роепа зте
1е§е ргаеуга», причем даже по отношению к действиям, которые не только совер¬
шались в рамках германской законности, а даже вменялись в обязанность руково¬
дством бывшего тогда суверенным Германского государства, стоявшим тогда у
власти, под угрозой строжайшего наказания, то в этом случае никак нельзя по¬
нять утверждение, что Суд связан этим Уставом.
Этому не поможет также исследование политической целеустановки, поло¬
женной в основу Устава.
Судья Джексон назвал Устав и данный процесс шагом вперед «... в направле¬
нии создания права, устанавливающего также и личную ответственность того, кто
начинает войну».
Американский комментатор Уолтер Липпман в другой связи заявил, что сис¬
тема предотвращения войн на основе принципа коллективной безопасности про¬
валилась. Ведь никто не заинтересован в том, чтобы помочь предотвращению
войны, не представляющей для него непосредственной угрозы, тем, что он объя¬
вит войну нарушителю мира.
Такое средство для борьбы с болезнью войны является настолько же опасным,
как и сама болезнь. Вследствие фиаско коллективных методов в последней войне
у противников Германии возникла мысль обеспечить безопасность в будущем на
основе возложения ответственности на отдельных лиц, виновных в нарушении
мира. Таким образом и возник Нюрнбергский процесс. Исходя из факта его воз¬
никновения, сегодня можно бросить ретроспективный взгляд и сказать: в период
Второй мировой войны развитие приняло революционный характер. Оно вывело
человечество за границы того, что еще недавно составляло сущность нашего века:
первые, но важные шаги к созданию мирового государства уже сделаны.
Указанный здесь Липпманом путь миру, в принципе, можно весьма приветст¬
вовать, хотя и можно сомневаться в его абсолютной возможности. Судья Джек¬
сон даже сам выразил сомнение относительно того, сможет ли угроза наказания и
оказываемое ей устрашающее действие в действительности воспрепятствовать
нарушениям мира в будущем. Ведь решение о войне, так или иначе, принимает
только тот, кто считает, что он уверен в своей победе, и поэтому он не может
серьезно принимать в расчет угрожающее ему наказание, которое грозит ему
только в случае его поражения. Поэтому важнее, чем устрашающее действие, ко¬
торое может быть достигнуто также уже угрозой наказания в будущем, воспита¬
тельное значение данного процесса, достигаемое благодаря упрочению идеи пра¬
ва. Политический деятель должен научиться тому, что принцип распределения
властей должен соблюдаться также и им, и что ни один судья не согласится ис¬
правлять его ошибки путем рассмотрения его действий также и на основании за¬
52
конов, изданных впоследствии. Приговор, вынесенный на этом основании, значи¬
тельно повысил бы доверие к международному правосудию, которое сегодня
страдает от подозрения в том, что им легко злоупотребить в политических целях.
В противном случае оно должно будет страдать от того, что будут осуждаться
действия, наказуемость которых сомнительна.
Таким образом, даже с точки зрения политической целесообразности, наруше¬
ния положения «пи11а роепа зте 1е§е ргаеуга» не находит оправдания. Однако не¬
обходимо установить, что усиление веры в непреложность права, как в стабиль¬
ный фактор в невероятной динамике политических сил, лучше всего может по¬
служить делу мира.
Этот вывод не может быть подвергнут сомнению также на основании отдель¬
ных соображений, высказанных представителями Обвинения. Представители
Французского Обвинения подчеркивали, что живое международное право немыс¬
лимо без международной морали и что всем претензиям на свободу как индиви¬
дуумов, так и наций должен предшествовать моральный закон. Это, конечно, ис¬
тины, которые следует весьма приветствовать. Однако если их правильно истол¬
ковать, они говорят только в пользу моей точки зрения, а именно, что усиления
идей права нельзя достичь, начав с ее нарушения.
Если Главный Обвинитель от Франции заявил, что без наказания главных пре¬
ступников нацистской Германии в будущем не может быть больше веры в спра¬
ведливость, то он здесь, очевидно, слишком далеко зашел в пылу своей речи.
Справедливость проистекает не из необходимости любой ценой удовлетворить
оскорбленное чувство права. В этом случае мы быстро вернулись бы снова к го¬
лой расплате, очутились бы перед бесконечной цепью несчастий, вызванных кро¬
вавой местью. Нет, справедливость требует меры и рассмотрения доводов и
контрдоводов. А в этом отношении уже односторонние действия только против
подданных держав Оси нарушают идею справедливости. Невозможно, однако,
оправдывать ее нарушение ею же самой, а именно общезначимого в других слу¬
чаях положения: «Ии11ароепа 5те 1е§е ргаеуга».
Господин главный обвинитель от Англии назвал саму возможность издания
дополнительных законов одной из самых отвратительных доктрин национал-
социалистского правосудия. Под этим он разумел, что предоставление возможно¬
сти наказания за действие, которое уже раньше было заклеймено как преступле¬
ние, не означает изменения правового положения, оно означает лишь его даль¬
нейшее логическое развитие и является, поэтому, допустимым. Я вовсе не соби¬
раюсь порицать оправдываемое этим создание Трибунала. Речь идет как раз
больше о том вопросе, должен ли этот Трибунал наказывать, хотя он и не находит
ни одного уголовного закона, который угрожал бы наказанием за деяние уже в
момент совершения самого деяния. Положительный ответ на этот вопрос, т.е. его
подтверждение, увело бы значительно дальше, чем национал-социалистское пра¬
восудие, подвергшееся такой резкой критике со стороны господина главного об¬
винителя от Англии. Он не излагал здесь никаких причин, и, кажется, поэтому
отвергает это. Впрочем, он, может быть, согласится, что Устав, если он уж хотел
не только предположить, но даже и обосновать наказуемость за действия, упомя¬
нутые в нем, должен был бы дать этому вполне ясное и недвусмысленное выра¬
жение. Спорное предположение в параграфе 6 Устава лишено какой бы то ни бы¬
ло ясности. Его формулировка: «Следующие действия или любые из них являют¬
53
ся преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала», может быть истол¬
ковано как в смысле простого определения компетенции, так одновременно и в
другом смысле, хотя и с трудом, т.е. это предложение может быть использовано
как обосновывающее наказуемость предписание. Поэтому это предложение
должно быть истолковано по старому правовому правилу «т (ЛиЫо ргогео» в
пользу подсудимых. Следующее за ним предложение: «Виновник таких преступ¬
лений несет за них индивидуальную ответственность», и приведенные в даль¬
нейших параграфах материальные положения уголовного права не дают по сво¬
ему содержанию никакого повода толковать их различным образом. Они содер¬
жат лишь видоизменяющиеся положения наказуемости, которая сама по себе
предполагается. Пусть Трибунал решит, считает ли он их и в какой степени сов¬
местимыми с основным принципом «пи11а роепа зте 1е§е ргаеуга».
Тяжелее всего мне понять точку зрения господина главного обвинителя от
США. С одной стороны, он страстно выступает против правового произвола на¬
цистов. С другой стороны, он не собирается удовлетвориться осуждением подсу¬
димых за преступления, которые уже во время их совершения были не только на¬
казуемы, но за которое уже действительно грозило наказание. С одной стороны,
он не хочет казней или наказаний без установления их вины самым корректным
образом. С другой стороны, он требует строго применения Устава, даже если он
содержит новое, неожиданно новое для подсудимых право. С одной стороны, он
хочет, чтобы процесс явился для последующих поколений исполнением желания
человечества о справедливости. С другой стороны, в ответ на возражения, осно¬
вывающиеся на ссылке на Устав, он кичится силой победителей, которым вообще
не нужно было бы столько церемониться с подсудимыми.
Мне кажется, что в нем слишком силен дух обвинителя, которым он только и
хочет быть, согласно его словам. Для обвинителя - особенно в англо-американ¬
ской судебной процедуре - слово «справедливость» имеет иной смысл, чем для
судьи или даже для подсудимого. Судья Джексон, бесспорно, помимо того, что
чувствует себя обвинителем, он не в меньшей мере чувствует себя еще и полити¬
ком. Для него этот процесс должен не только наказать за совершенную неспра¬
ведливость, но также (и это в первую очередь) этот процесс должен послужить
делу развития правовых норм (правил) и с помощью этого осуждения, не знавше¬
го прецедента, ввести их, что, по его мнению, явится укреплением международ¬
ного права в смысле предотвращения будущих войн.
Кто подходит к тому или иному делу с такими предвзятыми мнениями и наме¬
рениями, тот живет совершенно в ином мире, чем подсудимые, так что едва ли
можно найти пути для взаимопонимания этих двух миров.
Что касается политической стороны этого процесса, то я уже изложил, почему
она не должна (не имеет права) оказывать влияние на развитие процесса. Здесь я
хотел бы указать лишь на то, что политика, проводимая победителями по отно¬
шению к побежденным, и которая может быть охарактеризована как политика
«наименьшего сопротивления», уже однажды доказывала свою порочность, я
имею в виду вопрос разоружений согласно Версальскому договору.
Если судья Джексон действительно откажется от решений, при вынесении ко¬
торых должна первейшее значение иметь сила и если он окажется готовым, не¬
смотря на то, что ему это, может быть, и не нужно, подчиниться и включится в
54
судебную процедуру, то он тогда должен также отказаться выставлять аргументы,
которые не относятся к судебному процессу.
Гермафродит, который не представляет собой вполне ясного акта насилия и не
представляет собой процесса в обычном смысле, несмотря на попытки прибли¬
зить его к промежуточному положению под названием политического процесса,
такой гермафродит является бессмыслицей. История, конечно, знает подобные не
совсем ярко выраженные, так называемые «политические» процессы. Я напомню
лишь об осуждении Людвика XVI французским (национальным) собранием. Но
тогда было ясно и по составу судей, и по примененной судебной процедуре, что
дело было не в правосудии, а в революционном акте насилия, для совершения
которого хотели с помощью взаимных советов придать бодрости. На нынешнем
процессе дело обстоит иначе: державы-победительницы поручили ведение про¬
цесса выдающимся судьям-профессионалам. В Уставе им был указан определен¬
ный путь следования, в остальном же их судейской проницательности были пре¬
доставлены самые широкие полномочия. Не может быть никакого сомнения в
том, что политики в данном случае призвали судей выполнить за них эту работу,
с которой они сами не справились. Теперь судьи на основании их собственной
компетенции должны будут решать, возможно ли и, если возможно, то в какой
мере выполнить возложенное на них поручение. Политики со своей стороны как-
нибудь уж справятся с оставшейся невыполненной частью поручения.
В аргументах судьи Джексона я не мог найти ни одного аргумента, который
мог бы побудить Трибунал судить за действия, которые в момент их совершения
были вовсе не запрещены под страхом наказания. Поэтому ниже я буду высказы¬
вать свою точку зрения в отношении обвинения подробно по тем отдельным
пунктам правового положения, которое существовало в момент совершения тех
или иных действий.
Заговор
(Сопзриасу)
Из всех вменяемых в вину подсудимым преступлений самым большим по сво¬
ему составу и по времени, которое оно охватывало, является обвинение в загово¬
ре. Профессор Экснер, преподаватель уголовного права в университете, особенно
подробно разбирал значение этого правового понятия для нашего процесса. Во
избежание повторений и в интересах экономии времени профессор Экснер пре¬
доставил в мое распоряжение результат своего исследования для пользования. С
его согласия я намереваюсь сказать следующее по этому вопросу: Понятие «заго¬
вора» является понятием англо-американского права. Конечно, и там это понятие
не представляет собой ничего неоспоримого, больше того, примечательно то, что
это понятие является устаревшим. «Было сказано, что в Англии этот закон со¬
вершенно вышел из употребления»1.
Для данного процесса важным является нечто иное. Понятие «заговора» в том
смысле, в каком его употребляет обвинение, германскому праву совершенно не¬
известно.
1 Кенни. Сборник казусов, иллюстрирующих английское уголовное право, (так пишет некий судья в статье
«Королева против Парнелла и других»). Оксфорд, 1935. С. 145.
55
Поэтому во главе своего краткого рассмотрения правовых вопросов я хотел бы
поставить два вопроса, вызывающих сомнения:
1) Должен ли уголовный процесс, который хочет быть справедливым, исполь¬
зовать правовые понятия, которые абсолютно чужды и всегда были чужды под¬
судимым и правовому (сознанию) мышлению их народа?
2) Как это может быть согласовано со следующим положением: «пиПит
сптеп зте 1е%е ргаеуга», которое было признано главным обвинителем от Англии
как основной принцип культивированного уголовного правосудия?
3) Можно ли честно утверждать, что уже до 1939 года не только развязывание
противозаконной войны было признано наказуемым действием, причем наказуе¬
мы могут быть и отдельные лица, но что даже больше, - «заговор» их к развязы¬
ванию таких войн был признан наказуемым действием?
Положительный ответ на этот вопрос, данный обвинением, вызвал удивление не
только в Германии, в этой связи следует разъяснить одно недоразумение. Утвер¬
ждалось, что национал-социалистское государство само издавало уголовные зако¬
ны, которые противоречили основному принципу: «пиПит сптеп зте 1е%е ргаеуга»
и что поэтому подсудимые не вправе ссылаться на этот принцип. Я ни в коем слу¬
чае не намереваюсь защищать национал-социалистское уголовное законодательст¬
во, но честность повелевает сказать: это ошибка. Во время существования третьей
империи, как это было уже упомянуто, было издано три закона, которые увеличи¬
вают наказуемость действия, имеющего последствия; эти законы предусматривают
смертную казнь за деяния, за которые в момент их совершения угрожало наказа¬
ние, связанное с лишением свободы. Но ни в одном случае ни один проступок,
имеющий последствия, которые не влек за собой наказания, до сих пор не был объ¬
явлен наказуемым и деяние, которое в момент совершения не было преступлением,
не было объявлено преступлением даже при учете его последствий.
Как раз об этом случае здесь идет речь. Даже Устав, который я кладу здесь в ос¬
нову, предписывает употреблять понятие заговора. Поэтому я дальше эти вопросы,
вызывающие сомнения, не разбираю. Однако из них вытекает следующее: если уж
и применять это понятие по отношению к немцам, то это должно производиться со
всеми ограничениями, которые диктуются справедливостью.
По англо-американскому праву заговор означает договоренность нескольких
лиц о совершении преступлений2. Подобные определения повторяются. Самыми
характерными здесь являются 2 пункта «а^геетеп!» (соглашение) и «соттоп
р1ап» (общий план).
«А§геетепЪ> означает открыто высказанное или молчаливое соглашение. Если
несколько человек независимо друг от друга преследуют одну и ту же цель, то это
не является заговором. Таким образом, недостаточно, что у них у всех единый
план, они должны быть осведомлены об этом единстве плана и каждый из них
должен добровольно признать план своим. Уже в самом слове «сопзруп炙 (кон¬
спирировать, принимать участие в заговоре) заключается тот смысл, что каждый
должен принимать участие в нем по своей воле и ведому. Тот, кто насильственно
принимает участие, не является заговорщиком, так как насилие не может привес¬
ти к согласию, оно может лишь привести к внешнему содействию. Таким обра¬
2 Блэк. Юридический словарь. 1933. «Комбинация или соглашение между двумя или большим количест¬
вом лиц для совершения противозаконных действий или законных действий с противозаконными целями».
56
зом, если кто-либо навязывает другому свою волю, то это не заговор. Поэтому
заговор с диктатором во главе противоречит самой сущности заговора. Диктатор
не вступает в заговор с исполнителями своей воли, он не заключает соглашения с
ними, он диктует.
Знание и воля заговорщиков направляются в строну единого плана. Сущность
этого плана может быть очень различной. В английском праве, например, сущест¬
вует заговор для совершения убийства, обмана, шантажа, ложного обвинения,
отдельных экономических деликтов и т.д.3 Во всех таких случаях заговор рас¬
сматривается как деликт особого рода, поэтому заговорщики за участие в загово¬
ре несут наказание, причем неважно, было ли в каждом отдельном случае совер¬
шено убийство, обман или имела место только попытка совершить преступление.
Согласно терминологии германского права мы бы сказали: заговор является од¬
ним из таких случаев, в котором уже подготовление преступления является нака¬
зуемым. То же самое существует в германском уголовном праве. Наказуемо то
лицо, которое принимает участие в действии, имеющем своей целью преступле¬
ние против жизни. Такое лицо наказывается согласно § 49«б» за «проступок, ко¬
торый заключается в подготовлении убийства», если даже задуманное деяние не
было совершено. В определенном смысле здесь можно также привести § 129. Со¬
участие в действии, которое преследует определенные враждебные государству
цели, является наказуемым - здесь также, независимо от того, было ли совершен¬
но деяние или нет. Если такое деяние будет совершено, то каждый будет привле¬
чен к ответственности в той мере, в какой это соответствует степени его виновно¬
сти в совершении этого деяния. Если отдельный заговорщик не совиновен в этом
конкретном преступлении ни как виновник, ни как подстрекатель, ни как помощ¬
ник, то он может нести ответственность только за соучастие во враждебном госу¬
дарству действии, но не за это преступление.
Обвинители на этом процессе идут дальше. Они при определенных условиях
хотят наказать заговорщиков за отдельные деяния, в которых они не принимали
участия. Чтобы тотчас же привести наиболее красочный пример: они хотят воз¬
ложить на заговорщика ответственность за те преступления, которые были со¬
вершены до его вступления заговор.
С помощью незначительных вспомогательных средств, находящихся в моем рас¬
поряжении, я не мог найти вещественного доказательства того, что это является
обоснованным по английскому или американскому праву. Но совершенно точным и
определенным является следующее: такой вывод противоречит самым главным об¬
разом германскому уголовному праву. Так как в последнем действует никем неос¬
поримый принцип - за то или иное деяние человек ответственен лишь в том случае,
если он является виновником или, по крайней мере, совиновником этого деяния.
Обратимся теперь к Уставу: в Уставе приведены два случая, которые объявле¬
ны наказуемыми и которые подлежат юрисдикции Трибунала:
1. согласно § 6 «а» участие в общем плане или заговоре, направленных к осу¬
ществлению преступлений против мира. Сюда относится планирование, подго¬
товка, развязывание и ведение агрессивной войны в нарушение международных
договоров, соглашения или заверений.
1 Стефен. Сборник уголовного права. Т. 6. Стр. 39,70, 113, 124, 137, 192, 305, 390.
57
Здесь бросается в глаза следующее обстоятельство: понятие внутригосударст¬
венного уголовного и частного права Англии и Америки было без долгих размыш¬
лений применено в области международных дел. Устав делает это с помощью того,
что он обращается с лицами, которые планируют или ведут противозаконные вой¬
ны, как с гангстерами, принимающими участие в уличном грабеже. Это - юридиче¬
ская смелость, так как в данном случае между отдельными лицами и успехами их
действий находится суверенное государство, что лишает всякого основания какое
бы то ни было сравнение с фактами внутригосударственных повседневных собы¬
тий. Международному праву понятие «заговора» было до сих пор неизвестно;
2. участвовавшие в составлении или в осуществлении общего плана или заго¬
вора, направленного к совершению преступлений против мира, военных преступ¬
лений и преступлений против человечества, несут ответственность за все дейст¬
вия, совершенные любым из участников во исполнение этого плана. Это пред¬
ставляет собой принципиально различный с упомянутым в пункте 1) случаем.
Это означает наказание не только за деликт - заговор, а ответственность за каж¬
дое отдельное действие любого заговорщика. Другими словами: здесь заговор не
являет собой особого деликта, а представляет собой форму совиновности за дей¬
ствия заговорщиков. Судья Джексон привел пример: если из трех разбойников,
состоящих в заговоре, один убьет жертву, то они все несут ответственность за
совиновность в убийстве.
Этот приведенный в пункте 2 случай имеет для нашего процесса наиважней¬
шее значение. Отдельный заговорщик должен быть наказан за действия, которые
совершил не он, а другой заговорщик. Подсудимый, который не имел ничего об¬
щего с уничтожением евреев, должен быть наказан за это преступление против
человечности только потому, что он принимал участие в заговоре.
Принципиальный вопрос выглядит следующим образом: следует ли применять
на этом процессе принципы ответственности, которые выходят за границы на¬
ших, германских?
В статье 6 Устава сказано: Все заговорщики несут ответственность за каждое
действие, совершенное кем-либо из заговорщиков во исполнение этого плана («ш
ехесиНоп о/зиск р1ат>). Это решающие для истолкования слова.
По моему мнению, смысл этих слов заключается в следующем: прочие заговор¬
щики несут ответственность за те действия своих друзей, которые лежат в рамках
плана, т.е. таких действий, которые ими также обдумывались, совершения которых
они также хотели или с которыми, по крайней мере, смирились. Приведу примеры:
а) А., Б., В., Г. совершают задуманный ими взлом в вилле. В доме они встречают
девушку. А. насилует ее, Б., В. и Г. не могут отвечать за это изнасилование, так как
А., когда он насиловал, не действовал во «исполнение плана», а лишь присутство¬
вал при случае исполнения плана («оссазюп о/ ехесиНоп о/ (Не р1ап»). Здесь речь
шла не об исполнении плана, а об имевшем место случае при исполнении плана.
Это неоспоримо, но очень важно, так как отсюда ясно видно, что во всяком случае
не может быть и речи об ответственности за все действия созаговорщиков;
б) при осмотре виллы Б. и В. поспорили о какой-то добыче, в результате чего
Б. убивает В. Это действие произошло также не «во исполнение плана»
(«ехесиНоп о/(Не р1ап»), оно не было предусмотрено планом. А. и Г. не ответст¬
венны за этот «эксцесс»;
58
в) при обыске виллы взломщиков настигает хозяин. В. застреливает его. Здесь
уже становится важной особая обстановка, в которой происходит этот случай.
Но возвратимся сейчас к примеру судьи Джексона о трех разбойниках, из ко¬
торых один убивает жертву. Учитывая характер американских гангстеров, следу¬
ет считать вполне нормальным, что отдельные участники разбойничьей шайки
осознавали возможность подобного исхода и были готовы примириться с ним.
Если случай обставлен таким образом, то их следует, по нашему мнению, рас¬
сматривать как соучастников убийства или помощников. При таком положении
вещей против решения вопроса судьей Джексоном не было бы никаких возраже¬
ний. Если же весь случай выглядит иначе, т.е. если бы смертельный исход не был
бы предвиден остальными, даже больше - не мог ими быть предвиден, так как
они, например, предполагали, что обитатели дома уехали, - то тогда ответствен¬
ность заговорщиков отпадает. Так как они могут отвечать лишь за то, что проис¬
ходит «во исполнение плана», к общему же плану относится лишь то, что было с
самого начала предвидено заговорщиками и одобрено как нужное для достиже¬
ния цели. Другие пути исполнения чужды плану.
Обманчивое в представленных судьей Джексоном доказательствах заключает¬
ся в том, что он из решения, которое является правильным для «нормального слу¬
чая», которое представляет собой пример о разбойниках, производит общий
принцип, который не может распространяться на другие ситуации. После всего
этого следует отвечать положительно на вопрос об ответственности за отдельные
деяния только по отношению к тем заговорщикам, которые предвидели и одобри¬
ли действие своего товарища.
Правовой принцип, который распространяет ответственность заговорщиков на
случаи, в которых они не виновны, чужд германскому праву. Входит этот прин¬
цип в круг принципов и понятий англо-американского права или нет, его приме¬
нение на нашем процессе стало бы превращать действия в наказуемые, которые
до этого не были наказуемыми. Это противоречило бы самым явным образом ос¬
новному принципу: «пиПит сптеп зте 1е§е ргаеуга», принципу, который был яс¬
но признан английским обвинением. Ввиду того факта, что ст. 6 допускает раз¬
личные толкования, следует считать из двух возможных толкований ту соответ¬
ствующей воле авторов, которая не противоречит вышеназванному принципу.
Существует выход из заговора и также более поздние вступления в него. Тогда
возникает вопрос: как обстоит дело с ответственностью за действия, которые бы¬
ли совершены в то время, когда то или иное лицо не входило в состав заговорщи¬
ков. Обвинители, кажется, придерживаются следующего мнения: если кто-нибудь
вступает в заговор, то он одобряет все, что делал любой из заговорщиков до этого
во исполнение плана. Это утверждение берет свое начало в гражданско-правовой
идее о последующем одобрении заключения сделки. В уголовном праве этот мо¬
мент несостоятелен. В Уставе не имеется ничего подобного.
Так как общий план, во исполнение которого произошло действие, был лишь
присущ тогдашним членам. Если даже усматривать в самом факте вступления в
заговор одобрение всех предшествовавших действий заговорщиков, то это одобре¬
ние совершенных преступлений не означает еще участия в этих преступлениях.
Лицо, которое вступило в заговор позже, не имеет ничего общего с ними. Точ¬
но также лиц, которые вышли, можно считать ответственными лишь за то, что
произошло в то время, когда они принадлежали к заговору, если успех того или
59
иного действия наступил после выхода данных лиц. Всякая другая точка зрения
неизбежно приведет к закону «ех роз1 [ас!о».
Принимали ли 22 подсудимых участие в заговоре в духе обвинения, т.е. в за¬
говоре, направленном к совершению преступлений против мира, человечности и
военных преступлений?
Если бы такой заговор существовал, то, и в этом никто не сомневается, Гитлер
был бы его главой. Уже обращалось внимание на следующее: заговор с диктато¬
ром во главе противоречит самому понятию заговора. Гитлер, вероятно, смеялся
бы, если бы ему сказали, что он заключил соглашение со своими министрами,
партийными лидерами и генералами, заключил с ними «а§геетеп(» о ведении той
или иной войны с помощью тех или иных средств. Он был самодержцем. Для не¬
го не имело значения согласие тех или иных людей, для него было важно лишь
исполнение его решений, независимо от того, одобряли они его решение или нет.
Но помимо (независимо) этих юридических соображений, следует упомянуть,
что в действительности окружение Г итлера выглядело иначе, чем какая-то заго¬
ворщическая группа, как это представляли себе Обвинители перед представлени¬
ем доказательств. Если мы оставим в покое небольшую партийную клику, то сле¬
дует сказать, что его окружала атмосфера недоверия. Он не доверял ни «клубу
пораженцев», таким образом ни своим министрам, ни своим «генералам». Так
обстояло дело еще до войны. Как все выглядело во время войны, было описано
свидетелями с потрясающей выразительностью. Уточненная система засекречи¬
вания имела своим последствием то, что планы и намерения фюрера оставались
сокрытыми от его окружения в течение, возможно, длительно времени, так что
для его ближайших сотрудников те или иные события являлись совершено не¬
ожиданными, даже больше, о некоторых из них они, к своему ужасу, впервые уз¬
нали на процессе. Эта система засекречивания имела далее своим последствием
изоляцию отдельных сотрудников, так как правая рука не должна была знать то¬
го, что делала левая. Разве все это выглядит как заговор? В действительности
Гитлер при случаях жаловался, что генералы устраивают «заговоры» против него,
причем удивительно странно, что он употреблял это слово именно по отношению
к тем, которые сегодня сидят на скамье подсудимых за то, что они были в загово¬
ре с ним. Во время представления доказательств неоднократно говорилось о заго¬
ворах, но о заговорах против Г итлера.
Если рассматривать с чисто психологической точки зрения, то кажется совер¬
шенно невероятным, что две дюжины человек, которых Обвинение выхватило из
числа оставшихся в живых руководителей Третьей империи и посадило на ска¬
мью подсудимых за то, что они якобы организовали банду заговорщиков в духе
обвинения, что эта группа людей лишена всякой единородности мировоззрения,
происхождения, образования, положения и социальных функций. Отдельные
подсудимые познакомились впервые на скамье подсудимых.
Обвинение считает партию с ее организациями тем зерном, вокруг которого
образовался заговор. Но в данном случае следует вспомнить о различном отно¬
шении отдельных лиц к этому пункту: некоторые из них вообще не были членами
партии, или в течение долгого времени не принадлежали к ней, только немногие
из них играли действительную роль. Некоторые занимали руководящие должнос¬
ти в партии и ее организациях и посвящали всю работу целям этих организаций,
60
другие же делали все, что было в их власти, для того, чтобы оградить свою сферу
действий от влияния партии и СС.
НСДАП была основана в период полного бессилия государства и усталости от
войны, в тот период, когда ни один разумный человек не думал о второй войне
или какой-либо агрессивной войне.
Но, может быть, у подсудимых были цели, которых нельзя было достигнуть
без войны?
Конечно, мечтой каждого хорошего немца было объединение всех погранич¬
ных германских областей в империю. Таким образом, Саарскалюбласть, Австрия,
Мемельская область, Данциг и, как более отдаленная мечта, также и Судетская
область. Когда-то они все входили в состав Германской империи, уже в 1919 году
они возвратились бы в состав Германской империи, если бы торжественно обе¬
щанное право наций на самоопределение было претворено в действительность.
Но этих целей, зиждущихся на горячем желании немцев, нельзя было достигнуть
мирным путем. В действительности эти цели были достигнуты без единого выс¬
трела или удара меча, за единственным исключением Данцига, причем последнее,
при наличии хотя бы капли терпения у фюрера и крошечной доброй воли у поля¬
ков, могло быть разрешено с равными результатами и мирным путем. Но войны
они не хотели, они не верили в возможность войны. Конечно, от Г итлера они мог¬
ли ожидать блефа большого масштаба, но они не могли себе представить, что он
ринется в катастрофу войны.
Я не могу верить в заговор для совершения преступлений против мира и воен¬
ных преступлений. Следует присовокупить лишь два момента общего значения:
1) первый момент относится к поведению Геринга непосредственно перед на¬
чалом войны. В то время он был доверенным Гитлера, вторым человеком в госу¬
дарстве, и теперь он главная фигура среди подсудимых.
Если бы тогда действительно существовал заговор для ведения агрессивной
войны, то он был бы вторым человеком в этом заговоре, здесь же следует сказать,
что как раз он в последние дни августа напрягал еще все усилия для того, чтобы
предотвратить нападение на Польшу, даже больше того - он за спиной Гитлера
прилагал все старания к тому, чтобы сохранить мир. Как это может быть совмес¬
тимо с заговором для ведения агрессивных войн? Он был также не согласен с ве¬
дением войны против России и всячески отговаривал фюрера;
2) если бы существовал заговор для совершения военных преступлений, то то¬
гда бы война велась уже самого начала с полнейшей беспощадностью и в нару¬
шение всех правил ведения войны. В действительности же было наоборот. Как
раз в первые годы войны, и это никем не оспаривается, международные правила
ведения войны в основном выполнялись обеими сторонами. Как раз в начальном
периоде войны, войну старались вести на началах рыцарства и порядочности.
Если нужны доказательства к тому, то вполне достаточно взглянуть на пред¬
писание, которое издавало ОКВ по вопросу поведения войск в Норвегии, Бель¬
гии, Голландии. Далее: каждый солдат при отправке на фронт имел в своей сол¬
датской книжке памятку с «10 заповедями о ведении войны германскими солда¬
тами». Фельдмаршал Мильх оглашал их здесь из своей книжки4. Эти заповеди
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 5619.
61
обязывали солдат вести себя лояльно и не нарушать международных правил ве¬
дения войны.
Банда заговорщиков во главе государства с планом, состоявшим в том, чтобы
вести войну, не соблюдая никаких норм права и морали, наверное, не послала бы
своих солдат в бой, отдав им письменный детально разработанный приказ, пове¬
левающий прямо противоположное. Я думаю, что если обвинение считает эти 22
человека заговорщиками и именно заговорщиками против мира, правил войны и
человечности, то им мерещатся привидения.
Пусть защитники отдельных подсудимых покажут, какое отношение имели их
подзащитные к так называемому заговору.
Только что я упомянул, что рейхсмаршал был вторым человеком в государст¬
ве; на протяжении всего процесса это неоднократно отмечало и обвинение, пы¬
тавшееся усмотреть в этом обстоятельство, особо уличающее Геринга. Обвинение
указывало, что в силу своего особого положения Геринг должен был знать все, в
том числе и самые секретные вещи и что он имел возможность вмешиваться во
все дела правительства, самостоятельно решая важнейшие вопросы.
Эта точка зрения неверная, и базируется она на незнании того, в чем заключа¬
лась преимущественность положения Геринга. А заключалась она в следующем:
Геринг был вторым человеком в государстве по чину. Этот чин закрепился за ним,
когда осенью 1934 года Гитлер составил завещание (секретный указ, которым на¬
значил Геринга своим приемником в правительстве). В 1935 или 1936 году это бы¬
ло зафиксировано в неопубликованном правительственном законе, подписанном
всеми министрами. 1 сентября 1939 г. Гитлер объявил этот закон в рейхстаге; та¬
ким путем преемственность Геринга стала известна всему немецкому народу. В
качестве заместителя фюрера в правительстве Геринг выступал только в таких слу¬
чаях, когда Гитлер был болен или находился в отъезде вне Германии, как это было,
например, в 1938 году, когда Гитлер несколько дней пробыл в Австрии.
Когда же Гитлер был на месте и сам выполнял свои обязанности, положения
заместителя не додавало Герингу никаких особых прав и полномочий. Он мог
давать указания только по линии непосредственно ему подчиненных и не имел
права давать служебные указания по линии других ведомств.
Из этого факта следует: будучи вторым человеком в государстве, Геринг не
мог ни отменять, ни изменять, ни дополнять приказы Гитлера. Он не мог отдавать
приказы тем учреждениям, которые не были подведомственны непосредственно
ему. У него не было возможности давать директивы, обязательные для исполне¬
ния, другим ведомствам (партийным органам, органам полиции, учреждениям
армии и флота) или вмешиваться в руководство ими.
Таким образом, положение Геринга как второго человека в государстве не мо¬
жет быть использовано против него как особо уличающий момент; оно не может
служить основанием к утверждению, что существовал заговор. Подсудимый Ге¬
ринг никогда не принимал участия в выработке или проведении в жизнь общего
плана или заговора, который имел своим содержанием преступления, названные в
обвинительном заключении.
Как я уже отмечал, участие в подобном заговоре должно было иметь своей
предпосылкой существование такого общего плана вообще и то, что участники
его были едины в своем намерении провести в жизнь преступления, вменяемые
им теперь в вину. В отношении Геринга такой предпосылки нет. Надо признать
62
также обратное. Конечно, Геринг хотел отмены Версальского договора и обеспе¬
чения Германии ее прежнего положения крупной державы. Но он думал, что этой
цели можно достигнуть если не при помощи правовых норм Лиги Наций, то во
всяком случае только политическим путем. Вооружение должно было только
придавать больше веса голосу Германии. Геринг, равно как и Гитлер, объяснял
безуспешность внешней политики Веймарских правительств, которые, защищая
право на самоопределение немцев, с 1918 года не могли осуществить его в самой
скромной форме германо-австрийского таможенного союза главным образом тем,
что не было должного уважения основных средств власти Германии.
Находя себе поддержку в поразительных успехах Гитлера в первый период,
Геринг надеялся, что мощные вооруженные силы Германии уже только одним
своим существованием помогут достижению целей Германии мирным путем, по¬
ка эти цели не будут выходить за определенные границы.
В политической жизни государство может выступать со своим мнением и его
будут слушать только в том случае, если за его спиной стоит мощная армия, вну¬
шающая другим государствам уважение. Совсем недавно начальник генерального
штаба Америки Маршалл в своем втором годовом отчете констатировал: мир не
считается серьезно с желаниями слабых. Слабый - это слишком большое иску¬
шение для сильных.
Германия вооружалась не для ведения агрессивной войны.
Не для подготовки агрессивной войны осуществлялся и четырехлетний план,
назначение и задача которого точно выявлены в показаниях самого подсудимого
и свидетеля Кернера. Генерал-фельдмаршалы Кильх и Кессельринг единодушно
показали, что в порядке вооружения созданные воздушные силы были только
оборонительными силами, негодными для ведения агрессивной войны и потому
названные ими «Военно-воздушными силами риска». Такое скромное вооруже¬
ние Германии не дает основания сделать вывод о ее агрессивных намерениях.
После всего вышесказанного ясно: Геринг не хотел войны. Всем своим суще¬
ством он был против войны. На всех переговорах с дипломатами других госу¬
дарств, во всех своих речах он при случае всегда с предельной ясностью выражал
свое отрицательное выражение к войне.
Об отношении Геринга к войне надежнее всего может свидетельствовать пока¬
зание генерала Боденшаца, который знаком с ним еще со времен Первой мировой
войны, который был к нему особо близок и который знает об этом из частных бесед
с самим Герингом. Боденшац показал, что Геринг неоднократно говорил ему, что
по опыту Первой мировой войны ему очень хорошо известны ужасы войны вооб¬
ще. Он стремится к мировому разрешению всех конфликтов, чтобы, по возможно¬
сти, охранить немецкий народ от этих ужасов. Война - ненадежное, рискованное
дело. Просто невероятно потребовать от поколения, пережившего ужас одной ми¬
ровой войны и ее горькие последствия, ведения второй войны. То же показал гене¬
рал-фельдмаршал Мильх, который из бесед с подсудимым Герингом знает, что по¬
следний отрицательно относился к войне, что он не был согласен даже с оккупаци¬
ей Рейнской области и что он безуспешно отговаривал Гитлера от войны с Россией.
Начиная с 1933 года, в своих выступлениях, в своих многочисленных речах
подсудимый Геринг часто подчеркивал, что он очень заинтересован в сохранении
мира и что все вооружение производится только для того, чтобы повысить авто¬
63
ритет Германии и снова обеспечить ее возможность играть на международной
арене определенную роль.
Его серьезное и искреннее желание мира ярче всего явствует из его речи, про¬
изнесенной в начале июля 1938 г. в Карингалле на конференции гаулейтеров
Германской Империи. В этой речи он со всей энергией подчеркнул, что внешняя
политика Германии должна строиться таким образом, чтобы она ни при каких
обстоятельствах не привела к войне. Теперешнее поколение еще сейчас чувствует
на своем горбу последствия проигранной мировой войны, начало новой войны
вызвало бы шок в немецком народе. На этой конференции, на которой присутст¬
вовали, в конце концов, высшие партийные руководители, у Геринга не было ни
малейшего повода скрывать свое истинное мнение. По этой причине данная речь
является ценным и надежным доказательством истинного желания Геринга со¬
хранить мир.
Герингу казалось очень важным сохранить добрые отношения с Англией. Об
этом говорит его поведение во время его беседы с лордом Галифаксом 6 ноября
1937 г. в Карингалле, в которой Геринг совершенно откровенно сообщил лорду
Галифаксу о целях внешней политики Германии, сводившихся к следующему:
а) аншлюс Австрии и присоединение Судетской области к Германии;
б) возвращение Германии Данцига и разумное разрешение вопроса о польском
Коридоре.
При этом Геринг указал, что он не желает войны и готов помочь Англии в
мирном разрешении вопросов.
Встреча в Мюнхене осенью 1938 года состоялась по его инициативе. Мюнхенское
соглашение обязано своим возникновением, в значительной мере, его влиянию.
Когда в марте 1939 г. в результате оккупации оставшейся части Чехословакии
испортились отношения с Англией, которая очень рассердилась на поведение
Гитлера, означавшее нарушение Мюнхенского соглашения, Геринг положил все
усилия, чтобы восстановить нормальные отношения с ней. Он организовал встре¬
чу с английскими промышленниками, которая состоялась в Зенке - Ниссен - Ко-
ог под Гузумом в начале августа 1939 г., и о котором здесь рассказывал свидетель
Далерус. В речи, произнесенной тогда, он указал, что ни в коем случае нельзя до¬
пустить, чтобы началась война с Англией, и попросил участников беседы посиль¬
но содействовать восстановлению хороших отношений с Англией.
После речи Гитлера, произнесенной им на совещании командующих войсками
22 августа 1939 г. в Оберзальце и неоднократно цитированной здесь, возникла
угроза войны. Геринг немедленно, т.е. завтра же, вызвал к себе из Швеции свиде¬
теля Далеруса с тем, чтобы, действуя через голову Министерства иностранных
дел и под свою ответственность, добиться взаимопонимания с Англией и тем са¬
мым отвратить угрозу войны.
Здесь выдвигалось возражение, что Геринг, мол, не посвятил Далеруса в свои
истинные намерения и что его устремления были направлены не на сохранение
мира, а лишь на то, чтобы побудить Англию отказаться от договора о взаимопо¬
мощи с Польшей, т.е. разобщить Англию и Польшу, после чего Германия могла
бы оказать на Польшу давление и Польша подчинилась бы ее требованиям, или
начать наступление на Польшу и, ничем не рискуя, осуществить свой план в от¬
ношении нее.
64
Сомневаться в серьезном желании Герингом мира - несправедливо, но то, что
ему предписывается - ему совсем чуждо.
Если это возражение основывается на том, что Геринг не сообщил свидетелю
Далерусу содержание речи фюрера от 23 мая 1939 г. и речи Гитлера от 22 августа
1939 г., то оно неубедительно и ничего не дает. Ни при каких условиях Геринг не
мог сообщать об этих строго секретных речах кому-то третьему, а тем более ино¬
странцу, не подвергая себя обвинению в государственной измене. Кроме того, эти
речи не имели ровно никакого значения для выполнения этого поручения, кото¬
рое давалось свидетелю, тем более налицо была особая ситуация, та^как попытки
дипломатов застряли на мертвой точке, и Геринг, не найдя другого выхода, ре¬
шил в качестве крайней меры «иШо гайо» воспользоваться своими личными свя¬
зями, своим личным влиянием и своим личным авторитетом.
Для выполнения поручения Далерусу было важно лишь то, что внешнеполи¬
тическое положение Германии в результате известного свидетелю инцидента ме¬
жду Германией и Польшей угрожающе обострилось и теперь, в результате соот¬
ветствующего изменения, отношения со стороны Англии должны быть восста¬
новлены, и его развитие направлено в мирное русло.
Геринг не собирался разобщить Англию и Польшу. Это следует из того факта,
что вначале Геринг передал английскому послу в Берлине Гендерсону текст ноты,
содержавшей предложения, которые Германия делала Англии, и которые были
квалифицированы Гендерсоном, как полномерные, и этим пытался достичь пере¬
говоров непосредственно с Польшей. Но Польша совершенно откровенно не же¬
лала находить общий язык с Германией. На это указывают различные обстоятель¬
ства: а) инцидент с Польшей начался почти год назад. Почему Польша не требо¬
вала его разрешения на третейском суде, о котором был подписан специальный
договор? Почему Польша не обратилась в Лигу Наций? Очевидно, она не хотела,
чтобы третейский суд вынес приговор по вопросу Данциге и о Коридоре; б) о не¬
желании Польши установить взаимопонимание с Германией еще яснее говорит
заявление польского посла Липского, сделанное им послу Форбесу и рассказан¬
ное здесь свидетелем Далерусом. Липский заявил, что его не интересует какая-то
нота или какое-то предложение Германии; он уверен, что в случае войны, в Гер¬
мании тотчас же вспыхнет восстание и польская армия триумфально двинется в
Берлин.
Это отрицательное и непонятное отношение Польши находит свое объяснение,
по-видимому, в том, что, получив заявление со стороны Англии, она почувство¬
вала себя слишком уж сильной и уверенной.
Указание на предстоящее восстание дает основание полагать, что Польша бы¬
ла осведомлена о планах группы Канариса, заключавшихся в организации восста¬
ния. Таким образом, ни о каком двусмысленном поведении Геринга или о его
фальшивой игре не может быть и речи.
Серьезное стремление подсудимого Геринга к сохранению мира и установле¬
нию хороших отношений с Англией совершенно определенно признает посол Ген-
дерсон, который, зная хорошо положение в Германии и имея связи с руководите¬
лями Германии, имеет наиболее верное суждение о Геринге. Я ссылаюсь на его
книгу «Провал миссии», в которой на 83 странице говорится дословно следующее:
«Я хотел бы здесь выразить свою уверенность в том, что фельдмаршал, если бы это
даже зависело от него, не затеял бы войны, как это сделал Гитлер в 1939 г. Как бу¬
65
дет показано ниже, в сентябре 1938 г. Геринг решительно стоял на стороне мира».
По справке Галифакса, у него не было никаких сомнений в том, что все усилия Ге¬
ринга, направленные против возникновения войны, были искренними.
То обстоятельство, что после возникновения войны, которой Геринг стремился
помешать всеми имеющимися у него в распоряжении средствами, но которой по¬
мешать он не смог, он, как главнокомандующий ВВС, отдавал все свои силы для
победы Германии, не находится ни в каком противоречии с серьезностью его
стремления не допустить войны. С этого момента он знал только долг солдата по
отношению к своей родине.
Гитлер несколько раз выступал перед командующими войсками с речами, на¬
пример, в ноябре 1937 г., 23 мая 1939 г. и 22 августа 1939 г. Во время допроса Ге¬
ринг весьма подробно изложил значение и смысл этих выступлений. Для решения
вопроса о том, означает ли факт присутствия на этих речах участие в заговоре в
духе Обвинительного Заключения, важно констатировать, что в этих выступле¬
ниях Гитлер излагал только одну сторону дела по военному или политическому
вопросу. Он информировал участников совещания только о том, на развитие ка¬
ких политических событий он рассчитывает. Мнения участников совещания ни¬
когда не спрашивали, им даже не предоставлялось возможности сделать свои
критические замечания к точке зрения Гитлера. Гитлер не требовал от своих ге¬
нералов, чтобы они понимали его приказы, он требовал, чтобы они их выполняли.
Его абсолютистское управление государством было полностью построено на
принципе: «еге \о1о зге тЪео зШ рго гаИопе уо1ип1аз», который он проводил везде
и во всем. В какой мере Гитлер придерживался этого принципа, можно заключить
из того, что, как показал Мильх, после доклада 23 мая 1939 г. он запретил участ¬
никам совещания обсуждать дела между собой.
Из вышеупомянутых докладов участники этих совещаний не могли узнать и
так и не узнали, о том, имелось ли у Гитлера твердое намерение начать агрессив¬
ную войну или нет.
Это подтверждают единодушно все свидетели, присутствовавшие на речах
Гитлера. В то время Гитлер действительно не собирался вести войны.
В этом отношении очень интересно показание генерал-фельдмаршала Мильха.
Этот свидетель в личных докладах Гитлеру в последовавшие за речью от 23 мая
1939 г. месяцы неоднократно указывал ему, что бомбардировщики не готовы к
началу военных операций, и что не накоплено запаса бомб. Однако Гитлер отка¬
зывался от подписания приказа о производстве бомб, заявляя, что нет необходи¬
мости их производить, что это излишне. Гитлер оставался при своем, хотя Мильх
обращал свое внимание на то, что на производство их уйдет насколько месяцев.
Соответствующий приказ Гитлер подписал только 12 октября 1939 г.
То, что излагал Гитлер главнокомандующим, легко объяснить его особеннос¬
тью, заключающейся в том, что он зачастую развивал идеи, не думая о конкрет¬
ных условиях их осуществления. Его политика в практических вопросах опреде¬
лялась в каждом отдельном случае потребностями дня.
Экономическая война
Подсудимый обвиняется в бесцеремонном грабеже оккупированных Германи¬
ей областей и, тем самым, в нарушении Гаагских правил ведения сухопутной вой¬
ны. Этот упрек несправедлив.
66
Во время допроса подсудимый Геринг, приведя совершенно уважительные ос¬
нования, подробно изложил, что Гаагские правила ведения сухопутной войны
1899 года и 1907 года не могут быть применимы к современной войне, так как к
началу Второй мировой войны они были в некотором отношении устаревшими и
недостаточными. Во времена их возникновения еще не были известны воздушная
война, экономическая война и война пропаганды. Неизвестна была также и то¬
тальная война, на службу которой без остатка становился весь народ и все народ¬
ное хозяйство. Прежде всего, в них ни в коей мере не отразилась экономическая
война. Впоследствии этой бреши для экономической войны не существует ника¬
кого неоспоримо действующего международного права. Поэтому экономическая
война находилась под старым девизом Гуго Гроциуса, что в войне разрешается
все, так как война, в конце концов, необходима. Естественно, что этот принцип
действует постольку, поскольку не было установлено договором какое-нибудь
отклоняющееся от этого правило.
Что касается современного правового положения, то следует сказать: до нача¬
ла Первой мировой войны, согласно международного права - во всяком случае,
поскольку речь идет о сухопутной войне - было неоспоримо, что война не затра¬
гивала частно-правовые отношения между гражданами воюющих государств, что
принципиально частная собственность оставалась неприкосновенной, что война
велась только армией и что она не затрагивала гражданского населения против¬
ника. С началом Первой мировой войны этот метод ведения войны претерпел
принципиальное изменение, когда Англия в области морской войны применила
свою точку зрения о войне как войне народа против народа. Тогда вражеские
державы, невзирая на все установленные правила ведения морской войны и пра¬
вила о нейтралитете, начали проводить блокаду с тем, чтобы отрезать подвоз не¬
обходимого сырья и продуктов питания и тем самым парализовать все герман¬
ские народные силы. Этот новый способ ведения войны соответствовал англо¬
саксонской точке зрения, к которой в начале Первой мировой войны присоедини¬
лась Франция, а именно, что война должна вестись не только против воюющей
армии, но и против всего населения врага. Гражданин вражеского государства
являлся врагом Англии. Его собственность была собственностью врага и могла
быть захвачена английской государственной властью.
Вследствие этого морская война была направлена не только против вооружен¬
ных сил, но и против мирных жителей воюющего противника.
Эта цель была достигнута путем проведения Англией тотальной блокады. Га¬
агское соглашение не предусматривало тотальной блокады в той форме, в кото¬
рой она проводилась со стороны Англии. Вследствие этой блокады у Германии
была отнята возможность всякого снабжения через нейтральные страны. Эта эко¬
номическая война, которая была применена подобным же образом вражескими
государствами во Второй мировой войне против Германии, не представляет со¬
бой справедливой формы ведения войны; в ней заложено нарушение существую¬
щего международного права.
При этих обстоятельствах нельзя поставить в вину Германии, что она применяла
методы морской войны, используемые Англией, для ведения сухопутной войны.
Это положение дел приводит к следующему выводу: правила ведения сухо¬
путной войны по своему духу относились к сухопутной войне. Там господствовал
принцип защиты частной собственности. В противоположность этому, в морской
67
войне частная собственность не защищена. Поэтому могут ли иметь силу правила
ведения сухопутной войны с их ограничениями в комбинированной сухопутно-
морской войне? Было бы справедливым, чтобы на море у одного отнимались
ценности, в то время как он не имел бы права дотронуться до подобных же цен¬
ностей на суше, принадлежащих отнимавшему?
По существующему международному праву, как и прежде, имеет силу прин¬
цип, что частная собственность в войне остается неприкосновенной. Этот прин¬
цип нарушается только постольку, поскольку Гаагские правила ведения сухопут¬
ной войны разрешают известное вторжение в область частной собственности - я
ссылаюсь на статьи 23 «г», 52, 53 абзац второй - и поскольку поводом к этому
вторжению могло быть бедственное положение, в котором находилось государст¬
во, которое в таком случае оправдано в такой мере, в какой оно кажется необхо¬
димым в интересах самосохранения государства. В этих рамках в войне разреша¬
ются также действия, которые бы в принципе не соответствовали военному пра¬
ву, т.е. сами по себе противоречили бы международному праву.
Ввиду того, что вражеский способ ведения войны пренебрегал существующи¬
ми правилами ведения морской войны, Германия оказалась в бедственном эконо¬
мическом положении. Если бы враждебные государства уважали это право веде¬
ния морской войны, то Германия могла бы снабжать себя через нейтральные
страны. Если бы не была проведена блокада Германии всеми мерами, не противо¬
речащими международному праву, Германия не очутилась бы в бедственном эко¬
номическом положении во время войны. Если сами враждебные державы не вы¬
полняли существующих правил проведения блокады, разве они могут требовать
от Германии, чтобы она ограничилась только положениями о реквизиции правил
ведения сухопутной войны?
Каково же теперь положение?
Противники Германии и в настоящее время заходят далеко за правила ведения
сухопутной войны, несмотря на то, что до сих пор не существует какого-либо
права для проведения их мероприятий, хотя бы в форме мирного договора. В ре¬
зультате такого образа действий враждебных держав Германия оказалась в бедст¬
венном положении. По существующим сейчас понятиям, предпосылкой бедст¬
венного положения, согласно международного права, является существующая
или непосредственно предстоящая опасность для государства, которая не может
быть предотвращена другим способом и которая непосредственно угрожает жиз¬
ненным интересам, а также независимости и существованию государства.
Итак, там, где жизненные интересы государства поставлены под такую угрозу,
имеется бедственное положение государства, из которого вытекает правовое дей¬
ствие, что государство не нарушает права, если оно прибегает к нарушению меж¬
дународного права, которое необходимо для предотвращения угрожающей опас¬
ности. Вследствие образа действий вражеских держав экономическое положение
Германии в ходе Второй мировой войны стало в высшей степени угрожающим. В
результате тотальной блокады у Германии была полностью отнята возможность
какой-либо связи с нейтральными странами; поэтому стало невозможно доста¬
точное снабжение сырьем, необходимым для ведения войны, и средств питания,
необходимых для снабжения гражданского населения. Германия должна была
заботиться также о питании гражданского населения противника на оккупиро¬
ванной территории. Вследствие этого Германия, в целях поддержания своего соб¬
68
ственного хозяйства, которое в противном случае потерпело бы крах, была выну¬
ждена использовать в своих интересах находившиеся на оккупированной вражес¬
кой территории запасы сырья и продовольствия, а также предметы, необходимые
для продолжения войны, причем она уделяла необходимое внимание интересам
находившегося на оккупированной территории населения. При этом учитывались
принципы, изложенные в преамбуле к соглашению относительно закона и правил
ведения сухопутной войны от 18 октября 1907 г. в том виде, в каком они вытека¬
ли из обычаев, установленных цивилизованными народами, из законов человеч¬
ности и из требований общественной совести. Отказ от использования вспомога¬
тельных источников в оккупированных областях означал бы отказ от независимо¬
сти и существования, означал бы безусловное подчинение. Необходимость, кото¬
рая заставляет подчиниться войне, является высшим и истинным бедствием в
жизни государства.
Во всяком случае, путем ссылки на бедственное положение прикрывались такие
действия, которые были необходимы для устранения опасности, которая не могла
быть устранена каким-либо другим способом. Естественно, что границы расплыв¬
чаты и поэтому в отдельном случае не всегда легко установить, имеется ли перед
нами истинное действие, установленное бедственным положением. Здесь Трибунал
должен будет учесть в пользу подсудимого особые обстоятельства и условия воен¬
ного времени, о которых трудно составить себе полное представление.
То, что подсудимый преднамеренно или небрежно пренебрег границами, не
доказано.
Может ли подсудимый быть лично привлечен к ответственности за возможно
преднамеренное или сделанное по небрежности нарушение, которое было совер¬
шено им исключительно, как уполномоченным фюрером, или несет ли в таких
случаях ответственность только государство - этот вопрос ставится на рассмот¬
рение Трибунала. С нашей стороны мы представляем ту точку зрения, что здесь
имеет место только проступок против международного права, который не может
служить основанием для личной ответственности.
Особенным является положение на восточном театре военных действий, так
как в России не было частной собственности, а имелось только государственное
хозяйство, строго регулируемое центром. Здесь правовое положение было в об¬
щем таково, что собственность вражеского государства могла быть используема
как военная добыча. Впрочем, вопрос здесь был разрешен особенно тщательно,
что нашло свое отражение в так называемой «Зеленой папке». Изложенные в «Зе¬
леной папке» правила не имели целью грабеж или уничтожение населения, как об
этом утверждало Обвинение. Скорее, объектом ее была экономическая мобилиза¬
ция и пуск хозяйства, охват и планомерное использование запасов, средств связи
в областях, которые подлежали оккупации во время войны, причем в особенности
было оговорено, что следовало считаться с большими разрушениями, если учи¬
тывать отношение русских. В этой папке нигде не содержится приказа или указа¬
ния, которое бы ложилось бременем на определенные группы народа, сверх той
необходимости, которая обусловлена войной. Это положение, за которое подсуди¬
мый Геринг взял на себя полную ответственность, не дает повода к возражениям.
При всем этом нельзя не учесть следующее: речь идет о войне такой труднос¬
ти, такого размаха, такой продолжительности и такой тотальности, о которых
творцы Гаагских правил ведения сухопутной войны определенно не только не
69
имели, но и не могли даже иметь хотя бы малейшее представление. Это было
войной, во время которой борьба шла за существование или гибель народов. Это
было войной, во время которой переоценивались все ценности.
Так, подсудимый имел уже правильное представление, когда он ссылался на
следующее: в борьбе не на жизнь, а на смерть, в конце концов, нет никакого зако¬
на. С точки зрения бедственного положения может быть также оправдан вывоз
рабочих из оккупированных областей Германии.
Подсудимый в качестве свидетеля подробно изложил то, по каким причинам
он считал эти мероприятия необходимыми.
В остальном защитник подсудимого Заукеля г-н доктор Серватиус подробно
остановится на этом вопросе.
Грабеж произведений искусства
Относительно обвинения в ограблении произведений искусства подсудимый
сделал подробное изложение, на которое указывается для оправдания действий
подсудимого. Дополнительно следует заметить: к охране произведений искусств в
Польше рейхсмаршал Геринг вообще не имел непосредственного отношения. Из
этих произведений искусства он ничего не взял для своей коллекции. Тем самым в
этом отношении никоим образом не возникает обвинения для подсудимого.
Во Франции по приказу фюрера произведения искусства, находившиеся во
владении у евреев, были конфискованы в пользу империи, и причем здесь речь
шла об имуществе, не имеющем хозяина, так как владельцы покинули страну.
Из числа этих конфискованных произведений искусств Геринг получил не¬
большую часть с разрешения фюрера не лично для себя, а для галереи, которую
он должен был создать и в которую он намеревался передать произведения ис¬
кусства, находившиеся в его владении. Эти произведения искусства он хотел ку¬
пить по цене, установленной французскими специалистами; выручка должна бы¬
ла быть передана семьям павших на войне французов.
Юридическое положение было, таким образом, следующее: эти предметы бы¬
ли конфискованы на основании приказа фюрера в пользу Германской империи.
Вследствие конфискации бывшие владельцы лишились своих прав владения; это
право перешло к империи. Переданные ему предметы Геринг приобрел от импе¬
рии как владельца этих предметов в настоящее время.
Империя, очевидно, видела в этом одно из предварительных условий, вызванное
развитием событий, к мировому договору, который должен был быть заключен по¬
сле окончания войны и когда должен был произойти окончательный расчет.
Приложение было аналогично тому, которое создается сейчас в Германии из-
за конфискаций и отчуждения в счет будущего мирного договора. Вопрос о том,
имела ли империя юридическое право проводить эти конфискации и приобретала
ли она эти предметы в собственность, остается открытым.
Этот вопрос требует решения, так как Геринг, приобретая эти предметы, думал,
как он подчеркнул в своих показаниях, что он имеет право на приобретение этих
предметов, так как они были конфискованы на основании распоряжения фюрера.
При таком положении вещей о грабеже говорить нельзя.
Во всяком случае, совершенно законными являются покупки, произошедшие
обычным деловым путем, предметов, которые были добровольно предложены
подсудимому и которые были охотно проданы владельцами, так как они получи¬
70
ли за них хорошую цену. То же самое относится к предметам, которые подсуди¬
мый приобрел путем добровольного обмена, во время которого партнер был пол¬
ностью равноправен.
50 летчиков
Теперь я хочу рассмотреть обвинение в расстреле 50 английских офицеров во¬
енно-воздушного флота, бежавших из лагеря военнопленных в Заган.
В обвинительном заключении говорится: «... в марте 1944 г. 50 офицеров ко¬
ролевских военно-воздушных сил, бежавших из лагеря военнопленных «Люфт
III» в Загане, были убиты после их поимки»5. «Судя по более позднему представ¬
лению документов Обвинением, речь идет здесь о следующем случае, когда в
ночь с 24 на 25 марта 1944 г. из лагеря военнопленных «Шталаг Люфт III» в Зага¬
не бежали 76 офицеров королевских военно-воздушных сил, 50 из этих офицеров
были после их поимки расстреляны С Д.
Следует установить: кто дал приказ о расстреле? Имел ли рейхсмаршал Геринг ка¬
кое-либо отношение к этому случаю? В частности, содействовал ли он изданию при¬
каза о расстреле этих 50 летчиков? Одобрял ли он эту меру, хотя она являлась грубым
нарушением ст. 50 Женевского соглашения об обращении с военнопленными?
Обвинение утверждает, что подсудимый Геринг содействовал изданию этого
приказа. Оно ссылалось, в частности, на заявления генерал-майора Вестгофа и
советника по уголовным делам Вилена, составленные в английском плену. Одна¬
ко допрос этих свидетелей в суде, о котором ходатайствовала защита, а также
дальнейшее представление доказательств перед судом, проведенное с большой
тщательностью, показало, что первоначальные показания Вестгофа и Вилена бы¬
ли неточными и в отношении присутствия Геринга на обсуждении положения и
его знании приказа о расстреле основывались на предположениях, которые опи¬
рались на то, что здесь речь идет о лагере военнопленных военно-воздушных сил.
Представление доказательств привело к следующему результату:
На обсуждении положения 25 марта 1944 г. Гиммлер доложил фюреру о побе¬
ге 76 офицеров. По этому поводу Гитлер упрекал генерал-фельдмаршала Кейтеля;
в этом событии он видел значительную угрозу для общественной безопасности,
так как бежавшие офицеры могли поддержать находящихся в Германии 6 мил¬
лионов иностранных рабочих в организации вооруженного восстания. Гитлер от¬
дал затем приказ: «Военнопленные остаются у Гиммлера». Кейтель категоричес¬
ки отказался передать Гиммлеру 15 офицеров, которые уже были пойманы воо¬
руженными силами и возвращены в лагерь; с этими офицерами ничего не случи¬
лось. Приказ о том, что военнопленные, которые должны были остаться у Гимм¬
лера, должны быть расстреляны, не был дан Гитлером на этом обсуждении поло¬
жения в присутствии Кейтеля. Таких мер ни Кейтель, ни Йодль не ожидали.
Йодль полагал, что бежавшие военнопленные будут на некоторое время заключе¬
ны в концентрационный лагерь.
Рейхсмаршал Геринг, как одинаково показали Кейтель и Йодль в качестве
свидетелей, не присутствовал на этом совещании, поэтому невозможно, чтобы
генерал-фельдмаршал Кейтель на совещании с генералом Вестгофом мог заявить,
5 Обвинительный акт (немецкий текст). С. 33.
71
что рейхсмаршал Геринг во время обсуждения положения упрекал его за побег
военнопленных.
Генерал Колер показал в качестве свидетеля, что генерал Кортен во время теле¬
фонного разговора, приблизительно в конце марта или начале апреля 1944 г., заве¬
рил его в том, что военно-воздушные силы, а именно рейхсмаршал и он сам, Кор¬
тен, не принимали участия в издании этого приказа и узнали о нем лишь после. Да¬
лее, Колер подтверждает, что рейхсмаршал был сильно возмущен этим расстрелом.
Эти данные полностью согласуются с изложением рейхсмаршала Геринга, ко¬
торый в момент обсуждения этого положения у Гитлера находился в отпуске. О
факте побега ему доложил по телефону его адъютант. Лишь после своего возвра¬
щения из отпуска на рождество 1944 года он узнал от своего начальника гене¬
рального штаба Кортена о том факте, что произошел расстрел военнопленных.
Этим последним сообщением рейхсмаршал Геринг был страшно возмущен, ибо
он осуждал эту меру, как таковую, и, кроме того, опасался репрессалий по отно¬
шению к своим собственным летчикам.
На запрос Гиммлер подтвердил рейхсмаршалу Герингу то, что расстрел был
произведен им с обоснованием, что ему был дан соответствующий приказ Г итлера.
Благодаря этой беседе стало ясно, почему был возможен расстрел и почему
выполнение его могло быть сокрыто от вооруженных сил. Гитлер в отсутствие
Кейтеля и Йодля отдал Гиммлеру приказ о расстреле, который затем, без ведома
вооруженных сил, передал приказ главному имперскому управлению безопаснос¬
ти и, судя по показаниям Кальтенбруннера, - непосредственно Мюллеру и Небе.
Рейхсмаршал Геринг из-за этого события не только упрекал Гиммлера - так
как он выполнил этот приказ, не посовещавшись с Герингом - но и на более
поздних совещаниях с Гитлером резко протестовал против этой меры. По этому
поводу между Герингом и Гитлером имели место ссоры.
Так как Геринг осуждал такие случаи, он через короткое время после этого хо¬
датайствовал о передаче лагерей военнопленных ОКВ. На вопросы генерал-
фельдмаршал Кейтель в качестве свидетеля подтвердил, что через несколько не¬
дель после этого случая он получил письмо от генерал-квартирмейстера военно-
воздушных сил, в котором военно-воздушные силы ходатайствовали о передаче
своих войск ОКВ.
Этот результат представления доказательств, благодаря которому - как под¬
черкнуто - исправлены некоторые пункты первых отклоняющихся показаний
свидетеля Вестгофа и Вилена, а также первого заявления Кейтеля от 10 ноября
1945 г., оправдывает констатацию того, что рейхсмаршал Геринг никоим образом
не принимал участия в этом событии, что, узнав о нем,\он его категорически осу¬
ждал и что он, соответственно, поэтому не может быть привлечен к ответствен¬
ности за этот, в высшей степени прискорбный приказ, воспрепятствовать которо¬
му было свыше его сил.
Суд Линча
Далее, обвинение говорит о суде Линча, который в отдельных случаях в 1944
году был произведен немецким населением по отношению к сбитым вражеским
летчикам. За эти события ответственность возлагается на подсудимых, в частности,
также на рейхсмаршала Геринга. Обвинение в том, что подсудимый Геринг или
вооруженные силы каким-либо образом причастны к этим случаям, что они издали
72
соответствующие приказы или распоряжения, или даже только одобряли такое по¬
ведение, оказывается совершено неосновательным. В этом вопросе с помощью
представления доказательств была создана полная ясность в пользу подсудимого.
Свидетель, полковник Бернд фон Браухич, на своем допросе 12 марта 1946 г.6
указал на то, что в начале 1944 года потери среди гражданского населения в ре¬
зультате использования бортового оружия вражескими летчиками внезапно воз¬
росли. Эти нападения вражеских летчиков были направлены в глубоком тылу
против гражданских лиц, работающих на полях, против железнодорожных веток
безо всякого военного значения, против пешеходов и велосипедистов.
Для подтверждения своих обвинений против рейхсмаршала Геринга Обвине¬
ние в первую очередь ссылается на протокол от 19 мая 1944 г.7 о так называемом
совещании об истребителях, которое имело место 15 и 16 мая 1944 г. под руково¬
дством подсудимого. В параграфе 20 этого протокола записано высказывание
подсудимого о том, что он предложит фюреру расстреливать вражеских лет^и-
ков-террористов немедленно на месте совершения преступления. Подсудимый со
всей решимостью оспаривает, что он сделал такое высказывание и с полным пра¬
вом указывает на следующие обстоятельства, которые противоречат такому заяв¬
лению: Заседание продолжалось свыше двух дней. Обсуждались многочисленные
технические организационные вопросы. Вопрос, затронутый в § 20, не имеет ни
малейшего отношения к объекту обсуждения и, прежде всего, выходит за рамки
цели совещания. Это замечание находится в тексте обсуждения темы, которая
относилась к совершенно иным вещам и в этой связи совершенно непонятна.
Кроме того, такой приказ Геринг - если бы он его одобрял и хотел - при из¬
вестном отношении фюрера мог отдать непосредственно сам.
Решающим является то, что это заявление находится в полном противоречии с
принципиальным отношением подсудимого. Он всегда придерживался того мне¬
ния, что сбитый вражеский летчик является товарищем и что с ним надо обра¬
щаться как с товарищем, на что мною указывалось также и в другой связи. Также
и в вопросе обращения с летчиками-террористами он со всей откровенностью вы¬
ступал против представляемого Гитлером мнения и не скрывал от Гитлера своего
совершенно иного отношения.
При его всегда одинаковом отношении и последовательном поведении совер¬
шенно исключено, что вдруг неожиданно предложил Гитлеру издать вышеупомя¬
нутый приказ против летчиков-террористов - приказ, против которого он боролся
со всей энергией и осуществлению которого он пытался воспрепятствовать всеми
средствами, как только ему стало известно о нем. И ему удалось воспрепятство¬
вать его осуществлению. Если на этом заседании действительно говорилось о
летчиках-террористах, то это замечание могло быть сделано лишь в том смысле,
что фюрер предложил такие меры.
Относительно этого протокола в принципе следует заметить также следующее:
Речь идет о сокращенной записи одного молодого офицера о двухдневном сове¬
щании, на котором говорилось очень много и на котором отдельные лица часто
перебивали друг друга. Опыт, собранный во многих других случаях, учит, что
такие записи часто являются очень ненадежными, а иногда совершенно извра¬
6 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 5680.
7 Документ № 166-Ь.
73
щенно передают содержание переговоров, так как автор записи, особенно если
присутствуют многие участники, да к тому же перебивают друг друга, не может
следить за ходом совещания и поэтому неправильно передает его содержание, и к
тому же путает отдельных лиц. Этим объясняются многие фактические ошибки, а
также неполноста и ненадежность таких протоколов. Этот протокол никогда не
был представлен подсудимому. Таким образом, он не мог проверить его содержа¬
ние и исправить ошибки. Подобные записи, которые составляются в вышеопи¬
санной форме и не представляются участникам для просмотра и утверждения, не
имеют ценности для представления доказательств. Сами по себе они не могут
служить достаточным доказательством для обвинения подсудимого. Поэтому они
могут быть использованы против участников лишь в том случае, если спорные
факты подтверждаются другими средствами доказательства, не содержащимися в
этом протоколе. В данном случае иным путем не подтверждается, что Геринг
действительно сделал высказывания, записанные в § 20, и говорил с Гитлером в
этом направлении.
Заметка от 21 мая не может служить подтверждением этому утверждению. За¬
мечание: «Генерал Кортен сообщает после доклада рейхсмаршала» по неопро¬
вержимым показаниям подсудимого не имеет того значения, что рейхсмаршал
делал доклад Гитлеру об этом вопросе, а имеет лишь тот смысл, что Кортен сде¬
лал соответствующий доклад рейхсмаршалу, и Кортен действительно сообщил
рейхсмаршалу о приказе фюрера.
Остальное представление доказательств ясно показало, что Геринг выступал
против особого обращения со сбитыми вражескими летчиками-террористами и
приказа Г итлера.
В этом случае имело место грубое нарушение Гаагских правил ведения сухо¬
путной войны, согласно которым запрещаются всякие военные действия против
мирного населения страны, всякое нападение и всякий обстрел незащищенных
городов, деревень, населенных пунктов или зданий. Это поведение, явно нару¬
шающее международное право, по мнению свидетеля фон Браухича, побудило
Гитлера предусмотреть наряду с приказами об обороне также приказы о мерах
против самих летчиков. При этом Гитлер, насколько это известно свидетелю, вы¬
ступая за самые строгие меры, не должен был разрешить суд Линча.
Это отношение Гитлера к нарушениям международного права вражескими
летчиками, однако, не встретило одобрения вооруженных сил, в частности,
рейхсмаршала Геринга и его начальника генерального штаба генерала Кортена.
Оба, правда, строжайше осуждали атаки вражеских летчиков, направленные ис¬
ключительно против беззащитного гражданского населения. Однако, несмотря на
это, они отбрасывали мысль о выдаче сбитых летчиков взбешенной толпе для со¬
вершения суда Линча и не считали, что эти меры являются подходящим средст¬
вом для борьбы с этим нарушающим международное право поведением.
В том же смысле высказался свидетель, генерал Колер. Генерал Кортен в на¬
чале июля 1944 г. сообщил этому свидетелю о том, что фюрер имеет намерение
издать приказ о том, что летчиков-террористов следует обрекать на суд толпы. В
неоднократных беседах свидетель Колер и генерал Кортен единодушно пришли к
заключению, что следует отклонить это намерение фюрера. Конечно, они считали
жестокими непосредственные налеты вражеских летчиков дальнего действия на
отдельных гражданских лиц, женщин и детей, группы гражданских лиц, находя¬
74
щихся на прогулке школьников и детей из детских садов, крестьян на полевых
работах, а также нападения на пассажирские поезда гражданского сообщения и
госпитали, однако оба не видели в намеченном приказе фюрера доступного пути
решения этой трудной проблемы. Они считали, что такой приказ находился в
противоречии с солдатским принципами, военными правилам и международным
правом, и что он может явиться причиной многочисленных случаев жестокости,
вследствие которых могут потерпеть ущерб как вражеские, так и собственные
экипажи. В конце концов, такой приказ в своих последствиях мог вредно подей¬
ствовать также на мораль собственных экипажей.
Все эти причины побудили отклонить требования Г итлера и стремления воо¬
руженных сил были направлены только на то, чтобы воспрепятствовать осущест¬
влению неодобряемого намерения Гитлера. Свидетель фон Браухич сообщает
очень достоверные сведения о том, что с этого момента вооруженные силы иска¬
ли выход, который видели в том, чтобы верхним инстанциям проинсценировать
осуществление мер, которые на самом деле не выполнялись.
Свидетель Браухич получил от рейхсмаршала Геринга поручение переговорить
с ОКВ об ограничении понятия «летчик-террорист». В имевших место в связи с
этим переговорах и переписке обсуждались случаи, которые представляли собой
нарушение международного права и которые надо было рассматривать как пре¬
ступные действия. С помощью такого установления хотели воспрепятствовать суду
Линча. Переписка, продолжавшаяся длительное время, показывает тенденцию этих
учреждений по возможности затянуть это дело. С полным правом свидетель Колер
подчеркивает, что эта переписка имеет все признаки «борьбы за время», т.е. участ¬
ники или не желали никакого решения, или откладывали принятие его на возможно
более долгий срок. В частности, заметка на полях документа Д-785: «От коман¬
дующего военно-воздушными силами не получать ответа»8 допускает тот вывод,
что рейхсмаршал намеренно затягивал все дела. Кроме того, рейхсмаршал Геринг,
как это ясно следует из письма от 19 июня 1944 г.9, встал на ту точку зрения, что в
любом случае совершенно необходим судебный процесс против летчиков-террори-
стов. Если в более позднем документе от 26 июня 1944 г. сказано: «... рейхсмаршал
согласен с представленной формулировкой понятия летчик-террорист и предло¬
женным образом действия», то согласие с образом действия относится исключи¬
тельно к заключительному абзацу письма от 15 июня 1944 г., где полагается опуб¬
ликовать сообщения о таких случаях, согласие на что и просили у рейхсмаршала
Геринга. То, что рейхсмаршал до конца войны стоял на точке зрения старого лет¬
чика, по которой вражеского летчика, как только он сбит, следует рассматривать
как товарища, и также обращаться с ним, категорически подтверждает не только
свидетель генерал-фельдмаршал Мильх, но и подчеркивает генерал Колер следую¬
щими словами: «Независимо от имевших иногда место высказываниях неудоволь¬
ствия, позиция рейхсмаршала всегда оставалась корректной и рыцарской соответ¬
ственно его традиции, оставшейся с Первой мировой войны, которую он часто
подчеркивал. Жестокие слова, произнесенные им в понятном раздражении в связи с
величайшими трудностями противовоздушной обороны под давлением Гитлера,
скоро забывались», и свидетель не знает ни одного случая, «когда такое естествен¬
8 Документ № 318-ВБ.
9 Документ № 779-0.
75
ное неудовольствие не привело рейхсмаршала к некорректным или жестоким ме¬
рам против членов вражеских военно-воздушных сил».
Так и позиция всех военно-воздушных сил всегда была корректной и человеч¬
ной. Бороться рыцарски было делом чести немецких летчиков. При этом мнении
оставались военно-воздушные силы, а также подсудимый Геринг, хотя воздуш¬
ные войска с большой горечью воспринимали нападение противника с использо¬
ванием бортового оружия на немецких выпрыгнувших с парашютом летчиков,
как это упоминает Колер, и отдельные случаи использования таких же мер явля¬
лись актом расплаты.
Лучшим свидетельством образцового товарищеского отношения военно-
воздушных сил также и по отношению к врагу, который не соблюдал правила во¬
енного права, является описание свидетелем Колером использования службы
спасения на море военно-воздушных сил, которая в одинаковой степени оказыва¬
ла помощь как немцам, так и врагам, и даже при нарушающих международное
право нападениях со стороны противника не отказалась от своего стремления
оказывать в нужде помощь врагу и другу. Соответственно этому следует конста¬
тировать: вооруженные силы и подсудимый Геринг отклонили суд Линча, а также
всякие иные меры против летчиков-террористов, которые не согласовывались с
юридическими постановлениями и не издали никаких приказов подчинявшимся
им войскам; также ни в одном случае военно-воздушными силами или армией
вражеские летчики не были расстреляны или переданы СД.
Гестапо, концлагеря
Обвинение ставит в вину подсудимому Герингу то, что он немедленно после
30 января 1933 г., занимая пост прусского министра иностранных дел, а вскоре
затем - прусского премьер-министра, создал в Пруссии господство террора в це¬
лях подавления всякой оппозиции против программы нацистов.
Для осуществления своих планов он пользовался прусской полицией, от кото¬
рой он уже в феврале 1933 г. требовал для защиты нового правительства действо¬
вать беспощадно против всех политических врагов без учета последствий. Для
обеспечения власти он создал страшную тайную государственную полицию и
уже в начале 1933 года - концентрационные лагеря.
Относительно этих обвинений следует сказать следующее:
Само собой разумеется, что это не может быть поставлено в вину подсудимо¬
го, а, наоборот, означало бы тяжелое нарушение переданных подсудимому обя¬
занностей, если бы он со всей силой не выступил на защиту нового правительства
и не принял бы все мыслимые меры для того, чтобы с самого начала сделать не¬
возможным любое нападение на это новое правительство. Для достижения этой
цели в первую очередь использовались полицейские учреждения. Расследовать
нужно лишь вопрос о том, были ли недопустимыми средства, использование ко¬
торых подсудимый считал необходимым.
На этот вопрос надо ответить отрицательно по следующим соображениям:
Полиция в любом государстве является внутриполитическим инструментом
власти; во всяком государстве она имеет своей задачей поддерживать правительст¬
во, защищать его во всех отношениях, в случае необходимости, силой оружия
обезвреживать нарушителей порядка и права. Такие же задачи подсудимый поста¬
вил находившейся под его руководством полиции, которую он призывал в упомя¬
76
нутой Обвинением речи действовать энергично и честно. Таким образом, как подоб¬
ный призыв к выполнению долга может быть недопустимым, остается непонятным.
Во время своего допроса подсудимый Геринг подробно изложил, по каким
причинам и на основании каких принципов он считал, что необходимо предпри¬
нять реорганизацию полиции. Эти принципы никоим образом не могут быть под¬
вергнуты сомнению. В этой связи следует указать на то, что, согласно сущест¬
вующим принципам международного права, суверенные государства имеют пра¬
во на урегулирование своих внутриполитических отношений по своему желанию.
Относительно реорганизации полиции речь идет, однако, исключительно о внут¬
риполитическом деле. Не может быть и речи о том, что здесь якобы нарушаются
общепринятые правила международного права.
Политическая полиция существовала в Пруссии и до прихода Гитлера к влас¬
ти. До 30 января 1933 г. это был отдел полиции 1 «а», в круг задач которого вхо¬
дили наблюдение и борьба с политическими противниками - в частности, с на¬
ционал-социалистами и коммунистами. Подобная полиция с аналогичным грузом
задач была необходима также и после прихода к власти, чтобы обезопасить новое
государство от нападений, которых можно было опасаться, особенно со стороны
очень сильной коммунистической партии. В объяснение того, что этот отдел по¬
лиции должен был заниматься исключительно защитой государства от его врагов,
он получил название государственной тайной полиции. До тех пор пока полицией
руководил подсудимый Геринг - фактически это имело место до 1934 года, так
как с этого момента руководство было передано Гиммлеру - она удерживалась в
рамках предначертанных задач, не превышала своих прав и не имели место ка¬
кие-либо серьезные перегибы. Представление доказательств по этому времени не
выдвинуло против подсудимого Геринга каких-либо обвинений. Если в более
позднее время тайная государственная полиция превышала свои права и совер¬
шала незаконные действия, то подсудимый не знал о такой позиции и не одобрял
ее. За возможные, неизвестные ему ошибки и преступления своих приемников он
не может нести ответственности.
Здесь выступил один свидетель, представивший обвинение подсудимому: док¬
тор Г изевиус.
Подсудимый категорически отказывается заниматься этим свидетелем и его
показаниями.
Он хочет указать лишь на то, что показания во всех обвиняющих пунктах яв¬
ляются неверными. Доказательная сила показаний зависит от оценки достоверно¬
сти показаний этого свидетеля. Мой коллега, доктор Нельте, подробно обсудит
этот вопрос, так что я для избежания повторений не буду обсуждать его.
Захват власти национал-социалистской партии, естественно, натолкнулся на
сопротивление и, прежде всего, левые партии не были согласны с положением,
создавшимся вследствие этого прихода к власти. Противники вовсе не были сла¬
быми ни в численном отношении, ни в отношении имеющихся в их распоряже¬
нии средств. По этой причине новые правители опасались серьезных опасностей
для своей власти, если эти враждебные им партии смогут беспрепятственно про¬
должать свою деятельность; поэтому они должны были своевременно и заранее
обезопасить себя от таких опасностей. Чтобы стабилизировать собственную
власть и с самого начала подавить зародыши всяких волнений, подсудимый Ге¬
ринг, на основании государственной необходимости, считал необходимым одним
77
разом арестовать вождей и деятелей коммунистической партии и смежных с ней
объединений. Причины для таких действий подсудимый подробно изложил. Для
устранения опасности и обеспечения безопасности государства меры, принятые
подсудимым, были государственной необходимостью, вызванной этим беспокой¬
ным временем. Так как речь шла о превентивных мерах, то для ареста необходи¬
мой предпосылкой не являлось то, чтобы уже было налицо наказуемое антигосу¬
дарственное действие или то, что оно подготавливалось. Для ареста было доста¬
точно - так как речь шла о политическом акте государственной самозащиты -
принадлежности к одной из упомянутых выше групп и активного участия в них.
Эти соображения вскоре после прихода к власти привели к созданию концен¬
трационных лагерей, число которых в то время, когда подсудимый Геринг руко¬
водил полицией, составляло два. В этих лагерях должны были быть размещены
политические ненадежные лица, угрожающие безопасности нового государства
до тех пор, пока они или привыкнут к новым политическим условиям, или сила
государства укрепится настолько, что они уже не смогут быть опасны новому го¬
сударству. Свое юридическое обоснование эти лагеря нашли в распоряжении им¬
перского президента о защите народа и государства от 28 февраля 1933 г. Это
распоряжение было издано президентом фон Гинденбургом на основании статьи
48 § 2 имперской конституции для обороны от коммунистических актов насилия,
угрожающих государству; таким образом, оно было издано на основе конститу¬
ции. Этим распоряжением определенные юридические принципы конституции до
дальнейших распоряжений теряли силу и в числе других ограничений было объ¬
явлено допустимым ограничение личной свободы.
Создание и использование концентрационных лагерей, по тогдашнему убеж¬
дению подсудимого, основывалось на революционном убеждении победоносного
движения в том, что только в нем находит свое выражение историческая истина,
что только оно идет по правильному пути и что тем самым ложно все, что проти¬
вопоставляется ему. Не было никаких дискуссий о правильности политических
убеждений на основании логических аргументов как в либерализме, нейтральном
в отношении мировоззрения, а было лишь полное осуществление народного по¬
рядка, в который верили и который рассматривался как исторически необходимая
истина. То есть, всякий, кто не был захвачен этим движением и тем более высту¬
пал против него, был исключен, как враг истинного порядка. При таких предпо¬
сылках он не мог быть наказан с помощью традиционного юридического процес¬
са за нарушение отдельных постановлений, а он ставил себя, по мнению нацио¬
нал-социалистского правительства, вне вновь обретенной общности народа, вне
всяких принципов, на которых основывается сам юридический порядок. Поэтому
он должен был быть исключен.
Таким образом, речь шла не о мерах наказания, а о политическом акте чистки,
основанном на нетерпимости в области мировоззрения. Как раз поэтому лицам,
задетым такими мерами, отказывали в перепроверке полицейских актов судом
или административным процессом. Тот, кто ставит себя вне общности народа, не
мог посягать на юридические гарантии, которые предоставлял народный порядок
членам народа. Но членом народа был лишь тот, кто входит в подобную общ¬
ность народа. В отношении обращения с врагами народа, наряду с юридическими
принципами, имели силу соображения государственной необходимости.
78
Именно потому, что здесь речь шла о действии политической целесообразнос¬
ти, подсудимый Геринг мог в отдельных случаях на собственную ответственность
решать, что необходимость для дальнейшего заключения не существует и высту¬
пить лично за освобождение отдельных лиц, которые не представляли собой
опасности для государства. Здесь речь идет не о нарушении юридического прин¬
ципа актом помилования, но и не о признании несправедливости, причиненной
остальным таким же лицам, а о действиях, основанных на целесообразности, ко¬
торая от случая к случаю могла обусловить другое решение.
Эти принципы в отношении обращения с такими элементами, которые не мог¬
ли примириться с общим политическим порядком, ни в коем случае не свойст¬
венны только национал-социализму, они полностью господствуют также в поли¬
тике держав-победителей по отношению к побежденному немецкому населению.
Тот, кто не соглашается со вновь оживающим демократическим порядком в Гер¬
мании, даже тот, от которого на основании его прежнего укоренения в национал-
социализме можно ожидать принципиального отрицательного отношения к демо¬
кратии, интернирован. Если, как нам показывает Обвинение10, при начале войны
в нацистской Германии в концентрационных лагерях было заключено 21 ООО че¬
ловек, то после опубликования различных законов оккупирующих держав в на¬
стоящее время только в зоне США в лагерях интернированных находится свыше
300 ООО национал-социалистов и милитаристов. Это обстоятельство показывает
ясно, что при создании политического порядка целесообразность, а не право име¬
ет решающее значение, поскольку господствует не общая терпимость; а провоз¬
глашается определенное политическое устройство как единственно законное.
Следует заметить, что даже такие демократические, в общем основанные на
принципе терпимости государства, как США и Великобритания, должны были
прибегать к таким лагерям в тех случаях, когда затрагивались во время войны их
жизненные основы. Доказательством того, что при подобных мерах политической
чистки речь идет не о юридических, а о политических актах, является недавно
принятое решение Лендеррата в американской оккупационной зоне. Согласно
этому решению трудовые лагеря, в которых находятся нацисты, осужденные на
принудительные работы - за принадлежность к партии, должны быть специально
переданы в подчинение юридическим органам, так как речь идет об учреждениях,
которые обычно рассматриваются как чуждые юстиции. Подсудимый Геринг ру¬
ководствовался мотивами такого же характера, когда он в 1933 году создал кон¬
центрационные лагеря и издал законы относительно такой государственной по¬
лиции. Они представляли собой средства для чистки и укрепления молодой гер¬
манской нации в таком плане, в каком он это себе рисовал. При этом он не стре¬
мился к окончательному уничтожению политических противников, а после опре¬
деленного испытательного срока великодушно выступал за их освобождение и
отпустил на свободу на Рождество в 1934 году около 5000, а в сентябре - около
2000 заключенных. Он энергично боролся против неизбежных недостатков и
ошибок, которые он признавал в своей, предназначенной для английской общест¬
венности, книге «Создание целой нации». Так, например, он разрешил вождю
коммунистов Тельману лично передать свои жалобы из концентрационного лаге¬
ря и сам позаботился об устранении указанных ошибок. Он распустил так назы¬
10 Документ № 129-Р.
79
ваемые дикие лагеря в Штетине и Бреславле, наказал гаулейтера в Померании,
который создал этот лагерь без его ведома и против его воли и приказал предать
суду за перегибы провинившихся служащих из диких концентрационных лагерей.
Когда Обвинение утверждает, что здесь речь идет об осуществлении заговора,
ставившего себе целью преступления против человечности, то оно, высказывая
эту точку зрения, не учитывает действительную политическую жизнь тех лет. Та¬
кой заговор не существовал, у подсудимого не было намерения совершить пре¬
ступление против принципов человечности и он не совершил этих преступлений.
В качестве политического уполномоченного германского правительства он чув¬
ствовал себя обязанным защищать последнее от опасных нарушителей и тем са¬
мым способствовать дальнейшему существованию национал-социалистского
жизненного устройства. Будучи далеким от того, чтобы видеть преступление в
этих мероприятиях, он считал их, напротив, неизбежными средствами, необходи¬
мыми для того, чтобы укрепить политический порядок как основу всякого права.
В 1936 году руководство полицией и теми самыми концентрационными лагерями
перешло также и «де]иге» от подсудимого к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.
Нельзя приписывать подсудимому вину за то, что стало впоследствии с кон¬
центрационными лагерями, за то, что они, особенно после начала войны, превра¬
тились в отвратительнейшее место пыток и уничтожения людей, за то, что они,
отчасти намеренно, отчасти в результате хаоса, вызываемого военными условия¬
ми, привели к уничтожению бесчисленных людей, чтобы, в конце концов, в по¬
следние дни перед окончанием войны стать в результате организационных оши¬
бок массовой могилой.
Конечно, он знал, что все еще существовали концентрационные лагеря, что чис¬
ло заключенных увеличилось в результате напряженной военной обстановки и что
это число, в результате расширения масштабов войны по всей Европе, включало и
иностранцев, но ужасающие эксцессы, разоблаченные на этом процессе, не были
ему известны. Он не знал о безответственных экспериментах, которые производи¬
лись над заключенными, об экспериментах, являвшихся профанацией истинной
науки. Показания свидетеля генерал-фельдмаршала Мильха свидетельствовали о
том, что военно-воздушные силы не были заинтересованы в этих экспериментах и
что подсудимый вообще не знал ничего более подробного об этом деле.
Создание концентрационных лагерей не имело ничего общего с более поздним
уничтожением евреев, идея которого, несомненно, возникла в головах Гейдриха и
Гиммлера, и которая мастерски скрывалась и лишь после окончания войны была
разоблачена в виде ужасов в Освенциме и Майданеке. Тем самым я перехожу к
еврейскому вопросу.
Еврейский вопрос
Свою точку зрения по еврейскому вопросу подсудимый Геринг подробно из¬
ложил во время своего допроса в качестве свидетеля. Затем он во всех деталях
перечислил причины, заставившие национал-социалистскую партию, а после
прихода к власти, и государство занять позицию, враждебную евреям. Подсуди¬
мого обвиняют в том, что он в 1935 году провозгласил Нюрнбергские законы,
которые должны были послужить сохранению чистоты расы, и что он в годы с
1938 по 1939, будучи генеральным уполномоченным по четырехлетнему плану,
80
издал постановления, которые были направлены на устранение евреев из эконо¬
мической жизни.
Затем ему вменяется в вину издание целого ряда законов, которые означали
определенно направленное серьезное вмешательство в права евреев.
Туманной является юридическая мотивировка этого обвинения, лишенного
всякого обоснования. Ибо здесь речь идет о чисто государственной проблеме - а
именно о правовом положении некоторых подданных государства; такую про¬
блему Германская империя, как суверенное государство, могла урегулировать
свободно, в соответствии с признанными международными мировыми принципа¬
ми. Если эти меры и были суровыми, а ограничения гражданских прав чрезвы¬
чайно большими, они ни в коем случае не являлись преступлениями против чело¬
вечности. Подобные законы, ограничивающие определенную расу или опреде¬
ленный круг граждан в их правах, принимались и другими государствами, не вы¬
зывая недовольства против подобных мероприятий и не побуждая другие госу¬
дарства к вмешательству. Рейхсмаршал Геринг всегда отвергал любое противоза¬
конное насильственное мероприятие, направленное против евреев. Об этом ясно
свидетельствует его отношение к организованному Геббельсом мероприятию,
которое проводилось в ночь с 9-го на 10-е ноября 1938 г. и о котором он узнал
лишь после того, как оно имело место, и которое он самым резким образом осуж¬
дал. Он сделал Геббельсу и Гитлеру соответствующее серьезное представление.
Об этом имеются точные показания свидетелей Боденшатца и Кернера. О том,
как резко Геринг осуждал это мероприятие, свидетельствует показание д-ра
Юберрейтера. Через несколько недель после этого происшествия подсудимый
вызвал в Берлин всех гаулейтеров и в произнесенной им речи в резких выражени¬
ях порицал связанное с насилием мероприятие, которое было недостойно чести
нации и повредило престижу Германии за границей.
То, что подсудимый не являлся фанатическим приверженцем расовой теории,
повсюду было известно благодаря его высказыванию: «Я решаю, кто является
евреем». То, что он помогал многим евреем, установлено с достаточной яснос¬
тью. О биологическом истреблении евреев он узнал лишь в конце войны. Такое
мероприятие он никогда бы не одобрил и со всей силы противился бы ему, так
как у него было достаточно политического чутья, чтобы разгадать все чудовищ¬
ные и при этом ненужные угрозы, которые должны были неизбежно возникнуть
для германского народа в результате такой жесткой и отвратительной акции
уничтожения.
То, что Геринг не хотел портить отношения с мировой общественностью и по¬
вредить себе во мнении всего мира, доказывает упомянутая выше речь, обращен¬
ная к гаулейтерам. Поэтому исключается, что Геринг соглашался с такими меро¬
приятиями или что он участвовал в них. Понятно, когда подсудимого обвиняют в
том, что он, как второе лицо в государстве, должен был быть осведомлен об этих
ужасных мероприятиях. Кроме того, не приходится удивляться, когда заявление
подсудимого о том, что он не знал о таких злодеяниях, воспринимается с некото¬
рым недоверием. Несмотря на высказываемые сомнения, подсудимый, однако,
настаивает на том, что до него не дошли сведения о подобных деяниях.
Эта неосведомленность подсудимого, которая может быть полностью понятна
лишь только тем, кто знаком с германскими условиями, можно объяснить тем,
что Гиммлер, как подчеркнул также и генерал-полковник Иодль во время своего
81
допроса в качестве свидетеля, и только в этом заключается решение загадки, мас¬
терски умел скрывать свои действия, заметать следы своих злодеяний и в водить
в заблуждение свое окружение и ближайшее окружение Гитлера.
В этой связи я также ссылаюсь на показания свидетеля Хесса, который под¬
твердил директиву Гиммлера о том, что нужно было соблюдать абсолютную сек¬
ретность по отношению к каждому человеку.
В таком случае напрашивается следующий вопрос: разве подсудимый не был ли¬
цом правообязанным, который должен был расследовать и выяснить, где действи¬
тельно находятся якобы эвакуированные евреи и какова их судьба? Какой юридиче¬
ский вывод можно сделать в связи с тем, что по халатности он не произвел расследо¬
вание и тем самым по халатности нарушил вытекающую из его положения правовую
обязанность, заключающуюся в том, чтобы предпринимать вмешательство?
От решения этого чрезвычайно сложного вопроса о должном и сущем можно
отказаться, потому что также и Геринг, хотя он являлся вторым лицом в государ¬
стве, не обладал властью помешать осуществлению вышеупомянутых мероприя¬
тий, если их проводил Г иммлер, а повелел Г итлер, или если последний, во всяком
случае, одобрил их.
Заключение
Если в свете всего сказанного обозревать личность и жизнь подсудимого Ге¬
ринга, то решающими для оценки его действий являются следующие моменты:
В семье родителей была заложена хорошая основа для дальнейшего формиро¬
вания его характера и приобретения знаний; личность его определилась оконча¬
тельно во время Первой мировой войны, когда он, молодой офицер, летчик-
истребитель, за исключительные заслуги получил высшую военную награду -
орден «За заслуги». Он пережил военное поражение Германии, которое он считал
следствием предательства внутри страны. После того, как империя Кайзера была
свергнута, немецкий народ хотел создать новую конституцию на демократичес¬
кой основе, для того, чтобы в дальнейшем снова подняться путем прилежания и
терпения. При этом большую роль играло доверие к дальновидности тогдашних
держав-победительниц и, в частности, к 14 пунктам Вильсона.
После горького разочарования, причиненного Версальским договором, насту¬
пил жестокий кризис Веймарской демократии, от которого не суждено было от¬
правиться. Этот кризис, вместе с наступившим позднее мировым экономическим
кризисом, послужил, бесспорно, предпосылкой к тому, что Гитлеру удалось осу¬
ществить захват власти.
«Борьба против Версаля» в первую очередь способствовала тому, что он сде¬
лался фюрером партии. В своих свидетельских показаниях Геринг говорил о том,
что с первой встречи его объединяло с Гитлером их общее убеждение в том, что
путем бумажных протестов ничего нельзя достигнуть. Бессилие Веймарского де¬
мократического режима к тому времени стало очевидным для всего мира. Геринг,
а также Гитлер были убеждены в том, что Германия неизбежно станет жертвой
мирового революционного большевизма, если не удастся пробудить в ней доста¬
точно энергии к сопротивлению путем возрождения веры в свои силы. При этом
было само собою понятно, что эти же силы смогут решительно выступить против
версальских держав. При этом Гитлер, безусловно, исходил из того, что Герма¬
ния, в основном, составляет с Западом единое целое в культурном, экономичес¬
82
ком, а также политическом отношении. Он считал, что большевистская опас¬
ность, направленная в первую очередь против Германии, угрожает также и запад¬
ным странам. Поэтому он надеялся, что, объявив идеологическую борьбу против
Востока, он сумеет добиться их признания и поддержки.
Только в свете этого основного положения должна рассматриваться вся его
политика в целом, вплоть до фактического крушения. Если сейчас можно, вполне
справедливо, осуждать ее как ошибочную с самого начала, то все же нельзя игно¬
рировать то, что с начала, в процессе своего развития, она во многих отношениях
казалась правильной. Этим объясняется тот факт, что Гитлеру удавалось все
большее количество немцев превращать в своих приверженцев.
Геринг твердо верил в то, что спасение может принести только Гитлер. Он ви¬
дел в нем прирожденного народного вождя, который умел влиять на народ и ру¬
ководить им, и чья удивительная сила воли не отступала ни перед какими препят¬
ствиями. Он понимал, что при наличии демократической конституции выдви¬
нуться мог лишь такой человек, обладавший поистине дьявольскими демагогиче¬
скими способностями. Поэтому он примкнул к нему.
Поскольку Геринг был немцем, проникнутым искренней любовью к отечеству,
он не думал о том, чтобы использовать Гитлера лишь как орудие для своего соб¬
ственного возвышения. Напротив, он заранее решил признать его «фюрером»,
человеком, которому принадлежало решающее слово, а самому удовольствовать¬
ся подчиненной ролью. Поэтому он, знаменитый летчик-капитан, награжденный
орденом «За заслуги», без колебаний принес до тех пор неизвестному Гитлеру
присягу верности, присягу, которой должен был в действительности оставался
верным всю жизнь.
Трагично, что такая борьба, какую вел Геринг вместе с Гитлером, могла быть
понята в самой своей основе таким образом, что ее уже с самого начала считают
договором, направленным на совершение преступлений.
Целью этой борьбы являлось, прежде всего, освобождение Германии от цепей
Версальского договора. Правда, Веймарское правительство неоднократно пред¬
принимало попытки к избавлению от особенно обременительных условий этого
договора. Однако Германии не удалось осуществить свое стремление к его пере¬
смотру. Путем переговоров ничего не удалось добиться.
Создавалось впечатление, что международное право является лишь орудием в
руках версальских победителей, постоянно используемым для того, чтобы не да¬
вать Германии подняться. Не одержала ли снова сила верх над правом и могли ли
немцы достичь чего-либо иначе, как набравшись мужества для того, чтобы с си¬
лой ударить кулаком по столу?
Такие размышления были вполне понятными в свете тогдашнего положения.
Было бы совершенно неправильным считать их доказательством заговора, о кото¬
ром говорит Обвинение. Действительное развитие событий после 1933 года, каза¬
лось, подтверждало правоту Г итлера. Как только он применял свои методы, ему
добровольно давали во много раз больше того, чего Веймарское правительство
смогло бы добиться путем применения силы.
Та готовность, с которой иностранные государства не только заключали с Гит¬
лером договоры, как, например, Морское соглашение от 1935 года и Мюнхенское
соглашение от сентября 1938 года, но и до последнего времени принимали уча¬
стие в имперских партийных съездах, привела немецкий народ к выводу, что Гит¬
83
лер избрал самый правильный путь для достижения соглашения с другими наро¬
дами. Такое впечатление и такой вывод вполне соответствовали действительнос¬
ти вплоть до осени 1938 года. Если бы Гитлер в дальнейшем лояльно придержи¬
вался Мюнхенского соглашения, он не дал бы поводов к ведению против него
политики торможения. Не только был бы сохранен мир, но и Гитлер смог бы спо¬
койно пользоваться плодами своей, признанной всеми державами, внутренней и
внешней политики.
В настоящее время спор идет в основном лишь о том, является ли он один ви¬
новником дальнейших событий, приведших к катастрофе, или ответственность
должна быть возложена также на кого-нибудь другого. Обвиняют всех немцев,
которые когда-либо оказывали Гитлеру какую-нибудь поддержку. При этом не¬
которые из обвиняющих, в первую очередь те, кто с самого начала не ждали от
него ничего хорошего и даже отрицали законность его власти, говорят: «Можно
было предвидеть, что он именно так кончит». Значит все, кто когда-либо поддер¬
живали его каким-либо образом, должны также считаться виновными.
Те, кто выдвигает это обвинение, неправы потому, что они делают выводы те¬
перь и на основании печального опыта, оглядываясь назад, конструируют такую
закономерность, которая должна была бы свести на нет всякую веру, не только в
свободу, но и в человеческий разум.
Разумеется, и сам Гитлер не желал такого конца. Он достаточно часто открыто
заявлял о том, что не стремится к военным лаврам, а хотел бы посвятить остаток
своей жизни мирному строительству.
Если сохранять полную объективность, то его можно упрекнуть лишь в том,
что он не наметил определенных границ своим целям, когда понял, что не может
рассчитывать на достижение их с помощью одних лишь мирных и гуманных
средств. Если под такими средствами понимать лишь те средства, которые вооб¬
ще исключают всякое применение силы в любой форме, то ему бы не понадоби¬
лось идти своим собственным путем и искать новых решений. Надо признать за
Гитлером, что вначале он лишь играл своей силой, до тех пор, пока не началось
вырождение. Когда началось это вырождение, можно определить лишь по ре¬
зультатам, за отсутствием других отправных пунктов. Конечно, он не предвидел
и не желал дурных последствий. Однако надо его считать виновным в том, что он
никогда не извлекал уроков из неудач и не имел чувства меры. Какую же часть
этой вины можно и нужно возложить на приближенных к нему лиц?
Тому, кто не отвергал с самого начала методы Гитлера как незаконные, было
очень трудно определить, где кончалось стремление Гитлера найти оправдание
для своих мероприятий и где связь с этим его политики становилась преступной.
При этом, с точки зрения чисто немецкого правосознания, эта граница сущест¬
венно отличается от понимания других народов и даже всего человечества, пото¬
му что все они едва ли интересовались сохранением Веймарской конституции и
основных правовых принципов, установленных ею для каждого немца. Поэтому
нарушение ее, вплоть до Второй мировой войны, никогда не побуждало другие
государства к вмешательству. Напротив, после начала войны, немцы оказались
вынужденными пренебрегать немецкими интересами из сочувствия к подданным
других государств, в том числе враждебных государств. Каждый из них считал
вполне достаточным в пределах своей компетенции заботиться о том, чтобы не
допускать ненужных жестокостей. Сопротивление приказам, исходившим от
84
высших немецких инстанций, было совершено, не только бессмысленно и бес¬
перспективно, но и рассматривалось до самого последнего времени как наруше¬
ние закона и уголовно-наказуемое преступление. Поэтому обвинение в том, что
такое сопротивление не оказывалось, могло бы быть предъявлено лишь в том
случае, если бы можно было вменить в обязанность нарушение закона без учета
непосредственного практического результата, лишь во имя принципа, т.е. поведе¬
ния революционера. Такая постановка вопроса неправильна и не может быть
серьезно обоснованна. До сих пор международное право основывалось, прежде
всего, на принципе неограниченного суверенитета государства. Ни одно государ¬
ство не соглашалось подчиняться чьему-либо решению в жизненно важных для
себя вопросах, будь то решение большинства или же решение независимо дейст¬
вующего суда. В этом же случае другие народы или же человечество в целом не
только предоставили бы право каждому отдельному гражданину такого суверенно¬
го государства противопоставить себя законному аппарату власти своего собствен¬
ного государства, но и вменили бы ему это в обязанность, на том основании, что эта
власть нарушает человеческие права. Такое положение само говорит против себя, в
особенности, если ему придавать обратную силу. Таким путем свобода отдельного
индивидуума была бы поставлена выше, чем суверенитет государства. Это не толь¬
ко означало бы бесконечную переоценку значения каждой отдельной личности, но
и привело бы к окончательному нарушению порядка, т.е. к анархии. Геринг олице¬
творял собой полярную противоположность такому образу мышления. Подобно
тому, как иные шли на войну, чтобы побороть саму войну, так он стал революцио¬
нером, для того, чтобы снова возвысить идеал верности. Поэтому он оставался на
стороне однажды избранного им фюрера, даже после того, когда утратил его дове¬
рие и даже тогда, когда был приговорен им к смерти. И тогда, и до сих пор он оста¬
ется ему верным, снова и снова находя для Гитлера оправдания.
Пусть многим это покажется непонятным, пусть некоторые усмотрят в этом
скорее слабость, чем силу. Но в этой верности человек проявляется полностью.
Пресса обрисовывала Геринга как тип человека эпохи позднего ренессанса. Это в
известной степени правильно. Обладая высоко развитым интеллектом, он, тем не
менее, руководствовался в своих действиях не столько рассудком, сколько дви¬
жениями своего горячего сердца. Такой человек неизбежно проявляет себя, глав¬
ным образом, субъективно. Свое окружение и других людей он не воспринимает
со спокойной рассудительностью лишь как постоянные величины, с которыми
надо считаться. Напротив, он, прежде всего, исходит из того, как они действуют
на него самого и вызывают ли с его стороны положительное или отрицательное
ощущение; таким образом, свою личную реакцию он, в конце концов, делает ос¬
новой своего общего суждения.
При всем этом, как видно из показаний генерального судьи главного штаба д-
ра Леманна, он всегда старался быть справедливым и прислушиваться к разум¬
ным доводам. По-солдатски прямо он старался найти самое верное решение в ка¬
ждом отдельном случае. Его решения, убедительные, как судебные приговоры, и
его социальная установка, о которой, между прочим, говорил свидетель, генерал
Боденшатц, показывают сознание им серьезной моральной ответственности. Его
отношение ко всяким преступлениям, затрагивающим женскую честь, свидетель¬
ствует о его рыцарстве. Однако решающим во всем этом для него являлась не
85
какая-либо догма, а непосредственное чувство, т.е. не рассудок, а жизнь. Из нее
он черпал свои идеи и определяющие их ценности.
Поэтому фюрер и принесенная ему клятва в верности означали для него все и
определяли сущность его жизни. Посол Гендерсон правильно определил Геринга,
написав о нем: «Он был совершенным слугой своего господина, и я никогда не
встречал большей верности и преданности, чем у него по отношению к Гитлеру.
Он был, по общему признанию, второй величиной в стране и всегда давал мне
понять, что он является естественным приемником Гитлера как фюрера. Люди,
занимающие второе место, часто бывают склонны подчеркивать свое собственное
значение. При всех беседах, которые происходили между мною и Герингом, он
никогда не говорил о себе или о той большой роли, какую он сыграл в нацистской
революции. Все сделал Г итлер, вся вера была в Г итлера, каждое решение принад¬
лежало Г итлеру, а сам он ничто». Эта оценка сохраняет свою силу и теперь. Но
его верность оказалась для него роковой. Его мир превращен в развалины. Прав¬
да, он признал некоторые ошибки прошлого, но он не проявил раскаяния, которое
многие хотели бы в нем обнаружить.
Этим он сохраняет также верность самому себе. Это завершает его облик. В
эпоху, которой все еще угрожает хаос, когда снова ведутся поиски твердых жиз¬
ненных принципов, нельзя не признавать положительную ценность такой верности.
Речь адвоката, доктора Альфреда Зейдля
в защиту Рудольфа Гесса
Господин Председатель!
Господа Судьи!
Когда в 1919 году германский народ после проигранной мировой войны при¬
ступил к преобразованию своей общественной жизни на демократической основе,
он столкнулся с такими трудностями, которые были обусловлены не только са¬
мой войной, но и связанной с ней потерей субстанции. Подсудимый Рудольф
Гесс, как один из первых боевых соратников Адольфа Гитлера, относился к числу
тех лиц, которые беспрестанно указывали германскому народу на большие опас¬
ности, которые должны были возникнуть для германского народного хозяйства и
мирового хозяйства из политики репараций держав-победительниц 1919 года.
Следствия этой политики для Германии должны были быть тем более трудны¬
ми, что Франция в 1923 году приступила к военной оккупации Рурской области,
центра экономической мощи Германии. В это время экономического краха и пол¬
ной беззащитности Германии Адольф Гитлер сделал первую попытку 9 ноября
1923 г. путем революции захватить в свои руки государственную власть. Подсу¬
димый Рудольф Гесс также участвовал в этом шествии к дворцу полководцев в
Мюнхене (Фельдхеррнхалле).
Вместе с Адольфом Гитлером он отбыл наказание, наложенное на него народ¬
ным судом, в крепости Ландберг, где Гитлер написал свою книгу «Моя борьба».
Когда в 1925 году была вновь образована партия, Рудольф Гесс был опять од¬
ним из первых, кто вместе с Адольфом Гитлером приступил к борьбе за нацио¬
нальное возрождение германского народа. В первые годы своего возрождения
партия должна была медленно подняться.
Германское народное хозяйство оправилось от ужасных последствий вторже¬
ния в Рурскую область. Произошла стабилизация валюты и благодаря широким
иностранным кредитам даже удалось добиться экономического подъема.
Однако очень скоро оказалось, что экономический подъем 1927-1928-1929
годов был только кажущимся расцветом, не имевшим однако никаких корней в
здоровом и упорядоченном народном хозяйстве Германии. Правильно, что эко¬
номический кризис, начавшийся с 1930 года, был всеобщим мировым экономиче¬
ским кризисом и что упадок того времени в Германии составлял часть общего
упадка мирового хозяйства.
Но также верно, что здесь речь шла не только об упадке конъюктуры внутри
капиталистического хозяйства в том виде, как его в прошлом неоднократно пере¬
живали народные хозяйства отдельных стран и мировая экономика, но что здесь
произошли также структурные изменения, объяснявшиеся различными причина¬
ми, одной из которых было, без сомнения, нарушение товарооборота и оборота
платежных средств, которое объяснялось неразумной политикой репараций.
Несомненно, также и то, что результаты этого экономического кризиса в Гер¬
мании были такими опустошающими и в конце концов нашли свое выражение в 7
миллионах безработных не в последнюю очередь потому, что изменения, причи¬
ненные репарациями народному хозяйству Германии, были особенно глубокими.
87
Если поэтому во время выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 г. национал-
социалистическая партия добилась громадной победы и вступила в новый рейхстаг
не менее чем со 107 депутатами, то этот факт не в последнюю очередь является ре¬
зультатом экономического кризиса того времени, большой безработицы и, следова¬
тельно, непосредственно результатом репарационных поставок, противоречащих
всякому здравому смыслу в вопросах хозяйства, и отказа держав-победительниц, не¬
смотря на настойчивые предупреждения, от ревизии существующего положения.
Правда, предусмотренные Версальским договором репарационные поставки и
способ их выплаты были изменены планом Девиса и планом Юнга. Однако пра¬
вильно и то, что эти изменения произошли слишком поздно и потребовали от
Германии в дальнейшем поставок такого масштаба и при таких условиях, кото¬
рые должны были бы безошибочно привести к экономической катастрофе и фак¬
тически привели к ней впоследствии.
В этой связи необходимо указать на следующее: Обвинение представило об¬
ширный доказательный материал в отношении подъема НСДАП до ее прихода к
власти. Сравнение количества мандатов в рейхстаге в 1930-1933 годах с цифрами
безработных в тот же самый период показало бы, что движение этих цифр при¬
близительно было одинаковым. Чем безутешнее становились социальные явле¬
ния, обусловленные безработицей, - в 1932 году результаты безработицы отрази¬
лись не менее чем на 25 миллионах человек, включая членов семей, - тем более
разительными становились успехи национал-социалистов во время выборов.
Я не думаю, чтобы можно было привести более убедительное доказательство
причинной связи между следствиями политики репараций держав-победительниц
в 1919 году и подъемом национал-социализма.
Эту причинную связь можно свести к одной короткой формуле: без Версаль¬
ского договора - никаких репараций, без репараций - никакого экономического
краха с теми, особенно для Германии, катастрофическими последствиями, кото¬
рые нашли свое выражение в 7 миллионах безработных, - без этой катастрофы -
никакого захвата власти со стороны национал-социалистов.
Политическая и историческая ответственность руководящих государственных
деятелей противной стороны, вытекающая из этой причинной взаимосвязи, так
очевидна, что излишне делать какие-либо дальнейшие пояснения и этому на дан¬
ном процессе.
Пусть эта формула кажется слишком заостренной и пусть далее окажется, что не
только бедственное экономическое положение и громадная цифра безработных за¬
ставили миллионы немцев в первый раз 14 сентября 1930 г. выбрать в рейхстаг на¬
ционал-социалистов в большинстве и в последующее время привели к укреплению
власти партии. Определенно только, что это было одной из основных причин.
Другие причины, сыгравшие роль для многих избирателей при принятии ими
решения, в конце концов, также должны быть отнесены за счет роковых следст¬
вий Версальского договора и отказа держав-победительниц - и здесь, прежде все¬
го Франции - согласиться на ревизию этого договора.
Это, прежде всего, относится к предъявленному позднее всеми демократичес¬
кими правительствами претензий на равноправие.
Когда германский народ, в порядке выполнения Версальского мирного дого¬
вора разоружился, он по праву мог ожидать, что и страны-победительницы нач¬
нут разоружаться соответственно взятым ими на себя по договору обязательст¬
ве
вам. Этого не случилось, и не подлежит никакому сомнению, что отказ в равно¬
правии, в данном случае отказ этих стран от своего разоружения, был одной из
основных причин подъема национал-социализма в 1931 и 1932 годы. И если во¬
обще аргумент Гитлера нашел отклик в германском народе, то это было доказа¬
тельством того, что такому народу, как германский, народу, насчитывающему
более 75 миллионов населения и находящемуся в сердце Европы, и имеющему
такое культурное прошлое, какое редко встретишь у других народов, даже после
проигранной войны нельзя, в конце концов, отказать в равноправии.
В этом зале однажды уже указывалось на то, что с народом, родившим Люте¬
ра, Канта и Бетховена, нельзя неограниченное время обращаться как с народом
низшего ранга. Гитлер постоянно мог ссылаться на тот факт, что государственные
деятели Веймарской республики не оставили неиспробованным ни одного сред¬
ства с тем, чтобы мирным путем добиться ревизии невыносимейших условий
Версальского договора. В течение восьми лет государственные деятели демокра¬
тической Германии, такие, как: Штреземан и Брюминг, ездили в Женеву, чтобы
добиться, наконец, обещанного равноправия Германии, и все время они отсыла¬
лись домой с пустыми руками. Вытекающие из этого опасности ни для кого не
могли остаться скрытыми. Действительно, как германские государственные дея¬
тели, так и дальновидные политики бывших враждебных Германии стран предос¬
терегали мир. Однако все эти предостережения пошли на ветер.
Когда, наконец, в 1932 году национал-социалистская партия, имевшая в рейхс¬
таге 230 мандатов, превратилась в самую сильную партию в Германии, вопрос о
том, когда Адольф Гитлеру и его партии будет передана правительственная
власть, мог быть только вопросом времени. Этому нельзя было препятствовать
продолжительное время хотя бы потому, что предшествующие правительства г-
на фон Папена и генерала Шлейхера не располагали в рейхстаге заслуживающей
какого-либо упоминания группой приверженцев и осуществляли свою правитель¬
ственную власть исключительно путем чрезвычайных законов, издававшихся на
основании статьи 48 Веймарской имперской конституции. Затем, когда Адольф
Гитлер 30 января 1933 г. действительно был назначен имперским президентом
фон Гинденбургом на пост имперского канцлера и получил задание сформиро¬
вать новое правительство, это произошло в полном соответствии с положениями
имперской конституции. Ведь национал-социалистская партия собрала на выбо¬
рах в рейхстаг в 1932 году такое количество голосов, какое не удавалось собрать
ни одной партии во все свое время существования германской империи.
Если руководителю этой самой сильной партии было поручено формирование
правительства, то в этом не было ничего необычайного, если в особенности
учесть существовавшие тогда в Германии парламентские отношения, и не может
быть никакого сомнения в том, что Гитлер и его партия пришли к власти легаль¬
но, т.е. согласно конституции. Во всяком случае, правильно, что в течение сле¬
дующих лет изменились и государственно-правовая структура германской импе¬
рии, и, в особенности, положение Гитлера. Однако нет никаких оснований ду¬
мать, что и эта эволюция произошла нелегальным порядком. При этом я ссыла¬
юсь во избежание повторений на показания свидетеля д-ра Ламмера. Можно ос¬
тавить совершенно в стороне вопрос о том, хотят ли это развитие назвать абсо¬
лютным единовластием Гитлера с возникновением, так называемого, права госу¬
дарственной привычки, или создают себе какую-нибудь другую теорию. Решаю¬
89
щим в рамках этого процесса мне кажется, является, скорее, то обстоятельство,
что ни одно из государств, с которыми Германия поддерживала дипломатические
отношения, и притом ни во время прихода к власти, ни после по поводу открыто,
перед всем миром происходившего преобразования государственно-правовой
структуры, не выражало никаких опасений и даже не делало из этого каких-либо
выводов дипломатического или консульского характера. Дипломатическое или
международно-правовое признание национал-социалистского государства не
стояло под вопросом ни во время прихода к власти национал-социалистов, ни в
какой-либо более поздний период. В этой связи в дополнение следует только до¬
бавить, что закон, который впоследствии должен был стать самым значительным
для взаимоотношений между гражданином государства и государством, был из¬
дан еще имперским президентом фон Гинденбургом на основании статьи 48 им¬
перской конституции. Я имею в виду закон имперского президента в защиту на¬
рода и государства от 28 февраля 1933 г.1 В параграфе 1 этого Закона были отме¬
нены важнейшие основные права Веймарской конституции и были объявлены
допустимые ограничения личной свободы, права свободы мнения, включая сво¬
боду печати, права собраний и союзов; были объявлены допустимыми нарушения
почтовой переписки, телефонной и телеграфной связи, приказы о домашних обы¬
сках и конфискациях, а также ограничение собственности, даже вне определен¬
ных этим Законом границ. В законности этого указа формально не может быть
никаких сомнений так же, как в любом другом, так называемом конституционном
законе - основном государственном законе, изданным рейхстагом, имперским
правительством, советом министров по имперской обороне или самим Гитлером.
Господа судьи!
В начале представления доказательств я уже сказал, что подсудимый Рудольф
Гесс оспаривает компетенцию международного Военного Трибунала, поскольку
другие вопросы, а не действительные военные преступления, составляют объект
этого процесса. Далее, от имени подсудимого Гесса я заявил, что он берет на себя
полную ответственность за все законы и приказы, которые он подписал в качест¬
ве заместителя Фюрера, в качестве имперского министра и как член совета мини¬
стров по обороне империи. Поэтому я отказался от представления доказательств
по тем пунктам обвинения, которые затрагивают только внутренние дела герман¬
ской империи как суверенного государства и не находятся ни в какой связи с пре¬
ступлением против мира и с преступлением против обычаев войны, о которых
говорит обвинение. Поэтому сейчас я остановлюсь только на тех законах и госу¬
дарственно-правовых и политических мероприятиях, которые имеют какое-либо
несомненное отношение к собственным пунктам обвинения и к общему плану
или заговору, о которых говорит Обвинение.
Обвинительный акт ставит подсудимому Рудольфу Гессу в вину то, что он
будто бы способствовал военной, экономической и психологической подготовке
войны и принимал участие в политическом планировании и подготовке агрессив¬
ных воин. В доказательство этого утверждения Обвинение указало на тот факт,
что подсудимый Рудольф Гесс, как имперский министр «без портфеля», подписал
Закон о создании вооруженных сил от 16 марта 1935 г. Этим Законом в Германии
1 Имперский бюллетень законов 1933 г. Ч. 1. С. 83.
90
вновь вводилась всеобщая воинская повинность и определялось, что германская
армия мирного времени должна состоять из 12 корпусов и 36 дивизий.
Не менее важным, чем содержание этого Закона, для настоящего процесса мне
кажется декларация имперского правительства, направленная германскому наро¬
ду в связи с опубликованием этого Закона и помещенная перед ним в имперском
бюллетене законов. Я ссылаюсь на содержание ни одного такого существенного
аргумента, который бы не был уже ранее приведен в этом вопросе германским
демократическим правительством во времена Веймарской республики. Требова¬
ние военного равноправия было предъявлено Германией уже в 1932 году и имен¬
но в связи с переговорами о предстоящем вступлении Германии в Лигу Наций.
Несмотря на то что в Германии устав Лиги Наций представлялся собою как часть
самого договора - это всегда воспринималось как неудачное решение вопроса. С
другой стороны, германский народ рассматривал идею Лиги Наций как один из
тех пунктов Президента Вильсона, которые в первую очередь казались подходя¬
щими для того, чтобы помочь германскому народу проложить путь в лучшее бу¬
дущее. В этой связи, возможно, следует напомнить о том, что человеком, впервые
открыто провозгласившим идею Лиги Наций, был немецкий философ Иммануил
Кант. К сожалению, здесь также необходимо констатировать, что требования,
предъявленные Президентом Вильсоном в его большой речи 4 июля 1918 г. в от¬
ношении создаваемой Лиги Наций, выполнены не были. В то время, как Вильсон
требовал создания «истинного трибунала общественного мнения, которому
должны подчиниться все и который должен разрешать все спорные вопросы, ко¬
торые заинтересованные народы не в силах урегулировать непосредственно меж¬
ду собой», - вследствие противодействия союзных держав дело дошло только до
создания организации власти победителей. Это было тем более печальным фак¬
том, что, например, даже в этом пункте германская мирная делегация внесла
предложение не только о полном и постоянном разоружении и международном
порядке для колоний, но также и о создании мирового парламента, который дол¬
жен быть составлен из представителей парламентов всех государств.
Когда затем, в 1926 году, Германия также вошла в Лигу Наций, это произошло
на основании предположения, что это может произойти только на почве равнопра¬
вия. В первом официальном сообщении Севера Лиги Наций германскому прави¬
тельству от декабря 1932 г. это совершенно ясно выражено в следующих словах:
«Совет принимает к сведению, что германское правительство, учитывая предпо¬
сылки, при которых Германия выражает желание вступить в Лигу Наций, отказы¬
вается от всякого намерения требовать для Германии особых льгот, но что оно
ожидает, что это вступление произойдет на основе равноправия. Совет констатиру¬
ет, что десять опрошенных правительств, т.е. правительств стран, входящих в со¬
став Совета, в вопросе об этих предпосылках выразили полное единодушие».
С этого времени ни одно германское правительство не прекращало предъяв¬
лять требование равноправия для Германии. Я уже говорил, и всему миру извест¬
но, что это требование не было выполнено и что это было тем основанием, кото¬
рое вынудило германское правительство 14 октября 1933 г. уйти с конференции
по разоружению и в тот же день заявить о выходе из Лиги Наций.
Поэтому немецкое правительство имело право сказать, что конференция по ра¬
зоружению потерпела неудачу лишь потому, что страны, победившие в 1919 году,
не захотели со своей стороны последовать примеру Германии и провести всеобщее
91
разоружение. При таких условиях, после окончательного провала всеобщего разо¬
ружения, Германия могла восстановить свое равноправие лишь вновь вооружив¬
шись. Поэтому если 16 марта 1935 г. Германия снова ввела всеобщую воинскую
обязанность, то это произошло в такое время и при таких условиях, которые ис¬
ключали возможность говорить о нарушении Версальского договора. Потому что
та часть Версальского договора, которая содержит статью о разоружении, переста¬
ла существовать уже тогда, когда другие подписавшие его страны, в частности
Франция, отказались, со своей стороны, от разоружения. Как известно, предписа¬
ниями Версальского договора относительно допустимых размеров вооружения
предпослано следующее условие: «Для того чтобы сделать возможным ограниче¬
ние вооружений во всех странах, Германия обязуется точно выполнять следующие
условия, касающиеся сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил».
Не подлежит сомнению, что здесь речь идет о настоящем соглашении, и что Гер¬
мания имела право не только на политические, но и на правовые притязания. Поэто¬
му вполне прав был лорд Роберт Сесил, член британской делегации на мирной кон¬
ференции и руководитель британской делегации на конференции по разоружению,
когда он уже в 1924 году заявил: «Преамбула к предписаниям Версальского догово¬
ра, касающимся вооружений, является торжественным обещанием, даваемым прави¬
тельствами демократиям всех государств, подписавших мирные договоры. Если это
не будет выполнено, то система, созданная мирными договорами, не сможет сущест¬
вовать долго, и даже частичное разоружение тоже скоро прекратится».
Приблизительно это же высказал Поль Бонкур 8 апреля 1924 г. на третьем за¬
седании расширенной комиссии по разоружению при Лиге Наций. Приблизи¬
тельно такого же направления заявление было сделано председателем конферен¬
ции по разоружению Гендерсоном 20 января 1931 г., в котором он, между про¬
чим, говорил: «Мы должны убедить наши парламенты и народы в том, что все
члены Лиги Наций путем торжественных обязательств будут вынуждены к про¬
ведению этой политики всеобщего разоружения, которую диктует нам междуна¬
родное право, а также международная честь. Должен ли я напомнить Совету, что
ст. 8 Устава, преамбула У-й части Версальского договора, выводы Локарнской
конференции и каждое из решений, принятых ассамблеей с 1920 года, гласят, что
все члены Лиги в этом отношении несут одинаковую ответственность? Мы все
приняли на себя обязательства и если мы не будем их выполнять, наши мирные
намерения могут быть подвергнуты сомнению».
Можно было бы процитировать много таких заявлений ответственных госу¬
дарственных деятелей, если бы вообще можно было хоть сколько-нибудь сомне¬
ваться в том, что державы, подписавшие Версальский договор, не выполнили вы¬
текающие из него условия, касающиеся разоружения. В этом нет надобности.
Мир знает, что эти обязательства не были выполнены и что этим самым гер¬
манскому правительству было дано право, в свою очередь, восстановить полный
суверенитет германской империи в этой области.
Введение вновь всеобщей воинской повинности Законом от 16 марта 1935 г.,
по-видимому, рассматривается в обвинительном заключении не как наказуемое
само по себе действие, а как часть этого общего плана, который, по утверждению
Обвинения, был направлен на совершение преступлений против мира, против за¬
конов войны и человечности.
92
Позднее я буду подробно говорить о том, существовал ли вообще когда-либо
подобный план и в какой мере принимал в нем участие подсудимый Рудольф
Гесс, а также какое объективное и субъективное влияние имело введение всеоб¬
щей воинской повинности на этот план.
Наряду с участием в планировании и подготовке агрессивной войны Гесс лич¬
но обвиняется еще в том, что он в качестве заместителя фюрера создал загранич¬
ную организацию НСДАП, организацию немцев за границей, союз немцев на
Востоке, немецко-американский союз, немецкий иностранный институт. Доку¬
менты, представленные Обвинением по этому вопросу, не содержат доказа¬
тельств того, что сам Гесс давал этим организациям указания или приказы о про¬
ведении деятельности, сходной с деятельностью пятой колонны. Наоборот, пока¬
заниями свидетелей Боле, Штрелина и Альфреда Гессе установлено, что именно
подсудимый Гесс строжайше запретил этим организациям и их руководителям
вмешиваться в дела иностранных государств. Кроме того, Обвинение не доказало
и того, что названные организации в действительности занимались подрывной
деятельностью в иностранных государствах. Эти обстоятельства делают излиш¬
ним более подробное исследование деятельности перечисленных организаций,
тем более, что отсутствуют какие-либо данные о том, что имелась какая-либо
причинная связь между их задачами и функциями и теми событиями, которые в
1939 году привели к началу войны.
Большим количеством документов Обвинение пыталось дальше доказать, что
подсудимый Гесс решающим образом участвовал в оккупации Австрии 12 марта
1938 г. Я не намереваюсь останавливаться на деталях истории аншлюса и давать
этим фактам правовую оценку, фактам, которые действительно привели к при¬
соединению Австрии к германской империи в 1938 году. Одно должно быть все-
таки отмечено здесь: право на самоопределение народов занимало выдающееся
место в 14 пункте президента Вильсона. В действительности же, ни одно из тре¬
бований американского президента не было так мало осуществлено в договорах
Версальском и Сен-Жерменском, как это требование на право самоопределения.
Трибуналу было уже предъявлено решение австрийского Национального Собра¬
ния от 12 ноября 1918 г. в качестве доказательства. В этом новом основном зако¬
не, между прочим, было следующее определение: «Германская Австрия является
демократической республикой. Вся общественная власть назначается народом.
Германская Австрия является составной частью германской республики».
Не менее ясным -было заявление, сделанное тогдашним социал-демократическим
союзным канцлером д-ром Карлом Реннером, в качестве обоснования к этому кон¬
ституционному закону, в котором он, между прочим, говорит следующее: «Наш ве¬
ликий народ находится в нужде и в несчастье, народ, гордость которого всегда было
называться народом поэтов и мыслителей, наш германский народ гуманизма, наш
германский народ любви к народам, низко согнулся под бременем несчастья. Но как
раз в этот час, когда так легко и удобно, и так возможно соблазнительно предъявить
свой особый счет и извлечь выгоду из лести врагов, в это час наш народ повсюду
должен знать: мы являемся одним племенем, у нас одна общая судьба!».
Вопреки ясно выраженной воле преобладающего большинства австрийского на¬
селения, страны Антанты запретили это соединение обоих немецких государств.
Народное голосование по вопросу о присоединении, назначенное австрийским
национальным собранием на 1 октября 1920 г., было сорвано державами-победи-
93
тельницами путем угрозы голодной блокады. Голосование, проведенное отдель¬
ными областными правительствами вопреки этому запрещению, дало преобла¬
дающее большинство голосов за присоединение.
И в действительности это положение как нельзя лучше охарактеризовал госу¬
дарственный секретарь Лансинг в своей вышедшей в 1921 году книге «Мирные
переговоры»: «Нельзя себе представить более явного отрицания мнимого права
на самоопределение, чем это запрещение присоединения к Германии, поддержи¬
ваемого единодушным желанием германо-австрийского народа».
Это желание австрийского народа присоединиться к германской империи су¬
ществовало не только непосредственно после Первой мировой войны, но оно бы¬
ло живо и в последующий период. Пусть даже полностью останется неразрешен¬
ным вопрос о том, в частности, какие для этого причины были решающими и ка¬
кие причины преобладали в течение времени. Одно ясно, что такое желание су¬
ществовало и что осуществление присоединения потерпело неудачу только
вследствие сопротивления держав Антанты или таких держав, которые считали,
что они должны защищать здесь какие-то мнимые интересы.
В этой связи следует напомнить об одном заявлении союзного канцлера д-ра
Реннера от 12 ноября 1928 г., которое также было представлено Защитой и в ко¬
тором, между прочим, говорится: «Сегодня, спустя 10 лет после 12 ноября 1918
г., и во все время мы верны этому решению и закрепляем его своей подписью...
Сен-Жерменский мир уничтожил право на самоопределение немцев в Австрии...
Дайте гражданам Австрии свободно голосовать, и они 99 процентами голосов
примут решение о воссоединении с Германией...».
И действительно, когда 12 марта 1938 г. германские войска вступили в Авст¬
рию, они вошли туда не как захватчики, а они были встречены ликованием насе¬
ления, которое им устроило сплошное триумфальное шествие.
Что касается участия подсудимого Рудольфа Гесса и партии в проведении ан¬
шлюса, то здесь представление доказательств выявило, что присоединение Авст¬
рии было событием, не имевшим ничего общего с национал-социалистской пар¬
тией в империи как таковой.
В этой связи достаточно будет указать на показания подсудимого Геринга у
свидетельского пульта, из которых следует, что вопрос аншлюса был решен ис¬
ключительно империей, т.е. государственной властью, а не партией. Если есть
еще по этому поводу какие-либо сомнения, то они могут быть устранены пред¬
ставленным Обвинением документом США-612.
Здесь речь идет о письме гаулейтера Заливбурга и д-ра Фридриха Райнера, на¬
правленном им 8 июля 1939 г. имперскому комиссару гауляйтеру Йозефу Бюрке-
лю, в котором, между прочим, говорится: «... немедленно после захвата власти в
Остмарке Клаусснер, Глобоник и я вылетели в Берлин для того, чтобы сделать
доклад заместителю фюрера, члену партии Рудольфу Гессу, о событиях, привед¬
ших к захвату власти...».
Такой отчет, само собой разумеется, был бы лишним, если бы заместитель
фюрера и партия сами непосредственно и решающим образом принимали участие
в разрешении вопроса об аншлюсе.
2 Документ № 812-Р8.
94
Я упоминаю об этом не для того, чтобы привести оправдательные и извиняю¬
щие доказательства в пользу подсудимого Рудольфа Гесса. Я заявляю об этом
исключительно в интересах установления исторической истины.
Провозглашенное президентом Вильсоном право народов на самоопределение тем
не менее было нарушено во время основания чехословацкого государства. ЗУ2 мил¬
лиона судетских немцев были объединены с 81/2 миллионами чехов и словаков в одно
государство, причем им не было обеспечено решающего влияния на государство. Все
стремления этой национальной группы получить автономию в пределах чехословац¬
кого государства оставались безусловными. Когда был решен вопрос об аншлюсе в
отношении Австрии, нельзя было избежать того, чтобы положение судетских немцев
в будущем, и они насчитывали все же ЗУ2 миллионов человек, и их принадлежность к
германской нации не подлежала сомнению, было подвергнуто пересмотру.
Я не собираюсь рассматривать по отдельности все вопросы, связанные с ан¬
шлюсом Судетской области с Империей в фактическом и правовом отношении.
Учитывая то, что представители Обвинения в предъявленных ими суду судебных
выдержках по делу подсудимого Гесса останавливались на Судетско-немецком
вопросе, а также предъявили насколько документов в качестве доказательств, не¬
обходимо, однако, все же кратко остановиться на этом вопросе.
В речи Гесса, как заместителя фюрера, на конференции заграничной организа¬
ции НСДАП от 28 августа 1938 г.3 он останавливается только в общих фразах на
судетско-немецком вопросе, причем он подчеркивает национальный принцип и
право народов на самоопределение. Остальные документы4, также предъявлен¬
ные Обвинением, не содержат ничего, что давало бы основание судить о решаю¬
щей роли подсудимого Рудольфа Гесса при решении судетско-немецкого вопро¬
са. Однако масштаб его участия можно и не подвергать рассмотрению, так как
аншлюс Судетской области сам по себе ни в коей мере не является действием,
которое представляет собой нарушение международного права и подлежит нака¬
занию. Ведь аншлюс Судетской области не был произведен на основании одно¬
сторонних действий Германии или на основании договоров между Германской
империей и Чехословацкой республикой, который, возможно, не является доста¬
точно убедительным документом. Аншлюс произошел на основании соглашения,
которое было заключено 29 сентября 1938 г. в Мюнхене между Германией, Со¬
единенным Королевством Великобритании, Францией и Италией. В этом согла¬
шении были предусмотрены точные и детальные условия ухода войск из области,
перешедшей к Германии, и постепенного занятия ее немецкими войсками. Окон¬
чательное установление границ было произведено международным комитетом.
Не вдаваясь в детали соглашения, можно сказать с уверенностью, что этот дого¬
вор был заключен на основе свободного волеизъявления, и все участники возла¬
гали на него надежду, что он будет основой или, по крайней мере, важной пред¬
посылкой для улучшения международных отношений в Европе.
Я перехожу теперь к другому пункту обвинения. Как в общем Обвинительном
заключении, так и в индивидуальном обвинении, предъявленном представителями
Обвинения подсудимому Рудольфу Гессу, последний обвиняется в том, что он
участвовал в развязывании войны и несет за это ответственность. В действитель¬
3 Документ № 3258-Р8 (262-ВБ).
4 Документы США-126 и США-25.
95
ности подсудимый Рудольф Гесс во многих речах делал высказывания по вопро¬
сам о польском коридоре и проблеме свободного государства Данцига. Однако
здесь необходимо предпослать следующее: путем создания Польского коридора не
было нарушено не только право народа на самоопределение - ведь таким образом
более миллиона немцев попадали под польское господство, — но, кроме того, в ре¬
зультате раздела государственной территории Германии на две территории, пол¬
ностью отделенных друг от друга, было создано положение, которое не только
противоречило экономическому разуму, но и, кроме того, с первого же дня было
причиной для постоянных трений и инцидентов. В действительности, со дня под¬
писания Версальского мирного договора требование ревизии договора именно по
вопросу о Польском коридоре не замолкало ни на час. В Германии не было ни од¬
ной партии и ни одного правительства, которые не признавали бы и не требовали
бы необходимости ревизии договора, прежде всего, по этому пункту. Воистину
нельзя придумать никакого урегулирования, которое было бы более нерациональ¬
ным, чем то, которое было предусмотрено Версальским договором по отношению
к вопросу о доступе Польши к балтийскому морю..Не подлежит сомнению, что
если Польша вообще при всех обстоятельствах должна была получить самостоя¬
тельный доступ к Балтийскому морю, эту проблему можно было разрешить ра¬
циональнее, чем путем создания так называемого коридора и вызванного этим
раздела Германской империи на две совершенно изолированные территории.
То же относится к вопросу о положении свободного государства Данцига с
точки зрения международного и внутригосударственного права. Нет необходимо¬
сти в том, чтобы здесь детально останавливаться на фактах, которые с течением
времени приводили к все большим трудностям и, в конце концов, привели к по¬
ложению, которое сделало необходимым изменение положения этого чисто не¬
мецкого города в международно-правовом и внутригосударственном отношении.
Нет также необходимости в том, чтобы подробнее останавливаться на проблеме
национальных меньшинств, которая возникла в результате создания Польского ко¬
ридора и свободного государства Данцига. Факт состоит в том, что в течение двух
десятилетий не менее одного миллиона немцев были вынуждены оставить те рай¬
оны, где они жили, а именно при таких обстоятельствах, которые не могли не оказать
влияния на общие политические отношения между Германской империей и Поль¬
ской республикой. Дело обстоит не так, что только после прихода Г итлера к власти
были подвергнуты открытому обсуждению рассмотренные здесь проблемы. Так, на¬
пример, в своей речи в Английской палате лордов 15 июня 1932 г. лорд Ноэль-
Бакстон также указал на тот факт, что уже в это время не менее одного миллиона
немцев эмигрировали из коридора и из Данцига после их аннексии, потому что они
считали господствовавшие там условия невыносимыми. В этой речи лорд Ноэль-
Бакстон сказал также следующее: «Лорд Дабернон недавно описал положение в
Данциге и назвал коридор пороховым складом Европы. Я сам в Данциге познако¬
мился с трудностями, которые каждую минуту могут привести к опасному инциден¬
ту. Обострение положения, которое привело к этой опасной ситуации, объясняется в
основном обращением с немецким населением на польской территории и пагубные
последствия всех этих обстоятельств оказывают свое влияние даже на конференцию
по разоружению, так как они ставят под угрозу основу умиротворения населения».
Опасности, которые возникли в результате создания Польского коридора и от¬
торжения немецкого города Данцига от Империи, никогда не следовало недооце¬
96
нивать, и необходимо ясно установить, что уже мирная делегация Германии в
своих замечаниях к условиям мира от 29 мая 1919 г. указала на это. После указа¬
ния на то, что урегулирование территориальных вопросов на Востоке, преду¬
смотренное ст.ст. 27 и 28 Версальского договора, передает под польское господ¬
ство чисто немецкие города и области и тем самым находится в противоречии с
принципом Вильсона о праве народов на самоопределение, там далее говорится
буквально следующее: «Такое урегулирование, кроме того, противоречило бы
принципам Вильсона относительно того, что при урегулировании национальных
вопросов следует избегать создания новых элементов спора и вражды или увеко¬
вечивания старых элементов такого рода, который, очевидно, со временем нару¬
шат мир в Европе и тем самым во всем мире...».
Не менее ясными были замечания германской мирной делегации по вопросу
об отделении города Данцига от территории большой империи. После указания
на то, что передача чисто немецкого города Данцига и его также чисто немецких
окрестностей находится в резком противоречии со всеми заверениями, данными в
заявлениях президента Вильсона, германская мирная делегация констатировала:
«Попытка сделать Данциг свободным городом и передать его пути сообщения и
представление его прав польскому государству, приведет к ожесточенному со¬
противлению и к длительному состоянию войны на Востоке. При этом экономи¬
ческие мероприятия проведены так, что для Данцига всякое сообщение с Герма¬
нией будет крайне затруднительным - очевидно для той цели, чтобы полонизиро¬
вать эту чисто немецкую область с течением времени путем оказания экономиче¬
ского давления. Германское правительство, поэтому, должно отклонить предло¬
женное здесь национальное насилие над Данцигом и предъявить требование об
оставлении Данцига и его окрестностей за Германской империей...».
Как и все другие предложения германской мирной делегации, и это предложе¬
ние было отклонено. То, чего опасались и предсказывали уже в 1919 году, затем
претворилось в действительность. Если в этом отношении могут еще оставаться
какие-либо сомнения, то их можно легко опровергнуть, если рассматривать со¬
держание постановлений с позиций больших стран Лиги Наций по вопросу защи¬
ты прав нацменьшинств и постановлений Постоянного Международного Трибу¬
нала, который в многочисленных случаях занимался вопросами, возникающими в
связи с созданием коридора и отторжением Данцига от Империи.
При таких обстоятельствах ни для кого не могло казаться неожиданным, когда
после прихода Адольфа Гитлера и его партии к власти были еще раз подвергнуты
пересмотру вопросы, возникшие в связи с созданием Польского коридора и отторже¬
нием Данцига от Империи. Это было неизбежно даже вследствие того, что и после
заключения Германо-польского договора в 1934 году ни в коей мере не прекратились
попытки Польши во все возрастающей степени искоренить германский элемент.
Я не собираюсь подробно останавливаться на переговорах, которые велись
Германской империей с Польской республикой, и которые преследовали цель
найти жизненный модус, который учитывал бы справедливые интересы Польши.
Во всяком случае, мне кажется важным напомнить о следующих фактах: в пер¬
вый раз имперский министр иностранных дел 24 октября 1938 г. в беседе с поль¬
ским послом обсудил вопросы, связанные с коридором и отторжением города Дан¬
цига, и предложил решение, которое было построено на следующей основе:
1. Свободное государство Данциг возвращается в состав Германской империи.
97
2. Через коридор будет проведена экстерриториальная автострада, принадлежа¬
щая Германии, а также экстерриториальная железная дорога в несколько путей.
3. Польша получает в Данцигской области также экстерриториальное шоссе
или автостраду и железную дорогу, а также свободный порт.
4. Польша получает гарантии для сбыта своих товаров в Данцигской области.
5. Обе нации признают свою общую границу (гарантия) или суверенность тер¬
риторий обоих государств.
6. Германо-польский договор пролонгируется сроком от 10 до 25 лет.
7. Обе страны присоединяют к своему договору также пункт о консультациях.
Ответ польского правительства на это предложение был предъявлен Трибуна¬
лу самим Обвинением. Это документ, в котором содержится ответ польского ми¬
нистра иностранных дел Бека от 31 октября 1938 г. и его поручение польскому
послу Липскому в Берлине5. В этом документе германское предложение катего¬
рически отклоняется, причем указывается на следующее (цитата): «что какая-
либо попытка включения свободного города Данцига в Империю неизбежно при¬
ведет к конфликту, причем, таким образом, будут созданы не только затруднения
местного характера, но и будут исключены все возможности достижения согла¬
шения между Польшей и Германией во всех формах».
Эта точка зрения, затем, в действительности, была сообщена польским послом
во время беседы между ним и имперским министром иностранных дел 19 ноября
1938 г. На вопрос, как польское правительство относится к германскому предло¬
жению о создании экстерриториальной автострады и экстерриториальной желез¬
ной дороги в коридоре, польский посол заявил, что он не может сообщить офици¬
альной точки зрения по этому вопросу.
Нельзя оспаривать того, что сделанное Германией предложение было весьма
сдержанным и что в нем не было ничего такого, что нельзя было бы привести в соот¬
ветствие с честью Польши и с жизненными интересами этого государства. С этим
необходимо согласиться тем более, что создание коридора и отделение Восточной
Пруссии от Империи воспринимались всем германским народом в действительности
как самое тяжелое из всех территориальных условий Версальского договора.
Если, несмотря на это, польское правительство отклонило это предложение, а
именно на основании, которое вообще не оставляло возможностей для вынесения
решения в ходе переговоров, то уже тогда из этого можно было сделать вывод,
что на стороне Польши вообще не было настоящего желания достичь соглаше¬
ния, которое учитывало бы справедливые претензии Германской империи. Это
впечатление было подтверждено во время переговоров, которые велись в Берлине
в связи с визитом польского министра иностранных дел Бека 5 января 1939 г. и
ответным визитом имперского министра иностранных дел в Варшаве 21 января
1939 г. Если, несмотря на эту отрицательную позицию Польши, во время даль¬
нейших переговоров между польским послом и имперским министром иностран¬
ных дел, начавшихся 21 марта 1939 г., последний повторил предложение, сделан¬
ное 24 октября 1938 г., то из этого следует сделать вывод, что Германское прави¬
тельство в действительности стремилось к тому, чтобы разрешить вопросы, свя¬
занные с коридором и отторжением города Данцига путем переговоров. Таким
образом, нельзя серьезно оспаривать того, что германское правительство пыта¬
5 Документ № 45 (73-ТС).
98
лось разрешить вопрос в Данциге и Польском коридоре путем переговоров, и что
в этом направлении оно делало весьма умеренные предложения.
Ответом на германское предложение от 21 марта 1939 г. была частичная моби¬
лизация польской армии. Для меня нет необходимости выяснять о том, в какой
связи находилась частичная мобилизация, объявленная польским правительст¬
вом, с английским предложением о консультациях в Варшаве и данных ей затем
31 марта гарантиях, этот вопрос остается открытым. Ни в коем случае не подле¬
жит сомнению, что частичная мобилизация польской армии, которую признал
также английский премьер-министр Чемберлен в своем заявлении в палате общин
от 10 июня 1939 г., ни в коей мере не могла создать благоприятных предпосылок
для дальнейших переговоров. В действительности, меморандум польского прави¬
тельства, переданный 26 марта 1939 г. польским послом Липским, содержал
окончательное отклонение германского предложения. Было заявлено, что вообще
не может стоять вопрос об экстерриториальности путей сообщения, и что воссо¬
единение Данцига с Империей не может подвергаться обсуждению. В беседе, ко¬
торая имела место после передачи меморандума между имперским министром
иностранных дел и польским послом, последний совершенно открыто заявил, что
он имеет неприятную обязанность указать на то, что всякое стремление к осуще¬
ствлению германских планов, в особенности, поскольку они предусматривают
возвращение Данцига в состав Империи, будет означать войну с Польшей.
Если я заявил, что вопрос о связи между частичной мобилизацией в Польше от
23 марта 1939 г. и польским меморандумом от 26 марта 1939 г. с содержащимся в
нем окончательным отказом от германского предложения, об английских гаран¬
тиях, сделанный 31 марта 1939 г., с другой стороны, не будет подвергнут мною
рассмотрению, то это оправдывается уже предложением Британского правитель¬
ства, которое было сделано уже 21 марта в Варшаве, а также в Париже и Москве,
о передаче «формальной декларации». Эта «формальная декларация» должна бы¬
ла предусматривать начало немедленных переговоров относительно совместных
мероприятий по оказанию сопротивления каким-либо угрозам независимости
любого европейского государства. Кроме того, речь премьер-министра Чембер¬
лена от 17 марта в Бирмингене и речь британского министра иностранных дел
лорда Галифакса от 20 марта в Палате лордов позволили сделать вывод о том, что
Англия занимает позицию, которая должна побудить польское правительство
упорствовать в своих требованиях. И в действительности, предложение о переда¬
че «совместной формальной декларации», которая была заключена 21 марта 1939
г. английским правительством с правительствами в Варшаве, Париже и Москве,
было началом длительных переговоров, цель которых заключалась в том, чтобы
окружить Германию железными кольцами.
Поэтому с самого начала было ясно, что при таких обстоятельствах двусто¬
ронние переговоры между германским и польским правительством, во всяком
случае, во время проведения этих переговоров, имели очень мало шансов на ус¬
пех. Несмотря на это, германское правительство в другом меморандуме, также
уже предъявленном Обвинением, переданном им 28 апреля 1939 г. польскому
министерству иностранных дел, совершенно ясно изложило свою точку зрения и
еще раз подчеркнуло свою готовность вести дальнейшие переговоры. Содержа¬
ние этого меморандума, а также предложений, сделанных в марте 1939 г., было
99
доведено Адольфом Гитлером до сведения общественности в его речи в рейхстаге
от 28 апреля 1939 г.
Польское правительство 5 мая 1939 г. передало в качестве ответа на меморан¬
дум германского правительства от 28 апреля 1939 г. памятную записку, которая
также уже была предъявлена Обвинением. В этой памятной записке в еще боль¬
шей степени, чем в прежних нотах польского правительства, содержится катего¬
рический отказ от предложений, которые были сделаны Германией по вопросу о
решении проблемы о коридоре и Данцигского вопроса.
Переговоры, которые начались 21 марта 1939 г. между Лондоном, Парижем,
Варшавой и Москвой, с целью заключить союз, направленный исключительно
против Германии, не привели к желаемым результатам. Французская и британ¬
ская военные миссии, посланные 11 августа 1939 г. в Москву, также не могли уст¬
ранить трудностей, вызванных, очевидно, далеко идущими политическими разно¬
гласиями. Остается открытым вопрос о том, какую роль играл при этом тот факт,
что Польша, которая должна была получить гарантии со стороны Англии, Фран¬
ции и Советского Союза, очевидно, отказывалась от военной помощи со стороны
Советского Союза. Можно также не рассматривать вопрос о том, правильно ли
то, что утверждал Советский Комиссар иностранных дел Молотов на Чрезвычай¬
ной Сессии Верховного Совета от 31 августа 1939 г., что именно Англия не толь¬
ко не рассеяла сомнение Польши, а, наоборот, поддержала их.
Значительно важнее рассмотреть принципиальные расхождения. И в данном
случае можно создать определенную картину на то положение фактов, которое
было высказано британским послом в Берлине сэром Невилом Гендерсоном в его
книге «Провал миссии», которая вышла в свет после начала войны.
Он пишет там дословно: «...с другой стороны успешное окончание перегово¬
ров между Лондоном-Парижем и Москвой казалось менее вероятным, чем когда-
либо. Правда, что британские и французские военные миссии запаковали свои
чемоданы, чтобы отправиться в Москву. Когда они действительно 11 августа
прибыли туда, было бы естественно сделать вывод, что Сталин, хотя он и хотел
получить возможно большую выгоду для России, наконец, решился начать тем
или иным образом сотрудничать с западными державами, чтобы воспрепятство¬
вать последующим актам германской агрессии. А вместо того пришлось столк¬
нуться с таким положением вещей, что Москва совершенно неприкрыто показала
свое дьявольское отличие и потребовала свободы действий в Прибалтийских го¬
сударствах. Тем самым цель Москвы стала ясной и, так как Германская империя
тайно была заинтересована, то чаша весов с трудом склонялась в сторону запад¬
ных держав. Последние не могли использовать честь и свободы маленьких, но
независимых государств как средство обмена, в то время как Германия шла на
это. Можно лишь надеяться, что когда-либо выяснится вопрос о том, было ли у
Сталина с самого начала тайное соглашение с Гитлером с целью затянуть как
можно дольше эти переговоры, для того, чтобы Германская империя могла бы
нанести удар, или он просто играл с Германией и с нами в кошки-мышки, я скло¬
нен к последней точке зрения. Но и я могу об этом лишь только гадать, хотя я,
кроме того, предубежденно настроен. С самого начала я рассматривал переговоры
с русскими, как нечто, в отношении чего нужно было сделать попытку, но что было
лишено всякой реальности. Я никогда не верил в эффективную и самопожертво-
ванную помощь, которую Россия, якобы, собиралась оказать полякам. Я питал ог¬
100
ромную надежду, что если Россия, хотя и с половинчатыми убеждениями, примк¬
нула к миролюбивому фронту, то Гитлер будет действовать в соответствии с прин¬
ципом «Осторожность - мать мудрости» и согласится на мирное решение проблем.
Но я всегда был такого мнения, что главная цель Москвы заключалась в том, чтобы
ввязать Германию в войну с западными державами, результатом которой должна
явиться их сообщая гибель с тем, чтобы затем в качестве третьей торжествующей
стороны пережить этот конфликт между упомянутыми державами».
В действительности между тем произошло следующее:
На XVIII конгрессе коммунистической партии 10 марта 1939 г. Председатель
Совета Народных Комиссаров СССР Сталин выступил с речью, в которой он на¬
мекнул, что Советское правительство считает возможным или желательным дос¬
тичь более хороших отношений с Германией. Гитлер ясно понял этот намек. По¬
добным же образом высказался Народный комиссар иностранных дел Молотов в
своей речи в Верховном Совете 31 мая-1939 г. Начатые после этого переговоры
между германским и советским правительством преследовали сначала заключе¬
ние германо-советского соглашения о торговле и кредите. Но уже во время этих
переговоров экономического характера обсуждались вопросы общеполитическо¬
го порядка, которые, согласно сообщению агентства ТАСС от 21 августа 1939 г.,
показали, что обе стороны желают изменить свою политику и воспрепятствовать
войне путем заключения пакта о ненападении. Этот пакт о ненападении был под¬
писан в ночь с 23 на 24 августа в Москве, следовательно, как показало представ¬
ление доказательств на этом процессе, за 2 дня до нападения германских армий
на Польшу, которое было намечено на утро 26 августа 1939 г.
Наряду с этим пактом о ненападении был подписан, как его существенная состав¬
ная часть, «Тайный дополнительный протокол». На основании результатов представ¬
ления доказательств, в частности, на основании письменного показания посла и на¬
чальника правового отдела в Министерстве иностранных дел д-ра Фридриха Гауса,
на основании свидетельских показаний статс-секретаря в Министерстве иностран¬
ных дел барона фон Вейцзекера и на основании заявлений подсудимого фон Риббен¬
тропа и Йодля можно считать, что установлено следующее содержание тайного до¬
полнительного протокола. На случай территориально-политических преобразований
в областях, относящихся к Прибалтийским государствам: Финляндия, Эстония и
Латвия попадут в сферу интересов Советского Союза, в то время как территория
Литвы должна была принадлежать к сфере интересов Германии.
В отношении территории Польши сфера интересов была поделена таким обра¬
зом, что области, расположенные восточнее рек Нарев, Висла и Сан, попали в
сферу интересов Советского Союза, в то время как области, лежащие западнее
демаркационной линии, проходящей вдоль этих рек, были включены в сферу ин¬
тересов Германии. Впрочем, в отношении Польши было достигнуто соглашение
такого содержания, что обе державы при окончательном урегулировании вопро¬
сов, касающихся этой страны, будут действовать с обоюдного согласия. В отно¬
шении юго-востока Европы было достигнуто разграничение сфер интересов та¬
ким образом, что с советской стороны была подчеркнута заинтересованность в
Бессарабии, в то время как с германской стороны было провозглашено абсолют¬
ное отсутствие политических интересов в этой области. Согласно показаниям
всех свидетелей, в частности, на основании показаний посла д-ра Гауса и статс-
секретаря фон Вейцзекера установлено, что это тайное соглашение содержало
101
совершенно новое урегулирование вопроса, касавшегося Польши и судьбы Поль¬
ского государства.
Попытки добиться соглашения с Польшей по вопросу о Данциге и Коридоре,
предпринятые после подписания германо-советского договора о ненападении и
относящегося к нему тайного дополнительного протокола, окончились неудачей.
Пакт о взаимопомощи, заключенный 25 августа между Великобританией и
Польшей, не предотвратил войны, лишь только оттянул на несколько дней ее на¬
чало. Я не намереваюсь подробно рассматривать дипломатические переговоры,
которые велись после подписания германо-советского договора от 23 августа
1939 г., для того, чтобы все-таки прийти к соглашению. Но одно можно с уверен¬
ность заявить: если данная Англией 31 марта 1939 г. односторонняя гарантия бы¬
ла направлена на то, чтобы увеличить неустойчивость польского правительства
по отношению к германским предложениям, то пакт о взаимопомощи с Велико¬
британией должен был отрицательно повлиять на готовность Польши вести пере¬
говоры. Провал переговоров, которые велись между Германией и Польшей, тем
более не должен удивлять, если вы ознакомитесь с показаниями свидетеля Дале-
руса в этом Трибунале. Этот свидетель ведь подтвердил, что польский посол в
Берлине Липский заявил 31 августа 1939 г., что он не заинтересован в том, чтобы
вести переговоры относительно Данцига и коридора, сказав тем, что в случае
войны в Германии вспыхнет революция и польская армия двинется на Берлин.
Какова бы ни была та информация, которая побудила английское правительство
заключить договор с Польшей и которая, может быть, указывала на разлад в гер¬
мано-итальянском союзе и на явления распада в германском государстве, я ссы¬
лаюсь здесь на показания свидетелей Далеруса и Г изевиуса - будущее покажет;
подобные предположения не нашли подтверждения в фактах.
Когда 1 сентября 1939 г. вспыхнула война между Германией и Польшей, речь
шла сначала о местном конфликте между двумя европейскими государствами.
Когда же 3 сентября 1939 г. Великобритания и Франция объявили войну Герма¬
нии, этот конфликт перерос в европейскую войну. В войну, которая, так харак¬
терной для нашего времени неудовлетворительной международной организован¬
ности и после окончательного провала системы коллективной безопасности, име¬
ла тенденцию перерасти в общую мировую войну. Эта война должна была при¬
чинить неизмеримое горе всему человечеству, и когда 8 мая 1945 г. война в Евро¬
пе закончилась безоговорочной капитуляцией Германии, Европа в результате
войны была превращена в руины.
Адольф Гитлер не пережил поражения Германии и безоговорочной капитуля¬
ции. На скамье подсудимых, однако, сидят 22 бывших руководителя национал-
социалистской Германии, для того, чтобы защищать себя от обвинения в том, что
они, осуществляя общий план, совершили преступление против мира, обычаев
ведения войны и против человечности. В основу данного процесса положено так
называемое Лондонское соглашение, которое было заключено между правитель¬
ством Великобритании и Северной Ирландии, правительством Соединенных
Штатов Америки, временным правительством Французской республики и прави¬
тельством Союза Советских Социалистических Республик. На основании этого
соглашения был создан данный Трибунал, чей состав, чья компетенция и чьи за¬
дачи изложены в «Уставе Международного Военного Трибунала», который пред¬
ставляет собой существенную составную часть соглашения упомянутых 4 прави¬
102
тельств от 7 августа 1945 г. Устав Международного Военного Трибунала содер¬
жит не только положения о составе, компетенции и задачах Трибунала. В нем
имеются наряду с этим и это важнейшие части устава - также и положения, отно¬
сящиеся к материальному праву. Это, прежде всего, относится к статье 6, в кото¬
рой содержатся определенные понятия преступлений против человечности со
всеми отдельными признаками соответствующих составов преступлений. Абзац 3
статьи Устава, в котором отдельно перечисляются признаки так называемого за¬
говора следует рассматривать, как указание на состав уголовных преступлений.
Статьи 7, 8 и 9 Устава следует рассматривать как принципы материального права.
Учитывая, что устав Международного Военного Трибунала не ограничивается
тем, чтобы по всем вопросам материального права ссылаться на существующее
международное право и на общие принципы уголовного права, которые вытекают
из права всех цивилизованных государств, и что, наоборот, Устав не только уста¬
навливает процессуальные нормы и упорядочивает судопроизводство, но и со¬
держит положения о материальном праве, защита уже в начале процесса считала
себя вынужденной указать на это необычное обстоятельство.
В действительности на данном процессе судьи не только назначены от тех
государств, которые представляли собой в этой войне одну воюющую сторону,
но эта одна военная сторона является одновременно создателем процессуальных
норм. Помимо этого, в ее руках не только объединены функции обвинителя и су¬
дьи, но эта воевавшая сторона является также творцом норм уголовного права.
Не нужно доказывать, что тем самым, по крайней мере, затрагиваются принципи¬
альные вопросы уголовного судопроизводства и юрисдикции. Никакая защита не
выполнит своего долга, если она не проверит: совпадают ли эти нормы уголовно¬
го права, содержащиеся в Уставе, с соответствующим международным правом и с
признанными принципами уголовного права, которые вытекают из правовых сис¬
тем всех цивилизованных государств. Я выскажусь по отдельным всплывающим
здесь вопросам в связи с анализом обвинения.
Прежде всего, уже сейчас нужно указать на следующее: статья 16 Устава гово¬
рит, что Обвинительное заключение должно содержать все отдельные моменты,
из которых складывается состав преступления обвиняемого. Из смысла и назна¬
чения этого вышеупомянутого положения следует, что Обвинительное заключе¬
ние должно быть так обосновано на фактическом материале, чтобы даже при
применении принципов более широкой ответственности за участие в заговоре,
который, якобы, имел место, объем ответственности отдельного подсудимого в
отношении фактического материала должен вытекать, по крайней мере, прибли¬
зительно из Обвинительного заключения. Врученное подсудимым Обвинитель¬
ное заключение не выполнило этих предпосылок. Текст обвинительного заклю¬
чения представляет собой генеральную линию обвинения, не показывая детально,
какие обвинения выдвигаются против отдельных подсудимых. Точно также и
Приложение Обвинительного заключения не содержит обоснованного изложения
фактического материала. В этом приложении лишь только указываются должнос¬
ти, которые каждый подсудимый занимал. В остальном здесь делается ссылка на
соответствующие абстрактные положения статьи 6 Устава.
В самом Обвинительном заключении подсудимому Гессу вменяется в вину,
что он способствовал тому, что так называемые нацистские заговорщики захва¬
тили власть, способствовал укреплению контроля над Германией, военной эко-
юз
номической и психологической подготовке к ведению войны. Затем ему инкри¬
минируется, что он принимал участие в политическом планировании и в подго¬
товке агрессивных войн, а также войн, нарушавших международные договоры,
соглашения и гарантии и участвовал в подготовке и разработке внешнеполитиче¬
ских планов, так называемых нацистских заговорщиков.
Наконец, утверждается, что он одобрял, руководил и принимал участие в во¬
енных преступлениях, приводящихся в разделе 3 Обвинительного заключения, и
в преступлениях против человечности, приводящихся в разделе 4 Обвинительно¬
го заключения.
1 раздел Обвинительного заключения рассматривает так называемый общий
план заговора. Согласно этому разделу все подсудимые вместе с другими лицами
в качестве руководителей, организаторов, подстрекателей и сообщников прини¬
мали участие в подготовке и осуществлении общего плана, который преследовал
совершение преступлений против мира, совершение преступлений, нарушающих
право войны, и преступления против человечности, и который привел к соверше¬
нию этих преступлений. Утверждается, что подсудимые планировали, подготав¬
ливали, развязывали и вели агрессивные войны и в осуществление этого общего
плана совершили военные преступления и преступления против человечности.
В то время как Устав включает лишь только три состава преступления: преступ¬
ление против мира, преступление против обычаев ведения войны и преступления
против человечности, Обвинительное заключение содержит четыре состава преступ¬
ления. В Обвинительном заключении общий план или заговор превращается в от¬
дельный и самостоятельный пункт Обвинения, в то время как Устав не дает никакого
достаточного обоснования Этого момента. Остается открытым вопрос, является ли
заговор в англо-американском праве специально оформленным составом преступле¬
ния. Учитывая, что Устав, очевидно, не хочет применять ни англо-американского, ни
континентального права, а сам создает нормы наказания, а именно: щш %епеш», то,
следовательно лишь текст и содержание Устава являются решающими.
После того, как в абзаце 3 статьи 6 Устава ясно говорится о подготовке и осу¬
ществлении плана в целях совершения преступлений против мира, против обыча¬
ев ведения войны и против человечности, не может быть сомнения, что не суще¬
ствует такого самостоятельного состава преступления, на который указывается в
разделе 1 Обвинительного заключения под заглавием «Общий план или Заговор».
Во всяком случае, он не существует, согласно положениям устава.
Так как подсудимому инкриминируются преступления, перечисленные в 4
разделах Обвинительного заключения, необходимо сначала рассмотреть 1 пункт
обвинения:
Обвинение рассматривает национал-социалистскую германскую рабочую пар¬
тию, руководителем которой в 1921 году стал Адольф Гитлер, и к которой уже в 1922
году примкнул подсудимый Рудольф Гесс, как центр общего плана или заговора, ко¬
торый якобы существовал. Обвинение, видимо, утверждает, что партийная програм¬
ма НСДАП уже сама по себе носила преступный характер. Не кажется необходимым
вдаваться в подробности по этому вопросу, потому что в последующие годы и в по¬
вседневной политической жизни партийная программа отнюдь не играла той роли,
которую можно было бы ей приписать. Впрочем, представленные доказательства,
что касается положения и подъема НСДАП, недвусмысленно показали, что до 30
января 1933 г. национал-социалистская партия существовала наряду с другими пар¬
104
тиями, что она боролась с помощью таких же законных средств, как и другие партии,
за достижение своих целей, что своим взлетом она не в последнюю очередь была
обязана тому факту, что Германия вследствие политики уплаты репараций, прово¬
дившейся странами-победительницами, начиная с 1919 года, переживала в 1931-
1932 годах экономический и социальный упадок необычного характера, и что, нако¬
нец, 30 января 1933 г. партии, как сильнейшей в стране, поручили в соответствии с
положениями имперской конституции сформировать правительство, а ее руководи¬
тель Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером.
Во время так называемого периода борьбы партия, как и все остальные партии,
открыто боролась за те основы, которых она придерживалась, и обвинение не
могло дать в предъявленных им доказательствах ни одного, которое бы показало,
что партия и ее руководители были соучастниками какого-либо общего плана та¬
ких незаконных действий, которые бы имели целью начало агрессивной войны.
Действительно, следует только взглянуть на политическое, экономическое и
военное положение, в котором находилась Германия в годы после окончания
Первой мировой войны, чтобы признать, как далеко от истины предположение о
будто бы имеющихся тогда военных планах. Точка зрения, выраженная на этот
счет Обвинением, не только игнорирует экономическое, политическое и военное
положение Германии, которое установилось вследствие Версальского договора,
но выдает также полное игнорирование сущности международной политики. Ко¬
гда вслед за этим Адольф Гитлер 30 января 1933 г. как фюрер самой сильной пар¬
тии был провозглашен рейхспрезидентом фон Гинденбургом рейхсканцлером,
для него и его правительства, в которое вошли и другие партии, не могло быть и
речи о том, чтобы, игнорируя политические и, главное, экономические возможно¬
сти, заняться созданием совместного плана, имеющего целью агрессивную войну.
Главной задачей, стоящей тогда перед немецким имперским правительством, бы¬
ло дать работу почти 7 миллионам немецких безработных.
Как показал свидетель д-р Ламмерс, главной задачей, занимающей доминирую¬
щее место на первом заседании правительственного кабинета, было устранение
экономических и социальных нужд. О каком-либо общем плане, имеющем целью
агрессивную войну, не было сказано ни единого слова и в действительности, нельзя
даже представить, чтобы в тогдашних условиях хотя бы один из членов правитель¬
ства мог высказать в какой-либо конкретной форме подобную мысль.
Во всяком случае, как свидетельствует д-р Ламмерс и др. свидетели тем, об¬
суждавшихся на первом заседании кабинета и принятых тогда решений, которые
выражены и содержатся в декларации имперского правительства к немецкому
народу от 1 февраля 1933 г. Первой целью заговора, который существовал, по ут¬
верждению Обвинения, написанному в обвинительном заключении - была отме¬
на наложенных Версальским договором ограничений вооружения стране. По это¬
му вопросу я уже высказывал свою точку зрения.
Если вообще не придерживаться того мнения, что весь Версальский договор, в
силу противозаконных, с точки зрения международного права, угроз, при кото¬
рых он создавался, должен рассматриваться как недействительный, то, по край¬
ней мере, с окончательным отказом от разоружения со стороны держав-победи-
тельниц, германская империя, в соответствии с принятыми в договоре обязатель¬
ствами, получила право добиваться уравнения вооружений путем собственного
перевооружения. Это делалось не втайне, но совершенно открыто, путем объяв¬
105
ления 16 марта 1935 г. Закона о восстановлении всеобщей воинской повинности.
Обвинение не смогло предъявить никаких доказательств в подтверждение своего
утверждения, что этот Закон был издан в связи с выполнением какого-либо сов¬
местного плана развязывания агрессивной войны. Целью этого приказа было, по
истечении 16 лет после окончания Первой мировой войны, восстановление рав¬
ноправия Германии, по крайней мере, в этом вопросе. В этой связи нужно корот¬
ко указать на один документ, который Обвинение предъявило в числе других но¬
вых документов, должных служить доказательством существования такого сов¬
местного плана, существование которого утверждается в Обвинительном заклю¬
чении. Документ, о котором я говорю, содержит запись о совещании, происхо¬
дившем в Рейхсканцелярии 5 ноября 1937 г.6
Как суду уже известно, в этом документе речь идет не о дословной передаче
обращения Адольфа Г итлера, но о докладе полковника Хосбаха, который был им
написан спустя 5 дней, т.е. 10 ноября 1937 г. Я не стану ближе касаться содержа¬
ния этого документа. Я сошлюсь в этом случае на то, что по этому поводу гово¬
рилось здесь подсудимыми Герингом и Редером. Нужно еще только добавить, что
Гитлер в этом обращении к главнокомандующим и тогдашнему министру ино¬
странных дел имел в виду временный план, который никакой связи с позднейши¬
ми событиями не имел. Так что, исходя из всего вышеизложенного, само сущест¬
вование какого-либо определенного намеченного плана у Г итлера кажется невоз¬
можным. В крайнем случае, из содержания этого документа можно только вывес¬
ти, что до 3 ноября 1937 г. Гитлер сам имел в виду мирное разрешение террито¬
риальных вопросов, возникших в связи с Версальским договором. По меньшей
мере, до этого дня, какой-либо совместный план, предусматривающий начало аг¬
рессивной войны хотя бы по этой причине, не мог существовать. Но указанный
выше документ еще и по другой причине достоин внимания. Изложение начина¬
ется с установки Фюрера в том, «что предмет сегодняшнего совещания является
такого значения, что его обсуждение в других государствах производилось бы
перед форумом правительственного комитета, но он, фюрер - не видит необхо¬
димости именно из-за значимости темы разговора делать ее достоянием обсужде¬
ния большого круга людей, входящих в рейхскабинет». Нужно, однако, устано¬
вить, в какой мере другие вопросы с 1937 года обсуждались имперским прави¬
тельственным кабинетом на заседаниях кабинета.
На основании тех результатов, которые получены из предъявленных доказа¬
тельств и особо на основании показаний свидетеля д-ра Лам мерса как и по цело¬
му ряду документов, предъявленных представителями обвинения, можно с уве¬
ренностью сделать вывод, что самое позднее с 5 ноября 1937 г. все вопросы, за¬
трагивающие проблемы войны и мира, не обсуждались больше ни правительст¬
вом, ни какими-либо другими широкими кругами в качестве государственного
мероприятия, кроме разве как самим Адольфом Гитлером.
Вероятно, это положение существовало уже в 1936 году. В этой связи я желал
бы напомнить о свидетельских показаниях многих подсудимых, которые говорят
о том, что они узнали, например, о факте изъятия невоенной зоны Кейпланда та¬
ким же образом, что и все остальные граждане, т.е. через прессу и радио.
6 Документ № 386-Р5 (США-25).
106
Безусловно во всяком случае одно, что после 5 ноября 1937 г. и особо после
так называемого круга Фриче и связанного с этим кругом преобразований импер¬
ского военного министерства в главное командование вооруженных сил, все
серьезные политические и военные проблемы разрешались лично самим Гитле¬
ром. До показаний свидетеля д-ра Ламмерса каких-либо совместных совещаний с
участием руководства партии и генералитета никогда не производилось. Из сви¬
детельских показаний этого свидетеля, а также и других явствует, что вообще ни¬
какой тесной связи между этими инстанциями не существовало. На деле доказы¬
вается, что ни один документ, предъявленный обвинением, не дает возможности
заключить о существовании сотрудничества между имперским правительством,
имперским руководством партии и командующими воинских частей и их началь¬
никами штабов. Напротив, если из всего этого можно сделать какое-либо заклю¬
чение, то это заключение будет говорить о том, что власть находилась и соединя¬
лась исключительно в руках Адольфа Гитлера, и что имперское правительство,
имперское руководство партии и вооруженные силы получали приказы только от
него, и что именно политикой Гитлера было всячески препятствовать независи¬
мости этих инстанций. Поэтому делается легко объяснимым, почему вопросами
политического или военного характера занимались только те служебные инстан¬
ции, которые непосредственно имели дело с выполнением поставленной задачи.
Из официальных документов, предъявленных Обвинением, явствует, что на
тех обсуждениях, на которых председательствовал Гитлер, речь шла в большин¬
стве случаев не о каких-либо обсуждениях, как это бывает, может быть, в демо¬
кратических парламентах, но лишь об издании тех или иных приказов. Нет необ¬
ходимости входить в подробности того, что говорили все обвиняемые об отноше¬
нии к Адольфу Г итлеру, а также и к тому - какое место занимал Адольф Г итлер в
системе правительства Германии. Одно можно сказать с уверенностью, что самое
позднее с 5 ноября 1937 г. позиция Гитлера была столь выдающейся, а все поли¬
тические и военные вопросы так бесспорно разрешались им самим, что уже по
этой причине существование какого-либо совместного плана невозможного.
Подсудимый Рудольф Гесс также мало принимал участия в совещании Фюре¬
ра в Рейхсканцелярии 5 ноября 1937 г.7 несмотря на то, что он был заместителем
Фюрера, а по партийной линии высший политический руководитель, как и во
всех тех политических и военных совещаниях, которые Обвинением рассматри¬
ваются в качестве доказательства к существовавшему совместному плану. Это же
в равной мере относится и к предъявленным Обвинением доказательствам8. Я
имею в виду секретный документ «Грюн» о Чехословакии. Не вдаваясь в подроб¬
ности этого документа, однако, нужно сказать, что речь здесь идет лишь о работе
Генерального штаба, которая предполагала вначале использоваться в качестве
упражнения и которая лишь гораздо позже была переделана на подлинно опера¬
тивный план. Этот оперативный план не был проведен в жизнь. План «Грюн»
прекращает свои функции после приказа Фюрера и главнокомандующего воору¬
женными силами за № 1, говорящем о том, что в силу Мюнхенского соглашения
от 29 сентября 1938 г. Судетская область Чехословакии переходит во владение
Германии. Поэтому становится излишним говорить подробно о докладе началь¬
7 Документ США-35.
8 Документ № 388-Р5 (США-26).
107
ника верховного главнокомандования вооруженных сил, обращенном к замести¬
телю Фюрера от 27 сентября 1938 г., которое также относится к мероприятию
«Грюн» и говорит о мерах мобилизации, которые должны быть проведены без
особого приказа и пароля. То, что я сказал про документ США-25, относится в
равной мере и к документу США-37 (Л-79). Это тоже один из новых документов,
содержащий в себе совещание Фюрера с командующими воинских частей и на¬
чальником генерального штаба, происходившее 23.05.1939 г. в помещении новой
Рейхсканцелярии. Не желая указывать на содержание, значение, а также доказа¬
тельную силу документа, все же следует сказать, что это совещание закончилось
приказом о создании маленького тренировочного штаба при ОКВ - и что этот
документ показывает, что совместного плана, в той форме, как это утверждается
обвинением, не существовало и особенно не существовало между теми обвиняе¬
мыми, которые сейчас сидят на скамье подсудимых. На совещании у Фюрера - на
самом деле это было не совещание, но беседа и издание приказа, не присутство¬
вал ни один министр, ни один служащий гражданского ведомства.
Остальные три документа, предъявленные обвинением9, говорили о том же, а
именно о речи Адольфа Гитлера перед главнокомандующими вооруженных сил,
произнесенной им 22 августа 1939 г.
В этом случае я также не хочу говорить о доказательной силе этих докумен¬
тов, хотя безусловно то, что здесь не может быть и речи о том, что эти документы
имеют одинаковое значение и что в них содержится хотя бы мало-мальски пра¬
вильная передача высказываний Адольфа Гитлера. Нет также абсолютно никаких
указаний на то, кем эти документы были написаны. Поэтому изложенное в этих
документах, как по своей форме, так и по содержанию, очень отличается одно от
другого. Лишь в документе США-29 сказанное Гитлером кажется более или ме¬
нее переданным верно. И здесь также самым примечательным является конец,
который до некоторой степени освящает тогдашнее положение и говорит о том,
что Гитлер вообще эту речь перед главнокомандующими произнес потому, что -
(цитата): «я был убежден в том, что Сталин никогда не согласится на предложе¬
ние англичан. Россия не заинтересована в получении Польши и, кроме того, Ста¬
лин знает, что с его режимом покончено, все равно, будут ли его солдаты в войне
побеждены или выйдут из нее победителями. Замена Литвинова была решающей.
Я постепенно подготовил в России перестановку. В связи с торговым договором,
мы пришли к разговору на политические темы. Предложение пакта о ненападе¬
нии. Четыре дня тому назад я сделал особый шаг, который привел к тому, что
Россия вчера согласилась подписать соглашение.
Личная связь со Сталиным налажена. Риббентроп возьмет на себя заключение
договора. Польша также, наконец, пришла в то состояние, в котором мне ее хоте¬
лось видеть...».
И во время произнесения этой речи фюрером, кроме главнокомандующих, ни
один министр или партийный руководитель не присутствовал, и, в частности,
подсудимый Гесс. То же нужно сказать и о документе США-23 (ПС-789). Этот
документ содержит в себе стенограмму одного совещания, бывшего у фюрера 23
ноября 1939 г. Из этого документа явствует, что и здесь также присутствовали
только главнокомандующие воинских частей, которым фюрер давал директивы к
9 Документы № 3-Ь (США-28), 798-Р5 (США-29) и 1014-Р5 (США-30).
предстоящим операциям на западе. Далее идет документ США-31, содержащий
собственно указание на документ США-21 (план «Барбаросса»), содержащий ука¬
зания фюрера и верховного главнокомандующего вооруженными силами, носив¬
шее исключительно военный характер и предназначавшееся только вооруженным
силам. Поэтому исключена всякая возможность участия ведомств при даче этих
указаний, представителей гражданских ведомств или главного лица высшего пар¬
тийного руководства и, в частности, Рудольфа Гесса.
Из документа ПС-2718 (США-32), который содержит активную запись резуль¬
татов, полученных 02.05.1941 г. от обсуждения плана «Барбаросса», также явст¬
вует, что в этом совещании ни заместитель фюрера, ни какой-либо другой поли¬
тический руководитель не участвовали. И, наконец, последний документ, содер¬
жащий заметки посла Шмидта о переговорах, имевших место между Фюрером и
японским министром иностранных дел Мануска, в Берлине, 4 апреля 1941 г.10
Тема, имевшая место при этих переговорах, исключает всякую возможность учас¬
тия в них подсудимого Рудольфа Гесса или какого-либо другого политического
руководителя. Кроме того, из документа явствует тот факт, что не только оши¬
бочно говорить о каком-либо совместном плане, имеющем целью начало агрес¬
сивной войны со стороны Германии, но доказывает, что между так называемыми
державами оси не существовало даже какого-либо тесного военного или полити¬
ческого сотрудничества, если вообще можно говорить о каких-либо отношениях
между Германией и Японией.
Какой можно сделать вывод из содержания этих, так называемых, основных
документов, которые Обвинение представило в качестве веских доказательств
существования общего плана? Не оценивая доказательную силу этих документов,
можно, во всяком случае, на основании их сказать, что подсудимый Гесс не при¬
сутствовал ни на одном из этих совещаний и не принимал участия в издании за¬
конов. Учитывая это обстоятельство, а также и тот факт, что подсудимый Ру¬
дольф Гесс был заместителем Фюрера, т.е. верховным политическим руководите¬
лем, и что он с 1 сентября 1939 г. назначен преемником Гитлера после подсуди¬
мого Германа Геринга, действительно, не остается места утверждению, что об¬
щий план существовал в той форме, как это говорит Обвинение. В этой связи я
хочу сослаться на отчет начальника генерального штаба армии Соединенных
Штатов военному министру за период с 1 июля 1943 по 30 июня 1945 г., я цити¬
рую: «... из имеющихся доказательств следует, что первоначальное намерение
Гитлера сводилось к тому, чтобы включить германские народы граничащих с
Германской Империей стран в состав последней и укрепить ее новые границы,
создав Великую Германскую Империю, которая должна была господствовать в
Европе. Для достижения этой цели Гитлер проводил политику оппортунизма,
благодаря которой удалось оккупировать Рейнскую область, Австрию и Чехосло¬
вакию, не встретив военного сопротивления.
Пока нет доказательств тому, что главное командование в Германии имело
общий стратегический план. Главное командование принципиально одобряло по¬
литику Гитлера, однако его стремительная стратегия превысила военную мощь
Германии и привела, в конце концов, к поражению Германии. История главного
командования Германии, начиная с 1938 года, полна постоянных личных кон¬
10 Документ № 1881-Р5 (США-33).
109
фликтов, в которых все чаще побеждали личные приказы Гитлера, идущие враз¬
рез с оценками военных специалистов. Первое столкновение произошло в 1938
году и окончилось устранением от должности фон Бломберга Фрича и Бекка и
перенесением еще значительного консервативного влияния на внезапную поли¬
тику Германии.
Польская, Норвежская, Французская и Нидерландская компании внесли серь¬
езные разногласия между Гитлером и генералами относительно частных вопросов
в проведении стратегических планов. В каждой из этих компаний представители
генерального штаба выступили за старые, ортодоксальные формы ведения насту¬
пления. Гитлер же настаивал на новых формах наступления, цели которого нахо¬
дились в глубоком тылу противника. Во всех компаниях победил Гитлер. Поис-
тине поразительные успехи этих компаний, следующих одна за другой, подняли
Гитлера на такую высоту, когда никто не отваживался противоречить ему. Его
самонадеянность в военных вопросах стала безграничной после победы во Фран¬
ции. Он начал критиковать генералов в присутствии молодых офицеров. Так по¬
лучилось, что генеральный штаб не возражал, когда Г итлер принял свое роковое
решение выступить навстречу опасности, угрожающей с востока.
Со вступлением в войну Италии, Муссолини намеревался, прикрываясь воен¬
ными успехами Германии, осуществить свои стратегические планы относительно
экспансии своей империи. Фельдмаршал Кейтель заявил, что объявление войны
Италией противоречило заявлениям, которые делала Германия. И Кейтель, и
Йодль сходятся на том, что это объявление войны не было желательным. С само¬
го начала Италия была ничем иным, как нагрузкой военному потенциалу Герма¬
нии. Зависимость от нефти и угля делала Италию постоянным источником трений
в области экономики. Односторонняя операция Муссолини против Греции и его
наступление на Египет заставили немцев начать наступление на Балканах и в Аф¬
рике, что имело своим следствием перенапряжение сил Германии, которое явля¬
лось одним из основных факторов поражения Германии.
Нет никакого доказательства наличия стратегического плана, выработанного
Германией и Японией. Германский генеральный штаб понимал, что Япония свя¬
зана пактом с Россией о ненападении, но он надеялся, что Япония сумеет сковать
крупные английские и американские сухопутные, военно-морские и военно-
воздушные силы на Дальнем Востоке...»
Показания подсудимых Кейтеля и Йодля, выступавших в качестве свидетелей,
по существу совпадают с заключением начальника Американского Генерального
штаба, так что дальнейшие рассуждения по этому вопросу излишни. Надо считать
доказанным, что даже в узком кругу соратников Адольфа Гитлера не было пол¬
ной согласованности относительно тех мероприятий, которые должны быть про¬
ведены в политической и военной области. Прежде всего, надо оставить в стороне
порядок подчиненности, основанный на государственном праве и существовав¬
ший между офицерами армий и главой государства и верховным главнокоман¬
дующим. Ясно, что нельзя признать фактическим существование общего плана,
направленного на проведение войны, если о нем не знал даже тот круг лиц, кото¬
рый должен был знать о нем во всяком случае.
В качестве второй общей цели заговора Обвинительное заключение указывает
на захват областей, которые Германия потеряла в результате Мировой войны
1914-1918 г.г. Вначале я говорил уже, что все ноты и договоры, построенные на
110
Версальском договоре, предусматривали возможность ревизии этого договора.
Кроме того, из требования воссоединения Австрии с Германской империей и при¬
соединения к ней Судетской области, самого по себе нельзя сделать вывод о су¬
ществовании плана, который должен был быть осуществлен при помощи силы и
путем войны. На самом деле, эти области присоединились бы к Германской им¬
перии еще в 1919 году, если бы им не помешали в том, игнорируя право народов
на самоопределение. Я могу сослаться на то, что я сказал в начале своей речи. В
результате представления доказательств можно сказать, что присоединение Авст¬
рии к Германии произошло при таких обстоятельствах, которые не могут быть
квалифицированы как военные и дают основания сделать вывод, что большая
часть австрийского населения голосовало бы за присоединение. Что касается во¬
проса о немецких Судетах, то здесь достаточно указать на Мюнхенское соглаше¬
ние, подписанное Германией, Великобританией, Францией и Италией и урегули¬
ровавшее вопрос воссоединения судетских немцев с Империей.
Наконец, в качестве третьей цели общего плана указывается на захват других
территорий Европейского континента, которые должны были служить заговор¬
щикам «жизненным пространством». В этом пункте Обвинительное заключение
изложено очень неясно и дает основания думать что угодно. На самом деле, во¬
прос о так называемом «жизненном пространстве» является проблемой, совер¬
шенно независимой от национал-социалистской идеологии и обусловленной ве¬
личиной территории и численностью народонаселения. Этим вопросом должно
было заниматься и раньше, и теперь любое правительство Германии. Если какое-
нибудь требование Гитлера находило в немецком народе прочную поддержку, то
это было требование надлежащего участия немецкого народа в материальных
благах мира. Это требование казалось тем более справедливым, что отношение
между величиной территории и народонаселением у очень немногих народов так
неблагоприятно, как у немцев. Так, например, только в Европейской части России
на один квадратный километр приходится 22,1 жителя. В Соединенных Штатах
Северной Америки плотность населения составляет только 17 человек. Франция с
74,6 человек на один квадратный километр располагает не менее 11,5 миллиона
квадратных километров территории. Наконец, Англия с 47 миллионами жителей,
имеет территорию не менее чем 35 миллионов квадратных километров. А Герма¬
ния, на 1 сентября 1939 года насчитывавшая более 3 миллионов человек, при
плотности в 140 человек не имела даже 600 ООО квадратных километров. Эти
цифры говорят сами за себя. От вопроса о территории нельзя отделять вопрос о
надлежащем распределении важнейшего сырья.
Мне не нужно останавливаться детально на вопросе о том, как неверно рас¬
пределены важнейшие источники сырья и что определенные виды сырья полнос¬
тью монополизированы. Бесспорно то, что обида немецкого народа, существо¬
вавшая в связи с несправедливым распределением благ мира, должна была быть
тем больше, что всякая попытка проведения разумной ревизии запрещалась, и все
народы совершенно недвусмысленным образом были разделены на два класса,
класс «имущих» и «неимущих». В действительности, эта квалификация не могла
восприниматься иначе, как издевательство.
Впрочем, и после 1933 года не было достигнуто единого подхода к разреше¬
нию трудностей, связанных с недостатком территории. Гак, например, как раз
подсудимый Рудольф Гесс относился к тем, которые Считали, что проблему жиз¬
111
ненного пространства надо разрешить по возможности за счет приобретения ко¬
лоний. В своей большой речи от 21 марта 1936 г., произнесенной в Штецене, он
сказал: «...самый естественный путь обеспечения продовольствия для населения
Германии состоит в том, чтобы расширить нашу жизненную базу, т.е. увеличить
ее за счет колоний. Своим заявлением о готовности вернуться в состав Лиги На¬
ций Фюрер увязывал надежду, что вопрос о колониях будет подвергнут новому
рассмотрению. Фюрер знает, что народ без достаточной территории, без доста¬
точной продовольственной базы, голодающий народ из инстинкта самосохране¬
ния должен быть в течение продолжительного времени быть очагом беспорядков,
бороться с которыми бессилен даже самый гениальный государственный деятель.
Ибо голод - это инстинкт, который нельзя смирить увещеваниями или приказами.
Требование колоний является желанием успокоить Европу на продолжительный
срок, поэтому вопрос представления Германии колоний является частью всего
предложения Фюрера относительно умиротворения Европы...».
Мир знает, что нам отказали в выполнении и удовлетворении нашего желания,
а также в требовании проведения ревизий.
В действительности, нельзя не видеть связи между несправедливым и всяким
здоровым экономическим интересом, противоречащим распределению материаль¬
ных благ, и политическими катастрофами, систематически нарушающими мир. На
такое положение дел со всей ясностью указал председатель Совета Народных Ко¬
миссаров генералиссимус Сталин в речи в Верховном Совете СССР, в которой он,
между прочим, сказал: «Было бы неправильно думать, что Вторая мировая война
возникла случайно, или в результате ошибок тех или других государственных дея¬
телей, хотя эти ошибки, безусловно, имели место. На самом деле война возникла
как неизбежный результат развития международных экономических и политичес¬
ких сил на базе современного монополистического капитализма...
Вероятно, можно было бы избежать военных катастроф, если бы существовала
возможность перераспределять сырье в соответствии с экономическим весом
стран, путем принятия общих и мирных решений...».
В другом месте своей речи Сталин заявил: «... Так обстоит дело с вопросом о
происхождении и характере Второй мировой войны. Теперь, пожалуй, все призна¬
ют, что война не была и не могла быть случайностью в жизни народов за их суще¬
ствование, что поэтому она не могла быть скоротечной, молниеносной войной...»
(Конец цитаты). К этим словам нечего добавить. Они говорят сами за себя.
Господа судьи!
Я перехожу к юридической оценке дела, фактическую сторону которого следует
считать установленной. Как я уже говорил, абзац 3-й статьи 6-й Устава представля¬
ет собой формализацию состава преступления, и расширение уголовной ответст¬
венности организаторов, подстрекателей и участников составления общего плана
по совершению преступления, указанного в абзаце 2, и совершения его.
Согласно вышеназванным положениям эти лица отвечают не только за дейст¬
вия, которые они сами совершили, но они должны отвечать также за все дейст¬
вия, которые совершали какие-то лица в порядке проведения в жизнь этого обще¬
го плана. В абзаце 2 статьи 6 Устава состав преступления против мира определя¬
ется следующим образом: «Планирование, подготовка, организация и проведение
агрессивной войны или войны, нарушившей международные договоры; заключе¬
112
ние соглашений или дачу заверений, или участие в общем плане или заговоре по
проведению одного из вышеназванных действий». В абзаце 3 статьи 6 Устава яс¬
но говорится, что уголовная ответственность участников составления общего
плана ограничивается действиями, «которые совершили какие-то лица в порядке
проведения в жизнь этого общего плана», в абзаце 2 «а» статьи 6 Устава говорит¬
ся, что преступление против мира завершается «заключением соглашений или
дачей заверений, или участием в общем плане или заговоре по осуществлению
плана, который направлен на подготовку и на организацию или проведение аг¬
рессивной войны».
В противоречие с абзацем 3 статьи 6 здесь даже не указывается на необходи¬
мость наличия действия по проведению данного плана.
Я не собираюсь подробно рассматривать вопрос, была ли в день начала войны,
т.е. 1 сентября 1939 г., при имевшем тогда силу международном праве войны как
таковом, в частности, начало агрессивной войны - преступлением. Относительно
этого вопроса защита высказалась во вступительной речи. Это исследование пра¬
вовой стороны этого вопроса показало, что ни в пакте о Лиги Наций, ни в пакте
Бриана-Келлага не содержится ничего, что допускало бы вывод, что начало вой¬
ны является уголовной, а поэтому наказуемой несправедливостью. Существую¬
щее международное право не знало ни уголовной ответственности органов госу¬
дарства, т.е. главы государства, ни членов правительства, военных командующих,
руководителей хозяйства и т.д.
Можно спросить: чем объясняется это неудовлетворительное состояние меж¬
дународного права? С полным правом было уже указано на то, что мысль о суве¬
ренитете и отказ, прежде всего великих держав, от части этих суверенных прав в
интересах лучшей надгосударственной организации являются одной из причин
неудовлетворительного состояния международного права именно в этом вопросе.
В связи с этим находится другой факт, который кажется мне не менее важным, а
именно, что до сих пор не удалось создать эффективную организацию, те методы,
которые обеспечивали бы действительное удовлетворение справедливых притя¬
заний народов на умеренное участие в использовании материальных благ земли,
и которые вообще заботились бы о справедливом разрешении противоречивых
интересов.
Таким образом, уже на основании этих констатаций и исследований не может
быть никакого сомнения в том, что преступления против мира, как это изложено в
статье 6 абзаца 2 «а» Устава, не существует. Этот раздел статьи 6 Устава не имеет
достаточного основания в существующем международном праве. К этому следует
добавить также следующее. Я уже изложил содержание тайного дополнительного
протокола, который был заключен в ночь с 23 на 24 августа 1939 г. между прави¬
тельствами Германии и Союза Советских Социалистических Республик, т.е. за 54
часа до намеченного вступления германских войск в Польшу и при наличии двух
противостоящих друг другу готовых к действиям армий. Содержание этого тайного
дополнительного протокола, который является значительной составной частью за¬
ключенного между Германией и Советским Союзом договора о ненападении было
необходимым предварительным условием. Из такого положения вещей можно сде¬
лать только два вывода:
113
1. Если бы в отношении несовместимости статьи 6 абзац 2 «а» Устава с суще¬
ствующим международным правом не было бы ни малейшего сомнения, то эти
сомнения относительно содержания тайного дополнительного протокола от 23
августа 1939 г. стали бы абсолютно беспредметными. Но тогда, тем самым, все
обвинения, насколько они изложены в первом и втором разделах Обвинительного
заключения, потеряли бы под собой всякую почву. Если не существует преступ¬
ления против мира, то не может быть и преступления в форме общего плана, на¬
правленного на ведение агрессивной войны.
2. Но, если как и раньше, придерживаются того мнения, что статья 6 абзац 2
«а» Устава соответствует принципам международного права и общим убеждени¬
ям всех членов юридической общности народов, то нужно сделать выводы не ме¬
нее значительные. Тогда возникает такое положение, что, по крайней мере, одна
из держав, подписавших Лондонское соглашение от 8 августа 1946 г., выступает
на этом процессе не только как автор Закона о трибунале, как создатель юридиче¬
ских норм, как обвинитель и судья - на что защитники всех подсудимых, рас¬
сматривая положения всех четырех держав, подписавших этот договор, указыва¬
ли уже 21 ноября 1945 г. - но сверх этого, следует считать, что представлением
доказательств доказано, что эта держава является участником плана и партнером
по заключению такого соглашения, которые согласно статье 6 абзац 2 «а» Устава
влекут за собой наказание для ответственных сторон. Это верно также в том слу¬
чае, если рассматривать условия, изложенные в тайном дополнительном протоко¬
ле, как заключенные условно, а именно на случай, что разрешение германо¬
польского конфликта не сможет быть достигнуто путем переговоров. В уголов¬
ном праве всех цивилизованных народов общепризнан тот юридический прин¬
цип, что оговоренные условия, т.е. «с1о1ш еуеп1иаИз» представляют собой дейст¬
вительную и обосновывающую наказуемость форму виновности.
Совершенно не важно, было ли это положение вещей известно всем державам,
подписывавшим Лондонское соглашение от 8 августа 1945 г., при заключении
этого соглашения и при подписании Устава Международного военного Трибуна¬
ла, который является значительной составной частью этого соглашения. Также не
важно, следует ли Лондонское соглашение и Устав считать потерявшими свою
силу по какой-либо юридической причине в связи с вышеизложенным положени¬
ем дела. Я также не собираюсь рассматривать вопрос, какие юридические послед¬
ствия имело содержание тайного дополнительного протокола для существования
и действительности германо-советского договора о ненападении от 23.08.1939 г.,
важной составной частью которого он является. Трибунал должен будет рассмот¬
реть также и этот вопрос «ех о#1сю», применяя принципы, созданные на основе
права всех цивилизованных наций. Во всяком случае, положение дела, установ¬
ленное представлением доказательств, противоречит юридическому принципу,
который являет непременной и важной составной частью всякого национального
и интернационального юридического порядка и всякой юридической практики, а
именно, что никто не может быть судьей в собственном деле, что никто не имеет
права содействовать судебной характеристике какого-либо дела, если он сам по¬
дозревается в участии, в действии, являющемся объектом обвинения. Идея всяко¬
го судопроизводства имеет своей, само собой разумеющейся, предпосылкой вы¬
полнение этого принципа.
114
Но в действительности этот план не был выполнен в том виде, в котором он
был изложен в германо-советском тайном дополнительном протоколе от 23 авгус¬
та 1939 г., когда германские армии в середине сентября 1939 г. приближались к
рекам Наре, Висла, Сан, которые были установлены как демаркационная линия.
Советские армии перешли польскую границу и в выполнение тайного дополни¬
тельного протокола от 23.08.1939 г. и, соответственно, установленной в нем гра¬
нице обоюдных сфер интересов оккупировали все районы польского государства,
лежащие восточнее этой демаркационной линии. В момент вступления советских
войск еще существовало польское правительство и польское государство.
Соответственно заключенному 23 августа 1939 г. тайному соглашению после
полного поражения Польши 28 сентября 1939 г. была окончательно установлена
при отклонении всякого вмешательства третьей державы граница обоюдных госу¬
дарственных интересов в области бывшего польского государства, описанная в за¬
ключенном между Германией и Советским Союзом договоре о границе и дружбе.
Граница, о которой отписывается в статье 1-й этого германо-советского договора о
границе и дружбе, лишь в той степени отличается от демаркационной линии, отно¬
сительно которой пришли к соглашению 23 августа 1939 г., что воеводство Люблин
и часть воеводства Варшава были включены в сферу интересов Германии.
Изменение тайного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г. было, как
также показывают результаты представления доказательств на этом процессе,
зафиксировано в тайном дополнительном протоколе к германо-советскому дого¬
вору о границе и дружбе от 28 сентября 1939 г. В качестве возмещения за расши¬
рение германской сферы интересов в тайном дополнительном протоколе от 28
сентября 1939 г. было предусмотрено, что во изменение протокола от 23 августа
1939 г. область Литовского государства включается в сферу интересов СССР.
Во исполнение заключенных 23 августа 1939 г. и 28 сентября 1939 г. тайных
соглашений вооруженные силы Советского Союза 30 ноября 1939 г. перешли в
наступление против Финляндии после того, как за день до этого Советское пра¬
вительство разорвало дипломатические отношения с Финляндией и денонсирова¬
ло заключенный с Финляндией договор о ненападении. В качестве последствий
этого нападения Советский Союз решением Совета Лиги Наций от 14 декабря
1939 г. был исключен из Лиги Наций за нарушение обязательств, вытекающих из
пакта о Лиге Наций.
15 июня 1940 г. произошла оккупация Литвы советскими войсками. Латвия и
Эстония были оккупированы 17 июня 1940 г. Решением Верховного Совета от 3
августа 1940 г. Литва была включена в качестве 14-й Советской республики в
Союз Советских Социалистических Республик. Включение Латвии в качестве 15-
й Союзной республики произошло на основании решения Верховного Совета от 5
августа 1940 г. 6 августа 1940 г. Эстония была принята в Союз Советских Социа¬
листических Республик в качестве 16-й Союзной республики.
Вступление советских войск в Бессарабию произошло 28 июня 1940 г. Реше¬
нием Верховного Совета от 2 августа 1940 г. Бессарабия была присоединена к
Украинской республике.
Таким образом, не может быть подвержено сомнению, что, во всяком случае,
насколько это касается Советского Союза, дело дошло не только до заключения
соглашения о даче гарантий или об участии в общем плане в смысле статьи 6-й
115
абзаца 2 «а», но и сверх того, план, содержащийся в тайных дополнительных про¬
токолах, был выполнен.
Вследствие описанных мер Советского Правительства следует также считать,
что имеет место положение, указанное в статье 6-й абзац 3 Устава.
Все то, что сказано в отношении согласования статьи 6-й абзац 2 «а» Устава с
правовыми убеждениями членов сообщества народов относится в связи с описан¬
ным сейчас положением дел, также и к действенности статьи 6 абзаца 3 Устава.
Кроме этого, относительно статьи 6 абзац 3 Устава следует сказать следующее.
Преступление заговора, как оно изложено в статье 6 абзац 3, является типич¬
ным понятием англо-американского права. Континентально-европейское право не
знает подобного состава преступления. Также не подлежит никакому сомнению,
что международное уголовное право, насколько таковое вообще существует в бо¬
лее узком в собственном смысле, и если под ним не понимают нормы, которые
следует учитывать при применении собственного или чужого права, также не
знает понятия заговора как уголовного состава преступления.
Но не только вопрос существующего международного права и совместимости
с ним Устава должен быть подвергнут проверке. Наоборот, наряду с этим речь
идет об ответе на следующие вопросы:
Во вступительных речах четырех главных Обвинителей и на предшествовав¬
шей процессу дискуссии о правовых основах процесса были представлены два
совершенно противоречащие друг другу аргумента. Если, с одной стороны, заяв¬
ляли, что Устав является истинным выражением существующего международно¬
го права и что он полностью согласуется с общими правовыми юридическими
представлениями всех членов сообщества народов, то, с другой стороны, утвер¬
ждалось, что одной из главных задач создаваемого Международного военного
трибунала является дальнейшее развитие международного права. Последнее мне¬
ние выражено довольно ясно, например, в докладе американского обвинителя
Президенту Соединенных Штатов от 7 июня 1945 г. В нем, между прочим, сказа¬
но дословно следующее: «Организуя этот судебный процесс, мы также должны
сознавать те стремления, с которыми наш народ взял на себя тяготы войны. После
того, как мы вступили в войну и использовали наших людей и наши богатства для
искоренения зла, весь народ чувствовал, что в этой войне должны быть созданы
недвусмысленные правила и эффективная система, вследствие чего всякий, кто
занимался бы мыслью о новой разбойничьей войне, знал бы, что он за это будет
лично привлечен к ответственности и лично наказан...».
Или, в другом месте в этом докладе говорится дословно следующее: «... со¬
гласно международному праву 19 и начала 20 столетия ведение войны в общем не
было незаконным или преступлением в юридическом смысле. В основном гос¬
подствующее учение сводилось к тому, что обе стороны следуют в войне рас¬
сматривать как находящиеся в одинаковом юридическом положении и тем са¬
мым, обладающие одинаковыми правами». Юридические разъяснения в этом док¬
ладе в самом деле заканчиваются следующим требованием: «... Нападение на ос¬
новы международных отношений должно рассматриваться как не что иное, как
преступление всех стран, которые с полным правом должны защитить неруши¬
мость своих принципиальных договоров, наказав агрессора. Поэтому мы предпо¬
лагаем выдвинуть требования о том, что агрессивная война является преступле¬
нием и что современное международное право должно отказаться от того оправ¬
116
дания, согласно которому тот, кто начинает или ведет войну, действует в соответ¬
ствии с законом».
И в самом деле: вовсе не нужно было бы выдвигать требования о создании за¬
кона для наказания, если бы такое поведение было наказуемо уже в соответствии
с существующим правом.
Очевидно, что выполнение подобного требования судом - какие бы ни были
юридические принципы этого процесса - противоречило бы принципу, на кото¬
ром основано уголовное право почти всех цивилизованных государств, и которые
находят свое выражение в правиле: нет преступления без закона, т.е. что действие
может лишь тогда повлечь за собой наказание, если наказуемость его установлена
законом до того, как оно было совершено. Это положение дел кажется тем более
примечательным, что в отношении правила - нет преступления без закона, - речь
идет о принципе, зафиксированном в конституциях почти всех цивилизованных
государств. Так, например, он содержится в статье 39 английской Великой Хар¬
тии короля Джона от 1215 года, в северо-американской конституции 1776 года и в
декларациях французской революции 1789 и 1791 годов.
Но этот принцип - нет преступления без закона, не только противоречит пред¬
положению преступления против мира, как это должно быть установлено Трибу¬
налом в развитие существующего международного права в качестве наказуемого
состава преступления, по мнению части обвинителей, он, более того, в частности,
противоречит намерению создать решением суда в развитие существующего ме¬
ждународного права также самостоятельный состав преступления в виде загово¬
ра. При этом не должно делаться различия, направлен ли этот заговор на совер¬
шение преступлений против мира или на совершение преступлений против обы¬
чаев войны. Также предположение общего плана или заговора для совершения
военных преступлений в качестве самостоятельного состава преступлений не со¬
вместимо с принципом - нет преступления без закона. Применимы также и в этом
случае - как правильно изложил здесь французский главный обвинитель - поло¬
жения об участии, вытекающие из права родной страны преступника или из права
места преступления. Эти постановления об участии при данных условиях ограни¬
чиваются распространением угрозы наказания за сообщничество, подстрекатель¬
ство и помощь.
Относительно участия в общем плане или заговоре, кроме того, как это изло¬
жено в первом разделе Обвинения, подсудимому Рудольфу Гессу в рамках его
личной ответственности за военные преступления и преступления против чело¬
вечности, Обвинением в значительной степени ставится в вину содержание толь¬
ко одного документа, а именно документа ГБ-268 (Р-96).
Здесь речь идет о письме имперского министра юстиции имперскому минист¬
ру и начальнику имперской канцелярии от 17 апреля 1941 г., в котором говорится
о введении уголовного закона против поляков и евреев, в присоединенных вос¬
точных областях. Подсудимый Рудольф Гесс играет роль лишь в той степени, в
какой в письме, между прочим, упоминается, что заместитель фюрера поставил
на обсуждение введение телесных наказаний. Если учесть, что штаб заместителя
фюрера состоял из 500 чиновников и служащих и что для вопросов законодатель¬
ства существовал особый отдел, который непосредственно вел переговоры с от¬
дельными министерствами, то кажется очень сомнительным, чтобы подсудимый
Рудольф Гесс лично вообще занимался этим вопросом. В этой связи я ссылаюсь
117
на письменные показания под присягой свидетельницы Хильдегарды Хат11, но
учитывая то, что мера, которую поставил на обсуждение заместитель фюрера, не
была осуществлена, не важно, знал ли об этом подсудимый.
Не разбирая более подробно субъективного отношения, можно сказать, что,
применяя принципы, присущие уголовному праву всех цивилизованных народов,
здесь речь не идет даже о попытке. Отношение фюрера, изложенное в письме им¬
перского министра юстиции, не имеет отношения к делу с точки зрения уголов¬
ного права. Можно совершенно не рассматривать, был ли нарушен уголовный
закон, если бы поставленная на обсуждение мера действительно нашла свое зако¬
нодательное выражение в имперском законе.
Другой документ, представленный Обвинением, это документ США-696 (062-
ПС). Здесь речь идет о распоряжении заместителя фюрера от 13 марта 1940 г., в
котором говорится об инструктировании гражданского населения относительно
поведения при высадке на территории германской империи парашютистов или
посадке вражеских самолетов. Этот документ, правда, не содержится в представ¬
ленном британским обвинением досье, и не был упомянут г-ном полковником
Джоном Гриффитсом 7 февраля 1946 г., когда он говорил о личной ответственно¬
сти подсудимого Рудольфа Гесса. Но, учитывая то, что это распоряжение было
официально представлено в качестве документального доказательства, необходи¬
мо рассмотреть его вкратце.
Поводом для издания этого распоряжения от 13 марта 1940 г. был тот факт,
что французское правительство по служебной линии и по радио дало указания
французскому гражданскому населению, как оно должно вести себя при посадке
германских самолетов.
Эти инструкции французского правительства заставили главнокомандующего
германскими военно-воздушными силами проинформировать со своей стороны
соответствующим образом германское гражданское население по партийно¬
служебному пути. Поэтому он издал инструкцию о поведении при посадке вражес¬
ких самолетов или парашютистов, которая была использована заместителем фюре¬
ра в качестве приложения к вышеназванному распоряжению от 13 марта 1940 г.
Эта инструкция, однако, не содержит в себе ничего такого, что противоречило
бы законам и обычаям ведения войны, как, например, Гаагским правилам ведения
сухопутной войны. Это, в частности, относится к четвертому пункту, где дается
инструкция, как задерживать вражеских парашютистов или обезвреживать их.
Как по тексту, так и по духу этого четвертого пункта, не может подлежать ника¬
кому сомнению, что в этом пункте сказано лишь то, что вражеские парашютисты
должны быть взяты с боем, если они не сдаются добровольно и пытаются со сво¬
ей стороны избежать их задержания с помощью применения силы и, в частности,
с помощью употребления огнестрельного оружия. Это ясно вытекает из одного
слова «или». В первую очередь следует пытаться взять их в плен. Это должно
осуществляться хотя бы ради интересов службы информации. Если это вследст¬
вие оказываемого сопротивления окажется невозможным, они должны быть обез¬
врежены, т.е. с ними должен быть завязан бой, и они должны быть уничтожены.
Всякое другое истолкование этой инструкции противоречило бы как ее содер¬
жанию, так и ее духу, и кроме того, противоречило бы тому факту, что, включая
11 Книга документов Гесса. Док. № 16.
118
французскую компанию, война велась согласно правилам, которые изложены в
Гаагских правилах ведения сухопутной войны, и что, во всяком случае в то время -
март 1940 г. - война не развивалась еще до взаимной борьбы на уничтожение,
какой она стала после начала германо-русской войны. То, что всякое другое ис¬
толкование совершенно невозможно, вытекает также из содержания так называе¬
мого приказа «О командос», изданного фюрером 18.10.1942 г.; этот документ был
предъявлен обвинением под № США-501 (498-ПС). Всякие соображения относи¬
тельно совершенно иных предпосылок - между прочим, этот приказ был обу¬
словлен совершенно иными предпосылками - и само издание приказа «О коман¬
дос» Гитлера, несмотря на возражение со стороны ОКВ и начальника оператив¬
ного штаба ОКВ, были бы совершенно излишними, если бы главнокомандующий
военно-воздушными силами издал уже в марте 1940 г. инструкции, которые слу¬
жили тем же самым целям. Кроме того, в пункте четвертом приказа фюрера от
13.10.1942 г. совершенно недвусмысленно говорится, что плененные члены «ко¬
мандос» должны быть переданы СД. Так как немецкий текст этой инструкции к
распоряжению от 30 марта 1940 г. является абсолютно ясным и не допускает ни¬
каких сомнений, я не намереваюсь излагать каких-либо дополнительных доказа¬
тельных средств по этому вопросу. На случай, если суд не будет придерживаться
этой точки зрения, для полного разъяснения вопроса нельзя будет избежать того,
чтобы суд сам занялся рассмотрением инструкций, изданных французским пра¬
вительством в начале 1940 года для французского гражданского населения, где
говорится о том, как следует себя держать при высадке германских самолетов или
германских парашютистов.
Документ12, содержимое которого также инкриминируется подсудимому Гес¬
су, не нуждается в подробном разъяснении, так как содержание этого документа
при применении вышеназванных принципов не может ни в каком случае рас¬
сматриваться как преступление против законов и обычаев ведения войны и про¬
тив человечества.
Кроме индивидуального обвинения Рудольфу Гессу были также предъявлены
обвинения за принадлежность к СА, СС, к руководящему политическому составу
и имперскому правительству. Что касается принадлежности к СА и к СС, то вся¬
кие подробные разъяснения и выступления по этому вопросу являются излишни¬
ми. Из предъявленных обвинением документов вытекает, что подсудимый Ру¬
дольф Гесс имел в этих обеих организациях лишь почетный чин обергруппенфю-
рера. Ни о какой власти издавать приказы или дисциплинарной власти не может
быть и речи.
В качестве заместителя фюрера подсудимый Рудольф Гесс занимал высшую
должность, которая имелась среди должностей руководящего политического со¬
става. В мой круг задач не входит подробно заниматься обвинением, которое
предъявлено руководящему политическому составу. В рамках и при использова¬
нии статьи 9 Устава это обвинение находит также свое выражение в требовании
объявить руководящий политический состав - преступной организацией. Учиты¬
вая то обстоятельство, что подсудимый Рудольф Гесс не является единственным
политическим руководителем среди сидящих на скамье подсудимых, но что он
12 Документ № 3245-Р8 (ГВ-867).
119
все-таки был высшим политическим руководителем, я считаю своим долгом сде¬
лать ряд принципиальных замечаний.
Согласно статье 9 Устава Трибунал на данном процессе может заявить относи¬
тельно какого-либо члена организации, что организация, к которой принадлежал
подсудимый, была преступной организацией, условием для этого по Уставу явля¬
ется то, что это решение Трибунала находилось в связи с любым действием, за
которое судится тот или иной подсудимый. Под действиями в духе статьи 9 Уста¬
ва можно понимать лишь те или иные наказуемые личные действия или упуще¬
ния, но не вытекающая также из пункта 3 статьи 6 ответственность за действия
другого лица. Но, так как ни в Обвинительном заключении, ни в судебных вы¬
держках, где разбирается вопрос индивидуальной ответственности подсудимого
Рудольфа Гесса, последнему не вменяется в вину никакое действие, которое под¬
падало бы под состав преступления, именуемого военным преступлением или
преступлением против человечества, то и в этом случае осуждение подсудимого
Гесса - а именно как члена руководящего политического состава, было бы равно¬
значным с установлением уголовно-правовой ответственности за действия и
упущения другого лица. Хотя подсудимый Рудольф Гесс был высшим политичес¬
ким руководителем, и хотя ему не вменяются в вину его личные действия, кото¬
рые являлись бы преступлением, предусматриваемым уголовным законом, он
должен быть осужден как член руководимой им, якобы преступной организации,
в данном случае никто не будет оспаривать того обстоятельства, что это не явля¬
ется повседневным юридическим явлением.
Но более существенным кажется, как ничто другое: защита была вынуждена
нападать на основное зерно Устава, а именно на статью 6-ю, как не согласую¬
щуюся с общими ныне действующими принципами международного права.
Статья 9 Устава находится не в меньшем противоречии с общим правовым
убеждением всех стран, являющихся членами договора о международном право¬
вом сотрудничестве. Ни в международном праве, ни в каком-либо национальном
праве не имеется правового принципа, который мог бы объявлять принадлеж¬
ность к преступной организации без того, чтобы в каждом конкретном случае не
расследовалось, может ли данное лицо быть объявлено виновным за свои дейст¬
вия или упущения. Вопреки общим принципам уголовного права, которые могут
быть выведены из уголовного права всех цивилизованных наций, статья 9 Устава
предусматривает уголовно-правовую ответственность и коллективную ответст¬
венность всех членов отдельных организаций и институтов, не принимая в расчет
того, является ли каждый отдельный член организации виновным лицом.
Таким образом, Устав отрекается от принципа, который является составной
частью всякого современного уголовного правосудия. Положение «без вины нет
наказания» (а объявление отдельной организации преступной является для затро¬
нутых членов данной организации наказанием) составляют существенную часть
уголовного правосознания нашего времени, если в данном случае под виной ра¬
зумеются те предпосылки к наказанию, которые обосновывают индивидуальную
наказуемость противозаконного действия по отношению к совершающему эти
действия. Если уже одна принадлежность к определенной организации объявля¬
ется уголовным преступлением, то вменяемое в вину действие не является боль¬
ше выражением личности данного действующего лица, противоречащим право¬
120
вым началам. Это в особенности должно относиться к организациям, которые
имеют сотни тысяч, миллионы членов.
Поэтому наказание без вины до сих пор существовало лишь в примитивном
праве. Крупный немецкий теоретик уголовного права фон Лисни, обладающий
большими способностями конструктивного мышления в области международного
права, совершенно прав, когда он говорит: «Как задачам религии не противоре¬
чит то обстоятельство, что за грехи отцов должны расплачиваться дети и внуки,
как в трагедиях древних слепая судьба встает на место виновности и как в лите¬
ратуре наших дней эта виновность сменяется законом наследственности, так и
древнейшее право всех народов не знает наказания без вины».
Только в примитивном праве существовала уголовно-правовая ответствен¬
ность без наличия вины. И действительно: в истории права всех народов так на¬
зываемая уголовно-правовая ответственность была очень скоро заменена прин¬
ципом ответственности только при наличии виновности. Тем самым было дос¬
тигнуто то положение, которое является единственно совместимым с достоинст¬
вом человека. Разрешение вопросов согласно статьи 9 Устава означает не только
очень печальный вклад в дело ускорения, по-видимому, неудержимых процессом
людей, оно, кроме того, является возвращением к первоначальному уголовно¬
правовому мышлению. Учитывая эти обстоятельства нельзя признать, что Устав
находится в полном согласии с ныне действующим правом, вытекающим из об¬
щего правового убеждения всех придерживающихся принципов международного
права и из общих принципов уголовного права всех цивилизованных наций.
Наконец, Рудольф Гесс обвиняется как член имперского правительства. Что
касается его принадлежности к тайному совету министров, то по этому поводу
можно сказать следующее: процесс представления доказательств показал, что
этот тайный совет министров был создан для того, чтобы общественность не вос¬
приняла отставку бывшего имперского министра иностранных дел фон Нейрата
как разрыв между ним и Адольфом Гитлером. В действительности этот тайный
кабинет министров ни разу не собирался. Этот совет не собирался для учреди¬
тельного совещания. Что касается имперского кабинета, то в ходе представления
доказательств было совершенно ясно доказано, что, по крайней мере, с 1937 года
совещания кабинета не имели больше места. Задачи, которые должны были раз¬
решаться имперским правительством, в частности, задачи, связанные с законода¬
тельными функциями, разрешались циркуляционным методом.
Представление доказательств показало далее, что, по крайней мере, начиная с
1937 года все крупные политические и военные решения выносились исключи¬
тельно самим Адольфом Гитлером, причем члены имперского правительства
предварительно не информировались по этим вопросам. Имперское правительст¬
во как институт, начиная со времени назначения Гитлера на пост, не принимало
какого-либо участия при вынесении политических и военных решений. Было бы
совершенно неправильно предполагать, что члены имперского правительства в
национал-социалистском государстве занимали хотя бы приблизительно такое
положение, какое занимают члены правительства в государстве, управляемом на
основании парламентских принципоа. Точно также, как и между сидящими на
скамье подсудимых не существовало заговора или общего плана, его также не
существовало и между членами имперского правительства. Положение было та¬
ково, что у членов имперского правительства были заметны противоположные
121
стремления, которые уже сами по себе исключают возможность наличия общего
плана, как об этом говорится в Обвинительном заключении. Совершенно доста¬
точно будет сослаться на показания свидетеля Ламмерса и на тот факт, что
Адольф Гитлер, от которого не могли укрыться эти факты, издал, наконец, дек¬
рет, запрещавший отдельным министрам по своему собственному почину являть¬
ся на совещания.
В этой связи следует упомянуть следующее: если в результате представления
доказательств и было что-то установлено со всей категоричностью, это как раз то,
какой чудовищной властью и трудно вообразимым авторитетом пользовался
Адольф Гитлер в германской системе правительства.
Свидетельские показания генерал-полковника Йодля, сущность которых за¬
ключается в том, что не было никого, кто мог бы в течение длительного времени
с успехом противоречить Гитлеру и что такого человека вовсе и не могло быть,
являются, несмотря на свою краткость, очень правильными. Может быть, об этом
и можно сожалеть, но суть дела от этого не меняется. Если себе представить к
тому же, что это выдающееся положение Г итлера год за годом все более укрепля¬
лось, то уже одного этого обстоятельства было бы достаточно для того, чтобы
исключить всякую возможность существования общего плана, как об этом гово¬
рится в Обвинительном заключении. В данном случае следует сделать замечание
общего порядка: судимые данным Трибуналом бывшие руководители партии,
генералы и члены правительства приобретают на данном процессе такое значение
из-за смерти Гитлера, какого они в действительности не имели в общественной
жизни прошлых лет. Вся политическая власть Германии прошедших 12 лет нахо¬
дилась под колоссальнейшим влиянием личности Гитлера, отсутствие на этом
процессе данного человека имеет своим последствием то, что возникает совер¬
шенно искаженная картина политической действительности прошедших 12 лет.
Господа судьи!
Сейчас я перехожу к событию, которым закончилась политическая карьера
подсудимого Рудольфа Гесса, а именно к его полету в Англию 10 мая 1941 г. Это
событие для данного процесса по многим причинам имеет очень важное значе¬
ние. Как это показал результат представления доказательств, подсудимый Ру¬
дольф Гесс принял решение относительно этого полета уже в июне 1940 г., т.е.
сразу после капитуляции Франции. Осуществление этого плана задерживалось по
целому ряду причин. Одну из таких причин составляли технические предпосыл¬
ки. Кроме этого, определенную роль играли также соображения политического
порядка, в частности, соображения того порядка, следует ли ожидать успеха от
этого полета, несмотря на то, что политические условия и военная обстановка
были благоприятными для начала переговоров о заключении мира. Восстановле¬
ние мира, без сомнения, являлось целью, которую преследовал Гесс свои полетом
в Англию. Когда подсудимый Гесс в день своей посадки встретился с герцогом
Гамельтоном, он заявил ему: «Я прибыл с миссией, защищающей интересы чело¬
вечества». Во время бесед, которые состоялись у подсудимого 13, 14 и 15 мая с г-
ном Киркпатриком из министерства иностранных дел, он изложил последнему
все причины, которые побудили его предпринять такой необычный шаг. Одно¬
временно он сообщил ему об условиях, при которых Гитлер готов заключить мир.
9 июня 1941 г. состоялась беседа между Рудольфом Гессом и лордом Симоном,
122
который явился по поручению Британского правительства. Записи этой беседы я
предъявил Трибуналу в качестве документального доказательства и сейчас ссы¬
лаюсь на этот документ. Из этого документа вытекает, что причинами, побудив¬
шими к этому необычайному полету, было намерение прекратить дальнейшее
кровопролитие и предоставить Англии благоприятные условия для дальнейшего
ведения переговоров о заключении мира. В ходе этой беседы подсудимый Гесс
передал лорду Симону документ, в котором были перечислены четыре условия,
при которых Адольф Гитлер был согласен заключить с Англией мир. Эти условия
были следующие:
«1. Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн между державами
оси и Англией, должно быть произведено разграничение сфер интересов. Сфера
интересов держав оси должна быть Европа, сферой интересов Англии - ее миро¬
вая империя.
2. Возвращение германских колоний.
3. Возмещение германским гражданам, которые жили перед или во время вой¬
ны в Британской империи и которым был нанесен ущерб имущества или жизни
мероприятиями правительства в империи, или из-за каких-либо действий как гра¬
беж, волнение и т.д. Германия обязуется обеспечить на равных условиях возме¬
щение британским гражданам.
4. Перемирие и заключение мира одновременно и с Италией».
Рудольф Гесс заявил г-ну Киркпатрику и лорду Симону, что это как раз те ус¬
ловия, при которых Гитлер был готов сразу же после окончания французской
компании заключить мир с Англией, и что мнение Гитлера со времени окончания
французской компании в этом вопросе не изменилось. Нет никаких оснований
считать это заявление подсудимого недостоверным. Как раз наоборот, эти заяв¬
ления подсудимого находятся в полном согласии со многими заявлениями самого
Гитлера, которые он сделал по вопросу о взаимоотношениях Германии и Англии.
Подсудимые Геринг и фон Риббентроп в своих свидетельских показаниях под¬
твердили, кроме того, что объявленные лорду Симону условия полностью согла¬
совываются с намерениями Гитлера. Если в выдвинутых Гессом условиях Европа
предусматривалась как сфера интересов держав оси, то из этого обстоятельства
никоим образом не следует делать вывода, что это является равнозначным уста¬
новлением господства держав оси в Европе.
Из разъяснений, данных Гессом и помещенных в протоколе совещания между
ним и лордом Симоном, следует со всей ясностью, что должна быть исключена
возможность влияния Англии на континентальную Европу.
Какие правовые последствия имеет этот факт?
В Обвинительном заключении подсудимый Гесс обвиняется в том, что он с
остальными подсудимыми участвовал в психологической подготовке немецкого
народа к войне. Постольку, поскольку утверждение Обвинения о психологичес¬
кой подготовке к войне является частью общего плана, будет достаточным ссы¬
латься на мои замечания, сделанные по этому поводу. Но, если обвинение хочет
также утверждать, что подсудимый Гесс, кроме того, сам лично проводил эту
психологическую военную подготовку, то из этого следует как раз обратное, даже
без учета его мирных речей и только на основании одного его полета в Англию.
Не касаясь общих обстоятельств дела и личных отношений Гитлера и подсудимо¬
го Гесса, можно все же с уверенностью сказать: подсудимый Гесс своим полетом
123
в Англию совершил действие, которое, при учете его положения в партии и в го¬
сударстве, и при особом учете того факта, что он после Геринга был назначен
первым приемником Гитлера, при учете всего этого - это действие, совершенное
Гессом, может быть расценено только как жертва, жертва, которую принес Гесс в
интересах установления мира и в интересах не только немецкого народа, но и
всей Европы, всего мира. Эта жертва была тем более велика, так как Гесс принад¬
лежал к тем немногим людям, которые были в сравнительно близких личных от¬
ношениях с Гитлером. Если подсудимый Гесс, несмотря на это, все же решился
поставить на карту свое положение в партии и в государстве, а также и все то, что
его лично связывало с Гитлером во имя установления мира, то из этого следует
сделать заключение, что и подсудимый Гесс в войне видел ужасный бич челове¬
чества и уже по этой причине совершенно невероятно то, что он намеревался
подготовить немецкий народ к войне.
Как я уже говорил, на основании представления доказательств следует пред¬
положить, что план, о существовании которого говорило Обвинение, вообще не
существовал. Но в том случае, если трибунал по этому вопросу рассмотрит ре¬
зультаты представления доказательств как-либо иначе и, применяя пункт 3-й ста¬
тьи 6-й Устава, предположит, что такой план, направленный на ведение агрессив¬
ной войны, действительно существовал - в таком случае необходимо рассмотреть
вопрос о том, какие последствия в правовом отношении имел полет подсудимого
Рудольфа Гесса в Англию и каковы были намерения его в связи с участием в этом
общем плане.
По этому вопросу следует сказать: пункт 3-й статьи 6-й Устава расширяет
рамки уголовной ответственности подсудимых за все действия, которые были
совершены каким-либо лицом и были направлены на выполнение общего плана, о
существовании которого говорило Обвинение. В самом Уставе нет каких-либо
постановлений относительно того, возможно ли вообще и, если да, то при каких
условиях отступление от общего плана. Из этого, однако, нельзя сделать вывод,
что подобный отказ в принципе исключен. Это предположение нельзя сделать
уже и потому, что Устав, совершенно очевидно, не хочет исчерпывающим обра¬
зом урегулировать все материальные и процессуально-правовые вопросы. Если
по англо-американскому праву такой отказ в принципе допускается, то по прави¬
лам Устава он тем более становится возможным, ибо Устав является выражением
правовых норм, в котором учитываются, безусловно, и установления континен¬
тально-европейского права. Континентальное европейское право совершенно яс¬
но исходит из того, что уголовная ответственность совершившего преступление
распространяется на него только постольку, поскольку его действие или отказ
является выражением его воли. Поэтому отказ от попытки является обстоятельст¬
вом, которое может снять наказание и такую концепцию мы находим почти в ка¬
ждом европейском праве. И если по англо-американскому праву снятие ответст¬
венности возможно, то не может быть сомнения в том, что и по Уставу такая воз¬
можность должна иметь место. Это должно быть тем более принято, так как
принципиально в тех случаях, которые не находят для себя особых постановле¬
ний в Уставе, следует применить немецкое право. И постольку, поскольку дело
касается Рудольфа Гесса, это особенно должно быть ясным, так как те действия,
по которым обвиняется Рудольф Гесс, были совершены на территории Герман¬
ской империи. В данном случае по общепринятым правовым принципам, которые
124
могут быть установлены на основании права всех цивилизованных народов и ко¬
торые находят свое отображение в международном уголовном праве всех наро¬
дов, решающим является так называемый «1ех 1осЬ>, т.е. право территориального
определения преступления.
Если эти принципы перенести на поведение подсудимого Рудольфа Гесса и
применить их при рассмотрении его полета в Англию 10 мая 1941 г., можно сде¬
лать в первую очередь вывод, что представление доказательств ничего другого не
показало, что все последующие события имели место не по его воле, и, самое
позднее, с его полета в Англию он не имел никакого влияния на военные собы¬
тия. Это противоречит всем принципам уголовного права, принципам, которые
существуют в правовых узаконениях всех цивилизованных народов, если считать
ответственным за действия и за успех того, кто не оказывал на все это никакого
влияния и не мог его оказывать, и которые были совершены помимо его воли.
В этой связи следует еще коснуться утверждения Обвинения о том, что подсу¬
димый Гесс совершил свой полет в Англию не с целью создания благоприятных
условий для мирных переговоров, а его намерением, как аргументирует Обвинение,
было якобы очистить тыл Германии для планируемого похода на Советский Союз.
Документы, представленные Обвинением, не обосновывают это предположение.
Этому противоречит в первую очередь тот факт, что подсудимый Гесс принял ре¬
шение совершить этот полет еще в июне 1940 г., т.е. в то время, когда никто в Гер¬
мании и не думал о походе против Советского Союза. Из письма, которое в свое
время было составлено подсудимым Гессом, и которое было передано Адольфу
Гитлеру, становится ясно, что Гесс ничего не знал о предстоящем походе на Совет¬
ский Союз. Подсудимый Гесс в этом письме, как это установлено показаниями
свидетельницы Фат, ни одним словом не обмолвился о том, что он, совершая этот
полет, намеревается очистить тыл Германш^для предстоящего похода против Со¬
ветов. В этом письме Гесс вообще не упоминает о Советском Союзе. Следует поч¬
ти с уверенностью предположить, что Гесс обязательно коснулся бы этого вопроса,
если бы он знал о планируемом наступлении и если бы он, как это утверждает Об¬
винение, преследовал бы, совершая этот полет, именно такие цели.
Но даже в том случае, если Гесс имел бы точные сведения о планируемом по¬
ходе против Советского Союза, это не помешало бы снятию наказания за после¬
дующий период. Как показало представление доказательств, Г итлер, в конце кон¬
цов, приказал наступать на Советский Союз, руководствуясь соображением опе¬
редить предстоящее наступление Советов. В рамках тех вопросов, которые долж¬
ны быть здесь разрешены и рассмотрены* вопрос о том, планировал ли Советский
Союз в действительности такое нападение, остается открытым. Показания подсу¬
димого Йодля, выдвинутого в качестве свидетеля, дают возможность предпола¬
гать, что это было вполне вероятным, если это и нельзя утверждать с увереннос¬
тью. Решающим в данном случае является то, что Гитлер на основании получен¬
ных им сообщений придерживался такой субъективной точки зрения. Если бы
подсудимому Рудольфу Гессу в Англии удалось создать предпосылки для пере¬
мирия и для мирных переговоров, то политическое и военное положение в Европе
изменилось бы настолько, что при таких изменившихся условиях нападение Со¬
ветского Союза на Германию было бы почти что невероятным и опасения Гитле¬
ра были бы лишены оснований. Попытка подсудимого Гесса, которую он пред¬
принял, совершая свой полет в Англию, оставалась бы причиной снятия наказа¬
125
ния за все то, что произошло после 10 мая 1941 г. и за все те события, которые
были направлены на выполнение общего плана, который существовал, по утвер¬
ждению Обвинения, даже в том случае, если придерживаться мнения, что не опа¬
сения предстоящего советского нападения побудили Гитлера принять такое ре¬
шение, а экономически вынужденное положение, в котором в то время находи¬
лась Германия, ввиду того, что вторжение в Англию не увенчалось успехом. Ибо
в случае окончания войны с Англией, это экономическое положение Германии
изменилось бы или, по крайней мере, утратило свою остроту.
Резюмируя, можно сказать следующее: подсудимый Гесс своим полетом в
Англию и связанными с этим полетом намерениями установить мир, совершил
попытку, отдавая все свои силы, предотвратить дальнейшее пролитие крови, та¬
ково было его желание. Применяя правовые принципы, имеющиеся в уголовном
праве всех цивилизованных народов и в особенности применяя германское уго¬
ловное право, которое, в случае сомнений, следует положить в основу рассмотре¬
ния этого вопроса, нужно сделать вывод, что уголовная ответственность подсу¬
димого Гесса должна распространяться на те действия, которые были совершены
до полета в Англию.
Господа судьи!
Закончившаяся война принесла несчастье всему человечеству и это несчастье
трудно себе представить, настолько оно велико. Война сделала из Европы часть
света, которая истекает кровью из тысячи ран, она оставила от Германии лишь
поле развалин. Совершенно очевидно, что при современном уровне техники че¬
ловечество не сможет пережить катастрофу, которую принесет с собой новая ми¬
ровая война. Она, эта война, полностью уничтожила бы, по имеющимся предви¬
дениям, цивилизацию, которая и так неслыханно пострадала в этой войне. Поэто¬
му кажется совершенно понятным то, что при таких условиях во имя борющегося
за свое существование человечества следует предпринять попытку сделать все
возможное и в правовом отношении для того, чтобы избежать повторения подоб¬
ной катастрофы.
Но нельзя сомневаться и в том, что право, как бы велика ни была его сила в
общественной жизни, играет подчиненную роль в деле подавления войны. Это
без ограничений действительно будет до тех пор, пока семья народов будет со¬
стоять из суверенных государств, которые не признают правового порядка, уста¬
новленного высшей инстанцией, и до тех пор, пока не существует такого процес¬
са и такой организации, которая в силу своих собственных полномочий могла бы
разграничивать справедливые требования народов и могла бы уравновешивать
эти требования между собой. До тех пор, пока эти условия не выполнены, право в
области международных отношений не может быть упорядочивающей силой, та¬
кой силой, какой оно является во внутригосударственной жизни вследствие того,
что за спиной стоит государственная власть. И какой бы заманчивой ни была по¬
пытка создать на развалинах, которые оставила нам закончившаяся мировая вой¬
на, по крайней мере, улучшенное и более сильное международное право - эта по¬
пытка с самого начала обречена на гибель, если она одновременно не является
частью всеобъемлющего нового порядка в области международных отношений. А
если международное право не является одновременно значительной составной
частью порядка, обеспечивающего бесспорные права всех народов и, в особеннос¬
126
ти, исполнение справедливых требований всех народов на соответствующее уча¬
стие в распределении материальных богатств мира, то Устав Международного
Военного Трибунала, без сомнения, не является частью такого нового всеобщего
порядка. Он был издан державами-победительницами на ограниченный срок, а
именно, как основа для процесса против государственных деятелей, военных ко¬
мандующих и руководителей экономики держав Оси, которые потерпели пора¬
жение в этой войне. Содержание Лондонского Соглашения заставляет считать
Устав Международного Военного Трибунала, который является существенной
составной частью этого Соглашения, «ас1 кос», если учесть, что статья 7-я огра¬
ничивает действия Устава на один год. В действительности вряд ли нужно сомне¬
ваться теперь в том, что существенные части Устава не совпадают с общими ус¬
тановками всех членов международно-правового объединения. Это значит, что
эти части Устава не выражают действительно действующего международного
права. При таких условиях осуждение за преступления против мира и за участие в
общем плане, направленном на ведение агрессивной войны, может иметь место,
вопреки действующему международному праву, только в том случае, если Три¬
бунал, нарушая принцип «пи11а роепа зте 1е§е», решится в Суде развить дальше
международное право. И как бы ни было велико это искушение, нельзя преду¬
смотреть всех тех последствий, которые оно повлечет за собой. Будет нарушен не
только принцип, который может быть выведен из принципов уголовного права
всех цивилизованных народов и который является интегрирующей составной час¬
тью международного права, а именно то, что действие является наказуемым толь¬
ко в том случае, если наказуемость его была установлена законом до того, как это
действие было совершено. Но прежде всего, учитывая то, что на данном процессе
юрисдикция так, как она изложена в пункте 1-м и 2-м Обвинительного заключе¬
ния, и полномочия Трибунала исключают это, нарушение принципа «пи11а роепа
зте 1е§е», ввиду существующих особых условий, ставит под сомнение саму идею
права. Нарушение этого фундаментального принципа всякого правового порядка,
причем здесь имеется в виду международный порядок, принцип, содержащийся в
положении «пи11а роепа зте 1е§е», и содержащийся в другом положении, говоря¬
щем о том, что никто не может быть судьей в своем собственном деле, не только
бы затормозило дальнейшее развитие международного права, но, кроме того, не¬
заметно привело бы к еще большей неуверенности в правовых вопросах. И если
не хотят закрыть дорогу действительному развитию международного права, то
правовой основой для приговора этого Суда может быть только настоящее меж¬
дународное право, действующее в данное время.
Речь адвоката, доктора Фридриха Бергольда
в защиту Мартина Бормана
Господин Лорд!
Господа Высокие судьи!
Дело подсудимого Мартина Бормана, защита которого была поручена Высоким
Судом мне, является необычным делом. Подсудимый жил в тени, когда национал-
социалистская империя еще блистала, он остался в тени на этом процессе и пребыва¬
ет, по своей вероятности, и сейчас в царстве теней, как говорили про мертвых в ан¬
тичном мире. Он является единственным подсудимым, который не присутствует и
против которого применяется § 12 Устава. Кажется, как будто бы история захотела
уберечь незатухаемость етиз 1осЬ> и увидеть, как именно в Нюрнберге разрешает¬
ся проблема о том, стоит ли и в какой степени стоит на пути процесса «т
сопШтаЫат», возможно ли обвинение против человека, вероятность смерти которо¬
го достаточно велика. Именно в Нюрнберге из средневековья дошла до наших дней
поговорка, гласящая, что нюрнбергцы не повесят никого, кого они повесили раньше.
Итак, еще в древности как раз в Нюрнберге прекрасно обсуждался вопрос, как
против отсутствующего можно возбудить уголовное дело. § 12 Устава дает Высо¬
кому Трибуналу право вести дело против лица, обвиняемого в преступлении,
предусмотренном § 6 этого Устава, в его отсутствие, если подсудимого нельзя
отыскать. Согласно § 26 того же Устава приговор является окончательным и не
подлежит обжалованию, если Суд использует в этом деле это свое право. Если
§ 12 Устава дает Высокому Суду право вести процесс в отсутствие подсудимого,
то, по законам логики, из соответствующего молчания Устава о вмененной Три¬
буналу обязанности пользоваться этим правом следует сделать вывод, что Высо¬
кий Суд по своему усмотрению, соответственно своим обязанностям, не пользу¬
ется этим правом и откажется от ведения процесса «т сопШтаЫат». И действи¬
тельно, это может иметь место в любой стадии процесса, так как Устав и в этом
пункте ничего не предусматривает и это допускается в порядке судопроизводства
некоторых государств, например в русском праве.
Позже я скажу о том, что определенно считаю, что подсудимый Борман был
убит в ночь с 1 на 2 мая 1945 г. При условии, что мое предположение является
самым вероятным, я должен подробно остановиться на вопросе о том, допускает¬
ся ли и одобряется ли правом то, что Высокий Суд применяет право § 12 Устава
или что следует во имя справедливости отказаться от применения этого права.
Сначала я должен указать на то, что, по мнению защитников, Устав даже в
общем установил совершенно новое право. Об этом уже говорили мои ученые
друзья, выступавшие до меня, и я могу сослаться на их правовые взгляды, кото¬
рые я делаю по обязанности своими.
Для того, чтобы исследовать вопрос значения § 12 Устава в рамках существо¬
вавших до сих пор прав цивилизованных государств и необходимости привлече¬
ния к его толкованию тех или иных еще имеющих силу правовых принципов,
следует разобрать историю института заочного рассмотрения дела.
Разрешение задачи о том, каким способом государство может и должно поступать
с неотысканым подсудимым, шло с древних времен самыми различными путями.
128
В древне-римском праве, ставшим для большинства цивилизованных госу¬
дарств мира непревзойденным образом, долгое время господствовало мнение, что
против отсутствующего не может быть возбуждено уголовное дело, так как это
нарушило бы первый и самый священный принцип справедливости, что подсу¬
димый должен быть лично выслушан по своему обвинению. Это ученье заверша¬
лось ясным изречением: «Ые аЪгеШез с1атпеп1ип>. Впоследствии, по политичес¬
ким причинам, что свидетельствует о том, как политика повсюду разрушает са¬
мые простые и честные принципы справедливости, было допущено своего рода
заочное рассмотрение дела в определенных случаях, когда отсутствовавшего пра¬
вонарушителя объявляли «вне закона» путем <щиаз е1 щтз ШегсИсИоп».
Но при таких тяжких наказаниях первоначальный правовой принцип оставался
в силе. В случае вынесения приговора принцип оставался в силе. Но в случае вы¬
несения приговора об объявлении вне закона в каждом случае, и это очень важно,
возвратившемуся «непослушному» давалась возможность доказать свою неви¬
новность. Каждому народу это казалось само собой разумеющимся явлением.
Итак, эти два способа ведения уголовного процесса против ненайденного под- ‘
судимого встречаются еще в праве древнейших времен. В процессе развития пра¬
вовой мысли до наших дней человечество не нашло еще других решений, сущест¬
венно отличающихся от этих двух способов ведения дела.
Хотя это кажется и не относящимся к настоящему делу, я должен по необхо¬
димости остановиться также на дальнейшем развитии всего права, для того, что¬
бы доказать, как разительно Устав отклоняется от этих правовых принципов ци¬
вилизованных народов, которые имели силу во все времена с тем, чтобы убедить
Высокий Трибунал в законности ходатайства о приостановке дела, о котором я
заявлю позднее.
Дальнейшее развитие права начинается с того, что в римской империи более
позднего времени объявление вне закона совершенно прекращается, а принцип
«ш аЪзеЫез датепШг» приобретает неограниченную силу. Каноническое право
также вообще не отклонилось от этого правового принципа.
Однако в германском праве времен переселения народов объявление вне зако¬
на вновь стало превалирующим способом наказания. Следует, однако, уяснить,
что при объявлении вне закона происходит наказание не за совершенное престу¬
пление, а наказание за непослушание, проявляемое не явившимся подсудимым
перед государством и представляющем государство судом. Но с момента достав¬
ки подсудимого на суд объявление «вне закона» всегда прекращалось и начинал¬
ся обычный уголовный процесс. Это право развивалось в подобном направлении
и во всех средневековых законах. Бамбергское уголовное уложение, одно из са¬
мых значительных творений правовой мысли средневековья, допускало это объ¬
явление «вне закона» только за одно преступление - убийство. Новым в этом
уложении было требование доказательства преступления.
Таким образом, в Германии впервые не стало возбуждаться ходатайство толь¬
ко за непослушание. Несмотря на доказательство преступления, закон категори¬
чески предусматривал в статье 180, что осужденному при позднейшем появлении
перед Судом давалась возможность защищаться вновь против предъявленного
ему обвинения. Этот правовой принцип ничего не изменил в уголовном изложе¬
нии императора Карла V, так как оно вообще не регулировало вопрос ведения
129
процесса против отсутствующего, а предоставляло это местным законам более
мелких составных государств империи.
Юридический кодекс Баварии 1751 года в статье 10 § 21 ввел следующее: право
судопроизводства против отсутствующих и первым допустил действительное осу¬
ждение за совершенное уголовное преступление, совершенно отказавшись, таким
образом, от объявления «вне закона». Было допущено даже приведение в исполне¬
ние приговора в отношении отсутствующего осужденного. Однако это показное
обсуждение имело только моральное значение, так как закон категорически опре¬
делял, что по возращении отсутствующего против него возобновляется новый про¬
цесс, благодаря чему подсудимому обеспечивается слушание своего дела.
Мария Терезия в Австрии в 1776 году ввела в общее уголовное судопроизвод¬
ство почти те же принципы, основные черты которых сохранились в уголовных
законах Иосифа II 1788 года.
Прусское уголовное уложение 1805 года допускало ведение процесса в отсут¬
ствие обвиняемого только в определенных случаях, но предусматривало, как и
все Уложение того времени, в §§ 557-587 возобновление уголовного процесса в
случае обнаружения отсутствовавшего.
На развитии права современной Германии я остановлюсь позднее.
Английское судопроизводство и сейчас еще, правда, теоретически, знает так на¬
зываемый процесс против непослушания, процесс объявления «вне закона» в от¬
ношении отсутствующего подозреваемого, очень похожий на древний немецкий
процесс объявления вне закона. Однако сегодня этот процесс не имеет никакого
практического значения, и Стифен Д.Ф. в своей книге «Комментарии к законам в
Англии» (Изд. 18. Т. IV. С. 324) говорит, что последний случай такого рода про¬
изошел в 1859 году и что такие процессы сейчас так редки, что их следует назвать
устаревшими. Стифен останавливается на процессе объявления «вне закона» лишь
потому, что теоретически он является составной частью уголовного права и преду¬
смотрен в королевском законодательстве 1906 года. Процедура этого процесса, ко¬
торый в целях защиты прав отсутствующего предусматривает торжественное
опубликование большого количества призывов к отсутствующему появиться преж¬
де, чем начнется следствие, не имеет особого значения. Но значение имеет то по¬
ложение, что по возвращении обвиняемого объявление «вне закона» отменяется
либо на основании ответственности обвиняемого (оправдание), либо вынесения
постановления об ошибке (\уп! оГ еггог), смотря по обстоятельствам дела.
Право государств Северной Америки в общем придерживается английского
права; однако мне известно, что отдельные кодексы важнейших американских
государств вообще отказались от процесса объявления «вне закона» и только в
случаях обвинения в государственной измене в качестве наказания предусматри¬
вают конфискацию имущества и гражданскую смерть.
Французское право устанавливает правила ведения процесса при отсутствии
подсудимого в Уголовном кодексе от 17 ноября 1808 г., второй раздел, книга чет¬
вертая, глава вторая, статья 465 и следующие. Они применяются только в особых
случаях преступлений и также предусматривают неоднократное и торжественное
приглашение в суд, в конце которого может быть вынесен приговор в процессе в
отсутствие подсудимого, который выражает последствия гражданской смерти
подсудимого. Но и этот процесс, и это кажется здесь важным, предусматривает,
130
что процесс становится недействительным, если осужденный явится добровольно
или попадет в распоряжение суда.
Русское право предусматривает, согласно статье 265-й Уголовного кодекса и
Постановления № 181 Президиума Верховного Суда СССР, процесс против от¬
сутствующего при совершенно определенных предпосылках. Среди этих предпо¬
сылок самые важные: во-первых, должно быть доказано, а не только предпола¬
гаться, что подсудимый сознательно уклоняется от суда и, во-вторых, что процесс
может быть допущен лишь в особых случаях, при которых нет никакого сомне¬
ния о положении дела. Далее, чтобы обеспечить справедливость, предписано, что
подобный процесс, в отсутствие подсудимого должен быть рассмотрен кассаци¬
онным судом. В случае вынесения тяжелых наказаний суд, как правило, не дол¬
жен допускать процессов при отсутствии подсудимого.
Я должен признать, что русское урегулирование считаю самым разумным ре¬
шением, которое вообще можно найти, если хотят допустить процесс в отсутст¬
вие подсудимого.
Остальные европейские государства или совершенно исключают такие про¬
цессы, или допускают их также только при особых предпосылках, причем всегда
обеспечивается пересмотр приговора, если отсутствующий попадает в руки су¬
дебных властей, и, таким образом, сохраняется старый принцип справедливости,
что подсудимый должен быть заслушан. Это, между прочим, относится к Авст¬
рии, Чехословакии, Венгрии, Испании и Нидерландам. Бельгия и Греция присое¬
динились к французским постановлениям.
Исключение составляют Швейцария и Италия. Если большинство швейцар¬
ских кантонов, в руках которых по швейцарской конституции в первую очередь
находится судопроизводство, установили при сохранении постановления о пере¬
смотре приговора в более позднее время весьма различное урегулирование про¬
цесса в отсутствие подсудимого, которое по своему многообразию соответствует
бывшему германскому земельному праву, то новый союзный закон о государст¬
венном судопроизводстве от 15 июня 1934 г. в изменение прежнего урегулирова¬
ния Законом от 1861 года, предусматривающим новый процесс после нахождения
отсутствующего, допускает такой новый процесс только в том случае, если позже
будет установлено, что отсутствующий не мог явиться не по своей вине. Кроме
того, суд имеет неоспоримое право вообще перенести процесс, если окажется не¬
обходимым присутствие подсудимого. Такая необходимость предполагается во
всех тех случаях, когда суд не может получить полной ясности о данном деле.
Таким образом, отсутствующему правонарушителю даже при таких широких,
кажущихся почти недемократическими законах, такой последовательной демо¬
кратией обеспечивается это право, так как неявившийся по своей вине в любом
случае может потребовать нового процесса.
Столь же жестким кажется фашистское законодательство в предписаниях о
процессе в отсутствие подсудимого. Если прежнее итальянское уголовно-процес¬
суальное законодательство, а именно от 1865 и 1911 годов, всегда допускало по¬
сле обнаружения подсудимого отмену приговора, вынесенного в его отсутствие,
фашистский закон от 1930 года ограничил возможность отмены приговора и но¬
вого процесса тем, что против приговора может быть лишь подана кассация, срок
которой, правда, зависит от дня зачтения приговора подсудимому.
131
Таким образом, даже это право, которое следует рассматривать в истории пра¬
ва как очень строгое, предоставляет подсудимому возможность пересмотра при¬
говора.
Германское право и при этом, как уголовный процессуальный порядок от 1 де¬
кабря 1877 г., так и дополнение к этому уголовно-процессуальному порядку от 28
июня 1935 г., устанавливает процесс против отсутствующего. Если более старое
право решало процесс против отсутствующего только в случаях более легких
преступлений, новый Закон от 1935 года национал-социалистской Германии, вы¬
полняя принцип всемогущества, который присущ современным государствам и
причем, как демократическим, так и авторитарным, установил, что такой процесс
в отсутствие подсудимого допустим во всех случаях, когда об этом ходатайствует
прокуратура. Но именно Закон от 1935 года предписал, что в случае обнаружения
отсутствующего подсудимого, следует возобновить процесс и причем не только в
силу долга, если отсутствующий может быть оправдан, но и в том случае, если
суд сочтет необходимым возобновление основного процесса.
Таково юридическое положение и юридическое учение в цивилизованных го¬
сударствах.
Из этого ясно, что постановление Устава, согласно которому приговор по делу
отсутствующего, согласно § 26, является окончательным и пересмотру не подле¬
жит - является новшеством, не существовавшим до сих пор нигде в истории пра¬
ва европейских и американских культурных народов и что тем самым не учиты¬
вается существующий в истории права со времен римлян принцип справедливо¬
сти, а именно, дать возможность подсудимому, даже если он вначале и отсутст¬
вовал, быть заслушанным судом.
Высокий Суд!
Я не могу, я не хочу критиковать Устав. Я только хочу констатировать тот
факт, что Устав создал нечто новое. Но я придерживаюсь того скромного мнения,
что перед лицом особого новшества в истории права всех времен и государств
Высокий Суд должен тщательно проверить, следует ли при теперешнем положе¬
нии процесса пользоваться предоставленным Суду в § 12 Устава правом вести
процесс против отсутствующего.
По-моему мнению, так как пересмотр приговора уже невозможен, процесс
должен быть проведен лишь в том случае, если соответствующим образом при¬
меняя четкие и ясные принципы русского права, во-первых, будет доказано, что
подсудимый Мартин Борман намеренно не является в суд, и во-вторых, что по¬
ложение дела ни в каком отношении не подлежит сомнению. Так как в Уставе
более подробно не установлено, когда и при каких предпосылках суд должен
воспользоваться своим правом, суд должен сам создавать право.
Ответственность Высокого Суда в последствиях окончательного приговора в
этом случае очень велика. Мое мнение о том, что приговор является окончатель¬
ным, свидетельствует также мнение Высокого Суда, так как в официальном вы¬
зове в суд подсудимого Бормана в последнем предложении ясно указывается на
то, что приговор в том случае, если подсудимый будет найден виновным, будет
немедленно приведен в исполнение, как только он будет обнаружен.
По моему мнению, вовсе не доказано, что подсудимый намеренно не является
на процесс. Допросом свидетеля Кемпке, по моему мнению, даже с большой ве¬
132
роятностью выяснено, что подсудимый Борман уже умер. Свидетель Кемпке по¬
казал, что в ночь с 1 на 2 мая 1945 г. статс-секретарь Науман, подсудимый Бор¬
ман, штандартенфюрер Штумпфэккер и он, в этой последовательности, пытались
бежать на левой стороне танка через русские боевые порядки. При этом подсуди¬
мый Борман шел совсем близко от танка, в его центре, так что у свидетеля созда¬
лось впечатление, что Борман одной рукой держался за танк. Это показалось сви¬
детелю необходимым для того, чтобы не отставать от движущегося танка. Этот
танк, пройдя 30-40 метров, миновав немецкие противотанковые заграждения,
очевидно, взлетел на воздух, в результате попадания «панцерфауста». Свидетель,
без сомнения, наблюдал то, как во время взрыва из самого танка вырвалось пламя
там, где Борман шел около него, и охваченные этим пламенем Борман, а также
идущий впереди него статс-секретарь, упали на землю. Следовательно, Борман
находился в центре взрыва, который имел такое сильное действие, что свидетель
уверен в том, что Борман, без сомнения, должен был умереть после всего проис¬
шедшего. Нельзя утверждать, что если свидетель не был убит силой этого взрыва,
то Борман мог остаться в живых. Надо учесть, что Кемпке бежал слева позади
танка и поэтому находился примерно в 4-х метрах от места взрыва. Далее следует
учесть и то, что у него была и некоторая дополнительная защита, так как перед
ним бежал еще доктор Штумпфэккер, тело которого силой взрыва было отброше¬
но на него и послужило ему укрытием. Кемпке показал, что Борман был одет в
форму и носил знаки различия обергруппенфюрера СС. Даже если Борман не был
бы убит этим взрывом, он был бы так тяжело ранен, что не мог бы продолжать
движение. Он в таком случае бы попал в руки советских частей, которые по аф¬
фидевиту свидетельницы Крюгер были уже совсем близко от имперской канцеля¬
рии и заняли имперскую канцелярию 2 мая 1945 г. ввиду бегства гарнизона.
СССР, само собой разумеется, при его лояльности на этом процессе передал бы
Высокому суду Бормана как человека, который должен нести ответственность.
Таким образом, имеется только две возможности, по крайней мере, насколько
я могу судить, первая из которых та, что раненый Борман попал в руки Советско¬
го Союза, но эта возможность, как было доказано, исключается, тогда остается
вторая возможность, а именно та, что Борман погиб.
Поэтому считаю, что я с достаточной очевидностью доказал, что Борман умер.
По моему мнению, нельзя говорить о том, что до того, пока совершенно точно
не будет установлена смерть этого человека, можно предполагать, что он жив.
Это предположение я и должен был опровергнуть. По закону предполагать, что
человек жив во всех государствах земного шара, можно только по частному праву
и только в целях упорядочивания наследственно-правовых или семейно-имущест¬
венных отношений. Но все же и здесь очень редко прибегали законным образом к
предположению о том, что человек жив. Так, например, это имело место в общем
праве и в прусском праве. Гражданский кодекс вообще не знает такого предпо¬
ложения и допускает только лишь заявление о том, что человек «пропал без вес¬
ти». В общем праве нет института заявлений о смерти и, безусловно, нет предпо¬
ложений о том, что человек жив. Русское право разрешает по истечении краткого
времени заявлять о том, что человек «пропал без вести». После этого может по¬
следовать оповещение о смерти, но и в этих узаконениях нельзя найти какого-
либо предположения о том, что человек жив.
133
Как бы то ни было, по частному праву, во всяком случае, установлено, что уго¬
ловное право ни в одном государстве не разрешает высказывать предположение о
том, что человек жив. А если в уголовном праве такого предположения, что чело¬
век жив, не существует, то я должен опровергнуть такое предположение. В таком
случае достаточно, чтобы защита доказала, что имели место такие обстоятельст¬
ва, на основании которых разумно, учитывая все обычные условия смерти чело¬
века, как я уже говорил, сделать вывод, что подсудимый скончался.
Итак, во-первых, я придерживаюсь мнения, что смерть подсудимого Бормана
доказана с достаточной очевидностью, причем эта смерть настолько очевидна,
что на основании этого дело следует вообще прекратить, так как в Уставе нет по¬
становления о том, что можно вести дело против умершего. Иначе обвинение в
случае, если бы процесс против умерших преступников был разрешен, вполне
логично и разумно, должно было быть предъявлено действительным главным ру¬
ководителям национал-социализма. Но, независимо от этого, я считаю, что нико¬
им образом не доказано то, что подсудный Мартин Борман намеренно укрывается
от суда и будет это делать до тех пор, пока существует возможность считать под¬
судимого мертвым. Правильно и то, что в Уставе нет каких-либо условий, кото¬
рые бы разрешали вести дело против подсудимого, который не найден. Но Устав
в этом отношении очень краток, и, как я уже говорил об этом, по моему мнению,
Высокий Суд должен подвергнуть Устав серьезнейшей проверке и разрешить во¬
прос о том, должен ли он использовать свое право в этом особом деле в отноше¬
нии подсудимого Бормана. Мне кажется, что, беря во внимание окончательность
приговора, было бы правильным и справедливым в деле Бормана учесть общий
правовой принцип всех цивилизованных государства, по которому подсудимый
после его ареста должен быть обязательно заслушан в трибунале. Дело должно
быть прекращено до тех пор, пока Борман отсутствует, необходимо избежать дей¬
ствий, которые станут совершившимися фактами.
При этом я хочу указать на то, что в § 12 2-й части Устава Высокий суд гово¬
рит о справедливости, интересы которой он должен учитывать, рассматривая во¬
прос о том, следует ли ему в других случаях, кроме ненахождения подсудимого, в
его отсутствие, рассматривать дело, если интересы справедливости не являются
односторонними и не направлены против одного подсудимого. Действительная
справедливость всегда разностороння. Она требует от всех правовых законов ми¬
ра учета интересов подсудимого настолько, насколько это возможно.
Высокий Суд уже в случае с заболевшим подсудимым Круппом использовал
свои полномочия, приняв решение не рассматривать дело в отсутствие подсуди¬
мого. Даже в том случае, если это дело нельзя сравнить с делом подсудимого Бор¬
мана, это решение все же необходимо принять во внимание.
Именно в связи с особенностями данного дела и учитывая, что на основании по¬
казаний свидетеля Кемпка ни в коем случае нельзя считать доказанным, что подсу¬
димый Борман сознательно уклоняется от суда, так как, при любом рассмотрении
данного дела, нельзя не учесть того, что подсудимый, даже если он был спасен и не
попал в руки союзников, очевидно, получал такое тяжелое ранение, что он ни фи¬
зически, ни психически не в состоянии предстать перед Судом, именно поэтому
Высокий Суд после моего тщательного исследования, в интересах торжества спра¬
ведливости, должен прекратить слушание дела подсудимого Бормана.
134
Такое решение будет оправданно также, если исходить из основного принци¬
па, который предусматривает русский закон, а именно, что слушание дела, как
правило, производится только в том случае, если обстоятельства дела не вызыва¬
ют никаких сомнений.
Подсудимый Борман отсутствует. Он не может лично защищаться от предъяв¬
ленных ему обвинений. Он не может дать никаких разъяснений, и я не мог найти
свидетелей, которые в достаточной степени знали бы обстоятельства дела и были
бы в состоянии дать показания в связи с предъявленными обвинениями в пользу
подсудимого.
Образ Бормана и его деятельность остались невыясненными также и на дан¬
ном продолжительном процессе в той же степени, что и при жизни подсудимого,
в связи с его характером они оставались в темноте. Обвинения, которые выдви¬
нули многие подсудимые на данном процессе, возможно, исходя из особых сооб¬
ражений, очевидно, для улучшения ведения собственной защиты и для оправда¬
ния своих действий, не могут быть положены в основу приговора суда без де¬
тального рассмотрения. Само Обвинение в лице своих представителей неодно¬
кратно заявляло, что подсудимые будут стремиться переложить основную вину за
действия, которые рассматривает Высокий Суд, на мертвых или отсутствующих.
Некоторые из моих коллег во время своих защитительных речей также придер¬
живались этой тактики подсудимых. Возможно, все это было сделано справедли¬
во. Я не могу об этом судить. Я также не имею права выносить приговор.
Никто, однако, не знает, что подсудимый Борман ответил бы этим людям, если
бы он присутствовал на процессе. Может быть, он смог бы доказать, что вся его
деятельность не была основанием для действий, которые рассматривает Обвине¬
ние, что он также не имел влияния, которое ему приписывают как секретарю фю¬
рера и партии.
Всему миру известен факт, что секретарям и начальникам центральных канце¬
лярий, так же, как и камердинерам абсолютных монархов, всегда предписывалось
большое влияние на их начальников и господ, так как в связи с характером их
должности через руки таких секретарей проходит все, что подлежит оформлению
в канцелярии. Что, однако, в современно государстве может уйти от внимания
бюрократического Молоха?
Предъявленные Обвинением книга документов и досье не содержат никаких
веских доказательств относительно того, что Борман оказывал выдающееся и эф¬
фективное влияние в отношении инкриминируемых ему действий и мероприятий
на события и дела 3-й Империи, национал-социалистской партии или на деятель¬
ность Гитлера, и насколько сильным было его влияние.
В указе Бормана, помещенном во втором томе официального сборника «Рас¬
поряжения, инструкции и объявления партийной канцелярии», на стр. 228, предъ¬
явленном в качестве доказательства по делу Бормана № 11, в моей книге доку¬
ментов, разъясняется, что партийная канцелярия являлась ведомством Гитлера,
которую он использовал для руководства НСДАП. В нем подчеркивается, что
Гитлер с 12 мая 1941 г. снова полностью и исключительно взял на себя лично ру¬
ководство партией. Начальнику партийной канцелярии, которым был в то время
Борман, было поручено постоянно информировать Гитлера о положении в пар¬
тийной деятельности и сообщать ему обо всех фактах, которые имеют значение
для принятия решений по партийным вопросам. Это поручение он должен был
135
выполнять на основании принципиальных указаний Гитлера, который оставил за
собой право давать их, в частности, по политическим вопросам, будучи руково¬
дителем партии. В этом указе имеется указание на то, что партийная канцелярия
являлась центральной канцелярией для руководства государством по внутрипо¬
литическим вопросам, через которую направлялись все предложения и вся ин¬
формация, адресованная Гитлеру низшими инстанциями, а также все распоряже¬
ния и директивы Гитлера низшим инстанциям.
Правильно, что человек, занимающий такой пост, может оказывать большое
влияние, если во главе государства стоит человек, подвергающийся чужому
влиянию; однако в такой же степени правильно утверждать, что такой человек,
находясь в такой канцелярии, может играть чисто формальную роль, как началь¬
ник промежуточной инстанции, если во главе государства стоит дикгатор-
самодержец, не подвергающийся чужому влиянию, и если начальник канцелярии
не обладает особым честолюбием и никакими особыми способностями.
Заседания, продолжающиеся в этом зале долгие месяцы, показали, какая из
этих двух альтернатив является очевидной. То, что для низших инстанций также
и при второй альтернативе начальник канцелярии кажется влиятельным челове¬
ком, так как все указания свыше проходят через его руки, все выговоры подчи¬
ненным проходят через эту инстанцию и ей докладывается обо всех ошибках, ко¬
торые были совершены в стране другими сотрудниками, является само собой ра¬
зумеющимся. Эти сотрудники и подчиненные, независимо от их рангов, которые,
может быть, даже боялись руководителя партийной канцелярии по причинам, ко¬
торые нужно искать в их личности или их личных неудачных действиях, не могут
считаться подходящими людьми, которые могли бы нам разъяснить тот вопрос,
какая из двух приведенных альтернатив является правильной. До тех пор, пока
самого Бормана нет и пока он не может быть заслушан лично, его истинная роль
будет всегда выступать в полусвете. Никто, даже сам высокий суд не сможет вы¬
нести точного приговора. Все его дело остается под сомнением.
Все отдельные эпизоды его дела также остаются под сомнением. Я хотел бы
это доказать с помощью нескольких примеров.
Мой уважаемый коллега, защитник доктор Тома, говорил здесь, что Борман
препятствовал Розенбергу следовать своей политике. Он ссылался при этом на
меморандум доктора Моркуля1. Этот документ, однако, представляет собой не
что иное, как замечание относительно неизвестного и не имеющегося в настоя¬
щий момент письма Бормана. Моркуль заявляет Высокому Суду, что он перево¬
дил формулировки Бормана на простой язык служащего германской гражданской
администрации и представлял их в несколько заостренной форме. Лишь Борман
мог бы разъяснить нам в данном случае, хотел ли он, чтобы его письмо было по¬
нято так, не исказил ли Моркуль дух и смысл письма Бормана, только Борман мог
бы нам объяснить, не означало ли это письмо, как почти все документы Бормана,
которые были предъявлены, лишь высказывание какого-нибудь другого рейхс-
ляйтера или Гитлера. Таким образом, этот эпизод остается под сомнением, разъ¬
яснения его едва ли можно ожидать.
Далее следует указать на то, что почти все документы, которые были представ¬
лены Обвинением в книге документов, как правило, представляют собой копии
1 Документ № 36-Р.
136
Гитлеровских распоряжений и декретов. Борман препровождал эти распоряжения
подчиненным инстанциям вместе с сопроводительным письмом, чтобы эти инстан¬
ции, которых касались те или иные дела, могли ознакомиться с их содержанием.
Это работа, которая должна производиться даже при самой ужасной тирании, даже
при существовании самого ужасного господства произвола, а тем более в таком
современном государстве, каким являлась национал-социалистская империя. Кто-
то должен препровождать все распоряжения и приказы подчиненным инстанциям.
Это формальная работа. Она могла хорошо выполняться как скромным служителем
канцелярии, так и блестящим рейхслейтером.
На основании такой передачи распоряжений, в качестве примера я назову до¬
кументы: № 069-ПС, 1950-ПС, 656-ПС, 058-ПС, 205-ПС, даже пресловутый доку¬
мент 057-ПС. На основании факта препровождения гитлеровских указаний нельзя
сделать вывод, что это лицо, осуществляющее препровождение, имело какое-то
влияние на содержание декрета, приказа и какого-нибудь решения. Это возмож¬
но, но это не доказано со всей определенностью. Этот вопрос о влиянии должен
был быть полностью разъяснен перед вынесением приговора. Так как, если даже
в самом факте производства канцелярской работы, заключающейся в препровож¬
дении приказа, может быть найдена вина (причем при таком решении вопроса
можно было бы дойти и до осуждения тех женщин, которые печатали на машинке
эти приказы), то в справедливом приговоре мера и тяжесть наказания того чело¬
века, который занимается этими приказами в вышеописанном мною разрезе,
должны отличаться от меры наказания тому человеку, который обусловил, как
авторитетное лицо, издание таких приказов и распоряжений и способствовал сво¬
им влиянием и советами изданию этого приказа главой государства. Все эти мо¬
менты в деле Бормана не разъяснены, они остаются под большим сомнением.
Пустые слова других подсудимых, мотивы которых не могут быть разъяснены до
конца, эти слова о большом, почти дьявольском влиянии Бормана не являются
доказательством.
Другие документы Обвинения показывают, что Борман, согласно распоряже¬
нию от 29 мая 1941 г.2 и распоряжению от 24 января 1942 г.3, посредничал в кор¬
респонденции между отдельными рейхсляйтерами и препровождал в нужные ин¬
станции их требования и пожелания. В качестве примера я назову документы:
ПС-056, ПС-072, ПС-061, ПС-656, ПС-205. Никто не может на основании этой
посреднической деятельности, которая в любом бюро и канцелярии является не¬
обходимой, сделать совершенно точного вывода относительно размера и истин¬
ной природы влияния Бормана. Другие документы показывают, что Борман очень
часто выступал в роли простого стенографа, который делал необходимые записи
во время бесед Гитлера с отдельными подсудимыми. Об этом ясно говорится в
документе Л-221 относительно аннексии Восточных территорий и в русском до¬
кументе СССР-172. Однако эти документы ни в коем случае не разъясняют того
вопроса, оказывал ли Борман и какой степени влияние на решение политических
вопросов и на вынесение решений на таких совещаниях об относительных меро¬
приятиях Третьей Империи. По всем правилам стенограф не имеет никакого
влияния, он производит лишь автоматическую работу.
2 Документ № 2099-Р8.
3 Документ № 2100-Р8.
137
Я не хочу, чтобы меня здесь поняли превратно, я далек от мысли оспаривать
тот факт, что Борман в руководстве Третьей Империи занимал значительную
должность. Но на этом процессе не было установлено, какой вес имел Борман в
действительности, насколько увеличилось его значение с течением времени и,
наконец, в чем состояло его влияние. Заявления других подсудимых делались
ими для их собственной защиты и не представляют собой достойных признания
доказательных средств. Книга документов Обвинения содержит в себе документы
такого рода, какие я уже раньше изложил весьма подробно.
Борман с точностью всегда делал лишь то, что в Германии считалось закон¬
ным. Это доказывают предъявленные мной документы, например: №№ 2, 3, 5, 7,
где Борман неоднократно обращает внимание партийных инстанций на то, что
какие-либо нелегальные действия против евреев являются недозволенными.
Для дела подсудимого Бормана характерно, что в отношении него не доказаны
даже мероприятия, проводившиеся против евреев. Он всегда лишь передавал та¬
кие постановления, которые доводились до сведения других или которые опубли¬
ковывались, как это предписывалось на основании закона и вытекало из его
должности статс-секретаря. Даже совещание, которое состоялось 12.11.1938 г. и
которым руководил господин Геринг, и по результатам которого был издан це¬
лый ряд законов против евреев, связано с именем Бормана, поскольку именно
Борман передал господину Герингу распоряжение Гитлера относительно созыва
такого совещания. Каково было влияние самого Бормана по этим вопросам, во¬
обще не установлено. Как может справедливый суд вынести приговор относи¬
тельно степени вины, если не установлено, какое участие принимал отдельный
подсудимый в отдельном преступлении? В таком случае никто не может сказать,
что состав преступления не подлежит сомнению.
Из книги документов Обвинения явствует, что с наибольшей точностью дока¬
зано, что Борман являлся наиболее непримиримым в борьбе против христианской
церкви. В этой связи в судебных выдержках цитируется большинство докумен¬
тов. Безусловно правильно, что Борман с точки зрения философии и своего лич¬
ного отношения был ярым противником христианского учения. Но такая идеоло¬
гия не является ни виной, ни преступлением перед человечеством, которое по¬
клоняется стольким многим воззрениям о мироздании и о высокой взаимосвязи
явлений, и которое создаст еще очень много новых теорий. В наше время живет
очень много убежденных атеистов. Также и в других государствах земного шара
имеются разрешенные организации, которые борются против христианского ис¬
толкования мира, а на рубеже нашего столетия в различных странах имелись об¬
щества, которые открыто в качестве своей программы признавали чистый мате¬
риализм как философскую систему и отрицали духовное начало. Никто не может
наказываться за то, что он хочет прививать другим свои мировоззрения и обра¬
тить других в свою веру. Современный мир еще помнит тот ужас, который вну¬
шала инквизиция. Борман может быть наказан, только если будет доказано его
участие в действительном религиозном преследовании, а не в идеологической
борьбе. Оба важнейших документа, которые Обвинение предъявило как доказа¬
тельства4, по моему мнению, не показывают, что подсудимый Мартин Борман
предпринимал что-нибудь как руководящее лицо, что было бы направлено против
4 Документы № 75-0 и 89-Р8.
138
церкви как религиозного института. Квинтэссенция документа Д-75 заключается
в положении, которое гласит: «... вследствие несовместимости национал-
социалистского и христианского мировоззрения нужно сделать вывод о том, что
партия не должна признавать существующие христианские вероисповедания и не
признавать поддержки тех христианских вероисповеданий, которые возника¬
ют...». Не важно, на основании каких резких документов Борман высказывает
такую заключительную сентенцию. То, что не оказалось поддержки религиозно¬
му мировоззрению, против которого ведется война в области философии, не яв¬
ляется преследованием религии, нет необходимости это доказывать, никто не
обязан укреплять религиозное мировоззрение. Недопустимо, чтобы все внимание
было направлено на резкие аргументы, призывающие к тому, что не нужно под¬
держивать религию, и чтобы одновременно упускались из виду, какие были сде¬
ланы выводы из данных рассуждений.
Затем весьма важно, что этот документ дошел до нас лишь только в одной ко¬
пии, которую изготовил для себя самого протестантский священник Эйхольц. Во¬
обще не выяснено, правильно ли переданы высказывания Бормана в содержании
этого документа. В такой форме документ не представляет собой настоящего дока¬
зательства. Документ ПС-89, который может быть признан как настоящий доку¬
мент, содержит действительно положения, свидетельствующие об очень резкой
позиции Бормана по отношению к церкви. Но этот документ, и это должно являть¬
ся самым важным при составлении приговора, кончается следующим: «Ни одного
национал-социалистского учителя нельзя упрекать за то, что он преподает христи¬
анскую религию. И в таких случаях даже нужно использовать библию с ее неиз¬
менным текстом; всякое переиначивание, интерпретация или адаптация текста
библии недопустимо». Борман, следовательно, несмотря на предыдущие нападки
на церковь в области философии, придерживается противоположной точки зрения,
разрешая беспрепятственно распространять христианское учение. Можно ли было
ожидать от такого яростного противника целого учения таких лояльных действий?
Также и прочие документы-доказательства не свидетельствуют о действитель¬
ных мероприятиях по преследованию церкви. То, что Борман не разрешил при¬
нимать священников или членов определенных религиозных обществ в партию
по приказу Гитлера, то, что он, согласно приказу Гитлера, запретил призывать
священников на руководящие должности в партии в целях предотвращения раз¬
доров, не является преследованием религии. То, что он во время войны потребо¬
вал, чтобы церковь делала те же денежные пожертвования, что и другие государ¬
ственные организации, не является преступной мерой, вытекающей из религиоз¬
ных причин. То, что он, закрывая светские учебные заведения, чтобы лучше ис¬
пользовать людские резервы нации, потребовал закрытия церковных институтов,
то, что он, ограничивая тираж и объем страниц светских журналов, также хотел
чтобы были ограничены в тираже и церковные журналы, не подпадает под пункт
«в» § 6 Устава. Да, здесь Борман руководствовался также своими антицерковны-
ми установками. Но, если вообще в Германии и в отношении других учреждений
и журналов проводились такие же мероприятия, которые должны были стать во¬
енными мероприятиями только на некоторое время, то говорить о каком-то пре¬
следовании религии с его стороны вообще нельзя.
То, что Борман учредил преследование священников, не доказано. Все доку¬
менты говорят о том, что Борман всегда придерживался всех имеющих силу ус¬
139
тановок, и что поэтому он так усердно следил за выполнением приказа Г итлера о
прекращении проведения мероприятий в отношении церкви, который был издан в
начале войны.
Таким образом, в конце концов, можно сказать, что и в этой области, несмотря
на многочисленные предъявленные документы, настоящая ясность внесена быть
не может. Одних документов недостаточно для того, чтобы уничтожить всякие
сомнения и понять суть дела. И это особенно касается вопроса о преследовании
Борманом церкви, который не может решаться без его личного присутствия, по¬
этому и этот состав преступления остается не выясненным/И таким образом вы¬
водов для суждений о тяжести его преступления сделано быть не может.
Я не хочу отнимать времени у Высокого Суда обсуждением отдельных мело¬
чей. Я думаю, что указанное мною вполне достаточно для того, чтобы осветить,
что предъявленные защитой документы с уверенностью доказывают, что Борман
«как это приказывал закон», будучи начальником партийной канцелярии, был
лишь в официальной связи с верхушкой официального руководства и с подчи¬
ненными ему служебными инстанциями.
Все остальное является только предположениями, даже не совсем ясно дока¬
занными, которые не дают права в его отсутствие делать какие-либо заключения.
Облик Бормана, его деятельность и жизнь отданы, к сожалению, уже легенде. Но
легенды не могут дать для юристов каких-либо полных оснований для произне¬
сения твердого, не подлежащего сомнению приговора.
С точки зрения правовых уставов, когда-либо создаваемых временем или на¬
родами, нельзя вынести окончательный и безошибочный приговор отсутствую¬
щему подсудимому.
Я прошу Высокий Суд использовать свое право на произнесение приговора с
учетом существующих до сих пор правовых норм и с учетом тех предпосылок,
которые привносятся здесь русским правом. Поэтому я подчеркнуто предлагаю,
чтобы Высокий Суд отложил вынесение приговора и обсуждение преступлений
Бормана до того момента, когда его можно будет допросить лично и когда он
лично сможет осуществлять свою защиту согласно параграфу 12 Устава.
Речь адвоката, доктора Отто Кранцбюллера
в защиту Карла Денница и по вопросам морской войны
(по делу Эриха Редера)
«Война жестокая вещь, она влечет за собой
несправедливости и преступления»1.
Этими словами Плутарха Гуго Гроциус начинает свое исследование вопроса
ответственности за военные преступления и они так же правдивы сегодня, как и
две тысячи лет назад. Во все времена стороны, ведущие войну, совершали дейст¬
вия, которые были военными преступлениями или рассматривались как таковые
противной стороной. Но из этого факта делались выводы всегда лишь в отноше¬
нии побежденного и никогда по отношению к победителю. Таким образом, право,
которое здесь применялось, было по необходимости всегда правом сильного. Ес¬
ли и в сухопутной войне господствуют в известной степени твердые правила ве¬
дения военных действий, то в морской войне испокон веков воззрения участников
в отношении международного права всегда сильно рознились. Никто лучше бри¬
танских государственных деятелей не знает, в сколь большой степени эти воззре¬
ния диктовались национальными и экономическими интересами.
В отношении этого я ссылаюсь на известных свидетелей, таких, как лорд Фи¬
шер и лорд Эдвард Грей. Лорд Грей писал: «Международное право всегда было
растяжимым... Ведущая войну сторона, обладающая сильнейшим флотом, всегда
искала такую интерпретацию международного права, которая оправдывала бы в
наибольшей степени захват товаров, которые предположительно могут попасть к
врагу. На этой точке зрения, естественно, стояли Великобритания и ее союзники
вследствие своего превосходства на море. Британская позиция в этом вопросе не
всегда была одинаковой. Тогда, когда мы принадлежали к нейтральным государ¬
ствам, мы, естественно, оспаривали право на широкое вмешательство, на которое
претендовали воюющие державы»2.
Поэтому если бы когда-нибудь в истории какая-либо морская держава возы¬
мела'бы мысль предать побежденного вражеского адмирала суду, и причем на
основании своих собственных воззрений на военно-морское право, то вместе с
обвинением был бы сказан и приговор.
На этом процессе выдвинуто обвинение против двух адмиралов за такое веде¬
ние морской войны, которое называется преступным. Таким образом, Трибунал
должен вынести решение о восприятиях права, которые по необходимости также
противостоят друг другу, как интересы морской державы интересам сухопутной
державы. С этим решением связана не только судьба этих адмиралов. Здесь идет
также речь о честном имени сотен тысяч германских моряков, которые считали,
что они служат хорошему делу и не заслужили того, чтобы их заклеймили перед
историей, как пиратов и убийц. Я чувствую себя обязанным перед этими людьми,
мертвыми и живыми, опровергнуть обвинение против германских методов веде¬
ния морской войны.
1 Гуго Гроциус. «Де юре пацис ак белли». Кн. 2. Гл. XXIV. § 10.
2 Лорд Эдвард Грей. «25 лет политики с 1892 по 1916 г.г.» / Пер. Брухмана. Мюнхен, 1926. С. 3.
141
Каковы же эти обвинения? Они делятся на две большие группы: незаконное
потопление судов и намеренное убийство людей, оставшихся в живых после по¬
топления судна.
Сперва я займусь обвинением в незаконном потоплении судов.
Основой этого обвинения являются два доклада г-на Роджера Алена из британ¬
ского министерства иностранных дел от осени 1940 года и весны 1941 года. Я не
знаю, для кого и с какой целью были составлены эти доклады. Судя по форме и
содержанию, мне кажется, что они служили целям пропаганды, и уже по этой при¬
чине я считаю небольшой их доказательную силу. Даже обвинение не представило
всех упомянутых там случаев, а лишь часть. В докладах одна пятая незаконных на¬
падений приписывается подводным лодкам, а четыре пятых - минам, самолетам и
надводным вооруженным силам. Эти четыре пятых обвинения отбрасывают. Эту
сдержанность можно объяснить тем, что использование этих боевых средств бри¬
танской стороной ничем не отличается от использования их стороной германской.
Но в отношении использования подводных лодок, кажется, существует разница
между принципами германского ведения морской войны и принципами ее ведения
противником. Во всяком случае, в это верила общественность вражеских и многих
нейтральных стран, и верят в это, пожалуй, частично еще и сейчас. Здесь господ¬
ствовала пропаганда. А при этом большее количество всех этих критиков не знали,
ни какие принципы вообще действительны для германского ведения подводной
войны, ни на каких фактических и юридических основах они покоятся.
Моей задачей будет попытаться выяснить их.
Доклады господина Роджера Алена достигают своей кульминационной точки
в утверждении, что германские подлодки начиная с лета 1940 года торпедировали
все, что попадалось под их торпедные аппараты. Без сомнения, методы ведения
подводной войны постепенно обострились под давлением направленных против
Германии мер. Однако эта война никогда не принимала форму дикой стрельбы,
которая руководствовалась бы только законом целесообразности. Многое, что
было бы целесообразным для подлодок, не осуществлялось до последнего дня
войны, так как это считалось недопустимым в юридическом отношении. Все ме¬
ры, которые ставятся обвинением в вину германскому ведению морской войны,
были результатом развития, в котором, как во всяком развитии войны, принимали
участие обе стороны путем различных мер и контрмер.
Юридической основой ведения подводной войны с Германией в начале этой
войны являлся лондонский протокол 1936 года. Это постановление были дослов¬
но перенесены в статью 74-ю германского Распорядка «О взятии призов», кото¬
рый даже г-ном Роджером Алленом характеризуется, как разумный и небесчело¬
вечный инструмент. Этот Распорядок о взятии призов в формулировке 1938 года
был направлен двум существовавшим тогда подводным флотилиям и подводной
школе и служил основой обучения командиров подводных лодок. Задержание и
досмотр торговых судов рассматривались, как тактические задачи. Чтобы облег¬
чить командирам подводных лодок в войне против торговых судов быструю и
правильную оценку юридического положения по отношению к судну и грузу про¬
тивника и нейтрала, были сконструированы так называемые призовые диски, ко¬
торые с помощью несложного приема дают указания на статью Распорядка о взя¬
тии призов, которую в данном случае следует применить. В той степени, в какой
для ведения подводной войны против торгового судоходства вообще были приня¬
142
ты какие-либо подготовительные меры, они основывались исключительно на
германском Распорядке о взятии призов и, тем самым, на лондонском протоколе.
Этих юридических основ германское верховное командование действительно
придерживалось в начале войны. В боевых директивах подводным лодкам от 3 сен¬
тября 1939 г. содержался ясный приказ о ведении подводной войны, согласно Рас¬
порядку о взятии призов. Потопление было, согласно этому, допустимо лишь после
задержания и досмотра, разве что судно пыталось уйти или оказывало сопротивле¬
ние. Трибуналу были представлены некоторые примеры, выбранные из огромного
количества других, показывающие, насколько рыцарски германские командиры
подводных лодок придерживались изданных директив. В частности, забота об эки¬
паже судов, которые были законно потоплены после задержания и досмотра час¬
тично проводилось в столь широких масштабах, что это едва ли было обоснован¬
ным с военной точки зрения. Спасательные лодки буксировались на большие рас¬
стояния и тем самым многие имеющиеся в наличии подводные лодки отвлекались
от своих боевых задач. Отпускались вражеские пароходы, потопление которых бы¬
ло бы вполне законно, чтобы на них передать экипажи потопленных ранее судов.
Поэтому верно то, что констатирует г-н Роджер Ален, что германские подводные
лодки в первые недели войны строго придерживались лондонских правил.
Почему положение не осталось таким же и далее? Потому что поведение про¬
тивной стороны сделало невозможным применение таких методов с военной точ¬
ки зрения и одновременно создало юридические предпосылки для их изменения.
Сначала, я рассмотрю военную сторону вопроса.
С первого же дня войны к командующему подводными лодками и в штаб военно-
морских сил стали поступать сообщения подводных лодок о том, что ни один враже¬
ский пароход добровольно не соглашался на задержание и досмотр. Торговые суда
не удовлетворялись попыткой уйти, будь то путем бегства или с помощью разворота
на подводную лодку и принуждения ее к погружению. Более того, о всякой замечен¬
ной подводной лодке немедленно сообщалось по радио и через короткое время она
подвергалась атаке вражеских самолетов или военно-морских сил. Но основным бы¬
ло полное вооружение вражеского торгового судоходства*. Уже 6 сентября 1939 г.
одна немецкая подлодка подвергалась артиллерийскому обстрелу с британского па¬
рохода «Манаар» и это послужило сигнальным выстрелом для начала крупных кон¬
фликтов, которые имели место между подлодками, с одной стороны, и вооруженны¬
ми, оснащенными артиллерией и глубинными бомбами торговыми судами - с другой
стороны, как между равноценными военными противниками.
Для иллюстрации действия всех этих мер противника, я представил Трибуналу
несколько примеров, которые я не хотел бы повторять. Они ясно показывают, что
дальнейшие действия против торговых судов на основе распорядка о взятии при¬
зов, были уже невозможны с военной точки зрения и означали самоубийство для
подлодок. Несмотря на это, германское командование еще несколько недель не
изменяло своих действий на основании распорядка о взятии призов. Лишь после
того, как было установлено, что в отношении действий вражеских торговых су¬
дов, в частности, в отношении использования оружия, речь идет не об отдельных
случаях, а об обще-предписанных мерах, 4 октября 1939 г. был издан приказ о
потоплении без предупреждения всех вооруженных вражеских торговых судов.
Может быть, обвинение будет защищать ту точку зрения, что вместо этого,
следовало бы прекратить подводную войну против вооруженных торговых судов.
143
В последнюю войну на суше, а также с воздуха обеими сторонами применялись
ужаснейшие средства войны. Учитывая этот опыт едва ли можно защищать сего¬
дня тезис о том, что в морской войне можно требовать от одной воюющей сторо¬
ны отказ от эффективного военного средства после того, как противник своими
мерами сделал невозможным его применение в прежних формах. Такой отказ, во
всяком случае, мог бы быть вообще обсуждаемым лишь тогда, если бы новая
форма применения этого военного средства была бы, безусловно, незаконной.
Однако в отношении использования германских подлодок против вражеского
торгового судоходства это неверно, потому что вражеские меры кроме военного
изменили также и юридическое положение.
Германское правовое восприятие, во всяком случае, сводится к тому, что ко¬
рабль, вооруженный и используемый для борьбы, не попадает под защиту от по¬
топления без принуждения, которое признается за торговыми судами лондонски¬
ми протоколами. Я категорически подчеркиваю, что тем самым не оспаривается
право торгового судна вооружаться и вести борьбу. Из этого факта делается лишь
вывод, отражающийся в известной формуле: «Кто пользуется вооруженной по¬
мощью, должен ожидать применения оружия».
Обвинение во время перекрестного допроса назвало подобное изложение Лон¬
донского протокола неверным. Оно в узкой дословной интерпретации считает по¬
топление торгового судна допустимым лишь после того, как оно оказало активное
сопротивление. Не в первый раз относительно истолкования договора господству¬
ют принципиальные разногласия между партнерами по договору и довольно раз¬
личные восприятия значения Панамского соглашения от 2 августа 1945 г., пред¬
ставляет собой довольно актуальный пример. Таким образом, из различия воспри¬
ятий ни в коем случае нельзя сделать вывода, что одна или другая сторона при
подписании или при более позднем истолковании договора действовала неискрен¬
не. Насколько необоснованно это обвинение также по отношению к немецкому ис¬
толкованию Лондонского протокола о подводных лодках, я попытаюсь показать.
Германское истолкование исходит из двух понятий, а именно: «торговое суд¬
но» и «оказание активного сопротивления».
Если я теперь займусь рассмотрением юридических вопросов, то это ни в коем
случае не займет много времени. Я могу лишь наметить проблемы, а также дол¬
жен ограничиться, вследствие недостатка во времени, упоминанием небольшого
количества научных источников. Я, главным образом, буду указывать на амери¬
канские источники, так как морские стратегические интересы этой нации были не
столь твердо установлены, как интересы европейских наций, и ее наука может
потому в особой степени претендовать на объективность.
Как известно, текст Лондонского протокола 1936 года основан на заявлении,
которое было подписано на Лондонской военно-морской конференции 1930 года.
О спорном понятии торгового судна назначенный тогда комитет юристов выска¬
зался следующим образом в докладе от 3 апреля 1930 г.: «Комитет желает вклю¬
чить в протокол замечание о том, что под выражением «Торговое судно», которое
используется в декларации, не следует понимать такое судно, которое в настоя¬
щее время принимает такое участие в военных операциях, которое лишает его
прав на неприкосновенность, как торговые судна».
Это определение, по крайней мере, выясняет одно, а именно, что ни в коем случае
не всякое судно под торговым флагом имеет право претендовать на обращение с ним
144
как с торговым судном в смысле лондонского соглашения. Кроме того, это объясне¬
ние дает мало положительного, ибо вопрос: путем какого участия в военных опера¬
циях судно теряет право на иммунитет торгового судна, - вновь был представлен на
истолкование отдельных партнеров по договору. Насколько я вижу, лондонская кон¬
ференция больше не занималась этим щекотливым вопросом и, я думаю, что не оши¬
бусь в предположении, что эта удивительная сдержанность объясняется опытом, ко¬
торый те же самые державы собрали в Вашингтоне 8 лет назад.
Конференция в Вашингтоне в 1922 году происходила под свежими впечатле¬
ниями от Первой мировой войны и поэтому неудивительно, что морская держава,
больше всех пострадавшая от подводной войны Германии в Первую мировую
войну, Великобритания, попыталась вообще с точки зрения международного пра¬
ва запретить военные действия подводных лодок против торгового судоходства.
Этой цели служила резолюция, названная по имени главного американского
представителя Рута, которая в своей первой части в основном соответствует лон¬
донскому тексту 1930 года. Но во второй части резолюции Рут идет дальше и пре¬
дусматривает, что всякий командир подводной лодки будет наказан, как военный
преступник и морской разбойник, если он, независимо от того, по высшему при¬
казу или без оного, нарушит правила, установленные в отношении потопления
торговых судов. В заключении признается, что борьба подводных лодок против
торгового судоходства невозможна при установленных в резолюции предпосыл¬
ках и поэтому, тем самым выражен отказ договаривающихся держав от подвод¬
ной войны против торгового судоходства. Резолюция Рута называет эти принци¬
пы признанной частью международного права. Как таковые, они были приняты
представителями, но не были ратифицированы ни одной из пяти участвовавших
морских держав: США, Англией, Францией, Японией и Италией.
В связи с резолюцией Рута был поставлен на обсуждение также другой вопрос,
имеющий величайшее значение для истолкования лондонского протокола, а
именно понятия торгового судна. Здесь ясно обрисовались два фронта, сущест¬
вующие в вопросе о подводной войне. На одной стороне Англия, на другой -
Франция, Италия и Япония, тогда как США занимали среднюю позицию3. Судя
по протоколу конференции в Вашингтоне, итальянский делегат, сенатор Шанцер,
начал наступление более слабых морских держав и категорически подчеркнул,
что нормально вооруженные торговые судна могут быть безо всякого промедле¬
ния атакованы подводной лодкой. Шанцер на другом более позднем заседании,
повторил констатацию, что итальянская делегация, под выражением «торговое
судно» в резолюции понимает только невооруженное торговое судно. Он ясно
говорит, что это соответствует существующим правилам международного права4.
Французский делегат, М. Сарро, получил тогда от министра иностранных дел
Бриана указание присоединиться к оговорке итальянского делегата5. Он ходатай¬
ствовал затем о включении итальянской оговорки в протокол заседания.
3 Ямато Ичихасли. «Главной причиной для ходатайства англичан послужило опасение в отношении су¬
дов, находящихся во владении французского флота». Вашингтонская конференция и затем в издании Стенфорд
Юниверсити Пресс. Калифорния, 1928. С. 80.
4 Конференция об ограничении вооружения. 12 ноября 1921 г. - 6 февраля 1922 г. Вашингтон: Изд. в
Вашингтоне государственной типографией, 1922. С. 606,688, 692.
5 Желтая книга «Вашингтонская конференция». Л. 12. С. 93.
145
Японскй делегат Хани Хаара поддержал это направление заявлением, что он
считает ясным, что торговое судно, занятое военной поддержкой противника,
фактически перестает быть торговым судном6.
Таким образом, можно констатировать, что в 1922 году три из пяти представ¬
ленных держав выразили свое истолкование в том смысле, что вооруженные тор¬
говые суда нельзя рассматривать как торговые суда в смысле соглашения. Так,
как это разногласие грозило провалить всю резолюцию, то был найден выход,
типичный для подобных конференций. Рут прекратил дебаты заявлением, что, по
его мнению, резолюция имеет силу в отношении всех торговых судов, пока они
остаются торговыми судами7.
С этим компромиссом была составлена формула, которая, правда, могла пред¬
ставлять собой временный политический успех, но которая не обладала действи¬
тельным значением на случай войны. Ибо было предоставлено на решение каж¬
дой из участвующих держав,- будет ли она представлять в случае войны защиту
резолюции вооруженным торговым судам или нет.
Я описал эти происшествия в 1922 году более подробно потому, что в них при¬
нимали участие те же самые державы, которые участвовали в морской конферен¬
ции в Лондоне в 1930 году. Лондонская конференция была продолжением ва¬
шингтонской конференции и все то, что обсуждалось и было запротоколировано
на первой конференции, сохранило все свое значение также и для второй. Также
и научное исследование и при том вовсе не только немецкое, но и, особенно, аме¬
риканское, и французское, взяло за основу эту тесную связь обеих конференций и
причем, именно поэтому результат, достигнутый в вопросе подводной войны,
был объявлен двусмысленным и неудовлетворительным. Я хотел бы здесь указать
на доклад Вильсона о Лондонском морском договоре8.
Именно там, наряду с действительностью понятия «торговое судно указыва¬
ется на неизвестность, связанную со словами «активное сопротивление». Именно
с этими словами связано лишение торгового судна его привилегий, что также не
ясно из текста лондонского соглашения, но несмотря на это повсюду признается. Я
имею в виду торговые суда во вражеском конвое. При дословном изложении лон¬
донского соглашения нужно было бы считать, что и торговые суда во вражеском
конвое не могут быть атакованы без предупреждения, а атакующие военные кораб¬
ли должны сначала уничтожить корабли сопровождения, чтобы затем задержать
торговое судно и провести его досмотр. Это, невозможное с военной точки зрения,
требование, очевидно, не выдвигается также и обвинением. В неоднократно упо¬
минаемом докладе Британского министра иностранных дел сказано: «Обычно
предполагается, что вражеские суда, идущие караваном, виновны в оказании со¬
противления силой, поэтому они подлежат немедленному потоплению».
Стало быть, здесь также и обвинение допускает изложение слов «активное со¬
противление», которое никоим образом не вытекает из самого договора, а просто
является последствием военной необходимости и, тем самым, заповедью здоро¬
вого человеческого понимания.
6 Протокол. С. 693, 702. «Он полагал, что также ясно то, что торговые суда, оказывающие военную под¬
держку противнику фактически перестают быть торговыми судами».
7 Протокол. С. 704. «На то время, пока оно остается торговым судном...».
8 Американский вестник международного права. 1931. С. 307.
146
То же самое человеческое понимание заставляет считать вооруженное торго¬
вое судно в той же степени виновным в насильственном сопротивлении, как и
конвоируемое судно.
Возьмем какой-нибудь яркий пример, чтобы окончательно выяснить все это.
Невооруженное торговое судно в 20 тысяч тонн со скоростью в 20 узлов, конвои¬
руемое тральщиком, скажем, с двумя орудиями, и скорости в 15 узлов, может быть
потоплено без предупреждения, так как оно доверилось защите тральщика и тем
самым виновно в активном сопротивлении. Но если отбросить защиту этого
тральщика, а вместо того поместить на борту торгового судна два или даже 4 или 6
орудий и, тем самым, дать ему возможность полностью использовать свою ско¬
рость, то он разве может быть в той же мере, как и раньше, быть признанным ви¬
новным в активном сопротивлении? Подобный результат, кажется мне, в самом
деле противоречит здоровому человеческому пониманию. По мнению обвинения,
подводная лодка сперва должна остановить это торговое судно, далеко превосхо¬
дящее ее в боевой мощи и ожидать, пока торговое судно не даст бортовой залп по
подводной лодке. И лишь тогда она может со своей стороны использовать оружие.
Но так как одно единственное артиллерийское попадание почти всегда смертельно
для подводной лодки, а торговому судну оно, как правило, наносит небольшой
ущерб, то результатом было бы почти, безусловно, потопление подводной лодки.
«Если видишь гремучую змею, то не ожидаешь пока она на тебя броситься, а
уничтожаешь ее раньше», - это слова Рузвельта, которыми он оправдывал приказ
американским военно-морским силам атаковать германские подлодки. Этого ос¬
нования было для него, таким образом, достаточно, чтобы приказать немедленно
использовать оружие, даже не будучи в состоянии войны. Но в войне это, пожа¬
луй, очень оригинально, имея двух вооруженных противников, одному давать
право первого выстрела, а на другого возлагать обязанность ожидать первого по¬
падания. Подобное истолкование противоречит всякому военному пониманию.
Поэтому неудивительно, что при наличии таких противоречивых мнений специа¬
листы по международному праву и после Лондонского соглашения и подписания
Лондонского протокола 1936 года рассматривают вопрос об обращении с воору¬
женным торговым судном в войне на море как вопрос неразрешенный. И здесь я
хотел бы указать лишь на один научный источник, который пользуется особо вы¬
соким авторитетом. Это проект соглашения о правах и обязанностях нейтральных
держав в войне на море, который был опубликован в июле 1939 г. ведущими аме¬
риканскими профессорами международного права Ессупом, Бокхардом и Чарл¬
зом Уорреном, с обоснованием, которое дает прекрасный обзор новейших мнений
по этому вопросу. Статья 54 этого проекта дословно соответствует тексту Лондон¬
ского соглашения 1936 года с одним важным исключением: выражение «торговое
судно» заменено выражением «невооруженное судно». Затем в следующей статье
говорится: «В своих действиях по отношению к вражеским вооруженным торго¬
вым судам, военные суда воюющих сторон, как надводные, так и подводные, а
также военные самолеты воюющих сторон, руководствуются правилами, примени¬
мыми к их действиям по отношению к вражеским военным судам».
Это мнение обосновывается историческим развитием. В те времена, когда было
обычным вооружение торговых судов, т.е. до начала прошлого столетия, не было и
речи о какой-либо защите торгового судна от немедленного нападения со стороны
вражеского военного корабля. С изобретением брони военный корабль настолько
147
стал превосходить по своей мощи вооруженное торговое судно, что его сопротив¬
ление стало бесполезным, и их вооружение поэтому постепенно прекратилось. Эта
беззащитность по отношению к военному кораблю и только она принесла торго¬
вому судну привилегию, на основании которой оно не может подвергнуться безо
всяких условий вооруженному нападению со стороны ведущих войну.
«По мере того, как торговые суда теряли действенную боевую мощь, они при¬
обретали законную неприкосновенность от нападения без предупреждения».
Этот иммунитет никогда не предоставлялся торговому судну как таковому, а
лишь беззащитному и безопасному торговому судну. Относительно этого американ¬
ский специалист по международному праву Хайд после конференции в Вашингтоне
и упомянутой резолюции Рута в 1922 году сказал о подводной войне: «Морские
державы никогда не соглашались с принципом, что торговое судно, вооруженное
так, что оно способно уничтожить военное судно любого рода, не должно подвер¬
гаться нападению без предупреждения, по крайней мере, когда оно встречается с
вражеским крейсером, обладающим меньшей оборонительной силой»9.
Юридические, а также практические соображения поэтому заставили после
подписания Лондонского соглашения и вскоре после начала этой войны вышеупо¬
мянутых американских авторитетных лиц прийти к мнению, что вооруженные тор¬
говые суда не защищены от нападений без предупреждения. Тем самым, как неце¬
лесообразное отклоняется старое различие между оборонительным и наступатель¬
ным вооружением. Как известно, именно американский статс-секретарь Лансинг в
своей ноте союзникам от 18 января 1916 г. встал на ту точку зрения, что всякое
вооружение торгового судна дает ему превосходство в боевой мощи над подводной
лодкой, и поэтому это оружие имеет характер оружия наступательного10.
При дальнейшем развитии мировой войны Соединенные Штаты изменили свое
мнение о том, что установка орудий на палубе может быть признана как доказатель¬
ство оборонительного характера вооружения. Некоторые международные соглаше¬
ния и проекты, а также, в частности, британские юристы, присоединились к этому
мнению. Практике морской войны оно не соответствует. Прежде всего, в этой войне
на многих судах с самого начала устанавливались орудия на передней части судна,
например, на всех рыболовных судах. Далее, особо опасное для подводных лодок
зенитное оружие часто устанавливалось на мостиках торговых судов, т.е. могло быть
использовано во все стороны. Кроме того, различие между оборонительным и насту¬
пательным вооружением нельзя установить на основе места расположения орудия.
Это зависит только от приказа и от того духа, с которым используются эти ору¬
дия. Приказы британского адмиралтейства попали в немецкие руки уже вскоре по¬
сле начала войны. Их представление было разрешено мне решением Трибунала.
Частично они содержатся в «секретных приказах по флоту» и, главным образом, в
«руководстве по обороне торгового судоходства», изданы они в 1938 году.
Таким образом, речь идет не о контрмерах в ответ на незаконные германские
действия, а наоборот, они были изданы в том момент, когда в Германии шла вой¬
на на основе Лондонского соглашения. Это была единственная форма подводной
войны, которая вообще обсуждалась.
9 Хайд. Международное право. 1922. Т. II. С. 469.
10 Международные отношения США. 1916. Приложение. С. 147.
148
Эти указания доказывают далее, что все британские торговые суда с первого
дня войны действовали согласно приказам британского адмиралтейства. Вопрос о
борьбе с подводными лодками обсуждается в следующих пунктах:
1. Сообщение о подводных лодках с помощью радиотелеграфа.
2. Использование корабельной артиллерии.
3. Использование глубинных бомб.
Эти директивы были дополнены, и переданы в октябре 1939 г. по радио, с тре¬
бованием таранить всякую германскую подводную лодку. После таких приказов
может показаться не нужным вообще говорить об их оборонительном и наступа¬
тельном значении. Но приказы об использовании артиллерии торговыми судами
делают такое различие, и, причем, орудия должны использоваться в оборони¬
тельном отношении до тех пор, пока противник со своей стороны придерживает¬
ся постановлений международного права и использоваться для наступления лишь
тогда, когда он нарушает их. Однако приказы о практическом осуществлении
этих директив показывают, что между оборонительным и наступательным ис¬
пользованием