Нюрнбергский процесс: речи защитников. Том 3 - Яртых И.С.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДАП
Защитительная речь доктора Эгона Кубушока по делу организации «Имперское правительство Германии»
Защитительная речь доктора Ганса Латернзера по делу организации «Генеральный штаб и Объединенное Командование Вермахта»
Защитительная речь доктора Георга Бёма по делу организации «СА — штурмовые отряды НСДАП»
Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана по делу организации «СС — охранный отряд НСДАП»
Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации СД
Указатель фондов Государственного архива Российской Федерации, материалы из которых использованы в сборнике
Автор: Яртых И.С.
Теги: международное военное право государство и право юридические науки история нюрнбергский процесс
ISBN: 978-5-4396-0053-3
Год: 2012
Похожие
Нюрнбергский процесс: Защитительныеречи адвокатов. Том 2
Нюрнбергский процесс: Защитительные речи адвокатов. Том 1
Нюрнбергский процесс. Том 7
Нюрнбергский процесс. Том 8
Текст
                    И.С. Яртых
нюрнбергский процесс
Речи защитников
Том III
Издательство «Юрлитинформ»
Москва
2012

УДК 341.3
ББК 67.401.2
Я77
Составитель и главный редактор:
Яртых И. С. — доктор юридических наук, профессор Московской государственной
юридической академии имени О.Е. Кутафина.
Яртых И. С.
Я77 Нюрнбергский процесс: речи защитников. Т. 3. — М.: Юрлитинформ, 2012. — 280 с.
ISBN 978-5-4396-0053-3
В третьем томе издания речей защитников на Нюрнбергском процессе по
обвинению виновных в злодеяниях, совершенных в период Второй мировой войны, собраны
речи в защиту обвиненных организаций. Как известно, обвинение было предъявлено:
Руководящему составу НСДАП, Имперскому правительству Германии, Генеральному
штабу и Объединенному Командованию Вермахта (общее обвинение), гестапо, СС, СД и
СА. Осуждены были: Руководящий состав НСДАП, Генеральный штаб и Объединенное
Командование Вермахта, гестапо, СС, СД.
Интересным представляется то, что в юридической традиции цивилизованных стран
существует незыблемый принцип индивидуальной ответственности за уголовно
наказуемые деяния. Игнорирование этого принципа, которое произошло в Уставе
Международного военного трибунала, формально отрицает все принципы уголовного правосудия, на
которых был построен Нюрнбергский процесс.
Идея уголовной ответственности организаций не получила своего развития и в
современном международном уголовном праве, более того, она принципиально отвергнута
Римским статутом о международном уголовном суде 1998 г., который является
основополагающим актом современного международного уголовного права.
При таких обстоятельствах судебный процесс над организациями, по итогам Второй
мировой войны в Нюрнберге, представляет собой уникальный и чрезвычайно
интересный историческо-юридический факт. Выступления защитников — это не только образец
ораторского искусства и высокой профессиональной квалификации юристов, но
чрезвычайно интересный исторический и научный материал для осмысления как самого
процесса, так и последствий его вердикта.
УДК 341.3
ББК 67.401.2
ISBN 978-5-4396-0053-3 © Яртых И.С., 2012
© Издательство «Юрлитинформ», 2012

Предисловие к третьему тому
«Society prepares the crime, the criminal commits it»1.
«Общество не может совершать преступлений».
По итогам Нюрнбергского процесса Трибунал признал преступными следующие
организации: руководящий состав НСДАП, СС (Охранные отряды НСДАП),
СД (Службу информации РСХА) и гестапо (Тайную государственную полицию).
Обвинявшиеся на процессе Германский кабинет министров, Генеральный штаб
и Верховное командование вермахта, а также СА (Штурмовые отряды НСДАП)
преступными организациями признаны не были.
Устав Международного уголовного трибунала, утвержденный 5 августа 1945 г. на
Лондонской конференции держав-победительниц ст. 9 предусматривал
юридическую возможность осуждения организаций. Согласно ст. 10 Устава, если Трибунал
признавал ту или иную группу или организацию преступной, то по итогам такого
вердикта компетентные национальные власти каждой из подписавшихся Сторон
получали право привлекать к суду национальных, военных или оккупационных
трибуналов любое лицо за принадлежность к этой группе или организации. В этих
случаях преступный характер группы или организации считался доказанным и не мог
подвергаться оспариванию.
Возможность осуждения целых организаций представляло собой
исключительную правовую новеллу, идущую вразрез с общими тенденциями развития
цивилизованной юриспруденции.
Кто первый предложил ввести эту норму, и по сей день доподлинно не известно.
Однако научные и общественные дискуссии по этому поводу активно велись во
многих странах на протяжении всего времени, до Лондонской конференции.
Главный научный консультант и участник создания Устава от СССР профессор права
А.Н. Трайнин признавал, что «...в вековой практике национальных судов
рассмотрение уголовных дел о юридических лицах (организациях) — явление необычное».
Однако в поисках оправдания такого подхода он говорил: «На Нюрнбергском
процессе речь идет вовсе не об установлении уголовной ответственности организаций...
Речь, согласно Уставу, идет об ином. Трибунал вправе признать организацию
преступной не для того, чтобы ее наказать, а лишь для того, чтобы обеспечить
национальным судам право привлекать отдельных лиц за принадлежность к таким
организациям, признанным преступными. Следовательно, принцип, что уголовной
ответственности подлежат отдельные конкретные физические лица ... не только не
колеблется Уставом Трибунала, а, напротив, находит в нем новое подтверждение»2.
Обосновывая целесообразность принятия такой нормы профессор А.А. Пионт-
ковский недвусмысленно писал: «...для того чтобы определить объем уголовной
ответственности каждого из главных военных преступников, которые совершили
свои преступления ... требуется разрешить вопрос, какие группы и организации
гитлеровской Германии необходимо признать преступными»3.
1 Принцип Римского права.
2 Трайнин А.Н. Нюрнбергский процесс: сб. статей. Статья N° 5 (Преступные организации гитлеризма.) .
М.: Изд-во РИО ВЮИ, 1946. С. 58.
3 Пионтковский А.А. Вопросы материального права на Нюрнбергском процессе. Стенограмма доклада
прочитанного на научной сессии Московского Юридического Института 10.05.1946. М., 1948. С. 13

4 Предисловие к третьему тому
Таким образом, введение ответственности организаций было всего лишь
дополнительным инструментом обоснования индивидуальной ответственности главных
обвиняемых.
Следует отметить, что ст. 9 Устава содержит следующие слова: «Трибунал
может объявить». Таким образом, Трибунал был обленен полномочиями решать по
своему усмотрению вопрос, объявлять ту или организацию преступной или не делать
этого вовсе. «Однако это право решать по своему усмотрению — как написано в
Уставе — основывается на правовых нормах и не позволяет прибегать к
произвольному суждению; оно должно применяться в соответствии с прочно
установившимися правовыми принципами, самый важный из которых заключается в том, что
преступная виновность является индивидуальной и следует избегать массового
наказания. Если Трибунал считает доказанной преступную виновность любой
организации или группы, он должен без колебания признать ее преступной, не
опасаясь того, что теория «преступность группы» является новой, или того, что она
может быть несправедливо применена в последующих судебных разбирательствах
трибуналами. С другой стороны, Трибунал должен вынести решение о преступности
по возможности таким образом, чтобы не были наказаны невиновные.
Преступная организация аналогична преступному заговору в том, что по
существу они предполагают сотрудничество ради преступных целей. Должна
существовать группа, связанная и организованная для осуществления общей цели. Эта группа
должна быть создана или использована в связи с совершением преступлений,
предусмотренных Уставом. Поскольку решение в отношении организаций или групп
определит, как уже было указано, преступность членов этой организации, это
решение должно исключить тех лиц, которые не были осведомлены о преступных целях
или действиях организации, и тех, которые были призваны в эту организацию
государственными органами, за исключением тех случаев, когда они были лично
замешаны в совершении действий, объявленных преступными в соответствии со ст. 6
Устава, в качестве членов этой организации. Формальное членство не подпадает под
действие этого решения.»1
Последствия признания Трибуналом преступного характера организаций
согласно закону № 10 Контрольного Совета Германии, принятого 20 декабря 1945 г.,
предусматривают:
«Каждое из следующих действий рассматривается как преступление:
...(d) Членство в определенных категориях преступных групп или организаций,
преступный характер которых будет признан Международным Военным Трибуналом.
...3. Любое лицо, признанное виновным в любом из упомянутых выше
преступлений, может быть в случае осуждения наказано таким образом, как Трибунал это
сочтет справедливым. Такое наказание может соответствовать одному или
нескольким из следующих пунктов...:
(a) Смертная казнь...
(b) Пожизненное тюремное заключение или заключение на определенный срок с
каторжными работами или без каторжных работ.
(c) Штраф или тюремное заключение с каторжными работами или без каторжных
работ вместо этого штрафа.
(d) Конфискация имущества.
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1022-1023

Предисловие к третьему тому 5
(е) Изъятие (реституция) незаконно присвоенного имущества.
(О Лишение некоторых или всех гражданских прав».
Поэтому член организации, которую Трибунал признает преступной, может быть
впоследствии осужден за преступление, заключавшееся в принадлежности к этой
организации, и наказан за это преступление смертью»1.
Как видно, Трибунал понимал, что введение данной нормы может привести к
большим злоупотреблениям и нарушениям прав ни в чем не повинных граждан.
Осознавая это, он не только сделал разъяснение, но и добавил в приговор совершенно
непривычную часть для такого рода акта, в которой вынес рекомендации
Контрольному Совету и национальным судам в части применения Приговора Трибунала после
признания отдельных организаций преступными.
Так, в Приговоре относительно последствий признания организации
преступной дано следующее разъяснение: «...член организации, которую Трибунал признает
преступной, может быть впоследствии осужден за преступление, заключавшееся в
принадлежности к этой организации, и наказан за это преступление смертью. Это не
предполагает, что международные или военные суды, которые будут судить этих лиц,
не будут применять соответствующих правовых норм. Это — новая процедура,
предполагающая далеко идущие последствия. Применение ее, если не будут приняты
необходимые меры предосторожности, может привести к большой несправедливости»2.
Защита не упустила возможности в своих защитительных речах использовать
слабость правового обоснования данной юридической конструкции.
Первой подверглась правовой обструкции НСДАП. Интересным и далеко
небесспорным является обвинение НСДАП. По своей сути партия является
общественной организацией политического толка, то есть ставящей перед собой цель прихода
к власти. По сложившейся многовековой правовой традиции, если организация
действует в рамках существующего национального законодательства, она не может быть
признана преступной, за то, что, придя к власти, формировала политику государства.
В правовых системах практически всех стран с многопартийной системой
предусмотрена процедура ликвидации партий, но нигде нет процедуры признания партий
преступными. Процедура ликвидации партий носит административный характер и
в виде санкции предусматривает роспуск партии, признанной действующей вопреки
закону. Осуждение организации, да еще и не существовавшей на момент
проведения суда, представляло большую юридическую сложность. Определенные проблемы
представляло и установление круга лиц, в будущем подлежавших уголовному
преследованию за принадлежность к НСДАП.
Интересным представляется подход Обвинения к этому вопросу. Обвинение
было выдвинуто не против всей партии, а только против ее руководящего состава. Но
как объективно установить, кто из членов является руководителем, а кто нет? Какой
руководитель должен нести ответственность, а какой нет? В Приговоре были
перечислены все руководящие должности НСДАП от фюрера партии (лидера) до
последнего блоклейтера (руководителя ячейки). Судом было также отмечено, что низовые
руководители, собственно, не могут быть привлечены к ответственности, потому что
они были лишены свободы действий и выполняли только инструкции вышестоящих
органов. Таким образом, ортсгруппенлейтеры, целленлейтеры и блоклейтеры были
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1022.
2 Там же. С. 1022.

6 Предисловие к третьему тому
исключены из руководящего состава НСДАП. Тезис весьма спорный, если все-таки
исходить из того, что как раз отдельные члены партии творили все то зло, которое и
стало предметом судебного разбирательства, и в большинстве случаев именно
низовые руководители санкционировали или отрешенно потворствовали этим действиям.
Можно лишь предположить, что Трибунал, подсчитав количество людей, которые
могли быть привлечены к индивидуальной ответственности на основании
признания НСДАП преступной, впал в глубокие сомнения относительно справедливости
такого подхода. И тогда был найден выход, нашедший свое отражение в Приговоре,
и состоял он в следующем: «Руководящий состав нацистской партии фактически
состоял из официальной организации нацистской партии и возглавлялся Гитлером
в качестве фюрера. Фактическое руководство руководящим составом нацистской
партии осуществлялось начальником партийной канцелярии...»1, и далее:
«Обвинение исключило из требуемого им признания виновными всех сотрудников аппарата
ортсгруппенлейтеров и всех помощников целленлейтеров и блоклейтеров. Решение
Трибунала, которого требует Обвинение в отношении признания виновным
руководящего состава нацистской партии, таким образом, должно включать фюрера, рейх-
слейтеров, гаулейтеров и сотрудников их аппарата, крейслейтеров и сотрудников их
аппарата, ортсгруппенлейтеров, целленлейтеров и блоклейтеров, группу общей
численностью по меньшей мере в 600 000 человек»2.
По итогам исследования доказательств Трибунал пришел к заключению, в
соответствии с которым «политическое руководство использовалось для целей, которые,
согласно Уставу, являлись преступными и включали германизацию присоединенных
территорий, преследование евреев, проведение программы рабского труда и жестокое
обращение с военнопленными... Гаулейтеры, крейслейтеры и ортсгруппенлейтеры в
той или иной степени принимали участие в проведении этой преступной программы.
Рейхслейтунг, как руководящая организация партии, также ответственна за эту
преступную программу, как и главы различных руководящих организаций гаулейтеров
и крейслейтеров.
Решение Трибунала по этим руководящим организациям распространяется лишь
на амтслейтеров, которые были начальниками отделов в аппарате рейхслейтунга,
гаулейтунга и крейслейтунга. В отношении других должностных лиц и партийных
организаций, примыкавших к политическому руководству, за исключением
амтслейтеров...
Трибунал объявляет преступной в том смысле, как это определено составом, группу,
состоящую из тех членов политического руководства, которые занимали посты,
перечисленные в предыдущем параграфе, или тех, которые вступали в организацию или
оставались в ней, зная о том, что она использовалась для совершения действий, определяемых
преступными в соответствии со ст. 6 Устава, либо тех, которые были лично замешаны
как члены организации в совершении подобных преступлений. Основой для вынесения
настоящего приговора является участие организации в совершении военных
преступлений и преступлений против человечности, связанных с войной; поэтому эта группа,
признанная преступной, не может включать лиц, которые более не занимали постов,
перечисленных в предыдущем параграфе, после 1 сентября 1939 г.»3
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и лоп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1024.
2 Там же.
3 Там же. С. 1028.

Предисловие к третьему тому 7
Таким образом, членство в НСДАП и причастность к руководству формировали
одновременно и объективную, и субъективную стороны состава преступления, за
которое члены партии могли быть и привлекались к уголовной ответственности.
Здесь же был очерчен и крут лиц, могущих быть привлеченными к ответственности
по данному Приговору.
Наиболее одиозными организациями, осужденными Международным Военным
Трибуналом, были гестапо, СС и СД.
Все эти организации имеют достаточно специфичную историю: если СС
(охранные отряды) и СД (служба информации) изначально были сугубо партийными
органами и лишь после прихода Гитлера к государственной власти и возвышения
Гиммлера стали внедряться в государственные полицейские структуры, то гестапо (тайная
государственная полиция) изначально учреждалась как полицейская организация
для борьбы с политическими соперниками. Лишь после создания в 1939 г. РСХА
(Главного управления имперской безопасности) эти организации оказались в
единой структуре и подконтрольны общему руководству. Но и здесь не все так просто,
СД в структуре РСХА состояло из двух служб (ТТТ управление — внутренняя разведка
и VI управление — внешняя разведка). Объединение интересов и ресурсов III
управления РСХА и IV управления РСХА (гестапо) понятно и допустимо с точки зрения
предъявленных обвинений, тогда как интересы гестапо и VT управления никак не
пересекались. Поэтому остается открытым вопрос, следует ли считать осужденной
всю СД или только III управление РСХА (внутреннюю разведку). Если исходить из
обозначенной в Приговоре связи СД и гестапо, скорее всего, осужденной следовало
бы считать СД (Внутреннюю разведку) и гестапо.
Не будем отвлекаться на рассуждения относительно допустимости осуждения
руководителя организации РСХА (Э. Кальтенбруннера) и неосуждения РСХА в
целом. В то же время осуждение отдельных подразделений РСХА, действовавших
во исполнение приказов и распоряжений руководителя РСХА (Э. Кальтенбруннера)
в их системной взаимосвязи, и неосуждение иных подразделений, обеспечивавших
работу осужденных, юридической логике не поддается.
Исследовав все доказательства, выслушав стороны Обвинения и Защиты,
Трибунал пришел к выводу, что «гестапо и СД использовались для целей, которые
являлись, согласно Уставу, преступными и включали преследование и истребление
евреев, зверства и убийства в концентрационных лагерях, эксцессы на
оккупированных территориях, проведение программы рабского труда, жестокое обращение с
военнопленными и убийство их...»
Рассматривая дело гестапо, Трибунал имеет в виду всех оперативных и
административных чиновников IV управления Главного управления имперской
безопасности или тех, кого касались вопросы, связанные с гестапо в других отделах
Главного управления имперской безопасности, и всех местных чиновников гестапо,
которые служили как внутри Германии, так и за ее пределами, включая
сотрудников пограничной полиции, но не включая сотрудников таможенной пограничной
охраны или тайной полевой полиции, за исключением тех членов, о которых
говорилось выше.
По предложению Обвинения Трибунал не включает лиц, находившихся на службе
в гестапо для выполнения чисто канцелярской, стенографической, хозяйственной
или подобного рода технической повседневной работы. Рассматривая дело СД,
Трибунал имеет в виду управления III, IV и VII главного имперского управления
безопасности (РСХА) и всех других членов СД, в том числе всех местных представителей

8 Предисловие к третьему тому
и агентов, почетных или каких-либо других, независимо от того, являлись ли они
формально членами СС или нет.
Трибунал признает преступной, согласно Уставу, группу, состоящую из тех членов
гестапо и СД, занимавших посты, перечисленные в предыдущем параграфе, которые
вступили в организацию или оставались в ней, зная о том, что она использовалась для
совершения действий, объявленных преступными в соответствии со ст. 6 Устава, или
как члены организации лично принимали участие в совершении подобных
преступлений. Основой для вынесения настоящего приговора является то, участвовала ли
организация в совершении военных преступлений и преступлений против
человечности, связанных с войной; поэтому эта группа, признанная преступной, не может
включать лиц, которые более не занимали постов, перечисленных в предыдущем
параграфе, после 1 сентября 1939 г.1
Как видно из процитированного, преступными признаны III, TV и VII
управления РСХА. Следовательно, как мы и предполагали, внешняя разведка не подпала под
настоящий Приговор, вместе с тем VII управление РСХА (справочно-документальная
служба) признана преступной организацией. Формально по Приговору именно так,
но, к сожалению, в ходе процесса было допущено много неточностей, и скорее всего
именно с этим связано указание в приговоре на VII управление РСХА как службу
внешней разведки, тогда как подразумевалось VI управление РСХА.
Отдельно среди организаций, признанных преступными, стоит СС. Трибунал,
оценив все исследованные доказательства, пришел к выводу, что «СС
использовалась для целей, которые, согласно Уставу, являются преступными и включают
преследование и истребление евреев, зверства и убийства в концентрационных лагерях,
эксцессы, совершавшиеся при управлении оккупированными территориями,
проведении в жизнь программы использования рабского труда, и жестокое обращение с
военнопленными и их убийства...
Рассматривая вопрос об СС, Трибунал включает сюда всех лиц, которые были
официально приняты в члены СС, включая членов Общей СС, войск СС,
соединений СС «Мертвая голова» и членов любого рода полицейских служб, которые были
членами СС. Трибунал не включает в это число так называемые кавалерийские
соединения СС. Вопрос о службе безопасности рейхсфюрера СС (общеизвестной под
названием СД) рассматривается в приговоре Трибунала по делу гестапо и СД.
Трибунал объявляет преступной, согласно определению Устава, группу,
состоящую из тех лиц, которые были официально приняты в члены СС и перечислены в
предыдущем параграфе, которые стали членами этой организации или оставались ее
членами, зная, что эта организация используется для совершения действий,
определяемых преступными в соответствии со ст. 6 Устава, или тех лиц, которые были лично
замешаны как члены организации в совершении подобных преступлений, исключая,
однако, тех лиц, которые были призваны в данную организацию государственными
органами, причем таким образом, что они не имели права выбора, а также тех лиц,
которые не совершали подобных преступлений.
Настоящее решение основывается на участии этой организации в военных
преступлениях и преступлениях против человечности, связанных с войной; эта группа,
признаваемая преступной, не включает поэтому лиц, которые перестали быть
членами организаций, перечисленных в предыдущем параграфе, до 1 сентября 1939 г.»2
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1033-1034.
2 Там же. С. 1038-1039.

Предисловие к третьему тому 9
Далее следуют организации, оправданные Международным военным
трибуналом. Мы не будем утомлять читателя своими комментариями, полагая, что он
самостоятельно сделает выводы, проведя сравнительный анализ защитительных речей
и Приговора в части мотивов, которыми руководствовался суд, принимая решения в
отношении оправданных организаций.
Трибунал посчитал возможным оправдать организацию СА, указав в
мотивировочной части Приговора на следующее: «До чистки, начавшейся 30 июня 1934 г., СА
представляли собой группу, состоявшую большей частью из негодяев и головорезов,
которые участвовали в нацистских эксцессах того периода. Однако не было доказано,
что эти зверства являлись частью конкретного плана ведения агрессивной войны,
и Трибунал поэтому не может считать, что эта деятельность является преступной
в соответствии с Уставом. После чистки СА превратилась в группу малозначащих
нацистских прихлебателей. Хотя в отдельных случаях некоторые части С А
использовались для совершения военных преступлений и преступлений против человечности,
нельзя сказать, что члены этой организации в общей массе участвовали в преступных
действиях или даже знали о них. На этом основании Трибунал не объявляет СА
преступной организацией в том смысле, как это предусмотрено ст. 9 Устава1.
Обвинение назвало как преступную организацию правительственный кабинет
(рейхсрегирунг), состоявшую после января 1933 г. из членов самого кабинета, членов
совета министров по обороне империи и членов тайного совета. Трибунал считает,
что решение о признании преступного характера правительственного кабинета не
должно быть вынесено по двум причинам:
1) потому что не доказано, что после 1937 г. он фактически действовал в качестве
группы или организации;
2) потому что группа лиц, против которой здесь выдвинуто обвинение, является
настолько малочисленной, что без каких-либо затруднений члены ее могут
предстать индивидуально перед судом без вынесения решения о том, что кабинет,
членами которого они были, являлся преступной организацией».
В отношении первой причины, на основании которой мы выносим наше
решение, следует заметить, что начиная с того времени, с которого можно считать
существовавшим заговор для ведения агрессивной войны, правительственный кабинет
не представлял собой руководящего органа, но яштялся лишь группой должностных
лиц, подчиненных абсолютному контролю Гитлера. После 1937 г. не было ни одного
заседания правительственного кабинета, но законы принимались от имени одного
или более членов кабинета. Тайный совет вообще ни разу не собирался. Некоторое
число членов кабинета было, несомненно, замешано в заговоре для ведения
агрессивной войны, но они были замешаны в нем как отдельные лица, и не имеется никаких
доказательств того, что кабинет как группа или организация принимал какое-либо
участие в этих преступлениях. Следует помнить, что когда Гитлер раскрыл свои цели
преступной агрессии на совещании Госсбаха, это раскрытие планов имело место
не перед кабинетом, и с кабинетом даже не консультировались по этому вопросу,
но, наоборот, это было сделано тайно перед небольшой группой, на которую
Гитлер должен был неизбежно опираться при ведении войны. Точно так же вторжение в
Польшу не было санкционировано каким-либо распоряжением кабинета. Напротив,
подсудимый Шахт заявил в своих показаниях, что он пытался остановить это втор-
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1041.

10 Предисловие к третьему тому
жение путем обращения к главнокомандующему армией с жалобой на то, что приказ
Гитлера был отдан в нарушение конституции, потому что он не был санкционирован
кабинетом...
Это, однако, не доказывает, что правительственный кабинет после 1937 г. когда-
либо фактически действовал в качестве организации. Что касается второй причины,
то ясно, что те члены правительственного кабинета, которые виновны в совершении
преступления, должны предстать перед Судом и некоторые из них находятся сейчас
перед судом этого Трибунала. Считают, что всего имеется 48 членов этой группы, что
8 из них нет в живых, а 17 находятся сейчас перед судом. И, таким образом, остается
самое большее 23 человека, для которых это решение могло бы иметь какое-либо
значение. Любые другие лица, которые являются виновными, также должны
предстать перед судом, но эти судебные процессы не будут ни ускорены, ни облегчены,
если правительственный кабинет будет признан преступной организацией.
В тек случаях, когда для подобных целей используется организация с большим
количеством членов, решение Трибунала исключает необходимость вновь ставить
вопрос о ее преступном характере на последующих судах над ее членами,
обвиняемыми в связи с их членством в участии в ее преступных целях, и таким образом
достигается большая экономия времени и труда. Такого преимущества нет в данном
деле небольшой группы, подобной правительственному кабинету1.
В отношении Генерального штаба и Верховного командования германских
вооруженных сил Трибунал принял решение, мотивировав его следующим образом:
«Хотя количество лиц, которым предъявлено обвинение, больше, чем в имперском
кабинете, оно все же настолько мало, что путем индивидуальных судов над этими
офицерами можно будет достигнуть лучшего результата, чем путем вынесения
Трибуналом решения, требуемого Обвинением. Но еще более убедительной причиной
является то, что, по мнению Трибунала, генеральный штаб и верховное
командование не представляют собой ни «организации», ни «группы», согласно определению
этих терминов в ст. 9 Устава.
Необходимо сделать некоторые замечания о характере этой так называемой
группы. Согласно Обвинительному заключению и доказательствам, которые
представлены Трибуналу, эта группа состоит примерно из 130 офицеров, живых и
мертвых, которые вто или другое время, начиная с февраля 1938 г., когда Гитлер
реорганизовал вооруженные силы, и до мая 1945 г., когда Германия капитулировала, занимали
определенные посты в военной иерархии. Эти люди являлись высшими офицерами
в трех составных частях вооруженных сил. ОКХ — армии, ОКМ — военно-морской
флот и ОКЛ — военно-воздушные силы. Над ними стояло единое руководство
вооруженными силами — ОКВ — верховное командование германских вооруженных сил
во главе с Гитлером — верховным главнокомандующим.
Офицеры ОКВ, включая подсудимого Кейтеля, начальника штаба верховного
командования, были в некотором роде личным штабом Гитлера. В более широком
смысле они координировали действия трех составных частей вооруженных сил,
в особенности в области планирования и в вопросах оперативного характера, и
руководили ими.
Отдельные офицеры этой так называемой группы в то или другое время
принадлежали к одной из четырех категорий: 1) главнокомандующий одной из трех частей воо-
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1041-1042.

Предисловие к третьему тому 11
руженных сил; 2) начальник штаба одной из трех частей вооруженных сил; 3) «обер-
бефельсхаберы», главнокомандующие действующими армиями одной из трех частей
вооруженных сил, которые составляли, конечно, наибольшую группу из числа этих
лиц; или 4) офицеры ОКВ, их было трое: подсудимые Кейтель и Йодль и заместитель
Йодля — Варлимонт. Именно в таком смысле употребляет Обвинительное
заключение термин «генеральный штаб и верховное командование».
Здесь обвинение делает разграничение. Обвинение не обвиняет стоявших ниже
на одну ступень военной иерархии командующих армейских корпусов и лиц
соответствующих им рангов во флоте и в воздушных силах и еще ниже стоявших —
командиров дивизий или лиц соответствующих им рангов в других составных частях
вооруженных сил. Не включаются сюда также штабные офицеры любого из четырех
штабов — ОКВ, ОКХ, ОКМ и ОКЛ, а также прошедшие специальную подготовку
специалисты, которых обычно называли офицерами генерального штаба.
Таким образом, в действительности перечисленные в Обвинительном
заключении лица представляют собой высших военных руководителей германской
империи. Не делалось серьезной попытки утверждать, что они составляли организацию
в смысле определения ст. 9 Устава. Скорее, утверждалось, что они представляли
группу — термин, который является более широким по значению и масштабам, чем
организация.
Трибунал не считает, что это так. Согласно доказательствам, разработка ими планов в
штабах, постоянные совещания между штабными офицерами и армейскими офицерами,
их оперативная тактика на поле боя и в штабах были очень сходными с теми, которые
практиковались в армиях, флотах и воздушных силах всех других стран. Систему единого
руководства ОКВ в вопросах координации и управления можно сравнить с похожей,
хотя и несколько отличной, системой, используемой другими вооруженными силами,
как, например, с англо-американским объединенным штабным руководством.
Говорить о существовании ассоциации или группы, исходя из такого метода их
действий, по мнению Трибунала, нелогично. По этой теории верховное военное
руководство любой другой страны также является ассоциацией, а не тем, чем оно в
действительности является — собранием военных, определенным числом лиц,
которые в известный период времени занимали высокие военные посты.
Много доказательств и аргументов сконцентрировалось вокруг вопроса о том, было
ли членство в этих организациях добровольным или нет; в данном случае Трибуналу
кажется, что этот вопрос не является вопросом по существу. Эта так называемая
преступная организация имеет одну черту, которая является главной и которая резко
отличает данную организацию от пяти других, поименованных в Обвинительном
заключении. Когда кто-либо становился, например, членом СС, он делал это добровольно или
недобровольно, но, безусловно, зная, что он вступает в какую-то организацию.
Что же касается Генерального штаба и Верховного командования, то такой
человек не мог знать, что он вступает в группу или ассоциацию, потому что таковой не
существовало, пока она не была объявлена существующей Обвинительным
заключением. Такой человек лишь знал, что он достигал какого-то высокого положения
в одной из трех частей вооруженных сил, и не мог отдавать себе отчета в том, что
он становился членом некоего конкретного целого, которое могло быть определено
как группа в обычном значении этого слова. Его отношения со своими собратьями-
офицерами в своей части вооруженных сил и его общение с офицерами двух
других частей вооруженных сил в основном были похожи на те, которые существуют на
военной службе во всем мире.

12 Предисловие к третьему томи
Трибунал поэтому не объявляет Генеральный штаб и Верховное командование
преступной организацией»1.
Процесс создания международного уголовного права, запущенный
Нюрнбергским процессом, активно развивался в послевоенное время и достиг своего апогея
подписанием 17 июля 1998 г. под эгидой ООН Римского соглашения о Статуте
международного уголовного суда. Из 120 участников Римской конференции 120 государств
проголосовали за, 7 — против, 21 государство воздержалось. Условием для
вступления в силу Устава являлась ратификация Устава не менее чем 60 государствами. Этот
барьер был преодолен 11 апреля 2002 г. Соглашение вступило в силу 1 июля 2002 г.
Примечательным является то, что самые крупные по численности населения
страны по той или иной причине не признают юрисдикцию Международного
уголовного суда и не участвуют в его деятельности. Россия подписала Соглашение
13 сентября 2000 г., но не ратифицировала его, Соединенные Штаты Америки
подписали и присоединились к Соглашению 31 декабря 2000 г., но в последующем в мае
2002 г. отозвали свою подпись. Китай, Индия, Пакистан вообще не присоединялись
к Соглашению и не признают юрисдикцию МУС в отношении собственных граждан.
По состоянию на октябрь 2011 г. 139 государств присоединились к Соглашению об
учреждении МУС, 119 ратифицировали и признают его юрисдикцию.
Если сравнить количество стран, признающих юрисдикцию МУС и не
признающих ее, с точки зрения количества населения, представляемого ими, то необходимо
заметить, что признают юрисдикцию МУС не более 15% населения Земли, а страны,
представляющие 80% населения планеты, не признают его юрисдикцию. Все это
делает статус суда значительно менее значимым, чем он был продекларирован, и
чрезвычайно ущербным в практическом смысле.
Показательна в этом позиция США, одной из четырех стран — учредителей
Нюрнбергского Трибунала и основоположника базовых принципов международного
уголовного права. США не только не признают МУС, но и открыто пренебрегают
положениями Римского статута.
При таких обстоятельствах можно было бы не проводить параллели между
положениями МВТ и МУС, но, стремясь к объективности исследования, не сделать этого
нельзя.
Сравнительный анализ положений Устава МВТ и Статута МУС позволяет
увидеть эволюцию правовой доктрины международного уголовного правосудия и дать
объективную оценку как результатам приговора в Нюрнберге, так и деятельности
Защиты в ходе судебного процесса.
Напомним, что правовой основой позиции Защиты на Нюрнбергском процессе,
подвергавшейся обструкции, как со стороны Обвинения, так и Суда были заявлены
фундаментальные правовые принципы. Проследим их эволюцию от Устава до
Статута.
Nullum crimen sine lege2
В Приговоре Нюрнбергского Трибунала указано: «...Защита настаивала на том,
что основным принципом как международного, так к внутригосударственного права
являлось то, что преступление не может караться, если ранее не существовало
соответствующего закона: «Иуллум кримен синелеге, нуллум пене сине лег?».
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 1043-1044.
2 Nullum crimen sine lege — нет преступления без закона.

Предисловие к третьему тому 13
Далее говорилось, что наказания «экс пост факто» несовместимы с законами
цивилизованных наций, что ни одно суверенное государство не объявило
агрессивную войну преступлением в то время, когда были совершены эти якобы преступные
действия, ни один статут не дал определения агрессивной войны, не было
установлено никакой кары за ее ведение и не было создано никакого суда для преследования
и наказания нарушителей.
Прежде всего, следует заметить, что принцип «Нуляум кримен синелеге...» не
означает ограничения суверенности, а лишь является общим принципом правосудия»,
и далее: «Если рассматривать этот вопрос только в свете настоящего дела, то можно
сделать вывод, что этот принцип при данных обстоятельствах неприменим»1.
В Части 3 Статута Международного уголовного суда, озаглавленной Общие
принципы уголовного права», которым должен руководствоваться МУС,
сформулированы следующие основополагающие принципы:
Статья 22. Nullum crimen sine lege.
1. Лицо не подлежит уголовной ответственности по настоящему Статуту, если
только соответствующее деяние в момент его совершения не образует преступления,
подпадающего под юрисдикцию Суда.
Статья 23. Nulla poena sine lege2.
Лицо, признанное Судом виновным, может быть наказано только в соответствии
с положениями настоящего Статута.
Статья 24. Отсутствие обратной силы rationepersonae3.
1. Лицо не подлежит уголовной ответственности в соответствии с настоящим
Статутом за деяние до вступления Статута в силу4.
Защитники настаивали, что подсудимые не могут нести ответственность,
поскольку они выполняли приказы легитимной власти, в мотивировочной части
Приговора МВТ отверг эти доводы, при этом указав, что «от имени большинства
подсудимых утверждалось, что в своей деятельности они руководствовались приказами
Гитлера и поэтому не могут нести ответственность за действия, совершенные ими
во исполнение этих приказов... Подлинным критерием в этом отношении, который
содержится в той или иной степени в формулировках в уголовном праве большинства
государств, является не факт наличия приказа, а вопрос о том, был ли практически
возможен моральный выбор»5.
Разрешая вопрос об ответственности за исполнение приказа начальника, мировое
сообщество в Статуте МУС закрепило:
«Статья 33. Приказы начальника и предписание закона
Тот факт что, что преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда, было
совершено лицом по приказу правительства или начальника, будь то военного или
гражданского, не освобождает это лицо от уголовной ответственности, за исключением:
а) это лицо было юридически обязано исполнять приказы данного правительства
или данного начальника;
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 985-986.
2 Nulla poena sine lege — «Нет наказания без закона».
3 Ex post facto — после того как или закон обратной силы не имеет.
4 Римский статут Международного уголовного суда. Ч. 3. Общие принципы уголовного права // URL: http://
www.un.org/ru/law/icc/rome_statute(r).pdf
5 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 993.

14 Предисловие к третьему томи
б) это лицо не знало, что приказ был незаконным;
с) приказ не был незаконным».
И последнее, на что мы позволим обратить внимание нашего читателя, — это на
ответственность организаций. МУС отвергает возможность осуждения любых
организаций.
Статья 25. Индивидуальная уголовная ответственность.
1. Суд обладает юрисдикцией в отношении физических лиц в соответствии с
настоящим Статутом.
2. Лицо, которое совершило преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда,
несет индивидуальную ответственность...»
Выше мы позволили себе привести некоторые положения статута
Международного уголовного суда. Сделали мы это не с целью лишний раз породить сомнения
в легитимности Приговора Нюрнбергского Трибунала, но исключительно с целью
дать пищу к размышлению кропотливому и незаангажированному исследователю.
Как не раз бывало в истории многих государств, право зачастую становится
заложником политической конъюнктуры. Пренебрежение фундаментальными основами
права во имя сиюминутной политической выгоды порождает правовой нигилизм и
неверие в справедливость, которая единственно и есть дух права и должна
присутствовать в любом законе.
«Назначение этого процесса... — записано в Приговоре, — заключалось в том,
чтобы реабилитировать ... действенность международной морали»1.
1 Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Государственное Изд-во Юридической
литературы, 1954. С. 991.

Речь доктора Роберта Серватиуса
в защиту руководящего состава НСДАП
Господин председатель, господа судьи!
Обвинение внесло предложение считать преступным руководящий состав
национал-социалистской рабочей партии. Что предъявляется указанной группе лиц
в качестве обвинения? Объектом обвинения было преследование евреев, борьба
против церкви, роспуск профсоюзов, призыв к самосуду, учиненному над
летчиками, сделавшими вынужденную посадку, издевательства над иностранцами, арест
политических противников и методы надзора и шпионажа.
В связи с выдвинутыми обвинениями необходимо выяснить чисто
юридическую сторону дела. Обвинение доказывает, что руководящий состав национал-
социалистской партии совершал все перечисленные преступления, стремясь развязать
агрессивную войну, и что с целью совершения преступных деяний он объединился в
организацию. Прежде всего, нужно сказать, что преступления, которые совершены
не по тем мотивам, которые указаны в Уставе, — я имею в виду индивидуальные
действия членов организации, — и не имеют отношения к общему плану или заговору и
не могут быть предметом разбирательства на этом процессе.
Кто же относится, по данным обвинения, к руководящему составу нацистской
партии?
Определение круга лиц, которому как целой организации или группе должно
быть предъявлено обвинение, относится согласно Уставу к компетенции Трибунала.
В данном случае обвинители вносят предложение объявить преступным
руководящий состав партии или, употребляя национал-социалистскую терминологию,
«корпус политических руководителей».
Несмотря на употребление названия, которое говорит о существовании
организации, таковой в действительности не было, так как специальным распоряжением
заместителя фюрера по партийным вопросам Гесса от 27 июля 1935 г. было
категорически запрещено называть этот круг лиц политической организацией. Это было
мотивировано тем, что никакой другой организации внутри партии не должно быть.
В данном случае речь идет только об активистах, которые входили в состав
руководящих исполнительных органов и которые имелись в каждой партии.
Большое число лиц могут быть названы политическими руководителями, однако
это не организованная в единое целое группа, так как в круг политических
руководителей люди вступали не по собственной инициативе, а по назначению специальным
распоряжением свыше. Такое же правовое положение существует и для каждого
служащего, вступающего в связи со своим назначением на должность в круг своих коллег.
Что объединяет этот круг лиц в особую группу? Их объединяет, кроме порядка
назначения, только право носить форму. Присяга также не является чем-либо
характерным для этой организации, ибо присягу приносят все служащие и солдаты.
Задачи и деятельность разных политических руководителей по своему роду и
значению неодинаковы. Некоторые из них принимали активное участие в
деятельности союзов, например в Германском трудовом фронте и национал-социалистском
народном благотворительном обществе, и лишь на этой своей практической
административной работе носили форму, причем только ради внешнего эффекта. Те члены,
которые примыкали к партии в связи с принадлежностью к союзам, сознательно не
были упомянуты обвинением. Были также такие политические руководители, кото-

16 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НС ДАЛ
рые, собственно, стояли во главе политического управления. Это — ответственные
партийные лидеры (хохайтстрегеры), отнесенные Трибуналом к категории главных
политических руководителей.
Из выступлений обвинителей следует, что к ответственным политическим
руководителям нужно отнести членов руководящего состава, начиная от рейхслейтера и
кончая блоклейтером. Таким образом, из союзов, примыкавших к партии, в состав
преступной организации включаются только те руководители, которые являлись
членами политических штабов, группировавшихся вокруг ответственных политических
руководителей. Этот круг лиц может считаться особой группой лишь постольку,
поскольку он был связан служебными отношениями, отношениями подчинения и
дисциплинарной властью.
Число относящихся сюда лиц составляет, по имеющимся у обвинения данным на
1939 г., примерно 600 тыс. человек. Подсчеты показывают, что наряду с главными
руководителями было еще до 475 тыс. учреждений, имевших политических руководителей.
Таким образом, в 1939 г. число политических руководителей достигало почти 1 млн
человек. Как это можно заключить из партийной статистики, благодаря частой смене
лиц за последние 12 лет общее число политических руководителей достигло примерно
2,5 млн. При этом учитывается тот факт, что число указанных учреждений сначала
было вдвое меньше. Если даже при этом исключить личный состав штабов местных
групп, то остается все же примерно 1,5 млн человек. Причем в это число не
включается личный состав отделов, не относящийся к числу политических руководителей, не
учитываются также те, которым во время войны была поручена почетная обязанность
политических руководителей в подчиненных инстанциях. Это, прежде всего,
руководители первичных ячеек и блоклейтеры, занимавшие эти посты во время войны. Число
их, по свидетельским показаниям, составляет примерно 600 тыс. человек. Если
включить этих лиц в круг политических руководителей, то их численность увеличится до 2,1
млн. Эту цифру следует увеличить потому, что прочие чиновники и должностные лица
также должны сюда входить, даже если они не были назначены на должность
политических руководителей.
Благодаря тому обстоятельству, что предложение обвинения ограничивается
политическими руководителями, часть лиц сюда не включается. Это те, которые не
были назначены политическими руководителями несмотря на то, что выполняли
обязанности таких руководителей.
Прежде чем обсуждать вопрос о том, следует ли объявить эту группу преступной,
нужно обсудить правомерность предложения обвинения с точки зрения
международного права. Согласно ст. 50 Гаагской конвенции коллективное наказание населения
может быть допущено только в том случае, если все население в целом будет
признано виновным в отдельных деяниях. Такое чрезвычайное мероприятие может
служить только целям охраны оккупационных властей. Таким образом, по
политическим соображениям подобное мероприятие запрещалось. Нельзя наказывать группу,
если ее членам предъявляется обвинение в ведении войны или если эту группу делают
ответственной за моральное сопротивление. Запрещение, установленное Гаагской
конвенцией, основывается на уголовно-правовом принципе демократии,
охраняющем права личности. Этот принцип остается в силе и поныне. Является ли
предложение обвинения законным, лишил ли Устав ст. 50 Гаагской конвенции законной
силы — это необходимо проверить в официальном порядке.
Если же подобную процедуру все же считают допустимой, то и в этом случае
необходимо выяснить, можно ли считать доказанной общую вину группы. Каким путем

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 17
это может быть доказано, об этом ни в Гаагской конвенции, ни в Уставе ничего не
говорится.
Можно следовать двум принципам: принципу справедливости и принципу
целесообразности. Принцип справедливости требует доказательства индивидуальной
вины каждого, причем приговор всей группе не может быть вынесен, если среди
этой группы имеется хотя бы один невиновный человек. Принцип
целесообразности допускает привлечение невиновных к ответственности. Следуя этому принципу,
предпочитают лучше наказать невиновных, чем оставить без возмездия виновных.
Обвинение несколько раз заявляло, что его целью является наказать только
виновных и что оно не желает ловить в западню невиновных. Эти слова соответствуют
принципу справедливости. Но само предложение считать группу преступной основывается
на соображениях целесообразности. Кажущееся противоречие может быть разрешено
только в том случае, если приговор суда явится процессуальным средством, которое
поможет определить вину даже в том случае, если это сделать будет очень трудно.
На настоящем процессе предлагается признать преступными и часть невиновных
с тем, чтобы позднее, на дальнейших процессах, как заявил господин Джексон, они,
эти невиновные, смогли бы реабилитировать себя.
Трибунал в решении от 13 марта 1946 г. по вопросу о порядке предъявления
доказательств отметил, что он считает возможным коллективное обвинение. Разъяснений
самого решения или возможности влияния его на дальнейшие процессы не
последовало. В этом отношении Трибунал должен учитывать, какое действие окажет его
решение в дальнейшем.
Очень большое значение имеет Закон Контрольного совета № 10 от 20 декабря
1945 г. Согласно этому Закону простое членство в организации или группе, которая
будет объявлена преступной, должно иметь следствием наказание. Если бы это было
так, то привлечение невиновных по настоящему делу было бы тяжким нарушением
принципа индивидуализации вины, который составляет основу действующего
уголовного права. Такая трактовка была бы несовместима с Уставом, который хотя и
говорит, что установленный Трибуналом преступный характер организации не
подлежит оспариванию, однако сохраняет за каждым членом организации право заявить,
что ему не было известно о преступном характере организации.
Из ст. 11 Устава следует, что осуждение возможно только за участие в
преступной деятельности. В этом же духе высказывается хорошо информированная пресса
и радио.
Возникает вопрос: чем обосновывается преступный характер группы, что
является решающим условием для ее осуждения?
Точка зрения Трибунала выражена в решении 12 марта 1946 г. Существенным
является участие в заговоре. При наличии его предполагается, что группа в целом
виновна в совершении одного из преступлений, предусмотренных ст. 6 Устава.
Объединение же в группу предполагает, что каждый заговорщик заведомо знал о
совершаемых группой преступлениях.
Обвинение обосновывает осведомленность каждого члена группы очевидностью
совершенных преступлений или тем, что политические руководители были хорошо
информированы о них. Так, совершенно очевидным было преследование евреев и
церкви, однако неизвестны вытекающие отсюда отдельные уголовные преступления.
В связи с этим можно сказать, что речь идет об очевидности не фактов, а мотивов.
Поскольку речь идет не о чисто военных преступлениях, должен быть известен мотив
агрессивной войны, а эти действия, следовательно, можно рассматривать как первую

18 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
стадию этой агрессивной войны. Только таким образом можно кого-либо объявить
участником преступного заговора.
Обвинение считает, что эти мотивы якобы были известны указанным лицам из
национал-социалистского учения, утверждая, что в нем указаны цели, которые
обязательно должны были привести к агрессивной войне. Таким образом, если исходить
из мотивов подготовки агрессивной войны, становятся преступными существование
партии, вербовка членов в ее ряды, а также и приход к власти.
Утверждают, что для ведения агрессивной войны и совершения военных
преступлений имелась целая организация. Однако нужно проверить, правилен ли этот вывод.
Политические руководители в своей деятельности руководствовались программой
партии и книгой «Майн кампф». Программа партии подвергалась сильной критике
внутриполитических противников, но внешнеполитические инстанции ее не
критиковали. В 1925 г. Межсоюзная комиссия по делам Рейнской области в Кобленце,
а позднее Лига Наций по отношению к Данцигу не выдвинули возражений
относительно этой партийной программы. Партия с ее мировоззрением, изложенным в
книге «Майн кампф», была официально признана. Было известно, по заявлению
Гитлера, что его книга во многом устарела.
Верно то, что цели, к которым стремилась партия, могли привести к войне, что
война, которая направлена на завоевание того, что составляет собственность
других, является посягательством на эту собственность. Но лозунги «Жизненное
пространство» и «Долой Версаль!» не должны были обязательно привести к агрессивной
войне, так же как и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Имеется путь
переговоров, во время которых апеллируют к благоразумию.
Как внутри государства забастовки, беспорядки и революции для рабочих могут
быть оправданы тем, что совершающие эти действия завоевывают себе право на жизнь,
так и в жизни народов право на жизнь может быть завоевано войной. Но нормальный
путь — это путь переговоров. Если бы это было не так, каждый член оппозиционной
партии мог бы подвергаться преследованию как государственный изменник.
Целью защиты в большей мере является выяснение не того, имела ли место
агрессивная война или, вернее, существовали ли намерения ее вести, а того, знали ли об
этом политические руководители и было ли это для них совершенно ясным.
Очевидность агрессивных замыслов опровергается самими фактами.
Для каждого политического руководителя имели большое значение высказывания
Гитлера, выражавшего желание разоружиться до последнего пулемета, его
неоднократные заявления, что несчастье других народов не может принести пользы немецкому
народу и что общее благосостояние является основой жизни народа. Подтверждением
этого было морское соглашение с Англией, обещание не предъявлять
территориальных притязаний, данное Франции, Мюнхенское соглашение и, наконец, договор с
Советским Союзом о дружбе и ненападении. Именно этот договор вызвал волну
особой радости, так как создалось впечатление, что он привел к миру с противником,
считавшимся самым злейшим врагом. Именно этот договор доказывает невозможность
выведения из книги «Майн кампф» линии поведения на будущее.
В вопросе о вооружении Германии политические деятели руководствовались
неоднократным заявлением Гитлера о том, что «возможность дружественных
отношений можно обеспечить только путем установления равенства в вооружении».
Размеры производства вооружения были незначительными по сравнению с силами
противников, и Гитлер заявлял, что было бы сумасшествием противопоставлять
небольшое государство всему миру.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 19
Основой уверенности политических руководителей в том, что в Германии не
планируется война, служили неоднократно повторявшиеся Гитлером слова о том, что он
никогда не допустит, чтобы народ пережил страдания новой войны, так как в первую
мировую войну он сам был солдатом и знает, что это значит.
Существует еще один важный факт, который противопоставляется
очевидности событий и их мотивам, — это система засекречивания. Средства засекречивания
известны Трибуналу из предъявляемых доказательств. Я хочу подчеркнуть то
обстоятельство, которое особенно помогало хранить все в секрете. Это доверие, которым
пользовался Гитлер.
Для миллионов приверженцев Гитлера эта система прикрывалась ореолом почета и
достоинства, который поддерживался кругом приближенных Гитлера, а ведь от них
скорее всего можно было ожидать критики и предостережения. Из всего этого вытекает, что
политические руководители могли не знать что-либо об агрессивных намерениях.
Предположение обвинения о том, что политические руководители специально
осведомлялись об агрессивных планах, судя по результатам данного процесса, также
не подтвердилось.
Утверждение обвинения основывается на предположении, что обычно всех
ответственных партийных руководителей оповещали о том, что происходило в
действительности; но, как это уже установлено сейчас, в планы было посвящено только
небольшое число лиц, то есть наиболее близкие Гитлеру лица.
Иначе обстоит дело с военными преступлениями, так как здесь речь идет не о
доказательстве мотивов известных фактов, а об осведомленности о самих фактах.
Совершенно бесспорно и естественно, что военные преступления в связи с их
презренными мотивами держались в строжайшей тайне. Допрос свидетелей помог
Трибуналу раскрыть кольцо молчания, замкнутое вокруг самых жестоких злодеяний.
Отдельные военные преступления, о которых упоминало здесь обвинение, являются
единичными и поэтому не могли быть общеизвестными. Об этом я скажу, когда буду
останавливаться на каждом пункте обвинения.
Обвинение представило на рассмотрение ряд фактов, которые согласно
положениям Устава не являются преступлениями. Приводились документальные данные о
структуре партии, захвате власти и сохранении партией за собой этой власти. Эти
факты вообще еще никем не оспаривались.
Создание диктаторского государства и запрещение других партий являются
внутриполитическими мероприятиями, которые может проводить каждое государство
по собственному усмотрению...
Было предъявлено четыре документа, имеющих отношение к политическим
руководителям и затрагивающих вопрос об оказании влияния на выборы. Самым
важным из них является документ Д-43, датированный 1936 г. Это — запрос имперского
министра внутренних дел о том, какие чиновники не выполнили своих обязанностей
во время выборов.
Документ Р-142, датированный 1938 г., имеет чисто местное значение: он
относится к организации СД в Кобленце и содержит заявление начальника общей части
окружной администрации о неудовлетворительных результатах выборов по причине
личных разногласий. В обоих документах разбираются результаты выборов.
Два следующих документа Д-897 и Д-902, датированные 1938 г., являются
перепиской между низовыми организациями СД в Эрфурте относительно установления
контроля над выборами. В них предписывается теснейшее сотрудничество с
руководителями местных групп группенлейтеров. Отсюда вытекает, что партийный аппарат

20 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
в данном случае не был использован. Речь идет о самостоятельных действиях других
инстанций. Поэтому считать это общим явлением ни в коем случае нельзя, так же как
нельзя делать вывода о том, что о них знали все политические руководители.
Другим поводом для обвинения является осведомительная деятельность.
Исходным пунктом для этого является выдержка из справочника, в котором указано, что
блоклейтеры должны немедленно сообщать о всех лицах, распространяющих вредные
слухи. С этим связывают и ведение списков жильцов дома, которые преследуют цель
наблюдения за жильцами. Возникает вопрос, соответствовало ли это вообще характеру
деятельности политических руководителей и указаниям партии. Директивы партии
политическим руководителям свидетельствуют о противоположном, например
директива № 127 от 5 октября 1936 г., содержащая указания заместителя фюрера.
Допрошенные по этому вопросу свидетели показали, что политические
руководители поступали именно согласно указанной директиве и что списки, о которых
идет речь, не были предназначены для сообщения данных о жильцах. Особое
внимание следует обратить на высказывания свидетеля доктора Кюна, который являлся
референтом по «Закону о предательстве» в министерстве юстиции. Свидетель заявил,
что сведения о жильцах исходили от враждующих между собой соседей или других
доносчиков и очень редко — от кого-либо из политических руководителей.
Конкретным доказательством осведомительной деятельности служит для
обвинения только один документ — Д-901, в котором блоклейтер и управляющий домом
общины сообщают о тайном собрании лиц, принадлежащих к протестантской
церкви, которое состоялось в его доме.
С обвинением в осведомительной деятельности связано также как следствие
превентивное заключение и заключение в концентрационные лагеря.
Объявление политических противников врагами государства и арест их являются обычным
правом каждого государства и его политических руководителей. Это право
представляет собой контрмеру в ответ на потери одной из борющихся политических сторон.
Какой-либо связи с агрессивной войной это не имеет.
Ответственность за выдвинутые обвинения в злоупотреблениях, превышении
власти и злодеяниях несет не партия, а государственные органы. Согласно
распоряжению начальника полиции безопасности и СД от 10 марта 1940 г.1 право на арест
имело только гестапо. Вмешиваться в эти дела политическим руководителям было
категорически запрещено. Действительное положение в концентрационных лагерях
оставалось политическим руководителям неизвестным. Что касается
осведомленности о положении в концентрационных лагерях, то допрошенный свидетель граф
фон Редерн показал, что в начале 1943 г. политические руководители заграничной
организации НСДАП посетили концентрационный лагерь в Заксенхаузене и
остались при том мнении, что все ходившие за границей слухи о концентрационных
лагерях не имеют под собой никакого основания. Из аффидевита свидетеля Зикмейера2
видно, что он весной 1939 г. вместе со 150 гостями-американцами посетил
концентрационный лагерь Бухенвальд, а в аффидевите свидетеля Вюнше говорится, что он
в июне 1938 г. посетил концентрационный лагерь Заксенхаузен. Оба, и Зикмейер, и
Вюнше, заявляют, что жилищные условия и питание заключенных были
нормальными. Другие 35 заявлений политических руководителей, посещавших лагеря, также
свидетельствуют о нормальном состоянии заключенных концлагерей (имеются
•Документ PL-100.
2 Документ PL-576.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 21
в виду питание и жилищные условия). Из 14 тысяч аффидевитов, содержание
которых изложено в резюме, представленном под номером 57, следует, что политические
руководители ничего не знали о положении в концентрационных лагерях. На свои
запросы в семи случаях они не получили ответа, а в 102 случаях получили
удовлетворительные ответы. Далее были предъявлены обвинительные документы по вопросу
о так называемой легкой смерти. Из этих доказательств следует, что политические
руководители не принимали в этом какого-либо участия и не знали о проведении
таких казней. Из письма Гитлера от 1 сентября 1939 г.1 явствует, что речь шла о так
называемом особом секретном поручении, которое было дано непосредственно
рейхслейтеру без портфеля Боулеру и доктору Брандту. Об этом особом секретном
поручении ни рейхслейтеры, ни гаулейтеры ничего не знали.
Из документа Д-906, номера 3 и 6, можно заключить, что полномочная
врачебная комиссия в отдельных случаях поддерживала связь с руководящими партийными
организациями районов или округов. Но и здесь следует отметить, что в последнем
документе указывается на то, что ответственные партийные руководители не должны
иметь к этому какого-либо отношения, так как существовавшие положения не
предусматривали их вмешательства. Этот факт подтверждается аффидевитом Карла
Рихарда Адама2, который заверяет, что 7642 политических руководителя показали
под присягой, что они не получали никаких распоряжений в этом отношении и не
привлекались к проведению каких-либо мероприятий в этом направлении.
Были приняты все меры к тому, чтобы держать это дело в строжайшем секрете,
хотя то там, то здесь просачивались кое-какие слухи. Особые пометки о секретности
на этих документах свидетельствуют об этом. Врач доктор Энгель3 точно так же, как
и врач крейслейтер доктор Дитрих4, подтверждает официальное отрицательное
отношение к практике предания легкой смерти. Находились ли эти мероприятия в связи
с ведением войны? Неоспоримо то, что еще в 1934 г. обсуждался вопрос о предании
легкой смерти (эвтаназии), о чем свидетельствует документ М-152.
В печати появились осторожные статьи, в которых эта мысль проводилась на
основании идеи естественного отбора и в которых ссылались на то, что в Древней
Греции нежизнеспособных людей лишали права на существование. Однако здесь
трудно распознать какую-либо связь с военными намерениями, даже если учесть,
что один из районных политических руководителей считал предание легкой смерти в
период войны военным мероприятием5.
Далее я перехожу к событиям, которые происходили среди бела дня, если можно
так выразиться, — к разгрому профсоюзов, преследованию церкви и преследованию
евреев.
Всем известен разгром свободных профсоюзов. Речь идет о событии,
единственном в своем роде, ответственность за которое совершенно ясна. Политические
руководители, однако, не принимали непосредственного участия в этом
мероприятии, хотя они и знали о нем, и одобряли его. В данном случае необходимо проверить,
носило ли это мероприятие заведомо военный характер или оно было вызвано
другими причинами.
1 Документ №630-PS.
2 Документ PL-59.
3 Аффидевит № 596.
4 Аффидевит № 59 «с».
5 Документ №D-906.

22 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДАП
Остается обвинение в отношении преследования церкви. Борьба против церкви
противоречила программе партии, и Гитлер поэтому никогда не проповедовал эту
борьбу, он, напротив, стремился привлечь церковь на свою сторону. Он попытался
это сделать через конкордат и имел успех, который отразился в заявлении
конференции епископов в Фульде и заявлении австрийских епископов после присоединения
Австрии к Германии... Настоящей борьбы против церкви, в собственном смысле
этого слова, не было.
В 1933 г. сразу же после захвата власти Гитлер заявил графу Вольф-Меттерниху1,
что недопустимо, чтобы с христианской церковью велась борьба. Свидетель
профессор теологии Фабрициус также подтверждает это2.
Еще до 1933 г. в партию вступили некоторые студенты-теологи, профессора
теологии и служители церкви. После 1933 г. началось сильное движение за
возвращение в лоно церкви тех лиц, которые под влиянием марксизма вышли из-под влияния
церкви. Начали снова в больших масштабах производиться венчания и крещения3.
Свидетель Шен4 подтверждает, что из 500 политических руководителей, заявления
которых он проверял, 42 процента занимали церковные должности. О том, что
многие политические руководители занимали такие должности, показывают также
свидетели Вегшейдер и Кауфман. Фактическое положение выясняется из аффидевита
свидетеля Шена, который при проверке показаний, данных под присягой,
установил, что в некоторых местных группах церковная жизнь не была нарушена и что
члены партии иногда официально, а некоторые даже в своей форме присутствовали
на богослужениях. Поэтому в отдельных местных группах существовали хорошие
взаимоотношения между партией и духовенством.
Этому факту противостоит борьба против церкви, которую вели небольшие
враждебно настроенные группы. Их действия и высказывания противоречат общей линии
партии. Руководителем этих групп был Борман...
Преследование евреев является наиболее бросающимся в глаза событием, хотя
оно также не относится к ведению или планированию агрессивной войны. Факты
известны: вытеснение евреев из экономики, их унижение, выражавшееся в приказе
носить еврейскую звезду, исключение из общественной жизни, издание
«Нюрнбергских законов», эвакуация на Восток и, наконец, истребление. Здесь может идти речь
только о том, чтобы проанализировать степень участия политических руководителей
и их осведомленность о роде и масштабе проводившихся мероприятий.
Предусмотренные законом меры предпринимались без согласия политических
руководителей. В той степени, в какой они были направлены на сокращение влияния
евреев, эти меры ими приветствовались и соответствовали партийной программе.
Против «Нюрнбергских законов» также не возражали. Правда, еврейскую звезду
считали унизительной. Но негативное отношение началось лишь при конфискации
имущества и эвакуации евреев.
История событий 9 ноября 1938 г. известна Трибуналу по допросам. Это был
рассчитанный на внезапность маневр, предпринятый Геббельсом в тот момент, когда
гаулейтеры не были в своих гау. Партийный аппарат был обойден, так как здесь
приходилось рассчитывать на возможное сопротивление. Поскольку вообще поли-
1 Аффидевит № 62 «с».
2 Аффидевит № 62«а».
3 Аффидевиты: № 62«а», № 62«б».
4 Аффидевит №62.

Речь доктора Роберта Серватицса в защити руководящего состава НСДЛП 23
тическим руководителям была предоставлена возможность действия, многие из них
обходили эти меры или (когда узнавали о них) давали противоположные указания.
Свидетель гаулейтер Кауфман подтвердил правильность этого для Гамбурга,
свидетель гаулейтер Валь рассказал на заседании Комитета уполномоченных Трибунала то
же относительно Швабского района1.
Не установлено планомерного участия в этом и политических руководителей,
состоявших в должности крейслейтеров и ортсгруппенлейтеров. Все показания
свидетелей2 подтверждают это.
Представленный Обвинением доклад верховного партийного судьи Буха, который
якобы превратил наказание в фарс, никому не был известен. Незначительность
наказаний оправдывается в докладе тем, что нельзя было осуждать рядовых исполнителей,
когда зачинщик всего Геббельс оставался безнаказанным. Последовавший
непосредственно за этими событиями отказ от насильственного разрешения этого вопроса
привел к тому, что стали верить планам о переселении, которые в действительности
были подготовкой к истреблению. Неизвестно, когда именно было принято решение
относительно истребления. Свидетель Альберт показал3, что якобы еще в 1942 г.
Гиммлер писал, что он намеревается разрешить еврейский вопрос законным и человечным
путем, затратив на это от 25 до 30 млрд марок. Следует признать, что основанием для
всех этих мер было не ведение войны, а исключительно расовый вопрос.
Вести о действительных событиях на Востоке доходили лишь в форме отдаленных
слухов, из-за их чудовищности им никто не верил, все считали их вражеской
пропагандой.
Характерно «разъяснение», данное партийной канцелярией 9 марта 1942 г.4, где
были опровергнуты эти ужасы. Документ Д-908, представляющий собой выдержку
из журнала «Ди лаге» от 23 августа 1944 г., содержит указание о еврейской проблеме
в Венгрии. Однако он не давал возможности узнать об истинных происшествиях, так
как газета была малораспространен, а это сообщение опубликовано только в конце
войны. И вообще эта статья в принципе не могла в какой-либо степени изменить
общее мнение. Как относилась к еврейскому вопросу основная масса политических
руководителей всех рангов и ведомств, ясно видно из документа5, который содержит
сводку 20 000 показаний, данных под присягой.
Следующий подлежащий выяснению вопрос касается обвинения политических
руководителей в военных преступлениях. Прежде всего, здесь речь опять идет о
еврейском вопросе, а именно о евреях, проживающих за границей.
В своем большинстве политические руководители не имели сведений о событиях
вне пределов империи. В прессе сообщалось, что правительства других стран, таких,
как Венгрия, Франция и Италия, принимали меры того же рода, что и германские
инстанции. Что происходило в действительности, оставалось неизвестным в
Германии. Документ ПЛ-49, содержащий конфиденциальную информацию партийной
канцелярии от 9 октября 1942 г. о «слухах относительно положения евреев на
Востоке», имел целью замаскировать и опровергнуть существующие факты. Что касается
германизации славянских областей, то на заседании Трибунала свидетелю Хирту
1 Аффидевит № РЬ-54«ф».
2 Аффидевиты № РЬ-54«д» и № PL-5«e».
3 Аффидевит № PL-54 «х».
4 Документ НСДАП-49.
5 Аффидевит № PL-54.

24 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДАП
были предъявлены три документа. Документ СССР-143 говорит об уничтожении
славянских надписей на улицах и о введении немецкого языка в качестве
официального языка в учреждениях. Более подробное расследование показывает, что речь идет
о действиях «Отечественного союза». Этот союз не был партийной организацией.
События касаются маленького города Петтау, который до мирного договора 1918 г.
был населен немцами.
Документ СССР-449 относится к возвращению областей в Каринтии и Крайне,
которые раньше были заселены немцами, а документ СССР-191 показывает, что
речь идет о мероприятиях СД в пограничных областях Штирии. Все эти документы
совершенно не доказывают того, что политические руководители знали о приказах,
осуществление которых осталось неизвестным.
Большое место занимают обвинения, выдвинутые против политических
руководителей в связи с управлением на Востоке. Доказаны ли эти обвинения на основании
судебного разбирательства — этого решить пока нельзя. Однако можно рассмотреть
вопрос о том, в какой степени политические руководители могли знать об этих
событиях и могут ли они поэтому за них нести ответственность.
Документ № 1058-ПС содержит речь Розенберга перед началом восточного
похода, относительно которой вполне определенно высказался уже его защитник.
Речь была тайной, известной лишь узкому кругу лиц. Документ от 16 июля 1941 г.
касается Крыма1, это секретные заметки Бормана о совещании в главной ставке
Фюрера. Точно так же не была широко известна памятная записка о переговорах
между Розенбергом и Гитлером относительно Крыма.
Политическим руководителям на основании дневника Франка ставится в
вину осведомленность о нетерпимом продовольственном положении в генерал-
губернаторстве. Нельзя без доказательств утверждать, что в 1941 г. в генерал-
губернаторстве 40% населения недоедало и страдало от истощения. Трудности в
области продовольственного снабжения, известные в пограничных районах после
проигранной войны, могут быть обусловлены и другими причинами.
Документ Р-36 показывает ужасающую позицию Бормана по вопросу об
обращении с населением в оккупированных областях, целью которой было добиться
устрашающего воздействия. Документ представляет собой письмо доктора Мар-
кулля, сотрудника министерства по делам оккупированных восточных территорий.
Это письмо от 19 августа 1942 г., адресованное Розенбергу и отражающее позицию
автора в этом вопросе. Прямой и резкий тон, возмущение, высказанное в письме,
свидетельствуют как раз о том, что позиция Бормана не встретила одобрения и что
на практике действовали совершенно иначе. Именно факт свободного обращения к
Розенбергу доказывает, что последний был согласен с письмом и отрицательно
относился к позиции Бормана.
Документ № 1130-ПС содержит неоднократно цитировавшуюся здесь речь рейхс-
комиссара Коха, произнесенную им в Киеве 1 апреля 1943 г. о «народе господ». Кох
знал, что его точку зрения не разделяли. Об этом говорят его слова о том, что его
руководители отделов делятся на две группы: одни работают против него открыто,
другие — тайно.
В документе Р-112 собраны директивы Гиммлера как рейхскомиссара по
консолидации немецкой нации за период с февраля по июнь 1942 г. В них говорится о
возможных вещах — об онемечивании бывших немцев восточных областей и включении их
1 Документ L-221.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 25
в состав немецкой нации. Одна из этих директив направлена для сведения
гаулейтерам. Но она не содержит никаких указаний на проведение преступных мероприятий.
Из документа № 327-ПС обвинение делает вывод, что гаулейтеры замешаны в
ликвидации огромных богатств на Востоке. В результате проверки, однако,
обнаруживается, что речь идет о деятельности немецких фирм, созданных в качестве
государственных предприятий при помощи больших капиталовложений. В письме от
17 октября 1944 г. к гаулейтерам предъявляется только одно требование, а именно не
вмешиваться в эти дела.
Из всего явствует, что политические руководители в целом не могли больше, чем
другие, знать о преступных действиях.
Теперь я хочу перейти к деятельности оперативного штаба Розенберга.
Деятельность эйнзатцштаба Розенберга не была официальным делом партии. Как уже
говорил защитник подсудимого Розенберга, речь идет о приказе Гитлера, согласно
которому Розенберг получил определенное задание лично, а не партийная инстанция.
Это следует из письма Гитлера от 29 января 1940 г.1 и из указа Фюрера от 1 марта
1942 г.2 Это подтверждается также показаниями, данными в Комитете
уполномоченных Трибунала свидетелями доктором Мюллером и графом фон Редерном. В том же
духе написан аффидевит свидетеля Кюнцлера, где говорится, что инстанциям
казначейства было известно, что это было личным поручением Розенбергу.
Эйнзатцштаб Розенберга не являлся партийной организацией. Сотрудниками его
штаба были ученые и специалисты, ничего общего с партией не имевшие, некоторые
из них были иностранцами. Все они работали по специальной мобилизации.
Руководитель работ в Париже не был политическим руководителем.
Особое положение, в котором они находились, и то, что они были чем-то
отличным от партии, внешне выражалось в особой форме, которую они носили.
Из того обстоятельства, что эйнзатцштаб Розенберга финансировался
казначейством партии, обвинение сделало вывод, что политические руководители принимали
участие в его деятельности. Из документа № 145-ПС (США-337) следует, однако, что
это финансирование было только предоставлением кредита, все расходы должно
было нести министерство Розенберга как государственное учреждение. Это
подтвердил в своем аффидевите свидетель Кюнцлер3, руководитель финансового управления
партии. То же показал свидетель доктор Мюллер, руководитель отдела по
имущественным вопросам, допрошенный в Комитете уполномоченных Трибунала.
В доказательство непосредственного участия политических руководителей в
деятельности штаба Розенберга обвинение сослалось на документ № 071-ПС, согласно
которому политические руководители должны были принимать окончательное
решение по вопросу о конфискациях, предпринятых штабом Розенберга. Как явствует из
вводной части этого документа, положения, изложенные в нем, распространялись
только на территорию Германии, где надлежало конфисковывать имущество у
идеологических противников. Это находится в связи с документом № 072-ПС, в котором
имеется предложение, касающееся вопросов церкви. Это предложение сводилось не
к тому, чтобы гаулейтеры конфисковывали вещи, а, наоборот, к тому, чтобы не были
допущены разрушения. Гаулейтеры должны были обеспечивать сохранность
конфискованного до тех пор, пока не будет произведен учет. В этих документах не могло
1 Документа 136-PS.
2 Документ № 149-PS.
3 Аффидевит № 58 «а».

26 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
быть речи о расхищениях и грабежах за границей потому, что за границей не было
гаулейтеров, которым могли бы даваться подобные указания. В заключение
указывается, что никаких окончательных распоряжений относительно судьбы
конфискованных культурных ценностей вообще не давалось.
Свидетель Мюллер, допрошенный в Комитете, и свидетель Кюнцлер показали,
что о судьбе этих вещей решение должно было быть принято во время мирных
переговоров.
Несколько отдельно стоит кампания по конфискации мебели, о которой
упоминало обвинение. В результате проведения этой кампании из Франции среди прочего
была увезена обстановка из 70 тысяч домов. Эта кампания началась по инициативе
министерства по делам восточных областей и была осуществлена его же работниками.
Вопрос о военнопленных уже достаточно выяснен другими защитниками,
которые установили, что политические руководители никакого отношения к
военнопленным не имели.
Обвинение предъявило в качестве обличающего доказательства документ ПС-656,
представляющий собой распоряжение ОКБ от 1944 г. Это распоряжение гласит, что,
когда под влиянием вражеской пропаганды пленные учиняют насилие, охрана имеет
право прибегать к самообороне. В крайних случаях ей разрешалось применять
оружие. Политические руководители никакого отношения к этому распоряжению и его
осуществлению не имели.
По вопросу об использовании иностранных рабочих я уже подробно высказывался
при осуществлении защиты по делу Заукеля. О фактическом положении дел
говорил свидетель Гупфауер, допрошенный на Комитете 11 июля 1946 г. и в Трибунале
31 июля 1946 г. Я ссылаюсь также на аффидевиты № 55 «а» до № 55 «д». Последний
содержит данные под присягой показания 15 тысяч человек. Эти аффидевиты дают
точную картину условий жизни и труда иностранных рабочих. Нет никаких указаний
о том, что с ними плохо обращались, систематически избивали их, или о том, что те
условия, о которых здесь говорили, кем-то санкционировались.
Особо следует остановиться на документе № 068-ЕЦ — распоряжении Баденского
крестьянского управления о том, как следует обращаться с польскими
сельскохозяйственными рабочими. Это распоряжение — единичное явление, имевшее место
в период до издания единых положений об использовании рабочей силы.
Распоряжение издано не партийной организацией. Провинциальное крестьянское
управление — это самостоятельная профессиональная организация, не входящая в состав
партии. Позже, в результате издания положений об использовании всех
иностранных рабочих, данное распоряжение было отменено. На основании представленных
доказательств установлено, что на практике с санкции партийных руководителей
это распоряжение не выполнялось. В подтверждение этого следует указать на
письменные показания многих политических руководителей из гау Бадена, собранные в
аффидевите 68. Далее я хочу сослаться на показания свидетеля Мора (из Баварского
крестьянского управления) и на показания гаулейтера Швабии Валя и ортсгруппен-
лейтера Вегшейдера (16 июня и 31 июля 1946 г.).
Я возражаю против того факта, что политические руководители принимали
участие в поставке и вербовке иностранных рабочих. Их задача в основном
заключалась в наблюдении за должным обслуживанием этих рабочих, и я утверждаю, что они
справлялись с этой задачей.
Они осуществляли верховный надзор как уполномоченные по использованию
рабочей силы. Они должны были, следовательно, контролировать, выполняли ли

Речь доктора Роберта Серватицса в защиту руководящего состава НСДЛП 27
свои обязательства Германский трудовой фронт и руководители предприятий или
нет. Политические руководители непосредственно не несли никакой
ответственности. Им, как органам, подотчетным Заукелю, поручались лишь функции надзора.
Заукель хотел контролировать именно таким образом с тем, чтобы знать, правильно
ли осуществлялись его задачи.
Я не оспариваю того, что рабочие прибывали на основе обязательств. Я признаю,
что гаулейтеры должны были знать и знали, что основной контингент рабочих
прибывал на основании чрезвычайных распоряжений о трудовой повинности...
Нужно далее выяснить, допускали и одобряли ли политические руководители
совершение таких военных преступлений, как линчевание.
Обвинение предъявило в этой связи пять документов, прежде всего постановление
заместителя фюрера Гесса от 13 марта 1940 г.1 Речь идет о секретном постановлении,
в котором рассматривается вопрос об отношении населения к приземлившимся
самолетам и парашютистам. В постановлении содержится указание о том, что нужно их
задерживать и обезвреживать. Для того чтобы правильно понять значение этого слова,
имеющего сегодня сомнительный смысл, нужно исходить из того, что речь идет о
вражеских солдатах, которые покинули борт самолета с боевым заданием. Для
гражданского населения почти невозможно было задержать парашютистов, и поэтому
вышеупомянутое выражение следует понимать таким образом, что нужно было принимать
другие меры, чтобы предотвратить вред, который могут нанести парашютисты.
В документе особо требуется сохранение тайны, это, вероятно, можно
объяснить тем, что лица из гражданского населения получили такой приказ, который мог
превратить их в сражающихся. Фактически же неизвестны случаи из того периода,
которые являлись бы нарушением международного права по отношению к летчикам.
О том, что подобное мероприятие не проводилось, ясно свидетельствует
конфиденциальная информация партийной канцелярии от 4 декабря 1942 г. Там решительно
порицается мера, принятая против летчиков в Японии.
Иначе нужно рассматривать более поздние документы, открыто поощрявшие это
военное преступление и подстрекавшие к его совершению.
Анализ документов в этом случае должен быть направлен на то, чтобы установить,
насколько политические руководители были осведомлены об этом преступлении и
причастны к нему. Распоряжение Гиммлера от 10 августа 1943 г.2 обращено к
высшим руководителям СС и полиции. Согласно этому документу следовало уведомить
соответствующих гаулейтеров. Однако ответственными были лишь те, на которых
были возложены государственные функции, то есть имперские комиссары обороны
и имперские наместники. Следовательно, это распоряжение не было связано с тем,
чтобы развивать активную деятельность в политической сфере. Если бы это было так,
то партийная канцелярия была бы ответственной за такой призыв. Из сказанного
следует, что не все гаулейтеры информировались, а крейслейтеры и подчиненные
партийные органы вовсе не уведомлялись. Об этом свидетельствует также показание
Гофмана во время его допроса 2 июля 1946 г. Другие гаулейтеры подтвердили, что
они узнали о распоряжении Гиммлера, обращенном к полицейским органам, лишь
будучи имперскими комиссарами обороны.
Под понятием «гаулейтеры, облеченные полномочиями» не подразумеваются все
гаулейтеры, а охватываются только те, кто занимал должность рейхскомиссаров. Они
1 Документ № 062-ТТС.
2 Документ Р-110.

28 Речь доктора Роберта Серватиуса в защити руководящего состава НСДАП
получали указания от полицейских инстанций в служебном порядке. Остальные
гаулейтеры, которые официально не состояли на службе в качестве гаулейтеров, таких
указаний не получали. Результатом этого явилось то, что гаулейтер, который по
существу являлся имперским комиссаром обороны, не давал указаний подчиненной ему
политической инстанции. Таким образом, крейслейтер не получал никакой
информации. Эти инстанции были отделены друг от друга. Указания служебного характера
передавались крейслейтерам лишь в тех случаях, когда они затрагивали партийные
вопросы.
Я хочу сказать, что распоряжения передавались обычно по инстанции, и я указал
лиц, которые могут подтвердить, что крейслейтеры не получали об этом никаких
сведений. Иначе дело обстояло с последующими распоряжениями. Они могли их
получать и получали, с распоряжением Гиммлера дело обстояло именно так.
Что касается случаев прерывания беременности у иностранных работниц, то из
сообщения партийной канцелярии от 9 декабря 1943 г. следует, что эти случаи были
возможны только по настоятельному желанию самих работниц. Приложенная к
документу справка свидетельствует о том, что подобные случаи представляли собой
исключение.
В качестве последнего, но наиболее тяжкого обвинения политическим
руководителям инкриминируется преступление, состоящее в том, что они допускали
линчевание летчиков противника, совершивших вынужденную посадку. Здесь речь идет не о
том, допустимы ли налеты авиации на гражданское население и можно ли
оправдывать возмущение населения, а о том, что населению было разрешено убивать таких
летчиков без судебного разбирательства.
Циркуляр Бормана от 30 мая 1944 г.1 уведомлял всех политических руководителей
о том, что они не должны препятствовать линчеванию летчиков, и был
предназначен для того, чтобы поставить в известность всех политических руководителей, что
линчевание летчиков допускается. Этот циркуляр является откликом на статью
Геббельса, которая была напечатана за день до этого и в которой Геббельс обращался
непосредственно к населению.
Для защиты важно установить, каким образом политические руководители
сотрудничали в этом деле, повсюду ли эти военные преступления совершались при
благожелательном отношении со стороны политических руководителей и с их одобрения.
Может быть, возможно установить как раз обратное. Трое допрошенных гаулейтеров
(свидетели Гофман, Кауфман, Валь) единогласно показали, что они понимали
последствия циркуляра и вопреки содержащемуся в нем требованию не передали его
крейслейтерам. То же самое показали гаулейтеры Мекленбурга, Везер-Эмса и Тироля2.
В других гау дела обстояли таким же образом, это явствует из того, что
большинство крейслейтеров вообще не узнало об указаниях Бормана. Если же они получили
указания, то не выполняли их в своем округе (крейсе) и из-за таившейся в них
опасности не передавали их дальше3.
Среди свидетелей, подтвердивших, что данные указания не были переданы дальше,
находится Гофман. В его гау лишь 25 февраля 1945 г., следовательно, через девять меся-
1 Документ №057-PS.
2 Аффидевиты № 61 «н» и № 61 «о».
3 См. показания свидетеля Мейера-Вендеборна из района Ольденбург, свидетеля Кюля — крейслейтера в
Восточном Ганновере, свидетеля Бидермана — гаулейтера из Тюрингии, свидетеля Брюкманна —
крейслейтера Гессен-Нассау, свидетеля Неймана — крейслейтера Саксонии, свидетеля Эбера из гау Вестмарка,
свидетеля Хауса — крейслейтера в Вецларе.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 29
цев, проникла весть о допустимости линчевания. В данном случае заслуживает
упоминания в пользу политических руководителей то, что свидетель долго колебался,
действовать ли в соответствии с указаниями Бормана и Гиммлера. Во время допроса
свидетель заявил, что он не издал составленное им распоряжение в связи с получением
указаний и что весть о них распространилась без его ведома. В действительности в гау
указания не выполнялись, о чем свидетельствует аффидевит Шолтиса.
В отношении всех показаний гаулейтеров и крейслейтеров следует заметить, что
лишь незначительное число свидетелей было допрошено и что из общей массы
имеющегося материала можно было выбрать лишь незначительное количество данных
под присягой показаний. Можно все же считать установленным, что в общей массе
политические руководители не следовали преступному предложению. Несмотря на
ожесточение, отчаяние и несчастья, связанные с гибелью многих человеческих
жизней, было предотвращено нарушение обычаев войны.
В аффидевите № 61 собрано около 11 тыс. показаний, которые не только
свидетельствуют о пассивном порицании опасного метода, но и подтверждают во многих
случаях вмешательство в целях охраны летчиков от гнева населения.
Наконец, политическим руководителям вменяется в вину, что они через
заграничную организацию НСДАП развивали за границей деятельность пятой колонны.
В этой связи не были представлены доказательства ни во время допросов в Трибунале
по делу Гесса, ни во время допросов в Комитете. Заграничная организация служила
целям объединения находившихся за границей имперских немцев, являвшихся
членами партии, и должна была поддерживать в них германский дух...
Я высказался по отдельным пунктам обвинения. Теперь нужно исследовать,
являются ли рассмотренные случаи отдельными явлениями или они соединены воедино
и тем самым свидетельствуют о преступном характере организации политических
руководителей.
Обвинение указало на то, что оно предъявило обширный материал. Нужно
признать, что в результате оккупации Германии и деятельности властей все уголки
подверглись обыску, чтобы доставить доказательства. Но этот материал при его
исследовании поражает своей скудостью; выясняется, что материал не охватывает всего
широкого полотна, на котором развертывается обвинение.
Не разрозненные факты, а лишь систематический доказательственный материал
может убедить в том, что события, имевшие место в одной области в определенное
время, постоянно происходили и во всех других областях. Отдельные явления удалось
превратить лишь с помощью заговора в систему, которая придает всему преступный
характер. Но именно наличие заговора нужно сначала доказать...
Документам обвинения противостоят показания свидетелей защиты. Обвинение
поставило под сомнение правдивость показаний этих свидетелей, заявив, что все они
являются свидетелями по своему собственному делу. Их упрекали в том, что они до
последнего момента не покидали своей должности.
Если следовать этим соображениям, то это значит лишить смысла
предусмотренное уставом право заслушивать высказывания членов организаций.
Эти свидетели, наоборот, выступают не как свидетели по собственному делу,
а как свидетели, имеющие общие сведения о событиях и взаимоотношениях,
которые могут быть разъяснены только самими членами организаций. Правдивость их
показаний должна вытекать из идентичности многих показаний.
Нельзя вообще отклонять целиком какое-нибудь показание, если этот процесс
ставит целью исключить в последующих процессах доказательства по рассматриваю-

30 Речь доктора Роберта Серватиуса в защити руководящего состава НСДЛП
щимся уже пунктам обвинения. Каждый человек мог бы пригласить свидетеля для
подтверждения правильности своих показаний, но для этого уже нет времени. Если
какое-либо показание считается неправдоподобным, то это должно быть доказано в
каждом отдельном случае.
Комитет уполномоченных и Трибунал допросили незначительное число
свидетелей. Показания отдельных свидетелей для установления преступного характера
организации не имеют решающего значения. Свидетель не может обычно дать
подробных показаний относительно общего положения вещей, которое подлежит
выяснению. Показания такого свидетеля даже при глубоком знании предмета остаются
отрывочными.
Только всеобъемлющее расследование может внести ясность, а у обвинения для
этого была хорошая возможность, в частности, путем опроса лиц в лагерях. То, что
все заключенные подвергались проверке, показывает отдельные процессы, которые
проводились в результате этой проверки. Но преступление как всеобщее явление не
было установлено. Защита, со своей стороны, охватила весь свидетельский материал,
который был ей доступен в документе, представляющем итог опроса. На процессе в
Трибунале такого рода документ принципиально допускается, если он носит
характер правительственного отчета. Недостатки вышеупомянутого документа известны.
Его минусом является подбор свидетелей. В данном деле круг свидетелей ограничен
заключенными лагерей.
Второй минус заключается в том, что постороннему человеку нельзя проверить
приведенные данные из-за обширности материала. Но как раз эта проверка при
существующих условиях может быть обеспечена. Сведения, касающиеся всех
свидетелей из лагерей, хорошо известны и подтверждены в результате проверки.
Показания свидетелей в любое время можно проверить. То, что такая проверка возможна,
показывает создание судов, рассматривающих дела по денацификации.
Если будет целиком отрицаться доказательная сила свидетельских показаний и
аффидевитов без проверки их действительной ценности, то на этом процессе нельзя
будет прийти к правильному решению.
Если мы будем считать, что показания свидетелей имеют известную
доказательную силу, то будет нарушена та единая картина, из которой обвинение исходит в
своем ходатайстве.
Другое дело, может ли быть поставлен вопрос об общей, коллективной
ответственности, возникшей на почве ответственности всех политических руководителей,
вследствие их положения или осведомленности о том, что происходило.
Спрашивается, является ли крейслейтер в сельской местности практически ответственным за
деятельность ортсгруппы большого города или несет ли кто-либо, кто в 1930 г. был
политическим руководителем, ответственность за события, происходившие во время
войны? Сущность вопроса в том, будет ли блоклейтер привлечен к ответственности
вследствие того обстоятельства, что на основе тайного распоряжения люди
уничтожались методом «легкой смерти» (эвтаназии). Совершенно ясно, что здесь следует
делать различие, прежде всего различие во времени. Заговор, связавший воедино
отдельные действия, согласно выводам представителя обвинения от Советского
Союза, может с полной очевидностью датироваться до 1935 г. Согласно
приложению «А» к Обвинительному заключению по делу организации правительство несло
ответственность за заговор лишь после 1934 г. Из документов, которые были
представлены обвинением по делу политических руководителей, только один относится к
1933 г. — это документ № 374-ПС. Он касается местного бойкота евреев. Все осталь-

Речь доктора Роберта Серватииса в защиту руководящего состава НСДАП 31
ные документы относятся к событиям, начиная с 1938 г. Большинство документов
относится лишь к периоду войны.
При установлении периода, когда было совершено преступление, отдельные
случаи не могут быть решающими, принимается во внимание лишь деятельность,
которая в свое время носила всеобщий характер.
Если обвинение считает, что его аргументы относятся ко всему периоду
существования партии, то я считаю это неправильным.
Нельзя также придерживаться того мнения, что блоклейтеры на общественных
началах ответственны в той же степени, как и рейхслейтеры или гаулейтеры.
Необходимо провести между ними различие.
Гаулейтер был в большей степени посвящен во все вопросы, он был больше
осведомлен и имел больший опыт, чем ортсгруппенлейтер. Партийного
работника — профессионала нужно судить иначе, чем того, кто занимался этим как
общественной работой. Только в том случае, если было бы доказано наличие общего
заговора, можно было бы их уравнять. Но прежде всего необходимо доказать именно
наличие заговора. При просмотре документов обвинения ясно выявляется разный
характер ответственности. Имелись приказы, которые издавались руководством,
но о которых узнавал лишь узкий круг людей; имелись приказы, которые должны
были доводиться только до политических руководителей; имелись приказы,
которые были действительны лишь для части страны, но о которых не было известно в
других гау. Некоторые мероприятия проводились высшими политическими
руководителями и поручались им вследствие их особого государственного положения,
а поэтому эти мероприятия не были связаны с партийным аппаратом.
Различия в положении принимались во внимание обвинением, и поэтому к
ответственности не были привлечены члены штабов ортсгрупп, так же как и заместители
целлен- и блоклейтеров. Исходя из этого и следует разбирать степень
ответственности остальных групп работников.
Признание целленлейтеров и блоклейтеров участниками заговора, в то время как
совершенно исключаются из их числа вышестоящие члены штабов ортсгрупп,
основывается на том, что в партийном справочнике они обозначены как ответственные
партийные руководители. Значение справочника неправильно понимается
Обвинением. Эта книга была теоретическим трудом, так называли ее и референты при
начальнике организационного отдела Лее.
Название «ответственные партийные руководители» было принято для
целленлейтеров и блоклейтеров из чисто конструктивных целей потому, что это давало
возможность включить их в иерархию партийных должностей. В результате блоклейтер
кажется ответственным лицом в то время, как рейхслейтер не несет ответственности.
Вот почему блоклейтеры наряду с самим Фюрером отнесены к числу ответственных
партийных руководителей империи.
Но в изданной в 1940 г. книге доктора Линга под заглавием «Управление национал-
социалистской партии» целленлейтеры и блоклейтеры уже не названы
ответственными политическими руководителями. Термин «ответственный политический
руководитель» распространяется лишь до ортсгруппенлейтера включительно1. Целлен- и
блоклейтеры не относятся к ответственным партийным работникам согласно
распоряжению партийной канцелярии от 8 октября 1937 г.2 Там названы только четыре
1 Документ PL-7.
2 Документ РР-2.

32 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
категории должностей, в отношении которых применяется термин «ответственный
партийный руководитель», причем включительно до ортсгруппенлейтера. В
распоряжении Гитлера от 23 апреля 1941 г.1 о запрещении находиться в местах, подвергшихся
разрушению в результате воздушных бомбардировок, целлен- и блоклейтеры также не
включены в число ответственных политических руководителей. Так обстоит дело и с
журналом «Ответственный политический руководитель»2, который приводится
обвинением в качестве доказательства особого положения целленлейтеров и блоклейтеров;
в нем указывается, что рассылка газеты производится до ортсгруппенлейтеров
включительно.
Партийная канцелярия 7 декабря 1943 г. издала распоряжение3, согласно
которому блоклейтеры и целленлейтеры не относились к ответственным политическим
руководителям. Не только по форме, но и по роду деятельности блоклейтеры и
целленлейтеры не были ответственными лицами, которые пользовались бы особым
преимуществом или были бы облечены особыми полномочиями...
Совершенно определенно то, что всех таких лиц нельзя рассматривать как
находящихся на осведомительной службе.
У них также не было никаких задач по политическому руководству; в большинстве
своем это были простые люди, которые для этого не имели времени, не обладали
достаточным запасом знаний... Особенно важным мне кажется в этой связи только что
упомянутый документ PL-24 относительно инструкций партийной канцелярии по
политическому руководству. Эти инструкции, как гласит документ, должны быть изданы
для скорейшего политического инструктажа руководящих политических работников
(следовательно, гаулейтеров, крейслейтеров и ортсгруппенлейтеров).
Таким образом, блоклейтеры и целленлейтеры не получали постоянных указаний
руководства, ортсгруппенлейтеры не имели даже права знакомить их с такими
указаниями...
Если считать, что целленлейтеры или блоклейтеры имели полномочия
издавать приказы или имели дисциплинарные права или полицейские полномочия, то
это заблуждение обвинения, возникшее на основе справочника по организации
партии.
Неправильно также то, что целлен- и блоклейтеры имели право привлекать членов
СА, СС или Гитлерюгенд. Это разъясняют доказательства, приведенные в Комитете.
Я сошлюсь на показания свидетелей Гирта, Энгельберта, Шнейдера и Кюна. Целый ряд
письменных показаний подтверждает это, что соответствовало порядкам,
установленным в партии4. Осведомленность обычного политического руководителя не превышала
осведомленности рядового члена партии, я ссылаюсь на документ PL-47. Обязанность
поддерживать партию и государство не превышала обязанностей любого чиновника5.
Имеются отдельные поступки политических руководителей, за которые они должны
нести большую ответственность, это знает каждый, кто был в Германии. Но и в равной
мере каждый знает, что это не было характерным для большинства блоклейтеров.
При рассмотрении вопроса об ответственности организации, которую я
защищаю, необходимо особо учесть отдельные периоды.
1 Документ PL-4.
2 Документ №2660-PS.
3 Документ PL-4.
4 Документы: НСДАП № 26 и № 27.
5 Документ PL-37.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 33
До 1 декабря 1933 г. каждый член партии нес ответственность в случае отказа
занять официальный партийный пост только перед партией. После вступления в силу
закона об обеспечении единства партии и государства от 1 декабря 1933 г. эта прежде
частноправовая ответственность стала ответственностью перед законом государства.
Согласно § 5 этого закона в случаях отказа занять пост виновному грозило
заключение и арест, то есть наказание, которое по немецкому законодательству
применялось только в случаях нарушения норм, установленных законом.
Согласно § 1 (абз. 1) приказа о выполнении закона об обеспечении единства
партии и государства устав национал-социалистской партии приобрел общественно-
правовой характер.
Со времени вступления в силу закона от 1 декабря 1933 г. обязательное
замещение официальных постов стало долгом, предусмотренным законом. Это видно из
того, что в § 20 закона о создании Германского трудового фронта от 26 июня 1935 г.
совершенно точно разъяснялось, что служащие в органах государственной
трудовой повинности могут отказаться от занятия почетной партийной деятельностью.
Не было бы необходимости особо предусматривать в законе возможность отказа
от обязательного замещения партийной должности для служащих органов
государственной трудовой повинности, если бы обязательное замещение партийных
должностей не было бы обязанностью, предусматриваемой законом.
Обязать кого-либо сотрудничать означало на практике в сущности принудить
данное лицо. Тот, кто уклонялся от назначения на официальную должность, без
сомнения, как свидетельствуют документы, был бы исключен партийным судом из
партии1. Исключение из партии было равносильно потере средств к существованию
со всеми вытекающими отсюда последствиями2. Кроме того, член партии, который
отказывался принять назначение, должен был учитывать возможность в этом
случае лишения его свободы3. Принуждение занимать должность в партии было, таким
образом, одновременно и физическим принуждением.
Тот, кто работал в партии до захвата власти, делал это, пожалуй, по идейным
соображениям. Те, кто назначался на должность после захвата власти, очевидно,
в большинстве случаев соглашались на это без особого восторга, поскольку они, как
показывают все доказательства, возлагали на себя лишь бремя и получали
неприятности, не имея от этого одновременно никаких преимуществ... Обязательное
замещение партийных должностей было не просто фикцией, физическое воздействие
фактически применялось в широких масштабах4. Если кто-либо во время войны
занимал посты и становился политическим руководителем, это, как правило, было
следствием положений закона или того, что в случае отказа виновный знал, что
он будет предан партийному суду. В эту категорию лиц входят все назначенные во
время войны блоклейтеры и целленлейтеры.
Обвинение выдвинуло в противовес этому утверждению то, что принуждение
к занятию должности в партии являлось следствием добровольного вступления в
партию. Это привело бы нас к выводу, что уже само пребывание в партии является
наказуемым.
Наряду с этим на чиновников, состоявших в партии, производился еще
дополнительный нажим со стороны вышестоящих учреждений и министерств5, что также
1 Документы PL-63, PL-64 и PL-8.
2 Документ PL-75.
3 Документ PL-63.
4 Документ PL-8.
5 Документы PL-67 до PL-70.

34 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
являлось орудием принуждения, заставлявшим чиновников работать в партии. Если
чиновник отказывался, он должен был учитывать, что это будет иметь для него
печальные последствия. Он должен был опасаться того, что его вышестоящие начальники
наложат на него дисциплинарное взыскание, а это приведет к потере заработка.
Если бы он захотел избежать этой опасности и выбыл из числа членов партии,
то он все равно терял право на существование1. Поэтому чиновники находились в
особо тяжелых условиях.
Исходя из указанных обстоятельств, этот круг лиц нельзя рассматривать как
добровольный союз. Задачи блоклейтеров и целленлейтеров в различные периоды
времени также были различными, а следовательно, различной была и значимость
той должности, которую они занимали...
Те, кто до 1933 г., до захвата власти, были блоклейтерами или целленлейтерами,
конечно, были в политическом отношении более активными, чем те, которые стали
выполнять эту работу тогда, когда оставалась лишь практическая сторона дела.
Во время войны поневоле на эти должности были взяты люди, которые по
своему возрасту или роду занятий не призывались в армию и привлекались лишь для
оказания помощи. Совершенно очевидно, что эти лица не были партийной элитой,
которые должны были вселять страх и ужас и вести себя как маленькие цезари.
Если еще к этому добавить разницу, существовавшую между городом и
деревней, то нельзя прийти к выводу, что эти 1200 человек, из которых состояла данная
группа, все были преступниками.
Обвинение исключило из списка преступников работников аппарата ортсгрупп.
Это объясняется, очевидно, тем, что они не занимали сколько-нибудь
значительного положения.
Необходимо проверить, не является ли эта точка зрения столь же уместной и в
отношении работников аппарата крейс- и гаулейтеров, то есть не должны ли они
также быть исключены из списка преступников. На них возлагается большая
ответственность, так как предполагается их связь с влиятельными ответственными
партийными руководителями. Вначале необходимо установить, в чем именно
заключалась эта связь.
В аппаратах крейс- и гаулейтеров в качестве ведущих звеньев существовали
отделы: организационный, пропаганды, учебный, кадров и оперативный. Почти
все сотрудники этих отделов были работниками, находившимися на жалованье.
Кроме того, в состав аппарата входил казначей, который подчинялся, однако, не
ответственным партийным работникам, а главному казначею рейха.
Имперское финансовое управление партии создало собственный финансовый
контрольный аппарат, работавший самостоятельно и не имевший ничего общего с
политикой. В этот аппарат входило около 70 тыс. политических руководителей.
Наряду с этим существовали консультанты по политическим вопросам. Они
были представителями женского национал-социалистского союза,
представителями национал-социалистского союза доцентов, представителями национал-
социалистского союза студентов и др.
Для того чтобы создать представление об этих организациях, скажу, что они в
своем большинстве не имели аппарата служащих, а иногда и собственных
служебных помещений. Часто на практике сотрудничество их с руководством гау и района
было весьма незначительным.
1 Документ PL-71.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП 35
Целый ряд аффидевитов удостоверяют, что ответственные партийные работники
почти не посещали эти служебные инстанции и не привлекались ими к
сотрудничеству1. Во время войны некоторые из этих организаций за ненадобностью были
распущены.
Против работников аппаратов крейс- или гаулейтеров непосредственного
обвинения не выдвигалось.
Разумеется, отделы, находившиеся в аппарате гаулейтеров и крейслейтеров,
были выразителями национал-социалистских идей, так как это являлось их
задачей, но следует также учесть, в какой степени политические руководители вне
пределов своей служебной деятельности являлись участниками заговора для ведения
агрессивной войны или совершения военных преступлений. На основании такого
предположения о том, что они в какой-то степени знали о заговоре, нельзя
объявить их преступниками. В данном случае самым важным, не откладывая этого до
другого суда, является выяснение обстоятельств дела.
Приговор Трибунала на две трети означал бы осуждение лиц, на которых он
будет распространяться. В связи с этим возникает опасение, что на последующих
процессах на том основании, что предполагается общая вина, эта общая вина легко
может быть распространена на каждый отдельный случай.
При рассмотрении вопроса о специалистах, привлекавшихся к работе партийного
аппарата, необходимо иметь в виду, что речь в данном случае идет приблизительно о
140 тыс. человек, которые работали на общественных началах, без жалованья.
Остается исследовать группу высших партийных руководителей, которые
составляли ядро партии. Мне остается выяснить их особое положение и политическую власть,
которая выделяла их из числа остальных. Но их положение совершенно различно.
Если ортсгруппенлейтер имел в своем подчинении только членов партии в
пределах своей ортсгруппы, то компетенция высших партийных руководителей
распространялась за пределы партии и на беспартийных. Только крейс- и гаулейтеры
имели право на политическую оценку нечленов партии, решая этим их судьбу,
а также влияя на общественную жизнь. Решения, которые они принимали,
являлись плодом их собственных мыслей, что свидетельствует об их личной
ответственности. От ортсгруппенлейтеров требовалось лишь представить материал для такой
оценки, поэтому они были только исполнительными органами и зависимыми
людьми. Ортсгруппенлейтеры выполняли свою работу на общественных началах,
не получая вознаграждения.
Ортсгруппенлейтеры из-за занятости по основной профессии не в состоянии
были заботиться обо всем происходящем. Так, например, было во время войны,
которая направляла мысли и силы людей на преодоление собственных невзгод.
70 тыс. ортсгруппенлейтеров были мелкими буржуа, которые до этого не
занимались политикой, а потому и не имели опыта в этой области, столь полной
опасностей. Большинство ортсгруппенлейтеров проживало в сельской местности, где
работа на земле проводилась в соответствии с установившимися традициями в
жизни и труде. Показания свидетеля Вегшейдера перед Трибуналом дают в этом
отношении правильную картину.
Положение, занимаемое ортсгруппенлейтером, станет особенно ясным, если
сравнить возложенную на него ответственность с ответственностью высших
партийных руководителей, непосредственно назначаемых самим Гитлером. Вслед-
1 Аффидевиты PL-39, от PL-48 до PL-50.

36 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
ствие связи с высшим руководством партии степень осведомленности у высших
партийных руководителей, вероятно, была большей.
Судебное разбирательство показало, что разделение ведомств и искусственное
отделение администрации и полиции сыграли важную роль. Однако вследствие
взаимосвязи многих функций, а также благодаря тому, что большинство нитей правления
соединялось в одних руках, высшие партийные руководители могли быть в курсе дела.
Таким образом, остается разрешить вопрос о том, должен ли был гау- или крейс-
лейтер проявлять беспокойство в том случае, если на его территории все обстоит
благополучно, а какие-то подозрительные события не касаются его территории.
Конечно, нет. Он должен интересоваться и заботиться обо всем, что вытекает из
данных ему полномочий. Это его право, а поэтому и его долг. Раз он стал политиком,
он и должен развивать политическую деятельность. Он должен быть занят только на
этом поприще. И действительно, те из крейс- и гаулейтеров, которые были
допрошены здесь на суде, заботились о происходящем. Они следили за отправкой евреев,
пытались проникнуть в концлагеря, проверяли условия жизни иностранных
рабочих. Они высказывали свои соображения и вносили представления в вышестоящие
инстанции. Разве они этим не выполняли своего долга?
Необходимо разрешить вопрос о степенях ответственности, ибо немыслимо, чтобы
все заботились обо всем. Низшие инстанции заботились лишь о тех местных делах,
которые им были подведомственны, и не могли вмешиваться в дела высших
инстанций. Таким образом, за происходившее нельзя делать ответственным весь аппарат.
Это разграничение в государстве, где у власти находятся диктаторы, служит
положительным фактором для крейслейтеров, ибо они сообщали об отдельных
происшествиях гаулейтерам, исходя из тех сведений, которыми они располагали.
Это особенно относится к гаулейтерам в их отношениях с вышестоящими
инстанциями. Существует предел там, где затрагиваются моральные принципы, а не
обыденная жизнь. Когда дело доходило до барьера, установленного Гиммлером, нужно
ли было идти вперед, невзирая на то, что затем случится?
Делалось много попыток ответить на этот вопрос.
Нужно ли было требовать немедленных действий, без компромисса? Ставился
ли вопрос «все или ничего»?
Можно ли было ждать созревания событий или вопрос ставился «сейчас или
никогда»?
Нужно ли было взвесить ошибки и заслуги и можно ли надеяться на
исправление?
Достаточно ли порицать или нужно было остаться на своем посту для того, чтобы
предотвратить еще более худшее?
Делаешься ли соучастником в том случае, если остаешься на своем посту,
сохраняя этим лишь внешнее впечатление?
Справедливо ли поступает тот, кто постоянно стремится достичь цели?
Надо ли бороться с сопротивлением даже в том случае, если кажется, что
собственная жизнь бесполезно поставлена на карту?
Нужно ли терпеть и покоряться судьбе? Быть или не быть — вот в чем вопрос.
Ответа нельзя найти до тех пор, пока не будут тщательно исследованы правовые
основы вины, пока не будет выяснено, насколько данное лицо было посвящено в
события и одобряло их или насколько оно виновно в преступном попустительстве.
Если необходимо решить вопрос о преступном характере группы, то именно эти
вопросы следует разрешить в первую очередь.

Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДАП 37
Подобное исследование, однако, может быть применено только для отдельного
случая. Для двух тысяч человек и оно неприменимо. Но эти лица известны, об их
действиях знает общественность, на глазах которой протекала их деятельность,
а это дает возможность легко выявить вышеуказанные действия.
Остается еще группа рейхслейтеров. Их надо рассматривать с той же точки
зрения, что и гаулейтеров.
Гиммлер к этой группе не принадлежит, так как он имел лишь формальное
звание рейхслейтера1.
Рейхслейтеры имеют значение лишь с точки зрения данного судебного
разбирательства, так как к этой категории относятся некоторые главные военные
преступники, действия которых по ст. 9 Устава могут послужить поводом для осуждения
всей группы. Что касается главных военных преступников, то нужно также
проверить, совершали ли они те преступления, в которых их обвиняют, и совершали ли
они их, находясь на посту политических руководителей или в иной должности.
Положения ст. 9 Устава не являются чисто формальными процессуальными
предпосылками. Их значение состоит в установлении категорий лиц, относящихся
к преступным группам. Обвинение не должно произвольно и без ограничений
определять состав группы. Следует установить наличие взаимосвязи между действиями
группы и действиями главного подсудимого. Это возможно лишь в том случае, если
главный подсудимый действовал как член корпуса политических руководителей.
Взаимосвязь будет отсутствовать в том случае, если действия данного главного
подсудимого не охватывают всей группы политических руководителей. Это надо
принять во внимание при вынесении решения о низовых работниках.
Взаимосвязь нельзя установить также в отношении тех главных подсудимых,
которые лишь впоследствии были отнесены к корпусу политических
руководителей, за исключением Гесса.
По делу Розенберга преступления, вменяемые ему в вину, относятся главным
образом к государственному сектору, в котором он действовал в качестве имперского
министра по делам оккупированных восточных территорий. Действия Бормана как
начальника партийной канцелярии с 1941 г. чрезвычайно важны для оценки
деятельности всего корпуса политических руководителей. Но из-за отсутствия этого
главного подсудимого рискованно строить осуждение целой группы на основании его
действий, так как они не были точно расследованы. Чтобы внести ясность в
важнейшие пункты выдвигаемых обвинений, нужно было бы установить, действовал ли
Борман как начальник партийной канцелярии или как секретарь фюрера вне рамок
партийного аппарата либо он действовал самовольно, вопреки всем директивам2.
Действия гаулейтеров Заукеля и Штрейхера не яштяются характерными для всех
политических руководителей. В качестве гаулейтеров они могли действовать только в
своей области. Инкриминируемые им преступления они совершили не при
выполнении функций политических руководителей, Заукель действовал как генеральный
уполномоченный по использованию рабочей силы, а Штрейхер — как издатель газеты.
При подготовке данного процесса Трибунал высказал предварительное
мнение, которое явится решающим для каждого члена организации. Каждому было
предоставлено право ходатайствовать перед Судом о разрешении дать показания.
Но только сравнительно немногие воспользовались этим правом. Следует сказать,
1 Документ PL-59.
2 Документ НСДАП-53.

38 Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДЛП
что многие не знали о своем праве или не имели возможности довести ходатайства
до сведения Суда. Из лагерей, находящихся в английской и американской зонах,
только одна треть прислала ходатайства; получены ходатайства только из двух
лагерей, находящихся во французской зоне. Совершенно нет ходатайств из Австрии,
и не было возможности посетить имеющиеся там лагеря.
Разрешение со стороны военных властей было дано, но не было согласия
Контрольного совета. На это следует обратить внимание, так как здесь имеются особые
обстоятельства, которые, возможно, могут оправдать членов организации.
Правильный подход и решение зависят также от того, будет ли принят во внимание
фактор времени. Из советской зоны также не поступило никаких ходатайств...
Таким образом, если вообще можно получить некоторое представление о существе
дела, то следует учесть, что рассмотрение его в Комитете показало, что могут быть даны
показания перед Судом, которые имеют большое значение для защиты. Например,
один из крейслейтеров из западных провинций показал, что строительство укреплений
на западной границе было фактом, который убеждал всех в оборонительном характере
планов Гитлера. Один из крейслейтеров, находившихся на севере, указывал на морской
договор с Англией, который расценивался населением приморских районов в
известной мере как знак стремления к миру. Другие свидетели указывали, что принадлежность
политических руководителей к религиозным общинам играла для них большую роль.
Правильно провести разграничение можно лишь после заслушивания
показаний этих свидетелей, и выносить сейчас решение по этому делу недопустимо.
Вопрос этот имеет большое процессуальное значение. Устав предусматривает
право на дачу показаний перед судом. Каждый Устав имеет свой глубокий смысл и
свое принципиальное обоснование. На данном процессе право на дачу показаний
перед Судом считается одним из проявлений демократических принципов вместо
отвергнутых полицейских методов. Этот принцип совместно подчеркнули все
державы, и Трибуналу надлежит следить за его соблюдением.
Следует обратить внимание на то, что имеется опасность различного
толкования и применения приговора Трибунала в отношении организаций. Наряду с
определением круга лиц, на которых будет распространяться приговор, должна быть
полная ясность в отношении приписываемой им вины для рассмотрения их дел на
последующих процессах.
Также неизвестна и мера наказания. Закон № 10 Контрольного совета,
предусматривающий меру наказания вплоть до смертной казни, не предоставляет
правовой гарантии, если мера наказания будет зависеть от позднейшего рассмотрения
дел в судах различных наций. Приговор суда может принести новое несчастье.
Именно здесь Трибунал не должен отступить от той цели, которую он преследует
своим приговором. Наказание не должно стать местью. При определении меры
наказания судьями не должна владеть мысль о том, что за миллионы жертв должны отвечать
миллионы виновных, которые должны понести наказание. Если основной мыслью
приговора является устрашающее воздействие, нужно принять во внимание следующее.
Никто из выступавших перед Трибуналом не признал своей вины в преступлениях,
которые являются предметом разбирательства на данном процессе. Все, кто здесь
выступал, отрекались от этих преступлений. Никто не признал, что нужно было уничтожать
евреев, что агрессивная война является действительно достойной целью и что нельзя
было отказаться от преследования церкви и от ужасов концентрационных лагерей.
Приговор Суда должен открыть новую эпоху в международном праве и наказать
виновников войны.

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
по делу организации «Имперское правительство Германии»
Дело, возбужденное обвинением против организаций, во многих отношениях
представляет собой совершенно новое явление. Впервые перед судом
предстали организации с миллионами членов, впервые ожидается вынесение приговора
всему гражданскому и военному руководству государства. Отсюда ясно значение
и вместе с тем проблематика подобного процесса. Она возлагает на защитников
отдельных организаций обязанность рассмотреть всю совокупность фактического
материала и правовых проблем этого процесса.
Обвинение основывается на том допущении, что с точки зрения общего права
существует коллективная уголовная ответственность и что, следовательно,
возможно осуждение за уголовное преступление целого объединения лиц как такового.
Когда Обвинение пытается подкрепить эту мысль примерами из уголовного права
различных культурных стран, необходимо совершенно определенно установить, что
все названные примеры показывают не осуждение за уголовное преступление целой
организации как таковой, но всегда лишь осуждение отдельного индивидуума за его
принадлежность к организации, признанной преступной. Иначе и не может быть.
Ответственность за уголовное преступление возможна только для индивидуума.
Всякое уголовное право исходит из понятия вины, из понятия наказуемого состава
преступления и совершения этого преступления в результате волевого акта. Только
физическое лицо может иметь способность что-либо осознавать, чего-либо желать и
иметь представление о вине.
Другой вопрос — не возлагают ли на организацию, исходя из хода исторического
развития в наше время, ответственность в той области, в которой она по существу
нанесла ущерб государственным интересам. Это — область нарушения порядка,
а не уголовного преступления, коренящегося в этике. Для того, чтобы
воспрепятствовать этим нарушениям порядка, созданы законы, которые наказывают
организации, несущие ответственность в области причиненного ими ущерба, такими
средствами, которые могут быть применены к организации как таковой.
Административное или дисциплинарное наказание за причиненный организацией ущерб
государственным интересам может быть легко осуществимо и в результате такой
целесообразности подобные наказания в различных государствах
регламентированы в законодательном порядке. Такие процессы основываются только на
объективной констатации ущерба, без невозможного в данном случае расследования
вопроса о виновности.
1. Исходя из этого, следует разобрать вопрос, какое значение должен будет иметь
тот вердикт, которого требует Обвинение?
В нем должна содержаться, прежде всего, констатация, имеющая историческое
значение.
Далее, установление преступного характера организации представляет собой
обвинение в адрес организации, к настоящему времени уже распущенной как юридически,
так и фактически, и в особенности объявление опальными всех членов этой
организации. Все они должны быть охвачены этим объявлением и тем самым, по словам судьи
Джексона, отделены в качестве «плохих» элементов от «хороших» элементов.
2. И, наконец, решающее значение этого объявления, которое должно больше
всего наводить на размышления: в соответствии с законом Контрольного совета

40 Защитительная речь доктора Эгона Кцбушока
№ 10' (далее по тексту Закон № 10) оно представляет собой далеко идущую
констатацию вины каждого отдельного члена. Закон № 10 до настоящего времени в
некотором отношении представляет собой только рамки будущего закона. Определение
п. «г» ст. 2 устанавливает наказание за принадлежность к тем организациям, которые
Трибунал объявит преступными. Как только Трибунал вынесет соответствующий
приговор, существующий ныне пробел в определении наказуемых лиц будет
заполнен. Название приговоренной организации будет введено в текст этого
определения. Преступный характер организации будет считаться с этого момента элементом
состава преступления. В результате этого каждый отдельный преступник не должен
будет обязательно знать о преступности организации. Наказуемым действием, за
которое должны будут выноситься судебные приговоры на основании Закона № 10,
будет сам факт принадлежности к преступной организации. Только объективные
и субъективные элементы этой принадлежности как таковые будут подлежать
рассмотрению судом. Привлеченный к ответственности по этому делу член
организации окажется перед лицом принятого заранее решения, на которое не могут
повлиять субъективные или объективные оправдания, не затрагивающие вопроса о самом
факте его принадлежности к организации. Он не сможет больше ссылаться на то,
что не знал о преступных целях организации и не способствовал их осуществлению.
Точно так же мотивы его вступления или пребывания в организации не могут больше
иметь значения для решения вопроса о его виновности.
Действие объявления организации преступной заключается также и в том, что
подлежит применению п. 2 «д» ст. 2 Закона № 10, по которому член организации,
признанной преступной, несет ответственность за все те преступления, за
совершение которых организация осуждена.
Поэтому приговор, вынесенный организации, является практически
приговором каждому отдельному члену этой организации. Посредством фикции уголовной
ответственности целой организации достигается то, что до сих пор не было признано
ни одной системой уголовного права: абстрактная вина отдельных членов
организации переносится на всю организацию в целом, в результате чего после
установления виновности организации становится не нужным доказывать виновность каждого
отдельного ее члена.
Если взвесить все эти последствия, а также неизбежно постигающую всех
членов организации опалу, можно придти только к следующему выводу относительно
определения «преступного характера» организации, которое суду предстоит принять
ввиду отсутствия соответствующих определений в законах — необходимо, чтобы суд
обратил внимание на каждого отдельного члена организации. Понятие организации
должно восприниматься лишь в качестве совокупности отдельных ее членов. В
соответствии с этим осуществляемый сейчас Обвинением процесс с целью объявления
организаций преступными должен рассматриваться как процесс против
индивидуумов — членов организации, а не против абстрактной организации как таковой.
Сознание этого представляет собой трудность настоящего процесса, который, по
заявлению Обвинения, технически облегчает установление индивидуальной
виновности отдельного члена организации и является практически формальной передачей
функции определения наличия состава преступления в ведение другого суда.
Этот суд имеет, правда, то преимущество, что ему легче составить цельное
представление по основным вопросам, исходя из процесса по делу 21 подсудимого.
1 Закон № 10 Союзного Контрольного совета «О наказании лиц, виновных в военных преступлениях,
преступлениях против мира и против человечности» от 20 декабря 1945 г.

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 41
По существу передача определения наличия состава преступления тому суду,
который поневоле должен рассматривать всю совокупность исторических событий в
целом, является в высшей степени здравой мыслью. Но нельзя все же забывать о
практических границах возможного. Если бы перед судом стояла только задача
установить подлинные исторические события и вынести свое суждение о том, принимал
ли в них участие определенный круг членов обвиняемых организаций, то эту задачу
было бы относительно легко разрешить. Но сейчас перед судом поставлена задача
вынести решение относительно всех целей и деятельности целой организации,
вынести решение, которое, как уже было показано выше, должно коснуться вопроса о
сознании и воле в действиях каждого члена данной организации. Отсюда возникает
трудность в деле отыскания оснований для приговора в соответствии с содержанием
предъявленного обвинения. При определении понятия «преступная организация»
нельзя оставить без внимания еще один общеправовой вопрос.
Настоящий процесс распространяет на каждого члена организации объявление
опалы в приговоре и определение наличия состава преступления, которое может
быть использовано на последующем процессе. И опала, и последующее наказание
основываются только на факте принадлежности к осужденной организации.
Закон, задним числом объявляющий наказуемой принадлежность к обвиняемым
организациям, является, несомненно, новым законом. Правовой вопрос
относительно законов с обратной силой уже разбирался на процессе по делу 21 обвиняемого.
Обвинение здесь заявило, что вполне справедливо подводить под действие закона,
имеющего обратную силу, те деяния, при совершении которых виновный сознавал,
что они направлены против законов морали и мирового правопорядка. Совсем иначе
обстоит дело при обвинении организаций. Приговор выносится не за то, что какой-
либо отдельный преступник совершил незаконное действие, сознавая всю его
незаконность, несмотря на то, что в тот момент соответствующий закон еще не был издан.
Здесь решается вопрос о том, заслужил ли наказание член организации самим
фактом своего членства в ней. Даже если упомянутая организация действительно имела
и реализовывала цели, идущие вразрез со всеми законами нравственности и с
мировым правопорядком, из этого вовсе нельзя автоматически делать вывод о виновности
отдельного члена организации лишь на основании его вступления в организацию и
пребывания в ней. Организация может быть преступной, она может заниматься
преступной деятельностью, и тем не менее вступивший и находящийся в ней член вовсе
не обязан при всех этих обстоятельствах, даже если он и знает о них, брать на себя
вину за тех, кто поставил себе эти преступные цели и их преследовал. Это особенно
ясно видно в деле организации, которая первоначально ставила перед собой легальные
цели, а потом только поставила перед собой частично или полностью нелегальную цель
и стала ее преследовать. Член, остающийся после этого в организации, может
оставаться там по различным, не обязательно безнравственным, мотивам. Вполне можно
себе представить, что такой член решается остаться в организации, так как полагает,
что он сможет оказать влияние на осуществление этих нелегальных целей — то есть
полностью или частично им помешать или по меньшей мере ослабить. Такой участник
поэтому не может знать, что принадлежность к организации является преступным или
хотя бы аморальным деянием. Он может судить об этом только на основании того, что
говорилось в то время в законе относительно принадлежности к этим организациям.
Этим законом может быть только закон его страны. Члена организации можно
обвинять, только учитывая то, что устанавливают законы и судопроизводство его страны
в области уголовной ответственности за принадлежность к организациям. Поэтому

42 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
я должен коротко остановиться на том, что было до этого известно германским
подданным относительно законов и судопроизводства по этому вопросу.
Лишь немногие германские уголовные законы трактуют вопрос о наказании за
принадлежность к какому-либо объединению. Господин судья Джексон в своей речи
28 ноября 1946 г. разобрал эти законы. Все эти законы касаются только
индивидуальных процессов по делам отдельных членов. В соответствии с установившимся
взглядом немецкой юриспруденции и юридической практики, касающихся вопроса о
членстве, (§ 128 и § 129 уголовного кодекса и другие аналогичные законы) оказывается,
что для установления наличия состава преступления недостаточно формального
членства, а требуется длительная деятельность, направленная на достижение незаконных
целей объединения. Член организации должен на деле доказать свою принадлежность
к объединению и сознательно помогать своими действиями достижению незаконных
целей. Считается недостаточным, если член организации, зная о незаконных целях
объединения, продолжает оставаться в нем, и таким образом создается впечатление,
что он одобряет эти цели. Для того чтобы быть наказанным, он должен участвовать в
осуществлении этих целей, ведя активную работу в организации. В германском праве
речь идет, следовательно, не о том, что член организации самим фактом своего
членства создает впечатление, что он одобряет цели организации и что он, таким образом,
в некоторой степени, возможно, укрепляет авторитет организации. Таким образом,
исключаются все случаи осуждения, в которых не доказано знание членом
преступных целей организации или его деятельность, направленная на достижение этих целей.
В особенности же отпадают те случаи, в которых член не одобряет целей организации
и, более того, делает все возможное для того, чтобы помешать их осуществлению или,
во всяком случае, сделать эти цели более умеренными.
Член организации мог поэтому, в случае если мотивы его вступления или
пребывания в организации безупречны, руководствоваться этими абстрактными
принципами германского права.
Закон, который имеет обратную силу, карает при данном положении вещей
обыкновенное членство, но никак не может найти оправдания, к чему в деле отдельных
обвиняемых были сделаны попытки со стороны защиты. Мы не имеем здесь, как
предполагалось, нарушения общего правового порядка или общих понятий о
нравственности, которые позволяют распознавать дурное в поведении. Такого
нарушения, поскольку мотивы для вступления или пребывания морально не могут быть
оспариваемы, не наблюдается.
Суд поэтому должен при определении понятия «преступная организация»
выяснить в отношении деятельности каждого члена в отдельности, выражал ли тот или
иной член организации своей принадлежностью к ней согласие с ее преступной
целью и способствовал ли своими фактическими действиями ее достижению.
При определении понятия преступности нужно будет в дальнейшем исходить еще
и из того, что все преступления, предусмотренные ст. 6 Устава, преследуют
незаконную цель — агрессивную войну, и особенно преступления против человечности
(п. «с» ст. 6) должны быть установлены во взаимосвязи с планированием и
проведением подобного рода войны.
Резюмируя, я желал бы подчеркнуть следующее.
Организация может только в том случае считаться преступной, если все ее члены
вместе имели общий план запрещенной войны или же придерживались такого плана,
согласно которому по воле планирующих вытекают преступления, предусмотренные
Уставом. Отдельные члены не только должны быть проникнуты таким сознанием,

Защитительная речь доктора Эгона Кцбишока 43
но должны иметься доказательства, подтверждающие их личное участие на пути
достижения этих целей.
Я не забываю, что эта правовая аргументация ставит Трибунал перед очень
трудной задачей. В своих выводах я исходил из концепции представителей Обвинения,
что в данное предложение входит также и вопрос, касающийся вины каждого члена
в отдельности, и что позднее в ходе дела круг вопросов может быть ограничен только
лишь фактами, относящимися к самому членству.
Как совершенно необходимое следствие из этой концепции вытекает то, что
Трибунал должен поставить свое решение в зависимость от общего количества
членов организации с целью воспрепятствовать признанию вины за каждым членом в
отдельности без индивидуальной проверки последней и чтобы, тем самым, не
признать соучастниками преступлений всех фактически невиновных членов
организации, даже не заслушав их.
Чтобы этого избежать, можно было бы указать только на один возможный путь,
а именно чтобы приговор совершенно объективно установил лишь все преступные
события, не вынося при этом одновременно решения о субъективной вине каждого
члена в отдельности.
Ясно, что такое изменение найдет свое отражение в правильной мысли, если
принять во внимание Закон контрольного совета № 10. Только в случае, если суд сможет
учесть эти соображения и вместе с тем действительно заверит, что в процессе ведения
дела каждого отдельного члена осужденной организации этот последний будет
проверен как следует со всех сторон на наличие вины, только тогда можно будет
присоединиться к этому решению.
Если исходить из того, что организация в конечном счете представляет собой
объединение отдельных членов, то получается, что целевая установка предполагает
наличие общей воли всех ее членов. При отсутствии общности членов не может
измениться и цель существующей организации. Все члены должны, во всяком
случае, быть знакомы с вновь поставленной целью и полны стремления придти к ней.
И наоборот, если эта вновь поставленная цель преступна, то прежняя организация
раскололась бы на группу с легальными тенденциями и на группу с преступной
тенденцией. В таком случае преступность всей организации не возможна.
Далее следовало бы обсудить вопрос, достаточно ли для определения
преступности характера организации того факта, что к прежней легальной цели в дальнейшем
присовокупляется еще преступная цель. И здесь можно было бы указать на данное
выше определение, что обозначение «преступный» должно коснуться общей цели
организации как в отношении отдельных членов, так и по существу. Если
преступная цель является лишь частью общей цели и этой части должно быть достаточно,
чтобы объявить всю организацию преступной, то это общее определение могло бы
дискредитировать в то же самое время также и легальную цель. Не будут ли тогда
даже те действия, которые совершены во исполнение легальной цели, в правовом
отношении рассматриваться отрицательно, как действия преступной организации в
целом? Что касается Имперского правительства, то мне кажется невозможным
объявить неограниченно преступным весь этот институт как таковой, если при этом не
может быть никакого сомнения, что имели место определенно легальные действия,
не выходящие из рамок законности.
Законодательство Имперского правительства, сформированного 30 января 1938 г.,
охватывающее все государственные области управления, в основном остается в силе
и на сегодняшний день. Было бы нелепо считать эти законодательные документы

44 Защитительная речь доктора Эгона Кибишока
сохраняющими свою силу, если целевая установка правительства была
неограниченно преступной.
Следующей задачей, поставленной Обвинением, является рассмотрение вопроса
о добровольности членства в организации. Речь идет о добровольности, которая
предполагается не только при вступлении в организацию, но и во время
пребывания в ней, особенно же при изменении целей организации; фактически нужно будет
установить, могла ли быть гарантирована добровольность пребывания в организации
в любое время или изменились ли ее правовые и фактические условия, по крайней
мере, с некоторых пор.
Наконец, нужно будет выяснить вопрос, имелась ли между людьми,
указанными Обвинением под рубрикой «Имперское правительство», во все периоды
времени неразрывная связь. Только она могла бы дать право рассматривать некоторые
поступки, поставленные в вину правительству, как совершенные единой
совокупностью людей. Это ясно, так как Обвинение, которое со своей стороны считает
необходимым наличие полного слияния воли в действиях всех членов организации, в
отношении правительственной единицы, названной им «Имперское правительство»,
считает критерием единства воли право участия в заседаниях кабинета.
Обвинение исходит из права участия в заседаниях кабинета. Оно считает, что
предполагаемая преступная деятельность проводится в рамках личной связи,
осуществлявшейся путем проведения заседаний. Однако оно не замечает того, что некоторые
лица имели право принимать участие только в тех совещаниях кабинета, на которых
разбирались вопросы, касавшиеся их ведомств.
Так как заседания кабинета с течением времени прекратились, то следует
выяснить, не было ли позднее какого-нибудь другого связующего звена в деятельности
людей, интересующих Обвинение.
Исходя из этих общих соображений по поводу проблемы организации как
таковой, ставшей специальной проблемой в деле Имперского правительства, следует
проверить результаты допроса свидетелей, чтобы установить, имеются ли
достаточные данные для приговора.
Я желал бы сначала коснуться вопроса ограничения круга лиц из подсудимых,
составляющих данную общность. Обвинение исходит из права участия в заседаниях
кабинета. Оно считает, что предполагаемая преступная деятельность проводилась
в рамках личной связи, поддерживаемой путем заседаний. Однако оно не замечает
того, что число лиц, приведенных в дополнениях «А» и «В» обвинительного досье,
имели лишь право принимать участие в тех совещаниях кабинета, когда дело
касалось их ведомств.
Если Обвинение явно исходит из того, чтобы охватить весь процесс вынесения
решений, всеми участниками заседаний, в особенности по общеполитическим
вопросам, то нужно будет заранее исключить из состава лиц, о которых идет речь, всех, кто
имел право присутствия на заседании только время от времени и к тому же только
лишь при частичном обсуждении вопросов. Я ссылаюсь на дополнение «А» и «В», где
Обвинение излагает в полном объеме право участия каждого из указанных лиц.
Я хотел бы отметить, что командующие видами вооруженных сил, то есть Фрич,
Браухич, Редер, Дёниц, согласно имеющемуся приложению к указу от 25 февраля
1938 г. имели право только по распоряжению Гитлера, то есть не всегда, участвовать
в заседаниях. Что касается правового положения Кейтеля, то я ссылаюсь на
защитительную речь доктора Нельте. Ширах имел право присутствовать на заседаниях
только в том случае, если дело касалось его обязанностей по службе.

Защитительная речь доктора Эгона Кубцшока 45
Кроме этих констатации, мне кажется, что право участия в заседаниях
имперского комиссара Тереке было ограничено. Этот случай кажется мне особенно
важным потому, что Тереке ушел в отставку уже в апреле 1939 г.
В этой связи следует упомянуть также о тех лицах, которые, хотя и имели право
участвовать в заседаниях кабинета, но не имели права голоса и присутствовали на
заседаниях лишь в целях информации. Например, это имело место в отношении
имперского начальника прессы Дитриха и государственного министра Майснера.
На вопрос о добровольности вступления в Имперское правительство нельзя дать
однозначный ответ. В отношении вопроса добровольного вступления в
правительство следует особо учитывать те случаи, когда статс-секретари, которые ранее не
принадлежали к числу лиц, охватываемых Обвинением, вследствие выхода в отставку их
министров получали задания вести дела министерства и тем самым — право
участвовать в заседаниях кабинета. Эти лица в известной степени органично по своей
чиновничьей карьере переходили на этот новый пост.
На вопрос о пребывании какого-либо члена в кабинете следует дать различные
ответы в зависимости от времени. С юридической точки зрения при этом следует
учитывать следующее: согласно § 11 закона об имперских министрах от 27 марта 1930 г.
имперские министры могли в любой момент потребовать своей отставки.
Изменение этого юридического положения произошло уже вследствие издания закона об
имперских министрах от 17 октября 1934 г.1 Согласно этому закону министры должны
были приносить Гитлеру присягу в повиновении и верности. В любом заявлении об
отставке можно было увидеть нарушение верности и обязательства повиновения,
и поэтому оно было недопустимым с юридической точки зрения. Однако этот вопрос
практически можно не разрешать, юридические последствия, связанные с
министерской присягой, во всяком случае ясно установлены Законом о германских
чиновниках от 23 января 1937 г.2, вступившим в силу 10 июля 1937 г. Этим законом отменяется
закон об имперских министрах от 27 марта 1930 г. Параграф 161 этого закона
устанавливает, что имперские министры могут быть уволены только Гитлером.
Таким образом, юридически с 1 июля 1937 г. добровольная отставка члена
Кабинета уже не была возможна. Мне возразят, что, несмотря на это, имеются случаи,
когда члены Кабинета добивались своей отставки. Эти случаи с Тереком,
Гутенбергом, Папеном, Шмидтом и фон Эльц-Рюбенахом, которые имели место до этого
момента, должны быть поэтому оставлены без внимания.
В последующее время отдельные члены Кабинета пытались добиться своей
отставки. В подавляющем большинстве случаев эти попытки оставались без успеха,
как мы это неоднократно слышали при допросе свидетелей по делам отдельных
подсудимых. Некоторые добивались лишь того, что уходили в отставку из своего
ведомства, но с внешней стороны им давали какой-либо новый титул или новый
пост, вследствие чего они снова попадали в круг охватываемых обвинением лиц.
Дарре Р.В. был уволен со своего поста, даже изгнан, однако не мог добиться
формальной отставки с поста министра. Шахт поэтому долго настаивал на разрыве с
Гитлером, этот путь в конце концов привел его в концентрационный лагерь. Имперский
министр Й. Попиц как участник в заговоре 20 июля 1944 г. был казнен.
Итак, мы видим, что, несмотря на наличие права, члены Кабинета действительно
не имели возможности уходить в отставку вопреки воле Гитлера. Обвинение само при-
1 Документ Имперское правительство № 22.
2 Документ №2340-PS.

46 Защитительная речь доктора Эгона Кибишока
знает, что наряду с добровольностью членства необходимо признать тесное
взаимодействие всех членов, чтобы рассматривать Имперское правительство как организацию
или как группу в духе Устава. Оно полагает, что это тесное взаимодействие
гарантировалось заседаниями Кабинета и опросом членов Кабинета. В дальнейшем я скажу,
что вообще не существовало коллективного взаимодействия между членами Кабинета
и что, более того, имел место абсолютный раскол Кабинета. После допроса свидетелей
стало ясным, что три фактора, которые тесно переплетаются друг с другом,
содействовали разрыву всей внутренней связи в Кабинете. Это три следующих явления:
1. Установление единоначалия Гитлера, которое постепенно свелось до
абсолютной диктатуры.
2. Обоснование того факта, что среди первоначально равноправных министров в
Кабинете одни перешли в подчинение других и обладали правами генеральных
уполномоченных, особо уполномоченных и т.д.
3. Строго контролируемое сохранение тайны, которое не давало министру
возможности составить себе представление о задачах организаций, находившихся вне
его ведомства.
В связи с этим необходимо рассматривать развитие процесса с исторической
точки зрения и вскрыть его причины.
Можно было бы предположить, что у Имперского правительства до 1932 г. была
«солидарность в Кабинете». Регулярно созывались заседания Кабинета, на которых
обсуждались и решались все разногласия по вопросам, которые затрагивали круг
деятельности многих министров и на которых принимались проекты законов. При
принятии решений решающим было большинство голосов. И все-таки уже при таком
фактическом положении дел и состоянии науки к вопросу о коллективной
ответственности министров относились отрицательно. В руководящем «Справочнике
германского государственного права» Аниютца и Тодта известный преподаватель
государственного права барон Маршал фон Биберштейн писал: «Общие принципы
делают весьма сомнительной возможность коллективной ответственности при
решении большинства вопросов, тем более что вообще в правовой жизни может идти
речь об ответственности только в отношении вменяемых лиц. Трудно доказать, что
в практике государственной работы имело место такое положение. Наоборот:
министры отвечают... Прежде всего политическая практика в Германии не знает принципа
«солидарности в Кабинете», как это было признано за границей, и в первую очередь,
в Англии, которая относится к принципу общей ответственности за все отдельные
действия»...1
Это отрицание принципа коллективной ответственности относится не только к
ответственности министров перед рейхстагом, но и к действиям Имперского суда,
который может осуждать и приговаривать министров за их действия (за
государственную измену).
Здесь можно дополнить, что в то время уже было ограничено принятие решений
в Кабинете и тем самым свобода решений министров ограничена правом
рейхсканцлера на установление руководящей линии политики, за что он нес личную
ответственность. Эти указания рейхсканцлера нельзя было ни обсуждать, ни оспаривать,
они были обязательны для министров. Биберштейн пишет об этом: «С другой
стороны, препятствие, которое мешает министру принять решение, заключается в том,
что министр должен был придерживаться установок канцлера.
1 Аниютц и Тодт. Справочник германского государственного права. 1930. С. 529.

Защитительная речь доктора Эгона Кцбушока 47
Так как соблюдение этих установок вменяется в обязанность, то он подчиняется
им подобно тому, как по иерархической лестнице учреждений подчиненный
выполняет указания своих вышестоящих инстанций — он лишен возможности проверить
сам, должен ли он выполнять это указание или нет, и если это так, то ему остается
только отвечать за то, действовал ли он согласно указанию, а не за то, правильно ли
он действовал. За это несет ответственность дающий указания»'.
Это также действительно и для процесса в Имперском суде при обвинении в
государственной измене.
Таким образом, мы должны признать, что для демократического периода
государственной жизни в Германии, несмотря на регулярные заседания Кабинета, в нем не
было «солидарности» и министры не работали в тесном взаимодействии по меньшей
мере тогда, когда рейхсканцлер пользовался на заседаниях своим правом
установления руководящих линий для политики.
В период до образования правительства Гитлера нужно учесть, что
правительственная власть на основании использования права на издание чрезвычайных
законов постепенно переходила в руки рейхспрезидента. Мы уже тогда наблюдали фактор
формального законотворчества, рейхстаг все меньше участвовал в издании законов.
Основные законы издавались в виде чрезвычайных законов самим рейхспрезиден-
том. Министры же являлись только советниками рейхспрезидента. Характерным для
этого является то, что фон Гинденбург образовал Кабинет Папена специально как
Кабинет президента и что этот Кабинет состоял из доверенных лиц Гинденбурга,
который созвал их как главный министр. Этим самым значительно поднялось
значение рейхсканцлера, так как ни министры, ни рейхсканцлер не были призваны на
свои должности как представители партий и вследствие этого они были более
независимы от партий, чем это имело место раньше.
Рейхсканцлер осуществлял связь между Кабинетом и рейхспрезидентом. Это
положение дало ему преимущество над всеми остальными министрами. Как раз
в это время Гитлер стал рейхсканцлером. И его Кабинет также являлся Кабинетом
президента, который базировался на доверии рейхспрезидента и его праве издавать
чрезвычайные законы. До издания 24 марта 1933 г. закона о предоставлении
чрезвычайных полномочий правительству все законы были изданы как чрезвычайные
законы и за них нес ответственность рейхспрезидент.
Закон о расширении полномочий правительства был решающим фактором для
дальнейшего развития ситуации. Законодательные полномочия стали компетенцией
имперского правительства. Законы издавались не только Гитлером, но и имперским
правительством. Я не хочу утверждать, что для рейхстага того времени Гитлер означал
столько же, сколько и имперское правительство. Но, без сомнения, давно
проводившаяся правительственная практика имела влияние и на Рейхстаг. Поэтому вновь
созданное Рейхстагом право использовалось, чтобы в будущем легализовать этот
чрезвычайный закон. Такие полномочия имперского правительства исходили из такой
внутренней структуры, формы и организации труда, как президентский Кабинет.
Конечно, на Гитлера не возлагалась такая ответственность, которая была возложена
на рейхспрезидента при издании чрезвычайных законов, но он до некоторой степени
все же заполнил пробел, который образовался в связи со смертью рейхспрезидента.
Внешне это нашло свое выражение в том, что на него было возложено право
составления законов. Сюда прибавлялось его право как канцлера определять поли-
1 Аниютц и Тодт. Справочник германского государственного права. 1930. С. 528.

48 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
тику государства. Оба эти фактора вместе, несомненно, значительно укрепили
позиции Гитлера в Кабинете против остальных министров. В ходе работы Кабинета это
выразилось еще не скоро. Хотя решения больше не принимались, но высказанные
ими замечания о имевшихся противоречиях в отдельных случаях приводили к отводу
радикальных проектов законов или их смягчению.
Вскоре все же рейхсканцлер получил право определять основные политические
установки. Гитлер указывает на это право и предъявляет претензии на единоличную
власть. Сильнее, однако, чем это развитие внутри Кабинета, были влияния извне.
Партия отдается работе и занимается лишь тем, что не входит в компетенцию
правительства. Бойкот евреев, погром заводов являются мероприятиями партии. Идеи
партии захватывают массу. Она совершает то, что партия с удовлетворением
называет громким словом «революция». Свидетель Гизевиус в полной мере обобщил это
развитие ситуации в своей книге на с. 141 —143, а именно: «Не только одиночки были
захвачены национал-социалистами, нет, массы как массы включились в движение.
Потому что никто не хочет отставать от событий, все стараются друг перед другом
идти впереди революционного движения. Лишь из этих двусторонних побуждений
из этих иррациональных духовных побуждений в массах появляется тотальное
единодушие, которое возникло этой весной 1933 г., хотя и подталкиваемое извне, но
иногда все же добровольно и стихийно... В общей массе они приобрели новую волю,
добивались нового направления».
Этим движением были захвачены и все старые политические партии. Они
добровольно самоликвидировались. Мало того, они заявили Гитлеру, что их бывшие члены
будут лояльно сотрудничать в национал-социалистском государстве. Они требовали
этого и от своих бывших членов. Баварская народная партия «дала каждому своему
бывшему члену возможность участвовать в строительстве новой Германии под
непосредственным руководством Адольфа Гитлера». Партия центра своей ликвидацией
дала своим членам возможность все силы и знания употребить на укрепление
национальных, социальных, экономических и культурных предпосылок к осуществлению
нового правового порядка под руководством господина рейхсканцлера. Даже социал-
демократическая партия не отстает, организация социал-демократической партии в
Вюртенберге отнимает у своих членов мандаты и призывает их проводить свою
дальнейшую деятельность «...в таком духе, который не оставит никакого сомнения в их
национальном сознании и благих намерениях поддерживать политическое
возрождение Германии по программе национальной революции». Такое глубокое
проникновенное настроений в массы отражается на выборах в рейхстаг 12 ноября 1933 г., где
свыше 90% избирателей голосовали за НСДАП.
Я убежден в правильности и корректном проведении этих выборов. При этом
возможны обычное оказание влияния на массы перед выборами и фальсификация
бюллетеней, но всякий объективный наблюдатель не может сомневаться в одном,
а именно в том, что в результате подобных манипуляций не было оказано
решающего влияния на исход выборов, и нельзя утверждать, что только таким путем было
достигнуто подавляющее большинство.
Нельзя отрицать, что при тогдашних обстоятельствах подавляющее большинство
избирателей возлагали свои надежды в вопросе об изменении существовавших тогда
в стране тяжелых условий на ту партию, экономические мероприятия которой, как
оказалось, частично уже увенчались успехом.
Если вспомнить, как глубоко проникло тогда в массы партийное мировоззрение
и что партийная мысль персонифицировалась в личности Гитлера, понятно, что

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 49
подобное голосование и выражение мнения народа являлось само по себе
подтверждением идеи фюрерства. Голосование означало предоставление всей полноты власти
фюреру партии и правительства — рейхсканцлеру.
Благодаря такому ходу событий, с одной стороны, были подкреплены претензии
Гитлера на власть, а с другой стороны — большинство членов Кабинета считало,
что невозможно воспрепятствовать этому процессу. На эти соображения не могла
не повлиять мысль о том, что практически не было возможности оказать
сопротивление притязаниям Гитлера на власть. Поэтому многие министры, чтобы избежать
радикального развития ситуации, в основном ограничивались тем, что делали все
возможное, чтобы смягчить происходившие за пределами государственного аппарата
перемены. Мы видим, таким образом, что чрезвычайное законодательство улучшало
созданное внешними силами положение и посредством законов придавало ему
смягченную и упорядоченную форму. Когда членов Кабинета упрекают в том, что они,
может быть, несколько смягчив незаконный характер ситуации, создали вместе с тем
для нее законную базу, то, главным образом, эти упреки направлены против тех лиц
в Кабинете, которые представляли буржуазный лагерь.
Те, кто при образовании кабинета были призваны ограничить национал-
социалистское влияние, не могли бы сопротивляться всеми силами гибельному
развитию событий. Они должны были бы в знак предостережения противопоставить
себя подпавшим под влияние национал-социалистов несознательным массам народа
и в знак своего протеста оставить свой пост. Нет необходимости исследовать вопрос
о том, правильно ли было поведение этих людей с политической точки зрения и были
ли это люди слабой воли, которые не считали нужным оказывать сопротивление,
которое могло оказаться безнадежным. Для рассмотрения дела с точки зрения норм
уголовного права имеет существенное значение лишь вопрос о том, можно ли было
знать уже тогда, что развитие событий было подготовкой к тому, что случилось
позднее, и тому, что согласно Уставу Международного трибунала подлежит наказанию.
Поскольку путем образования правительства была устранена вероятность начала
настоящей революции и гражданской войны, то они считали себя вправе принести
себя частично в жертву всеобщему голосованию, чтобы избежать опасной реакции со
стороны взбунтовавшихся масс.
Вместе с тем можно было еще питать надежду, что развитие, ограниченное
определенными рамками, закономерно найдет свой разумный конец. С политической
точки зрения эта мысль, без сомнения, была неверной. Были недооценены
тенденции, которые впоследствии способствовали развитию событий в сторону
радикализма. Следует подумать над тем, что те члены Кабинета, которые происходили из
мелкобуржуазной среды, не могли освободиться от мысли о том, что, находясь на
ответственном государственном посту, конец этого развития можно постичь
практическим разумом. Те министры, которые не были согласны с этим направлением,
попытались, правда, с ослабевающим успехом, задержать это развитие. Их усилия
стали еще более безуспешными, когда авторитет рейхспрезидента, сила гражданских
прав и положение рейхсвера не в состоянии уже были образовать
противодействующую национал-социализму силу. Гитлер сумел привлечь на свою сторону Гинден-
бурга. Гражданские права не могли уже служить основой для единого фронта,
большая часть которого откололась и перешла к национал-социалистам.
Партии распускались, их члены были лишены теперь единства действий и связи.
Бломберг стал приверженцем Гитлера. Министры, о которых идет речь, не имели
поэтому опоры в других кругах. Гитлер разыгрывал перед ними роль наставника

50 Защитительная речь доктора Эгона Кубишока
народа и делал вид, что он единолично несет ответственность перед народом.
Откровенный протест оказался практически несущественным.
Публикация речи Папена в Масбурге была запрещена, его уход по этой причине из
кабинета сделал круг недовольных развитием министров еще меньше и тем самым и
еще менее влиятельным. Каждый министр, который собирался уйти в отставку,
должен был считаться с тем, что его пост будет передан новому лицу, который не только
не помешает такому развитию, но и будет способствовать ему. Министр, которому
были по-настоящему дороги своя деятельность и подвластное ему ведомство,
неохотно передал бы поле своей деятельности в такие руки. Ясно, что те, перед кем стоял
этот вопрос, не хотели причинить вред тому, чего они достигли в своей области
деятельности, препятствуя иногда выполнению приказов, внося в них свои изменения,
это относилось в равной степени и к вопросу о политике по отношению к отдельным
личностям. Они и в будущем хотели действовать таким же образом.
Закон о соединении поста рейхспрезидента и рейхсканцлера от 1 августа 1934 г.
является закономерным завершением и итогом имевшего тогда место развития. Это был закон
Кабинета. Гитлер потребовал объединения своего поста с постом рейхспрезидента. По
его заявлению это объединение должно было быть окончательным решением, итогом
тогдашнего политического развития. Необходимо было учитывать то, что он не признал
бы над собою нового главы государства, а с другой стороны, он не оставил бы свой пост
рейхсканцлера. Он указывал на то, что санкционирование этих мероприятий
обеспечило бы решение судьбы народа, которое стало необходимо после смерти Гинденбурга.
При таком положении Кабинет решил, что он не сможет противостоять предложению
Гитлера. Результаты народного голосования были заранее ясны. Гитлер достиг бы своей
цели при любых условиях, даже если кабинет отказался бы издать этот закон. Поэтому
закон имперского Кабинета от 1 августа 1934 г. в действительности представляет собою
не что иное, как закон подготовительного характера, который почти наверняка мог быть
принят всенародным голосованием и который был одобрен им.
Санкционирование диктатуры правительственным законом поэтому было лишь
констатацией существовавшего до сих пор положения дел и следствием царившей
тогда воли большинства народа. Изданием этого закона было создано ясное
положение в стране не только с политической, но и с государственно-правовой точки зрения.
Закон представляет собою полную победу принципа единовластия в государстве.
Гитлер объединил в своей личности права рейхспрезидента, в частности, с
правом издавать чрезвычайные законы, и права рейхсканцлера определять основное
направление политики. Наконец, он получает в свои руки как главнокомандующий
вооруженные силы, сильнейший фактор власти в государстве. На практике с этого
момента это означало зависимость каждого государственного органа от его воли и его
обязанность выполнять указания Гитлера.
Имперский Кабинет тоже не был исключением. Внешне это особенно проявилось
изданием закона «О присяге имперских министров» от 16 октября 1934 г. Новая
присяга для министров совпадает с общей присягой для чиновников и солдат и
показывает, что положение министра было доведено до положения высокого, но связанного
указания сверху государственного чиновника.
В соответствии с этим правовым положением изменились и методы работы
Кабинета и значение его заседаний. Там, где речь шла о решениях по вопросам внешней
политики, Гитлер лишь объявлял свои решения по какому-либо вопросу, чаще всего
в форме большого монолога об общем политическом положении. В последующее
время он решал все вопросы лично и сообщал Кабинету только об уже проведенных

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 51
мероприятиях. От Гитлера Кабинет узнал о занятии Рейнской области, когда войска
уже вошли в нее.
В проведении внутриполитических мероприятий, как, например, в принятии
«Нюрнбергских законов»1, Кабинет как таковой не принимал участия. Предложение
0 принятии этих законов на заседании партийного съезда в Нюрнберге для
большинства министров было большой неожиданностью. При принятии проекта
законов менее значительных, законов административного порядка вносился уже
готовый проект закона и обоснования к нему. Чтобы избежать на заседании Кабинета
анализа законов со стороны отдельных ведомств, эти проекты по указанию Гитлера
готовились как «к принятию из Кабинета», это значит, на предварительном
обсуждении его министрам-специалистам предоставлялась возможность высказывать
ответственному за все ведомства министру свои соображения к проекту по вверенной им
отрасли. Только по достижении ими единого мнения проект попадал на заседание
Кабинета. Поэтому обсуждение его на заседании Кабинета уже не имело места.
По всем соображениям общеполитического порядка, которые имели отношение
к этим проектам, принимал решение единолично Гитлер. И поэтому если всплывал
вопрос общеполитического характера, по которому еще не была известна точка
зрения Гитлера, то совещание министров отдельных ведомств откладывалось до
получения его указаний.
Таким образом, заседания Кабинета потеряли не только всякое политическое
значение, но и свой практический смысл. Гитлер созывал Кабинет все реже и реже,
пока наконец после последнего созыва в 1938 г., на котором Гитлер сделал
соответствующее сообщение, заседания Кабинета прекратились совершенно.
Заседания Кабинета заменила индивидуальная проработа циркуляров. Проекты
законов рассылались соответствующим министрам для сведения всем остальным
членам Кабинета на предмет применения этих законов в той области, которая была
подведомственна каждому из них. Само собой разумеется, решения по всем
основным политическим вопросам и политическим мероприятиям Гитлер всегда
принимал совершенно самостоятельно, не делал их никогда предметом постороннего
дополнительного обсуждения. О больших политических событиях, как показали
предъявленные доказательства, большинство министров знало не больше, чем все
остальные граждане. В большинстве случаев они узнавали об этих событиях как о
свершившемся факте, через прессу или радио, если они об этом случайно не
узнавали прежде секретным, даже им неразрешенным путем. Правда, такие возможности
в министерской сфере были большими, чем в какой-либо другой. Но полной и
правдивой картины общего положения эти случайные сообщения дать не могли. В курсе
всех событий и посвященными во все дела Гитлера были только немногие,
непосредственно близкие к нему люди. Доверие Гитлера не зависело от того, какой пост
занимает тот или иной человек.
То большинство, которое не принадлежало к узкому кругу доверенных лиц
Гитлера, узнало, например, о присоединении Австрии, учреждении протектората и о
начале отдельных военных мероприятий только лишь тогда, когда эти мероприятия
были проведены в жизнь и стали достоянием общественности.
Индивидуальная проработка циркуляров не означала личной связи министров
между собой. Если проекты законов в общем рассылались всем министрам, что также
1 «Закон о гражданине Рейха» (нем. Reichsburgergesetz) и «Закон об охране германской крови и германской
чести» (нем. Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre), провозглашены по инициативе
А. Гитлера 15 сентября 1935 г. в г. Нюрнберге.

52 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
имело место не всегда, как об этом говорит Шахт, то это еще не означает, что они
совместно прорабатывались всеми министрами. Этим каждому министру давалась
лишь возможность проверить, не затрагиваются ли этими проектами законов
интересы его ведомства. Задачей министра было высказывать соображения министерства
по поводу этих проектов и следить за тем, чтобы интересы его ведомства не
ущемлялись, а права не ограничивались. Ведомственные интересы являются особыми
интересами, ибо их выполнение ограничивает всякую возможность заниматься общими
целями и задачами. Форма и сознательная ограниченность содержания проектов
законов должны были препятствовать и препятствовали связи между министрами.
В последней фазе развития событий это намерение Гитлера стало совершенно
отчетливым и ясным. Предъявленные доказательства показали, что его министры,
если только они не входили в число его особо доверенных лиц, многие годы
подряд не допускались к нему на доклад и что все усилия министров в этом отношении
оставались бесплодными. Многие министры пытались вновь организовать
заседания Кабинета для того, чтобы таким образом получить возможность высказаться и
посовещаться. Гитлер эту инициативу отклонил под тем предлогом, что «...не хотел
иметь ничего общего с этим клубом пораженцев». Он запретил даже организованные
Ламмерсом собрания министров, именовавшиеся пивными вечерами. Утверждению
Обвинения о том, что все вместе члены Кабинета сосредоточили у себя всю основную
власть в государстве и использовали эту власть для начала запрещенной войны,
противостоит факт расчлененности и разрозненности кабинета, так как координация и
вся полнота власти были сосредоточены в выделявшейся верхушке в лице Гитлера.
Отсутствие согласованных действий у министров можно доказать еще очень
многим. Так, например, кроме Гитлера отдельным министрам имели право давать
приказы и указания различные государственные инстанции, специально для этого
созданные. Таким образом, воля каждого министра и его право приказывать были
весьма ограничены, он являлся ничем иным, как только исполнительным органом
двух инстанций, имеющих право отдавать ему приказания.
«Уполномоченный по четырехлетнему плану», «Министеррат по делам защиты
Империи», «Главный уполномоченный по использованию рабочей силы» и тому
подобные инстанции были созданы самим Гитлером, который дал им в руки всю
полноту власти. Эти инстанции в большинстве своем имели возможность не только
принуждать министров к изданию приказов и распоряжений, но и имели право
самостоятельно отдавать приказы и распоряжения инстанциям, подчиненным тому или
иному министру через его голову. Это расчленение, видимо, было совершенно
сознательно произведено Гитлером. Кабинет казался ему слишком громоздким, сложным
и препятствующим выполнению его планов, а министров он считал слишком
самостоятельными. Поэтому он отдал право издания приказов и распоряжений
отдельным небольшим группам из своего ближайшего окружения, ибо они, по его мнению,
быстрее и лучше выполняли его желания. Учреждением вышеуказанных инстанций
Гитлер добился ограничения власти отдельных министерств. Из-за беспорядка,
создаваемого существованием множества под- и надинстанций, из-за трудностей,
связанных с распределением областей работ и полномочий, циркуляры Гитлера являлись
единственной направляющей линией. Его указания становились единственно
решающими уже потому, что министры должны были руководствоваться только этими
указаниями. Картина, нарисованная Обвинением в том смысле, что, по его мнению,
решающим являлась общая воля всего правительственного Кабинета, таким образом,
совершенно меняется, ибо на сцену выходит совершенно новый государственный

Защитительная речь доктора Эгона Кибишока 53
аппарат с единственной главой в лице Гитлера и непосредственно учрежденными и
подчиненными ему промежуточными инстанциями, часто руководимыми такими
лицами, которые не входили в обвиняемое имперское правительство, которое, по
сути, являлось ничем иным, как исполнительным органом, ограниченным кругом
им определенных задач.
И, наконец, приказ Гитлера, предписывающий отдельным министрам сохранение
абсолютной тайны, говорит о том, что никакой связи между министрами не
существовало. Ни один министр не имел права знать более того, что непосредственно
относилось к его участку работы. Даже сами министры иногда не имели права знать того,
что творится в их отдельных ведомствах. Я сошлюсь на аффидевит Херменинга,
который показывает, что подготовка войны с Россией не была известна министру, но об
этом знал специально уполномоченный статс-секретарь, которому было строжайше
запрещено что-либо об этом сообщать своему министру. Абсолютно ясным является
то, что Гитлер свои планы открывал исключительно тем, кому он давал какие-либо
задания, давая их независимо от занимаемого ими положения, только лишь потому,
что считал их наиболее подходящими для выполнения таких задач.
То, что в стране с демократической системой управления является и
рассматривается как общее дело, относящееся ко всему правительственному Кабинету, возлагалось
на одно ведомство и считалось только его задачей. То, что должно было являться делом
правительства, становилось только необходимой формальностью, от которой
отделывались правительственной печатью. Формальности также совершались в закрытых рамках
отдельных ведомств и о них знал только тот, в чьем ведомстве они совершались.
В качестве особого примера я укажу на работу, проводимую в концлагерях и
позднее на так называемую работу «по разрешению еврейского вопроса». Гиммлер
рассматривал это данное ему Гитлером особое задание делом чисто административным
и подотчетным исключительно ему. Здесь, как и везде, это дело одного ведомства
было абсолютной тайной для всех остальных ведомств.
Такое развитие событий необходимо учесть при рассмотрении точки зрения
Обвинения о том, что члены Кабинета в целом якобы в тесном тайном
сотрудничестве с Гитлером с самого начала разрабатывали план незаконной войны и ее
дальнейших последствий, а также методы проведения такой войны. В этом случае
продемонстрированное развитие ситуации никоим образом не соответствует необходимому
для этого сотрудничеству группы заговорщиков, основанной на взаимном доверии.
Стремление Гитлера любым путем ограничить сферы ответственности министров
и контролировать их деятельность; его стремление растворить общую деятельность
Кабинета, за которую он нес ответственность, в руководстве каждым отдельным
ведомством; создать центральные управления, стоящие над ведомствами и не
подчиняющиеся Кабинету; его стремление нарушить и личный контакт между министрами
нельзя привести в соответствие с тезисом о коллективной ответственности Кабинета,
выдвинутым Обвинением.
Выполнение долга защитника, однако, несмотря на это, требует от меня
рассмотрения вопроса о том, принимал ли вообще участие упомянутый Обвинением круг
лиц в принятии решения о планировании и проведении в жизнь преступлений,
предусмотренных Уставом, и если да, то в какой период.
Различные высказывания Обвинения, по всей видимости, сводятся к тому, что
это якобы имело место уже 30 января 1933 г., в день основания Кабинета. Тем самым
это утверждение должно находиться в логической связи с утверждением о том, что
уже сама цель основания Кабинета была преступной. По этому вопросу мне не нужно

54 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
много говорить, в основном я сошлюсь на мои высказывания, которые имеются в
защитительной речи по делу подсудимого фон Папена. К тем причинам, которые там
указаны, я хочу дополнительно указать на заявление Брюнинга, которое он сделал в
1932 г. министру графу Шверин-Крозигку1. Брюнинг в качестве рейхсканцлера,
несшего в тот момент всю полноту ответственности, уже тогда констатировал, что при
существовавшем экономическом и политическом кризисе невозможно длительный
срок управлять страной почти исключительно с помощью чрезвычайных
полномочий имперского президента. Он заявил, что только с помощью привлечения к
ответственности можно эффективно бороться с агитацией национал-социалистов.
Интересно, что этот государственный деятель, сознававший свою ответственность, уже
в тот ранний период предвидел то, что через полгода после провала всех попыток
избежать этого результата стало историческим фактом.
Это вынужденное политическое развитие, а далее государственно-правовая
необходимость создания правительства и неоднородный состав его, во всяком случае,
безусловно исключает возможность наличия преступной цели при его создании. В
дополнение я хотел бы отметить, что переговоры с отдельными членами Кабинета имели
место только в весьма незначительном объеме, что большинство членов было включено
в состав нового Кабинета только по желанию имперского президента фон Гинденбурга
на основании их принадлежности к правительству, ушедшему в отставку.
Предположению о совершении преступного акта, который якобы заключается в факте создания
Кабинета, противоречит тот факт, что Гинденбург, который, согласно конституции,
нес ответственность за создание Кабинета и действительно активно участвовал в его
создании, не включил в список лиц, приведенных Обвинением в приложениях «А» и
«В» обвинительного заключения, так как в нем перечислены как живые, так и умершие
члены Кабинета, и этот список членов правительства составлен не на основании
формального внутригосударственного права, а исходя из практических соображений.
Я полагаю, что в результате из этого факта можно сделать вывод о том, что и
Обвинение также не рассматривает формирование имперского правительства 30 января
1933 г. как преступный акт
Обвинение утверждает о создании общего плана для совершения преступлений,
предусмотренных Уставом, уже с самого начала деятельности правительства. Оно
полагает, что на основании законодательной деятельности Кабинета можно судить о
наличии единой цели — подготовки к незаконной войне, что представляет собой улику.
Я хочу сейчас остановиться на этих мнимых доказательствах и рассмотреть их в
связи с периодом, который является для этого наиболее характерным. 5 ноября 1937 г.,
вдень совещания Гитлера с военным министром, тремя командующими составными
частями вооруженных сил и имперским министром иностранных дел, Гитлер в
торжественной форме изложил свои планы на будущее. При этом нет необходимости
останавливаться на проблемах, которые были рассмотрены здесь защитниками
отдельных подсудимых, а именно рассказал ли Гитлер тогда участникам совещания
о своих истинных намерениях и планах в полном объеме. Об одном можно, по
крайней мере с уверенностью, судить на основании его заявлений, сделанных в то время,
а именно что он тогда впервые сообщил очень ограниченному круг лиц об этих
планах. Если Гитлер тогда торжественно заявил, что раскрывает присутствующим свои
самые сокровенные планы и что он сознательно отказывается от того, чтобы, как это
принято во всех странах, информировать Кабинет о такого рода далеко идущих реше-
1 Документы Имперское правительство № 1 и № 3 (аффидевиты).

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 55
ниях, то тем самым установлено, что он впервые сообщил о них этому избранному
круг лиц, и что прежде всего в дальнейшем остальные члены Кабинета министров не
будут информированы об этих его планах. Гитлер заявил в своей речи о неизбежности
предстоящей войны. Он утверждал, что пришел к этому выводу на основании
четырехлетней деятельности в составе правительства и что этот вывод является результатом
того опыта, который он получил за это время, и что имеющимися средствами нельзя
обеспечить жизнеспособность нации. Даже если мы будем скептически относится к
этому заявлению Гитлера, одно совершенно исключено: между ним и всеми членами
Кабинета, как утверждает Обвинение, не могло существовать договоренности о едином
плане ведения преступной войны с 30 января 1933 г., если он только 5 Ноября 1937 г.
сообщил некоторым членам Кабинета, что решение, а тем самым и начало
планирования войны вытекает из текущих событий, в качестве итога наблюдения и развития
событий в течение последних четырех лет. Если Гитлер при этом еще категорически
указал на то, что он не будет информировать об этом остальных членов Кабинета то из
этого ясно вытекает, что он не считал Кабинет, как таковой, подходящим кругом лиц
для сообщения о подобных планах. Тем самым ясно доказано что, по крайней мере, до
этого момента определенно не существовал общий план Кабинета, который мог
возникнуть только под руководством Гитлера.
Когда же в период после 5 ноября 1937 г. могло быть принято такое общее решение?
В период после 5 ноября 1937 г. имело место только одно-единственное
заседание Кабинета 4 февраля 1938 г., на котором Гитлер сообщил присутствовавшим на
нем лицам об изменении в замещении должностей, не приводя причин для этого, не
говоря уже о том, что он не сообщал о каких-либо военных планах. Если Обвинение
видит связь между членами Кабинета в праве участия в заседаниях Кабинета, то оно
должно в отношении последующего периода учесть, что такой связи более не
существовало. Некоторым видом замены заседаний Кабинета, правда, был циркулярный
метод, который исключительно применялся в этот период. При этом, однако,
необходимо учесть, что циркулярный метод сам по себе, возможно, может служить для
достижения уже существовавшей общей цели путем осуществления отдельных
законодательных актов. Однако нельзя себе представить, что метод рассылки
письменных циркуляров предполагался как своего рода форма общего планирования
совершения преступлений такого огромного масштаба. Пространственная связь должна
в какой-либо степени существовать для принятия такого рода решения, которое
по своей природе должно являться тайным. На заседании Кабинета это, вероятно,
можно было бы осуществить. В виде же рассмотрения такого решения в письменном
виде на основании циркулярного метода это представляется невозможным.
В добавление ко всем этим соображениям далее необходимо констатировать, что
согласно результатам предъявления доказательств такого рода план развязывания
незаконной войны никогда не доводился до сведения Кабинета, не говоря уже о том,
что он не обсуждался и тем более не был утвержден на основании совместного
решения членов Кабинета.
Далее, я должен остановится на утверждении Обвинения о том, что
законодательная деятельность Кабинета должна быть истолкована таким образом, что ее
согласованной целью была агрессивная война. Обвинение полагает, что путем издания
законов Гитлер преследовал цель добиться общего контроля и укрепления собственной
власти и тем самым произвести подготовку к проведению агрессивной войны.
Обвинение сознает, что ни установление тотального контроля, ни отдельные законы,
изданные правительством, не являются нарушением Устава. Оно, однако, считает, что

56 Защитительная речь доктора Эгона Кибг/шока
связь между этим тотальным контролем или отдельными законами и преступлениями,
предусмотренными Уставом, может быть установлена, исходя из следующего
соображения: план с самого начала имел своей целью преступления, предусмотренные
Уставом. Для достижения этой цели и для того, чтобы избежать сопротивления этому, было
необходимо установить тотальный контроль в Германии. Цели установления такого
контроля и служил целый ряд законов, изданных правительством. С одной стороны,
законы позволяли распознать и непосредственную целенаправленность; с другой
стороны, вследствие их террористического и негуманного характера они способствовали
достижению этой цели.
Обвинение исходит из того, что диктатура была необходимой предпосылкой
позднейших преступлений. В отношении партии создание диктатуры является частью
плана преступлений против партии. В противоположность этому следует
констатировать невозможность делать выводы из самого действия, чтобы затем тем самым
доказать что причина неминуемо должна была привести к действию. Эта точка
зрения была бы правильной лишь в том случае, если бы создание диктатуры
обуславливалось только планированием преступлений. Эта точка зрения не выдерживает
критики, если создание диктатуры могло казаться необходимым по другим
причинам или лишь в силу ее целесообразности. А такие причины имелись. Стремление
к концентрации власти представляет собой естественное явление во времена
особых кризисов. Единая власть в состоянии скорее принимать меры, необходимые для
устранения кризиса. Поэтому всегда и везде в такие периоды можно было наблюдать
тенденцию к концентрации власти. Это ведь предусмотрено в государственном праве
любой страны. В такие моменты чрезвычайные меры переносят центр тяжести
власти с большой группы лиц, например парламента, на более узкий круг. Такое
развитие имело место и у нас в Германии уже тогда, когда нас можно было считать страной
с демократической формой правления. Это показывает, что чрезвычайные
полномочия правительства в широком масштабе осуществлялись еще во времена Брюнинга.
Ранее я уже указал на то, что мысль объединения подкреплялась еще идеей фюрер-
ства, прообразом которого была партия. Поэтому исключается вывод обвинения о
том, что создание диктатуры неизбежно должно породить цель агрессивной войны.
Народ видел глубокие корни экономического кризиса в отсутствии единого
руководства. Хотя германский народ вместе с Веймарской конституцией получил в
подарок чистую демократию, однако всем своим прошлым он не был подготовлен к ней.
Не было постепенного органического развития в направлении свободного
демократического мышления, не была воспитана критика суждения. Поэтому тот факт, что в
тот момент, когда демократическая республика находилась в трудном экономическом
положении, причина этого усматривалась не в действительных условиях, а в
недостатке единого руководства, следует объяснить только чисто психологически. Вот
почему идея фюрерства и вершения судеб в одном лице была популярной. Она
находила свое отражение в голосовании, которое в каждом отдельном случае должно было
считаться за признание принципиальных установок НСДАП и тем самым идеи
фюрерства. Нельзя сомневаться также в том, что последовательная концентрация и
руководство всеми областями государственной жизни по указанию одного высшего ведомства
имели часто благоприятное влияние на проведение в жизнь мероприятий
экономического характера, которые, без сомнения, были очень смелыми и обширными.
Уже одно понимание этого в рамках уголовного процесса может оправдать
участие членов правительства в ходе событий, приведших к диктатуре. Во всяком
случае, благодаря этому совершенно исключается правильность абсолютного вывода

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 57
Обвинения о том, что из создания диктатуры, безусловно, вытекает цель агрессивной
войны.
Даже те законы имперского Кабинета, которые Обвинение рассматривает как
меры террора и подавления, оно считает направленными на основание и утверждение
диктатуры, целью которой является ведение агрессивной войны. Оно рассматривает
в связи с этим особенно законы, направленные против евреев. И здесь нужно
проверить это с той точки зрения, действительно ли цели и содержание этих законов были
направлены на ведение агрессивной войны. Обвинение указало на то, что Гиммлер
в 1943 г. в своей речи в Познани заявил, что он счастлив видеть, что в этот сложный
период войны устранена внутренняя угроза империи со стороны евреев.
Подобное высказывание может при поверхностном суждении дать повод к
заключению о том, что действительно все законодательные и административные меры,
которые принимались, постепенно увеличиваясь, против евреев, достигли такого
успеха, который приветствует Гиммлер.
Сначала надо определить, какие ограничения были возложены на евреев законом
и какие меры были проведены Гиммлером по линии организации гетто и
истребления евреев. Только последнее, изоляцию евреев от остального населения, их
заключение в польские гетто — в концентрационные лагеря, и, наконец, их физическое
истребление было тем, что Гиммлер мог рассматривать как облегчение для ведения
войны.
Обратное представляют собой изданные имперским правительством и
утвержденные рейхстагом «Нюрнбергские законы», которые, несомненно,
предусматривают абсолютное подавление евреев, но ни один из этих законов не предусматривает
абсолютной изоляции евреев от остальной части населения. Эти законы
направлены на удаление евреев из общественных учреждений и из экономики, на личное
ограничение их свободы, которые затрагивали элементарные права человеческого
индивидуума. Они в своем действии были направлены на то, чтобы всеми способами
затруднить жизнь евреев в Германии. В связи с этим пропагандируемой целью
являлось побудить евреев к эмиграции из Германии. Мне кажется, что как раз
последняя точка зрения показывает, что преследование евреев, поскольку оно проходило
согласно законам, и даже через утверждение диктатуры, не имело целью вести
агрессивную войну. Нельзя с одной стороны ставить целью агрессивную войну, а с
другой стороны законодательными мерами создавать положение, которое принуждает к
эмиграции людей, у которых отнята основа существования. Если хотят вести
агрессивную войну, то было бы глупо выгонять из своей семьи ее членов, превращать их
этим самым в своих врагов и выгонять их за границу, в страны, которые по планам
ведения войны нужно рассматривать как страны будущего противника. Поэтому мне
кажется, что здесь не нужно рассматривать законы, направленные против евреев,
для обоснования преступлений в соответствии с Уставом Трибунала. В дополнение
я хочу еще добавить, что большая часть этих законов вышла не при полном согласии
всех членов Кабинета, они носят ясные следы компромисса, когда часть министров
сумела смягчить общую тенденцию закона и ограничить его в действиях. Факт
участия со стороны министра при составлении подобного рода законов ни в коей мере
не означает, что он согласен с тенденцией закона и одобряет закон.
Как я уже говорил, в связи с защитой подсудимого фон Папена факт содействия
министра при составлении подобного рода законов ни в коей мере не означает, что
он согласен с целью закона и одобряет сам закон. В связи с этим я хочу сослаться на
письмо свидетеля Шлегельбергера к Ламмерсу, в котором шла речь о перекрестном

58 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
допросе свидетеля Шлегельбергера. Он показал, что со стороны какого-то органа
партии, вероятно, отдела по делам расы СС, были намерения выслать на Восток всех
лиц, у которых отец или мать были евреями. Министерству юстиции была
предоставлена возможность высказать свое мнение по возникающим вопросам о разводах.
Его первое, ограничивающееся только отношением к намечаемым мерам
высказывание в письме к Ламмерсу не достигло цели. Поэтому он чувствовал себя
обязанным смягчить эти меры каким-либо практическим предложением. Исходя из этого,
он высказывает мысль, которую подхватывает управление по делам расы, о
прекращении прироста населения смешанной крови, за исключением тех лиц смешанной
крови, у которых не ожидается потомства. В этой связи он предлагает не высылать на
Восток тех лиц, которые обрекут себя на бесплодие. При обсуждении этого вопроса
трудно оставить без внимания человеческие чувства и с необходимой для проведения
судебного процесса деловитостью вынести решение. Но можно и прийти к выводу,
что здесь была сделана попытка хотя и варварскими средствами, но предотвратить
принятие еще худших мер.
Конечно, это проблема — насколько может кто-нибудь содействовать злу, чтобы
предотвратить еще большее зло. Но в каждом отдельном случае следует учитывать
побудительные мотивы. В разбираемых в данном случае вопросах решающим
является то, что и в своем предложении Шлегельбергер пытается избежать изоляции лиц
со смешанной кровью от остального населения Германии. Уже одно это является
решающим, учитывая точку зрения Гиммлера, высказанную в его речи в Познани
в рамках рассмотрения вопроса о ведении агрессивной войны. Если обратиться к
последующим законам, то я могу их оставить без внимания, так как они были изданы
до 30 июня 1934 г. Я ссылаюсь на свои высказывания по делу Папена.
Закон от 3 июля 1934 г. применительно к событиям 30 июня Обвинение
рассматривает как первый очевидный несправедливый закон, которым санкционировались
уже совершенные преступления. Но и в этом случае следует исходить из того, что
события 30 июня 1934 г. не имели связи с планами ведения агрессивной войны.
Что планировал Рём и в каких отношениях он находился с рейхсвером, сегодня
нельзя установить. Во всяком случае, устранение такой личности, как Рём, и его
сторонников нельзя рассматривать как устранение препятствия для выполнения плана
ведения агрессивной войны. Если кроме этого были убиты еще и другие противники
Гитлера, которые не состояли ни в какой связи с Рёмом, то хотя это и просто
убийство, но и здесь, и особенно учитывая личности убиенных, нет никакой связи с
планами ведения агрессивной войны. Сам закон по своему содержанию оставлял
безнаказанными только тех, кто действовал в целях подавления попыток государственной
измены. Таким образом, этот закон не охватывает те случаи, когда речь идет о лицах,
находящихся вне группы Рема. Часть из них попала под приговор, а другую часть
Гитлер на основании имевшихся у него прав помиловал.
Я ссылаюсь на аффидевиты Мейснера и Шверин-Крозигка, а также на показания
свидетеля Шлегельбергера. Большинству министров было известно, что отношения
между Гитлером и Шлегельбергером стали натянутыми. Они были захвачены
событиями врасплох. Сообщение о событиях, которое сделал Гитлер на заседании
Кабинета 3 июля 1934 г., в сущности соответствовало его заявлению на заседании рейхстага
от 13 июля 1934 г. На основании этого сообщения у министров создалось такое
мнение, что речь идет действительно о государственной измене и что принятые
Гитлером срочные контрмеры были необходимы, чтобы воспрепятствовать дальнейшему
распространению бунта. Гитлер сам сознавал, что имели место некоторые перегибы

Защитительная речь доктора Эгона Кцбишока 59
и были арестованы лица, которые не имели ничего общего с бунтом. В таких случаях
он обещал провести судебное следствие.
Так как закон в своей формулировке ограничивался действительно только
лицами, которые участвовали в бунте, то министры думали, что они могут отвечать
за этот закон. Можно сомневаться в этом законе, но нельзя, однако, оставить без
внимания, что подавление этого бунта могло явиться событием, которое
окончательно устранило состояние постоянного беспорядка и насилия со стороны
сторонников Рема.
Поэтому нельзя делать из этого закона вывод о том, что таким образом
санкционируются на будущее уже принятые неоправданные с формально-правовой точки
зрения меры, а лица, совершившие преступления, избегут правосудия.
Можно представить себе, что на основании закона можно стремиться к
окончательному устранению подобного рода опасностей, тем более если вина в
предусмотренных этим законом случаях будет доказана. Во всяком случае, многие считали,
что при рассмотрении предусмотренных законом случаев принцип ответственности
распространялся и на политические преступления.
Обвинение особенно останавливается на тех законах, которые связаны с
вооружением и уже поэтому указывают на подготовку к агрессивной войне. Обвинение
рассматривает в этой связи вопрос об образовании Имперского совета обороны в апреле
1933 г. и оба секретных закона о защите империи от 1935 г. и 1938 г.
Подсудимый Кейтель заявил при допросе в качестве свидетеля, что уже в 1929 г.
был образован межведомственный комитет, который занимался вопросами обороны
империи. Этот комитет не имел ничего общего с оперативными или стратегическими
вопросами, вопросами вооружения и поставками военного имущества. Он обсуждал
исключительно мероприятия, которые должны были быть проведены в гражданском
секторе, в случае если империя будет втянута в военные действия. Сюда относились,
в частности, мероприятия по проведению эвакуации на случай войны. Это,
безусловно, оборонительная мера.
В фактической работе комитета ничего не изменилось, когда в апреле 1933 г. на
каждого министра возложили обязанность вместо существовавшего до этого
сотрудничества отдельных референтов министерств непосредственно делегировать в
вышеуказанный комитет по одному референту.
Лишь только с этой целью министры объединились в Имперский совет обороны.
Но как таковой этот совет никогда не функционировал и в нем не созывались
совещания. Работа выполнялась, напротив, лишь только в прежнем Имперском комитете
обороны. Общий обзор его работы мы найдем в Книге № 5 «Мобилизационная
деятельность гражданских учреждений», которая была издана в 1939 г. и которая
содержала перечисление организационных мер, которые нужно было принять в случае
мобилизации в гражданской сфере. Содержание книги никоим образом не
свидетельствует об агрессивной тенденции в деятельности комитета.
Проводившаяся подготовка являлась естественной государственной
оборонительной мерой на случай войны. На основании того факта, что работа комитета
сохранялась в тайне, нельзя делать вывод о наличии косвенной улики,
доказывающей тем самым подготовку агрессивной войны. Вполне естественно и общепринято,
что все мероприятия, связанные с обороной страны, не предаются гласности. Задача,
возложенная на комитет по обороне империи, существовала непрерывно до начала
войны. Эта задача также не изменилась, когда на основании неопубликованного
закона об обороне империи от 21 мая 1935 г. было узаконено положение Имперского

60 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
совета обороны, созданного в апреле 1933 г. на основании решения, принятого
внутри Кабинета министров.
Имперский совет обороны, как показали допросы Геринга, Ламмерса, Шахта,
Кейтеля и Нейтрата, не заседал ни разу. Ни разу не созывались в его рамках и
совещания, ни разу не была применена система рассылки циркуляров. Всю деятельность
осуществлял ранее созданный Комитет обороны, выполняя уже описанную задачу.
Имперский совет обороны остался лишь только вышестоящей организацией
указанного Комитета. На основании закона об обороне империи от 21 мая 1935 г. была
создана должность генерального уполномоченного по вопросам военной экономики.
Ему было дано право уже в мирное время обеспечивать страну экономическими
ресурсами на случай войны и издавать директивы в этой связи. Фактически Шахт
не провел никаких мероприятий в этой области, будучи генеральным
уполномоченным по вопросам экономики. Эти задачи на практике уже в 1936 г. были возложены
на уполномоченного по проведению четырехлетнего плана. Так же и в данной связи
нужно опять-таки констатировать, что организационные и превентивные
мероприятия на случай войны представляли собой нечто само собой разумеющееся. Эти
мероприятия сами по себе не являются косвенной уликой, доказывающей агрессивные
намерения правительства. Для Германии было необходимо проводить
экономические мероприятия на случай войны, учитывая ту опасность, которая могла угрожать
ей в случае войны в области экономики в территориальном отношении. Нельзя было
позволить себе проводить организационную подготовку после начала войны, так
как германская экономика оказалась бы нежизнеспособной в случае войны, если бы
существовала произвольная ее организация.
Возражая против того, что имела место только лишь оборонная деятельность.
Обвинение заявляет, что оборонные мероприятия не должны были производиться,
потому что ни одно государство не намеревалось напасть на Германию. В
опровержение этого нужно заявить, что руководство всякого государства несет
ответственность за то, чтобы заботиться об отдаленнейших возможностях в деле решения
жизненно важных вопросов. Никогда не было такого исторического периода, когда
для какого-либо государства на продолжительный срок абсолютно исключалась
бы угроза военного нападения извне. Когда на основании указа Гитлера от 4 марта
1938 г. произошли перемены в области руководства вооруженными силами, сначала
вовсе не бросилось в глаза (так как Имперский совет обороны вовсе не
функционировал), что его состав, согласно закону об обороне империи от 1935 г., не совпадает
с вышеупомянутым указом. Лишь только после того, как Кейтель, будучи
руководителем комитета, указал на это несоответствие, оно было устранено на основании
нового закона об обороне империи от 4 сентября 1938 г. Одновременно был создан
колоссальный аппарат, так как вообще при нацистском режиме всякие
организационные меры задумывались широко, а всякие преувеличения и искусственные
нагромождения пользовались особой любовью. После преобразования Имперского совета
обороны происходят преобразования и в Комитете, связанные с назначением новых
членов. Помимо Генерального уполномоченного по вопросам военной экономики
назначается «Генеральный уполномоченный по вопросам администрации». Вместе с
начальником ОКВ они образуют «коллегию трех», им подчиняются в виде отдельных
групп большинство других министров. Но весь аппарат, за исключением комитета,
должен был начать функционировать только лишь после начала войны. И только в
этот момент должны были реализовываться полномочия, которые носили широкий
законодательный характер и были возложены на «коллегию трех».

Защитительная речь доктора Эгона Кубушока 61
Когда война действительно вспыхнула, Гитлер вовсе не придавал значения этой
подготовке, которая велась на бумаге, а назначил Совет министров по вопросам
обороны империи, который фактически заменил существовавшие до этого
организации. Лишь несколько позже, когда выяснилось, что законодательная машина Совета
министров работает слишком медленно, опять всплыли на поверхность
полномочия «коллегии трех» и появились постановления, основывающиеся на них. Если в
задачу «коллегии трех» входило, как и вообще в задачу всякого ведомства, принимать
в своей области меры, которые служат интересам обороны, то нельзя делать вывод
об их агрессивных намерениях или о том, что существовало сознание предстоящей
войны. Такая военная подготовка вообще исходит всегда из необходимого
предположения о том, что может вспыхнуть война. Но в этом предположении не заложено
никакой косвенной улики, свидетельствующей об агрессивном намерении. Если
придется признать наличие такой косвенной улики, то тогда нужно будет невольно
рассматривать каждое государство, которое не может отказаться от подобной
подготовки, как государство, планирующее агрессию. «Коллегия трех» до начала войны не
созывала никаких совещаний, поэтому эта коллегия как таковая не работала на войну
и не готовила никаких планов ведения агрессивной войны. Это также относится и к
Имперскому совету обороны. Правда, два совещания этого совета состоялись. Какое
небольшое значение придавалось этим совещаниям, насколько мало они подходили,
особенно для того, чтобы принять решения о самых тайных планах, явствует из того
факта, что из 12 членов совета на заседание явилась лишь только часть из них, в то
время как присутствовало значительное число референтов из разных ведомств. Такой
большой круг лиц, привлеченных на заседания (один раз присутствовало 40 человек,
другой раз — 70), не мог допустить обсуждение такой секретной темы как
планирование агрессивной войны. Фактически оба заседания выразились в том, что
подсудимый Геринг огласил отдельные части неопубликованного закона об обороне
империи. Никакие другие встречи членов совета или какие-либо письменные обсуждения
по этому поводу не проводились. Резюмируя, можно заметить, что в данном случае
была создана в организационном отношении инстанция, предназначенная на случай
войны; но она на практике не функционировала. Если бы в цели этой организации
входила бы подготовка агрессивной войны, то обилие задач, которые в данном случае
следовало бы определить во времени, сделало бы необходимой деятельность
организации уже в мирное время.
Также закон о построении вооруженных сил от 16 марта 1935 г. и военный закон от
21 мая 1935 г. обсуждались Обвинением. Я в этой связи не хочу судить о том, являются
ли данные законы нарушением Версальского мирного договора или нет.
Существенным для уголовного осуждения является то обстоятельство, следует ли рассматривать
издание этих законов как косвенную улику, доказывающую наличие плана агрессии.
Уже тот факт, что необходимо было опубликовать весь текст этих законов,
свидетельствует о том, что эти законы не преследовали подобного плана. Сравнительно малое
число дивизий, предусмотренных в законе от 16 марта 1935 г., не допускает мысли о
подготовке агрессивной войны.
Также и введение всеобщей воинской повинности не является косвенной
уликой, доказывающей наличие агрессивных планов. Воинская повинность введена в
большинстве стран и помимо увеличения рядовых запаса, безусловно, продиктована
соображениями идеального порядка.
При рассмотрении этих законов, касающихся военной организации, нужно
учесть, что введение воинской повинности в марте 1935 г. сделало необходимым пре-

62 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
образование всей военной системы. В этой области в предыдущие годы
практически ничего не было предусмотрено. Поэтому неудивительно, что было предпринято
издание необходимых основных законов. Это неизбежное окончательное создание
новой военной организации обусловило издание упомянутых законов, что не должно
приводить к выводу о том, что при этом планировалась война.
Для выяснения вопроса об осведомленности всех членов кабинета министров о
готовящейся войне не нужно обсуждать вопрос, находились ли германские
вооруженные силы в момент, когда вспыхнула война, в состоянии готовности к
действительно предпринятой агрессии.
Существовавшие законы не позволяли составить себе точное представление о
фактическом объеме вооружения, если вообще подавляющему числу членов
кабинета министров приходилось в рамках их ведомств иметь дело с вопросами
вооружения. Они были ограничены тем, что им сообщали. Генералы сами придерживались
той точки зрения, что вооружение, учитывая его объемы, носило оборонительный
характер. Гитлер же сам ничего не сообщал им о целях агрессивной войны.
Наконец, нужно упомянуть закон от 13 марта 1938 г., согласно которому было
провозглашено присоединение Австрии и Германии. Этот закон не был принят
большинством членов Кабинета министров. До присоединения министрам ничего сообщили о
ходе событий. Они обычным путем узнали о факте вступления войск в Австрию.
Другие обсуждавшиеся Обвинением законы так далеки от мысли, что из них
можно сделать вывод о том, что готовилась война, что мне даже не нужно в
отдельности распространяться о них. Вместе с тем нельзя отрицать деловые причины, по
которым были изданы эти законы. Они содержатся в официальных обоснованиях
проектов законов, которые приводятся в моей книге документов. Эти обоснования
при системе рассылки циркуляров приобщались к проектам законов и тем самым
являлись для министров источником, из которого черпался смысл и назначение
данного закона. Эти законы, между прочим, были изданы в то время, когда, согласно
моим предыдущим разъяснением, больше не существовало тесной связи между
членами кабинета министров.
Последнее заявление относится особенно к тем законам, которые издавались во
время войны и которые отдельно не приводились Обвинением.
Нельзя предполагать, что в это период министры действовали сообща.
В этот период полное преобразование законодательной системы сказалось чисто
внешне в том факте, что самые важные законы издавались инстанциями, вновь
созданными и облеченными обособленным кругом задач и законодательными
полномочиями. Центр тяжести находился в указах и приказах фюрера, особенно по
принципиальным и общеполитическим вопросам. Это исключало всякую другую деятельность
министров, за исключением ведомственной работы.
Единство и свобода при принятии решений в результате совместных действий
членов кабинета министров давно стали призраком. Поэтому речь может идти лишь
об ответственности отдельных или нескольких министров, принимавших участие в
составлении какого-либо закона, но не обо всем Кабинете как таковом.
Обвинение считает, что цель предусмотренного Уставом преступления в
особенности видна в деятельности имперского Кабинета и больше всего в том, что имелось
тесное сотрудничество между верховными государственными органами и партией.
Отдельные министры якобы занимали высшие партийные должности. «Закон об
обеспечении единства партии и государства» должен был бы гарантировать
сотрудничество партии и государственных органов. Благодаря этому проникновению пар-

Защитительная речь доктора Эгона Кибушока 63
тии в дела государственного руководства партийные идеи практически стали
содержанием государственного руководства. Так утверждает обвинение.
В действительности ни закон об обеспечении единства партии и государства, ни
позднейшие указы не могли полностью гарантировать сотрудничество правительства
с партией. В этом яснее всего проступает различие между воззрениями министров
и руководящих партийных органов. Министры считали свои задачи по управлению
чисто государственным делом. Партия должна была неустанно бороться при
поддержке, которую многократно оказывали ей указы Гитлера, чтобы достигнуть
большего сотрудничества при решении вопросов государственными органами. Свидетель
Шлегельбергер ясно это обрисовал. Он заявил, что большая часть затрат рабочего
времени в государственных органах, в особенности в порученном ему министерстве
юстиции, уходила на то, чтобы препятствовать влиянию партийных органов на эти
министерства, что они неоднократно пытались делать.
Мы встречали указы фюрера, которые должны были осуществить это вплоть до
последнего периода войны, что являлось признаком того, что нарочитое
проникновение партии в государственное управление никогда полностью не удавалось.
Поэтому невозможно согласиться с Обвинением, что государственный аппарат
благодаря партийному проникновению практически являлся инструментом партии.
Следовательно, резюмируя, я могу сделать вывод о том, что по ходу дела не
доказано, что члены всего обвиняемого круга лиц, все целиком, хотели агрессивной войны
и ее преступных последствий, предусмотренных Уставом, и якобы направляли всю
своею деятельность на достижение этих целей. Пока речь идет вообще о Кабинете
(до 1934 г.), говорить об определенной взаимосвязи с планированием агрессивной
войны невозможно, даже говорить о полном осознании этих целей самим Гитлером
неправильно. Если он сам, возможно, и рассчитывал на это и учитывал в своих
решениях, то все обстоятельства в совокупности указывают на то, что обвиняемый здесь
Имперский кабинет был определенно неподходящим субъектом для того, чтобы
оказаться осведомленным о подобных планах или хотя бы знать о возможностях их
существования. Если Гитлер с 5 ноября 1937 г. считал Кабинет не заслуживающим
доверия, чтобы ознакомить его даже с первоначальными задачами по достижению
последующих целей; если в дальнейшем он принимал усиленные меры по
расчленению Кабинета и довел секретность до такой степени, что скрывал подготовку войны
от ведомств, которых это касалось, как в случае с Даре, когда он скрыл от самих
министров и сообщил все только одному посвященному специалисту, то из этого мы
ясно можем сделать вывод: весь Кабинет в совокупности не только не знал о
предполагаемой цели, но и не простирал так далеко своей деятельности. Если бы вывод
Обвинения был верным, то Гитлер оставил бы существовать имевшуюся
организацию, а не предпринял бы полную перестройку верхушки руководства государством.
Его якобы верные, законспирированные подчиненные, очевидно, больше всего
подходили для фактического выполнения задач после того, как общий план был
сформулирован. При рассмотрении личного состава Кабинета кажется вздором думать о
подобном тесном и интимном сотрудничестве между членами кабинета и Гитлером.
Здесь встречались люди из противоположных лагерей. Министры частично достались
Гитлеру «в наследство», частично были вновь назначены и в основном не были его
партийными приверженцами. Они раньше в большинстве своем не находились с ним
в более тесной связи. Психологически нельзя объяснить, как и когда Гитлер привлек
этих людей к тому, чтобы не только сделать партийные идеи общими целями и даже
привлечь к тяжелейшим преступлениям, предусмотренным Трибуналом. Мы также

64 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
наблюдаем постоянные перемены в личном составе членов кабинета. Такие люди,
как Гугенберг, Попиц, Шнидт, Эльц фон Рюбенах и Шахт, вышли из состава
Кабинета. У них у всех были разногласия с Гитлером, которые относятся к гораздо менее
серьезной области, чем та, которая представляется Трибуналом как преступление.
Все эти люди, однако, согласно обвинению, с начала своей деятельности слепо
подчинялись в качестве министров преступным планам Гитлера. Можно ли доказать
этим единомыслие, если упомянуть обсуждаемое Обвинением преступление Эльц
фон Рюбенаха? Может ли быть, чтобы человек, высказывавший при вручении ему
золотого знака партии свои религиозные сомнения относительно нацистских идей,
с другой стороны, быть связанным с подобным преступным существованием целей и
работать в этой области много лет? Разве не ясно из его письма, направленного
Гитлеру, что он не сомневался нисколько в неприкосновенности работы Кабинета? Как
можно связать такого человека, как министр Попиц, с этими целями и проведением
их, если он смертью доказал свое активное сопротивление как соучастник заговора
20 июля 1944 г.? Круг лиц, охваченных титулом «Имперское правительство», невелик.
Именно поэтому он является ярким примером того, как опасно предъявлять
обвинение в преступлении организации и осудить за это отдельных людей лишь на
основании объявления самой организации преступной.
Обвинение особо направлено против Тайного совета и Совета министров
имперской обороны. О Тайном совете Кабинета мне остается сказать немного: он никогда
не собирался, а следовательно, никогда не принимал никаких решений, не вел
никакой деятельности. Его основание последовало по субъективным соображения, когда
выбыл министр иностранных дел фон Нейрат. В этом созданном только законом
Совете, но практически не действовавшем в Кабинете органе не могли ни
разрабатываться планы, ни предприниматься что-либо для их проведения.
Совет министров по обороне империи основан в начале войны указом Гитлера.
Мне непонятно само по себе, на каком основании Обвинение выделяет дело о совете
министров как об отдельной организации в рамках имперского правительства.
Многие члены входили в состав кабинета. Все, за исключением Ламмерса, они сидят на
скамье подсудимых. Поэтому не может быть практической ценности для объяснения
этого обвинения в отношении группы лиц. Очевидно, что само Обвинение
сомневается в признании аргументов, выставленных против всего Кабинета целиком, и, по
крайней мере, хочет обеспечить себя минимумом требований в отношении
осуждения этой части членов кабинета.
К совету министров по обороне империи, соответственно, относятся и аргументы,
изложенные в отношении государственного Кабинета. Обвинение в остальном
пренебрегает выводами, в чем оно усматривает участие в предусмотренном Уставом
преступлении. Мне ясно, что рамки этого процесса, даже принимая во внимание
небольшой круг членов правительственных министров не предоставляют
возможности выяснить стремления, поступки и мотивы отдельных его членов.
Статья 9 Устава — уголовное положение, которое должно облегчить объединение
отдельных групп в крупные организации. Дело имперского правительства численно
охватывает небольшой круг лиц. 17 из них представлены на скамье подсудимых.
Живы всего только 20 человек. Имеется достаточно реальных и правовых
возможностей, принимая во внимание их прежнее значение в общественной жизни и
необходимость их деятельности в прошлом, для того чтобы разобрать и обсудить их
прошлую деятельность со всей ясностью, объективностью на процессах по делу каждого
лица в отдельности. Нет никаких причин объединять их теперь всех под одним тер-

Защитительная речь доктора Эгона Кибишока 65
мином, всех, включая и мертвых членов Кабинета. Подвергнуть их остракизму путем
вынесения обвинительного приговора и лишить, таким образом, их в ходе
последующих разбирательств существенной части защиты, избавив себя от возражений,
для которых нет никаких правовых причин. В деле Имперского правительства,
следовательно, из соображений целесообразности ни в коем случае нельзя жертвовать
общими основами права ради практических целей.
В заключение я считаю себя обязанным выразить следующую идею,
затрагивающую в общем проблему обвинения организаций: судья Джексон, говоря о
приговоре, о котором ходатайствует Обвинение, заявил, что соображения
целесообразности также являются решающими. Он считает, что иначе нельзя будет охватить всех
участников преступлений. Анонимные преступники, таким образом, могут остаться
в стороне. Он (Джексон) также видит политическую причину такого приговора в том,
что можно будет отделить «хороших» от «плохих».
В моей речи я показал, что суммарное осуждение организаций неминуемо и по
важнейшим пунктам должно привести к осуждению и невиновных. Разве такая жертва,
которую должен принести принцип абсолютного права по причинам политической
целесообразности, действительно необходима и разве с этим можно согласиться? Разве
этим в конце концов вообще будет достигнута поставленная политическая цель?
Чем больше круг лиц, подпадающих под приговор, тем меньше заостренность
преследуемого результата, то есть больше вероятность обесчещивания невиновных.
Миллионы людей, причастных к этим организациям, будут объявлены
преступниками, учитывая то, что такое объявление затронет и их родственников, а также и
друзей — всех, попавших в опалу; учитывая это, я считаю себя вправе сказать, что не
будет достигнута та цель, которая преследуется этим отделением «хорошего» от
«плохого». Путем такого расширения круга лиц выносящему приговор особенно будут
бросаться в глаза те люди, которые, по его мнению, не совершили ничего плохого,
да и не хотели совершать. Желаемый результат может быть достигнут только в том
случае, если круг лиц будет ограничен только теми, которые при самом критическом
подходе к такому разграничению являются действительно вредными элементами.
Возможность частично морального осуждения целой группы населения, изъятие
этой группы действительно из народных масс имеют свои предельные границы. Это я
прошу учесть, принимая во внимание поставленную цель общего умиротворения.
Я также не считаю, что приговор, о котором здесь ходатайствовали, необходим
для того, чтобы установить до сих пор анонимных преступников. Те, кто может быть
причислен к преступникам, уже задержаны. Помещение их в лагеря для
интернированных и рассмотрение их дел в ходе денацификации представляет полную
возможность установить, кто же в действительности виновен.
Если, таким образом, для достижения поставленных целей нет возможности не
произносить по делу организаций общий приговор, то такое вмешательство в
правовые гарантии, которое явится неизбежным следствием такого осуждения, кажется
особенно опасным.
Самым тягостным, что мы пережили в Германии в связи с установлением
нацистской системы, было чувство правовой неуверенности. Мы, люди, в силу своей
профессии занимающиеся этим делом ежедневно, чувствовали, что это значит для
человека, знакомого с правом. Сознавать, что права человека не защищаются
фундаментальной и кодифицированной правовой системой, которая одна может сделать
этого индивидуума свободным человеком; чувствовать неуверенность, основанную на
сознании того, что из соображений какой-то политической целесообразности тебя в

66 Защитительная речь доктора Эгона Кубушока
любой момент эта система насилия над самым примитивным правом человека может
смести, — эти чувства тяжким бременем лежали на душе каждого немца. И все они
хотят, чтобы изменение этого положения явилось полнейшим уничтожением ранее
существовавшего порядка. Опыт прошлого показывает им, что принципы
справедливости особенно необходимы, так как они не идут на компромисс. Люди хотят быть
уверенными в том, что теперь только тот может быть лишен свободы, уголовное
преступление которого будет точно установлено путем судебного разбирательства,
которое будет обставлено всеми возможными правовыми гарантиями.
Взоры всех с надеждой обращены к этому первому Трибуналу, который должен
помочь одержать победу этому принципу, затоптанному в грязь, Трибунал должен
сделать этот принцип программой мира. Эту надежду питаем и мы. Мы, призванные
участвовать в этом процессе, чувствовали, как в каждой фазе процесса наша
уверенность все укреплялась и укреплялась.
Суд теперь должен принять решение о том, должен ли приговор, о котором
ходатайствовало Обвинение, охватить действительно и невиновных. Правда,
представители Обвинения заявили, что разумное применение правовых возможностей
приведет к тому, что число судебных преследований будет таким минимальным,
что только виновные предстанут перед судом. Если даже это намерение полностью
можно было бы осуществить в каждой оккупационной зоне, то все же при этом
надо учесть, что независимо от этой желаемой практики фактом останется то, что
приговор сам по себе даст законную возможность на законном основании
возбуждать судебное преследование лиц на основании одной только принадлежности к
осужденной организации.
Даже в том случае, если изложенная мною правовая точка зрения относительно
такой возможности не будет принята, то все же материальный и процессуальный
правовой вопрос, положенный в основу этого, носит такой проблематический
характер, что для отдельных невиновных членов организаций не создается
абсолютно законной гарантии того, что этот отдельный гражданин не будет подвергнут
необоснованному судебном преследованию. Другими словами, в конечном итоге
создастся такое положение, при котором многие люди постоянно будут
существовать с чувством неуверенности в душе, будет ли возбуждено против них судебное
преследование или нет. Это как раз будет иметь место в несложных делах,
которые, очевидно, национальными судами всегда будут отодвигаться на задний план и
будут рассматриваться позднее.
Учитывая огромную цифру лиц, причастных к обвиняемым организациям, и их
родственников, дела которых будут в связи с виновностью организаций
рассматриваться в судах, это создаст для миллионов такое положение, которое лишит их того,
что мы называем нашей конечной целью, — возрождения чувства уверенности в
законных правовых гарантиях.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
по делу организации «Генеральный штаб
и Объединенное Командование Вермахта»
Ваша честь, господа судьи!
В истории человечества после войн нередко осуждаются военные
руководители побежденных государств. Если низложенным полководцам или их генералам
нельзя бывало вменить в вину неспособность или бездействие в военном
отношении, то их упрекали в политической измене, или нарушении правил ведения
войны, или превышении военных полномочий. Во всяком случае, необходимо
отметить, что, как правило, это было осуждение и приговор собственного
государства, а не победивших врагов.
Для примера к сказанному выше следует вернуться на 2000 лет вглубь истории.
Римляне задушили в тюрьме своего врага Югурту и до тех пор мстили Ганнибалу,
пока не отравили его чашей с ядом в доме его друга. В новой истории примером
является личность Наполеона I, который умер в изгнании на острове Святой Елены, но
был привлечен странами-победительницами к ответу не как французский генерал,
исполнявший долг перед отчизной, а как французский император и, следовательно,
политический вождь своего государства.
Гитлер, как вождь империи и как верховный главнокомандующий армией,
благодаря своей смерти избежал судебной ответственности. Так как его больше нет в
живых, обвинение осуждает вместо верховного главнокомандующего — главы
правительства, его высших военачальников, наскоро превратив их также в
политических вождей, и по примеру прошлого требует привлечь их к ответственности и таким
путем пытается возложить на них всю ответственность. Этот прием является первым
и единственным в истории народов и будет учтен солдатами всего мира.
Если принятые доказательства (а я остановлюсь на этом еще особо) и внесли куда-
либо ясность, то именно в тот факт, что военные руководители Германии не владели
своей страной и не вовлекали ее в войну, что они не были политиками, но лишь —
и может быть слишком лишь — в этом вся трагедия, были солдатами. Если бы они
были политиками, то Германия не попала бы в эту пропасть. Если представить себе
это, то станет очевидно, что эти люди предстали перед судом на самом деле лишь за
то, что они как солдаты служили своему отечеству.
Когда обвинитель генерал Тейлор приводил аргумент, что Гитлер без помощи
Вермахта не мог бы вести своих войн, то это бесспорно. Никто не смог бы вести
войну без солдат. К военным руководителям Германии относятся слова, сказанные
Карлейлем: «Если кто-нибудь становится солдатом, то он телом и душой
принадлежит своим командирам. Он не должен размышлять, справедливо или несправедливо
дело, за которое он борется. Его враги выбраны не им, а для него».
Если сегодня перед лицом этого Суда военные руководители Германии
рассматриваются как преступная организация, то обвинение это относится не только к ним,
как это выглядит со стороны, но на самом деле оно направлено против всей армии,
или по меньшей мере, против всех ее командиров.
Поскольку Обвинение предало суду военных командиров, которые послушно
исполняли свой воинский долг по приказу своего правительства, то оно представляет
этих командиров соучастниками деяний своего правительства, присваивая им право
контролировать законность политики своего государства, то есть делает их, наконец,

68 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
судьями над политикой своего государства. В мою задачу не входит представлять
результаты такого морального переворота для солдат. Я могу лишь просить Высокий
Суд учесть эти чрезвычайные обстоятельства при применении принципов Устава к
этим фактически и юридически занимающим особое положение солдатам.
Истинное лицо суда выявится именно тогда, когда он при тщательной
самопроверке придет к выводу, что всякого рода причины, соблазнявшие к предубеждению
против подсудимых, должны быть тщательно взвешены и неоднократно проверены
и что он должен особо убедиться, достигнуто ли правильное понимание и
объективный подход к делу.
Не может быть справедливости в том суде, где судьи принадлежат лишь к народам,
против которых подсудимые как солдаты поднимали оружие. Здесь от судей
требуется почти невыполнимое человеком, чтобы они в интересах будущего освободились
от всех впечатлений закончившейся войны.
Я осуществляю защиту с уверенностью, что Суд не будет мстить моим
подзащитным, но поистине и в высоком смысле этого слова будет справедлив к германским
военным руководителям.
1. Генеральный штаб и Объединенное командование Вермахта1 (ОКВ) как группа или
организация
Все обвинение основывается на попытке объединить 129 высших офицеров
германской армии, занимавших известные должности в военной иерархии, под
двойным наименованием «Генеральный штаб и ОКВ», как фактически и юридически
существовавшую «группу».
Прежде чем полемизировать с юридической точки зрения о так называемом
групповом характере их деятельности, я должен остановиться на определении
«Генеральный штаб и ОКВ».
При Гитлере никогда не существовало Генерального штаба в общем понятии, как
это представлено обвинением в смысле «генерального штаба» бывшей кайзеровской
армии.
Военно-морской флот не имел ни адмиралтейства, ни офицеров адмиралтейства.
Созданное осенью 1938 г. «военно-морское командование»2 также не имело ничего
общего с Генеральным штабом.
В компетенцию Вермахта морской флот входил лишь постольку, поскольку в
отдельных случаях требовалось оперативное взаимодействие.
Военно-воздушные силы3 имели собственный генеральный штаб, состоявший
из начальника генерального штаба и офицеров. Круг его обязанностей, однако, был
резко отделен от Генерального штаба армии и ограничивался самостоятельной
сферой командования — военно-воздушным флотом. Лишь при проведении общих
оперативных совещаний между ними осуществлялось взаимодействие.
Генеральный штаб сухопутных войск4 не был, как утверждает обвинение,
центральным ведомством, а состоял также только из начальника генерального штаба и
офицеров генерального штаба сухопутных войск.
Насколько мало соответствует положение этого Генерального штаба картине,
нарисованной Обвинением, видно уже из одного того, что его первый начальник,
1 Вермахт — вооруженные силы Германии в 1935-1945 гг. (OKW — die Wehrmacht).
2 Военно-морские силы (ОКМ — die Kriegsmarine).
3 Военно-воздушные силы (OKL — die Luftwaffe).
4 Сухопутные войска (ОКН — das Неег).

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 69
генерал-полковник Бек. за все время своей работы на этом посту, с 1935 по 1938 г.,
только два раза был принят Гитлером.
Генеральные штабы сухопутных войск и военно-воздушного флота,
действительно существовавшие, не имеют ни малейшего отношения к предъявленному им
обвинению. Обвиняемые 129 офицеров не могут представлять оба этих
генеральных штаба в целом, более того, из них офицерами этих генеральных штабов были
только генерал-полковник Йодль как начальник оперативного штаба вооруженных
сил, заместитель начальника этого штаба и начальники генеральных штабов
сухопутных войск и военно-воздушного флота. Все остальные генералы не были офицерами
генеральных штабов, а являлись командирами воинских частей. Большая часть из
них, а именно 49 из 129 офицеров, и ранее не входила в подчинение Генерального
штаба. Если, несмотря на это, Обвинение называет этот круг лиц Генеральным
штабом, то это то же самое, как если бы католическая церковь, желая досадить
отдельным кардиналам, осудила бы иезуитский орден,
Итак, наименование «Генеральный штаб» не относится к этим 129 обвиняемым
офицерам, а распространяется на всех тех офицеров генеральных штабов, которые
не имеют ничего общего с предъявляемым им обвинением. Это обозначение вводит в
заблуждение и является совершенно произвольным. Осуждение при использовании
обозначений «Генеральный штаб» привело бы к дискриминации института, члены
которого к ответственности не привлечены.
ОКВ также не играло роли самостоятельной центральной руководящей
организации. Как недвусмысленно установлено на данном процессе, такой центральной
руководящей инстанцией был только военный оперативный штаб Гитлера, не
имевший права самостоятельно издавать приказы. Только четыре из 129 обвиняемых
относились когда-то к ОКВ. Всех остальных это обозначение не касается.
Двоякое обозначение «Генеральный штаб и ОКВ» не меняет ничего в существе
дела. То, что здесь называется «Генеральным штабом и ОКВ», на деле представляет
собой всех офицеров, занимавших во время войны высшие служебные посты. Они не
были ничем иным, как верхушкой военной иерархии, которая внутри себя
разделялась на три рода войск. Единственным звеном, связывавшим этих высших офицеров,
было военное взаимоподчинение, общая профессиональная этика и товарищество,
как это имеет место во всех армиях.
Итак, обозначение «Генеральный штаб и ОКВ» является нагромождением ложных
наименований, подобранных произвольно, с тем чтобы создать видимость чего-то
целого, что в действительности никогда не было и не могло быть единым целым. Что
касается 129 офицеров, то ни название «Генеральный штаб», ни обозначение «ОКВ»,
ни общее наименование «Генеральный штаб и ОКВ» не представляют собой понятий,
которые бы соответствовали существу дела и могли бы распространяться на всех лиц.
Возможно, что неточное обозначение не могло бы помешать вынесению
приговора над этими лицами, поскольку оно могло бы быть заменено более
правильным наименованием. Выражения «высший военный руководитель» или «носитель
высшего ранга германских вооруженных сил», так часто употреблявшиеся
Обвинением, могли бы более правильно охарактеризовать подсудимых офицеров всех
вместе, чем неточное обозначение «Генеральный штаб и ОКВ». Однако если бы
даже оба обозначения были не только описательными, но и являлись бы точным
указанием на чисто фактическое объединение лиц, то и в этом случае они никогда
не могли бы быть доказательством наличия какого бы то ни было умышленного
объединения этих лиц.

70 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
Других имеющих доказательную силу обозначений на этот счет не имеется:
наоборот, как раз тот факт, что мы вынуждены искать и искать, чтобы вообще найти какое-
либо обозначение, и что в конечном итоге мы находим только выражение, которое
может относиться лишь к 129 отдельным лицам, а не к определенной организации и
которое не может свидетельствовать о существовании такой организации, заставляет
нас прийти к выводу, что никогда не существовало такого правового или
фактического института, пусть его называют как угодно!
Если используется неправильное наименование и невозможно собрать
доказательства о существовании группы или организации, то для того, чтобы вообще
рассматривать обвиняемых 129 офицеров как группу или организацию, хотя и без
названия, необходимо остановится на правовых предпосылках, которые должны для этого
иметься.
Вследствие того, что Устав не различает понятия «группа» или «организация»,
следует кратко остановиться на определении этого понятия. В первую очередь
возникает вопрос о том, представляет ли собою обозначение «группа» что-либо иное,
чем обозначение «организация», или оба понятия являются идентичными. Ввиду
того, что Устав употребляет эти оба понятия непосредственно рядом друг с другом,
даже в одном и том же предложении, следует исходить из того, что выбор таких
обозначений произошел преднамеренно с тем, чтобы подчеркнуть, по меньшей мере,
фактическую разницу в понятиях.
Правда, ст. 9 Устава оставляет справедливое сомнение в том, действительно ли
здесь должны обозначаться две различные формы явления, так как, согласно этой
статье, только Трибунал имеет право объявить группы и организации преступными
организациями. Итак, суд, следовательно, не может объявить группу преступной
организацией, если она не имеет соответствующих характерных признаков, то есть
сама не является организацией. В таком случае на основании ст. 9 нельзя установить,
что является группой, а следовательно, нельзя объявить неорганизованную группу
преступной.
Подобным же образом следует рассмотреть вопрос о создании групп.
Для определения этого понятия мы должны исходить из естественного
употребления этого слова. Это значит: главной характерной чертой наличия группы людей
является пребывание большого количества лиц в одном помещении. Говорят о
групповой карточке, если несколько лиц заснято рядом друг с другом; если некоторое
количество людей стоят друг с другом и наблюдают за каким-то происшествием,
говорят как о группе любопытных. Из этого одновременно вытекает, что
предпосылкой наличия группы является совместное нахождение нескольких лиц в одно и то же
время в одном и том же месте. Ввиду того, что оба эти фактора отсутствуют у круга
высших генералов и адмиралов, названных Обвинением, эти офицеры на различных
постах ни во время войны, ни перед войной никогда не были соединены вместе ни
пространством, ни временем то, следовательно, ни о какой группе ни в языковом, ни
в фактическом смысле не может быть речи.
Если этот круг офицеров ввиду отсутствия фактических предпосылок не может
рассматриваться как группа, то остается открытым вопрос, не являлся ли этот круг лиц
группой, подобной организации, или даже самой организацией. Если и здесь исходить
из естественного употребления этого слова в языке, то к признакам организации,
в первую очередь, относятся следующие понятия: организованная — это такое
понятие, которое предусматривает связь лиц в том случае, если они располагали
собственными организациями, которые служат целям объединения этих лиц, и одновременно

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 71
их институты в своей компетенции и деятельности основываются на каком-то общем
выработанном уставе. Сверх того, такой союз — пусть даже если он не располагает
юридической дееспособностью — должен через свои органы выражать свою собственную
волю. Как признает Обвинение, организованный союз должен обладать этими
характерными признаками. Правда, эти признаки не должны обязательно иметь постоянную
форму и выступать как особый правовой субъект, но они должны, по крайней мере,
в своем высшем проявлении обладать вышеупомянутыми характерными свойствами
и, кроме того, по своей сущности должны быть сознательно созданными
добровольным объединением нескольких лиц с общими целями.
Согласно этой характеристике главной чертой организации является
внутренняя цель союза. Для существования организации внешний облик не является
решающим моментом, связанное большое число лиц станет организацией только в том
случае, если они будут стремиться к достижению общей цели.
Что касается крута офицеров, о которых идет речь, то у них отсутствуют как
правовые, так и фактические признаки, которые могли бы оправдать предположение о
существовании в этом случае организованной группы или даже организации. Здесь
нет даже самого характерного признака, а именно — добровольности вступления в
члены.
Эти офицеры были назначены на свои посты и оставались на них не добровольно.
Трибунал, признав добровольность важным пунктом доказательства, тем самым
признал необходимость ее наличия. Обвинение также назвало это условие существенным.
Правда, военные руководители добровольно избрали военное поприще. В 1920 г. они
также добровольно пришли в рейхсвер и взяли на себя обязательство служить в его
рядах в течение 25 лет. Однако на те посты, которые подпадают под обвинение, они
были назначены только на основе их способностей без их собственного желания.
Вследствие взятых на себя обязательств они не могли требовать отставки до тех пор,
пока были пригодны к военной службе. Тем более они не могли требовать отставки
во время войны, когда им было категорически запрещено уходить со своего поста.
Эти обстоятельства и эти факты не нуждаются в доказательстве, так как они имеют
место во всех армиях мира. Они, с одной стороны, основываются на праве издавать
военные приказы, с другой стороны, на воинском долге повиновения.
Таким образом, я доказал, что «Генеральный штаб и ОКВ» ни в коем случае не
был союзом лиц, который бы основывался на добровольности.
Но принять за факт существования организации нельзя еще и потому, что
следующее условие, а именно понимание этими офицерами того, что в момент их
назначения на должность они вступили в какой-то союз, совершенно отсутствовало.
Каждый гражданин, добровольно вступивший в какую-нибудь организацию, должен, по
меньшей мере, знать, что такая организация существует и что он вступает именно в
организацию. Но эти офицеры были направлены на их посты без их спроса, причем
эти посты только сейчас Обвинением произвольно превращаются в группу или
организацию. Как же им могло прийти в голову, что их назначение на решающие
должности означает вступление в своего рода союз?
Ссылка Обвинения на то, что подобный союз офицеров генеральных штабов в
виде так называемого «Общества Шлиффена» существовал еще в прежнее время, не
имеет никакого значения для правовой характеристики, которая должна быть здесь
найдена. Общество Шлиффена, собиравшееся лишь один раз в год для заслушивания
доклада или сообщения, служило только цели поддержания товарищеских
отношений между ушедшими в отставку и служившими офицерами генеральных штабов.

72 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
Для германских и австрийских офицеров, служивших в армии и вышедших из
различного рода вооруженных сил, не было необходимости основывать во время войны
подобную организацию. Тем более исключалась возможность создания
политического общества ввиду традиционной аполитичности всего германского офицерского
корпуса. Совершенно абсурдна и мысль о том, что целью создания такого общества,
как утверждает Обвинение, было уголовное преступление. Если эти офицеры шли
на свои посты не добровольно и не собирались вступать в союз или в какую-то
организацию, то один лишь факт того, что эти люди занимали посты, за пребывание на
которых они сейчас привлекаются к ответственности, не может подтвердить
предположения о существовании организации.
Против преднамеренного заключения союза и против существования
организации говорят, кроме того, следующие факты: большое количество офицеров, о
которых идет речь, вообще никогда не были знакомы друг с другом лично. Только часть
этих офицеров иногда соприкасалась друг с другом по служебной линии. У этого
круга высших офицеров, по-видимому, единодушно настроенных, отсутствовала
внутренняя общность убеждений. Как раз данный процесс как никогда пролил свет
на те глубокие противоречия и внутренние разногласия, которые существовали
между высшими военными руководителями. Однако лучше всего вся абсурдность
эксперимента группы подтверждается приобщением Гиммлера к этому кругу
офицеров вооруженных сил. Общеизвестно, что Гиммлер был смертельным врагом армии
и что между руководителями вооруженных сил и руководителями частей СС не
существовало никаких отношений, кроме чисто солдатской борьбы на фронте. Как раз
включение Гиммлера и отдельных руководителей войск СС в преступную
организацию является убедительным доказательством, опровергающим существование
фактически невозможного института.
Фактор времени также не допускает предположения о существовании
организации. Военные руководители работали на своих постах не одновременно, а достигали
своих должностных положений часто в совершенно различные отрезки времени, так
что членами такой организации всегда одновременно могли быть только некоторые
из этих офицеров. Это со всей отчетливостью видно на представленных Трибуналу
таблицах. Согласно этим таблицам на занимаемых постах, которые здесь
обвиняются, в 1938 г. находилось только семь генералов, 1 сентября 1939 г. — 22 генерала,
22 июня 1941 г. — 31 генерал и в ноябре 1944 г. только 52 генерала, то есть значительно
менее половины всех обвиняемых офицеров.
Не было единой воли всех этих 129 офицеров. Правда, каждый из них подчинялся
одной единственной, господствовавшей над ним воле, но только в военном смысле
слова, а не в смысле наличия организационного единства. Как эти офицеры могли
создать собственные органы для выражения своей воли? Даже постоянная смена
постов, о которых идет речь, исключала всякую возможность этого. Только девять
генералов и адмиралов на протяжении всей войны занимали посты, на основании
которых они могут быть причислены к так называемой группе. 4 февраля 1938 г. на
таких постах находилось всего 6 генералов. 21 генерал только в течение двух или двух с
половиной лет занимали подсудные посты, которые подпадают под понятие группы.
61 офицер причислен к группе, хотя они занимали подобные посты не более года. Как
не было у этой группы собственных органов, так не было и конституции или устава,
которые регулировали бы вступление в группу или исключение из ее рядов,
определяли бы компетенции и деятельность органов, их избрание или назначение. Не было
вообще ни одного правила в письменной или устной форме, которое бы относилось

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 73
к так называемой организации. Потому-то Обвинение и не смогло представить ни
одного письменного доказательства, которое бы свидетельствовало о существовании
группы или организации.
Представленные Обвинением показания, равнозначны показаниям, данным под
присягой, на основе сведений, сообщенных генералами фон Браухичем, Гальдером
и Бласковицем, которые должны были доказать существование группы, оказались
совершенно непригодными для этого благодаря правильной постановке вопроса.
Допросы генерала-фельдмаршала фон Браухича Трибуналом и генерал-полковника
Гальдера Комиссией показали, что дословно совпадающие аффидевиты обоих
генералов представляли собою запись нескольких предшествовавших устных бесед,
которые были закреплены на бумаге и представлены им для подписи, и что эти
письменные заявления или объяснения, которые свидетели дополнительно давали перед
подписанием документов, были совершенно неясными во всех решающих пунктах.
Вследствие этого толкование, данное здесь Обвинением этих заявлений, является
неправильным. Их исследование, которое произошло здесь в суде и которое не было
опровергнуто, отняло тем самым у Обвинения его главные опорные пункты и его
главное доказательство о существовании группы.
То же самое относится и к показаниям генерал-полковника Бласковица,
представленным Трибуналу и проясненным здесь благодаря предъявлению аффидевита № 55.
Таким образом, и в данном случае выводы Обвинения оказались неправильными.
Здесь также совершенно не было доказано наличие хотя бы одного совместного
действия, которое бы было выражением коллективной воли организации. Привести
такое доказательство невозможно, так как этот круг офицеров ни в юридическом, ни
в фактическом смысле не был способен к таким действиям и тем самым не способен
осуществлять действия от лица союза.
Между этими офицерами не было также никаких встреч и совещаний, на
основании которых можно было бы сделать вывод о существовании какого-либо вида
организации. Обвинение полагает неправильно, если оно думает, что в качестве
доказательства может привести здесь военные совещания у Гитлера или отдельные
совещания командующих фронтами.
Если по тому или иному случаю состоялись совещания у главнокомандующего
сухопутными войсками с командующими фронтами или армиями, то поводом к
такому совещанию всегда служило рассмотрение военных вопросов и на таком
совещании действительно всегда обсуждались и рассматривались только военные
вопросы. Уже один факт, что командующие находились на различных, далеко
расположенных друг от друга театрах военных действий и что при этом были очень заняты,
исключается возможность того, что они могли бы собираться на совещания по каким-
либо иным, чем вызванным военной необходимостью, причинам. По той же самой
причине между командующими не было более или менее тесного контакта, тем более
что не раз рассматривавшийся здесь приказ фюрера № 1 ограничивал деятельность
каждого командующего независимо от его положения своим непосредственным
кругом вопросов. Так как три вида вооруженных сил, за исключением оперативного
сотрудничества в отдельных случаях, существовали самостоятельно друг от друга, по
этой же причине какие-либо совместные совещания командующих различных видов
вооруженных сил были крайне редким явлением.
Частные совещания высшего генералитета в духе обвинения никогда не
проводились. Обвинение неправильно истолковало события, которые основываются на
принципах чисто военного управления. Известные совещания у Гитлера не могут

74 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
служить для доказательства существования какого-то организационного целого, так
как на этих совещаниях, как об этом неоднократно упоминалось на процессе, имели
место лишь выступления Гитлера и отдача приказов, то есть эти совещания с точки
зрения командующих носили чисто военно-управленческий характер.
Я резюмирую:
1. Данные 129 офицеров представляют собой совокупность лиц, которая ни в
юридическом, ни в фактическом отношении не является способной к действиям и
которая поэтому не может составлять объекта особого юридического или даже уголовно-
правового осуждения.
2. Наименование «Генеральный штаб и ОКБ» является неправильным и способно
лишь ввести в заблуждение.
3. Крут офицеров, на которых распространяется обвинение, не представляет
собой ни группы, ни организации, ни какого-либо другого целого в
организационном смысле.
4. Каждая организация имеет своих постоянных членов, вопрос же о членстве в
этой организации должен был вначале тщательно обсуждаться.
5. Никто из офицеров никогда не заявлял о вступлении в какую-либо
организацию, никогда ни у кого из них не было сознания того факта, что он вступил в такую
организацию или принадлежит к ней. Так называемые члены этой организации
в большинстве случаев не были лично знакомы друг с другом, их существование в
системе было самым различным.
6. Никогда не существовало какого-либо действующего органа организации,
никогда не было также устава, никогда не находила своего проявления воля
организации, никогда не имело места какое-либо действие данной организации.
7. Данные офицеры, имена и число которых точно известны, могут быть
привлечены к ответственности лишь в индивидуальном порядке, причем только за такие
преступления, которые они совершили лично. Они никогда не представляли собой
какого-либо коллективного объединения, они и сейчас не могут быть соединены
воедино на основании коллективного принципа только для того, чтобы облегчить
дело их наказания.
Еще в древности, после битвы при Эгоспотамосе, была попытка осудить
полководцев с помощью коллективного приговора за преступления против человечности
за то, что они не погребли своих падших бойцов. Во время суда против этого
выступил Сократ, в своей страстной речи он требовал от суда, чтобы тот охранял основной
закон, который представляет собою необходимую предпосылку для всякого
справедливого правосудия и приговора. Этот закон заключается в том, что каждый должен
быть судим как отдельное лицо и наказан соразмерно своей личной вине.
Сократ своим предостережением добился успеха. Суд, несмотря на то, что народ
придерживался обратного мнения, остался верен основному закону, отклонив
коллективное осуждение.
А разве новое время должно с такой легкостью выбросить за борт то, что больше
чем 2000 лет тому назад считалось основой права?
Мне кажется, что коллективное обвинение и коллективное осуждение является
невозможным. Суд на основании уже изложенных причин должен будет отклонить
ходатайство об объявлении так называемой группы — Генерального штаба и ОКВ»
преступной организацией.
Если рассматривать далее тезисы обвинения, без того, чтобы с ними соглашаться,
то преступность 129 офицеров должна быть подвергнута проверке. Это значит, что

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 75
необходимо установить, совершали ли все эти лица преступление в духе ст. 6 Устава.
На этот вопрос я отвечаю отрицательно!
2. Соучастие в заговоре
Утверждение Обвинения, что военные руководители в какой то период времени
действовали заодно с нацистской партией для осуществления общего плана,
направленного на ведение агрессивных войн, совершение военных преступлений и
преступлений против человечности, предполагает, что такой общий план существовал, что
он был известен как таковой и, наконец, что военные руководители рассматривали
этот план как свой.
Обвинение выдвинуло эти утверждения против обвиняемого круга лиц как,
составляющих единое целое. Но мне кажется, что я уже доказал, что такая
организация или группа, как действующее целое из этих лиц, не существовала. Обвинение
обходит эту непроизвольно вытекающую трудность тем, что заявляет:
1. Характер и действия пяти главных военных подсудимых являются
характерными для всех 129 офицеров.
2. Что касается всего остального, то нет никаких сомнений в преступном
характере этой группы лиц.
Если Главный американский обвинитель в своей обвинительной речи заявляет,
что со времен Каина нечеловеческие деяния, которые составляют объект данного
процесса, рассматривались как преступление, то я позволю себе ответить на это
следующей фразой: со времен Каина существовало требование, что при искуплении
преступлений праведники не должны гибнуть вместе с безбожниками. Требование
индивидуальной ответственности за совершенное преступление относится к
древнейшему наследию европейской морали.
Мне кажется, что четырем великим победоносным державам было бы нетрудно
на практике разрешить вопрос по индивидуальной виновности или невиновности
этих 107 живущих людей с помощью 107 отдельных судебных разбирательств, как это
было сделано с пятью главными военными преступниками. В чем состоит внутреннее
оправдание и юридическая необходимость коллективного разбирательства дела этих
лиц? В том, что со слишком большой легкостью будет уничтожено невинное лицо
коллективным приговором, вынесенным без рассмотрения его индивидуального дела.
Мнение Обвинения, что идеи и действия пяти главных подсудимых совершенно
точно являются типичными и для других членов так называемой группы, а тем самым
одновременно и для преступного характера всей группы, противоречит
действительности. Принадлежность к группе основывается исключительно на занятии
определенных должностей. Поэтому типичным для данной группы может быть лицо,
занимавшее типичное служебное положение. Так как 95% преследуемых офицеров были
командующими фронтами и армиями, то, по мнению суда, лица, занимавшие эти
должности, автоматически становятся участниками группы.
Но таким типичным лицом не может быть никто из пяти главных подсудимых,
поскольку ни один из них не занимал такого положения.
И наоборот, пять главных подсудимых являются нетипичными, поскольку на
их должностях не был никакой другой член вышеуказанной группы. В этой группе
не имеется второго начальника ОКВ или начальника штаба оперативного
руководства вооруженных сил, второго главнокомандующего военно-морскими силами и,
конечно, отсутствует второй рейхсмаршал! Так как главные подсудимые занимают
более высокую ступеньку на иерархической военной лестнице, чем типичные
военные начальники, то их положение по основным пунктам является иным. Если тот

76 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
или другой главный подсудимый, может быть, теоретически и имел возможность
оказать влияние на военные решения главного руководства, то для типичного члена
группы эта возможность отсутствовала даже теоретически. Если главные
подсудимые могли, по крайней мере, в своей сфере знать о смысле и закулисной стороне
издаваемых приказов, то типичные члены этой группы не располагали такими
сведениями. Если главные подсудимые, занимавшие руководящие должности, неизбежно
должны были сталкиваться с политикой, то это соприкосновение с политикой
совершенно отсутствует у командующих на фронте.
Это краткое указание свидетельствует особенно наглядно о том, как произвольно
поступает Обвинение, когда оно соединяет разнородные элементы и распространяет
на совокупность этих разнородных элементов вину, которую оно справедливо или
несправедливо в каждом отдельном случае приписывает главным подсудимым.
Я не могу последовать этой логике обвинения и поэтому в своих рассуждениях не
буду рассматривать нетипичных главных подсудимых, а буду заниматься лишь только
теми членами руппы, которые могут рассматриваться как типичные для подавляющей
части вышеупомянутой группы.
Лишь только то обстоятельство, как члены этой группы относились к якобы
существовавшим нацистским планам, что они знали об этих планах и насколько они
принимали участие в них, может послужить для того, чтобы отяготить их виной, которая
предусматривается Обвинением.
Так как Гитлер умер, то Обвинение оставляет в тени его личность и ищет других
людей, могущих понести ответственность. Но никто не может отрицать, что Гитлер
один сконцентрировал всю власть в империи в своих руках и, тем самым, он один
несет всю полноту ответственности. Сущность любой диктатуры, в конце концов,
заключается в том, что воля одного человека является всемогущей и что все решения
зависят лишь только от воли этого человека. Ни при какой другой диктатуре этот
принцип не достиг такого развития, как при Гитлере. Если все военные деятели и
политики все время подчеркивают это обстоятельство, то нельзя приписывать
каждому из них отсутствие мужества признать свою вину, следовательно, действительно
дело обстояло именно так!
Диктатор пользовался властью, которая была дана ему, руководствуясь волей,
граничащей с демоническим началом. Помимо его не было никакой другой воли, другого
плана, другого заговора. Для солдат большое значение имело то обстоятельство, что
президент империи фон Гинденбург призвал Гитлера к власти и что он на основании
имперского закона и народного голосования стал главой государства, пользуясь
неограниченными полномочиями. Соблюдение законности и формальностей при
передаче в его руки законодательной власти и полномочий выносить решения
способствовали тому, что солдаты безоговорочно подчинялись Гитлеру. К этому присоединилось
также и то, что он умел натравливать людей друг против друга и что при принятии
решений он не терпел советчиков, а также каких-либо самостоятельных планов.
Образ Гитлера воистину можно сравнить с Люцифером! Люцифер, с
колоссальной быстротой взлетая ввысь, оставляет светящийся след, достигая предельной
высоты, и затем низвергается в мрачную пропасть — точно так же произошло и с
Гитлером. Кто вообще когда-либо слышал, что Люцифер нуждался во время своих
безумных взлетов в помощниках, советчиках или в людях, которые бы его
подгоняли? Разве он, напротив, не увлекает за собой, в силу значимости своей личности,
всех других, достигая высот и затем низвергается вместе с ними в пропасть? Разве
можно себе представить, чтобы человек такого рода разрабатывал бы план, посвящая

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 77
в него всех, собирал вокруг себя заговорщиков и при этом искал бы совета и помощи
для своего взлета!
Нарисованная картина не должна истолковываться как попытка избавить кого-
либо от ответственности. Каждый немецкий генерал обладает достаточным мужеством
для того, чтобы ответить за свои действия. Но если должна быть установлена правда,
то нужно оценивать события так, как они действительно разворачивались, положив
их в основу справедливого решения. Лучшим доказательством того, что генералы не
участвовали в планах Гитлера, является высказывание самого Гитлера: «Я не требую,
чтобы генералы понимали мои приказы, я требую, чтобы они выполняли их».
Как в Первую мировую войну судьба Генерального штаба, так и на этот раз судьба
военных начальников, просто объединенных под обобщенным, вводящим в
заблуждение понятием «Генеральный штаб», предопределилась тем, что против немецкого
офицера существует предубеждение, гласящее, что он руководствуется не
принципами солдата, а милитаристскими принципами. Литература и пресса всего мира
утверждают в один голос, что немецкий офицер занимается военным делом не как
долгом, а что оно является для него основным моментом в его помыслах и
стремлениях, что война является высшей ценностью в его личной жизни и в жизни нации.
Американский Главный обвинитель сформулировал эту точку зрения таким образом:
«Война является для немцев благородным и необходимым занятием».
Вследствие этого возвеличивания войны все помыслы целых поколений в
германском офицерском корпусе были направлены лишь только на агрессию,
порабощение и насилие над другими народами. Если иногда тяжело опровергать
предрассудки, то в данном случае не представляет трудности доказать, что данное
высказывание является нелепым и необоснованным!
Выправка и смекалка, которые являются характерными для офицеров
Генерального штаба, воспитывались Фридрихом Великим, Шарнхерстом, Мольтке, Шлифе-
ном и Зетом. Если проследить жизнь и деяния этих людей для выявления агрессивных
тенденций, то они не будут обнаружены. Едва ли какой-либо другой монарх когда-
либо имел более восторженного поклонника, чем Фридрих Великий в лице
англичанина Томаса Карлиля и американца Георга Бенкрофта, который подчеркивает в
«Истории Соединенных Штатов», что Фридрих Великий сделал для освобождения
мира не меньше, чем Вашингтон и Питт. Гельмут фон Мольтке, в котором выкри-
сталлизирован образ немецкого генерала-штабиста, как никогда и никто другой,
называл войну последним средством в борьбе за существование, за независимость
и честь государства. Он же заявлял: «Нужно надеяться, что это последнее средство
будет все реже применяться благодаря развитию культуры. Кто может отрицать, что
любая война, даже победоносная, является несчастьем для собственного народа,
потому что никакие территориальные приобретения, никакие миллиарды не смогут
заменить утраченных человеческих жизней и возместить скорбь семей погибших».
Автором девиза «Быть, а не казаться», который так часто неправильно
истолковывался, является самый знаменитый преемник фон Мольтке — граф Шлиффен.
Девиза, требующего от каждого сотрудника Генерального штаба скромности,
мирного труда и полного отказа от известности в общественной жизни.
Разве можно более наглядно выразить ту колоссальную разницу, которая
существует между подобным принципом и идеями национал-социализма?
Когда германский Генеральный штаб в 1914 г. получил свое первое боевое
крещение, то во главе его стоял молодой Мольтке, человек, отличавшийся сдержанностью
и бывший в большей степени чуждый агрессивным тенденциям, чем все его предше-

78 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
ственники. Что же касается, наконец, генерал-полковника фон Зета, создателя
рейхсвера, то изложенные им в программном труде «Государственный деятель и
полководец» (который появился на свет в 1929 г.) его основные принципы являются такими,
что это сочинение можно было бы тотчас же, без существенных изменений, поместить
в любой справочник для британского, американского или французского офицера.
Под конец этого обозрения я хочу привести еще одну цитату, характеризующую
благородный образ мыслей фельдмаршала Маккенсена, которого, как известно,
наряду с Гинденбургом, надо считать главным представителем офицерского корпуса
Вильгельма И.
В тот же день, когда он подписал приказ о великом прорыве под Глорисом — это
было 28 апреля 1915 г., — он и написал следующее: «Сегодня я буду заниматься чело-
векоубийственной войной... От меня ждут большого успеха. Решающие, большие
успехи можно в войне достигнуть лишь при больших потерях. Какое большое
количество приговоров содержит мой приказ к наступлению? Эта мысль подавляет меня
перед любым приказом. Но я решаюсь на приказ ввиду крайней необходимости. Ведь
многие из юношей полных силы и свежести, они вчера и сегодня промаршировали
мимо меня на фронт, через пару дней будут лежать на поле боя, где они улеглись на
последний отдых... Многие блестящие глаза, в которые я могу заглянуть, скоро
помутятся... Это обратная сторона должности начальника!»
Таковы факты! Насколько мало походили портреты немецкого генералитета на ту
недоброжелательную, тенденциозную или плохо осведомленную пропаганду,
которая о них велась во всем мире! Я считаю своим долгом установить это раз и навсегда,
на этом единственном в своем роде историческом процессе.
Стал ли другим с 1933 г. немецкий офицерский корпус и, прежде всего,
генералитет? Стали ли они под руководством Гитлера неверны своим учителям, захвачены
круговоротом военных событий? Разве потух в них дух Мольтке, Шлиффена, Секта?
Примкнул ли генералитет к преступному нацистскому плану и активно в нем
участвовал? Я думаю, что факты достаточно ясно говорят здесь за себя.
Общий план, заговор с целью расширения власти, который в конечном итоге
привел к агрессивной войне, преследовал в первую очередь цель порабощения
собственного народа путем искоренения всех непокорных элементов, при этом приобретая опыт
и закладывая основы планомерного порабощения и искоренения других народов. Но
такой всеобъемлющий план должен был, однако, предполагать внутреннюю
согласованность военных руководителей с упомянутыми целями и основными намерениями.
Как же было в действительности?
Отношение офицерского корпуса к партии нельзя назвать доброжелательным. При
системе, когда партии поручалось руководство во всех областях общественной жизни и
организации всеобъемлющего контроля в области экономики, ничего не оставалось на
долю офицерского корпуса. Офицерский корпус не участвовал ни в каких политических
решениях. Выступления высших партийных работников, террористические методы
партии, меры, принимаемые против евреев, формы политического воспитания
молодежи и отношение партии под руководством Гиммлера и Бормана к церкви ими резко
отклонялись. Большое противодействие встретили попытки СА подчинить себе армию и
попытки СС образовать вторую армию наряду с имевшимися вооруженными силами.
Следовательно, фактически именно так выглядит типичное отношение военных
руководителей! Где ж, следовательно, была та идеологическая основа,
исключительно на базе которой и можно было строить общее планирование. Характер Гитлера
исключал возможность существования какого-либо плана или заговора, участво-

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 79
вал он в нем или нет. Для военных руководителей уже согласно законам не
оставалось места, чтобы заниматься политическими делами или политическими планами.
В связи с этим из рядов офицеров, которым теперь инкриминируется преступление,
раздавались предостережения против взятой с 1935 г. политики, которая позднее
оказалась политикой, когда на карту поставлено все. Начальник Генерального штаба
предпринял, рискуя положением и жизнью, попытку противодействовать роковому
предприятию, исключительно решительно возражая главе государства. Из тех же
кругов исходила попытка совершить государственный переворот. Кто после этого
может еще серьезно утверждать, что весь духовный облик этих людей, их мышление
и стремления были направлены на войну и только на войну и поддержку основанной
на агрессии политики? Я считаю, что поставить эти вопросы означает одновременно
объединить их.
Если сам начальник американского Генерального штаба — Маршал, который
несомненно, осведомлен из надежных источников, высказывает в своих отчетах
американскому президенту убеждение, что между Генеральным штабом и партией не
было общего плана, а что чаще между ними возникали острые противоречия, то это,
конечно, является солидным, но не имеющим доказательную силу свидетельством,
к которому мне нечего добавить.
Итак, я хочу выразить свое мнение в отношении упрека Обвинения, что военные
руководители в целом сознательно, намеренно и коварно совершили преступление в
планировании и проведении агрессивной войны. Очень веские в юридическом
отношении суждения, клеймящие подготовителей агрессивной войны, — преступления
на основе пакта Келлога, так часто обсуждались Защитой, что я могу сослаться на
них. Особенно интересны доводы профессора Яррайса. В связи с этим я обращаю
внимание Высочайшего суда на тот факт, что в отношении всех лиц, которых я
защищаю, речь идет не о политиках, не о государственных деятелях, не о специалистах
международного права, а только о солдатах.
Не хотите ли уж вы требовать от солдат какой-нибудь страны того, чего не смогли
сделать за 20 лет дипломаты и юристы Лиги Наций? Рассуждения солдата зависят
от окружающего его мира. По крайней мере, в трех случаях последнего десятилетия
солдат видел, что так называемое преступление — агрессивная война — не
преследовалось. Ни после войны Италии с Грецией, ни после Абиссинской войны, ни после
войны Советского Союза с Финляндией солдаты этих государств не были
привлечены к судебной ответственности.
Очевидным является тот факт, что солдатами планируются только войны, но не
агрессивные войны. Оценка войны, как признает это само Обвинение, ничего не
имеет общего со стратегическим отступлением или наступлением. Обвинение также
признает, что разрешается подготавливать военные планы (также и планы
наступления), проводить таковые в жизнь и, наконец, принимать участие в войне. Оценка
войны как агрессивной является чисто политическим суждением. Таким образом,
планирование агрессивных войн солдатами возможно только тогда, когда солдаты
подвизаются в области политики. Решающим, следовательно, является условие,
чтобы принимающий участие в планировании офицер знал, что речь идет о
политическом плане для определенной агрессивной войны, что эта агрессивная война
является несправедливой и что он своим соучастием совершает незаконные действия.
Как же представлялась военным руководителям история последних лет перед
Второй мировой войной? Не так, как выглядят эти события сейчас, после войны
и поражения в своем завершении, а так как, она представлялась в то время типич-

80 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
ному германскому военному руководителю. Вот что должно быть решающим для
выводов, которые нужно будет сделать в отношении определения виновности или
невиновности.
Всегда, когда мир уже переживет потрясения войны, появляется тоска о вечном
мире. Эту тоску сильнее всего чувствуют те народы, которые во время войны
принесли большие жертвы. В первую войну это можно было сказать о германских
офицерских семьях, из которых происходит большинство обвиняемых военачальников.
Кто пережил смерть собственного молодого поколения, тот не боится пожертвовать
собственными сыновьями в новой войне. И как раз этих людей считают духовно
склонными к агрессивной войне?
Не в войну, а в воспитание молодежи в духе подобающего миротворчества,
чистоплотного поведения, честности и дружбы видел офицер свою непосредственную
задачу.
Отмена Версальского договора не была особой целью германского генералитета,
а просто само собой разумеющейся целью германской политики. Рейхсканцлер Брю-
нинг, стоящий, конечно, вне всякого подозрения, заявил 15 февраля 1932 г.:
«Требование равноправия и равной гарантии разделяется всем германским народом.
Каждое германское правительство должно будет защищать это требование».
Стремление и восстановление потерянных германских областей было не делом
генералитета, а общим требованием всех немцев, и это, конечно, не было аморально.
Я напомнютолько подобное же стремление Франции в отношении Эльзас-Лотарингии
после 1670— 1671 г. Когда Гитлер перед рейхстагом окончательно отказался от Эльзас-
Лотарингии, генералитет воспринял это заявление как политическую необходимость
и был согласен с таким выражением воли, направленной к тому, чтобы не начинать
никакой войны. Стремление к изменению границ на Востоке являлось общим для
германского народа желанием. Отделение Данцинга и создание коридора считалось
всей Германией невозможным (невыносимым) и, между прочим, резко
критиковалось и государственными деятелями союзных держав.
Присоединение Австрии к Германии было реализацией идеи, которая родилась в
самой Австрии, и добровольность в данном случае не оспаривается и по сей день.
Что эти цели не могли быть достигнуты силой и войной, это трезвому солдату
было яснее, чем кому-нибудь другому. Но если русскому солдату не ставится в вину
частичное завоевание Финляндии, Польши и Бессарабии, как можно бы было
упрекнуть германского офицера в том, что он поставил себе целью улучшение
международного положения Германии, которое должно было совершиться мирным путем?
Как можно, ориентируясь на эту позицию, делать вывод, что достижение этой цели
предполагалось только путем агрессивной войны.
Я резюмирую: военные руководители в целом, обвиняемые здесь, хотели
устранения Версальского договора не с той целью, чтобы вести войну, а, наоборот, они
стремились вернуть равноправие и безопасность для Германии. Они не хотели
завоевать весь мир, а только лишь исправить границу, которая была неудобна в военном,
хозяйственном и моральном отношении, они вообще не хотели вести любою ценою
агрессивную войну, а они смотрели на войну, как все солдаты мира, считая ее
непредотвратимым последним решением, когда уже все другие средства исчерпаны.
3. Планирование будущей агрессивной войны. Вооружение и оккупация Рейнлянда
Обвинение оперирует снова и снова расхожим понятием германского
милитаризма, которое так же старо, как сама партия, и фигурировало уже до прихода
Гитлера к власти.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 81
Каково было фактическое военное положение примерно к 1935 г.?
Германия располагала сухопутной армией, самое большее в 250 000 человек,
включая резервистов. У нее не было современного оружия. Она не имела в своем
распоряжении орудий свыше 105 сантиметров калибра, не имела воздушного флота,
ее укрепления были очень устаревшие. Морской флот насчитывал только лишь
15 000 человек. Она не имела права иметь корабли водоизмещением больше 10 000 т,
у нее не было подводных лодок.
Так называемая пограничная охрана, которая выходила за рамки Версальского
договора, была по своей организации, вооружению и снаряжению так незначительна,
что она годилась бы только для обороны на очень короткий период времени, а если
расценивать ее с военной точки зрения, то ее можно было приравнять к совершенно
необученной милиции. Так часто встречавшаяся в пропаганде «черная армия» была
распущена еще в 1928 г.
Этой так плохо вооруженной империи противостояли:
Франция с армией мирного времени — 500 000 человек, 1,5 млн человек — на
случай войны;
Чехословакия — 600 000 человек в случае войны;
Польша — 1 000 000 человек в случае войны.
Все эти государства располагали самым новейшим вооружением, имели военно-
воздушные силы и танковые части. Можно ли действительно эти скромные, по
сравнению с современными требованиями — прямо-таки смешные германские
мероприятия по вооружению рассматривать как подготовку и основу для будущих
агрессивных войн.
Вся мысль тогдашних военных кругов была исключительно направлена на
подготовку к оборонительной войне. В войсковой подготовке целью была подготовка
низшего командного состава в таком количестве, которого было бы достаточно, чтобы
в случае конфликта увеличить армию в три раза. В лучшем случае этого хватило бы
как раз только для отражения атаки какого-нибудь одного вероятного противника.
При боевой подготовке главное место занимала форма боя, которая должна была
обеспечить длительное сопротивление. Также при подготовке командного состава,
предусматривалось обучение только обороне и временному задержанию вражеской
атаки, что имело место только в центральной Германии. В боевом расписании,
которое предусматривало увеличение армии в три раза на случай войны и вошло в силу
лишь 1 апреля 1930 г., наличие вооружения далеко не было достаточным. До 1935 г. не
проводилось никакой строевой подготовки. Возможен упрек в том, что эти скромные
мероприятия были совершенно излишни даже как оборонительные мероприятия так
как Германии никто не угрожал.
Только лишь под сильным англо-американским натиском Франция отказалась
от левого берега Рейна. Чехословакия претендовала на Глатцер Берглянд и Ляувиц.
В Польше открыто требовали аннексии Верхней Силезии.
Где же можно найти хотя бы след германского милитаризма как предшественника
и подготовителя гитлеровских агрессивных планов?
Офицеры того времени работали исключительно в духе мира и гуманности, чтобы
в случае нападения врага суметь защититься.
В политических событиях, разыгравшихся в 1935—1937 г., фактической отмене
Версальского договора, в выходе из Лиги Наций и в объявлении военного
суверенитета военные руководители не принимали никакого участия. Заявлению Гитлера о
том, что территориальные границы Версальского договора будут неприкосновенны

82 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
и Локарнское соглашение останется в силе, военные руководители поверили так же,
как весь германский народ и весь мир. Пункты, которые обвинение обходит, потому
что они не соответствуют общей картине заговора. Отказ от Эльзас-Лотарингии,
соглашение с Польшей и морской договор с Англией обозначали для солдата
окончательное прекращение «Кошмара коалиции». Только возрастающее отчуждение от
России вызывало заботу. Занятие вновь Рейнлянда было для солдат естественным
событием, которое морально оправдывалось, вытекая из позиции Германии как
равноправного и суверенного государства.
Несмотря на это, главнокомандующий армией вразумительно предостерегал от
этого, так как число продвинутых на левый берег Рейна гарнизонов было
ограничено только тремя батальонами. Все военные руководители, которым предъявлено
обвинение, не имели никакого влияния на ход событий, они сами были захвачены
врасплох таким решением. Если в течение всех этих лет действия Гитлера
принимались как должное и, по меньшей мере, признавались де-факто, то причина этого, как
считает господин судья Джексон, лежит в том, что там стояли у власти слабые
правительства. Интернациональное признание, однако, было и остается фактом. Если
уж заграница во всем этом не усмотрела истоков агрессивной войны, как могли все
военные руководители догадаться о подобных планах Гитлера?
У военных специалистов должны были рассеяться последние сомнения о
намерениях военачальников, когда они изучали военное планирование того времени,
в котором говорилось лишь об одних только оборонительных приказах.
Характерна заключительная речь генерал-полковника Бека, которую он произнес на тему
«Борьба с Чехословакией» перед высшим офицерским составом после завершения
оперативной игры. Он там говорит совершенно серьезно, что на основании данных
подробного изучения о том, что Германия хотя и может опрокинуть чешскую армию
в течение нескольких недель, однако затем не будет в состоянии противостоять
французским силам, которые между тем прорвутся через Рейн в Южную и Среднюю
Германию, так что первоначальный успех против Чехословакии должен в дальнейшем
ходе событий превратиться в невообразимую для Германии катастрофу. Это,
пожалуй, нельзя толковать как признак военной хитрости генералов, как признак
единомыслия с имевшимися в виду агрессивными планами Гитлера.
В последнее время военные руководители вновь совершенно серьезно
подчеркивают, что немецкая политика, какие бы цели она ни преследовала, никогда не имела
права поставить страну в такие условия, которые привели бы к войне на два фронта.
Таким образом, этим совершенно исключается какое-либо предположение о
подготовке к агрессивной войне, в особенности при наличии изобилия пактов о
взаимопомощи, гарантийных обязательств и союзов между всеми соседями Германии.
История оправдала генералов. Гитлер не послушался их предостережений, а
возмущенно восклицал: «Что это за генералы, которых я в качестве главы государства,
где только возможно, должен понуждать к войне! Было бы в порядке вещей, чтобы
мне некуда было бы деться от стремления генералов к войне!»
Только тот, кто не хочет видеть правду, может пройти мимо этих фактов. Если
когда-либо существовало единомыслие среди военных руководителей, то, конечно,
не по поводу плана агрессивной войны, а по поводу отказа от таких планов главы
правительства, из совершенно трезвых соображений об опасных последствиях войны
для Германии и мира.
Гитлер как человек, который знал лучше всех об этом, считал этих лиц
непригодными для участия в составлении его планов и смещал их. Он не находил никого

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 83
из офицеров так называемого круга заговорщиков, годным для назначения
верховным главнокомандующим, который мог бы быть соучастником его планов, он взял
лично на себя командование вооруженными силами и стал, таким образом,
непосредственным военным начальником вооруженных сил.
С этих пор его волеизъявление и указания, даваемые вооруженным силам, носили
характер приказов. Возражения были хотя и возможны, но если приказывающий
стоял на своем, то приходилось исполнять долг подчиненного и повиноваться. Это
является очевидной основой во всех армиях.
В связи с этим необходимо обсудить документ, который Обвинение считает
особенно веским доказательством планов преступной организации. Это так называемый
протокол Госсбаха о совещании 5 ноября 1937 г. Что же там произошло в
действительности?
Не «влиятельная группа нацистов-заговорщиков собралась вместе с Гитлером для
оценки положения», а Гитлер сам, как глава государства, собрал нескольких военных
руководителей и министра иностранных дел. Он развил перед ними свои мысли! Сначала
он заявил, что вопросы об Австрии и Чехословакии должны быть разрешены в период с
1943 по 1946 г., затем он назвал Польшу возможным агрессором. Не было никакой речи о
решении вопроса о Польском коридоре или о завоевании Востока и т.п.
Что касается точности протокола, то из имеющегося у меня аффидевита
генерала Госсбаха1 следует, что Госсбах не мог слово в слово записать всю речь, а спустя
несколько дней изложил содержание речи на бумаге по памяти. Кто не знает, как
легко можно при подобных записях при изложении содержания своими словами или
благодаря забывчивости исказить фактическое положение вещей? Во всяком случае,
твердо установлено следующее:
1. Имперский военный министр и главнокомандующий сухопутными силами не
только не соглашались с военными планами, но и серьезно и настойчиво указывали на
опасность, грозящую со стороны Англии и Франции, подчеркивая слабость Германии.
2. Каков бы ни был смысл речей Гитлера, другие военачальники никогда не могли
ничего узнать из невысказанных мыслей Гитлера.
Генерал-полковник фон Фриче при уходе в отставку не мог даже рассказать об
этом эпизоде своему преемнику.
3. Если бы даже кто-нибудь из офицеров и узнал содержание этого совещания,
то все равно нельзя было бы сделать никаких выводов в отношении всех военных
начальников.
Если Гитлер планировал ведение войны через шесть-восемь лет, то не было еще
причины для беспокойства. В течение такого продолжительного периода времени
могли произойти многочисленные политические изменения. Кроме того, об
истинных намерениях Гитлера так же мало можно было судить по этой речи, как и по всем
остальным его речам.
4. Из речи Гитлера немногие офицеры, присутствовавшие на совещании, должны
были сделать вывод, что в период до 1943 г. Гитлер сам намерен осуществлять мирное
развитие Германии.
Где же доказательство об участии генералов в составлении планов Гитлера?
Из поведения генералов во время присоединения Австрии и при разрешении
чешского вопроса обвинение хочет сделать обратный вывод о позиции генералов по
отношению к плану объединения. Ничто так не подчеркивает значение соучастия
1 Аффидевит № 210.

84 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
отдельных офицеров, как изречение Гитлера после совещания в феврале 1938 г. в
Оберзальцбурге Гитлера с австрийскими государственными деятелями: «Я выставил
в качестве статистов самых зверски выглядевших генералов, чтобы доказать Шуш-
нигу всю серьезность положения». Фактическое вступление на территорию Австрии
и оккупация Австрии являлись политическими мерами, скрытый смысл которых не
был известен всем генералам. Офицер видел только, что при вступлении его часть
забрасывалась цветами и сотни тысяч людей воодушевленно приветствовали ее, и не
раздалось ни одного выстрела.
Представленный Обвинением план наступления на Чехословакию «Грюн» не являлся
следствием совещания от 5 ноября 1937 г., он был просто мерой предосторожности на
случай войны с Францией и был готов уже до 1 октября 1937 г., то есть до совещания в
Генеральном штабе. Хотя и в этом случае дело кончилось сделкой, в которой пришли к
соглашению о вступлении германских войск в Чехословакию, тем не менее начальник
Генерального штаба генерал-полковник Бек с одобрения главнокомандующего
сухопутными силами предостерегал в своем меморандуме от проведения политики, которая
могла привести к военному конфликту. Он подчеркивал, что всякая развязанная
Германией война к Европе приведет в конце концов к мировой войне с трагическим концом
для Германии. Генерал-полковник Бек был смещен со своих постов.
Тогда 10 августа 1938 г. Гитлер обратился непосредственно к начальникам
штабов армий с явной надеждой этим путем, с помощью молодого поколения сломить
сопротивление старых командующих, однако и этот круг также высказал ему свои
опасения, так что он стал еще недоверчивее по отношению к генералам. Где же было
восхищение генералов планами Гитлера, где же их участие?
Из постоянно менявшихся высказываний Гитлера по вопросу о Судетской
области военные начальники не могли распознать, что Гитлер действительно
намеревается вести войну.
5 ноября 1937 г. он заявил, что решит чешский вопрос в период 1943—1945 г.
20 мая 1938 г. он заявил: «В мои намерения в ближайшем будущем не входит
разгром Чехословакии военным путем, если не будет провокаций».
30 мая 1938 г. он отдал распоряжение вооруженным силам: «Мое обдуманное
решение — в ближайшее время разгромить Чехословакию военным путем».
18 июня 1938 г. было дано следующее указание: «Непосредственной целью
является решение чешского вопроса по моей воле».
24 августа 1938 г. он констатировал, что в качестве предлога для наступления на
Чехословакию может стать «инцидент».
16 сентября 1938 г. начались военные приготовления на границе. Одновременно с
этим начались и дипломатические переговоры.
1 октября 1938 г. на основании политического соглашения последовала мирная
оккупация освобожденной территории.
Установление протектората над Чехословакией последовало как чисто
политическое мероприятие, военные руководители получили лишь приказ к мирному
введению войск.
И когда в декабре 1938 г. письменным приказом верховному командованию
сухопутных войск было дано распоряжение о том, что армия до 1945 г. должна посвятить
все время исключительно задачам организации работы и обучения и что всякого рода
приготовления на случай войны, включая также приготовления к охране границ,
должны пока остаться в стороне, то это окончательно убедило военных
руководителей в том, что мирное развитие в дальнейшем полностью обеспечено.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 85
Какое из этих событий позволяет сделать вывод, что военные руководители
принимали участие в общем плане подготовки к агрессивной войне? Во всех случаях
военные руководители не делали ничего иного, как только выполняли чисто
военные приказы после соответствующего политического решения.
Политическое развитие, которое привело к войне с Польшей, в этом деле уже
достаточно обсуждалось. Я должен только еще сказать несколько слов о том, как все
это преломлялось в глазах военных руководителей.
Каково было отношение генералов к Гитлеру? Он был верховным
главнокомандующим вооруженными силами, таким образом, их непосредственным военным
начальником. Их политические сомнения повсюду представлялись как
необоснованные: при занятии Рейнлянда, при присоединении Австрии, в Судетском вопросе,
при установлении протектората над Чехословакией.
При сегодняшнем положении вещей очень легко этот факт просто отрицать, но
тогда вера в политическую судьбу Гитлера у большинства граждан и солдат в том
числе была ощутимой действительностью. Всех своих успехов он достиг
политическими средствами, но ни в коем случае не военным путем! Чтобы знать, что он
приведет Германию к войне, допустит агрессивную войну с Польшей, для этого
военные руководители должны бы быть ясновидящими! Как могли они узнать его
цели? Министерству иностранных дел было запрещено сообщать им о
политическом положении. Ни в одиночку, ни все вместе они не могли принимать участия
в политических решениях. Предложения имперского министра иностранных дел
в октябре 1938 г. польскому послу, переговоры самого Гитлера с польским
министром иностранных дел, переговоры имперского министра иностранных дел в
Варшаве могли быть с точки зрения солдата расценены лишь как попытки
политического решения польской проблемы, но отнюдь не как признак предстоявшей
агрессивной войны.
Первый боевой приказ, отданный в апреле 1939 г., был не больше, чем подготовкой
к непредвиденным случаям. Если бы каждый военный руководитель трезво
посмотрел на вещи, то обещание английской и французской помощи Польше исключало
бы всякую возможность агрессивной войны против Польши.
Совещание 28 мая 1939 г. было односторонним информированием со стороны
Верховного главнокомандующего подчиненных ему военных руководителей. Если
Гитлер при этом буквально заявил следующее: «Я должен был бы быть идиотом,
если бы втянулся в мировую войну из-за какого-то паршивого коридорного вопроса,
как это сделали неспособные мужи 1914 г...», и если бы, Гитлер при этом на
замечание фельдмаршал Мильха о том, что еще не имеется достаточного количества бомб
на случай войны и что оно должно быть увеличено, ответил словами, что для таких
мероприятий хватит еще времени, то военные руководители должны были сделать из
этого вывод, что Гитлер занимается военной подготовкой только для поддержания
предпринятых политических мероприятий, но что он ни в коем случае не допустит
вооруженного столкновения с Польшей.
Также и совещание 22 августа 1939 г. не было совещанием в подлинном смысле
этого слова, а просто обращением Верховного главнокомандующего к подчиненным
ему военным руководителям. Если бы Гитлер при этом выразился следующим
образом: «У нее нет другого выбора, мы должны действовать!» Но он не сказал ничего, что
он подразумевает под словом «действовать». Во всяком случае, у военных
руководителей не создалось впечатления, что война с Польшей является решенным делом.
Наоборот, видимое облегчение, с которым Гитлер сообщил о только что подписан-

86 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
ном с Советским Союзом торговом договоре, позволило участникам твердо быть
уверенными, что он также и в польском вопросе найдет дипломатическое решение.
Гитлер был мастером выбирать подходящий момент. Никто так виртуозно не
блефовал, как он. Блеф и военный натиск — это запрещенные средства политики, но
делать из этого вывод, что тот, кто принимает участие в том или другом или
поддерживает и то и другое, тот таким образом якобы восхваляет агрессивную войну,
было бы совершенно неверно. Если Гитлер действительно уже задолго до того имел
план нападения на Польшу, то военные руководители не могли знать этого плана как
такового. В конечном счете они сами стали жертвой блефа.
Но когда после этого началась игра и кости были брошены, что они должны были
сделать? Не должны ли они были заявить: «Мы в этом не участвуем» или нужно было
уклониться от наступления?
Они должны были выполнять свой долг. Они были точно в таком же положении,
в котором были русские командиры, когда они по приказу Сталина через несколько
дней тоже должны были вступить в Польшу. Когда началась война, то можно было
сказать словами Наполеона: «Учтите, господа, что в войне послушание ценится
выше, чем храбрость!»
4. Развязывание и ведение войны
Обвинение возлагает на военных руководителей ответственность не только за
развязывание войны, но и за ее дальнейшее развертывание, за руководство ею.
Причины политического и военного характера, которые привели к развязыванию
военных действий, обсуждались во время этого судебного процесса так часто и так
многосторонне, что я должен отказать себе — к тому же еще ввиду ограниченности во
времени — в обсуждении этих событий еще раз в широком масштабе.
Военные руководители представляли себе политические предпосылки Второй
мировой войны как результаты отношений, созданных Версальским договором.
Поэтому им и казалось поведение Германии в отношении Польши, в конце концов,
морально оправданным.
Германские генералы меньше всего желали войны на Западе. Когда Англия и
Франция объявили Германии войну, то это отнюдь не было фактом, который
германские военные руководители должны были игнорировать. Дальнейшее развертывание
военных событий не может быть больше рассматриваемо как результат свободных
решений или же заранее обдуманного плана. Необходимость борьбы не на жизнь,
а на смерть в тот момент, когда начинается война, сама указывает государствам их
путь. Солдат в таком случае уже не что иное, как меч, который должен наносить
удары, и щит, который должен принимать на себя эти удары, чтобы предотвратить
гибель собственного народа.
В процессе слушания дела Рёдера стало совершенно ясно, какими
соображениями руководствовался узкий круг офицеров, готовивших захват Дании и Норвегии.
Мы знаем, что в этом случае Германская империя предупредила намерения
союзников. Если даже главнокомандующий военно-морского флота пришел к убеждению,
что речь идет о крайней необходимости предотвратить тяжелую опасность для
Германии, то как могло прийти в голову так называемой группе командующих, что не
стоит бояться угрожающей опасности? Имели ли руководители союзных
генеральных штабов право или возможность запретить посадку на корабли своих войск,
которая последовала в тех же целях до германского наступления? Впрочем, всего лишь
несколько военных руководителей знали о готовящемся наступлении (акции). Все
остальные обвиняемые офицеры узнали о совершившемся только по радио. Таким

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 87
образом, как можно их обвинить в участии в подготовке плана действий против этих
стран?
Причины и предпосылки западного похода уже обсуждались в ходе процесса.
Поведение генералов было совершенно иным, чем предполагает Обвинение.
Верховное командование сухопутных войск резко выступило против решения Гитлера
о начале агрессии на западе, особенно с учетом предполагавшегося нарушения
нейтралитета. Столкновения с Гитлером были настолько острыми, что Гитлер в своем
обращении к главнокомандующим 23 ноября 1939 г. резко осудил генералов, упрекая
их в незнании внешнеполитических вопросов, и говорил об отсталой
привилегированной верхушке, которая показала себя с отрицательной стороны еще в 1914 г. В тот
же вечер главнокомандующий сухопутными войсками подал в отставку, которая,
однако, не была принята.
Если таким образом высшее командование сухопутных войск резко выступало
против планов Гитлера, после чего следовали глубокие разногласия между
Гитлером и генералами и, наконец, главнокомандующий сухопутными войсками
потребовал своей отставки, какого же иного поведения можно было требовать от
генералов? Не должны ли были они решиться на бунт перед лицом врага? Но даже таковой
остался бы без результатов при наличии прочной позиции в германском народе,
которую занимал тогда Гитлер благодаря своим успехам. Высшее командование
сухопутных войск в надежде, что можно еще прийти к мирным решениям, оттянуло
начало агрессии на Запад до весны 1940 г. Если даже с юридической точки зрения в
походе на Бельгию и Голландию можно усматривать объективное нарушение их
нейтралитета, то военные руководители должны были рассматривать это мероприятие
как военную необходимость, а после полученных ими сведений об угрозе нарушения
нейтралитета со стороны союзников считать его обоснованным. Тем более что они
не могли проникнуть во все политические события, понять политические
отношения и не имели влияния на это решение.
Причины, побудившие Германию выступить против Югославии и Греции, в
достаточной степени выяснены в представленных доказательствах по делу Геринга, Кейтеля,
Йодля. Война против Греции была неизбежным следствием самовольного
выступления Италии, война против Югославии — следствием внезапного государственного
переворота в Белграде. Что касается военных начальников, то они даже не обсуждали
ее, не говоря уже о том, что они не несли за нее какой-либо ответственности.
О вероятности поворота войны против Советского Союза военные начальники
вначале вообще не думали. Они даже не проводили никаких подготовительных
мероприятий для подобного случая, в штабе сухопутных войск не было даже
соответствующих карт. Когда Гитлер приказал им заняться этими планами, то он основывал
свой приказ необходимостью предупредить нависшую опасность вступления в войну
России. Казалось, что наступление России на Финляндию, Балтику и Бессарабию
подтверждало его точку зрения.
Следующим симптомом грозящей опасности были правдоподобные
известия о крупном сосредоточении русских войск. Согласно показаниям генерал-
фельдмаршала фон Рундштедта и генерала Битнера на данном процессе, германское
наступление застало русских за подготовкой к стратегическому сосредоточению
войск, что впервые действительно подтвердило убеждение военных начальников в
том, что Гитлер был прав, когда заявил, что эта война — превентивного характера.
Базы авиационного снабжения советских военно-воздушных сил были так близко
продвинуты к границе, что уже по одному этому можно было с уверенностью гово-

88 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
рить о наступательных приготовлениях русских. Было установлено, что только в
Восточной Польше было сосредоточено десять тысяч советских танков, 150 советских
дивизий и увеличено число аэродромов от 20 до 100. Если при таких
обстоятельствах военные начальники план превентивной войны Гитлера считали оправданным
с военной точки зрения, то и их участие в этой войне как выполнение солдатского
долга никогда не было преступлением.
Военный план «Барбаросса», который Обвинение рассматривает как план
агрессивной войны, до последнего дня разрабатывался лишь на случай возможной войны
как страховой вариант на случай, если Советский Союз изменит свою позицию. Даже
после февраля 1941 г. — за исключением руководящих лиц ОКВ, ОКХ и
командующего ВВС — только 18 из 129 обвиняемых военных начальников знали об этом плане
как о плане на случай возможной войны. Командующий сухопутными силами
фельдмаршал фон Браухич предостерегал Гитлера и в связи с этим планом указывал на
серьезные военные опасения. Основная часть подвергшихся здесь обвинению
офицеров узнала о нем непосредственно перед началом войны, получив
соответствующие приказы.
Каким образом могли бы эти 18 узнавших о плане офицеров с успехом
противостоять намерениям Гитлера? Указанные Гитлером причины оправдывали войну.
Ожидание момента, когда угроза со стороны Советского Союза перерастет в
действительное наступление, должно было, как предвидели военные круги, привести к
уничтожению Германской империи. Другие военные начальники вообще не имели
возможности отклонить решение Гитлера.
Начало войны с США здесь уже обсуждалось. Войну объявили, не выслушав
предварительно мнения главных военных начальников. Если даже само ОКХ узнало лишь
об уже свершившемся факте, то как могли знать остальные военные начальники
что-либо о намерении Гитлера начать эту войну? В отношении военно-морского
флота, который один только мог вести войну, пока наземные войска и ВВС США
не перешли в наступление в Европе и в Африке, установлено, что военные действия
по существу были открыты задолго до объявления войны на основании приказа
Рузвельта об открытии огня морскими кораблями, хотя вооруженные силы Германии
строго соблюдали неоправданную с точки зрения норм международного права
границу протяженностью в 300 морских миль. Представленные доказательства по делу
Редера и Денница ясно показывают, что все приказы командования военно-морских
сил были направлены на то, чтобы при любых обстоятельствах избежать конфликта
с Соединенными Штатами.
Я подхожу к концу этого раздела. Какую вину несут 129 офицеров, на которых
распространяется обвинение по вопросу развязывании и ведения войны?
Я думаю, никакой, кроме той, какую несет каждый солдат, сражаясь на войне за
свою родину там, где она его поставит!
5. Преступления против законов ведения войны и против человечности
Я перехожу к обвинениям в «Преступлениях против законов ведения войны и
против человечности». В чем обвиняются военные руководители?
Это обвинение, выдвигаемое в первую очередь против германского генералитета,
заключается в том, что соответствующие военные руководители участвовали в
планировании и в ведении преступной тотальной войны, а также в совершении
преступлений против вражеской армии и военнопленных, против населения оккупированных
территорий. Что касается генералов, то речь идет не о том, чтобы, может быть,
уменьшить их собственную вину, но речь идет об установлении исторической правды.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 89
Для того чтобы правильно судить о чудовищных событиях последней мировой
войны, следует представить себе, что поведение отдельных лиц как поведение целых
народов не является лишь проявлением всеобщей воли или хорошего либо плохого
настроения. Это происходит гораздо больше в силу духовных принципов времени, от
влияния которых никто не может освободиться.
Начиная с XIX в. у народов сложились расхождения по вопросам организации и
применения власти в том виде, в каком она существовала.
Учения, которые со второй половины XIX в. всюду укрепляли
материалистические начала и в конце концов во всех частях света установили заметный рост
национального чувства; явления, которые, были ли они хорошие или плохие, не прошли
незаметно и оказали влияние на отношения между народами, — если даже эти идеи
не должны были привести к результатам, перед которыми мы сегодня стоим, то все-
таки в конечном итоге именно они являются духовным исходным пунктом Второй
мировой войны и ее последствий.
Другая точка зрения, на которую нельзя смотреть сквозь пальцы и которая при
справедливой оценке всего случившегося, главным образом при наличии тех
неимоверных человеческих жертв, основывается на факте увеличения численности
населения, который можно отметить у всех культурных наций, начиная с XIX в., породила
пренебрежение ценностью человеческого достоинства. Чем больше увеличивалась
численность народа, тем, к сожалению, все меньше ценился отдельный человек.
Прежде всего, в значительной мере развитие идущей вперед техники оказало
влияние на снижение значения человеческого достоинства.
Когда современная техника дает в руки человека средства, одним ударом которых
можно уничтожить десять тысяч человеческих жизней, если налеты в течении одной
ночи повлекли за собой 200 000 человеческих жертв, когда одна или две атомные
бомбы являются достаточными для уничтожения 100 000 человек, тогда ценность
человеческой жизни неуклонно падает.
Это было видно уже во время Первой мировой войны, так же как и во время
русской Революции и во время гражданской войны в Испании. Германские военные
руководители возражали против такого развития событий, как люди своего времени,
но как и солдаты других стран, они не могли устоять против духа эпохи.
Вторая мировая война была не только войной армий, но, наряду с этим, по своим
итогам и еще в большей степени это была война идеологий. Каждый раз, когда
сталкивались друг с другом идеологии, борьба шла не на жизнь, а на смерть и перерастала
в тотальную борьбу. С этого момента идеологические бои вызывали потоки крови и
несли с собой неслыханные зверства.
Вспомните религиозные войны, вспомните жертвы и ужасы великих революций.
Так и Вторая мировая война, как столкновение на идеологическом фронте, с той и
другой стороны велась с таким упорством и такой выдержкой, которые в конечном
счете привели к полному истощению человеческих сил и материальных средств
собственных народов, то есть к тотальной войне в подлинном смысле этого слова.
Следует иметь в виду, что понятие «тотальная война» использовалось политиками обеих
сторон до понятия «тотальное истребление идеологии противника» и означает лишь
одно — столкновение идеологий.
Как относились к этим проблемам генералы?
Круг генералов, которым предъявлено обвинение, состоял исключительно из
людей, которые избрали военную профессию своим жизненным путем. Это были
пожилые люди с богатым жизненным опытом, которые надели солдатский мундир

90 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
не при национал-социалистском режиме, а много раньше. У пожилого человека
чувства традиции, права и закона сильнее, чем у молодого.
Уже в самом начале войны стало ясно, что военные руководители не были
согласны с революционными мыслями Гитлера о методах ведения войны и
отказались принять их. Генералы твердо решили воевать по старой традиции, точно
соблюдая правила ведения войны. Об этом свидетельствует тот факт, что Гитлер в ноябре
1939 г. бросил упрек генералам в том, что они все еще придерживаются «отсталого»
взгляда о рыцарских методах ведения войны. То обстоятельство, что большая часть
обвиняемых сегодня генералов в последующий период войны, несмотря на их
военные успехи, была освобождена от своих постов, свидетельствует о том, что их точка
зрения не изменилась и в последующее время.
Перед Высоким судом в качестве свидетелей выступали три генерал-фельдмаршала.
Разве после их выступлений могло сложиться впечатление, что это были
преступники, нарушившие правила ведения войны и принципы гуманности? Эти офицеры
знали по опыту Первой мировой войны, что нарушения правил ведения войны
другим концом бьют по своим же солдатам. Они до конца вели борьбу с вооруженными
силами противника по всем правилам военного закона.
Генерал-фельдмаршал Александер подтвердил, что немецкие войска сражались
рыцарски и как подобает. Такое же отношение генералы проявляли и к
гражданскому населению, при установлении власти в занятых областях.
Военный начальник, который несет ответственность за боевые операции на
фронте, заинтересован только в одном — чтобы в его тылу царило спокойствие. Уже
только по этой причине он сделает все, чтобы устранить всякое волнение среди
населения. Он слишком хорошо знает, что все ненужные принудительные меры
вызывают враждебную реакцию, которая ведет к усиленным репрессиям, а они, в свою
очередь, приводят к восстанию.
Если кто-то не хочет верить в солдатскую и христианскую честность военных
начальников, то они должны поверить по крайней мере в то, что сам разум заставлял
обращаться с населением занятых областей в соответствии с нормами
международного права, беречь их частную собственность и поддерживать в рамках возможного
их мирный труд.
С другой стороны, вполне понятно, что недопустимо было терпеть открытое
сопротивление, и в таких случаях военные начальники принимали, разумеется,
соответствующие контрмеры.
Хорошей иллюстрацией к этому может служить тот факт, что в Германии и
сейчас, после окончания войны, за каждое неповиновение властям и хранение любого
оружия со стороны союзных властей грозит тяжелое наказание.
В результате двойственного характера Второй мировой войны — с одной стороны
военного, а с другой стороны идеологического — отношение к способам ведения
войны лично Гитлера и высших военных инстанций, вплоть до штабов воинских
подразделений, было принципиально различно.
Делом армии было только проведение военных операций, тогда как все, что было
связано с идейно-политической борьбой, было передано политическим властям и их
исполнительным органам.
Вопреки прежним обычаям войны командиры подразделений сразу лишались
территориальной власти над теми частями вражеской территории, которые только
что были заняты их армиями, а власть в оккупированных областях тотчас после их
занятия полностью переходила в руки представителей политического руководства.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 91
Поэтому из настоящего процесса должно быть устранено все, что относится к вопросу
об ответственности так называемой группы за возможные преступления в занятых
областях, которые не находились во власти обвиняемого круга лиц.
Протектораты и генерал-губернаторства, Норвегия, Бельгия и Северная
Франция, остальная часть занятой Франции, Люксембург и Эльзас-Лотарингия,
Югославия и Греция, Словакия, Венгрия и Италия — все эти страны не находились во власти
командующих.
В Советском Союзе по приказу Гитлера районы оперативных действий с самого
начала были предельно ограничены. Поэтому они охватывали только
непосредственный район боевых действий. Власть на этих территориях ограничивалась
исключительно зоной войсковых операций, которая достигала полосы в десяти километрах
от передовой линии фронта. Вне этих районов боевых действий административная
власть находилась в руках политических органов.
Здесь не принимается во внимание обвинение, которое направлено против
действовавших в отдельных странах и в областях командующих армиями или
командующих вооруженными силами, ибо на этих офицеров обвинение не распространяется.
Такое распределение административной власти показывает, что Гитлер ввиду
своего недоверия военным начальникам, которое объяснялось их точкой зрения по
вопросам ведения войны и по вопросам гуманности, идейно-политическую борьбу
полностью поручил исполнительным партийным органам.
Власть командующих на определенных территориях а следовательно, и их
ответственность распространялись на иные области вражеской территории только в том
случае, если они входили в район оперативных боевых действий.
Даже в самих районах оперативных действий те задачи, которые не имели
непосредственного отношения к боевым действиям, выполнялись не
представителями вооруженных сил, а политическими властями, так, например: полицейско-
политические мероприятия, хозяйственное использование занятых областей,
культурные мероприятия и использование населения в качестве рабочей силы.
Таким образом, в задачи командующих кроме ведения боевых операций на фронте
входило военное обеспечение и организация административной власти в районе
оперативных действий.
Командующие в районах своих оперативных действий были настолько сильно заняты
оперативными боевыми задачами, снабжением своих войск и задачами военного
обеспечения, что не могли заниматься другими вопросами. Их место было в районе боевых
действий своих подразделений. Их заботы и планы были посвящены непрекращающимся
боевым действиям и участвующим в них своим подразделениям. Эти факты являются
простым объяснением того обстоятельства, что многие дела и мероприятия других, не
относящихся к вооруженным силам, органов не доходили до сведения командующих
даже в районе оперативных действий и могли держаться в секрете от них.
Подразделения войск СС подчинялись командующим только как боевые части
исключительно для использования их в боевых действиях и в вопросах снабжения.
Как в отношении организации, так и в отношении их состава, дисциплины и
судебной власти над ними эти подразделения находились в непосредственном
подчинении рейхсфюрера СС Гиммлера.
Все другие организации, как, например, Эйнзацтруппы (оперативные группы),
полиция, СД, организация Тодта и т.п., указания и приказы получали только от своих
непосредственных органов, которым они подчинялись, а не от военных
командующих этого района оперативных действий.

92 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
Благодаря такой системе отдачи приказов и разделения ответственности между
различными органами деятельность командующих практически ограничивалась
руководством боевыми операциями частей, находившихся под их командованием.
После выяснения круга вопросов, за которые несут ответственность военные
командующие, я перехожу к рассмотрению специальных вопросов и при этом
должен указать на то, что в предъявленных Обвинением документах имеют место
выдержки из немецких приказов, которые без связи с подлинным смыслом всего
приказа в целом часто не дают возможности правильно оценить его и приводят к
неправильным выводам. В других документах, особенно в документах русского
обвинения, речь идет частично о данных каких-то комиссий. Никто не может говорить,
насколько соответствуют действительности содержащиеся в этих документах цифры,
например, количество убитых, тем более что в них отсутствует подробные данные о
времени совершения этих преступлений и о других имеющих значение фактах. Одно
только число убитых не может являться доказательством того, что эти люди были
убиты именно немцами.
Таким образом, казавшиеся вескими доказательствами обвинения теряют свое
значение при ближайшем ознакомлении с ними, тем более если учесть, что этот
материал был составлен бесчисленными комиссиями во всех странах, со слов сотен
свидетелей, в течение нескольких месяцев и охватывает события, которые имели место
не в определенном районе действия приказов, а на огромной территории и в течение
долгого периода времени.
Несмотря на большие трудности, которые возникли в процессе подбора
материала защитой, я в своей защитительной речи представил суду чрезвычайно
обширный, смягчающий вину материал и сделал соответствующие выводы, насколько мне
представилось это возможным. Установленный регламент времени не позволяет мне
с достаточной полнотой рассмотреть все предложенные суду материалы защиты.
Я хочу остановиться только на отдельных вопросах, которым придаю особое значение.
Большую роль играл приказ, согласно которому политических комиссаров
немедленно расстреливали. Когда Гитлер в марте 1941 г. объявил сначала в устной форме
этот запланированный им одним приказ, он столкнулся с большим неодобрением
со стороны всех присутствовавших при этом генералов, которые как солдаты и как
люди не могли согласиться с ним. После того как все попытки генералов из
командования сухопутных сил и ОКБ предотвратить издание этого приказа потерпели
неудачу и приказ о комиссарах спустя некоторое время был издан в письменной форме,
командующие армиями и группами армий или вообще не доводили его до сведения
своих частей, или со своей стороны давали распоряжения, которые делали
невозможным выполнение этого приказа. Они делали это с полным сознанием строгой
кары, которая грозила им за открытое неповиновение приказу верховного
главнокомандующего во время войны. Изданный командующим сухопутными войсками в
дополнение к приказу о комиссарах приказ о поддержании дисциплины имел
желаемый успех. Он давал возможность командующим фронтами действовать по своему
усмотрению. Таким образом, военные руководители добились того, что приказ о
комиссарах в районе действий армии и повсеместно не проводился в жизнь...
Разве можно требовать чего-либо большего от военных начальников?
Приказ был издан не ими, они его не довели до сведения частей, не выполнили
его, и они требовали и добились его отмены. Именно в этом заключались общность
их взглядов и действий, их единодушие. Такое отношение к приказу «О комиссарах»
является более сильным доказательством самостоятельности взглядов генералов.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 93
Такое же сопротивление со стороны высших военачальников вызвал приказ
Гитлера об ограничении военной подсудности на Востоке, отданный им в устной
форме. Благодаря тому, что этот приказ не был поддержан командующими, Гитлер
должен был отменить свой первоначальный план ликвидации военной
ответственности на Востоке и ограничился лишь приказом об ее ограничении.
Именно в связи с этим приобретает большое значение приказ командующего
сухопутными войсками «О поддержании воинской дисциплины». Командующие
фронтов и армий действовали целиком согласно положениям этого
дополнительного приказа и предотвращали действия солдат, направленные против
гражданского населения. Лишь в крайних случаях они выносили и приводили в исполнение
смертные приговоры. Даже в случае автомобильных аварий, если русские жители
становились потерпевшими, то виновные в этом немецкие военнослужащие
привлекались военными властями к ответственности. Об этом свидетельствует, между
прочим, показания генерал-фельдмаршала фон Лееба. И в этом случае офицеры,
которым предъявлено обвинение, заботились о том, чтобы приказ Гитлера,
который противоречил их взглядам, не был полностью приведен в исполнение.
Отношение военных начальников к приказу Гитлера «О коммандос» было с
самого начала до такой степени отрицательным, что Гитлер не только должен был
лично издавать его, но и, кроме того, он был вынужден установить строгую
ответственность за проведение в жизнь этого приказа и ввести строгое наказание за его
невыполнение.
Несмотря на это, командующий группой войск в Африке генерал-фельдмаршал
Роммель ввиду своего несогласия с ним уничтожил этот приказ тотчас по
получении. Командующий западной группой войск генерал-фельдмаршал Рундштедт
предпринял все необходимое, чтобы оттянуть выполнение этого приказа и обойти
его. Командующий войсками на Юго-Западе генерал-фельдмаршал Кессельринг
издал дополнительные распоряжения, согласно которым было обеспечено
обращение с коммандос как с военнопленными.
Для восточного театра военных действий этот приказ сам по себе не имел
никакого значения. Эти примеры свидетельствуют о том, что военные начальники и
здесь находили средства и пути, чтобы помешать проведению в жизнь
противоречащего их солдатской чести приказа о коммандос.
Приведенные обвинением отдельные случаи не должны нами сейчас
рассматриваться, которые будут или уже расследованы на других процессах. Они ни в какой
степени не отражают типичного образа действий военных руководителей, которые
и являются предметом рассмотрения настоящего процесса.
Важное значение имеют следующие вопросы:
Разве могли военные начальники не верить тому, что содержащиеся в этом
приказе выводы, основанные на фактах, соответствуют действительности?
Разве не должны были предполагать, что приказ перед изданием был приведен в
соответствие с нормами международного права?
Насколько неприемлем этот приказ в соответствии с нормами международного
права?
Не является ли он допустимой репрессалией?
На эти вопросы Суд должен дать ответ, если он придает значение этому приказу
Гитлера при оценке деятельности моих подзащитных.
При рассмотрении вопроса об обращении с военнопленными достаточно
выяснить лишь следующее: приказывали ли командующие проведение каких-либо

94 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
мероприятий, направленных на зверское обращение с военнопленными в районах
оперативных действий, в соответствии с общим планом войны, и не наказывали ли
они виновных за зверское обращение с военнопленными.
Если в первый период войны с Россией с русскими военнопленными
обращались не в соответствии с положениями Женевской конвенции, то это
объясняется исключительно тем, что в начале войны были неизбежны организационные
проблемы, связанные с размещением и снабжением военнопленных, число
которых достигало сотен тысяч. Помимо этого отдельные предъявленные обвинением
факты были опровергнуты доказательствами, относящимися ко всем театрам
военных действий. На всех фронтах командующие издавали приказы,
направленные против возможных злоупотреблений в обращении с военнопленными, и при
нарушениях привлекали виновных к ответственности. Жестокое обращение или
же убийства военнопленных не имели места на основании их приказов или с их
ведома.
По окончании военных действий у союзников имели место те же трудности,
связанные с массовой капитуляцией солдат, и, разумеется, они не примут упрека в
этом случае в нарушении правил гуманности.
Партизанская война как новая, нелегальная форма ведения войны была развита
осколками враждебных армий или повстанцами при поддержке их правительств.
Борьба эта велась не по обычаям войны при помощи открытого вооруженного
нападения, но скрыто, со всеми средствами маскировки. Ясным доказательством
этого являются русские инструкции о ведении партизанской войны. Партизаны в
результате этого могли не считаться с положениями глав 1 и 2 Гаагской конвенции.
Тем самым проводимые немцами контрмеры в виде репрессалий были вызваны
требованиями войны. Так, со стороны Германии в 1942 г. и в новом издании 1944 г.
были даны соответствующие Предписания о ведении борьбы с партизанским
движением. Изданные ранее приказы по этому вопросу, в которых говорилось о
жестоких репрессивных мерах или об уничтожении противника, то есть
уничтожении его боевой силы, явились следствием коварных методов партизанской борьбы.
В них подразумевались лишь разрешенные военными законами жесткие меры, но
не жестокости и произвол. То, что немецкие войска иногда переступали границу
дозволенного, было реакцией на зверские убийства немецких солдат.
Если же Обвинение делает из этого вывод о том, что военные руководители
использовали партизанскую войну для истребления мирного населения
оккупированных областей, то это не находит никакого подтверждения.
Аффидевит генерала Реттигера1, на котором основывается Обвинение и
который оно само составило, совершенно прояснен перекрестным допросом. Как стало
ясно, свидетель никогда не получал нарушающих международное право приказов о
борьбе с бандами. Он лишь подтверждает в этом аффидевите содержание военных
правил для этого способа ведения войны.
Борьба с партизанами, несмотря на их крайне скрытый образ действий, могла
вестись лишь дозволенными методами. Таким образом, вопрос стоял о
необходимых контрразведывательных операциях, которые никоим образом не были
направлены исключительно против мирного населения оккупированных областей.
Пожалуй, самое тягчайшее обвинение содержится в утверждении, что
командующие были в полной мере осведомлены о задачах и деятельности якобы подчинен-
1 Аффидевит № 15.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 95
ных им эйнзатцгрупп и что их действия не только были известны им, но и активно
ими поддерживались. В данном случае обвинение опирается на показания высших
фюреров СС: Олендорфа, Шелленберга и Роде, так же как и на документ Л-180.
Разве это не в высшей степени сомнительные доказательства? Могут ли они на
самом деле являться для суда доказательствами того, что генералы германского
вермахта приложили свою руку к ужаснейшим массовым уничтожениям? Я с полной
уверенностью отвергаю это.
Показания свидетеля Олендорфа, по приказу которого были убиты тысячи
евреев, полностью опровергаются всеми основными пунктами показаний генерала
Белера.
Шелленберг, который занимал руководящие посты в получившем дурную
славу учреждении Германии — РСХА, друг Гиммлера, не может представить
никаких конкретных фактов, а высказывает лишь предположения. Он
предполагает, что генерал Вагнер был в 1941 г. поставлен в известность Гейдрихом о
проведении массовых убийств. Когда свидетель приходит к такому отягчающему
предположению? В конце 1945 г., когда он арестован и ищет для себя выхода.
Подвергнутый мной перекрестному допросу, он не может представить никаких
фактов, относящихся к периоду 1941 г., в подтверждение этого предположения.
И генерал Вагнер, высококвалифицированный офицер, отдавший 20 июля 1944 г.
свою жизнь в борьбе против национал-социализма, должен был разъяснить это
своему прямому начальнику генерал-фельдмаршалу фон Браухичу, с которым
он был близок в течение многих лет и к которому имел постоянный доступ как
генерал-квартирмейстер.
Это предположение немыслимо, что также подтвердил на суде лично генерал-
фельдмаршал фон Браухич.
Шелленберг пробует далее высказать предположение, что офицеры
разведотдела VT-C на съезде в июне 1941 г. были осведомлены о задачах эйнзатцгрупп,
касающихся массового уничтожения. Он не останавливается на этом предположении,
нет, он высказывает дальнейшее предположение, что эти офицеры разведотдела
VI-C поставили об этом в известность главнокомандующих. Таким образом, два
высказанные Шелленбергом одно за другим предположения должны служить
доказательством того, что командующие были осведомлены об этих предполагающихся
массовых уничтожениях!
Я предъявляю ему показания, данные под присягой одним из участников этого
совещания, который совершенно ясно заявляет, что о предполагаемых массовых
уничтожениях не было никакой речи, чем разрушается построенная Шелленбергом
ложь. Его ответ говорит, что он не отдает себе отчета о цене обоих данных под
присягой показаний. Этим он ставит свои противоположные предположения, не
имеющие никакого конкретного подтверждения, — так как такового он предоставить
не смог, — на одну ступень с конкретным доказательством участника совещания о
том, что никаких разговоров о массовых уничтожениях не было!
Вот что я хотел сказать о показаниях Шелленберга!
И свидетель Роде, также высший начальник СС, тоже хочет обвинять. Он
утверждает, что эйнзатцгруппы подчинялись командующим, но ограничивает свои
слова добавлением: «Насколько мне известно». Этим самым показание теряет цену
для обвинения. Я перехожу к документу Л-180, согласно которому командующий
4-й танковой группой генерал-полковник Геппнер работал в особенно тесном
взаимодействии с оперативными группами. Не заключает ли в себе использование

96 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
такого отчета большой опасности для установления истины, поскольку он
содержит только личное мнение автора? К тому же в нем не указано, в чем состояло это
взаимодействие и к чему оно относилось. Оперативные группы и команды
выполняли, как уже доказано, также и задачи по надзору и контролю, и только это было
известно командующим. Если вообще существовало взаимодействие, то оно не
могло относиться к массовым расправам над евреями.
Генерал-полковник Геппнер, который также пал жертвой 20 июля 1944 г, был
последним, кто приложил бы свою руку к массовым убийствам. Можно ли поверить
тому, что генерал, который ценой своей жизни хотел уничтожить существовавшую
систему главным образом из-за ее методов, участвовал ранее в массовых убийствах?
Я очень сожалею, что не могу вызвать генералов Вагнера и Геппнера к
свидетельскому пульту, они оба состояли в заговоре, но не вместе с этой системой, а
против нее, и оба пожертвовали за это своей жизнью. Странно, что обвинение, которое
так легко иронизирует, когда подсудимые с целью смягчить свою вину ссылаются
на умерших свидетелей, в этом случае само ссылается на мертвых в подтверждение
того, что военные руководители знали о намеченных массовых убийствах и
участвовали в них, но мертвые, к сожалению, не могут возразить против этого.
Этим ни в какой степени не решающим доказательствам обвинения я
противопоставил многочисленные аффидевиты, устанавливающие, что:
1) оперативные группы (эйнзатцгруппы) не подчинялись военным командующим,
это особенно ясно вытекает из документа № 447-ПС;
2) генерал Вагнер заявил об этом генеральному судье Мантеллю;
3) военные руководители не были осведомлены о намечавшемся массовом
уничтожении евреев.
Высокий суд должен сам решить, верит ли он больше руководителям СС Шел-
ленбергу, Олендорфу и Роде, которые в своей ненависти в последний раз пытаются
увлечь за собой в пропасть военных руководителей, или офицерам, о которых Суд
уже мог сам составить себе представление.
Что касается других пунктов обвинения, например, жестокого обращения с
гражданским населением, разрушения и разграбления, то я ссылаюсь на
доказательства, представленные мною по этим вопросам, из которых ясно вытекает, что
военное руководство во всех известных ему противозаконных случаях принимало
самые строгие меры.
Об участии военных руководителей в депортации рабочих Обвинение не
представило никаких веских доказательств. Вопрос о расстреле заложников должен
остаться без рассмотрения, так как командующие оккупационными войсками на
определенных территориях, если они вообще расстреливали заложников, не входят
в круг защищаемых мною лиц.
Я закончу на этом свои объяснения по вопросу о военных преступлениях и
преступлениях против человечности. Из сказанного выше совершенно ясно следует
одно: члены военного руководства своими действиями не преследовали цели
осуществления каких-либо планов, направленных на совершение военных
преступлений или преступлений против человечности. Более того, они, как и подобает
настоящим солдатам, вели войну по-рыцарски и сумели воспрепятствовать
проведению в жизнь всех тех приказов Гитлера, которые противоречили их
собственной точке зрения. Может показаться странным, что я в своих объяснениях говорил
только о командующих сухопутными войсками на фронте и о военном руководстве
сухопутных войск, а не о генералах военно-воздушных сил и адмиралах военно-

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 97
морского флота, которых тоже причисляют к так называемой группе. Я могу
защищать только то, что подвергается нападению. Все утверждения обвинения о
совершении военных преступлений и преступлений против человечности вообще не
относятся к командующим ВМФ и ВВС. Единственный упрек, касающийся
приказов о ведении подводной войны, относится только к обоим гросс-адмиралам,
которые взяли на себя полную ответственность за это, в то время как
командующие действующими соединениями ВМС не имели к этому ни малейшего
отношения. Командующим военно-воздушными силами не предъявлено вообще никакого
обвинения. Если 17 адмиралов и 15 генералов военно-воздушных сил зачислены в
состав этой группы только благодаря занимаемой ими должности, в то время как
им даже не предъявлено никаких обвинений, то это является самым веским
доказательством, опровергающим тезис о существовании этой группы, и делает
излишним всякую другую защиту генералов ВВС и адмиралов ВМФ.
Последнее из предъявленных обвинений, заключающееся в том, что военные
руководители должны нести ответственность за то, что на практике они допускали
осуществление преступных планов Гитлера, а не противились им, ведет нас снова
к центральной проблеме данного процесса, относящейся к военным, а именно к
проблеме долга повиновения.
Неоднократно говорилось о том, что приказы Гитлера не только являлись
военными приказами, но и имели еще законодательную силу. Стало быть, военные
руководители должны были не подчиняться законам? Если не будет соблюдаться
долг повиновения приказу, предписывающему совершение общеуголовного
преступления, то причиной этого явится то обстоятельство, что этот приказ повлечет
действия, направленные против государственной власти. А можно ли вообще
говорить о преступлении, если приказ требует действия, которое не направлено против
государственной власти, а, наоборот, совершается по ее указанию? И если даже на
этот вопрос ответить положительно, то какой гражданин какого-либо государства в
мире может в этом случае распознать преступный характер своих действий?
Какую возможность имели вообще подсудимые генералы для пассивного или
активного действия, вопреки приказу, закону? Каковы были бы перспективы для
успеха? Простое отклонение противозаконных планов или приказов путем
возражений, предостережения, выражения опасения и т.п. было хотя и возможно, но на
деле безуспешно. Частично эти возможности не использовались только потому,
что генералы просто не знали о многом. В политико-идеологической войне все
применявшиеся методы настолько тщательно скрывались от генералов, что они
даже и не знали ничего о массовых расправах, не говоря уже о том, что могли бы
воспрепятствовать им. В секторе военного управления ближайшие сотрудники
Гитлера являлись, может быть, помощниками в выполнении решения, но они
никогда не участвовали в вынесении решения. Обвиняемые здесь военачальники
узнавали о чем-либо только в том случае, если они как солдаты должны были
по-военному выполнить готовое решение. По мере возможности они возражали.
Главнокомандующий сухопутными войсками барон фон Фрич
предостерегал от захвата Рейнской области, от политики, которая могла привести к
ведению войны на два фронта, от вооружения и... был смещен. Начальник
Генерального штаба Бек высказал предостережение политического порядка и был уволен.
Генерал-полковник Адам также высказался против проводимой политики и был
уволен. Главное командование сухопутных войск высказалось против наступления
на Запад и нарушения нейтралитета и было отстранено от руководства войсками.

98 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
Главнокомандующий сухопутными войсками обжаловал отдельные эксцессы,
имевшие место в Польше, следствием этого было отстранение военных от
управления в оккупированными областями.
Предостережения, опасения, деловые возражения никогда не имели успеха,
они приводили в большинстве случаев к тому, что Гитлер оставался при своем
мнении и настаивал на том, чтобы оно претворялось в жизнь. Если оставались
безуспешными шаги, предпринимавшиеся высшими военными чинами, то чего
же могли достичь в этой области нижестоявшие офицеры, на которых
распространяется обвинение?
Демократический политический деятель скажет, что они могли уйти в отставку.
Это может сделать парламентский министр в демократической стране. Германский
офицер не мог этого сделать. Его связывала присяга, выполнение которой для
старого офицера больше, чем для кого-либо другого, являлось наивысшим долгом.
Немецкий генерал мог лишь просить об удовлетворении его ходатайства об
отставке. Имела ли эта просьба успех, зависело не от него самого. Кроме того,
Гитлер во время войны запрещал какие-либо подобные просьбы и приравнивал
отставку к дезертирству.
Коллективная отставка, практически вообще невыполнимая, явилась бы
бунтом и привела бы только к тому, что к руководству пришли бы люди более
уступчивые, а на Гитлера эта отставка никогда не могла бы повлиять настолько, чтобы он
изменил свою политику, свои приказы или свои методы.
Категорический отказ явился ответом на фактически имевшие место попытки
некоторых фельдмаршалов подать в отставку, в особенности попытка
Главнокомандующего вермахтом в ноябре 1943 г. Отставка, данная Гитлером позднее,
последовала в силу лично принятых им решений.
Отставка военных руководителей была бы, несмотря на это, сама собой
разумеющейся обязанностью и ее надо было бы осуществить всеми средствами, если бы этим
руководителям были поставлены задачи, в которых, согласно их пониманию, на карту
поставлена честь немецкого народа. Но генералы были непричастны как раз к таким
задачам, к которым я причисляю массовые истребления заключенных и зверства в
концентрационных лагерях, и как раз эти вещи от них тщательно утаивались.
Равно и открытое неподчинение было бы доступнее и имело бы больший успех.
Главный американский обвинитель говорит по поводу этого в своем отчете
президенту США: «Если призванный солдат в порядке служебной дисциплины будет
зачислен в батальон смерти, то он не может быть ответственен за справедливость приказа,
который он выполняет. Но в тех случаях, когда данное лицо вследствие своего чина
или растяжимости понятия отданного приказа может истолковывать отданный ему
приказ по собственному уразумению, такой случай совершенно иного порядка».
Эту точку зрения генералы не разделяют. Они, наоборот, считают, что
неповиновение простых солдат легко пресекается наказанием и влияния на армию не
имеет, неповиновение же высших военных чинов расшатывает армейскую систему
и даже военную систему самого государства. Если есть в мире что-либо
нерушимое — так это повиновение.
Никто более точно не обрисовал смысл и характер солдатского долга и
повиновения, чем английский фельдмаршал Монтгомери. Он высказал в своей речи,
произнесенной 26 июля 1946 г. в Портсмуте, следующее: «Как слуга нации, армия стоит
над политикой, и это должно так оставаться. Армия должна быть покорна
государству и солдат не должен из-за своей преданности менять политические воззрения.

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 99
Надо с полной ясностью установить, что армия не является суммой индивидуумов,
а является борющимся оружием, которое организовано на основе дисциплины и
контроле начальников. Сущность демократии — свобода, сущность армии —
дисциплина. Ничего не значит то, насколько интеллектуально развит данный солдат.
Армия изменила бы нации, если бы она не привыкла бы немедленно подчиняться
приказам. Трудная проблема беспрекословного подчинения приказам может быть
достигнута в эпоху демократии только внушением трех принципов:
1. Нация нечто такое, над чем стоит потрудиться.
2. Армия — необходимое орудие нации.
3. Долг солдата — не спрашивая выполнять приказы, которые даются ему в
армии, это значит нацией!»
А немецкие генералы — они что же, по мнению Обвинения, не только должны
были рассуждать, в тех случаях, когда обязаны повиноваться Верховному
главнокомандующему и нации, но и открыто должны были отказываться от выполнения
полученного приказа?
Тот, кто хочет правильно решить этот вопрос, должен был бы хоть раз сам
попробовать стать на место командующего армией в военное время и при том на фронте
при особо тяжелых обстоятельствах. Ведь резко различается, отвечает данное лицо
в качестве командующего на ожесточенно борющемся фронте, за жизнь и за смерть
сотен тысяч солдат, или же речь идет об офицере, на котором не лежит
ответственность за фронт или который отвечает за спокойный участок фронта.
Если военные руководители все же всегда боролись за свои солдатские
убеждения в рамках возможного, поступали согласно этим убеждениям, то это имело
только то последствие, что к концу войны их совершенно отстранили от принятия
военных решений.
Это доказывает короткий обзор судеб военных начальников.
Из 17 фельдмаршалов, служивших в армии, десять были за время войны лишены
своих должностей, трое смертью искупили свою вину в связи с событиями 20 июля
1944 г., двое погибли на поле боя, один был взят в плен. Только один как
исключение оставался на своем посту до конца войны.
Из 36 генерал-полковников 26 сняты с должности, среди них трое в связи с
20 июля казнены, два оставлены и лишены чинов, семеро пали на поле боя.
Только трое как исключение оставались на своих постах до конца войны. Те из
них, кто не составлял это исключение, были высококвалифицированные и
ценимые на фронте руководители.
Я обобщаю:
1. Воинское неповиновение было и будет нарушением долга, а на войне
преступлением, достойным смерти.
2. Долга к неповиновению не существует ни для какого солдата мира, пока еще
есть государство с собственными суверенными правами.
3. При диктатуре Гитлера открытое неповиновение могло привести лишь к
уничтожению подчиненных и никогда — к отмене данного приказа.
4. Ни одно сословие не принесло таких жертв своим активно борющимся
убеждениям, противоположным убеждениям Гитлера, как обвиняемые здесь офицеры.
Когда невозможны или недейственны любые пассивные средства, остается
только путь насилия, свержения и государственного переворота. Тот, кто избрал
этот путь, должен был понимать, что он ведет его на устранение Гитлера и
руководства партии, а устранить их — это значит, не оставлять в живых. Следовательно,

100 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
началом каждого государственного переворота было обязательное устранение
Гитлера и лидеров партии. Для солдата это значило совершение убийства и
нарушение присяги. Даже если требуется, исходя из принципов высшей мировой морали,
чтобы генералы принесли в жертву свою личную и солдатскую честь, то в чем же
была законность такого поступка, совершаемого вопреки воле народа, и когда же
надо было это совершить, имея в виду будущие успехи и благополучие народа?
После включения протектората Богемии и Моравии в состав Германии Гитлер
достиг вершины своих успехов и был для немецкого народа самым великим
германцем. Разве если Черчиль говорил о нем 4 октября 1938 г.: «Наше руководство
должно иметь хоть каплю духа того немецкого ефрейтора, который не побоялся
выступить против мощных боевых рядов победоносных армий в тот момент, когда
Германия находилась в состоянии хаоса», не является ли это достаточным
доказательством того, что могучая сила немецкого народа смела бы генералов,
которые осмелились бы напасть на Гитлера? Могли ли генералы устранить Гитлера в то
время, когда мирное решение вопроса с поляками было вполне возможно и
немецкий народ заранее не мог знать так же точно, как теперь, что действительно будет
война и каковы будут ее последствия?
Затем наступила война, а вместе с ней и дальнейшая зависимость военных
руководителей. Любое восстание в военное время катастрофично для страны. Пока
продолжались победы, все равно не было никаких шансов на успех переворота. Когда
же после Сталинграда стало ясно, что борьба должна была вестись лишь только за
одно существование немецкого народа, военные руководители в
действительности не имели никакого морального права привести к поражению фронта и Родины
путем государственного переворота. В то время большинство немецкого народа еще
верило в Гитлера. Разве военные руководители не были ответственны за все то, что
вследствие капитуляции так тяжело переживает теперь немецкий народ? Неужели
можно считать, что во время войны за жизнь или смерть государства и народа
«святым» долгом солдата является нарушение присяги и убийство?
Как сказал в своих свидетельских показаниях фельдмаршал фон Рундштедт:
«Ничего уже не могло бы измениться для немецкого народа, но мое имя вошло бы
в историю как имя величайшего преступника».
Насколько любая из таких попыток должна была потерпеть крушение, доказывает
неудача покушения 20 июля 1944 г. Не помогли успеху даже и многолетняя
подготовка этого покушения и участие людей, принадлежащих ко всем слоям общества.
Как же могли эти 129 обвиняемых офицеров успешно совершить
государственный переворот?
Конечно, если бы они были сплоченным объединением, которое хочет увидеть
Обвинение, тогда можно было бы задумать совместно запланированное свержение
власти. Но так как они не были единой организацией, так как они не были
политическими деятелями, а были «всего лишь» солдатами, они не могли со своей стороны
ничего сделать для того, чтобы изменить положение, они могли только, сознавая
военное положение, быть послушными до последнего вздоха!
Немецкие военные руководители, будучи людьми, с одной стороны, стремились
сохранить свои права, и, будучи в то же время солдатами, они сохраняли чувство
долга.
Если бы они были гражданскими людьми, они могли бы руководствоваться
своими правами, могли бы отказаться служить фюреру и системе, которая, чем дольше
длилась война, тем больше показывала себя вредной. Они, таким образом, могли

Защитительная речь доктора Ганса Латернзера 101
бы избежать личной ответственности, они могли бы, как говорит обвинитель,
«спасти свою шкуру». Может быть, они не предстали бы сейчас перед этим судом. Но,
приняв такое решение, они одновременно покинули бы в беде своих солдат,
которые им доверяли и за которых они чувствовали себя ответственными. Поэтому им,
как солдатам, оставалось только одно — долг бороться. Этот долг, в высоком
понимании этого слова, мог бы означать свержение системы. Но во время войны
практически это означало довести дело до поражения. Это не мог взять на себя солдат.
Нельзя в течение долгих лет требовать от своих солдат, чтобы они жертвовали
своей жизнью, чтобы потом самому бросить оружие и войти в историю как
предатель своего народа.
Итак, у немецких военных руководителей оставался только долг до последнего
бороться с врагом. Они должны были сделать трагический выбор между личным
правом и солдатским долгом, и они выбрали долг и руководствовались им,
действовали так, как подсказывала им мораль солдата.
Разве это было преступлением? Разве в этом нет глубокого трагизма?
Какое же средство у них оставалось для того, чтобы отстраниться самим и
отстранить своих солдат от преступных дел?
Была еще одна, единственная, возможность: обходить преступные приказы, не
выполнять их или путем издания дополнительных приказов так изменять их, чтобы
результат находился в созвучии с чувством справедливости и честности солдата. И это
они делали в границах возможного для того, чтобы проводить военные действия,
которыми они одни руководили, руководствуясь традициями международного права
и гуманности. Если наряду с этим политическая война мировоззрений велась такими
методами, которые навлекли на немецкий народ презрение всего мира, то немецкие
генералы в общем к этой мировоззренческой войне непричастны.
Я заканчиваю свою речь, и считаю доказанным:
1. Что 129 военных руководителей, которых хотят обвинить, ни в коем случае
не были организацией или группой и тем более не были объединены и сплочены
одним желанием — совершить преступные действия. Эти люди не представляли
собой преступного объединения!
2. Что произведенное Обвинением объединение этих офицеров под
придуманным общим понятием «Генеральный штаб и ОКБ» в действительности является
совершенно произвольным объединением различных должностных лиц в
различные периоды и, кроме того, из различных видов вооруженных сил. Такое
объединение, необоснованное и произведенное не в силу правовой необходимости, может
имеет своей целью лишь дискредитацию такого института, как Генеральный штаб,
который многими государствами считался образцовым.
Какой лозунг для прессы: «Немецкий генеральный штаб — организация
преступников!»
Далее я считаю доказанным, что военные руководители в государстве Гитлера не
имели даже возможности способствовать созданию политического плана,
участвовать в политическом заговоре с целью ведения агрессивной войны, уже не говоря о
том, что они вообще не могли принимать в этом активное участие. Они постоянно
предупреждали и предостерегали, но политическое руководство ставило их перед
свершившимися фактами!
И, наконец, я считаю доказанным, что после начала войны военные руководители
оказывали пассивное сопротивление методам Гитлера, которые нарушали законы
войны и человечности. Таким образом, они в рамках возможного препятствовали

102 Защитительная речь доктора Ганса Латернзера
практически совершению военных преступлений и преступлений против
человечности и, будучи солдатами, придерживались при этом христианских традиций.
Если единицы из них отошли от этих принципов, то они могут понести за это
ответственность, но в большинстве своем они не виновны в совершенных
преступлениях. Напротив, этот круг лиц был еще и очагом честных, гуманных и
христианских идей и деяний. Здесь еще взращивались идеалы настоящей человечности и
идеалы христианства. Только тот, кому известна вся сложность ситуации, в которой
находился каждый из этих людей, и кто пережил это, может справедливо оценить их
позиции. Они самостоятельно должны были выдержать борьбу со своей совестью
и не могли, мучимые ее угрызениями из опасений, искать поддержки у депутатов
парламента, редакторов, свободной прессы или у других влиятельных
общественных лиц, как это делали, например, военные руководители противной стороны.
Как раз эти люди преследовались насмешками и ненавистью, их открыто или,
что еще хуже, за спиной называли реакционными генералами, запыленными
рыцарями с военным восприятием такого понятия, как честь.
Не «великий» Гитлер, а они, судя по партийной пропаганде, были ответственны
за каждую военную неудачу, они были предателями и саботажниками, виновными
во всех бедах. Без них Гитлер бы выиграл свою войну! Глубокая, как пропасть,
ненависть массовых убийц из круга приближенных Гиммлера преследует их даже
здесь, в этом зале, и стремится путем лжи и притворства затянуть их вместе с собой
в гибельную пропасть. И Обвинитель не замечает, как они, следуя тезису Гитлера,
что всему виной поджигатели и советчики и, в конце концов, генералы, что он
таким образом помогает воссозданию ореола вокруг Гитлера, он помогает сделать
Гитлера в один прекрасный день не политическим преступником и убийцей
миллионов, а трагическим героем, который был ввергнут в пропасть серыми фигурами,
окружавшими его.
Разве Обвинитель действительно хочет именно таким образом создать приговор
истории?
У истории свой метод давать оценку. Суммарный приговор, которого требуют
здесь, можно сказать, является единственным в мировой истории. Можно провести
только одну параллель, которая является предупреждением и уроком: 16 февраля
1568 г. священный суд своим решением проклял всех жителей Нидерландов как
еретиков и приговорил их к смерти, всех, за исключением немногих. Герцог Альба,
который фанатично и слепо подчинялся своему властелину и был ему предан,
должен был привести в исполнение этот массовый приговор. Нам известен приговор
истории относительно этого первого выражения идеи коллективной вины.
История сама напишет свой собственный приговор обвиняемым здесь военным
руководителям, и немецкие генералы считают, что они устоят перед этим
приговором. Сегодня речь идет о приговоре этого Международного военного трибунала.
И пусть этот Трибунал не забывает того, что его знания всей обстановки, хода
событий и закулисных причин, которым он (Трибунал) располагает сейчас, не было у
этих людей, когда они принимали свои решения, за которые они сейчас должны
нести ответственность.
Эти люди не боятся за свою жизнь, ибо они часто встречались со смертью. Они
заботятся о справедливости! Пусть здесь, в Нюрнберге, не будет вынесен приговор,
который, как я говорил выше, не будет продиктован повседневными страстями,
а будет далек от слепой жажды мести и мелких стремлений к возмездию. Пусть этот
приговор будет чистым и правдивым с точки зрения вечности, пусть на пути к
лучшему будущему народов он будет ничем иным, как справедливым приговором!

Защитительная речь доктора Георга Бёма
по делу организации «СА — штурмовые отряды НСДАП»
Господин председатель! Господа судьи!
Если организации будут объявлены преступными, то будет нарушено основное
право человека — нести ответственность только за действия, совершенные им лично.
Это решение будет отнесено также к отдельному человеку, и на него, следовательно,
распространится действие Закона № 10 Союзного контрольного совета. Наказание
невиновных, с тех пор как живет человечество, никогда не считалось справедливым.
Следовательно, тот, кто хочет карать, должен рассмотреть ответственность
каждого лица в отдельности также и в том случае, если несколько лиц приняли участие
в совершении уголовного преступления. Если уже планирование преступления как
подготовительная мера является наказуемым, то согласно существовавшим до сих
пор юридическим и моральным принципам наказанию подлежат также только лица,
участвовавшие в этом планировании, то есть именно и только те, кто объединился
для умышленного и сознательного соучастия в преступных действиях.
Изложенные мной юридические концепции, вытекающие из основных прав
человека, никогда не исключались из национальных уголовных кодексов в результате
введения юридического понятия «заговор». Согласно толкованию юридического понятия
«заговор», данного Главными обвинителями, вина считается установленной, если:
1) виновные были объединены совместной или общей целью;
2) эта цель была преступной;
3) достижение этой цели само по себе, то есть как это можно было заранее предвидеть,
привело к осуществлению преступных действий;
4) характер осуществления этих действий предполагал методы, в отношении которых
либо имелась договоренность уже в момент объединения этих лиц, либо они их
одобрили впоследствии.
Поэтому в дальнейшем нам необходимо рассмотреть вопрос о том:
а) в какой степени выделенные здесь признаки заговора совпадают с
продекларированными Обвинением признаками юридического понятия «заговор»;
б) в какой степени эти признаки наличествовали в действиях членов осуждаемой
организации.
Исходя из этих соображений, при первом же рассмотрении этого вопроса кажется,
причем не только согласно принципам немецкого права, но и согласно уголовным
кодексам других цивилизованных стран, что признаки заговора вполне совпадают с теми
признаками, которые были установлены на заседании Трибунала от 28 августа 1946 г. Таким
образом, в случае признания сделанного здесь утверждения необходима только проверка
уже поставленного мной второго вопроса, а именно в какой степени состав этих
действий, обстоятельства которых известны, можно приписать членам СА.
Постановка этого вопроса содержит в себе оценку действий и вопрос об
обстоятельствах этих действий. Этот вопрос является вопросом оценки действий в том
отношении, что понятие «преступление», применяемое в связи с рассмотрением целей
организации, требует уточнения.
Действия, совершенные немецкими подданными на территории Германии, могут
быть рассмотрены как преступные только согласно нормам немецкого уголовного
права. Согласно действовавшим до сих пор нормам международного права для одного
народа не может быть обязательной та норма права, согласно которой другие народы

104 Защитительная речь доктора Георга Бёма
рассматривают какое-либо действие как преступное, а только та, на основе которой
этот народ в соответствии с его понятиями о праве и морали объявляет это действие
преступными. Во всяком случае, после тщательного рассмотрения этого вопроса мы
можем констатировать, что немецкий народ весь без исключения, а следовательно,
также и масса членов СА, против которой в Нюрнберге выдвигается обвинение,
никогда не отличались в отношении своих моральных и правовых принципов от
основных принципов остального цивилизованного мира. Миллионная масса членов СА, все
без исключения, никогда не оспаривали того, что действия, указанные в ст. 6 Устава в
разделе «Преступления против человечества», всегда находились в противоречии с их
принципами и поэтому с их точки зрения заслуживают оценки как преступные.
В соответствии с этим защите, исходя из основ, на которых построен данный
процесс и которые оспариваются ею, остается только рассмотреть вопрос о том,
преследовала ли когда-либо СА, являющаяся здесь обвиняемой организацией,
осуществление преступных или законных целей с помощью преступных методов.
Цели обвиняемой организации ясно установлены партийной программой и
уставом национал-социалистской партии. Средства для осуществления этих целей
были ясно установлены в имперских законах и распоряжениях, опубликованных в
«Имперском сборнике распоряжений». СА может быть рассмотрена как обвиняемая
организация, только как объединение лиц, общие совместные устремления которых
заключались в осуществлении указанных целей с помощью средств, допускаемых
немецкими законами. Эти цели были совершенно ясны не только членам
обвиняемой организации, но и всему миру, а средства для осуществления этих целей не могут
рассматриваться миром как преступные, поскольку ответственное за них национал-
социалистское правительство после установления единства партии и государства
на основании соответствующего закона не только формально признало эти цели и
методы законными, но и добилось признания их путем заключения целого ряда
международных договоров, последними из которых было Мюнхенское соглашение от
29 сентября 1938 г. и немецко-русский пакт о ненападении, а также секретное
дополнительное соглашение к нему от 24 августа 1939 г.
В соответствии с этим утверждением обвинение о преступном характере СА
необходимо обосновать несколько иначе, для этого недостаточно простого указания на
преступный характер самой национал-социалистской идеи. Если сама идея не являлась
преступной, то нельзя говорить о преступном характере осуществления идеи, которую
преследует эта организация. Если вообще, применяя формулировку суда, «эти методы
были настолько явными и были такими общеизвестными для членов обвиняемых
организаций, то в принципе справедливо можно было предположить, что члены
организации были информированы об этих целях и об этой деятельности».
Тем самым сам суд с предельной ясностью установил объективные и
субъективные признаки состава преступления, которые должны быть соблюдены в том случае,
если Международный военный трибунал объявит СА преступной организацией.
Для объявления организации преступной, так же как и для объявления
преступными отдельных лиц, необходимо руководствоваться типичными явлениями.
Явления, которые мы можем обнаружить и в других странах, в том случае, если
последние до сих пор не имели повода для того, чтобы объявить участников этих явлений
преступниками, не могут быть использованы по вполне ясным соображениям также
и Международным военным трибуналом на данном процессе для установления
преступного характера обвиняемой организации. Таким образом, защита не считает
справедливым, если Обвинение хочет признать преступный характер обвиняемой

Защитительная речь доктора Георга Бёма 105
организации, например, на основании того факта, что партия и ее организации
держали государственный аппарат под эффективным контролем, не говоря уже о том,
что С А не имело для этого необходимой власти.
Такие методы, даже если оставить в стороне возможность их применения к СА,
имеют аналогичные примеры в истории, причем не только в истории прошлого. До
тех пор, однако, пока эти методы не рассматриваются всем миром как преступные,
естественно, они не могут являться типичными для выявления преступного
характера обвиняемых национал-социалистских организаций.
Утверждения, которые выдвинуло в этом отношении Обвинение, должны быть
опровергнуты уже на основании этих соображений и не могут служить для
установления преступного характера организаций. В такой же степени не могут быть
использованы для обоснования преступного характера СА действия, которые имели место за
пределами организации, то есть действия, в отношении которых «как правило, нельзя
справедливо утверждать, что о них были информированы члены организации».
В соответствии с этим защита СА должна доказать, что:
1) никогда не имелось общего и самостоятельного плана для совершения тех
преступлений, которые предусмотрены ст. 6 Устава;
2) ни в момент их объединения, ни в дальнейший период члены СА не
воспитывались в том духе, что партийная программа или особые целеустановки СА должны
быть осуществлены путем применения незаконных средств, в частности, путем
применения террора и насилия;
3) если установлены «незаконные действия», то результат расследования и опрос многих
тысяч членов СА показывает, что эти действия были лишены общего плана, который
могла составить масса членов организации, и поэтому, поскольку они находились вне
всякого совместного общего плана, то совершались только некоторыми отдельными
лицами, или узким кругом лиц, или группой лиц, принадлежавших к СА.
Неверно, что за этими ужасными позорными событиями скрывался с самого начала
единый совместный разработанный план массовой организации, по которому
совершались такие действия, и что эти действия не скрывались или стали известными каким-
либо иным путем, по крайней мере, членам организации, так что в общем составе всем
членам с правовой точки зрения справедливо должно быть предъявлено обвинение. Что
касается предъявленных представителями Обвинения преступлений против мира, то
в первую очередь следует доказать, что меры по подготовке к агрессивной войне, если
они преследовали желаемые цели, должны были при любых обстоятельствах держаться
в секрете. Даже если бы было верно то, что имперское правительство или генеральный
штаб готовили агрессивную войну, то почти неопровержимое предположение говорит
о том, что они не только не довели бы эти подготовительные мероприятия до сведения
миллионов членов СА, а, наоборот, строго следили бы за тем, чтобы эти приготовления
оставались в тайне. Но если такая подготовка оставалась никому неизвестной, то
миллионным массам никогда не пришло бы в голову, что начатая руководителями страны
оборонительная война в действительности является, как утверждает Обвинение,
агрессивной войной, участие в которой может быть расценено как преступление против мира.
Преступления против обычаев и законов ведения войны по своей природе
являются единичными действиями резко ограниченных групп лиц или организаций,
которые были также засекречены высшим руководством с целью предотвращения
действия международного принципа возмездия. Даже в случае, если было бы
возможным в одном только одобрении этих нарушений против признанных правил и
законов ведения войны видеть подлежащее наказанию участие в них, то предста-

106 Защитительная речь доктора Георга Бёма
вители Обвинения все еще стояли бы перед до сих пор неразрешенной и, пожалуй,
неразрешимой задачей привести доказательства того, что по меньшей мере
подавляющее большинство членов СА вообще знало о таком планомерном совершении
преступлений против обычаев и законов войны.
Но на эти утверждения Обвинения, основанные на предположениях, защита
в результате опроса многих тысяч членов СА может привести доказательства того, что
если случались нарушения законов ведения войны, то это были независимые друг от
друга действия отдельных лиц или небольших групп лиц вне общей цели,
разрешенной законом, существовавшей в определенный период времени и в определенной
стране организации. Поэтому было бы несправедливо рассматривать эти отдельные
действия как типичные формы проявления единого плана, которые в конечном счете
могут характеризовать СА как преступную организацию. Против этого доказательства
защиты нельзя возразить, так что сделанные защитой выводы могут претендовать на
безоговорочное признание потому, что следствие распространялось только на часть
миллионной массы членов организации, на которых распространяется обвинение по
делу этой организации, и что поэтому кажется несправедливым обобщать результаты в
смысле сделанных защитой выводов. Ибо если часть членов не могла быть заслушана,
то это не по вине защиты, так как защита во взаимодействии с генеральным
секретариатом сделала все, чтобы доставить свидетелей из русской зоны, с которыми она могла
переписываться до того, пока это лицо не было вызвано в качестве свидетеля. Далее, я
утверждаю, что члены СА, живущие в русской зоне, не могли воспользоваться своим
правом быть заслушанными в Суде, так как им, по моим сведениям, во многих случаях
не было известно о распространении обвинения на организацию СА.
Это одна из важнейших несправедливостей со стороны Суда, которая навсегда
останется в истории. Я хочу еще, кроме того, выделить ограничения, которые
возникли для защиты, благодаря тому, что, несмотря на все усилия защиты и точного
указания адресов, часть свидетелей, живущих в других зонах, не прибыла в Суд.
Прежде всего, отсутствуют свидетели: Фуст, Луке, Вицлебен и Валленгефер. Из-за
отсутствия этих свидетелей отсутствуют статистические данные по СА и кассам, на
основании которых можно было бы составить правильное представление о событиях,
имевших место до 1933 г., которые свидетельствуют о терроре против СА.
Защита не получила также часть запрошенных и разрешенных после
предварительной проверки Судом документов.
Международный военный трибунал должен соответственно этому исходить при
вынесении приговора из того, что незаконные действия совершались лишь
ограниченным числом лиц или ограниченными в количественном отношении группами
лиц, деятельность которых в такой же значительной степени может наложить печать
преступности на организацию в целом, как и некоторый процент преступности,
который имеет место в жизни каждой нации, в состоянии был бы характеризовать
эту нацию как нацию преступников.
С точки зрения защиты можно, исходя из этого, с уверенностью говорить о том,
что предъявленное всей организации СА, включая и лиц, погибших на войне,
обвинение не имеет основных формальных и материальных предпосылок, недооценку
которых в приговоре суда нельзя согласовать ни с национальным духом народа, ни с
рожденными в горьком опыте стремлениями Объединенных наций определить
фундаментальные права человека как главные условия, при которых можно
поддерживать справедливость и уважение к международному праву. Обвинение заявляет, что
объявлять какие-либо действия преступными необходимо для того, чтобы создать

Защитительная речь доктора Георга Бёма 107
предпосылки для осуждения большей части непосредственно уличенных
преступников, а также для наказания их моральных помощников.
Согласно утверждению Обвинения верховное руководство СА выполняло или
допускало следующее:
а) готовило, планировало или отдавало приказы о ведении агрессивной войны;
б) чинило или допускало зверства и другие преступления в концентрационных лагерях.
В аргументации точно установлено, что высшее руководство СА в этом
отношении не издавало никаких приказов и не допускало никаких злодеяний. В остальном
утверждение о том, что настоящие виновники в большинстве случаев не были
пойманы, неправильно.
Если действительно планировалась агрессивная война, то для составления этого
плана были бы привлечены немногие лица, а не четыре миллиона человек. Виновники
ограниченного по месту и времени преследования евреев известны или их можно
установить. Преследование евреев происходило в ноябре 1938 г., виновников же можно
установить из показаний свидетелей или каким-либо другим путем, как доказали
процессы по делу еврейских погромов 1936 г. в Вейсенбурге и Гоффе, поэтому нет
необходимости путем объявления организации преступной создавать предпосылку для
обвинения всех членов СА, тем более что подавляющее большинство из них не признают
эти действия. Также установлены места, где находились концентрационные лагеря,
и имена лиц, ответственных за совершенные там преступления. Об этом
свидетельствуют многочисленные процессы по делу комендантов концентрационных лагерей и
охранных команд. Можно ли обвинить за ужасные преступления, совершенные в
концентрационных лагерях, миллионы членов СА, 70% которых находились на фронте,
если даже бывший министр утверждает, что он ничего не знал о происходящем? Нужно
выявить непосредственных виновников. Коллективная ответственность четырех
миллионов человек наблюдается в истории уголовного права в первый и, надеюсь,
последний раз. Она бесчеловечна и основана на расширении понятия «пособник», которое
сметает все правовые гарантии и все принципы уголовного законодательства.
Основной целью квалификации заговора является мысль о наказуемости лиц за
вступление в организованную группу, которая в момент вступления в нее уже
является запрещенной. Эти лица должны при своем вступлении сознавать, что они
совершают что-то противозаконное. Объявление действия преступным задним числом с
целью возбуждения дела против отдельных его участников разрушает основы
формулы «Нет преступления без закона».
Международный контрольный совет в своем первом законе о судопроизводстве в
Германии очень четко изложил эти основы. Международный суд не может обойти эти общие
правовые основы действующего и в Германии международного законодательства.
Кроме того, с объявлением организаций преступными были затронуты и другие
правовые основы. Так, признание Германского государства, а тем самым и его
руководства путем постоянного участия представителей других государств в совместных
мероприятиях, между прочим и в учениях СС, союзные страны доказали законность
существования германского руководства и его организаций. Цитированный мною
документ «Политические представители межсоюзной комиссии по делам Рейнской
области и их деятельность в 1920—1924 тт.»1 доказывает, что 21 марта 1925 г.
комиссия по делам Рейнской области сняла запрет и разрешила существование германской
партии свободы и германской национал-социалистской партии. Аффидевит2, полу-
1 Документ SD-229.
2 Документ SA-42.

108 Защитительная речь доктора Георга Бёма
ченный из Пфальца и предъявленный Защитой, показывает, что существование всех
организаций НСДАП, в том числе и СА, было в 1930 г. разрешено французскими
властями. Союзные страны, ведя внешнюю политику, должны были иметь лучшее
представление об общем политическом положении, чем простые члены СА, которые в
своей миллионной численности при такой внешнеполитической ситуации не видели
чего-либо противозаконного в своем вступлении или пребывании в СА. Теперешнее
преследование признанных тогда организаций законными противоречит
общепризнанной формуле: «Никто не должен противоречить своим убеждениям».
Эти основы римского права, являющиеся фундаментом для международного
права, могут претендовать на всеобщее признание.
Обвинение оперирует по отношению к СА целым рядом упрощений, касающихся
задач, мест и времени, а также круга лиц, принадлежащих к СА, то есть только теми,
что делают возможным обосновать преступность организации. Другими словами,
Обвинение ведет себя таким образом, будто бы вся организация С А все время своего
существования состояла лишь из одного определенного круга лиц, составляющих
одно целое, с определенным руководством, преследующим единую цель. Без
подобного утверждения Обвинение вообще не смогло бы доказать преступность СА.
Так, например, обстоит дело с вопросами агрессивной войны и преследованием
евреев. Обвинение проходит мимо действительного положения вещей о массовых
арестах, которое может быть восстановлено только путем расследования большого
количества отдельных случаев арестов, ибо лишь это может дать правильную картину действий
и целей общей СА. Без этого нельзя достаточно точно показать имевшую место
легитимность существовавших в С А целей, преследуемых руководящими кругами. Нельзя на
основе немногих отдельных фактов, имевших место за двадцать лет существования СА,
среди четырех миллионов ее членов судить о делах и существе всей организации.
Обвинение должно было доказать преднамеренность, внутреннее желание,
а также осознание преступления и его состава, так же как и сознательное нарушение
правовых основ большинством членов СА. Но так как это невозможно, Обвинение
ограничивается словами о том, что преступные цели и совершенные преступления
доказывать нечего, ибо это достаточно видно без всяких доказательств. Но если это
так и миллионы людей действительно понимали и видели совершаемые
преступления, отчего же они до 1939 г., как и сами союзники, поддерживали связь и вели
переговоры с этим преступным государством? Нельзя отделываться только фразами о
чем-либо, не проверив действительной сути дела по большинству обвиняемых.
По существу Обвинение удовлетворяется фикцией о преднамеренности, упуская
из вида бесчисленные речи, произносимые для того, чтобы ввести в заблуждение
немецкий народ. Оно забывает:
1) что и иностранная печать писала о ценности, которую представляет национал-
социалистское государство;
2) что в течение 12 лет действительные факты и происшествия укрывались или
вуалировались от общей массы членов СА, что преднамеренность совместима только
с конкретным составом преступления, о чем я еще буду говорить ниже.
Я отмечу только, что многочисленные показания, составленные из показаний
очень многих лиц, отрицают участие в следующих преступлениях и знания о них:
преследованиях евреев, планировании агрессивной войны и совершении зверских
преступлений всех видов.
Прежде всего, следует указать на то, что между главными обвиняемыми и их
действиями и членами СА нет никакой связи. СА, если об этом вообще может идти речь,

Защитительная речь доктора Георга Бёма 109
может отвечать только за дела, совершенные лицами, принадлежащими
непосредственно к С А, то есть рядовыми членами С А и начальниками С А, а не за действия,
совершенные, например, рейхсминистрами, рейхслейтерами, гаулейтерами,
областными комиссарами и т.п. Рейхсмаршал Геринг, кроме своей роли
недолговременного гостя, с 9 ноября 1923 г. не играл в СА никакой роли, его ранг был последующее
время только рангом почетного фюрера (эренфюрер). То же самое можно сказать о
подсудимом Франке. Его действия как генерал-губернатора Польши не могут быть
поставлены в вину СА. Он не был руководителем организации СА, которая состояла
из живших в Польше немецких граждан и немцев империи.
Розенберг, Борман, Ширах, Штрейхер, Гесс, Заукель не имели никакого отношения
к СА. Борман, как подчеркивается в показаниях свидетеля Юттнера, был злейшим
противником СА. Штрейхер был тем, кто устранил обергруппенфюрера СА Штегмана.
Пропаганда, жертвой которой стало и Обвинение, рисует национал-социалистское
государство, в котором партия, государство и вооруженные силы представляют единое
целое. В действительности же имели место глубокие противоречия. Именно эти
противоречия дали Гитлеру невероятную власть над людьми и неслыханную
самостоятельность, которой он пользовался, как выясняется только теперь, вместе с небольшим
кругом доверенных лиц. Стоит только вспомнить о различных точках зрения внутри партии
и в среде партийных руководителей, таких как Гейдрих, Геббельс, Гиммлер и Лютце, по
вопросам о церкви и евреях. Для среднего человека и среднего члена организации, было
не так-то легко увидеть и найти ясную линию среди всего многообразия тенденций.
Свидетельские показания Юттнера, а также аффидевиты Герауфа и Фройнда
указывают на то, что высшее руководство СА до последнего момента, когда оно потеряло
свое политическое значение, находилось в тесной связи с английскими и
французскими политическими кругами с целью заключения западного пакта. Я обращаю
внимание на то, что в рамках этих переговоров СА получала финансовую поддержку из-за
границы. Далее я указал, что руководство СА в 1932 г. вместе с германскими
правительственными кругами участвовало в переговорах о создании коалиции против Гитлера.
Я доказал, что с политической точки зрения в области внешней политики имелось три
тенденции, также, как я доказал наличие противоречий между провосточными и
прозападными направлениями деятельности СА. В этой связи я позволю себе сослаться
на высказывание английского Обвинения, зафиксированное в протоколе от 31 июля
1946 г.: «Если с немецкой стороны будет доказано, что английское правительство
поддерживало СА в целях их прихода к власти при условии прихода к власти Рема, тогда
защита внесет значительный вклад в дело оправдания своих подзащитных
организаций. В таком случае правительство 1946 г., само собой разумеется, не могло бы
участвовать в процессе против С А, если бы оно поддерживало С А в 1934 г.»
Как недвусмысленны были переговоры между англо-французскими
политическими кругами и руководством СА, ясно показывает аффидевит Герауфа. Я также
указал, что установление контакта с английскими и французскими кругами
послужило направляющей нитью для событий в 1934 г. Обвинение инкриминирует СА
то, что они всегда были послушным орудием в руках заговорщиков. Самым лучшим
доказательством обратного могут служить события 30 июня 1934 г. Снова и снова
в связи с событиями 30 июня 1934 г. создается ложное мнение, как будто бы в этот
день удалось подавить путч С А, путч рвущейся к власти клики.
Нет ничего более ошибочного, чем такой ход мыслей, так как на самом деле СА
жили внутри партии более или менее своей самостоятельной жизнью, как
показывает аффидевит Фройнда1. Достоверно установлено, что большинство членов
1 Документ SA-83.

НО Защитительная речь доктора Георга Бёма
СА не имело (или имело в небольшой степени) контакта с партией в период, когда
начальником штаба был Рём. В 1934 г. создалась такая ситуация, при которой
подавлялась всякая свободная мысль, и прежде всего в самой партии, и обожествлялась
система. Все подлежало уравниванию, принуждение торжествовало, оно
господствовало над всей общественной жизнью. Уже тогда имперское правительство было в той
или иной мере выключено из политической жизни. Рейхстаг служил только
бутафорией и не имел никакого значения. Однажды СА выступили восхищенно за фюрера,
теперь они видели, что Гитлер, по выражению начальника штаба Рема, окружил себя
демагогами и политиками и из фюрера народа превратился в диктатора.
Подобное развитие ситуации высшее руководство СА наблюдало с возрастающим
недоверием, оно таило в себе величайшую опасность того, что народ, который дал
фюреру все полномочия, будет полностью исключен из будущей организации
Империи и политики. Эта опасность и состояние принуждения создали невыносимую
обстановку. Так возникла, сначала строго замаскированная, оппозиция высшего
руководства СА под руководством начальника штаба Рема.
Было намечено устранить прежнюю систему и заменить ее самим по
действительному желанию народа и при его содействии. В этом направлении шли все
приготовления, которые упоминались свидетелем Юттнером на заседании Комитета. Было
установлено, что Рём на намечавшемся съезде в Кульмбахе хотел сделать доклад о
положении рабочих, которое создалось после роспуска Леем профсоюзов.
Здесь настоятельно упоминалось, что Рём предоставил членов СА для участия в
роспуске профсоюзов, однако сделал он это только потому, что в зданиях
профсоюзов имелось оружие левых организаций и можно было в любой момент ожидать, что
из этих зданий может быть перенесена в народ гражданская война.
Рём намеревался распустить СА. Это доказано в письменном показании бывшего
бригаденфюрера СА Фройнда. С этим новым государством, которое должно было
возникнуть, связаны все действия Рема, он стремился путем дипломатических
переговоров достичь консолидации центральной Европы. Было доказано, что эти
переговоры планировались в течение многих лет.
Одним из последних лиц, проводивших переговоры, был обергруппенфю-
рер СА фон Деттен1. Все документы, в которых обвинение обсуждает оборонно-
политическую часть организации СА, находятся в тесной связи с этой неудавшейся
попыткой начальника штаба Рема. Рём думал, как показал ясно свидетель Юттнер,
о создании народной милиции по швейцарскому образцу из членов СА, осуществляя
план создания Западного пакта. Приходится сожалеть, что суд не допросил
свидетелей, которые могли бы дать дальнейшее разъяснение по этому вопросу. Попытка Рема
провалилась. Его падению, кроме того, способствовали разногласия с рейхсфером.
События 30 июня 1934 г. являются результатом этого развития. Свыше 200 фюреров
СА были расстреляны. После этого Генрих Гиммлер стал некоронованным королем
Германии.
Действительная закулисная сторона событий 30 июня 1934 г. не должна была стать
известной ни в Германии, ни за границей, так как престиж Гитлера и его
правительства мог бы сильно пострадать, поэтому был пущен в ход хорошо отлаженный аппарат
прессы, затуманивший сознание масс и отвлекавший массы, так как сравнительно
большое число расстрелянных не могли больше говорить и не должны были больше
говорить. В партии было запрещено вспоминать события 30 июня 1934 г.
1 Аффидевит Фройнда.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 111
Довольно интересную параллель представляет собой тот факт, что в событиях
20 июня 1944 г. также принимал участие один из фюреров СА, обергруппенфюрер СА
граф Хельдорф. Его повесили.
После событий 30 июня 1934 г. СА полностью утратила свое значение. После
30 июня 1934 г. СА рассматривались как нежелательный придаток к партии. СА
расценивалась как политически ненадежная организация, поэтому ей не поручали
больше никаких задач, как было установлено в свидетельских показаниях на
Комитете. Судьба СА с этого дня определялась поисками для нее какой-либо задачи.
Официально СА должна была взять на себя военное, политическое и спортивное
воспитание лиц допризывного возраста.
В действительности партия поручала СА задачи сугубо второстепенного
характера. То, что партия была настроена против СА, проявилось уже в 1939 г. Борман был
тем человеком, который, как показал свидетель Юттнер, саботировал постановление
от 30 января 1939 г. и не допустил, чтобы на СА была возложена планировавшаяся
задача проведения допризывного воспитания. Свидетель Бок рассказал нам о
подготовке и развитии программы по воспитанию, которое должно было иметь место в
допризывной и военной подготовке. Но он также показал, что и эта задача СА так и
не была поручена. Лишь только военные события привели к созданию так
называемых военизированных отрядов СА военного времени.
Таким образом, СА никогда не могла принимать участие в лихорадочной подготовке
войны, как утверждает это Обвинение. Совершенно исключается, что, как заявляет
Обвинение, 25 000 офицеров получили подготовку в школах СА. Это обвинение
полностью было опровергнуто показаниями свидетелей Юттнера и Бока. Ненадежность
СА в глазах Бормана проявляется в том, что народное ополчение не было построено
на основе СА. Отношение к СА проявляется и чисто внешне, когда я думаю о том, что
Рём был начальником штаба и имперским министром, Лютце — начальником штаба и
рейхслейтером, а Шекман — лишь только начальником штаба.
На заседаниях Комитета очень много спорили об оборонно-спортивной
деятельности СА. Ничто не истолковывалось так неправильно, как эта деятельность. Обвинение
изображает СА как полувоенную добровольную организацию, хотя задачи вооруженных
сил и СА были четко разграничены. Недоразумения возникают, прежде всего, благодаря
тому, что для слова «Вер» нет правильного перевода на английский язык. Несмотря на
это, можно разъяснить это понятие, потому что Обвинение само предъявляет документ,
в котором сказано: «СА является носительницей воли к обороне. СА берет на себя задачу
быть носительницей воли к обороне и обороноспособности германского народа.
Подчеркивание этой стороны привело, может быть, потому к разногласиям за границей, что
иностранные языки не могут правильно передать понятия «Вер-виллен» (воля к
обороне) или «Веркрафт» (обороноспособность) и поэтому переводят их, из-за отсутствия
другого выражения, с помощью слов «Крицвилен» (воля к войне) или «Кригскрафт»
(способность вести войну), в то время как было бы правильнее перевести эти понятия
с помощью слов «Фертейдигунсвиллен» (воля к обороне) или «Фертейдигунгскрафт»
(обороняться), производным от «Абвер» (оборона). Тот, кто обороняется, следовательно
является всегда той стороной, на которую напали, и поэтому просто нелепо
предполагать о наличии агрессивных намерений»1. Вооруженные силы в их окончательной форме
являются объединением подготовленных и управляемых боеспособных людей.
СА никогда не имела ничего общего с военно-технической подготовкой, которая
является задачей вооруженных сил, поэтому у Обвинения сложилось неправильное
1 Документ № 2471-PS.

112 Защитительная речь доктора Георга Бёма
представление о спортивном значке СА. Признается, что спортивный значок СА
преследовал цель, заключавшуюся в том, чтобы воспитывать обороноспособного
гражданина. В документе от 15 февраля 1935 г. ведь сказано: «Новое государство требует
воспитания обороноспособного, сильного поколения». В положениях о реализации
Постановления от 18 марта 1937 г. сказано: «Боевая тренировка тела не является
самоцелью, а представляет собою средство укрепить духовно и физически немецких
мужчин, повысить способность их к тому, чтобы они до глубокой старости могли
бы выступить на защиту нации». Вместе с тем нужно признать, что имеются
параллели между деятельностью вооруженных сил и деятельностью СА. Было задумано
что СА воспитывает немецкого мужчину, превращая его в политического борца за
национал-социализм, а вооруженные силы дают ему специальную техническую
подготовку по овладению оружием, совместно они воспитывают из него бойца, несущего
ответственность за оборону страны. Но можно зайти слишком далеко, если говорить
об СА как о военной организации. Никогда СА не придавалось военное значение. СА
представляла собой объединение, которое состояло из миллионов людей, но
которое всегда шагало в одном направлении. Время от времени проводились упражнения
на местности, но во время этих упражнений запрещалось проводить военные сборы.
Члены СА слушали доклады и каждые 14 дней, подобно тому, как это происходит
обычно в стрелковых обществах, проводили стрельбы из малокалиберных винтовок.
СА не являлась военной организацией даже тогда, когда каждый штурм (рота)
располагал более чем пятью малокалиберными винтовками, что, однако, не имело места
повсюду. СА никогда не обладала тяжелым оружием, уже не говоря о том, что СА не
проводила занятий с ним.
Отношение между СА и вооруженными силами соответствовало
существовавшему порядку вещей. СА никогда не признавалось вооруженными силами. Ранг в
СА, как бы высок он ни был, не имел никакого влияния на звание в армии.
Напротив, он порою оказывал тормозящее влияние на продвижение в армии.
Удостоверения о специальной подготовке в СА, как, например, кавалерийские удостоверения,
санитарные удостоверения, удостоверения о прохождении курсов по радиоделу не
признавались в армии. Это вызывает просто смех, когда мы читаем в аффидевитах,
что члены СА из саперных подразделений использовались в полках связи, а члены СА
из батальонов связи использовались в саперных подразделениях сухопутных войск.
По отдельным пунктам нужно констатировать следующее:
1. Специальная форма СА являлась самой неподходящей одеждой для военных целей.
В этой связи я ссылаюсь на показания свидетеля Бека.
2. Помимо уже упомянутых малокалиберных винтовок разрешалось ношение
кинжалов и пистолетов. К этому нужно добавить, что кинжал был введен лишь после
1933 г. Пистолеты были только у руководителей штурмов (штурмфюреры), и при
этом лишь только часть штурмфюреров могла носить пистолеты, так как только
они отвечали условиям, разрешающим ношение оружия в Германии.
3. С А не обладала никакими средствами транспорта.
4. У СА не было никакого тяжелого оружия и никакого арсенала ручного
огнестрельного оружия, поэтому не могла проводиться подготовка по овладению ими.
5. Подразделения С А по структуре не соответствовали военным подразделениям.
Состав и организация не были рассчитаны на то, что СА будет использоваться для
военных целей. В СА, за исключением штандарта (полка) «фельдхеррихалле», не
было казарменного размещения. Деление на военно-учетные пункты и военно-
призывные районы, предусмотренное для Вооруженных сил, не совпадало с делением
в СА. Штандарт (полк) в сельской местности была расщеплен в территориальном

Защитительная речь доктора Георга Бёма ИЗ
отношении на множество местных штурмов (рот) и трупп (взводов), число которых
было неопределенным и которые нельзя сравнить со штатом военного полка.
6. Отсутствовала возможность быстрой передачи приказов.
7. Военные маневры подразделений СА не проводились.
8. Специальные подразделения СА не выполняли боевых задач. У них не было
никакого военного снаряжения, они не имели никакого военного значения и на них не
возлагалась никакая военная задача.
Кавалерийские роты СА служили спортивным целям, обучению верховой езде и
использования лошадей в транспортных целях. Саперные роты использовались во
время катастроф, роты связи считали своей задачей передавать и расшифровывать
сигналы во время проведения массовых представлений с помощью примитивных,
несовременных средств без использования радиосредств, которые, как следует из
одного аффидевита, были запрещены. Санитарные роты СА использовались во время
несчастных случаев. Их задачи, помимо этого, входили в сферу здравоохранения, их
подготовка происходила в рамках Женевской конвенции (показания Бека)1.
1. Так называемые подразделения сухопутных сил («Фельдхеррнхалле») подчинялись
не высшему руководству СА, как явствует из аффидевита бывшего генерал-майора
Папе2.
2. Руководство СА подбиралось не по принципу военных способностей (показания
Бека). То, что СА не была в состоянии проводить военную подготовку, следует из
допроса подсудимого фон Шираха.
Во время войны был представлен проект соглашения, на основании которого
СА, подобно СС и полиции, должны были передавать своих членов в распоряжение
организации «Гитлеровской молодежи» для воспитания молодежи в лагерях военной
подготовки. В документе США-867 установлено, что руководство СА не выполнило
этого пожелания. Подсудимый фон Ширах указывает, что причиной явилось то, что
СА оказалась неспособной к этому.
Обвинение перепутало понятия «Верманншафтен» (военизированные отряды) и
«Верманншафтен-СА» (военизированные отряды СА). В оккупированных областях
военизированные отряды представляли собой объединение местных гражданских
учреждений, которое в основном занималось административными вопросами, а в случае угрозы,
возникавшей в тыловом районе, привлекалось для обороны. Кроме того, в
оккупированных областях существовали военизированные отряды, называвшиеся также «Верхманн-
шафтен» и состоявшие из местных жителей, например, латышей, литовцев, эстонцев
или белорусов, которые также должны были защищаться от криминальных банд. В
противовес этому под словом «Верманншафтен СА» понимаются формирования, которые
существовали в империи и которые должны были объединять членов СА после того, как
они отбыли службу в армии, причем при этом преследовалась цель сохранения
обороноспособности Германии. Следовательно, они должны были представлять собою
определенного рода замену бывших объединений ветеранов войны.
Английское обвинение предъявило в числе своих доказательств статьи из «Дер
СА-манн», из которых явствует, что можно действительно понимать под военной
подготовкой. Обвинение цитирует статьи, в которых обсуждается оборонно-спортивная
подготовка английской, французской, русской, итальянской, а также английской
и французской молодежи. Из этих статей следует, что высшее руководство СА не
проводило такой подготовки. Связующим звеном между военной подготовкой С А
1 Аффидевит общая SA-90.
2 Аффидевит общая SА-18.

114 Защитительная речь доктора Георга Бёма
и агрессивной войной должен был стать ряд статей, в которых обсуждается вопрос
о жизненном пространстве и которые английское Обвинение, тем не менее, должно
было бы вычеркнуть из своих материалов, так как из этих статей не вытекает то, что
оно утверждает. В статьях о колониальной проблеме, цитируемых английским
Обвинением, говорится только лишь о мирном приобретении колоний. В этих статьях,
как было установлено на заседаниях Комитета, нельзя усмотреть подстрекательства
к войне. Поэтому прыжок, который сделало Обвинение для того, чтобы доказать, что
СА способствовала развязыванию агрессивной войны, является прыжком в пустоту.
Напротив, я доказал, что высшее руководство СА делало все, чтобы способствовать
установлению взаимопонимания между народами. Это ясно вытекает из показаний
свидетеля Оберлиндера. Я также доказал, что в школах фюреров СА проводилась лишь
только идеологическая, политическая подготовка, но не военная. Мы видим на
основании аффидевитов, что песни, в которых можно было бы узреть агрессивную
тенденцию, запрещались высшим руководством СА. Я показал, что отдельные члены С А,
которые пытались пропагандировать войну с целью реванша, были исключены из СА.
Наконец, я показал, что подготовительные мероприятия к партийному съезду в
1939 г. проводимые руководством СА, как раз были направлены против возможных
военных планов. Это было разъяснено и показаниями свидетелей доктора Гейера,
аффидевитами Коха и Целленгефера. И, наконец, на заседании Комитета было
представлено соглашение между СА и вооруженными силами, которое являлось
противовесом по отношению к военным агрессивным планам Гитлера, Гиммлера и Геббельса1.
Совершенно неправильной является точка зрения Обвинения относительно того,
что СА были якобы созданы с целью подавления террора политических
противников для того, чтобы таким образом расчистить дорогу к агрессивной войне. Тот,
кому знакома политическая ситуация в Германии того периода и кто рассматривает
эту ситуацию не через пропагандистские очки, может только удивляться тому, как
вообще можно прийти к подобному заключению.
Официально обнаруженные склады оружия КПГ (коммунистической партии
Германии) и совершенно ясная позиция КПГ говорят сами за себя2. То, какие масштабы
наряду с этим приняла политическая борьба КПГ и других левых радикальных
элементов, борьба, которая этими организациями была вынесена на площади, мы видим
из показаний свидетеля Бока, данных перед Комитетом. Этот свидетель показал, что
касса взаимопомощи НСДАП была создана для обеспечения нужд жертв, понесенных
НСДАП в результате террора левых. Следует указать и на то, что именно КПГ
рассматривала гражданскую войну, всеобщую стачку, политическую массовую забастовку
как необходимые средства политической борьбы. Это показано в решении, принятом
государственным судом для обеспечения безопасности в республике, которое я
представил высокому суду в своей книге документов3. То, что этот политический террор
проводился под знаком мировой революции, нам также ясно показывает решение
государственного суда. Об этом также упоминал свидетель Юттнер, когда он говорил
об идее заключения оборонительного пакта западных держав, направленного против
стремлений осуществить мировую революцию. Доказано, что этот террор проводился
под знаком мировой революции4, и, как признал коммунистический
интернационал, он руководствовался именно этой идеей, организовывая революции в Финлян-
1 Аффидевит общая SA-1.
2 Документ SA-287.
3 Документ SА-28 5.
4 Документ SA-286.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 115
дии, Австрии, Венгрии, Болгарии и Сирии. Можно без преувеличения сказать, что не
будь марксистской теории классовой борьбы и тех событий, которые привели к этой
классовой борьбе, не будь всего этого, несомненно, не создалось бы такого положения,
при котором защита идейного движения отрядами С А стала необходимой. Этой точки
зрения придерживается и свидетель Гизевиус, когда говорит: «СА создается в
послевоенное время, кода в Германии уже или еще происходят революционные события. Если
хотите, это остатки спартаковской волны 1918 г. Действия красных создает
противодействие коричневых и внешне последние выражаются формулой СА». Обвинение со
своей стороны представило ясные документы — «Дер СА манн». Это не был
официальный орган высшего руководства СА, но эти документы в данном случае доказывают
то, с чьей стороны был развязан террор, а он, несомненно, был развязан со стороны
КПГ. Я не хочу называть все статьи, которые освещают это. Я хотел бы лишь сослаться
на документ Обвинения, статью из «Дер СА манн»1, которая, правда, была искажена
Обвинением, а также была вырвана из общего контекста2. Обвинение также
представило документы, которые взяты из «Ассошиэйтед Пресс», как это было доказано на
заседаниях Комитета, документы, в которых политическая борьба рассматривается в
рамках тенденции мировой революции. Я только лишь напомню одну статью:
«Красная опасность на Востоке» и карикатуру «Сталин хочет мировой революции, Буденный
почуял запах жареного», которые были представлены обвинением.
И, наконец, защита хочет еще указать на директивы КПГ относительно уличных
боев.
В противовес этому я ссылаюсь на принципиальный приказ высшего руководства
СА, в котором говорится, что в организации СА запрещается ношение какого бы то
ни было оружия и что нарушение этого предписания наказывается исключением из
СА. Далее я хочу сослаться на показания свидетеля доктора Курта Вольфа, который
говорил, что число жертв в СА многократно возросло. Свидетель показал, что число
убитых в рядах НСДАП было большим, чем число убитых в КПГ. Он также
разъяснил, что члены СА в отличие от левых радикальных элементов должны были
проходить осмотр, имевший целью установить, кто носит оружие. Этот осмотр проводился
ответственным руководителем. Кроме того, я ссылаюсь на аффидевиты Фроинда,
Цедерлейна и Гана. Они точно обрисовывают реальную ситуацию. То, что мы до
1933 г. стояли перед угрозой гражданской войны, неоднократно подтверждалось и
другими свидетельскими показаниями. Все перегибы, которые действительно имели
место в 1933 г., объясняются психозом гражданской войны. Это явствует из
показаний бывшего статс-секретаря Грауэрта.
Господин Гизевиус, как это освещено и в моем документе СА-301, говорит об этом
периоде следующее: «Оглядываясь назад, можно не задумываясь сказать, что эта
первая фаза революции стоила сравнительно малых жертв». Далее он признает: «В
основном это была очень маленькая клика, допускавшая перегибы»3. В своих показаниях
на заседании Трибунала он также неоднократно отделял основную массу членов СА.
И, наконец, свидетельские показания доказали, что высшее руководство СА всегда
принимало решительные меры, если оно получало сведения о каких-либо
недопустимых действиях своих членов. То, что это действительно было так, показывает дело
Фогеля, и прежде всего свидетельские показания бывшего полицей-президента Габе-
1 Документ № 3050- PS.
2 См. свидетельские показания Клэна и Бока перед Комитетом.
3 Документ SA-302.

116 Защитительная речь доктора Георга Бёма
нихта, относительно лагеря близь Буперталя. В тесном сотрудничестве Грауэрта и
высшего руководства СА упоминались те лица, которые позволяли себе какие-либо
перегибы. Господин Дильс, который выступил как свидетель обвинения в своем
аффидевите, представленном им по делу СА, ограничивает круг этих лиц в Берлине,
указывая лишь на информационный отдел, который был создан в группенштабе Эрнста.
С другой стороны, нам известно на основании резюме коллективных аффидевитов,
что пресловутый СА-фюрер, по прозвищу Свиное рыло, за вымогательство у одного
еврея был исключен из СА и осужден к лишению свободы на длительный срок.
Свидетельские показания Бургшталлера, Юттнера показывают, что СА не занимали какой-
либо крайней позиции в расовом вопросе, ибо иначе была бы совершенно исключена
возможность того, что в Берлине в организацию СА принимались крещеные евреи и
крещение евреев производилось в присутствии членов СА, одетых в форму.
Свидетельские показания Дильса показывают, что члены организации СА в Берлине не были
настроены антисемитски. Он особенно подчеркивает, что антисемитская пропаганда
была делом господина доктора Геббельса. У нас имеются также показания доктора
Менге, который заявил, что в Ганновере отряды СА охраняли еврейские магазины,
за это владельцы магазинов — евреи выдавали членам СА бонны для закупки
товаров1 . Из коллективных аффидевитов мы далее видим, что и в других городах члены СА
охраняли дома и магазины еврейских граждан от разграбления. Из показаний
свидетеля Юттнера мы видим, что точка зрения высшего руководства СА совпадает с точкой
зрения известного еврейского профессора Каро, который выступал против восточных
евреев. Эти заявления против восточных евреев являются следствием Первой мировой
войны, когда бесчисленное множество евреев прибыло в Германию из Галиции.
События, связанные с 9 ноября 1938 г., являются значительным пунктом обвинения,
предъявленного СА. Большую роль здесь играет мнимое сообщение руководителя бригады
«Курпфальц». Обстоятельства, окружающие это мнимое оперативное сообщение2,
показывают, что речь в нем идет о неудачной фальсификации. Для того, чтобы
доказать это, мы ходатайствовали о вызове свидетелей Луккейфа и Фуста, которые,
несмотря на все старания генерального секретаря, продолжавшиеся несколько месяцев, не
могли быть доставлены в Нюрнберг, несмотря на то, что защитники указали те лагеря,
в которых эти свидетели находятся. Следует еще сказать следующее:
1. В переписке СА не было выявлено ни одного случая, чтобы когда-либо в
сообщении об исполнении приказа повторялось содержание самого приказа.
2. Приказ руководителя группе «Курпфальц», как утверждает обвинение,
гласил: «По приказу группенфюрера». Если бы был дан такой приказ, то он начинался
бы словами «приказано» или «группа дает распоряжение», но ни в коем случае там не
может быть сказано «по приказу группенфюрера».
3. В Германии вообще не употребляется выражение «еврейские синагоги». Этого
выражения нет также в официальной партийной переписке. Слово «синагога» само
по себе связано с понятием еврейского. Понятие «ариец» также в этом контексте
применяется неверно. Если бы этот приказ был настоящим приказом, то в его тексте
в противовес евреям говорилось бы о немецких соотечественниках.
4. Далее там сказано: «Волнений и грабежа следует избегать». Положение в
Германии в 1938 г. было таково, что никто, и это совершенно точно, не мог подумать о таких
волнениях, и тем более этого не мог сделать руководитель группы или бригады, не
говоря уже о том, что он не мог бы в этом контексте включить эти слова в приказ.
1 Документ общее SА-1.
2 Документ № 1721-PS.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 117
5. Далее в этом мнимом приказе сказано: «Сообщить о выполнении до 3.30
руководителю бригады или в Управление». Ни в одном случае группа не могла приказать
передать такое сообщение бригаде, которая получает приказ, она могла приказать это
только самой группе. По смыслу там должно было быть сказано «группенфюреру».
6. Таким же невероятным является и то, что руководитель бригады не передал
этого приказа дальше или не издал других приказов для руководителей штандартов
(полков), а просто и немедленно оповестил об этом штандартенфюреров и дал им
точную информацию. Такого сообщения об исполнении, составленного в
романтическом стиле, никогда не было в СА.
7. В сообщении говорится: «...и сейчас же начать выполнения». И эта
формулировка не понятна. Руководитель бригады в предшествующем предложении сообщает,
что он сейчас же оповестил своих штандартенфюреров. Тогда само собой
разумеющимся было бы, чего не упомянул ни один СА фюрер в своем сообщении об
исполнении, а именно следовало бы сказать, что сейчас же начали проводить приказ в жизнь,
а не выполнять его.
Допрашивая свидетеля Юттнера, Обвинение хотело спасти документ тем, что оно
называло идентичным печати на документе, составленном Юттнером1, и на
сообщении, посланном в группу2. Но было установлено, что эти документы составлены
разными лицами.
Этого было бы недостаточно для того, чтобы сделать вывод, если бы я не
располагал аффидевитами фуппенфюрера группы «Курпфальц» Фуста и присутствовавшего
при этом члена штаба группы Циммермана, которые показали, что такого приказа,
0 котором говорит Обвинение, вообще никогда не издавалось. Если такой приказ не
был издан, то нельзя и представить сообщений о его выполнении.
Кроме того, на основании резюме коллективных аффидевитов доказано, что
штандартам (полкам) пятидесятой бригады СА такого приказа, о котором говорит
Обвинение, не отдавалось. Это мы видим из документов 115-го, 221-го, 186-го, 168-го, 145-го
штандартов СА (полков). Все эти штандарты (полки СА) были частями 50-й бригады.
Все эти штандарты (полки СА) не получали никогда такого зловещего приказа, как это
утверждает Обвинение. Далее, обергруппенфюрер Макс показывает, что Лютце отдал
приказ к отмене ранее оглашенного приказа доктора Геббельса. Таким образом, было
доказано, что Высшее командование СА запретило частям СА участие в геббелъсовской
акции. Было установлено, что этот встречный приказ дошел до следующих групп:
«Восточная Пруссия — Центр», «Хохляндт», «Гессен» и «Южная Саксония»3.
Как вел себя Лютце, когда он узнал о событиях 9 ноября 1938 г., видно также из
заявления, данного им под присягой4. Лютце в ответ на эти события запретил в
будущем выполнять приказы политического руководства, как это доказано показаниями
Зибеля. Лютце отдал этот приказ, так как он видел, что отдельные отряды СА и члены
СА пострадали за свое поведение 9 ноября 1938 г. Если имели место перегибы, в
которых принимали участие члены СА, то таковые, однако, не дают повода Обвинению
считать организацию СА преступной. Так как доказано наличие встречного приказа
Лютце, то эти события находятся вне организационной структуры СА.
Из показаний Эдгара Стенцнера, данных под присягой5, мы видим, как
отдельные руководители СА уклонялись от этой акции. Таким образом, большинство под-
1 Документ № 1721-PS.
2 Документ № 1722-PS.
3 Аффидевит SA-9.
4 Аффидевит SA-71.
5 Аффидевит SA-89.

118 Защитительная речь доктора Георга Бёма
разделений СА вели себя пристойно. Нам известны целые районы, в которых ничего
подобного не происходило.
В статистическом сборнике заявлений, данных под присягой, я указал, что
нижеследующие синагоги охранялись членами СА и остались целыми благодаря членам СА:
Бобра, Гехсхштата, Вейлбурга, Зауберна, Гроссумштадта, Бюкебурга; позднее были
сделаны попытки спасти синагоги в Марбурге и Гессене.
Впрочем, в сельской местности по большей части не было ни синагог, ни евреев.
В этих районах вообще не было никакого преследования евреев. Тем самым СА
сельской местности не имели никакого отношения к данным событиям, которые
осуждаются Трибуналом. Я считаю излишним указывать на то, что эти эксцессы
отклонялись преобладающим большинством членов СА.
Как руководство СА рассматривало еврейский вопрос, об этом можно судить по
инциденту, который произошел между руководством СА и редакцией и
издательством «Штурмовика» из-за опубликованной в нем статьи, в котором оно отрицало
эту статью, но не имело силы довести дело до конца. Совершенно ясным становится
позиция СА в еврейском вопросе, если мы учтем тот факт, что в подразделениях СА
«Штурмовик» был категорически запрещен руководством. Так это было, например,
в Нордмарке (показания Клена и Юттнера).
Совершенно ясна позиция Высшего командования СА в церковном вопросе.
Организации СА не по праву делается упрек Обвинением в отношении религии, это
становится очевидным из показаний генерального викария доктора Давида1 и кон-
систорного советника доктора Раткена. Преобладающее большинство членов СА и
сегодня еще принадлежит к христианской церкви.
Протестантские священники совершали богослужение в рядах СА, например,
сельский священник Зассе из Тюрингии. Из этого следует, что со стороны
командования СА не оказывалось никакого давления на подчиненных с целью
отстранить их от церкви. Из многих свидетельских показаний, данных под присягой, этот
факт становится совершенно очевидным. Я осмеливаюсь напомнить, что во время
путешествия по епархии Диоцозе кардинала графа Голена его сопровождали члены
СА, и в связи с этим вышло распоряжение о повсеместном запрещении исполнять
служебные обязанности во время богослужения. Известно также, что в
организации СА всегда совершались богослужения. В 1933 г. СА охраняли выставку
священной одежды в Триере (показания д-ра Дэвида). В перекрестном допросе свидетеля
доктора Дэвида защитой было указано, что в знаменитом деле в Ифрейзинге, когда
кардинал Фаульхабер должен был держать свою проповедь, со стороны
командования СА было начато дело для привлечения к ответственности лиц, которые были
виновны в этих эксцессах.
Об участии СА в охране концентрационных лагерей, а также службы в полиции
Обвинение называет только отдельные случаи, тем самым уже по утверждению самого
Обвинения СА не принимала участия и не имеет никакого отношения к
концентрационным лагерям, таким как Аушсвиц, Майданек, Бельсон, Дахау, Бухенвальд. По
делу Фогеля соответствующие лица были наказаны. Недоразумение, которое
возникло в связи с аффидевитом Шелленберга, выяснилось благодаря свидетельскому
показанию, данному под присягой Контерманом2. Шелленберг спутал, находясь в
Лондоне, «полицейэнзац» и «эйнзац» концлагерей с охраной города и деревни.
1 Священника Бургшталлера.
2 Аффидевит SA-16.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 119
Правильно то, что после 30 января 1933 г., как бывает и в других странах,
некоторое количество членов СА были направлены на работу в полицию и вспомогательную
полицию и использовались для различных целей.
Они были взяты из рядов СА:
а) потому что желательна была справка о политической благонадежности;
б) потому что среди многих безработных, как и в США, среди членов СА были
желающие получить полицейскую профессию или желающие работать в органах
вспомогательной полиции.
Поскольку члены СА, о которых шла речь, осваивали новую профессию,
например, профессию полицейского, то речь шла исключительно о людях, которые
занимались этой профессией. Поскольку они временно были назначены на должности
вспомогательной полиции, то часто это одновременно являлось испытательным сроком,
прежде чем занять должность полицейского. Но они уже не подчинялись больше СА,
а подчинялись соответствующей полицейской инстанции. В таком случае они носили
еще некоторое время форму СА, но это было только из-за недостатка униформы,
кроме того, на руке у них была также повязка «Вспомогательная полиция». Они
получали соответствующую справку от полиции, от ландрата или прочих государственных
учреждений. На некоторое время они освобождались от подобного рода «эйнзац», так
что тем самым С А лишалось всякой возможности оказывать на них влияние.
Каждый вел себя в этом случае не как штурмовик. Только сохранившаяся на некоторое
время униформа с повязкой была единственной чисто внешней связью с СА, которая
не имела решающего значения. Это наличие формы организации при выполнении
чуждых ей задач и в СА, и в других организациях очень часто имело место. Например,
у вольнонаемных в армии или у ополченцев. Ручной повязке, которая являлась
дополнением к форме, даже к гражданской одежде по признанному международному праву,
придавалось исключительно новое значение, не имеющее ничего общего с СА.
В отношении обвинений против СА, которые бросались в связи с
концентрационными лагерями, службой в полиции, а также службой во вспомогательной полиции,
ясно, что речь может идти только о чисто внешней связи, которая ставится в вину СА
не справедливо, а только благодаря наличию униформы СА.
Обвинение хотело опровергнуть в перекрестном допросе эту аргументацию
Юттнера, апеллируя к документам, которые должны были доказать, что СА
принимало участие в зверствах на оккупированных областях, а также в концентрационных
и исправительных лагерях. Но это ему не удалось.
Было совершенно точно установлено, что Высшему командованию СА было
запрещено размещать соединения СА в так называемом имперском комиссариате
Остланд, то есть Литве, Латвии и Эстонии. Обвинение смешивает здесь действова-
шие в Восточной Пруссии группы СА «Остланд» с позднее созданным имперским
комиссариатом Остланд. Дела по Шауляю, Ковно, Вильно обвинение уже включило
в другие организации. Областные комиссары, комиссары провинций и служащие
имперского комиссариата Остланд также мало подчинялись Высшему
командованию СА, как обергруппенфюреры СА Киллингер и Каше в свою бытность
руководителями комиссариата Остланд.
Подсудимый Риббентроп совершенно недвусмысленно об этом заявил.
Заявление, сделанное под присягой подсудимым Франком, освещает случай в Илькенау с
благоприятной для С А стороны.
Особую роль в перекрестном допросе Юттнера играл вопрос о так называемом
насилии над юстицией, поднятый сэром Дэвидом. Это дело, совершенное не СА,
а соответствующим министром.

120 Защитительная речь доктора Георга Бёма
Кроме того, на передний план выдвинулся вопрос о концлагере Хохенштейн. Во
время перекрестного допроса было указано, что данный концлагерь отнюдь не являлся
концлагерем исключительно для политических заключенных, хотя в нем и находились
старьте политические борцы. Кроме того, дело о концлагере Хохенштейн было
возбуждено перед органами юстиции по указанию обергруппенфюрера СА Киллингера, когда
он еще являлся руководителем группы СА «Саксония». Было бы весьма своеобразно и
беспрецедентно обвинять СА в тех случаях, в которых она сама требовала наказания
виновных. В этой связи интересно отметить, что Обвинение предъявило неполный
документ, в нем отсутствуют письма Лютце и Гесса, из которых защита СА, судя по
дошедшей до нее информации, могла бы извлечь благоприятные для себя данные.
Для того, чтобы иметь возможность доказать преступный характер СА, Обвинение
представило заявления, сделанные под присягой прежними политическими
противниками НСДАП. Среди них находятся аффидевиты министра-президента д-ра
Вильгельма Хегнера, д-ра Курта Шумахера и генерального прокурора доктора Штаффа
из Брауншвейга. Эти заявления были сделаны по приказу военного руководства, как
это видно из заявления, сделанного под присягой доктором Штаффом. Оба
последних заявления были представлены Обвинением. Уже на Суде было установлено, что
доктор Хегнер в ряде случаев заблуждался. Его описание похода на Кобург является
совершенно неверным. В действительности, как показывают свидетели Юттнер и
Цеберлейн1 под присягой, события разворачивались следующим образом.
Один из немецких ферейнов (наступательный и оборонительный союз) был
принужден тогдашним городским управлением проводить заседания при закрытых
дверях. НСДАП настаивала на соблюдении свободы собраний, которая была для всех
гарантирована конституцией. Поэтому в Кобург отправился отряд охраны. При выходе
из вокзала на улице он подвергся нападению сторонников левых организаций,
вооруженных свинцовыми трубами и досками, утыканными гвоздями. Прежде всего следует
указать на то, что утверждения доктора Хегнера о том, что в Баварии отряды СА
обучались рейхсвером, не соответствуют действительности. Именно Мюнхенский
генерал рейхсвера фон Лоссов предотвратил гитлеровский путч. Как показал свидетель
Юттнер, склады оружия были с полного одобрения межсоюзной комиссии открыты
для всех других организаций, но только не для СА. Точно так же неправильно
утверждение о том, что Людендорф должен был развязать общенациональную войну против
Франции — в то время, когда в Саксонии бушевали коммунистические восстания.
Людендорф еще в 1931 г. стремился к соглашению с Францией, которое к концу 1933 г.
привело к восстановлению проекта — так называемого плана Фоша. Если мы
вспомним, что в мюнхенском доме профсоюзов находился склад оружия левых организаций,
тогда для нас захват дома профсоюзов будет выглядеть совершенно иначе.
Доктор Хегнер утверждает, что СА принимала участие в преследованиях евреев,
в то время как свидетель Обвинения Дильс утверждает, что СА не была
антисемитской организацией. Д-р Хегнер вступает в противоречие также со священником Бург-
шталлером, который особенно подчеркивал совершенно безразличное отношение
СА к расовым вопросам. Разумеется, можно допустить, что при занятии
Мюнхенского почтамта были допущены отдельные эксцессы. Однако это бывает при всякой
революции, достаточно вспомнить некоторые события 1918—1920 гг.
Каково же было в действительности положение дел, если рассматривать его
объективно, показывает заявление, данное под присягой доктором Штаффом (по Бра-
1 Аффидевит SA-21.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 121
уншвейгу). В нем говорится: «...действия СА протекали в форме, которая с точки
зрения юриста культурного народа должна считаться противозаконной, но, однако,
они не влекли за собой никаких эксцессов, которые выходили бы за пределы этих, по
существу своему, противозаконных мероприятий».
Я предъявил заявление, сделанное под присягой доктором Призе1. Из него видно,
что доктор Призе, член германской коммунистической партии, работает в качестве
консультанта всех судебных палат и сделал это заявление с согласия министра
политического освобождения. Его суждение заключается в том, что СА не могут
рассматриваться в качестве преступной организации в смысле ст. 6 Устава.
В результате массового приема в СА, последовавшего после 30 января 1933 г., так
называемая единая и целостная НСДАП расслоилась еще больше, чем это было до
того момента. В СА вступили такие круги германского населения, устремления и
цели которых не имели ничего общего с целями СА. Из заявления Дильса,
сделанного под присягой, можно увидеть, что, например, в Берлине в СА был произведен
массовый прием коммунистов. Из сводки аффидевитов видно, что то же самое
происходило и в других городах.
В этой связи следует указать также на включение в 1933 г. евангелистских союзов
молодежи в состав «Гитлеровской молодежи», потом они были переведены в С А.
Генеральный викарий доктор Давид показал, что то же самое имело место и по
отношению к более широкому кругу католической молодежи. Цели, которые имели в
виду руководители при таком переводе, видны из цитаты из статьи, опубликованной
в «Академическом ежемесячнике» за июнь 1933 г.2, в которой говорится: «Из
сознания этого для нас следует вывод, что мы должны в результате совместной работы
со всеми позитивными силами нашего народа с искренним убеждением создавать
новое, лучшее и предотвращать дурное; поэтому мы должны влить все наши
католические силы, христианские консервативные идеи и христианские эволюционные
силы в новую Германию, сформировать и углубить ее дух с помощью нашего духа».
С осуждением СА объявление о преступности распространится также и на этих
людей, которые не имели ничего общего с духом НСДАП и должны бьши частично
послужить тормозом для радикализации движения.
Наибольшая масса людей пришла в СА в результате проведенного по приказу
перевода союза «Стальной шлем» в СА в 1933—1934 гг. Первоначально СА
составляли, как уже было установлено, только 300 000 человек. «Стальной шлем» дал
свыше одного миллиона членов, которые по своему поведению, мировоззрению по
большей части отличались от штурмовиков периода борьбы.
На судебном заседании 28 февраля — 2 марта 1946 г. Обвинение уже заявило, что
из обвинительного акта следует исключить, между прочим, резерв СА.
Приказом Высшего руководства СА (Гитлером) от 6 ноября 1933 г. из членов
«Стального шлема» в возрасте от 36 до 40 лет был создан первый резерв СА, который
впоследствии приказом того же органа от 25 января 1934 г. был подчинен группен-
фюрерам СА и тем самым переведен в СА под названием первого резерва СА3. Часть
этого первого резерва СА сохранилась до конца войны и исключена из
обвинительного акта, другая часть этого первого резерва СА с течением времени была предана
штурмам СА в качестве маленькой резервной группы. Остаток после 1934 г. посте-
1 Документ SA-82.
2 Аффидевит SA-317.
3 Документы № 13 и № 17 из книги документов «Стальной шлем» — SA.

122 Защитительная речь доктора Георга Бёма
пенно включался в состав СА, находившихся на действительной службе. Такие
реорганизации проводились по списку или путем вручения соответствующих приказов.
Основанием для этих реорганизаций были частично технические соображения, как,
например, слияние организаций на местах, главным образом, во время войны, когда
штурмы СА сократились в результате призывов в армию. Часто эти реорганизации
проводились для того, чтобы сделать возможным улучшение контроля внутри СА.
Поэтому было бы несправедливо и непостижимо, если бы эту последнюю группу
рассматривали иначе, чем первую, и поручили бы Судьбе решать участь тех членов
«Стального шлема», которые до конца войны оставались в С А.
Переведенные в СА в 1933—1934 гг. члены «Стального шлема» были вторично
зачислены в СА приказом Гитлера. Уже на этом основании они не могут быть объ-
яштены преступниками в соответствии с решением Суда от 13 марта 1946 г. пунктами
6 «а» и 6 «б». В этой связи можно сослаться на заявление прокурора Клефиша от
15 августа 1946 г. В нем указывается, что лица, попавшие в одну из организаций не
по собственной воле, относятся к числу не несущих ответственности попутчиков,
0 которых следует предположить, что они не хотели поддерживать цели и
деятельность организации. Их нельзя обвинять даже в том случае, если они могли
впоследствии покинуть организацию, но не сделали этого.
Перевод «Стального шлема» в СА произошел следующим образом: 27 апреля 1933 г.
руководитель Союза Зельдте подчинил весь «Стальной шлем» Гитлеру. 21 июня 1933 г.
высшему руководству СА был подчинен «Молодежный стальной шлем», а 4 июля
1933 г. — весть «Стальной шлем» это было сделано по приказу Гитлера. После
приказа от 4 июля 1933 г. «Молодежный стальной шлем» и спортивные организации,
позже названные «Боевым стальным шлемом», то есть члены «Стального шлема» в
возрасте до 35 лет, были включены в состав СА действительной службы1. Включение
ядра «Стального шлема», то есть членов в возрасте от 36 до 45 лет, последовало, как
уже упоминалось, 25 января 1934 г. Перевод к зачислению в СА как «Боевого
стального шлема», так и ядра «Стального шлема» был проведен без всякого учета
желаний самих членов организаций — частично путем объявления приказа на сборах,
частично путем составления списка, частично путем выдачи членских книжек СА,
часто датированных задним числом. Это доказывается представленными
аффидевитами и свидетельскими показаниями фон Вальденфельда, Хауфе и Грусса.
Изданные Гитлером после 1 декабря 1933 г. (Закон «О единстве государства и
партии») распоряжения, несомненно, должны рассматриваться в качестве
законодательных распоряжений. Предшествовавшие приказы и распоряжения имеют фактически
тот же характер и санкционированы Законом от 01.12.1933 так же, как и
последующими распоряжениями и установлениями.
Переход «Стального шлема» в СА прошел не без трений. У многих членов
«Стального шлема» создалось впечатление, что они подвергаются принуждению.
Широкие круги организации были не согласны с подчинением «Стального шлема» и его
сотрудничеством с НСДАП во время прихода Гитлера к власти. Особенно выступал
против этого Дюстерберг, которого следует считать руководителем оппозиции против
политики Зельдте. Результатом этой оппозиции явился его арест, а затем
многочисленные аресты членов «Стального шлема», произведенные государственной
полицией в начале 1933 г., в особенности в Брауншвейге. Те члены «Стального шлема»,
которые не поддерживали перехода в СА, принуждались к службе государственными
органами и в ряде мест назывались2.
1 Документы SA-№ № 1,6,7.
2 Аффидевит 1, п.п. 3, 2, а также свидетельские показания Хауфе и фон Вальденфельда.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 123
То же, что случилось с СА, которая раскололась в результате событий,
предшествовавших и последовавших за 1933 годом и в результате притока людей с
различными целями, случилось и со «Стальным шлемом» в результате событий 1933 г.,
которые имели для германского народа такие тяжелые и страшные последствия.
«Стальной шлем» распался. Для одной части его членов было важно обеспечить за
собой сохранение известной самостоятельности под руководством собственных
руководителей и обеспечить ношение старой формы, как и дальнейшую связь со
«Стальным шлемом». Это видно почти из всех документов, аффидевитов и
показаний свидетелей. Когда это обеспечение самостоятельности не было проведено на
практике, обострилось сопротивление оппозиционной группы против Зельдте. Со
стороны национал-социалистского государственного руководства эта группа
считалась политически неблагонадежной и реакционной. Это также подтверждают
аффидевиты и показания свидетелей, и особенно ясно это видно из переданных
газетных отчетов, которые представляют собой лишь маленькую часть
соответствующих отчетов1. В национал-социалистской газете «На Рейнском фронте» от 22 июля
1935 г. написано: «Стальной шлем» никогда не был по своему внутреннему
содержанию национал-социалистским». В другом номере этой же газеты от 30 июля 1935 г.
сказано: «Стальной шлем» определенно надо разыскивать там, где находятся
противники движения». Другая газета от 8 августа 1935 г. рисует «Стальной шлем» как
«резервуар для оппозиционных и реакционных сил».
Надо заметить, что большое число переведенных в СА членов «Стального шлема»
были членами союза «Стального шлема», что позднее соответствовало так
называемому НСДФ (национал-социалистский союз фронтовиков) («Стальной шлем»).
Согласно приказам от 14 июля 1933 г.2 и 27 января 1934 г.3 переведенным в СА
членам «Стального шлема» разрешалось двойное членство. Наконец, то же следует и из
документа СА-21. Далее управление прессы, Высшего руководства СА сообщает от
25 апреля 1934 г., что члены прежнего союза «Стального шлема», которые уже включены
в запас СА первой очереди, в настоящее время не имеют права выбывать из него».
Большая часть «Стального шлема» представляла из себя замкнутую корпорацию
внутри С А, которая с недоверием относилась к происходившим событиям. Ей
противопоставлялась группа «Стального шлема» и прежних руководителей «Стального
шлема», которыми руководил прежний министр по труду Зельдте. Они признавали
национальную революцию и представляли членов СА в возрасте от 60 и выше, а также
старших и высших начальников, но, само собой разумеется, они осуждали
незаконные действия и эксцессы. Двух политических руководителей обеих групп «Стального
шлема» мы уже видели на суде — свидетелей Грусса и Юттнера. Один из них состоял в
СА, другой не был членом СА. Один признает себя, будучи членом «Стального шлема»,
также и членом СА, с деятельностью которой он хорошо знаком, другой не состоял в
СА, а противостоял ей. Один считает себя представителем «Стального шлема», но не
представителем СА, другой являлся представителем организации «Стального шлема» и
вплоть до гибели третьей Империи считал себя носителем оппозиционных идей.
Без сомнения можно сказать, что «Стальной шлем» представлял собой полную
противоположность старым бойцам СА. Ранее приведенные документы,
аффидевиты и показания свидетелей являются неопровержимым тому доказательством.
1 Документы SA № 32-33, 35-37, 39-40, 48, 51, 53-55.
2 Документ SA-8.
3 Документы SA-18.

124 Защитительная речь доктора Георга Бёма
«Стальной шлем» привнес в СА идеологию «Стального шлема» и по ряду
пунктов существенно расходился с национал-социализмом. Он большей частью
отрицал политически диктаторские притязания любой политической партии и принцип
фюрерства. Его члены все время оставались в постоянной связи со своим старым
союзом (НСДФ «Стальной шлем»), который существовал вплоть до его роспуска в
1935 г. Даже после роспуска они образовали между собой крепко спаянные группы
и почти везде в Германии проходили их товарищеские встречи. Во многих из этих
групп еще долго жили надежды на политический переворот.
Как и в других частях СА, прежние противники национал-социализма и прежде
всего марксисты принимались в ряды «Стального шлема». Так, например, в
«Стальной шлем» в Брауншвейге вступил Рейхсбаннер1. Недостаточная маскировка работы
членов Рейхсбаннера привела в последующем к его роспуску.
Переведенные из «Стального шлема» члены СА отрицали так же, как и члены СА,
действия в смысле ст. 6 Устава. Будучи участниками войны, они отрицали войну и
тем более агрессивную войну.
Отрицание расовой политики Гиммлера находит свое ясное выражение в том, что
во время выборов в качестве кандидата в президенты в 1932 г. был выдвинут второй
руководитель союза — Дюстерберг, который пользовался особой любовью со стороны
членов «Стального шлема». Почти все аффидевиты и показания свидетелей
доказывают то, как далеко стоял «Стальной шлем» от преступлений против человечества.
Необходимо учитывать, что во время включения «Стального шлема» в СА
последние были ослаблены происходившими в них распрями, и было это в то время, когда
благодаря захвату власти цели СА были достигнуты, а не во времена, когда Гутенберг,
Шахт и Гитлер образовывали так называемый Гамбургский фронт.
Окончание включения «Стального шлема» в СА совпадает со временем полной
потери авторитета СА.
Чтобы покончить с комплексом вопросов, касающихся «Стального шлема», я
должен заметить, что на основе принуждения в СА были переведены по приказу около
полумиллиона основных членов «Стального шлема». Оставалось еще полмиллиона
членов «Стального шлема» старше 45 лет, которые не попали в СА благодаря
отсутствию приказа о переводе. Только в немногих округах местные инстанции СА, во
всяком случае, обойдя приказ, путем принуждения перевели этих старых по возрасту
членов «Стального шлема» в СА.
Другая группа, которая занимает в СА особое положение, — это кавалерийский
корпус СА, так называемый национал-социалистский кавалерийский корпус. По общим
выводам представленных доказательств, национал-социалистский кавалерийский
корпус в течение всего времени существования имел широкую организационную
самостоятельность. Цели, задачи и деятельность национал-социалистского кавалерийского
корпуса были не политические, а ограничивались конным спортом и коневодством.
При подробном изучении представленных Комитету документов Прокуратуре не
удалось доказать какое-либо участие национал-социалистского кавалерийского
корпуса в каких-либо преступлениях.
Перед лицом ясных, говорящих в пользу национал-социалистского
кавалерийского корпуса доказательств я ограничиваюсь лишь связным перечислением перед
Судом существеннейших пунктов.
Брошенный против СА упрек в соучастии в перевороте с НСДАП вообще не
касается национал-социалистского кавалерийского корпуса, потому что национал-
1 Марксистская социал-демократическая боевая организация, документ SA-947.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 125
социалистский кавалерийский корпус был создан лишь после захвата власти.
Национал-социалистский кавалерийский корпус не произошел от СА (штурмовых
отрядов) Адольфа Гитлера, а от сотен так называемых местных кавалерийских
объединений, которые вплоть до 1933 г. были распространены в Германии как совершенно
аполитичные спортивные и коневодческие объединения. Последовавшее после
захвата власти в связи с осуществлением «унификации» присоединение этих местных
кавалерийских объединений к С А произошло не добровольно. Оно было проведено по
приказу властей вопреки внутреннему сопротивлению большинства членов этих
объединений. Эти отданные властями приказы были результатом переговоров между
руководителями местных кавалерийских объединений и начальником штаба СА Рёмом и
произошли по инициативе имперского министерства внутренних дел летом 1933 г.
Тем кавалерийским объединениям, которые сопротивлялись присоединению,
пригрозили роспуском, а в случаях отказа действительно распускали. Так как эти
объединения были необходимы крестьянству, большинство объединений под
давлением обстоятельств последовали этому приказу. Даже после присоединения
национал-социалистского корпуса к СА они сохранили до конца свой
самостоятельный организационный характер. Прежнее объединение кавалеристов, которые
теперь назывались кавалерийскими ротами СА (райтерштурмеры), объединялось
в национал-социалистский кавалерийский корпус, во главе которого стоял так
называемый государственный инспектор по делам кавалерии Лицман (Берлин).
Что касается численного состава национал-социалистского кавалерийского
корпуса, то предъявленные суду документы показали, что кавалерийский корпус
насчитывал ровно 200 000 членов. Из лиц, имеющих лошадей, 80—90% были крестьянами.
К национал-социалистскому кавалерийскому корпусу примкнули после захвата
власти также существовавшие во многих городах кавалерийские клубы, которые были
абсолютно аполитичны и занимались деятельностью чисто спортивного характера.
Деятельность национал-социалистского кавалерийского корпуса соответствовала
спортивным и коневодческим задачам. Служба состояла в скачках, поездках и
обучении конно-техническим вопросам. Центром тяжести всей деятельности в городских
союзах была организация охот и турниров, как это делают все конно-спортивные клубы
всего мира. Члены кавалерийского корпуса, как правило, ездили не в форме, а в
гражданском платье. В скачках участвовали и женщины, и дети членов корпуса. В сельских
местностях деятельность ограничивалась прежде всего обучением по вопросам,
важным для крестьян, прежде всего обучали уходу и лечению больных лошадей. Члены
национал-социалистского кавалерийского корпуса вследствие этого по всей Германии
считали себя в первую очередь наездниками, а не членами СА.
Национал-социалистический кавалерийский корпус сознательно избегал всякой
политической деятельности. Он не проводил ни политической пропаганды, ни
политического обучения. Он никогда не был политической боевой группой.
В национал-социалистском кавалерийском корпусе почти не было «старых
борцов». Политических фанатиков и активистов не терпели, их исключали из членов
организации. В вопросе занятия руководящих должностей и производства в национал-
социалистском кавалерийском корпусе решающей была не политическая активность,
а исключительно кавалерийские способности и безупречный характер.
Представление доказательств ясно показало, что кавалерийский корпус СА —
Национал-социалистический кавалерийский корпус никоим образом не принимал
участия в каких-либо преступлениях против человечности. Кавалерийский корпус
никогда не содействовал проведению мероприятий против церкви, евреев, профсою-

126 Защитительная речь доктора Георга Бёма
зов, иностранных рабочих и военнопленных. Наоборот, члены кавалерийского
корпуса СА часто выступали в защиту политических преследуемых.
Как показало представление доказательств, кавалерийский корпус СА не был
настроен и антисемитски. В сельских местностях еще долгое время после 1933 г.
существовали тесные деловые связи с еврейскими коннозаводчиками. Национал-
социалистический кавалерийский корпус всегда был настроен религиозно.
Характерным является тот факт, как это явствует из аффидевита № 20, что одним из основателей
национал-социалистского кавалерийского корпуса в Рейнской области и длительное
время после прихода к власти одним из ведущих членов в местном кавалерийском
корпусе был еврейский коммерсант Вилле. Еврейское руководство фирмы «Тиц» в Кельне
в связи с существовавшими хорошими отношениями с кавалерийским корпусом даже
учредило премию его имени для победителей кавалерийских турниров СА.
Так как национал-социалистский кавалерийский корпус стоял в стороне от
партии, то во многих областях Германии он даже стал прибежищем для политически
преследуемых лиц. Многочисленные масоны, неарийцы были членами национал-
социалистского кавалерийского корпуса и пытались защитить себя указанием на
свое членство в одной из национал-социалистских организаций. При таких
обстоятельствах неудивительно, что НСДАП, как показало представление доказательств,
с большим недоверием относилась к национал-социалистскому кавалерийскому
корпусу. Членам национал-социалистского кавалерийского корпуса отказывали в
приеме в НСДАП, так как деятельность в национал-социалистском кавалерийском
корпусе не являлась доказательством политической благонадежности.
Таким образом, Суд получил ясный результат, который убедительно доказывает,
что национал-социалистский кавалерийский корпус не участвовал в совершении
преступлений против мира.
По утверждению Обвинения, Гитлер якобы поставил перед кавалеристами С А
задачу готовить кавалерийские резервы для всех германских вооруженных сил.
Обвинение при этом опирается прежде всего на известную пропагандистскую статью,
опубликованную неизвестным автором в журнале «Дер СА манн». Все свидетели,
допрошенные относительно кавалерийского корпуса, показали, что содержание этой статьи
явно противоречило действительному положению вещей. На этом процессе
неоднократно указывалось на то, что партийное начальство в своей деятельности
руководствовалось исключительно пропагандистскими соображениями. Обвинению не
удалось указать хотя бы на один фактический случай, когда бы национал-социалистский
кавалерийский корпус за все свое более чем десятилетнее существование хотя бы раз
планировал или осуществлял какую-либо деятельность, которую можно было бы
квалифицировать как подготовку или поддержку агрессивной войны.
Командующий германской кавалерией перед началом Второй мировой войны,
всем известный генерал-полковник Гудериан, недвусмысленно высказывался
по этому вопросу: «Между германскими вооруженными силами и национал-
социалистским кавалерийским корпусом не существовало военного сотрудничества
ни в тактическом, ни в стратегическом отношении. Кавалерия вооруженных сил сама
осуществляла обучение своих кавалерийских кадров и не была связана содействием
со стороны национал-социалистского кавалерийского корпуса. Вооруженные силы
не искали и не поддерживали связи с национал-социалистским кавалерийским
корпусом в этом отношении...»
Генерал-полковник Гудериан в этой связи дает этому убедительное
обоснование: «Если в Вермахте в 1935 г. существовало 18 кавалерийских полков, то к началу

Защитительная речь доктора Георга Бёма 127
войны налицо была лишь одна кавалерийская бригада, которая затем в ходе войны
была увеличена до кавалерийской дивизии. Место кавалерии заняли бронетанковые
войска, что выразилось уже в том, что 40 процентов офицеров бронетанковых войск
были взяты из бывших кавалерийских полков. При таком развитии Вооруженных
сил включение соединений национал-социалистского кавалерийского корпуса в них
не планировалось и никогда не имело места».
Также и внутри самого кавалерийского корпуса не проводилось никакого
обучения для выполнения боевых задач. Никогда, ни в одной части Германии, ни в один
период кавалерийский корпус не проводил военных учений. Его деятельность,
наоборот, ограничивалась важным для крестьян коневодством и обычным во всех
странах кавалерийским спортом.
Обвинение не может подтвердить свои доводы и указанием на так называемое
кавалерийское удостоверение. По своему тексту кавалерийское удостоверение давало
его владельцу право служить в сухопутных войсках в кавалерийских частях. Однако
это кавалерийское удостоверение мог получить любой спортсмен и не будучи
членом национал-социалистского кавалерийского корпуса. Это соответствовало
понятному желанию всякого страстного наездника попасть в случае призыва в армию в
кавалерийские войска, так же как страстный альпинист или лыжник охотнее будет
проходить свою военную службу в горно-стрелковых частях. Но на практике в
вооруженных силах лишь в редких случаях учитывали это желание, так как с J 933 г.
вооруженные силы почти упразднили кавалерию. Таким образом, большинство
владельцев кавалерийских удостоверений при призыве в действительности направлялись в
пехоту или моторизованные части.
Вообще для каждого члена национал-социалистского кавалерийского корпуса
получение кавалерийского удостоверения не было целью его спортивной деятельности; этой
целью было получение носимого всеми наездниками с большой гордостью
кавалерийского значка. Этот значок в подлиннике представлен Трибуналу и, пожалуй, является
единственным значком национал-социалистской организации без свастики.
В национал-социалистском корпусе не поддерживался военный дух.
Основная масса национал-социалистского кавалерийского корпуса состояла из
крестьян. Известно, что крестьянин по своей природе не является сторонником войны.
А городские союзы кавалерийского корпуса до начала войны поддерживали тесные
международные связи со всеми странами, в которых был распространен конный
спорт. Многочисленные иностранцы, часто занимавшие высокие официальные
посты, были гостями национал-социалистского кавалерийского корпуса. Началом
войны все были искренне удручены.
Относительно характера СА члены национал-социалистского кавалерийского
корпуса придерживались того мнения, что С А, к которой национал-социалистский
кавалерийский корпус был присоединен лишь после 1933 г., не имела преступного характера.
Если имели место эксцессы внутри СА, то члены национал-социалистского
кавалерийского корпуса могли констатировать, что эксцессы отдельных лиц не соответствовали
программе СА, и они с удовлетворением слышали, что руководство С А занимается этим
вопросом и пытается предотвратить повторение эксцессов.
Следует также подчеркнуть, что ни один из главных подсудимых никогда, никоим
образом не был связан с национал-социалистским кавалерийским корпусом
(кавалерийским корпусом СА). Ни один член национал-социалистского кавалерийского
корпуса за все время национал-социалистского правления не играл руководящей
политической роли. Освобождение национал-социалистского кавалерийского кор-

128 Защитительная речь доктора Георга Бёма
пуса от выдвинутых против него обвинений является справедливым требованием уже
по той причине, что обе другие крупные спортивные организации партии, национал-
социалистский автомобильный корпус и национал-социалистский авиационный
корпус не обвиняются ввиду того, что они преследовали спортивные цели. Национал-
социалистическому автомобильному корпусу и национал-социалистскому
авиационному корпусу благодаря политическому влиянию своих руководителей удалось
добиться полной независимости от СА. Национал-социалистский кавалерийский
корпус все время своего существования также старался добиться этой полной
самостоятельности, но достиг этого лишь частично. В высшем руководстве он оставался
подчиненным СА. Может быть, национал-социалистскому кавалерийскому корпусу
потому и не давали полной самостоятельности, что партийное руководство считало его
политически неблагонадежным.
Осуждение национал-социалистского кавалерийского корпуса при таких
обстоятельствах было бы воспринято как особая несправедливость, совершенно
независимо от того, что обвинение в подготовке современной войны скорее должно быть
выдвинуто против тех, кто проходил обучение на автомобилях и самолетах, чем
против тех, кто посвятил себя конному спорту и коневодству.
Другую группу внутри СА, которая имеет еще меньшее отношение к
политическим целям, чем кавалеристы СА, составляют так называемые санитарные части. Они
формировались на основе законного принуждения. Законное принуждение означает,
что на основании какого-либо закона, постановления, распоряжения или указания
их обязывали служить в какой-либо организации, например, в СА. Это относится
большей частью к так называемым врачам СА. Это вытекает из письменного
показания под присягой доктора Карри1. В его аффидевите говорится, что если врачи
отказывались служить в этих частях, то их увольняли с гражданской службы.
Да и вообще, кто может найти что-либо преступное в их деятельности? Их задача
состояла в обучении оказанию первой помощи при несчастных случаях, созданию
санитарных участков и санитарных постов для использования во время катастроф, а также
для работы во время спортивных состязаний. Врач, вступивший в СА именно как врач,
обычно получал ранг штурмбанфюрера, по крайней мере обергрупенфюрера. Врачи
работали в СА лишь по совместительству. С течением времени при каждом полку СА была
создана санитарная служба, насчитывавшая приблизительно 100 человек. Из санитарных
рот, как правило, постоянно обученные лица передавались отдельным ротам СА.
Практически было предусмотрено, что каждая рота получит по четыре-пять человек,
прошедших санитарное обучение. Их обучение в СА производилось врачами в рамках Женевской
конвенции. Часть этих лиц обучалась непосредственно при Красном Кресте. Круг задач
санитарного персонала СА повсюду соответствовал задачам Красного Креста.
Письменное показание под присягой доктора Менге из Ганновера показывает,
что большое количество союзов лиц, занимавшихся водным спортом, в приказном
порядке было включено в СА в качестве морских рот СА. Эти морские подразделения
С А отличались от других подразделений С А тем, что в их рядах едва ли можно было
найти старых членов. Почти все они были созданы после 1933 г. Их служба состояла
исключительно в водно-спортивной деятельности.
Насильственное включение в СА было произведено также в отношении частей
пограничной обороны, как мы это видим из общего сопоставления письменных
показаний под присягой. Здесь мы видим, что речь идет о части СА, о таких лицах,
1 Общие документы SA аффидевит № 74.

Защитительная речь доктора Георга Бёма 129
которые только формально и по совершенно иным, чем обычно, причинам
принадлежат к СА. Разрешите подчеркнуть, что речь идет о включении в СА основанной
осенью 1931 г. при Врюнинге и Северинге пограничной охраны, которая была
принудительно включена в СА осенью 1938 г. Прошу обратить ваше внимание на то, что
задачи так называемого имперского куратория по воспитанию молодежи,
основанного в 1932 г., были переданы СА. В этом имперском куратории по воспитанию
молодежи имелся начальник, который остался членом СА. В его круг деятельности
входили так называемые задачи АА, то есть задачи по пограничной охране. Эти задачи
АА упоминались в одном из документов Обвинения. Тем самым дано
недвусмысленное доказательство включения рот пограничной охраны в СА в 1933 г.
В моей книге документов под № СА-218 представлен приказ высшего начальника
СА от 7 октября 1933 г. Из него вытекает, что имперский министр внутренних дел
своим распоряжением № А-5400/26.9 от 3 октября 1933 г. приказывает передать
скорую техническую помощь вспомогательной саперной службы в ведение СА.
Переведенные в СА вспомогательные саперные части были превращены в саперные роты
СА. Поэтому естественно, что эти части использовались при катастрофах, так как
они были взяты из службы скорой технической помощи.
Большая часть членов СА, которые примкнули к СА после 1933 г., например,
учащиеся старших классов средних школ, студенты, молодые чиновники, а также рабочие
промышленности и ремесленных предприятий, поступали в СА не добровольно, а на
основании постановлений, распоряжений и указаний. В таком положении вещей ничего
не может изменить даже хитроумное неверное истолкование обвинения. Студенты после
того, как они стали членами местных рот СА, несли службу в управлении СА по
высшим учебным заведениям. Все эти люди до 1933 г. не имели права голоса. Выборы в
марте 1933 г. определили их будущее. Никоим образом нельзя возлагать на них за это
ответственность. Они рождены в это время, они — жертвы этого времени. Они жертвы
выборов марта 1933 г., которые провело старое поколение. Они думали, что служат
государству, признанному всем миром. Большая часть этих молодых людей находилась на
фронте. Большинство из них принесло жертву так называемой третьей империи, которая
от них требовала всего: своего здоровья и жизни. Веруя в свой долг, веруя в то, что они
выполняют большие задачи, они пошли на фронт. Обманутые и разочарованные,
возвратились они с мировой войны домой. Причем возвратилась только часть из них. И вот
сейчас, вследствие обвинения организаций, их клеймят как преступников.
В своей книге документов я представил ряд распоряжений и приказов,
представляющих основу вступления этих молодых людей в организации. Излишне приводить
здесь все эти распоряжения, Трибуналу они известны. Разве можно сейчас
наказывать людей за то, что они выполняли свои обязанности, которые налагались на них
законами, приказами и уставами? Из этой молодежи, привлеченной в подразделения
партии, вышли активные борцы против национал-социалистского партийного
государства. Назову лишь один пример: Дело Шолля, оказавшего сопротивление
насилию этого государства.
Эта молодежь родилась в такое время, когда Первая мировая война нанесла раны
европейским государствам. Эта молодежь больше всего пострадала от последствий
того неудачного пути, на который близорукие люди толкнули Германию
Версальским договором. Эта молодежь всегда страдала от проблемы, которую германский
народ в своей массе и высшее руководство СА всегда хотели разрешить мирными
средствами. Это очень ясно сформулировал свидетель Гизевиус. Он заявил, что до
1938 г. в рядах СА не было заметно никакого другого настроения, кроме настроения,

130 Защитительная речь доктора Георга Бёма
характерного для всего германского народа. А это настроение было безупречным,
именно народ считал мысль о войне чистым безумием. Он справедливо заявил, что
основная масса членов СА не участвовала в военных преступлениях.
Версальский договор и важнейшие послевоенные события: блокада республики и
ее борьба с коммунизмом, инфляция, разорение средних классов, безработица,
гражданская война, партийные армии и парламентский хаос — создали почву для роста
молодого поколения и его развития. Обо всем этом нельзя забывать при вынесении
суждения о судьбе молодого поколения, которое в 1933 г. отказалось голосовать за
Гитлера, поколения, которое было членами подразделения партии.
К сожалению, нельзя проиллюстрировать высокому суду схему организации СА
на группы после 30 января 1933 г. статистическими данными. Таких статистических
данных нет вследствие отсутствия их у допущенных свидетелей. Однако я могу
сообщить довольно точную схему организации с тем, чтобы у Трибунала создалась ясная
картина об СА. Эти сводные данные содержатся в сборнике коллективных
заявлений, равнозначны показаниям под присягой.
Как уже было сказано, традиционные ряды СА к 30 января 1933 г. насчитывали
300 000 членов.
На основании приказа в СА были переведены из «Стального Шлема»: в первый
раз 550 000 членов, во второй раз 450 000 членов.
Согласно приказу в СА были переведены:
местные кавалерийские объединения 200 000 чел.
объединения по водному спорту 50 000 чел.
пограничные отряды 100 000 чел.
вспомогательные саперные взводы скорой технической помощи 50 000 чел.
объединения «самаритян» и прочие союзы Красного креста:
на основании ведомственного распоряжения в санитарные
подразделения СА были включены врачи 60 000 чел.
по приказу вошли члены союза «Киффхойзер» 1 500 000 чел.
В СА были включены студенты университетов и высших технических школ: на
основании закона ученики ремесленных и средних школ 10 000 чел.
по распоряжению от 09.09.1933, на основании приказа
молодежь из религиозных молодежных союзов 150 000 чел.
на основании приказа была включена бригада «Эрхарда» 150 000 чел.
спортивное авиаобщество «Оберлянд» и «Фронтбанн» 200 000 чел.
чиновники, прежде всего из молодых кадров 200 000 чел.
почетные руководители и временные руководители СА 20 000 чел.
прочее пополнение СА составляло 420 000 чел.
Из 420 000 членов 200 тысяч перешло из лагеря левых организаций, как-то:
красного фронта и «Рейхсбаннера» и пр.
в общей сложности это составило к 1934 г. 4 500 000 чел.
В 1934 г. после событий 30.06.1934 из рядов СА вышли:
Союз «Киффхойзера» 1 500 000 чел.
НСКК 450 000 чел.
СС 250 000 чел.
политические руководители 150 000 чел.
С 1934 г. и до момента, когда количество членов СА составило 1 500 000 человек,
из него вышли:

Защитительная речь доктора Георга Бёма 131
инвалиды войны и гражданские инвалиды 350 000 чел.
вследствие исключения 40 000 чел.
вследствие перехода в другие организации 260 000 чел.
Таким образом, количество членов составило 1500 000 чел.
В последние годы произошло большое изменение в личном составе. Часть членов
выбыла из организации вследствие смерти и болезней. Эта потеря была возмещена
за счет подрастающего поколения. Замена приходила, главным образом, из
имперских финансовых школ (14 школ) в количестве 50 000 человек, а также из студентов
и кадров молодых чиновников, которые должны были входить в это объединение на
основании законного принуждения, а также из организации «Гитлеровская
молодежь», откуда они автоматически переводились в С А.
Решение о представлении доказательств от 13 марта 1946 г., абзац 6-а,
подчеркивает важность того, являлось ли членство в СА добровольным или в эту организацию
входили на основании приказа. Из вышесказанного вытекает, что, в общем, нельзя
говорить о добровольном членстве в СА, что речь может идти преимущественно о
членстве на основании приказа или принуждения.
Итак, на основании приказов или административных распоряжений Гитлера массы
людей включились в СА в соответствии с законом о единстве государства и партии.
Поэтому осуждение СА как коллективной организации невозможно ввиду отсутствия какой
бы то ни было единой цели. Если мы обратимся к периоду после 1933 г., мы придем к
убеждению, что о третьей Империи следует говорить как о национальном полицейском
государстве. Из аффидевитов многих членов организации «Стальной шлем» можно
понять, что попытки отдельных лиц выйти из СА в течение 1933—1934 гг. расценивались
государственными органами как проявление враждебного государству настроения, даже
если они основывались на веских причинах, таких как серьезное заболевание.
Остальные причины, кроме состояния здоровья, вовсе не признавались уважительными. В этой
связи характерным является изданный 27 февраля 1936 г. декрет имперского и прусского
министра внутренних дел, который гласил: «В каждом отдельном случае следует
предпринимать обстоятельную проверку и устанавливать, по каким причинам чиновник вышел
из партии. Если он совершил это, будучи не согласным с программой или политической
установкой, то он не может оставаться чиновником. Но и тогда, когда это не выполнено,
выход чиновника из партии при тесных взаимоотношениях партии и государства может
навести на мысль, что у него не хватает внутренней связи с национал-социалистским
государством или необходимого жертвенного духа»1.
Если мы возьмем документ СА-221, то мы познакомимся с постановлением о
клятве в верности фюреру, которое делает невозможным выход из СА, причем лишь
серьезное заболевание или увечье могло бы привести к этому. Остальные причины
предоставляют лишь одну возможность — исключение.
Хотя, согласно циркуляру имперского и прусского министра юстиции, сам по
себе выход из партии и ее организаций считается жестким наказанием, практически
это вело к тому, что вся семья оставалась без работы и без хлеба. Что это
постановление практически применялось и раньше, видно из приговора областного трудового
суда по делу Велефельда, когда при исключении из СА эти лица не допускались к
дальнейшей работе2. Неудивительно, что в национал-социалистском государстве его
постановления выполнялись и до вступления их в силу.
1 Документ SA-222.
2 Документ SA-220.

132 Защитительная речь доктора Георга Бёма
Так, согласно официальному коммюнике к приказу от 27 февраля 1936 г.: «Такая
новая форма правопорядка соответствует основам национал-социалистского режима.
Она не является государственной системой, которая издавала поистине красиво
звучащие законы, но, однако, проводить их в жизнь не могла, так как правительственные
органы были для этого слишком слабы. Но правительство третьей Империи в первую
очередь фактически создает необходимые условия для проведения
правительственного мероприятия, а затем издает соответствующий закон».
Наконец, я разрешу себе сослаться на аффидевиты 1, 2, 3 и 4 членов организации
«Стальной шлем», на показания Гауффа фон Вальденфельса, а также на аффидевиты
СА № 61 и № 81, из которых становится ясна невозможность выхода членов СА из
организации.
Попытка выхода по любым иным причинам, кроме состояния здоровья,
заканчивалась исключением из организации. Последствием исключения была наряду с
автоматическим полицейским надзором угроза экономическому положению или
должности, особенно у чиновников и служащих, и угроза ареста по политической
неблагонадежности. Так называемая политическая благонадежность являлась
непременной предпосылкой, которая обеспечивалась лишь членством в организации и
благодаря которой администрация обходила служебное или семейное положение.
Политическая благонадежность являлась требованием Третьей империи. Для этого
необходимо было членство в партийных организациях. Всем было известно, что
сопротивление государственным и партийным распоряжениям становилось
предлогом для исключения из общества.
Кроме того, не было никаких объяснимых причин для уклонения от работы для
нации, потому что о каких-либо преступных целях, методах и деятельности никому
и ничего не было известно. Это с очевидностью показывает сопоставление 17 089
письменных свидетельских показаний.
Вообще, пребывание в организации лиц, вступивших в нее на основании приказа или
в обязательном порядке в силу законодательных постановлений, не может вменяться в
вину этим лицам, если будет доказан принудительный характер их вступления.
Подводя итог, я должен сказать в заключение:
1. Доказано, что незаконные действия, если они имели место, являлись
действиями отдельных лиц, а потому организация не может нести за них ответственность.
2. Эти злоупотребления совершались не по приказу и не с ведома руководства СА,
которое поэтому в них невиновно.
3. Имевшие место эксцессы отнюдь не являлись следствием преступной подготовки
и воспитания членов СА или же заговором, преследовавшим преступные цели.
Истина и справедливость не допускают признания преступной организации,
насчитывавшей миллион членов, или ее руководства за злоупотребления отдельных
членов организации, поскольку установлено, что руководство никогда не
содействовало преступным действиям и что основная масса членов никогда не совершала
преступных действий.
Тот факт, что некоторые из основных подсудимых являлись почетными
руководителями СА, ничего не меняет в тех результатах, которые достигнуты путем
представления доказательств. В тот короткий промежуток времени, когда Герман Геринг
руководил СА, организация насчитывала лишь несколько тысяч членов. В то время
она являлась тем же, что союз «Рейхсбаннер» для социалистической партии
Германии. Члены руководящего состава СА не были ни странствующими рыцарями, ни
отбросами общества. Те немногие руководители, общим числом в пять человек,

Защитительная речь доктора Георга Бёма 133
которые за период 1933—1934 гг. оказывались неспособными к действию, были
устранены 30 июня 1934 г. Единственный упрек, который может быть сделан тогдашнему
начальнику штаба, Рему, заключается в том, что он, несмотря на то, что
руководствовался в своих действиях интересами правопорядка и законности, не изгнал
своевременно этих пятерых человек и тем самым укрепил позиции своих противников. При
этом речь идет о 4% состава высшего руководства, то есть о маленькой группе,
которая не может дать повод к осуждению организации. За период с 1934 по 1945 г. среди
оберфюреров и группенфюреров СА, получавших жалование, не было ни одного, кто
имел бы в прошлом судимость. Высшее руководство СА должно было предъявлять
это требование к своим членам, поскольку имелось предписание требовать от
рядовых членов СА при вступлении в организацию полицейскую справку об отсутствии
судимости. Никто из них не вел так называемого сомнительного существования. Все
имели образование и профессию, предоставляющую хорошие возможности, до того
как они вступили в число оплачиваемых членов руководящего состава СА.
Предъявленные доказательства с очевидностью показали, что политические цели С А
определялись любовью к отечеству. Рём делал все для того, чтобы усилить национальную
солидарность немецкого народа. Его целью являлось укрепление завоеванного доверия.
Он преследовал лиц, допускавших злоупотребления во время революционного
переворота. Он хотел привлечь на свою сторону профсоюзы, а не разгромить их.
Лутце, слабая личность, неоднократно игнорировал мероприятия партии. Он
противопоставлял себя партийному руководству. В предъявленном нами
письменном свидетельском показании говорится, что он осуждал так называемый
национализм НСДАП. Этим объясняются его широко известные противоречия с Гиммлером
и Борманом. Не было, пожалуй, ни одного вопроса, по которому он был бы
согласен с ними. Это относится в особенности к расовому вопросу и еврейскому вопросу,
к вопросу о детях и об отношении к политическим противникам.
Если Высокий суд объективно ищет виновников того безмерного несчастья, какое
постигло Германию и весь мир, то он должен исходить из индивидуальной
ответственности. Эта точка зрения подтверждается и речью Папы Пия XII, которую он
произнес 20 февраля 1946 г.: «В мире распространяются ошибочные представления о
том, что отдельный человек может быть объявлен виновным и ответственным лишь
за то, что он был членом определенной группы лиц, причем не пытаются
исследовать, виновен ли он лично в каких-либо действиях или упущениях.
Это означает присваивать себе право бога, создателя и избавителя, который один
лишь является неисповедимым и милосердным абсолютным владыкой всего
происходящего; поэтому он в своей бесконечной мудрости может соединить между собой судьбы
виновных и невинных, тех, кто несет ответственность, и тех, кто не должен ее нести».

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
по делу организации «СС — охранный отряд НСДАП»
Уважаемый суд!
Когда 27 февраля 1933 г. в огне пожара рухнул немецкий рейхстаг, в этом
пламени по воле нацистов должна была родиться тысячелетняя третья империя.
Прошло немногим более 12 лет, как Германия была вновь окутана пожаром, и тогда и эта
империя пала, превратившись в развалины.
За этими двумя историческими событиями, имеющими всемирное значение,
последовали судебные процессы, смысл которых был и остается — установить, кто
ответственен за эти два преступления в истории человечества.
Немецкий имперский суд не разрешил этой задачи, правда, он смело, как сказал
господин Джексон, оправдал обвиняемых коммунистов, но действительных
виновников, которые использовали как злосчастное орудие некоего Ван дер Люббе и
вместе с ним совершили это преступление, имперский суд не привлек к ответственности
и, конечно, не осудил. Так под давлением, для общественного мнения истина
принимала нужные формы, истина скрывалась нацистским правительством. Формальному
праву было отдано должное, преступник был осужден, но истина, эта божественная
сила и наивысшая форма человеческого сознания, оставалась скрытой. Только эта
истина могла бы в то время заставить немецкий народ прозреть, могла бы удержать
его от движения к пропасти.
Сегодня перед этим высоким судом, судом всего мира стоит задача — решить, кто
был виновником мирового пожара, разорения чужих земель и, наконец, кто был
виновником дьявольского падения нашей немецкой родины. И этому суду угрожает
опасность вновь вынести формальный приговор, только лишь устанавливающий виновных.
Может быть, и от этого суда останется сокрытой глубочайшая и единственная истина,
сокрытая под давлением внушений, которые по законам психологии и по законам
психологического анализа являются ничем иным, как естественным следствием
длительной борьбы между нацистским режимом и свободными народами мира.
Сможет ли этот суд своим приговором спасти Германию и весь мир от падения в
пропасть, которая теперь еще глубже и ужаснее, чем все пережитое до сих пор?
Этот процесс является уголовным процессом, правда, по числу подсудимых и лиц,
на которых может распространиться его приговор, это самый большой уголовный
процесс и прежде всего самый важный процесс, который когда-либо проводился в
истории права. Но по всем своим признакам это все же типичный уголовный
процесс, он придерживается принципа англо-американского права, принципа, на
основании которого построен Устав и который также нашел свое отражение в практике
Обвинения на открытых заседаниях. Этот принцип заключается в том, что
Обвинение должно собирать и представлять только то, что доказывает вину обвиняемого,
но никогда не должно представлять то, что могло бы хотя бы в некоторой степени
служить оправданием обвиняемым. Эти установки обвинения находят
эффективную поддержку в так называемом массовом внушении, которому подвергаются все
свидетели величайших событий мировой истории по причинам, которые подробно
излагались международными исследователями, такими, как например, доктор де
Бон. Я открыто и с радостью признаю, что, осуществляя защиту, не использовал
принцип, который сводится к утверждению, что есть только черное и белое. И я был
в опасности подчиниться массовому внушению под впечатлением сотен тысяч голо-

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 135
сов, которые доносились до меня из лагерей для интернированных, голосов,
которые вкрадывались в мою душу и пытались лишить мою защиту фактической основы.
Одно только это влияние показывает, какую опасную реакцию и какое политическое
влияние может иметь такое массовое обвинение.
Я глубоко убежден в том, что если бы черное начали называть белым, высокий суд
не смог бы выявить истины. Я не ставил своей задачей участвовать в этом, несмотря
на то, что Устав дал мне на это право. На таком процессе, где речь идет об основах
человечности, о судьбе немецкого народа и всего мира в будущем, нельзя принимать
решения, сообразуясь с ловкостью преподнесения диаметрально противоположных
точек зрения обвинения и защиты, и нельзя допускать, чтобы и Обвинение, и защита
пришли к выводу, что суд сам решит, что справедливость находится где-то
посередине. Задачей защиты не может быть достижение тактических успехов путем
подчеркивания одного и затушевывания другого комплекса вопросов. Нет, надо выявить
чистую правду, правду, которую требовал такой фанатичный приверженец истины,
как Анри Барбюс. Поэтому принципу я выбирал свидетелей, и особенно хочу
напомнить вам, свидетелях Рейнеке и Моргене, показаниям которых я еще отдам должное.
Я старался дать суду возможность проникнуть в тайны исторической
действительности. При этом я все время помнил хорошую средневековую немецкую поговорку:
прошлого не возвратить. Эти слова подчеркивают не только трагизм того, что все
прошлое нельзя возвратить, но имеют и другой глубокий смысл: ранее случившееся
не терпит возврата, то есть ни одно действие не может быть правильно понято и
оценено, если оно рассматривается ретроспективно. Его надо рассматривать так, как
оно, это действие, выглядело в момент его совершения с самого начала и до конца.
Надо рассмотреть все обстоятельства, имевшиеся в момент совершения
преступления, надо осветить личность совершившего преступление и его психологическое
состояние в тот момент, когда он совершал это преступление. Судьи должны войти
в положение этого человека для того, чтобы установить степень его виновности. Это
правило относится и к данному процессу.
Одни нации совершают суд над другими нациями, одна семья народов судит
другой народ, который принес миру тяжкие страдания, судит государство, которое
совершило преступления перед всем человечеством. Огромные группы, основные слои
немецкого народа обвиняются в участии в организациях, и поэтому судьи должны
войти в положение этих миллионов людей, должны понять жизнь, осведомленность,
надежду и веру этих людей в тот период, когда идеи национал-социализма обрели
свое выражение в делах и началось его преступное становление. Судьи четырех
великих наций, принимающих решения после этой мировой войны, должны
попытаться установить, как это делается в обычном суде присяжных: как дело дошло до
преступления, в каком положении находился в то время подсудимый, какими
соображениями и чувствами он руководствовался, совершая преступления, намеревался
ли он вообще сделать что-либо противозаконное, может быть, его самого
обманывали, могли он вообще увидеть в своих действиях что-то беззаконное, и в том случае,
если он это постепенно замечал, был ли он вообще в состоянии упраатять своими
действиями, руководствуясь этим постепенным осознанием беззаконности. Очень
трудно даже для судей в обычном уголовном процессе отойти от ретроспективного
рассмотрения дела и правильно оценить обстоятельства преступления, среду и
личность самого преступника. Какому огромному испытанию подверглось бы чувство
справедливости обычного судьи, если бы ему пришлось судить человека, который
совершил преступление по отношению к его семье?

136 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
Все четыре нации, представители которых находятся сейчас здесь потерпели
колоссальные убытки в результате преступлений нацистского режима, за который теперь
делают ответственными организации с миллионами человек. Но меня не покидает
надежда, что, как говорил судья Джексон в своей обвинительной речи, вам, господа
судьи, удастся завершить этот титанический труд, не поддавшись чувству мести, и
вы свершите справедливость, и только справедливость. Можете ли вы, не являясь
немцами, вы, не пережившие феномен, встречающийся только один раз в истории,
феномен массового психоза и тирании континентального масштаба, можете ли вы
вообще понять и объяснить себе возможность подобного? Можете ли вы себе
представить, что преступления эти не были совершены большинством членов
организации, что они сознательно не помогали совершению этих преступлений и, более того,
что эти преступления им вообще не были известны?
Как справедливо говорится в Уставе и как утверждает сам суд, в задачу этого Суда
не входит установление того, какие внутренние причины, справедливые или
несправедливые, привели к войне. Решающим является только один вопрос: была ли эта
война агрессивной? Но, несмотря на все это, по делам отдельных подсудимых
допускались доказательства, освещающие то, как историческое развитие, начиная с
Первой мировой войны, привело к изменению исторического фона и всей политической
ситуации в Германии и вокруг нее. Если суд хочет установить вину и выявить
преступления организации, то он должен начать с того же самого.
Масса людей лишена ясных идей и чувств, ею двигают вперед скрытые
восприятия действительности, обусловленные личностным феноменом. Ученые называют это
«душою масс». Она живет, питаясь представлениями и обещаниями своих вождей.
Один из господ обвинителей, произнося свою заключительную речь по делу
отдельных подсудимых, говорил о том, как вина отдельных подсудимых могла стать
такой огромной, а влияние их действий таким роковым именно благодаря ловкому
использованию масс, путем обмана души народа, путем блестящего волшебства
бойких словечек и обещания создать рай на земле. Разве эти слова не подчеркивают тот
факт, что большинство членов организации стремилось к хорошему, а не к
преступлениям?
Принципы СС с самого начала, еще до 1933 г., совпадали с принципами программы
НСДАП. Не только здесь, перед Трибуналом рассматривался вопрос о том, являлась
ли эта программа и методы ее осуществления преступными. Этот вопрос волновал
официальные учреждения германской республики и общественность — лучшие умы
и сердца нашего народа еще задолго до 1933 г. Разве были преступными мотивы,
которые побудили массы последовать за политическим деятелем, над которым
издевалась 41 партия, который не обещал им легкого грабежа на родине и за ее
пределами, а обещал им работу и хлеб, призывал их к национальному единению в отличие
от путаницы, создаваемой парламентом, в отличие от демократии, умерщвляющей
себя своей собственной слабостью и половинчатостью принимаемых решений?
Глубокий трагизм немецкого народа заключается в том, что, сознавая то, что он
опоздал к разделу мировых богатств, он не использовал это понимание для того,
чтобы обеспечить себе подобающее положение в мире разума и прикладных наук.
Немец — романтик, особенно в политике. Этот романтизм включает в себя
призрачные идеи судьбы и провидения, в мечту о былом величии в тысячелетней истории
святой немецкой империи германских народов. Эта вера в судьбу, будучи
изображенной совершенно неправильно в немецкой истории, вот уже сто лет поддерживалась
в немецком народе так, что в наше время достаточно было лишь ловкого волшебства

Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана 137
для того, чтобы исказить реальность и опять послать на смерть и гибель миллионы
немецких юношей.
Но так далеко с начала великий растлитель Гитлер еще не зашел.
Мирные заверения в адрес внутренних противников были сначала важнее, чем
подобные заверения для заграницы, которая в то время еще не играла никакой роли.
Внутриполитическая жизнь по вине всех больших партий и их партийных армий,
благодаря слабостям республиканского правительства все более и более переходила
в состояние ожесточенной уличной войны. Несмотря на это тайное голосование на
парламентских выборах 1932 г. проводилось без давления и фальсификации. На этих
выборах обыватель мог видеть непрерывное усиление крайних партий, как левых, так
и правых. В его глазах совершенно не было преступлением присоединиться к
крайней правой партии — НСДАП и даже к ее охранным отрядам, которые в
противоположность СА, господствовавшим ранее на улицах, брали на себя защиту ораторов в
условиях уличной войны между тогдашними политическими противниками.
Каждый немец, который пережил это время, знает, какое напряженное
отношение вызывал к себе вопрос о том, не замышляет ли НСДАП и ее формирования
государственную измену, то есть насильственное свержение республиканского
правительства, помня о том, что на заре существования партии в 1923 г. Гитлер предпринял
неудавшийся путч. Затем в течение нескольких лет он проповедовал «легальность»
в политической деятельности. Когда в сентябре 1930 г. высший германский суд
осудил трех молодых офицеров рейхсвера по обвинению в государственной измене, так
как они хотели создать в армии национал-социалистские ячейки, Гитлер в качестве
свидетеля поклялся, что его революция является чисто духовной и что он стремится
прийти к власти законным путем. Это сообщение было напечатано огромными
буквами во всех газетах — и оно запечатлелось в умах противников и сторонников
Гитлера. К тем немногим, которые считали эту клятву ложной, принадлежал тогдашний
оберрегирунгсрат в прусском министерстве внутренних дел, ныне сотрудник
американского обвинения, профессор доктор Кемпнер. Он составил тогда для
министерства юстиции подробный доклад, который заканчивался утверждением, что НСДАП
виновна в государственной измене. Но даже он в своей статье о тогдашних событиях,
опубликованной в «Ученых записках государственного колледжа в Вашингтоне»1 в
июне 1943 г., свидетельствует, что даже критически настроенные чиновники
министерства юстиции германской республики тогда, в 1930 г., не поверили, что Гитлер
лжет или изворачивается. Можно ли удивляться тому, что массы членов СС верили
Гитлеру? Вдобавок их тогда было всего лишь несколько тысяч человек. Более того,
в ответ на заявление доктора Кемпнера в 1930 г. высший германский прокурор,
верховный имперский прокурор при имперском суде после подробного расследования
объявил в августе 1932 г., что нет никаких оснований для преследования или роспуска
нацистской партии2.
Какое влияние должны были оказать подобные заявления высших
республиканских органов на народ? Это влияние выражалось в том, что непрерывно возрастало
количество голосов, подаваемых за нацистов на выборах.
Но самое удивительное, и это сыграло решающую роль в определении позиций
тысяч людей, которые непосредственно после 30 января 1933 г. пришли в СС, это то,
что Гитлер действительно сдержал свою клятву. Хотя пророчества доктора Кемпнера
1 Ученые записки государственного колледжа в Вашингтоне. Т. 13. № 2. С. 120.
2 Там же. С. 133.

138 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
в основных чертах оказались правильными для хода дальнейшего развития (это стало
ясным только позже), вначале его предсказания не оправдались. Нацистская
партия действительно осталась легальной, она действительно пришла к власти не путем
государственного переворота, а после того, как Гинденбург, соблюдая все правила
парламентской игры, поручил Гитлеру формирование нового Кабинета.
Что должны были тогда говорить чиновники министерства, которые не хотели
верить пессимисту доктору Кемпнеру? Не должны ли они были торжествовать, что
правда оказалась на их стороне? Не была ли успокоена их совесть? Гитлер оказался
совсем не таким, как о нем говорили. Войдя в состав правительства, он быстро
утихомирился, как всегда бывает с оппозицией после того, как она получит
государственную власть. И не была ли тогда основная масса избирателей Гитлера горда тем, что
мирным путем в результате избирательной борьбы к власти пришли те, чья
пропагандистская машина приняла почти американские размеры?
Уже для этого момента напрашивается вопрос: могла ли масса приверженцев
Гитлера, масса членов СС догадаться тогда, что один из яснейших пунктов партийной
программы, антисемитизм, содержит в себе что-либо преступное?
Антисемитизм не представляет собой чего-либо нового, он также не является, если
рассмотреть так называемые духовные предпосылки, типично немецким явлением.
Он, по моему убеждению, покоится на всем комплексе психологической
неполноценности среднего человека, на его недоверчивом отношении к способностям евреев
в отдельных областях интеллектуальной деятельности. Не представляет собой чего-
либо нового и отказ от антисемитизма всех цивилизованных народов и людей,
выраженный в словах папы римского: «Тот, кто делает различие между евреями и другими
людьми, не верит в бога и вступает в противоречие с божественными повелениями».
Но загадкой, мимо которой мы не можем пройти, касаясь этого вопроса, является
то, существует ли вообще еврейская проблема, имеющая свои истоки не в различии
религий, а в различии рас. Загадка заключается в том, что вообще еще существуют
расовые проблемы, которые до сегодняшнего дня ведут к длительным конфликтам
в нашем современном и сделавшемся таким маленьким мире. Разве не загадочно
то, что именно польский кардинал Хлонд, прошедший через все ужасы
нацистского режима, всего лишь несколько недель назад попытался в известной степени
оправдать польский антисемитизм, указывая на ведущую роль евреев в польском
правительстве? Разве не загадочно, что еще сегодня, после страшенного опыта
гитлеровского режима, арабы выступают против их иммиграции, так что дело доходит
до открытых столкновений? То же самое и в Европе. Но расовая проблема (не только
антисемитская) существует сегодня и в других частях света. Требуется справедливое
разрешение этой проблемы, а оно может заключаться только в равноправии всех
рас. Некоторые передовые народы ввели наказания за антисемитизм. Но является
ли преступлением момент, когда общество и государство под влиянием этих
безумных идей попытались найти решение вопроса на пути запрещения смешения рас и
влияния других рас на общественную жизнь? Здесь также многое объясняется
временем. Дурной пример некоторых еврейских иммигрантов из Восточной Европы с
их жульничеством общеевропейского масштаба (Бармат и Кутискер) противостоял
примеру великого немецкого еврея и незабвенного государственного деятеля
Вальтера Ратенау, который давно уже призывал евреев одуматься. Эта ситуация создала
основу для всеобщего враждебного настроения к евреям, предпосылок для
массового гипноза, направленного против евреев благодаря использованию крайней
экономической нужды, которую испытывала Германия. Так всегда бывает в ходе боль-

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 139
ших политических и социальных переломов, так может быть в результате настоящего
судебного процесса, когда намереваются совершить новую коллективную
несправедливость против определенных категорий людей. Требование законодательного
осуществления антисемитского принципа само по себе не может являться
преступным, так как казалось, что применение этого принципа без ненависти и личной
мести гарантировано государством. Частично это было анахроническим
преувеличением заимствованного принципа американского законодательства об
иммиграционной квоте, перенесенного в сферу европейских и германских отношений. То, что
в действительности Гитлером двигало чувство ненависти, как указывает ближайшее
доверенное лицо Гитлера Раушнинг в своей книге «Гитлер говорит», «...было
неизвестно массам того человека, который ставит смутные импульсы выше
проникающего в глубь вещей разума. Именно членам СС антисемитизм представлялся только
лишь в качестве оборотной стороны, выдвинутой на первый план расовой евгеники.
Ловко используя непонятные неевропейцу чувства, имеющие исторические корни
и связанные с такими понятиями, как «Орденский принцип», «Мужской союз»,
«Общность родины», со всей романтикой, облеченной в современный наряд, Гитлер
намеревался создать в СС слой людей, представляющих собой по своему опыту, по
своему поведению и воспитанию образец для воспитания германского народа»1. Эта
позиция, как бы ни была она чужда современному европейцу или космополиту, не
может рассматриваться в качестве преступной — я ссылаюсь в данном случае на
соответствующие вопросы Трибунала — и сама по себе исключает антисемитскую основу
в стиле «Штюрмера» или даже менее вульгарных отрядов СА.
Обвинение не привело ни одного случая дурного обращения СС с евреями в
период, предшествующий 1933 г. Так называемые «Сборники распоряжений»,
периодическое издание СС, и показания свидетеля Швальма на Комитете относительно
обучения СС делают понятной эту сдержанную позицию СС в еврейском вопросе.
Позднее она нашла свое подтверждение в неучастии СС в еврейском погроме 1938 г.,
о чем я буду говорить далее и в другой связи. Я покажу также, что совершенные во
время войны зверства по отношению к евреям и их массовое истребление
представляют собой исключение из этой первоначальной линии развития СС. Они стали
возможными только в результате прямых секретных приказов Гитлера и Гиммлера,
осуществленных отдельными преступниками и державшимися втайне от основной
массы СС.
Из всех пунктов партийной программы, которую, естественно, СС признавали,
я хотел бы указать еще только на прекращение Версальского договора и на
требование жизненного пространства, то есть именно на те пункты, которые могли сыграть
решающую роль в происходившей якобы впоследствии подготовке к агрессивной
войне. Обвинение не говорит ни единого слова о том, каким образом масса членов
СС могла предположить в тот ранний период, что эти требования должны быть
осуществлены преступным путем, то есть посредством агрессивной войны.
Я уже показал, как Гитлер путем легального прихода к власти не только укрепил
доверие к себе со стороны своих эсэсовцев, но также приобрел доверие и новых людей,
которые никогда не пошли бы за ним по преступному пути. Прочитайте, господа
судьи, показания, данные на Комитете статс-секретарем Грауэртом, чтобы увидеть,
как человек с наилучшими намерениями вошел в состав гитлеровской
администрации и СС и как он ушел из администрации только в 1936 г., когда, будучи опытным
1 Раушнинг. Гитлер говорит. С. 91 (Документы СС: № 1—3).

140 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
юристом, заметил, что отмена древнего принципа разделения властей неминуемо
должна полностью развратить все существо государства.
То, что он в качестве специалиста понял только в 1936 г., стало непонятным для
масс. Прочитайте также сводку из 136 000 аффидевитов, из которых видно, почему
состав членов общих СС, составляющий к 30 января 1933 г. всего 50 000 человек, за
несколько месяцев вырос до примерно 300 000 человек.
Самая большая игра с целью захвата власти и вместе с ней чудовищный обман
германского народа были начаты Гитлером только, как бы парадоксально это ни
звучало, после так называемого легального прихода к власти. Через месяц, во время
которого Гитлер торжествовал по поводу получения поста канцлера и по поводу
произошедшей «парламентской революции», в ходе которой, несомненно, имели место
различные выходки и преступления, ответственность за подготовку которых не может
быть возложена на массы, был создан предлог для окончательного уничтожения всех
противников (пожар германского рейхстага). Обвинение, правда, не утверждает, что
германский народ и члены организаций СС знали или хотя бы догадывались, что этот
поджог был задуман в рядах нацистов и был осуществлен коричневорубашечниками,
использовавшими в качестве своего орудия Ван дер Люббе. Такое утверждение было
бы совершенно абсурдным.
Для того, чтобы понять душевное состояние тех членов СС, которые стали
пополнять кадры СС после января 1933 г. и составили потом 4/5 охранных отрядов, нужно
вспомнить речь Гитлера в рейхстаге 17 марта 1933 г. Большая часть оппозиции была
изгнана из рейхстага, избранного после пожара. Это было достигнуто в результате
запрещения коммунистической партии и ареста большого числа ее членов,
проведенного с одобрения населения, которое было возмущено предполагавшимся
изменническим участием этой партии в поджоге.
Когда Гитлер потребовал, соблюдая все парламентские формы, издания закона о
чрезвычайных полномочиях, социал-демократические депутаты рейхстага заявили,
что такой закон уничтожит правовые гарантии.
Имея в виду истинные внутренние причины, о которых говорили уже выше,
можно назвать настоящей клоунадой ответ Гитлера на это возражение: «Я должен
сказать, что если бы мы не думали о праве, то мы не были бы здесь, да и вы тоже не
были бы здесь... Господа, нам для этого совсем не нужно было ни организовывать эти
выборы, ни созывать этот рейхстаг»1.
Но кто, господа судьи, из массы народа, из старых и новых членов «Альгемайне
СС» знал тогда, что слова Гитлера были сплошной ложью? Эти люди были введены
в заблуждение мантией права, которую накинул на себя Гитлер, и не только этой
речью. Вспомните, что имперский суд — старьте опытные судьи, бывшие
республиканцы, с педантичной тщательностью — во время судебного разбирательства,
длившегося много месяцев, до 1934 г., рассматривал дело о поджоге рейхстага, и хотя
он и оправдал коммунистов Торглера, Димитрова и других, но осудил коммуниста
Ван дер Люббе и установил виновность в соучастии оставшихся неизвестными
коммунистических кругов перед всей общественностью. Разве масса членов СС — так же
как и самые широкие круги немецкого народа — не должна была поверить в то, что
Гитлер действительно спас народ и государство от революции, основанной на
насилии, ответственность за которую инкриминировалась тогда коммунистам? Кто мог
уже тогда, подобно мне, адвокату, иметь возможность узнать, что обвинительное
1 Протокол заседания рейхстага 1933 г. С. 65—66.

Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана 141
заключение по делу Тельмана, готовившееся в течение многих месяцев и даже лет, не
было утверждено, так как доказательств оказалось просто недостаточно? Немногие,
кто тогда или несколько позже узнали правду или догадывались о ней, высказывали в
дискуссиях с друзьями и знакомыми сомнения в правильности официальной и
популярной версии, находясь постоянно под угрозой ареста; эти немногие люди знали,
что, учитывая непрерывно поддерживаемую пропагандой видимость права, массы не
поверят им.
Массе казалось вполне понятным, что перед лицом этой угрозы государству так
называемые враги государства должны быть временно обезврежены. С этой точки
зрения даже система концентрационных лагерей казалась необходимой. Об этом я
буду говорить еще позже. Все эти мероприятия, которые были жестокими, а в
некоторых случаях и преступными, в которых частично повинны также и члены СА, не
могут, однако, инкриминироваться всей массе членов СС в целом.
Нельзя забывать одного: типичное для революции применение силы со стороны
ее участников стало осуществляться лишь после прихода Гитлера к власти. Наиболее
характерно при этом то, что эти действия, как, например, аресты и нанесение
физических повреждений, производились членами нацистских организаций — и в самой
незначительной степени членами СС — путем введения масс в заблуждение
заверениями о том, что это происходит для укрепления и защиты власти, завоеванной
легальным путем от нападений или угроз. Это революционное настроение,
охватившее массы после прихода Гитлера к власти путем введения их в заблуждение
относительно действительной подоплеки событий — что не имеет себе равного в
истории, — имеет типичные черты всех идеальных побуждений во имя любви к родине.
Под прикрытием человеческих идеалов совершаются все преступления.
Вспомните, господа судьи, так как мы еще не отошли достаточно далеко от
большинства революций нового времени, французскую революцию. Какие
преступления совершались под девизом «свобода, равенство и братство»? Мне кажется, что
согласно достижениям современной психологии вообще исключено то, что
массовые движения могут быть вызваны низкопробными лозунгами или что эти лозунги
могут способствовать им. Массы не могут сознательно позволить использовать себя
для совершения преступления. Густав ле Бон также придерживается этой точки
зрения. В тени высоких идеалов масс часто совершаются преступления, однако всегда
они осуществляются или производятся по директиве небольшого числа лиц, которые
вводят массы в заблуждение относительно действительных причин и фактических
событий. Эта мысль кажется мне узловым моментом для вопроса о концлагерях и
зверствах, которые производились в них, и об ответственности за них большинства
членов СС, которые я рассмотрю позже.
К таким идеалам, воодушевляющим массы, относится также понятие о верности.
Надо знать склад духа немцев для того, чтобы в полной мере оценить, какие
невероятные возможности для самых позорных злоупотреблений доверием сотен тысяч
людей давало это понятие развратителю народа, психопату Гитлеру. Мы знаем, что
для среднего немца, воспитанного под влиянием романтического, ретроспективного
рассмотрения истории, означает слово «верность», которую восхвалял еще Тацит,
говоря о предках немцев. Гитлер использовал эти слабости немцев и благодаря этому
собрал вокруг себя сотни тысяч, даже миллионы людей и предопределил их судьбу.
Мы знаем: то, что, возможно, и подобает в частной жизни, является в
государственной жизни, как правило, гибельным. Я имею в виду всеобъемлющую связь
с индивидуумом. Гейдельбергский философ Карл Ясперс говорит в своем труде

142 Защитительная речь доктора Хруста Пелъкмана
«Вопрос о вине» по этому поводу следующее: «Верность подчиненных является
аполитичной в узком кругу и в примитивных условиях. В свободном государстве
господствует контроль и смена всех людей». Немецкий социалист Бебель однажды сказал:
«Недоверие является добродетелью демократии».
Для свободных народов мира эта точка зрения является само собой разумеющейся,
однако для народа, который хочет построить современное государство на основе
идеальных образцов прошлого и исторических мечтаний, она является откровением.
Справедливо Ясперс усматривает двойную игру: «Во-первых, в том, что люди
вообще подчиняются в политическом отношении, без всяких условий вождю,
и во-вторых, в образе действий фюрера, которому они уже подчиняются, а атмосферу
подчинения можно приравнять к коллективной ответственности».
Ясперс тем самым имеет в виду только моральную, политическую
ответственность, а не уголовную ответственность.
В отдельных случаях, однако, для отдельных людей эта верность может привести
к уголовной ответственности. Это ясно вытекает, например, из тайной речи
Гиммлера в Познани перед обергруппенфюрерами СС Германии и прифронтовых
районов, которую он произнес в разгаре войны, в октябре 1943 г.1 Он остановился после
высказываний о повиновении и о возможности уклониться от выполнения приказов
с совершенной ясностью на следующем: «Тот же, кто нарушит верность, даже только
в мыслях, тот будет исключен из СС, а он, Гиммлер, позаботится о том, чтобы такой
человек ушел из жизни».
Это, господа судьи, является важным моментом в вопросе об инкриминировании
вины в отдельных случаях и в вопросе о том, в какой степени давление и приказ во
время войны исключают вину и тем самым и ответственность за преступную
деятельность некоторых отдельных лиц или групп лиц в дополнение к основаниям об
уклонении от военной службы и их последствиях, предусмотренным законом о воинской
повинности.
Какой неземной, даже дьявольской силой обладали эти узы верности, лучше всего
свидетельствует личность Гиммлера в связи с его отношением к Гитлеру в
последние дни войны. Швед, граф Бернадот, описывает в своей книге «Занавес падает»,
написанной на основании своего собственного опыта, как Гиммлер не мог
принять решения о прекращении военных действий для спасения немецкого народа от
гибели, несмотря на то, что последствия этого были совершенно ясны, потому что
он, как свидетельствует Бернадот, даже в этом безнадежном положении не мог
нарушить верность Гитлеру. Мы знаем, однако, также, что во все времена и у всех
народов верность помогала солдатам держаться в самом тяжелом бою до последней капли
крови, так, как это делали солдаты войск СС, которые благодаря этому в последней
войне завоевали себе уважение противника. Из этих двух примеров мы можем
сделать вывод, что в этом гипнотическом слове «верность» заложены в равной степени
преступное безумие и наивысшая добродетель солдата.
Это все, что касается вопроса о том, что знал член СС о пунктах программы
партии — если он вообще в достаточной степени знал ее, а это весьма сомнительно, если
ознакомиться с аффидевитами 136 000 членов СС, — и как он воспринимал идеалы
своей организации. Но разве нацистские руководители с самого начала не
замышляли войну? Как утверждает господин Джексон, и я отвечаю: согласно тому, что мы
знаем сегодня, — да. Однако что мог знать об этом рядовой член СС?
1 Документ SS-98(1919-PS).

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 143
Почему реорганизация профессиональной армии в народную армию должна
означать планирование агрессивных войн, Обвинением не объясняется. Швейцария,
образцовый пример страны, имеющей народную армию, давно уже не вела
никаких войн. Разве разработка программы развития физической культуры и спорта для
молодежи представляет собой замаскированный план военной подготовки?
Доказательство этого осталось за господином Джексоном.
Подготовка «Альгемайне СС» не носила военного характера. Спортивные занятия
на местности, которые проводила С А, совершенно отсутствовали в СС и —
характерный пример — кавалерийские отряды СС, в численном отношении уступавшие
аналогичным отрядам СА, не готовили даже членов СС к сдаче норм на кавалерийский
значок, как это имело место в СА.1 То, что Гитлер хотел войны, мы знаем сегодня
после обшей оценки произошедших событий, в особенности из его интимных бесед
с Раушнигом, однако следует заметить это постфактум, господа судьи.
Было бы бесполезным предприятием изображать немецкому народу, в том
положении, в котором он находился после Первой мировой войны, новую войну как «менее
отвратительную или ужасную» или даже как «благородное и необходимое занятие»,
употребляя выражения господина Джексона. Гитлер, которого можно обвинить во
всем, только не в незнании психологии масс, в соответствии с этим неоднократно
и до, и после 1933 г. подчеркивал, что он хочет мира, мира и ничего кроме мира. Он
обращал внимание на то, что он сам испытал ужасы войны, что война всегда
является отбором, противопоказанным естественному отбору наиболее ценных людей
каждого народа. Только таким образом он и его идеи завоевывали все большие части
немецкого народа. С помощью пропаганды войны, как бы осторожно она ни велась,
он бы никогда не достиг желаемого.
Вооружение объяснилось немецкому народу только как подтверждение
стремлений к миру и как оборонительное мероприятие, связанное с отказом от разоружения
других стран и направленное против попыток нарушить мирное строительство
Германии. В пользу этого говорило строительство Западного вала, в пользу этого говорили
даже высказывания иностранных военных экспертов, как, например, английского
бригадного генерала Фуллера. Высокопоставленные лица, являющиеся главными
подсудимыми, и многие свидетели, даже безусловно стоящий вне всяких подозрений
свидетель Гизевиус, подтвердили, что в руководящих кругах ничего не говорилось о
планировании агрессивных войн. То же самое относится в наибольшей степени и
к СС. Вся подготовка в организации всегда основывалась на том, что
осуществление партийной программы является законным и должно идти по мирному пути, что
мир необходим и что его во что бы то ни стало надо сохранить. Во всех организациях
СС не только не проводилось никакой психологической подготовки к войне, но и,
наоборот, подчеркивалось стремление империи к миру.
Я прошу высокий Суд обратить внимание на документы, относящиеся к 1933—
1935 гг.2, и в частности на статью из газеты «Дас Шварце кор» от 1937 г. «СС не хотят
войны», на открытое заявление австрийских епископов от 31 марта 1938 г. о том что,
по их убеждению, нацизм не означает войны, и на секретный Указ фюрера от 17
августа 1938 г., который подтверждает, что «Альгемайне СС» как политическая
организация НСДАП не имела военизированных структур и не проводила военной
подготовки, а также что ее члены не носили оружия.
1 Показания Войковскога— Бидау на Комитете.
2 Документы SS: № № 70-71, 73, 75-82.

144 Защитительная речь доктора Хорош Пелькмана
Недостаточная психологическая подготовка немецкого народа к войне, а также
и в рядах СС, очевидно, никогда еще не была так ясна иностранному и немецкому
наблюдателю, как во время реакции народных масс на Мюнхенский пакт от 1938 г.
Ликование масс, включая СС, находившихся в оцеплении, относилось не к Адольфу
Гитлеру, который вымогательством получил Судетскую область, а к тому Гитлеру
и почти еще в большей степени ко всем иностранным государственным деятелям,
которые спасли мир.
Немецкий народ и солдаты хотели мира, и ради исторической правды необходимо
заявить на этом историческом суде, что когда в 1939 г. все же началась война, они
не восприняли эту судьбу с ликованием, как в 1914 г., а с серьезным молчанием, по
заблуждению считая в своей массе, что руководство не хотело войны.
Однако учитывать личное достоинство означало бы поступиться собственной
честью, если бы я стал отрицать, что молодой немец — именно в СС — видел свой
идеал мужских добродетелей, тех же самых добродетелей самоутверждения и
нетерпимости, которые имеют также и другие народы, однако он как член СС, может быть,
слишком подчеркивал это, причем не всегда в хорошем и рациональном смысле. Но
ни один из старых солдат, студентов и крестьян, которые вступили в СС, не
представлял себе под словом «война», хотя бы даже и в самой отдаленной степени, того, что
подразумевал под ним в отдаленной перспективе Гитлер. Если бы Гитлер рискнул
говорить с этими людьми о нападении на другие народы, с которыми он только что
заключил торжественные договоры о дружбе, или об эйнзацкомандах в странах
противника, кроме кучки политических головорезов он не нашел бы себе приверженцев.
Война, от которой, как я должен признать, не отшатнулся бы взрослый и, может быть,
не совсем хорошо развитый в умственном отношении типичный блондин — член СС,
была войной, которую он представлял себе, основываясь на переживших века
преданиях предков, войной, которая, в конце концов, решалась по велению судеб,
великим жребием богов. Безусловно, и этот атавистический пережиток необходимо
ликвидировать у немцев, и особенно у нашей молодежи, и в этом отношении я настроен,
что касается моих соотечественников, более оптимистично, чем по отношению к
некоторым другим народам. Однако прошедшая война, которую еще пока нельзя
искоренить — пакт Келлога и современное международное право ведь не отрицают
войну как средство обороны и самозащиты, — является принципиально иной,
является величайшим преступлением против мира во всем мире, нападение и грабеж с
тотальным уничтожением населения — изобретение Гитлера.
Наряду с этими общими целями и тенденциями, которые Обвинение
инкриминирует «Альгемайне СС» в первый период их деятельности и с помощью которых оно
хочет заклеймить эти организации как преступные, имеется еще одно важнейшее
событие, которое якобы ясно изобличает этот преступный характер СС: это
убийства, которые были совершены 30 июня 1934 г.
Предъявленные доказательства и показания свидетелей1 о событиях, которые
произошли 30 июня 1934 г. и в последующие дни в Германии, свидетельствуют о
следующем: «Альгемайне СС» были подняты по тревоге почти на всей территории
Германии в течение первой половины дня 30 июня. Там, где имелись казармы
полиции или рейхсфера, они были сосредоточены в них или в общественных заданиях
(школа и т.д.) и находились в них весь день 30 июня, а частично также еще и 1 июля.
1 Свидетели: Гиндерфельда, Грауэрта, Енка, Рейнеке, Эберштейн; аффидевит Кампа, SS-70, Франца;
аффидевит Шмальфельда SS-3; аффидевиты SS № 119-122 — резюме колективных заявлений.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 145
В большинстве случаев они не участвовали ни в никакой деятельности, только в
нескольких местностях они привлекались полицией для помощи при конфискации
оружия в учреждениях СС. В Берлине эта задача выполнялась только полицейским
отрядом особого назначения под командованием Веке, в то время как большая часть
«Альгемайне СС», которая была сосредоточена в казарме полка личной охраны в
Лихтерфельде, в течение всего дня 30 июня использовалась для оцепления в районе
Темпельгофского аэродрома. Для этой цели «Альгемайне СС», которые не носили
оружия, получили его от полиции или рейхсфера. После прибытия Гитлера,
прилетевшего на самолете из Мюнхена, подразделения «Альгемайне СС» возвратились в
казармы и там немедленно сдали оружие1.
Аресты и казни нигде не проводились силами подразделений «Альгемайне СС»
(свидетель Эберштейн). В Мюнхене, одном из центров так называемого путча Рема,
Гитлер сам арестовывал принимавших в нем участие фюреров СА. Он также сам
провел аресты в Висзее в районе озера Тегернзее как Рема, так и лиц из его ближайшего
окружения. Рём и остальные фюреры С А были затем направлены в уголовную тюрьму
Штадельгейм и в течение того же дня переданы оперативной команде, состоявшей из
солдат полка личной охраны фюрера, и расстреляны ею (свидетель Енк).
Аресты в Берлине, втором центре путча, производились по указаниям Геринга
органами Гестапо. Для осуждения арестованных были созданы военные трибуналы,
в которых были представлены также и рейхсвер в лице командующего военным
округом или коменданта города. Казнью проводила оперативная команда полка личной
охраны фюрера в Лихтерфельде. Место казни просматривалось со стороны
находившихся на ней гостиниц. Не все члены СА, преданные суду военного трибунала, были
казнены. И, наоборот, члены же СС, которые были уличены в избиениях
заключенных, были расстреляны по приговору суда2.
Членам «Альгемайне СС» причины тревоги были сообщены позднее. Также
обстояло дело с солдатами полка личной охраны фюрера. Правда, перед 30 июня
ходили различные слухи, в которых имелись намеки на опозицию СА. Однако
основная масса членов СС узнала об этих событиях только из сообщений прессы и радио
30 июня. Таким образом, они узнали о них на основании тех же официальных
сообщений, что и весь германский народ и весь мир3.
Сомнения в правильности этих сообщений не могли возникнуть у «Альгемайне
СС» ни в тот момент, ни в последующие годы. Даже высшие начальники СС, как это
доказано показаниями, данными под присягой обергруппенфюрера СС Эберштейна и
бригаленфюрера СС Грауэрта, узнали о том, что Рём силами С А пытался организовать
путч от Гиммлера или Геринга. Характер использования «Альгемайне СС» 30 июня,
описанный выше, исключает даже возможность того, что СС принимали участие в
насильственных актах, подвергшихся затем осуждению военного трибунала.
Что касается мнения основной массы членов СС, то для них наряду с тем, что они
знали о том, что их собственное участие было лишено всякого смысла, решающее
значение имела благодарственная телеграмма имперского президента фон Гинден-
бурга4 и заявление Гитлера в рейхстаге 13 июля 1934 г. В нем канцлер Германской
империи сообщал о бедственном положении государства и перечислил казненных
1 Документ SS-3 (аффидевит Шмальфельда).
2 Свидетели: Енк, Шмальфельл.
3 Показания свидетеля Гиндерфельда на суде.
4 Документ SS-74.

146 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
заговорщиков. Особенно следует указать на заявление Гитлера о том, что все
насильственные акты, выходившие за рамки мероприятий, необходимых для подавления
путча, должны быть рассмотрены судами, а виновные в них должны быть осуждены.
Поэтому каких-либо сомнений ни у членов «Альгемайне СС», ни у солдат
относительно законности проведенных казней, а также в серьезности заявления о том, что
участники незаконных насильственных актов будут осуждены судами возникнуть не
могло. Детали, на которых остановился Гитлер в связи с этой якобы имевшей место
государственной изменой и изменой родине, особенно высказывания о связях
заговорщиков с заграницей и о плане покушения на него самого, являлись
потрясающими1. Они не были такими уж неубедительными, так как хорошо известны
исторические факты, характерные и для новейшего времени, свидетельствующие о том,
что новые правительства подвергаются угрозе свержения еще до их окончательного
формирования, особенно со стороны их оппонентов и контрреволюционеров даже
из рядов их бывших друзей, и поэтому должны уметь защитить себя от этого путем
решительных мер.
То, что в последующие годы в СС весьма редко говорили о событиях 30 июня, как
заявил Гиммлер в Познани, нельзя расценивать как признак нечистой совести. Это
был вопрос такта — не выносить сора из своей избы, то есть не говорить лишнего в
самих партийных организациях, чтобы не бередить старые раны, так как часть членов
организации чувствовала себя в результате этого оклеветанной.
Что касается, наконец, имевшего затем места выделения СС в самостоятельную
организацию и ее отделения от СА, то в этом можно усматривать только признание
их лояльной к государству позиции и категорического отрицания плана Рема. Вместе
с тем это указывает на умышленное ослабление власти начальника штаба СА.
Событиям 30 июня 1934 г. после всего этого никак нельзя придать того значения,
которое им пытается придать Обвинение. Никоим образом они не рассматривались
членами СС как начало преступного развития их организации. Сегодня, когда мы
рассматриваем идеи и деятельность членов СС, вероятно, необходимо также рассмотреть
вопрос о том, какие другие факторы привели к созданию такого представления.
При этом мы без прикрас должны исходить из того, что член СС не должен
рассматриваться как оппонент к высмеивавшимся тогда интеллигентам, с особым
критическим подходом ко всему тому, что говорилось о его фюрере, о его государстве,
но он хотел верить во что-нибудь, и эта вера — я хочу на это указать — не была
поколеблена окружающим миром. Окружающий мир, к сожалению, не сделал ничего,
чтобы ее поколебать.
То, что я хочу теперь сказать, не служит оправданием для того, чтобы сложить
вину, если она есть, на чужие плечи. Нет, эти рассуждения должны послужить для
того, чтобы выяснить, как мы все действовали, как действовал весь мир — частично
так же, будучи обманутым в отношении подлинной опасности, частично в надежде,
таким образом, быть господином положения в этой опасной ситуации — в своем
воздействии на германский народ приверженцев Гитлера и преданных ему членов СС,
это отношение как раз должно быть воспринято как подтверждение правильности и
легальности его воли и действий.
Мне будет понятно, если это доказательство будет слишком незначительным в
глазах Суда, так как отдельным обвиняемым ставится как раз в упрек то, что они
сознательно обманывали весь мир. В таком случае нельзя расценивать действия всего
1 Документ SS-106.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 147
мира как косвенное доказательство их благонадежности. В отношении организаций
эта проблема рассматривается иначе.
Обвинение не может серьезно ставить в вину членам СС, и даже их
руководителям, а тем более не сможет доказать, что они знали о преступных целях и намерениях
Гитлера. Выше я уже говорил о том, как события примерно до 1934—1935 гг. должны
были преломляться в мозгу эсэсовцев. Вместе с тем отпадает очень существенный
упрек обвинения главным обвиняемым защищаемой мною организации, сводящейся
к тому, что они не могли иметь ошибочного мнения.
Какова была в то время ситуация?1
В начале лета 1933 г. Ватикан заключил соглашение (конкордат) с Гитлером.
Папен вел переговоры. Это была первая крупная дипломатическая победа
гитлеровского режима, крупный и престижный успех Гитлера.
Все государства признали гитлеровский режим, отовсюду раздавались голоса
восхищения.
В 1935 г. Англия при участии Риббентропа заключила морской союз с Гитлером.
В 1936 г. в Берлине проходили Олимпийские игры, глаза всего мира были
устремлены к ним. В 1936 г. Гитлер занял Рейнланд, Франция стерпела это.
Весной 1938 г. Гитлер вступил в Австрию под ликующие возгласы населения, что
не оспаривается и сейчас. В 1938 г. в газете «Тайме» было помещено письмо Черчилля
к Гитлеру, в котором имели место такие выражения: «Разве Англия должна терпеть
такое же национальное несчастье, которое можно было бы сравнить с несчастьем,
перенесенным Германией в 1918 г., если это так, то я должен просить бога, чтобы он
нам послал человека с такой же силой духа и воли, как вы».
Как же можно утверждать, что все эти годы дипломаты и другие сановные лица
иностранных государств, сопровождаемые эсесовцами, причем с полным уважением
и огромным доверием в разговорах на партийных съездах, в имперской канцелярии
и министерствах, пожимали руки убийц и поджигателей? Как должно было это
действовать на сознание рядового эсэсовца, который считал эти руки чистыми и
опрятными? Общую ситуацию с 1933 до 1939 г. характеризует Репке в своей книге
«Германский вопрос», вышедшей в Швейцарии.
«Мировая катастрофа сегодняшнего дня — это огромная цена, которую мир
должен заплатить за то, что он был глух ко всем сигналам, которые с 1930 до 1939 г.
тревожно возвещали о развержении ада под натиском сатанистских сил национал-
социализма сначала для самой Германии, а затем и для всего мира. Ужасы этой
войны соответствуют тем, которые мир прощал Германии, в то время как с
последней, то есть национал-социалистами, поддерживались нормальные отношения и
организовывались международные торжества и конгрессы».
В то время мир смотрел на все происходящее в каком-нибудь другом государстве
как на дело, которое его не касается. Лишь только после эксперимента с
гитлеровским режимом и этим вторым мировым пожаром пробуждалась солидарность
великих государств, и я надеюсь, что объединенные нации будут на страже того, чтобы
диктатуры и антидемократические методы во всех странах не закладывали
фундамента для новых мировых конфликтов.
Прежде чем вернуться к преступной деятельности СС и перейти к рассмотрению
и оценке огромного количества данного материала, я хотел бы остановиться на
правовых положениях Устава и процессуальных вопросах.
1 Яспер. Школьный вопрос — вопрос обучения. С. 82-83.

148 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
Я не хотел бы тем самым уже с самого начала наскучить высочайшему Суду,
а, наоборот, фактически создать атмосферу, в которой правовой аргумент становится
освещенным со всех сторон. Мои аргументы будут по возможности коротки, так как
в этом отношении уже много сказано моими коллегами. Я боюсь, что будет сказано
еще больше, Трибуналу также известна и докладная записка коллеги доктора Кле-
фиша. Пусть и мои доводы в течение предоставленного мне времени внесут ясность
в то, что уже фактически обсуждалось, и пусть в лабиринте огромного количества
фактов они обозначат направление и перспективу моей дальнейшей речи.
Суду необходимо выяснить природу обвинения в отношении организаций и
возможность установления преступности какой-нибудь организации вообще. Общие
доводы защиты о преступности организаций высокому Суду известны. Я считаю их
правильными. И все же нужно прояснить вопрос: кто же, собственно, обвиняется
по ст. 9 Устава? Или это действительно союзы, как бывшие правовые единицы, или
это, скорее всего, миллионы отдельных членов, представителями которых являются
отдельные руководители этих организаций. Это следует из всех рассуждений,
относящихся к данному кругу вопросов. Настоящий процесс решает не судьбу прежних
союзов, которые уже больше не существуют и не могут быть когда-либо опасными,
а судьбу их членов. Ознакомление с законом Союзного Контрольного Совета № 101
и с ужасными выводами заявления о преступности организаций подтверждает это.
Объявление организаций преступными создает основу для предварительного
решения о виновности их членов, обоснованного юридически и не подлежащего больше
обсуждению со стороны возможных обвинений по Закону № 10.
Правда, имеет силу и принцип целесообразности, то есть Трибуналу
предоставляется право решить, считает ли он целесообразным обвинять каждого члена в
отдельности, но это ничего не вносит нового в основной принцип.
Констатация вины носит, таким образом, предвзятый характер по отношению
к каждому члену организации. Если позднее каждый в отдельности не будет
обвиняться и не будет наказан, то все же в правовом отношении он является определенно
преступником. Преступный характер больше не существующей организации, таким
образом, не касается самой организации как таковой, но касается исключительно
ее бывших членов. Здесь, перед вами, господа судьи, рассматривается общее дело и
в то же время дело каждого из членов. Речь идет об установлении наказуемости за
проступок «членства». Это является важнейшим пунктом установления вины против
каждого в отдельности. Но понятие вины в правовом отношении во всех культурных
государствах ассоциируется с определенным проступком человека. Вины
организации никогда не существовало. Никто не мог бы возразить против того, чтобы считать
цели и назначение организации преступной, если бы тем самым не затрагивались ее
отдельные члены. Но поскольку признание преступности организации и заявление
об этом предполагает автоматически приговор отдельным людям, необходимо
проверить и установить вину каждого члена организации в отдельности.
К этому выводу можно прийти и по другой причине: что относится в первую очередь
к понятию «организация»? То, что организация является объединением людей, это ясно.
Что это объединение, по крайней мере, в большом масштабе преследует определенные
цели и, таким образом, имеет соответствующую структуру, может быть, также ясно. Но
относится ли сюда признак добровольности — это очень сомнительно. Никто не будет
1 Закон № 10 Союзного Контрольного Совета «О наказании лиц, виновных в военных преступлениях,
преступлениях против мира и против человечности» от 20 декабря 1945 г.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 149
оспаривать, что германская армия была организацией, хотя в данном случае никак не
может быть речи о добровольности. Если, наконец, взять профессиональные союзы,
школы или даже принудительные корпорации, в которых отсутствует добровольность
при вступлении, но которые все же являются организациями, как быть с этим?
Как докладная записка Клефиша, так и принципиальное решение суда от 12 марта
1946 г. (§ 6 п. 2) вводят в определение виновности организаций признак
добровольности. По моему мнению, совершенно правильно. Почему, собственно? В основном
только потому, что в противном случае в результате объявления организаций
преступными отрицательные последствия в отношении отдельных членов покажутся
несправедливыми. Что же из этого следует? Очень многое, а именно — здесь снова
становится очевидно ясным, что в действительности речь идет не об организации,
а об ее членах. Решение от 12 марта 1946 г. считает важным лишь вопрос: является ли
добровольное членство вообще квалифицирующим признаком преступности
организаций; таким образом, предлагается смириться с тем, что дело коснется только
добровольных членов. Учитывая последствия, вытекающие из закона Союзного
Контрольного Совета № 10, это несовместимо с мыслью о справедливости.
Структура, цели и деятельность организаций — безразлично, на добровольной
основе или нет, — преступны только в том случае, если они соответствуют ст. 6 Устава,
то есть направлены против мира, на военные преступления или преступления против
человечности. В дополнение к § 6 (3) решения от 12 марта 1946 г. следует тщательно
проверить отдельные признаки, установленные ст. 6 Устава. Например, следует
выяснить, имела ли организация СС, с учетом ее структуры и целей деятельности,
отношение к планированию, подготовке, началу и проведению агрессивной войны,
нарушению правил ведения войны или убийствам, истреблению, закабалению и т.д.?
Эти последние преступления, перечисленные в абзаце «с» ст. 6 Устава, только
в том случае наказуемы, если они совершены во исполнение или в связи с каким-
нибудь другим по Уставу наказуемым преступлением. Это также разъясняет и
создатель Устава судья Джексон в своем заявлении, которое сопровождает точный текст
Устава, опубликованный в бюллетене Государственного департамента США: «Мы
сделали еще один шаг вперед в устаноштении международной ответственности за
преступления против человечества, связанные с нарушением мира во всем мире»1.
О том, что при проверке улик, которыми оперирует Обвинение, нужно
ориентироваться, если речь идет о ст. 6 Устава на период времени, к которому относится
данная программа или предполагаемый преступный факт, я уже подробно докладывал
выше.
Таким образом, после установления несомненности совершенного
преступления возникает вопрос, следует ли считать вместе с тем преступной организацию как
таковую. Затем следует установить, сколько — по сравнению с миллионами ее
членов — или какое количество членов СС в нашем случае принимало участие в этих
преступлениях. Действовала ли на самом деле организация или только небольшое
количество ее членов, которые, возможно, пусть это и звучит парадоксально, в
большинстве случаев не вступали в ряды СС добровольно? Что в подобных случаях может
быть установлено точно, так это то, к какому времени относятся отдельные
преступления, что подтвердил высочайший Суд в своем решении от 14 января 1946 г., если
вообще-то, что вполне возможно, организация или часть ее была преступной только
в определенные периоды времени.
1 Бюллетень Государственного департамента США от 12.08.1945. С. 28.

150 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
Формы, в которые все выливалось, может быть, могли бы показаться
преступными злоупотреблениями лишь позднее, хотя первоначально они и не были
предназначены для этого. Топор не знает, когда он покидает наковальню, о том, для каких
целей он будет служить человеку и не явится ли он в один прекрасный момент
орудием смерти, и, чтобы дополнить картину, насколько полезно или вредно может быть
его деревянное топорище, без самого топора.
Что подобные ограничения во времени, а также и личного порядка неизбежны,
становится ясным из следующих примеров: обвинительное заключение упоминает на
странице 5, что в 1933—1935 гг. непригодные члены исключались из организации. Это
было — я уточняю — примерно 50 000 членов. Таким образом, '/6 всего членского состава,
которая, что вытекает из различных показаний и аффидевитов, по причине прежней
политической позиции хотела этим только замаскироваться. Кроме того, сюда входят
имевшие ранее судимость и прочие ненадежные элементы. Обвинение не исключает
даже и этих лиц. Такая странная картина совершенно нежелательна. Наконец, нужно
будет тщательно проверить соответственно п. 6 «а» (3) решения от 13.03.1946,
документацию доказательств, насколько отдельные члены были в курсе всех дел.
В конце концов, не этот вопрос будет решающим для приговора над
большинством бывших членов СС. Я уже перед этим сказал, что если даже формально уже
несуществующая организация СС и обвиняется, то практически обвинение
направлено против каждого ее члена в отдельности. Если преступный характер организации
должен быть доказан преступными действиями членов, то перед вами, господа судьи,
должен нести ответственность тот член, который совершил это преступление, при
этом он должен иметь возможность защищаться. Если он этого не сможет сделать, то
суд не будет иметь объективной картины о правильности выдвинутых обвинений.
Как ведется дело при обвинении по англо-саксонскому уголовному кодексу (фер-
банцштрафрехт)? Председатель и члены суда допрашивают подсудимых подробно по
всем предъявленным им пунктам обвинения — суд не выносит приговора на
основании показаний свидетелей, которые говорят не в его пользу, которые лично
обвиняются и занимают определенную позицию в этом деле. Как мало суд может
базировать свое решение только на показаниях свидетелей без заслушивания в каждом
конкретном случае также и самого обвиняемого или обвиняемых — об этом
свидетельствует удивительный эксперимент, который я проделал со свидетелем Израилем
Айзенбергом 7 августа 1946 г.1 Я показал ему в данном эксперименте два портрета2,
надписи под которыми предварительно вырезал. Свидетель принял обоих
сфотографированных мужчин за эсэсовцев и назвал их чины в СС. Последние он определял
исключительно по погонам и нарукавным знакам. Допрошенный мною 8 августа
1946 г. свидетель Морген определил как эксперт тотчас же, что на обоих
сфотографированных не было формы СС и что они не были эсэсовцами. Он указал на то, что на
этих фотографиях как раз можно было отличить погоны полиции, а также на рукавах
полицейские знаки отличия. На фотографии3 также можно отчетливо видеть
полицейские знаки и на фуражке: орла, обрамленного венцом из дубовых листьев
овальной формы. Знаков отличия СС нигде не было видно. Также и на всех остальных
фотографиях в этой книге можно видеть только полицейскую форму и полицейские
знаки отличия, но все это не бросилось в глаза свидетелю: он смотрел на этих людей
1 Протокол судебного заседания на английском языке. С. 15283-15284.
2 Документ № 23-PS.
3 Документ SS-3.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 151
как на эсэсовцев. Это только маленький пример, характеризующий наблюдательную
способность свидетелей в отношении формы.
Учтите только, пожалуйста, как незначительно различие в форме СС и службы
безопасности СД — только маленький прямоугольник «СД» на рукаве. Если также
и нечлены СС носили эту форму (сравните показания доктора Веста и Рейнекеля
комиссии), если как раз полиция была направлена на тыловые армейские
территории, в то время как войска СС находились на фронте, если массовые признания вины
основываются на неправильных воспоминаниях свидетелей, тогда, господа судьи, Вы
будете в состоянии понять подлинную цену показаниям негерманских свидетелей,
которые, будучи участниками каких-нибудь преступлений в оккупированной стране,
легко отличают эсесовцев. Несовершенство коллективного обвинения, как мы это
впервые видим в истории права, заключается в первую очередь в трудности
организовать справедливый допрос всех членов обвиняемой организации. С этой трудностью
мы уже столкнулись в этом своеобразном деле, особенно при наличии того факта,
что технически едва ли возможно, а если так, то для этого потребуется несколько лет,
чтобы по каждому отдельному обвинению выслушать каждого члена в отдельности и,
как полагается, уточнить, справедливо или несправедливо обвинение.
Поскольку в таком деле защита не имеет возможности вызвать каждого члена
организации, которому предъявляется обвинение по показаниям свидетелей или
документам, и заслушать его позицию в этом деле, а также вызвать других
свидетелей, постольку этот способ ведения дела остается несовершенным и непригодным
и не может привести к справедливому решению. Поэтому, естественно, допрос
свидетелей и защитой, проходя большей частью параллельно, не дает суду полной
картины состояния дела во всех деталях обвинения.
Таким образом, мы имеем перед собою причудливую картину, которую нам все
время приходится созерцать во время допроса свидетелей защитой: один свидетель
описывал защите свою деятельность и деятельность подчиненных ему соединений и
эсэсовцев. Она включает в себя неимоверно большое количество фактов, за большие
периоды времени. Так как перед судом прошло по сравнению с общим количеством
членов СС самое минимальное число свидетелей, и каждое отдельное сообщение
какого-нибудь незначительного свидетеля (небольшого человека) после решения от
13 марта 1946 г. было недопустимо в отдельности, то обвинение должно было
попытаться в перекрестном допросе опровергнуть показания этих свидетелей. Самым
надежным и простым методом для того, чтобы поставить под сомнение
достоверность показаний свидетелей, было то, что ему самому было бы указано, что он сам
совершал преступления или же они совершались его людьми по его приказам.
Хотя Трибунал имел в своем распоряжении много людей для того, чтобы проверить
все имеющиеся картотеки, как свои, так и союзников, существующие уже в течение
нескольких месяцев, даже в течение нескольких лет, и хотя эти 29 свидетелей
предстали перед комиссией и перед Трибуналом, а последние имели возможность
ознакомиться как с представителями низших, так и высших чинов, Трибунал не смог связать
все доказательства воедино. Не является ли этот факт самым лучшим опровержением
утверждения о том, что организация СС носит преступный характер? Не
симптоматично ли то, что Трибуналу не удалось обвинить и уличить в совершении преступлений
или в том, что они терпели эти последние, ни одного из высших генеральских чинов
боевых сил СС, фюрера общих СС, одновременно высшего начальника СС и поли-
цейфюера, полицейпрезидента — необычайно редкий случай — третьего по рангу,
несколько раз бывшего на фронте (фронт эйнзатц) и двух судейских чинов СС?

152 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
В отношении единственного иначе настроенного свидетеля Зиверса я еще буду
говорить. Так как Трибуналу не оставалось ничего иного, он сознательно представлял
документы или аффидевиты, которые должны были доказать, что преступления были
совершены, к которым, однако, даже по мнению Обвинения допрашиваемые
свидетели СС сами никакого отношения не имели. Однако Обвинение спрашивало
свидетелей, известны ли им указанные здесь события. Могло ли оно таким методом добиться
правды, что вообще имелось в виду при таком допросе, или же таким образом должен
был быть еще дополнен усугубляющий вину материал, относящийся к тому периоду
времени, в отношении которого у обвинения имелись уже налицо все данные?
Эти документы являются большей частью правительственными отчетами,
включающими в себя сведения о событиях, в отношении которых не было еще никакого дела
и не выносился приговор, в особенности это относится к территории партизанских
боев в Югославии, что очень трудно для оценки. Степень правдивости доказательств
здесь очень незначительная. Могут ли представленные Суду в большом количестве
подобного рода новые документы и аффидевиты дать объективный ответ на вопрос:
действительно ли были совершены эти поступки, и вместе с тем являются ли они
преступлениями СС? Не должен ли был Суд выслушать обвиняемых, то есть названных в
документах эсэсовцев или офицеров обвиняемых подразделений СС?
После опыта, полученного при допросе свидетеля Эйзенберга в отношении его
способности различать форму, я спрашиваю, убедительно ли, если эти люди говорят:
«Это были эсэсовцы» или «Это были полицейские» или «...члены службы
безопасности или Гестапо»? Совершенно очевидно, что подобные ошибки вытекают частично
и из самих документов.
Однако я не могу и не хочу оспаривать, что по данным нескольких документов
можно установить многочисленные ужасные преступления, но не должна ли была
защита получить также более широкую возможность изучить эти документы и
аффидевиты, как это могло сделать обвинение в отношении обвинительного материала,
имея в своем распоряжении ноябрь, декабрь и январь?
Не должна ли была защита иметь в своем распоряжении два-три месяца времени?
Не думает ли Высочайший Суд, что старинный правовой принцип audiatur at altera
pars должен быть здесь действительно принят во внимание? Я не забываю того, что
мое требование обозначает продление процесса на месяцы, поскольку речь идет
об обвинения организации. Но если по каким-либо причинам приговор не может
быть отложен на такой большой срок, то он должен быть вынесен именно теперь, но
поскольку вновь полученный материал защиты не может быть исследован, а выводы
суда пересмотрены, то приговор может состояться только по материалам,
представленным Обвинением.
Я как раз придерживаюсь того мнения, что результат допроса свидетелей
Обвинением далеко неоднозначен, поскольку после вышесказанного показания имеют
право быть пересмотренными, и это заставляет защиту сделать вывод, что
преступления как раз в значительном объеме были совершены членами СС, но нельзя
утверждать, что при этом вся организация СС преступна.
Не бросается ли в глаза то (и этим я хочу покончить с обсуждением вопроса,
связанного с ходом дела и системой доказательств), что о бесчеловечном ведении войны
со стороны СС, например расстреле пленных, у суда имеются всего лишь два
приговора, а именно в отношении генерала СС Курта Мейера (нормандский фронт),
генерала СС Зеппа Дитриха и 73 офицеров и солдат его армии? Это, господа судьи,
результат усердного, более чем годового труда и усилий, направленных на сбор уличающих

Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана 153
материалов, предпринятых органами обвинения союзников. Не следует ли сделать из
этого вывод, что органам Обвинения союзников, несмотря на такой большой срок,
не представилось возможным установить большее количество преступлений,
заслуживающих осуждения? Смертный приговор в отношении генерала Мейера, как мне
известно, был заменен помилованием. Дело генерала Дитриха и его людей, протокол
которого я не смог получить, закончилось, правда, 43 смертными приговорами, но
бросается в глаза, что старшие командиры этого наказания не получили. Это
заставляет сделать вывод, что преступных приказов они не издавали, таким образом, не
было преступной системы.
Далее, я прошу вас, господа судьи, обратить внимание на следующее: эти события
относятся к последнему полугодию 1945 г., к самому ожесточенному периоду войны,
и касаются очень многих членов СС, находившихся в действующей армии.
Подумайте также, пожалуйста, сегодня о массе контрдоказательств свидетелей и
аффидевитов, которые как раз и привели защиту к данному пункту обвинения.
Разрешите мне, пожалуйста, в связи с этим указать на еще одно правило
приведения доказательств, которое, по моему мнению, должно лечь в этом деле в основу
оценки всей системы доказательств: если есть сомнение хоть в одном доказательстве,
можно ли считать доказанными отдельные отягчающие обстоятельства, основываясь
на обвинительной системе доказательств, слабость которой я уже
продемонстрировал, и не могут ли считаться типичными доказанные отдельные преступления, а тем
самым считаться преступной вся организация, то есть все члены? Если, таким
образом, приводится одно контрдоказательство или косвенная улика против десяти или
ста доказательств или косвенных улик обвинения, то суд, по моему убеждению, не
может делать выводы, которых было бы достаточно для обвинительного приговора.
Это логически честный вывод, который можно сделать в этом процессе, учитывая его
своеобразие.
Обвинение выбрало из огромного количества доказательств, из всего материала,
который находился в его распоряжении, несколько обвиняющих фактов, расширило
их и затем сделало вывод о том, что это якобы типичные случаи и так было везде,
а подобное поведение является типичным для всех членов СС и т.д.
Как уже было изложено выше, задачей защиты является поиск смягчающих
обстоятельств, но именно здесь начинаются трудности защиты организаций и
особенно организации СС. Организации распущены, они больше не существуют, ко
времени слушания дела большинство ее членов и руководителей были и находятся
под арестом. Все документы, личные дела, переписка, распоряжения и приказы
конфискованы оккупационными властями. Конечно, с большой частью лиц,
находящихся под арестом, мы могли поговорить, но, учитывая, что прошло так много лет
и часто каждому из них известны только отдельные детали, их сообщения оказались
неполными и могли быть получены в соответствии с ходом процесса лишь в апреле —
мае 1946 г. Не всегда мы могли найти нужных нам людей. При этом прошу учесть,
что из Австрии и русской зоны оккупации Германии вообще никаких сведений от
членов СС мы не имеем, и, стало быть, не всем предоставлена возможность
реализовать свое право выступления на данном процессе. По причинам безопасности нам
не дали возможности установить факты на основании документов, которые можно
было бы найти в архивах союзников, где они лежат, подобранные в тематическом
порядке. Этот недостаток нельзя восполнить, называя по памяти только
приблизительные названия документов, как я сделал это с двумя важными документами. Если
при таком положении дел Защите удастся представить хоть какие-то доказательства

154 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
в опровержение положений, выдвинутых Обвинением, то надо будет признать, что
она успешно сделала свое дело.
Прежде чем перейти к рассмотрению Устава и процессуального права, я попытался
опровергнуть вывод Обвинения о том, что члены СС участвовали в событиях 30 июня
1934 г., что является основным уличающим моментом для всей организации.
Даже немногие непосредственно участвовавшие в этих событиях члены лейб-
штандарта не знали, что, убивая, как они думали, государственных изменников, они
совершают преступления. В этом смысле планы Гитлера были широко и
окончательно легализованы во мнении немцев, в том числе и эсэсовцев, во мнении, искусно
запутанном Гитлером, заявившем после плебисцита летом 1934 г., о подделке
результатов которого тогда никто ничего не знал, что борьба за власть окончена1. Всем
казалось, что она и в самом деле закончена. Даже издание Нюрнбергских законов,
явившееся для СС неожиданным, как, впрочем, и для большинства немцев, казалось,
только подтверждало программу партии, которая представлялась, правда, абсурдной,
но не преступной в том смысле, как об этом говорится в Уставе. В частности, оно
подтверждало ту политику, о которой еще в 1934 г. открыто говорил Фрик и которая
противостояла намерениям насильственного изгнания из страны евреев2.
Характерно, что за период с 1934 по 1938 г., то есть за четыре года, Обвинение не
смогло представить ни одного конкретного доказательства в совершении
преступлений общей СС, кроме как по вопросу о концентрационных лагерях. Антисемитские
мероприятия, тайно проводимые в самой партии и в других организациях, не
находили никакой поддержки в рядах членов общей СС. Лишь в ноябре 1938 г.
антисемитизм получил новый официальный толчок, который можно расценивать как
преступный.
Обвинение утверждает, что СС участвовали в планировании и осуществлении
акций против евреев, имевших место во всей Империи 9 и 10 ноября 1938 г. Оно
опирается на документы США-240, № 3051-ПС и № 374-ПС, которые вместе с
показаниями свидетелей служат доказательством обратного. Очень многие немцы, будучи
возмущенными очевидцами тех событий, знают, что как раз члены других партийных
организаций, одетые в гражданское платье, принимали участие в этих погромах.
Мне важно установить историческую истину, как все было на самом деле. 9
ноября 1938 г., вечером, в торжественном зале Старой Мюнхенской ратуши по поводу
убийства советника германской миссии фон Рата выступил Геббельс с
провокационной речью, направленной против евреев. Погромы начались не только стихийно, но
и в результате подготовки, проведенной министром пропаганды, к антисемитским
демонстрациям, состоявшимся ночью по всей стране. Именно так, как они были
освещены здесь, на процессе. Согласно аффидевиту Шаллермейера3 и показаниям
свидетеля фон Эберштайна, следует исходить из того, что ни Гитлер, ни Гиммлер
не слышали речи Геббельса. Гитлер находился у себя в доме, Гиммлер был у него в
гостях. После исследованных на суде доказательств мне не кажется невероятным, что
сам Гиммлер был удивлен начавшейся акцией. Показаниями Эберштайна и
Шаллермейера установлено, что Гейдрих узнал об уже начавшейся в Мюнхене акции только
лишь в 23 часа 15 минут, от начальника государственной полиции Мюнхена, что
Гиммлер мог узнать об этом либо незадолго до начала торжества по принятию при-
1 Документ SS-106.
2 Документ SS-93.
3 Документ SS-05.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 155
сяги эсэсовцами, либо по его окончании, то есть около часа он мог принять какое-
либо решение, которое он тотчас же и принял.
Каково было в это время положение дел? После торжественных мероприятий
по случаю принятия эсэсовцами присяги в Мюнхене и в других городах, где они на
этот раз состоялись, так же как и каждый год, все участники получили
распоряжение разойтись по домам. В это время уже в течение нескольких часов шли еврейские
погромы. Как мы знаем из отчета партийного судьи Буха1, они начались по устному
указанию начальника отдела пропаганды — Геббельса, которое немедленно, то есть
незадолго до передачи первой телеграммы гестапо, было сообщено многими членами
партии в их районы по телефону. Руководители партии поняли указание Геббельса
таким образом, что партия не должна выглядеть зачинщецой демонстраций, но что
в действительности она должна организовать и провести их. Не подлежит
сомнению, что уже только по той причине, что в это время СС были заняты другими
мероприятиями, они не могли участвовать в этих отвратительных событиях. В час ночи
Гиммлер прибыл в отель «Четыре сезона года». Согласно уже упомянутому
аффидевиту Шаллермеера, правильность которого подтверждается другими документами,
например, аффидевитом Васевиц-Бера2 и показаниями Эберштайна, Гиммлер отдал
два приказа. Первый был подписан в 1 час 20 минут и направлен через Гейдриха
всем органам Гестапо. Приказ поступил после того, как несчастье уже произошло.
Из соображений безопасности он требовал связаться с партийными организациями
с целью согласования проведения демонстраций, он требовал безусловной охраны
имущества и жизни немцев и принятия соответствующих мер к аресту евреев. Из
содержания приказа и списка рассылки к нему со всей очевидностью следует, что в
нем говорится исключительно о полицейских мерах. Во всяком случае, организации
СС, которую я защищаю, не может быть ничего инкриминировано в связи с этими
полицейскими мерами, потому что Гейдрих не имел права отдавать им приказы, ибо
он не занимал никакой должности ни в общей организации СС, ни в войсках СС3.
Второй приказ Гиммлера был отдан устно собравшимся в отеле «Четыре сезона года»
оберабшмитсфюрерам общей СС. Он содержит четкое указание всем организациям
СС в случае необходимости оказать государственной полиции помощь при охране
еврейских объектов от расхищения. Таким образом, он отвечал очевидному мнению,
что вся акция — это недостойное и мерзкое поведение, к которому, согласно
категорическому указанию Гитлера, СС никакого отношения иметь не должны. Задача общей
СС сводилась лишь к тому, чтобы смягчить последствия проведенной акции. Приказ
был немедленно передан по телеграфу на места. Это точно установлено аффидевитом
Шаллермеера. Содержание устного приказа, который согласно этому же аффидевиту
огласил лично Гиммлер, кажется при таком рассмотрении фактов весьма вероятным.
Во всяком случае, нельзя считать утверждение Обвинения, будто Гиммлер и Гейдрих
сознательно предоставили СС для проведения акции в ночь с 9 на 10 ноября 1938 г.,
доказанным. Правильным следует считать обратное.
В этой связи посмотрим на ту роль, которую фактически играли СС в Германии.
По Мюнхенскому району ее четко представил свидетель фон Эберштайн. На
территории всей Империи СС не получала приказа участвовать в погромах, а отдельные
организации СС могли участвовать в них по собственной инициативе. Это подтверж-
1 Документ США-332.
2 Документ SS-9.
3 Свидетель Норберт Поль.

156 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
дается многочисленными аффидевитами, например: Редера, Кауфмана, Лота, Энц-
нера, Эшкольдта, Фишера и Ками-Франца1.
Согласно аффидевиту Ками-Франца, в доказательство того, что СС не
принимала участия в погромах во всей Германии, представлено 200 письменных
показаний, из которых видно, что по всей Германии так же, как и в Мюнхене,
подразделения общей СС и большинство членов СС, находящихся в казармах, в это время
приводились к присяге. Все единодушно заявляют, что по окончании этих торжеств
все члены СС разошлись по домам, ничего не зная о происходящей акции. В
аффидевите Ками-Франца также говорится, что как только о ней стало известно, были
приняты немедленные меры, категорически запрещающие участие в ней.
Большинство эсэсовцев узнало о ней только утром 10 ноября 1938 г. по дороге на работу
из разговоров людей. Части общей СС, поднятые по приказу Гиммлера, в
некоторых местах в течение дня 10 ноября использовались в охране синагог. Так было,
например, в Оффенбурге и Бадене2, об этом же также говорят 4407 письменных
показаний3.
Этими аффидевитами доказано, что общая СС во многих случаях не допускала
погромы и что в рядах ее членов эта акция с самого начала не встречала одобрения.
Документ США-332 (отчет о партийных судах) в котором названы четыре-шесть
эсэсовцев, участвовавших в погромах, не противоречит этому. Ибо при таких массовых
погромах, которые проходили по всей Империи, всегда могли найтись несколько
человек, действовавших вопреки приказам своих старших начальников. Но их действия без
дополнительного уличающего материала не могут служить доказательством
преступности всей организации СС.
Во время арестов, являющихся чисто полицейским делом и функцией Гестапо,
было замечено несколько служащих в черной форме. Но этот факт не делает всю
акцию акцией СС. Гестаповцы тоже носили черную форму. Типично неверным
является такое обобщение, которое объясняется воздействием черной формы и видом
знака СС. Обобщение ложное, значение которого нельзя недооценивать на процессе
по делу организаций СС. Этот знак в своей оптической резкой агрессивности был
опасен своей агитирующей силой не только в прошлом, когда он, удвоившись,
возрождал в немцах исторической романтизм, но он опасен даже и сегодня, после того
как уничтожен окружающий его миф, так как он способен даже сейчас
препятствовать трезвому мышлению. Слово «СС» очень легко произносится, однако без ясного
представления о том, что является действительным смыслом этого слова.
Существует опасность создания исторического мифа о СС, как и каждый
подобный миф, он будет основан на незнании действительных фактов или, что еще того
хуже, на знании только половины действительных фактов.
Мы боремся с мифом о Гитлере там, где мы это сделать в состоянии, как это делаем
здесь, представляя доказательства Высокому Суду. Мы не хотим, чтобы появился
другой миф — миф под названием «СС» и давлел над большим количеством людей,
над виновными и невиновными. Мы не хотим помогать неофашистской пропаганде
в создании подобных мифов.
Поэтому мы должны со всей ясностью установить и ответить на вопрос, что же
означает «СС».
1 Документы SS: № 6-8, 10, 70, 104-105 (аффидевиты).
2 Документы SS-104 (аффидевит Лотта).
3 Аффидевиты: № 109-122.

Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана 157
Самым главным заблуждением Обвинения является рассмотрение всех или почти
всех основных фактов деятельности Гиммлера в качестве деятельности СС. Без учета
образования и выполняемых задач того большого количества служебных инстанций,
которые подчинялись Гиммлеру, без учета существовавшей организационной связи
между этими учреждениями. Обвинение объединило «общие СС», «войска СС» и
«СД», полицию, управление концлагерей, деятельность имперского комиссара по
делам консолидации германской расы, деятельность начальника по делам
военнопленных и других учреждений СС в единое целое.
Для того, чтобы прийти к такому выводу и создать основы доказательства этого,
Обвинение должно было исходить из того, что в рамках предполагаемого заговора все
элементы общественной жизни в государстве, в партии и вооруженных силах будто бы
были пропитаны СС, которая расползлась, как полип, по всей Германии и Европе.
То, что деятельность Гиммлера была деятельностью всей СС, является
правильным только до 1933—1934 гг. Лишь до этого времени существовала единая
организация СС. Это привело к тому, что Обвинение перепутало объективное развитие
событий и объединило все вышеуказанные организации единым понятием «СС».
СС было частью СА, а в связи с этим и частью организации НСДАП. После прихода
партии к власти наступили времена, когда большая часть всех ведущих и средних
государственных должностей была занята партийными руководителями. Начиная с
этого времени, Гиммлер работает совершенно самостоятельно паралельно с СС. По
сравнению с другими партийными руководителями, в начале — скрытно, а затем все
более заметно отделяясь.
Здесь, прежде всего, нужно указать на роль Гейдриха, который склонял
Гиммлера к государственной политической власти. Гиммлер, как многие другие
руководители СА, стал в 1933 г. начальником полиции Мюнхена. В скором времени он стал
начальником Гестапо во всей Баварии, а затем и в других провинциях Германии, за
исключением Пруссии. В Пруссии начальником Гестапо оставался Геринг. В
скором времени Гиммлер стал заместителем Геринга, и одновременно Гейдрих стал
начальником Гестапо в Берлине. Стремления Гиммлера были всегда направлены на
управление всей полицейской властью в государстве, которую СС ему предоставить
не могла. Его главной целью было желание стать министром внутренних дел
Германии. В 1936 г. он взял всю полицейскую власть в империи в свои руки, которая до
этого времени принадлежала каждой провинции в отдельности. Таким образом, он
стал не только главным начальником Гестапо и уголовной полиции, которые
вместе называют полицией безопасности, но и начальником всей имперской полиции
общественного порядка. Таким образом, в его руках оказалась огромная власть. Эта
власть ему была дана не СС и не через СС, но самим Гитлером. Эти
правоохранительные органы существовали совершенно самостоятельно наряду с СС еще до того, как
в 1939 г. Гиммлер стал их начальником.
Со временем Гиммлер стал имперским комиссаром по консолидации германской
расы, получил, таким образом, в свое ведение еще один важный участок
государственной деятельности, такой как переселение и т.д. В 1943 г. он становится
министром внутренних дел.
Благодаря личной приближенности к Гитлеру, благодаря тому, что он выполнял
каждую на него возложенную задачу без всяких оговорок и каждое поручение
беспрекословно, он заслужил личное доверие Гитлера, укрепив этим еще больше свою
личную власть в государстве. Он был самым доверенным лицом в государстве, поэтому
его ведению и доверялось такое множество учреждений и выполнение такого коли-

158 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
чества задач. В качестве примера я укажу на Геринга. Ибо по мере того, как Геринг
терял доверие Гитлера, оно с симметричной быстротой возрастало у Гиммлера. Но
всей этой власти он достиг не через СС. Он достиг этой власти совершенно
независимо от СС и от того, что был рейхсфюрером СС. Это единодушно подтвердили
свидетели Грауэрт, Рейнеке и Поль.
В действительности СС, которая раньше была тесно связана с Гиммлером, со
временем развилась в совершенно самостоятельную и независимую организацию.
Жаль, что за недостатком времени я не могу подробно рассказать об этом развитии,
хотя этот рассказ имел бы большое значение для общей защиты. Но это развитие я
подробно изложил в приложении к моей защитительной речи и убедительно прошу
Высокий Суд учесть это приложение при вынесении приговора.
Для доказательства правильности своих утверждений Обвинение сделало
предположение о том, что «общие СС» были основой, которая породила все остальные
организации СС, которые насчитывали почти миллион членов, а «общие СС»
насчитывали только 25 000 человек, что полностью опровергает утверждение Обвинения.
В вышеупомянутом приложении я показал, как эти организации образовались,
поднялись и развились. Общие СС являлись не источником силы для других
организаций, но старым прихвостнем, оставшимся в живых и уничтоженным во время войны
из-за свой ненужности (свидетели: Эберштейн, Хиндергольд, Ютнер, Поль).
Между тем самого важного обстоятельства Обвинение не упомянуло. А мне кажется,
что именно это обстоятельство должно пролить свет на вопрос о кажущейся целостности
организации СС. Вопрос: у кого находилась государственная власть?
В качестве инструмента для предполагаемого заговора должно было служить нечто
такое, что обладало какой-либо властью в государстве. Но ни общие СС, ни войска
СС такой власти не имели.
За все время существования СС ни один руководитель или простой член общих
СС не имел в общественно-правовой и особенно в полицейской области больших
прав, чем любой другой германский гражданин. Ни один член общих СС не имел
права производить обыски или аресты. И не мог производить их, не подвергшись за
это соответствующим наказаниям (свидетели Рейнеке, Эберштейн). То, что
непосредственно после перехода власти имели место случаи революционных перегибов,
не меняет в этом деле ничего. Эти перегибы были самым энергичным образом
пресечены, как об этом говорил свидетель Грауэрт. Ни один из военнослужащих войск
СС не имел боттьших прав, чем любой другой военнослужащий (свидетель Хаузер).
В действительности вся исполнительная власть в государстве принадлежала только
полиции — уголовной полиции и гестапо, или, как их вместе называют, полиции
безопасности и порядка. Логика говорит за то, что предполагаемый заговор мог
опираться только на эту силу.
Особенно показательным для вопроса о том, какой властью обладали СС,
являются показания свидетеля Гротмана, бывшего в ближайшем окружении Гиммлера.
Его показания не являются исключительными, когда он говорит о том, что о делах в
вооруженных силах Гиммлеру докладывал его адъютант по делам вооруженных сил,
а о делах полиции — адъютант по делам полиции, тогда как дела общих СС
обрабатывались и докладывались ему через секретариат.
Здесь видно, как резко отличалась его деятельность в различных областях. Важным
яштяется также и то, что по всем вопросам, касающимся концлагерей и тому подобным
вопросам, СД докладывало не адъютанту по делам СС, а адъютанту Гиммлера по делам
полиции. Таким образом, показания свидетеля Рейнеке перед Трибуналом еще раз

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 159
подтвердили то, что у Гиммлера было пять совершенно самостоятельных областей
работы: общие СС, войска СС, СД, управление концлагерей и полиции.
Вопрос об исполнительной власти является в действительности ключом к
пониманию выводов Обвинения и справедливого рассмотрения дела. В начале Гиммлер
действительно стоял на стороне общих СС, где начал свою карьеру. Но с тех пор как он
взял на себя полицейскую власть в государстве, он весь отдавался только этой власти.
В быстром превращении Германии в полицейское государство Гиммлер сыграл
решающую роль. Он отнял последнюю власть у других правовых инстанций государства.
Общие СС и войска СС еще оставались по-старому в его ведении, но по мере
возрастания его работы в политической области он все более и более отдалялся от этих
организаций, закрывшись от них, как и от всего народа, плотной завесой тайны.
Всего этого нельзя понять, не представив себе того, что Гиммлер в себе
совмещал два совершенно различных явления. С одной стороны, он проповедовал заботу
о человеческом благе, таком как чистота и порядочность. Причем здесь он отыгрался
на общих СС и войсках СС, а с другой стороны, он использовал свою власть для
бескомпромиссных полицейских приказов и мероприятий, таких как
концентрационные лагеря, массовые экзекуции без суда и следствия и применение эйнзацгрупп.
В этой последней области, и только в этой, он играл на своем инструменте
государственной власти. Между первым и вторым лежит огромная пропасть. Поэтому
нет ничего удивительного в том, что он, обращаясь во время войны с несколькими
речами, проникнутыми его полицейскими идеями к руководителям и членам войск
СС, наталкивался на отпор, ибо они были солдатами.
Таким образом, понятно, почему Обвинению первая сторона деятельности
Гиммлера показалась лишь маскировкой другой стороны. А между тем нет ничего
неправильней этого вывода. И поэтому не является случайным то, что подсудимый Зейсс-
Инкварт, точно зная весь ход событий, так же как и свидетели Хауссер и Рейнеке,
которые на основании занимаемого ими положения знали действительное
положение вещей, обрисовали Гиммлера как человека, в котором соединились две глубоко
противоположные крайности. Это же говорит граф Бернадот в своей уже
цитировавшейся здесь книге «Занавес падает», которую он написал на основании многих
личных бесед с Гиммлером.
Таким образом, Гиммлер — это не СС, не меняет этого и тот факт, что его подпись
рейхсфюрера СС стоит на приказах и распоряжениях. Как правильно сказали
свидетели Рейнеке и Кубитц, в таких документах, как и вообще в общественной жизни,
этот титул, этот служебный ранг заменял ему его фамилию.
Обвинение утверждает, что специальные функции, такие как руководство
полицией, деятельность как рейхскомиссара по консолидации германского народа,
деятельность как главнокомандующего запасным войском, а также деятельность как
начальника по делам военнопленных, не входили в ведение СС, они были
возложены на рейхсфюрера СС, и в подкрепление этого далее говорится о том, что
Гиммлер, получая новые назначения, заполнял все руководящие посты в новых
ведомствах членами СС. Это также неправильно. Свидетели Цупке и Бадер подтвердили,
что часть сотрудников полиции охраны порядка была переведена в общие СС, но
полиция никогда не принимала на службу числа членов общих СС. Таким образом,
инфильтрация полиции никогда не производилась. Что касается полиции
безопасности, то из приказа Гиммлера от 23 июня 1938 г.1 видно, что работники и служащие
1 Документ № 1637-PS.

160 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
полиции безопасности принимались в организацию СС только путем присвоения
им званий, соответствовавших их служебному положению в полиции, а не наоборот.
Причем они ни одного дня не состояли членами общих СС.
Допрос свидетеля Цупке на заседании Комитета от 20 мая 1946 г. и аффидевит
Бомгарта от 13 июля 1946 г.1 показывают, что около 20 категорий служащих
полиции порядка становились членами СС формально потому, что им из-за этого на
основании приказа министра присваивались эсэсовские звания, которые
соответствовали их служебному рангу в полиции. Но эта так называемая одинаковость
служебных рангов не означала настоящего членства, так как они не принимали
присяги СС, не платили членских взносов, не выполняли в СС никакой работы, не
несли никакой службы, не имели каких-либо привелегий или особых прав. Они
не носили даже форменной одежды СС. Их служба в полиции оставалась без
перемен. Не происходило также каких-либо изменений и в их общественной жизни.
Не эсэсовцы и СС занимали ведущие должности и управляли главными
государственными учреждениями, а люди, назначенные лично Гиммлером и являвшиеся
в СС только почетными членами. Аффидевиты Виндера2 и многих других
свидетелей3 подробно осветили природу званий почетных руководителей СС. Свидетели
Флистер4 и Ветке5 сообщают, что таким образом были приняты в члены общей СС
все окружные и местные руководители крестьянства. Кроме того, Вер6 и Рейнгард7
описывают прием в члены общих СС рейхссаккербунда (имперского союза
землепашцев). СС не делали разницы между государственными чиновниками,
ремесленниками, студентами, рабочими и представителями иных профессий. В задачах
СС этим самым ничего не изменилось. Таким образом, из этого видно, насколько
неправильно утверждение Обвинения в отношении отдельных подсудимых и
организаций о том, что СС во время войны в Германии имели какую-то
государственную власть. Многими свидетелями и аффидевитами доказано, что с началом войны
деятельность общих СС становилась все слабее, пока не пришла к окончательному
упадку.
Войска СС пополнялись все больше мобилизованными. Они подчинялись
главнокомандующему вооруженными силами. Таким образом, обе эти части СС не
могли диктовать во время войны свою волю. Управление концлагерями как в
экономическом, так и в организационном отношении было совершенно самостоятельным
и, как я еще дальше буду говорить, никогда не принадлежало к СС, не говоря о том,
что каких-либо полномочий оно в управлении другими учреждениями не имело.
Правда, террор мог осуществляться путем арестов и отправки лиц в концлагеря.
Но и это также не являлось задачей какой-либо части организации СС, а задачей
министерства внутренних дел, то есть полиции и гестапо.
Учреждение должностей фюреров полиции и СС также ничего не меняет в этом
суждении, ибо это название является ошибочным. Они не имели каких-либо прав
приказывать полиции или войскам СС. Лишь в редких случаях и только рейхсфюрер
1 Документ SS-82.
2 Документ SS-42.
3 Документ SS-63.
4 Документ SS-49.
5 Документ SS-48.
6 Документ SS-98.
7 Документ SS-97.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 161
СС, одновременно являвшийся высшим государственным служащим полиции, мог
приказать полиции, и то лишь по государственной службе, а не как фюрер СС.
В оккупированных районах это разграничение было заметно еще ясней, ибо там
не существовало общих СС. Высшие руководители СС и полиции там также не имели
власти отдавать приказы войскам СС, они выполняли только государственные
полицейские функции. Я сошлюсь в данном случае на показания свидетелей барона фон
Эберштейна, аффидевиты Мартина1, Хефманна2 и фон Бомгарда3.
Таким образом, мы видим, что несмотря на то, что во время войны власть
Гиммлера увеличилась, общие СС какой-либо власти не получили. Гиммлер добился
власти не как рейхсфюрер СС, не через СС, но через государственные органы, название
которым — полиция. Остальная власть, которая не принадлежала Гиммлеру,
находилась в руках партии (у имперского, районного и окружного руководства). Все части
общих СС стояли в стороне от борьбы Гиммлера и Бормана за власть.
Из всего сказанного мною вытекает следующее:
1. В отношении организации, называемой СС, не может идти речи как о едином
инструменте какого-то заговора.
2. Суд может рассмотреть вопрос лишь о преступном характере отдельных частей
этой организации.
Обвинения, которые я ниже, после этих разъяснений, разберу очень
подробно, — из-за недостатка времени это будет, по-видимому, лишь только часть, самая
важная часть — становятся тем более серьезными, чем ближе мы подходим к войне
или к послевоенной катастрофе.
Германизация.
Большой и тяжелый комплекс обвинений объединен под названием
«германизация».
Под этим нельзя понимать только переселение больших групп других народов с
бывшей до тех пор родной земли в другие страны, ибо в настоящее время то же самое
происходит в бывших до сих пор германских областях между Вислой и Силезией и
Чехословакией, которые обещаны Польше. Таким образом, для того, чтобы возник
состав преступления, к этому должно быть добавлено многое: планирование, методы
проведения и связь с агрессивной войной.
Нигде так ясно не проявляется вся противоречивость и непоследовательность по
этому вопросу, который Обвинение понимает под германизацией, как в приказах
Гитлера. Только одно ясно: эти приказы — иногда в форме законов — издавались не
для СС. Основным является часто цитируемый здесь указ от 7 ноября 1939 г.4 Но ни
один юрист не может увидеть в нем ничего иного, кроме того, что этим приказом
создается новое государственное учреждение — «имперский комиссар по укреплению
германской расы». Гиммлеру удалось опередить других конкурентов в погоне за этим
постом. Он стал этим «имперским комиссаром». В этом указе, который подписан не
какой-либо партийной инстанцией, а имперским правительством, Гиммлера
называют его обычным титулом — рейхсфюрер СС. Если бы он был генералом
вооруженных сил, то его бы назвали, например, генерал-лейтенант был бы он чиновником, его
бы назвали, например, министром. На основании такого указания нельзя говорить
1 Документ SS-86.
2 Документ SS-88.
3 Документ SS-87.
'Документ №636-PS.

162 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
о передаче СС как организации полномочий имперского комиссара по укреплению
германской расы.
Империя содержала это новое учреждение. Его сотрудники были чиновниками,
которые были взяты из различных других учреждений, а не только из СС. Конечно,
там были и члены СС, но не в подавляющем большинстве и не на важнейших постах я
обращаю внмание на аффидевиты по делу СС:№ 43, 73, 75,110-111, 113. Имперский
комиссариат по развитию германской нации относился к сфере личной
деятельности Гиммлера, но ни один отдел комиссариата не имел административной власти по
отношению к управлению общими СС и членам СС, разве что подчинялись они ему
как государственные чиновники.
Под руководством имперского комиссара по укреплению германской нации работала
Центральная инстанция по делам немцев, не являвшихся имперскими подданными,
о которой неоднократно говорило Обвинение. Ее задачей было переселение немцев,
которые до сих пор не имели германского подданства, из стран их жительства обратно
в Германию. Для этого она предоставляла им средства. В этом и есть значение этого
служебного наименования в противовес неверно истолкованным. «Средства» означают
деньги или предметы, имеющие ценность. «Центральная инстанция» получала и
выдавала необходимые деньги. Другие задачи имперского комиссара по укреплению
германской нации, которые упомянуты в указанном распоряжении, как «исключение
вредного влияния чужеродных меньшинств», не имели никакого отношения к Центральной
инстанции по делам немцев, не подданных империи. Эти задачи взяли на себя как задачи
полицейского характера Гейдрих и полицейские отделы Главного имперского
управления безопасности. Они осуществлялись точно так же, как вывоз евреев на восток,
например, в трудовые лагеря или в Терезиенштадт. И этим ведали исключительно Гейдрих и
полицейские управления РСХА. Относительно этих деталей обвинения высказывались:
свидетель Кубитц на Комитете и в аффидевитах Кройц, Грайфельд и Толлинг1.
На использование производственных возможностей, как достаточно было
изложено перед судом, оказывал влияние исключительно Геринг с четырехлетним
планом, а имперский комиссар по укреплению германской нации или СС не имели на
это ни малейшего влияния2. Проведенное Центральной инстанцией по делам немцев
за границей добровольное переселение немцев из-за границы, в частности из
Советского Союза, на основании межгосударственных договоров с Советским Союзом не
может рассматриваться как угон или эвакуация в смысле обвинения3. Обвинение
делает вывод об участии СС в этой деятельности на основании того факта, что в ней
принимали участие многочисленные лица в форме СС. То, что здесь речь идет не о
членах общих СС и не о задачах СС, доказано показаниями свидетеля Кубитца.
В отношении деталей разрешите мне снова сослаться на представленные мною
приложения.
Эвакуация поляков из бывших германских восточных провинций была уже почти
завершена до создания имперского комиссариата по укреплению германской нации4.
Она была проведена начальником гражданской администрации, а не СС.
В генерал-губернаторстве имело место особое юридическое положение, так что
Главное штабное управление и Центральная инстанция по делам заграничных нем-
1 Документы SS: № 71-73, 76, 77, 79-80, 112-115.
2 Документ SS-73 (аффидевит Голинга).
3 Документ SS-76 (аффидевит Грайфальда).
4 Документы SS-71 и 72.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 163
цев не могли вмешиваться, и тем самым на них не может возлагаться ответственность
за те события.
Эвакуация на западе была проведена начальником гражданской администрации
на его исключительную ответственность (показания Кубитца, аффидевиты Брюк-
нера, Эдгара Гофмана, Кройца)1.
Предоставление германского подданства немцам, принадлежавшим к немецкому
меньшинству в бывших польских провинциях, производилось не только имперским
комиссаром по укреплению германской нации, но также имперским министерством
внутренних дел и подчиненными ему административными властями уже в то время,
когда Гиммлер еще не занимал пост имперского комиссара по укреплению
германской расы. Составление списков проживающих народов, название которых ошибочно
переводится как «расовый регистр», было проведено имперским министерством
внутренних дел. Таким образом, это не имело ничего общего ни с имперским
комиссаром по укреплению германской расы, ни с расовой идеологией СС в частности2.
Конфискация сельскохозяйственного имущества имперским комиссаром по
укреплению германской нации основывалась на Постановлении имперского
правительства от 8 октября 1939 г., согласно которому присоединенные восточные
области становились территорией империи, а также на изданном в рамках
существующих законов постановлении о конфискации, которое не было подписано имперским
комиссаром по укреплению германской нации3.
Кроме того, тщательное рассмотрение этого постановления показывает, что
решение о конфискации было вынесено до того, как имперский комиссар по укреплению
германской нации начал свою деятельность. Его деятельность ограничилась лишь
учетом и перепроверкой исполнения этого постановления4. О конфискации по
распоряжению имперского комиссара по укреплению германской нации или
руководства СС для размещения расово чистых немцев или для вознаграждения показавших
себя нацистов не может быть и речи, так как конфискация, проводимая имперским
комиссаром по укреплению германской нации, не давала права получать землю для
поселения или изгонять сельских хозяев с их дворов (свидетели: Толлинг, Ерайфельд,
Кройц)5.
По этой причине имперский комиссар по укреплению германской нации не
проводил никакого поселения с передачей земли и подворья в собственность. Просто
уже имевшиеся управляющие в хозяйствах, лишившихся владельцев, заменялись
управляющими из числа переселенцев.
Противоположное мнение Обвинения6 опирается на самовольные действия и
высказанные в связи с этим предположения бывшего члена СС государственного служащего
Куше, что является ошибкой, как это явствует из самого документа и из аффидевита
Толлинга7. Нехарактерным для имперского комиссара по укреплению германской нации
случай, описанный Куше, является в том отношении, что последний вследствие своего
неверного отношения был уволен из аппарата комиссариата8. И вообще, в отношении так
1 Документы SS № 74-75; 80.
2 Документ SS-71 (аффидевит Голинга).
3 Документ SS-13.
4Докумснты58:№71,72.
* Документы SS № 71, 73. 76. 78-79.
6 Документ 1352-PS.
7 Документ SS-71.
8 Там же

164 Защитительная речь доктора Хруста Пелъкмана
называемой германизации нельзя установить единого плана. Начальники гражданской
администрации производили эвакуацию в своих областях каждый по своим
собственным мотивам и планам (аффидевиты Брюкнера и Гофмана). Инстанции имперского
комиссара по укреплению германской нации и Центральная инстанция не одобряли
эти эвакуации, но, во всяком случае, не могли отменить их. Вместе с тем тормозили их
осуществление, насколько могли это сделать, и часто на практике прекращали
(показания Кубитца; аффидевиты Брюкнера и Гофмана). Например, Гиммлер не знал о том,
что намерены были делать Бюркель или Гитлер. Когда в Познани и в Западной Пруссии
польское население эвакуировалось, в Верхней Силезии оно оставалось на своих местах.
Переселение прибалтийских немцев было проведено в несколько часов, но в отношении
последующего поселения или размещения существовала полная неясность (Кубитц).
Имперский комиссар по укреплению германской нации переселял немцев, не имевших
подданства империи, из Люблина в Познань, а генерал-губернатор вновь селил там
немцев1. Постоянные переселения немцев из-за границы приводили в империю сотни тысяч
немцев, хотя свыше полумиллиона немцев несколько лет ждали в лагерях хоть какого-
либо размещения (Кубитц).
Польское имущество последовательно конфисковывали друг за другом
управление четырехлетнего плана, главная посредническая инстанция ОСТ и имперское
министерство питания2.
При таком показанном на отдельных примерах хаосе нельзя говорить о каком-
либо продуманном плане германизации ни со стороны имперского комиссариата, ни
со стороны СС.
Насильственный угон в рабство.
Среди преступлений в оккупированных областях против гражданского населения
в обвинении много места занимает угон гражданского населения в рабство, особенно
в Германию. Это обвинение направлено в первую очередь против подсудимого Зау-
келя. Его защитник доктор Серватиус подробно высказался о результатах
представления доказательств и о юридической оценке понятия рабского труда. В дальнейшем
я буду иногда ссылаться на сказанное им.
Однако Обвинение и частично д-р Серватиус придерживаются того мнения, что и
СС ответственно за эти преступления. С этим, во всяком случае, нельзя согласиться,
когда речь идет об общих СС и войсках СС.
Как уже выше мной было показано, организации общих СС практически
прекратили свою деятельность с началом войны. Нет ни одного документа, и из обширных
материалов представленных доказательств не следует, что какое-нибудь подразделение
общих СС имело какое-либо отношение к угону гражданского населения в рабство.
Это относится также и к войскам СС, которые никогда не привлекались для
выполнения мероприятий Заукеля по получению рабочей силы. Получение
иностранной рабочей силы для использования в империи было в принципе задачей
административной. Представление рабочей силы для организации Заукеля
осуществляли имперские комиссары оккупированных областей и для этого они пользовались
своими административными органами, генеральными комиссарами и так далее. Эти
последние согласно предписанию по оказанию помощи администрации в
служебных делах, в принципе, если было необходимо, могли пользоваться помощью
полиции охраны порядка и полиции безопасности, тогда как СС, особенно войска СС,
1 Документы: № 2916-PS;№ 910-PS и SS-72.
2 Имперский вестник законов 1940. С. 353 и 1270.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 165
которые не находились в распоряжении генеральных комиссаров, не имели никакого
отношения к мероприятиям по получению рабочей силы1.
Этот порядок не менялся также и в особых областях. Войска СС и общие СС не
имели возможности переводить заключенных в концентрационные лагеря и
использовать их там для рабского труда. Заключением в концлагеря, как известно, ведало
исключительно гестапо. Оно также заботилось о транспортировке новых
заключенных. Это было уже установлено английским обвинителем господином Фарром2.
Об этом говорят также отдельные документы, как, например, документ Л-61,
в котором говорится о размещении начальником полиции безопасности и СД
уголовных и асоциальных поляков в концентрационных лагерях. Тот же самый документ,
кроме того, говорит о том, что и смена рабочей польской еврейской силы в имперских
областях была основана исключительно на соглашении между инстанцией Заукеля и
начальником полиции безопасности. Таким образом, СС, то есть войска СС и общие
СС, в противовес утверждению о их причастности к получению рабочей силы3 не
имели к этому ни малейшего отношения. Это относится также и к отдельным
группам лиц, находившихся в концентрационных лагерях и использовавшихся там на
военных предприятиях. Повсюду без исключения в таких случаях это осуществляло
гестапо. Это относится как к использованию французов4, так и к насильственному
использованию бывших партизан5. Однако эти случаи также отпадают как обвинение
против общих СС и войск СС потому, что арест и передача этих групп лиц в
концлагеря производилась не по соображениям получения рабочей силы, а по полицейским
соображениям. Приказ Гиммлера6 был издан на основании Приказа ОКВ (Кейтель),
в котором приказывалось: чтобы в войне с партизанами пленные рассматривались
как военнопленные; чтобы они были размещены в лагерях и через трудовые бюро
были представлены в распоряжение Заукеля. Таким образом, речь здесь идет о
группах лиц, которые сами по себе подлежали бы суду военного трибунала за бандитизм
и, таким образом, их заключение в концлагеря являлось для них облегчением. Но
если общие СС и войска СС не имели никакого отношения к заключению в
концлагеря, то ведь на них не может возлагаться ответственность за преступления по
привлечению заключенных к рабскому труду, так как эти заключенные потом работали в
концлагерях. Относительно этого следует сказать следующее:
1. Концлагеря, как я позже покажу, не были детищем общих СС и войск СС, они
были государственными организациями7.
2. Начальник Главного административно-хозяйственного управления Поль
руководил только администрацией лагерей. Доход от работы заключенных также
поступал государству, как и доход от использования рабочей силы заключенных в
обычных учреждениях юстиции. Заработная плата сотрудникам лагерей выдавалась
непосредственно имперской кассой, учреждения которой имелись в каждом лагере.
Эти кассы, как и всякие другие имперские кассы, подлежали контролю казначейства
Германской империи8.
1 Документ SS-108 (аффидевит Бонхарда).
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1636.
3 Там же. С. 1058.
4 Защитительная речь д-ра Серватиуса. С. 39.
5 Документ 744-PS (USA-445).
6 Там же.
7 Документ SS-100 (аффидевит Франслау).
8 Документ SS-99 (аффидевит Франка).

166 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
3. Заключенные предпочтительно передавались в распоряжение военным
предприятиям, принадлежащим частным лицам и общественным образованиям, а также
хозяйственным предприятиям Гиммлера1. Таким образом, эти предприятия
находились в таком же положении, как и другие военные предприятия, которым через
управление Заукеля представлялись восточные или иные иностранные рабочие.
Поэтому на основании факта использования этих заключенных в интересах
империи и за счет империи нельзя делать выводы, направленные против общих СС и войск
СС. То, что доход от такой работы непосредственно поступал в распоряжение войск
СС, как это утверждает Обвинение, опровергнуто свидетелем Юттнером и
аффидевитами Франка и Фанщтау.
В войне на востоке впервые обнаружилась деятельность оперативных групп «А», «В»,
«С» и «D» полиции безопасности и СД. Это были формирования особого рода полиции
безопасности, то есть исполнительной власти империи. Мне не нужно рассматривать
все задачи этих подразделений. Здесь следует обсудить только ту основную деятельность,
о которой говорил свидетель Олендорф, и особенно участие в ней войск СС.
То, что оперативные группы фактически никогда не подчинялись каким-либо
оперативным инстанциям войск СС, доказано показаниями Родэ и Олендорфа.
Наоборот, ясно, что эти подразделения фактически подчинялись группам армий
вооруженных сил. Групп армий войск СС никогда не существовало.
Во всяком случае, против войск СС говорит лишь тот факт, что этим частям,
кажется, должны были быть приданы три или четыре роты войск СС, то есть всего
один батальон без штаба батальона. Я говорю «должны были быть», так как
распоряжение, изданное непосредственно Гиммлером (свидетели Юттнер и Руоф)2,
доказывает, что, например, оперативная группа «А» из 999 человек имела всего 340 солдат
войск СС. Общее количество включенных в эти группы солдат войск СС составляло
всего 600—700 человек.
Тот факт, что солдаты войск СС привлекались для выполнения задач полиции
безопасности, кажется, противоречит тому доказанному факту, что в отношении
полиции безопасности и войск СС речь идет о двух совершенно различных
организациях. Однако это не так: из показаний Юттнера следует, что передача трех или
четырех рот была произведена Гиммлером с категорическим условием, что эти люди
должны служить охранными отрядами для подвижных полицейских команд,
которые должны следовать за действующими войсками. То, что в оккупированных
областях были необходимы полицейские команды, ясно и так. То, что они нуждались в
военной защите, если они следовали непосредственно за действующими войсками,
не удивительно. Ни одно слово не говорило о том, что оперативные группы должны
были проводить массовое уничтожение в больших масштабах и что солдаты войск
СС, несмотря на ясно поставленные перед ними задачи по охране, будут привлекаться
для подобных вещей. Какое-либо подозрение в этом направлении даже не могло
возникнуть (свидетель Юттнер). Так же и позднее даже руководящим инстанциям войск
СС не было известно о том, что члены СС использовались для таких задач (свидетель
Руоф)3. Свидетель Блюме из организационного отдела войск СС показал, что эти три
или четыре роты — в отличие от всех других подразделений войск СС — никогда не
предоставляли в главный оперативный отдел каких-либо отчетов о своей деятельно-
1 Документы: SS-99 и SS-100 (аффидевит Францлау).
2 Документе 180.
3 Протокол допроса на комиссии. С. 2413.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 167
сти. Практически они были исключены из войск СС. Этим объясняется также то, что
ни один из свидетелей, бывших командиров войск СС, никогда не получал сведений,
содержавшейся в строгом секрете деятельности оперативных групп и, в частности,
об участии в них солдат СС.
Во всяком случае, это представление менее чем о 1000 человек, о которых так
много говорится, ничего не меняет, в сущности, и в задачах общих СС, организации,
охватывавшей миллионы членов.
Если речь шла об оперативных командах, то представители Обвинения при
представлении доказательств в большинстве случаев говорили о так называемых
специальных командах на востоке. Так как здесь речь идет о делах только полиции
безопасности, в которых никогда не участвовали солдаты войск СС или члены общих СС, то
я могу не высказываться об этих вещах.
Борьба с партизанами.
Вследствие утверждений свидетеля фон де Бах-Целевского и высказываний
представленного Обвинением аффидевита свидетеля Родэ борьба с партизанами
в России совершенно несправедливо была увязана с систематическим
уничтожением евреев и гражданского населения. Оба свидетеля утверждали, что при
ретроспективном рассмотрении они пришли к заключению, что партизанская борьба в
России была лишь предлогом для уничтожения гражданского населения. Это
невероятное утверждение было исправлено перекрестным допросом свидетеля Родэ
на Комитете. Офицер, допрашивавший Родэ, как следует из его показаний, перед
составлением представленного Обвинением аффидевита говорил о партизанской
борьбе и одновременно о деятельности упомянутых групп и оперативных команд
полиции безопасности. Замечание Родэ относилось только к деятельности
оперативных групп, задачи которых неверно связывались, в частности, офицером,
ведшим допрос, с названием «борьба с партизанами».
В действительности партизанская борьба в этой войне была особенно развита
Советами. Она была маленькой войной за линией фронта, которая чинила
действующим войскам, как и тыловым соединениям, вследствие непосредственного
воздействия на коммуникации большие трудности. Эта война велась более жестоко, потому
что партизаны знали, что, согласно международному праву, с ними могут обращаться
как с бандитами, и поэтому они сражались еще упорнее.
Административное разделение фронтового тыла на тыловые армейские районы и
область гражданской администрации делал задачу борьбы с партизанами задачей или
вооруженных сил, или задачей полиции. Свидетель Хаусер показал 6 августа 1946 г. в
начале допроса: «Это была военно-полицейская задача», а не военно-политическая
задача, как неверно гласит английский перевод. Таким образом, лица, имевшие
полицейскую власть в оккупированных областях, то есть командиры СС и полиции и
начальники соединений по борьбе с бандами, должны были выполнять эти задачи с
помощью полицейских подразделений. То, что для этого при необходимости
использовались подразделения вооруженных сил и только единственный раз — подразделение
СС (кавалерийская бригада), ничего не меняет в характере этой деятельности, и это не
могло установить какие-либо организационные связи между борьбой с партизанами в
тыловом районе и войсками СС (свидетели: Юттнер, Русоф, Гротман).
Что остается от показаний свидетеля фон де Бах-Целевского, который уже не
заслуживает доверия, вследствие противоречивости показаний, данных в разное
время (свидетели: Гротман, Райнеке, Юттнер, Олендорф), ясно уже из утверждения
о том, что для борьбы с партизанами выбирались особо малоценные войска. Так как

168 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
в составе войск СС, согласно показаниям свидетеля Пауля Хассера, никогда не было
особенно малоценных частей, а как раз наоборот, нельзя установить связь показаний
фон де Баха с войсками СС вообще.
Соединение «Дирлевангер»1, по описанию свидетеля Гротмана, было
штрафным батальоном, сформированным из заключенных, которые во всех армиях мира
используются в аналогичной форме. Существенным является здесь только то, что
оно никогда не было подразделением войск СС или даже, как утверждает фон де Бах,
наперекор всем фактам подразделением общих СС (свидетель Гротман). Да к тому же
его никогда не хватило бы для борьбы с партизанами.
Тем самым опровергнуто утверждение обвинения о том, что борьба с партизанами
была лишь предлогом для уничтожения гражданского населения, и далее
опровергнуто какое-либо участие в нем войск СС.
Концентрационные лагеря.
С начала гитлеровского режима существовали концлагеря. Без них гитлеровское
государство немыслимо. Сотни тысяч людей прошли через эти лагеря, их унижали
и истязали, свыше ста тысяч человек умерли в них или были убиты. С этими
убийствами и злодеяниями, без сомнения, связано название СС. Это признание следует
сделать здесь, на этом процессе, перед всем миром. И как всякий немец стыдится
того, что в стране, возможно, было все столь ужасное, столь бесчеловечное, так и в
еще большей степени каждый член СС должен взглянуть на себя и сказать, в какой
степени он чувствует себя виновным за эти веши в политическом и моральном
отношении. Он должен не только думать о собственной защите от обвинений, что из-за
этих преступлений каждый член СС становится преступником, но он должен еще раз
оглянуться на всю свою жизнь и посмотреть, когда, где и как он все-таки — может
быть, только в мыслях и в представлениях, — отклонился от пути истинной
человечности. Он может, он должен это сделать, даже если он оспаривает свою наказуемую
виновность, даже если он говорит, что он четыре года провел на фронте в
жесточайших боях, веря в Германию и ее справедливое дело. И если он тогда почувствует стыд,
настоящий стыд — как бы мал он ни был, — то можно будет сказать, что этот
процесс не был лишним. Тогда возникнет настоящее очищающее чувство вины, которое
имеет в виду пастор Нимёллер, которого столь часто неверно понимают.
Но даже если этот член СС будет внутренне настаивать на своем, даже если такие
члены СС ничему не научились — по своим посещением лагерей знаю, что это не
так, — даже тогда мы должны и дальше служить земной справедливости, должны
проверить, стала ли из-за этих концлагерей и других зверств СС преступной
организацией, стали ли вследствие этого все члены СС преступниками. Поэтому мы должны
заняться деталями этих событий, даже если миллионы людей скорбят о жертвах
концентрационных лагерей, сотни тысяч оставшихся в живых заключенных еще
страдают от последствий нахождения в них — и даже если весь мир с криком мести
обвиняет в этом СС.
Когда в начале марта мне была поручена защита СС, я нашел уже значительный
обвинительный материал, представленный Обвинением: свидетельские показания,
данные в зале суда, многие документы, которые в основном были собраны в книге
1 Штурмовая бригада Ваффен-СС «Дирлевангер» — отдельное соединение ваффен-СС под командованием
Оскара Дирлевангера, комплектовалось лицами, осужденными за совершение общеуголовных (не
политических) преступлений. По статусу была близка к туземным соединениям ваффен-СС, это подчеркивалось
тем, что на петлицах вместо рун SS ее военнослужащие (не являвшиеся членами Общих СС) носили эмблему
бригады — скрещенные фанаты.

Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана 169
документов «Концентрационные лагеря». Американский фильм о
концентрационных лагерях я видел сразу же после оккупации Германии. Все это возбуждало ужас,
было чудовищно, превосходило всякие представления.
Но, с другой стороны, при хладнокровном размышлении — а эту способность
нужно сохранять, несмотря ни на что — было ясно, что если бы положение дел в
концентрационных лагерях, показанное сейчас, имело бы место в течение всего
времени перед войной и во время войны, то сотни и тысячи людей не могли бы быть
отпущены, что нельзя было бы работать так, как это было во время войны, и что,
наконец, это положение нельзя было бы скрыть от народных масс, а также от массы
находившихся в заключении членов СС, которые были опрошены мною.
Существуют неразрешимые противоречия в американском докладе о развитии
лагеря Бухенвальд с 1937 по 1945 г.1, источников которого я не знаю. В
приложенном письме главного административно-хозяйственного управления от 28 декабря
1942 г. сказано следующее: «Во все концентрационные лагеря за полгода поступило
136 тысяч заключенных. За то же время умерло 70 тысяч человек», хотя было ясно,
что умерла не половина вновь прибывших заключенных, а из общего количества во
много сотен тысяч заключенных за полгода умерло 70 тысяч, и тем не менее эта цифра
смертности устрашающе велика. Таким образом, казалось правильным утверждение
Обвинения о том, что заключенные систематически убивались или, по крайней мере,
уничтожались с помощью работы.
Но, однако, этому не соответствуют данные другого циркуляра от 28 декабря
1942 г. — указания Главного административно-хозяйственного управления о том, что
лагерные врачи должны использовать все имеющиеся в их распоряжении средства для
того, чтобы обязательно уменьшить цифры смертности, чтобы по возможности
повысить трудоспособность, причем с помошью предложений о контроле и улучшении
снабжения и условий работы, которые, однако, не должны были оставаться только на
бумаге. И, наконец, этому не соответствовали постоянно подтверждаемые свидетелями
факты о том, что при осмотрах лагерей иностранными и германскими комиссиями и
самим руководством СС строения и сами люди производили хорошее впечатление.
Я как юрист и защитник не могу примириться с тем, чтобы весь мир считал, что
огромное число убитых и замученных явились жертвами системы СС. Ибо в этом
решающем вопросе, который подчинен массовому воздействию различных мнений,
то есть типичному массовому предположению общественного мнения, нет никаких
«судебных фактов», а надо бесстрастно установить только сами факты.
Эти констатации были важными для следующих вопросов: кто совершил каждое
отдельное из этих преступлений, которые образовали это огромное количество
анонимных жертв в концлагерях? Как эти люди дошли до этих преступлений — по
собственной инициативе или по приказу? Сделали ли это группы типичных
преступников, и какие, для того, чтобы можно было установить их коллективную виновность?
Какие связи имелись у них с общей организацией СС, то есть с теми десятками и
сотнями тысяч членов, которые не работали в концлагерях и утверждают, что они
ничего не знают об этих преступлениях?
Я надеялся, что на эти вопросы, выяснение которых, без сомнения, могло бы помочь
быстрому осуждению всех преступников, будет дан ответ союзными судами, которые с
прошлого года провели ряд процессов в концлагерях. Поэтому, господа судьи, я
ходатайствовал о том, чтобы в мое распоряжение для просмотра были предоставлены все
1 Документ 168-ЕС.

170 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
дела со всех этих судебных процессов. На их основании я мог бы установить многое из
того, что стало мне и всей общественности известно лишь в последние недели.
Однако после того, как это ходатайство было отклонено, я предпринял все, чтобы,
несмотря ни на что, приблизиться к истине. Мое ходатайство о предоставлении мне
дел об администрации концентрационных лагерей в Главном административно-
хозяйственном управлении — из числа которых только обвиняющие материалы были
представлены обвинением — вследствие сравнительно позднего срока подачи
натолкнулось на препятствие. Мне больше не нужно настаивать на этом, так как в начале
июля мне, наконец, удалось найти свидетеля, который, по моему убеждению, сыграл
решающую роль при установлении истины, то есть относящихся к этому процессу
исторических фактов, — свидетеля доктора Моргена.
Этому свидетелю мы обязаны в образном обосновании трех важных положений:
1. Конечной причиной убийств в концентрационных лагерях было бесправие
заключенных, всемогущество полиции (гестапо) и бессилие юстиции.
2. Проведение массовых уничтожений евреев в особых, так называемых лагерях
уничтожения объясняется прямым приказом Гитлера и было осуществлено совсем
небольшим количеством посвященных.
3. Абсолютная секретность с утонченными средствами обмана защищала
информацию о событиях в концентрационных лагерях и лагерях уничтожения от
разглашения, от общественности и судебных органов.
Я никогда не забуду моей первой встречи с этим свидетелем, доктором Моргеном.
Все в этом огромном сутулом человеке, казалось, стремилось высказаться о том, что
он знал уже два года, что он узнал и пережил за месяцы жизни в этих очагах ужаса,
в общении с заключенными и персоналом. Уже два раза он подробно сообщал об
этом: один раз высшим германским соответствующим инстанциям, для того, чтобы
они помогли понять, что и как там происходило, и во второй раз, в 1945 г.,
американским органам расследования о зверствах в концлагерях. Но оба раза разоблачения
не были использованы. С последней надеждой доктор Морган в третий раз составил
свой доклад, с помощью которого он хотел помочь найти виновных и защитить
невиновных и показать немецкому народу и всему миру последнюю вину преступного
руководства в самых ужасающих убийствах в мировой истории. И это удалось ему.
Первые шаги по организации концентрационных лагерей характеризуются
абсолютным беззаконием. Оно начинается уже с ареста, для которого нет никаких
юридических обоснований. Это чисто политические представления о целесообразности.
Однако это с самого начала характеризует то средство, которое с начала этого века
до настоящего момента применяется под разными названиями во многих
культурных государствах, в периоды высокого политического напряжения. Таким образом,
согласно международным обычаям в создании таких лагерей и в содержании
заключенных в них еще нельзя увидеть ничего противозаконного, однако, безусловно,
следует признать, что немедленно после прихода к власти и в 1934—1938 гг. проведение
такого заключения сопровождалось многочисленными зверствами и убийствами.
Документы № 1216-ПС и Д-926 говорят языком ужаса. Имеется достаточно
доказательств того, что и члены СС ответственны за них.
Однако вскоре порядок в концентрационных лагерях и их охрана были
легализованы. В 1934— 1936 гт. они финансировались из бюджета отдельных германских земель
и управлялись политической полицией. Как руководитель политической полиции
всех земель, за исключением Пруссии, Гиммлер в 1934 г. по единому образцу
урегулировал положение с охраной и управлением.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 171
Он взял некоторую часть бывших охранников, членов СА и СС, создал
соединение «Мертвая голова» и пополнил их добровольцами из всех слоев народа без учета
принадлежности к партии или СС. Теперь они предназначались исключительно для
охраны концентрационных лагерей и в 1936 г. они составляли 400 человек персонала
комендатур и 3600 человек охранников. Они охраняли приблизительно 10—12 тыс.
заключенных в пяти концентрационных лагерях во всей Германии. С этим
количеством я прошу сравнить чрезвычайно большое количество общих СС того времени.
Уже в 1936 г. концентрационные лагеря и их охрана были переведены на бюджет
империи, причем отдельно для комендатур и охранных войск.
К началу войны персонал комендатур состоял из 600 человек, а число охранников
составляло 7400. Во всей Германии существовало только 6 концентрационных
лагерей с общим количеством в 21 300 человек заключенных и не было больше никаких
трудовых или иных лагерей.
В это время в общих СС было приблизительно 240 000 членов. Войск СС еще
вообще не существовало.
То, что созданное в 1934 г. соединение «Мертвая голова» оплачивалось как особые
войска государством, а не партией и что с общими СС у него было общим только само
название СС и начальник Гиммлер, я доказал в теоретических рассуждениях по вопросу
о преступности организаций, которые я прилагаю. (В частности, это следует из тайного
Указа Гитлера от 17 августа 1938 г. и документа СС-84 (пассивное узаконение).)
Очень важными, господа судьи, мне кажутся произошедшие изменения после
начала войны, когда в концентрационных лагерях постепенно начинает усиливаться
волна уничтожений: 6500 человек из охранных команд прибыли на фронт в составе
вновь сформированной дивизии. Тем самым они окончательно ушли из управления
концентрационными лагерями. В течение всей войны, как это следует из
показаний Бриля и аффидевита Кайндля1, в управлении концентрационных лагерей было
занято 30 000 человек, считая все перемещения. Эта цифра состояла из 1500 человек,
оставшихся от первоначального состава соединения «Мертвая голова», и 4500
человек с начала из общих СС. Эти 4500 человек были частью от 36 000 человек, которые
на основании постановления о принудительной службе были призваны до 1940 г. из
состава общих СС в войска СС. Остальной обслуживающий персонал концлагерей
в количестве 24 000 человек — 30% — вообще не имел отношения к СС. Это были
7000 призванных немцев, которые добровольно вступили в ваффен-СС как во
фронтовую часть, и 6000 солдат армии и авиации. Среди добровольцев было много членов
СА, имперского военного союза НСДАП и т.п. Все, за исключением основного
персонала лагерей в количестве 1500 человек, были против их желания переведены по
приказу Гиммлера в охрану концентрационных лагерей, без общего подчинения их
командованию ваффен-СС. Лишь во время войны эти охранные и административные
органы Гиммлера были фактически приняты в ваффен-СС. Это произошло во
избежание полного освобождения персонала концлагерей от военной службы, то есть по
причинам, которые практически лишали действия распоряжения военной охраны.
О том, однако, что это не изменило государственно-политических и военных задач
концентрационных лагерей и что тем самым концентрационные лагеря не входили в
компетенцию ваффен-СС, с полной достоверностью говорят показания свидетелей
Рейнеке, Юттнера, Руофа, Бриля и др. Фактически персонал концлагерей и после
формального перехода в ваффен-СС управлялся и руководился не ведущими учреж-
1 Документ SS-68.

172 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
дениями этой организации, а совершенно особым отделом, известным официально
как группа «D» главного экономического управления (свидетели: Штейн, Франк)1.
Этой группой «D», которая была строго отграничена, не только от остальных
управлений СС, но и других отделов ВФХА — в организационном отношении,
территориальном и в отношении личного состава (как это видно из аффидевитов Кайндля
и Франка), — руководилась и контролировалась охрана и комендантский персонал.
Все доходы концентрационных лагерей — особенно от труда заключенных —
передавались группе «Д» при экономическом управлении и пересылалась в империю почтой,
которая также не подчинялась ваффен-СС. Бюджет ваффен-СС составлялся подобно
армейскому. Он не был связан с армейским бюджетом, но утверждался по одинаковой
форме теми же чиновниками министерства внутренних дел, что и армейский, и
приводился в соотношение с ним.
Никогда — это я хотел бы еще раз подчеркнуть — отдельная войсковая часть
ваффен-СС не откомандировывалась в концлагеря.
Вот, господа судьи, я и осветил вам отношение комендантского и охранного
аппарата лагерей к СС и к ваффен-СС.
Это разграничение еще резче выступает в вопросе решений об арестах,
освобождении или даже об умерщвлении заключенных. Это было исключительной
компетенцией гестапо.
При таком положении вещей не остается ни малейшего сомнения, что
виновников зверств и жестокостей, происшедших в концлагерях и творимых сознательно или
бессознательно, следует искать среди персонала концентрационных лагерей и лиц,
бывших во главе их.
Свидетель доктор Морген и многие аффидевиты утверждают — здесь и сейчас я
должен сослаться на дальнейшее разграничение, — что в основном охрана не имела
ничего общего о внутрилагерной жизнью, что вход в лагерь был им совершенно
воспрещен и невозможен. Экзекуции, расстрелы выполнялись командой штаба
комендатуры по приказу главного управления безопасности на основании особого,
присвоенного комендантам лагерей права.
Следует отличать концентрационные лагеря от лагерей уничтожения. Последние
существовали с 1942 г., то есть со времени, когда Гитлер объявил войну
Соединенным Штатам Америки, причем сделал ответственными за эту войну евреев, которые
должны были принять кровавую месть. Из ужасных описаний свидетелей Гесса и
Моргена мы помним технику этих массовых убийств.
Из показаний Хёсса, Моргена и опроса Визлицени перед Трибуналом и
Комитетом мы получили наглядную картину всей этой системы убийств. Гитлер и
канцелярия фюрера, знавшие уже о практике убийств и уничтожения душевно-больных,
обслуживались специалистами — имперским врачом Гравитцом и комиссаром по
уголовным делам Виртом. Первый разработал медицинские методы умерщвления,
второй — усовершенствовал технику их проведения.
Кроме Вирта, начальника лагеря уничтожения под Люблином, в их распоряжении
был еще Хёсс — начальник лагеря уничтожения в Освенциме, вернее, Геновице.
Одним из поставщиков жертв был Эйхман, работавший в гестапо и еще до
приказа Гитлера об уничтожении евреев препровождавший их из гетто в лагерь.
Как показал перед Комитетом Визлицени, 5, 6 и 7 июня транспорты
сопровождались лишь полицией, а также словаками и венграми, и лишь единственный раз
членами СС, которые были туда привлечены принудительно.
1 Документы: SS-41; 99.

Защитительная речь доктора Хороша Пелъкмана 173
Все эти фабрики и команды уничтожения создавались по особому приказу Гитлера,
концлагеря фюрера выпадали из общей системы концентрационных лагерей. Поэтому
не было издано нормальных приказов об их организационной структуре. Вирт был
криминаль-комиссаром, не будучи членом СС, руководил же лагерями
уничтожения Гесс, причем он не имел права разглашать этой тайны даже Гиммлеру или Эйх-
ману — инспектору концентрационных лагерей. Так показал Гесс 15.04.1946.
Что же следует из всех этих ужасных событий — начиная от ужасов концлагерей до
эйнзацгрупп и массового уничтожения — применительно к обвинению СС?
Обвинение утверждает, что все совершенные преступления в таком масштабе и на
такой обширной территории должны были быть известными каждому члену СС. Это
значит, что и решение суда от 13 марта 1946 г. исходит из того, что незнание
фактического положения в уголовном деянии есть основание к осуждению.
Прокуроры исходят из следующего соображения: пресса и радио публиковали
всякого рода официальные сообщения, и в союзных странах, в частности во время войны,
официальные органы печати этих государств были широко осведомлены о зверствах
в концентрационных лагерях и о прочих преступлениях. При таких обстоятельствах
совершенно ясен вывод, что если факты подобных преступлений известны почти всем,
то в еще большей мере это было известно в Германии и особенно среди членов СС.
Из представленных многочисленных обстоятельно обоснованных аффидевитов
явствует, что члены СС в своей массе оспаривают свою осведомленность об этом.
Защита, кроме этого, противопоставила документам обвинения такое же
объяснимое утверждение: все совершенные на территории империи преступления
проводились в отношении каждого в отдельности, а при наличии системы строгого хранения
тайны большинство членов СС вообще о них ничего знать не могло. Если
утверждение Обвинения может явиться юридической предпосылкой для заключенных
выводов, то предъявленное защитой фактическое доказательство не менее убедительно.
А такое доказательство, господа судьи, защитой предъявлено.
Начнем с концентрационных лагерей. Темное покрывало тайны и всем известный
обман стал для нас ясен уже вскоре. В 1936 г. во всей Германии было лишь 5—6
лагерей с 12 000 заключенных и 21 000 — в 1939 г. Само собой разумеется, что
обвинение не касается того обстоятельства, что каждый немец, путешествуя, мог проезжать
мимо концентрационных лагерей и видеть их. При том относительно небольшом
числе обслуживающего персонала, в несколько тысяч человек, большинство немцев
считало сведения, распространявшиеся о концлагерях, маловероятными.
Преобладающая часть этого персонала — охрана — не имела права входа в лагерь.
Характерными для официального обмана являются утверждения Гиммлера,
сделанные им при осмотре одного из концлагерей офицерами и данные на собрании
«национально-политического обучения»,^ том, что заключенные состояли из
коммунистов и уголовных преступников, которые были осуждены на несколько месяцев
или на более длительные сроки. Он уверял о хорошем санитарном состоянии
лагерей, вежливом обращении, частой смене белья и употреблении зубных щеток. Такое
же впечатление должно было создаться и при посещениях лагерей. Речь шла якобы
только о преступниках и асоциальном элементе низшей ступени, которые в лагерях
вели вполне сносную жизнь. В многочисленных аффидевитах говорится, как
посетители, как раз из круга членов СС, при осмотрах, например, школой юнкеров
находили порядок в концлагерях и состояние заключенных достаточно хорошим.
1 Документ № 1992-PS.

174 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
Все в лагерях было строго засекречено. Не только официальное приведение в
исполнение смертных приговоров, но и экзекуции, введенные в начале войны главным
имперским управлением безопасности, так же как и убийства, совершаемые в
действительности по личному распоряжению начальников лагерей, производились тайно.
Доктор Морген уверяет1, что он в своих показаниях иллюстрирует все утонченные
методы, направленные к приданию этим убийствам вида естественной смерти, и этим
вводит в заблуждение как органы гражданской юстиции, так и с 1940 г. — органы СС.
Я прошу вас, господа судьи, представить себе, что убийства и жестокости начали
в самом широком масштабе проводиться во время войны.
Обязательство безусловного содержания в глубокой тайне всего происходящего
в лагерях возлагалось не только на персонал, но относилось и к отпущенным
заключенным. Представленные обвинением многочисленные аффидевиты бывших
заключенных подтверждают эти клятвы молчания, но удивительно, что они лично не
говорят о своем противодействии этому запрету2. Как мы убедились, этот обет молчания
имел особое значение. Страх перед возвращением в лагерь был слишком велик.
С момента прибытия в 1934 г. в качестве охраны лагерей частей СС
«Мертвая голова» общие СС, а позднее и войска СС ни юридически, ни фактически не
имели ничего общего с аппаратом комендатур и охраной концентрационных
лагерей. Отдел «Д» ВФХА со своим маленьким войском в 30 000 человек, так называемых
ваффен-СС, превратился в строго замкнутую, отделенную от внешнего мира систему
с собственной телефонно-телеграфной сетью и собственными курьерами для связи с
лагерями. Лишь гестапо имела свой канал в лагерях, а именно так называемый
политический отдел, который подчинялся ей и в большей части руководился одним из
секретарей по уголовным делам. Таким образом, и это не являлось связью с
остальными СС. В вопросе сохранения тайны обращает на себя внимание факт, как это
показывает свидетель Кайндль3, что штабы комендатур до середины 1942 г.
оставались укомплектованными почти исключительно тем же персоналом, что и в начале
войны, благодаря чему до 1942 г. исключалась возможность какого-либо разглашения
о происходящем в лагерях. Это можно объяснить и с психологической точки зрения.
Последние, как ответственные за издание приказов или за их выполнение, не имели
никакой возможности говорить СС о своих темных делах.
Как трудно было что-либо разглядеть сквозь эту завесу, явствует из живого
примера, на мой взгляд, очень правдоподобно описанного свидетелем д-ром
Моргеном. Он до мелочей обрисовал, как путем совместных действий коменданта, врача и
начальника лагеря могло скрываться любое преступление, так что ни органы
юстиции до 1939 г., ни позднее органы СС или сами заключенные ничего не замечали.
Эти обстоятельства привели к ужасным убийствам и жестокостям. Я должен,
однако, в интересах объективного установления истины и для правильной оценки
событий, в свете вопроса общей виновности членов СС, обратить внимание на
утверждение д-ра Моргена, что ему известны коменданты и врачи, делавшие для
заключенных все человечески возможное.
При этом я позволю себе напомнить ответ господина председателя господину
Дюбосту на заседании 13 января 1946 г., в частности, о необходимости приводить
имена заключенных всех лагерей для доказательства этих убийств и жестокостей.
1 Документ SS-66.
2 Документ № 2334-PS.
- Документ SS-68.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 175
Я не помышляю о защите юрисдикции СС, о ее судьбе в данное время вопрос
не ставится. Но разве можно было подумать, что они узнали лишь в 1943 г. — и то
случайно, — что эти так хорошо замаскированные смертные случаи на самом деле
являются просто убийствами? Разве нельзя поверить в это, если посмотреть на отпор
руководящих лиц: Поля, Кальтенбруннера, Мюллера, которые так далеко зашли, что
Поль издал приказ всем комендантам, что во время следствия судьям СС доступ в
концентрационные лагеря возможен лишь с его личного разрешения?
Обвинение не сделало никакой попытки опровергнуть показания д-ра Моргена
в этом важном пункте сохранения тайны. Оно, конечно, и не может сделать этого,
официально обладая всеми документами главного экономического управления и
высшего суда СС, где содержатся показания госпожи Элеоноры Ходис, данные
бывшему следователю доктору Моргену против Хёсса, осенью 1944 г. и официально
опубликованные в специальной брошюре. Что у Обвинения не было абсолютно никакой
возможности опровергнуть показания доктора Моргена, я заключаю еще и из того,
что при допросе мною этого свидетеля оно сделало попытку прекратить допрос по
тем мотивам, что якобы он говорит в пользу обвинения, а затем отказалось от
перекрестного допроса свидетеля под предлогом того, что его показания опровергают
весь предъявленный до сего времени доказательственный материал.
Нет, у меня нет никакого сомнения, что влиятельные лица всячески старались
гуще и гуще завуалировать тайну своих преступлений в концентрационных лагерях,
и я надеюсь, что смогу небезуспешно доказать это.
Во время массовых убийств нужно было вести себя чрезвычайно осторожно. Так
говорится в показаниях Гесса, Визлицени и Моргена, и в этом показания их
аналогичны. Все три свидетеля единодушно утверждают, что немногие занимались этим
и были в это посвящены. Гесс говорит об одном случае уничтожения 60 человек в
Освенциме, доктор Морген — об общем уничтожении сразу нескольких сотен
человек1, а Визлицени приводит цифру, 100 заключенных, упоминая акцию Эйхмана.
При депортации евреев у сопровождавшего персонала до их ужасного конца
сохранялось впечатление их переселения. Использование при депортации доверенных лиц
из числа жертв делало возможным то, что сотни тысяч людей были умерщвлены без
малейшей возможности огласки. Как показывает свидетель этих событий, все
происходило в глухой обширной местности, испещренной фабричными трубами. Я хочу
избавить себя от перечисления всех этих ужасных уловок, к которым прибегали для
того, чтобы внешний мир и отдельные люди не узнали о судьбе этих жертв.
Я позволю себе напомнить показания свидетеля фон Таддена, который по
поручению ведомства иностранных дел с другими иностранцами обследовал лагеря, чтобы
лично убедиться в необоснованности жалоб попечителей. Как показал свидетель,
ими был также обследован Терезиенштадт как образец закрытой колонии для евреев,
где он нашел все очень благоустроенным, и что в так называемом протекторате был
издан закон о создании закрытой колонии Терезиенштадт2.
Почему же член СС, который не имел к этому никакого служебного отношения
должен был знать больше, чем другие? Что само по себе так называемое
переселение, то есть депортация, является преступлением в смысле Устава, относится к
другому вопросу и будет разбираться позже. Во всяком случае, нельзя забывать, что шла
война. Члены ваффен-СС в большинстве своем были призваны в полном смысле на
фронт, свидетели Бриль и Блюме приводят цифру около 50 000 к концу войны.
1 Документ SS-65.
2 Документ SS-95.

176 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
Выполняя боевые задачи, они не знали, что творилось за их спиной. Если бы им
стало известно, что люди в такой же униформе несли службу в концлагерях, они
почувствовали бы себя совершенно чужими и это повлияло бы на внешнюю и
духовную связь с ними (свидетели: Хауссер, Гиль, Штейнер). Откомандирования
персонала концентрационных лагерей во фронтовые части были чрезвычайно редки.
Факт отсутствия в Германии свободы печати находит подтверждение в том, что
ввоз иностранных газет, так же как слушание иностранного радио, был воспрещен
под страхом строгого наказания. В этом мероприятии правительство также одержало
успех. Официальные статьи, содержавшие лишь лживую пропаганду, находили
доверие и среди ваффен-СС. Это подтвердил подсудимый Фриче.
Эта система запрета дополнялась хорошо рассчитанной официальной немецкой
пропагандой. В своей речи в 1942 г. в юнкерской школе в Бад Тельце Гиммлер лично
заявил, что в концлагерях в основном содержатся уголовные элементы, которые при
хорошем обращении и путем хорошей трудовой нагрузки будут перевоспитаны в
полезных членов общества1. Такое утверждение казалось правдоподобным, тем более
что все возраставший в Германии недостаток в людях вынуждал к заботливому и
внимательному отношению к человеческой жизни, к тотальному использованию всей
полезной рабочей силы. Наглядный пример того, что именно эта причина считалась
особо важной, приведен в показаниях свидетеля Потемунда2. Этот свидетель показал,
что в конце 1943 г. он как адъютант начальника отдела кадров СС запросил IV
управление Главного имперского управления безопасности, Главное административно-
хозяйственное управление и отдел «D», относительно слухов об убийствах евреев.
Он запросил, являются ли эти слухи достоверными. Ему ответили, что речь идет о
явной вражеской пропаганде. Главное административно-хозяйственное управление
еще добавило, что заключенные являются необходимой рабочей силой для военной
промышленности и от этой рабочей силы Германия не может отказаться.
Даже высшие имперские инстанции не могли уяснить себе истинного положения
дела. Свидетель фон Тадден детально обрисовал то, как своим изощренным
жонглерством, правдой и ложью Эйхман сумел обмануть министерство иностранных дел.
Посещение еврейских лагерей свидетелем, будь то в сопровождении представителей
различных держав или представителей Красного Креста, не давало повода
предполагать, что в этих лагерях проводятся массовые убийства. Дальнейшие
расследования в других лагерях, в которых действительно уничтожались евреи, Эйхман сумел
пресечь, выдвигая неопровержимый аргумент относительно того, что в этих
лагерях выполняются особые военные заказы, которые необходимо держать в строгом
секрете, а именно производятся так называемые фау Ваффен («оружие возмездия»),
и поэтому эти лагеря посещать нельзя.
Далее я хотел бы представить доказательства, свидетельствующие о том, что
тайная государственная полиция (гестапо) на официальный запрос в 1942 или 1943 г.
сообщила министерству юстиции в лице референта по борьбе с распространителями
слухов Кюне, что слухи об уничтожении евреев на востоке являются
вымышленными. Аффидевит, освещающий этот вопрос, был отклонен комиссией ввиду того,
что он не относится якобы к делу СС.
И подсудимый Фриче во время допроса в качестве свидетеля привел целый ряд
наглядных примеров, показывающих, как ему, человеку, который, будучи на высоком
1 Документы SS: 119-122 (аффидевиты Заукеля).
2 Документ SS-12 (аффидевит Потемунда).

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 177
посту, слышал эти слухи об уничтожении евреев, не удалось получить подтверждения
этих слухов и как он на основании своих запросов пришел к выводу, что
уничтожение евреев не производилось. До сих пор остается недоказанным, что большинство
членов СС знало о деятельности эйнзацкоманд.
Для того, чтобы опровергнуть обвинение о «всеобщей осведомленности» о
биологических экспериментах, проводившихся в концентрационных лагерях, я хотел бы
указать на один с моей точки зрения странный факт, а именно на то, что здесь было
представлено большое количество доказательств по вопросу о том, знал ли
подсудимый Геринг об этих экспериментах.
Я мог бы говорить о том, что эти эксперименты проводились только в нескольких
лагерях, что они, как это показано в некоторых аффидевитах, производились только
с добровольного согласия заключенных, но я не буду этого делать, так как я не хочу
защищать эти деяния и не хочу, чтобы создалось такое впечатление. Мне достаточно
лишь указать на спорный вопрос о том, знал или не знал Геринг об этих
экспериментах, а также задать вопрос, какие Обвинением были приняты доказательства,
говорящие в пользу членов СС. Мне кажется, что нет сомнения в том, что само проведение
этих преступных экспериментов и осведомленность, о которой говорил
управляющий делами общества «Аненербе», обвиняют лишь свидетеля Зиверса, а не членов и
сотрудников общества «Аненербе», в работе которого эти эксперименты составляли,
может быть, всего лишь один процент всех исследований.
И, наконец, по вопросу об осведомленности в деле совершения преступлений я
хотел бы процитировать то, что прочел в журнале «Берлинер блаттер» № 1 за 1946 г.,
в статье Оскара Гетца «Еврей в Третьей империи»: «Уничтожение людей газом в
Освенциме и другие злодеяния в лагерях смерти в Маутхаузене, Майданике, в Равен-
сбрюке и Бухенвальде мы, в лагере Терезьенштадт, например, считали только слухами,
причем очень преувеличенными. То, что, например, в действительности произошло
в Освенциме, мы в Терезьенштадте узнали только весной 1945 г., когда немногие
оставшиеся в живых после упразднения лагеря в Освенциме возвратились к нам.
В интересах справедливой оценки людей необходимо подойти к этому по-деловому.
Ни один виновный не должен избежать наказания. Но и ни один невиновный не
должен быть обвинен. Здесь необходимо проявить как можно больше объективности
для того, чтобы успокоить людей на будущее»'.
Я хотел бы, чтобы этот пример объективности, которая сохранилась у человека,
несмотря на унижение, которым он подвергался во время нацистского режима, включая
сюда и от СС, стал образцом для Высокого суда. И если даже прийти к заключению, что
независимо от отдельных преступников, которых можно выявить (свидетель д-р Морган
назвал круг лиц, совершавших преступления в концентрационных лагерях),
большинство членов СС не имело никакого представления о преступлениях, но это
большинство, как и все остальные немцы, знало, например, о депортации, то и это по ст. 6 Устава
может быть преступным только в том случае, если оно связано с агрессивной войной, но
большинство членов СС не осознавало того, что ведется агрессивная война, а это
является необходимым условием виновности, о чем я уже говорил выше.
Господа судьи, президент Рузвельт 25 октября 1941г. заявил по поводу расстрела
заложников немецкими оккупационными властями в своей речи следующее:
«Цивилизованные нации уже давно признали тот принцип, что никто не может быть
наказан за преступления другого».
1 Гетц Оскар. Еврей в Третьей империи // Берлинер Блеттер. 1946. №1.С. 54.

178 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
Судья Джексон 28 февраля 1946 г. сказал следующее: «Цель объявить
организацию преступной заключается в том, чтобы наказать людей, способствовавших этим
преступлениям, хотя действительные преступления никогда не смогут быть найдены
или распознаны».
Разве их действительно нельзя найти? Разве названные мною выше
многочисленные процессы союзных военных судов, вынесших по делам 241 подсудимого
153 смертных приговора, не доказывают обратного, например, в отношении
преступлений, совершенных в концентрационных лагерях? Разве Обвинение все еще готово
утверждать, что еще не найдены действительные преступники, несмотря на то, что
вот уже год все люди, имевшие когда-либо отношение к администрациям
концентрационных лагерей, поименно зарегистрированы в определенных организациях
и могут в любой момент выступать в качестве свидетеля? Все документы и данные
находятся в руках союзников.
Но отбросив эти ясные цитаты (Рузвельт — Джексон), я попробую вместе с
Обвинением стать на ту точку зрения, что существует коллективное уголовное
преступление. Но и тогда в рамках этого преступления будет продолжать действовать тот
принцип, что никто не может быть наказан за преступление, которого он не совершил,
то есть это значит, что в данном случае круг обвиняемых лиц должен быть по
возможности органичен.
При установлении круга лиц, несущих ответственность, следует, однако, сделать
различие между моральной и правовой ответственностью. Следует задать вопрос: что
должен был делать каждый человек, если он, действуя на основании приказа, совершил
преступления или даже только был осведомлен об этих преступлениях? Разграничение
организации по группам будет, как я уже изложил в моем выступлении, справедливо,
и именно потому, что эти группы занимались совершенно различными вопросами и по
степени осведомленности о преступлениях приравнены друг к другу быть не могут.
Это ограничение может быть произведено в двух направлениях, причем как
выборочно, так и без всякого выбора.
1. В отношении самой ответственности это значит учесть служебное положение и
должность каждого члена СС.
2. В отношении подгрупп и всей организации, называемой СС.
Обвинение, я считаю, провело первое ограничение, представляя обвинительное
заключение по делу партии и правительства. В партии должны быть осуждены только
политические руководители, а из исполнительных органов германского государства
только имперское правительство. При проведении ограничения ответственности
следует, очевидно, сделать различие между моральной и правовой ответственностью.
Следует задать вопрос: что должен был сделать человек, будучи на своей должности, если
он, действуя на основании приказа, совершил преступления или только был
осведомлен об этих преступлениях; что следовало при этом от него ожидать? Ограничение по
подгруппам во всей организации будет оправдано тем фактом, который я ясно изложил
в моем выступлении, а именно тем, что эти группы имели совершенно независимые
друг от друга задачи и их осведомленность относительно деятельности или
преступлений была также различна. Можно было бы также произвести деление на подгруппы на
основании сроков вступления и выхода из организации, таким образом можно было бы
одновременно исключить группу лиц, принудительно вовлеченных в организацию.
Но и при таком ограниченном осуждении, мне кажется, совершенно необходимо,
учитывая те значительные последствия, которые продиктованы ст. 10 Устава, в
приговоре или в обосновании приговора выразить то, что каждый член в отдельности

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 179
может представлять любые возражения, за исключением тех, которые перечислены
в ст. 10 Устава.
В заключении я хотел бы указать на формальные препятствия для такого
осуждения, о котором ходатайствует Обвинение.
Смысл осуждения члена организации как отдельного подсудимого —
представителя этой организации на основании ст. 9 Устава, мне кажется, заключается в
следующем: организация должна быть ответственна за действия отдельного
подсудимого, который был ее членом только в том случае, если между действием этого
отдельного подсудимого и его организацией существует такая связь, которая по
соображениям правового порядка может привести к осуждению всей организации.
Такая причинная связь имеет место только в том случае, если отдельные
подсудимые совершили действие как члены организации, будь то осуществление
поставленной организацией цели или же использование организации как таковой для
осуществления какой-либо цели.
Судья Джексон 28 февраля 1946 г. заявил: «Отдельные подсудимые здесь были
членами организации и должны быть осуждены на основании преступления, которое
само по себе может свидетельствовать об уголовном характере этой организации».
Применяя этот тезис к организации СС, которую я защищаю, это означает:
организация может быть объявлена преступной только в том случае, если ее членом был
по крайней мере хотя бы один подсудимый, который был осужден, совершив
преступление, используя при этом свою организацию, или он же совершил преступление,
которое может быть рассмотрено как результат поставленной организацией цели,
достигнутой в результате этого преступления. За одним исключением, о котором я
буду еще говорить, все подсудимые обвиняются в действиях, которые были
совершены ими как руководителями важнейших государственных и партийных
учреждений, но не учреждений СС, они обвиняются в связи с выполнением поставленных им
государственных задач. То, что некоторые из них, между прочим, получали почетные
чины в той или иной негосударственной организации СС, недостаточно для того,
чтобы организацию СС в целом сделать ответственной за те действия, в проведении
которых в жизнь эта организация не принимала никакого участия, за действия,
которые даже не входили в задачи этой организации.
Исключением может быть только подсудимый Кальтенбруннер. Он, будучи
начальником полиции безопасности, то есть уголовной полиции и гестапо, а также СД,
обвиняется в совершении действий, которые проводились в жизнь организацией СД. Но в
этом нельзя обвинить организацию СС. Уголовная полиция (КРИПО) не обвиняется.
Гестапо обвиняется как отдельная организация. Обвинение организации СД следует
также рассматривать как обвинение самостоятельной организации. Правда,
первоначально эта организация обвинялась вместе с организацией СС. Но вскоре организация
СД получила собственного защитника и ее дело на этом процессе стало
рассматриваться отдельно. Организационно СД и СС с 1934 г. представляют собой три
различные организации. Таким образом, осуждение Кальтенбруннера формально, если это
вообще возможно, означало бы осуждение организаций гестапо и СД, то есть, вернее
дало бы возможность осудить эти организации, но не организацию СС.
В отношении технического вопроса я хотел бы указать еще на то, что ни один из
этих подсудимых не был допрошен о том, совершал ли он инкриминируемые ему
преступления, в которых он обвиняется, как член СС или в интересах самой
организации СС, и если да, то в какой степени. Мне кажется, что это является
существенным недостатком судебного процесса.

180 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
Господа судьи!
В начале своей речи я говорил о том, что этот процесс является огромным по
своему масштабу уголовным процессом, но все-таки только уголовным процессом.
И поэтому я сейчас здесь задаю вопрос: каков будет и каким может быть правовой
и политический смысл осуждения организаций? И я получаю традиционный ответ:
возмездие и назидание.
Безусловно, необходимо, чтобы немецкий народ, и в особенности бывшие
нацистские организации, а также и все другие народы мира, которые поддадутся искушению
принять диктатуру и антидемократический метод, отказались бы от этого и чтобы
они всегда осознавали тяжкие последствия нарушения норм международного права,
норм нового, изложенного теперь в Уставе универсального права. Этот процесс
должен быть последним предупреждением для всех тех, кто не желает признавать
требования всего мира и всех мирных граждан, требования свободы слова и свободы
вероисповедания, свободы от нужды и страха. Война, страшные последствия
поражения, аресты сотен тысяч людей, не считая военнопленных, мучительные месяцы
расследования дела здесь, на процессе, проверка политической благонадежности и
ограничение возможности поступить на службу — все эти яркие и отпугивающие
факты окажут такое влияние на всех, которого мы ожидаем.
Но прежде всего, господа судьи, надо учесть следующее: ваши армии освободили
Германию от тирании нацизма, освободите же и вы сейчас мир от проклятия
возмездия. Мир будет исцелен только тогда, когда будет покончено с возбуждающими
ненависть лозунгами, направленными против рас, народов, классов или партий.
Я говорю это, несмотря на то, что знаю, что и в стане союзников есть много
приверженцев СС, которые не поймут смысла моих слов. Но и они когда-нибудь поймут
вечную правду изречения: «Мы рождены не для ненависти, а для любви».
Итак, я хочу подвести итог моей речи в защиту СС.
Я обвиняю каждого убийцу и преступника в отдельности, который был членом
этой организации или одной из ее частей, а таких немало.
Я оправдываю те тысячи и сотни тысяч граждан, которые служили, движимые
добрыми намерениями, и поэтому морально и метафизически невиновны как
уголовные преступники, но несут горькую ответственность, которую несет сегодня весь
немецкий народ.
Я предостерегаю мир и его судей от совершения огромной несправедливости,
облеченной в формально законную форму, я предостерегаю от создания касты
проклятых и презренных в сердце Европы.
Я жду исполнения желания всех народов и всех людей о справедливости.
Да благословит Бог ваш приговор!
Приложение. Развитие общих отрядов СС и войск СС и их отношение к другим
организациям в сфере власти Гиммлера.
7. Гражданские отряды СС, названные позднее общими СС.
В апреле 1925 г. восемь членов СС под руководством Юлиуса Шрека, ставшего
позднее бригаденфюрером, взяли на себя охрану фюрера. Это обстоятельство было
основанием гражданских отрядов СС, численный состав которых в последующие
годы увеличился очень незначительно. 6 января 1929 г. Гитлер поручил
руководство СС Гиммлеру и назначил его рейхсфюрером СС. К этому времени СС
состояли из 270 человек. К моменту прихода Гитлера к власти эти отряды охватывали уже
25 000 человек, а к началу войны количество их членов составляло 250 000 человек.

Защитительная речь доктора Хорала Пелъкмана 181
Эти общие отряды СС в соответствии со своим наименованием — охранные
отряды — носили чисто оборонительный характер и выполняли соответствующие
своему характеру задачи. Эти задачи с самого начала основания СС и до прихода
партии к власти заключались в охране ораторов путем их сопровождения на
избирательные собрания и в несении службы охраны порядка на собраниях и митингах1.
В последующее время общие СС поддерживали порядок, в частности, при
грандиозных торжествах и прежде всего во время партийных съездов.
Общие СС не были военным институтом. С самого начала они не были
вооружены. Последнее было категорически определено приказом Гитлера от 17 августа
1938 г. Служба в них не была военной службой, напротив, их члены должны были
отбывать воинскую повинность в рядах вооруженных сил. Только по соображениям
организационного порядка и порядка субординации общие отряды СС были
разделены на штурмы (рота войск СС), штурмбаны (батальон войск СС) и штандарты
(полки войск СС). Упражнения без оружия и марши, проводившиеся общими
отрядами СС, преследовали цель бесперебойного несения службы охраны порядка2.
Поэтому нельзя говорить также о военной подготовке общих отрядов СС к
агрессивной войне. Такая подготовка никогда не была предметом специальной литературы
или обучения этих частей3. Таким образом, в общих СС не происходило и никакой
моральной подготовки к войне.
Я не могу закончить характеристики общих СС, не указав на то, что эта
организация приблизительно с 1936 г. начала терять свое значение, что со своей стороны не
преминуло отразиться на настроениях и на служебном рвении ее членов. Совершенно
ясно, что члены СС, возвращаясь вместе с восстановлением экономики страны все
более и более к своей профессиональной жизни и втягиваясь в нее, тем менее были
готовы отдавать свое свободное время службе в СС, которая практически не давала
им ничего, кроме службы в оцеплениях и спорта. К этому присоединилось еще и
сознание того, что Гиммлер с этого момента перенес свой интерес с общих частей
СС на свои государственные функции. Без преувеличения можно сказать, что только
благодаря сложившимся узам доброго товарищества между членами общих СС эти
отряды смогли просуществовать до начала войны.
Передача в руки Гиммлера различных государственных функций и увеличение
его влияния в сфере управления государством повлекли за собой распад
организации охранных отрядов на отдельные подразделения, каждое из которых
практически шло своим собственным путем, и имели друг с другом только внешнюю связь,
а именно — связь в лице Гиммлера.
2. Войска С С особого назначения.
Независимо от гражданских частей СС развивались войска СС особого
назначения. Их истоки относятся ко времени возникновения гражданских отрядов СС,
когда из добровольных членов СС и СА, бывших преимущественно безработными,
в 1933 г. были созданы первые подразделения, размещавшиеся на казарменном
положении. К ним относился также отряд, который позднее превратился в батальон
личной охраны Адольфа Гитлера. В задачи этих частей входила охрана фюрера, несение
караульной службы перед зданием правительства и присутствие во время
государственных визитов, при подписании государственных актов и т.п. Впоследствии вой-
1 Показания Хинтерфельда.
2 Там же
3 Там же

182 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
ска СС особого назначения увеличились, причем мобилизация в них производилась
из всех слоев населения на добровольных началах1.
В 1935 г. эти войска состояли из девяти пехотных батальонов, взвода связи и
саперного батальона2. В этом же году в речи перед рейхстагом Гитлер заявил, что
германская армия будет состоять из 35 дивизий Вермахта и одной дивизии «Войск СС
особого назначения». В ходе комплектования армии в 1936 г. войска были разделены
на полки и до начала войны благодаря мобилизации всех слоев населения их
численность достигла 18 000 человек3. 1 января 1936 г. во главе этих войск было
сформировано командование, получившее наименование «Инспекции войск особого
назначения». Инспектором этих войск стал Хауссер, получивший чин генерал-полковника
войск СС. В своем приказе от 17 августа 1938 г. Гитлер более подробно определил
положение войск особого назначения СС. В частности, было установлено, что они не
являются составной частью вооруженных сил и не входят в государственную
полицию, а представляют собой постоянные вооруженные отряды Гитлера для особого
назначения. Служба в них засчитывалась как служба в вооруженных силах,
пополнение их, как и раньше, производилось путем принятия добровольцев из числа
военнообязанных. В случае мобилизации независимо от возможности использования их
Гитлером внутри страны эти части передавались в распоряжение
главнокомандующего сухопутными силами и подчинялись военным законам и положениям.
Соединение полков и самостоятельных батальонов войск СС особого назначения
в дивизии произошло только после похода на Польшу. Была сформирована первая
дивизия войск СС особого назначения. Существовавший наряду с ней батальон
личной охраны фюрера был превращен в дивизию только в 1940 г.
Организационная и внутренняя независимость войск СС особого назначения от
гражданских отрядов СС подтверждается следующим:
1. Войска особого назначения СС располагались в казармах и тем самым даже с
чисто внешней стороны были отделены от гражданских членов СС.
2. В противоположность к гражданским отрядам СС они были вооружены и
сформированы согласно чисто военным принципам и положениям. На этом же
основании они имели своих командиров и проходили военную подготовку.
3. У них была своя собственная руководящая инстанция «Инспекция отрядов СС
особого назначения», которая впоследствии была превращена в «Управление
командования войск СС особого назначения», а еще позже в «Главное управление
командования частями СС».
4. Согласно приказу от 17 августа 1938 г. на них были возложены задачи,
отличавшиеся от задач отрядов гражданских СС. Оба эти рода отрядов СС
противопоставлялись друг другу в вышеназванном приказе. Отряды СС особого назначения
содержались на деньги из бюджета министерства внутренних дел, а гражданские отряды
СС — на средства партии4.
5. Как инспектор отрядов СС особого назначения, так и командиры полков и
отдельных батальонов были кадровыми офицерами с большим опытом и почти
никогда не приходили в отряды СС особого назначения из гражданских отрядов СС.
То же самое относится к части прочих членов руководящего корпуса. Главный кон-
1 Показания Брилля.
2 Документ SS-85 (аффидевит Штейнера).
3 Показания Юттнера и Брилля, аффидевит Штейнера.
4 Документ SS-84 (относительно пассивной легитимации).

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 183
тингент мобилизованных всех слоев населения, вступивших в отряды СС особого
назначения на основании положения о добровольности членства, никогда не
входили в ряды гражданских отрядов СС1.
6. Характер и лицо войск СС особого назначения решающим образом
определялись солдатами и, в частности, генерал-полковником Хауссером. Войска СС особого
назначения чувствовали себя гвардией, главной задачей которой, по их мнению, было
внесение реформы в целый ряд вещей в противоположность устаревшим взглядам
армии, в частности, в вопросе отношений между фюрером и рядовыми и в вопросе
о выборе кандидатов в офицеры. Влияние Гиммлера на них ограничилось
воспитанием, путем издания так называемых «Принципов СС», идеи которых совпадали с
понятиями каждого приличного солдата и немца, а с учетом отбора по физическим
данным развивали в войсках традицию быть первыми как в повседневном
поведении, так и в отношении прочих целей.
Гиммлер никогда не оказывал на войска особого назначения непосредственного
или даже идейного влияния2. В этой связи небезынтересно, что армия имела полное
право производить инспектирование и тем самым оказывать влияние на формирование
и поведение этих подразделений. Войска особого назначения не были связаны с
полицией ни в организационном, ни в служебном отношениях, ни внутренними связями.
В приказе от 17 августа 1938 г. категорически говорится, что войска особого назначения
не являются полицией. Они никогда не должны были выполнять задачи полицейского
характера и никогда не подменяли полицию безопасности и порядка. Между
командирами войск СС особого назначения и других союзов и учреждений, находившихся под
контролем Гиммлера, никогда не происходили совместные совещания3.
3. Подразделения войск СС «Мертвая голова».
Вторым отрядом СС, внутренне и внешне самостоятельным, являлись
подразделения СС «Мертвая голова», возникшие в 1934 г. Человеком, формировавшим
эти подразделения и оказавшим решающее влияние на их развитие, был обергруп-
пенфюрер СС Эйке. Подразделения «Мертвая голова» ведут свое начало от отрядов
охраны концлагерей, а последние не имеют никакого отношения к гражданским
отрядам СС. Когда в 1933 г. были созданы концлагеря, к их охране преимущественно
стали привлекаться безработные из рядов СА и лишь незначительная часть членов
гражданских отрядов СС. Эти безработные были назначены для охраны
концлагерей в качестве постоянных караулов, получавших за это определенное денежное
вознаграждение. Когда в 1934 г. Гитлер в целях соблюдения единства передал в
ведение Эйке служебный надзор и охрану концлагерей, последний, хотя и взял тот же
состав рядовых, однако в последующее время сформировал подразделения «Мертвая
голова». Таким образом, к службе в этих отрядах стали привлекаться добровольцы из
всех слоев населения, независимо от партийной принадлежности и от
принадлежности к одному из подразделений партии. До 1 апреля 1936 г. подразделения караула
содержались за счет соответствующих правительств земель, а с этого момента они
перешли на бюджет имперского министерства внутренних дел. К этому времени
они уже насчитывали в своих рядах 3600 человек и состояли из трех батальонов СС
«Мертвая голова»4. Важно, что в бюджете расходы на штабы комендатур были преду-
1 Документ SS-85 (аффидевит Штейнера).
2 Там же.
3 Там же.
4 Документ SS -63 (аффидевит Кайндля).

184 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
смотрены отдельно от расходов подразделений караула, и Эйке с 1 апреля 1936 г. ввел
для себя и, соответственно, для обеих разделенных сфер деятельности служебное
обозначение своей должности — «руководитель подразделений СС «Мертвая голова»
и концентрационных лагерей».
В названном приказе фюрера от 17 августа 1938 г. были предусмотрены также вопросы,
касающиеся подразделений «Мертвая голова». Там было категорически указано, что эти
подразделения не являются ни частью вооруженных сил, ни частью полиции, а
представляют собою постоянные вооруженные отряды СС. То обстоятельство, что
подразделения «Мертвая голова» при несении службы охраны концлагерей выполняли задачи
полицейского характера, ничего не меняет в том отношении, что они не являлись
полицейскими войсками. Последнее еще ярче подчеркивается указанным приказом к тому,
что в случае мобилизации подразделения СС «Мертвая голова» обязаны поставлять
кадры для подкрепления подразделений «Мертвая голова — усиление полиции» и что
они должны освобождаться от службы охраны концлагерей. Приказ категорически
подтверждает порядок мобилизации в эти соединения добровольцев из населения, которые
отбыли военную повинность. Количественный состав подразделений был увеличен на
четыре штандарта (полка) со штабом командования и необходимыми санитарными и
специальными частями, а также с частями запаса. В противоположность к войскам СС
особого назначения до войны служба в рядах подразделений СС «Мертвая голова» не
засчитывал ась за службу в армии. В известном масштабе на них возлагалась обязанность
нести службу во время посещений иностранных гостей и т.п.
К началу войны общий численный состав подразделений «Мертвая голова»,
в которые не входили комендатуры, составлял 7400 человек. Когда после похода на
Польшу была сформирована дивизия «Мертвая голова», большое количество членов
этих подразделений численностью в 6500 человек было переведено в новую
дивизию, которая благодаря пополнению из подразделений «Мертвая голова — усиление
полиции» была доведена до численности военного времени1. После создания в 1940 г.
дивизия «Мертвая голова» вошла в эти войска.
Что касается самостоятельности и независимости подразделений СС
«Мертвая голова» от общих отрядов СС, то здесь можно повторить то, что было сказано
в предыдущем разделе об отрядах СС особого назначения под №№ 1-4.
Дополнительно необходимо указать, что караульные части никогда не находились на
обеспечении гражданских отрядов СС, даже в самом начале их существования2.
Впрочем, Эйке был чрезвычайно своевольной и самоуверенной личностью,
с которой Гиммлеру приходилось не так-то легко и которая еще менее терпела
вмешательство в свои дела других руководителей СС.
4. Войска СС.
Как уже говорилось, во времена власти Гиммлера были сформированы
следующие вооруженные отряды СС:
1) батальон личной охраны Гитлера;
2) дивизия войск СС особого назначения;
3) дивизия СС «Мертвая голова»;
4) войска запаса этих соединений.
В 1940 г. в официальной речи Гитлер, говоря о борьбе войск на фронте, упомянул
также вооруженные соединения СС, назвав их общим собирательным наименова-
1 Показания Брилля, аффидевит Кайндля СС-68.
2 Там же.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 185
нием — «Войска СС». Немедленно вслед затем он разъяснил это понятие, указав, что
под ним подразумеваются вышеупомянутые соединения. Как уже говорилось, они
были разделены на дивизии СС и подразделения запаса СС «Мертвая голова —
усиление полиции»1. В то время как находившаяся на фронте часть войск СС
подчинялась армии, руководящей инстанцией частей запаса и новых подразделений до их
введения в бой являлось руководство Главного управления войск СС2.
В момент возникновения «Войск СС» их численность составляла 100 000 человек3.
Однако в последующие годы войны она значительно возросла. Сам Гитлер носился с
планом довести соотношение войск СС к армии как 1:104. В соответствии с этим в 1940 г.
в войска СС было дополнительно мобилизовано 50 000 человек, в 1941 г. — 70 000
человек, в 1942 г. - 110 000, в 1943 г. - 210 000 и в 1944 г. — 970 000 человек5.
Таким образом, в декабре 1944 г. общая численность войск СС составляла 910 000
человек. Само собой разумеется, что здесь идет речь не только о добровольцах.
Наоборот, только 534 000 попало туда по мобилизации6. В этой связи следует упомянуть
также, что среди этих 910 000 чел. только 410 000 были коренными имперскими
немцами, 300 000 — заграничными немцами, 50 000 — добровольцами германской расы и
150 000 инородцев7. Из вышеупомянутой общей цифры следует вычесть 30 000
человек, которые, согласно показаниям свидетеля Брилля, были переданы концлагерям
в качестве караула и не могут фактически причисляться к войскам СС по причинам,
которые я изложу ниже. Действительная численность войск СС на апрель 1945 г., если
отнять потери и добавить пополнение, скомплектованное за счет мобилизации новых
призывных возрастов с декабря 1944 г. по апрель 1945 г. в количестве 60—80 тыс.
человек, составляла, приблизительно 580 000 человек. Эти войска СС преимущественно
состояли из мобилизованных и частично из добровольцев. Причина этого кроется
в том, что за последние годы войны мобилизация происходила главным образом за
счет призывных возрастов, а первые возрасты войск СС, среди которых преобладали
добровольцы, большей частью пали на поле боя8. Число 580 000 человек
распределялось на 11 генеральных командований, 18 самостоятельных войсковых корпусов,
около 40 дивизий, 7 более мелких подразделений инородцев и I небольшое
германское подразделение, а также на части запаса войск СС9.
Здесь следует сказать, что 36-я гренадерская дивизия «Дирлевангер» не была ни
соединением войск СС, ни частью общих войск СС10. Она была частью, состоявшей
из бывших браконьеров, эсэсовцев и полицейских, удаленных после отбытия
наказания из этих подразделений и обязанных искупить свою вину службой в этом
соединении. В ее составе были военнослужащие всех родов войск, приговоренные к
наказанию за крупные преступления. Главное управление руководства войсками СС не
имело никакой власти над этим соединением.
1 Показания Юттнера, Брилля.
2 Показания Юттнера.
3 Показания Брилля.
4 Показания Гротманна.
5 Показания Брилля.
6 Там же.
7 Там же.
8 Там же.
9 Показания Плюме.
10 Показания Юттнера и Гротмана.

186 Защитительная речь доктора Хорста Пелъкмана
Оно подчинялось непосредственно Гиммлеру. Дирлевангер решал лично с ним и
с обергруппенфюрером Бергером все служебные вопросы1.
История возникновения войск СС, а также их состав и вышеприведенные цифры
заставляют признать, что войска СС представляли собою совершенно новую
организацию, которую лучше всего сравнить с замкнутым четвертым родом войск. Как
таковые они развивались, как и их предшественники, со всей последовательностью,
самостоятельно, отдельно от остальных частей СС, что видно, между прочим, также
из следующего:
1. Членство в общих отрядах СС прекращалось во время службы в войсках СС2.
2. Юрисдикция войск СС, как чисто военная юрисдикция, не распространялась
на общие отряды СС3.
3. Чины общих отрядов СС не имели силы в войсках СС, так как они не были
воинскими званиями4.
4. Войска СС имели свою собственную командную инстанцию — Главное
управление руководства войсками СС, они даже при нахождении на фронте не переходили
в подчинение Вермахта.
5. Условия принятия в ряды войск СС не соответствовали условиям вступления в
общие отряды СС, в особенности по расовым признакам. Во время войны, как уже
говорилось, принцип добровольности вступления в войска СС был совершенно отменен.
6. Характер и лицо войск СС, так же как и отрядов СС особого назначения,
обуславливались солдатами. В этом отношении можно сказать то же самое, что было
сказано об отрядах СС особого назначения5. Для взаимоотношений между войсками
СС и Гиммлером характерно, что два раза (один раз в 1940 г. и позднее), они
находился под угрозой полной передачи Вермахту и вычеркивания их из списков СС6.
Именно этот факт доказывает, как Гиммлер был далек от войск СС и какое
незначительное влияние он на них оказывал.
Наличие самостоятельности войск СС по отношению к общим частям СС не
меняется от того, что незначительная часть войск СС, около '/|0 всего их состава, вышла из
общих отрядов СС7. Значительно большая часть членов общих отрядов СС по
приказу Гитлера от 17 августа 1938 г. в начале войны была призвана в армию8. Невзирая
на это, звания общих отрядов СС, как уже было упомянуто, не имели никакой силы в
войсках СС и членство в них прекращалось во время службы в войсках СС.
Подобную же самостоятельность войска СС имели и сохранили по отношению к
полиции порядка, полиции безопасности и СД. Войска СС не были полицией, они
в известной степени были четвертым родом войск. Они не имели и не выполняли
никаких задач полицейского характера. Со своей стороны они дали бы отпор
всякому вмешательству полиции в свои дела. Этот вопрос особенно обострился после
попытки Гейдриха привлечь к разбору уголовных дел служащих войск СС
следователей полиции безопасности. На такую попытку судебные органы войск СС ответили
1 Аффидевит д-ра Вилле. СС-№ 35.
2 Показания Гротмана.
3 Показания д-ра Рейнеке.
4 Показания Брилля.
5 Документ SS-84 (аффидевит Штейнера).
6 Показания Юттнера.
7 Показания Брилля.
8 Показания Брилля и Гротманна.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 187
отказом и провалили ее, подав жалобу Гиммлеру1. Вопрос о том, что комендатуры
концлагерей и караул не входили в войска СС, будет разобран ниже.
Как всякий другой род войск, войска СС имели свой вольнонаемный состав. Под
этим словом подразумеваются вспомогательные силы, служащие воинских частей и
способствующие осуществлению ее целей. В качестве примера назову следующее:
1. Помощницы ССне были ни членами, ни руководящими работниками СС, они
выполняли те же самые задачи, как и помощницы в частях связи, штабах
вооруженных сил.2 Впрочем, женщин — членов СС вообще не было.
2. Фронтовые рабочие СС — это свободные рабочие, занятые в строительных
фирмах войск СС и не имевшие больше никакого отношения к СС3.
5. Общие отряды СС на воине.
В противоположность к увеличению численности войск СС развитие общих
отрядов СС проходило другими путями. Практически во время войны общие отряды
СС были распущены4. Оставались только штабы главных управлений,
обрабатывавшие дела общих отрядов СС, и штабы оберабшниттов, хотя и они были значительно
сокращены. Преобладающее число членов общих отрядов СС в вначале войны было
призвано в армию, а остальная часть пошла на усиление соединения СС «Мертвая
голова». Совершенно незначительный остаток, который состоял из освобожденных
от военной службы или из лиц, которые по своей профессии работали в важных в
военном отношении гражданских отраслях хозяйства, не имел никаких других задач,
кроме заботы о семьях погибших на войне товарищей — членов СС.
Именно этот факт со всей очевидностью показывает, что СС не был единой
организацией, как их представляет Обвинение.
6. Концентрационные лагеря.
Следующим самостоятельным сектором, подчинявшимся Гиммлеру, были
концентрационные лагеря. Здесь следует сослаться на сведения, которые были
приведены в главе о подразделениях «Мертвая голова», а именно на тот пункт, в котором
говорится, что штабы комендатур концлагерей и караульные войска имели
совершенно различные сферы деятельности в рамках вопросов, относившихся к
концлагерям. Это положение выражалось не только в бюджете, но также и в служебном чине
«Руководитель подразделений СС «Мертвая голова» и концлагерей». Если
караульные войска несли караульную службу за пределами лагеря, то все другие функции,
в частности служба в самом лагере, осуществлялись штабами комендатур5. В то время
как с началом войны штабы комендатур не претерпели никаких изменений, многие
подразделения СС «Мертвая голова», предназначавшиеся для несения караульной
службы, вошли в дивизию «Мертвая голова» и тем самым в войска СС.
От них осталось только 900 человек кадрового состава. К ним присоединилось,
причем ни в коем случае не добровольно, 3000 человек полицейского
подкрепления, насчитывавшего в общей сложности 36 000 человек, которые были набраны на
основании чрезвычайного закона. Эти круглым счетом 40 000 человек создали основу
батальонов караульной службы СС «Мертвая голова», которые впоследствии
назывались караульными частями СС.
1 Показания д-ра Рсйникс.
2 Аффидевит Рут Бринкман (документ SS-96).
3 Документ SS-56 (аффидевит Вальтербекера).
4 Показания: Поля, Эберштейна, Гротмана и д-ра Рейнике.
5 Аффидевит Кайндля (документ SS-68).

188 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
Увеличение количества концлагерей во время войны обусловило также рост
батальонов караульной службы. Поэтому в военные годы в батальоны караульной службы
было направлено около 7000 немцев, проживавших за границей, 10 000 солдат из
сухопутных сил и авиации и около 10 000 имперских немцев, добровольно
ушедших на службу в войска СС и преимущественно пришедших из союза «Кифхойзер»1.
Эти люди не добровольно предоставили себя в распоряжение для несения
караульной службы у концлагерей, а были направлены туда на основании их пригодности
или возраста2. В конце войны для охраны концлагерей применялись также люди не
немецкого происхождения. Окончательная численность отрядов караульной службы
составляла 30—35 тыс. человек.
Старшими начальниками комендатур и войск караульной службы были:
с 1934 г. по 31.03.1936 — инспектор концлагерей;
с 01.04.1936 по 31.08.1939 — руководитель подразделений СС «Мертвая голова» и
концлагерей;
с 01.09.1939 до середины 1940 г. — генеральный инспектор усиленных батальонов
СС «Мертвая голова» и концентрационных лагерей;
с середины 1940 г. — инспектор концлагерей.
Руководящий орган с самого начала подчинялся Гиммлеру. С 1 апреля 1942 г.
Гиммлер передал концлагеря начальнику главного административного управления
экономики СС, обергруппенфюреру СС Полю. Руководящий орган под начальством
группенфюрера СС Глюка в неизменном виде был включен в качестве группы «D» в
вышеназванное Главное управление и стал подчиняться непосредственно Полю3.
Особенно резко следует провести границу между комендатурами и караульными
частями концентрационных лагерей с одной стороны и войсками СС с другой
стороны, так как они не только имели совершенно различные задачи, но и, кроме того,
не находились между собой ни в служебной, ни в какой-либо другой связи4.
С одной стороны стояли войска СС как боевые части, со своими запасными
подразделениями, органами снабжения и обслуживания, с другой стороны —
администрация и охрана концентрационных лагерей. Это необходимо особо подчеркнуть в
связи с тем, что управления комендатур и караульные части, хотя и носили особые
знаки различия, но все же имели звания войск СС. Разграничение задач
подразделений, охранявших концлагеря и войск СС, можно ясно установить на основании
заявления Гитлера, сделанного им в 1942 г. в ответ на соответствующий запрос о том,
что служба в караульных частях концлагерей не рассматривается им как воинская
служба и как служба на фронте и что он примет по этому вопросу решение только по
окончании войны5. Гиммлер, нарушив это заявление главы государства и превысив
свои полномочия, отдал приказ о том, что караульные батальоны являются
подразделениями войск СС, и, кроме того, Инспектор концлагерей без ведома оперативного
управления СС отдал распоряжение о временном переводе личного состава
комендатур в караульные батальоны для того, чтобы таким образом сделать их
военнослужащими войск СС6. То, что в противовес категорическому приказу Гитлера из бюд-
1 Объединение обществ бывших военнослужащих (прим. переводчика).
2 Показания Брилля.
3 Аффидевит Кайндля (докумет SS-68).
4 Показания: Хауссера, Юттнера и Руоффа, аффидевит Штейнера (докуент SS-84).
5 Показания Юттнера.
6 Там же.

Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана 189
жетных соображений проводились различные манипуляции, обосновывает только
номинальную, а не фактическую принадлежность личного состава охраны
концлагерей к войскам СС, это не подлежит никакому сомнению. Включение оперативного
управления охраны концлагерей — отдела «D» в Административно-хозяйственное
управление СС также не противоречит четкому проведению границ по отношению
к войскам СС, так как этот отдел не только по месту своего нахождения, но и во всех
других отношениях был отделен от других отделов, в особенности от отделов войск
СС, и работал под непосредственным руководством Поля1.
7. Независимость органов полиции охраны и полиции безопасности.
Из упомянутых выше организаций были явно выделены полиция охраны порядка
и полиция безопасности, состоявшая из чиновников государственной полиции и
уголовной полиции. Оба этих учреждения, отличавшиеся друг от друга вследствие
разного характера возложенных на них задач, представляли собой полицейские
исполнительные органы и были чисто государственными органами.
При рассмотрении других организаций, подчинявшихся Гиммлеру, я показал, что
они были независимы от упомянутых выше полицейских исполнительных органов в
организационном и во всех других отношениях. Ниже я даю дальнейшие
разъяснения по этому вопросу:
А. Полиция охраны порядка имела свое управление в виде Главного управления
полиции охраны порядка. Начальник полиции охраны порядка подчинялся
непосредственно Гиммлеру, как начальнику германской полиции, но не как рейхсфюреру
СС. В этом Управлении решались все вопросы, связанные с деятельностью полиции
охраны порядка2.
СС не контролировали деятельность полиции охраны порядка, а также не
оказывали влияния на эту деятельность и на ее подготовку3. Пополнение поступало в
полицию охраны порядка также не из СС, а из вооруженных сил4. Предусмотренное в
начале частичное пополнение за счет личного состава военизированных отрядов СС,
прошедших срок действительной службы, не было осуществлено, так как из числа
этих людей менее 40 человек заявили о своем желании служить в полиции5.
Последнее обстоятельство бросает одновременно яркий свет на то разграничение, которое
имелось между войсками СС и полицией.
После прихода партии к власти даже Геринг в одном из приказов, опубликованном
в бюллетене распоряжений министерств, запретил чиновникам охранной полиции,
жандармерии и т.д. вступать в члены СА и СС6, а кто уже был членом этих
организаций, должен был выйти из их состава. В 1937 г. был издан указ Гитлера,
инспирированный Гиммлером, согласно которому члены СС, служившие в полиции, должны
были носить на своей форме обозначение СС7. Этот указ затем был истолкован таким
образом, что запрет принадлежности к СС был отменен по отношению к бывшим
членам СС, число которых, правда, было весьма незначительным. Позднее, согласно
1 Аффидевиты: Франка (документ SS-99) и Фанслау (документ SS-100).
2 Показания доктора Бадера.
3 Показания доктора Бадера и Пупке.
4 Показания Пупке.
5 Там же.
6 Там же.
7 Там же.

190 Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана
приказам Гиммлера, помещенным в книге документов СС № 2, чиновники полиции
могли, а затем должны были вступить в члены СС1.
1. В этой так называемой унификации званий сотрудников полиции охраны порядка
отсутствует принцип добровольного поступления на службу, хотя соответствующие
приказы министерств составлены в форме «допустимости». Эта форма приказов были
избрана только вследствие того, что среди указанных категорий сотрудников имелись
также полицейские, которые не соответствовали по своему физическому состоянию,
условиям приема в общие отряды СС. Тот, однако, кто соответствовал этим условиям,
если присвоение звания не производилось автоматически без подачи заявления,
обязан был подать соответствующее заявление. Органы полиции должны были сообщить,
выполнили ли эти полицейские свой долг. Кроме того, были установлены сроки
увольнения со службы и были оказаны также и другие виды давления на соответствующие
категории полицейских2. Политическая позиция при этом не играла никакой роли.
Большому количеству полицейских были все же присвоены звания СС, несмотря на то,
что многие из них никогда в жизни не принадлежали к НСДАП, а некоторые даже
подвергались резким нападкам с ее стороны, так как партия никогда не могла забыть
проведенных ими против нее до 1933 г. мер. По вопросу об оказании давления я сошлюсь
на показания свидетеля Пупке на заседании Комитета от 20.05.1946: «Они получали
звание, соответствовавшее их чину в полиции. Прием в члены СС, однако, не был
связан ни с какими-либо льготами, ни с оказанием влияния на полицейскую деятельность.
Полицейские, принятые в состав СС, не давали присяги СС, не носили формы СС и
не выполняли никаких служебных функций в СС»3. Таким образом, в результате этого
мероприятия Гиммлера самостоятельность полиции охраны порядка и ее отличие от
СС не подверглись никаким изменениям. Желание Гиммлера, отраженное в
приказах, в отношении слияния полиции охраны порядка с СС никогда не было претворено
в жизнь. Это желание наталкивалось на первичное сопротивление в кругах полиции
охраны порядка, так как часть сотрудников полиции отрицательно относились к тому,
чтобы делать карьеру из-за принадлежности к СС4.
Я должен остановиться еще на двух моментах, на основании которых можно
сделать ошибочный вывод о связи между СС и полицией, а именно на полицейской
дивизии СС и на полицейских полках СС.
2. Полицейские полки СС рассматриваются Обвинением как полки СС в
результате заблуждения. Только полицейская дивизия СС формально с 24 февраля 1942 г.,
а фактически 1 апреля 1942 г. потеряла свой характер фронтового соединения
полиции охраны порядка и с указанного времени по приказу рейхсфюрера была включена
в число фронтовых соединений войск СС. В отношении деталей я сошлюсь на
аффидевит Блюме от 13.07.19465. За исключением полков этой полицейской дивизии СС,
все полицейские полки СС представляли собой полицейские полки полиции охраны
порядка, которые не имели ни административно-технической, ни
организационной связи с СС. Я сошлюсь на показания, данные на Комитете, свидетелей Пупке6
1 Документы SS: № 48, 57, 59-60.
2 Документы SS № 53 и 54, книга документов стр. 123 и 125 ; Показания Пупке и аффидевиты: Бомгарда
(документ SS-82) и Блюмс (документ SS-83)
3 Показания Пупке.
4 Показания Пупке и аффидевит Блюме (документ SS-83).
5 Документ SS-83.
6 Стенограмма заседания Комитета на немецком языке. С. 27.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 191
и Юттнера1, далее на документы СС № 65—682, а также на подробный аффидевит
Бомгарда3.
Вводящее в заблуждение дополнение «СС» в наименовании этих полков, как
документально доказано, было только выражением признания их храбрости, причем
с этим не было связано включение этих частей и их личного состава в СС.
Наименование «моторизованные подразделения полиции пожарной охраны» также было
дополнено в качестве признания их храбрых действий обозначением «СС».
Я вышел бы за пределы моей защитительной речи, если бы останавливался на
каждом документе Обвинения в отдельности для рассмотрения вопроса о том,
являлась ли описанная в них полицейская деятельность преступной, были ли указанные
подразделения и полицейские части полицейскими частями полиции безопасности
и СД или полиции охраны порядка, действительно ли имели место указанные в нем
события.
Уже тот факт, что все полицейские задачи политического характера являлись
прерогативой полиции безопасности и что в Главном управлении полиции охраны
порядка, например, не имелось отдела, занимавшегося еврейским вопросом,
показывает, что подразделения полиции охраны порядка до 1933 г., как и во всем мире,
использовались только для выполнения обычных полицейских функций. Если в
некоторых местах имели место злоупотребления при использовании небольших
подразделений, то несмотря на это ясно, что такие злоупотребления не проистекали из
духа и задач подразделений полиции охраны порядка и происходили не с ведома или
даже по распоряжению руководства этих подразделений или центрального
управления полиции охраны порядка.
В полицейских полках СС не было добровольцев, в их состав входили только
кадровые сотрудники полиции охраны порядка, которые направлялись для службы
в эти подразделения, и в основном примерно 2/3 из них были резервистами, которые
вынуждены были служить в полиции на основании распоряжения о специальной
мобилизации.
В аффидевите Бомгарда4 на ряде примеров вина за которые инкриминируется
полицейским полкам СС, показано, что они не принимали в этом никакого
активного участия.
В отношении полицейских полков СС имеется, однако, еще один вопрос: можно
ли объявить все полки полиции охраны порядка преступными, если только
небольшая их часть временно использовалась для выполнения задач совершенно иного
характера, чуждых функциям и целям полиции безопасности, если полиция охраны
порядка была лишена возможности знать и оказать влияние на использование этих
подразделений? Другими словами можно ли вследствие того, что одно
подразделение полиции охраны порядка в виде исключения и лишь временно использовалось
для выполнения задач другого характера, имевших чуждый полицейским функциям
политический характер, сказать, что полки полиции охраны порядка в целом несут
за это ответственность?
Кроме того, полицейские полки СС в качестве подразделений полиции как
государственные органы не являлись организациями, которые «передали государствен-
1 Стенограмма заседания Комитета на немецком языке. С. 124.
2 Книга документов SS. С. 143-147.
3 Документ SS-82.
4 Там же.

192 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
ную исполнительную власть над людьми — нацистским руководителям», как
охарактеризовал господин Джексон существо преступлений, совершенных организациями,
и наоборот: это были государственные организации, которыми вопреки их задачам
злоупотребляли для реализации политических целей.
Б. Управление полицией безопасности осуществляло самостоятельное
государственное Главное управление полиции безопасности, позже Имперское главное
управление безопасности. Его начальник был подчинен непосредственно Гиммлеру как
начальнику всей германской полиции.
В отношении самостоятельности полиции безопасности как государственного
исполнительного органа по отношению к СС я сошлюсь на уже оглашенный раздел
моей речи относительно СД.
Гиммлер, правда, имел в отношении полиции безопасности аналогичные
планы — слияния ее с СС, так же как и в отношении полиции охраны порядка, и
стремился осуществить это путем издания специальных приказов. Под СД, несомненно,
следует понимать: во-первых, информационный аппарат партии, во-вторых,
самостоятельную организацию СС, которая объединяла личный состав членов СС,
входивших в СД, уголовную полицию и государственную полицию. Гиммлер разрешил
чиновникам полиции безопасности, пригодным для вступления в СС до
определенного возраста, вступать в эту организацию СС — СД и этим самым в СС, причем они
либо немедленно, либо позже получали чин СС, соответствовавший их должности в
качестве государственного чиновников. Какой-либо связи между полицией
безопасности и «Альгемайне СС» или войсками СС, однако, в результате этого
мероприятия не установлено. Она не возникла также вследствие того, что чиновники полиции
безопасности, если они использовались на службе за границей, из соображений
престижа получали право на ношение формы, аналогичной форме СД со знаками
различия полиции. Эти люди носили только форму СС, однако не находились ни в какой
связи с этой организацией. Планы Гиммлера относительно полиции безопасности
по ее слиянию с СС также остались утопией.
8. Имперский комиссариат по консолидации германской нации.
Имперский комиссариат по консолидации германской нации (РКФ) со своими
учреждениями — Главным штабом и «Фольксдойче Миттелынтелле» (ФЛМ —
Управление по вопросам переселения немецких нацменьшинств) — также не представлял
собой организацию СС, а был государственным учреждением.
Этот имперский комиссариат был создан на основе Указа фюрера от 07.10.19391
как высшее государственное учреждение. Круг его задач точно описан в §§ 1—3
Указа. Задачи по регулированию переселения немцев были переданы «Фольксдойче
Миттельштелле»2. Это управление ранее подчинялось непосредственно фюреру, а не
Гиммлеру, представляло собой «агентство по переводу денежных средств
организаций германских нацменьшинств» и существовало с 1936 г., то есть задолго до того,
как был создан Имперский комиссариат. Для создания новых районов для
переселенцев и для размещения переселенцев был заново создан Главный штаб3.
Гейдрих уже в течение долгого времени к тому моменту ведал вопросами,
связанными с «обращением с представителями других национальностей», как
вопросами, относящимися к функциям полиции безопасности. Он сохранил за собой эти
1 Документ USA-305 (686-PS).
2 Показания Кубитца.
3 Аффидевиты: Грейфельда и Гротца SS-№ 72-73, 76, 78-80.

Защитительная речь доктора Хорала Пелькмана 193
функции, которые вследствие этого никогда не относились к кругу задач РКФ, также
и после создания нового Главного штаба1.
Как ясно показало предъявление доказательств2, Главный штаб и ФЛМ, которые
образовывали Имперский комиссариат, имели все функции высшего
государственного учреждения. В их действиях отражалась государственная власть, а не приказ или
идея СС. У него с СС не было ни прямых, ни косвенных связей.
В противовес органам СС РКФ имело небольшое количество членов СС в
качестве экспертов3. Из 15 начальников отделов Главного штаба только 7, из 35 экспертов
Центрального Управления ФМД только 8, в том числе 6 почетных фюреров, были
членами СС. Остальные лица, занимавшие ключевые должности — если вообще в
отношении технических исполнительных органов можно говорить о таких
должностях, — не были членами СС, целый ряд этих лиц даже не был членами НСДАП. Даже
руководители местных филиалов были назначены на свои посты не вследствие их
принадлежности к СС4, а так же, как и их эксперты5 только вследствие их
фактических знаний и способностей.
Общие СС не могли ни в коей мере, даже косвенно, оказывать влияние на
деятельность государственных чиновников и государственных служащих РКФ. Попытка
оказания такого влияния имела место только один раз со стороны Главного
управления по расовым вопросам и переселению, и эта попытка ясно показывает, что между
СС и РКФ имелось четкое разграничение функций6.
Даже идеологического влияния со стороны СС нельзя отметить в отношении
упомянутых государственных учреждений. Ясно очерченные государственные задачи по
«переселению» и «размещению» не имели ничего общего с расовыми вопросами или
описанными свидетелем Швальмом планами переселения СС7. Поэтому имперский
комиссариат был совершенно независим от идеологических установок Главного
управления по расовому вопросу и переселению. Речи, которые держал Гиммлер в
Бад Шахене, Метце и Познани, были неизвестны сотрудникам РКФ так же, как и
большинству членов СС8, находились в противоречии с мирным урегулированием
вопроса о нацменьшинствах на основании международных договоров и ни в какой
мере не относились к задачам, которые выполняло РКФ.
Назначение Гиммлера на должность начальника РКФ не имело ничего общего с
СС. Гитлер назначил на эту должность Гиммлера вследствие того, что Гиммлеру уже
задолго до основания Имперского комиссариата, вследствие его дружбы с
итальянским министром Буффарини, было поручено заниматься вопросом о переселении
немцев из Южного Тироля. Переселение, проведенное после речи Гитлера от 6
октября 1938 г., стало только логическим продолжением работы, проводившейся
Гиммлером, и служило исключительно мирным целям и преодолению моментов, мешавших
установлению хороших отношений между государствами.
Кроме этого, Гиммлер сам рассматривал деятельность Имперского комиссара не
как деятельность СС. Это можно ясно увидеть из того факта, что он для осуществления
1 Аффидевит Гройца.
2 Аффидевиты: Гофмана (SS-75) и Грейфельда, показания Кубитца.
3 Аффидевиты: Грейфельда, Гофмана, показания Кубитца.
4 Аффидевит: Грейфельда, показания Кубитца.
5 Аффидевит Этгара Гофмана.
6 Аффидевиты: Толлинга SS-№ 77 и Грейфельда.
7 Аффидевит Грейфельда.
8 Аффидевит Гройца.

194 Защитительная речь доктора Хруста Пелькмана
данного ему поручения не использовал Главное Управление СС по расовому вопросу
и переселению, а создал новые государственные учреждения1. В своей речи в Познани,
в которой он упомянул все организации СС, Гиммлер все же не отчитался перед
корпусом группенфюреров о деятельности РКФ именно потому, что это учреждение не
представляло собой учреждение СС. Из числа занятых в РКФ 20 000 государственных
чиновников и государственных служащих 18 000 никогда не принадлежали к СС2, и это
еще одно доказательство того, что РКФ не было организацией СС.
9. Разъяснения относительно некоторых других организаций.
1. Сочувствовавшие члены СС не были членами охранных отрядов СС. Их прием
не обуславливался никакими условиями, в том числе и политического характера,
и они не несли никакой службы в СС. Они могли в любое время свободно вступать и
выбывать из членов СС3.
2. Почтовая охрана СС, несмотря на свое наименование, не была организацией
СС. Она была только формально включена в состав СС на основании соглашения
между имперским министром почт Онезорге и Гиммлером. Почтовая охрана
получала приказы только от Имперской почты. Ее служащие не несли никакой службы в
СС, не платили членских взносов в СС и не входили в состав подразделений СС4.
3. Таможенная пограничная охрана также только формально входила в состав СС.
Переведенные в СС под давлением таможенные чиновники, которые были
объединены в так называемые пограничные штурмовые отряды, не несли никакой службы
в СС и не носили формы СС5.
4. Добровольные отряды самообороны судетско-немецкой партии и в Словакии.
А. Добровольные отряды самообороны судетско-немецкой партии не были
предшественниками СС. Они служили для защиты политических собраний, не носили форму
и не имели каких-либо определенных инструкций по обучению. Заявление бывшего
государственного министра Франка о том, что отряды самообороны в основном
воспитывались в духе СС, ни в коей мере не отвечает действительным условиям их
деятельности. Отряды самообороны никогда не были террористической организацией6.
Б. Добровольные отряды самообороны Словакии представляли собой официально
разрешенный вид государственной милиции (с конца 1938 г.) и в качестве такового
подчинялись Министерству внутренних дел Словакии. Они не были вооружены. Они
никогда не являлись частью СС и не имели с ними вообще никакой связи7.
5. Союз «Лебернсбор» представлял собой основанный в 1936 г.
зарегистрированный союз, в который мог вступить любой немец, причем членство в СС не было
предпосылкой для вступления в него. Кроме заботы о здоровых в наследственном
отношении, ценных в расовом отношении и многодетных семьях, которым оказывалась
финансовая поддержка, союз уделял главное внимание заботе об одиноких
женщинах и сиротах. Он содержал дома матери и ребенка. Деятельность «Лебернсборна» не
распространялась только на членов СС. 80% из 700 человек его служащих составляли
женщины. Его служащие — мужчины также не обязательно должны были быть чле-
1 Аффидевит Грейфельда.
2 Показания Кубитца, аффидевиты Гофмана и Грейфельда.
3 Аффидевиты: Псльмапа (SS-52) и Чеичсра (SS-13).
4 Аффидевит Циглера (документ SS-45).
5 Аффидевит Леффке (документ SS-37).
6 Аффидевит Шульмейстера (документ SS-102).
7 Аффидевит Кубитца (документ SS-103).

Заи инштельная ечъ докто xi Xo >ста Пелъкмана 195
нами СС. Из отцов законнорожденных и незаконнорожденных детей, родившихся
и домах «Лебенсборна», только половина являлись членами «Альгемайне СС» или
юйск СС. Известно что «Лебенсборн» своей заботой о не состоящих в браке матерях
и незаконнорожденных детях преследовал цель по возможности оградить этих
матерей от преследования со стороны общественного мнения1. С их детей должно было
быть смыто пятно незаконного рождения, для того чтобы они без препятствий могли
стать полноправными гражданами. «Лебенсборн» никогда не преследовал национал-
политических целей. Он ни прямо, ни косвенно не пропагандировал рождение
внебрачных детей, никогда не проявлял нетерпимости и не способствовал аморальным
поступкам, а, наоборот, служил исключительно социальной цели. То, что
«Лебенсборн» был подчинен в качестве самостоятельного отдела «Л» личному штабу рейхс-
фюрера СС, не меняет характера его как легального союза.
1 Аффидевит Штаудте (документ SS-101).

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
Господин председатель! Господа судьи!
На том этапе процесса, когда разбирались дела подсудимых, рассматривались
действия отдельных лиц. Во время рассмотрения дел организаций весь вопрос
заключается в том, должен ли быть введен новый принцип в мировое правосудие.
Дело гестапо приобретает значение в связи с мнением обвинения, смысл которого
заключается в том, что гестапо якобы было важнейшим орудием власти при
гитлеровском режиме.
Защищая гестапо, я знаю, каким ужасным позором покрыто это учреждение, я
знаю, какой ужас и страх наводит это слово, знаю, какую ненависть вызывает оно.
Я буду произносить речь, не заботясь о создавшихся мнениях, потому что
надеюсь выступить с таким фактическим и правовым материалом, который сделает для
Высокого суда возможным:
1) рассмотреть вопрос о том, приведет ли осуждение организаций к дальнейшему
развитию правосудия, двигающему человечество вперед;
2) установить истину о гестапо;
3) вырвать невиновных бывших членов гестапо из рук несчастной судьбы.
Из утверждений обвинения ничто не потрясло меня больше, чем мнение
Главного обвинителя от Великобритании, заявившего, что немцы после шестилетнего
нацистского господства заменили христианскую мораль поклонением своему
идолу-фюреру и культу крови, что привело к разложению германского народа...
Я, как защитник гестапо, должен уделить основное внимание тому, как
следует понимать положение Устава, согласно которому суд при разбирательстве дела
Геринга, Кальтенбруннера или Фрика может объявить гестапо преступной
организацией.
Подписавшие соглашение державы, создавая этот Трибунал, сделали
справедливость категорическим императивом, записав в ст. 1 Устава следующее:
«...учреждается Международный военный трибунал ... для справедливого суда...» Они
придали категорическому императиву «справедливость» особое значение, озаглавив
раздел IV Устава «Процессуальные гарантии для подсудимых».
Далее они решили также руководствоваться сознанием того, что ст.ст. 9 и 10
дают возможность осудить или не осуждать обвиняемых.
То, что победители пожелали объявить такие организации, как гестапо,
преступными, это вполне понятно, но они все же не решились сделать ст.ст. 9 и 10
непреложными. Тем самым справедливость стала верховным руководящим
принципом Суда. Поэтому ст.ст. 9 и 10, допускающими возможность такой
альтернативы, можно руководствоваться следующим образом: если Суд считает это
справедливым, то он может объявить эти организации преступными...
Тем самым обеспечивается принцип соблюдения всех норм, исходя из которых
рассматривается деятельность организаций и их членов. В основном речь идет о
членах организаций, которые составляют вместе со своими родственниками по
крайней мере 15 млн человек. Далее, однако, необходимо принять решение
относительно того, чтобы на основании приговора не нашло себе подтверждения то
особое положение, которое гласит: «Никто не может ничего предпринять против
морального мирового порядка, кроме самого этого морального порядка».
Из этого вытекает следующий вывод для моей защитительной речи: на вопрос,
поставленный Уставом перед обвинением, защитой и Трибуналом, о том, допу-

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 197
стимы ли исключения из правила, можно ли в первую очередь рассматривать
организации как несущие коллективную ответственность и могут ли применяться
законы, имеющие обратную силу, следует ответить в основном отрицательно.
Значение и последствия объявления организаций преступными, о чем
ходатайствует обвинение, являются огромными. Они дают достаточно оснований для того,
чтобы защитник со всей сознательностью и основательностью и со всех точек
зрения рассмотрел вопрос о том, имеются ли основания для того, чтобы в соответствии
с духом справедливости моральный мировой порядок нес ответственность в
соответствии с этим обвинением, которое будет иметь такие серьезные последствия.
Здесь необходимо со всей настойчивостью в качестве первого и важного
результата моего исследования констатировать: сообщность не может быть объявлена
виновной. Уголовная ответственность означает, что наказуемое действие является
наказуемым не только с объективной, но и с субъективной точки зрения. Другими
словами, преступление может быть совершено только с сознанием вины, а именно
только преднамеренно. О преднамеренном действии, однако, можно говорить
только в отношении отдельного лица и никогда — в отношении круга лиц. Если,
ссылаясь на иностранные законы, говорят о возможности такого положения, то
здесь, очевидно, путают понятие о преднамеренном действии с понятием об общем
намерении нескольких лиц, преследующих определенную цель.
Все же проблема коллективной вины является значительно более сложной.
Мысль об отрицании наличия коллективной вины появилась еще в древние
времена. Эта мысль возникла на основании Ветхого Завета, она распространилась через
эллинизм и христианство по всему миру и стала принципом уголовного права всего
мирового порядка. В римском праве имеется ясное положение: «Society prepares
the crime, the criminal commits it» — «Общество не может совершать преступления».
Новое время сохранило мысль об индивидуальной ответственности.
20 февраля 1946 г. в своей речи по радио Папа Римский сказал, что ошибочно
утверждать, что человек может считаться виновным и привлекаться к
ответственности уже потому, что он принадлежит к определенному объединению, не утруждая
себя тем, чтобы расследовать каждый отдельный случай, чтобы выяснить, навлекло
ли данное лицо лично на себя вину своими действиями или своим бездействием.
Это было бы посягательством на божьи права. В этой же связи Гаагские правила
ведения сухопутной войны от 1907 г. в ст. 50 запрещают налагать контрибуцию на
население за действия отдельных лиц.
Наконец, бывший статс-секретарь Карл Франк был приговорен к смертной
казни и казнен, помимо прочих преступлений, за то, что приказал уничтожить
деревню Лидице из-за действий отдельных жителей деревни. Следовательно, его
обвиняли в том, что он совершил преступление, устанавливая коллективную вину
всех жителей деревни и привлекая к коллективной ответственности всю деревню.
Поэтому и в данном деле было бы несправедливо наложить коллективное
наказание на всю организацию как на сообщество за преступления отдельных лиц.
Мне кажется, что с помощью этих кратких соображений я разъяснил, что
обвинение против организаций не является обоснованным. Я соглашаюсь с
юридической концепцией господина Джексона постольку, поскольку он, заканчивая свои
юридические рассуждения, заявляет, что совершенно недопустимо, следуя букве
закона, отрицать безнаказанность отдельного индивидуума. Отрицать
коллективную ответственность — не значит делать вывод о безнаказанности отдельных
членов организаций за преступления, совершенные внутри организации; можно

198 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защити гестапо
скорее подчеркнуть наказуемость каждого отдельного лица за совершенные им
преступления. Устав, созданный Объединенными Нациями, является правовой
основой, на которой зиждется весь процесс против обвиняемых здесь отдельных
лиц и организаций. Защита воспользовалась уже случаем выразить свои сомнения
относительно Устава. Я ссылаюсь на заявления защитников. Я хотел бы еще раз
осветить один момент. Если какая-либо организация будет признана преступной и
ее бывшие члены понесут наказание за одно только членство, то они будут искупать
вину за совершение действий, которые в свое время допускались законом. Устав,
следовательно, устанавливает нормы, которые имеют обратную силу. Но
правовое положение, запрещающее издавать законы, имеющие обратную силу, является
обоснованным принципом всех цивилизованных государств...
Мои вышеприведенные высказывания относились к вопросу о
допустимости обвинения всех организаций. По делу гестапо нужно учесть еще два момента.
Гестапо представляло собой государственное учреждение, ряд государственных
инстанций. Государственное учреждение в противоположность какому-нибудь
объединению или какой-либо другой частной организации преследует диктуемые
государством цели не с помощью собственных средств, а с помощью средств,
которыми располагает государство. Государственное учреждение выполняет свои
функции в рамках общей государственной деятельности, его действия и мероприятия
являются актами государственно-административного характера. Имея в виду
государственное учреждение, нельзя говорить о подчинении единой коллективной воле
этого учреждения и об объединении людей на договорных началах для
осуществления общей цели. Тем самым отпадает предпосылка, создающая понятие
организации или группы, а также членства в духе Устава. Если уже частные организации не
могут рассматриваться как виновные и подлежащие наказанию, то тем более это
относится к государственным учреждениям и административным органам. Только
государство само, если это вообще возможно, может привлекаться к уголовной
ответственности за свои учреждения, но не сами его учреждения.
Полицейские органы, в том числе и политическая полиция, ведут деятельность в
области внутренних дел государства. Признанный международный правовой
принцип запрещает вмешательство какого-либо государства во внутренние законные
дела другой страны. Таким образом, и в этом направлении существуют сомнения
относительно допустимости обвинения против гестапо. Об этих сомнениях я
считал необходимым сказать, помня о долге защитника.
Наконец, можно рассмотреть еще один вопрос. Если гестапо следует объявить
преступной организацией, то для этого нужно, чтобы кто-либо из основных
подсудимых являлся бы чиновником гестапо. Но был ли когда-нибудь кто-либо из
основных подсудимых чиновником гестапо и тем самым членом его? Приходится
сомневаться в том, что имеется такая процессуальная предпосылка, ибо Геринг,
являясь премьер-министром Пруссии, был начальником прусской тайной
государственной полиции и отдавал ей приказы, но не был ее членом. Его деятельность на
посту начальника тайной государственной полиции прекратилась с назначением
начальника германской полиции и со слиянием прусской тайной государственной
полиции в 1936—1937 гг. с имперскими полицейскими органами.
Фрик как имперский министр внутренних дел был министром ведомства,
ответственного за полицию, но он никогда не был чиновником ни одной из
полицейских инстанций. Наконец, Кальтенбруннер показал, что в связи с его назначением
на пост начальника полиции безопасности и СД он не стал начальником гестапо.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 199
Он действительно не был тем, кем с 1934 г. являлся Гейдрих, — начальником тайной
государственной полиции. Финансирование начальника полиции безопасности
также предусматривалось не в бюджете тайной государственной полиции (гестапо),
а в бюджете имперского министерства внутренних дел.
В том случае, если обвинение против гестапо и осуждение его будут признаны
допустимыми, я обращусь к вопросу о том, имеются ли предпосылки, основанные
на материальном праве и достаточные для того, чтобы признать преступный
характер гестапо. Другими словами, необходимо исследовать, было ли гестапо в
понимании Устава преступной организацией или группой. Анализируя этот вопрос, я буду
следовать предпосылкам, изложенным в решении Трибунала от 12 марта 1946 г.,
которые квалифицировались им как предпосылки, имеющие доказательную силу.
Но прежде чем перейти к этому вопросу, я должен указать на общее
заблуждение, которое касается рода и объема деятельности гестапо. Среди немецкого народа,
а возможно, еще более того за границей, было принято приписывать гестапо все
полицейские мероприятия, террористические акты, лишения свободы и убийства,
если это носило хоть какой-либо полицейский характер. Гестапо стало каким-то
козлом отпущения за все совершенные в Германии и в оккупированных районах
злодеяния, еще и сегодня оно должно нести ответственность за все причиненное
зло. Но нет ничего неправильнее этого. Ошибка в том, что вся полиция — уголовная
ли, военная, политическая или СД — без различия рассматривается как гестапо.
Когда Гейдрих на торжественном заседании в 1941 г. говорил, что тайная
государственная полиция, уголовная полиция и служба безопасности окружены
атмосферой таинственности, характерной для политического криминального романа, он
имел в виду те почти сверхъестественные силы, которые еще и по сей день связаны
в первую очередь с именем гестапо. Тактика Гейдриха, очевидно, вела к тому, чтобы
создавать мнение в стране и за границей, что гестапо — орудие ужаса.
То, что гестапо несправедливо приписывалось большое количество
преступлений, может быть доказано на примерах. Одним из тяжелых преступлений во время
войны было убийство французского генерала де Буассе в конце 1944 г. или в начале
1945 г. Французское обвинение приписывает это убийство гестапо1. Согласно
документу № 4048-ПС, Панцингер, которому поручалось выполнение этого плана, был
в то время начальником пятого управления Главного управления имперской
безопасности. Шульц, упомянутый в документе № 4052-ПС, также работал в
государственной уголовной полиции. Документ № 4048-ПС согласно шифру V также был
составлен уголовной полицией как управлением Главного управления имперской
безопасности. Четвертое управление Главного управления имперской безопасности
(гестапо), следовательно, в этом не участвовало. Участвовала в выполнении этого
плана только государственная уголовная полиция, в которой находилось
отделение по розыску военнопленных. Гиммлер, которому как командующему армией
резерва также были подведомственны дела военнопленных, по этому вопросу
непосредственно связался с Панцингером. Четвертое управление ни на одной стадии не
знало обо всем происходящем. Знал ли об этом Кальтенбруннер, должен показать
он сам.
Эти факты отражены в аффидевите гестапо-88. В предъявленном советским
обвинением приговоре участникам немецких военных преступлений, вынесенном
в городе Краснодаре2, гестапо без каких-либо оснований инкриминируются эти
1 Документы № 4048-PS № 4052-PS.
2 Документ СССР-55.

200 Речь доктора Рудольфа Меукеля в защиту гестапо
ужасные преступления. В действительности речь шла о деятельности эйнзатцко-
манды, а не гестапо1.
Я хочу сослаться также на показания свидетелей доктора Кнохена и Франца
Штрауба. Они показывали, что в Бельгии, во Франции, как и везде, гестапо
несправедливо инкриминируются многочисленные преступления.
Из показаний доктора Кнохена, Штрауба, а также из показаний Кальтенбрун-
нера можно установить, что часто в оккупированных областях и в Германии
появлялись аферисты и прочие темные личности, которые выдавали себя за чиновников
гестапо. Сам Гиммлер требовал, чтобы такие чиновники-самозванцы Гестапо
заключались в концентрационные лагеря (я представил по этому вопросу документ
гестапо-34 и аффидевит гестапо-68). Как уже указывалось, начальник полиции
безопасности Гейдрих сыграл некоторую роль в создании неправильного мнения
о гестапо. Так, он сознательно муссировал слухи о том, что гестапо знает обо всем
подозрительном в политическом отношении потому, что оно шпионит за
населением. То, что это не могло соответствовать действительности, доказывает тот факт,
что число чиновников гестапо, которое составляло примерно 15—16 тыс., было бы
далеко недостаточным, если бы они еще занимались надзором за населением и
шпионили бы за ним (показания доктора Беста).
Те преступления, которые в действительности совершили чиновники гестапо,
ничем нельзя извинить. Однако установлено также и то, что происходило многое,
за что чиновники гестапо не несут ответственности. Установлено, что на
основании общих рассуждений нельзя проверить, совершали ли преступления
сотрудники гестапо, уголовной полиции, СС, СД или даже преступники из числа
местных жителей. Если и можно считать, что в интересах борьбы с преступностью при
вынесении приговора Суда можно придать решению альтернативный характер в
том смысле, что наказание последует независимо от того, подпадает ли
совершенное преступление под ту или иную статью уголовного кодекса, то все же никогда
нельзя считать, что подобная альтернатива возможна в отношении каждого лица,
совершившего преступление. Иными словами, несправедливо приписывать
гестапо какие-либо преступления, если виновность его сотрудников не может
быть бесспорно установлена.
Как уже указывалось, гестапо не являлось объединением лиц в
терминологическом смысле, даже, пожалуй, и в смысле Устава. Так же как и его характер, его цели,
задачи и применяемые им методы не могут считаться заведомо преступными.
Положение политической полиции, ее особые задачи и проводимые ею
мероприятия требовали соответствующей этим целям своеобразной организационной
формы. В связи с этим я считаю необходимым дать хотя и сжатое, но все же
исчерпывающее описание организационного построения и порядка подчинения гестапо.
Это тем более важно, так как Суд признал, что он придает выяснению этого вопроса
решающее значение.
Для того чтобы не отнимать времени у Трибунала и не затруднять его внимание
данными относительно организационного построения гестапо и порядка
подчинения в нем, я не буду зачитывать следующие девять страниц своей речи, однако
прошу с ними ознакомиться,
Я хотел бы обратить особое внимание на страницы 20—24, которые говорят о
коренном различии в деятельности административных и оперативных чиновников,
1 Аффидевит № 45.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 201
технического персонала и ряда организаций, в полном составе переданных в
ведение гестапо, как-то: тайной полевой полиции, таможенной погранохраны, военной
контрразведки и примыкающих к ним организаций.
Система политической полиции самостоятельно существовала внутри
государства и вне партийного аппарата. Партия не руководила гестапо; наоборот, оно
занимало в государстве независимое положение, обособленное от партии, что должно
было служить для исправления ошибок отдельных членов партии
государственными средствами.
Когда Гиммлер как рейхсфюрер СС с 1933 г. стал политическим начальником
полиции сначала во всех провинциях, а потом и во всей империи, полицейская
власть в провинциях была лишена какого бы то ни было партийного влияния. После
этого назначения не произошло существенных изменений в ее деятельности.
Политическая полиция провинций со дня ее организации в 1933 г. была укомплектована
главным образом служащими бывших полицейских органов, даже на
руководящих постах не всегда находились члены партии. Позднее эти старые полицейские
чиновники, находившиеся на руководящих постах, не были заменены членами
партии. Только в небольшом количестве и почти исключительно на чисто технических
должностях, как, например, шоферов, телеграфистов, писарей и т.п., находились
члены партии, СС и СА.
Создается впечатление, что оторванность от партии и ее организаций
противоречит факту включения гестапо в состав СС. Это включение означало только
номинальное присоединение к СС. Причина этого присоединения состояла в
следующем: на должности в гестапо назначались и на них оставались профессиональные
чиновники. Однако часть чиновников из-за своего политического или
аполитичного прошлого не соответствовала требованиям партии. Чтобы повысить их
авторитет при исполнении служебных обязанностей, чиновники должны были носить
форму. Вследствие присоединения к СС чиновники Гестапо и чиновники
уголовной полиции, хотя формально, были включены в состав СС, тем не менее
остались в подчинении у своих начальников по службе и не проходили службы в СС и
СД. Присоединение проводилось к тому же медленно и в небольших масштабах.
В начале войны, в 1939 г., из 20 тыс. членов гестапо и уголовной полиции было
переведено только 3 тыс. Характерно то, что Гиммлер недоброжелательно относился к
тому, что члены гестапо носили форму СС. Это мы видим из документа США-447.
Во время войны даже лица, не включенные в состав СС, при выполнении
определенных задач должны были носить форму СС, не будучи членами СС. В
остальном СС не контролировала полицию и не влияла на ее деятельность; только в лице
Гиммлера осуществлялось единое руководство обеими организациями.
С организацией СД, которая, как известно, являлась чисто партийной
организацией, гестапо в целом не имело ничего общего. Только в лице начальника полиции
охраны порядка и СД (Гейдриха, а потом Кальтенбруннера) осуществлялось единое
руководство, которое было случайным и не имело организационной связи. СД и
гестапо ни в коей мере не принадлежали к одной полицейской системе. СД не
поддерживала гестапо при выполнении задач, она вообще не выполняла полицейских
функций.
Чиновники гестапо не чувствовали себя членами единой организации с СС и СД.
Каждый член трех организаций знал, что он относится к самостоятельной
организации, выполняющей самостоятельные задачи. Если гестапо не было органически или
по служебным вопросам связано с партией, то, с другой стороны, оно как государ-

202 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
ственное учреждение не исключалось из аппарата государственного управления, а
скорее, наоборот, было тесно связано с общей и внутренней администрацией. Высшие
административные власти: министры внутренних дел провинций, обер-президенты,
регирунгспрезиденты имели право получать донесения и давать указания.
Представленные документы показали, что большая часть всей деятельности
государственной полиции осуществлялась окружными и местными полицейскими
органами, а также жандармерией. Именно этот факт свидетельствует о том, как
тяжело обвинять гестапо как государственный аппарат. Если последовательно
рассуждать, то и чиновники упомянутых административных органов должны быть
привлечены к суду вместе с гестапо, поскольку они выполняли государственно-
полицейские функции. Однако такая мысль нелепа. Исходя из этого, нельзя
рассматривать сотрудников гестапо как членов какой-либо организации, как это
утверждает обвинение, тем более не может быть речи о принципе добровольности.
Ни один из допрошенных свидетелей не подтвердил этого предположения
обвинения, наоборот, все свидетели утверждали, что принадлежность к гестапо основана
не на принципе добровольности.
Зачисление чиновников на службу в гестапо производилось в большинстве
случаев путем перевода чиновника из его ведомства в органы гестапо. Приказу о
переводе чиновника должны были подчиняться, так как к этому обязывал закон
относительно чиновников, существовавший в Германии. Следствием отказа были
бы неприятности по службе и, пожалуй, даже потеря должности. Если причиной
отказа служило несогласие чиновника с деятельностью гестапо по соображениям
морали, то данный чиновник, как, впрочем, и всякий другой чиновник в
подобном случае, был бы привлечен к ответственности в судебном порядке, потерял бы
должность и все права чиновника и, кроме того, был бы заключен в
концентрационный лагерь. Пополнение аппарата в гестапо происходило следующим образом:
согласно закону о полицейских чиновниках 90 процентов пополнения бралось из
состава чиновников охранной полиции, которые хотели стать чиновниками
уголовной полиции, и только 10 процентов — из других свободных профессий.
Кандидаты на службу в охранную полицию не могли свободно решить, куда они хотели
поступить — в гестапо или в уголовную полицию. Они даже против воли
направлялись регистрационным отделом полиции в Потсдаме в Гестапо или в уголовную
полицию, смотря по необходимости.
Здесь речь идет о чиновниках охранной полиции с восьмилетним и
двенадцатилетним стажем работы, то есть о старых чиновниках, которые состояли на службе в
полиции до 1933 г.
Уход чиновников из гестапо, исключая общие причины ухода — смерть, болезнь,
увольнение на основании проступков, был почти невозможен.
Во время войны гестапо, как и вся полиция, находилось на военном положении
и подчинялось военным законам, так что уход из гестапо был вообще невозможен.
Запрещено было даже подавать рапорт с просьбой послать на фронт.
Эти же положения о приеме на работу и уходе с работы в Гестапо
распространялись и на подчиненные гестапо инстанции, например, на пограничную
полицию, военную контрразведку и таможенно-пограничную охрану. Нельзя забыть и
большого числа мобилизованных по особой мобилизации во время войны, которые
иногда составляли почти половину всего личного состава.
Из высказываний, которые включают устные показания и показания, данные
под присягой, прежде всего свидетелей Веста, Кнохена и Гофмана, вытекает еле-

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 203
дующее: гестапо было одним из государственных органов, а о сотрудниках какого-
либо государственного органа нельзя говорить как о членах какой-либо частной
организации. Поэтому сотрудники гестапо не являлись членами организации, тем
более добровольными, они занимали обыкновенные чиновничьи должности.
На вопрос, являлись ли цели и задачи гестапо преступными, следует ответить
отрицательно. Целью гестапо, как и каждой политической полиции, являлась
охрана народа и государства от покушения врагов на устои государства и его
свободное развитие. В соответствии с этим задачи гестапо определены в параграфе 1
закона от 10 февраля 1936 г.: «Задачей гестапо является выявление всех
антигосударственных действий и борьба с ними, сбор и использование результатов
расследований, уведомление о них правительства, информация всех других органов о важных
для них событиях и оказание им помощи»1.
Эти задачи гестапо по своей сути являлись такими же, как и задачи
политической полиции до 1933 г. Это же имеет место и в других государствах. Деятельность
гестапо была узаконена государством. Его задачи заключались в первую очередь и
главным образом в расследовании политических преступных действий по общим
уголовным законам, причем чиновники гестапо рассматривались как помощники
государственной прокуратуры, и их деятельность сводилась к предотвращению
таких действий путем проведения целого ряда профилактических мер. Гестапо
ставятся в вину три метода, которые оно применяло. Первый метод состоит в
превентивном аресте и заключении в концентрационные лагеря. Я знаю: стоит мне только
упомянуть это название, то есть концентрационные лагеря, как сразу же повеет
холодным могильным дыханием. Однако превентивный арест предусматривался
законом. Превентивный арест, который к тому же не являлся специально
немецким или специально национал-социалистским изобретением, признан легальным
во многих приговорах имперского суда и Верховного суда прусской провинции,
следовательно, в приговорах законных судов.
Второй метод — так называемый строгий допрос — наводит, конечно, на
серьезные размышления. Этот метод применялся редко, как говорит свидетель доктор
Вест, и только по распоряжению высших инстанций, но он никогда не применялся,
чтобы вынудить признание. Этот метод, о котором еще будет идти речь в связи с
рассмотрением отдельных преступлений, установлен законом во время войны2.
Наконец, обвинение особо инкриминирует гестапо то, что оно придерживалось
не закона, а действовало произвольно. Об этом нужно сказать следующее. Если в
двух законах (о присоединении Австрии и Судетской области) указано, что
начальник германской полиции мог в своих действиях выходить за рамки закона, то это
отнюдь не узаконивало полицейского произвола; речь шла о типично законных
действиях по передаче полномочий для установления новых норм полицейского
права.
Под мерами в духе этих законов понимаются не единичные действия, а
распоряжения общего характера, которые можно издавать, если даже в присоединенных
странах еще нет закона по этому вопросу. Они, однако, должны быть
обязательными для населения и для полиции, если глава государства даст на это разрешение.
Всегда придерживались того, что не следует совершать произвольных единичных
действий и при всех действиях строго соблюдать уставы и законы.
1 Документ гестапо-7.
2 Документ гестапо-60.

204 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
Чиновнику гестапо не могла, по крайней мере до войны, прийти в голову мысль,
что другие страны будут обвинять его в произвольных действиях. Ограниченные
законом задачи и методы, которые были ясны не только сотрудникам гестапо, но
и всему миру, не могут быть восприняты как преступные, если все страны
признавали, что германское правительство ответственно за них. Если бы за границей были
против целей, поставленных гестапо, то было бы совершенно невозможно
сотрудничество полиции всех иностранных держав, вне всяких дипломатических
отношений, с германским гестапо, которое посещалось иностранными полицейскими
чиновниками с целью обмена опытом (я представил по этому вопросу аффидевиты
гестапо 26 и 89). Во всяком случае отдельный чиновник гестапо мог рассматривать
свою деятельность как признанную в международных масштабах.
Цели, задачи и методы гестапо принципиально не изменились в период войны.
Поскольку гестапо приписывались иные действия, кроме тех, которые здесь
описаны, они должны быть расценены как совершенные вне организации, чуждые духу
полиции. В особенности необходимо подробно осветить вопрос об эйнзацгруппах,
об их комплектовании, деятельности и отношении к гестапо...
Соответственно классификации обвинения я разделяю все преступления,
в которых обвиняется гестапо, на преступления против мира, военные
преступления и преступления против человечности.
Преступления против мира. Обвинение инкриминирует гестапо то, что оно
совместно с СД якобы искусственно создавало пограничные инциденты, чтобы
дать Гитлеру повод для войны с Польшей. Приводятся два пограничных инцидента:
нападение на радиостанцию Глейвитц и инсценированное нападение польского
отряда у Хоэнлинден.
Нападение на радиостанцию Глейвитц было проведено без участия
чиновников гестапо. Свидетель Науйокс, руководивший этой операцией, не принадлежал к
гестапо. Он категорически утверждает, что ни один из членов гестапо не принимал
участия в организации этого инцидента. Задание давал непосредственно Гейдрих.
Он передал его устно лично Науйоксу.
Поручение инсценировать нападение у Хоэнлинден начальник четвертого
управления Главного управления имперской безопасности Мюллер передал
Науйоксу. Однако Науйокс, который руководил этой операцией, категорически
отрицает участие в ней четвертого управления.
Науйокс заявил, что в задачи четвертого управления РСХА, безусловно, не
входила инсценировка пограничных инцидентов. Для проведения упомянутого
пограничного инцидента Мюллер выбирал не лиц, подчиненных ему по службе
в четвертом управлении, а исключительно лиц, пользовавшихся его личным
доверием, так как Гейдрих не доверял гестапо в отношении сохранения тайны и
надежности.
Следовательно, пограничные инциденты, хотя Мюллер принимал участие в них,
не были делом гестапо, а были личным делом Гейдриха. О других преступлениях
гестапо против мира никаких утверждений выдвинуто не было.
Военные преступления. Одним из тягчайших преступлений, в которых
обвиняется гестапо, является обвинение в массовых убийствах гражданского населения
оккупированных стран оперативными группами. Не только защита, но и весь
германский народ отмежевывается от бесчеловечных жестокостей, совершенных
оперативными группами. Виновные в этих ужасных преступлениях и тем самым
опозорившие имя немца должны быть привлечены к ответственности.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 205
Члены гестапо также принимали участие в этих акциях. Мне кажется, я имею
право рассмотреть вопрос о том, в какой степени организация гестапо в целом
ответственна за преступную деятельность эйнзацгрупп.
Оперативные группы должны были выполнять в армейском тылу задачи,
которые перед ними ставил начальник полиции безопасности и службы безопасности,
то есть эти группы должны были в тылу действующих войск гарантировать
спокойствие, безопасность и порядок. Они подчинялись армиям, при которых имелись
офицеры связи.
Эйнзацгруппы были частями, сформированными для особых целей. Они
комплектовались из членов службы безопасности, СС, гестапо, уголовной полиции,
полиции охраны порядка, из мобилизованных по закону об обязательной службе
и, наконец, из местного населения. Сотрудники службы безопасности, уголовной
полиции и гестапо использовались без учета их прежней принадлежности к какой-
либо организации. Что касается кадров, речь шла, таким образом, об
использовании всей полиции и службы безопасности, а не только об использовании гестапо.
Количество членов гестапо в оперативных группах составляло примерно десять
процентов. По отношению к общему числу чиновников гестапо оно было, таким
образом, незначительным. Перевод членов гестапо в состав оперативных групп
происходил без их участия, очень часто против их желания, по приказу Главного
управления имперской безопасности. С назначением в оперативные группы они
выбывали из гестапо. Они подчинялись исключительно командованию
оперативной группы, которая получала приказы частично от высших командиров СС и
полиции, частично от штаба армии и частично от Главного управления имперской
безопасности непосредственно. Связь с прежним местом службы и вместе с тем
с организацией гестапо из-за использования в оперативных группах совершенно
порывалась. Они не имели права получать от гестапо никаких приказов, они были
исключены из сферы влияния гестапо.
Эти принципы управления оперативными группами в первую очередь относятся
к деятельности оперативных групп на Востоке, которым, как известно,
инкриминируется большинство самых тягчайших преступлений. И для них имело силу
следующее положение: деятельность на Востоке ни в отношении кадров, ни по своим
задачам не носила характера деятельности гестапо, а представляла собой деятельность
различных частей, специально предназначенных для выполнения этих задач. То же
самое показал и свидетель Олендорф.
Из того факта, что отдельные члены гестапо становились членами оперативных
групп, нельзя делать вывод об ответственности гестапо за действия оперативных
групп. В этом ничего не меняет то обстоятельство, что начальник четвертого
управления Мюллер, то есть начальник гестапо в системе Главного управления
имперской безопасности, играл решающую роль в передаче всех приказов. Он действовал
по непосредственному поручению Гиммлера и Гейдриха. Поэтому деятельность
Мюллера не может являться решающим обстоятельством при рассмотрении
данного дела вследствие того факта, что подавляющее большинство подчиненных
ему чиновников ничего не знало о происходившем. Если бы это было не так, то в
одинаковой мере нужно было бы считать ответственными за эти дела и уголовную
полицию или полицию охраны порядка. Но так же, как уголовная полдня,
начальник управления которой Небе, между прочим, был даже командиром одной из
оперативных групп на Востоке, не может привлекаться к ответственности в связи с
участием своего начальника и отдельных членов в проведении массовых экзеку-

206 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
ций, не может быть объявлено преступным и гестапо вследствие того положения,
которое занимал Мюллер по отношению к оперативным группам.
Американское обвинение утверждает, что гестапо и СД несут ответственность за
создание концлагерей и существовавшие в них условия, за отправление лиц,
нежелательных в расовом и политическом отношении, в концлагеря и лагеря
уничтожения для принудительных работ и массовой ликвидации. Были выдвинуты
утверждения о том, что законом на гестапо была возложена ответственность за концлагеря,
оно одно обладало исключительными полномочиями подвергать людей
превентивному заключению и приводить в исполнение приказы о превентивном заключении
в концентрационных лагерях. Гестапо обвиняется в том, что оно издавало приказы
0 создании концентрационных лагерей, о преобразовании лагерей военнопленных
в концентрационные лагеря и об организации трудовых воспитательных лагерей.
При рассмотрении этого пункта обвинения нужно опровергнуть широко
распространенное ложное мнение о том, будто бы концлагеря являлись учреждениями
гестапо.
В действительности же гестапо никогда не создавало концлагерей и не ведало
ими. Правда, в параграфе 2 положения о гестапо от 10 февраля 1936 г.1 говорится, что
управление тайной государственной полиции ведает администрацией
государственных концентрационных лагерей. Это постановление было только постановлением
на бумаге и никогда не проводилось в жизнь. Руководителем концентрационных
лагерей было скорее имперское управление СС, которое назначало инспектора
концлагерей, функции которого позже перешли к отделу «О» административно-
хозяйственного управления СС. Это ясно подтверждено свидетелями Олендорфом
и доктором Вестом, а также большим количеством документов2.
После прихода к власти Гитлера в 1933 г. СА и СС самочинно создали различные
лагеря для политических заключенных. Гестапо по собственной инициативе
приняло меры против этих диких концлагерей, ликвидировало их и освободило
заключенных. Начальника гестапо доктора Дильса из-за этого даже обвинили в том, что
он поддерживал коммунистов и вел подрывную деятельность (аффидевит 41,
показания свидетелей Витцдама и Грауерта).
Концлагеря, таким образом, никогда не подчинялись гестапо. Инспекция
концлагерей и Главное административно-хозяйственное управление остались
самостоятельными учреждениями, а их начальники подчинялись непосредственно
Гиммлеру.
Распоряжение, содержащееся в документе США-492, также не касается
вопросов управления концлагерями, а лишь разрешает вопрос о размещении
заключенных в различные по характеру лагеря для того, чтобы политические заключенные
не направлялись в лагеря, которые по своей организации и формам деятельности
предназначались для уголовных преступников — рецидивистов.
Из многочисленных документов, доказывающих, что гестапо не ведало
концлагерями, я хочу остановиться на документе № 38 из книги документов по делу
гестапо. Из него следует, что всем лицам, не перечисленным в нем, то есть и всем
чиновникам гестапо, независимо от их служебного положения и звания, для
посещения концлагеря необходимо было иметь специальное письменное разрешение
инспектора концлагерей. Если бы концлагеря подчинялись гестапо, то сотрудники
гестапо, конечно, не нуждались бы в таком письменном разрешении.
1 Документ гестапо-8.
2 Документы: гестапо-40 — гестапо-45.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 207
В каждом концлагере существовал политический отдел. О его положении в
концлагере и его отношении к гестапо много спорят. В этот политический отдел
назначались один-три чиновника гестапо, специалисты по уголовным делам или
же чиновники уголовной полиции. Эти чиновники не представляли собой органа
гестапо (или уголовной полиции), наоборот, они были прикомандированы к
начальнику лагеря как специалисты по делам полиции для выполнения
полицейских задач, которые время от времени приходилось выполнять по отношению к
заключенным. Прежде всего, надо было допрашивать по заданию следственных
органов гестапо или уголовной полиции заключенных, против которых
возбуждалось дело в обычном порядке. В административном отношении они подчинялись
исключительно коменданту лагеря. Они не имели никакого влияния на управление
лагерем, на перевод из лагеря, освобождение, наказание и казнь заключенных.
Таким образом, концлагеря не были собственными учреждениями гестапо, они
скорее были институтом, который служил для выполнения полицейских задач. Они
представляли собой для гестапо то же, что тюрьмы для суда или прокуратуры, то
есть органы, приводившие в исполнение приказы гестапо о превентивном
заключении.
Если потрудиться исследовать вопрос о том, каково было процентное
соотношение мер, которые применяло гестапо (поучение, предупреждение, денежный
штраф в качестве гарантий благонадежного поведения и превентивное
заключение), то можно констатировать, что заключение в концлагерь было наиболее редко
применяемой мерой. К началу войны в концлагерях находилось около 20 тысяч
заключенных, отбывавших превентивное заключение; половину составляли
уголовные преступники, а другую половину — политические заключенные.
Одновременно в тюрьмах органов юстиции содержались приблизительно
300 тысяч осужденных, из которых примерно одна десятая, то есть около 30 тысяч,
была осуждена за политические деликты.
Количество заключенных в концлагерях повысилось вследствие перевода туда
профессиональных преступников и асоциальных элементов, в особенности тех,
которые были осуждены судами к лишению свободы. Это было мероприятие,
осуществление которого не входило в компетенцию гестапо (показания свидетеля
Гофмана).
Согласно аффидевиту гестапо-86 наибольшее число заключенных, помещенных
гестапо в концентрационные лагеря к началу 1945 г., составляло примерно 140 тыс.,
из них 30 тыс. немцев, 60 тыс. поляков и 50 тыс. граждан других государств.
Все другие заключенные, а обвинение утверждало, что к 1 августу 1944 г. в
концлагерях находилось 524 277 человек, были помещены в концентрационные лагеря
не только гестапо, но и уголовной полицией, органами юстиции и различными
другими инстанциями в оккупированных областях.
Правильно то, что гестапо создало исправительно-трудовые лагеря, управляло
ими и направляло туда людей. О целях исправительно-трудовых лагерей в журнале
«Германская полиция» говорится следующее: «Исправительно-трудовые лагеря
имеют своей целью воспитывать людей, нарушающих трудовые договоры и не
желающих работать в духе трудовой дисциплины, и после достижения этой
воспитательной цели эти люди должны быть возвращены на старое место службы. Направление
в трудовые исправительные лагеря производится только государственной
полицией. Заключение не считается наказанием, оно является мерой воспитания»1.
1 Документ гестапо-59.

208 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
Обвинение утверждает, что в исправительно-трудовые лагеря направлялись
только иностранные рабочие, но это неверно. Эти лагеря были созданы в равной
степени как для немецких, так и для иностранных рабочих, а также для работодателей,
нарушающих трудовые договоры. Самым длительным сроком заключения, к
которому приговаривали лишь после основательного рассмотрения каждого отдельного
случая, был сначала 21 день, потом 56 дней в противоположность тем приговорам,
которые выносились органами юстиции за нарушения трудовых договоров и срок
тюремного заключения по которым колебался от трех месяцев до одного года.
Нарушители трудовых договоров, направлявшиеся в исправительно-трудовой лагерь,
попадали во всех отношениях в гораздо лучшие условия, нежели те, кому выносили
приговор органы юстиции. Заключение в данном случае не записывалось в регистр
наказаний, а размещение, питание и обращение в исправительно-трудовом лагере
было лучше, чем в тюрьме. Питание выдавалось по тюремной норме плюс
надбавка для рабочих тяжелого физического труда, причем, как явствует из документа
гестапо-58, количество, качество продуктов и приготовление пищи постоянно
контролировались.
При таком положении невозможно считать преступлением, а тем более
типичным преступлением гестапо надзор за иностранными рабочими, создание
исправительно-трудовых лагерей и заключение в них.
Следующим звеном в цепи наиболее тяжких преступлений, инкриминируемых
гестапо, является следующее обвинение: гестапо и СД якобы казнили членов
диверсионных групп и парашютистов, а также защищали тех гражданских лиц, которые
линчевали летчиков союзных держав. Что можно сказать в связи с этим?
В секретном приказе ОКВ от 4 августа 1942 г. о контрмерах против
парашютистов1 борьба с авиадесантными и парашютными войсками рассматривалась
исключительно как дело вооруженных сил, а борьба с отдельными парашютистами
поручалась начальнику полиции безопасности и СД. Эта последняя задача вовсе
не состояла в том, чтобы казнить парашютистов; задержание их преследовало
лишь цель выяснить диверсионные задания, данные этим парашютистам, и
получить сведения о намерениях противника. 18 ноября 1942 г. Гитлер приказал
уничтожать все диверсионные отряды2. Этот приказ был дан не германской полиции,
а вооруженным силам. В п. 4 приказа указывалось, что весь личный состав таких
групп, который попадает в руки вооруженных сил, должен передаваться СД. Не
было установлено, что гестапо участвовало в этом мероприятии. Если же гестапо
все же принимало в нем участие, то ему поручалось, таким образом, выполнение
несвойственной полиции задачи, осуществление которой, несомненно, требовало
при всех обстоятельствах участия лишь очень небольшого числа лиц, а поэтому не
может быть приписано всему гестапо в целом.
Кроме того, можно указать еще на следующее. Как заявил Рудольф Мильднер в
письменном показании от 16 ноября 1945 г.3, летом 1944 г. начальникам и
инспекторам полиции безопасности и СД был дан приказ о том, что весь личный состав
американских и английских диверсионных групп должен передаваться полиции
безопасности для допроса и расстрела. Это можно рассматривать как доказательство
того, что, во всяком случае до этого момента, полиция безопасности не расстрели-
1 Документ USA-500.
2 Документ USA-501.
? Документ №2374-PS.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 209
вала диверсионные группы, иначе подобный приказ не был бы нужен. Как
показывал далее Мильднер, этот приказ необходимо было немедленно уничтожить, то есть
только начальники и инспекторы полиции безопасности могли о нем знать.
Вследствие давно начавшегося вторжения войск союзников и безостановочного
продвижения их во Франции этот приказ уже не мог практически осуществляться, так как
при непрерывном перемещении линии фронта в районе операций не было больше
никаких органов полиции безопасности. Маловероятно также и то, что названный
приказ, исходивший предположительно от Гиммлера, вообще стал известен массе
работников гестапо.
Обвинение основывается прежде всего на приказе Гиммлера от 10 августа
1943 г.1, в котором говорилось, что полиция не должна вмешиваться в конфликты
между немецким населением и приземлившимися английскими и американскими
летчиками-террористами. Обвинение сделало вывод, что гестапо поддерживало суд
Линча. Важно, однако, то, что этот приказ Гиммлера был дан всей германской
полиции, и в первую очередь полиции охраны порядка. Дело в том, что, когда экипажи
союзных самолетов приземлялись на парашютах, на месте происшествия обычно
появлялись не чиновники гестапо, а чины полиции охраны порядка, жандармерии
или местного полицейского управления. Именно эти отделы полиции, а не гестапо
выделяли уличные патрули.
Многочисленные показания, данные под присягой, подтверждают, что вовсе не
всем работникам гестапо был сообщен этот приказ и многие узнали об этом
распоряжении только из выступления Геббельса по радио...
Чиновники гестапо в тех немногих случаях, когда они случайно присутствовали
при приземлении союзных летчиков на парашютах, не только не убивали их, но,
наоборот, защищали от населения и организовывали врачебную помощь раненым2.
За те немногие случаи, когда высшие органы гестапо приказывали расстреливать
спрыгнувших летчиков и это приводилось в исполнение, уже совершенно
справедливое возмездие понесли виновные, осужденные судами оккупационных властей.
Ничем не оправдано возложение ответственности за это на все гестапо в целом.
Следующий пункт обвинения гласит: гестапо и СД вывозили из
оккупированных стран в Германию гражданских лиц, чтобы предавать их тайному суду и
осуждать их.
Гитлер издал 7 декабря 1941 г. так называемый приказ «Мрак и туман»3. Он
предписывал, чтобы в оккупированных областях лица, выступающие против империи
или оккупационных властей, для устрашения увозились в империю и предавались
там специальным судам. Если это почему-либо было невозможно, такие лица
должны были подвергаться превентивному заключению в концлагере до конца
войны.
Как явствует из графы о рассылке, этот приказ был направлен только
вооруженным силам, а не гестапо. Выполнение этого приказа было делом не гестапо, а
вооруженных сил. Согласно положениям документа отделы контрразведки должны
были определять момент ареста лиц, заподозренных в шпионаже и саботаже.
Приказ должны были выполнять вооруженные силы, так как они осуществляли
полицейскую власть в западных областях (а речь идет только о них) собственными
1 Документ USA-333.
2 Аффидевит-81.
3 Документ №833-PS.

210 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
силами или силами полиции безопасности, подчиненными непосредственно
командующим оккупационными войсками. Только в такой степени полиция
безопасности и принимала участие в выполнении этого приказа. Гестапо,
численно весьма незначительное в западных оккупированных областях, участвовало
в этом лишь постольку, поскольку Главное управление имперской
безопасности выделило отделы гестапо для приема арестованных. Эти отделы совместно с
соответствующим отделом контрразведки уточняли детали перевозки
арестованных в Германию, в особенности вопрос о том, кто должен заниматься их
перевозкой: тайная полевая полиция, полевая жандармерия или гестапо. Никаких других
заданий приказ «Мрак и туман» на гестапо не возлагал. В какой степени
чиновники и органы гестапо действительно осуществляли этот приказ, настоящим
процессом не установлено. Напротив, показаниями свидетеля Гофмана
установлено, что этот приказ был отклонен четвертым управлением и в Дании, например,
совсем не применялся.
Можно с уверенностью предположить, что в соответствии с предписанием о
строжайшем сохранении тайны, тем более что оно исходило от высших органов
в системе вооруженных сил, содержание приказа и его значение были известны
лишь узкому кругу лиц, непосредственно занимавшихся рассмотрением этих дел.
Чиновники органов государственной полиции, выделенные для транспортировки
заключенных, получали указание обеспечить отправку заключенных в
определенное место в Германии, причем им не сообщали, на основании какого приказа и с
какой целью был произведен арест. Поскольку дело обстояло так, а ничего другого
не установлено, нельзя возлагать на все гестапо ответственность за то, что
некоторым его органам в оккупированных областях передавались арестованные для того,
чтобы согласно приказу доставлять их в Германию.
Разделы речи об увозе подданных других государств в Германию для
осуждения их на общих процессах и о коллективной ответственности я читать не буду, но
прошу принять их к сведению. Я продолжаю со страницы 60.
Убийство военнопленных при приближении союзных войск. Представленное
для обоснования обвинения распоряжение командующего полиции безопасности
и СД округа Радом от 21 июля 1944 г.1, в котором он доводит до сведения
подчиненных ему учреждений приказ Главнокомандующего полиции безопасности и СД
в генерал-губернаторстве о том, что следует ликвидировать заключенных в
тюрьмах ввиду неожиданного развития событий, которое делает невозможным отправку
заключенных в тыл.
Остается открытым вопрос о том, в какой степени были известны такие и
подобные им приказы, в каком масштабе эти приказы проводились в жизнь, и особенно,
по моему мнению, основной вопрос: насколько в этом деле было замешано гестапо.
Согласно имеющимся у меня письменным показаниям, данным под присягой,
и согласно показаниям свидетелей Штраубе и Кнохена гестапо имело в своем
распоряжении только несколько тюрем в отдельных населенных пунктах. В
большинстве случаев имелась обычная полицейская тюрьма, которая использовалась всеми
полицейскими учреждениями. Управление и надзор за этими полицейскими
тюрьмами находились в руках местных полицейских властей в оккупированных
областях, а частично — также в руках вооруженных сил. Во всяком случае, гестапо не
имело никакого права вмешиваться в дела заключенных. Поэтому маловероятно,
1 Документ USA-291.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 211
чтобы гестапо могло осуществлять убийства пленных при приближении
противника. С другой стороны, установлено, что во многих местах в момент оккупации
населенного пункта союзными войсками заключенные либо освобождались, либо
передавались союзным войскам1.
Разрешите привести два примера. Свидетель Лаутербахер сообщил о приказе,
согласно которому заключенных, находившихся в тюрьме Хамельне (Вестфалия),
необходимо было уничтожить при приближении противника. Но тот, кто издал
приказ, скрываясь за спиной гаулейтера, не был представителем отдела гестапо,
а являлся крейслейтером Хамельна, который за это был приговорен к семи годам
заключения судом пятой британской дивизии. Исполнители приказа были также
не чиновниками гестапо, а чиновниками каторжной тюрьмы, которые, правда,
отказались выполнить приказ.
Второй пример касается лагерей Мюльдорф, Ландсберг и Дахау в Баварии.
Я ссылаюсь на свидетельское показание Бертуса Гердеса, бывшего начальника
штаба гаулейтера Гислера в Мюнхене2. Согласно этим показаниям в апреле 1945 г.
нужно было уничтожить по поручению Гитлера заключенных концлагеря Дахау и
еврейских лагерей Мюльдорф и Ландсберг. Установлено, что приказ был дан не
гестапо и, главное, что оба эти мероприятия не были проведены в жизнь из-за отказа
авиации и свидетеля Гердеса выполнить его, как это установлено здесь к их чести.
Так по крайней мере не были совершены преступления, одно злодейское
планирование которых вызывает у нас содрогание. Однако следующие моменты имеют
большое значение для представляемой мною организации, и я хотел бы обратить
внимание на них, поскольку защищаю эту организацию: приказ был отдан
гаулейтеру Мюнхена, который должен был обсудить его с начальником штаба гаулейтера
и с соответствующими крейслейтерами. Ни одним словом не упоминается о том,
что к выполнению этого приказа необходимо привлечь гестапо.
Следующий раздел моей речи — «Конфискация и распределение общественного
и частного имущества» — я также прошу принять к сведению.
Обвинение вменяет в вину гестапо проведение «допросов третьей степени».
О них я уже говорил при обсуждении вопроса о преступности применявшихся
гестапо мер. Здесь я должен ответить обвинению только следующее:
представленные им документы свидетельствуют о том, что строгие допросы могли
проводиться только в исключительных случаях при соблюдении известных предписаний
об охране допрашиваемого и только по распоряжению вышестоящих учреждений.
Они должны были проводиться не в целях вымогательства признаний, а только в
случае отказа давать сведения, имевшие государственное значение, и, наконец,
только при наличии определенных улик.
Целые отделы гестапо, как-то: контрразведка и пограничная полиция, никогда
не проводили строгих допросов. В оккупированных областях, где оккупационным
властям ежедневно грозили нападения, были разрешены строгие допросы в том
случае, если благодаря им можно было спасти жизнь германских солдат и
чиновников и предотвратить нападение. Применение каких бы то ни было пыток никогда
не было разрешено. Из представленных письменных показаний № 2—4, 61 и 63 и из
показаний свидетелей Кнохена, Гофмана, Штрауба, Альбата и Беста следует, что
во время обучения на курсах и в определенные промежутки времени чиновникам
1 Аффидевиты №12, 63—64.
2 Документ USA-291.

212 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
гестапо внушалось, что истязания при допросах и истязания заключенных вообще
запрещены. Обычные суды и суды полиции и СС строго карали за нарушение этих
распоряжений.
Рассмотрение преступлений, инкриминируемых гестапо, приводит меня к
третьей и последней группе — преступлениям против человечности.
Как утверждает обвинение, гестапо совместно со службой безопасности было
орудием преследования евреев. Утверждается, что нацистский режим
рассматривал евреев как главных врагов полицейского государства, с помощью которого
он намеревался проводить в жизнь свои агрессивные планы. Этой цели служило
якобы преследование и истребление евреев. Национал-социалистские
руководители якобы использовали антисемитизм в качестве психологической искры,
которая должна была зажечь чернь. Антиеврейские акции привели к убийству примерно
шести миллионов человек.
Это обвинение поистине потрясающее. Все, что было разоблачено на данном
процессе, что было подтверждено свидетелями Гессом и Олендорфом,
свидетельствует о вине, которая, к сожалению, все время будет связана с именем Германии.
Мне после этого печального вывода надо рассмотреть вопрос о том, в какой
степени гестапо участвовало в преследовании и истреблении евреев.
Единственная позиция, которая может привести к правильным выводам,
возможна лишь в том случае, если мы разграничим деятельность гестапо в этом
направлении по времени.
С момента прихода к власти гитлеровское правительство издало целый ряд
законов о евреях. В той мере, в какой эти законные постановления
предусматривали наказание и требовали полицейского принуждения, гестапо приходилось при
известных обстоятельствах заниматься этими вопросами. Нарушения евреями этих
законов были относительно незначительными, и только «Нюрнбергские законы»,
изданные в 1935 г., повлекли за собой усиленную деятельность полиции, причем
в первое время все дела передавались для вынесения приговора судам. Лишь в
последние годы войны произошло изменение. То, что в этих случаях действовало
гестапо, нельзя поставить ему в вину, так как оно должно было придерживаться
законов, должно было выполнять приказы государства, как солдат должен
выполнять полученный приказ.
Впрочем, другие административные органы, например, внутренняя
администрация, управление финансов и коммунальное управление, имели гораздо
большее отношение ко всем проводимым против евреев мероприятиям, чем гестапо,
но их не обвиняют здесь. Вследствие эксцессов в ноябре 1938 г. еврейский вопрос
значительно обострился. Что это позорное мероприятие проводилось не гестапо,
установлено совершенно точно. Гестапо обвиняют в первую очередь в том, что
оно не вмешивалось в ноябрьские события 1938 г. Свидетель Вицдам показал, что
Гейдрих на совещании вечером 9 ноября 1938 г. в Мюнхене заявил руководителям
гестапо совершенно открыто, что это мероприятие проводится не по инициативе
гестапо. Кроме того, он категорически запретил гестапо принимать участие в
этом мероприятии и приказал присутствовавшим руководителям государственной
полиции тотчас же вернуться на свои участки и принять все меры, чтобы
приостановить это мероприятие. Противоречие между этим показанием и содержанием
телеграммы Гейдриха, которая была послана в эту ночь всем участкам гестапо,
можно объяснить тем, что в период между совещанием Гейдриха с руководителями
гестапо и изданием приказа произошли некоторые события, которые можно было

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 213
лишь ограничить, но не приостановить1. Последовавший после этих эксцессов
арест 20 тыс. евреев был осуществлен по приказу Гиммлера2 и проводился большей
частью окружными и местными полицейскими органами. Большинство этих евреев
не было, однако, направлено в концентрационные лагеря и было постепенно
освобождено. Когда гестапо получило циркуляр Гейдриха, оргия бессмысленного
разрушения в Германии уже состоялась. Оставалось лишь предотвратить следующие
эксцессы, что и произошло.
К аресту евреев, чуждой для гестапо задачи, гестапо в первый раз в большом
масштабе было привлечено в ноябре 1938 г. Эта акция, которая, как вытекает из
показаний свидетелей, докторов Беста и Гофмана, рассматривалась как совершенно
ненужная с точки зрения полиции, никогда не была бы предложена или
предпринята гестапо по собственной инициативе. Тот факт, что арестованные евреи вскоре
были освобождены, оправдывает предположение чиновников гестапо, что речь шла
о единичном акте государственного руководства, а не о прелюдии к еще худшим
действиям.
Включенный в программу национал-социалистского правительства еврейский
вопрос предполагалось решить вначале путем выселения евреев. На этом основании
в 1938 г. в Вене было организовано центральное управление по эмиграции евреев,
которое добилось эмиграции большого числа евреев. И во время войны
выселение евреев продолжалось еще более планомерно. Как это вытекает из документов
США-304 и США-410, наряду с этим началась эвакуация евреев, которая
проводилась согласно подробному приказу начальника германской полиции. Согласно
этому приказу местные полицейские инстанции должны были провести подготовку
эвакуации и осуществить ее в сотрудничестве с еврейской общиной. В частности,
надо было обеспечить эвакуируемых платьем, обувью, инструментами и т.п. При
эшелонах не имелось в большинстве случаев чиновников гестапо.
Сопровождающий персонал состоял из сотрудников охранной полиции, уголовной полиции и
жандармерии. Место назначения обычно известно не было. Эвакуация
проводилась без всяких трений и без излишней суровости.
Деятельность гестапо ограничивалась тем, что оно проводило в жизнь указы и
приказы верховного руководства. В этой области работало очень небольшое число
чиновников.
В 1941 г. Гиммлер распорядился о том, чтобы евреи Германии до конца войны
были изолированы в гетто в Польше. Выселение евреев было делом высших
руководителей СС и полиции и в основном проводилось полицией охраны порядка.
Если политика Гитлера в отношении евреев примерно до 1941 г. ограничивалась
только удалением евреев из Германии в форме эмиграции, а позднее эвакуации,
то после вступления в войну Америки она приняла гораздо более резкие формы.
В апреле 1942 г. Гитлер приказал «окончательно решить еврейский вопрос», что
означало физическое уничтожение, убийство евреев. Каким ужасным образом
выполнялся этот приказ, показал настоящий процесс. Орудием, которое искали
себе Гитлер и Гиммлер для выполнения своего приказа, оказался оберштурмбанн-
фюрер СС Адольф Эйхман, который со своим отделом по еврейскому вопросу хотя
формально и подчинялся четвертому управлению РСХА, но фактически занимал
абсолютно независимое, самостоятельное положение и совершенно не зависел от
1 Документ USA-240.
2 Там же.

214 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
гестапо. Подготовка и проведение в жизнь приказа об уничтожении евреев
сохранялись в строгой тайне.
Лишь немногим лицам был известен приказ в его полном объеме. Даже
работники аппарата Эйхмана были в неведении относительно приказа и только
постепенно и частично с ним знакомились. Эвакуацию и помещение евреев в лагеря
уничтожения Эйхман осуществлял с помощью зондеркоманд. Эти зондеркоманды
состояли из полиции из местного населения и почти исключительно из
сотрудников полиции охраны порядка. Эта полиция не имела права вступать на территорию
лагеря, она сменялась тотчас же по прибытии к месту назначения. И в самих
лагерях круг лиц, которые выполняли приказы об уничтожении, был невелик. Все
делалось для того, чтобы держать в тайне эти преступления.
Это описание, которое базируется главным образом на показаниях свидетелей
Кнохена, Вислицени и доктора Гофмана, дополняется показаниями доктора
Моргена, который заявил, что истребление евреев было доверено трем лицам, а именно:
Вирту, Гессу и Эйхману. Вирт, бывший комиссар по уголовным делам в управлении
уголовной полиции в Штутгарте, известный по своим методам проведения
следствия как «комиссар-убийца», находился вместе со своим штабом в связи с данным
ему особым поручением в канцелярии Гитлера. Его задачей было сначала массовое
уничтожение душевнобольных в Германии, затем уничтожение евреев в
восточных странах. Отряд, который Вирт сам сформировал для уничтожения евреев, был
малочислен. Перед началом акции Гиммлер лично привел членов отряда к присяге
и категорически заявил, что каждый, кто что-либо разгласит, будет убит. Этот отряд
не подчинялся полицейским служебным органам и, таким образом, не
принадлежал к гестапо, а носил лишь форму и имел удостоверение полиции безопасности
для того, чтобы члены отряда могли свободно передвигаться в тыловых
прифронтовых районах. Этот отряд начал свою деятельность с уничтожения евреев в Польше,
а затем распространил свою сатанинскую деятельность на обширные восточные
области и, создав в неприметных местах особые лагеря уничтожения, применяя
небывалую систему обмана, заставлял евреев обслуживать эти лагеря. Следует
подчеркнуть, что именно полиция безопасности в Люблине донесла имперскому
управлению уголовной полиции о поведении Вирта и тем самым сделала
возможным раскрытие этих ужасных преступлений. Этот факт вносит коррективы в
показания Гесса (коменданта Освенцима) о том, что лагеря уничтожения Майданек и
Треблинка подчинялись полиции безопасности; в действительности они
подчинялись Вирту. Согласно показаниям доктора Моргена Гесс в более позднее время стал
участником массового уничтожения евреев в Освенциме.
Согласно показаниям свидетеля Вислицени Эйхман на основании
полученных им лично полномочий несет личную ответственность за проведение приказа
о фильтрации. Он создал в оккупированных странах команды особого назначения,
которые, правда, подчинялись в хозяйственном отношении начальникам полиции
безопасности, но последние не могли давать им никаких указаний оперативного
характера, а также не могли отдавать им приказы.
Отряды Эйхмана и Вирта были затем объединены, но таким образом, что лишь
узкий круг людей, приближенных к Эйхману, знал об этом. Таким образом, об
уничтожении евреев знала лишь небольшая группа немцев и тайна была сохранена.
Пусть устные и письменные показания отдельных свидетелей относительно
проведения программы уничтожения евреев расходятся в деталях, но одно
установлено точно: гестапо в целом не принимало участия в этом страшном кровавом

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 215
деянии; чиновники гестапо, за небольшим исключением, не могли ничего знать и
ничего не знали об этом, ибо незначительное число посвященных лиц,
занимавших руководящие посты, таких, как Эйхман, Мюллер, Гиммлер, хранили строгое
молчание о своих задачах и намерениях и унесли эту тайну с собой в могилу. Как
можно при таком положении вещей предположить, что чиновники гестапо знали
об этой тайне?
Относительно преследования церкви и расстрелов заложников я прошу принять
к сведению выводы моей защитительной речи.
Я рассмотрел в общих чертах отдельные преступления, которые обвинение
вменяет в вину гестапо как целой организации. Я делаю следующий вывод по вопросу
о том, распространяются ли преступления, совершенные отдельными членами
гестапо, на все гестапо, поскольку в ходе обсуждения отдельных преступлений я не
сделал этого.
Гестапо являлось официальным имперским учреждением, задачи и деятельность
которого обусловливались законами.
Недостаточно серьезно учитывается тот факт, что чиновники гестапо в течение
двенадцатилетнего существования этого учреждения в основном занимались
нормальной полицейской работой. Рабочий день большинства чиновников гестапо
заполнялся служебными делами, которые не имели никакого отношения к
преступлениям, инкриминируемым гестапо. Строгие допросы проводились весьма
незначительным числом чиновников. Приказ о такого рода допросе хранился в
сейфе начальника соответствующей инстанции как совершенно секретный
документ. При этом отдельные группы чиновников гестапо привлекались высшими
имперскими органами для проведения мероприятий, которые выходили за рамки
целей собственно гестапо. Решающим являлось то, что в выполнении этих
чуждых полиции задач принимала участие лишь незначительная часть чиновников
гестапо. Так как самые тяжелые обвинения против гестапо относятся к его
деятельности в оккупированных областях, то из всего сказанного можно сделать
вывод, что только сравнительно незначительный процент оперативных
чиновников, максимум 15 процентов, а не гестапо в целом может обвиняться в этих
преступлениях.
Согласно общему мнению, особенно важно установить, были ли цели, задачи
и методы этой организации или группы общеизвестными. Общеизвестность,
или, иначе выражаясь, всеобщая осведомленность, должна включать в себя два
момента: осведомленность об объективном составе преступных действий и
осознание преступного противозаконного характера их. Вывод о том, существовала ли эта
осведомленность двоякого рода, следует делать исходя из здравого человеческого
рассудка. Эту осведомленность можно также предположить, хотя отдельные члены
организации не знали о преступных действиях.
Я позволю себе сделать еще несколько дополнений принципиального характера
к тому, что уже заявил относительно отдельных преступлений.
Причина, вследствие которой гестапо в целом не знало о совершении основных
преступлений, заключается в следующем: Гитлер с самого начала сумел окружить
себя завесой тайны, умел скрывать свои истинные намерения, заботиться о том,
чтобы ни один министр, ни одно ведомство и ни один чиновник не узнали
слишком много о деятельности других...
Поэтому нет ничего невероятного в том, что почти все допрошенные здесь
подсудимые и свидетели фактически лишь теперь узнали обо всех этих тяжелых пре-

216 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
ступлениях. Характерно то, что, например, суд полиции и СС в Минске приговорил
к смертной казни шофера машины специального назначения за то, что в нетрезвом
состоянии он говорил о назначении своей машины вопреки полученному им
приказу1. Даже такой человек, как доктор Гизевиус, вынужден был признать, что Гей-
дрих старался сохранять свои действия в тайне...
При решении вопроса о том, следует ли считать гестапо ответственным за все
действительно совершенные преступления, не должен остаться без внимания также
тот факт, что члены этого учреждения действовали не по собственному
побуждению, а по приказу.
Лица, на которых падает обвинение, утверждают и могут это доказать
свидетельскими показаниями, что при отказе выполнить полученный приказ им угрожало не
только дисциплинарное наказание или потеря прав чиновника, но и
концентрационный лагерь, а в случае службы в армии — военно-полевой суд и казнь. Разве это
не причина для установления факта отсутствия вины?
Кроме этого, необходимо еще учесть, что в Германии каждый чиновник
воспитывался в духе выполнения приказов и указаний начальства. Вероятно, в
Германии, как нигде в мире, чиновники полны почтения к власти. Они были воспитаны
в таком духе, что государство распадется, если его приказы не будут больше
выполняться, и что отрицание государственного авторитета логически ведет к анархии.
Обвинители утверждают — и в этом состоит основной смысл, главный мотив и
цель обвинения, — что в отношении всех преступлений речь идет не об отдельных,
независимо от других совершенных действиях, а о частях и проявлениях единой
преступной политики, будь она целью общего плана или средством осуществления
этого общего плана, причем сам план имел своей целью развязывание и проведение
вначале еще неопределенной, а впоследствии определившейся агрессивной войны,
которая, в свою очередь, преследовала цели порабощения Европы и европейских
народов для приобретения жизненного пространства.
Все значительное, что совершалось в названном обвинением обществе
заговорщиков, служило якобы только целям и планам обеспечения нацистам места под
солнцем с помощью изгнания всех как внешних, так и внутренних противников в
область тьмы.
Сущность отдельных преступлений заключалась якобы в сознательном участии
в разработке или проведении этого плана. Преступления отдельных лиц состоят в
том, что они примкнули к общему преступному плану — заговору. Планы и цели
этого заговора были якобы общеизвестны, и поэтому никто не может отговориться
тем, что он действовал, не зная о существовании заговора.
Эти утверждения обвинения относятся в первую очередь к отдельным
подсудимым, но они, очевидно, должны относиться и к обвиняемым организациям. Роль,
выпавшая на долю гестапо в заговоре, состояла якобы в том, что оно должно было
помогать создавать для нацистских заговорщиков полицейское государство,
которое должно было ломать всякое сопротивление, истреблять евреев, религиозно
настроенных христиан и политически нежелательных элементов как движущую
силу движения сопротивления, превращать в рабов трудоспособное население
иностранных государств и путем зверств и ужасов искоренять и подавлять на
территории империи и в оккупированных областях все, что противилось немецким
захватническим аппетитам.
1 Документ гестапо-47.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 217
Если мы рассмотрим еще раз отдельные преступления с точки зрения того,
можно ли считать, что они способствовали совершению преступлений против
мира во всем мире на основании заговора, то окажется, что в поисках указанных
признаков необходимо рассмотреть деятельность гестапо перед войной и во время
войны...
В условиях известной системы засекречивания отдельные чиновники гестапо
и подавляющее большинство всех членов гестапо не могли иметь ни малейшего
представления о том, что их деятельность имеет целью подготовку агрессивной
войны и создание предпосылок для ведения такой войны. Я полагаю, что любой
чиновник гестапо с недоумением отнесется к такому утверждению, если он его
услышит или если его спросят о том, знал ли он об агрессии против мира во всем
мире.
Гестапо в целом в соответствии с упомянутыми принципами можно
инкриминировать преступления, совершенные во время войны только его сотрудниками
или вместе с сотрудниками других учреждений, лишь в том случае, если эти
преступления независимо от того, были они общеизвестны или нет, были совершены
с сознанием того, что члены гестапо принимают участие в осуществлении плана,
целью которого является победоносное завершение агрессивной войны любой
ценой, с помощью преступных методов, путем нарушения норм международного
права. Однако этого нельзя доказать.
Мы все знаем, что мастерски организованная пропаганда, проникавшая в самые
отдаленные деревни, всегда кричала о навязанной нам преступным образом войне,
что Гитлер постоянно говорил о войне, которой хотели только другие, а не мы.
Обвинение, по моему мнению, несправедливо полагает, что любой вид
деятельности партии, главным образом борьба с евреями, политически инакомыслящими
и с церковью, возник на основании намерения и плана устранить все стремления,
направленные против желания вести агрессивную войну. Национал-социалистская
борьба против евреев возникла на базе предусмотренного программой
антисемитизма, который видел во всех евреях антигосударственный элемент. Так как эта
борьба была аморальной, христианские церкви справедливо выступали против нее.
Этим можно объяснить в значительной степени борьбу партии с церковью.
Обвинение заявило, что Трибунал может, объявляя организации преступными,
установить ограничения как в отношении некоторых категорий лиц, так и в
отношении различных периодов времени. Организационная структура, различие между
отдельными работавшими в гестапо группами лиц и результаты предъявления
доказательств в связи с утверждением обвинения о преступной деятельности гестапо
являются основой для ограничений как в отношении определенного круга лиц, так
и во времени, которые я прошу учесть в том случае, если Высокий суд примет
решение об осуждении гестапо.
Нельзя приписать участия в преступлениях, указанных в ст. 6 Устава,
следующим группам лиц, поскольку они сами не совершали преступлений и не имели
планов относительно совместного совершения преступлений, а также не знали о
преступных планах и деятельности, да и не могли о них знать:
1. Административные чиновники. Они получали служебные указания не от
гестапо, то есть не от четвертого управления Главного управления имперской
безопасности, а от управлений Т и II, сотрудники которых не подпадают под обвинение,
выдвинутое против гестапо. Служебные помещения административных
чиновников повсюду находились в совершенно другом месте, чем помещения оператив-

218 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
ных чиновников. С деятельностью последних они не имели никакой
возможности ознакомиться, частично вследствие уже неоднократно упоминавшегося здесь
и особенно строго проводившегося в гестапо принципа засекречивания, частично
потому, что административные чиновники рассматривались оперативными
чиновниками как лица, лишь формально принадлежавшие к гестапо, и поэтому к ним
относились с заметной осторожностью.
Если обвинение говорит, что деятельность административных чиновников
являлась предпосылкой для деятельности оперативных чиновников, то такая
аргументация настолько же несостоятельна, как если бы я утверждал, что деятельность
чиновников имперского министерства финансов, которые выделяли средства для
выплаты жалованья и осуществления деловых функций гестапо, являлась
предпосылкой для деятельности оперативных чиновников.
2. Служащие и лица, получавшие жалованье. Господин Джексон в речи от
1 марта 1946 г. исключил некоторые категории лиц из организаций, против которых
выдвинуто обвинение, причем наряду с резервом СА он исключил также и
служащих бюро стенографов, и обслуживающий персонал гестапо. Если даже часть
упомянутых мною лиц в настоящее время и не обвиняется здесь, я все-таки считаю
своим долгом указать на то, что во имя справедливости эта группа лиц в полном
составе должна быть исключена из обвинения как вследствие ее использования на
второстепенных должностях, так и вследствие вытекающей отсюда невозможности
получить подробные сведения о деятельности гестапо. При этом я исхожу из того
соображения, что все служащие и лица, получавшие жалованье, к которым,
например, относились также шоферы, если они не имели чина, телеграфисты,
телефонисты, чертежники, переводчики, должны быть отнесены к группе, подлежащей
исключению, независимо от того, служили ли они в гестапо вследствие
добровольного заключения трудового договора или на основании распоряжения биржи труда,
когда они не могли выбрать себе другого места работы.
3. Технический персонал связи, о деятельности которого дал подробные
показания свидетель Хедель. Из его показаний ясно видно, что этот персонал не имел
ровно никакого отношения к исполнительной власти, что он не мог знать и не
знал о деятельности исполнительных органов и что на основании своей
деятельности он не мог осознать того, что работает в такой организации, деятельность
которой может носить преступный характер. И этот круг лиц следует исключить
из обвинения.
4. Группа лиц, которая в 1942—1945 гг. на основании приказов была переведена
в гестапо. Это пятьдесят одна группа тайной полевой полиции, военная
контрразведка и органы цензуры писем и телеграмм, приходящих из-за границы. Все
они раньше подчинялись вооруженным силам. Сюда же относится таможенно-
пограничная охрана, которая была передана гестапо из имперского министерства
финансов.
В отношении этих групп не может быть ни малейшего сомнения в том, что здесь
для состава преступления нет ни признака добровольной принадлежности, ни
признака осведомленности о преступных целях и деятельности, о которых говорит
обвинение, ни признака сотрудничества. Против перевода в гестапо по приказу,
который исходил от высших инстанций вооруженных сил и государства, отдельный
человек, какую бы должность он ни занимал, не мог ничего сделать. Невыполнение
этого приказа каралось бы смертной казнью, как дезертирство или невыполнение
военного приказа.

Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 219
5. Группа оперативных чиновников. Основное ядро этих чиновников составляли
сотрудники политических отделов полицейпрезидиумов в период до 1933 г. Это
чиновники, которые частично уже до 1914 г. и непрерывно до 1933 г. вели борьбу с
различными внутриполитическими противниками и были почти все без
исключения переведены в политическую полицию нового режима.
На примерах контрразведки и пограничной полиции я могу показать, что члены
этих групп, которые причисляются к оперативным чиновникам гестапо, ничего
не могли иметь общего с преступлениями, которые обвинение инкриминирует
гестапо.
Из показаний Беста и из аффидевитов 39, 56 и 89 ясно, что полицейская
контрразведка имела практически постоянный личный состав, так как долг сохранения
в тайне в интересах обороны страны, как правило, не допускал перевода
чиновников из контрразведки в другие отделы гестапо или другие виды полиции.
Контрразведка была в большинстве случаев изолирована от других отделов внутри
гестапо, так что была исключена возможность установления служебного контакта
с другими отделами. Разбираемые полицией контрразведки дела передавались в
обычные суды.
Деятельность пограничной полиции в период с 1933 г. была такой же, как и
прежде, и такой же, какая осуществляется сейчас новой пограничной полицией.
Численность этих групп гестапо составляла 5—6 тыс. человек. На основании
данных, которые я приводил о численности всех групп в отдельности, можно
установить, если взять тот период, когда гестапо насчитывало наибольшее количество
работников, что общая численность гестапо составляла 75 тыс. человек.
Оперативные чиновники численностью в 15 тыс. составляли 20 процентов общей
численности гестапо. Если вычесть из этого числа примерно 5-6 тыс. служащих полиции
контрразведки и пограничной полиции, то на оперативные органы приходится
9—10 тыс. человек, то есть 12—13 процентов общей численности чиновников. Мне
кажется, я уже доказал, что гестапо, как второстепенная часть государственного
организма, вообще не может быть осуждено по причинам, установленным как
естественным правом, так и всеобщим государственным правом народов. Даже если бы
и не было этих правовых соображений, все равно нельзя было бы осудить гестапо,
так как нет тех признаков преступности, о которых говорил господин Джексон
28 февраля 1946 г. Если даже этот аргумент окажется недостаточно веским, то я
спрашиваю, может ли организация, часть служащих которой может быть при
определенных условиях привлечена к ответственности за совершение
преступлений, быть объявлена преступной в целом, включая и тех лиц, которые совершенно
определенно не вели преступной деятельности и не знали ничего о преступных
действиях других?
Я ссылаюсь на сборник письменных показаний большого числа находившихся
в лагере для интернированных бывших служащих гестапо. Я хочу воспользоваться
случаем, чтобы указать на многочисленные данные под присягой показания о
действиях оперативных чиновников полиции, которые саботировали некоторые
изданные главой государства зловещие приказы.
Теперь я перехожу к вопросу об ограничении во времени. Нельзя говорить о
едином руководстве гестапо во всей империи, а значит, и о единой
целенаправленности ее деятельности, по крайней мере, до момента назначения Гиммлера на пост
заместителя начальника гестапо Пруссии, то есть до весны 1934 г. До этого времени
заместителем начальника гестапо Пруссии был с небольшим перерывом Дильс,

220 Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо
который подчинялся Герингу. Дильс не имел никакого отношения к тем
противозаконным тенденциям, которые проявились после национал-социалистской
революции. Из-за недостатка времени я должен отказаться от указания виновных в
происходивших тогда эксцессах1.
В событиях 30 июня 1934 г. гестапо как государственное учреждение не
принимало никакого участия. В последующий период — до 9 ноября 1938 г. — гестапо
вело свою деятельность таким образом, что обвинение в преступности ее может
быть отклонено. Арест 20 тыс. евреев 10 ноября 1938 г., о котором был отдан
приказ гестапо, был, как показал свидетель Бест, мероприятием, не носившим
полицейского характера, поэтому отпадает возможность рассматривать этот момент как
начало преступной деятельности гестапо. Следует констатировать, что в
отношении гестапо нельзя доказать его преступности вплоть до начала войны.
Изменились ли основания для характеристики гестапо во время войны? Я уже
показал, что деятельность оперативных групп (эйнзацгрупп) и органов полиции
безопасности в оккупированных областях нельзя инкриминировать гестапо.
Не подлежит никакому сомнению, что в случае осуждения гестапо надо будет
установить ограничения во времени. Какие большие трудности сопутствуют этому
ограничению, я уже показал в кратких чертах.
Высокий суд! На этом я заканчиваю защитительную речь по делу гестапо. Я не
ставил своей задачей оправдывать преступления тех отдельных личностей, которые
пренебрегли законами человечности, однако невиновных я хочу спасти. Я хочу
проложить путь такому приговору, который снимет с пьедестала демоническое начало
и восстановит в мире моральный порядок. Если мы перелистаем книгу истории
Европы за последнее столетие, мы сможем неоднократно убедиться в том, что в
народах царила сила над правом, что дух мести ослеплял сознание людей.
Договоры о мире, которые заключались между отдельными государствами,
существовали только на бумаге, мир не был прочувствован всеми. Договоры
торжественно заключались, чтобы быть нарушенными. Давались обещания — и не
выполнялись. В этой книге мы читаем о революциях народов, об экономической
нужде, о невыразимом горе. Но последние страницы этой книги написаны кровью
миллионов невинных людей. Они повествуют о невероятных зверствах, о
безграничном пренебрежении святыми правами человека и о массовых убийствах,
которым подверглись народы Европы. В эту книгу, господа судьи, вы должны вписать
своим приговором последнюю главу, главу, которая должна быть концом и
началом: концом потому, что она подведет черту страшной борьбе демонического
против нравственного порядка в мире, и началом потому, что она должна привести в
новый мир свободы и справедливости.
1 Аффидевит №41.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика
по делу организации «СД»
Высокий суд!
Я, как защитник СД, усматриваю свою задачу не в том, чтобы утверждать, что
доказанные преступления не были совершены. Я также далек от того, чтобы как-то
оправдывать совершенное зло.
В деле по обвинению СД важным является не вопрос о том, должны ли
отдельные лица понести наказание за совершенные преступления, гораздо важнее решить,
можно ли в результате рассмотрения представленных доказательств признать
преступниками 3000 человек, которые служили на различных должностях в III и VI
управлениях Главного управления имперской безопасности (РСХА), и 30 000
человек, носивших лишь почетное звание членов СД.
Я должен заняться исключительно этим вопросом. Я должен исследовать,
обосновано ли обвинение, предъявленное СД, положениям Устава, и насколько это
допускается Уставом, нормами международного права, законодательством
отдельных стран и правовыми принципами, разработанными правовой наукой.
Прежде всего, я выскажу свои соображения относительно проблем правового
характера, а затем, во второй части моего выступления, коснусь фактической
стороны дела с учетом данных, полученных в результате представления доказательств.
Первая часть состоит из двух разделов.
В первом разделе я рассматриваю вопросы материального права, а во втором
разделе вопросы процессуального права.
В разделе, посвященном материальному праву, я рассматриваю:
1. Понятие организации и групп применительно к СД (часть А).
2. Далее я исследую:
а) какие предпосылки необходимы для того, чтобы организация или группа могла
быть объявлена преступной (часть Б);
б) какие последствия влечет за собой это признание (часть В и Г).
В заключение я рассматриваю:
в) исключает ли принцип Nullum crimen sine poena, nulla poena sine lege, («Нет
преступления, не предусмотренного законом») возможность осуждения СД (часть Д).
Часть I
Раздел I
А.
1. Я начну с разъяснения самого понятия СД (Sicherheitsdienst Reichsfuhrer — SS
(SD) — Зихерхайтсдинст) — внутрипартийной службы безопасности. Это понятие
имеет несколько смыслов. Под понятием «СД» нужно различать:
а) подразделения СС (СД) — собственно службу безопасности НСДАП;
б) III, VI и VII управления Главного управления имперской безопасности (РСХА).
Это были, как показал допрос свидетеля Геппнера1, два совершенно различных
объединения.
1 Протокол заседания Комитета от 21.06.1946. С. 1609 ; Протокол судебного заседания от 01.08.1946.
С. 14489-14531.

222 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
а) в подразделения СС — службу безопасности (СД) входили все те лица, которые
были членами или кандидатами в члены СС, служили в полиции безопасности
или других подразделениях полиции (как таможня), а также и в самой организации
СД. Подразделения СС — службы безопасности (СД) не имели никаких
самостоятельных задач и не преследовали никаких самостоятельных целей. СС (СД) не
осуществляла никакой деятельности, направленной на выполнение общих целей.
Принадлежащие к этой организации лица никогда не выполняли общей работы и
ни о чем совместно не договаривались. Всякая связь между ними отсутствовала,
ибо они несли службу в различных организациях независимо друг от друга1.
Здесь речь идет только о чисто формальном объединении отдельных кандидатов
и членов СС, из определенных профессиональных групп. Члены этого специального
объединения (СД) носили форму СС со значком «СД» на левом рукаве. Таким
образом, они внешне ничем не отличались от остальных эсэсовцев.
б) III, VI и VII управления РСХА занимались службой информации внутри страны и
за границей, а также научными исследованиями. В 1939 г. эти подразделения СС
СД были соединены в учрежденном тогда Главном имперском управлении
безопасности (РСХА), в отличие от IV и V управления полиции безопасности. VI
управление 12 ноября 1944 г. было объединено с военной контрразведкой и получило
наименование германской секретной информационной службы2.
Наряду с этим имелась также и самостоятельная Имперская служба
безопасности, которая представляла собой нечто другое. Имперская служба безопасности
охраняла высших руководящих государственных деятелей. Эта служба никакого
отношения к Главному имперскому управлению безопасности (РСХА) не имела
и не была частью СС.
Имперская служба безопасности находилась в подчинении тогдашнего ее
руководителя — бригаденфюрера Раттенхубера, который в свою очередь подчинялся
непосредственно Гиммлеру.
2. Здесь обвиняются III и VI управления Главного управления имперской
безопасности, то есть служба внутренней информации и управление заграничной
информации.
Несмотря на то, что VII управление также принадлежало к СС(СД) и работало
вместе с III и VI управлением, этому управлению обвинения не предъявлялось3.
Таким образом, в моих дальнейших рассуждениях об СД я имею ввиду только III
и VI управления РСХА, которым было предъявлено обвинение.
III и VI управления Главного управления имперской безопасности были созданы
только в сентябре 1939 г. Таким образом, формально обвинение может ссылаться
только на этот период времени.
Но несмотря на это против СД были выдвинуты обвинения, касающиеся периода
до 1939 г. В связи с этим я в своих рассуждениях также буду касаться периода и до
1939 г.
3. III и VI управления также обвиняются не сами по себе, но как часть всей
организации СС. Таким образом, обвинение рассматривает СС как организацию или
группу в духе ст. 6 Устава, а СД — лишь как часть этой группы или организации.
1 Протокол заседания Комитета от 21.06.1946. С. 1609 ; Протокол судебного заседания от 01.08.1946.
С. 14489-14531.
2 Документ SD-1 (СССР-120); аффидевит Шелленберга (SD-62).
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке от 23.07.1946. С. 3344.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 223
Разве это правильно?
Для разрешения этого вопроса необходимо разобрать понятия «организация» и
группа, так, как это предусматривается Уставом.
Представители американского и английского обвинения в своих речах от 28
февраля 1946г. заявили, что признаками организации считаются:
1) объединение людей с видимой связью между ними;
2) наличие у них общей единой цели;
3) добровольное объединение этих людей.
Это определение, которое соответствует также германским нормам права1, я кладу
в основу моих дальнейших высказываний.
Таким образом, мы подошли к вопросу о том, существовала ли между СС и СД:
а) видимая связь (очевидная связь);
б) имелась ли общая единая цель (коллективный умысел).
О периоде до 1933— 1934 гг. на эти два вопроса можно ответить утвердительно. При
этом я особо обращаю внимание на показания свидетеля Геппнера2. Ввиду того, что
за этот период времени о СД нужно сказать то же, что говорилось защитником об СС,
я этого вопроса еще раз освещать не буду.
Что касается дальнейшего времени, то есть после 1934 г., то связи между СС и СД
не существовало3.
Главное управление имперской безопасности, в противоположность
утверждениям Обвинения, не входило в состав органов, подчиненных высшему руководству
СС. Неправильно также утверждение о том, что Главное управление имперской
безопасности было одним из подразделений СС4. В данном случае Обвинение
противоречит само себе, ибо гестапо (IV управление Главного управления имперской
безопасности) обвиняется не как организация СС, а совершенно самостоятельно.
И если в судебных выдержках об СС написано о том, что СД являлось
разведывательным подразделением СС, то из этого можно понять, что речь идет об СД как об
одном из отделов СС, то есть видно, что общее СД спутано со специальными
подразделениями СД. После 1934 г. у СС и СД не существовало общего руководителя5.
Связь, как признак, определяющий организационное единство между СС и СД,
не существовала даже в лице Гиммлера, ибо иначе должна была существовать связь и
с полицией, а с 1944 г. даже и с запасным войском6.
Гиммлер действительно хотел путем создания корпуса государственной защиты
объединить СС, СД и полицию7. Но это были лишь планы, которые не были
осуществлены8.
1 Циркуляры для юристов. 1928. С. 688.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке от 01.08.1946. С. 14492.
3 Свидетель Краузе, протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2348.
Свидетель Рейнеке, протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2675.
Свидетель фон Берштейн, протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 14772.
Свидетель Хаузер, протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 14700.
Свидетель Геппнер, протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 14498.
Выдержки о гестапо и SD из прокола судебного заседания на немецком языке. С. 19.
4 Аффидевиты SD:№ 27, 32-33, 61 и 63.
5 Выдержки об СС из прокола судебного заседания на немецком языке. С. 8-9, свидетель Геппнер,
аффидевит Олендорфа (SD-33).
6 Аффидевит Олендорфа (SD-33).
7 Документ № 1919-РС.
8 Аффидевит SD-34; Свидетель фон Эберштейн, протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14600;
Свидетель Геппнер, протокол заседания Комитета.

224 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Не связывали эти организации также и высшие руководители СС и полиции, ибо
они не имели никаких прав приказывать работникам III и VI управлений1.
Видимая связь, необходимая в качестве одного из признаков, определяющих
организацию, с 1934 г. отсутствовала уже потому, что лишь 10% ведущих и почетных
членов СД были членами СС. 90% членов СД не были членами СС, а поэтому не носили
и форменной одежды особых частей службы безопасности (СД) СС со значком «СД».
Во время войны 50% членов СД составляли женщины2.
Кроме того, что после 1934 г. между СС и СД не существовало никакой
организационной связи, у СД и СС не было и общих целей (collective general purpose). В
данном случае я сошлюсь на показания Геппнера3.
Таким образом, СД было лишь до 1934 г. частью СС, как организация в духе ст. 9
Устава. После 1934 г. СС и СД не были больше объединены в одну организацию, как
это предусматривается Уставом4.
Образовывали ли СС и СД, начиная с 1934 г., группу, в том смысле, как это
сказано в ст. 9 Устава?
Существует сомнение в том, хотел ли законодатель вообще сделать какое-либо
правовое различие между организацией и группой. Против существования различия
говорит текст 9 статьи Устава. Там сказано, что группы или организации могут быть
объявлены преступными организациями. Таким образом, группа также должна быть
объявлена преступной организацией.
Если все же кто-либо будет настаивать на разнице в этих понятиях, то нужно сказать
о том, что и Обвинение заявило, что понятия группы нужно из лексикона исключить,
и применять в этом случае доступное и нормальное понятие. В обычном понимании
группа является небольшим коллективом из нескольких человек. При 15-20 человеках
можно говорить о группе, при большем количестве людей это понятие неприменимо.
Говорят, что внутри партии или организации образовывались группы. В обычном
понимании группа является частью организации. Под группой понимается меньшее
объединение, чем организация. В этой связи я хотел бы указать на решение немецкого
суда от 8 мая 1922 г.5 В этом решении сказано, что из членов большого объединения,
которое преследует какую-либо общую цель, может выделиться группа, которая
поставила своей задачей преследовать какую-либо отдельную цель. Это имеет место
особенно тогда, когда большинство членов преследует дозволенные цели дозволенными
средствами, а часть членов (возможно, что все остальные об этом не знают)
объединяется для того, чтобы достигнуть эти общие цели недозволенными средствами.
Таким образом, ст. 9 Устава гласит:
Преступными могут быть объявлены:
1) организация;
2) группа как часть организации.
Начиная с 1934 г. СД могла бы считаться группой лишь в том случае, если бы она
являлась частью СС. Это же, как уже было сказано выше, не имело места. Таким
1 Аффидевит SD-34, свидетель фон Эберштейн, протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14600.
Свидетель Геппнер, протокол заседания Комитета.
2 Свидетель Геппнер, протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14499, аффидевит: SD-32 и
SD-27.
3 Свидетель Геппнер, протокол судебного заседания на немецком языке от 01.08.1946. С. 14500; аффидевиты
SD№ 27, 32-33.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 5192.
5 Юристише вохенштрифт. Ч. 3. 1924. С. 468.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 225
образом, СД начиная с 1934 г. не являлась частью СС как организации или группой в
духе ст. 9 Устава.
Я перехожу к следующему вопросу: являлись ли III и VI управления единой
организацией или группой либо это были две совершенно разные организации в том
смысле, как это трактуется Уставом?
III и VI управления не имели между собой ни видимой организационной связи, ни
одинаковых целей. Это относится как к периоду после 1939 г., когда эти Управления
были в ведении Главного имперского управления безопасности, так и ко времени,
предшествующему 1939 г., когда эти два управления находились в ведении Главного
управления СД (СС), III управление занималось информационной службой внутри
страны, VI управление — этой же службой за границей1.
На основании представления доказательств можно считать доказанным, что цели,
задачи, деятельность и методы III и VI управлений всегда были совершенно
различны.
Простого объединения III и VI управлений в Главном имперском управлении
безопасности недостаточно для того, чтобы считать, что между ними существовала
видимая связь и общая цель. В Главное имперское управление безопасности
входили и IV управление — тайная государственная полиция (гестапо), и V управление
(уголовная полиция). Тайная государственная полиция (гестапо) правильно
рассматривается Обвинением как самостоятельная организация, эта организация и
обвиняется как самостоятельная. То же самое, очевидно, считает Обвинение и в
отношении уголовной полиции, которая не обвиняется. Так же как нельзя считать, что
тайная государственная полиция и уголовная полиция в результате объединения в
Главном имперском управлении безопасности утратили характер самостоятельных
организаций, так же нельзя и считать, что в результате этого объединения между III
и VI управлениями была установлена заметная связь, а также и общая цель для обоих
управлений. Главное имперское управление безопасности — это только название
государственного учреждения2.
Таким образом, СД не являлась единой организацией в духе Устава, напротив, III
и VI управления могли бы быть двумя совершенно обособленными организациями,
если бы было налицо одно условие, а именно добровольность членства.
Судя по утверждениям Обвинения, необязательно, чтобы каждый член вступил
в организацию добровольно. Обвинение считает незначительным то, что какая-то
небольшая часть членов или незначительный процент вступили в организацию
недобровольно3.
В этой связи я обращаю внимание на то, что эта правовая точка зрения не
совпадает с немецкими нормами права. Германский имперский суд в своем решении в
1928 г. потребовал, чтобы признаком объединения, совпадающего с понятием
организации предусмотренном в Уставе, было бы добровольное объединение всех членов
на основании договоренности4.
Я оставляю открытым вопрос о том, может ли организация рассматриваться
как преступная, и в том случае, если незначительный процент членов ее вступил в
1 Протокол заседания Комитета на немецком языке от 21.06.1946. С. 1611 (Свидетель Геппнер); Протокол
судебного заседания на немецком языке от 01.08.1946. С. 14491, аффидевит SD-61.
2 Протокол заседания Комитета на немецком языке от 08.07.1946. С. 2503 (свидетель Бест).
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 5188.
4 Юридическое обозрение. 1928. С. 688.

226 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД»
это объединение, на основании добровольного решения объединиться: для СД это
обстоятельство не имеет значения.
Представление доказательств показало, что во время войны членство
значительной части членов СД было недобровольным, напротив, оно было основано на
законном распоряжении, на трудовой повинности или на обязательной трудовой
повинности. Я ссылаюсь на показания свидетеля Геппнера1, который заявил, что во время
войны приблизительно 50—60% членов СД вступили в нее на основании законного
распоряжения правительства.
Эти данные подкрепляются аффидевитами, в которых для различных учреждений
в среднем даются одинаковые процентные соотношения2. Кроме того, я ссылаюсь
на представленный мной общий список аффидевитов, освещающих этот вопрос.
Законные приказы, на которых была основана трудовая повинность и обязательная
трудовая повинность, начиная с 1939 г. освещены в представленных мною
документах3. Здесь я особое внимание обращаю на документ, который представляет собой
общий приказ от 16.10.1940 в редакции, принятой 01.07.19424. В этом общем приказе
ясно говорится, что СД (лейтапшнитн) как организация, нуждающаяся в
работниках, может требовать предоставления им замены или дополнительных помощников.
Те, кто добровольно вступил в СД во время войны, не могли уйти из этой
организации по собственному желанию5. Поэтому неверным следует считать утверждение
Обвинения о том, что членство в СД было добровольным6.
Следовательно, на основании правовой точки зрения, изложенной Обвинением,
III и VI управления в период войны не могут рассматриваться как самостоятельные
организации в духе Устава.
По Уставу они также не были группами, ибо и для группы как части организации
необходимо наличие всех признаков организации, то есть добровольность членства.
В результате может быть установлено следующее:
1) до 1934 г. СД являлась составной частью СС;
2) в период с 1934 по 1939 г. служба информации внутри Германии и служба
информации за границей были двумя самостоятельными организациями;
3) Начиная с 1939 г. они не являлись организациями или группами в духе Устава, ибо
членство большинства сотрудников было основано на законных распоряжениях.
Уже по одной только этой причине III и VI управления не могут быть объявлены
преступными организациями за период с 1939 г.
В.
Теперь я перехожу к вопросу о том, какие признаки должны быть налицо для того,
чтобы организация могла быть объявлена преступной.
1. Обвинение заявило, что организация может быть признана преступной, если:
а) преследовала преступную цель, предусмотренную ст. 6 Устава;
б) преследовала разрешенные цели, но добивалась их средствами, которые по ст. 6
Устава считаются преступными (наказуемыми).
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14507.
2 Аффидевиты SD № № 21, 57-60.
3 Документы: SD № 65-69.
4 Документ SD-55.
5 Аффидевит SD-22.
6 Обвинительное заключение по делу гестапо и SD (немецкого текста). С. 19.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 227
Далее Обвинение считает необходимым, чтобы была установлена вина членов
организации1. Следовательно, члены организации должны были знать, что
организация преследует преступные цели, предусмотренные ст. 6, или же преследует
законные цели, но средствами, которые по ст. 6, считаются преступными.
Но по заявлениям Обвинения организация может быть объявлена преступной и
в том случае, если и не все члены ее были осведомлены о преступных целях данной
организации2.
К этой точке зрения присоединиться нельзя.
Господин профессор доктор Экснер в своей защитительной речи по делу
подсудимого Йодля очень подробно и убедительно изложил то, что само действие как таковое не
является преступным, пока не будет установлена вина. Без вины нет наказания. Кроме
того, профессор доктор Экснер доказал, что это положение мы находим и в судебных
решениях, принятых за рубежом. Я ссылаюсь на эти рассуждения доктора Экснера3 и в
этой связи указываю лишь на уже упомянутый американский закон от 28 июня 1940 г.,
который был приведен обвинением как пример того, что организации могут быть
объявлены преступными. Этот закон совершенно определенно требует осведомленности
всех членов организации относительно ее незаконных целей.
И в английском праве общей правовой нормой является то, что человек не может
быть осужден по уголовному кодексу, если нельзя доказать его виновность4.
Точка зрения Обвинения относительно того, что для осуждения организации
достаточно доказать осведомленность части ее членов, была бы состоятельной только
в том случае, если бы Закон № 10 Союзного контрольного совета «О наказании лиц,
виновных в военных преступлениях, преступлениях против мира и против
человечности» от 20 декабря 1945 г. (далее по тексту речи «Закон № 10») был бы
сформулирован по-другому, то есть в том случае, если бы на процессе на основании Закона
№ 10 можно было бы проверить и установить, был ли хоть один член организации
осведомлен о преступных целях и деятельности этой организации.
Но этого нет. По Закону № 10 каждый член организации подлежит наказанию
только лишь на основании того факта, что он был членом организации, которая
объявлена преступной. На последующих процессах члены СД не смогут выдвинуть того
аргумента, что они не были осведомлены о преступных целях организации.
Таким образом, точка зрения, которой придерживается Обвинение, привела бы
к тому, что в результате последующих процессов были бы осуждены люди, которые
не были осведомлены о преступных целях или деятельности организаций, членами
которых они были.
Это противоречит элементарным принципам уголовного права, признанным во
всем мире, а именно — что для наказания недостаточно одного доказательства
объективного состава преступления, а необходимо доказать и наличие вины. По этой
причине и ввиду того, что на последующих процессах нельзя будет проверить
наличие вины, наличие вины всех членов должно быть доказано на этом процессе перед
Международным военным трибуналом. Только если эта вина будет доказана,
организации или отдельные группы, представляющие собой части осуждаемых
организаций, могут быть объявлены преступными.
1 Протокол судебного заседания от 28.02.1946. С. 5188-5190.
2 Там же.
3 Защитительная речь профессора д-ра Экснера по делу подсудимого Йодля. С. 100, 105.
4 Арчибальд. Речи, доказательства, практика. 3-е изд. 1938. С. 22-23 КУ В.Д. 736-58-Л.Е.М.О. 183-РФ.

228 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД»
2. Для наличия вины необходимо осознание противозаконности готовящихся или
совершенных действий. Здесь я также хочу сослаться на высказывания профессора
доктора Экснера, который убедительно изложил то, что каждое большое преступление,
а здесь на этом процессе рассматриваются только такие, хотя и не связано с осознанием
того, что совершается нечто наказуемое, но связано с осознанием того, что именно так
поступать неправильно. Совершающий преступление должен сознавать, что он
нарушает какой-либо закон или вообще поступает неправильно. Профессор доктор Экснер
также доказал, что эти идеи не являются идеями господствующими только лишь в
германском уголовном праве, он привел целый ряд примеров из английского права1.
Таким образом, члены организации должны были не только знать цели и методы
деятельности организации, которые представляют собой состав преступления,
определенный в ст. 6 Устава, но и сознавать, что эти цели или эти методы противозаконны
или, по крайней мере, несправедливы. В связи с этим опять-таки возникает вопрос:
должны ли были все члены сознавать это или достаточно того, что только часть
членов сознавало это? Так как по приведенным мною выше причинам может быть
наказан только тот, кто сознавал эту противозаконность, то это сознание
противозаконности на последующих процессах повторно не может быть расследовано, значит,
его надо установить для всех членов организации именно сейчас, на этом процессе,
иначе на основании Закона № 10 могут быть наказаны те члены организации,
которые не сознавали этой противозаконности.
Отказаться от такого признака преступления, как сознание противозаконности,
значило бы превысить требования по отношению к простым членам организации.
Сознание противозаконности может отсутствовать и на основании данного
преступнику приказа. В ст. 8 Устава говорится, что приказ не может считаться
обстоятельством, исключающим общую вину, но приказ в отдельных случаях может
исключить возможность осознания противозаконности. Тот, кто понял, что его действия
являются противозаконными, не может на основании ст. 8 сослаться на приказ. Но
если преступник на основании данного ему приказа считает свое действие
правильным и законным, то он должен быть оправдан. Только такой смысл и такое значение
может иметь определение, изложенное в ст. 8 Устава.
Вопрос о том, является ли ссылка на полученный свыше приказ, обстоятельством,
исключающем наказание, рассматривался в международной литературе — это вопрос
спорный2. Статья 8 Устава разрешает этот спорный вопрос следующим образом:
преступник не может ссылаться на приказ. Поэтому нет необходимости мне сейчас
рассматривать более подробно этот спорный вопрос.
Все авторы, занимающиеся этим вопросом, исходят из того, что подчиненный
знает о противозаконности и несправедливости приказа3. Они занимаются только
вопросом о том, есть ли у подчиненного при знании о несправедливости и
противозаконности приказа какие-либо основания, освобождающие его от наказания.
Отсюда можно вывести, что при отсутствии этого знания, которое тоже может
основываться на приказе, обвиняемый освобождается от наказания.
Господин представитель французского обвинения также заявил, что приказ свыше
не прерывает совершения явно наказуемого поступка4.
1 Протокол судебного заседания на немецком языке от 19.07.1946. С. 13517.
2 Гарнер. Международное право и мировая война. 2-е изд. С. 483.
3 Там же.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 2824.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 229
Мы придем к алогичным выводам, если будем считать недопустимой ссылку на
наличие приказа в доказательство отсутствия противозаконности в действиях. Тот,
кто совершает поступок без приказа, не должен наказываться, если он не сознает
противозаконности поступка. Если же он совершает тот же поступок на
основании приказа, он подлежит наказанию, если только не встать на мою точку зрения.
Подобное толкование противоречит идее и цели Устава. Приказы могут принуждать
к совершению поступка, что уничтожает вину.
По общему правилу английского права от наказания освобождается каждый,
совершивший преступление по принуждению других лиц, то есть не в результате
собственного невоспрепятственного волевого акта1.
По английским законам такая свобода от наказания существует также и в
общественно-государственных отношениях между подданными и государственной
властью: подчинение власти освобождает от наказания, если исполнителю
непосредственно за неповиновение угрожает физическое принуждение2.
Таким образом, я прихожу к следующим выводам:
Организация может быть объявлена преступной только тогда, когда:
1) ее цели или средства соответствуют составу преступления по ст. 6 Устава;
2) все члены организации знали об этих целях и средствах;
3) все члены сознавали, что эти цели противозаконны или несправедливы.
Этот вывод заставляет поставить два следующих вопроса:
1) правовой вопрос: можно ли совместить осуждение целой организации с общими
нормами международного и национального права? (часть С)
2) вопрос о существе дела: можно ли установить требуемый состав преступления для
всех членов СД, и, таким образом, возможен ли вообще такой процесс?
С.
Прежде чем преступить к разбору правового вопроса, я позволю себе обратить
внимание суда на то, что определение ст. 9 Устава не является обязательным
предписанием, а предоставляет суду самому принять решение о преступности организации.
Даже если будут иметься все предпосылки для объявления организации преступной,
суд может с этим не считаться. Можно предположить, что составители Устава
преследовали какую-то цель, когда они не предписали в обязательном порядке осудить
организации, даже если к тому буду все формальные предпосылки. Можно думать,
что составители Устава хотели подвергнуть ст. 9 испытанию в качестве нормы
международного права, они хотели дать Международному военному трибуналу право
испытания ст. 9 — я подчеркиваю, во избежание недоразумения. Обращает
внимание то, что только в отношении ст. 9 действует это принцип, так как в остальном
Устав является обязательной нормой. Международный военный трибунал должен
проверить ст. 9 в смысле того, является ли ее определение дальнейшим развитием
юридической мысли в международном и национальном праве или оно находится в
противоречии с нормами этого права. К подобному намерению, должно быть,
привел в первую очередь тот факт, что в ст. 9 речь идет о норме, неизвестной праву вплоть
до настоящего времени.
Вопрос о том, не вступает ли формальное право в противоречие с другими
законами, не может быть разрешен сразу же при издании закона. Это может быть уста-
1 Арчибальд. Речи, доказательства, практика. 3-е изд. 1938. С. 20.
2 Там же.

230 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
новлено только путем практического применения закона и дальнейшего научного
анализа. Английскому государственному праву с его особым понятием о
конституции неизвестно право суда на испытание закона. Союз Советских
Социалистических Республик также не знает этого права1. Французские суды отрицают это право.
Напротив, американская юриспруденция почти единогласно подтверждает его2.
В Соединенных Штатах право суда на испытание закона общепризнано. Суды США
должны сверять издаваемые законы с конституцией и устанавливать их
правильность. Я думаю, что интернациональное сообщество народов приближается по своим
взаимоотношениям к федеративным Соединенным Штатам, и поэтому
Международный военный трибунал правомочен исследовать, как соотносится определение
ст. 9 Устава с общепризнанными нормами международного права, а также с правом
отдельных государств, которые, по словам судьи Джексона, должны образовывать
единую правовую основу решения3.
О ст. 9 Устава нужно сказать, что речь идет о норме, незнакомой праву до настоящего
времени. Можно считать подразумевающимся и не требующим дальнейших
доказательств то, что государства, издавшие Устав, хотели развить основные идеи
действующего международного права и облечь их в форму закона и что они при этом абсолютно
не собирались вступать в противоречие с другими нормами международного права.
Все писанное право нуждается в тщательном научном анализе и обработке, чтобы
стало возможным его разумное применение на практике. Только таким путем суды
окажутся действительно в состоянии выносить надлежащие решения.
Международный военный трибунал должен на основании принадлежащего ему
права на испытание закона рассмотреть отношение ст. 9 Устава к общим
принципам международного права и национального права культурных государств. При этом
следует исходить из правового значения допускаемого ст. 9 Устава объявления, что
данная организация является преступной.
Определение ст. 9 в корне отличается от юридических принципов уголовной
ответственности организаций в том виде, в каком они вводятся, например, в
английском праве4. По этим принципам наказание налагается на объединение лиц.
Приговор по ст. 9 не может касаться организаций, так как они уже распущены и больше
не существуют. Приговор в данном случае направлен в основном против отдельных
членов, так как вердикт суда по Закону № 10 является основанием для последующих
процессов.
К этому добавляются еще два важных отличия:
1) по законам об уголовной ответственности организаций, в особенности в английском
праве, не допускается наказание путем лишения свободы5. Осуждение же по ст. 9
Устава дает основание для лишения свободы и даже для смертной казни, которые
предусмотрены в Законе № 10;
2) по законам об уголовной ответственности объединений граждан в английском праве
не могут преследоваться никакие преступления и проступки отдельных лиц6.
1 Тимашев. Основные положения советского государственного права. 1925. С. 130.
2 Бартслеми в «Политическом и парламентском обозрении». 1925. С. 357, 362; Блондсль. Судебный контроль
над конституционностью законов. 1928. С. 24.
3 Брайс Джемс. Американское содружество. 1924. С. 155 (немецкий перевод проф. И.Зингера) ; Фрейнд.
Публичное право США. С. 38.
4 Интернациональный акт, 1889 г. Второй раздел.
5 Там же.
6 Там же.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 231
Если рассмотреть английское судопроизводство, можно увидеть, что организации
осуждаются только за нарушения, в особенности за нарушение общественного долга,
например, за отказ от починки улиц или мостов, хотя было дано соответствующее
обязательство закрытия улицы железнодорожной компанией, или опубликования пасквиля.
Напротив, предметом судебного преследования по ст. 9 являются тягчайшие
преступления. Таким образом, ст. 9 Устава не означает введение закона об уголовной
ответственности организаций в международное уголовное право.
Обвинение привело некоторое количество иностранных законов, которые
допускают объявление организации преступной: из американского права Закон от 28 июня
1940 г. и «Калифорнийский акт»; из английского права «Акт о Британской Индии
№ 30» от 14 ноября 1936 г.; из французского права Закон от 18 декабря 1893 г., ст. 265
французского уголовного кодекса, ст. 1 Закона от 26.08.1944 и ст. 2 Закона из русского
права. Далее указаны следующие немецкие законы: Определения §§ 128 и 129
германского уголовного кодекса 1871 г.; Закон от 22 марта 1921 г.1; Закон от 21 июля 1922 г.2
Однако следует обратить внимание, что по всем этим законам могут обвиняться
только отдельные лица и что на процессе по делу этих лиц может быть установлен
преступный характер всей организации, но это юридически никак не отражается на
тех членах, против которых не выдвигалось обвинения. Таким образом, на одном
процессе по делу одних членов организации может быть установлено, что
организация преследовала противозаконные цели, а на другом, последующем процессе по
делу других членов этот момент может отрицаться. Итак, нераспространение
действия закона на членов, против которых не выдвинуто обвинения, — вот главное, что
отличает эти законы от ст. 9 Устава.
В противоположность законам, названным Обвинением, решение, принятое по
ст. 9 Устава, связывает военные суды при проведении процессов по делу отдельных
членов организаций. Осуждение Международным военным трибуналом
организаций содержит не только имеющее силу закона определение состава преступления,
но также имеющее силу закона устаноатение вины всей совокупности ее членов и
сознания противозаконности ее деятельности, то есть его действие имеет до сих пор
небывалое в уголовном праве значение. Таким образом, приговор по ст. 9 не
представляет собой ни дальнейшего развития законов об уголовной ответственности
объединений, ни осуждения отдельных лиц за принадлежность к преступному
сообществу. Это — осуждение всей совокупности членов организации, так как для всех
членов устанавливаются с силой закона основные элементы состава преступления,
которые составляют основание для последующего судебного приговора по Закону
№ 10. На последующих процессах, таким образом, может разбираться только вопрос
о членстве в организации. Иными словами, речь идет о коллективном осуждении
всей совокупности членов организаций.
Как относится юриспруденция к вопросу о коллективном осуждении?
Большинство американских, английских и французских юристов отклоняет
коллективное осуждение как «идущее вразрез с элементарными принципами
справедливости»3. Известный правовед Гарнер справедливо указывает, что
коллективное осуждение, пусть даже в самой мягкой форме, с необходимостью влечет за
собой наказание невиновных лиц4. Далее Гарнер говорит, что на этом основании
1 Вестник имперских законов. 1921. С. 235.
2 Вестник имперских законов. 1922. С. 585.
3 Гарнер. Международное право и мировая война. Т. 2. С. 154.
4 Там же. С. 161.

232 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
коллективное осуждение никогда не должно применяться, если другие справедливые
меры могут достигнуть той же цели1. Французские правоведы Бонфис и де Мартен
подробно рассмотрели и осудили принцип коллективного наказания, а также
выразили надежду, что коллективное осуждение вообще никогда не будет применяться2.
С этими заявлениями следует полностью согласиться.
Процесс по делу организаций должен воздать наказание за совершенные
преступления. Для того, чтобы достигнуть этой цели, совершенно не нужно идти окружным
путем через осуждение организаций. Эта цель может быть достигнута тем, что будут
проведены процессы по делу отдельных лиц, участвовавших в этих преступлениях,
как это уже в большинстве случаев и происходит.
На основании общих принципов международного права и национального права
культурных государств следует использовать предоставленную ст. 9 возможность и
не осуждать организации, которым предъявлены обвинения. Ответственные за
преступления лица могут быть наказаны в результате отдельных процессов.
D.
Далее, встает еще один вопрос о том, возможно ли вообще на данном процессе
установить необходимые элементы состава преступления.
Установить такие элементы, очевидно, невозможно. Даже доказать то, что все
члены СД знали о каких-либо преступных целях организации, невозможно. Всегда
можно установить вину только одного лица. Вина вообще связана с личностью. Если
большое количество лиц принимает участие в каком-либо проступке или
преступлении, судья должен допросить весь круг подозреваемых лиц в отдельности для того,
чтобы конкретно и четко установить, кто из обвиняемых виновен, кто из них не
виновен и кто являлся лишь соучастником.
Совершенно невозможно, однако, установить, что все члены организации знали о
том, что цели и задачи были незаконными и нарушали нормы права.
При этом необходимо также рассмотреть вопрос о том, какой подход должен был
быть применен членами СД для того, чтобы установить, что цели и средства были
незаконными и нарушали нормы права. Согласно немецкому праву, действовавшему
во время существования обвиняемых организаций, цели и средства, которые я
описал в констатирующей части, были законными. Можно согласиться с тем, что
законодательные акты Германии частично находились в противоречии с нормами
международного права и что тем самым цели и методы, хотя они согласно нормам права
германского государства не были противозаконными и не нарушали норм права,
несмотря на это были противозаконными и нарушали нормы права в духе
международного права. Однако не это является самым важным. Гораздо более важным
является то, знали ли члены СД, причем все члены организации, что эти цели и методы
были противозаконными и нарушающими нормы права, хотя по немецким законам
они и были законными.
Известный специалист по международному праву доктор Оппенгейм
подчеркивает, что право не может требовать, чтобы отдельный человек был наказан за
действие, которое он вынужден был совершить в силу закона3.
1 Гарнер. Международное право и мировая война. Т. 2. С. 161.
2 Бонфис. Публичное международное право. С. 1224 ; Мартен Г.Ф. де. Трактат о международном праве.
Т. 3. С. 265.
3 Оппенгейм. Международное право. Т. 2. С. 342, примечание 3.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 233
Если наиболее известные специалисты по международному праву не имеют
единой точки зрения по вопросу о том, что является справедливым и что является
несправедливым, то можно ли требовать от простых членов организаций, чтобы они
могли самостоятельно определить это?
В отношении главных преступлений, которые обсуждаются на данном процессе,
например, в уничтожении евреев и бесчеловечном обращении с заключенными в
концлагерях, не требуется доказывать, что является справедливым и что
несправедливым. Организациям, однако, инкриминируется большое количество
преступлений, в отношении которых нельзя утвердительно ответить на вопрос о том, знали ли
их непосредственные участники и все члены организации о преступном характере
подобных действий. Особенно в отношении действий, которые были совершены во
время войны, решение о том, можно ли было знать об их противозаконности,
является весьма трудным. В мирное время каждый знает, что он не должен убивать людей
и что чужая собственность неприкосновенна. Однако во время войны эти действия
частично являются законными. Солдат имеет право убивать противника. Присвоение
чужих вещей при некоторых обстоятельствах допускается. Отдельное лицо,
совершающее такое действие, и, кроме того, все члены организации, таким образом, только
в том случае сознают противозаконность действий, совершенных во время войны,
если они могут определить установленные правовые границы. Именно в отношении
организаций необходимо провести тщательное исследование этого вопроса, так как
здесь речь идет в отношении их членов в основном о лицах, которые не знали законов
и которым не были известны границы международного права.
Я считаю, что такова также и точка зрения господина Главного обвинителя от США,
который в своей вступительной речи 21 ноября 1945 г. заявил, что сознающий свой долг
солдат, находящийся в составе команды, которой приказано провести расстрел, не может
провести расследование о том, допустима ли эта казнь с точки зрения закона1.
При рассмотрении вопроса о том, знали ли члены организаций о
противозаконности и противоречии нормам права их действий, нельзя также совершать ошибку,
предполагая, что то, что мы знаем теперь на данном процессе и на основе документов
их тайных архивов, было известно простым членам организации в
предшествовавший период.
Именно по делу СД было предъявлено большое количество секретных писем,
документов и распоряжений, которые были предназначены только для внутреннего
пользования в отдельных учреждениях. Содержание этих писем, таким образом, само
говорит о том, что о них знали не все члены СД, а только лишь небольшой
ограниченный круг лиц. В этой связи я хочу в качестве примера указать на известный доклад
Шталекера о деятельности эйнзацгруппы «А»2.
Поэтому сейчас можно констатировать, что большая часть доказательств,
предъявленных Обвинением, недостаточна для коллективного осуждения всех членов СД.
Документы не свидетельствуют о том, что сами участники знали о противозаконности своих
действий, так как для констатации этого необходимо было знать все обстоятельства
инкриминируемых действий. Кроме того, необходимо еще доказать, что члены СД:
а) знали об этих действиях;
б) знали о том, что эти действия были противозаконными или, по крайней мере,
несправедливыми.
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 42.
2 Документ Л-180.

234 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Я не считаю необходимым во второй части моей речи рассматривать этот опрос
в отношении каждого из преступлений, инкриминируемых СД. Я придерживаюсь
того мнения, что достаточно, если я в общих чертах остановлюсь на этой проблеме
и предоставлю Трибуналу возможность рассмотреть отдельные случаи. Трибунал же
в каждом отдельном случае инкриминирования СД какого-либо преступления и в
отношении каждого документа, предъявленного по делу СД, не преминет произвести
это исследование.
Из того, что я сказал, очевидно, вытекает, что нельзя суммарно доказывать
наличие вины, что на основании общего количества преступлений и области, в которой
они были совершены, нельзя делать вывод о том, что все члены организации знали
об этих преступлениях и сознавали их противозаконность. Наоборот, мне кажется
необходимым, чтобы доказательства знания о преступлениях и сознания их
противозаконности были бы рассмотрены на специальных процессах, так как именно
здесь важны обстоятельства дела, и отдельные члены должны получить возможность
высказаться по этому вопросу.
Даже если члены организации знали о фактических обстоятельствах какого-то
преступления, этим еще не доказывается, что они знали также о том, что их
организация принимала в нем участие.
Е.
Осуждение организаций противоречит принципу уголовного права «Nulla poena
sine lege» («нет закона — нет наказания»). Этот принцип обстоятельно обсуждался
защитниками главных подсудимых. Я не хочу повторять сказанного, а хочу указать
только на следующее:
В своей обвинительной речи от 21 ноября 1945 г.1 господин американский
обвинитель заявил, что подсудимые не могут ссылаться на этот принцип, так как они
сами нарушали этот принцип. Это обоснование ни в коей мере не относится к членам
организаций, так как они не могли повлиять на издание законов, а служили
объектами законодательства.
Господин обвинитель от СССР указал в своей заключительной речи2 при
обсуждении этого принципа на то, что Устав Международного Военного Трибунала является
нерушимым законом и должен обязательно выполняться. Но он и не будет нарушен
и будет выполняться в том случае, если Трибунал, учитывая принцип Nulla poena sine
lege, откажется от осуждения организаций, так как ст. 9 этого статута является
условной, то есть ее можно выполнить лишь при наличии совокупности соответствующих
условии. Господин обвинитель от СССР далее заявил, что Устав содержит
принципы, которые имеются в ряде международных соглашений и в законодательстве
всех цивилизованных народов. Однако из международных соглашений и законов
цивилизованных народов вытекает только то, что приговоры по преступным
действиям должны быть вынесены на отдельных судебных процессах.
Принцип коллективного осуждения целых групп лиц до сих пор не был известен
международному праву. Напротив, он, как уже говорилось, не признается и в теории
международного права. До Первой мировой войны было принято включать в мирные
договоры условие амнистии лицам, совершившим военные преступления. После
Первой мировой войны этот принцип развивался в том направлении, что по оконча-
1 Протокол судебного заседания на немецком языке от 21.1 ] .1945. С. 33.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке от 29.07.1946. С. 13212.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 235
нии войны отдельные военнослужащие, нарушившие военные законы, должны были
привлекаться к ответственности персонально1.
Также и зачитанная господином обвинителем от СССР декларация глав
правительств США, Великобритании и СССР от 2 ноября 1943 г. предписывает, что
виновники должны привлекаться к ответственности каждый в отдельности. Эта
декларация не содержит никаких положений о том, что допустимо коллективное осуждение
целых групп людей. Статья 9 Устава не является, таим образом, формулировкой,
признанной международным правом. Более того, это положение создает новые нормы
права и не может поэтому иметь обратной силы, ну, скажем, ко времени, начиная
с 1921 г., как предложил господин обвинитель от США, или ко времени, начиная с
1933 г., как предложил господин обвинитель от СССР в своей заключительной речи
29 июля 1946 г.
Таким образом, осуждение организаций противоречит «Nulla poena sine lege»
(«нет преступления без закона»).
Раздел II
Во втором разделе первой части я перехожу к разбору процессуально-правовых
вопросов, которые вытекают из ст. 9 Устава.
С процессуально-правовой точки зрения согласно ст. 9 Устава организация или
группа людей может считаться преступной:
а) в процессе по делу одного члена или группы;
б) в связи с каким-либо действием, из-за которого осуждается подсудимый.
Оба условия должны быть выполнены. Из главных подсудимых членом СД является
только один подсудимый, Кальтенбруннер, начальник полиции безопасности и СД.
1. Из слов «в связи с каким-либо действием, из-за которого осуждается
обвиняемый» можно заключить, что всякое действие одного из членов организации или
группы достаточно для того, чтобы считать организацию или группу преступной. Это
не может быть смыслом и целью Устава. Как я хотел бы пояснить это уже
процитированным американским законом от 28 июня 1940 г., если лица, принадлежащие к
одной из упомянутых в законе от 28.06.1940 организаций, предстанут перед любым
судом, то в таком случае какие необходимо представлять доказательства?
Соответствует ли организация, к которой принадлежит данное лицо, условиям, указанным
в положении Устава? Может быть, они будут обширные и в результате своем
сомнительные? Может быть так, что на одном процессе будет установлено, что эта
организация преследовала указанную в законе цель, в то время, как на других судебных
процессах результаты судебного следствия окажутся иными. Чтобы избежать этих
трудностей, отдельным специальным законом может быть установлено, что процесс
может проводиться по делу одного или нескольких членов организации, при этом
остальным членам организации, не обвиняемым, должна быть дана возможность
выступить на суде, и что в случае, если член организации будет обвинен за
принадлежность к организации, то Трибунал примет решение о том, что организация и все
ее члены отвечают требованиям, установленным в законе от 28.06.1940.
Подобным положением Устава будет достигнуто, что:
1) судебное следствие о целях, задачах и действиях организации будет проводиться
только один раз;
1 Фенвик. Международное право. 1924. С. 578.

236 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации <СД»
2) будут устранены противоречивые решения об объективных задачах, целях и
действиях организации.
Эта же цель должна быть достигнута, по-видимому, и ст. 9 Устава. Следует
избегать, чтобы военные суды в отдельных зонах оккупации в процессах по делу членов,
обвиняемых организацией, каждый раз проверяли путем продолжительного
следствия вопросы о характере организации и чтобы они не приходили к
противоречивым заключениям.
Во всяком случае, для достижения этой цели было бы достаточно, если бы
действие закона распространялось только на объективное установление задач, целей и
действий организаций, а установление виновности предоставлялось бы процессу,
который был бы проведен в последующее время.
Принимая во внимание Закон № 10, осуждение организаций согласно ст. 9 Устава
содержит не только установление целей, задач и действий организаций, но и,
превышая эту цель, установление виновности членов организации.
Этим самым ст. 9 Устава кроме материально-правового установления
объективного и субъективного состава преступления имеет еще и уголовно-процессуальное
значение. Эта процессуально-правовая цель, которая явно преследуется ст. 9 Устава,
может быть достигнута в том случае, если эти положения исходят из того, что один
из членов организации может осуждаться за принадлежность к организации, цели и
средства которой, согласно ст. 6 Устава, преступны, а не за какое-нибудь иное
действие. Другое истолкование не имело бы ни смысла, ни цели.
Только осуждение подсудимого Кальтенбруннера за его принадлежность к
подобной организации может, согласно ст. 9 Устава, служить поводом для осуждения СД.
Учитывая вышесказанное, мне кажется, что в настоящем процессе отсутствуют
даже формальные предпосылки для применения ст. 9 Устава.
Было бы допустимо, если бы подсудимый Кальтенбрунер обвинялся за
принадлежность к СД как к преступной организации в духе Устава и если бы в этом процессе
против подсудимого Кальтенбруннера исследовался характер деятельности СД. Только в
этом случае, как заявил господин обвинитель от Соединенных Штатов, был бы налицо
факт, на основании которого можно было бы установить преступный характер СД.
Однако, подобное обвинение не было предъявлено подсудимому Кальтенбрун-
неру. Подсудимый Кальтенбруннер осужден не за принадлежность к СД как
преступной организации. Он должен быть наказан за другие наказуемые действия.
Согласно этому и беря за основу высказывания господина обвинителя от США,
следует считать недопустимым, что для проверки уголовной наказуемости СД
представлены доказательства, которые не находятся ни в какой связи с
инкриминируемыми подсудимому Кальтенбруннеру наказуемыми действиями.
2. Необходимо еще проверить, какая существует связь между тем периодом
времени, в течение которого обвиняемый член организации принадлежал к данной
организации, и тем периодом времени, в течение которого организация признана
преступной. Этот чисто процессуально-правовой вопрос в корне отличается от вопроса
о периоде времени, в течение которого организация не осуществляла преступные
действия. Здесь речь идет исключительно о следующем: можно ли в процессе по делу
одного обвиняемого члена организации считать организацию преступной и в тот
период времени, в течение которого он не принадлежал к этой организации?
Согласно высказываниям господина американского обвинителя можно на
основании действий только одного обвиняемого члена организации проверять
преступность всей организации. Оценка действий одного подсудимого ограничивает анализ

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «CR» 237
вопроса о преступности организации во времени. Результаты следствия на процессе
по делу подсудимого члена организации могут повлиять на решение вопроса в
отношении организации только за тот период времени, в течение которого подсудимый
был членом этой организации.
Это ограничение во времени оправдывает себя еще по следующим причинам: кто
должен быть осужден, тому дается право высказаться в собственную защиту. Это
право высказать свое мнение не ограничивается дачей показаний перед судом. Оно
включает в себе право на участие во всем процессе. Статья 9 Устава не отменяет права
участия во всем процессе, а лишь ограничивает его в интересах экономии времени
только выступлением одного члена, принадлежащего к данной организации, так как
исходят из того, что высказывания других членов организации о целях, задачах и
действиях данной организации были бы кумулятивными.
Член организации, который состоял в ней на протяжении всего периода, за
который действия организации считаются преступными, может говорить о целях, задачах
и действиях организации только за тот период, в течение которого он состоял членом
данной организации. По тому принципу, что член организации имеет право
выступать в суде, требуется, чтобы в процессе участвовал в качестве обвиняемого тот член
организации, который был членом организации на протяжении всего периода
времени, за который организацию считают преступной.
Исходя из таких процессуально-правовых оснований, действия организации
могут считаться преступными только за тот период времени, во время которого
обвиняемый член данной организации состоял в ней. Если действия
организации объявляется преступными на протяжении всего времени ее существования, то
член данной организации может обвиняться только в том случае, если он в течение
всего этого времени состоял в данной организации. Таким образом, исходя из этих
процессуально-правовых соображений, СД может считаться преступной только за тот
период времени, в течение которого подсудимый Кальтенбруннер являлся
начальником полиции безопасности и СД, то есть с января 1943 г. Преступления,
инкриминируемые III и VI управлениям, относятся именно к этому периоду времени.
II. Основная часть
Общие замечания
Теперь я перехожу к оценке фактической стороны дела на основании данных,
полученных в процессе представления доказательств.
Обвинение представило большое количество документов, в которых упоминается
СД, желая доказать, что ответственность должны нести III и VI управления. Однако
сами представители Обвинения указывали на то, что в обиходной речи и даже в
распоряжениях и приказах СД употреблялось как сокращенное название и полиции
безопасности (ЗИПО), и СД1.
Даже представленный самим Обвинением документ, в котором говорится об СД,
не содержит никаких доказательств того, что эти действия были совершены лицами,
принадлежащими к III или VI управлениям. Возможно, что речь идет о действиях
ЗИПО (гестапо — IV управление и уголовная полиция — V управление). Это не
подтверждается представленными доказательствами.
1 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 19 ; Протокол судебного заседания на немецком языке.
С.1832.

238 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Трибунал допросил свидетеля фон Манштейна, одного из высших военных
начальников германских вооруженных сил. Этот свидетель на допросах в
Трибунале и перед Комитетом неоднократно говорил об СД. Когда я спросил
свидетеля, что он подразумевает под СД, он ответил, что не знает этого точно. На мой
дальнейший вопрос, подразумевал ли он III и VI управления, он ответил
отрицательно1.
Во время допроса подсудимого Йодля в качестве свидетеля упоминалось о
расстреле одной группы «коммандос» в северной Норвегии. Подсудимому Йодлю
вменили в вину, что пленные были расстреляны СД. На это подсудимый Йодль заявил:
«Не СД, это неправильно, а полицией безопасности»2.
Далее я ссылаюсь на письменное показание подсудимого Кейтеля3, который
под присягой заявил, что ему лишь во время процесса в Нюрнберге стало ясным,
что существовавшее в военных кругах представление о задачах и компетенции СД
как полицейского исполнительного органа было неправильным. В военных кругах в
приказах СД упоминалось тогда, когда подразумевался полицейский орган,
располагающий исполнительной властью. Затем Кейтель показал, что относительно
полномочий СД в этом отношении существовало неправильное представление, которое
привело к неправильному обозначению сокращения СД.
В связи с этим я ссылаюсь далее на показания, данные под присягой бывшим
начальником главного штаба военно-воздушных сил Коллером4. В этих показаниях
Коллер говорит об одном обсуждении военной обстановки, происходившем у
Гитлера. Во время этого обсуждения Гитлер отдал приказ о передаче СД всех
экипажей союзных бомбардировщиков для их ликвидации силами СД. Коллер приводит
тут же разговор, который он имел с Кальтенбруннером в конце этого заседания. Во
время этого разговора Кальтенбруннер, по словам Коллера, заявил что «...у фюрера
совершенно неверное представление. Задачи СД тоже постоянно понимаются
неправильно. Подобные вещи совершенно не относятся к СД».
Французским Обвинением представлено много документов, в которых
упоминается СД. Я предъявил эти документы свидетелю Кнохену, которого допрашивали в
Комитете. Кнохен являлся начальником полиции безопасности и СД во Франции.
По поводу этих документов он показал, что здесь имеет место ошибка в
терминологии и что под СД следует понимать полицию. На мой вопрос, что означает передача
в распоряжение СД, свидетель Кнохен ответил: «Это означает передачу в
распоряжение исполнительного IV управления полиции безопасности»5.
На допросе в Комитете я предъявил свидетелю доктору Гофману документ
№ 526-РС. Гофман был чиновником полиции безопасности и никогда не состоял
в СД. В этом документе речь идет о выполнении приказа о коммандос в одном
норвежском населенном пункте. В этом отчете говорится: «Приказ фюрера выполнен
СД.» На мой вопрос свидетелю Гофману о том, что следует подразумевать под СД, он
ответил: «Поскольку здесь, очевидно, имеются в виду исполнительные мероприятия,
под СД надо подразумевать полицию безопасности, потому что вооруженные силы
зачастую смешивали оба этих понятия».
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 15020.
2 Там же. С. 11014.
1 Документ SD-52.
4 Документ SD-58. С. 179, в книге документов Йодля.
5 Протокол заседания Комитета. С. 474.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 239
Далее Обвинением был представлен отчет начальника тюрьмы в Минске от
31 мая 1943 г.1, в котором сообщается, что гаупштурмфюрер Рюбе передал
находившейся при суде тюрьме евреев, у которых были вырваны золотые челюсти, пломбы и
коронки. В связи с этим я представил письменные показания, данные под присягой
Гертой Брейтер2, работавшей машинисткой у начальника полиции безопасности и
СД в Минске. Герта Брейтер показала, что Рюбе был чиновником государственной
полиции безопасности и что СД в Минске не имела никакого отношения к евреям.
Деятельность СД в Минске сводилась исключительно к составлению отчетов об
общих настроениях населения. В Минске не существовало тюрьмы СД.
Эта ошибка в терминологии, по-видимому, объясняется тем, что лица,
состоявшие в особых подразделениях СД (СС), которая, как уже было сказано вначале,
представляла собой организацию совершенно отличную от службы информации СД,
носили форму СС со значком СД.
В оккупированных Германией областях все лица, состоявшие на службе в
Главном имперском управлении безопасности, в том числе и члены государственной и
уголовной полиции, даже если они не являлись членами СС, носили форму СС со
значком СД. Поэтому каждый сотрудник полиции безопасности назывался членом
СД, а мероприятия, проводившиеся полицией безопасности, рассматривались как
мероприятия СД3.
В связи с этим я должен указать на то, что приблизительно 90% всех
сотрудников III и VI управлений являлись почетными членами и лишь незначительная часть
из них являлись членами или кандидатами в члены СС4. Во время войны
приблизительно 50% членов СД в III и VI управлений составляли женщины. Эти лица не
имели права носить форму эсэссовской организации СД5.
Из этого можно сделать такой вывод.
Большая часть лиц, принадлежавших III и VI управлениям, и, в частности,
подавляющая часть оперуполномоченных, не носила форму СС и СД. Однако эту форму
носила значительная часть лиц, состоявших в полиции безопасности.
Этим и объясняется ошибка в наименовании.
В соответствии с последовательностью, установленной в судебных выдержках по
делу гестапо и СД, далее я рассмотрю:
Л. Обвинение в заговоре.
Б. Преступления против мира.
В. Военные преступления.
Г. Преступления против человечности.
А. Заговор
III и VI управления Главного имперского управления безопасности обвиняются
в том, что они участвовали в заговоре, направленном на совершение преступлений
против мира, военных преступлений и преступлений против человечности.
Организация может быть связана с кругом заговорщиков тремя способами:
1. Организация может входить в число заговорщиков.
1 Документ № 1475-РС.
2 Документ SD-69.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке от 01.08.1946. С. 14515.
4 Протокол заседания Комитета. С. 446—448.
5 Документ SD-32.

240 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Это предполагает, что все члены организации принимают участие в заговоре или в
составлении тайного плана, направленного на совершение незаконных действий или
на совершение законных действий незаконными средствами1.
Поэтому должно быть доказано, что:
а) подобный план существовал;
б) все члены организации присоединились к этому плану.
2. Организация может преследовать цель оказания поддержки участникам
заговора. Для этого необходимо:
а) наличие такого плана или сговора;
б) организация должна объективно преследовать цель оказания помощи одному или
нескольким соучастникам при осуществлении плана;
в) все члены должны были знать об этом и желать этого.
3. Организация может быть объективно использована заговорщиками для
осуществления общего плана, без ведома членов организации.
В этом случае нельзя говорить об уголовно наказуемом соучастии этой
организации, поскольку отсутствует признак вины. Организация является лишь наказуемым
инструментом и не может быть признана преступной.
К пункту 1. Обвинение заявляет, что не все принимали участие в заговоре, но что
все содействовали преступлению. Из этого следует сделать вывод, что Обвинение
не утверждает, что организация являлась участником заговора. Поэтому я не буду
больше заниматься этим вопросом.
Уголовно наказуемое содействие заговору предполагает также:
а) существование общего плана;
б) осведомленность о нем членов организации.
В связи с этим должно быть доказано наличие общего плана и знание всех членов
организации о его существовании. До сих пор ни в малейшей степени не доказано,
что существовал подобный план, направленный на совершение преступлений
против мира, военных преступлений и преступлений против человечества.
Это уже изложено подробно защитниками основных обвиняемых, и я не хочу
повторять эти доводы2, но все же хочу вкратце отметить следующее.
Заговор не может считаться доказанным до тех пор, пока не будет установлено:
когда, где, между какими лицами произошел этот общий сговор и каково было его
содержание.
Даже если подобный план существовал, ни в коей степени не доказано, что членам
СД было о нем известно и что они своей деятельностью преследовали цель
поддержания такого заговора. Обвинение сделало вывод о существовании заговора на
основании фактов, приводимых в так называемых ключевых документах. Однако факты,
указанные в этих документах, содержались в строжайшей тайне и были известны только
непосредственно участвовавшим в них лицам. Можно считать установленным что
члены организаций, имевших отношение к этим фактам, ничего о них не знали.
Если даже эти основные документы указывают на наличие тайного плана,
направленного на совершение преступлений против мира, военных преступлений и
преступлений против человечности, то члены СД не знали об этом факте и поэтому не
имели намерения посредством своей деятельности оказывать поддержку
заговорщикам.
1 Арчибальд. Речи, доказательства, практика. 3-е изд. 1938. С. 1426.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1690.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 241
Факты, приведенные Обвинением в доказательство того, что все члены СД знали
о заговоре, могут рассматриваться не как очевидные предположения или как
вероятные предположения, а лишь, в лучшем случае, как поверхностные предположения,
которые не имеют существенного значения1.
В остальном я считаю, что допросом свидетелей и письменными показаниями
доказано, что члены СД не знали о том, что существовал тайный план, направленный
на совершение преступлений против мира, военных преступлений и преступлений
против человечности, а также о том, что у них не существовало намерения оказывать
посредством работы в СД поддержку подобным заговорщикам.
Поэтому СД не может быть осуждена за участие в заговоре, поскольку отсутствует
доказательство того, что:
а) в действительности существовала группа заговорщиков;
б) члены СД знали об этом и своей деятельностью желали оказывать поддержку
заговорщикам.
В связи с этим в настоящем процессе Международного военного трибунала не
имеет значения, оказывалась ли со стороны СД поддержка СС, государственной
тайной полиции, партии или отдельным лицам, принадлежащим
государственному руководству, поскольку Обвинением не представлено доказательств
указанных мною выше предпосылок, а именно: наличия тайного плана, направленного
на совершение преступлений, предусмотренных ст. 6 Устава, осведомленности об
этом членов СД.
Помимо этого необходимо внести ясность по поводу фактических данных,
приведенных Обвинением относительно сотрудничества СД с СС, гестапо и отдельными
лицами.
Я уже указывал на то, что СД не являлось частью СС и что служба информации
внутри страны и заграничная служба информации являлись самостоятельными
организациями. Оказывалась ли поддержка со стороны самостоятельной организации
СД самостоятельной организации СС при выполнении целей и задач последних?
Обвинение утверждает, что это имело место2.
В опровержение этого я сошлюсь на показание свидетеля Геппнера3 и на
письменные показания, данные под присягой свидетелем Альбертом4, которые
утверждают, что СД могло рассматриваться как служба информации СС лишь до конца
1933 — начала 1934 г. и что с этого времени эти задачи им более не выполнялись и
СД стало общим — государственным и партийным информационным органом. Эти
обстоятельства были подтверждены свидетелями: Олендорфом, Геппнером, а также
свидетелями по делу СС: Полем, Хаузером и Рейнеке.
Что касается взаимоотношений между СД и полицией безопасности, то
Обвинение утверждает, что СД являлось частью единой полицейской системы и что СД и
полиция охватывались единой сильной политически централизованной
полицейской системой5.
СД не стало частью полиции или полицейской системы, даже в результате
назначения Гиммлера заместителем начальника гестапо Пруссии6, назначения Гейдриха
1 Арчибальд. Речи, доказательства, практика. 1938. С. 405/404.
2 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 19 (немецкий текст).
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 3708.
4 Документ SD-27 (аффидевит Альберта).
5 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1621-1623, 1634.
6 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 4 (нем.)

242 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
начальником полиции безопасности и СД в июне 1936 г.1 и учреждения Главного
имперского управления безопасности в сентябре 1939 г.2 По этому поводу я ссылаюсь
на показания свидетелей: Геппнера3, Ресснера4, Вислицени5 и Беста6, которые
показали, что СД никогда не являлось частью полиции7 и что СД никогда не занималось
проведением полицейских мероприятий на территории империи8.
Организационные отношения между СД и полицией безопасности были
различны внутри страны и на оккупированных территориях. В связи с этим я ссылаюсь
на представленный главным союзным штабом справочник, в котором правильно
указана организация III и VI управлений, а также на показания свидетелей Беста9,
К.Х. Гофмана10, Геппнера1 ^доктораЭлиха^доктораКнохена,3иШтрауба,4и
письменные показания, документы СД № 25 и 56.
На основании этого можно установить следующее.
Внутри страны органы СД III и VI управления были всегда самостоятельными
учреждениями по отношению к полиции безопасности.
Связь между СД и полицией безопасности не осуществлялась ни высшими
руководителями СС и полиции, ни инспекторами полиции безопасности и СД.
Инспектора осуществляли инспекционные функции одновременно по отношению к
органам полиции безопасности и СД. По этой причине сведения, касавшиеся тех или
иных подведомственных им органов, они получали из общих приказов. Однако из
того обстоятельства, что они издавали или получали то или иное распоряжение,
нельзя делать вывод о том, что все дальнейшие распоряжения относились к
компетенции СД. Значительно более важным в отношении всех распоряжений начальника,
инспекторов и других руководителей полиции безопасности и СД является то
обстоятельство, готовились ли эти указания в III и VI управлениях. Это можно определить
по грифу. Только распоряжения, носящие гриф III и VI, относились к компетенции
службы информации внутри страны или за границей и ответственность за них может
быть возложена на СД. По вопросу о высших руководителях СС и полиции я
ссылаюсь на письменное показание СД-34, по вопросу об инспекторах полиции
безопасности и СД — на документ СД-35 и показания свидетеля Геппнера15.
1 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 9 (нем.)
2 Там же. С. 5.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14500.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1884, 2613, 2624, 2627 (нем.); Протокол судебного
заседания на немецком языке. С. 14548.
5 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 773.
6 Там же. С. 2504.
7 Письменные показания SD № 2, 27—28, 33—35, 61, 63.
8 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 9 ; Показания Геппнера, документы SD № № 2, 18, 63.
9 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 3173.
10 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1499 ; Протокол судебного заседания на немецком
языке. С. 14461.
11 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14504, 14545.
12 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2179, 2207.
13 Там же. С. 445.
14 Там же. С. 1467.
15 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14505; Протокол заседания Комитета на немецком
языке. С. 3741-3742, 3744-3745.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 243
В оккупированных Германией странах полиция безопасности и СД
организационно подчинялись начальникам полиции безопасности и СД. Внутренняя
служба информации входила в III управление, заграничная служба информации — в
VI управление, государственная тайная полиция являлась IVуправлением, уголовная
полиция — V управлением.
Поэтому нельзя говорить о единой организации управлений III и VI внутри страны
и за границей.
Поэтому служба информации внутри Германии, заграничная служба
информации в Германии и деятельность государственной полиции, уголовной полиции и СД
в оккупированных областях, осуществляемая под руководством начальников
полиции безопасности и СД, — все это представляли различные организации.
При этом опять-таки надо иметь ввиду, что с точки зрения функциональной
деятельности самостоятельность III и VI управления за границей также сохранялась1.
Необходимо особо остановиться на взаимоотношениях СД и гестапо. Обвинение
утверждает, что государственная тайная полиция и СД тесно сотрудничали между
собою и что их общей задачей являлась борьба с открытыми идейными
противниками нацистского режима, что гестапо являлось исполнительным органом, а СД —
органом шпионажа2.
Представлять взаимоотношения между СД и гестапо в такой форме будет
неправильным. Ясно и недвусмысленно установить взаимоотношения между гестапо и СД
за весь период с 1931 по 1945 г. очень трудно. Взаимоотношения между гестапо и СД
были различными в разное время и в разных местах. Уже установлено, что в период
до 1934 г. между гестапо и СД не существовало никаких отношений, потому что в то
время СД являлось службой информации СС.
Решающее значение для правильного понимания имеет приказ о разделении
функций с середины 1938 г.3, который возлагает на гестапо помимо борьбы с идейными
противниками также задачу по выявлению этих противников. Вместе с этим от Главного
управления СД отпала деятельность тогдашнего центрального отдела Р-1, который
занимался выявлением идейных противников, в отличие от центрального отдела Р-2,
занимавшегося сбором аналитической информации на территории страны. Поэтому
центральный отдел Р-1 Главного управления СД был ликвидирован4.
III управление Главного имперского управления безопасности представляет собой
бывший центральный отдел Р-2 — службу информации на территории страны5.
Деятельность центрального отдела Р-2 по выявлению идейных противников
режима не может быть вменена в вину III управлению, обвиняемому по настоящему
процессу.
Задачи и цели центрального отдела Р-1 в корне отличались от задач III управления.
Центральный отдел Р-1 никогда не принадлежал к III управлению. Его нельзя также
рассматривать в качестве предшественника III управления. Предшественником III
управления Главного имперского управления безопасности является исключительно
отдел Р-2 СД. За счет этих изменений в структуре СД и изменения функций следует
безусловный вывод относительно сотрудничества между СД и гестапо. Сотрудниче-
1 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 445, 1673, 1499, документ SD-56.
2 Судебные выдержки по делу гестапо и SD. С. 3, 9, 11 — 12, 14, 19.
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 3721.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 3719, документ SD-27.
5 Письменное показание SD-27.

244 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
ство между TTI управлением, образовавшимся из центрального отдела Р-2, и гестапо
(IV управлением) было не более тесным и значительным, чем с другими
учреждениями. Но и центральный отдел Р-1 до своей ликвидации не являлся службой
информации государственной полиции, а работал совершенно независимо от нее1. Д-р Бест,
свидетель по делу гестапо, возможно, правильно обрисовал положение, сказав: «В те
годы над СД постоянно проводились эксперименты»2.
Для доказательства тесного сотрудничества между государственной полицией и
СД Обвинение прежде всего ссылается на книгу доктора Вернера Беста «Германская
полиция» 1940 г.3 Автор этой книги доктор Бест, которого уже допрашивали здесь,
заявил, что речь идет о работе частного порядка, которая не носит официального
характера. Бест далее заявил, что он отметил только возможные пути развития
полиции на ближайшее время4. /
Далее Обвинение ссылается на документ «Архив»5 и на сочинение «Десять лет
полиции безопасности и СД»6, а также на высказывания Гейдриха в День немецкой
полиции7.
Далее Обвинение приводит приказ имперского министра внутренних дел от
11.11.1938 «О сотрудничестве всех органов общей и внутренней администрации с
СД»8. В целях опровержения неправильного толкования Обвинением этого приказа,
я ссылаюсь на высказывания свидетелей Беста, Геппнера9 и на аффидевит СД-36.
В отношении высказываний свидетелей Альбата10, Ольдаха11 и Гюльфа12 я ссылаюсь
на показания свидетеля Шрепеля13, на п. 4 аффидевита СД-36 и документ СД-28.
В отношении взаимоотношений между государственной полицией и СД я
ссылаюсь на высказывания свидетелей Элиха14, Ресснера15 и Геппнера16, а также на раздел 6
документа СД-70.
В отношении документа РФ-1540 я ссылаюсь на высказывания свидетеля Ресса17.
То, что это толкование не могло быть правильным, как показали свидетели перед
Трибуналом, Комитетом или в показаниях, данных под присягой, и что задачи СД
не состояли в том, чтобы передавать в гестапо материал для преследования
политических противников, свидетельствуют показания лиц, которые ни в малейшей мере
1 Письменные показания документы: SD № № 16-19, 27, 55.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14436.
3 Документ 1852-РС.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1974, 3175, 2480-2482, 3728, 2194 и 11.
5 Документ 1956-РС.
6 Документ 1680-РС.
7 Досье по делу гестапо и SD стр. 61 (по-немецки) ; Протокол заседания Комитета на немецком языке.
С. 764-765, 3731.
«Документ 1638-РС.
9 Протокол заседания. С. 14436, 14503 (по-немецки).
10 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 897, 913, 914.
11 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 702.
12 Документ Ф-964 (аффидевит от 15.06.1946).
13 Документ SD-71 (аффидевит).
14 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2193, 2204 (по-немецки).
15 Там же. С. 1884, 2613-2614, 2621, 2627 ; Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14547-14549.
16 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14503.
17 Там же. С. 14561.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 245
не пытаются защищать СД. Речь идет о письменных показаниях, данных под
присягой, известного профессора новой истории университета во Фрайбурге, доктора
Риттера1. Профессор доктор Риттер был противником национал-социализма. Он
никогда не был членом партии или ее организаций. Он относится к кругу лиц,
образовавшегося вокруг Гальдера, и предполагался для назначения министром в кабинете
Гальдера после 20 июля 1944 г.
Лекции профессора доктора Риттера все время находились под наблюдением
III управления СД. Из письменных показаний, данных под присягой, вытекает, что
СД не передавала гестапо материала об известном профессоре докторе Риттере, так
как после его ареста 20 июля 1944 г. данные гестапо могли бы быть опровергнуты
материалом, который имелся у III управления СД. Но этого не случилось.
Далее я представил документ Обвинения Р-142, который уже неоднократно здесь
приводился. Речь идет о письме филиала СД в Кохеме2, в котором сообщается, что
им был организован надзор за процессом прохождения выборов 10 апреля 1938 г. в
Зимерне, и было установлено, что священник Вольфертс голосовал против партии.
Священник Вольфертс к тому времени уже умер. Из письма его дочери становится
ясным, что ни со стороны СД, ни со стороны гестапо не предпринималось ничего
против священника Вольфертса за то, что он голосовал против партии. По этому
документу я также ссылаюсь на высказывания свидетелей Геппнера и Реснера3.
Таким образом, деятельность СД не имела целью давать гестапо материал для
преследования политических противников4.
В связи с этим я указываю на то, что задачей СД являлось тесное
сотрудничество со всеми органами. Это вытекает из представленных документов СД № № 3-8.
Об отношении СД к партии дал показания свидетель Геппнер5.
СД имело также задачей информировать партию. Но непосредственной связи
между партией и СД не существовало. Об этом свидетельствуют не только показания
свидетелей СД, но и показания свидетелей — членов партии. Я ссылаюсь на
высказывания Кюля, фон Редера, Бидермана, Шнайдера, Лаутербахера, Гирта, Вольфа6.
Свидетель Мейер-Вендерборн показал, что СД действовала самостоятельно и не
получала никаких указаний от партии. Я обращаю внимание также и на
высказывания свидетеля Кауфмана — гауляйтера Гамбурга, который заявил, что он знает обо
всем, что делалось в его округе, за исключением действий гестапо и СД7.
Обвинение для подтверждения своих утверждений о том, что СД делала пометки
на избирательных бюллетенях с тем, чтобы установить лиц, которые голосовали
против партии или подали недействительные бюллетени во время голосования,
представило отчет о выборах от мая 1938 г. подразделения СД в Кохеме8. Но и в этом
документе указывается на то, что речь идет о подчиненной организации, причем,
1 Документ SD-65 (аффидевит).
2 Документ SD-71.
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1651 ; Протокол судебного заседания. С. 1456.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 3710—3719.
5 Там же.
6 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2330, 2025, 12143, 2158, 923 ; Протокол судебного
заседания. С. 10312.
7 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 15501/2, документ SD-15а, аффидевит SD-67;
Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14565, 12174, документ SD-27, пункт 10.
8 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14567 (документ ГБ-541).

246 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации <?СД»
учитывая имеющийся у меня документ СД-69, возникает предположение, что
против лиц, голосовавших против партии, вообще ничего не предпринималось. Эти оба
документа ни в коей мере недостаточны, чтобы доказать то, что СД имело целью
осуществлять надзор за выборами с намерением обезвредить сторонников заговора.
В качестве доказательства против того, что действия партии в Эрфурде и Кохеме не
были связаны с деятельностью СД, я представляю аффидевит Альберта1, который
работал в центральном аппарате СД в Берлине. Альберт показал, что центральный
аппарат СД в Берлине никогда не давал никаких указаний делать пометки на
бюллетенях во время голосования.
Между прочим, между документами организаций в Эрфурде и Кохеме нет
никакой связи. Организация в Эрфурте требует до выборов донесения о количестве
предполагаемых лиц, которые могут голосовать против партии. Организация в Кохеме
сообщает после выборов, что члены избирательного комитета делали пометки на
избирательных бюллетенях во время выборов в одном населенном пункте района
Кохем. Этот избирательный комитет не имел ничего общего с подразделением СД в
Кохеме.
Далее я ссылаюсь на сборник 196 показаний, данных под присягой, в которых
сообщается, что СД не имела задачу делать пометки на избирательных
бюллетенях или производить другие действия для установления лиц, голосовавших
против партии. Подобные указания и приказы никогда не издавались в центральном
аппарате СД.
Обвинение далее утверждает, что СД имела огромное влияние на выборы
представителей НСДАП и представляет в качестве доказательства аффидевит доктора
Гетля2. В представленном мной дополнительном аффидевите свидетель Альберт
заявляет, что СД не имела непосредственного влияния на выборы представителей
НСДАП. Далее я ссылаюсь на аффидевиты СД № 4-10 и 39, 61 и 63, а также на
сборник показаний, данных под присягой3.
Обвинение утверждает, что СД проверяла верность и надежность имперских
чиновников4. В связи с этим я ссылаюсь на высказывания свидетелей Геппнера,
Ресснера5 и на аффидевиты СД № 3, 7—9, 61, 63, а также на документ СД-14 и на
сборник показаний, данных под присягой6.
О целях, задачах и методах обвиняемого III управления СД я ссылаюсь на
высказывания в представленном мной дневнике Главного штаба объединенных наций от
апреля 1945 г.7
В этом дневнике говорится: «Для своих целей СД содержала целую сеть агентов во
всех областях жизни Германии ... которые были взяты из всех социальных прослоек
и профессий. Сведения, сообщаемые этими агентами, перерабатывались потом в
текущие отчеты. Эти донесения были исключительно откровенными и содержали
неприукрашенные сведения о настроениях и положении в Германии...»
1 Документ SD-27.
2 Документ № 2614-РС.
3 Документ SD-70.
4 Досье по делу гестапо и SD. С. 16.
5 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1944/45, 1966, 1948, 1879 ; Протокол судебного
заседания на немецком языке. С. 14549.
6 Документ SD-70.
7 Там же.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 247
То, что эти сведения передавали действительное положение вещей, видно из
сборника 649 показаний, данных под присягой бывшими штатными сотрудниками и
агентами из всех областей Германии1.
О целях, задачах и действиях VI управления свидетельствуют аффидевиты СД
№ 61 —62 и 66 и документ СД-1.
В связи с работой VI управления я ссылаюсь в особенности на аффидевит СД-66.
В. Преступление против мира
В качестве преступления против мира СД инкриминируется то, что она
специально устраивала инциденты на границе, чтобы дать Гитлеру повод начать войну. Но
Обвинение указало только на один инцидент, в котором должна была участвовать
СД. Речь идет о так называемом нападении на радиостанцию в Глейвитце.
По этому поводу Обвинение ссылается на письменное показание под присягой,
данное Альфредом Науйоксом 20 мая 1946 г.2 А. Науйокс был допрошен Комитетом.
На этом допросе Науйокс заявил, что нападение на радиостанцию в Глейвитце не
относилось к целям и задачам III и IV управлений3. Свидетель далее заявил, что для
проведения инцидента на границе не использовались подразделения III и IV
управлений и что лица, производившие нападение на радиостанцию в Глейвитце, не
относились к СД (III управлению РСХА)4.
Далее свидетель заявил, что под выражением «член СД» в своем аффидевите от
20 ноября 1945 г. он подразумевал не сотрудников упомянутого Управления Главного
управления имперской безопасности, а подразумевал, как было принято в обиходе,
сотрудников всех Управлений и подразделений Главного управления имперской
безопасности, которые подчинялись Гейдриху5.
Далее свидетель заявил, что ему известно об организации инцидента в Глейвитце
не на основании его принадлежности к шестому управлению, что решающим здесь
являлись исключительно причины личного характера6. Свидетель показал, что в
беседе с Гейдрихом у него создалось впечатление, что Гейдрих ему тоже не дал бы
такое поручение, если бы он принадлежал к VI управлению и к СС. Приказ на
выполнение этого задания был передан свидетелю Науйоксу не по служебной линии, через
начальников III или VI управлений. Начальники этих управлений даже не знали о
нем. Сотрудники III и VI управлений тоже не знали о том, что это поручение было
выполнено Науйоксом, сотрудником VI управления. Также об этом не знали члены
местного СД — лейтабшнитта, филиала СД в Глейвитце, потому что Науйоксу было
запрещено входить в контакт с кем-нибудь из членов СД.
Показания этого свидетеля были подтверждены свидетелем Зомманом7 и
аффидевитом профессора доктора Маркса8. Я представил также 215 письменных показа-
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14506, 14547 ; Протокол заседания Комитета на
немецком языке. С.1877/78, 2622, 1958, 2173 и аффидевиты SD: № 1, 20, 26-31, 33, 40, 65, 67 и документы
SD3-8.
2 Документ 2751-PC.
* Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 147.
4 Там же. С. 150.
5 Там же. С. 152.
6 Там же. С. 150.
7 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 240.
8 Документ SD-11 (афидевит).

248 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
ний, данных под присягой в отношении всех СД-лейтабшниттов и СД-абшниттов, и
особенно касающихся действий в находящихся на востоке районах: Катовитц,
Данцига и Заксена. В этих показаниях, данных под присягой, говорится, что члены СД
никогда не слышали об инсценированных инцидентах на границе и об участии в этих
инцидентах СД.
Показания, данные под присягой свидетелем доктором Мельднером1,
опровергаются заявлением свидетеля Науйокса и показаниями доктора Маркса. Одних
показаний Мельднера недостаточно, чтобы установить преступный характер всей СД, ибо
в этом случае следует доказать, что СД как организация была использована для
нападения и что все члены СД были осведомлены об этом.
Обвинение предъявило далее документ СССР-569, который должен был служить
доказательством того, что СД принимало участие в подготовке к насильственному
разрешению Чехословацкой проблемы. Первый документ со знаком «ТТТ-225»
является оригиналом, который не имеет ни шифра, ни даты и подписан
делопроизводителем, который составил этот оригинал. Его вышестоящее начальство не подписало
этот документ, а отклонило его2.
Следующий документ не может относиться к делу по организации СД уже хотя бы
по той причине, что не было доказано, что эти действия были известны всем членам
СД. Из этого документа можно усмотреть, что это обстоятельство действительно не
имело места. На судебном заседании 02.08.1946 Обвинение утверждало, что в этом
документе предусмотрена подготовка к провокациям на границе. Это неверно, что
опровергается на странице седьмой этого же документа.
С. Военные преступления
1. Эйнзацгруппы (оперативные группы).
Чтобы решить вопрос, можно ли признать СД преступной организацией на основе
деятельности эйнзацгрупп, надо исследовать следующие вопросы:
1. Принадлежали ли использовавшиеся в составе вермахта на Восточном театре
военных действий эйнзацгруппы «А», «В», «С» и «D» организационно к управлениям
III, VI, VII?
2. Использовались ли в эйнзацгруппах отделы этих управлений?
3. Отдавались ли Управлениями III, VI, VII эйнзацгруппам приказы о
совершении преступлений против законов войн и гуманности?
4. Знали ли сотрудники службы внутренней информации (III управление), службы
информации за границей (VI управление) и справочно-информационной службы
(VII управление) о деятельности эйнзацгрупп, которая согласно положениям Устава
Международного трибунала является преступной?
Вначале я должен исправить ошибку. На этом процессе и перед Комитетом до
последнего времени эйнзацгруппы обозначались как эйнзацгруппы СД. Я
ссылаюсь в качестве примера на протоколы показаний Кейтеля, доктора Беста, Гауэра и
фон Манштейна3 и утверждаю, что это обозначение неверно. Использовавшиеся на
Восточном фронте четыре эйнзацгруппы носили обозначения «А», «В», «С» и «D».
Им подчинялись эйнзацкоманды, которые имели нумерацию от 1 до 12. Аббревиа-
1 Документ 2479-РС.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14523—14536.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7246/47, 14442, 14706, 15003/4, 15007, 15010/11,
15041.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 249
тура «СД» отсутствует в обозначении эйнзацгрупп и эйнзацкоманд. Для этого не
было никаких оснований, так как согласно предъявленному Обвинением списку в их
составе было всего три процента членов СД — сотрудников TII и VI управлений. Из
общего состава этих групп члены СД в процентном отношении занимали восьмое
место. Я ссылаюсь при этом на список в документе Л-1801. Обозначение эйнзацгрупп
указано в списке рассылки документа D-569. В этом документе указана схема
организации эйнзацгрупп:
эйнзацгруппе «А» подчинялись зондеркоманды: 1-а, 1-в, 2 и 3;
эйнзацгруппе «В» подчинялись зондеркоманды: 7-а, 7-в, 8 и 9 (Москва);
эйнзацгруппе «С» подчинялись зондеркоманды: 4-а, 4-в, 5 и 6;
эйнзацгруппе «D» подчинялись зондеркоманды: 10-а, 10-в, 11-а, 11-в и 12.
Формирование эйнзацгрупп происходило не по приказу руководителей III, VI,
VTI управлений, а по личному приказу Гиммлера на основе договоренности с
командованием сухопутных сил.
Общая численность оперативной группы «А» составляла 990 человек, причем
состав был следующий: войска СС — 34%, шоферы — 17%, административные
чиновники — 1,8%, СД — 3,5%, уголовная полиция — 4,1%, государственная
полиция — 9%, вспомогательная полиция — 8,8%. Это, по-видимому, была полиция,
набранная из местных жителей в оккупированных областях. Полиция охраны порядка
составляла 13,4%, женщины — 1,3%, переводчики — 5,1%, телеграфисты — 0,3%,
радисты — 0,8%. Свидетели показали, что оперативные группы «В», «С» и «D» имели
такой же состав2.
Оперативные группы имели своего начальника, и из доклада Шталекера ясно, что
таким начальником был Шталекер. Он был начальником оперативной группы «А»,
и доклад, который был обнаружен, он направил непосредственно Гиммлеру. Таким
образом, я на основании этого могу сделать вывод, что начальники оперативных
групп подчинялись непосредственно Гиммлеру. Это была вспомогательная
организация, существовавшая для оккупированных областей наряду с главным управлением
имперской безопасности.
При этом я ссылаюсь на показания доктора Беста, Шелленберга, Олендорфа,
на документ США-557 и аффидевиты СД № 41 и 463. Из представленных
доказательств далее следует, что эйнзацгруппы и эйнзацкоманды не подчинялись III, VI и
VII управлениям4.
Если обратить особе внимание на состав эйнзацгрупп, то следует сказать, что
согласно заявлению свидетеля Геппнера5 и данному под присягой показанию
свидетеля Бендта6 ясно, что состав эйнзацгрупп и эйнзацкоманд был своеобразным и
что лица, входившие в состав эйнзацгрупп и эйнзецкоманд, не принадлежали к III,
VI и VII управлениям. Из совокупности доказательств далее следует, что для
формирования эйнзацгрупп и эйнзацкоманд не были использованы структуры III, VI
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1676.
2 Документ Л-180.
3Тамже. С. 1812, 1814-1816, 1818, 1896,14430.
4 Аффидевит Шелленберга от 26.11.1945. документ США-557 ; Аффидевиты: SD № 41, 44, 46 ; Протокол
судебного заседания на немецком языке. С. 1812/14,1850/51; Документ обвинения Л-180. С. 2,3; Протокол
судебного заседания на немецком языке. С. 10906/08 ; документ РС-2620.
5 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14541.
6 Документ SD-41.

250 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
и VII управлений и что эти управления не отдавали никаких приказов о
проводившемся эйнзацгруппами массовом уничтожении людей1.
При рассмотрении вопроса об эйнзацгруппах и эйнзацкомандах идет речь об
особых подразделениях, которые по своему составу сильно отличались от
организации полиции безопасности и СД в империи. Я ссылаюсь далее на показания
свидетеля Олендорфа и Геппнера2 и на аффидевиты СД № 41 и 46. Свидетель Бест
показал: «...эйнзацгруппы и эйнзацкоманды были подразделениями полиции
безопасности особого рода»3.
По вопросу о том, можно ли признать преступной организацию СД, имеет
решающее значение тот факт, что в эйнзацгруппах не использовались подразделения
СД III, VI, VII управлений, а в них командировались на основе законного
распоряжения лишь отдельные члены СД. В связи с этим я считаю особенно важным данное
под присягой показание Геттля от 10 апреля 1946 г. Я подчеркиваю, что здесь идет
речь о документе Обвинения. В названном аффидевите Геттль заявил, что члены СД
в период их службы в эйнзацгруппах не считались уже членами СД4.
Поскольку служащие III, VI, VII управлений на основе законного распоряжения
командировались в эйнзацгруппы и в эйнзацкоманды на востоке, то в вопросах об их
задачах и их деятельности я ссылаюсь на показания доктора Элиха, фон Манштейна5
и на аффидевит СД-69.
Отбор членов СД для отправки в эйнзацгруппы и эйнзацкоманды происходил
не на основе их служебного положения и служебной деятельности в органах СД на
родине. По этому вопросу я ссылюсь на показания Олендорфа6 и на аффидевиты СД
№41 и 45.
Я таким образом прихожу к следующим выводам:
1. Эйнзацгруппы «А», «В», «С», «D» не принадлежали к службе внутренней
информации (III управление), к службе информации за границей (VI управление) или к
справочно-документальной службе (VII управление).
2. Для формирования эйнзацгрупп и эйнзацкоманд не были использованы
подразделения организации СД, а командировались лишь отдельные сотрудники СД.
3. Правовое положение этих откомандированных было таким же, как,
например, правовое положение лиц, призванных на военную службу. Они не находились
уже в подчинении III, VI и VII управлений. На них не распространялись более
приказы их органов на родине. Их задачи и их деятельность, поскольку они
квалифицируются обвинением как оперативные задачи, не входили в круг задач III, VI и VII
управлений7.
Если в документе № 3428-РС идет речь о руководителях СД и неоднократно об
организации СД, то, как следует из приведенных ниже показаний, здесь имелись
в виду органы полиции безопасности и СД. Я ссылаюсь при этом на данные под при-
1 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2181 и 2211 ; Аффидевиты: SD № № 61, 63 ;
Аффидевит SD-41 (вопросы и ответы к п.п. 6 и 9); Аффидевит SD-44 (к п.п. 4 и 5).
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1826/27, 14504.
3 Там же. С. 14431.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14504/05.
5 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2179, 2445/47.
6 Там же. С. 1831/32.
7 Там же. С. 2181, 2211 ; Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14504, 14545 ; Аффидевиты:
SD№ 41-42, 45-46.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 251
сягой показания Брейтера1. В ряде документов, предъявленных Обвинением,
например, документы СССР-1, СССР-6, СССР-119, речь идет об СД.
На основе выводов из материала всех доказательств можно считать доказанным,
что в них не имелись в виду управления III и VI (СД) — службы внутренней
информации и службы информации за границей, а также VII управление. По этому вопросу
я ссылаюсь на показания Гребе2. Гребе заявил: «Во время расстрела еврейских
мужчин, женщин и детей на аэродроме в Ровно на краю рва сидел эсэсовец, который был
в форме СС и носил знак отличия СД на левой руке». Этот факт не может служить
доказательством того, что это был действительно сотрудник III, VI или VII
управления, так как в занятых областях эту форму со значком СД носили все члены эйнзац-
групп и командиры полиции безопасности и СД, в особенности чиновники гестапо
и уголовной полиции. Это была форма особых соединений СС, а не форма III и VI
управлений3. Указанный в сообщении Гребе штурмбанфюрер СС (командир
кавалерийского дивизиона СС) Пютц не принадлежал к СД, он был имперским советником
и чиновником гестапо. Я ссылаюсь на аффидевит Каннингера4.
Обвинение предъявило далее документ № 501-PC о применении душегубок. Здесь
следует установить, что 111 управление не давало никаких распоряжений о применении
душегубок, как показал свидетель доктор Элих5. Предъявленный обвинением документ
№ 501 -PC с шифром «II» указывает на то, что вопрос о душегубках был разработан во II
управлении Главного имперского управления безопасности. Названный в документе
оберштурмбанфюрер (старший лейтенант войск СС) принадлежал не к обвиняемым
III и VI управлениям, а был группенлейтером во II Управлении Главного имперского
управления безопасности. Он был начальником отдела автотранспорта. Я ссылаюсь
здесь на показания свидетелей Олендорфа, Геппнера6 и на 60 показаний, данных под
присягой в занятых областях империи в период от 1941 по 1945 г., согласно которым
СД не имело никакого отношения к применению душегубок. Комментируя документ
Обвинения № 1475-РС, я уже сослался на аффидевит СД-69.
В документе Обвинения — отчете Шталекера7 в разделе 8 указано, что абшнит СД
в районе Тильзита принимал участие в ликвидации коммунистов и евреев. Здесь я
сошлюсь на аффидевит Зибса. Зибс принадлежал к абшниту СД Кенигсберга, которому
подчинялся абшнит Тильзита. Зибс показал, что лейтабшнит Кенигсберга никогда не
издавал подобного приказа и что в лейтабшните Кенигсберга ничего не было известно
об указанном в отчете Шталекера событии. Поэтому он считает, что в этом отчете
ошибочно указаны наименование места и обстоятельства события. Если бы сотрудники,
принадлежавшие к лейтабшниту Тильзита, участвовали бы в экзекуции против евреев
и коммунистов, что лично Зибс исключает, то эта деятельность находилась бы вне
задач лейтабшнита Тильзита и, во всяком случае, сохранялась бы в тайне.
Служащие службы внутренней информации, службы информации за границей и
VII управления ничего не знали о деятельности эйнзацгрупп и в особенности о
расстрелах.
1 Документ SD-69.
2 Документ 2992-РС.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14510.
4 Документ SD-50.
5 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2133/4.
6 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1823/24 и 14531.
7 Документ Л-180.

252 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Из предъявленного обвинения документа № 3867-РС следует, что в списке для
рассылки не приведены органы СД (III, VI и VII управления и подчиненные им органы).
По шифру «IV-A-1» можно заключить, что отчеты были составлены в IV управлении
(гестапо). Свидетель Геппнер перед Трибуналом заявил, что доклады эйнзацгрупп
подчиненным инстанциям в империи не распространялись и что служащие органов
СД в империи не могли получить какие-либо сведения о содержании этих докладов,
а значит, и о расстрелах евреев и коммунистов. В III управлении эти доклады
получали только некоторые сотрудники, которые по службе занимались вопросами связи
с Восточными областями1. Я здесь ссылаюсь на аффидевиты: СД № № 44, 47, 41,
43, 49, 61, на документ № 2752-РС и на показания свидетелей Элиха2 и Геппнера3.
Я передал также 137 данных под присягой заявлений, составленных в различных
частях империи в период с 1941 г. и до конца войны, из которых можно сделать
следующие наиболее важные выводы:
1. Вследствие того, что на военной форме членов эйнзацгрупп располагался
значок СД, то в документах все члены эйнзацгрупп обозначались в большинстве случаев
как члены СД.
2. Использование членов СД в массовых убийствах не было известно органам СД
и их служащим в империи.
3. Сотрудники Управлений СД ничего не знали о деятельности эйнзацгрупп и
эйнзацкоманд на Востоке.
2. Эйнзацкоманды в лагерях для военнопленных.
СД предъявлено обвинение в том, что они поддерживали в лагерях порядок, при
котором выделялись и казнились нежелательные по расовым и политическим
соображениям лица4. Из переданных мне 22 документов, относящихся к СД, выясняется,
что для этого применялась не СД, а только государственная полиция. Из этого
документа особо явствует, что эти команды не назывались эйнзацкомандами СД, как
показывал свидетель Лахаузен5. Подсудимый Йодль утверждал6, что военнопленные
никогда не передавались СД для целей особого назначения, так как у СД были
совершенно иные задачи. Подсудимый Йодль показывал, что самое большое, что имело
место, это передача военнопленных полиции безопасности.
Таким образом, можно считать доказанным, что СД в этих действиях не
участвовало и для этого не применялось.
Если свидетель Варлимонт7 в своих данных под присягой показаниях говорит о
том, что политические деятели передавались СД, то можно считать, что в показаниях
Йодля сделана оговорка и подразумевается гестапо.
Предложенные Обвинением документы ничего противоположного не
доказывают. Если свидетель Лахузен в своих показаниях, данных под присягой 14 ноября
1945 г.8, говорит об СД, то он подразумевает, очевидно, полицию безопасности. Это
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14505, 14512.
2 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2180-2182.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14505, 14512.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке от 02.01.1946. С. 1726.
5 Протокол судебного заседания на немецком языке от 30.11.1945. С. 424/425.
6 Протокол судебного заседания на немецком языке от 05.06.1946. С. 10912/13.
7 Документ №2334-РС.
8 Документ № 2846-РС.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 253
бесспорно, вытекает из его показаний, которые он дал Трибуналу 30 ноября 1945 г.1
В протоколе совещания, которое происходило между генералом Гейнеке и
Мюллером летом 1941 г. в связи с введением этих команд, он говорит об обергруппенфюрере
Мюллере из службы безопасности. Однако Суду общеизвестно, что Мюллер никогда
не принадлежал ни к СД, ни к III, ни к VI управлениям, а до последнего момента был
начальником IV управления — гестапо.
Таким образом, свидетель Лахаузен, очевидно, подразумевал под службой
безопасности не СД (III и VI управления), а тайную государственную полицию (IV
управление). Из показаний свидетеля Лахаузена, безусловно, выясняется ответственность
государственной полиции — гестапо.
Свидетель Лахаузен показал, что «...Мюллер принимал участие в заседании
потому, что он отвечал за приведение в исполнение казней в военных лагерях»2.
Из документа № 502-РС никоим образом не следует, что в казнях в лагерях
принимала участие СД. Скорее, он доказывает, что за массовые мероприятия в лагерях
ответственна лишь одна тайная государственная полиция, потому что в четвертом от
конца абзаце говорится, что руководитель эйнзацкоманды должен был связываться
по поводу приведения в исполнение казней и других массовых мероприятий с
руководителем местных, расположенных по близости, отделений тайной
государственной полиции. Документ Обвинения № 1165-РС является также доказательством
того, что в этих мероприятиях применялась исключительно тайная
государственная полиция, так как эти указания о проведении в исполнение казней направлялись
Мюллером — начальником тайной государственной полиции во все отделы гестапо.
Если бы СД (III или VI управления) в какой-либо мере были бы к этому причастны,
то эти приказы были бы направлены также и в СД.
В документе R-178 ошибочно говорится об эйнзацкомандах начальника полиции
безопасности и СД, которые применялись для целей спецназначения. Из всего
документа фактически выясняется, что цели спецназначения осуществлялись
исключительно работниками органов государственной полиции безопасности Мюнхена,
Рейнсбурга и Нюрнберга. Названный на странице 21 документа R-178 капитан д-р
Вельц под присягой заверил, что СД не принимало участие в этих аусзондеругс-
командах (команды особого назначения)3. Я сошлюсь в этой связи и на документ
№ 2884-РС, в котором речь идет о приказе Варлимонта, бывшего заместителя
начальника штаба в генеральном штабе армии от 12 мая 1941 г., о единообразии в
приведении в исполнение казней английских военнопленных. В этом приказе Варлимонт
правильно именует эйнзацкоманды как команды полиции безопасности.
То, что казни приводила в исполнение исключительно тайная государственная
полиция, также вытекает из данных под присягой показаний Линдова4. Линдов
заявил, что отделу «IV-A-1» предоставлялись функции, которыми обладал высший
государственный инспектор, впоследствии государственный чиновник и главный
штурмфюрер СС Франц Кениг. В этом отделе разрабатывались вопросы,
касающиеся военнопленных. Здесь также проводились приказы и распоряжения
Гиммлера, изданные в 1941 и 1942 гг., согласно которым пленные советские политические
комиссары и солдаты-евреи непременно казнились. Кенигсхаузен готовил приказы
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 419.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 417.
3 Документ А-215.
4 Документ №2542-РС.

254 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
о казни и затем передавал их начальнику IV управления Мюллеру. В начале 1943 г.
данные подразделения были от этих функций освобождены, а их выполнение
переложено на областные отделы при отделе IV-B.
Линдов особо показал, что эйнзацкомандами в лагерях военнопленных
руководили работники тайной государственной полиции1. В доказательство того, что III
управление не принимало участия в этих мероприятиях, я ссылаюсь на аффидевит
Фронда2. В этом аффидевите Фронд заявил, что СД не имела в Германии особых форм
организации, как заявил следователь Кнохен на Комитете во Франции, и во
французских военных лагерях не было никаких специальных подразделений СД. Далее я
отсылаю к свидетельским показаниям свидетеля Элиха, который заявил Комитету,
что эти мероприятия не относились к задачам и деятельности III управления СД.
Что касается IV управления, то я отсылаю к данным под присягой показаниям,
согласно которым свидетель Шелленберг3 заявил, что это также не входило в
компетенцию VI управления, и поэтому он в этом не участвовал. В отношении VII
управления аналогичные показания дал свидетель Диттель4. Далее я предложил 266 данных
под присягой показаний, из которых явствует, что СД не имело в лагерях
военнопленных команд для специальных целей и для приведения в исполнение казней над
военнопленными, нежелательными в расовом и политическом отношении. Это касается:
России, Польши, Эльзаса, Италии, Югославии, Чехословакии, Лотарингии, так же
как и следующих областей Германии: Южноганноверской — Брауншвейга, Саарской
области, Пфальца, Мюнхена — Верхней Баварии, Кельна, Бюртенберга, Восточной
Пруссии, Верхнего Дуная, Вены, всего VII военного округа: Баварии, Штейермарка,
Судетской области, Гамбурга, Верхней Силезии, Тироля, Средней Германии,
Баварской Остмарки, Вестфалии, Магдебурга, Берлина — Бранденбурга, Швабии,
Силезии, Средней Франции, Вартеланда, Тюрингии, Бремена, Голштейна, Генена,
Саксонии и большей части других городов. Все показания относятся к 1939—1945 гг.
3. Приказ «Кугельэрлас» («Закон пули»).
В функции отдела внутренней информации СД при III управлении также не
входило проведение в жизнь приказа «Кугельэрлас» и он им не выполнялся.
Ответственность за проведение в жизнь этого приказа и приведение его в исполнение правильно
изложена защитником обвиняемого Геринга. Там сказано, что в отсутствии Кейтеля,
Гитлер отдал Гиммлеру приказ о расстреле советских военнопленных, а последний
непосредственно препроводил приказ Мюллеру и Небе. Мюллер был начальником
государственной тайной полиции (IV управление — гестапо), Небе — уголовной
полиции (V управление). Из этого следует, что приведение приказа возлагалось на
тайную государственную полицию и уголовную полицию. Это также определенно
вытекает из документа D-569 вместе с приложением. Речь идет о приказе начальника
полиции безопасности и СД от 11 декабря 1941 г. вместе с распоряжением
Верховного командования армии от 22 ноября 1941 г. В приказе от 11 декабря 1941 г.
предписывалось, чтобы советскими военнопленными ведали инстанции государственной
полиции безопасности и соответствующие эйнзацкоманды.
В приказе Верховного армейского командования от 22 ноября 1941 г.
предписывается, чтобы в каждом отдельном случае беглые советские военнопленные передава-
1 Документ N? 2542-РС, пункт 4 (данные под присягой показания Линдова).
2 Документ SD-56.
3 Документ SD-61.
4 Документ SD-63.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации <<СД» 255
лись бы тайной государственной полиции, и о такой передаче необходимо сообщать
информационному отделу вооруженных сил.
Далее я ссылаюсь на телеграмму Мюллера от 4 марта 1944 г.1, которая направлена
только лишь руководителям государственной полиции безопасности и инспекции
полиции безопасности и СД. В вышеназванной телеграмме отдается распоряжение,
чтобы руководители государственной полиции безопасности на местах сообщали о
выполнении данного приказа. Далее в абзаце втором приказа ясно сказано, что
военнопленные должны были передаваться соответствующим местным учреждениям
полиции безопасности. В абзаце третьем приказа речь идет о том, что задержанные
беглые британские и американские офицеры и неработающие унтерофицеры на
месте должны быть переданы в распоряжение отделов государственной полиции
безопасности. В абзаце пятом приказа разъяснение о содержании этого приказа, о том,
что применять его необходимо лишь в том случае, если они принимали участие в
проведении этих мероприятий.
Обвинение, очевидно, сделало вывод об участии СД из того факта, что
начальник гестапо Мюллер издал приказ за подписью заместителя начальника полиции
безопасности и СД и передал его также инспекторам полиции безопасности и СД.
Однако по этому заголовку нельзя делать вывод об участии в реализации этого
приказа сотрудников СД.
Далее Обвинение ссылалось на письмо командующего VI военным округом от
27 июля 1944 г.2 Из этого документа также нельзя сделать вывод об участии СД
в реализации этого приказа. Из заголовка перед цифрой «1» видно, что
военнопленные подлежат передаче гестапо. Под цифрой «1-а» говорится, что комендант
лагеря должен был передавать пленных тайной государственной полиции. Под
цифрой «1-6» значится, что пленные должны передаваться полицейским
инстанциям. Под цифрой «1-в» значится, что вновь задержанные офицеры должны
передаваться гестапо. Под цифрой «1-г» указывается, что советские офицеры,
отказывающиеся работать, передаются ближайшим инстанциям государственной
полиции. Также под литерами «д, е, 3, 4» речь идет только о том, чтобы пленные
передавались гестапо.
Документ ни в коем случае не содержит распоряжение, чтобы в этом принимала
участие также и служба безопасности СД. В пункте «1-ф» упоминаются эйнзацко-
манды, ведающие отбором, которые здесь называются «эйнзацкоманды полиции
безопасности» и «службы безопасности». Я уже говорил, что служба безопасности
не принимала участия в этих эйназацкомандах. Речь идет, совершенно очевидно,
об ошибке в терминологии.
Также и показания Вили Литценберга3 под присягой являются доказательством
того, что «закон пули» (Кугельэрлас) проводился тайной государственной полицией
или уголовной полицией, а служба безопасности СД в его реализации не участвовала.
Я ссылаюсь в этом также и на показания генерала Вейстхофа4.
Далее я ссылаюсь на показания правительственного советника уголовной
полиции Макса Вилена, который был допрошен по делу пятидесяти расстрелянных
английских офицеров-летчиков из лагеря Саган.
1 Документ № 1650-PC, USA-246.
2 Документ № 1514-РС
3 Документ №2478-РС.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7513, 7515, 7520-7522.

256 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Вилен сообщил, что расстрел был произведен сотрудниками тайной
государственной полиции1.
В связи с этим я также ссылаюсь на показание Кейтеля2. Кейтель сообщил о
приказе Гитлера, согласно которому военнопленные не должны быть возвращены в
армию, а должны оставаться в руках полиции. Далее свидетели Реснер3 и Элих
сообщили, что сотрудники службы безопасности при проведении приказа «закона пули»
(«Кугельэрлас») не участвовали и не знали о нем.
От VI управления4 заявили то же самое бывший начальник управления Шеллен-
берг при службе безопасности 61 и свидетель Диттель бывший в последнее время
заместителем начальника VII управления при службе безопасности 63.
Затем я ссылаюсь на аффидевит СД-56, в котором те же самые показания дает
Фромм от генерал-губернаторства, а также на показания свидетеля Кнохена5 от
Франции.
Кроме того, я приложил 288 показаний, данных под присягой, что на всей
территории империи, также и на оккупированной русской территории и в
оккупированных районах Франции, Лотарингии, Италии, Чехословакии, Югославии и Польши
служба безопасности СД не имела отношения к проведению в жизнь так
называемого «закона пули» («Кугельэрлас»). Все эти данные охватывают период времени с
1939 г. до 1945 г.
4. Концентрационные лагеря.
Далее, в разделе 6-Д английского досье по делу гестапо и СД, службе
безопасности предъявляется обвинение в том, что она была ответственна за сооружение
концентрационных лагерей и за отправку русских и в политическом отношении
нежелательных лиц в концентрационные лагеря и лагеря уничтожения для принудительных
работ и массового убийства.
В досье по делу СС6 службе безопасности предъявляется обвинение в том, что
она использовалась заговорщиками для того, чтобы посредством
концентрационных лагерей обеспечить себе господство и терроризировать политических
противников. Американский представитель обвинения доложил 19 декабря 1945 г.7, что якобы
служба безопасности СД и полиция безопасности работали в концентрационных
лагерях, разыскивая и арестовывая своих жертв.
Однако в доказательство этого утверждения ничего не приводится.
В общей части 6 раздела обвинительного досье служба безопасности СД вообще
нигде не упоминается, кроме заголовка.
Трибунал сам докладывает, ссылаясь на обвинительные документы8, на
документы, содержащейся в моей книге документов под номером СД-36«а», и
документы, содержащиеся в разделе 6-Д обвинительного досье9, что гестапо имело
исключительные полномочия на арест лиц и что гестапо имело приказ на устрой-
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7550.
2 Там же. С. 7208.
3 Там же. С. 14552.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2184.
5 Там же. С. 454.
6 Досье по делу СС. С. 39, 76.
7 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1634, 1636.
8 Документ № 21028-РС.
9 Досье по делу гестапо и службы безопасности SD. С. 43-46 ; документ № 1723-РС.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 257
ство концентрационных лагерей, переселение военнопленных в
концентрационные лагеря, организацию исправительных лагерей и зандерабтейлюнген для
пленных женщин.
Поэтому мне кажется, что я могу очень коротко остановиться на этом.
Из сообщения Трибунала вытекает, что в организации концентрационных
лагерей и перемещении в них принимала участие тайная государственная полиция1 и что
аресты производились2 местными подразделениями государственной полиции
безопасности.
Трибунал совершенно точно установил, что все управление
концентрационными лагерями (снабжение, размещение, режим) было подчинено главному
административно-хозяйственному управлению СС. Здесь я в первую очередь
ссылаюсь на показание Кальтенбруннера3. Инспектор концентрационных
лагерей подчинялся непосредственно Гиммлеру4. Далее я ссылаюсь на показание
свидетеля Рудольфа Гесса5. Это также видно из представленных Трибуналом
документов Д-50 и Л-46, из которых видны исключительные полномочия тайной
государственной полиции в этом вопросе. Документы были изданы IV
управлением Главного имперского управления безопасности и подписаны его
начальником — Мюллером.
Управлениям ТТТ, VI и VTT даже не было сообщено об этих приказах. Из 4 раздела
документа № 1063-РС можно сделать вывод об исключительных полномочиях
тайной государственной полиции в этом вопросе.
Здесь не имеет значения то, что этот приказ был издан Гейдрихом в бытность его
начальником полиции безопасности и службы безопасности. Из одного этого факта
еще нельзя сделать вывода об участии в его реализации службы безопасности — СД.
При исследовании адресатов которым он был направлен, становится ясным, что
СД никоим образом к этому не причастно.
Ни из одного документа, упомянутого в обвинительном досье на страницах 44-466,
нельзя сделать вывода об участии службы безопасности СД в реализации приговоров
в отношении арестованных лиц или переброске этих лиц в концентрационные или
исправительные лагеря.
Из сообщения самого Трибунала и представленных им документов вытекает,
что служба безопасности СД не имела ничего общего с организацией
концентрационных лагерей, а также с переселением в лагеря уничтожения русских и
нежелательных в политическом отношении лиц для принудительных работ и массового
уничтожения7.
Если в документе № 3012-РС, говорится о бегстве заключенных от службы СД,
то в данном случае вытекает, что здесь идет речь от зондеркоманды TV-A, которая
не имела никакой организационной связи со службой безопасности СД
(управлениями III, VI и VII). Далее я ссылаюсь на показания Кальтенбруннера8, аффидевит
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1736.
2 Там же. С. 1738.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7591, 7637.
4 Там же. С. 4799.
5 Там же. С. 8704.
6 Документы: № 2477-РС, 1531-РС, L-358, L-215,1472-РС, 1063-D-PC, L-41, 1063-Е-РС, 701-РС, 2615-РС.
7 Досье по делу гестапо и SD. С. 37.
8 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7645.

258 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
д-ра Мильднера1, показания свидетеля Кнохена2, свидетельское показание Эбер-
штейна3, из которых видно, что служба безопасности не имела никакого отношения
к концентрационным лагерям.
Шелленберг4 и Диттель5 заявили, что VI и VII управления ничего общего не имели
с организацией, распределением и переводом людей в концентрационные лагеря.
Далее я указываю на заявление Фромма6, данное под присягой, который давал
показания от бывшего генерального губернаторства, и на аффидевит Л аубе7 от
Франции, что служба безопасности не принимала участие ни в пересылке лиц в
концентрационные лагеря, ни в управлении этими лагерями. Со стороны Франции это было
подтверждено свидетелем Кнохеном8.
В отношении документов9, представленных трибуналом, я ссылаюсь на показание
свидетеля доктора Элиха.
Далее я представляю показания10, данные под присягой от всего Главного
управления СД, а также и от всей имперской территории и многочисленных
оккупированных областей. Эти показания, данные под присягой, относящиеся к периоду времени
с 1934 до 1945 г., свидетельствуют от названных районов, что служба безопасности не
имела ничего общего с организацией и охраной концентрационных лагерей, а также
и с размещением в этих лагерях.
5. Депортация.
СД предъявлено обвинение1' в том, что СД принимала участие в массовом угоне
подданных оккупированных государств в целях использования их на
принудительных работах в Германии, и далее: что гестапо и СД якобы приводили в исполнение
наказания над этими рабочими.
Обвинение утверждает, что ряд документов12 говорит о том важном положении,
которое наряду с гестапо занимала СД в вопросах ареста лиц для отправки в
Империю на принудительную работу. Однако эти же документы доказывают, что СД не
отвечала за эти мероприятия и не проводила их. В письме подсудимого Заукеля от
26 ноября 1942 г. председателям земельных трудовых бюро13 говорится о том, что
начальник полиции безопасности и СД, то есть Гейдрих, сообщил, что в ноябре
месяце для выселения, если оно вообще производилось, что так и не установлено
судом, использовались III, VI и VII управления. Однако это маловероятно, ибо
выселение не относилось к целям и задачам этих управлений.
Документ № 012-PC представляет собой письмо командира зондеркоманды
IV-A своему старшему начальнику. Я уже показал, что оперативные группы были
1 Документальная книга Кальтенбруннера. С. 1.
2 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1426.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14630.
4 Аффидевит SD-61.
5 Аффидевит SD-63.
6 Аффидевит SD-56.
7 Аффидевит SD-54.
* Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 455/456.
9 Документы: Р-112, США-309, протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14573/74.
10 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2175-2178. 2206.
11 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1743.
12 Документы: № № L-61, 3912-РС, 1573-РС, Ю63-Е-РС.
13 Документ L-61.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 259
по отношению к III, VI и VII управлениям совершенно самостоятельными
организациями, поэтому этот документ не может рассматриваться как какое-то обвинение
против одного из указанных управлений. Далее, из этого документа следует, что
депортация проводилась не СД, а государственной полицией безопасности. В этом
документе сказано: «Учитывая существующее политическое положение, прежде
всего в промышленности вооружения на родине, следует повсюду деятельность
полиции безопасности подчинять интересам использования рабочей силы в
Германии». Да и вообще в этом документе речь идет только о мерах, которые должны
были быть проведены полицией безопасности.
Из следующего документа Обвинения № 1573-РС ясен вопрос о
подведомственности в проведении мер против иностранных рабочих — эти меры
проводились государственной полицией безопасности. На документе имеется пометка —
«IV управление». Документ подписан Мюллером и направлен только отделам
государственной полиции безопасности. СД не упоминается в этом письме.
Оно не посылается ей даже для сведения. Однако это письмо должно было быть
направлено СД, если бы она, как утверждает Обвинение, использовалась для
проведения этих мер.
Что касается лагерей трудового воспитания, то из документа Обвинения 1063-РС
недвусмысленно вытекает, что ими ведала исключительно полиция безопасности.
В этом документе сказано: «Рейхсфюрер СС разрешил, чтобы кроме
концентрационных лагерей, подчиненных главному хозяйственно-административному управлению
СС, были созданы также лагеря трудового воспитания, которыми ведает
исключительно полиция безопасности».
Обвинение на судебном заседании 12.12.19451 представило секретный
приказ Гитлера от 20 февраля 1942 г.2 относительно восточных рабочих и мер
насилия, которые следует применять против них, и утверждает, что этот приказ был
отдан полицейским офицерам службы безопасности, которых вообще никогда не
существовало. В службе безопасности таких офицеров не было. Полицейские
офицеры были только в полиции безопасности. Из содержания указанного документа
недвусмысленно вытекает, что этими мерами ведала исключительно тайная
государственная полиция.
В этом документе сказано: «Борьба с недисциплинированностью, к которой
относится также отказ от работы в нарушение своего долга, и халатная работа
ведутся исключительно германской государственной полицией. В более легких
случаях решение принимается начальником охраны, согласно указаниям
руководящих постов государственной полиции. В более тяжелых случаях руководящие
посты государственной полиции должны сами использовать свои средства».
В связи с аффидевитом Обвинения доктора Вильгельма Хетля3 я представил
дополнительный документ СД-37 и аффидевит Гармана4.
Далее, в доказательство того, что СД никоим образом не участвовала в
депортациях, я ссылаюсь: во-первых, на показания свидетеля Элиха в Комитете5, а также
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1116/17.
2 Документ №3040-РС.
3 Документ №2614-РС.
4 Документ SD-38.
5 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2186/88.

260 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации *СД»
на аффидевит фон Фрома1 и на аффидевит Лаубе2. Аффидевит Фрома опровергает,
в частности, документ Обвинения Л-61.
Относительно Франции свидетель Кнохен показал, что СД не участвовала в
депортациях3.
Из документа Обвинения № 1063-РС следует далее, что и лагеря трудового
воспитания подчинялись не СД (III, VI и VII управлениям). В этом документе ясно
сказано, что лагерями трудового воспитания ведала исключительно полиция
безопасности (IV управление). В частности, я ссылаюсь здесь на показания свидетеля Альбата4,
который подтвердил это.
Далее я предъявил 276 письменных показаний, данных под присягой, о периоде
времени с 1939 по 1945 г. относительно оккупированных тогда Германией территорий
Эльзаса, России, Польши, Франции, Бельгии, Италии, Югославии, Чехословакии и
относительно всей территории империи, в которых члены СД показали, что СД не
использовалась для депортаций на насильственную работу, а также для наблюдения
за иностранными рабочими и лагерями этих рабочих.
Что касается VI и VII управлений, то я обращаю внимание на письменные
показания под присягой Шелленберга5 и Дителля6, из которых следует, что и эти
Управления не содействовали депортациям на принудительные работы и не осуществляли
наблюдения за иностранными рабочими.
Далее, в книге документов обвинения СС разделы I-G сказано: «Были созданы
центральные управления по иммиграции, чтобы проводить эвакуацию под
контролем начальника полиции безопасности и СД и руководителя РСХА». В этой связи
Обвинение указывает на документ Л-49 и письменные показания под присягой Отто
Гофмана.
В этой связи я ссылаюсь на свидетельские показания доктора Элиха7 и на
аффидевит Зандерберга8.
6. Приказ о коммандос.
Следующее выдвинутое против СД обвинение состоит в том, что она
содействовала осуществлению приказа о коммандос, и основывается на том, что военные
инстанции ошибочно употребляли сокращение «СД» в качестве названия полиции
безопасности. В отношении этого я ссылаюсь на мои вступительные рассуждения во
второй главной части.
Этим постоянным смешением в употреблении терминов следует объяснить то,
что в документах и протоколах допросов свидетелей употребляется аббревиатура
«СД», хотя под ней не подразумевались III и VI управления. Это, прежде всего,
относится к документу 498-РС (США-501). Из расчета рассылки этого документа со всей
ясностью следует, что под названием «СД» понимается не служба информации (III
и VI управления), а полиция безопасности. Согласно этому расчету рассылки 16-й и
17-й экземпляры рейхсфюрер СС и начальник германской полиции должны были
1 Документ SD-56.
2 Документ SD-54.
1 Там же. С. 456/57, 463.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 307—308.
5 Аффидевит SD-60.
6 Аффидевит SD-63.
7 Протокол заседания Комитета. С. 2138.
8 Аффидевит SD-64.

.. Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 261
получить также и для Главного управления полиции безопасности. III и VI
управления в расчете рассылки не упоминаются. Если бы к этим мерам имела отношение
внутригерманская СД (III управление), как и иностранная СД (VI управление), то
этот приказ был бы разослан и этим двум управлениям, так как иначе они не могли
бы его выполнить.
То, что в действительности проведением этого приказа ведала не СД (III и VI
управления), а полиция безопасности, явствует из письма Мюллера от 17 июня 1944 г.1
главному командованию вооруженными силами. В этом письме говорится о приказе
Гитлера от 17 октября 1940 г., а именно о его осуществлении. Между прочим, в этом
письме сказано следующее: «Передача полиции безопасности может иметь место
лишь в том случае, если подобные члены команд не во время боя и т.д.». И далее,
в последнем абзаце речь идет о мероприятиях полиции безопасности. Из служебной
пометки IV и из того факта, что письмо написано Мюллером, а не начальником III
или VI управлений, со всей ясностью следует, что эти меры проводились полицией
безопасности, а не III и VI управлениями.
Как раз этот документ служит доказательством постоянного смешения СД с
полицией безопасности. Из этого письма со всей ясностью следует, что выражение «СД»
употребляется в качестве сокращения для полиции безопасности, хотя в тексте
встречаются только слова «полиция безопасности» и ясно сказано, что коммандос должны
передаваться полиции безопасности, на письме имеется рукописная пометка
референта главного командования вооруженных сил: «то есть захвачены СД».
Другим обычным смешением терминологии со стороны вооруженных сил
является тот факт, что адмирал Вагнер во время допроса в Трибунале 14 мая 1946 г.2 в
связи с происшествием в Тронхейме постоянно говорил об СД.
Такое же ошибочное употребление выражений с упоминанием СД имеется в
документе Обвинения — письме главнокомандующего на Западе от 26 июня 1946 г.3,
а также в документах: 531-РС, 551-РС, Д-649, Б-208, 723-РС, 735-РС, Б-774, Б-775,
Б-780. Это неверное употребление выражения «СД», по-видимому, настолько стало
обычным в вооруженных силах и других учреждениях, что даже Редер, Кейтель и
Денниц говорят о передаче СД, хотя СД не ведала этими мерами.
Обвинение далее ссылается на приказ от 4 августа 1942 г.4, однако из этого
приказа со всей ясностью следует, что исполнением этого приказа ведала полиция
безопасности. В этом приказе не сказано, что парашютисты должны передаваться
органам начальника полиции безопасности и СД. То же самое относится к
документу Д-364 (ВБ-457), в котором говорится исключительно о соответствующих
инстанциях начальника полиции безопасности и СД. Это нечто совершенно иное.
Название должности — Начальник полиции безопасности и СД, идентично
названию — Начальник главного имперского управления безопасности, и ему
подчинялись все управления, от первого до седьмого. Таким образом, это наименование не
является доказательством того, что этими мерами ведали III и VI управления. Из
приказа от 4 августа 1942 г., кроме того, следует, что под этими органами можно
понимать только IV и V управления (тайная государственная полиция и уголовная
полиция), ибо в его первом разделе сказано: «Борьба с отдельными парашютистами
1 Документ № 1276-РС (США-520).
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 9447-9448, 9452, 9455, 9458, 9465.
3 Документ № 532-PC(RF-361).
4 Документ № 553-РС (USA500).

262 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
во всех областях, где органы полиции безопасности и СД используются в качестве
исполнительных...»
Здесь следует обратить особое внимание на слова «в качестве исполнительных».
Исполнительными органами были только государственная полиция и уголовная
полиция. СД не была исполнительным органом.
Проведенное на Комитете представление доказательства ясно показало, что эти
приказы выполнялись полицией безопасности, хотя в многочисленных документах,
вследствие путаницы в терминах говорится об СД вместо полиции безопасности.
Здесь я ссылаюсь на совершенно секретный документ Обвинения от 10 мая 1943 г.1,
в котором сказано, что приказ фюрера выполнен СД. Относительно этого свидетель
доктор Гофман показал 27 июня 1946 г. в Комитете, что в этом случае, так как речь
идет о мерах исполнительных органов, под СД следует понимать полицию
безопасности, так как вооруженные силы очень часто путают оба эти понятия.
За правильность показаний свидетеля доктора Гофмана говорит также показание
подсудимого Йодля в качестве свидетеля на Трибунале2.
Обвинение далее представило документ Ц-176 (ВБ-223). Речь идет об операциях
коммандос в районе Бордо, где на странице 713-й сказано, что оба захваченных в
плен англичанина были по приказу фюрера расстреляны в присутствии офицера СД.
Согласно показаниям свидетеля Кнохена3, под наименованием «СД» имелся в виду
чиновник гестапо.
То, что проведением приказа о коммандос действительно ведала полиция
безопасности и что под СД в приказах от 4 августа 1942 г. и от 18 октября 1942 г. следует
понимать государственную полицию безопасности, становится понятным уже из
письменных показаний, данных под присягой доктора Мильднера 16 ноября 1945 г.4
В этих письменных показаниях, данных под присягой, доктор Мильднер
показал, что было издано распоряжение о том, что вооруженные силы должны передавать
членов всех английских и американских диверсионных команд полиции
безопасности. Полиция безопасности должна была допросить этих людей, а затем расстрелять
их. Распоряжение через начальника IV управления Мюллера далее было передано
командирам и инспекторам полиции. Если бы СД — III и VI управления — были
к этому причастны, то приказ был бы передан не через начальника IV управления
(гестапо), а через начальников III и VI управлений этой организации.
Далее, я сошлюсь на письменные показания, данные под присягой Вальтером
Хуппенкотеном5, бывшим начальником отдела «Е» (служба контрразведки «Запад»)
IV управления, Главного имперского управления безопасности, который в связи с
договоренностью между IV управлением и ОКВ об обращении с вражескими
агентами и радиоустановками показал, что эти лица в принципе должны были
передаваться гестапо и что гестапо часто неверно называлось органами вооруженных сил
термином «СД».
Обвинение утверждает далее, что одной из целей деятельности СД была защита
гражданских лиц, линчевавших союзных летчиков. В обоснование этого
представлены документы Обвинения № Р-110 (США-333), № 2990-РС и № 745-РС.
1 Документ № 526-РС (USA-592).
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 11029.
1 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 457—458.
4 Документ №2374-РС.
5 Документ гестапо-39.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 263
Документ Обвинения Р-110 был направлен только полиции, а не СД.
Согласно письменным показаниям под присягой Шелленберга от 18 ноября
1945 г.1 подсудимый Кальтенбруннер якобы заявил, что всем инстанциям
полиции безопасности и службы безопасности следует сообщить о том, чтобы они
не вмешивались в стихийные меры граждан против английских и американских
летчиков-террористов.
Относительно этого в представленном мною дополнительном аффидевите Шел-
ленберг2 показал, что «...Кальтенбруннер при этом имел в виду не СД, а только
полицию безопасности».
Также и из письма из управления СД в Кобленце3 инспектору полиции
безопасности и СД не следует, что одной из задач СД было поощрение линчевания или что
СД каким-либо образом содействовала этим мерам. В этом письме имеется лишь
сообщение отдела СД в Кобленце о том, что ОКВ издало приказ, аналогичный
приказу Гиммлера и Бормана, и что этот приказ для зачтения разослан вплоть до
командиров рот. Таким образом, из этого письма нельзя делать вывод, что СД каким-либо
образом содействовала линчеванию или поддерживала его.
Далее, я обращаю внимание на приказ Гиммлера4, который одновременно был
направлен только полиции безопасности и партийным организациям НСДАП.
Приказ Кальтенбруннера от 5 апреля 1944 г.5 был издан IV управлением, то есть
тайной государственной полицией.
Свидетель Геппнер 1 августа 1946 г. заявил в суде следующее: «СД не получала
указаний от Гиммлера не вмешиваться при столкновениях между германским
населением и англо-американскими летчиками, так как она не обладала полицейскими
функциями, и вообще нельзя говорить о ее вмешательстве»6.
То, что VI и VTT управления не были причастны к выполнению приказа о комман-
дос и к линчеванию летчиков и не использовались в этих целях, явствует из
письменных показаний под присягой Шелленберга7 и Диттеля8.
Далее, я представил 284 письменных показания, данных под присягой
относительно всей имперской территории в период времени с 1939 по 1945 г., из которых
следует, что СД никоим образом не принимала участия в казнях или истязаниях
союзных парашютистов.
7. Приказ «Мрак и туман».
Следующий пункт обвинения против СД — это участие в реализации приказа
«Мрак и туман». Ответственность за претворение в жизнь этого приказа, как
следует из документа Л-91, была возложена на командование вооруженных сил и тайную
государственную полицию.
За совершение уголовного преступления гражданскими лицами негерманского
происхождения командование вооруженными силами должно было, осуждая их
приговаривать к смертной казни. Если такое наказание нельзя было применить, тогда
1 Документ № 2990-РС.
2 Документ SD-51.
3 Документ гестапо-39.
4 Документ № 1057-РС.
5 Документ № 3855-РС (США-306).
6 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14505/6.
7 Аффидевит SD-60.
8 Аффидевит SD-63.

264 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации *СД»
надлежало передать их тайной полевой полиции для доставки в Германию и там уже
передавать в местное управление гестапо.
Далее я обращаю ваше внимание на распоряжение Верховного командования
вооруженных сил от 2 февраля 1942 г.1 Из него следует, что задача по претворению
в жизнь приказа «Мрак и туман» была возложена на Главное управление имперской
безопасности в лице криминальдиректора доктора Фишера.
Из документа Обвинения — схемы распределения полномочий Главного
управления имперской безопасности от 1 февраля 1941 г.2 явствует, что криминальди-
ректор доктор Фишер руководил отделом IV-E-3 (служба контрразведки «Запад»)
IV управления.
Вышеупомянутое изложение подтверждается вторым документом Обвинения,
директивой от 2 февраля 1942 г.3, подписанной адмиралом Канарисом, начальником
разведки вооруженных сил. Эта директива определяет, что подпадающих под приказ
«Мрак и туман» граждан иностранных государств надлежит передавать
соответствующим военным судам в оккупированных Германией территориях, если:
а) приговор грозит смертной казнью;
б) приговор объявлен в течение восьми дней после ареста.
В противном случае надлежит установить время ареста4 и сообщить об аресте в
Главное управление имперской безопасности (директору д-ру Фишеру). Главное
управление имперской безопасности, в ведение которого передаются заключенные,
и определяет порядок рассмотрения их дел5.
Также из этого документа следует, что III, VI и VII управления никоим образом не
причастны к реализации этого приказа.
Из другого документа Обвинения — отношения начальника полиции
безопасности и СД от 24 июня 1942 г.6 недвусмысленно следует, что только тайная
государственная полиция была к этому причастна. Отношение это исходит из IV управления
и подготовлено отделом IV-D-4.
Если бы приведение в исполнение приказа «Мрак и туман» входило в
компетенцию СД, то этот документ должен бы был исходить от одного из управлений — III,
VI или VII. Далее я обращаю внимание на показания, данные в Комитете свидетелем
доктором Элихом7, а также на показания, данные свидетелем Кнохом8. Оба эти
свидетеля единогласно показали, что в компетенцию СД не входило проведение в жизнь
приказа «Мрак и туман» и поэтому они не принимали в этом участия. Что
касается приказа Верховного командования вооруженных сил, подписанного Кейтелем
18 августа 1944 г., то он гласит о необходимости передачи гражданских лиц СД9.
То же относится и к приказу Вестеркампа от 13 сентября 1944 г. И здесь можно
сделать вывод о том, что по тексту приказа имеется в виду гестапо.
1 Документ L-90. Дело: Управление разведки за границей, отдел контрразведки № 570/01.1942.
2 Документ L-185.
3 Документ № 333-РС.
4 Документ № 333-РС, стр. 4 (вверху).
5 Там же. С. 2 (четвертая строка снизу).
6 Документ 668-РС.
7 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2187.
8 Там же. С. 1118.
9 Документ SD-52 (аффидевит Кейтеля).

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 265
В документе Д-762 (ВБ-892) в первом пункте СД также не упоминается,
упоминаются лишь вооруженные силы, С С и полиция безопасности. Формулировка второго
пункта неточная. Вместо «ближайшее местное управление полиции безопасности и
СД» должно было быть написано: «Начальнику полиции безопасности и СД».
В документе Д-764 (ВБ-299) в четвертом пункте правильно указано: «Управление
полиции безопасности и СД». Следовательно, в соответствии со всем содержанием
пункта 5 «а» СД можно рассматривать лишь как имеющий компетенцию
полицейский орган. Как это следует из списка адресатов рассылки, СД не было даже
сообщено для сведения об этом приказе. Из документа Д-764 было установлено, что
рассылке подлежали 11 экземпляров. От 1-го до 10-го экземпляра были доставлены
командирам вооруженных сил, одиннадцатый экземпляр Управлению тайной
государственной полиции. Если бы СД была причастна к этому, то этот приказ должен
был быть доставлен и ей.
В приказах, подписанных Кейтелем, есть указания, что некоторых лиц надлежит
передавать СД, однако, как показал Кейтель в суде1, название СД употреблялось в
них ошибочно вместо полиции безопасности.
Далее я представил 270 показаний, данных под присягой, из которых видно, что
в оккупированных районах Польши, Югославии, Чехословакии, России,
Лотарингии, Бельгии, Мальмеди, а также в следующих областях Германии: Мюнхене —
Верхней Баварии, Рейнской провинции, Баден-Вюртенберге, Гамбурге, Сааршвальце,
Силезии, Берлине, Штеермарке, Тюрингии, Судетской области, Верхней Силезии,
Тироле, Саксонии, Бадене, Средней Германии, Вестфалии, Восточной Пруссии,
Гессене, области Мозель, Баварской Остмарке, Голыытейне, Швабии, Восточной
Пруссии — СД к проведению приказа «Мрак и туман» не имела никакого отношения.
Эти разъяснения охватывают промежуток времени с 1941 по 1945 г.
Из показаний, данных Шелленбергом под присягой2, а также Диттелем3 явствует,
что VI и VII управления не были причастны к претворению в жизнь приказа «Мрак
и туман».
8. Общее судопроизводство.
В ходе проведения общего судопроизводства компетенция СД также была
определена неправильно. Тут я обращаю внимание на следующие противоречия: в заголовке
пункта 6 «з» Обвинение утверждает, что СД арестовывала подданных
оккупированных стран, подвергала их суду и наказанию по принципам общего судопроизводства.
Из содержания этого пункта видно, что это чрезвычайное уголовное
судопроизводство производилось полицией. В совокупности всех предъявленных Обвинением
документов говорится только о задачах и деятельности тайной государственной
полиции. Я ссылаюсь на немецкие протоколы4, где речь идет только о полицейских
судах и судах особого назначения гестапо.
Компетенцию полиции можно установить на основании предъявленных
Обвинением документов. Документ № 654-РС передает содержание переговоров между
Тираком и Гиммлером относительно планов передачи судебных дел против евреев,
поляков, цыган, русских и украинцев от обычных судов судам рейхсфюрера СС.
Последующий документ Обвинения Л-316, изданный II управлением Главного
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7658, 7182, 7183, 7290, 7292.
2 Документ SD-60.
3 Документ SD-63.
4 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1753—1754, 7624, 7634.

266 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
имперского управления безопасности 5 ноября 1942 г., содержит только сообщение
о том, что эти дела должны быть переданы из рук органов общей юстиции в руки
полиции безопасности.
Уголовное преследование евреев было передано из ведения органов общей
юстиции в ведение полиции безопасности. Я ссылаюсь в данном случае на переданный
мною документ СД-56 относительно процессов по делам поляков, цыган, русских и
украинцев. Относительно них было издано распоряжение, чтобы суды проводились
не органами общей юстиции, а полицией безопасности. Это видно также из
показаний свидетеля Ламмерса, данных Трибуналу1.
То, что СД практически не имела никакого отношения к осуждению этих лиц,
видно из письма председателя Верховного суда провинции и Генерачьного прокурора
Катовиц от 3 декабря 1941 г. на имя имперского министра юстиции2. В этом докладе
сообщается, что 350 членов изменнической организации были повешены полицией
на основании распоряжения руководителя государственной полиции в Катовицах.
Далее, я ссылаюсь на ответ Мильднера на вопрос № 5, сделанный под присягой
29 марта 1946 г.3 Мильднер сообщил, что эти казни совершались поличному приказу
Гиммлера, причем эти приказы препровождались Кальтенбруннером и Мюллером
комендантам концентрационных лагерей.
Свидетель Геппнер заявил 1 августа 1946 г. перед Трибуналом4, что в функции СД
не входило образование судов специального назначения.
Из показаний, данных под присягой Шелленбергом и Диттелем5, видно, что VI и
VTI управления не были компетентны проводить общее судопроизводство. Далее, я
представил 209 показаний свидетелей из большого количества областей империи,
а также оккупированных областей, в том числе России, Чехословакии, Италии и
Польши, данных под присягой, относящихся к периоду с 1939 по 1945 г., о
деятельности III управления Главного имперского управления безопасности, из которых
следует, что СД никогда и никоим образом не принимала участия в общем
судопроизводстве с целью осуждения и казни подданных оккупированных стран.
9. Арест родственников.
В качестве доказательства утверждения, что СД казнила или направляла в
концентрационные лагеря граждан за преступления, совершенные предположительно
родственниками арестованных6, Обвинение ссылается на документ Л-37 (США-506.)
Из пометки на этом документе «IV-V с-5/44 GRS» совершенно недвусмысленно
следует, что эти дела обрабатывались тайной государственной полицией.
Следующий документ Обвинения — акты о депортации Люксембургских
подданных в 1944 г.7 — совершенно явно изготовлены тайной государственной полицией.
Я ссылаюсь на пометку «IV» на отдельных документах. Далее, этот том содержит
большое количество писем органов государственной полиции безопасности с
пометкой «IV». В томе не содержится ни одного письма, из которого было бы видно, что
оно обработано СД.
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7473.
2 Документ 674-PC.
3 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 7624.
4 Там же. С. 14505.
5 Документы SD-61 и SD-63.
6 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 1755.
7 Документ L-215.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 267
Свидетель Геппнер заявил 1 августа 1946 г.1, что СД не имела никакого отношения
к аресту родственников.
Далее я ссылаюсь на заявление, сделанное под присягой свидетелем Фроммом2,
который сообщил, что СД, то есть III и VI управления, не имели никакого отношения
к мероприятиям, указанным в документе Обвинения Д-37. Свидетели Шелленберг и
Диттель по этому поводу сообщили в своих заявлениях, сделанных под присягой3,
что VT и VII управления не принимали участия в мероприятиях, связанных с арестом
родственников.
Далее, я ссылаюсь на переданные мною Трибуналу 210 заявлений, сделанных под
присягой, из которых следует, что в период с 1939 по 1945 г. СД не принимала участия
в подобных мероприятиях в оккупированных тогда немцами областях России,
Италии, Чехословакии, Югославии и Польши.
10. Расстрелы заключенных в тюрьмах полиции безопасности и СД в г. Радом.
По этому делу Обвинение представило письмо коменданта полиции безопасности
и СД в г. Радом от 21 июля 1944 г.4 Из пометки на этом письме следует, что здесь речь
идет о деле, относящемся целиком к ведению гестапо.
Я ссылаюсь на заявление Фромма, сделанное под присягой5. Он сообщил, что СД
не имела никаких тюрем в генерал-губернаторстве, что под тюрьмами полиции
безопасности и СД следует понимать места заключения гестапо и что дело, упомянутое в
документе Л-63, было обработано не в СД.
То, что не существовало тюрем СД, следует также из показаний, данных на
Комитете свидетелем Элихом6.
Далее, я ссылаюсь на заявление, сделанное под присягой доктора Лаубе,
который сообщил, что СД никогда не создавала и не содержала собственных тюрем или
мест заключения. Показания доктора Лаубе, в той степени, в какой они относятся к
Франции, подкрепляются заявлением, сделанным под присягой Вольбрандтом7. Для
Минска это подтверждается показаниями Герты Брейтер8.
Из заявлений Шелленберга и Диттеля следует, что это не входило также в
компетенцию VI и VII управлений. Далее я представил 189 заявлений, сделанных под
присягой, касающихся всей территории империи, России, Польши и Чехии за
период с 1939 по 1945 г., в которых сообщается, что СД не давала и не получала
никаких указаний убивать заключенных в тюрьмах с тем, чтобы воспрепятствовать
их освобождению союзными войсками, и что СД не принимала участия в подобных
акциях.
Далее, я предъявил заявления, сделанные под присягой, на 22 листах,
охватывающие период с 1935 по 1945 г., из которых следует, что СД никогда и нигде не
производила арестов и что не существовало тюрем и заключенных СД; это относится к
оккупированным областям России, Эйпен-Мальмеди, Италии, Бельгии, Латвии, а также
к областям: Брауншвейг — Южный Ганновер, Аахен, Западная Пруссия, Восточная
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14506.
2 Документ SD № 56.
3 Документы: SD № 61 и 63.
4 Документ L-63.
5 Документ SD-66.
6 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С.2207.
7 Документ SD-14.
s Документ SD-69.

268 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
Пруссия, Бавария, Саарская область, Пфальц, Рейнская провинция, Вюртемберг,
Вена, Верхний Дунай, Штирия, Тироль и Судетская область.
11. Насильственные конфискации.
Из документа № 1015-РС с несомненностью следует, что конфискация
общественной и частной собственности во всех оккупированных областях входила в сферу
компетенции эйнзацштаба Розенберга.
В обоснование Обвинение сослалось на документы Р-101, 071-PC и 2620-РС. Из
документа R-L01 следует, что приказы о конфискации издавались и осуществлялись
гауптрейхандштелле «Восток». Из документа № 2620-РС, касающегося эйнзацгрупп
«А», «В», «С» «D» и эйнзацкомманд, совершенно нельзя сделать вывода, что ТТТ или
VI управления проводили какие-либо конфискации общественного или личного
имущества.
Из документа № 071-PC можно видеть, что конфискация произведений
искусства осуществлялась полицией. Там совершенно определенно речь идет о
«конфискации, проведенной полицией» и о «полицейской обработке». Далее там
написано, что «полиция» предъявляла требования на вещи и документы,
имеющие историческую ценность. Затем речь идет о материале, который полиция с
полным правом конфисковала для осуществления своих полицейских и
политических целей. Этот документ является новым доказательством того, что под СД
подразумевалась полиция, так как в нем написано, что конфискация проводилась
СД, то есть полицией. Из дальнейшего текста видно, что конфискации
проводились только полицией. Когда в этом документе речь идет об СД, в
действительности подразумевается полиция.
Уже из доказательного материала, предъявленного Обвинением, следует, что СД
не принимала участия в уголовных преступлениях, инкриминируемых ей.
Далее, я ссылаюсь на показания доктора Ресснера1. Свидетель Франц Штрауб
заявил, говоря о Бельгии2, и свидетель Кнохен, говоря о Франции3, что конфискация
произведений искусства осуществлялась не СД.
Далее, я ссылаюсь на заявление, сделанное под присягой свидетеля Клаузе4,
который сообщил, что III управление никогда не конфисковало имущество евреев,
коммунистов, масонов или иных политических противников. Кроме того, Куттер5
заявил под присягой, что на территории империи СД было категорически
запрещено предпринимать какие-либо репрессивные мероприятия, к которым
относятся и конфискации.
Относительно VI или VII управлений Шелленберг и Диттель завили, что оба эти
управления не проводили никаких конфискаций общественного или личного
имущества.
Далее, я предъявил 495 заявлений, сделанных под присягой, из которых следует,
что в период с 1934 по 1945 г. СД не применялась для конфискации и раздела
общественной и частной собственности; это относится ко всей территории Германии,
а также к оккупированным областям Эльзаса, Франции, России, Эйпен-Мальмеди,
Польши, Италии, Лотарингии, Люксембурга, Чехии.
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 2619-2621, 14559.
2 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1478.
3 Там же. С. 1100.
4 Документ SD-15.
5 Документ SD-20.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 269
12. Допросы третьей степени.
В сферу компетенции СД не входило также проведение допросов третьей
степени. Для доказательства обратного утверждения Обвинение сослалось на документ
№ 1531-РС. Из показаний и предъявленных мною документов следует, что СД не
имела исполнительной власти и поэтому не могла проводить никаких допросов,
в том числе допросов третьей степени. Из документов Обвинения № 1531-РС и Д-89
следует, что только государственная полиция могла проводить допросы, в том числе
строгие допросы третьей степени. Содержащиеся указания о допросах в
распоряжениях от 26 октября 1939 г. и 12 июня 1942 г.1 имеют на себе пометку «IV» и подписаны
Мюллером. В III, VI и VII управления это письмо даже не направлялось. Письмо
начальника полиции безопасности и СД в Родомском округе от 24 июня 1944 г. также
идет от имени отдела IV-A. Содержащиеся в этом письме указания относительно
применения строгого допроса, как об этом отчетливо упоминается в тексте письма,
направлены только полиции безопасности в генерал-губернаторстве. Далее в этом
письме указывается, что род и объем строгих допросов должен определяться
начальниками отделов IV и V управлений, то есть государственной полицией общественной
безопасности и уголовной полицией.
Свидетель Геппнер сообщил, что СД не производила вообще никаких допросов2,
поэтому она не могла проводить допросов третей степени.
Из заявления свидетеля Кутгера следует, что всему личному составу СД было
категорически запрещено проводить какие-либо экзекуционные допросы на
территории империи.
Относительно Франции я ссылаюсь на протокол допроса свидетеля Кнохена,
который заявил, что СД во Франции не имела права проводить допросы.
Шелленберг и Диттель заявили, что VI и VII управления также не имели права
проводить какие-либо допросы. Далее я предъявил заявления, сделанные под
присягой, на 76 листах, охватывающие период с 1934 по 1945 г., из которых следует, что
СД не производила никаких допросов и, следовательно, и допросов третей степени;
это относится ко всей территории империи, к Польше, Чехословакии, Югославии и
России.
Раздел «D»
1. Преступления против человечности. Преследование евреев.
Судебного преследования отдельных лиц за преступления, совершенные против
человечности, до сих пор в международном праве не встречалось. Было признано,
что нарушение принципов человечности одним из государств давало другим
государствам право на интервенционное вторжение. Я в связи с этим напомню об
интервенции со стороны Англии, Франции и России против Турции в 1827 г., против
Прибалтийских государств в 1878 г. и против Армении и Крита в 1891—1896 гг.3 Это право
на интервенцию по причинам преступлений, совершенных против человечности, не
было признано всеми. Так, например, Оппенгейм4 считает сомнительным право на
интервенцию, направленную на прекращение религиозных преследований и зверств
1 Документ № 1531-РС.
2 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 475.
3 Фенвик. Международный закон. С. 154, 1924.
4 Оппенгейм, Международный закон. С. 299-237.

270 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
во время войны и во время мира в интересах человечности. По Оппенгейму
интервенция, предпринятая в интересах человечности, допустима, как правило, лишь в
коллективной форме.
Эта интервенция, в соответствии с общими основами международного права,
разрешается только тому государству, на территории которого были совершены
преступления против человечности, ибо объектом международного права могут
быть только государства. Таким образом, Устав вносит нечто совершенно новое,
вводя уголовное преследование отдельных лиц за преступления, совершенные
против человечности. Вероятно, поэтому преследования по политическим,
расовым или религиозным причинам в соответствии со ст. 6 Устава не
рассматриваются в качестве отдельных преступлений. Необходимо, чтобы расследование
проводилось в связи с совершением преступлений, которые предусмотрены Уставом
Трибунала.
Поэтому для осуждения СД является недостаточно, заявления Обвинения о том,
что СД занималось тем, что передавало сведения гестапо о местонахождении евреев1.
Гораздо важнее выяснить, для какой цели передавались эти сведения.
При исследовании еврейского вопроса перед Комитетом были допрошены
свидетели Вислицени и д-р Элих. Вислицени заявил, что III управление Главного
управления имперской безопасности не имело отдела по еврейским вопросам. Отдел по
еврейским вопросам в Р-1 имелся в Главном управлении СД с 1936 по 1939 г.2 Но этот
отдел не занимался подготовкой уничтожения евреев3.
А доктор Элих подтвердил, что III управление не имело отдела по еврейским
вопросам, и добавил, что это особенно относится к отделению III-B-3, которое
занималось вопросами расы и здоровья нации. Распоряжением о разграничении задач
III и IV управлений было установлено, что всеми вопросами, касающимися евреев,
будет ведать исключительно IV управление4. Кроме того, по данному вопросу я хочу
указать на документы СД № 16, 17, 27.
Что касается VI и VII управлений, то Шелленберг5 и Диттель6 показали, что и эти
управления ничего общего с преследованием евреев не имели. Кроме того, имеется
259 общих заявлений от бывших членов СД, собранных по всей территории
Германии и охватывающих период с 1933 по 1945 г., которые подтверждают, что СД не
занималось преследованием евреев.
В доказательство утверждения о том, что СД занималось преследованием евреев
в 1938 г., Обвинение предъявило три телеграммы, которые относятся к
мероприятиям 10 ноября 1938 г.7 В данном случае я сошлюсь на аффидевиты СД-27, СД-16 и
СД-53, которые говорят о том, что СД ни в какой степени не принимало участия в
мероприятиях, имевших место в ноябре 1938 г. Кроме того, я ссылаюсь еще на 107
письменных показаний, данных под присягой и собранных со всех концов
Германии, которые также подтверждают, что СД ни в какой мере не участвовало в
вышеупомянутом погроме. Если в документе гестапо-14 говорится о том, что члены СД,
1 Судебное досье по делу гестапо и SD. С. 531.
2 Об общем отделе Р-1.
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 890—891.
4 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2172, 2196.
5 Документ SD-61.
6 Документ SD-63.
7 Документ 3051-PC.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД» 271
служившие в Магдебурге, из-за совершенных ими преступлений были наказаны и
препровождены в концентрационный лагерь, то это лишь доказывает:
1) что СД не имела каких-либо указаний участвовать в погромах;
2) те сотрудники, которые участвовали в этих противозаконных мероприятиях, были
организацией СД наказаны.
Предъявленные доказательства не доказали, что СД — III и VI управления —
Главного управления имперской безопасности были каким-либо образом
участниками уничтожения миллионов евреев. Всеми еврейскими вопросами ведало
IV управление, а именно отделение Эйхмана. Эйхман был сотрудником IV
управления и руководил отделением IV-B-4. Это видно из схемы распределения рабочих
функций Главного управления имперской безопасности от 1 января 1941 г.1 или 1
октября 1942 г.2
Приказы об уничтожении и массовом истреблении евреев отдавались Гитлером,
Гиммлером, Мюллером (начальник IV управления) и Эйхманом. Ни одно
свидетельское показание не говорит о том, что III, VI и VII управления или их
подразделения принимали участие в уничтожении евреев. Я обращаю внимание на показания
Вислицени и Гофмана, которые показывают, что какой-либо связи между
отделением Эйхмана и III, VI и VII управлениями не существовало3. Герман показывает,
что депортацией евреев занималось IV управление и что личная ответственность за
это предприятие лежит на Эйхмане. В оккупированных районах всеми еврейскими
вопросами также занималось IV управление и отделение Эйхмана. Из документа
РФ-1210, предъявленного Обвинением, видно по знаку «IV» на нем, что еврейским
вопросом во Франции занимался спецотдел IV управления. Это подтверждается
показаниями свидетеля Кнохена4 и аффидевитом Лаубе5.
Из них видно, что посланный Эйхманом во Францию гауптштурмфюрер Данне-
кер был сотрудником IV управления и указания по работе получал только от
Эйхмана6. Таким образом, видно, что какой-либо связи между отделением Эйхмана и III
и VI управлениями не существовало.
Свидетель доктор Гофман, давая показания, касающиеся Голландии и Дании,
сказал, что депортация евреев из этих стран проводилась исключительно отделением
Эйхмана7.
3 января 1946 г. в подробных показаниях перед Трибуналом Вислицени показал,
что на Балканах депортацию евреев также проводило отделение Эйхмана8.
Ничем не доказано, что СД или III, VI и VII управления каким-либо образом
поддерживали мероприятия Эйхмана. Правильно только то, что сам Эйхман и ряд
его подчиненных сотрудников IV управления раньше были членами СД. По этому
поводу дал показания перед Трибуналом Вислицени9, который заявил, что часть
этих лиц была прикомандирована, а часть переведена в IV управление. Приказы
'Документы 88.
2 Документ L-219.
3 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 751.
4 Там же. С. 475-476, 1105, 111.
5 Документ SD-54.
6 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 1793.
7 Там же. С. 1505, 1780, 1793.
8 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 475—476, 1106, 1113.
9 Там же. С. 1893.

272 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации «СД»
по работе они получали исключительно от IV управления. Свидетель Гофман
показал, что сам Эйхман был переведен в гестапо из СД. Факт того, что лица,
работавшие в отделении у Эйхмана, были туда переведены из СД, ни в коем случае не
может служить основанием объявления всей организации СД преступной, ибо
откомандированием из СД и службой в IV управлении они полностью исключались
из деятельности СД.
Решающим является вопрос о том, являлось ли истребление евреев задачей III,
VI и VII управлений. То, что некоторые лица были переведены из службы в СД в IV
управление, отчетливо показывает, что задачи IV управления не являлись задачами
СД. Кроме того, нужно добавить, что большинству сотрудников III, VI и VII
управлений не было известно, что отдельные лица, которые раньше работали в СД, стали
заниматься в IV управлении разрешением (энтлойзунг) еврейского вопроса.
Подавляющему большинству членов СД о нем ничего известно не было.
2. Преступления против человечности. Преследование церкви.
Обвинение заявило, что гестапо и СД являются организациями, которые
руководили преследованием церкви1; что СД преследовало по отношению к церкви какие-то
скрытые цели, провоцируя церковь2; что СД работало совместно с гестапо3; что СД
преследовало церковь за ее оппозицию по отношению к нацистскому государству и,
наконец, что одной из основных задач СД являлось преследование церкви4.
Мне кажется, что эти общие утверждения о преследовании церкви недостаточны
для того, чтобы объявить СД преступной организацией. Статья 6 Устава имеет в виду
не абстрактное преследование церкви, но преследование по религиозным мотивам.
Предъявленные Обвинением документы, содержащие общие утверждения о том,
что церковь преследовалась, не являются доказательными. Скорее, нужно было
доказать, что преследование производилось по религиозным мотивам.
На мой взгляд, слово «преследование» является неправильным выражением. Под
словом «преследование» нельзя понимать каждое мероприятие государства,
направленное против служителей церкви. Этот вопрос скорее нужно рассматривать со
стороны понятия о правах человека. Устав не определяет, что преследование церкви
считается нарушением прав человека по религиозным мотивам.
Целый ряд исследователей международного права, такие как: Блюнтшли,
Мартене, Бонфис и др., понимают под этим право на существование, право на
сохранение чести, жизни, здоровья, свободы, имущества и свободы вероисповедания5.
Только нарушение этих прав по религиозным мотивам подлежит наказанию.
Предъявление доказательств в отношении этого пункта обвинения выявило:
свидетель Ресснер показал, что со времени существования III управления там
обрабатывались не вопросы о церкви, но общие вопросы религиозной жизни. Религиозные
стремления, желания и забота всех слоев населения учитывались не для того, чтобы
направить этот счет на преследование церкви или верующих, а также и не для того,
чтобы этим как-либо поддерживать полицейские мероприятия6. Свидетель также
показал, что СД не занималось никакими провокациями с целью последующего пре-
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 57.
2 Там же. С. 58
3 Там же. С. 59.
4 Там же.
5 Оппенгейм. Международное право. Ч. 1. С. 461. § 292.
6 Протокол заседания Комитета на немецком языке. С. 2606.

Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД» 273
следования церкви1. Свидетель доктор Бест (свидетель гестапо) сказал, что
полицейское вмешательство в отдельные дела церкви было делом гестапо2. Из показания
свидетеля Ресснера видно, что приказ от 12 мая 1941 г., полностью передающий ведение
церквей из ведомства Ш управления в ведение TV управления, был не больше чем
формальным оформлением давно существующей практики3. Что касается периода
до 1939 г., то здесь я ссылаюсь на аффидевиты Фромма и Тео Германа4. Кроме того,
я хочу указать на то, что в десятой английской книге документов, содержащей в себе
вопросы, касающиеся преследования церкви, каких-либо обвинений против СД в
этом отношении не предъявляется. Содержащиеся в этой книге документы5 говорят
0 делах, совершенных только полицией.
Обвинение предъявило документ № 1815-РС. Здесь необходимо иметь в виду, что
речь в нем идет только о чисто местном происшествии, которое произошло в районе,
подведомственном полиции Гроссвайцшена. Нет никакого повода к тому, чтобы из
этого местного происшествия делать вывод о том, что такие мероприятия
проводились во всей германской империи.
Все случаи, описанные в этих документах, имели место в районе,
подведомственном или полиции города Аахена, или IV управлению в Берлине. Там нет ни одного
документа, доказывающего, что описанные в них происшествия были организованы
СД, что, безусловно, доказывает, что между СД и гестапо никакого сотрудничества
не существовало, ибо если бы это было иначе, то на указанных документах было бы
в качестве адресата указана также и СД. Отдельные случаи в этих документах вообще
не указаны. Факт перевода отдельных членов СД в отдел, занимавшийся вопросами
церкви в TV управлении, доказывает строгое разфаничение задач. По приказу от
12 мая 1941 г.6 многочисленные инстанции гестапо, после передачи от СД службы
информации по церковным вопросам, обязываются, наконец, начать
информационную работу. Это доказывает, что III управление не имело права заниматься
вопросами, касающимися церкви, а переданная от СД в ведение гестапо служба
информации полицейских заданий в духе преследования церкви не выполняла, а также что ни
до этого, ни после этого СД ни в чем не помогала гестапо.
У меня имеется 259 аффидевитов, полученных от членов СД, проживающих во
всех концах Германии и относящихся к периоду с 1935 по 1945 г., которые
доказывают, что СД никогда не занималась преследованием церкви.
Заключительная часть
Я думаю, что мне удалось доказать, что задачи и деятельность III и VI управлений
не заслуживают коллективного осуждения их сотрудников, которого требует
Обвинение. Но если суд, вопреки моим доводам, осудит СД, то нужно, учитывая Закон
№ 10, точно ограничить круг лиц, на которых будет распространятся в будущем этот
приговор. Общее обозначение СД не соответствует смыслу, заложенному в этой
аббревиатуре, из-за многофанности его использования.
1 Протокол судебного заседания на немецком языке. С. 14554—14555.
2 Там же. С. 14557.
3 Протокол заседания Комитета. С. 2491.
4 Документ SD-55.
5 Документы: D-75, 101, 145, 843-РС, 1164-РС, 1481-РСи 1521-РС.
6 Протокол заседания Комитета на немецком языке (показания Ресснера). С. 2615, документ SD-1815.

274 Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по дели организации «СД»
Следует также выяснить, должно ли распространиться решение суда:
1) только на сотрудников III и VI управлений, созданных в сентябре 1939 г., или
также на сотрудников центрального отдела Р-1 Главного управления СД;
2) только на официальных должностных лиц или также на лиц с почетными
должностями;
3) из числа лиц с почетными должностями — лишь только на сотрудников или также
на агентов;
4) на агентов лишь только постоянных или на тех, кто писал случайные доносы;
5) из VI управления также на сотрудников военной контрразведки;
6) также на технический персонал, на клерков, шоферов, телефонисток и т.д.
Господин Председатель, господа судьи!
Ваше решение может явиться межевым камнем в истории права, но оно может
быть также межевым канем в истории человечества.
Народы стремятся к миру. Как авторитетные деятели в области политики, так
и представители юриспруденции придерживаются единого мнения о том, что это
стремление человеческого рода может осуществить лишь только независимый и
возвышающийся над государствами Суд.
Джеймс Браун Скотт, президент американского института международного
права, в 1926 г. как-то сказал, что история человечества представляет собой историю
отдельных личностей, взятую лишь только в большем масштабе. В истории
индивидуумов право на самопомощь в результате коллективного соглашения уступило место
третейскому суду, а на третейском суде впоследствии развилось судопроизводство с
назначением суда и с приведением приговора в исполнение.
Насилие остается насилием — выражается ли оно в отношениях между
вооруженными людьми или целыми народами, которые в случае войны предоставляют в
распоряжение своих правительств последние вспомогательные средства.
Народы, если их развитие можно сравнить с развитием отдельных личностей,
находятся сегодня на переходной стадии от третейского процесса к
судопроизводству. Природа повторяется изо дня в день, от поколения к поколению, независимо от
того, проявляется ли это на примере отдельных личностей или групп, состоящих из
отдельных личностей, называемых государством или нацией. Международный
третейский суд явится основой для судопроизводства целой совокупности наций,
который будет возвышаться над государствами, подобно тому, как в жизни отдельных
народов судопроизводство развилось из третейского суда.
Мы находимся в преддверии новой эпохи, которая наступает в истории народов,
эпохи, которая означает конец военных столкновений и которая, тем самым,
воплотит в жизнь мечту всех народов о всеобщем мире.
Международный военный трибунал смог бы выполнить эту миссию в мировой
истории. Мне кажется, что осуждение виновных с помощью объединения их в
организации является в этом плане неправильным, окольным путем. Поставленная цель
может быть достигнута лишь только в том случае, если приговор будет основываться
на следующем правовом принципе: «Не должно быть наказания без установления
индивидуальной вины!».

Указатель
фондов Государственного архива
Российской Федерации,
материалы из которых использованы в сборнике
1. Судебная речь профессора права, доктора Г. Яррайса «Нарушение мира между
государствами и его наказуемость». Фонд № 7475. Опись № 1. Дело № 2414
(76 листов).
2. Защитительная речь О. Штаммера по делу Г. Геринга. Фонд №21. Опись № 1. Дело
№2329 (82 листа).
3. Защитительная речь А. Зейдля по делу Г. Франка. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело
№2382 (63 листа).
4. Защитительная речь Ф. Бергольда по делу М. Бормана. Фонд№ 21. Опись № 1. Дело
№2334 (30 листов).
5. Защитительная речь доктора Р. Серватиуса по делу Ф. Заукеля Фонд № 21. Опись
№ 1. Дело № 2342 (78 листов).
6. Защитительная речь Г. Штейнбауера по делу А. Зейсс-Инкварта. Фонд №21. Опись
№ 1. Дело № 2346 (93 листа).
7. Защитительная речь Ф. Экснера по делу А. Йодля. Фонд № 21. Опись № 1. Дело
№2350 (124 листа).
8. Защитительная речь К. Кауфмана по делу Э. Кальтенбруннера. Фонд № 21. Опись
№ 1. Дело № 2354 (49 листов).
9. Защитительная речь Ф. Заутера по делу Б. фон Шираха. Фонд № 7445. Опись № 1.
Дело № 2403 (45 листов).
10. Защитительная речь Г. Маркса по делу Ю. Штрейхера. Фонд № 7445. Опись № 1.
Дело № 2406 (56 листов).
11. Защитительная речь доктора Г. Флекснера по делу А. Шпеера. Фонд № 7445. Опись
№ 1. Дело № 2409 (51 лист).
12. Защитительная речь О. Панненбеккераподелу В. Фрика. Фонд № 7445. Опись № 1.
Дело № 2388 (46 листов).
13. Защитительная речь А. Зейдля по делу Р. Гесса. Фонд №21. Опись № 1. Дело № 2333
(80 листов).
14. Защитительная речь О. Нельте по делу В. Кейтеля. Фонд № 21. Опись № 1. Дело
№2358 (ИЗ листов).
15. Защитительная речь Ф. Заутера по делу В. Функа. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело
№2396 (73 листа).
16. Защитительная речь Г. Фрица по делу Г. Фриче. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело
№2392 (80 листов).
17. Защитительная речь О. Людингхауса по делу К. ф. Нейрата. Фонд №21. Опись № 1.
Дело № 2364 (159 листов).
18. Защитительная речь А. Тома по делу А. Розенберга. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело
№2379 (94 листа).
19. Защитительная речь Р. Дике по делу Г. Шахта. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело № 2399
(52 листа).

276 Указатель фондов Государственного архива Российской Федерации
20. Защитительная речь М. Горна по делу И. Риббентропа. Фонд № 7445. Опись № 1.
Дело № 2376 (97 листов).
21. Защитительная речь В. Зимерса по делу Э. Рёдера. Фонд № 7445. Опись № 1. Дело
№2372 (106 листов).
22. Защитительная речь Э. Кубушока по делу Ф. ф. Папена. Фонд № 7445. Опись № 1.
Дело №2368 (72 листа).
23. Защитительная речь Г. Латернзера по делу организации по делу организации
«Генеральный штаб и Объединенное Командование Вермахта». Фонд № 7445. Опись
№ 1. Дело № 2440 (91 лист).
24. Защитительная речь доктора Э. Кубушока по делу организации «Имперское
правительство Германии». Фонд № 7445. Опись № 1. Дело № 2445 (60 листов).
25. Защитительная речь доктора X. Пелькмана по делу организации «СС» — охранный
отряд НСДАП». Фонд № 7445. Опись № 1. Дело № 2426 (109 листов).
26. Приложение к речи доктора X. Пелькмана «Развитие общих отрядов СС и войск СС
и их отношение к другим организациям в сфере власти Гиммлера». Фонд № 7445.
Опись № 1. Дело № 2427 (60 листов).
27. Защитительная речь доктора Г. Бема по делу организации «СА» — штурмовые отряды
НСДАП». Фонд № 7445. Опись № 1. Дело № 2432 (72 листа).
28. Защитительная речь доктора Г. Гавлика по делу организации «СД». Фонд № 7445.
Опись № 1. Дело № 2421 (115 листов).

Библиография
1. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во
Юридической литературы, 1954.
2. Нюрнбергский процесс: сб материалов. В 2 т. К.П. Горшенина. М.: Госюриздат,
1952.
3. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 3 т. Р.А. Руденко. М.: Юридическая
литература, 1966.
4. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 1. A.M. Рекунков. М: Юридическая
литература, 1987.
5. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 2. Н.С. Лебедева. М.: Юридическая
литература, 1988.
6. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 3. А.Я. Сухарев. М.: Юридическая
литература, 1989.
7. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 4. А.Я. Сухарев. М.: Юридическая
литература, 1990.
8. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 5. Н.С. Лебедева. М.: Юридическая
литература, 1991.
9. Нюрнбергский процесс: сб. материалов. В 8 т. Т. 6—8. Н.С. Лебедева. М.:
Юридическая литература, 1996, 1997, 1999.
10. Алексеев Н.С. Ответственность нацистских преступников. М.: Международные
отношения, 1968.
11. Гильберт Г. Нюрнбергский дневник. Смоленск: Русич, 2004.
12. Деларю Ж. История гестапо. Смоленс: Русич, 1998.
13. Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе. Биографический энциклопедический
словарь. М.: ACT (Астрель), 2003.
14. Залесский К.А. РСХА. М.: Яуза, 2004.
15. Залесский К.А. Энциклопедия Третьего рейха. Охранные отряды (СС). М.: Яуза-
ЭКСМО, 2004.
16. Залесский К.А. Энциклопедия Третьего рейха: НСДАП. М.: Яуза-ЭКСМО, 2005.
17. Залесский К.А. Энциклопедия Третьего рейха: Железный крест. М.: Яуза-ЭКСМО,
2007.
18. Залесский К.А. Вооруженные силы III Рейха. Полная энциклопедия. Вермахт,
люфтваффе, кригсмарине. М.: Яуза-ЭКСМО, 2008.
19. Залесский К.А. Охранные отряды нацизма. Полная энциклопедия СС. М.: Вече,
2009.
20. Залесский К.А. Кто был кто во Второй мировой войне. Союзники Германии. М.:
ACT (Астрель), 2004.
21. Залесский К.А. Охранные отряды нацизма. Полная энциклопедия СС. М.: Вече,
2009.
22. Залесский К.А. Вооруженные силы III Рейха. Полная энциклопедия. Вермахт,
люфтваффе, кригсмарине. М.: Яуза-ЭКСМО, 2008.
23. Захаров В., Кулишов В. Анатомия холокоста. Начало начал. М.: ООО «Коллекция
«Совершенно секретно», 2000.
24. Ирвинг Д. Нюрнберг. Последняя битва. М.: Яуза, 2005.

278 Библиография
25. Карев Д.С. Нюрнбергский процесс. М.: Знание, 1976.
26. Краснопольский О.Б. Фемида со свастикой. М.: Политиздат, 1964.
27. Лебедева Н.С. Подготовка Нюрнбергского процесса. М.: Наука, 1975.
28. Мюллер Н. Вермахт и оккупация. М: Вече, 2010.
29. Погоржельский Л.М. Нацистских преступников к ответу! (Сборник материалов из
советской и зарубежной прессы. М.: Политиздат, 1983.
30. Пионтковский А.А. Вопросы материального уголовного права на Нюрнбергском
процессе. М.: Московский юридический институт, 1948.
31. Полторак А.И. Нюрнбергский процесс. (Основные правовые проблемы.) М.: Наука,
1966.
32. Полторак А.И. Нюрнбергский эпилог. М.: Воениздат, 1969.
33. Полянский Н.Н. Международный военный трибунал. М.: Юриздат, 1956.
34. Розенблит С. Показания свидетелей и подсудимых в международном уголовном
процессе. М.: Юриздат, 1948.
35. Трайнин А.Н. Нюрнбергский процесс. (Сборник статей.) М.: Военно-юридическая
академия Красной Армии, 1946.
36. Трайнин А.Н. Избранные произведения. Защита мира и уголовный закон. М.:
Наука, 1969.

Оглавление
Предисловие к третьему тому 3
Речь доктора Роберта Серватиуса в защиту руководящего состава НСДАП 15
Защитительная речь доктора Эгона Кубушока по делу организации
«Имперское правительство Германии» 39
Защитительная речь доктора Ганса Латернзера по делу организации
«Генеральный штаб и Объединенное Командование Вермахта» 67
Защитительная речь доктора Георга Бёма по делу организации
«СА — штурмовые отряды НСДАП» 103
Защитительная речь доктора Хорста Пелькмана по делу организации
«СС — охранный отряд НСДАП» 134
Речь доктора Рудольфа Меркеля в защиту гестапо 196
Защитительная речь доктора Ганса Гавлика по делу организации СД 221
Указатель фондов Государственного архива Российской Федерации,
материалы из которых использованы в сборнике 275
Библиография 277

Яртых Игорь Семенович
НЮРНБЕРГСКИЙ ПРОЦЕСС
Речи защитников
Том III
Лицензия ЛР № 066272 от 14 января 1999 г.
Сдано в набор 08.12.2011. Подписано в печать 27.02.2012
Формат 70X100/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 17,5
Тираж 3000 экз. (1-й завод — 1000 экз.) Заказ № 043
ООО Издательство «Юрлитинформ»
119019, г. Москва, ул. Волхонка, д. 6
Отпечатано в типографии ООО «Галлея-Принт»
111024, г. Москва, ул. 5-я Кабельная, д. 2Б
http://galleyaprint.ru